Рыцарь из ниоткуда [Александр Александрович Бушков] (fb2) читать онлайн

Александр Бушков Сварог

1. Рыцарь из ниоткуда

Человек, хоть однажды сумевший прорваться сквозь бумажные стены обыденной жизни, сквозь эти непрочные стены, которые тем не менее так надежно от рождения до могилы держат многих из нас в плену, неминуемо приходит к открытию: если окружающий мир тебе не нравится, его можно изменить. Надо только принять твердое решение любой ценой изменить его – и ты добьешься своего. Ты можешь оказаться в более неприятном, трудном и даже опасном положении, но может случиться, что жизнь твоя станет ярче, приятнее или, на худой конец, просто интереснее.

Герберт Уэллс. «История мистера Полли»

Захватывающая повесть о похождениях офицера-десантника, попавшего в мир «меча и колдовства», – настоящий подарок для тех, кто любит фэнтези самой высокой пробы.

ПРОЛОГ НАД САМОЙ КЛЕТКОЙ ЛЬВА

Восьмого сентября одна тысяча девятьсот девяносто первого года, где-то во второй половине дня, майор Станислав Сварог (для друзей – Стас, для солдат за глаза – Эсэс) окончательно уверился, что сошел с ума. Многие здравомыслящие люди на его месте сделали бы именно такой вывод. Были все основания. Представьте, что вы шагаете по степи и вдруг проваливаетесь по колена в эту сухую твердую землю, причем ноги ваши ниже колен вовсе и не чувствуют ни тесноты, ни сжатия, ни иного неудобства, вообще ничего не чувствуют, словно бы болтаются в воздухе. И вы погружаетесь дальше, медленно, с этакой плавной игривостью аэростата, однако ж неотвратимо, лицо ваше все ближе к земле, становящейся бесплотным видением, лишь зрительно отделяющим вас от загадочной пустоты, в которую вы погружены уже по пояс, по грудь, вы брыкаетесь и бьетесь от ужаса и, будто этого мало, вдруг чуете, что ваши ноги начинают задевать и сшибать какие-то твердые предметы, а порой вас ловят за щиколотки чьи-то руки и тянут, целеустремленно тянут вниз. И все кончается – примерно на уровне нагрудных карманов форменной рубашки, вы вновь обнаружили, что стоите как ни в чем не бывало на сухой твердой земле, и одежда ваша ничуть не запачкана, и благим матом вы не орете лишь из воздушно-десантного гонора. Представьте еще, что эти фантасмагории происходят что ни день, причем исключительно тогда, когда поблизости нет ни души, никто вас видеть не может и потому нет подтверждения, что все это происходило на самом деле. А также добавим, что «погружения» эти случаются не только в чистом поле, но и на бетонированном полу танкового ангара, и в коридоре третьего этажа, и прямо на лестнице, причем те, кто находился на втором этаже, ваших растущих из потолка ног не видели… Одним словом, вы очень быстро начнете с нехорошим эгоистическим интересом присматриваться к табельному «Макарову».

«Макаров», конечно, та еще бандура, и всякий, кто понимает толк в огнестрельных игрушках, согласится, что невероятно трудно попасть из него именно туда, куда целишься, но при всех недостатках «Макара» достоверно известно: себе в висок никто еще из него не промахивался. Осечки случались, а вот промахов как-то не бывало…

Вот так-то. Не ходите к психиатру, если начнете вдруг регулярно проваливаться под землю и в последний момент выскакивать оттуда, как пробка от шампанского. Психиатр все выслушает, но никогда ничему не поверит, а начнет кормить таблетками, от которых хочется лечь, едва встанешь, встать, как только ляжешь, и, что хуже всего, они не совмещаются со спиртным. Для советского человека, даже слегка и развращенного перестройкой и гласностью, добровольно зайти к психиатру столь же жутко и невозможно, как наделать в штаны, едучи в автобусе, – тем более майору ВДВ, который себя в ином качестве и не мыслит…

С учетом вышеизложенного и вышепережитого нетрудно понять, что майор Сварог пошел поначалу по избитому пути великорусского самолечения от всех недугов – то есть принимал национальное лекарство под скудную закуску, а то и вовсе без таковой. Но это было чревато – во многих отношениях. В преддверии вывода войск из неожиданно оказавшейся суверенной Монголии в перестроечную неизвестность начальство зверело; а телепатически чуявшие наличие спиртного друзья, нагрянув незамедлительно, быстро превращали лечение в обычный гудеж, где добывать очередной пузырь предстояло тому несчастливцу, кто уже не мог без запинки выговорить имечко первого монгольского астронавта – Жугдэрдемидийн Гуррагча. К тому же Сварог ужасно боялся по пьянке проговориться. Ну и жена ныла, конечно. Одним словом, у него помаленьку ехала крыша, и во второй половине дня, ближе к вечеру, майор Сварог философски заключил, что сошел с ума.

Это эпохальное открытие он сделал, как большинство его предшественников – от Ньютона до Эдисона, – в совершенно будничной обстановке, стоя на краю раскопа и тупо пялясь вниз. В раскопе ударно, словно и не советские люди, шуровали археологи, ихние девочки по причине жаркой погоды работали в скупых купальниках, и, когда Сварогу надоедало думать, что он сошел с ума, он смотрел на загорелые спины и думал то, что на его месте думал бы любой нормальный мужик. Впрочем, от хозяйки одной из загорелых спин он уже получил свое в одной из палаток (ну романтика, конечно, палатки, полевой сезон) – правда, в довесок пришлось потом долго слушать, какая свинья оставшийся дома муж (не понимает, не удовлетворяет, изменяет и денег не приносит). Пикантно, но наверняка его собственная жена в тот момент талдычила то же самое Витюше Малову на хате у последнего – в качестве довеска. Ну и хрен с ними со всеми. Все осточертело настолько, что даже разводиться с женой было лень.

Археологи работали в диком темпе, от рассвета до заката. Ходили слухи, что ошалевшая от суверенитета Монголия вскорости начнет драть за позволение на раскопки в валюте, что было вполне логично, – сам Сварог на месте монголов так и поступил бы. Все дерут со всех, и это называется рынок. И все такое прочее. Ленин лезет на броневик, Ельцин лезет на танк, а куда прикажете залезть десантному майору, который любит свое дело, терпеть не может жену и начальство и ничегошеньки не понимает в происходящем? А остается ему разве что залезть на археологическую Свету.

Пока дает без валюты. Пока однажды не провалился под землю окончательно.

«А может, там, под землей, что-нибудь хорошее? – уныло подумал Сварог. – Может, не сопротивляться, когда за ноги тащат? Но с каких это пор за ноги тащили к чему-то хорошему?»

Он зло плюнул, огляделся вокруг, подобрал симпатичный легонький камешек и осторожненько кинул его вниз, Свете в загорелую спину, целясь повыше правой лопатки, ну и попал, конечно, зря учили, что ли? Света недоумевающе покрутила головой, узрела его. Сварог изобразил лицом и фигурой немой вопрос с явственной сексуальной подоплекой. Света черкнула ладошкой по горлу, изобразив лицом и фигурой предельную загруженность работой, и вновь принялась царапать своей кисточкой, помаленьку добывая из земли тесаное бревно. Они там, внизу, обнаружили мавзолей какого-то древнеисторического вождя и сейчас как раз готовились его откупорить.

Когда-то устроители задумали его даже покруче ленинского – почетный караул так и остался рядом на века, с конями и оружием.

– На столе горела лампа, но Света не давала, – проворчал себе под нос Сварог один из Штирлицевых апокрифов, повернулся через правое плечо и побрел себе прочь к военному городку, уже как-то привычно ожидая, что вскорости опять провалится под землю и будет пинать чьи-то шарящие руки, норовя угодить по пальцам. Шагал и безмятежно напевал:

Но он отмахал половину пути и до сих пор не провалился. Ну что ж, хоть что-то приятное в этой жизни. Он немного воспрянул душой – совсем немного, но все-таки – и шагал себе, пока не услышал за спиной быстро приближавшееся «члак-члак-члак», стук копыт по сухой земле. Тогда он остановился и обернулся.

А это старый Мэлсдорж ехал на монгольской, ясное дело, лошадке, крохотной и лохматой, но выносливой и проворной, как черт. Сварог очень любил на них ездить и очень хотел бы увезти такую домой, да ведь не было дома…

Старый знакомый узнал старого знакомого, дружелюбно оскалился, отчего его косенькие глазки совсем было закрылись. И они не спеша двинулись дальше бок о бок – Сварог размашисто шагал, и лошадь шла шагом. Все трое молчали – люди просто так, а лошадь согласно естеству.

– Ты еще имя не поменял? – спросил Сварог.

– Не стоит. Дурная примета, говорят.

Имя у Мэлсдоржа было отнюдь не монгольское, как могло бы показаться несведущему. Монгольским было только традиционное окончание мужского имени «дорж», а «мэлс» означало – Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин. Была такая мода когда-то.

– Уходите? – спросил в свою очередь старый знакомый Мэлсдорж.

– Похоже, – сказал Сварог.

– Куда? – из вежливости спросил Мэлсдорж.

– На муда, – проинформировал Сварог.

– Далеко, однако, насяльник… – оскалился старик, знавший русский не хуже Сварога.

– А вас китайцы сглотнут. Звездой гавкнете.

– Выкрутимся, – сказал Мэлсдорж. – И будем Великая Монголия.

Он был большой великомонгольский националист, но как-то скорее теоретически. Или ностальгически, что вернее.

– Для великой Монголии нужен Чингиз, – сказал Сварог. – А где вы Чингиза возьмете? Гуррагча не потянет.

– Тоже верно, – согласился Мэлсдорж. – Никак не потянет.

И они опять молчали. Сварогу полегчало на душе, он знал, что при свидетеле ни за что не провалится.

– Я мимо ехал – копают, – сказал Мэлсдорж, махнув плеткой за спину, в сторону раскопа. – Скоро совсем выкопают. Плохо.

– Почему?

– Таким лучше лежать внизу. Беспокойные. Раскопаешь такого – хлопот не оберешься. Думаешь, они совсем мертвые? Да нет…

– Херня, – сказал Сварог.

– Сам ты херня. Помнишь, где мой сын воевал? У вас на фронте. А почему у вас получилась война с соседями? Забыл? Потому что за пару недель до того Тимурленга раскопали. Потому и никто не скажет, где лежит Чингисхан, хотя знает немало народу…

– Ну-ну, – сказал Сварог.

Мэлсдорж полез за отворот синего дэли, добыл из-за пазухи мятую пачку «Мальборо», откусил у сигареты фильтр, выплюнул. Щелкнул длинной китайской зажигалкой, пустил дым меж лошадиных ушей и спросил:

– Знаешь, кто на свете самые умные? Пастухи. Как я.

– Почему?

– У пастухов больше всего времени, чтобы думать. Голова свободная, а времени для мыслей много. Темучин, между прочим, тоже когда-то стада пас…

– Интересная версия, – сказал Сварог. – Слушай, а что там за хан?

Какой-нибудь Чингизов племянничек?

– Это не наш, – сказал Мэлсдорж. – Они гораздо раньше нас жили.

Светлобородые. Очень, очень давно. Когда здесь еще текли могучие реки.

Беспокойный каган, не улежит, будет таскать живых…

Сварог невольно вздрогнул. И спросил:

– А как народ назывался?

– Светлобородые, – сказал Мэлсдорж. – И все. Имена забываются.

Народов было несметное множество, и часто они уносят с собой свои имена…

– Вот именно, – отрешенно поддакнул Сварог. – Уж сколько их сорвалось в эту бездну, разверстую вдали. Настанет день, когда и я исчезну с поверхности земли…

Он не любил выходить из образа тупого майора. Но с Мэлсдоржем было можно.

– Хорошая песня, – сказал Мэлсдорж. – Сам сочинил?

– Да нет…

Они опять замолчали и молчали до самой развилки, места, где Сварогу надо было сворачивать к военному городку, а Мэлсдоржу пылить вперед, в недалекий город.

– Водки выпьешь как-нибудь? – спросил Мэлсдорж. – Заходи, юрта пока на старом месте. Водки много.

– Да ну, – вяло сказал Сварог. – И так жить страшно.

– Совсем страшно?

Сварог поднял глаза. Мэлсдорж спокойно смотрел на него сверху вниз – морщинистая рожа, загадочный прищур. Весь он был как таинственный в своем всеведении бронзовый бурханчик. «Мы ж здесь чужие, – прямо-таки панически подумал Сварог, – мы все уйдем с нашими танками, котельными и радарами, и мы, и аймачные шишки с японскими телевизорами, и Гуррагча со спускаемым аппаратом. И китайцы, если придут, рано или поздно уйдут в ту же бездну. А степь и пастухи останутся, извечные, как закат».

– Нельзя смотреть в глаза, – сказал вдруг Мэлсдорж.

– Что?

– Когда за тобой бегает покойник, нельзя смотреть ему в глаза.

Насовсем уволочет.

– Ну, за мной-то покойники не бегают… – слабо усмехнулся Сварог.

– А кто за тобой бегает, живые, что ли?

Сварог дернулся и встал посередине дороги. Он припомнил все слухи, создавшие Мэлсдоржу шаманскую славу, – и японский магнитофон, за который жена прапорщика Швыдко вроде бы обеспечила супругу полную и окончательную, колдовского происхождения трезвость на всю оставшуюся прапору жизнь. И нереально быстро сросшуюся ногу военюриста Нежного, и разные сбывшиеся предсказания. И прочие свершения, в том числе те, что, как бы это выразиться, обладали обратным знаком: у капитана Лазуткина, спьяну заехавшего Мэлсдоржу в морду, поселилась в ванной огромная кобра, видимая одному только капитану. Кобра капитана периодически кусала, да так, что он орал на весь дом (причем следов укусов не отыскивалось), потом стала гоняться за ним по всему городку, пока не достала окончательно на штабных учениях. Возможно, все дело было не в колдовстве Мэлсдоржа, а в водке. Но генералу из Москвы, рядом с которым прошли выпущенные Лазуткиным в настырную кобру пули, в любом случае следовало посочувствовать. Кстати, лейтенант Круподеров, с одиннадцати вечера и до рассвета искавший в насквозь знакомом военном городке свой дом, был непьющим и шприцев из набора противохимической защиты тоже не употреблял. Но все разно чуть не рехнулся – городок был, а его пятиэтажки не было. В детали он вдавался скупо, но ходил потом к Мэлсдоржу просить прощения и кланяться подарком…

Вспомнив все, что болтали о Мэлсдорже, Сварог испугался еще больше. И от испуга бухнул:

– Помочь можешь?

– Помогают человеку, когда он хочет, чтобы ему помогали, – сказал Мэлсдорж.

– А я что, не хочу?

– А откуда ты знаешь, чего хочешь? – сказал Мэлсдорж и поднял плетку.

Лохматая лошаденка обрадованно рванула вперед, и Сварог остался один – правда, в прямой видимости для часового под зеленым грибком, так что погружения пока исключались.

Дома он залез в ванну, вставил пробку, плеснул три колпачка свято сберегавшегося женой дефицитнейшего шампуня. Ванна понемногу наполнялась, пена щекотала плечи, с пола орал паршивенький магнитофон, дешевенький в Японии и стоивший бешеные деньги в Союзе Сварог курил с закрытыми глазами и пытался представить, что он сейчас в Ницце – но и саму Ниццу он представлял себе смутно, так что ничего не выходило.

Вообще ничего путного не выходило. А то, что жизнь не вышла, выяснилось уже давно. Стоило ли долбить в училище французский, если не быть атташе ни в Париже, ни даже в Бухаресте, и даже детективов на французском не достать? А те заграницы, где побывать довелось, лучше забыть навсегда. Стоило ли млеть возле ясноглазой студенточки, если из нее через десять лет получилась законченная стерва? Стоило ли становиться хорошим десантником, чтобы удерживать на тронах чужедальних мудаков?

Стоило ли читать столько книг?

Все дебеты-кредиты были не в его пользу – поневоле взвоешь. Что же тогда удивительного в «погружениях»? Рехнулся он или все происходит на самом деле, ясно одно: к везучему и счастливому человеку такая дрянь определенно не привяжется.

В дверь, оказывается, давненько уже стучали, потом начали барабанить.

Сварог протянул мокрую руку через край ванны, не глядя убрал звук.

– Долго ты еще там? – вопросила жена не требовавшим ответа визгливым тоном.

Сварог передернулся и громко, с невероятным удовольствием спросил:

– Ты что, у Витьки подмыться не могла?

Ответа он, понятно, не ждал. Вместо такового грохнула кухонная дверь – а вот этого он и ждал. Закатив глаза, Сварог довольно улыбнулся в потолок, зажег сигарету, закинул голову, шумно выпустил дым.

И провалился в глубину.

Стенок ванны уже не нащупать, он бешено молотил руками и ногами, не находя опоры, в глаза хлынула вода, и пришлось зажмуриться, ничего не соображая от ужаса. Воздуха в груди почти что и не осталось, вода, ставшая холодной, быстро волокла Сварога неизвестно куда. Превозмогая резь, он открыл глаза, инстинктивно рванулся туда, где, казалось, светлее.

И вынырнул под солнечный свет и голубое небо, фыркая, кашляя, отплевываясь, старался удержаться на поверхности, он вообще-то неплохо плавал, течение волокло его то к берегу, то на стремнину, а по берегу за ним неслись азартно вопившие всадники, и что-то свистело у них над головами, а потом свистнуло и у него над головой. Арканы. Полосатые, черно-белые. Две жесткие колючие петли туго захлестнули поперек туловища, всадники враз остановили коней и потянули Сварога к берегу. Косо волочась поперек течения, давившего на тело упругим напором, выплевывая воду, он смятенно думал одно: откуда в степи такая река? И, только оказавшись на сочной зеленой траве, осознал, какой он идиот, – его ведь достали наконец…

А всадники хохотали от души. И Сварог уже рассмотрел, что их высокие лошади ничуть не похожи на монгольских, а сами они, светловолосые и светлобородые, на монголов. Он сидел на траве, а они высились над ним, люди в чешуйчатой броне, ярких разноцветных плащах и остроконечных шлемах с гирляндами лисьих хвостов. Самые что ни на есть реальные, хотя им никак не полагалось быть.

Потом один из них расстегнул большую затейливую пряжку на правом плече и сбросил свой желтый плащ к ногам Сварога. Сварог встал, закутался в плащ. Подъезжали новые всадники, сужая кольцо вокруг него, и вдруг в одном месте кольцо разорвалось, почтительно освобождая проход кому-то важному, и прямо к Сварогу направился человек с золотой цепью на груди, в золотом широком поясе, с властным лицом начальника. Шлем его был позолочен и украшен черно-бурыми хвостами, а не рыжими, как у остальных. За ним вели белую лошадь, а рядом с лошадью бежал косматый старик без доспехов и без оружия, то и дело разражавшийся ликующими воплями.

– Теперь ты видишь, Великий Меч, что я… – заорал он.

– Что твоя голова пока что остается при тебе, – бросил вождь, не оборачиваясь, и воины расхохотались, качаясь в седлах.

Взмах руки, перехваченной в запястье широким золотым браслетом с драконьими головами, – и всадники рассыпались в стороны, поскакали, сбились табунком метрах в ста, да так и стояли там. Остались только вождь, его коновод и лохматый старик, весь увешанный диковинными амулетами. И Сварог, понятно, запахнувшийся в желтый плащ, из-под которого торчали босые ноги. Сварог оказался выше всех ростом. Он попытался сообразить, почему так вышло, что он прекрасно понимает их язык, но догадки в голову не шли.

– А я совсем собрался было отрубить ему голову, – непринужденно, словно старому приятелю, сказал Сварогу вождь, кивая на старика. – Но он оказался прав. Дым зелий и заклинания и в самом деле позволяют путешествовать во времени.

– Я один помню великое знание, я последний… – завопил старик, отчаянно тряся амулетами.

– И теперь я буду тебя беречь, успокойся… – сказал вождь, вновь повернулся к Сварогу:

– Я Нохор. Великий Меч… и кто-то там еще, есть другие титулы, ничуть не тусклее. Но все они – преждевременная лесть.

Великие свершения требуют великих походов. Великие походы требуют не только множества воинов, но и немалого числа военачальников. И если случается так, что сказки про древнее искусство колдунов оказались правдой, можно взять военачальников, которые давно умерли… или еще не родились. Как ты.

– Но я-то родился, – буркнул Сварог, чуточку ошеломленный деловым напором.

– Это неважно. Я умер для тебя, ты не родился для меня, по вышло так, что мы встретились.

Глаза у него были желтые и холодные, рысьи. Сварог видывал рысей, а одну даже убил в Забайкалье, хоть и нечестно, из автомата. Сейчас автомата не было, а Нохор опаснее десятка рысей…

Сварог отер ладонями мокрые волосы, мокрые усы. Мыслям далеко до полного сумбура, но все равно потрясение оказалось сильным. И Сварог оторопело молчал. Потом открыл рот. И бухнул:

– Может, это твоя могила и есть…

– Где?

– Там… – Сварог поднял руку, но спохватился, что не знает, в какую сторону показать. – Там, где я был… живу…

– Возможно. У каждого из нас когда-нибудь непременно будет могила. И я не настолько глуп, чтобы рассчитывать прожить… сколько ты говоришь, старый, нас с ним разделяет?

– Две тысячи лет! – ликующе заорал старик. – Ради тебя я превозмог две тысячи лет! Я…

– Две тысячи лет, – сказал Нохор. – Я не рассчитываю даже на сто лет.

– Он улыбнулся одними глазами. – А там, рядом с моей могилой, нет ли случайно твоей?

«А кто его знает, – подумал Сварог. – Может, мы там оба, и Света сейчас нас обоих раскапывает… Кто же это – готы, динлины? Или один из многочисленных народов, от которых не осталось имен? К тому же каждый народ всегда именовал себя совсем не так, как называли его соседи…»

– Я не хочу… – вырвалось у него.

– Может, и не хочешь, – сказал Нохор. – А может, и хочешь. Этот старый болтун, пытаясь мне объяснить свои секреты, твердил, что будто бы не в состоянии уволочь того, кто этого не хочет. Что-то похожее говорил.

Он ужасно много болтает, но я не слушаю, признаться, потому что меня интересует конечная цель, а не сопутствующие ей потоки высокоумных слов.

Он не врал, что сможет забраться на две тысячи лет вперед и умыкнуть оттуда подходящего человека. Я в этом убедился. И этого мне достаточно.

Тебе, я думаю, тоже. Сейчас тебе принесут оружие, одежду, приведут коня.

Тебе будет интересно. У меня уже есть трое таких, что умерли сотни лет назад, но ты первый из тех, кто еще не родился…

Глаза, спохватился Сварог, нельзя смотреть ему в глаза, а я смотрю!

Он опустил голову, уперся взглядом в сочную зеленую траву, потом посмотрел на реку, широкую, полноводную, быструю, высохшую в незапамятные Бремена. В те времена, которым предстояло еще наступить тысячи лет спустя. А в «незапамятных» временах он сам сейчас пребывал.

Сомнений в реальности происходящего у него не было решительно никаких. Однажды в далекой жаркой стране – не в той, где Аллах, а там, где посреди столицы, на площади, стоял каменный лев, – он допился до белой горячки и с тех пор считал себя знатоком галлюцинаций. Да наверняка таковым и был, как всякий, кому довелось столкнуться с Белой Леди (как выражался интеллигентнейший алкоголик доктор Зуев, раза три в год тихо гонявший из-под стола опричников, чекистов и вовсе уж экзотическую нечисть вроде друидов). Вокруг, без сомнений, была стопроцентная реальность – с яркой зеленью, шумом реки, запахами конского пота и нагретых солнцем кольчуг, и кожаной сбруи, и пропыленного плаща, в который кутался Сварог.

С влажной землей под ногами и ветерком. С неизвестным Истории вождем Нохором, приверженцем крайне оригинальных методов вербовки новобранцев, явно не собиравшимся упрашивать или давать время на раздумье. Единственная поблажка, на которую вождя хватило, – не наезжать, с легкой улыбкой ждать, пока опамятуется ошеломленный небывалым прибытием на сборный пункт очередной рекрут.

"А почему бы и нет? – подумал вдруг Сварог. – Почему бы и не стать генералом доисторической конницы? Как бы там ни обстояло, хуже не будет.

Это главное. Хуже не будет. Понижают в должности здесь наверняка просто – булавой по темечку. Зато и не превращают в дерьмо собачье в огромных кабинетах, не заставляют строить социализм на другом конце света, бегать за водкой для столичного генерала и нежно поддерживать его превосходительство за локоток, пока оно блюет с крыльца. Деньги здесь не деревянные, а золотые, а подлецов можно вешать, если найдется поблизости дерево. И все такое прочее. Но самое, самое главное – здесь попросту режут и жгут, не подводя под все это идейную базу…

Вот только – воздух… «Мы обрушились с неба, как ангелы, и опускались, как одуванчики». Все правильно, и некоторых из наших в самом деле кончали еще в воздухе (отчего оставшиеся в живых им порой завидовали), но все равно непосвященному не понять, что такое для десантника, отнюдь еще не старого, провести остаток дней своих прикованным к земле. К тому же…" Сварог чутко прислушался. Где-то над самым ухом явственно слышалось далекое ворчание моторов, гудение дрянных, советской работы, водопроводных труб, орал магнитофон, под гром оркестра с божественной хрипотцой надрывалась Эдит Пиаф:

Звуки его квартиры прорывались сквозь Необычное.

И Сварог понял, что не сможет. Он не в состоянии был уйти от прежней жизни, хоть и похожей на фантасмагорию, от ее идиотизма и надежд. От неба.

Высокие слова отчего-то чаще приходят на ум, когда стоишь голый на берегу.

Шум утраченного было мира становился все навязчивее, громче, явственнее, и не потому ли лохматый старикашка, на котором амулетов больше было, чем одежды, ошарашенно заметавшись, вдруг побежал к массивной трехногой курильнице, чадно дымившей неподалеку?!

Сварог кинулся к недалекому берегу, заметив краешком глаза, что всадники рванули галопом ему наперерез, и отметив краешком сознания, что они непременно опоздают. Он сам не знал, почему поступает именно так, – его словно бы вела чужая непонятная убежденность, опытная воля. Плащ полетел в сторону, Сварог прыгнул. В воду он вошел косо, шумно.

Целеустремленно и тупо, словно торпеда, пошел на глубину. Сильными гребками разметывая воду, рвался неизвестно куда, плыл словно бы уже не в воде, а в густом синем тумане, липнущем к телу. Потерял всякую ориентацию, не соображал уже, где он и двигается ли вообще. Разноцветные круги перед глазами превратились в плывущий навстречу бледный свет. Удушье стиснуло грудь, Сварог открыл рот, но не почувствовал хлынувшей в горло воды, совсем ничего не почувствовал, ни воды, ни воздуха, и это оказалось самым страшным. Он дернулся всем телом к свету.

И взмыл из родной ванны, расплескивая воду на пол. В горячке выскочил, перевернув магнитофон, дернул хлипкую задвижку, вывалился в комнату, запаленный, голый и мокрый.

Родная жена, изучавшая в кресле не особенно старый номер «Плейбоя», посмотрела поверх цветной красотки в строгом деловом костюме, но с провокационным вырезом до пупа; хмыкнула, спросила с надеждой:

– Ну что, крыша едет? Зуеву звонить? В трезвой полосе сейчас ваш Зуев, отходняк обеспечит… Вон там, под столом, есть кто-нибудь? Черти, скажем, или душманы?

Сварог, опамятовавшись, ответил ей простыми русскими словами (правда, по слухам, происшедшими от китайцев) – в том смысле, что под столом нет никого, а в кресле сидит … и … Жена, видя, что с ним все в порядке, разочарованно вздохнула и заслонилась замусоленным прапорами журналом.

Сварог вернулся в ванную, быстренько обтерся, наскоро подтер воду и убрался в комнату смотреть телевизор, а точнее – быть на глазах у этой стервы, что исключало новые неприятности в виде удаленного на два тысячелетия, но оказавшегося таким близким вербовочного пункта. Странно…

Считалось, что две тысячи лет назад стремян еще не было, не изобрели.

Выходит, были, раз Сварог сам их видел, – они и сейчас еще позвякивали в ушах, как ни орал телевизор.

Интересно, что делает сейчас лохматый старикашка, краппе озабоченный сохранностью своей головы на шее? Они ж меня достанут рано или поздно, подумал Сварог, и эта мысль была сродни устоявшейся зубной боли. Чутье подсказывало, что Нохор в сто раз упрямее любого отечественного военкомата. И нет никакой возможности от него защититься. Нельзя всю оставшуюся жизнь провести безотлучно на чьих-то глазах. Хотя бы в туалет нужно периодически забредать.

Было даже хуже, чем в той стране, где вместо Бога был Аллах, чем в той стране, где торчала на площади статуя льва, – в дальних краях, забывшихся так надежно, что даже цветные ленточки на кителе и шрам на бедре с ними никак не связывались. Если прикинуть, там было даже лучше, там в него попросту стреляли, и можно было отвечать, сколько душе угодно, а теперь – словно волна тащила подальше от берега. С волной не договоришься, от нее не отобьешься….

Не отобьешься?

…Он стоял так, чтобы его видел часовой под зеленым грибком, слушал далекое порыкивание танкового мотора и смотрел на дорогу – точнее, скверную колею, пробитую машинами в сухой земле и подпорченную конскими копытами. Таких дорог тут было множество, они сплетались, разбегались, могли завести в самые неожиданные места. Когда-то совершенно трезвый доктор Зуев на старом уазике ухитрился заехать в Китай без всяких пограничных формальностей. Он ехал себе и ехал, заблудился, но ничуть не расстроился, потому что любая дорога куда-нибудь да приведет. И эта старая истина нашла подтверждение, когда впереди показались белые невысокие строения казарменного вида, осененные алым полотнищем на высоком флагштоке. Хорошо еще, остроглазый доктор вовремя заметил, что полотнище-то алое, но вместо серпа и молота на нем красуется большая золотая звезда в компании четырех маленьких, золотеньких… Дело было, между прочим, еще при жизни Мао, когда по обе стороны границы ужасно друг друга не любили. Доктор рванул оттуда быстрее лани, в Китае его никто не заметил, а дома все обошлось, даже потом, когда эскулап проболтался-таки по пьянке, ему никто не поверил, включая бдительного особиста, знавшего по-китайски целых восемнадцать слов.

Сварог стоял и смотрел на дорогу – ничего другого не оставалось. По случаю воскресного дня динамик на столбе орал эстрадные песни, и идеологически выдержанная певица заливалась во всю глотку: «Прощай, король, прощай!» – как будто ее когда-нибудь могли подпустить беседовать к королю да еще разрешили «тыкать». Сварог в уме сказал про певицу матерное, не отрывая взгляда от дороги.

И он был вознагражден, дождался Мэлсдоржа. А тот нисколечко не удивился. Просто придержал конька и хладнокровнейшим образом спросил:

– Что, допек каган?

– Допек, – сказал Сварог.

– Я же говорил – беспокойный… Что, помочь надо?

– Надо, – сказал Сварог.

– Россия идет к рынку, Монголия идет к рынку…

– Что надо? – спросил Сварог.

– Автоматных патронов надо. Волков развелось.

– Делов-то, – сказал обрадованно Сварог. – Автомат не надо?

– Автомат мне уже звезданули, – сказал Мэлсдорж. – А вот золота надо.

Не для меня. Для кагана.

– Откупаться? – не понял Сварог.

– Считай, что откупаться…

Если кто-то станет уверять вас, что майору в отдаленном гарнизоне ни за что не звездануть полрюкзака автоматных патронов, пошлите его к черту.

Даже не обязательно быть майором. Дело совершенно житейское. Гораздо труднее, не зажигая света и не разбудив жену, ночью отыскать и сгрести в карман ее золотишко. А покинуть ночью территорию, перемахнув через забор из потрескавшихся бетонных плит, и вовсе проще простого, вы не в Чикаго, юноша, вы в советском военном городке…

Эта ночь своей веселой жутью, наверное, запомнится навсегда. Мэлсдорж привел его в какую-то мастерскую, где два монгола только что откупорили водку, совершенно по-русски распотрошив на газете «Унэн» селедку и плавленые сырки. Однако, увидев Мэлсдоржа, они поклонились чуть ли не до земли, убрались в уголок, враз забыв про водку, и пулей выскакивали оттуда, едва Мэлсдорж коротко отдавал непонятные распоряжения. Они разожгли огонь в горне, притащили инструмент и снова пристроились в уголке, испуганно таращась на Сварога – ему явно перепала доля суеверного почтения.

– Ты тут в законе, я смотрю, – сказал Сварог, неловко топчась посередине и все время натыкаясь на ржавые железяки.

– Много будешь знать, генералом не станешь, – сказал преобразившийся Мэлсдорж, вдруг ставший ловчее, проворнее, даже, похоже, моложе. – Садись туда и пей водку. Вон водка стоит.

– Да как-то… – зажеманился Сварог.

– Ничего. Им на работе нельзя, не хотят они водки.

Он что-то каркнул через плечо, и безымянные монголы подались из угла, отчаянными жестами показывая Сварогу, как им не хочется водки и как они рады его угостить. Сварог без церемоний уселся на пыльный ящик и взялся за водку. В целях успокоения расстроенных нервов.

Но он не дождался никакого колдовства с заклинаниями и таинственными тенями. Тени елозили по стенам самые прозаические – от занятого работой Мэлсдоржа, время от времени помогавших ему безымянных монголов и самого Сварога. Правда, Мэлсдорж все время бормотал себе под нос, но выглядело это вполне обыденно.

Он работал без устали – плавил золото, разливал его в крошечные формы, бормотал над формами. Сварогу все же порой становилось жутковато – то глаза у безымянных монголов закатывались в ужасе под самую черепушку, то из-под стола маячила посторонняя тень, то как-то по-особенному посвистывал ветер, – и он наливал себе еще на два пальца, как истый янки, только содовую, понятно, не лил, откуда здесь содовая? А Мэлсдорж работал, как ювелир. Похоже, здесь помимо прочего делали еще и женские украшения – иначе откуда все эти тигельки и замысловатые инструменты, красивые, неуместные в мастерской, как две капли воды походившей на обиталище советского слесаря.

Когда в бутылке осталась треть, а крохотные отливки остыли, Сварог сообразил, что мастерит Мэлсдорж: пули под макаровский патрон, две штуки.

Мэлсдорж, видимо, сделал главную работу – он сел на ящик рядом со Сварогом и выпил водки, а безымянные монголы вытаскивали из Свароговых патронов коричневые пули и осторожненько вставляли на их место золотые, следя, чтобы не просыпать пороха и не помять гильзы.

– Стреляй все равно куда, – сказал Мэлсдорж.

– Ну, спасибо…

– Ладно, чего там. Дело не в тебе, майор, хоть мужик ты и хороший.

Порядок должен быть. Если ты мертвый – лежи, а не скитайся по чужим векам.

У нас от своих не продохнуть, скоро и в степи будет тесно, а тут еще и китайцы плодятся…

Сварог осторожно покачал пули кончиком пальца. Они сидели в гильзах крепко, словно генералы из «райской группы» в московских кабинетах.

Мэлсдорж разлил остатки водки в два стакана, зашвырнул свою в рот, не коснувшись губами посуды (Сварог завистливо крякнул), пососал селедочный хвост, держа его за плавники, привычно вытер пальцы о голенище мягкого сапога, подумал и спросил:

– А чего ты, если подумать, ерепенился? Был бы уважаемым человеком, на лошадке скакал, города брал… Все лучше, чем сейчас.

– Да привык я здесь как-то, – сказал Сварог. – Прижился.

Он подозревал, что лукавит – в первую очередь перед собой. Видимо, все дело – в голой степи. Окажись на месте молодого честолюбивого степняка король из высокого замка (водопровод и канализация не обязательны), все прошло бы не в пример легче. Но степь выглядела очень уж пустой, необставленной, скучной. А Сварог был неистребимо городским. Степь (пусть и называвшаяся иначе) старательно и яро пыталась убить его и в стране Аллаха, и в стране Льва, в степи пропал без вести отец, степь уже два года держала его здесь в плоской тюрьме без стен. Степь меняла облики и названия, степь ни разу не задела ни осколком, ни пулей, но всегда оставалась злокозненной плоскостью, богатой лишь необозримыми горизонтами да изредка – горами.

Он шумно вздохнул, защелкнул патроны в обойму, обойму в рукоятку, спросил:

– А еще водка есть?

Безымянные монголы, мешая друг другу, торопливо полезли в шкафчик.

Назад Сварог возвращался тепленьким, бодрым и совершенно бесстрашным.

Он передернул затвор, вдобавок еще взвел курок, чтобы не полагаться на самовзвод. Сие было чревато – случалось, «Макар», лежа в кобуре или в кармане, сам собой срывался с предохранителя, бабахал самостоятельно, и хозяин получал пулю – в соответствии с присущим ему везением или невезением. Но Сварог хотел подстраховаться.

Он шагал, браво покачиваясь, держа курс на скудные огни военного городка и услаждая себя песней из французского репертуара:

Когда-то, в полузабытые времена больших несбывшихся надежд, он пел ее под гитару по-французски, а сейчас помнил только вариант на языке родных осин. Земля под ногами оставалась твердой, разве что норовила, стерва, то и дело вздыбиться и заехать под коленки. Нохор не появлялся. Под луной замаячил справа сутулый, чутко присевший снежный человек алмасты – но этот перебросками во времени не занимался и вряд ли сам знал точно, в каком времени живет. Для ученых он был загадкой, для читающей публики сенсацией, а для местных жителей – неопасной вонючей тварью, обитавшей поблизости с незапамятных времен и потому столь же привычной, как закат или понос.

Белые люди в военной форме поначалу принимали его за алкогольную галлюцинацию, но потом тоже пообвыклись, если не считать озверевшего от безделья особиста, полагавшего здесь замаскированные китайские происки.

Сварог поднатужился и гаркнул:

– Зашибу, сука!

Алмасты отпрыгнул не сгибая колен и припустил во мрак, в котором благополучно и растворился. Он уже успел понять, что от белых людей в военной форме нужно спасаться галопом.

– Это нормально, – сказал сам себе Сварог голосом то ли Горбачева, то ли Кашпировского, идиотски захихикал и пошел дальше под огромными звездами.

В эту ночь его так и не потревожили. Утречком он отпился холодной водой и поскорее убрался подальше от семейного очага, пока жена не обнаружила исчезновения золота. Насколько позволяли служебные обязанности и распорядок дня, он то и дело уединялся, откровенно нарываясь. Да так и не нарвался. Начал даже подозревать, что удрученный провалом эксперимента шаман умер от инфаркта или был сгоряча укорочен на голову.

Домой возвращаться как-то не тянуло. Он без всякого удовольствия забрел в гости к замполиту Ульянову (ни с какого боку не родственнику).

Ульянов без всякой фантазии кушал водку и был мрачен, как никогда, – в голову ему стукнуло, что в нынешние бурные психопатические времена его под горячую руку причислят к родственникам вождя трудящихся всего мира и, чего доброго, положат в Мавзолей. Симптомчики были знакомые, означавшие, что к ночи из холодильника полезет Карл Маркс, и придется бежать за доктором Зуевым, который Карлу непременно прогонит, если только сам не будет гонять друидов. Правда, если подумать, для замполитовой печали были все основания – ходили стойкие слухи, что в ближайшее время замполитов ликвидируют как класс, а ничего другого Ульянов как-то не умел, да и не особенно-то порывался учиться, честно говоря. На сковородке у него догорал разодранный по страничкам партбилет – но Ульянов, как выяснилось, к демократам примыкать вовсе не собирался, просто разочаровался в родной партии, разучившейся делать перевороты. Сварог выпил водки, пожелал Ульянову приятной беседы с Карлом Марксом и направился к археологам.

На полдороге его и достало – и качественно. Он вошел в сухую твердую землю, как утюг в ведро с водой, чисто по привычке побарахтался немного, но потом опомнился, зачем-то поднял руки над головой, решив, что так пойдет легче, – и провалился из солнечного дня в ночь. Поблизости жарко пылали высокие костры, ржали лошади, вокруг стелился странно тяжелый, устойчивый дым из причудливых курильниц на затейливых ножках, и шаман, целехонький и здоровехонький, разразился столь радостными воплями, что голова его, похоже, еще миг назад и впрямь висела на волоске.

А Нохор смотрел на Сварога с нехорошим удовлетворением, как на желанную долгожданную игрушку, улыбался во весь рот, и у висков покачивались черно-бурые лисьи хвосты и еще какие-то плоские золотые висюльки, дракончики и кони. Сварог медленно и плавно, как во сне, опустил руку, дернул большим пальцем клапан кобуры.

– Ну и пришлось же за тобой побегать, – сказал Нохор. – Как за капризной девкой, право слово. Ничего, все позади… – И приказал, не оборачиваясь:

– Приведите ему коня.

Кто-то, невидимый за пламенем костров, припустил прочь, отчаянно стуча сапогами. Все так же медленно и плавно Сварог поднял руку, отводя большим пальцем ребристый язычок, он успел еще испугаться, что по неведомым законам колдовства перенесенный в другое время порох не вспыхнет, а пружина не распрямится, – и тут же, в некий растянутый на долгие минуты миг, ощутил, как освобожденный ударник пошел вперед, и кусочек свинца в обтекаемой медной оболочке ввинтился в нарезы, подпираемый упругим, удлинявшимся цилиндром раскаленного газа, коричневая гильза неспешно ушла вправо по параболе… Кажется, рядом вопили, звенели оружием, выхватывая мечи на бегу, кто-то проломился прямо сквозь костер черным чертом в ворохе ало-золотистых искр – но вокруг Сварога уже смыкалась мутная пелена, и, стреляя второй раз, он уже плыл посреди этой пелены в непонятном направлении, видел еще, как прямо перед ним, перед дулом пистолета, возникла в сером тумане дыра с неровными краями, и в ней виднелись далекие костры с мелькавшими на их фоне черными, не правдоподобно четкими силуэтами – а потом исчезли и дыра, и туман. Сварог стоял почти на том же месте, впереди виднелся раскоп, а пистолет был в руке. Чисто машинально он выщелкнул обойму, большим пальцем вышелушил коричневые кургузые патроны. Их оказалось пять. Шестой, дело ясное, сидел в стволе, загнанный туда предыдущим выстрелом, – а две золотых пули остались в неизвестном прошлом. Значит, удалось. Произошло так быстро, буднично и скучно, что на душе стало не радостно, а скучно и больно. Сказкам положено кончаться как-то не так – то ли веселее, то ли необычнее.

Но по дороге к раскопу Сварог пришел к выводу, что сказки всегда кончаются именно так – скучно и буднично. Никто не заглядывал в те будни, что простираются за словами «Тут и сказке конец» – а это еще не конец, там обязательно должно что-то происходить, ведьживы положительные герои и даже часть отрицательных, и удачливому принцу причитается полкоролевства, а спасенной принцессе не обойтись без законного брака, она же не подзаборная какая-нибудь и не кухаркина дочь. Голова дракона (или тролля) валяется в пыли под забором на заднем дворе, куда ее откатили пинками кухонные мужики, чтобы не мешала таскать с ледника говядину и запечатанные жбаны. У царевны (или принцессы) нет ни одного приличного платья, и нужно ее срочно обшивать, старшие сыновья на стенку лезут от злости, и их вполне можно понять: они, скорее всего, старательно и серьезно готовились к восшествию на трон, изучали экономику, финансы и военное дело, пока младшенький в обществе говорящих серых волков болтался за тридевять земель (к тому же наверняка без паспорта и подорожной, так что дипломатам теперь отписываться не одну неделю). Министры ломают голову, как надлежащим образом разделить королевство пополам, не разрушив устоявшихся хозяйственных связей, не задев границы баронских имений и общинных выпасов. Если там есть биржа, она на всякий случай паникует, и курсы иностранных денежек скачут самым причудливым и идиотским манером.

Простонародье, усмотрев реальные шансы на лишний уик-энд, гуртуется в кабаках и у дворцовых ворот – вдруг выкатят бочку? Один папаша-король на радостях надрался и тискает фрейлин. А сам принц сидит в горнице и понемногу начинает соображать, что начинается скучная будничная жизнь, потому что спасенная принцесса, став законной супругой, черта с два отпустит освобождать других принцесс и рубать драконов, ибо женщины невероятно практичны. В общем, болото, не зря же умница волк предупреждал, что больше они не увидятся…

Сварог добрел до края раскопа и глянул вниз. Мавзолей был уже вскрыт, бревна убраны, и гробокопатели в полном составе толпились вокруг, восхищенно лицезрея скелет, лежавший меж каких-то чаш, ржавых клинков с уцелевшими тускло-желтыми рукоятями (значит, золотыми) и прочего хлама, натасканного когда-то в могилу уважения ради. Сварог сначала наблюдал без всякого интереса, высматривая среди загорелых спин Светину, потом вдруг встрепенулся, проглотил подступивший к горлу комок, сбежал вниз по хлипким шатким мосткам и стал проталкиваться ближе под недоуменное оханье тех, кому вгорячах наступал сапожищами на босые ноги.

На запястье скелета тускло желтел массивный браслет с драконьими головами. От черно-бурых хвостов, понятно, не осталось и следа, но обок пустых глазниц лежали плоские золотые висюльки, прикрепленные к шлему, – золотые дракончики и кони. Сварог стал высматривать пули – должны же быть где-то, что им, золотым, сделается? – но на него коршуном налетел ихний главный: бородатый демократ, сидевший на «Огоньке», как наркоша на игле, и оттого питавший к военным людям биологическую ненависть, какую старая дева питает к голым кисулям из «Плейбоя» – по определению доктора Зуева, ерника и консерватора, успевшего с бородатым подраться в зыбкие дни ГКЧП (правда, не по политике, а из обоюдного пьяного куража). Налетел и стал нудить про нетленные ценности науки, коей не имеют права мешать пьяными визитами представители имперской военщины. Сварог к тому времени давно протрезвел, но, чтобы не огорчать интеллигента, огрызнулся в классическом стиле:

– Если ты такой умный, чего строем не ходишь? Сталина на тебя нет…

Выбрался из раскопа и потащился в военный городок. На душе было невыразимо мерзко и хотелось переиграть все назад. Как это сплошь и рядом водится, изничтоженный своими руками шанс казался теперь единственным, ради чего стоило жить, а собственная решимость избавиться от лучшего будущего – достойной последнего придурка. При мысли, что он, побывав за таинственной дверью, сам заколотил ее за собой и обречен отныне на этот мир, тоскливое бешенство захлестывало мозг. Нестерпимо хотелось иного – иных миров, иной жизни, иной судьбы.

Неизвестно, успел ли он подумать, что страстные желания имеют пакостное свойство сбываться.

А может, все произошло так быстро, что и не успел.

Потом пьяный доктор Зуев говорил особисту, что в Англии вот ежегодно пропадают без вести двенадцать тысяч человек, и ничего, никто не делает из этого драмы. Трезвый особист послал его подальше и угрюмо сидел над докладной – он вообще-то привычно узрел в бесследном исчезновении майора С.С.Сварога китайские происки, но совершенно не представлял, как это аргументировать на бумаге. Мэлсдорж кое-что чуял, но его никто не спрашивал.

А в общем, пропавшего толком и не искали – на одной шестой части суши закручивались такие дела, что остальные пять частей пребывали в паническом обалдении, и где уж тут помнить о каком-то майоре, пусть даже кавалере парочки экзотических орденов…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ МИЛОРД

Глава 1 ОН ИДЕТ

Сначала была боль – обжигающая, пронизывающая, залившая тело от корней волос до ногтей на пальцах ног. Боль стала столь невыносимой, что вдруг исчезла, оставив тело в полной одеревенелости, и Сварог, оцепеневший, скорченный, увидел, как сквозь окружающий мрак проступают смутно-голубые и смутно-алые линии, наливаются красками, становятся ярко-синими и ярко-алыми, продлеваются, простираются в беспредельность, выгибаются, закручиваются в спирали, синусоиды и кривые, и все это – лишь крохотная часть заполнившего необозримую Вселенную необозримого переплетения.

Он попробовал закричать, но не смог зачерпнуть и глотка воздуха.

Правда, и удушья он не ощущал. Тело просто-напросто стало камнем, в котором жило только сознание. Одного он не мог понять: это его несет вдоль разноцветных линий (к синим и алым незаметно добавились зеленые и фиолетовые), кружа и вращая, – или он висит неподвижно посреди этой загадочной необозримости, а разноцветные линии водят вокруг затейливые хороводы? Как бы там ни обстояло, головокружения он не ощущал. Но что он вообще ощущал? Что это не может быть сном, что он прекрасно помнит все предшествующее… И только.

Следовало бы испугаться, но этот то ли полет, то ли висенье посреди кружащейся разноцветной паутины тянулось так долго, что Сварог, как ни удивительно, не испугался, а заскучал. Он долго ругался, но истощил изобретательность и все старые запасы, пробовал читать стихи, но исчерпал боезапас еще быстрее, потому что ругаться гораздо проще, нежели вспоминать стихи. Принялся мысленно разбирать – в строгой последовательности и до последнего винтика – сначала «Макаров», потом «Манурин» МР-73 «Комбат», но запутался в винтиках, плюнул мысленно…

Мысленно?! Нет, самым натуральным образом. Губы шевельнулись, с языка сорвалась слюна и канула во мрак ртутно сверкнувшим комочком. Сварог осторожно вздохнул. Дышалось. Теперь можно было и кричать, вот только зачем? Он протянул руку, попытался коснуться оранжевой (уже появились и такие) линии.

Руку плавно отвело в сторону. Линии вокруг стали шире, напоминали ленты, и с них срывались искры того же цвета, словно высекаемые невидимым ветром, угасали в черноте, и это прибавляло уверенности, что движутся все же линии, а сам Сварог висит неподвижно.

Насколько он помнил, Бог в такой ситуации воскликнул: «Да будет свет!» Однако Сварог чувствовал, что эпигонство здесь неуместно – на всякий случай стоит воздержаться, – а из исторических афоризмов годится лишь краткий и энергичный, изреченный наполеоновскими гвардейцами при Ватерлоо.

Тут его начало кружить, словно насаженного на булавку жука – вокруг булавки, то по часовой стрелке, то против, то вовсе уж небывалыми виражами, и стало ясно, что движется все-таки он. Линии стягивались в сужавшуюся воронку с радужными стенами, где темноты убавилось настолько, что она сама стала лишь узенькими угольно-черными лентами, и в эту воронку засасывало Сварога.

И втянуло головой вперед. Показалось даже, будто воронка явственно булькнула, цинично и торжествующе. И дальше его несло сквозь серо-белесоватую мглу, кувыркая, швыряя и подбрасывая, тыкая под ребра – то чем-то тупым и твердым, то чем-то мягким, упруго поддававшимся, а вокруг мелькали цветные пятна и смазанные силуэты то ли предметов, то ли живых существ.

Хлынул звук – словно врубили клавишу. Выло, свиристело, ухало, скрежетало. Щемяще нежные ноты, обрывки песен на непонятном языке, чудесные мелодии перемежались с отвратительным хрупаньем и волчьим воем.

Звук накатывал тугими волнами, уши и мозг едва это выносили.

Потом его швырнуло, бесцеремонно приложило в твердо-упругую поверхность – затылком, лопатками, всем телом. И на этом, кажется, полеты окончились, он стал неподвижен. Вокруг царила темнота, поодаль светились силуэты, отдаленно напоминающие человеческие, – светились бледным, призрачным гнилушечьим сиянием.

Сварог шевельнул руками, ногами, приподнял голову. Казалось, совсем близко, всего в нескольких сантиметрах над ним, висела неощутимая плита, чуточку поддававшаяся, но тут же замиравшая броневым листом. Ветвистые фиолетовые молнии, шипя и свистя, сорвались откуда-то сверху, впились в лицо, в голову, в грудь, он дернулся, заорал, но тут же осознал, что никакой боли не испытывает. Страха не было, крепла злость. Он понимал, что его вновь настигли невероятные странности, что это наяву и он заброшен неведомой силой неведомо куда, неведомо зачем. И не было ни сил, ни желания ни пугаться, ни удивляться. Сварог перешел в какое-то иное, не прежнее состояние души – попросту воспринимал окружающее, как оно есть, и не более того. Хотя воспринимать особенно и нечего, окружающее не баловало его впечатлениями. Только темнота и маячившие вокруг немые силуэты, походившие молочно-белесым цветом на бледные поганки. Небогато и скучно, даже уныло. Но была во всем этом некая мрачная неотвратимость, убеждавшая, что это – всерьез и надолго. Отчего-то Сварог был в этом уверен. И почему-то ничуть не грустил по этому поводу. Но и не радовался – чему, Господи? Ничего пока не произошло…

Силуэты шевельнулись и словно бы подступили ближе. Сварог дернулся – невидимая преграда держала по-прежнему, равнодушно и надежно.

– Скажи свое имя, – услышал он голос, самый обычный, тусклый и равнодушный до бесполости.

Сварог шевельнулся. Все это было всерьез, окружающее проявляло признаки чего-то разумного, разговаривало с ним членораздельно, одним словом, вступало в игру, в какие-то отношения, а в любой игре есть игроки – и есть спортивный инвентарь. Каковым Сварог становиться никак не хотел.

Пусть и не прятал в рукаве пока что никаких козырей, даже правил игры не знал.

– Воспитанные люди сначала представляются сами, – сказал он в темноту.

– А если они хозяева? – бесполым голосом спросила темнота.

– Тем более, – сказал Сварог.

И зажмурился, охнув, – темнота полыхнула багровыми языками пламени, огонь был со всех сторон, жар стягивал кожу, вот-вот, казалось, затрещат и вспыхнут волосы, займется одежда. Это было страшно. Но Сварог, подергавшись в тщетных попытках освободиться, очень скоро определил – огонь словно бы замер на некоем рубеже и дальше не распространяется. Лицо и руки пекло, часы с браслетом охватили запястье жарким кольцом, один нательный крестик на цепочке приятно холодил кожу. Но пламя не переступало границы. Прищуренными глазами Сварог наблюдал колыхание огненных языков вокруг. Багрово-золотистые, они сплетались и дергались, вздымались и опадали и отчего-то ничуть не походили на вырвавшийся на волю пожар.

Скорее на дерганье и ломанье марионетки, управляемой ловким и умелым кукольником. Их пляска не повторялась механически – но и кукла в сноровистых руках способна на многое и может показаться живой дикарю, ни разу в жизни не видевшему марионеток. Так вот, огонь был мертвый, как марионетка.

– Назови свое имя, – требовал назойливый голос. – Ты стыдишься своего имени? Ты трус? Твое имя слишком позорно звучит, чтобы произнести его, да?

Ты трус! Ты боишься!

Хохот нескольких глоток сопровождал арию невидимого солиста. Хохотали наглые, сытые, уверенные в себе, и Сварог рявкнул в ответ, выкрикивая оскорбления, несравненно более обидные, чем те, какими его награждала невидимая свора. Этот дурацкий поединок длился недолго. Голоса умолкли, исчезло пламя, остался неведомо откуда идущий свет без теней.

И в этом свете над Сварогом склонилось чудовище.

Бледно-синее, безволосое, морщинистое. Лысая голова склонялась к лицу Сварога, ровным желтым светом сияли глаза с вертикальными кошачьими зрачками, щелкала треугольная клыкастая пасть, омерзительно вонявшая гнилью и падалью. Ссохшиеся пальцы с черными когтями тянулись к горлу Сварога и никак не могли до него добраться, словно невидимая преграда исправно работала на обе стороны, сковывая Сварога, но и защищая. Узкий язык, красный, острый, дергался в слюнявом зеве. Чудище раскачивайтесь, брызжа слюной, орало:

– Скажи свое имя! Имя!

Но напугать оно могло разве что таежного отшельника, не приобщенного массовой культурой к хрипящим монстрам и воющим покойникам. А Сварог, мало того что многого насмотрелся на экране, еще больше жути пережил наяву – и сам творил эту жуть. Чем дальше, тем больше отдавало самой вульгарной комедией, детскими страшилками.

– Пошел вон, – сказал Сварог.

– Это все зря, зря, зря… – забубнили вокруг голоса, словно перекликались.

– Время уходит, уходит, его нет совсем…

– А мы бессильны, бессильны…

– Но мы не можем быть бессильными…

– Не имеем права…

Голоса искажались странным эхом, плыли, слова растягивались, тягучие гласные и резко, как выстрел, звучавшие согласные превратили шумевшие вокруг разговоры в сущую абракадабру, и Сварог ничего уже не понимал.

Чудовище исчезло – незаметно, словно повернули выключатель, только что дергалось и хрипело над самым лицом – и вот его нет. И никто не пришел ему на смену. Ровный неяркий свет без теней поблек, сквозь него там и сям стали проступать непонятные контуры, путаница наливавшихся четкостью и чернотой линий проявлялась в нечто знакомое. Голова ощутила мягкую прохладу податливой подушки, тело – легкое свежее одеяло. Сварог лежал в постели. Белая комната, мирное голубое небо за окном, сирень на столике у изголовья. Человек в белом халате сидел у постели, лицо у него было доброе и заботливое, он радостно, ободряюще улыбнулся, склонился к Сварогу:

– Ну и задали вы нам хлопот… Знаете, сколько вы здесь лежите и бредите? Долгонько…

Сварог медленно расслаблялся, вытянул руку вверх – ну конечно же, никакой невидимой преграды. Пальцы дрожали – ничего удивительного.

– Бред, – сказал он.

– Бред, – торопливо подтвердил врач. – А теперь напрягитесь-ка, вам следует все вспомнить. Сколько вас было в вертолете? Ну? Вас накрыло почти сразу же после взлета… Вы ведь капитан Лаврин?

– Нет, – сказал Сварог. – Я – майор Сварог. Нас в вертолете…

Что-то странное и неладное случилось с глазами. В той точке, куда он в данный момент смотрел, все виделось резким и отчетливым, но боковое зрение отмечало, что все, оказавшееся не в фокусе, зыбко колышется, расплывается…

И еще он совершенно точно помнил – не было никакого вертолета. Он с полгода не садился в вертолет. Да что же это с глазами такое? Там, куда переводишь взгляд, все вновь становится четким, стабильным – но захваченное краешком глаза лицо врача, такое ласковое, такое участливое, напряженно-внимательное, словно подергивается пеленой раскаленного воздуха, дергается, гримасничает, нос стекает к подбородку, уши оплывают, проваливаются внутрь…

Он моргнул, присмотрелся к сирени. От нее совсем не пахло сиренью.

– Ну же, – торопил доктор. – Значит, в вертолете вас было… Вы майор Сварог… дальше! – В голосе у него промелькнуло что-то визгливое, скрипучее.

– Не было никакого вертолета, – сказал Сварог.

– Был, – мягко сказал врач. – Он упал. Вы хорошо помните, кто вы?

Назовите себя!

– Вы не знаете, кто я? – спросил Сварог.

– Знаю. Скажите сами. Ваше полное имя.

– Не было никакого вертолета! – сказал Сварог. – Слышите?

Он приподнялся на постели, вскочил рывком, сгреб за халат этого лучезарно доброго врача с заботливыми усталыми глазами. Врач остался неподвижен, как манекен, а Сварог ощутил, что его рука вместо накрахмаленного белейшего халата намертво ухватила что-то жесткошерстное, мохнатое, горячее, живое, – и оно испуганно рванулось, так, что Сварога дернуло следом, он врезался головой в грудь застывшего на стуле врача. И голова прошла насквозь, Сварог свалился с постели, кудрявая шерсть выскользнула из руки, он барахтался на чем-то твердом и холодном, не мог вскочить, как ни пытался.

Тяжелая тьма обрушилась сверху под зазвучавший со всех сторон вой, посвист, визг.

И он провалился в эту тьму, потеряв опору под ногами, под невыносимый вой и визг, выходивший за пределы слуха, сотрясавший каждую клеточку тела, летел куда-то вниз, как камень; сердце захолонуло и словно бы перестало биться от дикой скорости падения и бесформенного хаоса вокруг. Тяжелые клубы мрака кружили вокруг, метаясь во всех направлениях, – а может, это его переворачивало и вертело… Призрачно-белый свет прорывался короткими вспышками неизвестно откуда, и в эта секунды Сварог успевал заметить вокруг, на косматых и плоских черных облаках, свое многократное отражение, нелепо распяленную кружащуюся тень, охваченную плотным кольцом дергающихся нелюдских силуэтов, сопровождавших его с хохотом и воем, писком и царапаньем, их спутанный клубок напоминал странный венок, то и дело менявший очертания, но остававшийся отвратительным для глаза.

Он не знал, сколько продолжалось падение в неведомые глубины. Падал сквозь тьму, сквозь колючие вспышки мертвенно-белого света, отбиваясь от тянувшихся отовсюду лап, тонких, как сожженные сучья, изгибавшихся самым невероятным образом, как не способна изогнуться человеческая рука, царапавших то ли длинными когтями, то ли уродливыми пальцами, оравших и вывших в уши. Падал сквозь мир двух красок – черной и бедой, – сквозь странно изменившийся воздух, врывавшийся в легкие волной удушливого сухого жара, смердящего так, что вонь понемногу перестала ощущаться, застыла в ноздрях, во рту, в глотке плотными пробками, перехватывавшими дыхание.

Падение оборвалось столь же неожиданно, как и началось, умолкли визги и вой, уродливые тени отхлынули во все стороны и пропали неизвестно куда.

Остался смрад, окутавший так плотно, что собственное тело казалось Сварогу пустым мешком, надутым жарким вонючим воздухом. Зато под ногами наконец-то оказалась твердая поверхность, напоминавшая шероховатый, выветрившийся камень, покрытый слоем невероятно сухого пепла, в котором ступня утопали по щиколотку. Пошевелившись и переступив с ноги на ногу, Сварог не услышал звука собственных шагов – все звуки терялись и глохли в идущем неведомо откуда то ли вопле, то ли стоне, стоять громком и неумолчном, что он скорее казался составной частью окружающего воздуха.

Осмотревшись, он понял, что стоит на крутом склоне невообразимо глубокой пропасти, исполинской воронкой уходившей в бездну, где дна словно бы и не существовало. Сварог это чуял, хотя и не смог бы объяснить, откуда знает. Повсюду, куда ни глянь, на фоне прямо-таки космической черноты отблескивало ало-багровое пламя – оно вздымалось лохматыми языками и тут же опадало, чтобы через миг вновь взмыть рваными гигантскими лоскутьями, оно изливалось тяжелыми фонтанами, гнувшимися к земле, струившимися медленными ручьями, оно светило высокими кострами, рассыпалось на мириады пожарищ, сливалось в чудовищные омуты. Но светлее от обилия огня не становилось ничуть – это был мир без теней, без света, мир, состоявший лишь из мрака и огня. И повсюду, куда ни глянь, корчились, бились, метались черные человеческие фигурки – словно мураши в охваченном огнем муравейнике, их было столько в окружающем необозримом пространстве, в реках и струях пламени, что к горлу подступила дурнота и все чувства, казалось, вот-вот откажутся служить, растворившись в безумии огня.

Больше всего это напоминало ад – и Сварог боялся подумать, что так оно и есть. Сознание вяло теплилось, и сам себе он казался песчинкой на дне колодца – над головой, чуялось, нависли неизмеримые выси, соразмерные расстояниям меж звездами, еще немного – и расстояние меж ним и голубым небом станет непреодолимым…

Он держался, отгоняя пытавшееся заползти в душу безумие. Повторял про себя: это наваждение, мираж, морок, ничего этого нет, а если и есть, не способно ни одолеть, ни проглотить, вот-вот рассеется, как дурной сон, время уходит, они сами говорили, что их время уходит…

Оказалось, он не брошен и не забыт – корявые, дергающиеся, хихикающие тени мелькали со всех сторон меж потоками и озерами дымящегося пламени, дразнили, смыкали круг, плясали на фоне багрового огня, вставали на рогатые головы, дразнились высунутыми языками – и все это в совершеннейшем безмолвии, можно и подумать, что оглох, если бы не долетал отовсюду этот многоголосый стон.

Тени отпрыгнули, прячась за пламенем, припадая к земле, дикий вой пронесся над склоном кратера, словно бы колыхнув повсюду пламя. Кто-то невероятно высокий, черный, неразличимый, окутанный крутящимся маревом багровых искр, шагнул прямо к Сварогу, навис, жуткий и безликий, сотрясая землю и вздымая пепел поступью тяжелых лап. И взвыл, оглушая:

– Назови свое имя! Иначе оставлю здесь навсегда!

Однако Сварог уже ощущал в себе силы не просто сопротивляться – нападать, фантасмагории и ужасы только злили, минутная слабость пропала начисто, что бы там ни пугало вокруг, как бы ни тужилось. Слишком многое видел и многое прошел, чтобы сейчас сдаваться. Черный еще громоздился над ним, колыхаясь и подрагивая, словно отражение в текучей воде, но Сварог шагнул вперед, чертя в воздухе крест:

– Сгинь, нечистая сила!

Слова приходили, сами собой – и черная фигура дернулась, отступая под визг пляшущих дьяволят.

– Сгинь, рассыпься!

Все закружилось вокруг в бешеной карусели, потоки бурлящего пламени, муравьиное скопище черных скрюченных фигурок, тучи сухого пепла, сознание погасло прежде, чем он успел увериться, что победил…

Глава 2 ОН ПРИШЕЛ

Сварог открыл глаза. Над ним был потолок, сводчатый, светло-серый, в ромбовидных черных узорах, словно бы едва намеченных водянистой черной тушью. Стены того же цвета, в тех же незамысловатых, но приятных для глаза узорах. Постель, на которой он лежал, стояла у окна, и за распахнутым окном, на небольшом отдалении, слегка покачивались верхушки деревьев. И никаких странностей со зрением. И на сей раз он ощущал запахи – от окна тянуло едва уловимым свежим ароматом загородного леса. Напрягая слух, Сварог даже различал шелест листьев, короткое звяканье – словно захлопнулась металлическая калитка, обрывки непонятного разговора.

Сторожко, словно угодивший в незнакомые места зверь, оглядел комнату.

Дверь напротив окна – обычная высокая дверь, полукруглая вверху, аркообразная, с фигурной черной ручкой, затейливо выгнутой. Овальное зеркало в желтой металлической раме – оно отражало часть пола и стены, а Сварога не отражало, он лежал в стороне. Пол то ли устлан серо-голубым ковром, то ли искусно раскрашен. Пожалуй, все-таки ковер, решил Сварог, хорошенько присмотревшись. Он долго пытался понять, чего в комнате не хватает. Сообразил вскоре: нигде не видно ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего светильник. Ни электрических ламп, ни канделябров со свечами.

Проходила минута за минутой, и ничего не случилось. Абсолютно ничего.

Никто не появлялся – ни люди, ни чудовища. Едва слышно шелестела за окном листва, легкое дуновение ветерка пронеслось по загадочной комнате.

Сварог решился, откинул пушистое белое одеяло, состоявшее из мириад крохотных белых цветов, неведомым образом удерживавшихся вместе. Опустил ноги на пол. Его первые открытия сводились к следующему: во-первых, он был гол, как Адам, исчезли одежда, часы, обручальное кольцо, только крестик на шее остался; во-вторых, под ногами был действительно ковер, на редкость мягкий. И, разумеется, в-третьих… Самое интересное. Оказывается, за высокой спинкой кровати стоял широкий стол на толстых точеных ножках. Там лежала аккуратно разложенная одежда. Но не она казалась самым интересным, а предмет, как две капли воды похожий на меч в ножнах. Голубые ножны украшены золотыми на вид накладками – листья, стилизованные цветы, звезды с количеством лучей от четырех до семи. Черная рукоять, удобная для ладони, вся в ребристых выпуклостях, с короткой крестовиной. На крестовине и в навершии – красные ограненные камни с фасолину величиной. Хм, рубины?

Быть может…

Воровато оглянувшись на дверь, Сварог левой рукой придержал ножны, прижимая их к столешнице, а правой осторожно вытянул меч – длинный, узкий, обоюдоострый. Лезвие зеркально отблескивало. Сварог коснулся им края стола, прижал едва-едва – и осталась глубокая зарубка. Пробормотав смущенно: «Тьфу, черт…», Сварог попытался загладить ее ногтем – не получилось.

Он взмахнул клинком – ну какой же мужик откажется поиграть такой игрушкой? – и опешил. Фехтованием он не занимался сроду, даже в детстве его обошла общая эпидемия – когда в шестьдесят шестом впервые показали французских двухсерийных «Трех мушкетеров» и пару месяцев пацанва лихо сражалась по дворам и улицам кто добротно выструганными шпагами, кто палками. Логично было бы предугадать, что с мечом он управится не ловчее сельской бабушки, которой сунули автомат с примкнутым штыком и велели поработать с манекеном.

Вышло совсем наоборот. Он как-то удивительно ловко и хватко взмахнул мечом. Непонятно, откуда что бралось, но Сварог почувствовал, что может владеть этой штукой, и неплохо. Он знал, что умеет владеть мечом, хотя не умел этого никогда. Примерно так можно описать его ощущения и впечатления.

Клинок свистнул в воздухе – Сварог сделал пару выпадов, не суливших ничего доброго противнику, если бы тот оказался напротив, закрылся, нанес сверху вниз косой рубящий удар. И подумал, что выглядит глупее глупого – голый с мечом в руке. Осторожно вложил меч в ножны, приступил к одежде – в конце концов, кому другому она предназначалась, как не ему? Присмотрелся, повертел, приложил к себе – и быстро разобрался.

Трусы были самыми обычными, разве что узковатыми и длинноватыми, чуть не до колен. Носки и белая рубашка с широким воротником раздумий не вызывали. Костюм, светло-серый с красным, заставил его покрутить головой озадаченно – штаны на пуговицах, заправленные в высокие мягкие сапоги, могли в сочетании с рубашкой обратить Сварога и в гусарского ротмистра вне службы, и в принарядившегося ковбоя. Зато кафтан – или камзол – никак не подходил ни двадцатому, ни даже восемнадцатому веку. Хотя и украшенный алым кружевом, золотыми пуговицами и шитьем на обшлагах, он не походил ни на один наряд, более-менее знакомый по историческим фильмам. Ровным счетом никаких ассоциации не вызывал.

– Хотя специалист из вас, майор, в данном вопросе, прямо скажем, хреновый, – сказал Сварог вслух ради вящей бодрости.

Взвесил на руке цепь, судя по тяжести, золотую – ее, ежу ясно, следовало надеть на шею, потому что больше просто некуда, не ногу же обматывать? Вряд ли привычки здешних обитателей настолько уж экзотичны. О назначении трех перстней с красным, синим и бесцветным – бриллиант? – камнями мог бы догадаться и дебил. Сварог, чуть повозившись, унизал перстнями пальцы, застегнул литую пряжку широкого пояса с мечом и, твердо постукивая каблуками, прошел к высокому зеркалу.

Ну что ж, могло быть и хуже. Он вовсе не выглядел ряженым. Все было ему впору, костюм сидел, как влитой, сапоги не жали. Присмотрелся внимательнее к своему лицу в зеркале. Это был он и не он – немножко не такой. Волосы и усы стали гуще, кожа слегка посветлела, стала чище и моложе. Словно юность вернулась. В курсантах он был точно таким, даже похуже. Сварог ухарски пригладил усы ногтем большого пальца. Румяный молодец в зеркале ему определенно нравился, несмотря на педерастическую золотую цепь – в конце концов, при таком наряде она кажется самой обычной, и если здесь все так ходят…

Подошел к окну, по пояс высунулся наружу, огляделся во все стороны, вверх, вниз.

Он смотрел из окна второго этажа, и над ним было еще несколько этажей. Как велико здание из темно-вишневого кирпича, определить не удалось – и справа, и слева стены круто изгибались, уходя из поля зрения.

Словно он находился в башне. Повторяя очертания стен, вдоль дома тянулась желтая мощеная дорожка. За ней росли деревья, а за деревьями поднималась круглая темно-красная башенка с затейливыми зубцами поверху и узкими стрельчатыми окнами. И безмятежно сияло солнце. И тишина.

Ну и что дальше? Пора поискать кого-нибудь. Не похоже, чтобы он пребывал на положении узника, да и это старинное на вид здание, окруженное безмятежным лесом, не походило на узилище.

Правда, есть один нюанс… Именно в таких зданиях любят размещаться Конторы. А Конторы во сто раз опаснее тюрем…

Он заморгал, тряхнул головой, вцепился в подоконник. Нет, не чудится – темно-красная зубчатая башенка вдруг поплыла вдаль, уменьшаясь, а потом провалилась вниз, словно ушла под землю…

Сварог застыл с разинутым ртом. В голове промелькнуло: «Опять начинается?!» Растерянно огляделся, ожидая новых фантасмагорий и превращений.

Но ничего не происходило. Мир был реален, многокрасочен и четок, шелестели зеленые кроны, сияло солнце, из-за круто выгибавшейся стены здания показались два человека в черном и неспешно пошли по дорожке, чинно беседуя.

– То есть подсознательная боязнь океана? Вы полагаете?

– Вполне вероятно. Я могу показать расчеты траекторий.

Сварога охватило странное чувство – он понимал каждое слово и смысл фраз, но твердо знал, что говорят не по-русски и уж безусловно не по-французски. Повторялась история с мечом – он умел то, чего не умел никогда, знал что-то и не понимал, откуда он это знает.

За его спиной серебристо прозвенел колокольчик.

Звук шел от двери. Сварог обернулся туда. Вот они и начинаются, события… Рука каким-то очень привычным жестом легла на рукоять меча, но пальцы тут же отдернулись – у его неведомых хозяев было предостаточно и возможностей, и времени причинить ему вред, пока он то ли валялся без сознания, то ли спал.

Дверь распахнулась плавно, бесшумно, в комнату вошел старый, седой человек в темном костюме того же покроя, что у Сварога, – только вошедший был без меча. Зато на груди у него на золотой цепи висела золотая же эмблема, до смешного, до недоумения знакомая эмблема медиков – змея и чаша. А на левой стороне груди посверкивала красной эмалью и красными камешками то ли звезда, то ли снежинка – нечто весьма напоминавшее орден.

С блюдце величиной.

Двигаясь не без грации, но явно суетливо, старик очутился перед Сварогом, быстро окинул его взглядом и изобразил обеими руками нечто церемониально-галантное:

– Я рад приветствовать…

– Доктор? – вопросительно произнес Сварог.

Старик радостно заулыбался:

– Вы меня узнаете?

– Не имею чести, – сказал Сварог. – Эмблема…

– Эмблема? Ах да, разумеется… – Его улыбка все же оставалась натянутой, как он ни пытался это скрыть. – Эмблема, конечно… Как вы себя чувствуете?

– Неплохо, – сказал Сварог. – И если бы знал, где нахожусь, чувствовал бы себя вовсе прекрасно… Послушайте, вы тоже горите желанием узнать мое имя?

– О, что вы! – Доктор раскланялся любезнейшим образом. – Какая в том необходимость? Мне нет нужды интересоваться вашим именем, я его прекрасно знаю. Вы – лорд Сварог, граф Гэйр.

– Я? – только и нашелся сказать Сварог.

– Собственно, можно было бы титуловать вас и маркизом Черро, но Геральдическая коллегия до сих пор не пришла к единому мнению в столь запутанном вопросе. Лично я не сомневаюсь, что ветвь Гэйров в вашем лице имеет все права на маркизат Черро, однако до официального решения вопроса я могу высказываться лишь приватным образом, а нынешняя наша встреча носит в какой-то мере официальный характер, в любом случае я сейчас нахожусь при исполнении обязанностей чиновника лейб-канцелярии ее величества…

Он плел что-то еще, столь же вежливо и многословно, но у Сварога создалось стойкое впечатление, что доктор просто-напросто не знает, как выпутаться из создавшегося положения. Сварог ему искренне сочувствовал – сам-то он вообще представления не имел, что за положение создалось.

Недоразумение? Щекотливая ситуация? А в чем ее щекотливость?

– Извините великодушно, вы не ошибаетесь? – спросил он.

– Простите? – Доктор мгновенно замолчал и принял вид сосредоточенного внимания.

– Извините. Доктор…

– Доктор Молитори, к вашим услугам. Советник одиннадцатого департамента лейб-канцелярии ее величества, вице-камергер…

– Любезный вице-камергер, вы не могли ошибиться? – в тон ему сказал Сварог. – Сварог – это я и есть, но я не лорд и не граф. Не говоря уж о маркизе – вы сами сказали, что с маркизом все в высшей степени сомнительно…

На миг любезное лицо благообразного доктора стало непререкаемо жестким. И Сварог вспомнил.

…Они попросили напиться, и старик принес им воды. Новенькое пластиковое ведерко, полное до краев прозрачной воды. Но они с Вильчуром служили тут уже второй год, навидались всякого, и Сварог, коверкая чужой язык и помогая себе жестами, предложил: сам, мол, сначала отпей. По старшинству. Старик обеими руками поднял ведерко к лицу, непроницаемому, отрешенному, восточно-загадочному, но в глазах, должно быть, мелькнуло что-то, потому что Вильчур, ухватив за руку одного из стоявших тут же стариковых внучат, другой перехватил ведерко, мотнул старику головой: нет, пусть-ка он…

И тогда старик, не меняясь в лице, но наверняка предвидя дальнейшее, выплеснул воду на пыльную каменистую землю. Все было ясно, как перпендикуляр, и Вильчур, не снимая автомата с плеча, выпустил короткую очередь, «семьдесят четвертый» зло тявкнул, подпрыгнув на ремне, и старик медленно опустился прямо на темное влажное пятно, бачата брызнули во все стороны, а в деревне была засада, конечно…

Этот случай как раз и напомнило Сварогу лицо доктора Молитори. Он молча ждал, не отводя взгляда. Доктор произнес вежливо, но твердо, чеканя слова:

– Боюсь, что ошибаетесь именно вы, милорд. Вы – лорд Сварог, граф Гэйр. У вас есть замок и все прочее, приличествующее человеку вашего сословия и принадлежащее именно вам. Вам отведено соответствующее место в обществе. Разумеется, сами вы вправе считать себя кем угодно, это, собственно, ваше личное дело. Не следует лишь делиться этими мыслями с кем бы то ни было. Ради вашего же блага в первую очередь. Вы – лорд Сварог, граф Гэйр. И вы останетесь им навсегда, так как некие процессы необратимы и возврата в какое-либо иное состояние быть не может. Нравится вам это или нет. Нравится мне это или нет. Хотим ли мы с вами этого или нет. Надеюсь, милорд, я выразился достаточно ясно и все расставил по своим местам?

– Безусловно, – кивнул Сварог. И добавил преувеличенно вежливо:

– Я просто боялся, как бы не случилось какого-нибудь недоразумения, ошибки, потому и поспешил вас предупредить, как честный человек, что я вовсе не тот лорд и граф, за которого вам было угодно меня принять…

Он замолчал и остался собой чрезвычайно доволен – никогда бы не подумал, что умеет так краснобайствовать.

– Ни о каком недоразумении или ошибке не может быть и речи, – сухо сказал доктор.

– Нравится вам это или нет… – бросил Сварог.

– Совершенно верно. Приватным образом могу вам признаться, что мне это ничуть не нравится.

– Что именно?

– Очень многое, – отпарировал доктор Молитори бесстрастно. – Очень многое, знаете ли.

Он отвернулся и склонился в поклоне – в комнату вошли двое.

Прошествовали с величавостью цирковых слонов. Сварогу поневоле захотелось щелкнуть каблуками – они держались с холодной властностью высоких чинов, ставшей привычной, как вторая кожа, и представляли, несомненно, армию.

Одинаковые бирюзовые с черным костюмы, одинаково расшитые золотыми дубовыми листьями. У каждого на левом плече торчит пышный золотой султанчик, похожий на георгин. Одинаковые мечи в черных ножнах с золотыми накладками-драконами и эфесами, усыпанными зелеными камнями. Почти одинаковые наборы орденов – только у того, что с усами, еще и сине-желтый бант на правом плече, приколотый к рукаву мундира золотой брошью в виде короны. Даже лица одинаковые, холеные и высокомерные, пожалуй, даже не генеральские – маршальские. Точно, маршальские, подумал Сварог, вон сколько понатыкано на орденах бриллиантов и прочих самоцветов, куда там дорогому Леониду Ильичу… У этих даже лампасы золотые, а у нас Гречко так и не додумался…

Оба золотоносных вельможи разглядывали Сварога с минами генштабистов, узревших на улице пьяного прапорщика стройбата. Но и с нескрываемым интересом. Он не знал, как держаться, поэтому стоял «вольно»: во-первых, они ему не начальство, во-вторых, раз уж он сам лорд и граф…

Тот, что с усами, полуобернулся к доктору:

– Итак?

Сварог ему даже позавидовал: вельможа ухитрился вложить в коротенькое словечко массу разнообразнейших оттенков и нюансов. Тут тебе и снисходительное превосходство, и тень барской фамильярности, и многое другое. Доктор, даром что советник и вице-камергер, являл фигурою неизъяснимое почтение. Он поклонился еще ниже:

– Милорд, граф Гэйр согласился со мной, что является лордом и графом…

– Во-от как? – небрежно бросил усатый. – И это единственное достижение, которым вы можете похвастать после столь долгих и усердных трудов?

На доктора жалко было смотреть. Сварог, так ничего и не понявший, тем не менее сделал вывод, что доктор, весьма похоже, потерпел некую катастрофическую неудачу. Обещал несказанно больше, чем сделал. Даже жаль вице-камергера, право слово. Сразу голову отрубят или бросят в яму к медведям? Эти могут, ох могут…

– Высокий герцог, определенные успехи… – лепетал доктор. – Владение оружием…

– Неужели? – наигранно удивился герцог. – Столь высокие достижения?

Гей!

Сварог, уловив краем глаза быстрое движение, отпрыгнул. Два субъекта в черном, неведомо когда вошедшие, надвигались на него с обнаженными мечами, пригибаясь, разведя локти, пошевеливая усами и скаля зубы.

Физиономии у обоих были весьма мерзкими. Сварог нерешительно взялся за меч.

– Вот-вот! – подбодрил усатый. – Ну-ка!

Сварог выхватил меч, как раз вовремя – субъекты в черном бросились на него, клинки сверкнули у самого лица. Звон стали, хриплое дыхание… Они хорошо дрались, без дураков, на полном серьезе, но Сварог, что удивительно, им ничуть не уступал и даже ухитрялся сдерживать обоих. Он вовсе не чувствовал, будто кто-то им управляет, будто его телом движет неведомая сила. Он делал то, что умел. И знал, что в состоянии убить обоих, – вот только сможет ли? Вместе с обретенным неведомым образом умением он отнюдь не приобрел сноровки хладнокровно вонзить клинок в живое тело. Так ему убивать не приходилось. Да и комната была самая мирная.

– Убивать не обязательно! – словно прочитав его мысли, командным тоном крикнул усатый герцог. – Кончайте схватку, как хотите, только – не убивать! Ну!

Сварог поднажал – и один меч улетел в угол, а его владелец, зажав ладонью глубокую царапину на плече, нанесенную концом клинка, исчез за дверью. Второй проморгал выпад, и Сварог, выполнив по всем правилам отвлекающий маневр, зацепил клинком его правый локоть.

– Браво. – Герцог два раза приложил ладонь к ладони, что, должно быть, означало бурные рукоплескания. – Насколько я понимаю, на этом и кончаются ваши успехи, вице-камергер?

Он так издевательски подчеркнул это «вице», что даже Сварогу было ясно: Молитори рассчитывал за труды праведные подняться гораздо выше в табели о рангах – но сидеть ему, похоже, в вице-камергерах до самой смерти и в полном бесславии. Если не отнимут и то, что есть.

Жалкий вид доктора подтверждал эту гипотезу. Оба сановника поворачивались к двери.

– Подождите! – Сварог, убрав в ножны меч, рванулся к ним. – А мне…

Что мне теперь делать?

Они переглянулись, слегка пожали плечами.

– Да делайте что хотите, право, – сказал герцог. – У вас тут где-то замок, я полагаю? Подробности – у этого вот господина. – Он показал через плечо большим пальцем на доктора Молитори, едва заметно склонил голову и вышел. Следом удалился его спутник, так и не проронивший ни слова во время странной аудиенции. Дверь за ними затворилась как бы сама собой.

– Подробности, – сказал Сварог.

– Что? – Доктор покосился на него непонимающе, зло.

– Герцог вам велел посвятить меня в какие-то подробности.

– Да какие вам еще подробности? – прямо-таки стоном вырвалось из щуплой груди бедняги доктора. – Подробности… Здесь вам, во всяком случае, делать больше нечего. Ступайте в парк и избавьте меня от вашего присутствия…

– Между прочим, я к вам не набивался в гости, – сказал Сварог, чуточку разозлившись. – Так что извольте-ка объяснить внятно, что мне теперь делать.

– Вот как заговорили, – с грустным сарказмом покачал головой доктор.

– Сообразили, что со мной теперь можно не считаться…

– Да бросьте вы, – сказал Сварог примирительно. – Я-то при чем?

Должен же я знать, что со мной произошло.

– Провалились в дыру во времени, – отрезал доктор. – Есть такие…

Угораздило ступить не туда и не вовремя…

Сварог ни капельки не верил. Но видно было, что большего от доктора не добиться.

– Ну а что мне делать?

– Идите в парк, – сказал доктор. – Я распоряжусь, чтобы вызвали вашу виману. И прощайте, смею думать.

– Я вне себя от участья, видя вашу столь сердечную заботу обо мне, – сказал Сварог. – Очень вам признателен, милорд вице-камергер…

– Я не милорд, – сказал доктор столь печально, что Сварогу стало его жаль, и он великодушно утешил:

– Ничего, глядишь, и станете…

Судя по лицу доктора, Сварог сболтнул совершеннейшую глупость. И если Сварог хоть чуточку разбирался в людях, у него теперь имелся личный враг – нужно надеяться, не способный на серьезные пакости. Личный враг – с первых минут пребывания здесь, где ничего не знаешь и ни в чем не разбираешься?

Черт, скромнее надо жить, скромнее…

Он махнул рукой и пошел к двери. Помедлив на пороге, все же обернулся:

– Скажите хотя бы, где я?

– Этоназывается Талар. – Доктор раздраженно сделал рукой широкий жест. – Или – Великий Талар.

– Страна?

– Планета.

– А когда это?

– Для вас это – будущее. Весьма и весьма отдаленное. – И доктор выпалил со злобным торжеством:

– Впрочем, теперь для вас это, сами понимаете, настоящее. И навсегда. С чем имею честь вас поздравить.

– Спасибо, – сказал Сварог и вышел.

Перед ним открылся длинный, широкий, светлый коридор с белыми статуями в нишах, мозаичным полом и расписным потолком, и он бездумно зашагал по этому коридору, тихому и пустому. Почему-то не тянуло ни удивляться, ни грустить, он не сожалел о мире, который покинул, но и не радовался ничему. Он как-то по-другому представлял себе будущее – мегаполисы, бешеные ритмы, коловращение загадочных механизмов, яркие краски, суета, неон, синтетика, гигантские объемные телеэкраны на стенах небоскребов… и тому подобное, потрясающее размахом, пестротой красок и чудесами. Вместо этого – тишина и захолустье, герцоги и вице-камергеры, мечи и лорды… Попахивало чем-то средневековым – не в смысле атмосферы, а в смысле атрибутики и декораций. Впрочем, и атмосфера… Ничего, быть графом посреди средневековья – тоже не самая худшая участь…

Он увидел широкую лестницу с прекрасными малахитовыми вазами на площадках, спустился по ней, не обнаружив у двери ни часового, ни привратника, вышел под открытое небо. Вокруг было тихо и пусто. Сварог попробовал ощутить себя графом, чинно гуляющим у замка, но не смог вжиться в образ – совершенно не представлял, что должен чувствовать и о чем думать чинно гуляющий у замка граф. Да ни о чем особенном, наверное. Смотря по обстоятельствам. В его случае обстоятельства самые загадочные. Такое впечатление, что он прибыл сюда вместо кого-то другого, на чье появление весьма рассчитывали: доктор Молитори по соображениям насквозь меркантильным, а вот соображения и резоны величественного герцога и его безмолвного спутника – полная загадка. Герцог был ужасно разочарован, хотя старался чувств своих не показывать…

Замок так замок, решил Сварог. Обживусь. Освоюсь. Найду занятие.

Вообще-то благородные они люди, эти раззолоченные фельдмаршалы, оба-двое: могли бы и выставить к чертовой матери без всякого вида на жительство и средств к существованию. Нет, ну откуда эта сноровка в обращении с мечом?

И отчего это сначала так стремились узнать его полное имя, а потом, мало того что потеряли к этому всякий интерес, навязали чужое? Наполовину чужое, предположим, и все равно…

Сварог остановился. Задумавшись, он и не заметил, как вышел на опушку леса, и там, за невысокой ажурной оградой темно-красного цвета, был обрыв, высоченный, должно быть: далеко впереди клубились белые облака, гораздо ниже той точки, с которой смотрел Сварог. А еще ниже, в разрывах невесомо-нежной белой пелены, виднелась буро-зелено-серая земля, казавшаяся с птичьего полета, как это обычно бывает, чистеньким, аккуратным, с любовью изготовленным макетом какой-нибудь обетованной страны. С такой высоты не видно ни грязи, ни мух, ни рытвин, ни мусора.

Земля кажется прекрасной и благородной с такой высоты.

Именно высота и насторожила Сварога. Чересчур уж высоко. Километра два, самое малое. Пожалуй, даже три лиги наберется. Стоп, каких еще лиг?

Да самых обыкновенных, таларских^[1K1], тут же ответил он сам себе.

Подошел вплотную к ограде, достигавшей ему до груди, посмотрел вниз, перегнулся насколько мог. Ноги сразу стали холодными, ватными, как это частенько случается со многими, хлынуло на миг шальное, безумное, жаркое желание броситься вниз.

Но отшатнулся он не поэтому.

Не было никакого обрыва, никакой горы. Вниз уарда^[1K2] на три уходила вертикальная, угольно-черная плоскость, а ниже, под замком, под лесом был только воздух. И облака. Особняк вместе с окружавшим его лесом парил над облаками, ощутимо перемещаясь, пусть и с небольшой скоростью. Летучий замок. Сварог присмотрелся: далеко справа, чуть пониже, над облаками виднелось зеленое пятно – деревья, и среди них вздымаются молочно-белые башенки другого замка, бесшумно, плавно скользившего в ту же сторону, только помедленнее. Что-то яркое, разноцветное, обтекаемое отделилось от опушки и быстро пошло в сторону, противоположную движению.

У Сварога захватило дух. Ничего похожего на тесные самолеты, где ногам мешает кресло впереди, а пониже спины упираются колени сидящего сзади… Будущее начинало ему нравиться.

За спиной вежливо покашляли. Сварог обернулся. Перед ним стоял молодой человек в таком же, как у доктора Молитори, костюме, только цепь была медная и эмблема гораздо меньше. Он торопливо поклонился:

– Милорд, вас ожидает ваша вимана.

Он смотрел на Сварога с отчаянно скрываемым, но рвавшимся наружу любопытством – как-никак был совсем юный.

– Великолепно, – сказал Сварог. – А что делают с виманой – прогуливаются под ручку? Едят на десерт? Или надевают поверх кольчуги, собираясь в гости?

Судя по лицу юнца, он не хуже Сварога помнил – ни единой живой душе нельзя говорить, что произошла накладка и новоиспеченный граф, строго говоря, не совсем граф… Дисциплина и страх победили. Юнец улыбнулся с таким видом, словно понял и оценил хорошую шутку.

– Ну-ну, – сказал Сварог ободряюще. – В конце-то концов, могут у господина графа быть капризы? Скажем, он вдруг ненадолго забыл, что такое вимана. Как вы думаете, молодой человек, коли уж вы медик, – могут случаться у благородных особ внезапные провалы памяти?

Юнец нерешительно кивнул.

– Прекрасно, – сказал Сварог. – Итак?

Юнец решился, огляделся и тихо сказал:

– Вимана летает.

– Ну вот и отлично, – сказал Сварог. – Любопытно, а будет ли рядом кто-то, кто возьмет на себя труд помочь страдающему выпадением памяти благородному графу?

– На вимане прибыл ваш дворецкий, милорд.

– Отлично, – сказал Сварог. – Ведите.

Он шагал следом за юным эскулапом, позвякивал мечом и думал, о чем бы спросить еще, пока он не ввергнут окончательно в коловращение новой незнакомой жизни. Вопросов было множество, и оттого они, ясное дело, ужасно мешали друг другу. Наконец Сварог все-таки выбрал самый глупый и легкомысленный вопрос:

– Скажите, а почему все так стремились узнать мое полное имя? И что это были за рожи?

Молодой человек споткнулся, резко повернулся к Сварогу. Лицо у него стало белым от ужаса, так что и у Сварога невольно поползли по коже ледяные мурашки. Он даже остановился, похлопал юнца по плечу, успокаивая.

Тот медленно приходил в себя, но дара речи никак не мог обрести.

– Я пошутил, – сказал Сварог, всерьез опасаясь, как бы милого молодого человека не хватил удар у него на глазах. – Успокойтесь, что вы, в самом деле…

– В-вот ваша вимана, – еле выговорил юнец. – Честь имею откланяться, милорд…

Он неловко дернул головой и заторопился прочь. Раза два казалось, что он вот-вот оглянется, но юнец превозмог себя и скрылся за плавно изгибавшейся стеной дома.

Сварог посмотрел в указанном направлении. Там стоял на изумрудно-зеленой лужайке маленький двухэтажный домик – прямоугольный, плавно-обтекаемых очертаний, без выступающих деталей, если не считать галерейки на торце, над дверью. На этаже – по восемь окон на длинной стороне и по четыре – на короткой. Сам домик светло-серый, а полукруглая крыша – алая. Цвета лорда Сварога, графа Гэйра, надо понимать. Дверь была распахнута, и возле нее навытяжку стоял благообразный старик самого чопорного облика, в одеянии серого цвета с алыми обшлагами и пелериной, неисчислимым множеством золотых пуговиц. Сварог никогда не видел наяву настоящих ливрей, но это могла быть только ливрея. Он никогда не видел наяву и настоящих, старого закала английских дворецких, но твердо уверен был, что его собственный заткнет за пояс всех бриттов – по всем параметрам. Такой уж у него вид. Одни бакенбарды чего стоят.

Дворецкий склонил голову, ухитрившись в сем незамысловатом жесте совместить величественность и готовность служить сюзерену:

– Прошу пожаловать, милорд.

Сварог вошел в дверь, тут же затворенную за ним дворецким. Посмотрел в окно. Ну разумеется, домик бесшумно оторвался от лужайки и поплыл ввысь.

Замок быстро исчез, вимана перешла в горизонтальный полет, скользя над облаками и видневшейся далеко внизу землей. Пару раз там мелькнули скопления крохотных домиков, переплетение ниточек-дорог, участки, выделявшиеся четкими очертаниями и цветом, – поля.

Сварог огляделся, присел в мягкое кресло, отметив при этом, что сумел привычно ловко расположить меч самым удобным образом. Спросил:

– Как вас зовут?

– Макред Двадцать Второй, – склонившись вперед всем корпусом, ответил дворецкий.

– А цифры здесь при чем?

– Двадцать одно поколение Макредов имело честь служить вашим предкам, милорд.

– Ну да? – с любопытством сказал Сварог, впервые узнавший такое о своих предках. Что ж, ясно: вместе с прочими благами ему достался и полный набор благородных предков. Мечта любого нувориша, не стоившая Сварогу ни гроша.

– Именно так и обстояло, милорд. Позволю себе заметить, что ни один из Макредов никогда не обманул доверия графов Гэйров.

– Рад слышать, – сказал Сварог. – Надеюсь, вы не нарушите семейную традицию. Мы летим на землю?

– Нет, милорд. Благородные лары и их особо доверенные слуги обитают в небесах.

– Лары? – спросил Сварог. – Что-то мне напоминает… Ах да, Талар.

– Совершенно верно, милорд. «Талар» на древнем языке как раз и означает «обитель ларов».

– Только ларов? Там, внизу, виднеются какие-то города…

– Милорд, населяющие их варвары недостойны давать планете свое, иное название…

– Ну, вам виднее, – сказал Сварог. – Вы, может, присядете? Ах да, понимаю, этикет… Скажите, а чем мне предстоит заниматься?

– Всем, чем пожелаете, милорд.

– Чем же обычно занимаются лары?

– Они бывают при дворе ее величества, охотятся, развлекаются, иногда посещают другие миры. Порой занимаются науками. Впрочем, науки – как правило, удел младших сыновей.

– Они что же, не получают наследства?

– Отчего же, милорд, получают. Но, видите ли, традиционно считается, что занятия науками – участь, не вполне достойная старших сыновей.

– А я – который?

– Вы – единственный. Следовательно, старший. Более того, вы – последний из рода Гэйров и оттого имеете право на титул «майорат».

– Значит, мои батюшка, матушка…

На лице Макреда не дрогнул ни один мускул.

– Ваши отец и мать давно покинули этот мир. Близких родственников у вас нет.

– Прискорбно, – сказал Сварог. – Значит, я одинок? Мне же будет скучно.

На самом деле он только радовался: могли еще, чего доброго, и супругой снабдить…

– У вас есть домоправительница, милорд.

– Да? Ну, это меняет дело, – изрек Сварог, откровенно забавляясь. – Совершенно меняет… Пушки палить будут?

– Простите?

– В честь моего прибытия.

– Нет, милорд. Будет торжественное построение вашей дружины… и на этом, боюсь, церемонии закончатся.

– Так… – Сварог встал и вплотную подошел к дворецкому. – Любезный мой, а думать вам при вашей должности позволяется?

– Не возбраняется, милорд.

– А высказывать свое мнение?

– Если прикажете, милорд…

– Отлично. Приказываю, – сказал Сварог. – Приказываю вам немедленно признаться: что бы вы мне посоветовали? В данной ситуации. Только без лишней дипломатии. Ну? Увертюры можете опустить.

Если в сознании его собеседника и происходила внутренняя борьба, на обрамленном седыми бакенбардами благообразно-непроницаемом лице это никак не отражалось. Макред сказал:

– Сам я предпочитаю не обсуждать решения и мотивы особ, стоящих неизмеримо выше. Думаю, вам следует избрать такую же линию поведения. И просто жить – не нарушая установлений и традиций, с которыми у вас будет время ознакомиться и усвоить их. Библиотека в замке имеется.

– Вы сущий светоч мудрости, – сказал Сварог. – Постараюсь почаще обращаться к вам за советами. А теперь я хочу посмотреть, как эта штука управляется. Установлений и традиций это не нарушает?

– Ровным счетом никаких, милорд.

Они вошли в маленькую комнатку с двумя окнами. Из кресла, обращенного к простенку, вскочил человек в костюме цветов Сварога:

– Милорд, ваш пилот Дагоар Восемнадцатый…

– Вольно, – сказал Сварог и осмотрелся.

Пульт управления поражал спартанской простотой. Из стены перед креслом торчали два рычага, больше всего напоминавшие растопыренные восьмипалые птичьи лапы, – и каждый палец, судя по всему, обладал свободой перемещения нескольких степеней. Из стены выступали две прозрачные полусферы размером с футбольные мячи. Правая была заполнена мешаниной находившихся в непрестанном, на первый взгляд хаотичном, движении крошечных шариков – белых, синих, желтых и черных. Вторая – налита непроницаемой чернотой, в которой вспыхивали и гасли, перемещались и кружили золотистые искорки. И ничего более.

– Трудно научиться со всем этим обращаться? – спросил Сварог.

Пилот, не обладавший выправкой дворецкого, посмотрел удивленно:

– Двухминутный сеанс соответствующей магии, милорд. Конечно, необходима и короткая практика…

– Понятно, – сказал Сварог, чуточку ошарашенный упоминанием о магии.

– Хм… Благодарю за службу. Она что же, летит сама?

– Штурман включен, милорд.

– Понятно, – сказал Сварог. И на сей раз ему действительно все было понятно.

Дворецкий кашлянул:

– Милорд, на горизонте – манор Гэйр. Прошу проследовать на галерею…

Глава 3 …И ОХОТНИК ВЕРНУЛСЯ С ХОЛМОВ

Сварог стоял у перил узенькой галерейки. Судя по мельканию облаков и земли, вимана шла на приличной скорости, не уступая истребителю, и в первый миг Сварогу даже страшно стало выходить – ждал тугого потока воздуха, бьющего в лицо. Но, странное дело, на галерейке царило полное безветрие. Что, это и называется – соответствующая магия?

Вимана гасила скорость. Она неслась бесшумно, не ревели моторы, не вертелись винты, не стелился сзади инверсионный след – и потому казалось, будто это она неподвижно застыла в воздухе, а манор наплывает снизу навстречу ей. Четко очерченный квадрат со стороной примерно в две лиги, кусок зеленого леса, неведомой силой сорванный с земли, словно скальп, и подвешенный в небе. Замок из темно-вишневого кирпича с черной крышей, поодаль разбросаны еще строения, побольше и поменьше, тоже довольно красивые. На главной башне развевается знамя – на жемчужно-сером поле алый бегущий конь.

– Странная архитектура, – сказал Сварог.

Она и в самом деле была странной. Ни одной прямой линии, стены выгибаются дугами и параболами, повсюду плавные кривые, крыши напоминают китайские – чуть вогнутые, с загнутыми вверх краями. Все остальные здания исполнены в том же стиле.

– Простите?

– Странно все построено, – сказал Сварог. – Ни одной прямой линии.

Признайтесь честно: никто из моих предков… – Он сделал многозначительную паузу. – На почве архитектуры?

– Архитектура самая обычная, милорд. Старинная, призванная обезопасить жильцов от вторжения злых духов. Видите ли, многие злые духи способны двигаться только по прямой…

Сварог быстро повернулся к нему. Дворецкий был в своем обычном состоянии – непроницаем и серьезен.

– Только этого не хватало, – сказал Сварог. – Злые духи? И много их здесь шляется? Вы-то сами хоть одного видели?

– Разве непременно надо видеть что-то существующее, чтобы поверить в него, милорд?

– Логично, – сказал Сварог, тяжко вздохнув про себя.

Вимана опустилась на лужайку перед стоявшими в безукоризненном строю дружинниками – десять шеренг по десять человек в каждой. Светло-серые с алым кафтаны, блестящие черные кирасы с золотым силуэтом бегущего коня.

Стоявший на два шага впереди командир – шлем его в знак отличия был украшен белым пером – щелкнул каблуками, и Сварог форменным образом умилился, услышав донельзя знакомое:

– На кр-ра…ул!

Бравое воинство, как один, воздело вверх блестящие предметы, напоминавшие то ли дубинки, то ли эфесы, – и брызнула сотня золотых вспышек, у каждого в руках оказался меч с блиставшим, ярко-оранжевым лезвием, напоминавшим застывшее бездымное пламя.

– Что рубит? – не поворачивая головы, тихонько спросил Сварог.

– Все что угодно, – прошептал Макред.

Воинство замерло. Никакой подсказки от дворецкого так и не последовало, и Сварог, чувствуя себя в родной стихии, набрал побольше воздуха в грудь, рявкнул:

– Благодарю за службу, орлы!

Солдаты без промедления ответили бравым нечленораздельным ревом, в котором легко угадывался вариант извечного: «р-рады стараться, вашество!»

Командир, багровея от усердия, проорал приказы, золотистые лезвия погасли, дружинники слаженно сделали «кругом» и замаршировали прочь, посрамляя выправкой караул у Мавзолея.

– Орлы, – сказал Сварог. – Мы что, воюем с кем-нибудь? Старые счеты, родовая вражда?

Только этого не хватало – получить в наследство еще и родовую вражду с кем-то абсолютно ему неизвестным и не сделавшим ничего плохого.

– Ну что вы, милорд, – сказал дворецкий. – Одна из традиций. У благородного лара должна быть боевая дружина. В незапамятные времена дружины, правда, были конными…

– Одним словом, это доказывает, что лары произошли оттуда? – Сварог показал пальцем себе под ноги.

– Да, милорд. Однако с тех пор, как предки благородных ларов ушли в заоблачные выси, пошла шестая тысяча лет…

– Ну, это уже детали, – сказал Сварог. – Что ж, направим стопы свои к родовому гнезду…

Они направились к замку. Вечерело, от деревьев и зданий потянулись длинные тени, но обычной вечерней прохлады не чувствовалось. Переводя на привычные Сварогу мерки, он сказал бы, что сейчас стоит сентябрь, – а ведь на такой высоте независимо от времени года должно быть холодновато…

«Соответствующая магия», – пробормотал он с видом знатока. А что же еще?

Над главным входом красовался гербовый щит – пятиугольный, острым концом вверх. Вдруг всплыло странное слово – «дегоар». Сварог откуда-то знал, что именно так называется гербовый щит такой формы. Светло-серый дегоар с алым конем.

В огромной прихожей с каменным полом, покрытым великолепной резьбой, их встретили трое слуг – двое помоложе, один почти ровесник дворецкого.

Неизбежные низкие поклоны, конечно. Сварог уставился вверх – под потолком сходились черные балки, с них свисали пестрые вымпелы, знамена, засмотрелся даже, опомнился, повернулся к Макреду:

– Это что, весь штатный расчет? Всего трое слуг на этакую громадину?

– Слуги великолепно владеют соответствующей магией, милорд. И вполне справляются.

– Хорошо, скажите, чтобы шли по местам, – сказал Сварог, уже заинтригованный постоянными упоминаниями о магии. – Что у нас еще? Где моя домоправительница?

Раздался шелест платья, мягкий шелковый шорох подола по каменным плитам.

– Меони, ваша домоправительница, милорд.

«Ей-богу, это уж слишком», – подумал Сварог, разглядывая склонившую голову и присевшую в низком поклоне девушку и особенное внимание уделив низкому вырезу ее желтого платья в синюю и красную полоску, щедро украшенного оборочками, кружевами и прочими фестончиками.

Она подняла голову – светлые волосы упали на плечи, – с некоторой робостью улыбнулась Сварогу, не отводя зеленых глаз. Она была такая миленькая, что Сварогу нестерпимо захотелось облизнуться. Он панически искал слова, и дворецкий выручил его:

– Меони, милорд голоден, начинайте готовиться к ужину…

Девушка гибко выпрямилась, улыбнулась уже смелее и ушла. Сварог огромным усилием воли сделал лицо непроницаемым.

– Ну-ну, – сказал он живо. – М-да. И, разумеется, многие поколения ее предков служили верой и правдой…

– Ах, милорд, – философски, с ноткой фривольности сказал Макред. – Это так естественно – домоправительница в замке неженатого благородного лорда…

– Знаете, я с вами согласен, – сказал Сварог и задумчиво покрутил пальцами левой руки в воздухе. – Но что, вот так вот… как само собой разумеющееся?

– Вы полный хозяин в своем замке, милорд. Традиции многих поколений…

– А могу я, простите, повесить вас всех на воротах замка? Там, правда, нет ворот, но сучьев в парке достаточно…

– Как вы, должно быть, понимаете, мне самому это не доставило бы никакого удовольствия, милорд. Но вы, разумеется, в своем праве. Однако должен заметить, что подобные прецеденты случались крайне редко, и слуги благородных графов Гэйров никогда не давали повода…

Кажется, он в глубине души опасался, не собирается ли Сварог зайти в нововведениях чересчур далеко. Сварог же в задумчивости озирал резной каменный пол, широкую лестницу, штандарты на черных балках, гобелены, доспехи на стенах.

Как-то кошка предложила мышке: «Дорогая, пробеги-ка из одного угла кухни в другой, и я тебе отвалю целый кувшин масла». Мышка подумала и отказалась, заподозрив неладное, потому что работа предстояла чересчур легкая, а плата за нее чересчур высокая. В том-то и дело. Чересчур щедро его осыпали подарками. И ничего не требовали взамен – разве что держать язык за зубами и соблюдать правила игры. Прав был товарищ Сталин, неустанно твердивший о бдительности, или ошибался?

– Нужно решить очень важный вопрос, милорд, – сказал Макред. – Завтра вам предстоит ознакомиться с фамильной книгой заклинаний. В силу… гм, вполне понятных и простительных причин вам должен помочь в этом маг.

Прикажете вызвать мага из Мистериора, или… – Он явственно запнулся, выражая голосом легкое презрение, как солидный человек, которому пришлось говорить о неприличном. – Или из Магистериума? Разумеется, право окончательного выбора за вами, и молодое поколение имеет свои вкусы и пристрастия… но я осмелился бы рекомендовать Мистериор.

– А какая разница? – спросил Сварог.

– Милорд, Мистериор освящен установлениями и традициями, а Магистериум… Эти новомодные заведения… Он отнимет у вас гораздо больше времени, не в пример больше, и в итоге…

– Хорошо, на ваше усмотрение, – сказал Сварог. – Ужин скоро будет готов?

– Милорд, ужин будет готов в любую минуту, когда вам угодно. Меони прекрасно владеет нужными заклинаниями.

– Что-что? – сказал Сварог и понял. – Что же, никаких поваров?

– Именно так, милорд. Вот уже тысячи лет благородные лары не употребляют пищу, приготовленную варварским, то есть естественным, образом. Исключение делается лишь для охотничьей добычи.

– А это…

– Не тревожьтесь, милорд. Все сотворенное при помощи магии делится на иллюзорное и реальное, но могу вас заверить: еда таковая совершенно реальна.

– Прекрасно, – сказал Сварог.

– Насколько я понимаю, вы вряд ли захотите ужинать в главной трапезной?

– Догадываюсь по вашему тону, что это нечто просторное и крайне церемониальное… Сделайте что-нибудь попроще. Найдется у меня в замке комната, где не нужно пускаться на другой конец стола за горчицей верхом?

– Прошу вас, милорд.

Он деликатно притворил за Сварогом дверь, оставшись снаружи. Комната оказалась небольшая по здешним меркам, с камином, столом и массивными креслами. Стол был девственно пуст. Меони, напряженно ожидавшая у камина, встрепенулась:

– Прикажете подавать, милорд?

– Конечно, – сказал Сварог, сел за стол и вопреки этикету водрузил на него локти.

– Фамильное серебро? Малый сервиз?

– На твое усмотрение, – сказал Сварог. – Есть хочется, и вовсе неважно на чем.

Он огляделся: ни люстры, ни свечей – ничего. И все равно в комнате светло, и все предметы отбрасывают тени, словно светильники все же есть, только они невидимы.

Отшатнулся – прямо меж его лежащими на столе руками возникло большое серебряное блюдо. То, что на нем лежало, имело весьма привлекательный вид и распространяло крайне аппетитные ароматы жареного мяса, грибов и неизвестных приправ. Следом появились блюда и тарелочки, массивные золотые вилки, графины с разноцветными жидкостями, бокалы из игравшего сотнями разноцветных искорок хрусталя, тонкого, как мыльный пузырь. Меони стояла, подняв глаза к потолку, беззвучно шевеля губами.

– Хватит! – взмолился Сварог. – Я же столько не сожру, а попробовать всего хочется!

Меони послушно замерла.

– Прошу. – Сварог показал ей на кресло напротив.

Она робко присела. В некоторой растерянности Сварог оглядел яства, которых хватило бы на изголодавшийся взвод, и в голову ему пришла совершенно великолепная мысль:

– А начнем мы с вина!

Он нацелился на графин с содержимым благородно-вишневого цвета, но руку протянуть не успел: графин воспарил над столом, накренился, струя вина полилась в тончайший бокал, украшенный разноцветными стеклянными медальонами. Вслед за тем бокал неспешно проплыл над блюдами, не расплескав ни капли, ловко скользнул в руку Сварогу. Сварог растерянно стиснул витую ножку и осушил бокал до дна. Посидел, прислушиваясь к глубинам организма. Организм свидетельствовал, что ничего лучшего в жизни пробовать не приходилось. Сварог только глянул на графин с нежно-зеленым вином – и тот поплыл к бокалу.

После нежно-зеленого, черно-багрового и светло-янтарного вина Сварог откинулся на спинку кресла и сказал:

– Сказка…

– Вам следовало бы сначала поесть, милорд, – тихо промолвила Меони.

– Конечно, – ответил Сварог, сцапал золотую массивную вилку прежде, чем она успела скользнуть в руку, и остался горд этой маленькой победой.

– Прикажете разжечь камин?

– Разжигай. А музыку можешь?

– Какую вам угодно?

– Что-нибудь… романтичное. Скрипки-клавесины. Если только ты знаешь, что такое клавесин.

В комнате стало темнее, дрова в камине вспыхнули ровным, не коптящим пламенем, и по стенам сразу же заколыхались тени. Тихо зазвучала музыка.

Почувствовав, что утолил первый голод, Сварог поднял глаза на Меони. Она едва прикоснулась губами к краю своего бокала и ответила чуточку испуганным взглядом. Сварог беспомощно ругнулся про себя. Он никогда не страдал робостью в обращении с прекрасным полом, но трудно было свыкнуться с мыслью, что эта красоточка – его вещь. С обычной доступностью это имело мало общего.

Он вышел из положения наипростейшим способом – придвинул бокал, налил до краев особенно полюбившегося черно-багрового и отправил его по назначению. Спросил:

– Слушай, а почему посуда больше сама не прыгает?

– Я заметила, что вам это не особенно нравится. Я не правильно сделала?

– Ну что ты, все правильно, – сказал Сварог. – А то руками шевелить разучишься. Должен тебе сказать, ты идеальная домоправительница.

Он старался не особенно нагло таращиться на низкий квадратный вырез ее платья, обшитый синим кружевом, но глаза поневоле работали в автономном режиме, тем более что музыка лилась, отдаваясь в висках горячей волной, и на юном личике девушки играли тени. Сварог решительно взял ее за руку. Она чуть заметно вздрогнула и показалась ужасно беззащитной. «Аристократ, бля», – не без самокритики подумал Сварог.

И спросил:

– Ты откуда?

– Из Антлана, – сказала она чуть удивленно. – Как все ваши слуги…

Как все слуги здесь.

– И где же этот Антлан? Внизу?

– Нет. На другой планете. На Сильване.

– Это город?

– Континент, принадлежащий ларам. – Она напряженно ждала. – Милорд, что вам еще угодно приказать?

«Нет, это будет даже похуже изнасилования», – подумал Сварог растерянно. Встал, продолжая держать ее за руку, и они оказались лицом к лицу. Глаза у нее стали совсем испуганные.

– А ты-то сама что хочешь делать? – спросил Сварог, взяв ее за локотки. – Что ты хочешь?

Она прошептала что-то, отворачивая лицо.

– Громче, – сказал Сварог.

– Я хочу… чтобы вы больше были человеком, чем господином, милорд, – выпалила она на одном дыхании и вновь вознамерилась отвернуться, но Сварог не позволил. Как это случается с подвыпившими, его бросило из одной крайности в другую – от жуткого нетерпения в заботливую нежность.

– Пойми ты, я все ж не скотина, – сказал он, как ему представлялось, чертовски веско и убедительно, погладил ее по щеке. – Не бойся…

– Я не боюсь. Установившиеся традиции и вассальный долг…

– Плюнь, – великодушно сказал Сварог. – Освоимся, привыкнем, перебедуем… Ты думаешь, мне легко? Зашвырнуло куда-то…

Меони решительно, без тени ласки зажала ему рот ладошкой. Шепнула на ухо:

– Тише… Не надо… Вы же еще не прошли обряда, вас могут слышать, видеть… Милорд, умоляю вас…

– Думаешь? – спросил он шепотом.

– За вами могут наблюдать. Вполне возможно, хотя и не обязательно.

– И все равно готова была…

– Я же обязана вам повиноваться…

– Глупости, – сказал Сварог погромче. – Никому ты ничего не обязана, понятно? Только не надо мне говорить, какой я добрый. Я вообще-то злой. Но я в жизни никого не насиловал. И не привык, чтобы у меня в собственности были люди. А ты мне жутко нравишься вдобавок, и это, оказывается, обезоруживает… Ты когда-нибудь научишься говорить мне «ты»?

– Я попробую. – Она чуть отстранилась, умоляюще заглянула ему в глаза:

– Пожалуйста… Я заслоняю комнату, но долго не смогу. Вы должны быть осторожнее, милорд.

– Мне что-нибудь грозит?

– Не знаю. Милорд, я простая девушка из Антлана, где тысячелетиями живут вассалы благородных ларов. И знаю одно: ничто не происходит случайно. Вам следует быть осторожнее и побыстрее овладеть заклинаниями.

– Постараюсь, – сказал Сварог и отпустил ее. Меони вздохнула с неприкрытым облегчением, опустилась в кресло. Сварог сел рядом, чуя, что некая преграда меж ними рухнула.

– Послушай, а зачем мне заклинания? – спросил он деловым тоном, давая ей понять, что их отношения, каких пока что и не было, на сегодня переходят в другую плоскость. – Звать магов, чему-то там учиться…

– Лары – властители магии. Владение магией – качество, отличающее цивилизованного человека, властителя небес, от земного варвара, – заученно продекламировала Меони.

– Ну, если по уставу положено… – сказал Сварог. – К тому же это, должно быть, интересно.

– Не особенно.

– Почему это? – Сварог даже обиделся чуточку. – Можно делать всякие штуки, пошептав в потолок…

– Конечно, – грустно улыбнулась Меони. – Сначала так и кажется. А потом начинаешь понимать – ничего в этом нет…

– Ну почему? – никак не мог понять Сварог. – Можно ведь делать что-то такое… значительное. Ну я не знаю, вызывать бурю или, наоборот, прекращать…

– А зачем? – тихо сказала Меони. – Если посмотреть в самую суть – зачем вам насылать бури?

– Действительно, – сказал Сварог. – Маленький зеленый крокодильчик…

– Что?

– Ты знаешь, что такое крокодил?

– Конечно.

– Так вот. Есть огромный остров. Посреди острова – огромный лес.

Посреди леса – огромное болото. А посреди болота сидит на крохотной кочке маленький зеленый крокодильчик и печально думает: «Ну и зачем мне все это нужно?»

Меони звонко рассмеялась, и Сварог подумал, что со своим громадным запасом наверняка неизвестных здесь анекдотов он без труда завоюет себе репутацию записного остряка. Хмель у него почти выветрился – тут угощали отнюдь не советской сивухой из старых автопокрышек.

– Вообще-то мне чертовски нужен хороший советчик… – сказал он.

– Я не гожусь, милорд. Что я знаю? В замке есть библиотека и все остальное…

– Библиотека – это прекрасно, – сказал Сварог. – Но мне нужен и доверенный друг…

– А почему вы думаете, что их у вас никогда не будет? – Меони вдруг схватилась за щеки. – Ой! Сегодня же полнолуние, и скоро полночь…

– Ну и что?

– Идите в портретную галерею, милорд. Можно посоветоваться с вашими предками.

Сварог хотел понимающе рассмеяться, но обнаружил, что она говорит серьезно, глядя испуганно и решительно.

– Пойдемте, – сказала она. – Скоро полночь. Если они захотят вам помочь…

– Нет, ты серьезно? Они что… приходят?

– Боитесь?

– Чтобы я боялся собственных предков? – сказал Сварог браво, хотя по спине и пробежал этакий холодок, предчувствие загадочного. – А ну-ка, пошли!

В коридорах царил таинственный синий полумрак, явно имевший своей природой не естественные вечерние сумерки. Сварог не задавал вопросов.

Стараясь ступать потише, он шел за державшей его руку Меони по высоким извилистым коридорам, широким лестницам, сводчатым залам, мимо окон, за которыми стояла покойная звездная ночь, мимо рыцарских доспехов, батальных полотен во всю стену, мозаичных картин от пола до потолка, громадных ваз, чучел тигров, драпировок и ваз. Это было как во сне, про который к тому же неизвестно наперед, страшным он окажется или приятным. Наверняка можно было зажечь свет, но Меони отчего-то этого не делала, и Сварог не стал спрашивать почему. Он покорно шел, шарахаясь поначалу от чучел, застывших в крайне натуральных позах, держа теплую ладошку, чувствуя себя отчего-то совсем юным, не отягощенным воспоминаниями и житейским опытом, которые следовало бы выжечь каленым железом.

Ладошка Меони вдруг дрогнула, трепыхнулась в его пальцах. Девушка обернулась, приложила палец к губам, потянула его в полукруглую нишу – быстро, испуганно. Сварог автоматически крутнулся на каблуках, прижался к стене так, словно из коридора навстречу им должен был заработать пулемет.

Рука пошарила у пояса, и он не сразу сообразил, что тело отреагировало, как встарь, и пальцы ищут гранату…

– Что такое? – прошептал он.

– Тс-с! – вовсе уж беззвучно шепнула Меони. – Домовой!

Сварог осторожно выглянул. Поперек коридора протянулись прямоугольники проникавшего в окна звездного сияния, озарявшего синий полумрак. Далеко впереди что-то шевельнулось, пересекло коридор поперек – маленькое, сгорбленное, косматое, без четких очертаний, оно скользнуло меж двух высоких ваз на круглых постаментах и пропало куда-то, больше Сварог его не видел, как ни вглядывался.

– Ушел, кажется, – прошептал он, чуточку уязвленный тем, что приходится прятаться в собственном замке от какой-то твари. – Он что, сердитый?

– Нет, но все равно… Не принято его замечать, пусть себе идет…

Ее теплое дыхание коснулось щеки. Сварог повернулся к ней, взял за плечи, оцарапав костяшки пальцев о жесткий ковер на стене, и наконец-то поцеловал по-настоящему. Меони закинула голову, не сопротивлялась, отвечала, потом ее пальцы скользнули по плечам Сварога, ладони уперлись в грудь. Сварог неохотно отвернулся, превозмогая откровенно пещерные желания.

– Скоро полночь, – будто извиняясь, сказала Меони. – Вам пора…

Перед высокой двустворчатой дверью она остановилась, тронула витую ручку:

– Идите. Нет, я подожду здесь, мне нельзя…

Высоченная массивная дверь неожиданно мягко и бесшумно закрылась за Сварогом. Он оказался в длинном прямоугольном зале, заканчивавшемся высоким витражным окном. Справа и слева – нескончаемые шеренги портретов в полный рост, в натуральную величину. Массивные золоченые рамы, пылающие факелы на стенах. Факелы? Сварог стоял совсем рядом с ближайшим, воткнутым в затейливую кованую подставку, но не чувствовал жара и не слышал треска пламени. Это была полная иллюзия факела – и только. Но света давала даже больше настоящего.

Изменчивые тени колыхались на потемневших от времени портретах, и неподвижно застывшему у двери Сварогу стало казаться, что портреты шевелятся, явственно меняют позы, двигаются, оживают…

Багровое сияние проникло сквозь витражи, поползло от окна к Сварогу, и он едва справился с желанием заорать и пуститься наутек – портреты действительно оживали. Туманное свечение словно бы вспыхивало в глубине обретших трехмерность картин и медленно распространялось на все пространство, заключенное в золоченую раму. Фигуры шевелились, выступали за рамы, призрачно полупрозрачные, меж ними и плоскостью картин явственно обозначалось пустое пространство, лица медленно, слепо оборачивались к Сварогу, отыскав его взглядом, замирали. Он поймал себя на том, что тихонько пятится к двери, и застыл – все-таки они не отдалялись от рам, они стояли и смотрели, словно ожидая что-то от него…

«Конечно, – вспомнил он, – призраки не могут заговорить первыми».

– Простите, – сказал он негромко. – Мне посоветовали к вам… с вами… Но разве такое возможно?

– Это Фатероль, – прозвучал в ответ столь же негромкий голос. – Он был великим живописцем и великим магом…

– Великим…

– Говорят даже, что он продал душу дьяволу, взяв в уплату волшебные кисти…

– Говорят…

– Никто не знает всего – но его полотна стали дверью, способной порой приоткрываться в тот мир, что терпеливо вдет всех, обитающих по другую сторону…

Голоса звучали отнюдь не демонически, они были почти обычными, человеческими, хотя и лишенными чего-то привычного, важного. Сварог немного приободрился, и тут кто-то резко бросил, почти крикнул:

– Милорды, но разве это граф Гэйр?!

Сварог машинально глянул в ту сторону – бородатый старик в черной кирасе поверх кафтана и широкой золотой перевязи уставился на него подозрительно и зло.

– Мне представляется, что маршал прав, – сказал сосед старика, человек помоложе. – Но не всецело.

– Вы хотите убедить меня, что перед нами – последний граф Гэйр? – поджал губы маршал.

– И не пытаюсь, дядюшка. Но в этом молодом человеке есть что-то странное, не позволяющее решительно и безоговорочно отказать ему в праве именоваться графом Гэйром. В чем эта странность заключается, я не знаю, но вынужден удостоверить ее наличие…

– Адвокатские штучки. Вся эта ваша казуистика… Последний граф Гэйр исчез три года назад в Море Мрака.

– Повторяю, дядюшка, я вовсе не идентифицирую этого молодого человека с последним графом Гэйром, – не уступал адвокат. – И я помню, что последнего графа Гэйра нет ни среди живых, ни в Царстве Теней, что само по себе достаточно странно… Я могу прозакладывать голову – простите этот оборот из лексикона живых, звучащий в нашем обиходе невысокого пошиба шуткой, – что перед нами не граф Гэйр. И тем не менее… В этом человеке есть что-то от нас.

– Да, я тоже это чувствую, – поддержал кто-то.

– И я, признаться. Маршал, вы всегда грешили поспешностью суждений – и решений, увы…

– Не замечал за собой, – буркнул маршал, буравя Сварога прокурорским взором. – Юноша, не соблаговолите ли объяснить, откуда вы взялись в маноре Гэйров, собственно говоря?

– Из прошлого, – сказал Сварог.

– Точнее?

Сварог называл даты, страны, события – но призраки лишь растерянно переглядывались.

«Это в какую же даль меня занесло?» – смятенно подумал Сварог.

– Здесь необходим ученый, – заключил адвокат. – Милорд Орим, не сможете ли внести ясность?

– Боюсь, не смогу ничем помочь, – сказал человек в мантии и большом берете. – Я не могу вспомнить ничего похожего ни в истории Талара, ни в истории Сильваны, не говоря уж… – Он сделал многозначительную паузу, понятную, очевидно, для всех. Кроме Сварога. – Ничего схожего…

– В истории всех планет есть крайне отдаленные периоды, от которых не осталось никаких свидетельств…

– Зато остались те, кто ушел в Царство Теней как раз из таковых периодов. Конечно, следует учесть прекрасно известные вам обстоятельства… И все равно в истории человечества нет таких эпох, свидетелей которых мы не встретили бы у себя.

– Вы безукоризненно логичны, братец.

– И прав, смею думать.

– И тем не менее! – не уступал адвокат. – Наш гость – данность, от коей не отмахнуться. Мы должны прийти к какому-то решению, ибо второй раз с этим молодым человеком встретимся не скоро. Нам далеко не безразлично, кто стал владельцем родового замка Гэйров, а ему, думаю, не безразлично, получит ли он наше расположение…

– А если – безразлично?

– Смею заверить, весьма небезразлично, – сказал Сварог. – Поймите, я сюда не рвался. Я не стремился заполучить эти титулы и этот замок. Я вообще не знал, что существуют такие места… Не я все это затеял. И если все это – ваше, мне бы никак не хотелось представать странным самозванцем… Может, вы знаете, кому и зачем понадобилось меня сюда поселять?

– Увы, – сказал адвокат. – В силу своего положения мы знаем многое о прошлом, но о настоящем знать не можем ничего…

– Есть отличный план! – вмешался молодой, выглядевший ровесником Сварога призрак в шитом золотом мундире, усатый, с тремя пистолетами за поясом и подзорной трубой в руке. – Незнакомец, вам следует прикончить того, кто все это затеял. А уж потом, когда он окажется среди нас, ему будет затруднительно что-то скрыть. И в следующее полнолуние, пусть это и не скоро, мы найдем, о чем поболтать…

– Самый простой способ разделаться с мышью – поймать ее и насыпать на хвост соли… – бросил маршал. – Кузен, вы навсегда остались гвардейским вертопрахом. Прежде чем отправить к нам виновника, его следует обнаружить.

А обнаружив его, обойтись и без нашей помощи.

– Черт, верно… Как-то не подумал. Господа, мне этот парень отчего-то нравится. И если он хоть на самую малую толику Гэйр… Не забывайте, три года истекли. Вы хотите, чтобы перевернули герб и манор сам превратился в призрак, плывущий над облаками? Или был присоединен к владениям невероятно дальнего родственника? Из таковых у нас остались только графы Раль, а они все поголовно – сволочь последняя… Уж если этого парня отчего-то согласились признать графом Гэйром…

– Да, но нужно же разобраться, что за всем этим кроется.

– Вот он и разберется. Он мне не кажется размазней.

– И все же – наши чувства, гордость фамилии… – упорствовал маршал.

– Я не припомню, чтобы прежде случалось нечто подобное происшедшему с этим молодым человеком, в облике которого, признаю, усматриваются иные фамильные черты…

– Иные? Да он же вылитый Гэйр! – сказал гвардеец. – Сбрейте мне усы или ему прицепите – и получится полное сходство. Говорите, такого прежде не случалось? А скажите-ка, дядюшка, разве случалось раньше, чтобы из Царства Теней исчезали…

– Лейтенант, молчать! – рявкнул маршал.

Сварог заметил, что загадочная реплика гвардейца словно бы вызвала у призраков легкий переполох. И навострил уши. Но никто не возразил маршалу.

Очевидно, растяпа-гвардеец по простоте душевнойкоснулся чего-то такого, что надлежит тщательно скрывать, – то ли от одного Сварога, то ли от живых вообще.

– Позвольте мне, – вмешался старик в черной кольчуге с золотым гербом на груди. – Я вас всех внимательно слушал. Теперь извольте-ка слушать одного из тех, кто и сделал Талар таким, каков он сейчас есть, – быть может, на беду… Мне давно кажется, что лары мельчают. Что исчезло нечто важное, что впереди нет великих целей. Вы хотите полного вырождения? Вряд ли. Слишком многое тогда канет в небытие. Нужна новая, горячая кровь. И не так уж важно, откуда она приходит. Для чего-то же мы сжигали одни города и строили другие? Совершенствовались в магии и в могуществе?

– Сама История вещает вашими устами, милорд сенешаль, – сказал гвардеец, подмигнув Сварогу, уже полностью освоившемуся в этом странном обществе.

– Щенок, – сказал старик в черной кольчуге. – Я таких на кол сажал, случалось.

– Вот только пропустили того, кто помог вам раньше времени переселиться в Царство Теней…

– Перестаньте, – сказал адвокат. – Неужели никто не в состоянии оценить серьезность момента? – Он повернулся к Сварогу:

– Боюсь, молодой человек, в чем-то мы покажемся вам смешными и даже глуповатыми. Что поделать, мы ведь призраки людей. Уходя в мир теней, никто не становится ни умнее, ни талантливее, ни могущественнее. Он всего лишь узнает много нового, но это не добавляет ума, а способно лишь прибавить печали – если бы тени обладали прежними чувствами… Так что мы остались, какими были. В том, что это непреложно, вам, извините за бестактность, самому предстоит убедиться через несколько столетий. Вы ведь, я догадываюсь, хотели получить какой-то совет? Ответы на некие вопросы?

– Да, – сказал Сварог.

– Прошлое не годится в советчики, потому что оно не знает настоящего.

А ответы вам предстоит искать самому. Разумеется, вас никто и ничто не обязывает. Мир, куда вы попали, предоставляет все возможности прожить жизнь беззаботно, приятно и легко. Но вам, боюсь, это не удастся. То, что случилось с вами, никогда не происходит просто так, по слепой игре случая, природы…

– Я догадываюсь, – сказал Сварог.

– Тогда вам следует быть готовым ко всему. К любому. Чем больше вы узнаете об этом мире, тем сильнее станете, когда придет пора…

– Но у меня создалось впечатление, что на меня махнули рукой, когда поняли, что не достигли желаемого, – сказал Сварог.

– Возможно. Или у вас умышленно создали именно такое впечатление.

Здесь, за облаками, давно прекратились войны…

– А жаль, – вмешался призрак в черной кольчуге.

– Войны прекратились, – продолжал адвокат. – Но интриги и заговоры – вещь неистребимая. Вас уже посвятили в тайны книги заклинаний?

– Обещали сделать это завтра, – сказал Сварог.

– Конечно, вам будет трудно. Одно дело – овладеть книгой в пору отрочества и совсем другое – человеку более взрослому, по сути – постороннему… Но вам это поможет.

– И не забудь овладеть родовым умением, – сказал черный пращур. – У каждого рода есть свое заклятие, фамильная тайна…

– Какая у вас?

– Мы, Гэйры, обладаем великим даром – можем вернуть к жизни павшую лошадь. Но только на сутки.

– Великолепно, – сказал Сварог.

– Не кривись. Когда-то это чертовски помогало.

– Думаю, что внизу, на земле, это и сейчас может пригодиться, – сказал адвокат. – Итак, граф Гэйр… Надеюсь, присутствующие не возражают против употребления этого имени применительно к нашему гостю? (Судя по лицам, у некоторых имелось на сей счет особое мнение, но вслух они его не высказали.) Если потребуются законные основания, здесь вполне применим Указ о Сыновьях и постановление Геральдической коллегии, основанное на прецеденте Этерскела, – в части второй…

– Говорите, дядюшка, по-человечески, – сказал гвардеец. – Мы вам и так поверим. Наш гость, думаю, тоже.

– Хорошо. В связи с особыми обстоятельствами обговорено и решено: этот молодой человек признается полноправным графом Гэйром, и на него ложатся все привилегии, преимущества, обязанности, старые счеты, пророчества, родовые заклинания и возможные неудобства, проистекающие из его нынешнего положения. Отныне манор Гэйр становится его домом, он обязуется заботиться о чести рода и фамильной славе, каковую должен по мере возможности приумножать, не допуская ее умаления. Поклянитесь на мече, двадцать второй граф Гэйр.

Сварог растерянно коснулся пояса – меч он давно снял, садясь за ужин, но призрак в черной кольчуге выбросил перед собой туманное лезвие широкого меча. Пройдя к нему сквозь двойную шеренгу бесплотных зрителей, Сварог притронулся пальцами к мерцающему клинку, и пальцы погрузились в пустоту – невероятно холодную, ожегшую кожу.

– Ищи Доспех Дорана, – сказал старик.

– Дедушка, кому теперь нужны эти сказки, – бросил гвардеец. – Главное, пусть он домоправительнице скучать не даст.

– Доспех Дорана – вовсе не сказки.

– Все равно. О нем вот уж которую тысячу лет ни слуху ни духу. Он спасал владельца от многих опасностей, но сам себя спасти не мог. Сейчас он может лежать где-нибудь на дне океана, в чьей-то забытой могиле или под мостовой любого города.

– Или висеть на стене в доме того, кто понятия не имеет, чем владеет.

– Все возможно… Что же, прощайте, граф Гэйр, до следующего полнолуния…

Сварог был немного разочарован – снова все прошло скучно и буднично.

Ни великих истин, ни роковых тайн, ни ужасных чудес. Тихие семейные посиделки… Он остался на месте, а полупрозрачные туманные фигуры попятились к массивным золоченым рамам, слились с полотнами, и вскоре остались лишь неподвижные изображения давно умерших людей – старики в броне, сановники в орденах, осыпанные самоцветами дамы и молодые офицеры.

Вполне возможно, что запечатлевший их художник и не продавал душу дьяволу, – о многих талантах во все времена кружили такие байки…

Пальцы, которыми он коснулся лезвия призрачного меча, побаливали, будто отмороженные. Сварог хотел подойти и рассмотреть портреты, но решил, что это можно отложить на завтра. Повернулся и вышел. Меони порывисто подалась к нему:

– Что, милорд?

– Благословили, – сказал Сварог. – Никакой я теперь не самозванец, с чем себя и поздравляю.

– Великолепно! Пойдемте, здесь было так жутко…

– Зажгла бы свет.

– Опять домовой ходит. Такое редко случается, мне страшно.

– Глупости, – сказал Сварог.

– Только не здесь. Слышите?

Сварог прислушался – снаружи, из теплой звездной ночи, долетали возбужденные голоса. Меони скользнула к ближайшему окну, Сварог пошел следом, выглянул за широкий парапет. Он хотел посмотреть вниз, откуда слышались голоса, но невольно задрал голову к небу.

В небе висел огромный желтый диск, размером с футбольное поле, казалось, он вот-вот обрушится на голову, затрещат верхушки деревьев, рассыплется крыша… Диск был покрыт туманными параллельными полосами, темноватыми пятнами неопределенных очертаний, а повыше экватора красовалось круглое алое пятно. «Юпитер, чтоб мне провалиться, – подумал Сварог. – Нет, ну что у них тут творится? Куда перенесло Землю?»

С трудом оторвавшись от впечатляющего зрелища, Сварог посмотрел вниз.

Среди деревьев мелькали большие шары неподвижного сиреневого света, цепочка таких же двигалась к лесу со стороны служб. Хрипло, пронзительно заревела неподалеку труба. И сейчас же коридор ярко осветился.

Сварог невольно зажмурился, а когда открыл глаза, увидел спешившего к нему Макреда. Дворецкий ухитрился сохранить величавость даже при беге трусцой, но выглядел чуточку испуганным. Он остановился в двух шагах, пытаясь отдышаться.

– Ну, что там? – спросил Сварог. – Воры лезут?

– Милорд, ваши гвардейцы уверяют, что в лесу видели Гэйр-Бара.

Меони охнула за спиной Сварога.

– А что это за субъект? – спросил Сварог.

– Фамильный призрак Гэйров, милорд. Безголовый медведь, чье появление случается крайне редко и обязательно предвещает большие перемены.

– К добру или наоборот?

– А вот этого, милорд, никогда наперед не знаешь… Гвардейцы клянутся, что он бродил по лесу…

– Так, – сказал Сварог. – Безобразий и убытков от него много?

– Никаких, милорд, это же призрак…

– Тогда к чему весь этот цирк с иллюминацией?

Макред помолчал, вздохнул:

– Я и сам не знаю, милорд. Так уж повелось…

– Кончайте этот переполох, – сказал Сварог. – Пусть бродит, если ему так уставом положено. А вы укажите мне немедленно родовую спальню.

Колыбельную петь не нужно, я и так усну на совесть, можете не сомневаться…

Глава 4 МИЛОРД ПРИНИМАЕТ ГОСТЕЙ

Сон, в котором за ним гнались разъяренные титулованные пращуры, а спасал от них почему-то безголовый медведь Гэйр-Бар, растаял, неуловимо перетекая в зыбкие мгновенья пробуждения, когда еще не понимаешь толком, на каком ты свете, а недавние видения кажутся убедительной реальностью.

Глаза еще склеивало сонным наваждением, и Сварог подумал сначала – жаль, что придется расставаться с таким великолепным сном. Потом, не открывая глаз, отметил необычную пышность и мягкость подушки. Открыл глаза и понял – ни с чем не придется расставаться. Он лежал в огромной постели, по которой можно было маршировать строевым шагом, стены были затянуты синим шелком с вышитыми золотом узорами, в окна лились солнечные лучи, играя на рыцарских доспехах в нишах, а у изголовья стояла зеленоглазая светловолосая девушка. Она улыбнулась и сказала:

– Милорд, через четверть часа прибывает маг из Мистериора.

И он осознал, что ничего ему не приснилось, что он остается в благодатных краях заоблачного безделья. Блаженно улыбнулся и сказал:

– Иди сюда.

Меони улыбнулась, мотнула головой:

– Маг прибывает.

– А кофе в постель? – спросил Сварог, твердо решив вести самую великосветскую жизнь. – Есть хочу.

Меони улыбалась:

– Есть вам нельзя, милорд. Овладение книгой заклинаний требует пустого желудка, – она лукаво склонила головку к плечу, – и неотягощенной неподобающими побуждениям и души…

– Ну, ты мне еще попадешься, – сказал Сварог. – Ладно, готовим встречу. Что там полагается – трубачей на стены? Салют из всех орудий?

– Достаточно фанфар и четырех гвардейцев у входа, милорд. Макред уже распоряжается.

Через несколько минут Сварог стоял на верхней ступеньке парадной лестницы. Дверь была распахнута настежь, и у створок попарно стояли навытяжку четверо гвардейцев. Сияло солнце, небо выдалось безоблачное, внизу виднелись дымки над крохотными крышами неизвестного города, далеко раскинувшегося посреди желтых полей. Интересно, что это за город и над каким он континентом? И как вышло, что земные обитатели деградировали до положения варваров, а меньшая их часть оказалась за облаками?

Гвардейцы слаженно выхватишь мечи, и четыре ослепительно сияющих клинка взметнулись «подвысь». Сварог встрепенулся, зашарил взглядом по небу.

К замку приближался странный четырехугольный предмет, в котором вскорости удалось опознать не что иное, как ковер-самолет. Именно так это средство передвижения и выглядело. Посередине темно-красного с серебристыми узорами ковра, поджав ноги и гордо выпрямившись, сидел старик в синей мантии, усеянной золотыми каббалистическими знаками, и остроконечном черном колпаке, увенчанном золотым полумесяцем. Где-то на галерее зазвучали фанфары. Сварог приосанился, чувствуя себя полным идиотом. Больше всего это напоминало скверный фильм для дошкольников, по недостатку денег бедный эффектами.

Ковер-самолет замер в воздухе у подножия лестницы, повисел пару секунд и мягко опустился на траву. Опереточный звездочет выпрямился во весь рост, прошествовал к Сварогу. «Сейчас, чего доброго, руки возденет», – подумал Сварог и оказался провидцем – старик воздел руки, торжественно объявил:

– Да пребудет над сим замком благодать небес!

– Да пребудет, – согласился Сварог, уже натасканный Макредом и Меони.

Слава богу, на этом торжественная часть и закончилась. Старик с деловым видом засеменил вслед за Макредом, возглавлявшим шествие, направлявшееся в подвалы замка, где Сварог, к своему полному разочарованию, не обнаружил ни прикованных в незапамятные века скелетов, ни раскрытых сундуков с грудами сияющих самоцветов, ни даже паутины. По обе стороны сводчатого коридора было множество низких, окованных железом дверей, но коридор оказался чистым, светлым и сухим, так что вряд ли можно было рассчитывать, что за дверями – темницы с забытыми пару сот лет назад узниками, пыточные и сокровищницы.

Дворецкий остановился перед послед ней дверью, распахнул ее и низко поклонился. Внутрь он не вошел, притворил дверь за Сварогом и его гостем.

Внутри было интересно. Именно то, чего Сварогу подсознательно не хватало. Со сводов свисала паутина, внушавшая почтение толщиной и обилием, – она скорее напоминала обрывки рыбачьих сетей. Пауков Сварог не заметил, но они вполне могли укрыться по углам, утопавшим в загадочных тенях, – единственным источником света был висевший под потолком тускло-багровый шар, первый увиденный здесь Сварогом настоящий светильник. На полу лежал толстый слой пыли, ноги утопали чуть ли не по щиколотку, и противно першило в горле. Посередине, на небрежно отесанной каменной глыбе лежала толстенная книга, но Сварог лишь мельком глянул на нее и уставился на стены.

На черепа, пожелтевшие, древние, размещенные на толстых кованых крючьях, вбитых меж закопченными кирпичами стен. Черепов было множество, но и свободных крюков хватало. Сварогу стало не по себе от такого множества оскалов и пустых глазниц. На лбу одного из черепов тускло отблескивал золотой обруч с зелеными каменьями. Другой был увенчан самой настоящей короной – золотой, с прямоугольными зубцами, рубинами и двумя дугами.

– Надеюсь, это не предки? – тихо спросил Сварог.

– Это враги ваших предков, милорд. Наиболее опасные и родовитые, за что и удостоились такой чести. Вот это – подлинная жемчужина. – Он указал на череп в короне. – Король Горрота, черный маг полуденных гор. С тех пор, как этот череп угодил на крюк, прошло четыре тысячи лет, но королевство Горрот существует по-прежнему, и с вашей стороны было бы полным безрассудством оказаться в его владениях. Даже несмотря на ваше положение.

Тот, кто захочет отомстить, всегда найдет способ. Ваши предки оставили внизу порядочно врагов, и не все счета истлели от времени…

Сварог покачал головой. Нельзя сказать, чтобы такой поворот дела ему особенно нравился, но что поделать, привилегии идут в паре со старыми неоплаченными счетами. Одно утешение: земные кредиторы в замок не доберутся…

– Вот этот – один из стародавних великих герцогов Харланских. – Старик указал на череп с обручем. – Посему…

– Посему мне и в Харлане не стоит появляться?

– Не стоит, милорд. Ничего страшного, есть много других, более богатых и красивых стран, где вы можете пребывать в полной безопасности.

– Я вижу, предки умели и поохотиться, и нажить доброжелателей… – сказал Сварог. – Слушайте, а это еще что такое?

Череп этот ничем не отличался от остальных – если не считать третьей глазницы, расположенной во лбу над двумя традиционными. Это была именно глазница, а не пробитое каким-то оружием отверстие.

– Боюсь, никто этого не знает, милорд, – сказал маг.

– Но Царство Теней… – сказал Сварог с видом знатока.

– Этот череп привез неизвестно откуда ваш предшественник, последний граф Гэйр. За две недели до своего исчезновения.

– В Море Мрака?

– Так предполагают. Где именно он пропал, неизвестно до сих пор.

– Но разве нет способов…

– Маги не всесильны, милорд. В особенности когда им противостоят… не менее могучие силы. В этом мире нет такой мощи, которая могла бы назвать себя всепобеждающей. Подозреваю, ее в нашей Вселенной нет нигде.

Есть лишь хрупкое равновесие…

– Интересно, – сказал Сварог. – А скажите…

Вот тут у него по-настоящему сперло дыхание. Рядком висели шесть крохотных черепов, и на лбу каждого, на странно темной кости, – позеленевшая медная цепочка с грязно-желтым камешком.

– Не изумляйтесь, милорд, и не волнуйтесь. Это не дети. Это черепа гномов. Маленький, злобный, колдовской народец. Хвала богам, он, кажется, сгинул без следа… В соседних помещениях вы найдете не менее интересные трофеи – черепа животных, ценности отдаленных земель. У вас еще будет время… Давайте исполним то, ради чего мы сюда пришли. Откройте книгу.

Вот тут. Положите правую руку на страницу, а левую – на грудь, против сердца. Замрите.

Сварог не видел, что делает маг за его спиной, и делает ли вообще.

Над книгой вспыхнуло золотистое сияние, повторявшее ее контуры, медленно распространилось на Сварога, охватило. Ладони коснулось странное, чуть щекочущее тепло, черные, старинного начертания рунические буквы стали алыми, тепло поползло к запястью, заливая, пронизывая все тело, проникая в каждую клеточку, до мозга костей, до кончиков самых крохотных кровеносных сосудов, играя искрами в крови, покалывая изнутри костей, пенясь под черепом. Волна поднялась, захлестнула, схлынула.

Теперь он знал. Как сотворить из ничего еду и питье, как создать табак и зажечь огонь, как позвать слугу, не прибегая к словам, и какие слова следует произнести мысленно, чтобы открыть дверь в замке, не касаясь ее рукой. Как управлять виманой, ялом и брагантом, какие заклинания требуются, чтобы мгновенно освоить любой незнакомый механизм. Как оживить на сутки павшую лошадь, как обезопасить себя и свой замок от тех, кто подслушивает и подсматриваете помощью магии. Как перемещать вещи у себя в замке, как распознать яд в пище и питье, как лишить предмет веса, как разговаривать со змеями и понимать их язык, как читать на Древнем языке и Древесном алфавите^[1K3].

И узнал кое-что еще. Что лара можно ранить или убить только предметом, который держит чья-то рука, а любое другое оружие, которое придется метнуть, бросить, выпустив из руки, не причинит никакого вреда – от камня из пращи до пули. Стрелы, пули, камня, копья, обрушившихся стропил и упавших с потолка плит бояться не следует. Как и рукотворного пожара. Опасность для лара представляет лишь пожар, возникший от естественных причин, и падающий предмет, обрушенный самой Природой, Эти свойства лары с помощью магии приобрели в старые времена, когда еще обитали на земле, и, оказавшись внизу, любой лар имел бы массу преимуществ перед тамошними жителями – хотя, конечно, не мог остаться неуязвимым полностью.

Сварог прислушался к себе – он остался прежним, но где-то глубоко внутри почувствовал еле уловимые изменения. Он напрягся – по телу пробежала дрожь, какую нельзя было бы описать обычными человеческими словами, и череп в золотой короне подпрыгнул на крюке, сухо брякнул, корона перекосилась, придавая ему ухарский вид. Пыль в углу взвихрилась и опала.

Маг снисходительно наблюдал за ним, словно за шалящим ребенком, и Сварог, вновь вспомнив о маленьком зеленом крокодильчике, подумал: а зачем все это, если вдуматься?

И спросил:

– Но ведь это, насколько я понимаю, далеко не все?

– Подавляющему большинству ларов на всю жизнь хватает и этого, – сказал маг. – Конечно, это только первая ступенька, а ступенек много. Но высшая магия, неизмеримо превосходящая все эти домашние мелочи, доступна только тому, кто годами будет совершенствоваться под руководством учителей Мистериора…

– А Магистериум? – вырвалось у Сварога.

И он тут же об этом пожалел – маг уставился на него так, словно Сварог вознамерился вытереть сапоги полой роскошной мантии звездочета. Или уже вытер.

– Магистериум – порождение разврата нравов, не признающего традиций и авторитетов, – проговорил маг с видом крайнего отвращения. – Жалкие попытки достичь Высшего Знания с помощью ремесленных ухищрений, мертвого железа… Прекрасно известно, чем такие попытки кончаются…

«Конкуренция здесь на высоте, – подумал Сварог. – Интересно, в каких выражениях отзывается о Мистериоре Магистериум?»

– Простите, – сказал Сварог насупившемуся магу. – Просто к слову пришлось. Не отобедаете ли со мной?

– Благодарю, я спешу, – сухо ответил чародей.

Больше он не произнес ни слова – молча шагал по коридорам, молча прошел мимо салютовавших ему гвардейцев, шурша мантией, умостился на ковре в величественной позе, и ковер-самолет моментально взмыл в небо. Сварог посмотрел ему вслед, хмыкнул и вернулся в замок, на ходу заставляя взглядом подпрыгивать вазы и доспехи, а чучела тигров – бить хвостами по полу. Встретив Меони, не выдержал и созорничал – остановился, уставился на нее, верхняя пуговица платья девушки вдруг выскочила из обшитой золотой тесьмой петельки.

Меони отшатнулась, ее глаза потемнели.

– Я вижу, вы становитесь настоящим даром, милорд…

– Брось, чудачка, – сказал Сварог. – А то в мышку превращу. В серенькую, пушистенькую, но все такую же очаровательную…

Она испуганно отодвинулась:

– Вы в самом деле можете?

– Не могу, – сказал Сварог. – И рецептом приворотного зелья меня тоже не одарили, так что можешь не беспокоиться.

Она упорно отводила взгляд, страх в ее глазах не таял. Сварог осторожно, указательным пальцем приподнял ей подбородок:

– Ну что ты? Неужели думаешь, что человек может стать законченной скотиной, освоив какую-то старую книгу?

– Такое слишком часто случалось, милорд…

Сварог сделал вывод, что с правами человека здесь дело обстоит не самым лучшим образом. Потомственные вассалы, лишенные права выбора и собственной воли, как-то не сочетались с межпланетными путешествиями и летающими поместьями. Впрочем, такие вещи – или примерно такие – ухитрялись сочетаться во все эпохи. Начиная с тех времен, когда на высокомудрого Аристотеля работали рабы, считавшиеся одушевленной вещью.

– Не сердись, ладно? – попросил он. – В моем положении чертовски легко делать промашку за промашкой…

Она улыбнулась, почти успокоившись:

– Мне не полагается сердиться… Будете завтракать, милорд?

Сварог, все еще под впечатлением подвала с черепами, мотнул головой:

– Что-то не хочется пока. Пойду-ка я осмотрю свои военно-воздушные силы. Оказалось, у меня на земле хватает врагов, и порох следует держать сухим…

– Лары не воюют с обитателями земли, – сказала Меони. – Нет такой необходимости. Чересчур неравные силы. Если бы вы оказались внизу один, вам пришлось бы нелегко, несмотря на все ваши заклинания. Но с ларами такого просто не случается, они живут в вышине, недоступные, как боги, а попадая на землю, окружены многочисленной пышной свитой…

– Непременно? – спросил Сварог.

Меони поколебалась:

– Конечно, находятся сорвиголовы, любители приключений… Но они подвергают себя огромному риску. Императорские сановники косо смотрят на тех, кто роняет престиж небожителя перед земными варварами, и тот, кто отправляется вниз в одиночестве, лишается всякой защиты. Есть неписаный закон… Там, внизу, знают, что суровой кары за убийство одинокого лара не последует, и потому могут произойти всякие случайности.

– Они что, накидываются на любого лара, стоит ему там появиться?

– Нет, что вы, – сказала Меони. – Просто любой небожитель, спустившись на землю в одиночестве, без свиты, кортежа, рискует тем, что к нему там станут относиться, как к рядовому обитателю земли. И полагаться ему придется только на себя самого. Там, внизу, есть и разбойники, и звери… Это не Антлан.

– Что он, в конце концов, такое – этот твой Антлан?

– Континент на Сильване. Там находятся поместья ларов – и ваше тоже.

Там небожители отдыхают и развлекаются, когда им захочется ощутить под ногами твердую землю. А еще там живут те, кому предназначено становиться потомственными слугами новых поколений ларов. Таков давным-давно устоявшийся порядок вещей, и не похоже, что он когда-нибудь изменится…

Она отвернулась, голос слегка дрогнул. Сварогу стало неловко. Дают ли в этом мире слугам вольную и может ли им вольная хоть чем-то помочь?

– Пойду посмотрю корабли, – буркнул он и быстро направился к лестнице.

Вимана, как он успел уже убедиться во время полета сюда, была, по сути, летающим садовым домиком (правда, домик этот, подобно имевшимся в наличии драккару и браганту, мог совершать и межпланетные путешествия).

Драккар был машиной посерьезнее – похож на виману, только побольше и обтекаемее, этакая небольшая крепостца с наклонными стенами и многочисленными башенками, откуда торчали самые разнообразные дула и жерла. Сопровождавший Сварога пилот, командор его крохотного флота, рослый усатый блондин в серо-алом мундире с серебряной птицей на груди, сначала сыпал экзотическими названиями оружия, а потом высказался по-военному кратко и энергично:

– Милорд, это нужно видеть. У вас в библиотеке можно ознакомиться с подробными описаниями – но это нужно видеть. Если один драккар пройдет, паля из всех стволов, над любым паршивым королевством улиток… Я не поменял бы свой пост на любой улиточный трон.

– Улитки – это кто? – спросил Сварог.

– Это у нас так прозвали нижних, милорд. У них там есть воздушные шары и фанерные самолетики, но это не меняет дела…

Сварог с любопытством посмотрел на него. Меони, дураку видно, откровенно тяготилась своим положением. А это был другой тип слуги – верный холуй, презиравший тех, кто стоит ниже, даже сильнее своего хозяина. Тот-то из врожденного аристократизма как раз не тратит времени на презрение…

Командор то и дело старался подчеркнуть, что он хоть и вассал, но все же гвардеец благородного лорда, и не стоит равнять его с дворецким и прочими форейторами. Порой это производило весьма комический эффект, как раз противоположный тому, на какой командор рассчитывал.

– Вы тоже из Антлана? – спросил Сварог.

– Так точно! Ромер одиннадцатый, потомственный пилот графов Гэйров. – Он помялся и добавил с ноткой фамильярности, готовый замолчать в любой момент, если хозяину такой тон не понравится:

– К сожалению, милорд, ни моим предкам, ни мне так и не довелось пока что повоевать по-настоящему…

Сварог искоса взглянул на его застывше-мужественное, глупое лицо. И сказал:

– Вот как? Дорогой командор, война имеет один существенный недостаток: не только вы стреляете, в вас тоже палят почем зря…

На лице командора читалось, что это-то как раз и здорово. Сварог украдкой вздохнул, отошел от серо-стального драккара.

Брагант оказался чем-то вроде шикарнейшего спортивного автомобиля без колес – Сварог даже воспрянул, отыскав наконец хоть что-то, вполне отвечавшее его представлениям о будущем. Бортовым вооружением он значительно уступал драккару, но тоже мог натворить нешуточных дел, если возникнет такая необходимость. Оставался еще ял, служивший чем-то вроде брички для визитов к ближайшим соседям. В межпланетном пространстве он не летал, вооружения на нем не имелось, и больше всего он напоминал изящную лодочку, куда втиснули роскошное кресло. Отягощать его оружием было все равно что ставить пулемет на байдарку.

Обозрев свои военно-воздушные силы (и воскликнув в душе: да на кой они черт, если здесь ни с кем не воюют?!), Сварог направил свои стопы в библиотеку. Она была обширна, красива и выглядела совершенно нежилой, словно туда за все время ни разу не забредал ни один из Гэйров. Стены покрыты книжными полками с сотнями томов и ячейками, где в сотнях гнезд лежали горизонтально синие стержни длиной с авторучку, с черными головками, напоминавшие огромные спички – местный аналог видеокассет. На маленьком столике стоял синий усеченный конус, а рядом – белая клавиатура.

Вот и вся здешняя видеодвойка. Другой стол, огромный, дубовый, с вычурными ножками, должно быть, предназначался для ученых занятий – и был девственно чист. Третий стол – собственно, черная рама на прозрачных ножках с примостившимся сбоку пультом – был, как Сварог уже знал, крайне интересным устройством, за которое продали бы душу дьяволу современные Сварогу шпионы и генштабисты. Оно позволяло увидеть и услышать все, что происходило в любой точке Талара – на улицах, на балконах, в чистом поле. Только внутрь домов заглядывать не могло.

Из украшений имелись большие, невероятно красивые модели парусных кораблей, стоявшие на подставках меж полками. К какому времени относятся корабли, Сварог определить не смог – насквозь незнакомые суда. Был еще огромный глобус, то ли в самом деле старинный, то ли отличная подделка: надписи со старомодными кучерявыми завитушками и лихими вертикальными хвостиками у согласных, пышно-вычурные розы ветров, морские страшилища и сухопутные чудища, очертания суши изображены так, как она представлялась малосведущим географам древности. Суша…

Суша. Сварог покрутил глобус – высотой ему по грудь – и уверился, что он изображает совершенно неизвестную планету. В одном полушарии – большой континент, напоминающий широкий осколок снаряда с рваными краями. В другом – россыпи островов, несколько крупных архипелагов, два длинных острова, протяженных и широких, которые, если учесть размеры планеты, могли и гордо назваться континентами. Второсортными, правда. Вроде Гренландии или Новой Зеландии, каковые, как ни крути, все же не континенты.

Совершенно ясно, что глобус изображал не Землю. Сварог пожал плечами, перешел к черной раме, наугад нажал несколько клавиш. В черной раме возникло удивительно четкое и ясное изображение – кроны деревьев, казавшиеся тугими клочками зеленой ваты, видимая с птичьего полета извилистая лесная дорога, по которой ползли темно-коричневые повозки, запряженные парой лошадей каждая. Казалось, Сварог парит над ними в каком-то бесшумном летательном аппарате, глядя в незастекленный люк в полу. Он крутанул большим пальцем вертикальное хромированное колесико.

Теперь какой-то уард отделял его от парусиновых крыш повозок и чуточку большее расстояние – от голов в вязаных колпаках. Двое, сидевшие на облучке, безмятежно беседовали. Гнусавый голос поучал:

– …это если пшеничка ронерская, дурья твоя голова, тогда и можно пускать ее по два баранчика за гарнец, а над горротской трястись особенно не стоит – мало того что она похуже, народишко против нее имеет жуткое предубеждение, как против происходящей из королевства колдунов. Все это сплошное суеверие, кум, между нами-то говоря. Не настолько, сдается мне, они там в Горроте коварные, чтобы пихать всякую злую магию в каждое зернышко. Сколько лет Горрот торгует лесом, и что, из бревен черти вылазят? У меня самого амбары из горротского леса, стоят себе двадцать лет, мороком не пугают… Но поди объясни ты это всякой сиволапой деревенщине. Значит, что? Значит, покупателя нужно искать специфического – тюремное ведомство или военного интенданта, их клиент все сожрет и рыло воротить не будет. Понял? Но пока ты его найдешь, семь потов сойдет, другие не дурней тебя, и не ты один имеешь дело с горротской пшеничкой. Да и они, покупатели, будут стараться заплатить подешевле, знают, канцелярские крысы, что выбора у тебя особенного нет. Так что не связывайся ты больше с горротской пшеницей, опять в убыток вгонишь…

Сварог выключил прибор. Безусловно, можно было при должном терпении наткнуться на сцены и поинтереснее. Он собрался было от скуки этим и заняться, но что-то мешало ему забавляться «всевидящим оком», смутное беспокойство тянуло назад к глобусу. Очень странному глобусу. Совершенно чужому.

Обернувшись к ячеистому стеллажу, Сварог задумался, шевеля губами.

Наконец протянул руку ладонью вверх. Одна из «спичек» метнулась наружу, словно ракета из кассеты боевого вертолета, проплыла по воздуху, опустилась на ладонь. Сварог вставил ее головкой вверх в отверстие усеченного конуса, тронул клавишу пальцем, запоздало спохватившись – ведь мог включить и мысленным усилием.

Воздух над конусом сгустился, потемнел, превратился в шар бархатистого мрака, усыпанного искорками звезд. В нем возникли золотые буквы, отплыли в глубь шара, уменьшаясь, сложившись в слова: «История Талара. Краткий курс». Потом буквы исчезли, на их месте появилась неспешно вращавшаяся планета, крайне похожая на уменьшенную копию глобуса – правда, очертания материка и островов были несколько иными, да еще добавился большой треугольный остров у северного полюса и другой, формой близкий к кругу, – почти на экваторе. Впрочем… Может быть, это и не острова. Они окрашены в иной цвет, совсем не такой, как прочая суша, и кромка их прорисована как-то иначе…

Ласковый, вкрадчивый женский голос заговорил:

– Мой юный друг! Ты, должно быть, уже знаешь, что именно так выглядит из космоса наша планета, Великий Талар, обитель властелинов-небожителей…

Сварог ударил по клавише. Изображение погасло. Он опустился в кресло, мысли беспорядочно прыгали.

При всем своем невежестве в геологии он помнил: для того чтобы превратить привычные земные континенты в то, что он сейчас видел, потребуются миллионы лет… или страшная глобальная катастрофа. Выбор невелик – неспешная естественная эволюция или катаклизм. Или одно из двух, как говорят в Одессе.

А может, кое-что третье?

Он, не вставая, резко выбросил руку в сторону. Вторая «спичка» спикировала на ладонь, больно царапнув кожу, – так он торопился.

Вновь золотые буквы: «Строение Солнечной системы. Краткий курс». Во мраке вспыхивает косматое, ослепительное солнце. На смену ему возникает планета, наполовину затянутая облаками, но все равно можно разобрать, что она не похожа ни на Землю, ни на Талар. Вокруг нее кружит крупный, серо-коричневый спутник. Женский голос вкрадчиво сообщает:

– Нериада, первая от Солнца планета, владение Великого Талара, и ее спутник Голг.

На смену загадочной Нериаде появляется бело-голубая планета, кое-где увитая белоснежными струями облаков, – вокруг нее кружит спутник еще крупнее, зеленый.

Женский голос сообщает:

– Сильвана, вторая от Солнца планета, владение Великого Талара, и ее спутник Селена.

Сварог остановил изображение, потом пустил медленнее. Это, несомненно, Земля – только меж Европой и Америкой протянулся с севера на юг неизвестный континент, и еще один, довольно большой, обнаружился в Индийском океане, а третий тянется от северного побережья Азии к Канаде (лишившейся Гудзонова залива), и в океане обнаружились большие, совершенно неизвестные острова, и Австралия сплошной полосой суши соединена с Индией, и от знакомого Сварогу Средиземного моря почти ничего и не осталось, на его месте лишь три озерца, и нет Каспийского моря, зато в Центральной Азии голубеет огромное озеро, и очертания материков иные… Но все же это – Земля.

Сварог почти все уже понял, но все же нажал клавишу.

Появилась светло-рубиновая планета с тремя маленькими спутниками, континентами диковинной формы. Женский голос торопится прокомментировать:

– Тетра, третья от Солнца планета, владение Великого Талара, и ее спутники Бадб, Амрун и Брес.

И, наконец, появился уже знакомый Талар.

– Четвертая от Солнца планета – Великий Талар, Земля Ларов, Обитель Небожителей.

Когда возник Юпитер, Сварог выключил экран, не дожидаясь здешнего названия красного гиганта.

Такая вот космогония. Меркурия нет, Нериада вполне может оказаться Венерой, с Землей и так ясно, а Талар и Тетра (про которую еще неизвестно, мужского рода это название, женского иди же среднего) – сплошная загадка.

Одна из двух планет – несомненный Марс. Но откуда взялась вторая? Сколько же тысячелетий прошло? Лары ушли за облака пять тысяч лет назад… Судя по очертаниям земных материков, родную планету в прошлом сотрясали нешуточные катаклизмы…

Сварог помотал головой, пытаясь уместить в сознании груду тысячелетий, о которой подозревал, что она огромна. Рассудком он осознавал, насколько далеко от своего времени оказался, но чувства бунтовали – чересчур уж далек оказался путь, он предпочел бы что-нибудь поближе. Разницы, если подумать, никакой, но он чувствовал бы себя уютнее, окажись поближе к родному времени. Слишком далеко. Невероятная чужбина.

Очень уж другое все…

Звон гонга проник в библиотеку. Сварог недоуменно поднял голову.

Дверь распахнулась, и Макред возник на пороге в состоянии полной растерянности. На ливрее у него обнаружилась незастегнутая пуговица, он даже запинался:

– М-милорд…

– Опять безголовые домовые?

– Милорд, вас вскоре навестит императрица! Нас только что известили!

Вимана уже показалась! Милорд, невиданная честь, за все время существования манора Гэйр коронованные особы посещали его лишь трижды!

– Готовьте, что там полагается, – сказал Сварог, тоже чуточку опешивший.

– Милорд, все готово, дружина построена, императорские штандарты вывешены. Нас известили, что визит ожидается частный, свиты нет, и потому салют производиться не будет – только фанфары…

…Сварог, следуя указаниям Макреда, спустился к подножию лестницы, по обе стороны которой уже стояли гвардейцы в парадных золоченых шлемах и кирасах. Поправил золотую цепь на груди – тоже парадную, настолько усаженную всевозможными драгоценными камнями, что золото едва проглядывало сквозь радужное сияние самоцветов. Впервые в жизни ему предстояло принимать у себя дома коронованную особу, и он немного волновался. И еще ему было тягостно, беспокойство крепло, становясь едва ли не привычной детальюповседневности, такой же обыденностью, как предупредительно-сановитая физиономия Макреда и каменные кони по обеим сторонам парадного входа.

Мышка, мышка, сказала кошка, пробеги-ка из угла в угол, а я тебе дам кувшин масла…

Мышка, в отличие от Сварога, по кухне бегать не стала…

Алое пятнышко быстро росло, превратилось в пурпурного цвета виману с золотой крышей, оконными рамами и галереей. Она опустилась на лужайку, золотая дверь распахнулась, проворно выскочили раззолоченные лакеи и почтительно замерли, придерживая створки. Следом за ними появился субъект, до того украшенный золотым шитьем, алыми кружевами и пышными перьями, что способен был вызвать у свежего человека самый непочтительный смех. Сварог, понятно, сдержался, хотя далось это нелегко. В руке этот павлин держал золотой жезл выше собственного роста, заканчивавшийся вырезанной из огромного рубина фигуркой диковинной геральдической птицы. Каковым жезлом торжественно ударил оземь (что не прозвучало должным образом на заросшей мягкой высокой травой лужайке), напыжился и возгласил:

– Ее величество Яна-Алентевита, императрица четырех миров!

Макред, не шевелясь, взглядом подал знак Сварогу. Вступили фанфары.

Ослепительно сверкнули мечи дружинников. Сварог двинулся вперед, старательно придерживая парадный меч, зачем-то считая про себя шаги. Он прошел восемнадцать, остановился перед павлином в человеческом облике – тот выполнил своим жезлом несколько сложных церемониальных приемов, отступил назад и влево, отведя жезл так, словно отдавал караул по-ефрейторски.

У Сварога едва не отвисла самым предательским образом челюсть.

Перед ним стояла девчонка в коротком, воздушном алом платье и пурпурном плаще, расшитом золотом, тяжеленном на вид, но двигавшемся за ней, когда она шла, так легко и послушно, словно он был невесомым. Волну великолепных светлых волос, падавших до пояса, перехватывал надо лбом филигранный золотой обруч с четырьмя шариками – белым, голубым, зеленым и красным. В ушах, на шее, на груди, на пальцах красовался добрый килограмм брильянтов. Точеное личико, от лицезрения коего холодело в сердце, было, как пишется в старинных романах, исполнено подлинного величия – Сварог лишь теперь понял, что имели авторы в виду, увидел, как это выглядит в жизни. Огромные синие глазищи смотрели на Сварога лишь самую чуточку благосклоннее, чем на облака и траву под ногами.

И все равно это была почти девчонка – уже можно думать о ней, как о женщине, не рискуя угодить в сексуальные маньяки, но рановато, пожалуй, претворять думы в жизнь. Сварог чуть опустил глаза – ножки в чулках из розового тумана были, надо признать, безукоризненными и, если так позволено думать в сей торжественный момент, весьма приманчивыми, под стать всему остальному. А сама девица, голову можно прозакладывать, капризна и надменна, как сто чертей: трудно ожидать чего-то другого от императрицы такого возраста, владычицы четырех планет. И совершенно непонятно, почему эта холеная очаровательная куколка решила вдруг самолично наведаться в гости к ничем не примечательному графу.

Сварог поклонился, примяв подбородком пышные синие кружева. На сей раз красноречие его решительно подвело, но сказочная принцесса с большим, надо отдать ей должное, так-том поторопилась его выручить:

– Рада вас приветствовать, граф. Я столько слышала о вашем славном замке, но бывать здесь пока не доводилось…

– Прошу вас, ваше величество, – опомнился Сварог.

Она торопливо прошла вдоль строя гвардейцев, словно все эти церемонии успели надоесть ей до смерти. Наверное, так оно и было. Сварог шел следом, отступив на шаг, а за ним бесшумно скользили два сановника в золотом шитье и орденах, словно получили приказ его конвоировать. Макред успел объяснить, чем отличается частный визит от церемониального, но вести юную императрицу все равно предстояло в главный зал запаса, ибо так и следует принимать коронованных особ, если они заглянут на огонек. Самому Сварогу этот зал категорически не нравился – слишком большой, слишком высокий, совершенно идиотское количество доспехов и штандартов, а мебель рассчитана то ли на великанов, то ли на хмельных гуляк – чтобы не доводить их до греха и заставить во время застольных свар рассчитывать лишь на собственные кулаки. Казалось, даже с помощью заклинаний невозможно сдвинуть неподъемные кресла с высоченными спинками.

Похоже, сказочная принцесса была одного с ним мнения – она с тоскливой обреченностью оглядела все это великолепие и решительно присела на табурет в углу – массивный и вычурный, но все же не столь громоздкий.

Неожиданно, насквозь знакомым Сварогу по прежним временам движением, положила ногу на ногу («не введи нас во искушение», – ханжески подумал он), взглянула чуточку лукаво:

– Вы можете сесть, граф.

Оба царедворца остались за дверью, и Сварог заметил, что девчонка выглядит теперь не столь надменной. Она сидела, откинувшись на низкую спинку, разглядывала Сварога с жаднымлюбопытством, коего ничуть не пыталась скрывать. Сварог же чувствовал себя крайне неуютно – то ли обезьяной в зоопарке, то ли вызванным к доске нерадивым учеником. Он смутно помнил, что с коронованными особами вроде бы не полагается заговаривать первым, а следует ждать, когда они сами зададут вопрос. Он и ждал.

Должно быть, здесь правила этикета были иными – она вдруг недоуменно подняла пушистые ресницы:

– Почему вы молчите, граф?

– По невежеству, – сказал Сварог. – Я даже не знаю, как к вам следует обращаться.

– На людях – «ваше величество» или «ларисса императрица». С глазу на глаз можно «Яна» и «вы». Достаточно близкие знакомые могут называть меня на «ты», избегая, понятно, любых проявлений фамильярности. Возможно, я и допущу вас в число моих близких знакомых, граф. Есть у меня такие намерения. Точнее, каприз. Когда все твои капризы моментально выполняются, очень трудно не стать капризной. Так что в этом отношении я особа достаточно испорченная, – сообщила она с очаровательной улыбкой.

– А голов вы не рубите? – спросил Сварог.

Она рассмеялась:

– Боитесь?

– Просто хочу знать, что мне может грозить в случае крупной провинности.

– Последнюю благородную голосу у нас отрубили при моем дедушке, более тысячи лет назад. Сейчас могут отправить в ссылку на другую планету, но это случается крайне редко – у нас просвещенная монархия, такая скука…

Обычно провинившихся не допускают ко двору, лишают орденов и придворных званий – и, знаете ли, великолепно действует. Но у вас пока нет ни чинов, ни званий, ни орденов, вам бояться нечего. Разве что опасности лишиться моего общества. Серьезная угроза?

– Серьезная, – сказал Сварог.

– Я вас забавляю? – Видя его замешательство, она звонко рассмеялась.

– Успокойтесь, я не читаю мыслей. Читать чужие мысли можно, но это превратило бы жизнь в сущий ад для того, кто читает, потому что нет заклятий, способных отгородить человека от потока всех чужих мыслей.

Просто ваши мысли легко прочитываются по вашему лицу. Учтите это. И срочно учитесь быть чуточку непроницаемее. – Она приняла самое невинное выражение лица. – Иначе вы для меня моментально отодвинетесь в длинную шеренгу придворных хлыщей, которые мне взглядами все коленки исцарапали…

– Носите платья подлиннее, – расхрабрился Сварог.

– Не могу. Во-первых, у меня великолепные ноги, а во-вторых, такова мода. Давайте оставим эту тему, иначе я, как любое создание нежного пола, буду болтать о нарядах до бесконечности. А вы, как мужчина, не сможете оценить должным образом сей увлекательный разговор. Давайте лучше поговорим о вас. Как вам у нас нравится? Очень непривычно?

Сварог осторожно сказал:

– Меня крайне настойчиво предупреждали, что я отроду был графом, и другие точки зрения чреваты…

– На меня общие правила и запреты не распространяются, – сказала Яна.

– В таком случае… Быть может, вы объясните мне, что же произошло?

– Если я правильно их поняла, они собирались путем какого-то сложного и замысловатого научного опыта вернуть последнего графа Гэйра, неведомо куда пропавшего. А получились у них вы. И с вами творится что-то совершенно непонятное – вы безусловно не он, но в то же время по иным характеристикам и параметрам с ним ассоциируетесь. Вас это, возможно, удивит и обеспокоит, но вы – научный феномен. Вот вам и вся суть.

Остальное – пространные и неудобоваримые научные подробности в виде формул, расчетов и жутких фраз, которых ни один нормальный человек не поймет… Я и не пыталась. Вряд ли вы захотите во все это вникать, если только не питаете патологического интереса к науке.

– Не питаю.

– Вот и прекрасно. Когда встал вопрос о вашем будущем, сходство с графом Гэйром сыграло немаловажную роль. Здесь вновь начинаются сложные подробности, на сей раз не научные, а геральдические. Я, с вашего позволения, опущу и их. Будем надеяться, со временем что-нибудь прояснится. Не беспокойтесь, вам это не грозит лишением нынешних прав.

Граф Гэйр, похоже, исчез безвозвратно.

– А могу я о нем узнать побольше?

– Увы, не от меня. Я сама его плохо помню, почти не видела. Говорят, он пропадал на земле, вечно затевал какие-то рискованные предприятия. Вот и не вернулся из последнего. Не вздумайте последовать его примеру.

– Ну, я даже не знаю, что здесь считается рискованным предприятием…

– В таких делах мужчины быстро осваиваются. Слышите? Не вздумайте ввязываться в авантюры. У нас и без того хватает неприятностей с любителями приключений…

– А мне казалось, что жизнь здесь размеренная и тихая.

– Здесь, в небе, – безусловно. Однако хватает сорвиголов, не способных свыкнуться с размеренной тихой жизнью. То, что многие гибнут, других не останавливает. Есть иные планеты, варвары внизу… – Она с чисто женской непоследовательностью призналась вдруг:

– Каюсь, я сама иногда люблю выкинуть что-нибудь шальное. К сожалению, мне никогда нельзя остаться без присмотра и охраны, стоит мне показаться за пределы обитаемых небес… Но я стараюсь. Мне простительно, потому что все смирились с неким неизбежным этапом, и повсеместно известно, что я взбалмошная, своенравная и капризная.

– А на самом деле?

Яна глянула на него укоризненно:

– Граф! Я, конечно, весьма юная особа, без опыта определенного рода, но уж вам-то следовало бы знать, какое это пустое и бестактное занятие – доискиваться касаемо женщины, какая она на самом деле…

– Как бы там ни было, я вижу, что вы умны…

– То есть – отнюдь не дура? Комплимент принят. Открою вам страшную правду, граф, – я и в самом деле жутко капризна. Что вы хотите, столько поколений предков – самодержцев, а то и вульгарных тиранов…

– И я должен считать себя вашим очередным капризом?

– Ну, не дуйтесь. Вы все-таки не безделушка и не собачка. Считайте, что вы мне очень интересны. Между прочим, это чистая правда. У меня хватает и льстивых интриганов, и влюбленно пялящихся повес… Вы – совсем другой, вы пришли из такого страшного далека… И хотите, чтобы мне было неинтересно? Нет, в самом деле?

Она говорила серьезно, ничуть не ломалась, и Сварог в глубине души соглашался с ее доводами. Императрицам тоже бывает скучно и одиноко, особенно таким вот очаровательным девочкам без опыта определенного рода.

– Итак, я нежданно-негаданно получил шанс попасть в фавориты? – спросил он.

Яна поморщилась:

– Не будьте вульгарным. Фавориты – это из древней истории. Любовники, казнокрады… Любовников у меня пока что нет, а казнокрады у нас немыслимы, потом сами узнаете почему. У меня есть круг друзей, которых я выбираю сама. Считается, что они смогут благотворно влиять на капризную девицу, иные и в самом деле так полагают в невежестве своем… Хотите попасть в этот тесный круг?

– Хочу, – сказал Сварог.

– Основные правила: не опускаться до фамильярности, не лгать, не выпрашивать почестей и наград, не пожирать влюбленными взглядами.

Почестями я вас одарю сама – не щедро и не скупо, ровно настолько, чтобы в соответствии с придворным этикетом получили доступ во дворец. Но предупреждаю сразу: если будете ввязываться во все эти старинные глупости с дуэлями – обижусь и рассержусь всерьез. Дуэлянтов изгоняю беспощадно. Ну посудите сами: какой смысл забираться в глухие уголки парка и драться из-за меня на мечах, если я сама не собираюсь давать никаких шансов ни проигравшему, ни победителю? Хорошо еще, вы не читали всех этих старых романов – звон клинков, серенады под окнами, оброненные платки…

– Увы, у нас таких романов тоже было множество, – признался Сварог. – И не скажу, что я ими пренебрегал.

– Час от часу не легче, – вздохнула Яна. – Ну, тем более. Учтите, дуэлей терпеть не могу.

«Просто ты не вошла еще в тот возраст, в каком ужасно нравится, когда из-за тебя дерутся мужики, – подумал Сварог. – Правда, ходят легенды, что есть и зрелые женщины, которым это не доставляет никакого удовольствия, но такие слухи следует проводить по одному ведомству с россказнями о деревьях-людоедах и порядочных премьер-министрах…»

– И еще, – сказала Яна. – Вы хорошо понимаете, что это навсегда, что пути назад нет?

– Кажется, да, – сказал Сварог.

– Отлично. Теперь вы – неотъемлемая частица этого мира. И я сегодня же жду вас во дворце. Сейчас уладим формальности…

Она посмотрела на дверь, и сейчас же появились оба сановника.

Величаво выпрямившись, Яна сказала с великолепной небрежностью:

– Я сочла нужным даровать графу Гэйру звание лейтенанта лейб-гвардии и титул камергера. Указы подготовить немедленно. Доступ за Бриллиантовых Пикинеров. И все сопутствующее. Виману к отлету. Проводите меня, граф. И не забудьте – нынче же вечером жду вас во дворце.

Он стоял на лужайке и бессмысленно смотрел вслед быстро уменьшавшейся пурпурной точке на фоне безукоризненно чистой небесной лазури. Ему было грустно – какая-то тупая, апатичная грусть, словно фантомные боли в отрезанной ноге, к отсутствию которой на ее законном месте со временем привыкают, но вот от болей порой не удается отделаться никогда. Летучие замки. Императрицы. Заклинания. Черепа древних королей в паутине и пыли подвалов. Гербы и потомственные домоправительницы. И это – итог? Нет, в самом деле? Зачем же тогда горящие вертолеты рушились на каменистые склоны, две сверхдержавы швыряли миллиарды на ветер, силясь напакостить друг другу во всех уголках света, и прапорщик Вильчур сгорел в бэтээре?

«А-а, в бога душу мать, – подумал он. – Зачем? А потому что все эти тягостные вопросы родились не сегодня и не вчера, а теперь они и вовсе потеряли всякий смысл, канув в забвение вместе с породившим их историческим периодом. И не перешибешь плетью обуха – даже с помощью магии…»

Меони ждала его в холле.

– Ну вот, меня приглашают во дворец, – сказал ей Сварог. – На роль экзотической игрушки, сдается мне. Придется ехать.

Меони взглянула на него так, словно он отправлялся в замок людоеда:

– Лучше бы вам туда не ездить…

– Почему?

– Говорят, там упыри водятся…

– В императорском-то дворце?

– Очень уж он древний.

– Люблю старые дома, – сказал Сварог.

– А еще говорят, что легкость нравов там необыкновенная…

– Ревновать изволите, прелесть моя?

– Конечно, я не имею права…

– Брось, все нормально, – сказал Сварог.

– Боги, ну зачем я такая уродилась? – вздохнула она горестно. – Все обыкновенные, нормальные, принимают мир таким, каков он есть, и никаких драм…

– Вот за это ты мне и нравишься, – сказал Сварог, погладил ее по щеке. – Постараюсь не поддаваться легкости нравов…

Закрывая дверь, он оглянулся – Меони казалась очень маленькой и печальной на фоне огромного батального полотна, где конники в синих плащах и конники в красных плащах яростно истребляли друг друга неизвестно из-за чего, и какая-то девица в лазурных одеждах, с еще более грустным, чем у Меони, лицом реяла над побоищем – местная валькирия, надо полагать.

…Он летел, и небеса были пустынными, как и полагается небесам. Лишь однажды далеко слева показался крохотный замок, как водится, окруженный парком. Несколько тысяч поместий, даже весьма обширных, были разбросаны над планетой, словно редкие юрты в бескрайней степи, так что в регулировщиках движения нет никакой нужды…

Интересно, видят ли его с земли? Ял шел на большой скорости, но сопротивления воздуха не было, в точности как на галерее виманы, дым от сигареты Сварога безмятежно клубился, словно на земле в безветренный день… Черт, это еще что такое?

Левее, гораздо ниже, почти параллельным курсом шел небольшой черный коврик, на котором восседал человек в темно-коричневом одеянии. Еще один звездочет куда-то шествует по старинке. Только одет скромно – должно быть, в повседневную, форму, синяя хламида с золотым шитьем у них – парадно-выходная…

Коврик-самолетик значительно уступал в скорости и вот-вот должен был остаться за кормой, но Сварога охватило озорное желание пообщаться со случайным попутчиком. Он сбросил скорость и стал снижаться, однако произошло что-то странное – заметив его, человек в коричневом встрепенулся, быстро зашевелил пальцами, коврик камнем упал вниз и мгновенно затерялся в редких облаках. Сварог недоуменно пожал плечами.

Должно быть, некие сложности здешнего этикета…

Он махнул рукой и тут же забыл об этом – внизу показалась резиденция юной императрицы. Зрелище было впечатляющее. Над облаками парила крохотная страна – огромные парки, заключенные в рукотворную сеть аллей и дорожек, диковинные цветки десятков фонтанов, поросшие лесом холмы, зеленые поля, скалы с водопадами и гротами, изумрудные лужайки, широкие каменные лестницы, спускавшиеся уступами к тихим речкам и заводям, десятки красивых домиков, разбросанных в дубравах. Над окружающим великолепием господствовал замок – огромный, без четких очертаний лабиринт зданий самой разной высоты (и, похоже, самых разных архитектурных стилей), внутренних дворов, крытых галерей и открытых лестниц, квадратных и круглых башен с остроконечными, плоскими, зубчатыми крышами, куполов, шпилей, затейливых флюгеров, темно-алой и темно-серой черепичной кровли, золотых крыш, алых крыш, даже зеркальных. Сотни окон отражали лучи заходящего солнца. Вся эта пышность выглядела чуточку варварской, но красивой, и другого дома у Сварога отныне не имелось.

Он вздохнул и пошел на посадку.

Глава 5 РАЗВЛЕЧЕНИЯ И ОТКРЫТИЯ

Фейерверк рассыпался в ночи мириадами разноцветных огней – одни тут же гасли, взрываясь снопами молниеносных искр, другие медленно чертили сложные кривые, вспыхивали загадочными фигурами, превращались в призрачные парусники, разноцветных чешуйчатых драконов, сложнейшие орнаменты. На кронах деревьев внизу играли тени, ежесекундно менявшие направление и цвет. Сварог смотрел, не в силах оторваться. На широких перилах галереи рядом с его локтем стоял высокий бокал – он моментально наполнялся вином, сам собой, стоило его осушить. В ярко освещенном зале за его спиной играла музыка; аллеи внизу, насколько хватало взгляда, светились рядами разноцветных лампочек, свободно плававших в воздухе над дорожками, лужайками, лестницами и прудами, скопищем светлячков отражавшихся в темной воде.

Он был спокоен и безмятежен. Он никуда не спешил, никому ничего не был должен, свободен от каких бы то ни было обязанностей и дел. Такого с ним давненько не случалось, и оставалось лишь с полным на то правом тихо блаженствовать. И, честно говоря, чтобы достойно завершить вечер, оставалось снять сговорчивую ляльку, с чем не было никаких проблем. Вполне естественный ход мыслей, свойственный и десантному майору, и придворному графу…

Прелестниц здесь хватало. А прочно устоявшейся моды, похоже, не имелось. Сварог видел красоток в невероятно пышных, громоздких и затейливых нарядах, которые непонятно как и снимать. Видел красоток в отчаянно коротких и открытых платьях. Мужчины тоже блистали разнообразием фасонов. Многие из костюмов, он уже понял, были маскарадными нарядами минувших эпох – но не знал которые, все были для него одинаково экзотичными. Зато стиль галантного обхождения ничем особенным не отличался, и не было нужды переучиваться заново – несколько раз быстроглазые красавицы делали Сварогу вполне недвусмысленные намеки, но он не спешил в здешние блудуары, хотел набраться впечатлений елико возможно больше.

Он допил вино, полюбовался, как искрящаяся пузырьками зеленоватая влага, возникая из ниоткуда, наполняет бокал, поднимаясь к сине-красному ободку на кромке, выполненному тончайшей, как крылья бабочки, мозаикой.

Поставил бокал на перила, взглянул вверх.

Юпитер висел в ночном небе, огромный, ало-полосатый. Казалось, до него можно дотронуться, Сварога так и подмывало протянуть руку, но он боялся, что кто-нибудь заметит. По обе стороны алого гиганта выстроился десяток спутников – желтых, белых и зеленых, и самый маленький был размером с привычную Сварогу луну на земном небе.

Над темными кронами вспыхнули исполинские снежинки, переливаясь зеленым, фиолетовым, золотым.

– Интересно, внизу сейчас что-то из всего этого видно? – спросил Сварог соседа.

Сосед, мужчина средних лет с длинным меланхоличным лицом, уже довольно долго стоял на галерее поодаль от Сварога, не навязываясь в собеседники и не пытаясь обратить на себя внимание, – просто убивал время на свой лад, задумчиво глядя вниз. Возможно, это был чиновник королевской канцелярии, отдыхавший от дел. Возможно, поэт, рождавший очередной шедевр.

Сварог пожил достаточно, чтобы убедиться: хороший поэт – это не обязательно бледный юнец с горящим взором и буйными кудрями, а хороший полковник – вовсе не обязательно двухметровый верзила с физиономией дебила.

– Снизу все прекрасно видно, – сказал сосед, ничуть не удивившись, столь непринужденно, словно охотно поддерживал давно начавшийся разговор.

– Если небо безоблачное, зрелище получится впечатляющее. К сожалению.

– Почему – к сожалению?

– Все было бы гораздо проще, окажись там, внизу, полные дикари, считавшие бы нас богами. К сожалению, они цивилизованы настолько, что не верят в нашу божественную природу и умеют завидовать. А зависть, о которой известно, что утолить ее ни за что не удастся, – чрезвычайно опасное чувство. Зависть разжигает изобретательность. Тот, кто не опасен сегодня, может стать опасным через век, через тысячелетие… Вы еще многого не усвоили, граф Гэйр.

– Вы меня знаете?

– Кто другой будет задавать вопросы, моментально изобличая себя, как новичка? Вам следовало бы держаться осмотрительнее. – Он улыбнулся уголком рта. – Я вовсе за вами не слежу. Когда вы сюда вышли, я уже здесь стоял, не обратили внимания? Позвольте представиться: лорд Гаудин, герцог Фергал, надворный советник. Заведую департаментом одной из канцелярий.

– И чем занимаетесь?

– Как и любая бюрократическая контора, сохранением равновесия. Все государственные учреждения, сколько их ни есть и чем бы они ни ведали, стоят на страже равновесия. Ну а детали вас, человека непривычного, утомят, да и к чему они молодому придворному кавалеру, имеющему доступ за Бриллиантовых Пикинеров? Кстати, вы не подумывали о службе?

– Признаться, как-то не думал. Не успел освоиться…

– Резонно. Однако рано или поздно вам надоест вся эта суета. – Он вяло повел рукой. – Конечно, многие, точнее будет сказать, подавляющее большинство, так и проводят жизнь в веселых забавах, но у вас не может быть привычки к праздности, воспитанной с детства. Вы не родились ларом, а это делает вас другим…

– Я берусь только за то, о чем знаю все наперед, – сказал Сварог.

Вся его сознательная жизнь в том и заключалась, что его швыряли в бой, задурманив мозги высокой болтовней, ничего общего не имевшей с реальным положением дел. И он решил, что с него хватит. Если уж предоставляется выбор.

– О, я и не собираюсь втягивать вас во что-то без вашего ведома.

– Я не имел в виду…

– Имели, – мягко сказал Гаудин. – Конечно же имели. Любой здравомыслящий человек на вашем месте опасался бы, что его во что-то втянут. Вам и надлежит быть осторожным.

– Мне что-нибудь грозит?

– Не знаю. Но очень хотел бы узнать. – Гаудин задумчиво поиграл висевшей на груди черной полумаской. – Причем узнать до того, как вы угодите в неприятности.

– Как называется ваш департамент? – спросил вдруг Сварог.

– Скучно, – сказал Гаудин. – Исследовательский департамент канцелярии земных дел. Восьмой департамент.

– Ну да, – кивнул Сварог. – Я, как вы изволили подметить, в здешних делах неопытен, но там, откуда я пришел, за такими скучными и безобидными названиями обычно и пряталось…

– Это лишний раз доказывает, что бюрократия ужасно консервативна и иные традиции вечны, как небеса…

– Значит, я угадал.

– Угадали. Если хотите, считайте мою скучную контору тайной полицией.

Если и ошибетесь, не во многом. Или вас отпугивает название и вы предпочитаете более благородное?

– Нет уж, хватит, – сказал Сварог. – Не гожусь.

– Даже не узнав, о чем идет речь?

– Боюсь, везде одинаково. За вход берут золотой, а за выход – десять.

Интересно, при отказе у вас принято мягонько пугать?

– Помилуйте, – широко улыбнулся Гаудин. – Ну разве я осмелюсь пугать придворного, к которому проявляет интерес императрица? Кроме того, принуждение страхом – негодный метод. Мы же маги, не забывайте. Здесь любые попытки давления обернулись бы нескончаемым поединком, незримым и безмолвным… Да вы сами ко мне придете. Слишком много загадочного в обстоятельствах вашего появления, чтобы не последовало продолжения… Я могу просто-напросто откланяться и уйти. Вас это устроит?

– Нет…

– Вот видите. Логика событий заставляет вас искать друзей, способных многое объяснить и от многого защитить. К сожалению, последний граф Гэйр придерживался других взглядов. Он любил действовать в одиночку. Все делал один…

– Что именно?

Гаудин тихо, серьезно сказал:

– Граф Гэйр вбил себе в голову, что способен в одиночку бороться с дьяволом.

Сварог ошеломленно воззрился на него:

– Вы что, хотите сказать, что в самом деле…

Гаудин, в свою очередь, уставился на него столь же удивленно:

– А в ваше время сомневались в существовании дьявола?!

– Только этого мне не хватало, – сказал Сварог. – Черт…

– Не к ночи, любезный граф, не к ночи, – мягко сказал Гаудин. – Учитесь следить за словами. Конечно, мы в замке Келл Инир, великолепно защищенном, и все же не стоит к ночи… Дьявол не всемогущ, но это весьма достойный противник, к которому следует относиться чрезвычайно серьезно.

Наши далекие предки в свое время проявили изрядное легкомыслие, и за это до сих пор приходится расплачиваться. Боюсь, у графа Гэйра хватило времени, чтобы осознать эту истину и о многом пожалеть. Ну нельзя же заниматься такими вещами в одиночку…

– Так, – сказал Сварог. – Мне, дураку, следовало бы сразу подумать – где заклинания, там и…

– Вот именно. У всего в этом мире есть свой хозяин. В том числе и у тех заклинаний, что служат злу… Ну как, вы все еще считаете, что со мной не следует водить компанию?

– Нет, – сказал Сварог. – Теперь я так не считаю. Если только вы не врете, конечно…

– Зачем мне вам врать, если вы в самом скором времени можете проверить любые мои слова? Подождите, обживетесь немного, и поговорим более серьезно… Нет, правда, у вас не верили в существование дьявола?

– Кто как, – сказал Сварог. – У нас затуманивали мозги всякими красивыми словечками, отрицая существование за ними какой-то конкретной фигуры с собственной волей и побуждениями…

– Еще одно доказательство того, что образ мышления с веками не меняется. Как и человеческая глупость. Дьявол – это не просто зло, это творец зла. И при увеличении зла в мире следует не только воевать с частностями, но и искать корень зла. Одна из коварнейших штучек дьявола – убедить, будто его вовсе и не существует.

– Признаться, вы меня ошарашили, – сказал Сварог.

– А вы с самого начала были настроены невероятно благостно?

– Ну, не совсем… – Он кое-что припомнил. – Вы хотите сказать, что в моем случае не обошлось без…

– Я ничего пока не знаю. И нахожусь в том милом состоянии, когда подозревать хочется всех и вся.

– Но магия…

– Не считайте ее универсальной отмычкой, – сказал Гаудин. – Прежде всего потому, что нам противостоят силы ничуть не слабее наших, а в чем-то, надо признать, даже сильнее… Нам следовало бы о многом поговорить долго и подробно, лорд Сварог. Но время неподходящее. Не смею вас больше задерживать. Веселитесь. Вот только… – Его голос звучал совершенно спокойно, даже небрежно, но улыбка показалась Сварогу волчьим оскалом. – Поосторожнее с Яной.

– Что вы имеете… – начал Сварог недобро.

– Право же, ничего конкретного. Просто хочу, чтобы вы помнили: она обладает большой магической силой, способной проявиться в самом ближайшем будущем, но сейчас в ней много от обыкновенной девчонки с ветром в голове.

Ну, не смотрите на меня зверем. Должность такая: просчитывать все возможные сложности и в связи с этим регулярно навлекать на себя недовольство окружающих…

Сварог поймал себя на том, что этот человек ужасно его раздражает и злит, но чем-то определенно нравится. Еще и потому, что занимается серьезным делом посреди беззаботного веселья. Глядя вслед удалявшейся сухопарой фигуре, Сварог покачал головой: он верил и в Бога, и в черта, но когда тебе столь скучно и буднично сообщают, что дьявол – не абстрактный обитатель таинственной, далекой бездны, а существо, находящееся где-то рядом и склонное то и дело вмешиваться в окружающую тебя жизнь… Честное слово, это многое меняет.

Он вернулся в зал. Зал был исполинских размеров, в нем преспокойно могла бы вести воздушный бой парочка истребителей, не чувствуя себя особенно стесненно. В глазах рябило от сотен разноцветных костюмов, причем гости вели себя так, словно обычной силы тяготения здесь не существовало – танцующие пары там и сям порхали в воздухе, как яркие мотыльки, другие прогуливались словно бы по невидимым лестницам, не глядя под ноги – и не падая. В одном углу кружился в быстром танце хоровод пестрых фигурок, в другом танцевали попарно под медленную томную мелодию, в третьем пары под бравурные такты летели вперед змейкой, выписывая зигзаги, рассыпаясь и смыкаясь. И у каждой группы была своя музыка, словно ее сопровождал неотступно невидимый оркестр, окруженный незримым барьером, чтобы его игра не мешала другим. Меж танцующими, ухитряясь не задевать их и не нарушить сложных фигур, расхаживали парами и кучками заоблачные жители, хозяева летающих замков, – чинно беседовали, флиртовали, смеялись.

Сварог никак не мог найти себе места в этом многолюдном чужом веселье. Он был без маски, но лишь раз или два перехватил заинтригованно-любопытные взгляды. Большинство гостей не обращали на него внимания – ларов всего несколько тысяч, но вряд ли все знают всех, молодежь взрослеет и выходит в свет, появляются порой на людях затворники, мизантропы и домоседы, семьи тех, с кого снята немилость… Тем, кто живет более семисот лет, свойственна некоторая рассеянность (он поначалу изумился, узнав, сколько предстоит жить ему самому, но потом свыкся).

Что дольше? Ничего этого он танцевать не умел – подсобных заклинаний на сей счет почему-то не отыскалось. Можно бы поиграть в карты или какие-то сложные настольные игры со стариками, удобно расположившимися на внутренних галереях, но он не знал и здешних игр. Оставалось подпирать стенку да время от времени выходить под ночное небо полюбоваться Юпитером.

А когда надоест, искать женского общества. Беглые наблюдения за здешними холеными красотками с деланно наивными глазами и их кавалерами быстро убедили его, что легкость нравов не уступает версальской. До бесстыдной непринужденности, прилежно запечатленной древнеримскими историками, было, конечно, далеко, но это означало лишь, что внешние приличия строго соблюдались, и только.

Сварог чувствовал легкие угрызения совести при воспоминании о грустных глазах провожавшей его Меони, но извечное мужское легкомыслие быстро взяло верх. В конце-то концов, если строго разобраться, Меони ему не жена и даже пока что не любовница, а то, чего она не знает, ей не повредит. И он решил для себя проблему так, как решали ее бесчисленные поколения мужчин во все эпохи.

Обретя ясную и конкретную цель, он воспрянул духом, даже приосанился, и походка приобрела охотничью упругость.

– Граф Гэйр!

Сварог обернулся, на всякий случай вежливо раскланялся, выставив вперед правую ногу, согнув колено и прижав руку к сердцу. Ему приветливо улыбалась из-за карточного стола незнакомая старуха, в длинном, вопреки моде, платье, невероятно дряхлая на вид, но державшаяся удивительно живо.

– Граф Гэйр, рада вас видеть! Здесь про вас рассказывали всякие небылицы – будто бы вы отправились в Море Мрака ловить то ли Великого Кракена, то ли самого дьявола, будто бы вас там превратили в водяного или во что-то похуже… А вы в полном здравии, я рада!

– Эти слухи… – сказал Сварог небрежно, словно заправский светский лев. Он нетерпеливо переступил с ноги на ногу – пару минут назад с удовольствием остановился бы побеседовать, но теперь его влекло шуршанье платьев и звонкий смех поодаль. К тому же старушка могла и разобраться, что беседует не с тем…

– Не спешите, не спешите, – укорила зоркая старуха, подметив его нетерпение. – Успеете еще потискать этих… – И она выразилась о ближайших красавицах с вольной непринужденностью старого драгуна. Решительно смешала в кучу лежавшие перед ней диковинные восьмиугольные карты, фишки, золотые монеты, повернулась к соседу, столь же ветхому старичку:

– Вы знаете, барон, бабушкой этого шалопая могла оказаться я, если бы на достопамятном балу в Аркетане…

Судя по безнадежно-унылому лицу барона, историю эту он слышал столько раз, что давно выучил наизусть.

– Ну вот, барон пригорюнился, – сказала старушка. – Нет бы сказать прямо, что память меня вновь подводит и я в сотый раз вспоминаю одно и то же… Как будто у вас самого память лучше. Граф Гэйр, а ну-ка, куда это вы?! Нет, вы уж оставайтесь с нами и поговорите после столь долгого отсутствия со скорбной памятью герцогиней Рудар, вашим искренним другом и доброжелателем, если не забыли, с вашей несостоявшейся бабушкой… Вы и в самом деле плавали в Море Мрака ловить Великого Кракена? Мой дедушка тоже ловил Великого Кракена, а чем все кончилось? Неужели я вам не рассказывала, как он сгинул неизвестно где? (Сварог машинально мотнул головой.) В самом деле, не рассказывала?! Ну-ка, присаживайтесь! Только сначала вы мне расскажете, где странствовали и что вытворяли!

Спасения не было. Сварог приготовился неуклюже врать с последующим неизбежным разоблачением. Обреченно вздохнул и шагнул к свободному стулу – к великой радости вмиг повеселевшего барона.

Какая-то маска налетела на него, обдав нежным ароматом незнакомых духов, схватила за руку и потащила прочь, через плечо крикнув старушке:

– Извините, герцогиня, похищаю! Нравы у нас, нынешней молодежи, самые ужасные!

Сварог послал герцогине обаятельную улыбку вкупе с пожатием плечами, лицемерно притворяясь, будто ужасно огорчен разлукой. И поспешил вслед за синей маской – по лестнице вниз в аллею, в какие-то закоулки аккуратно подстриженных кустов, белых статуй на черных постаментах и звонких фонтанчиков. Маска остановилась, мимоходом шлепнула по лбу зеленую малахитовую лягушку на круглом постаменте, повернулась к Сварогу лицом:

– Ну как, ловко я вас похитила?

– Весьма изящно было проделано, – поклонился Сварог, откровенно разглядывая ее.

На ней была воздушная белая блузка с глубокими вырезами спереди и сзади, открывавшая круглые плечи и прочее, достойное внимания. Красная юбка вверху тесно облегала, а внизу свободно ниспадала – недолго ниспадала, впрочем, открывая стройные ножки на значительном протяжении.

Роскошная золотистая коса переброшена через плечо на грудь, в косу вплетены золотые монеты, и на шее ожерелье из таких же монет. Незнакомка заложила руки за спину, прислонилась к постаменту и столь же откровенно разглядывала Сварога.

– Интересно, что это за костюм? – спросил он для разминки.

– Крестьянки в Пограничье так носят. Только материал другой. Мне идет?

– У меня такое впечатление, что вам идет все.

– Тебе.

– Что тебе идет все, – охотно поправился Сварог.

– Итак, граф Гэйр, расскажите, как вы плавали ловить Великого Кракена… – Она звонко расхохоталась. – Да нет, я шучу. Не собираюсь слушать ни о каких плаваниях.

– Сними маску.

– Ничего подобного. Так гораздо интереснее. Если бы ты подольше посидел с герцогиней, она непременно рассказала бы тебе историю, как лорд Ратег где-то в этих самых аллеях очаровал прекрасную незнакомку в маске и шелковистая трава стала свидетельницей страстных объятий… – Маска фыркнула. – А потом оказалось, что это его собственная жена. И она долго сетовала, что супруг ни прежде, ни после не приводил ее в такое восхищение… Между прочим, история невымышленная.

– Охотно верю, – сказал Сварог, протягивая руки.

– А где же поэзия? – Маска ловко увернулась, крутнувшись на каблучках, и коса улетела за спину. – Шепни мне сначала что-нибудь возвышенное, чурбан. Скажи, что сразу заметил меня, выделил из толпы и понял, что я прелестнее всех, даже надутой куклы Яны, долго следовал за мной украдкой, не решаясь приблизиться… – Она была не то чтобы в подпитии, но вряд ли себя ограничивала. – Ну?

– Твои губки словно кораллы… – сказал Сварог.

Она ничуть не удивилась – значит, в этом мире знали, что такое кораллы. Закинула голову, откровенно забавляясь:

– Неплохо. Продолжай. Зубки, разумеется, как жемчуга. Ладно, не стоит тебя мучить, раз натура ты не поэтическая… – Она гибким движением подалась к Сварогу. – Обними меня за талию, прозаическая натура, только нежно.

– Так?

– Ну, примерно. Стоп, тебе известны границы талии? – Она передвинула ладонь Сварога повыше, положила голову ему на плечо. – Теперь удалимся в глубь таинственных аллей. Границы талии, я сказала… – Она передвинула ладонь Сварога пониже.

Сварог, держа ладонь в установленных границах, полуобняв девушку, медленно шагал в глубь аллей, где, честно говоря, не было ничего таинственного – слишком много разноцветных звездопадов фейерверка над головой, слишком близко от нависавшей над парком блистающей громады дворца, который ничуточки не удалился, словно они стояли на месте. Маска постукивала каблучками, стараясь идти в ногу со спутником, молчала.

Сварогу почудилась в ней некая скованность. Над головой лопались разноцветные огни. Аллея отлого спускалась к озеру, но маска вдруг остановилась, потянула Сварога в тень огромного дуба. Он следом за ней присел на траву, оказавшуюся уютно-теплой, вовсе не прохладно-сырой, как следовало бы в ночную пору. Маска щелкнула пальцами, и в руках у обоих возникли высокие бокалы.

– Кто ты? – спросил Сварог.

– Фрейлина ее величества. Графиня. Об имени умолчу – муж ужасно ревнив… А ты – граф. Неужели тот самый Гэйр?

– Гэйр, только не тот самый.

– Ну да, старушка вечно путает… – Незнакомка подняла обнаженные руки, сняла маску и отбросила в траву. – Вот это я. Нравлюсь?

– Еще бы, – сказал Сварог. Она и в самом деле была чертовски красива.

– Я красивее императрицы? Если дерзнуть и сравнить?

– Каждая женщина – единственная и неповторимая, – осторожно сказал Сварог. – Зачем сравнивать?

– Молодец. Изящно выкрутился.

– Я серьезно…

– Я тоже. – Она ослепительно улыбнулась. – Ты и в самом деле изящно увернулся от прямого ответа. – В ее глазах отражались огни фейерверка, и Сварогу вновь показалось, что она не знает, как себя теперь вести. – Мой рыцарь, займите же чем-нибудь даму!

Сварог рассказал ей парочку анекдотов – сначала нейтрально-приличных, потом перешел к более фривольным, принятым, в общем, благосклонно.

Красавица полулежала, опираясь на локоть, смотрела сверху вниз ему в лицо и смеялась. Сварог замолчал, осторожно взял ее за руку, и тонкие пальчики в его руке дрогнули.

– Ты что, боишься? – спросил Сварог.

– Я?!

Но прозвучало это чуть фальшиво. Со стороны замка доносилась тихая, печальная музыка. Незнакомка мягко высвободилась, закинув руки за голову, тихо пропела, глядя в небо:

И замолчала, посмотрев на Сварога чуть беспомощно. Бог его знает, как следовало все это расценить. Сварог, не глядя, отшвырнул бесшумно канувший в траву бокал, склонился над ней. Тонкие руки сомкнулись у него на шее.

Глупо было думать, будто она не понимает, чего хочет, и Сварог, как привык, прошелся губами по нежной шее, по щеке, дыша ее запахом, припал к губам. Тонкая ткань легко сминалась под ладонями, но, несмотря на шумевшее в голове вино и стучавшую в висках кровь, Сварогу становилось не по себе, чем дальше, тем больше. Под его губами неумело шевелились плотно сжатые губы, ее пальцы ужасно неуклюже ерошили ему волосы, и после особенно смелого движения его ладоней незнакомка дернулась в непритворном испуге, уперлась ладонями ему в грудь. Тут и дурак понял бы. Сварог отпустил ее, сел и сказал не без раздражения:

– Слушай, девочка, мама тебе никогда не говорила, что маленьким девочкам не стоит ходить с мужчинами ночью в лес? Ночью в лесу мужчины, знаешь ли, предприимчивые…

– Значит, ты меня узнал?

– Глупости. Я тебя впервые вижу.

– Но…

– Киса, я не великий мудрец, но в силах отличить неопытную девочку от…

– Ну ладно, я сама виновата. Я тебя разочаровала, да? Ты отчего-то вдруг погрустнел…

– Как-то не приходилось совращать малолетних, – сказал Сварог. – Даже если они строят из себя опытных шлюшек.

– Обижусь!

– А мне, по-твоему, на такие спектакли обижаться не следует? Совсем?

Она шевельнула пальцами. Сварог едва удержался от смачной, но совершенно неуместной и непозволительной в присутствии коронованных особ фразы.

Перед ним сидела юная императрица, поглядывала чуть виновато, но не особенно уж смущенно.

– Я восхищен, ваше величество, оказанной мне честью. Вы…

– Мы, кажется, перешли на «ты»?

– Вот как? – сказал Сварог. – Хорошо, можешь отнять у меня все титулы, звания и доступ за бирюзовых лакеев, но сказал бы я тебе…

– Догадываюсь.

– Вот и прекрасно. У вас розги не в ходу?

Она гневно сверкнула глазами, и Сварог чуточку сбавил обороты – все-таки это была императрица. Аж четырех планет.

– Что тебя больше всего раздражает – то, что стал жертвой розыгрыша, или то, что дело сорвалось?

– В присутствии вашего величества хотелось бы воздержаться от вульгарностей…

– А мне интересно.

– Ну, маскарад… – покачал головой Сварог. – Ведь рисковала…

– Я? – искренне удивилась Яна, и Сварог вдруг почувствовал, что его руки словно схвачены намертво невидимыми тисками. И тут же это прошло. – Понял? Риска не было…

– И часто ты так забавляешься?

– Не очень. – Она тихо засмеялась. – Правда, редко. Потому что другие, в отличие от тебя, могут легко распознать подмену… Ну не сердись. Все вокруг влюбляются, крутят романы, уединяются в аллеях…

– И тебе тоже хочется.

– Что же я, монстр? Или урод?

– Не спеши, – сказал Сварог крайне миролюбиво.

– Да, а все вокруг?

Сварог благоразумно промолчал. Сейчас это опять была невероятно капризная девчонка, понятия не имевшая о процедуре под названием «ставить в угол», не говоря уж о добротно просоленных розгах.

– Когда ты понял неладное?

– Как только сообразил, что ты абсолютно не умеешь целоваться.

Заклинания в таких случаях не помогают?

– Ничуть. За мной так надзирали… Знаешь, что мне понравилось? Как изящно ты увильнул, когда я саму себя обозвала надутой куклой? Другие, как правило, уверяли, что совершенно со мной согласны. Великолепное средство сбивать спесь с иных самоуверенных хлыщей… – Она опустила глаза. – Послушай, я все-таки не маленькая. И все понимаю. Если ты горишь нетерпением удачно завершить веселую ночь, иди, я не обижусь.

Сварог упал в траву и искренне расхохотался, чувствуя, как уходят напряжение и тоска.

– Что тут смешного?

– Хочешь чистую правду? – Сварог приподнялся. – Кажется, я буду ждать с большим нетерпением, когда ты немного подрастешь…

– Этого многие ждут, граф, питая вздорные надежды… – лукаво посмотрела Яна. – Вот только никто из них не хранит целомудрие, ожидая…

Но я уже успела понять, что мужчин не переделаешь. Пойдем? – Она гибко поднялась и подала ему руку. – Между прочим, я не особенно и виновата? Это у меня фамильное. Мой дедушка любил развлекаться именно так. В решающий момент разнеженный кавалер обнаруживал у себя в объятиях сурового императора…

– Боже ты мой, – сказал Сварог. – Развлечения… Так импотентом можно стать.

– И становились порой. Хорошо, заклятья выручали… Кстати о заклятьях. Хочешь, полетим к колдунье? Самая настоящая, ее отыскали где-то на земле и поселили здесь. Судьбу она предсказывает, тени мертвых вызывает… Или боишься?

– Летим, – согласился Сварог, решив, что вечер все равно пропал.

Яна остановилась, подняла глаза к небу. Не прошло и минуты, как над лужайкой возникло невиданное еще Сварогом диво – летучий корабль старинного облика. Крутые бока, золоченая фигура русалки под бушпритом, черные рыла пушек в распахнутых портах, высокая корма, паруса полупрозрачные, призрачные, словно сотканы из мерцающего тумана.

С борта им сбросили трап – веревочный, с широкими деревянными ступеньками и перильцами.

На корме у штурвала стоял человек в высокой шляпе, но Сварог подозревал, что штурвал служит исключительно для завершенности колорита.

Они остановились у борта. Корабль взмыл ввысь, потом стал опускаться, огни дворца и буйство фейерверка остались далеко вверху. Внизу простиралась темная земля, кое-где светились тусклые, зыбкие огни, а однажды показались крохотные язычки пожара.

Яна быстро проговорила, глянув снизу вверх и тут же отвернувшись:

– Не нужно думать, что ты вместо игрушки. Я не играю людьми.

Сварог осторожно обнял ее за плечи и коснулся губами щеки. Она не противилась. Сварог не находил в себе и капли отцовских чувств, все, его мысли были прямо противоположными. Не заводись, сказал он себе, просто тебя очень давно не гладили по головке, давно тебе не попадались хорошие чистые девочки – если они вообще были когда-нибудь в твоей жизни. Твоя жизнь старательно делала тебя сволочью все эти годы, слишком мало от тебя зависело, а грязи было слишком много…

Корабль шел над довольно большим скопищем мерцающих огоньков. Сварог присмотрелся – угадывались цепочки тусклых фонарей, улицы, дома с высокими островерхими крышами.

– Они нас видят? – спросил он.

– Если кому-то именно сейчас вздумалось смотреть на небо, – сказала Яна. – Это Сноль, столица Снольдера. Вон там – королевский дворец. Видишь?

Сварог различил темные здания,окруженные парком и тонкими сторожевыми башнями.

– Не попугать ли нам ночную стражу? – Яна оглянулась через плечо на человека у штурвала. – Нет, снова наябедничает канцлеру, будут унылые поучения о традициях и императорском достоинстве… А заставить его все забыть – тут где-то спрятана штучка, которая все запоминает, в Магистериуме постарались, умельцы…

– Слушай, в чем, собственно, разница между Магистериумом и Мистериором?

– Когда-то постижение магии опиралось лишь на разум человека. Это изначальное мастерство и собрано в Мистериоре. А Магистериум постигает тайны мироздания и магии с помощью техники.

– А мне-то казалось, что магия и техника – вещи несовместимые.

– Старики в Мистериоре и по сей час так считают, – рассмеялась Яна. – Отсюда и происходит заклятая дружба…

– А кто прав?

– И те, и другие. То, чем я владею, как раз изначальное, наследство предков. Но наши летающие поместья, виманы, этот корабль – дело рук Магистериума. Ты чувствуешь тягу к ученым занятиям?

– Не знаю пока, – сказал Сварог. – Не осмотрелся…

Летучий лесок, на опушке которого приземлился корабль, отчего-то показался ему ужасно знакомым – видимо, по многочисленным фильмам ужасов.

Голые корявые деревья переплели уродливые ветки, щедро украшенные паутиной, еще более густой и мохнатой, чем у него в замке. Тропинка была узкая и петляла так, словно ее прокладывали после недельного запоя, Сварогу пришлось идти вслед за Яной, потому что бок о бок не получалось, не хватало места. В глубине лесочка то и дело ухало, нелюдски посвистывало, то тут, то там загорались желтые глазищи и тут же гасли, ветви вдруг принимались пронзительно, противно скрипеть и раскачиваться, с костяным стуком ударяясь друг о дружку, а иные склонялись, норовя ухватить за одежду, – но как-то обходилось. Яна уверенно шагала впереди, не обращая внимания на адский концерт, Сварог тоже держался спокойно, но когда нечеловеческий вой и мяв раздался над самым ухом, он поневоле дернулся, налетел на Яну. Яна фыркнула, не оборачиваясь.

– Декорации… – сказал Сварог смущенно.

– Сущее варварство, – согласилась Яна. – В незапамятные времена все скорее всего именно так и выглядело – зачарованные страны, чародейские леса, края нечистой силы… Мне приходилось видеть иные обители волшебства, и могу заверить, что выглядят они весьма уныло – до поры до времени, впрочем… Но у нашей колдуньи вкусы насквозь старомодные.

Старики иначе не могут. Когда побываешь в Мистериоре, сам убедишься. Но ведьма она настоящая, сильная. Потому сюда и взяли. Мы стараемся, чтобы там, внизу, о магии забыли, но если уж неожиданно проявляются Древние способности, их обладателей приходится срочно изымать.

– Почему?

– Для порядка, – сказала Яна уклончиво. – Ничего хорошего занятия магией варварам не принесут, печального опыта достаточно. Пришли. Держись с ней повежливее, не любит она нахалов и скептиков…

Сварог посмеивался про себя: он понимал, что оказался в роли взрослого гостя, которому ребенок вывалил на колени груду своих игрушек и принялся упоенно ими хвастаться. Но что тут прикажете поделать, если ребенок носит императорский титул? Восторгаться и ахать старательно…

Избушка, конечно же, была покосившаяся и ветхая. И внутри все было выдержано в стиле, который здесь именовался варварским: гирлянды сухих трав, черепа, хрустальный шар на грубом столе, толстые растрепанные книги, чучела каких-то омерзительных тварей, крылатых и бескрылых. Обнаружился и громадный черный кот – он бесшумно убрался в угол и недобро зыркал оттуда зелеными глазищами, сметая хвостом паутину со стен. Старуха смотрела не добрее, она так и просилась на костер со своим крючковатым носом, длинным подбородком, волосатыми бородавками и глубокими морщинами. Мечта инквизитора. Глаза у нее были умные и пронзительные, так что Сварог вскоре почувствовал себя неловко, словно его вдумчиво разглядывали в оптический прицел, не забыв привинтить к прицелу автомат.

Яне, правда, старая ведьма поклонилась весьма почтительно и старательно смахнула пыль с предназначенного для нее табурета. Сварог таких почестей не удостоился, и табурет ему достался пыльный. Они сидели посреди комнаты, тускло освещенной красноватым пламенем очага, а старуха сидела напротив и бормотала что-то под нос с видом крайней сосредоточенности.

– Грельфи, предскажи ему судьбу, – тихо сказала Яна. – Ты ведь можешь.

– Судьба – не погода, чтобы ее предсказывать, – сварливо откликнулась старуха. – Судьба, как ее ни прозревай, все ж не всегда следует прозрению… Милорд, тебя щадить или не особенно? Да руку дай, темнота…

– Ты, главное, правду говори, – сказал Сварог.

– Отыскала же ты рыцаря, светлая королева… – Старуха не выпускала руки Сварога, чуть ли не чертя по ней кончиком носа. – Опасность ему грозит и в воздухе, и на земле, и на воде. Проще сразу повесить, чтоб не мучился потом…

– Добрая ты, бабушка, – сказал Сварог. – Я это сразу понял.

Старуха так цыкнула на него, что он прикусил язык.

– Удивительная у него способность ввязываться во что попало и все подряд, – сообщила она Яне так, словно Сварога здесь вообще не было. – И если что написано ему на роду, так это череда авантюр, которые могут называть приключениями только юные шалопаи. И все его победы – в неотступном сопровождении утрат, ибо так исстари повелось и останется навечно. Вижу успех, вижу горе, вижу радость, вижу слезы, вижу раны, нанесенные им, и раны, нанесенные ему, вижу короны, вьющиеся над его головой, как пчелы, и иные из тех корон несут беду… Он проникнет туда, куда мало кто проникал, и жизнь его будет нелегка, ибо он попытается изменить жизнь других, а судьба станет то и дело вести его по следу Исчезнувшего… – Она выпустила руку Сварога и закончила весьма прозаично:

– Если мне, обломку мертвого прошлого, позволено будет употребить ученое слово «резюмируя»… В чем-то необычная судьба, в чем-то невероятно банальная, ибо все, что прозвучало, применимо ко многим до него и ко многим после, таков уж наш мир… – Она уставилась на Сварога слабо светившимися глазами. – Бойся поспешности, бойся сильных, притворившихся слабыми, бойся коварных, прикинувшихся дураками, а пуще всего бойся тех, кто не предался всецело добру либо злу…

– Что-то очень уж туманно, – сказал Сварог.

– Так оно всегда и бывает, любезный мой. Мудрость туманна. И держись подальше от мостов. Ничего хорошего тебя на мостах не ждет, а плохого может встретиться сколько угодно. Опасайся мостов, не прогадаешь… И надейся на зеркала. А встретишь бабку-гусятницу – передай поклон от старой пряхи.

Кот заорал из угла, старуха выпрямилась на табурете, и Сварог понял, что сеанс прозрения окончен. Он поколебался и спросил:

– А как насчет моих отношений с дьяволом?

Кот взвыл благим матом, старуху подбросило наверх вместе с табуретом, и он со стуком приземлился, едва не сломав ветхие ножки.

– Ходят же такие болваны по свету, – прошипела ведьма. – Хоть к ночи не поминай, балда. Что ищешь, на то и напорешься, любезный мой, вот тебе и вся житейская премудрость, проверенная на астрономическом количестве и умных, и идиотов… Чего еще изволите, нечаянные гости? Предсказания судьбы – вещь туманная, сами видите. Может, чью-то тень вызвать? Это, говоря ученым языком, не в пример конкретнее…

Сварог не успел ничего сказать, Яна опередила:

– Грельфи, хочу видеть капитана Вентраса!

Старуха буднично, словно горшок с кашей, поставила на стол хрустальный шар, покоившийся в позеленевшей медной подставке, опиравшейся на драконьи лапы. Яна привычно придвинулась ближе, положила ладони на стол, не сводя глаз с шара:

– Во имя четырех мудрецов земли и трех духов моря, мы призываем вас, капитан Вентрас!

Сварог затаил дыхание. Туманный шар засветился изнутри, стал наливаться ровным зеленоватым сиянием, и в нем вдруг четко проступило грубое, решительное лицо мужчины в синем берете с большим пером.

– Капитан Вентрас, – сказала Яна, наклоняясь еще ближе. – Отыскали ли вы Винету?

Губы капитана шевельнулись, и явственно прозвучал глухой, безжизненный голос:

– Я всегда находил то, что искал. К сожалению…

– Значит, вы – там?

– Да.

– Судя по вашим словам о несчастье, легенды лгут?

– Те, что предупреждают о таящемся в морских глубинах зле – ничуть.

Лгут те, что описывали безмятежно счастливые города, укрывшиеся в пучине от царящего на суше зла. Все не так. Берегитесь Винеты.

– Но у вас же был талисман? Ожерелье Дийама?

Капитан грустно усмехнулся:

– Моя прекрасная собеседница, Ожерелье Дийама лежит где-то на дне, примерно в сорока морских лигах к полночному восходу от мыса Ларги. Вместе с половиной команды «Морского коня» и с ним самим. Я был чрезмерно самонадеян, войдя в пролив Бехари без талисмана. Когда везет слишком долго, теряешь осторожность и удача подводит в самый неожиданный момент…

– Значит, Великий Кракен…

Лицо капитана исказилось.

– Красотка, я уже не прежний. У меня новые хозяева. Никогда бы не поверил, что у меня может оказаться хозяин, но так уж вышло… Не спрашивайте. Берегитесь Винеты.

Сияние медленно погасло.

– Я же не все спросила…

– Значит, над ним теперь чужая власть, – сказала старуха. – Ничего не поделаешь, светлая королева. В морских глубинах наше искусство бессильно…

– А кто такой Великий Кракен? – полюбопытствовал Сварог. – Что-то я про эту персону уже не первый раз слышу…

– Великий Кракен – злой дух моря, повелитель глубин, – рассеянно ответила Яна. – Неизвестно, есть ли он на самом деле или его создала молва. Некоторые считают, что он навсегда уснул в глубинах, даже если и существовал, и это больше всего похоже на правду. В стародавние времена произошло… одно событие, погрузившее в вечный сон многих чудовищ.

– Вечный? – хмыкнула старуха. – Тысячелетия – это еще не вечность…

– Одним словом, граф Гэйр искал Великого Кракена, – сказала Яна. – Капитан Вентрас – тоже. И Винета существует…

Казалось, она потеряла всякий интерес к колдовским забавам.

– Ну а ты, любезный мой? – спросила старуха. – Тоже хочешь кого-нибудь увидеть?

Сварог подумал и решился. Он сообразил, что выпадает случай разгадать многие исторические загадки, казалось бы, навсегда покрытые мраком.

Пошептавшись со старухой, он склонился к шару:

– Во имя четырех мудрецов земли и трех духов моря, мы призываем вас, Рудольф Дизель!

Потому что это была одна из самых дразнящих загадок: изобретатель названного его именем мотора сел на пароход на одном берегу Ла-Манша, но среди тех, кто сошел на другой берег, его не оказалось…

Шар оставался тусклым: темным, мертвым.

– Напутал ты что-то, любезный мой, – сказала Грельфи. – Нет такого.

– Как это – нет, если он был?

– Не все мертвые могут приходить, далеко не все… Но тут случай другой. Его вообще нет.

Сварог растерянно пожал плечами. В конце концов, хватало и других знаменитостей, похороненных неизвестно где, сгинувших без вести… Он называл имя за именем, но шар оставался тусклым, как бельмо.

– Не было такого, – в десятый раз сказала старуха.

– Ну, это уже вздор! – разозлился Сварог. – Бабушка, Березняка убило в двух шагах от меня, понятно? Мы лежали рядом, могло угодить в меня, а зацепило его, я сам видел!

Старуха, что-то про себя соображавшая, вдруг огрызнулась, словно замотанная продавщица:

– Где я тебе возьму мертвых, которые еще и не умирали? Думать надо! И я тоже хороша, сразу не сообразила…

Сварог считал, что ничто уже не в состоянии его поразить. Ошибся, выходит.

Теперь головоломка идеально укладывалась, камешек к камешку, картинка к картинке – иные очертания земных континентов, иной набор планет, мертвые, еще, оказывается, и не родившиеся…

Это не будущее. Это прошлое, о котором никто в покинутом Сварогом настоящем и понятия не имел. Неизвестное, непонятно откуда взявшееся прошлое, сгинувшее без следа. Прошлое, которому не полагается быть, если правы школьные учебники и науки двадцатого века. А если они ошибаются, ответ один – это прошлое осталось неизвестным, потому что оно невероятно далекое и не осталось ни камней с надписями, ни книг, ничего…

Видимо, он успел привыкнуть к чудесам за последние сутки. Он принял все довольно спокойно, не стал паниковать, не загрустил особенно, не испугался – что могли изменить его слезы или восторги? Он просто сгорбился на жестком табурете и сказал:

– Значит, меня утащили в прошлое?

– А разве тебе не говорили? – Яна была изумлена даже больше, чем он.

– Не может быть!

– Мне сказали, что я – в будущем. В далеком будущем.

– Быть такого не может!

– Спроси у доктора Молитори.

– Будь уверен, спрошу. И строго. Если ты не врешь… – Яна мельком взглянула на него. – А ты не врешь. Какой ему был смысл тебе врать, если ты очень скоро мог узнать правду?

– Может, он хотел выиграть время. Вот эти самые сутки. А зачем – решительно не представляю.

– Предупреждала же я – что-то неладно… – проворчала старуха. – Да кто меня слушает?

– Завтра я разберусь. – Яна решительно встала. – До свидания, Грельфи.

– Всегда к твоим услугам, светлая королева. А этого рыцаря лучше бы держать во дворце под надежной охраной и не отпускать никуда для его же блага… – Она наклонилась к Сварогу и прошептала на ухо:

– Берегись мостов.

– Постараюсь, – пообещал Сварог.

На обратном пути вокруг опять подвывало, ухало и таращилось желтыми немигающими глазищами, но Сварог уже не обращал внимания. Когда летучий корабль взмыл в ночное небо, он спросил:

– И много веков вас от меня отделяет… отделяло?

– Не знаю точно, – сказала Яна. – Длиннющая череда тысячелетий. А что о нас помнят там, откуда ты пришел?

– Ровным счетом ничего, – сказал Сварог. – Возможно, тебя это и удивит, меня самого удивляет…

– Не так уж все и удивительно, – тихо сказала Яна. – И на Таларе, и на других планетах были когда-то могучие страны, ушедшие в небытие. И никто о них ничего не помнит. А ведь от нас их отделяет в сто раз меньшее расстояние, чем от твоего времени. Но молчат даже тени, или их нет, теней, хотя достоверно известно, что им полагается быть. – Она помолчала. – Получается, что наше будущее для тебя покрыто неизвестностью точно так же, как для нас самих… А неизвестное будущее всегда можно изменить…

Любопытно…

Хватит, сказал себе Сварог. Знания, знания, знания – вот девиз на ближайшее время. Иначе любой обведет вокруг пальца, словно слепого котенка, пихнет мордочкой в блюдце с касторкой вместо молока, и дай-то Господи, чтобы ограничилось касторкой… Решено. Бросаю всякую светскую жизнь и начинаю поглощать знания, как сухая губка – воду.

…Ему следовало бы помнить хорошенько, куда ведет вымощенная благими намерениями дорога. Потом он оправдывался перед самим собой, что вовсе и не забывал эту истину, а виной всему затянувшийся до утра бал. Расставшись с Яной, он отправился во дворец запить очередные сногсшибательные новости парочкой бокалов. С которых все и начинается, особенно если опустевшие бокалы моментально наполняются сами.

Глава 6 ОТКРЫТИЯ И ОПАСНОСТИ

Когда он проснулся, солнце стояло уже высоко и рядом с ним на невероятно мягкой подушке покоилась чернокудрая головка, вся в твердых мелких локонах, перевитых алмазными цепочками. Кукольное личико, длиннющие ресницы – его новая знакомая безмятежно дрыхла, не позаботившись хоть чем-нибудь прикрыться. Правда, он тоже не позаботился.

– А поутру они проснулись… – пробурчал Сварог, с тоской оглядывая необъятную постель. До столика с желанными графинами шагать и шагать.

Здешнее вино было прекрасным, но любому опытному человеку известно, что великолепное качество можно после упорных трудов перешибить количеством.

Голова раскалывалась, но Сварог, в отличие от кое-каких аналогичных ситуаций из житейского прошлого, все прекрасно помнил. Увы, особо сладостными его воспоминания никак нельзя было назвать. Эта кукла с длинным, нежно звучащим и уже забытым именем весь остаток ночи, словно заведенная игрушка, отрабатывала на нем разнообразные постельные эксперименты, и все было настолько скучно, несмотря на ее изощренную и болезненную фантазию, что к рассвету он примитивно надрался и выпал в осадок, смутно сознавая сквозь сон, что его продолжают использовать.

Он затейливо, с неподдельным чувством выругался про себя. Балы, фейерверки, небеса, бомонд – а голова точно так же раскалывается по утрам, и до столика с графиками не ближе, чем до магазина с пивом… Тьфу, болван!

Он пробормотал заклинание, графин колыхнулся, взмыл со столика и поплыл к нему над разбросанной одеждой и смятыми воздушнейшими покрывалами.

– Посадка производится в заданном квадрате, – воспрянув духом, сказал себе Сварог, заранее протягивая руку.

– Стоит ли? – спросил кто-то за его спиной.

Сварог резко обернулся и охнул – засевшая в голове боль от резкого движения качнулась, словно язык колокола, грохнула по затылку изнутри.

Из-за раздвинувшейся портьеры вышел молодой красавец в сиреневом с черным костюме, при мече, по-кошачьи мягко, неспешно направился к Сварогу.

В руке он держал узкий графин с чем-то розовым, небрежно помахивая им.

Сварог растерянно таращился на него. В голове зловеще вертелась классическая фраза из анекдотов: «Муж вернулся из командировки».

Незнакомец ничуть не выглядел слабачком, был красив резкой, хищной, мужественной красотой, синие глаза смотрели холодно-насмешливо, густые черные волосы словно бы не пострижены, а отхвачены над плечами лезвием меча. В левом ухе в золотой серьге посверкивал синий камень.

Совершенно не замечая смущения Сварога, нежданный гость швырнул ему графин, проплывший по воздуху и влипший в подставленную ладонь, со скупой улыбкой посоветовал:

– Глотните.

Сварог послушно поднял к губам тонкое горлышко и отхлебнул. Розовая жидкость холодным, щекочущим шариком провалилась в желудок и, прибыв на место, растеклась жаркой волной.

– Черт… – только и выговорил Сварог, еще не веря.

Он чувствовал себя так, словно в жизни не пробовал ничего крепче кефира. Похмелье сгинуло бесследно. И этот волшебный бальзам, подумать только, канул в забвение вместе с Таларом! Самая вопиющая историческая несправедливость всех времен…

– Вот вы и родились заново, – сказал незнакомец. – Давайте знакомиться. Я – лорд Ноут, герцог Орк. Взял на себя смелость вас побеспокоить, чувствуя, что вы не особенно обидитесь. – Он присел на край постели, непринужденно закинув на воздушные покрывала ноги в высоких мягких сапогах. – Вы ведь и сами вскоре начали бы обдумывать, как потихоньку убраться отсюда…

– Не без этого, – сказал Сварог, неуклюже потянул на себя покрывало, оглянулся на спящую нимфу.

– Одевайтесь непринужденно, – махнул рукой Орк. – Я порочных наклонностей не имею, так что ваши обнаженные прелести меня не волнуют. А прелести вашей романтической подруги изучил лучше вас – что, надеюсь, вас не особенно огорчает, ибо особа сия в постели скучна, как философский трактат о пользе добра.

– Негодяй, – не открывая глаз, сладко зевнула нимфа.

– Спите, наша прелесть, спите, – отмахнулся Орк. – Граф Гэйр, я имею честь принадлежать к узкому кругу друзей императрицы. Вы обо мне еще не слышали, но спешу предупредить заранее – если услышите, что я первый авантюрист Талара, знайте, что это сущая правда. И я никому не намерен уступать столь почетный титул.

– По-моему, я у вас его и не оспаривал, – сказал Сварог.

– Кто знает? Чутье мне подсказывает, что в пустых увеселениях вы не погрязнете. Поэтому нам следовало бы поскорее подружиться. Я давно ищу достойного напарника, но вокруг – такой мусор…

– Что ж, в компании всегда веселее, – сказал Сварог. – Можете предложить что-нибудь интересное?

– Моментально и безотлагательно. Яна мне рассказала об обстоятельствах вашего… прибытия. О том, что доктор Молитори вел себя с вами как-то странно, наврал с три короба. Но пока раскачаются наши почтенные стражи… Хотите, полетим к доктору и возьмем его за глотку?

– А это удобно?

– Помилуйте! Мы же имеем дело не с ларом. Доктор Молитори – выслужившееся антланское быдло, и людям нашего положения с ним можно не церемониться. Летим?

– Летим, – сказал Сварог, заклинанием заставив разбросанную как попало одежду взмыть в воздух и слететься к нему.

– Авантюристы, – лениво бросила нимфа, блаженно потягиваясь, не открывая глаз. – Граф Гэйр, я вас еще увижу?

– Милая, для оживления светских сплетен тебе следовало бы хоть разок изменить нам всем с собственным мужем, – хохотнул Орк, увлекая Сварога к балкону. К перилам был пришвартован брагант с откинутым верхом. – Прощай, несравненная! Садитесь, граф. Надеюсь, вы на меня не сердитесь за столь бесцеремонное похищение?

– Нет, – сказал Сварог. – Но, может, предоставить доктора естественному ходу событий?

– Это означает, что им займутся другие, а мы останемся в стороне. Вы, как-никак, лицо заинтересованное. К чему нам узнавать из вторых рук ровно столько, сколько нам сочтут нужным сообщить? Я с этим решительно не согласен. Впервые за последние несколько столетий обнаружен интриган и заговорщик, связанный с внешними силами…

– Вы уверены?

– Уверен. Странности, сопровождавшие ваше прибытие, – не галлюцинации. С вами пытались что-то сделать, вопреки запланированному эксперименту.

– А откуда вы знаете, что со мной пытались что-то сделать?

– Тьфу ты! – в сердцах сказал Орк. – Совсем забыл, насколько вы неопытны… Когда вы упомянули при Яне о неких странностях, подстерегших вас на пути, она деликатно извлекла из вашего мозга конкретную информацию.

Чего вы, разумеется, и не заметили. Не зря именно ее предки стали императорами Талара, милейший граф… У нее потрясающие возможности.

– Но она же говорила, что не умеет читать мысли…

– Она и не читала, – терпеливо разъяснил Орк. – Она просто взяла конкретную информацию, а это разные вещи… Словом, Молитори – настоящий, неподдельный заговорщик. Такого давно не случалось. Я рискую напрочь подорвать свою репутацию, если немедленно не окажусь в гуще событий.

Сварог расхохотался:

– Вы мне определенно нравитесь, герцог…

– А вы бы посмотрели, каков успех у женщин и какова репутация там, внизу, – скромно сказал Орк.

– Вы бываете внизу?

– Да я там провожу больше времени, чем здесь!

– Но это опасно…

– Знаете рецепт против опасностей? Как только кто-то соберется вас убить, побыстрее опережайте его. Со временем с этой вашей привычкой свыкнутся и перестанут вам надоедать… Вы здесь были?

Сварог сразу узнал темно-красный замок с башенками и кивнул.

– Всю инициативу – мне, – быстро сказал герцог. – Вы еще неопытны.

Молчите, держите ушки на макушке, а при необходимости рубите всех подряд, потом разберемся с правыми и виноватыми.

В холле навстречу им кинулся лакей в черной ливрее с вышитым золотом изображением змеи и чаши:

– Милорды, господин вице-камергер проводит важный опыт и убедительно просил…

– По-настоящему важный опыт сейчас как раз и начнется… – Орк ловко двинул лакея рукояткой меча пониже пояса, подхватил, когда бедняга с воплем скрючился, оттолкнул в угол и помчался вверх по главной лестнице.

Сварог старался не отставать. Они взбежали на третий этаж, пронеслись по длинному коридору, расталкивая изумленно шарахавшихся встречных, и Орк рванул дверь.

На огромном столе лежало что-то ярко-алое, неопределенной формы, окруженное игольчато-острым, ядовито-зеленым свечением. Доктор Молитори стоял у окна лицом к ним, его лежавшие на столешнице ладони подрагивали, он зачарованно впился взглядом в непонятное и, по мнению Сварога, ничуть не интересное зрелище.

– Гость в дом – удача в дом, – громко сказал Орк.

Молитори рассеянно поднял голову. Узнал Сварога. И сломался в долю секунды. Был благообразный сановник и ученый муж – и вмиг не стало.

Остался насмерть испуганный старикашка.

– В штаны вроде бы не наделал, – громко сообщил Орк Сварогу, не оборачиваясь. – Благоухания не чую. Но муки совести явственно изобразились на его достойном лике, убеленном благородными сединами. Вам не кажется, граф?

– Весьма похоже, герцог, – согласился Сварог. – Однако, сдается мне, вы ему льстите, называя эту богомерзкую харю достойной.

– Вы правы, – сказал герцог. – Теперь я и сам вижу, что был излишне мягок в суждениях… – Он медленно, не без театральности вытянул меч и невероятно быстро крутнул его в воздухе, так что клинок со свистом описал сияющий полукруг. – А потому, доктор, извольте отвлечься от этой научной пакости на столе и расскажите внятно и подробно, что за гнусности вы проделывали над моим благородным другом. Не дожидаясь приятной беседы с лихими ребятами из восьмого департамента.

Как ни странно, доктор Молитори моментально успокоился и даже повеселел. По-прежнему отделенный от них широким столом, он выпрямился, приосанился, заложил руки за спину и хладнокровно спросил:

– Герцог, а вам никогда не говорили, что вы – невероятнейший болван?

Сварог наблюдал за герцогом сбоку – тот сдержался страшным напряжением воли, только ноздри недобро раздувались, и клинок чуть приподнялся. Молитори смотрел на них насмешливо и дерзко. Он держался, словно заранее уверенный в своем превосходстве, и Сварогу это начинало не нравиться. Украдкой он оглянулся – нет, в комнате, кроме них, никого не было, и за спиной никто не стоял. Все же Сварог передвинулся так, чтобы видеть дверь, положил руку на пояс поближе к мечу.

– Правильно, – быстро сказал заметивший это Орк. – Когда такая мразь, пойманная на горячем, вдруг начинает дерзить в лицо, жди подвоха… Итак, любезнейший доктор?

– Жаль, у меня мало времени, – сказал доктор с искренним сожалением.

– Как жаль… Могу вам сказать одно, милорды: придет день, крайне грустный для вас, когда мы встретимся и поговорим иначе…

Молниеносным движением он вырвал руку из-за спины и поднес ко рту, ударив себя ладонью по губам от порывистости жеста. Сварог с Орком бросились к нему вокруг стола, с двух сторон, а он уже падал навзничь, рухнул у их ног, лицо его застыло в жуткой гримасе, синело на глазах: изо рта толчками поползла зеленая пузырчатая пена.

– Что-то нечисто… – Орк склонился, напряженно всмотрелся и вдруг отшатнулся:

– Граф, прочь!

Сварог отскочил к распахнутому окну. Тело доктора дымилось – бесчисленные струйки черного, смердящего дыма клубились, пока совершенно не скрыли мертвеца колышущимся продолговатым облаком, карикатурно повторявшим очертания распростертого тела. Вместо того чтобы взмыть к потолку, как полагается дыму, облако стало опадать, съеживаться, растаяло без следа, открыв смятую, пустую одежду доктора. И никаких следов трупа.

– Я о таком только слышал, – сказал Орк.

– Что это?

– Эликсир…

И тут загадочный предмет на столе взорвался.

Возможно, это был вовсе не взрыв, что-то другое – но когда Сварог опомнился, в ушах еще вязнул короткий мощный грохот. По комнате плавали лохматые черные клочья, вот они рассеялись – и стал виден лорд Гаудин, он с ледяным выражением лица стоял у двери, а за его спиной в комнату проскальзывали, рассыпаясь на обе стороны, рослые парни в черно-синей форме. Их набралось человек десять, они поигрывали короткими блестящими предметами и смотрели на Сварога с Орком зорко, равнодушно-чутко, как опытные сторожевые псы, готовые по команде хозяина и завилять хвостом, и перехватить горло.

– Где Молитори? – резко спросил Гаудин.

Сварог растерянно показал на пустую одежду, Орк развел руками:

– Эликсир Сторга…

И тогда Гаудин заговорил. Его речь ограничилась несколькими краткими эпитетами в адрес Орка и Сварога, с присовокуплением цветистых глаголов и прилагательных. Орк, белый от ярости, шагнул вперед, нашаривая эфес:

– Милорд, я никогда и никому…

– Молчать, – спокойно обронил Гаудин, и Орк, к удивлению Сварога, мгновенно превратился в образец благонравия, только пальцы на эфесе побелели от напряжения, но тут же разжались.

Гаудин обошел стол, наклонился к пустой одежде, выпрямился:

– Ну что ж, милорды, вы существенно облегчили мне работу, лишив преступника, с которым пришлось бы долго возиться, забыв покой и сон… Не смею вас больше задерживать.

Орк шагнул вперед, и Сварог, не поднимая глаз, устремился следом.

Гаудин небрежно задержал его:

– Граф Гэйр, я понимаю ваше положение, но все же считал вас чуточку умнее… Отправляйтесь в императорский замок и ждите там, пока я не прибуду.

Сварогу казалось, что у него задымились от жара кончики ушей. Он опомнился только в коридоре.

– Скотина, – сказал Орк. – Наглец чертов…

– Мне показалось, вы очень хотели сказать ему это в лицо, но…

– Но испугался? Дорогой граф, признаюсь вам честно: авантюризм не имеет ничего общего с безрассудством. Есть четкие границы, есть скалы, несокрушимые гусиным пером… А милейший Гаудин – скала. Я пока что не готов сойтись с ним один на один. – Он мечтательно-хищно повторил:

– Пока что… Но доктора, если взглянуть правде в глаза, мы с вами бездарно упустили. Вернее, упустил его я, с вас-то никакого спроса.

– Что это за эликсир?

– Мертвеца в большинстве случаев можно допросить. Как и грешную душу.

Но, как вы видели, от трупа ничегошеньки не осталось. Боюсь, и душа для Гаудина недосягаема. Упорхнула к хозяину.

– К…

– Называйте его лучше Великим Мастером, – быстро сказал Орк. – Так спокойнее.

– Почему?

– Многие верят, что Единый Творец, создав этот мир и человека, полностью отстранился от дальнейшего, и всю оставшуюся работу взял на себя Великий Мастер. Оттого человек и вышел… таким.

– А как обстоит на самом деле? – спросил Сварог.

Орк покосился на него, хмыкнул и промолчал. На обратном пути они не разговаривали. Только во дворце, когда брагант приземлился у одной из бесчисленных боковых лестниц, Орк отозвался первым:

– Мне, право, очень неловко. Поверьте, не все мои предприятия кончаются столь печально. Далеко не все. Сегодня вы были свидетелем ошеломительной неудачи – вещи в моей жизни чертовски редкой…

– Бывает, – искренне сказал Сварог.

– Навестите меня в замке. Побыстрее. Право, не пожалеете.

Сварог пообещал, и в самом деле собираясь навестить нежданного приятеля. Они вежливо раскланялись, бело-черный брагант герцога взмыл в небо, промелькнул над башенками и исчез вдали. Сварогу вновь стало неуютно и одиноко, он решительно не представлял, куда себя деть. Отправиться, что ли, к караулам Бриллиантовых Пикинеров – особо доверенной страже, охранявшей личные покои императрицы, и проверить, как действуют его привилегии? Неловко как-то… И появление слуги, целеустремленно направившегося прямо к нему, Сварог воспринял, как перст судьбы. Неважно что, но что-то должно произойти.

Слуга низко поклонился:

– Милорд, ее величество ждет вас в зале исторических игр.

Видя легкое замешательство Сварога, он молча поклонился еще ниже и зашагал впереди. Сварог шел следом сквозь череду великолепнейших покоев, превосходивших красотой и роскошью все его представления о дворцах, механически сворачивал, поднимался и спускался по лестницам, и за все время ему не встретилось ни единой живой души. Пожалуй, заблудиться здесь – все равно что оказаться на необитаемом острове…

Зал исторических игр, как и следовало ожидать по названию, таил в себе сплошные неожиданности. Он весь был заставлен столами вроде бильярдных, только раза в два побольше, с пестрыми крышками. Слуга раскланялся, молча удалился. Сварог растерянно оглянулся, прикидывая, в чем же заключаются исторические игры. Яна не появлялась – должно быть, запаздывала, как особа женского пола. Точнее, соизволила задерживаться, как особа венценосная. Заложив руки за спину, Сварог направился к ближайшему столу. Вгляделся и приник надолго.

То, что показалось сначала пестрой крышкой, было на самом деле зеленым холмистым полем с протекавшей посередине синей речушкой, выстроившимися по обе ее стороны военными отрядами с походными шатрами позади каждого. Все крохотное – всадники, пехотинцы с пиками и двуручными мечами, горбатый каменный мост, яркие шатры, – но благодаря непонятному волшебству видимое во всех деталях, вплоть до пряжек на сапогах, какие, если прикинуть размеры фигурок, человеческий глаз и рассмотреть-то не должен по причине полной микроскопичности.

Вкрадчивый голос произнес над самым ухом, заставив Сварога вздрогнуть от неожиданности:

– Двадцать пятое ревуна, две тысячи шестьсот сорок пятый. Река Торм, первый день Банарской битвы.

С правого фланга занимавших позиции на левом берегу войск двинулся к реке конный отряд. Всадники в синем, не сбавляя аллюра, кинулись в воду, преодолевая брод, должно быть заранее разведанный – потому что для противника лихая атака оказалась полной неожиданностью, и «оранжевые» с правого берега ничего о нем не знали, иначе постарались бы заранее поставить там заслон, а не стягивать всю конницу к мосту. У места прорыва «синих» оказался лишь небольшой отряд пехоты. Конники, взметая мириады микроскопических брызг, с маху вынеслись на берег, врубились, опрокидывая пехоту всей мощью таранного удара. Сварог заранее мог сказать, чем все кончится: конница «оранжевых» бездарно сгрудилась у хорошо укрепленного с «синей» стороны моста, чтобы вернуться к броду, ей придется рассеять свою же пехоту и обоз, а вслед прорвавшемуся «синему» отряду, закрепляя успех, через реку переправляются все новые и новые эскадроны…

– Вы пожелаете досмотреть до реально-исторического конца или захотите вмешаться? – поинтересовался голос.

Сварог с удовольствием вмешался бы, но не знал, как это сделать, а спрашивать у невидимки отчего-то постеснялся – быть может, автомат не рассчитан на совершенного невежду и диалог выйдет насквозь нелепым.

Оказаться в дураках перед роботом, особенно после сегодняшних событий, – нет уж, увольте.

И он отошел на цыпочках. Наклонился над другим столом.

– Шестое фиона, восемьсот пятый, взятие Дерридора, – сообщил голос.

По узкой улочке, застроенной узкими высокими домами, отступали кучки воинов в медных кирасах и остроконечных шлемах – то и дело оставляя на булыжной мостовой убитых, тщетно пытаясь сомкнуться в боевые порядки. А вслед им, рекой вливаясь в проломленные ворота, осыпая бегущих стрелами, ощетинясь длинными пиками, надвигались густые шеренги всадников в черных кирасах, черных шлемах бочонком и белых плащах с золотым тройным языком пламени, обведенным алой каймой. Шансов у защитников было мало, и никакой возможности изменить ход битвы не видно.

Сильный удар в спину швырнул Сварога вперед, он потерял опору под ногами и провалился куда-то, ушиб колени, локти, свалился на бок, запутавшись ногами в собственном мече. Вокруг лязгало, звенело, грохотало.

Сварог поднялся. Голова гудела. Он стоял на узкой улочке, застроенной узкими высокими домами. Его толкали, задевали древками копий пробегавшие мимо солдаты в медных кирасах. Совсем близко, метрах в двадцати, надвигались оскаленные конские морды – головы покрыты железными налобниками с шипами и дырками для глаз, меж ушей колышутся султаны – и щетинились пики черно-белых всадников. Широкие, тяжелые наконечники их посверкивали крайне грозно и убедительно.

Он был внутри игрушки. И отнюдь не в качестве стороннего наблюдателя – его задевали, пихали бегущие, чуть не сшибая с ног. Мелькнула летящая прямо в грудь стрела – и отскочила, словно ударившись о невидимую преграду. Лара нельзя поразить метательным оружием, вспомнил он. С этим все в порядке. Но вот пики…

Он огляделся. Убитые умирали весьма натурально, струилась кровь, вылезали внутренности, но никаких запахов Сварог не ощущал – куклы, конечно, великолепные имитации, игрушки. Все, кроме него. Но вряд ли это способны понять приближавшиеся всадники. Или это очередная здешняя забава?

Сейчас все кончится, над ним беззлобно посмеются… Хочется верить, и все же…

Всадники припустили рысью, настигая бегущих, шеренги рассыпались на увлеченные охотой кучки. Сварог дернул огромное литое кольцо двери, к которой прислонился, но дверь не шелохнулась, словно составляла одно целое со стеной, с домом. Копыта стучали все ближе. Сварог обернулся, успел уклониться.

Наконечник копья распорол ему правый рукав, сорвал кожу на плече.

Жгучая боль окончательно убедила Сварога, что он здесь на положении остальных пешек и никакими привилегиями не пользуется.

Всадник, едва не приколовший его копьем к стене, развернул коня и готовился нанести второй удар. Все решали секунды, и Сварог вместо того, чтобы выхватить меч, наклонился, подхватил валявшееся копье и выпрямился, держа его обеими руками за середину.

Всадник-робот замешкался на миг – его, как любого солдата этой эпохи, незнакомого с китайским боем на шестах, смутила непонятная поза противника. Потом программа, должно быть, взяла свое – копье метнулось вперед, но Сварог уже сам действовал, как автомат. Противник не стоял напротив с таким же шестом, а сидел на неуклюжей лошади, что облегчало задачу.

Черно-белый идиот повторяет удар в правое плечо, не ведая, что существует классическая защита против такой именно атаки.

«Леопард перепрыгивает черный ручей» – так это зовется. Поворот тела, резкий отбивающий удар, тычок другим концом в лицо, в глаз. Изменение стойки, хотя в этом уже нет нужды – всадник выронил копье, всем телом сдвинулся влево, и рубящий удар древком окончательно выбивает его из высокого седла, он, гремя, рушится на булыжник…

Выпустив копье, Сварог подпрыгнул, перевалился в седло, забрасывая ногу в стремя, натянул широкие поводья, расшитые жестким серебром. Конь подчинился, и Сварог погнал его мимо бегущих защитников взятого города, чтобы убраться подальше от свалки, а там и поискать какой-то выход. От коня не пахло живым существом, сзади стучали копыта, пешие отшатывались, а кто-то и не успевал, нигде не видно тихого уголка, куда ни сверни – суета, лязг железа, беготня, схватка…

Когда конь вдруг завалился с двумя длинными стрелами в шее, Сварог понял, что миг удачи миновал, и, едва успев выдернуть ноги из широких стремян, умудрился соскочить, не запутавшись в мече. Улочка. Далеко впереди – бегущие, далеко позади – черно-белые конники. Ну где здесь прикажете искать выход?

Его резко, сильно потянуло вверх, словно подъемным краном, мелькнули внизу узкие и острые, словно рыбьи хребты, крыши, мир вокруг неузнаваемо исказился на миг, обернулся мешаниной цветных пятен, причудливых контуров – и Сварог обнаружил, что вновь стоит на сине-красном мозаичном полу, возле стола, на котором продолжается Дерридорская битва. Плечо жгло, рукав помаленьку намокал кровью, а рядом стояли Яна в воздушном зеленом платье и меланхоличный Гаудин, молча хмыкнувший.

– Знаете, герцог, старуха Грельфи советовала его сразу повесить, чтобы не мучился, – сказала Яна. – Честное слово, мне начинает казаться…

И кровь, конечно! Стойте спокойно!

Она провела ладонью над раной, пошевелила губами, и боль тут же стихла, даже голова больше не кружилась.

– Ну а кафтан уж поручите кому-нибудь починить, – сказала она так, словно показала язык. – Нет слов… Зачем вы туда полезли? Вы же не знали заклинаний, могли погибнуть!

Сварог огрызнулся:

– Когда я найду того, кто меня туда скинул, непременно узнаю, зачем ему это понадобилось…

Яна и Гаудин переглянулись. Гаудин кивнул:

– Ваше величество, я ничуть не сомневаюсь в ваших магических способностях, но когда я говорю, что во дворце начинает твориться неладное, опираюсь, как видите, на факты.

– Вы считаете…

– Да. Лазейка отыскалась. Конечно, это не страшно, все необходимые меры будут приняты… Сложность в другом. Центральной фигурой всех странностей упорно оказывается граф Гэйр, который, похоже, раздражает кого-то уже самим фактом своего существования. Поскольку у меня есть основания подозревать, что меня самого граф может и не послушать, прошу вас, отдайте приказ вы. До выяснения всех загадок его следует взять под усиленную охрану. Ради его же блага.

– Ну разумеется, – сказала Яна. – Граф, извольте подчиняться.

Сварог пожал плечами. Тут же за его спиной выросли двое в черно-синей форме.

– С вашего позволения, я его похищаю ненадолго, – сказал Гаудин и, не дожидаясь согласия ни Сварога, ни Яны, взял его за локоть сильными пальцами и подтолкнул вперед. Двое в черно-синем бесшумно направились следом.

– Меня в самом деле толкнули, – сказал Сварог в коридоре. – Мне и в голову не пришло бы…

– Охотно верю. Задумано было неплохо. Как и вчерашнее покушение.

– На меня никто вчера не покушался…

– Это вам так кажется. Прошу сюда.

Он открыл неприметную дверь. Глянув внутрь, Сварог попятился, но Гаудин бесцеремонно втолкнул его в комнату, вошел сам и захлопнул дверь.

На полу лежала очаровательная темноволосая девушка в белом открытом платье. Широко распахнутые синие глаза мертво смотрели в потолок, на груди темнели две небольшие ранки.

– Прелестна, не правда ли? – ухмыльнулся Гаудин. – Молитесь на императрицу, граф… Вы ее вечный должник – и ее, и счастливого случая.

Если бы вечером в парк вас увела не императрица, а эта красотка, вы бы пошли?

– Н-ну да…

– Да, как любой. Даже человеку, несравненно лучше вас владеющему магией, не придет в голову проверять всех, с кем он сталкивается на балу, а уж младенцу вроде вас… Теперь взгляните, как эта прелесть выглядит на самом деле. – Он наклонился. – Бароги эт шалотари лайз!

Сварог охнул. На полу лежал человекоподобный монстр, весь мохнатый, кривоногий, на узловатых пальцах чернеют жуткие когти, в приоткрытой пасти белеют загнутые клыки. Сварог понял, что эта морда с острыми ушами, выпученными зелеными глазищами и собачьим носом будет сниться ему долго.

– Вообще-то ничего страшного, – сказал Гаудин. – Паршивый вампир из Ямурлака, почти совершенно вымер, разве что десяток-другой еще хоронится по тамошним лесам. Подлинный облик посвященному распознать легко – запомнили заклинание? – серебро валит его наповал. Но если бы он оказался вчера ночью с вами в парке…Кто-то, умеющий обращаться с подобными тварями, привез его сюда. И пустил по вашему следу. Это не зверь, вполне разумное создание, какой-то тупиковый побег эволюции, но, чтобы с ним договориться, нужно кое-чем владеть…

– Вот почему Молитори смотрел на меня, как на выходца с того света…

– Да, несомненно. Он был уверен, что вас уже нет. Меня утешает одно: силы, действующие против вас, не могут похвастать особым могуществом. К нам проникли пока что мелкие, слабые исполнители, прислуга низшего разряда. Но следует ждать появления кого-то более сильного. А вы крайне уязвимы. Вас нужно немедленно отослать в Магистериум.

– Зачем? – невольно спросил Сварог.

– Не в качестве экспоната, не беспокоитесь. Вам срочно нужно вложить в голову минимальный набор знаний, приемов защиты…

– Но почему же только теперь…

– Я ведь не провидец, – сказал Гаудин с виноватой улыбкой, но у Сварога все равно осталось ощущение некой недоговоренности, словно в рукаве у Гаудина все еще уютно покоилась парочка тузов. – И тороплюсь исправить свой невольный недосмотр. Отправляйтесь в Магистериум, я с ними свяжусь немедленно. Вашей охраны вы по пути не увидите, но это не означает, что ее не будет. Вот, возьмите на всякий случай.

Он положил в ладонь Сварогу небольшой черный предмет размером с пачку сигарет, овальный, скругленный, столь рациональной и продуманной формы, что лег в руку, как влитой.

– Направьте в стену тем концом, где прорезь. Большим пальцем прикоснитесь к кругу.

Сварог подчинился. Пронзительно вжикнуло, светлая молния метнулась через комнату, звучно ударила в стену. Сварог подошел посмотреть. Из резной панели, наполовину в нее уйдя, торчало зубчатое колесико величиной с пятак.

– Идеальное оружие против любой нечисти. Кстати, и человеку придется несладко, если хорошо прицелитесь.

– Спасибо, – сказал Сварог. – Сколько здесь зарядов?

– Что? – не сразу понял Гаудин. – Ах да… Заряд всего один. Когда он вылетает, другой возникает на его месте.

– Магия? – с видом знатока спросил Сварог.

– Техника.

Сварог поднял голову и глянул собеседнику в глаза:

– Слушайте, а вы имеете на меня виды?

– Вы же не юная фрейлина, граф.

– Не надо. Вы меня прекрасно понимаете.

– Ну да, – сказал Гаудин. – Такова уж моя служба, граф, – иметь виды решительно на всякого, кто попадет в поле зрения. Учитывая дичайший кадровый голод. Я, например, имел в свое время виды на Орка, но он решительно неспособен к серьезной работе с регламентом, планами, отчетами и дисциплиной. И если вспомнить… Ну, вам это неинтересно. Старые дела.

Конечно, я имею на вас виды. Но все зависит только от вас – ведь еще неизвестно, подойдете ли вы мне… Счастливо.

– Знаете, у нас в ответ на такое пожелание принято было посылать к черту.

– Значит, у вас понятия не имели, как опасно даже в шутку так говорить, – сказал Гаудин без улыбки.

…В отличие от замков и дворцов, непременно окруженных лесами и парками, замаскированных под кусочки обычной земли с аллеями и прудами, Магистериум был исполнен холодного рационализма – в небе висело на разных уровнях десятка полтора огромных зданий, в основном серо-стального цвета, хотя попадались и светло-синие, и белые. Никаких архитектурных излишеств – стены, окна, крыши, причалы для летательных аппаратов, и все. Даже скучно становилось. Унылые фабрики научно-технического прогресса и передового колдовства. Право же, старомодные маги чем-то ближе…

Сварог, как его напутствовали, направил ял к белой огромной цифре «пять», нарисованной на длинной стальной полосе причала неподалеку от входа. И сразу же из дверей вышел, направился к нему человек в строгой синей одежде, напоминавшей военную форму и украшенной на груди золотым изображением колбы, заключенной в полумесяц, в точности такой, как на колпаке у посетившего Сварога мага. «Похоже, конкурирующие фирмы не стремятся быть оригинальными в выборе эмблем», – подумал Сварог. Он стоял возле яла и разглядывал встречавшего – его ровесник, лобастый, неулыбчивый, как проповедник при исполнении служебных обязанностей. Меча при нем не было. Не было ни перстней на пальцах, ни золотой цепи на шее.

Антланец?

– Граф Гэйр? – спросил тот, подойдя, быстро глянул на меч Сварога – чуть насмешливо, с легким превосходством. – Магистр Ронтег. Собственно, лорд Ронтег, маркиз Виней, но у нас здесь несколько иные установления, традиции и манера обращения…

– О, меня это не коробит, – сказал Сварог. – Я, понимаете ли, не вполне… – Он спохватился и замолк.

– Знаю, – сказал магистр. – Ваш случай меня крайне интересует. К сожалению, все связанное с вашим появлением здесь стало еще и наглядным примером того, что бывает, когда крайне серьезные эксперименты поручают отжившим свое реликтам вроде Мистериора…

Он немного пыжился, но показался Сварогу, в общем, неплохим парнем – просто чересчур уж старался произвести впечатление. Сварог с удовольствием подразнил бы его, но не стал лезть на рожон – позарез необходимы были знания. И он сказал:

– Я надеюсь, когда-нибудь мы с вами долго и серьезно будем беседовать о превосходстве научно-технического прогресса над живыми анахронизмами. Но сейчас мне бы хотелось…

– Понимаю. Прошу. Для начала я вам покажу… ну, хотя бы хранилище алейрона. А по дороге начну рассказывать, если вы ничего не имеете против.

– Наоборот, – сказал Сварог. – И крайне буду признателен, если вы не забудете, что я – совершеннейший невежда.

– Постараюсь. Если увлекусь и погружусь в дебри, не стесняйтесь переспрашивать, – благосклонно кивнул магистр. – Так вот, магия, волшебство, колдовство – лишь определенные проявления определенных законов природы, потому что во Вселенной нет ничего, что не подчинялось бы законам природы. Другое дело, что законы эти крайне многочисленны, по-разному проявляют себя и требуют разных затрат, разных видов энергии. И не имеют ничего общего с так называемой мистикой. То, что серебро для вампира смертельно опасно, – не мистика, а результат особого рода взаимодействия ионов, биополей, молекулярных реакций и тому подобного. Когда человек произносит заклинание, выстраивая в определенном порядке буквы и слова, в его мозгу происходят определенные изменения, слова и буквы – еще и комбинации энергополевых структур, оказывающих соответствующее влияние на другие энергополевые структуры. Дикарю с островов может показаться, что решающее значение имеет само слово, потому что он представления не имеет, какие процессы стоят за каждым произнесенным словом: физические, биохимические, квантовые, гравитационные, иные… Ничего этого маги прошлого не знали и не понимали – они, подобно знахарям, на вкус пробующим целебные и ядовитые травы, вслепую, крохотными шажками овладевали знаниями, научного механизма которых не в силах были постигнуть. Конечно, они добились определенных успехов, но выше своего предела подняться не могли. Пример. Какой-нибудь колдун прошлого, потратив полжизни, методом проб и ошибок мог на старости лет отыскать заклятье, способное… ну, скажем, стряхивать с деревьев спелые вишни. Наши компьютеры и аналитические машины проделают эту работу за считанные минуты.

– Великолепно, – сказал Сварог. – А если мне, например, потребуется отыскать такое слово, чтобы… чтобы с каждого, кто без спроса войдет ко мне в комнату, падали штаны?

– Если такое заклинание не будет противоречить законам природы, машины его для вас подберут столь же быстро. Все упирается в степень сложности. Если мы возьмем так называемого Великого Мастера, или дьявола – это не более чем явление природы, правда обладающее разумом и определенной злокозненной мощью. Сегодня мы еще не в состоянии посадить его в клетку и показывать экскурсантам, но все, повторяю, упирается в степень сложности.

Рано или поздно мы решим и эту, сугубо научную, проблему.

– Даже так? – сказал Сварог. – А Богу у вас клеточка в таблице отведена?

– Ну что вы! Творец Вселенной – это уже по ведомству мистики. А мелкие боги живущих на земле варваров – это всего лишь материализовавшиеся образы, овеществленные мыслеформы, живущие за счет энергетической подпитки. Когда число искренно верующих падает до определенного предела, Бог дематериализуется. Проверено многочисленными экспериментами.

– Лихо, – сказал Сварог.

– И строго научно, смею заверить.

– Но тени мертвых…

– Царство Теней – явление, чье существование точно так же можно объяснить с помощью научных трудов, расчетов и формул. Вас удовлетворяет такое скольжение по поверхности или хотите опуститься поглубже?

– Не рискую пока, – сказал Сварог, всерьез опасаясь, что его могут привязать к креслу и насильно пичкать строго научными знаниями. Он то и дело оглядывался украдкой, но не видел вокруг ничего интересного – скучные светлые коридоры, чистые и пустые, двери, окна, лестницы. – Кое-что я уловил, и этого пока достаточно.

– Вы не испытываете желания серьезно учиться? Неужели собираетесь и дальше сидеть в замке, отдавшись растительному существованию?

– Знаете, не нужно меня торопить и слишком многого требовать с первых минут… – сказал Сварог.

– Ну что ж… Теперь – обещанные эффекты.

Серо-стальная дверь ушла в стену, и они оказались в огромном куполообразном зале. Занимая почти все его пространство, мягко золотился исполинский шар, добрых пол-лиги в диаметре. Казалось, он налит пламенем – неярким, не ослепляющим, нежные переливы света медленно, неспешно, широкими полосами без четких границ проплывали во всех направлениях, вспыхивали, блекли, гасли, наливались ярко, игра золотых струй всех мыслимых оттенков, от нежно-лимонного до густо-оранжевого, напоминала немую музыку, шар менял краски и очертания цветных пятен, сочетания цветов и оттенков, словно невиданный калейдоскоп, он излучал тепло, завораживал, притягивал. Сварог невольно пошел вперед, не пугаясь нависающей громады, протянул руку…

– Вы ничего не почувствуете. Магнитная ловушка. Силовое поле, – суховатый голос магистра вернул его в холодную научную реальность, но он еще долго стоял, не в силах оторвать взгляда от наплывавших из глубин шара золотистых волн, переливчатых потоков, водопадов, завихрений, клубящихся разливов золота.

– Что это?

– Алейрон, – сказал магистр. – Растения живут за счет хлорофилла, перерабатывающего солнечное излучение. Животные получают необходимую для функционирования энергию за счет других биохимических реакций – опять-таки перерабатывая излучение Солнца. Апейрон – это вид излучения, идущего из ядра Галактики и служащего питательной средой магии. Если применить аналогию с электромагнитной индукцией, то апейрон играет роль источника тока, замкнутого контура, а заклинания – роль введенного в этот контур проводника. Аналогия, разумеется, довольно груба и притянута за уши для вящей легкости изложения.

– Понятно, – сказал Сварог с умным видом. – Но для меня и электромагнитная индукция – чересчур высокомудрая вещь. Питательная среда – вот это гораздо понятнее.

– Древние маги, те из них, кто был одарен соответствующими способностями, могли использовать лишь чрезвычайно слабый поток естественного излучения… правда, ради объективности стоит заметить, что они добивались неплохих результатов. Для своего времени, конечно, – торопливо пояснил Ронтег. – Наука нашла способы аккумулировать и накапливать апейрон, что, как вы, должно быть, понимаете, дает фантастические возможности и позволяет удовлетворять любые потребности.

Увы, существует и оборотная сторона медали. Вам это может показаться странным, но потребности обитателей замков не столь уж и высоки и довольно примитивны…

– Согласен.

– Рад, что вы понимаете. В сущности, они ведут столь же примитивный образ жизни, как их далекие предки. С минимальными отличиями. И потому многое остается невостребованным. Можно хоть завтра создать тысячу межпланетных кораблей – но где вы найдете экипажи для них?

– Постойте, – сказал Сварог. – Но есть же Антлан. И те, внизу…

– Есть вещи, которым пока что не стоит учить…

– Варваров?

– Ну, что вы. Скажем так – людей, которых преждевременно знакомить с вершинами техники и науки. Когда-нибудь, через много поколений…

– Значит, копить знания и мощь ради самого накопления?

– Бывают такие неизбежные этапы, – сказал магистр, смутившись самую чуточку. – Поймите, устоявшиеся порядки никогда не удавалось изменить без крупных потрясений, и еще древние мыслители задавались вопросом, стоит ли проблематичная цель разгула этих потрясений… Мало того, нам известен печальный опыт прошлого…

Сварог слишком мало знал, чтобы очертя голову бросаться в столь сложный спор. Он сказал:

– Хорошо, оставим это. Гаудин говорил, что здесь мне впрыснут порцию необходимых познаний…

– Конечно, – с некоторой скукой в голосе отозвался магистр. – Пойдемте. Немного истории, географии, приемы защиты от опасностей…

Сварог вышел следом за ним, оглядываясь на золотой шар с непонятной жалостью, как на посаженную в клетку птицу, которой бы порхать и петь на воле.

Он ожидал чего-то необычного и чудесного, но магистр усадил его в синее металлическое кресло, ловко опустил два торчащих из спинки кольчатых гибких шланга, так что венчавшие их многогранные шары, словно бы из фиолетового стекла, оказались у самых висков Сварога. Сам уселся за пульт, не особенно и сложный.

– Так просто? – с сомнением спросил Сварог, кося глазом влево, на фиолетовый шар, от которого словно бы веяло теплом. Самовнушение, скорее всего, ничего еще не включено.

– Чем совершеннее техника, тем она проще. Самое трудное изобрести и усовершенствовать. Все, не шевелитесь. Итак… Магические приемы защиты, краткие курсы… Заклинания от повешенья хотите? На случай, если вздумаете путешествовать по грешной земле. Болтайтесь себе в петле хоть до будущего тысячелетия…

– Давайте, – сказал Сварог.

– Дышать под водой хотите? – Магистр определенно рисовался.

– Давайте, – сказал Сварог. – Я не жадный, я предусмотрительный…

Какие будут инструкции?

– Сидите спокойно, вот и все. Начали.

Сварог ощутил себя радиоприемником, который вопреки конструкции вдруг мгновенно принял все диапазоны, сколько их ни есть, – лавина образов, лиц, пейзажей, карт затопила мозг, он видел одновременно десятки улиц, домов, гор, островов, сотни голосов выкрикивали ему в уши сотни имен и названий.

Сознание не выдержало дикой перегрузки, и он провалился во мрак, где не было ни зрения, ни слуха, ни вкуса, ни осязания.

Придя в себя, он не ощутил никаких болезненных последствий. И остался совершенно таким, каким был прежде. О чем тут же и сообщил магистру. Тот свысока улыбнулся:

– Повторите-ка мне краткий курс истории Талара.

Сварог, к своему изумлению, четко отбарабанил:

– В незапамятные времена, когда Творец поднял из покрывавшего Талар океана землю и заселил ее людьми, в неизреченной милости своей он одарил их и способностью к магии, волшебству и иным искусствам, постигаемым и достигаемым с помощью потока Золотого Алейрона. Увы, люди в гордыне своей и порожденных ею пороках долгие тысячелетия увечили лик подаренной им планеты, создавая ложных богов, наполняя землю, воздух и воду сонмищами гнусных чудовищ, удовлетворяя с помощью магии самые низменные желания, пренебрегая науками и искусствами, погрязнув в невежестве. Так длилось их безрадостное бытие до тех пор, когда божьи избранники, принадлежавшие к лучшим дворянским родам Талара, прервали порочный путь невежества и греха.

Именно они, благородные лары, проникнув в тайны науки, создали сияющие небесные обители, покончили с распространившейся на все планеты злокозненной магией, истребили ложные учения, питавшиеся кровью и человеческими жертвами, и в неустанных трудах воздвигли Империю Четырех Миров, став ее мудрыми и милостивыми правителями.

– Вот видите, – сказал магистр. – Могут в Ронеро награждать гражданских Орденом Алого Пламени?

– Нет, – сказал Сварог. – Этот орден только для военных.

– А снольдерская Медаль Процветания?

– Это для купцов.

– Какой чин следует за канцелярии советником?

– Департаментский секретарь.

– Сколько островов содержит Инбер Колбта?

– На сегодняшний день – восемьсот сорок один.

– Дальше можно не проверять, – с довольным видом кивнул Ронтег. – Знаете, я не удержался и снабдил вас даже большим, чем у обычного лара, объемом знаний по географии и земному укладу жизни. Такое впечатление, что Гаудин именно этого и хотел. Вы не в претензии?

– Ничуть, – сказал Сварог. – Послушайте, вы говорили об учебе. Но почему бы попросту не натолкать мне в голову необходимых знаний? Чтобы я вышел отсюда готовым магистром?

– Готовых магистров не бывает, – усмехнулся Ронтег. – Потому что это не будет обучением. Увы, в этой области ничто не изменилось с древних времен и, наверное, не изменится. Можно вложить человеку в память гигантские вороха справочников, географических атласов, руководств по управлению аппаратами и агрегатами. Но подлинно профессиональные знания он должен получать обычным путем, осмысливать их, впитывать, делать частью своего мозга и только после этого переходить к следующей порции. Пример. Вы сейчас знаете названия всех ветров, главных созвездий, мелей и островов. Сможете провести корабль от Инбер Колбта в залив Даглати в пору осенних штормов?

Сварог призадумался и смущенно пожал плечами:

– Не получается что-то…

– Вот видите. Здесь уже нужно поработать головой. Личный опыт и выработанный долгими годами практики профессиональный нюх не программируются.

– Понятно, – сказал Сварог. Встал. – Ну, мне пора, пожалуй. Не смею отнимать у вас время, всецело отданное познанию тайн природы. Ибо мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача…

– Кто это сказал? – заинтересовался магистр, пропустив мимо ушей иронию, которую не мог не распознать в голосе Сварога.

– Один ученый. То есть ему еще суждено сказать это через неизвестное количество тысячелетий…

– Великолепный афоризм. Что ж, желаю удачи.

Сварог размашисто шагал по узкому причалу, не огражденному хотя бы символическими перилами – но теперь он знал, в чем причина такой беспечности. Лар не может упасть на землю, даже если он сиганет вниз без парашюта – пролетит уарда полтора, а там его мягко подхватит и вернет назад система спасения, коей оборудованы, говоря сухим языком науки, все летающие жилые объекты. Прочие летающие объекты, служащие для перемещения по воздуху, никогда не могут упасть, как не способно рухнуть на землю облако. Если только в них находится лар. В довершение всех благодатей, лар может преспокойно прыгать с высоких башен, ибо опустится на землю мягко, как сухой лист. Его можно сбросить с горной вершины в обыкновенной бочке – и эффект будет тот же. К сожалению, покопавшись в новообретенных запасах памяти, Сварог так и не обнаружил ни намека на способность лара летать самостоятельно. Конечно, и на солнце бывают пятна. Жаль. Но, в общем, ему понравилось быть даром.

Он оглянулся на здания Магистериума, едва маячившие у горизонта. По совести, ни здания, ни их обитатели ему не понравились. Потому что они были ничуть не лучше тех, что убивают жизнь на королевские охоты и балы.

Одни копят знания и мощь ради самого процесса накопления, другие не хотят ни знаний, ни прогресса, третьи и от знаний, и от прогресса просто-напросто отсечены. Это даже не кастовое, не феодальное общество, это гораздо хуже. Плоскости не пересекаются. Средневековый сеньор держал своих вилланов на положении скота, но сам он вовсе не обладал источником знаний и чародейского могущества, откуда мог бы черпать при необходимости.

И эти высоколобые… Им важно одно – утолить любознательность за государственный счет. А потом получается, что атомная бомба для них – великолепная физика, и не более того. И не меднолобые генералы, а высокомудрый интеллектуал настаивает, чтобы первая атомная бомба была сброшена непременно на город, чтобы эксперимент получился завершенным, а генералы-то как раз и настаивают на демонстрационном взрыве где-нибудь в глуши, но кто их слушает, если подвернулась прекрасная возможность поэкспериментировать на двуногих мышках и ничего за это не будет…

Он уловил краем глаза движение слева, за левым плечом – на фоне облаков молниеносно промелькнула узкая, хищная тень. Но повернуть туда голову так и не успел – ял словно грянулся о невидимую стену, едва не встал на дыбы, клюнул носом, провалился вниз, в облака, пробив их насквозь. Земля внизу неслась стремительной полосой смазанного, неопределенного цвета, стремительно приближалась.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ БРОДЯГА

Глава 1 ЗЕМЛЯ, ВОДА И ИХ ОБИТАТЕЛИ

Сварог дергал рычаги, беспорядочно перебирал «птичьи лапы», крутил – все напрасно. Оба бортовых компьютера погасли, стали пустыми стеклянными полушариями, слепыми бельмами. Его стала засасывать слепая паника. Такого не должно было случиться…

Ял не летел вниз камнем, даже не пикировал, но траектория спуска все же была довольно крутой. К тому же его мотало во все стороны, швыряло и разворачивало, несколько раз сменилось направление полета, внизу мелькали, тут же пропадая за спиной, размытые пятна и полосы, земля разрасталась, горизонт все более суживался, стягивался…

Сварог ощущал машину, как мертвый, совершенно мертвый кусок железа, лишь его о присутствие на борту удерживало ял в воздухе – лар не может разбиться, упав с высоты, чересчур уж это фундаментально…

Сварог таращился вниз, смаргивая слезы и щурясь, – защита исчезла, тугой поток воздуха безостановочно хлестал по лицу, обжигая, ослепляя.

Мелькнула широкая река, пронеслись совсем близко высокие склоны скальных отрогов, ял едва не чиркнул по ним брюхом, скалы взметнулись над головой, машина плюхнулась оземь, под дикий скрежет, высекая искры днищем, взметывая полосы песка и крупной каменной крошки, пробороздила сухой каменистый грунт. И замерла, сдохнувши окончательно.

Шляпы на голове не было – сдуло неизвестно когда. Сварог долго не решался перекинуть ногу через низкий борт – ял показался вдруг родным домом, уютным и спасительным, просто невозможно было его покинуть.

И все же он решился. Вылез на землю. Дрожащими пальцами сунул в рот извлеченную из воздуха сигарету, пробормотал заклятье. На кончике указательного пальца вспыхнул невысокий огонек. Сварог жадно затянулся.

Огляделся вокруг. Сухая земля и безжизненные бурые скалы. Ни травинки, ни деревца.

Отшвырнув окурок, Сварог зачем-то тщательно размял его каблуком, словно опасался зоркоглазых индейских следопытов. И тут же зажег новую сигарету. Коснулся кожуха. Откинулся квадратный кусок лакированной обшивки, в образовавшемся углублении было пусто и темно. Вот так…

В двигателе каждой машины ларов золотисто светился шарик алейрона размером с грецкий орех, обладавший сроком жизни, сравнимым с возрастом секвойи. Ял Сварога был совершенно новеньким, мог послужить без замены питания и его далеким правнукам – даже учитывая, что средняя продолжительность жизни лара составляла около семисот лет. И Сварог ни от кого не слышал о силе, способной уничтожить конденсированный апейрон…

– Когда нас бьют, нас бьют серьезно… – проворчал он под нос.

Несомненно, он приземлился на Харуме, единственном континенте Талара, где во всех без исключения странах, даже крохотных королевствах, графствах и княжествах Вольных Майоров, хватает агентов Гаудина, где в каждой стране есть императорский наместник и при нем – канцелярия. Так что на первый взгляд задача кажется простой – следует добраться до населенных мест и торжественно объявиться, где надлежит. Но нельзя забывать, что в великом герцогстве Харлан и королевстве Горрот нет более верного способа самоубийства, чем появиться в одежде цветов графов Гэйров, при накидке и мече, украшенных их родовым гербом. Сварог знал лишь самое необходимое – помнил карты и мог найти дорогу, знал, как отличить по одежде дворянина от члена городской гильдии или сословия, как к ним ко всем нужно вежливо обращаться, а как – презрительно, но представления не имел о здешней повседневной жизни, чего не смогут заменить самые подробные справочники, каталоги и атласы. Но делать нечего. Нужно идти.

Почему-то он был уверен, что не стоит торчать возле яда, дожидаясь спасателей. Они давно появились бы, окажись авария замечена. С опекавшими его людьми Гаудина определенно что-то случилось. Если помощь не пришла немедленно, может не появиться вовсе. Рассчитывать нужно только на себя.

Странно, но эта печальная истина успокоила Сварога. В конце концов он был обут, одет, вооружен мечом и шауром – устройством для метания серебряных звездочек. Голод и жажда ему не грозили, он мог создать себе любую еду и питье, от походного сухого пайка до изысканных яств. Его нельзя ни повесить, ни утопить, ни сжечь на костре. Скверная ситуация, но отнюдь не безвыходная. Бродяга, одаренный таким умением и способностями, – и не бродяга вовсе…

Сварог стал карабкаться вверх по наиболее подходящему для этого склону, предварительно сбросив церемониальную накидку – нечто вроде пончо до колен, перехваченное золотым поясом, украшенное спереди и сзади гербами. Он ободрал пальцы, испачкался, вспотел, но довольно быстро выбрался на вершину. Мельком замеченная с воздуха река оказалась именно там, где он рассчитывал ее увидеть. Ител, могучая, широкая река, охватившая рукавами весь континент. Двигаясь вниз по течению, рано или поздно попадешь к людям. Вокруг не видно ни деревца, так что на плот рассчитывать не приходится – к тому же нечем было бы его связать. Остаются ноги. Если, спустившись с другой стороны, свернуть в тот распадок, пройти по нему, свернуть налево – до реки прошагать предстоит лиг двадцать.

Неплохо. А дальше – бережком…

Он оглянулся назад, в противоположную от реки сторону, – и невольно охнул. Впору было вопить. Чересчур много для одного раза.

Там, вдали, за нагромождением буроватых скал вздымался исполинский пик, и вечные льды на его вершине отливали белым, синим, голубым, а пониже зеленели густые леса. Гун-Деми-Тенгри, Гора Грозящих Небу Демонов. Уж лучше бы Горрот или Харлан, пусть даже войти туда предстояло с огромным плакатом: «Я – граф Гэйр. Господ палачей просят в очередь».

Он был в Хелльстаде – проклятой святыми стране зла, духов и демонов, последнем заповеднике нечистой силы, сохранившемся на Таларе. Вовне свои щупальца этот заповедник не протягивал, в свое время чувствительно получив по таковым, но жил своей, загадочной жизнью, остававшейся тайной даже для Магистериума с Мистериором. Одно из тех мест, куда крайне просто войти, но почти невозможно выйти. Самые страшные сказки, какие только есть на планете, – о Хелльстаде. Самые жуткие легенды посвящены этим местам. Из сотни рыцарей, согласно традиции избиравших Хелльстад в качестве полигона для испытания молодецкой силушки, возвращался в лучшем случае один – и сплошь и рядом с помрачившимся рассудком. Случалось, вернувшиеся становились королями – один такой и сейчас восседает на престоле в одном из Вольных Майоров под бдительным присмотром врачей. Несколько экспедиций Магистериума сгинули без следа, потому что проследить за ними не удалось бы – над Хелльстадом переставали действовать системы наблюдения, те самые «волшебные столы»…

Так что Сварог имел все основания зачислить себя в славную когорту отважных первопроходцев – но не чувствовал никакого восторга и немедленно отказался бы от этой чести, подвернись только возможность. Гун-Деми-Тенгри вздымалась к небесам совсем близко – значит, до границ Хелльстада, если идти вдоль реки, лиг сто. Но в любую другую сторону – гораздо больше. Так что ему еще повезло. Можно было угодить на морское побережье Хелльстада, к Фалейскому заливу, куда не заходят корабли – разве что раз в год объявится скрывающийся от погони пират. Нет, определенно повезло…

Выкурив еще сигарету, Сварог стал спускаться к облюбованному распадку. Возвращаться за брошенной у подножия скалы накидкой он не стал.

Он шагал и старательно пытался забыть, что поставленная задача – добраться до берега реки – лишь первый шаг на долгом пути, где в любую минуту…

Подумал мельком, что брошенная накидка способна стать следом, который его выдаст здешним обитателям, что надо бы вернуться и подобрать, – но тут же пришло на ум, что еще более заметным следом станет ял, а уж с ним-то ничего не поделать…

Ничего?! Он остановился, развернулся на сто восемьдесят градусов и, поднимая каблуками облачка сухой пыли, стал спускаться назад. Подобрал накидку, свернул ее в ком, сунул под сиденье и произнес заклинание.

Ял, ставший невесомым, взмыл вверх, словно мыльный пузырь, повисел немного, сверкая лакированными боками и позолотой гербов, стал подниматься все выше и выше, слегка отклоняясь к закату под легоньким напором слабого ветерка. Порядок. Вскоре унесет неизвестно куда…

Сварог отправился в прежнем направлении. Минуты за минутами, незаметно сливаясь в квадрансы, улетали в безвозвратное прошлое, а он все еще был жив. Мало того – пребывал в полном одиночестве. Никто на него не бросался из засады, окаймлявшие неширокую долину скалы выглядели обыденно и скучно. Веселья это не прибавляло, но и повода для паники или смертной тоски пока что не имелось. Извилистая долина с крытыми откосами крайне походила на русло высохшей в незапамятные времена реки, но в душе у Сварога, понятное дело, не зажглось ничего похожего на азарт исследователя, программа была незатейлива: унести ноги, крайне желательно – в комплекте с головой. Это он вспомнил жуткую легенду из наспех пролистанной как-то на сон грядущий старинной книги о Хелльстаде, о некоем незадачливом рыцаре, покинувшем эти места разъятым на части – отдельно шагали ноги, отдельно ползло, цепляясь руками, туловище, а голова где-то запропастилась… Попытался вспомнить, что там еще было веселое и располагающее к себе. Семиглавый змей Лотан, чьи головы поочередно (и на том спасибо) задают страннику загадки, одна заковыристее другой;

Прожорливое Озеро – таящийся по впадинам сгусток живой, хищной и вроде бы не лишенной разума субстанции, способной прикинуться то зеленым болотцем, то чистейшим прудом; Голова Сержанта, бегающая по лесам на паучьих ножках… И прочие прелести, милые в общении. Нет уж, лучше не вспоминать…

За очередным поворотом он увидел стену, перегородившую долину по всей ширине, то есть уардов на двести. Подошел и предусмотрительно остановился чуть поодаль. Сложенная из плоских коричневых камней, стена едва доходила ему до пояса и выглядела невероятно древней. Ни следа цемента или иного строительного раствора – камни попросту уложены один на другой, но перед тем обтесаны и старательно подогнаны, так что и кончика меча меж ними не просунешь. И примитивная на первый взгляд кладка до сих пор не лишилась ни одного камня, разве что верхний ряд изрядно разъеден ветрами и дождями.

Похоже, когда-то на иных камнях были высечены руны – но ничего уже не разобрать.

Сварогу пришло в голову, что причина такой сохранности – здешнее волшебство. Увы, выяснить это со всей определенностью он не мог, скуден был запас заклинаний. Одно можно с уверенностью сказать: стена – именно то, чем предстает взору…

А другой дороги все равно нет. Вздохнув, он перелез на ту сторону – и ничего не произошло. Разве что долина стала гораздо шире.

Вскоре он увидел дверь. Разместилось это сооружение у самого откоса и выглядело довольно странно: каменное крыльцо, дверная рама из отесанных серых камней, дверь из солидных дубовых досок, скрепленных коваными полосами, – и ни дома, ни стены поблизости. Никаких развалин. Дверь вела из ниоткуда в никуда. А на том месте, где полагается быть ручке или замку – круглое отверстие, куда свободно пройдет кулак, окаймленное проржавевшими шляпками гвоздей, слишком правильное для того, чтобы оказаться последствием буйства стихий. В дыру виднеется откос, камни, темно-зеленый куст.

Сварог обошел ее кругом – дверь как дверь, – подивился, плюнул и направился дальше. Солнце уже скрылось за скалами, следовало поторопиться – ночь в этих широтах наступает мгновенно, словно дернули выключатель…

А потом он увидел скелет. Решил сначала, что это статуя, но когда подошел поближе, неясностей не осталось… Выглядит так, словно самый обычный всадник остановился отдохнуть и окинуть взором окрестности в поисках пресловутого камня, на котором начертаны жуткие предупреждения насчет дорог. Конь в богато украшенной сбруе, на всаднике кольчуга и шлем с высоким гребнем, в руке копье, меч на перевязи… вот только и конь, и всадник – белые скелеты, непонятным чудом застывшие один в стоячем, другой в сидячем положении. Большим знатоком анатомии Сварог себя не считал, но это были именно скелеты со множеством косточек, непонятно как державшихся на невидимых каркасах. Доспехи нисколечко не тронуты ржавчиной, правда и новыми не выглядят.

– Могучий ты мужик, – сказал Сварог негромко, обойдя вокруг странного всадника.

Звук собственного голоса бодрости не прибавил. Всадник все так же неподвижно сидел в красном кожаном седле, чуть склонив вперед копье, от него тянулась длинная тень, оба черепа щерились застывшим оскалом, и понемногу подкрадывалась жуть. Кончиком меча Сварог осторожно потрогал лошадиный череп – звук был глухой, костяной, какого и следовало ожидать.

Ни конь, ни всадник против такой бесцеремонности не протестовали.

Сварог еще долго оглядывался, быстрыми шагами удаляясь от загадочного всадника. Терзал совершенно детский страх – а если оживет, пустится следом на всем галопе, целя копьем в спину? В этих местах все возможно…

Обошлось. Довольно скоро поворот скрыл от его глаз останки неизвестного рыцаря, похоже так и не обретшего полного покоя после смерти, – но Сварог еще долго оглядывался, порой чувство, будто в следующий миг на плечо опустится чья-то невидимая ледяная рука, становилось столь саднящим, что он вертел головой во все стороны, ругаясь про себя и стискивая в кулаке шаур. Тени становились все длиннее, а вскоре одна легла поперек дороги. Тень от высокой полуразрушенной башни, окруженной стеной с круглыми башенками, – башня вздымалась справа, у откоса. Когда она еще стояла целехонькой, верхушка, очень похоже, вздымалась над берегами высохшей реки. Сварог уже не сомневался, что это высохшая река: кое-где валяются окаменевшие раковины, каменистая земля под ногами гладкая, словно ее тысячи лет шлифовала текущая вода. Но вода исчезла в столь древние времена, что сюда успели прийти люди или кто они там были, построить стены и башни, в свою очередь пришедшие в упадок тысячелетия назад…

Решительно свернув в ту сторону, Сварог приблизился к арке ворот и заглянул внутрь. Из боковых стен торчали насквозь проржавевшие крюки – то ли держатели факелов, то ли петли ворот, – по двору там и сям валялись припорошенные пылью тесаные камни. Полное запустение. Ни звука. Под аркой лежат ржавые железные клетки странного вида, плоские и широкие, как конфетные коробки, – тьфу ты, да это остатки ворот, дерево давно сгнило, уцелела лишь оковка створок… Полукруглую дверь, ведущую в башню, постигла та же судьба – правда, железная коробка уцелела, косо висит на нижней петле…

Сварог присмотрелся. И понял, что ему не мерещится – в темной пасти башни сияло слабенькое, неподвижное радужное мерцание, веером разноцветных лучиков поднимавшееся от пола. Так сверкает в полумраке горсть драгоценных камней, куча бриллиантов – он помнил по собственной фамильной сокровищнице в замке. Правда, здешняя куча, пожалуй, будет человеку по пояс, самоцветы ведрами можно черпать…

На это и рассчитано, что ли? Сверкание манит радужными переливами, так и подмывает зайти, посмотреть только, вовсе не грабить покойников… а внутри ждет что-нибудь веселое вроде упыря или чудовища, сгребет – пискнуть не успеешь…

– А вот те шиш, – шепотом произнес Сварог, отступая подальше от заманчивого мерцания.

Спиной вперед прошел под аркой, держа руку на мече и твердо решив не отвлекаться на придорожные странности, – ненароком влипнешь во что-нибудь такое, от чего уже не отвяжешься…

Шарахнулся влево, выхватив меч, ему не почудилось, он точно видел, что на темно-серой стене слева от арки дернулись две тени – его и чужая…

Остановился в боевой позиции, заслонившись изготовленным к рубящему удару мечом. Огляделся.

Рядом никого не было. И до него понемногу стало доходить: учитывая положение скрывшегося за скалами солнца, на стене никак не могла оказаться его собственная тень… Осторожно сделал два шага влево, то и дело поворачиваясь в стороны, готовый к бою.

Тени виднелись на прежнем месте, они выглядели гораздо темнее, чернее обычных теней, этакие пятна космического мрака, аккуратно вырезанные ножницами. Они двигались. Они жили своей жизнью. Их прибавилось. И они, такое впечатление, никакой угрозы путнику не представляли, занятые своими заботами…

Сварог засмотрелся. В профиль к нему стояла женщина – нет, дама в длинном платье и затейливом головном уборе, из-под него опускаются на плечи то ли уложенные кружками косы, то ли украшения. Голова надменно вздернута, руки сложены на груди, она застыла, с превеликим самообладанием слушая беснующегося перед ней мужчину в столь же пышном костюме неизвестного фасона – вот кому самообладания не хватает, немо открывает рот, явно вопя, потрясает кулаками, топает ногой. За спиной его стоят еще несколько человек, сливаясь в сплошное пятно причудливых очертаний.

Ух ты! Один вдруг отделился от толпы, упругим кошачьим шагом ринулся вперед, черной полосой, пропавшей на миг, метнулся длинный узкий клинок, вошел в спину… Дама ни на миг не изменила величественной позы, только подбородок задрался еще надменнее – а вот для сторонних зрителей все случившееся то ли явилось полной неожиданностью, то ли нервы у них слабые.

Мечутся, бестолково сталкиваясь, всплескивая руками, кто-то рванулся в сторону и мгновенно пропал, с глаз – хотя на стене еще достаточно места – словно картина ограждена невидимой рамкой экрана. Убийца стоит в вольной, непринужденной позе, уперев кончик меча в носок сапога, не похоже что-то, чтобы его мучили раскаяние или хотя бы неловкость. А дама – очень похоже, она совсем молода, – величественно переступив через труп, движется к нему, грациозно протягивает руку – пышный рукав взметнулся плавной дугой, от силуэта неизвестной красотки прямо-таки веет облегчением и злорадством…

Любовная драма со старым мужем и юным амантом? Смерть надоевшего фаворита королевы? Неведомые дела чести? Сварог зачарованно смотрел, как удаляется дама под руку с убийцей, так и не убравшим меч в ножны, как суетятся оставшиеся тени, боязливо приближаясь к убитому. Всадник в шипастом шлеме вдруг появился справа, натянул поводья и что-то стал кричать, потрясая рукой в перчатке с широким раструбом, но Сварог уже зашагал прочь.

Темнеет, привидения зашевелились, лучше отсюда убраться…

А потом? У реки он будет не в большей безопасности, чем здесь, как ни крути, а заночевать придется в Хелльстаде… Сварог потрогал ожерелье – цепь на шее – меж самоцветами в филигранной оправе и золотыми бляшками имелось немало серебряных колечек. Та самая инкунабула советовала, коли уж вас застала в Хелльстаде ночь, оградить себя серебром и щелкать зубами от страха до самого утра в относительной безопасности, но тут же оговаривалась, что совет таковой, судя по иным свидетельствам, сплошь и рядом бесполезен…

Долина раздваивалась. Тогда, с горки, Сварог окинул окрестности лишь беглым взглядом и не помнил всех хитрых изгибов русла, а потому какое-то время стоял в нерешительности. Прямо передним, словно острый нос корабля, вздымалась скала, высоко над головой в ней зияло несколько пещерок.

Поразмыслив, Сварог зашагал направо – благо долина тянулась, в общем, в нужном ему направлении. Все то же самое – гладкая каменистая земля под ногами, кое-где – россыпи скатанных камешков. Долина расширялась и расширялась, вскоре Сварог уже шагал по обширнейшему полю – и впереди вдруг вновь замаячила стена. Сущий близнец первой – те же камни, тот же способ кладки. На сей раз он не колебался, одним прыжком оказался по ту сторону и браво двинулся дальше.

Пока впереди не встала новая стена. Повыше, по грудь. И на вид совершенно иная, отчего-то казавшаяся угрюмой – сложенная из огромных черно-серых камней, бугристых, заплесневевших. Преодолеть ее было гораздо труднее, носки сапог соскальзывали, Сварог перемазался склизкой плесенью – но упрямо лез, бормоча про себя: «Нет таких крепостей, которые б не развалили большевики, знаете ли…»

Дорога вела под уклон. Темнело. Сварог размашисто шагал, не утруждая себя мыслями о жизненных сложностях, но понемногу начал тревожиться. Он и сам не понимал, что ему в окружающем не нравится, но чем дальше, тем сильнее в душе крепло некое неудобство. В конце концов он понял, что ему просто-напросто не хочется идти дальше. Не хочется, и все тут. Хоть режьте.

Остановился и огляделся. Впереди ничего не удавалось рассмотреть – в сгущавшемся мраке земля сливалась с небом, горизонт неразличим, вдали, на пределе зрения, словно бы колюче сияют звезды, необычно низко, будто склон ведет все ниже и ниже, в пропасть. После иных приключений, пережитых на пути в этот мир, Сварог в глубине души преисполнился стойкого недоверия ко всему, напоминающему пропасть, да и легенды иные гласили о провалах, ведущих в подземный мир, о котором не известно ничегошеньки, кроме плохого… Показалось, в лицо дует едва заметный ледяной ветерок.

Оглянувшись, Сварог узрел, что вдали, далеко за спиной, небо по-прежнему синеет светлой полосой – там сумерки еще не наступили, и это было странно, словно он миновал некий рубеж меж двумя совершенно иными мирами.

Смеяться над своими страхами как-то не тянуло. Прежняя дорога стала опасностью привычной, а то, что виднелось – вернее, как раз не виднелось – впереди, прямо-таки отталкивало.

Поблизости росли невиданные прежде цветы – бледно-белые высокие стебли и стрельчатые листья, синие и желтые бутоны выглядят странно блеклыми, будто нарисованными жиденькой акварелью. Впереди, подальше, их всебольше и больше, сущие заросли. Превозмогши себя, Сварог опустился на корточки и потрогал стебель. Кончики пальцев явственно ощутили прохладу.

Стоило чуть посильнее свести пальцы, стебель беззвучно переломился, нелепо повис, невероятно хрупкий, руку испачкало бесцветным прозрачным соком, и Сварог долго вытирал ее о кафтан. Цветы выглядели так, словно их никогда не касался лучик солнечного света, не говоря уж о том, что белый здесь считался цветом смерти.

Сварог решительно повернул назад, спеша и поругивая себя за эту нервную спешку, добрался до развилки и двинулся другой дорогой, уже прекрасно понимая, что не успеет до темноты выйти к реке.

Темнота, как он и ждал, обернулась полным мраком совершенно неожиданно, будто упал великанский занавес. К этому времени Сварог шагал уже по редкому лесу, покрывавшему широкую долину, – лес, надо отметить, вел себя пристойно, деревья не трогались с места и не пытались ухватить ветвями за шиворот. У Сварога не хватало знаний, чтобы определить, отличается ли звездное небо над ним от того, которое можно увидеть за пределами Хелльстада, но не удивился бы, окажись, что так оно и есть. Мрак для него не представлял досадного препятствия – обучили видеть в темноте не хуже кошки, только заклятье пробубни, но поневоле вспоминалось, что во всяком лесу есть обитатели, с темнотой покидающие логова в рассуждении, чего бы пожрать…

Над горизонтом поднялся желтый серп Юпитера, стало гораздо светлее, все вокруг залили серебристые отсветы, а тени стали черными, густыми и четкими – но Сварог «кошачьего зрения» не отключал для пущей надежности.

Временами мерещились быстрые тени, мелькавшие поодаль меж деревьев, – а может, и не мерещились. Но не нападали, и то ладно. Признаться честно, он немного устал, сапоги и меч казались пудовыми – но шагал вперед, как автомат, на упрямом автопилоте, надеясь, что вот-вот увидит реку, забивая нещадным куреньем назойливо требовавший ужина желудок. Ни в каких спасателей он уже не верил, как встарь, полагаясь только на себя, благо имелся большой опыт.

И когда уголком глаза узрел шевеление справа, ничуть не испугался, лишь напрягся, как почуявший волка конь.

Нечто большое, косматое, длинное, на четырех лапах, двигалось уардах в пятидесяти от него параллельным курсом. Для пробы Сварог свернул, сделал крюк, отклонившись немного от избранного маршрута, – мохнатое создание, не приближаясь и не отдаляясь, повторило маневр, словно двигаясь на невидимой привязи.

Так они шли довольно долго – временами, бросив взгляд украдкой, Сварог успевал заметить фосфорически-желтый блеск глаз, но тварь тут же отворачивала голову, демонстрируя как отличную реакцию, так и наличие в башке некоего количества мозгов. Упорно не желала встречаться взглядом – и не отставала, успев за какой-то час надоесть смертельно.

Он не хотел нападать первым – где гарантия, что это не местный безобидный хомячок? – но безмолвный спутник опостылел хуже горькой редьки как раз из-за своей загадочности.

Впереди показалось нечто высокое, на распяленных тоненьких ножках, кажется, полосатое, направилось было навстречу Сварогу, перебегая от дерева к дереву, больше всего смахивающее на куриное яйцо, вставшее на ходули, донеслось басовитое ворчанье, что-то крайне напоминавшее лязг зубов, но мохнатая тварь бдительно выдвинулась вперед, издала плаксивый вой. Яйцо на ходулях застыло, как вкопанное, потом с воем кинулось в лес.

Нет, пожалуй, не хомячок. И уж конечно, не благородный самаритянин, провожающий по ночам одиноких путников, чтобы их, паче чаяния, не обидели здешние хулиганы, – что-то не слышно было о подобных хелльстадских благотворителях…

Решаться пора, вот что. Заприметив слева невысокий пригорок, Сварог поднялся на вершину, уселся под деревом и, с удовольствием вытянув натруженные ноги, задымил очередной сигаретой.

Мохнатая тварь бродила вокруг холмика, как заведенная механическая игрушка. Теперь Сварог рассмотрел ее чуточку получше – нечто среднее меж вставшим на четыре лапы шимпанзе и некрупной гиеной, хвоста не видно, голова – сплошной комок спутанной длинной шерсти, откуда сторожко поблескивают желтые блестящие глаза (теперь она уже не таилась, то и дело таращилась на Сварога), косолапая походка. То и дело она похныкивала, всхлипывала, бурчала что-то неразборчивое – но вовсе не казалась жалким, забитым, боязливым существом, наоборот, было в ней что-то липко-подловатое. Сварог и не заметил, как она, сужая спираль, оказалась ближе на добрый десяток уардов. Забормотала требовательно, жадно.

Категорически не нравилась – и в роли ночного спутника, и в общефилософском плане.

Решив наладить общение, Сварог запустил в нее извлеченным из воздуха куском жареного мяса – авось нажрется и отстанет. Мясо упало прямо перед мордой. И тварь, даже не наклонив башку, с такой брезгливостью отбросила его лапой, что стало ясно: если и голодна, жарким по рецепту императорских поваров не прельстится. Но не травоядная же? Не похоже что-то…

Точно такая же участь постигла аппетитную поджаристую булочку…

– Какого ж тебе рожна? – вслух спросил Сварог.

Вместо ответа последовало ворчанье и хныканье – злое, нетерпеливое.

Вновь в ее бормотанье послышались членораздельные слова, Сварог стал старательно прислушиваться и тут же понял свою ошибку – тварь, без сомнения, каким-то образом туманила ему мозги, давила на подсознание, гипнотизировала хныкающими стонами и размеренными перемещениями, опять вдруг возникла гораздо ближе, и он не успел заметить, когда это произошло…

Сварог начал беспокоиться. Лучше пересолить, чем недосолить.

Похохотать над своими страхами можно потом, в уютной каминной фамильного замка, а сейчас его явно пытаются одурманить с неизвестными целями, все ее бормотанье и гибкие, плавные пируэты вызывают в памяти подползающую к птичке змею… Вот опять показалось, что на миг она растаяла в лунном свете и возникла в другом месте, ближе, по ногам начинает растекаться странная истома, и это не фантазии возбужденного сознания…

Он не собирался быть птичкой. Достал шаур, уже чувствуя и в руках странную вялость, ползущую от кончиков пальцев к локтям, повел запястьем – кисть описала плавную дугу вопреки его намерениям, – нажал на спуск.

Словно молния мелькнула – тварь молниеносно сделала кувырок, скользнув в сторону от Сварога по склону холма, с дьявольским проворством уйдя от серебряной звездочки, летящей немногим медленнее пули. Полное впечатление, что она сбросила личину – уставившись на Сварога злыми круглыми глазами-фонариками, утробно рявкнула. Впервые он увидел ее зубы – неплохую коллекцию игольчатых клыков, влажно сверкнувшую в разинутой пасти. Какое, к черту, травоядное, тут и Кювье не нужно быть…

Сварог дважды выстрелил – и снова безуспешно, тварь, крутнувшись клубком, ушла с линии огня так ловко, что в сердце понемногу начал закрадываться страх: она не собирается снимать осаду, а легкой победой для него и не пахнет, тут ноги бы унести…

Тварь вновь принялась выписывать неуловимо для глаза сужавшуюся спираль, воя, мурлыча, подскуливая, ни на миг не сводя с него зло сверкающего взора, готовая в любой миг отскочить, ее клокочущие всхлипы сливались в мелодию, липкой паутиной оплетавшую тело и сознание. Пора было как-то спасаться. Сварог медленно вытянул меч – что не произвело на его загадочного противника никакого впечатления, разве что самую чуточку прибавило прыти – и почувствовал, что кружится голова, а окружающее все гуще подергивается туманной пеленой.

Поднял руку к горлу, рванул тугой высокий ворот парадного кафтана, освобождая дыхание. Посыпались самоцветные пуговицы, от сильного рывка лопнуло ожерелье-цепь и длинной струйкой стекло к ногам. В приливе отчаянного бешенства Сварог, собрав его в горсть, запустил к подножию пригорка, целя чудищу в морду.

Промазал, конечно, оно увернулось грациозно, гибко, похожее сейчас скорее на вихрь или смерч, чем на живое существо. И тут же застыло в довольно нелепой позе, присев на задницу, подняв передние поджатые лапы.

Вялость в теле мгновенно сгинула, Сварог, выпустив рукоять меча, полез за шауром. Рука запуталась в кармане. Когда он извлек овальный предмет, мохнатая тварь уже сидела к нему вполоборота, словно бы и забыв о нем вовсе. И медленно, можно бы даже сказать, отрешенно, самозабвенно перебирала цепь, словно четки. Сварог оторопело смотрел, как она, пропустив меж когтями драгоценную безделку, начала перебирать ее заново, прямо-таки священнодействуя, тихонечко повизгивая с несомненным восторгом.

Некогда было раздумывать. Тихонечко засунув в ножны меч, он бочком-бочком спустился с пригорка, то и дело оглядываясь. Тварь и не заметила его ухода, сидела на том же месте, скрючившись в прежней позе, пребывая словно бы в восторженном трансе. Первое время он еще подозревал коварный подвох, но, удалившись уардов на сто, поверил, что произошло нечто непредвиденное и удача вновь обернулась к нему лицом, обратив более вульгарные детали фигуры кое к кому другому.

И наддал, припустил меж деревьев что есть мочи, придерживая болтавшиеся ножны, стараясь не задевать ими за стволы, не шуметь. О следопытских способностях странной твари он не имел ни малейшего понятия, так что следовало убраться подальше, прежде чем ей надоест забавляться с драгоценной безделкой. Может, это такая особая порода хелльстадских чудовищ, на которых драгоценные камни действуют гипнотически? Вводят в транс точно так, как они сами вульгарным подобием пения сирен завораживают других?

Продравшись сквозь жесткие кусты и оставив на длинных колючках вырванные с мясом клочья одежды (парадный наряд был шит из тончайшего бархата, нисколечко не приспособленного к пешим прогулкам по земным дебрям), Сварог оказался на широкой дороге. На ней повсюду росли низенькие, то по колено ему, то по грудь, пушистые елочки, но все же это была пришедшая в запустение дорога, сразу видно. Особо не раздумывая, побежал по ней, уже экономя дыхание, войдя в ритм. Отстранение подумал, что скоро придется шлепать босиком, парадные сапоги долго марш-броска не выдержат – но останавливаться, ясно, не стал. В конце концов, и босиком люди ходят, тут нет ни битых бутылок, ни ржавых консервных банок, как-нибудь выдюжит…

Замедлил бег. Остановился и прислушался. Показалось сначала, что привязалось очередное наваждение. Где там, песня ему не почудилась, впереди чистый и высокий мужской голос забубенно, весело, ни черта не боясь, выводит во всю глотку:

Пение приближалось. Тот, кто двигался Сварогу навстречу, держался так, словно был у себя дома, в насквозь знакомых и безопасных местах, где нет нужды таиться и опасаться… Держался хозяином. А значит, был опасен…

Сварог на цыпочках сошел с заросшей молодым ельничком дороги. Окажись вокруг сосны, пришлось бы похуже, а ели – просто клад для ищущего укрытия… Осторожненько, спиной вперед, он пролез меж колючих лап к самому стволу, чуть повозился, выбирая место, откуда сможет видеть кусочек дороги, безбожно пачкая спину смолой, держа шаур наизготовку.

Странно, залихватская песня доносилась откуда-то снизу, словно ночной певец полз… или росточком вышел пониже пня…

На дороге замаячило нечто белое, быстро приближавшееся… У Сварога мурашки поползли по спине.

Он наконец-то увидел лицо певца – совсем не там, где ожидал узреть.

Лицо как лицо, грубоватая физиономия мужчины лет сорока, бесшабашного любителя гульнуть и поволочиться за девчонками, всклокоченная шевелюра, крупная голова…

А кроме головы, ничего и не было. Человеческая голова проворно скользила над самой землей на толстых паучьих лапах, которые Сварог зачем-то попытался сосчитать, но тут же забыл об этом. В ней не было ничего демонического – всего лишь живехонькая голова, семенившая паучьими лапами, полузакрыв глаза, играя густыми бровями, распевавшая:

А следом, держа шеренги, держа четкий строй, слаженно, в ногу, шагали белые костяки, скелеты, иные в кольчугах и разномастных кирасах, иные в продранных кафтанах, кто с мечом у пояса, кто с алебардой на плече, кто безо всего, и без доспехов, и без одежды, и без оружия, они печатали шаг, словно кто-то невидимый проворно управлялся с массой невидимых же ниточек, двигались безмолвно, только временами слышался костяной бряк или короткое лязганье оружия, задевшего соседские доспехи. Конец колонны скрывался за поворотом, но все равно Сварог видел, что их там чертовски много…

Он замер, не в силах, кажется, вдохнуть. Впервые в жизни казалось, что волосы на голове зашевелились, – а может, и не казалось… Прямо напротив него гремел на весь лес задорный голос:

Насчет Головы Сержанта древняя книга нисколечко не соврала…

Псине вдруг оборвалось. Едва слышно царапнули хвою паучьи ноги – это голова повернулась вправо-влево, потом опять вправо, таращась прямехонько на то место, где притаился Сварог. Скелеты, словно получив неслышную команду, замерли на месте в идеальном строю. Томительно долгий и жуткий миг. Время остановилось.

Потом голова наморщила брови, лицо исказилось быстро сменявшими друг друга гримасами – казалось, соответствовавшими жестам обычного человека, когда он встряхнет головой, чтобы избавиться от наваждения, бросит: «Тьфу, почудилось…» Но тут не было ни туловища, ни шеи, так что голова-паук, погримасничав, еще раз повернувшись на лапах вправо-влево, двинулась с места, заскользила дальше, восвояси, с прежним задором горланя:

Скелеты, печатая шаг, шеренгами потянулись следом, конца им не было, четверка за четверкой, побрякивая и постукивая, с деревянной тупостью манекенов переставляя ноги и взмахивая руками, маршировала мимо Сварога – а у него рубашка прилипла к спине и ноги подгибались сами по себе. Все же он, не потерявши головы окончательно, смотрел во все глаза и подметил интересную особенность: в голове колонны шагали самые ободранные, если можно так выразиться: одежда в лохмотьях или вовсе отсутствует, оружия у многих нет. Зато чем больше проходило шеренг, тем новее представала одежда, самые последние маршировали уже полностью обмундированные, при сапогах, шляпах и шитых перевязях мечей. Означает ли это, что он видел пленников, жертв, и те, что попались позже, еще не успели истрепан, одежонку?

Песня давно уже умолкла вдали, затих стук и лязг, а он все еще не мог заставить себя выйти на дорогу – и выбрался из-под склонившихся к земле колючих еловых лап, лишь убедившись, что пакостная слабость в ногах прошла. Распахнул кафтан, чтобы остудить разгоряченное тело, но рубашка еще долго липла к груди и спине. Если оказался правдивым рассказ о Голове Сержанта – на дороге может попасться и Лотан или Бабка-хихикалка… А от них, согласно тем же источникам, под елочкой не спрячешься… Одно хорошо: по легендам, Лотан «семью семь уардов длиною» – и вряд ли станет заползать в лес, а и заползет, наделает столько шуму и треску, валя вековые деревья, что издали будет слышно, успеешь удрать.

…Он не сразу заметил, что лес вокруг изменился самым кардинальным образом. Стал другим. Не до того было – смотрел во все глаза, не появится ли меж стволами что-нибудь живое, а на сами стволы внимания не обращал…

Лес стал другим. Кора на стволах раза в три потолще еловой или сосновой, бугристая, образовавшая то ли странную чешую, в которой угадывалась определенная гармония, то ли скопище странных барельефов, похожих на черепаший панцирь. Сплошной сетью бугрились толстые корни, почти скрывшие дорогу, так что Сварог то и дело спотыкался, ежеминутно ожидая, что оторвутся подошвы. Ветви непонятных деревьев были покрыты пучками длинных, чуть ли не в локоть, игл. Сварог не удержался, потрогал – оказалось, не иглы, а узенькие жесткие листья, под нажимом пальцев издававшие сухой шорох, тоненькое позвякивание, словно были сделаны из какого-то минерала. В свое время в одной далекой стране он видел деревце-бонсай, выращенное из каких-то кристаллов, – на ощупь было чертовски похоже. В отличие от ельника, здесь даже шум легкого ветерка в кронах был другой – сверху доносилось то же немелодичное позвякиванье-шуршанье. Но странный лес не проявлял поползновений его обидеть, так что Сварог немного успокоился душой. Шагал, высматривая дорогу, порой исчезавшую под скопищем толстых корявых корней, уже не менее получаса двигаясь среди незнакомых деревьев, а конца-краю им все не было.

Он старательно отгонял подозрения, что мог сбиться с пути, что окружающее может меняться, став совсем другим, не тем, что он видел со скалы. А подозрения такие были…

Справа раздался то ли хохоток, то ли ворчанье. Мгновенно развернувшись в ту сторону, Сварог выхватил меч. Булькающие звуки повторились, еще больше напоминая глумливое хмыканье. Он смотрел во все глаза. Левой рукой нашарил в кармане шаур – и тут же отметил шевеление на поляне, среди редкого невысокого кустарника, тоже совершенно незнакомого, немного напоминавшего кривой камыш – только продолговатые шишки покрыты вертикальными густыми веерами листьев-игл.

Показалось сначала, что к нему ползет с полдюжины осьминогов.

Присмотревшись, он понял, что имеет дело скорее с растениями, хоть и диковинными: то, что поначалу принял за щупальца, оказалось корнями, двигавшимися с ритмичностью механизма, а над ними, на короткой толстой ножке, бугрилась полукруглая шишка, сверкавшая двумя глазами-полумесяцами.

Это были именно глаза, сиявшие волчьей желтизной. Поднимая шаур, Сварог подумал: где глаза, там и пасть…

Парочка странных созданий заходила слева, явно пытаясь отрезать его от дороги, а остальные целеустремленно перли гурьбой, и их проворство Сварогу очень не нравилось. Он прицелился и выстрелил.

Без толку. Явственно слышал деревянный звук удара, но серебряная звездочка наполовину торчала из ближайшей шишки, возле зло сверкавшего глаза. Тварь, ничуть не смутившись такой встречей, приближалась к нему – значит, к нечисти не относится. А твердостью немногим уступает камню…

Говоря по секрету, он с превеликой охотой уклонился бы от боя, ограничься эти создания парочкой угрожающих выпадов, как бывает у диких зверей, прогоняющих вторгшегося на их территорию чужака. Но они недвусмысленно пытались окружить, а шаур их не брал…

Переднее вдруг подобрало лапы, приподнялось на них… Что, прыгать будет? Сварог машинально заслонился мечом по всем правилам. И вовремя – тварь прыгнула, целя ему в грудь чем-то вроде трезубца, враз выросшего на макушке, словно лезвие выкидного ножа. Клинок встретил ее в полете – и отбил, как теннисный мяч. Ощущение было, будто он отразил мечом летящее полено. И все же рану нанес: на месте удара слабым, гнилушечьим мерцанием засветился разрез, тварь издала короткий вопль – и тут же на Сварога кинулись все, мешая друг другу, с сухим стуком перепутываясь ногами, он увидел совсем близко злые желтые глаза, призрачно мерцающие трезубцы, почувствовал боль в ноге и боку, отчаянно завертел клинком, отмахиваясь, прыгая в стороны, сообразив, что проще отсекать им лапы-корни.

Отчаянно боролся за жизнь, вертясь волчком посреди вихря прыгавших ему на грудь проворных созданий, – кажется, их полку прибыло, трезубцы жалили тело, жесткие щупальца тянулись к горлу, взлетали, вертясь, отсеченные лапы, в воздухе повис незнакомый приторный аромат странных смол, за ноги цеплялись сразу несколько тварей, пытаясь вскарабкаться выше, оплести руки, повалить. Сварог уже потерял счет жалящим уколам, лишь отмечал машинально, яростно рубя, что серьезных ран ему пока что не нанесли…

Вокруг него уже сплетался сплошной клубок корявых лап, шишкообразных голов, горящих глаз. Где-то в глубине сознания ослепительно полыхнула мысль: огонь!

Левая рука была оплетена лапами-корнями, как веревками. Он, задыхаясь от дурманящего запаха, окутавшего дождем невесомых капелек, прокричал заклинание – и ткнул возникшим на кончике пальца пламенем в переплетение голов и лап, почти заслонившее от него залитую лунным светом поляну.

Сверкнуло так, словно вокруг воздух был насыщен растертым в пыль порохом. Клубок распался ворохом огненных лоскутьев, снопами искр, твари пылали, как попавшие в пламя свечи пауки, катались по поляне, постепенно замирая. Лишь несколько, до того то ли державшиеся поодаль, то ли поздно прибывшие к месту схватки, улепетывали прочь. В горячке боя Сварог кинулся следом – нельзя было оставлять в тылу уцелевших…

Они бежали недолго – остановились, все пятеро, сомкнулись, словно бы преграждая дорогу к небольшому уродливому бугру, похожему на полусгнивший пень, выстроившись перед ним полукольцом, угрожающе шипя, подпрыгивая. Для пробы Сварог попытался зайти справа, пробиться мимо них к этому странному пню, чересчур правильными очертаниями напоминавшему скорее крохотный домик неизвестной архитектуры. Ну так и есть – твари передвинулись по дуге, загораживая дорогу, не попятившись даже при виде огня. Нечто вроде пчелиной матки?! Тем более нужно прикончить…

Ах, как они дрались! Почище, чем вся немаленькая стая… Порой Сварогу казалось, что его запихнули в мешок к дюжине разъяренных кошек. И все же настал момент, когда он обнаружил, что рубить больше некого-они больше защищали пень, чем кидались на грудь, и Сварог поочередно разделался со всеми, заработав еще уйму ссадин и порезов. И обрушил меч на загадочный пень.

Клинок неожиданно легко, почти не встретив сопротивления, рассек сверху донизу уродливый пенек, словно гнилую дыню. В воздухе повис протяжный звон, наружу, будто рой разбуженных шершней, рванулся фонтан желто-бурых огней, и Сварог отпрыгнул подальше, хрипло и шумно хватая ртом воздух.

Ничего жуткого не произошло. Остатки пня больше всего напоминали груду прогоревших угольев, кое-где еще багрово рдели головешки – это догорали твари, – а фонтан тусклых огней, поднявшись выше верхушек деревьев, повис над кронами плоским облаком и медленно растаял.

Сварог перевел дух. Вытер лоб рукавом кафтана, зиявшим неисчислимыми прорехами, бормоча:

– Если это не победа, какого вам еще хрена…

Шумно выдохнул, помотал головой. Казалось, все тело покрыто саднящими порезами, но не видно ни крови, ни ран – твари царапали и жалили, словно сотня спятивших вилок, но мало-мальски ощутимых увечий нанести не смогли.

Выходит, здесь и впрямь можно порой выйти победителем из драки, легенды не врут…

Бросив в ножны меч, он присел под деревом и дрожащими пальцами сунул в рот сигарету, самую чуточку гордясь собой. И тут же вспомнил: ночь только началась. Если до самого рассвета ему навстречу будут выскакивать зловещие сюрпризы, дело дрянь, уже сейчас чувствуешь себя выжатым лимоном, последние недели о тренировках и думать забыл, жил в пошлой праздности, чревоугодничая, листая книги, болтаясь по балам…

По спине прошла длинная судорога. Яд?! Что, если…

Сигарета выпала из пальцев. И Сварог, еще поднимаясь на ноги, понял, что с ним самим все обстоит нормально – ни корчей, ни судорог. Это бугристый ствол дерева содрогнулся, словно бы сократившись на миг, пройдясь по спине рядами черепашьих панцирей-барельефов, оттолкнув…

Вышел на середину поляны, смятенно огляделся.

Лес оживал.

Вокруг величаво колыхались ветки, сталкиваясь, перекрещиваясь, но отчего-то не издавая уже прежнего стеклянного трезвона; стволы в три обхвата качались, словно легкие тростиночки под ветром, могучий шелест доносился со всех сторон, прямо перед Сварогом, заслонив от него звездное небо, проплыла длинная ветвь, колыша иглообразными листьями, плавно потянувшись к плечу…

Он отскочил, мгновенно и думать забыв о победе. Не вышло победы, ноги бы унести… Рядом звонко треснуло, разверзлась земля – это над ковром палых листьев, роняя рассыпчатые комья, поднимался дугой толстый корень, а повсюду на поляне, куда ни глянь, дергались другие, медленно сокращаясь, шумно высвобождаясь из земли. Звезды над головой, казалось, скачут в сумасшедшем танце – это качались кроны, заслоняя созвездия.

Сварог немного опамятовался – и кинулся бежать по дороге, петляя, как заяц, уворачиваясь от тянувшихся наперерез ветвей, с сонной словно бы медлительностью загораживавших путь. Лес был полон могучего шуршанья и шелеста, крепнущих, распространявшихся волнами, но Сварог, мчавшийся со всех ног, эти волны, похоже, опережал. Сообразив это, наддал, силы брались неведомо откуда, и каким-то чудом ухитрился ни разу не споткнуться – а деревья, мимо которых он проносился, стояли смирнехонько, как им и положено испокон веку, но сзади волной взбесившегося прилива накатывался шум оживающей чащобы…

Он уже не выбирал направления, следуя прихотливым изгибам дороги, надеясь, что она выведет из леса. Так и случилось. Деревья расступились, Сварог оказался посреди широкой долины – и еще долго бежал по ней, пока в ушах не стих шум оживающего леса. Посеребренная лунным светом равнина показалась райским местом: здесь царило полное безмолвие, и вокруг, насколько хватало взгляда, – ни малейшего шевеления, необитаемая тишина…

Облегченно вздохнув, он рухнул на спину и, раскинув руки, уставился в звездное небо – и долго лежал так, пока не ощутил, придя в себя и отдышавшись, сырую прохладу земли. Встал, осмотрелся.

Собственно, выбор был небогат – либо блуждать до утра, рискуя вновь и вновь наталкиваться на здешних обитателей, либо затаиться где-нибудь до рассвета. Вот только где? Там, впереди, вроде бы чернеет лес. Но если он окажется столь же странным, оживет? Очертить нательным крестом круг, произнеся старинное: «Бог в черте, черт за чертой»? А если на всю здешнюю нечисть не подействует? Кусты-осьминоги ничуть не испугались серебра, значит, к нечисти не относятся…

И все же не стоило рассиживаться посреди голого поля. Судя по темным пятнам над горизонтом, зиявшим посреди звездной россыпи, там то ли горы, то ли холмы – осмотреться, может, река и недалеко…

Подкрепившись как следует и выкурив пару сигарет, он со вздохом поднялся и не спеша направился в сторону далекого леса. Светло было – хоть газету читай, за Сварогом послушно скользила длинная черная тень, ныряя в ямки, изламываясь на бугорках.

Первый скелет он обнаружил шагов через сто – голый, не обремененный остатками одежды или оружием. Он не бродил по долине и не торчал на ногах, неведомо какими силами подпираемый, – смирнехонько лежал, щерясь в ночные небеса, как приличному скелету и положено. Сварог постоял над ним, пытаясь определить, что вызвало безвременную кончину – крепкие, молодые зубы наглядно доказывали, что покойный был в расцвете лег, – но так и не доискался. Все кости целы, не поломаны и не изгрызены, просто скелет, и все тут…

Пройдя еще немного, нашел второй – выглядевший точно так же. И чуть подальше – третий. Все это категорически не нравилось. Что-то же должно было их убить? Или – кто-то… Которая версия предпочтительнее в его положении? Он не знал. Прежнее деление на одушевленное и неодушевленное, сдается, не годилось – как и надлежит в месте вроде Хелльстада…

…Потом он вышел к башне. Вернее, сначала заметил тень – узкий черный язык, протянувшийся ему навстречу по равнине, залитой чуточку нереальным лунным сиянием. Свернул, чтобы обойти слева эту тень, и вскоре разглядел сооружение в виде пирамиды с усеченной верхушкой, высотой уардов десять. По углам площадки, всем четырем, торчали какие-то непонятные, невысокие предметы, и в центре возвышалось что-то, напоминавшее то ли широкий крест, то ли язык пламени.

Птица, разглядел он, подойдя совсем близко. Высокая статуя распростершей крылья птицы. И те, по углам, – тоже птицы, но они сидят, плотно сложив крылья, и, похоже, другой породы, знать бы только, какой…

На площадку вела каменная лестница с высокими ступеньками, выглядевшая целехонькой, как и сложенная из продолговатых каменных блоков пирамида. Сварог в задумчивости постоял у подножия. Самым разумным было бы взобраться наверх и занять оборону – однако трудно оказалось бороться с дурацким убеждением, будто он пребывает в безопасности, лишь двигаясь без устали. Меж тем с точки зрения холодной логики лишь увеличиваешь число подстерегающих тебя опасностей, болтаясь по равнинам и лесам…

Конец колебаниям настал, когда Сварог приметил в отдалении, у кромки леса, перемещение слабо светившихся пятен. Сработал инстинкт – он кошкой взлетел по высоким гладким ступеням, на самый верх, на площадку, окаймленную, как оказалось, невысоким парапетом, не доходившим ему и до колен.

Там было сухо и чисто, площадка выглядела монолитной – нигде не видно хода в глубь пирамиды, люка, проема. Шаги почти не слышны: под ногами, определенно, сплошная кладка без пустот. Пять изваяний, тонкий слой пыли под ногами – и все. Если это что-то вроде кумирни или храма, то в святилище царил довольно-таки аскетичный стиль. А может, в незапамятные времена отсюда унесли все, что можно было унести. Или это гробница, вот только зачем к ней пристроили лестницу? Ну, в конце концов, Мавзолей, с которого вожди принимают парад, мог оказаться вовсе не большевистским изобретением, и патент взят давным-давно под другими звездами…

«Археолог хренов», – одернул себя Сварог. Подошел к парапету и стал высматривать источник свечения. У опушки уже не было никаких огней, но он и не подумал спускаться – пирамида в одночасье показалась родной и обжитой, уходить отсюда уже не тянуло. Он был здесь один, это были его владения… Шагов по десять в длину и ширину, пусть и без крыши. Огромная каменная птица с выветрившейся поверхностью, больше всего походившая на орла – а может, и не орел, – враждебности не проявляла и оживать вроде бы не собиралась. Задрав голову, Сварог разглядывал мощный загнутый клюв и вырезанные с величайшим тщанием перья на груди. Птица была высотой в три человеческих роста, на крыльях виднелись какие-то знаки, не пробудившие в памяти никаких ассоциаций.

Что-то длинно скрежетнуло под каблуком. Нагнувшись, Сварог поднял квадратный кусочек металла с выщербленными краями – с одной стороны половинка обломившейся дужки, на квадратике глубоко выгравирован какой-то знак, напоминающий не руны или Древесный алфавит, а скорее иероглиф с обилием косых черточек, слегка смахивающих на шумерскую клинопись, спиралек и рогулек вроде тех, какими пользуются лозоходцы. Пожав плечами, Сварог бросил пыльную безделку в угол, к парапету, стал разглядывать окрестности.

Если только зрение его не обманывало и Хелльстад не обманывал миражами, далеко на горизонте, там, откуда он пришел (деликатно выражаясь), звезды то и дело пропадали, вновь появлялись, словно их заслоняла размеренно колыхавшаяся полоса. Похоже, оживший лес никак не мог успокоиться. Что-то такое на сей счет было у Шекспира, тамошний лес куда-то отправился семимильными шагами – вот только Сварог совершенно забыл, что это должно было предвещать. Какое-то предсказание определенно имелось. Когда Бирнамский лес пойдет на Дунсиан… И что? А, не стоит ломать голову. Вряд ли здесь работают шекспировские каноны…

Ну вот, наконец. На полночи, далеко-далеко, по земле словно бы протянулся второй Млечный Путь – тускловато-зыбкий поток отражений звезд в неспешно текущей воде. Река. На рассвете достаточно будет еще одного хорошего марш-броска…

У подножия башни послышался чистый высокий звук, похожий на звон гонга, поднялся до самых высоких нот и рассыпался переливами серебряных колокольчиков.

Сварог одним прыжком оказался у парапета. У нижней ступеньки в невысоком куполе бледно-золотистого света стояла обнаженная девушка, глядя ему в глаза, весело, доброжелательно улыбаясь.

Черные волосы спускались до пояса, глаза были зеленые, огромные, на смуглой коже сверкало алыми и зелеными самоцветами затейливое ожерелье из золотых треугольников с подвесками.

Он молча ждал, стоя в тени, отброшенной гигантской птицей. Девушка переступила с ноги на ногу, улыбнулась еще шире и спросила:

– Что ты там делаешь?

– Живу я тут, – сказал Сварог.

– Ты там собрался ночевать?

– Есть такая задумка, – ответил он кратко, сторожа каждое ее движение.

– Там холодно и неуютно. – Ее улыбка стала еще шире и обольстительнее. – Мы можем предложить тебе гостеприимство в наших шатрах, это наш старинный долг – заботиться о попавших в беду путниках… Здесь много чудовищ и нечисти, а мы умеем от них защищаться…

– Кто ты? – спросил Сварог.

– Мы живем здесь испокон веков. – Голос был нежный, как краски на крыльях бабочки. – Переселились в эти края даже раньше, чем тут завелась нечисть. Мы самые древние, путник, и наши законы, принятые на заре времен, повелевают нам помогать всем попавшим в беду…

– А кто тебе сказал, что я в беде? – спросил Сварог не без интереса.

Девочка была – с ума сойти.

Серебряным колокольчиком прозвучал нежный смех:

– Я видела, как ты бежал по равнине… Тебя преследуют, верно ведь?

Они скоро будут здесь, и эти древние развалины тебя от них не спасут… Ты же видел скелеты? Так кончают те, кто оказался застигнут нечистью ночной порой… Спускайся, я отведу тебя в шатер, а утром ты пустишься в дорогу… Ты ведь к реке идешь?

– Допустим.

– К реке, – улыбаясь, промурлыкала девушка. – Я тебя провожу утром, дальше начинаются наши земли… Или я тебе не нравлюсь?

– Поднимайся сюда, – сказал Сварог.

Она покачала головой:

– Мы передвигаемся только по земле, так уж заведено… Мы не любим зданий, особенно таких, как это, пропитанное черным волшебством. Совсем скоро тебе придется плохо, ты и не представляешь, куда попал. Как только закатится Йагупта, – она грациозным жестом указала на сияющий серп Юпитера, – проснутся здешние духи… Спускайся ко мне, рыцарь. Неужели ты боишься пройти рука об руку с хрупкой девушкой?

Пора было и посмотреть, что представляет собой эта хрупкая девушка…

Он произнес заклинание. Ожидал, конечно, «ряд волшебных изменений милого лица» – но реальная сущность ночной гостьи оказалась такова, что Сварог испытал весьма сложные чувства. Ему пришло в голову: было бы даже лучше, окажись у подножия лестницы целиком и полностью отвратное чудовище…

В общем, красавица осталась почти такой же пленительной – личико, прическа, ожерелье и фигура особых изменений не претерпели. Вот только зрачки огромных зеленых глаз превратились в вертикальные щели вроде кошачьих или змеиных.

Змеиных, конечно… Чуть повыше колен ноги неуловимо переходили в толстое змеиное туловище с крупными чешуями, покрытыми зигзагообразным черно-желтым узором, длиной уарда в три, оно плавными изгибами протянулось по земле в сторону от ступенек (словно стрелка компаса, отклоненная магнитным полем), и острый кончик, покрытый толстыми роговыми кольцами, в точности как у гремучки, ритмично и неустанно колыхался над травой, подобно стрелке метронома…

Должно быть, он чем-то выдал себя: лицо девушки-змеи (и в новом облике оставшееся обольстительно-наивным) вдруг напряженно застыло.

– Что с тобой, рыцарь?

– Да ничего особенного, – сказал Сварог. – Стою, смотрю… Что это у тебя там, сзади, болтается? На змеиный хвост похоже…

– Ах, вот ты о чем… – Она моментально справилась с собой, смотрела с прежней улыбкой, ангел честности и доброты. – Я не хотела тебя пугать…

Вы, люди извне, так быстро пугаетесь всего непонятного… Что во мне тебя страшит? То, что я на тебя не похожа? Что же здесь странного? Просто я другая… Это еще не означает, что от меня нужно ждать плохого, верно ведь?

– Убирайся, – сказал Сварог. – Сгинь, рассыпься… Иначе получишь серебром в лоб.

– Ты не рыцарь, – сказала она грустно. – А серебра я не боюсь…

Хочешь убедиться? – Улыбка была чарующей, на Сварога ни одна женщина в жизни так не смотрела. – Я хочу тебя, рыцарь, хоть ты и груб… Спускайся ко мне. Там, наверху, одиноко и холодно… Мои поцелуи горячат кровь…

Если я тебе не нравлюсь, есть другие, еще красивее…

Осененный внезапной догадкой, Сварог отбежал к противоположной стороне парапета. Так и есть: вдоль стены медленно скользили еще четыре таких же создания. Две девушки, ничуть не уступавшие прелестью его собеседнице, мужчина с густой курчавой шевелюрой и растрепанная старуха с обвисшими грудями, но столь же роскошным ожерельем на шее. Увидев, что обнаружены, они ничуть и не смутились, похоже, девушки заулыбались, замахали руками:

– Спускайся к нам, рыцарь! Мы рады гостям и умеем любить! Не пугайся непонятного, разве оно непременно должно стать враждебным?

– Золотые слова, – проворчал Сварог под нос.

Вообще-то в этом была сермяжная правда. Возможно, змеелюди – добрейшие создания с тысячелетними традициями щедрейшего гостеприимства.

Непонятное и в самом деле не обязательно враждебное…

И все же на равнине валяются скелеты. А вокруг простирается Хелльстад. Не время и не место для доверчивости…

Вернувшись к лестнице, он глянул вниз. Девушка стояла на том же месте, увидев Сварога, медленно подняла над головой тонкие руки, грациозно выворачивая кисти, прошлась в танце – даже теперь, когда он видел, что это танцует на хвосте змея, танец завораживал…

Завораживают?! Вот именно!

Отступив к изваянию птицы, он сел на прохладный камень, опустил голову, зажал ладонями уши, но все равно явственно различал неизвестно откуда льющуюся нежнейшую мелодию, прекрасную, как радуга, и девичьи голоса, проникавшие, казалось, под череп:

Он боялся чего-то страшного, ждал, что ноги сами шагнут к лестнице, – но довольно быстро понял, что гипнотического влияния песня на него не оказывает, хотя, несомненно, должна, не зря же так стараются, взлетая до немыслимых пределов нежности и печали, голоса девушек-змей…

Они не могут подняться, облегченно вздохнул Сварог, привалившись спиной к постаменту. Как знать, возможно, все дело в птице – он смутно помнил, что в древней мифологии чертовски много места отводилось битве змеи и птицы, и в здешней тоже, змея и птица – постоянные противники…

И сам не заметил, как стали слипаться глаза.

…Проснулся он от зябкого холодка, ошалело вскочил на ноги, подброшенный памятью о последнем растаявшем кошмаре из сна, – и вспомнил сразу, где он, кто он, что с ним.

Прямо над головой виднелся клочок нежно-голубого утреннего неба.

Прямо над головой. А вокруг, словно стены колодца, вздымались зелено-желтоватые кроны, куда ни глянь – ломаные линии толстых веток, покрытых пучками похожих на иглы листьев…

Он стоял у подножия каменной птицы с распростертыми крыльями. Другие, все четыре, сидели по углам площадки, плотно прижав крылья к телу. Башня ничуть не изменилась – но вокруг был тот самый лес. Либо башня переместилась неведомым образом, либо лес в полном соответствии с Шекспиром сдвинулся с места и ночью замкнул кольцо…

Хорошо еще, никаких змеелюдей не видно. Сварог топал ногами, махал руками и ежился, пока не вспомнил про заклинания. Одну за другой торопливо осушил три чашки горячего кофе – хорошо все-таки быть магом, пусть и недоучкой, и в приступе нерассуждающей решимости спустился с башни.

Дневной свет подействовал на него, как хлыст. Над деревьями сияла ало-золотая полоса восхода, сориентировавшись по ней, Сварог быстрыми шагами направился в ту сторону, где вчера видел реку.

То и дело приходилось переступать через толстые корни, змеившиеся прямо по земле, – да, лес, никаких сомнений, умел ходить не хуже его самого…

Недосмотрел, споткнулся, и тут же, словно это послужило сигналом, лес стал оживать. Кроны зашевелились, ветки плавно опускались к земле, словно бы ища Сварога на ощупь, но он, плюнув на графское достоинство, припустил, как заяц, уклоняясь от шарящих ветвей, насколько удавалось. Несколько раз налетал лицом на пучки листьев, выставив перед лицом согнутую в локте руку, несся зигзагами, а в кронах уже слышался ропот и шум, вроде бы даже членораздельный – нет, на эти штучки нас не поймаешь, подите вы все с поющими змеедевами и говорящими деревьями…

Опомнился, выскочив из леса на равнину, обеими руками отряхнул волосы от запутавшихся листьев. Увидел еще один скелет и почти равнодушно прошел мимо – впереди, среди окаймлявших долину откосов, виднелся широкий проход, вполне подходящий для человека, но узкий для живого дерева с раскидистой кроной…

Оглянулся. Сзади шумело и шелестело, над равниной пронесся странный звук, напоминавший длинный призывный крик, крайние деревья, кажется, сдвинулись с места – по Сварог уже нырнул в проход, почти бегом пустился среди голых граненых скал. Нет, деревья сюда не пролезут. Зато могут выйти навстречу местные обитатели, а деваться-то и некуда, по скалам не вскарабкаешься…

– Ну вот, – грустно-философски констатировал он, выхватывая меч.

Опомнился, перебросил его в левую руку, достал шаур, держа палец над самым спуском. Похоже, это и называется – упомяни о черте…

В узкомскальном проходе шириной уарда в два, загораживая ему дорогу, лежал лохматый черный пес.

– Вот и свиделись, – громко, прогоняя испуг, сказал Сварог, прислонился спиной к скале, чтобы сзади не зашел ни один неожиданный сюрприз, стал ждать.

При звуке его голоса пес торопливо поднял лобастую голову, завертел ею вправо-влево, словно бы прислушиваясь. Глаза у него оставались закрытыми. Потом он рухнул набок, открыв голый розовый живот, засучил лапами и жалобно захныкал. Попытался неуклюже встать, упал на землю и заскулил громче.

Сварог перепробовал все известные ему заклинания, но никаких изменений не произошло. То, что он видел перед собой, было истинным обликом неизвестного зверя, который, несмотря на размеры взрослой овчарки, всеми своими повадками и видом чрезвычайно напоминал оставленного матерью без присмотра щенка. Судя по нераскрывшимся глазам – не старше двух недель. Но какова же тогда мамаша?

Сварог выжидал. Непонятного возраста зверь хныкал все жалобнее и громче, упрямо подползая все ближе. Если это и в самом деле щенок, мамаша соответствующего роста, вернувшись, закатит такой концерт посягающему на чадо…

Потом он решился. Осторожно обошел зверя, чутко прислушиваясь. За поворотом проход расширялся, выводя в ущелье. Сварог остановился, огляделся, присвистнул. Скулеж за его спиной приближался – щенок полз за ним, теперь Сварог не сомневался, что это и в самом деле щенок, а мать за ним уже не вернется.

От нее почти ничего и не осталось – клочья черной шерсти в кровавых лужах, оторванное ухо размером с газетный лист. Должно быть, она затащила малыша в проход, слишком узкий для напавшего на нее противника, вернулась в ущелье и приняла бой. Либо ее враг не уступал ей силой и размерами, либо врагов была целая стая. Оба варианта не сулили Сварогу ничего приятного.

Кровь еще не успела свернуться окончательно – те, кто это сделал, могут отираться неподалеку…

Вернувшись к щенку, Сварог присел на корточки. Веки наконец-то разомкнулись, на Сварога таращились совершенно бессмысленные, мутно-фиолетовые глазищи. Мокрый нос требовательно тыкался в ладони. Щенок уже не хныкал – надрывно орал. Просил есть. То, что перед ним не мать, его ничуть не заботило. Он еще не знал, что таких, как Сварог, здесь не должно быть. И сырое мясо, извлекаемое Сварогом из воздуха, глотал, не жуя, пока не налопался. Затих, завалился на бок и стал неумело ловить ногу Сварога лапищами с полупрозрачными, налитыми розовым когтями.

– Навязался на мою голову, – сказал Сварог озадаченно.

Оставить здесь нельзя – сожрут в два счета.

– Меня самого того и гляди сожрут, – сказал Сварог. – Если не хуже.

Но для тебя это слабый аргумент. И для меня это слабый аргумент. – Он говорил громко, чтобы не так тоскливо было посреди бурых скал. – Все дело в том, что наши собаки подрывались на минах, мы их туда привезли и заставили искать мины, так что благодари, сопляк, этих собак, которые еще не родились, потому что мы перед ними чертовски виноваты, может, даже больше, чем перед людьми…

Он долго возился, пока оторвал от кафтана две узких длинных полоски златотканой тесьмы. Одну обмотал вокруг шеи щенка вместо ошейника, другую привязал к ней вместо поводка. Впервые в жизни воспользовался заклинанием, лишавшим предметы веса. Правда, это годилось только для мелких предметов, а щенок весил немало, и оттого Сварог почувствовал себя так, словно затащил пятипудовый мешок на пятый этаж – оказывается, у заклинаний были и побочные эффекты… Отдохнув немного, зашагал вперед. Щенок плыл в воздухе, но не похоже, чтобы он от этого испытывал какие-то неудобства.

Короткое мощное шипенье пригвоздило Сварога к земле на открытом месте. Он остановился, завертел головой, высматривая источник звука.

Мелькнула дикая мысль – паровоз. Именно на паровоз это больше всего походило, а если искать другое объяснение, заранее жутко делается…

Он так и стоял, когда справа, не так уж далеко от него, поднялась над каменной осыпью черно-зеленая змеиная голова величиной с троллейбус.

Уму непостижимо, сколько успевает человек сделать за считанные секунды. Сварог совершенно не помнил, как он оказался за отдаленным валуном, когда лег, намотав на кулак тесьму, держа щенка у земли.

Змея поводила головой, медленно вытягивая тело на осыпь. Шуршали, похрустывали, скрежетали камни под грязно-белым брюхом. Сварог, не сдержавшись, пощупал ладонью штаны меж ног. Сухо. Но он не удивился и не застыдился бы ничуть, окажись там мокро.

К нечистой силе, мгновенно определил он, змея не имела никакого отношения. И меч, и шаур для нее немногим опаснее булавок, очень уж громадная. Самое подходящее в такой ситуации – мужественно застрелиться…

Попробовать отпугнуть ее слабеньким огнем, годным только на то, чтобы прикуривать?

Щенок недоумевающе заскулил. Ему очень понравилось плавать по воздуху, и он сердился, что забава кончилась.

– Молчать… – умоляюще прошептал Сварог.

Змеи не слышат. У них нет ушей. Но относится ли это к черно-зеленому чудищу, длинному, как предвыборные обещания?

Голова размером с троллейбус раскачивалась вправо-влево уардах в пятнадцати над землей. Черный раздвоенный язык скользкой лентой выскочил из пасти, затрепетал в воздухе, втянулся назад. Глаза, словно прожекторы, вдруг испустили два конуса бледно-зеленого света, ощупывавших землю и скалы. И Сварог со страхом увидел, как оставленные им, едва видимые следы наливаются угольно-черным, попав в это свечение, и проявляется вся их цепочка, ведущая за валун.

Змея оживилась, теперь все ее тело вытянулось на открытое место.

Слепой ужас понемногу овладевал Сварогом, еще миг, и он сделает что-то непоправимое, окончательно потеряет себя, побежит и панике, ничего вокруг не видя и не слыша, и это будет конец.

Холодный мокрый нос ткнулся ему в ухо, скользнул по щеке, и он очнулся. Он был графом Гэйром, и он знал змеиный язык. Вспомнив это, он выпрямился во весь рост, прижимая сапогом к земле импровизированный поводок, рявкнул:

– Что тебе нужно, тварь?

Риск был немалый. Знание языка ничегошеньки не гарантировало. Даже люди, цари природы, разговаривавшие на одном языке, веками лупили друг друга по головам мечами и прикладами. Но другого выхода он не видел.

Заболтать и поискать уязвимое место…

Бледно-розовое сияние метнулось к нему, залило с ног до головы, вызвав странное покалывание в висках. Он ждал с колотящимся сердцем. Змея не шевелилась, и это прибавляло надежды. Наконец, после показавшихся веками минут, где-то под черепом у него зазвучал невыразительный, глухой голос, в котором, однако, явственно различалось удивление:

– Ты говоришь на языке глорхов. Ты не похож на глорха. Как это может быть?

Похоже, особым интеллектом змеюка не блистала.

– Просто я так со стороны выгляжу, – сказал Сварог. – А на самом деле я побольше тебя буду.

Змея неуверенно сказала:

– Я всех ем. Я самый большой. Я самый сильный.

– Я тебя сам съем, – сказал Сварог. – Я сам гад ползучий. Огнем сожгу, если рассержусь. Видишь?

И он заставил вспыхнуть самый большой огонь, на какой был способен – язык пламени величиной с ладонь. В висках мучительно заныло от перенапряжения. Он помнил, что у змеи есть какие-то органы, которыми они с изощреннейшей чуткостью видят тепло.

И эта не была исключением – она резко отдернула голову, жутко зашипела, припала к земле. И сказала:

– Никто не умеет делать огонь. Только люди Повелителя. Ты из его людей?

У Сварога был большой соблазн объявить себя правой рукой неведомого Повелителя. Но он побоялся запутаться. И сказал:

– Я не из его людей, но я тоже умею делать огонь. И если не отвяжешься – сделаю очень большой огонь, и он тебя сожжет.

Змея не шевелилась, сбитая с толку. Наверняка такого с ней еще не случалось – чтобы кто-то, не принадлежавший к ее породе, да еще такой маленький, говорил с ней на се языке. Вполне возможно, со зверем поумнее такой номер не прошел бы, но чудище оказалось слишком тупым, чтобы уметь сомневаться и ловить на противоречиях.

– Слышала? – Сварог не давал ей времени опомниться и подумать. – Я сам огнедышащий змей, огненный гад.

Со змеей происходило что-то странное: Сварог мог бы поклясться, что она пытается вжаться в камни.

– Значит, ты пришел из моря?

Сварог рискнул:

– Конечно. Едва обсохнуть успел.

– Значит, ты слуга Ужасного?

– Считай, я его друг, – сказал Сварог. – Самый близкий.

Змея вдруг затараторила:

– Господин друг Ужасного, огненный гад, позволь мне уйти. Я не хотел тебя есть. Совсем не хотел. Ты пошутил, прикинулся этим двуногим, маленьким. Я сразу догадался. Позволь мне уйти.

– Убирайся, – сказал Сварог.

Заскрежетало, полетели камни – со всей скоростью, на какую она была способна, змея развернулась на месте, извиваясь, заструилась прочь, моментально скрывшись с глаз, только острый кончик хвоста мелькнул.

Удалявшийся хруст щебенки возвестил, что она не хитрит, а искренне торопится прочь. Будь у нее ноги, она неслась бы со всех ног.

Сварог опустился на землю, спершись спиной о скалу, его била дрожь.

Он выстрелил с завязанными глазами и угодил в десятку. Что за ужас обитает в океане, если он способен внушать панический страх таким вот монстрам?

– На этот раз мы выкрутились, малыш, – сказал он, борясь с приступом идиотского хохота. – На этот раз. Но дорога у нас длинная…

Он поднялся, зажал в кулаке тесемку и быстро зашагал вперед. Самые безопасные места в Хелльстаде – берега реки. Нечисть предпочитает держаться подальше от текущей воды. Правда, судя по первым впечатлениям, здесь хватает и вполне плотских страхов…

Увы, у него не было ни лодки, ни корабля, и не из чего смастерить плот. Возможно, и существовали заклятья на сей счет, но они покоились где-то в архивах – ну зачем лару бревна или лодки?

Сварог стоял на каменистом берегу, у его ног тихо поплескивали невысокие зеленоватые волны, а на противоположном берегу, далеком, подернутом дымкой, виднелись те же скалы. Стояла первозданная тишина, предстояли долгие дни пути, а у дней были ночи – время нечисти.

– Если мы отсюда выберемся, малыш, мы будем героями, – сказал Сварог.

Он безрадостно смотрел на широкую спокойную реку – и вздрогнул, протер глаза.

Нет, никаких сомнений – по течению плыл трехмачтовый корабль. На мачтах поднято только по одному парусу, самому верхнему – Сварог не знал, как они называются, – и парус на бушприте, под которым красовалась золоченая конская голова. Корабль был большой, океанский, с двойным рядом распахнутых пушечных портов.

Над водой вдруг пронесся тягучий, раскатистый грохот – и далеко за кормой корабля взмыл белопенный столб. Почти сразу же грохот повторился, и снова, и снова, поднятые взрывами водяные конусы, казалось, протянулись по ниточке, словно шеренга солдат на смотру. От неожиданности Сварог выпустил тесьму, легкий ветерок понес щенка над рекой. Сварог, опомнившись, забежал в воду по колени, поймал конец, сгоряча выкрикнул заклинание. Вмиг отяжелевший щенок рухнул ему на грудь, сшиб в воду и негодующе завопил.

Промокший насквозь Сварог выволок его на берег, пробормотал:

– Полежи пока…

И заорал так, что его, должно быть, слышали на том берегу, побежал следом, вопя, как сто Робинзонов, размахивая руками. Благонамеренных людей, законопослушных бюргеров никак не могло занести в Хелльстад, но выбирать не приходилось. Пираты, авантюристы, контрабандисты, жаждущие подвигов и приключений, бесшабашные оборванные рыцари Вольных Маноров – все лучше, чем здешние чудовища.

Он заорал еще громче, но уже от радости – его явно заметили. На фоне путаницы снастей промелькнули быстро карабкавшиеся снизу вверх фигурки, захлопотали, свертывая паруса, до берега донесся грохот якорной цепи.

Вскоре от борта отвалила большая шлюпка и взяла курс прямо на Сварога.

Сварог ждал, весь подобравшись. Щенок, оставшийся у воды уардах в ста от него, вопил, как резаный. Шлюпка остановилась недалеко от берега, хрустнула днищем по песку мелководья, тот, что сидел на носу, небрежно и умело навел на Сварога арбалет. Стрела была с серебряным наконечником – вполне понятная и уместная здесь предосторожность. Судя по физиономиям, самой разнообразной одежде вместо морской формы и богатому ассортименту навешанного на каждого оружия, народ был видавший виды и напрочь лишенный сентиментальности. Тот, что с арбалетом, выглядел чуточку интеллигентнее, но и он не казался чужим в компании – этакий бакалавр неизвестных наук, в силу сложности жизни и непредсказуемости ее течения давно и бесповоротно прибившийся к пиратской вольнице. Залысины открывают высокий лоб, на плечи падают пряди седеющих темных волос. Этот человек и нарушил напряженную тишину:

– Ну, и что вы нам интересного скажете?

Кто-то жизнерадостно заржал, но тут же утих.

– Мне бы убраться отсюда, – сказал Сварог. – Тут неуютно.

На этот раз заржали все, кроме человека с арбалетом, принялись толкать друг друга локтями, орать наперебой: «Нет, слышал? Неуютно тут!», и вновь заливаться хохотом. Тут во всю мочь взвыл щенок, обиженный отсутствием внимания, и гогот сразу стих.

– Добыл-таки! – громко удивился кто-то, и на Сварога стали посматривать с уважением. Человек с арбалетом опустил оружие, что-то решая про себя. Наконец сказал:

– Забирайте собаку и лезьте в лодку. Живо!

Сварог опрометью кинулся за щенком. В шлюпку его пришлось тащить на плечах – Сварог не хотел показывать свои способности, открываться. Пока что все козыри у них на руках, так что не мешает и ему утаить парочку в рукаве…

Он сидел на корме и смотрел, как приближается светло-коричневый с синими полосами борт корабля, начищенные медные буквы на носу: «Божий любимчик». Флаг на корме-красно-зеленый с тремя золотыми стрелами стандарт княжества Ортог, одного из Вольных Майоров, даже если и подкреплен был должными документами, означал примерно то же самое, что во времена Сварога Панамский и либерийский. Из-за отсутствия других источников дохода имевшее доступ к морю княжество торговало своим флагом, выдавая патенты порта приписки без особо придирчивых расспросов, за что неоднократно огребало резкие дипломатические ноты. Но в таком положении дел были заинтересованы и судовладельцы крупных держав, обделывавшие под удобным флагом дурно пахнущие делишки, так что дело всегда как-то улаживалось. Возможно, пираты. Или пираты не каждый день, совмещавшие это занятие с купеческими делами (здесь, как когда-то на Земле, таковое совместительство кое-где процветало и считалось самым житейским делом). Как бы там ни было, и тем, и другим вроде бы незачем забираться в Хелльстад. Странно. Одно ясно – с нечистой силой они не имеют ничего общего, спасибо и на том…

Не такая уж это была вольница – подняв на талях шлюпку, гребцы дисциплинированно улетучились куда-то, остался только человек с арбалетом.

Сварог украдкой огляделся – палуба была чистая, недавно надраенная.

Свистела боцманская дудка, хлопали распускаемые паруса. Сварог уложил щенка у борта и вопросительно взглянул на человека с арбалетом. Тот мотнул головой в сторону:

– Капитан. Боцман.

К ним приближался здоровенный краснолицый мужик, чисто выбритый, с роскошными бакенбардами. В левом ухе у него сверкала целой пригоршней разноцветных каменьев замысловатая серьга, больше похожая на головоломку, расшитый золотом вишневый бархатный кафтан, надетый на голое тело, являл зрителю мощную волосатую грудь, на коей красной тушью наколота русалка в объятиях осьминога – тремя щупальцами морской житель лапал деву, а в остальных держал бутылки и штопор. Пониже, только на сей раз синим и зеленым, была изображена еще одна бытовая сцена из морской жизни – на краю огромной бочки, свесив в нее ноги, восседал моряк, имевший некоторое сходство с капитаном, а плававшая в бочке русалка ублажала его, как выражаются дипломированные сексологи, орогенитальным способом.

За капитаном, отступив на шаг, возвышался над ним головы на две боцман – в кожаных штанах, обнаженный по пояс, не то чтобы страшно мускулистый, но ужасно жилистый. Голова выбрита наголо, а свисающие на грудь усы тщательно перевиты златотканой ленточкой. На шее висели серебряная боцманская дудка и тонкой работы золотое ожерелье с изумрудами, явно украшавшее прежде какую-то знатную даму. На широком кожаном поясе богатая коллекция разнообразного оружия – словно ходячая реклама оружейной лавки. Вот только татуировка у него на груди оказалась скромнее – синий рыбий скелет, державший во рту кортик.

Словом, это было прямо-таки опереточная парочка – пока не рассмотришь хорошенько их дубленые лица и не заглянешь в глаза. Сварог попытался угадать, откуда они. Капитан, темноволосый и синеглазый, вполне мог оказаться гланцем, ронерцем с юга, а то и горротцем. Происхождение лысого, как Фантомас, боцмана, определить было невозможно – глаза светло-серые, холодные, но это еще ни о чем не говорит. Обоим лет по сорок и, что немаловажно, ни у капитана, ни у боцмана не видно ни шрамов, ни следов от пулевых ран. Плавают они явно не первый год. Добраться до своих нынешних постов в этом далеко не самом спокойном ремесле и не заполучить ни единого шрама – значит, оба моряка были крайне ловкими в обращении с оружием и к тому же людьми незаурядными во многих других отношениях. И чертовски везучими, конечно.

Капитан всмотрелся в него и удивленно вытаращил глаза:

– Ты откуда здесь взялся?

Человек с арбалетом быстро зашептал ему на ухо. Боцман подобрался, глядел на Сварога так, словно прикидывал, что из своего богатого арсенала следует использовать в первую очередь.

– Ничего не понимаю, – сказал капитан. – Это его цвета. Его герб на мече. Даже физиономия его. – Он присмотрелся. – Вот только шрама нет, и вообще он другой какой-то, то ли помоложе, то ли благополучнее…

Сварогу захотелось выругаться от отчаяния. Положительно, здесь нельзя было шагу ступить, чтобы не наткнуться на людей, знавших его предшественника…

– Ну, незнакомец! – рявкнул капитан. – Язык проглотили? Какого рожна вам здесь нужно?

– Единственное, что мне нужно, – выбраться из Хелльстада, – сказал Сварог. – Быть может, мы обговорим, на каких условиях вы согласились бы взять меня пассажиром?

Моряки переглянулись.

– В мешок – и за борт, – сказал боцман. – Его милость намеревается смыться из Хелльстада, и его, как по заказу, выносит на берег именно там, где проплывает «Божий любимчик». А подделка, между прочим, довольно бездарная. Граф Гэйр никогда не стал бы спускаться на землю в одежде своих цветов.

– Между прочим, он и не пытался выдать себя за графа Гэйра, – сказал человек с арбалетом. – Он себя пока что никак не называл. Самозванец непременно бросился бы мне на шею и стал укорять, что я не узнаю старых друзей. А он смотрел на меня, как на чужого.

– Вообще-то я тоже мог бы поклясться, что на нас с Блаем он таращился, как на случайных соседей за трактирным столом, – сказал капитан. – Блай, если бы нам хотели подсунуть подделку, работали бы тоньше. Наконец, это несомненный лар – уж я-то вижу… Ну, незнакомец, что мы решим? «Божий любимчик» пассажиров не возит, а если уж и берет, то тех, в ком ничуть не сомневается. А вы – ходячая загадка. Вы не бойтесь, Блай шутит. В метке мы вас за борт выкидывать не будем, не палачи же, в самом-то деле. Бережно отвезем на берег и отпустим на все восемь сторон света, шагайте, куда вам больше нравится. Скажете, это все равно будет убийство? Наверняка. Но мы в Хелльстаде, а не в веселых кварталах Дарга. Я отвечаю за свой корабль и экипаж, вплоть до корабельного кота, еще и оттого, что корабль мой собственный. И не могу взять на борт подозрительную личность, к тому же двойника человека, о котором у меня остались самые хорошие воспоминания.

– Вы никогда не слышали такую пословицу: «Не спрашивай, и мне не придется врать»? – спросил Сварог.

– Не слышал, а жаль. Пословица, признаться, неплоха. Но мне больше нравится другая – «Только от мертвых не бывает неожиданностей». – Он подошел поближе. – Незнакомец, мы живем в суровое время и на суровой планете. Будь у меня сердце из чистого золота пробы балонгского Провизориума, я все равно не годился бы на роль благородного дурака из рыцарского романа. Я человек недоверчивый. Благодаря чему и дожил до своих лет, стою на мостике моего красавца, а не гнию где-нибудь в серой гостинице^[1K4], и не в моем черепе морские рыбки мечут икру… Короче, иногда я беру пассажиров. Но плата за проезд у меня особая – полная откровенность. И я не собираюсь ради вас менять устоявшиеся привычки. Более того, ваше поразительное сходство с известной особой заставляет заломить двойную плату. Будете платить или прикажете подать шлюпку?

– Боюсь, у меня нет выбора, – сказал Сварог.

– Это означает, что Блаю нет нужды распоряжаться насчет шлюпки?

– Я восхищен вашей проницательностью, – сказал Сварог.

Щенок, о котором как-то забыли, взвыл. Они обернулись туда, и Сварог увидел удивительную вещь – щенок поднял голову и, должно быть унюхав своего спасителя, вдруг затрясся, весь подался вперед, превратился в зыбкую полупрозрачную тень, растянувшуюся от борта до того места, где стояли люди, и через миг как ни в чем не бывало лежал у ног Сварога, тычась мордой в его сапог.

Сварог шумно выдохнул воздух. Похоже, только он один был поражен увиденным.

– Силы небесные! – сказал боцман Блай. – Да он, сдается мне, и в самом деле не знал, что это за зверушка!

– Что это? – спросил Сварог растерянно.

– Гарм, хелльстадский пес, – сказал человек с арбалетом. – Мечта многих. Зверь, обладающий властью над пространством. Всю жизнь будет верен тому, кто окажется рядом, когда щенок впервые откроет глаза. Но чтобы оказаться первым, кого увидел щенок, нужно сначала разделаться с мамашей.

А это задача не из легких, даже учитывая, что на время кормления щенка она многие свои качества теряет… Как вам удалось?

– Если честно, я его просто нашел, – сказал Сварог. – Мать погибла.

– Ладно, – сказал капитан. – Охотничьи рассказы оставим на десерт.

Меня зовут капитан Зо. Это, как вы успели услышать, – боцман Блай. Это – штурман Борн. А как зовут вас, незнакомец, и все остальное вы нам сейчас расскажете подробно и обстоятельно. Давайте спустимся в каюту. Я распоряжусь, чтобы зверю дали жрать.

Они спустились в капитанскую каюту на корме. Сварог откровенно осматривался. В каюте царил образцовый порядок, изящная прочная мебель явно изготовлена не корабельным плотником, одна стена занята книжной полкой, вторая увешана оружием, а на третьей, над постелью…

В стену накрепко заделаны пять позолоченных крюков, и на четырех – человеческие головы, каким-то чудом выглядевшие совершенно живыми.

Казалось, вот-вот откроют рот, шевельнут губами, переведут взгляд…

Очаровательная синеглазая женщина с копной золотистых волос, свисавших едва ли не до покрывавшего постель яркого ковра. Смуглолицый мужчина, черноволосый, чернобородый, с рубиновой серьгой в ухе. Длиннолицый старик.

Тонкогубый мужчина средних лет с тщательно прилизанными волосами и желчным лицом канцелярской крысы в высоких чинах. Все лица выглядели спокойными, только в глазах у женщины словно бы навеки застыло удавление.

– Любуетесь? – спросил капитан Зо. – Что поделать, есть у меня маленькая слабость, одна-единственная – люблю перед сном выкурить трубочку-другую и распить бутылочку-другую, глядя на эти милые лица и вспоминая, сколь многое меня с ними связывало, как бурно протекали наши встречи и как мы жаждали этих встреч…

– Но она… – показал Сварог на золотоволосую.

– А вот она-то, незнакомец, была самой опасной из всех – прелестница, сука такая, при том, что остальные отнюдь не являли собой образец благонравия, добра и чистоты… Видите пустой крюк? Есть еще одна голова, пока что крепко сидящая на плечах. Это будет жемчужина коллекции, если только удастся ее обрести. Не смотрите на меня так. Любой из этой милой четверки проделал бы со мной то же самое, и моя кончина была бы не в пример мучительнее. Мне повезло больше, вот и все. Игра была честная.

Сварог вспомнил про черепа в собственном подвале. Что ж, в каждом монастыре свои уставы… Он подошел к высокому кормовому окну – настоящему окну с резными рамами – и смотрел, как пенится за кормой кильватерный след и зеленоватые волны убегают к берегам. За его спиной позвякивала на столе расставляемая посуда.

– Ну, садитесь, – сказал капитан Зо. – Хлебните рому и начинайте исповедь.

Он так и не встал со своего кресла, пока Сварог говорил, а длилось это долго, – сидел и слушал, ни разу не вмешавшись и не перебив. Боцман Блай переживал все гораздо непосредственнее – крякал, ухал, стучал кулаком по столу, испускал то недоверчивые, то изумленные возгласы. Штурман Борн часто задавал вопросы – и когда речь шла о ключевых моментах, и когда дело касалось малозначащих подробностей.

– Вот… – сказал Сварог. – Больше вроде бы и нечего добавить, хоть режьте…

– Мне тоже так кажется, – сказал капитан Зо. – А вам, друзья?

– Лихо закручено, – покрутил головой Блай. – Лучшее, что я в жизни слышал.

– А главное, во всем этом есть одна чрезвычайно важная деталь, – задумчиво сказал штурман Борн. – Эта история, будь она вымышлена, не могла бы принести нашему герою ровным счетом никакой выгоды – одни хлопоты. Даже если бы мне пришлось гадать, врет он или нет, я бы сказал то же самое. Но гадать нет нужды, я и так знаю, что он говорит чистую правду. Увы…

– Почему – увы? – спросил Сварог.

– Потому что ваше появление причинит нам одни лишние хлопоты. А у нас, поверьте, хватает и своих. Взять на борт человека, против которого что-то замышляют подручные Великого Мастера…

– Надеюсь, вы меня все же не высадите? – натянуто улыбнулся Сварог. – По-моему, я заплатил, сколько с меня запросили…

– Никто вас не высадит, – заверил его капитан Зо.

– Потому что неизвестно еще, кому из нас следует больше жаловаться на судьбу, – усмехнулся Борн как-то грустно. – Нам на то, что мы вас подобрали, или вам – что попали к нам…

– Мы тоже не в дружбе с Великим Мастером, вот что, – сказал боцман Блай.

– Но я-то с ним вроде бы не ссорился… – пожал плечами Сварог.

– Быть может, вы бросаете ему вызов самим своим появлением, – тихо сказал Борн. – Мне только что пришло в голову… Вы вполне можете оказаться тем, кого одни пророчества именуют Серым Рыцарем, а другие – Серым Ферзем. Конечно, ошибки бывали и раньше, за Серого Ферзя принимали не тех, что им принесло крупные неприятности, но все же…

– О чем вы?

– Как-нибудь на досуге почитайте старинные книги. Там немало любопытного, а начав толковать пророчества самостоятельно, натыкаешься на еще более любопытные вещи…

– Ладно, – сказал капитан Зо. – Потом дадите ему книги и пусть читает, коли охота. Я сам люблю ученые материи, господа, но высокомудрые книги читаю только на отдыхе, когда впереди нет никаких дел, позади не видно погони… Сейчас у меня одна задача – успешно закончить экспедицию… которую следовало бы именовать эскападой. В связи с чем хочу сказать нашему пассажиру несколько слов. Граф Гэйр, нам предстоит выполнить определенную работу. Перед нами – крайне рискованное предприятие, в случае успеха коего Великий Мастер весьма на нас осерчает.

Но мы уже столь раз давали ему повод гневаться на нас, так что не стоит особенно ужасаться и жалеть нас, бедняжек. Как-никак все еще живы… Граф Гэйр, хотите сделку? Вы отправитесь с нами и примете самое деятельное участие. А мы за это облегчим вам возвращение туда. – Он указал большим пальцем в потолок. – Поверьте, я вас вовсе не шантажирую. Дело в том, что, когда мы причалим в определенном месте в Пограничье, я с частью людей продолжу путешествие по суше, а «Божий любимчик» останется на якоре. Вы, разумеется, можете в том же самом месте распрощаться с нами и в одиночку пробираться к ближайшему наместнику, никто вас удерживать не станет.

Пограничье – не Хелльстад. И все же при таком раскладе вы останетесь один, без денег, без коня. Мы – не исчадия зла, но из-за вас не станем откладывать свое дело и разбиваться в лепешку, чтобы помочь вам побыстрее вернуться в замок.

– Понимаю, – сказал Сварог.

– Рад, что понимаете. Должен честно предупредить – поездка нам предстоит крайне опасная. И ваши качества, коими вы, как лар, обладаете, могут нам пригодиться.

– А что мы будем делать? – спросил Сварог.

– «Мы»? Уже неплохо, – рассмеялся капитан Зо. – Так вот, нам предстоит отыскать группу людей, точно так же выполняющих определенное поручение, захватить одного из них и допросить. И только-то. Детские забавы.

– А они, конечно, постараются не попасть вам в руки и выполнить свое задание? – усмехнулся Сварог.

– Уж это точно, – осклабился боцман Блай. – Из кожи вон вылезут, скоты…

– Но…

– Вы хотите совершенно точно знать, что правда на нашей стороне? – мягко спросил Борн. – Не так ли? А если правды нет? Или обе стороны уверены, что за нее-то и сражаются? Вы разве в жизни не сталкивались с такими ситуациями?

– Очень часто, – сказал Сварог, ни на кого не глядя.

– Вот видите… «Правда» – слишком большое слово. Мы просто собираемся на самую малость преуменьшить количество зла. И наступить на хвост слугам Великого Мастера, не в силах по своей малозначимости чувствительно наступить на хвост ему самому…

– А хотелось бы? – спросил Сварог.

– Ужасно. Так вы колеблетесь?

– Нет, – сказал Сварог.

– Прекрасно, – кивнул капитан.

– Но – за плату, – поторопился Сварог добавить.

– За плату? – Капитан удивленно поднял брови.

– Да. Ту же самую, какую требовали от меня. Откровенность.

– Хотите больше узнать о предстоящем деле?

– Нет, – сказал Сварог. – Сами расскажете, когда сочтете нужным и сколько захотите. Сейчас меня интересует одно: граф Гэйр, мой предшественник. Я знаю, что моя судьба почему-то оказалась тесно связанной с его судьбой. И хочу узнать побольше. Насколько я понял, он плавал с вами…

– А не боитесь?

– Чего?

– Что, побольше узнав о нем, можете сами оказаться на той же дороге?

Которая неизвестно где закончилась для него…

– Черт возьми, а откуда я знаю, где моя здешняя дорога? – сказал Сварог, разгоряченный добрым ромом. – Может, моя судьба в том и состоит, чтобы идти по пути предшественника?

– А действительно, кто его знает, – сказал боцман Блай, на которого ром тоже подействовал, сделав самую чуточку сентиментальным. – Думаете, я хотел стать чем-то вроде благородного странствующего рыцаря? Я хотел стать обычным корсаром, а получилось черт-те что…

– Вы только не подумайте, что мы и в самом деле какие-то странствующие рыцари, – сказал Сварогу капитан Зо. – Мы в общем-то обычные морские бродяги. Можем подхватить, что плохо плавает, без особых зверств и излишеств, у джентльменов удачи с хорошей репутацией зверства и излишества не в ходу. Швали хватает, правда… Можем взять честный купеческий фрахт – что подвернется, друг мой, что подвернется, иные фрахты оплачиваются лучше иных абордажей… Иногда оказываем за хорошую плату разные услуги тем, кому понадобятся ребята, прошедшие огонь и воду. И бываем не особенно щепетильны, хотя за очень уж смердящие дела не беремся. Таких, как мы, хватает на всех морях. Мы не лучше и не хуже, мы очень типичные, как выразился бы мой ученый штурман. Категорически неспособны жить по расписанию. Вот только как-то так стало складываться, что в последнее время мы ввязываемся почти исключительно в те дела, что оказываются направлены против Великого Мастера. И как ни объясняй, что делаем мы это за плату, у нас стала складываться определенная репутация. Иногда это помогает, иногда мешает и в любом случае не прибавляет у Великого Мастера дружеского расположения к нам. Ну что ж, до сих пор нам удавалось избегать связанных с этим хлопот – Великий Мастер уже не тот, что в минувшие эпохи… – Он постучал костяшками пальцев по столу. – По крайней мере, на наших доходах такое положение дел не сказывается, в нищету не впали…

– Ты уж не старайся казаться хуже, чем ты есть, – набычился Блай.

– Я и не стараюсь, – сказал капитан. – Но и лучше, чем я есть, выглядеть не хочу. Хочу быть самим собой. А наш гость должен знать о нас побольше и принимать такими, какие мы есть, как-никак ему с нами идти в дело…

– Мы начали о графе Гэйре, – попытался Сварог переменить тему.

– Граф Гэйр… Знаете, не так уж мало ларов болтаются по сушей по морям в поисках приключений… или выполняя шпионские задания. Граф Гэйр от них весьма отличался. Я бы сказал, в лучшую сторону. Во-первых, он сражался только за себя и потому был родственной душой. Во-вторых, он всерьез боролся с Великим Мастером. И зашел слишком далеко – за ту границу, где Великий Мастер перестает посылать против своего врага слуг и вступает в бой сам. А это поганый рубеж, знаете ли, из-за него мало кто возвращается.

– Но ведь возвращаются?

– Редко… – печально усмехнулся капитан.

– Я слышал, он плавал ловить Великого Кракена…

– И это оказалось его последнее плаванье. Поймите меня правильно. Я три раза возил его на «Божьем любимчике» – и только. Мы на многое смотрели одинаково, но меня никак нельзя назвать его другом – у него вообще не было друзей. И никто не посвящен был в его дела. Просто… просто все знали, против кого эти дела направлены. Когда по пятам за человеком мчится стая нечисти, понятно, что он собой представляет. Он был на виду, его многие знали – но могут сказать то же самое, что я сейчас. По слухам, имелись и сподвижники, нельзя, в конце концов, прожить жизнь одиноким волком, – но и о них ничего толком не известно. Я склонен думать, что объясняется все вовсе не какой-то там нелюдимостью – человек, посвятивший себя определенного рода деятельности, должен вести определенный образ жизни…

Болтают что-то о монастыре святого Роха и Крепости Королей – но монахи тамошнего братства ребята неразговорчивые, а Крепость Королей до сих пор остается сказкой. – Капитан помолчал. – Однако случилось так, что именно со мной он плыл на Стагар. Оттуда я готов был отвезти его на Инбер Колбта, но он отчего-то изменил решение, пробыв день на берегу. Я ушел к Темайру, а потом узнал, что он на «Синей жемчужине» покинул Стагар. С тех пор никто больше не видел ни его самого, ни «Жемчужины». Неизвестно точно, куда она взяла курс – то ли в Море Мрака, то ли к Катайр Крофинд. Рассказывали, что он отыскал удочку, на которую можно поймать Великого Кракена или хотя бы выманить его из глубин. Конечно, это не удочка в обыденном смысле этого слова – то ли заклятье, то ли некая магическая вещь. Некоторые считают, что эта удочка и Копье Морских Королей, каким только и можно убить Великого Кракена, – одно и то же. Стагарцы так уверяют, а они лучше всех на Таларе знают морское волшебство.

– А что такое этот Великий Кракен? – спросил Сварог. – Видел его кто-нибудь?

Его собеседники, все трое, помрачнели.

– Великий Кракен – это ужас бездны, – сказал капитан Зо. – Он не показывался много тысяч лет, но в том, что он существует, сомневаться не приходится. Вот только неизвестно, сдох ли он в пучине или крепко спит.

Тем, кто его будто бы видел, серьезные люди не верят. Он никогда не поднимался на поверхность полюбоваться солнышком и волнами, глотнуть воздуха и погрузиться в глубины. Если он поднимется, с ним вместе поднимутся жуткие несчастья, способные потрясти всю планету. Так написано в древних стагарских хрониках, а стагарцам я верю, потому что те летописцы отнюдь не предназначали свои труды для посторонних глаз… Там написано еще, что Великий Кракси – морской дух зла из тех времен, когда на планете еще не существовало даже Изначальных…

– Кого?

– Изначальные – это древнейшее население Талара, – сказал Борн. – Те, кто жил на планете, когда сюда еще не прибыли с Сильваны наши предки. А вовсе уж седые легенды смутно упоминают, что и до Изначальных на планете жили совершенно неизвестные народы, о которых даже говорят, что они не были людьми.

– Постойте, – сказал Сварог растерянно. – Там, наверху, мне говорили, что нынешние обитатели Талара – дети именно этой планеты…

– Там, наверху, много могут наговорить… – усмехнулся Борн.

Капитан Зо продолжал:

– Говорят еще, что Великого Кракена давным-давно загнали в глубины легендарные Морские Короли. Можете представить, какими легендами и байками история Великого Кракена обросла за тысячелетия. Которые к тому же отмечены и войнами, уничтожавшими целые библиотеки, и систематической охотой за этими библиотеками – но отнюдь не из любви к бесценным рукописям… Ох! Черт!

Он резко обернулся к двери, сметая локтем бутылки, выхватил кортик. В руке у Блая мгновенно, откуда ни возьмись, появилось нечто напоминавшее крючковатый бумеранг, и он отвел руку для удара. Но тут же опустил, витиевато выругавшись.

Проникшее сквозь плотно закрытую дверь туманное свечение приобрело очертания собаки, протянулось через всю каюту, пронизав на своем пути стол, бутылки, застывшего Борна – и щенок материализовался у ног Сварога.

Облизал ему сапог, удовлетворенно заурчал и раскинулся на полу, ловя лапами ножны меча Сварога.

– Тьфу… – с чувством сплюнул капитан Зо. – Старею. Сдают нервы.

Очень уж приятный завязался разговор… Ваш кутенок вырастает, граф, это у них быстро получается. Еще немного подрастет – и станет обходиться без этих штучек, просто-напросто возникать и исчезать, как козырная роза из рукава шулера. Повезло вам с приятелем, ничего не скажешь…

– Он сильно вырастет? – спросил Сварог, вспомнив оторванное огромное ухо.

– Не то слово. Видел я их издали, на берегу. Зверюга чуть пониже лошади. И убить ее адски трудно – попробуйте поразить мечом молнию, всегда ускользающую за миг до удара. Огнестрельное оружие, конечно, дает чуточку больше шансов, но не намного. Лет шестьсот назад один дворянин из Демура, голоштанный ловец удачи, стал королем благодаря такой вот собачке, притащив щенка из Хелльстада. К сожалению, это не спасло впоследствии основанную им династию… Знаете что? Попробуйте и вы, право, когда зверь подрастет. Снольдер, конечно, чересчур силен и цивилизован, Ронеро тоже не возьмешь голыми руками, но где-нибудь в Харлане или в моем родном Глане стоит попытать счастья. Тем более что в Глане есть пророчество – однажды королем станет рыцарь с хелльстадским псом, победивший мертвое войско оружием мертвеца. Пока что рыцарь, отвечавший бы этим признакам, не объявлялся.

– Боюсь, это не обо мне, – сказал Сварог. – Сомневаюсь, чтобы мне удалось победить целое войско – все равно, живое или мертвое. Как это, кстати, понимать – насчет мертвого войска и оружия мертвеца?

– Кто знает? – пожал плечами капитан Зо. – Правильно истолковать пророчество – наука сложная. Обычно весь смысл, заложенный древним прорицателем, становится понятным только тогда, когда пророчество сбывается. Ничуть не похожее на все прежние толкования. Да, ведь есть еще Вольные Маноры, которые лет двести никто не пытался объединить. Может, стоит попытаться? Хоть это и нарушит равновесие среди великих держав…

– Нет, спасибо, – сказал Сварог. – Что-то престол меня не слишком прельщает. В особенности если королевство придется сколачивать из Вольных Майоров – чересчур буйная вольница.

– Тогда попробуйте Глан. Прекрасная страна. Правда, сам я давненько там не был – нынешний король меня отчего-то невзлюбил и соизволил внести мое имя в список «злодеев короны». Но все равно моя родина – прекрасный край. А король, должен вам откровенно признаться, большой негодяй, и вряд ли его можно назвать государственным деятелем, способным привести страну к процветанию. Попытайте удачи. Всегда найдется достаточное количество предводителей кланов, готовых вас поддержать. У вас, как у лара, есть некие преимущества. Кроме всего прочего, ваши предки родом из Глана.

– Слушайте, вы серьезно?

– Да черт его знает, – сказал капитан Зо. – Понятия не имею. Пытаюсь помочь вам определиться в здешней жизни и найти себя. По-моему, там, за облаками, чертовски скучно, вот и Борн того же мнения.

– И все равно меня что-то не тянет в короли, – сказал Сварог.

– И правильно, – поддержал побагровевший и повеселевший боцман Блай.

– Торчишь себе на троне, как дурак, а каждый герцог спит и видит, как бы тебя прирезать. А там, где герцогов приструнили и срыли фамильные укрепления, другие напасти – парламенты созывай хоть для видимости, ломай голову над большой политикой, фаворитки из казны гребут, склоки на каждом шагу. В море лучше. Там тебя в спину ну никак не зарежут.

– Уверен? – иронически усмехнулся капитан Зо.

Боцман подумал, понурился:

– Могут, конечно, и на море сунуть нож в спину… Однако ж все лучше, чем торчать на престоле.

– Можно подумать, ты был наследным принцем, но предпочел папиной короне славную судьбу джентльмена удачи… – засмеялся капитан Зо. – Ладно, друзья мои, приканчивайте бутылку, и будем расходиться – вечереет, а у графа Гэйра уже слипаются глаза, денек у него выдался бурный. Да и нам не стоит засиживаться, не на рейде Сегулы стоим…

Глава 2 ВТОРАЯ КАВАЛЬКАДА

Взрыв, глухой и мощный, раздался, когда Сварог натягивал второй сапог. За ним – второй, третий…

Пробежав по коридору, он вылетел на палубу. Огляделся. Не было ни суматохи, ни оживления. Прогремел четвертый взрыв. На сей раз Сварог увидел сквозь путаницу такелажа, как далеко за кормой взлетел белопенный столб – в точности, как вчера, когда он впервые увидел корабль.

У выреза в борту стояли трое матросов. Двое держали узкий жестяной желоб, уложив его второй конец на планшир, а третий укладывал небольшой бочонок. Что-то сделал, стоя спиной к Сварогу, над бочонком взлетело облачко белого дыма, те двое приподняли желоб, и бочонок, оставляя за собой сизую струйку дыма, с рокотом улетел за борт. Все уставились за корму. Сварог машинально стал считать. На десятой секунде громыхнуло, прямо в кильватерном следе взлетел столб воды. Все трое переглянулись с чувством исполненного долга, положили желоб и праздно расселись на палубе, двое вытащили короткие трубочки, третий принялся лениво пощипывать струны виолона (Сварог уже успел заметить, что у здешних морячков есть два любимых способа убиватьсвободное время: дымить табаком и тренькать струнами.) – Все нормально, милорд, – бросил один, заметив Сварога. – Так, балуемся для порядка… Вы нам не покажете ли фокус с табачком? Очень он у вас духовитый…

Сварог, оделив их извлеченными из воздуха сигаретами, присел рядом на бухту каната и тоже задымил первой утренней. Кроме них, никого на палубе не было, «Божий любимчик» шел под тремя верхними парусами довольно ходко.

– Кто-то вам определенно ворожит, милорд, – сказал сосед. – Мы тут промеж себя как раз говорили. Чтобы вот так из Хелльстада выбраться – везение нужно в кармане носить нешуточное…

Сварог и сам так думал. На душе стоял блаженный покой, вдали проплывали зеленые берега. Взяв у соседа виолон, он побрякал по струнам, разминая пальцы, поинтересовался:

– А вы не слышали, случайно, что это в Хелльстаде за девицы, которые ниже пояса – змеи? И песни вдобавок поют…

– Ну, не то чтобы ниже пояса… – раздумчиво сказал матрос. – Чуть пониже, чем ниже пояса, болтают, находились смельчаки, которые их даже и огуливали, поскольку повыше змеи – очень даже добрый товарец. Только сам я сомневаюсь что-то, чтобы имелась у них женская потаенка…

– Имеется, – сказал Сварог. – Сам видел.

– А, все равно. Ты ей всадишь с полным прилежанием, а она тем временем голову откусит, на то и змея…

– Все бабы – змеи, – философски сказал второй.

– Вот я и говорю.

Сварог, перебирая струны, нащупал, кажется, мелодию самого необычного в его жизни ночного концерта:

Матросы вскочили с изменившимися лицами – из-за спины Сварога появилась огромная жилистая лапа и прихлопнула жалобно звякнувшие струны.

Лапа принадлежала боцману Блаю, он возвышался над Сварогом, прямо-таки лязгая зубами от ярости.

Сварог медленно поднялся, от растерянности едва не встав навытяжку, как проштрафившийся юный лейтенантик. Явно он сделал что-то не то – очень уж испуганно смотрели матросы – на него, не на боцмана.

– Охренели? – злым шепотом рявкнул наконец Блай. – Совсем уж? Мы уже не в Хелльстаде, бабку вашу вперехлест через клюз… Кончай серенаду. С милорда взятки гладки, а вы-то? – Он всерьез замахнулся. – Марш вниз!

Все четверо гуськом потянулись на нижнюю палубу.

– Что это он? – с искренним недоумением спросил Сварог.

– Да нельзя, милорд, таких слов под открытым небом вслух произносить… – оглянувшись, пояснил матрос.

– Каких?

– Хоть и милорд, а темнота… – Он посунулся к уху Сварога:

– Забудьте слово «вьюга»…

– Почему?

– А потому. – Он говорил тихо и серьезно. – Вы про Шторм слышали?

– Ну.

– А Вьюга будет еще почище. Только про Шторм поминать не запрещается, а насчет Вьюги велено считать, что се отроду не бывало и никогда не случалось… Ясно?

– Ясно, – сказал Сварог, немногое поняв.

«Ко мне», – приказал Сварог мысленно и заранее отодвинулся назад, но все равно не рассчитал – молнией метнувшаяся сквозь закрытую дверь каюты туманная полоса ударила его в грудь, отшвырнула к стене и обернулась весело гавкавшим щенком.

– Сидеть! – рявкнул Сварог вслух, с усилием отклеивая себя от стенки.

Щенок торопливо плюхнулся на зад, взлаял, но, конечно, долго не усидел – тут же вскочил и бросился лизать лицо. Сварог тщетно уворачивался, приговаривая: «Тихо, тихо, Акбар, сидеть!» – но туманная полоса улетучилась наружу.

Звереныш взрослел невероятно быстро. Прошло всего двое суток, а он уже вырос вдвое, крепко стоял на ногах и целыми днями носился по кораблю – то обычным способом, то возникая вдруг в самых неожиданных местах, вплоть до крюйт-камеры, не говоря уж о камбузе, попавшем под постоянную угрозу вторжения с последующим разграблением. Капитан Зо крепился, но по лицу его читалось, что «Божий любимчик» еще никогда не опускался до жалкой роли плавучего зверинца. Сварогу было неловко, но поделать он ничего не мог – в конце концов, это был обычный месячный щенок со всеми вытекающими отсюда хлопотными последствиями. Штурман Борн, как выяснилось, знакомый с колдовством не понаслышке, второй день сидел над книгами, пытаясь отыскать заклятья, позволившие бы немного утихомирить буяна или сыграть роль привязи, но ничем пока похвастать не мог. А Сварог самостоятельно, совершенно случайно открыл, что щенок выполняет мысленные команды, причем исключительно его собственные.

Сварог распахнул створку окна – до иллюминаторов здесь еще не додумались. «Божий любимчик» уже покинул пределы Хелльстада и шел на всех парусах вниз по течению. По обе стороны тянулись зеленые равнины, перемежаемые кое-где поросшими лесом округлыми холмами, река была пуста.

На палубе меланхолично позванивали струны виолона, и кто-то лениво напевал старинную балладу «Былые годы Сегулы»:

Вдруг песня смолкла. На палубе забегали, начиналась суета. Дважды коротко свистнула боцманская дудка.

Сварог выскочил на палубу. Виновником переполоха на сей раз оказался не Акбар – он мирно лежал у мачты, обстоятельно догладывая кость от здоровенного окорока. Кок Мышиный Соус, на сей раз ничуть не обратив внимания на очередную реквизицию его запасов, вместе с другими стоял у правого борта. Моряки возбужденно орали, пихая друг друга локтями, вытянув руки, указывали друг другу куда-то.

Сварог отыскал свободное местечко у фальшборта, достал подзорную трубу, вымененную у судового плотника на десяток серебряных звездочек из шаура (стрелять пришлось в подушку).

На небольшом расстоянии от реки, заметно отставая от «Божьего любимчика», но двигаясь параллельным курсом, скользило над землей нечто странное. Черный прямоугольник плыл в воздухе, волнообразно, плавно, едва заметно выгибаясь, а над ним, словно прикрепленный невидимым шпеньком к определенному месту этой непонятной штуки, висел белый шар, и на его боку, обращенном к кораблю, немигающе пялился глаз – без век и ресниц, с желтой радужкой и белым кошачьим зрачком. Зрачок то сокращался, то разбухал.

Сварогу почудился в этом некий ритм, и тут же кто-то вырвал у него трубу.

– Осторожнее! – сказал штурман Борн. – Не стоит смотреть на него слишком долго. Значит, они продвинулись дальше… – В его голосе звучала тоскливая обреченность.

– Кто? – спросил Сварог.

Штурман промолчал. Свистнула дудка, на реях перекликались матросы.

«Божий любимчик» ощутимо замедлял ход.

– Канониры, к орудиям! – прогремел с мостика усиленный рупором голос капитана Зо. – Верхняя палуба, три орудия поочередно, от юта – огонь!

Корабль слегка качнуло, под ногами трижды прогрохотало, над рекой поплыл густой пороховой дым. Раздался посвист картечи.

Первый заряд прошел впереди загадочного создания – гораздо правее от него, по его курсу взлетела земля. Остальные, то ли один, то ли оба, накрыли цель. Там, где только что были прямоугольник с шаром, закрутился спиралью столб густого черного дыма, пронизанный ядовито-зелеными вспышками, раздался отвратительный, злобный, жалобный вой, издать который могло лишь живое существо, – и тут же оборвался. Дым превратился в антрацитово-черный, почти материальный, неподвижный столб, тут же осевший на землю кучей пыли с далеко разнесшимся сухим скрежетом.

– По местам! – заорал капитан Зо. – Черта не видели?

Люди стали расходиться, возбужденно гомоня.

– Бог ты мой, что это такое было? – спросил Сварог.

Борн ответил вопросом:

– Вы помните, что изображено на картах на севере континента?

– Конечно. Необитаемые земли.

Борн горько рассмеялся:

– Пресловутый школьный курс… Необитаемые земли, занимающие едва ли не пятую часть континента… Это весьма обитаемые земли, лорд Сварог. Но единственные их обитатели – вот такие создания. Когда-то там были обычные страны. Три королевства. Теперь там живут эти демоны, появившиеся неизвестно откуда полторы сотни лет назад. Города понемногу превращаются в руины, все заброшено… Мы знаем, что это демоны: они боятся текущей воды, их можно убить лишь серебром, все до одного колдуны, решившиеся изучить их ближе – точнее, все до единого колдуны, оставшиеся после этого в живых, – уверяют, что это порождение нечистой силы. И пришла она извне. Говорят, сто пятьдесят лет назад все и началось после того, как в Демуре приземлилась потерпевшая крушение вимана ларов, вернувшаяся со звезд.

Правда, о Глазах Сатаны чего только не болтают…

– А что же было с людьми? – спросил Сварог.

– Больше всего жертв пришлось на то время, когда люди по глупости кинулись в бой. Даже делая неизбежные поправки на привычку очевидцев привирать и на то, что у страха глаза велики, картина получается жуткая.

Эти твари сеяли безумие и болезни, горели поля, бесился скот… Насчет серебра выяснилось чисто случайно. Кто-то из демурских баронов, без всякой пользы сгоряча расстреляв все ядра, велел забить вместо картечи серебряные монеты из сокровищницы. Но было поздно. Они успели расплодиться, а серебра не так уж много, да и новость не успела распространиться… Одним словом, выжил тот, кто вовремя сообразил, что нужно собрать все ценное и бежать подальше. За полторы сотни лет, несмотря на мелкие успехи, три королевства перестали существовать. Ходят слухи, что в нескольких местах, где вовремя догадались рассыпать вокруг домов и поместий серебро, люди уцелели. Даже если правда, судьба у них незавидная – оттуда уже не выбраться…

– Почему же их не пытались остановить всерьез?

Борн задумчиво смотрел на проплывавшие вдали зеленые холмы:

– Лорд Сварог, роду человеческому присущ один крупный недостаток: людям свойственно злорадствовать над страданиями ближнего, они считают, что их самих подобное никогда не коснется… В Хорене радовались постигшей Демур напасти – пока хоренцам не пришлось самим бежать в насмехавшийся и над ними, и над Демуром Коор, от которого теперь только и осталось что принявшие вассальную присягу королю Снольдера беглецы и живущий где-то в глуши потомок последнего коорского короля, имеющий с точки зрения юриспруденции и геральдики все права на престол, но не способный его отвоевать. Король Лорана поступил умнее многих – он еще сто лет назад, не считаясь с расходами и жертвами, прорыл канал в самом узком месте перешейка, лишился чуть ли не половины королевства, но зато Лоран превратился в остров, защищенный от вторжения демонов, – вернее, так только кажется… А другие… Большая политика, милорд. Понимаете, в мире не так уж много серебра, и большая его часть – в частных руках. Если бы Снольдер собрал все государственное серебро, выкупил частное, собрал войско из всех, способных носить оружие, отлил из серебра картечь, пули, наконечники для стрел и отправил армию на север – вполне возможно, и удалось бы полностью очистить три королевства от этой нечисти. Нельзя сказать, что ее там астрономическое количество, – они не стоят, фигурально выражаясь, плечом к плечу на всем свободном пространстве, там есть речки, озера, места, занятые городами, деревнями, шахтами… Но те, кто правят в Снольдере, самые обычные люди, отнюдь не горящие желанием обрести сомнительную честь спасителей человечества. И в чем-то они правы.

Во-первых, поступить так – означает остаться без казны, оголить границы, а соседи, можете не сомневаться, моментально увидели бы прекрасную возможность свести старые счеты, отнюдь не пуская в умилении слюни от того, что вся снольдерская армия героически спасает человечество…

Во-вторых, пока что неплохой естественной границей служит Ител. Демоны, конечно, могут переправляться через реки – порой достаточно, чтобы поперек реки натянули шелковую нить, для них она – то же самое, что для нас с вами – отличный каменный мост. Но одиночных тварей легко выявлять и уничтожать.

Ител представляется отличным рубежом. Продвигаясь вдоль побережья, Глаза Сатаны сметут большую часть Харлана и остановятся на реке – так что ни Снольдер, ни Ронеро не потеряют ни клочка земли. А судьба Харлана его соседей ничуть не волнует. Есть узкий проход меж истоками Итела и побережьем, по которому демоны могли бы выйти к Святой Земле. Но они не пойдут через Хелльстад – еще двадцать лет назад они вышли к его границам и почему-то остановились. То ли наша тамошняя нечисть пострашнее пришлой и способна внушить последней почтительный ужас, то ли ворон ворону глаз не выклюет… Так что на ближайшие десятилетия угроза сводится к уничтожению большей части Пограничья, кусочка Ямурлака и половины Харлана. А там, по мнению иных ученых, демоны перегрызутся меж собой, увидев, что не в состоянии расширять далее свои владения, и все как-нибудь уладится само собой. В конце-то концов, на континенте тысячи лет существуют Хелльстад и Ямурлак с их нечистью – и обитатели Хелльстада не лезут наружу, а черные маги и чудища Ямурлака и вовсе благополучно вымерли, лишь редкие экземпляры той или иной породы еще скрываются в глуши… И континент вовсе не провалился в тартарары, наоборот. И еще. Единственным из государств Севера, уцелевшим в своих нетронутых границах, так и осталось королевство Шаган. Если вы хорошо помните географию, оно не защищено никакой рекой. Но демоны отчего-то туда так и не вторглись. Это вселяет дополнительные надежды в души государственных мужей. Старые как мир надежды, сводящиеся к простой формуле: «Авось как-нибудь образуется».

– А лары?

– А ларам – в высшей степени наплевать. Их войска могли бы за пару часов смести эту нечисть с лица земли. Но им пока что плевать. По их меркам, все началось совсем недавно – что для лара полторы сотни лет? – и их самих никоим образом не может коснуться. Первое время они еще развлекались, охотясь на тех тварей с воздуха, но потом забава наскучила.

– Ах ты, – сказал Сварог. – Дайте мне добраться назад, я возьму свои корабли и такое устрою….

– Если вам разрешат, – сказал Борн, не глядя на него. – А вам, скорее всего, не разрешат. Здесь своя большая политика…

– Но у меня есть личная дружина… Боевые корабли…

Борн медленно повернул голову и посмотрел ему в глаза:

– Эта дружина и эти корабли принадлежали еще вашему предшественнику.

Неужели он не догадался бы их использовать? Неужели он в одиночку странствовал но земле, полагаясь только на собственный меч, потому что не догадался?

Сварог замолчал. Он стоял и смотрел, как разворачивается, набухает попутным ветром синий парус. На душе лежала непонятная тяжесть, оставлявшая мерзкий осадок, как в бутылке с дрянным портвейном. Выходило, что его мнимая свобода на деле снабжена надежными решетками.

– А что гласят на сей счет ваши пророчества? – спросил он угрюмо. – У вас, я заметил, им большое значение придают…

– О пророчествах мы хорошо поговорили в день первой встречи, – сказал Борн. – За последние столетия их нагромоздили столько, что некуда складывать. Сейчас, когда пророкам уже не грозит костер и другие серьезные неприятности, прорицателей, как легко догадаться, развелось видимо-невидимо… Старые мастера внушают больше доверия, но, во-первых, они грешат невероятно туманным стилем изложения, а во-вторых, немногое уцелело. Существовал некогда Кодекс Таверо, написанный в незапамятные времена. Он считался наиболее достойным внимания и выгодно отличался ясностью формулировок. Но от него остались лишь разрозненные обрывки, перемешанные с позднейшими подделками. Капитан Зо по праву гордится своим экземпляром – у него двадцать три пророчества из семидесяти семи, а это считается самым полным сводом из сохранившихся. О будущем короле Глана, рыцаре с хелльстадским псом, написано именно там. Говорят, до наших дней сохранились лишь четыре полных Кодекса – один затерялся где-то на островах, другой якобы хранится в Храме Ашореми, третий – у гномов, четвертый – у короля Стахора в Горроте. Даже если это правда, островов в океане превеликое множество, гномы, по слухам, давно вымерли и дороги в их подземелья уже не найти, а в Храм Ашореми и библиотеку короля Стахора может сунуться лишь полоумный.

– Между прочим, у меня в подземелье висит череп одного из горротских королей, – сказал Сварог и тут же устыдился столь детской похвальбы.

– Между прочим, даже граф Гэйр и герцог Орк обходили Горрот стороной, – сказал Борн. – Доспехи предков нам не всегда приходятся по плечу.

– Вы знаете Орка?

– Бог ты мой, его знают везде, – сказал с ухмылкой Борн. – Он ухитряется, не нарушая традиций невмешательства в земные дела, развлекаться на земле так, что в одних местах о нем складывают баллады, а в других – пугают им детей. И то и другое – не без оснований… Бойтесь его. И держитесь подальше.

– Почему?

– Потому что есть люди, настолько далеко стоящие и от зла, и от добра, что совершенно невозможно предсказать, куда их приведет судьба. И от таких лучше держаться подальше, ибо отстраненность и от добра, и от зла порой похуже верного служения злу…

Он надолго замолчал. Воспользовавшись паузой, Сварог решился:

– А вы не можете мне сказать, куда мы плывем?

– Нет, – решительно ответил Борн. – И дело отнюдь не в недоверии к вам. Когда мы будем на месте, уже никто из тех, что хотели бы нам помешать, ничего не сможет изменить. Судя по тому, что за нас пока что не брались всерьез, о нашей миссии имеют лишь самое смутное впечатление. А любое сказанное сейчас слово может стать известным…

– Вы опасаетесь ларов? – напрямик спросил Сварог.

Борн взглянул так, что Сварог почувствовал себя несмышленым ребенком.

Потом штурман сказал, старательно взвешивая каждое слово:

– Это очень разные вещи – бояться всего на свете и стараться предугадать все возможные опасности…

Сварог промолчал – сработал армейский рефлекс. В предстоящем походе ему отводилась роль новобранца с лысыми погонами, а новобранцы не имеют права соваться с расспросами и к старшине, не говоря уж о командире части.

Капитан Зо очень мил и любезен в роли гостеприимного хозяина, но Сварог нутром чувствовал, что в походе это будет командир, способный согнать семь потов и вымотать все жилы. И команда у него наверняка подобралась соответствующая…

…Причаливали на рассвете, когда над рекой еще стоял туман, звезды пропали с неба, предметы не обрели еще четкости очертаний, одна сторона горизонта была уже украшена тоненькой ало-золотой полосочкой, а противоположная – укутана мраком.

«Божий любимчик», на котором были убраны все паруса, стукнулся бортом о длинный деревянный причал, сработанный когда-то на века из потемневших бревен лиственницы. Кранцы из толстых канатов смягчили удар. Вдоль причала, если присмотреться, могло разместиться десятка два кораблей, но Сварог, сколько ни напрягал взгляд, нигде не увидел других мачт.

Два человека в коротких плащах ловко приняли канат и сноровисто закрепили его на толстом деревянном столбе. Сварог стоял у борта, поеживаясь от утреннего холодка. Поодаль, на берегу, смутно вырисовывались в тумане длинные строения. Он одернул только что выданный кафтан, к которому еще не успел привыкнуть, – его переодели с головы до ног во все новое, в добротную, но простую суконную одежду и кожаные сапоги. И вручили нагрудную бляху Золотой гильдии с лоранским гербом.

Ножны для меча дали другие, деревянные, обтянутые холстиной, с медными скрепами. Вручили еще вязаный колпак с кольчужной подкладкой и кинжал с серебряным лезвием. Получился вылитый купеческий приказчик. В карман, застегивавшийся на роговую пуговицу, он спрятал шаур, о котором все же умолчал (отдавая плотнику звездочки, Сварог при нем, разумеется, не стрелял).

Точно так же были одеты Блай, Борн и три матроса. Боцман перевязал усы простой тесьмой. Только капитан Зо, выступавший в роли купца-хозяина, был экипирован чуточку роскошнее – пуговицы на кафтане у него были не роговые, а серебряные, ножны меча обтянуты кожей, сапоги украшены оловянными бляшками, а на груди висел знак Сословия мер и весов. Свою великолепную серьгу он снял и с нескрываемым сожалением вдел в ухо простецкое серебряное кольцо. Борн вновь вооружился арбалетом, двое матросов взяли мушкеты и короткие копья с широкими наконечниками, третий прихватил пистолеты и топор на длинном топорище. Блай сохранил добрую половину своего арсенала. Видимо, в здешних краях семерка хорошо вооруженных торговых людей выглядела вполне обыденно и подозрений не вызывала.

– Лорд Сварог… – Капитан Зо взял его за локоть и отвел в сторону, к мачте. – Слушайте внимательно. Вы были военным – это хорошо. Дело предстоит крайне опасное. Возможно, опасности возникнут в последнюю минуту, возможно, будут сопровождать с самого начала, последуют в любую минуту, с любой стороны и в любом облике. Если встретятся совершенно безопасные места, я вас предупрежу. Следите за остальными и не отставайте от них ни в чем. Если они рубят – рубите, если бегут – бегите следом. И не лезьте ни с какими инициативами. Моим приказам повиноваться беспрекословно. Вот, пожалуй, и все. Только скажите еще: что вы там спрятали в карман? Нет, показывать не обязательно, поверю на слово.

– Вы что, через одежду видите? – удивился Сварог.

– Жизненный опыт. И зоркий глаз.

– Это оружие. Стреляет почти такими же звездочками, которых у Блая целая пригоршня в мешочке. Только серебряными.

– Шуму много?

– Совершенно бесшумная штука.

– Это хорошо. А коли уж стреляет серебром – хорошо вдвойне. Серебра у нас мало, поиздержались… – Он обернулся к остальным, тесной кучкой стоявшим у борта:

– Ну, пошли, и да хранят нас Морские Короли… Борн, привязь у собаки надежная?

– Хватит на две недели.

– Ну, нам хватит и недели… при удаче. Трогаемся!

Они спустились по узкому трапу и зашагали меж длинных строений с крохотными оконцами и широкими двустворчатыми дверями. Больше всего эти сооружения походили на лабазы.

– Это что, город? – тихо спросил Сварог у шагавшего рядом Борна.

– Когда-то это место называлось Фир Норт. Один из самых крупных торговых портов в верховьях Итела. Раньше здесь были лоранскне земли.

Потом люди ушли. Кое-кто остался, но корабли сюда перестали приходить…

Вскоре они вышли к зданию, когда-то кипевшему жизнью. На первом этаже располагалась большая таверна. Они распахнули дверь с выломанным замком, прошли по залу меж грубых столов, на палец покрытых пылью, мимо пустой стойки (за ней сиротливо стояла сломанная пустая бочка с проржавевшими обручами), поднялись на второй этаж по рассохшейся скрипучей лестнице.

Судя по многочисленным дверям с выведенными облупившейся краской номерами, здесь в старые времена помещалась гостиница.

– Зря сняли вывеску, – сказал Сварогу капитан Зо. – Добрый старый «Приют моряка», сколько здесь было выпито, сколько золота утекло в карманы шлюх, сколько зубов вымели с мусором… Вот тут Блай юнгой и потерял невинность.

– Вот за этой самой дверью. – Блай на миг приостановился. – А вот эту дверь я вышибил лет пять спустя. Но не кулаком, конечно, а шкипером из Нолы…

Капитан Зо толкнул кулаком одну из дверей. Человек, сидевший там у окна, ничуть не удивился их появлению. Он молча кивнул и показал на стол, где одиноко чернела пузатая бутылка рома. Оживившиеся моряки стали разбирать со стола оловянные стаканчики, а Блай ловко выковырнул пробку кончиком кинжала.

– Посмотрите в окно, лорд Сварог, – сказал капитан. – Мы уже привыкли, а вам будет интересно…

Сварог выглянул вниз. Туман уже рассеялся, и прямо под окном шагом проезжали семь всадников в плащах с откинутыми на спину капюшонами. В первый миг они показались Сварогу смутно знакомыми, словно он где-то с ними уже встречался. А потом он сообразил: это же они сами, Сварог, капитан и остальные пятеро!

– Басс, несмотря на годы, все еще крепок. – Капитан Зо кивнул в сторону незнакомца. Тот ухмыльнулся, погладил седеющую бородку. – Дня три эти двойнички продержатся, а когда улетучатся подобно дыму, мы будем уже далеко и, что характерно, совсем в другой стороне… Басс, было что-нибудь серьезное? Или кто-нибудь серьезный?

– Пустяки. Мелкие сошки. Они по-прежнему уверены, что вы помете к Храму Ашореми. Туда вся банда и отправилась. Конечно, они все равно пустят окрест разъезды и пару-тройку ублюдков на свободную охоту, но с этими вы справитесь. Может, и меня больше не побеспокоят…

– Басс, ты особенно не рискуй, – сказал капитан. – Здесь не Диони, и тебе уже не двадцать…

– Нам не двадцать, Зо. Это ты в основном рискуешь шкурой, а я – выживший из ума чудак, вместе с кучкой таких же дураков никак не собравшийся уйти из запустелого порта… До сих пор подозрений я не вызывал.

– Вами может заняться кто-то сильный, старина, способный прошибить твои миражи и иллюзии…

– Я знаю, – сказал Басс. – А что прикажешь делать? Оставить все на мальчишек? Они ж жить торопятся, и потому получается сплошной звон мечей со световыми эффектами.

Они негромко заговорили о чем-то своем, неизвестных и непонятных Сварогу делах, и он больше не прислушивался. Сидел прямо на полу, как и остальные, прихлебывал ром по глоточку, потому что второй бутылки, похоже, не предвиделось, и сердце чуточку замирало в предчувствии странствий и опасностей. Чувства его были двойственными – он с нешуточной тоской, как дом родной, вспоминал замок и Меони, но в то же время ни о чем не сожалел, он как-никак был в деле, предстояло что-то серьезное, и жизнь его, как ни прикидывай, обретала какой-то смысл – а ведь с ней, признаться, давненько такого не случалось…

Так они просидели с час. Вторая бутылка все-таки появилась, но не было ни шума, ни болтовни – все напряжены до предела перед броском в неизвестность, и Сварог, пройдя парочку словно бы и не существовавших войн, прекрасно понимал спутников…

Лошадей они нашли уже оседланными. Капитан Зо особо тщательно проверил ремни, крепившие к его седлу какой-то длинный продолговатый сверток, попробовал ногой стремя и ловко вскочил на коня. Басс распахнул ворота конюшни, и семеро один за другим проехали мимо него.

Заброшенные склады и дома, в которых давно никто не жил, тянулись долго. Потом пошла поросшая травой дорога, вившаяся среди невысоких холмов, – одни покрыты редколесьем, другие голые. Пару раз попадались замки – еще не развалившиеся, возведенные прочно, на века, но почему-то с первого взгляда становилось понятно, что и там давным-давно нет ни единой живой души.

Но какая-то жизнь в округе все же теплилась – то в стороне от дороги обнаружится возделанное поле, то замаячит на горизонте стадо из десятка-другого коров. Несколько раз попадались повозки – крестьяне поглядывали на всадников сторожко, с видом наученных горьким опытом, одни держались так, словно готовы были соскочить и припустить в поле, другие держали на виду топоры и громоздкие старинные мушкеты. Видимо, многие еще с понурым фатализмом цеплялись за родные очаги, продолжали сеять на прадедовских пажитях и гонять скот на прадедовские пастбища, рассчитывая, что на их век спокойной жизни хватит, а в крайнем случае можно успеть сбежать. Растянутая на полтора столетия, неспешно продвигающаяся опасность незаметно становится привычным злом, сопровождающим с колыбели и оттого обыденным. И все равно это была агония, обезлюдевшие края, когда-то процветающие околицы Лорана, которые Лоран отсек, как загнивший палец.

Края, живущие ныне без всякой власти, законов, подданства и управления, где полагаться приходится только на себя. В других местах, как мимоходом просветил боцман, еще сидели сеньоры, но отсюда благородные господа убрались.

Судя по немаленькой ширине дороги, обозначенной с обеих сторон каменными столбиками с лоранским гербом, она в лучшие времена была оживленным торговым трактом.

Солнце уже клонилось к закату, когда они встретили человека, который никуда не спешил и на диковатого крестьянина ничуть не походил. Он бросался в глаза издали – из-за полосатой желто-красной одежды, щедро разукрашенной нашитыми там и сям маленькими зеркальцами. Сначала, издали, они и увидели одно мелькание солнечных зайчиков на обочине. Капитан Зо вытащил из-под кафтана подзорную трубу – он ее держал за пазухой, как предмет, безусловно неуместный в экипировке бродячего купца, всмотрелся, тщательно запрятал трубу обратно и покачал головой:

– Странствующий циркач. Похоже, один. Публика это обычно придурковатая – попробуй-ка годами глотать огонь и разбивать кирпичи о темечко, но шляется везде и знает много. В оба смотреть у меня!

Он подстегнул коня, и остальные рысью потянулись за ним, держа руки поближе к оружию. Человек, разбрасывавший вокруг себя солнечные зайчики, мельком стянул на них и вернулся к прежнему занятию – он заботливо перебирал и вытирал тряпкой разложенные на пустом мешке атрибуты фокусника: ярко раскрашенные палочки, какую-то посуду, блестящие шары и тому подобную чепуховину.

– Эй, если вы грабители, брать у меня нечего, – сказал он, глядя на подъехавших дерзко и весело. – А если честные купцы, ничего у вас купить не могу – не на что, братва…

– Мы в розницу и не торгуем, – сказал капитан Зо с хорошо сыгранным небрежным презрением, приличествующим серьезному купцу. – Идешь из Фиортена или в Фиортен?

– Из, – лаконично ответил тот, ничуть не смущенный холодной отповедью.

– Что там слышно?

– Там суматоха. Нагрянул отряд харланцев, молотит в ворота бревном и требует кого-то им выдать. Отряд большой, сотни три. Сплошь конница, причем гвардейская, – все в черном с белым.

– Интересно, – сказал капитан Зо. – Расскажи-ка поподробнее. Я как раз еду туда за товаром, оставил там повозки и людей, но если такая заварушка…

– Это точно, лучше переждать, – кивнул циркач. – Под шумок почистят вашу милость от лишнего добра и хорошо еще, если душу не вытрясут… А они могут. Законов в этих краях никаких не наблюдается, равно как и властей.

– Это точно, – в тон ему сказал капитан Зо. – Ну совершенно никаких, ты совершенно верно подметил, наблюдательный ты парень, я смотрю, приятно с таким встретиться на дороге и побеседовать о всяком разном…

Он продолжал плести словесные кружева, небрежно, с застывшей улыбкой, выплескивая этакий шизофренический поток сознания, и это не могло не преследовать какую-то цель. И Сварог наконец понял. Капитан попросту ждал, когда у встречного сдадут нервы, чтобы посмотреть, как он себя поведет. А циркач, слушая идиотскую болтовню, явно занервничал…

– И скажи ты мне, друг любезный… – Капитан вдруг замолчал и несколько мучительно долгих мгновений смотрел сверху вниз на собеседника, меряя его взглядом. – А что это у тебя в мешке живое ворочается?

Циркач молниеносно присел на корточки, протянул, не глядя, руку к мешку, но в воздухе свистнуло короткое копье, с противным хрустом вошло ему в шею, отбросило назад, и, пока он падал, в груди у него появились две стрелы. Боцман Блай перекинул ногу через седло, спрыгнул и обрушил на мешок страшный удар топора, принялся рубить, так быстро, что топор превратился в туманную полосу. Шипящее мяуканье тут же оборвалось, от мешка плеснули зеленые брызги, он разлетелся под ударами на кучу лохмотьев, перемешанных с кусками кого-то непонятного, истекающими густой зеленой жидкостью: вот вроде бы ящеричья лапа, кусок перепончатого крыла, чешуйчатый хвост, еще конвульсивно свивавшийся в кольцо…

Только теперь Сварог догадался выхватить меч. Но вмешательства уже не требовалось: Циркач лежал неподвижно в нелепой позе, подогнув колени к подбородку, а от мешка и неведомого живого существа остались одни ошметки.

– Тьфу ты, – с некоторой даже скукой сказал капитан Зо. – Василиск.

Ничего интересного, тем более необычного. А говорили, василиски окончательно перевелись.

– Он что, убивает взглядом? – спросил Сварог.

– Да нет, бабья болтовня. Но парализует качественно. Мы провалялись бы достаточно долго, чтобы этот скот успел связать всех, как цыплят на продажу, и радостно бежать за подмогой…

– Интересно, правду он болтал насчет Фиортена? – мрачно спросил боцман Блай.

– Врал, конечно. И насчет осады, и насчет трех сотен. Видишь ты где-нибудь следы большого отряда? То-то. И коням, и людям нужно жрать.

Слишком много овса и припасов пришлось бы с собой тащить. А путь из Харлана неблизкий. Нет, я охотно верю, что харланская конница сшивается где-то в Пограничье, но на сотни ей счет не идет. Несколько десятков. А у такого отряда кишка тонка осадить Фиортен. Либо они торчат у Храма Ашореми, либо рыщут ниже по реке. Басс дело знает. А этот был дурак. Сразу нужно было выпускать эту тварь из мешка, а не разговоры разговаривать…

Ладно, закопайте все это поодаль от дороги и поторопимся.

Часа полтора они неслись то галопом, то размашистой рысью. Когда по обе стороны дороги появились поля и необозримые виноградники, солнце уже скрылось за горизонтом, и они еще долго ехали меж бесчисленных рядов увитых лозой подпорок, поднимавшихся в гору. Кони начали стричь ушами и радостно пофыркивать, без понукания ускоряя бег: чуяли близость жилья.

Сварог и сам явственно почуял запах дыма.

Капитан Зо остановил коня на перевале, обернулся к своему отряду:

– Вот вам и Фиортен и, что характерно, никаких харланцев вокруг.

Сварог подъехал к нему. Да, чтобы взять деревню, пришлось бы повозиться. Окруженные высокой каменной стеной, в низине меж гор стояло несколько сот крепких каменных домов под черепичными крышами, от которых поднимались многочисленные дымки. Деревья, сады и огороды, амбары, в середине – круглая большая площадь. На ней горели огромные костры, и на фоне высокого желтого пламени мелькали в танце вереницы взявшихся за руки фигурок.

– Ваш старый капитан снова на высоте, – сказал Зо. – Чтобы совместить приятное с полезным, я рассчитывал подгадать к празднику, так оно и оказалось. Он среди друзей, в полной безопасности, так что можете поразвлечься. Но смотрите у меня, в меру. Неплохое место, лорд Сварог.

Деревня богатая, фригольдерская, а при переселении они лишились бы всех вольностей, вот и решили остаться…

Тяжелые дубовые ворота распахнулись для них беспрепятственно, едва караульные перекинулись парой слов с капитаном Зо. Лошадей они оставили в конюшне у ворот, там же сложили и большую часть оружия, но когда Сварог собирался снять меч, капитан перехватил его руку:

– Милорд, в этих краях меч всегда держат при себе. Даже ложась спать в собственном доме, к постели прислоняют…

Позже, когда они всей гурьбой вышли на площадь, Сварог убедился, что с оружием здесь и в самом деле не расстаются – и у пляшущих вокруг костров, и у тех, кто стоял вокруг, даже у подростков, мечи висели на поясах, даже женщины в ярких рубашках с широкими рукавами и белых коротких юбках с искусной вышивкой носили длинные широкие кинжалы. Понятно, в здешних местах крепкое хозяйство нужно уметь отстоять от многочисленных охотников до чужого добра, и подтверждать это умение, должно быть, приходится часто…

Сначала они не разделялись, стояли у огромного чана, где шипело и пузырилось в свете факелов и костров черное молодое вино, и его наливали всем желающим, сколько принимала душа. Правда, вино было легкое, по-настоящему праздничное – ниоткуда не торчали ноги упившихся, никто не рвал друг на друге рубахи. Сварог самокритично подумал: у нас, с этаким бесплатным чаном, давно бы все опошлили до полной похабщины… И отпил из кружки, скупо, пару глотков – ему приходилось сиживать в молдавских винных погребах, и он хорошо помнил коварство молодого вина: льется в глотку, как родниковая водичка, но стакана после четвертого вдруг обнаружишь, что блаженно покоишься под столом…

Вскоре компания странствующих купцов как-то незаметно распалась.

Сначала где-то в хороводе исчез боцман Блай, потом потерялся один из матросов, туманно объяснив про живущего по близости кума, потом пропали остальные двое, которых Сварог не знал по именам, а спустя немного времени рядом не оказалось ни капитана Зо, ни Борна, и Сварог остался один, не особенно этому огорчившись. Он стоял, прислонившись к столбу, поддерживавшему навес над чаном, отпивал по глотку из тяжелой глиняной кружки и чувствовал себя прекрасно. Особенно когда с приятностью озирал женщин, благо посмотреть было на что: у легких рубах вырезы глубокие, на обнаженных шеях ожерелья из древних золотых монет, кавалеры, ухарски вскрикивая, кружат дам, волнующе взметываются короткие юбки, грохочут барабаны, свищут дудки, старики невольно выпрямляют спины, подростки, прячась в боковых улочках, подталкивают друг друга в спину, но на площадь выйти не решаются. «Нет, у нас бы давно нажрались и передрались», – подумал Сварог и поежился от странного ощущения: все, кого он знал и помнил, еще только должны были родиться через долгие тысячелетия, и погибшие еще не погибли… Пропасть, отделявшая его от прежней жизни, оказалась столь широка и бездонна, что рассудком совершенно не воспринималась. Тем более теперь, когда дикая музыка будоражила кровь, и все женщины казались прекрасными. Но та, что стояла поблизости, черноволосая, в красной рубашке и вышитой юбке, красавицей не казалась – она ею была. И юной девочкой она отнюдь не выглядела, так что Сварог, давно не имевший дела с юными, лишь приободрился. Попросту подошел и спросил ни к чему не обязывающим тоном:

– Я тут стою и удивляюсь – вы красивая, но никто вас не зовет танцевать…

И спохватился – быть может, с точки зрения местных обычаев совершил какую-то жуткую бестактность. Но нет, черноволосая открыто посмотрела ему в лицо, усмехнулась и сказала:

– Я колдунья. Многие меня побаиваются – просто так, без неприязни, по традиции…

– Как-то так получилось, что я колдуний не боюсь, – сказал Сварог. – Я ими даже восхищаюсь иногда. И сегодня тоже.

– А если мне на самом деле сто лет и я только прикидываюсь молодой?

– Быть этого не может, – сказал Сварог. – Я сам умею колдовать, так что…

– Колдовать ты не умеешь, – ответила она. – Ты просто выучил ровно столько, сколько тебе позволили, а это совсем не то… – Она рассмеялась, видя его легкую оторопь. – Теперь понимаешь, что такое – умение колдовать?

Вот видишь, и ты испугался…

– Ничего подобного, – сказал Сварог браво. – Я просто огорчился. Раз так, ты прекрасно понимаешь, что у меня на уме, и пошлешь ко всем чертям…

– Чтобы понять, что у тебя на уме, не нужно быть колдуньей.

– И что? – Сварог вопросительно поднял брови.

– И ничего, – засмеялась она. – Любая колдунья – еще и женщина. И если ей не сто лет… – Она протянула руку. – Пошли в круг?

И они вошли в круг, понеслись в хороводе вокруг костра. Сварог выделывал руками и ногами совсем не то, что остальные, но никто не обращал внимания. Главное было – попасть в ритм, не сводя глаз с ее улыбающегося лица, и это оказалось не так уж трудно. Труднее было уйти с площади незаметно.

До рассвета весь мир был лишь нежным теплом и запахом сена.

…Сварог пошевелился, зашуршало пахучее сено. Узкое горизонтальное окошко под самым потолком давало достаточно света, чтобы он мог рассмотреть ее лицо, ставшее строгим и печальным.

– Вот и все, – сказала она тихо, мягко отстранила Сварога, когда он потянулся к ней. – Вот и все…

– Но… – сказал он и замолчал, совершенно не зная, что еще сказать.

– Вот и все. Ты, конечно, можешь сказать, что безоглядно меня полюбил и непременно вернешься ко мне после ратных трудов… но ведь это будет не правда, верно?

– Верно, – сказал Сварог. – Я и сам не знаю, что со мной будет завтра…

– Вот видишь. Что бы с тобой ни случилось, сюда ты уже не вернешься.

А если и вернешься, то только для того, чтобы вновь остановиться на ночь и утром ускакать дальше, на сей раз навсегда. Так что не нужно ничего обещать. Благо оправдываться не за что.

– Неловко как-то…

– Потому что ты еще не освоился в этом мире. Откуда ты, я не знаю, но чувствую – из страшного далека… Ни в чем себя не упрекай и не старайся усмотреть сложности там, где их не должно быть. Нам было хорошо – вот и все. – Она натянула рубашку на плечи, стянула шнурком на груди, ласково провела ладонью по щеке Сварога. – Нам было хорошо… Правда, мне еще и тревожно. Что-то недоброе впереди. Но здесь ничего иного впереди и ждать не может…

– Почему же вы отсюда не уйдете? – спросил Сварог.

– Потому что Фиортену – три тысячи лет. Когда-нибудь мы уйдем, но это будет в предпоследний миг… Понимаешь?

– Понимаю, – сказал Сварог. – А вы успеете почувствовать, что пришла пора?

– Успеем. Береги себя. Возьми. Не знаю, в какого бога ты веришь, но это всем помогало…

На черном шнурке покачивалась каменная фигурка, вроде бы изображавшая человека, но настолько окатанная, словно бы оплавленная временем и прикосновениями бесчисленных рук, что не понять уже, кого она в незапамятные годы изображала.

– Повесь на шею.

– Что это?

– Это алар. Дух-покровитель из тех времен, когда здесь еще не было Фиортена, когда лары еще не ушли за облака. Их находили в старых курганах, насыпанных еще до потопа и Шторма.

– До чего? – спросил Сварог.

– Ох, ничего ты не знаешь, я вижу… Шторм – так называется череда катастроф, войн и несчастий, предшествовавших уходу ларов в небеса и упадку на земле. А потоп случился лет за пятьсот до Шторма. Надень на шею.

Теплый, правда?

– Теплый…

– Он станет холодным, когда тебе будет грозить опасность большая, нешуточная. Уберечь не сможет, но предостережет…

Сварог надел шнурок через голову. Теплая фигурка скользнула на грудь, пониже креста.

– Спасибо, – сказал он.

– А теперь иди. Тебя уже заждались. Где твой меч?

Сварог растерянно зашарил вокруг, разбрасывая сено, наткнулся на ножны.

– Ну вот, – засмеялась она. – Сразу видно, что ты нездешний. Меч всегда должен лежать под рукой…

В воротах Сварог обернулся к ней, хотел сказать что-то нежное и серьезное, но не нашел слов.

Женщина прижалась к нему, гибкая, сильная, теплая, крепко поцеловала и отстранила, заглянула в глаза:

– Иди и не оглядывайся. Мужчины не должны оглядываться, иначе выйдет не к добру…

Сварог быстро шагал мимо просыпавшихся домов– зевали и лениво ворчали на него кудлатые собаки, в хлевах мычали коровы, в кухнях гремела посуда. Вставало солнце, и он вдруг вспомнил, что так и не узнал ее имени, да и свое не называл, но возвращаться, понятно, не стал – чувствовал, что этого никак нельзя делать. Да и не нашел бы дороги. Он прекрасно помнил ее голос, ее запах, ее тело, но дороги назад не нашел бы, как ни старался, не помнил ворот, мимо которых только что прошел, улочек, в которые только что сворачивал. А ведь забывчивостью он никогда не страдал…

У деревенских ворот его ив самом деле ждали возле оседланных коней все шестеро спутников. Обошлось без мужских шуточек вслух, только боцман Блай хитро подмигнул – левым глазом, правым, левым, правым.

– Ну, приятное позади, – сказал капитан Зо. – Впереди теперь, увы, одно полезное, то есть насквозь опасное. По коням!

Он первым въехал в ворота и приказал:

– Рысью… Между прочим, в окрестностях и в самом деле болтались харланские конники, десятка два. Но очень быстро убрались в сторону Храма Ашореми. Что доказывает: Басс постарался на совесть.

Капитан Зо остановил коня, протянул руку:

– Ну вот, милорд. Добро пожаловать в Ямурлак. Вон там, где торчит истукан, Ямурлак и начинается.

Покосившийся каменный истукан с полузатершимися древними письменами на груди торчал на обочине дороги, и не было никакого зримого рубежа – одна и та же земля по обе стороны незримой черты, одна просторная долина с синей каемкой гор вдали, лес и дорога. Только мерные столбы оказались другими – не круглые столбики с государственным гербом, а каменные шары.

Зловещая слава Ямурлака, страны злых магов, безвозвратно ушла в прошлое уже вскорости после Шторма. В отличие от Хелльстада, местные твари были гораздо менее опасными, и на них с превеликим удовольствием отправлялись охотиться окрестные сорвиголовы. А населяли Ямурлак в основном самые обычные люди, хоть и баловавшиеся нехорошей магией. Так что предпринять против них лихой поход тоже считалось своего рода хорошим тоном, причем никто не собирался на отвоеванных землях селиться, дружины удальцов вторгались сюда, чтобы пожечь и порубать в свое удовольствие, а потом уйти на полном галопе. Такие привычки, а вдобавок и странные, неизвестные за пределами Ямурлака эпидемии, довольно быстро страну обезлюдили, хотя еще лет триста назад, мимоходом упомянул Борн, здесь прозябала парочка городов и несколько деревень. Потом и их извели под корень последние искатели золота и экзотических редкостей, и окрестные короли всерьез задумались: а не поделить ли опустевший Ямурлак меж собою? Но тут грянуло нашествие Глаз Сатаны, и эту идею моментально отбросили. Ямурлак умер, как и населявшее его в древние времена зло. В земле и в мертвых городах, по достоверным слухам и преувеличенным россказням, таилось, правда, немало такого, чего и не стоит выкапывать и подбирать, чтобы не пожалеть потом. А по земле хоронились в глухих уголках крайне редко встречавшиеся образцы многочисленных некогда разновидностей нечисти – по-настоящему жуткие и грозные твари вымерли или старательно уничтожены, а то, что затаилось, было, конечно, опасным, но никак не подходило под категорию «неодолимое».

Примерно так можно подытожить знания на сей счет, вложенные Сварогу в голову под гостеприимной крышей Магистериума. О деталях и частностях тамошние технократы не позаботились. Так что вся надежда была на спутников.

Спутники держались настороженно, но не хватались за оружие при каждом шорохе. Проходил час за часом, долины сменялись перелесками, а те – нависавшими над дорогой скалами и урочищами, но ничего не происходило.

Временами то далеко в поле, а то и близ дороги попадались мертвые города в разных стадиях разрушения, города непривычной, диковатой архитектуры, и тогда снова и снова завязывались жаркие споры – стоит ли пошарить в покинутых домах как-нибудь на досуге и все ли, что там может отыскаться, обязательно приносит несчастье. Блай и один из моряков были уверены, что кое-что способно пригодиться, и в доказательство приводили вполне достоверные случаи. Другие двое с тем же пылом и на столь же многочисленных примерах доказывали обратное. Слушать и тех, и других Сварогу было чертовски интересно, но он немного тревожился, до сих пор понятия не имел, куда они едут и что собираются делать. Ясно, что капитан Зо не подряжался собирать виноград или класть печи, и все же опасность, про которую знаешь наперед, придает определенности…

Когда они проезжали мимо черного замка с высокими башнями, увенчанными странными усеченными конусами, обращенными раструбами к небесам и оттого напоминавшими гротескные зенитки, на полурассыпавшуюся стену моментально взобралось что-то серое, мохнатое, величиной с кошку, зеленоглазое, с пушистым коротким хвостом – и печально заухало, застонало, замахало лапками, закричало что-то вполне членораздельное. Сварог насторожился, но его спутники отнеслись к серому завывавшему созданию прямо-таки наплевательски, покосились мельком и больше не обращали внимания.

– Да это ихний домовой, – пояснил Блай. – Чуть ли не единственная тут совершенно безобидная скотина. И даже в некоторых смыслах полезная. Можно бы подобрать, да не стоит возиться. Капризный, скот. Моря не выносит совершенно, на корабле быстро дохнет, а зачем он нам такой? Хочешь, забирай. На суше может пригодиться. Слышишь, надсаживается? Скучно ему без хозяина, падле.

– У меня уже есть один, – сказал Сварог. – Куда мне два? Еще передерутся.

– Уж это точно, долго шерсть летать будет… Ну, подаришь кому-нибудь.

– Ну его, – сказал Сварог. – Не возвращаться же.

– А на обратном пути можно и пошуровать, – мечтательно сказал Блай. – Поискать бутылки с джиннами. Их тут еще хватает, говорят. Знал я одного капитана. Попалась ему бутылка с джинном, а тот оказался духом земли, знай таскал изумруды, да не какие-нибудь, ронерские…

– Я тоже знал одного судового врача, – отмахнулся капитан Зо. – Единственного, кто спасся с «Прекрасной рыбачки», когда на ее борту откупорили бутылку с джинном…

– Джинны, конечно, разные бывают, – согласился Блай. – Духи воздуха – самые ненадежные. Но ведь и рискнуть можно…

– Иди один и потом откупоривай в чистом поле, – сказал капитан. – Это сколько угодно. Когда я буду подальше.

– Когда-нибудь и рискну.

– Ну-ну… – Капитан Зо вдруг натянул поводья, достал подзорную трубу, всмотрелся:

– С вашими джиннами… Тихо! Одна, две… Три. А говорили, вымерли… Ну, может, и обойдется. В лес, живо!

С захода налетали, плавно, бесшумно взмахивая крыльями, три черные птицы, донесся их протяжный крик, странно похожий на человеческий, но некогда было приглядываться – Сварог уже мчался вслед за остальными в лес, под раскидистые кроны темных елей. Всадники остановились, держась тесной кучкой. Со всех сторон лезли в лицо колючие ветки. Кони беспокойно приплясывали. Сварог видел, как Борн выстрелил наудачу, но стрела не долетела, запуталась где-то в кронах. Сверху, словно в ответ, раздался хриплый хохот. Сварог встал на стременах, отвел ветку, мешавшую рассмотреть кусочек неба.

Птицы, выставив лапы с кривыми когтями, кружили над самыми верхушками елей, то и дело заслоняя небо и солнце. Они были громадными, крылья не меньше трех уардов в размахе, и на длинных голых шеях сидели самые натуральные старушечьи головы с раскосмаченными седыми волосами, злющими лицами, клыкастыми, почти безгубыми ртами. Сварогу показалось, что он встретился с одной взглядом, и он инстинктивно выпустил ветку, шумно свистнувшую мимо щеки.

Время шло, а странные создания, крича заунывно и зло, кружили над лесом.

– Капитан, они не отвяжутся, – сказал Борн. – Придется драться.

– Может, обойдется, – хмуро ответил капитан.

Но в этот миг сверху раздалось каркающее:

– Оставьте нам коней! Оставьте коней! И убирайтесь! Хотим есть! Будет хуже!

– Ничего не пойму, – сказал капитан. – Мне голову давали на отсечение, что этих поганых ворон ни одной не осталось. Последнюю убили лет восемь назад. Басс не мог ошибиться.

– Значит, ошибся, – сказал Борн и добавил со странной интонацией:

– Бойся не бодрствующего, бойся спящего… Давайте, капитан. Что, если они подпалят лес?

– Сказки. Если…

Что-то долетело вниз, обрушилось на лес сразу во многих местах, шипя и свистя, и сразу же потянуло удушливым дымом, треск пламени раздался со всех сторон. Сварог услышал команду капитана «За мной!», понесся следом за остальными, низко нагнув голову к конской шее, чтобы не выхлестнуло глаза и не зацепило суком по башке. Спутников он почти не видел – лишь порой, высовывая голову справа или слева, замечал впереди конские зады и людские спины и тут же прятался за гривастую шею, как черепаха в панцирь. Хорошо еще, кони были приучены держаться вместе. Еще два раза на лес обрушился свистящий огненный дождь, пожар разгорался, тянуло жженой смолой. Конь под Сварогом начинал беситься, вот-вот готов был понести. Пылающая ветка с маху хлестнула по груди, рассыпав жалящие искры. Над головой неотвязно шумели крылья.

Внезапно лес кончился, и конь с разлету вынес Сварога на огромную поляну – посреди стоял каменный дом с низкой крышей и выбитыми окнами, помчался прямо к покосившимся воротам. Сварог посмотрел через плечо – птица настигала его, закинувшись назад, как атакующая сова, выставив растопыренные когтистые лапы. Обрывая пуговицу кармана, он выхватил шаур, подпрыгивая в седле, старался прицелиться поточнее. Палец лег на спуск.

Черные крылья трепыхнулись, дернулись не в лад, раздался яростный вопль – он не промазал. Но птица не отставала. Сварог не снимал палец со спуска, видел уже, как от метких попаданий взметываются на ее груди черные перья, но гарпия-старуха оказалась невероятно живучей, а значит, к нечистой силе отношения не имела. Сварог что есть силы натянул поводья, осаживая разгоряченного гнедого, выхватил меч, бросил коня в сторону. Он видел, что и остальные выскочили из леса, несутся к дому. Кому-то тоже удалось остановить коня, и он отмахивался топором от кружившей над ним птицы. От пронзительных старушечьих воплей ломило в ушах.

Раздалась пулеметная очередь, короткая, гулкая. Еще одна. Абсолютно неожиданные здесь звуки. Тяжелое тело шумно грянулось оземь. И еще одно.

Снова очередь, подлиннее.

Сварог оторопело огляделся. Капитан Зо стоял у невысокой каменной ограды, расставив ноги, окутанный дымом, уперев в плечо приклад самого настоящего пулемета – с очень толстым дулом, как у первых «Льюисов», широким диском снизу. Длинная очередь сопровождала последнюю птицу до самой земли. Черная тварь, ломая крылья, грохнулась в высокую траву и неподвижно застыла нелепой кучей, как и остальные две. Капитан опустил дымящийся пулемет, отошел подальше от сизого облака, остро вонявшего дымным порохом, грустно сказал Сварогу и Блаю, оказавшимся ближе всех:

– Ну вот, еще не доехали до места, а патроны тратим вовсю. Все из-за вас, обормотов, не хотел, чтобы вам лишний раз дырявили шкуру перед главным делом…

К ним, огибая черные груды перьев, съезжались остальные. Над лесом поднимался дым, вскидывались языки пламени, но опасаться не приходилось – на открытом месте пожар должен был остановиться.

– Посмотрите в доме. На всякий случай, – сказал капитан Сварогу. – Коням – передышка!

Сварог толкнул ногой отчаянно заскрипевшую дверь, вошел, держа шаур наготове. Высокие кресла и стол перевернуты – судя по слою пыли, давным-давно. Одно из кресел лежит поперек скелета в истлевших клочьях кожаной одежды – судя по его позе, кресло упало уже на мертвого, и никто потом не позаботился его вытащить. И не забрал меч, теперь совершенно проржавевший.

Обивка стен висела истлевшими лоскутьями, вконец выцветшими. На крестьянскую усадьбу дом что-то не походил – скорее на охотничий домик дворянина. Сварог заглянул во все комнаты – пыль, запустение, не видно ничего мало-мальски ценного, а все остальное перевернуто вверх дном.

Грабили, похоже, в большой спешке. Судя по всему, в самой большой комнате и разыгрался последний акт неизвестной драмы – скелеты там лежали навалом, в беспорядке, во множестве, из-под них не видно было пола. Лохмотья одежды, ржавые кольчуги и шлемы, мечи. Все произошло так давно, что смотреть было ничуть не противно – словно стоишь над раскопом, только что сделанным археологами.

Одни скелеты оказались нормального роста, другие словно бы принадлежали детям – но кости толстые, отнюдь не детские. И оружие у этих странных карликов было самое настоящее, они и мертвыми стискивали полуистлевшие топорища, ржавые рукояти мечей. Мечи и топоры ничуть не уступали по размеру оружию их противников.

Сварог пошевелил носком сапога ржавый двойной топор странной формы.

Поднялась пыль, запершило в горле. Что-то прозвенело совсем даже в стороне от его ноги – чистый, высокий звон золотого бокала, ничуть не похожий на хруст трущихся друг о друга двух кусков ржавого железа. Сварог нагнулся, всматриваясь и особо не приближаясь, – вдруг змея, кто ее знает…

Острый алый лучик блеснул меж желтых костей, истлевших лохмотьев и полос ржавчины, сохранивших отдаленное сходство с оружием.

Секунду поколебавшись, Сварог шагнул ближе и решительно разбросал сапогами все, что мешало рассмотреть странный предмет. Достал меч, поворошил лезвием. Выпрямился, держа в руке красивый и нисколечко не пострадавший от времени боевой топор. Черное древко, словно бы покрытое ничуть не потрескавшейся эмалью, сплошь изукрашено рельефным узором из золотых кружочков, едва выступавших над топорищем, напоминавших шляпки гвоздей, – должно быть, задумано не ради одной красоты, а еще и затем, чтобы не скользило в руке. Отливающее синевой лезвие в форме полумесяца с хищно-изящным, выгнутым верхним концом. Большой красный камень в навершии, ограненный пирамидкой со срезанной вершиной, – он-то и сверкнул сквозь вековую пыль. На обушке – глубокая впадина в виде странного рунического знака, никогда Сварогу не встречавшегося.

Сварог взмахнул топором, рассек им воздух крест-накрест – древко удобно лежало в руке, оружие было невероятно красивое и совсем не тяжелое.

Никак нельзя было оставить его среди костей и пыли, даже помня все жуткие рассказы о таящих проклятье здешних находках. Мужчины любят оружие нерассуждающей страстью – а этот топор ни у кого не хватило бы духа выбросить.

В соседней комнате громко застучали сапоги, кто-то крикнул:

– Граф, не слопали вас там?

– Я здесь! – откликнулся Сварог.

Вошел боцман Блай, шумно вздохнул:

– Фу ты, мы уж забеспокоились, что-то милорд носу не кажет и голосу не подает. А пылищи… Морские Короли, Лазурная Дева и все сто сорок три морских черта! Якорь мне в задницу, чтоб меня сожрал Великий Кракен, чтоб мне… Топор здесь лежал?

– Да, – забеспокоился Сварог. – А что, бросить от греха подальше?

– Погоди. Погоди-погоди… – Блай схватил его за рукав и потащил наружу. Когда они оказались во дворе, огляделся и подтолкнул Сварога к дереву толщиной с фонарный столб. – А ну-ка, рубани от души!

Сварог размахнулся и едва не полетел носом вперед – сверкающее лезвие, свистнув синей молнией, рассекло ствол так, словно он был картонный и пустой внутри. Дерево постояло секунду, стало заваливаться, обнажив пень с безукоризненной линией среза, гладкой, как стекло. Живое дерево, ничуть не трухлявое, рушилось все быстрее, люди с воплями брызнули во все стороны. Рухнуло. Комель подпрыгнул пару раз и замер.

– Что за фокусы, душу вашу? – взревел капитан Зо за спиной Сварога и Блая. Запнулся на полуслове и тихонечко вымолвил:

– Святая Бригита, Доран-ан-Тег, Топор Дорана… В точности.

– Топор Дорана, – плачущим голосом подтвердил Блай и вдруг взвыл так, словно ему прищемили в дверях что-нибудь чувствительное:

– Не зря говорят – новичкам везет! Я ж первый мог зайти и увидеть! Я всю жизнь мечтал!

Он что есть мочи, ничуть не играя, грохнул себя кулаком по бритой голове, воя и мыча.

– Господи, да возьми ты его себе, – торопливо сказал Сварог, протягивая топор, хоть и ужасно жалко было расставаться.

Блай отпрыгнул:

– Убери! Теперь твой…

– Да бери… – сказал Сварог упавшим голосом.

Капитан Зо перехватил его руку:

– Теперь вой не вой… Поздно. Если кто-нибудь у вас его попытается взять, украсть или отнять, лорд Сварог, тому, что характерно, топор оттяпает руку. А то и голову – это же Доран-ан-Тег. И нельзя его ни продать, ни подарить, ни отнять, ни забрать у мертвого. Можно только случайно найти, как вы, потому что вы-то никакого отношения к смерти последнего хозяина не имеете. Действительно, новичкам везет… По коням.

Пожар все же может подобраться.

Покачиваясь в седле рядом со Сварогом, то и дело бросая на топор печальные, завистливые и жадные взгляды, Блай рассказывал:

– Двадцать тысяч лет назад Доран сделал полный доспех: кольчугу, шлем, щит, меч, лук со стрелами, топор, копье и кинжал. Кольчугу, шлем и щит ничто не могло пробить, даже молнии ларов, когда они позже появились, говорят, отскакивали. Ну а меч с топором, стрелы и копье с кинжалом пробивают все, что угодно. Никто не знает, что это было за железо, и на каком огне Доран все это ковал, и кто был подмастерьем, но железо и огонь, надо полагать, были не простые и меха раздувал не кузнец-деревенщина…

Понятное дело, Доран был непобедим. В балладах поется, что он стал королем всего Харума, и я этому очень даже верю…

– И забыл, что нельзя брать в наложницы дочек свергнутых тобой же королей, – хмыкнул капитан Зо. – Одна его и зарезала, ночью, когда он, что характерно, был без доспехов. Так поется в балладах, и я этому верю…

– А что было потом? – спросил Сварог.

– Потом наследники – были там какие-то – развезли все по разным городам. Для пущей надежности, каждый боялся, как бы другому не удалось подстроить случайность и завладеть всем доспехом сразу. И каждый ломал голову, как бы эту случайность смастерить. Ну, можно же было заманить в сокровищницу любимого сына или там внука, ведать ничего не ведающего, он и нашел бы. Совершенно случайно. А время-то шло, люди умирали, на свете и без Дорановых доспехов происходило немало всякого… Кто-то успевал шепнуть наследникам, кто-то нет, шли войны, сокровищницы горели, их грабили, память стиралась, посвященные хранители понемногу переводились…

Кто его знает, как там было во всех подробностях двадцать тысяч лет назад.

Словом, настало время, когда Доспех Дорана все-таки пошел по рукам. Сами представляете, какую охапку романов можно написать о судьбе одного-единственного кинжала.

– Ну а в конце-то концов? – спросил Сварог.

– Кольчугу унесли гномы, наверняка сделали из нее несколько маленьких, они единственные, кому такое по силам. А поскольку гномы вымерли, кольчуги и сейчас валяются где-то в их подземельях, куда никто не знает дороги. Лук со стрелами затерялся на Сильване. В шлеме похоронили одного из Морских Королей, и шлем сейчас покоится где-то на дне океана – потому что Морских Королей на суше не хоронили. Щит – у ларов. С копьем когда-то отправился в Хелльстад некий рыцарь, оттуда не вернувшийся. Где сейчас меч и кинжал, не знает никто. Быть может, лежат на дне моря, в чьей-то забытой могиле или висят на стене у любителя старинного оружия, ничего такого не подозревающего. Топор тоже считался пропавшим, но его следы терялись не в Ямурлаке, а в Сегуре…

– А эти скелеты… Гномы?

– Гномы, – кивнул капитан. – Даже если они узнали Доран-ан-Тег, забрать все равно не смогли. Хотите несколько советов, лорд Сварог? Не увлекайтесь чересчур этим топором и никогда не полагайтесь только на него.

Можете стать слишком самоуверенным и разучитесь владеть мечом и саблей. А в жизни может подвернуться множество сложностей, когда и Доран-ан-Тег не спасет. К тому же он сделает вас заметным. Точных описаний нет, и помнят их скорее бродяги вроде нас, чем книжники и антиквары, но какой-нибудь книжный червь может опознать топор, и ваша жизнь превратится в сплошную неприятность… Владельцу оружия Дорана из-за множества завидущих глаз самому не помешает охрана – это и называется научным словом «парадокс»…

– Но его же нельзя отнять?

– Зато вас можно угрохать в какой-нибудь глуши, как сделали с прежним хозяином. И навести туда любимых деток-племянников. Кто откажется оставить потомкам такое сокровище?

– Да, верно…

– И еще. Никогда не забывайте, что ан-Мор и ан-Рагт, меч и кинжал, могут оказаться у кого-то на поясе… Все, кто сделал своим ремеслом войну, стараются этого не забывать. Любой меч, который на вас поднимет противник, может оказаться Доран-ан-Мором. И последнее. Доспех Дорана не дает его владельцу никаких преимуществ в схватке с нечистой силой. Прежде было иначе, существовал какой-то секрет, но он канул в небытие вместе с Дораном…

– Зато с нечистой силой, я вижу, можно легко справиться пулеметом. Я о гарпиях.

– Да что вы, пули были самые обычные, – сказал капитан Зо. – Гарпии к нечисти не имеют никакого отношения. Осколок прошлого, вот и все. В незапамятные времена на Таларе обитало множество самых диковинных созданий, каковые, однако ж, к нечисти никакого отношения не имели.

Правда, и нечисти хватало.

– Черт… – сказал Сварог. – Я и подумать не мог, что тут, на земле, делают пулеметы…

– А их только в Снольдере и делают, – пояснил капитан. – Правда, и там их маловато – ну, ручная работа, дело трудоемкое. Если и продают за границу, то по штучке и, сами понимаете, на вес золота. Так что войну ими не выиграешь по причине малого количества. Воюем по старинке, а в Глане и обычный огненный бой не в большом ходу.

– И давно там делают пулеметы? – спросил Сварог. – Это старый образец или новый?

– Лет двадцать, – сказал капитан чуточку удивленно. – Образец? Они всегда такими и были, сколько себя помню…

Сварог недоуменно пожал плечами, глядя на громоздкое оружие. Странно.

Весьма. Там, где войны не редкость, оружие любого рода и вида совершенствуется и модернизируется с невероятной быстротой. За двадцать лет можно бы додуматься до сошек, облегчить кожух да и весь пулемет.

Здешние мушкеты и пистолеты исполнены рационального изящества, ни унции лишнего веса…

Глава 3 МАЛЕНЬКАЯ НЕИЗВЕСТНАЯ ВОЙНА

Ночевали в какой-то заброшенной избушке, относительно целой – только окна выбиты в незапамятные времена да часть черепичной крыши рухнула внутрь. Когда вечером капитан распределял, кому и в какой очередности стоять на страже, Сварога он не помянул вовсе. Тот принял это за недоверие, ни словом ни намекнул, но на лице, видимо, что-то отразилось.

Капитан вдруг повернулся к нему и хлопнул по плечу:

– Голуба моя, ну что вы дуетесь, как юная служаночка на деревенском празднике? Пригласят вас еще танцевать, не беспокойтесь. Вы же понятия не имеете о здешних опасностях и сроду их не отличите от чего-нибудь жуткого на вид, но совершенно безобидного. Беда с этими графьями, право…

Поначалу он думал, что не уснет, но незаметно провалился в забытье, на удивление спокойные сновидения с тихими улочками, чинными прогулками и мирными разговорами. И проснулся вполне спокойно – попросту открыл вдруг глаза, тут же вспомнил, где он и с кем он, пошевелился, ощупав рукой топорище Доран-ан-Тега, лежавшего вдоль тела лезвием к ногам, острием наружу. Поднес руку ко рту, чтобы закурить – и оцепенел, уловив краешком глаза какое-то движение неподалеку.

Уже светало, благодаря выбитым окнам и пролому в крыше Сварог хорошо различал спящих спутников. Слышно было, как за окном прохаживается, зевает с хрустом кто-то из матросов. Сварог мог бы поклясться, что не спит, что все окружающее – наяву.

И женщина – тоже. Она стояла совсем рядом, глядя на него сверху вниз спокойно и отрешенно. Тоненькая, в синем балахоне, синий легкий капюшон чуть сдвинут на затылок, из-под него струятся светлые прямые волосы.

Красивое, тонкое лицо, словно бы чуть изможденное или невероятно усталое.

Огромные глаза, светло-синие, печальные, до чего же печальные, Боже!

Сварог сторожко пошевелился. Незнакомка неспешно, несуетливо, грациозно даже приложила палец к губам:

– Спи, еще не время…

У нее был очень странный голос – он словно бы и не звучал в воздухе, а возникал в мозгу Сварога. Сварог лежал неподвижно, уставясь на загадочную печальную красавицу, не представляя, что делать. Она грустно улыбнулась уголками губ, гибко склонилась над лежавшим рядом со Сварогом Борном, легонько поцеловала его в лоб. Отошла к одному из матросов, нагнулась, коснулась губами его лба. Все это происходило в совершеннейшей тишине, даже ее странное платье не шелестело по полу.

Потом женщина в синем направилась к двери, оглянулась на Сварога через плечо, бледно улыбнулась.

И вдруг стала таять, растворяться, исчезать, не замедляя шага. Еще миг – и ее уже нет.

И тогда Сварог заорал. Ему было стыдно, но он вопил что было сил, стуча зачем-то обухом топора по полу.

Все подхватились, ошалело хватаясь за оружие, готовые рубить и стрелять. Не усмотрев нигде врага, один за другим оборачивались к Сварогу.

В дверь заглянул часовой и тут же скрылся.

– Домовой за уши таскал? – спросил капитан Зо, правда, без такой уж откровенной насмешки, какую Сварог ожидал.

– Здесь была женщина, – уставясь в пол, сказал Сварог. – Светловолосая, в голубой накидке. А потом… потом она пропала. Взяла и растаяла.

Он поднял глаза. Все уставились на него с жуткой серьезностью, от которой брала оторопь. Уж лучше бы смеялись.

– И что? – жадно спросил кто-то. – Что она делала? К кому…

Сварог ответить не успел. Капитан Зо рыкнул:

– Кормить коней, седлать! Живо! Жрать будем на ходу!

Все повалили к дверям. Сварог двинулся было следом, но капитан сгреб его за грудки, быстро оглянулся, убедившись, что они остались наедине, рычащим шепотом бросил в лицо:

– Молчать о подробностях! Никому ни слова! Кого она целовала?

– Только Борна и Шестипалого…

– И все? – пронизывал его взглядом капитан.

– Все, – твердо сказал Сварог.

Капитан Зо чуть ссутулился:

– Вижу, не врете – легко иметь дело с несведущим… Ох, как же это, как мне без Борна… обормота бравого…

– Да кто это был? – спросил Сварог.

– Лазурная Дева, – сказал капитан. – Фея смерти.

– Значит, тот, кого она…

– Вот именно. – Капитан смотрел в сторону. – Тот, кого она поцеловала на рассвете, заката, что характерно, уже не увидит. Болтали, бывают исключения, но не верю я что-то.

– А то, что я ее видел…

– Не тряситесь, – сказал капитан грубо. – Ну и видели, это еще ничего не значит. Она, бывало, и на балу появлялась, при ярком свете и многолюдстве. Черт, как мне хочется, чтобы исключения случались, не могут же сказители все время врать… Ладно. Возьмите-ка себя в руки и застегнитесь на все пуговицы, чтобы те, кто… чтобы никто по вашей роже ничего не прочел. Понятно?

Сварог кивнул. Капитан стоял, понурив голову.

– Капитан, куда же мы все-таки едем? – спросил Сварог неожиданно для себя самого.

Ему показалось, что капитан откровенно обрадовался возможности сменить тему.

– У нас маленькая война, – сказал Зо. – Совершенно незаметная для большинства людей, такие войны бывают каждый день во всех уголках земли…

Вы слышали про навьев? Что, никогда не слышали? Ну да, не успели. Навьи – это мертвые воины. Точнее, мертвецы, которых подняли из могил и сделали солдатами.

– А что, это возможно? – У Сварога поневоле отвисла челюсть.

– Еще как. Достаточно заполучить неповрежденный череп. И знать нужные заклятья. Правда, считалось, что последние мастера этого искусства давным-давно вымерли, им очень целеустремленно помогали вымирать, как всем магам… но что-то в последнее время многое из считавшегося навсегда исчезнувшим объявляется вновь, вот и гарпии… Получаются великолепные солдаты – нерассуждающие, покорные, проворные, кровь не течет, боли не чувствуют, чтобы покончить с таким, нужно отсечь ему башку, но и тогда остальное еще долго слепо крушит все вокруг. Догадываетесь, какие препятствия стоят на пути владеющего этой поганой наукой? Нет? А это очень просто. Черепа добывают в могилах. Но трудновато было бы обкрадывать могилы, оставаясь незамеченным. Черепов ведь нужно много… Вот кто-то очень хитрый и довольно глупый отыскал выход – потрошит в Ямурлаке и Пограничье заброшенные кладбища. Их много, а присмотра за ними никакого.

– Почему вы считаете его глупым?

– Потому что Пограничье особых неожиданностей не сулит, а вот Ямурлак… Древние обитатели Ямурлака были народом опасным, в них было больше от нечисти, чем от рода человеческого. Понимаете? Тот, кто наберет себе войско из этих молодчиков, рискует головой. На него самого, конечно, плевать с верхушки мачты, но ямурлакские навьи, оторвав такому голову, останутся на этом свете… А может оказаться и опаснее.

– Как это?

– Если ямурлакских мертвецов собирает под свои знамена тот, кто способен крепко держать их в узде. А такой искусник только один… И следует молиться день и ночь, чтобы моя догадка оказалась неверной.

Иначе… Я себя не приукрашиваю, лорд Сварог. Я авантюрист и пират. Но есть вещи, против которых сочтет себя обязанным драться бесплатно самый поганый пират – ну, кроме вовсе уж отпетых. Даже Паскуда Даргун… ну, вы же не знаете Паскуду Даргуна…

– Значит, мы…

– Значит, мы уже через час-полтора должны будем прихватить на одном старом кладбище неких любителей древностей. И крайне обстоятельно допросить одного из них. Шансы у нас есть. А вот выбора нет.

– Как будто у меня выбор есть… – невесело усмехнулся Сварог.

Капитан несильно ткнул его кулаком в живот, осклабился:

– Вот и прекрасно. Подробности – по ходу дела. И смотрите у меня… Я сейчас погоню ребят галопом, ни у кого не будет времени думать или приглядываться к вам. Когда начнется заварушка, старайтесь прикрывать Борна. Бывают же чудеса, вдруг обойдется…

Сварог тоже надеялся, что чудеса случаются. Борн ему отчего-то нравился. Да и Шестипалого жаль. И вообще – невероятно тяжело знать заранее…

Едва он вскочил в седло, капитан погнал отряд бешеным галопом, так что остальным некогда было таращиться на Сварога, и ему самому некогда было бросать по сторонам хотя бы мимолетные взгляды. Капитан не щадил коней – значит, цель их путешествия близка. Они скакали заросшими высокой травой лесными дорогами, петляли меж холмами, обернутые грубым полотном копыта коней ударяли оземь глухо, почти беззвучно, и оттого окружающее выглядело чуточку нереальным, они сами были как призраки посреди умершей страны, посреди пронизанного солнечными лучами леса. Сбруя не звякала, даже увешанный оружием Блай ухитрялся не греметь своим арсеналом – и они скакали так, пока впереди не вырос верховой. Он стоял на дороге, спокойно опустив руки на шею коня, и на плече у него сидел бурый ястреб. А может, сокол или беркут – Сварог в них плохо разбирался.

Капитан подъехал, быстро, деловито спросил:

– Как?

– Он там. С ним только пятеро, – так же деловито, резко ответил незнакомец. – Все верхами. Одна повозка. Копают со вчерашнего дня.

Держатся совершенно спокойно.

– Что в окрестностях?

– Харланские конники в двадцати лигах отсюда. Расположились в старом городе. Две полусотни. Одним словом, все в порядке. И все же что-то неладно, Зо. Очень похоже, что с гробокопателями есть еще седьмой и засел где-то на страже, но меня не это беспокоит…

– А что тебя беспокоит? – вкрадчиво спросил капитан.

– Магар волнуется. – Незнакомец скосил глаза влево, на ястреба, беспокойно переступившего с лапы на лапу. – Странно как-то волнуется, ничего не понимаю, а я ведь с ними вожусь двадцать лет. Что-то неладно в округе.

– Голуба моя, здесь всюду и всегда неладно, – ответил капитан с обаятельной улыбкой.

– Знаю. Но есть что-то, чего я никак не могу уловить, это и беспокоит.

– Бывает. С каждым, – сказал капитан. – Ладно, ты свое сделал, так что можешь ехать восвояси и сообщить, что мы начади работать. А мы начинаем без шума и песен…

Незнакомец кивнул и повернул коня.

– Начали, – сказал капитан, спешиваясь и взваливая пулемет на плечо.

– Шестипалый остается с лошадьми. Блай и Чаба верхами заходят слева.

Остальные со мной.

Сварог спрыгнул с коня и, держа топор за древко у самого обуха, зашагал за капитаном меж толстенными соснами, покрытыми зеленым кружевом лишайника. Порой на лице липко и невесомо рвалась паутина. Чувства, которые он испытывал, оказались, в общем, давно знакомыми по прежним дракам – чуточку свербило в затылке и время, представлялось, бежит чуть суетливее.

Они остановились на опушке и смотрели вниз, прячась за деревьями.

Уардах в ста впереди, там, где кончался пологий склон, виднелось кладбище – аккуратные ряды густо поросших травой бугорков, и большая их часть зияет круглыми ямками с футбольный мяч диаметром, окруженными свежевзрыхленной землей. Вдали скопище полуразрушенных каменных домиков – не деревня, скорее, небольшой городок. Ограда кладбища давно рухнула, но маленький храм с высокой квадратной башенкой еще держался.

Потом Сварог увидел людей, зачем-то торопливо пересчитал их – да, шестеро, одеты неброско и небогато, но вооружены отменно. Двое стояли у повозки, зорко оглядываясь вокруг. Четверо были поглощены делом. От могилы к могиле переходил высокий человек с густыми, черными волосами – в них над левым ухом порой отблескивал на солнце кроваво-красный самоцвет.

Остановившись, он простирал руки ладонями вниз, разведя их чуть пошире плеч, замирал, что-то шепча. Земля на могиле взметывалась вдруг, словно выброшенная беззвучным взрывом, и в образовавшуюся круглую дыру, словно подброшенный, вылетал череп. Черноволосый, вмиг потеряв интерес к могиле, переходил к следующей, а кто-нибудь их трех, тенями следовавших за ним, подбирал череп и совал его в свой мешок. Они работали молча, слаженно, деловито, и это странное зрелище выглядело до ужаса обыденным – не мерцали колдовские огни, не сверкали молнии, не гремели леденящие кровь заклинания. Четверо весьма напоминали вышедших в поле крестьян.

– А лошадей все-таки шесть, – сказал Борн.

– Если бы я ими командовал, обязательно посадил бы кого-нибудь в башенку наблюдать за лесом, – сказал Сварог. – Потому что внезапно напасть на них можно только отсюда, из леса.

– Вот именно, – блеснул зубами капитан Зо. – И я бы сунул часового в башенку. А седьмую лошадь спрятал бы в храме. Значит, те из нас, кому метательное оружие не грозит, займутся исключительно башенкой. Лорд Сварог, за этим черным мы и пришли. Точнее, нам нужна его голова. Рубите его в капусту, если столкнетесь, но голову оставьте целой.

Издали, там, где слева кончался лес и начиналось чистое поле, раздался долгий, пронзительный крик, похожий на птичий. Лошади чужаков дернулись, беспокойно приплясывая, но тут же успокоились. Черноволосый и его спутники мельком глянули туда и, пожав плечами, вернулись к работе.

– Ага, – сказал капитан. – Блай с Чабой на месте. – Он положил ствол пулемета на толстый сук, примерился. – Ну, когда моя волынка заиграет, можете вступать.

– Срежьте сначала тех, кто стоит дальше от нас, – сказал Сварог.

– Не учите портовую шлюху брать за щеку, – не оборачиваясь, бросил капитан. – Танцы начались, господа!

Загрохотала длинная очередь, широкая спина капитана затряслась в ритме выстрелов, его понемногу заволакивало сизым дымом. Пули мгновенно срезали тех двух у лошадей, швырнули наземь, скомкали. Лошади забились, пытаясь оборвать поводья. Черноволосый и его люди схватились за мечи.

Сварог, упершись левой ногой в толстый корень, приготовился броском швырнуть тело на открытое пространство… и прямо перед глазами у него полосой взлетели щепа и ветки, по стволам вокруг застучало. Из окна башенки строчил пулемет.

Сварог инстинктивно прижался к стволу, пачкаясь смолой. Он знал, что пули ему ничуть не страшны, но прежний опыт оказался сильнее, и Сварог боролся с ним какие-то секунды. Капитан стрелял по четверым меж могил, а из башенки стреляли по лесу. Перед глазами у Сварога мелькнула спина Борна – штурман выскочил на открытое место, и Сварог, опамятовавшись, кинулся следом, обогнал, потом замедлил шаг и направился к бане, не спеша, вразвалочку, отвлекая огонь на себя. Было немного жутко и любопытно.

Справа и слева от него взлетала земля, потом пулеметчик, должно быть, принялся лупить прямо по нему, но ни одна пуля Сварога не задевала.

Непонятно было, куда они деваются. Если и рикошетили, то беззвучно. Сварог даже вошел во вкус, едва не помахал рукой стрелку, но подумал, что тот опомнится, поймет – и перенесет огонь на Борна. И побежал к башне. Чуть позади объявился Борн, волшебным образом невредимый.

– Ложись, дурак! – бешено заорал Сварог, схватил топорище обеими руками и рубанул что было сил по стене башенки. Лезвие отвалило здоровенный кусок замшелого камня, как будто это был пенопласт. И все равно, подрубать башню было бы слишком долго. Сварог нырнул в дверной проем с ржавыми остатками петель, побежал вверх по выщербленным ступеням.

Над головой захлебывался пулемет, следом топотал кто-то, наверное, Борн.

Лестница вилась вокруг толстенной каменной колонны, и вдруг навстречу Сварогу выскочил бледный перепуганный человек, паля в него из пулемета чуть ли не в упор. Сварог, уже вполне освоившийся с собственной неуязвимостью, остановился и ухмыляясь уставился на окутанного дымом стрелка. Тот наконец сообразил, что занимается зряшным трудом, и опустил пулемет.

– Положи, а то голову оторву, – почти ласково сказал ему Сварог. – Бережно положи, не бросай, вещь испортишь.

Тот, не отрывая умоляющего взгляда от Сварога, опустился на корточки, бережно примостил пулемет на широкой ступеньке. Хотел выпрямиться. Над плечом Сварога сверкнуло что-то жужжащее – и пулеметчик опрокинулся навзничь с метательной звездочкой в горле.

– Борн… – укоризненно бросил Сварог, обернувшись. – Это ж пленный.

– Пленных тут не берут, граф, – отмахнулся тот, перепрыгнув через мертвеца, взбежал на самый верх лестницы и тут же вернулся, выглянул в узкое окошечко. – Больше никого. А капитан уже справился.

Тут и Сварог сообразил, что снаружи стоит тишина. Нагнулся за пулеметом. Вот это уже – нечто в другом роде. Легкий, красивый-тонкий дырчатый кожух, пластмассовый приклад с изящной пистолетной рукояткой, компактный магазин в виде усеченного конуса. Даже ремень имеется, можно повесить на плечо. Так и просится в руки.

– А такие где у вас делают? – спросил Сварог.

Борн оглядел пулемет очень внимательно и пожал плечами:

– Таких у нас пока что не делают, граф. Не тот уровень техники. Более чем странная находка… Пойдемте.

Там, снаружи, и в самом деле все было кончено – капитан Зо не потерял ни одного человека, даже раненых не оказалось, а у противника остались в живых одни лошади.

– Даже скучно, – сказал Блай. – Ехали-ехали, и даже подраться как следует не вышло.

– Ты сначала выберись отсюда, – обронил капитан, и бравый боцман чуть помрачнел.

Сварог мог голову дать на отсечение, что все сейчас подумали о Лазурной Деве, сулившей кому-то смерть до наступления заката, но он-то знал точно, что паршивее… Ему показалось, что издали слышится музыка, наваждение упорно держалось, и он недоуменно завертел головой, пока не догадался задрать ее вверх.

Высоко в небесах с полночного заката на полуденный заход проплывал величественно огромный остров. Совсем рядом с живыми и убитыми, с лошадями и разоренным кладбищем скользила по земле овальная темная тень, покрывавшая огромное пространство, перемещаясь по равнине в сторону леса.

Напрягши взгляд, Сварог различил на краю яркие башенки, зеленую пену листвы, узнал казавшееся отсюда крохотным здание над самым обрывом – белое, с оранжевой многоярусной крышей. Чайный домик, один из многочисленных павильонов императорского дворца. Совсем недавно он пивал там чай.

Едва слышная музыка стихала, дворец, небесное видение, лениво уплывал к полуденному заходу, пока не скрылся за лесом окончательно. Сварог невольно дернулся вслед.

– Летают, гады… – то ли мечтательно, то ли порицающе прокомментировал боцман Блай, оглянулся на Сварога и осекся. – А вообще, красиво – порхай себе над облачками… Только в море лучше.

– И безопаснее, – сказал капитан Зо. – По крайней мере, сейчас нам даже в Море Мрака или у Диори было бы безопаснее, чем торчать здесь. Борн, лучше всего заняться прямо сейчас. Не стоит рисковать.

– Думаешь?

– Так надежнее.

Борн кивнул. Только сейчас Сварог обратил внимание, что штурман держит в руке отрубленную голову чернобородого, и с нее на траву еще тяжело падают алые капли. Сварога легонько замутило, и он поторопился отвести взгляд, сунул в рот сигарету. Капитан Зо, с интересом наблюдавший за ним, сказал без насмешки:

– Выход один, граф, – побыстрее вбить в голову одну нехитрую истину: всякий, кому вы по доброте душевной не выпустите кишки, тут же выпустит кишки вам. Честное слово, так все и обстоит.

– Я знаю, – сумрачно сказал Сварог.

– Вот и прекрасно. Пойдемте.

Оказалось, в храме и в самом деле прятали седьмую лошадь. Внутри царило полное запустение – да еще лошадь внесла свой вклад. Если когда-то здесь и был надлежащий инвентарь, его давно растащили. Остались четыре голые стены, пол с толстым слоем вековой пыли да каменный постамент посередине.

– Чей это храм? – спросил Сварог.

– Пожалуй, лучше употребить слово «капище», – сказал капитан. – Не было в Ямурлаке храмов, одни капища… – Он кивнул Борну на постамент:

– Вполне подойдет, а? Ягмар был демон крайне пакостный, но ввиду отсутствия почитателей покинул этот мир много веков назад. Или, по другим легендам, надежно где-то заточен предками-умельцами. В любом случае обижаться на нас некому. Давай, Борн.

Борн положил голову щекой на постамент, поставил рядом свой мешок и принялся в нем копаться, глубоко запустив руки. Кровь все еще сочилась на фиолетовый ноздреватый камень, и Сварог отвернулся, рассматривая стены в тщетных попытках углядеть какие-нибудь фрески или резьбу. Все матросы остались снаружи, в капище были только он, Борн и Блай. Так ничего и не усмотрев на стенах, Сварог обернулся к постаменту.

Голова уже стояла в глубоком металлическом блюде, вроде бы бронзовом, иБорн подливал в него из разноцветных бутылочек разноцветные жидкости.

Смешиваясь, они чуть дымились и постепенно превратились в темно-синее подрагивающее желе, искрившееся тусклыми желтыми искорками. Небрежно бросив опустевшие бутылочки на пол (они не разбились, беззвучно увязнув в толстом слое серой пыли), Борн принялся всаживать в желе на равном расстоянии друг от друга серебряные булавки с головками из черного камня в виде трехгранных пирамидок. Вскоре булавки замкнули голову сплошным кольцом. Борн отступил на шаг:

– Готово.

Все, замерев, напряженно уставились на блюдо. Внезапно веки отрубленной головы дрогнули, она медленно открыла глаза, рот задергался, словно бы хватая воздух конвульсивными глотками. Сварог невольно шарахнулся, но остальные стояли спокойно. Медленно оглядев всех стеклянными глазами, мертвец сказал неприятным, шуршащим голосом:

– Как это могло случиться? Вы же были совсем в другой стороне…

– Милейший Гарпаг, – сказал Борн, – эту незатейливую ошибку совершали многие маги – они считали по-настоящему могущественными только себя и напрочь отказывали другим в мастерстве…

– Согласен, – равнодушно, без злобы произнес маг. – Поскольку мне остается одно – смириться с поражением…

– Одно? Ты еще ответишь на вопросы…

– Если мне захочется.

– Гарпаг, – терпеливо начал Борн, – я к тебе испытывал самые разные чувства, но дураком никогда не считал, поверь. Ты прекрасно понимаешь свое положение…

– Понимаю, – сказал Гарпаг, перевел мутный взгляд на Сварога. – И вы здесь, граф Гэйр? Вот уж не ожидал, что вы вернетесь с Инбер Колбта, так прекрасно все было подготовлено, такие силы брошены против одного-единственного корабля. Впрочем, я всегда говорил Еннифу, что следует учитывать…

– Не тяни время, не поможет, – резко сказал Борн.

– Пожалуй, да. Что ж, отвлекающий маневр был исполнен прекрасно. Мои поздравления Бассу. Ну хорошо. – Он хрипло, каркающе рассмеялся. – Сейчас у меня, сами понимаете, нет причин хранить верность известным вам особам.

Жрите. Войско навьев собирает в Харлане герцогиня Мораг, а пружиной всему – наш общий знакомый маг Ногудар. Вот и все. Как говорят сиволапые крестьяне, всего-то и делов. Вот тебе нехитрая истина. Тебе не кажется, Борн, что кое у кого паршиво поставлена разведка?

– Возможно. – Борн поджал губы. – Это уж моя забота.

– А знаешь, в чем наша с тобой беда? – спросил Гарпаг. – И ты и я – мы оба способны на многое, но не умеем предвидеть будущее. А какая-нибудь деревенская бабка умеет, хотя и не кончала университетов, не набивала шкафы старинными манускриптами…

– Хватит, – прервал капитан Зо. – Пусть он лучше расскажет кое-какие подробности.

– Подождите, капитан, – не менее решительно ответил Борн. – Я его знаю давно. И всегда, когда он начинал говорить загадками, следовало ждать любой пакости…

– Ну так спроси прямо! Он же не может сейчас лгать!

– Совершенно верно, капитан, – злорадно усмехнулся Гарпаг. – Лгать я не могу, вы можете выпотрошить меня, как зайца… если у вас есть время. А ну как его нет? Мы оба крупно промахнулись, Борн, оба проиграли…

– Спросите лучше… – шагнул вперед капитан Зо, но Борн, вопреки всякой субординации оттолкнув его, склонился над ухмылявшейся головой и крикнул:

– Что происходит вокруг?

– Он рвется на свободу…

И Гарпаг умолк, его лицо исказилось дикими гримасами. Сварог не сразу сообразил, что это не голова трясется – ходуном ходит поверхность фиолетового камня, покрывается волнами, как взбаламученная вода, колышется, вот и пол под ногами закачался, из четырех углов камня с ревом ударило вверх фиолетовое пламя, достигло потолка, то, что звучало в ушах, больше всего напоминало дикий хохот, все бросились в стороны, вздыбившийся пол свалил их с ног, совсем рядом со Сварогом, задев жесткими волосами его лицо, шлепнулась голова мага, и Сварог еще услышал сквозь ревущий хохот, как с синих губ Гарпага сорвалось:

– Значит, это магистр…

И все смолкло. Больше не было пламени, больше не качался пол, камень замер, только поверху, во всю длину его, протянулась глубокая трещина.

Люди поднимались, отряхивая пыль, чихая.

– Боже, ну конечно! – простонал Борн. – Он вырвался – Ягмар или кто там был заключен в камне. Человеческая кровь, трехгранные пирамидки – достаточно, чтобы…

– Ну и пошел он к русалочьей матери, – сказал капитан. – Мало в Ямурлаке шляется умирающих демонов?

– И все равно, все равно… – Борн говорил быстро, горячечно. – Гарпаг не врал о Харлане и герцогине Мораг, но… Нас подставили, капитан, и Гарпага, и нас, нас с ним свели здесь. Кто-то точно все рассчитал – что мы будем в спешке допрашивать его на месте, и лучше места, чем это, не найдем, голова в ходе приготовлений будет лежать на постаменте, и на камень попадет хотя бы капля. Демона хотели освободить, и подвернулся удобный случай.

– Ладно, я понял, – сказал капитан. – Нужно рвать когти, а все остальное – излишняя риторика. Пошли!

Они выскочили из капища. Но матросы даже не обернулись к ним – они смотрели в поле, а с поля со скоростью идущего рысью всадника наплывала стена белесого тумана, и меж деревьев на вершине пологого откоса просачивался туман, заволакивая ветви и кроны. Туман надвигался со всех сторон – быстро, беззвучно, целеустремленно замыкая кольцо. Сварог закинул на плечо ремень трофейного пулемета и растерянно глянул на капитана.

– Отсидимся в капище? – предложил боцман.

– Черта лысого мы там отсидимся, – быстро сказал капитан. – И потом, все лошади там не поместятся. Лучше очертя голову кинуться в туман, что бы нас там ни ждало, чем остаться пешими посреди Ямурлака. Год выбираться будем… Борн, можешь что-нибудь сделать?

– Попробую. Если это заклятье Коглума…

– Без риторики?

Борн копался в своем мешке. Туман надвигался, колышась и трепеща.

– Сколько у вас магазинов? – спросил капитан.

– Два, – ответил Сварог.

– У меня и вовсе один. Паршиво. – Он склонился к уху Сварога:

– Борна берегите. Если что… В Харлане ищите барона Дальга. Ему и расскажете. Про навьев, про герцогиню и мага, про все остальное. Борн, ученую твою душу!

Борн достал из мешка зеленую палку длиной с локоть и толщиной в палец:

– Но хватит ненадолго!

– Что делать, – сказал капитан. – Орлы, держаться вместе! Если потеряемся – друг друга не искать, не тратить время, каждый прорывается на корабль в одиночку! Вперед!

Туман почти сомкнулся вокруг них. Борн чиркнул самой обыкновенной спичкой, поджег конец своей палки, и она занялась подобно бенгальскому огню, только гораздо медленнее, разбрасывая вокруг снопы зеленых искр.

Оглянувшись на остальных, Борн поскакал вперед, держа сыплющий искрами факел высоко над головой. Все помчались следом, прямо на сизо-белесую стену тумана, окунулись в нею, врезались.

Амулет на груди Сварога леденил кожу.

Странный факел Борна чудесным образом рассеивал мглу, словно бы создав пузырь чистого прозрачного воздуха, и этот пузырь несся вместе с всадниками. Казалось, они несутся вскачь в полукруглом туннеле, а за стенами смутно колышутся, то придвигаясь, то отпрыгивая, дергающиеся тени.

Жутко было и представить, кто может такие отбрасывать…

– Вместе держаться! В куче! – орал капитан Зо.

Нервы у Сварога не выдержали, и он выпустил длинную очередь в одну из теней, вот-вот готовую высунуться из тумана наперерез. Тень отшатнулась, исчезла с диким шипеньем. Стрела свистнула слева направо перед самым его лицом, за ней полетели другие, со всех сторон, и сзади послышался отчаянный вопль. Лошадь без седока обогнала Сварога, потом Борна, рванулась в сторону и утонула в тумане под торжествующий нелюдской визг многих глоток. «Шестипалый, – подумал Сварог отрешенно, – это его арбалет был приторочен к седлу…»

Его немилосердно швыряло в седле – они мчались наугад, и пару раз конь спотыкался. «Это ненадолго», – подумал Сварог. В любой миг можно ухнуть в канаву, налететь на деревья, угодить в заброшенный город, конь сломает шею себе и седоку, а туман все не кончается… Показалось или спасительный туннель в самом деле стал ниже и уже? Из кулака Борна торчит жалкий огрызок… Дерево! Борн ухитрился обогнуть его, Сварогу это тоже удалось – но это означает, что начинается лес…

Сварог потянул поводья – деревья, сливаясь в черную массу, надвинулись со всех сторон. Борн уже остановят коня, и туман поглотил их – правда, он уже не казался столь непроницаемым.

Борн оглянулся:

– И никого больше?

Сварог тоже оглянулся, увидел рядом одного Чабу. Остальных нет.

Множество самых разнообразных звуков доносилось со всех сторон, нечего и пытаться различить посреди этой какофонии знакомые голоса, стук копыт.

– Борн… – Сварог смотрел на него, как ребенок на фокусника. Но сердце тут же упало – лицо Борна стало грустно-отрешенным. Чудеса, похоже, кончились, как это сплошь и рядом случается с чудесами.

– Поехали осторожненько, – сказал Борн, доставая меч.

И поехал вперед, выбирая самые широкие просветы меж стволами. Сварог двинулся следом, водя стволом пулемета вправо-влево. Обострившийся до предела слух четко улавливал тихое бормотанье Чабы:

– Ну прямо Море Мрака, погань такая…

– Ничего, – сказал Борн. – Еще поживем. Похоже, они хотели прижать нас на кладбище, но потеряли теперь…

– Потеряли, – кивнул Сварог и выпустил очередь в темную массу, кинувшуюся к нему. Она шарахнулась, взревела, зашипела, завалилась назад, темный предмет отделился от нее, прыгнул вбок, но Сварог достал и его.

Словно откликаясь, где-то далеко в стороне вспыхнула заполошная перестрелка. Сварог мгновенно определил – оружие автоматическое, работают несколько стволов. Борн вдруг резко развернул коня в ту сторону, где лежало подстреленное Сварогом нечто.

– Штурман, ты что? – вытаращился Чаба.

– Понимаешь, сейчас все суетятся и мечутся, – усмехнулся Борн. – Может, выгодней будет как раз постоять на месте? Подержи коней. Посмотрим, граф, кого вы успокоили.

Сварог осторожно зашагал следом, держа пулемет наготове.

Человек был самый обычный – в длинном чешуйчатом панцире, круглом шлеме с коротким султаном и белом плаще с изображением черного солнца. Он упал ничком, и Сварог не видел его лица, чему ничуть не огорчился.

А в двух шагах, примяв молоденькие деревца, вытянулся диковинный зверь – то ли ящер, похожий на кенгуру, то ли кенгуру, похожий на ящера.

Пожалуй, все-таки ящер – безухая голова, зубастая пасть, когтистые лапы. И на спине, укрепленное сложной упряжью, седло странной формы.

– Дела… – сказал Борн.

– Этот плащ – это же знамя Горрота, – сказал Сварог.

– Именно. Но у короля Стахора никогда не было ни таких ящеров, ни таких доспехов, ни привычки таскать плащи в виде собственного флага. Хотя, с другой стороны, штучки с туманом как раз во вкусе Стахора. Пулеметы, каких на земле нигде не делают… Знаете, что меня подбодряет? Очень похоже, здесь рыщут две разные группы.

– Может, отложим головоломки до лучших времен? – спросил Сварог. – А это нам не пригодится?

Он нагнулся и поднял оружие мертвеца – короткое ружье с деревянным изящным прикладом, вместо ствола цилиндр из мутно-синего стекла, в казенной части сдвоенные блестящие шары.

– Осторожно, бережно положите назад, – сквозь зубы сказал Борн. – Я не знаю, что это такое. Даже если Стахор и выдумал что-то новое – все его выдумки не к добру, даже когда с ним умеешь обращаться…

– Вам не кажется, что туман редеет? – спросил Сварог.

– Кажется…

Туман редел, вокруг стало заметно тише, а это уже вселяло кое-какие надежды. От них не так уж и много требовалось – всего-навсего остаться в живых.

Они выехали на открытое место, лес остался слева, и там уже можно различать отдельные деревья. И холмы прорисовываются в тающей понемногу мгле. Вот только дороги нигде не видно. Однако Борн уверенно ехал впереди, и Сварог с Чабой приободрились.

Под копытами зачавкала вода, отовсюду тянуло сырым холодом. Высокая трава, бурая и жесткая, достигала колен коней.

– Болото? – забеспокоился Сварог. Он терпеть болот не мог. Утонуть в болоте – почему-то смерть хуже этой он себе и представить не мог.

– Речка широко разливается в эту пору, – сказал Борн. – Сырости хватает, но земля твердая. Ямы, правда, попадаются.

– А до дороги далеко?

– Не особенно, – сказал Борн. – Главное, я определился, где мы есть.

И чувствую, что из облавы вырвались. Почти. Если…

Он уже целился из арбалета. Сварог сорвал с плеча пулемет. Те шесть темных высоких пятен определенно двигались навстречу.

И тут же, подтверждая это ценное наблюдение, навстречу всадникам ударила пулеметная очередь.

Чаба мешком свалился с седла, даже не охнув. Сварог поскакал вперед, стреляя наудачу, и двое рухнули с коней, потом пулемет замолчал, кончилась последняя лента, и Сварог, не глядя, отшвырнул его, схватил топор. Двое всадников бросились к нему, двое промчались мимо, к Борну. Теперь Сварог различал гнедых высоких коней, тусклые кирасы, закрывавшие лица шлемы.

Передний оплошал – он выпустил пулемет и схватился за меч, но ремень пулемета захлестнул эфес, и это подарило Сварогу лишние секунды. Широкое лезвие Доран-ан-Тега вошло в кирасу, как в кусок масла. Сварог развернул коня на месте, хотел отбить меч, но попросту отсек его от рукояти.

Срезанный под корень клинок отлетел в сторону, всадник, оставшийся с бесполезным эфесом в руке, прямо-таки застыл аллегорической фигурой Изумления. Топор обрушился на него, снося решетчатое забрало.

Сварог оглянулся. У Борна тоже все в порядке – скачут прочь два коня без всадников, два трупа валяются в мокрой высокой траве. Силен мужик, а на вид – сущий интеллигент…

– Куда вы? – крикнул Борн.

– Подберу его пулемет…

– Некогда. Скачем.

– Но…

– Быстрее за мной. Я убит.

Он дал коню шенкеля, странно выпрямившись в седле, не отнимая правой руки от живота. Обеспокоенный Сварог помчался следом, догнал, заглянул в лицо:

– Вы серьезно?

– Совершенно, – сказал Борн. – Я убит. Рана смертельная. Все остальное – вопрос времени, а я не всемогущ…

Его тряхнуло на ухабе, он поморщился и замолчал. Около часа они молча скакали, переходя с галопа на размашистую рысь и вновь пуская коней галопом, – неслись по залитой водой равнине, меж холмов, мимо каких-то бурых развалин, туман редел и редел, наконец они увидели солнце, выскочили под чистое небо. Сварог ждал, что Борн поскачет по равнине дальше, но тот, оглядевшись, свернул в лес. Уставшие кони сами перешли на шаг.

– Здесь поблизости есть избушка, – сказал Борн. – Кони должны отдохнуть, иначе им конец. А нам надо поговорить. Ага, вот она. Никого.

Хотя все наши знают это место…

– Видимо, поехали другой дорогой, – сказал Сварог без всякой уверенности.

– Возможно… Помогите мне сойти.

Он не отнимал руки от живота. Крови, правда, не видно, но это-то при ране в живот и есть самое скверное… Сварог подставил руку, помог соскочить. Привязал поводья к покосившейся железной ограде. Каменный домик выглядел вполне прилично, если не считать пустых оконных проемов. Борн, выпрямившись, словно кол проглотил, зашагал в дом, неся свой мешок, бросил через плечо:

– Накормите коней.

Сварог нацепил им на морды торбы с овсом, он уже успел обучиться этому нехитрому делу, но кони не торопились хрупать, тяжело поводя боками, все в мыле. Сварог ощущал, что вся его одежда пропитана липким и вонючим конским потом, – а ведь ни в одном мушкетерском романе про это ни строчки… Он прислушался к окружающей тишине, вошел в дом. Поставил топор у порога, начиная уже привыкать к этому – словно фуражку снимал в прихожей.

Борн сидел на полу, в пыли, привалившись спиной к стене, вынимал одной рукой из мешка какие-то непонятные штуки, одни попросту отбрасывал, другие тщательно разбивал рукоятью меча. Сварог закурил и какое-то время молча наблюдал за ним. Теплилась надежда, что все это не всерьез – насчет смерти. Борн выглядел, как обычно, только рука прижата к животу да бледности прибавилось.

– Ну вот и все, – сказал Борн, отбрасывая пустой мешок. – Не обижайтесь, что ничего не оставляю вам, но вы все равно не сумели бы этим пользоваться. Коня, понятное дело, возьмете. Трудно вам будет выбираться отсюда в одиночку, да что поделать.

– Послушайте, я не могу поверить…

– И тем не менее, – сказал Борн. – Никто не может стать полностью неуязвимым. Умения еще хватило, чтобы не умереть там же, в поле, но это лишь отодвинет все на несколько часов. И виной всему – собственная леность и непредусмотрительность. Мог бы научиться лечить такие раны. Показалось долго и сложно, отложил на потом, а случая-то и не представилось…

– А где вы учились – в Магистериуме или Мистериоре? – спросил вдруг Сварог.

– Ого! Когда догадались?

– У капища. Когда вы спокойно шли на пулемет. И там, на поле. Он стрелял в упор, мог срезать одной очередью всех троих, но погиб один Чаба.

– Ну что ж… Вы правы. Лорд Магар, барон Нарт. В отдаленном прошлом.

– Значит, вы не человек Гаудина?

– Я сам по себе, – сказал Борн. – Беглецов оттуда, с благополучных небес, немного, но они есть. Вот только вспоминать о них не любят.

– Но почему же…

– Вы новичок, – сказал Борн. – И прибыли из неуютных, надо полагать, мест. Конечно, в заоблачных замках красиво и привольно, сытно и беззаботно… Но, видите ли, лорд Сварог, это мир без будущего. В первую очередь потому, что лары способны держать земную жизнь под контролем, но не способны разумно ею управлять. Представьте остров, населенный полудикими жителями. Посреди – гора, откуда простреливается любой уголок.

И вот на этой горе угнездился потерпевший кораблекрушение моряк с пулеметом, заставивший туземцев признать себя королем. Что касается силы – он и в самом деле может в любой момент перестрелять всех поголовно. А вот дальше-то что? Как он будет ими управлять? Он прибыл из более цивилизованных мест, ему невероятно скучно изо дня в день разбирать жалобы на потравившую огород соседскую свинью, мирить двух сплетниц или вводить новые проекты крыш для хижин. Он владыка, но король на горе – сам по себе, а его подданные – сами по себе.

– Но он же может цивилизовать, вести к прогрессу…

– А если ему этого не хочется? Если в этом случае его со временем лишат и пулемета, и власти? Если туземцы, научившись наукам и ремеслам, превзойдут своего короля – в прежней жизни не более чем недалекого боцмана? Конечно, я выбрал не самый удачный пример, и все же он в какой-то мере передает сложившуюся ситуацию. Все сами по себе. Там, наверху, для одних смысл жизни в балах и развлечениях, для других – в удовлетворении любопытства посредством науки. И никому не хочется делиться могуществом с теми, что внизу. А на земле свои проблемы. Вот и получается замкнутый круг. Что до подвижников… Очень уж мало их рождалось во все века. Я, например, не подвижник. Мне просто обрыдло наверху. Но я не чувствовал себя в силах что-то изменить. Знаете, теперь можно признаться – я всегда ощущал себя чуточку виноватым перед капитаном Зо. Для него все это – всерьез, ему некуда отступать. А мой Нарт до сих пор парит где-то там, и дворецкий начищает ручку у парадной двери… Возможно, вам повезет больше.

Не хочу вас пугать, но будьте готовы оказаться в водовороте серьезных дел.

Неспроста все это – ваше появление здесь, дальнейшие события, то, что может вам показаться цепочкой совпадений и случайностей. В этом мире, знаете ли, мало случайного. Просто мы не видим всей картины и не улавливаем во всей полноте замыслов ее творца, вот нам и кажется, будто перед нами – цепочка случайностей.

– Но кто-то же знает ответы? Пусть не все?

– Вы знаете, где расположены острова Твергор?

– В Фалейском заливе, у берегов Хелльстада.

– Правильно. Если больше будет некуда, постарайтесь добраться туда.

На острове Роил живет отшельник. Тоже бывший лорд… и тоже не подвижник.

Но он был бы крайне интересным собеседником для вас. Бывший профессор Магистериума, кстати.

– В Магистериуме меня кое-чему научили…

– И это оказались жалкие крохи, верно? Таков порядок вещей. Крохи магии, истории, науки. Самое печальное – что большинству и не нужно ничего, кроме крох… – Он грустно улыбнулся. – Хватит. Я охотно бы проговорил с вами дотемна, сил у меня еще хватит, но вам нужно побыстрее выбираться отсюда. Опасно будет идти в Харлан через весь Ямурлак.

Возвращайтесь в Пограничье той дорогой, по которой мы сюда шли. «Божий любимчик» будет ждать еще три дня. Но если ни капитан, ни Блай не вернутся – покажите второму штурману этот перстень, принимайте команду и ведите корабль в Харлан.

– А они послушают?

– Они послушают. Перстень имеет одну немаловажную особенность – его можно передать только добровольно, отнять или снять с мертвого нельзя, рассыплется… Кстати, и барон Дальг узнает вас по этому перстню. Вот он и есть человек Гаудина, так что при благополучном исходе дела вы без труда вернетесь к вашей заждавшейся челяди… Если все так и будет, побывайте у меня. Нужно будет выполнить… формальности. Там знают. А вы заберите из моей библиотеки одну старинную книгу. «Об искусстве игры в шакра-чатурандж и связи оной с искусством предсказания». Там очень длинное заглавие, строчки на две, в старину так было принято. И прочитайте о Сером Ферзе.

Запомните?

– Запомню.

– И держитесь осторожнее там, наверху. Видите ли, человек добивается больших успехов, когда не лезет на рожон, а присматривается и прислушивается, потихонечку-полегонечку складывая мозаику из кусочков.

Обычно в таких случаях поздно спохватываются, когда пресекать уже поздно.

– Гаудин…

– Гаудин – очень умный человек. Есть и другие. Его начальник, герцог Гленор, например. Или лорд Фронвер. Это он ввел в свое время боевые дружины маноров и боевые машины как непременную принадлежность каждого манора. Вам это наверняка показалось архаичным пережитком?

– Вообще-то да.

– А при нужде эта архаика даст дополнительную армию в полмиллиона и боевой флот из нескольких тысяч кораблей. Одним словом, основная масса обитателей замков – светские бездельники. А большинство придворных – хлам, дурачье. Но есть и острые умы. Они с равным успехом могут и пойти на существенные перемены, и приложить все усилия для консервации существующего порядка. А вы… Вы никогда не задумывались, что представляете собой досадное нарушение установившихся порядков?

– Как-то не успел, признаться.

– Зря. Подумайте над этим. На вашем месте я приложил бы все усилия, чтобы побыстрее стать яркой деталью пейзажа, которую не изымешь незаметно… Пока же, простите, меня удивляют два обстоятельства. Первое – почему вас не убрали там, наверху, тихо и незаметно? Второе – почему вас до сих пор не разыскали?

– А что, они могли?

– Ну, не за час-два, конечно. Но за сутки вас непременно обнаружили бы. Исчезновение вашего яла не могло остаться незамеченным. Система наблюдения и контроля – мощнейшая. Но все же… Я не был там двадцать лет.

Кое-что могло измениться в худшую сторону. То, что вы рассказали о докторе Молитори и покушениях на вас, позволяет думать, что Великий Мастер отыскал-таки лазейку. Благо высокомудрый Магистериум в его существование не верит, и все меры предосторожности лишь результат усилий архаичного, безнадежно отставшего от прогресса, но во многом незаменимого Мистериора.

Вам во многом предстоит разбираться самому. – Он усмехнулся. – Если захотите, конечно. Можете жить, как большинство: балы, фейерверки, отдых на Сильване…

– Черт его знает, – сказал Сварог. – Я слишком долго воевал за идеи, оказавшиеся дерьмом, и за людей, оказавшихся дерьмом. И теперь, если честно, вовсе не горю желанием сражаться за идеалы и цели, в которых и не разбираюсь толком.

– Просто вы еще не поняли, что есть силы, против которых непременно нужно драться.

– Возможно, – сказал Сварог. – Пока что мне, простите, наплевать, что Харлан вытаскивает из могил мертвецов и собирает из них войско против соседей. Может, эти самые соседи еще хуже. И загнали бы в рекруты вдвое больше мертвецов, если бы только смогли.

– Не исключено, – пожал плечами Борн.

– Вот видите. Нет, разумеется, я выполню ваше поручение, не сомневайтесь. Но в дальнейшем… Вы уж не обижайтесь…

– Ну что вы! На откровенность не обижаются. Кстати, ответьте уж откровенно еще на один вопрос: в каких вы отношениях с Богом? Я имею в виду единого творца всего сущего.

– Вообще-то верю, – сказал Сварог. – Большей частью. Толковее не смогу объяснить.

– Нет, что вы, это хороший ответ. Точно передает ваши мысли. Очень, очень многие не могли бы похвастаться даже таким ответом, потому что не верят вообще. По цивилизованности своей. И образуется брешь, куда тут же устремляется Князь Тьмы. Поинтересуйтесь как-нибудь историей горротского флага. Поймете, почему череп одного из горротских королей красуется в вашем замке. Право же, лорд Сварог, жаль, что мы не встретились раньше.

– Я…

– Вам нужно спешить. Да, вот что. У меня будет пустячная просьба, совершенно личная. Когда доберетесь до относительно безопасных мест, наймите музыкантов, пусть сыграют как следует «Тенью жизнь промчалась».

Лучше бы фогорошей – есть такие бродячие музыканты, лихие ребята, со смычком в руке рождаются. Есть грешок за душой, любил пображничать по трактирам в годы молодые. – Он улыбнулся и тихонько пропел:

– «Гей, сдвинем чары! Трещат пожары, звенят клинки и мчатся скакуны…» Не забудете, если обернется удачно?

– Нет, – сказал Сварог. Ему было горько, такого никогда еще не случалось – чтобы человек, дравшийся бок о бок, уходил подобным образом, спокойно и буднично. Всегда была налаженная суматоха боя, пыль, жара, кишки наружу… Он понимал, что Борн уходит навсегда, и не мог найти слов – еще и оттого, что война была насквозь чужая, а все чародейство, о котором столько понаписано с придыханием и поклонением, на деле выглядит будничнее пыльного верблюда у дукана…

Борн достал флакон из темного стекла:

– Буду весьма признателен, если вы пару минут подождете снаружи. Вы уже успели убедиться, что и свои бренные останки не следует оставлять в этом мире – особенно тем, кто много знает. Смените одежду. Путешествующий в этих краях в одиночку приказчик сразу вызовет подозрения – а вы ведь, не зная здешней жизни, не сможете убедительно врать. Одежда у меня во вьюке, там и деньги. – Он колебался. – Может, мне все же поехать с вами? Часа три еще продержусь…

– А что решат эти три часа? – глядя в пол, хмуро сказал Сварог.

– Верно… Привет Бассу. Прощайте.

– Прощайте, – неуклюже сказал Сварог.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ОДИН, БРАВЫЙ

Глава 1 ДВОЕ В СЕДЛЕ

Он вышел из домика, встал спиной к двери. Вокруг парила оглушительная тишина – никаких птиц, белок, бурундуков, ни щебета, ни цоканья, ни жужжания насекомых, ничего живого. Только отдохнувшие кони хрупают овес…

Пора? Он заглянул в дверной проем. Никого. Только одежда, еще повторявшая очертания сидящего человека: кафтан из плотной ткани, прогнувшись в поясе, опирался на пыльные камни стены. Вот и все. Как не было хорошего человека, сгинувшего на маленькой неизвестной войне. И некогда горевать, да и не нужно это, если честно, никого еще не вернули на землю воплями и слезами…

Сварог натянул вместо кафтана приказчика камзол из толстой кожи с нашитыми железными кольцами и пластинками. Разорвал купеческие документы, свои и Борна, сжег клочки. Остался лишь потрепанный лист пергамента с двумя печатями, круглой черной и овальной фиолетовой. Теперь он был капрал Улар Тагобер, уроженец и подданный княжества Горум, Вольный Топор.

Здесь, на земле, давно додумались до удостоверяющих личность документов. Визы, правда, не в ходу. А документы не столь уж надежно удостоверяют личность из-за отсутствия фотографий и отпечатков пальцев. И потому подделывают их давно и с превеликой охотой, и высокий спрос естественным образом влечет за собой высокое качество подделки.

Вольные Топоры стояли вне сословий и гильдий. Собственно, они сами были юридически непризнанным, но де-факто существовавшим сословием – кондотьеры, личная стража мелких эрлов, купеческая охрана, колониальные войска. Свой социальный статус – пусть и невысокий. И попадал туда самый разный народ – от беглого крепостного крестьянина до дворянского сынка, нагрешившего в родных краях. Счастливчики, весьма немногочисленные, выходили в люди – ухватывали богатство, чины, даже дворянство. Другие ограничивались спокойной старостью в собственном трактирчике. Третьи служили до могилы – потому что слишком опасно им было возвращаться в нормальный мир. С одной стороны, прикрытие было идеальное – Вольного Топора можно встретить в любом уголке Талара, а то и на Сильване. И если он дезертир, то это волнует не чиновников и полицию, а его собственную роту, имеющую к беглецу претензии, и никого другого. С другой же – обладатель такого документа, выданного в одном из Вольных Майоров, в глазах любого чиновника или полицейского более крупного государства представал личностью жалкой, ничтожной и совершенно бесправной. И гноить его в участке можно, пока не надоест. К тому же странствующий в одиночку Вольный Топор и в самом деле мог оказаться харланским шпионом, пробиравшимся в Снольдер, снольдерским шпионом, пробиравшимся в Ронеро, ронерским беглым каторжником, решившим податься за моря, морским пиратом, под чужим именем пробиравшимся домой, чтобы купить домик и зажить благонравно на склоне лет… Одно хорошо: даже если нечаянно наткнешься на «земляка», можно со спокойной совестью выдержать любую проверку – знай тверди, что лет двадцать скитался вдали от родины, вообще от твердой земли, а то и сидел безвылазно на Сильване и оттого представления не имеешь, что происходило на Харуме все эти годы…

Сварог как следует перерыл седельную суму Борна – чтобы в случае чего избежать вполне естественного вопроса: «Как же это ты не знаешь, что у тебя во вьюке?» Пересыпают в карманы деньги, изучил карту, попытался восстановить в памяти дорогу, насколько удалось.

Он уставился на коней как-то по-новому, словно впервые видел такую диковину. Только сейчас понял, что значила лошадь для людей в эпохи, предшествовавшие пару, бензину и электричеству. Единственная возможность относительно быстро перемещаться по земле и убегать от многих опасностей.

Вот только коней нужно кормить, поить, ухитриться не загнать, уберечь от самых разных неприятностей. Ни его прежняя память, ни новые знания помочь не могли. Он помнил заклинания, с помощью коих графы Гэйры ненадолго оживляли павших лошадей, но эти фамильные фокусы следует приберечь на самый черный день – неизвестно, как выглядит оживленная заклинаниями павшая лошадь и какие эмоции это зрелище вызовет у окружающих. Лошадь может потерять подкову и охрометь. В подкову ей может попасть камешек. Ее нельзя поить разгоряченную. Он добросовестно попытался вспомнить все читанные когда-то романы, где в качестве подсобного инвентаря выступали лошади. Увы… Все герои, каких он помнил, браво скакали на полном галопе, загоняли лошадей десятками и тут же покупали новых или в худшем случае крали. Не подходит. Лошадей тут не купишь да и не украдешь – нужно еще уметь украсть. Что еще? Кажется, лошадям нельзя жрать клевер. Или это коров касается? Атос как-то говорил д'Артаньяну, что лошадь может поесть из яслей после другой, сапной, и околеть. Но как такие ясли распознать, и что такое сап, и есть ли он здесь?

Посмотрев на коней с некоторым уважением, Сварог сел в седло, перекрестился и тихонько сказал:

– Ну, выносите, залетные, что ли…

Часа через два слева показался памятный ориентир – полуразрушенный черный замок. И снова, как в прошлый раз, на стену шустро взобралось что-то серое, мохнатое, красноглазое, величиной с кошку, с коротким пушистым хвостом и круглыми ушами торчком, замахало лапками, запричитало.

Сварог помнил, что тварь эта неопасная, вроде домового. Пожалуй, будучи в компании, он вновь проехал бы мимо, но одиночество казалось невыносимым, а серое создание что-то вопило вполне членораздельно. В столь паршивом месте рад будешь и такому попутчику…

Поколебавшись, он повернул коня к замку, присмотрелся внимательнее.

Раструбы на высоких башнях походили на печные колпаки затейливой ковки, с фигурными прорезями – ничуть не похоже на ограду, зачем их там присобачили? А сам замок… Сварог мог и ошибаться, но стены выглядели так, словно над ними поработала орудийная батарея или звено вертолетов.

Чрезвычайно похоже.

Подъехал поближе, так что от стены его отделял лишь обрушившийся, заросший высокой травой ров, задрал голову и спросил:

– Ну, чего орешь?

И рассмотрел странную тварь как следует. Печальная ушастая мордочка, в общем, не отмечена печатью порочных наклонностей, как писали в старинных романах (которые станут старинными много тысячелетий спустя, а пока что и не написаны), и больше всего походит на кошачью. Зубы скорее человеческие.

Одежды нет, но на шее висит цепочка с каким-то продолговатым предметом.

– Хозяин, забери меня! – взмолилась тварюшка так жалобно, что Сварогу стало не по себе. – Забери, отдам джинна! – Оно сдернуло с шеи цепочку и отчаянно замахало предметом. – Забирай все, в замке много кладов спрятано!

Все умерли, вся страна пустая, одна нечисть, а идти некуда…

– Спокойно, – сказал Сварог. – Ты, значит, вроде домового? (Существо энергично закивало.) А что умеешь?

– Беречь дом, прибирать дом, распознавать нечисть, петь колыбельные, чистить лошадей, чесать собак…

– А хозяева где? – спросил Сварог.

Серого прямо-таки передернуло:

– Сюда пришли токереты, с хозяевами у них были счеты…

– Тогда, конечно… – с видом знатока сказал Сварог, понятия не имевший, что такое токереты, и с большой буквы это пишется или с маленькой. – Тогда уж, верно, ничего не поделаешь…

– Милорд лар, хозяин, забери меня отсюда!

– Ты меня еще милым дедушкой назови, – сказал Сварог, и тут до него дошло. – Та-ак, а с чего ты взял, что я лар?

– Я же умею узнавать.

– Та-ак… – повторил Сварог. – Ладно, лезь на лошадку.

Мохнатое создание с невероятной быстротой соскользнуло по иссеченной осколками стене, ухватилось за протянутую Сварогом плетку, в мгновение ока вскарабкалось в седло за его спиной. Конь ничуть не беспокоился. Создание протянуло цепочку с непонятным предметом:

– Возьми джинна, хозяин.

– Тебе, может, самому нужен? – великодушно спросил Сварог.

– Зачем?

– Вот именно, зачем? – пробурчал Сварог, повертел черный цилиндрический сосудик из непонятного металла, покрытый мелкими выпуклыми иероглифами. – А мне он зачем, скажи на милость? Я тут слышал краем уха, что такие бутылочки откупоривать – себе дороже выйдет…

– Этот – честный джинн. Выполнит три желания. Если хочешь, пойдем в замок, там много всего спрятано…

– Некогда, – сказал Сварог, трогая коня. – Три желания, говоришь?

Слушай, а может твой джинн перенести нас в Харлан?

– Может. Только не стоит. Сейчас не старые времена, люди испугаются.

Будет гром, блеск, вихрь…

– Понятно, – сказал Сварог.

Черт бы побрал это колдовство. Куда ни ткнись – ограничения, строго оговоренные условия, регламенты и запреты… Пожалуй, не стоит появляться в Харлане среди грома, блеска и вихря. Скромнее нужно жить… Джинн просидел в бутылке чертову уйму времени, подождет еще пару деньков.

Прибережем до лучших времен.

– А кто их рассадил по бутылкам, джиннов? – спросил Сварог. – Случайно, не Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими?

Оказалось, что укупоркой увлекался некий король-маг Шелорис, правивший неизвестно где в незапамятные времена. Из-за чего-то крупно повздорив с джиннами, обитавшими тогда во множестве, злопамятный король принялся их уничтожать, а некоторое количество, должно быть про запас, запечатал в сосуды. Иные, как Сварог уже знал от моряков, обнаруживаются по сию пору, хотя редкость это несказанная.

Подробностей домовой не знал. У его древнего, почти начисто вымершего народца письменности не имелось и летописей не велось, а визиты и обмен новостями становились все реже. Серый оказался мужского пола, имел имя – Карах – и, похоже, был в этих краях чуть ли не последним представителем сгинувшего племени. Насколько Сварог понял, племя это, не лишенное разума, телепатических способностей и зачатков магии, состояло в крайне дальнем и весьма запутанном родстве с гномами и свой расцвет пережило во времена невероятно древние, когда подобные Сварогу люди еще не поселились на Таларе, именовавшемся тогда Грауванн, и здесь обитали какие-то «другие».

Карах настаивал, что в старые времена здесь жили именно «другие», не чуравшиеся магии и неизвестно куда сгинувшие под напором пришельцев. Со временем, покинув прежние места обитания (должно быть, и здесь не обошлось без напора пришельцев), соплеменники Караха перешли на положение домовых, в каковом и оставались многие тысячелетия, пережив даже Шторм (который Карах именовал Великой Тряской). Люди о них, в общем, знали, но особо не притесняли, стараясь даже по мере возможности использовать по хозяйству.

Даже в замках хозяев Ямурлака, вовсю баловавшихся черной магией, можно было прожить, если не мозолить глаза. Но постепенно Ямурлак обезлюдел, замки и города один за другим гибли под ударами не жаловавших черной магии соседей, этот держался дольше всех, в основном благодаря тому, что соседи перестали устраивать сюда лихие набеги, но лет пятьдесят назад нагрянули сводить счеты с хозяевами некие токереты, разнеся все вдребезги. И Карак остался в полном одиночестве – одни родственники и соплеменники умерли, другие подались искать лучшей доли. Карах, как понял Сварог, относился скорее к консерваторам, свято чтившим древние обычаи, и потому остался здесь. Со временем он, похоже, убедился, что с консерватизмом чуточку перебрал, но переигрывать оказалось поздно – двинуться в большой мир в одиночку он не решился, а редкие проезжающие, как правило, с большим азартом начинали на него охотиться, и мысли у них были самые гнусные – Карах без труда проникал в них и убеждался, что в лучшем случае его запихнут в клетку в качестве экзотического украшения, а в худшем – запытают до смерти, не веря, что выдал все клады.

Сварог слушал болтовню нежданного спутника, не переставая следить за небом и окрестностями: гарпии были бы очень некстати. Но время шло, а никто не бросался на него ни с неба, ни с земли, и сзади не объявлялось никакой погони. Что гораздо печальнее – Карах клялся, будто никто сегодня по этой дороге до Сварога не проезжал. Сварог часто оглядывался, долго смотрел назад, когда менял коней, временами вынимал подзорную трубу – нет, ни следа капитана Зо и его людей…

Уже смеркалось, когда они миновали покосившегося каменного истукана с полустершимися письменами на груди, отмечавшего границу Ямурлака. Моросил мелкий противный дождик, Сварог накинул плащ, а Карах забрался к нему на плечо, под капюшон. Кони шли рысцой, становилось все темнее. Карах, изнуренный долгим молчанием и одиночеством, что-то тихо болтал – на сей раз про Морских Королей.

– Черт! – сказал Сварог, резко натянув поводья. Карах от неожиданности качнулся у него на плече, впечатался в щеку пушистой мордой.

– Что случилось, хозяин?

Сварог ругался сквозь зубы. Некого винить, кроме себя самого. Он расслабился за эти спокойные часы без погони и встречных опасностей, не подумал о простой вещи: следовало остановиться на ночлег, пока не стемнело и различима была полузаросшая дорога. Он ведь прекрасно знал, что не успеет засветло добраться до Фиортена, но ехал и ехал в сгущавшихся сумерках, целиком положившись на коня. А конь, бессловесный и нерассуждающий, трусил себе рысцой, пока они не очутились в открытом поле, продуваемом ветром, и уже основательно промокшие под мерзким, мелким дождем.

Карах, видевший в темноте как кошка, не мог ничего углядеть. Этих мест он не знал и в проводники никак не годился.

– Положеньице… – сказал Сварог. – Коней давно бы пора напоить. Воду я могу сделать, но во что я им налью, не в ладони же. И костер развести не из чего.

– Там, впереди, лес, – сказал Карах. – А еще дальше, у самою горизонта, вроде бы горы. Вершины.

– Горы – это хорошо, – сказал Сварог. – Там перевал, а с перевала виден Фиортен. Только как нам до перевала добраться, если ты не знаешь, как он выглядит со стороны?

– Но лары же проходят какую-то подготовку, чтобы выбираться из трудных ситуаций? Учат чему-то…

– Меня учили понемногу, чему-нибудь и как-нибудь… – сказал Сварог мрачно. – Вот и не доучили. Последнее дело – бродить в темноте по лесу, совсем заплутаем.

Юпитера на небе не было – должно быть, еще рано. Обычно Юпитер всходил на здешнем небе ближе к рассвету, часа за три. А сейчас еще и полночи не минуло. Ладно, устроимся где-нибудь на опушке, костерчик разведем…

Он тронул коленями конские бока.

– Там дорога, хозяин, – сказал вдруг Карах. – В лес ведет.

– В лес? Тогда это не та дорога, что нам нужна… – Он замолчал, глубоко втянул ноздрями воздух. – Карах, как у тебя с нюхом?

– Превосходно, – скромно признался Карах.

– Кажется мне или дымком потянуло?

– Тянет. Дымком и едой.

– Великолепно, – сказал Сварог. – Вот тебе и решение проблемы.

Фиортен близко, вокруг наверняка есть какие-то усадьбы… Эгей, милый!

Но конь и сам, насторожив уши, устремился вперед. Вдруг Карах насторожился, увидев впереди какой-то темный предмет, а там Сварог и сам углядел словно бы расселину в черной стене леса.

– Столб, – сказал Карах. – А к нему доска прибита.

– Сам вижу.

Сварог зажег самый большой огонь, на какой был способен, достал из седельной сумы связку лучин и подпалил.

– Таверна «Бык и подкова», – прочитал он вслух. – Чертовски старая вывеска, сгнила вся, но дымком-то тянет все явственней…

Вскоре показалась поляна у дороги, высокий глухой забор, над которым поднималась высокая крыша. Из трубы шел дым, заслоняя звезды. Широкие ворота заперты, конечно.

Сварог постучал кулаком. Потом сапогом. Никакой реакции. Он подумал, снял висевший у седла топор и принялся молотить обухом, валя сплеча.

Грохотало на весь лес. Время от времени опускал топор и прислушивался.

Собаки здесь определенно нет, ни одна уважающая себя собака не смолчала бы. Ага, наконец-то дверь заскрипела!

– А если это раухи? – спросил Карах.

– Тихо! – цыкнул Сварог. Дождь разошелся не на шутку. – Полезай в суму и сиди там тихонечко, словно тебя и вовсе нету.

Кто знает, как местное население относится к серым мохнатым домовым с ало светящимися в темноте глазами. Возможно, без всякого энтузиазма и решпекта.

– Кого там нелегкая носит? – раздался с той стороны ворот боязливый голос, принадлежавший, похоже, человеку пожилому.

– Проезжающие, – сказал Сварог. – Путники.

– Вот и проезжайте себе.

– Папаша, это таверна или что?

– Таверна-то таверна…

– В чем тогда дело?

– Да время больно уж нехорошее, к полуночи…

– Ты что, так процветаешь, что лишние деньги не нужны?

– Деньги всегда нужны, да кто вас знает…

– Я один, – сказал Сварог. – Просто привычка у меня такая – говорить во множественном числе. Я один да два коня – это ведь число множественное…

– Ехал бы ты себе.

– Ворота выломаю, – сказал Сварог.

– Ехал бы ты себе.

Сварог не собирался коротать ночь под ливнем.

– Слушай, старый пень, – сказал он возможно убедительнее. – Я еду в Фиортен, сбился с дороги…

– Возвращайся к вывеске и поезжай дальше по дороге. На третьей развилке свернешь вправо, часика два скорой рысью – и будет тебе Фиортен, как на ладони. Только с перевала спуститься – и дома.

– Лошади устали.

– А ты – не спеша. – За воротами хихикнули. – Особо не гони.

– Ну ладно, я тебя долго уговаривал и честью просил, – сказал Сварог.

Он ударил, не особо размахиваясь. Лезвие легко пробило толстую доску, погрузившись в нее до обуха. За воротами шумно охнули.

– Вот теперь прикинь, старче, – сказал Сварог. – Много у меня времени уйдет на твои ворота или не особенно чтобы уж? Это я еще во вкус не вошел…

За воротами, судя по всему, молча смирялись с неизбежным.

– Ладно, – отозвался наконец хозяин. – Только ты мне и за забор заплатишь. Вон, насквозь прорубил.

– Да заплачу, – сказал Сварог. – Открывай.

Заскрипели несмазанные петли – тягуче, противно. Лошади шарахнулись.

Слышно было, как хозяин пробежал по двору и закричал откуда-то сверху, наверное, с крыльца:

– Только лошадь сам в конюшню ставь! Толкай ворота!

Сварог толкнул створку, провел коней во двор, захлопнул ворота, осмотрелся в тусклом свете, падавшем сверху, из распахнутой двери. Ага, вот она, конюшня, в глубине двора. Старик стоит на высоком крыльце, готовый юркнуть внутрь, запереться и держать оборону в доме. И арбалет наготове держит, вояка долбаный. Ну что на него злиться – такая жизнь, такие места…

Сварог поплотнее прижал ногой створку и задвинул тяжелый брус, ухитрившись занозить ладонь. Провел лошадей в конюшню.

– Я их напою, накормлю. – Карах высунул голову из сумы. – Тут есть колодец.

– Только потише, смотри.

– Не нравится мне здесь, хозяин…

– Мне здесь нигде не нравится, откровенно говоря, – сказал Сварог. – Смотри-ка, а конюшня пустая, нет у него живности… Ну ладно, я пошел.

Он с размаху захлопнул за собой хлипкую дверь конюшни, взбежал по ступенькам, протиснулся в дверь мимо опустившего арбалет старика. Скинул плащ, огляделся, не выпуская из рук топора.

Довольно большая комната ярко освещена четырьмя масляными лампами. В глубине – жарко натопленная печь, черная дверца распахнута, и там колышется огонь. От кастрюль на плите вкусно пахнет. Около печи стоит пожилая хозяйка и настороженно смотрит на Сварога, засунув руки под передник по крестьянскому обычаю. За грубо сколоченным столом у окна двое мужчин немногим моложе хозяина отставили высокие глиняные кружки и таращатся столь же опасливо.

Сварог огляделся, повесил плащ на прибитые рядом с дверью потемневшие оленьи рога, поставил рядом топор, взглянул на хозяина. Тот кивнул на сидящих:

– Соседи, заехали вот да и припозднились, остались до утра…

– А что это у них в кружках, не пиво часом?

– Пиво. – Хозяин живенько пробежал в угол, к лежащей на козлах бочке, нацедил кружку. – Пиво старое, домашнее, покупного не держим…

Сварог подошел к печи. Глядя на ало-золотистое пламя, отхлебнул из кружки. Его прошиб легонький озноб – то ли озяб под дождем, несмотря на теплый плащ, то ли, что вероятнее, сказалось все пережитое.

– Значит, вот так вы здесь и живете… – не оборачиваясь, произнес он.

– Так и живем, – откликнулся хозяин. – Таверна захирела, по дороге почти никакого движения, разве что соседи заедут…

– Может, вам в комнату поесть принести? – предложила хозяйка. – Комнат много, поедите, поспите…

– А что, мысль, – сказал Сварог. Ему не хотелось сидеть с незнакомыми людьми, отвечать на их вопросы – очень уж устал. Он вяло повторил:

– Это мысль. Несите-ка в комнату побольше еды и выпить тоже не забудьте…

Пожалуй, он изрядно продрог. Так и колотит всего. Даже талисман промерз… талисман!

Талисман был ледяным.

Видимо, он все же вздрогнул, потому что хозяин сочувственно спросил:

– Уголек стрельнул?

– Уголек, – медленно сказал Сварог. – Прямо на руку…

Интересно, на чем это приехали соседи, если во дворе не видно повозки, а в конюшне не было лошадей?

Он произнес про себя заклинание. Только не торопиться… Опустил левую руку в карман, набрал полную горсть серебряных монет и с маху швырнул через плечо в сторону сидящих за столом.

За спиной раздался дикий вопль, упал табурет. Тогда только Сварог обернулся, держа шаур наготове. И чуть не заорал сам – вместо хозяина с хозяйкой, вместо заезжих соседей были четыре чудища, клыкастых и когтистых, мохнатых, с собачьими носами, в нелепо сидящей людской одежде.

В точности похожие на того, привезенного в императорский дворец по его душу.

Ямурлакские вампиры.

Они шипели, пятились к двери – между ними и Сварогом неодолимой преградой лежали серебряные монеты, и один из «соседей» неуклюже отставил левую лапу, курившуюся зеленоватым дымком.

Серебряная звездочка ударила «хозяину» в грудь, и взлетели клубы зеленого дыма, вампир навзничь рухнул на пол. Сварог давил на спуск, не отнимая пальца, поливая их дождем свистящей серебряной смерти. От нелюдского воя ломило уши. Твари гурьбой, мешая друг другу, пытались протиснуться в дверь. Но это удалось лишь одному, и выскочивший на крыльцо Сварог срезал его посреди двора. Оглянулся внутрь комнаты. Две твари лежали неподвижно, третий пытался ползти, и Сварог выпустил ему звездочку в затылок. Замер. Прислушался. В конюшне бились и ржали лошади.

– Карах! – позвал он во весь голос, перегнувшись за перила.

Скрипнула дверь, Карах осторожно выглянул наружу, побежал к Сварогу, далеко обогнув лежащего вампира.

– Хозяин, я же предупреждал про раухов, а ты не обратил внимания, нужно было сразу попробовать серебром…

– Ладно, ладно, – сказал Сварог виновато. – В следующий раз буду к тебе прислушиваться, честное слово… Есть еще кто в доме, не чуешь?

– Больше никого…

Сварог все же пошел проверить комнаты. Взял с подставки лампу, принялся обходить дом. Открывал пинком дверь за дверью, светил внутрь, держа шаур наготове. Карах тенью крался следом, выглядывая из-за его ноги.

Везде пусто, пыльно, но не видно следов разгрома – все выглядит так, словно хозяева внезапно ушли.

Только никуда они не уходили – в одной из комнат обнаружились два высохших трупа, прямо-таки мумии. Жуткий оскал, прилипшая к костям желтая кожа…

– Хозяев застали врасплох, – сказал Карах. – Если тут и были животные, они убежали… или их съели.

– Но они же пили пиво, эти…

– Они едят и пьют человеческую еду и питье запросто. Но любят полакомиться. – Серенький домовой содрогнулся. – Они и таких, как я, едят…

– Может, они и в самом деле не особенно-то настроены были лакомиться и не собирались нас впускать? – рассуждал вслух Сварог. – Нет, он же мог показаться в натуральном обличье, любой удрал бы сломя голову, плюнув на ливень. А он, паскуда, нарочно отошел подальше, когда я входил в ворота, чтобы лошади не забеспокоились раньше времени…

Если бы не талисман, он преспокойно улегся бы спать. И его прикончили бы.

– Что будем делать, хозяин? – спросил Карах.

– А что прикажешь делать? – сердито спросил Сварог. – Ворота заперты, до утра перебедуем. Хотя такая скотина может со своими когтями и по забору взобраться… Серебра набросаем вокруг, вот что.

Стараясь не смотреть на недвижно лежащих вампиров, он подошел к бочке и налил кружку до краев. Вы хотели, чтобы я поскорее освоился? Прекрасно, я преспокойно стою посреди комнаты и пью пиво, но меня вывернет, откровенно говоря, если съем хоть кусочек из аппетитно пахнущих кастрюль.

Но пива я выпью и постараюсь удержать его внутри…

Спать он улегся в конюшне, завернувшись в плащ. Вопреки ожиданиям, кошмарные сновидения не посещали, он почти сразу провалился в тяжелое забытье, пару раз просыпался, слушал спокойное пофыркиванье лошадей и вновь засыпал. А потом Карах осторожно потеребил его за рукав, и он открыл глаза. Солнечные лучи проникали в конюшню, стояло такое ясное утро, что все вчерашнее показалось дурным сном. Но посреди двора лежал на прежнем месте мертвый вампир, и пришлось, поборов брезгливость, оттащить падаль подальше – иначе лошади ни за что не хотели выходить из конюшни, храпели и пятились.

– Я всю ночь караулил, – сказал Карах, когда они выехали за ворота. – Ближе к рассвету поднялось какое-то странное зарево на полнеба. Вон в той стороне.

– Пожар где-нибудь.

– Хозяин, я столько пожаров в ночи видел… Очень странное было зарево, совсем не похожее на пожар, оно вдруг поднялось к самым звездам, медленно так… – Он запнулся, поискал слово:

– Равномерно. Поднялось, замерло, потом враз пропало. Нехорошее зарево.

– Нехорошего здесь навалом, я смотрю, – процедил сквозь зубы Сварог.

Вернувшись в поле, он быстро отыскал место, где они вчера сбились с дороги. Отдохнувшие лошади шли бодрой рысью. Сварог узнавал урочища, холмы и повороты, испытывал приятное нетерпение при мысли, что, возможно, вновь увидит ее, рассеянно слушал болтовню Караха, прочно зациклившегося на ямурлакских вампирах.

И остановил коня на вершине горы, долго всматривался, не веря. Взялся за подзорную трубу и убедился, что все так и есть.

Не было Фиортена. Весь окружающий пейзаж остался прежним, кроме Фиортена. Вот оно, странное зарево. Простой пожар такого натворить не мог.

Черный валик угля на месте окружавшей деревню стены, вместо домов и садов, хлевов и амбаров – невысокие кучки пепла. Странная, страшная карта.

Никаких развалин, ничего полуобгоревшего – один пепел. И тишина. Дома и постройки в деревне были главным образом каменные, и если уж камень превратился в пепел… Это не орда налетчиков с горшками горючей смеси.

Это оружие, мощное устройство. На них что-то сбросили. Или рвануло на земле. Как бы там ни было, деревня сгорела в один миг. Это бомба – но ни в одном государстве Талара нет столь мощных бомб. Разве что лары… но зачем им расправляться столь страшно с никому не мешавшей и никому не угрожавшей деревней в Пограничье?

– Говорят, в старину случались такие битвы, – сказал Карах. – Камень горел, как сухое дерево, а дерево вспыхивало, как солома…

– А люди? – зачем-то спросил Сварог.

Карах промолчал. Конечно, глупо думать, что кто-то спасся, если рвануло посреди ночи. Это даже не Хиросима – гораздо хуже…

Вспомнив про Хиросиму, Сварог погнал коней галопом. Но вскоре опомнился – во-первых, это не похоже на атомный взрыв, во-вторых, поработай здесь атом, они и так давно схлопотали бы смертельную дозу. Бог ты мой, не остановись он поболтать с Карахом, не начнись ливень, не сбейся конь с дороги – Сварог вполне мог добраться к ночи до Фиортена и оказаться там в момент взрыва… Вообще-то и такое оружие лару не страшно – но как знать…

Кто-то наносит удары, нервничая, спеша и оттого ошибаясь и опаздывая…

– Карах, это правда, что дьявол никогда не делает ошибок? – спросил он вдруг.

– Говорят, сам дьявол никогда их не делает, – ничуть не удивившись, ответил Карах. – А вот его слуги частенько ошибаются, нет в них того совершенства… Нет, это люди, хозяин, я отчего-то чувствую. Очень плохие люди, очень злые, но все-таки люди.

…Через несколько часов Сварог и сам уверился, что дьяволом тут и не пахнет, когда его конь, пугливо выгибая шею и осторожно ставя ноги, шагал посреди обугленных развалин Старой Гавани, Фир Норта. Эти дома спалили самым обычным образом – кое-где еще шипели головешки, лениво поднимались струйки дыма, колеблемые ветром с реки. Каменные стены уцелели, но покрыты копотью снизу доверху. Это уже были злоба и ненависть, не укладывавшиеся в обычные человеческие понятия. Уничтожение Фиортена еще можно как-то понять с военной точки зрения, но Фир Норт…

Сварог искал Басса и нашел в конце концов – израненного, обожженного, распятого на дверях «Приюта моряка» – единственного здания, оставленного нетронутым. Большие ржавые гвозди загнали в лодыжки и запястья по самые шляпки, кровь темными вертикальными полосами засохла на грязной двери, но Басс, казалось, еще жив. Когда спешившийся Сварог остановился перед ним, немилосердно ругаясь про себя, веки Басса дрогнули, медленно приподнялись, стекленеющие глаза раскрылись, и Сварог напрягся, осознав, каких трудов Бассу стоило сфокусировать на нем осмысленный взгляд.

– Граф Гэйр… Где все…

– Не знаю, – почти крикнул Сварог. – Кто это сделал? Где…

– Быстрее уезжайте отсюда, – внятно выговорил Басс и уронил голову на грудь.

– Он умер, хозяин, – сказал Карах. – Он правильно говорил, нужно побыстрее отсюда уезжать. Здесь был кто-то непонятный, страшный, я таких не встречал…

Сварог прыгнул в седло, на ходу подхватил уцепившегося за полу плаща Караха и поскакал к реке. Причал тоже сожгли. Кое-где он обрушился в воду, но много обуглившихся свай торчало над мутными волнами, и в некоторых местах сохранился обгоревший настил. Отовсюду несло гарью, у берега колыхались черные головешки. А уардах в ста от берега торчали из воды, накренясь, верхушки трех мачт, и концы оборванного такелажа колыхались, протянувшись по течению…

Сердце у Сварога оборвалось. Сомнительно, чтобы в этом безлюдном месте за эти дни бросил якорь второй трехмачтовый корабль. Значит, все они на дне – веселые бесшабашные удальцы, спасшие его из Хелльстада, и Акбар, и загадочный помощник капитана, которого Сварог так и не увидел, и пузатый кок по кличке Мышиный Соус, сбежавший в море от какого-то графа из Вольных Майоров и на прощанье подавший хозяину к столу замаскированную в невероятно аппетитном соусе тушеную мышатину, каковую граф почти всю и слопал, пока не узрел наконец на дне блюда хвостики…

– Пусть вода вам, господа, будет пухом… – бездумно повторял он привязавшуюся строку из слышанной на корабле баллады.

«Ладно, – подумал он, не отрывая взгляда от верхушек мачт над мутноватой водой. – Может, меня всего-навсего и требовалось крепко разозлить. Что ж, разозлили на свой хребет. Я еще долго намерен прожить на этой планете, но не хочу, чтобы рядом по-прежнему обитали виновники всех этих гнусностей. Плевать на неизвестные подробности. Ясно одно: капитан Зо и его ребята, Борн, Басс, Блай, жители Фиортена – все это были хорошие люди, и тот, кто их убил, должен получить сполна. Такие вот мотивы, не лучше иных, но и не хуже многих… Убедили. Теперь это и моя война».

– Карах, тебе не кажется, что я опасный спутник для долгого путешествия? – спросил он.

– Что делать, – сказал Карах. – Хозяев не выбирают, уж какой попался… Ты меня забрал, придется служить.

– Знаешь что? – Сварог повернул коня. – Вообще-то сейчас начинается самое интересное – мы в автономном плавании, наших ходов никак нельзя предугадать наперед, потому что мы сами их не знаем… – Он старательно изучал карту. – Правда, дорога отсюда всего одна. В пятнадцати лигах ниже по реке значится некий Рут, обозначенный как обитаемое место. Некуда нам ехать, кроме как в Рут. А если на дороге…

– Что-то есть в воздухе, хозяин, – прервал Карах.

Сварог глянул вверх, но ничего не увидел. Только редкие облачка и черное круглое пятнышко у горизонта – чей-то замок.

– Ты про него, что ли? – спросил он, показав туда.

– Нет. – Карах задрал к небесам озабоченную мордочку. – Это гораздо меньше, подвижнее… а теперь его нету…

– Ладно, исчезаем отсюда. – Сварог подхлестнул копя.

Часа через полтора они без всяких приключений добрались до обитаемого места под названием Рут. С первого взгляда было ясно, что раньше городок был не в пример обитаемее. Сварог долго ехал по пустым улицам, состоявшим исключительно из заброшенных домов – богатых некогда, бедных, средних. Не разрушенных или сожженных при штурме – просто брошенных однажды раз и навсегда. Иные носили следы разграбления в спешке, но по большинству видно было, что в них похозяйничали обстоятельно, не спеша и ничего не опасаясь, аккуратно сняли с петель двери, вынули стекла из окон, забрали все, что могло пригодиться в хозяйстве. Захватчикам такое ни к чему. Значит, постарались земляки и соседи, а дома определенно принадлежали тем, кто подался на полдень за лучшей долей.

Сварог свернул за угол. Там уже начинались обитаемые места – из труб идет дым, на улицах попадаются прохожие, а на удобном месте, которое не обойти и не объехать, расположился патруль – пятеро в шлемах и кольчугах, с мечами, копьями, арбалетами и единственным мушкетом военного образца.

Тут же стояли две оседланные лошади, а на высоком шесте развевался незнакомый флаг – красная, желтая и белая вертикальные полосы, на красной изображен черный меч острием вверх. Странный флаг, не значившийся ни в одном геральдическом справочнике. А уж в здешней геральдике Сварог разбирался больше, чем во всем остальном: эти знания ему запихнули в голову в первую очередь. Согласно здешним правилам и традициям, красный цвет символизировал отвагу, желтый – богатство, достаток, а вот белый был траурным цветом. На белых конях везли хоронить покойников, в белые одежды облачались неутешные близкие. Одни лишь горротские короли, издавна славившиеся весьма своеобразным чувством юмора, сделали свой флаг белым…

Его заметили и взяли на прицел. Сварог спокойно ехал прямо на них – и остановился в трех шагах, отметив, что наконечники стрел серебряные. И наконечники копий – тоже. Он разглядывал их, а они разглядывали его. Чтобы не нагнетать напряжения, Сварог заговорил первым:

– Документ показать, орлы?

– Сам рисовал? – спросил старший, изучив документ. Остальные хмыкнули невесело.

Сварог сказал чистую правду:

– А откуда я знаю, кто его рисовал?

Орлы хохотнули чуть веселее. Старший бросил:

– Не шевелись. Проверим.

Серебряный наконечник копья медленно поднялся к его груди – Сварог добросовестно замер, – коснулся шеи и отодвинулся гораздо быстрее. Лица у патрулей стали чуточку дружелюбнее, но старший, как ему и полагалось по должности, остался собранным и подозрительным:

– Смотри, если что… Тут у нас адвокаты не водятся. Откуда едешь?

– Из Фиортена, – бухнул Сварог и пожалел, что проговорился. Но что прикажете делать, если других названий он попросту не знал и врать о незнакомых местах опасался?

– Как там?

– Паршиво, – сказал Сварог. – Нет больше Фиортена. Один пепел остался.

– Кто там был?

– Ох, знал бы я кто, – сказал Сварог устало. – Он бы у меня кровью умылся… Кабаки в городе есть, ребята? Типа постоялого двора?

Они молчали. Расступились, правда, и он медленно поехал прочь.

Вдогонку все же крикнули:

– Через базарную площадь, налево у зеленого дома – и прямо до самой реки. Постоялый двор тетки Чари.

Карах смирнехонько сидел под плащом. Прохожие, как один, оглядывались на Сварога – кто украдкой, кто открыто. Сварог понял, что приезжие здесь – вещь редкостная, что он станет темой для вечерней болтовни, ибо с новостями здесь плоховато…

Трижды ему предлагали продать второго коня, один раз спросили, не ожидается ли какой войны, а однажды поинтересовались, не он ли беспутный племянник мамаши Микоты, лет двадцать назад сбежавший искать приключений и с тех пор не объявлявшийся. Сварог каждый раз молча мотал головой.

Он почувствовал вдруг, что Карах зашевелился под плащом, пробрался к шее. Это могли заметить со стороны, и Сварог, не поворачивая головы, прошипел сквозь зубы:

– Тихо! Что там?

– Хозяин, убей его! – зашептал Карах из-под капюшона. – Убей его сейчас же! Это плохой!

Сварог придержал коня, украдкой оглянулся – нет, никто вроде бы не обратил внимания, как приезжий пустился в дискуссию с собственным плащом.

– Вон тот, в черной шапке! – не унимался Карах. – Убей его побыстрее!

Сварог растерянно огляделся. Он как раз проезжал по базарной площади, где не особенно шумно торговали рыбой, старой одеждой, живыми овцами, дровами и пивом. Покупателей было самую малость побольше, чем продавцов. У лотка с рыбой, точно, стоял худой человек в буром кафтане и высокой черной шапке, какую носят на полудне Снольдера – круглой, с плоским донцем и наушниками. Человек этот ничем особенным не выделялся. Гильдейской бляхи у него не видно, но здесь их никто не носит.

– Убей его! – чуть ли не крикнул Карах.

Сварог колебался. Вспомнил, что однажды уже пропустил мимо ушей предостережения Караха и кончилось все дракой с вампирами, а могло кончиться и печальнее…

Пробормотал заклинание, и рука сама дернулась к топору. На месте человека в черной шапке колыхалась мгла, черный сгусток тяжелого дыма, то принимавший зыбкие очертания человеческой фигуры, то переливавшийся в знакомый уже образ – шар над прямоугольником.

– Ах, вот это кто… – сквозь зубы пробормотал Сварог. – Карах, держись!

Он отвязал повод заводного коня, накинул его на столбик ближайшего навеса. Еще раз произнес заклинание. Теперь он вновь видел лишь худого человека, отвернувшегося к лотку с рыбой, – видел то, что и все остальные на площади, окруженной невысокими каменными домами с острыми крышами.

Сварог развернул коня так, чтобы оставить худого справа, пустил вскачь.

Лезвие Доран-ан-Тега шелестяще свистнуло в воздухе, и сразу же вокруг завопили. Сварог оглянулся, натянул поводья.

Отсеченная голова худого еще кувыркалась высоко в воздухе, невесомо выписывая круги вопреки законам природы и тяготения – словно живое существо, выбиравшее, где бы приземлиться на грязный булыжник.

Обезглавленное туловище прочно стояло на ногах, из перерубленной шеи не брызнуло и кровинки, руки подняты ладонями вверх, словно готовятся поймать непоседливую голову, которой, дело житейское, захотелось вдруг полетать отдельно.

Голова упала на обрубок шеи и утвердилась на нем левым ухом.

Пространство вокруг худого подернулось туманом, пронизанным тусклыми молниями, и вот тут-то началась настоящая паника, продавцы и покупатели брызнули во все стороны, даже овцы, мемекая, припустили прочь. Значит, все видели то же, что и Сварог, – как посреди площади возникает, принимая все более четкие, завершенные очертания, повисший над черным прямоугольником белый шар и с его бока немигающе таращится глаз – без век и ресниц, с желтой радужкой и белым кошачьим зрачком.

Нечто вроде туманного диска возникло над шаром, рассыпая искры.

Змеистые желтые молнии хлестнули по крышам домов, с грохотом расшвыривая черепицу и жестяные колпаки труб, опустились ниже, вышибая звонко лопавшиеся оконные стекла, выворачивая камни из стен, потянулись еще ниже, к людям…

Сварог выхватил шаур. Вереница свистящих серебряных звездочек пронеслась над ушами коня. И повторилось то, что Сварог уже видел однажды с палубы «Божьего любимчика», – спиралью завертелся густой черный дым, пронизанный зелеными вспышками, омерзительный вой, злобный и жалобный, пронесся над площадью и оборвался. Послышался сухой скрежет, дым кучей пыли осел на грязную булыжную мостовую.

Никто уже не кричал, только овцы блеяли, носясь по площади, а люди застыли неподвижно. Сварог подумал, схватил повод запасного коня и поскакал прочь – не устраивать же пресс-конференцию с митингом?

Постоялый двор под вывеской «Жена боцмана» стоял на отшибе у самой реки – приземистый каменный дом с конюшней и деревянными пристройками, все это обнесено добротным деревянным забором. Посреди двора величественно возлежала свинья и бродили куры.

Сварог проехал в распахнутые ворота и остановил коня у широкого крыльца. Дверь распахнута настежь, но внутри тихо. Из конюшни появился угрюмый высоченный детина. Рукава засучены, за пояс заткнута короткая, тщательно обструганная дубинка. На трактирного слугу он походил не больше, чем Сварог на герцогиню. Но спросил предупредительно, как положено:

– Чего изволите?

– Есть, пить, ночевать, – сказал Сварог. – Все эти удовольствия можете предоставить или только некоторые?

– Все, ваша милость, если есть денежки, – ответил детина. На правом запястье у него Сварог заметил синюю татуировку – русалка с огромной пивной кружкой. Похоже, морская тематика не ограничивалась вывеской.

– Расседлать, ваша милость?

– Расседлай, – сказал Сварог. У него самого это до сих пор получалось довольно неуклюже. Детина, ничуть не удивившись, принялся за работу.

Сварог заметил, что и у него получается не лучше. Карах смирнехонько притаился в откинутом капюшоне плаща.

Сварог стоял, прислонившись плечом к столбу, наблюдал с интересом, как детина возится с пряжками и ремнями, беззвучно чертыхаясь поднос.

– Где плавал? – напрямик спросил Сварог.

Детина не стал вздрагивать и цепенеть. Буркнул, не отрываясь от работы:

– Везде помаленьку.

– Фогороши в городе есть?

– Где их нет? Позвать?

– Зови.

– Гулять будете, ваша милость?

– Немножко.

– С радости или с горя?

– А что, есть разница?

– Еще какая, – хмыкнул детина. – Почему-то с радости все спокойно обходится, а как завернет кто с горем, непременно норовит, подлец – уж простите, ваша милость, – запалить таверну. Вы из которых?

– Пожалуй, с горя, – сказал Сварог. – Правда, нет у меня такой привычки – палить таверны.

«И вообще, я в таверне впервые в жизни», – мысленно добавил он.

– Мне что, – сказал детина. – Мое дело предупредить – хоть воды поблизости и навалом, за баловство с огнем и по башке схлопотать можно.

Будь вы хоть харланский герцог.

– Там герцогиня.

– Будь вы хоть сама харланская герцогиня.

– Учту, – сказал Сварог.

В таверне и в самом деле никого почти не было. За одним столом молча потребляли пиво серьезные люди – четверо гуртовщиков с бычьими головами на бляхах Серебряной гильдии. Судя по гербам, гуртовщики были ронерские. За другим столом тихонько резалась в кости компания – на вид сплошь темные личности непонятного сословия, числом восемь. За третьим, уронив голову в блюдо с кое-как обглоданными копчеными ребрышками, мирно похрапывал субъект в довольно приличном камзоле. Остальные столы, десятка полтора, пустовали.

Сварог подошел к стойке. Из задней комнаты, вытирая руки передником, вышла тетка лет сорока, с крепкой, отнюдь не расплывшейся фигуркой, не лишенная секс-эппила, но сущая бой-баба на вид. Если это и есть жена боцмана, боцман прочно сидит под каблуком.

– А налейте-ка мне, хозяйка, чего-нибудь для начала, – сказал Сварог, прислоняя к стойке топор.

Хозяйка налила ему из кувшина в большой оловянный стакан. Он попробовал – одна из разновидностей здешнего коньяка, не самая скверная.

Выпил до половины, посмотрел на хозяйку, а хозяйка посмотрела на него:

– Это вы гулять собрались?

– Да какая там гульба, – сказал Сварог. – Легкое расслабление тела и души, с должной музыкой. С горя, признаться, но таверну поджигать не намерен, не беспокойтесь.

– Перек пошел за фогорошами. Девок поискать? Тут этот промысел не особо процветает, ну да шлюхи везде сыщутся.

– Уж это точно, – философски сказал Сварог и допил остальное. – Только ну их к черту. Не тянет что-то.

– Это Вольного Топора-то?

– Вы меня, хозяйка, не шибко пытливо расспрашивайте, я и врать не буду, – сказал Сварог.

– Тоже верно…

– Вы и в самом деле жена боцмана?

– Вдова, – сказала хозяйка. – Вместе плавали, пока мой дурак не сотворил последнюю в его жизни глупость…

– Это какую?

– Знаете, ваша милость, вы тоже не всюду нос суйте, вот и поладим.

Если тетка Чари будет помнить про все глупости, свои и мужнины…

– Понятно, – сказал Сварог. – А на «Божьем любимчике» плавать не доводилось?

Тетка Чари посмотрела на него крайне внимательно и помолчала, словно ждала чего-то. Не дождавшись, пожала плечами:

– Так ведь каждый прохиндей про себя думает, что он – божий любимчик…

Но в глазах у нее определенно что-то этакое мелькнуло.

– Бросьте, – сказал Сварог. – Я здесь человек новый, да не вчера родился. Конечно, есть какой-то тайный знак для своих или пароль, но я его не знаю… Вы мне только одно скажите: за последние два дня «Божий любимчик» здесь проходил?

Он поднял руку так, чтобы она увидела перстень Борна. Сам не знал, откуда такая уверенность, но русалку Переку явно наколол тот же умелец, что разрисовал иных моряков капитана Зо.

– Ни слуху, ни духу… – мотнула головой тетка Чари.

– Так… – Сварог повесил голову. – Тогда налейте еще, что ли.

Она плеснула в стакан и задумчиво сказала:

– Может, проще будет вас сразу со двора взашей вышибить? Не люблю я загадок и не люблю, когда чего-то не понимаю…

– Да ладно вам, – сказал Сварог. – Переночую и поеду. И никакого от меня беспокойства. Вы мне лучше соберите поесть, я и в самом деле жрать хочу…

– А этот, что в капюшоне у вас сидит?

– Что, видно?

– Ухо торчит. А теперь спряталось.

– Да он безобидный, – сказал Сварог.

– Сама знаю. Когда была маленькой, в деревне, у нас в амбаре целых два жили. Косу мне заплетали. Ну, вон туда садитесь, что ли.

Он забрал топор и уселся за массивный стол. Тетка Чари, сделав несколько рейсов от стойки, понаставила перед ним тарелок и кувшинов.

– Ага, вот и фогороши ваши идут, торопятся, голубчики, с похмелья небось…

Она принесла стопку оловянных стаканчиков, вложенных один в другой, – для фогорошей, рассевшихся за столом и откровенно потиравших руки.

– За знакомство? – Сварог поднял стакан, разглядывая их.

Народ был колоритный – музыканты из снольдерских степей, в синих штанах, желтых рубашках и красных жилетах, все потертое и штопаное, но на шеях сверкают диковинные золотые украшения, а на пальцах – массивные золотые перстни с крупными самоцветами. Этой привилегии – носить кольца с драгоценными камнями – завидовали все сословия и гильдии, ибо подобным правом обладали одни дворяне.

– Как же это вы, ребятки, всей этой красоты с похмелья не спустили? – спросил Сварог.

Старший, черный, как ворон, усач, сверкнул ослепительными зубами:

– С Сильваны, должно быть, ваша милость? Обычаев наших не знаете?

Подыхать будем, а не пропьем. Традиция. Фогорош может ходить хоть голым, но если он при сабле и драгоценностях – чести его урона нет. Ваше здоровье! Музыку лучше слушать после пары наперсточков, а чтобы играть и петь душевно, потребно этих наперсточков не меньшее количество. Посему поднимем и опростаем, не унижая себя закуской! У вас печаль или вовсе наоборот?

– Хороший человек умер, – сказал Сварог, ощущая уже после чарки коньяка приятную сдвинутость сознания. – А потому урежьте-ка «Тенью жизнь промчалась», да так, чтобы…

– И никак иначе! – успокаивающе поднял ладонь старший. – Дело знакомое весьма и насквозь. Гей!

Они встали, разобрали инструменты – две явные скрипки, нечто похожее на гитару, только прямоугольное, обвешанный колокольчиками бубен, – переглянулись, кивнули друг другу и действительно урезали так, что все кабацкие шумы и все печали отодвинулись невероятно далеко, осталась только мелодия, удивительным образом и лихая, и горестная:

Скрипка рыдала над самой его головой, потом фогороши разомкнули кольцо, кружили меж столиков, то приближаясь к Сварогу, то отдаляясь, полузакрыв глаза, ничего не видя вокруг, ни на миг не прекращая игры.

Сварог поднял глаза – трое из числа темных личностей сидели напротив и выразительно поглядывали на свои пустые стаканы, прихваченные со стола.

Сварог налил им, пригляделся внимательно – рожи были самые продувные.

– Внесем ясность, – сказал он, полез в карман, вытащил пригоршню серебра и аккуратно высыпал на стол. – Вот это все, что у меня есть. И я могу по-мужски угостить винцом кого-нибудь, но ужасно злюсь, когда меня, сиротиночку, хотят обидеть… Усекли?

У него оставалось еще десятка три монет в потайном кармане, но об этом он не стал распространяться.

– Нет, такого даже грабить жалко, – сказал один, не отрывая, как и остальные, завороженного взгляда от серебряных кружочков. – Как дите малое…

– Не понял, – сказал Сварог.

– Мы, ваша милость, не записные душегубы и не святые, – сказал собеседник. – Так, посередке где-то болтаемся. Потому что тут, в Пограничье, не любят чересчур уж сволочного люда, но и святым здесь никак не житье. Мой папа – умнейший был человек, хоть и сплясал в конце концов с Пеньковой Старушкой^[1K5] – всегда меня учил, что не стоит грабить того, кто тебе непонятен, а то боком может выйти… Вы что, сударь мой, никогда не слышали, что в Пограничье, в противоположность всему остальному миру, серебро не в пример дороже золота?

– Слышал, – сказал Сварог.

– Но не слышали, насколько дороже. Иначе не стали бы все это на стол вываливать. Вечереет, в кабаке народишко скопляется, и не все такие осмотрительные, как мы, не у всех был такой мудрый папа, как у меня, так что вы от греха подальше все это спрячьте… – Он придвинул Сварогу деньги, ухитрившись при этом ловким движением мизинца отправить две монеты себе в рукав. И тут же поднял руку, подперев щеку ладонью, чтобы монеты провалились поглубже к локтю. – Значит, что? Значит, в здешних делах вы совершенно не разбираетесь, и вам, сдается мне, ох как пригодятся люди, которые за десяток серебрушек дадут дельный совет насчет чего угодно. А то и поручение выполнят за умеренную плату. Другие за вас и больше бы дали.

– Это кто? – тихо спросил Сварог, перегнувшись к нему.

– Да ездят тут всякие…

Сварог сгреб монеты, отсчитал десять и положил перед ним, а остальные спрятал.

– Это за советы или за ответы на вопросы?

– За ответы, – сказал Сварог.

– Ваша милость, тут четвертый день крутятся харланские шпики с полными карманами серебряных и ищут, кто бы согласился для них хватать всех едущих из Ямурлака.

– Значит, вы настолько честные, что предпочитаете десяток серебряных полному карману?

– Расклад такой, что именно так и выходит. Потому что – гораздо безопаснее. Парочка из тех шпиков уже пляшет с Конопляной Тетушкой. Не любят у нас харланцев. А молодой князь, хоть и сопляк, себя поставить сумел. Словом, мы вас предупредили. Народ здесь разный, так что я бы на вашем месте долго в Руте не задерживался. У тетки Чари вам будет безопасно, но разговоры подадут. Уже по всему городу болтают, как вы этого черта на базаре замочили, только что наши ребята пришли, рассказали. А когда все, кто здесь пьет, по домам разойдутся, все будут знать, где вы на постое имеете честь обретаться.

– Тогда перейдем к советам, – сказал Сварог, сделал знак фогорошам, чтобы продолжали. – Вот еще восемь.

– До десяти двух не хватает…

– Восемь, да две в рукаве – десять, нет?

Прохвост рассмеялся и, сложив ладонь ковшиком, смел монеты со стола себе в пригоршню:

– Верно, десять… Что вам посоветовать?

– Как мне побыстрее попасть в Харлан.

Вот теперь темные личности по-настоящему удивились:

– Но ведь они вас ищут…

– И тем не менее, – сказал Сварог.

– Ну, вам виднее. Может, они просто не хотят, чтобы вы в Харлан добрались, а может, прятаться и в самом деле лучше там, где светлее. Мой папа тоже, бывало, краденое прятал в лавочке аккурат напротив резиденции квартального полицмейстера… Утречком садитесь на коня и скачите вниз по реке, в Адари. У нас здесь одни рыбацкие лодки да два княжеских корабля, а в Адари – приличный по меркам Пограничья порт. За два десятка серебряных вам шикарную посудину продадут – с палубой, трюмом, каютой, капитаном и тремя корабельными патентами на три разных названия… А если отыщете в кабаке «Петух и пивная кружка» такого Брюхана Тубо и сложите пальцы вот так, – он показал, – да отсыплете ему еще пяток, он сам для вас и разыщет, что нужно, пока пиво пьете, вам и бегать не придется.

– Ладно, – сказал Сварог. – Но если что…

– Под землей найдете, дело ясное, – кивнул тот. – Не сомневайтесь, все честно. Только с князем не связывайтесь, он у нас романтик, голову задурит, и пропадете…

– А ну-ка, брысь отсюда! – цыкнула неизвестно когда подкравшаяся хозяйка.

– Тетка Чари, да мы вполне мирно беседуем… – Собеседник Сварога вскочил и примирительно развел руками.

– Соколик мой, я таких на нок-рее вешала… – тихонько сообщила тетка Чари.

Вряд ли она шутила – темные личности сразу поскучнели и, учтиво раскланявшись со Сварогом, заторопились прочь, однако тетка Чари мгновенно извлекла из-под передника нечто напоминавшее деревянные грушевидные нунчаки, сгребла самого разговорчивого за запястье и крутанула так, что тот взвыл.

– Стоять, выползок черепаший! Ваша милость, деньги у них забирать будете?

– Не надо, они их честно заработали, – сказал Сварог.

– Ну-ну… Все равно – брысь! – Она присела рядом со Сварогом. – Надоели, не клиенты, а сплошная шпана. Нет, пора закрывать все к русалочьей матери и перебираться в Ронеро, полузабытую милую отчизну.

Благо про нас там все и забыли, все сроки давности вышли, гончие листы давно не кружат…

Сварог вежливо помолчал. Хозяйка посидела, слушая музыку, вздохнула и сказала, как показалось Сварогу, со значением:

– Знала я одного штурмана, ужасно любил, когда ему играли «Тенью жизнь промчалась». И все говорил, что закажет ее по себе вместо заупокойной…

Сварог выдохнул:

– Может, мы и разных штурманов имеем в виду, но мне отчего-то кажется, что одного.

– Вы не из Старой Гавани едете?

– От Старой Гавани остались одни головешки, – сказал Сварог. – И три мачты из воды торчат. «Божий любимчик» должен был нас ждать…

– А Зо? С ним что?

– Мы… ну, в общем, мы прорвались поодиночке, – сказал Сварог. – Может, Зо просто припозднился. Может, там на дне вовсе и не «Божий любимчик»…

– Ну да, – горько усмехнулась тетка Чари. – В таких делах, голубчик мой, обходится без всяких «может». Говорила я своему дураку. И Вентрасу говорила…

– Вентрас в Винете, – вырвалось у Сварога.

Тетка Чари нисколечко не удивилась:

– То-то и оно…

– А что такое эта Винета?

– Как вам еще до сих пор голову не оторвали? Ведь ничегошеньки не знаете… А интересно, знаете хоть, на кого вы жутко похожи?

– Знаю, – сказал Сварог. – До чего мир тесен…

– Мир-то большой, только вы бродите по старым дорогам вашего двойника, вот и нарываетесь. Вы, часом, не сын?

– Вот уж нет, – сказал Сварог. – Долго объяснять, вам наскучит. Я и сам еще не разобрался до конца в иных странностях.

– Понятно. Может, вам чем помочь? Вы, конечно, не наш, но явно как-то с нашими повязаны…

– Спасибо, сам справлюсь. Скажите, если эти прохвосты что-то посоветовали, на них можно полагаться?

– Можно. И рады бы положить грех на душу, да помнят, где живут. Если что, я им устрою грустную жизнь на фоне сплошных неприятностей… Утром уедете?

– Скорее всего.

– А выскочить из этого дела никак не можете?

– Не хочу.

– Ох, беда с вами, с идейными, – вздохнула тетка Чари. – Не умеете вовремя остановиться. Правда, мой дурень был не из идейных, да тоже не сумел остановиться вовремя. Вот и крутись теперь слабая женщина со всем хозяйством…

– А Перек?

– Перек хорошо умеет махать абордажным топором да лазить по мачтам. А для хозяйства нужна смекалка. Ничего, вскорости начну собираться в Ронеро, подожду пару дней, вдруг Зо на горизонте все же обозначится…

– Если появится, скажите ему, что я ушел в Харлан.

– Тоже, нашли место. Сплошные колдуны. Одно меня утешает: если эти твари, шары чертовы, пойдут дальше, от Харлана половинка останется…

– А вас не беспокоит, что они пойдут еще дальше?

– Они ж не могут переходить реки. Разве что найдется сволочь, устроит им мост. Достаточно натянуть шелковинку поперек реки, иной нечисти это, что мост каменный…

– Боюсь, сволочь отыскалась, – сказал Сварог. – Один сегодня был на базаре. В человеческом виде.

– А я решила, брехня.

– Я сам видел.

– Нет, пора отсюда сматываться. Уж если стали людьми оборачиваться…

Значит, его и в самом деле угрохали?

– Да как раз я его и… – сказал Сварог.

– Идите вы! Я-то думала, брехня, пришел старый Шовер, а этот, не сбрехнувши, чарку ко рту не поднесет… – осеклась, уставилась через плечо Сварога. – Вот сюрприз! Князь!

Сварог обернулся. Гомон приутих, даже фогороши заиграли потише. В дверях стоял светловолосый юноша, почти мальчишка. Вокруг высокой тульи шляпы поблескивает княжеская корона, на груди серебряная цепь (хотя согласно законам геральдики князю полагается носить золотую, строго определенного фасона).

Двое в кирасах и рокантонах^[1K6] вошли следом, встали по сторонам двери.Тот, что проверял сегодня на окраине документы Сварога, кивком показал на него князю. Князь направился к столу. Солдаты остались у двери. Тетка Чари проворно вскочила:

– Ваше сиятельство, честь какая… соизвольте снизойти, чем богаты…

На них таращились со всех сторон. Вспомнив, в какой он личине обретается, Сварог встал и низко поклонился, приложив обе руки к груди.

– Я Ведем, князь Рута, – сказал юноша. – Где мы можем поговорить?

Тетка Чари побежала впереди:

– Сюда, ваше сиятельство, тут ни одна живая душа… – Она распахнула дверь в просторную заднюю комнату, выскочила, вернулась с огромным подносом. – Чем богаты…

– Поставьте и уходите, – бросил князь. – Станете подслушивать – повешу.

Тетка Чари, пятясь, вывалилась за порог и тщательно прикрыла тяжелую дверь, схваченную поперек коваными железными полосами. Князь нервно прошелся по комнате, сел на скамью, посмотрел на Сварога:

– Садитесь. Кто вы?

– Путешественник, – сказал Сварог.

– Куда направляетесь?

– Вниз по реке.

Сварог задумался – отчего это князь так вежлив? Обычно любой, обладающий гербом, «тыкает» Вольному Топору без зазрения совести – если только чувствует силу на своей стороне. Странное поведение для полновластного хозяина, привыкшего походя грозить виселицей встречным-поперечным…

Князь смотрел на него напряженно и беспомощно. Сварог ждал, скрестив руки на груди. Снаружи не долетало ни звука, дверь была сработана на совесть.

– Что у вас за странный флаг? – спросил наконец Сварог.

– Это флаг Пограничья. – Князь задрал подбородок с видом гордым и непреклонным.

– А зачем там белая полоса?

– Потому что на нашей земле – беда.

– Зачем там меч, я уже понемногу догадываюсь, – сказал Сварог. – Интересно, а Пограничье знает, что у него такой флаг?

Князь понял иронию, к тому же спохватился наконец, что инициатива ушла у него из рук. И рассердился:

– Я вас могу и повесить…

– А смысл какой? – поднял брови Сварог.

Князь показал ему согнутую серебряную звездочку, должно быть угодившую в стену:

– Ваша?

– Да, я обронил несколько на площади… – сказал Сварог.

Звездочка вдруг полетела в него. Сварог не шелохнулся, и звездочка отскочила от его груди, словно отброшенная ударом невидимой теннисной ракетки.

– Ну конечно, – сказал князь. – Следовало ожидать. Снизошли к нам поразвлечься?

В его голосе прозвучали такое презрение и ярость, что Сварогу стало не по себе.

– Не совсем, – сказал Сварог. – Верить или нет, дело ваше, но у меня серьезное дело. И я не ищу ссор… если мне их не навязывают.

– Я вам не собираюсь навязывать ссору.

– Тогда зачем же вы на меня вызверились? – тихо, даже ласково спросил Сварог. – Никого не трогаю, пью вино, честно сказать, по весьма печальному поводу…

– Простите, – сказал князь. – Я понимаю, что лично вы ни в чем не виноваты…

– А кто виноват и в чем?

Князь прошел к столу, налил себе черной «драконьей крови». Постоял с чаркой в руке, резко задрав голову, осушил до дна. Повернулся к Сварогу:

– Все хуже и хуже. Они уже начали оборачиваться людьми, и кто-то помогает им пересекать реку… Думаете, не найдутся люди, которые станут им помогать?

– Ну, не столь уж я хорошего и высокого мнения о человечестве, – сказал Сварог. – Конечно, найдутся, уже нашлись… Чего вы от меня-то хотите?

Князь схватил его за рукав, приблизил яростное и упрямое, совершенно мальчишеское лицо:

– Я сам не знаю, чего хочу. Но их нужно остановить. Вам уютно и спокойно там, наверху, вас все это не касается. А мы живем здесь. И отступаем, отступаем… Они уже расхаживают по эту сторону реки…

– Я понимаю, – мягко сказал Сварог. – Но я, честное слово, не могу поубивать их всех. Одному такое не по силам.

– Я просил аудиенции у императрицы, – сказал князь. – Здесь, понятное дело, нет имперского наместника, пришлось ехать в Ронеро. Мне ответили, что ее величество удостаивает аудиенции лишь правителей юридически признанных государств. Понимаете? Мы, здешние властители, имеем все права вольных ярлов, можем возводить в дворянство, но нас как бы не существует.

Имеющие глупость здесь обитать – словно бы призраки. С юридической точки зрения.

– Ну, она же наверняка и не знала о вашей просьбе, – сказал Сварог. – В таких случаях наместник сам решает…

– Разве нам от этого легче? Конечно, мы всегда можем перебраться в какое-нибудь из соседних государств, принять подданство, многие так и поступили. Я, несомненно, останусь при прежнем титуле… Но здесь – наша родина. Мы хотим жить на родине. Однако не в силах отстоять ее сами. А для вас смести их с лица земли было бы детской забавой…

«Положеньице, – подумал Сварог. – Кто бы мог представить, что придется принимать упреки за всех, благоденствующих сейчас в небесах? Не рассказывать же ему свою историю? Даже если поверит, то чем ему это поможет?»

Князь ему нравился – из таких сопляков, бывало, получались отличные солдаты. Если только их не убивало в первом же бою.

– Иногда кажется, я сойду с ума, – сказал князь. – Или соберу людей, мы переправимся через реку и постараемся перебить их, сколько сможем…

– И много вы соберете людей на такое предприятие?

– Мало. Но нет сил сидеть и смотреть. Нет терпения ждать, когда сбудется пророчество. В него уже и не верят…

– Какое пророчество? – заинтересовался Сварог.

– Из Кодекса Таверо.

– А что там сказано?

– Неужели не знаете? Говорят, у вас там, наверху, богатейшие библиотеки.

– Я, вертопрах такой, редко навещал библиотеки, в чем сейчас искренне каюсь…

– «Когда Сатана пошлет глаза свои на землю, и они, пятерясь и десятерясь, нечистыми ордами заполонят многие области из ныне цветущих, сея зло, рухнут могучие государства, а иные, отделенные от угрозы землями, не имеющими королей, в слепоте своей и гордыне будут полагать, что избавлены от напасти, но это – ненадолго. И единственным путем к избавлению станет пришествие отмеченного Богом Серого Рыцаря, во многом схожего с фигурой шакра-чатуранджа, именуемой Серый Ферзь, ибо тому рыцарю суждено пройти долгий путь по дороге неведения меж Добром и Злом. И предсказанное мною не есть предначертанье – ибо кому ведомы помыслы Господни? Лишь самому Господу. Но если миру суждено спастись от Глаз Сатаны, его спасет Серый Рыцарь, отыскавший Златовласую Привратницу, единственную, кому под силу запереть замок на двери, которой нет; о которой все будут думать, что она есть, а о призраке станут полагать, что он жив и обладает горячей кровью; принцессу, дочь короля, жестокого короля Длинной Земли».

– Чертовски внятно, признаться, – сказал Сварог. – Изложено простым и ясным языком, понятным каждому дураку…

– С пророчествами так и обстоит. Предсказатели не всегда могут облечь в простые и ясные слова то смутное, что им открылось… Но за девятьсот лет сбылись многие из пророчеств Таверо.

– Да, я слышал.

– Конкретные указания здесь все же есть, – сказал князь. – Девятьсот лет назад, когда жил Таверо, никто не мог понять, что подразумевается под Длинной Землей. Но триста лет спустя Конхобар разделился на два королевства – Ронеро и Глан. На одном из древних языков, употреблявшихся книжниками и алхимиками, Ронеро как раз и означает – «Длинная Земля».

Нынешний король носит прозвище Ужасный, а принцесса Делия – светловолосая…

– Только вот в конце – полная невнятица.

– Да, согласен… – Князь поднял серебряную звездочку. – Как вы это делаете?

– Есть у меня метатель… – Сварог следил, как меняется лицо князя, и легко угадал его мысли. – И не просите, не отдам. В чужих руках эта вещь все равно не станет работать. Я попробую что-нибудь для вас сделать… – Фразочка получилась пошлая, но другой Сварог не нашел.

– Дайте нам серебра. Побольше. Вам это ничего не стоит. Хотите стать королем? Земли, захваченные Глазами Сатаны, сейчас по всем законам бесхозны, любой, кто их очистит от нечисти, имеет полное право провозгласить себя королем, даже королем королей – там ведь три королевства, три патримона…^[1K7] – Увидев усмешку Сварога, он стиснул кулаки, но опомнился. – Или хотя бы добейтесь для меня аудиенции…

– Попробую, – сказал Сварог. – Но это будет нелегко…

Если лары до сих пор ничего не предприняли против Глаз Сатаны, значит, у них есть свои причины и мотивы. А от коронованной особы порой очень мало зависит, особенно если она столь юная. Но мальчишка, должно быть, привыкнув распоряжаться здесь самовластно, свято верит, что так же обстоит и в других державах…

– Быть может, от императрицы скрывают правду, – продолжал князь. – Она такая юная… – В его устах это утверждение прозвучало довольно комично. – И чересчур полагается на придворных.

«Ну да, конечно, – вздохнул про себя Сварог. – Везде одно и то же – царь не знает, президенту не докладывают… Но высшие сановники и в самом деле – сила. Значит, идти нужно не к императрице».

– Честное слово, я сделаю все, что в моих силах, – сказал он.

Прозвучало это казенно и сухо, и он хотел было ободряюще похлопать князя по плечу, но вовремя спохватился. – Только учтите, князь, – я добираюсь домой кружным путем, мне предстоит трудное дело и неблизкая дорога… Так что наберитесь терпения.

– Я все равно буду занят ближайшие дни, – признался князь. – Соберу дружину и поеду вразумлять барона Готара. Редкостная скотина. Решил, что отведет беду, если примется жечь колдунов – только вот в колдуны у него попадают по малейшему подозрению, а то и за малейшие провинности.

– Вы уж себя поберегите для великих дел, – сказал Сварог.

Князь огромным усилием воли сдержался, чтобы не разгневаться, но попрощался все же молча, кивком.

Сварог вернулся в зал.

– Гуляем дальше, ваша милость? – подошел к нему старшина фогорошей. – Их сиятельство вышел гневен, мы уж подумали, что вас потащат на другую пляску, попечальнее…

– Обошлось, – сказал Сварог, протянул старшине десяток серебряных монет. – Хватит на сегодня, пожалуй.

Тетка Чари, сразу видно, сгорала от желания хоть что-нибудь выведать о только что закончившейся встрече на высшем уровне, но таверна была набита битком, гуляки засыпали ее заказами, и она порхала по залу, как пчелка, успевая и перешучиваться со знакомыми, и отпускать мимолетные, но полновесные плюхи, когда чья-нибудь нахальная ладонь устремлялась к наиболее приманчивым абрисам ее фигуры.

Сварог сел за свой стол, налил вина и вороватым движением переправил кусок мяса в капюшон – Караху. Спиной ощутил легкое шевеление – домовой аппетитно зачавкал.

– Баллады послушать не желаете, ваша милость? – предложил возникший у стола потрепанный старикашка с громоздким струнным инструментом под мышкой. – На любой вкус, печальные и веселящие душу, трогательные и бравурные… «Баллада о принцессе и мельнике», «Баллада о битве при Тагор-Муре», «Баллада о графе Гэйре и Великом Кракене»…

Сварог собрался было одарить старика грошиком и отправить восвояси, но, услышав последнее название, встрепенулся:

– Ну-ка, давай про Кракена…

Старик, опасаясь, что заказчик передумает, плюхнулся на табурет, водрузил на колени свою бандуру и с маху ударил по струнам, не тратя времени на настройку. Похоже, его агрегат после любой настройки звучал бы гнусаво, и Сварог примирился с неизбежным. Услышав пение старца, Шаляпин с Карузо наверняка удавились бы, предварительно придушив дряхлого менестреля, но дребезжащий голос старика обладал одним-единственным достоинством – он вонзался в кабацкий гомон, как шпага в бисквит, и Сварог, несмотря на шум вокруг, легко разбирал каждое слово:

Баллада оказалась длиннейшей, изобиловала каноническими повторами и надоедливыми припевами, но Сварог героически слушал и постепенно убеждался: несмотря на горы словесного мусора, кое-что попало в балладу из реальности. Несколько раз упоминалась баркентина «Беспутная русалка», имена моряков, весьма настойчиво – Море Мрака и Ферейские острова с названиями портов и даже улочек, селений, скал и отмелей. Описание Великого Кракена и жаркого сражения даже несведущему казалось нагромождением древних ходячих штампов, но финал видался неожиданным. В противоположность подавляющему большинству баллад, вещавших о достижении конкретных целей – или, наоборот, о конкретном проигрыше, – эта гласила, что «дальнейшее знают лишь немые волны». Которые, понятное дело, никому не могут поведать ничего определенного о судьбе схватившихся в поединке смертельных врагов. Это было весьма нетипично. Что-то попало туда прямиком из реальности, от тех, кто знал что-то, видел, встречался… Или от тех, кто знал знавших, что в принципе одно и то же. Откуда, скажите на милость, в балладу попала строфа «не ищите его среди мертвых, не найдете его средь живых»? Такое можно было услышать только от того, кто прекрасно знал, что так все и обстоит…

Когда дряхлый бард умолк наконец, с размаху вдарив всей пятерней по струнам и с закинутой головой испустив печальный вопль, Сварог налил ему вина и принялся допрашивать с пристрастием. Но ничегошеньки не узнал.

Баллады, как повелось исстари, странствовали от одного певца к другому, разгуливали в списках, и барды, если не были авторами исполнявшихся ими творений, знали о их истории не больше, чем граммофон – о биографии Шопена. След обрывался, его попросту не было.

Глава 2 ДВОЕ НА ПАЛУБЕ

Когда до заката оставалось совсем немного, он стоял у фальшборта, достигавшего ему до пояса, и смотрел, как уплывают назад обветшавшие каменные дома Адари, облицованный каменными плитами причал с зиявшими многочисленными проплешинами, в которые энергично перла высокая сорная трава. И на полном серьезе пытался догадаться, о чем думал Колумб, отплывая в свой исторический рейс. После долгих раздумий Сварог пришел к выводу, что Колумб столь же пытливо озирал свою команду и задавался тем же вопросом: «Интересно, как эта сволочь себя поведет, когда порт скроется за горизонтом?»

…Проснувшись назавтра не столь уж рано, не с таким уж тягостным похмельем, но все же с хворой головой, он подлечился парой чарок «медвежьей», «драконьей» и прочих кровей, велел оседлать коня и поехал к мосту, где стоял караул. Часа три проторчал там. Часа два, уже пешком, слонялся по берегу, смоля сигарету за сигаретой и тоскливо поглядывая на широкую реку. Но трехмачтовый парусник с конской головой под форштевнем так и не появился на серой, неспешно текущей воде. Лишь однажды показался парус – но это крохотное одномачтовое суденышко натужно тащилось против течения со стороны Харлана, влекомое слабеньким попутным ветерком.

В конце концов он смирился с неизбежным и сказал себе: «Ты остался один, парень. Тянуть нельзя, даже новичкам не может везти до бесконечности».

Криво усмехнулся, тихо пропел под нос:

– Ну не подведи, ты теперь один… бравый.

Сплюнул, в последний раз глянул на реку – ничего утешительного, конечно, – и зашагал к таверне.

До Адари он добрался без всяких приключений. И дальше пошло как по маслу – легко отыскался и кабак «Петух и пивная кружка», и Брюхан Тубо, чей стан был прямой противоположностью кипарису. Пузан с продувной рожей ничуть не удивился ни условному знаку, ни поручению. Через полчаса Сварог стал полновластным и единоличным владельцем «Гордости Адари» – надежного на вид одномачтового кораблика с командой, абсолютно ненадежной на вид.

Первая и единственная реформа, какую Сварог с удовольствием провел бы в роли судовладельца, – это на всякий случай повесил бы на мачте своего капитана и двух матросов, можно даже в художественном беспорядке, без всяких икебан. Но выбирать было не из чего, клиентура и дружки Брюхана Тубо в ангелах не числились. К тому же Брюхан постарался не на шутку – он явно посчитал Сварога не последним среди гангстеров Пограничья авторитетом и потому подобрал команду, на его взгляд, надежнейшую – чтобы не ударила в грязь лицом, если клиенту вздумается попиратствовать или устроить иное мокрое дело.

Сварогу не пришлось особенно стараться, чтобы поддержать свой авторитет среди экипажа «Гордости Адари». За него все сделал случай – и порочные наклонности, присущие отдельным представителям сословия речных моряков.

Сварог оглянулся и хмыкнул. Обладатель самой продувной из трех рож сидел у мачты и, тихонько поскуливая сквозь зубы, баюкал правую руку, замотанную лоскутом какой-то тряпки. Когда корабль готовился отдать якорь, именно этот субъект забрался в кормовую надстройку, где в единственной на суденышке каюте Сварог сложил свои пожитки. Потом, хныкая и стеная, он клялся, что хотел лишь из любопытства осмотреть багаж нового хозяина, и не более того. Как бы там ни было, свидетелей не оказалось (Карах притаился в капюшоне плаща, а плащ был на Свароге), одно можно утверждать с уверенностью – этот болван полез рассматривать топор. И Доран-ан-Тег, не терпевший таких вольностей от посторонних, смахнул ему четыре пальца, оставив один большой. Теперь вся троица таращилась на Сварога с нескрываемым ужасом, и все его распоряжения исполнялись бегом, насколько это было возможно на крохотной посудине.

Он глянул на капитана, и тот проворно подбежал, вынул изо рта глиняную трубку, даже пристукнул каблуками латаных сапог.

– Ваша милость?

– Когда войдем в Ямурлак?

– Затемно, – сказал капитан и, поколебавшись, решился:

– А вы там, часом, причаливать не собираетесь?

– Не собираюсь. Что, боишься? Столько лет тут плаваешь, мог бы и привыкнуть…

– Всякое бывает. В Ямурлаке с незапамятных времен было тихо, да вот с недавних пор опять зашевелились. Болтают, плавает здесь какой-то, души скупает или попросту нанимает корабль, вроде вашей милости, не в обиду будь сказано, и командует плыть в Харлан. А по дороге велит причалить в Ямурлаке – и поминай как звали… Никто не возвращается.

– Откуда же это известно, если никто не возвращается?

– Болтают…

– Что же ты не отказался?

– Откажешь Брюхану, как же… Не знаю, что там насчет ловца душ, но в последние дни на реке определенно что-то происходит.

– Что?

– Кто его знает… Сначала в низовья прошел «Божий любимчик», а это корабль капитана Зо, доводилось слышать? Потом – «Призрак удачи»

Джагеддина. А три дня назад объявился душегуб Гронт на «Трех козырных розах». Название, правда, заменил, повесил другое, ну да у нас попадается народ бывалый, они ж его по рангоуту вмиг опознали. Все трое – люди крайне известные на всех морях, головы их в иных местах оценены в крайне солидные суммы, а в других они, наоборот, чуть ли не почетные граждане. И Гронт, что странно, шел под горротским флагом.

– Замаскировался, – сказал Сварог. – Дело житейское.

– Да ведь самая забубенная головушка сто раз подумает, прежде чем поднимать горротскую «кляксу»! Не любит король Стахор, когда без разрешения пользуются его флагом, и, если изловит… Значит, Гронт и в самом деле пошел на службу к Стахору. Была в нем, конечно, гнильца, но чтоб идти под «кляксу»… – Он перехватил иронический взгляд Сварога и словно бы даже обиделся:

– Что, ваша милость, думаете: «чья бы корова…»?

Но тут, понимаете ли, есть большая разница: грешить людям меж людьми или душу загубить на службе у Стахора… Так вот, я и говорю: три капитана, люди знаменитые и, добавим, друг друга на дух не терпевшие, вдруг объявились в одном месте, причем не в море, на реке. Не драться же они здесь собрались, для таких дел море не в пример просторнее…

– А что, по Ителу любой может плавать свободно? Заходи из моря – и плыви?

– Конечно, ваша милость. Исстари заведено – середина реки свободна для плаванья, без всяких таможен и разрешений. Ведь если ли кто-то пришлый станет разбойничать по берегам, уйти В море ему будет трудновато – быстро перехватят. – Тут он спохватился, словно сообразил что-то. – Как это вы, ваша милость, таких простых вещей не знаете?

И перепугался, не распустил ли язык больше дозволенного.

– Память отшибло, – сказал Сварог. – Кирпич, знаешь ли, с крыши упал.

Прямо на темечко.

– Это, понятно, неприятность… Ну, наше дело маленькое, я в ваши дела не лезу, не подумайте. – Он оглянулся на увечного. – Сколько учили дурака – не лезь, даже если не заперто… Так про что это ты?

– Про свободу плавания.

– Ага. Тут, ясное дело, есть нюансы. Середина реки свободна, но если у берегов сильной державы захотят изобидеть мелкую сошку вроде нас, придется нам туго, потому что заступаться некому… Доказывай потом соседям по камере, что взяли тебя в свободных водах. Они поверят, да толку – чуть. Ну и соседи по сухопутью, понятно, при случае пакостят друг другу со всем возможным усердием, и в мирное время тоже. А нам, в Пограничье, приходится и вовсе несладко – люди мы бездержавные, обидеть всякий норовит. Между прочим, коли уж зашла речь о пиратстве – скоро будем проплывать мимо исторического места. На весь Ител славилось когда-то при прадедах. Старики болтают, будто бы там прямо из скалы появлялись пираты.

Налетят, мечами посекут, ограбят – и назад в скалу. Может, и врут. А может, в старые времена там и вправду были ворота.

– Куда?

– Черт их знает. В неизвестные места. Вроде бы в древности хватало таких ворот, только потом их то ли лары запечатали, то ли они сгинули сами по себе. Но сейчас-то их точно нет. Сами посудите, ваша милость: откройся сейчас ворота в неизвестные места, оттуда незамедлительно поналезло бы всякого неизвестного народа. Да и здешний люд шлялся бы на ту сторону за милую душу, народ у нас такой – хлебом не корми, дай пролезть в любую щелку, особенно если там нет охраны, но есть подозрения, что можно спереть что-то полезное в хозяйстве.

– Ну, насчет этого – народ везде одинаковый, – сказал Сварог.

– Вот я и говорю… Видите холм? Еще развалины на вершине? Говорят, там похоронен стародавний барон. Упырь. С баронами такое тоже случается – Ямурлак под боком, вредно влияет даже на титулованных. Ходят слухи, что в полночь барон вылезает наверх, ищет, кого бы неосторожного сцапать. Что же до русалок…

– Да ты, я смотрю, книгу написать можешь о здешних диковинах, – сказал Сварог.

– Эх, умел бы я писать, читать-то с грехом пополам выучился… А что вы думаете? Был у нас такой Одноухий Пакрен, ходил на посудине вроде этой.

Вышла у него в Снольдере небольшая неприятность по поводу контрабанды, определили ему пару лет, и сидел он в одной камере с каким-то ученым типом, которого туда упекли из-за превратностей судьбы, – политика, интриги, кто-то из фаворитов загремел в немилость, а с ним, как водится, на всякий случай подмели всех его дворецких-библиотекарей и прочих конюших. А Пакрен у нас был повернутый на сказках про Ител и от скуки рассказывал их этому библиотекарю целыми днями. Того возьми да и выпусти – политика перевернулась, фаворит опять в фаворе… Недельки через две приходят и за Пакреном – которому, между прочим, еще полтора года досиживать – и волокут прямиком к тому ученому типу. Тип тоже весь из себя в милости и процветании, пишет как раз ученый труд о сказках и преданиях.

И Пакрен два месяца живет, как король, жрет-пьет самое лучшее и вспоминает сказки, каковые записывать к нему специальный канцелярист приставлен. А когда выжали его досуха, библиотекарь или кто он там похлопотал у фаворита, и вернули Пакрену его корыто, велели убираться к такой-то матери и больше не попадаться. А этот ученый тип вдобавок от радости Пакрену полный карман денег насыпал – они ж деньгам цену не знают, очкастые, да еще состоя при таком вельможе… Пакрен, не будь дурак, в Адари уже не вернулся, завел канатную мастерскую в Ронеро, в гильдию пролез, даром что одноухий… От книг тоже иногда бывает польза народу вроде нас. Вы, ваша милость, книги часом не пишете?

– Бог миловал, – сказал Сварог.

– Жаль. А то бы я вам столько порассказал про древние дела да исторические места… Вон там будто бы и появлялись из скалы пираты…

Ваша милость, накликали! Чтоб они провалились, исторические места!

Сварог посмотрел туда. Похоже, и в самом деле нарвались. Из узкой расщелины в заросших лесом скалах выплыли две длинные галеры, двухмачтовые, хищно-изящные, с зарифленными парусами, без флагов и вымпелов. Весла взмыли, слаженно ударили по воде – и галеры целеустремленно понеслись поперек реки, настигая «Гордость Адари». Слышно было, как ритмично звенят гонги, задавая темп гребцам. На палубах толпились люди в кожаных штанах, ярких, разноцветных рубашках, и лучи заката десятками солнечных зайчиков разбрызгивались на длинных, сверкающих клинках.

– А ведь исчезали корабли! – охнул капитан. – Грешили на того, что скупает души, да вот что оказалось…

– Не уйдем? – спросил Сварог без всякой надежды.

– Куда там, полное безветрие… Ваша милость, бегите за топором!

Очень он напоминает один легендарный топорик, глядишь, и отобьетесь…

Сварог метнулся в каюту и выскочил с Доран-ан-Тегом. Капитан вооружился мушкетом, рулевой – громадным тесаком. Только покалеченный в дело не годился и бестолково тыкался от борта к борту.

– Это обыкновенные люди, – шепнул Сварогу на ухо вдруг высунувшийся из капюшона Карах.

Капитан покосился на него и разинул рот.

– А ты скройся! – цыкнул Сварог на верного домового. – Капитан, да там ведь…

– Сплошь бабы, ваша милость, – поддакнул капитан. – Даже без доспехов, форс держат, стервы…

Действительно, у форштевней обеих галер теснились женщины – рослые, красивые девахи в высоких сапогах, кожаных штанах и ярких рубашках.

Золотые ожерелья, широкие запястья с самоцветами – но мечи самые настоящие, и лица исполнены нешуточной азартной решимости.

Галеры настигали, они вдруг разминулись и зашли с обоих бортов.

Раздался звонкий, властный девичий голос:

– Спускайте парус!

Корабли шли нос в нос, галеры были повыше, и Сварог задрал голову, отыскал взглядом кричавшую – черноволосую красавицу в сиреневой рубашке, с особенно богатым ожерельем на шее. Несмотря на суровость ситуации, он невольно смерил ее оценивающим взглядом и пожалел, что их встреча случилась при столь уголовных обстоятельствах. Но пора было настроиться на серьезный лад – спортивные девочки, ловкие, мечи держат умело, и их, скажем честно, многовато для бравого экипажа «Гордости Адари». И в военно-стратегическом плане, и во всех остальных смыслах. Вот случай, когда остается лишь пожалеть, что выбор столь богатый…

– Я сказала – парус! – совсем сердито крикнула черноволосая.

– Девочки, шли бы вы домой, – громко сказал Сварог, перекрикивая плеск весел. – Честное слово, мы спешим, у нас срочные дела… Что вы такие задиристые? Мамы хоть знают, куда вы пошли гулять?

Раздался взрыв смеха – веселого и явно издевательского. Амазонки звонко хохотали, уверенные в себе, – для чего имелись все основания. Потом в воздухе засвистели широкие ножи, почти сразу же перерубившие трос, и треугольный парус, сминаясь, соскользнул на палубу, его концы свисали с обоих бортов, бороздя воду. Голая мачта отчего-то показалась невероятно жалкой.

Корабль вдруг рыскнул носом. Сварог оглянулся. На рулевого наведены несколько луков, высоких, сложных, рулевой уже бросил и штурвал, и тесак, всем видом показывая, что он человек мирный. Капитан, однако, крепился из чистой амбиции, с надеждой косясь на Сварога. Сварог пожал плечами:

– Ладно, бросайте мушкет…

Капитан тут же с превеликим облегчением последовал его совету. Сам Сварог топора не выпустил – он только отступил к кормовой надстройке, чтобы не зашли со спины. Черт, спиной к доскам не прижаться – Карах в капюшоне, задавишь… А они уже развернули галеры носом к бортам беспомощно дрейфующей по течению «Псевдогордости Адари», опустили принайтованные к мачтам абордажные мостики-корвусы, тяжелые крюки с треском впились в палубу, с обеих сторон стучат подкованные сапоги…

Вскоре на него нацелились десятка два клинков и вдвое больше азартных сердитых глаз. Сварог усиленно пытался настроиться на боевой лад и не мог, хоть тресни. Все понимал, но не мог.

– Бросай топор, – приказала черноволосая, оказавшаяся вблизи соблазнительной до жути. Видя, что Сварог никак не реагирует, она раздраженно дернула подбородком в его сторону. Длинная стрела сорвалась с тетивы, вжикнула – и отскочила, еще в воздухе разваливаясь на куски.

Девицы удивленно заохали, только черноволосая удержалась, но глазищи поневоле расширились:

– Колдун? Или… – И она улыбнулась дерзко, весело. – Кажется, нам повезло больше, чем я рассчитывала. Посудина никудышная, вся добыча – два будущих гребца, но я, похоже, первая, кому удалось взять в плен лара…

Рыжая, стоявшая с ней рядом, вдруг вытянула меч к самой груди Сварога, и он автоматически взмахнул топором, снеся конец клинка, словно головку одуванчика.

Вот тут их достало по-настоящему, даже черноволосую нахалку. Так и разинули рты. И шансы у него были серьезные – крушить направо-налево, пока не опомнились, в толчее их длинные мечи будут только мешать друг другу, и луки в ход не пустишь, они без доспехов, а на нем – кольчуга, выдержит кучу слабых колющих ударов – слабых, потому что в свалке таким мечом для рубящего просто не размахнешься, пойдут главным образом колющие тычки. И получится резня.

Если бы он смог. А он не мог. Он смотрел, представляя, что останется от этого надменного личика, от этой черноволосой головки после свистящего неотразимого удара Доран-ан-Тега, – и не мог поднять руку. Они не ассоциировались для него с врагом, которого следовало победить любой ценой, – и это все губило.

Сварог оглянулся на левый берег, оказавшийся гораздо ближе. Место было заметное – прямо напротив сцепленных корвусами кораблей чернела среди деревьев высокая скала, похожая на восклицательный знак, а если пошлее – на фаллос. Тем лучше. Он бочком, бочком отступил к борту, прежде чем кто-то догадался в чем дело, и успел что-то предпринять, вытянул руку с топором над бортом, не без внутренней борьбы разжал пальцы. За бортом шумно плеснуло. Топор Дорана отправился на дно, откуда извлечь его мог только сам Сварог – или любой после его смерти, но никак не раньше.

– Это нужно понимать так, что ты сдаешься? – насмешливо спросила черноволосая.

– Это надо понимать так, что мне вас стало жалко и не хватило духу порубить в капусту к чертовой матери, – сказал Сварог сердито. – Живи уж, красотка.

Она сузила глаза:

– Может, ты и не врешь, что смог бы нас изрубить… Но это лишь доказывает, что боевого духа у тебя маловато. Значит, ты побежденный, с какой стороны ни смотри.

– А тебя розгой никогда не драли? – с любопытством спросил Сварог.

Она так и вскинулась, от нее прямо-таки искры полетели. Сварог ответил ей невиннейшей улыбкой, и она, взяв себя в руки, глянула свысока:

– Ну что ж, безоружный пленник может резвиться, как ему угодно… – Обернулась к своим:

– Осмотрите корабль. Этому наглецу на всякий случай свяжите руки и ведите их всех на галеру.

Сварог испугался было, что его станут обыскивать дотошно и обнаружат Караха, но Карах сидел тихонечко, как мышь под метлой, а Сварога лишь бегло охлопали, проверили, нет ли кинжала за голенищем, скрутили руки за спиной и молча показали на мостик. Он зашагал на галеру. Там его втолкнули в кормовую каюту, привязали за руки к поддерживавшему потолок резному столбу и оставили одного. Он пошевелил запястьями – веревки держали крепко, не причиняя, однако, боли. Опыт у этих очаровательных чертовок был богатый.

– Ну что, Карах, влипли? – спросил он тихо.

– Выберемся, хозяин. Осмотримся. Угроза не смертельная.

– По-моему, угроза как раз смертельная, когда вокруг столько кошек, – проворчал Сварог. – Хроническое разбегание глаз заработать можно. Ладно, сиди тихо, запоминай дорогу по мере возможности, а там посмотрим, как тебя легализовать, и вообще…

С трех сторон каюты были высокие окна, и он глянул назад. Корвусы вновь подняли, вертикально прикрепили к мачтам, а «Гордость Адари» уже погружалась в воду, заваливаясь на корму. «Называется, побыл судовладельцем, – печально констатировал Сварог. – Интересно, колебался бы капитан Зо или без всяких сентиментальных метаний души шарахнул бы по красоткам картечью со всего борта? У них самих, кстати, ни одной пушки не видно…»

Стукнула резная дверь – вошла черноволосая. Стянула перевязь с мечом, повесила на затейливый крюк, по-хозяйски стуча каблуками, подошла и остановилась перед ним:

– Стоишь?

– Стою, – сказал Сварог. – Постою, не беспокойся.

– Ты правда лар?

– Правда, – сказал Сварог. – Так что можешь плясать от радости – непременно попадешь в летописи.

Она фыркнула, щуря карие глаза:

– В летописи я и так попаду, не беспокойся. Есть за что. Как твое имя?

– Лорд Сварог, граф Гэйр, – сказал он, искренне радуясь, что наконец нашелся кто-то, у кого это имя не вызвало никакой реакции, будучи абсолютно неизвестным.

– Ого… – сказала она. – Впрочем, у нас и графы найдутся… Я – Грайне, царица Коргала.

– Понятно, – сказал Сварог, хотя ничегошеньки не понял.

Никакого Коргала на континенте нет. А на Таларе нет царских титулов – только короли. Откуда же она тогда? И почему оба говорят на одном и том же языке? Вот только произношение у нее незнакомое – нигде вроде бы так не растягивают гласные в конце слова и не двоят "р"…

– Говорят, вы могучие колдуны, – сказала она с ноткой осторожности. – Почему же ты так легко поддался?

– А может, я просто развлекаюсь, – сказал Сварог. – До поры до времени. Потом как начну молниями швыряться…

Она чуточку отодвинулась:

– В самом деле, странно, что хозяин небесного замка путешествовал на таком корыте… – И упрямо задрала подбородок. – Все равно, я не из пугливых. Если уж на что-то решилась… Вот что. Скорее всего ты не лар.

Ты – незаконный сын лара от земной женщины, говорят, такие числятся рангом пониже…

– Эй, полегче на поворотах, – сказал Сварог. – Я тебе не кто-нибудь, а законный сын.

– Все равно, постой пока…

Она вышла. Ритмично звенели диски, галеры гуськом вошли в узкий проход меж скал, где бок о бок ни за что не уместились бы, перепутались веслами. «Бедный мой экипаж, – подумал Сварог, – ведь определят за эти самые весла…»

Проход загибался вправо. Весла слаженно ударяли по воде, не поднимая брызг. Вокруг словно бы потемнело – нет, скорее поголубело, синяя, цвета ясного неба мгла сгущалась, пока совершенно не скрыла проплывавшие совсем рядом шершавые, выветрившиеся скалы. Голубизна превратилась в угольно-черную тьму. Сварогу показалось вначале, что он ослеп. Но, едва глаза немного привыкли, он увидел за окнами россыпь ярких, крупных звезд.

Там, на Ителе, солнце еще не зашло. А здесь – где, хотелось бы знать?

– уже стояла глубокая ночь. Выходит, речные слухи о таинственных воротах в иные миры оказались правдой?

Щеку Сварогу защекотал пушистый мех. Он спросил:

– Ты чего высунулся?

– Запоминаю дорогу, – сказал Карах.

Сварог не успел найти ответ – скрипнула дверь. Вошла Грайне со светильником, укрепила его в торчавшем из стены железном кольце. Стянула сапоги, швырнула в угол, закинула руки за голову, выгнулась, потянулась:

– Ну вот мы и дома…

– Это что, Сильвана? – наугад спросил Сварог.

– Это Сильвана… Удивительно удачный набег получился. Посудина попалась жалкая, зато я взяла в плен лара. В последний раз здесь за нами погнался какой-то странный корабль: парусов на нем не было совсем, весел тоже, но он плыл против течения. И дымил трубой, как кухня в праздничный день, по бокам крутились колеса… Но ворота были недалеко, темнело, мы ушли.

"Повезло вам, что они не начали стрелять, – мысленно добавил Сварог.

– Вам, дурехи, попался военный паровой фрегат или купеческий корабль – в эти места и купцы не ходят без пары пушек на борту. Судя по всему, вы пиратствуете на Ителе совсем недавно – иначе смутные слухи давно стали бы конкретными и подробными донесениями, на охоту вышли бы военные пароходы".

– Что ты молчишь?

– Думаю, – сказал Сварог. – О том, что от вас останется, если за вас всерьез возьмется такой корабль.

– И что останется?

– Мусор на воде.

– Догадываюсь, – кивнула она. – У многих есть то, чего нет у нас. Они не полагаются на добрые мечи, трусы этакие, выдумали всякие штуки… Но мы все равно будем ходить в набеги – сколько сможем.

– Традиции славных предков, а?

– Не смей смеяться над такими вещами!

– И не думаю. Я сразу понял, что ты девушка решительная.

– Я – царица. А ты – военная добыча, поэтому помалкивай.

Она подошла вплотную, закинула голову и всматривалась в его лицо, загадочно поблескивая глазами.

– Только подумать – живой лар, подарок для летописцев. – Она мечтательно прищурилась. – Грайне, царица Коргала, первая из воительниц, пленившая лара в Год Высокой Воды…

– Ох, какие ж вы ребенки еще… – сказал Сварог.

– Молчать. Военной добыче язвить не полагается.

– А что сделаешь?

– Что хочу, то и сделаю, – пообещала она. – А в первую очередь мне хочется себя потешить после столь славного набега. – Она обеими руками взялась за литую пряжку его пояса, глядя в глаза. – Благо вы мне нравитесь, лорд и граф…

– Эй! – забеспокоился Сварог.

Поздно. Она уже опускалась на колени, и вскоре мужская гордость Сварога оказалась в плену умелых губ – обстоятельно и надолго. Вскоре он признал, что в участи пленного есть свои приятные стороны и никак не протестовал против дальнейшего развития событий, принимая в них активное участие. События переместились на ковер, где все дальнейшее и происходило.

Одно лишь чуточку портило Сварогу все удовольствие – он никак не мог забыть поначалу, что в капюшоне небрежно отброшенного Грайне в угол плаща третьим лишним обитает Карах. Но потом забыл, примирился как-то, сосредоточившись на том, что бы заставить это буйное дитя природы, оказавшееся в мирных условиях столь нежной и пылкой, сдаться первой. И малость позлорадствовал про себя, когда шальная девчонка – царица, говоришь? – в конце концов стала легонько отталкивать его ладонями, не открывая глаз. Он усмехнулся во мраке, извлек из воздуха сигарету, зажег огонь на кончике пальца.

Грайне встрепенулась, изо всех сил стараясь не выглядеть испуганной:

– Эти ваши колдовские штучки…

Сварог медленно выпустил дым, намотал на указательный палец прядь ее шелковистых волос:

– Знаешь, а ты – очаровательное дитя природы…

– Вот только не надо с места в карьер себя ставить, – сказала она упрямо. – С тобой хорошо, но не забывай, кто ты и кто я, – и соизволила улыбнуться. – Но с тобой и правда хорошо. И ведь доволен до ужаса, что заставил меня сдаться первой? Что ж, признаться, по ночам вы, мужчины, можете иногда одерживать победы, но это еще не значит, что днем ты можешь забывать об устоявшихся традициях…

– Понял, – сказал Сварог. – И давно вы живете по этаким обычаям?

– Испокон веков, – гордо ответила Грайне. – Женщины правили всегда.

Пусть в других местах и не так, у нас нынешний порядок сохранится навсегда. Послушай, а зачем ты пускаешь дым?

– Устоявшаяся традиция, – сказал Сварог. – Вещь нерушимая, сама понимаешь.

«Нет, в будущем следует помалкивать насчет всего происшедшего, – подумал он. – Чтобы майора, лорда и графа изнасиловала, привязав к столбу, такая вот нахалка, пусть и очаровательная… Как ни крути, плюха по репутации. Допутешествовался».

Правда, он не чувствовал себя таким уж оскорбленным. Во-первых – ничего противоестественного не произошло. Во-вторых – все же не на глазах общественности… Он глянул поверх обнаженного плеча Грайне – Карах, паршивец, нагло торчал у окна, запоминая дорогу. Сообразил, стервец, что присутствующим не до него. Хорошо, хоть задом повернулся…

– У меня с собой домашняя зверушка, – сказал он. – Так что не удивляйся. Вон стоит.

Грайне ничуть не удивилась:

– Так это же не зверушка – домовой. У нас они тоже есть. Ночью косу заплетет – и не почувствуешь.

– Всю жизнь мечтал – косы заплетать, – сказал Карах, не оборачиваясь.

– А если за хвост – и в воду? – рассердилась Грайне.

– Тогда, конечно, умолкаю, – сказал Карах. – Убедили. Трепещу.

– Ох, я бы тебя и в самом деле искупала, – фыркнула Грайне. – Но ведь убьешь тебя – везения лишишься…

– Потому и спокоен, – сказал Карах. – Жутко вы, люди, боитесь удачи лишиться…

– Вот и помалкивай. – И обернулась к Сварогу:

– И ты тоже привыкай к нашим порядкам. Кстати, ведь и у вас, ларов, не мужчина правит – императрица. Мы не такие уж дикие, тоже про нее слышали.

«Значит, я на Земле сейчас, – подумал Сварог. – Интересно, в каких местах? Где же это в незапамятные времена обитали этакие амазонки?»

– А географические карты у вас есть? – спросил он.

– Что? – недоуменно уставилась на него Грайне.

– Ну, где имеет честь располагаться твой Коргал?

– На Араосе. По Араосу мы сейчас и плывем. Араос впадает в Дугар, а Дугар где-то далеко, очень далеко впадает в океан. Но до океана мы еще не доплывали.

«Значит, континент, – подумал Сварог. – И бессмысленно спрашивать его название – наверняка континенты сейчас зовутся совершенно по-другому».

– Ты привыкнешь, – безмятежно сказала Грайне. – Приживешься. Если у меня от тебя родится девочка, положение твое в обществе станет выше, а когда она достигнет совершеннолетия, еще повысится. А там и Отцом Царицы станешь.

– Ты что, хочешь сказать, мне у вас придется поселиться насовсем?!

– А как же иначе? – искренне удивилась она. – Жизнь у нас не такая уж легкая, врагов хватает, и без мужчин не обойтись, если они знают свое место и служат существующему порядку. Лар нам весьма пригодится. Мне пора иметь ребенка, а это дело серьезное, нужно семь раз отмерить, это те, кто пониже, могут подбирать, что придется, а я царица, я отвечаю за Коргал…

– Она уставилась в потолок, прикрыла глаза, любуясь мысленно грядущим процветанием своей державы. – Так что ты как нельзя более кстати подвернулся. Можно строить далеко идущие планы.

«Ну, это мы еще посмотрим, – подумал Сварог. – Барон Дальг не можетждать до бесконечности, завариваются серьезные дела, так что некогда в роли принца-консорта – так, кажется, эта должность зовется? – создавать из неведомого Коргала сверхдержаву».

– А если убегу? – спросил он.

– Попробуй, – прищурилась Грайне. – Про вас, ларов, точно известно, что летать просто так, безо всего, сами по себе, вы не умеете. Если тебя не стали спасать сразу, значит, не знают ни о чем. А по земле от нас сбежать трудновато. Даже если твой домовой запомнит дорогу.

– Да я из деликатности к вам спиной повернулся, – сказал Карах. – Чтобы не смущать.

– Рассказывай, – фыркнула Грайне. – Хитрец нашелся… Пожалуйста, запоминай дорогу сколько угодно. Очень это тебе поможет…

Очень уж уверенно она говорила – что-то за такой уверенностью должно было крыться, и Сварог чуточку обеспокоился. Он погасил сигарету и положил руку на плечо девушки, но она отстранилась:

– Нет, одевайся. Скоро Коргал.

Сварог следом за ней вышел на палубу, в ночную прохладу. Весла застыли, поднятые над водой, словно вздыбленная щетина исполинского кабана. Галеры шли под парусами, река оказалась гораздо уже Итела, по обе стороны, насколько можно рассмотреть, темные холмы, поросшие лесом, а в небе ярко светят звезды и широким искристым поясом протянулся Млечный Путь. Далеко впереди по левому борту виднеются огни.

При их появлении столпившиеся у левого борта амазонки оживились, украдкой подталкивая друг друга локтями, послышались шепотки, смешки и фырканье. Грайне окинула суровым взглядом свое моментально присмиревшее воинство и шепнула Сварогу на ухо:

– Если что замечу – тут же отрежу под корень…

«Эта может», – подумал Сварог и шепнул в ответ:

– Милая, да я ж очарован и околдован тобою одной, неужели не заметила? Твоя застенчивость и скромность…

Охнул, чувствительно получив локтем под вздох, сердито замолчал.

По узкому проходу, охранявшемуся двумя квадратными каменными башнями, галеры вошли на веслах в большую бухту, где стояли десятка два кораблей, – такие же галеры и разномастные парусники, большие и маленькие. Даже невежественный в морском деле Сварог сразу определил, что это – военная добыча, собранная с бору по сосенке в самых разных местах. Поодаль, на холме, там и сям светились огоньки – судя по их расположению, Коргал – город не столь уж маленький. Вот и соседний холм усыпан огнями, и еще один, и еще… «А не Рим ли это часом? – подумал Сварог. – Не город ли, что некогда стоял на месте Рима?»

Амазонки группами расходились в разные стороны – из порта вело несколько дорог. Грайне, отдав какие-то распоряжения, покинула галеру одной из первых. Своего незадачливого экипажа Сварог так и не увидел. Он шагал следом за девушкой мимо каких-то каменных пакгаузов, удивляясь полному отсутствию часовых. Хотел было спросить Грайне, в чем причина такой беспечности, но Карах внезапно высунулся из капюшона, шепнул на ухо:

– Очень плохая тварь, хозяин.

– Ага, заметил? – обернулась Грайне. – Тем лучше. И вы полюбопытствуйте, милорд…

Она свернула с утоптанной дороги, остановилась у лежавшего поблизости камня – высотой ей до пояса, уарда два в диаметре, почти правильный, разве что чуточку бугристый шар со срезанным основанием. В Ямурлаке попадаются очень похожие.

Девушка положила ладонь на макушку валуна, наклонилась, что-то сказала, хотя прозвучали эти слова сущей бессмыслицей. Сварог отшатнулся – камень вдруг ожил, тяжело шевельнулся, раскрылись две горизонтальные щели, освещенные тусклым Табагровым сиянием, словно пробивался свет пылающего внутри костра. И тут же закрылись – будто сильный свирепый зверь вновь задремал.

– Значит, они живые? – вслух подумал Сварог.

– Плохие твари, хозяин, – обеспокоенно подтвердил Карах. – В Ямурлаке они тоже водятся, правда, их мало осталось. Одни спят много лет, и их не добудиться, но есть и такие, что просыпаются ночью, рыскают по дорогам…

И у них есть пасть…

– И еще какая, – кивнула Грайне. – Двигаются они очень быстро, если возникнет такая нужда. И только в Коргале помнят, как их приручать.

– Кольцо вокруг Коргала? – спросил Сварог небрежно.

– Даже два, – улыбнулась ему Грайне. – Они и в воду могут спускаться.

Говорят, в стародавние времена они в морях и обитали, но отчего-то ушли на сушу.

«Понятно, почему нет часовых, – подумал Сварог. – Такая тварь проломит днище любому кораблю, а пешего или конного с размаху расшибет в лепешку. Влипли».

Они поднимались по нешироким улицам, косо вившимся вокруг холма.

Невысокие каменные дома, чистая мостовая, вымощенная тесаным, камнем.

Из-под ворот вслед им лениво побрехивали собаки.

– Я-то думал, тебе устроят триумфальную встречу, – сказал Сварог. – С цветами и трубами.

– Глупость какая, – отмахнулась Грайне. – Дела говорят сами за себя.

Завтра все и так будут знать.

– Даже без свиты ходишь…

– Если царица ходит ночью одна по своему городу – это кое-что о городе говорит…

– Логично, – сказал Сварог. – Буду где-нибудь королем – учту.

– Ты-то? – фыркнула Грайне.

– А что? Есть, знаешь ли, любопытное пророчество. Как на меня скроено и шито.

– Ну-ну…

Она потянула тяжелое кованое кольцо, открыла калитку рядом с высокими воротами. Сварог вошел следом за ней на широкий мощеный двор, освещенный несколькими факелами. Со всех сторон выскочили поджарые мохнатые собаки, узнали хозяйку и отчаянно замахали хвостами, набежали слуги со служанками, низко кланяясь. Грайне прошла меж ними с неизвестно откуда взявшейся величавостью. Сварог поспешил следом, косясь на любопытных собак, взявшихся его обнюхивать, чувствуя себя весьма неловко и глупо.

Это, конечно, оказался не Версаль, где Сварог и не бывал, признаться, но сомневаться, что он попал во дворец, не приходилось – гобелены на стенах, сплошь батальные, мозаичные полы, даже высокие зеркала кое-где попадались. Коридоры, правда, узковаты, а потолки в вековой копоти из-за многочисленных светильников.

– Ну? – спросил Сварог, когда она остановилась перед дверью с полукруглым верхом, украшенной то ли золотыми, то ли позолоченными бляшками и полосами. – Где тут мое законное место? На коврике у порога?

– Здесь твое место. – Грайне, взяв его за рукав, втолкнула внутрь. – На коврике у порога будет жить твой мохнатый нахал. А для тебя найдется занятие и внутри.

Она за шиворот вытащила Караха из капюшона, бесцеремонно кинула на коврик и захлопнула дверь у него перед носом. Повернулась к Сварогу, уже не величавая, а откровенно веселая и нетерпеливая:

– Значит, решил, что я всегда сдаюсь первой?

Глава 3 ГРАФЬЕВ ПРИБАВЛЯЕТСЯ

Конечно, это был не Рим. Хотя бы потому, что холмов оказалось не семь, а всего четыре, сплошь застроенных каменными домами, окруженными ухоженными садиками, – и множество домиков, уже деревянных, разбросано вокруг холмов. На холмах жили амазонки с челядью и самые уважаемые ремесленники – корабельщики и оружейных дел мастера. В домах на равнине обитали пастухи, пахари и ремесленники рангом пониже. Гребцы, самые бесправные в здешней иерархии, обитали в портовых казармах.

Прошло четыре дня. Сварог, предельно занятый лишь ночами, в светлое время суток только и делал, что слонялся по Коргалу да выспрашивал дворцовую прислугу о порядках, деталях и установлениях. Порядки особой сложностью не отличались – пастухи пасли, пахари пахали, ремесленники мастерили. Все они были мужчины. На долю женщин из знатных семей выпало занятие благороднее – война и оружейное ремесло (был, правда, и мужской военный отряд, но к нему амазонки относились примерно так, как спецназовцы к стройбату). Новорожденных мальчиков здесь, вопреки Гомеру, со скалы не бросали, но они автоматически становились людьми второго сорта, лишенными всех прав, кроме обязанностей. Даже имуществом они могли владеть, лишь пока обитали одни. Едва в домике последнего гончара появлялась женщина – пусть пришедшая из материнского дома в одной рогожке, а все нажитое мужик сколотил своим горбом, – она автоматически становилась полновластной хозяйкой. Ничего похожего на религию Сварог не заметил. Рядом с дворцом царицы стоял небольшой храм, но та, кому там поклонялись, была не богиней, а какой-то древней владычицей, прославленной выдающимися деяниями в незапамятные времена.

Сварог задумчиво смотрел вниз с верхнего балкона дворца. Холм, где стоял дворец, был самым высоким из четырех, а дворец – самым высоким зданием. Так что открывался живописнейший вид на много лиг вокруг – зеленые леса, желтые поля, порт, река, дороги. И двойное кольцо маргов.

Сотни три недвижных буро-коричневых округлых валунов словно бы опоясали магическим кругом холмы и поселения, порт и пашни. Только пастбища оказались снаружи – но и там появлялись марги, патрулируя по одному или по двое. Должно быть, такие предосторожности приняты против какого-то внешнего врага.

«А я ведь в Ямурлаке мимо них несколько раз проезжал, – с запоздалой злостью подумал Сварог. – Мог и врезать топором по темечку, знать бы раньше… Что им не сиделось в море?» Служанки рассказали, что марги, выйдя некогда на сушу, господствовали в былые времена, но теперь вымирали, сохранившись в отдаленных уголках Сильваны. Что самое интересное – эти загадочные создания обладали разумом и своим языком, но только в Коргале сохранилось древнее умение беседовать с ними, приручать и дрессировать. Да и здесь обладали таким даром немногие посвященные вроде Грайне.

У Сварога остался один путь к освобождению – рискнуть и выпустить из бутылки джинна. Но для этого, понятно, требовалось уединение – чтобы хватило времени найти с джинном общий язык, пока не поднялся всеобщий переполох. А уединиться не удавалось. В любой миг могли ввалиться слуги, во дворце не было запиравшихся изнутри комнат и чердаков. Оставалось дожидаться, когда Грайне отправится в очередной набег, а ее покои останутся в полном распоряжении Сварога. Можно бы рискнуть и откупорить джинна прямо на балконе – но Сварогу отчего-то ужасно хотелось уйти эффектно и не спеша, продемонстрировав во всей красе пресловутое мужское превосходство. Как-никак джинн тоже мужского рода…

В общем, жилось Сварогу здесь неплохо. Поначалу он решил, что каждая здешняя юбка будет хихикать ему вслед, но то, что ему самому казалось издевкой над привычным патриархатом, для местных баб было привычным старозаветным укладом. Королевские слуги не фыркают вслед очередной фаворитке, от которой можно схлопотать даже больше неприятностей, чем от самого короля. Так и здесь. К Сварогу относились даже с некоторым почтением – насколько можно испытывать почтение к индивидууму второго сорта, будь он хоть трижды лар.

Карах, напротив, ныл, скулил и плакался – домовые чужаков не жаловали, яростно защищая обжитое местечко, так что пришельцу в первую же ночь крепко досталось от местных, и Грайне пришлось поселить его в шкафу в своей спальне, с помощью какого-то ритуала обезопасив шкаф от законных обитателей дворца. Однако те, разобидевшись, всячески пакостили, дразнили по ночам собак, ухали под дверью, прятали вещи Сварога. Карах, коего мало заботило эффектное утверждение извечного мужского превосходства, слезно умолял Сварога побыстрее выпустить джинна и почти уже уговорил. Вот и сейчас Сварог убрался на балкон, спасаясь от очередной порции жалоб и уговоров. Грайне спозаранку ушла к оружейницам, она втихомолку готовила что-то грандиозное, пообещав Сварогу обязательно посоветоваться с ним, когда все будет готово. Насколько он понял из туманных недомолвок, она собиралась немножко завоевать соседей, а тех трудно было запугать маргами – потому что у них имеется что-то свое, столь же мощное и эффективное, чего у Грайне не имелось.

За спиной деликатно кашлянули. Он обернулся – у перил стояла хорошенькая служаночка, уже не раз опалявшая его довольно откровенными взглядами. Но с Грайне, увы, шутить было опасно. Сварог решил поначалу, что настырная девчонка вновь взялась за свое, нахмурился, но она заторопилась:

– К вам гость пришел, в голубой комнате сидит…

– Что еще за гость? – искренне удивился Сварог. – Ты пуговки-то верхние застегни, звезда моя, а то обоим влетит…

Егоза засмеялась:

– Ох и трусы же вы, мужчины…

– Помолчи, отчаянная, – сказал Сварог. – Так что там за гость?

– Друг одной благородной воительницы. Между прочим, будет посмелее некоторых… В голубой комнате сидит. Вина попросил и вас дожидается. Пока вас искали, кувшин допил.

– Наш человек… – сказал Сварог, уворачиваясь от нее в узком коридоре – так и норовила задеть бедром.

Голубая комната была прозвана так за старинную голубую обивку в бело-золотых узорах и высоченные, белые с синим фарфоровые вазы, взятые в качестве трофея бабушкой Грайне в каких-то отдаленных краях. Про себя Сварог из-за сочетания колеров окрестил горницу Израилем и не раз попивал там винцо, глубокомысленно размышляя: «Если это Израиль, то я, стало быть… Лэ хаим, бояре!»

За столом в Израиле сидел худощавый молодой человек лет двадцати пяти. Длинные светлые волосы, каким позавидовала бы не одна красотка, падали ниже плеч, но лицо было отнюдь не женственное – узкое, ястребиное, обветренное. Стоя в полумраке глубокого дверного проема, Сварог приглядывался к незнакомцу. Наряд определенно таларского покроя, дворянский, на пальцах поблескивают два самоцветных перстня.

– Начал второй кувшин, – жизнерадостно сообщил молодой человек. – Давно мечтал дорваться до дворцовых подвалов, там лучшее во всем Коргале вино. – Сварог вышел на свет, незнакомец даже привстал от удивления:

– Граф Гэйр?! Вы, значит, здесь?

– Да, мать вашу! – невольно взвыл Сварог. – И здесь достали… И не он, понятно? Я – граф Гэйр, только другой. Когда-нибудь я вам объясню этот курьез природы… Вы с Талара, надо полагать?

– Да. Леверлин, граф Грелор. А может, уже и не граф – видите ли, батюшка порой грозится лишить меня титула и наследства. Когда мы с ним виделись последний раз, он собирался послать верхового за нотариусом…

Так что, вполне возможно, я уже простой дворянин без графской короны в гербе.

– Вы из каких мест?

– Из Ронеро. Ремиденум.

– Это что такое? Город?

– Странно вы шутите, – пожал плечами Леверлин. – Нет, серьезно не знаете? Неужели образование на небесах столь плохо поставлено? Ремиденум, о собрат мой по несчастью, – это университет в Равене, старейшее на Харуме учебное заведение. Прославленное не только своей древностью и научными достижениями, но еще, замечу с гордостью, и благодаря подвигам его студентов в тех областях, что мало общего имеют с изучением премудрых наук… Если попадете в Ремиденум, не заикайтесь, что сроду о нем не слыхивали, – из дуэлей не выпутаетесь…

– Учту, – сказал Сварог. – Значит, вас тоже…

– Вроде того. Когда несколько дней назад стали гулять упорные слухи о распахнувшихся Воротах и странных пиратках, я по непоседливости своей решил проверить все самолично. Нанял кораблик – и поймал приключение на свою голову. Кто же знал, что отсюда невозможно бежать… Мне эта идиллия уже начинает надоедать. Дважды приходилось бежать из тюрем, но отсюда не убежать. Я с ужасом обнаружил, что толстею! Сидячая жизнь…

– Это ужасно, – согласился Сварог. – Но я как раз обдумываю побег, и есть определенные шансы…

– Подождите, – сказал Леверлин гораздо серьезнее, без тени прежнего балагурства. – Побег – это прекрасно. Но давайте уж откровенно. Быть может, мне следовало бы молча примкнуть к вам… Но я, простите, становлюсь злым, осторожным и крайне недоверчивым, когда чего-то не понимаю. Я не возьму в толк, откуда взялся второй граф Гэйр, столь похожий на первого.

– Ладно… – сказал Сварог, безнадежно вздохнув.

Он вкратце рассказал свою историю, но представил дело так, будто не бывал ни в каких Хелльстаде и Ямурлаке, а потерпел аварию в Пограничье и пробирался оттуда в Харлан, к тамошнему имперскому наместнику, чтобы вернуться к себе на небеса. И не было ни капитана Зо, ни «Божьего любимчика», ни всего остального.

– Хорошо врете, – резюмировал Леверлин. – Убедительно… Лорд Сварог, в Ронеро, как и везде, хватает глупцов, но среди питомцев Ремиденума вы не найдете ни дураков, ни легковерных. Что это вас вдруг потянуло в Харлан?

Сразу чувствуется, что в земных делах вы мало что смыслите, но тот граф Гэйр исколесил Пограничье вдоль и поперек. Вас там очень быстро заставили бы выложить вашу историю – и непременно предупредили бы, что из-за сходства с вашим предшественником вам в Харлане будет небезопасно. Да и не любят в Пограничье Харлана. Вас непременно отговорили бы от посещения сего осененного черной магией герцогства. Народ в Пограничье, в общем, неплохой. И новоиспеченный лар вроде вас, оказавшись там, обязательно стал бы пробираться не в Харлан, а в Ронеро или в Лоран, где тоже есть имперские наместники, а страны эти не в пример для вас безопаснее…

Жители Пограничья именно это и посоветовали бы, непременно воспользовавшись удобным случаем лишний раз пожаловаться императрице при вашем посредстве на свое тяжкое житье-бытье. Они, чудаки, еще верят, что императрица им поможет… Вы же скитались где-то несколько дней, объявились в платье Вольного Топора на плывущем в Харлан корабле, причем при вас был загадочный топор, судя по описанию моей воинственной подружки-хозяйки, весьма напоминающий Доран-ан-Тег…

– Ну ладно, – сказал Сварог. – Рискну и буду с вами откровенным. В конце концов, я вас в случае чего всегда успею прикончить, предупреждаю честно… Так вот, в Харлане собирают войско из ямурлакских мертвецов, и я, боюсь, остался единственным, кто об этом знает, кроме, конечно, самих заговорщиков…

Леверлин, словно бы ничуть не удивившись, произнес медленно:

– Какого же рожна вы здесь торчите?

– Получилось вот…

– Получилось! – зло бросил студент. – Вы что, должны были найти в Харлане кого-то, кто способен все это сорвать?

– Вроде того.

– Нужно выбираться отсюда. Немедленно.

– Вы тоже каким-то боком причастны к этим играм?

– Ни к чему я не причастен, – сказал Леверлин. – Я не святой подвижник. Но иногда люблю подраться, есть вещи, против которых необходимо драться… Нынешний случай – как раз из таких.

Почему-то Сварог сразу ему поверил. И сказал:

– Видите ли, у меня есть джинн. Тот, кто мне его отдал, клянется и божится, что с этим джинном можно договориться…

– Отлично. Если так и случится, лучшего нечего и желать. А если джинн окажется духом переменчивых стихий, начнется столь буйное безобразие, что мы, если уцелеем сразу, вполне сумеем сбежать, когда он примется разносить Коргал вдребезги и пополам… Маргам будет не до нас. Приступим?

– Прямо сейчас?

– А что?

Сварог пожал плечами:

– Глупо, конечно, но я хотел уйти красиво…

– Кто мешает?

– Нас могут подслушать, начнется суматоха…

– Святая Бригита! А винные подвалы? – Он показал пальцем вниз. – Ручаюсь, никто из челяди не решится протестовать, когда вы поведете туда своего гостя. Вы ж тут – ночной король…

– А в морду? – угрюмо поинтересовался Сварог.

– Бросьте, я и сам в таком же положении, не забыли? Ну, пойдемте. – Он поднялся, забрал прислоненный к ножке стола виолон – инструмент вроде гитары, только прямоугольный. – Все мое ношу с собой. Имею слабость сочинять посредственные вирши и распевать таковые под собственное бренчанье. А наши милые хозяйки обладают-таки еще одним исконно женским качеством, кроме известного нам по ночной поре, – обожают слушать любовные баллады, и я имею здесь успех, какого на родной планете ожидать не мог…

План стал претворяться в действие молниеносно. Никто и в самом деле не решился препятствовать Сварогу – пожилая ключница, ведьма старая, имела на сей счет свое мнение, но безропотно выдала светильник и ключи. Конечно, ворча вслед насчет молодости и неопытности иных благородных особ, давших чересчур много воли разным прохвостам. И с тоской поминала добрые старые времена, когда прохвосты таковые знали свое место. Сварог не стал связываться, но Леверлин, уже ступив на верхнюю площадку ведущей во мрак лестницы, обернулся:

– Хочешь, харя, наябедничаю царице, что ты тайком главного кухаря принимаешь и хозяйкиным вином потчуешь?

И захлопнул дверь погреба. Они осторожно спустились вниз. Леверлин огляделся, высоко держа светильник:

– Вот в таком месте я и хотел бы покоиться после смерти, можно и в уголке…

Под сводчатыми потолками в шесть длинных рядов выстроились огромные бочки, лежавшие на мощных козлах и каменных подставках. На стеллажах из неоструганных досок поблескивали из песка горлышки бутылок.

– Я не выдержу, даже сознавая серьезность минуты, – признался Леверлин. – Иначе в Ремиденуме меня проклянут.

Он огляделся, подхватил с крючка оловянный ковшик и направился к ближайшей бочке. Открыл кран, налил, осушил до дна, пошел к другой, причмокивая и ухая. Сварог сам не удержался при виде такой роскоши – снял другой ковшичек, поменьше, продегустировал. Окликнул нежданного напарника:

– Бросьте. Всех все равно не успеете обойти.

– Но какое богатство…

– Лучше объясните, как мне извлечь из узилища нашу единственную надежду?

– Просто сорвите пробку. Только учтите – если верить авторитетам, джинн выполняет лишь три желания, потому формулируйте четко и семь раз отмерьте…

– А если он разбушуется?

– Выбора нет. – Леверлин огляделся. – Коли уж он начнет все шить, есть утешение: нас завалит этими великолепными бочками, а если особенно повезет, мы успеем захлебнуться в вине.

Сварог достал кинжал и принялся ковырять пробку, маленькую, покрытую толстым слоем чего-то вроде смолы, почти окаменевшей. Порезал палец, выругался.

– Осторожно, – прошептал за его спиной Леверлин.

– Соскользнуло лезвие, черт… Ну!

Он поддел пробку острием, надавил, и она, чмокнув, вылетела, описала дугу, укатилась за бочки. Из горлышка сосуда неспешно пополз то ли дым, то ли туман удивительно чистого алого цвета. Сварог едва удержался, чтобы не закинуть сосудик подальше в угол. Дым ширился, но не расплывался, не таял, края его оставались четко очерченными, он взмыл к потолку и постепенно принял облик полупрозрачной человеческой фигуры – понятно, лишенной всякого восточного колорита вроде чалмы или халата. По ней непрестанно пробегали словно бы волны зыбкого холодного огня, она светилась изнутри, мерцала, рдела, как угли в прогоревшей печи, то темнея, то наливаясь алым пламенем. Лицо походило на человеческое, только уши были острые, а подбородок раздвоен, как коровье копыто.

Джинн, колыхаясь под сводами, смотрел на них, а они таращились на него, задрав головы. Леверлин опомнился первым:

– Кто ты?

Глава 4 ПОБЕГ ПО-ГРАФСКИ, С УЧАСТИЕМ ДЖИННА

– Я – Урак-Омтар, дух огня, – ответил джинн не столь уж и оглушительным, но странно рокочущим голосом, казалось заставившим вибрировать и барабанные перепонки, и череп Сварога. – Это вы меня освободили?

– Мы, – опомнился и Сварог. – Надеялись, что и ты нам поможешь, мы и сами в беде…

– Я знаю закон, – пророкотал джинн. – Его нарушают духи воздуха и воды, они непостоянны, изменчивы, как ветер и вода, но огонь благороден и чист. Если не знаете, кому верить, верьте духам огня… ну и земли, пожалуй. Жив ли еще Шелорис, самый могучий из подлейших и самый подлый из могучих?

– Боюсь, никто у нас не помнит ни его, ни названия страны, где он правил, – сказал Леверлин.

И тут же в головах у них взорвался гремящим эхом хохот джинна.

– Так ему и надо, собаке в черной короне! Его забыли, а я жив!

Значит, и Шангара больше нет?

– А где был этот Шангар? – спросил Леверлин.

– На полуденном восходе континента, – сказал джинн. – Небольшая страна, почти сплошь взятая в кольцо горами и по суше, и по морю, кроме трех мест на побережье, примыкавшая к заливу, где ревели вулканы…

– Вам это о чем-нибудь говорит? – спросил Сварог.

– Это чрезвычайно напоминает Горрот. Правда, вулканы давно потухли, веков сорок назад… Ну да, все знали, что Горрот вырос, как на фундаменте, на каких-то остатках древней злой магии…

– Вулканы погасли? – забеспокоился джинн. – Я не могу без вулканов, я дух огня…

– Не паникуй, – успокоил Леверлин. – На островах еще найдется пяток вулканов, без жилья и купанья не останешься… Ах, лорд Сварог, как бы мне хотелось подольше с ним потолковать. Ценнейшие для историков сведения…

– Я соскучился, – сказал джинн. – Хочу на свободу.

– Мы тоже, – сказал Сварог. – Но дело в том, что мы даже не на Таларе…

– И вас сюда посадили, как это у людей принято? – Джинн огляделся. – Дверь без заклятий. Сейчас дуну…

– Стой! – заорал Сварог. – Подожди ты! Нам не из подвала нужно выбраться, а из города…

Джинн снисходительно усмехнулся, деловито присмотрелся к стенам подвала:

– Город сровнять с землей, сжечь или просто развалить? Как желаешь?

– Не спеши, – сказал Сварог. – Я хочу, чтобы, когда я тебя попрошу, все в городе уснули. Все живое, кроме меня, его, здешней царицы и трех моих матросов. Пусть и марги уснут… Можешь сделать?

– Что еще за марги? – не понял джинн. Выслушав Сварога, кивнул:

– Пойду посмотрю.

Он сжался в крохотную алую точку, микроскопический огонек метнулся вверх, к двери.

– Довольно мирное создание, – сказал Сварог.

– Пока ему не приказали развалить город… Судя по старым книгам, дух огня свято соблюдает договоры, но врагам его приходится несладко. Однако у меня, я вижу, хватит времени…

Он проворно налил себе еще ковшик и принялся смаковать. Вниз пронеслась огненная полоска толщиной с иглу, разрослась в джинна.

– Ничего трудного, – пророкотал он. – Это живые существа, не владеющие магией. Смешно, но они чем-то сродни духам огня – внутри у них горит свой огонь… Они уснут. Все уснут, кроме тех, кого ты назвал. Это первое желание?

– Да, – сказал Сварог. – Теперь второе – ты быстренько домчишь корабль, на который мы сядем, до места, которое я тебе укажу.

– Третье желание?

– А вот с третьим придется несколько дней подождать. Идет? Ты просидел пару тысяч лет, что тебе пара дней?

– Я знаю закон, – проворчал джинн. – Что поделать, придется ждать…

Он съежился в искорку, искорка скрылась в сосуде. Сварог спрятал его в карман, испугавшись в первый миг, что одежда вспыхнет, но никакого жара не почувствовал.

– Ну, пошли, – сказал он. – Начнем представление, как только Грайне вернется…

– А какое у тебя третье желание?

– Сам пока не знаю, – сказал Сварог. – Я подумал, что оно нам пригодится в Харлане…

– Толково. Пошли… нет, погоди-ка. – Леверлин осмотрелся, прошел в угол и вышел оттуда, волоча на плече бочонок квортеров в тридцать^[1K8]. – Тяжеленько, но доволоку. В дороге пригодится.

– Хотите, я набью корабль этими бочками? – раздался приглушенный голос джинна.

– Э, нет, – прокряхтел Леверлин. – Это выйдет третье желание. У меня душа разрывается от тоски по этим бочкам, но постараюсь пережить…

Ключница наверху воззрилась на них ледяным взглядом, но промолчала.

Леверлин кряхтел, согнувшись, держа в другой руке за гриф покрытый золотистым лаком виолон, однако героически пер бочонок по длинным коридорам. Попадавшиеся навстречу служанки хохотали, а та, что преследовала Сварога жаркими взглядами и намеренно расстегнутыми верхними пуговками, даже пошла следом, приговаривая:

– Кому-то может и влететь за такое самоуправство…

Сварог повернулся к ней:

– Как жаль, синеглазая звезда моя, что мы больше никогда не увидимся…

– То же самое я сказал милым бочкам… – пропыхтел Леверлин.

– Ну вы и набрались, – расхохоталась служаночка. – Сварог, царица может и задержаться у оружейниц…

Ойкнула и шарахнулась к стене. В коридоре стояла Грайне, с любопытством разглядывая процессию. Покрутила головой, нахмурясь:

– Великолепное зрелище…

– То ли еще будет, милая, – сказал Сварог. – Урак-Омтар, давай.

– Ты не сказал, сколько им спать, – раздался где-то рядом рокочущий голос.

– До темноты, – решил Сварог.

– Выполнено.

Глаза Грайне расширились, взгляд скользнул мимо Сварога. Он оглянулся – синеглазая служаночка медленно сползла по стене на пол. Поодаль виднелась еще одна, прикорнувшая посреди коридора.

– Что такое? – вскрикнула Грайне.

Леверлин поставил бочонок, перевел дух, подошел и выдернул у нее из ножен меч. Подумав, выкинул в окно. Далеко внизу клинок зазвенел на камнях. Она остолбенела от изумления, даже не успела помешать. Только повторила:

– Что такое?

– Все спят, – сказал Сварог. – И марги тоже. А мы уходим, извини…

Леверлин деловито оторвал от портьеры златотканый шнур, быстро и ловко скрутил девушке руки за спиной, пока она не успела опомниться.

Сварог поморщился.

– Ничего, – сказал Леверлин. – Я их успел изучить. На минутку отвернешься – и получишь в спину чем-нибудь острым. Правда, прекрасная царица? Да ты посмотри на нее. Ее в жизни так не оскорбляли, она в тебе сейчас бездонными своими глазищами дыру прожжет… Как ты еще не задымился?

В самом деле, глаза Грайне метали молнии – к счастью для беглецов, в переносном смысле.

– Не сердись, что поделаешь… – сказал Сварог примирительно.

– Значит, ты с самого начала притворялся, будто мы тебя победили, а на самом деле… Развлекался?

Сварог покачал головой:

– Ничего подобного, веришь ты или нет…

Она подошла к окну, зорко, с надеждой огляделась. Сварог смотрел через ее плечо. Во дворе, скошенные молниеносным сном, лежали где попало слуги и собаки, и на улицах виднелись спящие, вдали, у подножия холма, замерли повозки – возницы сползли с козел, лошади легли, опустив оглобли к земле. Сонное царство. Сварог хмыкнул. Вспомнив о верном домовом, бросился в комнату, позвал:

– Карах!

Никакого ответа. «Тьфу ты, мы ж и тебя сосчитали по забывчивости», – спохватился Сварог. Рванул дверцу шкафа. Карах посапывал, свернувшись клубочком, – ему вместе со всеми предстояло проснуться лишь с темнотой.

Сварог взял его под мышку, вышел в коридор, растерянно пожал плечами:

– Я про него забыл, и он тоже… Он знал дорогу…

– Ну, дорогу я тоже знаю, – сказал Леверлин. – Они меня везли днем.

Пошли, граф? Только прекрасную царицу обязательно следует прихватить с собой, чтобы проводила нас до причала. Если не захочет нежно махать нам вслед платочком, ее дело. Но пусть непременно проводит. Иначе она быстро освободит руки, едва мы выйдем из дворца, а там уж что-нибудь придумает.

Тебе метательное оружие не страшно, а вот мне не хочется получить стрелу в спину на пороге вновь обретенной свободы…

Он нагнулся и, кряхтя, взвалил на плечо бочонок. Сварог мог бы заклинанием сделать его ношу невесомой, но не стал рисковать – боялся, что в этом случае бесшабашный студент непременно захочет прихватить еще парочку бочек, и получится лишняя трата времени.

Сам он быстренько заскочил в оружейную комнату и выбрал два меча получше. Взял Грайне за локоть:

– Пошли?

Она с вызовом уперлась каблуками в пол, напряглась, всем видом показывая, что с места не сдвинется.

– Унизительно будет для царицы, если ее поволокут, как мешок, два существа низшего порядка… – сказал Сварог.

Подействовало. Грайне пошла впереди, гордо воздев голову, выпятив грудь. Под пыхтенье плетущегося следом Леверлина они спускались по улицам, огибая спящих людей и животных. Возможно, Сварогу и показалось, но раза два он явственно услышал гулкое хихиканье джинна. Он смотрел на чудную фигурку Грайне и никак не мог поверить, что видит девушку в последний раз.

Все так и следовало сделать, понятно, но расставаться с ней было нелегко.

Она слишком уж ярко и внезапно вошла в его жизнь, очень уж неожиданно пришлось прощаться. Конечно, любые расставания – это одновременно и новые надежды, но…

Он остановился и постучал рукояткой меча по макушке марга. Получился именно такой звук, какой и бывает, если постучать железом по камню.

– Ты мне еще попадешься, – сказала Грайне, не оборачиваясь. – Жизнь положу, но поймаю. Что я тогда с тобой сделаю, ты бы знал…

– Мечты, мечты, где ваша сладость… – сказал Сварог. – Знаешь, меня устраивало и то, что ты со мной до этого делала, к чему разнообразить?

– Я тебя буду искать днем и ночью…

– Хочешь хороший совет? Не нужно больше плавать за Ворота. Есть оружие, против которого не поможет вся ваша храбрость. Даже если ты не боишься смерти, подумай – можешь остаток жизни провести пленницей, живой диковинкой при каком-нибудь королевском дворе…

Они ступили на мощенный камнем причал, и Сварог, к превеликому удивлению, увидел на небольшом одномачтовом кораблике какое-то шевеление.

Три человека, суетясь и сталкиваясь, ставили парус – двое работали во всю силу, а третий неловко тыкался обок, помогая им одной рукой, потому что вторая была перевязана до локтя. Сварог, усмехнувшись, набрал побольше воздуха и гаркнул:

– Хозяина бросаете, прохвосты?

– Ваша милость! – радостно завопил капитан. – А мы вот видим, все дрыхнуть завалились, ну и рискнули, благо терять нечего! Вас искать не стали, уж извините.

Леверлин перевалил через борт бочонок, прыгнул на палубу следом за ним. Сварог осторожно уложил Караха у низкого борта, повернулся к девушке:

– Будем прощаться?

Грайне смотрела на него с бессильной ненавистью и явно не собиралась ронять слезы. Вздохнув, Сварог сказал:

– Мне с тобой было чертовски хорошо, но нельзя же держать живого человека вроде игрушки, пойми ты, чудачка…

Он обнял ее, наклонился и крепко поцеловал в губы, чувствуя себя ужасно виноватым – из-за пощечины, нанесенной по самолюбию юной царицы. Но все равно не получилось и тени трогательного прощания – вопреки иным авторам чувствительных романов. Грайне ничуть не разнежилась и не прильнула к Сварогу с прерывистым вздохом. Она просто-напросто попыталась двинуть ему коленом в то место, к которому раньше относилась не в пример нежнее. Хорошо еще, он вовремя сообразил, когда она резко отодвинулась, успел увернуться, но все равно по бедру прилетело крепко.

– А еще царица… – покачал он головой.

– Ты ко мне еще придешь, – сказала она, охваченная страстной надеждой, что когда-нибудь так и случится. – Приползешь, когда окажется, что та жизнь не дала тебе счастья…

В уголке глаза Сварог заметил у нее крохотную слезинку, но не сомневался, что это – признак бессильной ненависти, не имеющий к лирике никакого отношения. Совершенно не зная, что еще сказать и нужно ли что-то говорить, он помялся и спросил:

– Сколько тебе лет, воительница?

– Девятнадцать. Развяжи руки. Не могу же я остаться вот так… и убирайся, видеть не хочу!

– На свете всегда найдется кто-то, кто сильнее нас… – шепнул ей Сварог на ухо. Разрезал кинжалом шнур, из предосторожности повернув девушку к себе спиной, прыгнул на палубу и громко сказал:

– Урак-Омтар, двигай посудину. Место укажем.

– С какой скоростью? – не преминул уточнить педантичный дух огня.

– С обычной. Словно мы идем под хорошим попутным ветром.

С треском оборвался причальный канат, но кораблик не тронулся с места.

– Хочешь, я сделаю так, что она станет думать по-другому и уплывет с тобой? – пророкотал джинн.

– Дурак ты, а еще дух огня, – сказал Сварог. – Трогай.

Корабль отвалил от причала и, невзирая на мертвый штиль, поплыл к выходу из бухты, задрав нос и пеня воду, словно торпедный катер. Сварог смотрел за корму. Грайне неподвижно стояла у самой кромки причала, смотрела вслед, ее фигурка становилась все меньше и меньше, потом девушку заслонила башня. Сварог ее больше не видел и подозревал, что не увидит уже никогда. Это оказалось больно, так думать. Он обернулся, хотел распорядиться, но Леверлин уже возлежал у бочки с невесть откуда раздобытым ковшиком, и тут же стояла пустая оловянная чарка. Сварог опустился на колени, повернул медный краник, и полилось благоухающее черное вино.

– Ну, за пьянящее дыхание свободы? – спросил Леверлин.

Прозвучало это как-то уныло. Сварог молча выпил, резко дернув рукой, пролил немного на грудь и смахнул капли ладонью.

– Странно, – сказал Леверлин. – Меня вроде бы ничем не удивить, исколесил мир и не был обделен вниманием нежного пола, но вспомнил вдруг свою рыжеволосую пантеру и подумал – может, другой такой у меня никогда не будет?

– Это тебе просто хочется посмаковать счастливое избавление, – сказал Сварог хмуро.

Корабль резво бежал по широкой реке – с зарифленным парусом, против течения. Капитан и матросы так и не отошли от этаких чудес – сидели кучкой у мачты, с почтительным ужасом таращились на Сварога, надолго забыв о своих полных чарках. Леверлин лежал, грустно глядя в небо, тренькал на виолоне на три такта и с нарочитым пафосом напевал:

– По сторонам зорче смотри, – сказал Сварог. – Как бы не проехали, я-то дороги не знаю…

– Я могу вас довезти, куда только скажете, и сам найти дорогу, – сказал джинн, которому чертовски не терпелось на волю. – Это будет третье желание.

– Ну потерпи, ладно? – сказал Сварог. – Ты мне еще понадобишься в Харлане…

Когда они отыскали Ворота – перемычку неподвижного синего тумана в узкой расселине, все повторилось, как в прошлый раз: корабль нырнул в синюю мглу, мгла сгустилась до полной непроглядности, вскоре рассеялась, посудина выплыла на Ител.

– Ну вот и все, – сказал Сварог.

Неуправляемый корабль тут же развернуло кормой вперед и в столь постыдной позиции понесло течением – джинн, въедливый, словно стряпчий, счел, что строго выполнил свои обязанности согласно договору о втором желании. Моряки, не дожидаясь приказа Сварога, бросились к мачте. Быстро развернули кораблик в нормальное положение, капитан встал за штурвал и повел суденышко к высокой скале, похожей па вопросительный знак. Сварог, свесившись над бортом, громко позвал (вспомнив поучения Блая):

– Доран-ан-Тег!

Взметнулся фонтан брызг – топор взлетел над волнами и, описав дугу, оказался в руке Сварога, больно ударив древком по ладони – Сварог не успел разжать пальцы пошире.

– Впечатляюще, – присвистнул Леверлин. – Где ты раздобыл этот славный топорик?

– Потом расскажу, когда будет время, – сказал Сварог. – Интересно, чья это конница там нарисовалась?

Он достал подзорную трубу, всмотрелся. Десятка два верховых, желтые с черным кафтаны. Один как раз смотрел на кораблик в подзорную трубу.

Показалось, они встретились глазами, Сварог вздрогнул, опомнился, с видом скучающего зеваки медленно опустил трубу и спросил:

– Харланцы?

– Они, – поддакнул капитан. – Гвардейцы.

Наверное, людей с «Божьего любимчика» до сих пор сторожили по дорогам.

– Интересно, что они о нас подумали? – спросил Сварог.

– А что им думать? – хмыкнул капитан. – Один в наряде Вольного Топора, один в дворянском и мы, местные… И нас, всех пятерых, для экипажа такого кораблика маловато. Кораблик ронерской постройки. Они наверняка решили, что речные пираты захватили ронерскую посудину. На что им глубоко наплевать.

– Леверлин, у тебя есть документы? – спросил Сварог.

– Ну разумеется.

– А у вас, капитан?

– Аж три, ваша милость. И все, каюсь, на разные фамилии и подданства.

Вот только на кораблик у нас патента нет… ну да у меня в голенище два чистых зашиты. Впишем, что захотим, дело знакомое. Название на борту есть, «Морская жемчужница», порт приписки сочиним из головы…

– Весело будет, если нападем на того, кому этот корабль знаком.

– А мы его в Риуме купили, ваша милость.

– Ну и что? – не понял Сварог.

– Риуме – первое в Пограничье место по продаже ворованного и прочего не праведно доставшегося. Кораблей в первую очередь. Кого ни спросят насчет чего подозрительного – купил в Риуме у хромого да чернявого, еще одни зуб у него со свистом… Все понимают, в чем дело, а доказать нельзя. Главное – как следует осмотреть кораблик, и если попадется что лишнее, выкинуть за борт.

Так они и сделали, но не нашли ничего, кроме кое-какой посуды.

Никакого груза в трюме не оказалось. Видимо, амазонки успели похозяйничать.

Что гораздо хуже, не оказалось ни еды, ни воды. Бочонок вина к тому времени был объединенными усилиями опустошен и вышвырнут за борт.

Создавать заклинаниями еду и питье Сварог не хотел, чтобы не выдавать себя как лара. Капитан и так узнал много такого, чего ему не следовало бы знать. По этой же причине Сварог героически отказался от своих сигарет, извлекаемых из воздуха, довольствуясь одной из трубок капитана и его скверным горлодером. А есть и пить хотелось не на шутку. Один Карах безмятежно дрых у борта, ничуть не встревоженный наступившим на корабле голодом, поскольку не знал ни о голоде, ни о побеге. Джинн был начеку и настойчиво предлагал завалить корабль изысканнейшими яствами вкупе с лучшими винами – очень ему не терпелось поскорее развязаться с избавителями и отправиться восвояси. Но Сварог, твердо решивший поберечь третье желание для серьезного дела, потребовал карту и, обнаружив, что ближайшим населенным пунктом является уже знакомый ему понаслышке Готар, решительно приказал:

– Курс на Готар!

Одного он боялся: что с тамошним бароном, пристрастившимся жечь людей на кострах, уже прискакала разбираться рать молодого князя. Тогда всем будет не до проезжих корабельщиков.

Глава 5 ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ КАК ИМПРОВИЗАЦИЯ

Подплывши к Готару, они обнаружили, что городишко выглядит крайне убого – дома ветхие, прямо-таки готовые рухнуть. Причал был вымощен камнем в незапамятные времена, и половина плит давно вывалилась. Дыры кое-где залатали досками, но особого старания при этом не проявили.На волнах покачиваются три лодки и большой одномачтовый баркас без палубы – судя по груде сетей на корме, рыбацкий. На фоне всего этого «Морская жемчужница» выглядела роскошным океанским лайнером, бросившим по случайности якорь в захолустном райцентре. Экипаж Сварога представления не имел, что такое океанский лайнер и райцентр, но оценил ситуацию верно – несмотря на полное отсутствие свидетелей-аборигенов, моряки приосанились и гордо поплевывали за борт – даже покалеченный, чьи раны уже начали подживать.

– Ну, пошли? – сказал Сварог Леверлину.

– А топор ты не берешь? Здешний хозяин – скотина редкая, к нему лучше приходить в гости вооруженным до зубов…

Сварог прихватил топор, они осторожно прошагали по дряхлому причалу и направились к ближайшим домишкам. В первом никого не оказалось. Во втором тоже. Из домов воняло, вокруг валялся всякий хлам, бродили бесприютно худые свиньи. Только у третьего домика, на лавочке, обнаружилась старуха – ветхая, под стать причалу и городку. Она молча выслушала Сварога, ничего не поняла, и они еще долго добросовестно орали ей в ухо. Из ее шамканья только и дознались, что жрать самим нечего, а весь народ на площади.

Сварог сунул в иссохшую ладонь монетку (при виде которой старуха едва не лишилась чувств), и они быстрым шагом направились дальше, держа курс на видневшуюся над крышами каменную башенку с развевавшимся вымпелом – баронский замок и, следовательно, центр города. Должна же в центре отыскаться хоть одна лавчонка со съестным?

На площади перед баронским замком они обнаружили целых три лавчонки – но все оказались заперты. В угрюмом молчании стояло сотни три народа, должно быть все городское население, способное передвигаться, и над головами толпы виднелись верхушки двух столбов, вокруг которых что-то происходило: оттуда слышались шум и ругань, но ни дыма, ни огня пока что не видно.

Они быстро протолкались в первый ряд, весьма невежливо работая рукоятями мечей и древком топора. Видя их хорошую одежду и оружие, те, кто стоял поближе, торопились дать дорогу, но толпа была очень уж спрессована, и повозиться пришлось.

Они переглянулись. Леверлин побелел от злости.

– Ну, так, – сказал Сварог. – Слухи ничуть не преувеличены…

По краю пустого пространства вокруг столбов прохаживались воины, человек двадцать, в кольчугах старинного фасона, но добротных, вооруженные мечами и топорами. Огнестрельного оружия Сварог не заметил. Еще несколько человек складывали кучи хвороста вокруг столбов с привязанными к ним людьми, и на них покрикивал красовавшийся на черном коне субъект в кольчуге с серебряными накладными украшениями и баронской короне на лысоватой башке.

Сварог пригляделся к тем, у столбов. Девушка в бедном домотканом платье, довольно красивая. Скорее всего местная. А вот мужчина определенно не отсюда – высокий, темноволосый, с аккуратной бородкой, в изодранной, но совсем недавно роскошной одежде, синей с вышивкой золотом.

На шее у барона красовалось изящной работы золотое ожерелье с синими самоцветами – оно никак не вязалось с хозяином Готара, а вот на человеке в синем смотрелось бы весьма естественно – как и висевший при бедре барона меч в дорогих ножнах, с усыпанной рубинами рукоятью…

– Ну, с кого начнем? – спросил Леверлин сквозь зубы.

– Ты что, хочешь…

– А ты до конца досмотреть собираешься? – На узком лице студента не осталось ни бесшабашности, ни благодушия.

– Да нет, – сказал Сварог. – Просто…

– Не знал, можно ли на меня рассчитывать?

– Ну… в общем, да.

– Ну, в общем, я на тебя не обижаюсь, – передразнил Леверлин. – Знакомы без году неделя… Ладно. Забыли. Но если ты еще когда-нибудь решишь, что на меня нельзя полагаться, – не посмотрю, что ты милорд, Его небесное великолепие… – Студент огляделся. – Так. Время есть, они еще повозятся, только начали… Знаешь, этот, с бородкой, определенно моряк.

Одежда у него стагарского пошива. Но не колдун, мочки ушей на месте.

Стагарский волшебник им уже давно устроил бы стихийное бедствие.

Колдовство у них специфическое, сугубо морское, но неплохо работает и возле реки, впадающей в море. Проливной дождь или ветер, такой, чтобы крыши срывало, – это и здесь пригодилось бы…

– Я делаю барона, – сказал Сварог. – Во-первых, он здесь главный и без него начнется сумятица, во-вторых, лошадь, оставшись без седока, начнет метаться, прибавит паники. Держи мне спину, только смотри, сам не подвернись…

Они говорили тихонько, но стоявшие рядом все же кое-что расслышали, стали потихоньку отодвигаться, насколько удалось.

– Вся загвоздка в этих, – кивнул Леверлин на толпу. – Если кинутся на подмогу хозяину – задавят массой…

– Живи ты в таком дерьме, ты бы его любил и защищал?

– Люди – существа непредсказуемые… Вдруг они не захотят лишаться ни такого зрелища, ни хозяина? Ну как, начнем сразу или с разговором?

– С разговором, – сказал Сварог. – Вот что, диспозиция меняется. Как только я начну, кидайся и режь на парне веревки. Уж он-то за барона драться не станет.

– Не стоит. Если его сначала пытали, а вполне могли, он весь ломаный, и толку от него будет чуть. Только время потеряю.

– Тоже верно… Идем?

Они прошли мимо воинов и направились прямо к барону. Теперь их видели все. Кто-то охнул. Они шагали легко, размашисто под взглядами сотен глаз.

Сварог ощутил легкость во всем теле и почувствовал, что движется, как некая машина, без единого лишнего движения. Люди у костров перестали складывать хворост и таращились на них. Барон – тоже. «Сейчас он рявкнет, – подумал Сварог, – не может не рявкнуть… А этот вот белобрысый совсем мальчишка, жалко…»

– Эт-то что за франты? – раздалось наконец рявканье барона. – Что нужно?

Ощутив прилив веселой ярости, Сварог посмотрел снизу вверх в одутловатую харю. Его голос звучал невыносимо надменно:

– Я – лорд Сварог, граф Гэйр. Что здесь происходит?

– Я – Леверлин, граф Грелор, и хочу задать тот же вопрос.

Сварог убедился, что его имя барону незнакомо. Но вот титул – самый захудалый барон Пограничья не мог не знать, что «лордами» титулуют только ларов.

– Что я хочу, то здесь и происходит, – рявкнул барон. И добавил тише, чтобы не слышали его вояки:

– Милорд, если Его Небесное Великолепие нарушает традиции и без должного почета разгуливает по нашей убогой земле, с ним по скудоумию нашему могут и бесчестно обойтись…

«А он не трус, – отметил Сварог. – Подонок, но не трус. И неплохо осведомлен о традициях…»

Барон гнусно усмехнулся:

– Ваше Небесное Великолепие, тридцать топоров – это тридцать топоров, как ни крути. Если вы соблаговолите дождаться окончания церемонии, я приму вас в своем замке с почетом, какой только способен оказать. Мы люди темные, но понимаем: иногда и высоким господам неба хочется развлечься на земле без лишней пышности…

Пожалуй, он готов был покончить дело миром. Вот только Сварог никак на это не мог согласиться. Он быстро огляделся. Воины, сбитые с толку вполне мирным разговором, содержания которого они не слышали, поступили, как все солдаты в подобных случаях: опустили оружие, расслабились, тупо ожидая, пока дело вернется к какой-то определенности.

Леверлин крикнул человеку у столба:

– У вас, случаем, не будет к нам просьбы?

Человек ответил быстро, но с достоинством:

– Господа, я никогда и ни у кого не просил помощи, но иногда приходится отбрасывать прежние привычки. Не могли бы вы развязать эти веревки и одолжить меч? Остальное я сделаю сам…

– Боюсь, церемонию придется отменить, барон, – сказал Сварог.

Шаур он держал в левой руке, нацелился сначала в конскую грудь.

Однако, когда рука барона дернулась к мечу, передумал – живи, лошадка, ты одна ни в чем не виновата, – шагнул вперед и размахнулся топором, не особенно и широко.

Лезвие вошло в обтянутый кольчугой жирный бок – косо и глубоко. Барон еще валился с седла, брызгая кровью, а Сварог уже развернулся на каблуках к кучке воинов, выстрелил в ближайшего, пустил очередь звездочек в группу стоявших поодаль. К его радости, моментально начался вполне приличный переполох. Конь рванулся вперед, но Леверлнн, ловкий и проворный, как кошка, схватил повод и одним махом взмыл в седло. Зрители шарахнулись кто куда, разноголосо вопя. Воины тоже не являли собой образец единства и боевой стойкости – кто остался на месте, кто откровенно пятился, лишь человек пять неуверенно двинулись к Сварогу.

Передний размахнулся топором для хорошего броска. Сварог, осклабясь, ждал. Топор тяжело полетел в его сторону – и срикошетил от невидимой преграды, отлетел вбок. На того, кто его бросал, это произвело неизгладимое впечатление, да и остальных потрясло. Сварог сделал выпад и обрубил половину клинка белобрысого сопляка, оказавшегося ближе всех.

Леверлин волчком вертелся с конем, ожидая атаки, но никто на него пока не бросался. Со стороны немногочисленных зрителей, рискнувших остаться на месте, послышались крики:

– Лар! Лар!

Наступил самый интересный момент. Либо солдатня, превозмогши страх, навалится всем скопом, и тогда все завертится по-настоящему, либо они выиграли. Стало тихо, только раненые стонали и охали. И в этой тишине вдруг завопил Леверлин, во всю мочь, словно хотел докричаться до летучих замков:

– Ваганум! Ваганум!

Он кричал что-то еще, про клятву, кажется. И все вдруг изменилось самым решительным образом. Воины, собравшись в кучку на почтительном расстоянии от Сварога, аккуратно стали складывать все свое оружие наземь.

Это было настолько неожиданно, что Сварог оглянулся – не въезжают ли на площадь конники князя Велема?

Ничего подобного.

Воины, покончив с разоружением, выстроились неровной шеренгой.

Леверлнн шел к нему, ведя коня в поводу, улыбаясь во весь рот:

– В Ремиденуме еще и прилежно зубрят науки…

– Детали, – только и сказал Сварог, все еще удивляясь.

– Бывает набег ради грабежа, бывает война, а в земном праве есть еще и ваганум. Когда пришлый дворянин побеждает в схватке владельца манора, чтобы самому сесть на его место. Конечно, тут свои условия: владелец вправе использовать всю свою вооруженную силу, а пришелец обязан иметь, самое большее, одного спутника. Потому, хоть для ваганума теоретически открыт даже Снольдер, на деле успеха можно добиться лишь в такой вот глуши. Особенно когда подданные не хотят защищать хозяина.

– Значит, теперь барон – ты?

– Не было у меня хлопот… – усмехнулся Леверлин. – Ты. Быстренько начинай командовать, время не ждет… Ну!

Сварог приосанился, принял позу, показавшуюся ему самой величественной, оперся на рукоять топора, указал на столбы и рявкнул:

– Отвязать!

Воины, не очень и удивившись, побрели к столбам. Сварог неуверенно оглянулся на молчавшую толпу и крикнул:

– Все прекрасно, ребята, вольности последуют!

– Идиот! – поморщился Леверлин. – Они ж к тебе сейчас с просьбами и нуждами кинутся, затопчут…

Толпа и в самом деле колыхнулась вперед, лица из тупых стали вполне человеческими, охваченными надеждой. Но воины по жесту Леверлина уже выстроились меж Сварогом и толпой, а Леверлин уже кричал, воздев руки:

– Спокойствие! Барону нужно время, чтобы разобраться с вашими нуждами! Вольности вам обещаны, и они будут! Стоять!

Подействовало. Толпа замерла в прежней позиции.

– Обрати-ка внимание на эти рожи…

Сварог обратил. Пятеро с нагло-угодливыми рожами холуев-любимчиков и одетый еще богаче пожилой субъект с лицом до того добродетельным и праведным, что мог оказаться лишь вором и сатрапом.

– Ага, – сказал Сварог понимающе. – Ну-ну…

Он направился к приближенным покойного барона, махнул на ходу воинам, и они, уже успев подобрать оружие, заторопились следом.

– Управитель? – спросил Сварог.

Субъект с лицом праведника часто-часто закивал.

– А повесьте-ка его, пожалуй, – сказал Сварог. – Что это за управитель, если довел город до такого похабства?

Воины сграбастали управителя, но он с неожиданной резвостью вывернулся и пал в ноги, цепляясь за сапоги:

– Ваша светлость, я ж вам пригожусь…

– Ладно, оставьте его пока, – сказал Сварог. – Остальных вешайте.

Он плохо представлял, как именно следует управлять государством, пусть и крохотным, но по наитию решил: в таких случаях не мешает громогласно пообещать вольности и немедленно повесить наиболее запачканных деятелей прежнего режима. Для укрепления своего авторитета в массах и в целях борьбы с коррупцией. Народу такое поведение всегда нравилось.

Особенно когда вешают самых упитанных.

Пятерку холуев до виселицы, торчавшей в уголке площади, так и не довели – толпа, оттеснив воинов, захлестнула и смяла бывших фаворитов.

Началась шумная, азартная толчея. Управитель глянул в ту сторону, затрясся.

– Ну, поговорим о государственных делах, – сказал ему Сварог. – Здесь люди от природы такие бедные или барон все мало-мальски ценное сгреб в закрома родины?

– Барон, ваша светлость, барон, подлец, негодяй, мерзавец, скотина…

– Без лирики, – сказал Сварог. – Где же в таком случае баронские закрома?

– В Ронеро, ваша светлость, в банках Равены, барон собирался перебираться туда… Я знаю, где лежат все бумаги и счета… – Он вдруг кинулся к бездыханному телу недавнего хозяина и тут же вернулся, обеими руками протягивая Сварогу баронскую корону.

Сварог повертел ее, напялил на голову, подумал и кивнул:

– Ладно, поживешь пока. Скройся в замок и сиди там тихонечко. Холуев дотопчут, непременно про тебя вспомнят… – Он жестом отправил одного из воинов следом за управителем, а второго спросил:

– Винный погреб в замке есть?

– Как же без него, ваша светлость?

– Выкатите-ка народу пару бочек, – милостиво распорядился Сварог. – Не больше. Так, чтобы пришлось по хорошему ковшу на рыло. Самим пока не брать в рот ни капли, а то повешу. Дома у тех холуев были хорошие?

– Лучшие в городе, ваша светлость.

– Разграбить, – сказал Сварог. – Но аккуратно. Чад и домочадцев на время этой веселой забавы увести в замок.

– А управителев дом? – с деловым интересом спросил служивый.

– Управителев дом дарю вам всем, моей верной дружине, – сказал Сварог.

– Выходит, мне теперь на управителевой дочке жениться можно? Она не против, да папаша рыло воротил…

– Женись, – сказал Сварог. – Но чтобы по всем правилам у меня, без блуда!

Судя по лицу вояки, дружина отныне готова была за нового барона в огонь и в воду.

– Ваша светлость, а какие будут распоряжения насчет девок!

– Которых? – не понял Сварог.

– У барона в замке – десять девок, как бы для рукоделия и кухонной работы…

– По домам всех.

– Да ведь прижились, стервы, нравится им…

– По домам, – сказал Сварог, повернулся к Леверлину:

– Как у меня получается?

– Неплохо для начала. А дальше?

– Увидишь, – хмыкнул Сварог. – Я тут кое-что предпринял. Так, а где наш спасенный?

Человек в синем наряде стоял поблизости – уже со своим ожерельем на шее и мечом на поясе. Он с достоинством раскланялся:

– Милорд, я ваш неоплатный должник. Вас не обидело столь скупое изъявление благодарности?

– Ничуть, – сказал Сварог. – Коли это не секрет – как вас занесло на костер?

– Больно признаваться, милорд, но причина в излишней самонадеянности.

Когда твое имя заслужит определенную репутацию на морях, забываешь, что на суше обстоит несколько иначе. Я неосмотрительно отправился на берег, взяв с собой лишь троих матросов. Увы, этот дикий уголок оказался одним из тех мест, где славное имя капитана Джагеддина совершенно неизвестно…

– Чем я могу вам помочь? Ваш корабль где-то поблизости?

– Милорд, если вы дадите мне оседланного коня, это будет с вашей стороны столь же неоценимой услугой… Поверьте, я очень спешу.

Он упорно избегал подробностей. Должно быть, имел на то веские причины. Что ж, не стоит лезть в чужую жизнь…

– Джагеддин, – припомнил Сварог. – Капитан «Призрака удачи»?

Капитан поклонился:

– Для меня большая честь, что милорду известно название моей ничтожной лохани…

– Не слышали ли вы в последние дни что-нибудь о капитане Зо?

Вопрос, видимо, нетактичный – Джагеддин слегка поморщился.

– Милорд, мы с капитаном Зо не интересуемся делами друг друга. Наши сложные отношения принимают порой самые разнообразные формы и выражения…

Мы старые соперники. Во многом.

– Ну, в таком случае можете поздравить, – сказал Сварог сухо. – Похоже, выиграли вы – потому что оказались тем, кто просто-напросто пережил соперника…

И отвернулся. Он не обязан был вести галантные беседы с этим совершенно чужим удальцом, случайным встречным.

Джагеддин столь же сухо произнес за его спиной:

– Несмотря на всю сложность наших с Зо отношений, я никогда не стал бы мелко злорадствовать, узнав о его смерти. Как и он, узнав о моей. Хотя каждому из нас было бы приятно, пади соперник именно от его руки…

– Я вас и не подозреваю в мелочности чувств, – сказал Сварог. – Насчет коня сейчас распоряжусь. Удачи.

– И вам. Повторяю, я ваш должник.

Он коротко поклонился и отошел к спасенной от костра девушке.

– Провалиться мне на этом месте, он собирается взять се с собой, – сказал Леверлин. – Ну, его дело. Знаменитый морской волк… Интересно, что он потерял в этой дыре?

– Не знаю, – сказал Сварог. – И знать не хочу. Хватит с меня загадок, со своим бы делом справиться… Ага, вон их ведут, голубчиков…

– Кого?

– Понимаешь ли… – сказал Сварог. – Я велел солдатам доставить того местного лавочника, у которого в городе самая лучшая репутация. И нашего беспалого. В мое отсутствие они тут будут распоряжаться втроем – прежний управитель, лавочник и беспалый. Три прохвоста будут бдительно следить друг за другом. Возможно, когда-нибудь они и сговорятся воровать в добром согласии, но такое случится не скоро. Как тебе реформы и преобразования?

Распоряжусь ослабить налоги и тому подобное…

– Боюсь, жизнь не особенно улучшится. Так, самую чуточку.

– А что делать? – пожал плечами Сварог.

Через час он поднимался на корабль полноправным бароном, вольным ярлом, имевшим право возводить в дворянство подобно королям, унося с собой в мешке корону, половину казны (остальное оставил на хозяйство троице управителей) и пергаменты с печатями, которые ему в качестве новоявленного владетеля предстояло еще заверить у ближайшего императорского наместника.

Как он узнал, в его полном и безраздельном владении отныне находились городок Готар, три десятка деревень, земли площадью четыреста пятьдесят три квадратных лиги и тысячи четыре народу. Что ему со всем этим делать, он решительно не представлял и надеялся, что в будущем все как-нибудь утрясется само собой…

Глава 6 МИЛОРД, КОТОРОГО НЕТ

Если Харлан и был заповедником злых колдунов и черных магов, на его внешнем облике это никак не отражалось. Попав в его пределы, Сварог видел по обоим берегам Итела самые обыкновенные селения, городки, пашни, пастбища, замки и храмы. На реке попадалось множество пузатых купеческих коггов и влекомых лошадьми барж, иногда величественно проплывали большие океанские корабли с иностранными флагами. Раза три встречались парусные военные фрегаты под харланскими вымпелами, а однажды пропыхтел колесный пароход с высокой черной трубой и пушками на палубе, но «Морская жемчужница» ничьего внимания не привлекала, словно стала невидимкой.

Столица Харлана Аран оказалась самым обыкновенным городом – не блиставшим умопомрачительной роскошью, но и не убогим. Она была разделена рекой пополам, берега повсюду забраны в камень, но ни одного моста Сварог не увидел – Ител здесь был в лигу шириной, и столь длинные мосты, возможно, просто не умели строить.

Сварог самонадеянно велел было капитану править к первому же попавшемуся причалу, но оказалось, что порядки здесь (как и в других державах, впрочем) жесткие: все, кто прибывал из-за границы водным путем, должны были причаливать в особой гавани, где их ждали таможенный досмотр, проверка бумаг и прочие прелести гостеприимства. Пришлось плыть дальше, соблюдая все предосторожности: наперерез в обоих направлениях сновали лодки, иные простенькие, иные с роскошными балдахинами, множеством гребцов, раскрашенные и покрытые резьбой.

– Одного я не пойму, – сказал Сварог Леверлину. – Какого черта они построили город по обоим берегам? Река-то широченная…

– Старинная традиция, – пожал плечами Леверлин. – Есть древнее поверье – только та столица благополучно просуществует до скончания времен, что стоит на обоих берегах реки. С военной точки зрения это приносит лишние хлопоты – такой город не окружить крепостной стеной. Но традиция, несмотря на все неудобства, держится стойко. Подозреваю, в прошлом, до Шторма, существовал какой-то великий город, расположенный на обоих берегах, воспоминания о его славе в такой вот форме и запечатлелись…

У нас в Равене есть великолепные мосты. И в Ноле тоже. А у харланцев нет ни денег, ни мастеров. Словом, богатый человек всегда заведет собственную лодку, а если у тебя и на перевозчика нет – сиди себе на своем берегу…

Встретили их сугубо по-деловому – на борт поднялся десяток солдат в темно-голубых мундирах со светло-синим шитьем, тут же разбежавшихся обшаривать корабль сверху донизу. За ними появился ужасно важный чиновник в коричневом кафтане, перепоясанном серебряным поясом с серебряной чернильницей – знаками Сословия Чернильницы – и нашивками канцеляриста.

Чин был невеликий, третий от конца, но пыжился его носитель неимоверно, в продолжение досмотра расхаживал вдоль борта, заложив руки за спину, выпятив хилую грудь, украшенную из отличий лишь квадратной медалькой Бронзовое Перо и пряжкой за выслугу лет, не удостаивая прибывших на «Морской жемчужнице» и мимолетным взглядом. Хорошо еще, до личного обыска здесь не додумались, и Карах пересидел весь шмон в своем обычном укрытии, капюшоне плаща Сварога.

Обыск, впрочем, был недолгим. Чиновник проверил их документы с таким видом, словно заранее знал, что все это чистейшей воды подделка (хотя поддельных там была ровно половина), а новоприбывшие – воры, аферисты и убийцы. Закончив, он смерил всех проницательным взглядом – снизу вверх, сверху вниз, снизу вверх. Вообще-то с дворянами полагалось бы вести себя и почтительнее, но в пору очередных обострений с Ронеро ронерскнй граф был здесь персоной неавторитетной, а барон из Пограничья, к тому же еще не утвержденный имперским наместником, и вовсе презренной личностью. Пожевав губами, чиновник задумчиво сказал:

– Конечно, ничего подозрительного… да ведь и вообще ничего, ни постелен, ни вещичек, пара чарок да узел с едой… Вы откуда свалились, благородные лауры^[1K9] и бравые морячки?

Где-то я кой-кого из вас видел, уж не в Монторской ли тюрьме годика два назад, когда вас пятый раз выпускали после очередной отсидки?

Он играл столь фальшиво и бездарно, что не получил бы ангажемента и в странствующем балаганчике – разве что на роль колонны без речей. Но Сварог, прекрасно понимая, в чем тут намек, сказал лениво:

– Ну что вы, сударь, просто превратности жизни таковы, что иногда плывешь на чем придется…

И опустил в широкий коричневый карман пяток кругленьких золотых аргументов, чего чиновник словно бы и не заметил, но подобрел моментально:

– Да нет, насчет Менторской тюрьмы – это я перепутал. Столько людей мелькает… Ваши превратности жизни меня не касаются, лишь бы у нас вели себя благонравно.

Он хотел спуститься по трапу вслед за солдатами, злыми оттого, что лично им ничем не удалось поживиться. Сварог догнал его, сунул в карман еще одну монету:

– Не подскажете ли, где и как нам разыскать барона Дальга?

Чиновник удивился без всякого наигрыша:

– Но, лаур, его же похоронили позавчера… Несчастный случай на охоте.

Постоял, но, видя, что ничего больше не получит, сошел по трапу.

Сварог с Леверлином переглянулись.

– Вот так, – хмуро сказал Сварог. – Несчастный случай…

– Думаешь?

– А какая нам разница? Нет больше барона. – Он лихорадочно искал выход. – Мы не привлечем внимания, если сразу двинемся к имперскому наместнику?

– Ни малейшего. В любой приемной наместника тьма народу с прошениями.

От непризнанных изобретателей до нищих вдов.

– И никого не гонят?

– Зачем? – пожал плечами Леверлин. – Кому-то могут и подкинуть парочку монет, кого одарят красивой бумагой с красивыми печатями – читано со вниманием, благодарят за рвение, лорд и камергер такой-то…

– Пошли. Карах, как тебе это место?

– Плохое место, – не высовываясь, ответил домовой. – Не знаю, как и объяснить. Явного ничего не чувствуется, но словно бы в воздухе есть примесь… Как скверный запах, только это не запах…

– В общем, неуютно, – кивнул Сварог.

На улицах за ними вроде бы не следили. Резиденция имперского наместника представляла собой роскошный дворец какой-то странной архитектуры – в небесах Сварог не видел ничего подобного. Видимо, здание специально так задумали, чтобы оно отличалось от любых других земных построек. Ограда была и вовсе уж необычной – затейливая решетка в два человеческих роста из лучей густо-алого цвета, временами мерцавших золотыми искрами.

– Прикоснешься – без руки останешься? – спросил Сварог.

– Или без головы, если головой, – кивнул Леверлин. – Странно, что приходится объяснять такие вещи лару. Ты посмотри, сколько ходатаев, долго придется торчать…

Очередь человек из пятидесяти – в основном с гильдейскими бляхами, но попадались и представители Семи Сословий, и дворяне – тянулась к небольшому, но богатому на архитектурные излишества домику, пурпурному с золотым, стоявшему вне решетки, у ворот, исполненных из переплетения того же алого цвета. Вдоль очереди прохаживались четверо полицейских в коричневом, и порядок стоял образцовый – едва выходил очередной проситель, следующий скрывался за пурпурной дверью с золотым гербом наместника.

Кто-то почти сразу же оказывался снаружи, кто-то задерживался надолго, кто-то покидал канцелярию радостным, кто-то унылым, а один вылетел, словно его вытолкнули пинком, упал, вскочил, отряхнулся и под тихие смешки захромал прочь. На Сварога повеяло родным, полузабытым…

Он сунулся было к полицейским, представившись бароном и предъявляя золотые аргументы; но они, о диво, не оказали обычного своего волшебного действия – полицейский молча выдвинул меч на треть и бросил назад в ножны.

Пришлось встать в очередь и проскучать часа три. Сварогу, как бывшему советскому человеку, это занятие было насквозь знакомо, и он особо не нервничал, но Леверлин, поджидавший его в сторонке, извелся вконец.

Когда подошла очередь Сварога, уже смеркалось.

За дверью оказалась не столь уж большая, но с невероятной роскошью отделанная комната без окон – узорчатый мрамор, яшма, малахит, драгоценные камни, золото, серебро, ковры, затейливая люстра с электрическими лампочками, висящая под потолком без всякой видимой опоры. Большой портрет Яны на стене, исполненный прямо-таки в лучших традициях соцреализма: она на троне, фигура едва видна из-за самоцветов, сплошь покрывших пышнейшее платье. Что до платья, Сварог в жизни не видел на юной императрице столь идиотского сооружения, никогда не видел ее столь величавой и надменной, а столь огромную корону она удержала бы на голове лишь с помощью магии. И все равно Сварог обрадовался ей, как живой. Показалось даже, будто он уже дома.

Раззолоченный чиновник сидел за золотым столом, усыпанным драгоценными камнями во всевозможных узорах и сочетаниях. Оба блистали, и стол, и чиновник, свет люстры окутывал их мириадами крохотных радуг. Любой земной житель себя не помнил бы от благоговения, но Сварог, осмотревшийся довольно откровенно, решил, что странное золотое украшение на горле чиновника – скорее всего ларингофон. А золотая серьга в левой мочке, закрывавшая всю ушную раковину, – приемник.

Из чистого любопытства он сначала пошел окольным путем: показал баронские документы и объяснил, каким образом вступил во владение ими.

Чиновник, ничуть не удивившись, сунул их куда-то в стол, вскоре вынул, глянул на что-то невидимое Сварогу (должно быть, экран, укрытый от посетителя затейливыми украшениями по кромке стола), вернул:

– Бумаги Вольного Топора у вас поддельные. Ронерской работы. – Выдержал театральную паузу. – Но грамоты барона Готара настоящие.

Поздравляю вас, барон, – изобразил он улыбку. – Ваши права признаны Высокой Короной. Что бы там ни было в прошлом, баронскую корону вы получили вполне законным образом, а всевозможные старые счеты, могущие возникнуть, – это отныне ваша собственная забота…

«Интересные порядочки… и интересная система учета, – подумал Сварог. – За пару секунд он ухитрился как-то проверить и подлинность бумаг, и подлинность рассказа, любопытно…»

Чиновникглянулвопросительно-нетерпеливо-очевидно, осчастливленному новоявленному барону следовало убираться восвояси, вознеся должную благодарность Высокой Короне. Однако Сварог, развалившись в раззолоченном кресле алого бархата, сказал небрежно:

– А теперь – настоящее дело. Я – лорд Сварог, граф Гэйр. Быстренько свяжите меня с кем-нибудь из восьмого департамента.

Чиновник от изумления растерял всю величавость:

– Я вас правильно…

– Правильно, – сказал Сварог. – Мне немедленно нужно связаться с лордом Гаудином.

Некогда было разводить церемонии – вряд ли на такую должность согласится уважающий себя лар, этот тип явно из Антлана… Удивленно на него таращась, чиновник беззвучно зашевелил губами. Продолжалось это недолго. А вот ответ он выслушивал гораздо дольше. И, когда дослушал, отчего-то удивился еще сильнее, его взгляд стал словно бы виноватым.

– Ну? – нетерпеливо спросил Сварог.

Чиновник немного опомнился и четко выговорил:

– Канцелярии Его Небесного Великолепия, имперского наместника графа Оглера неизвестно лицо, именующее себя титулом, на который имеют право лишь Господа Неба. Канцелярии неизвестны названный вами лорд и названный вами департамент.

– Вы что, все здесь с ума посходили? – Теперь уже Сварог себя не помнил от изумления.

– Прошу вас удалиться. – Чиновник смотрел удивленно и виновато, но голос его отливал металлом.

– Но…

– Если я коснусь этого шара… – он поднял ладонь над золотым шаром, покоившимся на львиных лапах из цельного топаза, – вы очень быстро покинете помещение. И не забудьте бумаги, барон.

Бесполезно было продолжать разговор, нечего и пытаться прорваться к наместнику силой – здесь непременно установлена надежная защита от наглецов и посерьезнее… Все бессмысленно. Чувствуя себя побитой собакой, не пытаясь строить догадки, Сварог что есть мочи хлопнул дверью, выходя – полицейские и очередь воззрились на него с ужасом, – спустился по мраморным ступеням, окаймленным полосами дымчато-зеленого нефрита, бездумно зашагал вдоль улицы. Вскоре его догнал Леверлин:

– Что там? Тебя с такой физиономией можно продать вместо аллегорической фигуры вселенской печали…

Сварог сказал медленно:

– Оказывается, меня нет. Не существует на свете. Никто в жизни не слыхивал ни обо мне, ни, что удивительнее, об имперской разведке и одном из ее начальников…

Он огляделся, присел на невысокую каменную тумбу, хотел достать из воздуха сигарету, но вовремя спохватился, сказал, не поднимая головы:

– Так не бывает. Передумай они и реши вышвырнуть меня за дверь, это было бы обставлено как-нибудь иначе, голову даю. Тот, кто мне все это передал, сам понимал, что его начальники брешут мне в глаза… Что там, наверху, переворот какой-нибудь? Или наместник – или тот, кто все решал на подступах к наместнику, – чей-нибудь агент?

– Чей? – осторожно спросил Леверлин.

– Откуда я знаю? Чепуха всякая в голову лезет… Спасибо, хоть бароном благодаря тебе стал, хватит на пропитание.

– Может во всем этом сыграть роль смерть барона Дальга?

– Может, – сказал Сварог. – Или не может… Или может? Или все же не может?

– Успокойся. – Леверлин положил ему руку на плечо.

– Да я спокоен. Просто не понимаю ничего…

Леверлин ничего не сказал, и они долго сидели молча. Давно стемнело, но неподалеку сияла озаренная электрическим светом резиденция наместника, и их фигуры отбрасывали влево длинные тени.

Наконец Леверлин сказал немного неуверенно:

– Даже если ты и сумеешь управлять самолетом, в Снольдер, чтобы добыть самолет, ехать не следует. И самолетам, и воздушным шарам к замкам ларов не приблизиться, достоверно известно. Однако… В Шагане есть волшебники, способные летать по воздуху. Очень трудно их отыскать, но они есть, верно тебе говорю… Найдем корабль побольше, поплывем морем в Шаган…

– Недели две плыть?

– Даже меньше. Ветра благоприятные, сезон… Постараемся найти такого волшебника и уговорить его…

– Нет, – сказал Сварог. – Видишь ли, те, кто считал, что здешнее дохлое войско следует остановить, были отличными парнями. Они все погибли, а я остался – это, знаешь ли, должок. Отрабатывать надо.

– Будем отрабатывать, – сказал Леверлин. – Так… Ручаться можно, что барон Дальг был человеком имперской разведки, но суть не в том. Как у всякого харланского сеньора, у него была дружина. В Харлане такие порядки еще в ходу. Дружина и верные люди. Кто-то из них может оказаться особо доверенным. Имперская разведка легко и быстро помогла бы барону проверить всех его людей – с ее-то возможностями… Ну что, это шанс?

– Это шанс, – сказал Сварог. – Хлипкий, правда, но другого у нас и нет.

– Пошли на корабль?

– Может, сразу отправимся искать дом барона?

– Нужно забрать топор и Караха, – сказал Леверлин. – Купим в порту коней – в любом порту в любое время можно купить что угодно.

– Вот на коней, боюсь, у меня уже не хватит…

– Видишь ли… – замялся Леверлин. – Когда мы бежали из Коргала и ты ходил за мечами, я, каюсь, запустил руку в шкатулку с драгоценностями твоей царицы и сунул в карман, сколько уместилось в пригоршне. На дорожные расходы. Как чувствовал.

Сварог покачал головой:

– Граф, а как быть с дворянской честью?

– Дворянская честь не понесла ни малейшего урона, – серьезно заверил Леверлин. – Мы там были пленными, не дававшими слова чести. В этом случае, убегая из плена, можно угадить хоть весь замок…

– Бог ты мой, – сказал Сварог. – Мало того что нас там поимели, так мы еще, выходит, драгоценности сперли, словно шлюха у клиента? Хороши же граф и барон…

И они жизнерадостно заржали, сидя на тумбе, – невольно оттягивали момент, когда придется встать и дороги назад может уже и не выпасть, билет окажется в один конец.

Глава 7 ЭТО ЕСТЬ НАШ ПОСЛЕДНИЙ…

По дороге в порт они все трезво взвесили и решили, что предприятие следует отложить до утра. Во-первых, не следует ломиться в дом к покойному барону посреди ночи. Во-вторых, покупка коней посреди ночи, спешные расспросы о доме барона могли привлечь лишнее внимание, в том числе и тех, кому внимательным быть положено по долгу службы. А это совершенно ни к чему, учитывая, что играть предстояло против герцогини харланской, того еще цветочка. Больше всего Сварога беспокоили здешние маги. Леверлин успел рассказать: хотя колдунов и магов всех разновидностей согласно строжайшему, заведенному ларами порядку полагается выявлять и сдавать в канцелярию наместника, полиция и секретные службы всех стран втихомолку пытаются утаивать часть добычи и использовать отловленных колдунов в своих узкопрофессиональных целях. Карах, правда, клялся и божился, что не чувствует обращенного на них внимания колдуна, а Сварог с некоторых пор стал безоговорочно верить своему серому Санчо Пансе. На военном совете из двух человек и одного домового постановлено было следующее: людям – до утра спать, не забивая себе голову излишними страхами, домовому – до утра бдить, благо дело привычное ввиду изначально присущего ему ночного образа жизни, пусть и нарушенного в последние годы дневным высматриванием подходящего хозяина.

Решения совета были немедленно претворены в жизнь.

– Сделаем так, – сказал Сварог капитану, уже сидя в седле. – Ждите трое суток. Если на четвертые нас не будет, это означает, что вам более незачем испытывать судьбу. Поднимайте паруса и исчезайте.

– Куда?

– Куда хотите, – сказал Сварог. – Корабль в этом случае ваш. Будет желание, оседайте в Готаре. Что-то непонятно?

Капитан почесал в затылке, посмотрел на безоблачное небо, на усеянную разноцветными парусами и лодками реку, махнул рукой:

– Да что там непонятного… Только б лучше вам живыми вернуться. Хоть я, ваша светлость, простите, так и не соображу, кто вы такой есть, из вас хороший атаман получился бы, большие дела проворачивать…

– Мне самому что-то захотелось живым вернуться, – сказал Сварог. – Есть такое стремление…

И тронул коня, не в силах избавиться от глупого наваждения – будто где-то уже видел что-то подобное, будто в его жизни такое уже случалось.

Сначала он грешил на пресловутую «ложную память», но вскоре, не успели они еще выехать из порта, доискался до истины и сути.

Точно так покидал корабль капитан Зо. И не вернулся. Да и некуда ему стало возвращаться. Ассоциации эти бодрости духа не прибавляли. Но что если эти совпадения и есть залог успеха? Он повернулся к Леверлину:

– Как ты думаешь, почему барон Дальг стал работать на имперскую разведку?

– А это имеет значение?

– Возможно, – сказал Сварог. – Если ради примитивною золота или чистого холуйства – один расклад. Но если тут присутствовала некая идея… или нечто, с натяжкой именуемое идеей, наши отношения с его вассалами могут сложиться совершенно иначе…

Леверлин думал, покачиваясь в седле и даже, о чудо, не обращая внимания на девиц, вполне достойных внимания. Наконец спросил:

– Можно ли считать идеей стремление стать великим герцогом?

– Почему бы и нет?

– Ради чего мертвое войско понадобилось герцогине Мораг, любому дураку ясно, – сказал Леверлин. – Ты знаешь, почему Харлан – всего лишь великое герцогство?

– Нет.

– Харлан – всего лишь часть бывшего королевства Улад. Сто двадцать лет назад большую часть королевства захватил Снольдер, захватил как раз те земли, что являются «реке патримон». И снольдерские правители с тех пор носят титул «король королей», потому что…

– Ну, это я знаю.

– Прекрасно. Так вот, когда сто двадцать лет назад из окраинных провинций Улада возник Харлан, его великие герцоги поклялись однажды отвоевать утраченное. Что стало причиной доброй полусотни войн. Но силы слишком не равны. А вот с войском из навьев Мораг может и рискнуть…

– Хорошо, но при чем здесь стремление Дальга стать великим герцогом?

– Не торопи. Предки Мораг, сто двадцать лет назад пришедшие к власти в Харлане, не имели никакого отношения к королевской династии Улада – вся фамилия погибла при штурме столицы. Предки Мораг были всего лишь влиятельными в этих местах баронами…

– Стоп! – сказал Сварог. – Начинаю соображать. Никаких освященных веками династических прав? Тот, кому удастся спихнуть Мораг и удержаться на троне, будет, цинично говоря, столь же законным властелином, как она сама?

– Именно. Главное здесь – удержаться… Мне рассказали, барон Дальг был немногим старше меня. Вполне может быть, ему показалось скучным всю жизнь просидеть в баронах. А поддержка ларов в столь деликатном деле кое-что да значит. Особенно если Мораг балуется черной магией…

– Так, – сказал Сварог. – А вассалы-дворяне у него были?

– Несомненно. Барон из старого и богатого рода с обширными владениями не мог не иметь дворян-вассалов.

– Это великолепно, – сказал Сварог.

…Пригородный дом покойного барона Дальга был окружен цветниками, аккуратными лужайками и легкими павильонами современной постройки, но сам он оказался старинным – возведен глухим квадратом, виднеется лишь один-единственный ряд узеньких окон, и то под самой крышей. Старинный замок, отлично приспособленный, чтобы выдержать долгую осаду. Леверлин тут же подтвердил эту догадку Сварога, указав на едва заметные углубления – остатки рва.

Ворота выглядели под стать – из-под полос железной оковки дерева и не видно. Сварог постучал обухом топора в закрытое изнутри узенькое окошечко.

Подождал, загромыхал сильнее.

Окошечко открылось внутрь, в щели показались подозрительно зыркавшие глаза Сварог молча приблизил к ним указательный палец с перстнем Борна.

Окошечко тут же захлопнулось, зато заскрипел засов, и в воротах распахнулась узкая высокая калитка – как раз проехать всаднику.

Засов заскрежетал за их спинами. Они оказались в мощеном внутреннем дворе. Несколько человек в кирасах и робарах^[1K10], вооруженные мечами и топорами, стояли близко к воротам, а еще несколько с арбалетами – подальше. Сварог оценил такую диспозицию – если въехавшие во двор гости и зарубят привратников, те, кто стоит далеко, успеют утыкать их стрелами, прежде чем они распахнут ворота для нападающих.

– Кто здесь распоряжается после смерти барона? – громко спросил Сварог, ни на кого не глядя. – Есть командир или доверенное лицо?

– Капитан Хартог, ваша милость, – ответил кто-то.

«Неплохо», – подумал Сварог. На "г" здесь оканчиваются исключительно дворянские фамилии. А капитан в данном случае – не морской офицер и не пехотный чин, а начальник дружины владетельного сеньора.

– Он здесь?

– Здесь, ваша милость. Как доложить?

– Лорд Сварог, граф Гэйр.

Один тут же сорвался с места и побежал в замок, бухая сапогами, гремя доспехами. Они направились следом.

Внутри замок оказался перестроенным и обставленным на более современный лад. Но приняли их не в одной из роскошных гостиных, а в огромной оружейной, где было положенное число фамильных доспехов и целые залежи новехонького оружия. Из-за тяжелого дубового стола встал мужчина лет пятидесяти с длинными седыми волосами и жутким ветвистым шрамом на левой щеке и с ходу спросил:

– Разрешите взглянуть на перстень?

Сварог молча снял с пальца и подал. Хартог молча изучил. Кивнул:

– Садитесь, Ваше НебесноеВеликолепие, – и вопросительно покосился на Леверлина, ожидая разъяснений по поводу его статуса.

– Леверлин, граф Грелор, – сказал Сварог.

– Садитесь, ваше сиятельство, – сказал капитан Леверлину. – Итак, вы от Борна, господа, хотя я вас и не знаю… Раз перстень у вас, это означает, что Борна и его людей нет в живых. Как и бедняги барона…

– Это в самом деле был несчастный случай? – спросил Сварог.

Хартог пожал плечами:

– Когда человеку пускают стрелу в спину, это никак не назовешь счастливым случаем, не так ли?

– Понятно, – сказал Сварог. – И когда, по вашим расчетам, за всеми за вами придут?

Капитан тут же ответил:

– Думаю, дня через два. Как только она поймет, что с Гарпагом кончено. Надеюсь, ваше появление означает, что с ним кончено?

– Кончено, – кивнул Сварог. – Что вы теперь намерены делать?

– Что тут делать? Забрать все, что удастся, и нынче же ночью уходить на рысях к ближайшей границе. Всем. Она не станет доискиваться, кто из нас был посвящен в секреты, а кто ничего не знал… Или вы, милорд, можете предложить что-то другое?

Сварог вынул из воздуха сигарету, зажег, задумчиво выпустил дым.

Капитан и бровью не повел.

"Разговор начался блестяще, – подумал Сварог не без гордости. – Хартог ни на миг не заподозрил, что гости – случайные в игре люди к никого не представляют. Но дальше… Ке фер? Фер-то ке?

Каков он, капитан Хартог? Он неглуп. Старый солдат. И если дворянин к пятидесяти годам не смог вскарабкаться выше поста капитана при молодом бароне, означает это одно: вышеназванный дворянин беден, как церковная мышь, и нет у него ни связей, ни влиятельных родственников. Слишком далеко еще до времен, когда поручики из захудалых провинциальных фамилий смогут становиться генералами и императорами. Даже здешний военный гений, если он беден и лишен связей, обречен на прозябание в безымянном полку, разве что произойдет вовсе уж фантастическое стечение обстоятельств – король узрит посреди битвы или генеральская дочка ни за кого иного идти не пожелает…

Кстати, в его годы тяжко становиться ищущим подданства бродягой, даже если в шкатулке кое-что и припасено. На седле много не увезешь".

– Капитан, только не сердитесь, душевно вас прошу… – сказал Сварог.

– Ведь случались минуты, когда вам казалось весьма несправедливым, что трон великих герцогов займет мальчишка Дальг, а не, скажем, опытный, поживший, неглупый человек в летах? Обреченный на третьи роли оттого только, что по воле судьбы беден и лишен влиятельной родни?

Он замолчал, поднял голову и глянул капитану в глаза. В этих глазах, помимо всего прочего, теплилась и надежда – нешуточная, безумная. Капитан и в самом деле так думал – и не единожды. Очень уж спокойно он выслушал…

"Мать вашу так, – подумал Сварог, – как же случилось, что я с этакими дипломатическими талантами выше майора в провинциальном гарнизоне не долез? Да по тем же причинам, что и Хартог…

Если Хартог умен, скажет что-нибудь вроде: «Соблаговолите выразиться яснее, милорд». Если он очень умен, он вообще не раскроет рта…"

Время шло. Капитан Хартог молчал. Как рыба, которая проглотила жирную муху и теперь прислушивалась к своим ощущениям: настоящая ли муха и нет ли в ней крючка?

– Хорошо, – сказал Сварог. – Вы прекрасно понимаете, что я не мог с первого взгляда воспылать к вам симпатией, вы же не юная служаночка с тугой попкой… Мне нужна ваша помощь. А вам нужен я. Сколько у вас конных и оружных? Готовых выступить немедленно?

– Двести.

– Где сейчас Мораг и сколько у нее людей, способных носить оружие?

Вот тут капитан впервые глянул удивленно. Гася его сомнения в зародыше, Сварог быстро сказал:

– Не нужно. Некогда удивляться. И думать некогда. Да, так получилось, что я чего-то важного не знаю. Не успел узнать. Бывает. Подумайте лучше о том, что второго такого случая вам не представится никогда. Пойдете за мной – станете великим герцогом. – Он извлек из воздуха новую сигарету и зажег на кончике пальца самый большой огонь, на какой был способен. – И наплевать, что о новом герцоге подумают богатые бароны. Главное, что станут думать там. – Он показал большим пальцем в потолок.

– Это у вас не Доран-ан-Тег?

– Представьте, он, – нетерпеливо сказал Сварог. – Где Мораг?

– В загородном поместье. Двадцать миль отсюда.

– Там крепость? Замок?

– Нет, обычный особняк.

– Охрана?

– Человек двадцать.

– И все? – искренне удивился Сварог.

Хартог впервые улыбнулся, и шрам на щеке искривился вовсе уж жутко.

– При ней два мага, милорд. Официальных, дозволенных Высокой Короной.

Достаточно, чтобы вовремя поднять тревогу.

– Магов я беру на себя, – сказал Сварог. – Но с остальными мне возиться лень, и ими займетесь вы.

– Милорд, вы не поняли! Там и размещено все войско навьев, в старых казармах!

– Навьев я тоже беру на себя, – сказал Сварог.

И все-таки в глазах старого вояки дотлевала искорка сомнения.

– Милорд, я вам верю, но…

– Урак-Омтар, сможешь спалить казармы? – спросил Сварог.

– Обижаете, милорд… – раздался рокочущий бас.

– Ну? – спросил Сварог. – Или будете доживать остаток дней в скромном домике где-нибудь в Ронеро?

– Пожалуй, милорд, я все же попробую дожить остаток дней великим герцогом Харланским… – тихо сказал Хартог и ударил в гонг. Вбежал солдат. – Пошли кого-нибудь в Дорт. Пусть садятся на коней и скачут сюда. Мы выступаем.

– Это далеко – Дорт? – спросил Сварог.

– Три лиги отсюда. Деревня барона. – Он спохватился:

– Приказать, чтобы подали поесть?

– Вина разве что, – сказал Сварог, ощущая приятную расслабленность от выигранного поединка. – Скажите, а вы не боитесь, что ваш отряд перехватят на пути к границе?

Хартог скупо улыбнулся:

– Собственно, Мораг сейчас осталась без конницы. Даже те бароны, что не любили Дальга, не послали бы нам наперехват свои конные дружины – баронам не по вкусу пришлось, что одного из них убили так. Смерть от стрелы в спину – подлая смерть. У Мораг сейчас осталась только пехота.

Видите ли, в отличие от держав покрупнее у нас не так уж много коронных войск… Половина коронной конницы рассыпалась по Ямурлаку и Пограничью, все еще ловит вас. Другая половина спешно выступила на закат – там, меж морем и Ителом, рыскает какое-то чудище: то ли гатуран, то ли хелльстадский пес. Давненько такого не случалось. Из деревень толпы бегут в города, несутся курьеры с паническими донесениями. Оно и в города врывалось уже.

– Дела, – равнодушно сказал Сварог. Грустно усмехнулся. – Был один хелльстадский пес, вернее, щенок, который так и не вырос… Ну, это мои печали. Поговорим о деталях…

…Нет, положительно у страха глаза велики. Россказни о харланских черных магах, бродящих табунами повсеместно, были беззастенчиво раздуты молвой – до поместья Мораг оставалось лиг пять, а Карах, сидевший на плече Сварога в качестве живого магоотметчика, все не подавал голоса. Сварог вспомнил, что и Гарпаг не чуял их присутствия, хотя они подобрались уардов па двадцать. Видимо, маги хороши в ближнем бою, но бесполезны в роли радаров дальнего обнаружения. Сильных повыбили и переловили, осталась мелочь…

Мысли упрямо возвращались к Гарпагу и его последним словам.

– Леверлин, подумай хорошенько, – сказал Сварог. – Кто на Таларе официально именуется магистром?

– Магистр – глава факультета в университете.

– Еще?

– Так, ну… В Снольдере магистром именуется председатель коллегии столичных адвокатов. Правитель Святой Земли – великий магистр.

Скакавший рядом Хартог добавил:

– В Лоране магистром называют главного королевского врача.

– Да, верно, – кивнул Леверлин. – Вот и все.

– Ничего себе – все…

– А кто тебе нужен?

– Среди всех этих магистров нужно отыскать одного-единственного. Но известно о нем только, что его назвали «магистр».

– А полегче у тебя поручений нет? – спросил Леверлин. – Море ложкой вычерпать, веревку из песка свить…

– Да это не поручение, – сказал Сварог. – Еще одна загадка. Однажды…

Карах заорал ему в ухо что-то непонятное, и времени переспросить не оказалось – лошади шарахнулись, унимая свою, крутнувшуюся волчком, Сварог заметил, что весь отряд сбился с аллюра, смешался в беспорядочную толпу, среди которой то и дело взвивались на дыбы истошно ржущие кони.

Темная полупрозрачная полоса неясных, туманных очертаний мельтешила впереди, метаясь по дороге, то и дело вылетая на обочины. Сварог вспомнил о славе предков-лошадников, заорал должные заклинания, какие-то чудом всплывшие в памяти, – и кони замерли смирнехонько. Но веселее от этого не стало.

Черный мохнатый зверь высотой в рост человека загородил дорогу, широко расставив передние лапы, встопорщив шерсть на холке. В раскрытой пасти блеснули такие клыки, что по спине у Сварога забегали мурашки.

– Что, начались штучки магов? – прокричал он Хартогу, оказавшемуся уардах в двадцати.

– Хуже, милорд, хуже! Гарм, хелльстадский пес! Все пропало! Половину отряда положим!

Сварог швырнул кому-то поводья, перекинул ногу через седло, спрыгнул наземь, схватил за шкирку Караха, сорвал с плеча, сунул в протянутую руку Леверлина. Сделал два шага вперед, сжимая древко Доран-ан-Тега. Либо все решит один хороший удар, либо половина конников ляжет здесь, время будет потеряно, а уж боевой дух…

– Ну… – хрипло сказал он то ли топору, то ли самому себе, сделал еще два шага, невероятно осторожных, словно ступал босиком по битому стеклу.

Черный зверь стоял, не сводя с него глаз. Глухо рыкнул. Сварог примерился.

Еще два шага.

Зверь вдруг бешено замахал хвостом, подпрыгнул, покатился по земле, вскочил, попытался встать на задние лапы.

Из Сварога словно выдернули какую-то жилочку, на которой все и держалось.

– Боже мой, – сказал он. – Малыш. Да как же ты вымахал…

Он отшвырнул топор и бросился вперед. Увидел, как ближний всадник поднимает арбалет, заорал:

– Не стрелять, повешу!

Черная молния сбила его с ног и катала по земле, то наваливаясь так, что трещали ребра под кирасой, то облизывая лицо горячим мокрым языком. Он отпихивался ладонями, орал, не в силах унять щенка, беспомощно барахтаясь посреди вихря восторга и обожания. И когда наконец смог встать, унимая прыгавшего вокруг Акбара, чувствовал себя так, словно его долго молотили цепями.

– Ну конечно, малыш, – сказал он, пытаясь привыкнуть к зубастой пасти, жарко дышавшей на уровне его лица. – Следовало сообразить, что у тебя-то был шанс спастись… Это ты меня искал тут? Или просто безобразничал?

Порядок удалось восстановить быстро, послушные фамильным заклинаниям Гэйров кони шагали в строю, но в глазах у них стоял ужас, и Сварог думал, что они непременно заработают стойкую шизофрению. Всадники тоже чувствовали себя не лучшим образом, хорошо еще, что истосковавшийся по хозяину пес держался возле его коня, не отставая ни на шаг. Один Карах, сидевший высоко, был беспечен, прилежно сообщая через равные промежутки времени, что внимания магов к отряду пока что не ощущает. От джинна Урак-Омтара комментариев не поступило – но временами Сварог явственно слышал тихий рокочущий хохоток.

Примерно в лиге от поместья, в редком сосновом лесу, Сварог слез с коня, прошел вперед по дороге с Леверлином и Хартогом. Они то и дело косились на неотступно сопровождавшего Акбара – пес не то чтобы замышлял против них что-то, но показывал всем видом, что терпит их присутствие только из уважения к хозяину и готов по малейшему жесту поотрывать головы.

Вряд ли во время своих странствий он проникся любовью и уважением к двуногим…

– Мы едем туда вдвоем, – сказал Сварог Хартогу. – Когда начнется заварушка, вы врываетесь в поместье на полном галопе и аккуратно вырубаете под корень все, что сопротивляется. Примитивная диспозиция, но другой, по-моему, и не требуется.

– А как я узнаю, что заварушка началась? – невозмутимо спросил Хартог.

– Вы непременно увидите, – пообещал Сварог. – Урак-Омтар, ты меня понял? Когда прикажу поджечь эти чертовы казармы, постарайся, чтобы пламя увидели даже здесь. И можешь быть свободен.

– Почему бы не спалить все поместье, прямо сейчас? – пророкотал джинн. – Что мне стоит?

– А ты сможешь предварительно вытащить оттуда герцогиню?

– Прости, но это было бы четвертым желанием, – сказал джинн. – А уговор есть уговор.

– Зачем нам герцогиня? – спросил Леверлин. – Даже если только половина из того, что о ней рассказывают, правда, лучше бы пустить ее с дымом без всяких разговоров…

– Извините, граф, но лорд Сварог прав, – сказал Хартог. – Она много знает.

Леверлин молча отдал честь по-ронерски – приложил к сердцу вытянутую дощечкой правую ладонь – и направился к лошадям.

– Карах, в сумку, – сказал Сварог.

– Хозяин, мне бы с тобой. Вдруг я почувствую что-то.

– Куда ж я тебя дену? Плащ надевать не буду, драться помешает.

– А я просто сяду к тебе на плечо, – упрямился Карах. – Ты же берешь этого зверя?

– Ему не объяснишь…

– Зато я выгляжу гораздо безобиднее.

«И в самом-то деде, – подумал Сварог. – Когда в одном помещении окажутся балующаяся черной магией хозяйка войска из мертвецов и громадный хелльстадский пес – в этой честной компании маленький серенький домовой будет выглядеть безобидно, словно канарейка в клетке…»

Лесок кончался уардах в двухстах от границ поместья. Ухоженный парк с фонтанами и статуями, белыми каменными лестницами, спускавшимися к пруду.

Подстриженные в виде шаров и конусов деревья, длинные зеленые полосы густой живой изгороди, посыпанные желтым песком дорожки. В глубине парка виднелось большое светло-коричневое здание с высокими стрельчатыми окнами, террасами, балконами, изящными декоративными башенками цвета осенних листьев, усеявшими крышу из желтой черепицы. Райский уголок. Представить трудно, что неподалеку – угрюмый каменный ящик, набитая навьями старинная казарма.

– Ну вот, а ты хотел спалить такую красоту, – сказал Сварог.

– Все равно, когда здесь промчится конница, красоты поубавится. – Леверлин вздохнул. – И потом будет уйма работы. Нам же мало этого вояку на трон посадить – ему еще удержаться надо, чтобы ты мог спокойно обитать при нем в почете и сытости… А на небесную помощь рассчитывать нечего. Придется нам поработать…

– Нам?

– Не бросать же тебя одного? Придется помочь первое время. Должен же ты наконец увериться, что я не лоботряс, а серьезный человек. И потом, здесь, по слухам, такие вина…

«Салага ты, а не серьезный человек, – подумал Сварог. – Отличный друг, настоящий рыцарь, готовый прикрыть спину, но при всем при том – пацан пацаном. И все же хорошо, что такие живут на свете. Серьезности у него прибавится, если не сложит голову в первом же бою…»

Кони уже шагали по дорожке. Вблизи статуи оказались весьма омерзительными. Обнаженные девушки с прекрасными, но хищными лицами, ниже пояса – змеи. Звери вроде гиен, но с огромными ушами летучих мышей. Волки с почти человеческими головами.

– Интересно, – сказал Леверлин. – Хороши вкусы хозяюшки… Вот эти – предмет поклонения сатанинских культов, разгромленных лет пятьсот назад, но в глухих уголках еще существующих. Эти вроде бы обитали в седой древности у отрогов Харгофера. А эти, если не считать иных рассказчиков жертвами белой горячки, и посейчас живут в Хелльстаде.

– Живут, – поддакнул Карах. – Правда, могли уже и вымереть…

– Надеюсь, вымерли, – проворчал Сварог, косясь на упомянутую кошмарную тварь. – Очень надеюсь…

– А вот эта паскуда, единственная из всех, мне совершенно незнакома, – сказал Леверлин.

– Я бы на твоем месте этому только радовался, – плюнул Сварог, глядя на пузатое создание с короткими ручками-ножками, личиком дебила и огромной лысой головой с кривыми рожками.

– Интересно… – задумчиво произнес Леверлин, словно не слышал. – Все эти изваяния изображают либо мифических, либо реально обитавших существ. У всех сеть прототипы в жизни или мифологии. Но этот рогатый пузан мне решительно неизвестен, и это странно…

– Отложи-ка ученые загадки на потом, – сказал Сварог. – Нет, остановят нас когда-нибудь или они так в себе уверены?

– Нас видят, – вдруг сказал Карах. – Нас не глазами видят. Это бы ничего, обычная магия, но здесь что-то плохое…

– Не трясись, – хохотнул джинн. – Я не обязан давать вам советы или что-то растолковывать, но духи огня помнят добро, мы благородные существа… Так вот, я не чую здесь никого могучего или особенно опасного.

То, что здесь обитает, вам вполне по силам.

– Ты прав. Только не совсем, – сказал Карах. – Еще здесь пахнет кем-то… или чем-то… Его здесь нет, но остались следы. И я их боюсь.

– Кто боится следов? – фыркнул джинн. – Только такие крохи… Ну да, смердит какой-то нечистью, но ее здесь нет. Не описайся, крохотуля.

– А кто тебя не выбросил в подвал? – обиделся Карах. – Не подари я тебя хозяину, скучал бы еще сто лет…

– Тихо вы, оба, – сказал Сварог. – Вон, живая душа нарисовалась.

На крыльцо вышел почтенный дворецкий в светло-коричневой с желтым, в тон зданию, ливрее, украшенной золотым галуном и гербами герцогини. По вышколенности и невозмутимости он не уступал Макреду – смотрел на визитеров так, словно сюда что ни день заявлялись всадники в доспехах, домовые и хелльстадские псы, так часто, что успели примелькаться и надоесть. Акбар рыкнул на него, с надеждой покосившись на Сварога. Сварог погрозил ему кулаком. Дворецкий и бровью не повел:

– Как прикажете доложить, господа?

– Барон Готар и граф Грелор. Прибыли из Пограничья.

– У вас дело к высокой герцогине?

– Передайте ей, что мы прибыли от Гарпага.

– О, в таком случае я проведу вас без доклада. Можно ли попросить вас оставить собаку снаружи?

– Боюсь, он не послушается, – сказал Сварог. – Молод еще, ни сладу, ни удержу…

– В таком случае прошу вас пройти, ваша светлость. О лошадях не беспокойтесь, за ними присмотрят. Надеюсь, и собака, и зверюшка у вас на плече будут вести себя в доме пристойно? Не хотелось бы применять к ним… меры убеждения.

– Они хорошо воспитаны, – сказал Сварог. Он боялся, что оскорбившийся Карах и тут ввяжется в спор, демонстрируя умение владеть членораздельной речью и разумность, но домовой благоразумно помалкивал.

Внутри обнаружилось то же несоответствие, что в парке: изящная мебель, подобранные в тон драпировки, золото и хрусталь и тут же статуи монстров, только поменьше тех, что в аллеях. Акбар настороженно сопровождал Сварога шаг в шаг, напрягшись, чуть ощетинившись. Они шли за бесшумно ступавшим дворецким, не встретив ни единой живой души, пушистые ковры гасили все звуки, и они сами себе казались призраками.

Дворецкий подвел их к высокой двустворчатой двери. По обе ее стороны стояли какие-то странные воины – не шевелились, словно бы и не дышали, и лица у них были совершенно серые, как мышиная шерсть. Сварог догадался, кто это, и ему стало не по себе.

Дворецкий коснулся створок, и они бесшумно распахнулись. Встав у левой, спиной к ней, он торжественно возгласил:

– Ее высочество великая герцогиня харланская!

Открылся огромный зал, совершенно не гармонировавший с анфиладой великолепных покоев, по которым они только что прошли. Противоположная двери стена закрыта гигантской черной портьерой, на ее фоне особенно ярко сверкают золотой трон и золотая статуя козла с отвратительной мордой – он поднял левую переднюю ногу, словно сделавший стойку сеттер, голова угрожающе наклонена вперед. Боковые стены – алые. Потолок и пол – черные, покрытые мириадами золотых каббалистических знаков. Окон только два, узких, высоких, с крохотными фиолетовыми и зелеными стеклами в массивных, затейливых свинцовых переплетах, но в зале тем ни менее светло, как снаружи.

Они шли вперед, пока уардах в десяти от трона их не остановил повелительный голос:

– Стойте!

И они остановились. Сварогу так и не выпадало доселе случая поинтересоваться возрастом герцогини, почему-то она представлялась костлявой седой мегерой. Но Мораг оказалась довольно красивой женщиной лет тридцати, разве что в темных глазах и уголках рта таилось нечто то ли истеричное, то ли злобное. Судя по открытому палевому платью и темным косам, уложенным в затейливую прическу и перевитым алмазными бусами, ничто человеческое ей не чуждо. О том же свидетельствовал и стоявший у трона молодой красавец с холеным надменным лицом, одетый с пошлой роскошью преуспевающего фаворита. Сварога он занимал меньше всего. Гораздо меньше, чем двое в темно-алых мантиях: у каждого в волосах над левым ухом поблескивал кроваво-красный самоцвет – как у Гарпага. Правда, эти были гораздо моложе Гарпага.

– Итак, вы из Пограничья, – сказала Мораг. Голос оказался приятным, звучным. – Вы принесли какие-то известия от Гарпага? От нашего дорогого Гарпага? Как благородно с вашей стороны было пренебречь собственными делами ради нашей скромной персоны…

В ее голосе звучала неприкрытая ирония. Один из магов провел в воздухе ладонями. Меж вошедшими и троном возникла едва заметная глазу пелена, невесомый занавес, словно бы вышитый загадочными знаками – трепетными, искристыми, как пылинки, попавшие в солнечный лучик.

Сварог выхватил шаур, выстрелил дважды и с огромным облегчением увидел, что завеса исчезла, а маги сломанными куклами опускаются на испещренный каббалистическими знаками пол. Он слышал, как сзади визгнул выхваченный Леверлином меч, как с рыком вскочил усевшийся было Акбар, но не оглянулся – смотрел, как удивление на лице Мораг сменяется страхом, а страх – злобой. Красавчик тоже оказался не из трусов – выхватил меч и шагнул вперед, заслоняя герцогиню. Сварог сказал:

– Будете умницей – останетесь жить. Будете умницей?

Красавчик кинулся на него с мечом. Сварог, ухмыльнувшись, небрежным взмахом снес клинок по самую рукоять, оставив фаворита ошеломленно таращиться на эфес с косым обрубком лезвия. Вновь обернулся к Мораг:

– Прикажите вашему мальчику стоять тихо. Зашибу ведь.

– Отойди! – резко бросила Мораг красавцу, и тот повиновался, зло ворча, отошел на прежнее место. – Что вам нужно? Кто вы такие?

Она невероятно быстро овладела собой, чертова баба. И Сварог догадывался о причинах – поблизости, в старых казармах, полным-полно этих причин…

– Я – лорд Сварог, граф Гэйр…

– Врете, – спокойно перебила она. – Лорд Сварог, граф Гэйр, должна вас огорчить, а себя лишний раз порадовать, давно получил сполна…

– Ну хорошо, – сказал Сварог. – Какая разница, кто я такой? Гораздо интереснее узнать, что мне нужно, правда?

– И что же вам нужно?

– Хочу сообщить, что вы низложены.

– Кто же это меня низложил? – обольстительно улыбнулась Мораг. – Впервые слышу…

– Я, – сказал Сварог. – Простите, но пришлось…

– Любезный незнакомец, вы мне нравитесь. Обожаю наглецов. В постели они обычно великолепны, но с вами, боюсь, придется расстаться слишком быстро, чтобы мы успели…

Конечно, она полагалась на свое мертвое войско. И все равно не должно бы ей оставаться столь спокойной. Пока ворвется стража, ее десять раз успеют убить. И все же она совершенно спокойна. Что-то тут не так…

– Ладно, хватит, – сказал Сварог. – Урак-Омтар, начинай.

– Выполняю, – раздался рокочущий голос. – И прощайте.

Алая лента огня рванулась из наколенного кармана Сварога, ширясь и разбухая, стрелой мелькнула к окну. Со звоном посыпались наружу осколки витража. Все обернулись туда, даже Мораг и ее красавчик. Вдали, над деревьями, взметнулись к небу ало-золотые языки пламени, сопровождаемые раскатистым грохотом и гулом, а мигом позже жаркий вихрь встряхнул зеленые кроны так, что листья брызнули во все стороны, ливнем посыпались на чистенькие аллеи и газоны.

– Вот и нет у вас больше навьев, – сказал Сварог. – Сейчас тут будут две сотни конников. Вопросы есть?

Пламя, взлетевшее едва ли не к облакам и продолжавшее бушевать, было весьма наглядным аргументом. И Сварог с любопытством ждал, что же она теперь предпримет.

Она с исказившимся лицом дернула одно из золотых украшений подлокотника. И еще раз. И еще. Нет, эта штуковина, явно не сработавшая, служила не для вызова стражи – двое серолицых влетели в зал, застыли у двери, а Мораг все еще дергала золотую шишечку.

– Что там такое? – спросил Сварог, стоя вполоборота к двери и краем глаза наблюдая за навьями. – Мы должны были провалиться под пол или она вместе с троном?

– Она, – сказал Карах. – Там, под троном, колодец, а под вами ничего такого нет…

– Назад! – отчаянно завопила Мораг. – Заприте дверь снаружи!

Навьи выскользнули в дверь и захлопнули ее за собой. Раздался грохот засова. Сварогу это не понравилось – тем более что Мораг вновь исполнилась уверенности в себе. И злобно, торжествующе расхохоталась:

– Даже если ты – Серый Рыцарь, ты дурак. Сейчас придет Он и сыграет по своим правилам…

Она обернулась к гигантской черной портьере. И почти сразу же произошло невероятное: Акбар поджал хвост, прижал уши и с диким воем бросился в угол, сжался там, пытаясь прикрыть голову лапами. По полу прокатился серый клубок – кубарем скатившийся с плеча Сварога Карах помчался к запертой двери, в слепом ужасе колотясь о дубовые панели.

Словно бы горсть ледяного крошева соскользнула по телу Сварога от шеи к животу. Амулет рассыпался?!

Что-то сверкающее, длинное, заостренное вылетело прямо из портьеры, словно из стены черного тумана, пробило Мораг насквозь. Запрокидываясь, оседая, она оказалась лицом к Сварогу, и он увидел на прекрасном, злобном, гаснущем лице лишь безграничное удивление. Окровавленное острие, торчавшее из ее груди, больше всего напоминало кусок льда. Так и есть – когда Мораг рухнула ничком, разбросав руки, острие сломалось с глухим хрустом.

Красавчик бросился к ней, опустился на колени. Из-за разбитого окна донесся грохот множества копыт и азартный посвист, крики и лязг стали.

Сварог оглянулся через плечо – Акбар осторожно выходил из угла, ставя лапы так, словно шагал по тонкому льду. Карах перестал биться о дверь. Что бы там ни таилось за портьерой, ОНО ушло.

– Ну вот и все, а я-то думал… – сказал Сварог.

И тогда упала портьера.

И за ней открылся другой зал, вполовину меньше этого: весь черный, без окон, с кучей пепла посередине, огороженной кругом из обломков неотесанных камней.

И там стояли навьи, штук пятьдесят.

Они приближались, надвигались беззвучно мягким кошачьим шагом, чуть пошевеливая клинками, их лица ничего не выражали, и они до ужаса походили друг на друга.

«Хартог ошибся, – оторопело подумал Сварог. – Не знал всего. Они еще и в доме, и в парке несомненно, иначе почему там до сих пор продолжается сеча? Будь охранников всего двадцать, как говорил Хартог, две сотни конников стоптали бы их, едва заметив…»

Навьи надвигались, обтекая двумя потоками тело Мораг и застывшего над ней красавчика, вновь смыкая строй. Отступая к двери, Сварог вырвал из кармана шаур, выстрелил в ближайшего. Попал. Но тот, с глубоким разрезом на груди, все так же надвигался, и из раны не показалось ни капли крови.

Бесполезно, понял Сварог. Правы те, кто их описывал. Их нужно разрубить в куски, иначе не остановишь… Рубить двери бессмысленно, не успеешь, не дадут…

Черная полоса, едва напоминавшая очертаниями исполинскую собаку, ворвалась на правый фланг навьев и ополоумевшей молнией замелькала среди них, сбивая с ног, расшвыривая, во мгновение ока произведя среди стройных рядов жуткий беспорядок. Началась свалка – но отвлекла она лишь половину наступавших.

Сварог, держа древко обеими руками, бросился вперед. Он рычал, как зверь, и в самом деле перестав быть человеком, молотил направо и налево, рассекая, рубил, уворачивался, окраиной сознания отмечая сыпавшиеся на него удары, по в горячке не чувствовал боли. Старался не ослепнуть от ярости, дрался расчетливо, насколько мог, в первую очередь обрубая руки с мечами и снося головы.

Навьи отхлынули вдруг, оставив меж собой и Сварогом широкое пространство, усеянное жутко изрубленными телами, – и все эти обрубки шевелились… Безголовая фигура, лишившаяся правой руки, левой, шаря неуверенно, слепо, пыталась вцепиться Сварогу в горло. Доран-ан-Тег, свистя, рассек ее пополам, и она рухнула. Акбар еще дрался, с ним ничего не могли поделать даже эти верткие дьяволы – мечи рассекали пустоту, мешая друг другу. Сварог, обнаружив, что с него сбили рокантон, отер лоб тыльной стороной ладони, глянул на руку – кровь… Леверлин стоял рядом, они обменялись быстрыми взглядами. Студент тоже был окровавлен, но крепко стоял на ногах.

Навьи вновь двинулись на них.

– Отойдите от двери, – услышал Сварог сзади четкий, громкий, спокойный голос. Леверлин вздрогнул – он тоже слышал.

– Отойдите от двери, живо! В стороны!

Сварог, не рассуждая, отпрыгнул. Леверлин сделал то же самое.

С дверью произошло нечто странное – цельные створки вдруг превратились в ряды висящих в воздухе резных квадратиков, в просветы меж ними виднелся коридор и непонятные синие силуэты. Потом исчезли и эти висевшие без опоры кусочки, остатки резных панелей. В зал хлынули синие фигуры – комбинезоны в обтяжку из отливающей металлом ткани, головы и лица закрыты глухими капюшонами, в руках странные ружья.

Синие вытянулись густой цепочкой от стены до стены, встали локоть к локтю, вскинули свои странные трехстволки со стволами словно бы из пронизанного золотистыми нитями стекла – и, похоже, повели беглый огонь.

Не было вспышек, не слышалось ни звука, но навьи один за другим цепенели вдруг, чернели, как головешки, и на пол падали, уже окончательно почти рассыпаясь пеплом. Сварог рванулся к Акбару, оказавшемуся на линии огня, но его схватила за локоть неслышно возникшая рядом синяя фигура, и раздался спокойный голос:

– Для живой материи это не опасно. Впрочем, постарайтесь успокоить собаку. И не суетитесь.

Раздвинув двух синих, Сварог увидел в противоположной стене аккуратный квадратный проем, и перед ним – такую же шеренгу, ведущую огонь. Беззвучная мясорубка работала – они методично целились, нажимали на спуск, и вскоре в промежутке меж двумя синими шеренгами замерло всякое шевеление, только Акбар стоял над кучами пепла и недоуменно озирался, не понимая, куда девались враги. Зарычал на синих.

Сварог с трудом успокоил его. Ныло все тело, но кираса с кольчужными рукавами из запасов барона Дальга оказалась прочной. По виску ползла теплая струйка. Возле трупа Мораг все так же, уперев локти в колени и зажав ладонями голову, сидел роскошно одетый красавчик, казавшийся сейчас самой нелепой деталью картины.

Синие разбрелись по залу, осматривая все углы. Один направился к Сварогу. Акбар, рыча, прыгнул наперерез. В руке синего что-то негромко хлопнуло с ярко-оранжевой вспышкой, и пес, окостенев подобно изваянию, медленно повалился набок.

Сварог поднял топор. Синий провел справа налево по горлу большим пальцем правой руки, поддел край капюшона и стянул его, откинул на спину.

Сварог увидел лицо Гаудина – спокойное, вялое, меланхолическое.

– Снотворное, – сказал Гаудин. – И только-то. Чтобы не путался под ногами. У вас кровь, стойте спокойно… – Он сложил ладонь ковшиком, провел надо лбом Сварога, беззвучно шевеля губами. – Вот так…

Поздравляю, лорд Сварог. Порой, наблюдая за вами, я испытывал неподдельное восхищение. А со мной такое редко случается, я скуп на чувства. Для чужака в этом мире вы держались прекрасно…

Сварог долго смотрел на него. Потом медленно протянул руку к его груди. Пальцы непонятным образом соскальзывали с синей ткани.

– Не старайтесь, не получится, – сказал Гаудин. – Неужели вам станет легче, если вы схватите меня за глотку и встряхнете как следует?

Глупости… Милый мой, я не нянюшка. И не сентиментальная девица. Я разведчик. Я второе лицо в секретной службе империи. И обязан помнить: тот, кто строит козни против вас, угрожает не одной вашей драгоценной персоне, а кое-чему большему. И когда представилась столь великолепная возможность, когда вы оказались в роли живца, я обязан был выжать из ситуации максимальную выгоду. Вам не кажется, что за вами числился небольшой должок? За столь радушный прием нужно было и заплатить самую чуточку… Кстати, если вас интересует. Есть несколько непроясненных моментов, но в целом ситуация ясна: тот, кто сбросил ваш ял на землю, этим и ограничился. Не без оснований рассчитывал, что в Хелльстаде вам придет конец. Мы ведь отыскали вас, когда вы уже плыли на «Божьем любимчике»…

На дуэль вызывать будете?

– Подите вы, – зло сказал Сварог. – Непременно нужен был еще и спектакль в канцелярии наместника?

– Признаться по совести, можно было обойтись и без него, – усмехнулся Гаудин. – Но хотелось посмотреть, на что вы способны. Что вас больше всего злит – то, что вы оказались не таким уж одиноким героем, или то, что вас не вытащили вовремя? Я уже говорил в свое время, что имею на вас виды…

Поймите, я не дал бы вам погибнуть. В Старой Гавани ваш домовой однажды почуял-таки один из моих драккаров, спустившийся слишком низко. Мы бы вмешались, возникни поистине смертельная угроза.

– Не буду я на вас работать, – сказал Сварог.

– Да будете, куда вы денетесь, – махнул рукой Гаудин.

– Вы замечательно бережете ваших людей, – зло бросил Сварог. – Капитана Зо и барона Дальга уже уберегли…

– О, эти дилетанты… – вздохнул Гаудин. – Они работали оба на Снольдер, поймите вы. Конкретнее – на Морское Бюро, есть там такая контора. Ну с чего вы взяли, что это мои люди? Они вам говорили? Нет? Вот видите. Вы просто сделали неверные выводы. Мы за ними наблюдали, верно, чтобы облегчить себе работу. Но на меня они никогда не работали. Хотя капитан Зо в плане возможного сотрудничества меня интересует…

– Опоздали.

Гаудин рассмеялся:

– Ах, вы решили… Лорд Сварог, на дне у Старой Гавани покоится трехмачтовый корабль под названием «Три козырных розы».

«Божий любимчик» потопил его, сам изрядно пострадал, но прорвался в низовья реки. А ваша собачка сбежала в суматохе. Уверен, Зо предусмотрел, что на корабль у пристани могут напасть. Он, выйдя к Старой Гавани днем позже вас, сразу определил, что это чужие мачты. И сушей направился к Великому Каналу. А «Божий любимчик» вышел в море через Снольдер, плывет за капитаном… Вот так. Что до барона Дальга… Юноша был честолюбив и прекрасно понимал, на что идет. Будь он моим человеком… Моих людей так примитивно, стрелой в спину, не уберешь.

– Значит, люди Дальга вовсе не рассчитывали на вас…

– Естественно. С чего бы им на меня рассчитывать? Снольдер послал бы сюда все имеющиеся у него самолеты, попытался бы поджечь казармы прежде, чем войско навьев выйдет к его границам. Или подал бы жалобу наместнику, что вероятнее. В таких случаях мы вмешиваемся немедленно. Кстати, чем это вы ухитрились поджечь казарму? Удивили вы меня жутко этим фейерверком…

– Джинн, – сказал Сварог. – Дух огня.

– Неужели они еще остались? Занимательно… Герцогиню убили вы или ваш спутник?

– Она… С ней произошло что-то странное.

– Хорошо, потом расскажете подробно. – Он обернулся, поманил одного из своих людей:

– Передайте на виману императрицы, что они могут спускаться. Опасности нет. Только сначала приберите там… самое неприглядное. И ведите сюда новоявленного великого герцога. – Он хитро глянул на Сварога. – Вот вам прекрасный случай страшно мне отплатить.

Императрица считает, что я обнаружил вас всего час назад. Стоит вам рассказать ей, как обстояло на самом деле, и я кану в бездну опалы…

– Вы же прекрасно понимаете, что я этого не сделаю, – сказал Сварог зло.

– Понимаю, – ухмыльнулся Гаудин. – Я сразу понял, что душа у вас добрая, нежная, трепетная… Потому и уделяю вам столько времени… – Он оглянулся. – Граф, можно попросить вас подойти?

Леверлин приблизился с видом гордым и независимым. Крови на нем не было – успели поработать люди Гаудина, но кираса носила следы жестоких ударов. На плече у него примостился Карах. «Отсиделся где-то в уголке, – обрадовался Сварог, – а я уж думал, растоптали в свалке мохнатого…»

– Поздравляю, молодой человек, – сказал Гаудин. – Вы с лордом Сварогом прекрасно справились.

– Старались, знаете ли. – Леверлин смотрел на него без особого пиетета. – Спасибо, что помогли… в самом конце.

– Ну, без нашей помощи конец для вас мог оказаться и печальнее…

Любезный граф, я прекрасно понимаю, что такое питомцы Ремиденума, коим свойственны бравада и удаль в любых обстоятельствах. Но сейчас сюда войдет императрица, и постарайтесь вспомнить все, что вам известно об этикете.

– Я дворянин, милорд.

– Вот и отлично. Лаур великий герцог… – Он слегка поклонился подошедшему Хартогу и бросил торчавшему за его плечом синему комбинезону:

– Снимите корону с бедной дамы и принесите сюда. Размер, думаю, не тот, да потом подгонят…

Кираса на Хартоге была в длинных вмятинах, и держался он чуточку виновато. Понурив голову, сказал Сварогу:

– Милорд, я и не подозревал, что полсотни этих тварей были и во дворце. Прорывался к вам, как черт.

– Много потеряли? – спросил Сварог вяло.

– Человек сорок. Потом появились…

– Тише, господа, – сказал Гаудин. – Императрица. Визит совершенно неофициальный, но об этикете забывать не следует. – Он за шкирку снял Караха с плеча Леверлина и поставил на пол. – Любезный мой, посидите где-нибудь в уголке, домовые церемониалом, даже малым, не предусмотрены…

Сварог молча поднял верного домового на руки – из мальчишеского желания досадить. Гаудин промолчал.

Синие комбинезоны, так и не откинувшие капюшонов, построились в две шеренги, взяли оружие на караул. Вошли несколько камергеров и блестящих гвардейцев – кое-кто был Сварогу уже знаком, а за ними появилась Яна в черном мужском костюме с сиреневым кружевным воротником и такими же манжетами. На голове красовался лихо заломленный черный берет с пышным белым пером, приколотым алмазной брошью, а на боку – невыносимо изящная шпага. «Мерлезонский балет, – зло подумал Сварог. – Зеленый охотничий костюм из тончайшего бархата. Черный батальный костюм для посещения царственной особой поля боя, когда там уже успели присыпать опилками красные лужи, подмести и пинками откатить в канавы неэстетично отрубленные головы…»

Но, несмотря на тупую боль то ли от ударов, то ли от сознания, насколько жестоко его провели… Несмотря на роль дурацкой марионетки, несмотря… Черный берет подчеркивал золото волос и синеву глаз, она была прекрасна и ни в чем не виновата, искренне обрадовалась ему. А с Леверлина можно ваять аллегорическую статую «Поэт, пораженный красотой юной королевы».

Хартог, брякнув доспехами, рухнул на левое колено, как и предписывал этикет. Интересно, а с этого какую аллегорию ваять? Только сейчас до Сварога дошло, как лихо и беззастенчиво старый вояка его использовал с превеликой выгодой для себя. Рисковал капитан головой. Но игра того стоила. Хартог вовсе не рассчитывал увидеть лара, но, когда таковой воспоследовал и Сварог с ходу предложил капитану трон великих герцогов, тот, мысленно махнув рукой на все несообразности и неясности, сделал самую большую в своей жизни ставку. И получил самый крупный в жизни выигрыш. Ну и черт с ним… Сварог слушал вполуха, как Гаудин называет имена и описывает подробности. Потом увидел обращенные к нему сияющие глаза Яны, наивные до глупости, растерянно поклонился, стыдясь сжигающей его злости.

– Вы герой, граф Гэйр, – сказала Яна. – Я безумно рада вас видеть.

Какое счастье, что вас отыскали наконец…

– Заслуги лорда Гаудина на этом поприще неоценимы, – сказал Сварог. – Оставить его без должной награды было бы вопиющей несправедливостью.

Яна повернула руку ладонью вверх, мигом позже ладонь чуть опустилась под тяжестью затейливого ордена, многолучевой золотой звезды. Приложила орден к синему комбинезону Гаудина, и регалия волшебным образом прилипла, осталась на груди, когда Яна отняла руку. Вторая, в точности такая же, оказалась на груди Сварога, потом настал черед Леверлина и Хартога. Сварог скосил глаза вниз. Звезда была величиной с тарелку, лучей там насчитывалось не меньше дюжины, подлиннее и покороче, по ним блистающими пунктирами протянулись бриллианты, сапфиры и рубины, да вдобавок орден был украшен ажурным золотым плетением, причудливыми арабесками, выглядел пышным до нелепости. Во рту у Сварога стоял вкус дешевого мыла.

Она уже обнажила шпагу, блестевшую, как зеркало, а камергеры и гвардейцы завистливо таращились глупыми глазами на новенькие ордена. Она слегка ударила по левому плечу оцепеневшего от торжественности момента Хартога и звонко, старательно произнесла:

– Данной мне властью и в силу традиций Империи Четырех Миров посвящаю вас, рыцарь, в великие герцоги Харланские со всеми правами и обязанностями, кои влечет за собой сей титул!

Видно было, что она впервые участвует в подобной церемонии и ей это страшно нравится. Сварогу захотелось взять ее за руку, подвести к трупу Мораг, все еще лежавшему на прежнем месте (и заслоненному спинами синих), сказать: «А вот это труп, ваше величество. Когда убивают живого человека, получается труп».

Он сдержался, конечно. Ни к чему расстраивать лишними трупами юных девочек, в данный момент мнящих себя персонажами древних рыцарских романов. Чем меньше человек увидит в жизни трупов, тем лучше. Тем более что самим трупам все равно, служат они в воспитательных целях или нет.

Воспользовавшись тем, что Яна захотела осмотреть зал, Сварог тихонько вышел в коридор. Повсюду следы жестокой схватки: кое-где лежат трупы – но остались только выглядевшие наиболее пристойно и эстетично, те, что вполне могли сойти за бутафорию к съемкам лихого боевика. Как и следовало ожидать. Казармы еще догорали – над кронами висел вертикальный столб грязно-бурого дыма, слабо колыхался, понемногу истаивая. Одни газоны изрыты конскими копытами, на других стоят боевые драккары и пурпурная с золотом вимана Яны. Повсюду в картинных позах застыли Бриллиантовые Пикинеры – лейб-гвардия, усачи в черных мундирах, обильно украшенных алыми кружевами и густыми рядами бриллиантовых пуговиц, нашитых где только возможно. Пики с фигурными наконечниками, на которые они небрежно опирались, были, понятно, не пики, аизлучатели чего-то впечатляющего и крайне эффективного, Сварог толком так и не узнал. Поодаль, держа под уздцы коней, почтительно косясь на заоблачную гвардию, выстроились уцелевшие солдаты Хартога. Вот и все. Итог как итог, не хуже и не лучше многих. И Сварог, глядя на разгромленный парк, печально подумал: неужели и здешняя жизнь станет лишь повторением пройденного?

Он подергал разлапистую звезду, но звезда сидела прочно, как пришитая.

– Смешно, – сказал неслышно подошедший Гаудин. – Сколько служу по департаменту, награждали исключительно к торжественным дням, и моя скромная персона помещалась обычно в конце длинного списка. И вдруг на грудь мою порхнул один из высших орденов. Не без вашей помощи.

– Не стоит благодарностей, – сказал Сварог, отвернувшись.

– Канцлер будет в растерянности и ярости. Из-за удостоившихся столь же высокого отличия ваших сподвижников. По старой традиции для земных обитателей отведена парочка вполне пристойных, но третьеразрядных орденов, но императрица, не подумав, одарила ваших соратников Полярной Звездой, которой удостаивались и немногие короли. Занятный казус.

– Должно быть, – вяло согласился Сварог.

– Конечно, личная канцелярия ее Величества обязана будет отправить награжденным патенты, ибо решение императрицы отменено быть не может, дабы не компрометировать перед обитателями земли принципа непогрешимости трона…

– Бросьте, – сказал Сварог. – Что случилось?

– Крайне любопытная арифметика имеет место быть, – меланхолично сказал Гаудин. – Здесь уничтожено около шести сотен навьев – но экстренно предпринятое обследование выявило в последние дни в Ямурлаке и Пограничье около семи тысяч относительно недавно вскрытых могил…

– Что? Значит, остальные где-то в Харлане?

– Нет.

– А где?

– Не знаю, – сказал Гаудин. – К этому можно добавить, что моей службе неизвестны ни всадники на ящерах, атаковавшие вас возле храма, ни виновники гибели Фиортена, я просто не представляю, кто это может быть, их не должно существовать, и тем не менее… Ну что, не будете со мной работать?

– Буду, – сказал Сварог. – Но исключительно оттого, что у меня появились свои счета. Но если вы думаете…

– Ничего я не думаю. Я решаю, подходит мне человек или нет. Вы мне подходите, лорд Сварог. Вам не приходило в голову, что все это время вам самим диким, фантастическим образом везло?

– Приходило.

– Если верить иным ученым, везение – физическая категория. Как время, гравитация или электромагнитное поле. Словом, вам следовало бы доискаться до сути своего предназначения в этом мире. Есть одна старинная книга…

– «Об искусстве игры в шакра-чатурандж»?

– Уже знаете? Ах да, Борн… Не смотрите на меня так. Никто его не заставлял выбирать именно эту дорогу.

– Что это за очаг там, в доме?

– Это жертвенник. Капище сатанистов, воссозданное с превеликим тщанием согласно старинным «черным трактатам». И пусть вас не удивляет, что портьера, сквозь которую пролетело убившее Мораг ледяное копье, при тщательном осмотре оказалась совершенно целой. Она, как и многие, излишне полагалась на хозяина, преспокойно пожертвовавшего ею, как только он понял, что больше она никакой пользы не принесет. Вы не обратили внимания на отсутствие в особняке зеркал?

– Как-то не приглядывался. Не было времени.

– Там нет ни единого зеркала. Очень странно для дома, где обитала молодая, красивая женщина, имевшая в услужении десяток юных красавиц…

Видите ли, свой истинный облик порой можно скрыть так надежно, что не помогут и предназначенные для выявления такового заклинания, но зеркало нельзя ни обмануть, ни зачаровать. Очевидно, в доме обитал еще и некто, имевший веские поводы спасаться зеркал. Если вам доведется когда-нибудь попасть в дом, где нет ни единого зеркала, постарайтесь покинуть его побыстрее. – На его лице появилась жестокая усмешка. – Как только улетит императрица и ускачет новоявленный великий герцог, я выжгу это гнездо на лигу вокруг. Коли уж все можно списать на штурм, бой… Вы знаете, как для того, кто умеет видеть, выглядят одержимые присутствием нечистой силы города? Они закутаны мглой, акварельно-серой, полупрозрачной, устойчивой… Пойдемте. Вашу собаку уже перенесли в виману, делать нам здесь больше нечего…

Навстречу им шел Леверлин. Сварог остановился, не зная, что сказать.

Любые слова были бы не теми.

И Леверлин заговорил первым:

– Ну что, все у тебя отлично?

– Боюсь, что да, – сказал Сварог, мучительно подыскивая слова. – А ты?

– Опустошу винные подвалы герцога, насколько удастся, потом поплыву домой. Любезный батюшка, увидев беспутного сына с Полярной Звездой на груди, будет в умилении. Если подвернутся приключения – заходи. Равена, Ремиденум. Там меня знают даже кошки на крышах, только не нужно спрашивать дорогу у пожарных – студенты Ремиденума с их цехом в традиционной вражде… Удачи, дружище!

ИТОГ

В зеркале, занимавшем весь простенок, отражался спесивого вида субъект в мундире Яшмовых Мушкетеров – янтарного цвета, с рядами пуговиц из желтых опалов и золотым лейтенантским шитьем в виде виноградных листьев, а также – блиставшей слева Полярной Звездой. Сварог отвернулся от своего отражения, ни в чем, собственно, не виноватого.

– Вас интересует какая-то определенная книга, милорд? – спросил дворецкий.

– «Об искусстве игры в шакра-чатурандж».

– Сию минуту, милорд.

Сварог уселся в высокое старинное кресло и смотрел, как дворецкий в белой с сиреневым ливрее поводит рукой, и прямо в ладонь ему, описав плавную дугу, спускается с одной из верхних полок толстый том в черном кожаном переплете.

– Прошу вас, милорд.

– Благодарю. Скажите… что теперь будет с замком?

– Вероятнее всего, во владение вступит один из дальних родственников, которому перейдет титул и манор лорда Магара – дабы род не пресекся. Вы разрешите задать вопрос?

– Разрешаю, – сказал Сварог.

– Обстоятельства кончины последнего лорда Магара покрыты тайной… Я надеюсь, лорд Магар не посрамил чести своего благородного рода?

«Это тоже итог, – подумал Сварог хмуро. – Неужели отважные поступки должны завершаться тем, что пустой замок достанется препустому наследнику, а напыщенный холуй в бакенбардах будет задавать идиотские вопросы?»

– Я полагаю, сам лорд Магар именно так и считал, – сказал он. – И имел на то все основания.

– Благодарю вас, милорд…

Он легко нашел нужное место – наугад открыв книгу там, где лежала чуть выцветшая закладка из плотной белой бумаги, покрытая небрежно нарисованными от руки парусными кораблями.

"Правило двадцать второе: Серый Ферзь может вводиться в игру лишь однажды, любым из игроков, кто решится на это первым. Поскольку неизвестно заранее, на чьей стороне будет сражаться ферзь, он именуется серым, каковое наименование носит и в дальнейшем. На чьей бы стороне ни вводился в игру Серый Ферзь, его боевые качества, перечисленные выше, не изменяются.

Правило двадцать третье: после ввода в игру Серого Ферзя противная сторона вправе вместо своего следующего хода ввести в игру на своей стороне фигуру, именуемую Гремилькар, чьей главной задачей является охота за Серым Ферзем ради возможного его уничтожения".

– Прекрасно, – произнес вслух Сварог, охваченный нехорошими предчувствиями. Конечно, жизнь не повторяет игру автоматически и бездумно, но в одном игра и жизнь абсолютно схожи: на каждого охотника всегда найдется кто-то, для кого именно этот охотник станет дичью…

– Простите, милорд, вы что-то сказали?

Со двора доносилась тихая и печальная церемониальная музыка. Оркестр был замковый, а вот мелодия – заимствованной у кого-то из земных композиторов. Трам-пара-пам, та-та-та-парам… гроб на лафет, он ушел в лихой поход, гроб на лафет, пушка медленно ползет…

Сварог, заложив руки за спину, прошелся по залу. Обернулся к выжидательно застывшему дворецкому:

– Как вы думаете, изобретатель игры в шакра-чатурандж был умным человеком?

– Согласно легендам, ученый, коему в древности приписывалось изобретение этой игры, слыл великим мудрецом.

– Будь он не столь мудрым, меня это, возможно, устроило бы больше, – сказал Сварог.

Когда совершенно не представляешь, что тебе делать и откуда ждать удара, изреки пустую, но эффектную фразу, и это создаст удобную иллюзию, будто последнее слово остается за тобой…

И всерьез сможешь притворяться, что тебе полегчало.

Нет, в самом деле помогает, говорят.

2. Летающие острова

– Ты говорила, что звезды – это миры, Тэсс?

– Да.

– И все такие же, как наш?

– Не знаю, но думаю, что такие же. Иногда они похожи на яблоки с нашей яблони. Почти все красивые, крепкие, но есть и подгнившие.

– А мы на какой живем – на красивой или на подгнившей?

– На подгнившей.

Томас Гарди, «Тэсс из рода д'Эрбервиллей»

Авторы стихов, приведенных в романе:

Анна Ахматова, Ольгерд Довмонт, Редьярд Киплинг, Маттиас Клаудиус, Аркадий Кулешов, Хорхе Манрике, Новелла Матвеева, Борис Пастернак, Хуан де Тассис Перальта, граф де Вильямедиана, Марина Цветаева, Роберт Рождественский

Этот роман является продолжением книги «Рыцарь из ниоткуда». Читателя ожидают новые невероятные приключения в удивительном мире, где правит колдовство, а главное достоинство мужчины – мастерское владение клинком.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ РАВЕНА, КРАСИВЫЙ ГОРОД

Глава 1 ЗАГОВОРЩИКИ ПОД ШОРОХ СНЕЖИНОК

Темно-зеленая ель была великолепна. Сварог навидался их достаточно и мог оценить должным образом. Настоящая новогодняя елка, все другие, сколько их ни есть, напоминали бы драного помоечного котенка, оказавшегося рядом с тигром.

Ель вздымалась на добрых сто уардов и могла укрыть под кроной всю гвардию иного Вольного Манора. Она была настоящая. Ее ничуть не заботил тот факт, что она произрастала лигах в двух над земной твердью, посреди огромного летающего острова, где для новогодних праздников воздвигался зимний дворец Яны, – понятно, это был не дворец, а целый город. Сварог посмотрел в ту сторону. Ель была впечатляюща, но такая стройплощадка поражала гораздо больше. От полупрозрачного диска, повисшего высоко над новым островом, то и дело ударял вниз тоненький сиреневый луч – и секундой позже вырастало очередное строение. Если моргнуть, можно и не заметить, как возник поблизости павильон бордового кирпича с темно-синими башенками по углам и золотыми флюгерами. Вот только каждый раз над диском столь же мгновенно вспухало неслышным взрывом белое тяжелое облако, и несколько минут шел натуральный густой снегопад, после чего облако бесследно исчезало. Сварог, прилежно нахватавшийся азов и вершков, уже примерно соображал, в чем тут фокус.

Создаваемые с такой, казалось бы, легкостью куски жареного мяса и тонкие напитки, сигареты и дворцы хотя и возникали как бы из ничего, состояли из обыкновенных атомов, которые за секунду сколачивала в единое целое заданная программа. Каждое заклинание, если вкратце, и было такой программой, либо отысканной инстинктивно после долгих проб и ошибок за тысячелетия магической практики, либо созданной более прогрессивным способом – на здешних вычислительных машинах. Только-то и всего. Нечто вроде генов и хромосом, по которым природа создает флору и фауну.

Естественно, эти гены и хромосомы, эти программы нужно знать заранее, если хочешь что-то создать. Безликие «просто меч» или «просто дворец» никогда не возникнут по желанию неопытного мага – разве что есть программа, своего рода типовой проект сигареты, меча или дворца. Ну а штучная работа требует подробного знания. Так что создать хотя бы одну штучку «Мальборо» или орден Почетного легиона Сварогу не помогли бы ни весь апейрон Вселенной, ни все здешние машины.

Ну а снег и холод – неизбежный побочный продукт, как выхлопные газы при работающем моторе. Когда большое число атомов группируется в материальный объект, атомы не возникают из ничего – их, конечно, можно синтезировать, но гораздо проще и рациональнее попросту выдернуть из окружающего воздуха. На долю секунды возникает вакуум, который в полном соответствии с присловьем о не терпящей пустот природе мгновенно заполняется воздухом, и в результате неких процессов получается резкое похолодание в некоем объеме, снежная туча и снегопад. Для атмосферы – чересчур ничтожная потеря. Чтобы ее компенсировать, если уж вам непременно приспичило быть педантом-филантропом, достаточно послать драккар и обратить в пар десяток триаров^[2K1] морской воды.

Увы, эти сведения, почерпнутые из школьного курса для начинающих, убили всю поэзию и тайну, крывшиеся прежде в глазах Сварога в магии…

– Терпеть не могу холода и снега. – Гаудин неуклюже поднял воротник роскошной меховой шубы. – Обычно Новый год всегда праздновали в Антлане, со снегом, конечно, но и с искусственным климатом, без этого дурацкого ветра. Так и швыряет в лицо чертов снег…

Искусственный климат должен был воцариться и здесь с окончанием строительства, как во всех летающих владениях ларов, и Гаудин это прекрасно знал, но все равно ворчал, раздосадованный даже не погодой, а опозданием тех, кого они ждали. Сварог больше помалкивал. Не так давно он узнал, что его странствия по Талару происходили, оказывается, в разгар зимы. Именно так здесь и выглядел разгар зимы – ни морозов, ни снега, просто потом гораздо теплее, вот и все…

И все же лары, пять тысяч лет празднуя Новый год, отождествляли его со снегопадом. Лучшее доказательство, что их предки и впрямь когда-то прибыли сюда с Земли, сиречь Сильваны. Правда, на Сильване сейчас стоял то ли август, то ли сентябрь, но это лишь означало, что лары когда-то жили в тех местах, где в канун нового, по их счету, года лежал снег и стояли холода. А на Таларе, если верить древним преданиям, даже до Шторма не было настоящей зимы…

Сварог не выдержал, наклонился, скатал тугой хрусткий снежок и запустил в спину Гаудину, пониже воротника. Лорд удивленно обернулся:

– Что это вы?

– Так играют дети зимой, – сказал Сварог.

– Ну да, что-то такое я смутно помню, в Антлане, в раннем детстве…

Глупость какая. Сейчас, в преддверии едва ли не самой важной в вашей жизни минуты, затевать варварскую детскую игру…

– Это я от застенчивости, право слово, – сказал Сварог, отряхивая влажные ладони.

Гаудин хмыкнул:

– Я недолго вас знаю, граф, но успел понять, что застенчивость вам мало свойственна…

– Тогда считайте обуревающие меня чувства тягостным недоумением. Коли застенчивость не подходит. Серьезно, я в самом деле не пойму, отчего столь влиятельные персоны должны встречаться этак по-воровски. Как сказал бы старинный романист, в воздухе веяла неуловимая атмосфера зловещей тайны.

Начальник разведки Империи, военный министр…

– У нас нет военного министра, потому что мы ни с кем не ведем войн, – мягко сказал Гаудин. – Лорд Фронвер всего-навсего заведует департаментом под номером три. И занимается тем, что примерно можно назвать «изучением проблем защиты и обеспечения безопасности в гипотетических кризисных ситуациях». Фактически он военный министр, вы правы, но не забывайте о тонкостях бюрократии и этикета…

– Понятно, – сказал Сварог. – Я в свое время вдоволь наслушался этих обтекаемых терминов, за которыми обычно скрывается… изучение проблем.

Терминами меня не удивишь. Но меня и в самом деле удивляет, почему такие люди, как их ни называйте, крадутся украдкой на незаконченную стройку…

Гаудин смотрел на заснеженную равнину, где один за другим возникали фантастические дворцы, изящные лестницы и бездействующие пока фонтаны, осыпаемые обильным снегопадом из низких, клубящихся, то и дело вспухавших над головой туч. Пожалуй, сейчас он был не просто меланхоличен по всегдашнему своему обыкновению – по-настоящему печален. Сварог терпеливо ждал, борясь с ощущением, что Гаудин напрочь забыл о его присутствии.

– Я в странном положении, признаться, – сказал наконец Гаудин, не поворачиваясь к нему. – Словно бы вынужден извиняться перед вами за какие-то замшелые пережитки старины, которые вы у нас обнаружили свежим взглядом… Собственно, это правда. Все так и обстоит. Я о пережитках.

Помните, мы с вами как-то говорили о приключенческих романах и обнаружили, что те, которыми увлекаются наши мальчишки, и те, ваши, которым еще предстоит возникнуть, удивительно схожи? И в чем-то отражают жизнь. Так вот, как ни грустно мне в таком признаваться, кое в чем наша жизнь ничем не отличается от той, что кипит внизу. У нас есть много вещей и возможностей, которых внизу нет. И мы знаем больше. Вот и все. А в остальном – до жути похоже. Те же интриги, и у подножия трона, и поодаль от него, та же дворянская вольница, те же примитивные страсти и побуждения, имеющие подоплекой те же примитивные цели – борьба за титулы и отличия для себя и за опалу для врага… Мы точно такие же – только у нас есть развитая магия, компьютеры и межпланетные корабли. Понимаете?

– Кажется, да, – сказал Сварог.

– Иногда я не верю, что у нашего бытия есть цель, – тихо сказал Гаудин. – Я не осуждаю и не оправдываю существующий порядок, я просто не знаю другого и не собираюсь ломать голову, выясняя, возможен ли другой и каким он должен быть. Но мне иногда горько. До того, как вы появились, мне и мыслями не с кем было поделиться, хотя молодежь о чем-то таком шепчется… Вы знаете, почему при работе внизу мои люди вынуждены соблюдать строжайшую конспирацию и максимум осторожности? Да в первую очередь оттого, что всякий владелец манора вправе держать внизу свою агентуру. И соглядатай какого-нибудь чванного болвана, дурака-камергера, придворного соперника герцога Гленора или моего, при малейшей нашей оплошности настрочит донос. А его хозяин при малейшей возможности поднимет в Тайном Совете или Палате Пэров невероятный шум, вопя о систематическом и злонамеренном нарушении традиций… Беда традиций в том и состоит, что они не учитывают неизбежных изменений. И в том, что защита славных традиций – идеальнейший способ сводить счеты.

– Но вы же обязаны работать… – сказал Сварог. – Вы, черт побери, стоите на страже и все такое прочее…

– Стою, – усмехнулся Гаудин. – Но дело даже не в интриганах. Очень многие попросту хотят, чтобы наша работа велась так, как она велась тысячелетие назад. И ставят палки в колеса не из интриганства, а из самых благих побуждений… И они не в силах уяснить, что может возникнуть новая, не предусмотренная традициями опасность. Самый весомый аргумент у них один: мы достаточно могущественны, чтобы справиться с любой угрозой.

Потому что справлялись до сих пор…

– Ну да, – сказал Сварог. – Человек с пулеметом на вершине горы посреди населенного дикарями острова…

– Любимая метафора Борна. И в ней, должен сознаться, есть своя правда… В общем, иногда работать нам невероятно трудно. Любой болван в силу древних вольностей и привилегий может шпионить за моими людьми. – Гаудин хищно ухмыльнулся. – Правда, у таких шпиков не написано на лбу, чьи они люди, и с ними могут произойти… прискорбные инциденты. Но все это ужасно отвлекает и усложняет работу.

– У вас что же, так никогда и не нашлось сильной руки, способной поприжать эту вольницу?

– Отчего же… Но наше положение в чем-то гораздо хуже положения земных королей. У них всегда найдутся союзники, которых можно натравить на титулованную вольницу, – свободные горожане, мелкие дворяне, купцы-банкиры, офицерство, всем обязанное одному лишь монарху… Ничего этого здесь нет. Здесь есть только владельцы замков – и их слуги. Конечно, попытки были… Но после смерти герцога Дальрета – кстати, до сих пор неизвестно, естественной ли – сменилось три поколения, и у нас прочно забыли, что такое твердая рука. Герцог рубил головы не колеблясь, но он взвалил на плечи чересчур тяжкую ношу и был очень уж одинок…

– Вообще-то рубить головы – не самый лучший выход… – осторожно сказал Сварог.

– Я знаю. Но иногда невыносимо тяжело смотреть на эти спесивые, тупые морды… Орк, по крайней мере, азартный игрок и авантюрист, он мне мешает, но виден насквозь, как и его цели. Гораздо хуже – тупые морды, обремененные родословной… Я не могу даже снабдить своих резидентов современными средствами связи – потому что раньше так не делали, и я обязан соблюдать традиции. Ну, хватит. Вам еще многое предстоит узнать. А сам я… я очень хотел бы доискаться, почему в вашем будущем не осталось памяти и о нас, и о Таларе. Вообще-то это еще отнюдь не означает, что в будущем Талар перестал существовать, вовсе не означает…

– Как это? – Сварог с любопытством навострил уши.

– Если допустить… Ага, вот они!

Синяя с золотом вимана, пробив низкие тучи, опустилась в нескольких шагах от них – Сварог даже отшатнулся, показалось, что летающий домик падает прямо на голову. Дверь распахнулась, и он, чуть не до колен проваливаясь в сугробы, метя снег полами шубы, неуклюже заспешил туда следом за Гаудином.

Едва дверь закрылась за ними, вимана тут же пошла вверх, вертикально, на огромной скорости, небо за высокими окнами из синего стало темно-фиолетовым, покрылось колючими звездами – вимана вошла в верхние слои атмосферы, и Сварог уже не мог определить, двигается она или застыла на месте. Он сбросил шубу прямо на пол, следуя примеру Гаудина. Подошел к огромному камину – пламя, скорее всего, было иллюзией, опустился в тяжелое кресло. Молча взглянул на сидевших напротив. Все они выглядели немногим старше него, вовсе не казались надменными, но держались со спокойным, уверенным превосходством людей, привыкших, что от них зависит очень многое.

– Герцог Гленор, – сказал Гаудин.

Узкое породистое лицо, тяжелая челюсть. Совершенно невозмутимое лицо.

Образец джентльмена. Должен чертовски нравиться женщинам – хотя кто способен понять женщин?

– Лорд Фронвер.

Больше похож на рассеянного ученого, чем на военного министра Империи. А поскольку он все-таки военный министр, с человеком столь обманчивой внешности ухо следует держать востро…

– Лорд Кримтон. – На вопросительный взгляд Сварога Гаудин добавил:

– Лорд Кримтон – второй человек в департаменте, отвечающем за установки, концентрирующие алейрон, и заводы, где производится все необходимое. Промышленность, жизнеобеспечение, удовлетворение потребностей… И я ничуть не польщу лорду Кримтону, назвав его человеком, на котором и держится эта махина, – потому что официальный глава департамента… гм, мягко говоря, не уделяет департаменту должного внимания.

"Ну, понятно, – подумал Сварог. – Молодые дельные заместители, на которых все и держится, и сановное старичье, официально стоящее во главе.

Знакомо. Чересчур. Самое печальное в таких ситуациях – у стариков не хватает ума ограничиться чисто парадными функциями, они стремятся давать ценные указания и вмешиваться во что ни попадя, отчего результаты выходят плачевные до жути".

Он внимательно посмотрел на Кримтона – этот больше всего походил на добродушного кабатчика, толстый и высокий, очень сильный на вид, кудрявый, с ухоженными бакенбардами, какие на земле обожают холить моряки. Только рот чересчур жесткий и маленький, портит весь образ. Но Сварогу человек этот, в общем, глянулся.

– Лорд Тигернах. Из Мистериора.

Ну, это ясно – синяя мантия, покрытая золотыми каббалистическими знаками, рядом, на столике, – черный колпак, увенчанный золотым полумесяцем. Маг выглядел не старше остальных, но волосы совершенно седые.

– Не будем терять времени, – сказал Гленор. – Лорд Сварог, здесь собрались люди, в чьих руках находится непосредственное управление разведкой, промышленностью и вооруженными силами. Нас можно заменить, можно при нужде действовать в обход нас, но пока что мы крепко держим штурвал… Мы не замышляем никакого заговора – еще и потому, что заговор, устроенный нами троими, никогда не увенчается успехом без помощи десятков сторонников на ключевых постах рангом ниже. Мы также не составляем какого-то тайного общества – еще и потому, что тайное общество, как правило, возникает ради какой-то конкретной цели. А мы, даже сегодня, пока что не можем назвать наши задачи и стремления конкретной целью. Скажем так – здесь собрались люди, обеспокоенные нынешним положением дел в Империи. И только. Возможно, в будущем и придется создать что-то вроде тайного общества. Время покажет. Но сейчас я назвал бы нас людьми, стремящимися к реформам, – в обстановке, когда высокое начальство и значительная часть общества не желают никаких реформ.

– Реформы – это прекрасно, – сказал Сварог. – Простите, если я ляпну что-то нетактичное… но очень уж часто бывало, что реформаторы считали себя солью земли, а своих противников тупыми ретроградами, но впоследствии оказывалось, что все обстояло несколько… иначе. Иными словами, со мной уже однажды сыграли втемную. Больше что-то не хочется…

– Мысль вполне разумная, – кивнул Гленор. – Я вас понимаю. И не стану запугивать, но хочу, чтобы вы накрепко уяснили одно: речь пойдет о важнейших государственных тайнах. И хочу быть в вас полностью уверенным. Либо вы откланяетесь и вернетесь к веселой доле придворного вертопраха, либо играете в нашей команде. Но пути назад уже не будет. Слишком многое поставлено на карту. И при необходимости мы найдем способ разделаться с вами так, что даже императрица не доищется правды.

– Это я понимаю, – сказал Сварог. – Но я до сих пор не слышал ничего конкретного…

– Это следует понимать как согласие?

– Да.

– Хорошо. Прежде всего определим четко: вы – не один из нас. Пока что. Вы – исполнитель, облеченный огромным доверием. Если вы обдумаете все трезво и беспристрастно, согласитесь сами, что просто-напросто не заслужили еще положения равного. Еще и оттого, что плохо знаете нашу жизнь. Разумеется, с помощью соответствующей техники можно набить вашу голову информацией. Но этот ворох разнообразных сведений будет бесполезным, а то и откровенно вредным без определенного жизненного опыта… Понимаете?

– Понимаю, – сказал Сварог. – И не собираюсь возражать.

– Отлично. Конечно, со временем вы можете достичь неких высот. Но пока что вам не следует претендовать на многое… Это не задевает вашего честолюбия?

– Да я вообще не знаю, честолюбив я или нет.

– Значит, честолюбивы, – усмехнулся Гленор. – В должной мере. И это меня устраивает. Вы прекрасно провели операцию там, внизу…

Теперь усмехнулся Сварог:

– Если бы я еще знал, что провожу операцию…

– Ну, вы знаете, почему получилось именно так. Насколько я понимаю, обиды не таите? Прекрасно. У вас есть вопросы?

– Я хочу понять наконец, как я здесь очутился и почему это сопровождалось… странностями.

– Ну, это просто объяснить, – сказал Гленор. – После того как мы провели скрупулезное расследование… Нашлись лихие экспериментаторы из молодых, замыслившие вернуть из неизвестного далека пропавшего без вести графа Гэйра. И выдернули вас. Характер вашей загадочной связи с графом Гэйром так и остался непроясненным. Или есть достижения, Кримтон?

– Увы, – пожал плечами Кримтон. – Опуская ученые подробности, в которых не сведущ не только лорд Сварог, но и прочие, постараюсь выражаться попроще… Лорд Сварог, исследование некоторых параметров вашего мозга, совокупности биологических излучений организма и генетического кода привело к поразительному выводу: данные характеристики и параметры во многом схожи с характеристиками и параметрами графа Гэйра. Хотя и не повторяют их. Кто-то из молодых выдвинул шальную гипотезу… Скажите, вы хорошо помните своего отца? Он не отличался какими-либо… странностями, необычными для окружающего времени способностями, которые могли казаться сверхъестественными?

– Вот это поворот! – сказал Сварог. – Значит, вы думаете… Нет. Как ни вспоминаю, ничего подобного не нахожу. Он погиб, когда мне было десять лет. Но я его хорошо помню. И ничего странного за ним не замечал.

– И все же я хотел бы отработать эту версию.

– Давайте отработаем как-нибудь, – пожал плечами Сварог. – Но мне плохо верится… Послушайте, показал бы мне кто-нибудь портрет вашего графа Гэйра. У меня в замке нет ни одного.

– Я распоряжусь, – кивнул Гленор. – Где-то должны остаться материалы. Что касается ваших первых часов здесь… Гаудин, вы ведь этим занимались, вот и расскажите.

– Ну, мой рассказ был бы гораздо более захватывающим, не ускользни от нас доктор Молитори, – усмехнулся Гаудин. – Доктор Молитори был агентом некоей силы… которую мы, отбросив дипломатию, прямо назовем Князем Тьмы.

В реальном существовании этой силы в последнее время многие сомневались, и это позволило означенной силе какое-то время действовать нагло и безнаказанно. И подчинять себе людей, превращая их в свои послушные орудия. К сожалению, не одних потомственных слуг родом из Антлана… Лорд Сварог, помните, как вас навещали двое гвардейцев?

– И одного из них называли герцогом…

– К превеликому нашему сожалению, – четко выговорил Гаудин, размеренно кивая. – Это действительно были гвардейцы, лары, и один из них был герцогом.

– Были?

– Были, – кивнул Гаудин. – Они успели покончить с собой. Как несколько других. Я взял лишь двоих, мелкую сошку, узнал не так уж много, но все же… Вами попытались завладеть, едва вы появились. Потому от вас и требовали так настойчиво назвать полное имя. Иначе не получить должной власти над человеком. О подробностях вам позже, если будет время, расскажет лорд Тигернах. Сейчас это несущественно. Итак, вами попытались завладеть – не вышло. Тогда Молитори попытался уничтожить вашу личность, ваше "я" – скорее всего, чтобы заменить какой-то другой личностью. Это ему тоже не удалось. Невозможно было попросту разбить вам голову первым попавшимся табуретом и уничтожить труп – слишком многие знали об эксперименте, в котором доктору Молитори отводилась ограниченная роль. И вас, скрепя сердце, выставили в замок Гэйров, чтобы при первой возможности потихоньку убрать. Вскоре для общения с вами доставили с земли ямурлакского вампира. Когда ничего не вышло, испортили яд. Вот и все, если вкратце.

– Странно.

– Что именно?

– Очень уж мелкого пошиба пакости, – сказал Сварог. – Мне всегда казалось, что у существа, именуемого Князем Тьмы, большие возможности…

– По части вмешательства в человеческую жизнь? Ну, не такие уж большие. Необходимы одушевленные инструменты. Чем они незауряднее, чем сильнее, деятельнее, умнее – тем ощутимее вмешательство. – Гленор посмотрел ему в глаза. – Вы хотели правды? Получайте, я хочу быть с вами предельно искренним, вы должны поверить, что вас больше не станут использовать, как вы изящно выразились, втемную… Так вот, дорогой мой.

На каждого из ныне живущих и на земле, и в небесах действует магия, колдовство, чары. И, чтобы они не действовали, человек должен защититься либо хорошо изученной магией, либо верой, либо соответствующими предметами. Так обстоит со всеми без исключения… кроме вас. Магия, колдовство, чары и тому подобное на вас не действуют. Вообще. Вас можно обмануть иллюзией – как это мог проделать ямурлакский вампир, в котором больше от примитивного гипноза, чем от настоящей магии. От вас можно что-то скрыть за магической завесой. Но на вас невозможно ВОЗДЕЙСТВОВАТЬ.

Те, кто умеет защитить себя и других от черной магии, долго учатся. А у вас это получается само собой. Врожденное, как цвет волос. Вот так, лорд Сварог. Теперь понимаете, почему у меня не дрогнет рука избавиться от вас в случае необходимости, несмотря на всю симпатию, какую я к вам испытываю?

Ни о чем подобном вы не подозреваете, но вы – страшный человек. Вас невозможно подчинить. Либо вы ценнейший союзник, либо опаснейший враг. И я прошу вас оценить мою откровенность. Игра идет честная.

– Ну, спасибо, – сказал Сварог.

– Не забывайте, что при всем при том вы – обычный смертный. Бывают случаи, когда не поможет ни хелльстадский пес, ни Доран-ан-Тег. Как и любому другому, вам следует опасаться удара ножом в спину или отравы в бокале. Мало того. Существуют способы воздействия на расстоянии, не имеющие отношения к Высокой Магии, – и они, подозреваю, могут оказаться против вас столь же эффективными, как против любого из нас…

– А конкретнее?

– Увы, – Гаудин по всегдашнему обыкновению грустно покривил губы. – Вот так, с маху, я не берусь перечислить… Слишком много старых фолиантов придется изучить, провести кое-какие исследования. К тому же неизвестно пока, какие штучки из тех, что считаются забытыми, сохранились где-нибудь в потаенных закоулках… Честное слово, я не кривлю душой, глупо было бы в данной ситуации. Всего лишь хочу вас предостеречь от излишней самоуверенности. Здесь тот же самый механизм: своя система оговорок, не уступающая по сложности любому головоломному купеческому контракту. Будь у нас хоть два-три дня, я мог бы сказать что-то конкретное, однако… – Он досадливо поморщился. – Нет времени, совсем. Чуть погодя сами поймете.

Человек не может быть всеведущим. Две тысячи лет считалось, что «заклинания сухой ветки» исчезли безвозвратно, – и вдруг наш агент натыкается на неграмотного крестьянина, владеющего всеми девятью… – Гаудин несколько натянуто улыбнулся. – Вообще-то вас порой спасало чистейшей воды везение. Помните ту тварь в Хелльстаде, что заинтересовалась вашим ожерельем настолько, что оставила вас в покое?

– И хотел бы забыть, да где там… – хмыкнул Сварог.

– Мои люди откопали в старых книгах ее полное описание. Именуется эта тварь «аземана» и представляет собою довольно опасную разновидность вампира, владеющего, судя по всему, той самой техникой дистанционного воздействия, не имеющей ничего общего с магией. Вы могли отбиться от нее мечом – а могли и не успеть… И срабатывает против нее одно-единственное средство: вовремя подсунуть груду одинаковых, однотипных предметов, которые она, прах ее побери, тут же примется бесконечно считать и пересчитывать, пока не наступит рассвет. В книге написано, в старые времена для защиты от нее путники прихватывали с собой горсть зерна, детских стеклянных шариков, пуговиц, пригоршню перца, наконец… Кстати, считалось, она вымерла еще до Шторма, даже в Ямурлаке исчезла начисто. В общем, вам невероятно повезло.

– А змеелюди? – жадно спросил Сварог.

– До них, откровенно признаться, еще не докопались. Я же говорил, слишком много старых книг пришлось бы перелистать.

– У вас что, такие данные в компьютеры не вводятся?

– Вот то-то и оно, что не вводятся, – нехотя произнес Гаудин. – Некоторые старинные книги сплошь и рядом таят массу загадок. Своеобразных мин, ловушек, сюрпризов, каверз. Даже те, что непосвященному покажутся вполне безобидными и не имеющими отношения к магии. Одни тексты опасно механически копировать. Другие можно сколько угодно читать глазами, но при попытке произнести вслух самые внешне безобидные фразы бывают сюрпризы, от смешных до печальных весьма. Наши далекие предки забавлялись с магией чересчур уж изощренно, безоглядно используя ее где только возможно… что их и привело к печально известному концу. Пользуясь случаем, хочу заодно предостеречь и от опрометчивых забав с древними инкунабулами. Мало ли что вам попадется внизу… Люди опытнее вас порой оказывались в нешуточных хлопотах… Давайте перейдем к делу. К тем самым важнейшим государственным тайнам, которые вы, судя по вашему лицу, отчаянно жаждете познать. И совершенно зря, замечу. У зрелого человека государственные тайны по размышлении вызывают лишь разочарование и печаль… Так вот, о нашем мире вы уже сейчас знаете примерно столько, сколько знает обычный лар, светский вертопрах, не обремененный государственной службой или страстью к познанию мира. Увы, таких среди нас – девяносто девять из сотни… Откровение первое: мы не всезнающи и не всеведущи. И наши средства наблюдения, вопреки устоявшемуся мнению, никак нельзя назвать всепроникающими. Иные районы Талара для нас закрыты. Мы не в состоянии видеть и слышать, что делается в Хелльстаде. Он словно бы прикрыт незримой броней. Техника, которую туда отправляют, моментально выходит из строя. Агенты, будь то лары или жители земли, либо пропадают без вести, либо возвращаются полупомешанными – и это при том, что обычные искатели удачи порой выходят из Хелльстада, не потеряв ни конечностей, ни здравого рассудка. При всем при этом наши коллеги из Мистериора клянутся, что Хелльстад никак нельзя назвать местом, где безраздельно царят силы зла. Что-то другое. Что, мы не в силах доискаться. Далее – Горрот. Там – иное. Мы можем смотреть и слушать, в Горроте сидит императорский наместник, любой из нас, явившись туда с соблюдением этикета, встретит надлежащий прием, наши тайные агенты возвращаются оттуда с полезной информацией – но сохраняется впечатление, будто там идет вторая, скрытая жизнь.

– А на чем это впечатление основано? – спросил Сварог.

– На чутье, – бледно улыбнулся лорд Тигернах. – На интуиции. Так опытный моряк по цвету неба предсказывает будущий шквал, хотя не в состоянии объяснить словами, что его гнетет…

– Мы в любой момент можем смести Горрот до последней былинки, – продолжал Гленор. – Но для этого нет веских, законных оснований. То, что Горрот расположен на землях, где когда-то обитал сильнейший из черных магов древности, известный как король Шелорис, – еще не основание.

Стандартные процедуры никакой черной магии там не выявили. А интуиция Мистериора, да простит меня Тигернах, – чересчур зыбкий юридический фундамент… Далее. Ты не в состоянии проникнуть в тайны иных храмов – и Шагана, и иных братств Единого, взять хотя бы братство святого Роха.

Утешение одно – мы твердо знаем, что эти тайны не служат силам зла. Шаган каким-то чудом остановил на своих рубежах Глаза Сатаны…

– Постойте, – сказал Сварог. – Там, в Пограничье, были люди Стахора…

– Эти мелочи вы потом обсудите с Гаудином. Мы же сосредоточимся на более серьезных проблемах. В конце концов, места, где бессильно наше могущество, не особенно нас беспокоят – это всего лишь мелкий укол для самолюбия. При необходимости сможем обрушить туда такую мощь, что любые опасения заранее беспочвенны… – Он помолчал, словно собираясь с духом. – Сейчас нас должно занимать одно – Глаза Сатаны. Ваш рассказ об одном из них, обернувшемся человеком, сам по себе мог бы переполнить чашу терпения, однако… Произошло нечто страшное, лорд Сварог. Два дня назад, близ рубежей Пограничья, на занятой Глазами Сатаны территории сбит боевой брагант…

– Ваш? – задал Сварог идиотский вопрос и тут же пожалел.

– Наш, разумеется. Ни у кого, кроме Империи, нет боевых летательных аппаратов… Брагантов было три. Когда первый вдруг рухнул и остальные пошли на помощь, один из пилотов успел передать, что хотел предварительно обстрелять Глаза Сатаны – там были пулеметы с серебряными пулями, – но оружие отказало. Потом связь прервалась. Точного места катастрофы никто не знал, пришлось искать…

– Я поднял по тревоге эскадрилью Серебряной бригады, – сказал Фронвер. – Это серебряные машины, оснащенные всем необходимым для действий против нечистой силы или черной магии. Случаи, когда их бросали в бой, можно пересчитать по пальцам одной руки. Конечно, они оказались на высоте. Они отыскали место катастрофы, уничтожили там все шары на поллиги вокруг, сели и забрали трупы… одиннадцать человек, убитых неизвестным образом. Десять антланцев и один лар, лорд Кадор.

– Это, конечно, самое тягостное… – сказал Сварог.

– Бросьте шутить! – Гленор почти кричал. – Речь даже не о сословных предрассудках… Дело не в огласке. Впервые сбиты наши боевые машины, понятно вам? Мы ни в чем теперь не можем быть уверены. Мы привыкли считать их мыльными пузырями, опасными лишь для обитателей земли. Придется наспех принимать колоссальные меры предосторожности. Я говорил с канцлером. Положение щекотливейшее, все здесь присутствующие это подтвердят.

Теоретически мы способны уничтожить Глаза Сатаны в считанные минуты. Можно обрушить такой ливень серебряных стрел, что вся земля, занятая сейчас Глазами Сатаны, будет усыпана серебром по щиколотку. Но едва об этом зашла речь, канцлер подвергся сильнейшему давлению со стороны Магистериума (при слове «Магистериум» Тигернах выпрямился и поджал губы). Наши высокомудрые ученые категорически против уничтожения не исследованного ими до конца феномена, чью причастность к силам зла они столь же категорически отметают. Позиции Магистериума в Тайном Совете и Палате Пэров нельзя назвать слабыми… Я с большим уважением отношусь к науке, но с горечью вынужден признать, что Магистериум, скажем честно, превратился в огромный склад бессистемно сваленной информации, и его сотрудники видят смысл жизни исключительно в тупом, бездумном накоплении знаний. Они трясутся над своим капиталом, как банкиры Балонга – над набитыми золотом подвалами Круглой Башни. Я искренне удивлен, почему лорд Кримтон до сих пор не поседел…

– Потому что стараюсь сохранять хладнокровие, общаясь с этой компанией, – усмехнулся Кримтон. – Но за будущее ручаться не могу, так что вскоре вы и в самом деле можете увидеть меня седым, Гленор… Все так и обстоит, лорд Сварог. Магистериум требует, чтобы никаких крупномасштабных операций не предпринималось, ибо им необходимо продолжить изучение Глаз Сатаны, чтобы наука не понесла невосполнимой утраты…

– А не может ли это объясняться… – неуверенно начал Сварог.

– Тем, что среди них оказались люди Князя Тьмы? – без улыбки закончил за него Гленор. – Выдвигалась такая версия. Но мы, мне кажется, выявили всех… Что обостряет ситуацию. Гораздо легче изобличить и схватить чужого агента, нежели переубедить фанатика, уверенного в своей правоте и не желающего понять, какой вред он приносит. Итак. Мы располагаем всеми техническими возможностями уничтожить Глаза Сатаны, но этому препятствует сложный клубок интриг. Против такого решения выступает не только Магистериум, но еще и те, кто считает, что нелишним будет сохранить на какое-то время Глаза Сатаны как средство давления на государства земли.

Эти силы способны как провалить голосование в Палате Пэров, так и помешать чистотехнической стороне операции. Смешно и стыдно вспомнить, но в свое время появление Глаз Сатаны послужило еще и поводом для очередной грызни за власть и посты. Так уж устроен человек – даже если планета вдруг станет рассыпаться на кусочки, кто-то обязательно использует это как повод в интригах против начальника… И еще. Там действительно опустилась вимана, вернувшаяся из межзвездной экспедиции с мертвым экипажем. Первое время полагали, что она завезла эту нечисть на борту. Потом оказалось, что все гораздо сложнее. Там, где она села, есть Ворота…

– Вроде тех, сквозь которые я попал на Сильвану? – спросил Сварог.

– Именно. История Ворот запутанна и загадочна. До сих пор ничего почти неизвестно. Когда-то их имелось немало, они либо соединяли планеты, либо вели в совершенно неизвестные миры. Но после Шторма перестали действовать, и о них остались только легенды. Несколько недель назад Ворота, сквозь которые вы угодили на Сильвану, вдруг открылись. Ничего серьезного, мы полностью контролируем ситуацию. Ничего страшного не произойдет, если корабли царицы Коргала немного попиратствуют на Ителе…

Между прочим, демон, которого освободил неумышленно Бори, если верить древним легендам, как раз и открывал иные Ворота. Но и здесь ничего страшного не произошло. Демон на свободе, мы за ним присматриваем пока, однако никаких новых Ворот не открылось…

– Или мы не обнаружили пока открытия новых Ворот, – сказал Гаудин.

– Ну, это вопрос времени… Так вот, лорд Сварог. Глаза Сатаны идут через Ворота, и этому как-то способствуют действующие до сих пор бортовые агрегаты виманы. Это еще одна из причин, по которым Магистериум возражает против крайних мер. И здесь я впервые готов признать его правоту. В этом именно пункте. Кто знает, какую катастрофу можно вызвать, бросив в бой технику… Нам пришлось обратиться к опыту прошлого.

– Когда все прочие средства были признаны бесполезными, – бросил маг.

– Да, именно, – с застывшим лицом произнес Гленор. – Лорд Тигернах, вам необходимо наше покаяние? Извольте. Мы в тупике. Мы чересчур доверяли науке и технике. Мы перестали верить в существование Господа и Князя Тьмы и вернулись к этой вере не по велению души, а оказавшись припертыми к стене… Добавьте сами столько обвинений и прегрешений, сколько вам будет угодно, обличайте и мечите молнии праведного гнева… Но что этим исправишь? Мы выросли такими, нас такими воспитали. Я и теперь, признаюсь честно, не могу назвать себя истинно верующим – очень уж мы привыкли, что религия – удел невежественных обитателей земли… Упрекайте и клеймите нас, пока не сорвете голос… если считаете, будто этим что-то исправите.

Стоит ли? Быть может, предпочтительнее забыть прошлое и постараться спасти настоящее?

– Я не собираюсь никого порицать или упрекать, – сказал маг. – Но поймите, слишком мучительно было видеть, как вы уходите все дальше по дороге, ведущей в никуда. Наши предки так и умерли, никого ни в чем не убедив…

– Прошу вас, оставим это, – сказал Гленор. – Потом, если хотите, я посыплю голову пеплом, надену сандалии и пройду пешком к храму святого Роха через весь континент… Я серьезно. Если покаяние хоть что-то искупит…

– Это вы сами для себя решите, – ответил маг. – Лорд Сварог, теперь, мне думается, вы получили кое-какое представление о возложенной на вас миссии…

– На меня?!

– Вспомните Кодекс Таверо. И пророчество о Сером Рыцаре и Принцессе Длинной Земли, Златовласой Привратнице…

– Помню, – сказал Сварог. – Однако мне говорили, будто не все пророчества Таверо исполнялись…

– Верно. Однако сбывшихся достаточно, чтобы относиться к Кодексу серьезно. Не могу сказать, что безоговорочно отождествляю вас с Серым Рыцарем, иначе – Серым Ферзем. Но очень уж многозначительны совпадения, и это вселяет надежды… Лорд Кримтон, кажется, приготовил какие-то научные объяснения?

– Скорее – научные гипотезы. Межзвездные виманы в свое время были снабжены дополнительными системами защиты. В иных случаях иные системы корабля мог отключить лишь определенный член экипажа, на чьи параметры организма они настроены. Совпадения крайне редки, но встречаются чаще, чем одинаковые отпечатки пальцев у двух разных людей. Если допустить, что Делия обладает теми же «параметрами ауры»… Термин совершенно не научный – но научный занимает добрых две строчки и состоит из прямо-таки непроизносимых терминов…

– Я, со своей стороны, назвал бы это промыслом божьим, – сказал маг.

– Но суть важнее, чем любые слова…

– Вообще-то это авантюра, – сказал Сварог.

– Жуткая, – с застывшей улыбкой кивнул Гленор. – Если вы согласитесь, пойдете один… или вдвоем. С минимумом снаряжения, без всякой поддержки и прикрытия. Скрываясь и от людей из противостоящего лагеря, и от службы Гаудина. То, что вам предстоит совершить, вполне отвечает понятию «сделать невозможное». Но другого выхода нет. Что скажете?

Сварог молчал. Перед глазами у него всплыло злое и отчаянное лицо князя Велема. Потом он увидел сожженный в пепел Фиортен.

– Я не говорю, будто я – противник авантюр, – сказал он. – Но кое-что меня смущает. Значит, я должен явиться пред светлые очи принцессы Делии Ронерской, с обаятельной улыбкой предложить ей оставить богатый и уютный папин дворец, чтобы отправиться со мной в путешествие, где на каждом шагу можно потерять голову? А если она пошлет меня ко всем чертям? Если она вовсе не мечтает спасти человечество? Если она эгоистка или просто трусиха?

– Конечно, – сказал Гаудин. – Но знаете, есть благоприятствующие моменты. Дело даже не в том, что внизу сохранились стойкие традиции рыцарских подвигов. Суть крайне меркантильна. Перед обитателями земли еще не встала вплотную проблема перенаселенности, но ее приближение наиболее опытные политики чувствуют давно. Количество крестьян, которые не могут дробить до бесконечности наделы, горожан, не имеющих работы, отпрысков благородных родов, обреченных майоратом на нищету, подходит к критической точке. Земля понемногу истощается, как ни спасайся трехпольем. Вот вам оборотная сторона теплого, стабильного климата, позволяющего собирать два урожая в год. Там, внизу, этого еще не понимают во всей полноте, но начинают осознавать угрозу и облекать ее в четкие формулы… Территории, занятые Глазами Сатаны, – это бывшие королевства Хорен, Демур и Коор. Вы знаете, что такое реке патримон?

– Да, – сказал Сварог.

– Отлично. С точки зрения земного права, эти земли ничьи. Лоран потерял права на нынешнее Пограничье, убрав оттуда свою администрацию.

Тот, кто изгонит нечисть, автоматически получает права на три королевских короны. И, если только у него хватит сил удержать обретенное, может еще со спокойной совестью присоединить и Пограничье, и Ямурлак – Ямурлак, откровенно говоря, больше не опасен, его можно вычистить от остатков тамошней нечисти силами любого из земных королей. Лорд Сварог, если вы изложите Конгеру Ужасному наши планы, он выслушает вас крайне внимательно… А если вернетесь живым, воздвигнет вашу золотую статую на главной площади столицы. Возможно, даже конную. С поверженным драконом у ног, что-нибудь этакое символизирующим… Не уверен насчет статуи, но не сомневаюсь, что вам окажут самый радушный прием. Это не столь уж авантюрное предприятие. Главная трудность – ступив на занятую Глазами Сатаны землю, добраться до виманы. К сожалению, мы не можем запрашивать у Магистериума никакой информации о вимане, они моментально заподозрят… Лучше всего вам плыть с Делией в Шаган. Там можно найти помощь. Единственный шанс, зыбкий, проблематичный, но другого попросту нет. Иначе – смута с непредсказуемыми последствиями…

Сварог вдруг понял, что герцог выглядит не столь надменным, сколь невероятно уставшим.

– Хорошо, – сказал он. – Я всю предшествующую жизнь мечтал когда-нибудь спасти человечество. А совать голову в львиную пасть – мое любимое развлечение с детских лет. И колыбель моя висела над самой клеткой льва… Но вы гарантируете, что памятник будет непременно конный и непременно с драконом? Золото не столь существенно, я согласен и на бронзу…

Глава 2 НАПАРНИЦА С МЕЧТОЙ О ГЕРБЕ

– Как вы думаете, я держался не особенно хамски? – спросил Сварог. – Они, часом, не рассердились?

Гаудин хмыкнул:

– Им некогда злиться. Они ушли от канцлера весьма удрученными…

– А канцлер знает?

– Он – канцлер. Второе после императрицы лицо.

– И что?

– Сейчас он еще не знает, знает он или нет. Понимаете? Когда все окончится удачей… или поражением, тут-то и настанет время канцлера. С самого начала одобрившего дельный план или слыхом не слыхивавшего об этой авантюре…

– Это и называется большой политикой?

– Ну да, – хладнокровно сказал Гаудин. – Именно политика, именно большая. И я не стал бы в чем-то упрекать канцлера. Таков уж его пост – балансировать меж лагерями, кликами и сторонами, опекать юную императрицу, мирить, насколько возможно… У него хватает забот. Империя, пышно именуемая Империей Четырех Миров, скажем откровенно, контролирует только две планеты, на которых хватает сложностей…

– Да? – жадно спросил Сварог. – А что с двумя остальными планетами?

– Вам это сейчас совершенно ни к чему знать.

– Слушаюсь.

– Не обижайтесь. Ну к чему вам сейчас еще и это?

– Ладно, я знаю свой шесток, – сказал Сварог. – Лучше скажите – удалось выяснить что-нибудь насчет загадок, сопровождавших… экспедицию капитана Зо?

– Очень немногое. Описанного вами странного ружья мы так и не нашли. Но пулемет отыскали. Очень похоже на работу гномов. Сами они ничего не в состоянии были изобретать, так уж сложилось, – зато с небывалой изощренностью совершенствовали изобретенное людьми. Пулемету не больше трех лет, возможно, последние поселения гномов еще сохранились где-то…

Но остальное – сплошной туман. Мы нашли два десятка трупов этих странных воинов в плащах из горротского флага. Их косили из пулеметов в упор, вместе с верховыми ящерами, зрелище омерзительное… Кто это сделал и при чем тут Стахор, неизвестно. Я начинаю верить, что прав был Борн – кто-то подставил Гарпага, чтобы освободить демона. Кстати, этот ваш демон Ягмар, хранитель Ворот, традиционно считался фигурой вымышленной. Я обложился ветхими свитками, штудирую легенды и предания, пытаюсь доискаться, что еще, помимо демона Ягмара, может оказаться не древней мифологией, а правдой. Не самое приятное занятие. Мороз пробирает, стоит представить, что Балор, к примеру, и в самом деле до сих пор спит где-то в пещере…

– Это еще кто?

– Очаровательная тварь. По легендам, у него был только один глаз, зато его огненный взгляд испепелял целые армии и сжигал дотла города…

Хотите почитать?

– Вы же сами сказали – не стоит забивать голову перед серьезным делом, – буркнул Сварог. – Просветите лучше – в самом деле летописи древних времен уничтожены почти начисто, на девять десятых, или это очередное вранье и в ваших библиотеках есть все?

– Увы… О Морских Королях, например, вы не отыщете ни одной достоверной строчки, хотя они существовали, несомненно. Так и со многим другим. Одни предания и сказки. И мы здесь ни при чем. Ну, почти ни при чем. Любой умный король старается прополоть древние библиотеки, как грядку с морковкой. С тех пор как обнаружили, что бумага и пергамент удивительно быстро вспыхивают, это их качество использовали без зазрения совести… Вы знаете, многие, как и я, уверены, что нашим далеким предкам вообще не стоило поселяться на этой планете, – добавил он без всякой связи. – Но это произошло так давно, двигавшие ими мотивы нам неизвестны… Пойдемте. Я вас познакомлю с моим человеком, отвечающим за Ронеро, а потом – с одной юной дамой, которая вас будет туда сопровождать.

Сварог, уже шагнув следом за ним к двери, остановился от удивления:

– Дама? Да еще и юная?

– Помощница вам не помешает.

– Но…

– Поверьте мне на слово, эта юная дама кое в чем превосходит мужчин.

– Ну, коли так… – проворчал Сварог, вспомнив Коргал. – Другое дело, конечно, и вообще…

Лорд Брагерт, несший на широких плечах тяжкий груз ответственности за Ронеро, оказался рыжим, молодым и веселым до легкомыслия. У Сварога даже создалось впечатление, что это мальчишка, упоенно играющий в сыщиков-разбойников. Но дело свое он знал неплохо – обстоятельно и подробно инструктировал Сварога, то и дело зажигая украшавшие его кабинет многочисленные экраны, чтобы наглядно все проиллюстрировать (Сварогу чертовски хотелось обойтись без мнемограмм, без этих знаний, насильно впихнутых в мозги, словно сало в шпигованного зайца, – и Гаудин после недолгого раздумья пошел навстречу).

– А теперь – гвоздь программы, – сказал Брагерт крайне торжественно.

Он сидел на мраморном подоконнике и безмятежно болтал ногами, игнорируя укоризненные взгляды Гаудина. – Проникнитесь серьезностью минуты, лорд Сварог. Ее высочество принцесса крови и наследница трона, очаровательная Делия Ронерская! Вступают фанфары!

Никакие фанфары, конечно, не вступили. Брагерт величественно простер руку. Сварог снова не угадал, который из экранов вспыхнет. Пришлось развернуться вместе с вертящимся креслом.

– Прекрасна, не правда ли? – гордо спросил Брагерт с таким видом, словно это он создал на свет сие очаровательное создание.

– Да… – сказал Сварог.

Она была прекрасна, золотоволосая и сероглазая. Разумеется, это оказался не портрет, а украдкой сделанный снимок, цветной и объемный, понятное дело. Делия словно бы смотрела на них из окна – вернее, это они словно бы стояли у окна, а она, превращенная злым волшебником в статую, смотрела в их сторону чуть надменно и чуть лукаво – черный конь в темно-вишневой, шитой золотом сбруе, алый кафтан, синий гланский берет с красным пером, голова гордо поднята, золотые пряди струятся по плечам, руки в вышитых перчатках уверенно держат повод. Настоящая принцесса из сказки, способная десятками разбивать сердца и вдохновлять на немыслимые подвиги.

– Последняя королевская охота в Бритмилле, месяц назад, – сказал Брагерт. – На кабанов они охотятся по старинке – верхом, с пиками, мы у них давно переняли эту забаву, прекрасное и азартное занятие. Попробуйте как-нибудь на Сильване. Девушка с характером, не правда ли? Это вам не жеманница времен рафинированной Аурагельской династии…

– Характер чувствуется, – кивнул Сварог.

– Умна, образованна, немного гордячка, но это – фамильное. Кровь Баргов да вдобавок бабушка из Горрота… Любовник – лейтенант гланского гвардейского полка, не первый любовник в ее молодой жизни, однако должен подчеркнуть, что на фоне царящей при тамошнем дворе легкости нравов очаровательная Делия выглядит едва ли не святой. Ибо никогда не имела двух любовников одновременно и новый роман заводит, лишь подведя черту под предыдущим. Мне это в женщинах нравится. А вам?

– Да, пожалуй, тоже, – сказал Сварог.

– Надеюсь, и тамошняя легкость нравов придется вам по вкусу. Нельзя же работать круглые сутки? Крайности, понятно, оставим другим. Вроде вот этого, – он зажег экран. – Благообразная морда, верно? Герцог и министр. Предпочитает весьма юных девочек. А этот, для разнообразия, мальчиков. Вот эта милейшая герцогиня, извольте полюбопытствовать, пять лет назад предлагала совсем в ту пору молоденькой Делии полмиллиона ауреев золотом за одну ночь. Ну, когда герцогиню при большом стечении публики разорвали лошадьми на Монфоконе, герольды, понятно, объяснили народу, что герцогиня учинила государственную измену, хотела продать порты соседям, волхвовала на фарфоровое блюдце и восковые фигурки… Такое редко случается. Нельзя приставать к принцессе со всяким противоестественным непотребством – а в остальном полная свобода, если потихоньку и без огласки… Конгер – человек умный. Снисходительно позволяет приближенным тешиться маленькими слабостями – зато, если возникнет необходимость срочно лишить кого-то головы, повод не нужно долго искать и мучительно выдумывать… Одним словом, равенский двор – тот еще зоопарк. Но, я уверен, Делия, когда вскоре настанет ее время, сможет взять его в руки.

– Вскоре? – поднял брови Сварог. – Королю, как вы только что сказали, едва за пятьдесят, и он, по-моему, мужик крепкий…

– Да у него рак печени, – безмятежно сказал Брагерт. – Самое большее через месяц он сляжет, а там пойдет быстро… Об этом еще не знает ни он сам, ни его лейб-медики – но мой-то врач знает… Случается, в таких случаях канцлер приказывает нам помочь врачами и лекарствами. Но Ужасному он что-то не намерен помогать…

– Почему?

– Высокая политика, – пожал плечами Брагерт. – Как специалист по Ронеро, могу строить версии – на мой взгляд, канцлеру не по вкусу чересчур тесное сближение Ужасного со Снольдером. Канцлер предпочитает властвовать, разделяя. А Делия терпеть не может Снольдер – ее стародавние распри больше волнуют, чем отца, она по молодости лет не политик… Что означает в будущем соответствующую смену сановников и ориентации…

Сварог взглянул на Гаудина. Тот оставался невозмутим. Интересно, есть где-нибудь во Вселенной места, где слова «высокая политика» и «дерьмо» – не синонимы? Ох, вряд ли…

Брагерт сказал:

– Если вы ждете от меня каких-то обобщений – могу сказать, что Ронеро не лучше и не хуже всех прочих государств. И потому, мысля глобально, не так уж и важно, под чью корону угодят три королевства… Признаться, я охотно отправился бы с вами в Равену. Так и не успел в свое время исследовать знаменитые столичные подземелья. Второй подземный город, лабиринты, катакомбы, где-то в глубине смыкающиеся с подземельями, построенными еще до Шторма, – кладезь тайн и открытий…

– Это лорду Сварогу вряд ли понадобится, – сухо сказал Гаудин. – Не думаю, чтобы у него нашлось время лазать по подземельям. Особенно тем, что построены еще до Шторма. У него хватит своих опасностей.

– Кого вы ему даете?

– Мару.

Брагерт присвистнул и сделал большие глаза:

– Я вас поздравляю, лорд Сварог. Вас ждут незабываемые впечатления.

– Ветрогон, конечно, – сказал Гаудин Сварогу в коридоре. – Но других к нам и не заманишь… Сюда, прошу вас. Познакомитесь с будущей напарницей.

Войдя первым, Сварог недоуменно огляделся. Никакой дамы в комнате не обнаружилось – в кресле сидела лишь девчонка лет четырнадцати, с темно-рыжими волосами и темно-синими глазами. Костюм на ней был темно-коричневый, мужской – такой носят слуги в замках. Но, пожалуй, все же не горничная – волосы подстрижены по-мужски коротко, едва прикрывают уши, а глаза чересчур дерзкие и уверенные даже для балованной служаночки.

– Проходите, – Гаудин легонько подтолкнул его в спину. – Знакомьтесь. Это и есть Мара, ваша напарница. Мара, это лорд Сварог, твой командир.

Девочка встала и, вытянувшись по-военному, коротко поклонилась Сварогу. Теперь она походила на смазливого кадета.

Сварог растерянно обернулся к Гаудину:

– Это что, розыгрыш какой-то?

Гаудин усмехнулся одними губами:

– Представьте, не один человек простился с жизнью, потому что был настроен столь же несерьезно, как вы сейчас…

Мара смотрела на Сварога серьезно, не без дерзости.

– Нет, ну как это… – пожал он плечами.

– Встаньте к стене, – сказал ему Гаудин. – Вот так. – Достал из воздуха длинную серебряную шпильку, протянул Маре и что-то шепнул.

Девчонка подняла шпильку перед собой в вытянутой руке, держа двумя пальцами за середину. Выпустила. Глядя Сварогу в глаза, поддала в падении носком черного башмака.

Над ухом Сварога глухо стукнуло, скосив глаза, он обнаружил, что шпилька торчит в резной панели впритирку к его виску. Это впечатляло.

– Вам, понятно, метательное оружие ничем не грозит, – улыбнулся Гаудин. – Но житель земли был бы уже мертв… Попробуйте ее взять, лорд Сварог. Просто скрутить. Но предупреждаю: всерьез, в полную силу.

Сварог отстегнул меч, поставил его в угол и двинулся вперед, чуть расставив руки, готовый мгновенно уйти в защитную стойку. Подошел так близко, что отлично мог рассмотреть нос в веснушках и густые ресницы.

Девчонка, глядя ему в глаза, едва заметно напряглась. Сварог прищурился, сделал еще шаг.

Он так и не успел заметить ее броска. Только что стояла у стены – и вдруг ее там не стало.

На него налетел вихрь, и комната вздыбилась, выбив пол из-под ног.

Когда его оставили в покое, он обнаружил себя лежащим в углу, позорно распластанным в нелепой позе. Вскочил. Девчонка стояла в прежней позе стойкого оловянного солдатика, только глаза чуть заметно смеялись.

– Попробуете еще? – любезно предложил Гаудин.

– Нет, спасибо, – Сварог сердито отряхнулся. – С меня довольно. Верю. Скажите, а она вообще-то живая? Настоящая?

У него возникло стойкое убеждение, что Гаудин про себя покатывается со смеху.

– Мара, покажи лорду Сварогу, что ты настоящая, – невозмутимо сказал Гаудин.

Клятая девчонка, покачивая бедрами, походкой манекенщицы подошла к Сварогу почти вплотную, закинула голову, приоткрыла рот, провела языком по губам и, прищурившись, послала ему столь зазывный и чарующий взгляд, что Сварога поневоле проняло, и всерьез. Она медленно подняла руки и сомкнула запястья у него на шее. Сварог с некоторой опаской отвел ее руки и мог бы поклясться, что Гаудин фыркнул под нос.

– Она живая и настоящая, – сказал Гаудин. – Когда-то мы пережили краткий период увлечения роботами и думающими машинами, но все кончилось серией весьма неприятных и печальных инцидентов, о которых мы как-нибудь поговорим за бокалом вина у камина… Когда случится спокойный вечер. Мара, подожди в коридоре.

Она бесшумно вышла. Сварог покрутил головой.

– Вот так, – сказал Гаудин. – Есть на Сильване одно отсталое племя. До сих пор по праздникам приносят своему идолу в жертву новорожденных.

Хорошо хоть не убивают, просто оставляют возле истукана. Ну а мы их незаметно забираем. И некоторые попадают в нашу школу, где учат долго и старательно. Многие годы. И вырастают идеальные убийцы, лазутчики, телохранители, бойцы. Не смотрите на меня так. Они бы все равно умерли, оставь мы их там. А в школу мы отправляем одного из сотни, только тех, кто предрасположен к такому именно ремеслу, – есть способы определить безошибочно…

– М-да.

– Поверьте, безопаснее сцепиться с десятком Вольных Топоров, чем с этой девочкой.

– Да нет, я верю…

Гаудин поморщился:

– Лорд Сварог, умоляю вас, постарайтесь без слюнявой лирики… Ход ваших мыслей ясен: вам мерещится, что достаточно показать ей зверюшек в зоопарке, подарить куклу или почитать сказочки… Не уподобляйтесь сентиментальной старой даме. Лучше и не пробовать, все равно ничего не выйдет, это недвусмысленный приказ. Она не моральный урод и не чудовище – всего-навсего живет той жизнью, для которой создана. Разумеется, в ее личности осталось что-то от обыкновенного ребенка, но это еще и боевая машина с дюжиной покойников на счету. Вы для нее – командир, король, повелитель. Постарайтесь побыстрее с ней поладить. Наши люди успели привыкнуть к таким напарницам и напарникам, вам же придется учиться на ходу. Зато я буду за вас спокоен – если можно в этом деле оставаться спокойным, конечно. Итак, приказы не обсуждаются?

– Не обсуждаются, – хмуро сказал Сварог.

– Прекрасно. Я понимаю, что именно вы станете подсознательно беспокоиться за нее, – но это пройдет после первой же стычки, когда вы увидите ее в работе. Вы…

Быстро вошел Брагерт, глянул вопросительно.

– Докладывайте, – сказал Гаудин.

– Последнее сообщение из Равены. Сегодня ночью в королевском дворце произошло что-то вроде короткой стычки. Подробности пока неизвестны. Убиты несколько гвардейцев из охраны Делии. Сама она цела и невредима, ее видели утром. Вы велели докладывать обо всем…

– Хорошо, идите, – Гаудин задумчиво потер лоб. – Вот так и живем, лорд Сварог, – извольте теперь гадать, то ли это покушение на принцессу, то ли ночная жизнь дворца, никогда не блиставшая благонравием… Забирайте Мару и отправляйтесь к себе в замок. Вечером я за вами прилечу. Спустим вас в Снольдере поблизости от одного из портов, сядете на пароход, поплывете в Ронеро… Ступайте. Не обижайте Мару.

– Вот уж что мне в голову не придет… – искренне сказал Сварог, вспомнив беззвучный вихрь, швырявший его с потолка на стены.

Он вышел. Мара тут же поднялась со светло-коричневого дивана у стены и молча пошла рядом, стараясь попадать в ногу, украдкой косясь на него снизу вверх.

– Ну что ж, прелестное дитя… – сказал Сварог, ломая голову, как же с ней держаться. – Скажи-ка, куском теста человека можно убить?

– Запросто, – она едва заметно улыбнулась. – Сначала…

– Избавь от подробностей. Тебе уже объяснили, что мы будем делать?

– Да.

– И как ты к этому относишься?

Она дернула плечом:

– Приказ есть приказ. Вы командир.

– Ты.

– Нет, командир вы.

– Ты не поняла. Предлагаю перейти на «ты».

– Есть.

– А тебе самой как больше нравится?

– Все равно.

– Стой, – сказал Сварог, и она послушно остановилась. – Это правда, что ты сейчас подумала: «И чего ты такой дурак?» Приказываю отвечать.

– Если приказываете, то что-то вроде я и подумала…

Сварог откровенно, не таясь, почесал в затылке:

– Послушай, прелестное дитя, как бы нам побыстрее найти общий язык? Чего ты не любишь?

– Когда мне рассказывают сказки с таким видом, словно отчего-то решили, что я не читала ни одной. Когда ко мне относятся несерьезно, – она запнулась, но все же закончила с непроницаемым видом:

– Когда меня называют «прелестное дитя».

– А что ты любишь? Три-четыре позиции хотя бы.

– Летать по воздуху. Охотиться на кабана. Шоколад, горький. Мужчин, которые мне понравятся, – она дерзко глянула Сварогу в глаза. – Да.

– Что – «да»?

– Отвечаю на твой последний вопрос.

– Это какой?

– Который ты не стал задавать – нравишься ли ты мне.

Сварог едва не подавился смехом, но справился:

– Послушай, а если я сейчас заржу, это будет означать, что я отношусь к тебе несерьезно?

Мара впервые задумалась:

– Наверное, да…

– Тогда не буду, прелест… тьфу, Мара. Или ты предпочитаешь, чтобы к тебе обращались как-то иначе?

– Мне нравится, когда меня зовут «кошка».

– Тебе удивительно подходит, – сказал Сварог.

– Я знаю.

– И подразумевается, конечно, не домашняя мурлыка, а?

– Конечно, – мимолетно улыбнулась Мара.

– А мечта у тебя есть, кошка?

– Конечно. Я мечтаю заслужить дворянство. Это невероятно трудно, но иногда удается, за особые заслуги трону… Тогда я сама смогла бы составить себе герб. Я бы взяла дикую кошку. Золотую. На синем.

Вот сейчас это и впрямь была мечтавшая о кукле девочка. Почти что.

– Считай, тебе невероятно повезло, – сказал Сварог. – Останусь тобой доволен – получишь дворянство.

Мара грустно сморщила нос:

– Одна императрица может возводить в дворянство.

– Это здесь, – сказал Сварог. – Я ведь еще и барон там, внизу, в Пограничье. Взаправдашний вольный ярл, каковой имеет право возводить в дворянство.

Она остановилась, обернулась, разинув рот, словно ребенок перед витриной кондитерской, уставилась широко раскрытыми глазищами:

– Что я должна сделать?

Сварог с удивлением понял, что и в самом деле стал во мгновение ока господином, командиром и повелителем. Чуть смущенно пожал плечами, подтолкнул ее к распахнувшейся двери виманы:

– Да господи, ничего. Пошли. Когда вернемся, получишь дворянство. Ни за что, просто так. Обещаю.

«Не каркай, дубина, не каркай, – зло и тоскливо подумал он. – Ты вернись сначала. Барон, так твою… Ладно, пусть у нее уже сейчас будет герб, потому что детям не следует играть в такие игры, и коли уж их затянуло в эту чертову мельницу, не тобой устроенную, пусть у одного хотя бы будет кукла…»

Он не врал девчонке ни капельки – согласно законам Империи, оставался полноправным вольным ярлом, имеющим право возводить в дворянство, равно как и лишать такового (а также другие права и привилегии, см. Латеранское уложение которого-то года…). Когда он вернулся из Харлана, к его превеликому удивлению, самым серьезным и сложным предметом обсуждения стало как раз нечаянно свалившееся на него баронство, к которому департамент герольдии отнесся более чем серьезно. Почтенные старцы из капитула, оставив все прежние дела, совещались четыре часа без отдыха и перекуров – в присутствии подыхавшего от скуки Сварога, понимавшего из их разговоров не более одной десятой. Когда он, озверев, заикнулся было, что, в общем, не претендует на нежданный манор и готов отречься, старцы удивленно воззрились на него, дружно бормоча что-то о легкомысленной молодежи, не уважающей традиций. И упоенно продолжали диспут, плавно переходящий в свару и обратно. От тоски Сварог понемногу стал их понимать.

С одной стороны, прецедентов прежде почти не случалось. С другой – традиции должны быть соблюдены. Вокруг этих двух тезисов и крутилось все.

Рехнуться можно было от параграфов, забытых имен, ссылок на императорские указы и исторические примеры, которыми щедро осыпали друг друга сановные старцы, похоже, впервые за несколько сот лет столкнувшиеся с чем-то по-настоящему увлекательным. Наконец большинством голосов решено было не отдавать столь занимательную игрушку Палате Пэров и Тайному Совету, а разобраться своими силами – чтобы было что вспомнить и рассказать внукам… После второго голосования старцы, опять-таки большинством голосов, постановили, что лорд Сварог, граф Гэйр, лейтенант лейб-гвардии и камергер, имеет право отныне присовокупить к своим титулам еще и «барон Готар» – со всеми вытекающими отсюда правами и вассальными обязанностями по отношению к Императрице Четырех Миров.

А коллизии, буде таковые возникнут, станут разрешаться тем же департаментом герольдии, истосковавшимся по настоящему делу…

– Ты не шутишь? – настойчиво спросила Мара, сбив его с мысли. – Обещаешь?

– Тьфу ты, – сказал Сварог и, не раздумывая, потащил меч из ножен. – А встаньте-ка вы на колени, любезная моя. – И прикоснулся концом клинка к ее плечу. – Я, барон Готар, в силу данной мне власти и согласно древним традициям, жалую вас дворянством, дабы вы несли это высокое звание с честью и в час развлечений, и в час испытаний… Ну вот и все, можешь встать, кошка. Сочиняй герб.

Ее глаза сияли таким счастьем, что Сварог, которому доставить ей это маленькое удовольствие было не труднее, чем выкурить сигарету, почувствовал себя крайне неловко – словно перевел старушку через дорогу, а она вдруг принялась совать ему миллион в твердой валюте. Вот и пригодилось для чего-то полезного дурацкое баронство…

Глава 3 ОТЕЦ

Заложив руки за спину, Сварог подошел к мраморным перилам и задумчиво посмотрел вниз. С ярко-зеленой лужайки перед фронтоном замка доносились азартные возгласы и гулкое веселое гавканье. Там схватились две ярких индивидуальности, и коса нашла на камень – Мара пыталась сграбастать Акбара за шкирку или хотя бы коснуться ладонью, но огромный черный пес переигрывал ее на всем поле. Бешено метался вокруг, так, что Мара казалась окутанной черным туманом, и, как бы ни крутилась рыжая кошка в немыслимых стойках и блоках, руки встречали либо пустоту, либо жуткие клыки, щелкавшие рядом с ее пальцами. Она чуть ли не плакала от обиды и злости, но не сдавалась. «Дети», – проворчал Сварог, вернулся в библиотеку и сел за стол, совершенно не представляя, чем ему за столом заниматься.

Вообще-то в доме был порядок. Пес немного скучал, рос не по дням, а по часам, носился по всему поместью, возникая, как обычно, в самых неожиданных местах. Карах прижился в домике дворецкого – в замок он и носа не казал, ссылаясь на какие-то неизбежные сложности в отношениях с фамильным домовым, проистекавшие из непонятных Сварогу древних традиций маленького народца. И набивался сопровождать Сварога в новых путешествиях.

Сварог туманно пообещал – но это было еще до разговора с Гленором и его друзьями. Караха никак нельзя брать с собой в Ронеро. Польза от него там оказалась бы немалая, но как прикажете его замаскировать в огромном городе?

Хуже всего обстояло с Меони. Черт его знает, что с ним такое приключилось после всех странствий, но отныне Сварог относился к девушке, как к младшей сестренке, без капли влечения. Она, явно ожидая другого, ничего не понимала, а Сварог ничего не мог ей объяснить – не получалось, хоть и пробовал пару раз, слова выходили какие-то дурацкие, невнятные и чужие, она обижалась и грустила, стараясь этого не показывать. Вот с Макредом не было никаких хлопот – он добросовестно устроил фейерверк по случаю пожалованного Сварогу ордена, самолично выбрал из слуг управителя и отправил его в Готар и, не моргнув глазом, принял к сведению, что в замке будут обитать отныне хелльстадский пес и ямурлакский домовой. Сварогу казалось даже, что дворецкий гордится всеми выходками и свершениями хозяина – эксцентричность здесь весьма ценилась, а отблеск славы дворянина падал и на слуг.

Пожалуйста, легок на помине – Макред возник в дверях библиотеки, одной рукой держа у груди, строго параллельно полу, массивный серебряный поднос:

– Милорд, личный посыльный герцога Фронвера только что доставил пакет. На словах ему ведено передать: это все, что герцогу пока что удалось раздобыть. Вы должны знать, о чем речь.

– Ну да, знаю, – сказал Сварог. – Девчонка поужинала?

– Еще нет, милорд, она только что прошла в оружейную и забавляется там с фамильной коллекцией. Как вы полагаете, стоит за ней присмотреть, чтобы случайно не поранилась? Все оружие отточено…

– Она не поранится. Не тот ребенок.

– Да, ребенок, я бы выразился, крайне энергичный и своеобразный. Милорд, осмелюсь спросить, не означает ли ее появление, что вы опять собираетесь… путешествовать?

– Боюсь, так оно и будет, – сказал Сварог. – Давайте пакет. Можете идти.

Он снял с подноса желтый цилиндрический сверток. Обертка сразу же рассыпалась при его прикосновении в мгновенно растаявшую пыль, оставив на ладони синий стержень с черной головкой – здешнюю видеокассету. Сварог сунул ее в круглое отверстие, придавив пальцем черную головку до упора, коротким мысленным приказом нажал клавишу. Попятился, не оглядываясь уселся в кресло, закурил.

Экран вспыхнул, налился не правдоподобно сочными красками. Молодой человек в светло-сером и алом, снятый сбоку двигавшейся рядом с ним камерой, быстро шагал по аллее, меж двух рядов усыпанных крупными алыми цветами кустов, придерживая меч левой рукой и широко отмахивая правой.

Взглянул прямо в объектив, взмахнул ладонью, словно собирался отдать честь, но передумал в самый последний момент, улыбнулся во весь рот. По улыбке и взгляду Сварог понял: снимает женщина, и отнюдь не чужая.

Сварог застыл с сигаретой у рта.

А фильм продолжается, тот закуривает, держа сигарету до жути знакомо – меж безымянным и средним, а большой и указательный сомкнутый в колечко – вот он стоит, опершись локтем на крышу низкого синего браганта, вот он беседует с кем-то незнакомым, движения размашистые, но четкие, и оттого кажутся отрепетированными, выверенными. Все. Экран вспыхивает беглым мерцающим светом. Сварог вернул запись чуть-чуть назад, остановил кадр.

Вопреки всем ожиданиям, он не почувствовал ни особого удивления, ни потрясения. Был к чему-то подобному подсознательно готов. Возможно, уже догадывался сам, но не хотел облекать догадки в четкие мысли и слова…

Пропавший где-то в Море Мрака лорд Сварог, граф Гэйр. Он же – военный летчик майор Сергей Васильевич Сварог, пропавший без вести где-то над ближневосточными песками, там, где официально словно бы и не было никогда ни его самого, ни друзей, ни их истребителей. Его жесты, его походка, его голос, поворот головы, манера курить и смеяться, стоять, опершись локтем.

Отстраненно, механически Сварог подумал, что все сходится и все объясняется. И то, что отец был сиротой, и то, что случайно встреченный Сварогом полковник, окончивший летное училище в том же выпуске, не помнил среди своих однокашников никакого Сергея Сварога, и даже то, что отец любил мурлыкать под нос совершенно неизвестные мелодии. И его прямо-таки фанатический интерес к астрономии и истории – должно быть, настойчиво искал хоть малейший след, пытался определиться в пространстве и времени…

Понять чужой язык, врасти в чужую жизнь, озаботиться нужными документами, создать биографию и сделать так, чтобы никто никогда не задавал вопросов, – пустяки для мага. Особенно если он оказался в мире, где конкурентов и соперников в колдовском искусстве у него нет.

Безусловно, какое-то время он укрывался где-то, присматриваясь, приглядываясь, изучая. У него была масса времени, ему не грозила ни голодная смерть, ни бдительный участковый…

Означает ли его вторичное исчезновение, что сила, вышвырнувшая его в другое время, в чужой мир, достала и там? Безусловно, на Землю двадцатого века он попал помимо своего желания… Безусловно, к его исчезновению из двадцатого века приложили руку вовсе не земляне.

Сварог в свое время кое с кем встречался, осторожно, на полунамеках поговорил с теми, кого словно бы и не было никогда в Сирии.

Именно потому, что их там словно бы и не было, отцовский «МиГ» искали очень долго и очень старательно. Местные коммандос, обыскавшие огромные пространства, были отнюдь не лопухи и в песках чувствовали себя увереннее, чем дома. Но не нашли ни единого обломочка. И вертолеты вернулись ни с чем. Никакого воздушного боя не было, «фантомы» «вероятного противника» в этом квадрате не появлялись. Перелета к противнику не было.

Просто-напросто еще один из множества самолетов, которые взлетели однажды да так и растаяли в небе, как потом оказалось. Случается, иные находят – через десять, двадцать, полсотни лет. Других, скорее всего, так и не найдут никогда.

В какую же графу занести «МиГ-17ПФ» с сирийскими опознавательными?

Истребитель в тогдашнем тамошнем камуфляже – светло-коричневые пятна вперемежку с темно-коричневыми, на фюзеляже и крыльях – зелено-бело-черные круги с тремя красными звездочками на белом кольце, и на киле – сирийский флаг…

Выключив экран, Сварог встал, прошелся взад-вперед вдоль высоченных книжных полок. Никакой радости – одна вялая грусть, вызванная неразрешимостью загадки. Почему он стал именно военным летчиком? Имело это какой-то смысл и цель?

Резная дубовая дверь тихонько приоткрылась. Вошла Мара, остановилась на пороге и тихо спросила:

– Тебя ждать в спальне?

Сварог подошел к ней, указательным пальцем задрал ей подбородок, заглянул в глаза, прикидывая, что в библиотеке могло бы сойти за розгу.

Она медленно опустила ресницы.

– Знаешь, я не святой, но с женщин натурой никогда не брал, – сказал он. – Даже за дворянство. У меня в Готаре это делается бесплатно.

Она моментально открыла глаза. Видно было, как на юном дерзком личике отражается усиленная работа мысли, в ускоренном темпе сменяют друг друга обида, злость, воинская дисциплина. Сварог с интересом ждал, видя, что она оскорблена в лучших чувствах. Хорошо еще, что она приучена свято соблюдать субординацию, а значит, головой вперед в угол улетать не придется.

Наконец она выпрямилась, как струна, тихо бросила:

– Дурак.

И в мгновение ока бесшумно исчезла в коридоре. Сварог ухмыльнулся ей вслед, не на шутку подозревая, что общение с ним неизбежно повлияет на девчонку в худшую сторону – в том смысле, какого боялся Гаудин. «Вот и прекрасно, – подумал он с чувством глубокого удовлетворения. – Нельзя делать из детей боевые машины, девочки не должны быть идиотскими ниндзями, которых невозможно представить на карусели или хотя бы с мороженым в руке, пусть уж мужики убивают друг друга, у них хорошо получается, насобачились…»

– Прибыла вимана лорда Гаудина, милорд, – сказал появившийся неизвестно когда Макред.

– Прекрасно, – кивнул Сварог. – Отвлеките пса, чтобы не увязался следом. Заприте Караха… Макред, вы, конечно, понимаете, что я улетел на Антлан охотиться на кабанов?

– Не нужно, милорд, – сказал Макред.

– Что?!

– Прежний граф Гэйр всегда улетал охотиться на Антлан, до тех пор пока… Дурная примета. Если вы не возражаете, милорд, почему бы вам не отправиться на пляжи Ракамерати?

– На ваше усмотрение, – сказал Сварог. – Да, Макред… Вы очень удивитесь, узнав, что прежний граф Гэйр – мой отец?

– Я этому ничуть не стану удивляться, милорд, – сказал дворецкий. – Та же походка, тот же голос… Даже, осмелюсь заметить, та же привычка сорить пеплом мимо пепельницы, на ковер, когда вы читаете в библиотеке.

– Вот не замечал.

– Ваш отец тоже никогда не замечал, милорд…

Глава 4 БЕЛЫЙ ПАРОХОД

Предусмотрительно отослав Мару в другую комнату, Гаудин с невозмутимым видом повествовал, поглядывая на Сварога:

– С возведением в дворянство, лорд Сварог, порой случаются любопытнейшие курьезы и казусы. Взять хотя бы короля Гитре из Вольных Майоров. Казна у него была пуста, и никакой надежды пополнить ее не имелось. Тогда он в течение года за приличные денежки возвел в наследные принцы девятнадцать благородных дворян из Гонеро, Горрота и Снольдера. Благо у него и законных наследников не имелось. Естественно, ни один из новоиспеченных принцев понятия не имел, что существуют еще восемнадцать.

Полученные денежки король стал транжирить с таким размахом и фантазией, что уже через два месяца скончался от излишеств. Можете себе представить, что творилось в столице, когда туда примчались девятнадцать наследных принцев и узнали, что их – девятнадцать. С прискорбием должен сказать, что на трон так и не взошел ни один – кто-то из влиятельных баронов объявил себя дальним родственником покойного короля. Правда, у него хватило то ли благородства, то ли благоразумия всего лишь выслать из королевства облапошенных претендентов. Самое смешное, согласно действующему праву они до сих пор сохраняют права на титул наследного принца, все девятнадцать, так что будущая история королевства, боюсь, таит еще немало потрясений…

Но барон Эдис, тоже из Вольных Майоров, переплюнул короля Гитре. Пьяница выдающийся, даже на фоне тамошних нравов. Однажды, после парочки утренних кувшинов на опохмелку, он пришел к выводу,что для его достоинства унизительно править сиволапым мужичьем. И восхотел править исключительно благородными дворянами. Будучи скор в поступках, не стал мешкать и с соблюдением всех правил возвел в дворянство все население своего манора, три тысячи четыреста с чем-то человек.

– А здесь что самое смешное? – без улыбки спросил Сварог.

– То, что не более двух десятков новоиспеченных дворян, обретя золотые пояса, разбежались искать счастья за пределами баронства. Бойкая молодежь, понятно. Остальные почесали в затылках, на скорую руку, как сумели, составили себе гербы, после чего вновь принялись пахать и лепить горшки – жить-то на что-то надо… За такие именно фокусы у владетелей Вольных Майоров и отобрали право возводить в дворянство. Достойно сожаления, что эту меру не распространили и на Пограничье.

– Я уловил ваши тончайшие намеки, – сказал Сварог. – Но, насколько могу судить, не нарушил традиций и законов…

– О, разумеется. Изящно отыскали лазейку, совершив именно то, против чего я вас и предостерегал.

– Вы же сами советовали побыстрее с ней поладить.

– Я и раньше знал, что вы не дурак…

– Спасибо.

– …но были и останетесь мальчишкой, – спокойно закончил Гаудин.

– Я себя, наверно, уже не переделаю.

– Вот это-то и опасно, – вздохнул Гаудин. – Ну хорошо, оставим это. Поговорим о деле. Информации у вас достаточно, а остальное узнаете на месте. Серьезного мага сделать из вас за это время было невозможно, пришлось обучить на скорую руку самым необходимым вещам – до боевого применения коих, искренне хочу верить, не дойдет… Теперь – политика.

Большая политика. Через двадцать девять дней – Новый год. По давней традиции, в последний день старого года канцлер представляет императрице, Тайному Совету и Палате Пэров развернутый доклад о состоянии дел в Империи. И если мы скроем от него историю со сбитыми брагантами… вернее, скрыть не удалось, он и сам уже знает, конечно, но если мы не представим официальную бумагу… Впрочем, если мы ее представим, лучше не станет, получится превеликий шум и долгие дискуссии с непредсказуемыми последствиями. Поэтому Глаза Сатаны должны исчезнуть без следа еще до Нового года. Так что у вас примерно двадцать семь дней. Чтобы попасть во дворец, к Делии, достаточно будет нескольких часов. Плавание пароходом по Ителу до моря и по морю в Шаган отнимет у вас не больше двух недель – погода стоит благоприятная, в это время штормы у берегов континента редки. Времени у вас достаточно. Если все пойдет гладко… – Он помолчал и вдруг признался, сделав над собой некоторое усилие:

– Знаете, я пытаюсь молиться. Получается плохо, мы почти забыли, как это делается. Подозреваю порой, что и Гленор пытается…

Рядом звонко щелкнули каблуки. Это вошел пилот:

– Милорд, вы были правы. Нас преследуют. Вимана без ходовых огней, держится примерно в двух лигах от нас. Насколько я могу судить, наблюдение с их стороны чисто визуальное.

– Вот так, – криво усмехнулся Гаудин. – Нет закона, запрещавшего бы летать за другой виманой. Кому-то страшно хочется узнать, куда мы собрались… Катрик, установите «паутину».

– Но, милорд…

– Я отвечаю. Поставьте «паутину» и увеличьте скорость, пусть врежутся на полном ходу…

– А это законно? – спросил Сварог, когда хмурый пилот вышел.

– Совершенно незаконно, – признался Гаудин с хищной улыбкой. – Более того, подобное воздушное хулиганство решительно запрещено. Однако станции наблюдения подчиняются мне. И наш преследователь, кто бы он ни был, жаловаться ни в коем случае не побежит, можете мне поверить…

Он движением век погасил свет в салоне и напряженно уставился во тьму за окном. Сварог смотрел туда же. Ярко светили звезды, слева, довольно далеко, россыпью огней сиял чей-то манор – судя по обилию и разноцветью, там задавали бал. На фоне звезд вдруг вспыхнула путаница ярко-сиреневых линий, и в самом деле похожая на паутину, горела секунды три, потом погасла, в том месте зажглись малиновые вспышки, тут же провалившиеся вниз.

– Ну вот, самая обычная вимана, – сказал Гаудин. – Ничего страшного – повиснут на «уровне безопасности», спасатели чуть помедлят, ибо получили от меня недвусмысленный приказ… Не надо столь удрученно морщиться. Тот, кто вывел из строя ваш ял, поступил не в пример подлее. Я надеюсь, вы в меру злопамятны? Ничего, право, нет плохого в том, чтобы быть в меру злопамятным и мстительным… Главное – не увлекаться.

…Огромный снольдерский речной пароход, белый с тройной алой каймой по бортам, гордо именовался «Морской Король» и выглядел скорее длинным, трехэтажным барским особняком, по капризу свихнувшегося архитектора украшенным парой высоченных гребных колес и двойной трубой с фигурными коваными раструбами. По здешним меркам лайнер был сама роскошь и возил исключительно чистую публику, дворян и Сословия – а прочих деликатно отпугивал запредельными ценами на билеты. В каюте Сварог обнаружил даже ванну, воду забирали из реки системой хитро устроенных труб и подогревали паром.

В дополнение ко всем роскошествам на пароходе, вне всякого сомнения, имелись и шпики в широком ассортименте, от речной полиции до заграничной разведки, их просто не могло не оказаться на судне, совершавшем регулярные рейсы меж портами двух сопредельных держав, соперничавших исстари. Сварог попытался было вычислить хотя бы одного-единственного топтуна, но быстро оставил это занятие – пришел к выводу, что хорошего шпика ни за что не вычислишь с маху, а иной насквозь подозрительный субъект, неустанно зыркавший по сторонам колючими глазками, вероятнее всего, окажется везущим большие деньги или ценные бумаги агентом богатого банкирского дома. Он сам, кстати, в таком именно обличье и выступал, щеголяя в бархатном хомерике с увесистым кошелем на серебряном поясе, в сопровождении рыжеволосого «племянника». Ну а замок его сундука был бы не по зубам любому здешнему шпику – что вряд ли кого-то насторожило бы, купцы обожают хитроумные запоры…

Единственное неудобство – то и дело приходилось уворачиваться от попыток настоящих купцов втянуть его в какую-нибудь сделку. Вот и сейчас, в ресторане, он едва отвадил почтенного дельца, предлагавшего партию тканей со склада в Балонге. Купец наверняка был настоящий и серьезный, но дешевизна партии наводила на мысль, что в Балонг этот товар попал от мореплавателей, кои любят именовать себя джентльменами удачи, хотя судебные протоколы и прочие юридические бумаги упорно именуют их несколько короче и непригляднее…

Купец перестал настаивать, когда до него дошло, что Сварог все понял.

И тонко намекнул, что чрезмерная осторожность и излишняя в торговых делах щепетильность способны лишь навредить. Разведя руками, Сварог сообщил, что маменька воспитала его в духе именно чрезмерной щепетильности, а поскольку старушка крепкая, до сих пор держит в руках бразды и ключи от главной кассы, дело, собственно, и не в воспитании даже… Купец сочувственно похлопал его по плечу и обнадежил: мол, все мы смертны, а старушки особенно… Сварог согласился, допил свой графин «Оленьей крови» до самого донышка и покинул ресторан.

Привлеченный короткой, непонятной возней, сопровождаемой странными звуками, он поднялся на верхнюю террасу и обнаружил в уголке любопытную картину. Какой-то субъект сидел, привалившись спиной к вычурным перилам, и, закатив глаза, держался обеими руками за живот. Он-то и издавал эти странные звуки, и вид у него был самый что ни на есть печальный. Над ним, заложив руки за спину, стояла Мара и откровенно любовалась своей работой.

Судя по золотому шитью на синем хомерике, мелко завитой светлой бородке и таким же кудрям, субъект был купцом из Балонга.

– Прелестно, – сказал Сварог, подходя. – Не слышу объяснений.

– Терпеть не могу, когда мне руки в штаны суют, – объяснила Мара. – Да еще потные.

– Это, конечно, аргумент, – сказал Сварог.

Купец что-то забормотал. Сварог наклонился к нему послушать.

Выпрямился, хмыкнул:

– Видишь ли, он страшно извиняется – он-то был уверен, простая душа, что ты – мальчик…

– Да? – фыркнула Мара. – В таком случае добавлю-ка я ему еще немножко…

– Отставить, – сказал Сварог, наклонился к стонущему купцу. – Между прочим, в Ронеро только что ввели новую статью насчет педиков. Там что-то веселое и увлекательное насчет тисков на известное место и раскаленного железа… Пожаловаться в Равене портовым властям? Ты ж, сукин кот, самым нахальным образом развращал мою юную, непорочную племянницу, полагая ее племянником…

Насчет нового закона он врал, конечно. Но от ронерского короля Конгера, последние двадцать лет вполне заслуженно носившего прозвище Ужасный, можно было ожидать любого сюрприза – и купец в ужасе закатил глаза. Ободряюще похлопав его по плечу, Сварог кивнул Маре, приказывая следовать за ним, и пошел прочь. Отойдя подальше, остановился и спросил с интересом:

– А разве боевая машина имеет право возмущаться, когда ее лапают?

– Если это не входит в правила игры, – сказала Мара. – Глупости, отлежится и подумает о жизни… Смотри, скоро причалим. Последний снольдерский порт, завтра утром – Равена…

– Не боишься?

– Я не умею, – сказала Мара. – Взрослые почему-то удивляются, когда я это говорю, но я и в самом деле не умею бояться…

– Ничего, подрастешь – научишься, – сказал Сварог. – А то, знаешь, тем, кто не умеет бояться, в первую очередь и прилетает в лоб что-нибудь тяжелое…

– Если бы в нашей работе нужно было уметь бояться, нас бы этому научили.

Логично. Увы, жизнь сплошь и рядом протекает не по логике. Сварог не стал ей этого объяснять, просто взъерошил темно-рыжие волосы на затылке и уставился на берег – «Морской Король» и в самом деле приближался к пристани, где уже выстроились в готовности повозки с углем, ящики с вином и носильщики. Пассажиры степенно стояли в сторонке.

– Смотри, – тихо сказала Мара. – Вон там, у штабеля, – милорд Брагерт.

– Действительно, – всмотревшись, кивнул Сварог. – Интересные дела…

У штабеля окованных железом ящиков стоял Брагерт собственной персоной – в строгом коричневом хомерике без шитья, с объемистым кошелем у пояса.

Программа такой встречи никак не предусматривала, и Сварог озабоченно нахмурился.

Брагерт тоже их высмотрел. Он был на удивление серьезен и мрачен.

Едва опустили трап с фигурными балясинами перил, Брагерт поспешил на борт, взбежал на верхнюю палубу с вовсе неуместной для серьезного купца прытью и направился навстречу Сварогу, распростерши руки, горестно вопя на весь пароход:

– Вы были правы, почтенный Торма, а я жестоко ошибся! Этот мошенник и впрямь задал стрекача со всей наличностью, да еще взгрел из кассы все латеранские векселя! Ужас! Разорение! Пойдемте скорее, посмотрим, что можно спасти!

Сварог изобразил соответствующее случаю потрясение чувств. Они чуть ли не бегом направились в каюту. Слышавшие вопли Брагерта купцы поглядывали кто сочувственно, кто со злорадством, радуясь, что их самих беда обошла, а благородные дворяне брезгливо уступали дорогу, вздернув подбородки, демонстрируя всем видом, что они-то бесконечно далеки от торгашеских делишек и сопутствующих тому невзгод. Мельком Сварог заметил, что любитель мальчиков в синем хомерике торопится к трапу, подталкивая кулаком в поясницу согнувшегося под тяжестью его сундука носильщика, – а ведь плыл в Равену. Видимо, решил не испытывать судьбу…

Мара захлопнула за ними дверь каюты и осталась снаружи нести караул.

Когда они остались одни, Брагерт ничуть не просветлел лицом.

– Плохие новости, лорд Сварог. Не особенно, но все-таки, – сообщил он, плюхаясь на мягкий диванчик. – Гаудин меня вчера забросил сюда, бродил, как зверь по клетке, в ожидании вашего парохода… Скверное донесение получили. На таможне в Равене лежит розыскной лист на почтенного купца Торма и его юного племянника.

– Кем выдан? – спросил Сварог спокойно.

– Полицией казначейства^[2K2].

– Понятно. То есть, я хотел сказать, совершенно непонятно.

– Еще бы. Если уточнить, что за полицией казначейства может скрываться кто угодно – от морской разведки до Королевского Кабинета. И наоборот. Хватало примеров. Предписывается вас обоих немедленно задержать.

Основания не указаны, но в данном случае это и не обязательно. Полиция казначейства ищет купца, самое обычное дело – неуплата налогов, нарушение таможенных правил, мошенничество, ложное банкротство… Если подходить буквоедски, вы можете обжаловать это в столичной Купеческой палате – выдачу на вас розыскного листа, в котором не указаны вины, но самозванцу соваться в Палату с такими жалобами как-то не с руки…

– Как насчет совпадения? – спросил Сварог.

– Исключено. Когда в таких вот случаях подбирают имена, тщательно проверяют, чтобы не случилось совпадения. Еще один Торма Трай, да еще с племянником, точно так же плывущий в Равену на снольдерском судне, – нет, не верю я в совпадение… – ухмыльнулся он. – Собственно, все не так уж плохо. Описания внешности нет. Никакого. Только имя, сословие и упоминание о безымянном племяннике… можно сказать, ровно столько, сколько может узнать средний колдун, применив Заклятье Ключа. Если он видел вас в хрустальном шаре, именно так и получится: облик ваш знает, фальшивые имена тоже, а вот глубже проникнуть не способен. Официально-то мы давно изъяли все хрустальные шары, а владевших должными заклятьями переловили, но разведке не пристало верить официальным сообщениям… Колдуны вас, часом, где-нибудь по дороге не тревожили?

– Нет, – сказал Сварог. – Если только ваша методика не дает сбоев, никакого колдуна я ни разу поблизости не чувствовал. И Мара тоже. Как насчет утечки… – и он многозначительно показал пальцем на потолок.

– Исключено.

Сварог сказал без выражения:

– Если мне память не изменяет, в проникновение за облака людей Князя Тьмы тоже не верили сначала…

– И все же, – твердо сказал Брагерт.

– Ну что ж… Как нам теперь быть?

– Либо отступать…

– Не пойдет, – сказал Сварог.

– Либо сменить одежду, статус, документы и плыть дальше, бодро притворяясь, будто ничего не произошло… Мы подумали и решили, что самый простой и оттого действенный выход для вас – стать самим собой.

– Графом Гэйром? – слегка удивился Сварог.

– Ну что вы! Бароном Готаром. Одним махом снимает все сложности… – Брагерт расстегнул свой кошель, достал золотой дворянский пояс с массивной вычурной пряжкой. – Вот ваш компьютер, Гаудин решился-таки снабдить, после этаких новостей, когда стало ясно, что задание ваше чуточку осложняется…

И разрешил дать вам шаур, сделали, какой вы просили. – Он положил на диван ремни с кобурой, из которой выглядывала рукоятка небольшого черного пистолета. – Не оставляйте его где попало: как только окажется от вас далее, чем на пять уардов, тут же рассыплется в прах, мирно и бесшумно…

Если что, достаточно отбросить подальше – и никаких улик. Вся одежда, какую вам придется изготовить, будет с защитным слоем, выдержит меч, копье… Только лоб постарайтесь не подставлять…

– Лихо, – сказал Сварог. – У меня создалось впечатление, что Гаудин беспокоится, а?

– Вы бы на его месте не беспокоились?

– Брагерт, – сказал Сварог, – есть что-то, что Гаудин от меня в этом деле скрывает?

– Ничего конкретного, право, – ответил Брагерт почти сразу же. – Слово дворянина. Не считаете же вы нас настолько подлыми?

– Не считаю, – сказал Сварог. – Но не могу отделаться от ощущения, будто от меня что-то скрывают.

Брагерт досадливо поморщился, глянул на часы, на дверь каюты. Слегка понизил голос:

– Я бы это назвал иначе. Вас не во все посвящают. По-моему, это логично и вполне объяснимо. И есть чисто человеческие причины… Вам самому было бы приятно сознаться кому-то в слабости? Ну, не слабости, не знаю, как назвать…

– Я знаю, – сказал Сварог. – Как бы тут дипломатичнее… Рубите мне голову, но я убежден, что налицо некоторые расхождения меж декларируемым могуществом и реальностями…

Ему показалось, что Брагерт вздохнул словно бы облегченно:

– Я-то ожидал больших ересей, лорд Сварог… Ну да. Ну и что? Любое государство во все времена чуточку преувеличивало свои возможности, и сановники это любили, и отдельно взятые ведомства, от конюшенного до военного… Речь, правда, не о могуществе. Что касается военной, технической и научной мощи, во всем этом мы неизмеримо превосходим землю.

Другое дело, что возможности восьмого департамента чуточку пониже декларируемых. И еще. Мы частенько сталкиваемся с тем, чего не понимаем и не знали прежде. Это не столь уж великая тайна, известная многим и на небесах, и на земле. Вы ведь это хотели услышать? Ну и услышали.

Изменилось что-то в вашем отношении к нам или к миру?

– Нет, пожалуй, – сознался Сварог.

– Вот видите… – Он отвел взгляд, машинально покосился на дверь каюты. – Скажу больше. Несколько дней назад наши средства постоянного слежения зафиксировали ночью над Равеной крайне любопытное явление. Одно из тех явлений, что недоступны взору непосвященного и фиксируются лишь особыми приборами. С вашего позволения, я не буду подробно описывать его суть – слишком сложно и по-ученому заумно. Скажу коротко: имело место применение неизвестной нам черной магии.

– А дальше?

– Нет никакого «дальше». Такие вещи случаются, хоть и крайне редко.

Явление фиксируют, регистрируют, описывают – и начинается долгое, нудное расследование. Иногда оно завершается успехом. Иногда так и не удается отыскать концов. Мы многое забыли и многое утратили. Как писал Асверус:

«Портной над нами подшутил, оставив ножниц след, – и вот природы дивных сил как будто вовсе нет»… А они есть, только мы разучились их опознавать, не говоря уж о том, чтобы пользоваться ими… – Его лицо стало задумчивым и грустным. – Знаете, лет пятнадцать назад случился интересный инцидент. В Магистериуме испытывали новое устройство для исследования космоса, какой-то чертовски сложный телескоп, не оптический, на ином принципе. И один их молодой магистр забавы ради навел его на Талар. И увидел совершенно другой мир – иные континенты, моря, города… До сих пор не улеглись страсти. Никто не понимает, что, собственно, он видел. И что это за мир. А повторить эксперимент так и не удалось – шла настройка, аппаратура работала в самых причудливых режимах, записи не велось. В конце концов наши ученые мужи ради вящего спокойствия постановили считать, что имели дело с иллюзией, созданной настраиваемой аппаратурой. Электронный мираж – такие тоже бывают… Правда, магистру этот случай сломал всю карьеру – он не успокоился, бросил все прежнее, стал сущим анахоретом, до сих пор пытается воспроизвести условия эксперимента, ни о чем другом и думать не хочет. Так что ничего особо страшного не происходит, лорд Сварог. Чуточку стыдно было Гаудину признаться перед вами, чужаком, в том, что он не столь могуществен, как принято считать. Вот и все. И нет пока оснований думать, что наблюдавшийся феномен как-то связан с вашей миссией.

Когда о вас и слыхом не слыхивали, случались феномены и удивительнее. И давно уже молчаливо признано, что не стоит особенно ломать над ними голову. Магистр, ставший одержимым одной-единственной навязчивой идеей затворником, – еще не худший исход. Не так давно один из экспертов, занимавшихся островом Диори, сошел с ума. По его теории, мир, в котором мы живем, являет собой замкнутую временную петлю. И развалины города на равнине Бри Лейт якобы развалины нынешней Латераны. Нынешней.

– А может…

– Вздор, – твердо сказал Брагерт. – Ничего похожего. Но теория изложена ярко и убедительно, как с сумасшедшими порой бывает, кое-кто верит до сих пор… Скользкая дорожка, одним словом.

Я все это наговорил исключительно для того, чтобы вы не чувствовали себя жертвой хитрющих интриганов и не ломали чересчур голову над неизвестными явлениями… Работайте спокойно, вот и все. Как с Марой, все нормально?

– Да пожалуй, – пожал плечами Сварог. – Притерлись вроде.

– Вы ее, главное, не обижайте.

– Обидишь ее, как же… – Сварог прислушался. – Колокол?

– Ага, сейчас станут убирать трап. Ну, я пошел. Удачи!

Хлопнула дверь, и еще долго было слышно, как Брагерт, удаляясь, поносит на чем свет стоит жуликоватого приказчика. Сварог впустил Мару и запер дверь на засов. Задернул синие вышитые занавески, повертел в руках пистолет-шаур – конечно, в десять раз удобнее того, прежнего, – взял пряжку-компьютер, закрыл глаза, сосредоточился.

Совсем другое дело, если тебе старательно вложили в голову полный курс обращения с этой штукой, до последней запятой. Мысленные команды, вставшая перед глазами зеленовато мерцающая схема. Стой себе зажмурившись, едва заметно пошевеливая пальцами. А для непосвященного, стороннего наблюдателя – сущее колдовство, вдруг, откуда ни возьмись, на полу возникает одежда, дворянские высокие сапоги из мягкой кожи, бадагар с пышным сиреневым пером, меч. Вот только холодом тянет все явственнее, снег, неизбежный спутник такового вот сотворения, тает на полу десятками мокрых пятнышек…

– А драгоценностей не будет? – спросила Мара чуточку разочарованно. – Мы же дворяне.

– Мы бедные дворяне, – сказал Сварог. – Совсем даже захудалые. Хотя, конечно, все не так: покойный барон, скопидом такой, все мало-мальски ценное держал в ронерских банках, так что до своих закромов еще нужно добраться… Но как только доберемся, куплю тебе драгоценностей, хочешь?

– Хочу.

– А тебе можно?

Мара чуточку замялась, подумала:

– Ну, вообще-то, если правила игры требуют… Мы же дворяне, и по документам, и на самом деле…

«Будет тебе еще одна кукла, – подумал Сварог. – Бьюсь об заклад, будь твоим начальником кто-нибудь другой, ему и в голову не пришло бы подарить тебе колечко, а у тебя язычок не повернулся бы попросить – уставы не велят… Вот и ладненько. Ребенку нужны куклы».

Он взял платьице, бросил Маре:

– Топай в ванную. Вещички купеческого племянника сразу выброси мне.

– Я могу и здесь…

– Опять?

Она удалилась в ванную. Вскоре оттуда вылетели в приоткрытую дверь вещи «племянника», потом раздался шум льющейся из крана воды. Купеческая одежда кучей лежала на полу. Короткое заклинание – и она исчезла без следа, как дым.

– А говорят – Джеймс Бонд, Джеймс Бонд… – проворчал Сварог, бегло пробежал документ с печатями, удостоверяющий личность барона Готара, вольного ярла. Племянница (как и «племянник» допрежь) по малолетству имела право обходиться вовсе без документов. Сварог зажег масляную лампу со стеклянным колпаком и фарфоровым абажуром, белым, в сиреневой цветочек – в каюте заметно стемнело, наступал вечер. Натянул красно-зеленые штаны, селадоновую^[2K3] рубашку с кружевным воротником и манжетами, посмотрелся в зеркало – что ж, получился вполне добротный барон, не хуже иных прочих. Растянулся на постели и закурил.

Скрипнула дверь ванной.

– Интересно получается, – сказал Сварог, не глядя в ту сторону. – Люди Гаудина, прохвосты, мою подпись на документе подделали. Я же и есть барон Готар, сам должен подписывать всем подорожные, и себе в том числе.

Снабжать меня бумагой с моей же собственной подделанной подписью – это уже особый цинизм. Как думаешь?

Посмотрел в ту сторону. Аккуратно уложил сигарету в стоявшую на полу пузатую медную пепельницу:

– Та-ак, кошка. Это как прикажете понимать?

– А ты не знаешь? – спокойно спросила Мара.

Платьице лежало на кресле, а она стояла, завернувшись в широкое льняное полотенце, безмятежно смотрела на Сварога, чуть склонив голову к левому плечу, совершенно женским, уверенным взглядом, не допускавшим двойных толкований. Потом преспокойно убрала руки, и полотенце соскользнуло на пол.

– Кошка… – грозно начал Сварог, героически пытаясь отвести взгляд.

Не получалось, хоть ты тресни.

– Ой, да брось, пожалуйста, разыгрывать святого Амакоса, – тихо сказала Мара. – Сними лучше свои кружева идиотские.

Сварог сел и медленно стянул через голову рубашку. Он честно пытался бороться с собой, но не выходило. Никак. Он никогда не числил себя в сексуальных маньяках и половых неврастениках, да вот беда – представшая его взору фигурка была уже отнюдь недетская. Просто юная женщина точно знала, чего хотела. И никакого совращения малолетних. Вот и все, если вкратце. Чтобы не хотеть ее, нужно оказаться либо импотентом, либо идиотом, а о партийной организации здесь вряд ли услышат в течение пары-тройки ближайших тысячелетий…

Стоя на коленях у постели, Сварог в последнем приступе благонравия попытался внушить себе, какая он скотина, но самобичевание очень быстро вылетело из головы. Мысленно махнув на все рукой, он коснулся губами нежной кожи. Мара, не открывая глаз, легонько прижала ладонями его затылок, и он ощутил щекой нежный изгиб бедра. Дальнейшее случилось легко и нежно, и, пока его язык господствовал над влажными тайнами, мучительное наслаждение пронизывало тело так, что хотелось кричать, кровь колотилась в виски, и он впервые потерял голову. Кажется, она стонала. Кажется, ее тело медленно выгибалось и опадало, как колеблемый ветром стебель цветка. Плохо соображая, зная лишь, что обрел наконец необъяснимое, долгожданное, Сварог лег с ней рядом, слушая тяжелое дыхание, обнял по-настоящему и ни о чем больше не сожалел.

Глава 5 ПРИНЦЕССА, КОТОРОЙ НЕТ

…Так уж ему везло, что, выйдя утром из каюты уже в дворянском облике, при мече, золотом поясе и баронском перстне, он нос к носу столкнулся с капитаном. Капитан в великолепном мундире, синем с серебром, тоже при дворянском поясе, мече и графском перстне, остановился с маху, не скрыв изумления. Он прекрасно помнил Сварога как почтительного купца, и теперь недоуменно шевельнул пышными усами:

– Оказывается, и на моей скромной посудине случаются чудеса. Как я успел заметить, ваш племянник уже превратился в очаровательную благородную девицу, теперь, понятно, очередь за вами…

Сварог с ходу преподнес ему историю барона Готара – совершенно правдивую (он лишь ввел в нее юную племянницу, бедную сиротку, вдруг оказавшуюся законной наследницей богатого поместья).

Капитан задумчиво шевелил усами. Сварог сообщил, что на означенное поместье претендует еще дальний родственник, от которого следует ждать любой подлости, и девчонку необходимо было доставить в Равену окольными путями, в замаскированном виде. Выслушав вежливо и внимательно, капитан фыркнул:

– Век живи – век учись. Каждый день узнаешь что-то новое, увлекательное – еще и этим моя служба мне мила…

Вежливо раскланялся и ушел, прежде чем Сварог успел подвергнуть его небольшому испытанию с помощью магии, дабы узнать, до какой степени капитан во все это поверил. Ситуация создалась щекотливейшая. Они были уже в Ронеро, но пароход оставался кусочком снольдерской территории, где капитан второй после бога. Правда, все обстояло не так уж плохо. Для таларского дворянина позором считается стать полицейским осведомителем.

Зато заграничный шпионаж – занятие по той же древней традиции вполне дворянину, самому титулованному, приличествующее. Значит, самое большее, что может сделать капитан, если он имеет отношение к секретным службам, – упомянет о странном бароне в своем донесении, вернувшись в Снольдер. И только. Нет, все обойдется…

Он поднялся на верхнюю террасу, отыскал Мару, молча встал рядом. Она подняла на Сварога лукавые глаза:

– Выспался? Ну вот, а ты боялся…

Сварог, по-прежнему ни о чем не сожалевший, вдруг заподозрил, что начинает краснеть: щекам стало что-то очень уж подозрительно горячо. Он повернул рыжую синеглазую кошку лицом к себе и крепко поцеловал.

Отстранил, взглянул серьезно и внимательно. Судя по ее удивленным глазам, ее еще ни разу не целовали на палубе роскошного парохода, и вообще, похоже, обходились гораздо незамысловатее и проще, чем следовало бы обходиться с красивой девушкой в развеваемом легким утренним ветерком красивом коротком платьице ронерской дворянки. Сварог прекрасно знал, что такое спецназ, и потому ничуть не надеялся на мгновенное перевоплощение ее в нормальную девушку – такое случается только со сказочными принцессами, да и то заколдованными, но некие надежды на будущее все же питал. Воевать должны мужики.

Сварог притянул ее к себе, и она неумело приподнялась на носках, обхватив его за шею. Сзади деликатно покашляли. Они отскочили к вычурным перилам, и капитан во всем великолепии прошествовал мимо, позвякивая золотыми шпорами и бормоча словно бы себе под нос:

– Бедные сиротки, конечно, одиноки и печальны, и утешить их – долг подлинного дворянина…

– Может, следовало бы его убрать? – деловито предложила Мара. – Я могу незаметно, никто ничего не заподозрит, он вообще умрет через неделю…

Перемена была столь резкой, что Сварог с досадой махнул рукой.

– Я что-то глупое предложила?

– Нерациональное, – сказал Сварог, чтобы не вдаваться в дискуссии. – Нет ни смысла, ни потребности… Красивый город?

– Да. Только стратегически уязвимый.

– Не без этого…

Равена, как и прочие столицы, размещалась по обоим берегам Итела.

Пароход уже пересек городскую черту, и по обе стороны уплывали назад высокие каменные дома под острыми черепичными крышами, берега были забраны в серый гранит, и над крышами дрожали потоки раскаленного воздуха, пронизанного едва заметными дымами: город просыпался, повсюду готовили завтрак. Кое-где над берегами еще стелился сизый рассветный туман, знаменовавший здешнюю зиму. "Зима, тоже мне, – подумал Сварог, глядя на низкие портовые здания, проступавшие сквозь зыбкое полупрозрачное марево.

– Ни снега, ни настоящих холодов. Только-то и всего, что самую чуточку прохладнее, – да облака, когда зарядят зимние дожди, выглядят унылее и угрюмее, чем летом". Правда, он еще не видел нынешнего лета своими глазами, и эта фраза была вычитана из здешнего романа.

– Тебе не холодно?

– Разве это холод? – удивленно взглянула Мара. – Вот на Сильване… И потом, нас учили переносить холод.

– А как получилось, что вас так рано научили…

– Заниматься любовью? – непринужденно закончила за него Мара. – Это просто. Видишь ли, женщина показывает гораздо лучший результат, если незадолго до того была с мужчиной. Наука. Так нам объясняли на лекциях, и я пришла к выводу, что наука права.

– Ну да, наука, – проворчал Сварог. – Чему бы путному учили, яйцеголовые…

Мара потупилась в наигранном смущении:

– Но я вчера ночью поняла, что многому нас довольно бездарно учили…

– Кошка, во второй раз ты меня покраснеть не заставишь.

– Но в первый раз ты и в самом деле покраснел. Этак пикантно запунцовел…

– Р-разговорчики, – сказал Сварог. – Меня, понимаешь ли, по-другому учили. Хватит. Давай о делах. Если, паче чаяния, нас вздумают задержать на таможне, будем прорываться. Жестко.

– А это будет рационально?

– Пожалуй, – сказал Сварог. – Я обдумал. Графиня, к которой мы едем, особа при дворе влиятельная. Из ее особняка нас согласно здешним законам смогут извлечь только по «золотому листу», именем короля. И заниматься нами будет личная королевская полиция. А у нас найдется чем расположить к себе короля…

– Если прикажешь, я его расположу к нам очень быстро. Нас учили…

– Молчать, – сказал Сварог. – Тебе известно, что такое ревность?

– Но какое отношение это имеет к работе? – искренне удивилась Мара.

Сварог мысленно плюнул и промолчал.

Таможенное дело здесь пребывало отнюдь не в зачаточном состоянии и было поставлено на совесть. Причал оказался обнесен солидной решеткой в два человеческих роста, и покинуть его можно, только пройдя через низенький и длинный кирпичный домик (и у домика, и по ту сторону решетки там и сям прохаживались стражники в темно-бордовом, выглядевшие отнюдь не лопухами). Сварог не без грусти вспомнил патриархальные обычаи харланской столицы. Здесь была более цивилизованная страна – следовательно, взятки брали не в пример изящнее и культурнее, хорошо еще, что дворян первыми пропускали в таможню. Внутри домик был разгорожен вдоль кованой решеткой в половину человеческого роста, перемежавшейся десятком широких столов, за которыми восседали чиновники в темно-зеленых вицмундирах таможенного департамента, судя по знакам различия – мелкая сошка.

– Пустяки, – тихо сказала Мара, наморщив нос. – Если что, хватай твой любимый топор и иди первым, я прикрываю…

Сварог положил перед пожилым узколицым чиновником свою подорожную.

Тот внимательно прочитал ее, потом еще раз, гораздо медленнее, уставился в потолок, перевел желчный взгляд на Сварога:

– Так… Барон Готар – это вы и есть, надо полагать?

– Да уж надо полагать, – сказал Сварог.

– Где же это у нас Готар?

– В Пограничье, – сказал Сварог, чуть насторожившись.

Чиновник задумчиво уставился в потолок:

– Слышал что-то такое, как же… Ни суверена, ни порядка, ни надлежащей администрации… Весело живете?

– Как посмотреть, – сказал Сварог. – С утра всякую шваль вешаем, не одних только канцелярских крыс, хотя, если придет такая потребность, любую чернильную душу с Конопляной Тетушкой повенчаем и слез лить не станем…

Стоявший за спиной чиновника стражник откровенно заржал.

Чиновник поджал губы, с ног до головы оглядел Мару:

– Дочка?

– Племянница, – сказал Сварог.

– Понятно. Троюродная, надо полагать? Или родство еще более дальнее?

Что ничуть на теплоту тесных родственных отношений не влияет, вовсе даже, я бы сказал, наоборот…

Стражник приготовился заржать, но встретил взгляд Сварога и с ходу передумал. У Сварога же возникли стойкие подозрения, что дело нечисто.

Сначала показалось, будто таможенник примитивно вымогает взятку, но тут же стало ясно, что все гораздо серьезнее.

Судя по жалкому серебряному шитью – всего-то по три коротеньких веточки остролиста на каждом рукаве и узенькая кайма на воротнике, – таможенник пребывал в убогом чине канцеляриста, сиречь третий от конца согласно здешней Табели о рангах. Пояс на нем был не дворянский, а серебряный, Сословия Чернильницы. Чиновник столь ничтожного класса, к тому же не дворянин, ни за что не стал бы держаться столь нагло с благородным, пусть даже захудалым бароном из Пограничья. Скорее наоборот – именно дворяне из Пограничья не в пример более свирепо относятся к малейшему посягательству на их честь. Будь Сварог обычным вольным ярлом, чиновник давно лишился бы половины зубов – он вдобавок ко всему ни разу не назвал Сварога ни «вашей милостью», ни даже «лауром». И неприятности у ярла были бы минимальными – благородные свидетели подтвердят, что чернильная крыса сама спровоцировала барона столь хамским обращением, грузный маркиз возле соседнего стола уже сделал Сварогу недвусмысленный знак, могущий означать лишь одно: «Да заедьте вы ему в ухо, ваша милость!» Сварог ограничился тем, что придвинулся к столу и грозно сказал:

– Шевелись, крыса чернильная, уши обрежу!

Чиновник, опустив глаза, стал копаться в бумагах.

А Сварог вдруг ощутил, как по вискам ему словно бы провели чем-то мягким и пушистым, невидимой кроличьей лапкой.

Вот оно что. Здесь, в зале, был колдун, осторожно прощупывал Сварога Заклятьем Ключа. Наверняка и Мару тоже. Дохленький колдун, признаться.

Интересно, где он? Кто-нибудь из праздно бродивших по залу стражников?

– Ну? – спросил Сварог. – Скоро ты там?

– Порядок в нашем деле необходим, ваша милость, – ответил чиновник, не поднимая глаз от вороха печатных бумаг. – А то случаются… бароны и племянницы…

Невидимая пушистая лапка продолжала оглаживать виски.

– Ну? – повторил Сварог. – Как там в вашем розыскном списке? Насчет противоестественных сношений с чиновниками – типа мужеложства или взятки – про меня ничего не написано? Не грешен?

Стражник заржал. Канцелярист поднял глаза:

– Добро пожаловать в славное королевство Ронеро, ваша милость.

– Благодарю, – сказал Сварог. – Это вы, кажется, со стола обронили?

Он положил прямо на розыскные листы медный полугрош – самую мелкую монетку, какая ходила здесь в обращении. Чиновник очутился в пикантном положении: взять грошик – засмеют сослуживцы, гордо смахнуть со стола – можно и получить по морде. Поэтому он притворился, будто никакой монетки на столе и нет. Стражник распахнул решетчатую дверь, и Сварог с Марой сделали первые шаги по королевству Ронеро в качестве совершенно благонадежных приезжих. Два носильщика волокли следом не подлежащий досмотру сундук благородного лаура – в котором и не имелось ничего предосудительного, кстати.

В Равене наличествовали извозчики – еще один отличительный признак цивилизации. И торговались они вполне цивилизованно – угадав приезжего, заламывали несусветную цену. Сварог, однако, не видел смысла экономить, и через пару минут они с Марой уже сидели в запряженном парой каурых габолере^[2K4]. Извозчик болтал без умолку, расписывая достопримечательности и исторические места, мимо которых они имели честь проезжать. Сварог ему не мешал – это было даже интересно и позволяло, не вызывая подозрений, вертеть головой во все стороны. В какой-то миг он вопросительно глянул на Мару, та чуть заметно кивнула и подняла указательный палец.

За ними следили. Уардах в сорока позади, не обгоняя и не приближаясь, тащился всадник на чалой лошади, судя по одежде – небогатый дворянин. Он подхлестывал лошадь, когда экипаж рысью проносился по улицам, где не было ни достопримечательностей, ни исторических мест, и натягивал поводья, когда извозчик ехал медленнее…

Из чистого любопытства он попросил возницу сделать крюк и проехать по набережной – чтобы взглянуть на Мост Короля Уитреда, самый большой на планете, соединявший берега Итела вот уже четыреста лет (а река здесь была шириной лиги в полторы). Как обычно и водится, ни снимки, ни видеозаписи не могли передать очарования и мощи серой гранитной громады, вздымавшейся на овальных быках настолько высоко, что под мостом свободно могли проплывать не особенно крупные корабли. Это был целый городок – с многочисленными лавками, тавернами и мастерскими по обе стороны проезжей части, с несколькими храмами, полусотней статуй и монументов. По стародавней традиции городок этот пользовался всеми правами квартала – с соответствующими чиновниками, полицией, отличительным знаком и прозвищем для обитателей. Как не единожды случалось в истории (и не только таларской), стойкая молва гласила, что без помощи дьявола архитектор никак не мог обойтись…

Наперерез им промчался что есть духу трубивший в рог всадник – судя по черно-синей накидке, расшитой золотыми лилиями, королевский герольд.

Извозчик мгновенно натянул вожжи. Двигавшиеся навстречу экипажи тоже остановились, не доезжая до перекрестка.

– Что такое? – спросил Сварог.

– Король изволит следовать, ваша милость.

Вслед герольду проскакали двое в красных мундирах и коротких черных плащах – ликторы, личная стража. За ликторами – четверка синих мушкетеров.

Вскоре раздалось басовитое урчание мотора единственного в Ронеро автомобиля, а там показался и он сам, неспешно миновал перекресток – огромная, синяя с золотом карета с чистейшими, почти невидимыми стеклами, королевским гербом на дверцах, посеребренными колесами и двумя лакеями на запятках. Шофер сидел снаружи, на чуточку переделанном облучке, и выглядел раз в десять спесивее любого короля – учитывая уникальность его профессии, даже простительно. Насколько Сварог помнил, это был какой-то герцог.

Автомобиль, понятно, снольдерской работы.

За стеклами Сварог увидел четкий орлиный профиль Конгера Ужасного и златовласую головку Делии. Лицом к ним на переднем сиденье застыли, напряженно выпрямившись, двое раззолоченных придворных. У дверцы скакала черноволосая красавица в парадном мундире полковника синих мушкетеров – Арталетта, герцогиня Браг, незаконная дочь Конгера. Следом – еще четверо мушкетеров и блестящая кавалькада придворных. Лошади извозчика вели себя на удивление спокойно – как и все остальные, бывшие на улице в этот миг, запряженные в экипажи и верховые.

«Охрана чисто символическая, – отметил Сварог. – В то время как даже министру полагается по чину восемь ликторов. Ну, сие нам знакомо, ничего странного. Короли и императоры, носившие заслуженные титулы Жестоких, Ужасных и Грозных, как правило, доживали до преклонных лет и умирали естественной смертью, почти не сталкиваясь с покушениями и серьезными заговорами – зато мягких и либеральных венценосцев били табакерками в висок, тащили на эшафот, свергали и изгоняли…»

– Куда это он? – спросил Сварог.

– В храм Хорса, – охотно ответил извозчик. – Не в пример батюшке, король наш – человек богобоязненный, храмам покровительствует весьма благочестиво, и всем богам оказывает почет…

Сварог усмехнулся. Просмотренное им у Гаудина досье короля являло образ далекого от всякого благочестия циника и материалиста, истребившего в борьбе за престол четырех родных братьев, разогнавшего ротой черных драгун уитенагемот^[2K5], преспокойно казнившего десять лет назад великого понтифика храма Симаргла^[2K6], когда тот сунулся в большую политику, и, наконец, в прошлом году присвоившего дворянское достоинство любимой охотничьей собаке…

– Выдумали черт знает что, – ворчал извозчик. – Если этих вонючих телег станет много, куда лошадей деть прикажете? Все снольдерцы, чтоб им провалиться. Никогда от них ничего хорошего не было и впредь не будет.

Понаехали. Поналетели. Самолеты приволокли. Позавчера летали над предместьями, всю скотину распугали, народ, кто потемнее, по сараям да по колодцам начал прятаться. Доиграемся до второго Шторма, верно вам говорю, ходят слухи, и памятник Морским Ястребам хотят убрать – ввиду нашей нынешней тесной дружбы со Снольдером, дабы не омрачать дружбу воспоминаниями о прошлых войнах…

– Что за памятник?

– А вот сейчас и увидим, если пожелает ваша милость. Гей!

Он свернул влево, на гранитную набережную, остановил лошадей. Посреди полукруглой площади стоял высокий черный камень, отесанный с одной стороны. На отесанном месте сиялзолотом силуэт корабля, а выше, на диком камне, прикреплен золотой ястреб с мечом и якорем в лапах.

– Видите вон то здание, ваша милость, с колоннами? Школа гардемаринов «Морской ястреб». Так вот, когда восемьдесят лет назад снольдерский флот напал на Равену, войск в городе почти что и не было, одни гардемарины.

Отыскалась пара пушек. И эти парни, ваша милость, держались трое суток, пока не подошла армия, держались против трехпалубных фрегатов и морской пехоты, подожгли три корабля. Из них, понятно, девять десятых выбили начисто, из гардемаринов… А теперь эти снольдерские летуны над столицей порхают, как у себя дома. Неужто снимут памятник? У меня прадед боцманом служил на «Бешеном коне» – был такой учебный корвет при школе. И когда гардемарины собрались пустить брандер на адмиральский корабль, прадед по нахальству характера такого случая упустить никак не мог.

– И что? – спросил Сварог.

– А как оно бывает с брандерами? Рвануло прежде, чем они успели спустить шлюпку – и не осталось ни снольдерского корыта, ни гардемаринов, ни прадеда. Хорошо еще, дед мой к тому времени уже имелся на свете…

Адмиральский фрегат потом подняли, кое-что в Морской музей поместили.

Музей смотреть будем, ваша милость?

– Да нет, – сказал Сварог. – Поезжай-ка ты прямиком в особняк графини Дино. Оружейников, четыре.

– Слушаю, ваша милость. Обратите внимание на данную достопримечательность, каковую у себя в Пограничье вам, уж простите, видеть никак не доводилось… Видите на крышах два золотых шпиля? По обе стороны площади? По особо торжественным дням вон оттуда и досюда, над всей, считай, площадью загорается как бы великанское окно, и любой, какого бы сословия и гильдии ни был, может лицезреть торжественное шествие Императрицы Четырех Миров со всем двором… Жаль, ваша милость, что вы этакого не видели. Вот где красота и великолепие…

– Да уж могу себе представить, – сказал Сварог. Он сам два раза присутствовал на таких шествиях – но никто ему не говорил, что церемония порой транслируется на землю. Хотя о телевизорах для земной знати слышать доводилось.

В дальнем конце площади неотвязно маячил конный шпион.

Особняк графини Дино стоял посреди большого сада, окруженного кирпичной стеной с частоколом железных шипов поверху. У массивных воротных столбов из розового песчаника, увенчанных гербами с графской короной, азартно резались в кости слуги графини и ронины-прихлебатели – понятно, разбившись на две кучки согласно сословию. Слуги крыли друг друга последними словами и хватали за ливреи, дворяне погромыхивали мечами, но сквернословия и рукоприкладства, как люди благородные, меж собой не допускали. Гам стоял на всю улицу. Сварог воочию убедился, что Ронеро держит первенство на континенте по беззаветной любви к азартным играм, пари, состязаниям и головоломкам. Понятно теперь, почему именно в этом королевстве уголовное право было обогащено Игорным кодексом.

Никто и ухом не повел, когда габолер остановился у ворот. Возможно, они не заметили бы и королевского автомобиля.

Сварог подумал, покопался в кошельке, вытащил золотой аурей, хорошенько прицелился и угодил в нос самому шумному лакею. Настала тишина, возникло замешательство, и все взоры обратились к экипажу. Сварог спрыгнул на вымощенную тесаным камнем мостовую, протянул руку Маре и громко сказал, не глядя на челядь:

– Доложить графине – барон Готар. Сундук в дом. Живо. Головы поотрываю.

Один лакей опрометью помчался в дом, остальные, толкаясь и мешая друг другу, подхватили сундук. Дворяне приосанились и отвесили церемонные поклоны – народ был довольно обтрепанный, но при золотых поясах, понятно.

Показался шпион. Он медленно проезжал мимо, старательно притворяясь, что не видит ни ворот, ни публики.

Высмотрев среди дворян самого задиристого на вид и потертого, Сварог ловко сунул ему за обшлаг несколько золотых:

– Кажется, лаур, я вам остался должен за вчерашнюю гульбу?

И показал глазами на шпиона. Потертый, ничуть не удивившись, вышел на середину улицы и заорал что есть мочи, глядя мимо всадника:

– Эй, лаур, ты кого имел в виду, столь гнусно ухмыляясь?

Шпион, прижав руку к груди, стал было вежливо уверять, что он вообще не ухмылялся, тем более гнусно, но потертый с большой сноровкой сдернул его за ногу с лошади, подскочили остальные, и мгновенно завязалась свалка со звоном клинков и невнятными выкриками. Ухмыльнувшись, Сварог взял Мару под руку и повел к дому по дорожке из красного кирпича. Навстречу уже несся лакей:

– Просят пожаловать, ваша милость…

Графиня встретила их, стоя у подножия ведущей в особняк лестницы – что согласно здешнему этикету означало весьма радушный прием. Сварог удивленно приподнял брови. Он почему-то решил, что резидентом Гаудина окажется суровая старуха, этакая Екатерина Медичи на излете века, искушенная в интригах и ядах, с кинжалом в рукаве и суровым взором.

Перед ним стояла светловолосая и сероглазая особа в коротеньком розовом платье, прехорошенькая, но легкомысленная и ветреная на вид, как десяток синих мушкетеров. Быть может, бабушка-интриганка попросту прихворнула?

– Барон Готар к вашим услугам, ваша светлость, – сказал Сварог, кланяясь. – Могу ли я узнать…

Большие серые глаза, которые пуританин назвал бы бесстыжими, а поэт – игривыми, моментально изучили его с головы до ног.

– Другой графини нет, – сказала особа. – Вы ведь это хотели узнать? Я – Маргилена, графиня Дино, самый лучший и самый верный конфидент милорда Гаудина.

Сварог невольно покосился на торчавшего тут же лакея.

– Что я с тобой сделаю в случае чего? – безмятежно спросила графиня.

– Под землей отыщете и мужское достояние в мясорубку засунете, ваша светлость, – серьезно ответил лакей.

– Именно… – графиня подняла тонкий указательный палец, украшенный огромным брильянтом. – Не беспокойтесь, барон, люди у меня надежные. Прошу в дом.

Она пошла впереди, как и полагалось радушной хозяйке. Первые разведданные, добытые Сварогом в Ронеро, заключались в открытии того факта, что ножки у графини были великолепные. Что до мини-платьев, виной всему была Яна, появившаяся как-то на экране телевизора в крайне короткой юбке. Женская половина земной аристократии, чуткая к малейшим веяниям моды, мгновенно сделала выводы и подхватила почин, благо не имелось на сей счет никаких запретов ни религиозного плана, ни бытового. Уже через месяц дело приняло официальный оборот – высочайшими указами земных королей длина платьев и юбок была должным образом регламентирована: крестьянки повинны носить платья до пола, женщины семи Высоких Сословий – до колен. Для дам-дворянок установили лишь верхнюю границу приличий, а в остальном они были вольны. Впервые услышав об этой истории, Сварог развеселился было, но вскоре пришел к выводу, что новый обычай ничуть не умнее и не глупее всех прочих традиций, сопровождавших дворянство в его путаной и бурной истории.

По крайней мере, он приятнее, чем, например, золотые блохоловки французских придворных дам…

Графиня провела их в золотисто-сиреневую гостиную, усадила за стол.

Лакей принес поднос с пузатой черной бутылкой «Кабаньей крови» и радужными бокалами тончайшего гаарского стекла знаменитой марки «Золотой мыльный пузырь». Пить из них было даже жутковато – казалось, бокал вот-вот разлетится в пыль под тяжестью налитого вина. Сварог покосился в угол, на огромный выключенный телевизор, посмеявшись про себя.

В последние годы канцлер, по словам Гаудина, разработал некую программу, имевшую целью немного сблизить дворянство земное и небесное.

Благородные обитатели Талара совершенно бесплатно получили телевизоры. У королей они работали восемь часов в сутки, у герцогов – семь. И так далее.

Экраны появились в сословных и гильдейских Собраниях и на площадях столиц.

Канцлеру это ровным счетом ничего не стоило, а дворянство ухватилось за невиданную привилегию когтями и зубами, интригуя и борясь за право смотреть телевизор лишние полчаса с тем же пылом и жаром, с каким сражалось за королевскую милость, поместья и чины. Высочайше пожалованной привилегией можно объявить, строго говоря, что угодно. Главное – провозгласить, что это привилегия, да оформить все должным образом.

Программы, правда, были убогими, но и наверху, в летающих замках, они не умнее и не содержательнее, столь же пустые, нескончаемые сентиментальные сериалы, боевики да песенки. Сплошь и рядом на землю идет то же самое, что и для хозяев летающих маноров. А наверху, в свою очередь, зачитываются земными пустенькими романчиками, вовсю их экранизируя.

Графиня изящно закинула ногу на ногу, вынула из золотой шкатулки длинную сигарету, каких здесь не делали, – демонстрировала самый что ни на есть великосветский стиль. Сварог галантно поднес ей огонь на кончике пальца.

– Ого… – она прикурила, не особенно и удивившись. – Значит, вы не просто пограничный барон… Что ж, следовало ожидать. Постойте-ка… – вдруг уставилась она на Сварога с восторженным ужасом. – Но ведь это означает… Серый Рыцарь?!

– Иногда я подозреваю, что так все и обстоит, – сказал Сварог дипломатично. – Если только Таверо не был шутником.

– Ну что вы… – Она кивнула в сторону Мары. – Быть может, мы отправим детку посмотреть драгоценности или платья, а сами займемся делами?

Детка глянула на нее искоса, потом уставилась на украшавшие стены шпаги и стилеты определенно не без намека.

– Видите ли… это, в общем, никакая не детка, – сказал Сварог. – Это моя полноправная помощница.

– Ах, вот оно что, – графиня с интересом обозрела Мару. – Понятно, а я-то ломала голову, зачем она с вами… Милорд Гаудин мне немного рассказывал, но я, признаться, не думала, что они такие обыкновенные и милые… Опять?! – она гневно оглянулась на дверь.

Вошел богато одетый и крайне унылый субъект лет сорока, затоптался у входа:

– Душа моя, осмелюсь напомнить, сегодня двадцать первое…

Маргилена…

Графиня смерила его ледяным взглядом:

– Если вы, золотко, еще раз осмелитесь ввалиться, когда я принимаю гостей, ваше скромное украшение окончательно зарастет паутиной… Брысь!

Унылый субъект покорно вывалился спиной вперед, распахнув задом створку двери.

– Это, если так можно выразиться, супруг, – безмятежно пояснила графиня. – Понятно, я не чудовище, когда-то следует, отринув любовников, исполнить супружеский долг, дело святое… Эта беспросветно скучная и наводящая тоску процедура свершается два раза в месяц, двадцать первого и сорок шестого, и в означенные дни, с раннего утра, сей обуянный похотью сластолюбец не дает мне прохода, стеная и оглаживая. Великие небеса, в доме не протолкнуться от смазливых служанок – нет, подавай ему меня.

Извращенец. Вообразите, он иногда усаживается в саду, под окнами моей спальни, и хнычет, словно фамильное привидение Верготов. Многих это только развлекает, но попадаются тонкие натуры, их эти всхлипы нервируют… Вам такой концерт понравился бы?

– Нет, конечно, – сказал Сварог, прилагая титанические усилия, чтобы собрать мускулы лица в неподвижную маску.

– Вы смейтесь, если хотите. Милорд Гаудин вечно надо мной смеется.

Однажды он так хохотал, что пролил мне на живот чашку горячего шоколада.

Вам, конечно, весело, а каково было мне, с моей необычайно нежной кожей?

Целый месяц после этого меня любили в самых невероятных позициях, чтобы не задеть обожженного живота…

– Умоляю вас… – сказал Сварог жалобно, чувствуя, что вот-вот смахнет со стола взрывом хохота драгоценные невесомые бокалы.

– Но это все чистая правда, – заверила графиня. – Я, разумеется, не дура, иначе ни за что не попала бы в конфиденты. Просто я, как выражается милорд Гаудин, яркая индивидуальность, с чем полностью согласна, да и вы, наверное, тоже… И еще. Всеми этими прибаутками я, уж простите, пыталась оттянуть весьма тягостный разговор о наших делах…

– Почему – тягостный?

– Потому что ее нет, она исчезла…

– Кто?

– Делия, – сказала графиня.

– Полчаса назад я ее видел в автомобиле короля.

– Это не она.

– А кто?

– Не знаю, – сказала графиня, и в ее глазах Сварог увидел страх. – Двойник, нежить, морок, наваждение… У меня есть человек, прекрасно умеющий распознавать такие создания, под какими масками они ни прятались бы. Наследственность, знаете ли. Говорят, его прабабка была колдуньей.

– А верить ему можно?

Графиня бледно улыбнулась:

– Можно. Это барон Гинкер, протектор^[2K7] Равены. Работает на милорда Гаудина лет десять. Кстати, я его жду с минуты на минуту.

– Что случилось? – спросил Сварог, ежась от неприятного холодка.

– Не знаю. Никто не знает. Несколько дней назад в королевском дворце что-то произошло ночью. А утром на месте Делии оказалась… эта тварь.

Король, насколько можно судить, ничего не замечает, как и все остальные, а судя по вашей реакции, и люди милорда Гаудина пребывали в неведении.

Барон, это не двойник-человек. Она как две капли воды похожа на Делию, она вполне материальна, я сама касалась ее руки… Но это не человек, Гинкер клянется. С того утра она и близко не подходит к лошадям и собакам.

Лошадей и собак не обмануть никакой магией, они почуют мгновенно… Она перестала носить серебряные браслеты Делии, фамильные.

– А что дворцовые маги? Их, насколько я знаю, двое при короле.

– Один исчез бесследно. Второй держится так, словно ничего не произошло.

– А любовник Делии, гланский лейтенант?

– Исчез. Пропали еще человек десять – ликторы Делии и люди из дворцового караула.

– А что говорят при дворе?

– Ничего. Большинство и не подозревает о случившемся. А туманные слухи, бродившие среди меньшинства, очень быстро прекратились. Должно быть, оттого, что для них совершенно не было пищи. Глухо упоминалось о ночной драке – и на этом все кончилось. За годы правления нашего короля случались вещи и загадочнее – но всегда была конкретная информация. Сейчас же никто ничего не понимает…

– Ваш барон Гинкер не пробовал деликатно намекнуть королю?

Графиня молча взглянула на него.

– Понятно, – сказал Сварог. – Жить барону еще не надоело… К кому король способен прислушаться?

– Пожалуй, к официальному легату императрицы. Но это же нереально, как я поняла?

– Совершенно, – сказал Сварог. – Кстати, я тоже нереален. Меня здесь нет. Я вам мерещусь.

– Вот видите… Дела скверные, барон. Даже если все поголовно догадаются, что это не Делия, а неведомая нечисть в ее облике, подавляющему большинству будет все равно. Кроме разве что искренних друзей – но их у Делии очень и очень мало, как и случается обычно с принцессами.

Не столь уж важно, от кого получать милости и кому служить, принцессе или оборотню. Понимаете? Лишь бы только была уверенность, что оборотень не исчезнет через неделю, а продержится долго. Или вы лучшего мнения о человечестве?

– Ну что вы… – сказал Сварог угрюмо. – Кто за всем этим стоит? У вас нет предположений?

– Ни малейших, – призналась графиня. – Случай настолько небывалый, что я поостереглась строить гипотезы… Ждала вас. Быть может, следует срочно связаться с милордом Гаудином?

– Не получится, – сказал Сварог. – Нет у меня такой возможности. Едва я пересек ронерскую границу, все оборвалось. Я действую в одиночку. Увы, не могу объяснить причин…

– Помилуйте, догадаться нетрудно, – сказала графиня. – Вы ничем от нас не отличаетесь, уж простите. Интриги, козни, тайна… Все то же самое, господа, все то же самое… Эти слова обожает грустно изрекать мой наводящий тоску супруг, обнаружив у дверей моей спальни очередные сапоги.

Все то же самое. Миссия ваша насквозь неофициальна, и ее следует держать в тайне от любого – ну что тут непонятного?

Сварог задумчиво наклонил бутылку над своим бокалом, глядя на густое, багровое вино. Не получилось лихой прогулки. Неужели Гаудин не знал? А что он мог сделать, даже если бы знал?

– Единственная надежда – король. Не так ли? – спросил он.

– Да. Уж он-то любит Делию без памяти…

– А нам осталась самая малость – раздобыть веские доказательства…

– Самая малость, – с бледной улыбкой подтвердила графиня.

Золотой колокольчик у входа звякнул. Графиня живо подбежала и распахнула дверь:

– Барон, вы опоздали на три минуты! Если бы я назначила свидание в своей постели, вы и тогда опоздали бы?

– Признаюсь с прискорбием – да, – поклонился вошедший. – Даже манящий образ вашей постели, милейшая Маргилена, не в силах победить безжалостную старость, прочно овладевшую вашим покорным слугой…

Пожалуй, он кокетничал и прибеднялся. Это был пухлый лысый коротышка лет шестидесяти, слабый и неопасный на первый взгляд, но на щекастой физиономии Тентира^[2K8] холодно голубели колючие и внимательные глаза, а обманчиво вялые движения скрывали, похоже, недюжинную силу и проворство, вполне пригодные и для ублажения дам, и для схватки на мечах.

– Барон Гинкер, – представился толстяк. – Имею несчастье заведовать одной из столичных полиций. Вы позволите узнать ваше очередное имя?

– Барон Готар. Имя настоящее.

– А это осмотрительно?

– Пожалуй, да, – сказал Сварог. – Вообще-то у меня есть еще несколько имен…

Гинкер цепко взглянул на него:

– Я бы рискнул предположить, что среди ваших титулов отыщется и графский… Впрочем, это лишь предположения, о которых я уже забыл. И другими вашими именами интересоваться не намерен. Могут подвесить на дыбу, знаете ли, и если сболтнешь что-нибудь ненароком, выйдет плохо и тебе, и людям. Императорский замок высоко, а пыточные гораздо ближе…

– У вас же, насколько я знаю, пытка для дворян лет пятнадцать как отменена, – сказал Сварог.

– Вы не обидитесь, если я рискну предположить, милейший барон, что в нашем окаянном ремесле вы – человек новый и неопытный? Нет? Отлично. Так вот, есть печальные прецеденты, когда пытка применяется ко всем без исключения, без оглядки на вольности и привилегии. Наш случай к таковым как раз и принадлежит, ибо впрямую затрагивает короля, а следовательно, все мы прямехонько попадем либо в Королевский Кабинет, либо в Багряную Палату, каковые не связаны никакими установлениями, кроме воли монарха…

При этой юной особе можно говорить непринужденно?

– Да, – сказал Сварог.

– Понятно. – Гинкер с непонятным выражением лица оглядел Мару. – Милочка моя, вы эту прекрасную фамильную вилку из парадного сервиза вертите просто так или готовы при нужде вогнать мне ее в глаз? Метнувши?

– В сонную артерию, – сказала Мара. – Если в глаз, вы ж начнете вопить, хотя бы несколько секунд, а если в сонную – это мгновенно…

И они вежливо раскланялись, созерцая друг друга не без уважения.

– У вас очаровательная спутница, барон, – сообщил протектор. – Живая, непосредственная… Я краем уха слышал о любопытном учебном заведении, которое она, я полагаю, окончила. Мне не помешало бы нечто подобное, но вряд ли удастся преодолеть косность мышления министра полиции… Что вы знаете, барон? – спросил он, резко меняя тон.

– Ровно столько, сколько известно графине.

– Уже легче. Итак, суммируя и обобщая… Полагаю, уже можно примерно – подчеркиваю, примерно – набросать эскиз происшедшего. Мелкие, несущественные подробности я опущу. Около четырех часов ночи неподалеку от апартаментов принцессы Делии имело место некое оживление, переместившееся затем в старое крыло дворца, оттуда – к Полуденным воротам, по улицам Медников и Всех Добродетелей, вплоть до переулка Белошвеек, где то ли прекратилось, то ли удалилось в неизвестном направлении, изменив свой характер и суть. Это теоретическое описание. Практика же означает, что ночью группа неизвестных лиц попыталась ворваться в покои принцессы.

Защищавшие ее ликторы и гланские гвардейцы Лохерварского полка вместе с принцессой и ее близким другом, лейтенантом вышеназванного полка Данаби, с боем отступали к Полуденным воротам через старое крыло, теряя убитых, а возможно и раненых, которых нападавшие потом добили. Рискну предположить, что стража Полуденных ворот, по некоторым сведениям, оказалась на стороне Делии. Отступавшие, теряя людей, достигли переулка Белошвеек, где разыгралась последняя схватка, унесшая жизнь лейтенанта Данаби. Правда, свидетели, которых я имел глупость оставить на свободе, назавтра бесследно исчезли… Дальше – неизвестность. Принцесса исчезла. Во дворце не было ни переполоха, ни общей тревоги. Девяносто девять человек из ста уверены, что ночью произошла пьяная драка меж гвардейцами соперничающих полков. Король лично повелел сохранить все в тайне, дабы не выглядеть в глазах соседей варварами, способными учинить спьяну резню во дворце монарха.

Родственникам убитых приказали держать язык за зубами. На месте Делии отныне – нечто. Вот и все, если вкратце. У вас, конечно, будут вопросы?

– Вы совершенно уверены, что на месте принцессы – «нечто»?

– Уверен.

– Откуда вы это знаете?

– Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос.

– Хорошо… – сказал Сварог. – Все равно я быстро смогу проверить и сам… Почему Делия и ее люди пробивались прочь из дворца? Надежнее и естественнее было бы забаррикадироваться в комнатах, дождаться, когда поднимется шум на весь дворец, сбежится стража… Почему она бежала из дворца любящего отца, где ей, теоретически рассуждая, ничто не могло грозить?

– Эта загадка до сих пор мучает и меня, – признался протектор. – Невероятно нелогичный поступок, полностью противоречащий здравому смыслу и опыту телохранителей, гвардейцев. По-моему, существует одно-единственное объяснение: обстоятельства нападения были таковы, что пришлось действовать вопреки здравому смыслу. За пределами дворца было безопаснее, чем в нем.

Но что они увидели, я не берусь гадать. Они могли броситься прочь из дворца, увидев короля, пришедшего во главе отряда убить дочь. Но король в ту ночь не покидал своей спальни, мне достоверно известно… Быть может, гвардейцы увидели… неких существ… не принадлежащих нашему миру…

– Для кого происшедшее может оказаться как нельзя более выгодным?

– Для многих. Начиная от Снольдера, озабоченного позицией Делии, и кончая представителями двух-трех знатных родов, имеющих кое-какие права на престол. Однако я вновь осмелюсь увести ваши мысли на дорожку, ведущую в направлении иного мира… И снольдерская разведка, и мечтающие о троне потомки прежних династий – все это наше, человеческое. Меж тем происшедшее попахивает древним, забытым чернокнижным искусством. Не случайно один из двух придворных магов исчез, а другой, по всему видно, перепуган насмерть. Нынешние наши маги – бледные тени древних.

Предсказания погоды, заговоров и покушений, не более того. Здесь постарались на совесть и безжалостная поступь истории, и некоторые имперские департаменты… Нас, я бы сказал, очень старательно избавляли от высокого магического искусства, великодушно позволив прозябать кое-где по тихим углам жалким ремесленникам.

– Вы полагаете, здесь замешаны… мы? – спросил Сварог прямо.

– Не исключаю. О, разумеется, не официальные… инстанции. Иначе вы-то уж знали бы. Просто частные лица, преследующие частные цели… Хотя, по слухам, в Горроте еще не перевелись знатоки древнего искусства. Так что все возможно.

– Арталетта?

– Не думаю. Арталетта то ли вполне довольна своим нынешним положением, то ли попросту не рискнула бы затевать собственную игру. Я непременно знал бы. Кстати, она довольно косо поглядывает на новую Делию, возможно, чувствует что-то… И самое печальное – я не могу искать принцессу с помощью своих людей. Кто-то из моих мальчиков непременно работает на конкурентов, если до кого-нибудь из моих придворных соперников дойдут слухи… Ни одна из наших тайных служб – а их в Равене действует восемь – не получала приказа искать принцессу. Потому что принцесса жива, здорова и находится на прежнем месте. Зато… – он сделал паузу. – Зато настоящую Делию, сбиваясь с ног, ищут иностранцы. В определенных кругах наблюдается прямо-таки небывалое оживление. Даже те известные мне агенты сопредельных держав, кого я привык считать спокойными и серьезными людьми, словно рехнулись вдруг и носятся по столице как угорелые. Знаете, кого они все так старательно ищут? «Девушку, как две капли воды похожую на принцессу Делию». Эту девушку ищут снольдерцы, горротцы, гланцы, лоранскне шпионы, ганзейцы, даже люди небезызвестного герцога Орка. Такое впечатление, будто известие о происшедшем, оставшись тайной для нас, моментально распространилось среди соседей-соперников. Наши же службы, повторяю, еще ничего не знают обо всей этой суете – хотя через пару дней непременно узнают. Единственная отечественная контора, участвующая в поисках, – канцелярия адмирала Амонда.

– Кто это?

– Командир Синей Эскадры. Вероятно, он что-то пронюхал быстрее других. А это довольно удивительно – последние пять лет он пребывал в опале, безвылазно сидел у себя в Джетараме и в столицу приезжал всего три раза. И тем не менее его люди ищут Делию не менее рьяно, чем, допустим, агенты снольдерского Морского бюро. Зрелище презабавное, несмотря на весь трагизм ситуации. Скоро одна половина населения столицы будет спрашивать другую: «Вы не видели девушку, как две капли воды похожую на принцессу Делию?» А это обязательно случится, как только весть о странных поисках дойдет до наших милых сыскарей… Во всем этом есть и хорошая сторона – тогда и у меня будут развязаны руки, смогу на законном основании бросить на поиски всех своих прохиндеев. Вот только не опоздать бы…

Сварог осторожно спросил:

– Тысячу раз простите, но вы уверены, что…

– Что меня не водят за нос? Что все именно так и обстоит? Любезный барон, я занял свой нынешний пост тридцать лет назад, еще при старом короле. И пребываю в должности все эти годы, не видя пока что ни малейших признаков опалы. Это вам о чем-нибудь говорит?

– Пожалуй…

– Вообще-то я рискнул и послал нескольких своих людей… о нет, не на поиски. Им предстоит узнать, что кроется за стремлением иностранных шпионов отыскать девушку, как две капли воды похожую на принцессу Делию.

Правда, это не многим отличается от поисков, по правде говоря, совсем не отличается. Но мои люди этого не знают. Что не мешает им работать со всем усердием… Больше всего я опасаюсь, что Делия оказалась хитрее всех нас, то есть – отыскала укрытие, сама мысль о котором нам и в голову не придет.

Извечная проблема профессионалов и дилетантов. Профессионал, будь он семи пядей во лбу, давно загнал свой ум в некие шаблоны. А она – новичок. Мы, вполне возможно, по три раза на дню проходим в двух шагах от ее убежища…

– Послушайте, я ведь тоже новичок, откровенно вам признаюсь, – сказал Сварог.

– Ну да? Прекрасно. Попробуйте предложить версии…

– Бежала за границу…

– Было! Версия отработана во всех разновидностях. Не покидала она Равену, головой клянусь!

– Она вовсе не покидала дворца…

– Было. Покинула.

– Скрывается в казармах гланской гвардии…

– Было. Нет ее там.

– Погибла… – с трудом выговорил Сварог. – Ночь, закоулки, бандиты…

– Исключено. Она жива.

– Во что она была одета, по крайней мере?

– Мужской дворянский костюм. Шляпа и сапоги, понятно. При ней должен быть меч, два кинжала, ожерелье, несколько перстней. По крайней мере, именно этого недосчитываются. Но это еще ни о чем не говорит. Ожерелье могли украсть лакеи, а меч она могла кому-то подарить. Малоправдоподобно, и все же… Самое странное во всей этой истории – то, что принцесса, мало что знающая о внешнем мире, ухитрилась спрятаться столь надежно. Я вовсе не считаю ее тепличным цветком, но бытие принцессы – это жизнь, заключенная в строго очерченный круг определенных людей, знаний и опыта.

Она не знает, как расплачиваться в лавках, не знает и цен, понятия не имеет, как остановить извозчика, отдать письмо на почту, кликнуть полицейского, отличить приличный квартал от подозрительного, получить комнату в гостинице, наконец, у нее никогда не было при себе денег… И все же она ухитрилась исчезнуть бесследно.

– Есть еще одна версия, – сказал Сварог медленно. – Мне тяжело об этом говорить…

– Князь Тьмы и его прихвостни? – моментально подхватил барон. – Мимо.

– Почему?

– Вы знаете, что такое гиман?

– Нет, – сказал Сварог.

– Это оберег. Обработанный в виде креста Единого, фигурки святого или просто отесанный камешек. Сделан он из камней хижины Круахана – одного из самых почитаемых в Глане святых отшельников, жившего в те полузабытые времена, когда наши предки относились к религии не столь равнодушно. У Данаби был гиман. И он его подарил Делии. Ее может убить обычным оружием любой бродяга, но ни сам Князь Тьмы, ни его многоликие прихвостни не смогут к ней и приблизиться. Маргилена, будьте серьезнее. Я старый человек и знаю, о чем говорю. Я знал человека, рискнувшего с гиманом на шее проникнуть на занятые Глазами Сатаны земли и вернуться оттуда невредимым…

– Я вам верю, барон, – сказал Сварог. – Я очень хочу вам верить…

Вы, конечно, проверили район, где она исчезла, этот самый переулок Белошвеек?

– Конечно. Там побывали все. Вам когда-нибудь доводилось видеть оживленную улицу, где девять десятых прохожих – тайные агенты и шпики, вышедшие на задание? Несмотря на всю серьезность ситуации, забавнейшее зрелище…

– Остается одно, – сказала графиня. – Катакомбы под столицей.

– Плохо верится, – сказал барон. – Те, что служат пристанищем всякому жулью, известны мне наперечет. Я бы знал, появись там принцесса. А отдаленные, на глубине, те, что молва полагает созданными еще до Шторма…

Во-первых, никто не знает туда дороги. Во-вторых, там, где тысячи лет не ступала нога человека, могут поселиться другие жильцы… Возможно, человеку с гиманом на шее там безопасно, но и ему нужно что-то есть и пить… – Он вдруг повернулся к Маре. – А что думает наша юная соратница?

– Я бы спряталась в публичном доме, – сказала Мара.

– Неплохо. Там стали искать в последнюю очередь. Однако уже искали. В борделях. В бедных кварталах, где народ простой и бесхитростный, – там со старинным рвением почитают трон, как нечто святое, и охотно спрятали бы королевскую дочку… Искали даже на дворцовой кухне… Увы, есть только одна ниточка. Покойный Данаби. Его сослуживцы написали в Глан. По тамошним обычаям, родственники по клану не мстят за убитых на войне или в честном поединке, но обязаны отомстить за убитого подло, коварно. Двое братьев Данаби, как мне удалось установить, плывут в Ронеро. Прибыв сюда, они примутся искать убийцу…

– И будут искать год, – хмуро сказал Сварог. – Что ж, остается взглянуть на то, что обретается вместо Делии. Нам трудно будет попасть во дворец?

– Днем – нет ничего проще, – сказала графиня. – Если нужно, я немедленно еду туда и беру вас с собой. Только одеться следует побогаче, понятно.

– Черт, у меня же нет баронской короны…

– Полтора года назад этикет слегка изменили, – сказала графиня. – Теперь корона нужна только на больших приемах. У вас есть другая одежда?

– Конечно. Вот только… Что там обо мне подумают и за кого примут?

– То есть как это – за кого? – удивилась графиня. – За моего нового любовника, естественно. А мой новый любовник – явление столь же обыкновенное, как полицейский на перекрестке. Мне случалось появляться во дворце и в сопровождении несравненно более экзотических личностей… Боюсь вас огорчить, но вы рядом со мной будете выглядеть скучнейшей деталью пейзажа. Я прикажу заложить коляску?

– Приказывайте, – сказал Сварог.

Графиня выпорхнула за дверь. Протектор поклонился Сварогу и степенно вышел следом. Избегая встречаться взглядом с Марой, Сварог потянулся к невесомой рюмке, но, испугавшись, что она разлетится в руке, подхватил бутылку и с давней сноровкой сделал добрый глоток прямо из горлышка. В голове молниями вспыхивали лихие, фантастические планы – вот он с помощью уличного фонаря и местного аналога азбуки Морзе сообщает Гаудину о случившемся, вот он врывается в тронный зал и кричит королю: «Да ты присмотрись получше, кого пригрел на груди!» Потом он взял себя в руки и скрупулезно перебрал в памяти все, чему его научили, вернее, запихнули в голову это умение готовеньким.

Его обучили, как с помощью «третьего глаза» увидеть за внешним обликом подлинную сущность, присутствие черной магии и нечистой силы, буде таковое имеет место. Обучили отводить глаза окружающим, так что тем казалось, будто Сварог стал невидимым или преспокойно уходит. Обучили лечить наложением рук раны от любого здешнего оружия – и даже смертельные, если приступить немедленно и у пациента не задет мозг. Обучили безошибочно распознавать, когда человек говорит правду, а когда лжет. Мгновенно освоить обращение с любым механическим агрегатом («А вдруг понадобится удирать от погони на паровозе или, берем более прозаичный случай, чинить корабельную паровую машину?» – сказал Брагерт. Гаудин сначала скептически покрутил головой, но, подумав, согласился). Чуять опасность – правда, представала она не в конкретном образе, а в неосязаемом виде грубо, остро входившего в сознание предчувствия беды. Неузнаваемо изменять свой облик и облик других – с помощью весьма нехитрой магии словно бы надевать маску (правда, следовало сторониться зеркал, беспощадно отражавших истинное лицо).

Вот вместе и взятые по отдельности, эти хитрости и премудрости могли принести немалую пользу. При других обстоятельствах. Сейчас он был бессилен. Никто не предвидел, что ему понадобится умение отыскать в огромном городе надежно спрятавшегося человека…

Посмотрел на Мару, искренне надеясь, что не выглядит очень уж беспомощно. Она ответила спокойным взглядом, чуть пожала плечами с бравым видом. Подавив мгновенно схлынувшую вспышку раздражения, Сварог спросил:

– Тебе приходилось когда-нибудь терпеть поражение?

– Ни разу, – улыбнулась она. – Впереди меня все разбегалось, а позади меня все рыдало…

– А, ну да. Головой-то тебе работать не приходилось…

– Это твоя задача, – спокойно ответила девчонка, и Сварог мысленно признал ее правоту. – Ну что тут беспокоиться? Мы не потерпели еще поражения, потому что и не начинали работать.

Глава 6 ПОИСКИ НАЧИНАЮТСЯ

Выйдя на крыльцо, Сварог поманил в сторонку того, самого задиристого и потрепанного прихлебателя:

– Ну, что там обнаружилось?

– Это был человек адмирала Амонда, ваша милость. Мы его вынудили назвать имя и место службы – не драться же с неизвестным… Служил в канцелярии Синей Эскадры.

«Ничего не понимаю, – подумал Сварог. – Получается, этот опальный адмирал знал заранее о прибытии новых участников игры?!»

– Лишнего не сболтнет? – спросил он.

– Уже не сболтнет, – ухмыльнулся дворянин. – Мы ж его проткнули. С соблюдением всех традиций. Вызывали все по очереди, и на третьем дуэлянте, то бишь на мне, везение его кончилось. Полиция его уже увезла. Не будет никаких хлопот, все чисто. Благородному Доверу этот скот пропорол бок, хоть и неопасно для жизни, да неприятно…

– Ладно, черт с ним, – сказал Сварог. – Вот вам на поправление нервов и лекаря для благородного Довера…

Одернул пышный камзол, поправил шляпу, пробормотал:

– Надев широкий бадагар, шпионы едут на бульвар…

И сел в коляску рядом с графиней. Мара в новом платье чинно выпрямилась на переднем сиденье. Человек шесть прихлебателей верхами двинулись следом в качестве почетного эскорта. Черная закрытая карета протектора, запряженная четверкой, развернулась и умчалась в противоположную сторону.

– Что собой представляет этот ваш барон? – спросил Сварог.

– Неужели вы к нему не применили… должное искусство?

– Применил. Во-первых, он мне не врал, а во-вторых, и в самом деле обладает кое-какими магическими способностями, очень слабыми, правда. Но меня и ваше мнение интересует. Есть вещи, которые и с помощью магии сразу не откроешь…

– Человек, сумевший тридцать лет продержаться на посту протектора.

Этим кое-что сказано, не правда ли? Лет десять работает на милорда Гаудина. При известных обстоятельствах барон Гинкер, не сомневаюсь, способен продать даже вас. Но для этого еще должен отыскаться покупатель, которому вас можно продать безнаказанно, а такого покупателя я в окружающей реальности что-то пока не вижу… – фыркнула графиня. – Рассказать вам, как он придумал себе порок? В Равене есть роскошный особнячок, тихий притон для великосветских педиков. Так вот, милейший барон демонстративно оказывает ему покровительство и бывает там что ни день. На самом деле он вовсе не педик и, вместо того чтобы предаваться срамным грехам, встречается там со своими шпиками. Зато все враги свято верят, что отыскали его уязвимое место – о чем не раз наушничали королю.

Но его величество, знающий истинное положение дел, лишь посмеивается в усы… А настоящий грешок барона где-то укрыт. И никто не знает, какой. Но что-то есть, я уверена, и милорд Гаудин со мной соглашается, правда, даже ему не удалось отыскать следов…

– Понятно.

– И еще, – сказала графиня. – Он безоговорочно поставил на Делию, так что вывернется вон из кожи, чтобы ее отыскать, а еще лучше – оказаться ее единственным спасителем…

Какое-то время они ехали молча, и Сварог с простительным провинциалу любопытством созерцал уличную толчею.

– Графиня, что же вы их не приоденете? – спросил он, кивнув на гордо восседавших в седлах потертых вассалов.

– Все равно пропьют и проиграют, мерзавцы, как их ни одевай, – безмятежно сказала графиня. – Что поделать – младшие сыновья дворян моего графства, приходится кормить-поить согласно древним традициям… Граф Леверлин даже как-то написал эпиграмму на того вон усатого, была дуэль…

– Вы знаете Леверлина?! – оживился Сварог.

– Ну естественно! Как я могу не знать члена столь старинной фамилии?

Он часто бывает при дворе. А вот его отец – сущий затворник. Чудак и патриархальный оригинал. Не принимает дам, одетых по последней моде, помешан на традициях. У него в столице есть загородный дом – куда мне, как и многим, дорога закрыта. Вообразите, его супруга и дочки до сих пор носят платья старого фасона, бедняжки! Но Леверлин-младший… – она мечтательно прищурилась. – Это моя головная боль и беда. Его невозможно пленить, понимаете? Проведя со мной безумную ночь, он преспокойнейшим образом исчезает на месяц. Поэт, что вы хотите… Я не могу сердиться на поэтов. – Она продекламировала нараспев:

– Между прочим, эти строки посвящены мне. Барон, вы когда-нибудь видели снегопад?

– Приходилось.

– Это красиво?

– Иногда – очень.

– Леверлин не раз бывал на Сильване, видел снег, а я вот никак не выберу времени…

– Вы не знаете, он в Равене сейчас?

– На прошлой неделе его видели в Ремиденуме, – сказала графиня. – Он недавно вернулся откуда-то с орденом Полярной Звезды, можете себе представить? Наместник прислал ему патент. Но Леверлин ничего не рассказывает, такой таинственный… Вы, случайно, не знаете, за что его могла наградить императрица? Ходят туманные слухи о каком-то загадочном побоище в Харлане, но милорд Гаудин притворяется, будто ничего не знает…

Где вы с Леверлином познакомились?

– В Готаре, когда я там, выражаясь высоким стилем, водворял справедливость, – осторожно сказал Сварог. (Нужно же блюсти мужскую дружбу и солидарность, ей не следует знать, что бывают случаи, когда и Леверлина удается пленить – правда, не в переносном, а в самом прямом смысле…) – Графиня, у вас, часом, не сожалеют о прежнем бароне? Насколько я знаю, он тоже бывал при дворе…

– Да что вы! Жуткая была свинья. Он, приехав в Равену, только тем и занимался, что плодил новоиспеченных дворян за приличные денежки, и добро бы якшался с приличными людьми… Многие даже хотели вызвать его на дуэль, но ему удавалось как-то изворачиваться… Вам только спасибо скажут. Что это с вами?

– Ничего, – сказал Сварог. – Красивая вывеска, верно?

Они как раз проезжали мимо стоящего особняком двухэтажного дома из желтого песчаника. Над дверью укреплены бронзовые изображения кружки и кровати – старинный символ гостиницы с трактиром, а серебряная каемка свидетельствует, что заведение предназначено для благородной публики и владелец его принадлежит к Серебряной гильдии. А рядом красовалась вывеска, больше походившая на подлинное произведение искусства. Золотые буквы «ЖЕНА БОЦМАНА», стилизованные под старинный алфавит Аугел, повисли над сине-зелеными волнами с белыми гривками пены. Вдали, на заднем плане, плывут корабли под разноцветными гроздьями тугих парусов, а справа изображена юная красавица с распущенными волосами, в морском кафтане с широкими обшлагами и лихо сбитой на затылок лангиле. Картина подернута нежной дымкой, той самой, которую загадочным образом умели вызывать на свои полотна старые итальянские мастера – которым еще предстоит родиться через тысячелетия.

У входа гордо стоял увалень в новехонькой ливрее, прислуживавший некогда в корчме тетки Чари в Руте. Даже не будь его, Сварог все равно сообразил бы, что заведение принадлежит старой знакомой: юная морячка на вывеске выглядела именно так, как, должно быть, выглядела лет двадцать назад вдова пиратского боцмана. Значит, бой-баба все же перебралась в Ронеро, как и собиралась.

– Вот об этом я с вами и хотела поговорить, – сказала графиня. – Каюсь, нарочно велела кучеру ехать этой улицей… Художник, нарисовавший эту картину, – талантливый юноша. Вот только, к его несчастью, родился в семье члена Бронзовой гильдии. Что, как вы понимаете, если и не закрывает ему дорогу в Сословие Свободных Искусств, то, по крайней мере, делает ее невероятно долгой… Художники, как и многие другие, неохотно допускают чужаков туда, где пахнет славой и деньгами…

– Прекрасно вас понимаю, – сказал Сварог.

– Прекрасно. Вас не затруднило бы возвести его вдворянство? После того, как ваш предшественник одарил гербами целое скопище случайной швали, столь благородный жест бесспорно создаст вам репутацию покровителя искусств, подлинно светского человека…

– Ради вас, графиня, я готов и на большее.

– Невероятно талантливый мальчик. У меня дома стоит моя статуя его работы, я вам потом покажу.

– Я подозреваю, этот юноша еще и красив? – ухмыльнулся Сварог.

– Ох… – вздохнула графиня. – Такой милый, очаровательный, робкий мальчик… И гордый, никогда не брал моих подарков. Итак, на вас можно рассчитывать?

– Конечно, – сказал Сварог.

– Купи газету, – велела графиня сидевшему на козлах лакею.

Тот свистнул мальчишке-разносчику, швырнул ему монетку и подхватил протянутый лист.

– Мне – то же самое, – сказал Сварог.

Газеты здесь существовали лет сто. Правда, они несколько отличались от тех, к которым Сварог привык, но, как он был уверен, в лучшую сторону.

Масса конкретной, точной информации, детальное и дельное изложение событий – и полное отсутствие интеллигентских соплей, какие в прежнем мире Сварога бывали размазаны на целую полосу. Никто не расплывался мыслью по древу, не разоблачал покойных королей, не учил читателя жить и не навязывал своих точек зрения как единственно правильных. Придворная хроника, правда, была скучновата, как и непременные колонки «Сегодня в наш город прибыли» и «Сегодня наш город покинули», что с лихвой искупалось невероятным количеством головоломок и шарад, порой весьма недурственных и заковыристых. Были там и результаты скачек, всех мыслимых боев – гусиных, петушиных, собачьих, итоги неисчислимых лотерей и спортивных состязаний.

Положительно, Равена ничем не уступала ни Монако, ни Лас-Вегасу (где равенские жители наверняка освоились бы моментально).

По дороге то и дело попадались целые гирлянды вывесок букмекерских контор с непременным добавлением, проставленным внизу крупными буквами:

«ЗДЕСЬ ВЕДУТ ДЕЛА ЧЕСТНО». Для неграмотных вывески были продублированы красными квадратами с черными контурами лошадей, гусей, игральных костей и кошельков. Понятное дело, патенты на право открыть игорный дом или букмекерскую контору стоили огромных денег и направляли в королевскую казну нескончаемый ручей золота. К вящему огорчению почтенных олдерменов из ратуши – они в свое время проглядели этот источник дохода, и ронерские короли, люди неглупые, объявили игорный промысел «коронной привилегией», прежде чем магистраты гербовых городов успели опомниться и отхватить свой кусок.

Коляска подъехала к золоченой ограде королевского дворца. Четверо Золотых Кирасир, несших стражу у распахнутых ворот, не шелохнулись, не повели и бровью – вышколенные дворцовые стражи, привыкшие оборачиваться живыми статуями. Правда, патриархальными нравами здесь и не пахло – стоило Сварогу пройти под руку с графиней в высокие ворота и сделать несколько шагов по широкой аллее, обрамленной подстриженными в виде львов темно-зелеными кустами, он заметил внутреннюю охрану. Рослые молодцы с равнодушными лицами, в сверкающих золотом голубых ливреях камер-лакеев, прохаживались там и сям, словно бы не замечая ничего вокруг, небрежно поигрывая длинными, увенчанными королевским гербом тростями из лакированного дерева. Сварог уже был наслышан о мастерстве здешних оружейников, наловчившихся прятать в такие трости и клинки, и пистолеты.

Камер-лакеи попадались навстречу в самых неожиданных местах, кое-где их было больше, чем степенно гулявших придворных, – король, переживший четырех братьев-соперников, неплохо знал историю. А история учит: на одного венценосца, настигнутого кинжалом убийцы посреди оживленной городской улицы, приходится десятка полтора, убитых в собственном дворце, а то и в собственной спальне…

Где-то поблизости негромко играл оркестр. Очаровательно улыбаясь встречным дворянам, графиня быстрым шепотом то и дело наставляла:

– Можете вертеть головой, вы же провинциал, никто не удивится.

Обнажите голову – на этом месте испустил последний вздох Эльгар Великий, традиция предписывает… Вон на том мостике, каменном, с барельефами, гвардейские офицеры закололи графа Сувазана, фаворита, дурно влиявшего на Магона Третьего… А в той вон беседке во времена Хродгара Красавчика барон Боклю застал с любовником свою ветреную супругу и зарубил обоих одним ударом, на каменной скамье до сих пор видна щербина от меча. Кое-кто уверяет, что призраки влюбленных до сих пор появляются в Календы Фиона, но я сама не видела…

Сварог старательно вертел головой, занятый своими мыслями.

– Обычно Делия в это время гуляла в сосновой роще, – тихо сказала графиня, когда они вышли к фонтану. – Эта поступает точно так же…

Все встречавшиеся им дружески раскланивались с графиней, удостаивая Сварога лишь мимолетными взглядами, – но это, конечно же, не означало, что о его появлении не станут судачить. Более того – весть о его прибытии непременно попадет в газеты. Знать бы только, кто равнодушно пробежит взглядом колонку «Сегодня в наш город…», а кто…

– Помилуйте, какая неожиданная встреча! – раздался веселый голос.

Перед ними стоял герцог Орк – в зеленом бархатном костюме, с неизменной серьгой в ухе. Улыбнулся Сварогу весьма дружелюбно:

– Очень рад вас видеть, лаур, вот только не припомню вашего имени, уж не посетуйте…

– Барон Готар, к вашим услугам, – сказал Сварог, оценив его предусмотрительность.

– Ах да, в самом деле… – он цепко глянул на Мару. – Эта очаровательная юная дама, должно быть, ваша племянница?

– У вас отличная память, – сказал Сварог.

– Рад познакомиться, лауретта, – герцог поклонился Маре самым изысканнейшим образом. – Вы, кажется, спешите куда-то? Не смею задерживать, да и сам спешу… Принцесса Делия сейчас в сосновой роще. Да, принцесса Делия… – повторил он со странной интонацией. – Барон, навестите меня нынче же. Найдется о чем поговорить. Адмиральская, шесть.

Для вас я всегда дома. Честь имею.

Он поклонился и заспешил навстречу блондинке в палевом платье, показавшейся на боковой аллее.

– А с ним у вас какие отношения, графиня? – с интересом спросил Сварог.

– Никаких. Я лучше пойду в королевский зверинец и отдамся первому же леопарду. Будет гораздо безопаснее.

– Ого…

– Это страшный человек, – тихо сказала графиня.

– Почему?

– Потому что никто не в состоянии понять, что ему, в конечном счете, нужно от жизни. От таких следует ожидать всего, и финал бывает самым неожиданным…

Сварог вспомнил, что уже слышал от Гаудина что-то похожее.

Мимо плещущих фонтанов, украшенных позеленевшими медными статуями, и игрушечных замков в рост человека они прошли в сосновую рощу. Роща, конечно, была ухоженная и благоустроенная – мощеные дорожки, беседки, павильоны… Придворных здесь, в отличие от аллей, оказалось превеликое множество, и Сварог вскоре высмотрел центр притяжения – по дорожке прогуливалась Делия в сиреневом платье, увлеченная беседой о высоким представительным стариком в коротком синем плаще и мундире камергера, сплошь затканном золотыми королевскими лилиями.

– Герцог Сенгал, – тихо пояснила графиня. – Через подставных лиц владеет крупным торговым домом «Субур Насс и сыновья». Милорд Гаудин в последнее время начал им всерьез интересоваться.

– Почему?

– Иные корабли герцога подозрительно зачастили к берегам Диори. Давно уже идут слухи, что на Диори, если повезет сохранить голову на плечах, можно отыскать что-то связанное с магией Изначальных. Тех, кто населял Талар до прибытия наших предков…

– Я знаю, что такое Изначальные, – сказал Сварог. – Слышал краем уха…

– Между прочим, Сенгал из тех, кто держит сторону Делии. В последние дни они почти неразлучны.

– В последние дни? – задумчиво повторил Сварог.

– Он идет к нам…

Герцог раскланялся с графиней, и завязалась пустая светская болтовня, но у Сварога осталось твердое убеждение, что Сенгала интересует главным образом Мара. Видимо, то же подметила и графиня, она быстро сказала:

– Займите беседой прелестную племянницу барона, герцог, я обещала представить барона принцессе. Нужно поспешить, пока вокруг нее никого нет…

Герцог охотно подал руку Маре и повел ее прочь. Сварог уставился ему вслед, сосредоточился…

За плечами герцога трепетали широко распахнутые крылья странных очертаний, не похожие ни на птичьи, ни на нетопырьи, сотканные словно бы из буроватого тумана, окаймленного широкой черной полосой. Временами угольно-черные вспышки превращали крылья в лоскуты непроглядной Тьмы. Как Сварог ни рылся в памяти, ассоциаций и параллелей подыскать не мог – эта разновидность зла знатокам Гаудина оказалась неизвестной. Но в том, что Сварог видит перед собой Зло, сомневаться не приходилось. Судорога невольного омерзения прошила его от макушки до пят, и он поскорее вернул себе обычное зрение. Итак, неведомое зло, имевшее прямое касание к черной магии, – но магия эта странная, неизвестная, не значившаяся в каталогах восьмого департамента…

– Что с вами? – прошептала графиня. – Быстрее, пока она одна!

И незаметно подтолкнула его локотком под ребра.

– Разрешите, ваше высочество, представить барона Готара…

Сварог низко поклонился, прижав шляпу к груди обеими руками, как того требовал этикет (наверняка эта церемония была придумана в старые времена, чтобы руки у подошедшего к царственной особе оказались занятыми).

Выпрямился.

Делия была в точности такой, как на снимке. Только еще красивее. Она выглядела живой и настоящей, двигалась, улыбалась и дышала, как живой человек, ее грудь размеренно вздымалась, вокруг витал нежный аромат лучших духов…

Сварог всмотрелся.

Он приготовился увидеть все, что угодно, – и ничуть не удивиться при этом. Сколь угодно жуткое, омерзительное, непонятное…

И не увидел ничего.

Совсем ничего.

Мелодичный голос Делии доносился из пустоты, приятно пахнущей тонкими духами. До рези напрягая «третий глаз», удалось рассмотреть полупрозрачный контур. Так рисуют человечков дети – ручки-ножки-огуречик… И все.

Подобная разновидность нежити восьмому департаменту неизвестна.

От того места, где едва виднелся «человечек», уходила куда-то слабо светившаяся нить. Куда-то? Прямо в ту сторону, где уединился с Марой герцог Сенгал…

Рядом с ним вновь оказалась прекрасная принцесса, смотревшая на него чуточку удивленно:

– С вами все в порядке, барон? У вас странный вид…

Графиня молниеносно пришла на помощь, хотя наверняка ничего еще не успела понять:

– Барон дрался на поединке, рана еще не зажила… – Она ухватила Сварога под локоть. – С вашего позволения, ваше высочество, мы удалимся, я отведу барона в беседку…

Видя, что они уходят, к принцессе обрадованно хлынули придворные, и никто уже не обращал на Сварога внимания. Следом за графиней он добрел до беседки и облегченно плюхнулся на позолоченную скамейку.

– Что с вами? – спросила графиня. – Действительно, лицо у вас, как у приговоренного к смерти… Ну? Что вы увидели?

– Ничего, – сказал Сварог. – Это и есть самое странное, понимаете?

Это не оборотень, не замаскированная колдунья, там вообще ничего нет. Никакой индивидуальности, никакой личности, если можно так выразиться. Я не понимаю, что это такое. Однако оно как-то связано с Сенгалом…

Графиня уставилась на него, по-детски приоткрыв рот:

– И что же делать?

– Искать настоящую Делию, – сказал Сварог.

– Барон, вы великолепны!

– Это я от безнадежности, – ответил он.

Появилась Мара, уселась рядом и тихонько фыркнула, оглядываясь на аллею.

– Ну, и о чем мы там так мило ворковали? – спросил Сварог, в трех словах изложив ей результаты своих исследований.

– Приглашал в любое удобное для меня время осмотреть его коллекцию драгоценностей, – доложила Мара. – Пожирал взглядами, брал за ручки, в аллее обнял и погладил, подлец, по бедру. По девственному. И все это было проделано с большой сноровкой и изяществом.

– А ты?

– А я смущенно опускала глазки и лепетала, что кто-нибудь может увидеть.

– Ну понятно, – сказала графиня. – Высмотрел провинциалочку, жеребец.

Он у нас славен мастерским совращением юных красоток. Может, так и сделаем, барон? Пошлем к нему девочку? Ведь разнежится, старый глист, язык распустит…

– У меня и мертвый заговорит, – заверила Мара.

– Нет уж, – сказал Сварог.

– Ну, тогда можно его попросту убить, – предложила графиня.

Мара оживилась.

– Зачем? – спросил Сварог.

– Предположим, именно он – главный виновник происходящего. Или один из главных. Если он вдруг умрет, среди сообщников обязательно начнется тихая паника, они засуетятся, покажутся на свет, наделают ошибок. Исчезнет эта странная связующая нить меж ним и двойником, которую вы усмотрели…

– В этом что-то есть, – сказал Сварог. – Вот только сначала нужно найти сообщников и присмотреться к ним…

– Правда, у него охрана немногим хуже королевской. Даже здесь за ним ходят.

– Ну, это работа для меня, – сказала Мара. – Он у меня…

– Не спешите, милые дамы, – сказал Сварог. – Дедушка довольно неприятный, я согласен, но нужно осмотреться… Сделаем так. Если у вас нет других планов, вы едете домой, а меня по дороге высаживаете на Адмиральской.

– Герцог – опасный человек…

– Потому-то я с него и начну, – сказал Сварог.

Глава 7 БЕСПУТНЫЙ ВНУК ДОБРОПОРЯДОЧНОЙ БАБУШКИ

На Адмиральской Орк занимал довольно скромный двухэтажный особнячок из темно-красного камня. Но место было выбрано крайне умно: нечетной стороны улицы не было вообще, там протянулся незастроенный пока пустырь. А на четной с одной стороны высилась глухая стена чьего-то богатого поместья, с другой – уныло красовались остатки фундамента начисто сгоревшего дома. Того, кто вздумал бы следить за особняком Орка, увидят за версту. И не подтянешь незаметно отряд для внезапного нападения.

Сварог помахал вслед коляске, за которой браво рысила кучка прихлебателей – как они коней-то до сих пор не пропили? Поднялся на узкое крыльцо, дернул широкую вышитую ленту звонка. Внутри звонко брякнул колокольчик, дверь, обитая медными гвоздями шляпка к шляпке, моментально распахнулась.

За ней стоял украшенный кинжалами и пистолетами субъект со столь располагающей к себе физиономией, что руки сами тянулись убрать подальше кошелек и подвинуть поближе рукоять меча.

Сварог глянул через его плечо. В прихожей стояли еще пятеро, не менее благообразные.

– Ну? – спросил привратник.

– Барон Готар, – сказал Сварог.

– Проходите, ваша милость, как же, имеем указание… Вот к этому прохвосту не поворачивайтесь той стороной, где у вас кошелек – у него грабки работают независимо от ума. А к этому, я невероятно извиняюсь, не стоит поворачиваться жопою. Вот в это кресло располагайтесь. Ваш стакан.

«Кабанья кровь» или «Слезы красавицы»?

– «Слезы», – распорядился Сварог, преспокойно усевшись. – Где герцог?

– Наверху, изволит охаживать маркизу. Не беспокойтесь, получили строжайший приказ в случае вашего появления незамедлительно сдергивать его сиятельство с любой маркизы. Грошик, живо!

Тот, кого назвали Грошиком, опрометью кинулся на второй этаж. Сварог отпил великолепного белого вина – нет, дряни они здесь не держали, – оглядел выжидательно уставившихся на него головорезов и спросил:

– А не скажете ли вы мне, бравы ребятушки, как бы вы искали в городе девушку, как две капли воды…

Тот, что впускал его, прямо-таки взвыл:

– Ваша милость, и вы туда же?! Да не знаю я, с ног вконец сбились!

– Поднимайтесь сюда, друг мой, – раздался с галереи голос Орка. Он стоял, в картинно-небрежной позе опершись на перила, без кафтана, в кружевной рубашке. – Рад вас видеть.

– А маркиза? – спросил Сварог.

– Подождет, стервочка. Поднимайтесь.

Он провел Сварога в небольшую красную гостиную, указал на кресло:

– Садитесь. Наливайте, что хотите, выбор богат… Итак, рад вас видеть, лорд Сварог… и весьма удивлен был, увидев вас. Неужели Гаудин вас так быстро завербовал? Да не мнитесь вы, как застенчивая цепочка! Все равно не поверю, что вы заявились сюда поправить расстроенные нервы. В компании с одной из гаудиновских кошек-убийц и его верной Маргилены? Не смешите! Тоже ищете Делию? Значит, они решились все же очистить три королевства? И благородство сего предприятия вас не могло не увлечь…

Сварог сказал наугад:

– Вы представляете, что Гаудин сделает, если…

– Представляю, – сказал Орк. – Прекрасно представляю. На свою беду, я переиграл с образом волка-одиночки, и позиции мои довольно шатки… Но я и не собираюсь вам мешать, граф! Я вам готов со всем усердием помогать в меру сил и возможностей. До некоей точки…

– И карты на стол? – спросил Сварог.

– Все до одной, – заверил Орк. – Помните, я предлагал вам вместе приняться за серьезные дела? Повторяю предложение.

– Конкретно?

– Предположим, вы находите Делию, достигаете Ворот и отправляете эту нечисть в небытие… Что потом? Кому будут принадлежать освободившиеся земли? Ронеро? А с какой стати? Только потому, что она умная и красивая?

По-моему, ей можно предложить другую, довольно выгодную сделку: мы спасаем ее и делаем так, что ее восстанавливают в правах. И все.

– Кому же достанутся три королевства?

– Нам с вами, – сказал Орк. – Там три королевских короны. Три плохо делится на два, но это лишь начало. Будут новые приобретения, и они позволят поделить короны более гармонично.

– Лихо, – сказал Сварог.

– Только не подумайте, что это – авантюра. Я долго все обдумывал. Вы на собственном опыте убедились, что законы Империи не запрещают ларам становиться на земле баронами… и королями. Подданные у нас будут, немало найдется охотников поселиться на освобожденных от нечисти землях. Там множество городов, пусть и пришедших в запустение. Замки и пашни, богатые рудные залежи. К нам хлынет масса народа, от герцогов до навозников. Вы ведь, наверное, согласитесь, что у обитателей летающих замков совершенно нет будущего? Думали об этом?

– Думал, – сказал Сварог. – Согласен.

– Вот видите. При умелой постановке дела к нам присоединится и часть ларов. О, я вовсе не собираюсь свергать нашу очаровательную императрицу.

Нет необходимости. Пусть блистает, как ей и положено. Есть более деликатные способы неспешно и надежно взять их за глотку… Понятно, потребуются долгие годы. Но у нас, в отличие от земных жителей, впереди – несколько сот лет. Для одного – неподъемный труд, а вот вдвоем стоит рискнуть. И на Сильване есть люди, с которыми можно договориться. Между прочим, две планеты прекрасно делятся на два.

– А зачем? – спросил Сварог. – Можете вы объяснить более-менее внятно, зачем затевать все это?

– Не могу. Но у меня есть два веских аргумента. Во-первых, никому не станет хуже. Вы ведь понимаете, что лары искусственно тормозят на земле развитие науки и техники?

– Я подозревал, – сказал Сварог.

– Правильно подозревали. Добрая половина наших агентов занята исключительно тем, что бдительно надзирает за состоянием науки, техники, инженерного дела. Вам не доводилось еще видеть снольдерских паровозов? Они двигаются по четырем рельсам.

– Но зачем?

– Лишний расход металла, лишняя нагрузка на промышленность, и без того слабую. О, никто не предписывал и не указывал… Просто серьезные ученые, именитые, титулованные, с помощью всей здешней математики доказали: паровоз, если поставить его всего на два рельса, непременно сойдет с них, едва тронувшись с места. Объяснять вам, кто мягко и ненавязчиво сделал этих светочей науки высшими авторитетами, или сами догадаетесь? А пароходы? Знаете, отчего до сих пор не приделали к ним винт? Да потому, что еще один непререкаемый авторитет в области судостроения наглядно доказал королю несостоятельность такого движителя. Он спустил на воду судно, где винт был приделан спереди – огромный, в тех же масштабах, что на самолете… Ничего удивительного, что первое же испытание этого монстра показало полную несостоятельность винта в роли судового движителя. Примеров множество. Можно отыскать перспективных молодых гениев, пока они еще юные и голодные… О, их никто не убивает. Достаточно осыпать золотом и направить их энергию на создание заведомо мертворожденных идей и проектов. Или споить. Или устроить карьеру, богатую невесту, пост при дворе, дабы отвлечь от работы. И, наконец, можно забрать наверх, поймав на самую страшную приманку – обилие знаний. Бедняга глотает знания, пока не сообразит, что все усвоенное он применить на отсталой земле просто не в состоянии. И в Магистериуме появляются новые преданные служители…

– Позвольте, почему же Снольдеру не воспрепятствовали делать пулеметы и самолеты?

– Потому что и пулеметы, и патроны к ним, и самолеты производят чуть ли не вручную, по штучке. Они дороже золота, и наладить сколько-нибудь массовое производство нет возможности. Зато налицо резкий технологический разрыв: в иных странах еще в ходу арбалеты, в другой – смастерили вооруженный легким орудием автомобиль. От чего возникают самые разнообразные коллизии, соперничество…

– И что же ваше «во-вторых»?

– Во-вторых… Во-вторых, никто не задумывается, что поток алейрона, на коем зиждется благополучие ларов, может и иссякнуть. Пока такие предположения не вышли из стадии тщательно засекреченных гипотез, но игнорировать их нельзя. Даже если это произойдет через сотни, тысячи лет, нужно подготовиться. Магия подчиняется, если подумать, тем же законам, что и солнечная активность, глобальные изменения климата… Как вам мои аргументы? И еще. Каких бы ошибок мы с вами ни натворили – лучше действовать ошибаясь, чем сохранять старый порядок вещей. Империя в нынешнем ее виде себя изжила.

– А я-то считал вас вертопрахом… – сказал Сварог.

– Многие до сих пор считают меня пустым авантюристом, и это мне только на руку… Что скажете?

– Это серьезно, – сказал Сварог. – Весьма серьезно… А как нам быть с Князем Тьмы? С Горротом, наконец?

– Не преувеличивайте ужас, исходящий от Князя Тьмы. А Горрот…

Горрот на какое-то время может стать надежным союзником и противовесом иным силам. Как и тот, чье имя вы произнесли с таким отвращением.

– Бывают противовесы, с которыми лучше не связываться, – сказал Сварог. – Сунешь пальчики в рот – и не заметишь, как челюсти руку по плечо заграбастают…

– В таком предприятии невозможно обойтись без риска. У вас, лорд Сварог, есть одно ценнейшее качество: на вас не действует…

– Я знаю.

– Ого! Они решились вам это рассказать?! Не ожидал от них, право…

Но так даже лучше. Теперь вы понимаете, что станете равноправным партнером. А Делия… Ну почему она непременно должна остаться в живых после совершения столь славного подвига?

– Вам ее не жаль?

– Вы пришелец, – сказал Орк. – Вы недавно здесь. Будь вы с раннего детства воспитаны, как лар, на многое смотрели бы иначе. Вы, собственно, юнец-лар. В юности мы все жалостливы и сентиментальны. Но став старше, осознаем: за время твоей жизни на земле сменится два десятка поколений, у нас еще не появится новой морщинки, а тысячи девушек, не менее очаровательных, чем Делия или Арталетта, превратятся в седых старух. Внизу живут быстро… Что вам Делия? Через тридцать лет вы ничуть не изменитесь, а она или ваша Мара… – улыбка Орка стала слегка напряженной. – И потом, вы – мой должник, лорд Сварог. Вы не знали? Навьи, которых вы спалили в поместье Мораг, были, строго говоря, не ее, а мои. Проба сил, легкая разминка. Вы мне помешали, уничтожив навьев и убив Гарпага, который мне еще пригодился бы…

– А вы знаете, кому служили Мораг и Гарпаг?

– Они служили в первую очередь мне. А кому они поклонялись в свободное время, меня ничуть не интересует. Все эти байки насчет Зла и Добра…

– Где остальные навьи?

– Вы же спалили всех, – пожал плечами Орк.

«Врет, – подумал Сварог, придавая лицу безразличие. – Никак не могло случиться, чтобы воскрешением навьев занимались одновременно два разных человека. Возможно, Орк причастен ко всему случившемуся в Ямурлаке. Если Борн и Фиортен на его совести, это многое меняет. Меняет все. Очень уж коварная вещь – уступки. Сначала вступаешь в вынужденный союз с тем, кто тебе весьма не по нраву, переступаешь через Борна, потом – через золотоволосую принцессу, ну а там легко и незаметно привыкаешь переступать через трупы, не ужасаясь ни их количеству, ни знакомым лицам. А за пределами доски настойчиво маячит черная тень…»

– Что вы знаете об исчезновении Делии и этом… двойнике? – спросил Сварог.

Орк вертел стакан, не спуская глаз с его круглых боков, украшенных желтыми и синими стеклянными медальонами.

– Лорд Сварог… – сказал он, не поднимая глаз. – Вы прекрасно понимаете, что я не буду брать с вас никаких клятв. Если вы решите меня обмануть, вас не остановят никакие здешние клятвы, а тех, которые вы не смогли бы нарушить, я не знаю, не могу даже сказать, есть ли такие… Вы знаете достаточно. Делия нужна мне для моих целей. Если вы станете мне мешать, превратитесь во врага. Я рискую – и рискну. Однако вы должны осознать: если вы обманете, станете мне противостоять, у вас не будет более страшного и упорного врага, чем я. У меня останется в жизни одна цель – уничтожить вас. И если не удастся до вас добраться… или – пока не удастся добраться до вас самого, я буду уничтожать все, что вам дорого. Я никогда не шучу такими вещами и не бросаюсь словами зря…

– Я это прекрасно понимаю, – сказал Сварог.

Они долго смотрели друг другу в глаза.

– Это Сенгал, – сказал наконец Орк. – Мне на Диори не повезло, а вот его люди что-то нашли и ухитрились унести ноги. Молва упорно твердит, что именно на Диори скрывались последние Изначальные, что остров отнюдь не случайно покрыт вековыми льдами, возникшими вовсе не благодаря усилиям природы… Я потерял два корабля из трех и половину людей с третьего…

Ладно, это моя головная боль. Сенгалу повезло. Вопреки всем байкам, самое ценное, что можно отыскать на Диори, – книги. Магические книги Изначальных. Сенгал добыл, самое малое, одну. Между прочим, он умеет читать на языке Изначальных. Я тоже. И даже некоторые земные книжники…

Но во дворец к Сенгалу не смогли проникнуть даже… словом, люди, умеющие одолевать ограждающие вход заклятия. Его библиотека словно закрыта невидимой стеной.

– Вы имели в виду людей Стахора?

– Да. Итак, книга у него. Созданный им двойник Делии – продукт иной, чужой магии, искусства Изначальных. Сенгал держит при себе какого-то стагарского колдуна, вдвоем они неплохо сработали… Вы, должно быть, поняли уже, почему настоящую Делию ищут все разведки Талара? К Кодексу Таверо серьезные люди всегда относились с большим доверием.

Кстати, предсказания лишены непреложности. Рядом с Делией может и не оказаться Серого Рыцаря…

– Значит, многим стало известно о двойнике?

– Конечно. В любом государстве найдутся люди, обладающие познаниями в магии, достаточными, чтобы распознать на месте прежней Делии… Словом, к вашему появлению тайны, считайте, и не осталось. Один Конгер ничего не подозревает. И если Сенгалу удастся отыскать настоящую принцессу раньше нас, после смерти короля на трон взойдет кукла. Кукла Сенгала… Отправьте к нему вашу девчонку. Возможно, ей удастся добыть книгу, а самого герцога…

– Нет.

– Да вы понимаете… К чему это чистоплюйство?

– Предложите что-нибудь другое, – сказал Сварог.

– Придется… – махнул рукой Орк. – Я по примеру Гаудина сам начал дрессировать юных красоток – конечно, пантерам Гаудина они в подметки не годятся, но для здешних сойдет… Одна такая прибудет дня через три – пришлось отправлять ее чертовски кружным путем, чтобы Гаудин не разнюхал.

Кроме того, через несколько дней сюда прибудут люди Стахора и привезут милейшую зверюшку, которая непременно вынюхает Делию. Ах, если бы вы знали, до чего умен и изобретателен Стахор, работать с ним – удовольствие.

– Зачем же я вам, если все решено?

– Ну, во-первых, лучше работать вдвоем. Во-вторых… Я тоже серьезно отношусь к работам Таверо. И склонен думать, что Серый Рыцарь – это все-таки вы. Возможно, без вас просто не обойтись. Ее же нужно как-то доставить к Воротам, и идти придется через Шаган. В Шагане недолюбливают и меня, и Стахора. Я предельно откровенен, как видите. Что, по рукам?

– По рукам, – сказал Сварог.

"Похоже, я наконец научился лгать с непроницаемым лицом, – подумал он, выходя из особняка Орка. – Но что прикажете делать? Орк начал первым.

И связался с черными силами, от которых нужно держаться подальше…"

Сварог задумчиво шагал по улицам, высматривая извозчика, но они, как назло, сквозь землю провалились. Смеркалось. Фонари на ночь зажигали далеко не на всех улицах, и здесь их почти не было, но грабителей Сварог не особенно боялся – на трезвых и вооруженных рыцари удачи предпочитали не нападать…

Он не сразу сообразил, чего ему хочется, а сообразив, не на шутку удивился.

Так и подмывало претворить в жизнь весьма странное желание: вынуть из кармана кошелек, бросить его на землю и побыстрее уйти, не оглядываясь.

Самому ему такое и в голову не пришло бы. Кто-то внушал ему такую мысль…

Улочка, по которой он шагал, была безлюдна, по обе стороны расположились купеческие лабазы – глухие стены без окон, такие, что и пушкой не прошибешь, высоченные заборы, усыпанные битым стеклом.

Медленно вынув кошелек, Сварог бросил его на землю и пошел прочь.

Сосредоточился. Резко шагнул вбок. Теперь тот, кто крался за ним следом, видел быстро удалявшегося двойника, а самого Сварога видеть не мог. Если только незнакомец был слабее в магии. Однако здесь попадаются крепенькие самородки, как ни бдят наверху…

Нет, самородок все же оказался слабеньким. Худая фигура в низко нахлобученном на глаза бонилоне, явно не замечая Сварога, кинулась к кошельку. Сварог подождал, пока тот подберет туго завязанный кожаный мешочек, вышел из невидимого состояния. Аккуратно взял воришку правой рукой за глотку, а левой за правый локоть, спиной вперед протащил, наступая, до ближайшей стены, притиснул к ней и вежливо спросил:

– Тебя мама не учила в детстве, что воровать нехорошо?

Пленник так ошалел, что не сопротивлялся вовсе. Сварог рассмотрел молодое худое лицо с редкими кошачьими усиками, бляху Бронзовой гильдии – содержатель домашней птицы, надо же…

Застучали копыта – неведомо откуда возник разъезд городской стражи.

Двое всадников проскочили мимо и остановились поодаль, третий присмотрелся, держа копье наготове:

– Что такое?

– Морду бью, – сказал Сварог. – Свои счеты. Он не жалуется. Ты ведь не жалуешься?

Пленник молчал.

– Видите, не жалуется, – сказал Сварог. – Сами обойдемся, без всякой полиции…

Стражник оглядел обоих. Вообще-то «бордовые», служившие при ратуше, старались, как могли, вытаскивать горожан из стычек с дворянами, но пленник Сварога не просил помощи, и это сбивало с толку. Всадник махнул рукой, не желая впутываться в непонятное дело:

– Ладно, только чтобы без трупов…

Все трое пустили коней рысью и исчезли за поворотом.

– Сдай я тебя как вора? – спросил Сварог.

– Магистратский суд, – уныло ответил пленник.

– А как колдуна?

– Королевский суд, а то и Багряная Палата…

– Оценил мое великодушие?

– Оценил.

– Не благодаришь, пощады не просишь… – задумчиво сказал Сварог. – Гордый или понимаешь, что придется отслужить?

– Понимаю. Только уговор – без мокрого… И без педерастических штучек.

– Сплю я только с женщинами, а убивать умею и сам, – сказал Сварог. – Попробуешь убежать, только хуже будет.

– Понял…

– Тогда шагай рядом, как застенчивая невеста, и рассказывай – как ты докатился до такой жизни и почему тебя, соколика, до сих пор не изловили охотники за колдунами. Только без вранья, не пройдет…

Тот нехотя и вяло принялся рассказывать. Выяснилось, что зовут его Паколет, потомственный вольный горожанин, двадцати четырех лет от роду.

Родитель с мамашей пятнадцать лет назад подались искать счастья на Бран Луг, да так и сгинули – ни весточки, ни их самих, хотя бабка уверяет, что живы и не особенно бедствуют. Кое-какое колдовское умение досталось как раз от бабки, ухитрявшейся всю жизнь остаться незамеченной охотниками за колдунами и передавшей это умение внуку. С честным трудом, бойцовыми гусями, которых бабка разводила, как-то не заладилось. Военная служба не привлекала, на Острова не тянуло, особых талантов, позволивших бы попытать удачи и сменить гильдию, не отыскалось. Одним словом, получился приблатненный шалопай. Первое время вертелся возле гусиных боев и игорных домов, но потом стало ясно, что его способности вот-вот выявят. И хорошо еще, если сразу прикончат, – могут втянуть шестеркой в крайне серьезные дела, где конец будет еще печальнее. Шустрый юноша осторожно, не увлекаясь, стал заниматься кражами, благо бабка неосмотрительно передала внучку старинную колдовскую премудрость – открывать без ключа любой замок.

Стоило прохвосту наложить руки и сосредоточиться, как сам собой отворялся любой хитроумный запор…

Конечно, выложил он не все – но рассказал достаточно. И не врал, как мгновенно определил Сварог.

– Вот такие дела… Что предлагать будете, ваша милость?

– Предлагать… – рассеянно повторил Сварог. – Друг ты мой, а есть ли у тебя настоящая мечта?

«Нужно сколачивать команду, вот что. Леверлина в Равене может не оказаться. Дворяне Маргилены не годятся – люди верные, но свыклись с блаженной жизнью мелких прихлебателей. Одной Мары мало – не всюду ее пошлешь. Нужны четыре-пять человек, накрепко привязанных к нему надеждами на будущее вознаграждение, не особенно благонравных и решительных. Но вербовочного пункта не откроешь и объявление в газету не дашь…»

– Мечта? – задумался Паколет. – Да надоела такая жизнь, вот и все.

Купить бы хороший домик под городом с куском земли, нанять бабке служанку, чтобы смотрела за любимыми гусями… Я бы давно это устроил, да бабка на ворованные деньги не соглашается. И плешь давно проела, требует завязать.

Говорит, людям вроде нас, с нашими способностями, ворованное счастья не приносит, а сулит одни беды. Вообще-то не она одна так говорит…

– Домик – это пустяки, – сказал Сварог. И деньги будут… ну, не то чтобы благородные, но добытые честно.

От прежнего барона ему досталось четверть миллиона ауреев в золоте и камешках. Богатства эти покойник с хомячьим упорством стаскивал по зернышку в три равенских банка, и Сварог оказался единственным наследником.

– А что делать?

– Сам не знаю, – сказал Сварог.

– Я не заложу. В полицию как-то не с руки, могут и вычислить, что за душой. Пока обходилось, да бабка что-то загрустила, говорит, не к добру все это. Самое время к кому-то прибиться. А от вас, ваша милость, черным вроде бы не попахивает…

– Говорю тебе, сам еще не знаю, что будешь делать, – сказал Сварог. – Зайдем сейчас в одно заведение, кое-что и обсудим.

Остановившись у ярко освещенного входа, прямо под вывеской, изображавшей жену боцмана, Сварог подтолкнул локтем привратника:

– Не узнаешь? Зазнался?

– Ваше сиятельство!

– Тихо, – сказал Сварог. – Здесь я – барон Готар.

– Тетка Чари вас как раз поминала, а вы – вот он…

– Она здесь?

– Скоро будет. Прошу, ваша милость, прошу! Этот с вами? Ну тогда ладно… Да, а капитан Зо жив оказался, слышали?

– Слышал, – сказал Сварог.

Они с Паколетом уселись в дальнем углу. Заведение первого разряда – высокие зеркала, чистехонькие скатерти на столах, резные дубовые панели, позолота, хрустальные люстры… Ничего похожего на продуваемый сквозняками, рассохшийся и прогнивший дом в Руте. Паколету было неуютно, но Сварог толкнул его ногой под столом и шепнул:

– Делай вид, что ты переодетый граф…

Он сунул мордатому лакею золотой и велел отправить кого-нибудь в дом графини Дино, передать, что барон жив и здоров, но задержится. Потом заказал хороший ужин, благо и сам успел проголодаться. И понемногу, в промежутках между блюдами, рассказал почти все – о том, что произошло с принцессой, о том, что он ее ищет, о том, что с найденной принцессой предстоит отправиться в три королевства. И даже о том, что он – лар. Он лишь не стал посвящать собеседника в сложности большой политики…

– Хитрющий вы человек, ваша милость, – сказал Паколет с крайне печальным видом. – Теперь я к вам пришит намертво. И не сбежишь, и не продашь. Выложи я все это любой серьезной конторе, проживу ровно столько, пока они не убедятся, что больше я ничегошеньки не знаю… Таких свидетелей на этом свете ни одна полиция долго не держит…

– Зато будет домик, – сказал Сварог. – А хочешь – дворянство. Уж извини, я за тобой не гнался, за шиворот не хватал, сам на меня набежал…

Боишься?

– Еще бы.

– Это хорошо, – сказал Сварог. – Главное, чтобы ты боялся в меру. И люди, что будут работать со мной из одного страха, мне не нужны. Лучше уж сразу распрощаемся и разбежимся по-хорошему. Так что – подумай.

– Уже подумал. Ронерцы, ваша милость, люди азартные и рисковые, а равенцы – особенно. Вот оно что… Может, с бабкой посоветуемся? Увидит, что я взялся за благое дело, – дурного не присоветует…

– Непременно, – сказал Сварог. – Ты, значит, слышал что-то краем уха?

– Ага. Мудрено было бы не услышать. Тихари оживились несказанно, и наши, и от сопредельных соседей, и от соседей дальних, и вообще непонятно кто шныряет… Перетрясли всю «ночную парикмахерскую», то есть…

– Тех, кто кошельки по ночам, – догадался Сварог. – И днем тоже…

Что у вас обо всем этом говорят?

– Да болтают, что отыскалась какая-то девка, как две капля воды похожая на принцессу. Белено ее изловить и доставить ко двору, чтобы работала двойником. В старину у каждого приличного короля, а то и вельможи, были двойники – здорово помогает против покушений. Ну а в том, что такую девку ищут соседи, нет ничего удивительного – она и им пригодится на предмет заговоров. Только наши, кто поумнее, считают, что все запутанней – очень уж много шума из-за какой-то похожей девки…

Значит, говорите, она еще в городе? Нам бы еще парочку латро…^[2K9] – В каком смысле?

– В смысле – солдат. Я так понимаю, вы хотите собрать человек несколько на манер верных оруженосцев? Лучше всего поискать Вольных Топоров или отставников из армии. Тех, кто сейчас не у дел, а денег не скопил и сидит на мели. И не юнцов, а людей в среднем возрасте – они битые-перебитые, любопытствовать отучились давно, и за приличную плату работают, как обученный мясницкий пес: зря не гавкают, мимо ноги не цапнут и спят на одно ухо…

– Неплохая мысль, – кивнул Сварог. – Где их проще всего искать стоит?

– На постоялых дворах и в порту. Хозяйственные, что скопили денежек и решили расплеваться с акиллой ради домика в предместье, тут не годятся.

Нужны те, кто прокутился и ждет удачи. Прикажете поискать?

– Не спеши, – сказал Сварог. – Хозяйка этого заведения получше тебя разбирается и в портах, и в латро…

– Она и впрямь такая, как на вывеске?

– Вон она идет, оглянись и сравни.

Паколет обернулся:

– Ну, если она и впрямь жена боцмана, боцман не на торговом корыте служил и ловил отнюдь не рыбку…

– Уж это точно, – сказал Сварог.

К ним приближалась тетка Чари, в черном атласном платье пониже колен, с бляхой Серебряной гильдии на груди, чуточку даже помолодевшая и выглядевшая гораздо пикантнее. Лакея, по неловкости налетевшего на нее спиной, она, совершенно как в былые времена, ткнула кулаком в поясницу и тихо пожелала схватить якорь в задницу. Остальные зашмыгали по залу еще проворнее. Нет, от прежних ухваток она отрекаться не собиралась.

– Вот так гость! – На лице была искренняя радость. – Не помню только, как вас титуловать…

– Барон Готар, – сказал Сварог.

– Ах ты! Значит, это вы того кабана и проткнули? Слышала, как же.

Туда ему и дорога. – Она села рядом со Сварогом, махнула лакею:

– Ратагайского сорокалетнего, живо! – и показала пальцем на потолок:

– Значит, добрались благополучно? По правде говоря, и обрадовалась же я, узнавши…

– Как вы ухитрились?

Тетка Чари понизила голос:

– Я тут привадила одну клушу. Баронесса, из титульных^[2K10]. Муж служит по таможенному департаменту, вдругдапригодитсякогда-нибудь… Ну, подарочки-наливочки… И позволила она мне в знак особого расположения глянуть в телевизор. А в телевизоре показывают торжественный выход императрицы, и за ней среди прочих шествует един крайне мне знакомый путешественник, быстро промелькнул, да у меня глаз острый. Нет, как вы на графа Гэйра похожи…

– Оказалось все же, сын, – сказал Сварог.

– А я что говорила? Неспроста было такое сходство… Знаете, что Зо живехонек, и на дне там лежал вовсе не «Божий любимчик»?

– Знаю.

– Ну вот, а наделали шума, не опознав толком стеньги. Что с вас взять, сухопутных, да и воздушных вдобавок… Капитана Зо на дно пустить трудно, я еще тогда сомневалась. – Она покосилась на Паколета. – А это тоже милорд? Нет, местный, по роже видно… Выходит, вы опять в делах и хлопотах?

– И в нешуточных, – кивнул Сварог. – Вы-то как?

– А что я? Недельки через две, как вы нас покинули, собралась и я в дорогу. Вот, позавчера открылись, последний политес навели. Чуть не все накопления убухала. Тут, как видите, трактир, рядом и на втором этаже – комнаты для проезжающих из чистой публики, и никаких клетушек с девками, и никакой дурной травки. Конечно, к себе приличный постоялец может водить, кого хочет, лишь бы выглядели пристойно и гостили тихо. А вот травку – ни в каких видах. Перека вон в ливрею обрядила, идет она ему, как зайцу лангила. Сама приписалась в Серебряную гильдию, подол чуть не до колен, лет двадцать назад бы такую юбчонку… Полицейские уже в гости заходили, не ниже квартального, дворяне в трактир потянулись, постояльцы есть, денежка закапала… – Она вздохнула. – И отчего-то, граф, моментально накатила дикая скука… Думала, жить станет весело и легко, а скука уже заедает до полной невозможности, что дальше будет, и думать боюсь…

– Присоединяйтесь ко мне, – скорее шутя сказал Сварог. – Весело будет,ручаюсь…

– А что вы такое затеяли на сей раз? Знаю я ваши дела – если хоть немного удались в папашу…

Вот уж в ней Сварог был уверен, не выдаст и не подведет. Склонившись через стол, он фразах в десяти изложил суть дела. Тетка Чари ошарашенно слушала, потом запустила столь соленую руладу, что два лейтенанта Малиновых Драгун за соседним столиком покосились на нее с уважением и завистью.

– Живут же люди! – восхищенно охнула она. – С ума сдвинуться, что заворачивают! – И поскучнела. – Скука скукой, да не сняться мне с вами, граф, отяжелела в корме, с мели не сойду, да и страшновато опять пускаться в такие дела… Но помочь – всегда пожалуйста. Денег у вас, конечно, завались, значит, одалживаться не будете… Может, что узнать, потолкаться в порту? Я уж там кое-кого встретила…

– Мне бы наемника, – сказал Сварог. – А лучше двух. Серьезных, солидных и готовых на все без лишних вопросов и колебаний.

– Парочку сразу не обещаю, а один найдется прямо сейчас. У меня на постое. Второй этаж первым отделали, и пока трактир еще не открылся, я уж три недели постояльцев пускала… Товар первостатейный. Въехал он сюда, что твой герцог, весь в золоте да три недели золотишко это и спускал, пока не остался в одном исподнем. Капрал Шег Шедарис, из Вольных Топоров. А почему первостатейный? Потому что пятнадцать лет в Топорах и живой, до капрала дослужился. Трусов они быстро раскусят и моментально выгонят, так что, если мужик полтора десятка лет отмахал железом и остался не особенно и продырявленным, при трех медалях, это о нем малость говорит… И потом… Пропился он, обормот, до исподнего, сапоги спустил и опустевший сундук – но из оружия и амуниции хоть бы дрянной шомпол тронул… Я уж его, грешным делом, хотела к хозяйству с какого-нибудь боку присовокупить, мужчина видный и с понятием насчет скучающей вдовы… Да уж ладно, забирайте. Сейчас-то разговора с ним не получится, похмелился последним поясом с серебряными цацками, а завтра я его возьму в оборот, полечу рассольчиком… Нет, ну дела! Принцессу я видела. Красивая девка, жалко.

Вы в порту не искали? Да нет, в порту знали бы, то есть я бы непременно знала… Да, а ведь у нас и Руте через неделю после вашего отбытия была добрая потеха! Князь со своими орлами налетел-таки на Готар, все из себя в боевом азарте, а в Готаре старого барона уж под забором закопали, управители от нового, то есть от вас, вовсю распоряжаются, народишко от ваших щедрот до сих пор не протрезвел – одним словом, полные реформы со снижением податей и хмельными надеждами…

Глава 8 15 И 14

– Вот тут останови, – сказал Паколет извозчику, спрыгнул и завозился у щеколды.

Во дворе бдительно загоготали проснувшиеся гуси.

– Подождешь, – приказал извозчику Сварог. Тащиться назад пешком не хотелось.

– Отчего же не подождать, хоть до утра, если монета соответственная… – Извозчик поудобнее устроился на облучке, свесил голову на грудь и моментально задремал.

Следом за Паколетом Сварог вошел на темный двор, замощенный досками.

Справа, в загородке из жердей, беспокоились гуси, гоготали и вытягивали шеи в дыры. В маленьком деревянном домике горела тусклая лампа, свет пробивался под дверь мерцающей полоской. Над входом висели в ряд пучки сушеных трав – корнями вверх.

Они вошли. В комнате бабушки не оказалось никаких атрибутов колдовского ремесла – обычная комнатка небогатой опрятной старушки. Сварог ступил на домотканый коврик, лежавший у низкого порога – и в комнате раздался высокий, певучий звук, словно кто-то задел висевший на стене виолон. То ли пение потревоженной струны, то ли стон. Сварог прянул в сторону, и непонятный звук оборвался.

Старуха медленно встала. С морщинистого лица на Сварога смотрели молодые глаза строгой учительницы. И тут же низко поклонилась, прижав обе руки к груди:

– Добро пожаловать, светлый король…

– Ух ты, сработало! – восхищенно прошептал за спиной Паколет. – А я думал – чудит бабка…

– Вы, бабушка, меня ни с кем не путаете? – спросил Сварог.

– Камень не путает, – сказала старуха.

Теперь Сварогу припомнилось, что нога и в самом деле наступила на какой-то лежавший под ковриком посторонний предмет. Он нагнулся, поднял край половичка – там лежала широкая каменная плитка, плоская, почти квадратная.

– Осколок Асконского камня, – как о чем-то совершенно будничном, сказала старуха. – А камень этот, ваше величество, исстари славился тем, что стонал, едва его касался тот, кому на роду написано стать королем. А мне вот на роду написано умереть вскоре после лицезрения короля, над чьей головой засияет множество корон. Ну что ж, грех жаловаться, пожила…

– Бабка, ты что плетешь? – забеспокоился Паколет. – Не из таких переделок выходили…

– Помалкивай, – отрезала старуха спокойно. – Только и умеешь глаза отводить, чтобы кошельки вытаскивать. Потому и дальше не продвинулся…

Ему на роду написано быть королем, мне – прожить, сколько отмерено, и ни часом дольше, а тебе, мошеннику, – раз в жизни послужить хорошему делу…

Садитесь, ваше величество.

– Спасибо, конечно, – сказал Сварог, усаживаясь. – Только не верится что-то, хоть и предсказывали уже однажды. Плохо представляю, что мне делать с коронами, особенно если их много.

– Что делать – это уж ваша забота, – сказала бабка. – Кто ж вам это подскажет? Только берегитесь мостов…

– Мне и это уже говорили однажды, – сказал Сварог. – Стоп, стоп… А ведь вас свободно можно назвать бабкой-гусятницей?

– Так и зовут.

– Тогда вам привет от старой пряхи по имени Грельфи.

– Значит, жива еще? – кивнула старуха. – Вот кому повезло, никаких тревог и хлопот – угодила век доживать при императорском дворе. Ах, как мы с ней, будучи молодыми, спешили радоваться жизни… Так радовались, что этот вот шалопай, – она кивнула в сторону Паколета, – княжеским внуком мог бы быть, хоть незаконным, да княжеским… Ну да вам это скучно покажется.

Подумаешь, две девки с ветром в голове… Вы ведь за серьезным делом пришли? У вас на душе тревога…

Сварог рассказал.

– Вот оно что, – задумчиво сказала старуха. – То-то от королевского дворца в последние дни веет таким злом, что людям понимающим оно прямо-таки видится в облике черного ветра…

– Можете вы ее отыскать? – спросил Сварог.

– Попробую увидеть, где она, что вокруг нее… Достаньте ее вещичку, любую, хоть носовой платок. Попытаюсь. Человека с гиманом трудно отыскать белым колдовством, сразу вас предупреждаю, но черной магией, хвала Единому, и вовсе невозможно…

– Тем лучше, – сказал Сварог. – Значит, Сенгал ничего не добьется. А Орк со Стахором – тем более.

– Сенгал-то не добьется, магией Изначальных он ее не достанет. Что до горротцев – тут, ваше величество, вы крупно ошибаетесь. Они – самые опасные. Потому что никакая это не черная магия…

– Как так? – не на шутку удивился Сварог. – Всем известно…

– Заблуждение – это и есть то, что всем известно, – сказала старуха.

– Стахор вовсе не черный маг. Ну да, Горрот разместился на месте древнего королевства Шелориса. Ну и что? Под Джетарамом, глубоко в земле, покоится капище Черного Бела, но нынче там черной магией и не пахнет… Стахор оказался умнее многих и хитрее. Пока другие гонялись за тайнами старинной черной магии, он искал знания, забытые и новые, искал там, где до него никто искать не додумался. И набрал нешуточную силу. Так я чувствую, а словами объяснить не могу, не знаю я столь ученых слов… Берегитесь Горрота. Будь это магия, с ней не в пример проще и легче было бы справиться, а знания побиваются лишь знаниями. Идите, ваше величество, побыстрее раздобудьте вещичку от принцессы – коли уж вы появились, мне осталось недолго, нужно успеть, сколько смогу…

– Ну, дела, – сказал Паколет во дворе. – Что же, мне теперь вас вашим величеством называть?

– Зови просто – командир, – сказал Сварог. – Смекнул?

– Ясно. Вот только не нравится мне, что бабка о смерти заговорила.

Ох, не нравится. Бабка сроду не ошибалась…

– Должны же и колдуньи когда-нибудь ошибаться, – Сварог похлопал его по плечу. – Сам я до сих пор сомневаюсь насчет королевских корон над моей непутевой головушкой… Ну, держи ухо востро. Связь через «Жену боцмана».

Он под гогот гусей захлопнул калитку, шагнул в накренившуюся на рессорах коляску, откинулся на обитое кожей сиденье.

Извозчик мгновенно проснулся:

– Едем, ваша милость?

– Едем, – сказал Сварог. – Давай на Королевскую. Особняк графини Дино. Знаешь?

– Еще бы. С неделю назад возил туда художника, так ейные дворяне, пока ждал, у меня с упряжи три серебряных бляхи срезали, так мимолетно, что и концов не найти…

– Кстати, почему улица так называется? Короли там в самом Деле жили?

– Да нет, ваша милость. Жила там лет двести назад одна кондитерша, и была она, надо полагать, весьма соблазнительная – раз тогдашний король к ней, одевшись ловчим, ездил пять раз на неделе. Шило в мешке не больно-то утаишь, со временем опознали его величество, прозвали улицу Королевской, а потом оно так приклеилось, что старое название забыли, а новое в официальные бумаги залетело да так и осталось… Гуся ездили подбирать, ваша милость?

Он принял Сварога за любителя гусиных боев, каким оказался сам, и пустился в длиннейшие рассуждения о любимом виде спорта. Как всякому фанату, ему наплевать было, что Сварог молчит, – болтал за двоих, вполне серьезно подавая за Сварога реплики и вопросы, свято веря, что судьба послала ему родственную душу и оба оживленно беседуют.

Сварог лениво глазел по сторонам. В небе сиял Юпитер – стояло полнолуние, вернее, полноюпитерье, или, совсем точно, полносемелие (Юпитер здесь именовался Семел). Далеко перевалило за полночь, но жизнь продолжалась, самая разносторонняя, а то и непонятная, как всякая ночная жизнь. Наслаждаясь свободой, разгуливали «ночные дворяне». Дело в том, что по здешним законам должника дворянского звания кредиторам изловить было непросто. С восхода солнца до заката (отмечаемых ударами колоколов Главной Башни) дворянина можно арестовать в его собственном доме только за строго определенные преступления (в число коих неоплата долгов не входит). Точно так же его нельзя сцапать за долги на улице – с заката до восхода. Легко сообразить, что неисправные должники днем отсиживались дома, а с первым ударом закатного колокола величаво выплывали на улицы, от чего возникали разнообразные детективные коллизии: шпики кредиторов шныряли по пятам, стараясь подпоить или иным способом удержать потерявшего бдительность должника на улице – до рассветного колокола. Дошло до того, что на иных злостных неплательщиков стали принимать ставки – сколько они продержатся в столь пикантном состоянии. А там, понятно, пошли и махинации…

Улицы заливало алое сияние, тени пролегли невероятно четкие. Кто-то устроил серенаду под окном, наглухо задернутым тяжелыми портьерами. Они, однако, порой вздрагивали, когда уголок легонько приподнимала девичья рука. А через несколько домов кто-то непринужденно разлегся посреди улицы, пристроив под локоть оплетенную бутыль. Прогуливались парочки, кого-то оттеснили подальше от уличного фонаря и лупили доской от забора, из распахнутых дверей кабачков и заведений для гусиных боев валили табачный дым, пьяные песни и ругань, а из распахнутого на третьем этаже окна донеслись нежные звуки флейты. В доме напротив жена торжественно встречала загулявшего супруга – звонко разлеталась глиняная посуда, грохотали опрокинутые табуреты. В переулках кое-где звенели мечи, вдоль стен пробирались личности, пытавшиеся прикинуться невидимыми, проезжали тяжело груженные купеческие возы и шибавшие в нос издали бочки золотарей, скакали дворяне, рысили полицейские…

Район был не из респектабельных, но Сварогу такая жизнь нравилась.

Было в ней что-то от того загадочного, бурного, кровавого и романтичного времени, когда жестокие пираты писали недурные стихи, талантливые поэты выполняли грязные шпионские поручения, ваятели, не догадываясь, что потомки провозгласят их безгрешными гениями, вспарывали животы недругам и совращали кто служанок, кто мальчиков, священники наблюдали звездное небо и защищали осажденные крепости. Собственно, здесь сейчас именно такое время и стояло. Быть может, ему когда-нибудь предстояло заслужить у потомков титул Великой Эпохи. А может, уместиться в паре строчек пухлого академического труда. Король Конгер удостоится короткого абзаца в учебнике, а имена тайных агентов и потаенные политические игры, как водится, канут в небытие. И никому не будет дела до людей, сто лет назад мучительно старавшихся переиграть противника, потому что прошлые заботы и тревоги покажутся устаревшими и мелкими в сравнении со своими…

Сварог прекрасно понимал, что многое от него не зависит, как ни пытайся воспрепятствовать. Но Орка он обязан был взять на себя и выставить из Равены. Во-первых, Орк с помощью горротцев может найти Делию первым.

Во-вторых, он станет серьезнейшей помехой, едва поймет, что Сварог все же начал свою собственную игру. Выставить Орка из Равены, но так, чтобы герцог не заподозрил Сварога, – сущая головоломка… Головоломка…

Натравить на него протектора? А если у герцога есть заступники не хуже? Распустить о нем некий невероятно компрометирующий слух, такой, что он будет вынужден убраться сам? Но какой?

И тут Сварога осенило. С озарениями так и обстоит – либо они вообще не появляются, либо настигают, как удар молнии. Чем больше Сварог обдумывал идею, тем сильнее она ему нравилась. Он бесцеремонно оборвал рассказ извозчика о потрясающем гусе по кличке Серая Смерть:

– Сейчас открыты какие-нибудь мастерские?

– Это которые?

– Ювелиры, медники… – Сварог лихорадочно думал. – Вот именно, ювелиры!

– Целый квартал. Там день и ночь делают головоломки, не из жести и кости, как для простонародья, а дорогие, для благородной публики. Ночная смена подмастерьев непременно трудится…

– Гони! – приказал Сварог.

Он метался по кварталу ювелиров, как вихрь. Подмастерья получали монеты горстями – с пожеланием помнить, что его здесь никогда не было.

Сварог не сомневался, что они промолчат: ювелиры были народом серьезным и сплетничать о клиентах, даже самых странных, не любили. Вдобавок им подвернулся удобный случай заработать втайне от хозяина…

Впрочем, он принял все меры предосторожности, размещая заказ по частям. В одной мастерской ему из тонкого серебряного листа за квадранс^[2K11] смастерили коробочку размером с портсигар и крышку для нее. В другой столь же быстро нарезали из такого же листа пятнадцать квадратиков по указанной Сварогом мерке. В третьей на квадратиках выгравировали цифры – от единицы до пятнадцати.

Получилась выполненная наспех и грубовато, но готовая к немедленному употреблению головоломка под названием «пятнадцать». Прибыв наконец в особняк графини, Сварог расспросил дежурившего в прихожей дворянина и совершенно точно выяснил, что в Ронеро такая головоломка совершенно неизвестна. «А ведь выгорит, – подумал он весело. – Определенно выгорит…»

– Ваша милость, а что с ней делают? – приставал заинтересовавшийся дворянин.

– Через часок объясню, – отмахнулся Сварог.

– Ну, наконец-то! – В прихожей появилась графиня, небрежно запахивая халат из розовых кружев – не халат, а одно название. Дворянин превратился в статую. В другое время и Сварог не остался бы равнодушным, но сейчас мысли подчинены одной цели…

– Маргилена, милая, – сказал Сварог, сжав ее руку. – У вас найдется в доме большая, пустая комната?

– Ну, танцевальный зал… Больно!

– Простите… Пойдемте туда, немедленно!

– Сумасшедший, у меня такая нежная кожа… Подождите, я возьму лампу.

Нет, по этой лестнице. Мара уже спит, а я ложусь поздно, да и интересно было, куда вы запропастились…

Слева отворилась дверь, выглянул граф в халате, но, узрев супругу под руку со Сварогом, сделал вовсе уж скорбное лицо и тихонько юркнул назад.

– Все еще ждет? – спросил Сварог.

– Конечно. Пришлось его ублажить на скорую руку, но сей похотливый субъект не успокоился. Однако уже двадцать второе, так что ждать ему придется долго… Сюда. – Она вошла первой, поставила лампу на ближайшее кресло. – Ничего, что темновато?

– Пустяки, – сказал Сварог, достал из кармана головоломку и положил ее на паркет. Оглянулся, сел в кресло. – Вам лучше уйти, вы легко одеты, а здесь сейчас станет холоднее…

– Чепуха. Если вы затеваете что-то интересное, я хочу посмотреть. – Она решительно опустилась в соседнее кресло. – А это будет страшно?

– Боюсь, это будет скучно, – сказал Сварог.

Действительно, копировать вещи с помощью заклинаний – скучная работа и еще более скучное зрелище. В особенности если заниматься этим приходится долго. Но ничего не поделаешь, надо стараться. И Сварог трудился, как отбойный молоток. Выходило штук двадцать в минуту. На паркете росла груда плоских серебряных коробочек, посверкивавших в алом свете, лившемся сквозь высокие окна, они громоздились друг на друга, вырастали кучи, рассыпались, звеня. В зале стало холоднее, повсюду летали снежинки. Графиня стоически терпела, но в конце концов не выдержала:

– В самом деле, не столь холодно, как скучно… Вы до утра собираетесь их штамповать? Я-то полагала, магия – крайне увлекательное зрелище…

– Не всегда, – сказал озябший Сварог. Осмотрел кучу, глянул на часы.

– Штук пятьсот. Хватит для начала…

– И что теперь будет?

Сварог встал, разминая спину, чувствуя себя так, словно затащил мешок с углем на верхушку Главной Башни.

– Если я все правильно рассчитал, будет превеселое зрелище, – сказал он. – Утром прикажите сложить все это в мешки, кроме одной, и пришлите ко мне самого толкового вашего человека. – Он удовлетворенно оглянулся на кучу. – Да, для начала хватит. Результата, правда, придется ждать пару дней…

– За это время я умру от любопытства. – Она поежилась. – Если раньше не умру от холода. – Пойдемте, выпьем по бокальчику. Вы увидите нечто, ужасно вам знакомое. Там нет окон, и я упросила Гаудина поставить эти великолепные лампы с непроизносимым названием, а еще выпросила замок, каких у нас не делают, ключ только у меня, и при случае я там спасаюсь от сладострастного супруга, когда на него нахлынет это извращение – волочь в постель собственную жену. Снимите сапоги – там ратагайский ковер. Входите, входите, – она подтолкнула его в темноту, захлопнула дверь, и их окутал непроницаемый мрак, только под потолком светился рядок вентиляционных отверстий. – Не вздумайте смотреть «кошачьим глазом», все впечатление испортите. Итак!

Вспыхнули неяркие электрические лампочки, упрятанные в синие, желтые и красные стеклянные шары. Сварог оторопело огляделся.

Довольно большая комната. Стены, потолок и пол выкрашены в нежно-розовый цвет. Посередине – круглый ковер со сложным ало-голубым узором и пушистым ворсом по щиколотку. В углу статуя розового амарского мрамора, рядом – вычурный синий шкафчик. И все.

– Узнаете? – радостно спросила графиня. – Только статуя там была другая.

– Честное слово, не узнаю что-то, – растерялся Сварог.

– Великие небеса! Да это же будуар Аспалины. Точная копия!

Тут до него стало помаленьку доходить:

– Ну да. Телевизор. Сериал. Серий пятьдесят?

– Восемьдесят, – поправила графиня, извлекая из шкафчика бутылку келимаса^[2K12] и золотые чарочки.

– «Любовь и смерть среди роз». Неужели не видели?

– Как-то не довелось…

– Жаль. Такой увлекательный фильм… А как вам моя статуя? Работа Гая, того самого мальчика…

Статуя изображала обнаженную графиню, стоявшую в непринужденной, изящной позе, с виноградной гроздью в одной руке и копьем в другой.

– Слушайте, да это же талант! – вырвалось у Сварога.

– А я вам что втолковываю? Статуя весьма символична – копьем я, словно Ашореми, без промаха поражаю сердца неосторожных, а гроздь сладкого винограда… – Она вызывающе прищурилась. – Вам объяснять?

– Не нужно, – сказал Сварог.

Ему уже стало ясно, что невинным из этой комнаты не уйти. Но он не особенно печалился по этому поводу – на него наконец подействовал должным образом халат-одно-название.

– Про меня говорят, что я грациознее всех умею лежать на ковре, – сказала графиня. – Оцените, правда ли это. Да размотайтесь непринужденнее и вы, вы же устали…

Сварог разметался непринужденнее, посмотрел на нее:

– Молва не врала…

– Вы настоящий кавалер, – сказала графиня. – А ваш Гаудин всегда принимался хохотать. И говорил, что я – самая большая чудачка, какую он видел в жизни. И непременно добавлял: но очаровательная до жути. Вы согласны с последним утверждением?

– Всецело, – сказал Сварог. – И давно уже ломаю голову – как получилось, что именно вы стали с ним работать?

– Потому что я незаменима. Вы, мужчины, существа прямолинейные и простодушные. Какой бы магией ни обладали. Когда вы затеваете заговор или тайную интригу, вас видно за кобонд^[2K13]. А меня никто не принимает всерьез, ни друзья, ни враги. И я добиваюсь успеха там, где мужчины расшибают лбы. Как-никак моими усилиями были добыты бумаги торгового дома «Браллер». Слышали?

– Конечно, – лихо солгал Сварог, блаженно вытянувшись на мягчайшем ковре. – А в истории с алмазными подвесками королевы вы принимали участие?

– Нет, – удивилась графиня. – Даже не слышала. Вы про какую королеву?

Наша умерла, когда я была еще ребенком…

– Я и забыл, это совсем другая история… – сказал Сварог.

– Вы надо мной смеетесь?

– Над собой, скорее…

– А она не будет ревновать, ваша юная головорезка… или головорез, как правильно?

– Не знаю, право, – сказал Сварог. – А ревновать она не будет. Не умеет. К сожалению.

– Ах, воо-от как… К сожалению? – Графиня склонилась над ним, лукаво улыбаясь, легонько провела ладонью по его щеке. – Простите, барон, ничего не могу поделать, дабы сохранить вашу невинность… Моими любовниками либо бывают, либо нет. А притворяться в глазах двора моим любовником, не будучи таковым… Подобного цинизма, крайне для меня унизительного, я в жизни не допущу. Закройте глаза. Я посмотрю в ваше мужественное лицо, потом нежно поцелую, и вы не должны думать ни о чем, кроме меня…

Сварог устало закрыл глаза. Когда к его губам прильнули нежные губы, успел подумать, что он – порядочная скотина. Но руки как-то сами собой протянулись, комкая невесомые кружева.

…Снилось что-то смутно-тревожное, бесформенно-кошмарное, он с трудом вынырнул и не сразу вернул себя к реальности – перед глазами маячили ало-голубые узоры, и он не сразу вспомнил, где находится. Он пребывал в полном одиночестве, если не считать мраморной графини, с загадочной улыбкой протягивавшей ему кисть винограда.

Сварог собрал крайне живописно разбросанную одежду, облачился, отыскал закатившийся под ковер баронский перстень. Осушил чарочку келимаса, подумал, подошел к мраморной графине и погладил ее по щеке.

– Ваш виноград прекрасен, – сказал он. – Чем больше ешь, тем больше хочется. Интересно, почему мы все такие клятые кобели, честное слово, мне стыдно, но ведь это ненадолго…

– Ты прелесть.

Он обернулся, как ошпаренный. В дверях стояла вторая графиня, живая, веселая и свежая.

– А мы тут, видите, самокритикой балуемся… – смущенно сказал Сварог.

– Вы ею всегда только балуетесь, – сказала графиня, подошла и чмокнула его в щеку. – Я весела и счастлива, как видишь. Ты меня очаровал.

Отныне изволь обращаться ко мне на «ты», как подобает любовнику. На «вы» я только с теми, кто еще меня не любил, да с супругом. Ну, и с королем, конечно. Прими рапорт, мой генерал. Я послала человека к Гинкеру. Твои загадочные коробочки увязаны в мешки, а одна пребывает отдельно. Один из моих верных прохвостов, самый толковый, ждет. Исключительно толковый малый, однажды подделал вексель Банка Круглой Башни, а это надо уметь…

Послушай, я умираю от любопытства.

– Пойдем, – сказал Сварог.

В танцевальном зале стояло несколько угловатых мешков, и возле них ожидающе прохаживался дворянин, тот, самый потрепанный и задиристый.

Сварог открыл коробочку и сказал:

– Вот это – головоломка. Как по-вашему, что с ней нужно делать?

Дворянин был ронерцем и потому раздумывал не более минуты:

– Тринадцать… Пятнадцать… Ага, вот так… – он довольно ловко стал двигать квадратики грязноватым пальцем. – Нужно их передвинуть так, чтобы цифры стояли по порядку, верно? Не вынимая?

– Совершенно верно, – сказал Сварог. – Вы сейчас отвезете мешки в лавки, где торгуют головоломками. По мешку в лавку.

– Ваша милость, лучше бы сначала выправить патент, это ж приличные деньги…

– Это долго?

– За полчаса можно справиться.

– Валяйте, – сказал Сварог. – Можете взять патент на свое имя, мне безразлично. И меня не интересуют вырученные от продажи деньги.

– Благодарю, ваша милость! Прикажете бежать?

– Стоп, – сказал Сварог. – Теперь начинается самое главное. – Он выстроил квадратики по порядку, от первого до пятнадцатого, потом поменял местами «15» и «14». – Насколько я знаю, решение задач на премию у вас обставляют так, что сжульничать невозможно? Стряпчий, свидетели…

– Верно, ваша милость.

– Найдите такого стряпчего. Пусть оформит все, как надлежит, – ну, вам лучше знать… И объявите: тот, кто вернет квадратики в прежнее положение – из этого, именно из этого! – получит тысячу ауреев золотом.

Все поняли? Выполняйте.

Дворянин махнул лакеям, они взвалили брякающие содержимым мешки на плечи, и вся компания скрылась. Сварог самодовольно улыбнулся, гордый собой.

Память у него была необычайно цепкая, и в ней, словно в рыбацкой сети с мелкими ячейками, застревало превеликое множество самых разных сведений, случайно прочитанных или услышанных…

Когда в семидесятых годах девятнадцатого века в США придумали эту игрушку, моментально проникшую в Европу, разразилось форменное национальное бедствие. Играли все – в городах и деревнях, на заседаниях германского рейхстага и в лондонском Сити. Хозяева контор и магазинов специальным приказом запрещали клеркам и продавцам брать в руки «пятнашку» в рабочее время. Когда за решение одной из позиций была назначена большая премия, торговцы забывали открывать магазины, крестьяне – кормить скотину и пахать, машинисты – останавливать поезда на станциях. Люди ночами простаивали под уличными фонарями, двигая квадратики.

А та позиция, та задача, между прочим, оказалась неразрешимой. Но математики доказали это гораздо позже, и чума под названием «пятнадцать» свирепствовала еще долго. В Равене, никаких сомнений, горячка вспыхнет еще более азартная…

– Я обижусь и рассержусь, – напомнила о себе графиня.

– Маргилена, дорогая, – сказал Сварог. – Как по-твоему, сколько времени пройдет, пока эта игрушка завоюет столицу?

– Великие небеса, да уже к вечеру ее начнут продавать сотнями! Через два-три дня она будет в кармане у каждого…

– Великолепно, – сказал Сварог. – Видишь ли, если поменять местами «15» и «14», невозможно вернуть квадратики в прежнее положение, не вынимая их из коробки. Невозможно. Научно доказано.

– Что-то я не пойму… Ну и что?

Сварог ухмыльнулся:

– Пока ученые математики обратят внимание на очередную забаву, много воды утечет… И скажи-ка ты мне, как поведут себя славные равенцы, если через пару дней пройдет слух, что по наущению горротцев герцог Орк, убив автора, украл секрет решения и хочет тайно увезти?

Графиня оторопело уставилась на него, охнула и неудержимо захохотала.

Сварог подхватил ее в объятия и долго хлопал по спине, пока не успокоил.

– Ой. Ой. Ой… – Она торопливо приводила в порядок прическу. – Да его дом разнесут по камешку, а самого разорвут на мелкие кусочки, если он не отдаст секрета… Горротцев будут ловить на улицах, начнется такое…

Ты великолепен! И ведь Орк ни за что не догадается…

– Очень надеюсь, – сказал Сварог. – Наверху на его авантюры и без того смотрят косо, если он окажется замешан в такой скандал, вмешается наместник и своей властью выставит его отсюда…

Графиня вновь залилась хохотом. В дверь обеспокоенно просунулся унылый граф Дино.

– Брысь! – цыкнула Маргилена, замахиваясь коробочкой, и граф улетучился, как призрак. – Попросить кого-нибудь, чтобы проткнули болвана на поединке? Да нет, жалко дурака…

– Ну, он тебя, наверное, страшно любит… – сказал Сварог с дешевым великодушием счастливого соперника.

– Да мне от него тошно! Он лампу всегда гасит, неловко ему, изволите ли, видеть! И спину царапает!

– Тогда понятно… – сказал Сварог. – Милая, я страшно жрать хочу.

– Ну, еще бы, целый день мотался по городу… Пойдем, я уже распорядилась. Супруга пригласим к завтраку, счастлив будет, болван… – Она вышла в коридор и громко постучала в одну из дверей. – Граф, мы вас приглашаем к завтраку, поторопитесь!

В сопровождении сияющего графа они спустились в столовую.

– Мара еще спит? – спросил Сварог. Облизнулся, накладывая себе на тарелку зажаренных до хрустящей золотистой корочки голубей.

– Боюсь, совсем наоборот.

– Как это понимать?

– Она давно уехала к Сенгалу. Смотреть коллекцию драгоценностей, понимаете ли… Мы все с ней обсудили и решили, что второго такого случая не представится. Со смазливыми малолеточками наш герцог превращается в тряпку, веревки вить можно…

Сварог встал, не отодвигая кресла. Зазвенели, разбиваясь, бокалы, вино потекло по вышитой синей скатерти, шарахнулись лакеи. Графиня тоже встала, побледнев, попятилась, не сводя с него огромных испуганных глаз.

Он чувствовал, как лицо стянуло в дикую гримасу, как кровь барабанит в виски.

Граф отважно бросился наперерез, и от его дурацко-унылой физиономии, исполненной к тому же отваги, Сварог как-то опомнился, сник. Сел за стол, оттолкнул тарелку с голубями, ни на кого не глядя, потянулся к бутылке, отыскал на столе целехонький бокал. Воображение услужливо подсовывало ему яркие, четкие, замысловатые картинки происходящего сейчас в доме герцога, он выругался, яростно засопел от злости и стыда.

– А ты, оказывается, бешеный… – все еще со страхом, но и с ноткой восхищения проговорила Маргилена. – Я думала, убьешь… Я ведь ее не принуждала, она сама предложила, еще раньше. Великолепный случай подвернулся, грех не использовать…

Он сердито отставил опустевший бокал. Разорвал пополам голубя, механически вгрызался. Кусок не лез в горло. Проглотил с трудом, не жуя, вновь потянулся к бутылке.

– Прости меня, ты не от ревности страдаешь, – тихо сказала Маргилена.

– У тебя просто взяли попользоваться красивую игрушку, и тебе жутко обидно. Послушай, тонкая натура, когда вчера ночью ты с превеликой готовностью взялся меня ублажать, ты как-то не особенно задумывался о верности и ревности? И сейчас, если заглянуть в самые глубины души, рад, хотя тебе стыдно и обидно, рад, что свалилась гора с плеч, решение взял на себя кто-то другой, и может получиться что-то полезное для дела…

Сварог исподлобья глянул на нее.

– Не нужно в меня ничем швырять, – сказала она. – Во-первых, я смертельно обижусь, а во-вторых, я совершенно права. Никого ты еще не любишь. И я вообще любить не умею, чудовище этакое. Ну не получается никак. Зато и ревновать не способна совершенно, настоящей ревности без настоящей любви не бывает. А ты ревновать пытаешься, не полюбив. В точности, как мой болван, – она кивнула на сидевшего с унылой миной графа, отрешенного, как буфет с серебряной посудой. – Только наоборот – этот любит, а ревновать не умеет…

Она была умна, она была кругом права, но легче от этого не стало.

Сварог уже справился с приступами слепой ярости, порывом немедленно мчаться куда-то и что-то делать, но где-то в области сердца засела противная заноза. Мы все такие, какие есть, и все наши беды оттого проистекают, что мы хотим видеть других такими, какими хочется нам, – но чтобы мы сами при этом нисколечко не менялись…

– Ей ничего не грозит? – спросил он, не поднимая глаз от тарелки. – У этого скота есть магические книги, какие-то загадочные подручные…

– Все равно он ум теряет, заполучив в постель юную красотку, – ответила Маргилена довольно уверенно. – В прошлом году одна бойкая особа стянула у него пригоршню драгоценностей – и ничего, преспокойно скрылась… Вряд ли он опытный маг, просто ему свалилась в руки удача, а магические книги – вещь сложная, трудная для овладения и опасная.

Начитавшись их, могучим не станешь… В общем, мы договорились – если она не вернется к четырем, буду что-то предпринимать.

– Интересно, что? – ядовито спросил Сварог.

– К четырем приедет Гинкер. Если понадобится, он пошлет в особняк герцога своих людей – по официальной просьбе озабоченного дядюшки… У Сенгала при дворе хватает врагов.

– Может, не ходить вокруг да около? – спросил Сварог. – Обвинить его в занятиях предосудительной черной магией, опечатать библиотеку, арестовать…

– А Делия тут же за него вступится. Та Делия, что сейчас во дворце…

Станет твердить, что его оклеветали, а книги подбросили. Король ее любит, верит…

– Верно, – сказал Сварог. Посмотрел на часы – четырнадцать, полдень.

– Прикажи оседлать мне коня.

– Но ты…

– Да успокойся, никаких глупостей. Займусь текущими делами, чтобы не торчать здесь…

– А я придумала великолепный способ еще сильнее разжечь страсти вокруг твоей головоломки, – похвасталась графиня. – Велю распустить слух, что дворянин, решивший задачу, проведет со мной безумную ночь.

– А мне вы разрешите участвовать, дорогая? – оживился граф. – О какой головоломке идет речь?

Сварог глянул на него, фыркнул весело и пошел к двери.

Глава 9 КАПРАЛ, КОТОРЫЙ УЦЕЛЕЛ

К «Жене боцмана» он подъехал, чуть успокоенный прогулкой на полном галопе, но все еще был мрачнее тучи. Перек, поручив его коня конюшенному мальцу, повел Сварога на второй этаж, не задавая вопросов. Показал на дверь в конце коридора, под шестнадцатым номером, неуклюже поклонился и, прежде чем уйти, шепнул:

– Сегодня в пятом поселились какие-то шпики. Пожилой, представительный, и два молодых мордоворота на подхвате. Пожилой подошел к хозяйке и как ни в чем не бывало заявил, что ему позарез нужно поговорить с бароном Готаром…

– Ясно… Ты посматривай, – сказал Сварог и толкнул кулаком дверь шестнадцатого номера.

На массивной кровати лежал в одних коротких черных кальсонах кандидат в рекруты – лет сорока, с меланхоличным, обветренным солдатским лицом и короткими пышными усами, нечесаный не менее недели. На груди и плечах был вытатуирован синим распростерший крылья Симаргл. Такой тут был обычай – солдаты, моряки и странствующие торговцы накалывали на теле два-три изображения бога, в которого верили, чтобы обнаруженный труп могли похоронить по соответствующему ритуалу. Поперек шеи наколота синяя полоса шириной в палец, а пониже огромные буквы РУБИТЬ ЗДЕСЬ – это уже были солдатские хохмочки. Усатый, не шевельнув и пальцем, уставился на Сварога так, словно пытался сообразить, не чудится ли ему после долгой гульбы.

Сварог придвинул ногой табурет, сел и не спеша осмотрелся. Рядом с кроватью на полу стояли все необходимые медикаменты – высоченный кувшин с черным харпедельским пивом, стеклянная банка, где в прозрачном рассоле плавали среди смородиновых листьев и стеблей укропа тугие аппетитные огурчики, и блюдо с копченой поросятиной, потому что нужно же когда-то и поесть. В одном углу рядами и шеренгами, сомкнутым строем македонской фаланги теснились разномастные и разноцветные бутылки, немногим уступавшие фаланге в численности. В другом аккуратно стояла видавшая виды кираса с лежавшим на ней рокантоном, а рядом аккуратно сложено все прочее: меч в потрепанных ножнах, боевой топор, две седельные кобуры с пистолетами, связка метательных звездочек, нанизанных на бечевку, как бублики, какие-то угловатые мешочки, кожаные свертки.

– Здорово, – сказал Сварог.

– Хур Симаргл^[2K14], – проворчал лежавший. – Вы мне, часом, не мерещитесь?

– Нет.

– Докажите.

– Как? – спросил Сварог.

– Если вы настоящий, то должны знать что-то такое, чего я не знаю, – со знанием дела объяснил латро.

Сварог подумал, взял из угла виолон, покрытый растрескавшимся лаком, повозился со струнами и забренчал:

Незаметно он и сам увлекся, прогоняя дурное настроение:

– В жизни не слышал, – проворчал лежащий. – Душевная песенка. Вы, значит, и есть тот самый граф?

– Он, – сказал Сварог. – Откуда родом?

– Отсюда, из Гонеро. Из Гальмагеры. Это у харланской границы. Был гуртовщиком. Серебряная гильдия. А у хозяина была дочка. Он нас как-то застукал и полез в зубы…

– А ты – его?

– А я – его. Тогда он меня жердью. А я схватил топор, и как-то так пришлось по голове, с первого раза… Мясники – люди серьезные и мстить умеют, не бегая по королевским судам. У него одних братьев четверо да двое зятьев. Схватил документы, прыгнул на хозяйского коня – и помчал по жизни. Подался через границу, а в Харлане как раз стояли три роты Топоров…

– Потом?

– Харлан, Острова, Вольные Маноры, полдесятка войн, Сильвана. Три медали – харланская «Скрещенные топоры», гланское Железное Кольцо и снольдерская «Дубовый лист». Есть орден от царя Гипербореи.

– Неплохо, – сказал Сварог. – Тетка Чари тебе рассказала про принцессу?

– Ага. Будем искать?

– Будем, – сказал Сварог. Выудил острием кинжала приглянувшийся огурчик, стянул зубами с лезвия и с хрустом сжевал. – Найдем принцессу и поедем с ней в три королевства. Сущие пустяки, верно?

– Сущие пустяки, – согласился капрал. – Плата?

– Сам назначишь. В пределах разумного.

– Нечистая сила и черная магия попадутся?

– В немереном количестве.

– Тогда – пятнадцать желтяков в день. Я таких денег стою. Дворянство дадите, помимо золота?

– Чтобы потом приехать в золотом поясе в родные места и с форсом проехать мимо кое-каких домишек?

– Именно.

– Дам, – сказал Сварог.

– По рукам. К завтрашнему дню буду готов к употреблению. Нужно только купить одежду.

– Держи, – Сварог положил рядом со жбаном кошелек, прикоснулся к шляпе указательным пальцем и вышел. Капрал ему понравился. Как раз такой и нужен – пехота-профи. Все это прекрасно и могуче – боевые слоны, гуляй-города, танки, баллисты и браганты, но главную ношу всегда выволакивала на себе пехота, точку ставила пехота, и так будет вечно…

Чуть подумав, он прошел на другой конец коридора и толкнул дверь пятого номера. Заперто изнутри. Постучал кулаком.

Лязгнула щеколда. Дверь чуточку приоткрылась, выглянул крепкий парень, купеческий приказчик на вид. Не тратя времени на приветствия и объяснения, Сварог подшиб его приемом, двинул коленом ниже пояса и кулаком отправил к окну через всю комнату. Вошел, локтем притворив за собой дверь.

Вынул пистолет и остался стоять у двери.

Из смежной комнаты неторопливо вышел пожилой смуглолицый мужчина в расстегнутом бархатном хомерике, медленно показал Сварогу пустые руки и сквозь зубы бросил стонавшему у окна незадачливому крепышу:

– Молчать.

Тот моментально затих. Повинуясь указательному пальцу пожилого, с трудом поднялся и, согнувшись, потащился в соседнюю комнату.

– Прошу вас, граф Гэйр, – сказал пожилой. – Садитесь. Я очень хотел вас увидеть, но не ожидал, что вы явитесь столь быстро и энергично…

– Я сегодня не в настроении с утра, – проворчал Сварог. – Так что не взыщите, – и сел спиной к окну.

– Надеюсь, ваше дурное настроение не повлияет на вашу способность трезво, взвешенно принимать серьезные решения?

– А у меня есть такая способность?

– Безусловно.

– С кем имею честь?

– Я – граф Раган. Заведую Седьмым коллегиумом министерства иностранных дел Снольдера. Заграничная разведка короля. И приехал сюда, чтобы просить вас о небольшом одолжении.

– Вовсе даже маленьком, – кивнул Сварог. – Три королевства, освобожденные от непрошеных жильцов, должны отойти к Снольдеру?

– Я восхищен вашей проницательностью.

– Это было нетрудно… – сказал Сварог. – Интересно, как вы меня отыскали?

– Во время ваших подвигов в Харлане вы невольно обратили на себя внимание. Кстати, я уполномочен передать вам личную благодарность его величества за устранение нешуточной угрозы, нависшей над рубежами Снольдера. Король заранее согласен на то, чтобы награду вы выбрали себе сами – ордена, земли, титул герцога, а то и принца фамилии, управление одним из освобожденных от Глаз Сатаны королевств или всеми тремя сразу со званием и привилегиями вице-короля…

– Как вы меня отыскали? – повторил Сварог.

– Милорд, я не знаю, как вышло, что прежний граф Гэйр исчез, а вместо него появились вы. И не намерен ломать над этим голову – я не теоретик, я практик. И по роду своих занятий обязан интересоваться серьезными людьми, активно вмешивающимися в серьезные дела. Операция по уничтожению харланских навьев была крайне серьезным делом. Вас запомнили. Тогда еще, правда, не знали толком, кто вы такой… Но потом капитан Зо написал доклад. Вы не раз появлялись в свите императрицы – я регулярно смотрю телевизор, уделяя особое внимание придворной хронике… Внезапно вас обнаружили на нашем пассажирском судне, идущем в Ронеро. Я поручил своим людям в здешней полиции казначейства внести вас в розыскные листы.

Хотелось взглянуть, как вы отреагируете, узнав об этом. И посмотреть, узнаете ли вы об этом… Вы очень быстро узнали. Моментально сменили личину, не задерживаясь и несворачивая с дороги. Речь могла идти только о тайной разведывательной миссии. Оказавшись в Равене, вы немедленно принялись разыскивать принцессу Делию. Милорд, мы, как и многие, очень серьезно относимся к Кодексу Таверо…

– Прекрасно, – сказал Сварог. – А если бы нас сцапали на таможне?

– Через час вас отпустили бы, согласившись, что произошло недоразумение, – только и всего…

– А почему – именно вы?

– Простите?

– Почему именно вы должны завладеть тремя королевствами?

– Потому что мы – самая развитая и цивилизованная страна планеты. Не подумайте, что я панибратствую, но если кто-то и более близок к ларам, так это мы, согласитесь. У нас есть авиация, двигатели внутреннего сгорания, мы осваиваем электричество, пусть в ничтожных масштабах.

– Но сословное деление – в точности такое, как у прочих.

– Естественно, – сказал Раган. – Но наши крестьяне давно стали арендаторами. Меж тем в Харлане и Вольных Манорах еще действует крепостное право, а здесь, в Ронеро, на аренде сидит не более половины крестьян, и дворянский их владелец до сих пор может пороть по своему хотению… Мы – самая передовая страна.

– Понятно, – сказал Сварог. – Заняв три королевства с их рудниками и стратегическими портами, вы несказанно увеличите свое влияние на континенте. Возможно, в перспективе – единое государство, всеобщий мир и прочее…

– Вы удивительно быстро все схватываете.

«Всеобщий мир – вещь неплохая, – подумал Сварог. – Вот только крови во имя всеобщего мира проливается гораздо больше, чем во имя войны. И при всеобщем мире под отеческой опекой Снольдера не приписанные к сословию гениальные скульпторы будут по-прежнему первыми сдергивать шляпу при встрече с третьим помощником младшего королевского повара. А те, из кого получились бы талантливые физики, инженеры, писатели и врачи, так и не научатся читать и до смерти будут крутить хвосты коровам, если их угораздит родиться в крестьянском домишке… Конечно, и под ронерским скипетром будет именно так. Все равно нельзя считаться самыми цивилизованными и передовыми оттого только, что у вас есть электронная машинка для облупливания крутых яиц и колбаса двухсот сортов, а у соседей ничего этого нет…»

– А вам не кажется, что это будет нечестно по отношению к Делии, без которой ничего и не добиться?

– Великие небеса, при чем тут честность, когда речь идет о высокой политике и серьезной стратегии? Что до прелестной Делии… Если она будет вести себя разумно, ее оставят в живых. Ей можно объяснить, что конкретный и осязаемый ронерский трон предпочтительнее далеких земель. Как-никак мы, отыскав ее, спасем ей жизнь, что само по себе немало.

– Не пойдет, – сказал Сварог.

– Это следствие вашего скверного настроения или осознанное, взвешенное решение?

– Осознанное и взвешенное, – сказал Сварог. – Послушайте, вам не страшно впутываться в дела ларов?

– Страшно, – признался Раган. – Но кое-какие обстоятельства придают мне смелости. Иные детали вашей миссии позволяют судить, что сейчас за вашей спиной – не официальная мощь Империи, а воля отдельных сановников. Что там, наверху, у вас есть свои сложности и запутанные политические интриги. Что вы представляете вовсе не императрицу и не институты власти… Ну а там, где ссорятся и интригуют большие люди, и малым мира сего предоставляется шанс ухватить свой кусок… Простите за некоторый цинизм и бесцеремонность, но вы сейчас встали на одну доску с нами…

– Не спорю, – сказал Сварог. – И все же давайте пожмем друг другу руки и разойдемся по-хорошему.

– Никак невозможно. Я не авантюрист-одиночка. Вы служите пославшим вас, а я служу своей стране. Слишком многое поставлено на карту, и потому возможны любые неожиданности…

Сварог ухмыльнулся:

– Что ж, если так чешутся руки, попробуйте меня убить…

– Никто не говорит о таких крайностях. Вас защищает ваше положение, вы ведь тоже не авантюрист-одиночка. Но другие, лишенные ваших привилегий и преимуществ…

Сварог наклонился к нему:

– Слушайте, вы! Я офицер императорской гвардии. Я друг императрицы. И если вы пальцем тронете кого-то из моих друзей, пошлю свои корабли и оставлю от вашей столицы кучу пепла. Возможно, у меня и будут из-за этого серьезные неприятности. А может, и нет…

Он оценил графа по достоинству. Тому было страшно, очень страшно, но отступать Раган не собирался.

– Вы не поняли, милорд. Повторяю, речь не идет о крайних мерах. Но мы можем мешать – бескровно, зато нешуточно… Что, если достаточно серьезные инстанции обратятся к наместнику императрицы с покорнейшей просьбой повлиять на графа Гэйра, устраивающего авантюры, коих благородным ларам никак не следует устраивать? Не исключено, что наместник и не подозревает о вашем присутствии здесь…

Сварог сжал зубы. Угроза и впрямь нешуточная. Наместник, конечно же, сообщит обо всем министру двора, и весть о пребывании здесь Сварога долетит до тех, кто способен все погубить. То самое, чего боялся Гаудин…

И все же время есть – Раган не станет поднимать шума раньше времени. К наместнику он побежит не раньше, чем сам найдет Делию – или узнает, что ее нашел Сварог. Есть время, есть…

– Вы меня лучше не злите, – сказал Сварог. – Уж если разговор у нас пошел циничный и бесцеремонный – что мне мешает прикончить вас здесь же?

– Здравый смысл. Вы не станете навлекать лишние хлопоты на хозяйку этого уютного заведения. Надеюсь, у вас не возникло детской мысли сообщить мой здешний адрес местной полиции? Видите ли, есть неписаные правила чести для благородных людей из серьезных контор… Разведчиков моего ранга не арестовывают, это было бы слишком вульгарно. Равным образом и начальник какой-нибудь из ронерских разведок чувствовал бы себя у нас в полной безопасности. Этикет… Граф, я не расцениваю ваш отказ как сигнал к немедленному открытию военных действий. Но вы, конечно, понимаете, что мы постараемся предотвратить любые… неожиданности. В конце концов, если придется выбирать меж возможной потерей для нас трех королевств и жизнью одной-единственной особы, мы предпочтем скорее, чтобы эти земли остались в прежнем состоянии, так никому и не доставшись. А там видно будет…

До этих его слов еще оставалась зыбкая надежда на компромисс. Теперь она растаяла. Слова графа означали примерно следующее:

«Пусть весь мир летит к чертям, лишь бы мы остались при своем корыте». А такая философия всю сознательную жизнь выводила Сварога из себя – но раньше у него не хватало возможностей мешать тем, кто по этой философии живет…

– Ладно, – сказал Сварог. – Надеюсь, неясностей меж нами не осталось.

– Надеюсь, – любезно поклонился граф.

«Врагов прибавляется, – думал Сварог, спускаясь по лестнице. – Главная сложность, кажется, не в том, чтобы отыскать Делию, а в том, чтобы, найдя ее, сохранить это в тайне от своры конкурентов…»

Проходя через трактир, он присмотрелся – ага, так и есть! В высоком зеркале отражались двое дворян, они старательно, споря и мешая друг другу, гоняли пальцами квадратики в коробочке…

В особняке графини произошли некоторые перемены. По саду прохаживались несколько незнакомых Сварогу дворян в запыленной дорожной одежде. В отдалении, возле конюшен, слуги прогуливали коней, прежде чем напоить. Все новоприбывшие увешаны оружием.

– Ничего, что я проявила инициативу? – спросила Маргилена, когда он вошел. – Вызвала из графства десятка два отборных прохвостов, еще до твоего приезда. Только что добрались.

– Все правильно, – сказал Сварог. – Мало ли какие гости могут нагрянуть. Покажи-ка мне эту штуку, никогда прежде не видел.

Графиня положила ему на ладонь круглый камешек в замысловатой оправе: знаменитый таш.

На острове Дике добывали камни с весьма необычными свойствами, в том числе и эти, черные с золотисто-зелеными прожилками, сидевшие в породе гнездами, как горный хрусталь. Как объяснили Сварогу в Магистериуме, минерал этот приобрел свои загадочные свойства предположительно под тысячелетним воздействием проникавшего в земную твердь потока апейрона.

Если разрезать камешек пополам, отшлифовать половинки в виде полусфер, заключить их в оправу, сплетенную из полосок латуни, меди, стали и золота, а потом коснуться свинцовой иглой – два человека с помощью этого устройства смогут переговариваться, даже находясь на противоположных концах планеты. Можно разделить камень и на десять частей – смотря сколько абонентов вы намерены иметь. Львиная доля добытого камня уходила, понятно, на нужды военных и полиции, но кое-что доставалось и почтарям с дворянами.

В чем тут секрет, Магистериум так и не доискался, но в утешение себе вспоминал, что точно так же обстоит и с электричеством, и с антигравитацией, которыми широко пользуются в быту, так и не проникнув в их суть…

Попадались минералы и с более удивительными свойствами – но в том-то и пикантность, что эти свойства обнаруживались чисто случайно, методом тыка. И, вполне возможно, иные камни, пока употреблявшиеся одними ювелирами, скрывали и более поразительные качества…

Сварог вернул графине таш. Она, улыбаясь во весь рот, показала в сторону:

– Вот, полюбуйтесь. Одна из первых жертв чумы.

В уголке сидел граф Дино и, отрешившись от всего сущего, гонял квадратики указательным пальцем.

– А вот и я, – раздался знакомый голос, весьма веселый.

В дверях стояла Мара. Сварог хмуро уставился на нее, отметил распухшие губы, наливавшиеся на шее синяки и перстень на пальце – огромный желтый алмаз, окруженный сапфирами. Открыл было рот, но перехватил иронический взгляд графини и заткнулся, не произнеся ни слова. Молча подошел, сдернул чересчур широкий для ее пальца перстень и с размаху запустил в распахнутое окно.

– Но это же военный трофей, – грустно сказала Мара. – Я вполне заслужила.

Вопрос, конечно, философский: неосознанное бесстыдство не есть ли невинность? Но Сварога не тянуло к философии. Он смотрел на искусанные губы, невинное личико, и сердце щемило в приливе двух противоположных чувств: то ли обнять ее, то ли врезать как следует.

– Обошлось? – спросил он сухо.

– Как нельзя лучше для меня и как нельзя хуже для него, – Мара потерла шею ладонями. – Синяки останутся. Фантазия у него самая гнусная…

– Избавь меня от подробностей.

– Это же для пользы дела, – она всерьез недоумевала. – Нет, ты в самом деле сердишься? Но это же для пользы дела, мне хорошо только с тобой…

Графиня за его спиной откровенно фыркнула.

– Ступай в ванную, отмойся, – сказал Сварог.

– Как по-твоему, что это такое? – Мара расстегнула поясок и подхватила на лету выпавшую из-под платья книгу в темно-красном переплете, усыпанном странными белыми знаками. – У него это была единственная на незнакомом мне языке… Не есть ли это то самое, что мы искали?

– Господи боже мой, – сказал Сварог оторопело. – Он же обязательно заметит…

– Он уже ничего не заметит, – Мара выдернула из-под воротника приколотую там обыкновенную швейную иголку и, держа двумя пальцами, показала ему. – Когда я ее воткнула, он не заметил… Нас хорошо учили.

Ну, я пошла в ванную.

И преспокойно удалилась. Сварог наугад раскрыл книги. Красные страницы из непонятного материала, не похожего ни на бумагу, ни на пергамент, ни на ткань. Густые строчки белых непонятных знаков. Вполне возможно, он держал книгу вверх ногами. А может, читать ее следовало, держа горизонтально, и строчки должны были идти параллельно переплету…

Он почти пробежал по коридорам, остановился перед зеленой с золотом дверью, за которой шумела вода, громко спросил:

– Значит, ты его прикончила?

– Входи.

Он чертыхнулся, вошел. Мара блаженно вытянулась в огромной мраморной ванне, укутанная снежно-белой пеной. Улыбнулась подняла из пены тонкую сильную руку:

– Снимай все и полезай сюда.

– Рассказывай! – рявкнул Сварог.

– Это и называется ревность? Глупо…

– Кто тут командир?!

Она осеклась, личико стало замкнутым и строгим:

– Есть, командир. Когда я приехала, он почти сразу потащил в спальню…

– Без этих подробностей.

– Слушаюсь. Одним словом, вдоволь наигравшись, он разнежился и стал предлагать переселиться к нему. Я навела разговор на книги, потом на магию, и он похвастался, что у него есть настоящая магическая книга Изначальных с острова Диори. Мы пошли в библиотеку, и он показал эту самую книгу. Иголку я прихватила с собой, в волосах спрятала, и когда он опять взыграл, прижал меня к полкам, незаметно воткнула… Есть разные точки.

Можно сделать так, чтобы человек умер через неделю, через месяц. Я сделала так, чтобы он умер сразу. Оделась, забрала книгу – перстень он сунул еще раньше – и ушла. Заклинания с библиотеки он снял, когда мы туда входили, а потом, понятно, вновь поставить их не успел… Никто меня не остановил. У него там обретается странный тип. Несомненный стагарец, причем колдун – мочки ушей обрезаны, на щеке, вот здесь, маленькое синее клеймо…

– Знаток морского волшебства? Мы вообще-то на суше…

– Чем-то неприятным от него веет, – сказала Мара. – Морское волшебство, меня учили, не доброе и не злое. Но если очень постараться, получится крен в какую-то одну сторону, так что они разными бывают, стагарцы… Он видел, как я уходила. Вроде бы ничего не заподозрил, но все равно уставился, как заправский волк… Если он слабый колдун, никто не обеспокоится. Решат, что сердчишко старика не выдержало достойных пылкой юности ветреных забав… А если и догадаются, все равно ничего не изменить. Не оставлять же им было книгу?

– Действительно…

– Ты меня даже не похвалил.

– Хвалю, – без всякого выражения сказал Сварог.

Судя по выражению ее лица, она осталась недовольна:

– И перстень отобрал…

– Лежи, отмокай, – сказал Сварог и вышел.

В гостиной сидел барон Гинкер, издали разглядывая лежащую на столе книгу. Увидев Сварога, закивал с ласковой укоризной, словно журил внучка за съеденное без спросу варенье:

– Круто начинаете, милый. Хотя, если подумать, черт с ним, туда и дорога…

– Пошлите туда людей, – сказал Сварог. – Наверняка его уже обнаружили, начался переполох, сообщили квартальному, так что мы ничем не рискуем…

– Послал полчаса назад. И сам сейчас поеду туда. Давно хотелось покопаться в его бумагах…

– Я с вами, – сказал Сварог. – А как насчет…

– Вот, возьмите, – барон вытащил синий платочек из тончайшего шелка, вышитый золотом. – Между прочим, камеристка уверяет, что за последние дни уже несколько платков пропало…

Когда черная карета барона остановилась у высоких решетчатых ворот, там уже стояли две таких же, с медными полицейскими эмблемами на дверцах.

Конный полицейский грозил плеткой столпившимся на почтительном расстоянии зевакам из низших гильдий. На крыльце особняка шептались с многозначительным видом несколько личностей в цивильном, одетые под горожан среднего достатка, с бляхами Серебряной и Бронзовой гильдий. Барон приоткрыл дверцу, поманил толстым пальцем. Один из цивильных подбежал, забрался в карету:

– Стагарца не нашли, ваша милость. Успел смыться. Объявлять в розыск?

Барон посмотрел на Сварога. Тот чуть заметно кивнул.

– Объявляйте, душа моя, – сказал барон. – В список номер один, по всей форме. И чтоб живым непременно. Вот его милость объявляет приличную награду.

Цивильный выскочил на улицу и стал что-то втолковывать конному полицейскому.

– Будем ловить, – сказал барон.

– Барон, а слухи вам распространять приходилось? – спросил Сварог.

– Тем живем, голубчик. Самые разнообразные. Зависит от обстоятельств.

– Не распустить ли слух, что убрали его снольдерцы?

– Не стоит, – сказал барон. – Королю такие слухи ужасно не понравятся. Сейчас главное – пустить следствие мимо вашей девочки, и без того есть риск, что сопоставят, опознают ваши цвета. В Равене, помимо моей полиции, работают еще Багряная Палата, Королевский Кабинет, сыскной отдел городской стражи, полиции Торговой палаты и министра финансов, четыре контрразведки – морская, армейская, генерала гвардии, Мост Печалей^[2K15]. И все они смертью Сенгала непременно займутся… У нас, душа моя, и без того все за всеми следили, ну а теперь – особенно.

– Вам виднее, – сказал Сварог. – Скажите, а где для меня смогут прочитать эту абракадабру?

Он достал прихваченную с собой книгу, наугад перелистал красные страницы. Барон немного отодвинулся:

– В полиции у меня таких умников нет, хвала Единому… Нужны книжные черви, причем не состоящие на определенной службе. Королевская библиотека, Морской архив, Ремиденум…

«Все дороги ведут к Леверлину», – подумал Сварог. Повторил задумчиво:

– Все следят за всеми? А за домом Маргилены? Я до сих пор не замечал, кроме одного случая…

– Разумеется, следят. Только весьма искусно.

– Что бы такое придумать, чтобы сбивать их с хвоста при нужде? Пока меня не особенно беспокоили, но скоро, чую, станут наступать на пятки…

– Что же вы сразу не сказали, голубчик? Найдем парочку подходящих мест, из тех, что сами используем. Кстати, уж простите, но поступили вы необдуманно, приказав в первый же день прикончить того шпика.

– Я не приказывал…

– Увы, вассалы нашей очаровательной Маргилены недостаток ума возмещают двойным усердием… Хорошо еще, это был человек адмирала Амонда.

Адмирал в опале, так что жалоб и скандала не будет…

– Что он собой представляет, этот ваш адмирал?

– Ужасный человек – прямой и бесхитростный. Отсюда следует – невозможно предсказать, что он выкинет, совершенно непонятно, зачем он вообще ввязался в эту игру… – Он прислушался. – Ну вот, дождь начинается.

Действительно, по крыше кареты застучали крупные капли, а вскоре хлынул ливень, мутные косые струи заволокли улицы, по брусчатке текли потоки, унося мусор. Зеваки наконец-то кинулись врассыпную. Враз промокший до нитки полицейский в цивильном с тоской взирал на карету.

Барон чуть опустил стекло, махнул рукой. Тихарь обрадованно припустил к особняку, разбрызгивая лужи.

– Отвезти вас домой?

– Если вас не затруднит, подбросьте к Королевской улице. Нужно побыстрее отвезти платок…

– С удовольствием. Самому хочется побыстрее все закончить. Только, извините, не к самому дому – чтобы не сболтнуть потом, представления не имею, куда вы ездите, и все тут…

– Откуда такой пессимизм, барон?

– Сердце что-то не по-хорошему давит последние недели, – признался Гинкер. – Все уговариваю себя, что покойная бабушка тут ни при чем, что это не предчувствие, а самовнушение, да щемит по-прежнему…

…Дождь лил до самого вечера. Стало темнеть, пришла ночь, а ливень все хлестал по крышам и кронам деревьев, по мостовой и дорожкам. Сварог долго стоял у высокого окна и смотрел, как на фоне Юпитера, размытым алым пятном мерцавшего сквозь облака, покачиваются черные верхушки каштанов в парке. Неподалеку, в беседке, горела яркая лампа, оттуда доносились лихие песни – прихлебатели отыскали выброшенный Сварогом перстень, и, узнав, что могут оставить его себе, моментально нашли дорогой безделушке применение, обменяв на соседний кабачок с винным погребом (хозяин коего не прогадал, а вот потертая братия совершенно не подумала, что погреб непременно опустеет, и очень быстро).

В воротах маячили две закутанные в плащи фигуры – приехавшие сегодня дворяне встали на стражу.

Ливень этот весьма Сварогу не нравился. Потому что ничуть не походил, как он выведал, на традиционные зимние дожди – долгие, но мелкие, моросливые. Поневоле наворачивались нехорошие догадки. В такую погоду от полицейских не дождешься рьяной работы, как ни погоняй, попрячутся по трактирам и кофейням – а стагарцы, сказала Мара, обожают смываться от погони с помощью подобных фокусов…

Не зажигая лампы, Сварог побросал одежду на кресло и залез под одеяло, натянув его до горла. Заноза в сердце ныла по-прежнему, тупо и назойливо. Никто больше, кроме него, не комплексовал и не печалился, он тоже старательно пытался махнуть на все рукой и забыть, но что-то плохо получалось. А две его боевых подруги, чтоб им провалиться, смешливо переглядывались за ужином и о чем-то шушукались весь вечер. Подыскать бы вместо них еще парочку капралов… Он уже видел в наплывавшей полудреме двух немногословных, видавших виды мужиков, одного в кирасе, другого в кольчуге…

Вздрогнул и открыл глаза. За приоткрытым окном шумела, плескала, хлюпала вода, а в полумраке к нему подступали две смутно белевших фигуры.

Сварог дернулся было, но фигуры с визгом и хохотом с размаху бросились на постель, одеяло улетело куда-то, и тут же выяснилось, что ночные гостьи вполне материальны. Он и без того давно убедился, сколь решительны и напористы эти особы в достижении поставленной цели – но это уж было чересчур…

– Как это все понимать? – Он изо всех сил старался держаться сурово и серьезно, но трудно оставаться суровым, когда тебя бесцеремонно щекочут, вольничая невероятно рискованно и беззастенчиво.

– Как обдуманное нападение, – промурлыкала ему на ухо графиня. – В нашем маленьком войске наметилась глупая напряженность, и я спешу погасить ее в зародыше – так решил военный совет из двух крайне расположенных к вам и совершенно не ревнивых красавиц. Другого способа вернуть вам утраченное душевное равновесие мы просто не видим. Разумеется, вы вправе орать на весь особняк, что вас насилуют…

И за него принялись обстоятельно, нежно, целеустремленно.

Действительно, глупо было бы созывать воплями лакеев, однако советское воспитание – вещь упрямая, и он какое-то время отстранялся, чувствуя себя конфузливой невестой во время энергично протекавшей брачной ночи, но вскоре мужское начало взяло верх. Когда нежные женские губы ласкают шею, а другие, щекоча кожу быстрыми поцелуями, решительно продвигаются вниз по незащищенному кольчугой животу, советским человеком остаться невозможно.

Тем более – лихому барону из Пограничья.

Словом, настоящим мужиком себя чувствуешь, когда сумасшествие схлынет и к тебе прильнут две умиротворенные и довольные тобой женщины. Все сложности улетают за окно, в мокрый сумрак.

– По-моему, душевное спокойствие в армии восстановлено, – сказала графиня. – Как ты думаешь, Мара?

– Мне тоже так кажется.

Сварог и сам так считал, но помалкивал из скромности. К тому же ему стало казаться, что в стороне двери что-то начинает светиться…

Графиня отчаянно завизжала. Спрыгнула с высокой кровати и притаилась за ней, стоя на коленях. Мара тоже встрепенулась сначала, но быстро овладела собой, вскочила и выставила вперед кинжал.

Сварог сунул руку под подушку, на ощупь отыскал пистолет.

От двери к ним медленно скользил призрак герцога Сенгала с зеленовато-бледным лицом, в распахнутой на груди белой рубашке, покрытой пятнами крови.

Слышно было, как серебряная пуля с сухим треском ударила в дверь.

Призрак плыл к постели.

– Это не обычное привидение, – сказала Мара.

Сварог уже и сам это видел…

Графиня тихонько застонала.

– Верни книгу, – сказал призрак замогильным, конечно же, голосом.

– Успокойся, – сказал Маргилене Сварог. – Это одна видимость, иллюзия, никакой магии…

– Отнеси книгу ко мне домой, – сказал призрак.

Сварог выбрался из постели и поднял графиню с колен, уже не обращая внимания на диковинного гостя:

– Успокойся. Это вроде телевизора, только без всякого телевизора, понятно?

Из сада донеслись крики и бряцанье оружия. Прошлепав босыми ногами по полу, Сварог распахнул створку и крикнул:

– Что там такое?

Сквозь пелену дождя к окну подбежала темная фигура с обнаженным мечом:

– В саду полно призраков, барон!

– Марш в дом, и черт с ними! – рявкнул Сварог. – Ничего страшного, просто пугают! – Погладил графиню по плечу. – Одевайся, нужно же что-нибудь придумать…

– Ой!

– Маргилена, ничего страшного…

– Да нет, я ногу уколола. Что ты здесь разбросал?

Пройдя прямо сквозь призрака, Сварог натянул штаны, взял со стола лампу и снял с нее стеклянную крышку. Моментально стало светло. Призрак немного поблек, но не исчез, расхаживал по комнате и стращал всяческими карами, если ему немедленно не принесут домой украденную книгу. Очень быстро Сварог обнаружил и поднял с пола шарик размером с лесной орех – похоже, стеклянный, мутно-зеленый, с тупыми толстыми выростами.

– Это тебе знакомо? – спросил он графиню.

– Первый раз вижу.

Сварог в сопровождении неотвязного призрака прошел к столу, примостил шарик меж выпуклых узоров резьбы и обрушил на него рукоять кинжала. Шарик мерзко хрустнул, но уцелел. Раскололся лишь после страшного удара обухом Доран-ан-Тега. И моментально исчез призрак.

– Что за пакость? – поежилась графиня.

– Подарок от неизвестного изобретателя, – сказал Сварог. – Дружеское напоминание о том, что книги красть нехорошо.

Выглянул в сад. Меж деревьев плавали светящиеся силуэты, призывая на голову убийцы проклятье всех богов и требуя вернуть книгу. Кто-то пробрался в сад и, без сомнения, раскидал там эти шарики, а один ухитрился запулить в окно спальни, благо было приотворено. Это не магия, а создание пытливого человеческого ума – значит, нужно быть осторожным вдвойне.

– Орлы! – крикнул Сварог за окно. – Перстень пропили? Извольте-ка отработать! Зажечь факелы и искать маленькие стеклянные шарики. Найдя, разбивать. Шевелись!

Милое предупреждение, но за ним может последовать что-нибудь посерьезнее. Бабка-гусятница была кругом права… Он сердито захлопнул окно. В саду вспыхивали факелы – графинины дворяне уже поняли, кто нынче здесь командует. Маргилена, завернувшись в атласное одеяло, сидела на постели, рассматривая ступню, ухитрившись и в этой позе остаться грациозной. Мара же, не озаботясь одеванием, сердито расхаживала взад-вперед, похлопывая по ладони лезвием кинжала.

– Знать бы, кого следует убить… – бросила она.

– У меня такое впечатление, что никто никого не убьет, пока не будет найдена принцесса, – сказал Сварог. – Но, как пишут в романах, интрига завязывается… Маргилена, переводи дом на режим осажденной крепости.

Охрану днем и ночью, собак привязать…

Ему казалось, что он стоит голым посреди людной площади: все его видят, стерегут и высмеивают каждое движение, а он, стыдливо прикрывшись обеими руками, лишен даже удовольствия треснуть по ближайшей ухмыляющейся морде. Условия для работы самые антисанитарные. Если так пойдет дальше, наводнившие город шпики станут вежливо раскланиваться с ним на улицах и подносить зажженные спички. А ничего еще не сделано, если честно…

Глава 10 ЦИТАДЕЛЬ УЧЕНЫХ ПОЗНАНИЙ

Никто посторонний с ним утром не раскланивался, понятное дело. Но едва коляска, в которой сидел он с Марой, выехала из ворот, следом поехала другая. Очень скоро сзади, на почтительном расстоянии, обнаружились три всадника – каждый держался сам по себе, словно бы не замечая ни Сварога, ни конкурентов. Процессия получилась самая сюрреалистическая.

– Отравить бы их как-нибудь, – мечтательно сказал Сварог. – Только ведь не получится. Ну-ну! – перехватил он выразительный взгляд Мары. – Если мы их перережем, появятся и другие, всего и результатов… Ну-ка, кошка, сосредоточились…

И они выпрыгнули из неспешно тащившейся коляски – но для непосвященного наблюдателя все выглядело так, словно они остались там сидеть. Именно так посчитали шпик в экипаже и двое всадников, проследовав мимо стоявших у края тротуара Сварога с Марой и не видя их.

А вот третий всадник задержался. Бросив поводья на шею коню, он возился с застежкой перчатки – и Сварог не сомневался, что этот шпик их видит. Либо владеет должной магией и столь примитивными штучками ему глаз не отведешь, либо призвал себе на помощь некие достижения науки – похоже, не только на небесах магия и наука определенным образом связаны…

Судя по густым и темным, подстриженным в кружок волосам и вислым, нафабренным, с острыми кончиками усам, всадник был чистокровным горротцем.

– Пойдем, – сказал Сварог и взял Мару за руку. – Чуть погод я и его стряхнем с хвоста. А пока представь, что мы мирно гуляем по городу, и я за тобой ухаживаю, как за самой обыкновенной девушкой.

– А как ухаживают за обыкновенными девушками?

Сварог вдруг вспомнил, что начисто почти забыл, как это делается.

Очень уж давно не доводилось ухаживать романтично.

– С ними гуляют по городу, покупают цветы… Целуют в подъездах…

– Но ведь целоваться гораздо удобнее в постели.

– Действительно, – сказал Сварог. – Да вот заведено так… – Романтический настрой улетучился, и он махнул рукой. – Лучше отделайся-ка от хвоста, только незаметно, и чтобы остался жив. Ты хвасталась, будто что-то такое можешь…

– Запросто, – сказала Мара, достала из кармана горсть монет, выбрала два медных тяжелых грошика. Один тут же сунула в рот, повернулась и пошла навстречу всаднику.

Сварог смотрел во все глаза, но не уловил момента. Всадник вдруг схватился за глаз обеими руками, а мигом позже его конь, получивший в глаз вторым медяком, мотнул головой, дико заржал, вздыбился, исполнил пару пируэтов и опрометью понесся вдоль улицы. Шпик едва держался в седле, уцепившись одной рукой за гриву, а другой все еще зажимая глаз. Со стороны все выглядело невинно и буднично – норовистая лошадь вдруг испугалась чего-то и понесла. Прохожие привычно шарахались к стенам, а уличные мальчишки с дикими воплями понеслись следом, выкрикивая обидную дразнилку.

Они быстрым шагом завернули за угол и оказались на рыночной площади.

Сварог остановился.

– Почему встали? – недоуменно воззрилась Мара.

– Из хитрости, – сказал Сварог. – Любой нормальный человек на нашем месте сейчас несся бы во все лопатки, путая след. Так наш преследователь и решит. А мы люди ненормальные, потому останемся на месте, пока он носится по соседним улицам. Клянусь своим баронством, непременно собьется со следа и забредет черт-те куда…

Однажды, в курсантские годы, именно эта тактика и спасла его от патруля, свято верившего, что беглец никак не должен стоять на месте. А Сварог, свернув бегом за угол, тихонько укрылся меж гаражами – и патруль, азартно грохоча сапогами, промчался мимо в неизвестные дали.

Они стали бродить меж прилавков, не привлекая ничьего внимания: скука – исконно дворянская привилегия, и, маясь от таковой, дворянин может забрести куда угодно. Никто и не удивится, лишь бы благородный лаур и вправду выглядел ходячим воплощением ипохондрии. И Сварог старался, отрешенно вороша кончиком пальца кукурузные початки, обозревая с брезгливой миной кочаны капусты и связки лука, словно диковинных зверей.

Торговцы облегченно вздыхали, когда он проходил, – благородные дворяне еще и обожали чудить, славясь в сей области неистощимой фантазией.

Господские кухарки старательно наполняли снедью свои вместительные корзины, не особенно трясясь над хозяйскими денежками. Народ победнее увлеченно торговался. Шныряли подозрительные субъекты с беспокойными глазами, и кто-то уже вопил, хватаясь за карман, откуда только что испарился кошелек, и в ту сторону недовольно трусил рысцой городской стражник в лиловом мундире с городским гербом на груди, придерживая у бедра неточенный отроду меч. Меж рядами расхаживали фигляры, скучными голосами распевая скверно зарифмованные песни, расхваливавшие достоинства окрестных лавок и тамошних товаров – старинный рекламный трюк, ничуть не увядший и с появлением газет (а сочинением этих сомнительных шедевров подрабатывали студенты Ремиденума).

Внезапно резкие аккорды виолона перекрыли этот ленивый, устоявшийся гомон. Сварог оглянулся в ту сторону. На пузатой бочке с неразборчивыми синими клеймами стоял юноша в поношенном коричневом костюме с золотым дворянским поясом и бадагаре без пера. Он бил по струнам, и кое-кто из окружавших бочку пятился, словно от знакомой неприятности, кое-кто проворно скрылся за лотками, а один, юркий, неприметный, бегом припустил за угол.

Юный дворянин пел с бледным, отчаянным лицом, и площадь затихала, только на прилегавших улицах слышался стук колес. Определенно здесь случилось нечто из рада вон выходящее, плохо вязавшееся с мирными торговыми буднями, достаточно взглянуть на лица стоящих поблизости – испуганные, напряженные, злые. И отнюдь не удивленные.

И вдруг пожилой пузатенький оружейник подхватил – столь же вызывающе, зло:

И еще несколько голосов вплелись:

Неподалеку от Сварога появился давешний брюхатый стражник – и с ним еще один, пощуплее. У этого из поместительного кармана торчал аппетитно пахнущий коричневый хвост копченой рыбины. Сварог слышал, как тощий тихо спросил:

– Может, посвистеть, кум?

– Убери ты свисток, медальку все равно не заработаешь, – пропыхтел толстый. – Тут политика. И золотой пояс. Пусть коронные мозоли набивают. И пошли-ка отсюда, кум, так оно для жизни спокойнее…

И оба, стараясь не спешить, стали удаляться. Чтобы не влипнуть неизвестно во что, да еще, как оказалось, политическое, Сварог подхватил Мару под локоть и показал взглядом на одну из улочек. По брусчатке лязгнули подкованные копыта – подскакали трое в красно-черном, патрульная полиция протектора. Прежде чем скрыться в тихом переулочке, Сварог еще успел увидеть, как на пути у всадников загадочным образом возникла пивная бочка на высоких колесах, а юношу слушатели сдернули с бочки и, прикрывая спинами, бегом выпроваживали в сторону проходного двора. Они переглянулись, и Мара молча пожала плечами. Молодой фонарщик, переждавший события за этим же углом, пояснил:

– Нездешние, ваша милость? Это, извольте знать, баллада графа Асверуса^[2K16] «Лилия и лев», высочайше запрещенная к распеванию и печатному распространению.

Поскольку сейчас у нас со Снольдером нежная дружба, Сорокалетней войны, надо полагать, и не было вовсе…

Коснулся шляпы, тряхнул кудрями и зашагал прочь, дерзко насвистывая на мотив только что прозвучавшей песни.

…Они еще немного попетляли по улицам, и Сварог, пропустив парочку свободных извозчиков, махнул третьему.

Ремиденум, цитадель знаний и учености, внушал уважение. Попасть туда можно было только через широкие ворота (пусть и лишившиеся к нынешнему времени створок). Над воротами красовался древний, выщербленный и оплывший от старости герб – три совы в дроглоре. Тут же развевался флаг: фиолетовый с золотой каймой и теми же тремя совами – белыми, опять-таки с золотой каймой. На низком бочонке сидел стражник в наряде времен Троецарствия^[2K17], пьяный, судя по виду, еще с прошлого года. Завидев Сварога с Марой, он оживился, вытащил из-за бочонка подержанную алебарду и заорал:

– Стойте, благородные господа! Поклянитесь, что не состоите в родстве с презренным Тиморусом!

– Клянусь, – сказал Сварог. Подумал и достал серебряный аурей, каковой стражник принял как ни в чем не бывало. – Любезный, а почему совы у вас на флаге таких колеров?

Стражник заученно отчеканил:

– Потому что ученые познания, ваша милость, приносят и процветание, символизируемое цветом золота, но частенько влекут и смерть, символизируемую белым, и забывать об этом не след.

За воротами начинался целый городок – кривые узенькие улочки, старинные здания со стрельчатыми крышами, причудливыми флюгерами, тяжелыми окованными ставнями и водосточными трубами, заканчивавшимися драконьими мордами из позеленевшей меди. Архаические фонари в виде перевернутых пирамид помнили, пожалуй, не то что Троецарствие, а еще и Сандоварскую^[2K18] битву. Повсюду виднелись бюсты и статуи ученых мужей, державшие в руках разнообразные атрибуты их учености. Компаниями прогуливались студенты в коротких фиолетовых плащах и такого же цвета четырехугольных беретов, напоминавших пухлые подушечки.

Кое-кто из них и в самом деле, как мимоходом удалось расслышать, вел чинные и глубокомысленные ученые беседы, но большинство решали головоломки, шествовали в кабак, перекликались из окна в окно и с хохотом пересказывали подробности вчерашних похождений.

Сварог понял, что поиски наугад бесполезны. И отвел в сторонку первого попавшегося схолара, с рассеянным видом подписавшего уличный фонарь.

– Граф Леверлин! – воздел глаза к небу рыжий юнец. – Ваша милость, вы, конечно же, не похожи на сердитого кредитора из винной лавки или полицейского насчет вчерашней мочальной бороды, неведомо как выросшей у памятника королевы Боне, но не есть ли вы разгневанный отец благонравной девицы вкупе с оною?

– А в глаз тебе дать, фиолетовый? – деловито спросила Мара. – Меня, случалось, оскорбляли, но чтобы обзывать благонравной девицей…

– Мои извинения, юная дама… Кто-нибудь говорил вам, что вы прекрасны, как утренняя заря?

Сварог громко сказал «гм».

– Восторги неуместны, осознал и каюсь, – сказал рыжий. – Надеюсь, вы простите сии дерзкие слова несчастному маркизу, лишенному наследства, но не способности радоваться прекрасному. Не должны ли дворяне помогать друг другу, господа? Ибо неумеренность накануне, как подмечено мудрецами еще в незапамятные времена, уравновешивается разумной умеренностью наутро – но грубый материалист, хозяин подвальчика «Перо и астролябия» требует осязаемых подтверждений данной философской сентенции.

Сварог подал ему золотой аурей.

– Боюсь, что неумеренность вновь одержит верх над рассудочностью, – признался повеселевший студент. – Сверните за угол, миновав три дома, зайдите в четвертый по левой стороне. Поднимитесь на третий этаж и отыщите комнату, где на двери приколочена бляха гильдии пожарных. Чтобы вас не приняли за кредитора или иного врага человечества, постучите вот так: тук-тук, тук. Мое почтение!

Он коснулся берета и с видом обладателя всех сокровищ короны величаво спустился в подвальчик, над которым и в самом деле красовались огромные проржавевшие перо и астролябия – старинная вывеска из тех времен, когда содержатели трактиров прекрасно обходились без писаного текста.

Поразмыслив, Сварог пошел следом и вскоре вышел с двумя пузатыми черными бутылками «Кабаньей крови».

На одной из дверей третьего этажа и в самом деле была приколочена бляха Бронзовой гильдии с изображением вишапа^[2K19] и двух скрещенных пожарных топоров.

Сварог постучал – тук-тук, тук. Дверь моментально распахнулась, высунулся Леверлин, в расстегнутой рубашке:

– Где тебя черти… Дружище, какими судьбами? О, простите, лауретта… – Дверь захлопнулась. Вскоре он появился в аккуратно застегнутом кафтане. – Прошу!

Внутри царил самый причудливый беспорядок – вороха книг, пустые бутылки, мечи, диковинки вроде яркой раковины или человеческого черепа, державшего в зубах за шпенек кокарду городской стражи. Несмотря на весь хаос, было чисто и подметено, чувствовалось, что случаются эпизодические вторжения домовитых особ женского пола.

– Я тут жду одного болвана, – непринужденно сказал Леверлин, словно они расстались только вчера. – Вышел в подвальчик и пропал, как король Шого. Но ты позаботился, я вижу? Ох… Помнишь ли ты восхитительные погреба Коргала? Кстати, как тебя зовут?

– Барон Готар, – сказал Сварог, располагаясь в кресло и с приятностью взирая на друга.

– Отлично, не нужно привыкать к новым именам. Из чего следует, что ты не особенно скрываешься?

– Как знать…

– Понятно. Стаканы вчера были в камине, они и сейчас там, благо не топлено. Сударыня, хотите леденец? – Он протянул Маре фаянсовую вазочку. – Меня опекает хозяйка кондитерской, почтенная пожилая особа, никак не могу втолковать ей, что не ем леденцов…

– А что такого натворил некий Тиморус? – спросил Сварог.

– Был пятьсот лет назад такой министр. Возымел предерзостное желание лишить Ремиденум старинного права на колокол. Потом его казнили – не за эти поползновения, понятно, за вульгарное казнокрадство. Но в Ремиденум до сих пор запрещен доступ особам, состоящим с ним в родстве. Традиция…

Мара, похрустывая леденцами, медленно обошла комнату, оглядываясь.

Вытащила из-под груды книг меч с посеребренной рукояткой и крестовиной в виде орлиных лап, взвесила в руке.

– Лауретта, вы не порежетесь? – забеспокоился Леверлин.

Мара молча взмахнула мечом, несколько раз крутанула, выпуская рукоять из пальцев, перехватывая в воздухе. Меч со свистом порхал вокруг запястья, словно легкий прутик. Положила его назад, очаровательно улыбнулась Леверлину.

– Ого, – сказал Леверлин, внимательно посмотрел на нее, потом на Сварога. – Дружище, ты снова во что-то серьезное ввязался? Твоя юная спутница похожа на гланскую дворянку – там даже девиц сызмальства учат владеть оружием… Ты что, из Глана к нам нагрянул?

– Не совсем, – сказал Сварог. – Но в хлопотах и неприятностях по самые уши. Садись и слушай.

В прошлое свое путешествие Сварогу без конца приходилось рассказывать свою собственную историю. Теперь – историю Делии. Как и в прошлый раз, он уже наловчился излагать суть кратко и доходчиво.

– Странно, – тихо сказал Леверлин, когда Сварог замолчал. – Очень странно…

– Почему?

– Потому что жизнь и без того странная… – уклончиво ответил Леверлин. – Что ж, многоестановится понятным. Даже по Ремиденуму стали шнырять темные личности и разыскивать девушку, как две капли воды похожую на принцессу Делию. Одного мы даже взяли в серьезный оборот, но он, очень похоже, и сам не знал, для кого трудится и зачем…

– Может, она…

– Здесь ее нет. Ручаюсь. Слышал когда-нибудь о тайных студенческих братствах? Как бы много ни было в этом игры, одно положительное качество имеется: в Ремиденуме от посвященных ничего нельзя удержать в тайне. Я бы знал… Пожалуй, нам придется потруднее, чем в Харлане.

– Нам?

– А что, ты намерен выпить вина и распрощаться? – ухмыльнулся Леверлин. – Как студент Ремиденума и дворянин, никак не могу остаться в стороне. И не напоминай, что мне могут оторвать голову. Мне ее могли оторвать двадцать раз по гораздо более ничтожным поводам… Покажи-ка книгу. Великие небеса… Ты представляешь, что таскаешь под полой?

– Немного.

– Такие книги следует сжигать, не раскрывая, – тихо сказал Леверлин.

– То, что в ней таится, – не наше, не человеческое, но от этого оно не стало менее опасным. Приходилось слышать сказочку про незадачливого ученика чародея?

– Ну а все же – где мне ее могут прочитать?

– Я могу ее прочитать, – досадливо поморщился Леверлин. – В конце концов, читать – не опасно. Гораздо опаснее неумело претворять в жизнь прочитанное… Видишь ли, как ни парадоксально, у нас не осталось ни одного письменного источника, созданного нашими предками до Шторма, зато известно около восьмидесяти книг и документов Изначальных, исчезнувших примерно за двадцать тысяч лет до Шторма. Обнаружилось несколько хранилищ.

Правда, научная ценность равна нулю – в основном это подробные и скучные летописи и хозяйственные документы. Магические книги Изначальных, всплывавшие на поверхность, рано или поздно сжигались. А их язык одно время стал тайным языком алхимиков, а лет триста назад возникла вдруг глупая мода – дворяне его учили, чтобы слуги и низшие не могли понимать.

Словом, я ее возьму в отчий дом, доверяешь? В отцовской библиотеке есть хорошие словари, кое-какие исторические работы. И его духовник – человек ученый. Вдвоем сделаем, что сможем. Посидим ночь, не впервые. Приезжай завтра утром. А я вас сейчас провожу, возьму извозчика и незамедлительно отправлюсь в родовое гнездо. – Он надел плащ и берет, прицепил меч, сунул книгу под колет. – Ничего, если завтра я тебя использую в чисто эгоистических целях? Мой почтенный родитель, увидев орден за харланское дело, до сих пор с сомнением крутит головой, невзирая на патент… А я вновь в шаге от очередного изгнания.

– Сделаю, что могу, – сказал Сварог. – Старина, я…

– Не нужно делать столь растроганную физиономию, – усмехнулся Леверлин. – Я тебе еще в прошлый раз сказал, что можешь на меня положиться. Вот и полагайся. Я рад вновь оказаться посреди очередного волнующего приключения, когда вокруг не протолкнуться от темных сил и злодеев с мечами… Лауретта, хотите, я как-нибудь расскажу вам о моих прошлых приключениях и спою свои баллады? О, не сверкайте так глазами и не рубите меня ни вдоль, ни поперек… Я смущенно умолкаю. Ты счастливец, милорд. Допьем бутылочку перед дорогой?

– Послушай, а что такое Сорокалетняя война? – спросил Сварог. – Сегодня на рынке спели вполне приличную балладу, вызвавшую странный переполох…

– А… Снова? Сорокалетняя война случилась в пятьсот десятом и продолжалась не сорок лет, а сорок два, но история любит круглые цифры…

Когда умер наш тогдашний король, снольдерская королева, его сестра, согласно некоторым законам могла претендовать на трон. Естественно, снольдерцы пожаловали в гости – в количестве двадцати полков. А новый наш король, дядя покойного, был личностью совершенно ничтожной и почти сразу же бежал в Харлан. И сорок два года шла война – то вяло, то ожесточенно.

Уже и королева умерла, сменились поколения, а перестать все как-то не могли. Потом появилась графиня Браг – между прочим, прабабушка Арталетты – и ввиду полнейшего бессилия мужчин взяла дело в свои руки. И прекратила эту вялотекущую войну, как ни удивительно. Конная статуя на Королевской площади – это и есть памятник в честь Золотой Девы, как ее прозвали за доспехи.

– А ее, часом, потом не сожгли? – спросил Сварог, вспомнив про Жанну д'Арк и подивившись параллелям.

– Нет, с чего ты взял? Она стала герцогиней, кончила дни в мире и покое, в почтенных годах. Асверус родился как раз в год окончания Сорокалетней войны. Теперь баллада запрещена…

– Случайно, не за нее графа ткнули кинжалом?

– Нет, что ты. – Леверлин оглянулся и вытащил из кучи потрепанную книжечку. – За «Беседу двух пастухов о правлении короля Горомарте». Вот.

Строки эти, понятно, не понравились ни королю, ни первому министру, и кто из них послал убийцу, уже, пожалуй, не доискаться… Пойдемте? Кто там стучит?

Он открыл дверь и, чуть растерянно отступив, пропустил в комнату девушку лет девятнадцати в зеленом платье, с бляхой Бронзовой гильдии, приколотой на груди, – значит, она сама была мастером, кондитером, судя по знаку. Девушка была премиленькая. Она присела в поклоне, держа перед собой большой пакет.

– Госпожа Рита Гей, почтенная хозяйка кондитерской с Жемчужной улицы, – невозмутимо сказал Леверлин. – Госпожа Гей, простите, я оставлю вас здесь, а сам крайне невежливо покину жилище до завтрашнего полудня. Барон прибыл, чтобы отвезти меня на коллегиум министерства финансов – министр заявил, что без меня не начнут обсуждать доклад о повышении морских тарифов… Только, умоляю вас, не смазывайте замки пистолетов взбитыми сливками. И не говорите, будто я шучу. У вас удивительный дар использовать предметы не по назначению, и не спорьте. Разве не вы насыпали в камин угля? Камин – идеальное место для хранения стаканов, там их ни за что не разобьют…

– Очень почтенная дама, – сказал Сварог, когда они вышли на улицу.

– Весьма. Если бы не ее склонность кормить людей леденцами, она смело могла бы считаться дамой, безукоризненной во всех отношениях… Как тебе Ремиденум? Если возникнет нужда, спеши с принцессой сюда. Спрячем.

Университет имеет право на герб, флаг и колокол, его привилегии не смеют нарушать и короли. Здесь учатся отпрыски лучших фамилий со всего континента, даже с Сильваны, никто не посмеет ввести сюда полицию или войска…

– Это прекрасно, – сказал Сварог. – Но, как я успел присмотреться, ваш университет легко блокировать и взять измором…

– Здесь можно просидеть год. Припасов хватит.

– Главная моя задача – не отсидеться, а незамеченным скрыться из города с принцессой, – сказал Сварог.

– Бежать из города лучше всего под хороший переполох, – сказал Леверлин. – Кстати, о переполохе – будь уверен, мы внесем свой вклад в шумиху вокруг коварных горротцев, укравших секрет головоломки.

– И коварного Орка.

– И коварного Орка… Жаль, конечно, что позиция оказалась нерешаемой, – у нас уже начались пари, господа студенты рассчитывали на премию и иные профессора тоже…

Глава 11 САМОЛЕТЫ КАК СИМВОЛ КОЛДОВСТВА

Бабка-гусятница печально развела руками:

– Нет, ваше величество, никак не получается. Не могу я взять в толк, где она. Вроде бы среди людей, в шумном месте, но не поймешь – мужчины это или женщины, первый раз со мной такое. Обычно определяешь по вещи сразу: что вокруг, кабак это, лавка, ученая библиотека или солдатский лагерь…

Шумное место, грешное. Магией, кстати, там и не пахнет. Но что это за место – не знаю, хоть казните… С предсказанием будущего или разными штуками, помогающими при бегстве, у меня выходило обычно не в пример лучше.

Сварог угрюмо ссутулился на табурете:

– Но она в Равене все же?

– В Равене, ваше величество. Жива и здорова, не скажешь, что под замком. Паколет расстроился ужасно, когда у меня не получилось, бегает по городу, пытается что-нибудь выведать. Оно и хорошо, что его тут нет. Я пока вам наследство отдам, светлый король. – Она вытащила из сундука легкий на вид холстинный сверточек. – Чтобы со мной не сгинуло без всякой пользы. Кому и отдать, как не вам?

– Ох, опять вы… – с досадой сказал Сварог. – Тот домишко, напротив вашего, кажется, пустует? Сегодня же его куплю, и посажу там охрану…

– Чему быть, того не миновать.

– Посмотрим. Сегодня же там сядет охрана.

– Сядет, сядет… – ласково, как несмышленышу, закивала ему старуха.

– Но судьба моя – умереть с зимними дождями вскоре после лицезрения короля, явившегося в простом облике, и ничего тут не поделаешь. Записано так – и не чернилами писано, не на бумаге…

Украдкой вздохнув, Сварог спросил:

– Можно подыскать какие-нибудь заклинания против изобретательных горротских выдумок?

– Против всего и вся на свете, кроме вас, можно подыскать заклинания, – ничуть не удивилась бабка. – Вот только надо заранее знать, против чего идешь… Понимаете? Если, к примеру, человек не знает, что на свете существует град, как он отыщет заклятье против града? Или от меча, в жизни меча не видавши? Только сильные маги могли – но их давно повывели…

…Их встречали согласно древнему этикету, давно канувшему в забвение: двое церемониймейстеров с жезлами сопровождали коляску от ворот до парадного крыльца, с торжественными лицами шагая у дверок и время от времени возглашая:

– Благородный гость графа! Благородная гостья графа!

Один из них вызвал дворецкого, четверо графских дворян отсалютовали мечами, и дворецкий повел Сварога с Марой по анфиладе покоев, обставленных старинной мебелью, – слава богу, ничего не возглашая. Сварог подумал:

«Если здесь и обитали привидения, они были столь же старомодными и чопорными, не употребляли вульгарных слов, стенали вполне благовоспитанно и не выставляли напоказ ржавые цепи». Он ничуть не удивился бы, встретив домового, обряженного в отглаженную ливрею с гербовыми пуговицами.

– Их сиятельство старый граф ждет в библиотеке, – сказал дворецкий.

– Но нам нужен молодой…

– В этом доме подчиняются распорядку, заведенному старшим графом, ваша милость, – отрезал дворецкий со столь непреклонной учтивостью, что Сварог замолчал.

Старый граф поднялся ему навстречу из-за огромного корромандельского^[2K20] письменного стола – высокий и худой, прямой, как луч лазера, очень похожий на Леверлина, только длинные волосы совершенно седые. Подлинный аристократ – потому что выглядел величественнее любого дворецкого, а этого было невероятно трудно достигнуть. Рядом с ним стоял столь же старый человек в коричневой сутане с крестом Единого на груди – три перекладины и цветущее дерево вместо четвертой, верхней. Сварог порадовался, что не зря листал старые книги и нарядил Мару в платье до пола, фасона времен королевы-матери, – юность старого графа пришлась на эти именно бурные годы.

Все действующие лица разглядывали друг друга с соблюдением максимально возможной учтивости.

– Во времена королевы-матери столь юные девушки не стриглись столь коротко, – сказал наконец старый граф. – Коса считалась непременной принадлежностью всякой подлинной дворянки.

Он не предложил сесть, что было плохим признаком.

«Выставят», – подумал Сварог.

И сказал столь же холодно-учтиво:

– Возможно, вину этой юной дамы искупает то, что в дворянство она была возведена считанные дни назад…

– Это совершенно меняет дело, – согласился граф. – Однако для подобных случаев были предусмотрены накладные косы. Вы об этом не знали?

– Не подозревал…

– Надеюсь, ко времени вашего второго визита упущение будет исправлено… если таковой визит состоится. Позвольте предложить вам кресла и представить моего духовника отца Калеба, священника храма на улице Смиренных Братьев (Отец Калеб молча склонил голову). У меня к вам несколько вопросов, барон… барон Готар, как мне доложили. Что до вашего баронства, не вижу ничего дурного в том, что старинный обычай ваганума был соблюден должным образом. Насколько мне известно, все происходило в полном соответствии с традициями. Да и предшественник ваш являл собой образец редкостной скотины, позорившей звание дворянина. Однако… Время от времени я смотрю телевизор…

– Вы?! – искренне удивился Сварог. Насколько он был наслышан, граф считался яростнейшим противником всех и всяческих новшеств, в доме у него не было ни ташей, ни карбильских ламп^[2K21].

– Как лояльный подданный императрицы, я обязан повиноваться высочайшим указаниям. Смею вас заверить, я смотрю лишь придворную хронику, пренебрегая пошлейшими фиглярскими зрелищами. И едва лишь мне представится случай лицезреть императрицу, я немедленно выскажу все, что думаю о ее непозволительно коротких юбках – разумеется, в тех выражениях, какие титулованный дворянин может употреблять в присутствии венценосной особы.

Но мы отвлеклись… В числе сопровождающих императрицу придворных мне довелось видеть и вас – в гвардейском мундире, со знаками камергера. Я не покажусь вам чрезмерно назойливым, если попрошу представиться полным титулом?

– Отнюдь, – сказал Сварог. – Лорд Сварог, граф Гэйр, барон Готар, лейтенант Яшмовых Мушкетеров, камергер двора, кавалер ордена Полярной Звезды…

В глубине души он рассчитывал произвести впечатление – но вышло, похоже, совсем наоборот.

– Ваше небесное великолепие! – сварливо сказал граф. – Позвольте на правах старшего по возрасту выразить вам свое решительное порицание.

Появлением на земле без надлежащей свиты и несоблюдением должного этикета вы позорите ваши титулы и положение. Говорю это вам совершенно откровенно.

Буде вы чувствуете себя оскорбленным, прошу назвать вид оружия, какой вы предпочитаете, и с таковым проследовать со мной на лужайку перед домом.

Если вы верите в Единого, отец Калеб выслушает и мою, и вашу исповедь, как требует дуэльный кодекс. Если же вы поклоняетесь ложным богам, предоставляю вам время, дабы совершить языческие ритуалы…

– Я вовсе не чувствую себя оскорбленным, – сказал Сварог. – Ваши справедливые упреки наполняют мое сердце раскаянием… – больше всего он боялся, чтобы Мара не фыркнула.

– Рад, что вы, в противоположность большинству нынешних молодых людей, способны испытывать раскаяние… Поймите, юноша: дворянин может странствовать переодетым в костюм человека, стоящего ниже его на общественной лестнице, лишь в двух случаях: когда речь вдет о выполнении возложенной лично венценосной особой миссии либо, – он сложил губы таким образом, что это могло означать и улыбку, – либо когда дело касается любовной интриги. В вашем случае, насколько я понимаю, дело обстоит иначе, и это позволяет мне выступить с упреками…

«Ну, я ж тебя», – подумал Сварог, почтительно склоняя голову:

– Ваше сиятельство, буквально на днях Геральдическая Императорская Коллегия постановила: лица, обладающие и земными, и небесными дворянскими титулами, вправе держать себя с соблюдением того этикета, каковой требуется для обладателя какого-то одного титула.

Что было чистой правдой. Вот разве что единственным обладателем и земного, и небесного титулов был сам Сварог…

– Это совершенно меняет дело, – сказал граф. – Прошу простить за поспешность. Однако очередного выпуска альманаха Геральдической Коллегии я еще не получал, что и подвигло на непродуманные высказывания… – Он торжественно выпрямился. – Можете всецело располагать мною, барон. Любое мыслимое содействие, какое только потребуется…

– Благодарю, – сказал Сварог. – Любое мыслимое содействие оказывает ваш сын.

Граф пошевелился – для него это явно было внешним признаком волнения.

– Следовательно, я могу с полным доверием отнестись к его патенту на орден? Признаться, я не считаю этого шалопая способным на подделку бумаг императорской канцелярии, но вся эта история весьма загадочна – столь высокий орден на груди юнца столь сомнительной репутации… Поневоле закрадываются сомнения…

– Отбросьте сомнения, – сказал Сварог. – Вам известно, что случилось недавно в Харлане?

– Разумеется.

– Мы там были вдвоем. И это все, что я могу сейчас сказать.

– Барон, вы меня невероятно обрадовали…

– Будьте к нему снисходительнее, – сказал Сварог. – Он серьезнее, чем вам кажется.

– Быть может, в таком случае следует поручить ему тяжбу?

– Вы с кем-нибудь судитесь?

– Да, только что подал бумаги в коронный суд. Видите ли, барон, появление в Равене этих новомодных са-мо-ле-тов открыто и недвусмысленно нарушает «Закон о колдовстве», принятый триста восемьдесят четыре года назад королем Стениором Четвертым. Согласно этому закону, любое лицо, будь то ронерский подданный или иностранец, поднявшееся на глазах свидетелей в воздух, неважно, силой заклятья или с помощью каких-либо приспособлений, подлежит в зависимости от своего общественного положения либо сожжению, либо заключению в тюрьму, либо баниции^[2K22] с непременным условием. Я – достаточно просвещенный человек и понимаю, что колдовством здесь и не пахнет. Но поскольку закон до сих пор не отменен должным указом, он продолжает действовать. Поле для скачек, на котором нашли пристанище самолеты нашего нахального соседа, не принадлежит ни королевскому домену, ни ратуше – это выморочная коронная земля, подчиняющаяся юрисдикции коронного судьи Равены. Каковой в соответствии с «Законом о колдовстве» обязан немедленно принять меры к задержанию вышеозначенных лиц и предайте их суду с предварительным уничтожением вещественных доказательств путем публичного сожжения…

– Великолепная мысль, граф, – сказал Сварог. – С вашего позволения, я немедленно готов обсудить ее с вашим сыном, как и другие, не менее серьезные вопросы, ради которых я и прибыл.

– Не смею вам мешать, барон. – Когда Мара поднялась вслед за Сварогом, граф поспешно добавил:

– Простите, лауретта, но я вынужден просить вас остаться и удовольствоваться моим обществом. Юная незамужняя дама не может находиться без камеристки в комнате, где присутствуют холостые дворяне…

Мара обреченно уселась вновь. Сварог ободряюще ей подмигнул и пошел за дворецким. Видимо, он не опомнился еще от беседы со старым графом – войдя в указанную ему комнату Леверлина, начал было велеречиво:

– Позвольте, граф, узнать результаты возложенного на вас поручения…

– спохватился, досадливо махнул рукой. – Тьфу ты…

– Вот так и живем, – сказал Леверлин. – Рискнешь остаться на обед – каждая новая тарелка будет ставиться перед тобой под звуки четырех фанфар и вопли мажордома. «Жаркое его небесного великолепия!», «Салфетка его небесного великолепия!» Останься обедать, умоляю!

– Черта с два, – сказал Сварог. – Спасибо, что предупредил… Итак?

– Ты не станешь на меня сердиться?

– За что?

– Да сожгли мы твою книгу, – сказал Леверлин. – Под утро мы с отцом Калебом, найдя искомое, посоветовались и решили – лучше этому ученому труду вылететь в трубу с пеплом. А гореть она не хотела, крайне неприятное было зрелище…

– Да черт с ней, раз вы нашли… – сказал Сварог нетерпеливо. – В чем там секрет?

– Целая глава была посвящена искусству создания виденного тобою двойника – под благозвучным названием «чегаор-тетайн». Подробности этого процесса не стоит повторять, да и вряд ли они тебя заинтересуют… Кроме одной, самой существенной и объясняющей кое-что. Жизни такому двойнику отведено на три недели. Три и семь – Изначальные, похоже, придерживались той же магии чисел, что иные наши колдуны… Три недели. Отсюда следует: примерно через шестнадцать дней пребывающее сейчас во дворце создание перестанет существовать – и зрелище будет красочное, с эффектами…

Правда, есть средство сохранить двойника неограниченно долгое время. Для этого нужно, чтобы прообраз, настоящая Делия, был с соблюдением особого ритуала принесен в жертву в присутствии двойника. Тогда подменыш обретет плоть и кровь, долгую жизнь всецело подвластной создателю куклы… Если с книги не сняли копии и никто после смерти Сенгала не знает ритуала, мы наполовину выиграли. Но я склонен допускать худшее…

– Я тоже, – сказал Сварог. – У Сенгала не могло не остаться сообщников. Такое предприятие требует организации…

– И что ты намерен делать?

Сварог достал сигарету и пустил дым в потолок:

– А ничего. Они сами загнали себя в ловушку. Им непременно придется доставить Делию во дворец, к двойнику, а не наоборот. Если ее отыщут раньше нас, именно те, кто собирается «закрепить» двойника, вмешаются люди протектора. Если ее отыщут те, кому она нужна, как ключик к трем королевствам, бабка-гусятница сумеет определить ее новое укрытие. И мы перехватим их по дороге. Наконец, нам самим может повезти. Видишь какие-нибудь изъяны в моей задумке?

– Пожалуй, нет. Разве что ее попытаются убить…

– Убить ее попытаются не раньше, чем она попадет ко мне. Никак не раньше…

Глава 12 «Я ЕЕ НАШЕЛ!»

Сварог по сути бездельничал. Он навестил сначала Орка, потом снольдерского любителя риска, разговаривал с обоими недолго, чуть ли не стоя, создавая впечатление, что невероятно спешит. Уже возле особняка Орка к нему обрадованно сели на хвост потерявшие было след шпики – с которыми он учтиво раскланялся из коляски. Того, получившего от Мары монетой в глаз, он больше не видел – но один из новых, хоть и не похожий внешне на горротца, при каждом резком движении девчонки торопился отъехать подальше, что выдавало его принадлежность к белому флагу с черным солнцем.

Остаток этого дня и весь следующий Сварог болтался без дела по дому графини, готовому к любым неожиданностям: у ворот и в саду прохаживались вооруженные дворяне, вдоль стен, позвякивая скользившими по натянутым канатам цепями, бегали здоровенные псы мясницкой породы, черные, гладкошерстные, с отрезанными ушами и хвостами. Гребень стены покрылся железными «ежами», ворота закрыты плетенками из колючей проволоки. Все слуги вооружены. Особняк стал наглядной иллюстрацией к историческому роману о войне Кабанов с Волками^[2K23], когда лихие налеты средь бела дня на городские дома недругов были делом самым обычным. Войдя в азарт, Маргилена велела было выкатить из каретного сарая две старинные фамильные пушки, но Сварог ее отговорил, пожалев пауков, давно устроивших в жерлах дачи. По городу ползали пущенные людьми Гинкера слухи – что барон Готар собирается перевезти в дом графини сокровища своего предшественника и загодя принял меры предосторожности. На самом деле Сварог, превращая особняк в крепость, хотел заставить своих конкурентов решить, будто найденную принцессу он намерен укрывать у графини. Между тем укрыть ее должна была бабка-гусятница…

Конкуренты не дремали. В окошках дома напротив порой довольно откровенно поблескивали стекла наведенных на особняк подзорных труб. Время от времени по улице проезжали и проходили субъекты, чья профессия сомнений не вызывала. Все эти знаки внимания Сварога мало занимали и ничуть не трогали. Он довольствовался тем, что без особой необходимости частенько обходил посты. И ждал. То есть делал единственное, что мог. Если так вели себя и остальные главные игроки, ситуация не имела в шахматах ни аналогии, ни названия – участники игры отошли от доски, а их пешки, кони и слоны совершенно самостоятельно носились по черным и белым квадратам, не нанося урона противнику.

Тяжба старшего графа прямо-таки молниеносно закончилась его полным поражением. Король Конгер Ужасный, узнав о поступившей к коронному судье жалобе на нарушение «Закона о колдовстве», не стал ни гневаться, ни ввязываться в затяжную возню судейской бюрократии. В тот же самый день снольдерские самолеты перелетели на заброшенный ипподром, принадлежавший самому королю, а королевские домены, считалось, вне всяких законов, кроме воли венценосца… Изящный ход, беспроигрышный и не ведущий за собой никаких репрессий. Узнав о нем, Сварог совершил действия, недвусмысленно квалифицировавшиеся законами Ронеро как «оскорбление величества словом».

Но поскольку свидетелями были люди верные – Мара и отрешенный от всего сущего, кроме «пятнашки», граф Дино, – Конгеру так и не довелось узнать, что некий барон назвал его в сердцах сукиным котом и осколком феодализма.

Впрочем, последнее оскорбление вряд ли понял бы и король, и зловещая Багряная Палата…

За бабку-гусятницу Сварог не беспокоился – он приезжал туда, убедившись, что слежки нет. Трудами барона Гинкера из домика напротив выставили хозяина-огородника, сполна заплатив ему за недвижимость и намекнув, что его развалюха понадобилась конторе, о которой и думать страшно, не то что называть вслух. Со строжайшим напутствием держать язык за зубами огородник был выставлен в противоположный конец города, где купил домик не хуже и затаился, как мышка, а на его бывшем подворье поселились несколько неразговорчивых верзил – в количестве, достаточном для круглосуточного наблюдения за бабкиным домом. Сварог хотел избежать любых неожиданностей – и потому у бабки поселился приехавший из деревни родственник, скрывавший под кафтаном пистолет, налитую свинцом дубинку и полицейскую бляху. Капрал Шег Шедарис, трезвехонький, как стеклышко, приобрел новую одежду, пробавлялся двумя кружками пива в день и готов был прянуть в седло по первому зову трубы. Леверлин сидел в Ремиденуме, ожидая боевого клича. Тетка Чари купила на деньги Сварога десяток выезженных лошадей и держала у себя в конюшне. Сварог запасся у Гинкера полицейской бляхой, офицерской, с золотой каймой. Одним словом, все было расписано, как по нотам. И Сварог задавался одним-единственным вопросом: есть ли у конкурентов столь же детальные планы на случай, если он найдет принцессу первым? Пожалуй, есть, и вопрос следует сформулировать иначе: насколько действенными окажутся их планы, учитывая, что конкуренты все же действуют шпионским образом на территории чужой державы?

А ночи, две подряд, выдались бурными. Прекрасно спевшиеся боевые подруги заявлялись к нему с темнотой – и, несмотря на все приятные стороны этих вторжений, Сварогу приходилось нелегко. Пожалуй, он охотно раскрыл бы графу Дино секрет решения – но решений-то не существовало… Что до головоломки, она завоевала Равену в двое суток, и страсти понемногу накалялись… Сейчас, стоя ранним утром на галерее, Сварог думал почти весело: когда бомба взорвется, от особняка Орка останутся одни стены…

– Когда же мы будем драться? – спросила бесшумно подошедшая Мара.

– Надеюсь, до этого вообще не дойдет, – сказал Сварог, ухитрившись не вздрогнуть от неожиданности и чертыхнувшись про себя. – Один умный человек написал как-то, что лучший полководец – тот, кто выигрывает сражение, так и не развязав битвы…

– Никогда не слышала.

– Он давно жил, – сказал Сварог.

Проще говоря, он еще и не родился, но не стоит объяснять боевой подруге эти сложности. К тому же Сварог не уверен был до конца, что это – прошлое. С тем же успехом и долей вероятности окружающее могло оказаться пресловутым параллельным пространством, очередной копией Солнечной системы, живущей по иным картам, иному календарю и иным часам.

– Вообще-то в этом утверждении есть резон, – сказала Мара. – Для больших сражений это, возможно, и годится. Но я не возражала бы против легкой разминки…

– Не накаркай, – сказал Сварог. – Я очень хотел бы убраться отсюда тихо и благопристойно, не протыкая по дороге встречных. – Он повернул голову на стук колес. – Поздравляю. Кажется, в романах это и называется «интрига завязывается». – Он перегнулся через перила и закричал дежурившим у ворот дворянам:

– Пропустить!

Паколет влетел в ворота, размахивая большим синим конвертом «соколиной почты»^[2K24], держа его на виду скорее для сторонних наблюдателей – так что это, вероятнее всего, была уловка. Опрометью бросился на галерею, к Сварогу, перепрыгивая через три ступеньки. Сварог напряженно ждал с колотящимся сердцем, надеясь на лучшее, но из суеверия ожидал самого худшего.

Паколет остановился перед ним, тяжело дыша, словно сам бежал всю дорогу в оглоблях вместо извозчичьей лошади. Счастливо улыбнулся во весь рот, отступил, опять придвинулся, большими пальцами взъерошил свои редкие усики. Сварог взял его за локоть и потащил в комнату с занавешенными окнами.

– Командир!

– Ты не спеши, – посоветовал Сварог, сам охваченный радостным возбуждением. – Членораздельно, спокойнее…

Паколет швырнул бесполезный конверт:

– Ваше величество!

– Спокойно! – рявкнул Сварог.

Подействовало. Спокойно, даже чуточку равнодушно Паколет сказал:

– Нашел я ее. Бабка не догадалась, а я догадался, как-никак бабка у нас примерная гусятница, а я – ночной парикмахер и всякое повидал… Эти, которые не мужчины и не женщины, – притон для педрил! Понимаете, почему бабке не удалось? Вы ж сами с магией знаетесь, командир! У нас эта мода давненько приугасла, пока лет двадцать назад не занесли из Балонга…

Кажется, Сварог понял. Запах мысли. Возьмите у матери-собаки щенка, хорошенько натрите его кошачьей писуркой, положите назад – и какое-то время мать будет в полном недоумении, не в силах определить, к какой же породе относится это странное существо. Потому что для собаки запах важнее того, что она видит глазами. Так и с колдунами. Они чуют запах – в данном случае запах мысли. У женщины свой запах мысли, у мужчины свой. И колдун, если нет практики, непременно собьется со следа…

– На Морской, неподалеку от переулка Белошвеек, есть притон, – продолжал Паколет. – Столь высокого пошиба, что это уже не притоном называется, а салоном, где собираются сплошь благородные. Хозяином там разорившийся барон. Полиция не препятствует, потому как туда похаживает сам барон Гинкер. Грешен, командир, я там частенько брал кошельки, так что место знакомое. У педрилы мозги, как бы вам объяснить, сдвинуты с обычного ритма, его «оседлать» легче… Ну вот, когда мне эта мысль стукнула в голову, поднял я бабку спозаранку, сожгла она тот платочек, сделала «черный настой», сунул я склянку в карман, помчался на Морскую, подошел к дому – и фыркнул настой так, что пробка вылетела, и залило мне весь бок…

– Иди переоденься в мужское, – бросил Сварог Маре. – Возьми свое оружие, какое есть.

Фокус с «черным настоем» он тоже знал. Настой на пепле из сожженной вещи разыскиваемого человека, если его готовил знающий дело колдун, багровеет и пенится, стоит ему оказаться неподалеку от хозяина вещи. Этот прием не годится для поисков наугад – попробуйте обойти большой город вроде Равены, вытаскивая скляночку под каждым окном, у каждой калитки…

Зато этот метод прекрасно срабатывает, когда есть подозрения на какой-то определенный дом. В старину этим широко пользовались, чтобы уличить преступника, если находилась оброненная им вещь, а женщины, заподозрив конкретную соперницу, бежали к колдуну с платком мужа и ловили его на горячем.

Неужели Гинкер, владелец этого притона, ведет двойную игру? Или дело в той самой логике непрофессионалов и он сам ни о чем не подозревает?

Бордель для педрил – последнее место, которое ассоциируется со словом «женщина». А темнее всего – под пламенем свечи. Слухи об этом роскошном притончике гуляли при дворе, могло дойти и до Делии…

Вот и все. Бабка-гусятница приютит. Лошадей у тетки Чари в избытке.

Нынче же днем группа всадников с железными документами и выправленными по всей форме подорожными покинет город. А отъехав в безлюдные места, сядут на пароход и поплывут в Харлан – туда ближе всего, там заправляет Хартог, не столь давно взошедший на престол, чтобы успеть преисполниться неблагодарности. И дальше – море…

Сунув Паколета за стол в красной гостиной напротив равнодушного ко всему на свете, кроме «пятнашки», графа Дино, поставив перед верным мошенником бутылку и стакан, Сварог побежал к себе в комнату, переоделся в простой дорожный костюм. Собирать ему было почти что и нечего – Доран-ан-Тег, пару пистолетов да несколько туго набитых кошельков и кое-какие бумаги. Застегнул кожаный колет, глянул в зеркало – еще один дворянин-путешественник, какие в превеликом обилии снуют по дорогам королевства. Застегнул на груди перевязь, так, чтобы ножны меча оказались за спиной, а рукоять торчала над плечом. Оказалось, так носить меч и в самом деле гораздо удобнее – выигрываешь секунды, можно, выхватив, нанести удар без всякого замаха…

– Вот и все?

– Вот и все, Маргилена, – сказал Сварог, обернувшись. – Сюда мы в любом случае не вернемся, хотя шпики должны думать иначе…

– И это все, что ты можешь сказать?

Сварог смотрел в ее печальные серые глаза и лихорадочно искал слова.

Ну что тут скажешь?

– Ты удивительная женщина, – сказал он. – Серьезно.

– Я знаю. И постарайся никогда ко мне не возвращаться. Во-первых, я не умею долго спать в одиночестве и терпеть не могу воскрешать былые привязанности. Очень быстро забываю прошлое. Во-вторых, для тебя время идет по-другому, ты и не заметишь за хлопотами, сколько лет пронеслось – а с нами обстоит чуть иначе. Береги девочку. Удачи… Серый Рыцарь.

Приподнялась на цыпочки, чмокнула его в щеку, отвернулась и вышла из комнаты. Сварог подумал, что лучшего прощания нельзя и выдумать.

Когда они втроем сели в коляску, Сварог спросил:

– Ты меч в руках когда-нибудь держал?

– Вот уж чего не доводилось, – сказал Паколет. – Драться могу неплохо и с ножом тоже управлюсь. Если честно, найдется за мной и полдюжины порезанных, и даже один жмурик. Но вот военного оружия в руках не держал…

– Тогда не стоит и пробовать, – сказал Сварог. – Будешь пока что пребывать в обозе.

Хвосты они рубили там же, где и в прошлый раз, когда ехали к Леверлину. В одном из хитрых домов, охваченных вниманием барона Гинкера, – входишь в сапожную лавку, ныряешь в дверцу за прилавком, и сидящий в задней комнате посвященный человек бегом провожает тебя по лабиринту переходов, лестниц, коридорчиков, тупиков и двориков, пока не окажешься за квартал отсюда, на совершенно другой улице, вовсе даже перпендикулярной той, где размещен исходный пункт. Помимо сапожной лавки, имелись другие входы и выходы, так что лабиринтов было несколько – и все они затейливо вмонтированы в самые обыкновенные доходные дома, так что жильцы ничего не подозревают и привыкли к шмыгающим мимо незнакомцам.

…Паколета оставили в обозе, сиречь в карете отца Калеба. Леверлин и капрал Шедарис заняли позицию у задней калитки, выходившей в безлюдный переулок, где не было домов – лишь стена чьего-то парка. Сварог же с Марой поступили, как вежливые люди: подошли к парадным воротам в стене, окружавшей ухоженный сад и двухэтажный красивый домик с желтой черепичной крышей.

Рядом о воротами блестела начищенная медная ручка звонка в виде бутона розы, но переигрывать с вежливостью не стоило – условного сигнала они не знали, а на беспорядочный трезвон наверняка вышел бы неприветливый тип в ливрее без герба и сообщил, что господа в отъезде, а ему настрого ведено никого не пущать, чтобы не пропадали серебряные ложки… Поэтому Сварог, определив по заклепкам калитки, где с внутренней стороны находится засов, оглянулся и, убедившись в полном отсутствии свидетелей, нанес в то место страшный удар топором. Толкнул калитку ногой, и она бесшумно распахнулась на добротно смазанных петлях.

Они прошли по дорожке, никого по пути не встретив, как ни в чем не бывало вошли в дом. В прихожей и в самом деле обнаружился хмурый верзила в ливрее без герба, уставившийся на них несколько оторопело:

– Как это вы сюда? Здесь владение…

– Друг мой, – мягко прервал его Сварог. – У вас есть нравственный стержень или высокие идеалы?

Верзила не испугался бы удара, но таким вопросом он на миг был приведен в состояние полного отупения. Сварог ударил его локтем в подбородок, подставив подножку, потом, когда верзила уже валился, резко выпрямил руку и добавил ребром ладони по черепу. Прислушался. Где-то поблизости жеманно смеялись, на втором этаже лениво позвякивали струны виолона – но никаких признаков оживленного веселья. Должно быть, не время.

Верзила зашевелился. Сварог дал ему время привыкнуть к новой ситуации и спросил:

– Где хозяин? – для вящего эффекта приблизив к горлу лезвие топора. – Хозяин где? Зарежу, сучий потрох…

Тот на всякий случай вовсе не произнес ни слова, только показал рукой на второй этаж.

– Вставай и веди, – приказал Сварог, убирая топор.

Верзила встал, потирая то челюсть, то висок, покорно пошел впереди.

Мара замыкала шествие. Сварог не волновался ничуть – скорее, в голове была совершеннейшая пустота.

Распахнулась дверь, в коридор выпорхнули двое некрашеных юнцов в женских платьях. Сварог молча показал им кулак, и они понятливо юркнули назад, спасаясь от грубой прозы жизни. Верзила молча тащился впереди.

– Эй, ты, часом, не онемел? – полюбопытствовал Сварог.

Верзила угрюмо проворчал:

– У нас сегодня барон Гинкер ожидается, шли бы вы подобру-поздорову, пока не огребли хлопот выше ушей…

Сварог молча ткнул его обухом в поясницу, и тот пошел быстрее.

Остановился перед дверью в конце коридора и наладился было нырнуть в нее первым, но Сварог его на всякий случай придержал. Сам нажал на ручку, осторожненько заглянул внутрь. Спиной к нему сидел в кресле старик и что-то увлеченно писал, временами воздевая глаза к потолку и помахивая пером. Походило на творческие муки поэта. Удовлетворенно кивнув, Сварог хотел войти.

За его спиной раздался непонятный звук, оханье. Сварог резко обернулся. Верзила оседал, выронив литой медный кастет, а Мара преспокойно убирала за голенище кинжал. Сварог, досадливо поморщившись, вошел и, чтобы не довести седовласого до инфаркта, громко сказал:

– Гхм!

Тот обернулся. Судя по его изменившемуся лицу, муза резво упорхнула.

Предупреждая вопросы, Сварог вразвалочку подошел, прислонил топор к столу и надежно сграбастал старика за худую черепашью шею. Придавив немного, отпустил. Сказал веско, с расстановкой:

– Душу выну. Сволочь. Тварь. Задавлю. Где принцесса, мать твою?

Глаза старика невольно скосились в сторону приоткрытой двери в глубине комнаты. Сварог обернулся туда – и очень вовремя. Она уже надвигалась с занесенным мечом в руке – очаровательная, долгожданная, прекрасная в гневе… Сварог мысленно умилился и отпрыгнул, крикнув Маре:

– Стоять! Старика держи!

Делия сделала выпад. Уклонившись, Сварог схватил ее за рукав у запястья, отработанно взял на прием, выкрутил руку – меч лязгнул об пол, – левой обхватил поперек груди, прижал к себе. Делия молча, яростно вырывалась, колотя его затылком в грудь.

– Я тебя отшлепаю, – сказал Сварог. – На друзей с мечом бросаться нехорошо.

Она чуточку унялась. Сварог ногой отшвырнул подальше ее меч и спросил:

– Звезда моя, будете вести себя примерно, если я разомкну нежные объятия?

Делия ответила словами, каких благовоспитанная принцесса и знать-то не должна, не то что произносить без ошибок, нисколько не путая ударения.

– Ладно, рискнем, – сказал Сварог, не без сомнений отпуская девушку.

Она с кошачьей грацией прянула вбок, прижалась к обитой зеленым штофом стене, выхватила кинжал из-за голенища высокого сапога – она была в мужском охотничьем костюме – и стояла так, быстрыми взглядами во все стороны оценивая обстановку. Конечно, она была и испугана, и рассержена, но видно, что начала уже думать, гадать, шевелить мозгами и прикидывать шансы – по лицу видно. Сварог, глядя на нее не без эстетического наслаждения, благодушно спросил:

– Ваше высочество, отчего вы на меня так уставились?

– У вас улыбка совершенно идиотская, – сердито и настороженно ответила Делия.

– Возможно, – сказал Сварог. – Я так долго и старательно вас искал…

Бросьте в меня кинжалом, принцесса. Прямо в мою честную, открытую физиономию. Многое поймете.

– Я и в самом деле могу бросить…

– Умоляю вас это сделать.

Ее лицо стало жестким, решительным, но в лицо все же бросать не стала – нацелилась в ногу. Кинжал отлетел в сторону, зазвенел на полу.

– Попробуете еще? – предложил Сварог.

– Вы лар? – спросила она недоверчиво.

– Ну, наконец-то, – сказал он. – Я – лорд Сварог, граф Гэйр, между прочим, яшмовый мушкетер императрицы, и я вас ищу который день…

Пойдемте.

– Почему я должна вам верить?

– Да потому, что больше некому верить, – сказал Сварог. – У вас под дверями что, очередь просителей, наперебой предлагающих им верить?

– Я никому теперь не верю…

– И вы намерены провести в этом приятном заблуждении остаток дней, не покидая сего милого заведения?

«Сейчас, – подумал Сварог, – или она сломается, или придется наплевать на этикет и волочь ее в карету силой, потому что время уходит и возможны любые неожиданности самого пакостного характера».

И она сломалась. Уронив руки, устало вздохнула:

– Я так больше не выдержу. Хочется хоть какой-то определенности, ничего не понимаю…

Жалеть ее, а там более утешать было некогда, Сварог решительно подошел, взял за руку:

– Нужно спешить. Я вам все расскажу в карете.

– Во дворец? – В ее глазах вспыхнула надежда.

– Нет, – сказал Сварог. – Вам же нельзя во дворец. Убьют.

– Я знаю, – вяло кивнула Делия.

– Тогда идемте. Заберите оружие. Где ваша шляпа? – Он повернулся к Маре. – Быстренько сходи в комнату, принеси…

Когда Делия уже направилась к выходу и вернулась Мара, Сварог вдруг подумал, что старый владелец заведения что-то подозрительно притих.

Подошел к столу. Почтенный старец откинулся на спинку кресла, и глаза у него уже стекленели. Догнав Мару, Сварог воззрился на нее с немым вопросом. Она преспокойно пожала плечами:

– Зато никому не расскажет. Надо бы найти тех двух, да некогда, пусть живут…

И ужасаться ее манере работать было некогда. Сварог, махнув рукой, поспешил за принцессой.

Гинкер появился, когда они уже спустились в прихожую. Он увидел принцессу, он ееузнал. И стало ясно, что двойной игры он не вел и о присутствии Делии на своей явочной квартире не подозревал. Какой-то миг казалось, что он уже не оправится, рухнет замертво. Но старые царедворцы – народ все же закаленный…

– Сколько лет вы были протектором – тридцать? – безжалостно ухмыльнулся Сварог. – Ваше счастье, что не я тут король…

– Логика непрофессионала… – еле выговорил барон. – Я же говорил…

– Да, помню, – Сварог упер указательный палец ему в грудь, повыше ониксовой пуговицы в золотой оправе. – Слушайте внимательно. Двойнику во дворце осталось жить недели две. Потом весьма эффектно издохнет. Так что не вздумайте начать свою игру… Мы уезжаем из города, как вы понимаете. И чтобы…

– Я не ребенок, – угрюмо отозвался барон.

– Вот и прекрасно. Я с вами свяжусь, если будет такая надобность. Где тут проход к задней калитке? Пойдемте, принцесса.

Они вышли из безлюдный переулок – к огромному облегчению Леверлина и капрала.

– Но зачем мы уезжаем? – остановилась вдруг Делия. – Вы же сами сказали только что – этой… осталось две недели. Вы же о ней говорили?

Граф Леверлин, вы?! А это… – Она уставилась на Шедариса, явно прикидывая, граф это или герцог. – Вас я не знаю…

– Ничего, это верный человек, – сказал Сварог, побыстрее уводя ее от калитки. – Увы, принцесса, нам придется покинуть город. И потому, что чересчур опасно ждать здесь две недели, и потому… – он решил ковать железо, пока горячо. – Вы знаете пророчество Таверо о златовласой принцессе, которой суждено спасти три королевства? Отлично. Вам никогда не приходило в голову, что это – о вас?

– Я иногда набиралась дерзости так думать…

– А если вы узнаете, что Серый Рыцарь – это я и есть?

– Послушайте, – сказала Делия устало. – Я сейчас готова верить всему и спасти что угодно от кого угодно. Только побыстрее увезите меня, куда угодно. Я… – она уткнулась в плечо Сварога и захлебнулась плачем.

Леверлин рванулся к ней, но Сварог, одной рукой обняв принцессу, остановил его жестом:

– Ничего страшного, дружище. У человека наконец появилась в жизни какая-то определенность, и он понял, что находится среди друзей…

Глава 13 БЕСПРИЮТНЫЕ

В карете она немного успокоилась. Сидела, тесно прижавшись к Сварогу (не от избытка чувств к благородному избавителю, а по причине насквозь прозаической – шестерым там было не повернуться), и, уставясь на плотно занавешенное окно, вполголоса рассказывала.

Ночью в коридоре появились какие-то странные существа (Сварог из деликатности не стал уточнять, как вышло, что принцесса оказалась ночью в коридоре). Делия сама видела, как синий мушкетер, которого они схватили, рухнул, почернев и ссохшись, как головешка. Но против гланцев и их освященных в древних храмах Единого мечей страшилища оказались бессильны.

Тогда, после короткого замешательства, на охрану принцессы набросились самые обычные люди, державшиеся до того позади. Ими командовал герцог Сенгал, и с ними была еще… она сама. Словно отражение ожило и покинуло зеркало. Лейтенант Данаби действовал, особо не рассуждая, и решил пробиваться наружу. Сначала они хотели пробиться в казармы гланской гвардии, но быстро поняли, что врагов слишком много и все пути отрезаны.

Тогда кинулись подальше от дворца. В переулке Белошвеек разыгралась последняя схватка, из которой живой вышла одна Делия. Она тоже не особенно рассуждала – просто единственным знакомым ей в этом районе ориентиром был домик-притончик (о нем рассказывали придворные сплетницы, а как-то и показали во время верховой прогулки). Пробираться в одиночку к гланским казармам она не рискнула и правильно сделала – уже через пару минут после того, как она перемахнула через стену в сад, по переулку стали шнырять всадники. В саду она просидела до рассвета, потом пробралась в дом и наткнулась на старика хозяина. Иллюзий она не питала и прекрасно понимала, что старый педрила, промотавший все состояние на скаковых лошадей и мальчиков, видит в ней лишь козырь для азартной игры с баснословным выигрышем при удаче – но так, если подумать, было даже лучше. А выбирать не из чего…

Сварог переглянулся о Леверлином. Описанные Делией создания как две капли воды походили на статую странного существа из замка Мораг, оставшегося загадкой даже для Гаудина. Впервые у Сварога зародились подозрения, что все происшедшее отнюдь но замыкается на чернокнижнике-герцоге, отыскавшем древний магический трактат. Но он пока что не стал ни с кем делиться своими догадками. И не стал расспрашивать Делию, почему она так и не попыталась связаться с дворцом, решив отложить это на потом.

– Знаете, почему я вам верю? – спросила вдруг Делия. – Не только оттого, что с вами знакомый мне граф Леверлин. Вы – самая странная компания, какую я в жизни видела. Шайки злодеев такими не бывают…

"Интересно, что ты вообще видела в жизни, кроме дворца, балов и охот, – подумал Сварог. – И где исхитрилась узреть шайку настоящих злодеев, кроме как на экране телевизора и иллюстрациях к приключенческим романам?

Но наблюдение верное – компания и в самом деле странноватая…"

– Хорошо, – сказал он, чтобы отвлечься от серьезных и тягостных раздумий. – С этой минуты я присваиваю нашему славному отряду наименование Странной Компании. Принцесса, вы не откажетесь стать шефом полка? Хотя этот полк не тянет даже на гран-платунг^[2K25], иным не уступит…

Делия устало улыбнулась, больше из вежливости. Все же она отлично держалась – время такое, эпоха жеманных, хрупких, бледненьких принцесс на горошине если и наступит, то очень не скоро. Да и наследственность неплохая. Говорят, Конгер сажал ее на коня раньше, чем научилась ходить.

– Что мы будем делать? – спросила Делия.

– Мы будем делать сущие пустяки, – сказал Сварог. – Сейчас мы вас спрячем. Вернее, все спрячемся. А потом постараемся сделать все, чтобы репутация Таверо не пострадала. Всей Странной Компанией свалимся в гости к одной милой старушке, переждем немного и отправимся к харланской границе, нынешний герцог обязан мне троном и вряд ли успел стать неблагодарным.

– А потом?

– Не стоит загадывать. Пока что наш сияющий идеал и светлая мечта – харланская граница…

– Я могла бы обратиться к гланской гвардии. Они не могли не почувствовать неладного. Они-то поверят…

– Вполне возможно, – сказал Сварог. – Но, насколько я знаю вашего батюшку, он, будучи уверенным, что настоящая принцесса пребывает во дворце, станет решительным, недоверчивым и несговорчивым. Выйдет большая кровь и сумятица, мы ничего не добьемся, кроме риска для вас получить случайную стрелу. Или пулю. Или – не случайную… А время все равно работает на нас. Эта тварь во дворце долго не протянет. Надеюсь, ее конец будет достаточно зрелищным, чтобы у свидетелей возникли кое-какие вопросы…

…Он не обратил сначала внимания на дым – в Равене частенько где-нибудь горело. Но чем ближе карета подъезжала к Королевской, тем сильнее несло гарью. Сварог высунулся из окна, глядя вперед. Сердце неприятно колыхнулось в груди.

Пожарные как раз отъезжали. Гнедые упряжки четверкой уносили вскачь огромные бочки на колесах, сверкающий начищенными медными частями замысловатый насос и две длинные повозки, набитые отчаянными усачами в красных кафтанах. Над головами у них торчали длинные багры. Судя по чистой одежде, им не пришлось лезть в пожарище.

Зевак оказалось не особенно много, и гуртовались они на почтительном расстоянии. Забор и калитка почти не обгорели, но во дворе что-то еще чадило, лениво догорало, жидкие струйки дыма колыхались на слабом ветерке.

Во дворе, к удивлению Сварога, шумно гоготали неведомо как уцелевшие гуси.

У калитки растерянно топтались шпики, бдевшие в доме напротив, – бдевшие, как оказалось, из рук вон плохо…

Сварог втянул голову внутрь кареты. Встретил взгляд Паколета и медленно кивнул.

– Бабка! – Паколет рванулся наружу, но Сварог поймал его за руку, стиснул:

– Сиди! Может, обошлось…

Распахнул дверцу и выскочил. Завидев его, гинкеровские шпики оживились. Старший, Мушеро, благообразный седой прохвост, выступил вперед, одергивая кафтан, словно военный мундир. Похоже, он радовался, что прибыл наконец кто-то, имеющий отношение к начальству, и можно свалить все с плеч:

– Несчастье, ваша милость…

– Вижу, что не карнавал с плясками, – сказал Сварог. – Что случилось?

Вы куда смотрели, свинячьи выкидыши?

– Ваша милость, полыхнуло сразу, как только эта стерва вошла в калитку, и полминуты не прошло…

Рапорт его был профессионально четким и подробным без многословия, но рассказывал Мушеро ни с чем не сообразные, вовсе уж фантастические байки.

По его словам, все началось с того, что в калитку без стука прошмыгнула женщина, одетая небогатой горожанкой, – и через несколько секунд полыхнуло, домик загорелся, как пучок сухой соломы, причем не было взрыва.

Он, Мушеро, не вчера родился и знает, что существуют разнообразные горючие смеси, применяемые в военном деле, но у загадочной гостьи не было ни в руках, ни под платьем никакого сосуда, они бы заметили. Да и бабка ничего такого дома не держала.

С приездом пожарных обнаружились новые странности. Домик сгорел дотла, но примыкающие к нему загородки с гусями и сараюшки остались целы.

На пожарище обнаружили два обгоревших трупа и моментально опознали: бабку по фарфоровым расписным бусам, а неотлучно пребывавшего при ней сыщика – по золотому зубу и казенному оружию. Зато странная женщина исчезла бесследно. На улицу она не выскакивала. С двух сторон к бабкиному двору примыкали высоченные заборы соседей – и шпики непременно заметили бы человека, взбиравшегося на забор. С четвертой же стороны… Сварог все прекрасно видел и сам. С четвертой стороны к бабкиным невеликим владениям прилегал высокий отвесный холм, звавшийся Тель-Варрон, Варронский холм. В незапамятные времена с королевского замка на вершине этого холма и пошла столица – серо-коричневые развалины и сейчас еще виднелись там, почти сглаженные временем. Ни одна женщина – да и любой обыкновенный человек, будь то молодой, полный сил скалолаз, – не смогла бы в мгновение ока вскарабкаться на высоченный откос, по которому за все время существования замка так и не смогли подняться неплохо вооруженные осадной техникой враги. Мушеро определенно считал, что это была не женщина, а создание из тех, кого не следует поминать к ночи… И еще. Все произошло молниеносно.

Кинжал сгоревшего полицейского пребывал в ножнах, пистолет – сзади, за поясом. Ни он, ни бабка даже не пытались спастись – трупы лежали посередине комнаты. Мушеро развел руками с видом совершенно безрадостным и исполненным искреннего, нешуточного изумления, до сих пор не прошедшего.

Двое его людей, не таясь, сложили пальцы в фигуры, отгонявшие, согласно поверью, злых духов. Дальнейшие расспросы бесполезны – к чему теперь мелкие детали происшедшего?

– Что теперь передать барону? – озабоченно спросил Мушеро.

– Все так и передайте… – сказал Сварог.

Медленно вернулся к карете, хлопнул дверцей. Переодетый кучером отец Калеб, не дожидаясь распоряжений, хлестнул лошадей. Сварог поднял голову, встретился взглядом с Паколетом.

– А ведь чувствовала… – мертвым голосом сказал тот и умолк. Сварог понурил голову, уставился на квадратные, по моде, носки своих сапог, но все равно знал, что все смотрят на него. Нельзя было сидеть вот так, молча, словно надгробное изваяние на собственной могиле, – он был командиром, и следовало заботиться о боевом духе своего невеликого воинства.

– Ничего… – сказал он, радостно отметив, что его голос звучит не столь уж беспомощно. – Вы, принцесса, не один день просидели под носом у тех, кто вас яростно искал. Что вам стоит провести несколько часов в одном доме с начальником снольдерской разведки, который вас тоже ищет? Дело почти что привычное…

– Великие небеса, мне все равно, – устало отозвалась Делия, попытавшись, впрочем, улыбнуться.

– «Жена боцмана»? – моментально догадался Леверлин.

– Ну да, – сказал Сварог. – По моим подсчетам, уже сегодня возможны выражения бурного негодования тех, кому никак не удается справиться с «пятнашкой». Если же добрые жители столицы окажутся терпеливыми, дворяне Маргилены немного помогут, они уже действуют по всему городу. Будет переполох, и всем станет не до нас. А пока что я приму небольшие меры предосторожности, так что не пугайтесь происходящего с вашими соседями, потому что с вами будет происходить то же самое. Это к каждому относится.

Заклинания на изменение облика все же пригодились. Теперь напротив него сидела мужеподобная рыжая девица, в которой только по одежде можно было узнать прежнюю Делию. Вместо Мары – светловолосая дурнушка с блекло-синими глазами и жидкой челкой. Паколет, наоборот, из светлого стал чернявым и косоглазым. Капрал и Леверлин тоже стали совершенно непохожи на себя прежних, как и сам Сварог. Все это была не более чем иллюзия, которую могли разоблачить немногие люди в столице – и каждое зеркало…

– Присмотритесь друг к другу, чтобы привыкнуть, – сказал Сварог. – И держитесь подальше от зеркал, зеркала нас отразят в самом что ни на есть подлинном виде…

– Надеюсь, я сейчас не особенно уродлива? – спросила мужеподобная рыжая девица с таким видом, словно ее сейчас только это и волновало.

– Вы очаровательны, принцесса, – сказал Сварог, отчаявшись понять женщин.

Он смотрел, как Странная Компания, фыркая и похохатывая, переглядывается, привыкая заново друг к другу. Похоже, они чуточку развеселились. И не все понимали, что за них взялись всерьез, что они проиграли первый тайм…

Через полчаса Сварог убедился, что проиграл и второй.

«Жена боцмана» уже догорала. Он увидел пламя, едва карета вывернула на широкую Адмиральскую. Поскольку дело происходило почти в центре города, пожарных, зевак и полицейских собралось превеликое множество. Толпа запрудила улицу, пешая и конная полиция вкупе с городской стражей тщетно отжимала ее от сиявшей пустыми провалами окон, лениво дымившей каменной коробки, закопченной и мокрой. Пожарные, уже проделавшие главную работу, бдительно прохаживались вокруг, разбивая баграми тлеющие головни и заливая их из ведер. Отстранение и холодно Сварог констатировал, что в обоих случаях соседним домам повезло: огонь на них не распространился, чудесным образом ограничив ярость границами конкретного владения… Возможно, неведомые поджигатели именно так и задумывали – и умели управлять этими странными пожарами. Сварог ничего еще не знал о случившемся в «Жене боцмана», но в совпадения нисколечко не верил – домик бабки-гусятницы и «Жена боцмана», единственные в городе места, где он мог надежно укрыться, не могли вспыхнуть оба сразу, почти в одно и то же время, вследствие глупой случайности…

Хорошо еще, никаких подозрений бесприютная Странная Компания не вызывала – перед толпой остановились, не в силах пробиться, десятка три разномастных экипажей. Старикашка в лиловом с серебром вицмундире тюремного ведомства, департаментский секретарь, громко разорялся насчет своей прерванной поездки, вызванной государственной необходимостью. Но на него не обращали внимания, не говоря уж о том, чтобы расступиться и дать дорогу, – его собственный кучер сбежал с козел таращиться на пожар, как все прочие возницы да и их господа. Так что Сварог, энергично ринувшийся сквозь толпу, подозрений не вызывал – одни шумные протесты, тут же утихавшие, едва те, кого он расталкивал кулаками и рукоятью меча, оглядывались и убеждались, что имеют дело с дворянином.

Вывеска, произведение искусства, сгорела начисто, осталась лишь железная рама. Выгорела и каменная конюшня, где стояли лошади Сварога. На мокрой брусчатке, дымя и шипя, испускали последние искры разномастные головешки – в точности Свароговы педантично расписанные планы, если мыслить образно. Некуда податься. К Маргилене возвращаться никак нельзя, проще сразу повеситься на ближайшем фонаре, благо есть перекладины…

Покосившись влево, Сварог отшатнулся и хотел было замешаться в толпу, но вспомнил, что сейчас он неузнаваем. Шагах в десяти от него понуро стоял начальник снольдерской разведки. Судя по его костюму, неполному и пребывавшему в жалком виде, граф спасался из горевшего дома через окно, изрядно перемазавшись при этом в известке и кирпичной пыли. Тут же торчали два его молодчика, грязные и хмурые, бдительно зыркая по сторонам. Значит, снольдерцы тут ни при чем…

С превеликой радостью Сварог углядел тетку Чари, перепачканную в грязи и копоти, не невредимую. Она что-то объясняла бравому усатому квартальному – точнее, энергично и обстоятельно, с привлечением всех красот и перлов морского лексикона высказывала свое мнение о поджигателях и объясняла, что с ними сделает, если они ей ненароком попадутся.

Квартальный почтительно слушал, явно стараясь запомнить как можно больше шедевров изящной словесности, рожденной вдали от твердой суши.

Его позвал пожарный, и он отошел. Воспользовавшись удобным моментом, Сварог протиснулся поближе, дернул тетку Чари за прожженный рукав:

– Пора сматываться, госпожа гильдейская трактирщица…

Она недоуменно уставилась на незнакомца. Должно быть, узнала голос:

– Граф?!

– Я самый. Пошевеливайтесь. За мной.

И вновь ввинтился в толпу, как бурав в мягкую сосновую доску. Тетка без расспросов и охов-вздохов поспешила следом. Открыла дверцу кареты, миг ошарашенно взирала на сидевших там, потом решительно полезла внутрь.

Сварог задержался возле козел.

– Куда же теперь? – тихо спросил отец Калеб. – Быть может, в один из наших храмов? Братья вас охотно спрячут…

– Опасно, опасно… – сказал Сварог. – И для нас, и для братьев.

Кто-нибудь умный быстро выстроит логическую цепочку, если не выстроил уже.

Мы пока что отвечаем на их ходы, а нам пора делать свои, неожиданные и непредусмотренные…

От лошадей, притомившихся за день, остро шибало потом. От колеса кареты, приходившегося Сварогу по грудь, несло дегтем. Толпа, где все стояли к нему спинами, напоминала прессованную ветчину. На душе было смутно и паскудно, но безнадежности Сварог не чувствовал, он еще долго готов был барахтаться в этом чертовом горшке со сметаной, пока не получится масло…

А высоко в небе равнодушно и неспешно проплывал чей-то замок – возможно, его собственный. И никто из стоящих на улице не обращал внимания на скользившую по земле округлую черную тень – самое обычное зрелище, – никто не задирал голову, чтобы полюбоваться на столь обыденную деталь небосклона. Пожар, даже погашенный, был гораздо интереснее – старое развлечение, никогда не приедавшееся.

– Итак? – тихо спросил отец Калеб.

– Итак, я делаю ход, – сказал Сварог.

Он сказал, куда следует ехать, забрался в карету. Сел прямо на пол, потому что больше некуда было, но и на полу оказалось не уютнее, со всех сторон стискивали сапоги и ножны мечей. Пахло гарью, пылью и сапогами – но, увы, такие картины и запахи, каким бы эпохальным событиям они ни сопутствовали, никогда не войдут ни в школьные учебники, ни в романы.

Мушкетерские лошади никогда не воняли потом, мушкетерские слуги не воняли чесноком, а мушкетерские дамы никогда не ловили на себе блох…

– Перек сгорел, – печально сказала тетка Чари. – На море из жутких переляг выкарабкивался, а тут вот сгорел. Из подвала не успел выскочить, когда эта стерва…

– Кто? – насторожился Сварог.

Подробности заключались в следующем: тетка Чари, проходя по коридору первого этажа, вдруг нос к носу столкнулась с совершенно незнакомой женщиной, видом и одеждой напоминавшей гильдейскую шлюху среднего пошиба – как раз такую, что могла бы невозбранно разгуливать по Адмиральской.

Незнакомка, как крыса, прошмыгнула мимо хозяйки в первую попавшуюся дверь, и не успела тетка Чари изумиться такой наглости, как за этой дверью словно бы произошел беззвучный взрыв, хлынуло пламя…

– В конюшне кто-то успел распахнуть ворота, кони и разбежались, – сказала тетка Чари. – А вот Перек сгорел. Да и я чудом выбралась. На кораблях пару раз приходилось гореть, привыкла сразу улепетывать подальше, хоть на палубе и не разбежишься особенно. Сиганула в окно…

– А эта женщина так и не появилась потом?

– Да не могла она выбраться, – сказала тетка Чари. – Никак не могла.

Едва она дверь за собой захлопнула, внутри полыхнуло, да так, что ослепнуть можно…

– Слышал кто-нибудь о чем-то подобном раньше? – спросил Сварог.

Никто не отозвался.

– Ну ладно, – сказал он. – Павшие духом есть?

Даже если таковые и были, никто не признался вслух в своей к ним принадлежности.

Глава 14 ВИВАТ, БОГЕМА!

Сварог мимолетно оглянулся через плечо, посмотрел в комнату. Там царила подлинно творческая атмосфера: Гай Скалигер, автор вывески «Жены боцмана» и статуи Маргилены, стоял у мольберта, Леверлин, чтобы Делии не скучно было позировать, услаждал ее слух балладами собственного сочинения под собственную же игру на виолоне, а Делия сидела в ветхом кресле с облупившейся позолотой, и на лице у нее была даже не печаль – тягостное ожидание, жажда каких угодно перемен. Увидев ее лицо, Сварог почувствовал что-то вроде бессильного стыда и отвернулся, оперся на щербатые перила дряхлой, зато каменной галереи. Из-за этой галереи и из-за того, что дом был целиком каменным, прежний хозяин драл с постояльцев нещадно, но Гай, приняв от Маргилены деньги за статую, купил весь дом и занял один этаж, оставив в двух других прежних постояльцев, собратьев по ремеслу, – совершенно бесплатно.

Сюда, на Бараглайский Холм, Странная Компания внедрилась моментально и непринужденно, не вызвав ни у кого подозрений. Здесь и своих таких имелось превеликое множество – приходивших неизвестно откуда и уходивших неизвестно когда бродячих актеров, алхимиков, искавших эликсир бессмертия и любовный напиток, странствующих музыкантов, непризнанных ученых, циркачей, акробатов, изобретателей жутких на вид агрегатов непонятного даже самим создателям назначения, художников и поэтов. А также тех, кто считал себя художником, поэтом или скульптором – но без всяких к тому оснований. Народец был пестрый – от бывшего дирижера Королевской оперы, обнищавшего к старости, до торговца «напитком удачи» – шумный, много и изобретательно пьющий, беспокойный, но неопасный. Шпиков на душу населения здесь насчитывалось гораздо меньше, чем в других районах города, – во-первых, не настали еще времена, когда полицейские власти начнут тотально шпионить за творческими людьми и богемой, а во-вторых, любой «тихарь», работавший со здешним людом, подвергался нешуточной опасности рехнуться окончательно. Богема крепко пила, а подвыпив, каждый давал волю самой необузданной фантазии, меняя по три раза на дню свою собственную биографию и мнение о соседях. В сторону приукрашивания и запутанности, понятно. Чтобы отделить правду от пьяных побасенок, требовались титанические усилия. И давно известно было, что шпиков переводят сюда в наказание. Одним словом, на Тель-Бараглае жилось не в пример спокойнее – если не особенно распускать язык самому.

Они прекрасно вписались в здешнюю пеструю коловерть. Разорившийся маркиз откуда-то с полудня, с границы Фагерстарских Болот (это Сварог) и его домашние актеры, пустившиеся на поиски счастья вместе с бывшим хозяином, потому что так оно привычнее. Столица всегда манит надеждами на фортуну. Поди проверь и заподозри, если капрал Шедарис за время скитания в Вольных Топорах обучился жонглировать чем попало (лучше всего у него выходило с пустыми бутылками), Мару завтра же взяли бы в любой балаганчик метательницей ножей, талантливый карманник Паколет легко мог сойти за фокусника (если вы думаете, что ваши часы у вас в кармане, то вы больше так не думайте!), Леверлину не нужно было особенно Напрягаться, чтобы выдавать себя за бродячего менестреля. Даже Сварог мог при нужде побренчать на виолоне, не вызвав дождя гнилых яблок. А тетка Чари была незаменима, если возникала необходимость послать кого-то к русалочьей матери и дать в лоб, не впутывая мужчин. Никакие чары не могли скрыть осанку и манеры Делии, но на Бараглайском Холме они подозрений не вызывали – здесь можно было встретить титулованных особ с родословной не короче.

Через два дома от Гая обитал восемнадцатый герцог Немер, старший сын, лишенный наследства и изгнанный из родового гнезда суровым папашей за неодолимую страсть к игре на театре. А на соседней улице частенько обреталась у любовника-скульптора под видом третьеразрядной артистки молодая вдовствующая графиня. Хватало, конечно, и самозванцев, жаждавших после пятой бутылки поведать всем и каждому о своих гербах и генеалогическом древе, идущем прямиком от Дорана или Морских Королей, – но в том-то и юмор, что среди таких болтунов могли оказаться и люди, нисколечко не вравшие…

– Весьма актуально, – проворчал под нос Сварог, глядя на Равену. Вид с Бараглайского Холма открывался великолепный – Тель-Варрон с его грудой старинных камней, страшный холм казней, Монфокон с огромной каменной виселицей, возведенной некогда знаменитым архитектором, впоследствии люто запившим и в приступе белой горячки кинувшимся головой вперед с высшей точки своего детища (стоявшего с тех пор четвертую сотню лет).

В другое время, беззаботное, можно любоваться видом без конца.

Расстояние и высота скрывали от глаз грязь и чад, а от носа – ароматы кухонь и выгребных ям, не видны облупившиеся фасады и выщербленные стены, нищие и шлюхи. Все дома были маленькими и красивыми, утопали в кудрявой тугой зелени особняки и дворцы знати, малиновым затейливым тортом красовалась ратуша; далекие прохожие, всадники и экипажи казались пестрыми куколками, Ител – бирюзовым потоком жидкого стекла, корабли в порту – изящными моделями. Даже серые воздушные шары, висевшие на пристани вдоль берега, почти правильным полукругом отсекавшие часть левобережного города по суше, выглядели вполне безобидно. Ветра не было, и тросы натянулись вертикально. Над бортом одной из плетеных корзин вдруг блеснул солнечный зайчик – подзорная труба…

Сварог зло стиснул зубы. Половина левобережья, как раз та, где они находились, была блокирована обстоятельно и надежно. Шары висели над городом день и ночь, разве что несколько раз в сутки лебедки опускали тот или иной к земле, чтобы сменить наблюдателей. На реке стояли под парами баркасы речной полиции, готовые перехватить любую лодку, и на пресловутый «покров ночи» рассчитывать нечего – Сварог знал: с Дике привозили какой-то слоистый, словно слюда, минерал, и из него делали очки, позволявшие видеть во мраке.

На земле кольцо замыкали конные жандармы Багряной Палаты и кавалеристы столичного гарнизона: черные драгуны, серебряные кирасиры и гран-ала короля – триста преданных Конгеру, как псы, безземельных дворян и ронинов. В город пропускали всех. Из города выпускали по пропускам с некоей печатью короля – заставляя к тому же всех выезжающих смотреться в зеркало. По столице бродили упорные слухи, что некая разбойничья шайка, обнаглев до предела, в сговоре с казначеями похитила из сокровищницы один из знаменитых алмазов ронерских королей. Параллельно гуляла другая сплетня: что насчет алмаза все враки, а на самом деле из тюрьмы бежал черный колдун, собиравшийся напустить мор на столицу и продать побережье чужеземцам. Судя по некоторым деталям, оба слуха распускала полиция.

Внутри, в кольце, никаких облав не проводили. Более того, полицию протектора определенно не брали в игру. И это беспокоило Сварога больше всего – то, что жизнь внутри кольца облавы протекала как ни в чем не бывало, не прерываемая суетой жандармов. Король вряд ли причастен к подмене собственной дочери этим монстром с коротким периодом распада, выражаясь терминами ядерной физики. Значит, кроме Сенгала, был еще кто-то влиятельный и достаточно близкий к трону, добившийся неизвестными аргументами согласия короля на подобную облаву, не случавшуюся лет десять, со времен мятежа Белых Повязок. Интересно, что за ложь преподнесли королю, чем его напугали? Конгера не обвести вокруг пальца примитивной интригой…

В первую ночь на Бараглайском Холме Сварог, размышляя, заподозрил даже, что и короля подменили какой-нибудь иллюзорной тварью. Специально спустился в город, подстерег направлявшийся в храм Хорса королевский автомобиль и проверил догадку с помощью должных заклинаний. Нет, король был настоящий, прежний.

Но почему же они ждали, неизвестные охотники? А может, и не ждали вовсе. Может, как раз старательно искали – способами, не имевшими ничего общего с обычным полицейским сыском. Или – эта мысль была Сварогу особенно неприятна, но могла оказаться святой истиной – попросту ждали прибытия кого-то такого, чего-то такого, способного обнаружить дичь быстро и безошибочно. А в игре – не только король, но и Горрот. Вернее всего, люди Стахора приняли поначалу убийц Сенгала за обычных местных интриганов, почему и устроили рассчитанное на дешевый эффект «явление призрака». А потом обнаружили свою ошибку… Загадочные поджигательницы, живые факелы, таинственным образом исчезавшие с пожарища, свидетельствовали, что игра пошла по крупной и кое-кто не боится рассекретить свои последние достижения. Сварог не видел фигур противника, вообще не представлял, кто против него играет и на какие новые ходы способны эти фигуры. Правда, его тоже потеряли из виду, но от этого не легче. Он заперт в Равене. И он, и Мара в состоянии отвести глаза любому – но там, где людей много, где расположились караулы и оцепления, любой, стоящий в отдалении, обязательно заметит беглецов. К тому же Делия отводить глаза не умеет, а без нее бежать бессмысленно. Нет, все-таки идиотская штука эта магия с тысячами оговорок, строгих правил, непременных условий и прочих поправок к конституции. Где хваленое всемогущество магов? Впрочем, легенды вряд ли врут: просто ни одно ремесло не терпит самоучек и торопыг, овладение серьезной магией, как любое мастерство или изящное искусство, требует долгих лет и упорных трудов…

Как бы там ни было, Орк здесь ни при чем. Равенский азартный народ не обманул ожиданий Сварога. Когда слухи о кознях горротцев и Орка, укравших загадку головоломки, в должной степени овладели должным количеством умов, бомба взорвалась. Ярость усугублялась тем, что каждый, тщетно ломавший голову над разгадкой, чувствовал себя обворованным…

Железная ограда вокруг горротского посольства устояла – но ворота вылетели, и, прежде чем прискакала королевская конница, ни одного целого стекла в посольстве не осталось. Поджечь его, правда, не успели, но парадную дверь из резного красного дерева привели в жалкое состояние. Зато от особняка Орка остались лишь обгорелые стены. Впервые в жизни Орку пришлось позорно бежать и скрыться в резиденции наместника, каковой, несомненно, будучи не в восторге от такого гостя, побыстрее отослал его наверх.

Отогнанные от посольства разгоряченные равенцы еще пару часов рыскали по городу, выискивая горротцев и колошматя всех, кто имел несчастье быть похожим на подданного Стахора. Потом на улицах появились разъезды лазоревых кирасир. Мрачные бородатые верзилы никого не учили жить и не воспитывали, они просто проезжали шагом с палашами наголо, строго поглядывая из-под украшенных крыльями шлемов, но горячие головы поняли их совершенно правильно и понемногу рассосались с проезжей части. Кое-кого сцапала опомнившаяся полиция, кое-кого отходили плетьми, не арестовывая, но особых репрессий не последовало. Конгер умел выпускать пар народного недовольства и терпел подобные массовые гуляния, пока они не заходили слишком далеко. Уже в тот же вечер по городу распространяли печатную прокламацию горротского посла, клявшегося, что его держава не имеет никакого отношения к покраже секрета головоломки и не намерена вмешиваться во внутренние дела славного ронерского королевства, своего душевного соседа. Послу, разумеется, никто не верил, но общественное мнение пришло к унылому выводу, что концов теперь все равно не найти. Газетка, всем давно известная как рупор полиции, громогласно заявила, что удивлена глупостью своих сограждан: секрет головоломки есть вещь совершенно нематериальная, и украсть его просто немыслимо, ибо он остается при каждой головоломке. Это была чистейшая правда, но ей тоже не верили по двум причинам: во-первых, из-за репутации газетки, во-вторых, всякому, не отыскавшему решения, не в пример приятнее было полагать себя обкраденной жертвой темных сил, нежели тупицей. В общем, переполох был знатный, и Сварог окончательно укрепился в убеждении, что стал, учено говоря, важным фактором международной политики – вот только пользы от этого не было никакой, кроме изгнания Орка…

«Господи, хоть бы переменил пластинку», – тоскливо подумал Сварог.

Хотел даже посоветовать это Леверлину вслух, понятно, в более понятных этому веку терминах, но удержался. К поэтам и художникам он относился с толикой суеверного уважения – потому что они умели то, чего он не умел и никогда не будет уметь. Быть может, сотни лет спустя Леверлин станет для нынешнего столетия кем-то вроде здешнего Шекспира. Любое столетие и любое общество обожают покойных талантов. Бумаги графа Асверуса продаются сейчас на вес алмазов – и, по слухам, кто-то из архивистов Багряной Палаты обогатился несказанно… Возможно, лет триста спустя почтенные седовласые леверлиноведы будут паразитировать на его творческом наследии, скрупулезно подсчитывая, сколько раз Леверлин употребил слова «любовь» и «печаль», спорить, не следует ли считать точку на семьдесят пятой странице, седьмая строка сверху, непроставленным восклицательным знаком или мушиной какашкой. И появится толстенный труд, доказывающий, что авторы десяти предыдущих фолиантов заблуждались, и ночь с семнадцатого на восемнадцатое Датуша Леверлин провел не в трактире «Золотой кот», а под арестом за драку с пожарными. Чем черт не шутит, появятся еще и костюмные фильмы с душещипательными романами, и все это будет сплошное вранье от чистого сердца, романтики ради. А к кондитерской Риты Гей будут водить туристов, и в примечаниях к пятому тому мелким шрифтом будет упомянут некий барин Готар (он же Гомар или Потар, в точности неизвестно, см. шестой том).

Этак, чего доброго, и сам, ничуть на себя не похожий, угодишь в исторический многосерийный боевик…

Мысли эти чуточку развеселили Сварога, и он, бросив последний взгляд на озаренный заходящим солнцем город, на чьи-то болтавшиеся в вышине замки, вернулся в комнату. Гай складывал кисти, портрет был почти готов, и написан он был на железном листе. Опечаленный гибелью вывески «Жены боцмана», Гай намеревался впредь работать исключительно в изобретенной его учителем технике – картина пишется красками особого состава на металлическом листе и подвергается обжигу по известной лишь мастеру технологии. После чего ее можно топить и жечь, сколько заблагорассудится, – все равно урона не будет никакого.

Делия уже удалилась в сопровождении Леверлина. Сварог рад был, что они ушли. Никто из Странной Компании не попрекнул его и словом, никто не приставал с расспросами насчет планов на будущее. И это было хуже всего – их вопрошающие, полные надежды взгляды, бросаемые украдкой, когда им казалось, что Сварог ничего не замечает…

– Мы вам еще не надоели, Гай? – спросил Сварог, располагаясь в древнем, но прочном кресле.

– Так интереснее жить, барон, – пожал плечами Гай.

Он был совсем юн, этакий кудрявый фавн. Пожалуй, нетрудно представить его красневшим перед крайне эксцентричной графиней по имени Маргилена, но Сварог успел уже убедиться, что юноша тверд характером, упрям и целеустремлен. Отнюдь не ангел, плоть от плоти и кровь от крови этого мира. Но вряд ли продаст. Во-первых, понимает, что свидетели подобных закулисных интриг долго не живут, а во-вторых, исчезновение Сварога в подвалах автоматически лишит художника полученного от барона дворянства, не подтвержденного пока что юридически, ибо означенному барону пока как-то не с руки навещать Геральдическую коллегию. А без герба Гай, несмотря на все свои таланты, обречен на Бараглайский Холм.

– Ну а все-таки? – спросил Сварог скорее лениво.

– Вы догадываетесь, как вас будут искать… традиционными методами?

– Примерно, – сказал Сварог. – Сначала четко определят, где нас никак не может оказаться. И начнут искать там, где мы оказаться можем. Если речь идет о традиционных методах…

– В любом случае наш сумасшедший Бараглай – последнее место, куда они заявятся. Я в свое время прочитал парочку старинных книг… В мозгах здешних жителей царит такая каша, что собьется со следа любой нынешний маг. Вас это утешает, барон?

– Не особенно, – сказал Сварог. – Что мы с вами знаем о нетрадиционных методах? Да и время, время поджимает…

– Жаль, что здесь нет моего учителя. Мэтр Тагарон изобретал судно для подводного плавания. Правда, он так и исчез, ничего не добившись, ходили слухи, что он строит свое судно где-то на Островах, но о нем и до его исчезновения болтали столько, что даже мы, его ученики, не знали, где правда, а где фантазия…

– Подводная лодка мне не помешала бы, – согласился Сварог. – А вот как насчет подземных ходов? Я наслушался немало историй, рассказывают даже о подземных городах и пещерах размером с приличное княжество…

– Кто знает? – пожал плечами Гай. – Это уже из области прочно забытого. Вполне возможно, что не все построенное под землей строили гномы, но гномов давно нет, а сказки – материя туманная…

– Может, мне поговорить с Анрахом?

– Попробуйте. У него богатая библиотека. Если только он не испугается.

– Чего?

Гай внимательно посмотрел на него:

– Конечно, традиции обязывают вассала быть откровенным с сюзереном…

– Вот и привыкайте к дворянским обычаям, лаур Скалигер.

– А если эти секреты окажутся опасными для самого сюзерена?

– Живем только раз, – сказал Сварог.

– А что вы скажете о возможной ссылке на Сильвану?

– Насколько мне помнится, маркиз Вильмор даже оттуда ухитрился сбежать…

Гай не знал, что Сварог – лар. А Сварог не торопился просвещать.

– Барон, за интерес к иным старинным книгам можно попасть даже не на Сильвану, а в замок Клай. В летучую тюрьму ларов. Оттуда уже не сбежишь.

– И туда можно угодить за интерес к сборникам сказок о подземельях?

– Легенды о подземельях могут оказаться главой какой-то другой книги, невероятно предосудительной.

– Хм, тоже верно…

– Между прочим, мэтр Тагарон бежал еще и потому, что всерьез опасался замка Клай.

– За подводное судно?

– И за него тоже. Но в замок Клай он не попал, такие вещи не скрывают, совсем наоборот… А на Островах и в самом деле есть где спрятаться. Правда, беглецу-отшельнику уже не построить никакого судна, да и науками не больно-то займешься – нужны книги, лаборатории, инструменты… Он дружил с Анрахом. Меня в эти дела не посвящали, я ими и не особенно интересуюсь, кстати. Мое дело – кисть и резец. Быть может, вы посчитаете меня циником или трусом, но я не собираюсь совершенствоваться в изящных искусствах в замке Клай, где узникам предоставлены все блага, за исключением свободы… Меня два года назад допрашивали. После исчезновения Тагарона. Допрашивала полиция ларов, умеющая мгновенно отличать правду от лжи.

– И все же вы нас прячете?

– Мне необходимо дворянство, – сквозь зубы сказал Гай. – Пришлось рискнуть. Вот таков уж я, таким и принимайте. Хорошо еще, что мэтр Тагарон не интересовался археологией…

– А это тоже чревато?

– Ох ты! – в сердцах сказал Гай, со звоном поставив на стол бокалы. – То ли смеяться над вами, барон, то ли, наоборот, завидовать – как беспечально живут в Готаре, не слыхивали о запертых темах… Впрочем, это понятно: какая в Готаре археология? Нет, разумеется, и у вас, если как следует поплевать на ладони, прежде чем взяться за лопату, да как следует помолиться, чтобы не заметили с зорких небес, можно ожидать открытий… Но кто там у вас возьмется копать? В общем, археология – самое опасное занятие в нашем печальном и развеселом мире. В равной мере это касается и рудознатцев, знаете, тех, что ходят с рогулькой…

– Послушайте, я все-таки не из зверинца вырвался, оставив хвост в вольере… Но все же – при чем здесь рудознатцы?

– Рудознатцы – инструментдвойного назначения. Могут к вящему процветанию державы искать воду или золото, но способны с тем же успехом высмотреть в недрах нечто предосудительное. Далее, по нисходящей, следуют механики, прочие изобретатели. За ними антиквары, конечно, – он пояснил, не дожидаясь вопроса, подметив удивленный взгляд Сварога:

– Видите ли, порой, хотя и крайне редко, самые поразительные открытия делались в антикварных лавках. Или у букинистов. Даже если допустить, что верна лишь десятая часть гипотез и догадок, земля таит множество удивительных вещей – и то, что принадлежит жившим до Шторма, и памятники более древних эпох, когда здесь не было человека. Правда, положено считать, что мы жили на Таларе всегда. Существует официально утвержденное прошлое, и не годится осквернять стройные, изящные конструкции грубыми по причине своей реалистичности пристройками… Понимаете?

– Лучше, чем вам кажется, – кивнул Сварог.

– Возможно, в запретах и есть какой-то смысл… Под землей хватает такого, чему лучше всего там и оставаться. Знаете историю про кошку из черной бронзы, которую мирные крестьяне выворотили плугом под Боирмо? На ночь лучше не рассказывать.

– Вот и не рассказывайте, – проворчал Сварог, вставая. – Что ж, уговорили. Пойду поговорю с Анрахом, да и книгу нужно вернуть…

Глава 15 ЧЕЛОВЕК ИЗ ЗОЛОТА

Он не стал проходить через комнаты. Опасался встретить кого-то из своих. Грустно быть генералом разбитой армии, но гораздо хуже – вождем обреченной на бездействие. Вышел на галерею и стал опускаться по наружной лестнице. Один из воздушных шаров как раз раскачиваясь пошел к земле.

Сварог покосился в сторону Монфокона – несмотря на изрядное расстояние, виселица четко рисовалась на фоне ало-золотистого заката. И вокруг – пять высоких изящных башен с круглыми площадками наверху, напоминавшими исполинские гвозди. Еще одно изобретение Конгера – осужденного заводят наверх, запирают изнутри люк, и он остается на площадке. Сиди, созерцай город и потихоньку подыхай от голода и жажды, пока окончательно не отдашь богу душу. Не хочешь так прозябать – бросайся головой вниз с высоты уардов сорока, не зря земля вокруг заботливо выложена булыжником. Бывает, осужденных приковывают наверху, чтобы не сиганули. Бывает, ставят жбан воды. Но всем отрезают языки, чтобы не беспокоили воплями окрестных жителей…

Сварог зашел в таверну с учитывавшей специфику района вывеской «У бархатного занавеса». Отстранил парочку то ли шлюх, то ли ряженых великосветских любительниц острых ощущений, мимоходом дал по морде скульптору-педику, на свою беду потянувшемуся было погладить Сварога ниже спины, мимоходом похлопал по спине лысого сизоносого трагика и заверил, что тот гений и нынешнее его бедственное положение, ясный день, суть происки бездарных завистников – словом, держался, как свой человек, и потому не привлек внимания. Кабатчик, подобно своей клиентуре, тоже имел во взгляде этакую творческую отрешенность, проблеск безумия. Любой корчмарь с годами приобретает философский взгляд на жизнь, а уж тот, что содержит кабачок для богемы, быстро отучится удивляться чему бы то ни было…

Днища стоявших за его спиной бочек были расписаны самыми разными сюжетами, и хозяин эти творения подгулявших художников берег свято – вполне могло оказаться, что лет через полсотни его внукам отвалят за что-нибудь из этого золотом по весу. Бывали прецеденты.

Сварог купил бутылку «Драконьей крови», отлитую с полукруглой ручкой, что было удобно как для ношения, так и для кабацких драк. Лениво поинтересовался:

– Ну, как оно, если – в общем и философски глядя?

– Да сплошная хреновина, – сказал хозяин. – Философски-то глядя.

Полгорода вон заперли. Ночью по улицам призраки шастают. Дождемся, гномы из-под земли полезут…

– Они ж вымерли начисто, гномы, – оказал Сварог.

– Это такой народец, что пакостить будет, даже начисто вымерши…

Племянник у меня не смог поехать за вином в Традесант, не выпустили. Алмаз короны, ха! Бабушке моей рассказали бы, любила покойница байки слушать и сама травила, что твой боцман… – Он перегнулся поближе к Сварогу и понизил голос:

– Вот насчет колдунов – это верно. Колдуны появились.

Выходит, не всех извели…

Сварог насторожился, но виду не подал. Выложил на стойку пяток серебряных сестерциев и показал на помещавшуюся особняком бочку с розовым дургарским – оно было не по карману доброй половине присутствующих, но своих денег стоило. Хозяин налил серебряную высокую чарку – не долил, понятно, чисто автоматически – и перед лицом очевидной прибыли невольно стал еще словоохотливее:

– Если ищут алмаз, зачем заставляют смотреться в зеркало? Нет, маркиз, верно вам говорю про колдунов. Человек опытный такие вещи чует за версту – по тому, что носится неуловимо и воздухе… В городе имели Немого Пса. А если эта зверюга бродит ночами и выискивает кого-то, как встарь, жди беды.

– Врут, – сказал Сварог, в жизни не слышавший про Немого Пса. – Пить меньше нужно, не увидишь ни псов, ни крыс…

– Кто его знает… Только Немого Пса видел и Буга-Скрипач, а он при белой горячке зрит исключительно лягушек, привычка такая у человека… Да и от белой горячки его отделяло добрых полведра. Как увидел Пса, бежал от Мельничной до холма, побросав бутылки – полные, заметьте, от него такого при любых горячках не дождешься, будь они белее снега… Влетел ко мне – краше в гроб кладут, а уж я его всяким видал. Клянется, что Пес шлялся по Мельничной и вынюхивал, тварь, улицу, да обстоятельно так. А за ним тащились бесшумно трое в плащах и каталанах, и кому это быть, как не Проклятым Егерям? Значит, жди беды. И все оттого, что до сих пор где-то лежат непогребенными косточки герцога Юнтеса…

Сварогу стало скучно, он допил вино, вышел на улицу и направился вниз, к самому почти подножию холма, где обитал учтивый народ, огульно окрещенный «алхимиками». Обособился он не без причины. Во-первых, ученые эксперименты там порой завершались крайне шумно, и осколки после взрывов разлетались крайне далеки. А во-вторых… После разговора с Гаем о некоторых весьма небезопасных научных дисциплинах Сварог стал подозревать, что «алхимики» обособились не из мизантропии – их туда выжили, на окраину…

Начинало темнеть, кое-где появились фонарщики с высокими лестницами.

Помахивая бутылкой, Сварог спустился по мощеной пологой улочке, напоминавшей ему ялтинские, свернул налево – и едва не выхватил пистолет, когда наперерез ему метнулся из переулка жаркий язык пламени – но это всего лишь репетировал в гордом одиночестве уличный глотатель огня.

– Смотри, забор не подпали, опять по морде получишь, – сказал Сварог, уже знакомый с местной скандальной хроникой. Снова свернул налево, поднялся на высокое крыльцо каменного домика, дернул старинную ручку звонка в виде змеи, глотающей собственный хвост, – символ то ли познания, то ли вечности, то ли того и другого, вместе взятого. В глубине домика задребезжало, гулко пролаяла собака, смолкла. Скрежетнул засов, на пороге появился мэтр Анрах, всмотрелся, узнал:

– А, маркиз… Заходите.

Камин ярко пылал, и на столе горела лампа под колпаком из тончайшего фарфора, белого, с просвечивающими синими рыбами и алыми водорослями.

Чертовски уютная была лампа, и дорогая. Судя по ней и кое-каким другим вещичкам, Анрах знавал и лучшие времена.

Сварог по заранее рассчитанному маршруту прошел к столу и сел.

Здоровенный пастушеский пес, серый, кудлатый кураш, молча поднялся, отошел подальше и шумно улегся в углу, положив голову на лапы. Сварог все время чуял на себе его спокойный загадочный взгляд – но так случалось каждый раз, когда он сюда приходил, и он привык.

Хозяин поставил на стол пузатые серебряные чарочки, отодвинул толстую потрепанную книгу – названия на черной кожаной обложке не было. Сварог содрал лезвием кинжала смолу с высокого горлышка бутылки, раскачал кончиком пробку, выдернул.

– Прочитали? – спросил Анрах.

Сварог достал из кармана небольшой толстый томик: «Записки искателя затонувшего континента Альдарии, составленные по опыту трех своих собственных морских путешествий, а также по рассказам и свидетельствам, почерпнутым из бесед со сведущими людьми». Тисненое серебром название занимало всю обложку, едва осталось место для маленького якорька внизу.

– Каково же ваше мнение?

– Занятно, – сказал Сварог. – Но аргументов маловато. Если они вообще есть… Альдария должна была существовать, потому что должна же она была существовать, черт возьми! К этому, если вдумчиво прочесть, все аргументы и сводятся. Записки Гонзака, подтверждающие его теорию, у него, конечно же, украли…

– Действительно, – кивнул Анрах. – Боюсь, что бедного профессора разыгрывали все, кому не лень. Грех не подоить богатого бездельника, готового раскошелиться на подозрительных «лоцманов» и еще более подозрительные «древние карты». Да и «записки Гонзака», цитируемые им, ничуть не похожи на стиль Гонзака и пестрят скорее сегурским жаргоном…

Хорошо еще, что для профессора все кончилось благополучно и кровопускание устроили только его кошельку, а не ему самому…

– А что, были примеры и печальнее?

– Случались. Взять хотя бы Гонтора Корча. Не слыхали? Лет десять назад у него вышла крайне интересная книга, «Ночные колеса». О ночных извозчиках. То, что они сами рассказывали. В основном, конечно, смешные и грустные истории из жизни гуляк и бытия ночной столицы. Влюбленные парочки, ночные бандиты, охота за должниками… Но попадаются весьма странные и загадочные случаи, которых извозчики, люди недалекие, сами выдумать никак не могли… Прочитайте, если попадется. Ночные извозчики – это целый мир, микрокосм со своими легендами, фольклором, даже со своими призраками и специфическими суевериями. С этой же точки зрения Корч хотел описать и Фиарнолл, крупнейший торговый порт на восходе. Упоминается в хрониках уже четыре тысячи лет назад. Между прочим, Корча и автора «Альдарии», несмотря на все несходство, объединяет одно – оба отчего-то придерживались сенсационной версии, имевшей одно время хождение, но быстро забытой – будто роверен Гонзак пропал вовсе не в наших полуночных губерниях, а где-то неподалеку от Фиарнолла. Но Корч из Фиарнолла не вернулся. В портах, случается, самый разный народ исчезает бесследно. А уж в Фиарнолле… Ходят слухи, там едва не лишился головы даже небезызвестный герцог Орк…

Сварог поморщился и поспешил увести разговор от Орка:

– Что же, по-вашему, могло случиться с Корчем?

– Да что угодно. Бандиты, похитители людей. Микрокосм… Ваше здоровье!

Он был низенький, лысый, крючконосый, с венчиком седых курчавых волос вокруг лобастого черепа. И суетился сегодня как-то особенно оживленно, глаза так и поблескивали.

– Новое приобретение? – спросил Сварог. – Раритет?

– Новый маленький успех, который в то же время стал грустным разочарованием. С успехами такое случается. – Не дожидаясь вопроса, он просеменил к книжной полке, схватил прислоненную к переплетам картинку в узкой медной рамке. – Вот, взгляните.

Сварог взглянул. Человек в темно-желтом камзоле сидел на красивом вороном коне, и в обоих не было ничего удивительного. Он пожал плечами:

– После общения с Гаем могу сказать одно: этой картинке лет сто…

– Сто двадцать.

– И называется такая манера, по-моему, кирленской школой.

– Верно, – кивнул Анрах. – Никто ничего не замечал сто двадцать лет… Изволите ли знать, сто двадцать лет назад благородный граф Кэши, с большим сходством изображенный на этом портрете – что подтверждается другими известными полотнами, – сопровождал на прогулке благородного барона Торадо, к которому питал давнюю неприязнь и место коего в канцелярии министра финансов давно стремился занять. Они были вдвоем, без слуг. В лесу на них напали волки. Графу Кэншу удалось ускакать. Барона волки загрызло. Король, благоволивший к барону, но не особенно расположенный к графу, отрядил тщательнейшее следствие, в конце концов очистившее графа от всех и всяческих подозрений. Слишком многие свидетели, в том числе верные слуги барона, видели, что при графе, когда он уезжал с бароном, не было и перочинного ножика. Слишком опытными были королевские егери, выступившие в роли экспертов по звериным укусам. Волки, никаких сомнений. В те времена они еще водились в Роблейских лесах во множестве.

Граф получил место… А совсем недавно я наткнулся на этот портрет, считавшийся пропавшим.

Он сделал эффектную паузу, и Сварог, чтобы доставить старику удовольствие, поторопился спросить – с искренним, впрочем, любопытством:

– И что же в этом портрете особенного?

Анрах подал ему большую лупу в затейливой серебряной оправе с литой ручкой:

– Присмотритесь получше к этому прекрасному коню. Точнее, к его морде.

Сварог присмотрелся, опустил лупу. Снова посмотрел:

– Послушайте… Это что, фантазия художника?

– Это добросовестность художника, – торжествующе возвестил Анрах.

– Но у этого, с позволения сказать, коня самые натуральные волчьи зубы!

– Правильно, – сказал Анрах. – Никакой это не конь. Он называется шарук и водится на Сильване, в Великих Степях. Говорят, тамошним кочевникам иногда удается их приручать, и это, несомненно, правда, судя по происшедшему. Шарук и в самом деле внешним видом не отличается от коня, но зубы у него скорее волчьи. Это плотоядное животное, и, кстати, грешит людоедством. Представления не имею, как графу удалось его раздобыть и незамеченным переправить на Талар – на Сильване он никогда не бывал, должно быть, не вошедшие в Историю доверенные лица постарались. Никто ничего не заподозрил – кто станет заглядывать в зубы самому обычному коню?

Это на картине он горячится, закусил удила, открыл пасть… Граф очень быстро от него избавился – есть упоминание о пожаре в конюшне. А добросовестный художник, родной племянник графа, погиб при странных обстоятельствах. Картина попала к антикварам всего месяц назад, когда разорившиеся потомки графа распродавали имущество… Понятно, почему граф ее не уничтожил – любил, должно быть, иногда разглядывать, гордясь своим хитроумием…

– Где же здесь разочарование?

– Все действующие лица давно мертвы, – сказал Анрах. – Уличать преступника бессмысленно, а его потомки ни в чем не виноваты…

– Да, верно. Прошлое хранит немало загадок… – сказал Сварог, перебрасывая мостик к тому, что его занимало.

И Анрах облегчил ему задачу:

– Вас интересует что-то конкретное?

Сварог посмотрел ему в глаза и сказал насколько мог равнодушно:

– Древние подземные ходы, ведущие на тот берег.

– Не самая любопытная загадка древности, – сказал мэтр после короткого раздумья, – но в сочетании с известием об установленной недавно блокаде части города она становится весьма любопытной… Вам очень нужно на тот берег?

– А вы горите желанием помочь закону? – спросил Сварог.

– Я не горю желанием ни помогать закону, ни нарушать его. Мне было бы легче беседовать с вами, маркиз, знай я, кто вы такой на самом деле…

– А если для меня это, наоборот, создаст трудности?

– Я ведь не начинал этого разговора, – тихо сказал Анрах. – Вы сами начали… – и он оглянулся в угол.

– Не тревожьте собачку, – сказал Сварог. – Я непременно успею выстрелить первым. Люблю собак, не хотелось бы… Так вот, я не крал никаких алмазов. И я не черный маг, я вообще не маг.

– Насчет алмаза – сущая ерунда, это ясно любому мало-мальски сообразительному человеку, – кивнул Анрах. – Алмаз очень легко спрятать – но на заставах никого не обыскивают, а если и обращают внимание на вещи, то только те, что способны послужить укрытием человеку – ящики, бочки…

Между прочим, черные маги ничуть не боятся зеркал, если предстают в своем истинном облике. Отсюда легко сделать вывод, что кордоны и прочие полицейские забавы преследуют одну-единственную цель: задержать кого-то, кто изменил облик… Даже не схватить – задержать в Равене…

Он подошел к каминной полке и снял с нее замысловатый предмет, с равным успехом способный оказаться и старинным пистолетом (джетарамские оружейники любили делать такие замысловатые устройства), и деталью самогонного аппарата. У него имелась выступающая трубка с отверстием, и смотрело оно прямо на Сварога.

– Пистолет? – спросил он.

– Пистолет, – кивнул Анрах.

Сварог ухмыльнулся и вынул свой. Огляделся, выискивая что-нибудь подешевле, чего не жалко попортить. Выстрелил в полено у камина, и оно дернулось под бесшумным ударом серебряной пули, чуть подпрыгнуло на медном листе, защищавшем пол от случайных угольков.

– У меня – лучше, – сказал Сварог.

– Впечатляет, – признался Анрах. – Между прочим, в руках у меня старинный секстан, совершенно безобидный. Уж простите… Хотелось увидеть даже не ваше оружие – вашу реакцию на нацеленный ствол… Понимаете ли, маркиз, вы мне сразу показались чуточку странным. Мало найдется провинциальных дворян, знающих слова «микрокосм» и «абиссальный». Я стал к вам присматриваться. Вы всегда старались двигаться по комнате так, чтобы не отразиться ненароком в зеркале – значит, истинный облик у вас другой, не тот, что я вижу. Но вы без всякой опаски берете в руки серебро, – он кивнул на чарочки, – и пес вовсе не настроен к вам враждебно – он просто чувствует, что с вами что-то не так, но это но имеет никакого отношения к черной магии. И, наконец, только что завершившаяся мизансцена. Я служил в молодости в кавалерии, повоевал, знаете ли. Под прицелом моего «оружия» вы держались удивительно безмятежно. Словно заранее знали, что пули, сиречь метательное оружие, не причинят вам вреда. Так может вести себя только лар. Правда, насколько я могу судить по нашим беседам – а я порой ставил ловушки, простите, – вы не знаете иных вещей, очевидных для всякого лара.

И все же готов прозакладывать голову – вы родились не на Харуме…

– Вы ведь рисковали, – проворчал Сварог. – Я мог и выстрелить.

– Нет. Я вам зачем-то нужен. Представления не имею, почему вы оказались в таком положении, да и не хочу этого знать… Но вы ищете помощи. Увы, это еще не означает, что вы ее здесь найдете. Я не сведущ в том, что вам нужно. И не хочу ввязываться в историю, за которой, несомненно, кроются интриги скучающих небожителей. Для вас это – непонятные мне игры, а для меня все может кончиться печально. В моем возрасте, знаете ли, начинаешь ценить жизнь и привыкаешь бережно расходовать оставшееся время, стараясь растянуть подольше…

– Понятно, – сказал Сварог. – Вас тоже допрашивали по делу Тагарона?

– Да. Я на заметке, понимаете ли…

– Так, – сказал Сварог. – А если я вам скажу, что перед вами – Серый Рыцарь?

Вот теперь он изумил старика по-настоящему. Как серпом по известному предмету.

– Такими вещами не шутят, молодой человек, – тихо сказал Анрах.

– Я не шучу, – сказал Сварог. – И это не игра. Вот только совершенно не представляю, как мне это доказать. Нет на мне ни узоров, ни заверенных нотариусом особых примет… Быть может, есть какой-то способ проверить?

– Только один, – грустно усмехнулся Анрах. – Когда Серый Рыцарь совершит что-то из предсказанного ему…

Сварог развел руками:

– Пока что похвастаться нечем… До трех королевств мне еще только предстоит добраться.

– Вам еще и до принцессы предстоит добраться. Если вы и в самом деле Серый Рыцарь, вас определенно стараются не пустить во дворец…

Сварог ухмыльнулся:

– Во дворце уже нет принцессы. Она в другом месте, мэтр. Помните, у Таверо? О призраке все станут думать, что это и есть настоящая принцесса…

– Действительно… Великие небеса, как же мне, старому дураку, раньше в голову не пришло?! – Он, похоже, преисполнился решимости и азарта. – Если вы и в самом деле Серый Рыцарь… Скажите: это вы пустили в оборот головоломку с пятнадцатью цифрами?

– Я, – не без удовольствия сказал Сварог. – Хотелось насолить кое-кому, чтобы мне не мешали…

– Кто вам мешал?

– Многие, – сказал Сварог. – Люди Стахора, граф Раган, из Снольдера, герцог Орк…

– Со Стахором ясно, – громко, задумчиво сказал себе под нос мэтр Анрах, направляясь к книжным полкам и доставая огромный фолиант. – Раган, Раган… Ничего похожего… Вы знаете герб Орка?

– Еще бы. На золотом фоне – черный волк и белая восьмиконечная звезда.

– Все сходится, – с некоторой торжественностью произнес мэтр Анрах. – Простите, но я не мог предполагать, что это произойдет со мной, да еще так просто и буднично… Что Серый Рыцарь однажды вечером постучит ко мне в дверь…

Сварог поднял брови. Похоже было, что существовал некий тест, позволяющий безошибочно опознать Серого Рыцаря – и Сварог это испытание выдержал. Но в чем секрет?

– Я к вашим услугам, – еще торжественнее возгласил Анрах. – Сейчас же засяду за книги, и если только удастся что-то найти… Буду сидеть всю ночь.

Сварог блаженно расслабился, видя, что все сложности позади.

Напрашивалось единственное объяснение – есть другой тест Кодекса Таверо, более полный, и Анраху он знаком.

Полагалось бы откланяться и убираться восвояси, старику и так придется провести бессонную ночь – но Сварог остался сидеть, вертя в руке серебряную пузатую чарочку, покрытую эмалевыми узорами. Очень уж уютно пылал огонь в камине, здесь было покойно и тихо, а в доме Гая маленький отряд Сварога, не жалуясь и словом, ждал приказов волевых решений, по капельке теряя надежду…

– Послушайте, – сказал он вдруг. – Подводная лодка Тагарона – это легенда или реальный проект?

– В теории все звучало весьма убедительно, – ничуть не удивившись, ответил Анрах. – Вспомнили о подводной лодке, размышляя, как выбраться отсюда?

– Да, подумал, как прекрасно было бы незаметно и тихо ускользнуть, скрывшись под волнами…

– Увы, Тагарон так и не успел ничего построить.

– А почему его… преследовали?

– Запрещенный движитель. То есть – винт. Удивлены? Многие, втихомолку проделав расчеты, убедились, что винт все же прекрасно подходит в качестве движителя. Понятно, если расположить его сзади. – Анрах почесал в затылке.

– Ладно, теперь уже все равно, вы меня втянули в игру гораздо опаснее…

Он подошел к шкафу, открыл скрипучую дверцу и бережно достал двумя руками великолепно сработанную модель длиной с локоть. Сварог заинтересованно присмотрелся. Лодка больше всего напоминала пузатое веретено с бочкообразной рубкой, рулями – один горизонтальный и два вертикальных – и крохотным винтом. Осторожно, кончиком пальца Сварог крутанул изящно выточенный бронзовый винт, шестилопастный, размером с ромашку. Винт легко и послушно повернулся на оси.

– Все правильно, ни малейшего изъяна в конструкции, – сказал он. – Но интересно бы знать, какой двигатель ваш Тагарон собирался поставить.

Паровой не годится. А другие… Снольдер хранит их секрет как зеницу ока.

– Есть еще и третий путь, – усмехнулся Анрах. – Самый опасный, правда. Двигатель есть, только он забыт. Вернее, некие могущественные силы постарались, чтобы он канул в забвение. Но обрывки прежних знаний порой всплывают в самых неожиданных местах, и многое зависит от простого везения… Тагарон не сказал мне главного, не хотел впутывать, но у меня осталось впечатление, что описание двигателя он нашел. Вероятнее всего, в старинной книге. Хотя есть еще в иных храмах настенные надписи, понятные только тем, кто владел тайными жреческими языками. В седой древности – когда, никто не знает точно, – существовали некие довольно простые устройства, преобразующие энергию алейрона в механическое движение. Судя по некоторым намекам авторов старинных хроник, ими пользовались в первое тысячелетие после Шторма, до… – он замолчал, явно не в силах себя заставить произнести запретное слово.

– Я понимаю, – кивнул Сварог.

– Болтают, достаточно лишь проволочек из определенных металлов, не обязательно драгоценных, нескольких самоцветов, особых стеклянных приспособлений, которые под силу любому стеклодуву… Хотя, конечно, все не так просто, я уверен. Но Тагарон мог отыскать описание. Если так, ему пришлось бежать, и незамедлительно.

– Как же у вас не обнаружили модель?

– А меня про нее не спрашивали с пристрастием, – ухмыльнулся старик.

– Никто, должно быть, о ней и не знал – так, смутные подозрения, доносы…

У нас обожают писать доносы наместнику – как во все времена, впрочем, тут наше столетие ничем особенным не выделяется. Конечно, если бы спросили прямо, я бы не смог утаить, сами понимаете… Но, признаться, к делу Тагарона был причастен лишь самым краешком. Один из многих знакомых, беглый допрос проформы ради. Я вообще-то был на заметке, но опять-таки в качестве малозначительного свидетеля…

– Бурное у вас прошлое, я смотрю, – усмехнулся Сварог.

– Ну что вы… Это из-за истории с дурачком с Волчьей. Не слышали?

– Нет.

– А история занятная. Жил-был дурачок, сын мастера из Серебряной гильдии. Совершенно безобидный, в лечебницу не отдавали, благо семья зажиточная, могли прокормить. Сидел себе целыми днями на заднем дворе и лепил из глины все, что на дурацкий умишко взбредет. Особенно любил делать домики. Дурак дураком, но лепил весьма-таки искусно, во всем остальном был совершеннейший кретин и неумеха, кроме этого. Родня не препятствовала – двор большой, место есть, чем бы ни тешился, лишь бы на улицу не выходил… Много у него было налеплено всякого, и в том числе – огромная модель Равены. Года два трудился, получилось недурственно для дурачка.

Конечно, модель была весьма приблизительная, и все же… Просиживал он над ней часами: куколок по улицам переставляет, спички бросает, иногда, простите, на крыши мочится – и так далее, всех деталей я и не знаю, никто ж не присматривался… А потом занесло во двор одного головастого студента из Ремиденума. У всех, кто был причастен к той истории, до сих пор осталось стойкое убеждение, что кое-какими официально запрещенными способностями студент тот обладал. Подробности темны и туманны – но в конце концов студент обнаружил, что многие забавы дурачка потом отражаются на жизни реального города. Грубо говоря, дождь идет там, где он пописает, дому, который разломает, либо сгореть суждено, либо появится в нем какая-то беда… Словом, прослеживается четкая взаимосвязь, и это не совпадение, не натяжка. Студент, очень похоже, языка за зубами не удержал.

Полицейскую логику для данного случая понять предельно легко.

– А ежели этот дурак завтра по королевскому дворцу – по модели, то есть – поленом стукнет?

– Совершенно верно, – поклонился мэтр Анрах. – Уловили мгновенно.

Прискакали люди из Багряной Палаты, исчез дурачок, исчезли вообще все обитавшие в доме, да и парочка соседей вдобавок – из тех, что язык за зубами не удержали. И студент исчез, даром что сын маркиза. Белено было считать отныне, что не было никогда такого дурачка, и глины не было, и отца с матерью, и вышеупомянутых соседей. Всем все привиделось. Краем уха я слышал потом, что модель месяц держали в подвалах Багряной Палаты, водили туда особо доверенных профессоров… – он злорадно ухмыльнулся. – Но поскольку дело было чересчур уж серьезное, приобрело размах – оказалось позже, что и Багряной Палате все эти чудеса привиделись, и затерялся наш дурачок где-то за облаками… Но не уверен, что и там отыскали разгадку.

Помню превосходно этого парня: кретин законченный, слова не мог членораздельно выговорить, мычал и гугукал, не более того… Если вам так уж интересно, поинтересуйтесь у знакомых, чем эта история кончилась…

Сварог пропустил мимо ушей очевидную иронию. Не из одного благодушия – с ним творилось что-то странное и неладное. Он тряхнул головой, проморгался как следует. Но это подступило вновь – на миг исчезли уютная комната с пылающим камином, собака, мэтр, ряды книг на массивных полках. И вместо всего этого врывалась, прямо-таки впечатывалась то ли в зрачки, то ли в сознание… скупо освещенная улица, темный дом. Под черепом пугающе, необъяснимо пульсировал настойчивый зов. Все чаще надвигались, все дольше задерживались перед глазами эта улочка и этот дом.

И Сварог отчего-то не испытывал страха, хотя в его нынешнем положении следовало бы пугаться всего непонятного.

– Что с вами? – встревоженно спросил Анрах.

Сварог зажмурился. Теперь улица и дом с высоким крыльцом, с горбатой крышей неотвязно стояли перед глазами вместо ожидаемой темноты. Открыл глаза – комната, никаких видений. Но зов не утихал, Сварог знал теперь, что кто-то угодил в беду, и это не морок, не иллюзия, не ловушка. Знал, и все тут. Стоило ему вновь зажмуриться, перед глазами вспыхнули, накладываясь на потускневшее слегка изображение незнакомой улочки, две руны – «ра» и «агор». И знак из Древесного алфавита – Тар, символ самшита.

– Все в порядке, – быстро сказал Сварог, открыл глаза, попытался улыбнуться самым естественным образом, и это, видимо, у него неплохо получилось – Анрах спокойно взял у него модель и пошел прятать обратно в шкаф. Пес бдительно приоткрыл глаза, шевельнул ушами и вновь погрузился в чуткую собачью полудрему, не видя поводов для вмешательства.

Чем бы ни было это видение, оно пришло извне. Кто-то звал его, попав в беду, кто-то из своих – это сочетание рун и знака было паролем Гаудина.

Знак соответствовал нынешнему дню недели – через полчаса, когда настанет полночь, вместо Тара к рунам добавится Шел… Сварога твердо заверили, что никто посторонний не в силах этот пароль разгадать, а на чем зиждется эта уверенность, он расспрашивать не стал, чтобы не забивать голову совершенно бесполезной информацией. И он знал, что времени у него мало. Неужели Брагерт прибыл в Равену? И попал в беду?

Он встал, отодвинув стул:

– Мне пора. Очень на вас надеюсь, хотя понимаю, что никаких гарантий быть не может…

Он быстро сбежал по каменным ступенькам, посмотрел вправо-влево, словно ожидая подсказки. И она тут же последовала – в виде непонятного ощущения, неизвестно откуда взявшейся стойкой уверенности, что идти следует непременно налево, мимо заброшенной пивоварни, сгоревшей от молнии пару лет назад, мимо полуразвалившегося забора, неизвестно зачем ограждавшего заросший лопухами и лебедой пустырь, мимо низенького домика, где из-за плотно зашторенных окон все же пробивались мерцающие разноцветные вспышки и на десять уардов вокруг тянуло замысловатой смесью химической вони – там в поте лица трудился алхимик. На ходу Сварог оглянулся и обычным зрением, не используя «кошачий глаз», посмотрел на дом Гая. На третьем этаже слабо светилась парочка окон – Мара дежурила.

Оставалось надеяться, что дом, куда его ведут, расположен внутри «волчьих флажков». В одиночку, ночью, он, правда, миновал бы любые кордоны, но сие – лишние хлопоты…

Спустился с холма. Дальше потянулись прилично освещенные улицы.

Какой-то частичкой сознания Сварога прочно завладел чужой зов – не лишая свободы воли, что с ним было бы невозможно, его тем не менее словно бы вели за руку, прямо-таки автоматически разворачивая на перекрестках.

Ночная жизнь продолжалась, ничуть не нарушенная грандиозной облавой, – люди во все времена обладали великолепной способностью как бы не замечать непонятных им загадочных забав власти, если только это не касается тебя самого и в твою персональную морду не тычут казенной алебардой… Заслоняя звезды и огни на городских холмах, чернели воздушные шары. Дворяне в этих кварталах почти не обитали, так что серенад под балконами не наблюдалось.

Но пьяных гуляк попадалось немало, проезжали редкие извозчики, неподалеку под фонарем лениво рубились двое дуэлянтов, прошла ватага вездесущих студентов Ремиденума, прикидывая, похоже, что бы им учинить для нарушения ночного покоя мирных обывателей. В глубине темной подворотни торчала кучка определенно уголовного элемента – они, притихнув, заинтересованно уставились на Сварога, но ближе не подошли – с трезвым и вооруженным решили не связываться. Пару раз попадались конные полицейские – обычные разъезды, не усиленные, тройки черно-красных.

Свернул налево, к горбатому каменному мостику над узенькой речушкой.

Чуточку насторожился, заметив справа темную фигуру, но тут же убрал руку с меча – человек стоял спиной к нему, пригнувшись, напрягшись, вцепившись обеими руками в высокий парапет, не обращая внимания на довольно громко прозвучавшие шаги Сварога. То ли поэт в наплыве вдохновения, то ли собрался топиться. Если верно второе, незадачливый самоубийца нездешний – даже Сварог знал уже, что в самом глубоком месте древней поусохшей речушки не глубже, чем по пояс, и тонут там исключительно пьяные вусмерть. Пусть пробует, сколько душе угодно, не стоит и отговаривать…

Он уже миновал непонятного субъекта, когда тот резко присел за парапетом и, вытянув шею, стал вглядываться куда-то.

– Не клюет? – спросил Сварог лениво.

– Что?

– Рыбка, говорю, не клюет? Ничего удивительного, ее тут и не водится…

Не вставая с корточек, незнакомец сказал настороженно:

– Полиция.

– Где? – оглянулся Сварог, но ничего такого не усмотрел ни вблизи, ни поодаль.

– Это я – полиция, – сказал тот. – Агент третьего разряда, необмундированная служба. Вот думаю, свистеть или не стоит… Вы их видите, лаур?

– Кого? – Сварог тоже уставился в том направлении.

– А вон там, где напротив фонаря – тумба. То ли свистеть, то ли драпать со всех ног…

Сварог всмотрелся. На том берегу, куда он как раз собирался перейти, уардах в ста от моста, справа, и в самом деле красовалась напротив фонаря круглая кирпичная тумба, предназначенная для афиш и полицейских объявлений. Не было нужды подключать «кошачий глаз», света и так хватало, чтобы рассмотреть высоченного короткошерстного пса с широкой тупой мордой, медленно ступавшего посреди пустой улицы. Морда опущена к самой земле, мотается вправо-влево – пес что-то вынюхивает, несуетливо, целеустремленно, с медлительностью нерассуждающей машины. Ни капли охотничьего азарта. А следом, шагах в трех, движутся три фигуры в плащах и каталанах, и этот кусочек ночной жизни выглядит весьма странно из-за полной своей непонятности…

– Так есть они там, лаур? – шепнул агент третьего разряда. – Или мерещится?

– Не мерещится, – сказал Сварог. – Странная собака, не знаю я такой породы…

Шпик не то засмеялся, не то всхлипнул:

– Еще бы! Немой Пес и Проклятые Егеря, как на картинке… Я на своем участке видел всякое, а вот нечистой силы не доводилось…

Нечистая сила? Позвольте не согласиться, господин тихарь. Сварог уже произнес про себя заклинание, но перед его взором осталась та же картина, все так же ступает по брусчатке непонятный пес, а следом, словно ведя его на невидимом поводке, спокойно шагают хозяева, ничуть не похожие на «ночных парикмахеров». В самом деле, сущие егеря, топящие жертву. Сварог не стал гадать, кем эта жертва может оказаться. Просто ему все это пришлось не по нутру. В последнее время ему категорически не нравилось все непонятное – по причине тесной связи с его персоной.

– Никакой там нечистой силы нет, – сказал Сварог. – Свисти давай. – Он пошарил по карманам, отыскал невостребованную бароном Гинкером полицейскую бляху и помахал ею под носом тихаря. – Свисти, говорю!

И пошел дальше. Свернул в проулок. Только сейчас раздалась пронзительная трель, она тянулась, как длиннющий товарный состав, – должно быть, у шпика оказались хорошие, непрокуренные легкие, и воздуха он набрал полную грудь. Сварог приготовился было услышать отдаленные ответные свистки и стук копыт, суетливую музыку ночной облавы – но свист оборвался столь же резко, как и возник, раздался столь жуткий вопль, что у Сварога стянуло кожу на затылке. И – полная тишина, изредка нарушавшаяся странными звуками, в которые не хотелось вслушиваться, не говоря уж о том, чтобы попытаться их опознать. Любое живое существо, заслышав такое, обязано взять ноги в руки, врубить инстинкт самосохранения и утешать себя мыслью, что в иных обстоятельствах графу позволительно улепетывать не хуже простолюдина. Если нет свидетелей, а оставшийся за спиной противник непонятен насквозь, к тому же впереди ждут более важные дела…

Опомнился и сбавил скорость он квартала через три. У моста, если прислушаться, вроде бы стучали копыта, но Сварог не сомневался, что шпика больше нет. Такой крик обычно бывает последним в жизни…

То самое место, несомненно. Фонарь со старинной перекладиной, заканчивающейся двумя медными шарами – для удобства фонарщика, чтобы упирать лестницу. Дом с высоким крыльцом. Ни в одном окне нет света.

Сварог двигался без лишней суеты, он не верил, что это засада, но «кошачий глаз» все же задействовал, толкнул ногой легко распахнувшуюся дверь и с пистолетом в руке ворвался в обширную прихожую, где печально смотрели со стен оленьи головы и ни одна живая душа его не подстерегала, а нечистью и не пахло.

Проскочив в комнату, он еще, как положено, быстренько взял на прицел угол-другой, но и там никого не оказалось, так что он устыдился этих шерифских штучек, коим добавляли комизма задевавшие за каждый косяк ножны меча, опустил пистолет и приоткрыл дверь в другую комнату, рукой уже, не пинком.

На широкой кровати в углу лежал человек, и по тому, как он в совершеннейшем мраке моментально нашел Сварога взглядом, Сварог определил, что неизвестный видит в темноте не хуже его самого. Последовало короткое молчание – Сварог не знал, что теперь делать, а лежавший не торопился облегчить ему задачу. В конце концов Сварог спросил:

– Это вы меня… звали?

Лежащий улыбнулся довольно странно – одни губы раздвинулись, а лицо в этом словно бы и не участвовало. Ему было лет тридцать на вид – значит, могло оказаться и все триста, если это все же лар, – а его дворянская одежда, как отметил уже немного пообвыкшийся на земле Сварог, носила следы недавнего пребывания в Горроте: отвороты высоких дорожных ботфортов украшены бляшками из шлифованной яшмы, и воротник кафтана по горротской моде вырезан по краям полукружьями. Незнакомец лежал неподвижно, как статуя, даже головы не повернул, скашивая глаза на Сварога.

– Я вас звал, – сказал он, и при этом его нижняя челюсть почти не шевелилась. – Возьмите стул и сядьте поближе, а то утомительно все время коситься… Вот так. Я совершенно не представляю, сколько мне осталось, поэтому слушайте не перебивая. Лорд Раутар. Восьмой департамент. О вас я знаю от Брагерта. У меня нет связи с Гаудином, у вас ее тоже нет, но вы проживете дольше… Когда доберетесь, передайте Гаудину, что у Стахора в Горроте – Ледяной Доктор, запомнили? Ледяной Доктор. Оба слова – с большой буквы, это прозвище. Когда он не поверит, а он, конечно же, не поверит, попросите его посмотреть запись. В кошельке на столе найдите снольдерский двойной гриван. Знаете, каков на вид двойной гриван?

– Да.

– Он там один, не ошибетесь. Это видеокассета. Пусть посмотрит в замедленном действии, лучше всего покадрово, как взорвалась стена крепости. У меня все.

Он умолк и облизнул губы. Деловито попросил:

– Возьмите кинжал, разрежьте мне одежду… хотя бы на ноге.

Сварог двумя пальцами оттянул ему суконную штанину и осторожно надрезал.

– До голого тела.

– До голого…

– Пощупайте пальцами. Что чувствуете?

– Тело как тело.

– А я уже не чувствую, как вы прикасаетесь… – медленно сказал Раутар. – Поднимите мою руку. Любую.

Сварог взял его за запястье, приложив ровно столько сил, сколько требуется, чтобы поднять безвольно лежащую руку. Но его пальцы, не ожидавшие такой тяжести, дернулись вверх, сомкнулись в воздухе – а рука и не шевельнулась…

– У вас что, руки привязаны? – недоуменно пригляделся Сварог.

– Нет. Это золото, а оно тяжелое. У меня внутри. И скелет, и череп – сплошное золото. Потому мне и не пошевелиться. Прощупайте мне ладонь.

– Ладонь как ладонь, разве что холодная, – пожал плечами Сварог. – И самые обычные кости прощупываются.

– Ничего удивительного, они не изменили формы, только стали целиком золотыми. Боюсь, следом настанет черед мышечной ткани, а там – то ли кровь, то ли мозг. Право, не знаю, что раньше заместится золотом. Да и не хочется гадать…

– Но как это с вами… – Все это было настолько жутко, что Сварог не смог удивиться, а думать не стал ради экономии времени.

– Я работал в Горроте. И со свойственным мне оптимизмом – на что, впрочем, давал право кое-какой жизненный опыт – полагал, что Ледяной Доктор меня не раскроет. Но он как-то меня вычислил. Мне не препятствовали уехать из Горрота, все началось уже здесь, вчера.

Сварог вдруг спросил:

– Откуда вы знаете, что это – золото? Не свинец?

– Потому что все симптомы как две капли воды походили на случай с лейтенантом Аттисом. Два года назад. Только тогда мы так и не поняли, что с ним случилось. Думали, просто прихворнул. Вечером я ушел из его комнаты, там, в гостинице, а утром обнаружил… золотую статую. То же самое…

– Послушайте, – у Сварога вспыхнула надежда. – Как вас должны были забрать? Вимана?

– Да. Но она будет ждать в Снольдере.

– Плохо… Все это – магия?

– Нет. Могу ручаться, что это – чистейшей воды наука…

– Но ведь… – сказал Сварог растерянно. – Я в этом не разбираюсь, однако… Для превращения элементов нужны ядерные реакции или основанная на алейроне магия…

– Значит, возможны и «холодные» реакции. Если вы – гений. А Ледяной Доктор – гений.

– Как же он сумел…

– Право, не знаю, – сказал Раутар. – И если его когда-нибудь изловят, во что я свято верю, не стоит его расспрашивать – нужно примитивно прикончить на месте. Гений, лишенный даже крох морали и человечности, должен как можно быстрее отправиться в небытие. Вот никогда бы не подумал, что стану морализировать, да обстоятельства заставили…

– Но нужно же что-то делать, – сказал Сварог. – Есть резиденция наместника…

– Пока вы раздобудете в эту пору какую-нибудь повозку, пока довезете до резиденции, пока они свяжутся – будет поздно. К тому же меня нет здесь, как и вас. Я – призрак. Это создаст дополнительные сложности, потому что сохранить все в тайне нужно в первую очередь не от здешних…

– Понятно… – зло сказал Сварог.

– В общем, давайте без лирики, граф. Расскажите лучше кратко, как у вас дела, а я пока отдохну – чертовски трудно шевелить челюстью, словно гирю к ней привязали…

Сварог кратко рассказал последниеновости.

– Ничего не понимаю, – сказал Раутар.

– Больше всего мне не понравились эти типы, работающие под призраков, – егеря с собакой. Орк говорил что-то о горротской зверюге, способной отыскать принцессу…

– У вас есть варианты на крайний случай?

– Поднять смуту, – сказал Сварог. – С участием принцессы и тех полков, что ей поверят.

– Вы рискуете потерять Делию.

– Я еще больше рискую, сидя на Бараглайском Холме. И она тоже.

– Резонно, – согласился Раутар.

И надолго замолчал. Только глаза двигались. Сварогу понемногу начинало казаться, что это и есть симптомы конца, он хотел потрогать запястье Раутара, но не смог себя заставить. Сгорбившись, сидел на массивном табурете, вяло проклиная про себя тот день и час, когда во все это ввязался, плохо представляя границы понятия «все это» и уныло сознавая, что никогда уже не спрыгнет с этой карусели…

– Можно рискнуть, – сказал Раутар. – Под церковью святого Круахана начинается древний подземный ход на тот берег. Насколько я помню, церковь внутри «волчьих флажков». Но я в натянутых отношениях с Братством святого Роха, и на меня ссылаться в их присутствии не следует…

– Как найти ход? – жадно спросил Сварог. – Есть у меня один человек…

– Не знаю. Если быть точным, ход там когда-то был, уж это-то известно достоверно. Но существует ли он сейчас… Чертовски древний ход, иные подозревают, что он существовал еще до Шторма… Вам пора идти.

– А вы? – вырвалось у Сварога.

– Я? Дом принадлежит мне. Рано или поздно какой-нибудь прохвост сюда обязательно заберется. И разбогатеет. Родится еще одна легенда, Равена на них богата… возможно, легенды и не будет – если тот, кто найдет золотого человека, окажется умным и лишенным привычки болтать во хмелю. – Он коротко рассмеялся. – Не удивляйтесь, лорд Сварог. Я живой человек, и мне страшно. Но когда вы доживете до пятисот пятнадцати, привыкнете ко многому относиться философски… Идите. Не забудьте монету. Обычные деньги заберите тоже, пригодятся, беглецу полезно иметь как можно больше денег.

Увы, больше ничем не могу быть полезен…

Сварог высыпал на стол монеты, поворошил. Отыскав квадратную с круглой дырочкой посередине, украшенную двумя вздыбленными снольдерскими львами, сунул ее в узкий потайной карманчик. Остальные ссыпал в кошелек, не глядя сунул его за голенище. Полагалось что-то сказать, но мысли блуждали в сплошном сумбуре, и ничего не подворачивалось на ум.

Словно отгадав его мысли, Раутар усмехнулся:

– Право же, я в лучшем положении: моя смерть у меня перед глазами и не таит никаких неясностей, а ваша – где-то в неизвестности…

Пожалуй, это оказалось лучшее прощальное слово, какое Сварог слышал, – злая шутка человека, имевшего право быть беспредельно циничным… Не бабы и не романтики, в самом-то деле. Сварог выпрямился, отдав ему честь на ронерский манер – согнутая в локте рука брошена к сердцу, ладонь выпрямлена дощечкой, – поклонился и вышел, задев ножнами косяк.

Ужасно не хотелось возвращаться через мостик, но в обход пришлось бы очень уж далеко. Сварог шагал быстро и настороженно, держа пистолет в опущенной руке, подбадривая себя мыслью, что выдававшие себя за призраков, все четверо вкупе с собакой, весьма даже смертны.

Он задержался на мосту. Тишина, не видно ни полиции, ни горротцев.

Темные брызги крови уже подсохли на древнем камне. Судя по их обилию и разлету, выглядит все так, словно таинственный зверь, налетев на незадачливого агента, с размаху рванул его клыками не хуже, чем мог бы рвануть кусок ветчины не жравший неделю бродяга. Вот так. И если ужасаться по всякому поводу, проще и практичнее сразу приладить петельку на ближайшие ворота.

Обратный путь, как часто бывает, показался не в пример длиннее.

Поэтому, когда на Сварога выехал из переулка вдрызг пьяный всадник из благородных, пустившийся то ли задираться, то ли жаловаться на жизнь, то ли все вместе, Сварог, не особенно размышляя, поймал его за руку, выдернул из седла, без всяких угрызений совести вскочил на коня и помчался к Бараглайскому Холму, слыша, как пьяный шумно ползает по мостовой и орет отчего-то: «Измена!».

Конь оказался свежим, застоявшимся, и Сварог в считанные минуты пролетел по крутым улочкам, присмотрелся издали к дому Гая – на внутренней лестнице мерцает тусклый светильник, все спокойно, – спрыгнул, хлопнул коня ладонью по крупу, и тот потрусил прочь. Даже если не воссоединится с хозяином, бесхозным долго не останется – как-никак столица, цивилизованный град, где отношение к чужому добру, особенно к тому, что бродит без присмотра по ночам, насквозь философское.

Направился в дом, стал не спеша подниматься по внутренней лестнице, скупо, в самую плепорцию для влюбленных, освещенную керосиновой лампой, висевшей на крюке меж вторым и третьим этажами. Наконец-то добрался домой – вот именно, домой, он давно привык возводить любое временное пристанище в гордое звание дома, тогда становится не так грустно жить, наоборот, бывает чуточку веселее. Мимоходом он подумал, что настоящего-то дома, собственно говоря, философски глядя со всех точек зрения, у него никогда и не было. Нынешний замок, порхавший сейчас где-то за облаками, на эту роль что-то не годится. А вскоре и этот дом придется покинуть. Но развить эту мысль он не успел – поднялся на площадку, а там на низких перилах сидела Мара в своем натуральном обличье, закинув ногу на ногу, задумчиво поглаживая лежавшую рядом игрушку из своего богатого арсенала, больше всего напоминавшую морского ежа, бьющегося в падучей.

– Любопытно, где изволит шляться благородный лаур? – поинтересовалась она, не усмотрев на лице Сварога особой озабоченности. – А меж тем добродетель юной девы, несмотря на ее нынешний дурнушечий облик, подвергается постоянной угрозе со стороны творческого люда, так что колено означенной девы покрыто мозолями от частого соприкосновения с буйствующей плотью. Однако, смею заметить, к иной плоти дева была бы не в пример более благосклонна, буде плоть таковая недвусмысленно заявила бы свои права способом, не допускающим двойного толкования…

Сварог поднял ее с перил, и какое-то время она молчала – по чисто техническим причинам, если только уместно столь сухое определение, когда в твоих объятиях юная женщина, сводящая с ума и необычностью своей, и диким сочетанием разнообразных противоречий… вот только на шее у тебя и Странная Компания, и все отсюда проистекающее, а где-то лежит золотая статуя и кровь подсыхает на мосту…

Тонкие пальчики, способные и нежно приласкать, и моментально отправить в мир иной, скользнули ему под рубаху способом, не допускающим двойного толкования, но Сварог героически превозмог себя, отстранил ее и распорядился:

– Доклад по гарнизону.

Она моментально перестроилась, хотя и не всецело:

– Вокруг – тишина. Гарнизон частично отошел ко сну.

– Точнее?

– Хозяин отошел ко сну. Бабкин внучек отошел ко сну. Жена боцмана, по некоторым данным, читает очень вольному топору наставление по морскому делу. Граф Леверлин до сих пор беседует с ее высочеством о придворном этикете. Одним словом, все при деле. Одна я сторожу, как верный солдат… или как дура.

Сварог усмехнулся. Относительно Делии и Леверлина он и сам третий день питал стойкие подозрения. Вообще-то ее последнего любовника не так давно убили у нее на глазах… Ну да будем реалистами. Принцессы – своеобразный народ. А лучшего способа отвлечься от всех горестей и не сыщется, пожалуй.

– Если милорд соизволит расстелить здесь свой плащ, нет нужды идти в комнаты.

– Ты серьезно или притворяешься? – спросил Сварог, распустив шнурки плаща и сбросив его на пол. Лег, оперся на локоть и устало зажмурился.

– Насчет чего? – Она перестала расстегивать платье.

– Так спокойна и безмятежна…

– А что тебя удивляет? – искренне изумилась Мара, опускаясь рядом. – Согласна, положение не из веселых, но дулом в спину пока что не тычут.

Что-нибудь придумаем, ты у нас по этой части мастак…

Сварог покосился на нее. Она закинула голову, опустила длинные загнутые ресницы, приоткрыла рот – безмятежно ждала поцелуя. Детский возраст – это детский возраст. Ребенок ни за что не поверит в собственную смерть – особенно когда вокруг наблюдаются сплошь чужие…

– Возможно, мы завтра уйдем, – сказал Сварог.

– Куда? – Мара мгновенно открыла глаза.

Он кратко изложил.

– Гениально! – Мара обхватила его за шею и звонко расцеловала. – Я всегда верила, что ты у меня великий полководец.

– Может, там и нет хода…

– Должен быть, раз он нам так нужен, – сказала Мара. – Монашеские братства – сплошные кладези секретов, их даже Гаудин опасается раздражать… Вина принести по такому случаю?

– А когда оно мешало? – хмыкнул Сварог.

Она гибко выпрямилась, запахивая платье. И тут же неуловимым движением подхватила с перил своего стального ежа, замерла, моментально обернувшись готовой к прыжку дикой кошкой. Сварог вскочил, выхватил пистолет. Сам он не слышал ни единого постороннего звука.

– Идет, – шепнула она. – Один.

Сварог нашел стволом пистолета бесшумно ступавшую вверх по лестнице грузноватую фигуру. А мигом позже узнал. Мара тоже. Слегка растерянно покосилась на Сварога.

Барон Гинкер в строгом темном камзоле, опустив руки по швам, глядя перед собой, поднимался по ступенькам беззвучно, как дым. Что-то с ним было не так. Мара отступила на шаг, медленно, без единого лишнего движения, словно перелилась, перетекла в сторону упругая капелька ртути.

Теперь и Сварог понял. Керосиновая лампа светила барону в спину, хоть и тускло, слабо – но от каменных перил легла негустая тень, а вот барон совершенно не отбрасывал тени. Он поднимался, медленно и бесшумно, прижав руки к бокам, как исправный солдат на смотру, глядя перед собой, вышел на площадку, теперь их разделяли шесть-семь ступенек лестничного пролета, и Сварог увидел, что барон бледен, как стена, а в правом виске у него чернеет дыра с опаленными краями. Глядя иным, магическим зрением, видел перед собой то же самое – призрака с простреленным виском. Поднял было пистолет, но тут же вспомнил, что серебро не способно причинить призраку вреда и сам призрак никому не способен причинить вреда – разве что порой своими речами, но тут уж вина не его, потому что истины, изрекаемые иными призраками, вовсе не ими самими придуманы…

Барон остановился пятью ступеньками ниже, поднял голову. В глазах – ни малейшего отблеска мысли.

– Что случилось, барон? – произнес Сварог, удивившись, сколько буднично звучит его голос.

– Они ломились в кабинет, – произнес барон странно глухим голосом, словно бы это были и не колебания воздуха, а нечто иное, воспринимавшееся не слухом, а мозгом. – Засовы уже поддавались. Я выбрал меньшее зло.

Нельзя было попадать к ним живым.

– К кому? – спросил Сварог.

Кто мог ломиться в кабинет к протектору столицы? Разве что Багряная Палата…

Барон молчал. Лампа вдруг вспыхнула ярче, заколыхались тени, наливаясь чернотой. Высоко над головой в незастекленном окошечке свистнул ветер – неприятно, шипяще.

– Закажите по мне заупокойную, – сказал барон. – Именем Творца.

– Хорошо, – сказал Сварог. – Если вы мне расскажете, что происходит во дворце. Кто прячется за сценой.

Барон молчал, глядя умоляюще.

– Что они от вас хотели? – спросил Сварог.

– Я ошибся, как никогда в жизни. И ухитрился погубить себя сам. Все короли любят, когда их полиция раскрывает заговоры. И я решил придумать заговор. Очень хорошо все продумал, тщательно. Взял одно из пугал древнего чернокнижья, поселил его в столице, подобрал кандидатов в сообщники, тайные служители. А оказалось, что придуманное существует на самом деле. И они пришли, прежде чем я успел…

– О чем вы?! – спросил Сварог.

– Заупокойную.

– Обещаю.

– Именем Творца?

– Именем Творца.

– Улица Зеркальщиков, сорок пять, – сказал барон. – Вдова Гуродье, собственный дом. Унес все мои бумаги. В том числе и план «заговора».

Имена, разумеется, притянуты мною, но картина оказалась точной. Я хороший полицейский, хоть вы и смеялись надо мной тогда… Заберите все бумаги.

Это плата…

– Чем они мне помогут сейчас?

– Сейчас – ничем. Пригодятся когда-нибудь потом.

– Хорошо, – сказал Сварог. – Теперь скажите мне вот что. Когда мы с вами говорили…

Он на миг отвел глаза, создавая сигарету, а когда поднес ее ко рту, призрака уже не было. Только пламя колыхнулось в высоком стеклянном колпаке лампы да ветер взвыл посреди безветренной ночи.

– А ведь у меня по всем порогам и подоконникам была мелом проведена черта с соответствующими знаками, – сказала Мара. – Против таких вот визитеров. Ты, наверное, подошвой стер впотьмах… – Она опустилась на плащ, тряхнула головой. – Нужно сходить подновить, а то еще кого-нибудь дождемся…

– Пора убираться из этого красивого города, – сказал Сварог в сердцах.

– А кто спорит? Вот только… – она задумчиво покачала головой. – Настоящий это призрак нашего безвременно усопшего сообщника, впутавшегося в какое-то темное дело, или очередная пакость неизвестных доброжелателей?

– А смысл?

– Пакость и есть пакость, какой в ней высший смысл?

– Вот тут ты права, – сказал Сварог. – Сколько ни ломал голову, в толк не возьму, зачем этот чертов стагарец устроил такой долгий ливень.

Неужели только для того, чтобы убежать подальше? Жаль, что ни ты, ни я не умеем насылать ветер. Чтобы оборвало к чертовой матери эти клятые воздушные шары да унесло подальше.

– А смысл?

– Много ли смысла в пакостях? – усмехнулся Сварог.

– Нерационально. Не в шариках дело. В такой ситуации нужно стрелять в резать без всякой поспешности, только тех, кто стоит на дороге. – Похоже было, визит призрака отбил у нее на сегодня охоту к лирике. – Помню, в Снольдере два месяца назад мы искали один документ…

Сварог хмыкнул:

– Насколько я тебя знаю, два месяца назад из-за каждого угла торчали ноги…

– Да ну, – скромно сказала Мара, мечтательно глядя сквозь него. – Документ был в шкатулке, и ее нужно было забрать из загородного дома. Я чинно и благонравно поднялась на третий этаж, забрала шкатулочку и вернулась к лошадям, никуда не сворачивая и не отвлекаясь. И каждый, у кого хватило ума спрятаться в камин или выпрыгнуть в окно, остался жив. А кто не спрятался, я не виновата. – Она бросила на него быстрый лукавый взгляд. – Бедный, я тебя опять пугаю?

– Удивляешь, – сказал Сварог чистую правду.

– А еще?

– Возбуждаешь. И удручаешь.

– Это еще почему?

– Твое ремесло…

– Милый мой сюзерен, мы опять приближаемся к точке, где перестаем друг друга понимать…

– Ладно, замнем, – сказал Сварог, устало погладив ее руку. – Слушай, а мечта у тебя есть?

Она чуточку замялась, но все же выложила:

– Хочу стать королевой.

Сварог хотел фыркнуть, во потом подумал, что мечта эта – не лучше и не хуже любой другой. На то она и мечта. Особенно здесь, где престолы частенько брались «на шпагу». Если вспомнить, сколь предосудительные субъекты ухитрялись нахлобучить все же на темечко корону, Мара с ее детской мечтой выглядит светлым ангелом…

– Осталась самая малость, – сказал Сварог. – Выйти замуж за короля.

– Ну уж, таких пошлостей мне не нужно. В интересах дела еще можно под кого-нибудь примоститься, но ради собственного блага никак не стоит…

– Что я в тебе ценю, так это – непринужденность…

– Я человек независимый, – сказала Мара. – И хочу завоевать себе королевство сама. Конечно, смешно распахивать рот на большое, но найдутся и маленькие, по моим хрупким плечам. В Майорах. Есть еще Сегур. Я там была однажды – очаровательный остров. Жалкая кучка гвардейцев и король-растяпа, без единого наследника.

– А потом?

– Что – потом?

– Ну, завоевала ты королевство. А дальше что?

– Надеваю я корону…

– Ну?

– Сажусь я на трон…

– Ну? – с интересом повторил Сварог.

Она задумалась, нахмурилась:

– Да ну тебя! Все испортил!

– Я тут ни при чем, – сказал Сварог. – Видишь ли, мечты имеют паршивое свойство – сбываться. Поэтому всегда нужно иметь что-то про запас.

– А у тебя-то самого есть мечта? – прищурилась она.

– Выбраться отсюда. Чтобы Делии удалось…

– Это не мечта, а отличное выполнение задания, – безжалостно отрезала Мара. – А мечта?

– Мечты, похоже, нет… – растерянно сказал Сварог, подумав как следует.

– Вот видишь. А у меня есть. Чья взяла?

Сварог покрутил головой:

– Слушай, много вас таких?

– Хватает. Человек пятьдесят. Большинство, конечно, довольно тупые приложения к мечам, но есть и умные. Я, да будет тебе известно, существо особо строптивое, своенравное и самостоятельное. Это я не сама придумала, а бесстыдно подслушала. Из-за моей репутации Гаудин и поручил мне за тобой присматривать. Что ты поднял брови выше макушки? Ну да, милорд, ваше небесное великолепие, вы здесь командуете, вы умеете бить людей топором по голове, и вы великолепно справились в Харлане. Но вам еще долго предстоит учиться прокладывать себе дорогу по трупам, не распуская при этом сопли и не гадая, была ли у проткнутого вами бедолаги седенькая бабушка… А я этим умением давно овладела, – она скромно потупилась. – Надеюсь, я не нанесла урона твоей мужской гордости? Всегда готова искупить женственной покорностью…

И с интересом наблюдала за ним. Однако Сварог уже понял, что лучший способ сохранить лицо при общении с напарницей – это выглядеть совершенно бесстрастным.

– А тебе не приходило в голову, что Гаудин использовал удобный случай, чтобы от тебя отделаться?

– Гаудин – сплошная меланхолическая загадка, – сказала Мара. – Меланхоличность касается облика, а загадочность – ума и характера. Какие ходы он просчитывает наперед и сколько их, угадать невозможно. Сейчас мы выполняем задание. Я не сомневаюсь, что игра затеяна всерьез и ставки высоки – но одновременно наше задание хитрыми ходами, непонятными и неизвестными нам с тобой, связано с достижением и других целей. Нет, я не утверждаю, будто так и есть. Но допустить стоит… Большинство его поручений – с двойным и тройным дном.

– Должность у человека такая… – сказал Сварог задумчиво. И направился на террасу – подышать прохладным ночным воздухом на сон грядущий. Окрест стояла тишина, только через два дома отсюда на гребне крыши раздавалось звяканье виолона и явственно долетало меланхолическое пение:

У трубы виднелась темная фигура, сидевшая верхом на коньке, как на лошади.

– Твой-то опять надрывается, – лениво сказал Сварог бесшумно появившейся рядом Маре.

– Я вот в него сейчас чем-нибудь попаду… – безжалостно заявила сподвижница.

Сварог фыркнул. Обитавший неподалеку юный уличный певец, сосед лишенного наследства восемнадцатого герцога Номера, положил глаз на Мару (отчего-то очаровавшую его даже в своем новом облике, не столь уж и прекрасном) и регулярно угощал серенадами.

– Сейчас я его…

– Отставить, – сказал Сварог. – Традиция такая, терпеть нужно…

– И так тошно, а тут еще тоску наводит…

– Помолчи-ка, – сказал Сварог, насторожившись. – Видишь?

– Что?

– Вон, левее, прямо над мостом…

– Ничего там нет, – уверенно сказала Мара.

Сварог протер глаза, поморщился:

– Ну как же нет? Что-то вроде орла.

– Ничего я там не вижу.

Сварог не настаивал. Однако был уверен, что ему нисколечко не почудилось: над городом, очень низко, кружили уже три огромных черных птицы, почти не шевеливших крыльями, подобно парящим орлам, временами заслоняли далекие огни домов, уличные фонари. И летали они, не выбираясь за пределы оцепленной зоны…

– Нет там ничего, – пожала плечами Мара. – Пошли спать, а?

– Пошли, – сказал он решительно.

И подумал: нет, пора отсюда убираться, такие собаки и такие птицы ничего хорошего не сулят…

Глава 16 ПРАВО УБЕЖИЩА

Харчевня именовалась без особых претензий – «Кошка и кастрюля».

Кошек, помимо той, что на вывеске, обнаружилось целых три – зажравшихся до того, что они дремали под столами, брезгливо игнорируя брошенные им в приступе пьяной любви к животным мясные огрызки.

Мара легонько придавила одной хвост носком башмака, но та открыла один глаз, лениво вытянула хвост из-под подошвы и вновь задремала.

– Не мучай животное, – мельком заметил Сварог без особой укоризны.

– Настоящая кошка должна быть зверем, – Мара нацелилась на кошачий хвост уже каблуком. – А эта…

– Если она заорет, привлечешь к нам внимание.

Вот это моментально подействовало, и Мара унялась. Сварог глянул на распахнутую дверь – отец Калеб все не появлялся, а пора бы… Ввалилась компания, еще с порога заоравшая, что вина им нужно много, а вот закуска вовсе и не обязательна. Судя по гильдейским бляхам, явились речники топить в чарке горе – «Кошка и кастрюля» располагалась неподалеку от одного из портов, и попавшие в кольцо блокады речные суда обязаны были встать на мертвый якорь, а паромы – прервать сообщение меж берегами. По этой причине речной народ пил с утра до вечера, но в обличении властей не поднимался выше Речного департамента, августейшую особу не затрагивая, – в любом порту хватало шпиков.

Сварог думал о своем – пытался понять, почему их с Марой бросили.

Какие бы там сложные интриги ни плелась среди правящей верхушки, они не объясняли бездействия и деликатности Гаудина, столь несвойственных начальнику тайной полиции, особенно в столь серьезном деле. Гаудин уже должен был знать о призраке, подменившем принцессу. Мог бы и направить связного, мог бы помочь. Противники Гаудина были владетельными особами, но их люда оставались шпионами-любителями, а у Гаудина имелась в руках Контора. Как показывает исторический опыт, Контора побивает в три хода дилетантов любого ранга…

Поневоле подворачивалась невеселая, но веская гипотеза – Гаудину сейчас не до земной тверди, что бы эпохальное там ни происходило. На тверди небесной случилось нечто столь серьезное и важное, что лихая компания Сварога обречена на автономное плаванье. Вульгарно говоря, наверху шерсть летит клочьями. Так частенько случается, стоит юной императрице надолго увлечься сильванскими охотами – впрочем, придворные баталии с тем же успехом разыгрываются и в отсутствие старого и сурового, собаку съевшего на кознях и интригах монарха…

Что, если точнехонько так все и обстоит? При этой мысли стало невероятно неуютно. Но он браво плюнул под стол – благо нравы грязной харчевни дозволяли – и подумал, что уж если его за тридцать с лишним лет не смогли угробить в обители развитого социализма, здесь и подавно не слопают, подавятся…

– Ты что это под стол плюешь, барон? – спросила Мара.

– Придумал, как организовать ситуацию, когда всем станет не до облавы и не до нас.

– Как?

– Поджигаем королевский дворец. Со всех восьми концов.

– Лихо, – Мара посмотрела на него с уважением. – Только мне придется изрядно повозиться, чтобы состряпать «слезы дракона». Есть такой горючий состав. Даже на воде полыхает так, что любо-дорого. Значит… Смолы немеряно здесь же, в порту, пробежаться по аптекам пошлем Паколета, нашатыря на Бараглае полно у любого алхимика…

– Да погоди ты, – сказал Сварог. – Я же шутил.

– Да? А план не столь уж наивен. Послушай, если и в самом деле…

Сварога спасло появление отца Калеба, одетого арматором средней руки.

Харчевня, хоть и захудалая, делилась на две половины: «пьяную» и «деловую». В первой вино трескали ради самого процесса, а во второй – потягивали, обсуждая дела. Сварог обосновался в «деловой», где разговоры шепотом были в порядке вещей, и те, кто беседовал, сдвинув над столом головы, выглядели не заговорщиками, а совершенно приличными людьми – например, контрабандистами, а то и «ночными рыбаками»[выловленную в океане рыбу разрешается продавать только в строго определенных портах;

«ночными рыбаками» именуются люди, выправляющие на партии рыбы фальшивые документы (занятие крайне прибыльное, однако законом сурово преследуется)].

– Братья согласились вам помочь, – сказал отец Калеб. – Однако должен предупредить: к вам до сих пор питают некоторое недоверие, причины которого мне непонятны…

– Пусть питают, – сказал Сварог. – Лишь бы помогли.

– Вам сказали правду. Под церковью святого Круахана и в самом деле начинается подземный ход. И он не моложе самой церкви. А она стояла на этом месте еще до Шторма. Разумеется, ее не раз перестраивали, а то и отстраивали заново… Словом, предприятие крайне опасное.

– Вы боитесь, что ход засыпан?

– Я боюсь, что он цел, – сказал отец Калеб. – Очень уж нехорошей славой окутаны старинные подземелья. Сами братья туда не спускались, и это кое о чем говорит. Когда тысячи лет из поколения в поколение передается совет держаться от подземелий подальше, слухи рождаются не на пустом месте.

– Насколько я знаю, гномы вымерли, – сказал Сварог. – И еще. Никто ведь не слышал за последние тысячелетия, чтобы из подземелий выползало нечто… необычное.

– Это еще ни о чем не говорит. Из Хелльстада за всю его историю тоже почти не выползало ничего необычного. Но попробуйте туда сунуться…

История планеты длинна. До людей у нее были другие хозяева – а до тех властвовал кто-то еще. Там, внизу, может оказаться целый мир, о котором мы ничего не знаем, – и, если хотя бы сотая часть легенд правдива, этот мир любовью к человеку не проникнут.

– Не слишком ли много страхов вокруг подземного хода, соединяющего берега?

– Даже в обычных катакомбах, оставшихся после добычи камня, в туннелях, где проходят подземные стоки и водопровод, случаются странные и страшные вещи.

– Вы пришли меня отговаривать? – спросил Сварог.

– Я не вправе. Но братья просили передать: они ни за что не отвечают.

Это может оказаться смертельно опасным.

– Да что вы говорите! – хмыкнула Мара. – А мыто до сих пор занимались безобидной игрой в «четыре волчка»…

– Не перебивай старших, – хмуро сказал Сварог. – Простите, святой отец, но она права. В нашем положении не привередничают.

– Я все понимаю. Но опасаюсь за вас. Вчера к братьям пришел и попросил убежища стагарский колдун – насколько я понял, тот самый, что жил у Сенгала. Убежище ему по старинному обычаю предоставили, хотя и посадили под замок до тех пор, пока не найдут способа переправить его подальше. Так вот. Он невероятно напуган и, представьте, знает о ходе, берущем начало в церкви. Но бежать по нему категорически отказался, предпочтя запертую снаружи келью и ожидание…

– Я бы его сразу пристукнул, – сказал Сварог. – Подослали, быть может?

– Нет, – усмехнулся отец Калеб. – Братья не склонны к излишней доверчивости и жизнью умудрены. Наша церковь в свое время побывала и гонимой, что не прибавило ни беззаботности, ни легковерия. Есть клятвы, которые стагарцы не нарушают, и лгать после их произнесения не способны.

Братья подвергли его должному испытанию. Скорее он производит впечатление человека, слишком поздно осознавшего, во что он впутался.

– Иногда и я сам на себя произвожу такое впечатление, – проворчал Сварог.

– Вечная беда стагарцев – они столь часто балансируют меж добром и злом, что иногда достаточно одного опрометчивого шага…

– Могу я с ним поговорить, перед тем как спущусь в подземелье?

– Отчего бы нет… С наступлением ночи…

– Послушайте, мне только что пришла в голову гениальная мысль, – сказал Сварог со скромностью Ньютона, секунду назад получившего по темечку историческим яблоком. – Почему необходимо дожидаться ночи, чтобы спускаться в подземелье? Там же темно и так, в любое время суток…

– Действительно… – механически кивнул отец Калеб, но тут же его лицо вновь приняло озабоченное выражение.

…Отбытие их с Бараглайского Холма прошло незамеченным широкими кругами богемы. Отец Калеб, вновь обрядившийся кучером, пригнал вместительный рыдван, в каких ездили горожане средней руки. Творческие люди весьма ревниво следят за успехами и жизнью тех своих коллег, кто хоть чуточку именит, но отъезд третьеразрядной балаганной труппы (равно как и ее прибытие несколько дней назад) никого не интересовал. Поскольку неоплаченных счетов за ними не числилось, лавочники и трактирщики и не встрепенулись. Один квартальный стражник бдительно заявился окинуть рыдван зорким оком – но, получив двойной серебряный аурей, смягчился и пожелал счастливого пути (Сварог сообщил ему, что они намерены немного подработать на купеческой свадьбе).

Мэтр Анрах появился во дворе, когда Сварог уже собирался последним залезть в дряхлый экипаж. Подойдя, виновато развел руками, тихо сказал:

– Ничего не нашел, уж не посетуйте…

– Зато я, кажется, нашел, – сказал Сварог.

– Что ж, ни о чем не стану спрашивать, но… – он помялся. – Не знаю, поможет ли это вам… Почти все авторы при упоминании о подземельях советуют беречься зеркал.

– Что они имеют в виду?

– У меня осталось впечатление, что они не знают этого сами. Просто повторяют пришедшее из глубины веков предупреждение. Вы учтите на всякий случай…

– Учту, – сказал Сварог. – Прощайте. Может, встретимся когда-нибудь…

Залез в рыдван, окинул взглядом свое воинство. Воинство держалось бодро и браво, на сей раз без всякого наигрыша – впереди замаячила надежда, а это перевешивало все связанные с оною возможные опасности.

Капрал Шедарис держал на коленях последнее достижение пытливой конструкторской мысли – громадный четырехствольный пистолет, каковой извлек, едва оказавшись в повозке.

– Ты его спрячь пока, – сказал Сварог. – Уличных боев, право слово, не предвидится.

Капрал не без сожаления упрятал громоздкое чудо техники в мешок.

Паколет поерзал на лавке:

– Наши ребята плели про катакомбы всякие страхи…

– Вот и проверим, – сказал Сварог, взглядом приказав ему заткнуться.

Покосился на Делию – она выглядела так, словно и радоваться хотела, и боялась обмануться.

– Ничего, ваше высочество, – сказал Сварог. – В следующий ваш проезд по улицам этого беспокойного города встречать вас будут совершенно иначе, клянусь…

Он и сам искренне верил в то, что говорил. Делия устало улыбнулась ему, а тетка Чари вздохнула:

– Великие небеса, как спокойно и беззаботно жилось в пиратах… Нет, понесло же меня на сушу…

– Зато на суше не утонешь, – сказал Сварог.

– Да уж, кому быть повешену…

– Бросьте, – сказал он. – Я всегда успею возвести вас всех в дворянство. А дворян вешать не положено. С ними обходятся со всем возможным почетом, голову сносят церемониальным мечом и непременно на золоченой колоде. Это вам не грязная веревка, натертая прошлогодним дешевым мылом…

Шуточка была цинично-казарменная, но такие лучше всего и действуют в подобных переделках…

Церковь святого Круахана, сложенная из темно-красного кирпича, вздымала к небу три колокольни с острыми шпилями и немного походила на крепость – малым количеством окон и толщиной стен. Последний раз ее отстраивали из развалин пятьсот лет назад, до Латеранского трактата^[2K26], и это сказалось на настроении зодчих. Впрочем, и новые храмы, принадлежавшие Братству святого Роха, были построены так, чтобы отсидеться в них при осаде: загадочное братство, посвятившее себя борьбе с черной магией, не без оснований опасалось коварных сюрпризов.

Чем оно занималось, плохо представлял даже Гаудин – по наблюдениям Сварога, державший в отношении Братства почтительный нейтралитет. Но если где-то обнаруживался пробитый серебряной стрелой маг или таинственно сгорала подозрительная антикварная лавка, грешившая продажей книг из Черного Перечня, можно было прозакладывать голову, что в девяти случаях из десяти здесь не обошлось без нелюдимых братьев в коричневых рясах…

Один такой встретил их у входа – мрачный широкоплечий монах, на которого даже бывалый капрал косился с уважением. На поясе у него висел скрамасакс^[2K27] в железных ножнах и три символа Братства – серебряный клеверный трилистник, бронзовая фигурка коня^[2K28] и вырезанный из дерева сжатый кулак.

Не задавая вопросов, он повел их в обход алтарного зала, низкими коридорами без окон – в подземные этажи. К стагарцу и в самом деле относились без всякой доверчивости: у входа в келью, где его поместили, сидел еще один монах, столь же внушительного сложения, держа меж колен внушительный посох, окованный с одной стороны широкими медными кольцами (вполне возможно, и с выкидным клинком внутри, монахи это практиковали и были мастерами гойкара)^[2K29].

Сварог вошел, оставив остальных за дверью. В углу ровно, без копоти, горел масляный светильник. Табуретов здесь было два, так что Сварог немедленно сел на свободный и без церемоний принялся разглядывать стагарца – нарочито неторопливо, хмуро, чтобы тот понервничал и понял, что убивать его не будут, но и марципанами потчевать не собираются.

Он был не старше Сварога. Мочки ушей, должно быть, обрезаны в самом раннем детстве – не видно шрамов, кажется, что уши были такими отроду.

Значит, потомственный колдун – это-то Сварог о стагарцах знал. На левой щеке – маленькое синее клеймо, неизвестный Сварогу знак. Морской колдун смотрел исподлобья и благостностью характера, сдается, не отличался.

– Ну что, сукин кот? – ласково спросил Сварог в качестве вежливого приветствия. – Докатился? Или, выражаясь изысканнее, накликал на свою жопу приключений?

Стагарец глянул сущим волком и тихо напомнил:

– Я под защитой храма. Как приверженец Единого Творца.

– Твое счастье, – сказал Сварог. – Но меня что-то не тянет пускать пузыри от умиления. Скажи-ка лучше, как это ты, приверженец Единого, ухитрился во все это вляпаться?

Хмурый колдун, прямо-таки передернувшись, заторопился:

– Я потому и бежал, когда понял, во что ввязался…

– А лучше было не ввязываться вообще, – наставительно сказал Сварог, подумав, что и сам бы охотно последовал сему золотому правилу, да вот никак не удается. – Давай поболтаем. Я уже знаю, что Сенгал решил подменить принцессу призраком. Но подробности и цели мне неизвестны. Как и твоя роль в этом.

– Я познакомился с ним на Стагаре, и он уговорил меня отправиться с ним на Диори. Похоже, он знал, где лежит клад. Но не знал языка Изначальных.

– И ты ему по-дружески переводил. Совершенно бескорыстно, а? По доброте душевной?

– Он обещал мне книги. Я возвысился бы над всеми, даже над Варгасом с Совиного Мыса. Вам не понять…

– Что ж, я многого не понимаю, – сказал Сварог. – И в особенности не понимаю дураков, которые ввязываются в такие вот игры – свято веря, что никто не станет убирать лишних свидетелей по миновании в них надобности…

– Ну, я еще долго был бы ему нужен, – усмехнулся стагарец чуточку раскованнее. – Хватило бы времени, чтобы вовремя почуять опасность и приготовить дорожку для бегства. А что до его замыслов… Простите за цинизм, но я не здешний. Вассальной присяги здешнему королю не давал, и принцесса мне чужая. Каждый за себя, в конце-то концов.

– Насколько я знаю, эгоистов на Стагаре не особенно любят. И подобный образ мыслей там не в чести.

– Но за него вовсе не зачисляют в выродки без всяких колебаний. Вы не читали Федра? Душа – это колесница, влекомая двумя лошадьми, черной и белой, они тянут в разные стороны и плохо подчиняются вознице…

– Ладно, – сказал Сварог. – С земляками тебе самому разбираться… А Федра я не читал. Давай о делах. Значит, Сенгал с твоей помощью решил подменить принцессу… Отсюда и начнем.

– Род Сенгала имеет кое-какие права на трон. Как десяток других родов. Если бы пресеклась династия Баргов…

– Без подробностей. Я и так верю.

– Если бы подмена прошла гладко, с соблюдением всех условий…

– То есть – с убийством настоящей принцессы?

Стагарец сделал пренебрежительный жест, означавший что-то вроде:

«Стоит ли о таких мелочах?»

– То существо… оно, будучи оплодотворенным смертью оригинала, могло бы существовать десятки лет, став полностью послушным своему хозяину.

Конечно, при регулярном соблюдении иных ритуалов. Король очень болен, хотя об этом никто почти не знает. Сенгал женился бы на «принцессе». Это создание совершенно нематериально, но ребенок, которого все считали бы родившимся у королевы, был бы сыном Сенгала, самым настоящим.

– Нужно признать, покойный искренне заботился о будущем своего потомства, – сказал Сварог. – Ну а теперь выкладывай – что там у вас пошло наперекос?

Стагарец сказал после долгого молчания:

– Я знал, что магические книги Изначальных добротой не дышали. Но не ожидал такого дуновения зла. Впервые встревожился, когда мы готовили… подмену. Потом стало еще хуже. У Сенгала были и другие помощники, кроме меня. Порой даже кажется, что те, которых он считал своими слугами, становились хозяевами. Когда в решающую ночь появились эти твари, сомнений не осталось. Сенгал стал орудием. Я это понимал, а он – нет. Я ко многому отношусь без особых предрассудков, но предавать душу в когти Великого Мастера…

– Подробнее.

– Да зачем вам это? Вы что? Катберт-Молот? Тоже мечтаете поразить сатану сияющим копьем? Да и нет там особых подробностей. Сенгала все больше подминала Черная Благодать (Сварог впервые слышал это название, но не подал виду). В решающую ночь во дворце появились люди, которых я никогда прежде не видел, но гадать, кому они служат, не было нужды. Все получилось наполовину. Этот гланский рубака все сорвал. Слуги Великого Мастера не могли подступиться ни к нему, ни к принцессе, а когда Сенгал наконец пустил в ход обычных солдат, было поздно, она успела скрыться.

Сенгал паниковал. Время существования двойника, не оплодотворенного смертью оригинала, ограничено, строго отмерено. Сюда слетелись шпионы от всех соседей. Потом Сенгала убила ваша девка…

Сварог, не вставая, ловко пнул его в голень:

– Выбирай выражения, тварь!

– А что, называть ее парнем или деточкой? – огрызнулся стагарец, шипя от боли и потирая ногу. – Девочка – это косы, невинность, куклы-конфеты…

Определение «дикая кошка» вас не коробит?

– Не коробит. Значит, ты оставался с патроном до самого конца. Хотя прекрасно понимал уже, кто правит бал. А когда он умер…

– Когда он умер, исчезло лежащее на его библиотеке заклятье, и книги можно было унести. Жаль, напихать под одежду удалось немного, а книга Изначальных исчезла вовсе… Ну что вы так смотрите? Я ведь не выдал вашу кошку, а мог бы…

– Не мог. Побоялся бы, что Великий Мастер за отсутствием других козлов отпущения выместит зло на тебе. И припустил со всех ног… А ливень зачем устроил?

– Чтобы затруднить погоню. И потом… Сенгал отчего-то решил, что вы – из Снольдера. И хотите увезти принцессу на самолете. Я в то время ему поверил. И хотел, чтобы вы пока что оставались здесь. Чтобы все остались в столице, пока я успею скрыться. Не ожидал, что за меня возьмутся столь рьяно. Гоняли, как зайца, и азартнее всего охотились горротцы, что было едва ли не хуже Великого Мастера… Ну что вы так смотрите? Я ведь мог и сдаться погоне. Отказ от злого дела – уже само по себе есть служение добру…

– Снова Федр?

– Нет, Амруаз.

– Знаешь, я что-то с этим Амруазом решительно не согласен, – сказал Сварог. – Ладно, эти тонкости оставим святым братьям… Пусть они и с тобой разбираются, я здесь не хозяин. На твое счастье. Скажи-ка лучше, отчего это ты не захотел бежать подземным ходом?

– Наверху, несмотря ни на что, безопаснее – вот вам и вся суть…

Видно было, что ничего он больше не скажет. Конечно, если позвать загрубевшего душою Шедариса, умеющего развязывать языки пленным вопреки рыцарским правилам войны… Но вряд ли позволят монахи. Следовало бы сунуть стагарцу нож под ребро вящего спокойствия ради – но убивать «на всякий случай» Сварог еще не привык.

– Ну, живи уж, сукин кот, – сказал он задумчиво.

Встал и вышел. Странная Компания, незаметно для себя подравнявшаяся воинской шеренгой, встретила его вопросительными взглядами.

– Ничего интересного, – сказал он чистую правду, повернулся к монаху.

– Ведите нас, святой брат.

– Вы все обдумали?

– Все, – сказал Сварог решительно.

Глава 17 ХОЗЯИН ПОДЗЕМЕЛЬЯ

Монах шел впереди с керосиновой лампой в поднятой ручище. Они спускались все ниже и ниже – по винтовой лестнице, по сводчатым переходам, по галерее, проходившей над большим залом, усеянным невысокими каменными надгробиями. Воздух стал тяжелым, душноватым. Сварог слегка помахивал Доран-ан-Тегом, вновь привыкая к нему после долгого бездействия. Рубин в навершии кроваво отблескивал.

– Где кончается ход, никто не знает, – тихо сказал великан-монах. – Если уж вас не удалось отговорить, остается только молиться за вас…

Сварог подумал, что впервые за него кто-то будет молиться, но промолчал, чтобы не суесловить.

Они остановились в сводчатом склепе. Там было две двери – та, в которую они вошли, и вторая, толстенная и тяжелая, дерева почти не видно из-под железных полос, усеянных серебряными трилистниками и силуэтами коней. Она была заперта на обычный висячий замок, не такой уж и большой – на купеческих лабазах можно увидеть гораздо внушительнее. Монах снял с пояса связку ключей и забренчал ими, перебирая.

– Дверь хорошо сохранилась для пяти тысяч лет, – сказал Сварог, не вынеся молчания.

– Ее периодически чинили и меняли, – отозвался монах. – Но никто никогда не спускался вниз. Оттуда тоже ни разу не появлялось… никого и ничего. Но это не успокаивает…

Он наконец нашел нужный ключ, вставил его в продолговатую скважину, повернул, разнял замок и дужку. Потянул дверь зачугунную ручку, и она отворилась с визгом, скрежетом.

– Вот теперь можешь доставать свою артиллерию, – сказал Сварог капралу.

Тот с превеликой готовностью извлек пистолет, накрутил ключом пружины во всех четырех колесцовых замках, опустил кремни к колесикам. Мара вынула меч. Монах молча роздал каждому по пучку добротно сделанных просмоленных факелов, чиркнул огромной серной спичкой, и все зажгли по одному.

Ничего страшного за дверью пока что не наблюдалось – довольно широкая каменная лестница, полого уходящая во тьму, по ней можно идти троим в ряд.

– Ну, с богом, – сказал Сварог. – Держать строй, что бы ни случилось.

– Дверь я буду держать открытой сутки, – сказал монах. – А там – уж не посетуйте…

Сварог молча двинулся первым, подумав, что при нужде он вынесет эту дверь топором в три минуты. Под сводами хватало места, чтобы шагать во весь рост. Пыли вокруг вопреки ожиданиям почти не было, и плохо верилось, что этой аккуратной кладке, где не выкрошился ни один кирпич, пять тысяч лет. Время от времени Сварог поднимал руку, они останавливались и настораживали уши, но, ничего не услышав, продолжали спускаться по невысоким ступеням. Ход плавно заворачивал вправо. Сварог оглянулся вверх – дверной проем светился далекой тусклой звездой. А там и скрылся за поворотом. Понемногу Сварог стал соображать, что спуск этот – нечто вроде винтовой лестницы огромного диаметра.

И вдруг она кончилась – последняя ступенька была уже не ступенькой, а каменным полом большого зала. Сварог первым шагнул в проем – и ослеп, вспышка белого сияния ударила в мозг. Шарахнулся, наугад махнув перед собой топором крест-накрест, слыша сзади крики и оханье, попытался все же что-то рассмотреть сквозь плававшие перед глазами разноцветные круги – и тут же, ожесточенным морганием смахивая застилавшие глаза слезы, заорал что было сил:

– Стоять! Спокойно! Друг друга порежете!

Потому что единственная опасность, какая им угрожала, – зацепить клинком друг друга. Светло стало оттого, что под потолком вспыхнуло не меньше десятка молочно-белых полушарий. Они вошли – и автоматически зажегся свет, крайне смахивавший на электрический. Только и всего.

Сварог оглянулся – его воинство, за исключением Мары и Делии, сгрудилось в проходе, не ступая в зал, выставив перед собой мечи и четырехствольную пушку. Раненых не видно, зато в испуганных числятся все.

– Назад, – кивнул Сварог. И сам вслед за Марой и Делией вернулся на лестницу.

Свет в зале тут же погас. Стоило Сварогу шагнуть со ступеньки на пол, лампы вспыхнули вновь. Облегченно переведя дух, Сварог так и не смог отделаться от безмерного изумления – очень уж эти штучки, автоматика высокого класса, не вязались с тем, что они оставили наверху. Тот, кто все это построил, знал и умел не в пример больше. Что же, история в свое время повернула вспять? И буксовала пять тысяч лет? Странный для истории поворот. Впрочем, не такой уж странный, если учесть иные разговоры о странностях технического прогресса, рожденных волей человека…

– Впечатляет, – сказала Мара.

– Смелее, – подбодрил Сварог остальных.

Они ничего еще не понимали, но, видя его спокойствие, один за другим выходили в зал, гася факелы, притаптывая их сапогами. Сварог оглядывался.

На противоположной стене – огромное запыленное зеркало от пола до потолка.

Слева – несколько дверей с закругленным верхом, то ли из темного стекла, то ли металлические. Справа – восемь или девять ступенек ведут в огромный полукруглого сечения туннель, освещенный такими же светильниками, – отсюда видны два. Пол выложен белыми, черными и красными каменными плитками в форме ромба, в нишах меж зеркалом и ступеньками стоят белые статуи рыцарей в латах (доспехи совершенно незнакомого фасона). Стены мозаичные, зелено-бело-черные – совершенно абстрактные узоры, никаких аналогий в современном декораторском искусстве. Это ничуть не походило на жилое помещение – контора, вокзал, присутственное место… Сварог вытащил компас. Все правильно – если войти в туннель и свернуть направо, как раз попадешь на тот берег. Если только туннель достаточно длинный и не сворачивает.

Контора, вокзал… Метро? Он тряхнул головой – казалось, вот-вот над головой захрипит динамик, послышится грохот поезда, и из шеренги дверей напротив к туннелю хлынет поток пассажиров. Оглядев своих – окажись они в аэропорту или на станции метро, выглядели бы не менее нелепо. И Сварог видел, что они ощущают эту нелепость, пусть и не представляя, в чем она заключается. Соприкоснулись два разных мира.

– Здесь все настолько не такое… – тихо сказала Делия. – Мы с отцом были во дворце императрицы, но там другое… Там мы не чувствовали себя чужими…

Сварог решительно направился к зеркалу. Он не ошибся – под ним и в самом деле что-то лежало на полу. И эта находка Сварогу весьма не понравилась. Белые человеческие кости – кисть пятипалой руки, все еще сжимавшая длинный, без пятнышка ржавчины кинжал с изогнутым лезвием и чашеобразной гардой, украшенной изумрудами. Концы лучевой и локтевой костей выглядели так, словно руку у ее обладателя попросту оторвали еще при жизни – и она пролежала здесь неизвестное количество веков, а то и тысячелетий, пока плоть не исчезла. Рука с кинжалом выглядела здесь совершенно инородным телом – как и компания Сварога.

Стоя почти вплотную к зеркалу, Сварог взглянул в него. Почему нигде нет пыли, кроме как на зеркале? Зеркало не понравилось еще больше, чем сжимавшие оружие кости. Вроде бы зеркала темнеют, старея, да еще пыль толстым слоем – и все равно, как-то не так оно отражало, словно бы и не себя Сварог там видел, отражение держалось в глубине, да и колыхнулось вовсе не в такт его движениям…

Он всадил в зеркало лезвие топора – сам не понимая, что делает и зачем. Показалось даже, топор сам ударил, потянув за собой руку. Сварог отпрыгнул – но никакого ливня рушащихся с дребезгом осколков не последовало. Остался глубокий косой разрез – но не знавший преград топор вошел едва до половины лезвия… Разрез медленно, но явственно для глаза затягивался, отражения в темной глубине дернулись, словно отступая. Сварог выругался вполголоса. Остальные напряженно уставились на него издали. Из разреза тремя медленными полосами поползла тяжелая густая жидкость, черная с алым отблеском. Казалось, силуэтов в глубине зеркала прибавилось, они собрались в кучку.

– Пошли отсюда, – сказал Сварог, первым направляясь к ступенькам. – Боевой порядок!

Боевой порядок был оговорен заранее – Сварог впереди, Мара с Леверлином прикрывают Делию, тетка Чари прикрывает бесполезного в серьезном бою Паколета, а Шедарис прикрывает тыл.

Они шагали по туннелю – мимо часто попадавшихся ниш со статуями и черных проемов, за которыми уходили вниз невысокие, по пояс человеку, неосвещенные туннели. Они-то и беспокоили Сварога больше всего – оттуда в любой момент могло выпрыгнуть что-нибудь скверное. Судя по пройденному расстоянию, над головой уже – река.

Снова десяток ступенек – вверх. Там туннель продолжается. Но его перегораживает белая стена.

Нет, не стена…

Туго натяните поперек туннеля частую рыболовную сеть, вместо узелков на пересечениях нитей поместите белые шарики размером с горошину. Потом уберите сеть – а шарики останутся висеть в воздухе в строгом порядке, удерживаемые неизвестной силой. Именно так преграда и выглядела.

Сварог остановился перед ней. Сквозь нее просматривался туннель, преспокойно уходящий вдаль, и уардах в ста – очередной подъем.

Тронул шарики рукояткой пистолета, надавил. Потом проделал то же самое пятерней.

Шарики слегка отодвигались – до некоего предела, затем невидимая натянутая сеть упруго возвращала их в прежнее положение, стоило убрать руку. Он просунул меж шариками палец – палец невозбранно прошел на ту сторону. Махнул топором.

Парочку шариков ему удалось разрубить – но кусочки висели на прежнем месте, преграда не понесла ни малейшего урона. Сварог зажег огонь на кончике пальца и ткнул им в ближайший шарик – никакого эффекта, не загорается, не плавится, даже не накаляется… Тупик.

Все молчали.

– Возвращаемся? – предложил Леверлин неуверенно.

– А куда потом? – безнадежно спросил Сварог.

Подошел к ближайшему проему, заглянул внутрь. Ход косо уходил вглубь, где он кончался, и кончался ли вообще, Сварог не мог рассмотреть и с помощью «кошачьего глаза». Жестом призвал к полной тишине, оторвал с пояса чеканную серебряную бляшку, прочитал заклинание, усиливавшее слышимые окрест звуки, размахнулся что было мочи и запустил бляшку в проем, просунув следом голову. Прошло несколько секунд, а она все катилась, подпрыгивая и постаивая, потом провалилась куда-то, упала с небольшой высоты, звякнула, долго еще катилась, крутясь и подпрыгивая – и наступила тишина. Похоже на вентиляционные каналы – и пол там, внизу, тоже каменный… Рискнуть? Если там тупик, в крайнем случае с помощью топора нетрудно будет вырубить ступеньки, вылезти назад, калек и увечных в его отряде нет…

Он медлил, не зная, на что решиться. А с решением не следовало тянуть. Армию, неважно, громадная она или крохотная, сплачивает осязаемый враг или конкретная цель. А блуждания наугад по неизвестным подземельям даже хуже военной неудачи. Но еще хуже – оставаться на месте…

И тут же, словно кто-то, имевший склонность к издевке, прочитал его мысли и выловил из них сожаление по отсутствующему врагу, со стороны покинутого ими зала послышались легкие шаги, настолько тихие, что Сварог их нипочем не услышал бы, но заклинание еще действовало. Остальные не слышали – только Мара неуверенно встрепенулась да Паколет, внук во многих отношениях примечательной бабки, повернулся в ту сторону и достал из-за голенища нож.

Вскоре ее увидели все – рыже-белая пятнистая кошка ростом с теленка, напряженно вытянувшись в струнку, медленно поднялась по ступенькам и остановилась в отдалении, нехорошо прижав уши, поводя злыми желтыми глазами. И стала приближаться упругими шажками. Хвоста у нее не оказалось, но это не помешало с ходу определить, что настроение у нее самое скверное и миром вряд ли разойтись.

За спиной у Сварога кто-то коротко ахнул.

– Тихо, – сказал он, не оборачиваясь. – Кошки не видели? Самая обычная кошка, только здоровая…

Говоря это, он уже поднимал пистолет.

Кошка прянула вбок так стремительно, неуловимо для глаза, что он сам едва не ахнул. Похоже, она прекрасно понимала, что сулит наведенное в лоб дуло, – и пуля звучно ударила в стену, посыпались крошки мозаики. Еще два выстрела столь же бесцельно попортили стены, кошка увернулась, перемещаясь к ним короткими, неожиданными зигзагами, таившими в себе нечто гипнотизирующее. Никак не удавалось угадать, где она окажется в очередной миг, пуля за пулей летели мимо.

Слева грохнул пистолет Шедариса – кошка увернулась, зло прошипела, оскалилась. Густая струя порохового дыма повисла в воздухе, и Сварог отскочил вбок, крикнул:

– Не стрелять! Сомкнуться!

Кошка остановилась, зашипела, стала приседать. «Сейчас прыгнет, – понял Сварог. – И начнется». Он перехватил топорище обеими руками, у самого обуха: главное, удачно подставить лезвие…

Мимо него мотнулась маленькая фигурка – Мара бросилась вперед, выставив руки, словно ныряя в бассейн, перекувырнулась в воздухе, на миг исчезнув из поля зрения, вновь возникла, приземляясь на пол совсем в другой стороне, извернулась, с силой метнув в немыслимом пируэте что-то пронзительно прожужжавшее… Кошка повалилась на пол, как подрубленная, стараясь освободить стянутые чем-то передние лапы, забилась, выгибаясь и рыча, но Мара уже вскочила, выбросила руку, сверкнуло что-то туманно-серебристое, бешено крутясь. Из горла кошки торчала половина глубоко ушедшей метательной звездочки.

Сварог метнулся вперед, обеими руками обрушил топор. Мара тут же рванула его назад за пояс – но кошачья лапа в агонии успела скребнуть по сапогу, прорвав голенище поперек.

– Не надо было лезть, – спокойно сказала Мара. – Ногу не задело? Вот и прекрасно. Подумаешь, вздорное животное. Сама справилась бы.

И резко обернулась к ступенькам. Тут же оба поняли, что не ослышались: бухающий шлепок повторился, и еще раз, и еще с ритмичностью метронома, приближаясь неторопливо, звуча столь мощно, что пол едва заметно сотрясался под ногами. «Идет ее хозяин, – испуганно подумал Сварог. – Если хозяин под стать своей зверюшке…»

Но ничего не было видно. Потом на доступном взгляду участке туннеля, на каменном полу, еще довольно далеко пока, появилась черная с алым отливом лужица – это из ниоткуда, из воздуха упала огромная капля, он кровоточил. Появилась вторая, третья, все в равных промежутках, шаги гремели под сводом…

Пустив в ход заклинание, Сварог увидел. Огромная неуклюжая фигура едва не задевала макушкой потолок, ручищи свисали до колен, и вся она словно сплетена была из перепутанных как попало мохнатых веревок, лишавших чудище четких очертаний. Там, где положено быть голове, виднелось что-то похожее на округлый бугор, на нем светилась горизонтальная алая щель – то ли единственный глаз, то ли пасть. Сварог не смог определить, что это такое – азов магии, напиханных ему в голову, словно изюм в булку, решительно недоставало.

Он выстрелил. Великан, чуть вздрогнув, размеренно шагал вперед.

Сварог не снимал палец с курка, но вскоре сообразил, что это бесполезно.

Дюжина серебряных пуль давно заставила бы сдохнуть любую нечисть и остановить создание из плоти и крови. Либо это что-то третье, либо Сварогу никак не удавалось угодить в уязвимые места. «Берегитесь зеркал», – вспомнил он.

– Ты его видишь?

– Конечно, – сказала Мара.

– Что это?

– Представления не имею, насчет такого нас не учили…

У них еще было время. Немного, правда. Но скоро оно подойдет вплотную, и никто его не видит, только Сварог с Марой… Что же, поставить все на единственный козырь – топор Дорана? Но зеркала он не смог прорубить, застрял на половине…

Сварог махнул Маре и бросился назад, к ощетинившимся мечами спутникам, недоуменно вертевшим головами. Следом грохотали шаги, послышалось что-то вроде удовлетворенного, утробного ворчанья. Сварога вел инстинкт, а не рассудок – такое с ним случалось не впервые, и всегда он оставался цел…

Он молча указал Маре на ближайший проем, и она ногами вперед метнулась туда. Слышно было, как она, гремя чем-то, звонко царапая металлом о металл, катится вниз. Стук подошв. Краем глаза Сварог заметил вспыхнувший далеко внизу свет, и почти сразу же раздался крик Мары:

– Сюда все!

Ничего не стоило говорить – он лишь мотнул повелительно головой, и все, один за другим, бросились в проем без промедления и дискуссий.

Замешкавшегося Паколета Сварог сцапал за шиворот и отправил вниз, как мешок. Оставшись в одиночестве, оглянулся.

Великан задержался возле кошки с отрубленной головой – вокруг нее уже натекла черная с алым отливом лужа, – взвыл, замахал лапами, метнулся вперед. Но Сварог вперед ногами бросил тело в туннель, покатился на спине по наклонному, гладкому металлическому скату, гремя мечом, прижав к груди топор и прикидывая трезво: неизвестному монстру сюда ни за что не пролезть, если только он не умеет вытягиваться шлангом…

Спрыгнул с высоты примерно трех четвертей уарда, легко удержался на ногах. И оказался в широком туннеле, параллельном только что покинутому ими, но короткому, с тупиками в обоих концах. Лестница с железными фигурными перилами ведет вниз.

Прислушался. Наверху ревел великан, судя по звукам, наотмашь валил кулаками в стены. Но спускаться что-то не торопился. Не следовало вообще-то тыкать оружием во все непонятное, но Сварог еще более уверился, что топор рубанул сам по себе, хотя таких штучек за ним раньше и не водилось. Топор принадлежал еще более далекому прошлому, чем туннель, – но от обеих эпох остались лишь легенды, поди усмотри связь, поди пойми с ходу…

Он без промедления стал спускаться по лестнице, громко напомнив про боевой порядок. Впереди услужливо вспыхнул свет. Что-то вроде лестничной площадки, круглый зальчик со статуей посередине – черный камень, обнаженная женщина на спине могучего оленя – снова лестница, несколько раз изгибавшаяся под прямым углом. Сварог уже понимал, что на тот берег вряд ли попасть. Выбраться бы наверх… Он приободрился, подумав, что есть шанс оказаться вне кольца блокады. Самое приятное – никто больше не беспокоит, не навязывает с рыком и воем свое общество…

В очередной раз вспыхнул свет. У Сварога уже не было сил удивляться, но он все же удивился.

Они стояли на перроне. Вот вам метро, вот вам и станция. Два ряда рельсов уходят в туннель, справа и слева. И у перрона стоит поезд, светло-синие с красным вагоны, не тронутый ни ржавчиной, ни гнилью.

– Это же поезд! – воскликнула Мара.

– Только без паровоза, – кивнул Леверлин. – Я их видел в Снольдере. И даже ехал однажды.

– Я тоже, – сообщил Шедарис. – Даже два раза. Когда там служил.

Паровоза и в самом деле не видать, а рельсов только по два. Как же он не падает?

– Образованные вы у меня ребята, – сказал Сварог задумчиво.

Подошел к краю перрона, заглянул в вагон. Он был полон скелетов, кости грудами валялись и на скамьях, и на полу. Не видно ни клочка одежды, но не похоже, чтобы мертвых кто-то трогал после того, как случилось Нечто и поезд навсегда остался на станции – просто останки естественным образом переходили в состояние скелетов, костяки разваливались, черепа падали, раскатывались…

– И вон там… – показала Мара.

На перроне, у ведущей вверх лестницы, лежало еще десятка два скелетов – да, судя по их позам, Сварог угадал верно, и мертвецов никто не трогал.

Что же здесь произошло? Быть может, за красивым псевдонимом Шторм скрывается некрасивая, насквозь обыкновенная война? Следов пламени нет, поезд не обстреливали. Нейтронная бомба? Кто бы тратил их на метро… Газ?

Бактерии? Газ давно разложился бы, а вот бактерии – твари живучие…

– Подземелья когда-нибудь связывали с распространением неизвестной заразы?

– Пожалуй, нет, – подумав, сказал Леверлин.

У Сварога чуточку отлегло от сердца. И он повторил вслух:

– Значит, была война?

Он и не ждал ответа, понятно, но Леверлин сказал тихо:

– Возможно, и война…

Сварогу показалось, что теперь он может объяснить кое-какие факты, мучившие его прежде полной несуразностью, объяснить существование кое-каких предметов и явлений, вроде бы и не полагавшихся данной эпохе. У него и раньше были подозрения, но внятно выразить их он не умел. Дело вовсе не в прогрессивном влиянии высокоразвитых ларов. Газеты, консервы, общее состояние умов… Несмотря на замки, доспехи и пирамиду феодальных отношений, порой жизнь Ронеро смутно напоминала Сварогу покинутый им двадцатый век – только лишенный кое-каких технических достижений. В образе мыслей, в укладе жизни было нечто, свойственное более поздним столетиям, это улавливалось подсознательно, не находя выхода в словах…

Лары здесь ни при чем. Они-то как раз тормозят прогресс. Сварог только теперь понял, что в Равене наблюдал вокруг себя то, что можно назвать мучительным, неосознанным повторением прошлого, новым витком спирали. Шторм смел с лица земли не примитивное общество, как написано в изданных наверху школьных учебниках, а то, что принято называть технологически развитой цивилизацией. То ли война, то ли неизвестное глобальное бедствие отшвырнуло обитателей планеты на тысячелетия назад – но не всех, а только тех, кто остался на земле…

Сколько же лжи в том, чему его прежде учили? Пожалуй, не меньше, чем в покинутом, полузабытом уже мире…

Над широкой лестницей висела продолговатая вывеска, желтая с черной каймой. Знакомые руны, разве что начертанные каким-то неизвестным шрифтом.

Черные руны на желтом фоне: «Келинорт». Название станции, несомненно.

Город был здесь и до Шторма. Отчего-то вывеска рядовой станции забытого метро потрясла его больше, чем набитый скелетами поезд.

– Поздравляю, – сказал Леверлин. – Одну смертную казнь мы уже заработали. За лазанье по запретным подземельям.

– Что бы тебе раньше сказать, – хмыкнул Шедарис. – Глядишь, испугались бы и не полезли.

– Ничего, мы еще кучу приговоров заработаем, – сказал Сварог. – Со мной это несложно…

Они стояли кучкой на перроне, словно и в самом деле ждали припозднившегося поезда. Шедарис присмотрелся к скелетам и сообщил:

– Не нравится мне это.

– Что?

– А то, что при них нет ни монетки, ни пряжки. Поезд-то уцелел, почти как новенький…

Сварог мысленно с ним согласился. Одежда, понятно, истлела. Но металлических или пластмассовых предметов должно было остаться немало – часы, портсигары, авторучки, украшения, пуговицы, очки, кошельки, прочая мелочь… Ничего. Ни единой вещички. Если Нечто уничтожало и неживую материю, оно обязательно растворило бы и поезд, и все вокруг, оставив голый камень…

– Лучше бы нам отсюда убраться, – сказал Паколет. – Неровен час, вынырнет еще что-нибудь препохабное…

– Пошли, – просто и буднично сказал Сварог.

И первым шагнул на лестницу, руководствуясь примитивной логикой: чтобы выбраться из метро на поверхность земли, нужно идти все время вверх… Ну да, за поворотом на стене обнаружилась желтая стрела с черными буквами: «Выход в город».

Очередной лестничный переход упирался в кирпичную кладку – судя по манере исполнения, эта чужеродная заплата принадлежала гораздо более поздним тысячелетиям. Сварог не ждал, когда сзади послышатся разочарованные вздохи – он был зол из-за очередного провала, а потому с маху обрушил на стену топор, твердо решив прорываться с боем, что бы там ни оказалось по другую сторону. Иного выхода все равно нет.

Впрочем, он не крушил напропалую – аккуратно вырубил прямоугольный кусок скрепленных добротным раствором красных кирпичей размером с дверь.

Кусок рухнул на ту сторону – совершенно беззвучно, словно был сделан из пенопласта. Времени удивляться не было – на той стороне Сварог увидел темный, пыльный сводчатый подвал, загроможденный бочками и ящиками насквозь привычного вида. И махнул своим.

Он последним выскочил на ту сторону – прямо по вырубленному куску. И вдруг тот шевельнулся под ногами, поднялся навстречу, как подъемный мост.

Сварог едва успел прыгнуть в сторону. А кирпичи легли на место и мгновенно слились со стеной в единое целое, так, что никаких следов от топора и не осталось. Взлетела пыль, все торопливо принялись сдерживать чиханье.

– Теперь ясно, что имели в виду те, кто уверял, будто подземелья надежно запечатаны… – сказала Делия шепотом.

Сварог огляделся. Откуда-то просачивался полосочкой бледный свет. На одной бочке стояла пустая бутылка из-под дешевого вина и лежали огрызки яблок, самое большее суточной давности. Так что подвал был обычным подвалом, отделенным лишь несколькими ступеньками от того уровня, который на географических картах принято называть «уровнем моря».

Он поднялся по четырем деревянным ступенькам, потрогал дверь – потянул на себя, толкнул от себя. Заперта снаружи на толстенный врезной замок. Сварог нацелился было рубануть по нему, но решил не поднимать шума и подозвал социально близкого элемента Паколета – чтобы заодно и проверить на практике его дар бесценный, полученный от предков.

Дар не подвел – Паколет наложил на замок ладони, возвел к потолку глаза, на лице изобразились вдохновение и сосредоточенность, и в замке что-то хрупнуло, скрежетнуло (должно быть, давно не смазывали). Сварог потянул дверь на себя, она и открылась.

Петли завизжали, как убегающая от сексуального маньяка голливудская блондинка. И кто-то, стоявший спиной к двери над раскрытым ящиком, обернулся, охваченный вполне понятным испугом: не каждый день из запертого, единственного входа в подвал лезут непрошеные гости. Чтобы паника не распространилась дальше, Сварог бомбой влетел в комнату и аккуратно оглушил хозяина. Огляделся. Больше всего это напоминало заднюю комнату какой-нибудь лавки: стол с весами и счетами, полки с кульками, бочоночками, мешками. Окно тщательно занавешено. Сварог отогнул уголок занавески, осторожно выглянул – по улице идут люди, проезжают экипажи. Что за улица, он определить не смог. Хотел подозвать Паколета, но тот присел над ящиком, заинтересованно изучая содержимое – мешочки с какой-то сушеной травой, один развязан. Тем временем в комнату вошли остальные. Сварог кивнул Маре на дверь, ведущую, скорее всего, в лавку. Она проскользнула туда.

– Понятно… – сказал Паколет, вставая. Подошел к столу и хозяйственно прибрал в карман все лежавшие там деньги, пояснив:

– Мы монету не чеканим, а расходы еще будут… В полицию хозяин все равно не побежит.

– Почему? – спросил Сварог.

– Потому что в ящике – «чертов табачок». Травка с Островов.

Курительная дурь. Пять лет каторги с конфискацией движимого и недвижимого, а также урезанием уха. – Он обозрел лежащего. – А у него ухи целы, так что ему их будет жаль…

Вернулась Мара и отрапортовала:

– Лавка. Я ее заперла изнутри и опустила шторы. Там за прилавком торчал какой-то хмырь. Сейчас он под прилавком и упакован тщательно, как дорогой товар.

Лежащий стал подавать признаки жизни. Перевернулся на спину, увидел вооруженных незнакомцев и определенно заскучал.

– Ничего, бывает, – дружелюбно сказал Сварог. – Мы тебе не мерещимся, мы всамделишные. Вон там, в ящике, у тебя что?

Тот мрачно забубнил, что ящик, во-первых, вовсе и не его, пришли совершенно незнакомые приличные люди и попросили подержать пару часов; а во-вторых, пять минут назад ящика тут вообще не было, и каким чудом он в комнате оказался, непонятно, так что это происки конкурентов…

– Молчать, – сказал Сварог, и запутавшийся в противоречиях оратор послушно притих. – Где твое заведение? Адрес у тебя какой? Я имею в виду адрес вот этой лавки, где мы сейчас.

– К-каштановая, двадцать пять…

Увы, они оставались в блокаде…

– Значит, так, – сказал Сварог. – Ты никому не рассказываешь, что мы заходили, а мы никому не рассказываем, какие гербарии ты тут держишь.

Надеюсь, твое воображение способно оценить простоту и выгоду этой нехитрой сделки?

Лежащий подтвердил энергичными гримасами и дрыганьем конечностей, что все понимает и принимает с восторгом. После чего его связали и присовокупили к лежащему в лавке, заткнув рот. Сварог принес из лавки несколько бутылок вина, прикрыл за собой дверь. Ни на кого не глядя, принялся старательно вытаскивать концом кинжала осмоленную пробку, боясь вопросов. Точнее, одного-единственного: «Что будем делать?»

Но вопросов не было. Лишь Мара вздохнула:

– Прогулялись…

Боевые соратники расселись кто где и столь же старательно сражались с пробками. Паколет с Шедарисом, как люди бесхитростные и простые, чуть ли даже не из народа, делали это зубами, заставив Делию грустно возвести очи горе.

– Прогулялись бездарно, бесцельно и бесплодно, – сказал Сварог. – Но я, знаете ли, от всего этого окончательно рассвирепел и стал усиленно думать. По земле и под землей нам не пройти. По воде тоже. Но воздух-то остается, друзья мои! Почему я раньше не подумал про самолеты? Должно быть, оттого, что это означает наделать шума. Но в нашем положении не выбирают…

Остальные смотрели на него так, словно он предложил спереть королевский дворец. Для всех, даже для Делии, самолеты были невероятной экзотикой, ничуть не соотносящейся с реальной жизнью, чересчур уж абстрактным понятием. Только Мара оживилась.

– Самолеты находятся на старом ипподроме, – сказал Сварог. – Правда, он за пределами «волчьих флажков», но это лишь создает дополнительную трудность, не более того. Если уж уходить с шумом и оглаской, какая нам разница? Я смог бы управлять любым не хуже снольдерцев.

– Охрана там большая, – задумчиво сказал Леверлин. – Всем сразу глаза не отведешь. Если только у тебя нет чего-нибудь в запасе…

– Нет, – сказал Сварог. – Невидимыми можем делаться только мы с Марой, вам я могу лишь изменить внешность…

– Вот видишь. Ипподром окружен так, что каждый пост видит соседей, – возможно, как раз на случай визита умельцев, умеющих отводить глаза караулу.

– Вот именно, – сказал Шедарис. – Старая хитрость. Раньше, когда колдунов водилось не в пример больше, они запросто проскакивали через посты, вот и выдумали давным-давно особую систему расстановки караулов.

Помогает, между прочим, я на Сильване убедился, да и здесь всякое бывало…

– Так… – сказал Сварог. – А если смастерить какую-нибудь чертовски авторитетную бумагу от короля? Там, кроме снольдерской охраны, хватает и местных солдат…

– Мы же не знаем, какие на сей счет у них приняты предосторожности, – покачал головой Леверлин. – Шег, что бы ты сделал на месте начальника охраны?

– Самое простое, – не задумываясь ответил капрал. – Четко оговорил бы, кто может пройти внутрь и с какой бумагой. А в случае сомнительной бумаги задержал бы голубчиков и связался с теми, кто эту бумагу выдал.

– Вот то-то, – сказала Мара. – Самого короля они наверняка пропустят, но по поводу бумаги от него снесутся с дворцом…

– Значит, нужно брать языка, – сказал капрал. – Лучше офицера. Они ж сменяются, а потом свободно шляются по окрестным трактирам. Дело нехитрое – в кожаный мешок насыпается крошеный табак, самого дешевого сорта, накидывается на голову, язык и пискнуть не успевает. Применим испытанные меры убеждения, он и расколется.

– И, если он обманет, сами влезем в капкан, – сказала Делия. – Как бараны.

– Есть способы обезопаситься, – капралу его идея определенно нравилась. – Оставляем в надежном месте надежно упакованным. Пугаем мнимыми сообщниками… Командир, ведь нет другого выхода?

– Так говорите, самого короля они пропустили бы? – задумчиво произнес Сварог. – А я ведь могу и королем прикинуться, я его видел, так что получится…

– А кортеж? – пожала плечами Делия. – У отца решительно не в обычае разъезжать верхом с крохотной свитой. Последний год он появлялся в городе только в автомобиле. Нужен или пышный, многочисленный кортеж, или, по крайней мере, автомобиль – а он единственный в стране. Пожалуй, и в самом деле придется брать пленного. – Она слабо улыбнулась. – Кто бы подумал, что мне придется заниматься такими вещами в собственном королевстве…

– Подведем итоги, – сказал Сварог. – Нужен либо пышный кортеж, либо автомобиль. Ни того, ни другого у нас нет. Только возможность прикинуться королем… и принцесса, черт возьми!

Делия заинтересованно повернулась к нему.

– Знаете, в чем ваша сила? – спросил Сварог. – Никому нельзя сейчас доказать, что во дворце на вашем месте пребывает двойник. Но если где-то вне дворца появитесь вы, именно вы – любой, не знающий, где сейчас находится принцесса из дворца, вас за настоящую и примет! У нас есть поддельный король и самая настоящая принцесса, а это неплохой задел…

– Великолепная ситуация, право же! – рассмеялась Делия. – Та принцесса, которую считают ненастоящей, хотя на самом деле она настоящая, должна изображать ту, которую считают настоящей, хотя на самом деле она ненастоящая…

– Казуистика прелестнейшая, – кивнул Сварог. – Здорово закручено. Так вот, у меня родилась авантюра. Совершенно безумная, а потому имеющая все шансы на успех. По-моему, успехом заканчиваются два рода авантюр – либо те, что совершаются в глубочайшей тайне, либо, наоборот, невероятно дерзкие и шумные, происходящие с такой наглостью, что никто и предвидеть не в состоянии… Я намерен устроить переполох на всю столицу, действовать наглейшим образом, нарушая все законы. Ни у кого нет возражений? Судя по вашему одобрительному молчанию, вы всю жизнь мечтали попасть в «злодеи короны»?

Он сделал паузу, оглядел внимательно и строго свое притихшее воинство. Слава богу, в его рядах не было ни романтиков, ни ловцов приключений – такие обычно гибнут первыми, предварительно ухитрившись завалить все что только можно. Мара при исполнении, у Делии и Паколета нет другого выхода, тетка Чари с Шедарисом вышли из всех передряг, обучившись великому искусству всегда оставаться в живых. Один Леверлин выпадал из общей картины – но и в нем Сварог был уверен.

Он вздохнул и начал:

– Попрошу слушать внимательно, старательно выискивая слабые места и непродуманные ходы. Прежде всего, Делия, вы набросаете возможно более точный план королевского дворца. Игра начинается с того, что мы с Марой входим в боковые ворота. В любом дворце, помимо парадных входов, есть боковые ворота, и не одни…

Глава 18 О ПРАКТИЧЕСКОМ ИСПОЛЬЗОВАНИИ СЕРЫХ МЕДВЕДЕЙ

В любом дворце есть боковые ворота, и не одни – для лакеев низшего ранга, мастеровых, поставщиков провианта и топлива, печников и золотарей… Это в королевские покои пробраться крайне трудно, а калитки для челяди весьма доступны. Они охраняются теми же синими мушкетерами и золотыми кирасирами – но попадают туда на стражу в виде наказания и к своим обязанностям относятся не в пример халатнее.

Не понадобилось даже отводить глаза. Сварог с Марой, одетые горожанами средней руки, с бляхами мясников, с небольшими мешками за спиной, провели в ворота пегую корову, самую настоящую и купленную на свои деньги. Человек, ведущий животину на дворцовые кухни, выглядит вполне благонадежно и благонамеренно, благодаря корове став даже более незаметным, чем если бы он шел сам по себе. Их мешки проверять не стали – обычно проверяют, что человек выносит (особенно если он идет оттуда, где многое можно вынести), а входящий с мешком подозрений не вызывает, благо здесь еще не водятся террористы с бомбами. Кирасиры и ухом не повели, терзая «пятнашку».

Корову они сбыли с рук очень быстро – остановили какого-то кухонного мужика и велели отвести в хлева при кухне, как заказанную якобы господином третьим помощником распорядителя. Потом отыскали укромный уголок в зарослях черемухи за деревянным сортиром, развязали мешки и из зарослей вышли уже синими мушкетерами. Появление таковых в районе кухонь и кладовых никого не должно было удивить – синие мушкетеры частенько туда захаживали, привлеченные изрядным количеством молодых смазливых прислужниц, не имевших привычки отказывать господам гвардейцам. Юный вид Мары подозрений не вызывал – король частенько в виде особой милости приписывал отпрысков знатных родов к гвардейским полкам с правом ношения мундира. Не вызывал подозрений и Доран-ан-Тег в руке Сварога: господа мушкетеры, будучи поголовно дворянами, любили носить вне строя фамильные реликвии вроде старинных мечей или прославленных в родовых хрониках протазанов.

Приходилось пробираться по довольно людным местам «благородной» половины дворца – с применением того, что в колдовском лексиконе именуется «отводить глаза». Даже если кто-то незамеченный оказывался поодаль, вне зоны воздействия, он видел издали двух шагавших с деловым видом мушкетеров, и не более того. Дворец со всеми своими службами, особняками, парками и прудами раскинулся на полусотне югеров, а синих мушкетеров насчитывалось не менее двух тысяч – так что запомнить всех поголовно не могли и здешние «топтуны».

– Я начинаю думать, что ты гений, – сказала Мара. – Никто и не почесался…

– Не накаркай, – сквозь зубы сказал Сварог.

Они как раз проходили мимо одной из бесчисленных лестниц собственно дворца – правда, с той стороны, что считалась задворками королевской резиденции. У перил стояла Арталетта в полковничьем мундире, как обычно.

Сварог мимоходом оглянулся на нее – и ощутил легкое беспокойство.

Она не должна была их видеть, они заметили девушку еще издали и приняли должные меры. Но черноволосая красавица вдруг встрепенулась, подошла к самым перилам, уставилась прямо на Сварога, от растерянности остановившегося, и лицо ее приняло странное выражение – нет, она все же не видела их, но, нет сомнений, усмотрела что-то. Сварог опомнился и ускорил шаг. Оглянулся издали – Арталетта даже шагнула вниз по ступенькам, остановилась, встряхнула головой, словно отгоняя наваждение, лицо ее стало растерянным, она колебалась…

– Ходу, – сказал Сварог. – Что-то с ней не то.

Они пересекли двор, спустились по широкой лестнице и вошли в ворота королевского зверинца, совершенно не охранявшегося. Огромный буро-коричневый мамонт с Сильваны для замысла Сварога не подходил, и они миновали огромный вольер, огороженный рядами торчащих из земли шипов, прошли мимо диких кабанов с отрогов Каталаунского хребта, взятых сюда за устрашающую величину, мимо зебр, львов, верблюдов, меланхолично висевшего на ветке удава, обезьян, касатки в огромном пруду, крайне несимпатичного крокодила, диких быков, содержащихся для травли собаками.

И вышли к экспонату, которому помимо своей воли предстояло стать их сообщником. Большой кусок земли был огорожен высоким железным забором из прутьев толщиной с человеческую ногу. Внутри возвышалась настоящая скала с вырубленной каменотесами пещеркой. У входа валялись кости, несло тухлятиной. Хозяина не видно – сидит внутри. Сварог перенес все внимание на ворота.

Ограда никак не могла обойтись без ворот – чтобы сначала запихнуть в них живого пещерного медведя, а потом вытащить, когда он подохнет. Ворота, как и ограда, были сработаны на совесть, не по силам даже серому медведю из гланских гор – но у них имелись трубообразные петли, до которых легко добраться снаружи…

Вокруг полное безлюдье. Сварог кивнул Маре. Она вытащила тонкие веревки из-под кафтана, ловко забросила арканы на верхушки воротных столбов, затянула петли. Сварог, как заправский лесоруб, засунул топор за пояс сзади, взобрался наверх и, удерживаясь одной рукой, снес петлю метким ударом. Вновь сунул топор за пояс, подтягиваясь на руках, перебрался по верху ворот ко второй петле, срубил и ее, побыстрее съехал вниз по второму аркану, обжигая руки даже сквозь кожаные перчатки. Ворота тяжело колыхнулись, держась лишь на двух нижних петлях. Сварог чувствовал себя, как во сне, когда можно творить все, что угодно, заранее зная, что ничего за это не будет.

Теперь начиналась ювелирная работа. Сварог снес одну нижнюю петлю, в два прыжка достиг второй – ворота уже тяжко, неспешно заваливались внутрь, – срубил и ее, отскочил. Словно в замедленной съемке, ворота величаво обрушивались внутрь вольера. Теперь следовало улучить момент, когда они окажутся над самой землей, заклинанием лишить их веса, а едва они лягут в воздухе горизонтально, не успев подняться высоко, вес тут же вернуть – чтобы и не воспарили над зверинцем, вызвав ненужный ажиотаж, и упали наземь без особого шума.

Получилось. Ворота упали с высоты локтя – почти бесшумно, но земля от удара тяжко содрогнулась. И пещерный медведь с тяжеловесной грацией вылетел наружу разобраться в происходящем – возможно, в наследственной памяти у него хранились нехорошие воспоминания о землетрясениях в горах.

Или о сотрясавших землю лавинах и обвалах. Серая косматая гора высотой в холке не меньше пяти уардов.

Похоже, он удивился, обнаружив вдруг, что в ограде зияет дыра, – стоял, ворочая лобастой башкой, прижав уши, и без того почти незаметные.

Возможно, его сунули сюда совсем крохотным и он не представлял, как распорядиться с маху столь неожиданно свалившейся свободой. Коротко, недоуменно рыкнул, глядя на людей без всякого страха.

– Обижай его быстренько, – сказал Сварог.

Мара прицелилась и угодила медведю в нос метко брошенной мушкетной пулей, тяжелым свинцовым шариком. Что было и больно, и обидно. И они припустили прочь, как в жизни не бегали. Отвести глаза можно только человеку, с животными это не проходит. А убивать зверя никак нельзя – он им нужен был в качестве живого источника паники.

Сварог оглянулся на бегу – медведь косолапил за ними не столь уж резво – в конце концов, обида была не смертельная, и для вечно сытого, разленившегося зверя отыскались на свободе занятия поинтереснее, чем гнаться за двумя нахальными человечками. Вокруг была масса незнакомого зверья, воспринявшего освобождение медведя довольно бурно – мамонт трубил, львы ревели, остальные орали всяк на свой лад, обезьяны верещали, как демократы на митинге, грозно фыркали кабаны, имевшие с медведями свои счеты, даже удав быстренько убрался повыше к верхушке дерева. Медведь решительно развернулся к вольеру мамонта, решив, видимо, что неразумно оставлять в тылу такую громадину, не напугав ее, как следует. Хотя они были с разных планет, склоку затеяли моментально, без всякого удивления друг другом – медведь ревел, мамонт трубил, оба старались перекричать соперника, а все остальные дикими воплями развязали форменное светопреставление. Медведь и мамонт грузно метались по разные стороны шипов, прекрасно соображая, что эту преграду им не одолеть, но разойтись миром упорно не желали. «Если это не переполох, уж и не знаю, чем вам угодить…» – подумал Сварог, кивая Маре. Она выхватила из-за голенища заряженный мелкой дробью пистолет, опустила курок на колесико и послала заряд медведю в ляжку.

Вот тут он вспомнил про обидчиков. Но они уже промчались мимо обратившегося в соляной столб егеря, выскочили в ворота и кинулись вверх по лестнице. Егерь обогнал их, вопя во всю глотку. Он оказался крутым профессионалом – выскакивая из зверинца, успел захлопнуть за собой ворота, каковые сейчас медведь и пытался вынести. Судя по грохоту, через минуту-другую ворота должны были рухнуть, потому что были деревянными и довольно легкими, без оковок.

В окрестностях понемногу разгоралась паника. Поблизости резко затрубил военный рожок, отовсюду слышался топот и громкие команды – как водится в таких случаях, полностью противоречившие ситуации, так как никто еще не понял, что стряслось.

Сварог с Марой честно пытались внести ясность, вопя на бегу:

– Звери вырвались! Зверинец разбегается!

Где-то в стороне улепетывали егеря, крича примерно то же самое. Чем только распространяли панику все дальше и шире. Правда, паника не была такой уж всеобщей – кучки ливрейных топтунов и гвардейцев сбегались к зверинцу, послышались выстрелы, но гораздо больше пока что было тех, кто сломя голову несся, сам не зная куда.

Сварог с Марой вбежали во двор, кинулись к желтому каменному сараю, где помещался автомобиль. Стерегли его, как рассказала Делия, довольно бдительно. Когда навстречу из двустворчатыхраспахнутых дверей кинулись пятеро синих мушкетеров с мечами наголо, Сварог просто не успел бы отвести им глаза – для этого нужно сосредоточиться. Он ушел в сторону, ткнул пробежавшего мимо по инерции гвардейца рукоятью топора в поддых. Роли были расписаны заранее, но он все же задержался, готовый прийти на помощь Маре, – она осталась одна против четырех.

Но тут он впервые увидел, на что способны эту жуткие детишки Гаудина.

И невольно залюбовался, глядя, что творит Мара. Это был страшный балет, неуловимый глазом танец из изящных, отточенных пируэтов, переворотов, уходов, уклонов и выпадов. Порой Мара пропадала из поля зрения, обнаруживаясь совсем в другом месте, и мечи гвардейцев раз за разом пронзали и рассекали пустоту, словно они, опасаясь задеть девчонку, валяли дурака. Зато ее удары были скупыми и меткими. Высший класс боя – ее меч ни разу не скрестился с клинками нападавших. Против нее осталось трое, потом двое, потом один, потом ни одного – и все произошло так быстро, что Сварог лишь теперь осознал, какая Багира досталась ему в спутницы, напарницы, любовницы…

Вбежал в сарай. Роскошный королевский автомобиль, вымытый и начищенный, сверкал в гордом одиночестве посреди огромного помещения.

Солнечные лучи, проникавшие сквозь высокие окна, играли на позолоте, серебре и самоцветах, на тонких, как яичная скорлупа, стеклах.

Сварог взобрался на место водителя. Мара уселась рядом. Делия не смогла внятно объяснить насчет ключа зажигания – где вы найдете принцессу, изучавшую бы конструкцию своего парадного экипажа? Это было самым уязвимым местом во всем плане, но Сварог рассуждал логически: ключ зажигания просто-напросто не нужен единственному в стране автомобилю, королевскому, избавленному, казалось бы, от угрозы угона, как не нужен он паровозу или океанскому лайнеру. А в крайнем случае можно оборвать провода и замкнуть напрямую…

Он оказался прав. Ничего похожего на скважину для ключа. Никаких циферблатов и лампочек. Две педали, почти горизонтальный руль в виде штурвала, пара рычагов да круглая красная рукоятка – наособицу от остальных. Сварог отвел ее вниз – и под ногами у него мощно заурчал мотор.

Дальше было совсем просто. Даже если бы его не наделили должным заклинанием, он и сам справился бы. Автомобиль медленно выкатился во двор.

Сварог объехал неподвижное тело, прибавил газу и помчался по широкой аллее. Глянул влево, в сторону зверинца. Там продолжалась заваруха – мелькнула меж сараев серая косматая туша, пальба гремела беспрестанно, надрывались горнисты и барабанщики, дико ржали лошади. Хамство, конечно, невероятное, вопреки всякому этикету и уголовным уложениям, – но все для пользы трона, если подумать…

На них показывали пальцами, застывали обалдело, но никто и не пытался заступить дорогу. Сварог их понимал. Примерно так они себя чувствовали бы, завидев королевский трон, совершенно самостоятельно несущийся по аллее.

Все равно, что угнать «шаттл» и рассекать на нем небо над Чикаго…

Дворцовые ворота были распахнуты, как всегда в эту пору, а стоявшие там кирасиры привычно обратились в статуи, не присматриваясь, кто сидит за рулем. Сварог вежливо раскланялся с ними, пролетая мимо. Мара хохотала и кричала, что она его любит беззаветно. На площади кто-то бухнулся на колени. Сварог свернул на широкую Адмиральскую и затормозил в условленном месте. Ждавшая его здесь пятерка, не тратя времени на бурные проявления радости, кинулась внутрь, а улица, остолбенев, наблюдала, как королевский автомобиль уносится прочь, оставляя длиннющий шлейф из криков, суеты, ржанья понесших лошадей, звона разбитого стекла и грохота перевернутых лотков. Сварог искренне надеялся, что этот день войдет в легенды и хроники, не говоря уж о полицейских протоколах.

Все было готово. Шедарису Сварог загодя придал облик короля Контора, смастерив самую богатую одежду, на какую был запрограммирован его компьютер. Остальные тоже были облачены роскошно. За время ожидания они, слава богу, внимания не привлекли – «королю» завязали лицо платком, словно у него болели зубы. В конце концов, им предстояло лицедействовать всего несколько минут. Погоня, не стоит обольщаться, помчится вслед довольно скоро, но переполох, несомненно, перекинется на соседние и близлежащие улицы, и, как это всегда бывает, десять надежных свидетелей укажут десять разных направлений… А многочисленные охотники за Делией и вовсе не успеют ничего сообразить.

Вот и граница блокированного района. Улица перегорожена рогатками, какие на войне применяют для защиты флангов от неприятельской кавалерии.

Стоят кучки черных кирасиров и жандармов Багряной Палаты в ало-золотом. В стороне, на тротуаре – громоздкий ворот с прикрепленным к нему канатом воздушного шара и пулемет на грубой железной треноге, нацеленный вдоль улицы. Сварог сбавил ход, медленно подвел машину к препятствию, привстал и рявкнул:

– Очистить дорогу! Король!

Шедарис приблизил лицо к стеклу и грозно нахмурился, а в другом окне показалась Делия.

Должно быть, так выглядел бы визит товарища Сталина в захолустный милицейский участок. Казалось, люди здесь ни при чем – рогатки словно вихрем вынесло на тротуары. Сварог торжественно проехал мимо и прибавил газу.

Мотор вдруг чихнул, и на миг Сварога обдала волна панического ужаса – если кончится бензин или сломается любая пустяковина, все пропало…

Нет, обошлось… Впереди показались две стройные башенки, ограждавшие вход на ипподром. Домов вокруг стало меньше, а садов все больше – это начались кварталы цеха садовников и огородников, в свое время поселившихся вокруг ипподрома из-за кладезей навоза, да так и оставшихся, когда ипподром понемногу пришел в запустение.

Сварог снял правую руку с руля и перекрестился. Мара передвинула поудобнее рукоять меча.

У высоченных стен ипподрома, напитавшихся вековой копотью, стояли военные палатки из синей парусины, до крайности напомнившей Сварогу джинсовку. На воткнутых в землю пиках развевались флажки с эмблемой Пятого драгунского полка – желтые с черным задорным петушком и цифрой "5".

Кое-где горели костры с кипевшими на них котелками, лениво бродили драгуны в расстегнутых камзолах, без шлемов и портупей, но караулы стояли плотным кольцом, а у самых ворот, кроме драгун, разместились еще снольдерские мушкетеры в синих камзолах с красными рукавами и красных штанах.

Сварог плавно остановил машину, спрыгнул и, не глядя особенно по сторонам, рявкнул:

– Караульного офицера!

Сбежались свободные от стражи драгуны, но близко, конечно, не подошли, толпились на почтительном отдалении, подталкивая друг друга локтями. Из машины вышел «король», орлиным взором озирая враз присмиревших зевак, следом появилась принцесса. Сварог одернул кафтан с лейтенантским шитьем и рявкнул еще громче:

– Караульный офицер – к его величеству!

Вперед протолкался бледный драгунский капитан, отдал честь, но по причине восторженного обалдения не смог рапортовать.

Чтобы помочь бедняге, Сварог гаркнул:

– Вызвать командира к его величеству!

Его величество тем временем направился прямо в ворота, сопровождаемый очаровательной дочерью и немногочисленными свитскими. Драгуны расступились, вытягиваясь в струнку. Снольдерцы чуть помедлили, тоже отступили, но во фрунт все же не встали, ненавязчиво дав тем самым понять, что у них есть собственная гордость и они, вообще-то, имеют честь служить под знаменами другого монарха. У Сварога руки чесались отобрать у одного из них начищенный пулемет, но это означало бы провалить все. Он догнал Шедариса и шепнул на ухо:

– Не перепутай самолет, королевская морда…

Король величественно кивнул, не поворачивая головы. Они вышли на огромные овальное поле, поросшее высокой травой, уже пожухшей по зимнему времени. Сварог увидел самолеты, стоявшие в две линии: деревянные лакированные бипланы, выкрашенные в ярко-красный цвет, с гербом Снольдера на хвостах. Маленькие одномоторные истребители и двухмоторные бомбардировщики раза в три побольше. Удивившись было – к чему им истребители, если самолеты есть только у них? – Сварог тут же вспомнил, что воздушные шары и планеры есть во всех почти странах, снольдерцы, должно быть, люди предусмотрительные…

Поодаль маячили снольдерские мушкетеры, но близко не подходили, не получив пока что четкого приказа. Однако все равно словно бы невзначай перехватили мушкеты и пулеметы так, чтобы держать незваных гостей под прицелом.

Их догнали драгунский полковник – уже в летах, низенький, усатый, с заметным брюшком, и другой полковник, снольдерский, молодой лощеный красавец. Сварог отстал от «венценосца» и свиты, задержал обоих офицеров, недвусмысленно раскинув руки:

– Господа…

– Что случилось? – выпучил глаза драгун. – Почему его величество без кортежа?

– Его величество пожелал вдруг осмотреть самолеты, – сказал Сварог нейтральным тоном опытного царедворца.

– Простите, лаур, но это так неожиданно… – пожал плечами молодой мушкетер.

Сварог посмотрел на них, кивнул с печальным видом, очень даже воровато оглянулся на удалявшегося «короля» и словно бы украдкой постучал себя по лбу средним пальцем, сделав соответствующую физиономию.

Драгун громко охнул. Мушкетер поднял брови.

– Как гром с ясного неба… – удрученно сказал Сварог. – Во дворце паника… Господа, умоляю вас не показывать вида…

Мушкетер неуверенно начал:

– Откровенно говоря, лейтенант, полученные мною приказы не предусматривают столь скоропалительного визита…

Сварог грустно вздохнул:

– Короли выше приказов, лаур. Особенно те, что неожиданно захворали.

Я уверен, лаур, вас высоко ценят при дворе вашего монарха, но короли не станут ссориться из-за одной отрубленной головы, тем более, учитывая обстоятельства… Прошу вас, оцените ситуацию должным образом… Его величество весьма плох…

Полковник смотрел вслед «королю». Ход его мыслей Сварог просчитывал прекрасно. Свой монарх был далеко, а неожиданно рехнувшийся Конгер, и прежде слывший лютым, здесь, в нескольких шагах. Безумные короли сносят головы не хуже нормальных, а жаловаться на тех и на других бесполезно, не говоря уж о том, что лишившийся головы бедолага жалобу принести не сможет по чисто техническим причинам…

И мушкетер, судя по его лицу, капитулировал.

– Уберите ваших людей подальше, – сказал Сварог. – Проведите, покажите, дайте объяснения, как ни в чем не бывало. Скоро прибудут лейб-медики, за ними послали…

Полковник взял свисток, висевший у пояса на позолоченной цепочке, продудел какой-то сигнал, пронзительной трелью разлетевшийся по всему ипподрому. Его солдаты, опустив оружие, потянулись к воротам.

– Пойдемте быстрее, – сказал ему Сварог, повернулся к драгуну. – А вы возвращайтесь к своим людям. Пока его величество не выйдет с ипподрома, никого не впускать. Нашлись заговорщики, они могут воспользоваться печальной неожиданностью. Лейб-медики прибудут в синей карете, всех остальных, невзирая на лица, встречать огнем. Надеюсь, ваши люди помогут?

– повернулся он к мушкетеру.

Тот кивнул:

– Заговорщики или кто бы там ни был – но на ипподром они не попадут.

Новых приказов отдавать нет нужды, достаточно уже имеющихся.

Драгун бежал к воротам. Полковник-мушкетер направился со Сварогом к самолетам. Все в порядке – любую погоню встретит пулеметный огонь.

Неудобно немножко, но что прикажете делать, если другого выхода нет? Все шло так хорошо, что Сварог про себя возблагодарил Господа.

Шедарис прекрасно все рассчитал – он стоял перед последним в ряду, самым дальним от ворот самолетом, бомбардировщиком, где их не могли увидеть оставшиеся у ворот. Правда, по самому верхнему ряду трибун прохаживались караульные, но они были слишком далеко для прицельного выстрела из любого оружия, да и все внимание их было обращено наружу.

Сварог не торопился праздновать победу. Здесь не может не оказаться людей из снольдерских тайных служб, приставленных блюсти секреты самолетов, самого на сегодняшний день передового оружия. Солдаты предпочитают не ломать голову над сложностями – а контрразведчик, наоборот, обязан видеть подвох буквально во всем. Вряд ли это сам полковник – но при нем, быть может, втайне от самого полковника, состоит какой-нибудь лейтенант, а то и сержант, а то и последний бензиночерпальщик, самолетный хвостокрут… Все остальные аэропланы могут броситься в погоню – дежурная смена летчиков где-то поблизости, не может ее не быть…

«Король» величественным жестом дал понять, что хочет подняться в самолет, и полковник приставил к двери позади крыла удобную деревянную лесенку с поручнями. Шедарис не по-королевски проворно взобрался по ней и исчез внутри – так уверенно, словно всю жизнь прослужил в авиации. Следом поднялась Делия. Но Сварогу полковник решительно заступил путь:

– Простите, лаур…

– О, разумеется, – кивнул Сварог, разглядывая металлические тросы и распорки, соединявшие крылья. Едва полковник скрылся в самолете, обернулся к Маре:

– Можешь его обидеть, но не до смерти…

Остальные завороженно таращились на огромные, изящно завершенные пропеллеры в рост человека. Мара взлетела по лесенке. Медленно досчитав до пяти, Сварог кинулся следом. За ним карабкались остальные.

Внутри все обстояло как нельзя более благолепно: полковник лежал лицом вниз и не шевелился, а Мара вязала его по рукам и ногам его же собственным парадным кушаком с золотыми кистями. Сварог пинком оттолкнул лесенку, захлопнул низкую дверцу, закрыл ее на засов и, пригибаясь, чтобы не задеть головой низкий потолок, укрепленный изнутри шпангоутами, направился в нос, в застекленную пилотскую кабину. По дороге он узрел справа и слева два бортовых пулемета. Вдоль фюзеляжа тянулись длинные ящики, заканчивающиеся изогнутыми трубами, уходившими в пол – должно быть, там и помещались бомбы.

Пилотская кабина из-за сплошного почти остекления походила на дачную веранду. Там стояло одно-единственное, прикрепленное к полу кресло, в которое Сварог немедленно и уселся. Возле двух курсовых пулеметов сидений не было – должно быть, из-за малой скорости и неуклюжести аппарат никогда не занимался пикирующими атаками.

Приборов, понятно, минимум – компас, запаянная сверху трубочка, полная золотистой жидкости, – явно указатель топлива – да указатель высоты со стрелкой и циферблатом, рассчитанным на лигу (выше, как Сварог помнил, аппаратам тяжелее воздуха подниматься запрещалось). Два рычага газа, рычаг руля поворота, две внушительные педали управления элеронами, две красные рукоятки с треугольными ручками – бомбосбрасыватели. А справа торчит из пола высокий бронзовый стержень, явно пустотелый, на нем металлическая полусфера срезом вверх, а на срезе – затейливая скважина. Для ключа зажигания. Хорошо, что с ними Паколет, иначе ничего не вышло бы… но подчинится ли ему это устройство?

Сварог подвигал педалями и рычагом, оценивая натяжение тросов, сопротивление элеронов и киля. То, что он мгновенно осваивался с любым земным механизмом, еще не означало, что он сможет управлять самолетом, словно заправский ас…

Оглянулся – Странная Компания, за исключением Мары, взирала на него восхищенно и уважительно. Мара взирала на него нетерпеливо.

– Неужели полетим? – охнул Паколет.

– Поползем, – хмыкнул Сварог. Встал, подошел к гнутой стеклянной стене, оглядел поле, соседний самолет, прикидывая, где у него бензобак.

Повернулся к Маре. – Сними любой пулемет с турели. Шег, доставай арбалет.

Вам обоим предстоит цирковой номер…

Он кратко объяснил им суть, задумчиво взглянул на бесчувственного полковника. Если дома и не смахнут блестящему гвардейцу голову, карьера бесповоротно загублена. Следует причинить как можно меньше вреда тем, кто ни в чем не виноват…

– Готово, – сказала Мара. – Этого выкидываем?

– Оставляем, – сказал Сварог. – Ну, по местам. Последний парад наступает. Приказ один – держитесь за что попало, вон ручки повсюду понатыканы, наверняка для того и приспособлены.

У ворот раздались выстрелы – должно быть, явилась погоня, и ее увлеченно расстреливали.

– Давай, – сказал Сварог Паколету, садясь за рычаги.

Паколет с вдохновенным видом возложил ладони на скважину. И тут же звонко застреляли моторы, Сварог понемногу прибавлял газу, проверяя их на разных оборотах, колыхнулись винты, превращаясь в туманные круги. Моторы следовало прогреть хоть немного, а это означало – ждать… Темные фигурки забегали по гребню, замахали руками. Сварогу не хватило терпения. Самолет дрогнул, развернулся вправо. Трава полегла под тугой воздушной волной, Сварог сбросил обороты, остановил машину.

Слева застрочил пулемет – Мара, высунув ствол в распахнутую дверцу, расстреливала шеренгу истребителей, Сварог видел, как из пробитых баков брызнули прозрачно-золотистые струйки бензина, как, оставляя за собой черную полоску дыма, пролетела в ту сторону зажигательная стрела. И вспыхнуло яркое пламя. Он вновь подумал: «Ну, если это не переполох…» И самолет покатился по полю, набирая скорость. Сварог понимал, что уничтожить все истребители не удастся, но стараться следовало на совесть, напакостить, сколько возможно. Слева брызнул бензин из железных бочек, сложенных штабелем. Оглянувшись и убедившись, что Мара уже захлопнула дверцу и никто не выпадет, Сварог решительно прибавил газу, нажал на педали, ощутив себя на миг невесомым – и от радости, и оттого, что бомбардировщик наконец оторвался от земли…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО БЕГСТВА

Глава 1 ПАРЕНЕК ОТ СОХИ

Люди, бежавшие к ним от ворот, вдруг стали крохотными, с жуткой быстротой проваливаясь вниз вместе с землей и травой. Кажется, они стреляли на бегу, ну да, их окутал пороховой дым… Мелькнули и исчезли башенки, увенчанные жестяными конями в облупившейся позолоте, сады слились в пухлую зелено-желтую массу, улицы стали узкими, дома крохотными, все казалось с высоты чистеньким и аккуратным, как будто там и в самом деле не было ни грязи, ни беспорядка…

За спиной слышались оханье и визг – Сварог мог и ошибиться, но особенно звонко визжала в восторженном ужасе некая принцесса. Сделав широкий разворот, он вновь пролетел над ипподромом, дернул красную рукоятку, потом вторую. Оглянулся – но различил лишь верхушки разрывов, бурых фонтанов вздыбленной земли и не смог определить, насколько удачно сбросил бомбы. Глянул на компас, поднял машину выше и вошел в разворот.

Равена медленно уплывала назад, а с нею – все связанные с этим прекрасным городом печали и тревоги, освобождая тем самым место для новых, что не замедлят явиться, да и наверняка нагрянули уже… Отбросил совершенно неуместное сейчас желание высмотреть сверху особняк Маргилены, вывел газ на максимум.

Иллюзий он не питал и не полагал себя лучшим бомбометателем континента. Вскоре же все уцелевшие самолеты взовьются в воздух. Даже если и нет соответствующего приказа. Чести снольдерской армии нанесена оглушительная оплеуха из разряда тех, что смываются только кровью – угнан самолет, да вдобавок злодейски похищен командир полка…

Хорошо, что за гулом моторов невозможен вдумчивый разговор, да его команда и не рискнет отвлекать его разговорами в такой момент. Но кто-то из них наверняка уже сейчас понял, в каком направлении движется самолет – по курсу, строго перпендикулярному тракту, ведущему к харланской границы.

Вопросы непременно прозвучат – но позже. А сейчас, слава богу, не нужно объяснять им, что все его прежние планы исхода из Равены были рассчитаны на спокойный потаенный уход – а не на эффектный, привлекший внимание всей столицы лихой прорыв. Даже если везение будет невероятным и до харланской границы самолет долетит беспрепятственно, там все будет готово к встрече, и бомбардировщик нос к носу столкнется с парочкой свежих эскадрилий.

Камень по прозвищу таш ничем не уступит рации. На месте снольдерцев Сварог, наплевав бы на все договоры, преследовал бы беглый аэроплан над харланской территорией. Значит, они именно так и поступят. Харлан отпадает. Тянуть нужно в противоположную сторону – к границам Вольных Майоров. К отрогам Каталаунского Хребта. Тогда противник будет один – ронерские пограничные войска. Зато места там малонаселенные, диковатые, почти сплошь горы да леса… А если возникнет крайняя необходимость… Не хотелось и думать о том, что он понимал под «крайней необходимостью», – но, в конце концов, однажды он уже вернулся оттуда, и, что характерно, живым. Да еще щенка вынес…

Уходили минуты, сливаясь в квадрансы. Бомбардировщик летел над желтыми сжатыми полями, буро-зелеными равнинами, лесами, трактами и городками. Порой Сварог оглядывался, но погони не усматривал. Странная Компания уже привыкла немного к экзотическому для них (и для Сварога, впрочем, тоже) средству передвижения. Мара исчезла в хвосте, у третьего пулемета, стрелявшего назад и вверх, а капрал Шедарис с бравым видом обходил бортовые огневые точки, проверяя, удобно ли будет стрелять из столь непривычной позиции. Полковник давно пришел в себя, перестал уже биться и дергаться, но таращился исключительно свирепо. Сварог мельком посочувствовал ему – и резко обернулся.

В монотонно-ровное гудение моторов вдруг вплелись пулеметные очереди, короткие, явно пристрелочные, раздалось несколько длинных, за спиной, и в кабину потянуло тухлой гарью дымного пороха.

Леверлин показал Сварогу три пальца. Сварог глянул туда. Черная полоса густого дыма дугой выгибалась к земле, и на конце ее алел истребитель. Работа Мары. Два других, смущенные столь профессиональной встречей, торопливо разомкнули строй, уходя в стороны, но вовсе не отказавшись от погони…

Справа показались еще два. Истребители обладали явным преимуществом в скорости, да и в маневренности понятно, но ни один из четырех пока что не стрелял. Сварог спохватился, что не знает, сколько на каждом пулеметов, – но это опять-таки из разряда несущественных подробностей…

Леверлин с Шедарисом палили из бортовых пулеметов – в белый свет, как в копеечку. Сварог им не препятствовал – пусть считают себя при деле, чем меньше праздности в такой ситуации, тем лучше… Пулемет Мары изредка огрызался короткими очередями, но вся эта пальба, и умелая, и дилетантская, пропадала втуне – истребители держались на безопасном расстоянии. Какой у них запас хода? Радиус действия? Приказ? Они обязательно предпримут что-то, когда поймут, что вскоре придется поворачивать восвояси… или будут преследовать, пока не выжгут горючее, оставив каплю для посадки? Как-никак, в отличие от Сварога, они летят над официально дружественной территорией…

Оставалось одно – лететь в избранном направлении, каждый миг ожидая атаки. Мелькнула было идея уходить на бреющем, но Сварог тут же отбросил ее, как волюнтаристскую – разрыв в скорости не так уж и велик, они его не потеряют, а вот расстреливать его сверху им будет даже удобнее…

Как всегда, подлости начались в самый неожиданный момент. Истребители вдруг рванулись к нему со всех сторон, со всем проворством и виражами, какие только позволяла конструкция. Сдвоенные желтые вспышки очередей тускло замерцали над тупорылыми капотами, пороховой дым тут же сносило ветром назад, так что они могли лупить длинными. Сварог всем телом ощущал, как содрогается тяжелая машина под ударами пуль, стекло справа – беззвучно за гулом моторов – разлетелось, осколки брызнули по кабине, все кинулись на пол, кроме Леверлина с Шедарисом, на валившихся всем телом на приклады пулеметов…

Сварог бросил самолет вниз. Маневр был далек от изящества и грациозности, остро ощущалось, как огромен и неуклюж этот патриарх авиации, способный лишь на самые примитивные пируэты. Но и лететь, как по ниточке, было нестерпимо, да и опасно. Еще один преследователь угодил под пулемет Мары – новый чадный шлейф потянулся к земле. Три оставшихся висели на хвосте. По кабине они больше не били, но фюзеляж содрогался от частых попаданий. Сварог не понял сначала, куда они так старательно метят, а потом догадался – когда самолет стал вдруг хуже слушаться рулей, а столбик бензина в стеклянной трубочке с ужасающей быстротой пополз вниз, вниз, вниз…

Они пробили бензобак. И задели тросы управления. Будет ли пожар? Судя по двум вспыхнувшим истребителям, будет вскоре.

Сварог решительно повел самолет к земле, гася скорость. Истребители сгоряча проскочили вперед, возвращались по широкой дуге. Сбивая их с толку, Сварог резко отвернул с потерей высоты. Уровень бензина падал, падал, падал. В пробоинах туго посвистывал ветер, земля летела навстречу, то и дело вздыбливаясь, кренясь – это самолет кренился вправо-влево, летели навстречу кроны деревьев, лес казался бесконечным, и уже крепко припахивало гарью. Сварог увидел испуганное лицо Делии, Паколета, обеими руками пытавшегося вцепиться в гладкий дощатый пол и обжигавшего пальцы о россыпи катавшихся по кабине горячих гильз. Краем глаза заметил алое пятно – промелькнувший наискосок истребитель.

И сосредоточился на одной цели – посадить машину. Глаза ломило от напряжения, он немигающим взглядом уставился вниз. И решительно сбросил газ, усмотрев обширную прогалину посреди темно-зеленых сосен, повел самолет туда.

Винты из туманных дисков вновь стали лопастями, беспомощно дергавшимися в тщетных попытках совершить хотя бы один полный оборот, уцепиться за воздух. Рассекаемый ими воздух упруго гудел, Сварог отжал рычаги так резко, что в обычных условиях самолет камнем рухнул бы на верхушки сосен, но на борту был лар, и бомбардировщик шел вниз по отлогой кривой, и пулеметов больше не слышно, ни своих, ни чужих…

Вот теперь разрыв в скорости стал разительным. Истребители исчезли – заложили чересчур размашистый вираж и проскочили мимо. Правый мотор уже дымил вовсю. Толчок последовал такой, что Сварог едва не вылетел из кресла, – колеса коснулись земли. Лар обязан уцелеть при падении, но нигде не заповедано, что он обязан уцелеть с максимальным комфортом для своей драгоценной персоны… Сварога трясло и подбрасывало, но он, по крайней мере, сидел и мог цепляться за рычаги, вот другим пришлось худо, их перекатывало по полу…

Самолет остановился. Сварог вскочил:

– Уходим, быстро! Мара, пулемет!

Пахло бензином, гарью, пороховым дымом. Правое крыло уже полыхало вовсю, и от него занимался фюзеляж. Сварог выхватил кинжал, разрезал кушак на ногах полковника, поднял его за шиворот, толкнул к двери. Показал на него пальцем Леверлину, чтобы присматривал.

Шедарис пытался извлечь из гнезда второй пулемет, но у него никак не получалось. Сварог подхватил свой топор, подтолкнул капрала к выходу, вышвырнув пинком мешок с боевыми пожитками Вольного Топора. Стоял у двери и смотрел, как они один за другим спрыгивают на землю и бегут что есть мочи. Выпустил Мару с пулеметом на плече, спрыгнул последним сам, пошатываясь после всей этой воздушной акробатики. Глянул вверх.

Над лесом показался истребитель – алая изящная игрушка, удивительно медленно, на взгляд привыкшего к другим скоростям Сварога, плывший над клочковатыми верхушками сосен.

– К лесу! – заорал Сварог.

Отобрал у Мары пулемет, задрал к небу тупорылое дуло и давил на спуск, пока не окутался клубами дыма. Очередь получилась неприцельной, но должный эффект возымела: истребитель шарахнулся вправо и ушел за лес, как раз в тот момент, когда у Сварога кончились патроны.

Он с облегчением отшвырнул эту бандуру, вдвое длиннее и тяжелее обычных пехотных, от которой больше не предвиделось никакой пользы. Не спеша направился к лесу, где пряталась под деревьями его команда. Все бдительно косились на полковника, даже со связанными руками сохранявшего гордый и непреклонный вид.

– Ну, что вы скажете о моем искусстве водить самолет? – спросил Сварог не без капли тщеславия. – Даже колеса не подломил, садясь…

Слышно было, как где-то в отдалении кружат истребители.

Бомбардировщик вовсю пылал, охваченный огнем от стеклянной кабины до кончика хвоста.

– Ты был великолепен, – сказала Мара голосом восторженной школьницы, серьезным до полной иронии.

– Вы тоже, – великодушно признал Сварог. – Ни одного обморока, и раненых не видно. Орлы вы у меня, орлицы и орлята…

На поляне идиллически догорал бомбардировщик. Громыхнули взорвавшиеся наконец бензобаки. Пленный полковник стал громко требовать, чтобы ему развязали руки и дали меч – если, конечно, среди пленивших его (следовала гирлянда сочных эпитетов) и в самом деле есть дворяне, с которыми благородному графу не зазорно скрестить клинок.

Сварог хмуро сказал Шедарису:

– Дай его сиятельству по шее. Но тактично, со всем уважением.

Шедарис тактично размахнулся раскрытой ладонью, но Леверлин перехватил его локоть:

– Командир, это все-таки пленный и дворянин!

– Тогда отставить, – кивнул Сварог капралу.

Шедарис угрюмо проворчал что-то насчет того, что он и графьев вешал на воротах и не обязательно за шею, но кулак убрал. Тем временем Сварог критически оценивал ситуацию: свободы у них было столько, что даже чересчур, а вот из средств передвижения оказались только собственные ноги.

Была у них и карта, довольно подробная, – вот только они не представляли, где именно ухитрились приземлиться. Следовало продвигаться к ближайшим населенным пунктам, где найдутся продажные лошади, – а также полиция, солдаты и прочие прелести цивилизации. Таши работают мгновенно, а погода прекрасная, и вдобавок к переговорным камням уже, несомненно, дрыгают суставчатыми лапами все телеграфные башни – и сообщение опередит даже всадника, не говоря уж о пеших…

И все же это лучше, чем уныло сидеть в городе. Гонишься ты за кем-то или сам бежишь от погони – жизнь в обоих случаях обретает смысл и ясность…

– Кто-нибудь представляет, где мы находимся? – спросил Сварог.

Все молчали.

– Похоже, Горталан, – сказал наконец Леверлин. – Горталанская провинция. По-моему, я сверху видел Горт, очень уж характерная архитектура губернаторского дворца, ни с чем не спутаешь. Но, миновав Горт, мы еще долго летели…

– Восходные области Горталана, – кивнула и Делия. – Или уже начались закатные области Селона.

Сварог развернул карту. Чтобы не тратить зря времени, ища глазами незнакомые названия, попросил:

– Ткните кто-нибудь пальцем в Горт.

Леверлин ткнул пальцем. Сварог удовлетворенно хмыкнул. Места довольно обитаемые, хватает населенных пунктов, отмеченных как города. А истребителей уже не слышно, подались восвояси на последних каплях…

– Ну, так, – сказал он. – Прикинем начерно. Если подумать, мы все в одинаковом положении – и дичь, и погоня. Гнались за нами чужеземные летчики, которые вряд ли знают эти места. Они в азарте вниз не смотрели, им самим предстоит определяться на местности… И объясняться с властями там, где сядут. А в столице какое-то время будут прикидывать, как лучше организовать облаву местными силами и какую легенду местным властям подбросить… Словом, я уверен, что несколько часов у нас есть. А может, и больше. У беглецов сто дорог, а у погони одна. Тут им не Равена…

Учитывая, что мы можем и…

Он осекся, покосившись на пленного: тот кипел от злости, но уши навострил. Следовало сначала разобраться с этим балластом – убивать его было бы подло, но и таскать с собой глупо.

Сварог повернулся к нему:

– Как думаете, если попадете к своим, вам сразу отрубят голову или сначала устроят допрос с пристрастием на предмет возможного соучастия?

Обстоятельства против вас…

Судя по взгляду полковника, тот не ждал от родной юстиции ни беспристрастности, ни гуманизма.

– В любом случае карьера ваша напрочь погибла, – сказал Сварог. – Мне очень жаль, что так получилось, но у нас не было выбора… Будете сдаваться погоне или предпочтете новые бумаги – дворянские, заметьте, – новую одежду и возможность начать жизнь сначала? Вы старший сын или ронин?

– Ронин, – глядя в землю, сказал полковник. Выждал положенное время, чтобы сохранить лицо и гонор, потом процедил с таким видом, словно оказывал величайшее одолжение:

– Давайте бумаги. Ясно уже, что вы не обычный шпион, тут пахнет чем-то посложнее. Но я все равно вас когда-нибудь найду, и тогда мы поговорим как надлежит…

– Поговорим, – сказал Сварог легкомысленно. – А сейчас будет вас дворянская грамота, уедете куда-нибудь на Острова, если голова у вас на месте, сделаете карьеру… До сих пор, признайтесь, карьеру делали благодаря древности рода, а? Что?!

Резко обернулся. Прямо на него двигалась Делия, странно задрав голову, шагая походкой механической куклы.

– Что?! – встревожился Сварог.

Она явственно закатывала глаза, побледнела, но все же нашла силы произнести с неподражаемым аристократизмом:

– Простите, граф, после всех этих воздушных кувырканий неудержимо тянет блевать…

После чего шумно вломилась в кусты, скрывшись из глаз, и, судя по звукам, деликатно приглушенным, впрочем, обрела покой и нервную разрядку.

Успокоившись, Сварог спросил:

– Еще кто-нибудь хочет? Валяйте, пока есть время…

Паколет, словно только и ждал разрешения, кинулся за ближайшее дерево. Остальные держались. Тетка Чари даже гордо подбоченилась, что воздушные кувыркания – мелочь в сравнении со штормягами, пережитыми в качестве как жены боцмана, так и вдовы такового. Сварог показал Маре взглядом на полковника и сказал вслух:

– На полчасика.

Милая девочка понятливо кивнула, упруго шагнула впереди неуловимым взмахом руки отправила полковника в беспамятство.

– А теперь – рассыпаться, смотреть в оба за окрестностями и не мешать, – приказал Сварог. – Если кто-нибудь заберется на дерево, вообще прекрасно.

Он снял пояс, уселся поудобнее, прислонившись спиной к дереву, положил пальцы на пряжку-компьютер и мысленно вошел в его память, отрешившись от всего окружающего. Вокруг сразу стало холодно, даже снежинки запорхали, тут же тая. Невольно постукивая зубами от холода, Сварог работал, как машина.

Он изготовил на всю компанию дорожную дворянскую одежду с легким уклоном в милитаризм. Черные перья на шляпах, камзолы с широкими рукавами, которые легко закатать перед рубкой, сапоги армейского образца: скроены без различия на правый и левый, чтобы не терять ни секунды при побудке, а напяливать первый подвернувшийся на любую ногу. Сделал соответствующее количество кусков пергамента и пустил кататься по ним «волшебную палочку», имевшую вид пистолетного шомпола – на сей раз она штамповала паспорта отдаленного княжества Памрод, дворянские грамоты и отпускные свидетельства. При таком наборе подорожных благородных лаурам не требовалось. Внешне все выглядело совершенно благолепно: дворяне из небогатого Памрода, отслужив свое, в одном из ронерских полков (он выбрал для пущей надежности прочно застрявший на харланской границе Седьмой драгунский), возвращались домой. Полковника, правда, он сделал лоранским дворянином, согласно подорожной направлявшимся в Балонг, – а там пусть выкручивается сам, не дитя малое.

Замерз ужасно. Собрав своих орлов, роздал одежду и отправил в разные стороны переодеваться. Оставшись один, сначала попрыгал вдоволь, махая руками и ухая. Согревшись и бормоча: «У нас лакеев нет, знаете ли, принцессы и те сами переодеваются…» – сложил рядом с полковником новую одежду, меч, свернул бумаги трубочкой и сунул тому, все еще бесчувственному, за отворот кафтана. Не без сожаления положил рядом один из своих кошельков, какой полегче.

Старую одежду отнесли к обгоревшему остову бомбардировщика, все еще тлевшему и дымившему, кинули на угли. После чего, не дожидаясь команды, все сомкнулись в шеренгу, вопросительно глядя на Сварога, и он отметил, что его орлы-орлицы начинают проявлять известную сыгранность, превращаясь в настоящую воинскую команду. Он прошелся перед строем – не особенно увлекаясь, два шага влево, два шага вправо – и сказал:

– Прекрасное зрелище. Семь дворян – и ни одного коня. Ну, что нам врать по этому поводу, придумаем на ходу, а теперь – форсированным маршем движемся вперед. До ближайшего населенного пункта, где можно купить или украсть лошадей. Первое предпочтительнее, не стоит шуметь, да и опытных конокрадов среди нас не вижу… Марш!

И первым направился на полночный закат, держа курс на ладонь правее клонившегося к горизонту солнца. Вскоре Мара спросила, держась рядом и не обгоняя:

– А почему – туда?

– А потому что никакой разницы, – мудро сказал Сварог.

Возражений и дискуссий не последовало. Минут десять они шагали по лесу, становившемуся то гуще, то реже. Близости цивилизации пока что не замечалось, но отчаиваться не стоило.

Сварог поймал себя на мысли, что ожидает увидеть вскоре телеграфные провода, рельсы и асфальт, – и плюнул беззлобно, посмеявшись над собой.

Мара бесшумно догнала его, сказала тихо:

– Такое впечатление, что за нами следят…

– Ничего я что-то не чувствую, – сказал Сварог. – Может, полковник очухался и прет следом, кипя местью? Поглядывай назад.

Но тут же оказалось, что смотреть следует вперед – кусты впереди вдруг затрещали, колыхнулись, и из них вылез здоровенный детина с румяной физиономией сельского жителя. Видно было, что двигается он нарочито медленно, дабы сгоряча не влепили пулю. На плече он без усилий держал одной рукой пулемет – стволом назад, с примкнутым магазином.

Сварог аккуратно взял его на мушку. Остальные ощетинились во все стороны пистолетами и мечами. Но вокруг стояла тишина. Сварог мог бы поклясться, что верзила был один.

Незнакомец ухмылялся напряженно-примирительно. Сварог рассмотрел его повнимательнее. Совсем молодой, в темно-зеленом крестьянском платье с фригольдерской бляхой и кожаной каталане, украшенной зубами небольшого зверя, – какого именно, Сварог не брался с ходу определить. Из оружия, кроме пулемета, только скрамасакс на поясе (на ношение коего крестьянину требовалось особое разрешение). Откуда у крестьянина пулемет?

Молчание затягивалось, время не терпело, и Сварог спросил:

– Ну?

– Пулемет не купите? – осведомился детина. – Без подначки, всерьез.

– Проходи, – сказал Сварог. – Не подаем. И не покупаем ничего. Не сезон.

– Тогда по-другому, – сказал тот. – Может, вам нужен компаньон с пулеметом? Согласен и за харчи.

– Самим жрать нечего, – прищурилась Мара.

– Не с тобой разговаривают, сопля, – сказал верзила.

– Молчать, – сказал Сварог подавшейся вперед Маре. – А скажи, голубь, как это ты на нас набрел?

– Гулял по лесу и увидел, как вы тут развлекаетесь, – он показал пальцем в небо. – Шуму наделали на всю округу. Давно хотел посмотреть на эти штуки. А что, завлекательно… Только падать оттуда, должно быть, невесело…

– Деревни поблизости есть? Или города?

– Гутиорс, – верзила показал пальцем направление. – Минут сорок шагать, если быстро.

– Деревня?

– Город. Королевский. Дыра, конечно, в сотню домов, но что касается статуса – полноправный королевский город. Аж три кабака и бургомистр.

– А лошадей там достать можно?

– Смотря каких. И смотря сколько.

– Верховых. Хороших. На всю компанию. И желательно бы еще заводных.

– Вряд ли у них столько наберется на продажу. Разве что поискать по окрестным поместьям, тут многие конные заводы держат, и ярмарка была месяца полтора назад, а до новой еще месяц, так что имеет смысл…

– Понятно, – сказал Сварог. – Ну что ж, в указанном направлении – шагом марш. А ты, найденыш, шагай рядом и подробно рассказывай. Откуда пулемет, отчего ты завел столь барские привычки – гулять по лесу… И почему корона на бляхе у тебя отнюдь не ронерская. Постарайся произвести на меня хорошее впечатление, тебе же лучше…

Он взглянул на Мару, и та понятливо опустила веки, взяв нежданного спутника под чуткую ненавязчивую опеку. Сварог размашисто шагал, чуть петляя меж деревьев, слушая верзилу и частенько поглядывая на него – чтобы проверить искренность.

Верзила звался Бони Скатур Дерс (Сварог уже знал эту систему)^[2K30] и происходил из карликового королевства Арир, принадлежавшего к Вольным Манорам и славного лишь тремя достопримечательностями: королевской коллекцией штопоров для винных бутылок, единственным в Вольных Манорах фригольдерским селом Скатур и редким консерватизмом монархов в выборе имен – вот уже почти шестьсот лет на престоле восседали исключительно Арсары, вплоть до нынешнего Сорок Второго.

А дней десять назад Арсар Сорок Второй решил, что с его королевства довольно и двух достопримечательностей… Как и в большинстве Майоров, хорошей пахотной земли там было мало, а со Скатура, обладавшего многими старинными привилегиями, никак нельзя было драть три шкуры. Но хотелось ужасно. Очень уж богатые были угодья. Маленькие тираны, как известно, в сто раз хуже больших – в крохотном королевстве не в пример труднее уберечься от алчного взора монарха…

И была задумана ловушка, в которую Скатур не замедлил угодить, прямо-таки влетел на полном ходу. В один далеко не прекрасный день туда нагрянул один из королевских камергеров. Для начала он отказался соблюсти ритуал вежливости и уважения к статусу фригольдеров, затем, объявив, что желает осчастливить Скатур своим пребыванием, выступил с кучей оскорбительных и совершенно неприемлемых для фригольдеров требований вроде девок на ночь для себя и своих сержантов и мытья ног в доме старосты.

Камергеру вежливо напомнили о статусе села. Камергер совсем невежливо оскорбил статус. Возникла перепалка, в ходе которой старосту съездили плетью по голове. Фригольдеры сгоряча ударили в набат, благо у Скатура имелось и право на колокол. Королевские сержанты из эскорта камергера начали палить во все стороны – как теперь понятно, не сгоряча, а во исполнение строгого приказа, – убив и ранив несколько человек. Двоим из сержантов удалось ускакать, а остальным выдали сполна. Самого господина камергера, надежно привязав, стали опускать в колодец вместо ведра, чтобы поостыл малость. То ли купавшие чересчур увлеклись, то ли сердце у старика не выдержало – после очередного подъема обнаружилось, что сановник не подает признаков жизни. Его добросовестно попытались откачать, но камергер оживать отказался. После чего его бесславно кинули под забор и, немного опамятовавшись, пришли к выводу, чтосамое время запирать ворота и садиться в осаду. Во взаимоотношениях королей и фригольдеров такое случалось далеко не впервые, процедура была отработана. Происшедшее сулило долгие неудобства, но было злом привычным, как град или бешеные волки в окрестных лесах. Согласно освященному столетиями опыту, все должно было кончиться парой недель осады, кое-какой кровью, неизбежным выкупом и очередным подтверждением вольностей. В конце концов, камергер нарывался сам.

Но не прошло и получаса, как стало ясно, что игра идет по непредвиденному раскладу – ворота уже горели, полыхали первые дома, а в село ворвались дворянская дружина, панцирная королевская пехота и самый страшный враг, все уничтожавший на пути, – ополчение из крепостных крестьян. Сроду не слышавшие о классовой солидарности, они люто ненавидели фригольдеров, поскольку те были как бы свободными, а они сами – насквозь подневольными…

Скатурцы дрались хорошо, быстро сообразив, что драка пошла на уничтожение, но они оказались застигнутыми врасплох и совершенно не готовыми к бойне. А противник планомерно выжигал все перед собой, уничтожая все живое… Угодья и скот виделись не в пример лучшей добычей, нежели отнюдь не бедные крестьянские дома…

Верзила Бони был гуртовщиком, повидал свет, гоняя скот на продажу и в Ронеро, и в Снольдер, и в Харлан, возил оттуда потребные товары, видел море, бывал на иллюзорских пастбищах, единожды проезжал даже через Ямурлак, а однажды чуть не улетел с купцами на Сильвану. Тяги к плугу он не испытывал ровным счетом никакой, наоборот, предпочитал бродячую жизнь в седле и шумную жизнь в сопредельных великих державах, проявляя живой интерес к достижениям технического прогресса (хотя о существовании таких терминов, понятно, и не подозревал). Когда старейшины решили тайком, на всякий случай приобрести пулемет, именно Бони выполнил эту деликатную миссию и обучился стрельбе. Это искусство он и продемонстрировал, насколько мог, на улицах горящего Скатура. У него еще оставалось полтора магазина, когда стало ясно, что все кончено. Никого не осталось в живых, кроме горстки успевших прорваться в лес (в одном месте подступавший вплотную к окружавшей село стене). Расстреляв еще полмагазина, Бони пробился сквозь оцепление, поймал коня и помчался в полную неизвестность.

У Волчьих Голов^[2K31] он остаться не захотел, перешел ронерскую границу, лишившись по дороге коня, и положение у него стало – хуже не придумаешь. Во-первых, бумаг с собой не было ровным счетом никаких, а те, кто мог бы под присягой засвидетельствовать его личность, обитали слишком далеко отсюда, и добраться до них было трудновато. Горстку беглецов из Скатура Арсар Сорок Второй вполне мог объявить даже и не скатурцами вовсе, каковые поголовно полегли в результате развязанного ими самими мятежа, а королевскими крепостными или беглыми каторжниками. Кто взял бы на себя труд проверять, как там обстояло на самом деле? До имперского наместника тоже нужно сначала добраться…

Во-вторых, беспаспортный, безденежный, бесправный бродяга, незаконно перешедший границу чужой страны, заведомо обречен на неисчислимые неприятности, но если у него при себе имеется пулемет, положение становится и вовсе погибельным. Безопаснее, пожалуй, носить с собой алмаз величиной с кулак. Любой встречный, располагавший влиянием или попросту преданной охраной, моментально попытался бы завладеть сталь ценной в хозяйстве вещью, как пулемет, приняв самые крайние и незамысловатые меры к тому, чтобы нынешний владелец сокровища замолк навсегда… И потому Бони решил прибираться в Пограничье – там хватает опасностей, но и законов не особенно-то много, что позволяет отвечать ударом на удар, не опасаясь полиции и судейских крючков. Оказавшись невольным свидетелем лихого приземления самолета, беглец рассудил с крестьянской сметкой – кем бы ни была эта странная компания, она наверняка сама находится в положении дичи и потому не горит желанием строить козни против беззащитного путника, который может оказаться и полезным…

Парень не врал, Сварог мог утверждать это со всей уверенностью. Разве что умалчивал об иных деталях, но это-то вполне простительно в его положении. Вреда от него в ближайшее время не предвидится, а пользу и в самом деле принести может – парень неглупый, видавший виды, точно так же оказался вне закона, да и пулемет, пусть с единственным магазином, им не помешает…

– Ну, а почему именно в Пограничье? – спросил Сварог. – Можно было наняться и к ганзейцам…

– В Пограничье еще остались вольные эрлы. Они же ярлы – кому как больше нравится. А мне позарез нужно дворянство. Отслужил бы, как мог, со всем прилежанием. Хватило времени кое о чем подумать, пока метался по лесам. Будь я дворянином, на законном основании устроил бы Сорок Второму роскошный ваганум, так что никакого Сорок Третьего не было бы и в помине.

– Так на это нужны деньги, – сказал Сварог. – И немалые. Арир – это… гм, это не Готар какой-нибудь…

Бони покосился на него:

– Да знаю я парочку «придорожных банков»…

– Это еще что?

Шагавший слева от Сварога Шедарис пояснил:

– У гуртовщиков с купцами концы отмахивать приходится длинные, и не всегда по цивилизованным местностям. Вот они и прячут денежки в подходящих местах неподалеку от дороги. Придорожный банк, она же «пыльная казна».

– Точно, – сказал Бони, и его простецкое лицо на миг стало хищным. – Все равно теперь денежки эти бесхозные. Чтобы нанять хороший отряд, может, и не хватит, да я бы из шкуры вывернулся, чтоб подработать…

– Если бы раньше не прикончили, – хмуро сказал Шедарис. – Или возьмет ярл у тебя пулемет, а вместо дворянства отблагодарит кордом^[2K32] в спину…

– Риск, конечно, есть, – согласился Бони. – А что делать? Я ему, суке, за Скатур… Ладно. Теперь вроде бы ваша очередь? Вы-то кто?

– Странная Компания, – хмыкнула Мара.

– Это я и сам вижу. А поточнее можно?

Сварог промолчал, кивнув Маре. Она наставительно сказала:

– А поточнее, прелестное дите природы, – прикончить нас стремятся чуть ли не все вокруг, а вот друзей что-то не наблюдается…

От любопытства Бони даже не обиделся за «дите»:

– Не тяни кота за хвост, лауретта, душевно тебя прошу. А то нечестно получается – я-то вам все выложил…

– Ты читать умеешь?

– По-печатному. И от руки, если не коряво. Я человек бывалый, писать бы еще обучиться…

– А сказки и пророчества читал?

– Больше слушал, – признался Бони. – У нас в Скатуре старики мастера… – он помрачнел. – Были…

– Про Серого Рыцаря слышал?

– Доводилось. Это который должен извести Буркалы Сатаны? Занятьице не для трусов…

– Так вот, – скучным голосом сказала Мара. – Это – Серый Рыцарь. Это – его верные сподвижники. И все они держат путь в три королевства. И либо ты присоединяешься к этому увлекательному предприятию, либо скромно делаешь в штанишки и пускаешься восвояси, потому что забот и без тебя хватает…

– Шутишь?

– Только у меня и хлопот – с тобой шутить. Всю жизнь мечтала, повизгивая от нетерпения…

– Да не шутит она, не шутит, – мрачно подтвердил Шедарис. – Вот тебе и Серый Рыцарь, и прочие семью семь удовольствий… Может, и в самом деле проще тебе будет податься восвояси?

Бони смерил его гордым взглядом:

– Что? Я, значит, трус, а ты, выходит, рыцарь Шугута с семью мечами?

^[2K33] Топорик, а ты про Вурдалачью Ночь не забыл?^[2K34] Шедарис, скрипнув зубами, схватился за меч.

– Отставить, – бросил Сварог. – Не до шуток.

Бони даже остановился от удивления:

– Нет, серьезно? Слушайте, тогда ведь и принцесса должна быть… – Он оторопело переводил взгляд с Мары на Делию, пытаясь угадать. – Ваше высочество… – взгляд его окончательно остановился на Делии.

– А может, это не она, а я – принцесса? – спросила Мара.

– У тебя, уж прости, вид не тот… – отмахнулся Бони. – Постойте, так ведь Серый Рыцарь – оттуда… – Он невольно глянул в небо. – И будущий король вроде Дорана, старики говорили, а они знают такое, что нигде не прочтешь, очень уж старая у нас деревня… – И он вдруг широко ухмыльнулся с бравым видом. – Похоже, подворачивается прекрасный случай насчет дворянства…

– Ты его заработай сначала, – криво усмехнулся Сварог.

– Наизнанку вывернусь, – истово сказал Бони. – Все. Гоните – не уйду.

Три королевства там или четыре… Весь ваш, до печенки. То-то вы к харланской границе, чтобы через Ямурлак и Пограничье…

Сварог помрачнел – верзила ухитрился затронуть больное место. Впрямую об этом еще не говорили, но подразумевалось, что у него есть точный план, как попасть в три королевства. А плана как раз не было, вернее, его приходилось срочно менять, потому что старый ничего случившегося не предусматривал…

Чтобы сменить тему, Сварог быстро сказал, положив пальцы на пряжку:

– Ладно. Насколько я понимаю, ты все осознал, все прикинул и понимаешь, на что идешь?

– Понимаю, – Бони расстегнул камзол и вытащил висевшую на шнурке бесформенную фигурку. – Могу поклясться Великой Матерью. В наших местах Великую Мать почитают, не псину какую-нибудь.

Сварог махнул рукой:

– Без церемоний. Верю. Но если что…

– То – еще как, – подхватила Мара.

– И моментально, – пообещал Шедарис, на лету ухвативший оскорбительный для него намек на Симаргла, но сдержавшийся.

– Хватит вам, – рявкнул Сварог. – Если еще хоть раз придется вас разнимать – обоих вышвырну без отпускного свидетельства! Усекли?

Определив на глазок рост Бони, он принялся на глазах у всех мастерить соответствующую одежду. Бони зачарованно уставился на него:

– Ну ничего себе… А лошадей, значит, вы этак не можете?

– Увы, – сказал Сварог с искренним сожалением. – Зато пароход твердо обещаю, как только доберемся до реки. – Он бросил Бони охапку одежды. – Но насчет лошадей самим придется озаботиться.

– Проезжал я в Харлан по этим местам. Окрестные дворяне приторговывают… Да, а погоня за вами есть? По земле, я имею в виду. Как это у вас обстоит в небе, я уже видел…

– Если погони нет, наверняка будет, – сказал Сварог. – Поэтому из Гутиорса нам следует убраться как можно скорее. До наступления ночи отыскать лошадиного барышника…

– Да знаю я тут одного, – сказал Бони. – У самого-то денег не было, вот я и нацеливался, когда стемнеет, разжиться коняшкой возле кабака. На мне и без того грехов достаточно, чего бояться… Одному-то это провернуть легко, а вот восьмерым потруднее. Придется честно покупать.

И полез в кусты переодеваться. Остальные обступили Сварога, глядя вопросительно.

– Он не врет, – сказал Сварог. – Возьмем. Правда, первое время придется присматривать…

– Присмотрим, – заверила Мара.

А тетка Чари мечтательно сказала:

– Поскорее бы добраться до Итела и сесть на пароход. На воде как-то спокойнее…

«И любой там, наверху, при некоторой сноровке сможет нас рано или поздно вычислить», – мысленно добавил Сварог. Мысленно же чертыхнулся, сказал:

– Предложите светлую идею. Как так вышло, что восемь благородных дворян и дворянок путешествуют пешком?

Странная Компания прилежно погрузилась в раздумье. Первой отозвалась Делия:

– Означенные дворяне ввязались в некое пари с другими дворянами, поставив на кон лошадей. И проиграли. Подробностей выдумывать не стоит – нет нужды растолковывать их каждому встречному-поперечному. Главное, никто не удивится. Все в духе Ронеро, встречались пари и диковиннее…

– Великолепно, – искренне сказал Сварог. – Кроме того, у нас в запасе есть прием, великолепно сработавший нынче же утром. Вы, принцесса, всегда можете изображать в этих местах себя самое. Вы на охоте, далеко забрались…

– К вашим услугам, – серьезно сказал Делия. – Если только нам не приготовят какого-нибудь пакостного сюрприза…

– Будьте уверены, – сказал Сварог. – У меня стойкое впечатление, что пакостных сюрпризов нам приготовят кучу. Но и мы, как показали последние события, способны на сюрпризы. Это немного утешает, вам не кажется?

Она слабо улыбнулась:

– Пожалуй…

Глава 2 ГОРОДОК И ЕГО ОБИТАТЕЛИ

Из кустов вылез Бони, завернул пулемет в свой старый камзол, и они двинулись вперед. Вскоре вышли на мощеный тракт – как раз неподалеку от каменного мерного столба, круглого, украшенного медным государственным гербом, позеленевшим от бремени лет. Далеко впереди виднелись крайние дома городка, и шагать, видя конкретную цель, стало веселее. Шедарис даже замурлыкал бодрую песенку:

Ехавший навстречу на одноколке крестьянин оглядел их с большим любопытством, но приставать с вопросами, понятно, не посмел. Примерно так же повел себя и габелар^[2K35], торчавший с пикой у входа в город, – но этого они зацепили сами, осведомившись о ближайшем постоялом дворе, достойном благородных особ. При этом Сварог громко проворчал, обращаясь к своим, но рассчитывая в первую очередь на скучавшего стража, враз навострившего уши:

– Все традиции мы соблюли, господа. Дали ему уехать со всеми выигранными лошадьми, но если он нам тут попадется, имеем все основания затеять поединок… Любезный, тут не проезжали два дворянина с восемью лошадями в поводу?

– Никак нет, ваша милость! – браво рявкнул тот.

– Ну, если приедут, вы нас найдите, в долгу не останемся, – благосклонно пообещал Сварог. – Я ему покажу, как коней выигрывать…

Пойдемте, господа.

Отыскав постоялый двор с лирическим названием «Свинья и сковородка», навестила нужные места, умылись, расположились в зале для благородных, блаженно вытянув ноги, а слуги уже проворно таскали на стол блюда, тарелки, кувшины и бутылки. Между делом Сварог успел преподнести хозяину историю с проигранными конями, принятую тем безоговорочно, но со специфическим выражением лица, гласившим, что слыхивал хозяин и не такое, и каждый сходит с ума по-своему, а благородные лауры – тем более, с присущей им фантазией. И пообещал послать мальчишку за лошадиным барышником.

Дела понемногу налаживались. Долгое время все старательно жевали, глотали и отхлебывали. Потом стали понемногу отваливаться от стола, только Бони неутомимо похрустывал косточками аппетитно зажаренных в сметане зайцев, урча, что следует отъесться за все прошлые скитания, и здешняя жратва, как ни крути, получше украденных гусей, зажаренных в лесу на костре и слопанных без крупинки соли.

Сварог лениво смотрел в окно. За окном была крохотная площадь, украшенная крохотной ратушей и тремя громадными свиньями, блаженно развалившимися как раз посередине. Он машинально извлек из воздуха сигарету, прикурил от указательного пальца, дернулся было, но вспомнил, что кругом свои, и глубоко затянулся. Бони уставился на него, перестав даже от изумления чавкать, потряс головой, вновь захрустел косточками и зачавкал – но уже гораздо более философски.

– Вино, признаться, не из лучших, – грустно сказал Леверлин. – С тоской вспоминаю погреба Коргала…

– Это где? – поинтересовалась Мара.

– На Сильване. Там мы с графом Гэйром одержали…

– Одну из самых блистательных своих побед, – проворчал Сварог. – Граф, вы были неподражаемы…

– Потом расскажете? – чуть ли не одновременно потребовали Мара с Делией.

Сварог чуть смутился, фыркнул, отвел глаза – передернулся от пронзительного свинячьего визга. Глянул в окно.

Свиньи уже улепетывали в разные стороны с удивительным для таких туш проворством, а виновник переполоха, конный габелар, уже слетел с седла, прогрохотал сапогами по невысокому каменному крыльцу и, растворив парадную дверь молодецким пинком, скрылся в ратуше. Конь, оставшись в одиночестве и непривязанным, постоял немного, подумал и лениво побрел прочь.

Сварог насторожился. Нравы в такой глуши, конечно же, насквозь патриархальные – но не настолько же, чтобы нижние чины королевской полиции пинками открывали двери в ратушу? Для такого поведения и такой спешки должны быть веские основания. А в совпадения он верил – но не до такой же степени…

Насторожились все. Те, кто сидел к окну спиной, равнялись на реакцию тех, кто сидел к окну лицом. Бони вскочил, шумно отпихнув задом кресло.

– Сидеть! – тихо распорядился Сварог. – Не дергаться и не суетиться.

Чтобы крупно обидеть здешнюю армию, нам достаточно будет пары минут.

Гарнизоны поблизости есть?

– Ближайший лигах в пятидесяти, – сказал Бони.

– Ну вот… Спокойно. Представим, что мы в театре и смотрим увлекательную пьесу.

– Вам, городским, хорошо говорить, – проворчал Бони, послушно усаживаясь. – А я, куда только ни заносило, в театре так и не сподобился побывать. Поэтому вы представляйте, будто вы в театре, а я представлю, будто угодил на состязание обжор…

И он уцапал с блюда последнего зайца.

Какое-то время не происходило ровным счетом ничего. Потом из ратуши вылетел габелар, ошалело оглянулся в поисках коня и, придерживая меч, побежал куда-то, совсем не в ту сторону, куда конь ушел. Вверху тягуче заскрипело. Сварог подошел к окну, распахнул высокую створку, выглянул.

Сине-черный флаг на вершине непропорционально высокого шпиля ратуши колыхнулся, дрогнул, точками пополз вниз, задерживаясь под скрип тросика по плохо смазанному блоку, рывками проваливаясь, пока не исчез из виду.

Тихо подошла Делия, остановилась рядом. Она была бледна.

– Это еще что такое? – растерянно спросил Сварог. – Для спуска флага должны быть веские основания, даже я знаю…

– Неужели отец… Если сейчас поднимут белое полотнище…

Сварог попытался с ходу прикинуть, что может означать внезапная смерть короля лично для них. Если она естественная – никому, возможно, не станет дела до беглецов. А если продолжаются непонятные игры…

Делия тихо охнула.

Вверх ползло алое полотнище. Флаг, несомненно, долго пролежал свернутым в забытье и запустении – явственно виднелись выцветшие места поперечных сгибов, полотнище выглядело каким-то скукоженным, и, если бы не легкий ветерок, придавший ему минимум достоинства, повисло бы нелепым кульком в попытках принять прежнюю, более привычную форму.

– А это еще что означает? – в полном недоумении вопросил Сварог.

– Шаррим, – тихо сказал Делия. – Я и не помню, чтобы…

– Последний раз это было двадцать семь лет назад, – сказал подошедший Леверлин, – когда король… гм, только становился королем. Нет, как же серьезно за нас взялись, уважать себя начинаешь…

– Да что это такое на наши головы, в конце концов? – нетерпеливо спросил Сварог, уже понимая по их лицам, что начались сюрпризы, и определенно пакостные.

– А это такая облава, – кривя губы, сказал Леверлин. – Чрезвычайное положение – то ли по этой провинции, то ли по всему королевству. Никто отныне не имеет права покидать городов и сел, где в данный момент находится. А те, кого застало в пути, – их по прибытии надлежит на всякий случай задерживать. Пока не выяснится точно, кого именно ищут. Словом, замереть всем, кроме беглеца. И погони, понятное дело. Вообще-то мы успели проскочить в город, но кто его знает… Последний раз шаррим объявляли…

– он покосился на Делию, вдруг опустившую глаза, – когда некий государственный муж хотел задержать беглецов…

– Я с этой пакостью сталкивался пять лет назад, когда служил в Харлане и Мораг ловила заговорщиков, – хмуро сообщил Шедарис. – Вот не думал, что ради меня…

– Значит, нам отсюда не выйти? – спросил Сварог. – Из города, я имею в виду?

– Только с боем, – пожал плечами Леверлин. – Теперь на всех дорогах появятся кордоны…

– Не обязательно, – возразил Шедарис. – Если это полное «замри», передвигаться будет только погоня…

– Не легче, – сказал Леверлин. – Мы все еще без коней. И покупать их теперь – привлечь внимание…

– Ну и что? – безмятежно спросила Мара. – Если ближайший гарнизон в полусотне лиг? Городишко этот наша компания при нужде положит к ногам за пять минут.

– Почему бы и нет? – оживился Леверлин. – Габеларов здесь человек десять, это даже не смешно. С нашим бравым командиром, его жутким топором, пулеметом и всеми нами, скромно скажу, не лишенными известной удали, одолеть такое воинство удастся вмиг. Пошарив по конюшням, найдем потребное число лошадок. Можно даже оставить расписку. А там видно будет.

– Мой любимый лозунг… – проворчал Сварог. – Ладно, подождем пока захватывать города. Диспозиция следующая: Леверлин направляется к выходу из города, тетка Чари – к другому, там они беспечно прогуливаются, высматривая, не покажется ли какая погоня. Шедарис с Паколетом, поодиночке, столь же беспечно мотаются по городу, высматривая конюшни, дислокацию габеларов и все прочее, представляющее интерес. Я иду на разведку в ратушу. Остальные сидят здесь. Бони, кончил бы ты жрать.

– Это я от волнения, – сказал Бони, торопливо откладывая толстенную донольскую колбасу.

– Если кто-то попытается вас здесь взять, не стесняйся, берись за пулемет. И если здесь начнется стрельба, все остальные бросают текущие дела и сбегаются сюда. Ну, расходимся.

Он выходил последним. Мара догнала его в дверях.

– Отставить, – тихо сказал Сварог. – Кошка, я верю, что ты и в одиночку можешь завоевать этот город, но такие подвиги пока что не нужны.

Береги Делию. Главное, береги Делию. И приглядывай на нашим новым другом.

Он захлопнул за собой тяжелую дверь. В общей зале маялся хозяин.

Завидев Сварога, охнул:

– Что же это творится, ваша милость?

– Да ерунда все, – отмахнулся Сварог и вышел.

Пересек площадь, огибая свиней, вошел в ратушу, наугад распахнул несколько дверей, натыкаясь то на писцов, с праздно-обалделым видом восседавших за столами, то на дорожную пошлину, по милому провинциальному обычаю взятую натурой и сваленную кучами – мешки и мешочки, бутыли с вином, локти материи, живой спутанный баран, печально взиравший на Сварога снизу вверх. Наконец в одной из комнат, богаче остальных обставленной, Сварог обнаружил унылого толстяка с медальоном бургомистра на шее, серебряной чернильницей на золотом поясе и золотыми перстнями на пальцах.

В перстнях поблескивали драгоценные камни – дворянин, из ронинов, вероятнее всего.

Сварог продвинул ногой кресло, сея, развалился и начал капризно-нагло:

– Это что же у вас такое творится, если барона, вдобавок вольного ярла, вдруг задерживают в этакой дыре и заявляют, что он, видите ли, эту дыру покидать не вправе? Со мной же отряд, и не такое видавший, я ж ваш городишко запалю с восьми концов и отвечать не буду, герцог заступится…

Я ж тебя заставлю собственную чернильницу выхлебать…

– Лаур, я вас прекрасно понимаю, – заторопился бургомистр, выставляя напоказ пухленькие пальцы. – Поверьте, уж я-то прекрасно понимаю все чувства дворянина…

Сварог притворялся, будто лишь теперь заметил дворянские перстни:

– Ох, простите, лаур, я уж было хотел обойтись с вами, как с быдлом… Но, право, неприятно чертовски. У меня любовница, само очарование, не виделись две недели, я истосковался, лечу на крыльях любви, и вдруг…

– Шаррим, – развел руками бургомистр. – Монаршья воля, барон.

– Да, конечно, – сказал Сварог угрюмо. – Но вы бы видели ее стан, ноги. Я схожу с ума – соперники, долгое отсутствие… Худшие подозрения в измученной душе, теперь еще и задержка… Ну что там стряслось?

– Сам теряюсь, – бургомистр аж трижды развел руками. – Как гром с ясного неба! Таш лежал у меня дома, я его с собой не таскаю – провинция, знаете ли, вызовы редки, а самому докладывать нечего. И вдруг он начинает пищать, домоправительницу перепугал до смерти, давненько не слышала этого писка, вызова, не сообразила поначалу. В передней был габелар, сунул его в карман, прискакал ко мне… Его превосходительство губернатор передал королевский приказ: немедленно объявить шаррим. Я, грешным делом, стал уже забывать, что это за шаррим такой, его превосходительство тоже, по-моему, не сразу вспомнил… И – никаких объяснений.

– Вы не расспрашивали?

– Его превосходительство? Ох, лаур, не с моего шестка… Впрочем, было заявлено: объяснения и более точные инструкции воспоследуют. Великие небеса, а у меня осталось шесть габеларов! Да их и была-то дюжина. Четверо уехали по деревням со сборщиком податей, двое с такого похмелья, что под угрозой смертной казни не встанут. Господа гвардейцы тоже, наверное, уже в лежку, на них рассчитывать нечего…

– Какие гвардейцы? – насторожился Сварог.

– Вчера утром приехали, да пока что и задержались. Малиновые драгуны.

Десять рядовых с кадет-лейтенантом, ремонтеры. Чепраки без королевской короны, значит, они вне строя – ибо ремонт лошадей в мирное время к понятию воинской командировки не относится, а считается поездкой по текущим делам полка, я сам немного служил, знаю… А когда господа малиновые драгуны вне строя, перепить их могут разве что синие мушкетеры.

Признаться, я опасаюсь за трактир, он у нас лучший из трех… В общем, у меня шесть разленившихся дуболомов. Что, если его превосходительство прикажет выставить заставы? И как мне с шестью людьми обеспечить задержание беглецов? Я представления не имею еще, что за беглецы, но ясно, что терять им нечего, и они мне такое устроят при попытке задержания…

Может, собрать городское ополчение? Конечно, смех один, два года не было ни смотров, ни учений…

– Если узнаете что-то новое, обращайтесь ко мне, – сказал Сварог. – Я обитаю вон там, напротив. И людей у меня… кое-какое количество. Видавших виды. Всегда готов услужить, как дворянин дворянину.

– Великие небеса, вы меня чрезвычайно обяжете!

– Пустяки, – великодушно сказал Сварог.

– Итак, я на вас полагаюсь, лаур?

– Разумеется, лаур!

Сварог раскланялся и удалился. По дороге из ратуши он думал: хорошо это или плохо, что покуда не сообщили повсюду их приметы? Пожалуй, плохо.

Это означает, что те, кто послал погоню, прекрасно знают: облик у беглецов может меняться и оказаться каким угодно. Конечно, же, успели допросить стражу на ипподроме…

– Командир!

Он поднял голову и узрел запыхавшегося, но жутко довольного Паколета.

– Командир, там…

– Тихо, – сказал Сварог. – Марш в трактир.

Подтолкнул верного прохвоста к двери и направился туда сам. Сзади позвали:

– Ваша милость!

Сварог неспешно обернулся. Бургомистр поспешал к нему, размахивая коротенькими ручками. По площади тащилась телега-двуколка, груженная осыпанными мучной пылью тугими мешками. Свиньи лениво возвращались к месту постоянной дислокации. Бургомистр ловко увернулся от телеги, столь же привычно пнул ближайшую свинью, подбежал к Сварогу, схватил за рукав и азартно зашептал:

– Ну вот, хоть что-то изволили прояснить его превосходительство… К нам скачут синие мушкетеры, королевский полк… Не весь полк, конечно, отряд, но командует им сама герцогиня Браг… Они еще далеко, правда, но скачут лихо, подмены по всему тракту…

– А кого ловят, так и не сказали? – спросил Сварог.

– Дали понять, что это известно герцогине, а нас пока что не касается…

«Арталетта-то здесь причем? – подумал Сварог. – Ничего не понимаю…»

Сделал бдительную физиономию и сказал таинственно:

– Лаур бургомистр, эти малиновые драгуны вам так-таки и не кажутся подозрительными?

Бургомистр опешил, потом испугался, потом увлекся этой мыслью:

– Думаете, лаур? – судя по тону, он был из тех градоначальников, кто всю жизнь мечтает поймать шпиона или «злодея короны». – Вообще-то что-то с ними не то – кадет-лейтенант на девок ничуть не реагирует, у одного рядового книга в кармане, у другого компас зачем-то… Во времена моей военной молодости гвардеец и книга были вещами несовместимыми… Великие небеса! У меня шесть пентюхов, а тех одиннадцать и оружием по уши увешаны…

– Придется вас выручить, – сказал Сварог. – Проверим, чем эти так называемые драгуны дышат. Ребята у меня тертые, службу знают… Так что если в том районе вдруг начнется шумное веселье типа заварушки, не паникуйте и не вмешивайтесь.

– Понимаю, – бургомистр часто-часто кивал. – А позволительно ли будет спросить: вы, лаур, часом не имеете ли отношения к службам, кои облечены миссией и высочайшим доверием…

Сварог значительно воздел указательный палец, и бургомистр умолк, подтянулся в тщетной попытке принять воинский вид.

– Разрешите идти?

– Разрешаю, – сказал Сварог.

Посмотрел вслед толстяку, пожал плечами, произнес с непонятной интонацией:

– Провинция…

И вошел в дом. В общем зале ухе выпивали человек десять горожан, здраво рассудивших, что смутные времена непонятно отчего грянувшего чрезвычайного положения лучше всего коротать за чаркой. Трактирщик шустро подбежал:

– Что там, лаур? Я в окно видел, вы с бургомистром говорили…

– Те! – сказал Сварог. – Из королевской сокровищницы украли фамильный брильянт.

– Розовый?

– Желтый. С того вон таракана величиной.

– А дальше? – хозяин обозрел указанного матерущего таракана.

– А дальше король разгневался, ясное дело, – сказал Сварог. – Ловить велел. Поймаю, кричит, в масле сварю, и ради пущего зверства – в трактирном, которое безбожно водой разбавляют.

Хозяин даже не обиделся, жадно внимая:

– И ловят?

– Себя не помня от рвения, – сказал Сварог, похлопал его по плечу и прошел в залу для благородных, где к нему навстречу бросился Паколет:

– Командир, там…

– Малиновые драгуны, – сказал Сварог. – Десять штук. Плюс кадет. Плюс коняшки. Где они обосновались?

– В «Кошке и окороке». Лошади там же, в конюшне. Драгуны пьют, но на ногах еще держатся вполне уверенно.

– Будем бить, – весело сказал Бони.

– Командир, а может, ты их как-нибудь усыпишь? – воодушевился Паколет. – Бабка сама не умела, но говорила, что если умеешь, дело нехитрое…

– Точно, – сказал Бони. – У нас один…

– А я вот не умею, – сказал Сварог. – Придется бить, в самом-то деле… Только без особых увечий, а то от нашего удальства посторонним и так выходят сплошные неприятности…

– Сделаем, – кивнул Бони с загадочной ухмылкой.

Паколет помчался снимать с караулов Леверлина и тетку Чари. Шедарис вскорости объявился сам – он независимо от Паколета набрел на «Кошку и окорок». Когда все собрались, Сварог, самую чуточку хмельной от азарта, сказал:

– Вопросов два. Принцесса, умеете ли вы быстро и ловко седлать коня?

И знакомо ли нашему Паколету благородное искусство кабацкой драки?

Принцесса и Паколет кивнули.

– Тогда диспозиция проста, как здешний бургомистр, – сказал Сварог. – Принцесса с Шедарисом идут в конюшню, быстренько седлают драгунских лошадей, вообще всех пригодных, какие там попадутся. Мара следит, чтобы им в этом не помешало всякое хамье, – только не увлекаться, кошка. Все остальные со мною, бравым, во главе, сидят в трактире, и, если конокрадские развлечения будут замечены раньше времени, по моему сигналу начинают швыряться стульями, но тактично…

…Песню о короле Амдараке и мельничихе они заслышали, не дойдя еще до «Кошки и окорока» уардов пятьдесят. Драгуны орали весьма немелодично, но с поразительным задором. Шла истинно гвардейская гульба, но табуреты и посуда из окон пока что не летали. Назначенная в конокрады троица с деловым видом направилась в конюшню и исчезла за широкой двустворчатой дверью. Тут же там кто-то охнул, и настала тишина, только слышно было, как всхрапывают кони, а один, норовистый, зло завизжал. Самое время пустить в дело фамильное искусство графов Гэйров. Сварог прижал ко рту ладони, сложив пальцы домиком, дунул в ту сторону, шепнул надлежащие слова. Храп и перестук копыт тут же прекратились. «Цены мне нет, – гордо подумал Сварог, направляясь в трактир. – Но среди славных предков, чует душа, были-таки конокрады…»

Гвардейцы вперемежку с визжащими девками устроились за тремя сдвинутыми столами, вокруг которых зияла почтительная пустота – местные теснились по углам. Только пятеро гуртовщиков устроились поближе к драгунам. Девки при них не было ни единой, и, судя по хмурым лицам верзил в серых кафтанах со снольдерскими гильдейскими бляхами, им пришлась поперек души проведенная драгунами тотальная мобилизация доступного прекрасного пола. Видно было, что здесь и до Сварога вызревала добрая потасовка.

Сварог сел так, чтобы видеть в окно дверь конюшни. Драгуны на его компанию пока что внимания не обращали, да и остальные тоже. Хозяин принес вина. Облик у хозяина был страдальческим – в предчувствии неминуемого погрома заведения.

Садясь, Сварог мимолетно взвесил в руке табурет – в самый раз. Бони с Паколетом сноровисто проделали то же самое. Тетка Чари задумчиво коснулась заткнутых за голенище грушевидных нунчак – похоже, тех самых, которыми усмиряла пьяниц в Пограничье. Мешок Шедариса, завернутый в плащ пулемет Бони и виолон Леверлина оставили в сенях. Все было в порядке.

– Жалко будет, если уйдем тихо, – сказал Бони.

Сварог хмыкнул.

– Разносить трактир в черепки – это высокое искусство, – поведал Бони. – Как у вас в городах говорят, изящное. Мы, скатурцы, всегда разносили соседние, на любой ярмарке, а вот в нашем селе такое никакому соседу учинить не удавалось…

– Ты ногами под столом не дрыгай, – сказал Сварог. – Попадешь по топору, он тебя без ноги оставит.

Верзила охнул:

– Командир, на свете есть только один такой топор…

– Подкованный ты парень, я смотрю, – сказал Сварог.

– Память о старых временах, командир, лучше всего у крестьян и сохраняется. А также песни, предания, заклинания и обряды. Города живут быстро и беспамятно, а у нас жизнь течет по налаженному кругу, и мало что меняется за века. Был у нас один старичок, он бы, не сходя с места, нарисовал карту Талара до Шторма. – Бони понизил голос. – И про те времена, что стояли до летучих замков, можно было кое-что услышать. Жаль, я бродяжничал, раньше-то и не особенно слушал, а теперь спросить не у кого…

Сварог смотрел в окно.

– Кто его знает, чем все кончится, – сказал вдруг Бони. – Так что предупреждаю заранее: как только достану эту штуковину, тут же перебирайтесь мне за спину, а то и сами попадете под веселье…

Он вытащил толстый железный футляр, в каких охотники носят порох и кремни, свинтил крышку, медленно перевернул, крайне осторожно вытряхнул оттуда что-то завернутое аккуратно в обрезок шерстяной ткани, продолговатое. Костяная дудочка, очень старая на вид, вся покрытая тонюсенькими темными трещинами. Столь же осторожно уложил ее назад, пояснив:

– От деда осталось. Вот кто умел…

Сварог вопросительно поднял брови. Леверлин, напротив, преспокойно спросил с видом знатока:

– Самопляска или пугалочка?

– Самопляска, – Бони глянул на него с уважением. – Видел?

– Читал.

– Ну да, в городах у вас все эти дела давно повывели под корень, а в деревнях, особенно в глуши, кое-что и припрятали со старых времен от бдительного небесного ока… Если потихоньку, только для своих – ни тебе огласки, ни урона. – Покосившись на Сварога, он смущенно откашлялся. – Да какая там магия, пустячки для домашнего хозяйства…

– Не у вас одних, – хмыкнул Сварог, глядя на Паколета. – Ох, не у вас одних. И Шедарис мимоходом проговорился про пустячки Вольных Топоров, и в городах кое-что осталось. И даже…

Он резко обернулся к окну – в конюшне вдруг бухнул мушкетный выстрел.

Один из драгун вскочил, отпихнул девку и с видом моментально протрезвевшего помчался к выходу. Вскоре Сварог увидел, как он несется по двору и исчезает в конюшне. Остальные драгуны, покосившись вслед, из-за столов не полезли, но все же иные выжидательно поглядывали в окно. Почему выстрел всполошил именно этого усача? Его мушкет, что ли? Шедарис как-то хвастался, что знаток определит выстрел знакомого оружия посреди любой канонады…

– Начали, – сказал Сварог, приподнимаясь.

– Погоди, командир, – Бони решительно взмыл с табурета. – Нельзя порочить славное искусство, дай-ка я сам разожгу…

Он подошел к столу драгун, раздвинул двух так, чтобы ему хватило места опереться на столешницу обеими руками, слегка склонился вперед и заговорил.

Говорил он спокойно, негромко, чуточку скучающим тоном. Речь его была выдающимся в своем роде образцом ораторского искусства, она изобиловала метафорами, гиперболами, синонимами и эпитетами, блистала незатертыми сравнениями, затрагивала генеалогию до седьмого колена, сексуальные привычки, нравы и обычаи драгун вообще и малиновых в частности, причем в изложении Бони генеалогия, привычки, нравы и обычаи были таковы, что, будь все правдой, драгун не пустила бы на порог любая уважающая себя тюрьма, резонно опасаясь за моральную чистоту уже квартировавших там убийц и разбойников.

Гуртовщики восхищенно внимали. Даже Сварог заслушался. Малиновые усачи, преодолев оцепенение, начали наконец понимать, что все изложенное столь высоким штилем относится именно к ним. Их физиономии сравнялись цветом с мундирами, а там и побагровели вовсе уж грозно. Еще миг – и они с ревом рванутся из-за стола…

Бони опередил. Схватив две глиняные пивные кружки, он без замаха припечатал их к усатым харям справа и слева от себя – только брызнули черепки пополам с темным пивом. Молниеносно ухватил одного малинового за ворот и ремень, выдернул из-за стола и запустил к гуртовщикам. Те, ничуть не растерявшись, приняли нежданный подарок судьбы в кулаки.

Сварог рванулся из-за стола, а за ним и сподвижники. Бони уже пересчитывал табуретом драгун, временами ловко отстраняясь, чтобы пропустить разбегавшихся с визгом девок. Мелькали кулаки и табуреты, порхали кружки и тарелки, с грохотом падали столы, гуртовщики напирали с тыла сомкнутым строем, выказывая немалый опыт в таких забавах, ужом вертелся Паколет с кочергой, Сварог, как и подобает полководцу, держался поодаль, отшвыривая случайно налетевших на него драгун, косился в окно.

Драка незаметно обернулась хаотичной свалкой всех против всех – вмешались горожане, внеся полную неразбериху, потому что дрались и меж собой, и с гуртовщиками, и с драгунами. Самый рослый гуртовщик, получивший от Паколета кочергой, кинулся на него, но был повергнут табуретом Леверлина, а второй отоварен теткой Чари, сверкнули два-три клинка, зазвенела сталь о сталь. Девки заполошно визжали где-то под окнами, но хозяин не спешил вмешаться – как водится, решил поставить в счет все убытки проигравшей стороне, тем, кто останется на поле боя…

Обе створки конюшенной двери распахнулись во всю ширь. Пригибаясь, чтобы не задеть за притолоку, рысью выехала Делия, держа в поводу двух оседланных коней, за ней показалась Мара.

Сварог, крутнувшись на месте, сбил драгуна ударом пятки под коленку и заорал:

– Уходим! Лошади поданы!

Его бравые сподвижники, отмахиваясь кочергой, нунчаками, кулаками и табуретом, выдрались из гущи боя. Неизвестно, какой здесь сработал инстинкт, но вслед за ними кучей кинулись вдогон все остальные, и военные, и статские. Сварог, перехватив топор правой рукой за самый конец рукоятки, без замаха разрубил пополам стол, что для непосвященных выглядело крайне эффектно – для посвященных, впрочем, тоже.

Драгуны и гуртовщики, по-братски перемешавшись с обывателями, застыли. Воцарилась тишина, только на полу охали увечные. Даже девки на улице притихли. Копыта стучали у самого крыльца, послышался боевой клич Вольных Топоров:

– Хуу-гу!

И тогда пронзительно засвистела костяная дудочка. Бони дул в нее, надувая щеки, старательно перебирая пальцами по отверстиям, раскачиваясь в такт. Понемногу стало получаться что-то похожее на плясовую. И в ритме этой плясовой, напоминавшей ратагайский улах, драгуны с гуртовщиками, включая горожан, как-то странно задергались, с общим выражением предельного изумления и ужаса на лицах принялись притопывать, довольно-таки слаженно хлопая в ладоши и поводя локтями, выстроились в две неровные шеренги – и, повинуясь дудочке, пошли откалывать удалые коленца, налетая на столы, топча черепки посуды. Лежавшие, словно увлеченные вверх рывками невидимых веревок, поднялись один за другим, охая и кряхтя, столь же залихватски пустились в пляс. Один даже орал дурным голосом:

Бони не торопился уходить. Сварог за ворот вытянул его на крыльцо, только там верзила оторвал дудку от губ, ловко спрятал в футляр и заорал в распахнутую дверь:

– Это вам Скатур, а не что-нибудь!

Сварог прыгнул в седло, сделал Шедарису знак из арсенала жестов-команд Вольных Топоров, чтобы капрал скакал замыкающим, выхватил плетку из-за голенища, ожег коня. Гнедой помчал по немощеной широкой улице. Краем глаза Сварог еще заметил остолбеневшего на крыльце ратуши бургомистра, но помахать ему рукой уже не успел.

Они скакали прочь из города, гиканьем распугивая встречных. Встречные дисциплинированно шарахались к стенам и заборам, не пробуя никого задержать – и вряд ли что-нибудь соображая.

С габеларом, торчавшим на окраине, хлопот не было никаких – заслышав гром копыт и вопли, он загодя спрятался за пустую бочку и притворился, что его тут вовсе и нет. Мимо него промчались на всем скаку и неслись галопом по тракту минуть пять. Потом Сварог натянул поводья, свернул в лес, спрыгнул и закинул уздечку на сук.

– Почему стоим? – спокойно спросила подъехавшая Мара.

– Буду вас переодевать, – сказал Сварог. – Благо бургомистр за нами погоню не пошлет и время есть. По нашу душу скачут синие мушкетеры в неизвестном количестве, о чем уже извещены господа губернаторы. Вот я и решил, что нам гораздо приличнее будет щеголять в мушкетерской форме. Пока догадаются… Насколько я помню, за этакое самозванство по закону что-то суровое полагается, но мы уже столько законов нарушили… Между прочим, принцесса, погоней командует ваша сводная сестренка.

– Ну она же не знает… – грустно усмехнулась Делия.

– Конечно, не знает, – сказал Сварог. – Не стоит сразу думать о человеке плохо. И ее гвардейцы, я уверен, отличные ребята. А это еще хуже – потому что они костьми лягут, чтобы исполнить свой долг, но нас-то это никак не устраивает…

– Почему мы так спешим? – тихо спросила унего Делия. – Я вовсе не отказываюсь плыть в три королевства, но Леверлин говорил, что это… что оно через несколько дней исчезнет само. Многие сообразят наконец, в чем дело, нас перестанут ловить, и мы сможем ехать спокойно. В конце концов, можно найти надежное место и переждать.

Сварог почувствовал жгучий стыд – за тех, кто его сюда послал. Она была умна. И предлагала дельную вещь. Но ей никак не следует знать, что заоблачные интриги, если подумать, ничуть не сложнее и не благороднее тех, что плетут внизу. В чем-то заоблачные примитивнее даже. И победу, как тысячу раз случалось в истории и тысячу раз еще случится, позарез необходимо подогнать к торжественной дате, к празднику. И все потери заранее разрешено считать неизбежными…

И самое грустное – если рассказать ей правду, она наверняка все поймет и отсиживаться в лесной сторожке не станет. Не та девочка. Только вот язык не поворачивается. Старинную легенду-предсказание о Сером Рыцаре и Златовласой Принцессе, яркую, красивую, романтичную, язык не поворачивается паскудить скучными позднейшими примечаниями о буднях секретных служб и придворных интригах. Интересно, сколько у Сварога было предшественников, рассуждавших точно так же? Видимо, немало – потому что красивых легенд о романтичном прошлом так и осталось не в пример больше, чем скучных мемуаров, срывающих покровы, маски, расставляющих все точки…

– Мы не можем ждать, – сказал он, уставясь на свои сапоги. – Никак не можем…

Делия кивнула и ничего больше не спросила. Сварог устало обрадовался ее молчанию. Зря радовался. Потому что заговорил Леверлин:

– Мы все дальше удаляемся от харланской границы…

– Вот именно, – кивнул Сварог. И решился:

– Как ты сам думаешь – подпустят нас к харланской границе? Или к рубежу Вольных Майоров?

– Да нет, – сказал Леверлин довольно спокойно. – Эти границы и обложат в первую очередь. А посему… Тебе не кажется, что нам все же следовало бы знать твои планы на ближайшее будущее? – Он усмехнулся. – Думаю, все присутствующие и так понимают, что в нашем путешествии можно и сложить голову. Но, как ни странно, иногда на душе становится гораздо спокойнее и легче, если знаешь точно, где тебе предстоит рисковать головой…

Остальные молчали, но Сварог понимал: они думают то же самое.

– Ну ладно, – сказал он. – Я ведь с самого начала не обещал вам легкой жизни… Нам нужно добраться до Итела. Там у нас будет пароход.

Погрузим и лошадей…

– А если реку блокируют? – спросил Шедарис.

– Это против правил, – сказала тетка Чари. – Середина реки свободна для судоходства, – и тут же понурилась:

– Правда, можно подыскать и параграф, по которому дозволяется… В Морском кодексе их пруд пруди.

– И в «Законоуложении о королевских преступниках» не меньше, – сказал Леверлин. – Учитывая, что ни одно посольство за нас не вступится…

– Если река перекрыта, высадимся на берег, – сказал Сварог. – Прижмут к Ямурлаку – пойдем через Ямурлак, не такие уж страшные места, скорее скучные. (Бони энергично закивал).

– А если нас прижмут к Хелльстаду?

После короткой паузы Сварог сказал:

– Тогда пойдем через Хелльстад. Я там уже был – и жив, руки-ноги целы. Выбора-то нет, господа мои, никого я не держу…

– Ну и пойдем через Хелльстад, – безмятежно сказала Мара. – По-моему, предсказатели свое дело знали. Если уж там написано, что серому Рыцарю вкупе с принцессой суждено дойти и избавить…

То ли она по младости лет не боялась и Хелльстада, то ли все великолепно рассчитала – после девчонки, готовой идти навстречу любым опасностям, трудно как-то признать себя трусом.

– И все-таки Хелльстад – это, знаете ли, Хелльстад… – пробормотал Леверлин. – Вот если бы было написано, что и спутникам Серого Рыцаря суждено добраться…

– И что характерно, я никого не принуждаю, – буркнул Сварог.

– Ну вот что, – решительно сказала тетка Чари. – Кто не рискует, не ездит в карете четвериком. Гербы, они так просто не даются…

Бони молодецки шваркнул каталану оземь:

– И живем мы один раз… Хочу герб. И лягу костьми. Хотя, конечно, лучше бы и герб заработать, и костьми не лечь, – он с вызовом уставился на Шедариса.

Тот покривил губы:

– Если пошел такой расклад, мы не трусливее деревенщины…

– Влип я с вами, – грустно сказал Наколет. – Воровал бы себе по мелочи, так вы в легенду тащите…

Сварог, стараясь делать это незаметно, облегченно вздохнул.

Глава 3 БЕРЕГ ПРАВЫЙ, БЕРЕГ ЛЕВЫЙ

Сварог, широко расставив ноги, смотрел с пригорка на великую реку.

Ител могуче струил воды, и другой берег был далек, на той стороне крохотной полосочкой зеленели леса, и от реки, спокойной, изначальной, явственно веяло мудрым равнодушием к суете суши. Попробуйте победить воду… Ее можно разложить на кислород и водород, вскипятить, заморозить, выпить – но все это будут булавочные уколы, мелкие пакости. Потому что все реки впадают в море, а море можно высечь, если в коронованную голову взбредет такая фантазия-дурь, но даже бог, не самый слабый, не сумел некогда выпить мое. И Морские Короли, сдается, вовсе не были Королями Моря…

Таковы уж реки, особенно великие, – они, гипнотизируя, незаметно погружают в философические раздумья. Освобождаясь от наваждения, Сварог пошевелился, топнул ногой и промурлыкал неведомо откуда привязавшееся:

И задумался о вещах практических. Он был чуточку горд собой. Правда, ни в одном языке нет звучного, емкого и похвального определения для человека, сумевшего хорошо руководить долгим бегством… Но делу это не мешает. Пока что им все удавалось, только три лошади из двенадцати потеряли подковы и их пришлось оставить, потому что в тороках драгун не нашлось ни подковных гвоздей, ни нужных инструментов, а Сварог их делать не умел. Да еще Паколет немилосердно натер задницу так, что скакал, стоя в стременах. Зато ни одного коня они ухитрились не загнать. Четырех самых плохих поменяли в первом же городке после Гутиорса, попавшемся на пути, влетев туда как вихрь и так торопя местного бургомистра грозным рыканьем вперемешку с заверениями, будто они и есть часть отряда Арталетты, что бедняга, должно быть, опомнился не раньше, чем бешеная кавалькада напрочь исчезла из виду и на большой дороге осела поднятая копытами пыль.

Еще два городка они миновали на рысях, выспрашивая семенивших следом бургомистров, не появлялись ли здесь искомые беглецы. Выяснилось, что в одном городке ничего подозрительного усмотрено не было, зато в другом обалдение от нежданно грянувшего шаррима достигло должного пика, обернувшись приступом шпиономании: бургомистр, пыхтя, успел поведать Сварогу, что отдельные бдительные граждане углядели в поле небольшой отряд горротских кавалеристов в полной форме, ускакавших после произведенного в их сторону неприцельного мушкетного выстрела. Сварог прокричал, что благодарит за службу и приказывает бдеть далее, но про себя лишь посмеялся – в здешних краях, удаленных от Горрота на тысячи лиг, зрелище горротских кавалеристов в полной форме повинно было проходить по ведомству белой горячки.

После второго городка он приказал сворачивать в лес и забирать на полуночный закат, подальше от больших дорог. Не стоило зарываться.

Преследователи меняли лошадей гораздо чаще и очень скоро должны были узнать о своем «авангарде». И тогда неминуемо поступит новый приказ – допустим, предписывающий задерживать любых синих мушкетеров, если только с ними нет Арталетты. Сварог мог, конечно, придать облик Арталетты Делии, но предугадать все каверзы невозможно: скажем, в отряде настоящей Арталетты эталоном подлинности мог служить невероятно усатый сержант или какой-нибудь рыжий горнист…

Вряд ли осталась без должного внимания выдумка Сварога, с помощью которой он захватил самолет. И поскольку в его положении для надежности следует предполагать самое худшее, допустить, что их будут выслеживать с помощью магии, вроде бы повсеместно запрещенной, искореняемой и преследуемой, но упорно и нежданно вновь и вновь являвшей себя миру в самых разных обличьях и по самым разным поводам…

Основания для таких тревог имелись. Несколько раз Сварог испытывал странные и неприятные ощущения, он не смог бы описать их словами. Но именно эта странность, пугающие нахлывы необъяснимого, то заставлявшие затылок деревенеть, то ледяным обручем стискивавшие грудь, как раз и позволяли верить, что это не родилось в его мозгу, а пришло извне. То, что магия не могла причинить ему вреда, еще не означало, что его нельзя выследить с помощью магии…

Однажды Мара пожаловалась на схожие ощущения. Паколет молчал, однако пару раз оглядывался что-то очень уж испуганно, когда бояться вокруг было нечего…

Остаток дня, весь следующий и утро очередного они пробирались без дорог, выдерживая направление по компасу. Два раза натыкались на дровосеков-углежогов, безвылазно сидевших в чащобе второй месяц и оттого слыхом не слыхавших о городских развлечениях вроде шаррима. Один раз сами вспугнули кучку всадников в зеленом, моментально припустивших в дубраву и потому вряд ли принадлежавших к породе тех, кто преследует.

И вышли к Ителу. Куда именно вышли, никто не знал, но погрешность была небольшая – лиг пятьдесят в ту или другую сторону…

Ощутив рядом чье-то присутствие, обернулся, но Мара, как и следовало ожидать, успела бесшумно подобраться вплотную. И невинно щурилась, глядя снизу вверх и случайно якобы касаясь бедром.

– Гарнизон? – спросил Сварог официальным тоном.

– Сидит под деревом при выставленном часовом и травит байки для поднятия воинского духа. Повелитель мой, нет ли у нас получасика свободного времени? – Она оглянулась на густые заросли орешника и потянулась с мечтательной улыбкой, полузакрыв глаза. – Для жутко конфиденциального разговора…

– Нет у нас получасика, – сказал Сварог. – И вообще, суровые условия походной жизни…

Мара прищурилась:

– Между прочим, когда мы ночевали на заброшенной ферме не далее как вчера, наша златовласка и граф нашли способ скрасить суровые походные будни. О вдове боцмана и ее воздыхателе я и вовсе умолчу, как девушка скромная и застенчивая. Окружающие опасности лишь возбуждают, милорд…

– То-то ты всю ночь вертелась, – сказал Сварог задумчиво. – Под нашим общим-то плащом. Я думал, бдишь…

– Следовало бы догадаться. Но ты был настолько угнетен лежащим на твоих плечах грузом ответственности…

Сварог тяжко вздохнул:

– Ты хоть понимаешь, что мы, голову даю, пойдем через Хелльстад?

– Тем более. – Мара гибко прильнула к нему и зашептала на ухо:

– Да не заводи ты себя, дурак, мы ведь везучие, вся банда. Мы притянули друг друга, как магнитики, а это неспроста, великие дела обещает…

И странный образ возник перед ним на мгновение – непонятный зал, где все красное и черное, и высокие стрельчатые окна в золотисто-алых витражах, и странные плоские чаши на круглом столе, и холод, холод, пронизавший все вокруг, даже место, занятое Сварогом в пространстве…

Охнув, как от боли, он прижал Мару к себе, словно заслоняя.

Она удивленно отстранилась:

– Что с тобой? Затрясло всего…

– Ничего, – сказал Сварог, опамятовавшись от наваждения. – Следующая ночь твоя, разрешаю сделать ее сколь угодно бурной. А сейчас поднимай народ. Идиллически поплывем по речке-реченьке…

Он спустился к самой реке, внимательно посмотрел на спокойную воду у берега, определив, что здесь достаточно глубоко, сосредоточился, зашевелил губами, старательно повторяя не столь уж сложные слова, служившие, собственно, чем-то вроде детонатора, запускавшего неведомый сложный механизм. В конце концов, многие ли из тех, что выключают свет в доме, представляют хотя бы чуточку сложность электромагнетизма и двойственную природу электрона? Если вообще слышали о том, что электрон двуличен…

Темное облако возникло над берегом и тут же взорвалось во все стороны невесомыми тучами снежинок, таявших еще в полете. Гулкий, тугой всплеск сотряс воду, взлетели брызги, окатившие Сварога, попавшие за шиворот, в сапоги. Он отпрыгнул, выругав себя за неосторожность.

А на воде уже слегка покачивался колесный пароход с перекинутыми на берег широкими сходнями – синий с двумя красными полосами, высокой черной трубой, увенчанной затейливо вырезанным раструбом из толстой жести, красными кожухами гребных колес, начищенной медью на капитанском мостике и высокой мачтой с тремя зарифленными прямыми парусами. Звался он «Принцесса» (определенно шуточки Брагерта), и под косым бушпритом сияла свежей позолотой фигура девушки в старинном платье и короне, выполненная в старинном же стиле знаменитой мастерской Итилоса Лаваронского. На носу красовалась «чертова флейта» – стандартная военно-морская ракетная установка с пятью направляющими в виде разрезанных вдоль труб, снабженными огромными колесцовыми замками. Две пушки у бортов, пулемет на мостике, корму ограждает высокий фальшборт – как и было задумано на всякий случай, места для лошадей хватит. Флагшток гол – но где-то на мостике есть флаги на все случаи жизни. Чистенький и новенький, как игрушечка, пароходик, похожий и на патрульное судно речной охраны, и на ганзейский гукор^[2K36]. Одна беда – прежний план предусматривал наемных кочегаров, а теперь придется управляться собственными силами…

«Принцесса» стояла правым бортом к берегу. Якорь опущен – или, как это говорится, отдан. Пытаясь вспомнить, как по-морскому именуется правый борт, да так и не вспомнив, Сварог взбежал по трапу, поднялся на мостик, уважительно оглядел высокий штурвал со множеством пузатеньких ручек, массивный компас, сверкающую воронку переговорной трубы, ведущей в машинное отделение. Заглянул в высокий шкафчик: в нижнем отделении стояли свернутые в трубочки флаги, в верхнем лежали судовой патент и прочие бумаги. Поразмыслив, он выбрал флаг Ганзы – авось не узнают и не обидятся, а если обидятся, переживем, – поднял его на флагштоке, заполнил соответствующим образом документы. Одежду вновь придется менять – ронерскне синие мушкетеры выглядят столь же нелепо на ганзейском корабле, как ганзейские матросы на страже возле опочивальни Конгера. Значит, снова придется возиться. Сварог, мужской и дамский портной, а учитывая и Делию, еще и поставщик двора…

Он оглянулся. Странная Компания в полном составе – один Шедарис отсутствовал – сгрудилась на берегу, восхищенно разглядывая «Принцессу».

– Ну, соколики, каков пароход? – молодецки подбоченившись, крикнул сверху Сварог. – Ведите лошадей! Адмирал командует отплытие!

– Отход, – громко поправила тетка Чари.

– Разговорчики, боцман! – крикнул Сварог весело.

Ему не пришлось встревать с фамильными заклинаниями Гэйров – строевые кони повиновались без особых капризов. Их тщательно привязали к ввинченным в планшир кольцам, и Сварог распорядился:

– Мара – к машине. Паколет шурует уголек. Вам тоже придется поработать лопатой, любезный граф, потому что Шедариса я поставлю к «флейте», а Бони к пулемету…

– Впервые сожалею об отсутствии военного опыта, – хмыкнул Леверлин.

– Поэтам полезно изучить изнанку морской романтики, – безжалостно сказал Сварог. – Насколько я помню, во дворце у Грайне ты как-то растапливал камин, так что справишься. Общие принципы те же. Тетка Чари – к штурвалу. Я, как вы понимаете, командую, то есть с решительным видом стою на мостике.

– А я? – спросила Делия.

Сварог подумал и заключил:

– Вы тоже стоите на мостике, но вид у вас не столь решительный, потому что у вас нет офицерского чина, а я, как-никак, лейтенант лейб-гвардии… По местам. А я пока что займусь портняжным ремеслом.

Когда он закончил и поднялся на палубу, из трубы уже поднимался дымок, на глазах густевший, ветерок сносил его на берег – поэт с прохвостом шуровали на совесть, да и уголек был отборный. Сварог склонился к надраенной медной воронке и, надсаживаясь с непривычки, заорал с нее:

– Как дела?

В ответ раздался почти неузнаваемый голос Мары:

– Еще квадранс – и можем ехать.

Наверху, на берегу, раздался пронзительный свист, сделавший бы честь Соловью-разбойнику. Кони вскинулись, прядая ушами. Сварог показал Бони на пулемет, бросил тетке Чари: «Поторопите кочегаров, кто его знает…», сбежал по сходням, поднялся вверх по пологому откосу, пробежал уардов пятьдесят меж редкими соснами и, жадно хватая ртом воздух, кинулся бегом на вершину довольно высокого и крутого холма, где стоял Шедарис.

Капрал застыл статуей, прижимая к глазу подзорную трубу. Сварог привез ее с собой из-за облаков, и она, ничем не отличаясь с виду от изделий земных мастеров, была раз в десять сильнее любой харумской.

– Что там? – тронул Сварог за плечо напрягшегося капрала.

Тот протянул трубу:

– Левее солнца, левее тех двух горушек, правее распадка, у самого горизонта…

Сварог довольно долго водил трубой, пытаясь привязаться к перечисленным Шедарисом ориентирам. Поймал место. У самого горизонта четко выделялись на зеленой равнине синие крапинки. Они двигались, они порой отбрасывали мгновенные, ослепительные солнечные зайчики – так сверкает солнце на стволах мушкетов и отполированных рокантонах, так сияет только амуниция отборных гвардейских полков, начищенная с особым рвением и шиком…

Сварог прикинул расстояние и махнул рукой, опустив трубу:

– Даже галопом до берега – не менее получаса. До них лиг пятнадцать, и галопом они не смогут, кони наверняка устали…

– Не в том дело.

– А что тебе не нравится?

– Тебе не кажется, что они идут очень уж целеустремленно? – спросил Шедарис, наедине всегда называвший Сварога на «ты». – Прямо по нашему следу, сдается…

– Собаки? – предположил Сварог без всякой уверенности.

– Хотелось бы думать… Только не похоже, командир. Что-то не слышал я про собак, натасканных на следы подков. Которых к тому же и понюхать не довелось.

– Действительно…

– Знал я на Сильване одного лейтенанта. У него для таких случаев была дощечка, а на дощечке на гвоздике вертелся деревянный барашек. И эта бяшка всегда показывала лбом на беглецов, в ту сторону, откуда крадутся неприятельские разведчики, на близлежащее жилье… Ну, без заклинаний в таком деле не обойтись, конечно, что-то лейтенант знал…

– Он не с ними, случайно? – хмыкнул Сварог.

– Да нет, – серьезно сказал Шедарис. – Случилось одно жаркое во всех смыслах дельце, сгорели вместе с домом и лейтенант, и барашек. Один там рылся потом, да где уж, все – в головешки… Может, таких барашков или иной пакости по свету много разбросано?

– Может, – сказал Сварог с сердцем. – Хороших вещей на свете всегда мало, а этакой дряни…

Он поднял трубу, на сей раз не в пример быстрее отыскав синие крапинки. Они почти не увеличились и вряд ли шли галопом, но двигались столь же целеустремленно. Сварогу поневоле вспомнился глорх-болтун и собственные следы, тут же высвечивавшиеся в виде черных аккуратных отпечатков…

– Ну, если они и в Хелльстаде не отцепятся… – начал он, спохватился и умолк.

– Ну что ты, командир, как истеричная дама, – усмехнулся Шедарис одним ртом. – Ясно же, что идти нам непременно через Хелльстад, все настроились, не боись…

– Пошли, – сказал Сварог и стал спускаться с холма.

Шедарис ничуть не удивился возникшему из воздуха пароходу – равнодушно, привычно протопал по сходням и надолго прилип к ракетной установке, поворачивая ее во все мыслимые положения, опуская и поднимая замки.

Тетка Чари пребывала на мостике в полном одиночестве, поворачивая вентиляционные трубы, напоминавшие кобр с раздутыми капюшонами.

– Это вы зачем? – спросил Сварог.

– Ох… Вы ж говорили, что умеете управлять этой посудиной.

– Штурвал крутить смогу, – сказал Сварог. – И знаю, где что дергать у машины.

– То-то и оно… Трубы надо поворачивать по ветру, чтобы не загасило топку…

Сварог сконфуженно пожал плечами – ну да, обретенные магическим путем знания порой зияли пробелами, можно мгновенно обучиться стрелять из пулемета, но нельзя мгновенно стать опытным стрелком… Спохватился:

– А где принцесса? И Бони?

– Я их погнала вниз. Пусть пошуруют, пока не разведем пары.

– Ох… Бони еще ладно…

– А что? Девка крепкая, с охоты не вылезает, и откормлена лучшими харчами. Вчера на нас с Шегом на ферме, где ночевали, чуть не до утра с потолка пыль сыпалась. Их высочество с графом на втором этаже расположились, а мы, как легко догадаться, на первом…

– Нет у вас почтения к аристократии, – грустно сказал Сварог.

– Голубчик, мы у Инбер Колбта герцога по доске за борт отправили.

Спровадили, только пузыри пошли, в точности такие, как от простого народа бывают…

На палубе появились Бони и Делия, густо припорошенные угольной пылью.

– Простите, принцесса, обстоятельства… – сказал Сварог, пытаясь не рассмеяться.

Делия бросила с великолепной небрежностью:

– Я нахожу, что попасть пикой в кабана насеем скаку гораздо легче, нежели углем в неподвижную топку… Не удручайтесь, милорд. Было очень романтично.

– И вашим будущим биографам не придется высасывать из пальца колоритные детали, – сказал Сварог, откровенно улыбаясь. – Идите переодевайтесь, господа. Отваливаем.

Минут через пять все уже щеголяли в зеленой с черными рукавами форме ганзейских моряков. Сварог сдвинул на затылок твердый кожаный лангилатан с медным гербом Ганзы и золотым капитанским шитьем, приосанился и гаркнул:

– Самозванцы, вперед!

Бони с Шедарисом убрали сходни, перешли на нос и налегли на брусья кабестана. Заскрежетала цепь, из воды показался новехонький якорь, течение стало понемногу разворачивать корму, относя пароход от берега.

– Куда? – спросила тетка Чари.

– Вниз по реке, – сказал Сварог. – До границы Вольных Майоров рукой подать, и если нам там устроили западню, мы это быстро обнаружим…

Тетка Чари прокричала команду в воронку. Колеса дрогнули, пошли на первый оборот, плицы замолотили по воде, слегка забеспокоились лошади – и «Принцесса» величаво (как хотелось думать Сварогу) двинулась вниз по реке.

В лицо повеяло прохладным ветерком, и в жизни словно бы прибавилось смысла – вода всегда ассоциируется со свободой, на воде не бывает шлагбаумов и волчьих ям, хотя засад хватает…

– Вообще-то декорации довольно идиотские, – сказала тетка Чари, ловко перехватывая пузатенькие рукоятки штурвала. – Ганзейская посудина, везущая десяток лошадей под седлами военного ронерского образца… Впрочем, чего только ганзейские корыта не возят, мы однажды перехватили одно с породистыми кошками в клетках, груз с Сильваны для знатных дам. Пришлось забрать судовую казну и отпустить восвояси. Кошечки, конечно, стоили больших денег, да везти их, чтобы продать, – вовек потом от шуток не отмоешься…

– Нам бы только не встретиться с настоящими ганзейцами, – сказал Сварог задумчиво. – Выйдут лишние хлопоты. Те, кто нас ловит, и так опознают под любой маской, сдается мне…

– Почему вы так решили? – спросила Делия.

Сварог ответил вопросом:

– У вас в последнее время не было ощущения, что во дворец запустило коготки постороннее колдовство?

– Нет, – после короткого молчания ответила она. – До этой проклятой ночи ничего подобного…

Сварог сердито фыркнул, но тут же вспомнил, что и люди Гаудина, которых не могло не быть во дворце, ни о чем подобном не доносили. Что Гаудин представления не имел о принцессе-подменыше.

– Вот разве что серебряная комната… – неуверенно сказала Делия.

– Какая? – насторожился Сварог на всякий случай. – Что с ней?

– Весь последний месяц в покоях отца обкладывали серебром одну небольшую комнатку. Потолок, пол, стены, внутреннюю сторону двери. Сначала прикрепили тонкие каменные плитки, и не из простого камня, а уж на них укладывали серебряные пластины. На клею из Гарамы. Никто не знает, что туда намешивают гарамцы, но клей – вечный… А окно заплели сеткой из серебряной проволоки, в три слоя, отстоящих друг от друга довольно далеко – там глубокий проем, стены толстенные. Старая часть дворца… Серебряные пластины чуть ли не в джайм толщиной. И это странно.

«Еще бы, – мысленно согласился с ней Сварог. – Чтобы защититься от нечистой силы, хватит и тонюсенького слоя, достаточно просто-напросто посеребрить стены, как серебрят рукояти мечей для небогатых дворян и медную посуду для тех, кто не в силах позволить себе большего, а марку держать хочет. Гальванопластики здесь, понятно, не существует, но сусальное золото и серебрение – не тайна как для честных ремесленников, так и для фальшивомонетчиков. Мудрит что-то Конгер. А с ума он не сошел и всегда знал точно, чего хочет. Чего он хотел на этот раз?»

– А камень был какой? – спросил он.

– Бельзор. Непонятно…

Тетка Чари присвистнула. Сварог растерянно кивнул:

– Действительно…

Бельзор – еще одна разновидность чудо-камней, добываемых на Островах.

Добывают его горняки с заткнутыми ушами, и на тамошние прииски с превеликой охотой берут глухих, потому что люди с нормальным слухом долго не выдерживают, несмотря на высокую плату и хитромудрые затычки для ушей…

Бельзор именуют «орущим камнем». Невидный, темно-коричневый с редкими белыми крапинками, мягкий и слоистый, как слюда. Этот минерал был бы совершенно бесполезным, не надели его природа преудивительнейшим качеством. Чтобы высечь из кремня искры, нужно скребнуть по нему железом.

Чтобы бельзор издал дикий поросячий визг, достаточно чиркнуть по нему ногтем.

Никто не знает, почему так получается, это самый обычный камень.

Должно быть, и Творец любит порой пошутить. Или создавал этот камень с дальним расчетом, неисповедимым для смертных… Легко понять, что работающие с бельзором мастерские располагаются за городской чертой – никаких официальных предписаний на сей счет нет, но любой, вынужденный жить по соседству с таким заведением, подожжет его через неделю и непременно будет оправдан в суде…

– Значит, ваш папаша хочет там устроить сокровищницу, – сказала тетка Чари. – Только и всего. Где же еще применяют бельзор, как не в «денежных комнатах»?

– У нас прекрасная сокровищница, – покачала головой Делия. – Прадед построил. Она и без того выложена бельзором, за девяносто лет туда ни один вор не смог забраться. Правда, дедушкин министр финансов украл пару миллионов – но путем махинаций с документами, а это совсем другое…

– Интересно, что ваш дедушка с ним сделал? – фыркнул Сварог.

– Шкуру содрал, конечно, – безмятежно сказала Делия. – Дедушка был крут.

– Содрал в прямом смысле или в переносном?

– В обоих. Так что не удивляйтесь, милорд, моей стойкости в борьбе с невзгодами. У меня великолепная наследственность. Кто-то из первых Баргов, кажется Могарек, месяц прятался в лесной хижине, питаясь сырыми зайцами и молодым крыжовником, но своего часа дождался и столицу отвоевал назад…

Но все-таки, как вы думаете, зачем отцу такая комната?

– Я вижу единственное объяснение, – сказал Сварог. – Ему нужна была комната, где в стене не проделаешь незаметно дырочку.

– Это и так ясно, – пожала плечами Делия. – Но зачем?

– Чтобы не просунули трубочку, не прыснули ядом…

– Глупости, – сказал она. – Отыщется сотня случаев подсунуть яд проще и незаметнее… Странно…

– А знаете, что лично мне кажется странным? – спросила вдруг тетка Чари.

– Что?

– Полнейшая пустота на реке. Ни единого суденышка.

– Этот чертов шаррим…

– Шаррим, между прочим, не должен распространяться на середину реки, поскольку там – нейтральные воды. Мы – на самом кратком речном пути, соединяющем закатный и восходный берега континента. Обычно здесь не протолкнуться от иностранных судов. Раз двадцать приходилось проплывать по Аки и Рону и всегда стоит чуть ли не толчея… А сейчас – пусто, словно проплыл Великий Кракен. Или согласно девятому параграфу Кодекса о речном судоходстве перекрыты ронерские границы. Особые условия, дающие право на исключения… – Она повернулась к Бони. – Ступай-ка ты, соколик, в кочегарку. Посиди там, вдруг понадобится выжать полный пар. А с пулеметом и командир справится.

– Я в истопники не нанимался… – слабо, скорее для самоутверждения, ерепенился Бони.

– Принцесса тоже не нанималась – и ничего, кидала. Марш!

Бони потащился вниз. Микрофоны, осенило Сварога. Выложенная бельзором комната – прекрасная защита от любопытствующего нахала, которому вздумается продырявить стену тонюсеньким сверлом и просунуть микрофон на тонюсеньком проводке… Стоп. Земные разведки микрофонами не располагают пока что. А для восьмого департамента микрофоны с проводами – позавчерашний день. И если Конгер ухитрился неведомыми способами дознаться о существовании микрофонов, мог заодно и узнать, что они бывают без проводов, так что любой бельзор будет бессилен… Действительно, странно.

Ладно, это проблемы Конгера, тут со своими бы разделаться…

– Накаркала я, – без выражения сказала тетка Чари.

– Что? – встрепенулся Сварог.

Она кивком показала вперед.

Над горизонтом, где зеленоватая вода сливалась с голубым небом, создавая некое подобие лоранского флага, меж крутыми, обрывистыми берегами, взметнувшимися на добрую сотню уардов, чернело шесть дымков с разлохмаченными вершинами, в равных почти промежутках протянувшихся поперек реки.

– Торжественная встреча, – сказала тетка Чари. – Медяшка надраена, пушки заряжены…

– Может, совпадение какое? – уныло предположил Сварог, сам в совпадения не веривший.

– Когда шесть вымпелов поперек фарватера? Голубчик, нас в лихие времена столько раз ловили и поджидали в засаде, что я такие вещи спиной чувствую. – И вопросительно взглянула на него, понимала субординацию насквозь и оттого не стала ничего предлагать сама, оберегая авторитет командира. Правда, единственными свидетелями их разговора были капрал и Делия, но это ничего не меняло.

– Полный вперед, – сказал Сварог. Перехватив ее неодобрительный взгляд, пожал плечами. – Лучше уж убедиться поскорее. Если что, быстренько повернем, а буде окажется, что и вверх по течению приготовлена столь же теплая встреча, причалим к тому берегу и поскачем на отдохнувших лошадках…

– И весело поедем в Хелльстад? – тихо спросила Делия. – Потому что другого пути просто не будет…

– И весело поедем в Хелльстад, – сказал Сварог, подвигал пулемет на громоздком станке, вверх-вниз, вправо-влево. – Шег, без команды не стрелять!

– Понял, – бросил капрал, не оборачиваясь. Он уже уложил в желоба ракеты и замер, хищно пригнувшись, держа обе руки на огромных барашках поворотных винтов.

Сварог, вытянув шею, взглянул на головки громоздких ракет. Покрутил головой. Капрал уложил одну с красным оперением и три с желтым. Красное оперение означало картечь, а желтое – «гаррогельский огонь», студенистую адскую смесь, браво горевшую даже на воде, нечто вроде здешнего напалма.

Шедарис готовился воевать обстоятельно и серьезно, на совесть отрабатывая будущий герб…

Проследив направление его взгляда, тетка Чари хохотнула и заунывно процитировала:

– «Применение „гаррогельского огня“ судном, не входящим в состав военных флотов держав Виглафского Ковенанта, влечет за собой причисление означенного судна к пиратским независимо от флага и обстоятельств применения. Экипаж поголовно карается повешением или пожизненными каторжными работами». Вот не думала опять попасть под пятый параграф…

– Со мной вас всех ждет масса удовольствий и острых ощущений… – задумчиво сказал Сварог, выругав про себя отвечавшего за боеприпасы «Принцессы» Брагерта. Ну, в конце концов, не выбрасывать же за борт «желтоперки»?

На душе у него стало скверно. Беспокоила не засада как таковая, а выбранное для нее место – аккурат лигах в трех от того места, где беглецы вышли к реке. Снова совпадение? Бабушке вашей скажите…

Он взял подзорную трубу, раздвинул во всю длину. Дымки из тонких ниточек стали уже канатами.

Шесть больших пароходов стояли на якорях, развернувшись форштевнями против течения, навстречу беглецам, – внушительные военные корабли с двумя пушечными палубами, выкрашенные в бледно-зеленый цвет, чтобы сливались с волнами для взгляда далекого наблюдателя. Кормовых флагов Сварог не видел, однако и так не сомневался, что корабли – ронерские.

Пожалуй, были серьезные шансы проскочить с разгона меж любыми двумя и пересечь ронерскую границу, прежде чем крейсера снимутся с якорей. Паровая машина на «Принцессе» самую чуточку совершеннее харумских, уголь самый качественный…

Но мешает немаловажное препятствие – нынешний экипаж «Принцессы» не способен на лихие гонки. Кочегары из людей Сварога никудышные, они быстро устанут, и оторваться от крейсеров не удастся, и неизвестно, сколько еще засад впереди, а до моря – добрых полторы тысячи морских лиг, то есть вдвое больше сухопутных… Харланская речная граница наверняка перекрыта еще тщательнее. Словом, все дороги ведут через Хелльстад…

Все это молниеносно пронеслось в голове у Сварога, пока «Принцесса», браво вспенивая воду, прошла полсотни морских уардов.

– Сигнальные флаги есть? – спросила тетка Чари.

– На веревках меж…

– На кораблях веревок нет, – машинально поправила она. – Тросы, лини, концы, штаги…

– В общем, флагов там только два вида, и оба клетчатые, – сказал Сварог. – Бело-черные и желто-черные.

– Понятно. Сигнал лечь в дрейф… или, учитывая, что мы на реке, – стать на якорь. Иначе будут топить.

– Да? – сказал Сварог. – Ну и хамье… Пусть догонят сначала.

Поворачивайте, пора вновь переходить в кавалерию.

Над дымами поднимался синий шар – с одного корабля как раз запускали привязной аэростат. Он вдруг замер, как-то неуверенно дернулся – заметили, бля! «Принцесса» сбавила ход и начала поворот. Под форштевнем третьего слева крейсера что-то багрово сверкнуло, и небольшой предмет – то ли шлюпка, то ли бочка – с шелестящим ревом понесся в сторону «Принцессы», оставляя за собой двойную полосу черного дыма, протянувшуюся над самой водой.

Сварог показал туда, но тетка Чари уже круто положила штурвал на левый борт. Впрочем, новейшее изобретение здешнего военно-морского гения резко замедлило ход, не достигнув цели – кончилось горючее.

Торпед здесь не было по причине отсутствия в обиходе винта. Но пытливая конструкторская мысль отчаянно искала лазейки, голь на выдумки хитра, и кто-то головастый додумался до брандера с ракетным двигателем.

Запас топлива был невелик и моментально выгорал, управления не имелось никакого, и все же это оружие неплохо показывало себя, будучи примененным против крупных мишеней, стоящих бортом, на спокойной воде, на короткой дистанции. Однако встречное течение, как Сварог только что убедился своими глазами, враз притормозило «торпеду» и сбило с курса. Видимо, кто-то от излишнего рвения выпалил в божий свет, как в копеечку, не успев толком подумать.

Торпеда, уже не дымя и не грохоча, беспомощно качнулась на воде, течение подхватило ее и кормой вперед понесло к крейсерам. Теперь, когда именно к ним оказался обращен длинный шест контактного взрывателя с перекладиной на конце, там, должно быть, почувствовали себя неуютно – наставала их очередь уворачиваться.

Нет, уворачиваться они не стали – слаженно грохнул залп носовых орудий, сразу же накрывший несчастную торпеду, и ее собственный заряд взорвался с нехилым грохотом, взмыл пенный фонтан, волна от взрыва кинулась догонять «Принцессу», но безнадежно отстала. «Принцесса» неслась на полном ходу, явственно задирая нос, как в переносном, так и в прямом смысле, крейсера, уже снявшиеся с якоря, маячили далеко позади. Шедарис, оказавшийся не у дел, торчал у перил по левому борту, далеко высунувшись над водой и глядя назад. Делия тоже смотрела назад с чрезвычайно азартным видом, словно спокойно сидела на ипподроме. Только Сварогу некогда было глазеть на погоню, он лихорадочно размышлял, гадая, есть ли у засады связь с конной погоней и сколько людей может оказаться у Арталетты. Там, на берегу, не удалось сосчитать хотя бы приблизительно. Вряд ли особенно много, не больше платунга. Большому отряду трудно передвигаться галопом, он неминуемо станет растягиваться, да и кормить коней, менять их большому отряду гораздо труднее…

– Ага! – воскликнула тетка Чари.

– Что? – очнулся Сварог.

Она показала на гребень обрыва, где торчал высокий столб, раскрашенный в красно-белую полосу:

– Помню я этот маяк. Сначала проглядела впопыхах, а теперь понятно, где мы есть (Сварог торопливо развернул перед ней карту). Вот тут примерно. Масштаб, правда, мелковат, но определенно мы где-то здесь…

– Отлично, – сказал Сварог. – Значит, до хелльстадской границы всего ничего.

– Тьфу ты, вот не думала, что придется мне такому факту радоваться…

– Между прочим, с капитаном Зо я познакомился как раз в Хелльстаде, – сказал Сварог.

– По реке-то и мы в Хелльстаде ходили, – вздохнула тетка Чари. – И на «Беспутной русалке», и на «Морском крокодиле». На воде безопасно, хоть и маячит по берегам… всякое. Иногда. А порой – одно сплошное благолепие, тишина и красивые пейзажи… Командир, не пора ли к берегу? А то впереди показалось что-то, ужасно смахивающее на дымки…

– Берег крутой, – сказал Сварог, напряженно вглядываясь в откосы. – Рано, коням не взобраться. Понесло же меня мерить реку в длину…

– Нужно же было рискнуть. Никто не знал про засаду.

– Положительно, господа, мне хочется подраться, – вмешалась Делия. – Бежим, бежим…

– У вас в этом мире другое предназначение, принцесса, – терпеливо сказал Сварог, не отрывая взгляда от берега. – Да и не стоит драться при таком соотношении сил, сплошной позор получится, право…

Дымки впереди росли, да и крейсера сзади не отставали. Сзади ударила пушка – опять-таки от чистого усердия, бомба впустую рванула над водой.

Кони затопотали, прижимая уши. Наконец Сварог увидел справа вполне подходящее для конного десантирования место и показал туда. Склонился к переговорной трубке, заорал, надсаживаясь с непривычки:

– Глуши машину! Все наверх! Приехали!

Снизу высыпали перемазанные кочегары, крайне обрадованные окончанием аврала. Следом показалась Мара, тоже порядком припорошенная угольной пылью.

– Когда все сойдут, откроешь кингстоны, – бросил ей Сварог.

Не стоило смущать преследователей зрелищем парохода, растаявшего подобно призраку. Так что «Принцессу» ждала участь крейсера «Варяг».

Пароход ткнулся скулой в берег. Проскрежетала якорная цепь, отчаянно затрещал кожух правого колеса – несколько плиц сломалось, но это уже не имело значения. Бони, не обделенный силушкой, в одиночку перебросил на берег тяжеленные сходни.

Высадка десанта проходила в бешеном темпе, но без всякой суматохи.

Шедарис топтался у ракетного станка, ему ужасно хотелось пострелять напоследок, и Сварог его вполне понимал – довольно унизительно бежать столь долго, так ни разу и не огрызнувшись…

Оглянулся. Крейсер, подходивший сзади, дымил лигах в двух, а подходившие спереди были еще дальше. Ну не ждать же их специально, чтобы доставить себе удовольствие? Особенно если учесть, что пушек и ракет там не в пример поболее, и хватает своих азартных парней.

Решительным жестом Сварог приказал капралу убираться на берег. Тот подчинился, оглянувшись горестно на новехонький ракетный станок, так и не побывавший в деле. По сходням прочапал копытами последний конь, палуба опустела. Сварог кивнул, и Мара скрылась в трюме. Крейсер, пеня воду, целеустремленно пер к ним. Дымки впереди тоже приближались со всей возможной резвостью, но погоня, как ни понукали там кочегаров, оказалась в ремизе.

Из люка выскочила Мара, подняла большой палец. Столь знакомый жест, оказавшийся седой древностью таларского происхождения, отчего-то огорчил Сварога, и он грустно подумал, что капитаном ему довелось пробыть всего ничего. Но не было времени лелеять печали, палуба ощутимо кренилась, а он не собирался доводить капитанский гонор до абсурда, отправившись на дно вместе с кораблем. Подтолкнул Мару к трапу, схватил Доран-ан-Тег, сбежал на сухую каменистую землю, вскочил в седло. Над рекой пронесся тягучий шипящий свист снаряда, и неподалеку от уходящей под воду «Принцессы» взлетел белопенный столб – настырный крейсер из последних сил пытался их достать, но безнадежно проиграл этот раунд.

Глава 4 ГРАФ, КОТОРЫЙ ЧТИЛ ТРАДИЦИИ

Сварог погнал коня наугад, ориентируясь по солнцу и забирая к хелльстадской границе, от которой их отделяло лиг пятьдесят. Странная Компания браво неслась в неизвестность, нахлестывая коней. Они долго скакали по перелескам и равнинам, ненадолго переходили на рысь и вновь пускались галопом. Сварог начал беспокоиться за коней, пора было дать им роздых, но тут показались наконец поля с пожухлой стерней, выгоны, окруженные заборами из толстых жердей, утоптанные скотом дороги, а там и большая деревня в низине, за которой чернел на холме господствующий над окрестностями пятибашенный замок – три башни пониже, две повыше, вокруг подножия холма идет вторая, внешняя стена с бастионами.

– Это еще что такое? – удивился Сварог. – Стены…

Он помнил, что лет сто назад кто-то из тогдашних Баргов, голубиной кротостью примерно равный Конгеру Ужасному, задумал извести под корень магнатские амбиции и в борьбе с буйной титулованной вольницей издал указ о сносе всех приватных укреплений, проводя его в жизнь с помощью тех громыхающих штук, что и в этом мире исстари считались последним доводом королей. За свои новшества в области архитектуры он удостоился в конце концов то ли мушкетной пули, то ли отравленного пудинга, но наследный принц, оказавшийся пареньком решительным, продолжил дело, и стены замков были срыты. Но этот, на холме, был укреплен по всем правилам, однако маловат для государственной крепости…

Делия поняла его недоумение:

– Здесь, в Заречье, на границе с Хелльстадом, Чоррийский указ не действовал. Стены и прочие укрепления местным дворянам разрешили оставить.

На всякий случай, все-такипограничье…

Сварог вспомнил свою знакомую хелльстадскую змеюку, подумал, что в Хелльстаде могут отыскаться твари и почище, с сомнением покрутил головой.

Нет, стены – защита весьма проблематичная. Впрочем, есть еще Волчьи Головы…

– Если это поместье – здесь есть лошади, – сказал он. – Каковых можно купить… или обрести иными методами, в нашем положении вполне простительными.

– Золотые слова, – поддакнул Бони, погладив приклад пулемета.

– Замок – это еще и дружина, – рассудительно сказал Шедарис.

– А выбор у нас есть? – прищурилась Мара. – Любую половину дружины я беру на себя. Надеюсь, с другой половиной вы как-нибудь управитесь.

– За что я тебя люблю, так это за твою жизнерадостность, – сказал Сварог. – Оптимизм всегда достоин уважения… А посему едем к замку.

Может, все обойдется миром…

И тронул коня, подумав мельком, что форма ганзейских матросов сейчас выглядит довольно нелепо – особенно если матросы эти движутся верхами в противоположном от реки направлении. Но не было времени на очередной маскарад. И вся надежда на дворянскую спесь, на то, что здешний хозяин поможет собрату лауру скрыться от погони, – обитающие на захолустной границе сеньоры на многое смотрят иначе и проще, нежели утонченная столица…

Отыскав стежку, они въехали в деревню, еще издали чуточку удивившую их тишиной и полным безлюдьем. Только кое-где шмыгали кошки. Не видно ни людей, ни какой бы то ни было скотины, собачьи будки пусты, возле них валяются цепи с расстегнутыми ошейниками, ворота хлевов распахнуты, кое-где валятся оброненная впопыхах утварь – миски, кочерга, новый башмак…

– Ну, этого мы навидались, – хмыкнул Шедарис. – Они все ушли в замок.

Но никакой противник сюда еще не наехал – все дома целые, а наш брат солдат, попав во вражескую деревню, по детской резвости непременно что-нибудь да подпалит…

– Может, это они от нас спрятались? – предположил Паколет, браво подбоченившись в седле и стоя на стременах, чтобы поберечь стертую задницу.

– Не переоценивай, дружок, себя… – хмыкнул капрал.

Сварог натянул поводья, достал из чехла подзорную трубу и стал обозревать замок. Фортеция выглядела готовой к серьезной осаде – широкий ров, окаймляющий холм, заполнен водой по самую кромку, мост опущен, но на стене над воротами внешней стены маячат двое с алебардами, и возле них лениво поднимается дымок над котлом со смолой. Тому, кто возьмет эту стену, придется немало повозиться и с замком – наступать нужно по довольно крутому склону, с умыслом засаженному высокой травой, даже на вид влажной, скользкой, а также зарослями колючего кустарника. А одно-единственное бревно, пущенное сверху, натворит дел, сметая шеренги наступающих, как кукол…

На внутренней стене курились тонюсенькие сизые дымки – похоже, иные стрелки вооружены старинными фитильными мушкетами. Кое-кто опирается на древки прадедовских алебард с огромными широкими лезвиями, вырезанными самым причудливым образом, со множеством шипов и крючьев. Но виднеются и современные мушкеты, и парочка пушек, а вон и пулемет лежит посередине зубца в форме ласточкиного хвоста…

– Там есть какой-нибудь флаг? – спросила Делия.

– Никакого, – ответил Сварог, не отрывая от глаза трубу.

Рядом с часовыми на внешней стене появился человек в отделанной серебром кирасе и рокантоне с высоким гребнем, украшенным вдобавок щеткой из лошадиных хвостов. Посмотрел на всадников, и, как это часто бывает, возникло ощущение, что они со Сварогом встретились взглядами. Сварог ждал, не опуская трубу, и его терпение вознаградилось: человек в кирасе обернулся к замку, взмахнул длинным мечом, и над главной башней взвился флаг с гербом. Следом толчками взвилось крайне странное знамя: три узких алых вымпела, три черных, три белых. Люди на стенах заорали, махая оружием.

Пожав плечами, Сварог передал трубу Делии:

– Взгляните, принцесса. Может, вам знакомы здешние народные обычаи? Я решительно теряюсь…

Делия трубу не взяла – длиннющие разноцветные вымпелы были отлично видны и невооруженным глазом. Глаза ее округлились, рот приоткрылся совершенно по-детски.

– Жизнь становится все интереснее… – покачал головой Леверлин.

– Да объясните вы! – рявкнул Сварог.

– Это рокош, – сказала Делия. – Старинная разновидность мятежа. Как бы освященного законом, понимаете? Вассал согласно древнему праву может поднять рокош против сюзерена. Сюзерен, разумеется, будет стараться его подавить, но людей бунтовщика в этом случае нельзя вешать без суда и следствия, а самого его следует судить непременно Судом Королевской Скамьи, и…

– Хватит, я уловил суть, – прервал Сварог. – Судя по вашему удивлению… Сколько веков уже не развлекались таким вот образом благородные дворяне?

– Лет триста или больше…

– Но юридически рокош не отменен, как и ваганум? – догадался Сварог.

– Забавная вещь – юриспруденция…

– Я бы этих судейских сначала встал, а потом разбирался, – проворчал Шедарис.

– Посмотрите лучше назад, господа, – безразличным тоном сказала тетка Чари. – Что-то там, далече, пыль подозрительно клубится, на фоне леса ее прекрасно видно…

– Вперед, – сказал Сварог, тронул коня и первым поехал меж домов, к дороге, упиравшейся прямо в подъемный мост. Когда до моста, сбитого из толстенных плах и окованного железом поперек, оставалось шагов сорок, на стене громыхнуло, и тяжелая мушкетная пуля звучно шлепнула в утоптанную землю перед конем. Сварог тут же натянул поводья. Чуточку подумав, извлек из седельной сумы баронскую корону вольного ярла, на всякий случай изготовленную по его заказу в последние дни пребывания в Равене, нахлобучил на голову. В сочетании с нарядом ганзейского капитана зрелище, должно быть, оказалось презабавное, но на стене молчали – возможно, здешний бесхитростный провинциальный народ видывал баронов во всяких обличьях и был наслышан о превратностях жизни и ее крайней сложности, выражавшихся в самых диковинных примерах.

Человек в кирасе и рокантоне нагнулся над зубцом, внимательно изучая Сварога. Сварог тоже смотрел во все глаза. Теперь он видел, что хозяин замка совсем молод, даже юн, а старым показался издали из-за буйной черной бородищи (надо сказать, по-юношески реденькой, хоть и длинной).

– Назовитесь, – сказал чернобородый.

– Барон Готар, вольный ярл, – сказал Сварог.

– Сказать по правде, лаур, когда я в прошлый раз, год назад, видел вас в Равене, вы были потолще и омерзительнее рожей, ничуть на себя нынешнего не походили…

– Ничего удивительного, лаур, – сказал Сварог. – Вы видели прежнего барона, а я – нынешний.

– Наследник?

– Как сказать… – пожал плечами Сварог. – Вам про ваганум доводилось слышать?

Чернобородый просиял:

– Лаур, рад встретить дворянина, соблюдающего славные обычаи и старинные традиции! Прежний барон был страшной скотиной… Я – граф Сезар.

Готов пригласить вас в гости, но обязан сразу предупредить: я в рокоше, в вы рискуете…

– Предоставляя нам гостеприимство, граф, вы рискуете еще больше, – вежливо сказал Сварог, оглянулся. Погоня была еще далеко. – На нас объявлен шаррим, да будет вам известно…

– Хур Симаргл! Все верно – три дамы, одна как две капли воды похожа на принцессу… Только мужчин не четверо, а пятеро. Прошу в замок, господа! Вы у друзей! Это не за вами ли скачут? Пыль столбом у леса…

– За нами, – скромно сказал Сварог.

– Великолепно! Просто превосходно, клянусь перьями из хвоста Симаргла! В замок! Эй, шантрапа, пропустите этих дам, этих господ и поднимайте мост! Хур Симаргл, дождались, наконец появился и неприятель!

Сварог проехал в ворота, спрыгнул с коня и повел его вверх, к замку.

Странная Компания въехала следом, и люди графа налегли на огромные рукоятки воротов, заскрипели цепи.

– Великолепно! – восторгался граф, шагая рядом со Сварогом и от возбуждения то и дело забегая вперед. – Наконец-то будет осада! Вы не поверите, барон, я объявил рокош еще двое суток назад, но власти самым возмутительным образом это игнорировали. Сегодня утром я не вытерпел, посадил ребят на коней, мы поскакали в Илки, выпороли бургомистра, спалили архив, а с ним по случайности и всю ратушу, разогнали габеларов, выпустили вино из бочек, осквернили гербовый столб… И что бы думаете? Никто так и не нагрянул. Все, должно быть, заняты вами. Следовало бы обидеться и вызвать вас на поединок, но вы, во-первых, мои гости, во-вторых, ищете убежища, а в-третьих, наконец-то притащили на хвосте людей короля, и теперь-то им от осады не отвертеться, начнется веселье!

– Простите, граф, а из-за чего вы, собственно, объявили рокош? – осведомился Сварог осторожно.

– Но, барон! – удивился граф. – Неужели непременно нужно иметь причину? Какие пошлости, право! Настоящий дворянин обойдется без всяких крючкотворств. Рокош – старинная привилегия дворянина, и этого достаточно!

В один прекрасный день я спохватился, что прожил на свете двадцать лет и успел воспользоваться всеми привилегиями дворянина, даже такими забытыми, как «седьмой жбан пива» и «исцеление старух рукавицей» – всеми, за исключением рокоша. Нужно было что-то предпринимать. Я вас удивил, барон?

– Ну что вы, я уважаю людей с твердыми принципами… – сказал Сварог.

– Могу вас заверить, осада выйдет первосортная. За нами гонятся синие мушкетеры, на реке стоит несколько крейсеров, и вся эта орава не замедлит обложить замок. Вам следовало бы все взвесить…

– Мне не хотелось бы нарушать законы гостеприимства, барон, но если вы и далее будете подвергать сомнению серьезность моих намерений, может дойти и до дуэли…

– Я умолкаю, – сказал Сварог.

– Вам нужен приют или у вас иные планы?

– Иные, – сказал Сварог. – Нам нужно немного отдохнуть и скакать дальше.

– Никаких сложностей, барон. Лошадей я вам дам, их у меня много, с темнотой выпущу подземным ходом. Ход длинный, в половину лиги, и до сих пор не раскрыт. Выходит в лес, вы ускользнете, как король Шого, проверено предками на опыте… А куда вы направляетесь, можно ли узнать?

– Тут недалеко, – сказал Сварог. – В Хелльстад.

Граф не удивился:

– Великолепно, клянусь ушами Симаргла! Пока мы с вами живы, рыцарство не умерло. О причинах, влекущих вас в Хелльстад, я не спрашиваю – они достаточно вески, коли уж на вас объявлен шаррим. Будьте покойны, дворянин не задает лишних вопросов, особенно каталаунский… – Он оглянулся. – Ваша спутница и впрямь похожа на принцессу Делию, вот только в глазах нет конгеровской наследственной блудливости, как у настоящей…

Сварог обернулся как раз вовремя, схватил под уздцы коня Делии, которого она успела повернуть к воротам:

– Принцесса, умоляю вас!

– Возможно, граф, вам только нравится, когда ваш взгляд называют блудливым, – ледяным тоном произнесла Делия, тщетно пытаясь вырвать у него повод. – Но я такого слушать не намерена.

– Барон, так вы еще и граф? – поднял брови Сезар. – Успокойтесь, милочка, я имел в виду не вас, а настоящую…

– Она и есть настоящая, – устало сказал Сварог.

Вот тут Сезар удивился по-настоящему:

– Господа, вы меня решительно сбили с толку… Должен честно предупредить, что быстрота мышления в число наших фамильных достоинств никогда не входила…

– Это видно, – безжалостно сказала Делия.

– Ну ничего не понимаю… – Он обеими руками сбил рокантон на затылок и погрузил пальцы в буйную шевелюру, немилосердно ее терзая. Вскоре просиял:

– Ага, начинаю соображать! И шаррим с ясного неба, и все остальное… Неужели фейт?^[2K37] Давненько у нас такого не случалось…

– Угадали, – чтобы избежать лишней болтовни, сказал Сварог, умоляя Делию взглядом умерить гордыню и помалкивать. Она возмущенно отвернулась.

– Граф, мы обязаны были хранить молчание, вы понимаете…

– Ни слова более! Я вас понял, барон… граф…

– Милорд, – сказал Сварог, чтобы добить его окончательно.

– Милорд? Понятно, – сказал граф ошарашенно, явно оставив все попытки хоть что-то понять. – Шаррим, рокош, фейт – одновременно?! Господа, в какое интересное время мы живем! Прошу в замок, лауры… – и он уставился на спутников Сварога, явно пытаясь сообразить, сколько еще среди них переодетых милордов и принцев. Сокрушенно вздохнул:

– Еще раз простите, принцесса, за необдуманные слова, я как-никак в рокоше, вот и положено осыпать ругательствами короля и весь его род, традиция требует… Можно ли мне осведомиться, по какой причине вы объявили фейт?

– От скуки, – безмятежно сказала Делия. – Принцесса не обязана искать причины, вам не кажется?

– Великолепно! – восхитился Сезар. – Ответ, достойный крови Баргов!

Могу ли я считать себя вашим верный рыцарем?

Леверлин хмуро уставился на него, Сезар моментально все понял и больше в верные рыцари не навязывался. С надеждой покосился на Мару, но та гордо показала язык. Попытка ожечь взглядом тетку Чари была пресечена зверским взглядом капрала.

Сварогу давно уже казалось, будто чего-то недостает, привычного и естественного. Наконец он сообразил: в отличие от прошлых приключений, сейчас в нем не опознавали на каждом шагу прежнего графа Гэйра, и ему больше не было нужды рассказывать свою историю – жаль, только начал привыкать и втягиваться…

Кованая решетка у входа в замок была поднята, и ее острые концы зловеще нависали над самыми головами, когда они проходили под аркой ворот.

Внутренний двор оказался просторнее, чем выглядел снаружи. В загонах сгрудился крестьянский скот, а его владельцы толпились тут же, вооруженные чем попало. И особенного боевого пыла Сварог на их лицах не усмотрел – только извечное крестьянское терпение. Но видно было, что юный сеньор давно приучил их к любым неожиданностям.

– Говядины полный замок, – пояснил на ходу Сезар. – В замке есть подземный колодец, пороховой погреб набит по самую крышку. Так что просижу я здесь, пока самому не надоест. Обещал еще подойти отец Грук, смиренный слуга Единого, лесной отшельник со своей паствой…

– Не с той ли, что живет под волчьей головой? – спросил Сварог.

– Здесь, в Заречье, мы на многое смотрим терпимее, – оказал Сезар. – А среди Волчьих Голов и в самом деде хватает вполне приличных людей, загнанных под зеленый флаг не страстью к разбою, а житейскими обстоятельствами. Хотя и откровенных душегубов, конечно, полно.

Катадаунский Хребет, что вы хотите. Сам святой Катберт в свое время сказал, что к здешним обитателям не стоит подходить с обычной меркой…

Паства отца Грука обожает подраться, не особенно и заботясь о поводах, так что рад буду вскоре узреть родственные души. Нужно же, чтобы рокош вышел, как следует, чтобы не пришлось потом краснеть на перед соседями, ни перед судом, чтобы предки в гробах не ворочались… Прошу в башню, господа, повара с утра стараются, как каторжные, а вы, должно быть, проголодались…

К нему подбежал дружинник в начищенной кирасе и азартно зашептал на ухо.

– Поздравляю, господа, началось, – сказал Сезар. – К воротам уже прискакала какая-то банда, именующая себя синими мушкетерами. И командует ими, по определению моего верного оруженосца, смазливая черноволосая девка. Одеты, правда, как настоящие синие мушкетеры… Пойду взгляну.

– Я с вами, – сказал Сварог.

– Подождите, я тоже. – И Делия шепнула на ухо Сварогу:

– Вдруг удастся ей что-то объяснить…

– Попробуйте, – сказал Сварог. – Но что-то не верится…

Они поднялись на внешнюю стену по каменной лестнице без перил. У ворот, с той стороны, топтались десятка два синих мушкетеров. Их кони выглядели свежими – явно меняли где-то неподалеку.

– Прикройте пока лицо, – сказал Сварог Делии, и она низко надвинула бадагар.

Сезар прорычал вниз:

– Ну, хамье, какого рожна приперлись?

Оскорбленные дворяне ответили дружным ревом, но Арталетта подняла руку в красной замшевой перчатке, и все моментально умолкли. Сварог констатировал, что черноволосая красотка неплохо управляется с буйными гвардейцами. И вежливо раскланялся с ней, снявши бадагар.

Она смотрела на Сварога внимательно и недобро – должно быть, знала о нем больше, чем хотелось бы. Какое-то время они мерились взглядами, и ее прекрасные синие глаза Сварогу крайне не понравились – таилось там что-то дикое, жестокое, непонятное, прежде Сварог ее такой не видел. Чтобы внести ясность, произнес про себя должное заклинание – и растерянно пожал плечами.

Вокруг ее стройной фигурки, затянутой в полковничий мундир, зловеще чернел странный ореол, напоминавший гирлянду причудливых снежинок, – совершенно непонятный, неизвестно что означавший. Примерно так Сварог чувствовал себя когда-то в Монголии, ради развлечения тыкая пальцем в клавиши компьютера и тупо взирая на сменявшие друг друга таблицы, желтые на черном, то ли просившие что-то сделать, то ли прилежно о чем-то докладывавшие – на английском, с которым он был не в ладах…

Примерно так было и сейчас, разве что теперь он был трезв. Одно различие: он не знал, что видит, но не сомневался, что витавшая вокруг Арталетты аура связана с самым черным злом. Слишком много непонятного – столько, что перестаешь его опасаться…

Арталетта тряхнула головой, отбросив на спину повисший на шнурке форменный бадагар. И крикнула:

– Немедленно опустить мост и сложить оружие! Именем короля!

Сварог покосился на Сезара. Граф был великолепен. Он тщательно оправил кирасу, водрузил на голову рокантон так, чтобы его гребень был строго перпендикулярен земной поверхности, величественно скрестил на груди руки в кольчужных рукавах и невыносимо долго держал паузу, доводя всадников до белого каления. И, на миг упредив раскрывшую было рот Арталетту, звучно заговорил:

– Милая девица, если вы хоть немного разбираетесь в геральдике и сопутствующих ей дисциплинах, равно как и в старинных традициях благородного дворянства, вам следовало бы давно понять, что водруженный над сим замком вымпел рокоша прямо-таки обязывает нас отнестись и к отдаваемым от имени короля приказаниям, и к нему самому без малейшего почтения. Совершенно, я бы сказал, наплевательски. Я готов пропустить в замок вас одну, если только не заломите за ваши услуги чересчур дорого.

Она сдержалась невероятным усилием воли. Побледнев от злости, выговорила холодно:

– Я – Арталетта, герцогиня Браг, полковник Синих Мушкетеров. Полагаю, это имя известно и в вашем захолустье? Именем короля приказываю сложить оружие и сдаться. Люди, стоящие рядом с вами, – государственные преступники, злодеи короны…

– Помилуйте, я сам вот уже третий день – государственный преступник и злодей короны, – сказал Сезар. – Объясняю вам внятно и разборчиво: я тут объявил рокош согласно исконным вольностям. А посему на короля нам плевать. И чихать тоже. И даже, я бы сказал… ну, вы поняли. Если вы в самом деле дворяне, ведите себя, как положено. На штурм, господа, на штурм!

– Не пройдет и часа, как вам предоставят это удовольствие.

– Вот и прекрасно! – захохотал Сезар. – К чему тогда лишняя болтовня?

Сварог придвинулся к Делии, встал так, чтобы моментально заслонить ее при нужде, тихо предложил:

– Ну, попробуйте…

Делия сдвинула бадагар на затылок, она волновалась. Арталетта что-то тихо приказала своим, Сварог насторожился, переглянулся с Сезаром. Тот легонько хлопнул по спине пулеметчика. Пулеметчик кивнул, не оборачиваясь.

– Алетта! – громко сказала Делия. – Я могу доказать, что я – настоящая, могу вспомнить все, что знаем только мы с тобой, начиная с детства…

Мушкетеры вдруг развернули коней, уносясь прочь. Арталетта подняла руку с пистолетом, но Сварог загородил Делию, и пуля ушла неизвестно куда.

Он выхватил из-за пояса два своих пистолета, выстрелил вслед. Стена окуталась дымом – строчил пулемет, вразнобой грохотали мушкеты, свистели арбалетные стрелы. Двое всадников вылетели из седел. Третий упал вместе с лошадью. Остальные унеслись под защиту ближайших деревенских домов.

– Я же говорил, – сказал Сварог Делии. – Не стоило пытаться.

– Не могу поверить, что она хотела меня убить…

– А если она не верит, что вы – это вы? И если она – уже не совсем она?

– О чем вы?

– Потом…

Сезар, совершенно их не слушавший, торжествовал:

– Почин есть, милорд! И счет, хур Симаргл, в нашу пользу! Ах, ты, еще ползет…

Он выхватил пулемет у дружинника. Сварог глянул в поле. Тот, что упал с конем, пытался отползти, упираясь локтями и волоча ноги.

– Подождите, – Сварог отвел пулеметное дуло. – Как насчет пленного, граф?

– Мне он совершенно не нужен. На данном этапе осады. Что он может знать?

– Зато мне он весьма пригодился бы. Он же из тех, кто за нами гнался.

– Ах да, я не сообразил. Быстрота мышления не входит… Эй, опускайте мост! Волоките сюда этого обормота! Интересно, кем меня пугала герцогиня?

Неужели королевские войска уже подходят? Быстро что-то. В округе имеется егерский полк и сотня конных габеларов, а это убого. Ни егеря, ни габелары штурму крепостей не обучены.

– Я же говорил, что на реке стоят крейсера, – сказал Сварог. – Если они снимут с кораблей команды и пушки…

– Простите, милорд, но вам определенно не приходилось ни штурмовать замки, ни защищать их… Моряки, ха! Если у них на борту есть морская пехота, дело осложнится. Если же нет – я настроен наплевательски. Как они притащат пушки? Коней, допустим, соберут по окрестностям, ладно, но где взять упряжь для перевозки пушек? И потом, у половины корабельных орудий вообще нет колес, а у другой колеса крохотные, ничуть не подходящие для перевозки по суше. Матросы брать замки не обучены, жалкое выйдет зрелище, если они рассчитывают только на крейсера…

Каким бы чудаком граф ни выглядел, военное дело он знал, и тенью последовавший за Сварогом Шедарис посмотрел на Сезара не без уважения. А похвалы капрал раздавал скупо.

Вернувшись во внутренний двор, Сварог уже не увидел ни своих людей, ни лошадей.

– Вступило в действие знаменитое гостеприимство Сезаров, – сказал граф. – Ванных комнат у меня целая куча, благодаря артезианским колодцам.

Вон та башня в полном вашем распоряжении, два десятка комнат, размещайтесь, как привыкли. А подземным ходом я вас выведу меж ночью и рассветом, в Час Лешего, когда дрыхнут самые рьяные караульные и меж стволами ползет туман вперемежку с видениями…

– Ход надежный? – спросил Сварог.

Граф блеснул великолепными зубами:

– Милорд, вы недооцениваете Сезаров! В старые времена, признаться, иные из них развлекались на королевских трактах… Ход выложен камнем, есть вентиляция, совершенно незаметная снаружи, и выходит он в симпатичный крутой овраг, сущее ущелье. А овраг этот тянется в лес еще лиги на три.

Предки все предусмотрели. Вы уйдете отсюда, словно святой Рох по водам с острова Снимуре, тихо и безопасно. Позвольте представить – моя милая супруга. Не знаю, что бы я делал без ее вдохновенной поддержки. Дорогая, это… барон Готар. У него срочные дела в Хелльстаде, так что он, увы, не сможет погостить подольше.

Сварог раскланялся с молодой женщиной, тоненькой, сероглазой, в мужской одежде и легкой кольчуге. Брошенного ею на мужа короткого взгляда хватило, чтобы понять: в этом доме муж – всему голова, им неизменно восхищаются и с ним никогда не спорят, не говоря уж о том, чтобы, боже упаси, подвергать сомнению его замыслы и поступки. Малыш лет трех, цеплявшийся за ее руку, был без доспехов, но свободной ручонкой гордо держал на виду у гостя самый настоящий кинжал, при его росте выглядевший двуручным мечом.

– Рада вас видеть, барон, – сказала графиня чуть застенчиво. – Извините, не можем вас принять, как должно, с фейерверками и крестьянскими плясками на лугу, муж, как видите, в ссоре с королем, предстоят хлопоты…

Ее ничуть не удивило, что Сварог собирается в Хелльстад – должно быть, окружавшие ее мужчины на мелочи не разменивались, и безумная удаль считалась здесь нормой поведения.

– Пришел отец Грук, и с ним – сорок человек, – сказала она мужу. – Я их разместила на заднем дворе. Сегодня штурм будет?

– Сомневаюсь, – фыркнул Сезар. – Пойдемте, милорд, познакомлю вас с лесным пастырем.

Лесной пастырь сидел на перевернутой корзине и расправлялся с жареной индейкой – только жалобно похрустывали птичьи косточки. Он был лет на десять постарше Сезара, на локоть повыше, шире вдвое, чревом превосходил втрое. Мускулами не обижен, крайне жизнерадостная физиономия, румяная от здорового лесного воздуха, шрам на щеке. Рядом, прислоненная к бочке, стояла дубинка длиной с оглоблю, наполовину окованная стальными кольцами – да и железный массивный крест, висевший на цепи, способной удержать волкодава, в два счета можно превратить в жуткий кистень, стоит снять с шеи.

Вокруг расположились дюжие молодцы в зеленых кафтанах и кожаных каталанах, с длинными сложными луками, короткими мушкетами, мечами и чапагами – маленькими топориками на длинных топорищах, пригодными и для рубки, и для гойкара. Все усердно жевали мясо, черпали из бочки нэльг^[2K38] и держались с веским спокойствием тертых ребят, прекрасно знающих, ради чего их созвали. Тут же лежали пять-шесть гланских ладаров – пепельных, поджарых псов, похожих на догов, зорко следивших, как оголяются от мяса наиболее приманчивые косточки.

– Отец Грук, смиренный лесной пастырь, – сказал граф. – А это барон Готар, он направляется в Хелльстад, у него там срочные дела.

Отец Грук что-то благодушно проворчал, швырнул ближайшему псу остатки индейки и вытер руки о подол рясы:

– В Хелльстад так в Хелльстад. Не удивляйтесь, барон, что я так спокойно принял известие о цели вашего путешествия. Если рассуждать философски, Хелльстад есть непреложная реальность, принадлежащая нашему миру, и нет ничего удивительного в том, что он служит конечной целью чьего-то путешествия. Правда, я впервые вижу человека, у которого там срочные дела. Сам оборот удивляет – «срочные дела»… Все остальные, с кем мне доводилось общаться, употребляли другие обороты, и многие честно говорили: совершить бы наспех хоть что-то героическое да побыстрее унести ноги. Бывало, и уносили. Иные, кому особенно везло, уносили ноги вместе с головой.

– А что, бывало – и по отдельности? – спросил Сварог.

– Ого! – серьезно сказал отец Грук. – В позапрошлом году один лихой бедолага вышел оттуда, неся свою забубенную головушку в руках. И в зубах головушка держала кошель с золотом. Лиги четыре прошагал, прежде чем свалился. Видите вон того верзилу? Сейчас-то он соколом смотрит, а в тот день, узревши этакого путника, сидел на верхушке дуба и щелкал зубами на весь лес. Уж я-то точно знаю, ибо сидел на соседнем суку и зубами щелкал не тише, хотя в наших местах полагалось бы ко всему притерпеться. Золото мы потом забрали, каюсь, хелльстадское – не обязательно дьявольское, самые настоящие монеты оказались, только ужасно старые, иных даже ювелиры не опознали… Вам туда непременно нужно?

– Увы, – сказал Сварог. – Дела. Что поделить.

– Топорик у вас интересный, право… – он глянул цепко, умно. – Ну, да чего только с собой не таскает проезжий народ… Сам бы охотно сходил с вами, столько лет рядом живу, да так ни разу и не собрался. Да паству мою никак не уговорить, а в одиночку неуютно как-то. Бог даст, выберусь. Как только поднакоплю решимости на славный подвиг. Есть там, если верить слухам, заброшенная церквушка, а в ней, по тем же слухам, сам святой Сколор оставил знаменитый свой посох, которым во времена оны выгнал всю нечистую силу из Горрота…

– А она опять поналезла, – буркнул Сезар, зачерпнул из бочки нэльга себе и Сварогу, и они уселись на корзины. – Да, барон, пленный-то ваш помер, едва принесли… Вот я и говорю: ваш святой Сколор нечистую силу выгнал, а она опять набилась во все щели, стоило святому уйти подальше…

– Все оттого, что люди не почитают Единого Творца и поклоняются созданиям, незаслуженно именуемым богами, – сказал монах. – Взять хотя бы вас, граф. С вашим крылатым псом. Ну зачем вам, человеку умному, сей богомерзкий кумир?

– А когда он существует! – запальчиво сказал граф. – Я его сам видел.

– Это еще не значит, что ему нужно поклоняться, как богу. Вы еще перед моими песиками падите ниц, они ведь тоже существуют, а при случае цапнут почище Симаргла…

– Отец!

– Граф!

Но препирались они, видно было, насквозь привычно, с добродушной терпимостью старых знакомцев, давно оставивших надежду друг друга переубедить. Сварог вдруг сообразил, что ничегошеньки не знает о Хелльстаде. Одни общие фразы, из-за крайней расплывчатости не позволявшие даже испугаться, как надлежит. А его собственный визит туда не одарил ни особыми ужасами, ни глубокими познаниями…

– Послушайте, – сказал он. – Старая церковь, вы говорите? Но, насколько я знаю, Хелльстад изначально был страной зла, а церковь означает, что когда-то и там шла самая обычная жизнь…

– В этом-то и суть пробелов в сегодняшних наших знаниях, – сказал отец Грук. – Никто не знает в точности, как обстояло до Шторма. Сплошь и рядом никто не знает также, что имели в виду авторы иных древних хроник – какие их иносказания следует понимать буквально, а какие так и останутся иносказаниями, чей подлинный смысл забыт начисто. Сам я давно подметил одну любопытную закономерность: в Хелльстаде, голову даю на отсечение, слишком многое слишком часто меняется. Люди, проходившие по одним и тем же местам, описывают их совершенно по-разному. Географические ориентиры – горы, реки – остаются прежними, а вот обитатели меняются разительно. Что решительно противоречит доброй старой сказочной традиции, по которой, скажем, обитающий у ручья с медными берегами дракон так у этого ручья и останется, пока его не укокошат. Но чтобы дракон вдруг откочевал куда-то, а берега из медных вдруг стали хрустальными и к ним перебрались болотные хохотунцы – такого в сказках не водится. Я, понятно, чисто умозрительные примеры привожу.

– Но ведь Хелльстад – не сказка, – сказал Сварог.

– Тем более! Все должно подчиняться определенным законам, даже магия и заколдованные страны. А когда законы, как выясняется, не действуют…

– Тогда? – жадно спросил Сварог.

– Тогда приходится признать, что загадку нашим скромным разуменьем не одолеть, – вздохнул отец Грук. – И нужно идти самому, проверять россказни и гипотезы, но поди ты выбери время, да и храбрости следует поднакопить. И насущной жизненной необходимости в этаком вояже пока что нет…

– А легендарный посох?

– Чтобы наложить руку на этот посох, надо кое в чем не уступать его прежнему хозяину…

– Да, насущная жизненная необходимость… – вздохнул Сварог, вставая.

– Пойду я, пожалуй, к своим людям. Не проводите, граф?

– Ну конечно, пойдемте.

Когда они отошли шагов на двадцать, граф покрутил головой.

– А ведь не вытерпит, пойдет в Хелльстад. Давно уже собирается с духом… Честное слово, и я с ним пойду. Если уцелею после всего этого.

Умная голова отца Грука давно оценена, теперь и со мной то же будет.

Старые предания гласят, что в Хелльстаде удачи добивался главным образом тот, кому в большом мире терять было совершенно нечего. Правда, удача эта может выпасть двоякой, неизвестно, к добру или к худу – если не врут насчет хелльстадского короля, если он в самом деле есть и большой мастер искушать… Вон туда, видите вход?

Сварог вошел в башню. Там было чисто, подметено, висели на крюках вдоль лестницы керосиновые лампы, пол устилали грубые домотканые половики.

В общем-то, замок – жилище уютное, если за ним следить. И жить там, где не бывает зимы.

Он стал подниматься по лестнице, пробуя тяжелые двери. Две оказались запертыми, третья отворилась.

Леверлин, Делия и Шедарис сидели за столом, с полководческим азартом водя пальцами по огромной карте. Мара, засунув ладони под ремень, критически разглядывала огромный неуклюжий арбалет на стене и моментально обернулась на едва слышный скрип двери.

– Военный совет? – спросил Сварог.

– Разговор о странностях бытия, – ответил Леверлин.

– И где же вы их усмотрели?

– В нашем нынешнем положении.

– А что, в нем есть странности? – хмыкнул Сварог. – Вот не замечал, по-моему, все ужасно буднично…

– Они дело говорят, – Мара взяла подзорную трубу и принялась смотреть в окно.

Сварог сел, спросил уже серьезно:

– Какие странности вы видите, господа мои, и где?

– Очень странно как-то нас ловят, – сказал Леверлин. – Мы с принцессой дворяне и в военных делах обязаны худо-бедно разбираться. А у капрала огромная практика.

– Видели бы вы, как наш платунг ловили во время Таромайской войны, – не без самодовольства сообщил капрал. – Мы, надо сказать, были не без греха – сперли кое-что из княжеской сокровищницы. Между прочим, так и не поймали, иначе бы я тут не сидел… Так вот, там я впервые и понял, какая сложная и коварная вещь – толково поставленная облава. А Таромай, между прочим, – паршивенький Вольный Манор…

– Итак, – нудным профессорским тоном начал Леверлин. – Мы вчетвером долго все обсуждали и пришли к выводу, что ловят нас крайне бездарно.

Против нас – могучая государственная машина с опытными тайными службами, хорошей полицией, телеграфом и другими средствами связи. И тем не менее к объявленному шарриму весьма подходит унизительное определение «пресловутый». Конечно, большую часть пути мы прошли без дорог, лесами, обходя крупные города и гарнизоны. Но оказались у самой границы, так и не увидев признаков грандиозной облавы. Здесь, в Заречье, и вовсе царит сонная тишина. А такого не должно быть. Места отнюдь не идиллические – контрабандные тропки, поблизости – четыре границы. Насколько помнит принцесса, в Правом Треугольнике^[2K39] размещены самое малое пять егерских полков – опытные, хваткие головорезы, привыкшие гонять контрабандистов и разбойников. Я не специалист, но за двадцать минут набросал план, вызвавший полное одобрение капрала, – поднять воздушные шары и планеры, рассыпать по лесам егерей, выставить на трактах и лесных тропах конные дозоры с собаками, посты на господствующих над местностью высотах. Это мы идем по незнакомым нам местам, а егеря и пограничные габелары знают здесь каждый кустик…

– Может, они из-за шаррима сидят по казармам? – спросил Сварог.

Делия ответила вопросом:

– А вы стали бы полагаться в игре с такими ставками исключительно на кучку мушкетеров, пусть и наделенных странной способностью неотвязно идти по следу?

– Пожалуй, нет, – признался Сварог.

– Вот видите, – сказала Делия. – Это не похоже на отца. Он ни за что не допустил бы подобного безобразия. Дело тут не в фамильной гордости, просто я знаю, на что способны его генералы и протекторы. Мы бы не дошли до реки… – Она внимательно посмотрела на Сварога. – Ну, вы ведь тоже так подумали?

– О чем?

– Что отца уже нет, а вместо него… что-то…

– Была у меня такая мысль, – сказал Сварог. – Но я ее по размышлении отбросил. Даже если на месте вашего отца… нечто, не обладающее умом и волей, остаются те самые генералы и протекторы, люди опытные. Что, их тоже всех подменили?

– Вот и я им говорю, – сказал Шедарис. – Ситуация в точности отвечает старой солдатской мудрости: «Слушаю, но не исполняю». Приказы, быть может, и поступают исправно, но никто не торопится их выполнять. Пару раз по нам пальнул крейсер, вот и все.

– Вот что, господа мои, – сказал Сварог. – Все это – зряшная гимнастика для ума. Как бы мы ни изощряли свои пытливые недюжинные мозги, загадку эту нам не разгадать. И все эти дискуссии положения нашего не облегчат. Правда, и не отяготят. И на том спасибо… Уж лучше будем отдыхать. Выезжать придется до рассвета.

– Словом, не будем искать короля Шого, – не оборачиваясь, бросила Мара через плечо. – Ага, пылит что-то на горизонте, но слишком далеко пока…

– Послушайте, кто такой король Шого? – спросил Сварог. – «Исчез, как король Шого»… «Искать короля Шого»…

– Попусту тратить время, – пояснила Мара. – Искать короля Шого – заниматься заведомо бесполезным делом.

– А в чем тут соль?

– Плохо же вас учили истории, милорд, – улыбнулась Делия. – Около двух тысяч лет назад король Шого создал могучую державу, занимавшую около двух третей Харума. Даже, кажется, успешно очищал Ямурлак от нечисти – тогда в Ямурлаке ее водилось множество… Король исчез средь бела дня, когда шел из тронного зала, чтобы сесть в карету. Дворец в Аррахе сохранился до сих пор, я там бывала, туда до сих пор захаживают любопытные. Прямой коридор без окон поворачивает под прямым углом, тянется уардов двадцать и выходит на крытую галерею, откуда во двор ведет лестница. Король прошел мимо стоявшей у поворота стражи, свернул за угол, но на галерее, где ждала свита, так и не появился. Коридор – сплошной камень, без окон, дверей, потайных ходов и люков. Загадка… В свое время ею интересовались даже лары, но ничего, насколько мне известно, не обнаружили. Король словно растворился в воздухе. Иные некроманты клялись, что им удалось вызвать душу короля, но каждый раз оказывалось, что они лгали…

– И версий за две тысячи лет набралось на приличную библиотеку, – сказал Леверлин. – Одна беда – ни одна проверке не поддается…

– Идут, – возвестила Мара. – И не вижу я что-то в их стройных рядах боевого задора…

Сварог подошел, взял у нее трубу. Из-за леса показался пеший отряд человек в триста. Красные мундиры, расшитые на груди черной тесьмой, а по рукавам – белой, черные лангилатаны с узкими полями, отделанные медью.

Матросы с крейсеров. Впереди, как и положено, шел командир, сверкая золотым шитьем. Ехавшая рядом Арталетта что-то горячо ему втолковывала, то и дело нагибаясь с седла, а он шагал темнее тучи, хмуро уставившись в землю. Пушек при отряде не было.

– Ну, это несерьезно, – сказал Сварог. – Пожалуй, нашего хозяина даже обидит такая пародия на штурм… Пойду отдохну. Кто знает, где мои командирские покои?

– Пошли, – сказала Мара.

Когда они вышли на лестницу, на внешней стене бахнула пушка – граф Сезар радостно приветствовал визитеров.

– А не попахивают ли эти странности родным восьмым департаментом? – задумчиво сказал Сварог.

– Вряд ли, – мотнула головой Мара. – Давай уж и дальше рассчитывать исключительно на себя… Между прочим, в твоей комнате отличная ванна, я уже поплескалась. Вода, правда, чуть тепленькая, ну да нам, бродягам, не привыкать. А на полу совершенно великолепные медвежьи шкуры, ничуть необлысевшие, мечта юной девы.

– Послушай, юная дева, а если кто-нибудь ввалится? Мы в осажденном замке как-никак, – сказал Сварог, чтобы поддразнить ее, он я сам сгорал от нетерпения.

– Там засовы внутри. И я всех предупредила, что командир будет занят разработкой стратегических планов. Иди купайся. Вино на столе, штопор на подоконнике, юная дева, как легко догадаться, будет на медвежьих шкурах.

Глава 5 ГАДАНИЕ В ЧАС ЛЕШЕГО

Впереди шагал граф Сезар с керосиновой лампой. Следом шея Сварог, ведя под уздцы коня. Древние Сезары и в самом деле умели обустраиваться – ни один камень не выкрошился из старинной кладки, сверху через равные промежутки падали тоненькие лучики алого света (который Сварог простоты ради до сих пор им сновал про себя лунным), веяло прохладой. Копыта коней бесшумно ступали по выложенному войлоком полу. С поверхности земли не доносилось ни звука. Осада и в самом деле обернулась чистой комедией.

Моряки расположились в деревне под защитой домов и время от времени вяло постреливали из мушкетов – их командир не был идиотом и не собирался бросать их на убой. Иногда появлялась Арталетта, бесившаяся от злости, что легко можно было определить даже без помощи подзорной трубы. Ближе к вечеру притопало две роты пехотинцев в синих мундирах, с легионными значками. За ними подъехали четыре упряжки с орудиями – но это оказались не осадные жерла, а обыкновенные полковушки. И боевого духа осаждающим прибытие пушек не добавило – как и появление двух верховых в раззолоченных чиновничьих вицмундирах (судя по перьям и позументу на высоких виклерах, не ниже пятого класса). Сановники с безопасного расстояния обозрели замок, посовещались с Арталеттой и обоими командирами, отбыли и больше не показывались. Четыре пушки стали изредка постреливать по воротам внешней стены, из-за малого своего калибра не причиняя урона. Сварог окончательно убедился, что Сезар – чудак весьма прагматичный и предусмотрительный, а затеянный им рокош так и не перерастет в кровавую бойню. Как выяснилось, согласно каким-то старым правилам «горродельский огонь» против дворянских замков применять воспрещалось, а убитых с королевской стороны пока что насчитывалось всего трое (это означало, что у графа есть все шансы отделаться штрафом и золотым арестом^[2K40] на пару лет). У Сварога зародились подозрения, что Сезар, изрядно помотав нервы чиновникам вплоть до столичных, намерен дождаться, когда государственная машина раскачается, к замку нагонят парочку полков и сотню пушек, окрестности изроют траншеями, контрэскарпами и тихими сапами – и вот тут-то замок самым коварным образом сдастся. Судя по некоторым намекам отца Грука, так оно и обстояло. Возможно, дело было заверчено еще хитрее – есливспомнить, какойбеспределбудеттворитьсяна разбойничье-контрабандных стежках, пока все внимание и рвение пограничных властей будет приковано к мятежному замку…

Тусклый свет керосиновой лампы упал на высокую дверь, окованную продольными железными полосами, Сезар открыл глазок, припал ухом к слуховой трубке и надолго замер. Бони держал наготове пулемет, пока граф бесшумно откатывал вправо дверь по хорошо смазанным роликам. В лицо им пахнуло холодком ночного леса. Сезар выскользнул во тьму и вскоре вернулся, прошептал:

– Все тихо. Удачи, господа! Хур Симаргл!

Сварог вывел коня под звездное небо. Дверь была устроена в крутом склоне широченного оврага. Высоко над головой виднелась причудливая кайма леса, деревья на краю оврага росли довольно редко, иные накренились, меж ними светили звезды, и тишина, Сварог чувствовал, была мирной. Один за другим из проема появлялись кони – копыта обмотаны тряпками, тщательно уложенные переметные сумы ничем не брякают, сапоги по мягкой земле ступают бесшумно. Сварог сам себе показался призраком. И ощутил легкое возбуждение –предстоял последний рывок, Хелльстад, как ни странно, обернулся желанной целью, которой все жаждали достичь побыстрее, тамошние опасности были неизвестными, а оттого словно бы и не страшными…

Сварог пожал руку Сезару и подумал, что хороших людей ему все же встречается в этом мире больше, чем скверных, но этого не выскажешь словами, в чем вся печаль. Вскочил в седло и приказал:

– Тронулись, держать строй…

Всадники двинулись вперед, как тени Зачарованной Кавалькады.

Проходили полные напряжения минуты, но сверху не гремели выстрелы, не трубил тревогу рожок, никто не заступал дорогу, и Сварог самую чуточку расслабился. Все находящееся под землей, насколько он знал, в большинстве случаев скрыто от любых магических усилий. Таинственное чутье Арталетты, гнавшее ее по следу лучше любой гончей, здесь окажется бессильно, и они успеют выиграть время. По крайней мере, Сварог надеялся, что так оно и обстоит. Сварог легонько коснулся конской шеи. Коней (Сезар щедро одарил каждого и заводным) следовало беречь пуще самих себя. Это последние.

Других неоткуда будет взять – разве что в Хелльстаде отыщутся лошадиные барышники, готовые принять в уплату деньги большого мира…

Вот и конец оврага. И никакой засады. Проскочили. Как и объяснял отец Грук, слева виднеется покосившийся каменный конь, ушедший в землю по колена, покрытый мелкими трещинами, почти сплошь заросший цепким плющом и увитый плетями синего вьюнка. Этот конь не имел никакого отношения к Хорсу – старинный межевой знак, магический символ, отгонявший нечисть, поставленный в неизвестные времена неизвестно кем. Лесовики болтали, что в полночь он восстает из земли и на нем объезжает чащобу Лесная Дева.

Сначала Сварог им не поверил, но вспомнил, что ему собственными глазами довелось лицезреть Лазурную Деву, чье существование официальной городской наукой решительно отрицается, и сейчас на всякий случай бросил каменному коню под ноги серебряную монетку, как его научила паства отца Грука.

Поехал дальше. За спиной еще чья-то монетка звякнула о камень.

Он смотрел во все глаза. Так и есть – слева показалась старая просека, заросшая папоротником, высоченным, по грудь коням. Кони шли размеренной поступью, папоротник тихо шелестел, пару раз Сварога мазнула по лицу невесомо-липкая паутина, и он торопливо вытер щеки тыльной стороной ладони. Хотелось курить, но он крепился. Порой то слева, то справа раздавались эти непонятные ночные звуки, каких хватает в любой чащобе во все времена: резкий вскрик, то ли птичий, то ли лешачий, далекое уханье, взвизги, тихое фырканье, тихий треск веток, шорохи… Кони то и дело настораживали уши, косясь в полумрак, но особенно не беспокоились, а потому не тревожился и Сварог.

Мара вдруг подняла левую руку и растопырила пальцы – подзывала его.

Сварог дал коню шенкеля и моментально оказался рядом. Она тихо сказала, вертя головой:

– Дымком несет. Из-за поворота.

– Пожар?

– Не похоже. Дымок кухней пахнет.

Сварог принюхался, но не ему с безнадежно испорченным курением чутьем было состязаться с дикой кошкой. Он только спросил:

– Думаешь, жилье?

– Думаю.

– Лесной пастырь меня ни о чем таком не предупреждал…

И он поехал первым. Заводной конь послушно чапал следом. Сварог опустил руку на седло, коснулся ладонью рубина, украшавшего топор, смирнехонько висевший у луки топорищем вниз.

Действительно, жилье. Довольно большой дом на расчищенной вырубке, окруженный невысокой оградой и больше всего похожий на обиталище зажиточного фригольдера. Светится только одно окошко.

Откуда-то выкатился здоровенный лохматый пес и побежал вдоль ограды параллельно всадникам, скупо побрехивая. Пес оказался самым настоящим.

Сварог тихонечко цыкнул на него, подумав, что собака – это хорошо. А замычавшая в хлеву корова – еще лучше. Ибо домашние животные на подворье и нечистая сила в доме – две вещи несовместимые.

Скрипнула дверь. Высокая старуха, кутаясь в мужской плащ с капюшоном, проворно спустилась с высокого крыльца и направилась к низким воротам. Пес моментально подскочил к ней, заплясал вокруг. Потом успокоился вдруг и чинно удалился в будку – и осталось полное впечатление, что он получил недвусмысленный, неслышный людям приказ.

Сварогу понадобилась пара секунд, чтобы убедиться: с черной магией старуха не имеет ничего общего. Но это еще не значит, что она вообще не имеет отношения к магии. Он чувствовал себя в безопасности, но подлинного облика старухи не смог ни рассмотреть, ни понять. Отчего-то казалось, будто перед ним нечто столь же изначальное и незыблемое, как лес и облака над кронами. И он, как нередко уже случалось, подчинился инстинкту.

Старуха, не произнеся ни слова, распахнула створку ворот и взялась за другую.

– Мы к вам в гости, бабушка, вроде бы не собирались… – сказал Сварог, остановив коня напротив нее.

– А в засаду вы собирались? – проворчала старуха.

– Вот уж туда мы точно не стремимся…

– Почему же прямо на засаду едете?

– Кто там, впереди? – спросил Сварог, решив не удивляться. Начнешь удивляться, суетишься в три раза больше и задаешь кучу ненужных вопросов…

– А вам, в вашем положении, не все равно? – старуха управилась со второй створкой. – Те, кто исчезнут с рассветом. И лучше вам не стараться им доказать, что в этом лесу вы самые пробивные… Очень может быть, что и докажете. Вот только вас после этого не в пример меньше останется…

Сварог молча направил коня в ворота. Он так и не смог вспомнить с маху, кто из здешней нечисти исчезает с рассветом, – да и не собирался ломать над этим голову.

Странная Компания дисциплинированно повернула следом, и на дворе сразу стало тесно от сгрудившихся верховых.

– Коней ведите в конюшню сами, – сказала старуха, безбоязненно похлопав по шее Сварогова жеребца (что тот перенес совершенно спокойно). – Слуг нету. Да не тревожьте вы топор, граф Гэйр, пусть себе висит.

«Снова начинается», – подумал Сварог и сказал:

– Я не тот граф…

– Сама вижу, что не тот, а этот.

– Откуда?

– А вы откуда знаете, что я не вампир?

– Знаю уж, – сказал Сварог.

– Вот и я знаю.

– Может, знаете еще, когда меня произвели в капитаны? – спросил Шедарис.

– Ты до лейтенанта сначала дослужись, – отрезала старуха. – Проверять вздумал, сопляк… Поживи капралом. А вот кем ты умрешь, это я тебе, пожалуй, скажу, когда присмотрюсь поближе. Если ладонь дать не побоишься.

Капрал, человек независимый и невоспитанный, повел коней в конюшню (странно обширную для такого домика с одинокой хозяйкой), бормоча под нос, что побоится он доверить старухе одну-единственную вещь, которую непременно доверил бы, будь она годочков на сотню помоложе. Старуха, обладавшая, похоже, тонким слухом, ласково сказала вслед:

– Будешь нести похабщину – верь или не верь, ты у меня и молоденьким станешь без надобности…

– Бабка, да я так, из ворчливости, – отозвался капрал не без испуга в голосе. – Что ты, в самом-то деле?

Сварог без опаски поднялся следом за старухой на высокое крыльцо.

Бони с пулеметом не расстался, поставив его у двери. Расселись по лавкам и на табуретах.

– Есть хотите? – спросила старуха.

Есть они не хотели после графского хлебосольства.

– Ну, тогда просто так сидеть будем и ждать рассвета… – самым обычным тоном сказала хозяйка.

Сварог огляделся – да, обычная комната крестьянского дома. Вот только… Почему к обычному крестьянскому дому нет никакой дороги, даже утоптанной стежки? Ладно, к постоялому двору ямурлакских вампиров как раз и вела дорога…

– А покажи-ка ты нам, бабка, что-нибудь этакое, – сказал Бони. – Сидеть нам тут долго, а бабка ты необычная…

– У трех из вас будут на головах короны, – сказала старуха небрежно, словно отмахнулась от надоедливой мухи.

Сварог призадумался. В первую очередь, конечно, Делия – как-никак наследница престола. Следом, вероятнее всего, идет он сам – очень уж часто здешние колдуньи предсказывали ему корону, совершенно непонятно, правда, которую, все вроде бы расхватаны и никто своей отдавать на сторону не собирается. Кто же третий? Его спутники завороженно переглядывались, тоже пытаясь угадать.

– Я и сама не знаю, кто, – тут же сказала старуха, отвечая на невысказанный вопрос, начертанный на всех без исключения лицах. – Это ж не письмена, господа проезжающие. Это образы, их еще прочитать нужно, а они, знаете ли, не всегда читаются. Вот и приходится предлагать их, какие есть, без всякой расшифровки… Три короны над тремя головами я вижу, а вот распознать эти головы – не взыщите…

– Ну, а что нас ждет в ближайшем будущем? – спросил Сварог.

– Это вам к астрологу следует, граф. Они большие мастера делать предсказания и на будущий год, и на завтрашний день. И не все из них шарлатаны – да сама я этого не умею. Удачи предсказывать бессмысленно – у всякого, кто играет в игры вроде ваших, удач впереди немало. Как и потерь.

Насчет мелких неудач у меня плохо получается. Вот насчет крупных, к коим безусловно относится смерть… – Прохаживаясь по горнице, она вдруг мягко взяла ладонь Шедариса, вопросительно посмотрела.

Капрал оказался на высоте: даже и не пытаясь вырвать руку, ответил вызывающим взглядом.

– Ты умрешь генералом, – заключила старуха.

– Значит, проживу еще чертову уйму времени, – хладнокровно прокомментировал капрал.

– Ну, кто следующий? – На ладонь Леверлина она взирала подольше. – Берегись нежных песен, они могут принести и смерть…

– Я их и сам пою…

Она всмотрелась, покачала головой:

– Пожалуй, берегись тех песен, что другие поют…

Мара с видом крайнего скептицизма протянула руку.

– Берегись солнца.

– Учту и постараюсь поберечься, – отозвалась Мара покровительственным тоном рассудительного взрослого, не спорящего по пустякам с капризным ребенком.

– Голову тебе отрубит лучший друг, – сообщила старуха Бони.

– Эх, бабушка, будь у тебя зубов побольше, стало бы их поменьше… – вздохнул верзила, с точностью до миллиметра измерив взглядом дистанцию меж своим кулаком и острым старухиным подбородком.

Делия смело протянула сверкнувшую перстнями руку.

– Маленьких опасностей остерегайся еще сильнее, чем больших.

Принцесса подняла бровь, но удержалась от вопросов.

– Эх, а ну-ка… – азартно воскликнула тетка Чари, протягивая руку.

Ответ последовал мгновенно:

– Смерть тебе сулит шакра-чатурандж…

Тетка даже огорчилась:

– Я-то думала – море… В чатурандж я и до того не играла, а теперь и учиться не стану…

– Ну, давай грабку, – капрал подтолкнул Паколета локтем. – Ты у нас последний остался, на закуску…

– А командир? – запротестовал Паколет.

– Командир пойдет замыкающим, как ему в иных случаях и положено…

Одноглазый робко вытянул руку.

– Смерть тебя подстерегает там, где много съедобного мяса без костей, – сказала старуха.

Паколет откровенно почесал в затылке. Сварог, придав себе бравый вид, протянул ладонь.

– Вот вам, граф, я такие вещи предсказывать не берусь, – пожала плечами старуха. – Вы кое-какими законами и правилами ну совершенно не предусмотрены… Учено говоря, расстояние безменом не измеришь, а вес линейкой не определишь… Только берегитесь вы мостов, очень вас прошу.

Потому что сулят они вам сплошные неприятности. И своей крови остерегайтесь. – Она оглядела их всех, одного за другим. – Уж как получилось, господа мои, лучше объяснить не могу, по-другому и не бывает… Что всплывает, то и выкладываешь. А чем это обернется – знать не дано.

– Был у нас в роте один организм, – сказал Шедарис. – В кости мошенничал гениально, но суть не в том… Предсказано ему было, что ждет его смерть от животного, на котором ездят верхом. Парень с тех пор и близко не подходил не то что к лошадям – ко всему, на чем только ездят верхом, к ослам, верблюдам. Дело было на Сильване, там верблюды водятся…

Ну вот. А зарезала его из-за кошелька в одном поганом городишке местная шлюха, на которой, прошу прощения у принцессы, верхом ездили по-всякому. И если она была не животное, то я – университетский профессор мудрой науки астрономии…

– Улавливаешь суть, – благосклонно кивнула старуха. – Я-то решила сперва, что ты чурбан чурбаном – а у тебя, гляди-ка, проблески…

– Говорят, правда, что высказанное на людях предсказание не сбывается…

– Когда как. И смотря где. И смотря с кем.

Леверлин кивнул:

– Написано об этом много…

– И, как у вас, книжных людей, водится, все солидные авторы друг другу противоречат? – спросил Сварог.

Леверлин развел руками:

– Есть такое обыкновение у авторитетов… Так что твой мост – не обязательно натуральный мост, соединяющий берега реки. Это может оказаться и улочка, звавшаяся в незапамятные времена Мостом Кожевников, и деревня, и какое-нибудь урочище с местным прозваньем Чертов Мост…

– Как хотите, а к доске для шакра-чатуранджа я и близко не подойду, – заявила тетка Чари.

Шедарис положил ей руку на колено:

– А я постараюсь остановиться подальше от генеральских чинов – даже не на полковнике для пущей надежности…

Паколет жалобно воззвал:

– Объясните вы мне, где много съедобного мяса без костей!

– Да на кухне, – сказал Шедарис. – У особы познатнее, где мясо отборное…

– Не пойдет, – хмыкнула Мара. – Любой знатный человек ест и рыбу, и птицу, так что кости все равно будут…

– Бабка не говорит, что там совсем нет костей, – сказал Шедарис. – Она говорит, что мяса без костей там много. Точно, кухня. Может, даже дворцовая. А тебе бы я посоветовал: как только встретишь человека с солнцем в гербе – в геральдике частенько встречается, – на всякий случай приканчивай его первой или уж гляди в оба. Да, и у Горрота солнце на флаге, черное, правда…

– Учту, – сказала Мара. – Ну-ка, руку убери!

– Да я так… – буркнул Шедарис, но руку убрал с рукоятки пистолета.

– Что вы там? – вскинулся Сварог.

– Есть такое поверье, – старуха безмятежно скрестила руки на груди. – Мол, если убить колдунью, предсказанное и не сбудется. Только это опять-таки – смотря чем убивать, когда как… Спасибо, деточка.

– Не за что, – сказала Мара. – Я не из доброты душевной. Просто отчего-то чувствую, что ничего у него не вышло бы.

– Это точно, – многозначительно кивнула старуха.

Шедарис уставился в пол, бормоча:

– Да болтают, понимаете ли…

– Капрал! – грозно сказал Сварог. – Я тебя, мать твою…

– Скажи деточке спасибо, что остался жив, – без всякой злобы сказала капралу старуха. – Не сердитесь на него, граф, дело житейское. Научится когда-нибудь прежде думать, а уж потом хвататься за оружие… Между прочим, светает.

– Нет, у меня ты генералом точно не станешь, – пообещал Шедарису Сварог и встал. – Собирайтесь. – Когда все направились к двери, обернулся к старухе. – Вам, может, деньги нужны?

– Вы ж мне уже дали, – усмехнулась старуха. – Прощайте, граф. Я, право слово, хотела как лучше. Всегда полезно предупредить, хоть предостережение и видится туманным… Как смогла. А там, впереди, вас и в самом деле ждали.

«Когда ж это я давал ей деньги?» – подумал Сварог. И понял вдруг.

– Готов спорить, если мы вдруг вернемся, дома уже не найдем на этом месте? – спросил он.

Старуха медленно кивнула. Глаза у нее были зеленые. Цвета весенней яркой листвы. Сварог ощутил не страх, а легкое стеснение, не представляя, что еще сказать и как держаться. Он торопливо поклонился, вышел и в два прыжка сбежал по ступенькам, услышав настигший его, словно бы ставший бесплотным и удивительно напоминавший шум крон под ветерком молодой девичий голос:

– Не все, что в лесу, нравится лесу…

Он прыгнул в седло, крутнул плеткой в воздухе, давая сигнал выезжать со двора. Небо из неуловимо-серого становилось неуловимо-синим, мир словно рождался заново, стоял тот волшебный миг рассвета, когда нет ни мрака, ни света, ни ночи, ни дня, но любоваться этой красотой было некогда. Еще и оттого, что непонятное обычным людям и неописуемое обычными словами неудобство в спине, ощущение тяжелого взгляда в затылок прямо-таки вопило:

Арталетта уже в седле…

Подметив, что Шедарис с помощью довольно неуклюжих маневров остался, в арьергарде, а рядом с ним держится Бони, Сварог бросил Маре повод своего заводного коня, подскакал к обоим заговорщикам и сказал:

– Значит, улучить момент, вернуться тихонько… А?

– Так ведь не нами придумано, что если прикончить такую вот вещунью… – мрачно сказал капрал.

Бони решительно кивнул:

– Меня старики учили, как делать…

– Соколик ты мой, а про Лесную Деву тебе твои старики ничего не говорили? – спросил Сварог. – Ну-ка, рысью марш, герои!

Вскоре впереди открылась большая ложбина. По ее дну струился быстрый ручей, а подъем и спуск оказались довольно крутыми, коням поневоле пришлось перейти на шаг. Сам Сварог именно здесь и устроил бы засаду.

Стороной не объедешь – чащоба. Он пропустил всех вперед, огляделся. Никто, конечно, не увидел того, что открылось ему – а он видел словно бы черные клочья дыма, все еще реявшие меж желтыми стволами сосен на фоне росной паутины, над изящными листьями папоротника. Здесь их поджидало Зло, ушедшее с рассветом. Не следовало терять времени, однако он все же спрыгнул с коня, сделал несколько кругов, пригибаясь к самой земле. И в одном месте, где не росла трава, отыскал-таки на влажной песчаной почве смазанный четырехпалый след, напоминавший птичий, только огромный. И сразу вспомнил Ямурлак, мертвого верхового ящера с нелепо задранной четырехпалой лапой – похожа… Открытие оказалось бесполезным – все равно никто, даже Гаудин и Карах, не знали, что это за твари, откуда берутся, зачем приходят и куда уходят потом…

Стоя рядом с камнем, он напряг слух. Сквозь ставший оглушительным птичий гомон где-то далеко, на пределе восприятия, пробивался глухой ритмичный перестук копыт – кони шли полным карьером.

Он вскочил в седло. Достал кожаный мешочек и покопался в нем двумя пальцами. Наследство бабки-гусятницы оказалось не столь уж и большим – колдуны передают свои знания всерьез, только лежа при смерти, а если сложится иначе, тебе достанется пара подручных мелочей… Очень полезных, правда, в дороге. Там лежал маленький клубок желтых ниток, две красные ленты, одна синяя, большой моток бечевки и грубо вырезанный из черного камлота силуэт – так рисуют дети, то ли собака, то ли волк, ясно лишь, что это не корова и не крокодил. К камлоту был плотно приметан белыми нитками волчий зуб.

Ленты не годились – Сварог не нашел бы в душе сил ни поджечь этот лес, ни затопить его водой. Он взял за хвост волка, швырнул через правое плечо левой рукой. Что бы там ни завладело Арталеттой и ее людьми, под ними самые обычные кони, все прекрасно получится…

Он негромко произнес, как учила старуха:

– Дует ветер от Камня Блуйгне, от Крепости Королей, несет ветер жизнь неживому, острые зубья к зубу, пламя глаз и шерсть черного цвета, цвета смерти и печали, чтоб сверкнули клыки, как семью семь печалей, и вонзились, как тридцать три тоски, чтобы сверкнули глаза, как семью семь невзгод…

И подхлестнул коня. Конь отчаянными скачками взобрался на песчаный склон. Сварог оглянулся и успел еще увидеть, как из папоротника поднимается черная спина громадного волка. И подумал, что заклятье, должно быть, ужасно древнее, сочинено в забытые эпохи, когда цветом смерти и печалей не считался еще белый…

Кавалькаду он догнал быстро. Все внимательно слушали Делию, а она рассказывала:

– …и когда королю предсказали, что он будет поражен на балу ударом в сердце, сам он лишь посмеялся, потому что был совершенно бесстрашным человеком. Но начальник тайной полиции обязан относиться серьезно решительно ко всему, когда речь заходит о жизни монарха. Начался бал, где ликторов в маскарадных костюмах было едва ли не больше, чем гостей. Короля опекали искусно и неустанно, не отступая ни на шаг, отчего то и дело происходили разные мелкие недоразумения. Бал близился к концу, а злоумышленник все не появлялся. И тут вошел курьер с письмом. Любимый и единственный сын короля погиб на попавшем в шторм корабле. Король рухнул, как подкошенный, и в ту же ночь скончался…

– Это сказка? – спросил Сварог.

– Это правда, – ответила Делия. – По крайней мере, именно так хронист описывает конец династии демурских Рогесов…

Потом Шедарис вспомнил про одного своего дружка из Вольных Топоров, которому было предсказано, что смерть он примет от кошки. К пророчеству дружок отнесся с величайшей серьезностью, ни за что не останавливался в доме, где были кошки, более того, со временем пошел дальше, стараясь прикончить любую мурлыку, имевшую несчастье попасться ему на глаза, за что в конце концов заработал среди своих прозвище Кошкодав. Несмотря на все предосторожности. Кошкодаву все же случилось раньше срока отбыть из нашего мира, когда во время пустячной стычки в крохотном городишке на голову ему рухнула тяжеленная вывеска трактира «Синяя кошка»…

Капрал склонен был считать, что от судьбы не уйдешь (правда, больше всего его удручало, что сделанное ему предсказание лишено всякой конкретности), Леверлин придерживался иной точки зрения, и они долго забрасывали друг друга соответствующими примерами из жизни и из книг, но так и остались каждый при своем убеждении. Мара непочтительно оборвала ученый спор, заявив обоим, что они, по крайней мере, точно знают теперь, какой образ действий следует избрать, чтобы побыстрее покончить счеты с жизнью, буде потеряют к таковой охоту – одному следует быстренько дослужиться до генерала, а другому – сутки напролет слушать нежные песни, каковые его непременно доконают…

Глава 6 С КОМФОРТОМ И УЮТОМ

Никто и не догадался бы, что они вышли к Хелльстаду, если бы не остатки древних пограничных знаков и укреплений. Несколько тысяч лет назад, в смутную и до сих пор загадочную эпоху забытых потрясений, уже после Шторма, когда лары ушли за облака, а на земле царил сущий хаос, от Хелльстада ждали ужасных нашествий невиданных чудищ. И тогдашние правители пытались обезопасить свои рубежи, как умели. Вдоль границы сооружали засеки на много лиг в глубину, рыли грандиозные рвы, возводили длинные стены, магические кромлехи, часовни, сажали завороженные деревья, посвященные забытому ныне лесному богу Даргасу, даже натягивали серебряные цепи и устраивали целые поля серебряных колокольчиков, звеневших при малейшем ветерке. Время шло, никаких нашествий не происходило (хотя слухов о вышедшей из Хелльстада одиночной нечисти хватало, и вряд ли все они были сказками), и понемногу успокоившиеся короли переходили к более насущным делам вроде войн с соседями и усмирению то бунтующих крестьян, то разгулявшихся баронов. Рвы и часовни пришли в запустение, засеки сгнили и сгинули без следа. А серебро частью разворовали, частью успели вернуть в казну.

Остатки такого рва они сейчас и увидели – заросшую травой канаву с оплывшими краями, уардов в полсотни шириной и глубиной в локоть, не более.

Слева возвышался покосившийся менгир со стершимися остатками то ли надписи, то ли магического рисунка-оберега, а рядом – наполовину вросшие в землю плиты рухнувшего строения, заросшие зеленым лишайником. Канава тянулась в обе стороны, насколько хватало взгляда. А по другую сторону – те же сосны, те же тисы, плавно поднимавшаяся вверх долина, а за ней – поросшие лесом округлые холмы и голые скалы. Пейзаж, где демонического и зловещего было не более, нежели в канцелярии равенского департамента освещения улиц.

Сварог оглянулся на спутников. Их лица не выражали ни особой бравады, ни особого страха – просто все тягостно напряглись в ожидании неизвестных опасностей. Кто знает, кому было неуютнее: им, ногой туда не ступавшим, но с детства привыкшим считать Хелльстад воплощением зла, или Сварогу, убравшемуся оттуда живым, но едва не наделавшему в штаны при общении с глорхом. Одна Мара, получившая чуточку иное воспитание, во всем блеске не ведавшей смерти юной беззаботности нетерпеливо теребила поводья.

Медлить далее было глупо, назад все равно не повернуть, и Сварог первым тронул коня, бросив:

– Ну, с богом, что ли…

Пересек ров. И ничего не произошло. Он даже засомневался в глубине души, что перешел границу. Но сомнения тут же рассеялись, стоило мимоходом глянуть на кроны сосен. По обе стороны рва росли могучие сосны – и тени от них падали навстречу друг другу. Оглядевшись внимательнее, Сварог с неприятным холодком под сердцем обнаружил, что его собственная тень протянулась навстречу тени Мары, первой двинувшейся за ним. Он смотрел во все глаза – но прозевал неуловимый миг, когда тень юной всадницы изменила направление на сто восемьдесят градусов, протянувшись к солнцу, светившему Маре в спину.

– Видел тени? – спросила Мара, подъехав.

– Видел, – угрюмо сказал Сварог.

Остальные тоже все видели, но ехали, словно ничего не произошло.

– Куда теперь? – совсем буднично спросил Шедарис, когда они на пару ферлонгов^[2K41] углубились в таинственные земли.

Сварог огляделся, прикинул направление по солнцу и махнул в сторону скал:

– Туда, пожалуй…

– Может, сначала подеремся? – спросила Мара.

– С кем это?

– А вон с теми назойливыми мипами.

Сварог оглянулся, зло сказал сквозь зубы:

– Ну, это меня уже достало…

По другую сторону рва стояла тесно сбившаяся кучка всадников, человек двадцать. Половина – в форме синих мушкетеров, которую Сварог начинал уже тихо ненавидеть, половина в зеленых с желтым шитьем мундирах пограничных егерей. Почти все они были без шляп – несомненно, часть большего отряда, отполовиненного пусть недолговечным, но свирепым и тяжелым в общении колдуньиным волком. Колдовство бабки-гусятницы дало сбой – они все должны были остаться в той ложбине с порванными глотками или, по крайней мере, лишиться всех лошадей. А они прошли. Причина, скорее всего, в Арталетте – в том, что за ней стоит…

Арталетта стояла впереди, у самого рва, яростно жестикулируя, взмахивая плеткой, но не похоже было, что ее пылкие речи и строгие приказы двигаться вперед находят горячий отклик в массах. Со стороны противника последовало несколько выстрелов, вслед за чем на границе вспыхнули ослепительно огненные шарики и тут же погасли. Свиста пуль беглецы так и не услышали – Хелльстад, судя по всему, умел защищаться от направленного извне хамства. Сварог кивнул Маре. Она выхватила пистолет и наугад выпалила. Еще один огонек полыхнул и погас точнехонько на границе.

Дискуссия в рядах преследователей достигла финала – Арталетта вытянула коня плеткой, в три прыжка миновала ров и, не сбавляя аллюра, понеслась по владениям Хелльстада.

– С-стерва… – сказал Сварог не без уважения.

Следом за ней неслись человек восемь. Два мушкетера, остальные – егеря. Оставшиеся у рва повернули коней, целеустремленно припустили в лес.

– Ну, пора кончать с этими догоняшками, – сказал Сварог. – Сколько можно?

Бони кивнул, слез с седла, отвязал пулемет, лег и по-крестьянски обстоятельно стал выбирать удобную позицию, елозя животом по земле, вытягивая шею и всматриваясь.

– Граф! – умоляюще воскликнула Делия.

– Я понял, – мрачно сказал Сварог. – Что ж, я не добрый, мне просто нужно разобраться… Эту бешеную девку брать живой, понятно? Чтоб ни волоска с ее головы… Держите коней!

Он спрыгнул на землю, вынул топор из петли. Всадники Арталетты неслись вскачь – вопреки всем законам тактики, решительно запрещавшей кавалерии атаковать вверх по склону. Должно быть, их тоже допекло, и они хотели побыстрее со всем этим покончить. Бони, прижав приклад к плечу, поднял голову:

– Командир, скажи историческую фразу. Больно уж торжественный момент.

Сварог не видел в моменте ничего торжественного, но всегда старался удовлетворять мелкие капризы своего воинства, если они не шли в ущерб делу. Подумав, он сказал историческую фразу:

– Огонь!

Пулемет загрохотал, понемногу заволакивая дымом все вокруг себя.

Лошади волновались, шарахались, ржали – а там, впереди, кони летели наземь вместе со всадниками, как сбитые кегли, кто-то вылетел из седла, и его гнедой промчался мимо Сварога, кто-то повернул назад, но все равно не успел, кто-то стал забирать в сторону, но его достал выстрел Мары.

Благородную ратную схватку это ничуть не напоминало, но тут уж было не до благородства. Полное поражение погони обозначилось почти моментально – одна Арталетта неслась вперед, и Сварог, приложив ко рту вертикально правую ладонь, послал ей навстречу несколько коротких слов, магию Гэйров, оказавшуюся вполне актуальной и весьма полезной – и ее конь, пробороздив землю задними ногами, застыл, как вкопанный. Арталетта, еще не понимая сгоряча, что произошло, бешено его шпорила.

Сварог подошел к ней и, поигрывая топором, сказал:

– Слезайте, герцогиня, приехали…

Она спрыгнула на землю, замахнулась мечом. За пистолеты и не пыталась хвататься – видимо, знала, что против Сварога это бесполезно. Сварога так и подмывало одним ударом отправить ее к праотцам, особенно когда он увидел вблизи ее совершенно безумное лицо с посиневшими губами, но не следовало срывать раздражение на человеке, вполне возможно, ставшем жертвой загадочного зла. Он снес ее клинок у самого эфеса, а потом, плюнув на всякую галантность, метко угодил ей концом топорища в солнечное сплетение.

И все равно, вязать ее пришлось вчетвером, она сопротивлялась с фурией, для обычного человека вовсе уж невероятной. Связанная, принялась кататься по земле. Сварог растерянно гадал, что делать дальше.

– Держитесь подальше, принцесса, – сказал он. – Честное слово, укусит… Скажет мне кто-нибудь, что с ней теперь предпринять?

– Прикладом по башке, – мрачно предложил Бони, посасывая прокушенный палец.

– Раздеть ее надо и осмотреть, как следует, – подал голос Паколет. – Вдруг что и найдем.

– Чувствуешь что-нибудь? – заинтересовался Сварог.

– Да толку от меня, вот бабка… Короче, это не в ней. Столько-то я просекаю, а дольше не хватает учености. Или наговорная иголка, или что-то в одежде, а может, и опоили, тогда придется тягомотное…

– Это сколько же у нас будет покусанных, пока осмотрим? – с сомнением сказал Сварог.

– Палку в пасть, завязочки на затылке, – со знанием дела предложил Шедарис. – Четыре колышка в землю, привязать руки-ноги. Тогда не подрыгается. Бывало… – он крякнул и поспешно умолк.

Сварог не стал уточнять, для чего предназначалась такая технология – примерно догадывался и сам, что с ее помощью творят в захваченных городах.

Он кивнул:

– Ну ладно. Походно-полевой сеанс борьбы с черной магией, говорите…

Присел на корточки, когда все было готово, попытался применить все, чему его научили. Явственно видел загадочный черный ореол, окаймлявший лежащую девушку, эту гирлянду причудливых черных снежинок, бесплотных, как дым, вызывавших в висках неприятное покалывание. Осторожно коснулся растрепавшихся черных волос и убедился, что ищет, где следует: ладонь кольнуло в нескольких местах, словно он трогал не просто колючего, а еще и невероятно холодного ежа.

– Держи-ка ей голову покрепче, – сказал он Шедарису. – Помогите кто-нибудь, быстро! Да навалитесь вы без церемоний, чтоб не дергалась!

Есть там что-то! Принцесса, не путайтесь под ногами!

Растопырил пальцы, собрал волосы в пучок, откинул с висков. Паколет, во многих ситуациях бесполезный балласт, здесь оказался прав: за ухом под нежной кожей сидела длинная то ли игла, то ли булавка, наружу торчала лишь странная головка. Бесцеремонно намотав ее волосы на кулак, Сварог тремя пальцами ухватил крохотную треугольную пластинку, примерился как следует, дернул.

Арталетта испустила дикий вопль, испугавший коней. И обмякла с закрытым глазами, запрокинув голову, едва не перекусив палку во рту.

Сварог одной рукой перехватил кинувшуюся к ней Делию, сунул принцессе под нос черную булавку с треугольной головкой, покрытой микроскопическими знаками:

– Вот и все, надо полагать.

– Она же без сознания!

– Что делать дальше, я совершенно не представляю, – честно признался Сварог, вонзил булавку в землю и притоптал каблуком. – Нашатыря у нас нет… носки, что ли, с кого-нибудь снять?

Вновь присел на корточки, похлопал Арталетту по щекам, не глядя, взял у кого-то фляжку, брызнул в лицо водой. Цвет лица стал уже совершенно нормальным, ни следа этой жуткой синюшности, и больше всего девушка походила на безмятежно спящую.

«Врачевать так врачевать», – подумал Сварог, зажимая ей ладонью рот и нос. Она дернулась, но кусаться не стала, ресницы затрепетали, глаза медленно раскрылись. Больше она не выглядела ни злой, ни бешеной, но недоверчивый Сварог побыстрее убрал руку, развязал ремешки и вынул из ее рта палку.

– Кто вы? – спросила она медленно, с трудом ворочая языком, повернула голову. – Где я?

– А вы кто? – спросил Сварог.

– Я – Арталетта, герцогиня Браг. Что происходит? Кто вы все такие?

Сварог кивнул Делии:

– Вот теперь можете побеседовать по-родственному. Но развязывать я ее пока не стану, уж не взыщите…

Взглядом приказал Маре быть начеку, поманил за собой остальных, устало улыбнулся:

– Вот так, соколики, командир ваш – мастер на все руки…

Там, куда он вогнал булавку, медленно поднималось над землей пронзительно-синее свечение, раздулось до размеров крупной тыквы, подернулось бурыми полосочками и погасло.

– Горсть золота тому, кто объяснит, что это такое, – сказал Сварог вяло.

Награда осталась невостребованной – да он и не ожидал откровений.

Делия что-то горячо говорила, опустившись на колени, лицо Арталетты было недоверчивым и испуганным, вокруг стояла тишина, кони пощипывали траву, и Сварог больше всего боялся расслабиться. Он не смотрел в ту сторону, где лежали трупы, – этих пешек нужно бы пожалеть, но жалеть некогда…

Делия оглянулась на него. Сварог подошел.

– Развяжите, – попросила Арталетта. – Все тело затекло.

Он рассек веревки кинжалом, вернул его Маре и спросил:

– Ну, что скажете, герцогиня?

– Если все, что говорит Делия, правда…

– Правда, – сказал Сварог устало. – Чистейшая. Хотите верьте, хотите нет, некогда с вами возиться, а бить себя в грудь, клясться и убеждать ничуть не тянет…

Мара бдительно стояла рядом, поигрывая кинжалом.

– Где мы? – спросила Арталетта. – Неужели это…

– Это Хелльстад, – сказал Сварог. – Куда вы сами нас старательно загнали. Я повторяю, некогда вести с вами чинные беседы. И я до сих пор вам не доверяю, если честно…

– Это было, как сон, – сказала Арталетта. – Один сплошной кошмар. Я скачу, я вас вижу, только не глазами, знаю, как вас найти и где, и у меня нет ни собственной воли, ни желаний. Меня гонит вперед, как ураганным ветром в спину. Останавливаться нельзя, мне становится плохо, если задержаться хоть ненадолго, жар, все тело горит, страх смерти…

– А когда все это началось, можете вспомнить?

Она задумчиво покачала головой:

– Когда… Утром. Потом убежал медведь, оно уже оказалось в голове, и я видела вас с этой девчонкой полупрозрачными, как призраки, я тогда еще не знала, что должна вас поймать… Потом мне сказали. Но вас уже не было в городе.

– Кто сказал?

– Не помню. Ни лица, ни фигуры, ни голоса. Он все время приказывал… а может, она или оно. Оно все время говорило из-за спины, как быстро ни поворачивайся, увидеть не удается. Если подумать… Все началось с завтрака. Видимо, что-то подмешали – я едва добрела до кабинета, уснула прямо в кресле, а когда проснулась, оно мной уже командовало…

– Веселый у вас дворец, принцесса, – сказал Сварог. – Ни за что бы не согласился в нем жить. Действительно, тут начнешь городить себе серебряную комнату… Ох, не зря ваш папенька что-то хитрое изобретает, неуютно ему… Ну что же, герцогиня… Садитесь на лошадку и отправляйтесь домой.

Арталетта передернулась:

– Там волк, с коня ростом…

– Нет там больше волка, – сказал Сварог. – Волк был одноразовый.

– Какой волк? – удивилась Делия.

– Был тут один… – сказал Сварог. – Она знает.

– Пусть она едет с нами, – сказала Делия.

– Нет, – сказал Сварог. – Дело даже не в том, что я ей не доверяю до конца. Если ей можно доверять полностью, она нам гораздо больше пригодится в Равене.

Делия надменно вздернула подбородок, но Сварог сказал резко, безжалостно:

– Мы, простите, не в «четыре шарика» играем. Принцесса, вам не кажется, что вы мне кое-чем обязаны? И обещали меня слушаться?

На сей раз Арталетта оскорбленно воздела очаровательную растрепанную головку:

– Ну, если вы мне не доверяете! Где конь? Я немедленно возвращаюсь в столицу и сделаю все, что смогу…

Сварог невольно залюбовался обеими – хороши были, чертовски, раскрасневшиеся в приливе фамильных амбиций. И чем-то очень схожи, хоть и происходили от разных матерей – гордой статью, конгеровскими синими глазами, дерзкими и властными, породой. Каким бы тираном и братоубийцей Конгер ни был, за таких дочек ему кое-что можно и простить… Но второй раз пускаться в рискованную экспедицию, имея в подчинении настоящую, капризную и гордую принцессу, – нет уж, увольте…

– Только поосторожнее, ладно? – сказал он Арталетте. – Тот, кто все это устроил, наверное, все еще во дворце…

Он посмотрел вслед удалявшейся рысью всаднице, деликатно тронул за локоть Делию:

– Пойдемте, принцесса. Ничего с ней не случится. Второй раз так просто не попадется…

– Надеюсь, – сказала Делия. – Страшно хочу надеяться… Послушайте, быть может, попробуем вернуться и идти другой дорогой? Я ее убедила…

– А остальных кто убедит? – пожал плечами Сварог. – Смешно, но здесь я отчего-то почувствовал себя в безопасности. Поедем напрямик, к морю. Мы с вами как-никак персонажи пророчества, вы не забыли? С нами ничего не может случиться…

Смешно, но он и сам чуточку в это верил.

Делия устало улыбнулась:

– Вам со мной не очень трудно?

– Я думал, будет гораздо тяжелее, – искренне сказал Сварог. – Просто вас жизнь к такому не готовила… а кого она готовила? Но вы прекрасно держитесь. Вы замечательная, в другое время я непоправимо влюбился бы в вас… Идемте, отряд заждался…

Сев в седло, он достал компас из замшевого чехольчика. Чертыхнулся.

Изящная стрела размеренно вращалась, помедленнее, чем это делает секундная стрелка часов, но столь же целеустремленно и неостановимо. Гвозди забивать таким компасом.

С таким видом, словно собирался сделать это с самого начала, от достал бабкин клубок, прошептал над ним должный наговор и швырнул под копыта коню. Желтый клубочек высоко подпрыгнул, не хуже резинового мячика, замер, покружился на месте и, наконец, уверенно покатился, подпрыгивая на ухабах, огибая крупные камни.

Все изумленно таращились на него, даже Паколет.

– Это что такое? – спросил Шедарис.

– Это наш компас и проводник, – со всей возможной безмятежностью ответил Сварог, трогая коня. – Других здесь не бывает, знаете ли. Не теряйте его из виду, но и по сторонам посматривайте…

Клубок задавал темп. Он катился не особенно быстро, и кони, двигаясь рысью, вполне за ним успевали. К кавалькаде прибились еще две лошади, оставшиеся без всадников и привыкшие ходить в строю. Сварог только порадовался такому прибавлению материальной части, приказав взять их на чембуры.

Всадники поднялись на гребень. Внизу расстилалась необозримая долина, выглядевшая вполне мирным уголком дикой природы: ни дымка, ни строения, ни малейшего движения. Правда, справа виднелось что-то округлое, бело-желтое, чересчур уж правильных для природы очертаний, скорее купол, но клубок бодро катился в том направлении, и пришлось ему довериться.

Вскоре все хорошо рассмотрели, что там белеет впереди, но коней не придержали, подъехали вплотную. Череп, лежащий у скалы, в точности походил на человеческий, но был повыше любого всадника и напоминал скорее дом, возведенный окончательно спятившим зодчим. На левом виске зиял пролом, куда мог бы протиснуться человек. Других костей поблизости не видно.

– Вот вам и легенды о великанах, – сказал Леверлин тихо. – Не на пустом месте изощрялась фантазия…

Сварог попытался представить этого гиганта живым – а заодно и неизвестного врага, проломившего череп. Образ получался неуютный и жутковатый.

Мара, вынув ногу из стремени, непочтительно постучала каблуком по толстенной грязно-желтой кости. Череп ответил глуховатым эхом, словно треснувший колокол. Он покоился на земле прочно, как каменная стена, и Сварог кивнул в ответ на вопросительный взгляд напарницы, ему самому было интересно. Мара ухватилась обеими руками за верх глазницы, гибко изогнулась и ногами вперед прыгнула внутрь. Видно было, как она ходит там, оглядывается, нагибается. Вскоре она тем же путем выбралась наружу, взлетела в седло, пожала плечами:

– Там лежит свинцовый шар довольно грубого литья. Если сравнить с размерами черепа, очень похоже на великанскую пулю из соответствующего мушкета…

– С мушкетом сможет каждый дурак… – сказал Бони. – Тем более с соответствующим. А вот у нас в Скатуре лет через пятьсот после Шторма ухайдакали такого же дядю, когда он приперся на выгон и стал ловить коров.

И ухайдакали простыми деревенскими средствами, какие были под рукой.

Старики рассказывали.

– А ты скелет видел? – фыркнула Мара.

– Нет, конечно. Но место, где его закопали, всякий в деревне знал.

Так и звалось – Великаний Лужок.

– А вашим пращурам с молодого вина не привиделось?

– Возможно, и не привиделось, – заступился Леверлин. – Вряд ли такой верзила был один на всем белом свете… Меня другое смущает: неужели ваши пращуры смогли его прикончить цепами и вилами?

Бони ухмыльнулся:

– По правде говоря, наши ему приволокли чан вина, куда заранее намешали волчьей красавки… Тут же околел, не допивши.

– Ладно, естествоиспытатели, едем дальше, – сказал Сварог. – Если начнем устраивать научные диспуты вокруг каждой находки – надолго задержимся…

– Командир, а вот это – находка или вовсе наоборот? – Шедарис произнес это внешне спокойным, безжизненным голосом, он застыл на коне в неудобной позе, ладонь медленно-медленно ползла к седельной кобуре. – Вон они, от солнца заходят…

Сварог поднял голову. С стороны солнца по небу надвигалось журавлиным клином десятка полтора округлых предметов, и за ними, немного отставая, скользили по земле их тени. Предметы были огромны – если шли на приличной высоте или с человека ростом – если держались невысоко. Прикинув, Сварог пришел к выводу, что верно второе.

За спиной у него глухо клацнул затвор пулемета.

– Не стрелять, – сказал он яростным шепотом.

Кони настороженно пофыркивали, волновались. Клубок дисциплинированно застыл в нескольких шагах. Предметы наплывали, выдерживая ровный строй, а оказавшись над головой, сбились табунком, закружили.

Больше всего они походили даже не на отсеченные головы, существовавшие сами по себе, – не гигантские маски, зеленые, синие, грязно-белые. Но чудовищные подобия лиц выглядели живыми: они таращились выпученными глазищами, подмигивали, расплывались в гримасах, обнажая квадратные желтые зубы, высовывая широкие, алые, с закругленными концами языки, откровенно дразнились, пучили глаза, отчего на лбу возникали валики морщин, поводили широкими ушами, похожими на крылья летучих мышей, болтавшимися свободно, как разболтанная калитка на одной петле. С нечистью они не имели ничего общего – разве что вдруг отказало умение Сварога распознавать таковую. И он медлил, поглаживая обух топора.

Затылки у них, успел заметить Сварог, все же были, но головы выглядели сплющенными. Они кружили как-то лениво, недобро облизываясь, откровенно причмокивая с самым гнусным видом, пуча глаза. Казалось, это война нервов продолжается целую вечность, и Сварог не знал, чего он больше всего боится – то ли нечаянного выстрела кого-то из своих, то ли внезапной атаки, когда эти твари кинутся вниз и начнется беспорядочная свалка, которой невозможно будет управлять.

Хриплый, трубный голос оборвал немую сцену:

– Эй вы, предъявите подорожную!

Это было настолько нелепо, что Сварог подавился идиотским смешком.

Пересилил себя и громко ответил:

– А откуда мы знали, что здесь нужна подорожная?

Вверху раздался утробный гогот:

– Она тут и не нужна!

– Что же вы ее тогда требуете?

– А мы ее и не требуем, – заржала другая рожа. – Просто интересно стало – вдруг подорожная у вас есть?

– А девочки у них мя-аконькие, – подхватила третья. – Мясцо молоденькое…

– И лошади вкусные…

– Да и мужчины не старые, поглодать стоит…

Шедарис не выдержал, привстал на стременах и в сочных, выразительных словах описал все подробности расстройства пищеварения, каковое постигнет всякого, рискнувшего им пообедать. Головы дружно загоготали, дразнясь языками, и вдруг, словно вспугнутые воробьи, прянули вверх всей стаей с небывалой синхронностью, снова выстроились журавлиным клином и понеслись прочь, кувыркаясь в воздухе, ухая, визжа и хохоча. Сварог едва разжал пальцы, намертво впившиеся в топорище. Когда он успел выхватить Доран-ан-Тег из чехла?

– Странно, – сказала Мара. – Ну не испугались же они нас? Закрутись все по-настоящему, еще неизвестно, кто кого уделал бы.

– Может, они здесь вместо шутов, – сказал Сварог, убирая топор. – Или здешние юродивые именно таковы и есть…

Но сам он в такое верил плохо. И больше всего ему не понравилось, что первая же встреча с обитателями Хелльстада обернулась откровенной клоунадой. Такое не бывает без причины в местах, подобных Хелльстаду. Со змеей обстояло совсем иначе, она была страшная, но тупая, а эти рожи, несмотря на шутовское обличье, вовсе не выглядели примитивами…

Клубок вопросительно колыхнулся. И Сварог сказал:

– Вперед.

Клубок вел их среди скал весьма заботливо, с человеческим прямо-таки разумением выбирая легкую для коней дорогу и задавая приемлемый темп.

Смешно, но на это время клубок и стал командиром, потому что самому Сварогу никак не подворачивалось оказии покомандовать – вокруг было тихо и спокойно, и ничто живое больше не нарушало девственной чистоты небес своим внезапным появлением, и не попадалось более никаких монстров, и окружающую тишину никак не тянуло называть гнетущей. Самая обыкновенная тишина. Это покойное благолепие Сварога и раздражало больше всего, он никогда еще не был в столь дурацком положении – радоваться, что нет драки, что его люди целы и невредимы, и в то же время понемногу стервенеть от мирной тишины…

Он даже оживился, когда, обогнув скалу, все увидели впереди, на равнине, что-то сверкнувшее металлическим блеском в лучах уже кренившегося к горизонту солнца, нечто протяженное, показавшееся бесконечным. Узкая сверкающая полоса пересекала равнину чуть наискосок, появляясь из-за горизонта и уходя за горизонт. Сварог долго смотрел на нее в подзорную трубу, перебирая сравнения и ассоциации. Озарение, как ему и полагалось, полыхнуло словно бы их ниоткуда. Только что его не было – и вот оно, в голове, и удивляешься, как раньше до этого не додумался.

– Рельсы в Хелльстаде? – проворчал Сварог себе под нос. – Более чем оригинально…

Но это и в самом деле больше всего напоминало новехонький рельс, словно вчера проложенный, дабы подгадать к их визиту.

Остальные молчали. Он понял, в чем дело. Спросил:

– Кто-нибудь в жизни видел рельсы? Что, не узнаете? Вы же в подземелье, по-моему, насмотрелись досыта…

– Но их же должно быть четыре, – пожал плечами Леверлин. – Или в крайнем случае два…

– Я вам открою страшную тайну, – сердито сказал Сварог. – Иногда достаточно всего-навсего одного. Поезд удержится. Только не спрашивайте меня, почему – я сам плохо представляю… – Он ошеломленно помолчал. – Есть в Хелльстаде какое-нибудь государство?

– Что? – Леверлин смотрел непонимающе. – Да не должно здесь быть никакого государства, откуда ему взяться…

– Так все-таки – «нет»? Или – «не должно быть»?

– Послушай, сам я здесь не бывал. Из всего сумбура, что нагородили вернувшиеся отсюда, удалось извлечь немного полезного, и никто еще не составил мало-мальски пригодного путеводителя… но про государство не может быть и речи. Даже государство чернокнижников, магов, нечистой силы… Здесь только чудища и опасности. Да, кое-кто говорит о хелльстадском короле, но это еще не означает государства, согласись…

– Согласен, – сказал Сварог. – Но перед нами несомненный рельс.

Рельсы – пути сообщения – государство…

– Если только это рельс, – сказала Мара.

– Чертовски похож, – сказал Сварог.

– Смотри, вон там!

С той стороны, куда она показывала, появился движущийся предмет, он словно парил над рельсом, мчался слева направо с приличной, но не столь уж безумной скоростью. Сварог торопливо вперился в подзорную трубу.

Прямоугольная платформа, окрашенная ярко, весело – лимонно-желтый с синими разводами вроде павлиньих перьев и белыми узорами. Там была еще надпись, несомненная надпись светло-малиновыми буквами, но прочитать ее на таком расстоянии не удалось даже в Сварогову сильную трубу. Целеустремленно, с постоянной скоростью, совершенно бесшумно, огражденная высокими синими перилами платформа пронеслась к горизонту, за каковым и сгинула во всей своей загадочности. Загадка? Сварог вспомнил заброшенное метро под Равеной, где за пять тысяч лет не вылетел ни один мозаичный камешек, не отлетела и чешуйка краски, не проржавел и крохотный болтик, даже пыли с паутиной не прибавилось. Поспешные версии, как известно, вещь рискованная, но почему бы и на поверхности земли древней технике не сохраниться столь же идеально? Стоит воспользоваться тестом Оккама и допустить, что это осталось с прежних времен, – и получаешь простую, вполне пригодную гипотезу, не требующую нагромождения допущений и оговорок…

Он посмотрел на клубок. Тот шевельнулся и покатил вниз по склону – гораздо медленнее, чем катился бы обычный шарик. Сварог пустил коня следом. Клубок свернул, покатился параллельно рельсу, уардах в пяти от него. Бесшумная, как призрак, платформа обогнала кавалькаду, всхрапнули кони, Сварог невольно вздрогнул от неожиданности, успел рассмотреть, что выглядит она, как новенькая, точная копия первой, а вот надписи на борту разобрать не успел, платформа выжимала лиг сто в час.

Вскоре они увидели впереди остановку. Станцию. Разъезд. То есть это Сварог окрестил в уме строение остановкой – и готов был отстаивать свою точку зрения в споре с любым оппонентом, подвернись таковой. Новехонький на вид павильон – изящно выгнутая белая крыша, три стены из малиновых и синих стеклянных блоков. И вывеска, где синим по светло-серому значилось:

«Кардея».

Клубок крутнулся на месте и замер.

– Ну, и что ты предлагаешь? Ехать? – проворчал Сварог, как будто надеялся на ответ.

Разума в клубке имелось не больше, чем в лесном орехе. Безмозглый сгусток магии, он был создан для одной-единственной цели: единожды указать своему владельцу самую безопасную дорогу. Все наследство бабки-гусятницы состояло из одноразовых магических штучек. Причем личность и моральные качества владельца никакого значения не имели. Вора клубок провел бы подальше от полицейских, купца – подальше от разбойников, и так далее.

Эрго…

Сварог спрыгнул с седла, прошел под крышу. Вдоль стен тянулись белые, изящные, вроде бы пластмассовые лавочки, пол был из синих квадратных плиток, ничуть не скользивших под подошвой, а на одной из боковых стен, на уровне груди Сварога, белела плоская коробка, отнюдь не внушавшая непосвященному комплекса неполноценности. Потому что там была одна-единственная кнопка, черная, квадратная, и две лампочки в виде полушарий. Верхняя светилась синим, нижняя не горела. Ничуть не колеблясь, Сварог придавил большим пальцем кнопку – и синяя лампочка погасла, а нижняя засветилась красным.

Сварог вернулся к своим, но на коня не сел.

– А что дальше? – с любопытством спросила Делия.

– У меня сильные подозрения, что следующая платформа теперь установится, – сказал Сварог. – Если так и случится, мы сядем и поедем.

Благо нам почти в ту же самую сторону. Наш поводырь отчего-то спокоен, а я склонен ему верить. Если платформа остановится, значит, и там, где мы решим сойти, остановить ее будет легко. Хоть убейте, не связываю я это сооружение с чудищами и злыми чарами. Правда, смешно будет, если окажется, что на платформе стоит автоматическая касса, наши монеты туда вряд ли пролезут…

Увы, никто не смог оценить его последнюю фразу должным образом – все, включая Мару, не поняли, в чем тут юмор, вообще не усмотрели юмора.

Вскоре показалась платформа. Плавно гася скорость, она остановилась напротив павильона, осела, скрыв под собой рельс, став совсем низкой, по колени лошадям, и синие поручни на обращенной к людям стороне опустились, ушли в желтый борт. Теперь можно было не торопясь прочитать надпись, сделанную, как и в метро, абсолютно знакомыми буквами: «Тахарот-Тодиар».

Клубок, подпрыгнув, взлетел на платформу, откатился к перилам и замер.

Сварог попробовал платформу ногой – ничуть не колышется, – решился взойти. На перилах впереди – узкая коробка с окошечком, где светилась надпись «Кардея», и одной-единственной кнопкой. Гениально просто. И почему-то ни единого кресла, лавки, сиденья. Что, поездка по этому маршруту считалась короткой и пассажиры предпочитали стоя любоваться окружающей природой? Ага, вот – узкая белая клавиша с черным силуэтом стула. Надо полагать, нажмешь – стулья и выскочат снизу. Но придется постоять, иначе кони не уместятся…

Не прибегая пока что к фамильному умению Гэйров-лошадников, он потянул коня за повод, и тот, поколебавшись, спокойно ступил на платформу – она не гремела, не чадила и оттого, надо полагать, совсем гнедого не пугала. Следом завели коней остальные. Сварог, уже с показной лихостью, нажал кнопку.

Перила поднялись. Вспыхнула новая надпись: «Куманте», но Сварог не стал больше трогать кнопку. Платформа плавно приподнялась над рельсом и устремилась вперед. Положительно, сотня лиг в час, не меньше, однако скорости не ощущается и ветер вовсе даже не бьет в лицо, есть тут какой-то секрет… Сварог ободряюще оглядел спутников, но они и без того держались молодцом.

– И это – дорога предков? – спросила Делия, встав рядом с ним.

– Очень похоже, – сказал Сварог. – Какая-то фантастическая сохранность…

– Сказка… Поневоле позавидуешь.

– Предкам? – криво усмехнулся Сварог. – Право, не стоит, принцесса.

Голову могу прозакладывать, бок о бок с этими приятными удобствами у них имелась масса такого, отчего вы пришли бы в ужас…

Но Делия его не слушала, задумчиво улыбалась, подставив лицо легкому ветерку, мечтательно полузакрыв глаза. Сварог мысленно махнул рукой, догадываясь, где блуждают ее мысли и фантазии. Зримых остатков древних ужасов в наличии не имелось, а яркая платформа, невесомо летящая посреди заросших лесами холмов и зеленых равнин, была доподлинной реальностью.

Сварог отстранил ладонью ткнувшуюся ему в плечо тяжелую конскую морду, облокотился на перила и молча глазел по сторонам. Уходил квадранс за квадрансом. Час, полтора, два… Платформа неслась, не задерживаясь на многочисленных остановках. Вокруг – равнины и холмы, потемневшие после захода солнца леса. И ни единого чудища ни на земле, ни в небе, ни малейших следов цивилизации, если не считать самого монорельса. Идиллия и пастораль.

– Граф, – громко сказал Сварог, не оборачиваясь.

Леверлин подошел справа.

– Слышал ты о чем-нибудь подобном? – спросил Сварог, похлопав ладонью по перилам. – Или, может, читал?

– Ни строчки и ни словечка…

– Занятно, – сказал Сварог. – А ведь эта штука расположена в жалких паре лиг от границы, и конца-края ей пока что не видать. Что, никто из тех, кто сюда забредал, так и не наткнулся на рельс?

– Куда ты клонишь?

– Сам не знаю. Размышляю вслух.

Кто-то охнул за его спиной, беспокойно зафыркали кони – впереди вдруг открылась неширокая река, рельс пересекал ее, держась на ажурных, уходящих в воду опорах. На миг и у Сварога замерло сердце, но платформа лихо пронеслась на другой берег над серой морщинистой водой, с высоты показавшейся твердой и неподвижной. Рельс круто забирал влево, протянувшись вдоль реки. Возможно, это и был таинственный исток Итела.

Дорога пошла под уклон. Справа темнел лес, впереди показался залив, нечто вроде бухточки, отделенной от реки узким каналом. Бухточка была чересчур уж округлая, а канал чересчур уж прямым для игры природы. Возле бухточки желто-коричневым полумесяцем выгнулось невысокое каменное здание со стрельчатыми окнами, башенками и нависавшими над водой террасами.

Глава 7 «А ДАЛЬШЕ – ДРЕВНИЕ ДОРОГИ…»

Платформа замедлила ход, остановилась. Рельс кончался у темно-синего сооружения, напоминавшего решетчатую антенну радара, врытую нижним краем в землю. Рядом на двух столбиках красовалась вывеска: «Тодиар».

– Поздравляю, приехали, – сказал Сварог. – Дилижанс дальше не пойдет.

Перила опустились, и он сошел на землю первым, отметил в окружающем некую странность, но никак не мог сообразить, в чем она заключается.

Клубок скатился следом, замер у сапога.

– Выводите коней, – распорядился Сварог. – Нужно же где-то ночевать.

Дом есть, а хозяева, сдается мне, уже не объявятся.

Больше всего одноэтажное здание походило на уютную гостиницу – вполне возможно, стилизованную под некую тогдашнюю старину. Под то, что считалось стариной пять тысяч лет назад. Сварог уже почти не сомневался, что видит дело рук людей, населявших Талар до Шторма, – и шрифт надписей был тем же, что в метро, и еще что-то неуловимое, некое сходство дизайна, уловленное не разумом, а словно бы чутьем… Так уж выглядел этот красивый, целехонький, ничуть не тронутый разрушением дом. Он был из другого времени, не нынешнего.

Наконец Сварог сообразил, что показалось ему странным. Опережая их, той же дорогой прошли две платформы. Сворачивать им было некуда, ни единого ответвления по пути не оказалось. С рельса они не сходили, иначе непременно попались бы на глаза. Но все же исчезли, как дым.

Растерянно оглянулся. Его бравые сподвижники стояли, держа коней под уздцы, дисциплинированно дожидаясь дальнейших указаний, а за их спинами был только рельс и никакой платформы там уже не имелось…

– Ты что, черта увидел? – тихо спросила Мара. – Аж глаза на лоб вылезли…

Он молча ткнул пальцем за их спины. Все оглянулись и тоже увидели – точнее, уже ничего не увидели.

– Колдовство, – поежился Бони и посильнее зажал под мышкой пулемет, как будто любимая громыхалка могла уберечь его от злых чар.

– Вряд ли, – подумав и припомнив кое-какие заоблачные чудеса, сказал Сварог. – Скорее уж – высокоразвитая техника. Платформа, добравшись сюда, по миновании в ней надобности просто испаряется. Куда она девается, я вам не скажу – образования не хватает…

– Ну, уж если это не колдовство, тогда неизвестно, что колдовством и звать… – проворчал Шедарис.

– Говорят тебе, наука, – чуть свысока глянула на него тетка Чари. – Командиру виднее.

– Я и не спорю, – угрюмо сказал капрал. – Командиру виднее. Я так понимаю, все это построено до Шторма? А помните ту симпатичную зверушку из подземелья? Как бы и здесь на нас что-нибудь бойкое и зубастое не выпрыгнуло…

– Пойдем посмотрим, – обыденным тоном сказал Сварог и взял коня под уздцы.

Клубок покатился перед ним к невысокому, в три ступеньки, крыльцу меж двух рядов фонарей на изящных, с большим искусством выкованных столбах.

Фонари были четырехгранные, их стекла напоминали скорее крохотные витражи.

И вдруг они все разом вспыхнули в сгущавшемся сумраке, справа и слева, так что и люди, и кони шарахнулись, оказавшись в полосе света. Сварог исключением не стал. Зажглись и несколько окон по обе стороны крыльца – это осветился обширный вестибюль с ковром на полу, длинными мягкими диванами вдоль стен и фонтаном посередине. Фонтан действовал как ни в чем не бывало, подсвеченные хитро укрытыми в бортике круглого бассейна разноцветными лампочками струи зыбкими, искрящимися дугами окружали бронзовую статую – русалку, грациозно опиравшуюся на якорь.

Клубок подкатился ко входной двери и вопросительно замер. Сварог распахнул перед ним дверь, пропустил внутрь, словно даму, встал на пороге с топором наготове и смотрел, как желтый проводник, описав вокруг фонтана своеобразный круг почета, остановился в гордом одиночестве возле сооружения из деревянных резных панелей, напоминавшего стойку портье.

– Это кто же свет включил? – подозрительно поинтересовался Шедарис.

– Скорее всего, фотоэлемент, – рассеянно сказал Сварог.

– Люблю я тебя, командир, за редкий дар толково изъясняться…

– Ладно, не ной, – сказал Сварог. – Если я где-то почую колдовство, так и скажу. А насчет всего, что есть не колдовство, а наука, объяснять придется до утра…

Вошел в вестибюль, с любопытством огляделся. Под ногами упруго пружинил ворс роскошнейшего ковра, в простенках висели огромные полотна в массивных золоченых рамах, а на полотнах кипели морские сражения – гроздья белых парусов, целых и разорванных в клочья, тяжелые тучи порохового дыма, пламя, облепленные людьми сломанные мачты на волнах, чернеющие в воде головы, незнакомые флаги и вымпелы, багрово-золотистое зарево… И потемневшие от времени штурвалы на стенах – определенно настоящие. И модели фрегатов в стеклянных ящиках. Несомненный уклон в морскую тематику, причем военно-морскую… Если это и в самом деле приют моряков, окружающий комфорт недвусмысленно указывает, что простые боцманы и прочие гардемарины с кондукторами сюда вряд ли попадали. Неброская роскошь и отсутствие вывески – сие нам знакомо донельзя…

Он сделал несколько шагов в глубь коридора, потрогал начищенную (сколько тысячелетий назад?) медную ручку первой же двери. Дверь бесшумно подалась, за ней обнаружился шикарный гостиничный номер: уютные кожаные кресла, ковер во весь пол, огромный телевизор непривычного дизайна, но легко узнаваемый, и что-то крайне похожее на видеомагнитофон, и что-то весьма смахивающее на компьютер, и затейливая люстра с кучей висюлек цвета чистейшего аквамарина. Окна выходят на заливчик. И никакого следа нечистой силы.

Мара бесшумно выскользнула из-за его спины, распахнула дверь в глубине комнаты. Спальня. Огромная, идеально застеленная кровать. За стеклом бара батарея разнокалиберных бутылок с красочными этикетками.

– Отдыхать здесь умели, – сказала она.

– Разлагались со вкусом, – кивнул Сварог.

Он добросовестно обошел все номера, коих набралось всего по семь в каждом крыле, зажигая повсюду свет. Везде одно и то же – комнаты словно пять минут назад убраны до блеска в преддверии адмиральского смотра. Можно подумать, здесь и не жили-то никогда.

– Ну вот что, – сказал Сварог, вернувшись на крыльцо. – Заводите-ка коней внутрь. Расписание боевых дежурств – обычное, сложившееся за время славного похода. Оружие держать под рукой, но расслабляться не возбраняется. – И закончил брюзгливо:

– Потому что мне сердце отчего-то вещует: либо нас вообще не потревожат, либо заявится что-то такое, против чего можно бороться только путем немедленного самоубийства… Другие мнения есть?

Не было других мнений. Коней завели в вестибюль, чему они не особенно и удивились. «Бедный ковер», – подумал Сварог, глядя на импровизированную конюшню, имевшую явственный оттенок этакого варварского сюрреализма.

Шедарис, одержимый, должно быть, теми же мыслями, хохотнул:

– Видок, конечно, жуткий, да видел бы ты, командир, как мы в Лоране ставили лошадок на ночь в музей с ученым названием «минералогический»…

И разошлись они по роскошным номерам – Делия с Леверлином, Сварог с Марой, тетка Чари с Шедарисом, Бони с пулеметом. Паколета оставили на страже за стойкой портье. Сварог еще раз прошелся по комнатам, снабжая всех едой и питьем, ободряюще похлопал Паколета по плечу (тот грустно-философски развел руками) и ушел к себе.

Мара, скинув сапоги и блаженно вытянув ноги, развалилась в кресле перед телевизором.

– Там, между прочим, роскошная ванная, – сообщила она. – Течет и холодная, и горячая, еще какие-то краники. Чур, я плескаюсь первая. Может, телевизор включим?

– Так он тебе и заработает, – сказал Сварог. Однако, чисто машинально, подошел и потыкал пальцем в кнопки.

Огромный экран вспыхнул всеми цветами радуги.

– Да я пошутила… – успела еще сказать Мара.

И замолчала. Музыка, яркие декорации, игра цветных огней, камера скользит то по эстраде, то по залу, выхватывая аплодирующих зрителей.

Самый обычный концерт, самая обычная публика, только одета по незнакомой моде. Зато молодая певица, темноволосая красотка в открытом алом платье, поет на знакомом языке, почти не изменившемся за пять тысяч лет:

Сварогу стало чуточку жутковато – так идеально подходила песня к ситуации, о чем певица, умершая тысячи лет назад, и подозревать не могла.

Как и все, кто сидел в зале. Они были заблудившимся в веках миражом, все эти люди, как и сама гостиница. Вот только одни миражи, как и положено порядочным видениям, неощутимы, а другие можно потрогать и даже жить в них… Порой изображение пропадало на миг, его сменял электрически гудевший, затейливый черно-белый узор, какие-то хитрые помехи, должно быть, сопровождающие загробное существование таких миражей. Но помехи случались редко, и Сварог перестал бояться, что телевизор вспыхнет или взорвется.

– Совершенно иначе представляла себе Хелльстад, – сказала Мара.

– Да ну? – хмыкнул Сварог, направляясь к компьютеру.

Заложенная ему в сознание программа-отмычка не подвела и теперь.

Сварог вновь ощутил словно бы прошивший тело слабенький удар тока – едва положив пальцы на клавиши, но знал, как с этой штукой управляться.

Только вот не от всякого знания бывает толк. На черном экране монитора вспыхнули желтые буквы: «Пожалуйста, наберите код нужного вам абонента». А какие у него здесь абоненты? И где взять коды? Сварог вяло выругался.

– Эй! – позвала Мара. – А ведь в шкафу барахлишко…

Сварог подошел к распахнутому ею шкафу. Внизу рядом с черными низкими сапогами стоял большой коричневый чемодан, а на металлических плечиках висел синий с сиреневым френч, расшитый золотом по рукавам и лацканам, украшенный полудюжиной затейливых, совершенно незнакомых орденов. Из-под него виднелись синие брюки с красно-золотым узеньким лампасом. На полочке лежала синяя шляпа в виде полумесяца острыми концами вниз (на концах красовались золотые кисточки, а сама шляпа щедро вышита золотой канителью). Рядом – великолепной работы кортик в ножнах. Мара им немедленно завладела и с решительным видом заткнула за пояс. Сварог не препятствовал. Взял шляпу, повертел, положил назад – настоящая, тяжелая, парадная, похоже. Двумя пальцами вытянул из бокового кармана френча торчавший наружу лист белой бумаги, свернутый в трубочку.

Короткая строчка букв и цифр, видимо, код. И совершенно понятный текст.

"База «Стагар» Полночного Флота – штандарт-навигатору Горонеро.

Получением сего немедленно прибыть базу. Вертолет за вами выслан. 11.24 шифровкой морского министра объявлена Белая Тревога. Вероятность учений исключена. ОДШ-4 Турзо".

«Если ОДШ не означает „оперативный дежурный штаба“ – я не граф, а балерина», – подумал Сварог.

Потом он подумал: "Это нам тоже знакомо. Блаженствуешь в глуши, понемногу разоряешь бар, прижимаешь горничных, которым по должности положено быть отзывчивыми и безотказными, а депеша уже в пути, и все летит к чертям. Если и в те времена белый был цветом смерти и траура, Белая Тревога наверняка означала что-то крайне серьезное. Но вряд ли штандарт-навигатор, судя по золотому шитью и допуску в эту уютную гостиничку, чин немалый, мог предвидеть, что все это означает Шторм…

Более того, есть сильные подозрения, что высланный вертолет сюда не добрался и штандарт-навигатор остался здесь навсегда – собираясь по тревоге, можно бросить все пожитки. Но какой офицер оставит мундир и кортик? Черт, как же это выглядело пять тысяч лет назад? Ничего хорошего, если вкратце, тут и гадать нечего – апокалипсис…"

Он подошел к компьютеру и пробы ради отстучал предварявший депешу код. Что было вознаграждено вполне прогнозируемым ответом: «Простите, база „Стагар“ на вызов не отвечает». Интересно, имела эта база отношение к нынешнему Стагару или просто – случайное созвучие? Сварог скомкал депешу и отправил под стол, в корзинку для бумаг. Вряд ли она представляла интерес для историков. Мара тем временем вытащила чемодан, положила посреди комнаты, попробовала замки – заперто – и занесла ногу, чтобы сбить замки точным пинком.

– Эй, а это не мародерство? – спросил Сварог лениво.

– Учитывая возраст чемодана, это скорее археологические раскопки, – сказала Мара и нанесла молниеносный удар, сорвавший замки. Вывалив содержимое на пол, присела и стала энергично ворошить кучу, что мало походило на методичный обыск, но Сварог удержался от ехидной реплики, ему и самому было интересно.

Небольшой кожаный бювар – Сварог заглянул внутрь, увидел конверты, бумаги, фотографии и швырнул на стол. Форменные рубашки с якорьками на воротнике, трусы, носки. Куча книг в ярких мягких обложках – на одних девицы в неглиже, на других амбалы с пистолетами, на третьих жуткие чудища, а на иных – все вместе. Названия соответствующие: «Брюнеты в жизни Лонеллы», «Удар из-за угла», «Месть призрака».

– Богатый у него был внутренний мир, – фыркнула Мара.

– Может, ему просто хотелось прочистить мозги и отвлечься от серьезности жизни, – сказал Сварог. – Так тоже бывает. Что-то я тебя ни разу не видел за чтением древних философов, да и себя за этим занятием что-то не заставал…

Я тебя ни разу не видел за чтением древних философов, да и себя за этим занятием что-то не заставал…

Мягкая коричневая кобура с пистолетом параметров «Вальтера ППК».

Возможно, наградной – весь в золотых накладках с крохотными сапфирами, гравированными парусниками, якорями и неизвестными гербами. Обойма полная, патрона в стволе нет, конечно.

В общем, ничего удивительного. Обычный чемодан обычного офицера на отдыхе. Только один-единственный предмет категорически не гармонировал и не вписывался – бронзовая дверная ручка затейливой, тонкой работы. Или не ручка. Штырь, на котором нормальной ручке полагалось бы держаться в двери, здесь заканчивался хитроумным переплетением бронзовых лепестков, этаким экзотическим цветком, идеально вписывавшимся в полусферу.

– Если это и ручка, место ей не в двери, – задумчиво сказала Мара.

– А где?

– Откуда я знаю? Как в том анекдоте… Послушай, а мог он быть сумасшедшим? Зачем нормальному офицеру с собой такое таскать?

– Чего только не таскала с собой военная братия в качестве сувениров… – сказал Сварог. – Может, это ключ от его служебного сейфа.

Или какого-нибудь пульта. Кто их теперь разберет… Все? Иди-ка ты в ванную.

Она ушла, а Сварог, положив на стол кобуру и загадочный предмет, устроился в кресле с одним из романов.

«Вспышка сверкнула в темноте туннеля, и над головой Федера раздался характерный свист пули. Федер немедленно ответил огнем. Глухой шум падающего тела возвестил, что сыщик не промахнулся…»

Незаметно для себя Сварог зачитался. Непобедимый сыщик Федер, паля по всему, что двигалось, вышел живым и невредимым из туннеля, из подожженного со всех концов гаража, из залитого водой подвала, где падали сверху капли горящего бензина, а в воде плавали загадочные зубастые и кусачие «аранлегулы», пробрался-таки в кабинет, вырубив по пути еще парочку злодеев, но драгоценностей в сейфе не оказалось, а это неопровержимо свидетельствовало, что графиня…

– Как там древние философы? – спросила Мара над самым ухом.

Сварог не сразу вернулся к действительности, потянулся даже перевернуть страницу, но Мара отобрала книгу и швырнула на стол.

– Представляешь, драгоценностей в сейфе не оказалось, – сказал он, печально провожая взглядом летопись подвигов неуязвимого Федера.

– Значит, маркиза сперла. Или прочие графини. Как в таком деле без графинь?

Она улыбнулась, посвежевшая, чистенькая, в синем пушистом халате, волочившемся по полу. Судя по мундиру и халату, штандарт-навигатор был верстой коломенской. Сварог потянулся к ней, но боевая подруга непостижимым образом переместилась в пространстве, оказавшись за спиной.

Правда, из-за великанской хламиды должного эффекта не получилось – видно было, как мелькнула по комнате смазанная синяя полоса.

– Теряешь хватку, – сказал Сварог. – Тебя было видно.

– Тебя бы закутать в такой балахон… Иди поплавай. В кои-то веки после походной любви под плащом – такая роскошь и все условия…

Отправляясь купаться, он украдкой, пока Мара отвернулась, сцапал со стола приключения Федера, но только в ванной обнаружил, что промахнулся, и, не глядя, сунул под камзол бювар с навигаторскими бумагами. Ничего не поделаешь. Со вздохом он улегся в огромную мелкую ванну, синюю в светло-зеленых узорах, пустил воду, тоненькую струйку пенистого шампуня из особого краника, еще струйку – какого-то зеленого эликсира, приятно пахнущего хвоей. Подумал, что жить в Хелльстаде можно, хмыкнул, закурил и свободной рукой принялся перебирать бумаги, положив бювар на удобную фарфоровую полочку, присобаченную к ванне ради вящего комфорта.

Там оказалось служебное удостоверение штандарт-навигатора в роскошном оформлении и солидном исполнении – в синей замшевой обложке, с обилием печатей, секреток, штампов и кодов. Судя по фотографии, флотский чин был немногим старше Сварога, но пост занимал серьезный – начальник отдела штаба Полночного Флота. Цветные фотографии запечатлели самого Горонеро и его коллег-приятелей в такой же форме – то напыщенно-вальяжных на палубе и у пирса, на фоне громадных орудийных башен, гроздьев разнообразнейших антенн, подводных лодок и остроносых ракет, то хмельных, веселых за столом в обществе симпатичных девиц. Несколько снимков военных кораблей, полным ходом идущих в открытом море. Фотография светловолосой, черноглазой красотки в крохотном золотистом купальнике, безмятежно лежавшей на залитом солнцем пляже. Рядом сидит, вывалив розовый язык, потешная ушастая собака, серая в черную крапинку. Красотка нарисовала на песке якорь и весело улыбается – конечно же, о войне ни слуху, ни духу, все веселы и беззаботны, все живы пока… На обороте аккуратная надпись: «Мы с Дуфи бросаем якорь здесь. Ждем. А.» Несколько бланков с грифом Полночного Флота и базы «Стагар», покрытых сущей абракадаброй из цифири и странных значков – как бы не ошибиться, но это может иметь прямое отношение к навигации…

Очень уж похоже на перечни координат. Две глянцевые картонки с кодами и цветными полосками – должно быть, пропуска, довесок к удостоверению. Одна украшена силуэтом надводного корабля, другая – подводной лодки. И повсюду, на каждом документе, на каждом бланке, эмблема-крест: горизонтально, рукоятями к центру – два меча, вертикально, проушинами к центру – два якоря, и крест этот посередине скреплен кругом, вернее, змеей со странной головой, глотающей собственный хвост.

Итак, до Шторма существовали великолепно оснащенные военные флоты, знавшие толк в бюрократии, – вот и все наблюдения.

Длинный розовый конверт, адресованный на базу «Стагар» штандарт-навигатору Горонеро, Сварог оставил напоследок и взялся за него, лишь убедившись, что бювар опустел.

"Тогир, милый! Я боюсь, чем дальше, тем больше, и, что страшнее всего, что самое скверное, я прекрасно знаю, чего боюсь. Поэтому письмо пойдет не почтой – ты сам постарался просветить насчет ваших хитроумных цензурных аппаратов. Спасибо, наука пошла впрок… По счастью, здесь оказалась Донайра с «Рагнарока», она и передаст. Уж она-то, надеюсь, не стукачка. Хоть ты и объяснял с важным видом, что в стукачи вы вербуете только таких, о ком никогда и не подумаешь… Все равно. Если она и стукачка, письмо в любом случае попадет к тебе. Тогир, ЭТО приближается.

Это будет не простая война. Шар заволакивает кровавая пена, мне даже не нужно к нему подходить, он вспыхивает сам, и это страшнее всего. Я проверяла трижды – с шаром, с кольцом в хрустальной вазе, с облаками.

Результат неизменен. Я боюсь даже представить, что ждет Талар. Очертания континентов в шаре меняются, искажаются самым диким образом. Это не война, даже атомная, это хуже – глобальная катастрофа, ужас, совершеннейшее небытие! Вот уже три дня не хожу на пляж – Маска Смерти на лице каждого встречного, видеть это невыносимо. Между прочим, некоторые начинают держаться странно и уезжают вдруг хотя вовсе не собирались. Подозреваю, это тоже Керуани – мы ведь сплошь и рядом не знаем друг друга, не спросишь же открыто… Облака даже не красные, Тогир, – они черные!

Понимаешь? Уж тебе-то следовало бы знать, что магия никогда не обманывает.

Она полна символов, верно, однако символы, в отличие от слов, двойного толкования не допускают. Мы все обречены! Обречены, Тогир! И не надо напоминать о присяге, о гербе – мой герб не моложе твоего. Это вовсе не будет дезертирством, какое тут дезертирство, если обречены все воюющие стороны, если не будет ни победителей, ни побежденных? Если вообще не будет выживших? Ты не изменишь своим и не сыграешь на руку противнику, потому что не останется ни своих, ни врагов. К тому же… Я не верю, что Изначальные мертвы. Для этого они были слишком коварны. Они спят… или уже проснулись? А то и не все спали… И мы расплатимся за предков-завоевателей, мы не так уж и виноваты, вовсе мы не виноваты, разве в том, что родились, – но суда с адвокатами у нас не будет, и это наши предки сжигали Девейн-Горт… И никто не предоставит нам последнего слова, нас вообще не будут слушать. Нас уже нет, Тогир. Я избегаю зеркал, чтобы не увидеть Маску Смерти у себя на лице. И по той же причине убрала твои фотографии. Но хочу верить, что мы спасемся. И верю, что Древние Дороги не лгут. Милый, любимый, единственный, самый лучший, желанный мой! Мое небо, мое сердце! Если ты меня любишь, беги! Времени нет!"

Остальное – уже другими чернилами. И почерк из аккуратного, мелкого стал размашистым, почти неразборчивым, словно писали в страшной спешке или не помня себя от волнения:

«Только что умер Дуфи. Форброны чувствуют беду, ты сам прекрасно знаешь древнюю историю наших псов… Когда молодой здоровый форброн умирает так, как умер Дуфи, это может означать только одно. Он лизал мне руки, просил прощения, что бросает меня, но этого знания, такого ужаса он вынести не смог. Тогир, это конец. Я больше не могу умолять – нет сил. Но время еще есть. Возможно, Белой Тревоге еще будут предшествовать Синяя с Красной. Или одна Красная. Магия таких тонкостей не улавливает и не передает – но она беспощадно предсказывает итог. Так вот, я задержусь ровно настолько, чтобы похоронить Дуфи. А дальше – Древние Дороги. Уж лучше они. Назови меня дрянью, подлой, но я спешу уйти из этого мира, пока он играет всеми красками, пока он незыблем и беспечен, как встарь, хочу его запомнить именно таким, чтобы не покидать бегством дымящиеся развалины. Довольно с меня и последних открытий. Словом, самое позднее через час я уже буду на Древней Дороге. Вероятнее всего, Мерцающая Корчма или Овраг. Нам трудно будет отыскать друг друга – если хотя бы половина россказней о Древних Дорогах верна. Зато известно совершенно точно: туда нет доступа Изначальным, и все другое несущественно. Остается надежда – и некая определенность. На всякий случай напишу еще раз все заклинания. Я ухожу – и жду тебя. До встречи. Анелла».

И ниже – две строчки совершенно бессмысленных слов, на сей раз выписанных с прежней аккуратностью, каллиграфически, тщательнейше. Сварог, едва глянув на них, сунул письмо в конверт – чтобы не перенестись, чего доброго, неведомо куда в совершенно голом виде, без оружия, не зная заклятья на возвращение…

Видимо, она все же ушла. Решилась, по письму видно. Ей было чертовски страшно… А вот ушел ли за небо вслед по неведомым дорогам штандарт-навигатор, успевший прочитать сообщение о Белой Тревоге? С которой, похоже, все и началось, грянуло без промежуточных Синих-Красных… И где эти Древние Дороги? Уж, конечно, не в этом мире…

Сварог выбрался из ванны, встал под поток теплого воздуха, моментально его обсушивший и волшебным образом насытивший все тело бодростью, живым электричеством. И все равно из ванной он выходил понурый – в ушах словно бы еще стоял долетевший сквозь пять тысячелетий женский крик. Сколько ни успокаивай себя воспоминанием, что истлели самые прочные кости и рассыпалась самая прочная броня, сколько ни огорчайся собственными заботами – на душе пасмурно. Здесь, в доме, нет ощущения, что эти пять тысячелетий и в самом деле протекли плавно и величественно… Здесь прошлое не умерло, не покрылось слоем пыли, не превратилось в черепки и скелеты…

Мара лежала на роскошной постели, сбросив халат на пол, и так углубилась в книгу с красавицей в пышном платье на обложке, что вовсе не заметила явления Сварога. Сварог уселся рядом и потянул ее за ухо. Она нехотя подняла затуманенные глаза:

– В самом деле, захватывает. «Глаза барона искрились любовным томлением, столь долго таившимся под спудом. Он нежно привлек к себе Кармину, прильнул к ее полураскрытым алым губкам. Прерывистое дыхание юной маркизы выдало обуревавшие ее чувства, которые бедняжке пришлось так долго таить от безжалостного света, готового с циничной насмешкой надругаться над святой наивностью первой любви…» – она мечтательно закинула голову.

– Граф, ну почему я от вас никогда не слышала подобных речей?

– А ты смогла бы разминировать мост? – спросил Сварог строгим голосом экзаменатора.

– Плевое дело. Если мы имеем дело с пороховым шнуром, без химических взрывателей… – Мара спохватилась, негодующе фыркнула. – Ну, нечестно!

Только я настроилась…

Сварог рассмеялся, привлек ее к себе и прильнул к полураскрытым губам, даже не пытаясь разобраться в обуревающих его чувствах. Знал одно: так неистово и яростно они друг друга еще не любили – растворяясь друг в друге, теряя всякую связь с окружающим бытием, зная друг про друга, что оба слышат где-то на границе сознания беззвучное карканье: «Вокруг Хелльстад, Хелльстад, Хелльстад…»

Глава 8 БЕЗ НЕДОМОЛВОК

Сварог открыл глаза, прислушался, пытаясь понять, что его разбудило.

Для этого и не потребовалось особого напряжения чувств. Дверь в кабинет была полуоткрыта, как он ее оставил, – только сейчас там горела на столе лампа и в спальню падала полоса света, достигавшая постели, задевавшая краешек лезвия Доран-ан-Тега. Потом в кабинете послышались шаги – кто-то прошелся по комнате, ступая громко, уверенно, ничуть не прячась.

Шумно отодвинули кресло.

Сварог толкнул локтем Мару – но ее ровное, глубокое дыхание ничуть не изменилось, она безмятежно спала, хотя такого с ней не могло случиться. Не отрывая взгляда от полосы света, Сварог ощупью нашел плечо девушки, потряс. Мара должна была мгновенно вскинуться – но она спала. Мелькнула дурацкая мысль – Горонеро вернулся за чемоданом…

На полпути задержав протянувшуюся было к топору руку, Сварог бесшумно вытащил из-под подушки пистолет – тот, что стрелял серебряными пулями.

Замер, прикидывая варианты.

Вариант был один – встать и выйти туда…

В кабинете громко откашлялись – вновь открыто, демонстративно. Кто бы там ни сидел, он честно предупреждал о своем присутствии, и это сбивало с толку. Мара перевернулась на другой бок, лицом к стене, умиротворенно посапывая. Пора было решаться. Помогая себе одной рукой, Сварог влез в штаны, опустил ноги на пол и бесшумно направился к двери, держась подальше от полосы света.

– Входите, что же вы, – послышался оттуда спокойный мужской голос, совершенно незнакомый.

Сварог вошел, держа под прицелом расположившегося в кресле человека, – лампа на гибком кольчатом шнуре опущена вниз, лицо и фигура нежданного гостя скрыты мраком. Не помог и «кошачий глаз», как Сварог ни напрягался, лицо сидящего оставалось словно бы подернуто густой мглой.

Сварог слегка повел стволом.

– Не нужно, – так же спокойно сказал сидящий. – Вреда вы мне не причините, но придется уйти, а нам непременно нужно побеседовать. Рубашку не накинетеради пущей респектабельности? Вы, во-первых, гостя принимаете, во-вторых, вы граф, барон и лорд, а среда моих многочисленных титулов есть и княжеский.

Сварог, чувствуя себя на удивление спокойно, придвинул второе кресло и сел, бросив пистолет на колени. Сон схлынул, голова была ясная, и он ни на миг не собирался упускать инициативу. Посему демонстративно пошевелил пальцами босых ног, шумно почесал голый живот, взял со стола бутылку с красивым парусником на пестрой этикетке и налил только себе, пояснив:

– Вам не предлагаю. По слухам, другой у вас любимый напиток…

Сидящий напротив посмеялся коротко и вежливо, как человек, способный понять хорошую шутку. И продолжал беззаботно:

– Вполне понимаю ваше мальчишеское желание показать себя крутым и несгибаемым, но не оставить ли нам и состязания в плоском остроумии, и скоропалительные колкости?

– Я вам особых колкостей не говорил.

– Ну, собирались. Ведь правда? Мы с вами не дети. Я не страдаю повышенной обидчивостью, но вам, дорогой лорд Сварог, следовало бы отнестись ко мне чуточку уважительнее, потому что я – это… я.

Он поднял лампу повыше, покрутил регулятор, осветив все вокруг.

Сварог жадно уставился на непрошеного гостя и ощутил легкое разочарование.

Гость был одет в скромный темно-серый камзол, обшитый черной тесьмой, – ни дать ни взять, добропорядочный горожанин Бронзовой гильдии, не выше. И лицо самое что ни на есть народное – скуластое, худое, располагающее лицо неглупого крестьянина или служаки-сержанта, работяги и философа войны. Руки, спокойно лежащие на коленях, – тяжелые, неуклюжие, с натруженными ладонями. Только глаза выбиваются из образа – темно-желтые, словно бы бездонные, удивительным образом и умные, и пустые, зрачок-точечка, словно проколотая иглой дырка в иную реальность, где нет ничего, кроме абсолютного мрака.

– Неплохо, – сказал Сварог. – Великолепная маска. Это не колкости, я серьезно говорю. С такой физиономией ко мне и следует являться. Свой мужик, ах, какой свойский, не усатенький демонический красавчик, не седовласый благообразный аристократ…

– Даже если вы все понимаете, ваше подсознание независимо от ваших побуждений играет на моей стороне, – усмехнулся гость. – Вы знаете, кто я, но от моей маски никуда не деться… Вам постоянно приходится делать над собой некоторое усилие, чтобы видеть за маской сущность…

– А как насчет настоящего облика?

– Вы не то чтобы этого не перенесете, но… Понимаете, нет таких слов… Вы человек, а я – совершенно другое.

– Кстати, о сущности, – сказал Сварог. – Кто мне поручится, что передо мной – самый главный? Не заштатная нечисть, обосновавшаяся вблизи пансиончика? Не мелкий здешний бес?

Несколько секунд стояла тишина, и слышно было, как в холле время от времени тревожно фыркают лошади, ржут коротко, испуганно, словно вскрикивая.

– Забавно, – сказал наконец гость. – С таким оборотом дела мне почти не доводилось сталкиваться. Ну не могу же я, простите великодушно, выправлять самому себе солидный документ с подписями и печатями? Что за абсурд… Ага… Вас ведь там, наверху, насколько мне известно, обучили наспех мелким фокусам? Вот и попробуйте усмотреть мою истинную сущность.

Потом поделитесь впечатлениями…

– Вы правы, это мысль, – со светской улыбкой сказал Сварог и произнес про себя нужные слова.

С таким он еще не сталкивался. Все в комнате осталось по-прежнему, и в то же время она пропала, Сварог был в двух местах сразу, в двух мирах, одинаково реальных, и перед ним грузно перекатывались, клубились в непонятной бездне исполинские потоки мрака. Тьма обрела мириады оттенков, переливов и колеров, то оформляясь в осязаемое переплетение необозримо гигантских змей, то расплываясь невесомыми извивами туманов, пронизанных колючими лучами черных, ослепительно черных звезд. Он погружался в бездну, липкую, засасывающую, сомкнувшуюся над головой, уплывал в нескончаемые пучины, и все, имевшее формы, очертания, контуры, иные, кроме черной, краски, осталось наверху, в неизмеримой дали… И это был Ужас.

Зажмурившись, сжав кулаки, он вернул себя в прежнее состояние.

– Вы удовлетворены? – мягко спросил гость. – Неужели то, что вы видели, душонка мелкого беса? У которого и нет души…

– Удовлетворен, – сказал Сварог, не в силах побороть странную слабость во всем теле.

– Впечатлениями поделитесь?

– Нет. Я не смогу этого описать. Что это?

– Вы видели Тьму. Из Тьмы и слагается Вселенная. А на долю света, простите за убогий каламбур, приходится ничтожнейшая доля…

– А если отделить тьму, над которой вы властны, от той, что к вам не имеет никакого отношения? Это какая доля будет?

– О, не стоит… – слегка поморщился гость. – Не нужно этого, не будем играть в слова… Я – хороший логик, слышали, должно быть? И практика у меня неизмеримо богаче, отточена на дискуссиях с интеллектуалами, стократ превосходящими по подготовке вас. В иных спорах и мне случалось оказаться посрамленным. Все равно, не надо погружаться в пучины схоластики. «Что есть взгляд в кромешной темноте?» И тому подобное.

Вам все равно не превзойти, к примеру, Катберта… Поздняя ночь, скорее уж раннее утро, в заброшенной тысячелетия назад гостинице для военно-морских чинов сгинувшего мира сидят мятущийся граф и Князь Тьмы – и старательно состязаются в красноречии… Нелепо. Как если бы мы, подобно оперным тенорам, стали петь свои реплики. Мы же не персонажи философского трактата…

– А какой стиль вы предпочитаете?

– Насквозь деловой, – сказал гость. – Сбережем время.

– Что же вы хотите? Договора не вижу…

– Помилуйте, вы же взрослый человек, лорд Сварог… Или всерьез верите, что я заставил бы вас расписываться кровью? А то и в случае вашего согласия обрек бы на вечные муки после смерти? Все это – примитивный вздор. Нет ни вечных мук, ни вечного блаженства. Все одновременно и сложнее, и проще. Одни в свое время становятся частицей Тьмы, а другие – частицей Света. Вот краеугольный камень, фундамент. Все остальное – детали, частности, дополнения.

– Но чего же вы все-таки хотите? И что предлагаете?

– Хочу я немногого – чтобы вы, собравшись утречком, повернули назад в Равену. Где и вы, и ваши спутники вернутся к прежним занятиям. Не беспокойтесь о принцессе. Мелкие неприятности, клянусь Великой Тьмой, улаживаются походя…

– А что взамен?

– Да ничего! – досадливо поморщился гость. – Ничего. Вы удивлены или разочарованы? Нет, если вам так уж необходимы все эти пошлые глупости – бриллианты размером с кулак, какой-нибудь трон, толпы прелестниц – составьте на досуге список, не ограничивая себя решительно ни в чем. – Он презрительно скривился, махнул рукой. – Что угодно. Корону Четырех Миров?

Место в моей свите? Место – немедленно, корону – чуть погодя, быстро это не делается… словом, дать я могу почти все. Но ничего не предлагаю.

Потому что способен вознаградить вас не в пример щедрее – вовремя остановить. Чтобы вы избежали всех глупостей, какие можете совершить. Вот настоящая награда и достойная плата. Покой. Если хотите позаботиться еще о ком-то, скажите.

– Интересно…

– Удивлены? Я так и думал. Но если вы рассудочно все взвесите, поймете, как велика награда. Поймите, я не в ответе за все, что обо мне придумали и наговорили за тысячелетия… И категорически отвергаю все попытки приписать мне стремление насадить повсюду Хаос. Тяга к Хаосу – забава тех самых мелких бесов. Мне нужен Порядок. Иной, правда, не тот, что нужен кое-кому другому, не будем вспоминать его к утру…

– Ну, это мы проходили, – сказал Сварог. – Разный бывает порядок. Вам нужен один, мне другой.

– Вам не порядок нужен, – сказал гость. – Вы стремитесь остаться среди тех, кто обуян идиотским стремлением облагодетельствовать человечество. Облагодетельствовать отсутствием зла. Жратвой и питьем.

Книгами и картинами. Электрическим светом на улицах и чистыми лестницами.

Задача благородная, но невыполнимая. В первую очередь по причине скотской сущности этого самого человечества. Оно разрушит, опошлит, осквернит и испохабит все мудрое, чистое и возвышенное, дай ему только волю. На каждый недюжинный ум приходятся тысячи голов быдла, озабоченного наполнением желудка и поисками щели, куда можно излить сперму. Пусть желудок стремятся наполнить не хлебом, а жареными павлинами в тончайшем соусе из соловьиных язычков – животная сущность от этого не меняется. Вас всегда будут предавать и продавать, использовать втемную, с циничным расчетом. Неужели вы не навоевались? Когда-нибудь, безмерно уставши от того, что считали великими свершениями, вы с ужасом поймете, что все было зря, все было впустую. А еще вы вспомните, что вас искренне пытались предостеречь…

– Это все – обещание благодеяний, – сказал Сварог. – А как насчет угроз?

– Что ж, угроз у меня – богатейшая палитра, и все до единой я могу претворить в жизнь… Но самая крупная и страшная угроза, какую я твердо могу вам обещать, – это клятва никогда не вставать на вашем пути… ну, почти никогда. Вы и сами, если только не угомонитесь, заработаете себе столько поражений, потерь и горечи, сколько я не смог бы вам причинить при всем старании. Я, как и тот, – за свободу воли…

– Но прежде…

– Все прежние покушения на вас – либо самодеятельность мелких исполнителей, либо мелкие шуточки, легкие уколы, ленивая разведка боем.

Вам эти шутки показались скверными? Простите старика, так уж привык…

– Где мой отец? – резко спросил Сварог.

– Не знаю, – без малейшей заминки ответил гость. – Об этом я вам и говорил – страшен не враг, а бездействие врага… Я ведь не всемогущ, вам доводилось слышать? Представления не имею, куда он по одержимости своей ухитрился провалиться. Я предупреждал его, как сейчас вас… Итак?

– Ну не прельщает меня перспектива стать частицей Тьмы, – сказал Сварог.

– Потому что вы не представляете, чего себя лишаете, и оттого в вашей решимости нет мудрости. Ну как можно отнестись к слепому от рождения, отказывающемуся прозреть и увидеть полотна великих мастеров, прекрасные скульптуры? Хотите, я проведу вас по мирам, чьих многообразия и сложности вы и представить не можете? Хотите проникнуть в тайны пространства, Вселенных, неощутимо существующих бок о бок, в одной и той же точке бытия?

Пропутешествуйте по всем уровням, закоулкам и этажам мироздания, какие мне доступны, и после свободно, без малейшего принуждения решите все сами.

Хотите такого путешествия? Ни к чему, замечу, вас не обязывающего?

– Нет, спасибо.

– Боитесь дать слабину?

– Я просто считаю, что тот, кто выдумал поговорку «Кого-ток увяз – всей птичке пропасть», был гением, – сказал Сварог. – Не хочу я с вами больше разговаривать, поговорили…

– Подумайте о других, о тех, кого таскаете за собой. Вы их всех загубите.

– Я никого не принуждаю.

– Принуждаете. Тем, что сами не сидите спокойно.

– Я же сказал – довольно, – сказал Сварог. – Вы не верите в людей, а я верю… даже после всего… И мне не нравится тьма. В любых ее проявлениях. Вам объяснить по буквам?

Гость встал. Его голос звучал ровно, даже безразлично:

– Я еще с вами встречусь. В пору, когда в сердце у вас не будет ничего, кроме пустоты. Я не злопамятен, но люблю, когда рано или поздно признают мою правоту. И вы сами, слышите, сами согласитесь, что прав был я. И это будет лучше всякой подписи под договором… Ожидайте и бойтесь этой неминуемой встречи, любезный граф…

Впервые лицо его исказилось в хищной улыбке, он склонил голову и исчез, словно нажали выключатель. Порыв ледяного ветра свистнул по комнате, от закрытой двери к закрытому окну, стегнув Сварога по лицу холодной лапой, взметнув штору, тряхнув раму так, что задребезжали стекла.

Сварог налил себе еще чарочку забористого навигаторского коньяка пятитысячелетней выдержки, ахнул залпом, подошел к окну, прижался лбом к прохладному стеклу, уставился на бухту, реку и деревья, подернутые мутно-серой рассветной мглой. На душе было неуютно и муторно. Он и раньше знал, что война ему объявлена серьезная, но теперь убедился воочию. Самые серьезные угрозы как раз высказывают тихо и спокойно, без дурацких эффектов и страшных рож…

И все же, будь Хелльстад вотчиной Князя Тьмы, тот держался бы не в пример наглее…

Почти в центре бухточки явственно перемещался бурун, напоминавший широкий наконечник копья, след плавника. Жаль, под рукой не было подходящего оружия, иначе непременно шарахнул бы туда на всякий случай.

Сходить, что ли, к Бони за пулеметом? Нет, не похоже, чтобы в гостиницу забредала здешняя фауна, иначе непременно остались бы следы, сломанная дверь хотя бы. А от Князя Тьмы следует ожидать более сложных пакостей, нежели некий зубастый обитатель вод. Да и бурун быстро продвигается по каналу, уходя в реку…

Сварог плюнул, стянул штаны и полез в постель, твердо решив перед сегодняшней неизвестностью еще хоть пару часиков отработать взаимодействие щеки с подушкой. Мара шевельнулась, сонно спросила, не размыкая глаз:

– Что такое?

– Пописать выходил, – успокоил ее Сварог, чмокнул в щеку и подгреб под голову подушку.

Глава 9 БУДНИ ГУЛЛИВЕРА

Как следовало из докладов, ночь для всех остальных прошла спокойно.

Никто, похоже, и не заметил настигшего перед рассветом приступа мертвого сна – потому что и так спали без задних ног. Один Шедарис, дежуривший последним, выглядел чуть смущенно – раздумывал, признаться или нет, что заснул на посту.

Сварог, пихавший в свою седельную суму охапку увлекательных навигаторовых книжек, посмотрел на бравого капрала, не вставая с корточек, хмыкнул:

– Да знаю я, что ты дрых…

– Командир, да со мной такого не случалось, курвой буду…

– Не переживай, – сказал Сварог. – Ты тут ни при чем совершенно.

Потом расскажу…

Он задумчиво достал из-под стола загадочную «дверную ручку», прикидывая, кинуть ее обратно или взять с собой. Глаза у капрала и вовсе полезли на лоб:

– И у тебя, командир?

– Ты о чем?

– Об этой штуковине. Я ее у тебя что-то раньше не видел…

– Ничего удивительного, – сказал Сварог. – Я ее здесь нашел.

– Сейчас, сейчас…

Капрал бомбой вылетел в дверь, прогрохотал сапогами по коридору и вскоре вернулся. Протянул Сварогу бронзовую штуковину. Форма другая, узоры не те, завитушки-лепестки на конце штыря ничуть не похожи – и все же некое неуловимое сходство стиля и исполнения поневоле заставляет предположить, что обе ручки вышли из одной мастерской. Разве что капралова уже покрыта зеленой паутиной да изрядно поцарапана.

– А у тебя твоя откуда? – спросил Сварог.

– Когда служил на Сильване, был у нас один, родом, кажется, из Лорана. Штуку эту он берег пуще добычи. И после второго ведра начинал напускать тумана – мол, это его талисман на самый крайний случай.

Убережет, если припечет так, что другого выхода не будет. Только не уберег. Получил он топором по башке в одной дурацкой стычке, мозгами раскинул так, что любо-дорого… Ну, его барахлишко потом разыграли на всех, как водится. Эта хреновина мне и досталась. Выбрасывать жалко – вдруг это и в самом деле талисман и найдется знающий человек, научит с ним обращаться? Мне кажется порой, тот чудак и сам не знал, как это штука работает и для чего служит, иначе давно проговорился бы, хоть намеком…

– А про Древние Дороги ты что-нибудь слышал? – спросил Сварог.

– Про них только одно и известно – что соваться туда может только полоумный. Такое впечатляет, командир: когда о чем-то ничегошеньки не известно, но твердо оговорено, что дорожка туда – верный путь для самоубийц. Предки…

Пинком распахнув дверь, вошла Мара, чернее тучи. На конце обнаженного клинка она несла какой-то черный, сморщенный комочек, пронзительно вонявший паленым.

– Это еще что? – поинтересовался Сварог.

– А это наш бывший поводырь. Клубочек бабкин, извольте любить и жаловать.

Сварог помотал головой:

– Тьфу ты, до чего мелко… Это он, должно быть, сгоряча. – Предупреждая вопросы, сказал самым непререкаемым тоном:

– Вот что, соколы мои, живо завтракать. Сгорел наш клубочек, сгорел. А чего же вы хотели – пройти по этим клятым местам весело и игриво, без малейшей неприятности?

– И кони так держатся, словно на них домовой катался… – задумчиво сказал Шедарис.

– Катался, – сказал Сварог. – Есть тут домовой…

– Как же мы теперь, без поводыря?

– А по солнышку, – сказал Сварог. – Как пращуры наши в незапамятные времена. Благо солнышко в должном месте и никаких фокусов пока что не выкидывало, гуляет по обычному маршруту. – Он решительно сунул свою «ручку» среди прочих вещей. – Так что – надеемся на лучшее и готовимся к худшему. Особая точность тут не нужна, нам бы к морю выйти, и ладненько…

…Рысью. Галопом. Шагом. Смена коней.

Рысью. Галопом. Шагом. Смена коней.

Рысью. Галопом. Шагом. Смена коней.

Временами Сварогу казалось, что отныне он на веки вечные возненавидит коней и в жизни не полезет в седло, а сядет лучше на раскаленную плиту и высидит на ней битый час без всякого ущерба для задницы, давно уже превратившейся в сплошную мозоль. Он утешал себя тем, что Паколету с теткой Чари, самым некавалерийским в отряде людям, приходится еще хуже, однако ж они не жалуются и как-то притерпелись.

Собственно, больше всего его доставала скука. Скорость лошади – это всего лишь скорость лошади. Чересчур уж медленное перемещение для того, кто привык к другим скоростям, тем более что ничего вокруг не происходит, нет погони, нет угрозы, остается покачиваться в седле и за неимением других занятий – думать, думать, думать. Тянутся равнины, тянутся леса – редколесье, густолесье, попадаются холмы и скалы, озерца и овраги, ручьи и небольшие болотца. Но ни разу не попалось больше не то чтобы строения – поросших травой развалин. Ни единого сооружения или предмета, к которому прикасалась бы человеческая рука. И никаких скелетов. И ничего живого.

Мертвая тишина. Это угнетает невероятно, и все раздумья крутятся вокруг парочки вопросов: почему Хелльстад, прямо-таки обязанный служить приютом чудовищам и нечисти, напоминает сонное царство? Почему, кроме загадочных летучих рож, больше похожих на вульгарные игрушки, никакой живности не встретилось? Даже если сделать все мыслимые поправки на буйную фантазию хронистов, книжников, сказочников, менестрелей и трактирных болтунов, приходишь к выводу: окружающего благолепия никак не должно быть. Отчего-то же исчезали экспедиции и восьмого департамента, и Магистериума, и земных университетов, и просто десятки одиноких волков, ловцов удачи…

Не похоже, чтобы спутников Сварога такие мысли занимали и угнетали.

Они откровенно радовались тишине и покою, даже Мара блаженствовала. Что ж, вся умственная работа ложилась на отца-командира, отчего ему хоть волком вой…

Прескверно чувствовал себя отец-командир. От полного отсутствия информации и, выражаясь ученым языком, внешних раздражителей в голову лезла самая несусветная чушь – параллельные пространства, сопряженные миры, девятые измерения и прочие «черные ямы» (название он только что выдумал сам от безделья по аналогии с «черными дырами»). Начинало мерещиться, будто они давно уже незаметно для себя соскользнули в неведомые иные пространства и вокруг уже не Хелльстад, а какая-нибудь Древняя Дорога, бесконечная, как время, и равнины, перемежаясь лесами, будут тянуться до бесконечности. Они ехали целый день, часа через два должно зайти солнце, и следующий ночлег будет лишен всякого комфорта и уюта. Хорошо хоть, солнышко не торчит в небе, как пришпиленное, исправно движется в полном соответствии со стрелками часов…

Для борьбы с монотонностью пути Сварог временами выпускал вперед боевое охранение – то одного, то двоих. Или менял местами всадников в колонне, или заставлял осматривать подковы. Он вовсе не чудил – каждый толковый командир знает, что солдат не следует расхолаживать бездельем.

Подобная езда без происшествий похуже праздного лежания в казарме…

Вот и сейчас он отправил вперед Делию с Шедарисом – уардов на триста, дав направление на видневшуюся над лесом голую скалу, похожую на лошадиный зуб. Лес здесь был довольно редкий, и меж высоченных раскидистых дубов попадались странные карлики, не выше человеческого роста, выглядевшие, однако, не молоденькими подростками, а настоящими вековыми дубами, во всем подобными нормальным: пышные кроны, толстые узловатые стволы, вот только всадник смотрит на них сверху вниз… Проезжая мимо, Сварог сорвал крохотный желудь, меньше кедрового орешка, повертел, подивился и выкинул – великанские черепа, крохотные желуди…

Увидев, что Делия с капралом несутся назад подозрительно резво, он испытал нечто вроде облегчения, как ни странно – замаячила некая определенность…

– Соприкосновение с противником? – спросил он, оживившись, подав остальным знак остановиться.

Делия откинула за плечо выбившиеся из-под шляпы золотистые пряди, пожала плечами:

– Не знаю. Там что-то непонятное. Такие пятнистые маленькие штуки, они летают и жужжат. Кружат над одним местом, как привязанные…

– То ли они и в самом деле маленькие, то ли летают очень далеко, – уточнил прилежный капрал.

– А почему именно «штуки»? – спросил Сварог.

– Не похожи на животных и на птиц тоже, – сказала Делия. – Такой у них вид…

– И на самолеты тоже не похожи. – Шедарис задумчиво почесал щеку, мучаясь от недостатка подходящих слов. – Самолет с крыльями и летает грузно, а эти – вроде красивой шкатулки. Словно стекло отблескивает. Но кружат очень уж осмысленно, словно ищут что-то.

– Они вас не заметили?

– Да нет вроде… И так вертятся, и эдак… Очень уж быстрые, если будем обходить стороной и они нас заметят, непременно догонят. Такое у меня впечатление.

Сварог лихорадочно размышлял. Обернулся к Бони:

– По птицам стрелял?

– Из лука и из мушкета.

– Значит, знаешь, что такое упреждение?

– А то!

– Ну, для пулемета, работающего по летучей цели, принцип тот же… – сказал Сварог.

– А почему не я? – моментально вмешалась Мара. – Уж я-то пулемет лучше знаю.

– Ты у нас – мастер штучной работы, – сказал Сварог. – И с пистолетом справишься. Леверлин, тетка Чари, Паколет – с заводными лошадьми.

Остальные – за мной. Показывай дорогу, Шег…

Пятеро верховых осторожно двинулись вперед. Подзорную трубу Сварог засунул за пояс. Уардов сто они проехали рысью, потом Шедарис с Делией перешли на шаг, остановились, Делия вытянула руку:

– Вон там, в конце прогалины, они кружили…

Сварог спрыгнул с коня, прошел вперед, к крайним деревьям. Явственно расслышал вдалеке однотонное механическое жужжанье, ритмичный шелестящий стрекот, и эти звуки показались странно знакомыми, но опознать их никак не удавалось, видимо, еще и оттого, что подсознание ему упрямо талдычило: здесь этого быть не должно… Сбивая тем самым с толку.

Прижав к глазу холодный окуляр трубы, он наугад нашаривал источник звука. Ветви, сучья, кроны… Стрекотанье приблизилось, вновь чуточку отдалилось, приблизилось – отдалилось, словно производивший его предмет настойчиво кружил над одним и тем же местом, как и докладывала разведка.

Сварог замер – чисто случайно в поле зрения оказалось искомое, и он охнул от удивления. И узнавания…

Над лесом, левым бортом к Сварогу, висел вертолет, красивая, хищно вытянутая стрекозиная тушка в зелено-бурой камуфляжной раскраске, кое-где вздымавшаяся буграми с торчащими из них дулами. Сварог хорошо рассмотрел две головы в круглых шлемах за прозрачным фонарем, толстенькие колеса, эмблему на хвосте: черный крылатый меч в белом круге, а ниже – белые, привычные цифры. 51. Одновинтовой вертолет, несомненно боевой. Из-за леса поднялся второй, этот повис дельфиньим рылом к Сварогу, преспокойно выставляя себя напоказ, и оба замерли в воздухе, пилоты, должно быть, совещались. Сварог опустил трубу, глянул в ту сторону невооруженным глазом, оценил расстояние до вертолетов – не меньше лиги. Все равно скверно.

Блин, еще два! Ему самому от пуль никакого вреда не будет, пулеметы там или пушки, плевать, но несдобровать его людям и коням, лес негустой, не спрятаться, а на равнине догонят в два счета. Четыре боевых вертолета не могут существовать сами по себе, они подразумевают радиосвязь, армию, государство, высокий уровень организации. А вдруг после Шторма уцелел не только отель для высоких чинов? И заблудившиеся в веках вертолеты… Нет, вздор, вздор… Но что делать? Драться с ними кишка тонка…

Он вновь посмотрел в трубу. Вертолеты зависли на разной высоте, все четыре. Один чуточку отличался раскраской – такой же камуфляж, но по борту от носа до кончика хвоста с акульим плавником-килем тянется двойная золотистая полоса, а на боку, кроме крылатого меча, еще одна эмблема: в черном горизонтальном овале – золотой силуэт короны, неизвестной таларской геральдике, как земной, так и небесной.

– Это же вертолеты, – сказала Мара за его спиной. – Как на картинке…

– Вот вмажет эта картинка из всего бортового… – зло бросил Сварог.

Сжав зубы, он смотрел вдаль, оттягивая момент, когда нужно будет принять решение, зная, что оттягивать до бесконечности нельзя.

Вертолеты вдруг разлетелись, два ушли влево, один вправо, тот, что с короной, пошел вперед, ниже, ниже…

И тут в глазах Сварога молниеносно изменились пропорции расстояния.

Вертолет с короной шел к земле… на фоне дуба, росшего уардах в двухстах от Сварога! Вертолет был меж Сварогом и деревом. Значит, Сварог ошибся, положившись лишь на зрение, не привязавшись к пейзажу… Вертолеты казались маленькими вовсе не оттого, что находились далеко. Они и были маленькие. С кошку величиной, а то и меньше, крохотные боевые машины, крохотные пилоты. Лилипутия. Будни Гулливера. Даже окажись у них в бустерах не пулеметы, а пушки, если прикинуть пропорции, снаряды не так уж и страшны, главное – беречь глаза.

Вертолеты спустились к самой земле, растянувшись в шеренгу, прошли над прогалиной, прямо-таки принюхиваясь, как гончаки, и вдруг резко отвернули влево, все четыре, послышалось сухое стрекотанье, дула засветились желтыми иголочками пламени. Все четыре ожесточенно палили в лес, по невидимой Сварогу цели, заслоненной толстенными дубами. Крайний вертолет шарахнулся, как вспугнутая муха, – похоже, из леса ответили огнем. Остальные рассыпались, безостановочно паля. Следовало бы потихоньку убираться отсюда – если они нарвались на какую-нибудь линию фронта, в большом количестве даже такие крохотульки могут оказаться опасными…

В лесу, у самой земли, ослепительно блеснуло, бахнул негромкий взрыв, и из-за дуба повалил черный дымок. Вертолеты достали-таки неизвестного противника.

– Вот что, – сказал Сварог. – Потихоньку сматываемся, пока они заняты…

– Поздно, – с кривой улыбкой бросила Делия, глядя через его плечо.

Сварог оглянулся. Вертолеты стремительно неслись к ним. Заметили! И он, взлетая в седло, еще успел подумать: пилоты отчаянны до глупости или им не впервой драться с великанами и есть наработанный опыт?

Потом думать стало некогда.

Он первым бросился навстречу стрекочущим малюткам, уже не надеясь, что кончится миром. Вертолеты издали открыли огонь, передний, не сворачивая, шел прямо в лицо.

– Глаза берегите! – заорал Сварог. – Рассыпаться!

Поднял пистолет, ведя стволом снизу вверх, не снимая пальца с курка, – вертолет пьяно колыхнулся, словно врезавшись в невидимую стену. Сварог видел, как разлетается прозрачный фонарь кабины, как лилипутская машинка переворачивается, дымя, как замирает винт. Вертолет рухнул в траву, взметнув дым и пламя.

Слева громыхнул гулкий выстрел из кремниевого пистолета. Еще. Еще.

Шедарис палил навскидку и мазал, конечно. Пригнулся, вжимая голову в плечи, бросая коня в стороны, пытаясь увернуться от кружившего над самой головой вертолетика. Его конь дико заржал, подбрасывая зад – ужалило очередью.

Всадники рассыпались по прогалине. Сварог беспрестанно стрелял, но промахивался или не мог угодить в уязвимое место. Бони, окутанный сизым дымом, едва удерживался на бесновавшемся коне – и все его труды пропадали впустую, верткие крохотульки уходили от очередей – тут масштабы работали на маленьких пилотов, они были проворнее гиганта…

Сварог поискал взглядом Мару. Ее конь уносился в лес, а Мара стояла, широко расставив ноги, держа мушкет одной рукой. Неуловимая перемена позиции – грохнул выстрел, вертолет дернулся, вихляя и дымя, сошел к земле, нырнул, попробовал набрать высоту и, оказавшись под огнем Сварога, рухнул, нелепо задирая нос. Бони азартно добил его у самой земли – но взорвался он, только грянувшись оземь.

Остервенело оглядевшись, Сварог увидел, как совсем близко от него вертолет с короной несется к Делии, выписывая зигзаги, словно крылатая ракета, а принцесса, ссутулившись, заслонив глаза вывернутой наружу ладонью, должно быть, оцепенела от страха. Четвертый вертолет все еще кружился над разрядившим все свои стволы Шедарисом, отмахивавшимся от него, как от назойливой мухи.

Сварог скакал к принцессе и понимал, что не успеет. Вертолет, как по ниточке, несся прямо ей в лицо, он не стрелял, решив, видимо, бить в упор и наверняка. Сварог катастрофически не успевал, стрелял на скаку, нелепо подпрыгивая, и мазал, мазал…

– Лицо! Лицо закрой! – заорал он что есть мочи, всем своим существом предчувствуя желтые язычки огня на концах крохотных стволов.

То, что произошло миг спустя, навсегда впечаталось ему в память.

Делия вдруг отвела ладонь от глаз, выпрямилась, бледная, решительная, прекрасная, прикусив нижнюю губу, выбросила вперед правую руку – и громыхнул тяжелый двуствольный пистолет, пороховой дым окутал девушку одновременно с первыми вспышками выстрелов вертолета – но тут же лобастая прозрачная кабина брызнула стеклянным крошевом, и вертолетик с короной, пролетев по инерции мимо шарахнувшегося коня Делии, врезался в землю.

Четвертый вертолет, взмыв вертикально вверх, застыл на пару секунд и, выписав сложную кривую, помчался прочь, к тому месту, где Сварог увидел их впервые. Бони понесся было следом, паля напропалую, но Сварог вернул его яростным окриком, мешком свалился с коня, подбежал к Делии:

– Все в порядке?

Она оперлась на его руку, сошла с коня спокойно, даже величественно, словно они были на королевской охоте, взглянула в глаза:

– Что-то покалывает правую щеку, посмотрите…

Сварог приблизил лицо. На щеке алели три микроскопические капельки крови. Очень бережно Сварог вытер их тыльной стороной указательного пальца – Делия даже не вздрогнула, и новые не выступили, – облегченно вздохнул:

– Пустяки, занозы… Сами выйдут, я думаю.

– Значит, это меня ничуть не обезобразит? – озорно сверкнули синие глаза.

Сварог тихо засмеялся:

– Нет, вы удивительная…

– Да, мне это часто говорят, – Делия одарила его невиннейшим взглядом. – И я сама начинаю в это верить…

«Ох, как бы я хотел в тебя влюбиться, – подумал Сварог, – да вот поди ж ты, не получается. Боевой товарищ, и все тут».

Оглянулся. Над прогалиной поднимались три струнки дыма – обломки вертолетов еще чадили в траве. Прочие боевые товарищи съезжались к нему, еще охваченные медленно остывающим возбуждением боя. Только Шедарис выглядел понуро и виновато.

– А не пора ли нам отсюда поскорее убираться со всей возможной скоростью? – спросила Мара. – Ничего я прежде не слышала о таких лилипутиках, но народец это склочный, все видели…

Сварог молча сел на коня и поехал к тому месту, где вертолеты обстреливали неведомого противника. У него возникли смутные догадки, еще не оформившиеся окончательно, но удержавшие от бегства…

Под дубом еще курился черным дымком крохотный вертолет – в точности такой, как преследовавшая его четверка. И точно такая же эмблема сохранилась на полуобгоревшем хвосте. Сварог опустился на корточки, заглянул в кабину. За рычагами скрючилась обгоревшая черная куколка ростиком не больше мизинца. В ноздри ударил отвратительный запах гари, жженой резины и синтетики, спаленной человеческой плоти – запахи не бывают ни большими, ни маленькими, смерть пахнет одинаково… Брезгливо отдернув голову, Сварог хотел встать. Но вместо этого опустился на четвереньки и так прополз несколько шагов к синему пятнышку, четко выделявшемуся на фоне бледно-зеленой жухловатой травы. Услышал за спиной шаги, не оборачиваясь, выставил ладонь – чтобы не подходили ближе, всмотрелся.

Человек в синем мундире, украшенном неразличимыми в деталях золотыми нашивками, лежал на боку, поджав ноги, прижимая ладони к груди, – ладони были в крови. Следов огня не видно – видимо, его зацепило очередью, и он успел отползти, насколько хватило сил. Сварог жадно разглядывал это диво – и вдруг заметил, что крохотное личико еще живет, кривится от боли, а губы шевелятся. Сварог растерянно дернулся. Он не представлял, как перевязать такую кроху, не покалечив.

Мара осторожненько пристроилась рядом, прошептала:

– Шевелится… Сделай «чуткое ухо», что ты копаешься?

Спохватившись, Сварог произнес должное заклинание, обострявшее слух, и тут же расслышал бормотанье:

– Перископная глубина… Я сказал – перископная глубина! Торпедная атака со стороны солнца всеми аппаратами… Зря, все зря… Крохотный король навсегда останется смешным, даже если вырастет…

Человечек бредил.

– Эй, – осторожно позвал Сварог, немного отодвинувшись.

Раненый то ли услыхал его, то ли почувствовал на лице дыхание великана – и повернул голову, всмотрелся, выговорил громче:

– Посты все-таки были, следовало ожидать…

– Как вы? – тихо спросил Сварог.

– Не орите… Конечно. Вы из Вентордерана?

– Я из Ронеро, – сказал Сварог.

К его удивлению, раненый ничего не стал переспрашивать:

– Равена… это лучше, если не врете… портфель… имперскому наместнику… получите награду… черный портфель, я его вынес…

Сварог быстро прошептал на ухо Маре:

– Портфель. Черный. Его габаритов, конечно. Поищи. – И вновь нагнулся к раненому:

– Откуда вы?

– Снизу… пещера… командир субмарины, теперь при штабе, до конца… пусть капитуляция… надоело это идиотство… поколение за поколением… где погоня…

– Троих мы сбили, четвертый ушел, – сказал Сварог. – Они могут вернуться с подмогой?

– Вряд ли… он не рискнет днем… что вы здесь делаете…

– Свои дела, – сказал Сварог. – Чем вам можно помочь? Рана тяжелая?

На глаза навернулись слезы – так он щурился и напрягал взгляд до рези, пытаясь рассмотреть крохотное личико. И он мог бы поклясться, что это лицо кривится сейчас в усмешке.

– Нигде уже не болит, – сказал раненый. – Значит, конец. Жаль, нет выпить…

Сварог вытащил из кармана плоскую серебряную фляжку, прихваченную в баре навигатора, отвинтил колпачок, растерянно замер, соображая, что тут можно предпринять. Осторожно выворотил концом кинжала комочек земли рядом с головой раненого, умостил колпачок в образовавшейся ямке, плеснул туда янтарную жидкость.

Раненый дернулся со стоном, отнял руки от груди, приподнялся, прополз, опираясь на кулаки, опустил лицо в коньяк – по его росту колпачок был для него побольше иной бадьи. Долго не шевелился. Сварог забеспокоился, но вскоре моряк, двигаясь гораздо энергичнее, перекатился на спину и попытался рассмеяться:

– Лучшая выпивка в моей жизни. Благодарю.

– Похоже, мы нашли портфель, – сказал Сварог, увидев, что Мара держит кончиками пальцев черный квадратик размером с ноготь мизинца.

– Отлично. Теперь отодвиньтесь, взорвется граната.

– Но…

– А что вы еще можете предложить? Ну, живо!

Долго было бы растолковывать, что гранаты Сварогу не страшны, ни большие, ни маленькие. И о молча поднялся на колени. Раненый резким движением перевалился на живот, спрятав под грудь руки. Хлопнул негромкий взрыв, тело подбросило, из-под него взвилось сизое облачко и тут же растаяло. Сварог медленно снял бадагар. Подумав, вновь достал кинжал и тщательно забросал землей крохотное тело.

Выпрямился и увидел на прогалине свой отряд в полном составе.

– Очень мило, – сказал он хмуро. – Я вам где остаться приказывал? А если бы нас здесь…

– То без тебя нам все равно конец, – сказал Леверлин. – А без Делии путешествие теряет всякий смысл. Так что давай уж в будущем рисковать всем скопом. – Он ухмыльнулся. – К тому же тут нет ни доски для шакра-чатуранджа, ни нежных песен, ни съедобного мяса без костей…

– Зато костей хватает, – проворчал Сварог. Подошел к ближайшему исковерканному вертолету, уже догоревшему, натянул перчатку, поднял за хвост. Тяжелый, конечно. – Интересно, – сказал он, демонстрируя трофей остальным. – Означает ли эта корона, что у них там есть свой король?

– Где – там? – спросила тетка Чари.

– В пещере, – сказал Сварог. – Перед смертью люди обычно не врут.

Раненый говорил про пещеру – надо полагать, огромную…

– Плохо представляю пещеру, где плавают подводные лодки, – пожала плечами Мара.

– Торпедная атака со стороны солнца… – задумчиво произнес Сварог. – Вряд ли в пещере есть солнце, как по-твоему?

– Да расскажи ты толком! – не выдержал Леверлин.

– Тогда уж и поедим заодно, – сказал Сварог. – Привал. Только быстро.

Я верю, что они не вернутся, но береженого бог бережет…

– Без еды обойдемся, – безмятежно отмахнулась Делия. – Рассказывайте, граф.

Сварог постарался изложить все предельно четко и как можно короче – ему интересно было, что скажут о лилипутиках местные уроженцы. Даже если в портфеле и лежали кое-что объяснявшие документы (а так, скорее всего, и было), без микроскопа их не прочитать, а ближайший микроскоп неизвестно где…

– Вот и все, – сказал он и промочил малость пересохшую глотку добрым глотком из фляжки. – А теперь напрягите-ка память и вспомните все, что может иметь отношение к этим лилипутикам. Уж если мы столкнулись с проблемой, нужно ее обсудить по горячим следам, коли есть время. Благо в нашем тесном кругу представлены самые разные сословия: тут вам и принцесса, и колдуньин внук, и фригольдер, и ученый студент, и много странствовавший латро, и… гм, морская путешественница.

Сама по себе огромная пещера в недрах земли не особенно и удивляла – Сварог успел одолеть некоторое количество старых книг и в своем замке, и в богатейшей библиотеке восьмого департамента. В недрах, по самым достоверным данным, таились прямо-таки исполинские подземелья, где некогда обитали гномы. То, что ходы в подземелья оставались неизвестными и недоступными, достоверности ничуть не умаляло. Другое дело, что вымершие гномы были народцем довольно крупным, Сварог сам видел скелеты, а вот о столь крохотных подземных жителях нигде не упоминалось…

Итак… Среди крестьян испокон веков кружили россказни о крохотном «земляном народце» – то дьявольски злокозненном, то способном при ласковом обращении и обогатить, и выручить из неприятностей. Но Сварог, выслушав Бони, поскучнел – все эти россказни прочно, как патрон в обойме, сидели в рамках самой обычной сказки. Так же обстояло и с морским фольклором в изложении тетки Чари – она не смогла вспомнить ничего, наводившего бы на мысль о загадочных подводных лодках. Хватало и пропавших без вести кораблей, и разнообразной нечисти, таившейся в глубинах, но даже крошки-кровососы, по слухам, будто бы обитавшие в дебрях Инбер Колбта, не пользовались техникой и, по рассказам, были крохотными обезьянками с крыльями наподобие стрекозиных… Да один шкипер, выделявшийся необузданной фантазией даже среди морского народа, любил рассказывать, как однажды его корабль лишился в бурю всех мачт и волны прибили его к неведомому острову, где обитали люди ростом с мизинец, и все у них было такое же крохотное – деревья и животные, замки и города. Шкиперу нисколечко не верили: во-первых, все таларские моря были за тысячелетия исхожены и изучены вдоль и поперек и острова известны наперечет, тем более обитаемые; во-вторых, никаких доказательств шкипер не представил; а в-третьих, кто-то трезвомыслящий тут же наповал сразил рассказчика вполне логичным вопросом: если его корабль пошел ко дну, а все деревья на том острове оказались не крупнее трости, как вралю удалось выбраться оттуда, из чего он построил лодку или плот, из этих самых тросточек? Шкипер стал нести что-то насчет магии, которой его обучили крохотные островитяне, окончательно запутался в деталях и больше с этой историей в приличном обществе не выступал.

– Не то, – вздохнул Сварог.

– Я еще буду вспоминать, – виновато пожала плечами тетка Чари. – Трудно вот так, с ходу, перебрать все, что в жизни приходилось слышать…

– Пойдем дальше, – сказал Сварог. – Что слышала о лилипутиках почтенная гильдия «ночных парикмахеров»?

Как поведал Паколет, его покойная бабка ни о чем подобном в жизни не заикалась. А среди городского уголовного люда жило древнее поверье: якобы с помощью сложного ритуала, совершенного в полночь на кладбище, можно вызвать крохотного гномика, способного стать неоценимым помощником в воровском ремесле. Как это обычно и водится, никто этого ритуала не знал сам, а о счастливчиках слышал из десятых уст.

Шедарис крохотных человечков видел раза два в жизни – в юности, не имея еще должного навыка в истреблении спиртного и не обучившись грамотно выходить из запоя. В более зрелые годы лилипутики-видения уже не являлись, а о реальных он не слышал ничего, достойного внимания командира…

Делия еще в раннем детстве по недосмотру нянек услышала легенду о «белых карликах Бранбарга»^[2K42]. В ночь перед смертью коронованной особы по замку шествовала вереница карликов во всем белом либо горько рыдавших, либо смеявшихся – в зависимости от того, пользовался умирающий государь народной любовью или наоборот. Естественно, за сотни лет не было недостатка в любителях выдавать желаемое за действительное или попросту потрепать нервы коронованной особе. И потому ронерские короли издавна поступали весьма круто с теми, кто будто бы узрел в Бранбарге белых карликов (что, впрочем, болтовню на эту тему так и не пресекло окончательно).

– Остался ученый студент, – сказал Сварог, с надеждой глядя на Леверлина.

Тот медленно помотал головой:

– От меня толку выйдет ровно столько же, сколько от предыдущихораторов… Во многих гильдиях кружат предания о крохотных домовых-подмастерьях – вроде крестьянского «земляного народца». Оставишь им кувшинчик сливок, а они за ночь сапоги и сошьют…

– Что-то не похоже, чтобы эти лихие вертолетчики за кувшинчик сливок взялись шить сапоги… – сказал Сварог.

– Вот именно… Что еще? Про особенно искусных ювелиров и часовщиков любят рассказывать, будто в особо тонких работах им помогают крохотные мастера. Но такое болтали о многих искусниках – то им помогают крошки-подмастерья, то сам дьявол. Плохо верят люди, что их ближние достигли в чем-то высокого мастерства исключительно собственными трудами… Да, а в Сегуле в антикварной лавке я однажды увидел крохотный, с указательный палец, человеческий скелетик в золотом гробике. Продавали его в качестве останков короля «земляного народца», приносящих владельцу удачу и богатство. Купил я его курьеза ради. Потом, в Ремиденуме, его тщательнейшим образом изучили и пришли к выводу, что это виртуозная подделка из слоновой кости. В антикварных лавках такого товара хватает.

Есть мастерские, где на заказ сделают хоть чучело Великого Кракена, хоть скелет русалки… – он повертел в пальцах крохотный желудь с карликового дуба. – А ведь это их дубы. Вход в пещеру где-то неподалеку, вот желуди наверх и попали. В другое время я с большим удовольствием слазил бы туда…

– Вот именно, в другое время, – Сварог встал. – По коням. И если кто-то что-нибудь еще вспомнит, тут же выкладывайте.

Вскоре крохотные дубы, попадавшиеся все реже, окончательно исчезли.

Покачиваясь в седле, Сварог не в силах был оторваться мыслями от подводных лодок. Плохо верилось, будто в недрах земли расположились настоящие моря, и вовсе уж невозможным выглядело бы допущение, будто там есть свое солнце.

Значит… На чьи же корабли выходил в торпедную атаку с стороны солнца покойный моряк?

Существует какой-то проход, по которому вертолеты могут вылетать из пещеры. Может найтись и проход для субмарин – не зря столько говорят о подземных рукавах Итела. Подводная лодка – идеальное средство, чтобы передвигаться в большом мире, оставаясь незамеченным. Земные флоты представления не имеют о термине «противолодочные средства», а контроль ларов ниже уровня моря не простирается. Если прикинуть пропорции, подводная лодка лилипутов будет уардов десяти длиной. Ител – река глубокая. Не составит особого труда выйти по нему в океан… вот только зачем? Какие у лилипутиков могут быть интересы и цели в большом мире? Но раненый знал о Ронеро и Равене – значит, в пещеру попадает информация о Таларе. И язык тот же, и даже цифры – те же… Но подводная лодка не может совершать дальних рейсов без дозаправки…

Может. Если она атомная. Достаточно компактный реактор при соответствующем развитии науки и техники создать можно – а подземная техника, судя по вертолетам, харумскую превосходит стократ. Кстати, атомная бомба размером с апельсин была бы лилипутикам вполне по плечу – если они умеют обогащать плутоний, если у них есть плутоний…

При этой мысли Сварогу стало не по себе. Атомная бомба, тайком доставленная в крупный земной город, понятия не имеющий о таком устройстве, совершенно беззащитный перед ядерной атакой… Стоп, что-то очень уж безудержный полет фантазии получается. Уж если давать простор шальным гипотезам, почему бы и не допустить, что наверху все прекрасно известно, а погибший был агентом Гаудина и спешил с донесением? Иначе зачем ему имперский наместник?

Леверлин поравнялся со Сварогом, теперь их кони шли голова в голову:

– Знаешь, есть одна старая история… Ты не подскажешь, как надежнее всего воевать с подводной лодкой? Какие-нибудь пушки?

– А как глушат рыбу, ты знаешь? – спросил Сварог. – Гранатами?

Леверлин пожал плечами:

– Не приходилось…

Зато Шедарис, ехавший слева от Сварога, оживился:

– Ну, это дело знакомое. Берется обычная граната, присобачивается непромокаемый подрывной шнур подлиннее, приматывается к палке потолще, чтобы палка плавала, а граната погрузилась, – и поплыла рыбка кверху пузом, только успевай собирать. А если запал новомодный, химический, получается еще проще – бросай и лезь за рыбкой…

– Точно так же и с подводными лодками, – сказал Сварог. – Кверху пузом она не всплывет, потому как железная, но если бомба рванет достаточно близко – лодка, что характерно, потонет…

Леверлин задумчиво начал:

– История двадцатилетней давности. Жил один старый граф, большой любитель научных забав и экспериментов. Иные из его забав кончались взрывами, и близкие, опасаясь за родовое гнездо, уговорили его построить для научных занятий особый домик, подальше. Старик согласился, а дом построил на берегу Итела, был у него там кусок земли. Дом этот стоял на берегу заливчика, вернее, бухточки, отделенной от реки узким рукавом вроде того, что мы видели на месте прошлого ночлега… Собственно, там было несколько домов, и немаленьких. При графе состояло человек пятьдесят – ученые, инженеры, писцы, чернорабочие. Денег у него хватало и платил хорошо.

– Свой университет? – хмыкнул Сварог.

– Пожалуй. Между прочим, наряду с кучей действительно глупых забав граф сделал и несколько серьезных открытий – в области химии и механики главным образом. Блестящий был дилетант, хватался за все подряд, увлекался то химерами, то дельными вещами – словом, личность противоречивая. Так вот, странности начались года через полтора после того, как он перебрался к бухточке. Он стал замкнутым – а до того бомбардировал ученые заведения подробнейшими отчетами обо всех своих изысканиях. Кое-кто, не получая от графа ни строчки, стал даже думать, что старик умер… И однажды в родовом поместье появились трое подмастерьев, в жутком состоянии внешнего облика и рассудка, сущие безумцы. По их словам, в поместье давно уже творилось что-то неладное – правда, ни в одной бумаге нет подробностей. Не исключено, что подробностей троица и не приводила… Зато о последнем дне они рассказали подробно. Ближе к вечеру граф вдруг собрал всех своих людей и велел немедленно отрезать бухту от реки. Берега там каменистые. Заложили бочку с порохом, подорвали утес, и обломки завалили протоку. Потом граф распорядился опустить в бухту бочонки с порохом и взорвать под водой.

Действительно, так глушат рыбу. Я только сейчас сопоставил…

– И взорвали?

– Взорвали, – кивнул Леверлин. – Попробуй ослушайся… Пять бочонков.

Непромокаемый подрывной шнур к тому времени уже был изобретен. А ночью что-то произошло. Когда трое дошли до этого места, решительно перестали выглядеть нормальными людьми. Только повторяли на все лады – это, мол, был ужас… И заверяли, что они – единственные спасшиеся. А к ночи умерли и они. Естественно, был шум и была огласка – дворянин старинного рода, человек заметный, король к нему благоволил… Родственники сразу же поскакали туда, а следом прибыл для расследования и коронный судья.

Обнаружили они на месте поместья обгоревшие развалины и трупы. Вскоре самым загадочным образом умерли еще несколько человек из побывавших там, в том числе и судья. Пошли толки, идиотские слухи, следствие довольно скоро прекратили из-за полной невозможности докопаться до истины. Официальная – и самая правдоподобная – версия гласила, что граф пал жертвой собственной неосторожности. Он давно пытался получить новое взрывчатое вещество, еще до того, как перебрался к бухте… С тех пор развалины совершенно заброшены, место считается проклятым, и его обходят десятой дорогой. Мой двоюродный дядя был дальним родственником сестры графа и пять лет назад за отсутствием более близких наследников унаследовал кусок земли, куда входит и бухточка. В кадастрах Землемерной Палаты та земля официально значится как «мертвое место». Есть такой юридический термин. Например, общие могильники, где хоронили умерших во время эпидемий, или место, где когда-то стоял дом «королевского злодея», но потом его снесли, посыпали землю солью и объявили «мертвой до скончания времен». «Мертвые места» исключены из всякого оборота, с них не берут земельного налога…

– Ага, – сказал Шедарис. – Своими глазами видел холм, где закопаны сотни три не самых бедных жителей одного богатого города. Со всеми кошельками и драгоценностями. Сокровища несчитанные. Прошло триста лет, но самые отпетые головушки туда не лезут с лопатами – город-то вымер от «багровой трясовицы»…

Леверлин кивнул:

– У графа была в поместье немаленькая казна – на текущие нужды. Не слышно, чтобы кто-то попытался рыться в развалинах. Очень уж дурная слава у того места… Что скажешь?

– Насчет проклятья судить не берусь, – сказал Сварог. – Но если допустить, что он хотел уничтожить в бухте подводную лодку – более разумных и толковых действий и представить нельзя…

И подумал: "Такая бухточка была бы идеальной промежуточной стоянкой.

Если лилипуты незамеченными передвигаются за пределами Хелльстада, они могут делать это одним-единственным способом – под водой. А на этом пути поневоле достигнешь высот изощренности и изобретательности…"

– А как объяснить все остальное? – спросил Леверлин.

– Представления не имею, – пожал плечами Сварог. – Нужно посмотреть на месте, понырять…

Леверлин помрачнел:

– Неужели эти крохи могут оказаться такими опасными?

«Еще как, – столь же хмуро подумал Сварог. – Если вспомнить иные изыскания пытливой военной мысли, сопутствующие эпохам, когда умели делать такие вот боевые вертолеты… Атомная бомба, радиологическое оружие, химическая и бактериологическая война, лазеры… Возможно, подземное государство лилипутов – доброе и благостное. Почему тогда их вертолеты оснащены автоматическим оружием? Губительным, правда, лишь для сограждан, но кто сказал, что у них есть только это? Коли без всяких угрызений совести стреляют по своим, в чужих палить еще легче. А в лексиконе их морских офицеров присутствует термин „торпедная атака“. Скверные симптомчики…»

И тут он вспомнил – толчком. Хелльстад, берег реки, он впервые увидел «Божьего любимчика», но еще раньше услышал грохот, увидел фонтаны от взрывов. В ту минуту было не до раздумий, зато потом, когда он проснулся в каюте и выбежал на палубу, разбуженный грохотом, никаких сомнений не осталось: люди капитана Зо швыряли в Ител нечто, больше всего напоминавшее примитивные глубинные бомбы… Очень уж многозначительно для простого совпадения. Но тетку Чари расспрашивать бесполезно – с капитаном Зо она никогда не плавала, а Зо, Сварог успел убедиться, ни единой тайны своего корабля посторонним не доверяет, будь они и собратьями по нелегкому ремеслу… Выходит, Зо знает? Как бы там ни было, есть еще один интересный вопрос, о котором Сварог прежде как-то не задумывался: а собственно, что делал тогда в Хелльстаде капитан Зо? Откуда он возвращался? Неужели перед столь важной и ответственной операцией, какой была охота за Гарпагом, отправился к истокам Итела забавы ради, полюбоваться на Хелльстад? Что-то было…

Увы, по телефону с капитаном не свяжешься. И где он сейчас, неизвестно – вроде бы, когда Сварог собирался на землю, «Божий любимчик» ушел к островам Девайкир, опять-таки неведомо зачем…

Они обогнули холм, и Сварог взмахом плетки приказал уклониться правее – там было поровнее. И впереди, на равнине, его уставший от окружающей безжизненности взгляд моментально и цепко выхватил далекое шевеление.

Взмах руки – и отряд встал.

– Похоже, потянулись обитаемые места… – сказал Сварог.

Равнину усеивали хаотично разбросанные среди огромных иззубренных листьев полосатые шары, зелено-черные, крутобокие, крайне напоминавшие арбузы. А на окраине этой бахчи без особого шума кипела яростная драка.

Загадочные мохнатые создания, темно-бурые и светло-рыжие, кидались на человека в синем, то наваливаясь кучей, скрывавшей его с головой, то, рассыпаясь, подступали вновь, вертелись вокруг, прыгали, норовя вцепиться в горло и свалить. Человек отбивался странным топором, вертясь, как волчок. Бешено крутилась сверкающая сталь, порой разбрызгивая веера алых капелек. Все вокруг усыпано мохнатыми телами – неподвижными, бившимися в агонии, ползущими.

Сварог вымахнул на открытое место, послал коня вперед, свободной рукой выхватывая топор. За его спиной слитно грохотали копыта, кто-то выстрелил, кто-то испустил прошивающий уши разбойничий свист. Мохнатые сориентировались мгновенно – замерли, встав на дыбки, потом разом отхлынули от человека с топором и на четвереньках припустили к близкому лесу, невероятно проворно петляя среди арбузов. Еще миги все исчезли, как не было…

Сварог натянул поводья. Вновь, как и с вертолетами, масштабы он прикинул не правильно – доверился глазам, а глаза подвели. Человек в мешковатой синей одежде, с рыжей шевелюрой, до глаз заросший густой бородищей, ростом был не выше годовалого ребенка, но сложение отнюдь не детское – широкоплечий, коротконогий, почти квадратный, огромные ладони с поросшей рыжей шерстью тыльной стороной сжимают древко лабриса, двойного топора. На груди большая медная бляха, и на ней в виде трехлучевой звезды отчеканены те же лабрисы: три штуки, топорищами к центру, а лезвиями наружу. Из рыжей, вившейся тугими кольцами поросли зло и настороженно таращились колючие серые глазки.

– Чтоб мне сдохнуть! – охнул Шедарис. – Натуральный гном! Как на картинке!

Карлик сверкнул на него глазами и выставил перед собой топор, покрепче уперся в землю ножонками, пригнулся. Неподалеку в луже крови вытянулась крохотная, под стать гному, лошадка – серая, косматая, с длиннющим хвостом и заплетенной в толстые косички гривой. Она уже не дышала, огромный лиловый глаз, налитый застывшим ужасом, уставился в небо.

Какое-то время они с гномом молча переглядывались.

– Воюешь? – спросил наконец Сварог.

– А тебе какое дело? – отозвался гном не писклявым, как ожидалось, а низким, густым голосом. Выговор у него был странный: словно бы, произнося согласные, каждый раз прилязгивал зубами.

– Характерный… – ухмыльнулся Шедарис. – Самое время поспрашивать его про клады…

– Ну зачем тебе сейчас клады? – ласково спросила Мара.

Капрал чуточку смутился:

– Да ведь исстари заведено: как поймаешь гнома, первым делом пытай насчет кладов…

– Ты меня поймай сначала, пытальщик, – мрачно отозвался гном, медленно поворачиваясь по сторонам, словно пытаясь угадать, кто бросится на него первым.

Сварог тем временем приглядывался к мохнатым созданиям – иные еще пытались уползти. С белку величиной, только бесхвостые, мех густой, богатый, а морды, даже у мертвых, выглядят чересчур уж умными для простых грызунов. На крохотных запястьях – чеканные браслеты, а возле иных трупиков валяются длинные, узкие, изогнутые ножи…

– И что ж ты с ними не поделил? – поинтересовался Сварог.

– Да было что, – отрезал гном.

– Ясно, – сказал Сварог. Неподалеку лежал мешок, а в нем явственно круглились два арбуза. – Ты, голуба моя, к ним в огород залез, они и осерчали…

– Кто ж знал, что они поблизости, – пробасил гном без малейшего раскаяния. – Не обеднели бы.

– Непринужденная у тебя натура, я смотрю, – покачал головой Сварог.

– Какой есть, – сказал гном. – Если жрать хочется. Нужно отсюда убираться, вот что. А то нагрянут всей бандой. Их тут несчитано. Продай коня. Их у тебя хоть завались.

Леверлин за спиной гнома корчил Сварогу страшные рожи, сопровождая это яростными непонятными жестами, и Сварог, кажется, понял…

– А что взамен? – спросил он гнома с видом заправского торгаша. – Кони в этих местах – товар редкий…

– Один клад.

– Не пойдет, – торопливо вмещался Леверлин, не выдержав. – Если верить предкам, гномы однажды данного слова не нарушают, но казуистические прорехи выискивают не хуже наших крючкотворов с Людоедского бульвара^[2K43]. Ты согласишься, а потом окажется, что до этого клада месяц ехать. Или год копать. Ни к чему нам сейчас клад, пусть ответит на три вопроса. Для науки это бесценный материал. Идет?

– Идет, – сказал гном.

– Только поклянись сначала двойным топором, двойной киркой и каменным небом.

– Грамотный… – пробурчал гном. – Ладно, клянусь двойным топором, двойной киркой и каменным небом, что отвечу на три вопроса без лжи.

– Где здесь безопаснее всего переночевать? – тут же спросил Сварог.

– В ту сторону, – показал гном. – Если поспешите, еще до заката увидите курганы. Безопаснее всего ночевать на вершине. Любого.

– Значит, гномы не вымерли? – быстро спросил Леверлин.

– Где мой конь? – ответил вопросом гном.

Сварог кивнул Делии, и она отвязала повод одного из двух своих заводных. Сунув топор за пояс, за спину, гном хозяйственно подобрал мешок, закинул его за плечо, ухватил край зубами, освободив руки, разбежался, подпрыгнул, уцепился за стремя и одним махом, с кошачьим проворством взмыл в седло. Лошадь фыркнула, переступила на месте, но к странному всаднику отнеслась, в общем, спокойно. Шедарис словно бы невзначай повел дулом пистолета, приготовившись принять незамедлительные меры, если гном вздумает удрать, не расплатившись сполна. Но клятва, должно быть, оказалась из тех, что нарушать не годится ни при каких обстоятельствах: гном поерзал в седле, примеряясь к поводьям, ответил:

– Гномы не вымерли. Третий вопрос.

– Тихо! – вскрикнул Леверлин.

– Молчать всем, – поддержал Сварог. – Думайте, граф, ради науки…

Гном молча ждал. Из-за буйной бородищи никак не удавалось разобрать, что за выражение у него на лице.

– Ага! – Леверлин радостно воздел указательный палец. – Спроси его, где они сейчас живут, он быстренько ответит: «В подземелье». Уговора не нарушит, а вопросы кончатся…

– Грамотный… – проворчал гном.

– Вы остались на Таларе?

– Нет, – сказал гном, как плюнул. – Я могу ехать?

– Валяй, – кивнул Сварог.

Гном гикнул, вцепившись обеими руками в гриву, ударил ножонками по конским бокам – и галопом унесся прочь.

– Все же, сдается, не много ты узнал, – сказал Сварог Леверлину.

– Почему? Не так уж… Если они покинули Талар, а так оно определенно и есть, уйти они могли только на Сильвану. Были такие подозрения и раньше, а теперь можно говорить с уверенностью. По-моему, выжал, сколько удалось…

– Господи, как мало порой нужно для счастья ученым людям, – сказал Сварог. – А если они ушли не на Сильвану? Если они отправились шляться по Древним Дорогам?

– Они же не идиоты… – ответил Леверлин, спохватился, глянул с интересом:

– Кто это тебя просветил насчет Древних Дорог? О них повсюду забывать начали, даже наверху.

– Ты же помнишь? А чем я хуже? Нашел я один интересный документ эпохи, дам почитать, если стоянка будет безопасная… – Он огляделся. – В самом деле, нужно убираться. Не ровен час, эти мохнатые нахлынут целой ордой… У кого мешок во вьюке? Срежьте-ка быстренько по паре арбузов на брата и скачем.

Глава 10 КТО БЕРЕЖЕТ КУРГАН

Гном не врал – на закате они увидели впереди с десяток прихотливо разбросанных курганов, оплывших от времени, но все еще высоких и широких, довольно крутых. Очень уж они походили друг на друга, чтобы оказаться творением слепой природы. Сварог наудачу выбрал один из ближайших, указал на него, и вереница всадников, описав по склонам суживающуюся кверху спираль, поднялась на вершину, поросшую, как и весь курган, сухой реденькой травой. Места для лагеря нашлось предостаточно. Они еще не кончили расседлывать лошадей, как Шедарис, управившись со своими раньше всех, пошел вокруг стоянки, густо раскладывая серебряные монеты.

– Никак не похоже это на природные холмы, – сказал Сварог Леверлину.

– Именно курганы, хотя я, признаться, курганов в жизни не видел… Интересно, кого тут могли хоронить? Или не стоит поминать к ночи?

– Да не стоит, пожалуй. На всякий случай. Что у тебя за документ? Насчет Древних Дорог? На постоялом дворе нашел?

– Ага, – сказал Сварог, доставая письмо. – Займись, а я пошел.

И направился поить-кормить лошадей. Да и людям следовало подкрепиться. Каждый раз, создав одним махом столько воды и провианта, он ощущал нешуточную усталость, словно переколол машину дров. Лег, удобно устроил голову на чьем-то вьюке и принялся блаженно пускать дым, глядя, как на темном небе проступают первые блеклые звездочки – словно призраки ночных светил. Темнота в Хелльстаде отчего-то наступала заметно быстрее, чем водится в нормальных землях, и хозяйственный Бони уже складывал в кучу сушняк, коим нагрузил своих заводных коней в дубраве.

– Ну зачем тебе тут костер? – лениво поинтересовался Сварог. – Еще увидит кто…

– Захотят, углядят и без всяких костров, верно? – махнул рукой крестьянский сын, ловко нащипал кинжалом лучинок, воткнул кинжал в землю.

– Шет, где там арбузы?

Подошел Шедарис с растерянным и озабоченным видом. Молча показал две половинки «арбуза».

От них пахло мясом – свежим, сырым. И темно-красная мякоть на вид ничем не отличалась от мяса. Сварог потыкал его пальцем – упруго-плотное.

Капавшая с половинок жидкость в полумраке казалась черной.

– Выкинь ты их, – сказал Сварог решительно, вытер палец о штаны и направился к Леверлину. Тот сидел с письмом в опущенной руке, невидящим взором уставившись в пространство. Рядом, задумчиво глядя на него, положив руку ему на плечо, стояла Делия.

– Впечатления? – спросил Сварог.

– Нет у меня впечатлений, – сказал Леверлин тихо. – Видишь ли, это первый написанный до Шторма связный текст, попавший нам в руки. До сих пор было только несколько копий, в трудах первых книжников. И веры этим копиям мало… Как и «надписям» на скалах и утвари. Ведь ничего не осталось, ни книг, ни вещей, ни домов. Топор Дорана принадлежит столь далекому времени, что к нему относишься с полным равнодушием, он и во времена, предшествовавшие Шторму, был антиком… А здесь – совершенно целый дом, вся эта великолепная домашняя утварь… Чего им еще не хватало? Нет, решили воевать…

Сварог мягко сказал:

– Знаешь, я уверен, сейчас очень многие то же самое думают о королях и дворянах. Зачем им еще и воевать, если у них есть перстни с самоцветами, телевизоры и водопровод в доме… А что до книг – я из своей комнаты прихватил на память все, что там нашлись, десятка полтора, но это, господа мои, бульварное чтиво ничуть не лучше того, что мне случилось листать в Равене… И мне отчего-то не верится, что где-то в подземельях еще ждут своего часа сокровища духа. Похоже, все началось так внезапно… – Он помолчал. – Интересно, что это были за Керуани?

– Откуда мне знать? – пожал плечами Леверлин.

Чересчур уж торопливо и равнодушно он это произнес – и Сварог с удивлением открыл, что впервые за время их знакомства Леверлин с ним неискренен. Брошенный на Леверлина выразительный взгляд Делии тоже должен был что-то означать. Что-то такое эти двое знали – и делиться со Сварогом не хотели. Его это обидело, но он промолчал, решив отменить все разборки до лучших времен. В конце концов, мир не обязан вращаться вокруг его персоны, и всякий имеет право на свои секреты…

– Собаки, способные чуять грядущие несчастья, – сказал Леверлин. – Особая порода. Значит, не сказка…

Делия выразительно глянула на него, и Сварог вполне отчетливо ощутил себя третьим лишним.

– Ну, я пошел… – начал он.

Земля исчезла из-под ног, близкий огонь костра рванулся куда-то вверх, Сварог, вмиг вспомнив свои монгольские злоключения, в ужасе дернулся к Делии и Леверлину, цепляясь за них, дотянулся, схватил за полы камзолов – и сообразил, что все трое медленно опускаются вниз в кромешной тьме, в облаке трухи и пыли, забивавшей уши, глаза, рот. Падение с приличной высоты – но благодаря Сварогу его друзья не рисковали расшибиться в лепешку. Уже обретя присутствие духа, Сварог «кошачьим глазом» видел вокруг бревенчатые стены. Вскоре его ноги коснулись укрытого грубой тканью пола – и ткань рассыпалась под сапогами, а под ней оказались трухлявые бревна. Сварог задрал голову. Высоко вверху зияло отверстие не правильной формы, в которое они и сверзились. Но почему?

Еще выше равнодушно светили звезды.

Скрежетнуло – это Делия выхватила меч.

– Оставьте, – сказал Сварог. – Это гробница, похоже. Вокруг никого.

Нечто вроде купола, выложенного изнутри бревнами. Там и сям валяются какие-то предметы, а в центре нечто вроде помоста, там лежит что-то длинное, покрытое тканью… Точно, гробница. На то и курган… Как же мы сюда сверзились? Потолок не выдержал, что ли?

– Эй! – послышался сверху голос Мары, довольно спокойный. – Живы?

– Живы, – крикнул Сварог. – Тащи веревку!

– Как вас угораздило?

– Тащи…

Его оборвал отчаянный визг Делии – принцесса, храбро переносившая доселе все мытарства, тяготы и опасности, сейчас, не помня себя от страха, визжала, как завидевшая мышь кухарка. Меч, правда, не бросила – но шарахнулась, вцепившись в Сварога, оказавшегося ближе. Рядом дважды щелкнул курок – Леверлин выхватил пистолет. От всех троих протянулись зыбкие длинные тени – гробница осветилась мутно-зеленоватым сиянием, колышущимся, неприятным. А из дальнего угла на них надвигалось нечто белое, напоминавшее фигуру в бесформенном балахоне, от нее веяло сырым холодом и незнакомыми запахами, гнилостными, тяжелыми. Физиономия этого создания оказалась не страшной и не уродливой – она была настолько другой, чуждой всему на свете, самому этому миру, что сердце леденело не от страха, а от совершенно непонятных ощущений, к приятным решительно не относившихся.

Мара что-то кричала сверху. Сварог не отвечал, старательно ловя на мушку наплывавшую фигуру. Несколько раз даванул на спуск. Бесполезно.

Тварь надвигалась. С таким он еще не сталкивался. Есть случаи, когда исключений из правил попросту не бывает. Нечисть – а это именно нечисть – обязана раствориться или хотя бы отступить. Но белая фигура игнорировала незыблемые доселе законы. Ее огромные фасеточные глаза горели пронзительно-сиреневым светом, а редкие острые клыки странной формы – ярко-желтым, на шее сияло ожерелье из разноцветных треугольных камешков – удивительно чистые спектральные цвета, вся палитра радуги, хоть и в беспорядке, словно внутри горят крохотные лампочки, озаряя чистейшее стекло. Руки взметнулись, из широких рукавов показались когтистые трехпалые ладони – и корявые пальцы тоже унизаны разноцветно светящими шариками. Оно остановилось шагах в пяти, и на том спасибо, но положение аховое, если бессильно испытанное серебро…

Не в ушах, а прямо в голове у Сварога зазвучал шелестящий, бесплотный голос, где эмоций было не больше, чем в стуке тележных колес:

– Я – Йор-Фулаох, Радужный Демон, страж гробницы, чей покой вы нарушили огнем, пролитой кровью и железом. Никто не смеет безнаказанно осквернять гробницы великих вождей…

– Мы вовсе и не хотели… – вскрикнула Делия. Значит, тоже слышала.

– Меня не заботит, хотели вы этого или нет. Мое дело – беречь покой и наказывать тех, кто его нарушит. Все, кто приплыл на заклятый остров нарушить покой вождей, здесь и останутся до исхода времени…

– Остров? – растерянно сказал Сварог. – Да что ты несешь такое, какой остров…

Он пытался выиграть время, не представляя, какой от этого может выйти толк. Чудище колыхалось перед ним, словно абсурдная помесь тумана с новогодней елкой. Делия прижалась к нему, вся дрожа. Столь мерзкого бессилия Сварог еще не испытывал.

Леверлин внезапно шагнул вперед:

– Ты знаешь, что такое планета?

– Конечно, – бесстрастно произнес демон.

– Как называется эта планета?

– Йорхор.

– Святая Бригита… – охнул Леверлин. – Не может такого быть.

– Чего? – рявкнул Сварог.

Голос Леверлина словно бы резко повеселел:

– Йорхор… Ох, как интересно…

– Да что такое?! – Сварог за это время еще пару раз выстрелил в чудище, чего оно словно бы и не заметило.

– На языке Изначальных Талар назывался Дагросар, это-то мы знаем, – сказал Леверлин. – А Йорхор – так планету называли те, кто обитал здесь до Изначальных. Точнее, до сих пор это было гипотезой… Значит, она верная.

Значит, Изначальные тоже, вопреки названию, откуда-то сюда пришли. Йорхор – это даже не сотни тысяч лет назад. Миллион, быть может. Между нами и этим красавчиком – словно бы ступенька…

Сварог начал понимать. Магия Изначальных влияет на нынешних обитателей Талара, подчиняясь тем же законам, что и магия последних, – но как быть с созданиями, грубо говоря, отстающими по фазе? Если на него не действуют нынешние методы борьбы с нечистой силой – подействует ли на них древняя магия демона исчезнувшего времени?

Леверлин тем временем крикнул:

– Ну, давай! Покажи, что ты можешь!

Радужный Демон застыл, распростерши руки. Колыхались тени, ползли минуты. Делия горячо дышала в щеку Сварогу. Он высвободился, прошел вперед и остановился прямо перед демоном, весь озаренный теперь радужным светом.

Страх и растерянность понемногу таяли, сменяясь прежней решимостью. Потому что ничегошеньки с ними не происходило, разве что незнакомые запахи стали сильнее. Вблизи физиономия демона напоминала застывшую карнавальную маску – фасеточные глазищи занимают добрых две трети треугольного лица, ушей не видно, нос на манер клюва, сливается с верхней челюстью…

– Что, не получается? – спросил Сварог едва ли не сочувственно.

– Вы давно должны были… – протянул демон.

– Да пойми ты, – сказал Леверлин. – Ушли не только твои хозяева, но и те, кто пришел им на смену. Миллион лет, а то и дольше… Тебя никогда не учили, что в мире нет ничего вечного? Здесь уже не остров, часть континента, никто и не знал, что тут когда-то был остров…

Они со Сварогом полностью овладели собой, только Делия держалась поодаль. Демон медленно-медленно опустил руки, его голос оставался столь же бесстрастным, но меж словами появились долгие паузы, соответствовавшие, быть может, эмоциям:

– Континент… ничего прежнего… никого прежнего… миллион лет…

«Не помер бы, – подумал Сварог. – Такая плюха любого уложит».

– Это что еще за сумасшедший фонарщик? – раздался юный дерзкий голосок.

Сварог оглянулся. Мара стояла, отвязывая с талии конец спущенной сверху веревки.

– Это демон, – сказал Сварог. – Из прежних времен. Совершенно выдохся, бедняга. Сущее привидение демона, я бы сказал…

– Ну, перепугали вы нас. Бог знает что подумали, а вы тут с привидениями демонов шушукаетесь… – Мара задрала голову и закричала наверх:

– Все в порядке!

Обошла вокруг радужно сиявшего демона, задумчиво его разглядывая, хмыкнула, пожала плечами и направилась к помосту. Леверлин пошел следом, даже Делия стала с любопытством озираться. Демон торчал посреди гробницы перестоявшей все сроки новогодней елкой, нелепый и бессильный. Сварогу стало его немного жаль, и он громко сказал:

– Орлы, поуважительнее, что вы, как деревенщина в музее. Великий вождь все-таки…

– Один из самых великих, – печально подтвердил демон. – Он разбил войска фоморов, срыл крепости Змеиного мыса, спустился в подземную страну вераджей и захватил драгоценности их гнусных владык, изгнал жрецов Змееногого, нанес рану Великому Кракену…

– Что? – повернулся к нему Сварог. – Эта пакость уже тогда жила в глубинах?

– Великий Кракен уже обитал здесь, когда наши предки пришли на Йорхор. Твой друг прав – для живущих вечности нет. Но она существует для Зла…

– Да? – усмехнулся Сварог. – Что-то твое зло испытание временем не выдержало…

– Ты уверен, что я представляю зло по отношению к твоему добру? Что наши добро и зло друг на друга похожи?

– Ни в чем я не уверен, – сказал Сварог. – И вдобавок – не философ. Я авантюрист на государственной службе. Это вот он – ученый, да и то недоучившийся. Хоть ты не втягивай меня в философские споры, я их по темноте своей старательно избегаю, о чем что-то не сожалел…

Он подошел к помосту. Из-под плотной материи, расшитой странным узором с преобладанием спиралей и треугольников, выступала верхняя половина скелета. И скелет был не человеческий, судя по черепу. Больше всего череп напоминал физиономию стража гробницы – те же огромные глазницы, верхняя челюсть-клюв, редкие клыки странной формы. Сварог осторожно прикоснулся пальцем к уголку покрывала, и уголок рассыпался хлопьями тяжелого праха. Миллион лет – это серьезно… Наряд покойника, должно быть, рассыпался пылью уже давно – меж ребер, сходившихся острым клином, отчего грудная клетка напоминала лезвие колуна, валялись в беспорядке то ли бляшки с выпуклым узором, то ли пуговицы, пряжки, обрывки звеньев рассыпавшихся цепочек, тусклые прозрачные камешки. Из-под покрывала виднелась рукоять меча – с гардой, похожей на четырехлопастный пропеллер, вся в спиральных узорах.

– Три ночи горели костры, – бормотал за спиной Радужный Демон. – Три ночи били барабаны, ритуальный напиток богов, шипя и пенясь, лился в пламя, и падали под жертвенным ножом пленники, и ржанье Горлорга походило на рыданье, ибо он ведал, что никогда уже не понесет вождя по Древним Дорогам…

– Что? – Сварог обернулся. – Ваши кони могли скакать по Древним Дорогам?

– Горлорг – не обычный конь. Это Конь Талисмана. – Демон вытянул худую руку и указал на лежавший слева от черепа массивный треугольный предмет, напоминавший наконечник копья с выпуклыми гранями. – Конь Древних Дорог. Он все еще ждет зова, он и сейчас на тамошних пастбищах, потому что время на Древних Дорогах течет иначе, а то и не течет, то оно есть, то его нет…

Сварог, охваченный шальным желанием, не выдержал:

– Меня очень интересуют Древние Дороги…

– Иными словами. Талисман? Я могу предложить тебе то, что на языке смертных существ называется сделкой. Отдам тебе Талисман и расскажу, как с ним обращаться. Но ты уйдешь со своими людьми, ничего больше не тронув, и никогда больше не потревожишь гробницу. – Его голос едва уловимо изменился, что могло означать и злорадство. – То, что я оказался бессилен, еще не означает, что ты можешь безнаказанно нарушать данное слово. И еще.

То, что наше добро и зло могут не совпадать с вашим, ты подметил верно. А потому предупреждаю честно: вина за возможные последствия, каковые влечет обладание Талисманом, ложится не на чьи-то древние козни, а на того, кто возжелал владеть вещью, сотворенной не в его мире…

– Согласен, – сказал Сварог, отстранив легонько потянувшего его за рукав Леверлина.

– Слово вылетело, – бесстрастно отметил демон, протягивая Сварогу Талисман. – Я и сам не знаю, что из былых законов потеряло силу, а что уцелело. И потому уговор…

– Я же дал слово, – сказал Сварог. – Идите, орлы.

Когда он после короткой беседы с демоном тет-а-тет последним взобрался по веревке под звездное небо, Леверлин покачал головой:

– Тебе не кажется, что он тебя примитивно надул? Коли уж он так легко расстался с Талисманом, там могло остаться что-то неизмеримо более ценное, от него-то и отвлекал внимание, жертвуя меньшим…

– Все возможно, – пожал плечами Сварог. – Но в конце-то концов, мы не гробокопатели и не археологи Королевской академии. И не стоит печалиться о том, что осталось неизвестным. А Древние Дороги стали меня чертовски занимать… Привычка у меня такая, как у сороки, – собирать коллекцию всевозможных экзотических находок. Сам не заметил, как и появилась.

– Был у нас один придурковатый, – сообщил Бони. – Все хвастал, что знает калиточку, выходящую на Древние Дороги, и порой там гуляет. Врал всякое, благо не проверишь. Так и сгинул. Спохватились однажды, что долгонько не появляется, стали искать, а он как в воду канул. Правда, нашли у него в лачуге какой-то странный горшок, у нас таких сроду не делали…

– Ладно, – сказал Сварог. – Давайте-ка спать. Чем бы дыру огородить, чтобы кони не попадали…

И осекся. Не было никакой дыры – нетронутая земля, жесткая трава.

Молча махнул рукой, завернулся в плащ и устроился у догорающего костра, на сон грядущий недобрым словом помянув гнома. Гном оказался редкостной паскудой – но и Сварог был хорош. Следовало семь раз отмерить и взвесить каждое слово. Во фразе «Где здесь безопаснее всего переночевать?» он пропустил «нам». И гном, скрупулезно соблюдя букву уговора, и не солгал, и не сказал всей правды. Хотя… Кто его знает. Быть может, самим гномам как раз безопаснее всего ночевать на вершинах курганов. И кто мог знать насчет огня, железа и крови, отворяющих гробницу?

Сон надвинулся какой-то зыбкий, нечеткий, никак не складывался в нечто осмысленное, мелькали странные лица, бессвязные обрывки разговоров, все плыло, смысл ускользал. И вырвал Сварога из тоскливой полудремы реальный, гулкий выстрел. Он вскочил, путаясь в плаще, отшвырнул его, схватился за топор.

Кто-то успокаивал коней, кто-то, пригнувшись, вертелся во все стороны, держа мушкет наготове. Стряхнув остатки сна, Сварог присмотрелся.

Нападающих не видно. Бони шарил стволом пулемета, выискивая цель. Мара с Шедарисом, согнувшись в три погибели, чиркая спичками, осматривали землю, старательно целя из пистолетов в освещенные места.

Ни противника, ни пострадавших. Успокоившись, Сварог спросил:

– Что такое?

– Видел я его! – не разгибаясь, отозвался Шедарис. – Крохотный такой, стерва, как жучок…

– Но бежал-то он на двух ногах, – сказала Мара.

– А кто спорит? На двух. Да шустро, падла, что твой таракан…

– Командир! – позвал Леверлин. – Ты в темноте видишь, у тебя лучше получится…

Он стоял над Делией, а она сидела, как-то странно склонив голову, прижавшись правой щекой к плечу.

Сварог одним прыжком оказался рядом. Она показала указательным пальцем, не касаясь шеи:

– Здесь кольнуло… И ноет.

Осторожно, растопыренными пальцами Сварог подхватил и перекинул направо ее роскошные волосы, присмотрелся. На шее темнела крохотная точка, явственно выступая над кожей. Кончиками нестриженных за время путешествия ногтей он ухватил что-то твердое, потянул, вырвал. Делия тихонько ойкнула, потерла шею пальцем, улыбнулась:

– Все, не больно… И кровь не идет, так, царапина…

Сварог поднес ладонь к глазам, разглядывая скользкую от крови занозу.

Больше всего это напоминало десантный кинжал с широким, затейливым, зазубренным с одной стороны лезвием – но длиной он был с ноготь мизинца.

Вытащив из кармана уже порядком измявшийся конверт с письмом подруги штандарт-навигатора, Сварог запрятал туда находку, сложил конверт вчетверо и спрятал назад.

– Тихо! – поднял палец Леверлин.

Вдали, на равнине, с той стороны, откуда они пришли, раздалось жужжанье. Оно быстро удалялось, перемещаясь словно бы над самой землей.

Вертолет улепетывал на предельно малой высоте – вот что это было.

Крохотный вертолетик. Бони сгоряча развернул туда пулемет, Сварог успел рявкнуть:

– Отставить! Далеко, полная темень… Как все случилось?

Оказалось, Шедарис, которого Мара сменила на карауле, стал было укладываться спать, но, как он честно признался, загляделся на спящую Делию. И увидел, что по шее у нее, по белому кружеву воротника ползут словно бы два паука – большие, размером с палец, и передний уже вылез к уху, на кожу. Одного капрал моментально смахнул ладонью, второй ухитрился как-то соскользнуть наземь. Шедарис нацелился прижечь его спичкой, ибо пауков с детства ненавидел – и обнаружил при вспышке, что никакой это не паук, вообще не насекомое, что это удирает на двух ногах крохотный человечек. Тут вскочила Делия, подбежала Мара, тоже заметила человечка и выстрелила наугад…

– Уж простите, принцесса, – глядя в землю, покаянно сказал капрал. – Угли догорали, осветили вам лицо, и были вы очаровательны, как фея…

– Ладно, – сказал Сварог. – Ты ей, похоже, жизнь спас, ценитель прекрасного…

– Значит, нож? – тихо спросила Делия.

– Нож, – сказал Сварог. – Крохотный, конечно, но если бы второй нашарил сонную артерию…

Ноги у него стали ватными от запоздавшего ужаса – он ведь мог и не успеть остановить кровь… Делия, обведя их застывшим взглядом, подошла к потупившемуся капралу, приподнялась на цыпочки и чмокнула в щеку. Из смущенного бормотанья Шедариса стоявшие поблизости разобрали, что за принцессу он готов умереть.

– Вот только почему они прицепились именно к принцессе? – нарушил сентиментальную сцену деловой вопрос Мары. – Она ведь не с краешку спала – в самой середине…

– Потому что именно она сбила единственный вертолет, отмеченный короной, – сказал Сварог. – Другого объяснения я что-то не вижу. Стоит лишь предположить, что он принадлежал невероятно важной особе, персоне, связанной с короной, что эта персона была на борту и погибла… Сам король? Любимый сын? Любимый дядя? Лучше не гадать, все равно не узнаем.

Но должна же корона что-то значить?

– Подготовочка у них… – не без уважения сказал опомнившийся капрал.

– Ребята лихие, – кивнул Сварог. – Следили за нами издали, надо полагать, и не один вертолет, а несколько, мы после драки с ними отмахали изрядный конец, один-единственный вертолет давно выжег бы горючее.

Передавали нас друг другу, приземлились подальше, в темноте отправили группу… Задание для самоубийц, дураку ясно. Но они сделали все, что могли. Нельзя не уважать… Вот что. Вы двое, – он указал на Леверлина с Шедарисом, – назначаетесь личными телохранителями принцессы. Глаз не спускать. – Он взял Делию за локоть, отвел на пару шагов. – Простите, принцесса, за столь дерзкие и вульгарные подробности, но впредь, когда вам понадобится в уединении проинспектировать кустики, непременно предупредите Мару, пусть идет с вами и озирает окрестности. Это строжайший приказ. Пока мы отсюда не выберемся, уединения для вас не существует.

– Думаете, они вернутся? – тихо спросила Делия.

– Не знаю. Но рисковать не будем. Вы ухлопали кого-то, за чью смерть они вознамерились мстить. Однако возможности у них невеликие…

Он не кривил душой, именно так и считал – за время пути успел многое обдумать. Да и неудачное покушение добавило кое-что к прежним размышлениям. Очень уж примитивно оно было обставлено: несколько коммандос, высаженные вертолетом… Значит, у лилипутиков нет ни реактивных самолетов, ни авиабомб, ни ракет «воздух-земля», способных нанести человеку рану не легче той, что оставляет разрывная пуля.

Реактивные самолеты – излишняя игрушка для пещеры, какой бы гигантской пещера ни была. Аотсутствие бортового ракетного вооружения, транспортируемых по воздуху взрывных устройств можно истолковать двояко: либо этого еще не научились делать, либо, что гораздо вероятнее, – там, внизу, одно государство. У них просто-напросто нет противника, внешнего врага, против которого следовало бы создавать боевую авиацию. В таком случае вертолеты – не более чем полицейское оружие. А для скрытных путешествий по большому миру годятся исключительно подводные лодки.

И все же следовало сделать поправку на неизвестное. Под землей таился целый мир, о котором ничегошеньки не известно – тут лучше бы обойтись без скоропалительных выводов и не считать свои гипотезы святой истиной…

Чертовски пригодился бы пленный, вот что. Смело можно сказать: вертолет улетел раньше, чем оставшийся в живых (или оставшиеся) десантник успел до него добраться. Но отыскать брошенных коммандос – дело немыслимое. Даже если не затоптали в суматохе, под каждую травинку не заглянешь, а заклинаний подходящих нет. Затаился под любым седлом, под расстеленными плащами… Ко всем неприятностям прибавилась еще одна: теперь и небо таило угрозу. Незаметно подкравшийся вертолет может и швырнуть канистру с какой-нибудь химической пакостью. Судя по всему, нападение на Делию готовили в страшной спешке, вызванной яростью кого-то власть имущего, второпях отданным приказом, неминуемо влекущим столь примитивное исполнение – и это тоже знакомо до отвращения… Что случится, когда за дело возьмутся более умные люди? Или они достаточно удалились от входа в пещеру? Но входов может быть и несколько. Словом…

Словом, удирать надо побыстрее, вот что.

Глава 11 КОРОЛЬ ВО ВСЕМ ВЕЛИКОЛЕПИИ

Встали рано, когда солнце еще не выглянуло из-за курганов. Радужный Демон и крохотные преследователи не подавали признаков жизни – зато Мара с Леверлином, когда Сварог проснулся, уже старательно разгуливали на четвереньках там, где ночью лежала Делия, чуть ли не тычась лицами в землю, передвигаясь так осторожно, словно повсюду рассыпано битое стекло или посверкивают проволочки противопехоток. И вскоре Мара удовлетворенно хмыкнула, без тени брезгливости подняла что-то двумя пальцами, положила на ладонь, подошла показать Сварогу. Вокруг, сталкиваясь головами, столпились остальные.

На ладони в нелепой позе лежал крохотный трупик – в пятнистом буро-зеленом комбинезоне, голова закрыта капюшоном, на поясе виднеются какие-то черные чехлы, одна нога в высоком черном ботинке вывернута совсем уж неестественно. Ощутив смешанную с отвращением жалость, Сварог буркнул:

– Закопайте его. И седлайте коней.

"Всегда одно и то же, – зло подумают он, направляясь за своим седлом.

– Неразбериха, спешка, идиотские приказы – и нелепо гибнущие рядовые. Мир упорно не меняется…"

За курганами простиралась до горизонта унылая равнина, не обремененная ориентирами и красотами пейзажа. Мару с Шедарисом Сварог определил периодически поглядывать на небо и слушать в четыре уха. Сам он был откровенно мрачен – потому что единственный из всех представлял, что такое атака с воздуха, пусть и проведенная крохотными боевыми машинами.

Однако с воздуха сюрпризов не последовало, зато на земле началась сущая чертовщина. Когда конь шарахнулся, храпя, Сварог сначала зашарил взглядом по небу, и переключил его внимание лишь сдавленный вскрик Делии, вытянувшей вперед руку.

Там шагали ноги – не особенно и спеша, пересекая им путь. Две голые человеческие ноги, правая и левая, синюшно-белые, аккуратно отсеченные на всю длину, они целеустремленно, размеренно переступали по земле, и никакого туловища при них не наблюдалось. Сахарно белели аккуратно перерубленные кости, багровело мясо – никакого человека-невидимки, просто две отрубленные ноги, пустившиеся странствовать. Отряд моментально сбился в кучу, Мара неуверенно потянулась за пистолетом, Сварог яростно зашипел на нее, и все застыли в седлах, боясь дохнуть. Зрелище было столь дикое и неожиданное, что не нашлось никаких мыслей, даже панических, и это оцепенение передалось дрожащим всем телом лошадям.

Ноги спокойно удалились, топча и раздвигая сухо шуршащую траву. Их долго провожали взглядами, Шедарис зачарованно выругался оборотами, вовсе уж противоречившими этикету, но златовласая принцесса, не обратив внимания, сама вполголоса отпустила такое, что Сварог фыркнул. Она опомнилась, чуть покраснела:

– Дичаем, граф, право…

– Одичаешь здесь, – сердито сказал Сварог. Ноги размеренно мелькали вдалеке. – Поехали побыстрее…

Вскоре на берегу ручья, заросшего высоким камышом, они наткнулись на жирного, крайне деловитого енота. Енот примостился над медленной серой водой, обмывая желтый человеческий череп, старательно вертел его крохотными когтистыми лапками, окунал, вытаскивал и внимания на путников, проехавших в трех шагах, не обращал совершенно. У Сварога руки чесались влепить пулю в мохнатого полоскуна, просто так, от злости на непонятные, начавшиеся-таки поганенькие чудеса, но он крепился, и кавалькада проехала мимо, не задерживаясь. Сварог прикидывал направление, стараясь ни о чем не думать, так было легче. Но нехорошее предчувствие тупо ныло где-то под ложечкой.

И напоролись. Черные колышущиеся пятна вдруг стали возникать впереди, словно расплывались в прозрачной воде кляксы туши, сначала казалось, что они появляются хаотично, но вскоре обозначилась четко очерченная ими гигантская дуга, далеко протянувшаяся по равнине, замыкавшая всадников в полукольцо облавы, а пятна приняли форму громадных черных псов. До них было не так уж и далеко, они медленно надвигались, то и дело замирая, настороженно всматриваясь, прижав уши.

Сварогу не раз доводилось пугаться во время странствий по Харуму, но такой страх его еще не захлестывал. Основой было пронзительное осознание бессилия – полного и окончательного. Он помнил дьявольское проворство Акбара и понимал, что шанса нет ни малейшего. И все же взялся за топор.

Кони давно остановились, прикованные к месту заклинанием Сварога, – иначе понесли бы. Псы один за другим садились, вывалив розовые языки, они не грозили и не нападали – просто преграждали дорогу, и их было столько, что страх помаленьку истаивал, перевалив все мыслимые высшие точки и оттого притупившись. В жизни так случается. Когда страха слишком много, его просто не чувствуешь. И отчаянно хочется проснуться…

Отчаянно цепляясь за любую соломинку, Сварог повторял про себя: «Они не охотятся стаями. Не охотятся стаями». Он слышал это от кого-то.

Определенно. Еще на «Божьем любимчике». Хелльстадские псы, в отличие от обычных волков и диких собак, повадками схожи скорее с тиграми и медведями. У каждого своя территория, строжайше охраняемая. И коли уж они собрались вместе, то… Что?

То их натравили.

Он бросил взгляд вправо-влево. Его орлы держались достойно, на лицах читалась скорее обреченная решимость, чем страх. Шедарис даже оскалился не хуже псов.

Немая сцена затягивалась, и поведение гармов все больше убеждало, что дело тут нечисто. Ни один дикий зверь так себя не ведет. Он либо нападает, если превосходит числом или твердо надеется на победу, либо бежит – а в крайнем случае делает угрожающие выпады. А эти сидели, ни один не лег, не встал. Выполняли приказ… или ждали такового.

Сварог вздрогнул, услышав ненатурально спокойный голос Делии:

– А в самом деле, с чего мы взяли, что за нас так и не возьмутся всерьез?

«Старухина бечевка, – вспомнил он. – Но неизвестно, куда понесет ветром…» Косясь на псов, сказал сквозь зубы:

– Если здесь есть хозяин…

– Есть, – уверенно ответила Делия, глядя назад через его плечо. – Обернитесь. Если это не хозяин, я съем свою шляпу. И вашу тоже.

Сварог обернулся. Да, впечатляло.

С противоположной стороны на них надвигался замок, летевший над равниной на высоте человеческого роста. Он не походил ни на замки ларов, ни на земные фортеции – несколько соединенных крытыми галереями зданий с прильнувшими к ним круглыми башнями, темно-вишневые стены с выпуклым белым узором, черные крутые крыши, затейливые флюгера и горгульи цвета старого золота, стрельчатые окна, сплошь в радужных разноцветных витражах, изящные зубцы… Замок был прекрасен незнакомой, чужой красотой и казался выточенным из одного куска с недоступным человеческим рукам изящным мастерством. Невесомо плывущий над землей, он выглядел самой естественной деталью пейзажа, ничуть не казался нелепым или необычным. Замок был здешний, а они – чужими, со всем их изумлением и испугом. Никогда еще за все время пребывания в Хелльстаде Сварог не чувствовал так остро, что попал в совершенно чужой мир, живущий отдельно…

А в следующий миг, вспомнив о долге командира, четко произнес про себя все необходимые слова.

Что бы там ни таилось в замке, сам замок был именно таким, каким предстал взору. И вместе с тем… Сварог в который уж раз проклял убогость мага-недоучки, то бишь себя самого. Перед ним – далеко не впервые – оказалась некая загадка, чьей сути он не понимал. Словно бы и нет здесь ни зла, ни добра, а замок – не просто замок. И это все, что оказалось доступным «внутреннему взору», точнее не выразишь по невежеству своему в высокой магии…

Замок остановился, опустился наземь. Высокая дверь (определенно парадный вход) вдруг медленно и плавно откинулась, словно подъемный мост, на ее внутренней стороне обнаружились ступени. Приглашение было самое недвусмысленное, и все же они, как легко догадаться, медлили. Приходи, красотка, в гости, мухе говорил паук… Тогда за спиной раздалось короткое могучее рычанье, словно гром тяжело ворохнулся в безоблачном небе, псы придвинулись разом и садиться уже не стали, замерли, растопырив передние лапы, угрожающе склонив головы.

Сварог первым слез с коня, угрюмо бросил:

– Пошли? На замок людоеда что-то не похоже…

– На замок примитивного людоеда, – тихо повторил вслух Леверлин его невысказанную мысль. – Людоед с чувством прекрасного, сдается мне, еще опаснее…

Бони решительно взвалил на плечо пулемет. Сварог покосился с большим сомнением, покачал головой, но промолчал. И пошел впереди, как и надлежит отцу-командиру, громко насвистывая «Пляску смерти», песенку невеселую, но все же не относившуюся к похоронным маршам: «Гроб на лафет, он ушел в лихой поход…»

Поднявшись по широким ступеням, они оказались в длинном высоком коридоре, сечением напоминавшем перевернутый колокол. Стены были темно-розовые с белыми прихотливыми прожилками, на равном расстоянии горели неярким золотистым свечением ажурные шары, словно бы висевшие в воздухе у стен, едва касаясь камня, выглядевшего монолитным и, вот чудо, теплым. Чтобы проверить это странное, неотвязное впечатление, Сварог воровато провел ладонью по ближайшему плавному изгибу. Ненамного, но теплее все же, чем обычный камень, и словно бы отталкивает ладонь, самую чуточку, едва заметно.

Впереди показалось что-то, летящее навстречу. Птица. Золотая, украшенная дивной чеканкой, сверкавшая радугой самоцветов. Распахнув неподвижные крылья-веера, она подлетела, замерла в воздухе, отвесила церемонный поклон (едва слышно, мелодично звякнули золотые чешуйки на шее, колыхнулись над головой огромные рубины на тоненьких стебельках), развернулась на месте вокруг невидимой оси и очень медленно поплыла назад, в глубь коридора, распространяя тонкий, как весенняя капель, звон.

Все молча направились следом. Высокие коридоры, широкие лестницы, залы, колонны – зеленые с черным, густо-алые с синим, фиолетовые с пурпурными прожилками, золотистые с черными нитями, полупрозрачно-лимонные с таинственным переплетением темных прожилков внутри. Повсюду этот странный камень, менявший цвета, оттенки и сочетания красок, как личины, чересчур красивый, чтобы опошлять его роскошными украшениями. Только однажды Сварог увидел в нише невысокое золотое деревце тончайшей работы, а в другом месте – коня из темного камня, выглядевшего страшно древним, вытесанного грубовато, примитивно, но казавшегося идеально завершенным, так что еще один, слабехонький удар резца бесповоротно испортил бы скульптуру. Под ногами не было ковров, но шаги отдавались глуховато, словно прихотливые узоры каменного пола, похожие то на письмена, то на древние географические карты, поглощали звуки.

Неожиданно за очередным поворотом открылась высокая стрельчатая арка, а за ней – огромный зал в розовато-лиловых тонах с алыми и черными прожилками. В обрамленных полуколоннами нишах стояли черные сундуки, все в золотом узоре с неизбежными самоцветами, а сводчатый потолок усыпан красными каменьями, словно бы повторявшими созвездия ночного неба неизвестной планеты.

У стены, на троне, будто вырезанном из цельной глыбы янтаря, сидел человек в пурпурной мантии и ажурной митре цвета серебра. Птица, пролетев над его головой, опустилась на спинку трона меж двух прозрачно-золотистых шаров, застыла. Сварог весь подобрался, удивляясь, как много можно ухватить взглядом в минуту опасности.

Слева от трона – странное сооружение, больше всего напоминающее груду черных и фиолетовых шаров, отчего-то не рассыпавшихся согласно закону всемирного тяготения, а слипшихся подобно виноградной грозди, только высотой в три человеческих роста. Совершенно не гармонирует со всем остальным – и, коли уж присутствует, надо полагать, вещь в обиходе необходимая.

Справа от трона – двое в богатой одежде незнакомого фасона, один помоложе, другой постарше. Смотрят не без интереса. Меж троном и стеной – две лежащие пантеры из черного металла.

Человек на троне шевельнулся, лениво и плавно переменил позу – и пурпурная мантия на миг вспыхнула радужными переливами. Его митра, Сварог хорошо рассмотрел, состояла из множества серебряных сосновых шишек, сплетенных в нехитрые узоры. Работа тончайшая, каждая чешуйка видна, шишки словно бы удерживает вместе не искусство мастера, а волшебная сила.

Скверно. По легендам, короны из сосновых шишек носят горные тролли, точнее, их короли, личности насквозь злокозненные и человеку враждебные изначально. Правда, и горные тролли, и их короли проходят по разряду совершеннейшей небывальщины, но мы в Хелльстаде, господа, мы в Хелльстаде…

И Сварог вежливо наклонился по всем правилам придворного этикета, прижав ладони к груди (для чего пришлось, чтобы освободить руки, засунуть топор за пояс). Их разделяло шагов двадцать. Он хотел было подойти ближе, но один из стоявших у трона остановил его, чуть заметно пошевелив ладонью.

Что-то обрушилось на него невидимой лавиной. Беззвучный удар оказался так силен, что Сварог не сразу и распознал его природу. Прошло несколько долгих, мучительных секунд, раздиравших разум и душу неописуемой людскими словами болью, прежде чем он понял: это зауряднейшее Заклятье Ключа, это маг прощупывает мысли. Как и вся здешняя магия, на Сварога заклятье не подействовало – но все равно, удар был невероятно могуч. Сварог сам было попытался определить, кто перед ним. После такой плюхи он словно бы полуослеп и наполовину оглох в магическом смысле, умение-то было не принесенное с собой, а полученное здесь и оттого здешним воздействиям вполне подверженное…

И все же он, словно через мутное стекло, разглядел, что человек в короне горных троллей ничего общего с нечистой силой не имеет.

Человек на троне удивленно поднял левую бровь:

– Недурно для мира, где колдовство забыто и задушено… Или вы из Керуани?

– Я из Готара, – взвешивая каждое слово, ответил Сварог. – Я – барон Готар. И представления не имею, где такое место – Керуани…

– Где это – Готар?

– В Пограничье, ваше величество, – ответил за Сварога придворный постарше.

– Ах, вот как… – холеное, породистое лицо осталось то ли равнодушным, то ли исполненным устоявшейся брезгливости ко всему и вся. – И что же вам понадобилось в моем королевстве, барон? Вас не предупреждали, что к незваным гостям здесь относятся… прохладно?

– У меня не было другого выхода, – сказал Сварог осторожно. – Нас прижали к вашей границе, и мы рискнули… – Он искал обороты поцветистее.

– В наши планы отнюдь не входило нанести оскорбление или бесчестье вашему славному королевству, равно как и его владыке, но, движимые необоримыми обстоятельствами… Позволено ли мне будет осведомиться о вашем благородном имени, если сие не противоречит этикету…

– Я – Фаларен. Первый – и последний. Король Хелльстада. Говорите проще. Пожалуй, я разрешу вам сесть, как-никак с вами дама, принцесса…

«Просек, сука», – мысленно охнул Сварог.

Глаза короля на миг стали сосредоточенно-отрешенными, потом он сделал небрежный жест, и Сварог, по наитию обернувшийся, узрел за спиной фиолетово-черное кресло, словно бы составлявшее одно целое с полом, – и за спинами его людей возникли такие же. Краешком глаза успел заметить, что лица у его орлов растерянные, болезненно исказившиеся, – на них обрушился тот же удар, и им пришлось еще хуже.

– Девчонка – ваша дочь? – спросил вдруг король.

– Племянница, – сказал Сварог.

И затаил дыхание. Но король преспокойно кивнул. «Все не так плохо, – подумал Сварог. – Есть шансы. Это человек, и Высшего Знания он не достиг, если не может читать мысли, если не может узнать имя, коли оно не названо…»

– Племянница, – кивнул король. – Значит, наследственное. И все остальные… Как вам удалось, обладая такими способностями, остаться незамеченными бандой этих летучих идиотов? Я имею в виду ларов.

– Мы старались этих способностей не проявлять, – сказал Сварог. – Места у нас захолустные, на них давно махнули рукой…

– Это похоже на ларов, – улыбнулся король одними губами. – Прежде всего, дорогие гости, хочу вас попросить не бросаться на меня с мечами и не палить из ваших примитивных хлопушек. У иных из вас это шальное желание саженными буквами начертано на лицах… Видите ли, я бессмертен… почти.

На мне заклятье, – сказал он, словно извиняясь. – Ни один из рожденных под этим солнцем не может причинить мне вреда. Охотно позволил бы вам развлечься, сколько душе угодно, встреться мы этак три тысячи лет назад.

Но меня давно уже не занимает людское бессилие против нашей персоны – исчезла всякая прелесть новизны… Или дать все же вашей очаровательной, упрямой девочке возможность убедиться? Я же вижу, как сжигает ее недоверие. Ко мне так редко попадают дети… Хорошо, наша персона будет милостива. Пожалуйста, детка.

Сварог не оборачивался, не видел даже, что бросила Мара. Зато видел, что из этого вышло: мелькнуло что-то темное, крутящееся и в тот же миг исчезло в тусклой вспышке перед самой грудью короля.

– Думаю, этого довольно? – вежливо спросил Фаларен. – Оставим эти скучные забавы и перейдем к более интересным вещам. Признаюсь, я пресыщен жизненными впечатлениями – по причине их удручающего однообразия. И, когда случается что-то любопытное, небывалое доселе, я терзаюсь любопытством, как самый обычный человек. Вы меня не на шутку заинтересовали, дорогой барон, и вы, господа и дамы. Хелльстад не может пожаловаться на забвенье.

Нас посещают не столь уж редко. Но все визитеры столь же удручающе однообразны. Большая их часть заявляется сюда в поисках кладов и приключений. Другие, их меньше, пытаются укрыться здесь от врагов, пересидеть погоню, наивно надеясь, что я оставлю их в покое, если они забьются куда-нибудь в уголок и затаятся, как мышки. Впрочем, порой я и оставляю их в покое, все зависит от настроения, друзья мои, с какой ноги встанешь, увлечен ты делом или празден… Но впервые за последние четыре тысячи лет – впервые! – здесь появилась компания, решительно не похожая на всех прежних гостей. Не кладоискатели, не беглецы, не ищущие уединения отшельники. Вы целеустремленно пересекаете Хелльстад на пути к своей, неведомой цели – мимоходом, словно лесную полянку или деревню при дороге.

Давно, давно уже мои владения не использовали столь бесцеремонно, в качестве проезжего тракта…

– Вас это обижает? – невинно спросил Сварог.

– Обижаться на людей? Мне?! – усмехнулся Фаларен. – Меня это ужасно заинтриговало, милейший. Всего лишь. И я приказал оставить вас в покое.

Мои Летучие Рожи – примитивные шуты, привратники, не более. Правда, они отхватят вам голову, как вы отхватываете кусок печенья… Но я не велел вас трогать. Решил подождать. Это великолепная игра – сидеть и думать, пытаясь угадать, как поведет себя очередной захожий бродяга. Признаюсь вам, первое время не трогают никого – пока я не решу, что угадал намерения незваного гостя. И тогда начинается забава. Я редко отдаю конкретные приказания – разве что гость особенно меня заинтересует. В большинстве случаев, стоит мне убедиться, что мы столкнулись с очередным примитивом, вступают в игру давно отработанные механизмы – и не всегда я досматриваю до конца.

– Насколько я знаю, были люди, которым удалось отсюда выбраться…

– Ну естественно! Я же не стремлюсь уничтожать абсолютно всех, кто ко мне попадает. Во-первых, порой оставить в живых бывает еще забавнее.

Какой-нибудь бродяга, отягощенный тем, что он полагает ценной добычей, вырывается из Хелльстада, себя не помня от радости и славя свои везение, удачу и богатырский меч… Меня такой исход развлекает, давая повод к философским раздумьям об ограниченности людского ума и относительности всего сущего. Во-вторых, нужно быть практичным. Если станет известно, что отсюда не возвращается никто, ко мне перестанут заходить в гости – кто решится на заведомо обреченное предприятие? И я лишусь развлечения, а у меня и без того почти не осталось развлечений… О, если бы я наконец решился засесть за книгу! Это была бы поучительная и грустная книга, барон, столько репутаций славных героев, попавших в летописи, удостоившихся монументов, гербов и корон, рассыпалось бы прахом… Но никто не оценит сей труд по достоинству. Вернемся к вам. Вас оставили в покое. Наблюдали, конечно. И я убедился, что мои владения для вас – не более чем досадная преграда, которую вы стремитесь побыстрее преодолеть, направляясь к морю. Каюсь, у меня не хватило терпения подождать, пока вы достигнете берега, и я послал собак… вы неплохо держались. Иногда я начинаю с собак, и многим этого бывает достаточно, улепетывают, бросая доспехи…

– И они гибнут?

– Не всегда, что вы. В том-то и прелесть игры. Хотя трусов я не люблю. Смелый еще имеет шансы, но трус… – холодные сине-зеленые глаза чуть сузились. – Не одобряете таких забав, а?

– Вам виднее, как распоряжаться у себя дома, – сказал Сварог.

– Совершенно справедливо. С какой стати мне становиться добреньким?

Почему-то волшебные страны считаются самым подходящим местом для бесцеремонных прогулок без согласия хозяев. Как бы вы себя повели, начни по вашему баронству болтаться незваные пришельцы из иного мира, охотиться на ваших коров, обижать ваших крестьян, долбить стены вашего замка в поисках кладов?

– Многие и не подозревают, что вы существуете, – сказал Сварог. – Считается, что здесь нет хозяина. Только туманные слухи о некоем короле…

– Не заступайтесь за них, за этих наглых людишек. Они с той же бесцеремонностью ломились бы сюда… По крайней мере, четыре с половиной тысячи лет назад, когда о моем существовании было прекрасно известно всем поголовно, это ничуть не останавливало нахалов, наоборот…

– Сколько же вам лет? – с ненаигранным любопытством поинтересовался Сварог.

– Пять с половиной тысяч… И сколько-то там еще прежних.

Кажется, сорок с небольшим. Точнее не помню, годы для меня… вы же не помните, сколько вам минут?

– Значит, вы жили еще до Шторма?

– Я с удовольствием расскажу вам о себе, – сказал король с ноткой нетерпения. – Но сначала вы расскажете, куда направлялись и зачем, чтобы наша персона утолила любопытство. Тогда и решим вашу судьбу.

Возможно, окажетесь полезны. Вы мне представляетесь довольно интересным для провинциального барона экземпляром, ваши люди храбры и вымуштрованы, не паникуют, во всем положились на вас – чувствуется выучка. К тому же с вами принцесса, а особы королевской крови в последний раз посещали эти места… да, около полутора тысяч лет назад. О, простите, долг гостеприимства…

Он слегка завел глаза под лоб, и откуда-то из дальнего угла зала вереницей поплыли золотые подносы с фруктами и разноцветными винами в хрустальных графинах невыносимой прозрачности. Когда один остановился в воздухе рядом с локтем Сварога, тот легонько отшатнулся – как-никак он был захолустным бароном, не привыкшим к таким чудесам. И в то же время быстренько проверил угощение, убедившись, что ни отравы, ни наведенного заклятья нет, налил себе черного вина. Потом сказал:

– У вас несколько странные порядки, ваше величество. Гости, люди совершенно случайные, сидят, а придворных ваших вы оставили стоять…

– Да? – Король с непритворным удивлением оглянулся. – Совсем забыл, конечно… А напомнить они не осмелились, вымуштрованы не хуже ваших…

Можете сесть, господа.

Сварог смотрел во все глаза. Пол за спинами придворных беззвучно вспучился двумя бутонами, они раскрылись, формируясь, покрываясь дырами, выгибаясь, – и появились два кресла. Придворные уселись с явным облегчением.

– Я не деспот, – сказал король. – Просто, любезный барон, как-то забываешь о всяких мелочах… Итак. Попробую сначала догадаться сам, нужно тренировать интеллект… Вы, конечно, не Керуани, иначе не остановились бы перед гармами. Керуани были великие мастера общаться с собаками, это умение не подводило их даже с гармами. Впрочем, Керуани давно исчезли…

Но в вашем роду, несомненно, были сильные маги, затаились, ничем себя не проявляя, оттого и избежали пристального внимания ларов. Примерно так же обстояло и с вашими людьми. Какое-то время вы сидели тихо… А потом…

Вас что-то погнало в дорогу с неодолимой силой? И цель заставила наплевать даже на Хелльстад?

Сварог молча поклонился. Все оборачивалось прекрасно – Король Сосновая Шишка сделал неверное предположение, а дальше строил на нем стройную, логически непротиворечивую версию. «Захолустный барон, потомок притаившихся магов»… Говорят, так бывает и с шизофрениками – логика непоколебима, построения изящны, вот только исходная предпосылка абсолютно неверна…

Был страшный соблазн врать и дальше, но Сварог побоялся запутаться. К тому же его люди не обладали теми же способностями и защитой, пока что им удалось выкрутиться, но при малейшем подозрении за них возьмутся всерьез.

Что-то странное говорил король о его орлах, какую-то фразу, достойную детального анализа, но ведь не переспросишь…

– Мы идем, чтобы уничтожить Глаза Сатаны, – сказал он, чувствуя под ногами вместо каменного пола тонкий лед. – Отец… он оставил мне письмо, которое следовало вскрыть к определенной дате. Дата эта наступила три недели назад. Там говорилось, что на основе какого-то старинного предсказания мне суждено доставить в три королевства принцессу Делию Ронерскую, которая одна и способна уничтожить Глаза Сатаны. Вот и все, если вкратце. Мы отправились в путь…

Король взглянул через плечо Сварога, и тут же раздался голос Делии, звучный, ровный, чуточку надменный:

– Барон выразил суть удивительно кратко и точно.

Взгляд короля стал пронзительно-сверлящим, он прямо-таки лежал на плече Сварога, как железный шест, и Сварог поймал себя на том, что перестал дышать. На короле заклятье, его не может убить никто, родивший под этим солнцем… но Сварог-то, если вдуматься, родился под другим светилом? Эти предсказания с их казуистическими крючками… Там же не сказано, будто короля не может убить вообще никто…

– Ну что ж… – медленно произнес король, и по его лицу Сварог понял, что испытание выдержал. – Вы говорите правду…

Да, вот именно. Сварог уже давно понял, какие юридические крючки и коварные оговорки кроются за чеканными, казалось бы, пророчествами, напоминающими строгие математические формулы только с виду…

– Мы вас разочаровали? – спросил Сварог.

– Ничуть. Меня разочаровало то, что ответ на загадку наконец прозвучал. Печально, когда с тайны падают все покровы – ведь скука подступает вновь… Что ж, задумка была неплоха. В этом унылом мире давно не случалось столь дерзких и масштабных предприятий, на меня прямо-таки пахнуло добрыми старыми временами, когда богатыри были богатырями, а колдуны колдунами… – Он небрежно бросил через плечо:

– Вам известно что-нибудь о таком пророчестве, Лагефель?

Тот, что постарше, моментально отозвался:

– Так называемый Кодекс Таверо, ваше величество. Один из его разделов, а именно…

– Избавьте меня от таких подробностей, Лагефель. Вам до сих пор не хватает умения воспарить над несущественными деталями, охватывать умом целое… Пророчество было. Этого достаточно. Правда, это означает лишь, что однажды оно было произнесено. И не более того. Вам доводилось слышать, барон, что не всякое пророчество с роковой непреложностью воплощается в жизнь?

– Доводилось, – кивнул Сварог, насторожившись еще сильнее, если только такое было возможно.

– Будущее – вовсе не застывший монолит, скрепленный пророчествами и предсказаниями, как вечным «кромольским раствором». Секрет «кромольского раствора», кстати, нынешними гильдиями каменщиков утрачен… – Король усмехнулся. – Барон, вы и ваши спутники – идеалисты? Подвижники? Вы одержимы горячим желанием облагодетельствовать человечество?

– Боюсь, до таких высот наш идеализм не простирается, – сказал Сварог, усмехнувшись елико возможно циничнее.

– Благодарю за откровенность. Скорее уж на лицах иных из ваших людей читается не идеализм, а страстное желание проникнуть взором в мои сундуки… Вон тот здоровенный, с крестьянской рожей, скоро прожжет их взглядом… Сокровища там, милейший верзила, сокровища, как же без них?

Барон, чего вы ждали – герцогской короны? Земель? Орденов?

– Возможно, я вас разочарую, но мое нахальство простирается на все сразу… – сказал Сварог.

– Ничего, – благодушно сказал король. – Дело житейское. Идеалисты среди магов – великая редкость, сколько живу, встречать не доводилось.

Возможно, есть что-то такое в потоке апейрона, влияющее на сознание мага… Словом, идеалистов нет. Другое дело – святые, но меж святыми и магами мало общего еще и оттого, что магия подчиняется законам природы, а чудеса, творимые святыми, проистекают… гм, из другого источника. Нет, барон, вы меня не разочаровали, это я вынужден вас разочаровать. Наша персона не желает, чтобы Глаза Сатаны были уничтожены. Не вздумайте только подозревать меня в симпатиях к силам Тьмы. Я одинаково равнодушен и к Тьме, и к Свету, я – это Нечто Третье, хотя мудрецы и вбили себе в голову, будто такого не может быть… Даже мой мэтр Лагефель когда-то так считал, до знакомства со мной. Не смущайтесь, мэтр, вы с тех пор на глазах поумнели… Я – это я, – он значительно поднял палец, и в его голосе сквозило самодовольство. – Ибо добился всего собственными трудами, без помощи и темных сил, и светлых, а посему свободен и от обязательств перед ними, и от симпатий с антипатиями. Даже лары вынуждены со мной считаться.

Я еще в древние времена предпринял кое-какие меры, делающие их бессильными передо мной. Так вот, мои взгляды можно назвать свободными и исполненными терпимости. Здесь может разгуливать Князь Тьмы, когда ему захочется. А в горах на полуночи обитает отшельник из приверженцев Единого, я велел его не беспокоить. Подлинно могучему владыке присуща терпимость. Особенно такому, как я. За те тысячелетия, что я здесь правлю, ушло в небытие столько темных и светлых богов, столько бессмысленных сражений Света и Тьмы отгремело…

Сварог мысленно поздравил себя с удачей – не пришлось ломать голову, проявляя чудеса проницательности, на каковые он, трезво мысля, и не способен. Король сам преподнес свой главный пунктик, на блюдечке. Мания величия в самой примитивной и недвусмысленной форме. Справедливости ради стоит заметить на полях – а чего еще прикажете ожидать от самодержца, ухитрившегося усидеть на троне пять с половиной тысячелетий?

И еще – Король Сосновая Шишка как-то не тянул на настоящего мага.

Хоть Сварог и не видел настоящих никогда… То, что он владыка Хелльстада, ничего еще не доказывает. На иных тронах, отнюдь не захолустных, сиживали и дебилы, и просто дикие посредственности. Правда, это ничуть не умаляет могущества Хелльстада, но ведь и с земными державами точно так же обстояло…

– Иными словами, вы намерены мне воспрепятствовать? – спросил он.

– Ну разумеется, – сказал король. – По-моему, я уже воспрепятствовал…

Что-то не клеилось. Если за всеми имевшими несчастье сюда забрести наблюдают с момента их появления, почему Сварог в прошлый раз выбрался незамеченным? Или в этом и заключалась игра? И король, сразу его опознавший, готовит коварнейшую ловушку, играет, как кошка с мышкой?

– Ну что же, умные люди, оказавшись в вашей ситуации, тактично молчат, – сказал король. – Вы молчите, а значит, умны. Что вас больше интересует – ваша участь или желание узнать движущие мною мотивы?

– Второе, – сказал Сварог. – Поскольку догадываюсь, что моя участь не от меня зависит…

– Верно. И все же… Каждый сам определяет свою участь. Определили свою и вы. Я решил взять вас на службу. Даже великому владыке прискучит одиночество, если оно затягивается. Ему нужны верные слуги…

«И свежие слушатели, способные должным образом оценить хозяйские монологи», – добавил для себя Сварог. Как учит история, выслужившиеся из грязи князья четко делятся на две категории – одни стараются напрочь забыть свое свинопасье прошлое, вытравить его из памяти окружающих.

Другие, наоборот, кстати и некстати любят вспомнить вслух, из какой грязи поднялись. И та, и другая линии поведения еще не свидетельствуют ни о высоком интеллекте, ни о широте души. Просто одни – снобы, а другие – нет.

Фаларен, скорее, из тех, кто бережно сохраняет помянутую грязную канаву, огородив ее золотым забором, и любит под настроение показывать гостям…

А вслух он сказал:

– Я безмерно благодарен, ваше величество, за столь высокую честь. Но не представляю, чем могу оказаться вам полезным…

– Откровенно говоря, я тоже в данный момент не представляю, – признался король. – Но непременно что-нибудь придумаю. Мое владение ничуть не напоминает убогое поместье, куда нанимают работников для примитивных конкретных дел. Подлинный ум заглядывает далеко вперед… Эти господа, – незначительный жест ладони, – тоже не имели сначала четко определенных обязанностей, но со временем оказались полезными. Так же поступим и с вами. Да, есть еще ваши люди… Можно отправить их восвояси, насыпав полные карманы бриллиантов, а можно и использовать в какой-нибудь новой забаве… – Он опять глянул мимо Сварога. – Прелесть моя, не нужно столь гордо и возмущенно вскидывать вашу изящную головку. Сколько лет правит в Ронеро ваша династия? Тысячу двести? Я сидел на этом троне, когда предки всех вас бродили в звериных шкурах, отброшенные Штормом к началу времен…

Итак, ваши люди, барон. Неплохая коллекция индивидуумов, в той или иной мере одаренных магическими способностями. Жаль разбивать столь тщательно подобранный оркестр. Пожалуй, и они мне пригодятся. Жалую долголетие, роскошь, удовлетворение всех и всяческих прихотей… и так как далее, нужное подчеркнуть, недостающее вписать самим. Согласием не интересуюсь, поскольку не предоставляю выбора. Надеюсь, среди вас нет идеалистов и безумцев, способных отказаться и подвергнуться моему гневу? – И он медленно обвел всех капризно-деспотическим взором.

Стояло молчание. Сварог волчьим чутьем угадывал – все полагаются на него, прекрасно понимая, что ничего другого не остается.

– А главным вашим предназначением станет – помочь мне победить скуку, – продолжал Фаларен. – Скука – единственный и главный враг бессмертного.

Впервые она объявила войну уже через несколько столетий после моего воцарения. Перед вами – неутомимый воитель, в борьбе со скукой испробовавший все. Все мыслимые разновидности добрых и злых поступков.

Добро быстро истощает изобретательность, оно удручающе однообразно и оттого становится невольным союзником скуки. Зло не в пример многограннее, оно тысячелико, но пороки, извращения и злодейства тоже в конце концов исчерпываются, как ни пытаешься их разнообразить, порой вовлекая в свои забавы миллионы смертных двуногих, не ведающих о том… – он мечтательно уставился в потолок. – И со временем обнаруживаешь, что собственноручно содрать кожу с какой-нибудь принцессы так же скучно, как и столкнуть в бессмысленной схватке две самые сильные державы… Да-да, это я развязал Лабурскую войну… вы ее не помните? Вот видите, как все бессмысленно… А короля Шого и его таинственное исчезновение еще помнят? Ах, даже вошло в поговорку? Ну конечно, это был я. Показалось забавным сесть на престол обычного земного королевства, потом, очень быстро, стало скучно…

Насколько мне известно, иные глупцы там, наверху, всерьез подозревают меня в попытках развязать с ними войну за власть над Империей Четырех Миров.

Болваны. Власть над Империей мне наскучила бы столь же быстро. Хотя, оговорюсь, стоит и попробовать. Но что прикажете делать потом? Лишь тот стремится к власти, кто примерно знает отпущенный ему срок…

– Но видите же вы хоть какой-то выход? – с интересом спросил Сварог.

– Конечно же! Во-первых, история человечества при всей ее черепашьей медлительности и однообразии – материал для изучения. Любопытно увидеть, куда все придет и чем кончится, будут ли повторены прежние ошибки, каким станет финал… И если после очередной катастрофы – которая нашу персону, разумеется, не затронет – на смену придет иная раса, как это стряслось и с Изначальными, и с Хоррами, и с чередой их предшественников, впереди меня ждут новые впечатления и острые ощущения. Во-вторых, я еще не исчерпал всех загадок этого мира. Есть еще и Багровая Звезда, и Нериада и Тетра с их тайнами, я оставил их напоследок, и теперь пришла пора…

Сварог покосился на сановников – король сидел к ним спиной, и они смогли чуточку расслабиться. На лицах у них читалась безудержная, безграничная скука. Все эти монологи оба бедолаги явно выучили наизусть и могли отбарабанить без запинки, разбуди их посреди ночи. И король не может этого не понимать. Еще одна беда бессмертного – ему необходимы свежие слушатели, и менять их желательно почаще, иначе все кончится полубезумным обитателем необитаемого острова, часами церемонно беседующим с попугаями и пальмами. Пожалуй, бессмертие и впрямь коварнейшая ловушка. Если настигает одиночку. А если одиночка вдобавок – личность весьма посредственная, он ничуть не поумнеет за все тысячелетия, как ни штудируй умные книги…

– Как же вышло, что вы стали властелином Хелльстада? – спросил Сварог. – Если Хелльстад существовал еще до Шторма… Но эта гостиница, оставшаяся целехонькой, как-то не совсем уместна в волшебной стране…

Ему и в самом деле было интересно. Но имелась еще и подоплека – он подсознательно оттягивал неизбежную схватку, боялся, что может ее проиграть, злился на себя за этот страх, но ни на что не решался пока…

– Вы, право, неглупы, – сказал король. – Гостиница для флотских чинов никак не вяжется с волшебной страной. Хелльстада, конечно же, до Шторма не было. Пока я его не создал. – В его голосе прозвучала кокетливая мечтательность, словно придворная красотка вспоминала свои победы. – Здесь, на сотни лиг вокруг, были великолепные курорты. Вы еще не видели ни Граневильского водопада, ни Озерной Страны, а ведь все сохранилось с тех времен, моим тщанием… Я любил отдыхать в этих краях – о, не в той гостинице, где вы побывали, для нее у меня не хватало кистей на эполетах…

– Вы были моряком? – спросил Сварог. – Военным?

– Угадали. Только корабли, естественно, неизмеримо превосходили все, какие вам доводилось видеть в жизни. К моему превеликому сожалению, барон, вы пока что не представляете, что такое атомный авианосец Длинного Прыжка.

Верх совершенства и мощи (Сварогу очень хотелось спросить, что такое Длинный Прыжок, но это могло и выдать его знакомство с термином «атомный авианосец», так что он промолчал). К счастью, я был на суше, когда это началось, здесь, где отдыхал обычно. Бедняга «Трезубец», он сейчас то ли лежит на дне в Фалейском заливе, то ли пребывает в таких местах, что оторопь берет… Что случилось с успевшими взлететь самолетами, даже я не берусь гадать. Увы, никогда не питал пристрастия к сложным наукам. Ученый у меня есть, и этого достаточно. Не королевское дело – всерьез заниматься науками.

«А служил ты, не исключено, каким-нибудь квартирмейстером, – подумал Сварог. – Даже пять тысяч лет спустя напоминаешь разбогатевшего буфетчика, благо все твое государство – это ты сам, и нет окружающего мира, где престижно быть сведущим в науках или хотя бы меценатом. Господи, это ж не человек, это растение, его и положить не грех…»

– Это была война? – спросил он.

– Все вместе. Мне трудно судить, катаклизмы ли вызвали войну, война ли спровоцировала катаклизмы или все разразилось одновременно и обстояло еще запутаннее… Достоверно известно одно: и война, и катаклизмы стали буйством сорвавшейся с цепи магии, разбушевавшегося колдовства. Были лаборатории, засекреченные, разрабатывавшие нечто такое, что, должно быть, послужило детонатором. Вам, к счастью, все это совершенно незнакомо – напыщенные ученые болваны, беззаботно ковырявшиеся во внутренностях непонятного им могучего чудовища, живого, заметьте, и отчего-то убежденные, что чудовище на такое обращение не обидится…

Увы, Сварогу это было знакомо. Брезгливое отвращение к недоумкам-ученым, беззаботно дергавшим за усы демонов, – единственное, в чем он с королем полностью согласен. Всегда одно и то же – интеллигент считает, что способность мыслить делает его равным Богу, начисто забыв, что Бог – это создатель, а роль ученого при всей ее значимости и богатстве интеллектуальных исканий сводится к должности прилежного регистратора и толкователя. Создавать может один лишь Бог, и там, где человек посягает на это умение, кончается Хиросимой, Штормом, Судным днем…

– Интересно, успели они улететь из гостиницы? – подумал он вслух. – Я там нашел на столе срочный вызов…

– Сомневаюсь, что успели, – ничуть не удивившись, сказал король. – Там промчалось… нет, вы не поймете, барон. Ни сейчас, никогда-либо потом. Никто ничего не понимал. Для многого из творившегося тогда слов в человеческом языке нет, не было и не будет. Меня еще долго преследовали сны…

Сейчас он казался Сварогу ближе и понятнее. И все равно его следовало убить, потому что добровольно этот зажиревший псих их ни за что не отпустит. Остаться, войти в доверие, ждать подходящего случая – чересчур скользкий и чреватый полной неизвестностью путь, а время уходит…

– Как же вам удалось? – спросил он тихо.

– Везение, признаюсь откровенно, – сказал король. – Именно у меня отыскались необходимые качества, какие-то врожденные способности, хотя Керуани в нашем роду определенно не было. Мой ученый, – легкий кивок в сторону мэтра Лагефеля, – порой пытается отыскать объяснение, но забредает в непролазные дебри даже раньше, чем я перестаю его понимать. Бывают прирожденные лозоходцы, прирожденные кулинары и даже прирожденные палачи.

Так и со мной. Когда пронесся Поток… Я называю это Потоком за неимением лучшего слова… больше всего это было похоже на дакату. Вам не случалось видеть дакату? Порой смертным удается попасть под нее и остаться в живых…

– Не видел, – сказал Сварог. – Даката – это что-то из морского фольклора? Нечто магическое, ужасное и легендарное?

– Да, так. Ладно, если вы не видели дакату, не поймете… Когда пронесся Поток и слизнул все и всех вокруг меня, я, к своему превеликому изумлению, обнаружил, что остался цел и невредим. Но очень скоро оказалось, что Поток не исчез. Что он – во мне. То ли я его впитал, то ли он меня. Кстати, первое время я долго и безуспешно искал подобных себе, потом перестал… Одним словом, я обрел удивительные способности. О первых пробах невозможно вспоминать без смеха – учился на ходу, да к тому же менялся еще довольно долго. Постепенно удалось многое упорядочить, усвоить и производить осмысленные действия, к тому же время подгоняло – Шторм все еще буйствовал, требовалось уцелеть, выжить, наладить безопасное и спокойное бытие… На нечто грандиозное я не замахивался. Хелльстад в нынешних его границах, надо признаться, вышел таким чуточку по воле случая. Когда все немного успокоилось, принялся обустраиваться. Ну а одновременно со мной обустраивались бежавшие за облака и ухитрившиеся выжить субъекты, которые потом стали называть себя ларами. Высокое дворянство, ха! Вообще-то дворяне там были, что правда, то правда, но их насчитывалось не более четверти, это потом они все поголовно сочинили себе красивые гербы или захапали оставшиеся бесхозными. Кучка ученых, причастных к определенным лабораториям, родня, технический персонал вплоть до уборщиков, охрана, горсточка армейцев, случайные маги, друзья-приятели, бабы… Ни одного члена тогдашних венценосных фамилий там не оказалось.

Предок нынешней императрицы был, правда, герцогом, но по женской линии происхождение у милейшей Яны-Алентевиты самое сиволапое – герцог женился на какой-то красотке из обслуги, чуть ли даже не поварихе… Еще и оттого они меня ненавидят, те немногие, кто знает обо мне, – я-то прекрасно помню, кем были хваленые прадеды, основатели большинства родов. Им бы успокоиться, в конце концов, любой король, если вдуматься, происходит из быдла, у меня тоже не было герба… Но они знают, что я помню… Небесные повелители, ха! Лет с тысячу спустя они отважились вернуться на землю, попытались возрождать королевства и прочие державы, но выживший народец стал очень уж диким и примитивным, получилось сплошное безобразие, и они, не продержавшись и ста лет, вновь упорхнули за облака, на сей раз окончательно. Но перед тем по своему дурацкому обычаю ломать все, до чего способны дотянуться слабыми ручонками, вызвали очередной глобальный катаклизм, именуемый в народе Вьюгой. Вы о Вьюге, вероятнее всего, и не слышали, любезный барон? Ну да, о ней высочайше ведено забыть, дабы никто не узнал, что могучие лары проявили себя беспомощными идиотами…

– Вы их не любите, я вижу… – усмехнулся Сварог.

– Презираю, вот и все. Они которое тысячелетие стремятся быть владыками, совершенно не представляя, что им в этой роли делать. А делать-то и нечего! Остается гордо парить за облаками, старательно выпалывая внизу все, что способно в будущем усилить землю. Знаете, отчего они пять тысяч лет так старательно сохраняли в неприкосновенности прежний язык, на котором говорили до Шторма? А когда внизу появилась письменность, позаботились, чтобы и алфавит остался прежним? Да потому, что овладение новым языком, изменение его сулит прорыв в новые области магии, а это им решительно ни к чему. Но они недооценивают людской изобретательности, а я на нее насмотрелся на своем веку. Лазейка обязательно отыщется, там, где и предполагать нельзя…

Он говорил что-то еще, Сварог слушал плохо – чересчур был взволнован.

Короля следовало убить, иначе отсюда не вырваться. Взять и убить посреди разговора – а это не так просто, хоть и успел привыкнуть ко многому.

Обыкновенный человечишка, препустой, ничего от демонического чудища – потому-то и жалко его, потому-то он и страшен…

Чтобы решиться, Сварог подумал о тех, кто сидел у него за спиной, о каждом по очереди. Стиснул зубы, заводя себя. Они, каждый по отдельности и все вместе, были в тысячу раз ценнее зажравшегося пустоцвета, по чистой случайности сумевшего посреди сотрясавших планету катаклизмов ухватить один-единственный выигрышный билет. У Сварога была цель. И она, как бы ни кривились гуманисты, оправдывала средства. Те мушкетеры, охранявшие королевский автомобиль, те егеря, что попали под пулемет, представления не имели, что угодили пешками в чужую жестокую игру. Уж они-то были во всех отношениях лучше Фаларена, но их нельзя было не убить… Пора решаться. А История, как давно подмечено, вновь соврет по своему обыкновению. Наведет глянец, побрызгает духами, летописцам нет дела до погибших пешек и лирических пустяков вроде «внутреннего борения». Летописцы имеют дело с результатом. Пресловутым итогом.

– Вы меня не слушаете, барон?

– Каюсь, ваше величество, каюсь… – сказал Сварог. – Простите тысячу раз, но я рискнул бы все же просить вас позволить нам идти своей дорогой.

Для вас смысл жизни состоит из забав, но в остальном мире обстоит как раз наоборот…

– Вы что, белены объелись? – Голос короля стал резким, холодным. – По-моему, все решено. Мне очень интересно понаблюдать, что произойдет дальше с Глазами Сатаны, как они будут двигаться. Сюда они не пройдут, на границе возведена роскошная серебряная стена, в которую они и уткнулись…

Вы же выразили полную покорность? С чего вдруг…

– Пока вы забавляетесь игрушками, гибнут люди, – сказал Сварог. – Можете вы это понять? Мыслить, как взрослый человек?

Он нагло нарывался. И король гневно выпрямился, хлопнул ладонью по широкому подлокотнику, вскочил. Сановников враз покинула сонная одурь.

Вряд ли в этих стенах с королем когда-нибудь разговаривали столь дерзко.

Прямо-таки клокоча, как перекипевший чайник, Фаларен, шурша и шелестя бесценной мантией, прошелся взад-вперед у стены. За спиной лязгнуло – это Мара выхватила меч, чуть присела, разведя руки, готовая играть вторую скрипку в любом концерте. Король кипел. Видимо, ему никогда не давали отпора, и он плохо представлял, что следует делать, чтобы гнев выглядел по-королевски достойно.

– Положительно, такой наглости… – протянул король неожиданно тонким голосом, огляделся, честное слово, растерянно, словно проверяя, у себя ли он в тронном зале. – Вы полагаете, вашим мнением будут интересоваться? – Голос креп, набирая уверенность. – Или плохо представляете, что такое моя воля? – Его глаза стали страшными. – Я вам напомню, с кем вы…

Сварог метнул топор, и время остановилось. Доран-ан-Тег, туманный свистящий круг, неимоверно долго плыл к замершему в немом удивлении королю, чуть вскинувшему руку не забытым за тысячелетия инстинктивным жестом, застыли в креслах сановники, весь мир оцепенел, рубин в навершии топора описывал зловещие алые кручи, и на лице короля изумление так и не успело смениться страхом…

Отсеченная голова в серебряной митре покатилась по полу, кровь взлетела фонтаном, темная на пурпуре, и тело, сделав шаг, шумно грохнулось у трона. Рукоять топора, вернувшегося к хозяину, больно ударила Сварога по скрюченным пальцам. Он не почувствовал боли, вперившись взглядом в угасающие глаза самого древнего на планете короля. В голове вертелось – никому не может везти до бесконечности…

Огляделся. Его орлы оказались на высоте – Мара с Шедарисом приставили клинки к груди сановников, а остальные развернулись полукольцом с оружием наготове. Механически переставляя ноги, Сварог подошел и поднял с пола митру. Изумительная работа, каждая чешуйка видна…

Побуждение было внезапным, оно не схлынуло, и оттого к нему как-то моментально удалось привыкнуть. В конце концов, случались вещи и диковиннее. Сварог надел митру, оказавшуюся ему самую чуточку великоватой из-за короткой прически, повернулся к присутствующим и спросил:

– Кажется, это называется ваганум?

Пол вдруг косо вздыбился под ногами – казалось, накренился весь замок, – вернулся на место, дернулся вверх, и Сварогу показалось, что он стоит на исполинской патефонной пластинке, вращавшейся тяжело, грузно.

Сквозь акварельно-прозрачные краски ближайшего витража видно было, как за окном медленно проплывают справа налево низкие холмы – это замок вращался вокруг оси. И тут же все кончилось. Замок остановился. Мелодичный звон волнами поплыл по залу, затекая во все уголки. Это из-под другой арки, в противоположной стене, входили шеренгой золотые истуканы, напоминавшие экзотические рыцарские доспехи. Позвякивая при каждом шаге, они прошествовали на середину, четко повернулись через левое плечо со сноровкой вымуштрованных гвардейцев и замерли лицами к Сварогу. Лиц, правда, не было, забрала опущены.

– Ну, и что это означает? – спросил он громко.

– Слуги приветствуют вас, ваше величество, – сказал сановник постарше. – Особенного страха на его лице не было. – Знали вы заранее или нет, это уже неважно… У вас на голове не обычная корона. Когда-то, в незапамятные времена, король сделал несколько предметов, приспособлений и устройств, облегчавших ему управление своими владениями. Тогда он, по его меркам, был совсем молод и не потерял интереса к творчеству, переделкам и усовершенствованиям. Потом он ко всему этому остыл и не предпринимал ничего, что можно было бы назвать крупными усовершенствованиями…

– Увлекшись борьбой со скукой? – сказал Сварог.

– Можно это и так назвать. Из-за давнего заклятья король решил, что он в полной безопасности, а потому не придумал ничего, что воспрепятствовало бы переходу его достояния в чужие руки…

– А не безопаснее ли прикончить эту парочку без особых дискуссий? – деловито перебила Мара. – Кто их знает, что за пташки.

– И с кого они кожу драли, – мрачно поддержал Шедарис, озирая осиротевших царедворцев без всякого доверия. – Мертвый, известно, не кусается…

– Мы шкуру ни с кого не драли, молодой человек, – сказал тот, кого король называл мэтр Лагефель. Второй, по имени неизвестный, по-прежнему безмолвствовал.

– Вообще-то он не врет, – сообщил Сварог задумчиво. – Но я не сказал бы, что моментально воспылал к ним доверием. Служба у покойного борца со скукой не представляется мне богоугодным делом. Или вас, господа, завлекли сюда коварством и принудили силой? Вы отвечайте, а я проверю, врете вы или нет, я это умею, знаете ли…

Мэтр Лагефель смотрел на него спокойно и словно бы устало:

– Истина где-то посередине. Я попал на нынешнюю должность не по своей воле, но принял ее без особых колебаний. Я ученый, господа. Потому и пошел в Хелльстад. Экспедиция Латеранского университета, четыреста двадцать лет назад, о ней давно забыли. Здесь у меня открылась возможность познавать такое, чего я никогда не узнал бы во внешнем мире, проживи хоть сто жизней…

– Понятно, – кивнул Сварог. – Пока ваш хозяин развлекался, как умел, вы штудировали науки. Ради бескорыстной страсти к познанию. Прекрасная вещь – одержимость…

Тот немного смешался, но глаз не опустил:

– Я такой, какой есть. Не подумайте, будто я специально стараюсь втереться к вам в доверие, но я ведь вас не выдал. В прошлый раз, когда вы свалились неподалеку от Итела на летающей лодке ларов, мы вас видели. И сейчас узнали почти с первых минут. Но промолчали.

– Ага, – сказал Сварог. – Значит, хозяин сплошь и рядом текущие дела на вас перекладывал? Есть какое-то устройство? И если границы нарушены, оно дает сигнал?

– Вроде этого. Сам хозяин этим не занимался. И он был не настолько сильным магом, чтобы обходиться без подручных приспособлений. Откровенно говоря, никудышный был из него маг… Словом, мы вас не выдали. Хотя в прошлый раз, конечно, доложили о странном госте. Король отсутствовал, и вы успели убраться отсюда до его возвращения… Он очень заинтересовался, ведь летучие лодки ларов никогда не падают. Даже попытался отыскать вас во внешнем мире, но не получилось…

– А вы? – Сварог повернулся ко второму. – Вас тоже погнала сюда необоримая страсть к познанию?

– Не совсем, ваше величество. Я ронин. Терять было совершенно нечего, вот и рискнул, прибился к отряду. Шли искать то ли кладов, то ли славы, уж и не помню. Угодил сюда, да, знаете ли, и прижился. Служба нетрудная, а плата велика – вдобавок ко всему еще и долголетие. Я был чем-то вроде управителя, если перевести на обычные мерки, а мэтр Лагефель – библиотекарем.

– И никого больше?

– Никого. Королю давным-давно надоел пышный двор.

«Бог ты мой, – подумал Сварог в растерянности и тоске. – И эти места служили пугалом пять тысяч лет. Зажившийся на белом свете морячок с давно рассыпавшегося прахом авианосца, то ли боцман, то ли каптенармус, один небрезгливый книжник, один бродячий ронин, парочка устройств и приспособлений – вот вам и Хелльстад…»

Он усмехнулся:

– И оба вы неустанно служили восторженными слушателями?

– Эта часть наших обязанностей была тягостнее всего, – усмехнулся в ответ управитель уже довольно смело. – Но и к ней, в конце концов, удалось привыкнуть. Что ж, все позади. Я надеюсь, в вашем лице мы обрели повелителя, мыслящего не в пример шире и дерзновеннее. Вы очень быстро освоитесь, мы приложим все силы, чтобы…

– И что же? – спросил Сварог. – Теперь это все мое? Без малейших условий?

– Все это ваше, пока вы живы. В деталях вы быстро разберетесь, ваше величество, – почтительно поклонился управитель. – Нельзя ли полюбопытствовать: как вам удалось обойти заклятье? Кто вы такой? Вы никак не можете оказаться простым даром…

Не отвечая, Сварог задумчиво разглядывал многочисленные сундуки в нишах, опустевший трон, застывшую изящной статуэткой золотую птицу. Столь неожиданно обретенный престол и новое положение, безусловно, на многое сулили ответы и делали обладателем множества тайн. Но, несмотря на всю увлекательную выгоду, проистекавшую из обладания серебряной короной, – не врала насчет короны Лесная Дева, черт возьми! – Сварогом владело одно-единственное желание: побыстрее убраться отсюда.

– Должен вас разочаровать, господа, – сказал он. – Некогда мне осваивать хозяйство. Как-нибудь потом. Вы сами прекрасно слышали, с каким делом мы едем.

Управитель поднял брови:

– Вы серьезно, ваше величество? Поймите же, Хелльстад – ваш. И вам следует мыслить новыми категориями. Что вам теперь мелкие заботы внешнего мира? О, я вовсе не пытаюсь вас отговаривать, но гораздо интереснее было бы, как это собирался сделать покойный король, спокойно понаблюдать со стороны, как будут продвигаться дальше Глаза Сатаны. Как они упрутся в Ител, что тогда произойдет…

– Любезный управитель, – сказал Сварог. – Извольте-ка запомнить на будущее: ваши советы насчет доставшегося мне владения и освоения такового всегда будут приняты с благодарностью. Но во всем, что касается моих намерений и дел, – приказы не обсуждаются.

Управитель низко поклонился. Сварог против него ничего не имел, но челядь следовало сразу поставить на место – еще и потому, что он неуверенно себя здесь чувствовал. Трудно привыкнуть к мысли, что Хелльстад теперь твой…

Он оглянулся на шеренгу золотых истуканов:

– Долго они тут будут торчать?

– Если они вам не нужны, прикажите им уйти, – чуть заметно улыбнулся мэтр Лагефель.

Сварог, полагая насмешку, нахмурился:

– Но я же не…

И умолк, удивленный. Он откуда-то знал, как командовать мысленно золотыми болванами. И скомандовал. И они вышли, мелодично погромыхивая.

Странная Компания во все глаза таращилась на своего предводителя, а он, в свою очередь, торопливо перебирал новые знания, лежавшие на некоей полочке в мозгу так уютно, словно пребывали там всю жизнь и даже успели чуточку подернуться паутиной.

– Корона? – громко спросил он.

– Корона, ваше величество, – кивнул мэтр Лагефель. – Иные способности, какими обладал король, погибли вместе с ним, но того, что осталось вам в наследство, достаточно, чтобы управиться с Хелльстадом. – Он указал на то самое странное сооружение из черных и фиолетовых шаров. – Это и есть хранилище знаний, основной центр управления всем… здешним бытием.

Сварог подошел поближе и обошел вокруг, заложив руки за спину. Теперь он рассмотрел, что каждый шар под прозрачной оболочкой состоит из множества шариков помельче, а те – из скопища совсем уж крохотных, и так, похоже, продолжается до некоего предела, за которым человеческий взгляд бессилен. Приблизил лицо – и ближайшие шары заполнились мириадами его уходивших в бесконечность отражений.

– Ну и где здесь нажимать? – спросил он. – Что вертеть?

– Разрешите, ваше величество? – спросил управитель.

Сварог кивнул Маре – та отвела клинок от горла управителя, но неотступно сопровождала его, когда он торопливо шагал к Сварогу, прямо-таки горя энтузиазмом и преданностью. Подойдя, он не сотворил ничего чудесного – просто-напросто коснулся ладонью одного шара, фиолетового, отмеченного бледно-золотистым значком. Десятка три шаров плавно разлетелись в стороны, словно на невидимых рычагах, повисли, открыв проем в рост человека, а за ним, внутри, лениво колыхались струи белого тумана.

Не просовывая голову внутрь, Сварог осторожненько заглянул туда – казалось, белесая мгла занимает пространство гораздо большее, чем можно бы предполагать, высчитывая объем.

– Ну и где здесь нажимать? – повторил он.

– Минуту, ваше величество… – управитель деликатно протиснулся мимо него к проему.

И отчаянным прыжком, головой вперед рванулся в туман, где моментально растворился, сгинув с глаз. Мара в азарте рванулась было следом, Сварог поймал ее за воротник, резко обернулся к библиотекарю, словно бы и не удивленному:

– Это и называется – верные, преданные слуги?

– Сбежал, ваше величество, – спокойно сказал тот. – Должно быть, решил, что будущее непредсказуемо, и не надеялся, что вы его отпустите добром…

– И где же он теперь? – вкрадчиво, с угрозой спросил Сварог.

– Вероятнее всего, он сейчас что было прыти улепетывает от границ Хелльстада во внешний мир. Это еще и устройство для перемещения, при жизни короля мы не сумели бы им воспользоваться, но теперь, пока вы еще не освоились… Где он решил перейти границу, представления не имею. В любом месте мог… Конечно, не там, где к нашим рубежам подступили Глаза Сатаны.

Насколько я его знаю, все драгоценности, что удалось утаить, он держал при себе…

– Вы еще и драгоценности утаивали, преданные люди? – нехорошо усмехнулся Сварог.

– Он.

– Нет, надо бы его прикончить, – сказала Мара. – Сюрпризов будет меньше.

– Вы очень добрая и отзывчивая девочка, – чуть напряженно усмехнулся мэтр Лагефель.

– И не добрая, и не девочка, – отрезала Мара.

– Но вы ведь – сообразительная? Вот и подумайте: если вы меня прикончите, его величеству придется потратить гораздо больше времени, чтобы освоить все, и это получится гораздо труднее. Я уже понял, что новый король вовсе не собирается немедленно воссесть на трон, но потом, управившись с делами, он из элементарного любопытства непременно захочет изучить здесь все – от подвала до флюгеров…

– Что, очень жить хочется? – фыркнула Мара.

– Не стану отрицать, – слегка поклонился мэтр Лагефель. – Прожив четыреста с лишним лет, как-то привыкаешь к этому занятию – жить дальше…

Хочется задержаться в этом мире подольше. И ради моей библиотеки, и ради желания узнать, что будет с миром дальше… и ради самой жизни, не отрицаю.

Он смотрел почти спокойно, устало. Сварог, вовсе не жаждавший лишней крови, решил рискнуть. Интеллигента гораздо легче держать на поводке, нежели вороватого управителя, библиотеку с собой не унесешь…

– Отставить, – сказал Сварог Маре, нетерпеливо игравшей кинжалом в опасной близости от сонной артерии подконвойного. – Оставляю мэтра в прежней должности, но ежели что…

– С чего начнем, ваше величество? – совсем мирно спросил библиотекарь.

– С вопросов, конечно, – сказал Сварог. – Как вам выдавалось долголетие – куском или ломтиками?

– Пожалуй, «ломтиками» – самое удачное выражение…

– И что, ваш напарник решился сбежать, не получив очередного ломтика?

– Ему осталось еще лет двести. Видимо, он предпочел эти верные двести лет и утаенное золото непредсказуемости…

– Логично, – сказал Сварог.

– Кроме того, служба у вас может таить известные неудобства…

– Точнее?

– Король не особенно утруждал себя чтением. Барон поначалу тоже не посещал библиотеку, но от скуки пристрастился к книгам. Он не хуже меня помнил Кодекс Таверо. Если вы – Серый Рыцарь, а так оно, вернее всего, и обстоит, то всякий, кто служит у вас, рискует попасть в немилость к Князю Тьмы. – Он взглянул Сварогу в глаза. – Хотя покойный король в самомнении своем и привык думать, что занимает почетную позицию высоко над схваткой, на самом деле довольно давно был заключен некий молчаливый уговор… Так давно, что король успел уверить себя, будто стоит в стороне. Князь Тьмы не задевает нас, пока мы не наносим ущерба его интересам. А уничтожение Глаз Сатаны ему весьма не понравится…

– Так-так, – сказал Сварог. – И что, теперь эти пакостные глазыньки могут к нам нагрянуть?

– Нет. Король говорил о серебряной стене чистую правду. А в заключенном некогда уговоре ваше появление, понятно, не предусматривалось.

Понимаете ли, у Князя Тьмы есть крайне уязвимое место. Будущее для него закрыто, он не в состоянии предвидеть. Строить далеко идущие планы он может, но это ведь совсем другое…

– Неужели он не знает о Кодексе Таверо?

– Неужели вы никогда не слышали о страшной самоуверенности и ограниченности? Один Господь от этого избавлен…

– Ясно, – сказал Сварог. – Итак, что мне нужно сделать?

– Войти туда, осмотреться, изучить все. Опасности нет никакой. Я буду вас сопровождать, ваши люди тоже могут…

– Я бы на твоем месте… – начала Мара, покачав головой.

– Да нет, я же вижу, что он не врет, – решительно прервал ее Сварог.

– Тут другая загвоздка… Пожалуй, это потребует времени, а?

– Разумеется. Пару дней хотя бы, для азов…

– Тогда не стоит и пробовать, – сказал Сварог не без сожаления. – Некогда. Подождет эта великолепная игрушка до моего возвращения, никуда не денется.

Он взял сочный, нежнейший персик с висевшего у локтя подноса и откусил, вытянув шею, чтобы не закапать камзол.

– Подожди, – забеспокоилась Мара. – А этот так и останется разгуливать на свободе?

Сварог доел персик, бросил на поднос скользкую косточку и ухмыльнулся:

– Да успокойся, милая, не лучусь я добротой и верой в человечество…

Любезный мэтр на время моего отсутствия будет вынужден несколько ограничить передвижения, хотя от голода и жажды не умрет…

– А если вас тем временем убьют? – уже далеко не так спокойно поинтересовался мэтр.

– Рад, что вы желаете мне успехов… – сказал Сварог. – Если убьют, получите свободу, но не раньше. Как видите, я осваиваюсь с короной.

– И что она тебе еще подсказала? – поинтересовалась Мара.

– Что до моря мы доберемся в небывалой роскоши и уюте, – сказал Сварог. – Прямо в замке, благо летучий. А коням придется гулять самостоятельно, что поделаешь… Вот только… – Он надолго замолчал, прислушиваясь к новым ощущениям, крайне необычным и весьма непростым. – Странное у меня чувство, замок словно бы и не мертвый…

– Он и не живой, – сказал мэтр Лагефель. – В человеческом языке нет подходящих слов, или их, вернее, забыли… Вентордеран – не мертвый и не живой. Он – нечто иное. Его чувства – не совсем чувства, но они у него есть. Я подозреваю, такие здания умели строить до Шторма – насколько можно судить по редким обмолвкам короля… И не сказал бы, что замок особенно был привязан к королю. Королю было свойственно несколько преувеличенное презрение ко всему окружающему, выражавшееся порой прямолинейно и без малейшего такта. Вентордеран никогда не выйдет из повиновения хозяину, но ему свойственна толика симпатий и антипатий, как и живым существам.

– Хорошенькое дельце, – сказал Шедарис, опасливо оглядываясь во все стороны. – Как примется вдруг капризничать, еще пришибет колонной или клозетной чашкой за седалище цапнет…

– Главное, не ковыряйте стены столовым ножом. – На губах библиотекаря мелькнула мимолетная улыбка. – Капризы – это исключено…

– Твоим бы хлебалом, дедушка, да медок наворачивать… – пробурчал капрал довольно громко.

Однако успокоился. Мара по-прежнему надзирала за библиотекарем, но остальные понемногу разбрелись по углам. Леверлина отчего-то особенно заинтересовали пантеры, Делия с профессиональным, надо полагать, интересом озирала трон. Вызванные Сварогом золотые болваны выносили труп короля.

– Куда ты его? – спросила Мара.

– За ворота, – хмуро сказал Сварог. – Пусть закопают где-нибудь.

Препустой человечишка был, и что-то не тянет меня устраивать ему погребальную процессию с венками и факелами… Эй, эй! – окликнул он благодушно. – Это что же, своего короля грабить?

Бони, подняв крышку ближайшего сундука, откуда так и брызнуло радужным сиянием бриллиантов, запустил туда широченную ладонь и горстью, как семечки, переправлял камни в карманы.

Ничуть не смешавшись, он хладнокровно пояснил:

– Когда выберемся, мне еще короля Арсара свергать, сволочь старую. А такое предприятие требует серьезных денег. Тут еще до дешевой матери остается, командир, не обожру я тебя…

– Да ладно, – великодушно сказал Сварог. – Черпайте, ребята, в шляпы и за голенища, я ж обещал, что вы у меня либо голову сложите, либо озолотитесь.

Мэтр Лагефель охотно пустился в пояснения – иные сундуки были по крышки полны самоцветами, иные – украшениями, иные – золотыми монетами всех времен и народов, включая напрочь исчезнувшие из писаной истории и людской памяти. «Бог ты мой, ну зачем он все это копил?» – недоуменно подумал Сварог. Леверлин не проявил никакого желания набивать карманы, поглощенный пантерами. Делия с Марой, не в силах побороть женскую натуру, мимо драгоценностей не прошли, но угомонились довольно быстро. Остальные надолго прикипели к королевским сокровищам, и Сварог получил немалое удовольствие, наблюдая за ними: как они завороженно бродят от сундука к сундуку, хватая новое, выкладывая прежнее и философски убеждаясь в конце концов, что пора остановиться, потому что семи жизней у человека не бывает, а за одну-единственную промотать любую добычу решительно невозможно. Тетка Чари опомнилась первая, отошла, смущенно улыбаясь:

– Слышала я сказочки про такие клады, да по глупости не верила.

Теперь и гостиницу отстраивать как-то смешно. Впору снарядить эскадру да поплавать вольной адмиральшей…

– Подождите, то ли еще будет, – сказал Сварог рассеянно. – Отвоюем мы для Конгера земли, и сделает он вас всех графами да герцогами, благо вакансий на означенных землях предвидится немерено… Принцесса, не поскупится ваш батюшка для таких-то орлов?

Делия отрешенно улыбнулась ему, из чистой вежливости, сказала тихо:

– Грустно. Вы не отсюда, граф, вам не понять, сколь жуткой славой был овеян этот замок и весь Хелльстад. А в итоге – жалкий человечишка на троне, зажравшийся фигляр…

– В жизни так оно частенько и бывает, знаете ли, – сказал Сварог.

Мэтр Лагефель с ноткой задетой гордости поторопился уточнить:

– Сколь бы ограниченным ни был покойный король, это отнюдь не лишает Хелльстад его нешуточного могущества…

Сварог, ничуть не пытаясь проникнуться этим могуществом, столь неожиданно свалившимся прямо в руки, задумчиво погладил стену. Словами это не описать, но ему чудилось присутствие огромного живого пса, теплого и преданного. И обрадованного – самое подходящее слово. Слишком много пинков и просто пренебрежения пришлось вынести от старого хозяина, пожалуй, и самого-то себя не любившего из-за безмерной мании величия. Венец мании величия – когда обожествляют даже не себя, а свой трон…

Пол едва заметно дрогнул под ногами – громада Вентордерана двинулась, плавно скользила к восходу, к океану. Пес уловил желание хозяина и торопился исполнить. Холмы и горизонты неспешно уплывали назад, скоро скрылись из виду и сидевшие в ряд громадные хелльстадские псы, провожавшие взглядами новоявленного повелителя, словно солдаты на смотру.

«Да ведь это ВЛАСТЬ, – вдруг подумал Сварог. – Власть над краем, где бессильны и обитатели небес. И никто больше не сможет дергать за ниточки, поучать и приказывать… вот только на что эту власть употребить, против кого обратить и за что бороться?»

– Что ты так прикипел к этим кискам? – спросил он Леверлина.

Леверлин сказал, не оборачиваясь, не вставая с колен:

– Об этих кисках с незапамятных времен кружит любопытное поверье – будто они могут оживать. Но что для этого нужно делать, никто не знает. А знаменитую историю с кошкой из черной бронзы, выкопанной крестьянами на свою беду, многие считают сказкой. Да, те же самые, что в Акобаре, словно из одной мастерской…

– Существует такое поверье, вы правы, – мэтр Лагефель исправно играл роль предупредительного гида. – Эти статуи были антиками еще задолго до Шторма. В Вентордеране немало подобных редкостей. Король когда-то интересовался пантерами, но так и не доискался разгадки. Возможно, ваше величество сможет продвинуться гораздо дальше на пути познания посредством устройства, которое ваш предшественник, насколько я могу судить, использовал далеко не в полную силу…

– Э, нет, – сказал Сварог. – Кажется, договорились уже – новый король полезет внутрь этой штуки не раньше, чем разделается с текущими делами…

Стоп, я этого не заказывал!

В зал вошел золотой истукан и направился прямо к нему, неся на вытянутых руках, прямо-таки благоговейно, пурпурную мантию, переливавшуюся при малейшем колыхании всеми оттенками алого, багряного и малинового. Вид у истукана был серьезный и сосредоточенный, как у какающей собаки.

– Он исполняет свои обязанности, ваше величество, – сказал мэтр Лагефель. – Вы их еще не научились различать, но это ваш камердинер.

Король никогда не ходил без мантии, разве что в спальне снимал. За тысячи лет появляются устоявшиеся привычки… Позвольте помочь?

– Форма одежды – дело святое… – проворчал Сварог. – Надеюсь, это не та же самая?

– Ну что вы, ваше величество!

Оказалось, дело нехитрое и мантия снабжена удобными застежками, совершенно незаметными снаружи, словно брежневский стульчик на Мавзолее.

Сварог, с непривычки наступая на полы, прошествовал к высокому, под потолок, зеркалу, обозрел себя и нашел, что выглядит в должной степени глупо, то есть именно так, как и надлежит королю-выскочке с живым замком и скопищем жутких чудищ вместо нормальных подданных. Обернулся. Странная Компания, включая Делию, таращилась на него серьезно и уважительно. Только Мара из-за спины Шедариса показала язык без всякого почтения к торжественной минуте. Сварог прошел к янтарному трону, ухитрившись ни разу не наступить на подол багряной хламиды, сел, положил руки на подлокотники и вполне искренне попытался ощутить себя грозным, могучим самодержцем, но в голове упрямо вертелся анекдот о маленьком зеленом крокодильчике. Он махнул рукой, слез с трона и спросил:

– Просьбы, прошения, челобитные? Еще по пригоршне брильянтов, быть может?

– У меня покорнейшая просьба, – сказала Делия совершенно серьезно. – Нельзя ли отыскать ванную?

– Разумеется, принцесса, – сказал Сварог. – Их тут навалом. Вас проводят. До моря нам еще ехать и ехать, и посему объявляю гарнизону роскошный отдых со всеми излишествами.

Он сосредоточился, и тронный зал наполнился мелодичным звоном потревоженного золота – появились истуканы, с церемонными поклонами уводившие его верных сподвижников, дабы вкусили заслуженного отдыха.

Сподвижники, успевшие освоиться со многими чудесами и молниеносными переменами в судьбе, шествовали без всякой робости. Только Мара осталась, сопровождая книжника, словно вторая тень. Некоторое время Сварог откровенно забавлялся, путешествуя мысленно по закоулкам дворца, наслаждаясь незнакомым доселе чудом – он оставался на троне, чувствуя его всем телом, и в то же время словно бы бесплотным духом блуждал по коридорам, лестницам, анфиладам пышных покоев, обозревая древние статуи, золотых зверей, яшмовые статуи, коллекции драгоценностей и оружия. Потом он наткнулся на раздевавшуюся в ванной Делию, смущенно фыркнул и вернул зрение в тронный зал. Встал, прошелся возле трона, за ним почтительно следовал мэтр Лагефель, за мэтром бдительно следовала Мара. Сварог резко остановился (отчего вся процессия сбилась с ритма), обернулся:

– А теперь поговорим о серьезных вещах. Мэтр, что вам известно о маленьком народце из подземной пещеры?

– Только то, что они существуют и обитают там, – ответил тот. – Покойный король ими ничуть не интересовался, полагая их полными ничтожествами, а сами они наверху никогда не появлялись. Насколько я знаю, они живут в пещере с незапамятных времен, возможно, обитали там еще до Шторма, хотя с уверенностью сказать не берусь.

– Можно узнать о них побольше?

– Боюсь, нет. Вся магическая власть – да и любая прочая – короля Хелльстада имеет силу лишь на поверхности земли. В свое время король не озаботился расширить свои возможности, а потом все устоялось, иные законы стали незыблемыми, иных установлений уже не изменить. Впрочем, попробуйте впоследствии, вдруг и удастся придумать что-то… Знаете ли, у нас здесь обитают, если можно так выразиться, старые постояльцы. Гномы обитали под Хелльстадом, когда он не был еще Хелльстадом, но позже ушли. Около тысячи лет назад. Иногда здесь появляются одиночки по каким-то своим делам, они не причиняют вреда, а интереса не представляют. Есть и приблудившиеся позже, милостиво оставленные в покое – вроде тех полуразумных мохнатых тварей, Крошек-Огородников, вы их видели…

– Понятно, – сказал Сварог. – Потом разберемся. Теперь скажите: есть у нас реальная возможность отказать от дома персоне, именуемой Князем Тьмы? Проще говоря, выставить его из Хелльстада ко всем чертям?

Мэтр то ли задумался, то ли откровенно мялся. Из-под арки, распростерши неподвижные крылья, вылетел огромный сокол цвета старой бронзы с черным, как ночь, клювом, бесшумно проплыл над головой Сварога, обдав легоньким дуновением, уселся на спинку трона рядом с золотой птицей-мажордомом, с тихим звоном сложил крылья и застыл. Глаза из ограненных рубинов, подсвеченные изнутри загадочным сиянием, уставились куда-то в пространство.

– Видите, даже ваш телохранитель встревожен, – тихо сказал мэтр Лагефель.

– Что-то он не тревожился, когда покойному хозяину пришлось туго, – буркнул Сварог.

– Потому что ничуть не встревожился сам хозяин. Это же механизм, он не мыслит – появляется на зов. Вы его не звали, но от вас, стоило завести разговор о Князе Тьмы, помимо вашего желания исходила такая тревога, такое беспокойство, что сокол счел это за призыв…

– Я и не вру, будто спокоен, – сердито сказал Сварог. – Вы не виляйте. Мне нужно знать точно, и не вынуждайте вы меня на всякие пошлости вроде классического монаршего гнева…

– Избавиться от Князя Тьмы не столь уж сложно, ваше величество. Но персона эта, осмелюсь заметить, весьма могущественна, злопамятна и крайне мстительна, следует трезво взвесить все последствия…

– Зарубите себе на носу, милейший мэтр, – сказал Сварог. – Нам с ним вдвоем тесно. У меня в королевстве, на этой планете – и далее везде…

Глава 12 ОТШЕЛЬНИК В СТИЛЕ ЭПОХИ

Он последним спустился по лестнице Вентордерана, оглянулся на замок.

То ли оставшаяся на голове корона причиной всему, то ли Сварог стал во многом опытнее и без подручных предметов, но от Вентордерана явственно веяло печалью, словно зябким холодом. Мэтр Лагефель, пребывавший сейчас под домашним магическим арестом, заверял, что замок не потеряет своих качеств и за пределами Хелльстада, и на нем, если возникнет такая блажь, можно совершить хоть кругосветное путешествие, что над землей, что над морем, но Сварог в который уж раз постановил, что жить следует скромнее.

Появление Вентордерана в большом мире вызвало бы совершенно излишний фурор с паникой – и пересуды в буквальном смысле слова долетели бы до небес.

Если их не опередят доклады гаудиновских наблюдателей. Чего доброго, налетят сгоряча лихие ребята из Серебряной Бригады…

Лестница поднялась – очень медленно, словно замок надеялся, что Сварог передумает и вернется. Сварог ободряюще похлопал ладонью по темно-желтому с белыми прожилками парапету, отвернулся, подошел к откосу.

Вниз можно было спуститься без особого труда. Там, стиснутая откосом и морем, тянулась неширокая полоса каменистой земли, усеянная отшлифованным волнами плавником. Солнце уже наполовину скрылось в воде, от него протянулась колышущаяся дорожка цвета расплавленного золота, повсюду лежали длинные тени, от Вентордерана, от валунов, от них самих, стояла тишина, в море не видно ни единого паруса, и, если повернуться спиной к замку, легко представлялось, что планета безлюдна и пуста.

Сварог без нужды поправил серебряную корону. Очередной отрезок пути – вроде бы самый бесхитростный, но, как положено, таивший сплошную неизвестность. До берегов Шагана предстояло преодолеть лиг восемьсот (правда, если считать в морских лигах – ровно вдвое меньше выходит), и нежелательные встречи вполне возможны. Уж если их так старательно ловили на суше, вряд ли оставят эту скверную привычку на водах. Так что стоит рискнуть и отчалить на ночь глядя…

– Не беспокойтесь, командир, – наверняка угадав его мысли, тихо сказала тетка Чари. – Не буду врать, что знаю залив, как свою ладонь, но доводилось хаживать и здесь. Вода глубокая, отмелей и подводных скал почти что и нет, компас опять будет работать. С темнотой поставим паруса – и суток через двое, если повезет…

Сварог молча кивнул и стал спускаться первым. Солнце окончательно утонуло, исчезла золотая дорожка, и стало прохладнее. За спиной шептались Паколет и Шедарис – первый беспокоился, что вечерний колокол явно отзвучал, а потому можно наткнуться на любую нечисть, второй, мысливший прямолинейными военными категориями, успокаивал, что Сварог как-никак здешний король, а значит, верховный главнокомандующий всей здешней нечисти, каковая в большинстве своем, как обнаружилось, и не нечисть.

Паколет сомневался: вся ли нечисть в курсе, что у нее новый король, кроме того, обнаружилось ведь, что не все здешние обитатели почитают короля своим сувереном…

Теперь, снизу, берег открылся на значительном протяжении. Сварог первым увидел дом у самой воды и остановился. Дом был старинный на вид, сложенный из обомшелых валунов, с плоской крышей из потемневших плах. Он напоминал скорее блокгауз, где можно неплохо отсидеться, если только у противника не найдется пушек. В узеньких окнах целы все стекла, дверь и оконные рамы покрашены, к вбитому меж двумя валунами кованому крюку привязана большая шлюпка. Очень похоже, что здесь живут.

– Это еще кто на моих коронных землях? – чисто риторически вопросил Сварог.

– Похоже на приют мореходов, – сказала тетка Чари. – Кто поотчаяннее, даже сюда заходят отсидеться.

– Гранату в окно ради пущей вежливости, – предложила тихая и воспитанная девочка Мара. – Капрал, у тебя вроде осталась?

Шедарис, уже привыкший относиться к ней серьезно, молча полез в мешок. Сварог цыкнул на них – дверь медленно отворялась. Громко щелкнул взводимый курок чьего-то пистолета.

На крыльцо вышел бледный чернобородый человек в высоких морских сапогах, натянутых во всю длину, и темно-вишневом бархатном костюме, чересчур чистом и опрятном для простого матроса. Совершенно спокойно оглядел пришельцев, ничуть не смущаясь при виде направленных на него стволов и обнаженных клинков (Сварог не оглядывался, но хорошо знал свою команду, нипочем не удержавшую бы сейчас рук в карманах), поклонился и сказал как ни в чем не бывало:

– Прошу в дом, господа. Особой роскоши не обещаю, но гостей принять смогу. Я сейчас один в доме, корабль вернется не скоро…

– Благодарю, мы, собственно, торопимся… – сказал Сварог медленно.

Помолчал и резко бросил:

– Ну и какого черта вам, любезный, в земле не лежится?

После ночлега у ямурлакских вампиров он зарекся входить в такие дома, не оглядевшись предварительно. А оказалось, дома-то и нет: наполовину развалился, крыша давно рассыпалась, крыльцо тоже, окна зияют пустотой, лодка вовсе не на привязи, и то, что от нее осталось, напоминает мокнущий в воде у берега рыбий скелет, а меланхоличный хозяин оказался самым обычным призраком, опасности не представлявшим. Правда, ему по всем канонам не следовало бы показываться смертным на глаза до полуночи – но здесь все-таки Хелльстад…

– Ну? – Сварог нападал без особого запала. – Что вам не лежится, спрашиваю? Отправить назад по всем правилам?

По правде говоря, премудрость изгнания призраков он пока что не превзошел – но не сознаваться же в этом первой встречной нежити?

Призрак подался назад.

– Кто это? – спокойно спросил Бони. – Морок, что ли?

– Обыкновенный призрак, – сказал Сварог. – У толкового некроманта таких – на пучок десяток.

– То-то одежа на нем такаястаромодная… – Бони, засунув обе руки за пояс, подошел поближе, хладнокровнейшим образом оглядел призрака, склоняя голову вправо-влево, заключил:

– У нас такой же в лесу под деревней лет сорок болтался, как стираная рубаха на ветру, что ни ночь, шатался, все давно привыкли уже, благо вреда от него не было. По всему видно, прирезали где-то на большой дороге, вот и таскался без погребения. Если по совести, надо было поискать шкелет и упокоить, как надлежит, да все руки не доходили. – Помолчал и хмуро добавил:

– А теперь уж и некому. Это в городах у вас напрочь отвыкли от любой нежити, а в деревнях еще попадаются самые разные обморочки, и если они безобидные, отношение к ним самое равнодушное, как к гнилому бревну при дороге…

Вообще-то и простым глазом, не обремененным магическими свойствами, можно было подметить, что человек в бархате порой странно колышется, словно колеблемое легким сквознячком пламя свечи, и тогда сквозь него явственно просвечивает грубое дерево двери. Так оно и бывает, если призрак вылезет до полуночи, в неурочное время, – не получится того качества…

– Просвечивает, – сказал Бони. – Рано вылез. Будем гнать в три шеи, командир? Влепи-ка ему на семь заклятий, на восемь ветров, а я подмогну, ежели что…

Но Сварогу не хотелось ронять свой авторитет даже в такой мелочи.

Помедлив, он сказал:

– Заклятья – дело серьезное. Что их рассыпать попусту. Ну, любезный, что вам не лежится?

– Я бы и рад, – сказал призрак.

– Ну, точно! – Бони хлопнул себя по бедрам. – Это называется – непогребенные косточки. И насколько я понимаю, они тут где-то близенько валяются.

– А насколько я понимаю, – ехидно добавила Мара, – если косточки оказались беспризорными и их хозяина бросили без погребения, он, очень даже вероятно, не из порядочных… Учитывая место.

– Ну, зачем так уж сразу, – сказал Сварог. – Есть еще жертвы кораблекрушений…

– Это конечно, – сказала тетка Чари. – Вот только порядочные люди сюда не заходят и домиков таких в этих местах не ставят. Чтобы безвинный утопленник оказался в аккурат возле этого блокгауза, должен, учено выражаясь, получиться чистейшей воды феномен, вроде синего алмаза гланских королей…

– Я и не выдаю себя за благонравного купца, – сказал призрак. – Что причиталось, то и получил. Не к тому повернулся спиной, будучи без кольчуги под камзолом. Но лежать без погребения одинаково тягостно и праведнику, и грешнику.

– Это точно, – хмуро пробасил капрал. – Давайте закопаем, что ли.

Тебе как, яму выкопать, или – в море?

– Лучше бы в море.

Паколет возбужденно протиснулся вперед:

– Спросите его про клад! Вдруг есть…

– Шпана переулочная, – фыркнула тетка Чари. – Какой тебе еще клад нужен после командирской сокровищницы? По всем карманам каболары^[2K44] распиханы…

– Тьфу ты, я и забыл…

– Вот и помалкивай. – Она повернулась к призраку. – А что это тебя до сих пор не похоронили по-людски? Корабли не заходят?

– Заходят. Только все сначала, вроде этого одноглазого, начинают допытываться, где зарыт клад. А клада давно уже нет.

– Ладно, – проворчал Сварог. – Вы тут договаривайтесь, а я пошел мастерить пароход…

Отвернулся и решительно направился к зеленоватой воде. Через минуту уардах в десяти от берега, где начиналась глубокая вода, носом к берегу стоял пароход – точная копия бесславно погибшей на Ителе «Принцессы».

Сварог сосредоточился, шумно обрушился в воду якорь, взлетели брызги – и вновь настала тишина. Показалось, на горизонте крохотным темным треугольничком маячит косой парус. Сварог торопливо приставил к глазу подзорную трубу, но ничего не узрел, то ли почудилось, то ли судно ушло.

Мара позвала его, и он подошел к задней стене полуразрушенного дома.

Рядом с замшелым валуном белели кости – лежавший ничком скелет. Одежды и сапог не сохранилось (а то и сняли сразу же), слева, под лопаткой, чернеет трухлявая рукоятка проржавевшего ножа.

– Вот он, красавчик, – тихо сказала тетка Чари. – Со шхуны «Синяя касатка». Сроду о такой не слышала, очень уж давно дело было, судя по одежде… Шег, давай упаковывай.

Капрал послушно присел на корточки и без всякой брезгливости стал собирать кости в меток.

– А этот… где? – спросил Сварог.

– Растворился, как дым. Когда твердо пообещали, что похороним честь по чести. – Она задумчиво покрутила головой. – Клада от него не дождались, да и зачем теперь клад, но кое-что с покойничка все же получили. Сказал он мне старое морское заклинание, якобы из Книги Бездны. Правда, про книгу Бездны чего только не врут, притом никто ее в глаза не видел, разве что стагарцы, так от этих не дознаешься…

– Какое хоть заклинание? – вяло спросил Сварог. – Полезное или так себе?

– Вот я и сама ломаю голову. При нынешнем полном упадке колдовства любое заклинание – вроде бы прибыток, даже самое бесполезное, потому что никогда не знаешь, где оно пригодится и на что его можно выменять…

Короче, командир, заклинание это способно отпугнуть рогатого ящера. Вот только водится рогатый ящер на приличных глубинах и наверх не поднимается, разве что перед большим землетрясением. Или извержением подводного вулкана. А это редко случается и всякий раз попадает в ученые книги как феномен столетия. На моей памяти его видели один раз, у Инбер Колбта. И не такая уж это грозная тварь, если на борту пушки. Гривастый крокодил не в пример опаснее, так что преподнесли нам вещь, в хозяйстве совершенно бесполезную. Задаром, правда…

– Это, конечно, утешает, – столь же задумчиво сказал Сварог. – Ну а кто сказал, что находить нам суждено исключительно полезные вещи?

Через полчаса он стоял на мостике «Принцессы», держа корабль на курсе, указанном теткой Чари. Одежду решил не менять – места были безлюдные. Тетка внимательно наблюдала, как капрал укладывает на фальшборт широкую доску. Остальные взирали на них довольно безразлично – речь шла о совершенно чужих костях, погребаемых из чистой любезности.

Тетка Чари что-то недолго бормотала, глядя в море (Сварог так и не спросил, в какого бога верил пират, да и не собирался выяснять). Отошла от борта, кивнула. Капрал поднял доску, мешок с костями и положенным для тяжести булыжником шумно проехал по ней, за бортом плеснуло, и тут же клокочущая под колесом вода настигла, стерла этот всплеск. Самое время философски подумать о бренности бытия, да хватает других забот.

– В Шагане бывать не доводилось? – спросил Сварог, не оборачиваясь. – Вас ведь где только не носило, граф…

– Был однажды, – сказал Леверлин. – Самая обычная страна. И воруют, и заводят любовниц, и торговцы обсчитывают за здорово живешь. Обыкновенные люди, и в чем их отличие от нас, объяснить трудно, хотя это отличие и существует. Это, ваше величество, неведомые тайны души, как выражался один пьющий монах. Откровенно говоря, я человек легкомысленный, молюсь одной Бригите, да и то парой фраз, отец Калеб на меня рукой махнул, и затрудняюсь я объяснить, что такое «верить по-настоящему»… Но уважаю их очень, ибо самому не дано…

Он говорил тихо, отрешенно. Делия положила ему руку на плечо – в сумраке остро сверкнули бриллиантовые перстни. Тетка Чари что-то скомандовала, и Паколет с Шедарисом бросились к мачте. Догадавшись, что пришла пора довериться ветру, Сварог склонился к медной воронке:

– Стоп машина!

– Уф! – облегченно вздохнула воронка голосом Бони. – А то ведь уголек швырять не нанимался…

– Перетерпишь, – безжалостно сказал Сварог, заткнул воронку конусообразной пробкой на цепочке и повернулся к поднявшейся на мостик тетке Чари. – Курс прежний?

– Прежний, ваше величество. Для короля у вас неплохо получается. Вот только не стоило бы торчать на мостике рядовым членам экипажа, будь они графья с принцессами…

– Как уголек швырять, сгодится и принцесса, а с мостика, значит, слазь? – сказала Делия сварливым баском ярмарочной торговки, весело рассмеялась, взяла Леверлина под руку. – Пойдемте, граф, погуляем на носу.

– На юте, горе мое, – проворчала вслед тетка Чари, схватила рупор с полочки рядом со Сварогом и гаркнула:

– Шег, осьминога тебе в задницу, кто так крепит? Обмотай сначала раза три, ага, так! А ты, кошелечных дел мастер, натягивай потуже, не бойся пернуть! Послал черт командочку, хуже, чем на…

Она замолчала, недоуменно озираясь. Сварог ничего не понял сначала, но мигом спустя его шатнуло в сторону правого борта, да так, что от неожиданности он упустил гладкие, пузатенькие рукоятки штурвала.

«Принцессу» круто развернуло влево, почище, чем машину на крутом повороте.

Купол звездного неба колыхнулся над головой и тут же вернулся в прежнюю позицию – это Сварог сцапал штурвал, выпрямился. Плечом отшвырнув его, тетка Чари крутанула штурвал вправо, на полный оборот – и никакого толку.

«Принцесса» все быстрее и быстрее неслась новым курсом, неизвестно кем проложенным, – целеустремленно, тупо и неотвратимо, как поезд, на полном ходу вдруг лишившийся машиниста. Парус вздулся пузырем – навстречу ходу.

Жалобно, как старая береза под ураганным ветром, скрипнула мачта.

Первой опамятовалась тетка Чари, изрыгнув отборнейшие проклятия вперемежку с громогласными командами. Все, кто был на палубе, кинулись спускать парус, и это, как ни поразительно, удалось им почти моментально.

Скорость ничуть не упала, но мачта больше не грозила завалиться – а корабль, казалось, уже скользит над водой, сопротивления воды не чувствуется совершенно. Неизвестно на что надеясь, Сварог еще раз крутанул штурвал, от души, что есть мочи, но результат вышел самый плачевный, то есть не вышло никакого. Куда бы ни направлялся корабль, повиноваться команде он отказался напрочь. Сварог, лихорадочно пытаясь вспомнить, найдутся ли на «Принцессе» шлюпки, услышал за спиной короткий треск и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как сорвавшийся с талей баркас по широкой дуге улетает за корму, в ночь.

И постарался взять себя в руки, вспомнить о долге отца-командира. На мостике уже столпился весь его отряд, даже кочегары вылезли, почуяв недоброе. Паники в рядах не было ни малейшей. Во-первых конкретного врага в пределах видимости пока что не имелось, а во-вторых, инициатива принадлежала отцу-командиру – что его, понятно, лишь удручало, он тоже был в полной прострации. Оставалось лишь испробовать «третий глаз», что он и сделал.

– Ну? – вскоре спросила тетка Чари, уже освоившаяся с его возможностями и тактикой.

– Совершенно не представляю, что это может означать, – сказал Сварог.

– Нас словно бы волокут на канате, и выглядит он красной светящейся линией. Где она кончается, и не видно, но определенно где-то далеко. И если это даст кому-то зыбкое утешение, спешу обрадовать: не вижу ничего, что говорило бы о присутствии сил зла…

– Но это магия?

– Несомненно, – сказал Сварог. – И высокосортная. Между прочим – мы и в самом деле летим над водой, совсем низко, правда, но все же… Сами взгляните.

– Значит, влипли, – спокойно бросила Делия. – Командир, а не способны вы в качестве владыки Хелльстада предпринять чего-то эффективного и могучего?

– Будь это в Хелльстаде… – вздохнул Сварог. – Не успел я толком со своим могуществом разобраться, сами знаете…

Корабль скользил над темной водой, как призрак. Скорость была дикая – Сварог глянул за борт и поневоле отпрянул, закружилась голова, так все сливалось в мерцающие полосы, но на палубе этого не ощущалось ничуть. А в открытом море не нашлось ориентиров, по которым можно определиться, и потому, если не смотреть за борт, а уставиться вперед, все не так уж и жутко… Оставалось одно – ждать. И они ждали.

– Компас работает, – сказала тетка Чари. – Как ни в чем не бывало. И волочит нас, похоже, прямиком к островам Твергор.

– А там водится что-нибудь необычное?

– Не припомню что-то. – Она задумалась. – Вообще-то о них, как о всяких необитаемых островах, кружит множество побасенок – клады капитана Бонета, девицы-оборотни, кабаны-людоеды. Правда, добрую половину слухов распускают как раз те, кто имеет на таких островах свой интерес, чтобы отпугнуть посторонних. Подыскали вы удобное местечко для кренгования или зарыли клад – вот и пускаете сказки о старике-змееноге, чтобы обходили стороной… Одно я знаю точно: там есть остров, к которому никто не может причалить. Остров Ройл. Как ни мудри с парусами, корабль относит прочь, словно пьяного боцмана от проповедников трезвости. И паровые тоже…

– Даже если это правда, с нами обстоит как раз наоборот, – сказал Сварог. – Нас-то, наоборот, притягивает…

Тетка Чари явственно поежилась:

– Говорят, такие фокусы с кораблями выкидывает Магнитная Скала. Но она четко к Морю Мрака относится. Если только существует, конечно.

– Плевать, – заявил Бони. – Командир вытащит.

– Вы на командира-то надейтесь, но и сами ушами не хлопайте, – хмуро сказал Сварог. – Я у вас не бог… И, между прочим, вижу впереди остров.

– Даже два, – сказала Делия. – Второй чуть правее и дальше.

– Пулемет готовить? – деловито спросил Бони. – А то – ракетами шарахнем.

– Погоди ты, – отмахнулся Сварог. – С мысли сбил…

Словно бы две загадки, вовсе даже друг с другом не связанные, пришли на ум одновременно, они мешали друг другу, да еще Бони крикнул под руку, и оттого одна загадка сразу же ускользнула, а вторую никак не удавалось разгадать. Нужно что-то попросту вспомнить, нечто связанное с островами Твергор…

Часть звезд вдруг пропала с небосклона – это их закрыла гора, высокий остров, к которому они неслись, сбавляя скорость. Сварог увидел узкий вход в бухту, стиснутый двумя утесами дубняк, подступавший к самой воде.

Острова Твергор… И почему-то вспоминается бедняга Борн… стоп! Он говорил, тут кто-то живет! Ну да, теперь вспомнил…

Корабль вошел в бухту, как клинок в ножны, двигаясь словно бы отяжелело, грузно, против сильного встречного течения, – но это лишь означало, что он опустился на воду после бешеного бега над волнами. Капрал без команды пробежал на ют, и слышно было, как там скрежетнул ракетный станок.

– Вон он стоит, у деревьев, – сказал Сварог сквозь зубы и крикнул громче:

– Шег, отставить! Чует мое сердце, не испугать здешних жителей нашим арсеналом…

Замеченный им человек не спеша шагал к берегу. «Принцесса» остановилась, якорь самостоятельно прогрохотал в клюзе, разматывая цепь, плюхнулся звучно в воду.

– Сходни, – приказал Сварог. – Всем оставаться на борту. И не единого выстрела!

Сошел на берег по торопливо поданным сходням и, непринужденно помахивая Доран-ан-Тегом, как тросточкой, направился к незнакомцу. Дабы не выглядеть излишне агрессивным, остановился первым, оперся обеими руками на топорище и выжидательно замер. Человек шел к нему, самый обычный человек.

Вернее, самый обычный лар. Однако при попытке прощупать его детальнее Сварог, маг-недоучка, грянулся о невидимую стену. Случись такое с телом, отшиб бы бока – а сейчас, при очередной дилетантской попытке баловать с магией, осталось странное ощущение, помесь рези в желудке с мгновенно накатившей и схлынувшей невесомостью.

– Не стоит повторять, – сказал человек. – Это и у того, кто посильнее вас, не получится.

– Не буду, – сказал Сварог. – Вы – лорд Ройл? Борн говорил…

– Да.

– Остров назвали по вас или вас – по острову?

– Остров по мне. Первым это в шутку сделал Борн. На самом деле остров называется Алайт.

– И к нему никто не может пристать?

– Не может. Вы и в самом деле так невозмутимы?

– Конечно же, нет, – сказал Сварог. – Но положение обязывает. Я ведь командир… и король. Трусить неуместно.

Его собеседнику на вид было лет пятьдесят – значит, все пятьсот.

Лысоватый, с великолепной ухоженной бородой. Коричневая ряса с откинутым капюшоном, в точности такие носят монахи Братств, но на поясе нет никаких символов, да и пояс не из веревки.

– Простите за бесцеремонное приглашение в гости, – сказал Ройл без всякой удрученности в голосе. – Обстоятельства. Я долго раздумывал, какую форму предупреждения избрать, и в конце концов решил, что вы не поверите никаким предостережениям…

– Пожалуй, так оно и случилось бы.

– Что, никому не верите?

Сварог усмехнулся:

– Бывают исключения. Кое-кому я верю, взять хотя бы тех, кто сейчас на борту. Но чуждые силы, неожиданно возникающие на пути, меня в первую очередь настораживают…

– А как обстояло с этим беднягой, хелльстадским королем? Судя по его короне у вас на голове…

– Он, честное слово, напросился сам, – сказал Сварог. – Я просил одного – дать нам уйти. Вы о нем сожалеете?

– Не знаю. Мне он немного нравился, потому что был безобиден.

Бесспорно, иные его забавы переходили все и всяческие границы, но по большому счету бедолага остался ребенком, а дети злы и себялюбивы. Страшно представить, чем могло кончиться, окажись на его месте тиран, одержимый подлинной страстью к власти…

– Это интересный, где-то даже философский вопрос, – сказал Сварог. – В данную минуту меня интересует другой, более практический…

– Вам не утомительно все время смотреть «кошачьим глазом»? – усмехнулся Ройл. – Давайте отойдем подальше по берегу, не мнитесь, вы уже поняли, что я не представляю для вас угрозы. Хочется поговорить с глазу на глаз.

Сварог оглянулся, прикинул расстояние:

– На корабле и так не услышат.

– Вы полагаете? – с загадочным видом усмехнулся Ройл. – У вас на корабле хватает чутких ушей…

И неспешно направился вдоль берега. Сварог раздраженно пожал плечами, видя, что потерял всякую инициативу, но двинулся следом.

Под дубом обнаружился стол в стиле Чалатара^[2K45], словно угодивший сюда с террасы загородного дворянского особняка: накрыт для легкого ужина, посередине горит сиреневая карбильская лампа с колпаком из тончайшего стекла в виде таларского глобуса. Повинуясь жесту хозяина, Сварог сел первым, прислонил топор к столу и спросил:

– Что это за чуткие уши на моем корабле?

– Оглянитесь.

Лампа светила неярко, и Сварог хорошо различал уардах в ста темный контур «Принцессы». Оттуда протянулись в сторону стола словно бы три узких луча карманных фонариков: один зеленоватый, тусклый, два других – сапфирово-синие, гораздо длиннее и ярче. Но сидящих не достигали и они, рассеиваясь и пропадая где-то на полдороге.

– Зеленый – это ваша девочка в меру своего скромного умения пытается до нас дотянуться. Ну а синие – результат усилий двух других ваших людей, и, не будь у меня наработанной защиты, они все видели и слышали бы…

– Чушь, – сказал Сварог. – Двое моих?

– Вы уверены, что знаете все о своих людях? (Сварог промолчал.) Любезный граф, у них есть свои маленькие тайны, как и у вас – секреты от них. Вполне естественное явление, вы ведь и сами в них из-за этого не сомневаетесь… Поговорим о хлопотах посерьезнее. Я хотел вам помочь.

Сейчас в заливе курсируют девятнадцать кораблей из разных стран, которые я не стану перечислять, потому что вы легко догадаетесь и сами… Неужели вы решили, что после бегства из Равены от вас отстанут… заинтересованные стороны?

– Я так и не думал, – сказал Сварог. – Вообще-то «Принцесса» неплохо сконструирована, меня клятвенно заверяли, что при нужде она уйдет от любого здешнего корабля, хватило бы кочегаров…

– Возможно. А об этом что вы скажете?

Справа от стола словно бы распахнулось широкое окно с видом на вечерний океан, укутанный мягкими тенями подступающего сумрака. На воде лежало чудовище. Черный панцирь, напоминавший пухлый желудь, усажен длинными шипами в три ряда, щупальца покачиваются на волнах, раскинувшись веером, под краем панциря светятся зеленоватым гнилушечьим мерцанием три круглых глаза. Рядом с ним вдруг появился крохотный кораблик, раза в три короче самого короткого щупальца. Выглядел кораблик жалко.

– Ваша «Принцесса», – пояснил Ройл. – С точнейшим соблюдением масштаба. Много ли вы смогли бы сделать даже с вашим великолепным топором?

Магия здесь ни при чем. Всего-навсего морское чудовище, считавшееся вымершим еще до Шторма, – но океан велик, то и дело там обнаруживается нечто, числившееся в нетях… Лорд Сварог, сдается мне, вы до сих пор не представляете, какая идет игра и сколь велики ставки. Это не телевизор, как вы уже поняли, – экран компьютера я моделирую. На самом деле оно плавает у поверхности, не показываясь наружу. И парочка кораблей упорно крейсирует поблизости, словно зная о чудище и готовясь натравить…

– Горрот?

– Вряд ли. Чьи-то неизвестные корабли. Знаете уже, как это бывает: флага нет, место постройки еще ни о чем не говорит, на борту самый разный народ со всего света… Иные древние источники связывают эту тварь и с Великим Кракеном, и с Князем Тьмы, что, в принципе, есть два лика одной сущности. Забудьте вы сейчас и об этой твари, и о кораблях. Не это главное. Вам нужно добраться до Шагана, там вас уже не достанут. Я помогу.

– Значит, мне следует благодарить вас за спасение?

Хозяин не поднимал глаз. Экран как-то незаметно погас.

– Забавно, – сказал наконец Ройл. – От скуки я тысячу раз вел во всех подробностях долгие беседы с кем-то вроде вас. Но когда вы сидите здесь вживе, все, оказалось, следует начинать заново… Пожалуй, вы не должны меня благодарить, лорд Сварог. И потому, что эта услуга не потребовала от меня мало-мальски серьезных трудов, и оттого, что я не чувствую себя достойным принимать благодарность… Что вам говорил обо мне Бори?

– Да ничего, собственно. Что вы существуете и живете отшельником.

– В том-то все и дело… Максимально точное определение. Я не служу злу, потому что не люблю зла, и не служу добру, потому что не представляю, что мне для добра сделать. Я не борец. Не гожусь в борцы. Не мое призвание. Лары мне глубоко противны, а обитатели земли, откровенно говоря, – совершенно чужие. Нет ни сил, ни желания, ни стремления проникнуться их бедами и разделить их радости. Одной нелюбви к злу еще слишком мало, чтобы стать рыцарем добра с обнаженным мечом. Добавьте ко всему этому, к такому образу мыслей кое-какие магические возможности, позволяющие окружить остров непроницаемой для всякого воздействия защитой, – и получится… отшельник. Я не удивлюсь и не обижусь, если вы меня осудите. Покойный Борн положил массу сил и времени, чтобы подвигнуть меня на некие глобальные дела. Какие, он плохо представлял и сам. Я отказался.

Он не порвал со мной окончательно, но отказа не забыл… Признаюсь, со своей стороны я считал избранный им образ жизни чем-то вроде детской игры в солдатики. Возможно, мы оба не правы. Возможно, один я не прав. И вы можете…

– Кто я такой, чтобы вас осуждать? – проворчал Сварог. – Катберт-Молот или святой Рох? И зачем вам, простите, мое скромное мнение?

– Я слишком долго прожил один, – со смущенной улыбкой сказал Ройл. – Долгое одиночество порождает самые причудливые метания духа. Иногда охватывает бешеное, неудержимое желание исповедаться и услышать себе приговор…

– Тут нужен священник, – сказал Сварог, чувствуя себя крайне неловко.

– Я не гожусь.

– Священник скажет, что мне следует обратиться к богу. Но что прикажете делать, если я, как ни стараюсь, не могу и не умею «обратиться к богу»?

«Беда с этими интеллигентами», – растерянно подумал Сварог, а вслух сказал:

– Я тоже не умею…

– Но вы – действуете.

– Вы тоже, – ободряюще сказал Сварог. Беседа начинала его тяготить. – Странно, что там, где следует, меня о вас не предупредили, хотя уделяли внимание гораздо более мелким деталям.

– А я – государственная тайна, – чуть веселее признался Ройл. – Никто не предполагал, что мы с вами можем встретиться. А о нашей с Борном дружбе они как-то забыли, много воды утекло, да и Борн погиб. Понимаете, Борн был для них понятен, а я – нет. Похоже, меня до сих пор подозревают в коварных замыслах. И в покое не оставляют. Взгляните.

Сварог задрал голову. В зените висела большая синяя звезда, ее лучи светили холодно, остро, даже заломило глаза, словно он слишком долго таращился на пламя электросварки.

– Что это?

– Так для систем моей защиты выглядит орбитальная станция слежения.

Мой персональный шпик на «суточной» орбите. Иногда, очень редко, случается атака. О, ничего смертельно опасного. Просто, изобретя что-нибудь новенькое, проверяют на прочность мою защиту. Видите ли, ни одна государственная машина, сколь бы терпима и могуча она ни была, по самой природе своей не потерпит полностью независимого и неподконтрольного индивидуума. Сам факт его существования, как бы нейтрален он ни был, становится словно бы ревом охотничьего рога для гончей. По-моему, и я, и недотепа Фаларен возбуждали подозрения как раз тем, что ничего не предпринимали, – такова уж логика тайной полиции. Приготовьтесь в роли короля Хелльстада столкнуться со страхом и недоверием… Ну вот, теперь вы многое обо мне знаете. Судите, как хотите.

Только одного не нужно, умоляю – не просите меня к чему бы то ни было примкнуть, присоединиться, встать в ряды… Не смогу.

Они долго молчали.

– Знаете, чего мне порой хочется? – вдруг спросил Сварог. – Забрать три королевства себе. Пустить всякого, кто пожелает. И в меру разумения наладить там жизнь чуточку более свободную и добрую.

– Не получится.

– Я же сказал: «чуточку более».

– Все равно.

– Но тянет попробовать. Ужасно.

– Ох, как вы молоды… Завидую. В юности, в студенческие годы, от разговоров на схожую тему сам воздух, казалось, сыпал искрами, я прекрасно вас понимаю, вот только не выйдет у вас ничего… Вы нигде не учились?

– Разве что убивать, – сказал Сварог. – А вы, насколько я понимаю, были в Магистериуме?

– Ого! Проект «Алмазная стрела». Не доводилось слышать? Значит, все еще засекречен. Институт, пытавшийся увидеть прошлое. Когда-то там работали и я, и Борн, и столь загадочно исчезнувший лорд Луинтар.

Семьдесят лет адского труда – и все впустую. Возможно, при удаче ни я, ни Борн не пришли бы к нынешнему своему состоянию, да и Луинтар был бы жив.

Коли вы ничего не слышали об «Алмазной стреле», работы определенно продолжаются…

– А магия тут не поможет?

– То, что осталось от магии, ничему уже не поможет, – пренебрежительно махнул рукой Ройл. – Создавать из воздуха дворцы и отлавливать реликтовых демонов «Серебряной сетью» – еще не магия. Уже не магия, вернее. Конечно, надутые идиоты вроде Багорена полагают, будто кохлеарный прорыв… О, простите. Кому это теперь интересно… Одним словом, вы можете ничуть не беспокоиться. Наверху не заметили происшедшего с вашим кораблем. Я все же считался неплохим ученым в прежние годы и прямо причастен к разработке иных систем… И в Шаган я вас смогу доставить незамеченными гораздо быстрее, чем вы сами тащились бы. Лучше всего вам будет высадиться в Гриммортеле и отправляться прямиком в тамошнее Братство Святого Роха. Утром…

– Если вас не особенно затруднит, я попросил бы отправить нас прямо сейчас, – сказал Сварог. – Это возможно?

– Разумеется. Но хотелось поговорить с вами подольше…

– Мне тоже, – сказал Сварог мягко. – Но я боюсь расслабляться. Мне нужно мчаться вперед. И времени остается все меньше. Представления не имею, сколько времени у меня отнимет пребывание в Шагане, да и до виманы еще нужно добираться…

– Вы уложитесь в два-три дня. Братство Святого Роха, я уверен, уже знает все от равенских друзей. К сожалению, информация столь же быстро передается и куклосами «Радуги»…

– Кем?

– Вы серьезно? – Ройл едва не упустил бокал. – Представления не имеете, с кем схватились? Кто вам мешает и противостоит?

– Мне постоянно противостоят разнообразные «черные», – сказал Сварог.

– Это-то я уже уяснил.

– И никогда не слышали о «Черной радуге»?

– А что, есть и такая? Радуга обычно семицветная…

– Узнаю Гаудина, – сказал Ройл. – «Каждый знает ровно столько, сколько ему необходимо в данный момент». Возможно, в вашем случае он, при всей моей к нему неприязни, был прав. Не следовало посвящать нового человека во все сложности жизни, к тому же и для его престижа сие было унизительно: углубившись в историю вопроса, ему пришлось бы признаться, что он до сих пор не может истребить куклосы…

– Постойте, – сказал Сварог. – Я только сейчас сообразил… Выходит, вы обо мне отлично осведомлены?

– Я же говорил, что причастен был к серьезным работам. Не только они наблюдают за мной, удовольствие взаимное… Так вот, «Черная радуга», она же «Черная благодать» – это черное братство служителей зла, состоящее из разбросанных по всему свету групп-куклосов. Возникло оно около двух тысяч лет назад, когда разгромили храм Сета-Змеенога. Все сведения по этому делу есть даже в земных библиотеках, почитайте как-нибудь… Братство это существует до сих пор, несмотря на все усилия небесных и иных из земных властей, – очень уж серьезный и деятельный у него покровитель. Многие из тех, кто владеет сохранившимися азами «золотой», то есть основанной на добре, магии, живут, не зная друг о друге и не поддерживая никаких связей.

Другое дело – черные. Зло деятельно и энергично. Среди его адептов почти нет одиночек – разве что стагарцы, патриархально балансирующие меж двумя силами. Да король Стахор, великий мистификатор, лицедей и мастер напускать туман, то и дело выдающий авансы то мраку, то свету, но упрямо ведущий свою игру… Не берусь судить непререкаемо, но в случае с двойником Делии и Арталеттой явственно прослеживается рука равенского куклоса. Впервые вы им встали поперек дороги, убив Мораг. Сшибли пинком осиное гнездо и прошли мимо, не заметив. Правда, с вами пытались покончить еще до того… но в том-то и заключается трагикомический парадокс, что не устрой они аварию вашему ялу, Мораг осталась бы жива, а вы, возможно, так и не замешались бы в схватку – или ворвались бы в нее гораздо позднее… Словом, против вас действуют организованные и сильные враги.

– Понятно, – медленно сказал Сварог. – А у меня после объяснений Гаудина как-то незаметно осталось впечатление, что люди, злоумышлявшие против меня там, наверху, – случайно совращенные нестойкие душонки, досадные исключения, выродки…

– Я и не говорю, что их много. Но всех Гаудин не выловил, и крайне опасно считать их выродками и досадными исключениями… Насколько мне известно, в последние годы наверху появилась еще и «Черная пустота».

Крайне рафинированная разновидность поклонения и служения злу с потугами на большую философию. Видите ли, если зрить в корень, ничего этого нет, – он постучал пальцами по столу. – Ни стола, ни этих дубов, ни берега. Нет понятий «твердое» и «мягкое», «прочное» и «аморфное». И дым костра, и стальной меч – лишь скопление разделенных пустотой атомов. Разве что скопление атомов в виде меча более твердое и устойчивое, чем скопление атомов в виде дыма… Ощущения – тоже не более чем условность. Прикасаясь пальцами к лезвию меча, вы ощущаете, что он тверд и остер. Меж тем это означает лишь, что стайка атомов под условным названием «палец» сблизилась со стайкой атомов по прозвищу «меч». Пустота соприкоснулась с пустотой.

Далее для научного обоснования (если возникнет такое желание или надобность) приводятся фундаментальные законы, объясняющие сущность магии.

И магия, и физическое воздействие – не более чем перемещение атомов. И удар кулаком в зубы, и создание с помощью заклинания кувшина с вином – явления одного порядка. И в первом, и во втором случае вы с помощью возникающих в клетках вашего мозга комбинаций атомов (ибо мысль материальна) переместили в пространстве определенные группы атомов…

– Я рискну продолжить, – сказал Сварог. – Поскольку все на свете – лишь скопление атомов и перемещения таковых, понятия «добро» и «зло» становятся чисто абстрактными понятиями. И – все дозволено…

– Совершенно верно. Разумеется, это учение облечено в гораздо более изысканные и наукообразные формы. И выражено не в пример более многословно. На умы, надо признаться, порой воздействует. Вас, быть может, удивит, но больше всего приверженцев «Черной пустоты» насчитывается не среди невежественных придворных вертопрахов, а среди людей высокообразованных, с рационалистическим складом ума…

– Иными словами, в Магистериуме, – сказал Сварог.

– Как ни печально… Когда лет пятьсот назад в одном из земных государств некий книжник выпустил ученый труд, где впервые, пусть на примитивном уровне тогдашней эпохи, излагались идеи «Черной пустоты», король отреагировал быстрее, чем мудрые университетские профессора и священники. Незадачливый автор сгорел на костре из собственных книг.

Некоторые склонны вульгаризировать этот поступок короля, считая, будто он попросту испугался: вдруг его подданные задумаются, стоит ли повиноваться монарху, каковой, по зрелом размышлении, есть не более чем скопище атомов, теоретическая пустота? Но я читал королевский указ, и там есть примечательные строчки: «Поелику этот богомерзкий труд способен отвратить незрелые умы от осознания понятий добра и зла, уничтожив в глазах иных всякую разницу меж таковыми понятиями…» Но сейчас книжников не жгут даже на земле. А на небесах царит и вовсе уж умилительная терпимость…

Со стороны моря донесся короткий треск, сменившийся длинным шипением, над кораблем взлетела зеленая сигнальная ракета, описала дугу, на несколько секунд озарив «Принцессу» и волны колышущимся тусклым свечением с резкими тенями. И погасла еще в воздухе.

– Что это?

– Мои орлы шалят, – сказал Сварог. – Деликатно напоминают, что они, личности и индивидуальности, озабочены отсутствием отца-командира…

Пожалуй, мне и в самом деле пора.

Ройл посмотрел на берег:

– Ну да, ваша девочка раздумывает, не запустить ли еще одну.

Интересно, почему Гаудин послал с вами именно ее?

– А в чем вы усматриваете странность?

– Не знаю, стоит ли называть это странностью… Ваша девочка – из породы так называемых всадников. Все малолетние «леопарды» Гаудина, и мальчишки, и девчонки, подобно фигурам шакра-чатурандж, делятся на пешек и всадников. Пешек больше. Они подвергаются обработке с применением всех достижении науки, после чего навсегда становятся не в пример ближе к роботоподобным боевым машинам, чем к людям. И процесс этот необратим.

Меньшинство, всадники, остаются людьми. Их мозг не подвергается… гм, реконструкции, все ограничивается обучением боевым искусствам, а интеллект, наоборот, стремятся развить. Я вовсе не пытаюсь настроить вас против Гаудина. Всю жизнь питал к нему смешанные, двойственные чувства: уважаю за яростную борьбу со всем черным и ненавижу за… иные поступки.

Просто… Все его действия, шаги, операции подчинены определенным целям, просчитанным на много ходов вперед. Все. И вы обязаны это помнить, если хотите играть с ним на равных. Именно девочка, именно «всадник»… Можно объяснить просто: вы новичок на Таларе и такая спутница не в пример предпочтительнее хмурого юнца-убийцы, глухого и слепого ко всему, что выходит за рамки конкретного задания. Но простота – не в характере Гаудина… Особенно в случае с вами.

Глава 13 КОГДА НИКУДА НЕ СПЕШАТ

Ожидание атаки стократ тягостнее самого жестокого боя – в бою некогда думать…

Сварог уже отошел от предпоследнего, самого стремительного этапа пути – феерическое скольжение «Принцессы» над ночным морем, доставившее к берегу еще до рассвета, монастырь Святого Роха, где его встретили так буднично, что стало даже чуточку обидно, завтрак на скорую руку и пятичасовая бешеная скачка к границе, где по другую сторону, как он прекрасно видел из окна замка, тянулись те же равнины, те же перелески.

Городок у горизонта, насколько удалось рассмотреть в подзорную трубу, выглядел прекрасно сохранившимся, да и проходивший мимо него тракт, упиравшийся в таганскую границу, построенный когда-то на века, казался проложенным вчера – ни одна травинка не пробилась меж продолговатых белых плит, уложенных на щебень и лиственничную кладку.

Вот только ничего живого не видно на той стороне, даже птиц не заметно, как ни шарил Сварог трубой. И Глаз Сатаны не наблюдалось.

Поначалу Сварог решил, что они во множестве будут рыскать вдоль границы, пялясь немигающими взглядами, как голодные волки у изгороди скотного двора. Нет, до самого горизонта с зеленевшей кое-где каемкой лесов и холмов – ни малейшего шевеления. Ну да, колокольный звон разносится далеко…

В замке, принадлежащем некоему графу, как-то связанному с Братством Святого Роха, Странная Компания впервые за время пути оказалась в полнейшей безопасности – и совершенно не у дел. Самого графа в замке вообще не было, слуги двигались бесшумно, как тени, и появлялись редко, исключительно на звук колокольчика, брат Тивадар пропадал по своим загадочным делам, прямо связанным с завтрашним предприятием (о характере коих отмалчивался, мягко заверяя, что все будет подготовлено должным образом и Сварогу после всех тягот не стоит забивать этим голову), другие монахи не приходили, в отведенных гостям комнатах не хватало только птичьего молока, благо здесь не существовало запретов ни на мясо, ни на вино – короче, можно наслаждаться безмятежным покоем. Если забыть, что им завтра предстоит, – а забыть-то и не удается. А неподалеку сидит Мара, в отличие от командира являющая собой воплощение безмятежности, и при взгляде на ее невозмутимое личико обуревают разнообразнейшие чувства – от грешных помыслов до желания прочитать вдумчивую лекцию о печальной участи иных чрезмерно уверенных в себе суперменов.

Но ничего не выйдет – ее спокойствие не от излишнего суперменства, а от полнейшего неумения бояться риска и смерти. Попытайтесь заставить бедуина из сердца африканских пустынь проникнуться опасностями, подстерегающими пловцов на быстрой реке с коварными омутами и голодными крокодилами…

Сварог уютнее утвердил ноги на столе, поправил на коленях виолон и принялся бренчать:

Мара уже прекрасно усвоила, что эта песня в его устах означает крайний предел дурного настроения и откровенной хандры.

– Ты еще «Пляску смерти» виртуозно изобрази, – фыркнула боевая подруга, золотая дикая кошка на синем фоне.

Сварог, как ни в чем не бывало, ухом не поведя, заиграл «Пляску смерти»:

В него полетел его собственный бадагар, чувствительно угодивший по уху, но карательных мер он предпринять не успел. Раздался короткий вежливый стук в дверь, и вошел брат Тивадар, косая сажень, мужик могучий и совсем бы симпатичный, если бы не жуткий синий шрам во всю правую половину лица, больше всего напоминавший отпечаток когтистой трехпалой лапы. Сварог виновато убрал ноги со стола, второпях свалив блюдце со сливами, кинулся подбирать узорчатые осколки, от смущения громыхая на всю комнату.

Словно не заметив, великан-монах уселся за стол, налил себе полстакана розового вина, медленно выпил и кивнул:

– Все готово. Завтра, с рассветом… Не прогуляться ли нам в аллеях, граф Гэйр?

Сварог охотно вскочил, подхватил шляпу – привык уже, как и следует дворянину, выходить под открытое небо непременно с покрытой головой.

– А я? – вскочила Мара.

– Лауретта, есть разговоры, касающиеся лишь двоих…

Мара разочарованно уселась – поняла уже, что с братом Тивадаром не поспоришь.

Неизвестно, что за гости посещали замок раньше. Но сейчас он прямо-таки лучился самым неприкрытым и непринужденным весельем. Одна из дверей в конце коридора оказалась приоткрытой, оттуда доносились переливчатые переборы Леверлинова виолона, сделанного на особый заказ в одной из лучших мастерских, и голос Делии, певшей с откровенно хмельной задушевностью:

На первом этаже из-за толстой, надежно притворенной двери доносился тем не менее громоподобный хохот Шедариса, притопы и прихлопы под звон струн расстроенного дагараса^[2K46], звяк кубков и уханье – там отдыхали от трудов праведных остальные четверо. Сварог сконфуженно покосился на спутника снизу вверх:

– Мои орлы не особенно вольничают?

Брат Тивадар усмехнулся здоровой стороной лица:

– Лишь бы они смогли завтра держать оружие…

– Смогут, – сказал Сварог. – Этого у них не отнять.

– Вот и прекрасно. Грешно не вино и не тот, кто его пьет. Вы не в обители виргинатов, граф…

Они спустились с невысокого крыльца, украшенного каменными мифологическими зверями, пошли меж двумя рядами высоченных и густых черных кедров. Вверху зашуршало, сердито цокнула белка. Уардах в двухстах, на невысоком округлом холме, на фоне потемневшего вечернего неба четко рисовалась высокая круглая башня, и маленькое окно под самыми зубцами было озарено изнутри чуть колышущимся пламенем свечи.

– Там и вчера всю ночь горела свеча… – сказал Сварог рассеянно.

– Разумеется. Там читают «Неостановимое поучение смиренного». Свод молитв, отгоняющих нечистую силу. Некий брат, чье имя забыто, составил ее в незапамятные времена…

– Давно читают?

– Не особенно. Последние четыре с половиной тысячи лет. Конечно, башню много раз чинили и перестраивали, а люди смертны, но чтение не прерывалось ни на минуту. Такова церковь, лорд Сварог…

– И это останавливает…

– Останавливает вера, – сказал брат Тивадар. – Это заклинание сплошь и рядом остается механизмом, послушно действующим в любых руках, а с молитвой обстоит несколько иначе… Успокойтесь, я не собираюсь вести с вами богословские беседы – ваше время еще непришло. Человек сам должен почувствовать, когда для него настала пора идти в храм, – со своей печалью или стремлением к истине… Поговорим о конкретных делах. Все готово, как я уже сказал, мы можем отправиться на рассвете.

– Это очень опасно?

– Для подавляющего большинства людей. И совершенно безопасно для вас.

Но это еще не означает, что вам следует вести себя беспечно, словно посетителю зверинца. Там не одни только Глаза Сатаны. Порой появляется нечто иное, отношения к нечистой силе не имеющее, но смертельно опасное. Я проникал туда одиннадцать раз. Есть братья, совершившие по три десятка вылазок. Хватает и не вернувшихся, и гибнут не обязательно новички. – Он поднял руку к лицу, так и не коснувшись, однако, шрама, словно шрам болел до сих пор. – Приходится еще останавливать лихих рыцарей, стремящихся туда из одного шального желания совершить подвиг. Кое-кого мы отговариваем, но далеко не всех. Иных потом удается и спасти…

– Значит, вы – что-то вроде заставы?

– Не только. Там до сих пор живут люди.

– В дельте Сентеры?

– Те – в относительной безопасности. Есть другие. В самом сердце трех королевств. Им удалось отгородиться серебром…

– Значит, это не сказка?

– Конечно, нет. К сегодняшнему дню нам известны одиннадцать таких островков. Кто-то обезопасился серебром, рассыпанным вокруг фермы, кого-то спасла близлежащая церковь. За последние сто лет многих удалось вывести оттуда. Но есть и люди, категорически отказавшиеся уйти. В одних местах это монахи, в других – упрямые фригольдеры с семейством, упорно не желающие оставлять землю предков. Есть еще два крайне заносчивых дворянина, укрепившиеся в манорах. При всем несходстве этих людей и разных взглядах на Единого – там есть и приверженцы Симаргла, и Хорса – всех объединяет одно: они свято верят, что еще при их жизни нечисть сгинет. Что ж, отрицание Зла порой становится первым шагом к Добру… – Он долго молчал, бесшумно шагая, мимоходом касаясь широкой ладонью разлапистых кедровых веток. – Лорд Сварог, вы, должно быть, понимаете, что я не стал бы уводить вас в уединенное место ради вышесказанного? Все это преспокойно можно было поведать у стола, за бутылкой вина, в компании вашей юной спутницы. Но у меня есть еще одна миссия…

– Валите с места, – сказал Сварог.

– Речь пойдет о Сером Рыцаре. То есть о вас. Ибо сейчас ваше тождество с Серым Рыцарем ни у кого уже не вызывает сомнений, ни у нас, ни у нашего противника. Таверо – не единственный, писавший о вас. Есть еще книга святого Круахана. Заглавия она не имеет, но среди богословов давно повелось именовать ее «Слово о четырех воплощениях Сатаны». «Во времена, когда еще не было Времени», как любят выражаться старинные авторы, князь Тьмы создал четыре своих воплощения: для стихий Огня, Воды, Воздуха и Земли. В этих воплощениях, в каждом из них – частичка его личности и сути.

Грубо говоря, воплощения эти – нечто вроде якорей, удерживающих его в этом мире, позволяющих посещать наш мир, когда заблагорассудится, передвигаться по нему относительно свободно. Когда четыре Черных Воплощения будут уничтожены – если они будут уничтожены, – Князю Тьмы станет заказан путь в иные обжитые им места, и многие дороги окажутся для него запретными, а могущество – подорванным. Воплощение Воды – Великий Кракен.

Воплощение Огня – дракон Брелганд. Воплощение Земли – исполинская змея Митгард. Воплощение Воздуха неизвестно до сих пор. Великий Кракен спит где-то в пучине, и местоположение его, как и змеи Митгард, остается тайной. Дракон Брелганд около двух тысяч лет назад был сражен братом-рыцарем.

– Но не хотите же вы сказать… – начал Сварог, ощущая нехороший холодок под сердцем.

– Святой Круахан считал, что именно Серому Рыцарю суждено сразить три оставшихся Черных Воплощения. Во всем остальном он ни разу не ошибся…

Нет, не думайте, что это предсказания, что они на что-то обрекают вас. Речь скорее идет о том, что именно вы можете это сделать – а никто другой не сможет… Вы вправе и отказаться от столь опасного и нечеловечески трудного предприятия. Господь избирает, но не принуждает своего избранника пройти путь до конца. Всегда остается свобода воли и свобода выбора. Даже ваш отец, человек целеустремленный и непреклонный, однажды дрогнул, терзаемый сомнениями… Простите. Возможно, жестоко было с моей стороны взваливать на вас такую ношу перед завтрашним… Но иногда следует сказать все сразу. Как бросаются в холодную воду… или в бой.

Какое-то время они шагали молча, незаметно для себя повернув в обратный путь, к замку.

– Подождите, – сказал Сварог и остановился первым. – Я не говорю, что готов… и не отказываюсь. Это слишком грандиозно, вы понимаете? Я дерьмо, если смотреть широко. Я паршивый офицер из засранного гарнизона. Мне до сих пор кажется порой, что непременно проснусь… Вы уверены, что не ошибаетесь? И моя спина все это выдержит?

– А разве до сих пор вы смирно сидели в золотом углу, пресыщаясь радостями жизни?

– Меня просто вовлекало во все эти дела, как в водоворот.

– Неудачная ассоциация. Водоворот увлекает щепки. Мусор.

– И еще – случайного пловца.

– Борьба добра со злом – не мертвая, нерассуждающая вода. Лорд Сварог, вы искренне полагаете, что до сих пор занимались смешными мелочами? Поймите, от вас не требуют, чтобы вы немедленно вдели ногу в стремя и поскакали во весь опор, потрясая копьем. Просто-напросто вы знаете теперь, что сможете это сделать. Никто больше не сможет, а вы сможете. Древние строки не сулят вам ни легкой жизни, ни счастья, что, впрочем, не означает, будто вас будут постоянно преследовать неудачи и потери… Вы знаете теперь, в чем ваша судьба. И как вы этим знанием распорядитесь – ваше право. В конце концов, вы видели достаточно зла – и с маленькой буквы, и с заглавной.

– Видел, – сказал Сварог. – Вот только добра я что-то видел гораздо меньше. Я не говорю, что его вовсе не существует, но маловато я его видел, откровенно-то говоря…

Ему показалось, что монах улыбнулся во мраке:

– Лорд Сварог, у вас никогда не возникало ощущения, что вы невероятно молоды?

– Здесь у меня такое чувство не единожды возникало, – признался Сварог.

– Ничего удивительного. Вы склонны к максимализму и торопливым обобщениям, как любой юнец, потому что прожили здесь всего два месяца. В определенном смысле это и есть юность. Я не из тех, кто схоластически прячется за цитаты, но есть замечательное высказывание Катберта-Молота:

«Тому, кто не свершает добрых дел, глупо сокрушаться об упадке добра». Все в наших руках… Простите, мне пора, – указал он на башню. – Скоро мой черед.

Они распрощались, и Сварог направился к замку, пребывая в полнейшем смятении чувств. Как-то незаметно он свыкся с мыслью, что жизнь ему здесь суждена запутанная и бурная, но не ожидал такого…

В обширной прихожей он постоял у старинных доспехов неведомого рыцаря, бережно, без единого пятнышка ржавчины сохранявшихся в углу, на дубовой подставке. Это не бутафория, а настоящий доспех, когда-то побывавший в жарком деле – так и сям видны недвусмысленные вмятины.

Не без зависти послушал, как безмятежно и лихо веселятся загулявшие соратники. Дагарас тренькал не в лад, но тетка Чари выводила со всей возможной аффектацией:

Два хмельных баса вкупе с хмельным тенором старательно орали припев:

Сварог помнил эту песню по «Божьему любимчику». Он едва не зашел туда отвести душу за чаркой, но вспомнил, что Маре обещали принести микроскоп, и направился наверх.

И встретил Делию. Вот теперь она выглядела настоящей принцессой – открытое короткое платье из тончайшего палевого бархата, украшенное желтыми кружевами, золотистыми лентами, великолепные волосы уложены крупными локонами, в золотых прядях сверкает огромными изумрудами древняя диадема из сокровищницы Вентордерана, подаренная ей Сварогом. Принцесса, чье предназначение в жизни – чаровать, пленять и похищать сердца. Правда, прическа слегка растрепалась, а на открытом плече наливается розовым след долгого поцелуя, но это лишь прибавляет прелести.

– Граф, отчего вы так серьезны? – Она послала ему лукавый, чуть хмельной взгляд и хотела пройти мимо.

– Потому что думаю о серьезных вещах, – сказал Сварог, довольно невежливо стоя у нее на дороге. Что ж, не встреться она сейчас, пришлось бы отложить до другого раза, но коли уж так удачно вышло…

– Думаете о завтрашнем дне?

– Не только. Пытаюсь понять, что вы от меня скрываете.

– Я?! Великие небеса, с чего вы решили? – Она нетерпеливо притопнула туфелькой. – Конечно, вы теперь король, но я же дама. Согласно этикету я не могу обходить вас, как столб, вы должны уступить дорогу. Достойно ли это короля – задерживать даму, спешащую к любовнику?

– Бросьте, – сказал Сварог. – Вы не так уж пьяны и ветрены, как пытаетесь представить… Вы насторожились, я же чувствую…

– Допустим. И что же я, по-вашему, от вас скрываю?

– Я и сам плохо представляю, – сказал Сварог, почувствовав себя довольно глупо. – Знаете, я никудышный маг, да что там, я и не маг вовсе… Но кое-что я все же умею, вдобавок в последнее время стал чутким к умолчаниям и логическим прорехам, должно быть, образ жизни, роль загнанного зверя сказываются. Вокруг вас что-то многовато странностей и темных мест. Почему вы, скрываясь в том домике, даже не пытались снестись ни с отцом, ни с друзьями, хотя они у вас есть? Как вышло, что вы видите в темноте не хуже меня? Почему я порой не могу определить с помощью магии, когда вы говорите правду, а когда лжете? Как вам удалось сбить тот вертолет в Хелльстаде? Откуда у вас вдруг взялся пистолет? Когда мы вас нашли, у вас его не было, такого пистолета не было ни у одного из моих людей, мы его не захватывали в стычке, Сезар ничего из оружия не дарил. А после схватки с вертолетами, когда можно было все не спеша обдумать, у меня осталось стойкое убеждение, что вокруг вас, когда вы этот пистолет выхватили, явственно стало холоднее… Что за магией вы владеете?

Владеете, не спорьте… Все по отдельности выглядит безобидно, но вместе взятое заставляет ломать голову…

– Над чем? – спросила Делия. – Ну, над чем? Надеюсь, вы не подозреваете меня в служении темным силам? Или в том, что мое бегство из дворца было инсценировкой? Нет? И на том спасибо. В чем же вы хотите меня уличить, что услышать?

– Кто такие Керуани?

– Откуда мне знать?

– Врете, – сказал Сварог убежденно. – Керуани, возможно, больше и не существуют, но что-то схожее осталось. Я чувствую, что тайные общества не сводятся к одной лишь «Черной благодати», что вокруг идут какие-то потаенные игры…

– Вы великолепны, граф. – Делия подошла вплотную и коснулась губами его щеки. Ростом она почти не уступала Сварогу, и на цыпочки ей становиться не пришлось. – Жаль, что мы не были знакомы раньше, кто знает, как все повернулось бы… Вы отважны и умны, и ум у вас острый… Конечно, я бесконечно благодарна вам, вы спасли мне жизнь… Но скажите честно, для чего вам чужие тайны? Ради того, чтобы испытать удовольствие от решения загадки? И только? Коли уж вы поняли, что существуют некие секреты, должны бы сделать следующий шаг: понять, что речь идет о крайне серьезных вещах.

Секреты, которые не раскрывают даже в благодарность за спасение жизни, потому что они не являются чьей-то единоличной собственностью… Вам никогда не приходило в голову, что в иных делах вам все еще не доверяют до конца? Не оттого, что питают недоверие к вам лично, а потому, что вы – частица недалекой мощи, диктующей всем остальным свою примитивную волю?

Недалекой в обоих смыслах – и близкой, и глуповатой… Вы – лучшая частичка. И все же не принадлежите всецело этому миру…

– Простите, – сказал Сварог, уставясь в пол. – Совершенно не следовало затевать этого разговора. Нужно было подумать сначала, и крепко…

– Не думайте, что я настроена к вам враждебно хоть в малейшей степени, – Делия положила ему руку на грудь. – Как-никак я уже доверила вам свою жизнь. И доверю вновь, если придется. И буду драться бок о бок с вами, когда понадобится. Но сейчас вы требуете того, чем я одна распоряжаться не вправе. И Леверлин тоже. Хотите достаточно веский аргумент? Вы слишком неопытны в нашем мире, очень уж недолго здесь пробыли…

– Откуда вы знаете?

– На облаках прочла, – улыбнулась Делия.

– То самое, присущее Керуани умение?

– Ой… Просто пословица. Видите, вы даже простых пословиц не знаете.

Не сердитесь. Когда-нибудь мы с вами обязательно поговорим о многих увлекательных, страшных и загадочных вещах. Мое слово. Не сердитесь?

Сварог молча поцеловал ей руку, стоял и смотрел, как она уходит по коридору грациозной летящей походкой. Печально вздохнул и отправился к себе.

Мара сидела за микроскопом, левой рукой пинцетом придерживая на предметном стекле нечто неразличимое, крохотное. Время от времени отрывалась, быстро писала несколько строк и вновь приникала к окуляру.

Сварог тихонько сел в углу и принялся наблюдать.

– Сейчас, немного осталось, – сказала Мара, не отвлекаясь и не оборачиваясь. – Увлекательное чтение, весьма. Наши крохотные друзья достигли высот дипломатии, изощряются и виляют… Переполох, когда мы вернемся, будет нешуточный. Подданные твои, скажу я тебе, народец своеобразный…

– Почему мои?

– Ну, не мои же. Кто из нас король Хелльстада? – Она размашисто черкнула еще несколько строк, встала и блаженно потянулась. – Все.

Прочитай и оцени по достоинству.

"Ваше Императорское Величество!

К вам обращаются люди, с традиционно-юридической точки зрения, вполне вероятно, и не являющиеся вашими подданными, но безусловно признающие ваш титул, престол и сюзеренитет. Пребывая в вынужденном затворничестве около пяти тысяч лет, мы в последнее время благодаря достижениям нашей науки и техники получили возможность навещать большой мир и получать довольно точную и подробную информацию о его делах, в том числе и о начале вашего правления – каковое, мы надеемся, будет долгим и славным. К сожалению, по ряду серьезных причин короли Токеранга (как именуется наша страна) были лишены возможности засвидетельствовать вам свое почтение. К числу таковых причин следует отнести и отсутствие на территории Хелльстада, под поверхностью коего располагается Токеранг, имперского наместника, равно как и любых других чиновников вашей администрации.

Дабы не осталось недомолвок, должны предупредить сразу: это письмо – плод размышлений группы довольно высокопоставленных лиц, занимающих ключевые или близкие к ключевым посты в вооруженных силах, полиции и гражданских учреждениях. Группа эта не представляет ни короля, ни правительство, не знающих о ее существовании. Возможно, вы посчитаете нас простыми заговорщиками. Чтобы снять с себя столь неприглядный ярлык, спешим объяснить причины, побудившие нас выбрать именно такой образ действий. Во-первых, правящий ныне король не является вашим вассалом – следовательно, и мы, совершая противоречащие законам Токеранга действия, тем не менее не предстаем нарушителями имперских законов. Во-вторых, как ни печально это сообщать, но король и его брат-наследник преисполнены самой откровенной и прискорбной гордыни и спеси, публично заявляя, будто не видят причин и поводов становиться вашими вассалами, оправдывая свою дерзость тем, что за последние тысячелетия еще не имели случая убедиться в способности вашей администрации осуществлять должный контроль над нашими землями (равно и землями, под которыми мы находимся). Обладание ракетно-ядерным и иным, не менее эффективным оружием, увы, позволяет королю и далее упорствовать в своих заблуждениях.

Мы, группа прогрессивно мыслящих руководителей, полагаем, однако, что следовало бы радикально покончить с таким положением дел, таящим в себе зерно возможных конфликтов и недоразумений. Ведущиеся в настоящее время научно-исследовательские работы по возвращению нам (и всему созданному нашими руками) нормальных масштабов, повторяющих масштабы большого мира, внушают опасения, что успешное их завершение еще более распалит гордыню нашего короля и приведет к непредсказуемым последствиям. (Заметим сразу, что мы, как и вы, потомки прежних обитателей Талера, в результате катастрофы, именуемой Штормом, пришедшие в нынешнее состояние сверхкарликов.) Взвесив все, мы взяли на себя смелость предложить вашему величеству свои услуги и сотрудничество ради урегулирования столь сложной и деликатной ситуации. Отстранение от власти короля и высокопоставленных сторонников конфронтации мы могли бы взять на себя, проведя это быстро и бескровно. Со своей стороны, администрация вашего величества могла бы оказать нам помощь в завершении проекта «Нормальный масштаб», что ускорило бы превращение Токеранга в вассальное королевство Империи Четырех Миров.

Разумеется, столь сложные вопросы требуют долгих консультаций и вдумчивого обсуждения. Однако смеем напомнить, что Токеранг по своему научно-техническому развитию неизмеримо превосходит многих ваших вассалов, и потому взаимопонимание можно будет отыскать не в пример легче.

В знак того, что данное послание благополучно достигло адресата, просим с наступлением темноты зажигать над воротами резиденций ваших наместников в государствах Харума четырехгранные фонари с двумя синими противостоящими сторонами, одной красной и одной желтой. Узнав, что наша петиция получена, мы найдем способ незамедлительно связаться с вами с более конкретными предложениями.

От имени общества «Друзья Империи»:

Регонт Вистар, Адмирал Трех Львов, начальник штаба подводного флота.

Альконтер Лог Дерег, генерал-гранд, начальник столичного округа Крылатых Мечей (военная полиция).

Даргарт Чендери, коронный министр научно-технического обеспечения Проекта «Нормальный масштаб».

Клорена, Токеранг. 4896 г. Каменного Неба (3716 г. Х.Э.)"

– Действительно, весьма дипломатично составлен, – сказал Сварог. – Эти ребятки не прочь свергнуть своего короля, но торгуются отчаянно – мягко намекают, что увешаны серьезным оружием по самые уши, а в Хелльстаде их ни за что не достать и оттого лучше пойти с ними на мировую – с предоставлением особых привилегий, понятно… Что ж, просидевши неуязвимым пять тысяч лет, можно преисполниться гордыни… – Он взглянул на Мару и ухмыльнулся во весь рот. – А слабое место у них есть, как не быть… Если бы этот их проект «Нормальный масштаб» был близок к успеху, держались бы иначе.

– Наверняка держат в рукаве что-то еще, – сказала Мара. – Они же непременно должны подстраховаться, чтобы их не надули, на том и стоит политика…

– Ракетно-ядерное оружие – сама по себе угроза серьезная.

– Но они же крошки? А ядерная бомба – большая?

Сварог взял из вазы персик:

– Бомбочки такого размера достаточно, чтобы снести половину Равены.

Если только у них есть плутоний. Похоже, я прав был насчет субмарин… – Он помрачнел. – Фонари над воротами резиденций наместников. Фонари. Над воротами.

– Ну и что? Сигнал как сигнал.

– Попробуй мысленно представить все резиденции и определить, видно ли их с Итела, – сказал Сварог. – Я бывал только в харланской и видел ронерскую. А ты говорила как-то, что знакома со всеми столицами.

– По фильмам, макетам. А в Акобаре и Сноле бывала.

– Вот и думай, – сказал Сварог. – Даю вводную. Ты на подводной лодке, способной поднять перископ высотой не выше локтя. Какую из резиденций наместника ты сможешь увидеть с реки?

И еще раз перечитал подобострастно-нагловатую петицию. Минут через пять Мара пожала плечами:

– Черт, да ни одна резиденция не видна, дома заслоняют… – И вдруг нахмурилась. – Во-от оно что…

– Догадалась? – сказал Сварог. – Или у них есть агенты нормального роста, или они сами устроили наблюдательные пункты. Во всех столицах.

Наблюдательные пункты, явки, конспиративные квартиры, резидентуры. А это означает – тайные базы подводных лодок, склады горючего, если лодки не атомные, ремонтные мастерские, переброска персонала. Притом радиосвязью пользоваться нельзя, засекут немедленно. И ведь они не могут не понимать, что мы натолкнемся на эту мысль, об укрытиях. Значит, спрятались надежно.

Представляешь размах? Нет, без помощи обычных людей такой паутины не создашь, а я по всегдашней привычке готовиться к худшему склонен допускать, что есть и паутина, и бомбы… Готовь дырочку для ордена, прелесть моя синеглазая. Представляешь, что мы открыли? – и тут же поскучнел:

– Но чтобы обезопасить их, придется поработать…

– Глупости, – отмахнулась Мара, во всем блеске юной самонадеянности.

– Все равно они – лилипутики, хоть и вооруженные до зубов. За нами, мой повелитель, – Империя. Не видел ты бортового залпа крейсера… Мы их наловим, посадим на стол, и будут маршировать перед игрушечным замком, как миленькие. – Она деланно зевнула, лукаво косясь на него, стянула камзол, заложила руки за голову и медленно потянулась, повернувшись к Сварогу в профиль. – Словом, я пошла в ванную. Монахи не обидятся, если мы здесь немного напроказим…

И направилась в ванную, сбрасывая по дороге одежду. Сварог смотрел ей вслед чуточку отрешенно. Он тоже верил в мощь Империи, но крохотные воинственные создания могли причинить неизмеримо больше вреда, чем полагала девчонка. Для Мары земля виделась не более чем полигоном, населенным объектами, которых следовало, смотря по вводной, то охранять, то убивать, то игнорировать, если они вели себя мирно, но Сварог, так уж выпало, провел на земле гораздо больше времени, чем за облаками, у него здесь хватало друзей, и поневоле ловишь себя на непреклонном желании защищать эту землю…

Глава 14 ПРИМИТИВНОЕ ИСКУССТВО ПОБЕДЫ

…Если кто-то станет уверять вас, будто путешествие на ковре-самолете – приятная и романтическая прогулка, значит, сам он никогда на этой штуке не летел, и вы можете со спокойной совестью послать его подальше, как препустого теоретика.

Ковер жесткий, как доска. Сидеть на нем неудобно – особенно если хочешь смотреть вниз. Приходится, скорчившись в нелепой позе и вцепившись одной рукой в широкую петлю, пришитую неподалеку от края, вытягивать шею.

Стоит увеличить скорость – и тугой ветер бьет в лицо, хоть ты и нахлобучил поглубже шлем, а нижнюю часть лица замотал шарфом, глаза все равно слезятся, потому что нет в обиходе заклинаний, способных усмирить встречный ветер. Ведь ветра этого не существует как естественного перемещения воздушных масс, он возникает лишь при быстром движении, и магической управы на него нет. И сам ковер выглядит довольно уныло, ветхий, потертый, кое-где под ногами зияют прорехи размером с ладонь, узоры едва различимы, торчат оборванные нити.

Брат Тивадар, заметив, должно быть, его разочарованные взгляды, пожал плечами:

– Чем богаты… Все давно забыли, как их делать, да и запрещено.

Когда они вконец обветшают, новых уже не раздобудешь.

Они с Делией и Марой сидели на ковре-флагмане. Следом, далеко рассыпавшись цепью, шли еще три с остальными сподвижниками Сварога и тремя монахами. Различить сподвижников и монахов было легко – первые целиком упрятаны в серебряные кольчуги из мельчайших колечек, а вторые – в своих повседневных коричневых рясах (правда, подшитых кусками серебряной сетки так, чтобы не стесняли движений) и серебряных шлемах. Один Сварог щеголял лишь в кирасе и рокантоне, самых обычных, – и это его чуть смущало, словно он выпендривался. Но что поделать, если обитателям здешних мест он не по зубам?

Они летели невысоко, уардах на ста. Глаза Сатаны вовсе не кишели кишмя, как поначалу думалось Сварогу, – плавали над землей в одиночку и кучками на приличном расстоянии друг от друга, их насчитывались тысячи, но уж никак не мириады. Правда, чем дальше диковинная эскадрилья углублялась в покинутые человеком земли, тем больше шаров, обратив к ним немигающие глаза, сопровождали неотступно, сбиваясь в табун.

– Пока что – никакой опасности, – сказал брат Тивадар. – Они нас давно знают, учены… Но у Ворот может начаться драка. В последнее время тут появились твари, ничуть не страшащиеся серебра. Их мало, но мирно с ними не разойдешься…

– Вроде этого? – Делия спокойно показала влево.

Оттуда, медленно взмахивая черными крыльями, налетало чудище – крылья странных очертаний, вроде лезвий лабриса, круглая морда с тремя желтыми глазами и впечатляющим набором клыков, две длинные когтистые лапы, берущие начало меж шеей и кромкой крыльев, сжимают что-то длинное, бугристое, черное.

– Оно, – сказал брат Тивадар. – Опустите забрала, – и первым опустил на лицо серебряную маску с узкими прорезями для глаз. – Сейчас оно выстрелит и сбежит…

Вз-з-зиууу! Ливень черных шариков обрушился на людей, шарики рикошетили и от Сварога, и от серебряных доспехов. Отшвырнув свою пушку, чудище в изящном развороте спикировало на ковер, выставив перед собой когтистые лапы.

И смялось, словно газетный лист под ударом вихря, черным комом провалилось вниз. Мара опустила разряженный арбалет, обернулась к ним, подняла забрало:

– Вы вроде бы говорили, святой брат, что оно выстрелит и удерет?

– До сих пор они именно так и поступали… Неужели чуют что-то?

Осмотрите ковер! Тщательно!

Совсем рядом с сапогам Сварога набухал черный клубок, выпуская во все стороны тонюсенькие черные щупальца, намертво вцеплявшиеся в ковер, змеившиеся, испускавшие густой дым… Сварог растерянно уставился на него, не зная, что следует предпринять. Оттолкнув его, брат Тивадар молниеносно очертил вокруг шара круг кинжалом, звонко распарывая ветхий ковер, – и шар улетел вниз, оставив в ковре дыру, куда можно просунуть и голову, если только возникнет такое дурацкое желание. В дыре виднелись скользившие над землей Глаза Сатаны.

– Вот так, случалось, мы и теряли людей, – сказал брат Тивадар.

– Это, стало быть, не животное? – спросил Сварог. – Вполне осмысленно стреляло?

– Да какая разница? – глаза монаха были холодными и яростными. – Чем больше разума у создания, служащего злу, тем быстрее его следует убить…

Он вынул из кошеля на поясе горсточку крохотных серебряных стрел и прямо сквозь проделанную шаром дыру сыпанул их вниз. Сварог дважды видел, как гибнут Глаза Сатаны, и сейчас произошло то же самое – столбы густого черного дыма, пронизанные ядовито-зелеными вспышками, многоголосый отвратительный вой… Оставшиеся, разомкнув строй, по-прежнему сопровождали ковер.

– Раньше они всегда убегали после такого, – сказал монах. – Нет, положительно чуют. Готовьтесь к доброму бою, сердце подсказывает…

Далеко впереди, справа, полыхнула ослепительная зарница, окрасив полнеба чистейшим изумрудным свечением. Миг спустя в том же месте разлилось алое свечение, быстро принявшее форму правильного исполинского круга, – лишь нижний его краешек был срезан мглистым горизонтом с зубчатой полосочкой леса. Круг вновь позеленел, подернулся беспорядочной паутиной алых ветвистых зигзагов. Сварог обернулся к брату Тивадару, но монах и сам смотрел туда в крайнем изумлении. Вспышки зеленого и алого накладывались друг на друга, словно в рехнувшемся калейдоскопе, так что глаза едва ли не перестали различать цвета этой беззвучной какофонии. Что бы это ни было, оно не перемещалось, полыхая исполинскими вспышками, к которым прибавились и фиолетовые, столь же яркие, спектрально-чистые, а там и паутина стала черной…

Загадочное диво осталось позади, ковры вновь летели в пустом небе, сопровождаемые растущей сворой Глаз Сатаны.

Драккары появились сзади, пересекая их курс наискосок. Сгоряча Сварог принял их за очередных обитателей чертова логова, но тут же опознал боевые машины Серебряной Бригады, напоминавшие изящные, острые наконечники копий.

Три драккара пронеслись мимо, как пули, сбросили скорость и вернулись на коротком развороте, медленно прошли слева. Передний выглядел жутко – будто огромная могучая кувалда с размаху врезала в борт, оставив глубокую впадину на половину длины машины, окруженную лучиками разломов и трещин.

Но драккар уверенно держался в воздухе впереди ведомых, и за прогнувшимся внутрь боковым стеклом Сварог различил взмах руки, способный сойти и за приветствие, чью-то оскалившуюся в застывшей улыбке незнакомую физиономию.

Описав круг вокруг них, драккары рванули вперед тем же курсом и моментально исчезли из виду.

– Не спрашивайте, – сказал Сварог торопливо. – Сам ничего не пойму.

– Здесь нет силы, способной нанести такие повреждения…

– Значит, теперь есть, – выговорил Сварог сквозь зубы.

Ковер плавно пошел вниз по отлогой кривой. Монах, вцепившись одной рукой в петлю, свободной опустил маску. «Начинается», – подумал Сварог, вытаскивая из-за пояса Доран-ан-Тег.

И увидел Чащобу.

Одинокие деревья, словно выскочившие вперед из боевых порядков нетерпеливые застрельщики-егеря, росли на равнине там и сям – кучки зеленых, коленчатых, серпообразных стеблей высотой с колокольню, скользких на вид. И толстые, покрытые фиолетово-синей чешуей загогулины, торчащие из земли, словно вставшие на хвост жирные кобры – эти уступали ростом человеку. Бурые чаши размером с ведро, на нескольких коротеньких стебельках, усыпанные по кромке мутно-белесыми пульсирующими бусинками, желтоватые волокнистые мотки спутанных волокон – повыше стога сена. И еще какие-то окрашенные в унылые оттенки серого и темно-синего полосы, осьминожьими щупальцами расходящиеся от рыхлых на вид бурых клубней.

Черные кусты – сплошное переплетение шипов, прямых и изогнутых.

А впереди вздымалась сплошная стена, где все это сливалось воедино, переплетение немыслимых лиан, корявых веток, уродливых цветов, колючек, мешанина блеклых красок, гротескных изгибов – джунгли, настолько чуждые и отвратительные, что тошнота подступала к горлу.

– Где вимана? – спросил Сварог.

– Там, – брат Тивадар показал в чащу. – Рядом с Воротами. Это от Ворот все распространяется…

Мара показала в сторону – там, разметавшись и оскалясь, лежала черная трехглазая тварь. И еще одна, и еще. Множество. Когти сжаты в последней судороге, крылья зияют прорехами, земля заляпана зелеными густыми потеками. Шагнув вперед, Сварог носком сапога отбросил крыло и увидел изящную серебряную стрелу, до половины ушедшую в землю. Похоже, Серебряная Бригада все-таки внесла свой скромный вклад – хотя этот вариант ни на каких совещаниях не проигрывался…

Он оглядел свое воинство – неузнаваемые под серебряными масками, напряженно застывшие фигуры в серебряных кольчугах и коричневых рясах.

Только Мару можно опознать по росту да Делию – по выбившимся из-под шлема золотым прядям. Пожалуй, вот тот, на голову выше остальных, – это Бони, сменивший пулемет на сверкающую секиру. Итак, дошли все же. И никаких сложностей впереди, никаких интриг, возни разведок и тягостных ночей. И нет ни знаменосцев, ни трубачей.

Вокруг, на значительном расстоянии, уже сомкнулось кольцо – сотни глаз уставились с холодным бешенством, что-то потрескивает с противным электрическим шипением, сыплются фиолетовые искры, но все это – вдали, последние потуги, бесплодные попытки остановить…

Вой и шипенье раздались в чащобе. И тогда Сварог пошел вперед, как кабан сквозь камыши, прорубая дорогу, стараясь не поддаваться азарту, размеренно махая топором. Не в первый уж раз казалось, что Доран-ан-Тег, подобно живому существу, сам по себе наносит удары расчетливо и скупо, став легким, подвижным, живым. Спутанные клубки отсеченных веток рушились на голову, брызжа соком, Сварог уклонялся, отталкивая плечами и локтями эту дрянь, орошавшую вонючей липкой жидкостью. Выдирал ноги из гибких петель, стелющихся над землей, рокантон давно слетел, в волосах застряло что-то колючее и склизкое, рушились зеленые стволы, застревая в путанице лиан, косо повисая. То и дело навстречу выныривали оскаленные рожи, цепкие лапы тянулись к горлу, хватали за руки, он уклонялся, не различая облика нападавших, наносил удары без размаха, рыча:

– Всем вместе! Не разбредаться!

Сосредоточился на одном – ударить первым, снести преграду, не зацепить своих. Успевал порой бросить взгляд вокруг – все живы вроде бы, все на ногах, валят вперед сомкнутой кучкой, слышится резкое хаканье – это удар попадает в цель – звенит, сталкиваясь ненароком, сталь, из глоток рвутся ругательства, короткие, чтобы хватило дыхания матюгнуться на одном выдохе. Сварог ухитрялся еще прикрывать Делию, насколько удавалось, – а с другой стороны шел брат Тивадар с двуручным мечом.

Они продвигались медленно, потеряв всякое ощущение времени, не стало ни мыслей, ни чувств – одно первобытное упорство и тщательно отмеренная ярость. Шли вперед посреди воя, оханья, визга, фонтанов мутно-скользкого древесного сока, зеленой крови, чужого ужаса и злобы – будто века минули и нет другого мира, нет ничего, одна омерзительная сеча, взлетавшие что ни миг мечи и топоры, сносившие живое и неживое…

Тупо уставясь на возникшее среди лиан невиданное явление, Сварог с рычаньем прыгнул вперед, опомнился не без труда, вновь стал человеком, вернувшись от начала времен, где рвало друг друга зверье, – но в голове еще долго плескались сладкие волны хмельного остервенения.

Он едва не напал с топором на виману. Она возвышалась перед ним – огромная, трехэтажная, зеркально-черная, напоминавшая безликие коробки Магистериума. Нечто вроде сине-багрового плюща оплетало стены, свешивалось прядями с плоской крыши, полузакрыв квадратные окна, высокую дверь над тремя полукруглыми ступенями – и дверь была чуть приоткрыта. Шагая к ней деревянной походкой робота, Сварог пытался пробудить в себе хотя бы тень торжества, но понимал, что не сможет. Дорога к заветной цели отнимает все чувства и переживания – на то она и дорога…

Дверь распахнулась легко. Внутрь чужая растительность отчего-то не проникла, все здесь было чистым, блестящим и раздражающе ярким, как сто двадцать лет назад: синий ковер под ногами, мозаичные стены теплых, желто-оранжевых тонов, золотистые мягкие кресла.

В одном сидел скелет, откинувшись на косую спинку, вытянув руки вдоль широких пушистых подлокотников. Сварог подошел поближе, немилосердно пачкая ковер вонючими следами. Скелет без малейших повреждений, раскинувшийся в спокойной позе решившего вздремнуть человека. Ни одна косточка не сдвинута.

Брат Тивадар аккуратно притворил за собой дверь, и этот будничный жест, легкий стук, казалось, разбудили неведомые силы. Скелет дернулся, пытаясь встать. Не рассуждая, не сообразив отшатнуться, Сварог толкнул его обухом топора – кости, будто только и ждавшие этого сигнала, осыпались кучей на кресло и на пол. Никто даже не успел удивиться, предпринять что-то, вскрикнуть. Необычное на этом и закончилось – кости больше не шевелились.

Все уже подняли забрала. Вид у них был самый плачевный – кольчуги зияют прорехами, свисают гроздья вырванных колечек, доспехи заляпаны жуткой мешаниной древесного сока и крови неизвестных созданий. Вот только лица, кое у кого исполосованные кровавыми царапинами, несмотря на всю усталость, выглядят именно так, как надлежит лицам победителей. И это заставило Сварога вспомнить, что последнего удара они пока что не нанесли.

Снаружи, за окнами, он увидел совсем не те джунгли, сквозь которые они только что прорубались добрую тысячу лет. Там багровело чужое небо с пронзительно-колючим, белоснежно-ледяным солнцем, по буро-желтой равнине протянулись длинные черные тени от непонятных громад – то ли утесов, то ли грубо обтесанных статуй, и в небе проплывали бахромчатые черные лоскутья, чересчур осмысленно двигавшиеся для гонимых ветром листьев или туч. Но эти странности его уже не занимали – пора было кончать работу.

Все объяснения он помнил назубок. Не произнеся ни слова, стал подниматься по широкой лестнице из розового камня. Следом молча шли остальные. Черный скелет, лежавший навзничь на втором этаже, дернулся, зашарил руками, ища опоры. Носком сапога Сварог угодил по черепу, и кости, как в прошлый раз, тут же рассыпались, будто лишившись враз невидимых скреп.

На втором этаже задерживаться нет нужды. Третий. Здесь уже нет роскошных покоев, ковров и малахитовых ваз – огромный зал, наполовину занятый непривычного вида пультами, черными, синими и белоснежными, и там нет ни кнопок, ни клавиш. Только странные рычаги, смахивающие то на птичьи лапы, то на цветы, то на плавники. И половодье огней всех цветов радуги – вспыхивающие прямо в воздухе акварельно-прозрачные цифры, символы, знаки, полосы, зигзаги, круги с разноцветными секторами, параболы, гиперболы, спирали, огни, огни, огни… На сей раз даже Сварог не мог разобраться во всей этой причудливой мешанине и определить, что работает исправно, а что разрегулировалось за сто двадцать лет.

Три черных скелета в синих креслах шевельнулись при их появлении, подняли руки, касаясь рычагов, – и пляска огней кое-где изменилась резко, а кое-где осталась прежним монотонным чередованием непонятных фигур и знаков. Сварог с застывшим лицом прошагал мимо, ребром ладони сшибая угольно-черные черепа, к светло-синей стене с черной широкой дверью, снабженной золотисто-овальной нашлепкой кодового замка. Казалось, снаружи нарастает тоскливый нелюдской вой, пронизывающий каждый атом воздуха и стен.

Кода Сварог не знал. Никто у Гаудина его не знал – нельзя было запрашивать Магистериум, чтобы там не заподозрили неладного, не поняли, что готовится покушение на одну из их любимых игрушек.

Он оглянулся. Мара, не двигаясь с места, растерянно развела руками.

– Потеряла? – рявкнул он сгоряча, спохватился. – Прости…

Отмычки у нее больше не было. Сделанная в виде небольшого браслета электронная отмычка после пребывания в Хелльстаде превратилась в бесполезный кусок бронзы – как и парочка других приборов, бывших при Маре.

Заклятья покойного Фаларена, защищавшие его от вторжения любой техники ларов, действовали исправно и после смерти незадачливого короля – а у Сварога не было тогда времени проникать в эти тонкости…

Он нацелился было топором на то место, где предполагались запоры, но передумал вдруг и поманил Паколета.

Беспутный внук благочестивой бабушки, звеня изорванной кольчугой, сосредоточенно и важно положил ладони на замок. Сварог затаил дыхание.

Мелодично звякнуло, прозвучала бесстрастно-бесполая, простенькая электронная мелодия из трех нот – и двери машинного зала дрогнули, створки разошлись в стороны, скрылись в стенах.

Ничего особенно уж экзотического внутри не оказалось – лес соединяющих стены и потолок толстых белых колонн, усеянных змейками мигающих огоньков и мерцающих знаков. Иные покрыты бледно-золотистой оплеткой, косой решеткой, иные – пушистой пленочкой инея, а две – прозрачны и внутри колышутся, переливаются тяжелые густо-золотые струи.

Пульт, к которому они так долго добирались и так яростно стремились, выглядел и вовсе уж скучно: синий грибок на тонкой синей ножке, украшенный золотым контуром человеческой ладони.

Первым положил туда руку Сварог – из желания увидеть, в какую форму будет облечен отказ. Убийственных в прямом смысле слова сюрпризов он не боялся: во-первых, что бы то ни было, метательное на него не подействует, а во-вторых, что весомее, убежден был, что никакой стреляющей защиты нет.

Нерационально было бы снабжать замок чем-то убойным – кто-то из членов экипажа мог оказаться молодым любителем шуток и сунуть туда руку из чистого озорства, что же, убивать его за это?

Грибок засветился венчиком густо-алых огней, откуда-то сверху рявкнула басовитая сирена – коротко и пренебрежительно, словно плюнула смачным матерным словечком. Сварог отступил, кивнул Делии.

Златовласая принцесса, прекрасная даже в мешковатой серебряной кольчуге, изодранной и испачканной, в сбившемся на сторону шлеме с маской, торчавшей козырьком над глазами, с косой, уже подсохшей царапиной на щеке и спутанными грязными локонами, сделала шаг вперед, не выпуская меча.

Сварог осторожно высвободил из ее пальцев черную рифленую рукоять и отбросил клинок, не глядя. Царапая подушечки пальцев, сорвал застежки и стянул с ее руки кольчужную перчатку. Делия протянула руку и, сжав губы, накрыла ладонью золотой контур.

Венчик зеленых огней по кромке грибка. Гриб медленно ушел в пол.

Гасли покрывавшие колонны огоньки и знаки, замедлялось круженье золотых струй, они словно бы замерзали, прозрачные колонны становились непроницаемо белыми. Корабль засыпал. Сварог повернулся и зашагал прочь, по-прежнему ничего волнующего не испытывая. Великие предприятия всегда кончаются буднично, как осенний дождь.

В зале уже погасли почти все огни и краски. Спускаясь вниз по лестнице, они видели, что за окнами вместо угрюмых картин неизвестного чужого мира появились не менее отвратительные, но здешние как-никак джунгли. Диковинная чащоба умирала на глазах – одни ветки истаивают, как уходящий призрак, другие рассыпаются струйками дыма, гибнут, пропадают, стекают крупными каплями мутной слизи, лес растворяется, как злой мираж, как кошмарный сон, и сквозь него проступают дубы и сосны вдали, синее небо, облака, солнце, два высоченных камня – пресловутые Ворота. И наваждение сгинуло окончательно, не оставив следа.

Встав у двери, Сварог пропустил всех наружу. Достал из мешочка бабки-гусятницы красную ленту, бросил через левое плечо, произнес все нужные слова, пришедшие бог ведает из какого далека. Потому что в уснувших машинах дремала память, готовая к употреблению в любой момент, – память о мире, откуда приходит Зло, и ее никак не стоило отдавать лихим экспериментаторам из Магистериума, способным походя, из неутолимого научного любопытства, подпалить мир. И экспертам Гаудина тоже не следовало этот трофей отдавать. Гаудин безусловно не одобрил бы – ну и черт с ним…

Выскочил под солнце. Все его люди уже что есть духу бежали прочь, угадав его намерение,сообразив, что он замыслил напоследок какое-то безобразие, – и за ними, как верные псы, скользили над самой землей четыре стареньких, продранных и потертых ковра. Сварог не спеша двинулся следом.

Уардах в пятистах остановились. Пламя захватило все три этажа, вырывалось из распахнутой двери, и вимана казалась стеклянной шкатулкой, налитой бурлящей, клокочущей алой водой. Вимана была чудом научной мысли, и при другом раскладе пламя, даже магическое, наверняка погасили бы хитрые устройства – но они уснули вместе с мозгом корабля, и все, что было внутри, сгорело во сне. Стены и окна выдержали, конечно.

Лишившись пищи, ярое пламя понемногу затухло, но дым долго еще валил, выбиваясь тугими клубами сквозь единственный отыскавшийся выход.

– Сообразили, черти? – устало спросил Сварог. – Утекли?

Мара ухмыльнулась:

– Ну, когда ты остался, стало ясно, что следует ждать эффектной концовки…

Монахи стояли на коленях посреди жухлой зимней травы, подняв к небу грязные, исцарапанные лица. В приливе блаженной усталости Сварог сказал про себя, сам толком не представляя, к кому обращается: «Видишь? Мы это сделали, и сделали хорошо. На нас все-таки можно полагаться…»

В небе снова возникли три драккара, подлетели на дикой скорости, мгновенно замерли в воздухе, пренебрегая законами инерции и тяготения, плавно опустились на землю. Ближе всех к Сварогу оказался тот, изуродованный. Вблизи он выглядел вовсе уж страшно – весь левый бок в лохмотьях рваной, вздыбленной серебряной обшивки, покрыт глубокими воронками, разрывами, вмятинами.

Справа мягко щелкнула дверца. Вылез офицер и, с небрежным гвардейским изяществом печатая шаг, направился к Сварогу – элегантный, безукоризненный, как теорема Пифагора, лейтенант Серебряной Бригады в черно-сиреневом мундире со множеством серебряных шевронов, нашивок и эмблем, с золотыми лавровыми ветками на лацканах и умопомрачительным кортиком у бедра, в зеркально блистающих белых сапогах. На лице – рассеянность и скука, высший шик «охотников за демонами». Словно и не его машина выдержала страшную схватку.

– Граф Гэйр? – Он небрежно-лихо отдал честь, глядя только на Сварога, не удостоив остальных и мимолетного взгляда. – Маркиз Оклер, командир крыла. Мои поздравления. Надеюсь, вы не в претензии за то, что мы немного распугали здешних пташек?

– Ну что вы, – сказал Сварог. – Где это вас угораздило?

– Пустяки, – гвардейский пижон и бровью не повел. – Небольшая стычка.

Прошу в драккар. Вас с нетерпением ждут.

Сварог улыбнулся, глядя ему в глаза. Оглянулся на свою притихшую команду и сказал столь же небрежно:

– Благодарю. Я в состоянии добраться сам. Видите ли, у меня не все дела здесь закончены…

Глава 15 ПОЛУДЕННЫЙ ОГОНЬ

Город походил на пышный праздничный букет, собранный любовно и тщательно.

С балконов и с подоконников свисали гербовые полотнища с золотой бахромой – где новенькие, где ветераны, помнившие не одно торжественное шествие и не один коронный праздник. Сине-черные штандарты и деревянные позолоченные короны красовались в строжайше утвержденных Департаментом Церемоний местах (поскольку дело государственное и любая самодеятельность тут неуместна). Но в память о старинных вольностях гербового города его жителей следовало побаловать и иллюзией сопричастности к принимаемым в верхах решениям. А потому не возбранялось вносить свой вклад в декорум. И от окон протянулись чуть ли не до земли полосы разноцветных тканей, смотря по богатству домохозяев – от дорогущего узорчатого абердарского далматина в невиданных цветах и сложных орнаментах до матово-синего бархата с Катайр Крофинд. Кое-кто по простоте душевной вывесил праздничные скатерти, расшитые и украшенные по кромке шлифованными полудрагоценными камнями.

Пестрели гильдейские знамена, даже за гулом толпы слышно было, как в близлежащих храмах трезвонят колокола, звенят гонги и птелосы^[2K47]. Время от времени с Итела долетал тяжелый гром пушек – стоявшие на реке корабли палили бортами, и слева, над крышами, висели клубы дыма.

Крыши были усеяны людьми, как подсолнух – семечками. По старому обычаю, во время таких шествий зевакам разрешалось взбираться даже на памятники, и бронзовый король Арленг, первый Барг, восседал на могучем бронзовом жеребце в компании доброго десятка студентов Ремиденума – самый отчаянный вскарабкался его величеству на плечи и устроился удобнейшим образом, свесив ноги по обе стороны вошедшей в легенды королевской бороды.

Вдоль улиц рядами стояла гвардия, блиставшая ради такого случая не просто парадными мундирами, а мундирами коронного парада, шившимися за свой счет и украшавшимися драгоценными камнями на пределе возможностей каждого гвардионца (а поскольку бравые вояки располагались спиной к толпе, среди которой замешалось немало темного народа, промышлявшего делами не праведными даже в столь торжественные дни, иным камешкам суждено было поменять хозяев еще до проезда кортежа).

Виновница торжества возглавляла процессию – в костюме вишневого бархата, в сиянии фамильных самоцветов, в короне и синем геральдическом плаще, расшитом золотыми лилиями. Сварог, ехавший слева и чуть позади, поглядывал на ее гордое, отрешенно-надменное личико и развлечения ради вспоминал совсем другой – то перемазанной углем на мостике «Принцессы», то собиравшей хворост для костра. И мечтал, чтобы все это побыстрее кончилось – знал, что в пурпурной мантии и серебряной короне привлекает внимание не только в качестве бравого сподвижника в одночасье прославившейся на всю планету принцессы. Нравы здесь были бесхитростные, и народ попроще откровенно тыкал в него пальцами, дивясь и перешептываясь с восхищенным ужасом (можно представить, какие ходили слухи и как горячечно работала фантазия). Один раз на узкой Жемчужной, когда ликующие «поселяне и слуги» оказались вплотную к процессии, до Сварога уже долетело из толпы чье-то заполошное оханье: «Горный дух…» – и ответная реплика: «Сам ты, куманек, горный дух, уж прости на грубом слове. И вовсе это Змеиный Король, старики-то знают. И хвост у него змеиный, только под мантией не видно, подобрал, чтоб народ не пугать выше меры…» После чего Сварог явственно расслышал фырканье в рядах Странной Компании – но все лица, стоило ему обернуться, оказались серьезными и важными.

Это был единственный раз, когда его орлы поддались легкомыслию.

Новоявленные дворяне блаженствовали в лучах славы – вполне заслуженной, черт возьми. Однако самому Сварогу ничего так не хотелось, как оказаться наконец в королевском дворце. Где нипочем не избежать новых торжественных церемоний и обильных наград, которые из дипломатии и согласно правилам хорошего тона придется принимать, но любопытных глаз, по крайней мере, будет в тысячу раз меньше. Он мысленно прикинул: еще и не выехали на Адмиральскую, а ведь по ней придется проехать из конца в конец (лиги три, не меньше) в роли обезьянки шарманщика…

Делия обернулась, позвала его взглядом. Он подъехал, откровенно завидуя невозмутимости принцессы, державшейся столь свободно, словно и не на них глазела вся Равена от мала до велика, словно толпы вокруг и не было.

– Теперь вы, конечно, нас покинете?

– Не сразу, – сказал Сварог. – Кое-кто обещал поговорить со мной откровенно…

– Обещания я держу… Вас ждет там, наверху, что-то вроде отчета?

– Увы, – сказал Сварог. – Придется.

– Но вы же теперь – король. И не простой король. Нет нужды давать кому-то отчет. С Хелльстадом за спиной вы получили независимость, не снившуюся ни одному здешнему монарху… – Она грустно улыбнулась. – И вызовете к себе ненависть, какой не удостаивался ни один земной монарх…

– Догадываюсь, – сказал Сварог. – Это-то меня и тревожит, честно говоря.

– Странно, но со всеми вами мне было безопаснее, чем во дворце…

Подвиги кончаются уныло, не правда ли?

– Еще бы, – сказал Сварог. – Потому что не кончаются, подобно сказкам, и жизнь продолжается… Не грустите. Вы – опять вы. А мои орлы, кроме Мары, остаются с вами. Только не торопитесь делать их герцогами и генералами. Они хорошие люди, и мне не хотелось бы, чтобы у них закружилась голова…

– Знаете, у меня тягостно на душе, – сказала она. – Мы ведь привезли в Равену войну.

– Как так?

– Вы до сих пор не поняли? Мало провозгласить три королевства ронерским владением. Нужно еще их удержать. Не рассчитываете же вы, что наши близкие и дальние душевные соседи столь восхитятся славным подвигом, что из рыцарского благородства даже не попытаются урвать себе кусочек столь сладкого пирога? Рудники, порты, пашни, леса… Это война. Тяжелая и долгая. Все против всех. Когда-то давно так было и с Островами, до окончательного их раздела войны шли около восьмидесяти лет, да и потом не сразу успокоилось…

– Верно, – хмуро сказал Сварог. – Я об этой стороне дела совершенно не думал. Казалось, самое главное – дойти… Простите за избитую фразу, но вы всегда можете на меня рассчитывать. Я плохо представляю, что лежит по закромам в моем странном королевстве, но подозреваю, там отыщутся весьма веские аргументы.

– И если вы их пустите в ход, выступая на нашей стороне, восстановите против себя императорский двор… Знаете, каким был бы идеальный выход?

Вам следовало провозгласить эти земли своими.

– Но…

– Вот у вас, у короля Хелльстада, их поостерегутся отнимать, – серьезно сказала Делия. – Конечно, мне хотелось бы раздвинуть пределы Ронеро до полночных берегов… но на деле, боюсь, получится не новая великая держава, а истощенная войной до предела нынешняя. Право же, я предлагаю не столь уж нелепый выход.

– Вы умница, – сказал Сварог. – Я для вас горы сверну, только позовите. Но принять ваше предложение – означало бы ограбить вас самым примитивным образом.

– Почему же, если я согласна, чтобы меня ограбили? – она засмеялась.

– Думаете, мне не жалко? Не хочется остаться в Хрониках с почетным титулом Делии Собирательницы Земель? Нет, я все обдумала. Мы можем получить долгую, страшную войну, и лучше ее избежать.

– А что скажет ваш отец? Пока что он на троне. Вряд ли он захочет…

– Пожалуй, в нынешней ситуации следует скорее прислушиваться к тому, чего хочу я, – синие глаза потемнели в приливе фамильного, упрямого гнева Баргов. – После того, как со мной обошлись в собственном дворце. Отца я беру на себя.

– Но у меня же нет подданных, черт побери, – сказал Сварог, все еще пытаясь свести все к шутке. – Хорош я буду в этой мантии посреди безлюдных земель, усыпанных опустевшими городами и заброшенными замками… Я вам не рассказывал притчу о маленьком зеленом крокодильчике?

– Подданных у вас быстро отыщется превеликое множество. Младшие сыновья, безземельные крестьяне, потомки беглецов из трех королевств, избыток гильдейских отпрысков…

– Неужели вы так хорошо успели все обдумать?

Делия лукаво покосилась на него:

– Дорогой граф, мы с Леверлином посвящали время не одним лишь легкомысленным забавам – хотя, каюсь, наши чинные дискуссии о будущем государственном устройстве трех королевств не раз прерывались в самых серьезных местах…

Догнавший их камергер, не человек, а живая подставка для ходячей вывески бриллиантов, умоляюще взглянул на принцессу:

– Ваше высочество, помашите рукой народу, вы совершенно не обращаете внимания на ликующих подданных… – и опасливо покосился на Сварога:

– Простите, ваше величество, что дерзнул прервать вашу беседу, но со стороны ее высочества были бы как нельзя более уместны изъявления милостивого расположения…

И придержал коня, давая им проехать вперед. Сварог воспользовался случаем:

– Помашите народу, принцесса, мы поговорим позже…

И натянул поводья. Кортеж как раз свернул на узенькую Волчью, откуда предстояло выехать на Адмиральскую. Трубачи и герольды, ехавшие впереди вроссыпь, торопливо перестраивались в колонну по трое, окаймлявшие процессию ликторы оказались совсем близко к Делии, и Сварогу легко удалось отстать. Он медленно ехал, едва не задевая полами мантии вытянувшихся в струнку гвардейцев, взиравших на него во все глаза – без присущего суеверному простонародью страха, потому что бравым усачам не полагалось бояться и самого дьявола, не говоря уж о странном змеином короле, сиречь горном тролле. Улица была тесная, как зауженный недотепистым портным кафтан, тротуар чуть ли не в ладонь шириной, и зрители разместились главным образом на подоконниках, бесстрашно свесив ноги и цепляясь друг за друга: но что поделаешь, если в незапамятные времена Волчья наряду с более презентабельными проспектами удостоилась нешуточной привилегии «улицы королевских кортежей и коронных шествий». То ли отважный бочар спас здесь короля от страшного волка, то ли отважный король – бочара. В точности неизвестно. Но эта троица – король, бочар и волк – присутствовала во всех вариантах преданий.

Гвардейцы стояли не локоть к локтю – на уставном расстоянии, именуемом «длина мушкета». И в промежуток меж двумя черными пикинерами вдруг прошмыгнул невесть откуда взявшийся незаметный человек. Бдительный ликтор, тоже вынырнув невесть когда, собрался было наехать на него конем, но Сварог удержал его жестом: незнакомец не походил ни на убийцу, ни на челобитчика, в глазах у него читалось нечто, заставившее им заинтересоваться.

Человек пошел рядом, уцепившись за стремя. Они молча мерились взглядами, потом незнакомец бесстрастно сказал:

– Лорд Сварог, Князь Тьмы напоминает, что высшая форма его неудовольствия – не вмешиваться в события вообще…

Мысленно прицелившись, Сварог высвободил ногу из широкого золоченого стремени и впечатал каблук в неприметное, брюзгливое лицо. Незнакомец спиной вперед улетел в шарахнувшуюся публику. Бешено оглянувшись, Сварог увидел Шедариса совсем рядом, кивнул в ту сторону и сделал понятный для любого Вольного Топора знак.

Капрал в таких случаях не вступал в дискуссии и не терзался сомнениями – молча выполнял приказ. Он круто развернул коня в ту сторону, визгнул выхваченный меч, послышался свист клинка и тупой удар. Не оглядываясь, Сварог ехал дальше. На сердце стало неспокойно.

Вновь ударили корабельные пушки. Над крышами заполошно носились вспугнутые голуби и воробьи. Узкая, кривая Волчья наконец осталась позади, и кортеж выехал на широкую Адмиральскую, словно бы даже затерявшись на ней, как щепотка крупы на тарелке. Здесь вдоль тротуаров стояла шеренгами конная гвардия и гардемарины из школы «Морской ястреб», а публика была почти сплошь благородная, дворяне и Сословия, и не теснилась на тротуарах, а вольготно разместились на высоких подмостках в несколько ярусов. Время от времени поэты с горящими взорами и буйными кудрями принимались декламировать баллады и оды, но их не слышно было за гулом толпы и приветственными криками, ибо благородные вопили не хуже простонародья, каждый точно так же надеялся, что именно на него упадет пусть мимолетный, но милостивый взгляд принцессы. Кто-то пригоршнями швырял с балкона цветы, кто-то рассыпал золото, кто-то по старинной традиции размахивал шестом, увенчанным конской головой и увешанным колокольчиками – отгонял злых духов и призывал на головы виновников торжества благословение Хорса.

Сварог задумчиво посмотрел через плечо. Сразу за Странной Компанией ехал в окружении блестящих офицеров своей эскадры загадочный адмирал Амонд – сухопарый старик с непроницаемым лицом каменного истукана, какие еще встречаются близ дорог в Ямурлаке. На нем был синий мундир с золотыми адмиральскими касатками (геральдическими, имевшими самое отдаленное сходство с настоящими), для моряка он удивительно непринужденно держался в седле, прямой, как мачта, и столь же мало подверженный эмоциям.

…В Ронеро Сварог решил возвращаться из трех королевств самым коротким путем. Они переплыли залив, высадились на хелльстадском берегу, где их встретил верный Вентордеран, добрались на нем до Итела, а там Сварог в третий раз создал новехонькую «Принцессу», и они двинулись вниз по течению, наняв в Пограничье нескольких кочегаров, не скрывая уже своего настоящего облика.

Конечно, молва их не обгоняла. О происшедшем в Пограничье еще не знали, ибо там не было ни газет, ни телеграфа. Зато в Харлане, остановившись запастись углем, они сами узнали прелюбопытнейшие новости, доставленные всезнающими речниками еще до подхода официальных сообщений.

Все рассказчики, ничуть не расходясь в существенных деталях, повествовали, что король Конгер вкупе с адмиралом Амондом провели какую-то коварнейшую, изощренную интригу, вынудив ронерскую «Черную благодать» выползти на свет божий и раскрыться. Что по всему королевству идет грандиозная облава на куклосы. Что заговорщики пытались подменить принцессу Делию неким созданным с помощью самой черной некромантии оборотнем – не подозревая, что тем самым суют руки в настороженный волчий капкан, обрекая себя на разоблачение и погибель. Что принцесса Делия еще до претворения в жизнь гнусного замысла заговорщиков отправилась в три королевства, дабы сбылось пророчество Таверо, и вот-вот должна появиться во всем блеске триумфа, чтобы упасть в объятия сурового и хитроумного родителя, решившего окончательно и бесповоротно очистить свои владения от черных магов.

Сварога такая трактовка событий ошеломила – как, впрочем, и всех остальных, включая Делию. Справившись с удивлением, в глубине души он посмеивался – дело житейское, не впервые власти в лице короля, давшие поначалу маху, попытались срочно подстроиться к ситуации, объявив себя всеведущими и с самого начала, изволите ли видеть, прекрасно обо всем знавшими. Зато Делия была вне себя от ярости, вспомнив свои мытарства. И Сварог уже не сомневался, что встреча отца с любящей дочерью пройдет отнюдь не идиллически – если вспомнить, что в жилах обоих течет буйная кровь Баргов, не выдохшаяся ничуть за последнюю тысячу лет. Он попытался было мягко втолковать рассвирепевшей принцессе, что положение поневоле обязывает венценосцев изящно маскировать крупные промахи, но Делия, сверкая глазами не хуже пантеры, кипела:

– Изощренные интриганы, знавшие все наперед?! Да они ручки целовали этой твари, пока я пряталась в борделе и не знала, буду ли завтра жива!

Потом она немного успокоилась и перестала швыряться матросскими словечками. Однако когда на рассвете на ронерской границе «Принцессу» встретили выстроившиеся поперек реки разукрашенные флагами расцвечивания королевские фрегаты, еще издали сотрясавшие берега пушечной пальбой, и на борт к ним поднялся адмирал Амонд, на Делию вновь накатило, и она держалась с адмиралом так, словно он и был виновником всех ее невзгод.

Странно, но адмирала это словно бы нисколечко не удручало, и Сварог частенько ловил на себе совершенно непонятные взгляды старика – то ли пытливые, то ли насмешливые. И порывался поговорить по душам – но как-то так получалось, что за несколько часов плавания до Равены ни Сварогу, ни Делии не удалось остаться с адмиралом наедине. Вряд ли это было случайностью, офицеры имели четкие инструкции. Можно и не гадать, кого первого постигнет опала, стоит Делии взойти на трон…

Возможно, из-за этой обиды она и держалась столь надменно, гордо воздев голову, ехала впереди, совершенно не обращая внимания на пеструю толпу.

И тут Амонд, чуть подхлестнув рыжего, «солнечного» жеребца, оторвался от своих офицеров, проехал меж теткой Чари и Леверлином. Поравнялся со Сварогом, теперь их кони шли голова в голову. Украдкой покосившись на безмолвного спутника, Сварог подметил, что на круглой тулье лангилатана, прямо под вычурной золотой бляхой заметна тщательно заделанная кожаной заплаткой круглая дырочка. И спросил не без иронии:

– Заветная шляпа, а?

– Верно, – невозмутимо ответил адмирал. – Картечь. У Инбер Колбта.

Моряки – люди суеверные, ваше величество.

– Значит, с вас сняли опалу?

– Я никогда не был в опале, – сказал старик столь же бесстрастно. – Вам приходилось когда-нибудь видеть, как ловят рыбу на свет? На носу лодки разжигают костер, и к нему из ночного мрака плывет рыба. И ее бьют острогой… или выхватывают подсачком. Обычно человек, угодивший в опалу, но по-прежнему располагающий верными ему войсками и сторонниками при дворе, становится тем самым костром, на который плывет рыба. Хищная рыба, не самая глупая… Искренне полагающая, что опальный жаждет мести. Так и бывает… если опала настоящая. А когда она оказывается мнимой, рыба обречена на острогу… – Он жестко усмехнулся. – У короля, скажу вам честно, хватает недостатков. Одного среди них нет – излишней доверчивости.

Вообще нет доверчивости. И чтобы обмануть его в серьезном деле, потребуется нечто большее, чем старания доморощенных черных магов с их сотканными из вонючего воздуха двойниками… – Он повернул голову и уставился на Сварога холодными светло-синими глазами. – Разумеется, принцесса ни о чем не подозревала. Мы не могли рисковать. К тому же опасности для нее не было почти никакой. По двум причинам. Во-первых, всем она нужна была живая. Во-вторых… Не хотелось бы сейчас об этом говорить.

Сварог смотрел на него и видел, что адмирал не врет. И не мог разобраться в собственных ощущениях, понять, чего там больше – разочарования или злости. Пожалуй, злости. Потому что разочаровываться вроде бы не в чем и не в ком…

– Понимаю, мы доставили вам много неприятных минут, – кивнул адмирал.

– Но игра требовала максимального правдоподобия. Потому мы и заперли вас на ограниченном пространстве, как поросенка в загородке, каким охотники приманивают волков… «Черная радуга» охотилась за вами, а мы смыкали петлю вокруг них. Шла охота на охотника. И допустимые потери оказались неизмеримо ниже намеченных, собственно, они были ничтожными…

– Допустимые потери… – повторил Сварог с горечью.

– Не будьте ребенком. Это война. Зато теперь в наших руках – добрых три четверти членов «Черной благодати». Куклосы в Ронеро практически разгромлены. Уцелевшие разбежались и прячутся, бегут за границу, они еще долго не опомнятся… Таких успехов не случалось лет пятьсот, со времен Катберта-Молота. Понимаете вы это? Не было другого выбора. В сущности, мы, как не раз уже случалось, проделали за ваши тайные службы изрядную работу.

А ваши с принцессой переживания и сантименты – это, простите, ненужная лирика.

Он покачивался в седле, бесстрастный и невозмутимый, глухой к любым возражениям. «Снова в роли куклы, – задыхаясь от бессильного бешенства, подумал Сварог. – И, что самое скверное, не найти убедительных аргументов против адмирала. Как бы ты ни изощрялся, тебе сунут под нос результат, а результат таков, что и в самом деле превращает в сентиментальный лепет все протесты…»

– Значит, вы знали обо мне с той минуты, как мы приплыли в Равену?

– Кое-что о вас мы узнали еще раньше, – сказал адмирал. – Чего вы хотели? Оказаться в гуще столь серьезных событий – и не обратить на себя внимания?

– И все же я усматриваю кое-какие несообразности, – сказал Сварог, пытаясь выглядеть столь же бесстрастным. – Рискуя, вы превзошли меру допустимого. Я уж не говорю о том, что Делию могли убить чисто случайно – при погоне, в стычке… Арталетта, сдается мне, оказалась и для вас совершенно неожиданным сюрпризом? То, что с ней произошло?

– Конечно. В таком предприятии ни за что не обойтись без неприятных сюрпризов и непредвиденных ходов противника. Но она ведь не смогла причинить вам ощутимого вреда? Объявленный нами шаррим, как вы, должно быть, согласитесь, вспомнив все происшедшее, служил в первую очередь вашему удобству. Не считая Арталетты, никто вас не преследовал и не пытался задержать.

– Ну да, – сказал Сварог. – Нас всего лишь умело и продуманно загоняли в Хелльстад. Как вы могли пойти на такой риск? Либо вы с королем – самонадеянные идиоты… либо ваша уверенность в том, что с Делией ничего не случится даже в Хелльстаде, была основана на чем-то весьма серьезном. Я об этом думал уже. Сохранившиеся тексты Таверо, каких нет у других, или нечто иное?

Адмирал помолчал. Впереди зазвучали во множестве фанфары. Уже показались две высокие башни Адмиралтейства, крытые темно-красной черепицей, – голова кортежа приближалась к Морской площади.

– Тексты Таверо, – сказал Амонд. – Так называемые Дополнения к Кодексу. Еще более редкий манускрипт, чем сам Кодекс. Видите ли, за последние сто лет люди, именовавшие себя Серыми Рыцарями, появлялись дважды. Первый, явившийся к снольдерскому двору, был примитивным авантюристом, его разоблачили очень быстро, а там и опознали, сбежать не успел… Со вторым не так просто. По-моему, он искренне верил, что предсказание о Сером Рыцаре относится к нему. Кое-какие обстоятельства благоприятствовали. И король Орса из Вольных Майоров тоже поверил, что Златовласая Привратница – его дочь. Репутация короля позволяла именовать его и Ужасным, королевство Орс когда-то носило прозвище «Длинная земля»…

Сгоряча не обратили внимания, что другие детали предсказания нисколечко не совмещаются с данными действующими лицами. Или обратили, но решили, что строки Таверо не стоит толковать очень уж буквально, достаточно, что совпадает половина… Можно с уверенностью сказать, что Дополнения им были неизвестны. Но о Воротах они кое-что слышали, как-никак Ворота, хоть и бездействующие, были достопримечательностью Демура… Кстати, я до сих пор не знаю, что именно вы там сделали. Как нужно было запереть «дверь, которой нет»?

– Потом, потом, – нетерпеливо сказал Сварог. – Что там было дальше?

– Рыцарь с принцессой и небольшим отрядом отправился в три королевства. И никто не вернулся. Никогда. Теперь вы понимаете, что король должен был твердо увериться? В Дополнениях сказано… – Он прищурился. – Сейчас… «Когда пятнадцать цифр изгонят из города волка, а мертвый станет бесполезным проводником…» Между прочим, мы до сих пор не понимаем, что это означает.

– Потом! Дальше!

– «…и принцесса покинет город, но не по земле и не по воде», – заученно процитировал адмирал. – Когда вы захватили самолет, эти слова нашли превосходное объяснение. – Он холодно улыбнулся. – И оставалось сделать все от нас зависящее, чтобы проверить последнее утверждение: «И принцесса пройдет невредимой через Хелльстад». Собственно, делать ничего и не пришлось, вы полагали облаву настоящей и справедливо рассудили, что путь у вас один, через Хелльстад. Когда вы переправились в Правый Треугольник, мы уже не сомневались, куда вы отправляетесь. И тревожились, скажу вам откровенно, скорее по инерции, за Арталетту, с которой приключилась какая-то беда, а не за Делию. Таверо, бывало, ошибался, но в мелочах, не настолько же… И все закончилось успешно. Вы сделали свое дело, мы свое, не менее эффективно. – Он быстрым, чуть насмешливым взглядом окинул наряд Сварога. – Полагаю, у вас нет оснований жаловаться на судьбу? Я пожилой и много повидавший человек, но и мне, скажу по секрету, немного не по себе, когда рядом едет король Хелльстада.

Вооруженный топором, подозрительно напоминающим прославленное в легендах оружие…

– А вы не боитесь получить по голове этим легендарным оружием? Мне ведь теперь никто не указ…

В холодных глазах адмирала на миг мелькнули обычные человеческие чувства – но страха, пожалуй, все же не было, хоть ты тресни…

– Что ж, если вы считаете, будто исправите этим что-то, вернете кого-то…

– Простите, – сказал Сварог. – Погорячился. И не во мне дело. В конце концов, со мной столько раз играли втемную, что я незаметно свыкся, и злюсь, когда все всплывает, лишь первые пять минут… Но есть еще и она, – он дернул подбородком, указав на Делию. – Она отличный товарищ и отличный солдат, уж я понимаю… Мать вашу так, всегда ведь остаются случайности!

Особенно на войне, большой или маленькой. До определенного момента у вас просто не могло быть твердой уверенности, что все обойдется благополучно.

Случайная пуля…

– Ну, хорошо, – сказал адмирал. – Не хочется отчего-то представать в ваших глазах законченной скотиной. Придется выдать одну из государственных тайн, благо вы не из болтливых. Вы никогда не слышали о Мане Антакайде?

– Нет. Что это?

– Не «что», а «кто». Мане Антакайд – астролог. Сейчас он уже умер.

Когда Делия родилась, именно он составил гороскоп. Все предсказанное им всегда сбывалось – даже его собственная смерть, происшедшая в результате совершенно вроде бы непредсказуемой случайности… Он предрекал, что никакое оружие никогда не способно будет причинить Делии вреда.

Сварог вдруг насторожился, сам не понимая отчего. Словно вдали прозвучал выстрел, так далеко, что долетел до тебя не сам отзвук, а его тень, и теперь пытаешься понять – было или почудилось? Мать Бальдра взяла клятву со всех, кроме омелы…

– Вы помните подробно? – спросил он. – Слово в слово?

– Конечно. «И никакое оружие, холодное или огнестрельное, покинувшее мастерскую под этим небом, под этим солнцем, не сможет причинить ей вреда». Ну, где тут каверза? О сильванском оружии и речи быть не может – Сильвана освещена тем же солнцем. А оружия гномов уже три тысячи лет никто не видел и не держал в руках, оно сгинуло вместе с гномами. Не говоря уж об оружии с Диори – каковое, впрочем, изготовлено было и под этим солнцем, и под этим небом…

Они выехали на широкую Морскую площадь, почти идеальным полукругом примыкавшую к Адмиральской улице. И добрую половину дуги этого полукружья занимало Адмиралтейство – громада в семь этажей из коричневого камня, стрельчатые окна, темно-красная черепица, по углам две круглые башни с острыми конусами крыш, шпили увенчаны золотыми фрегатами, а меж башнями, по кромке кровли – шеренга позеленевших медных статуй, мифологических фигур вроде Морского Коня, Тюленьего Короля и Жемчуголова. Правее – квадратное возвышение, Камень Глашатаев, откуда до сих пор возглашали порой важнейшие новости и королевские указы. Сейчас с протянутого меж башнями каната свисали длинные морские вымпелы, их разноцветье и подбор определенно что-то значили, но Сварог не умел их читать. Люди в поисках лучшего местечка для обозрения поднялись даже на нижние ступени Камня Глашатаев (на сам камень, понятно, никто не осмелился забраться, это при любых праздниках воспрещалось).

– Что вас беспокоит?

– Предсказания, – медленно сказал Сварог. – Точнее, форма их изложения – таящая, как я успел убедиться, каверзы и лазейки. Может отыскаться оружие, может… Правда, оно уже дважды было применено против принцессы, но вреда не причинило, так что можно бы и успокоиться. И все же… Почему ваш астролог не написал просто: «Смерть ее никогда не последует от оружия»?

– У астрологии свои законы изложения, как в поэзии. И я не большой их знаток, мне достаточно помнить, что Антакайд никогда не ошибался.

Успокойтесь. Нет причины…

– Есть причина! – почти крикнул Сварог. – Есть, понимаете вы?

– Возьмите себя в руки. На нас обращают внимание ликторы…

– Пошли они… – сказал Сварог грубо. Ощущение мучительного неудобства, тупой тревоги в сердце не проходило. – Посмеетесь потом над моими глупыми страхами, разрешаю. Уводим кортеж на галопе. Во дворец.

И, видя, что адмирал колеблется, пустил коня рысью, не пытаясь разобраться вдумчиво в своих смутных и непонятных страхах, догоняя Делию, чтобы схватить ее коня под уздцы и дать своему шпоры, не объясняя причин.

На скаку выбросил вверх руку, дважды разжал стиснутые в кулак пальцы, подавая своим сигнал тревоги. Как бы ни удивились, препятствовать никто не посмеет, Делия не разучилась еще сначала повиноваться его командам, а потом спрашивать…

Белая дымная полоса, завиваясь спиралью, метнулась ему наперерез высоко над головами толпы, чертя синусоиду, снижаясь, неотвратимо выходя на прямую, и он вонзил шпоры в конские бока, бросил гнедого вперед, уже различая обострившимся взглядом черную остроконечную палочку, исторгавшую этот дым, спеша заслонить Делию, остановить мгновение, вернуть время назад – и понимая в секундном промельке трезвого расчета, что никому еще этого не удавалось…

Яркая вспышка, и мгновенно взметнувшееся туманно-чадное облачко заволокло Делию. Сварог натянул поводья – так, что конь взвился на дыбы и едва не рухнул, сбившись с аллюра. Слетел на брусчатку, схватил широкий синий повод, жесткий от золотых блях и нашитых лилий.

Делия соскользнула с седла ему на руки, от неожиданной тяжести и рывка он не удержал равновесия и упал, завалился спиной вперед, осмысленно и умело рухнув так, чтобы смягчить для нее падение собственным телом. И по тому, как безвольно мотнулось ее тело, уже знал, что дело плохо. А потом, когда встал на колени, поддерживая девушку, хватило одного взгляда. Похуже разрывной пули. Ладони мгновенно стали влажными и липкими. На алом кровь – черная… Глядя поверх ее плеча, видел, что под самой крышей одной из башен Адмиралтейства еще тает, расплывается тугое белое облачко, видел, как подбегает Леверлин, на себя не похожий из-за перекосившей лицо жуткой судороги, а остальные, оставшись в седлах, смыкают тесное кольцо, заслоняя от всего окружающего.

Опомнился. Стараясь изгнать, вытолкнуть из сознания все посторонние мысли, отгородиться от заполошного конского топота и криков, наложил ладони на ужасную рану, зажмурился, закинул голову, повторяя про себя все нужные слова, и снова, стараясь не сбиться, беззвучно шевеля губами, с заходящимся в смертной тоске сердцем.

Не почувствовав под ладонями ни малейшего движения, открыл глаза.

Делия лежала неподвижно, золотые локоны разметались по грязной брусчатке, лицо было совершенно спокойным, а в глазах отражалось небо. И он понял, что бессилен. Этой разновидности оружия обучавшие его азам врачевания не предусмотрели, потому что не знали о существовании такого. Не уберег. Спас от всего, а теперь вот не уберег.

Грузно поднялся и стоял, цепляясь за высокую луку седла, – конь Делии послушно остался на месте. Остановившимся взглядом смотрел, как сквозь раздавшуюся толпу несутся к Адмиралтейству ликторы, как ловят его коня, как мечутся люди, как гвардейцы, сами ничего не соображая, то отжимают зевак мушкетами, держа их перед грудью обеими руками, то озираются, тщетно ожидая ясных приказов. И Сварогу хотелось кого-нибудь убить. Поискал бешеным взглядом Амонда, увидел Мару и осознал, что она, еще не понимая всего, моментально пресечет любую его безумную выходку.

И обмяк, словно выдернули некую жилочку, на которой все и держалось.

Впустил происшедшее в сознание. Вновь смог думать, а не просто кипеть тупой ненавистью, но боль оказалась столь огромной, что переросла в вялую отрешенность. Такое случается, и не обязательно на войне, сознание заключает боль куда-то в дальний уголок – но жизнь у боли долгая…

Когда к нему почтительно подвели пойманного гнедого, он не сразу сел в седло. Старательно вытирал руки, скомкав протянутый кем-то большой синий платок. Там, где лежала Делия и стоял рядом с ней на коленях Леверлин, уже не протолкнуться было от нахлынувших царедворцев, сплошь накидки с гербами и златотканые плащи придворных чинов – но все стояли недвижно, словно окаменев. Сварог вспомнил, что на его глазах произошло еще одно историческое событие – династия Баргов пресеклась. Король еще жив, но вряд ли успеет за отведенное ему время жениться и озаботиться продолжением рода. Новые земли оказались решительно не ко времени. И предсказанная Делией война все-таки разразится. Кто-нибудь ее обязательно развяжет, даже если Ронеро с исчезновением династии погрязнет во внутренних распрях и не примет участия, упоенно драться будут другие. Бесхозные земли возбуждают еще сильнее, чем слабо защищенные.

У парадного подъезда Адмиралтейства все еще продолжалась суета, мелькали ликторы, подъезжали новые всадники, со стороны дворца показались шеренги малиновых драгун. Кто-то уже распоряжался энергично и толково – гвардейцы выстраивали цепи на прежних местах, из-под арки Адмиралтейства вылетели платунги конной полиции, быстро, привычно оттесняя толпу крупами обученных коней. Толпа отошла после первого шока, еще бурлила, колыхалась, но хаос и панику удалось погасить. Вокруг того места, где стоял Сварог, вокруг Делии, придворных, Странной Компании все теснее сжималось кольцо бдительно поигрывавших мечами конногвардейцев, хотя это было уже совершенно ни к чему.

Сварог завертел головой.

– Адмирал уехал, – тихо сказала Мара, наклоняясь к нему с седла. Она была бледна, и на лице четко проступили веснушки. – И правильно сделал – не велика удаль подставлять лоб под твой топор… Что у вас с ним такое вышло?

Сварог молча вставил ногу в стремя, сел в седло. Направил коня на гвардейцев, и драгуны торопливо разомкнулись. Он ехал прямо к Камню Глашатаев, и толпа расступалась в совершеннейшем молчании, и кто-то неотступно сопровождал его верхом, но он так и не обернулся за все время оказавшегося невероятно длинным пути. Поводья липли к рукам, гнедой выгибал шею и фыркал, чуя кровь, перед Камнем он слегка заартачился, но быстро покорился и осторожно зашагал вверх по низким широким ступеням.

Камень был всего уардов трех в высоту, но с самого верха, да еще с седла, с высокого коня, площадь открывалась взгляду целиком, до самых отдаленных уголков, – море голов в разнообразнейших шляпах, разноцветье мундиров, повсюду флаги, вымпелы, гирлянды цветов и ярких бумажных фонариков. Украшения эти вмиг стали ненужными и нелепыми, но никто их, конечно, не успел еще убрать. И тишина, медленными волнами распространявшаяся все дальше.

Когда эта тишина, молчаливое ожидание и тысячи глупо вытаращенных глаз стали невыносимыми, он поднялся на стременах. Хотелось сказать что-то большое и важное, но у него не было слов, он никак не мог отыскать достойные слова. А если они были, значительные и ценные, их никак не годилось орать во весь голос перед замершей толпой.

И он закричал, не в силах избавиться от впечатления, будто обращается к кому-то одному:

– Я, лорд Сварог, граф Гэйр, король Хелльстада, объявляю три королевства своим безраздельным и неотъемлемым владением, каковое намерен защищать от любого, дерзнувшего посягнуть на мои земли огнем ли, сталью или дерзкой стопой!

Глава 16 ПРЕДПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА

Сварог сидел на широком парапете, покачивал ногой и смотрел на реку, непривычно пустынную для этой поры дня. Мара сидела тут же, смотрела в другую сторону и развлекалась от души – выбирала из горсти медной мелочи монетку и, не прицеливаясь, запускала в кого-нибудь из благопристойных горожан, чинно гулявших по набережной неподалеку, неизменно попадая то по кончику носа, то по уху. Задетый невольно вздрагивал, щурился от боли, но продолжал променад, притворяясь, будто ничего не произошло вовсе, а на парапете никто и не сидит. Обижаться ему не полагалось по службе – добрых три четверти гуляющего благонравного народа были тихарями из тайной полиции, приставленными к Сварогу для пущего бережения. А остальные наверняка – иностранные шпионы, отнюдь не оставившие своим вниманием новоиспеченного короля, пусть и не состоящего в Виглафском Ковенанте.

Эта сюрреалистическая пастораль продолжалась довольно долго – терпение у Мары было железное, и она маялась от безделья, а господа шпики, как ни проклинали про себя судьбу, сойти с дежурства не могли.

– Двадцать четыре, – сказала Мара.

– Что?

– Я их считаю. Для разминки. Трое, скорее всего, были случайными прохожими, должны же и такие тут оказаться? Но за две дюжины тихарей ручаюсь. Сейчас пойду по второму кругу. Дай мелочи, у меня кончается.

– Уймись, – сказал Сварог беззлобно. – Люди на работе.

И посмотрел в сторону Монфокона. Оттуда несколькими потоками тянулся над городом тяжелый черный дым, и, если приглядеться как следует, можно было различить крохотные языки огня и отблески косых лучей заходящего солнца на парадно начищенных алебардах и наконечниках копий. Историческую виселицу застилал дым, и рассмотреть ее не удавалось, да Сварог и не стремился. Король правил кровавую тризну, все изловленные к тому времени адепты «Черной благодати» прощались с жизнью, и почти каждый – довольно медленно.

– Адмирал катит, – объявила Мара и к превеликому облегчению тихарей ссыпала оставшиеся медяки в карман.

Амонд подъехал один. Шпики старательно сделали вид, что знать его не знают. На сей раз старик был без формы, в темном дворянском платье, с белой траурной лентой на шляпе. Он небрежно бросил поводья одному из топтунов, подошел к Сварогу и встал у парапета, заложив большие пальцы за пояс. Сварог, не переменив позы, исподлобья смотрел на него.

– Там, в башне, ничего не нашли, – сказал адмирал. – Более того, окно, на которое указывают все достойные доверия очевидцы, и не окно вовсе – это вентиляционный проем размером с тарелку, и ведет он на чердачок в полчеловеческого роста высотой. Когда-то его специально сделали для голубей – тогдашний морской министр их любил. Попасть туда изнутри, с винтовой лестницы, невозможно – стена сплошная.

– Значит, где-то есть потайной ход.

– Но ни один человек не пролезет…

– Пролезет, если человек размером с мизинец, – сказал Сварог.

– О чем вы?

– Это моя забота, – сказал Сварог. – Раз вы не знаете, ничем мне помочь не сможете. И не будем об этом. У вас ко мне дело или?

– Я не хочу, чтобы вы считали, будто она погибла из-за меня. Король, узнав об обстоятельствах ее смерти, держался почти так же, как вы только что. Он тоже знает что-то, чего не знаю я, и ее смерть для него – не загадка. Страшная трагедия, но не загадка. Признаться, я впервые в жизни был на волосок от смерти не в море, а во дворце. Он махал мечом и орал, что зарубит меня и застрелится сам, что это мы ее убили, отправив в Хелльстад. К счастью, он умеет сдерживать гнев – хотя, с прискорбием должен заметить, на этот раз его заставила бросить меч не рассудительность, а далеко зашедшая болезнь и слабость, так что трезвомыслие возвращалось медленно. И я сказал ему то, что думал. Могу повторить вам то же самое. Либо виноваты мы все, либо не виноват никто, а третьего не дано. Если бы не появились вы, Серый Рыцарь, если бы Таверо не получил от небес этого дара… Виновных так много, что нет ни одного. Так уж было угодно силам, с которыми нам не поспорить…

– Я вас ни в чем не обвиняю, – устало сказал Сварог. – Я тоже научился сдерживатьгнев, ваше счастье, что не подвернулись на площади…

Вы только за тем и приехали, чтобы рассказать, что не виноваты?

– Нет. Король хочет вас видеть. Есть тайны…

– А я не хочу. Вы, быть может, и не поймете, но у меня такое ощущение, будто кончилась моя юность. Я больше не бегу, сломя голову, на слово «тайна». Я устал. Так и передайте королю. Да, добавьте еще, что там, где предстоит мстить, я обойдусь без него. – Он чувствовал, как рот и пальцы сводит злой судорогой, но остановиться пока не мог. – Боже мой, там все будет гореть до горизонта, если только отыщется горизонт…

Амонд долго и внимательно смотрел на него, щуря холодные глаза.

Подъехала коляска тетки Чари, остановилась в стороне.

– Простите, меня ждут, – сказал Сварог нетерпеливо.

– До встречи, – адмирал коротко поклонился и, почти не сгибая колен, зашагал к своему коню. Сварог подхватил топор в чехле, кожаный мешок с застежкой, в каких носят бумаги стряпчие, вразвалочку подошел к коляске и сел. Следом запрыгнула Мара. Верзила в ливрее тряхнул вожжами. Продубить так ему физиономию, несомненно, могло только море. Среди тихарей возникло оживление, из выходивших на набережную улиц мгновенно показались разнокалиберные экипажи, всадники, иные с оседланными лошадями в поводу – и не прошло и минуты, как следом тащилась целая процессия. Местные шпики держались ближе, а иностранные агенты в силу деликатности своего положения – в хвосте, конечно.

– Вы не в студейские ли поступаете? – спросила тетка Чари, кивнув на мешок.

– Отнюдь, – сказал Сварог. – Наследство Гискара. Враги долго и старательно выискивали его тайный порок, но никто не додумался, что протектор был заядлым книжником, что старательно и скрывал, ибо несолидно для его должности и стези… Как у вас дела?

– Кораблик я вам нашла, – сообщила тетка. – Очень приличная бригантина. Человек надежный, довезет со всем тщанием. А зачем, это вам?

Неужели от наместника улететь не можете?

– Наследство – это куча бумаг, – сказал Сварог. – И нужно просмотреть их хотя бы бегло, вдруг потом не будет времени… А где орлы?

– Улетели орлы. Бони собрался незамедлительно свергать короля Арсара.

Успел набрать человек полсотни, и сплошь такие рожи, что я за него спокойна, а на месте короля заранее бы повесилась. Граф поехал с ним, оно и понятно, для него сейчас нет лучше лекарства, кроме как позвенеть мечом вдоволь, снести парочку голов, самому получить протазаном по каске… Тут и мой капрал следом увязался – подозреваю, по тем же поводам. Очень уж ему принцесса в душу запала, все пил и матерился, что не успел заслонить. Ну а какого лешего Паколета с ними понесло, я уж и не знаю. За компанию, должно быть, трудно было после всего взять да и остановиться. Совершенно не знал, куда себя приткнуть – воровать дальше как-то смешно, а в дворянах непривычно…

– Итак, вы у нас теперь графиня? – Сварог глянул на ее руку с новеньким перстнем-короной. – На большее что, не расщедрились? Или вы сами не зарывались?

– Да как сказать, командир… Понимаете, такое впечатление, будто король ничуть на вас и не обиделся, когда вы те земли забрали себе. А может, стремно показалось менять объявленную королевскую волю, кто его там ведает… Одним словом, приехали за нами за всеми и повезли в Королевский Кабинет. Я-то, деревня, думала, это и впрямь кабинет, а там целый домина на четыре этажа, куча королевских советников, а уж просто советников – тех и вовсе, что грязи. И покатилось все, как в сказке: кладут перед нами грамоты на титулы, а самих титулов и не вписано. Диктуйте, говорят, что вам вписать – только, понятно, в принцы не лезьте, потому как это уже против правил. Ну, граф Леверлин туда вообще не ездил. Тоскует. И вообще, говорит, мои предки королям города дарили в старые времена… Паколет по скромности отхватил маркиза, потом, правда, жалел, что продешевил. Из орденов повесили на него Бирюзовую Цепь – тоже сам выбирал, орден средненький, да понравился нашему щипачу, больно уж, говорит, красивый.

Мой обормот почесал в затылке, надел на шею Алое Пламя и попросил вписать его в бароны. Я, сказал мне потом, человек раздумчивый, в грязи ползать не люблю, но и на самый верх карабкаться смешно, следует держаться золотой середины… Зато с Бони был сущий цирк. Крестьянин наш, прямая душа, наложил лапу ни более ни менее как на Алмазный Венец, выше коего и не бывает – с лентой, мечами и подвесками. Мне это, говорит, для вящего авторитета необходимо, мне еще короля свергать, так что выглядеть я должен соответственно. И по той же причине зачислил себя в герцоги. Тамошние золоченые шишки и ухом не повели, вписали в герцоги. Доходит очередь до меня. И начинаю я рассуждать в точности, как мой Шег, – ну что мне делать на самых верхах? Неуютно как-то. Хотела было в баронессы, да вспомнила, что деревня наша стояла на графской земле, я ведь из дворянских крестьян – и так мне в детстве мечталось стать графиней… Пишите графиней, говорю.

Записали. Я вежливо интересуюсь: а нельзя ли мне вместо ваших орденов патент на чин флотского лейтенанта? Они на дыбы: у нас в державе, мол, даме флотских чинов не полагается. Я им втолковываю: флаг-капитанства не прошу, но экзамен на лейтенанта хоть сейчас сдам, не отходя от стола, поскольку есть кое-какой опыт морского плавания. Мы вам, говорят они, на слово верим, госпожа графиня, но даму во флотские офицеры и сам король не решится произвести, потому что это против всех традиций и будет бунт. Ну, взяла я себе с горя Скипетр Морских Королей – все-таки морской орден, в якорях весь, самоцветы синие… Вот тут они носами покрутили, да уговор дороже денег, и на ордена есть юридическая лазейка, то бишь нет традиционного запрета, потому что дам испокон веков этим орденом не награждали, специально запрещать и в голову не пришло… И вышли мы все оттуда, как четыре новогодних елки. А эти, кабинетские, нам закатываньем глаз и шевелением ушей дают понять, что мы, олухи, все же продешевили…

Ну вот, и улыбнулись наконец, а то сидели, как сыч… Ничего мы не продешевили, скажу я вам. После походов с вами, командир, все эти титулы и ордена – чистый мусор… Да, а вы-то что? Ну, с вами понятно, вы теперь и сами король, можете измышлять любые ордена, а вот Мару можно было с нами отпустить, чтобы ей что-нибудь блестящее навесили. Право слово, заслужила девка.

– Да я ее и не держал…

– Глупости, – сказала Мара. – Я сама когда-нибудь буду королевой, зачем мне сейчас побрякушки от чужих королей?

– Скромница она у меня, – погладил ее по голове Сварог.

– Просто у меня хорошая память, – сказала Мара. – Лесная Дева предсказала, что троим из нас суждено надеть короны. Один уже напялил.

Остаются целых двое, почему бы мне среди них не оказаться?

В стороне королевского дворца глухо, тяжело ухнул пушечный залп.

После короткой тишины в нескольких местах печально ударили колокола, неспешно, с большими промежутками меж ударами, и в эти паузы вплетался долгий, медленно затухавший звон птелосов. Сварог понял, посмотрел на реку. В этих широтах ночь подступала моментально, падала, как занавес, вода уже стала почти черной, дома над рекой протянулись темной стеной.

Пора было ударить колоколу Главной Башни, означая наступление ночи, а двум десяткам звонниц в разных концах столицы этот удар повторить. Но, что случалось невероятно редко, Вечерний Колокол так и не прозвучал. Еще дважды ударили пушки, продолжался печальный перезвон храмовых колоколов, гонгов и птелосов, что-то засветилось там, где королевский мост соединялся с левым берегом, а длинная лодка заскользила к середине реки, призрачно белая на фоне темного могучего потока. Остановилась, удерживаемая слаженными взмахами весел, Сварог снял шляпу.

Сине-желтое пламя, яркое, горевшее ровно, вспыхнуло у борта лодки и, отделившись от нее, поплыло по течению, вскоре миновав то место на набережной, где сидел в коляске Сварог со спутниками. Теперь они видели, что это фонарь в форме перевернутой и усеченной снизу пирамиды, синий, покрытый золотыми геральдическими лилиями. Року бон, погребальный фонарь ронерских королей. Сварог долго смотрел ему вслед. С этим фонарем, отправившимся к океану, уходили в небытие Барги – развратники и покровители храмов, великие стратеги и дебилы, меценаты изящных искусств, то осыпавшие золотом художников, то сжигавшие по пьяной прихоти фаворитки библиотеки и ценнейшие полотна живописцев прошлого; чернокнижники и святые, моты и скупцы, полнокровные эпикурейцы и аскеты-ханжи, собиратели и неудачники – и, наконец, личности, бесцветные во всех отношениях.

Фонарь скрылся за близлежащими домами, но Сварог долго еще смотрел на темную реку, чувствуя себя чужим в этом городе, где больше не было Делии, которую он не сумел уберечь. Потом сказал, ни на кого не глядя:

– Знаете, о чем я подумал? Оказывается, в отличие от нашей бравой компании, великому множеству народа так и не случается за всю свою жизнь кого-нибудь убить. Странно, правда? Как другой мир, честное слово… – И совсем тихо произнес:

Глава 17 УНЫЛАЯ БРИГАНТИНА

Ледяной Бугас, Шкипер Темного Моря, капитан почтенной бригантины «Невеста ветра», четвертые сутки пребывал в унылом, каком-то устоявшемся недоумении. С теткой Чари он был знаком с незапамятных времен, знал за ней (как и она за ним, взаимно) столько озорных дел, что хватило бы на полдюжины Монфоконов, и сделал бы ей одолжение не в пример серьезнее, чем просто отвезти из одного места в другое, вдобавок за хорошую плату, парочку ее друзей, обходясь с ними со всей любезностью. Бригантина все равно уходила в море, а каюта квартирмейстера так и пребывала пустая (ибо сам квартирмейстер давненько покачивался на рее горротского корвета «Гривастый крокодил», должным образом просмоленный для долгой сохранности – а нового еще предстояло подобрать со всем тщанием).

Вся беда была в том, что Бугас терпеть не мог нераскрытых загадок.

Любых. Водился за ним такой грешок, из-за которого капитан дважды совершенно бескорыстно впутывался в опасные дела, пахнущие серьезными тайнами, ради одного удовольствия оказаться среди знающих разгадку. Бывают страстишки и похуже, а на доходы капитанская слабость мало влияла, так что команда давно свыклась – всех на свете денег все равно не захапаешь, нужно иногда что-то и для души…

Но эта странная парочка была загадкой непробиваемой. Высокий барон со спокойными серыми глазами серьезного убийцы, привыкшего перерезать глотку лишь при необходимости (каковое качество Бугас в людях ценил и уважал, будучи сам таким же), и смазливая девчонка-лауретта (сначала представлялось – дочка или племянница, оказалось – любовница).

Поначалу Бугас, еще не видя их, решил, что у них хлопоты с легальным выездом из страны. Каковую гипотезу вроде бы подтверждало невиданное количество тихарей, перед самым прибытием странной парочки прямо-таки хлынувших в порт, как зерно из распоротого во всю длину мешка. Но парочка поднималась на бригантину открыто, без малейшего волнения, а тихари, такое впечатление, порывались встать навытяжку и таращились пугливо, как пассажиры захваченного «купца» на абордажную команду. И «вольную»^[2K48] Бугасу принес из капитаната вместо обычного письмоводителя, с благодарностью получавшего за эту услугу серебрушку, сам комендант порта, министерский секретарь, чин, как известно, приравненный в армии к полковнику, а на море к флаг-капитану. От какового неслыханного феномена, ни разу не случившегося ни с одним мореходом, будь он честный каботажник или головорез с корсарским патентом в кармане, Бугас ошалел настолько, что по многолетней привычке сунул его превосходительству сестерций – а тот, ровно пребывая в некотором затмении чувств, монету взял…

Первые два дня барон, отвлекаясь лишь на завтраки, обеды и ужины, затворником сидел в каюте покойного квартирмейстера и, по докладам главного кухаря, беспрестанно читал бумаги, которых у него с собой был целый мешок. Даже с наступлением темноты ставил «карбилку» и продолжал шуршать. Добросовестный кухарь, за годы плавания на «Невесте ветра» малость заразившийся от капитана той же страстишкой, успел запустить глаз – благо бумаги барон после его прихода не прятал и ничем не прикрывал.

Кухарь клялся, что никакими картами кладов или «золотыми шарами»^[2K49] и не пахнет. Насколько удалось усмотреть, обычная ученая заумь, упражнения книжников. Скорее Бугас мог оказаться главой снольдерских виргинатов, проповедовавших трезвость, целомудрие и полный отказ от мясного, чем барон – книжником. И все же он сидел над своими бумагами двое суток, как пришитый.

Одно можно утверждать со всей уверенностью – виргинатом барон не был.

Мясо он наворачивал, подаваемое вино аккуратно выпивал, а кухарю, заодно и убиравшему в каюте, девчонка в первый же вечер непринужденно и буднично заметила, что возиться с двумя постелями не следует, нужно приготовить одну на двоих. Веселого нрава кухарь, простодушно попытавшийся ухмыльнуться, вдруг на пару секунд выпал из реальности и обнаружил себя лежащим на полу с дикой болью в области ложечки. Увы, и он сам, и все остальные не связали сначала этот феномен с рыжей девчонкой – решили, что кухарь опять обожрался и получил что-то вроде апоплексического удара.

Рыжая лауретта, в отличие от спутника, часто и подолгу гуляла по палубе, откровенно маясь скукой. Поскольку выяснилось, что мужская постель ей знакома, а соблазнительна была девчонка, как чертенок, мысли иных морских волков помоложе приняли игривый оборот. Заметивший это Бугас процедил сквозь зубы, что два раза он не повторяет, а пассажиры – друзья его друзей, так что любой, вышедший за рамки хорошего тона, немедленно пожалеет, что родился на свет. Большинство из одержимых игривыми мыслями вообще оставили всякие поползновения от греха подальше, но Красавчик Ройбен, разбивший больше женских сердец, чем князь Клабур – стаканов^[2K50], и не подумал обстенить паруса^[2K51]. Увешавшись всеми своими побрякушками и разодевшись в лучший «береговой» наряд, он с виолоном наперевес тенью скользил за синеглазой прелестницей, что ее определенно забавляло.

К полудню второго дня на юте раздался дикий вопль, и сбежавшиеся вахтенные подняли с палубы Красавчика, правая ключица у него оказалась сломанной. Бугас моментально провел дознание – но Красавчик клялся богом Руагату, старушкой мамой и долей в добыче, что из рамок он не выходил, а всего лишь с надлежащей галантностью и грацией положил руку синеглазке на талию. И обнаружил себя на палубе.

Девчонка разгуливала как ни в чем не бывало с самым беспечным и примерным видом. Сопоставив феномены кухаря и Красавчика, общественное мнение ужаснулось, сделало выводы, и рыжую стали сторониться, насколько это возможно на палубе не самой большой бригантины. Кухарь появлялся в каюте пассажиров, превратив лицо в бронзовую маску, лишенную и намеков на мимику. Бугасу, попытавшемуся было с несвойственной ему неуклюжестью бормотать какие-то извинения, очаровательное рыжее создание мило улыбнулось:

– Не удручайтесь, капитан, я за такие пустяки, вдобавок без приказа, еще никого не убила…

Капитан пошел и напился в компании с зеркалом.

Бугас нападал на идущие с Островов «золотые караваны», высаживал в Хелльстаде искателей приключений, искал клады, закапывал клады, проникал на Дике в поисках пещерного жемчуга, первое прозвище оправдал даже дважды, а второе – трижды^[2K52], с горротским корсарским патентом топил снольдерские корабли и наоборот, трижды бегал из тюрем, один раз с каторги и один – с «чертовой мельницы»^[2K53], искал в лабиринтах Инбер Колбта Крепость Королей, освоил все виды контрабанды, прямо на рейде Малабы дрался с Джагеддином, два года (когда особенно припекло) обретался на Сильване, где полгода прослужил флаг-капитаном гиперборейского флота и едва не был возведен в дворянство, но потом приговорен к плахе за разные прохиндейства, едва унес ноги и полтора года пробивался более привычным ремеслом, не отягощая себя мундиром. Семь раз его награждали орденами (и трех потом лишили высочайшими указами, но Бугас все равно их носил), четырежды вешали «в изображении», а однажды всерьез собирались набить из него чучело (на той же гостеприимной Сильване). Словом, у капитана «Невесты ветра» была самая обыкновенная, ничем не примечательная биография типичного джентльмена удачи. И он, нутром и нюхом чуявший Необычное, день за днем ждал, когда странный барон наконец признает, что достаточно присматривался и валял дурака, – и предложит Нечто. Капитан заранее готов был согласиться, предвидя, что мелкого или глупого дела этот предлагать не станет.

Но ничего подобного Бугас не дождался. На третий день барон покончил с бумагами и принялся гулять, потребовав корзину вина и виолон. Гулял он серьезно и сосредоточенно, без битья посуды и шума истребляя содержимое корзины, порой брался за виолон, и тогда из каюты неслись приятные, но совершенно неизвестные песни – иной раз даже на незнакомом языке. Дважды, уже к вечеру, он даже плакал – коротко и зло, так что это походило на рычанье пса. Капитану, не единожды с таким сталкивавшемуся (и самому пару раз отводившему душу именно таким образом), уже было ясно, что этот человек то ли спихнул благополучно неподъемное дело, то ли заливает серьезное горе – а то и все сразу, похоже. Капитан пытался как-то связать все это с последними ронерскими странностями, о которых толковали черт-те что, но простоял в Равене всего два дня, занятый погрузкой выше крыши, а все новости, какие залетели в уши, оказались чересчур уж запутанными и сумбурно изложенными. Тетка Чари, похоже, что-то знала, и вообще страшно интересно было, как это ей удалось просквозить аж в графини, но очень уж мимолетно они свиделись.

И Бугас, тихо сатанея от всех непонятностей, посиживал в своей каюте, аккурат по соседству с квартирмейстерской, попивая «Касаточью кровь» и коряво записывая за бароном очередную незнакомую прежде балладу:

Он не унизился бы подслушивать специально, однако переборка была тонкая, а голосище у барона – дай боже. Были моменты, когда капитану все же нестерпимо хотелось унизиться – но останавливал его, прямо скажем, не гонор, а скорее уж предчувствие, что ничего он не узнает, ибо барон не из тех, кто во хмелю развязывает язык. Вот и сейчас он в который уж раз рычал, что не уберег, но отомстит так, что ужаснется сам черт. Но никаких имен и названий, ничего конкретного так и не последовало. Зато последовала песня на абсолютно незнакомом языке, нечто вроде:

Капитан не понял ни слова, но пригорюнился пуще – от всех непонятностей, вместе взятых. Впервые он был посередине загадки – и она ему не подчинялась. До сих пор он терпел поражения, но это совсем другое дело. Не удалось найти ни Крепости Королей, ни иных кладов – однако это означало лишь, что их следует искать в другом месте, причем тут поражение, это и не поражение вовсе…

На третий день, ближе к вечеру, барон появился на палубе, отыскал Бугаса и вежливо осведомился, нельзя ли раздобыть газет. Бугас без малейших возражений (решив, что эта просьба может и дать ему ключик) повел «Невесту ветра» к ближайшему крупному порту (они плыли уже по Ягартале) и выслал шлюпку с наказом раздобыть все газеты за последние двое суток.

Раздобыли без особого труда, привезли кипу. Барон перебирал их в молниеносном темпе, определенно высматривая что-то конкретное. И отыскал-таки, прочел крайне внимательно, рассмеявшись коротко, жестко, сунул лист синеглазой. Синеглазая столь же вдумчиво это прочитала, улыбнулась и сказала спутнику совершенно непонятную сторонним свидетелям фразу:

– Вот видишь, вас уже двое, так что не скаль ты зубы над моими светлыми мечтами, в самом-то деле…

Когда они направились в каюту (девчонка заявила, что такое дело полагается отпраздновать), Бугас ухитрился непринужденно забрать у рыжей газету, и она небрежно отдала. И тут же впился жадным взглядом в то место, он хорошо запомнил, что оба читали.

Это были новости из Вольных Майоров. Из королевства Арир, если точно.

Там в одночасье все встало вдруг с ног на голову. Некий ронерский герцог (о котором ничего толком неизвестно, даже имя приводилось в трех вариантах), объявив ваганум по всем правилам, вдруг вторгся в пределы королевства с сильным отрядом из Волчьих Голов, Вольных Топоров, каталаунских дворян и прочего пограничного лихого народа. Сметая выставленные впопыхах жиденькие заслоны баронских дружин, они оставляли за собой переполох и пожарища, сжигая маноры, оказавшие сопротивление. И очень скоро местная знать наперегонки бросилась изъявлять герцогу свою полную лояльность, а те, кто находился вдалеке от театра военных действий, увели свои отряды в поместья, после чего король лишился трех четвертей войска. Оставшаяся у него наемная панцирная пехота вышла из игры – она, вообще-то, выстроилась в боевые порядки у столичных предместий, но галопом подскакавший к ним герцог швырнул наземь горсть невиданно огромных бриллиантов и прокричал, что дарит это им на бедность, пусть сделают выводы. Камни оказались настоящими, и пехота мгновенно сделала выводы – боевые порядки вмиг распались, панцирники в жуткой схватке из-за нежданного подарка судьбы принялись истреблять друг друга, и конница герцога, пройдя через них, как горячий нож сквозь масло, помчалась к королевскому дворцу, где и нашел свой бесславный конец Арсар Сорок Второй, оказавшийся последним в длинном ряду Арсаров Арирских. Герцог возложил на себя корону под приветственные крики магнатов – не вполне искренние, быть может, зато громогласные.

После прочтения сего Бугасу сделалось еще грустнее, потому что дело запуталось еще туманнее и круче. Он с превеликой охотой взял бы кого-нибудь на абордаж, просто так, чтобы только успокоить расстроенные нервы, но на реке, проплывая к тому же в пределах Снольдера, такие номера откалывать было опасно. Свободные от вахты моряки сидели в кубрике, как мышки, но капитан, против обыкновения, пребывал тих. Даже когда он перехватил вдрызг пьяного кухаря, отправившегося потрогать барона серебряным половником и глянуть, что из этого выйдет, взрыва не последовало. Бугас лишь благостно улыбнулся и, наставительно подняв палец, сказал:

– Дурень, эта загадка так просто не решается…

Кухарь, уже смирившийся было с килеванием на пару оборотов, от непривычно ласкового тона протрезвел. А капитану в приступе светлой отрешенности от бытия захотелось вдруг совершить что-нибудь доброе, и он распорядился отнести болящему Красавчику сливового пудинга. Потом напился.

Он медленно загонял себя в состояние напрочь измененного сознания, знакомое каждому пьющему, лежа в кресле, задрав сапоги на привыкший к такому обращению стол, созерцая занимавшие полстены материальные доказательства своих прошлых триумфов. В стеклянном ящике угрюмо нахохлилось чучело летучей мыши-бормотуньи, полтыщи лет считавшейся мифологической тварью из туземных легенд – до появления у острова Гурган «Невесты ветра» и лихой экспедиции в джунгли, основанной, впрочем, на вдумчивом анализе легенд, которые Бугас промывал, как золотоносный песок, пока не извлек четкие указания. На особой полочке, прикрепленный проволокой, покоился Перстень Ланкара, который долгие годы полагали магическим украшением, несущим гибель любому новому владельцу, не знающему отворотного заклятья – пока не объявился капитан Бугас и не доказал, что никакой магии тут и не ночевало, а все смерти происходят от дьявольски хитроумного механизма с отравленной иглой, заделанного в перстень неизвестным умельцем и исправно проработавшего сорок лет. Ящиков двадцать с застекленной передней стороной было отведено мелким предметам из найденных им кладов. В других лежали расшифрованные рукописи. Была еще невзрачная пластинка с коротким текстом, поднятая со дна океана в известном лишь Бугасу месте и неопровержимо свидетельствовавшая (для того, кто понимает), что Бугасу, единственному на Таларе, известны координаты затонувшей страны Альдарии. Увы, ученые профессора с редкостным единодушием, немыслимым во всех прочих случаях, в подлинность пластинки напрочь не верили (ибо для половины из них это означало бы похерить собственные книги и диссертации, построенные на решительном отрицании Альдарии), и после конфуза в Латеранском университете Бугас зарекся предъявлять ее «фиолетовым». Сам он нисколечко не сомневался, что пластинка подлинная, но никак не выпадало удачи вторично протралить дно в том месте и раздобыть что-нибудь еще – в прошлом году неподалеку разместилась база горротского военного флота, чьи адмиралы с некоторых пор считали Бугаса лучшим украшением нок-реи. Стояло несколько солидных ученых фолиантов, чьи авторы, хоть раз на полтыщи страниц, да упоминали мимоходом капитана Бугаса, отмечая его вклад или ссылаясь на его свершения. Имелась и бутылочка с джинном, которую Бугас пока опасался открывать – письмена стерлись, к какой стихии принадлежит джинн, неизвестно, а восстановить надписи руки не доходили, хоть и имелась хитрая технология, которой Бугаса научил один фальшивомонетчик из Абердара. Ждали своего часа несколько предметов из предшествовавших Шторму эпох – раздобытых там, где знающий человек может разжиться многим. В углу, у самого пола, прятался нарочито неказистый, грубо сколоченный ящичек, заслуженно считавшийся, однако, жемчужиной коллекции, ибо содержал неоспоримое доказательство того, что крохотные моряки на маленьких подводных лодках, о которых втихомолку болтают всякую чушь, есть не миф и не мистика, а самая доподлинная реальность. И еще много всякого, способного, пожалуй, принести Бугасу титул почетного доктора Ремиденума – и обеспечить пожизненное роскошное проживание в замке Клай…

Но самая манящая загадка – это та, что приходит последней. И капитан тихо сатанел, вполуха слушая доносившуюся из соседней каюты самую будничную болтовню, перемежавшуюся долгим молчанием определенно лирического порядка. Он все еще искал связь меж загадочной смертью принцессы Делии, ошеломительным явлением толпе неведомо откуда вынырнувшего короля Хелльстада, разгромом ронерской «Черной благодати», неслыханным поведением коменданта порта и песнями на незнакомом языке, – но мозг уже погружался в здоровый алкогольный сон, и последней связной мыслью было – «барон на кого-то чертовски похож».

Окажись на столе на одну бутылку меньше, капитан, изощривший ум в решении хитрых загадок, мог и ухватить конец клубочка. Но черная пузатая бутылка рома знаменитого сорта «Семь якорей» (варившегося с ананасами, корицей и ароматическими травами пяти разновидностей) сыграла ту же роль, что и отлетевший каблук короля Гарепо Злосчастного, по легенде как раз и ставший причиной поражения королевской армии в Сандоварской битве. И капитан ухнул в сладко пахнущее ромом беспамятство, успев еще подумать, что вспомнил, на кого барон похож, но завтра обязательно забудет.

И забыл, конечно. Проснувшись утром в том же кресле и меланхолически посасывая из горлышка столь обычное для такой ситуации лекарство, он уже совершенно точно знал, что совершил вчера великое открытие, но клятая бутылка «Семи якорей» все сгубила. В каюту после деликатного стука сунулся главный кухарь (не похмельный, а просто еще не ложившийся со вчера) и прошелестел:

– Барон нас намерен покинуть. Просит лодку.

– Хоть две, – подумав, сказал капитан. – Пусть плывет, пока мы с тобой окончательно не рехнулись.

Он допил лекарство и выбрался на палубу, терзаясь унылой ненавистью к миру и человечеству. Справа виднелись на горизонте темно-синие отроги гор Оттершо. Слева тянулись бурые торфяники. Места были малообитаемые, насквозь неинтересные и какие-то нелепые, одному барону и пришло бы в голову здесь высаживаться – вполне достойное завершение. Барон уже стоял у борта, аккуратно сложив рядом боевой топор в чехле, мешок с бумагами и еще какой-то непонятный сверток – тот еще подборчик багажа, в самый раз для ситуации. Синеглазая, правда, принесла самый обычный кожаный дорожный сундучок – но Бугас готов был продать душу морскому черту, что самым обычным содержимым там и не пахнет.

Он сумрачно поклонился издали, осведомившись:

– Надеюсь, путешествие было приятным, барон?

– В высшей мере, – ответил барон столь же вежливым поклоном, шагнул на трап.

Два человека, позарез друг другу необходимые, но в тот момент об этом не подозревавшие, надолго расстались, причем каждый полагал, что больше они не увидятся никогда.

Вимана, ожидавшая Сварога на берегу, была конечно же, невидимой для окружающих.

ИТОГ

"Четырем мирам и восьми сторонам света!

Мы, Яна-Алентевита, Императрица Четырех Миров, Высокая Госпожа Небес, рассмотрев результаты операций, известных под рабочими названиями «Полночные Ворота» и «Серебряная черта», сим повелеваем:

1. За особые заслуги перед Империей, не требующие развернутых пояснений и перечислений, наградить лорда Сварога, графа Гэйра, барона Готара, камергера Двора, лейтенанта лейб-гвардии Яшмовых Мушкетеров, орденом Высокой Короны с гербовой цепью.

2. За причастность к вышеупомянутым заслугам наградить письмоводителя третьей категории восьмого департамента Канцелярии земных дел Мару, известную также как лауретта Сантор, орденом Имперского Меча с бантом.

3. Удовлетворить прошение лорда Сварога, графа Гэйра, об исключении из списков восьмого департамента означенной лауретты Сантор и о переводе ее в дружину лорда Сварога.

4. Удовлетворить представленный Геральдической Коллегией протокол о признании за графом Гэйром прав на титул «король Хелльстада» со всеми проистекающими отсюда геральдическими и юридическими последствиями (проект каковых надлежит незамедлительно представить для окончательного решения).

5. Аресты сотрудников Магистериума, произведенные восьмым департаментом, признать правомочными, отклонив все вызванные таковыми арестами прошения и докладные записки.

6. Лишить лорда Алферса, герцога Ингера, и лорда Герена, барона Аркаса, членства в Нашем Тайном Совете и званий пэров Империи, поместив обоих в тюрьму Лоре.

Дано и собственноручно подписано

В Нашем замке Келл Инир

Третьего Датуша 5507 Небесного Года".

…На экземпляре высочайшего указа, переданном лорду Сварогу, графу Гэйру и прочая, и прочая, рукой императрицы приписано:

8. (Конфиденциально). Запретить лорду Сварогу, графу Гэйру, впредь подавать прошения об отставке его как с военных, так и придворных должностей, строго предупредив, что в случае очередного такого прошения графа ждет лишь автоматическое повышение в воинских званиях и придворных должностях.

3. Нечаянный король

"…И случилось так, что принц Люциар, вернувшись с охоты из лесной чащобы, увидел лишь пыль вдали, поднятую удалявшимся вскачь гонцом. И увидел он еще глубокую печаль на лице верного наставника своего и оберегателя от многих невзгод и опасностей, мага Шаалы, великого знатока как тайн земных и небесных, так и человеческой природы.

Тоска и тревога проникли в сердце принца, и он вопросил:

– Не печальную ли весть привез мне гонец, скакавший с прапорцем переносчика важнейших вестей на седле?

И ответил ему, не скрывая грусти, маг Шаалы:

– Печальнейшую, мой принц. Он привез вам королевскую корону…"

Истинная и подробная повесть о принце Люциаре и его рыцарях

В книге использованы в качестве иллюстраций к тексту стихи Кристобаля де Вируэса, Мигеля де Сервантеса Сааведра, Алонсо де Эрсилья-и-Суньига, Леонида Филатова

Станислав Сварог, майор ВДВ – герой романов «Рыцарь из ниоткуда» и «Летающие острова». Странствующему романтику, ставшему нечаянно королем, приходится привыкать к мысли, что в этом мире есть два пути: дорога обычного человека и дорога королей – через кровь и грязь.

Глава 1 ТАЙНЫ, ТАЙНЫ И ЕЩЕ РАЗ ТАЙНЫ

Как всегда бывало со здешней аппаратурой, четкость оказалась фантастической, а цвета, краски и оттенки смотрелись в несколько раз ярче, свежее и прекраснее естественных. Словно бы распахнулось окно, но не в реальный мир – в лучший, более красочный. Жаль только, что открывшееся взору зрелище было бесконечно далеким от идиллий и пасторалей. И представало самым что ни на есть будничным, и не только по здешним меркам, – те, за кем они наблюдали, воевали вновь, только-то и всего. Кого можно удивить войнами?

Сварог, однако, смотрел с любопытством: он впервые наблюдал со стороны осаду крепости. Все выглядело совсем иначе, нежели во время достопамятного сидения в осаде на хлебах у графа Сезара. Тогда подступившие к стенам воители выглядели и энергичнее, и даже романтичнее где-то, они старались изо всех сил, они с ног сбивались, ретиво суетясь, – по крайней мере, первое время.

Теперь же и неискушенному наблюдателю ясно было, что осада тянулась долгонько и давно превратилась из романтического предприятия в опостылевшую повинность. Уяснить это оказалось легко еще и оттого, что снимавший находился в лагере осаждающих, поодаль от передовой, но и не в самом глубоком тылу. Как уточнил с отрешенным видом Гаудин, примерно посередине, меж лагерем и первой линией апрошей и контрэскарпов, кое-где подобравшихся к темно-серым стенам крепости на расстояние выстрела из лука. Последнее обстоятельство играло на руку скорее осажденным: траншеи, хоть и защищенные земляными валами со щитами из толстых жердей, были пустехоньки. Сварог уже прожил в этом мире достаточно, чтобы знать, сколь искусны здешние лучники в стрельбе по настильной траектории – когда утяжеленная стрела, обрушившись словно бы с ясного неба, порой не просто убивает, а пришпиливает неудачника к земле, словно жука в гербарии. Стрел превеликое множество – торчат в жердяных щитах, валяются на земле. Прямо на камеру рысцой двигалась кучка людей – солдаты в фиолетовых с черным мундирах волокли легкие носилки, кусок парусины на жердях. На носилках неподвижно вытянулся офицер, и из груди у него торчало длинное древко с алым оперением.

Не так уж и много на Таларе мест, где луки с арбалетами до сих пор предпочитают огненному бою…

– Гланская граница? – отчего-то полушепотом спросил он. – Осаждающие – в мундирах горротской пехоты, это я уже могу определить…

Сидевший рядом Гаудин пошевелился, словно выйдя из задумчивости, хрустнул пальцами:

– Что ж, вы освоились. Не припоминаю, чтобы здесь вам вкладывали в голову знания о земных мундирах… Все верно. Горротско-гланская граница, неподалеку от Гасперийского перевала. Крепость Корромир, извечное яблоко раздора. Столько раз переходила из рук в руки, что известие об очередной схватке за нее вызывает нервный хохоток. Ронерцы даже сочинили поговорку: «Бесконечный, как драки за Корромир». Не слышали в Равене?

– Не доводилось.

И они вновь надолго замолчали, напряженно глядя на экран, не отводя глаз, ожидая неизвестно чего, – должно же что-то быть, не зря снимавший это человек погиб диковинной и жуткой смертью, превратившись в золотую статую…

Но ничего особенного не происходило. Дюжина пушек на высоких желтых лафетах, поставленных колесом к колесу, ни шатко ни валко постреливала по воротам, в свою очередь служа мишенью для крепостных лучников, для редких мушкетных выстрелов. Из-за немаленького расстояния до стены стрелы теряли убойную силу, но и пушкари по той же причине не могли похвастаться особенными успехами: ядра небольшого калибра мячиками отскакивали от толстенных железных полос, сплошь покрывавших низкие широкие ворота. Этакий вялотекущий пат. Разместившиеся справа от пушек спешенные драгуны в расстегнутых синих кафтанах даже не смотрели в сторону пушкарей – сидели на земле в расслабленно-удобных позах опытных вояк, наловчившихся использовать любую передышку. Кто жевал, кто дымил трубочкой, кто просто расслабился душою и телом, погрузившись в недолгую солдатскую нирвану. Не похоже, чтобы их готовили к атаке.

– Я, конечно, не специалист… – осторожно сказал Сварог. – Но есть стойкое подозрение, что с такими пушками они немногого добьются. Против крепости, я имею в виду. Это же дохлые полковушки, а тут нужны осадные орудия, жерла…

– Вот именно, – сказал Гаудин. – Но тут есть загвоздочка, благоприятствующая осажденным. По тамошним горным тропам чертовски трудно протащить осадные жерла. Недели две придется возиться. Потому-то Корромир всегда пытались брать лихим налетом. А если не получится сразу, осада затягивается надолго, как сейчас видим. Зауряднейшее зрелище.

– Но отчего-то же он снимал…

– Да, и отчего-то с ним обошлись… как обошлись. Не так уж и глупо было задумано. Не окажись там вас, мы могли и не узнать ничего. Золотую статую переплавили бы, а монета могла затеряться навсегда…

И вновь напряженно уставился на экран. Сварог примолк – видно было, что Гаудину не до разговоров, – курил в полумраке, чувствуя себя неловко в пурпурной мантии хелльстадского короля (хорошо еще, митра стояла где-то на столе, освободив голову от лишней тяжести), казавшейся сейчас маскарадным нарядом посреди высоких экранов, россыпей разноцветных огоньков, компьютеров и прочих электронных игрушек. Увы, ничего тут не поделаешь: согласно строгому этикету, в Канцелярию земных дел, где они сейчас пребывали, полагалось являться одетым по всей форме – если ты из тех, кому таковая полагается по званию, по должности, по чину. Гаудин тоже восседал сейчас в парадном мундире своего ведомства, щедро изукрашенном жестким золотым шитьем, кисточками и гербовыми пуговицами, при всех орденах. Тонкий и абсурдный, чисто бюрократический юмор ситуации заключался в том, что Канцелярия земных дел была единственным присутственным местом, где Сварог, будучи земным королем, обязан был появляться исключительно в королевской «парадке» и никак иначе. Во всех других случаях можно было выбирать самому – меж мундиром Яшмовых Мушкетеров, камергерским кафтаном или попросту подобающим дворянину костюмом. Но коли уж тебя занесло в Канцелярию земных дел – будь любезен одеться по всей форме. При всех здешних дворянских вольностях, заставлявших поневоле вспомнить то ли Польшу семнадцатого столетия, то ли Швецию – восемнадцатого, там и сям правили бал скрупулезнейшие и незыблемые бюрократические регламенты, ничуть не зависевшие от особы, восседавшей в данный момент на императорском троне.

С дворянской вольностью, между прочим, все обстоит гораздо проще, подумал он, невидяще уставясь на сонное шевеление канониров у окутанных тяжелым сизым дымом пушек. Все зависит от личности самодержца, от того, личность ли самодержец. Мало кто помнит, что во времена ставшего притчей во языцех польского шляхетского разгула по другую сторону Балтики, в Швеции, творилось то же самое. Словно отражение в зеркале, право слово. Заполнившее парламент шведское дворянство являло собою коллективного диктатора, плевавшего и на интересы всех прочих сословий, и на интересы государства. Единственной привилегией короля было то, что ему полагалось в парламенте два голоса, а не один, как у всех прочих (что, легко догадаться, ничего не решало). Жаркие дискуссии, кипевшие в парламенте, касались одного-единственного животрепещущего вопроса: кому продаваться? Выбор был невелик – Франция, Пруссия, Россия. Как легко догадаться, рвение парламентских ораторов, призывающих полностью подчинить шведскую политику и армию интересам одной из вышеназванных держав, напрямую зависело от полученного из данной державы золота, стыдливо именовавшегося «пенсионом». На горизонте реальнейшей угрозой замаячил неминуемый раздел Швеции меж тремя заинтересованными сторонами… как произошло с Польшей чуточку позже.

В Польше так и не нашлось твердой руки. Зато молодой шведский король Густав-Адольф оказался гораздо умнее и хитрее, чем о нем полагало обленившееся умом от долгой вседозволенности дворянство. И когда в один далеко не прекрасный день в провинции вспыхнули крестьянские мятежи, ничего не подозревавший парламент без особых опасений доверил королю временное командование армией, ведать не ведая, что означенные мятежи как раз и разожжены тайными королевскими агентами (ради вящей скрупулезности нелишне упомянуть, что параллельно вспыхнули и бунты, к которым король не имел никакого касательства). Нежданно-негаданно в королевских руках оказались отборные полки, которые он быстро сумел расположить к себе. И кончилось все тем, что вскорости парламент оказался окружен пушками. У орудий браво вытянулись канониры с зажженными фитилями, по близлежащим улицам маршировали гвардейцы с примкнутыми багинетами, грохотали рассыпчатой дробью барабаны, носились взад-вперед, пыжась от собственной значимости, конные безусые поручики… Словом, происходящее являло собою картину классического военного переворота согласно лучшим образцам. Энергичным шагом вступивши в зал заседаний, король объявил господам дворянам, что по зрелому размышлению он решил покончить с прежним бардаком и править отныне самодержавно. Вообще-то, согласно свидетельствам очевидцев, король вроде бы благородно соглашался выслушать и иные мнения, противоречившие его замыслам, о чем и заявил во всеуслышание, – но окружавшие монарха подвыпившие гвардейцы со шпагами наголо что-то чересчур уж пристально озирались в поискахоппонентов и выглядели довольно хмуро. А посему все королевские предложения были приняты единогласно, самодержавие оказалось провозглашенным с некоей долей будничности, чуть ли не рутины. Правда, королю этого не простили, несколько лет спустя некий граф смертельно ранил его на балу, но возврата к прежним вольностям дворянство так и не дождалось…

К превеликому сожалению, с бюрократией такие номера не проходят, потому что не существует, строго говоря, центра средоточия, некоего здания, которое можно захватить и парализовать лихим налетом подвыпивших гвардейцев с обнаженными клинками…

Вспомнив об этом, Сварог немного погрустнел. Было, правда одно утешение: в его собственных владениях, что в Хелльстаде, что в Трех Королевствах, ни бюрократии, ни чиновников не существовало вовсе, а значит, не с кем и воевать. Правда, и народонаселения не имеется, если не считать нескольких сотен одичавших анахоретов, пересидевших напасть в Трех Королевствах за изгородью из серебряных монет и утвари. Что до обитателей Хелльстада, то они, за исключением мэтра Лагефеля, к роду человеческому не принадлежали вовсе, а потому вовсе уж вопиющей нелепицей было бы создавать бюрократический аппарат для управления ими. Чиновнику, конечно, все равно – за приличную плату и красивый вицмундир он согласится управлять и ронерскими землепашцами, и хелльстадскими гигантскими змеями-глорхами, но на кой черт королю…

– Зашевелились!

– Что? – встрепенулся Сварог.

– Оживились что-то, – сказал Гаудин, не отрываясь от экрана.

Праздно сидевшие драгуны, очевидно, повинуясь чьей-то команде, стали дружно подниматься на ноги, без спешки, но и не копаясь застегивали мундиры, нахлобучивали рокантоны, разбирали короткие штурмовые протазаны – широкие лезвия порой сталкивались с протяжным звоном, – затягивали перевязи с мечами и пистолетами. Там и сям словно из-под земли возникли энергично размахивавшие руками сержанты, послышалось их повелительное рычание, одинаковое под любыми звездами и во все времена, кое-где замаячили лейтенанты и капитаны, на правом фланге тяжело хлопнуло вынутое из чехла знамя, которое развернули одним энергичным рывком. Откуда-то из-за спины снимавшего появились еще драгуны, уже выстроенные в густые, локоть к локтю, шеренги, с подтянутыми офицерами, а слева выдвинулись несколько платунгов в зеленом – судя по высоким колпакам без полей, с медной отделкой, гренадеры. Штурмом попахивало все явственнее: шеренга за шеренгой продвигалась к траншеям, сбиваясь в плотную массу, удаляясь от зрителя, но благоразумно не приближаясь пока что к той незримой границе, за которой можно получить пулю или стрелу. Сразу в нескольких местах раздались резкие трели рожков. Пушки вдруг загромыхали чаще; едва они успевали грузно откатиться назад после выстрела, пробороздив каменистую землю станинами, голые до пояса канониры бросались к дулам с банниками и шуфлами.

Сварог присмотрелся – и недоуменно воскликнул:

– Да они же холостыми бьют, вы только посмотрите!

– Очень похоже, – кивнул Гаудин. – Ни ядер не видно, ни картечи…

Тяжелый дым понемногу заволакивал пространство меж орудиями и стеной, канониры суетились в черно-сизых струях, словно черти на адской кухне, с крепостной стены, приглушенный немаленьким расстоянием, донесся звук горна – в крепости играли боевую тревогу. Шеренги горротцев все густели, знамен уже развернулось не менее полудюжины, справа над рядами поднялся вексиллум…

Изображение дернулось – снимавший, такое впечатление, переместился вперед. Объектив на уровне человеческой груди – уж не в орден ли камера вмонтирована? Или – в пуговицу? Сварог хотел спросить об этом, но постеснялся приставать с такими мелочами – очень уж напряженным, застывшим стало лицо начальника тайной полиции.

На правом фланге взвилось королевское знамя, белое с черным солнцем. Грохотали барабаны, но из-за безостановочного рева пушек это можно было понять лишь по бешеному мельканию палочек в руках застывших статуями барабанщиков. Ветер дул в спину снимавшему, и дым стелился к крепости, уже едва видневшейся за мутно-серой пеленой.

«Только идиот способен сейчас броситься на приступ, – подумал Сварог. – Штурмовых лестниц не видно, ворота целехоньки, со стен можно косить наступающих, как куропаток в садке. И все же они, несомненно, готовятся к броску… их командир то ли сошел с ума, то ли имеет в заначке что-то коварное».

Снимавший резко развернулся влево, захватив в объектив высокого генерала в перехваченной алой орденской лентой черной кирасе, окруженного кучкой раззолоченных штабных и адъютантов. Черная бородка с первыми седыми нитями, черные пронзительные глаза, отрешенно-умное лицо, судя по первому впечатлению – тот еще волк. Сварог поневоле оценил птицу по полету – если штабные нет-нет, да и принимали картинные позы, словно рассчитывая на восхищение дам или художников-баталистов (хотя поблизости не имелось ни первых, ни вторых), без нужды сжимали эфесы мечей и, горделиво этак подбочениваясь, отставляли ножку (один, болван этакий, даже поднес к глазу подзорную трубу, словно и впрямь надеялся рассмотреть что-то в непроглядном пушечном дыму), то бородатый генерал, не глядя по сторонам и не отвлекаясь на напыщенные позы, спокойно, несуетливо работал – отдавал короткие приказы, изредка сопровождая их скупыми жестами, и шеренга выстроившихся перед ним вестовых таяла в лихорадочном темпе. Отдав честь и крутнувшись на каблуках, юные кадеты опрометью разбегались в разные стороны, привычно придерживая ножны. Умел человек грамотно работать, Сварог даже залюбовался. Вот только лицо генерала было отчего-то исполнено то ли брезгливости, то ли неприязни, застывшей прямо-таки маской. Когда появились новые лица, числом трое, генерал откровенно отвернулся от них, зло поджав губы. Похоже, ему хотелось от души сплюнуть под ноги. Но не плюнул, а, явственно превозмогая себя, обернулся к подошедшим, преувеличенно низко поклонился. Что-то за всем этим должно было крыться…

Вообще-то, троица была странноватая. Можно выразиться, дисгармоничная. Молодцеватый полковник в неизвестном Сварогу мундире, гражданский чиновник неизвестного Сварогу ранга (не настолько уж хорошо он разбирался в горротских униформах), субъект в дворянском платье, не особенно и роскошном, державший на поводке высокого черного пса, похожего на гланского ладара – пастушьего волкодава. Полковник, хотя и молодцеват, все же не похож на строевого командира, что-то неуловимое в его поведении заставляет думать, что на боевых он оказался, очень может быть, впервые в жизни. А его цивильные спутники и вовсе уж неуместны здесь, на фоне подготовки к штурму. Однако держится троица вполне уверенно, подошли к генералу, словно не видя, насколько он недоволен их появлением, встали рядом как ни в чем не бывало…

– Что это за мундиры? – не выдержал Сварог.

– Военный – из Канцелярии Главного штаба. Судя по нашивкам на левом плече, труженик канцелярского стола. Среди наград ни одной боевой. Гражданский – в мундире Королевского кабинета, королевский советник. Чин немаленький. Но что ему тут понадобилось, ума не приложу. Генералу они не по нутру, сразу видно, однако терпит…

С изображением вдруг что-то произошло. В мгновение ока. Люди и предметы выглядели теперь резко-контрастными, почти что черно-белыми, поблекло многоцветье красок, исчезли полутона и оттенки, батальная сцена походила теперь на блеклую старинную гравюру. Зато исчез пушечный дым, ставший теперь едва заметным туманом, неуловимой дымкой, и можно было разглядеть крепостные стены. Конечно же, там готовились к отражению штурма – на стенах полно людей, над каждым зубцом поблескивает каска, а меж зубцами торчат дула мушкетов и в гораздо большем количестве – арбалеты. На площадке над воротами дымит круглый котел со смолой – совсем уж древнее средство, но по-прежнему эффективное… Ворота, как и следовало ожидать, целехоньки.

– Догадался переключить на другой диапазон… – машинально прокомментировал Гаудин. – Раньше нужно было…

– А кем он там был? – спросил Сварог.

– Не знаю, – сухо ответил Гаудин. – Долго не приходило отчетов, есть своя специфика…

Боевые порядки осаждающих были безукоризненны. Сварог физически ощущал повисшую над бранным полем напряженную тишину, знакомую по прежней жизни.

Он не уловил момента, когда черная собака сорвалась с поводка. А может, ее отпустили специально. Черное поджарое тело мелькнуло меж солдатами, стелясь в целеустремленном, неудержимом беге, перемахнуло траншею по широкому дощатому мостику. Две других траншеи пес просто-напросто перепрыгнул с изумительным проворством – и помчался к воротам, его бег напоминал полет стрелы по прямой. Со стен, насколько Сварог разглядел, по собаке не стреляли.

Он на секунду отвел глаза от собаки, привлеченный шевелением меж зубцов, и потому не успел заметить, как это произошло…

Казалось, крепость сотряслась, словно бумажная, – но это, скорее всего, вздрогнул снимавший, как любой на его месте. Ослепительное, лимонно-желтое пламя рванулось из проема ворот, мгновенно распространилось, взлетев над зубцами, – и с внутреннего двора крепости взлетели гейзеры огня, пожирая корчившиеся на стенах фигурки, взметнулись над зубцами чудовищными плюмажами, выше флюгеров на башнях… Крепость вмиг окуталась странным пламенем, напоминая теперь уголек в печи.

Горротские шеренги пришли в движение. Надрывались рожки, трещали барабаны, ряд за рядом, сомкнув строй, опустив протазаны, двигался к бушующему пламени – без особой, сразу видно, охоты, но сержанты неистовствовали, крутя палашами на головой, орали офицеры, в боевых порядках размеренно шагал генерал в черной кирасе, сопровождаемый штабными и адъютантами, уже не принимавшими картинных поз. Судя по поведению всех, происшедшее им было в диковинку, – но приказ и воинский долг гнали вперед, прямо в пламя, сожравшее уже, кажется, всех до единого защитников крепости.

Сварог отыскал взглядом странную троицу: они-то не двинулись с места, стояли, сложив руки на груди, переглядываясь с гордым видом несомненных триумфаторов. Удалось даже расслышать, как полковник проговорил:

– …не меньше, чем «Рубиновый клинок», господа мои, честью клянусь! А то и «Солнышко» с мечами и цепью! Вот попомните мои слова, такая удача…

Лимонно-желтое пламя волшебным образом утихло, унялось, исчезло совершенно. Что-то полыхало в крепости, что-то дымило, чадные языки огня вставали над стенами, но это было иное, привычное, человеческое, если можно так сказать, лишенное всякой необычности и странности… Стены были пусты, а вместо ворот зиял проем, камни покрывал слой копоти, и можно было рассмотреть валявшиеся во дворе ссохшиеся трупы, больше напоминавшие головешки…

По рядам прокатился рев – ободренные исчезновением диковинного пламени, штурмующие ринулись вперед, расстроив боевые порядки, сломав строй, обгоняя офицеров. Пытаясь опередить всех остальных, знаменосец с королевским штандартом, явно зарабатывая положенный за подвиг орден, припустил к воротам заячьими прыжками, так, что за ним с трудом поспевали четыре штандарт-юнкера с мечами наголо. Ну конечно, той дюжине, что первой ворвется в неприятельскую крепость, полагается не просто орден, а еще и почетная подвеска к нему, изображающая башню… Ах, как чешут ближайшие, отпихивая друг друга…

Знаменосец ухитрился-таки первым влететь в ворота, сообразив в последний миг наклонить знамя, чтобы не сломать о низкий свод золоченое навершие древка. Вот и готов свежий кавалер. Следом повалили окончательно сломавшие строй солдаты. Генерал в окружении блестящей, повеселевшей свиты остановился неподалеку от ворот, подбоченившись, – как и предписано здешними воинскими обычаями, дожидался, когда какой-нибудь прыткий офицерик, пыжась от выпавшей на его долю нешуточной чести, доложит по всем правилам, что фортеция взята. Тогда только и подобает полководцу величественно вступить под своды покоренной твердыни…

Вспыхнул свет. Изображение погасло.

– Раутар говорил, нужно просмотреть покадрово… – тусклым голосом сказал Сварог.

– Это успеется, – отмахнулся Гаудин. – По-моему, и так все ясно. Я помню ваш отчет. В точности так обстояло в Равене с теми двумя пожарами, верно? Разве что там были люди, а здесь – собака. Принцип один. Живые существа, представляющие собою мощные зажигательные бомбы…

– Ага, вот именно, – сказал Сварог. – Нет другого объяснения. Псина подбежала к воротам – и моментально полыхнуло… Что это было такое?

– Не знаю, – быстро, досадливо ответил Гаудин. – Не знаю, вот и все…

Впервые за все время, что Сварог его знал, бесстрастный и ироничный глава тайной полиции Империи выглядел растерянным. Но это моментально прошло, вернулась прежняя маска, олицетворение меланхоличной загадочности.

– Я не знаю, – повторил Гаудин совсем спокойно. – И не скажу, что это приводит меня в уныние, а о страхе и речи быть не может. Там, внизу, хватает неразрешенных пока загадок. Сейчас прибавилась новая, только и всего. Вздумай я предаваться терзаниям из-за каждой новой загадки, давно бы сошел с ума. Но зрелище впечатляет, признаться. Это что-то новенькое. Как бы мне хотелось добраться до короля Стахора…

– Но у вас есть…

– Эта запись? Увы, доказательством она служить не может. – Улыбка Гаудина тоже была прежней, насквозь знакомой. – Все доказательства – я имею в виду пса – бесследно исчезли. Как те, в Равене… Вам не раз уже, должно быть, приходилось слышать, что мы живем в эпоху просвещенной монархии. Нельзя призвать Стахора к ответу на основании этой записи. Что мы ему, собственно, можем предъявить? Вспомните, что вам сказал Раутар по поводу происшедшего с ним: не магия, а чистейшей воды наука. Подозреваю, мы и теперь имеем дело с чем-то похожим… а это опять-таки усложняет поиск доказательств. Неминуемы бюрократические игры и засасывающие, словно болото, бесконечные словопрения. С ходу можно сказать, что первым поднимет шум милорд имперский наместник Горрота, которому обязательно покажется, что данное разбирательство ставит под сомнение его компетентность и служебное рвение. Вам-то такое в диковинку, а я уже научен горьким опытом. Наместники – народец своеобразный. Снова начнут кричать, что я веду подкопы посредством данного случая под сам институт имперских наместников, пытаюсь создать впечатление, будто они не в силах сами контролировать происходящее во вверенных им королевствах, – и так далее, и тому подобное…

Сварог произнес безразличным тоном:

– Раутар говорил о некоем Ледяном Докторе. Он особенно подчеркивал, что Ледяной Доктор – в Горроте…

Гаудин выпрямился в кресле, его голос звучал сухо и непреклонно:

– Вздор. Даже у толковых профессионалов есть свои пунктики и заблуждения. К тому же состояние, в котором он тогда находился, могло повлиять на психику. Вы, конечно, не знаете, откуда вам знать… Так вот, за последние сорок лет Ледяного Доктора с превеликим шумом и вселенской помпою «обнаруживали» трижды. В разных уголках Талара. И всякий раз оказывалось, что тамошние странности имели более приземленное объяснение. Это порочная привычка, право, – связывать любую странность с Ледяным Доктором. Нет никакого Доктора. Больше нет. Был, да весь вышел. Когда сбили его драккар, я был в одной из боевых машин, ясно вам? Я вел погоню, я видел его труп, который впоследствии опознали… А вы говорите!

– Ну, я просто повторяю то, что слышал от Раутара, – сказал Сварог примирительно. – То, что он просил непременно довести до вашего сведения. Я прилежно отрапортовал, и не более того. Собственно, я плохо представляю, что это за Доктор такой… Даже не знаю, с земли он или… отсюда.

– Отсюда, – сказал Гаудин. – Немного найдется людей, которых я бы с превеликим удовольствием зарезал собственными руками. Не убил на дуэли, не застрелил, а именно зарезал бы, как крестьяне режут скотину, и рука не дрогнула бы, пусть это и несовместимо с дворянской честью… Уникальная была личность, лорд Сварог. И гораздо дольше, чем следовало, украшала собою Магистериум…

– А все-таки, он антланец или лар?

– Лар, к сожалению, – поморщился Гаудин. – Потому и смог развлекаться так долго. Не спорю, вполне возможно, он был и вправду гением… но вот имелась ли у него душа, сильно сомневаюсь. Как учит меня жизненный опыт, тех, кто реально заключил договор с дьяволом и продал душу, в сто раз меньше, чем о том судачит молва… и мне временами кажется, что уж у него-то договор был… Попробуйте представить себе ученого с могучим, холодным умом, но абсолютно не отягощенного морально-этическими препонами…

– Представляю.

– Да нет, вряд ли, – убежденно сказал Гаудин. – Уверен, не представляете. Если как-нибудь захотите обеспечить себе стойкую бессонницу на несколько ночей, попросите у меня его досье. Я вам его предоставлю. Там все отчеты о его лихих экспериментах – по крайней мере о тех, которые стали известны. С недельку вас не хуже болотной лихорадки будет колотить отвращение к миру и человечеству, гарантирую. – Он понизил голос. – Канцлера, знаете ли, вытошнило, когда он осматривал лаборатории, а уж его светлости лучше, чем кому-либо, знакома изнанка нашего мира, вся грязь, все стыдные тайны… Были, например, эксперименты с генной инженерией: вроде попыток получить гибрид человека с крокодилом или создать дерево-людоеда вроде кусай-дуба из ратагайских сказок. Женщины, которым не давали родить, – пытались сделать так, чтобы ребенок и далее развивался во чреве. Это Ледяной Доктор вычитал в каких-то древних книгах, что таким путем некогда выращивали сильнейших магов-эмпатов… Попытки создать собственных кентавров, в подражание сильванским. Животные с человеческим мозгом. И так далее, и тому подобное. За всяким экспериментом – десятки уничтоженных людей, как антланцев, так и похищенных на Харуме. Все-таки он был гением, мерзавец этакий. Многие им сотворенные монстры, как ни удивительно… функционировали, и довольно сносно. Я до сих пор не уверен, что мы вскрыли все. И все нашли… В общем, он заигрался, как частенько случается с подобными типами, даже гениальными, тем более гениальными. Лабораторным сырьем стали, самое малое, шестеро ларов. Увы, действовать пришлось в страшной спешке, а потому все закончилось банальной и бездарной перестрелкой с погоней… но как бы там ни было, мы его настигли и прикончили. – Он мечтательно прищурился. – Тогда мы болезненно и весьма качественно прищемили хвост Магистериуму с его любимыми теориями о безграничных путях познания, не скованных никакими запретами и моралью. Нагнали страху. Возмущение в обществе было чересчур велико. На какое-то время они, в Магистериуме, притихли, перестали заглядывать за грань. Но, как показал ваш случай, всех сорняков так и не вырвали. По чести говоря, я и теперь, после недавних арестов, не уверен, что мы выдрали все корешки. «Черная радуга» – вещь серьезная…

Сварог понимающе помолчал. Уж тут-то он прекрасно был осведомлен. Ему успели рассказать подробно о том, как две боевые машины Магистериума вышли на перехват его ковров-самолетов, чтобы уничтожить без колебаний всех, кто там был, о том, как поднятые по тревоге браганты Серебряной Бригады в коротком и яростном воздушном бою, не стесняясь в средствах, остановили преданных науке интеллектуалов… В результате чего, будем реалистами, у Сварога прибавилось в Магистериуме потаенных недругов, о чем он старался не думать…

– А может, все же…

– Бросьте, – поморщился Гаудин. – Говорю вам, мы опознали труп со стопроцентной вероятностью. Есть методы…

– Но ведь не на пустом же месте родилось убеждение, что он уцелел? Если уж его «находили» трижды? Было, надо понимать, нечто, сближавшее эти случаи…

– Глупости, – сказал Гаудин. – Похожесть еще не означает тождественности. Забудьте о нем. Раутар, как и кое-кто из его предшественников, гонялся за миражами. Безусловно, у короля Стахора есть потаенные лаборатории, где работают над какой-то, вульгарно выразимся, чертовщиной… но это, уверен, абсолютно земное. А уровень земного чернокнижья, в том числе и того, что пока укрывается от нашей службы, не настолько уж высок. А что до Ледяного Доктора… Видите ли, все без исключения его эксперименты требовали здешней аппаратуры, здешних возможностей, здешних достижений. И никак иначе. Допустим – исключительно ради вас на миг допустим! – что он остался жив. Чисто теоретически, абстрактно допустим. И что же? Никакой гений не способен, скрываясь где-то на земле, восстановить оборудование, даже жалкое подобие здешних лабораторий. Нет, исключено. А эти три… живых бомбы… Я повторяю, до сих пор там и сям всплывает из небытия нечто, считавшееся прочно забытым. Или объявляется очередной гений – гении, прах их побери, совершенно непредсказуемы. Но ничего страшного. Если хотите, возьмите у меня так называемый «Кодекс жути ночной». Под этим пышным названием скрывается сухой отчет о примерно двухстах с лишним феноменах, которые мы до сих пор не в состоянии объяснить. Ну и что? Все это – мелконькие, локальные феномены, в большинстве вовсе не опасные при условии осторожного с ними обращения. Вы – человек здесь новый, а потому, простите, с детским восторгом бросаетесь к иным сомнительным сенсациям. А я долгонько служу, многого насмотрелся… Словом, «Кодекс» я вам пришлю нынче же вечером. Изучите на сон грядущий. И станете гораздо спокойнее относиться к разным чудесам… Ну, а что касается Горрота… Доберемся когда-нибудь и до Стахора. И умельцев, мастерящих живые бомбы, непременно возьмем. Невозможно предвидеть появления иных гениев, предвидеть, что им может прийти в голову. Однако выявленных хитроумцев не так уж трудно вылавливать… – Он вдруг ухмыльнулся. – Вот взять хотя бы вас. Нет, я не в том смысле, что вас следует вылавливать… Я о том, что вы собственной рукой покончили с одной из самых жутких и устойчивых легенд – я о Хелльстаде. А ведь тысячи лет люди сочиняли страшные сказки… И как же вы себя теперь чувствуете в роли хелльстадского короля?

– Как идиот, – признался Сварог. – Нет никаких страшных тайн – по крайней мере, мало-мальски больших. Мелочишки, правда, наберется целый ворох, но это не то… По большому счету, у меня в руках вдруг оказалась огромная, сложная игрушка – я еще не изучил Хелльстад до конца, но выводы могу сделать уже теперь. Действительность оказалась донельзя прозаической: кучка реликтовых чудовищ, немножко тварей, в свое время сконструированных покойным королем, несколько уцелевших со времен Шторма зданий… Знаете, вашему миру крупно повезло. Подумать страшно, что могло случиться, если бы в свое время власть над Хелльстадом захватил кто-то поумнее и несколько разностороннее покойного короля…

– Но ведь сейчас, по-моему, именно это и произошло? – каким-то незнакомым голосом, пусть и с деланной бравадой, сказал Гаудин.

Нехорошее у него было сейчас лицо… Молчание затянулось. Они не смотрели друг другу в глаза. Наконец Сварог сказал с кривой улыбкой:

– Типун мне на язык… Скажите сразу, я, вообще-то, смогу по окончании нашего разговора из этой комнаты выйти? И пойти куда захочу? И не опасаться, что по дороге или чуточку позже вдруг…

Он прекрасно понимал, что улыбочка у него сейчас вымученная. В точности как та, что прямо-таки зеркальным отражением застыла сейчас на застывшем лице Гаудина.

– Полноте, к чему такие мысли и подозрения, – мягко сказал Гаудин. – Императрица ни за что не позволила бы и не простила нам…

– Многозначительная оговорка, – сказал Сварог. – Открывает простор для домыслов и реконструкций кое-каких недавних бесед, посвященных моей скромной персоне. Дискуссии о моей дальнейшей участи были, надо полагать, весьма оживленными?

– А вы ожидали чего-то другого? – серьезно спросил Гаудин. – Нет, в самом деле? Бросьте, вы не настолько наивны. Интересно, на моем месте вы что, встретили бы новость о новом хозяине Хелльстада милой и лучезарной улыбкой идиота? Позвольте усомниться.

– Послушайте, – в сердцах сказал Сварог. – Я вовсе не стремился заполучить эту шапку. – Он сердито хлопнул ладонью по безвинной митре из серебряных сосновых шишек тончайшей работы. – На землю меня отправили вы. И в Хелльстад, строго говоря, меня загнал не только Конгер с Амондом, но еще и вы, обозначив именно такие условия игры. Вам не кажется? Можно подумать, что я рвался к хелльстадскому трону из всех человеческих сил… Да я с превеликим удовольствием убрался бы оттуда, отпусти он нас по-хорошему!

– Согласен, все произошло по глупой случайности. Но ведь это ничего не меняет…

– Так выйду я отсюда или нет? – почти грубо спросил Сварог.

– Да выйдете, успокойтесь… – усмехнулся Гаудин. – Позвольте быть с вами предельно откровенным, как встарь: дискуссии о вашем будущем и в самом деле имели место… и они были, нетрудно догадаться, более чем оживленными. Но они отнюдь не напоминали деловую встречу наемных убийц в окраинном трактире. И людоедских предложений прозвучало гораздо меньше, чем вам, сдается, мерещится. Во-первых, ситуация из тех, что не терпит излишней торопливости. Во-вторых… Вы знаете, мы не испытываем перед Хелльстадом столь уж панического страха. Как-никак все эти пять тысяч лет он не доставлял окружающему миру ни малейших неприятностей. Гипотезы о том, что Хелльстад представляет собой самозамкнувшуюся систему, ничуть не склонную к внешней экспансии, родились не сегодня и не вчера. Их вдумчиво разрабатывали еще наши предки – и оказались, в общем, правы. В конце-то концов, у нас достаточно возможностей, чтобы справиться и с Хелльстадом. В-третьих же… Можете не верить, но порой я испытываю к вам самую обычную человеческую симпатию. И хочу верить, что сумел вас немного узнать. И потому не жду от вас особенных неприятностей. Конечно, некий риск остается… Власть всегда меняет людей, частенько не в лучшую сторону, эта нехитрая и печальная истина проверена всей историей человечества. А уж власть над Хелльстадом… И как тут не зародиться опасениям? Вполне понятно, что вас еще долго будут пристально изучать, и к интересу здесь примешивается боязнь…

– Боязнь чего?

– Если пользоваться строго научной формулировкой – неизвестно чего, – грустно усмехнулся Гаудин. – В том-то и беда. Больше всего люди склонны пугаться неизвестного, и ваш покорный слуга отнюдь не исключение. Вы только поймите меня правильно, ситуация деликатнейшая, хотелось бы обойтись без детских обид и ненужного гонора… Меня тоже нужно понять, дураков и любителей решать сложные вопросы с кавалерийского наскока я умею сдерживать… но и сам просто обязан немного тревожиться… По долгу службы, если хотите. Даже если вы со мной искренни и не держите камня за пазухой, есть другая опасность… В Хелльстаде не одни лишь игрушки да реликтовые чудища. Коли уж там имеются, как бы это лучше сформулировать… законсервированные кусочки прошлого, можно опасаться самого худшего. Я даже не того боюсь, что вы в один прекрасный день начнете играть против нас. Я боюсь, что там может покоиться нечто. О чем даже покойный король не подозревал. Бывали уже… ситуации. Когда после совершенно безобидных слов или действий вдруг распахивалась некая бездна и оттуда появлялось то самое нечто. Вы же сами с чем-то подобным сталкивались – тогда, в туннеле, когда неведомо откуда, очень может быть, из того загадочного зеркала, на вас двинулся великан…

– Да, воспоминания мерзопакостнейшие, – согласился Сварог.

– Со старыми зеркалами вообще следует быть предельно осторожным, имейте в виду… Итак, вернемся к Хелльстаду. С одним неприятным сюрпризом мы уже столкнулись – я имею в виду подземное государство крохотных человечков, этот ваш Токеранг. Вы ведь не имеете на него никаких средств влияния?

– Ни малейших, – признался Сварог. – Мэтр Лагефель клянется и божится, что мой предшественник о них знал, но воздействовать никак не мог. Кажется, он не врет, я проверил, покопался в компьютере. Не могу сказать, что освоил его, как свою спальню, но по поводу Токеранга он всякий раз выдавал полное отсутствие информации…

– А ведь опасность нешуточная, вам не кажется?

– Да, – сказал Сварог, глядя в пол, меж носков своих мягких коричневых сапог. – Но я обещал с ними посчитаться, и, будьте уверены, посчитаюсь. Делии я им не прощу, у меня до сих пор стоит перед глазами Морская площадь и летящая ракета… А ведь Лесная Дева была права: маленькие опасности иногда страшнее больших… Вы зажигали фонари возле резиденций наместников?

– До сих пор зажигаем. Никакого результата.

– Боюсь, это может означать одно, – уверенно сказал Сварог. – Авторов послания выявили, разоблачили и поволокли куда следует для задушевной беседы – то есть такой, когда берут за душу, лезут в нее с сапогами…

– Признаться, меня их невзгоды не особенно волнуют, – усмехнулся Гаудин. – Быть может, даже лучше будет, если там, под землей, окончательно победят изоляционисты. Если вдумчиво изучить послание, станет ясно, что там нет и тени альтруизма. Наши неизвестные друзья изощренно торговались, якобы невзначай упоминали о своей силе…

– Что-то их противники мало похожи на изоляционистов, – сказал Сварог. – Помнится, речь там шла о том, что ведутся работы по возвращению им «нормальных» размеров… Они что, и в самом деле могут представлять опасность для… для нас?

– Для нас – вряд ли.

– Значит, для земли, – уверенно сказал Сварог. – Я с некоторых пор принимаю земные беды близко к сердцу…

– Вы это произнесли таким тоном, словно я-то – бездушный монстр… – покривил губы Гаудин. – Зря. Мне вовсе не хочется, чтобы у земных королевств начались неприятности. В конце концов, речь идет о наших вассалах, которых мы обязаны защищать… Уже началась лихорадочная работа. Увы, мы испокон веков создавали систему контроля и наблюдения, охватывающую лишь землю, земную твердь. Никто не занимался морскими глубинами, вообще всем, что лежит ниже уровня воды. И дело не только в нерадении. Есть обстоятельства…

– Какие?

– Всякие, – уклончиво сказал Гаудин. – Объективные, право же, причины… Мы срочно постараемся исправить упущение, но, как вы понимаете, здесь есть сложности. Магистериум лучше пока не посвящать – неизвестно, куда их заведет в данном случае гипертрофированная страсть к познанию… А вот Хелльстад – это целиком ваша забота. Наши технические средства там по-прежнему бессильны, отыскать вход в подземелье – должен же он существовать! – можете только вы.

– А почему, собственно, ваша техника там не работает?

– Не знаю, – сказал Гаудин. – Честное слово. Такое впечатление, что для решения этой загадки нужно сначала доискаться до причин и сущности самого Шторма. А эти задачи до сих пор не решены, хотя используются самые разные средства…

– В том числе и проект «Алмазная стрела»? Какое-то время Гаудин ошеломленно молчал. Его улыбка была натянутой:

– Лорд Сварог, вы великолепны… О проекте «Алмазная стрела» осведомлен не всякий член Палаты Пэров… Кто вам мог проболтаться? Вряд ли императрица. Следовательно, выбор невелик: либо Борн, либо Ройл. Пожалуй, все-таки Ройл – окажись это Борн, вы проговорились бы раньше, после первого возвращение с земли. Значит, Ройл… Интриган чертов. Да, существует такой проект. Отчаянные попытки если не создать машину времени, способную перенести разведчика в прошлое, то хотя бы увидеть это прошлое. Увы, достижений пока никаких, кроме неудач… Не хочу очернять Роила в ваших глазах, но, право же, в отшельники его загнало не разочарование в нашем образе жизни, а собственное бессилие, научная импотенция.

Он сделал слишком много широковещательных заявлений о грядущих успехах, но в итоге ничегошеньки не добился. Душевный кризис, череда скандалов, разрыв отношений, бегство на этот его островок…

– А может, задача вообще не имеет решения?

– В том-то и оно, что имеет, – печально сказал Гаудин. – Ладно, поделюсь кое-какими тайнами, вы и без того уже знаете столько, что заслуживаете то ли пожизненной изоляции в замке Клай, то ли допуска по высшей форме… Так вот, в одну сторону межвременные тоннели, случалось, срабатывали…

– Подождите. Насчет замка Клай – это все же циничная шутка?

– Да конечно, – пожал плечами Гаудин. – Дело обстоит как раз наоборот – ее величество, скажу вам по секрету, намерена ввести вас вскорости в Палату Пэров вместо лорда Алферса, а это как раз и подразумевает совершенно иной уровень допуска к тайнам… Так вот, о Шторме со всей уверенностью можно сказать одно: катаклизм сей сопровождался, помимо всех прочих эффектов, часть которых нам до сих пор неизвестна, еще и страннейшими искажениями пространства-времени. Учено выражаясь, имели место проколы пространственно-временного континуума, отличавшиеся различной протяженностью вектора… Не стесняйтесь признаться, что ничего не поняли. Я сам в свое время стал более-менее разбираться в сути явлений лишь после многочасовых лекций… Если проще – были случаи, когда в результате пронесшегося над планетой Шторма материальные… и даже разумные объекты оказывались выброшенными из прошлого в будущее. То есть – из времен Шторма в наши. В семьсот третьем году над континентом вдруг возник неведомо откуда реактивный самолет. Вот именно, неведомо откуда, без каких бы то ни было визуальных эффектов. Взял и возник в небе. К тому времени уже существовала отлаженная система контроля за воздушным пространством Талара, но поскольку самолет, повторяю, появился без малейших звуковых и световых эффектов, операторы потеряли несколько минут. Когда вылетела Серебряная Бригада, самолет уже садился на обычное крестьянское поле. Он разбился. Как потом выяснилось, в баках не осталось ни капли горючего, и летчик поневоле пошел на вынужденную. Пилот погиб, но вот обломки самолета удалось идентифицировать. Наши предки уходили за облака в жуткой спешке, посреди страшной неразберихи и хаоса, когда планету уже сотрясали непонятные катаклизмы, но у них все же оказалось с собой некоторое количество книг, видеозаписей и дискет. Словом, это был одноместный палубный штурмовик с авианосца, боевая машина из времен, непосредственно примыкавших к Шторму. Второй схожий случай произошел шестьсот с лишним лет спустя. Над континентом вновь возник и ниоткуда самолет – на сей раз роскошная спортивная игрушка с представителями тогдашней золотой молодежи на борту. Их было пятеро, обоего пола. Драккары его легко настигли и подхватили силовым полем…

– И что? – жадно спросил Сварог, даже пошевелившись от жгучего любопытства.

– Все оказалось не так заманчиво, как мы сгоряча размечтались, – как-то странно усмехнулся Гаудин. – Как источник информации они… оказались, грубо говоря, дерьмом собачьим. Невероятно тупые и ограниченные субъекты. Золотая молодежь повсюду одинакова. Они весело проводили время на модном и дорогом курорте, когда началось нечто пугающее – они даже не могли толком описать этих явлений. Компания решила немедленно лететь в столицу, под уютное крылышко родителей. Они поднялись в воздух – и тут с ними что-то произошло. Словно выключатель повернули. Только что внизу был морской берег – и вдруг на его месте оказался совершенно незнакомый ландшафт, суша без малейших следов океана.

– И что с ними было потом? У вас?

– Случай был экстраординарный, – с непонятным выражением лица протянул Гаудин. – Они являли собой бесценный кладезь информации о прошлом, а наши предшественники были в чем-то прямолинейнее и решительнее нас… Бесценный кладезь…

– Это тупые-то и ограниченные?

– Вам приходилось слышать, что человеческий мозг, независимо от того, что может рассказать его обладатель, все равно хранит память обо всем, что человек видел, слышал и пережил? Понимаете, всю информацию… Человеку только кажется, что он все забыл. – Гаудин отвел взгляд. – Есть аппаратура… Тогдашним приборам было далеко до их нынешних аналогов, дело происходило четыре тысячи лет назад… Сверху торопили…

– Они все погибли? После… обработки?

– Они все выжили, – сказал Гаудин глухо. – И даже прожили потом немало лет. И не все остались совершеннейшими кретинами, двух даже удалось приблизить к нормальному состоянию… ну, почти нормальному. С цинической точки зрения самое грустное то, что и выкачали-то из них гораздо меньше, чем поначалу рассчитывали, хотя и нельзя сказать, что работали зря…

После долгого молчания Сварог спросил:

– Значит, всякий раз проколы были связаны с… летательными аппаратами?

– Не только. В две тысячи третьем один из наших мелких агентов на захолустной ярмарке наткнулся на обыкновенного баронского крестьянина, щеголявшего в странной одежде, не похожей на все, что к этому времени было известно. Поскольку существовала обширная инструкция – кстати, она действует до сих пор, – предписывающая сообщать по начальству обо всем… непохожем, агент поднял тревогу. Землероба сгребли в тот же день возле родной деревеньки. Странная одежда оказалась курткой из синтетического материала, сделанной во времена, непосредственно примыкавшие к Шторму. Это определили довольно быстро. А вот ее бывший хозяин… В один прекрасный день он взял да и объявился в той деревушке. Попросту вышел из леса, производя впечатление то ли тронутого, то ли пьяного. Упорно твердил, что прибыл из другого мира, всему изумлялся, молил объяснить ему, что случилось с планетой, – словом, с точки зрения захолустных баронских крестьян, был то ли юродивым, то ли попросту скорбным на голову…

– А сам он что говорил?

– До самого не добрались по уважительной причине – он к тому времени лет двадцать уж был покойником. Умер от старости вполне естественной смертью. Несколько стариков его помнили, они-то и рассказали… Видите ли, он, немного придя в себя и осмотревшись, должно быть, понял, что бесповоротно вырван из своего времени и пространства. И, как ни странно покажется, прижился в деревне. Оказалось, умеет возиться с железками, кузнец как раз искал толкового подручного… Ремесленники в деревне всегда нужны, доложили управителю, выделили ему хатенку, приписали к манору, а там и невесту подыскали. Ну, прижился. Полиция по его душу не приезжала, в розыскных листах не значился – так чего же беспокоиться и мудрить? Пусть себе возится в кузне… Деревня – замкнутый микрокосм, знаете ли. Особенный мирок, в некоторых отношениях почти что другая планета. Говорят, первое время рвался в город, то ли к властям, то ли к ученым людям. Потом притих. Должно быть, наслушался того-сего о Шторме, понял, что деваться некуда. Ну, прожил отведенный природой срок, помер – а одежда осталась. Куртка была очень уж добротной, и в конце концов тот обормот, сосед его бывший, рискнул напялить одежонку, когда поехал на ярмарку… Был еще один случай. Еще один человек. Никто его никогда не видел, но о нем написал святой Рох во втором томе «Печальных странствий». Они случайно встретились на каком-то постоялом дворе в ронерской провинции. Мы самым тщательнейшим образом анализировали текст и пришли к выводу, что ошибка исключена. Собеседником святого мог быть лишь человек, переместившийся во времени из периода, опять-таки непосредственно примыкавшего к Шторму. Вот только его следов не отыскали, как ни старались. Известно только, что он состоял в свите какого-то вельможного герцога. Должно быть, сумел адаптироваться лучше, нежели тот, из деревни. Или попросту встретил в нужном месте нужных людей, не каких-то задрипанных крестьян… В конце концов, язык практически не изменился, это ему облегчало дело. Неглупый и решительный человек мог, преодолев шок, врасти в тогдашнюю жизнь, оставшись для нас незамеченным. Очень возможно, были и другие – те, кто в наше поле зрения не попал… Вы понимаете теперь, чего я опасаюсь?

– Пожалуй, – подумав, кивнул Сварог. – С таким же успехом в будущее может оказаться выброшенной какая-нибудь тогдашняя супербомба – за пару минут до взрыва…

– Совершенно верно, – устало сказал Гаудин. – Бомба. Или какой-нибудь крейсер, который с перепугу откроет огонь по земному порту. Да мало ли что – колба из военной лаборатории с возбудителем какой-нибудь чумы, крылатая ракета с ядерной боеголовкой, наконец, какой-нибудь вихрь, уничтожающий везде, где проносится, живые существа, – о чем-то подобном сообщают предки… Вот если бы вдумчиво покопаться в компьютере Хелльстада…

– Руки чешутся, а? – спросил Сварог без особой подковырки.

– Ну естественно, – самым обычным тоном ответил Гаудин. – А вы все-таки против?

– Я боюсь, что вы там что-нибудь испортите, – сказал Сварог чистую правду. – Вся эта штуковина каким-то хитрым образом замкнута на меня… на коронованного короля, я имею в виду.

– Это-то канцлера и останавливает, – кивнул Гаудин. – Да и ситуация не из простых. Канцлер, как я уже говорил, боится излишне довериться Магистериуму, Мистериор бомбардирует нас требованиями соблюдать предельную осторожность и опять-таки не Доверять Магистериуму, в Тайном Совете нет единодушия, а императрица настрого повелела не рубить сплеча… Так что я не тороплюсь. И очень хочу, чтобы вы мне верили, по-прежнему видели во мне вашего доброжелателя. Вам ведь необходимы друзья, лорд Сварог, – особенно теперь. У вас в последнее время появилось слишком много влиятельных завистников. Ваши успехи и иные свершения автоматически вызывают кое у кого лютую зависть… Что произошло, кстати, меж вами и Орком?

– Ничего серьезного, – сказал Сварог быстро. – Так, мелкие ссоры из-за сущих пустяков…

Конечно, следовало бы рассказать Гаудину о забавах Орка с навьями, поделиться кое-какими подозрениями, но он не мог себя пересилить и настучать. Уважающий себя офицер стучать не будет. Уважающий себя король – тем более. Нужно сначала кое в чем разобраться самому, в конце концов. О том, что Орк готовит войско из навьев, он знал лишь от самого герцога. А тот мог и приврать…

– По-моему, вы чего-то недоговариваете.

– Да что вы! – возмутился Сварог елико мог искренне.

– Ну, смотрите, вы взрослый человек. Орк, между прочим, в отличие от вас вряд ли станет играть в благородство. Уж я-то знаю, как давно и целеустремленно он рвался к хелльстадским тайнам… Правда, при этом у него хватило хитрости и благоразумия, чтобы не связаться с «Черной благодатью», хотя Алферс и пытался его втянуть… Но вашего положения это не облегчает. Орк вас с некоторых пор откровенно ненавидит. А моя служба пока что не имеет оснований вмешиваться. Лично я не верю Орку, когда он болтает на всех углах, что вы рветесь к власти над миром…

– Иправильно делаете, – сказал Сварог грубовато. – Я решительно не могу понять, зачем мне власть над миром.

– Да я-то понимаю… А вот у глупца-обывателя есть такая поганенькая черта – любит приписывать другим свои низменные побуждения. Он на вашем месте непременно постарался бы достичь высшей власти, а потому убежден, что и вы втихомолку к тому же стремитесь. Учитывайте эту сторону человеческого мышления. Наконец, у этой проблемы – я имею в виду хелльстадскую корону на вашем челе – есть и совершенно неожиданные аспекты. Сами убедитесь, когда поговорите с директором Канцелярии земных дел…

– А что ему нужно? Я так и не знаю; зачем он меня вызвал.

– Что может быть нужно бюрократу? – усмехнулся Гаудин. – Привести реальность в полное соответствие с циркулярами и прочими предписаниями, но ни в коем случае не наоборот… Упаси боже, чтобы было наоборот! Сама мысль о такой возможности истинного чиновника приводит в ужас… Лорд Сварог, у вас чертовски усталый вид: мешки под глазами, повышенная нервность в движениях… Прихворнули?

– Вздор, – сказал Сварог. – Что-то плохо спится всю последнюю неделю. Какая-то дурацкая полубессонница-полудрема, кошмары снятся беспрестанно… У вас не найдется какого-нибудь надежного эликсира вроде того, что спасает от малейших признаков похмелья? Голова раскалывается, в глаза словно песку насыпали. Я решил было, что это заклинания какого-то неизвестного доброжелателя, но они ведь на меня не должны действовать.

– Давайте посмотрим…

Гаудин, хитрым образом сложив пальцы правой руки, пытливо уставился на Сварога и долго молчал. Сварог терпеливо ждал. Он и в самом деле чувствовал себя прескверно – настолько, что вслух на это пожаловался.

– Нет, не чувствую ничего, что свидетельствовало бы о пущенных в ход заклинаниях… – сказал Гаудин. – Я вам сегодня пришлю своего врача… если только не побоитесь что-то из его рук принимать.

– Бросьте, – сердито сказал Сварог. – Я вам до сих пор имею глупость доверять… – улыбнулся он вяло. – И потом, мы, Гэйры, умеем распознавать подсунутые нам зелья…

– Я помню, – без улыбки сказал Гаудин.

Глава 2 БЮРОКРАТИЯ КАК ТОЧНАЯ НАУКА

«Гаудин в сложнейшем положении», – думал Сварог, шагая по бесконечным коридорам Канцелярии земных дел – высоким и широким, где зеркальные стены сменялись причудливыми переплетениями золотых узоров от пола до потолка, яркими мозаиками на разнообразнейшие сюжеты, от ласкавших глаз геометрических орнаментов до батальных сцен и сюжетов из незнакомых Сварогу мифов. Экзотические деревья в хрустальных кадках, щедро украшенных созвездиями самоцветов, исполинские гобелены, паркет ручной работы, беломраморные статуи, наборы доспехов и оружия, огромные, причудливейшие люстры, настоящие дебри из хрустальных подвесок, в чащобе коих, казалось, должна кипеть своя незнакомая и странная жизнь, а еще – потрясающей красоты ковры, медальоны из разноцветных эмалей, сильванские павлины в золотых ажурных клетках, участки стен, представлявшие собою стены аквариумов, – там в голубоватой, подсвеченной воде плавали всевозможные морские диковины поразительного облика…

Вот именно, Гаудин в сложнейшем положении. Умирает от желания покопаться в тайнах и загадках Хелльстада, пройти по коридорам Вентордерана, облететь страну вдоль и поперек, своими руками коснуться компьютера… Но слишком горд, чтобы напроситься в гости. Быть может, и сама роль гостя для него унизительна. Ну что же, не стоит торопить события, пусть дозреет и свыкнется с мыслью, что Сварог – уже не тот робкий, ничего не знающий новичок, многое изменилось за полтора года, и бесповоротно; по большому счету, Гаудин ему более не начальник, если вообще был когда-то начальником. Не стоит задирать нос и подпускать ненужной спеси, но нынешнее положение Сварога, как ни крути, требует иной системы отношений…

Он побывал уже во многих здешних присутственных местах, но нигде не видел столь пышной, пошлой чуточку, чрезмерно обильной и разнообразной роскоши, определенно рассчитанной на то, чтобы ошеломить и поразить вызванных сюда земных королей и их первых министров, ненавязчиво указать им их истинное место в вассальной пирамиде Империи. К стыду своему, он и сам на какое-то время поддался замыслам неведомых творцов Канцелярии – слишком длинными были коридоры, слишком много золота, самоцветов и архитектурных изысков, глаза поневоле разбегались, продуманная, изысканная роскошь подавляла и впечатляла, заставляла ощущать себя маленьким, покорным, незначительным, этаким деревенским недотепой, впервые в жизни узрившим своими глазами пышность и великолепие высших…

Он боролся с этим чувством, как мог. Благо попадавшиеся на пути чиновники, пусть и раззолоченные, вальяжные, все. как один, старавшиеся шествовать с чванно-загадочным видом обладателей нешуточных тайн и высшего могущества, на короля Хелльстада косились все же с некоторым оттенком почтительной боязни. Усердно старались этого не выказывать, но Сварог-то, пусть и уставший от странной бессонницы, разбитый, видел у них в глазах глубоко запрятанную опаску. Как бы ни храбрился Гаудин, как бы ни доказывал, что Хелльстада он, собственно, и не боялся вовсе, нельзя отмахнуться от очевидного факта: слишком уж долго нынешнее Сварогово владение существовало в качестве самой пугающей тайны планеты. И с этим нельзя не считаться, господа мои спесивые, с этим нельзя не считаться, так что извольте опустить профиль на квинту и поумерить спесь…

Понемногу и его собственная походка изменялась – он уже не просто шел, а шествовал, намеренно задрав голову и выпятив нижнюю губу, как умел: сюда, в Канцелярию, прибыл не обычный земной монарх, которого за спиной можно и обозвать по обычаю антланцев, высокопробных холуев, «улиткой», – нет уж, позвольте вам не позволить, к вам соизволил заглянуть король Хелльстада, неподвластного вашей технике и заклинаниям… Ага, вон тот, даром что в чине коронного советника, поспешно склонил голову в чрезмерно низком поклоне, а те двое, помоложе да и чинами пониже, и вовсе отступили к стене, хотя достаточно было места, чтобы они могли пройти, не коснувшись пурпурной мантии…

Сварог не ответил на поклоны – даже пресловутым «милостивым наклонением головы», прошествовал мимо, словно не заметил их вовсе. И впервые пожалел, что при нем нет королевского посоха, очень уж славно было бы громко, с вызовом постукивать им по полу. Но тут уж ничего не поделаешь – геральдический посох монарха обязан быть увенчан гербом королевства, а у Сварога пока что не было ни герба, ни флага, ни многого другого…

Двое лакеев, сущих великанов, в усыпанных самоцветами зеленых ливреях, проворно распахнули при его приближении двустворчатые золоченые двери приемной – и тут же заиграли невидимые фанфары, навстречу кинулись двое кабинет-секретарей, осторожно коснулись кончиками пальцев рукавов мантии, делая вид согласно этикету, что поддерживают под руки со всем решпектом. А стоявший у двери в кабинет директора великан-глашатай громогласно рявкнул, так, что уши заложило:

– Его величество король Хелльстада к его небесному сиятельству!!!

Дверь широко распахнулась, Сварог вступил в кабинет – заранее проинструктированный, знавший уже до мелочей предстоявшие ему сейчас клоунские номера. И повел себя соответственно: остановился у порога (дверь за его спиной бесшумно и медленно затворилась), сложив руки на груди, чуть склонив голову.

Директор, вставший с кресла, выпрямившийся за своим исполинским столом с позолоченными углами, словно уард проглотил, столь же церемонно склонил голову.

Тогда Сварог двинулся вперед, прошел ровно половину отделявшего его от стола расстояния, остановился посередине выложенного из ценнейших пород дерева круга, поклонился уже пониже, поднял голову:

– Ваше небесное сиятельство, мой старший кузен, высокий принц короны…

Директор, покинув кресло и обойдя стол (но не переходя некую невидимую линию), выполнил строго регламентированный жест рукой:

– Мой младший кузен, ваше величество, король… Прошу вас. Кресло к услугам вашего величества.

– Вы крайне любезны ко мне, мой старший кузен, – церемонно ответствовал Сварог и сел.

На этом китайские церемонии и окончились. Почти. Чтобы окончательно обозначить неофициальный характер визита, должны были еще появиться кабинет-лакеи со скудной снедью и питиями, предназначенными не для того, чтобы вульгарно набить ими желудок, а стать очередным символом.

Директор тронул золотой колокольчик, плавно потряс им, послышалась необычно громкая трель. Сварог терпеливо ждал, не вертя головой, разглядывал все, что только имелось в поле зрения.

Справа высился громадный прямоугольный аквариум – его стенки в два человеческих роста были из столь прозрачного, чистейше надраенного стекла, что казалось, будто никаких стенок и нет вовсе, в углу просто-напросто возвышается куб прозрачной воды, удерживаемой магическими силами. Меж высоких, чуть колыхавшихся зеленых растений лениво проплывали, плавно поводя плавниками, огромные белоснежные карпы, обитавшие исключительно в заоблачных дворцах, выведенные без всякого участия магии, трудами многих поколений лейб-рыбарей, – знаменитые императорские карпы, которых императоры жаловали, словно ордена, отбирали у впавших в немилость, а также вкушали раз в год на церемониальном ужине (и опять-таки, самый микроскопический ломтик редчайшей рыбы, попавший на тарелку счастливчика, считался знаком неслыханной милости). «У каждой Марфушки свои игрушки», – подумал Сварог, глядя на размеренно разевавших рты рыбин с чисто гастрономическим интересом, – он успел уже проголодаться, а у директора не поешь…

Все свободное от аквариума пространство, всю стену за спиной директора занимали величественные полки из черного дерева, уставленные толстенными томами в кожаных переплетах, со столь ярким золотым тиснением, словно обложки были изготовлены за час до визита Сварога. Книги своей многочисленностью и однообразием навевали тоску, да и содержанием тоже, заранее, ибо там, как Сварог уже знал, было собрано невероятное количество императорских указов, предписаний, регламентов, росписей, уставов, законов, положений, кодексов и прочих бюрократических премудростей, без которых не мог существовать ни один чиновничек, даже самый низкопоставленный.

Лакеи все еще не появлялись – в этом опять-таки был заложен свой высокий смысл, знаменовавший высшую степень расположения к гостю. Если бы Сварогу хотели продемонстрировать о ходу недовольство, а то и начальственный гнев, холуи мгновенно выросли бы за спиной, едва он опустился в кресло, плюхнули бы на стол ломившееся от снеди блюдо. Ну что же, стиснем зубы и перетерпим эту церемониальную тянучку…

Директор, принц короны, член императорской фамилии, родной дядя императрицы, был высок, худ и костляв, он казался скверно сделанной куклой, лишенной почти всех человеческих слабостей, – да и был таковым в действительности. Злые языки – а конкретнее, другой дядюшка Яны, принц короны Элвар, – уверяли, будто он и ночи проводит в этом кабинете, устраивая перед сном оргии, заключавшиеся в перечитывании древних кодексов и подсчете в каждой книге глав и параграфов, разделов и подстрочных примечаний. Наверняка Элвар был пристрастен, но сейчас, при взгляде на эту продолговатую физиономию со впалыми щеками и тусклыми, как старый пергамент, губами, поневоле верилось сплетням, будто директор поставил перед собой задачу: пересчитать все до единой буквы в бесчисленных томах, а потом отыскать в получившемся числе высший магический смысл и связь с путями звезд…

Вот с Элваром было гораздо проще – он, беззаботный толстяк, эпикуреец и патологический бездельник, повадился к Сварогу в гости чуть ли не через день. Сварог имел однажды неосторожность поведать его императорскому высочеству об эликсире под названием «самогонка», широко употреблявшемся в том мире, откуда он нагрянул. Элвар живо заинтересовался, пришлось, привлекши в помощь дворецкого, собрать классический самогонный аппарат, работавший с предельной нагрузкой. Его высочество потреблял самогонку в количествах, способных ужаснуть не только Сварога, но и запойного комбайнера из какой-нибудь муромской глубинки, но при этом ухитрялся остаться в полном здравии. Гораздо хуже приходилось его свите, которую он притаскивал к Сварогу в гости и накачивал тем же эликсиром, – они, бедолаги, переносили зелье не в пример хуже, быстренько оказываясь под столом, но, разумеется, не могли противоречить члену императорской фамилии, не говоря уже о том, чтобы отказаться ему сопутствовать в манор Гэйр.

Между прочим, это Элвар пустил в обиход две намертво приставших к братцу-директору клички: Костяная Жопа и Новогодняя Елка. С первой все было более-менее ясно – а сейчас Сварог понял и смысл второй…

Директор, его императорское высочество принц короны Диамер-Сонирил, был увешан высшими орденами земных королевств чуть ли не до пят. Как и полагалось принцам императорской фамилии, он носил через левое плечо желто-черно-синюю ленту, заколотую на бедре большой звездой Высокой Короны (что означало автоматическое пожалование его всеми остальными имперскими орденами), но она едва виднелась под гербовыми цепями, звездами, кронгами высших степеней, золотыми розетками и орденскими бантами. Не человек, а ходячий справочник по земным регалиям – тут вам и «Круглая башня», и сегурский орден Морских Королей, и Чертополох, и «Черное солнце», и «Золотой сфинкс», и гиперборейская «тарелка», чье название Сварог запамятовал, и гурганская пектораль. Оставалось насквозь непонятным, как он ухитряется таскать эту немаленькую тяжесть, без магии тут никак не обойтись… Но, с другой стороны, ежели применить к ордену уничтожающее его вес заклинание, не обесценит ли это награду? Вот вам глубочайшая философская проблема, господа мои, вам, должно быть, смешно, но один из придворных мудрецов в трактате «О сущности отличий» подобные вопросы на десятки страниц размазывал…

Бесшумно появившийся кабинет-лакей поставил слева от Сварога фарфоровый подносик, на котором сиротливо покоилась крохотная чашечка кофе, навевавшая тоску хрупкостью и размерами. Сварог же, не выказывая владевших им чувств, деликатно взял двумя пальцами тоненькую ручку, поднес ко рту сине-белый сосудик и омочил губы пахучей и горячей жидкостью. Церемонии были выполнены, пора начинать беседу…

Поставив свою чашечку, директор поднял на Сварога блеклые глаза:

– Полагаю, мы можем теперь говорить без лишней напыщенности. Прежде всего хочу заверить вас, король Сварог, что мною в первую очередь движет стремление помочь вам в делах, на которые вы по молодости и неопытности не обращали внимания вовсе. Знаете ли, все эти странствия в происках приключений, все равно, ваши ли или других так называемых «бродячих рыцарей», конечно, производят впечатление на неопытное юношество и обеспечивают хлеб насущный авторам остросюжетных романов, а также менестрелям и летописцам, но вот что касается нас, скромных канцелярских тружеников… Признаюсь вам по совести, сорвиголовы вроде вас порой приводят меня в ужас. Жизнь человеческого общества – это стремление к порядку, каковой достигается посредством проистекающих от владетельных особ законов и установлений… а уж мы, скромные чиновники, как раз и занимаемся претворением в жизнь поступающих сверху предписаний. Говоря высоким стилем, посвящаем жизнь долгой и многотрудной борьбе за превращение хаоса в строгий порядок. Вы по молодости лет и не представляете, какую дисгармонию вносите в размеренное течение жизни. Прежде чем рубить направо и налево разных там чудовищ, возлагать на себя короны и создавать новые государства, следовало бы заранее продумать последствия, но этого-то вы, молодежь, и не умеете категорически… Но не огорчайтесь, для того и существуем мы, слуги ее императорского величества, на то и поставлены, чтобы вносить строгий порядок…

– Быть может, вам будет благоугодно выражаться конкретнее? – осторожно спросил Сварог.

– Не спешите. Вам следует уяснить, что королевская корона возлагает на вас многочисленные и сложные обязанности, вовлекает вас в разностороннюю деятельность по поддержанию порядка, хотите вы этого или нет… Как известно – и уже подтверждено соответствующими рескриптами, – ее величество признала за вами права на королевство Хелльстад, а равно и на земли, в обиходе доселе вульгарно именовавшиеся Тремя Королевствами, но с точки зрения строгой отчетности обязанные зваться по всей форме: королевство Демур, королевство Хорен и королевство Коор… Мои поздравления. Но здесь-то и начинается большая и сложная работа, которой вы пока что не спешите заняться, чем нарушаете столько правил и вносите беспорядок в столь многочисленные разделы отчетности, что у меня волосы встают дыбом…

– Простите?

– Начнем с Хелльстада, – сказал директор. – Меня совершенно не интересуют тамошние чудеса и странности – оставим эти материи поэтам, магам Мистериора и восторженным юнцам, Я же, как глава известной Канцелярии, обязан добиться того, чтобы вы привели в порядок требуемую отчетность, причем в кратчайшие сроки…

– Соблаговолите объяснить, – смиренно сказал Сварог.

– Извольте. Королевство – это не абстрактное понятие и не ваша личная игрушка. Королевство – это субъект юрисдикции, обязанный обладать всеми соответствующими атрибутами, институциями и структурами. Согласно параграфу третьему пункта второго «Установления о вассалитете»…

Он сделал движение пальцами, с полки за его спиной вмиг вспорхнул толстенный том в черном кожаном переплете, сам собой раскрылся и, обогнув голову директора, описав плавную кривую, подлетел к Сварогу, остановился в воздухе перед его глазами, так, чтобы Сварог без труда мог прочесть должный параграф.

– Всякое королевство должно обладать, во-первых, государственным флагом, – наставительно продолжал директор. – Во-вторых, гербом, в-третьих, королевскими печатями – Большой, Средней и Малой, причем области применения каждой опять-таки строго регламентированы соответствующими статьями законоустановления. Описания всего этого вы давно обязаны представить в Геральдическую коллегию, послав копии таковых описаний в мою Канцелярию, а также в Кабинет императрицы и Палату Пэров. Где они, позвольте спросить?

– У меня как-то не было времени, – ответил Сварог в неподдельной растерянности. – Да и никто меня не предупредил…

– Ваша неопытность, конечно, служит смягчающим обстоятельством, – кивнул директор. – Но мы с вами именно для того и встретились сегодня, чтобы привести в порядок все ваши дела… Пойдем далее. Всякое королевство обязано обладать денежной системой – и вы опять-таки обязаны представить во все заинтересованные инстанции полное описание денежной системы королевства Хелльстад вкупе с иллюстрациями, выдержанными в установленном масштабе. Копии на сей раз следует отправлять еще и в Канцелярию по экономическим делам…

– Простите, ваше высочество… – решился Сварог вставить словечко. – Но дело-то в том, что у меня в королевстве, я имею в виду Хелльстад… собственно говоря, населения и нет вовсе. По крайней мере, такого населения, которое пользовалось бы деньгами. У меня там обитают в основном гигантские змеи, собаки, а также…

– Я же сказал – эти мелочи в мою компетенцию не входят, – брюзгливо прервал директор. – Если у вас нет населения, которому необходима денежная система, вам просто-напросто следует именно это и написать в соответствующей главе Большого Реестра Королевства… но вы ведь пока что вообще не завели Большого Реестра?

– Увы… – развел руками Сварог.

– А обязаны, молодой человек! Поскольку Большой Реестр Королевства – краеугольный камень вашей отчетности, все остальные отчеты делаются исключительно в его рамках. Советую вам незамедлительно составить Большой Реестр, этим вы облегчите задачу в первую очередь самому себе. Когда у вас будет надлежащим образом оформленный Большой Реестр, управление королевством значительно облегчится. Далее. Любое королевство обязано обладать Геральдическим Кодексом, охватывающим систему титулования, орденов, структуру Сословий и Гильдий, роспись классных чинов, принятых для служащих гражданских органов управления, а также нестроевых военных департаментов. Военного Кодекса у вас, разумеется, тоже нет. Вот видите… В него входят отчетные сведения о ваших вооруженных силах: количество и наименование гвардейских и обычных полков, численность флота, артиллерийского парка, списки генералов и офицеров, полное описание знаков различия, описание воинских знамен, вексиллумов и значков, а также штандартов, вымпелов и гюйсов. Не ерзайте, молодой человек! Я, кажется, догадываюсь, что вы хотите сказать: что у вас нет ни армии, ни флота… Что ж, это ваши личные хлопоты. Вы вправе либо не заводить армии вообще, либо нарядить ваших генералов в кружевные фартучки с рюшечками… но в любом случае следует соблюдать строгую отчетность. Если у вас нет военных кораблей или артиллерии, об этом должна иметься соответствующая запись в должной графе и разделе. Далее. Вы обязаны составить Географический Кодекс: описание числа провинций с точными картами, рек и пахотных земель, лесов, залежей полезных ископаемых… Кроме того, всякое земное королевство обязано представить роспись органов управления, полицейских структур, тайных служб…

Он говорил и говорил, сухо, казенно, бомбардируя Сварога все новыми и новыми требованиями, приводя в совершеннейшее уныние, – а с полок за его спиной, повинуясь небрежным жестам, вспархивал том за томом, от книг уже рябило в глазах, они методично распахивались перед глазами Сварога, ощущавшего уже нешуточную головную боль. Прекословить он и не пытался, прекрасно понимая, что оказался затянутым в шестеренки гигантской махины, лишенной всяких человеческих чувств, – и, кроме того, вовсе не настроенной к нему враждебно. Просто она вертелась, как привыкла за тысячелетия, – и воевать с ней было решительно невозможно, потому что шестеренок этих, строго говоря, и не существовало в виде материальных объектов. Можно воевать с людьми, чудовищами, демонами, зверьем, но даже волшебный топор Сварога ничего не смог бы поделать с этими аккуратными шеренгами переплетенных в черную кожу томов. Предположим, он изрубил бы книги в кусочки – ну и что? Ничего не поделаешь с Существующим Порядком… Жаловаться императрице тем более бесполезно – она тоже не в силах нарушать свои же собственные законы…

– Все это в полной мере касается и Трех Королевств, – сказал директор. – Что-то вы осунулись, молодой человек… Право же, я вам искренне сочувствую.

Теперь, надеюсь, понимаете, насколько сложна и разветвлена наука государственного управления, а равно – строгой отчетности? Это вам, простите, не страшилищ бить топором по голове. Воевать с монстрами – штука нехитрая, любой крестьянин справится, а вы попробуйте наладить предписанные управление и отчетность…

Несмотря на скупую мимику малоподвижного лица, он выглядел триумфатором, и Сварог в глубине души признавал за ним эту роль, прекрасно сознавая, что разбит наголову. И в самом деле, гораздо легче и проще без особых изысков бить чудищ топором по голове…

– Есть еще Вероисповедальный Кодекс, – чуточку мягче сообщил директор. – Основные вероисповедания, количество храмов и все прочее…

– Интересно, а если я откажусь от Трех Королевств? – вслух подумал Сварог, ругая себя за это проявление слабости.

– А вот это, должен вам сообщить, не такое простое дело! – вскинулся директор. – Королевство, если оно закреплено за вами соответствующими указами императрицы, – не какая-то там водяная мельница из известной сказки, которую можно передавать из рук в руки, словно старый башмак. Ситуации, когда вы можете быть лишены высшей властью королевских прав, известны наперечет, установления на сей счет законодательно оформлены – и здесь мало вашего собственного желания. Отречение короля от трона, совершенное данным королем добровольно, признается законным и входит в силу только в случае соблюдения должных статей…

Очередной том вот-вот должен был, шелестя страницами, порхнуть с полки, и Сварог торопливо вскинул ладонь:

– Не нужно, я вам верю на слово… Главное я понял: так просто мне от своих королевских корон не отделаться…

– Совершенно верно… ваше величество, – с тусклой улыбкой подтвердил директор. – Далеко не так просто, ох как непросто. И я вновь вам повторяю: вы взвалили на свои плечи дело, требующее громадной ответственности. Чтобы не превращать наш разговор в пустую пикировку или ходульный набор нравоучений, заключу вкратце: вам необходимо в двухнедельный срок привести отчетность в полный порядок.

– А у вас не найдется какого-нибудь краткого руководства? – уныло спросил Сварог. – Инструкции какой-нибудь? «Что нужно знать начинающему королю». Что-нибудь в этом роде…

– Ну разумеется, ну конечно! – отеческим тоном сказал директор. – Неужели вы думаете, что наша задача – загнать вас в тупик и подвергнуть моральным пыткам? Молодо-зелено… Задача чиновника – облегчать жизнь всем, и королям в том числе, путем просвещения и учебы. Говоря поэтическими образами, я сравнил бы чиновника с компасом, помогающим путнику обрести нужное направление. К великому моему сожалению, молодежь наша еще не прониклась этими нехитрыми истинами, предпочитая вместо того сочинять глупые и несмешные анекдоты о бюрократах. Соблаговолите получить нужные пособия – но вот я не стал бы употреблять прилагательное «краткие», когда речь идет о пособиях в столь серьезных и ответственных делах…

Поблизости от левого локтя Сварога возникли прямо из воздуха три толстых книги, плавно опустились на стол. Стопка эта оказалась толщиной в две ладони – что ж, на фоне заполнивших всю стену фолиантов можно считать сии пособия образцом деловой краткости…

– Трудно только первое время, – сказал директор ободряюще. – Когда вы все это изучите, составите необходимые кодексы и приведете отчетность в порядок, управлять станет не в пример легче… И почему вы, собственно, столь печальны? Вам вовсе не обязательно заниматься кодексами и отчетностью самому. Подыщите себе толковых министров…

– Легко сказать, – уныло протянул Сварог. – Где же я их возьму, у меня-то и подданных… – и тут его осенило. – Послушайте, а первый министр… вообще министры непременно должны быть людьми?

Кажется, он чуточку озадачил его императорское высочество – тот всерьез задумался на несколько минут. Впрочем, вряд ли для состояния, в которое он впал, подходило определение «раздумье» – Сварогу казалось, что он слышит, как совсем рядом щелкают шестеренки немудреного механизма, как шелестят страницы оправленных в черную кожу томов.

Наконец директор сказал, совершенно бесстрастно:

– Я не могу припомнить какого бы то ни было официального документа, который прямо запрещал бы занятие поста министра лицом… не принадлежащим к человеческой расе. Равным образом нет и высочайшего указания на то, что министры либо иные королевские чиновники обязаны непременно быть людьми. Отсюда проистекает, что вы вольны назначить своим министром… кого угодно. Лишь бы назначенный мог вести делопроизводство и отчетность согласно установленной форме. Кстати, вы ведь знакомы с ронерским королем Конгером? Так вот, он в свое время возвел в дворянское достоинство одну из любимых охотничьих собак исключительно благодаря подобному юридическому казусу: видите ли, не было прямых запретов на возведение в дворянское достоинство существ, не принадлежащих к роду человеческому. То есть, подразумевалось, конечно, что в дворянство всегда возводили только людей, – но это не было закреплено юридически. Сейчас, конечно, после столь конфузного примера, пришлось ввести в уложения прямые запреты – но законы обратной силы не имеют… – Он попытался улыбнуться шире, чем обычно, давая понять, что намерен весело пошутить. – Таким образом, назначить первым министром вы можете кого угодно, но я все же не рекомендую вам выбирать для этой цели борзую собаку или любимого жеребца. Прямого запрета нет, но остаются чисто практические соображения: борзая собака или скаковой конь не будут заполнять за вас кодексы и отчеты…

– Не беспокойтесь, принц, – сказал Сварог без улыбки. – Я буду руководствоваться чисто практическими соображениями…

– Только постарайтесь не затягивать. У вас всего две недели. Помимо прочего, отсутствие пакета документов тормозит назначение к вам имперского наместника… точнее, четырех, по одному на каждое ваше королевство.

– Вот, кстати, о наместниках, – сказал Сварог. – У меня вдруг появилась идея… По-моему, нынешняя система императорских наместников весьма несовершенна и нуждается в реорганизации.

– Почему вы так полагаете? – насторожился директор.

Сварог сделал достаточно серьезное лицо и тоном солидного государственного мужа, озабоченного исключительно процветанием империи, сообщил:

– Система «один наместник на одно королевство», по-моему, не учитывает сложившихся реалий. Вот, скажем, принадлежащие некоторым державам острова достаточно велики. Настолько, что сами не уступают в размерах иному Вольному Манору: Катайр Крофинд, Бран Луг, Дике… Однако наместников там почему-то нет. Более того: я не возьму в толк, почему нет императорских наместников в тех Вольных Манорах, что не носят ранга королевства. А таковых, между прочим, целых восемнадцать. И, наконец… Почему бы не расширить систему наместников, не углубить ее? Скажем, в королевстве имеется двадцать провинций. Согласно моему проекту, система должна принять следующий вид: в королевстве – императорский наместник, а в каждой провинции – подчиненные ему имперские губернаторы… Улавливаете мою мысль?

Он осекся – принц-директор уставился на него выкаченными глазами с видом человека, пораженного неожиданным апоплексическим ударом. Продолжалось это недолго, принц тут же опомнился, выхватил из воздуха высокий стакан с какой-то бледно-желтой жидкостью и одним глотком осушил его до дна. В воздухе распространился тонкий аромат хорошего вина.

Что-то твердое толкнулось Сварогу в сжатые ковшиком пальцы. Инстинктивно сжав непонятный предмет, он опустил глаза и увидел у себя в руке такой же хрустальный стакан с вином.

– Выпейте, – торжественно сказал директор. – За это, право же, стоит выпить. Примите мои поздравления, молодой человек. И простите за то, что я полагал вас легкомысленным вертопрахом. Вы подали великолепнейшую идею, не побоюсь этого слова, эпохальную! Только подумать, что никто прежде не додумался… Ну конечно же, расширение и углубление структуры! Браво! Великолепно! Конечно же, имперские губернаторы в каждой провинции, подчиненные наместнику королевства! Вы умнейший человек! Одним махом решится столько вопросов…

Сварог оторопело уставился на него, зажав стакан в руке. Без сомнения, господин директор говорил совершенно серьезно – а ведь Сварог всего-навсего попытался не слишком тонко поиздеваться над бюрократической системой, довести ее до абсурда… Черт, прежде чем открывать рот, следовало бы вспомнить, что для бюрократии любое «расширение» и «углубление» становится не абсурдом, а манной небесной!..

– Новые штатные единицы, – рассуждал вслух его высочество. – Как минимум сто штатных единиц. Дополнительные фонды… да нет, какие там сто, ведь всякий имперский губернатор будет нуждаться в канцелярии, аппарате… Если стандартный штат аппарата при наместнике составляет двадцать шесть единиц, то любому имперскому губернатору мы просто-таки обязаны выделить не менее десяти сотрудников… Снимается проблема кадрового резерва, мы одним махом покончим со множеством кандидатов, которые сейчас бесцельно толкутся в департаментах, пишут прошения, интригуют, подсиживают… Всем найдется место… Знаете что, лорд Сварог? – воскликнул он восторженно. – Бросьте вы ко всем чертям эту затею с королевствами. Я вам помогу быстро и эффективно освободиться от этой ноши. И поступайте ко мне секретарем канцелярии. Гарантирую чин имперского тайного советника, льготную выслугу, прочие блага – это все для начала, а там посмотрим… Грех не привлечь в свое учреждение человека, который способен рождать столь полезные и толковые идеи… Как вы?

– Простите, ваше императорское высочество, но вынужден отклонить столь заманчивое предложение, – торопливо сказал Сварог, вовсе не расположенный попадать из огня да в полымя. – Не чувствую в себе достаточно способностей для государственной службы, уж не посетуйте…

– Жаль, жаль, – пожевал губами принц. – Но вы все же подумайте, я не тороплю…

…Уже спускаясь по широкой лестнице Канцелярии, щедро украшенной статуями и фонтанами, Сварог отыскал еще одно надежное средство, способное улучшить отношения с Новогодней Елкой: следует незамедлительно учредить высший орден Хелльстада, с хорошую тарелку размером, непременно с гербовой цепью, самоцветами и кронгами позатейливее. И вручить со всеми полагающимися почестями. А ордена Трех Королевств даже не придется придумывать, достаточно покопаться в библиотеке Геральдической коллегии и восстановить старые. Нужно принимать правила игры, коли уж нет возможности от этой игры отвертеться или изничтожить ее к чертовой матери…

Он быстро спускался, шурша мантией, озабоченный больше всего тем, чтобы не наступить на ее подол, не ляпнуться на ступеньках, – позору не оберешься, явный урон для королевского достоинства… Трое раззолоченных чиновников со всей возможной важностью несли за ним «Кодекс жути ночной», три фолианта кратких пособий для начинающего короля, а также четыре бархатных коробки – королевские Походные Печати, по одной на королевство, коими Сварог должен был пользоваться, пока не приведет в надлежащий порядок кодексы и отчетность. Бюрократическими причиндалами он обрастал с удручающей быстротой. И ничего тут не поделать. Пусть даже подданных – кот наплакал, пусть даже добрая их половина к роду людскому не принадлежит, пусть даже кандидатов в министры и верные сподвижники можно пересчитать по пальцам одной…

Он даже приостановился. Все из-за чертовой бессонницы, голова не работает толком, иначе давно додумался бы…

Не стоит мудрить. Нужно побыстрее навести справки на земле – что сейчас поделывает Странная Компания. Вот уж на кого можно полагаться и в более серьезных делах. Вот только захотят ли его былые сподвижники бросаться в очередное нелегкое предприятие? Как-никак обзавелись орденами и титулами, равно как и деньгами, «дабы поддерживать свое нынешнее положение», если использовать стандартную земную формулировку. А верзила Бони и вовсе стал королем, пусть всего лишь в Вольном Маноре. Людям свойственно стремиться к безопасному уюту, особенно тем, кто попал в князи из натуральной грязи…

Его вимана стояла на прежнем месте – двухэтажный перламутрово-серый домик с алой крышей, и возле распахнутой настежь входной двери навытяжку стоял верный Макред в парадной ливрее. Картинка мирная, идиллическая. Правда, ее немного портило присутствие в нескольких уардах от виманы боевого драккара, представлявшего собою ровно треть личного Сварогова военно-воздушного флота. Черная крепостца с дюжиной башенок добросовестно ощетинилась дулами и жерлами. Сам Сварог с превеликой охотой избавился бы в мирных полетах от столь могучего вооруженного эскорта, но это была не его идея: Гаудин не то чтобы посоветовал, а прямо приказал летать исключительно в сопровождении драккара, пока не сгладятся кое-какие шероховатости… Он и сам передвигался от одного летучего замка к другому под конвоем двух брагантов Серебряной Бригады. А значит, обстановочка и в самом деле оставалась напряженной.

– Прошу пожаловать, милорд!

Верный Макред на сей раз произнес это что-то чересчур уж громко, почти крикнул.

Сварог поднял бровь, прислушался. На втором этаже что-то звонко упало, послышался азартный возглас, чей-то испуганный визг. И тут же все утихло.

– Ах, вот оно что, – сказал Сварог понимающе. – Опять покрываете этих шалопаев, Макред? В конце концов, мы не у себя дома, здесь официальное учреждение, и не из последних… Заберите у этих господ все, что они принесли. Взлетаем. В манор.

Он прошел в дверь, облегченно вздохнув, снял тин ару, положил ее на столик у двери, недавно поставленный именно для этой цели, сноровисто расстегнул пряжки мантии, сбросил с плеч, не глядя – к ней, пока не успела упасть на пол, тут же кинулись два лакея в ливреях его фамильных цветов – и поднялся на второй этаж, на ходу доставая сигареты: Костяная Жопа терпеть не мог курения, а потому во всем его обширнейшем заведении не было уголка, где можно устроить перекур.

– Так-так-так-так, – сказал он, входя в гостиную. – Издали слышно, что вы тут на головах ходите, разгильдяи…

Вопреки его пессимистическим ожиданиям, разрушения оказались невелики: пара вычурных кресел перевернута, да сорванная с окна портьера косо повисла на золоченой палке, подметая пол, и возле нее застыл навытяжку ливрейный холуй, ожидая точных указаний Сварога.

– Навести порядок, – бросил ему Сварог, сел в кресло, из-за своей массивности оставшееся в прежней позиции. С удовольствием затянулся, присвистнул: – Еще и ваза…

Растрепанная Мара повесила голову, без особого раскаяния посверкивая глазищами из-под рыжей челки, поправляя на груди покосившийся орденский бант. Карах поместился над камином, за часами, откуда торчало лишь его мохнатое ухо. Неподалеку от кованой каминной решетки изящнейшей ручной работы валялась на ковре немаленькая груда осколков, самые крупные из них сохранили фрагменты тончайших узоров, черных на светло-коричневом фоне.

– Карах! – рявкнул Сварог. – Встать в строй! Я кому сказал?

Серенький домовой после недолгих колебаний все же покинул свое нехитрое убежище, тихонечко вышел, повесив уши, чуть ли не строевым шагом пересек комнату и встал рядом с Марой, вытянув лапки по швам.

– Вольно, – сказал Сварог. – Все же я не зря занимался с вами строевой подготовкой, шалопаи, она и не из таких людей делала. Что же это мы наблюдаем? Не осколки ли коллекционной, насквозь антикварной вазы? Без малого три тысячи лет стояла себе ваза, что характерно, при всех властях и при любой погоде, а стоило вам, обормотам, в моем замке завестись… Что на сей раз? Ну?

Мара отважилась первой:

– У нас тут возник небольшой спор по поводу быстроты реакции, и некоторые мохнатые стали выпендриваться…

Карах строптиво вмешался:

– На меня, конечно, ордена не вешают, как на некоторых, но вот посмотрел бы я, смогла бы ты чесануть вверх по отвесной стене замка, когда по пятам гонится голодный ямурлакский болотожор…

– Я и говорю: от болотожора бегают только трусы. Или бесполезные создания вроде тебя. К чему от него бегать, когда ему можно без особого труда выколоть буркалы палкой…

– Отставить, – сказал Сварог. – Ясна картина. Снова начали взапуски носиться по потолку, только на сей раз вазу мою фамильную в щепки разнесли без всякого уважения к трем тысячелетиям. И плевать вам, что она в музейные каталоги внесена черт-те сколько лет назад… Разболтались, хорошие мои, что-то давненько я вас не водил в бои и походы… На сей раз вы у меня так просто не отделаетесь, гнев мой будет ужасен, а кара, мало того, что неотвратима, так еще и молниеносна… Мара…

– А? – независимо откликнулась рыжая кошка, ничуть не склонная проливать слезы над безвозвратно погибшим антиквариатом.

– Садись, – сказал Сварог, похлопав по широкому мягкому подлокотнику. – И ты, варвар мохнатый, не стой столбом. Ну вот что… Слушайте меня внимательно. Лауретта, я вас назначаю первым министром королевства Хелльстад, а также трех прочих королевств, каковые имею несчастье возглавлять. Карах, не лыбься – потому что тебе предстоит возглавить Королевские кабинеты четырех вышепоименованных держав. Сию же минуту можете приступать к своим обязанностям, я сейчас покурю и шлепну печати на указы…

Мара гибко наклонилась, чмокнула его в щеку:

– Я вам несказанно благодарна, ваше величество, за столь высокое назначение, нынче же ночью постараюсь отблагодарить, насколько это в моих скромных возможностях…

– Ночью у тебя будут более серьезные дела, нежели ублажать королей, – сказал Сварог без улыбки. – Я не шучу, ребята. Все серьезно. Мы в паршивой ситуации, признаюсь честно. Поскольку вновь оказалось, что бюрократия всемогуща, от меня требуют в кратчайшие сроки привести в порядок отчетность. Вон там, в трех тонюсеньких книжечках, – все инструкции и образцы документов. Нынче же вечером берите виману и отправляйтесь в Вентордеран. Запрягите мэтра Лагефеля, пусть помогает. Пока не управитесь, на глаза мне не показывайтесь. Сначала разберитесь с Хелльстадом, а потом покопайтесь в библиотечных файлах Геральдической коллегии, извлеките оттуда все данные по Трем Королевствам. Понятно?

Новоиспеченные сановники не выказали особой радости, но и протестовать не посмели, зная крутой нрав своего короля. Глядя на их поскучневшие физиономии, Сварог хмыкнул:

– Ничего, ребятки, справитесь. А то очень уж долгонько бездельничаете, давно я подвигов не совершал… и слава богу, по-моему. Для нормального человека противоестественно слишком часто совершать подвиги. Я с радостью констатирую, что нас ждет пусть и тягостная, но вполне мирная, рутинная работа по приведению королевской отчетности в тот благостный вид, что только и способен ублаготворить имперских бюрократов. Согласен, дело нудное и унылое, но лучше уж возиться с бумагами, чем гоняться с топором наголо за всякой нечистью…

– Это кому как, – сказала Мара деланно безразличным тоном.

– Ох, поскорей бы ты выросла, прелесть моя, звезда очей моих, – сказал Сварог удрученно, одной рукой приобняв ее за тонкую талию, другой почесав за ухом Караха и ощущая при этой некое благостное подобие тихого семейного счастья. – Поскорей бы отучилась носиться с мечом по горам и подвалам.

– Да никогда в жизни,

– Ну ладно. – сказал Сварог. – Тебя не переделаешь, чувствую. Тогда вот тебе моя монаршая воля: если за неделю приведешь в порядок все бумаги, разрешу набрать отряд и очистить Ямурлак от остатков тамошней нечисти. Поскольку он примыкает к моим землям, нужно там навести, наконец, порядок… А там и присоединить, благословясь, да и с Пограничьем пора что-тоделать…

– Ты серьезно?

– Вот именно, милая, – сказал Сварог. – В конце концов, это не игрушки. Коли уж свалились мне на шею эти королевства, нужно их как-то обустраивать, вдумчиво и предельно серьезно… Но имей в виду: не справишься за неделю с отчетностью, не видать тебе Ямурлака, как своих ушей. Уяснила?

– Накрепко, мой повелитель, – заверила Мара вполне серьезно. – Однако… Можно, я сделаю наоборот? Сначала скачаю из геральдической библиотеки всю информацию по Трем Королевствам. Это гораздо проще. А Хелльстад оставлю на потом.

– Идет, – поразмыслив, кивнул Сварог. – Главное, уложиться в неделю. Потом надо будет поискать на земле наших друзей из Странной Компании… – Он Щелкнул пальцами и приказал выросшему как из-под земли лакею: – Кофе. И побольше, и покрепче… Голова раскалывается. Могу я нормально выспаться, наконец? Что ни ночь, чертовщина какая-то в голову лезет, непонятно что мерещится…

– Ничего удивительного, – сказал вдруг Карах. – Она идет к Талару.

– Кто идет? – не понял Сварог.

– Багряная Звезда, хозяин, – убежденно сказал серенький домовой. – Она еще далеко, но идет-то она к Талару… Ты меня не зря научил читать-писать, я вчера сидел с книгой про небо и теперь знаю, как это называется, – орбита. Путь звезд. Орбита у нее очень длинная, вытянутая, к Талару она подходит раз в пять тысяч лет, но коли уж пройдет близко – жди всяких жутких невзгод…

– Вот и учи после этого всяких там домовых писать, а тем более читать, – фыркнула Мара. – Багряная Звезда – чистой воды сказочка, выдуманная каким-то шутником в древние времена…

– Сама ты сказочка, рыжая, – огрызнулся Карах. – Говорю тебе, она идет к Талару, я ее чувствую на небе, мы умеем… выходит, и хозяин тоже. Всякие бессонницы и кошмары у него начались в аккурат, когда она замаячила вдалеке… Старики говорили, так оно и бывает, у меня тоже голова как дурная…

– Почему – «как»? – ангельским голоском вопросила Мара.

– Подожди, – сказал ей Сварог. – Не вмешивайся… Что это за звезда такая?

– Я и не знаю, как толком объяснить, хозяин. Вообще-то, она и не совсем звезда… И не совсем планета… Просто называют ее так… Она сейчас, я так прикидываю, примерно в паре месяцев своего лета от, как это по-книжному… от орбиты крайней планеты нашей системы… потом еще пару недель будет пролетать в нехорошей близости, пока опять не уйдет на новые пять тысяч лет с какими-то там столетиями… Багряная Звезда, хозяин, – очень плохая планета. Сама по себе она вроде бы и не несет особенного зла, зато про нее точно известно, что она пробуждает всякую погань, которая до того крепко спала, усиливает то зло, что потаенно бдило, вообще она как бы факел, если его кинуть в ведро с горючей жидкостью… Вот так примерно наши старики рассказывали, у нас ее боялись испокон веков, еще с тех времен, когда вас на Грауванне и не было вовсе, когда Грауванн еще не звался Таларом, и слова такого никто не знал… Другие, которые жили до вас, про нее тоже знали, что-то такое с ее помощью вытворяли… Кое-кто говорил, это их и погубило…

– Нет, полный вздор, – решительно сказала Мара, едва Сварог разрешил ей высказать свое мнение. – В жизни не слышала ни про какую Багряную Звезду, а нас, между прочим, неплохо учили, гораздо лучше, чем этого ушастого, который и читать-то по складам научился месяц тому…

– Значит, плохо учили, – упорствовал Карах. – Ты как думаешь, почему грянул Шторм? Потому что аккурат в те времена прошла неподалеку Багряная Звезда – и что-то там с чем-то перемешала, отчего получились все ужасы и потрясения…

– Ага, и молоко у коров свернулось, а у медника собака сдохла…

– Поживешь с мое на белом свете – немного поумнеешь…

– А за хвост? – вскинулась Мара.

– Хватит! – прикрикнул Сварог. – Тут вам не латеранский ученый диспут, где позволительно чернильницами швыряться и за профессорские мантии друг друга таскать… Вы, голуби мои, как-никак теперь высокие королевские министры, так что ведите себя пристойно, привыкайте. Со временем, даст бог, обрастем подданными и заживем нормальной жизнью, так что учитесь должному этикету… Я поговорю насчет этой звезды с кем следует. Ты уверен, Карах?

– Точно тебе говорю, хозяин, – упорствовал домовой. – Старики говорили, у тех, кто умеет чувствовать, так оно и начиналось обычно – бессонница подступает, всякая ерунда по ночам чудится… Вроде бы есть какие-то отворотные церемонии и заклинания, но я их не знаю. У нас ученых было маловато, а потом, когда начались… ямурлакские пертурбации и наши начали понемногу разбегаться в поисках лучшей доли, ученые и вовсе куда-то запропали – чтобы не запытали до смерти всякие там охотники за старой магией и кладами. Ты уж поосторожнее держись, мало ли что может проснуться…

– Вот тебе живая иллюстрация к теории о вреде излишнего образования, – насмешливо сообщила Мара. – Научил ты его грамоте на свою голову, от первой же прочитанной книжки в головенке все перепуталось…

– Дуреха рыжая, – беззлобно огрызнулся Карах. – Жизнь тебя еще не жевала во все зубы…

– Да-а?

– Ага. Только и умеешь, что мечом махать да с хозяином спать.

Мара прищурилась, медовым голоском спросила:

– А ты что, завидуешь? Тому, другому или всему сразу?

Карах от обиды прямо-таки заплясал на широком подлокотнике.

– Великий Солнцеворот! Первому завидовать смешно, мы с мечами никогда не баловались, у нас в этой жизни другие цели и, учено выражаясь, функции, а что до второго – типун тебе на язык, рыжая язва! Я тебе не извращенец какой-нибудь, я самый обыкновенный представитель древнего племени фортиколов, и сейчас, чтобы ты знала, нахожусь в расцвете лет и сил! Еще когда-нибудь найду себе супругу из своего племени! Не могли же фортиколы вымереть окончательно! И нарочно позову тебя на Брачный Хоровод, чтобы посмотрела, как приличные существа устраивают свадьбы!

– Ну-ну-ну! – осадил Сварог верных сподвижников, новоиспеченных министров. – Вы у меня сейчас кофий из рук вышибете… Кончай цапаться. К дому подлетаем. Мара, незамедлительно займешься библиотекой, как только поужинаем. Вот, кстати… Карах, ты по-прежнему намерен у дворецкого обитать? Что за выкрутасы?

– Никаких тут нет выкрутасов, – насупился Карах. – Соблюдаю старые порядки, только и всего.

Мы – фортиколы, а они – фартолоды, вот и весь сказ, какое тут может быть пересечение, положено в разные стороны расходиться, издали друг друга завидевши…

– У меня как-то не было случая спросить… – сказал Сварог. – Откуда они вообще у нас в замках взялись?

– Вам виднее, – дипломатично ответил Карах. – Они когда-то, как приличный «потаенный народец», тоже обитали на земле, а вот поди ж ты, вон они где оказались…

– Знаешь что? – сказал Сварог. – У меня как-то руки не доходили. Будет время, подсажу к тебе писца с хорошим запасом бумаги и велю изложить все, что ты знаешь касаемо нашего мира и его обитателей…

– Отчего же нет, – пожал плечами Карах. – Я – создание благонамеренное и приличное, нет на памяти ничего такого, о чем рассказывать было бы стыдно.

– Наплетет он тебе, – сказала Мара. – Ум за разум зайдет.

Карах ощетинился:

– По крайней мере, что познания мои, что воспоминания – насквозь мирные. А вот любопытно были бы твои мемуары почитать. Ужасно однообразное будет чтение, с одним-единственным запевом: «Режу это я кого-то под раскидистым дубом». «Сношу это я башку…»

Мара задумчиво произнесла, мечтательно глядя в пространство:

– Интересно, как это я до сих пор ни единого домового не прикончила? Даже недоумение берет, мало того – сущая досада: столь печальный недочет в биографии…

– Ты полегче, дворянка скороспелая, – отозвался Карах. – У нас мечей нет, но заклинания найдутся. Недельную икотку не хочешь?

– Я тебя тогда не то что через неделю – на другой день в замковом колодце утоплю…

Сварогу все эти их пикировки, имевшие целью потаенную борьбу за расположение хозяина и стремление выставить соперника в смешном виде, были уже знакомы, а потому он и не относился к ним всерьез. Лишь проворчал, выступая в роли строгого и справедливого повелителя:

– Стыдно, господа министры… Как дети малые. Да, Карах, вот еще что… Интересно, почему вы с моим домовым такие разные? Ты, как я давным-давно убедился, создание общительное, я бы даже выразился, общественное… А вот его я за полтора года и видел-то раза два, и то издали.

– Повадки такие.

– Чем он вообще занимается? – пожал плечами Сварог. – Может, и вовсе бездельничает?

– Да вряд ли, – рассудительно поведал Карах. – Я ж говорю, у нас повадки разные. Не любят фартолоды вам на глаза попадаться, только и всего, но это ж еще не значит, что он лодыря гоняет или о тебе не заботится. Как он может не заботиться, если ему по сути своей положено? Домовые предавать не умеют.

– Они одни, да? – фыркнула Мара.

– Хватит вам, не начинайте опять, – вполне серьезно на сей раз оборвал Сварог. – Голова раскалывается…

Глава 3 КТО КРИЧИТ В НОЧИ

Итак, каталаунский живой покойник… ну что о нем еще скажешь? Живой покойник, и все тут, к этому емкому определению, очень похоже, позаимствованному составителем книги от местных жителей, совершенно нечего добавить…

У закатной оконечности Каталаунского хребта, в глухой и малонаселенной ронерской провинции, граничащей с маркизатом Арреди из Вольных Маноров, есть небольшая деревня. Как часто бывает в этих местах ее население состоит главным образом не из землепашцев, а охотников и ремесленников – специфика округи, знаете ли, пахотной земли мало, да и та скудная, каменистая, почти не родит. Подобных уголков хватает в районах, примыкающих к Каталауну: захолустье, глушь, военного нападения опасаться нечего из-за захудалости примыкающих Вольных Маноров, так что тут нет и мало-мальски серьезных воинских гарнизонов (а ведь давно подмечено умными людьми, что таковые своим наличием оживляют экономику, ну, а отсутствием, легко понять, развитию последней не способствуют); торговые пути, большие дороги и даже контрабандные тропки проходят на значительном отдалении, что опять-таки имеет для экономики печальные последствия; новых людей почти что и не бывает, разве что указующий перст властей и полиции именно сюда зашвырнет очередного ссыльного; обитатели варятся в собственном соку, не хватая звезд с неба и не подкапываясь под фундаментальные вопросы бытия… Скука и глушь.

Одно существенное отличие: именно в этой глуши и помещается одна из не нашедших решения загадок. Не столь уж и далеко от деревни, всего-то лигах в двух, если выйти на окраину, свернуть налево и прошагать в гору, все время в гору, отдуваясь и смахивая обильный пот. А там, на лысой вершине заурядной горушки, по причине малозначимости даже не имеющей имени, как раз и помещается то ли он, то ли оно…

Там есть могила, почти у самой вершины, – глубокая, однако незасыпанная. Еще деды пробовали засыпать, но со временем убедились, что занятие это абсолютно бесполезное: как ни засыпай, а земля все равно куда-то девается, как в прорву. Давным-давно плюнули и перестали.

В могиле помещается мертвец – по описаниям смельчаков, именно мертвец, черно-синий и вонючий, тронутый разложением, да так отчего-то и задержавшийся на этой стадии восьмой десяток лет. Точнее говоря, не помещается, а где-то даже обитает. Поскольку он лежит смирнехонько только днем, в светлое время, а с наступлением темноты выползает, тварюга, из своей вечной квартиры, ползает и култыхает вокруг – никогда не отдаляясь, впрочем, от своей ямины далее трех-четырех уардов. Иногда неразборчиво причитает и стонет, но далеко не каждую ночь, причем закономерностей в его поведении не усматривается вроде бы никаких: может ныть и подвывать неделю подряд, а потом молчать месяц. Иные толкователи из тех, что без всякого на то основания тщатся представить себя деревенскими колдунами и поиметь под этим соусом почет и уважение односельчан, а также материальные блага в виде яиц, сметаны и битой дичины, пытаются порою уверять, что усматривают некие закономерности, позволяющие то предсказывать погоду, то урожаи и охотничьи успехи, то будущее родственников и соседей, – но по некоей традиции, идущей опять-таки от дедов, им, в общем, не верят и высмеивают. Деды давным-давно определили, что ничего подобного нет, а потому нечего и выделываться.

Живой покойник, в принципе, безопасен для окружающих. Все незатейливые правила техники безопасности отработаны давным-давно: хорошо известно, что, ежели подобраться к нему вплотную, может и грызануть, и придушить, а потому уже добрых полсотни лет старательно соблюдается определенная опытным путем безопасная дистанция. Деревенские парни, правда, частенько шляются на горушку – оскорблять живого покойника словесно, кидать в него ветками и камешками, чтобы потом хвастаться перед девками. Местный вьюнош, ни разу не ходивший за полночь тревожить живого покойника, согласно неписаной молодежной традиции, считается словно бы и неполноценным, авторитетом не пользуется и успеха у девок не имеет. Но лезть к самой могиле не решаются и записные ухари – достоверно известно, что укус у обитателя горушки ядовитый, те, кого он оцарапал даже слегка, непременно помирали от огненной горячки и загнивания крови, так что некоторые правила поведения молодая деревенская поросль впитывает если и не с молоком матери, то уж с тех времен, как начинает разуметь человеческую речь.

И вот так – добрых восемьдесят лет. Достаточно, чтобы живой покойник превратился из будоражащей воображение загадки даже не в местную достопримечательность – в привычную деталь пейзажа. Восьмой департамент наткнулся на это чудо-юдо лет через двадцать после того, как оно завелось в тех местах, а потому отчет зияет пробелами, которые вряд ли когда-нибудь будут заполнены. Точную дату появления нечисти не удалось определить с точностью не только до месяца, но и до года, ибо старики перемерли, а пришедшие им на смену сами помнили плохо, откуда эта диковина взялась и при каких обстоятельствах. Некоторые упрямо твердили, что это – один из былых обитателей деревни, которого за некие жуткие грехи категорически отказался принять к себе потусторонний мир (вариант: имело место некое проклятье, наложенное на грешника проходившим в этих местах святым Круаханом). С точки зрения Магистериума, объяснение это было насквозь ненаучным, но, вот беда, научного просто-напросто не имелось. Научными методами было неопровержимо доказано, что это существо на горушке и в самом деле представляет собою труп покойного человека, который, тем не менее, все же способен передвигаться и издавать звуки. И только. Под него не смогли подвести научно-теоретическую базу, как ни бились, а потому оставили в покое. Ликвидировать не пытались – кому-то хватило ума вовремя прислушаться к словам стариков, в один голос заверявших, что на их памяти живого покойника пытались и сжечь дотла, завалив сушняком, и засыпать негашеной известью, – но сушняк с завидным постоянством отказывался гореть, а известь должного Действия ни разу не производила…

Что ж, порой лучшая линия поведения – не делать ровным счетом ничего, старательно игнорировать загадку, которую не в состоянии одолеть все научно-материалистические методы…

Сварог сердито и небрежно отшвырнул толстенный «Кодекс жути ночной» на столик у изголовья своей необозримой кровати, фамильного ложа, по которому можно было маршировать строевым шагом, если только взбредет в голову такое идиотство. Книга глухо шлепнулась за пределами круга света от ночника. Гаудин, надо отдать ему должное, в который уж раз оказался прав: все описанные в книге феномены, какими бы ни были диковинными и жуткими, воображения отчего-то не будоражили, потому что их было слишком много, потому что каждый из них наблюдался многие десятки лет (а то и сотни), но так и не получил мало-мальски подходящего объяснения…

То ли сон не шел, то ли он попросту боялся смежить веки, зная, что снова окунется в зыбкий полусон, обволакивавший странными кошмарами, пугающими и надоедливыми, не удерживавшимися в памяти. Даже загадочное питье, лимонно-желтая жидкость в круглом графине, доставленное одним из доверенных медиков Гаудина, не действовало должным образом: оно лишь погружало в расслабляющее отупение, но глубокого, здорового сна не могло вызвать. А потому Сварог на вторую ночь велел Макреду выбросить графин в мусорную урну – в то чудо техники, что здесь выполняло роль мусорной урны, растворяя в неяркой вспышке любой неорганический предмет. И снова маялся, валяясь на огромной постели в надежде, что природа каким-то чудом возьмет свое…

Справа от постели, на огромном ковре, тихонько посапывал Акбар, время от времени повизгивая и дергая лапами, – вот кому снились нормальные сны, вот кто дрыхнул без задних лап, даже зависть брала… В нишах темными глыбами стояли древние рыцарские доспехи, слабые лучики света, который Сварог до сих пор упрямо именовал про себя лунным, освещали лишь один угол огромной спальни, где стоял старинный глобус Талара, – с постели можно было рассмотреть, что бледное сияние высвечивает Ферейские острова. Сварог находился сейчас в столь измененном и болезненном состоянии мысли, что готов был усмотреть в этом некое знамение, а то и предсказание. Некоей трезвой частичкой сознания он понимал, что все это – дичь собачья, но не получал от этого успокоения… Может быть, это некая загадочная зараза, действующая исключительно на того, кто не был урожденным обитателем небес? И нужно слетать на землю, пожить там, развлечься и развеяться, чтобы…

Он передернулся, подскочил на постели, уселся, весь в противном холодном поту.

Непонятно откуда доносился крик… или звук? Не имеющий отношения к чему-то живому? Или все же – крик?

То ли тягучая нота боевой трубы, то ли бесконечный стон, исторгнутый глоткой неизвестного живого существа, – жестяной плач, нытье на одной ноте, слишком реальное для того, чтобы оказаться галлюцинацией, слишком странное для того, чтобы остаться реальностью, плаксивый, вибрирующий вой, он тянулся, тянулся, тянулся…

Сварог перегнулся с кровати – Акбар безмятежно, глубоко сопел. Учитывая его невероятно чуткий слух – и беспокойство при появлении поблизости чего-то по-настоящему странного, свойственное всем без исключения хелльстадским псам… Объяснение напрашивалось унылое. Пора всерьез жаловаться опытному врачу – здесь тоже имеются свои психиатры, пусть и не поименованные так прямо, но выполняющие те же функции…

Протяжный крик не смолкал, не набирал силу, не делался тише, он тянулся нескончаемой нотой, лез в уши, проникал под череп, вызывая пакостнейшее ощущение: словно бы череп стал пустотелым сосудом, наполненным чем-то вязким, вибрировавшим в такт, понемногу разогревавшимся, – и все это в твоей собственной голове… И что-то отзывалось в углу, словно бы резонируя. Так колеса проехавшего за окном тяжелого экипажа вызывают дребезжание стеклянной посуды в шкафу, тоненькое, на пределе слышимости…

Он огляделся, ища источник. Слез с постели – пол приятно согрел босые ступни, – сделал несколько шагов, присмотрелся, изо всех сил борясь с ощущением, будто мозги в голове начинают кипеть, побулькивая и клокоча. Протянул руку, осторожно приблизив пальцы к лезвию Доран-ан-Тега.

Он уже не мог определить, мерещится ему или все происходит на самом деле. Все сильнее казалось, что от острейшего лезвия топора исходят крепнущие колебания, ощущавшиеся подушечками пальцев, что лезвие вибрирует в унисон мягким толчкам изнутри черепа. Что огромный рубин засветился изнутри собственным блеском.

«Все, – уныло подумал Сварог, слушая ни на секунду не замолкавший жестяной вой. – Нужно действовать, принять какие-то меры, пока сохранились остатки здравого рассудка, пока это не захлестнуло по макушку. К врачам пора, все всерьез… Или на самом деле что-то воет в ночи?»

Он сунул ноги в мягчайшие ночные туфли, застегнул рубашку и вышел в коридор, где стояла покойная тишина, где горела лишь одна лампа из пяти, – но неподалеку услужливо вскочил с мягкого диванчика один из множества ливрейных лакеев, на всякий случай дежуривших и по ночам ради мгновенного исполнения хозяйских прихотей (Сварог и не собирался бороться с этой вековой традицией). Склонил голову:

– Милорд?

Сварог осторожно спросил:

– Вы ничего не слышите?

– Милорд? – отозвался лакей вопросительно-недоуменно.

Сварог уже давно открыл, что именно такая интонация в устах верной прислуги означала вежливое непонимание и невысказанную просьбу к хозяину разъяснить подробнее, что именно взбрело ему в голову на сей раз.

– Вот этот звук… – сказал Сварог, у которого и теперь стоял в ушах, в голове, под черепом нескончаемый стон-вопль. – Довольно громкий, протяжный… Вы его слышите?

Лакей твердо сказал:

– Простите, милорд, я ничего не слышу. Стоит полная тишина.

– Нет, ну как же… – упрямо сказал Сварог, уже не думая о том, что выглядит полным идиотом. – Вот оно… слышите?

– Нет, милорд…

Сварог не помнил его имени – пусть кто-то и сочтет это отрыжкой феодализма, но он решительно не мог держать в голове имена слуг, а привлекать магию для таких пустяков не хотел. Благо и необходимости не было помнить имена…

Он присмотрелся. Лакей, замеревший в безукоризненной стойке «смирно», выглядел безупречной статуей, но он стоял прямо под лампой, под ярко-золотистым шаром, распространявшим мягкое, не беспокоившее глаз сияние. И без труда можно было разглядеть, что физиономия вышколенного молодца далеко не так безмятежна, как он хотел показать… «С ума схожу, что ли? – подумал Сварог смятенно. – Плохо уже понятно, что кажется, а что в реальности имеет место быть…»

– Почему у вас такое лицо? – резко спросил Сварог. – Что тут случилось?

– Ничего, милорд…

– Врете, любезный мой, – сказал Сварог убежденно. – Если вы не забыли, ваш хозяин умеет безошибочно отличать правду от лжи. Незатейливая магия из разряда домашней… Вы мне сейчас говорите неправду… Итак?

Лакей решился:

– Милорд… Я и в самом деле не слышу никаких других звуков, о которых вы изволите спрашивать… Но… Что-то неладно, милорд. Что-то неладное в замке…

– Что? Я вам приказываю высказать все, откровенно! Ясно?

– Как прикажете, милорд… Только я и сам не могу толком объяснить… Что-то такое… повсюду… Прямо колотит всего… Стою это я. а вон там вроде бы черная кошка шасть – и прошмыгнула! Вот оттуда вон туда… Почудилось, конечно, только было полное впечатление…

Сварог посмотрел в ту сторону. Если доверять лакею, то эта неведомо откуда взявшаяся в замке черная кошка выскочила прямо из стены и в стену же ухитрилась скрыться…

– Отроду не было замке никаких привидений, – продолжал лакей, ухитрившись ответить на невысказанный Сварогом вопрос. – В лесу, сами знаете, иногда появляется безголовый медведь, Гэйр-Бар, ваш фамильный призрак, но крайне редко… А в замке никогда ничего подобного и не водилось, разве что домовой, но он – никакой не призрак… Ничего не пойму, в воздухе что-то такое, милорд, волосы дыбом встают, и ветерком, полное впечатление, насквозь продувает…

Сварогу стало чуточку легче – похоже, не один он ощущал в окружающем нечто странное. Ну, а дальше? Какой толк от слов перепуганного лакея? И что тут можно сделать?

– Ну ладно, – сказал он неловко. – Посматривайте тут. Если и дальше станут шастать из стены в стену неизвестные кошки или случится еще что-то – немедленно зовите меня, это приказ.

Он вернулся в спальню. Протяжный жалобный вой все еще звучал в ушах, и невозможно было определить, откуда он исходит. Снаружи все-таки?

Он распахнул дверь, поддавшуюся легко и бесшумно, вышел на галерею, в ночную прохладу. Приблизился к балюстраде. Лес стоял темной безмолвной стеной, в ближайшем доме для прислуги светилось несколько окон. Если не знать наверняка, ни за что не догадаешься, что паришь сейчас за облаками, над грешной землей… Земля как земля, лес как лес, звезды…

Он присмотрелся. Сам не смог бы определить, что тут странного и неправильного, но что-то в ночном небе было не так…

Слева, над высокой острой башенкой одного из лакейских флигелей, чуть левее старомодного прорезного флюгера в виде восседавшего на ветке ушастого филина, светилось нечто, вызывавшее в мозгу эти странные и непонятные ощущения – некое зудение в глазах, мягкое давление на них, словно заноза ухитрилась проникнуть под череп и сейчас пронизывает его насквозь, не причиняя боли, но вызывая… Черт, как облечь в слова те неприятные ощущения, для которых и нет слов?

Будто мерцающий алый уголек, будто видимый вовсе и не глазами…

Он отвернулся. Двинулся по галерее, опоясывавшей весь второй этаж, не поворачивая больше головы к странному огню в ночном небе, но чувствуя его присутствие. Оказавшись у окна кабинета, заглянул внутрь.

Господа высокие министры, несмотря на поздний час, трудились рьяно. Мара сидела у компьютера, всеми десятью пальцами колотя по белой клавиатуре, над синим усеченным конусом вспыхивали географические карты, какие-то таблицы и списки, изображения гербов, орденов и мундиров, проплывавшие сверху вниз и снизу вверх, сразу из трех прорезей тянулись белоснежные листы, то недлинные, то скручивавшиеся в свитки. Примостившийся на резном подлокотнике ее кресла Карах временами вставлял словечко – и Мара то отмахивалась резким движением плеча, то выслушивала внимательно. Все прилегающее к столу пространство было завалено листами и свитками, эскизами ярких мундиров, картами.

Оба министра, как и полагалось в приличных королевствах, уже были титулованными господами. По размышлении Сварог присвоил Маре титул графини – чтобы не баловать ее особенно, с расчетом на будущее и возможные повышения за усердную службу, а Караха, изрядно поломав голову над нестандартностью ситуации, сделал-таки бароном. Новым циркулярам, о которых упоминал Костяная Жопа, это, если придирчиво вдуматься, все же не противоречило: ими запрещалось «возводить в дворянство и присваивать титулы неразумным существам, не принадлежащим к роду человеческому». И только. Здесь опять-таки крылась юридическая лазейка, простор для опытного крючкотвора: с одной стороны, Карах к роду человеческому безусловно не принадлежал, с другой же, как ни примеривайся, был существом вполне разумным, а следовательно, под циркуляр не подпадал. Именно так, мудро рассудив, решили обожавшие Сварога старцы из Геральдической коллегии – и недвусмысленно намекнули, что ждут от него очередных сложных сюрпризов, скрашивающих их скучнейшее доселе бытие. Сварог обещал непременно что-нибудь придумать…

Сварог тихонько вошел. Мара через плечо бросила на него затуманенный взгляд, бормоча:

– Королевский казначей обязан пребывать в ранге коронного советника… Тьфу ты, голова идет кругом!

– Ты, случайно, не слышишь каких-то странных звуков? – спросил Сварог насколько мог небрежнее.

В ушах у него стоял пронзительный вой. Мара вяло улыбнулась, пожала плечами:

– Только бумажное шуршанье. У меня этот звук скоро в ушах торчать будет, как пробки…

– А ты, Карах?

Серенький домовой выглядел понурым и неуверенным – дело тут, конечно, не в усталости, а в том, что он вопреки загадочным правилам этикета все же поневоле вторгся на территорию своего коллеги, вошел в замок.

– Да вроде бы ничего такого… – сказал он грустно.

– Иди за мной, – мотнул головой Сварог в сторону галереи. – А ты работай, работай, никаких вопросов…

Карах послушно плелся за ним, жался к ноге. Нагнувшись, Сварог привычно подхватил его, посадил на плечо и, стоя у балюстрады, показал в ночное небо:

– Вон там, левее филина… левее флюгера, я имею в виду. Светится там что-то красное или мне чудится?

– Над той крышей?

– Ага.

– Я же тебе говорил, хозяин, а ты не верил, – тихонько сказал ему Карах, щекоча ухо пушистой мордочкой. – Это и есть Багряная Звезда… – В его голосе сквозило удивление. – Оказывается, ты ее тоже можешь видеть, кто бы мог подумать… Я-то решил, что только такие, как я, могут…

– Красная? И словно бы мерцает? И в глазах какое-то неприятное давление чувствуется?

– Ну да. Не надо на нее долго смотреть, не стоит… Маре бы показать, только ей все равно не докажешь, она-то не видит… Потом-то все увидят, да поздно будет…

– А никакого воя ты и в самом деле не слышишь? – спросил Сварог упрямо.

– Да нет, ничего такого. Тишина кругом. Хозяин… Это все неспроста…

– Удивительно верное замечание, – фыркнул Сварог. – Ладно, иди работай. Маре – ни словечка ни о чем таком. Коли уж она и не видит ничего, и не слышит… Ну, живенько!

Едва Карах проворно скатился с его плеча и нырнул в дверь, Сварог направился назад.

И сообразил вдруг, что непонятный вой, столь досаждавший ему, исчез. Напрочь. Его больше не было слышно. Словно повернули выключатель.

Ощутив нешуточное облегчение, Сварог выдохнул полной грудью. Голова по-прежнему побаливала и глаза жгло, словно туда сыпанули песку, но это уже были классические симптомы бессонницы, не имевшие ничего общего с загадочными странностями. Он почти вбежал в спальню, раздеваясь на ходу, швыряя одежду куда попало. Осторожно обошел спящего Акбара, чтобы не наступить в полумраке верному псу на хвост или на лапу, нырнул в постель, в безупречную чистоту прохладных простыней. Уткнулся лицом в подушку, яростно пытаясь нырнуть в сон, в беспамятство, пока снова не послышался загадочный вой…

…Он шагал сквозь странные препятствия, напоминавшие хаотичное нагромождение сгнивших остовов множества кораблей, – повсюду ряды насквозь проеденных разрушением досок, то прямых, то плавно выгнутых, похожих на исполинские скелеты длиннющих змей, – но все же это были доски, пахнущие сырой прелью гнилого дерева, серо-зеленые, полурассыпавшиеся. Не было ничего, хотя бы отдаленного похожего на проход, коридор, – и Сварог шел напрямую, грудью, всем телом наваливаясь на закрывавшие путь переплетения хрупких досок. Они уступали напору, с едва слышным шорохом разваливались, осыпая трухой – невесомой, густой, забивавшей нос, глаза, уши. Их не становилось меньше, впереди, сколько он ни шел, вставали все новые нагромождения, лабиринты, груды…

Он не знал, где оказался, куда идет и зачем. Знал только, что не должен останавливаться, – и продолжал шагать, всем телом проламывая преграду. В том, что сгнившие доски так легко уступали его напору, как раз и таилась мучительная странность происходящего.

Не было ни темноты, ни света. Непонятно, как это могло получаться, но именно так и обстояло – мир без темноты и света, без теней, отчетливо различимый далеко вперед и в стороны, клубившийся трухлявыми облаками древесной крошки…

Сон? Или явь? Непонятно. Кажется, кто-то крадется следом. И это плохо, это тревожно, это страшно. Сварог несколько раз оглядывался, ясно видел оставленный им в этом переплетении туннель, но всякий раз нечто ухитрялось стремительно отпрянуть за ближайшую доску. А ведь оно было там, было, за ним кто-то крался с самыми что ни на есть дурными намерениями, не приближаясь отнюдь не из страха, а скорее уж из желания как следует помучить, подленько натешиться страхом и неизвестностью.

Отчего-то, подчиняясь тем же неведомым правилам, он не мог не только остановиться, задержаться, но и повернуть назад. Брел, как автомат, проламывая грудью, плечами, лицом гнилые доски. Чересчур реально для сна…

Что-то мелькнуло справа и слева, шевеление, проворные тени перебегают меж досками, сжимая кольцо, дышать все тяжелее, горло забито древесной трухой, пахнущей незнакомо и неприятно, перед глазами стоит пелена, скоро ничего уже не будет видно…

Он пытался бороться, вырваться из этого наваждения – все равно, наяву оно или в кошмаре. Пытался остановиться, а то и повернуть назад, на миг ощутив себя свободным, рванулся наугад, кажется, даже не в сторону, а куда-то вниз, пытаясь проломить всей тяжестью тела то, что под ногами… а что у него под ногами? Почему он не видит, что у него под ногами?

Мгновенный спазм, ощущение падения.

Он вырвался из кошмара – и, кажется, только для того, чтобы тут же попасть в другой.

Он лежал в собственной постели лицом вверх, на ворохе скомканных простыней, мокрехонький от пота, с колотящимся сердцем. В спальне стоял непонятный полумрак – мутновато-синий, придававший знакомым предметам и мебели незнакомые очертания. В горле стоял ком, глаза резало. Синеватый полумрак – никогда ничего подобного в замке не случалось – пронизывали струи более темного тумана, колыхавшиеся лениво и словно бы осмысленно, ширившиеся, распространявшиеся так, словно поставили задачей захватить все пространство… а ведь это уже не сон, никакой не сон, хотя вокруг и творится дикая чертовня!

Визг, тявканье, уханье, дикий вой в дверях спальни! Что-то тяжелое, темное спрыгнуло с его груди, скребнув по животу и бокам чем-то острым, твердым – когти? – кинулось к двери, туда, где катался огромный клубок, шипя, воя, издавая вовсе уж невыносимые для слуха звуки, не похожие ни на что прежде слышанное. И Сварог отчего-то знал совершенно точно, что на сей раз ему не чудится, что он бодрствует, и все это происходит с ним в доподлинной реальности.

Он спрыгнул с постели, побуждаемый смутными инстинктами, звавшими в бой. При этом со всего маху наступил обеими ногами на хвост Акбару, но пес, вместо того, чтобы вскинуться с недовольным рявканьем, так и лежал, как лежал, и его тяжелое дыхание что-то не походило на привычное, сонное…

Сварог протянул руку к топору – и случилось нечто необычное, прежде никогда не случавшееся. Древко уплыло у него из рук, отодвинулось от готовых сомкнуться пальцев. Доран-ан-Тег, будто обретя собственные побуждения и планы, крутнулся, завертелся, по косой линии проплыл над кроватью, к стене, – Сварог едва успел отскочить, – взмыл под потолок.

Барахтавшийся клубок распался на несколько темных фигур, одна, самая маленькая, осталась лежать неподвижно, а остальные, кажется, четыре, скрюченные, какие-то неправильные, не такие, шустро рванулись в коридор, скрылись из глаз.

Сам толком не понимая, что делает, Сварог рванул следом, выхватив на бегу из ножен любимый меч – из синеватой толладской стали, с обтянутой сильванской акульей кожей рукоятью. Мягко шлепнулись на пол кожаные ножны. Его обогнало что-то круглое, туманное, свистящее – и от дубовой двери спальни брызнули щепки, дверь разлетелась на куски.

Сварог выскочил в коридор – по-прежнему освещенный привычными лампами, золотистыми шарами. Под ближайшим шаром, рядом с мягким диванчиком, лежал лакей: вытянувшись, нелепо отбросив руку, с закрытыми глазами, вроде бы живой…

Вспомнив кое-какие бытовые мелочи, что есть мочи заорал:

– Свет!!!

Моментально вспыхнули все лампы и люстры, замок оказался залит светом, словно в день большого приема. По широкому коридору что есть мочи улепетывали четыре скрюченных фигуры, в росте почти не уступавшие взрослому человеку, кривоногие, с шишковатыми головами, покрытые то ли темной клочкастой шерстью, то ли обрывками ветхого тряпья. Передняя далеко опередила остальных, то неслась на двух ногах, то по-обезьяньи припадала на четыре, три остальных отставали – они хромали, шипя и повизгивая, оставляя на светлом полу пятна зеленой жидкости, а у замыкающей зеленая кровь прямо-таки била над левым плечом буйным фонтанчиком. Должно быть, именно этой твари в непонятной схватке досталось сильнее всех. Она вдруг поскользнулась на ровном месте, с трудом поднялась, закултыхала вдогонку своим, издавая пронзительные вопли страха и боли…

Сварог в нерассуждающем азарте несся следом – голый и растрепанный, в одних модных трусах, черных с белыми корабликами. Уже ясно было, что это не сон, бок и локоть не на шутку саднило – это он порезался острыми обломками двери, – босые ноги ощущали пушистость ковра, теплые неровности мозаики, все вокруг было доподлинной реальностью, с той четкостью и многообразием ощущений, что невозможна в самом подробном сне…

Еще одна распластавшаяся на полу фигура – Макред, ага, а подальше второй лакей, и оба не похожи на трупы… Сварог наддал еще, но никак не мог сократить расстояния до этих дьявольски проворных тварей.

Коридор кончился, и вся четверка, гремя когтями, скользя по мозаике, свернула вправо, клубками покатилась по широкой лестнице на первый этаж…

Оттолкнувшись свободной рукой от мраморных перил, Сварог прыгнул через пролет, больно стукнулся пятками. Но и этот лихой прыжок расстояния не сократил. Подвывая и лопоча, то и дело брызгая зеленой кровью, неведомые твари неслись прямехонько к высоченному старинному зеркалу, фамильной гордости, овалу от пола до потолка, заключенному в затейливую золоченую раму.

С зеркалом происходило что-то странное. Отражать-то оно отражало, но вместо стекла был словно бы слой горячего воздуха, отчего все видневшееся в зеркале колыхалось и дергалось, то и дело причудливо изламываясь, до полной неузнаваемости, а временами там сверкали тусклые вспышки, размазанные, мутные, видимые словно через толстый слой воды… Овальный кусок пространства, четко ограниченный вычурной рамой, казался разверзшимся проемом.

Упругий, шелестящий свист возник над головой Сварога, над самой макушкой, так что волосы, казалось, взвихрились. И в следующий миг туманный диск косо спикировал из-под потолка к лестнице, прошел над ступеньками, опускаясь все ниже и ниже, пикируя целеустремленно и неотвратимо, словно разумное, живое существо. Почти по самой его кромке светился ярко-алым узкий поясок. «Да ведь это рубин в навершии топора…» – сообразил Сварог, топоча по ступенькам.

Доран-ан-Тег, превратившийся в туманный диск, обогнал его, чиркнул по ближайшей фигуре, из-за потери крови, надо полагать, уже не способной передвигаться быстрее, едва ли не ползущей. Налетел, коснулся…

Фигура беззвучно лопнула, разлетелась взрывом темных мокрых ошметков, мгновением позже то же произошло с другой, и еще, и еще, вот ни одной не осталось, только клочья, запятнавшие пол кляксы…

Сварог едва сумел остановиться, цепляясь левой рукой за рыцарские доспехи у подножия лестницы, пребольно ушиб запястье, пятки и пальцы босых ног, но удержался на ногах. Не замедляя полета, взмыв еще выше, вертясь с невероятной быстротой, топор по безукоризненной прямой впечатался в самую середину зеркала.

Не было ни стука, ни разлетевшихся осколков. По вестибюлю пронесся мощный неописуемый звук, нечто вроде пронзительного визга, завершившегося могучим выдохом – фф-у-уу-хххх! – и из стены выметнулся горизонтальный фонтан, смесь пузырчатых гроздьев, прозрачных и блистающих, с чем-то вроде дымных клубов, эта лопочущая, клокотавшая, пахнущая чем-то резким струя едва не достигла Сварога, от растерянности так и торчавшего в обнимку с фамильным доспехом, – и тут же пропала, растаяла, фукнув напоследок волной тяжелого смрада.

Стало невероятно тихо. Мозаичный пол вестибюля был усыпан мокрыми ошметками, отвратительными зеленоватыми кляксами. А зеркала больше не было, рама осталась висеть, но вместо неведомо куда и как исчезнувшего стекла Сварог видел лишь стену, обитую синим бархатом в мелкий золотисто-алый цветочек.

Туманный диск – откуда он возник на сей раз и где пребывал в момент этого странного выброса, Сварог так и не успел заметить – повис меж ним и рамой, замедляя вращение, повернувшись перпендикулярно полу, понемногу превращаясь в знакомый топор, вертевшийся все медленнее. И наконец, обратясь топорищем вниз, а рубином, соответственно, к потолку, подплыл к хозяину уже совсем плавно, медленно, будто воздушный шарик, колыхаемый легким сквознячком, ткнулся в руку…

Сварог машинально сжал пальцы, стиснул черное древко, покрытое не потрескавшейся за тысячелетия эмалью, сплошь изукрашенное рельефным узором из золотых кружочков, едва выступавших над топорищем, напоминавших шляпки гвоздей. С некоторой неуверенностью покачал топором, справа налево и сверху вниз. И не ощутил ни сопротивления, ни каких бы то ни было попыток Доран-ан-Тега вновь действовать самостоятельно. Теперь это снова был обычный боевой топор, ну, предположим, не самый обычный, но полностью покорный хозяину, как и положено любой вещи…

Второй раз с ним такое случилось, а первый раз был в том подземелье, в туннеле под Ителом, в роскошных переходах древнего метро, когда Доран-ан-Тег самостоятельно, разве что не столь энергично, как теперь, рубанул по странному зеркалу: и из зеркала потекло нечто вроде крови, а вскоре оттуда вылез загадочный великан со своей быстрой, как молния, огромной кошкой…

– Интересно, что за счеты у тебя с зеркалами? – тихо, одними губами прошептал Сварог так, словно рассчитывал получить внятный ответ. – С такими вот зеркалами? И почему…

Он представления не имел, почему, зачем, откуда и как. О Доране сохранились буквально крохи толковой информации, тонувшие во множестве противоречивших друг другу легенд, побасенок и апокрифов, – пара почти нечитаемых надписей на музейных камнях, несколько невероятно древних манускриптов, да еще Доспех Дорана, от коего остался только топор, а где пребывало все остальное, неизвестно. То ли странствующий рыцарь, то ли король всего Харума, то ли монах забытого ордена – баллады и сказки мешали друг другу как раз своим обилием и разноречивостью… Он поднял голову, услышав наверху звук шагов, появилась Мара, плетущаяся неуверенной походкой только что очнувшегося от дурманного беспамятства человека, она моргала и трясла головой, пошатывалась, но меч держала в руке крепко.

– Что стряслось? – спросила она хриплым, сонным голосом. – Я вдруг очнулась на полу, физиономией в бумагах… Голова раскалывается, Карах рядом валяется, а в замке суматоха, от воплей люстры трясутся…

– У нас были гости, – сказал Сварог с застывшим лицом. – Только и всего… Вызывай орлов из восьмого департамента, кажется, это сугубо по их части…

Аккуратно поставив топор у перил, он стал подниматься по лестнице, чувствуя, как болят, ноют и свербят все ушибленные и поцарапанные места. Показался Карах, шагавший той же сонной, заплетавшейся походкой, отчаянно лупавший глазами. Верный домовой тащил за собой волоком один из украшавших стену кабинета клинков, изогнутый, с рукоятью в бирюзе. Завидев Сварога, он смущенно пояснил:

– Я думал, хозяин, вас тут всех поубивали насмерть… Самое натуральное зло, тут и особого чутья не надо, сразу ясно. И фартолод твой погиб, я хоть и валялся начисто одурманенный, а почувствовал в тот же миг, в головебудто бомба взорвалась… Ну, думаю, пырну напоследок хоть одну гадину, чтобы не было обидно помирать…

– Положи железку, порежешься, – без улыбки сказал Сварог, свернул в коридор и направился к своей спальне.

Карах, послушно отложив клинок, плелся следом и что-то неустанно бормотал про Багряную Звезду, про то, что она стала себя оказывать, про то, что он предупреждал, хоть некоторые сильно умные по причине юной глупости и не верили, язвы рыжие…

Сварог ощущал себя слишком разбитым, чтобы цыкнуть на него как следует. Он отметил с радостью, что и дворецкий, и лакеи уже помаленьку приходят в себя, ворочаются, встать пытаются.

Среди обломков и щепок – всего, что осталось от резной дубовой двери, вмиг выхлестнутой Доран-ан-Тегом напрочь, – лежало крохотное тельце домового. На человека это существо походило еще менее, чем Карах, но Сварог не ощущал отвращения – он навидался разнообразнейших созданий и успел накрепко уяснить, что внешность – еще не главное.

"Такие дела, – подумал он печально и отрешенно. – Я его и не разглядел-то толком, пока он был жив, ни словечком с ним не перекинулись, а он, оказывается, берег и, когда пришла такая минута, на смерть пошел не колеблясь. Он им тоже крепенько приложил, но силы, видимо, были очень уж неравны…

Вот и нету у меня больше фамильного домового, а я даже поблагодарить не успел…"

…Одевшись наспех, чтобы не встречать серьезных людей в скудном исподнем, он сидел на широкой ступеньке, на ковре, уперев локти в колени, переплетя пальцы, устало понурившись. Смотрел, как деловито суетятся заполонившие вестибюль орлы Гаудина. Ничегошеньки не понимал в происходящем, даже приблизительно не мог догадаться, что означают все эти таинственные и сложные манипуляции, сделавшие бы честь любому колдуну дикарского племени, – но лучше уж было сидеть здесь, чем в своих покоях, где и вовсе ничего не происходило, здесь он как-никак был на переднем крае событий, пусть и насквозь непонятных…

Слуги куда-то исчезли, бесшумно и поголовно, справедливо полагая, что все эти господские сложности не должны их касаться, а сами они пользы хозяину принести не в состоянии. Зато чада и домочадцы, если можно так выразиться, присутствовали в полном составе. Акбар, которого все равно бесполезно было запирать из-за его умения проникать через любую запертую дверь, а то и сквозь стену, растянулся во всю свою немалую длину на нижней площадке и, положив на лапы громадную башку, чуть прядал ушами при каждом очередном непривычном звуке, временами тоскливо косясь на Сварога с неприкрытой надеждой на то, что хозяин вдруг смилостивится и позволит отхватить парочку голов, – ему визитеры решительно не нравились. Мара сидела смирно, взирая на происходящее с профессиональным интересом, а вот Карах, укрывшийся меж Сварогом и перилами, выступал олицетворением вселенского скепсиса: он то и дело, явственным шепотом, подавал критические реплики, из которых следовало, что не только во всемогущество, но и в мало-мальскую полезность мертвой техники, дурацкого стекла и глупого металла он не верит нисколечко, а применительно к данному случаю – в особенности. По его глубокому убеждению, сформировавшемуся отнюдь не сегодня, основанному на богатом житейском опыте и мудрости предков, почти вся человеческая техника была и остается тупиковым путем, глухим закоулком, в который род людской как-то свернул по ошибке, да так и не нашел в себе ни ума, ни мужества повернуть обратно. Особенно когда речь идет о самой доподлинной древней магии, позабытом злом колдовстве, недавно пробужденном неотвратимым приближением Багряной Звезды. «То ли еще будет, – убежденно вещал он, – то ли еще будет, наплачемся, спохватимся…»

Поначалу Сварога лишь развлекало злопыхательство мохнатого критикана, руссоиста доморощенного, забавляло, и не более того. Однако время шло, и понемногу ему стало казаться, что Карах во многом прав. По крайней мере, в данном случае.

Он впервые видел такие приборы и понятия не имел ни о их принципе действия, ни назначении. Там были прямоугольники из дымчатого стекла, установленные на треножниках и окаймленные цепочками разноцветных огоньков, чья игра, переливы и перемещения определенно несли глубокий научный смысл; замысловатые решетчатые конструкции и ажурные шары, наполненные сиянием всех оттенков радуги; медленно врашавшиеся колеса со спицами из разноцветных лучей; кубы, раструбы и полусферы словно бы из начищенного золота, усыпанные то снаружи, то изнутри тонюсенькими стерженьками из того же материала с головками из прозрачнейшего синего стекла; серые металлические ежи – и множество еще более причудливых устройств, вовсе ни на что не похожих, казавшихся творением шизофреника с технической жилкой, коего по оплошности санитаров заперли на недельку на огромном складе телевизорного завода…

И уж тем более он не понимал смысла манипуляций, которые ловко и уверенно проделывали операторы со всем этим сюрреалистическим арсеналом, – они работали столь споро и загадочно, что казались то ли могучими волшебниками, то ли валявшими дурака шарлатанами, намеренными продать глупому провинциальному барону машину для вызывания дождя либо волшебную крысоловку (сама подманивает, сама хватает, сама головы откручивает, успевай мешок подставлять!). Не понимал ни словечка из длинных фраз, сопровождавших учено-полицейские забавы. Что поделать, коли ученье – свет, но неученых – тьма…

И все же поведение их со временем перестало быть секретом. Потому что они все явственнее вели себя, как люди, потерпевшие поражение. Не способные похвастать хотя бы крохотным успехом. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы в этом разобраться. Растерянно переглядывались, откровенно пожимали плечами, мотали головами в ответ на вопросы Гаудина, заставлявшего некоторых повторять манипуляции снова и снова. Все больше огней и цветных лучей гасло, все больше приборов отключали и убирали в чехлы, выносили за дверь. В конце концов Сварог уже не сомневался, что эти трое возятся со своим радужным колесом, единственным оставшимся в строю устройством, из чистого упрямства…

Похоже, того же мнения был и Гаудин. Какое-то время наблюдая со стороны, он в конце концов подошел, решительным шепотом отдал короткий приказ – и главный из троицы подчинился, зло нахмурясь, безнадежно махнул рукой. Выключили и светящиеся спицы обода, отнюдь не ставшего колесом Фортуны.

Гаудин обернулся. Перехватив его угрюмый взгляд, Сварог поднялся и подошел к нему через вестибюль, который уже привели в порядок, замысловатыми устройствами подобрав всю устилавшую его неприглядную дрянь. Высокая рама зеркала выглядела на стене довольно нелепо, Сварог мельком подумал, что следует приказать слугам убрать ее к чертовой матери.

– Ну что? – спросил он вяло.

Гаудин пожал плечами, отводя его под локоток в самый дальний угол:

– После вашего топора трудно провести быстрый анализ. Ошметки… Это живые существа, органические объекты… были. Имеется некий фон, позволяющий судить, что они обладали некими магическими способностями, не особенно сильными.

– Ну, я к тем же самым выводам пришел без всяких анализов, – хмыкнул Сварог. – Живые, конечно. С когтями – горло до сих пор ноет, царапины вздулись… И насчет зачатков магии было нетрудно догадаться: бьюсь об заклад, это они мне и били по мозгам несколько ночей какой-то чертовщиной… Но ведь это не должно на меня действовать, а?

– Отсюда явствует, что мы столкнулись с чем-то качественно новым, – сказал Гаудин без выражения. – Такое случается. Они пришли из зеркала…

– Ценное наблюдение, – сказал Сварог. – Я и сам начинал о том подумывать…

– Не язвите. – Лицо Гаудина было усталым и печальным. – Все серьезнее, чем вам кажется. Таких прорывов в замках не случалось очень и очень давно. Если добавить, что мы ничего не понимаем в происшедшем…

– Что, совсем? – спросил Сварог сочувственно.

– Ну, не так чтобы… Я сформулировал бы иначе: мы примерно понимаем, что произошло. Выражаясь предельно доходчиво для дилетанта, мы столкнулись с известным теоретически и практически явлением, которое ученые именуют длиннейшими, совершенно непонятными профану терминами… а мы, практики, – пробоем. Пробой – это своего рода тоннель, возникающий на краткое время меж нашим миром и другими пространствами, континуумами, уровнями, мирозданиями. Выберите сами то определение, которое для вас более благозвучно и привычно… Вы понимаете суть?

– Да, кажется, – сказал Сварог. – Нечто похожее на Врата?

– Именно. Врата – одно из проявлений пробоя. Проявления многочисленны: Заводи, например; не исключено, что и Древние Дороги… Только не требуйте у меня разъяснений. Что такое Заводи, вы узнаете сами, посидев пять минут за компьютером, а пути к Древним Дорогам закрылись так давно, что некоторые не верят в их нынешнее существование, ими не занимались несколько тысяч лет. Итак, произошел пробой. К вам нагрянули в гости некие твари из неведомого измерения. В этом-то и загвоздка: мы не понимаем, откуда. И не понимаем, что им помогло найти тропинку в наш мир. С зеркалами испокон веков связано немало странностей… с некоторыми из зеркал, слава богу. Но в вашем случае – ни аналогий в прошлом, ни объяснений.

– Хотите объяснение? – спросил Сварог. И тут же вспомнил, что в серьезнейших делах категоричность здорово вредит. Добавил не столь напористо: – Или, избегая скоропалительных выводов, рабочую гипотезу?

– Извольте, – спокойно кивнул Гаудин. – Рабочие гипотезы тем и хороши, что позволяют давать полную волю фантазии, не возлагая при этом на себя ответственность…

Не особенно ободренный этим замечанием, Сварог молча пошел впереди. Они вышли под ночное небо, спустились по невысокой парадной лестнице. У нижних ступенек стояла вимана Гаудина, ее окна ярко светились, и видно было, как на первом этаже угрюмые специалисты размещают последние чехлы с загадочной аппаратурой.

– Мы что, должны куда-то идти?

– Нет необходимости, – сказал Сварог. – Мы только отойдем в тень, чтобы лучше были видны звезды… Взгляните вон туда, левее флюгера, что изображает сову. Видите вы там что-нибудь в небе? На ладонь левее и выше птичьей головы…

– Там звезды, – терпеливо произнес Гаудин с видом человека, на своем веку встречавшего массу чудаков. – Насколько я помню, вон та крупная, голубоватая, называется Марут. Что до других, вряд ли буду столь категоричным. Астрономией я почти не интересовался, так уж получилось, что в моей работе она не нужна… почти.

– А красная?

– Там нет красной. Десяток обычных, белых, и одна голубоватая, Марут…

– Значит, вы ее не видите, – уныло сказал Сварог. – А я вот ее вижу – именно там, похожую на пылающий в золе уголек. И мой Карах ее видит. Он уверяет, что это – Багряная Звезда, та самая, которая…

– Створаживает молоко у коров прямо в вымени, вредно влияет на столовое серебро и подталкивает отдельных нестойких личностей к карманным кражам… – безразличным тоном подхватил Гаудин. – В отличие от большинства беспечных обывателей, мне, увы, приходится держать в голове массу древних мифов, смешных и жутких…

– Мифов?! Но мы же ее видим!

– Лорд Сварог… – мягко сказал Гаудин. – Я вовсе не подвергаю сомнению ваши слова. Нет ничего удивительного в том, что какой-то человек видит то, чего не видят другие. Брагерт – помните его, надеюсь? – не так давно раскопал где-то на земле старинное заклинание, с помощью которого человек может видеть микробы, но не любые, а исключительно возбудителей сапа… Всякое случается. Я верю, что вы оба и в самом деле видите в небе нечто. Но хочу всего-навсего напомнить, что у вас нет никаких доказательств в пользу версии, будто ваши ночные визитеры – порождение Багряной Звёзды… Уверения вашего домового меня не убеждают. Не то чтобы он врал умышленно, но… Очень уж изощренная, поэтичная, а порой и зловещая мифология у Маленького Народца. Вы-то впервые с этим столкнулись, но что до меня, я не склонен выделять из множества древних людских и нелюдских сказок какую-то одну-единственную. Чем Багряная Звезда предпочтительнее Серебряного Ветра, Морского Табуна или Снизу-Вверх-Дождика… о которых вы и не слыхивали, верно? Вот видите… Мифологические явления природы, земные и небесные феномены, зловещие и добрые знамения, перечисленные в алфавитном порядке и кратенько описанные, занимают целую книгу, и довольно толстую…

– Но там же есть что-то… – упрямо сказал Сварог.

– Я проверю, – заверил Гаудин. – Даю вам слово. В конце концов, существуют обычные… и не вполне обычные средства наблюдения за небосклоном, есть соответствующий отдел. Я нынче же отдам приказ. И незамедлительно сообщу вам о результатах. – Он оглянулся на парадную лестницу. – Между прочим, ваш домовой, честно признаться, представляет большой научный интерес…

– Это вы бросьте, – решительно сказал Сварог. – И не вздумайте, добром предупреждаю…

– Ну что вы, успокойтесь. Я всего лишь рассуждал вслух, чисто теоретически. Кстати, о теориях, то есть рабочих гипотезах… Их ведь множество, если ввериться безудержному полету фантазии. Скажем, ваши ночные непрошеные гости, следствие вашего нового положения, достались вам в наследство вместе с хелльстадским королевским венцом. Как родовая месть у отсталых племен Сильваны или в таларской глубинке. Стоит только предположить, что эти твари были как-то связаны с вашим покойным предшественником, а теперь эти отношения по праву наследования перешли к вам… независимо от вашего желания. Теперь они к вам лапы тянут из Зазеркалья… Не читали сказочку про портного, которому в наследство от дяди-колдуна вместе со всяким хламом достался ларец с тремя демонами?

– Нет, – сказал Сварог.

– Стали они требовать работы, а портняжка-то и не знает заклинаний, которыми их можно утихомирить…

– И что?

– Придушили бедолагу, конечно, – хмыкнул Гаудин. – Сказочка не столь уж оторвана от житейской практики, как может показаться…

– Вы что, серьезно считаете…

– Да что вы, – сказал Гаудин. – Всего-навсего в свою очередь фантазирую и теоретизирую. Стараюсь вам доказать, что рабочие гипотезы приобретают вес, только будучи подкрепленными серьезными доказательствами. – Он деликатно полуотвернулся, давая понять, что не располагает более временем. – Прислать вам «Каталог природных явлений, добрых и зловещих»?

– Нет, спасибо, – буркнул Сварог. – У меня дел невпроворот, королевскую отчетность в порядок привожу…

И снова поднял голову к ночному небу. Тяжко вздохнул. Над черным силуэтом филина по-прежнему пронзительно алела Багряная Звезда.

Глава 4 ГОСТИ В ДОМЕ

У бесшумно воплотившегося на пороге верного Макреда было чрезвычайно непонятное и загадочное выражение лица. Можно даже подумать, будто он пребывал в полнейшей растерянности, которую не смог скрыть, – вот только, да будет вам известно, вышколенный слуга, тем более дворецкий манора, «первый после милорда», попросту не имеет права поддаваться вульгарным эмоциям, будучи при исполнении служебного долга. И тем не менее…

– Что там? – спросил Сварог, без всякого раздражения отодвигая подальше эскизы орденов, коими королю Хелльстада надлежало удостаивать и жаловать.

И аристократически поднял бровь в знак недоумения – он старательно изучал здешнюю светскую мимику, язык жестов и телодвижений, чтобы не выглядеть белой вороной.

– Милорд… – положительно, дворецкий был чуточку выбит из колеи. – Явился скрывающий лицо незнакомец, назвавшийся маркизом Керригатом, и просит незамедлительно его принять…

– Великолепная фраза, – оценил Сварог, подумав. – Прямиком из старинного рыцарского романа, а?

– Пожалуй, милорд… В особенности если учесть, что маркиз Керригат – лицо вымышленное, это как раз и есть персонаж романа, только не рыцарского, а любовного…

Внизу весело гавкнул Акбар – словно в колокол бухнули.

– И почему же у вас столь неописуемое выражение лица, Макред? – спросил Сварог. – На себя не похожи. Неужели вас способен удивить столь примитивный розыгрыш?

– Это императрица, милорд, – почтительно оцепенев, выпалил Макред. – В замаскированном облике, ничуть не похожа на себя, но это ее величество императрица, никаких сомнений. Я не стану попусту тратить ваше время, милорд, излагая вульгарные и долгие подробности, каковые вам вовсе и не должны быть интересны… скажу лишь, что я, как дворецкий, обязан безошибочно узнавать любого благородного обитателя небес, даже если он изволил придать себе иной облик… Этому обучают дворецких, но не простых слуг… Там, внизу, императрица.

– Да? – сказал Сварог удивленно. – А свита? Охрана? Строжайший церемониал?

– С ней никого нет, милорд. Это неслыханно, но все так и обстоит. Она прибыла на обычном браганте, которым управляла сама. Никто в замке и не подозревает… В столь небывалой, экстраординарной ситуации, нарушающей все мыслимые правила этикета, я счел себя обязанным хранить тайну…

– Бесценный вы мой, что бы я без вас делал… – сказал Сварог почти растроганно. – Ну что же… Сдается мне, отправить ее восвояси было бы и вовсе вопиющей бестактностью… Проводите вашего маркиза в библиотеку. И стойте на страже, чтобы нам никто не мешал… Где Мара?

– Лауретта Сантор еще не вернулась из Готара, и с ней господин… Карах.

Сварог понимающе кивнул. Его высокие министры работали в поте лица, превращая Готар в жалкое подобие королевской столицы. Поскольку Хелльстад в силу своей известной специфики так и оставался закрыт для внешнего мира (Сварог плохо изучил свое новое приобретение, а потому и не лез пока что ничего перестраивать), а Три Королевства являли собою почти безжизненные пространства, он по размышлении решил устроить временную канцелярию, этакую походную ставку, как раз в Готаре. Готар со всех точек зрения смотрелся не более чем убогой деревушкой, но тут уж ничего не поделаешь – полноправный земной король просто-таки обязан располагать местом, куда могут прибыть послы коллег-монархов, куда будут приходить послания. Этакий почтовый ящик, своего рода штамп о прописке. Следовало заранее посочувствовать господам дипломатам, которым придется пока обитать в крестьянских лачугах и шатрах, но бюрократия – дело ответственнейшее, в чем его не перестает убеждать Канцелярия земных дел, не терпящая ни малейших отклонений от заведенных порядков. Король обязан иметь столицу, а в столице – иностранных послов. Что до декораций и интерьеров, нигде не сказано, будто королевская столица непременно должна быть многолюдным городом с каменными дворцами, башнями и проспектами. В конце концов, известный самодур король Гитре однажды устроил свою столицу на мельнице, с хозяйкой которой состоял в игривых отношениях. И ничего, сошло, иностранные послы, как миленькие, два года жили в походных шатрах на берегу речушки, а первый министр за неимением других помещений обитал и вовсе на чердаке. Те, кто к нему являлся за орденами и чинами, готовы были не то что на чердак – на крышу взобраться, а тем, кто получал выволочку, было опять-таки все равно…

Акбар проскочил в библиотеку первым, беззаботно стуча когтями по драгоценному паркету из сильванского бука. Следом чинно вошла невысокая фигура, живописно и романтически закутанная в длиннейший, до пола, черный плащ, с нахлобученной на нос шляпой. За ее спиной мелькнула вытянутая физиономия Макреда, ошарашенного небывалыми новшествами, – и дворецкий тут же бесшумно притворил дверь, у которой, нет сомнений, намеревался лечь костьми при возникновении таковой надобности.

– Мне кажется, он меня узнал, – безмятежно сказала Яна, сбрасывая плащ и шляпу на ближайшее кресло. – Иначе почему у тебя ни капельки удивления в лице? Я слышала краем уха, их чему-то подобному учат, но надеялась, что это вранье…

– Увы, выходит, что нет, – сказал Сварог, наблюдая за ней с любопытством.

Юная императрица – в темном мужском костюме, со скромным, одиноким, сиротливым таким брильянтом на пальце величиной всего-то с горошину – опустилась в другое кресло, изящно мотнула головой, разбросав по плечам освобожденные от шляпы волосы. В отличие от Сварога, она казалась совершенно безмятежной, словно вообще не слыхивала о придворном этикете, хитросплетениями напоминавшем то ли лабиринт, то ли бред сумасшедшего. За прошедшие полтора года она выросла – уже не грациозно-неуклюжий подросток, а расцветающая девушка, очаровательная до сладкой жути, – однако, не без оснований подозревал Сварог, «вырасти» еще не значит «повзрослеть»…

– Что-то случилось? – спросил он, не теряя времени.

– А почему должно было что-то случиться? – Ее величество Яна-Алентевита удивленно подняла бровь, и у нее это получилось не в пример изящнее и естественнее. – Просто решила заглянуть к тебе в гости без всяких помпезных церемоний. Взяла брагант из ангара Серебряной Бригады и прилетела. В Келл Инире остался великолепный двойник, насквозь нематериальная иллюзия, конечно, но убедительная. Кто посмеет ущипнуть императрицу, чтобы убедиться, что она настоящая?

– Логично… – проворчал Сварог.

– Не столь уж и сложные заклинания, я слышала мельком, ты его тоже применял во время последней поездки на землю… Там, в Равене.

– А, ну да, конечно… – кивнул Сварог, спешно приводя в строгий порядок мысли. – «Твердая тень»?

– Именно. Двойник усердно работает в кабинете с важными государственными бумагами, беспокоить государыню в подобных случаях строжайше запрещено. Пикинеры у каждой двери, никто и не заподозрит…

В ее голосе звучало нескрываемое детское удовольствие, заставившее Сварога горестно вздохнуть полной грудью и укоряюще воздеть очи к потолку. Все это в воображении, разумеется, он до сих пор не ощущал в себе таланта воспитателя, тем более для обладавших необъятной властью юных красавиц, пусть и умных, но взбалмошных. Между прочим, идеальная ситуация и для государственного переворота, и для цареубийства. Если бы по дороге сюда с ее брагантом что-то случилось, истинное положение дел обнаружилось бы бог весть когда. Здешние летательные аппараты считаются безотказными и защищенными от всех мыслимых опасностей, но смогли же полтора года назад ребятки из «Черной благодати» сбить его ял над Хелльстадом…

– Ты не царедворец по натуре, – сказала Яна со знакомой легкой улыбкой. – И потому до сих пор не научился превращать свою открытую, честную физиономию в церемониальную маску. У тебя на лице во-от такими буквами изображено осуждение и порицание.

Сварог с безразличным видом пожал плечами, чувствуя себя стеклянным, – не самое лучшее ощущение, особенно в данной ситуации. Усевшийся рядом с креслом черный пес, которого строгий этикет не волновал ничуточки, безмятежно вывалил розовый язык длиной в локоть, и его шумное дыхание колыхало волосы на затылке императрицы – Акбар и в сидячем положении был повыше стоящего человека, хотя расти, кажется, уже перестал. Отвернувшись, Сварог сделал ему страшные глаза – слюна с языка капала прямо на черный бархатный рукав.

Яна, притворившись, что ничего не заметила, протянула руку и легонько коснулась кончиками пальцев черной лоснящейся шерсти:

– Про них в старых книгах понаписана уйма ужасов… А оказалось, собака как собака, разве что огромная.

– Ага, – сказал Сварог мрачно. – Разве что через стены может проходить и перемещаться в пространстве самым диковинным образом… Впрочем, лопать в три глотки это ему не мешает… В самом деле, ничего не случилось?

– Клянусь короной первого императора! – подняла она узкую ладонь. – Могу я однажды почувствовать себя обыкновенным человеком, прилететь в гости буднично и незаметно, без раззолоченной орды за спиной? – Яна прищурилась. – Придет время… ваше королевское величество… младший мой кузен, когда вы тоже научитесь находить неизъяснимую прелесть в вопиющих нарушениях сковывающего этикета… Попомни мои слова. До меня быстро доходят иные новости. Насколько я знаю, ты уже успел понять, что есть некие механизмы, громоздкие, скрипучие и неприятные, которые вертят королями вопреки их желаниям… Правда?

– Что греха таить. Уяснил, – сказал Сварог с чувством. – Я уже верчусь в этих дурацких механизмах, вторую неделю…

– Ну да, я вижу, – бросила она быстрый взгляд на эскизы орденов. – Вот этот, насколько я догадываюсь, предназначен для моего дражайшего родственника Диамера-Сонирила, по прозвищу, которое благовоспитанная девица не должна произносить вслух?

Сварог мрачно кивнул.

– Добавь еще на гербовую цепь какие-нибудь разлапистые висюльки, – деловито посоветовала Яна. – И вот здесь присовокупи глупой роскоши – лучей побольше, ажурных ободьев, самоцветов… Он несказанно растает душою и будет тебя обожать. Бедняге так мало нужно для счастья… Что за идиотскую идею ты ему подсунул? К чему нам такое количество наместников?

– Я забавлялся, – сказал Сварог, пряча глаза.

– Ну, я-то так и подумала… А этот болван принял все всерьез, сочинил длиннейший меморандум, который мне пришлось читать… Послушай, я давно тебе, уж прости за пошлое слово, даровала всевозможнейшие беспрепятственные доступы за пикинеров и кабинет-лакеев, права являться без доклада… Почему ты у меня не бываешь? Только честно. Я всегда рада тебя видеть. Что-то не так?

– Твой «ближний круг», я уже подметил, чётко делится на две категории, – сказал Сварог. – Повзрослевшие товарищи детских игр, из хороший фамилий, понятно, и светские хлыщи, попавшие за пикинеров исключительно благодаря знатности рода. Вторых я не переношу. А что до первых… В общем, симпатичные мальчики и девочки, но я для их компании староват. Вот тебе вся правда. А теперь еще и обязанности навалились негаданно, привалили эти клятые королевства, я, что самое печальное, чувствую за них ответственность, не могу бросить просто так… Это с Готаром было легче – большущая деревня, и не более того, там у меня троица управителей, следят друг за другом, а потому, как я слышал, воруют умеренно. Если только Мара их не повесила, с нее станется…

– Вот кстати! Я о ней наслышана. Как бы на нее наконец посмотреть? Когда вам вручали ордена, я ее и не разглядела толком, шеренга была длинная, все тянулось согласно этикету…

– Она в Готаре сейчас. Дела. Как-никак первый министр, пусть и довольно эфемерной державы. Прилетит только утром, я думаю.

– Жаль. У вас с ней… легко?

– Пожалуй, – медленно сказал Сварог, почти не удивившись ее осведомленности. – Очень точное определение. Нам и в самом деле легко…

– Ну вот… – сказала Яна с непонятной интонацией.

Встала, задумчиво подошла к высоченному глобусу Талара, легонько крутнула его указательным пальцем – и с тем же непонятным выражением на точеном личике направилась дальше, к мозаичной стене. Акбар дружелюбно наблюдал за ней, вывалив язык. Заложив руки за спину, склонив голову к левому плечу, Яна созерцала произведение старинного скульптора (или как там они назывались, мастера-мозаичники?), чье имя вылетело у Сварога из памяти. Выдержанная в изумрудно-синих красках мозаика изображала златовласую девственницу в старомодном платье, сидевшую под могучим дубом в компании белоснежного златорогого единорога, только что, надо полагать, ею усмиренного, ибо зверь сей, как известно даже из школьного курса мифологии, покоряется лишь непорочной деве, а тем, кто себя не соблюл, нечего и пытаться изображать дедушку Дурова.

Сварог терпеливо ждал, стоя в свободной позе. Пауза что-то затягивалась, в библиотеке стояла неловкая тишина.

– Древние считали, что приручить единорога – это подвиг, – чересчур уж равнодушным тоном сказала Яна, оборачиваясь к нему. – Увы, мне этот подвиг уже никогда не совершить…

Сварог едва не пробормотал по инерции какую-то светскую бессодержательную глупость вроде «Вот как?» – одну из тех никчемушных реплик, что ничегошеньки не значат, но тем не менее помогают поддерживать беседу. Но до него довольно быстро дошло, сообразил, что к чему и каков тут лежащий на поверхности подтекст, и почему она так уставилась – словно бы с вызовом, с комической важностью девочки, впервые надевшей взрослые туфли на высоких каблуках или платье с вырезом. Ах, вот оно что… Свершилось, понимаете ли, и мы теперь ничем не хуже прочих, испробовавших взрослые тайны… Но как прикажете держаться? Чтобы обошлось и без пошлости, и без равнодушия – каковое, думается, заденет ее еще сильнее, нежели пошленькая реплика… Задачка.

Яна ждала, напряженная, серьезная и невинно прекрасная. Принужденно улыбнулась:

– Вот такие дела…

Сварог осторожно сказал, отгоняя крутившуюся в голове крайне соблазнительную картину воспитания этой вертихвостки при помощи мощного солдатского пояса:

– Наверное, следует поздравить? Смотря как ты сама к этому…

Она на миг опустила глаза:

– Я не сказала бы, что встретилась с чем-то неприятным, пожалуй, наоборот… – Тихо подошла, остановилась перед ним, подняла лицо: – Ты можешь объяснить, почему вы такие?

– Кто?

– Мужчины, конечно!

– Да какие? – спросил он в полнейшей растерянности.

«Вперехлест тебя растуды через пьяного осьминога! – припомнил он одно из любимых присловий боцмана Блая с „Божьего любимчика“. – Неужели у тебя подружки не нашлось, чтобы с ней об этом пошептаться?!»

– Мне нужен серьезный совет, – сказала Яна. – Я ни с чем подобным еще не сталкивалась, приходится учиться на ходу…

– Изволь. У меня и в мыслях нет зубоскальства.

– Уже через неделю он начал вести себя совершенно неприемлемым образом, – тихо, почти бесстрастно сказала Яна, словно излагала заученную теорему строго по учебнику. Она вновь опустила глаза. – Как некий хозяин, имеющий право и покровительственно держаться, и давать советы совершенно непререкаемым тоном, вообще вел себя так, словно я кукла, вещь, словно у меня нет мозгов, желаний и воли, да и не должно быть, ни собственных стремлений, ни права голоса… Дело не в том, что он простой гвардеец, а я – императрица, совсем не в том… По-моему, любая горничная полезла бы на стену от такого обращения… Как объяснить…

– Я, кажется, понял, – сказал Сварог. – Тебе просто подвернулся… неправильный объект. Дурак и ничтожество. Уж поверь моему опыту, умные ведут себя совершенно иначе, и такие типы вовсе не олицетворяют собою весь мужской род… Я бы рискнул посоветовать…

– Спасибо, уже не нужно! – она вскинула огромные синие глаза, сверкнувшие холодной венценосной спесью. И вмиг из растерянной девочки обратилась в Высокую Госпожу Небес. – Все и так завершилось быстро и решительно. Данный субъект, в одночасье осыпанный повышениями и регалиями, после завершения сего золотого ливня моментально отправлен на Сильвану. Протирать штаны на одном из высоких, почетных, но совершенно бесполезных постов. С недвусмысленным напутствием подольше там оставаться и по собственному желанию на Талар ни в коем случае не возвращаться. Иначе потеряет все жалованное.

– Поздравляю, – серьезно сказал Сварог. – Так и следовало.

Он редко появлялся в «обществе», но кое-какие светские сплетни до него все же долетали – гости заглядывали частенько, особенно старички из Геральдической коллегии и принц короны Элвар, любитель как ядреной самогонки, так и свеженьких придворных сплетен. Так что Сварог поневоле был в курсе иных нашумевших перемещений, падений и взлетов. Ну да, вот именно, три дня назад некий герцог и лейтенант Яшмовых Мушкетеров, красавчик, повеса и болван Редкостный (родовит весьма и, кстати, как раз из «ближнего круга»), неожиданно для всех был уволен из гвардии, получив взамен нереально для него высокий чин гражданской службы, орден Высокой Короны с цепью – и в тот же день отбыл на Сильвану возглавлять одну из канцелярий. Феерический взлет для ничем не примечательного светского хлыща, необъяснимый одной лишь знатностью рода, – хватало придворной шушеры и родовитее. О причинах, что самое интересное, толком не знал даже Элвар – скучающий небесный бомонд при всей своей испорченности, мило именуемой легкостью нравов, все же не додумался до очевидного…

– Знаешь, что самое печальное? – сказала Яна, отворачивая чуть порозовевшее личико. – Я бы не прочь расширить полученный опыт… но в следующий раз заранее буду подозревать самое худшее, бояться, что получится еще унылее, что сама я никого и не интересую, что всем нужны лишь проистекающие возможности, милости и ордена… Теперь я понимаю, почему иные летают на землю и живут там инкогнито…

– Это у тебя пройдет, – сказал Сварог со всей возможной убедительностью. – Вот такие коллизии, хотим мы того или нет, как раз и называются жизненным опытом. Скверно, конечно, но пока не споткнешься на ровном месте, шишек не набьешь…

И вспомнил собственную законную супружницу – уже как сон, как что-то насквозь нереальное. Вся прошлая жизнь уже казалась подзатянувшимся сном.

– Хорошо еще, что я не влюбилась, – сказала Яна задумчиво. – Иначе было бы тяжелее.

Сварог чувствовал себя чертовски неловко. Вряд ли он годился в поверенные сердечных тайн милых девиц – по его глубочайшему убеждению, выбранное взбалмошной девицей на такую роль существо мужского пола обязано быть либо ветхим старцем, либо законченным импотентом, и никак иначе. Ни отцовских, ни братских чувств он в глубинах своей незатейливой души не ощущал вовсе. Скорее уж, если взглянуть правде в ее бесстыжие глаза, его чувства были полной противоположностью вышеназванным. Особенно после только что прозвучавших признаний, когда в душе ворочалась и порыкивала завистливая ревность к счастливчику, ухитрившемуся всего-то оказаться под рукой в нужный момент, а более ничем не примечательному…

Великие небеса, как обтягивал фигурку бархатный камзол! Такова уж нехитрая и прямолинейная мужская логика: Сварог, уже довольно избалованный здешними красотками (как-то незаметно для себя стал модной достопримечательностью заоблачного бомонда благодаря своим земным приключениям и их последствиям), все же не мог в присутствии Яны сохранять равнодушие. Но меж томлением духа и конкретными практическими шагами зияла пропасть. Видимо, виной всему – въевшиеся за долгие годы в плоть и кровь армейские стереотипы. Как-никак это была императрица – особа номер один в системе строгой субординации. Ухаживать за ней всерьез казалось столь же вопиющей бесцеремонностью, как в прошлой жизни – ввалиться в кабинет маршала Советского Союза, выставить на стол бутылку водки, примостить рядом горбушку, плавленый сырок и, не выбирая выражений, предложить хлопнуть по граненому за все хорошее. Должно быть, прошлое-то забывалось понемногу, но многое засело в подсознании…

А потому Яна казалась прекрасной и недоступной, как далекая звезда с ночного небосклона (впрочем, любимой метафорой здешних поэтов для данного случая была почему-то радуга). Насколько проще все было с чередой доступных и прямолинейных светских красоток, яркими ночными бабочками пропорхнувшими через его спальню при насмешливом поощрении Мары, полностью лишенной женской ревности…

– Я тебя смутила? – с любопытством спросила Яна.

– Не особенно, – сказал Сварог. – В конце концов, все это естественно и даже банально… Я понемногу приобретаю светский лоск…

– Да, я наслышана, – кивнула она с безразличным видом.

И не стала развивать свою мысль, но посмотрела очень уж многозначительно, заставив Сварога смущенно отвернуться к высокому стрельчатому окну, за которым розовел над белыми облаками закат.

– Садись поближе, – сказала вдруг Яна. – И слушай внимательно. Давай поговорим о более серьезных вещах. Как ты отнесешься к тому, чтобы занять кресло канцлера? Верни на место нижнюю челюсть, пожалуйста. Говорю тебе, начинается серьезнейший разговор о государственных делах.

– Я?!

– Вот именно. Ах да, ты, как и большинство, представления не имеешь о некоторых важных событиях, приключившихся буквально вчера… – И она продолжала с ясной, мечтательной улыбкой: – Я проявила себя жуткой самодуршей, знаешь ли, узурпаторшей, тираншей… По сути, я совершила натуральнейший государственный переворот, задуманный практически в одиночку, проведенный в жизнь, не могу не похвастаться, блестяще. Я специально изучила и опыт кое-кого из коронованных предков, и некоторые, мягко говоря, решительные шаги земных королей, раздраженных излишним вмешательством в их дела всяких там парламентов…

Сварог мрачно спросил:

– Ты не про то ли намекаешь, как Конгер окружил драгунами уитенагемот и разогнал его к чертовой матери?

– Совершенно верно, – с невинной улыбкой благонамеренной девочки кивнула Яна. – Я, правда, не стала претворять в жизнь план Конгера во всех деталях, а потому никого не били по шее рукоятями мечей и не выбрасывали в окошки… Но суть и последствия, признаюсь, те же. Были подняты по тревоге Бриллиантовые Пикинеры и Серебряная Бригада, Келл Инир окружили боевыми машинам и на четыре часа изолировали от внешнего мира под предлогом репетиции военного парада… Я одним указом отменила около сотни самых замшелых установлений и правил. Ни Палата Пэров, ни Тайный Совет, эти скопища болванов и чванных невежд, более не имеют ни малейшей возможности влиять на государственные дела. Они решительно ни на что не смогут более влиять. Момент был выбран, снова похвалю свое коварство, как нельзя более подходящий: оба заведения после известных арестов кое-кого из их членов по делу «Черной благодати» пребывали в ошеломлении и оцепенении. Я и ударила в самое сердце… Каюсь, била не в сердце, а пониже пояса, но другого такого случая могло и не представиться…

– Да это… – сказал Сварог растерянно. – Это же революция!

– В какой-то мере, – ангельским голоском подтвердила Яна. – И, что самое приятное, изменения необратимы. Старики – впрочем, далеко не все – и особо стойкие ревнители традиций втихомолку ворчат по углам, но никто не в силах чему бы то ни было помешать – любые попытки подпадают под обвинение в государственной измене… Те, кто помоложе, искренне рукоплещут, поскольку привыкли относиться к этим «заповедникам старичья» с тихим презрением, люди дела, те, кто работает по-настоящему, довольны, а светские бездельники и вовсе не способны на организованное сопротивление… Вот теперь тебя проняло по-настоящему, я же вижу… Ты ведь тоже не принимал меня очень уж всерьез? Взбалмошная девочка с отличной фигуркой, а? В общем, теперь я правлю самовластно. Реальные нити управления – в руках Кабинета и канцлера. Что скажешь?

– Ничего, – честно признался Сварог. – Слов нет.

Он прожил здесь достаточно долго, полтора года, был посвящен во многие секреты – и мог в полной мере оценить размах свершившегося, его значение и последствия. И Палата Пэров, и Тайный Совет – пережившие свое время многолюдные говорильни, согласно канонам тысячелетней давности имевшие право дилетантски вмешиваться буквально во все, топить любую новую идею в бесконечных дискуссиях, забалтывать проекты, которых попросту не понимали, приводя специалистов в тихое бешенство. Управление делами Империи в одночасье упростилось несказанно. И самое пикантное во всей этой истории то, что интересы бюрократов вроде Костяной Жопы, надо полагать, не пострадали нисколечко, а потому чиновничье племя, есть такое подозрение, выступило единым фронтом с молодыми реформаторами – не столь уж это ново в истории человечества. То, о чем они когда-то с оглядочкой шептались с Гаудином и его друзьями перед последней командировкой Сварога на землю, вдруг стало реальностью.

– Ну как? – с живым интересом спросила Яна. – Согласись, я гожусь не только на то, чтобы раздевать меня взглядом и выпрашивать ордена?

Сварог помотал головой:

– Слов нет, ваше императорское величество.

– То-то, – важно, торжествующе сказала Яна. – Рада, что ты оценил по достоинству мои скромные усилия и экспромты с дебютами… Итак? Что скажешь насчет кресла канцлера? Я говорю совершенно серьезно.

– Подожди, – сказал Сварог. – Чем плох нынешний? Все, что я о нем знаю, укладывается в простое определение – мощный мужик. Совсем не стар, умен, его многие уважают, я не о светских хлыщах говорю…

– Не спорю. Но дело-то в том, что канцлер мне достался в наследство. От отца.

– Ага, – сказал Сварог. – А тебе, значит, непременно нужны новые люди? Никак с прошлым не связанные?

– Вот именно. Не столь уж оригинальная, зато эффективная практика.

– Увы, не всегда… – сказал Сварог. – И это у тебя – единственный мотив для смены канцлера?

– Ну, вообще-то… – протянула Яна. Сварог подметил, что прежней уверенности у нее внезапно поубавилось. И твердо сказал:

– Точно, единственный мотив.

– Ну и что?

– Заранее прости за резкость… – сказал Сварог. – Вот эта твоя идея мне категорически не нравится. Прекрасно, что ты оттерла от государственных дел две этих бесполезных говорильни… Но насколько блестящим был этот ход, настолько слаб и вреден другой… Менять канцлера только потому, что он тебе достался в наследство от прошлого царствования… Нет уж. Я попросту не справлюсь. Нельзя назначать толкового капрала командиром полка – это совсем другой уровень. Есть лестницы, которые никак нельзя преодолевать бегом, прыгая через три ступеньки…

– Но ты же назначил министрами Мару и своего домового?

– У меня всего-то тысячи три поданных – главным образом в Готаре, состоящем из полудюжины деревенек. Собственно, Готар и есть одна большая деревня… Господи, да я во многом не разбираюсь, многого до сих пор просто не знаю! Я тебе наломаю таких дров, что выправлять положение будут годами… Нет уж!

– А если я разгневаюсь всерьез?

Ему было неуютно. Однако в голосе Яны не ощущалось особенного гнева, скорее уж, такое впечатление, подтвердились какие-то ее предположения…

– Вряд ли, – сказал Сварог. – Ты себя показала умницей и вполне зрелым государственным деятелем…

– Вот только примитивной лести не нужно!

– Я вполне серьезно. Если ты разгневаешься всерьез, я в тебе разочаруюсь и буду считать, что ты еще не выросла…

– Хитрец ты, оказывается…

– Скорее уж реалист.

– Что же, я не могу на тебя более рассчитывать?

– Наоборот, – сказал Сварог. – Любое поручение, любой приказ. В лепешку ради тебя разобьюсь. Только не предлагай мне постов, до которых я попросту не дорос.

– Ну что же… – с расстановкой промолвила Яна. – Что же тут поделаешь… Возможно, это и в самом деле не лучшая моя идея. Но отсюда плавно вытекает, что есть посты, до которых ты вполнедорос…

Ее прервал тоненький серебряный звон. Яна обернулась к большой, искусно выполненной модели корабля, боевого парусного фрегата, стоявшей на лакированной подставке в ближайшем углу. Туда же уставились Сварог и настороживший уши Акбар.

Крохотный, с ноготок, серебряный якорь, только что касавшийся подставки, быстро поднимался вверх, словно прятавшиеся внутри крохотные человечки крутили брашпиль, – тонюсенькая сверкающая цепочка быстро уползала в клюз. Хлопнув, сами собой развернулись украшенные гербами и геральдическими чудищами паруса, вздулись, будто наполнились ветром, не ощущавшимся никем в комнате. На корме взвился бело-желтый клетчатый вымпел, очевидно, означавший готовность к походу. Во время своих недолгих плаваний Сварог наблюдал нечто похожее, в наборе сигнальных флагов уважающего себя судна обязательно имелись такие вымпелы. Наглухо прикрепленный к подставке кораблик, казалось, пустился в плавание по несуществующему морю.

– Это ты развлекаешься? – обернулась к нему Яна.

– Нет, честное слово, – сказал Сварог. – Это такая фамильная безделушка. Дворецкий деликатно сообщает, что хочет меня незамедлительно видеть по какому-то спешному делу… Как бы в Готаре чего не случилось… Извини, я…

– Да, конечно…

«Вот именно, не случилось ли чего в Готаре? – обеспокоенно подумал он, быстрыми шагами направляясь к двери. – С Марой несколько гвардейцев, да и без них ее голыми руками не так-то просто взять, да и вооруженными тоже, но мало ли… Когда начинаются дворцовые перевороты, ошеломляющие реформы и резкие перемены, когда у тебя множество врагов, причем об иных ты и не подозреваешь, пока не кинутся из-за угла…»

Чуть приоткрыв дверь, он выскользнул наружу. Нет, лицо у Макреда было, конечно, озабоченным, однако…

– Что-то случилось?

– Не думаю, милорд, – чопорно ответил дворецкий. – И все же я рискнул вас побеспокоить… Только что в замок прибыл и желает незамедлительно с вами встретиться его светлость герцог Дирмед, канцлер Империи. Герцог одет в приличествующий его рангу мундир, при орденах и парадном оружии. Следовательно, либо речь идет об официальном визите, либо он в таком виде явился к вам прямо из дворца, что опять-таки свидетельствует о серьезности и неотложности дела, по которому его светлость прибыл…

«Неужели выследили девчонку?» – подумал Сварог. И быстрым шепотом распорядился:

– Задержите его на пару минут, Макред, соврите… впрочем, не врите. Просто-напросто не говорите всей правды. Скажите, что у меня дама, и потребуется какое-то время, чтобы деликатно ее выпроводить… Светский человек поймет…

– Безусловно, милорд. Я могу идти? Сварог кивнул, вернулся в библиотеку и выпалил с порога:

– Канцлер. При мундире и орденах. Выставить за дверь никак невозможно…

– Его выставишь, как же… – ничуть не удивившись, понятливо кивнула Яна. – С отцом они, бывало, в голос спорили…

– Но ведь не выгонял его твой батюшка, а? – прищурился Сварог. – Значит, ценил… Что же делать-то?

– Какие пустяки… – Она встала, подошла к стене с мозаичной девственницей. – Я попросту уйду не вполне обычной дорогой, чтобы не создавать излишних сложностей… До скорого!

Она выбросила ладонь, начертила перед собой в воздухе какую-то не особенно сложную фигуру – и уверенно двинулась к стене, вошла в нее, словно привидение, во мгновение ока пропала с глаз, так что Сварог, не ожидавший столь эффектного исчезновения, даже отшатнулся.

Опомнился. Приоткрыл дверь, разрешающее кивнул Макреду. И встретил канцлера стоя, как и диктуют правила хорошего тона в разделе «Прием гостей воспитанным хозяином».

Канцлер, судя по всему, тоже читал эти правила, особенно раздел «Поведение воспитанного гостя», – он приложил левую руку к сердцу и раскланялся, держа шляпу с пышным пером на отлете, потом переложил ее в левую руку, а правую опять-таки прижал к сердцу и раскланялся вторично. Сварог выполнил плавный жест правой рукой, указывая на кресло. Канцлер церемонно в данное кресло опустился. На чем торжественная часть, собственно говоря, и закончилась, к несомненному облегчению сторон.

– Вино, быть может, ваша светлость? – спросил Сварог, решив быть гостеприимным до предела. – Или прохладительные?

– Нет, спасибо, – сказал канцлер самым обычным голосом. – Не утруждайте себя…

На нем и в самом деле был раззолоченный придворный мундир с парой дюжин орденов «Надо бы и ему что-нибудь хелльстадское преподнести, с цепями и висюльками, – спохватился Сварог. – По дипломатическому протоколу полагается… Интересно, он в самом деле не успел переодеться, или хотел произвести впечатление, напомнить лишний раз, что он тут – первый после императрицы?» Если верно второе, то ситуация довольно пикантна – пять минут назад Сварогу стоило только слово сказать, чтобы самому оказаться в этаком мундире, в кресле канцлера…

Он украдкой рассматривал гостя – до сих пор видел его лишь на дворцовых приемах, то есть в обстановке, больше напоминающей кукольный театр: каждое слово и всякое перемещение любого человека расписано и регламентировано заранее, и получается музыкальный ящик с марионетками…

Показаться невежливым он не боялся: очень скоро сообразил, что канцлер занят тем же самым, украдкой рассматривает его с несомненным любопытством.

– Простите, что пришлось нарушить ваше уединение… – сказал канцлер.

– Пустяки, – ответил Сварог. – Дама все равно собиралась уходить… У вас какое-то дело ко мне?

Его собеседник, широкоплечий мужчина лет сорока (то бишь, несомненно, четырехсот), с первыми ниточками седины в густых коротких усах и жесткой шевелюре, на первый взгляд казался не великого ума субъектом, простоватым и незатейливым. Такое уж у него было лицо, поистине капральское, плохо сочетавшееся с расшитым тяжелыми золотыми узорами мундиром и гирляндой орденов. Однако поддаваться этому впечатлению не следовало, ох, не следовало…

– Возможно, вы и не поверите, лорд Сварог… – сказал канцлер. – Но я до сих пор не могу в точности сформулировать цели и мотивы моего визита. Мне хочется взглянуть на вас, пообщаться, составить о вас некоторое впечатление… но дело даже не в этом, все сложнее. Враждовать нам пока не из-за чего, слухи, будто вас прочат на мое место, я считаю дурацкими. Если вы – человек умный, откажетесь, а если глупы, мне вас будет очень легко подсидеть и обыграть…

В конце концов, с него ведь не брали слова хранить кое-какие разговоры в тайне? Сварог решился:

– Я отказался.

– Очень похоже, что вы не врете… Что ж, это доказывает, что человек вы неглупый и прекрасно понимаете, сколь беспомощны были бы в этой роли… Значит, враждовать нам не из-за чего. Сотрудничать… здесь я тоже пока что не вижу, в каких областях мы могли бы стать с вами союзниками и соратниками. Вероятнее всего, если стремиться к точности формулировок – а за мной водится такой грешок, – я хотел бы понять, что вы за человек, чего хотите от жизни и каких неприятностей можно от вас ждать…

– От меня?

– От кого же еще? – усмехнулся канцлер. – Известно ли вам, в чем, если отбросить словесную шелуху и поэтические преувеличения, удел государственного мужа? Да попросту ждать неприятностей со всех сторон, поскольку со всеми радостными новшествами и событиями легко и охотно справляется орда нижестоящих, перебрасывая наверх право принимать решения по жизненным тяготам… Вы еще попомните мои слова, когда всерьез начнете править в качестве земного короля.

– По-моему, я вовсе не собирался доставлять вам неприятности…

– При чем тут ваши побуждения? – пожал плечами канцлер. – Простите за цинизм, но сам факт вашего существования – постоянная головная боль, источник неприятностей, фактор. Хотите вы этого или нет. В свое время, вскоре после вашего первого возвращения с земли, в узком кругу вполне серьезно обсуждалось, не убрать ли вас.

– То есть?

– Не будьте ребенком! – с досадой сказал канцлер. – Убрать – и означает убрать… – Он недвусмысленно черкнул большим пальцем по горлу. – Гнев императрицы меня не пугал: всегда можно обставить все так, что ни одна живая душа не будет сомневаться в подлинности «несчастного случая», даже наша императрица с ее нерядовыми способностями… После долгих дискуссий и размышлений я решил оставить вас в живых. Не в доброте дело и не в иных пророчествах, как будто на вас пошитых: пророчества, знаете ли, вовсе не обязаны исполняться, они представляют собою лишь один из вариантов будущего, вовсе не обязательно, чтобы именно он претворился в жизнь. Мне просто-напросто однажды пришло в голову, что убирать вас будет неразумно и непрактично. Что польза может перевесить возможный вред. Как видите, я не стараюсь казаться лучше, чем я есть… Что поделать, должность такая. Монархи и канцлеры не могут, увы, руководствоваться обычной людской моралью и этикой. Сами убедитесь.

– Надеюсь, что нет.

– Убедитесь, – сказал канцлер. – Или не сможете стать хорошим королем… Так вот, я надеюсь извлечь из вас пользу… и хочу, чтобы вы мне в этом помогли. Вам, часом, такое заявление не кажется ли верхом цинизма?

– Представьте себе, нет, – усмехнулся Сварог. – И какую же пользу вы из меня собираетесь извлечь?

– Если бы я знал… – с обезоруживающей прямотой усмехнулся канцлер. – Если бы я знал… Вы уже принесли пользу, уничтожив Глаза Сатаны, – но вот где вас использовать далее… Пока не знаю. Опять-таки, отдавая дань своей привычке, сформулирую пожелания: я хотел бы, чтобы, буде возникнет такая необходимость, вы пошли бы навстречу моим просьбам… Могу я заручиться вашим согласием?

– Я не любитель давать опрометчивые обещания, – сказал Сварог. – Но, в принципе, сотрудничать с вами не отказываюсь. Если это не пойдет во вред тем людям, к которым я отношусь с симпатией.

– Императрица к ним относится?

– Безусловно.

– Вот видите. Я желаю ей только добра…

– А не может ли случиться так, что ваши и ее представления на сей счет могут разойтись? – безразличным тоном спросил Сварог.

Канцлер бросил на него колючий взгляд. Нахмурился:

– По-моему, проблема допускает лишь однозначное толкование. Она слишком молода и неопытна. Не спорю, она провела просто блестящую операцию – я о расправе с Палатой Пэров и Тайным Советом. Но в ней еще много детского. Поэтому взрослые должны мягко на нее влиять… А вы, несомненно, относитесь к тем, кто имеет на нее влияние.

– Я? – искренне удивился Сварог.

– Вы, дорогой мой, вы. Хоть и сами о том не подозреваете. Ваше загадочное появление, ваши земные подвиги… Она готова прислушиваться к вашему мнению, а это очень важно. Главное, чтобы влияние приняло должное направление.

«Ага, понятно, – подумал Сварог. – Не столь уж сложная комбинация. Ты будешь влиять на меня, а я должен влиять на нее… Интересно, к этому гвардейскому болвану ты тоже подкатывался? Или он для тебя был слишком глуп? Пожалуй. Иначе не кончил бы столь печально, уж ты-то научил бы его наилучшей линии поведения…»

– Я, простите за прямоту, рассчитываю на определенную благодарность с вашей стороны, – продолжал канцлер. – Как-никак именно я сразу после вашего появления добился, чтобы вы обрели нынешний статус. В ту пору вы были абсолютно беззащитны, а наши лихие умельцы из Магистериума добивались, чтобы вас передали им в качестве… назовем вещи своими именами, в качестве подопытного животного. Их крайне интересовал – и до сих пор интересует – механизм вашего переноса в наш мир…

– Ну да, понимаю, – сказал Сварог. – Проект «Алмазная стрела», верно? Путешествия во времени?

– При чем тут путешествия во времени? – с искренним недоумением вскинул голову канцлер. – Какое вы имеете отношение к…

– Но ведь я – из вашего будущего…

Он замолчал на полуслове. Канцлер скривился, как от зубной боли, он походил на игрока, по собственной воле сдавшего противнику все козырные карты. Даже легонько ткнул себя по лбу полусогнутой ладонью.

– Поздравляю, лорд Сварог, – желчно усмехнулся он после короткого молчания. – Я давненько уже не попадал впросак… Хорошо. Я буду с вами предельно откровенным, чтобы вы оценили мое к вам расположение… Я-то думал, доктор Молитори успел вам сказать, потому и не удержал язык за зубами… Позвольте вас удивить. Вы не имеете никакого отношения ни к нашему будущему, ни к вашему прошлому. Вы совершили путешествие не во времени, а в пространстве. Пришли из одного из тех миров, которые для простоты называют Соседними Страницами. Их по-всякому именуют ученые: параллельные миры, Иномирья, Слоистые Пространства… Мне же больше нравится не вполне научное, но удивительно точное определение: Соседние Страницы. Если уподобить нашу многомерную Вселенную толстой книге, то миры похожи на страницы. Покинутая вами планета – не в прошлом, а где-то рядом. Где именно, я так и не понял, такое впечатление, что физики не вполне понимают это и сами…

– Но Гаудин…

Канцлер досадливо махнул рукой:

– Об истинном положении дел не знал даже Гаудин. Даже императрица. Правду знаем только я и трое ученых. Причины такой секретности весьма просты: дороги в Соседние Страницы и Заводи – пожалуй, самая головоломная на сей день загадка для науки. До Шторма обстояло совершенно иначе – они-то умели… Древние Дороги – это как раз и есть пути меж параллельными мирами. Иные наши предки, обитавшие на Таларе до Шторма, умели ими пользоваться… Мы – нет.

– А что такое Заводи?

– Для простоты изобразим это в таком вот виде… – Канцлер, оглядевшись, придвинул лист бумаги и извлеченным из-за златотканого обшлага стилосом изобразил нечто вроде прямой линии, там и сям украшенной примыкающими к ней кружочками. – Эти кружки и есть Заводи. Заводь – не параллельный мир, а, скорее, примыкающий к нашему миру параллельный анклав. Некая область самых разных размеров – от нескольких югеров до стран, не уступающих размерами Ронеро. Мы точно знаем, что они существуют, что иные обширны и обитаемы… но мы не знаем, как открывать туда дорогу.

– Так-так-так… – сказал Сварог. – Вот почему я так и не нашел на карте Сильваны города Коргала… Ни в одном справочнике о нем не упомянуто…

– Вот именно. Судя по всему, Коргал – это то ли Соседняя Страница, то ли Заводь. Более детальных объяснений я вам дать не в состоянии: проход открылся неожиданно и столь же внезапно закрылся, причем на той стороне остался корабль речной полиции, посланный в погоню за этими вашими разбойницами. Вам повезло вовремя унести оттуда ноги…

– Интересно, – сказал Сварог. – А эти твари, что вылезли из доброго старого фамильного зеркала? Могли это оказаться жители какой-то Заводи?

– Почему бы и нет? Возможно… Опять-таки мы ничего не в состоянии утверждать уверенно. Мифы о причастности зеркал к Древним Дорогам, Заводям и Соседним Страницам… точнее, к путям в таковые, так и остаются пока мифами, из которых при всем усердии нельзя извлечь рационального зерна. Связь происшедшего с вами с Багряной Звездой опять-таки проблематична.

– Вы хотите сказать…

– Ну да, – скучным голосам сказал канцлер. – В том месте, где вы ее видели на небе, и в самом деле зафиксирован некий объект, находящийся на огромном расстоянии и перемещающийся с определенной скоростью, вычисления еще не завершены, но уже сейчас можно говорить, что период обращения данного тела по своей весьма вытянутой орбите и в самом деле может быть близок к пяти тысячам лет…

– Но ведь это означает…

– Это ничего еще не означает, – отчеканил канцлер. – Ни-че-го. Даже при моей привычке во всем видеть возможные неприятности. Именно потому, что я реалист и прагматик, я и не могу пока относиться серьезно к болтовне вашего домового. Поживем – увидим. Недели через три к ней навстречу выйдут виманы Магистериума, тогда-то мы и будем располагать какой-то точной информацией. И если появятся основания для тревоги, я первым ее подниму… Вы готовы дать слово держать все, что от меня услышали, в тайне?

– Готов, – подумав, кивнул Сварог. – Лишь бы это не повредило…

– Не повредит, будьте уверены. Так вот, я пока что не докладывал императрице о… ситуации с Багряной Звездой. Не стоит торопиться. Очень надеюсь, что вы последуете моему примеру. Я не нагнетаю жути и не пугаю… но если вы хоть одной живой душе передадите содержание нашего разговора… С вами все будет кончено.

– Я, кажется, дал слово, – сердито сказал Сварог. – А теперь позвольте ответить на цинизм цинизмом. Я тоже иногда люблю точные формулировки. Вы меня чуточку опасаетесь, но и убрать не решаетесь, и использовать в серьезных делах боитесь…

– Где же тут цинизм? – усмехнулся канцлер с некоторым превосходством. – Вы очень точно изложили положение дел, вот и все… Да, чуточку боюсь. Да, немного не доверяю. А почему я должен безоглядно вам доверять? Коли вы непредсказуемы? Не в силу некоего коварства, а попросту оттого, что все еще чужой здесь… Вы слишком мало у нас прожили, чтобы проникнуться…

– Полагаете? – сказал Сварог почти грубо. – Не сочтите за высокие слова, но кое с чем, кое с кем я намерен бороться до последнего издыхания…

Перед глазами у него снова стояла Морская площадь – и белая дымная полоса, неотвратимо скользившая к Делии. И кровь принцессы на руках, и крики, и заполошный конский топот…

– Знаю, – сказал канцлер. – И очень хочу верить, что Серый Рыцарь – все же вы… Потому вы и живы до сих пор. И я рискну вам поверить настолько, чтобы ознакомить вот с этим…

Он извлек откуда-то из воздуха небольшой лист бумаги и решительно положил перед Сварогом.

Талар

Замков – 5011

Обитателей – 29652

в том числе:

императрица

членов императорской фамилии – 11

стариков – 11781

детей – 3205

ИТОГО

годных к службе, работе, науке – 14654

Реестр состоящих на службе, занятых работой, науками:

Канцелярии, коллегии – 564

Армия – 190

Серебряная Бригада – 42

Дворец Келл Инир – 432

Корпус инженеров – 52

Магистериум – 56

Мистериор – 24

8-й департамент – 78

ИТОГО – 1438

Светское общество – 13216

Сильвана

2 города, 1654 замка

Обитателей – 14924

в том числе:

стариков – 5206

детей – 2875

ИТОГО

годных к службе, работе, науке – 6843

Реестр состоящих на службе, занятых работой, науками:

Кабинет императрицы на Сильване – 114

Кабинет императрицы на Селене – 446

Канцелярии, коллегии – 232

Армия – 60

Серебряная Бригада – 38

Корпус инженеров – 26

Сильванский отдел Магистериума – 32

Сильванский отдел Мистериора – 16

Сильванский отдел 8-го департамента – 62

ИТОГО – 1026

Светское общество – 5817

Изучив немудреную справку, Сварог прочитал ее вновь. И еще раз. Тогда только стал понемногу понимать.

Подняв голову, встретил взгляд канцлера, который так и не смог понять – то ли затаенная боль, то ли злость, то ли все вместе, и еще многое…

– Теперь вам ясно, где самое слабое место? – произнес канцлер совсем тихо. – Учтите еще, что добрая половина из тех, кто все же значится в обоих Реестрах, – придворные бездельники, паркетные шаркуны, немочь бледная… Занятых реальным делом и вовсе мало. Даже если считать всех, по головам, – нас всего-то тысяч пятьдесят. По большому счету, это население не самого большого земного города…

– Иными словами, система без будущего? – безжалостно сказал Сварог. – Занятая лишь поддержанием существующего положения?

Канцлер не смотрел на него, он ссутулился в кресле, не отрывая взгляда от собственных колен. Длилось это всего пару мгновений, потом-то перед Сварогом вновь оказался холодный, прагматичный и умный сановник – но главное было сказано… И не встретило отпора.

– Вот в чем главное препятствие, – тихо сказал канцлер. – Нигде и никогда не смейте этого произносить… но я и в самом деле не вижу ни будущего, ни перспектив. Пятьдесят тысяч человек, из которых реальным делом занимается лишь пара тысяч, пусть и обладающие невиданными научными достижениями, страшным могуществом… Этого мало. За что ни возьмись, этого мало.

«Неужели ты за этим и пришел? – вдруг осенило Сварога. – Тебе попросту не с кем больше поделиться! Действительно, такое невозможно носить при себе, свихнуться можно…»

– Но ведь можно…

– Умоляю, постарайтесь без скоропалительных выводов! – В голосе канцлера зазвучал прежний металл. – Сначала вспомните, что имеете дело не с наивными идиотами, что за тысячелетия были всесторонне рассмотрены самые разные проекты и иные из них претворены в жизнь… Уверен, вам сейчас, как глупому, уж простите, новичку, приходит в голову нечто эпохальное… Мы, скажем, должны просто-напросто поделиться технологиями и научными знаниями с обитателями земли, вместе строить новое будущее… Да?

– Что-то вроде… – осторожно сказал Сварог.

– Удивительно, как никто раньше не додумался! – иронически раскланялся с ним канцлер. – Как в голову никому не пришел самый простой выход? Любезный мой лорд Сварог, примерно через тысячу лет после Шторма начали рассуждать в точности так, как вы сейчас. Они спустились из-за облаков и начали делиться. Но кончилось все Вьюгой – катаклизмом, хоть и уступавшим по размаху Шторму, но не менее трагическим. Ряд техногенных катастроф вкупе с войной, где использовались самые передовые технологии и достижения науки… Да если бы все дело было только в том, чтобы одарить людей пластмассовыми стульями вместо деревянных, телевизорами и самолетами! Вы всерьез полагаете, что душа человеческая изменится к лучшему исключительно из-за обладания благами науки и техники? Сами по себе эти блага ничего не решают и ни к чему хорошему не ведут. Поскольку не ликвидируют ни одной проблемы, а вот новых добавят несказанное количество. Шлюха всегда останется шлюхой, эгоист – эгоистом, подонок… Между прочим, не мы одни тихо и ненавязчиво тормозим на земле технический прогресс. Со стороны земных обитателей имеет место встречный, если так можно выразиться, процесс… Гаудин вам никогда не рассказывал историю с железобетоном?

– Нет, – угрюмо сказал Сварог.

– Жаль, поучительная история… Лет восемьдесят назад один земной умелец, архитектор, самостоятельно и в одиночку додумался до изобретения бетона. Это не столь уж сложно даже при земном уровне науки и техники. Бетон – не компьютер. Очень быстро он сделал следующий шаг – бетон с железной арматурой. Железобетон. Подлинная революция в строительстве… с одним многозначительным дополнением. Строить дома и крепости, конечно же, стало бы гораздо легче, быстрее и дешевле… но при этих условиях очень быстро обратились бы в нищету и полнейшее ничтожество многие члены Сословия Циркуля, инженеры и архитекторы, которым поздно было бы переучиваться. В полнейший упадок пришли бы кое-какие цеха Золотых гильдий… Так вот, мы ни в коей мере не причастны к бесследному исчезновению талантливого изобретателя, надо полагать, не умевшего просчитывать последствия и держать язык за зубами. Там, на земле, сами управились. О том, что такой изобретатель когда-то жил, а потом пропал без вести вместе со всеми своими записями, расчетами и первыми образцами, наши агенты узнали чисто случайно, через полсотни лет после его пропажи, когда сын одного каменных дел мастера решил на смертном одре исповедаться – и рассказал, чему был свидетелем в юности… Так-то.

– Что же, выхода нет вовсе?

– Я не хочу в это верить, – сквозь зубы произнес канцлер. – Не хочу. Мы будем его искать… Постараемся найти. Я вам все это рассказал еще и для того, чтобы удержать от скоропалительных решений. Чтобы вы поняли, сколь серьезны стоящие перед нами проблемы. Перед нами. Потому что жить вам здесь, в этом мире. А человек вы чертовски энергичный… и потому выгоднее будет не примитивно убирать вас, а познакомить со всеми сложностями, тупиками и проблемами. Благо вы еще и умны. Я хочу, чтобы вы поняли, насколько хрупок и во многом не познан наш мир, чтобы не рубили сгоряча…

Он говорил проникновенно и дружелюбно, в его голосе звучало искреннее расположение. Забыть бы еще, что перед Сварогом – изощреннейший политик… Воспользовавшись паузой, Сварог продолжал невинным тоном, таким, чтобы при необходимости все сказанное можно было обернуть в шутку:

– …чтобы я понял одну простую и важную истину: по сути, если смотреть в самый корень, Небесная империя не столь уж благостна, благополучна, могуча и перспективна, чтобы пытаться захватить над ней власть… Верно?

Ожидаемого возмущения не последовало: канцлер смотрел на него бесстрастно и устало. Молчание затягивалось.

– Простите, я не дипломат, да и политик никакой… – сказал Сварог. – Ну, а все-таки? Не подозреваете ли вы меня в стремлении захватить власть над Империей?

– Я вынужден допускать именно такое развитие событий как теоретическую вероятность. Можно допустить, что когда-нибудь эта идея обоснуется у вас в голове.

– Да зачем мне? – искренне сказал Сварог. – Простите за откровенность, но мне вовсе не улыбается править полусотней тысяч спесивых бездельников, среди которых, вот чудо, все же затесалась пара тысяч тех, кто занимается реальным делом… Мне было бы невероятно скучно.

– Я ведь не утверждал, что вы питаете такие планы, – спокойно сказал канцлер. – Речь идет о теоретической вероятности. Как знать, возможно, вам однажды покажется, что именно вы сможете что-то сделать лучше. С этого, знаете ли, и начинается… В вас есть что-то от идеалиста, не отрицайте. Только идеалист отправился бы с принцессой Делией в Три Королевства. И вы не отказались от власти над ними, хотя это и сулит одни лишь хлопоты…

– Я только хотел…

– Предотвратить неизбежную войну, обязательно разгоревшуюся бы в случае, если Три Королевства окажутся бесхозными, – кивнул канцлер. – И вы не хотели оставить столь сложную и опасную игрушку, как Хелльстад, на произвол судьбы. То есть считали, что сделаете лучше. То, о чем я и говорил. Вы сами-то можете поручиться, что вам через энное количество лет не захочется ради чьего-то очередного блага взвалить на себя новые хлопоты? Вот видите… Поймите меня правильно. Легко просчитать нахального властолюбца, авантюриста, стремящегося к власти ради власти и тех благ, что из обладания ею вытекают. Таков, например, ваш добрый знакомый герцог Орк. Именно оттого, что в глубинной сути своей он не более чем примитивный властолюбец, как раз и не способен причинить серьезного вреда. Его интриги и замыслы не блещут умом и новизной, а потому расстроить их крайне легко. А с идеалистами вроде вас обстоит гораздо труднее. Потому что решительно невозможно предсказать, когда и где в вас вспыхнет желание спасти человечество…

– Но ведь кое-что мне удалось сделать? – спросил Сварог.

– Это-то меня и настораживает, – признался канцлер. – Идеалист, которому удаются опасные и сложные предприятия, опаснее вдвойне…

Акбар смотрел на него сумрачно и сосредоточенно, словно прикидывал, каков канцлер на вкус и стоит ли тратить усилия, чтобы это выяснить.

– И почему вы с такими настроениями до сих пор не воткнули мне в спину что-нибудь острое? – сказал Сварог.

– Я уже подробно объяснил, почему.

. – Ну ладно, – сказал Сварог. – Тогда позвольте и мне кое-что вам объяснить. Есть одна серьезнейшая причина… точнее, препятствие на пути к короне Империи. Это очаровательное препятствие зовут Яна. Вы правы, нельзя заранее предсказать, что придет человеку в голову через год, два, десять… Однако одно я вам могу предсказать не хуже Таверо: я никогда ничего не сделаю ей во вред. Ясно вам?

– Подоплека? – холодным тоном привыкшего ко всему врача спросил канцлер. – Некие отцовские чувства или сексуальные побуждения?

– Быть может, все сразу, – сказал Сварог. – Быть может… И еще что-то, что не выразить словами. У меня никогда не было детей… и я никогда не встречал такой девушки. Какое-то шальное сочетание ума, взбалмошности и прелести, голова порой кружится…

– А что, если в этом и заключается выход?

– В чем? – искренне не понял Сварог.

– Поженить вас, – с непроницаемым лицом пояснил канцлер. – Чем не решение проблемы? Впервые эта идея пришла в голову Гаудину, по размышлении я увидел в ней рациональное зерно… Почему бы и нет? В самом деле, идеальный выход. Одним махом расправляемся с массой сложностей, тревог и противоречий.

– Ох, и светлая у вас башка… – раскланялся Сварог.

– Вы же сами признались, что она вам нравится?

– Она мне чертовски нравится, – сказал Сварог. («Какого черта, что я несу, почему так с ним откровенен?» – мелькнуло в голове). – Но и ее мнением не мешало бы поинтересоваться…

– Ну, особых сложностей я здесь не вижу, – сказал канцлер. – Два опытных и умных взрослых человека, объединенные общими целями и задачами, без труда могли бы разработать эффективный план и претворить его в жизнь. Если задаться целью непременно соединить вас брачными узами, основанными на…

У него медленно отвалилась челюсть. Застывший взгляд уперся во что-то за спиной Сварога, а тот в приливе некоего озарения уже знал, кого увидит, повернув голову…

Так оно и оказалось. Неведомо откуда возникшая Яна стояла в нескольких шагах от стола, скрестив руки на груди. Акбар радостно гавкнул в знак приветствия.

– Возможно, кто-то заявит, господа мои, что я вульгарно подслушивала, – промолвила она столь ледяным тоном, что Сварогу почудился иней в углах библиотеки. – Однако среди прочего я слышала, как некий государственный муж подробно и аргументированно объяснял, что монархи стоят выше вульгарных эмоций, морали и этики. Ведь это вы говорили, герцог? Так что, милорды, прошу считать, что я всего лишь руководствовалась высшими государственными интересами. Монарх никогда не подслушивает – он осведомляется об умонастроениях и жизненных планах подданных…

– Герцог, я и понятия не имел… – еле выговорил Сварог, чувствуя, как кровь бросилась в лицо. – Чем угодно клянусь…

– Верю, – сказал канцлер, таращась куда-то в пространство отрешенным взором. – Мне следовало прежде всего установить, кому принадлежит тот брагант, что стоял у парадной лестницы, прослушать примыкающие покои…

– Ваши планы касательно моего замужества, герцог, изящны и прагматичны, – медленно продолжала Яна. – Однако о них я хотела бы поговорить в самую последнюю очередь… а то и не говорить вовсе. Во многих романах пишется, что стареющие мужчины обожают играть в свах для молодежи… – медленно, с издевкой цедила она слова. – Не будем об этом. Есть более серьезные темы для разговора… – Она сделала неуловимое движение пальцами, и та самая злосчастная справка, которой канцлер так поразил Сварога, сама порхнула ей в руку, хотя канцлер чисто машинально и пытался перехватить бумагу на лету. – Интереснейший документ, – сказала Яна, продекламировала нараспев: – Стариков… детей… реестр состоящих на службе… Почему вы этого никогда не показывали мне?

Это были уже не шутки. Кончились шутки. Юная императрица была разъярена всерьез. Глаза потемнели от гнева, они были теперь цвета тяжелой грозовой тучи, и что-то во взгляде, физически ощутимое, давящее, свирепое заставило волосы Сварога шевелиться, а мелкие предметы на столе – подпрыгивать с глухим дребезжанием и стуком. Вряд ли Сварогу мерещилось – в библиотеке и в самом деле потемнело, воздух казался густым, тяжелым, щекочущим горло, словно перечный настой…

Должно быть, на Сварога эта неведомая сила действовала не столь уж сильно, – а вот канцлеру досталось сполна. Он не сам поднялся из тяжелого кресла – та же сила приподняла его, как марионетку, взметывая его волосы будто порывами ветра, дувшего со всех сторон сразу, заставляя гирлянду орденов колыхаться со звоном. От золотого шитья на канцлерском мундире взвились невесомые облачка – это на глаза истаивали галуны, рассыпаясь золотой пылью. Акбар, сам не способный к какой бы то ни было магии, но безошибочно чувствовавший ее присутствие, осторожненько попятился в угол – и шерсть на нем вдруг встала дыбом, как иглы на дикобразе, бедного пса зацепила самым краешком эта рванувшаяся на свободу сила, энергия, некая древняя магия…

Потом показалось, что канцлера чуточку отпустило.

– Ну, и что вы мне скажете? – звенящим голосом выпалила Яна.

– Ваше величество, – промолвил канцлер почти спокойно. – Все цифры, содержащиеся в этой справке, абсолютно все, вам не единожды докладывались, они присутствуют во множестве поданных вам документов, вы давно знакомы с точнейшими статистическими данными…

– В разбивку докладывались, – оборвала Яна. – Раздерганные на три десятка сводок, отчетов и меморандумов, утопленные во множестве другой цифири, заполняющей обширные доклады и толстые тома… А мне нужна была именно такая бумага – краткая и шокирующая. Следовало, чтобы вы мне объяснили с помощью такой вот коротенькой справочки, какая перед нами разверзлась пропасть. Так, как в три минуты растолковали это лорду Сварогу. В этом ваш долг канцлера и заключался. Что вы молчите? Я вам приказываю немедленно объясниться!

Библиотека медленно возвращалась в прежний вид – опала вздыбленная шерсть на Акбаре, так и не покинувшем благоразумно своего дальнего угла, посветлело, чернильницы и прочие старинные безделушки больше не выплясывали, как пьяные матросы, воздух казался обычным. Прилив неконтролируемой ярости, надо полагать, миновал. Вот только канцлерский мундир так и не вернулся к прежнему состоянию – он словно бы подвергся атаке полчищ диковинной моли, питавшейся исключительно золотой канителью…

– Хорошо, ваше императорское величество, – сказал канцлер с отчаянным видом человека, поставившего на карту все, что только возможно в этой жизни, а то и саму жизнь. – Попытаюсь объясниться… Дело в том, что я считал – и до сих пор так считаю, – что вы еще не достигли того рубежа, за которым человек – а в особенности монарх – может именоваться по-настоящему взрослым, способным принимать взрослые решения. И пока этот рубеж вами не пройден, я полагал своим долгом беречь вас от некоторых сложностей нашего бытия. К некоторым истинам человека – и в особенности, повторяю, монарха – следует подводить постепенно и осторожно. В противном случае чересчур уж велик риск, что монарх примет неверные решения. Я всего лишь выполнял то, что обещал вашему отцу…

– Его действительно отравили? – вопрос прозвучал, как резкий хлопок хлыста.

«Даже так?! – охнул про себя Сварог. – Вот даже как?! И ведь ни одна живая душа не заикнулась…»

– Вопрос спорный…

– Да или нет? – почти крикнула Яна.

– Я не стал бы с порога отметать столь печальное предположение, в пользу которого свидетельствуют некоторые обстоятельства и странности…

– То есть – да? – Из потемневших глаз Яны вновь ударило нечто, не имевшее вида и названия, морозившее кровь в жилах. – Вы и от этого знания меня оберегали? Глупенькую, наивную, маленькую девочку? А тем временем составлялись вот такие бумаги и «Черная благодать» развивалась у вас под носом, прямо в Келл Инире…

– Мною руководило лишь стремление к благу империи и вашему личному…

Сварог был неплохо защищен от здешних магических штучек, но Яна владела чем-то, выламывавшимся из этого установления. Он вновь ощутил, как волосы ему взметает порыв странного ветра, видел, как сгущается полумрак в библиотеке, как в этом вязком полумраке вспыхивают странные медленные искры, как бумаги на столе разлетаются, шурша и свиваясь.

Все это ничуть не направлено против него, его задело лишь краешком налетевшей грозы, но легче от этого не стало…

Потому что он видел лицо Яны, побелевшее, неумолимое. Она рассвирепела не на шутку. Выпала редкая возможность самолично лицезреть во всей сомнительной красе классический приступ неудержимого монаршего гнева – когда дозволено все и нет тормозов, когда с плеч падают головы и в щепки разлетаются кресла под высшими сановниками, когда сама история, споткнувшись в беге, с грохотом рушится на скаку, как подстреленный конный рыцарь в доспехах…

И понимал – если нечто непоправимое и не произойдет, то прозвучит. А это одно и то же, разница, право, тут невелика…

Вокруг уже все плыло, деформировалось, сплеталось в сплошной клубок дергавшихся теней, пронизанных порывами ледяного ветра, – и посреди этого хаоса льдисто светилось белоснежное, ставшее маской лицо Яны с темно-синими провалами глаз.

Сварог шагнул вперед, заслоняя остолбеневшего канцлера и, чувствуя, как на лицо ему все сильнее давит что-то невидимое, тугое, недоброе, почти крикнул:

– Ваше величество, мы в моем замке, и этот человек – мой гость!

Ощупью, бесцеремонно нашел ее запястья и стиснул что было сил. От пальцев к локтям метнулся словно бы разряд электрического тока, но он не разжал рук, пытаясь сломать взглядом это невидимое, напиравшее, свирепое…

И вдруг все кончилось, будто повернули выключатель. Яна поникла, опустила веки, ее тонкие запястья дрогнули, и Сварог торопливо разжал пальцы. Отступил на полшага. В углу жалобно поскуливал Акбар.

Сварог знал, что победил. Он и сам не мог бы объяснить, что пустил в ход, чем заслонился – да и от чего заслонял канцлера, не вполне понимал, но твердо был уверен, что выиграл непонятную схватку. «Что со мной происходит такое?» – подумал он растерянно. Хелльстадская корона всему виной или что-то другое?

– Интересно, что мне теперь с вами сделать, господин канцлер? – спросила Яна.

Голос звучал неприязненно, сердито, сварливо – но гроза рассеялась, молнии угасли.

– Все, что будет угодно вашему величеству, – смиреннейше сообщил канцлер.

– Я подумаю, – пообещала она зловеще, задрала подбородок. – А теперь, хотя это и прозвучит посягательством на хозяйские права лорда Сварога, я бы вас попросила удалиться. – Она шагнула вперед, взяла Сварога под руку и откровенно прильнула к нему. – Будьте учтивым человеком, не мешайте даме, собравшейся провести вечер в обществе любовника…

Выражение лица его светлости канцлера описать словами было решительно невозможно. Сварог подозревал, что его собственная физиономия выглядит столь же неописуемо. Яна тем временем склонила голову ему на плечо и своим ангельским голоском сказала:

– И если я услышу, ваша светлость, что вы против него что-то замышляете… Вот тогда вас никто и ничто на этом свете не спасет… Что же вы стоите? Я вас более не задерживаю, можете вернуться к государственным делам, которые вы решаете с таким изяществом и блеском…

– Да, конечно, разумеется… – пробормотал канцлер.

Неловко поклонился, не сводя со Сварога ошарашенного взора, спиной вперед двинулся к двери, уже в полнейшей растерянности наткнулся на нее спиной, нашарил ручку, повернул, исчез с глаз…

Глава 5 ДЕРЕВНЯ С ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТЯМИ

– Ну и зачем? – с укором спросил Сварог, когда дверь за канцлером надежно закрылась. На столе, правда, осталась его забытая впопыхах шляпа с пышнейшим белым пером, но вряд ли канцлер за ней вернется, даже если вспомнит.

– Что – зачем? – невинно взглянула отодвинувшаяся от него Яна.

– Выдумки насчет любовника.

– Вполне обдуманное коварство, – пожала она плечами. – Урона для девичьей репутации не будет никакого, он все равно ни с кем столь ошеломительной новостью не поделится. А вот тебе будет гораздо безопаснее жить. Будучи уверен, что ты мой любовник, он поостережется против тебя что-нибудь замышлять.

– Значит, ты его…

– Да оставляю я его в прежней должности, успокойся… Ты на его место не хочешь, и кого в таком случае назначить, я решительно не представляю. Буду утешать себя тем, что Дирмед – зло известное и привычное. – Она, поморщившись, повертела руками, разглядывая запястья. – Останутся синяки, вот, уже пятна проступили… Надо же было так стиснуть…

– Я вот подумал почему-то о том, что розга – все же не самое бесполезное изобретение человечества…

– Вот уж нет, любезный граф, – лучезарно улыбнулась Яна. – Снова озабочены моим воспитанием? Хвала небесам, я уже в том возрасте, когда пороть девушку – не метод воспитания, а самое натуральное извращение… – Она поморщилась. – Действительно, синяки останутся.

– Прости, – осторожно сказал Сварог. – Но у меня было впечатление, что вот-вот случится нечто жуткое…

– И правильное было представление, – подтвердила она сердито. – На меня иногда… накатывает. Нечто вроде эпилепсии у землян, только в основе какая-то старая магия. Сама толком не умею этим управлять… Наследственность, знаешь ли. Могла и размазать по ближайшей стеночке в виде фрески под старину… – Она пытливо посмотрела на Сварога. – А ты, выходит, умеешь это гасить…

– Боюсь, мы в равном положении, – признался Сварог. – Я тоже не представляю, как это у меня получается.

– Интересно, у тебя в роду не было ли в незапамятные времена…

И она замолчала, чуть ли даже не испуганно.

– Керуани? – сказал Сварог.

– Интересно, откуда ты знаешь про Керуани? – воззрилась на него Яна в полнейшем недоумении. – Неужели на земле просветили? Это, вообще-то, считается одной из самых засекреченных тайн прошлого…

– Ты, наверное, забыла, – сказал Сварог. – Это ведь я нашел то письмо в мундире навигатора, в отеле…

– Какое письмо?!

Яна смотрела на него с искренним недоумением. «Так-так-так, – подумал Сварог сердито. – Что же, ей и про то, что я нашел в отеле, не доложили? Ай да Гаудин! Похоже, среди господ сановников прямо-таки соревнование идет: кто надежнее оградит юную императрицу от сложностей и загадок бытия…»

– То письмо, что написала навигатору Горонеро его подруга, – выговорил он помимо воли, хотя собирался, твердо собирался замять эту скользкую тему.

«Да что с языком нынче такое? Как шнурок развязался…»

– Решительно не понимаю, о чем ты, – пожала плечами Яна.

На счастье Сварога, ее мысли внезапно приняли иное направление. Яна задумчиво прошлась по комнате, обходя упавшие со стола бумаги, а когда обернулась, на лице играло беззаботное лукавство:

– Значит, милорд, вы решительно отказались на мне жениться? Это в чем-то даже и оскорбительно… Можете вы внятно объяснить, почему отказались от первой красавицы Империи?

И снова непонятная откровенность себя проявила – он совсем было собрался отделаться вежливой, Пристойной шуткой, но как бы со стороны услышал собственный голос:

– Быть может, оттого, что опасаюсь лишних сложностей. Мне их и без того хватает. С Марой гораздо проще, идеальное сочетание боевого товарища и верной подруги, не отягощенное сложностями… А тот, кто окажется с тобой в одной постели, чуетмое сердце, кроме несказанного удовольствия обретет еще и ворох нешуточных сложностей… – Он хлопнул себя кулаком по губам и прямо-таки взвыл: – Да что со мной такое?

– Сказать? – прищурилась Яна. И, медленно покачивая указательным пальцем, не без удовольствия продекламировала: – Шальное сочетание ума, взбалмошности и прелести, от которого кружится голова… Что ж, за этот порыв искренности тебе многое можно простить…

– Это все – ты? – предположил Сварог.

– Ох! – вздохнула Яна, закатив глаза. – Я, кажется, не давала оснований подозревать себя в столь низком коварстве… Я тебе сейчас объясню. – У нее прорезался исполненный удовлетворенного превосходства тон строгой учительницы, объясняющей карапузу элементарные истины. – И ты поймешь, насколько неопытен – да, до сих пор… Посмотрим…

Она взяла со стола забытую канцлером шляпу, поднесла к носу роскошное белое перо, принюхалась и удовлетворенно кивнула:

– Ну, разумеется… Полюбуйся.

Пальцами левой руки прочертила над пером какую-то нехитрую фигуру – и перо превратилось в невероятно красивый мираж, сотканный из синего сияния, переливавшийся разными оттенками, походивший на неземной цветок.

– Порошок из корней синего сильванского лотоса, измельченный в тончайшую пыль, – будничным тоном пояснила Яна. – Надлежащий церемониальный взмах шляпой – и пыль распространяется по комнате, ты ее вдохнул незаметно для себя… Таковы уж, милорд, свойства этого порошка, что человек, его вдохнувший, начинает отвечать чистейшую правду, о чем бы его ни спрашивали. Он просто не может лгать.

– Но ведь я умею определять яды!

– Да это не яд! – таким тоном, словно показала язык, объяснила Яна. – Яд – это то, что вредит организму, вызывает болезнь или смерть… Понятна тебе казуистика? Говорение правды не наносит человеку прямого вреда – исключительно косвенный в виде жизненных последствий. А это уже по другому ведомству…

– Значит, он…

– Дошло, наконец! Конечно. Это и называется «подпустить лотоса». Защититься можно с помощью простейшего заклинания… но ты-то его не знаешь, а? Интересное зелье, правда? Лотос этот на Сильване растет в жутко недоступных болотах, где-то на краю земли, но все равно десятки авантюристов пытаются его добывать, потому что при продаже из-под полы он идет даже не на вес золота – на вес алмаза. Представляешь области применения? Полиция, тайные службы, ревнивые мужья и так далее, и так далее… У тебя на лице написано сейчас столь искреннее расположение к герцогу… Пренебреги. Сам виноват – тебе следует получше изучить нравы и приемчики господ сановников… С точки зрения государственных интересов, о которых герцог так печется, ничего страшного не произошло – он всего лишь вызвал тебя на откровенность. Да и мне было интересно послушать, что ты обо мне думаешь, – сама бы никогда не решилась на такую пакость… Не красней. Теперь ясно, что тебе можно безоговорочно верить, а это немало…

Она помрачнела, теперь-то видно, что в прежней веселости было много напускного. У Сварога язык чесался спросить, как же все-таки обстояло дело с ее отцом, – но лишь законченный скот мог бы сейчас об этом заикнуться. Нужно продумать, к кому можно подкатиться со столь деликатными расспросами, – пожалуй, к кому-нибудь из старцев Геральдической коллегии, когда они в очередной раз нагрянут в гости и упьются до изумления…

Яна тем временем опустилась в кресло и рассеянно постукивала пальцами по широкому резному подлокотнику. Лицо у нее стало сумрачное – прошла игривая бравада, вернулись сложности бытия… Сварог ее прекрасно понимал.

– Послушай, – сказал он тихо. – Если я могу чем-то…

– Можешь, – вскинула она голову, оборвав на середине фразы. – Покажи мне Хелльстад. Или хотя бы твой тамошний замок, о котором ходит столько обширных и дурацких сказок… Ну что ты в лице переменился? Неужели все мужчины и вправду одинаковы – обещаете звезды с неба, а в пустяковой конкретной просьбе отказываете моментально… Это ведь абсолютно безопасно, как я понимаю. И замок сейчас как раз над Хелльстадом?

– Скорее уж над границей Хелльстада и Пограничья, – поправил Сварог машинально. – Примерно так…

– А какая разница? Ну, что же ты? Время не такое уж позднее, едва стемнело…

– Ну хорошо, – кивнул он. – Возьмем виману…

– А вот это совершенно не нужно, – оживилась Яна. – Сам поймешь.

Она вскочила, нахлобучила шляпу и одним движением пальца заставила лежащий на соседнем кресле обширный плащ взмыть в воздух и закутать ее до пят.

Сварог вздохнул, нахлобучил королевскую митру и после недолгого размышления взял топор – в Хелльстаде полезно носить вместо королевского посоха именно Доран-ан-Тег, как-никак кроме совершенно покорных его воле обитателей-подданных там изволили проживать существа разной степени разумности, но объединенные одной нехитрой жизненной установкой: чихали они с высокой колокольни и на прежнего короля, и, соответственно, на нынешнего. Особой опасности они пока не представляли, но с их наличием следовало считаться…

За дверью, как и ожидалось, бдил верный Макред, в струнку вытянувшийся при виде хозяина и его «гостя», которого дворецкому не полагалось узнавать.

– Я ненадолго и недалеко, Макред, – сказал Сварог с освоенной им аристократической небрежностью. – В Хелльстад.

– Как будет угодно милорду, – ответил Макред своей обычной универсальной формулой.

Сварог вышел на парадное крыльцо, приостановился, ожидая, что будет делать Яна. Она спустилась с широкой лестницы первой, уверенно направилась мимо своего браганта, мимо вековых дубов, мимо дома для слуг. Сварог шагал следом, держа топор небрежно, словно чемодан.

– И далее? – спросил он, когда Яна остановилась перед невысокой ажурной оградкой, высотой человеку всего-то по колено, за которой начинался обрыв – и бескрайнее небо, в котором замок парил которую тысячу лет.

– Давай руку, – сказала она спокойно, и Сварог послушно сжал ее узкую ладошку. – Нам примерно в том направлении? Прыгаем.

И, преспокойно встав ногой на оградку, оттолкнулась от нее, взлетев над темной бездной. Сварог, не удивившись и не запоздав, прыгнул следом.

Ни малейшего страха он не ощутил – сработали десантные рефлексы, из-под ног привычно исчезла твердь земная, и воздух принял его. Судя по встречному ветру, они опускались довольно медленно, почти со скоростью плывущего под куполом парашютиста. Сначала на них надвинулись снизу темные облака, потом, очень скоро, внизу распахнулась освещенная половинкой Юпитера-Семела ночная земля, темные пространства с редкими, мерцающими кое-где огоньками. Слева Сварог увидел широкую гладь Итела с лунной дорожкой на воде и крохотным одиноким корабликом – судя по всему, это плыли куда-то отчаянные обитатели Пограничья, и вряд ли с законопослушными намерениями.

Они опускались не отвесно, а по широкой дуге. Сварог взглянул на Яну, и она ответила рассеянной улыбкой, ветерок развевал ее волосы, юное лицо казалось незнакомым и загадочным.

Потом он ощутил в сознании краткий, неописуемый обычными словами толчок – и понял, что летит над Хелльстадом. Опять-таки не укладывавшимся в слова призывом вызвал Вентордеран. Далеко впереди вспыхнуло радужное сияние, многоцветное и яркое. Сварог указал на него Яне, она понятливо кивнула, повернулась всем телом в ту сторону, увлекая за собой Сварога.

Приземление получилось не в пример более мягким, чем это обычно бывает с парашютистами, – никакого толчка, только что они летели сквозь ночную тьму, снижаясь, и вдруг оказались на твердой земле.

– Между прочим, ты и сам все это должен уметь, – сказала Яна. – Только не озаботился обучиться… Как красиво!

Вентордеран наплывал на них, озаренный радужным сиянием, круглые башни и крытые галереи, крутые крыши и затейливые флюгера – все светилось мягко переливавшимися полосами мягкого, разноцветного, не резавшего глаза огня. Плавно и медленно откинулась парадная лестница.

– Прошу, ваше величество, – сказал Сварог. Яна приостановилась:

– Это же не просто замок… Он живой и неживой…

– Ну да, – сказал Сварог буднично. – Я это давно почувствовал, в первую же встречу, но до сих пор не пойму, что он такое. Одно знаю: он ко мне расположен, хотя и не могу выразить словами, в чем это заключается…

Он и впрямь не в первый уже раз ощущал, как замок его приветствует, как накрывает с головой приятная теплая волна, как укутывает всего, с ног до головы, далеко вокруг простираясь, исходящее от загадочного, как бы живого строения облако радости от встречи с хозяином, готовности служить верно…

Безусловно, ему хотелось произвести впечатление на Яну, а потому в длинном высоком коридоре, сечением напоминавшем перевернутый колокол, выстроились в две шеренги золотые болваны-слуги, над головой парила птица-мажордом, сверкавшая радугой самоцветов.

Однако на императрицу, скорее всего, производила впечатление не эта чуточку аляповатая роскошь, доставшаяся в наследство от не грешившего высокими эстетическими запросами покойного короля – Келл Инир был, пожалуй что, пышнее и богаче, – а сам замок, сам Хелльстад. Притихшая, она шагала в ногу со Сварогом, беззастенчиво вертя головой, пожирая взглядом окружающее. Тихонько сказала:

– А здесь совсем не страшно…

– Это же не пещера людоеда, – сказал Сварог. – Это – уютное королевское обиталище. Впрочем, и за стенами нет ничего особенно уж страшного. Несколько реликтовых чудовищ, на которых у меня еще не было времени взглянуть, огромный кусок курортной местности, сохранившийся после Шторма в полной неприкосновенности, самые обычные равнины, леса и горы…

– А эти… крохотульки?

– Мы пока что не нашли входа в пещеру, – досадливо сказал Сварог. – Как ни бился мой управитель со здешними механическими чудесами. Мой покойный предшественник, такое впечатление, и не стремился узнать о них побольше, отчего-то сохраняя осторожный нейтралитет. Ничего, – усмехнулся он, чувствуя, как лицо вновь сводит злой гримасой. – Когда-нибудь я их непременно отыщу, и мы кое за что крепенько поквитаемся…

В тронном зале их ждал мэтр Лагефель, подневольный управитель замка, – особо, впрочем, не тяготившийся своей подневольностью. Цинично рассуждая, куда ему было податься? В большой мир, где за четыреста с лишним лет перемерли все его знавшие и даже их правнуки? Богатейшая библиотека замка держала его здесь получше любых кандалов. Сварог и сам давно порывался исследовать книжные полки, но где взять время, особенно теперь?

– За время вашего отсутствия ничего особенного не произошло, государь, – сказал он Сварогу, с любопытством косясь на Яну. – Искатели кладов и приключений пытались проникнуть в наши пределы трижды. Всякий раз, в соответствии с вашими приказами, были выставлены без урона для жизни и здоровья. Неподалеку от Озерной Страны снова болтался конный гном, на сей раз я засек место, где он скрылся под землей, туда посланы Золотые Шмели, и утром я буду знать, как обстоят дела…

– Когда ваши Шмели найдут, наконец… – сказал Сварог.

– Я ищу, государь, честное слово!

– Верю, – сказал Сварог. – Ладно, будем надеяться, что повезет все же… Позвольте вам представить… (Тонкие пальчики Яны многозначительно стиснули его запястье)… мою юную знакомую, пожелавшую осмотреть замок.

– К вашим услугам, госпожа моя, – поклонился мэтр Лагефель. – Быть может, показать вам королевскую сокровищницу? Или залы с древними произведениями искусства?

– Позвольте, я сама осмотрюсь, – вежливо, но непреклонно сказала Яна, озираясь.

Лагефель взглянул на Сварога. Тот опустил веки. Управитель послушно отступил на два шага, замер в выжидательной готовности.

Яна, заложив руки на спину, повернулась на каблуках. Кажется, ее нисколько не интересовали ни трон, словно вырезанный из одного куска янтаря, ни черные сундуки в золотых узорах и самоцветах, ни сводчатый потолок, усыпанный красными каменьями, словно бы повторявшими созвездия ночного неба неизвестной планеты.

Она уверенно направилась к сооружению, больше всего напоминавшему груду черных и фиолетовых шаров, отчего-то не рассыпавшихся согласно закону всемирного тяготения, а слипшихся подобно виноградной грозди высотой в три человеческих роста.

Сварог двинулся следом, а рядом с ним почтительно семенил мэтр Лагефель, с навыком опытного музейного смотрителя пустившийся в объяснения:

– Надобно вам знать, юная дама, что это сооружение являет собою как хранилище определенных знаний, так и некий центр управления многими, так сказать, аспектами и областями жизни нашей страны…

– Можно потрогать? – спросила Яна, не оборачиваясь, держа ладонь возле фиолетового шара, состоявшего под прозрачной оболочкой из множества шариков помельче, а те – из скопища вовсе уж крохотных, и так далее, до предела, за которым человеческий взгляд бессилен.

– Разумеется, это не опасно…

Она осторожно прикоснулась кончиками пальцев к фиолетовой поверхности, гладкой, блестящей и теплой, как янтарь, который долго сжимали в руке. Погладила безукоризненный шар.

Сварог с сожалением подумал, что так и не нашел времени пока изучить это устройство – хотя понадобилось бы совсем немного времени, учитывая некоторые способности, коими он владел.

– Можно посмотреть, как это работает? – спросила Яна.

Мэтр Лагефель вновь вопросительно воззрился на Сварога, и Сварог вновь легонько кивнул. Управитель легонько коснулся пальцами фиолетового шара, отмеченного бледно-золотистым значком. Десятка три шаров плавно разлетелись в стороны, словно на невидимых рычагах, повисли в прихотливом беспорядке, открыв проем в рост человека, а за ними, внутри, лениво колыхавшиеся струи белого тумана – всего-навсего, как Сварог уже знал, нечто вроде двери, открывавшейся с помощью довольно простенькой руны. Каковую Лагефель тут же и начертил в воздухе.

Туман моментально рассеялся, открыв небольшое помещеньице в форме цилиндра с янтарно-желтой поверхностью (стены сплошь покрыты неярко светившимися алыми, синими и зелеными квадратами с загадочными знаками, буквами алфавитов Аугел и Дарант, рунами и цифрами). Свободно разместиться там мог лишь один человек – ну разумеется, личная королевская игрушка, рассчитанная на одну персону, как рассчитан на одного любой королевский трон. Разумеется, у иных королей есть и супруги-королевы, но предшественник Сварога таковой не обладал. Да и в случае с венценосной супружеской парой трон все равно не бывает двухместным – для каждого ставится свой, отдельный.

Сварог лениво думал об этих неведомо почему пришедших в голову глупостях, пока Яна, деликатно просунув внутрь голову, разглядывала пульт управления. Наконец она, не оборачиваясь, констатировала:

– Но ведь это, получается, обычный компьютер? Лагефель удивленно воззрился на Сварога. Тот тихонько сказал:

– Эта юная дама разбирается в сложной технике, мэтр…

– Разумеется, – поклонился в спину Яне Лагефель. – Можно, конечно, назвать это устройство самым обычным компьютером… вот только задачи он решает не вполне обычные, поскольку его содержимое и возможности касаются исключительно того, что свойственно лишь Хелльстаду…

– Хотите сказать, что таких компьютеров нет и там? – спросила Яна и, так же стоя к ним спиной, показала указательным пальцем вверх.

Лагефель ее понял. И твердо сказал:

– Могу вас заверить – такого нет и за облаками. Они там не умеют многого из того, на что способен наш государь, владелец сего устройства…

– В опалу когда-нибудь попадете за беззастенчивую лесть, – шепнул ему на ухо Сварог.

– Мне думается, государь, красивых девушек просто необходимо поражать, – таким же деликатным шепотом ответил Лагефель. – И потом, я совершенно прав в своих утверждениях… Не так ли?

– Можно мне что-нибудь нажать? – спросила Яна.

После неизбежного обмена взглядами Лагефель пожал плечами:

– Только под моим наблюдением, юная дама. Если позволите, я буду стоять у вас за спиной…

Сварог тоже придвинулся к проему, и они с мэтром стояли плечом к плечу в немного неудобной позе.

– Просто прикоснуться пальцем? – спросила Яна.

– Да, – сказал Лагефель, внимательно смотревший через ее плечо. – Быть может, вам будет интересно совершить своего рода путешествие по Хелльстаду с помощью системы наблюдения? Здесь есть прекрасные уголки, где еще до Шторма отдыхали наши предки, там стоят сохранившиеся с той поры здания… Или вы пожелаете взглянуть на здешних чудищ? То, что сейчас ночь, не имеет никакого значения…

Яна прервала его:

– А что означает этот значок?

– Отсюда открываются пути опять-таки к путешествиям… но совершаемым уже самим человеком. Оттуда ведут коридоры в самые разные места на Таларе, и не только…

– Можно нажать?

– Пожалуйста…

Яна прикоснулась кончиком указательного пальца к алому квадрату с буквой «ро». Вертикальный участок стены перед ней, полоса шириной в локоть, от пола до потолка, вмиг покрылась россыпью новых знаков, букв и цифр. Пальцы Яны запорхали посреди этой абракадабры – слишком быстро, слишком уверенно, так что они оба спохватились не сразу… Новая россыпь разноцветной абракадабры, еще одна, мэтр Лагефель, побуждаемый толчком Сварога, подался вперед, пытаясь мимо Яны протиснуться в тесный «стакан»…

И охнул, согнувшись, схватившись за живот, так, в скрюченном положении и вывалившись спиной вперед Сварогу под ноги. Яна, азартно манипулировавшая со светящимися знаками, крикнула:

– Не мешайте, граф! Это безопасно…

– Опять? – рявкнул Сварог, у которого ее капризы сидели в печенках. – Я и сам не разбираюсь…

– Зато я разбираюсь, – отрезала Яна. – Не мешайте!

Лагефель, коего юная императрица столь решительно и безжалостно обезвредила не самым хитрым приемом рукопашного боя, постанывал на полу. Бесцеремонно ухватив его за жесткий, шитый золотом воротник, оттащив в сторону, Сварог ринулся вперед, твердо решив так же вытащить за шиворот юную сумасбродку наружу и с максимальной дипломатией объяснить ей, как положено вести себя в гостях юным особам, пусть даже коронованным…

Он опоздал на какой-то миг. На месте покрытой знаками полосы вдруг образовалось словно бы окно в иной мир – там стоял ясный солнечный день, там, совсем близко к проему, росли зеленые деревья с толстыми стволами и доносился пронзительный крик какой-то птицы. Яна решительно сделала один-единственный шаг – и сразу оказалась на той стороне, под деревом, отскочив от проема подальше, обернулась со спокойным, даже веселым лицом, махнула Сварогу:

– Я ненадолго, правда!

И тут же загадочный проем исчез, вновь появилась янтарного цвета стена с россыпью иероглифов. Сварог остался стоять, разинув рот.

Весь ужас происшедшего доходил до него медленно – словно неспешно нагревался на слабом огне кирпич, – но все же он понял вскоре свое идиотское и печальное положение: императрица Четырех Миров, Высокая Госпожа Небес исчезла неведомо где, черт знает куда заброшенная компьютером Хелльстада, – быть может, к нашему миру тот кусочек леса не имел никакого отношения. Одна. Неведомо где. И ведь что-то она знала, знала! Вполне осмысленно, целеустремленно искала что-то…

– Мэтр, вашу мать! – рявкнул он так, что эхо рванулось носиться по залу, отскакивая от колонн и стен.

Лагефель, страдальчески кривясь, пытался подняться на ноги. Тем временем Сварогу пришел в голову более простой выход – и он, одним рывком оказавшись внутри янтарного стакана, положил на стену ладони, сгоряча даванув на нее так, будто собирался проломить…

Вложенное ему полтора года назад в голову умение не подвело и теперь – отныне он знал, как управлять королевским компьютером. Однако особого облегчения это не принесло, поскольку оставались кое-какие сложности…

Он оказался в положении человека, умеющего управлять автомобилем, но решительно ничего не знавшего о том, что таится под капотом. Нажав несколько светящихся квадратов, вышел на нужную базу данных. Компьютер прилежно сообщил, что предыдущий пользователь прошел через «тоннель дау-два» и оказался прямиком в «ответвлении энчери-три-пять» – какая точность, мать вашу за ногу! – «второй ветви» «этажа Лореш».

Вот так. С одной стороны, Сварог получил исчерпывающую информацию. С другой же… Он понятия не имел, что из себя представляют все эти этажи, ветки и прочие сучья… Оказалось, в очередной раз, впрочем, что это сугубо разные вещи – «знать» и «уметь, управлять»…

– Мэтр!!!

Лагефель, охая и постанывая, пытался деликатненько просунуться внутрь так, чтобы не задеть повелителя. Без всяких церемоний Сварог посторонился, схватил управителя за плечо и дернул внутрь. Теперь «стакан» напоминал обычный советский автобус в час пик.

– Что это все значит? – крикнул Сварог яростно. – Вот эти все ветки и этажи?

Он еще раз, для вящей наглядности, вызвал на стену весь путь, проделанный Яной по недрам компьютера.

– Она прошла через дверь и закрыла ее за собой…

– Это я понимаю, кот ты ученый! – заорал Сварог. – Куда она прошла? Куда делась? Разнесу тут все, мать твою!

– Это проход в соседний мир… нет, не в мир… мир – это ведь целая планета, целая вселенная… а эти места словно бы кусочки… небольшие комнатки, примыкающие к главному зданию…

– Заводи, что ли?

– Да, некоторые используют именно эту терминологию, например, именно так они именуются в трактате…

– К черту трактаты! – рычал Сварог. – Подотрись трактатами! Это, выходит, какая-то Заводь?

– Да, государь…

– Так, – сказал Сварог, обретя холодную ясность мышления. В конце концов, ничего жуткого пока что не произошло. – Я сейчас открою дверь, а ты присматривай, чтобы она случайно не закрылась…

– Случайно она закрыться не может…

– Все равно присматривай, – сказал Сварог.

Протиснулся мимо управителя, набрав предварительно все нужные коды, схватил прислоненный к стене топор и вернулся в «стакан», где уже зиял проем. Тот же солнечный день, те же деревья, вот только птица больше не орала – видимо, Яна ее спугнула…

Сварог выскочил на ту сторону. По инерции пробежал пару шагов вперед, огляделся. Зрелище было, мягко скажем, не вполне обычное: посреди мирного пейзажа, зеленого редколесья – деревья очень походили на сосны, хотя иголки выглядели иначе – торчал проем в другой мир, словно вырезанный магическим ножом аккуратно и четко, в этом проеме виднелись янтарные поверхности в разноцветной каббалистике символов и растерянная физиономия мэтра Лагефеля.

Ну, а дальше-то что? Земля, поросшая густой зеленой травкой, среди которой там и сям виднелись тугие бурые шляпки грибов, не сохранила никаких следов. Куда Яна отправилась, в какую сторону, определить невозможно. Если только ты не куперовский индейский следопыт – а к ним Сварог вовсе не принадлежал. Как он ни рылся в памяти, перебирая всю магическую чепуху – ну, и не такую уж чепуху, – которую ему тут натолкали в голову, не нашел ничего, способного сейчас помочь. Если и были на свете заклинания, превращавшие человека в Кожаного Чулка или Чингачгука, Сварог таковыми не владел…

Он пробежал в одну сторону, в другую. Куда ни глянь – тихий, мирный лес. Деревья, трава и грибы. Покойные лесные запахи и тишина. Тупик.

Выть хотелось от дикой безнадежности ситуации. Выть, выть, что-то это напоминает, какие-то ассоциации проявляются… Ну конечно же, болван ты этакий!

Он бегом вернулся назад, в «стакан», мимоходом крикнув оторопело посторонившемуся Лагефелю: «Ничего не трогать, пусть так все и остается!», опрометью выскочил из тронного зала. И понесся к выходу по широким коридорам, уворачиваясь от торчавших там и сям золотых истуканов, уронив беломраморную скульптуру, с грохотом разлетевшуюся в куски у него за спиной.

Оказавшись у парадного входа, набрал в рот побольше воздуха и шумно его выдохнул, мысленно издав пронзительный свист. Собственно, это и не свист был, а… К черту такие ученые тонкости, не до них сейчас!

В нескольких шагах от замка ночная тьма еще более сгустилась – на земле сидел огромный хелльстадский пес, случайный, оказавшийся ближе всех. Одно из тех созданий, что, к счастью, безоговорочно выполняли любой приказ своего короля…

Через несколько секунд Сварог уже мчался обратно в тронный зал, а по пятам за ним бесшумно неслось черное чудовище с лошадь размером. Еще издали Сварог отчаянно замахал мэтру – да уйди ты с дороги, мать твою так! Лагефель ошалевшим зайцем выскочил наружу, Сварог ворвался внутрь, как ураган, проскочил на ту сторону – и, когда пес встал с ним рядом на жесткой земле неведомого мира, приказал ему: «Ищи!» Конечно, опять-таки мысленно.

Огромный черный зверь пригнул голову, шумно принюхался – и вскоре, обрадованно рявкнув, трусцой припустил по лесу. Сварог двинулся следом, зорко оглядываясь, но так и не усмотрев пока что никаких чудищ, черных магов, лесных разбойников и прочих опасностей. Они двигались по самому обычному лесу, потом оказались на самой обычной прогалине, вновь углубились в самый обычный лес…

Так они отмахали с пол-лиги – впереди, держа нос над самой землей, трусил пес, следом двигался Сварог. Он, наконец, обнаружил первое отличие здешнего мира – несмотря на то, что вокруг, как и было первоначально подмечено, стоял ясный солнечный день, на небе не было солнца. А также луны, звезд и прочих небесных тел. Откуда брался свет, непонятно. Ну и хрен с ним, не это главное…

Выйдя из леса, они оказались возле неширокой дороги, тянувшейся из-за горизонта к высокому округлому холму. Судя по узким колеям, навозу и отпечаткам копыт, по ней ездили исключительно экипажи, приводившиеся в движение животными. Впрочем, это ни о чем еще не говорило – в иных уголках покинутой Сварогом Земли вполне мирно уживались и запряженные лошадьми телеги, и сверкающие лимузины с двигателями внутреннего сгорания…

Пес свернул направо, к холму, они двигались теперь по обочине дороги. Оказавшись на вершине зеленого холма, Сварог быстренько огляделся. Там, куда они направлялись, дорога снова сворачивала в лес. По сторонам, насколько хватало взгляда, простирались то леса, то открытые пространства – причем некоторые из них походили на посевы, что опять-таки говорило о присутствии человека… или, по крайней мере, неких существ, умеющих возделывать землю и сеять на ней что-то. В конце концов, мохнатые Крошки-Огородники, выращивавшие в Хелльстаде «мясные» тыквы, вообще не были людьми…

Они спустились с холма, миновали неширокий лесок. Пес уверенно шел по следу… но Сварог остановил его. Следовало осмотреться. Начинались обитаемые места…

Слева, уардах в двухстах от дороги, расположилась самая натуральная деревенька – полсотни домов, довольно неказистых, дощатых и бревенчатых, с конусообразными крышами. Отсюда можно было рассмотреть, как меж ними спокойно, неспешно передвигаются некие фигуры – ходившие на двух конечностях, вроде бы похожие на людей. Донеслось что-то вроде коровьего мычания и собачьего бреха. К добру подобные этнографические наблюдения или к худу?

А вот справа, буквально в двух шагах от дороги, расположилось длинное каменное строение. Вывеска на нем была непонятной – на почерневшей доске с полдюжины загадочных знаков, намалеванных белой краской давным-давно и уже порядком осыпавшихся, – но этот дом с покосившейся крышей более всего напоминал самую обычную придорожную корчму. Коновязь слева от входа, к которой привязаны три низеньких мохнатых лошаденки, запряженных в четырехколесные телеги, не особенно и отличавшиеся от таларских. Изнутри, через распахнутые окошки, слышны разговоры – вроде бы на понятном языке…

Решительно потянув за тронутое ржавчиной кованое кольцо, Сварог распахнул противно завизжавшую низкую дверь и вошел. Точно, корчма. Не из роскошных. Столы и табуреты из грубых плах, пол давно не метен, запахи недвусмысленно свидетельствуют, что мясо тут лежалое, а капусту готовили на не самом лучшем кухонном жиру, уже не единожды участвовавшем в процессе. И тем не менее именно эти незатейливые бытовые детали вкупе с уже подмеченными позволяли думать, что вокруг – не какие-то там края вампиров или волшебные страны, черт-те кем населенные, а нормальные, в общем, места, где живут нормальные, в общем, люди.

Те экземпляров шесть-семь, что за столами хлебали варево из грубых глиняных мисок, запивая какой-то сивухой из грубых оловянных стаканов, от людей почти не отличались. Уши у них, правда, были несколько иной формы, совсем круглые и без мочек, волосы странного пепельного цвета, неуловимо чужого, а носы что-то чересчур уж маленькие, сущие пуговки, но все же у них больше общего с каким-нибудь таларским землеробом, чем с ямурлакским вампиром… Одежда незатейлива, однообразна – этакая посконная рота, уж никак не баре…

На Сварога взглянули мельком – и продолжали хлебать да запивать. Лишь хозяин, лысоватый пузан в кожаном жилете на голое тело, вышел из-за стойки, присмотрелся более внимательно, особенное внимание уделив топору.

– Чво ваша мылсть жалают? – спросил он громко и, пожалуй что, почтительно. – Услужыть можм, чем угодно будит вашей мылсти, едой, пытьем, али там прочиго…

Сварог его, в общем, понимал – тот же язык, только здорово исковерканный.

– Здесь не проходила девушка в мужской одежде? – спросил он внятно, ломая голову, как бы исковеркать слова так, чтобы стало понятнее. – В черном костюме, синеглазая?

– Про што ваша мылсть толкуит? – почесал в затылке хозяин. – Девышки в мыжской отешти не бывают, прилишные, я в виду имею. Девышке в жескей отеште хотить полошено.

– Значит, не заходила она сюда? – настаивал Сварог. – И мимо не проходила? Девушка в мужской одежде?

Тут один из сидевших за столом лицом к окну завопил так, словно кто-то спрятавшийся под столом попытался его охолостить и в этот самый момент уже залез в штаны жуткими клещами. На его вопль обернулись остальные – и дружно подхватили, вскочив, обливая себя варевом из перевернутых мисок, опрокидывая табуреты, тыча пальцами в окно.

Там, за окном, ничего из ряда вон выходящего не наблюдалось – всего-навсего черный гарм, хелльстадский пес размером с лошадь, заглядывал в оконце, шумно сопя, для чего ему пришлось наклонить голову так, что отлично просматривался весь его немаленький рост.

Однако, судя по бурной реакции здешних пейзан, гармов они никогда в жизни не видели и увиденное привело их отнюдь не в восторг, а в самый что ни на есть панический настрой. Не сговариваясь, они шумным табунком кинулись за стойку, пытаясь спрятаться за ней всем скопом.

Трактирщик обычно – существо более развитое, нежели простые крестьяне, ничего толком в этой жизни не видевшие и слаще репы яства не едавшие. Однако и здешний хозяин поддался панике, за стойкой, правда, прятаться не стал – да там и не повернуться было, – но шустро присел, загородившись опрокинутым столом и тоже орал благим матом, выставив перед собой неведомо откуда выхваченный мясницкий ножище.

Ясно было, что эта компания ни к черту не годится в качестве собеседников и источника полезной информации. От души плюнув на пол – судя по виду, привычный к такому обращению, – Сварог повернулся и вышел, стараясь не зацепить серебряной митрой низкую притолоку. Вновь приказал псу: «Ищи!» – и быстро зашагал за ним следом, еще какое-то время слыша, как в корчме орут на разные голоса что-то вовсе уж несуразное и непонятное.

Они достигли места, где дорога раздваивалась: накатанная тележными колесами и изрытая копытами, вонявшая навозом колея сворачивала влево, а вправо уходила узенькая тропа, заросшая высокой, по колено, травой. На самой развилке стоял серый каменный столб в полтора человеческих роста, обхватом в добрую сосну. На нем красовался глубоко выбитый знак, по виду довольно древний, но прекрасно сохранившийся как раз из-за этой своей глубины. У Сварога он опять-таки не вызвал никаких ассоциаций и воспоминаний.

Пес решительно свернул на заросшую тропу. Сварог следом. Тропа прихотливыми извивами петляла по лесу, уходила под уклон, все ниже и ниже, а лес густел и густел, выглядел все более негостеприимным, нехоженым.

Правда, никакой опасной лесной живности пока что не обреталось в непосредственной близости – иначе пес учуял бы. Он вдруг резко остановился, так что Сварог чуть не налетел на него, поднял голову, прядая огромными ушами, вытянувшись в струнку, глухо, клокочуще заворчал. Шерсть у него на загривке встала дыбом, верхняя губа дергалась, обнажая белоснежные клыки.

Что-то там, впереди, ему очень не нравилось… У Сварога прошел по спине холодок нехорошего предчувствия. Он покрепче стиснул топор, поудобнее перехватил древко.

И явственно расслышал впереди, совсем неподалеку, отчаянный женский визг – и еще какие-то громкие звуки, ни на что знакомое не похожие, но показавшиеся омерзительными, чужими, опасными…

Бросился вниз, не колеблясь и не рассуждая, – чересчур уж низка вероятность того, что здесь, в глуши, куда дорога давным-давно заросла, оказались одновременно две девицы, зовущие на помощь заполошным визгом…

Пес топал следом, жарко дыша в затылок. Сварог с трудом затормозил, еле удержал равновесие, взрывая каблуками траву.

Внизу, в ложбине, он увидел небольшое озерцо, почти идеальный круг диаметром уардов в двадцать. Деревья подступали к нему вплотную, повсюду над темной водой свисали беловатые корни.

А в воде творилось нечто невообразимое. Хаотичное мельтешение чего-то живого, подвижного, многочисленного, всплески и веера брызг – все это никак не складывалось поначалу в понятную картину. Лишь через несколько томительно долгих мгновений он смог сообразить, что же видит, и то после того, как взгляд зацепился за человеческую фигурку, оказавшуюся почти в центре этого безобразия…

Яна отчаянно билась, то выскакивая над водой по колени, то погружаясь по шею, а то и ухая с головой. Черный камзол превратился в лохмотья, шляпы не видно, золотые волосы намокли и спутались. Зеленые кольчатые щупальца, взметавшиеся вокруг нее, бешено плясавшие в воздухе, молотившие по воде, как плети, словно бы не прикреплены к каком-то телу – как Сварог ни таращился, казалось, щупальца растут сами по себе, из дна, как водоросли, отовсюду, жуткой чащобой.

Он замер, чувствуя, как волосы встают дыбом под королевской митрой. Каким-то непонятным способом Яна защищалась, как могла, и временами успешно – стоило ей взметнуть перед лицом скрещенные запястья с растопыренными пальцами, как вокруг нее, судя по дерганьям щупалец, возникало нечто невидимое, упругое, сильное, расшвыривавшее эту зеленую мерзость, гнувшее ее, как порывы ветра – траву. Но что-то не ладилось – то ли девушка теряла силы, то ли щупальца как-то находили лазейки и слабые места в невидимой подвижной броне. Они смыкались все теснее и теснее, временами Сварог уже не мог рассмотреть за их переплетением Яну. Слева над водой, за спиной Яны, вдруг медленно поднялось со дна что-то полукруглое, огромное, шишковатое, выбросившее на толстых отростках с десяток самых натуральных глаз, желтых, с черными кошачьими зрачками…

Мимо Сварога бесшумно пронеслось длинное черное тело, ухнуло в воду, взметнув мириады тяжелых брызг, – пес, уловив невысказанный приказ хозяина, ринулся в бой. При дьявольском проворстве гармов и их умении на секунды словно бы выпадать из нашей системы ощущений, оборачиваясь бесплотной полосой тумана… Зеленой твари придется туго…

Жаль, что тварь об этом не имела ни малейшего понятия! После первых бесцельных мельтешений и дерганий вокруг нового врага зеленые щупальца целеустремленно сомкнулись, раздался громкий, истошный визг гибнущего зверя – и в щели этого омерзительного кокона струями ударила алая кровь, щупальца разомкнулись, взлетели какие-то черно-багровые клочья, уже неузнаваемые…

Издав сдавленное рычанье, в котором не было ничего человеческого, Сварог решился действовать. Уж если так быстро и бесславно погиб пес, то ему самому, сунься он в воду, оторвут голову еще проворнее – а подходящих заклинаний в памяти не отыскать, и есть только один выход… А Яну уже не видно за переплетением щупалец!

Почти не размахиваясь, он метнул топор в ту сторону, где вздымалась над водой шишковатая, усеянная желтыми буркалами башка. Оставалось надеяться лишь, что Доран-ан-Тег, до сих пор во многом загадка, вещь в себе, не подведет и на сей раз…

И вновь в воздухе упруго, шелестяще просвистел туманный круг, украшенный алым кольцом, колыхнулся, лег горизонтально, врезался в воду… В следующий миг озеро словно вскипело, превратилось в бурлящий, клокочущий ад. Уже не различить было, где взбаламученная вода, а где щупальца, в разных местах взлетали фонтаны зеленой жидкости, непонятные ошметки и клочки, вода, казалось, закипает, словно со дна ударил гейзер…

Увидев мелькнувшее посреди этого шумного безумия белое пятно, Сварог прыгнул в ту сторону, выхватив меч. Тут же оказался по пояс в липкой взбаламученной воде, глаза залило, ноги по щиколотку ушли в ил. Наступая на что-то дергавшееся, подвижное, живое, наугад отмахиваясь клинком от возникавших перед ним щупалец и ухитрившись-таки рассечь пополам парочку, он упрямо пробивался в ту сторону, где над водой то пропадала, то вновь появлялась белая рубашка Яны. В одном можно быть уверенным: что бы ни творилось вокруг, хозяина топор не заденет, как ни разбушевался…

Что-то ухватило его за ногу под водой, нахально и цепко. Сжав рукоять меча обеими руками, он наугад вогнал клинок, сверху вниз. Попал – тварь отцепилась… Вокруг все пенилось, бурлило и клокотало. Сварог упрямо продвигался вперед, временами оступаясь и шумно падая в воду с головой – вода попала в рот, и вкус был неописуемо мерзким, – а вокруг летели брызги, ошметки, тугой свист рассекаемого воздуха слышался со всех сторон…

Отчаянным рывком он преодолел разделявшее их расстояние – Яна опять исчезла под водой, но теперь Сварог ее отчетливо видел слезившимися глазами, да и вокруг стало гораздо спокойнее, тише. Присел на корточки, выпустив меч, обеими руками нашарил человеческое тело, рывком вздернул девушку над водой и, взвалив на плечо, поволок к берегу, взметывая при каждом шаге тучу брызг. Она оказалась отнюдь не хрупкой тростиночкой, но он не выпускал, тащил, поднявшись над водой по бедра, по колени, по щиколотки…

Понатужившись в последнем усилии, ухитрившись не поскользнуться на мокрой грязи у берега, вытащил Яну на сухое место, пронес еще несколько шагов и опустил на траву лицом вверх. От ее камзола остался лишь воротник, с которого свисало несколько полосок бархата, рубашка из тончайшего полотна превратилась в клочья, и взору открылись пленительные картины – сейчас, в этот миг, волновавшие не больше, чем трава под ногами. Усевшись – почти упав – рядом с ней, Сварог оглянулся, шумно отдуваясь, выхаркивая остатки воды.

С обитателем озера произошли необратимые перемены – как всегда бывало там, где поработал на совесть Доран-ан-Тег. На воде – превратившейся скорее в неописуемое месиво – сплошным слоем колыхались отвратительные куски. Мгновением позже топор по изящной дуге взмыл из воды, подлетел к Сварогу и шлепнулся в траву совсем рядом, только руку протяни.

Яна дернулась, издала нечто, напоминавшее сдавленный кашель. Сообразив, в чем тут дело, Сварог бесцеремонно перевалил ее лицом вниз, подпер ей живот коленом, нажал – и ее долго, шумно, обильно рвало жидкой зеленоватой гадостью. Когда окончательно прекратились спазмы и малоприличествующие коронованным особам звуки, Сварог некоторое время все же подождал. Убедившись, что процесс вроде бы прекратился, вновь перевернул ее пузом вверх, нашарил в кармане мокрый носовой платок – с монограммой и графской короной, ясное дело, – вытер девчонке рот и лицо. Она уже таращилась довольно осмысленно, хотя до сих пор отчаянно и звучно икала. Порвал бы своими руками, как Тузик грелку, дура, взбалмошная соплюшка без царя в голове…

Длиннющие мокрые ресницы отчаянно затрепетали – очухалась настолько, что осознала себя голой по пояс. Возвращаются женские рефлексы мирного времени вроде стыдливости – ага, оклемалась, зар-раза, ручками прикрывает мокрые прелести – ну совсем хорошо, и не блюет больше, и в себя пришла…

Стянув с себя мокрый кафтан, отвернувшись, Сварог швырнул его девушке, грубо рявкнул: – Прикройся, странница по неведомым дорожкам!

Опустившись затылком в жесткую траву, блаженно вытянулся, достал двумя пальцами из воздуха зажженную сигарету и жадно втянул дым. Стояла совершеннейшая тишина, в просветы меж верхушками похожих на сосны деревьев проглядывало ясное небо, почти такое же голубое, как над Таларом, – хотя и наличествовал в этой синеве некий различимый глазом иной оттенок…

– Это чудовищная ошибка… – послышался над головой неуверенный голосок Яны, и она вновь закашлялась.

– Вот именно, – сказал он, не меняя позы. – Чудовищная ошибка природы. По имени Яна-Алентевита. У природы тоже иногда бывают приступы безумия, и тогда она творит нечто вроде тебя… Убил бы дуру своими руками…

Отшвырнул окурок, смачно плюнул и направился к озеру. Минут пять побродив по колено в вонючем липком месиве, пару раз погрузившись по шею впустую, все же отыскал меч, отряхнул его от всего налипшего и бросил в ножны.

Когда он вернулся на берег, Яна уже сидела, обеими руками придерживая на груди его камзол, на вид вполне здоровая и оклемавшаяся. Она попыталась, правда, принять смущенный и пристыженный вид, но в голосе слышалась прежняя беззаботность:

– Кто же знал, что здесь окажется эта тварь вместо…

Беззаботность эта и вывела окончательно Сварога из себя. Искушение было очень уж велико, а другого такого случая могло и не выпасть за всю оставшуюся жизнь…

Она и пискнуть не успела, когда Сварог насел на нее, вмиг выкрутив руки и завалив физиономией в траву. Удерживая ее за запястья левой – она так растерялась, что не сообразила пустить в ход какие-нибудь магические штучки, – правой расстегнул тяжелую пряжку и вытащил из петель ремень, стряхнул с него ножны с мечом. Заворотил ей камзол на голову, на глазок отмерил должную длину ремня, намотал остальное на кулак. Размахнулся с превеликим наслаждением, бормоча:

– И никакое это не извращение, а запоздавшее воспитание…

После первого удара, звонкого, хлесткого, Яна завопила – но Сварога уже ничто не могло остановить.

Вспоминая классика: эх, взлетали батоги посреди весны! И уж точно – с оттяжечкой… Сварог трудился, как бездушный механизм, обрабатывая широкимкожаным ремнем парочку округлостей, к которым совсем иным образом мечтали подступить светские хлыщи.

Опомнился, когда она в голос заплакала. Досадливо покрутил головой, отбросил ремень, охваченный вернувшейся жалостью, поднял ее из травы. Уткнувшись ему в грудь, Яна самозабвенно рыдала. Выплакавшись окончательно, затихла.

– И плевать мне, – сказал он потерянно. – Хоть в опалу, хоть на Сильвану, хоть на плаху головой…

– Дурак! – горько всхлипнула она. – Дурак, скотина, больно как, позор какой…

– Какого пса из-за тебя погубил, горе ты мое… – отрешенно сказал Сварог, пропустив мимо ушей ее дальнейшую тираду – любопытно, где она ухитрилась наслушаться словечек, не красивших и ронерского драгуна?

– Убила бы своими руками… – прохлюпала Яна.

– Это потом, – безжалостно сказал Сварог. – Давай-ка убираться отсюда побыстрее. Тут, как выяснилось, люди живут, а в такой глухомани, где бы она ни располагалась, нравы одинаково незатейливые – не любят тут таких странных чужаков…

И пошел вперед, не оглядываясь. Краешком глаза подметил, что Яна все же потащилась следом, ворча, ругаясь под нос и в десятый раз озвучивая нехитрую истину – мол, в жизни ее так не оскорбляли, она еще припомнит и непременно отомстит…

Ну вот, накаркал. На открытом месте, возле серого каменного столба с непонятным иероглифом, толпилось человек двадцать землепашцев, возглавляемых пузатым трактирщиком. Сбившись в кучку, они ощетинились разнообразными сельскохозяйственными орудиями производства сплошь мирного назначения – вилы, грабли, оглобли, косы…

Сварог мимоходом подумал, что здешние места, очень похоже, давненько не видали ни войн, ни мятежей, иначе эти колхозники непременно прихватили бы что-то более пригодное для боя. Даже ни единого топора не видно, а вот на Таларе пахотные мужики первым делом похватали бы топоры…

Не замедляя шага, он шел прямо на толпу, нехорошо улыбаясь и помахивая топором. Землепашцы заскучали и стали потихоньку пятиться. Трактирщик, пытаясь вдохнуть хотя бы малую толику боевого духа в свое присмиревшее воинство, заорал, потрясая давешним мясницким тесаком:

– Непырядок тварите! К управителю пжалте, он вас свидет на суд гаспадину быррону! Ходёют всяки, парадок булгачат, без их скоко жили…

– Милый! – проникновенно и ласково сказал Сварог, надвигаясь. – Да живите вы и дальше без нас, кто ж вам мешает? Уйди с дороги, голопузый, пока я не вздумал по деревне погулять, здешних девок попугать…

Тщательно примерившись, он без замаха рубанул по толстому каменному столбу. Доран-ан-Тег исправно снес его верхнюю треть с непонятным знаком, Сварог вовремя отскочил, и неподъемный камень тяжко грянулся оземь.

Вот тут незатейливых селян проняло по-настоящему. Аж с лица спали. Закрепляя успех, Сварог взмахнул топором и заревел тремя медведями:

– Р-разбежись, корявые! Поубиваю, мать вашу, и фамилий не спрошу!

Нестройный боевой порядок рассыпался окончательно – сбивая друг друга с ног, бросая вилы и дреколье, крестьяне порскнули кто куда. Дольше всех продержался трактирщик, но и он, когда Сварог придвинулся вплотную, громко айкнул, отпрыгнул спиной вперед и припустил в лес. В три секунды поляна очистилась, только в лесу хрустели ветки и удалялись испуганные крики.

Завидев неподалеку низенькую мохнатую лошадку, запряженную в старую телегу, Сварог, не раздумывая, сорвал вожжи с ветки, прыгнул на служившую облучком доску, прямо-таки отполированную широким крестьянским задом, повернулся и крикнул Яне:

– Давай поживее!

Она кое-как забралась, шипя сквозь зубы от боли в подвергшихся обработке местах. Намотав вожжи на кулак, Сварог привстал, набрал побольше воздуха в грудь и испустил заливистый волчий вой, как его в свое время научили лихие молодцы в ронерском пограничье.

И угадал правильно – волчий вой определенно вызвал у лошадки не самые приятные ассоциации, надо полагать, некое подобие волков имелось и здесь… Стряхнув сонную одурь, коняшка взяла с места в галоп. Судя по звукам за спиной, Яну немилосердно швыряло во все стороны, пока не догадалась переползти вперед и обеими руками уцепиться за Сварога.

Он стоял на телеге, хлеща лошадку и понукая ее волчьим воем. Следовало торопиться. Судя по краткой речи трактирщика, здесь имелся свой «гаспадин быррон», а значит, вместо не привыкших к серьезной драке крестьян могли нагрянуть какие-нибудь стражники, умевшие обращаться с оружием. Особой опасности они не представляли, но вряд ли отвязались бы без хорошей драки, а посторонних увечить решительно ни к чему, они-то в чем виноваты?

Обратный путь они проделали, таким образом, гораздо быстрее. Лошадка была ухоженная и домчала быстро. Увидев впереди проем, откуда выглядывал обеспокоенный мэтр Лагефель, Сварог натянул вожжи. Оглянулся. Так и есть: довольно далеко меж деревьями мелькали трое верховых, что было силы нахлестывавшие высоких коней, ничуть не похожих на крестьянских, и на головах у них, точно, красовались шлемы, а на поясах болтались мечи…

Спрыгнув и подхватив Яну, Сварог оборвал с парадных штанов чеканную золотую бляшку и засунул ее под сиденье – в качестве компенсации неведомому владельцу телеги. Во всех известных ему мирах прекрасно знали, что такое золото, и относились к нему должным образом, так что и здесь, скорее всего, нежданному подарку найдут применение…

Дверь в таинственную Заводь закрылась за их спинами. Яна пошатнулась, Сварог вовремя ее подхватил.

– Ванну, – прошептала она мечтательно. – Постель чистую, вина и отдыха… На ногах не держусь…

– Распорядитесь, мэтр, – угрюмо сказал Сварог.

…Остановившись перед дверью, он деликатно постучал и вошел. С порога сказал безразличным светским тоном:

– Мой управитель сказал, что вы желаете меня видеть, ваше величество…

– Подойди сюда и присядь, – сказала Яна самым обыкновенным, разве что чуточку сварливым голосом. – Мы так и не закончили разговор, который начали еще наверху, в твоем замке…

Сварог пытливо присмотрелся к ней – что ж, судя по тону, ему не сегодня отрубят голову и не сегодня сошлют… Яна лежала на животе, укутанная в пышнейшие покрывала, неведомо по какому образцу сотворенные Вентордераном. Они были в одной из самых роскошных спален замка – повсюду золото, колонны из цельных самоцветов, хрусталь тончайшей работы, высокие зеркала и мозаики. Сварог эту комнату не любил, в противоположность покойному предшественнику, и, когда бывал здесь, ночевать устраивался в другом крыле, в более скромных покоях.

– Я совершенно не могу лежать на спине, – хмуро сообщила Яна.

– Это бывает, – сказал Сварог, в глубине души ни о чем не сожалевший. – Ничего, скоро пройдет.

– Никогда больше не смей так со мной поступать.

– Я ни за что не буду просить прощения, – сказал Сварог, стараясь все же не задираться. – Не сдержался, да… Ты хоть понимаешь, что едва не погибла? Если бы я не прихватил с собой топор, погибли бы оба – я все равно полез бы за тобой туда… Сгинули бы, и никто ничего не узнал бы… Ты обязана вести себя, как взрослая, ты же императрица…

Яна – чистейше вымытая в десяти пенных эликсирах, свежая, причесанная и ни в чем, похоже, особенно не раскаивавшаяся, потупила, конечно, глаза в наигранном смирении – но у Сварога осталось стойкое убеждение, что и это печальное приключение ее ничему не научило. И дело тут не в балованности – соплячьё ее возраста попросту не осознает, что такое смерть. Не понимает, как такое может случиться – весь мир останется, но тебя не будет… И ничего тут не поделаешь, господа мои…

– Знаешь, – сказала Яна с искренним удивлением. – На эту тварь почти не действовало все, что я пустила в ход…

– Это ведь, насколько я понимаю, другой мир, – сказал Сварог язвительно. – И законы природы, законы магии там совсем другие. Это-то мне успели вдолбить в голову – с какими сложностями сопряжено порой пользование магией, когда речь идет об иных пространствах… По-моему, и тебе должны были давно поведать нечто подобное… Зачем тебя вообще туда понесло? У меня возникла шальная мысль, что ты знала, куда идешь… Как такое может быть?

– А вот и может… – сказала Яна. – Есть одна старинная книга – «Записки кавалера Андермата о его Достопримечательных странствиях». Написана около тысячи лет назад. На земле она, по-моему, не сохранилась, но у меня в библиотеке есть экземпляр… Там, по моему глубокому убеждению – да и специалисты то же говорят, – главным образом пересказаны древние мифы, но попадаются и загадки посерьезнее. В одной из глав целая страница заполнена таинственными символами, которые, по уверению автора, открывают дорогу к месту, где в лесном озере обитает существо, хранящее все знания о нашем мире – с начала времен и до нынешнего дня. Совсем недавно один мой хороший знакомый предположил, что эти загадочные знаки – не более чем символы определенных компьютерных операций. Он увлекается компьютерами, про. сто гений… И, между прочим, три знака из полутора десятков в точности повторяют те, что используются в наших компьютерах… Теперь понимаешь? Когда я оказалась у пульта управления, набрала те три знака – и загорелись остальные, те, что начерчены в книге Андермата. Я пошла дальше – и увидела все те же символы… Ясно тебе? Оказалось, это не миф, а чистая правда. Там, за «дверью», я произнесла заклинание из книги – и увидела путь к озеру, как и писал Андермат… Представь себя на моем месте. Кто же знал, что вместо обладателя всех знаний о нашем мире из озера поднимется такая тварь…

– Интересно, – медленно сказал Сварог. – Хотя я в толк не возьму, как твой кавалер ухитрился привести в своей книге одну из здешних компьютерных программ, открывающую дорогу в одну из Заводей… Что он сам-то об этом пишет?

– Напускает тумана. Кто-то ему поведал об этих знаках при обстоятельствах, которые он пока что не может раскрыть…

– Загадочка, – сказал Сварог. – Тысячу лет назад, говоришь? Надо будет расспросить управителя…

– Ну, теперь ты понимаешь, что я чувствовала? Все знания о нашем мире… Все. Что бы ты делал на моем месте?

Пожалуй, на ее месте Сварог тоже сунулся бы к озеру – но не стал заявлять об этом вслух из педагогических соображений, чтобы не зачеркивать недавно проведенную воспитательную работу. Он по размышлении ограничился тем, что неопределенно пожал плечами. Подумав, сказал:

– Знаешь ли… Уж если строить шальные гипотезы, то можно и предположить, что эта тварь как раз и была тем самым хранителем знания. Только не расположена была делиться своими знаниями с каждым встречным-поперечным, в точности так, как иные сказочные персонажи вроде Темного Коня или Бабки-Лопотуньи. Предпочитала держать знания при себе, а путников попросту жрать… – Ты серьезно?

– Откуда я знаю? – пожал плечами Сварог. – Ее уже не спросишь, топор поработал качественно. Но почему бы и нет? – Он старательно уводил разговор от недавнего печального инцидента, потому что юная императрица при каждом порывистом движении морщилась, страдальчески кривила губы. – Нигде не сказано, что хранители знаний должны иметь пленительный облик. По легендам, гораздо чаще бывает как раз наоборот. Что там писал твой кавалер тысячу лет назад о механизме получения знаний у хозяина озера?

– А вот об этом он как раз ничего и не писал! – воскликнула Яна. – Описывал дорогу, символы, и не более того…

– Чует мое сердце, что сам там не был, – сказал Сварог. – Потому и жив остался, книжки мог сочинять… А вообще… Как нас учат легенды, имеющие иногда привычку оборачиваться реальностью, частенько бывают некие условия. Темный Конь, насколько я помню, возникнув перед незадачливым путником, с некоторыми их категориями не общается изначально – он сразу затаптывает косоглазых, первых сыновей в семье, мужей вдов… кажется, еще снохачей и сапожников. Интересный подбор, кстати. Один прохиндей в Равене мне клялся-божился, что видел Темного Коня… Ну вот, а всем остальным, кого сразу не прикончит, эта чертова лошадка принимается задавать загадки, и тут уж как повезет. А Бабка-Лопотунья вообще привечает лишь тех, кто успел породить на свет Девочек. Другими словами, нельзя исключать, что был некий пароль или условие – ну, как с легендой о Безумном Часовщике: в его владения следует входить босиком, иначе сразу конец…

– Ты серьезно все это говоришь?

– Не знаю, честное слово, – сказал Сварог. – Расслабляюсь умом, наверное, после столь бурно проведенного путешествия…

– Как бы мне телом расслабиться? – ехидно поинтересовалась Яна, морщась при очередной попытке повернуться набок. – Скажи, как опытный палач и садист, скоро это пройдет?

– Пожалуй, – осторожно ответил Сварог, понятия не имевший, как быстро проходят последствия доброй порки у подобного оранжерейного цветочка.

– Великие Небеса, а завтра к обеду мне нужно будет, кровь из носу, принимать сильванских послов, что характерно, сидя на троне…

Сварог опустил глаза. Сейчас, когда бурные приключения остались позади и он ощущал некий конфуз, хуже всего было, что она не разобиделась так уж смертельно. Насколько проще было бы собрать узелок и с посыпанной пеплом главою топать себе в опалу, в изгнание, в ссылку…

– Ладно, давай закончим разговор, – сказала Яна к его великому облегчению. – Мне почему-то так и казалось, что ты не примешь канцлерского кресла. У меня был заготовлен и другой вариант. Кажется, гораздо более для тебя подходящий…

Она подняла руку, прошептала что-то, извлекла из воздуха – на сей раз с некоторым, вполне заметным усилием – белый свиток. Протянула Сварогу. Предупредила:

– Только не думай, что этот документ родился в результате очередного взбалмошного… экспромта. Я многое обдумала.

Сварог пробежал глазами недлинный текст, половину которого, как водится, занимали титулы императрицы и стандартные формулировки. Сим указом, датированным сегодняшним – точнее, уже вчерашним – числом, на лорда Сварога, графа Гэйра отныне возлагались обязанности начальника девятого стола Императорского Кабинета. Любая должность в Кабинете считалась весьма почетной, однако…

– А чем этот стол занимается? – спросил он недоуменно.

– Собственно говоря, его еще не существует, – сказала Яна. – С ним обстоит в точности так, как с твоими королевствами, – есть начальник и печать. И всё. Ну, а что касаемо занятий… По моей задумке, это должна быть новая секретная служба.

– Очень мило, – оторопело сказал Сварог. – А чем же я все-таки должен буду заниматься?

– Это ты сам определишь по ходу дела, – твердо сказала Яна. – Я тебя ни в чем не ограничиваю. Любые земные загадки, тайны, секреты, заговоры, представляющие опасность для престола Империи. И тому подобное. Ты примерно представляешь уже, каков круг обязанностей Гаудина. То же самое – а также все, что тебе покажется заслуживающим внимания.

– Представляю, с каким восторгом это воспримет Гаудин…

– Вот уж его чувства меня не интересуют ни в малейшей степени, – сказала Яна со взрослой жесткостью. – Перед тем, как подписать эту бумагу, я запросила справку о тайных службах земных королей. И моментально наткнулась на многозначительную закономерность: практически в каждой державе таковых служб несколько. Да, они конкурируют, а иногда и откровенно враждуют, но именно оттого, что их несколько, ни одна не в состоянии захватить монополию на информацию, на истину… И король никогда не пойдет на поводу у какой-то одной конторы, поскольку всегда может с помощью других перепроверить что-то, подстраховаться… Неужели тебе такая мысль кажется очередной детской выдумкой?

– Ни в коем случае, – сказал Сварог. – Все правильно, в общем…

– Вот видишь! У меня есть только восьмой департамент. Отец мирился с таким положением вещей, но мне, как показали иные события последних недель, пора что-то менять… Я не хочу, чтобы Гаудин решал, о чем мне следует знать, а о чем – нет. Нужна подстраховка. Безусловно, он примет новшества без всякого энтузиазма… но кого это волнует? Не станете же вы, в конце концов, воевать в открытую? Будут кое-какие трения… Ну и что? Речь идет о государственных интересах. – Она слишком энергично пошевелилась на постели, и вновь личико перекосилось гримасой боли. – Помнится, не далее как сегодня вечером ты говорил, что готов сделать для меня все, что угодно… А когда потребовались реальные дела… Итак?

Повесив голову, Сварог тяжко вздохнул.

– Я могу расценивать этот стон как согласие? – немедленно спросила Яна.

– Пожалуй…

– Это не ответ, а уловка судейского крючка.

– Я согласен, – сказал Сварог.

– Твое слово?

– Мое слово.

– Поздравляю, – кивнула Яна. – Не забудь указ, с этой минуты ты – официальный начальник стола.

– А люди? – тоскливо спросил Сварог. – Кадры? Штат? Техника?

– Что до техники – подумай сам, что тебе нужно. Все получишь незамедлительно. С людьми гораздо хуже. Мне их просто неоткуда взять. Неужели забыл документик, который тебе показывал канцлер? Используй землян, тут тебе гарантирована полная свобода рук. Впрочем, у меня есть три кандидатуры… Помнишь лорда Брагерта?

– Конечно.

– Гаудин его все-таки выгнал – за какую-то очередную лихую авантюру. Милорд Гаудин может себе позволить кого-то выгонять, а вот мы с тобой не имеем права пренебрегать любым кандидатом. Вполне может случиться, что тебе понадобится именно лихой авантюрист.

– Ну, если только в этом качестве… – покрутил головой Сварог. – Он, вообще-то, толковый парень…

– А колдунью Грельфи помнишь?

– Еще бы.

– Вот тебе и ученый консультант, – решительно сказала Яна. – Она в последнее время ведет себя как-то странно, просится жить на землю, чего-то не договаривает… А ведь она, между прочим, – великий знаток всевозможных позабытых тайн.

– Что же Гаудин ее не использовал?

. – У них что-то не сложилось, – сказала Яна. – В подробностях старуха скупа. Ну, а с тобой, быть может, и сработается… По крайней мере, когда я с ней такую возможность обговаривала, она не согласилась сразу, но и не отказалась, обещала подумать, а это, заверяю тебя, кое о чем говорит. В особенности если учесть, что она тоже видит Багряную Звезду… Поговори с ней хотя бы, не убудет тебя.

– Хорошо.

– Есть еще один человек, – сказала Яна. – Граф Элкон.

– Что-то я его не помню…

– Мой ровесник. Из «ближнего круга». Между прочим, это как раз он наткнулся на книгу Андермата. Ты с ним у меня пару раз встречался. Помнишь, вы говорили об игре в «пятнашку»?

– А, ну да… – добросовестно припомнил Сварог. – Значит, это он и был… Вихрастый такой юнец, ради выпендрежа носит очки, которые ему совершенно не нужны…

– Не ради выпендрежа, а в подражание земным книжникам, – энергично поправила Яна. – Он очень интересуется всевозможными земными тайнами. Пять лет назад ухитрился сбежать на землю и прожить там неделю, прежде чем его отыскали. Единственный из наших мальчишек, кому такое предприятие удалось…

– Как так?

– Он все тщательно продумал, – сказала Яна. – Прихватил с собой несколько золотых безделушек и убедительные бумаги, им самим смастеренные. Продал золото в Равене, выдал себя за сироту из провинции, дворянского отпрыска, которого злой дядя обобрал до нитки. Сумел заинтересовать математическими познаниями одного столичного профессора – тот, конечно, и не представлял, откуда такие познания – и был даже принят в Ремиденум, в «коллегию нижней скамьи». Есть там такое отделение для особо одаренных детей. Вскоре его отыскал восьмой департамент и вернул родителям.

– Вообще-то, десять раз подумаешь, прежде чем брать на работу этакого шустрика… – сказал Сварог.

– Ну, тогда он был на пять лет моложе… Ты не о том думаешь. Я же сказала, он – единственный из наших мальчишек, кому удалось сбежать на землю. Это означает, что он еще пять лет назад сумел обхитрить серьезнейшую аппаратуру наблюдения и контроля, неделю скрываться от всего восьмого департамента… Это меняет дело?

– Пожалуй, – сказал Сварог. – Это и есть, значит, твой компьютерный гений? Интересно, сможет ли он…

– Залезть в некоторые базы данных? – с понимающей улыбкой подхватила Яна. – Закрытые для всех остальных? Не сомневайся. Может. Сама убедилась.

– Что ж, вполне возможно, и пригодится…

– А самое интересное я приберегла напоследок, – прищурилась Яна. – Элкон уже вполне законно, с моего разрешения, проучился год в Латеранском университете – опять-таки, понятно, под земной легендой. Вернулся три месяца назад. Так вот, он своими глазами видел ночью в Латеране… – она сделала эффектную паузу, – подводную лодку, на которой были крохотные, с мизинец, человечки. Тогда ему никто не поверил, и я тоже, но потом, после твоей встречи с крохотульками где-то в этих местах… Кстати, Гаудин к нему всерьез присматривается. Но ты его интересуешь больше.

– Хорошо, ты меня убедила, – кивнул Сварог. – Побеседуем… Тебе, наверное, надо выспаться? Поздно уже, а завтра еще нужно засветло вернуться назад… Как мы это проделаем, кстати?

– Точно так, как прибыли сюда, только в обратном направлении. С помощью твоей штуковины переместимся куда-нибудь за границы Хелльстада, а там будет совсем просто: беру тебя за руку – и взмываем. Здесь это опять-таки не действует, я уже пробовала… Пригаси, пожалуйста, свет. Я не вижу ничего, похожего на светильники…

– Ну, это просто, – сказал Сварог.

Описал двумя пальцами в воздухе несложную фигуру – и яркий свет померк, лишь неподалеку от постели остался висеть в воздухе небольшой шар, весь состоявший из тусклого свечения, нечто вроде ночника.

– Спокойной ночи, – раздался в полумраке спокойный голосок Яны, лишенный и тени неприязни.

– Спокойной ночи, – отозвался Сварог и тихо вышел.

Побрел к своей спальне по золотистому коридору с причудливым переплетением черных арабесок на стенах. Что ж, все закончилось благополучно, она не только не затаила обиды, но даже одарила новым назначением…

Он резко остановился, словно налетев на стену. Хлопнул себя кулаком по лбу, не удержавшись, воскликнул вслух:

– Ну и болван!

Только теперь до него дошло, что он в очередной раз стал жертвой утонченного женского коварства.

При других обстоятельствах он если и не отказался бы от нового назначения, то постарался бы выпросить побольше времени на раздумья, а там, смотришь, проблема отпадет сама собой. Но теперь, когда Яна так откровенно страдала от боли, отказывать было как-то и неудобно, он чувствовал себя виноватым за то, что устроил безжалостную экзекуцию…

Меж тем клятая девчонка то ли давно уже излечила себя сама от всех последствий качественной порки, либо проделала это сейчас, когда он покинул спальню. В Хелльстаде не работают лишь те заклинания ларов, что обращены вовне, но сохраняют силу другие, касающиеся самого человека, владеющего ими. Она преспокойно сотворила на его глазах указ о назначении, пусть и с некоторой заминкой. Без сомнения, могла и в три секунды вылечить себя, справиться с гораздо более серьезными ранами, нежели исхлестанная добротным кожаным ремнем задница…

Чтобы проверить догадку незамедлительно, он сильно царапнул мякоть большого пальца левой руки острым шпеньком пряжки. И провел над пораненным местом ладонью, бормоча слабенькое лечебное заклинание.

Царапина затянулась мгновенно, все прекрасно действует… Сварог выругался про себя, крутя головой

Но ничего уже не изменишь, увы. С какими глазами он завтра откажется от честного слова? И думать нечего. Что ж, примите поздравления, новоявленный глава новехонькой, с иголочки, тайной службы Империи. Службы, у которой имеются лишь ее начальник и казенная печать, – а всем остальным предстоит обрастать на ходу дела.

Ну что ж, сам виноват. Не вспомнил вовремя, что коварство – высокое искусство, коему женщины обучаются еще в колыбели, и возраст тут совершенно ни при чем…

Глава 6 КАДРЫ РЕШАЮТ ВСЁ

– И ты ее не приголубил, хочешь сказать? – вопросила Мара с искренним недоумением, даже возмущением.

Она сидела на низком столе, забравшись на него с сапогами, вся в пыли и засохшей грязи, уставшая, но довольная жизнью, – два дня с отрядом конников выслеживала какую-то банду, имевшую наглость вторгнуться в пределы Готара и крепко пограбить в трех деревнях. В конце концов агрессоров она вычислила, прижала к реке, разбила в пух и прах, а пленных живописно развесила на вековых деревьях. Так что настроение у нее было превосходнейшее и откровенно игривое.

– Это как-никак императрица, – сказал Сварог наставительно, зная заранее, что ни такой тон, ни такие аргументы на нее не подействуют.

Так и оказалось. Мара громко фыркнула:

– Фу-ты ну-ты, этикеты гнуты… Между прочим, это в первую очередь красивая молодая девка. Могу спорить, давненько уже втихомолочку жаждет, чтобы ей прилежно заправили «сладкий корешок». Зря она вокруг тебя вертится, что ли? Или ты решил, что ее привлекают твои таланты государственного мужа? На твоем месте я бы эту куклу уложила хотя бы из коллекционерского тщеславия… Изволите ли видеть, девка заявляется к нему в гости, дрыхнет в его спальне, а он, как дурак, в другой конец замка спать шлепает…

– Милая моя, – сказал Сварог рассеянно. – Меня порой убивает даже не твой непроходимый цинизм, а полнейшее отсутствие ревности…

В самом деле, чего не было, того не было. Амурные похождения Сварога на стороне ее ничуть не волновали, а когда к нему в замок с определенными целями наведывались светские красотки, Мара имела обыкновение, встав за спиной очередной гостьи, с помощью нехитрых драгунских жестов показывать, что следует делать, – вдруг он сам, болезный, не догадается… При всем при том сама она считала долгом хранить Сварогу верность – так что ситуация сложилась, мягко говоря, нестандартная.

– Я как-то пыталась тебя ревновать, – сообщила Мара. – Но так и не поняла, как это делается и зачем это нужно, все равно ко мне вернешься. Куда мне от тебя деться? После того, как с такой изощренностью совратил меня на пароходе…

– Я? Тебя? – удивился он. – Мне помнится, обстояло как раз наоборот…

– Ты просто забыл, – безмятежно отмахнулась Мара. – Стыдно тебе вспоминать, как обольщал юное и невинное создание… Нет, правда, почему ты ее не приголубил?

– У меня неотложные государственные дела, – сказал Сварог металлическим голосом. – И вообще, нечего залезать с ногами на стол, я на нем важные бумаги раскладываю…

Вот такой тон она прекрасно понимала. Спрыгнула со стола, подчеркнуто лихо отдала честь и покладисто улетучилась, звеня шпорами. Оставшись один, Сварог никакими государственными делами заниматься не стал – за полным отсутствием таковых на данный момент, – а вышел на балкон и с удовольствием обозрел бывшее сонное захолустье, где жизнь уже второй месяц била ключом.

Население Готара с трехсот человек увеличилось вдесятеро. Городишко превратился в одну огромную строительную площадку – едва прослышав о приличных заработках и грандиозных планах по перестройке столицы, неведомо откуда заявились артели гильдейских строителей и даже парочка инженеров с неплохими рекомендательными письмами. Замок в два счета привели в порядок, украсили и благоустроили, хотя он до сих пор отчаянно вонял высыхающей краской, штукатуркой и свежим деревом.

Как-то незаметно образовалась своя полиция, с самым натуральным министром во главе. Министр этот, нестарый прохвост благообразного облика, совсем недавно был начальником полиции в захолустном городишке ронерского пограничья, через который проходил один из торговых трактов. Как водится, проезжих купцов частенько стригли в свою пользу и полиция, и городские власти – дело, в принципе, житейское, и в купеческих расчетах на этот вид убытков давно отведен соответствующий процент…

Плохо только, что отдаленность от столиц и провинциальная патриархальщина со временем притупляют чувство меры… Опытный полицейский стригаль и не заметил, как заигрался. Хапнул чересчур много, да вдобавок с кем-то не поделился. Обиженные, добравшись до столицы, подняли шум, дошло до короля, и Конгер в благих целях борьбы с коррупцией приказал мздоимца повесить. Тот едва успел улизнуть, в чем был, и, добравшись до Пограничья, попал Маре на глаза. Поскольку выбирать было не из чего, Сварог по размышлении определил беглеца в министры полиции, предварительно напугав как следует и наглядно доказав, что врать ему бессмысленно. Самое пикантное, что этот обормот и в самом деле умел работать – созданная им в кратчайшие сроки, на пустом месте полиция довольно успешно ловила воров, карманников и прочий разбойный люд. На окраине, у большой дороги, уже стояла парочка виселиц, где смирнехонько покачивались любители чужого добра, – Сварог с ходу согласился со своим новоиспеченным министром полиции в том, что постройка тюрьмы – дело дорогое и хлопотное, и его вполне можно отложить на более благополучные времена, пока что ограничившись самыми радикальными мерами.

Теми же ударными темпами формировалась и армия. Прибились самые настоящие гвардейские офицеры, числом двое, один из Харлана, второй аж из Снольдера, в капитанских чинах. Харланец вдрызг проигрался в карты, после чего непринужденно запустил руки в полковую казну – но ухитрился проиграть и казенные суммы, после чего оставалось только улепетывать побыстрее и подальше. Снольдерского капитана на спешное дезертирство из родной державы подвигли чуточку более благородные причины – будучи застигнутым своим же полковником с молодой супругой последнего, он в ходе стихийно возникшей дуэли ухитрился продырявить отца-командира насмерть, а поскольку тот был родным братом кого-то из королевских фаворитов, капитан не стал полагаться на милость судьбы и ударился в бега.

Поразмыслив, Сварог зачислил обоих на службу в прежних чинах. Казна, и военная в том числе, хранилась у него под надежными заклинаниями, а моральный облик Мары тревог не вызывал – скорее уж сама продырявит бравого капитана насмерть в случае непотребных поползновений.

Вообще-то, оба дезертира дело знали. Они набрали сотни полторы рекрутов из безземельных крестьянских парней и бродяг помоложе и муштровали так, что и Сварог при всем желании не мог бы усмотреть промахов. Вот и сейчас харланец гонял неподалеку от замка десятка три пентюхов, не умевших распознать, где у них правая нога, а где левая, поскольку отроду не задумывались над такими тонкостями. Что ж, средство на сей предмет было придумано в незапамятные времена… Если прислушаться, ветерок доносил старательное рыканье капитана:

– Р-рыба – колбаса, р-рыба – колбаса, р-рыба – колбаса! Шевелись, босоногая команда, это вам не гусаков сношать на тятькином подворье! Р-рыба – колбаса, р-рыба – колбаса!

Рекруты старательно взметали пыль босыми ногами – к левой у каждого был привязан кус колбасы, а к правой – речная рыба. Судя по опыту других держав, незатейливый метод должен был себя оправдать через пару недель.

Кроме того, на прошлой неделе в Свароговых владениях вдруг объявился отряд Вольных Топоров, числом около восьмидесяти. Это уже был народ посерьезнее и поопытнее, не чета собранным с бору по сосенке крестьянским дуболомам и пойманным на большой дороге молодым бродягам, которым министр полиции с душевной улыбкой предлагал нехитрый выбор: либо сплясать с Конопляной Тетушкой, либо отслужить срок в армии его величества короля Хелльстада, и прочая, и прочая. Командир Топоров оказался старым знакомым Шедариса, сослался на его рекомендацию и, едва Сварог убедился, что хмурый усач со шрамом на роже не врет, тут же зачислил всех на службу.

Как-то незаметно приросли и чиновничеством – опять-таки, как нетрудно догадаться, все поголовно представители этого славного племени были вынуждены покинуть родные места после таких упущений и прегрешений, за которые им вряд ли удалось бы отделаться простым позорным увольнением с «волчьей головой».

Да, вот именно, господа мои! Сварог с превеликим удивлением обнаружил, что на Таларе «волчий билет» был отнюдь не фигуральным выражением. Здесь крупно проштрафившемуся чиновнику, когда выгоняли его со службы, шлепали в документы печать с изображением волчьей головы. После чего обладатель документа мог распрощаться с государственной службой навсегда. Легко догадаться, что этот продувной народец, пристроенный Сварогом к бумажной работе, отнюдь не являл собою образец честности и благонравия – но где прикажете взять других? Хлопот они, в общем, не доставляли – после того, как двух, проштрафившихся уже здесь, министр полиции с санкции Сварога отправил на те самые нехитрые плотницкие сооружения, что неразрывно связаны с искусством веревочных дел мастеров…

В общем, за все это время Сварог утвердил штук двадцать смертных приговоров. И никак нельзя сказать, будто он после этого взметывался в холодном поту по ночам. Ничего подобного. И отправленные его волей на виселицу покойники по ночам не приходили стенать под дверью.

Ничего тут не поделать. Молодая столица была слишком уж хрупким сооружением, вроде тончайшей стеклянной вазы, какие выдувают мурранские мастера. Когда-нибудь в далеком светлом будущем, когда наладится нормальное течение жизни и появятся все необходимые государственные институции, можно будет и перейти к нормальной практике, завести суды, адвокатов и тюрьмы с двухразовым питанием. Пока же не было других средств сохранить дисциплину, навести порядок и приучить народишко к соблюдению законов. Единственным средством надежного убеждения – и предостережения нестойким – оставалась Конопляная Тетушка. В конце концов, если смотреть в корень и дойти до самой сути, он тщательно проверял всякий смертный приговор – и был уверен, что невиновного никогда не вздернут. Никто не принуждал, рассуждая философски, того косоглазого болвана выворачивать в темном закутке карманы припозднившихся земляков, двух бродяг харланского происхождения – двинуть крестьянину дубиной по голове и увести его лошадь, а чиновника – нагло добиваться благосклонности смазливой вдовушки в обмен на составление документа, который он и так по долгу службы обязан был ей выдать.

Так что Сварог не чувствовал ровным счетом никаких угрызений совести. Какие там детинушки кровавые в глазах…

Главная головная боль у него была – ходоки, они же просители, рвавшиеся либо стать его подданными, либо осчастливить чертежами хитроумных устройств.

Они шли нескончаемой вереницей – младшие сыновья дворянских фамилий, оставшиеся и без поместий, и без службы, крестьяне свободные и беглые (неуклюже прикидывавшиеся свободными), отставные солдаты, не нашедшие применения своим талантам на гражданке (или просто решившие поискать счастья на новом месте), обнищавшие ремесленники, списанные с кораблей моряки, дезертиры, недоучившиеся студенты, разорившиеся купцы, воры и разбойнички, решившие вдруг завязать, откровенные авантюристы с чертежами местностей, где зарыты богатейшие клады, состарившиеся пираты и романтические юнцы-школяры, безработные мастеровые…

Кое-кого моментально пристраивали к делу. Искателей веселой вольной жизни либо загоняли в армию, либо вышибали за границу со строгим наказом во второй раз не попадаться. Проще всего было с теми, кто просил землицы на территории Трех Королевств, – эти большей частью были народом степенным, прибывали с женами и детишками, скудным скарбом и даже с кошками. Их, предварительно проинструктировав насчет трудности предприятия, снабжали толикой денег, кое-каким сельхозинвентарем и переправляли на тот берег Итела. Часто попадались соискатели земельных владений, предъявлявшие ветхие бумаги, неопровержимо свидетельствовавшие, что их предки как раз и обитали некогда в Трех Королевствах. Однако очень быстро министр полиции разнюхал, что некая тайная мастерская в Снольдере, оперативно откликаясь на требования текущего момента, переключилась с поддельных дворянских грамот, патентов на чин и векселей на эти самые «старинные» бумаги. Сначала Сварог рассвирепел было, но по зрелом размышлении подумал: а какая, собственно, разница? Пусть себе поднимают землицу, если им охота. Если получится – из них выйдут оседлые, степенные подданные. Если сбегут, убоявшись трудностей, – министр полиции забреет их в армию или выпихнет за границу. Все равно свободных земель в Трех Королевствах было столько, что подпольные граверы, мастера фальшаков, могут невозбранно трудиться еще лет сто…

Особую категорию составляли непризнанные изобретатели и прожектеры, предлагавшие то красиво вычерченные эскизы вечных двигателей, то волшебные эликсиры самого разного предназначения – от вызывавших невидимость до усмирявших ярость сварливых тещ, а также рассказывавшие о своих встречах со всевозможными мифическими созданиями и вымогавших на поимку таковых щедрые денежные авансы.

С этими Сварог разбирался лично. Впрочем, их поток поредел значительно после того, как были введены некоторые новшества: изобретатель вечного двигателя давал подписку, что ознакомлен с законом, согласно которому он будет повешен, если сработанный по его чертежам вечный двигатель не проработает хотя бы часа; авторы волшебных эликсиров должны были испытывать их на самих себе. И так далее. Поскучневшие прожектеры отныне значительно реже дарили Сварога своими откровениями и эпохальными выдумками.

Гораздо неприятнее были другие новости…

К нему уже две недели потоком шли сообщения о том, что лоранцы во множестве высаживаются на побережье, судя по начатому строительству, собираются обосноваться там всерьез, причем речь идет не о каких-то одиночках-авантюристах. Судя по размаху и количеству задействованных кораблей, это не самодеятельность, а настоящая долгосрочная программа, которую претворяет в жизнь королева Лорана.

Как принято меж коронованными особами, Сварог отправил ей вежливое послание, где в дипломатических выражениях напоминал, что речь идет, собственно, о принадлежащих ему землях, на коих он пользуется всеми правами монарха. (Послание составлял самый настоящий дипломат – департаментский секретарь снольдерского министерства иностранных дел, вынужденный спешно покинуть отчизну после того, как выяснилось, что он продал сопредельной державе кое-какие секретные документы своего ведомства.)

Как принято меж коронованными особами, лоранская королева ответила не менее вежливым посланием, составленным в столь же изящном стиле высокой дипломатии, ни в чем не отступавшем от канонов. Однако за обтекаемыми формулировками без труда читались насмешка и категорическое нежелание пойти навстречу законным требованиям собрата-монарха. Королева, во-первых, напоминала, что значительная часть земель, известных ныне под собирательным названием Три Королевства, когда-то, до нашествия Глаз Сатаны, принадлежала Лорану, так что она, собственно говоря, лишь восстанавливает историческую справедливость. Во-вторых, ее величество мягко уточняла: по имеющимся в ее распоряжении данным, «брат мой, король Сварог» располагает на сегодняшний день ничтожно малым количеством подданных, количество что-то около пяти тысяч, а со столь ничтожными людскими ресурсами ему не освоить Три Королевства и через сто лет. По этой причине его новоявленная венценосная сестра и решила пойти навстречу законным требованиям своих подданных и восстановить нормальную жизнь на землях, все равно остающихся бесхозными.

Экс-дипломат в два счета, со ссылками на многочисленные параграфы международного права, доказал Сварогу, что его венценосная сестрица откровенно лукавит, поскольку те самые земли были когда-то брошены лоранцами, с них выведены войска, удалена администрация и символы королевской власти.

Правда, легче от того, что на стороне Сварога было международное право, отнюдь не стало, поскольку законные права ни черта не стоят, если нет вооруженной силы, способной качественно их отстаивать.

Перед ним было два пути: либо жаловаться императрице, либо начинать войну. Первое казалось унизительным, а на второе его карликовая армия из роты Вольных Топоров и пары сотен не обученных толком рекрутов была решительно неспособна. Так что оставалось помалкивать, стиснув зубы.

В Лоран инкогнито отправился Брагерт – добывать точную информацию, подкупать и плести заговоры. Сварог верил, что парень справится. По натуре своей Брагерт органически не годился в аналитики и кропотливые исследователи: он был рожден для того, чтобы проникать куда-то переодетым и под чужой личиной, драться на мечах, влипать в авантюры, покупать и продавать секреты, устраивать заговоры, плести захватывающие интриги. Гаудину он в этом качестве оказался не нужен, а вот Сварогу, наоборот, именно такой сорвиголова и необходим…

Взглянув на часы, Сварог встрепенулся, вернулся в комнату, взял со стола массивный колокольчик и встряхнул им как следует. Тут же вошла Мара, уже успевшая переодеться и принять ванну, в ответ на невысказанный вопрос кивнула:

– Сверху сообщают, что парень появится через полчасика. А бабулька уже в замке, сидит с Карахом, чешут языки насчет старых времен и страшных тайн. По-моему, они друг другу определенно приглянулись…

– Понятно, – сказал Сварог. – А что это ты в придворный мундир влезла и ордена нацепила?

Мара прищурилась:

– Этот высокородный обормот, который должен прибыть, должен с самого начала понять, кто есть кто. Когда я с ним связывалась по видео – и переодеться еще не успела после охоты, – он меня назвал «девочкой» и попросил позвать «кого-то из доверенных людей графа Гэйра». Я ему, конечно, объяснила ситуацию в меру своих скромных возможностей, но он все равно держался заносчиво. Ничего, я с него спесь собью…

– Ага, – сказал Сварог. – Ордена, мундир, золоченый меч… Знаешь, что я тебе посоветую? Иди-ка ты скинь все это, надень платьишко покороче и пооткрытее да сыграй роковую женщину. Так ты его гораздо быстрее смутишь, поверь моему циничному опыту. Парень совсем зеленый, купится…

– Ты серьезно?

– Совершенно.

– А сам-то? Как новогодняя елка…

– Я – король при исполнении.

– А я – первый министр.

– Ты меня, конечно, прости, – сказал Сварог, – но сочетание всей этой мишуры и не особенно взрослого личика в данном случае производит впечатление чуточку комическое… Здешний народ тебя уже видел в деле, он-то и не подумает тебе вслед хихикать, а вот для свежего человека… Иди-иди. Я серьезно.

Мара вышла, недовольно вертя головой. Оставшись в одиночестве, Сварог подошел кзеркалу, поправил многочисленные ордена – в том числе, о парадоксы дипломатии, и высший лоранский. Так уж здесь было заведено, каждый король присылает свежеиспеченному коллеге свои высшие регалии.

Он посчитал необходимым встретить будущего юного сотрудничка при полном параде – чтобы юнец сразу понял: обстановка насквозь официальная, и делами здесь занимаются сугубо серьезными. А учитывая, что парнишка, несмотря на все свое вольнодумство и авантюризм, все же потомственный лар, кое-какие каноны должен был всосать с молоком матери…

Сварог щеголял сейчас в новом мундире, черном, обильно украшенном алыми кружевами и густыми рядами бриллиантовых пуговиц, нашитых где только возможно. Да, мы теперь – лейб-гвардия, изволите ли знать… Чтобы к новоявленному столоначальнику Императорского Кабинета с самого начала отнеслись со всей серьезностью, Яна присвоила ему звание капрала Бриллиантовых Пикинеров. Чин не такой уж малый, как может показаться людям, незнакомым с заоблачными порядками: полковником у Бриллиантовых Пикинеров числится сама императрица, пикинерские капитаны, соответственно, согласно табели о рангах, равны гвардейским генералам, лейтенанты – полковникам, а капралы, как легко догадаться – капитанам гвардии. Так что для бывшего лейтенанта Яшмовых Мушкетеров это по всем статьям было чистейшей воды повышение…

Поправив орденские цепи, ленты и кронги, он вышел в коридор, где бдительно и абсолютно неподвижно стоял усатый Вольный Топор. Кивнув ему, Сварог свернул за угол, спустился по короткой лестнице и вошел в первую же дверь.

Карах сидел на столе, печально держа в лапках гланский орден Чертополоха. Собственно, этот словесный оборот никак не отражал истинного положения вещей. Орден был как раз в рост Караха, серенький домовой мог спрятаться за ним, как за старинным щитом, а вот носить никак не мог, равно как и прочие высшие знаки отличия, пожалованные ему как главе Королевского Кабинета по строгому дипломатическому протоколу…

– Не переживай, – сказал Сварог. – Чуточку разгребусь с делами, закажу для тебя копии поменьше, чтобы мог носить, как все нормальные министры… Здравствуйте, почтенная! Как добрались?

– Без хлопот и приключений, – кратко ответствовала колдунья Грельфи.

Старуха нисколечко не изменилась с тех пор, как они виделись в первый и последний раз, полтора года назад: крючковатый нос, длинный подбородок, волосатые бородавки, глубокие морщины, умный и пронзительный взгляд, неизменно вызывавший у Сварога ассоциации с оптическим прицелом.

– Что же ты натворил, ваше королевское обормотство… – сказала она сварливым басом.

– А что такое?

– Одна-единственная подруга была на земле – и ту загнал в гроб.

Сварог вспомнил бабку-гусятницу, бабку Паколета. И вновь ощутил укор совести – он ничего не мог сделать тогда для нее, ничем не успел помочь, он попросту и предполагать не мог, что им подвернулась убийственная тайна…

– Ладно, ты тут взглядом пол не буравь, все равно не провертишь, это даже я не умею, – фыркнула ведьма. – Это я так, светлый король, ворчу по привычке. Дураку ясно: коли уж она взялась тебе помогать, значит, сама так хотела… Так уж было на облаках написано, и ничего тут не поделать… Значит, будем вместе работать?

– Если вы не прочь, – сказал Сварог. – Правда, я пока так и не представляю толком, в чем будет заключаться ваша работа… Ну, это мы определим по ходу дела. А где ваш обаятельный котик, который умеет орать с неподражаемой гнусностью?

– Здесь уже. И вещички перевезла.

– Да, я помню, у вас была масса интересных вещичек, – сказал Сварог светски. – Черепа, чучела каких-то уродов…

– Кому чучела, а кому необходимый магический инвентарь, учено говоря, – проворчала старуха. – Ты что такой веселый, твое величество? Прибаутками так и сыпешь…

– Дела идут нормально, – пожал плечами Сварог. – Ничего пока что не случилось, а это уже плюс…

– Ну ладно, зубоскаль дальше, – покачала головой Грельфи. – Только скажи этой своей рыжей вертихвостке, чтобы она мне в спину не фыркала. А то устрою что-нибудь вроде ночной почесухи, света белого не взвидит…

– Не обращайте на нее внимания, я вас душевно прошу, – серьезно сказал Сварог. – По большому счету, дитё дитём, только и умеет, что качественно убивать людей, а этим искусством никого особенно не удивишь в наши суровые времена… Вы же мудрая дама…

– Никакая я тебе не дама, – сварливо отозвалась старуха. – Нашел даму… Ладно, пренебрежем… Ты хоть знаешь, что по Готару болтается добрая дюжина шпионов? Самых настоящих шпионов из всех без исключения стран?

– Точно не знал, но мы с министром полиции такой оборот дела предвидели давно, – серьезно сказал Сварог. – Ничего удивительного. Ясно было, как день, что к нам рано или поздно начнут засылать шпионов. Пусть себе шныряют, дело житейское. Наладим со временем контрразведку, начнем, как положено, кого вылавливать, кого перевербовывать и перекупать…

– Это-то ладно. Только кроме житейских шпионов у тебя завелась парочка субъектов погнуснее…

– Так-так-так… – сказал Сварог, посерьезнев. – Что, неужели «Черная благодать»?

– Угадал, проницательный мой…

– Я их пока что не чуял…

– Ай-ай-ай! Он их, видите ли, не чуял… Прости на дерзком слове, твое величество, мы здесь все свои, так что давай уж без церемоний… Хотя ты и король Хелльстада, любезный мой, это тебе особого мастерства не прибавило. Почуешь всякую нечисть не раньше, чем заклинания пробормочешь, да нужно еще, чтобы нечисть болталась поблизости, сама на глаза лезла… У меня, голубчик, школа другая, старая, настоящая… Только огляделась – и сразу вижу: ага, вон тот и тот, живут там-то и там-то…

– Так за чем же дело стало? – энергично сказал Сварог. – Сейчас вызову полдюжины Топоров, и вы обоих быстренько возьмете… Я правильно рассуждаю?

– Ну вот, наконец-то заговорил, как серьезный человек… Только дай мне с ними сначала поговорить, я им объясню, что следует надеть на шею, что положить в сапог и как бить обухом по тени, если что…

– Вам и карты в руки, – сказал Сварог. – А что вы думаете про юного графа Элкона? Насколько он будет нам полезен, и выйдет ли из него толк?

– Присмотримся еще, – осторожно сказала старуха. – В деле проверим, жизни поучим… исключительно способный парнишка. И в том, что касается компьютеров, и в овладении кое-какими искусствами. Вот бы кого в ученики, но не получится – чует моя душа, У нас и так будет забот полон рот… В общем, пока что – сопляк сопляком, в точности как твоя рыжая. Но ежели его грамотно вести по жизни…

– Это уже кое-что, – кивнул Сварог.

В дверь деликатно поскреблись. Слуга просунул внутрь голову и деловым шепотом сообщил:

– Государь, ожидаемый вами гость прибыл…

– Пойду поговорю, – сказал Сварог. – Карах, вызови командира Топоров и отдай от моего имени все необходимые приказы. Эту парочку нужно безотлагательно брать, только «Черной благодати» мне тут и не хватало для полного счастья… Успехов!

Он поднялся этажом выше и без стука вошел в кабинет Мары. Сразу увидел, что к его рекомендациям она отнеслась серьезно, но, конечно же, не удержалась от импровизаций… Она сидела в золоченом кресле, положив ногу на ногу, что при коротенькой юбочке выглядело весьма фривольно, и, обстреливая сидевшего напротив собеседника целыми залпами кокетливых взглядов, светским тоном вопрошала:

– Вам не кажется, любезный граф, что эротические циклы сонетов Нолонга Агана, особенно «Нимфы источника» и «Лесная перекличка», на сегодняшний день устарели совершенно? Для своего времени они были шокирующим откровением, но сегодня, право же, смешно читать тексты, весь вызов которых заключается в примитивном наборе нехитрых сценок, представлявшихся Агану верхом неприличия? Кого сегодня могут поразить смелостью картинки вроде той, когда юный егерь «обнажает белоснежную грудь пастушки» или «совлекает платье с девственных бедер»? Не правда ли, это устарело по сравнению с современными видеосериалами?

У юнца предательски пунцовели уши, Сварог видел, как он старательно блуждает взглядом по комнате, избегая смотреть на то, что открывали коротенькая юбка и смелый вырез. Сварог понял, что нужно немедленно прийти на помощь.

– Граф Элкон? – спросил он деловым тоном. – Рад с вами познакомиться. Вы, я вижу, не скучаете?

– Ну что вы! – Парнишка неловко встал. – Графиня была так любезна, что взялась посвящать меня в сокровищницу старинной поэзии…

– Да, разумеется… – сказал Сварог. – Графиня, вот кстати… Вы опять бросили свою любимую куклу прямо на лестнице…

Мара рассерженно уставилась на него, но Сварог стойко выдержал взгляд боевой подруги – он вовсе не просил ее смущать парня настолько…

– Садитесь, – сказал он гостю. – Вынужден попросить всех присутствующих перейти к более скучным материям, нежели эротические сонеты. Итак, вы уже познакомились… Прекрасно. Надеюсь, подружитесь.

Он откровенно разглядывал навязанного ему сотрудничка. Парень как парень – худощавый, вихрастый, в тонких золотых очках. Действительно, именно такие и носят книжники. Стекла, конечно, простые, зато солидности прибавляет, на земле очки испокон веку считаются атрибутом учености, неофициальной эмблемой Сословия Совы…

– Графиня, друг мой, – мягко сказал Сварог. – Примите позу, более приличествующую серьезному совещанию… (Мара поджала губы, но прекословить вслух не стала, села нормально и глазки строить перестала.) У вас какие-то вопросы, граф?

– Ну, собственно… Я так и не знаю, что вы решили на мой счет…

– Будем считать, что вы уже зачислены на службу, – сказал Сварог. – У нас интересная служба – даже я сам пока что не знаю, чем она будет заниматься завтра, да и состоит она всего из троих бравых служак, включая вас… Давайте для начала выясним, как к вам обращаться. Граф? По имени?

– Можно и по имени, разумеется! Я, в свою очередь…

– Знаете, Элкон, – задумчиво сказал Сварог. – Так уж повелось, что мои ближайшие соратники в неофициальной обстановке именуют меня «командир». Ничего не имеете против, если мы вас попросим не нарушать традицию?

– Конечно! – обрадованно воскликнул юнец. – Я очень рад… Мне почему-то казалось, что вы ко мне будете настроены весьма даже неприязненно…

– Почему? – искренне удивился Сварог.

– Понимаете ли… командир… Я на свой счет особых иллюзий не питаю. И не собираюсь что-то из себя строить. Ну да, ничего еще не достиг, ничего серьезного не совершил. Одни амбиции и большое желание сворачивать какие-то горы… Не самая лучшая находка для человека вроде вас, успевшего кое-что в этой жизни совершить… Вам ведь нужны… люди серьезные. Только… Если человеку не дают шанса что-то сделать, как можно определить, что из него получится? Вот так… Словом, я решил, что вы ко мне скверно отнесетесь из-за…

– Из-за того, что вас мне навязали?

– Ну да.

– Глупости, Элкон, – сказал Сварог. Парнишка начинал ему нравиться. – Никто вас не навязывал. Будьте уверены, я нашел бы способ избавиться от навязанного… Я просто подумал: а вдруг из вас и в самом деле выйдет толк? Будем вас пробовать в деле. От вас потребуется одно – дисциплина.

– Да, я понимаю…

– Вот и отлично. Если толк выйдет, то что ж… А если нет – это быстро выяснится. Говорят, вы неплохо разбираетесь в компьютерах?

Парнишка вздернул подбородок:

– Да вот смею думать…

– В базы данных восьмого департамента забраться сможете?

– Первый и Второй Круги я уже проходил не единожды, – сказал Элкон гордо. – Бывал и в Серебряной Ограде. С Крепостью обстоит чуточку сложнее, но я обязательно ее взломаю. Что до…

– Стоп! – поднял ладонь Сварог. – Сначала объясните кратенько, о чем вообще идет речь…

В течение следующих трех-четырех минут он выслушал краткую, толковую и чрезвычайно полезную лекцию о базах данных восьмого департамента: три уровня сложности, по восходящей, структура, содержимое, методы связи с Главным информаторием, взломанные коды, рабочие наработки по одолению тех, что пока не поддаются. Все было изложено так доступно, что Сварог разобрался в предмете без всякого труда и почти не переспрашивал в особо трудных местах. Ради одной этой беседы стоило вытаскивать парнишку на землю…

– Любопытно, – сказал он искренне. – И что же, никто прежде не пытался…

– Чисто по-дилетантски, – сказал Элкон с таким выражением лица, что сразу становилось ясно: себя-то он дилетантом не считает ни в коем случае. – Отдельные любители, от нечего делать, из озорства…

– Из озорства… – как эхо, повторил Сварог. – А вы, значит, друг мой, свое поведение озорством не считаете? В таком случае, чем же?

Парнишка ненадолго задумался. Вскинул голову:

– Мне давно уже кажется, что многое у нас делается не так. Упущено что-то важное, некоторые организации закоснели и озабочены лишь поддержанием существующего порядка вещей… Я и сам не могу объяснить точно, но мне кажется, что многое можно сделать лучше… Вы считаете, что у меня непомерные амбиции?

– Как знать… – задумчиво сказал Сварог. – Я сам потому тут и сижу, что показалось однажды, будто многое могу сделать лучше именно я. Тут главное, чтобы эти амбиции принесли реальную пользу… Сердце мне вещует, что вы нам подходите, Элкон. Мы сами чуточку авантюристы и одержимые амбициями нахалы, особенно эта рыжая особа, с которой, хочу верить, вы сработаетесь. Я слышал, вы несколько лет назад сбежали на землю. И мне показалось, что вы уже тогда проявили завидную целеустремленность – это была не просто экскурсия, а четко проработанный план, а? Зачем вам это понадобилось?

– Меня интересовали – и теперь интересуют – земные книжники, – сказал Элкон. – Полагаю, на земле от нас до сих пор ухитряются очень многое скрывать, за что я их нисколько не упрекаю… Но ведь не мог же я заявиться к ним в своем истинном обличье, они бы моментально замкнулись…

– Вот это правильно, – кивнул Сварог. – У меня есть некоторый опыт общения с книжниками. Так просто к ним в доверие не войдешь…

– Совершенно верно, командир. Я хотел врасти. Стать земным студентом, ненавязчиво и целеустремленно сблизиться с нужными людьми… Больше всего меня, конечно, занимало Медовое Урочище. Никогда о нем не слышали?

– К стыду своему… – признался Сварог. – Не могу я пока что объять необъятное, сами понимаете.

– Это место находится в пределах Каталаунского хребта, на границе Ронеро и одного из Вольных Маноров. Урочище это, со всех сторон стиснутое горами, в длину занимает около двадцати лиг, а в ширину – примерно пять. Там еще со времен Шторма обосновались пчелы. Дикие. Особенно крупные и злые. Их там миллионы, командир. Все урочище – один сплошной пчельник. Последние пять тысяч лет человеческая нога туда не ступала, даже у восьмого департамента что-то не сложилось. Меж тем многие легенды настойчиво твердят, что там скрыто Нечто… Никто не знает, что именно. Однако назойливо подчеркивается, что речь идет о чем-то большем, нежели примитивный клад или даже затерянный город. Там что-то, оставшееся от прошлого, от времен до Шторма. Ведьма Грельфи тоже так считает. Я как-то был у нее с императрицей, мы познакомились и неожиданно пришлись друг другу по душе. Пробуем подходить к проблемам и загадкам с разных сторон – она знает древнюю магию, а я хорошо владею компьютерами. Пытаемся придумать нечто, совместившее бы оба подхода…

– Это не менее интересно, – сказал Сварог. – Но мы о ваших с Грельфи совместных изысканиях поговорим попозже, когда выдастся свободное время… Меня сейчас гораздо больше интересуют ваши латеранские наблюдения. Что там было с подводной лодкой?

– Да просто я ее видел собственными глазами, – сказал Элкон. – Это случилось полгода назад, в районе… Вы не бывали в Латеране?

– Нет пока.

– Вот, посмотрите. – Элкон выдернул из воздуха карту, начерченную от руки. – Я сам перерисовывал из старого земного атласа… Вот тут, в лиге от города, Ител разделяется на несколько рукавов, которые потом опять смыкаются, – но на определенном протяжении образовалось десятка два островков, которые местные называют Речная Россыпь. Там довольно безлюдно, укоренилось стойкое убеждение, что места эти небезопасны. Никто не помнит, почему, слишком уж давно сложилось это убеждение, опасных зверей там, во всяком случае, нет, и не слышно, чтобы в последние годы с кем-то там приключилась беда. Но горожане все равно туда не ходят, я имею в виду…

– Взрослых, солидных, степенных, а? – хмыкнул Сварог. – А вот те, кто помоложе…

Элкон улыбнулся в ответ:

– Ага… Те, кто помоложе, туда как раз забираются втайне от родных. Ходят легенды, что там зарыты клады… И потом, побывать там, принести оттуда речную гальку особого вида – очень престижно, я бы сказал, придает вес и уважение среди сверстников и… девушек. И уж тем более для уважающего себя студента Латеранского университета просто немыслимо показаться в приличном обществе без ожерелья или браслета из этих камешков. Они в других местах отчего-то не встречаются. – Элкон полез в карман и продемонстрировал (в первую очередь Маре) нечто вроде ожерелья из дюжины синих с красными и желтыми прожилками камешков, и в самом деле довольно красивых. – С научной точки зрения, конечно, нет никакой загадки – в тех местах выходит на поверхность жила этого самого минерала с длиннейшим научным названием… но не в том дело. Главное, есть давние, сложившиеся традиции. Я их хотел соблюсти, как вы, Должно быть, понимаете, имелись причины…

– Причина, надо полагать, была красивая? – бесцеремонно вмешалась Мара.

– Весьма, графиня, – ответил Элкон моментально. – Ничуть не хуже вас…

«Осваивается парень, – одобрительно подумал Сварог. – Вон и уши уже не красные…»

Неторопливо прохаживаясь по комнате, он мимолетно выглянул в низкое окно, почти бойницу, выходившее на внутренний двор. Появилась старуха Грельфи, шагавшая весьма даже браво для своих лет, без всякой клюки, одетая скромной, небогатой горожанкой. За ней целеустремленно топали пятеро рослых молодцов, тоже обычные, ничем не примечательные на вид «градские обыватели». В руках и на поясах у них не было оружия, но что-то под одеждой было, конечно, укрыто.

«Чует мое сердце, что особого толку от этого не будет, – подумал Сварог, уже набравшийся кое-какого опыта в борьбе с „Черной благодатью“. – Опять, в который раз, сграбастают парочку пешек, от которых даже пыткой ничего не добьешься, серьезных тайн не вытрясешь, поскольку и не посвящены они в серьезные тайны. Если только живыми возьмут, если только они опять языки себе не пооткусывают, отравы не глотнут. Редко случаются удачи – как тогда в Равене, когда Конгеру удалось изловить парочку крупных рыбин…»

– В общем, я отправился туда ночью, – продолжал Элкон, уставясь на Мару с некоторым вызовом. – Так почти все делают. Днем может появиться конная полиция – Речная Россыпь считается принадлежащей к Королевскому парку, и доступ туда посторонним ограничен… Хотя Королевский парк начинается лигах в трех… Короче говоря, принято ходить туда ночью. Протока была шириной уардов в сто. В ту ночь стоял туман, знаете, стелился полосами, время от времени проглядывала вода, а потом опять наплывала мгла… Я как раз наломал полные карманы «узорчиков», хотел отправляться восвояси, и тут… Я их видел-то всего минуты две, потом туман снова сгустился… По реке плыла подводная лодка, совершенно такая, как на снимках и фильмах, показывавших жизнь до Шторма. Сейчас у нас нет подводных лодок, но до Шторма их было множество… В точности такая. Только длиной она была уардов в десять, не больше, и на палубе стояли крохотные человечки, с мизинец. Я их отчетливо видел, ночь была лунная, среди тумана образовалась прогалина, и минуты две я на них таращился, благо субмарина двигалась очень медленно… Честно вам признаюсь, я испугался. Это не походило ни на что известное. Подумал даже потом, что это мираж из прошлых времен, призрак, Блуждающий Образ… Но императрица мне рассказала о вашей с ними стычке в Хелльстаде. Тот человечек тоже говорил что-то о подводных лодках?

– Вот именно, – кивнул Сварог. – Он, кончено, бредил перед смертью, но бред этот неопровержимым образом свидетельствовал, что умирающему прекрасно знакомы термины «подводная лодка» и даже «торпедная атака»… Никакой это был не мираж.

– Теперь-то и я не сомневаюсь. Я искал в информатории, подключался к базам и восьмого департамента, и некоторых коллегий… Ничего. Вполне может оказаться, что-то такое и есть, но я искал неправильно, не те вопросы ставил… Не знаю. Гораздо интереснее косвенные следы… Вы знакомы с системой глобального наблюдения, созданной восьмым департаментом?

– В самых общих чертах, – вынужден был признать Сварог.

– А я изучил ее вдумчиво… Так вот, да будет вам известно, командир: эта система включает в себя устройства, которые занимаются исключительно надзором за проявлениями магии… и визуальным наблюдением. И все. У нас, оказывается, попросту нет службы наблюдения за эфиром. Это-то понятно, впрочем, ни на Таларе, ни на Сильване нет земных радиостанций… И все равно для очистки совести им следовало бы время от времени прослушивать и эфир… – Он замолчал, уставился на Сварога с некоторой обидой: – Бьюсь об заклад, вы сейчас подумали что-то вроде: «Твоего совета не спросили, сопляк…»

Сварог, подумав, признался:

– Ну, не в таких уничижительных выражениях, конечно… но что-то вроде этого я и в самом деле подумал. В конце концов, там служат неплохие профессионалы…

Элкон моментально отпарировал:

– Эти неплохие профессионалы работают по канонам тысячелетней давности. Косность мышления, знаете ли. Они за тысячелетия привыкли к мысли, что на земле нет радиопередатчиков, а следовательно, нечего и работать в этом направлении…Я, когда меня заставили покинуть Латерану дражайшие родители, не успокоился. Собрал кое-какую аппаратуру, не столь уж сложную. Мой старший брат работает в Магистериуме, он помог…

Парнишка замолчал, уставился на Сварога с видом фокусника, взявшегося за покрывало на клетке, в которой минуту назад был натуральный лев, а сейчас, после произнесенных вслух волшебных слов, должно появиться, надо думать, нечто удивительное и совершенно на льва не похожее, красивая девушка, скажем, или стая голубей.

– Ну, давайте, любезный, – усмехнулся Сварог. – Удивляйте нас, темных…

Элкон сказал с расстановкой:

– За эти полгода аппаратура семнадцать раз перехватывала и записывала чужие передачи. Кто-то на земле, пусть и очень редко, с опаской, но пользуется радио. Короткие передачи в УКВ-диапазоне, зашифрованные с помощью довольно сложного ключа. Я до сих пор ни одной не расшифровал. А это означает, что у чужих есть свои, не менее сложные, быть может, компьютеры.

– Обмен короткими шифровками меж лодками и базой… – задумчиво произнес Сварог. – Меж двумя лодками…

– А я о чем говорю! – торжествующе воскликнул Элкон. – Они существуют и пользуются радио!

К сожалению, я не могу пока их запеленговать – тут нужна аппаратура, которую в домашних условиях все же не собрать, чересчур сложная и громоздкая, даже при нашем уровне техники. Тут нужны усилия государственной службы…

– Я понял намек, – кивнул Сварог. – Если у вас, любезный мой, будут отнюдь не любительские возможности за спиной, можете выйти на конкретный результат?

– Надо поработать…

– Браво, – сказал Сварог. – Я бы насторожился, пообещай вы решить проблему одним махом, на счет «раз»… Значит, кое-какое представление о сложностях серьезной и вдумчивой работы у вас уже имеются… А это хорошо. В таком случае, не будем тянуть. Отправляйтесь на соседний этаж, там увидите дверь, украшенную надписью «Королевский Кабинет». За дверью помещается серое и ушастое создание, печально сидящее на столе в окружении доброй полудюжины орденов. Это домовой по имени Карах… а кроме того, барон и заведующий Кабинетом. Познакомьтесь с ним, попросите подыскать вам подходящую комнату. И, не откладывая, садитесь за работу. Напишите мне подробный меморандум: какой вы видите гипотетическую службу радиоперехвата. Причем, учтите, если технику мы вправе запрашивать любую, с людьми обстоит гораздо сложнее. Наше свежеиспеченное учреждение, несмотря на всю его солидность и патронаж императрицы, страдает от жесточайшего кадрового голода… Ну, и о секретности забывать не стоит. В общем, вы поняли, надеюсь… Ступайте.

Элкон встал. И, уже направляясь к двери, обернулся. Совсем другим тоном спросил:

– А можно будет когда-нибудь посмотреть Доран-ан-Тег? И вашу собаку? И…

– И в Хелльстаде побываете, – понятливо кивнул Сварог, пряча улыбку, – сейчас перед ним стоял самый обычный мальчишка, робко просивший «потрогать настоящий пистолет». – Будет время… Идите.

Когда дверь закрылась за новым перспективным сотрудником, Сварог повернулся к Маре:

– По-моему, приобретение неплохое.

– Да вроде бы, – кивнула Мара. – Вот только, готова биться об заклад, этот компьютерный гений живую женщину еще в руках не держал. Точно тебе говорю.

– Опять ты…

– Я, между прочим, серьезно, – сказала Мара без улыбки. – Коли уж этот парнишечка будет заниматься серьезными делами в компании серьезных людей, ему нужно срочно повзрослеть во всех смыслах. Зачем нам юнцы, мающиеся неудовлетворенными желаниями? Нам нужны люди опытные, все стороны жизни познавшие.

– Что-то в этом есть… – подумав, кивнул Сварог.

– Ну, это я организую, – деловито сказала Мара. – Есть тут в замке одна деваха из новых горничных, в меру смазливая, в меру легкомысленная. Объясню ей задачу, подкину золотишка – и она в два счета из него хваткого мужика сделает, пискнуть не успеет. Девственники, равно как и девственницы, в нашем многотрудном ремесле категорически противопоказаны, поскольку…

В дверь осторожненько постучали. Сварог крикнул:

– Войдите!

Слуга, не переступая за порог, тихонечко доложил:

– Государь, к вам просится господин департаментский секретарь…

– Давай его сюда, – кивнул Сварог. – Надо полагать, какие-то иностранные новости…

Вошел помянутый секретарь – тот, что покинул родные места после неудачной торговли секретными документами, сравнительно молодой человек с ранними залысинами. Двигался он плавно и неспешно, говорил всегда тихо, редко поднимая глаза, – почти образец опытного дипломата, несуетливого с жестах и словах. Сварог пока что не торопился возводить его в министры – и оттого, что не хотел чрезмерно баловать своих сподвижников с изрядно подпачканной репутацией (министр полиции был исключением, такова уж его многотрудная служба, шеф полиции должен внушать к себе почтение еще и пышным титулом), и по другим причинам, гораздо более пикантным…

Ограничился Сварог тем, что, как и в случае с гвардионцами, позволил своему дипломату именоваться прежним титулом.

– Проходите, господин департаментский секретарь, – сказал он весело. – Что там у нас новенького на ниве международных отношений?

Беглый дипломат держался странно и был на себя не похож – глаза бегали, а руки явственно тряслись. «С похмелья он, что ли? – подумал Сварог. – Вроде бы особо не закладывал…»

Вошедший вдруг пал на колени самым натуральным образом и, глядя на Сварога снизу вверх, с испуганным, отчаянным лицом воззвал:

– Государь, позвольте покаяться!

– Ну, валяйте… – не без интереса сказал Сварог, тут же прикинув про себя: если это белая горячка, нужно, не затягивая, кликнуть лакеев, пусть вяжут…

– Государь, я – шпион… Это все ложь – насчет продажи секретных документов и бегства. Меня к вам послал седьмой коллегиум министерства иностранных дел, наша заграничная разведка…

– Тьфу ты, – поскучнел Сварог. – Так это мне известно, любезный. Я, правда, не знал в точности, на какую из секретных служб имеете честь трудиться, но что вы мне врете насчет своих мнимых прегрешений, знал с самого начала, когда мы с вами впервые говорили… Умею я такие вещи, знаете ли… Что же мне теперь с вами делать? Обманом вы вкрались в доверие моей королевской милости, змею я, выходит, на груди пригрел, натурального патентованного шпиёна…

Он нисколечко не сердился – а на что, собственно? Человек подневольный, ему дали задание, он и пошел. В конце концов, не «Черная благодать» заслала, а обыкновенная сопредельная разведка, дело, как неоднократно подчеркивалось, житейское. И, между прочим, открывает простор для комбинаций.

Мара раздумчиво сказала:

– Вообще-то, на крайней справа виселице, кажется, крюк свободный есть. А если и нет, то сучьев достаточно. Я утречком у реки с дюжину обормотов развесила – так там еще места хватит на сотню таких вот…

По лицу коленопреклоненного шпиона ползли крупные капли пота, его трясло.

– До чего же вы все-таки милое и ласковое создание, графиня, – сказал Сварог. – Душою отдыхаешь, на вас глядючи… Ну почему сразу вешать? Приличный человек, разведчик, не карманник какой-нибудь… К тому же сам пришел с повинной… вот, кстати, любезный! Мне решительно непонятно, что это на вас нашло. Встаньте с коленок, садитесь к столу и рассказывайте. Вешать вас никто не будет, графиня Сантор просто шутит по присущей ей жизнерадостности… В крайнем случае перевербуем, всего и делов. Ну-ну, вставайте и садитесь. Я серьезно. Дипломат у меня один-единственный, не вешать же его по столь пустяковой причине, только потому, что он, изволите ли видеть, шпион…

Секретарь присел к столу, деликатно умостившись на краешке стула. Он немного оправился, но все еще, похоже, ждал подвоха.

– Да не тряситесь вы! – поморщился Сварог. – Я говорю серьезно. Никто вас не вздернет. Только, если уж пошел откровенный разговор, извольте объяснить, что вас, голубь мой, сподвигло покаяться.

– Мне приказало начальство, – признался незадачливый шпион, сидя навытяжку. – Мой непосредственный начальник – граф Раган, заведующий седьмым коллегиумом. Вы с ним когда-то встречались в Равене…

– Как же, помню, – кивнул Сварог. – Неглупый человек и весьма целеустремленный… Продолжайте.

– Сегодня утром я получил письмо… Мне предписывается вам открыться… и сообщить, что граф Раган вас уверяет в искреннем к вам расположении. В случае, если вы когда-либо пожелаете установить с ним… какие-то неофициальные отношения, мне поручено служить посредником.

– Ага, – подумав, кивнул Сварог. – Это он таким образом вас подстраховывает, чтобы я сгоряча вас не вздернул… Ну что же, он о вас определенным образом заботится… Продолжайте.

– Это все, государь, шифровка была короткой… Я выполнил все предписанное…

– Интересно, – сказал Сварог. – Ох, как интересно… Это король ему приказал или граф действует по собственной инициативе?

– Не могу знать, ваше величество! – по-солдатски отчеканил дипломат. – Я – человек маленький, в такие тонкости не посвящен.

«Ох, как интересно, – повторил про себя Сварог. – И совершенно непонятно, как расценить столь дружеский жест. Откровенно протягивают руку на дружбу, а? Что же им все-таки нужно? Раган уже однажды открытым текстом высказал, что им нужно. Там, в Равене. Три Королевства им нужны. У них – избыток населения и недостаток пахотных земель, истощаются рудники, цены растут, да к тому же королёк у них, мягко говоря, государственным умом не блещет, по достоверным сведениям из надежных источников, ничем, кроме балеринок из Королевского театра, и не интересуется, и, что еще хуже, в фаворитах у него такие же ничтожества, не нашлось своего кардинала Ришелье… Что же они замышляют, а? Отрубите мне голову, но, похоже, наконец-то началась самая что ни на есть высокая политика… Дела…»

– Ну ладно… – сказал он, чтобы не затягивать паузу. – Итак, я вас простил, оставайтесь в прежней должности, будем ждать дальнейшего развития событий. Ваш начальник рассчитал все правильно: вас нельзя вешать хотя бы из чистого любопытства – кто знает, для чего со мной хочет установить… неофициальные отношения граф Раган, человек в королевстве не последний… Ну что же… У вас ко мне только это?

– Нет, государь, – возразил чуточку воспрянувший Духом дипломат. – Есть несколько сообщений. По достоверным сведениям, сегодня в Чедире собрались все вольные ярлы Пограничья: князь Рут, князь Инес, ярлы Стенима и Галевина, Баррадина и Канира. По предварительным данным, речь пойдет об одном-единственном вопросе: как им относиться к возникновению вашего государства на месте Готара. В окружении сразу трех ярлов есть люди седьмого коллегиума, так что вскорости мы будем знать;, точно, о чем шла речь и что они там решали…

– Вот видишь? – повернулся Сварог к Маре. – Крайне полезный человек, хотя и шпион. А тебе сразу вешать…

– Я чисто теоретически рассуждала. В целях воздействия, чтобы меньше запирался…

– А он и не запирался, – сказал Сварог. – Тут все обстоит гораздо интереснее, кажется, начинается большая политика… Что еще?

– Лоранская королева отправила в Харлан одного из своих особо доверенных дворян. Харлану предлагается союз, направленный против вас, великому герцогу обещают изрядный кусок Трех Королевств. Однако он отказался…

– Ничего удивительного, – жестко усмехнулся Сварог. – В отличие от лоранской королевы, герцог меня однажды видел в очень серьезном деле и прекрасно представляет, на что я способен, ежели меня, простую душу, всерьез рассердить… Еще?

– С утра ко мне явился гланский посол. Ночью приплыл корабль с его земляками. Очень похоже, некая делегация… которая хочет встретиться с вами неофициально. Посол не сказал ничего конкретного… но у меня осталось впечатление, что он настроен крайне серьезно. Обеспокоен и взволнован. Мне думается, вам следует их незамедлительно принять… Мой человек был на пристани. Хотя они и кутались в плащи, он по некоторым деталям легко определил, что в составе делегации самое малое трое глэрдов – это их высший титул, соответствующий князю или герцогу. Такие люди не предпримут столь дальнее странствие по пустякам… С ними монах из какого-то Братства.

– Что еще?

– Это все…

– Ну что же… – сказал Сварог. – Отправляйтесь к послу и скажите, что я готов их принять. Совершенно неофициально. Мне это только на руку, поскольку при нашем кадровом голоде у нас до сих пор не набралось достаточно опытного народа, чтобы устроить официальный королевский прием, черт знает как смотримся на фоне сопредельных держав… Разумеется, мои ближайшие соратники тоже будут присутствовать. Ну, живенько! Одна нога здесь, другая там!

Едва помилованный двурушник вылетел за дверь, Сварог повернулся к Маре:

– Быстренько приведи себя в подобающий вид. Мундир и все ордена.

Мара злопамятно сощурилась:

– А как насчет чуточку комического сочетания всей этой мишуры и полудетского личика?

– Тут другой случай, – терпеливо сказал Сварог. – У них в Глане порядки старинные, молодежь раненько взрослой становится. Я читал кое-что… Им ты чрезмерно юной не покажешься.

– Ага. Особенно если покажу кое-что с мечом…

– Я тебя умоляю! – поморщился Сварог. – Не вздумай что-то такое выкидывать. Я-то к тебе уже привык, а вот сторонние люди… Нам пора становиться респектабельными – особенно теперь, когда вокруг нас заваривается самая натуральная большая политика…

– Я все понимаю, ваше величество, – сказала Мара смиренно. – Изо всех сил постараюсь соответствовать…

Глава 7 ЛЮДИ В ЮБКАХ, НО НЕ ЖЕНЩИНЫ

Среди множества загадок, которые обожают загадывать друг другу таларские детишки, есть одна, рассчитанная на вовсе уж сопливых карапузов: «Люди в юбках, но не женщины – это кто?» Самые маленькие еще теряются, зато ребятенок постарше ответит браво, не задумываясь: «Тоже мне! Гланцы, конечно!»

Так уж исторически сложилось, что гланцы вместо штанов носят юбки, пусть и не вполне похожие на женские. Обычай этот идет с незапамятных времен по слухам и туманным легендам, существовал еще до Шторма. Сварогу и прежде доводилось встречаться с гланскими гвардейцами, так что он ничуть не удивился, когда к нему в полукруглый зал чинно вошли вереницей семеро крайне живописных субъектов: в ослепительно белых рубашках, прошитых золотой нитью, жилетах из медвежьей шкуры мехом наружу, ярких беретах с пышными перьями, кожаных сапогах, с мечами и кинжалами на широких поясах – и при всем при том в. коротких, выше колен, шерстяных юбках, красных, синих и черных, в разноцветную клетку. На шее у каждого красовалась массивная золотая цепь с овальным медальоном, украшенным изображением оскалившейся медвежьей головы, – действительно, глэрды, как на подбор – высшее дворянство. За ними показался широкоплечий мрачный монах в коричневой рясе. На поясе у него кроме длинного скрамасакса в железных ножнах висели символы Братства святого Роха, прекрасно Сварогу знакомые: серебряный клевер-трилистник, бронзовая фигурка коня и вырезанный из дерева сжатый кулак. Судя по тому, что именно он оказался в составе депутации вместе с семью глэрдами, это был не простой боевой монах, а кто-то из немаленького начальства.

Сварог, как и полагалось, церемонно выслушал имена:

– Глэрд Даглас, глэрд Баглю, глэрд Маки… смиренный брат Фергас…

Появившийся последним гланский посол, хотя и был лицом донельзя официальным, хотя и носил на шее золотую цепь с семью подвесками в виде цветов чертополоха (что свидетельствовало о его титуле глэва, аналогичном маркизу, барону или графу), вел себя тише воды, ниже травы, словно юный кадет в компании усыпанных боевыми орденами полковников. Он уселся на самое дальнее от Сварога и самое близкое к двери кресло с таким видом, словно был допущен сюда из милости и боялся при малейшей оплошности быть вышвырнутым за дверь.

Меж тем Сварог при прежних встречах успел убедиться, что человек это самолюбивый и гордый. Такое его поведение могло свидетельствовать об одном: члены депутации были настолько уважаемы и влиятельны в Глане, что гордецу-дипломату поневоле пришлось стушеваться и обернуться образцом скромности…

Живописные усачи средних лет и почтенные седовласые старцы степенно рассаживались, одергивая юбки совершенно другими, не женскими движениями. Сварог вспомнил, что цвет и клетки на юбках означают принадлежность к тому или иному клану. И всерьез задумался: а не есть ли это каким-то чудом отразившийся в параллельном мире, словно в зеркале, призрак Шотландии? Очень уж похожи иные детали…

– Рад вас приветствовать, господа мои, – сказал он вежливо, без лишней чопорности, неуместной на таком вот неофициальном приеме. – Надеюсь, плавание было безопасным и приятным… Позвольте представить моих министров: графиня Сантор и барон Карах. Тайн от них у меня нет…

Он с любопытством следил за реакцией визитеров. И остался чуточку разочарован: они без малейших эмоций смотрели на рыжую девчонку в раззолоченном мундире и примостившегося на широком подлокотнике Сварогова кресла серенького домового, ради такого случая надевшего через плечо черную с белым ленту гланского ордена Пещерного Медведя (будем надеяться, гланских сановников такое зрелище не оскорбит…)

Правда, самый старший из них, тот, что звался глэрд Даглас, мимолетно улыбнулся:

– Ваше величество, когда мы посылали орденские знаки вашим министрам, мы и не предполагали, что один из них – не человек.

– Надеюсь, это не вызовет никаких… недоразумений?

. – О, что вы, государь… Существа таковые нам давно и прекрасно известны, доказали свой ум и полезность… хотя я никогда не подумал бы, что одному из них удастся дослужиться до столь высоких постов и заслужить титулы… Надо полагать, по заслугам, – поторопился он добавить. И добавил, обращаясь к Караху: – Ваши… соплеменники, барон, без сомнения, услышав об этом, будут горды…

Покосившись на Караха, Сварог заметил, что домовой прямо-таки заерзал от любопытства – он давненько уже пытался узнать, где же все-таки на Таларе обитают его ушедшие из Ямурлака собратья. Но новоявленный барон и министр был достаточно дисциплинирован, чтобы встревать, прежде чем закончится протокольная часть…

– Быть может, вина, господа мои? – предложил Сварог по долгу хозяина.

– С вашего позволения, государь, мы пока что откажемся, – ответил за всех Даглас. – Нам хотелось бы перейти прямо к делу, если вы не имеете ничего против…

– Не имею, – кивнул Сварог.

«А они напряжены, – отметил он спокойно. – Сидят, как на иголках. Особенно парочка самых молодых, да и старики, как ни владеют собой, волнуются…»

– Перед вами, государь, – выборные, отряженные для высокой миссии на Совете кланов, – сказал Даглас. – Можно смело говорить, что нам даны все необходимые полномочия, и мы вправе делать самые ответственные заявления… Если желаете, мы можем предъявить составленный по всем правилам и удостоверенный личными печатями глав кланов документ…

Он сделал движение рукой, словно собирался открыть висевший на поясе кошель из черной козлиной шкуры.

Сварог предупредил его попытку, решительно протянув руку, – он вспомнил, что усомниться в честном слове дворянина повсеместно означает нанести тому смертельное оскорбление, а уж что касается патриархально помешанных на чести гланцев…

– Не трудитесь, глэрд. Мне достаточно вашего слова.

– Я польщен, государь, что вы так говорите, – величественно кивнул старик. – Я буду краток. Мы, выбранные главами кланов, явились сюда, чтобы предложить вам корону королевства Глан – со всеми правами и обязанностями, вытекающими из владения таковою…

Что немного странно и немного смешно, но Сварог не ощутил ни особого волнения, ни особого удивления. Сам поразился такой бесчувственности – как-никак момент был историческим, что ни говори.

И тем не менее… В душе ничто не колыхнулось. А немногие мысли, приходившие на ум, были, вот стыдобушка, напрочь лишены эмоций, лирики и романтики. Вполне деловито, холодно он калькулировал в уме: «Короли там никогда не были самодержцами, вечно приходилось править с оглядкой на старые традиции и „мнение кланов», а уж мятежей и возмущений на каждый век писаной истории приходилось столько, что иному государству хватило бы на тысячелетие… С другой стороны – это как-никак страна. Несколько полков полного состава, множество вооруженного народа, сызмальства приученного владеть оружием. При нужде из них можно составить ополчение, не уступающее иным регулярным полкам соседей. Несколько военных кораблей морского плавания, крепости, университет, серебряные прииски… Посравнению с нынешней своей „державой" – сущий клад…"

Неужели эти мысли означали, что он помаленьку становится настоящим монархом, выше всего ставящим пресловутые – а почему, собственно, пресловутые? – государственные интересы? С гланцами можно всерьез прищемить хвост этой наглой молодой красотке, лоранской королеве, можно отправить в Три Королевства тысяч двадцать народу…

– Я понимаю, государь, что наша страна – не самое ценное приобретение, – продолжал Даглас. – Земли скудны, враг силен, жители вольнолюбивы и строптивы… И тем не менее мы решили обратиться именно к вам. Король после несчастного случая на охоте не проживет долго, он еще цепляется за жизнь, но лекари не дают ни малейшей надежды. Мы больше всего боимся, что после его кончины начнется, как уже не раз случалось, война кланов. Нет достаточно авторитетного и сильного претендента, сумевшего бы устроить всех. А вот вы нам представляетесь именно такой кандидатурой… Вы, наверное, сами не отдаете себе в том отчета, но вы известны на континенте больше, чем вам думается. После вашего похода в Три Королевства, после завоевания вами Хелльстада вы стали чересчур заметной фигурой… И уж во всяком случае тем, против кого остерегутся бунтовать иные наши мятежные вельможи. Мы хорошо и долго изучали настроения людей, собирали мнения, прислушивались к разговорам… да что там, откровенно признаюсь, разослали множество тайных агентов, и после их подробных донесений я могу говорить со всей уверенностью – вы будете сидеть на троне крепко. Мы, со своей стороны, приложим все силы, чтобы стать вам надежной опорой.

– Простите, глэрд, а вы хорошо обдумали мою кандидатуру? – спросил Сварог. – Признаюсь сразу: характер у меня не из легких, я ни за что не соглашусь с ролью чисто декоративной фигуры. – Глядя в глаза седоусому старику, он продолжал внятно и жестко: – Может оказаться так, что я потребую беспрекословного повиновения и найду способы его добиться…

– Мы к этому готовы, государь.

– Ваше величество… – заговорил вдруг монах, и судя по тому, как раскрывший было рот Даглас так и не произнес ни слова, Сварог понял, что человек в коричневой рясе здесь равный среди равных, если не более. – Со своей стороны, могу вам гарантировать полную и безоговорочную поддержку Братства. Каковое, как многим прекрасно известно (казалось, он обращает эти слова не к Сварогу, а к семерке глэрдов), распространяет свою деятельность на весь континент, и по зову братьев из одной страны на помощь всегда готовы прийти остальные. Я не хвастаю, государь, я говорю о реальном положении дел – Братство не знает границ… Вам доводилось уже встречаться с нашими братьями – и они о вас очень высокого мнения. Не сочтите за дерзость, но мы, как могли и как умели, постарались вас изучить. Вы уже показали себя как борец с известным Злом. И я вас прошу вновь вступить в борьбу. На нас движется Горрот. Многое из того, что было против нас пущено в ход, относится к тому, кого вы ненавидите не менее нашего. При взятии горротцами крепости Корромир…

– Возможно, вас это удивит, но я знаком с этой историей, – мягко прервал Сварог. – Мне пришлось даже наблюдать…

– Тем лучше, ваше величество. В таком случае вы даже лучше представляете себе угрозу, чем мне казалось поначалу… У нас нет доказательств, позволивших бы апеллировать к императорскому трону. Однако от этого ситуация не стала менее грозной. Против нас выступила Тьма. И вы кажетесь нам единственным, кто способен ее остановить. Если вы готовы взвалить на себя эту ношу…

– Согласен, – сказал Сварог.

И услышал единодушный вздох облегчения. «Мало мне было своих забот? – подумал он с усталой обреченностью. – А впрочем, как знать, вдруг да выгода и окажется взаимной…»

– Мы немедленно свяжемся с Советом, – сказал Даглас, изо всех сил стараясь не улыбаться во весь рот. – Кстати… Известно ли вам, государь, что ваши далекие предки обитали в Глане еще до Шторма? Значительно ранее Шторма?

– Я слышал краем уха, – кивнул Сварог.

– Сохранились даже остатки одного из ваших замков – конечно, за семь тысяч лет от него осталось совсем немного… Ваши предки тогда звались не Гэйры, а Гайры.

– А что случилось с королем? – спросил Сварог.

– Лошадь понесла и ударила его головой о сук.

– Печально, – сказал Сварог из чистой вежливости, чтобы только не молчать.

– Это еще не самое печальное, государь, – сказал монах. – Печальнее всего то, что за полтора года с королевской фамилией произошла череда столь же трагических и на первый взгляд вызванных совершенно естественными причинами умертвий. Сначала вдовствующая королева-мать, женщина вполне крепкая, почувствовала головокружение на крутой лестнице, упала и сломала шею. Потом младший брат короля утонул всего в полулиге от берега – лодка отчего-то перевернулась при ясной погоде и полном отсутствии волнения на море. Юноша был отличным пловцом, но тут отчего-то оплошал, и волны выбросили на берег труп без признаков насильственной смерти, а двух моряков так и не нашли. Через месяц смирные лошади, запряженные в карету дяди короля, отчего-то понесли, бросились с обрыва, прежде чем кто-нибудь успел выпрыгнуть, и все, кто сидел в карете, погибли. В деревянном летнем дворце, где остановилась супруга короля, внезапно полыхнул странный пожар, никто даже не успел выскочить, в том числе, понятно, и ее величество. (Сварог тут же навострил уши, но благоразумно промолчал.) Дочь короля, уже совершеннолетняя по нашим меркам девица, была зарублена средь бела дня в королевским замке внезапно спятившим стражником. Малолетний сын короля умер в результате опять-таки несчастного случая – в его комнате обвалились рыцарские доспехи аккурат в тот момент, когда мальчик стоял рядом и разглядывал их. Теперь несчастье с самим королем… За полтора года некая сила покончила со всеми законными претендентами на престол. Возможно, мы вам покажемся излишне подозрительными, но никто из нас не верит в роковую цепь случайностей… хотя прямых доказательств обратного у нас тоже нет. Мы просто знаем, кому выгодна эта череда смер – Ну что же, – сказал Сварог. – Зачислите-ка и меня в ряды излишне подозрительных, право же, ничего не имею против… Быть может, настало время для вина, господа?

– Пожалуй, – кивнул Даглас.

Глава 8 ХОЛМЫ ПОД НЕБОМ

Высокий каурый жеребец Мары поравнялся с ним, и боевая подруга шепотом поинтересовалась:

– Интересно, каково оно – в юбке ходить? Не поворачивая головы, с истинно королевским величием Сварог ответствовал:

– Надо вам сказать, гланфортесса, что юбкой эту деталь одежды именуют люди несведущие. На деле же никакая это не юбка, а мужской тартан.

– Ну, а все-таки?

– В этом есть свои выгоды, – сказал Сварог как ни в чем не бывало. – Одеваться проще. Когда случается боевая тревога, в штаны порою и не запрыгнешь спросонья в три-то секунды… Очень, понимаешь ли, рационально.

– Ну да, я так и подумала, – кивнула она с непроницаемым лицом, встряхнула рыжей гривой, перетянутой дворянской повязкой с золотыми цветами чертополоха, присвистнула, подняла коня в галоп и помчалась по луговине, описывая широкую дугу.

Сварог же ехал чинно, как и полагалось королю, – выпрямившись в седле, крепко держа широкие черные поводья, вышитые тем же чертополохом и золотыми медвежьими головами. За его правым плечом знаменосец торжественно вез старинный королевский штандарт – окованный золотом огромный череп пещерного медведя на длинном шесте, позванивавший замысловатыми висюльками. Вокруг, охватив широким, надежным кольцом, скакали с каменными лицами молодые дворяне из Медвежьей Сотни – королевской лейб-гвардии, народ отчаянный, сплошь безземельные и безденежные младшие сыновья. С кем-с-кем, а уж с ними Мара моментально нашла общий язык, поскольку в Глане с его бедноватой патриархальностью амазонки были отнюдь не редкостью, даже в Медвежьей Сотне их насчитывалось десятка полтора. Вот Элкону пришлось потруднее – ездить верхом он почти не умел, как и владеть мечом, а тех, перед кем он мог бы похвастать виртуозностью в обращении с компьютером, в стране попросту не имелось (впрочем, как и в прочих державах континента). Отношение к книжникам в Глане было, конечно, уважительным, но и с долей легкого пренебрежения – по старинке тут жили, по прадедовским традициям, согласно коим выживание зависело в первую очередь от оружия, а уж в последней степени – от покрытых типографскими значками или чернильными строками листов бумаги. Признаться, в этом была своя сермяжная правда: маловато в этой бедной стране возможностей для серьезного книжника, не развернешься…

Впрочем, судя по виду, парнишка не комплексовал. Сварог уже дознался тишком о причинах столь горделивого вида – та самая беспутная горняшка, подученная Марой, сумела-таки быстренько внушить юному вундеркинду, что он и в других отношениях весьма неплох. Так что на лице Сварогова «министра науки» откровенно играла удовлетворенная мужская гордость. Ну и ладненько, Мара права, от сотрудничков с комплексами толку не добьешься…

Сам Сварог втихомолку отдыхал душой. В отличие от Готара, где буквально все пришлось строить на голом месте, здесь от него и не требовали впрягаться в работу подобно могучему ломовому жеребцу ялмарской породы. За неделю, предшествовавшую сегодняшней коронации, так и не нашлось, собственно, серьезных дел, достойных приложения королевской десницы. Разумеется, он изучил и подмахнул множество бумаг, но это была рутина, связанная со сменой монарха, и не более того. Длилась она всего-то день-два, а потом наступило затишье.

Страна жила и работала, как нехитрый, но надежный механизм. Как успел понять Сварог, авторитетный король здесь исполнял главным образом роль пожарной команды, в чьих услугах решительно не нуждаются, пока нигде не заполыхает и стоит тишь, гладь да божья благодать. И это его на данном этапе полностью устраивало – он не ощущал в себе бесцельного реформаторского зуда, желания крушить и перестраивать ради самого процесса. Свою идею о переселении части гланцев в Три Королевства он, понятно, не оставил, но план этого нешуточного мероприятия взялся уже разрабатывать по его приказу глэрд Таварош, толковый, по отзывам, министр, при здешней управленческой незамысловатости свободно управлявшийся и с финансами, и с мореплаванием, и с земледелием, да много с чем еще. А самому Сварогу, судя по деликатным, но достаточно твердым намекам, предстояло вскоре сосредоточиться на более приличествующем гланскому королю занятии: как следует намять холку горротцам, захватившим кроме крепости Корромир еще и все Заречье.

К этой идее он отнесся с превеликой охотой и по вдумчивом размышлении собирался применить против Стахора Горротского его же оружие: средства войны, мягко скажем, нетривиальные, зато впрямую не нарушавшие правил. Коли уж Стахору было угодно развлекаться с живыми зажигательными бомбами в облике обычных дворняг, пусть не плачется, если сам столкнется с неприятными сюрпризами… Проще говоря, Сварог намеревался приволочь из Хелльстада парочку глорхов, исполинских змеюк с некоторыми зачатками интеллекта, и, не мудрствуя лукаво, запустить их в Заречье с приказом особо не церемониться с попавшимися на пути горротцами.

Даже если Стахор после такой диверсии начнет жаловаться и забрасывать императрицу челобитными (хотя, по слухам, горротский король до таких пошлостей опускаться не любит), все обойдется. К нечистой силе глорхи не относятся, это не более чем исполинские змеюки, пусть и обладающие кое-какими странноватыми способностями. Элкон, по просьбе Сварога как следует покопавшийся в земных законах, вскоре прибежал с торжествующим видом и заявил: согласно таким-то и таким-то параграфам известных уложений, глорхов вполне можно провести по бумагам как «боевых животных, выдрессированных соответствующим образом и относящихся к исстари обитающим на Таларе либо Сильване видам». Свароговы змеюки этим требованиям отвечали как нельзя лучше: во-первых, несомненные животные, не люди и не демоны, а во-вторых, обитают уж настолько исстари… Так что Стахора ждали неприятные сюрпризы. Планами своими Сварог пока поделился лишь с привезенной им сюда троицей верных сподвижников, но гланцам эта затея, надо полагать, придется по вкусу… И поделом Стахору, сам виноват, нечего баловать с сомнительными изобретениями непонятного пока происхождения…

Ехавший впереди глэрд Даглас свернул с тракта на узкую тропу. Кавалькада повернула следом, и они еще с полчаса ехали среди невысоких, поросших лесом холмов, пока не оказались перед продолговатым бугром, увенчивавшимся грудой обомшелых камней. Кое-где они были разворочены, очищены от мха, в двух местах выкопаны неглубокие ямы.

Медвежья Сотня рассыпалась, надежно оцепив окрестности. Сам Сварог к неустанному его бережению, порой переходившему все границы бдительности, относился чуть насмешливо, но вот его сановники настаивали именно на таких неусыпных предосторожностях, открытым текстом напоминая о трагедии королевской фамилии, за полтора года странным образом пресекшейся начисто.

Сварог подчинился – и не стал им говорить, что сам он пока что не ощущал, как ни старался порой, присутствия какой бы то ни было черной магии в опасной близости. Он хорошо знал, что ему на это ответили бы Даглас, Таварош или ведавший здешними спецслужбами Баглю: что во всех прошлых невзгодах, постигших всю без исключения венценосную семью, знающие люди тоже не усмотрели ни малейших проявлений черной магии.

Неплохо было бы вытащить сюда старуху Грельфи, но она сейчас разбирается со взятыми живьем шпионами «Черной благодати», и что-то там у нее затянулось…

Даглас вытянул руку в черной замшевой перчатке:

– Извольте полюбопытствовать, мой король. Это и есть замок Гайров, стоявший здесь более семи тысяч лет назад. Вон там, у остатков главной башни, мои люди раскопали плиту с высеченным гербом…

Бросив поводья подскочившему телохранителю, Сварог спрыгнул на землю, одернул черный в желто-красную клетку тартан и вразвалочку зашагал к груде камней. Оказалось, что под юбку здесь надевали добротные суконные портки длиною чуть ли не до колен, так что с верховой ездой никаких хлопот не возникало. А привыкнуть к тартану оказалось нетрудно: что поделать, король обязан чтить традиции…

Он стоял, опираясь на древко Доран-ан-Тега, задумчиво глядя на бесформенную кучу почти сросшихся с землей камней и добросовестно пытался пробудить в душе хоть какие-то чувства. Ничего не получалось. На расчищенной щербатой плите и в самом деле легко узнавался герб Гэйров – скачущий конь и меч, высеченные глубоко, неуклюже. Он понимал, что все так и есть, что здесь когда-то обитали его отдаленнейшие предки, – не специально же для него соорудили древние развалины, здешние глэрды отнюдь не ангелы, но все же не стали бы опускаться до такого…

И все равно ничто не ворохнулось в душе. Слишком много времени прошло. Семь тысяч лет – срок, не вполне и вмещавшийся в сознание. Сохранись какие-нибудь портреты, изображения, документы, было бы проще проникнуться, а так… Продолговатая груда заросших черно-зеленым мхом камней, уже ничем почти и не напоминавших рыцарский замок, справа проглядывает нечто похожее на примитивную лестницу, в ямах виднеются бурые черепки, впору повторить вслед за святым Рохом, на склоне лет написавшим «Размышления о движении и покое»: «Все, чего ни коснись, хоть ненадолго, да пребывает в покое однажды, и только Время движется неустанно, увлекая за собой даже то, что считается олицетворением покоя…»

Не было ни Времени, ни Вечности – только груда замшелых камней, переживших и долгие тысячелетия покоя, и Шторм, их полную противоположность.

Неизвестно отчего хмурясь, он вернулся к поджидавшим его в отдалении спутникам, взял поводья у телохранителя и рывком взмыл в седло. Медвежья Сотня торопливо сомкнула кольцо, а перед глазами у Сварога на миг вновь встала непонятная и тягостная картина, навещавшая и прежде: странный зал в черно-красных тонах, высокие окна и плоские золотые чаши на столе, и полное одиночество, и смертельная тоска…

Отгоняя это неведомо почему привязавшееся видение, он тряхнул головой и подхлестнул горячего коня. Свита галопом понеслась вслед, гремя оружием и звеня трензелями.

…Еще часа через полтора они подъехали к гребню холма, перевалили через него и стали спускаться в долину, напоминавшую огромный амфитеатр, разве что без скамеек. Она была весьма обширной, не менее трех лиг в диаметре, почти посередине зеленели три округлых высоких холма. И повсюду по склонам, куда ни глянь, стояли люди, пешие и конные, в молчании и строгом порядке, в праздничных одеждах. Их было, пожалуй что, несколько тысяч. Со всей страны собрались – главы кланов и простые дворяне, землепашцы, мастеровые и моряки, книжники и инженеры. Отдельной пестрой кучкой стояли иностранные послы – Сварог их сразу высмотрел, во-первых, по церемониальным вымпелам соответствующих держав, во-вторых, по штанам. Прах побери эти вековые традиции… Но ничего не поделаешь. Коронация есть коронация.

Подъехавший стремя в стремя Даглас сочувственно шепнул:

– Старинные обычаи, мой король, увы…

И, спешившись, сам принял у него поводья. Обреченно вздохнув, Сварог положил топор на траву и, перехватив насмешливый взгляд Мары, преспокойно отвернулся. И направился в гордом одиночестве на вершину самого высокого холма – по неширокой тропинке, окружавшей его спиралью.

На вершине дул легонький ветерок, всадники и пешие казались крохотными, как шахматные фигурки. Навстречу Сварогу, оживившись, двинулись три древних старухи – в простых черных платьях с вышитыми на груди медвежьими головами, седые космы перехвачены широкими повязками из серебряной нити. Морщинистые лица вроде бы светились искренним доброжелательством, но дряхлость их навевала неприкрытую тоску, напоминая о неумолимо текущем времени, не знающем остановок и покоя. Смертельно не хотелось когда-нибудь и самому стать таким же, подпираться корявой клюкой и шамкать беззубо. Как бы исхитриться и помереть в относительном расцвете лет, в каком-нибудь жарком бою, в бездумной сече?

– С прибытием, мой светлый король, – проговорила передняя старуха и поклонилась ему не так уж низко. Должно быть, дело тут было не в отсутствии должной почтительности, а в чисто физических возможностях. Пожалуй что, поклонится земно – так и не разогнется потом, церемонию испортит…

– Приветствую вас, хранительницы земли, – гладко ответствовал Сварог, как учили.

Поначалу, узнав о процедуре здешней коронации, он насторожился – не влипнуть бы ненароком в какой-нибудь языческий ритуал, от которого потом не отмоешься, но мрачный брат Фергас его опасения развеял в два счета, пояснив, что речь идет всего-навсего о возникшем в полузабытые времена безобидном обычае, не имевшем ничего общего с поклонением поганым идолищам. Новоиспеченный король припадает к Матушке-Земле, всего-то и дел, ни кровавых жертв, ни молений черт знает каким силам…

Старуха, казавшаяся высохшей и бесплотной, как большая бабочка из гербария, приступила к делу незамедлительно:

– Раздевайся, твое величество. Люди ждут.

– Совсем? – поежился Сварог.

– А ты как думал? Ты не топчись, не топчись, нас ничем таким уже не удивишь ни в каких смыслах, повидали на своем веку и не такие диковины… Да какие это диковины, если прикинуть…

Вздохнув, Сварог принялся снимать с шеи в первую очередь тяжелые орденские цепи. Среди высших регалий сопредельных держав уже не было гланского ордена Чертополоха, который пришлось снять сразу, едва он согласился занять здешний престол. Так уж было на Таларе заведено – ни один земной король (да и императрица тоже) никогда не носит орденов собственного государства, поскольку он и так распоряжается всеми наградами, как полновластный хозяин, удостаивает и лишает. По размышлении Сварог признал в этом не только определенную логику, но и сермяжную правду…

– Ты одежонку-то на землю клади, клади, – не отставала старуха. – Вешалок тут нету. Трава чистая, не украдет никто, кому тут красть, сам подумай…

Косясь на далеких зрителей, Сварог стягивал последнее. Ну, в конце концов, подзорных труб ни у кого из зрителей нет, тут вам не театр с балеринами, так что придется перетерпеть, в конце концов, это не стриптиз, а ответственнейшая церемония, где никому не придет в голову скалить зубы, за исключением Мары, но ее отсюда и не рассмотреть вовсе…

Оставшись голым, как Адам до грехопадения – лишь с нательным крестиком на шее, единственным предметом, оставшимся от его прошлой жизни, Сварог зябко поежился. Ветерок был не столь уж и пронзительным, но голому человеку и под таким неуютно.

– А это у тебя что? – узрела старуха, тыча сухим пальцем в крестик.

– А этого ты, бабушка, не трожь, – сказал Сварог решительно. – Не твоего ума дело.

– Ох уж, так и не моего… Один ты умный и хочешь правильно жить… Ладно, ложись уж, твое величество… – проговорила старуха и подтолкнула его в спину легоньким кулачком.

Его уже проинструктировали заранее, как именно следует ложиться, – и Сварог опустился в траву лицом вниз, раскинув руки, приник лицом к земле. Мягкая трава щеки не щекотала, пахла дикой свежестью. Где-то рядом, чуть ли не над самым ухом, послышался отчаянный скрежет кремня по кресалу, потом потянуло дымком. Ну вот, теперь отлежаться, пока не догорит запаленная главной старухой лучина (в старину, когда часов еще не было, именно так время и отмеряли), и можно спускаться с холма, чтобы получить, наконец, корону и стать стопроцентным королем…

В следующий миг с ним произошло что-то непонятное, неотвратимо могучее…

Словно мощный порыв ветра пронизал насквозь ставшее бесплотным, как туман, тело, ворвался в мозг, промчался меж ребрами и вырвался из спины навстречу небу, но этот ураган был не холодным, а приятно теплым, всепроникающим, растворившим на миг в чем-то, чему названия не было изначально…

Сварог то ли растворился в чем-то необозримом, то ли оказался переполнен целой Вселенной, стянувшейся в то место, что занимал в пространстве он сам. Перед глазами, в голове с нереальной быстротой мелькали картины и образы. Несмотря на молниеносность их мельтешения, несмотря на то, что они ни разу не повторились, он каким-то чудом ухитрялся их различать, видеть четко – и поросший высокой травой берег тихой реки, и сухую, потрескавшуюся землю, забывшую о дожде, и скачущих по полю коней, и яростно рычавшего у скалы пещерного медведя… Мириады пейзажей щедрой и бесплодной земли, мириады животных и птиц проходили сквозь его сознание, он был везде и нигде, по всей планете сразу, летел под облаками и полз среди высоких кустов… А потом через сознание рванулись потоком вовсе уж непонятные образы: то клокочущий огонь, то тьма в прожилках непонятного свечения, над головой повисла невероятная тяжесть камня – а в следующий миг он стал бездонной водой, видения и образы стали мешать друг другу, сливаясь в неостановимое падение неведомо куда, к необозримым, но отчего-то вовсе не пугавшим глубинам…

Когда он пришел в себя и слабо заворочался, почувствовал все тот же дикий аромат мятой травы, льющуюся на лицо воду. Жалобно охнул, пытаясь понять, на каком он свете и есть ли он вообще. Руки-ноги шевелились по его хотению, всем телом ощущалась твердость земли, а уж когда над головой раздалась затейливая матерная тирада, абсолютно несовместимая с высокой торжественностью момента, он и вовсе почувствовал себя прежним, обитателем нашей грешной земли.

Разлепив глаза и присмотревшись, он убедился, что ругается главная старуха, стоявшая над ним на коленях, – вычурно, громко и самозабвенно, на зависть пьяным драгунам и пиратским боцманам. Вторая осторожненько лила ему на лицо холодную воду из выдолбленной сухой тыковки, а третья просто стояла, разинув рот так, что любой внимательный наблюдатель мог бы убедиться, что у нее осталось всего четыре зуба, да к тому же половина из них – одно название. Лица у всех были настолько ошарашенными, что Сварог, несмотря на страшную слабость во всем теле и полную пустоту в голове, все же сообразил: что-то пошло наперекосяк, в совершенно неожиданном для них направлении…

Выпустив последнюю матерную руладу, старуха чуть отодвинулась от него, глядя, пожалуй что, со страхом:

– Светлый король, простите дуру старую, что с вами говорила неподобающе, как с простым каким венценосцем… Вы что стоите, безмозглые? Одежду его величеству, живенько, что он, своими руками должен все с земли поднимать? Я кому!!!

Две ее товарки со всей скоростью, на которую были способны, кинулись за одеждой. Сварог пошевелился, поняв, что чувствует себя вовсе не так скверно, как только что казалось, осторожно встал на колени, а там, приободрившись, и выпрямился во весь рост. Из долины доносился рев волынок – здешняя церемониальная музыка особо торжественных случаев, для человека непривычного сравнимая с добрым ударом по морде. Главная старуха с небывалым проворством кувыркнулась ему в ноги. Сварог растерянно наклонился над ней:

– К чему такие церемонии?

– И не уговаривайте, светлый король, не встану… – отозвалась старуха в почтительном испуге.

Первая заповедь истинного короля – ничему не удивляться и всегда настоять на своем… Сварог, подпустив металла в голос, отчеканил:

– Приказываю встать! Что за глупости…

Старуха поднялась, помогая себе корявой палкой. Две других уже стояли рядышком, держа на вытянутых руках одежду и регалии. Руки у них явственно тряслись.

– В чем дело? – спросил Сварог. – Вроде шло, как обычно…

– Вот то-то, светлый король, что совсем даже необычно… – промолвила старуха, все еще испуганно моргая. – Тут на моей памяти побывало восемь королей, но не припомню я ничего похожего, да и прошлые хранительницы никогда ни о чем подобном не заикались. С тех самых пор, как стоит королевство, случая не было, чтобы король с Матушкой-Землею обнялся по-настоящему… Обычай и обычай… Полежал себе, пока лучина горит, и пошел корону на башку напяливать… А с вами вон как обернулось… По-настоящему. Мать-Земля к вам так приникла, что даже я почуяла, мышь ничтожная, пыль под ветром… Такое, болтают, случалось только в старые времена, до Шторма, когда и люди были другими, и не отвернулась от них Мать-Земля… Ох, и непростой вы человек, ваше светлое величество…

Она вновь попыталась бухнуться на колени, Сварог едва ее удержал, – и принялся торопливо одеваться, чувствуя себя почему-то неловко, словно тем, что оказался не таким, испортил привычную церемонию. Пожал плечами:

– И что теперь? Что все это должно означать?

– Не знаю, светлый король, – покаянно откликнулась старуха. – Уж простите дуру темную, но не знаю я, да и никто, наверное, не знает, забыли начисто… Кто ж знал, что однажды все выйдет по-настоящему, что Мать-Земля всерьез отзовется… Ох, большие дела вам на роду написаны, коли Матушка изволила отличить от прочих и выказать благоволение… Извольте с холма спуститься, корону принять…

Поправив тяжелые золотые цепи, Сварог стал спускаться прежней дорогой, опять-таки не чувствуя ничего, кроме смущения, неловкости и даже, пожалуй, откровенной тоски, – вновь столкнулся с чем-то непонятным, однако имевшим к нему самое прямое отношение. Мало было сложностей, тайн и сюрпризов…

Поджидавший его Даглас, стоявший впереди шеренги молчаливых глэрдов, шагнул навстречу, обеими руками протягивая корону с зубцами в виде цветков чертополоха и трилистников клевера. Подхватив ее, Сварог возложил золотой обруч себе на голову так, чтобы огромный желтый алмаз Индари, как и положено, оказался над переносицей (это было не труднее, чем надевать фуражку, помогли армейские рефлексы). Старуха тем временем самозабвенно шептала что-то Дагласу на ухо. И седоусый глэрд вдруг осунулся лицом, отступил на шаг, растерянно пробормотав:

– Мой король… Да что же это… Всерьез?

На его лице читался благоговейный страх и нешуточное почтение. И Сварог, вновь мысливший насквозь циничными категориями уже приобретшего кое-какой опыт государственного мужа, подумал: а ведь управляться с ними теперь будет гораздо легче, вон как подобрались, чуть ли не по стойке «смирно». Что бы это ни было там, наверху, но авторитета ему оно прибавило вмиг и несказанно…

Приветственные крики из тысяч глоток раздались со всех сторон, так что Сварогу захотелось зажать уши.

Однако он все же расслышал, как Даглас негромко распорядился, поманив юного телохранителя:

– Так и объявите народу: что это случилось всерьез…

Оказавшаяся рядом Мара вопросила со всей юной непосредственностью:

– Что там такое стряслось, что они все забегали? Сварог тихонько ответил:

– Сам не пойму, но подозреваю, что-то эпохальное.

– Вечно ты во что-нибудь да ввяжешься, – хмыкнула боевая подруга. – Стыдно с тобой на люди выйти…

Сварог с несказанным удовольствием отвесил ей легонький подзатыльник и, не поворачивая головы, спросил:

– Ты-то что-нибудь понял?

– Подумать надо, – отозвался сидевший на старом месте, в капюшоне плаща, Карах. – Тут сразу и не разберешься…

Глава 9 КОРОЛЬ, ЦЕНИТЕЛЬ ИСКУССТВ

– С незапамятных времен считается, что планета живая, – говорил Карах, удобно устроившись на столе напротив Сварога. – Только не так, как люди, мы и животные, иначе как-то. Говорят еще, что она умеет думать и рассуждать, – опять-таки не так, как те, кто на ней живет. А некоторые набирались смелости утверждать, что остальные планеты тоже живые.

– Ну, я тоже что-то такое слышал мельком, – сказал Сварог. – И что отсюда следует?

– Откуда я знаю? – сказал Карах. – Давным-давно, ходят такие слухи, с планетой умели разговаривать – и такие, как вы, и такие, как я. Только это было так давно, что никто и не помнит, как все было и что для этого нужно. Может, она от тебя хотела что-то? Вроде бы картины вроде тех, что ты описываешь, должны какое-то чувство выражать – смотря о чем идет речь, радость там или печаль…

– Нет, – сказал Сварог. – Добросовестно пытался все припомнить, но точно тебе говорю: не было там никаких эмоций вроде радости или печали. Я просто видел и ощущал кучу странных вещей. И все… Старухи сами в растерянности, они ничем не могут помочь – всего-навсего обслуживали некий обычай, состояли при нем, как привратники при доме. Где бы нам найти понимающего человека? Это с таким размахом прошло, так меня затянуло, что, режьте мне голову, мелочью оказаться никак не может. Вас бы туда, чтобы прочувствовали…

– Пусть Элкон пошарит по базам, – предложила Мара. – Для чего мы его на службе держим?

Вихрастый раскланялся с ней самым вежливым образом:

– Госпожа гланфортесса, при всем вашем уме и очаровании вы, простите на худом слове, малосведущи в компьютерах и информатике. Мало уметь ими пользоваться, надо знать еще некоторые тонкости. Искать можно все, что угодно… но объясните вы мне, что именно искать? Я просто-напросто не знаю, какую формулировку применить. «Земля – как живое существо», казалось бы… Я попробовал. И ничего не нашел. Под этим определением в глобальной сети ничего нет. Я допускаю, что грандиозный массив информации может упасть нам в руки после первого же нажатия клавиши… но не раньше, чем мы отыщем его точное определение. Понимаете?

– А ведь урезал он тебя, – сказал Сварог удовлетворенно. – Не правда ли, госпожа графиня, любительница скоропалительных решений?

Крыть ей было нечем, но Мара по своей всегдашней привычке не собиралась сдаваться просто так. Пробормотала: – Вот что делают с юными книжными червями объятия смазливых служанок… А ведь неделю назад на коленки на мои боялся посмотреть… Сделала я тебя взрослым на свою голову…

– Привыкайте, Элкон, – сказал Сварог, заметив, что парень все же чуточку запунцовел по старой памяти. – Привыкайте к этой непринужденной, творческой и веселой атмосфере, что царит на наших дружеских посиделках… Таков уж стиль нашей команды,

– Я понимаю, – ответил Элкон, судя по тону, приготовивший хорошую острую шпильку. – Некоторая агрессивность госпожи гланфортессы вызвана, мне думается, тем, что здесь она оказалась, откровенно говоря, не у дел. Подходящего занятия для нее что-то не находится, разве что на коне живописно скакать, красуясь перед градскими обывателями…

– А на мечах со мной не хочешь попробовать? – поинтересовалась Мара. – На деревянных, не бойся… Три схватки по семь минут, а? Синяков наставлю… А то возьмусь тебя очаровывать, чтобы терзался потом бесплодными мечтаниями… Думаешь, не умею? Я хотя и верная любовница, но, как любая женщина, чаровать посторонних мужиков умею…

– Люблю я вас, – сказал Сварог растроганно. – Какой вы у меня дружный, спаянный, спевшийся отряд… Как вы все обожаете друг перед другом выпендриваться… С вами и жить веселее, право слово. Только что же вы, такие остроумные и язвительные, не можете помочь своему командиру и королю, когда у него возникла настоятельная надобность разобраться с очередной тайной? Что приуныли? Чует мое сердце, придется мне в очередной раз самому справляться. А у меня вон прошения нерассмотренными лежат, целых три штуки…

Он придвинул к себе три свитка – два из них перевязаны простыми веревочками, завязанными узлом, третий обернут трехцветной тесьмой цветов какого-то клана, скрепленной сургучной печатью.

Ну вот, на двенадцатый день его пребывания здесь наконец-то заработало устройство прямой связи с народом – в стену королевского замка была вделана бронзовая медвежья башка с разинутой пастью, куда невозбранно дозволялось опускать челобитные, жалобы и прошения. Башка была соединена наклонной трубой с ящиком, ключ от которого имелся только у его величества, – приспособление простейшее, но дававшее определенный шанс, что народные чаяния и просьбы минуют канцелярские лабиринты…

– Итак… – сказал Сварог, распарывая кинжалом веревочки и шелковую тесьму. – Что же нам пишут… Некий глэв по имени Анегас вот уже одиннадцать лет обивает пороги Военной канцелярии с чертежами изобретенного им «секретного пороха», который срабатывает только в гланских мушкетах, а ежели попадет в руки к врагу, то ни за что не вспыхнет… Ох, чует мое сердце, что если за одиннадцать лет изобретением благородного глэва так и не заинтересовались военные, то не стоит оно выеденного яйца. Вообще, «чертежи пороха» – это звучит, наталкивает на мысль, что к изобретателю лекарей надо отправить… А вообще, нужно посмотреть. Для очистки совести. Так… Купец Дандоро нашел серебряную руду в Амелоенском урочище, о чем спешит сообщить… Понятия не имею, где у нас такое урочище, но это вам не «чертежи пороха» – дело полезное… И, наконец, прошение от некоего юного художника, который… ах, еще и оскорбление действием…

У входа мелодично прозвенел гонг – кто-то с той стороны двери, хоть и обладал правом свободного доступа, все же не вломился, как деревенщина, а деликатно давал знать о себе. Не глядя, Сварог на ощупь отыскал под столешницей бронзовую завитушку и нажал, отчего за дверью звякнул колокольчик, давая позволение.

Вошел глэрд Таварош, седой и подвижный, с неизменным кожаным мешком для бумаг под мышкой. Лицо у него было какое-то странное – выражение его точному определению не поддавалось.

– Плохие новости? – спросил Сварог, на всякий случай сначала предположив худшее по свойственному ему оптимизму.

– Как сказать, мой король… – Таварош пребывал в некоторой растерянности. – Только что пришли донесения с границы… Горротцы уходят из Корромира.

– Что? – поразился Сварог. – Сами?

– Да, мой король. Мало того, они очищают Заречье. Разведчики клянутся, что видели своими глазами, как они сворачивают лагеря, уходят колоннами, увозят пушки и обозы… В Корромире их, собственно, уже нет, горротский флаг спущен, крепость выглядит совершенно пустой, они даже не стали ничего разрушать напоследок или жечь… Глэрд Даглас приказал нашей коннице переправляться в Заречье и двигаться следом до границы, не ввязываясь в стычки…

– И правильно, – сказал Сварог. – Ничего не пойму. Ну да, я написал Стахору письмо. Мягко укорял его за вторжение в мое королевство, вроде бы ничем не спровоцированное. И в достаточно дипломатических выражениях намекал, что могу принять ответные меры, которые его неприятно удивят… Не мог же он испугаться парочки туманных намеков? Не тот человек…

– Да уж, с вашего позволения… – кивнул Таварош. – Стахору всегда была свойственна чрезмерная уверенность в себе…

– Не поверю, что он испугался, – покачал головой Сварог. – Лоранцы в схожей ситуации нагло высаживали десанты на мои земли… где и до сих пор пребывают. У меня попросту не было сил, чтобы дать им сдачи надлежащим образом. И Стахор не мог не знать о том, что творится на побережье Трех Королевств… Почему же он сейчас покорно отступил после одного-единственного, обычного письма? Задумал что-то, а?

– Наверняка. Но что именно, я не могу догадаться…

– Вы не одиноки, глэрд, – сердито сказал Сварог. – Что ж, остается ждать дальнейшего развития событий, потому что мы все равно не додумаемся, в чем тут фокус… – Он задумчиво посмотрел на тартан Тавароша, синий в белую и черную клетку, и тут его осенило. Цвета те же самые, что на стягивавшей прошение тесьме. – Послушайте, глэрд… Не знаком ли вам некий молодой художник по имени Аркас, и не из вашего ли он клана? У меня тут лежит его прошение, в котором он жалуется на косность королевских сановников и их невежественное равнодушие…

– Медведь-прародитель! – воскликнул Таварош и всплеснул руками, едва не выронив мешок. – Он и до вас добрался… Ну конечно, как я не подумал сначала… А впрочем, что можно поделать с «медвежьей пастью»…

– В чем там дело? – спросил Сварог. – Очень эмоциональное письмо, знаете ли. Молодой человек жалуется, что нигде не может найти поддержки и управы на злобных критиканов…

– Государь мой! – твердо сказал Таварош, справившись с минутным смятением. – Этот тип и в самом деле принадлежит к моему клану, о чем я горько сожалею… Смею вас заверить, я – человек достаточно широких взглядов и прекрасно понимаю, что искусство имеет право на существование, а то и на субсидии государства… Однако денег из казны я ему не дам! Казните меня, не дам!

– Ну что вы, успокойтесь, – сказал Сварог. – Может, ему не так уж много и нужно? Как-никак собирается основать Академию высокого художества, как он пишет. Насколько я знаю, никакой Академии художества в Глане нет, быть может, стоит…

– Государь! – отчеканил Таварош. – Если вы прикажете, я выдам из казны любые деньги на любые проекты… Только не посмотреть ли сначала вам самому на эти его художества? С тех пор, как он вернулся из Равены, я об этой Академии слышу по пять раз на дню – он племянник моей супруги, двери дома так просто не закроешь… Может быть, я слишком старомоден, но от этих художеств у меня порою ум за разум заходит!

– Почему?

– Потому что я этих художеств не понимаю, – признался Таварош. – Если в мире действительно чтото перевернулось и то, что он малюет, и в самом деле признается художеством, то нам, старикам, пора в гроб… Я вовсе не противник живописи, государь, у меня дома висят и семейные портреты, и пейзаж с ивами, и пейзаж с кораблем, и батальные полотна… Но Аркаса я бы за его мазню в каменоломни отправил! Дороги мостить! Чтобы не позорил уважаемое семейство! Я вполне серьезно, мой король!

– Ну что же, – сказал Сварог. – Вообще-то, королям согласно правилам хорошего тона положено быть ценителями и покровителями искусств… Распорядитесь-ка доставить во дворец и вашего родственника, и картины. У меня все равно нет никаких серьезных дел, давайте-ка ненадолго посвятим себя искусству…

…Он вошел в высокий сводчатый зал в сопровождении Тавароша, Мары и сидевшего у нее на плече Караха (Элкон с контрабандно протащенным сюда компьютером заперся в своих покоях, дабы подключиться к системе восьмого департамента и своими глазами увидеть, что происходит в Заречье). Вдоль стены уже было расставлено десятка два полотен, и возле них в претенциозной позе – этакая смесь скромности и творческой гордости – стоял пухлощекий молодой человек примечательного облика. На нем, правда, был тартан геральдической расцветки – но его комически дополняли блуза из грубого полотна, в какой, Сварог помнил, ходили ронерские маляры, высокий колпак из белого шелка, расписанного яркими полосами и зигзагами. Вместо золотой дворянской цепи на шее красовалась серебряная, и на ней висел медальон с изображением мифологической птицы Сирин – символ Сословия свободных искусств и творческого вдохновения. Такие Сварог уже видел, но они всегда были довольно скромных размеров, а не с тарелку величиной.

– Вот в таком виде он по столице и шляется, – шепотом наябедничал Таварош. – Не пойми что. Супруга глаза выплакала, знакомые злословят… Каменоломни и не таких перевоспитывали…

– Ну, бросьте, – так же шепотом ответил Сварог. – Творческие люди – народ особый, стоящий выше глупых условностей, а потому…

Он замолчал. Он увидел картины – и содрогнулся. За спиной громко фыркнула Мара. Подойдя поближе и присмотревшись гораздо внимательнее, Сварог громко произнес в пространство:

– Это что, какая-то шутка?

– Государь! – укоризненным, вальяжным тоном отозвался мастер кисти. – Я бы не осмелился шутить с высоким искусством…

Сварог оторопело пялился на холсты. Разноцветные кляксы, широкие полосы, загогулины и зигзаги, лихие мазки шириной в ладонь, дикое сочетание колеров…

– Позвольте, юноша! – поднял он бровь. – Не могу назвать себя тонким знатоком живописи, но должен же быть сюжет и смысл… Что касаемо этого, – он указал на одно из полотен, – такое впечатление, будто вы краску с завязанными глазами из ведерок выплескивали…

– Государь! – вскричал пухлощекий в совершеннейшем восторге. – Я восхищен вами! С первого же взгляда вы безошибочно определили творческий метод, коим создавалось именно это полотно! – Он свысока глянул на остолбеневшего Тавароша. – Дядюшка, вам бы следовало поучиться у его величества, подлинного знатока искусства. Государь, я счастлив обрести в вашем лице…

– Погодите, погодите, – оборвал Сварог. – У вас что, все… в таком вот стиле и направлении?

– Государь! – с чувством сказал молодой человек. – Простите за похвальбу, но именно я могу считаться творцом этого направления! В основе всякого художественного произведения лежитвзгляд творца на окружающий мир. Полотна, на которые вы благосклонно обратили ваше высокое внимание, как раз и являются отражением моего взгляда на мир, моего понимания мира. Я так вижу! И стремлюсь не следовать рабски устаревшим канонам, предписывающим тупо добиваться сходства, сюжета и смысла. Главная задача художника – отразить свое видение мира! Полтора года, государь! Полтора года я обиваю пороги тупых бюрократов и закосневших консерваторов, требуя совершенно ничтожных сумм на организацию Академии высокого художества, но ответом были лишь насмешки невежд… Смею думать, что теперь в вашем лице…

Он разливался соловьем, тыча испачканным красками указательным пальцем в испачканные краской холсты. Сварог мрачно слушал, прикидывая, сколько же угроблено красок и холста, которым можно было найти и полезное применение, – рубашку сшить, вывеску намалевать. Таварош скривился, как от зубной боли. Сварог всерьез опасался, что он вот-вот шарахнет родственничка по голове своим тяжелым мешком с бумагами. По углам зала стояли, как статуи, телохранители с протазанами – им-то не полагалось показывать какие бы то ни было эмоции и чувства, что бы ни творилось вокруг. Даже Мара притихла, не в силах придумать с ходу убойную шуточку.

«В дурдом его, что ли? – угрюмо подумал Сварог. – Интересно, а есть ли здесь дурдом? Как-то не успел выяснить, кто ж знал, что понадобится…»

И тут его осенило. Он даже осклабился от удовольствия. И щелкнул пальцами, громко приказав:

– Карандаш и бумагу! Живо!

За спиной послышался тихий топоток, энергичное перешептывание дворцовых лакеев. Буквально через полминуты кто-то, возникнув за спиной Сварога, почтительно протянул ему большой лист белейшей бумаги и остро заточенный карандаш.

Сварог отмахнулся:

– Это не мне. Отдайте этому господину… Любезный мэтр, не будете ли вы столь любезны нарисовать мне лошадку? Обыкновенную лошадку?

Пухлощекий художник уставился на него изумленно и тупо. Растерянно вертел в руках бумагу.

– Король приказывает, – сказал Сварог с садистским наслаждением.

– Король приказывает, ты слышал? – обрадованно поддержал глэрд Таварош, еще ничего не понявший, но заметно воодушевившийся.

Художник коснулся бумаги остро заточенным грифелем, провел несколько линий. Уронил руки, понурил голову. Едва слышным шепотом сообщил:

– Не получится…

– А почему? – безжалостным голосом коронного прокурора наседал Сварог. – Не умеете, а? Отвечайте, когда вас король спрашивает!

– Отвечать, когда спрашивает его величество! – заорал сияющий Таварош.

– Так не умеете? – спросил Сварог ласковее. – Я правильно понял?

– Не умею, ваше величество, – кивнул художник, не поднимая глаз.

– А домик нарисовать сумеете?

– Нет…

– Кошечку? – не отставал Сварог. – Птичку? Собачку? Уличный фонарь? Вывеску для трактирщика? Что молчите? Выходит, вы умеете только это малевать? – показал он на испачканные холсты. – Ну вот, с вами кое-что проясняется…

– В каменоломни на годик, – в полный голос сказал Таварош. – У нас не одного шалопая таким вот творческим методом воспитали… Государь…

– Ну что вы, право, – сказал Сварог. – Не хотите же вы, чтобы наша держава приобрела среди соседей дурную славу места, где творческих людей отправляют в каменоломни за то, что у них есть свое видение мира… Эй, там, кто-нибудь! Походного казначея сюда.

За спиной опять по-мышиному тихо забегали лакеи. Вскоре в зале появился походный казначей, а в дворцовом просторечии «ходячий кошелек» – здоровенный детина, у которого на поясе висел тяжеленный кожаный кошель с отделениями для золота, серебра и меди. Согласно этикету, ему полагалось всюду сопровождать короля – на случай, если его величество пожелает оказать кому-то высокую милость в виде незамедлительной денежной награды.

. – Подойдите сюда, – кивнул Сварог перепуганному художнику. – Подставьте-ка подол этого вашего балахона…

Запустил руки в кошель и высыпал в подол добрую пригоршню золотых монет. Прежде чем художник сумел что-то сообразить, громко распорядился:

– Секретаря сюда. С гербовой бумагой для королевских указов. Доставить этого субъекта на границы государства и разрешить беспрепятственно убраться, куда только пожелает. Назначить пенсион такого размера, чтобы хватило на скромную жизнь. И записать накрепко: если когда-нибудь окажется на территории моего королевства, будет незамедлительно повешен. Одним словом, баниция с веревкой. Сформулируйте сами, как полагается… Такова моя воля, – добавил он обязательную формулу. – Малую королевскую печать. С ее приложением указ вступает в силу. Все.

Откуда-то из-за спины выскочили два молодца в алых кафтанах дворцовой стражи, привычно ухватили художника за локти, вздернули на воздух и бегом протащили к выходу, прежде чем он успел сообразить, что происходит. Следом поспешил секретарь, на ходу посыпавший чернила песком из поясной песочницы.

Таварош смотрел на Сварога восхищенно и преданно. Мара тихонько поаплодировала.

– Правим, как получается, – скромно сказал Сварог.

Недоуменно повернул голову, услышав шаги, каким в королевском дворце звучать, вообще-то, не полагалось (если только не сам король изволит так грохотать сапожищами), – быстрые, тяжелые, бесцеремонные. Поймав его взгляд, Мара передвинулась так, чтобы заслонить его, опустила руку к мечу.

Вошел глэрд Даглас, в высоких сапогах для верховой езды, он был покрыт пылью и грязью, на голове тускло поблескивал рокантон, а грудь стягивала кираса.

– Плохие новости, государь, – выдохнул он вместе со сгустком пыли (который успел подхватить ладонью). – Неподалеку отсюда, всего в десяти лигах от столицы, – мятеж. В замке Барраль убит королевский пристав, они заперли ворота и отказались подчиниться положенному троекратному увещеванию, самый натуральный мятеж против престола. Конница выступит через несколько минут…

– Это – против меня? – спокойно спросил Сварог.

– Возможно, и не лично против вас, государь. Однако мятеж против престола следует гасить в зародыше. Вы всего вторую неделю на троне, необходимо железной рукой…

– Кто? – спросил Сварог.

– Какая-то девица, – хрипло сказал Даглас, откашливаясь. – Только что введенная в права юная наследница.

– Вот как? – уже привычно поднял бровь Сварог уже привычным жестом. – А почему не седой прожженный интриган? Это было бы обыденнее, понятнее…

– Право, не знаю, – сердито сказал Даглас. – Не о том надо думать.

– Верно, – кивнул Сварог. – Моего коня к воротам. Медвежью Сотню в седла. Вы, любезный глэрд, в последнее время что-то очень уж часто отдаете приказы от моего имени…

– Государь, вы же не можете сами…

– Это противоречит этикету?

– Нет, что вы. Но…

– Хотите чеканную историческую фразу? – спросил Сварог холодно. – Я могу все, что хочу, – и хочу все, что могу. Не шедевр изящной словесности, уж не взыщите, но что поделать, какая на ум пришла, иные короли за всю свою жизнь так и не родили ни единой простенькой исторической фразы… На коней, господа мои, на коней!

Он сделал столь резкий и красноречивый жест монаршей десницей, что господа глэрды выскочили в дверь впереди своего короля. Впрочем, в обстановке мятежа и сопутствующей сумятицы это не было столь уж вопиющим нарушением этикета.

«Быть может, и нечего мне там делать, возле замка, – думал Сварог. – Но пора мягко и ненавязчиво поставить их на место – то бишь решительно построить. Что-то у них стало входить в привычку отдавать приказы от моего имени. Нет уж, привыкнуть они должны к противоположной мысли: если король чего-то возжелал, по его желанию и случится. А в общем, судя по первым наблюдениям, что в Пограничье, что здесь королевское ремесло немногим отличается от работы какого-нибудь капитана из той, прошлой жизни, которому досталась раздолбайская рота. Механизмы наведения порядка чертовски похожи…»

Приотстав, он удержал Мару за жесткий воротник камзола:

– У тебя как сложились отношения с Медвежьей Сотней?

– Нормально, – сказала боевая подруга. – Они тут в некоторых отношениях люди незатейливые. Лишь бы ты умел работать мечом. Если тебя за это умение зауважают, совершенно неважно, сколько тебе годочков стукнуло и что именно у тебя пониже пупа расположено. А что?

– Держи ушки на макушке, – распорядился Сварог. – Я, знаешь ли, твердо решил при малейшей к тому возможности научить их правильно репку чистить…

На обширном замковом дворе шла деловитая суета – строилась в «кабанью голову» Медвежья Сотня, к крыльцу вели покрытого попоной с геральдическими эмблемами Сварогова коня, бегали взад-вперед с ужасно озабоченным и ретивым видом и те, кто имел прямое отношение к предстоящему походу, и те, кто нахально воспользовался моментом, дабы попасться монарху на глаза в облике воплощенного усердия. Трое монахов под предводительством брата Фергаса вынырнули из-за угла с таким видом, что и не нужно было их спрашивать, куда собрались.

В довершение сумятицы в ворота влетел на заморенном коне гонец – на его белоснежной некогда накидке еще можно было рассмотреть сквозь толстый слой пыли и грязи черное солнце с горротского флага. Коня подхватили под уздцы, гонца бегом повели к Сварогу. Он, как положено, упал перед Сварогом на левое колено, протягивая засургученный пакет. Через его голову Сварог посмотрел на тяжело водившего боками коня – нет, среди свисавших с седла прапорцов не было клетчатого, красно-белого, значит, об объявлении войны речь не идет.

Приняв пакет из рук гонца, он согласно традиции махнул «ходячему кошельку», чтобы отсыпал скакавшему день и ночь вестнику. Гонец, не думая пока что о презренном металле, отошел к стене, расстегнул грязные штаны и с величайшим облегчением принялся на нее мочиться – поскольку прежде у него не было времени. Все смотрели на него понимающе и не препятствовали – гонец был в своем праве.

Сунув пакет за голенище, Сварог взлетел в седло, дал коню шпоры и взмахнул кожаной перчаткой.

По дороге, когда на длинном и ровном отрезке дороги кони шли спокойной рысью, он извлек пакет, сорвал печати, раскрошив их в пыль, прочитал короткое послание. Король Стахор в весьма вежливых, даже изысканных выражениях извинялся перед своим «братом и добрым соседом» за досадное недоразумение, то есть за «прискорбные события у замка Корромир и в Заречье, невольно повлекшие непонимание и рознь». Сообщал, что «повинные в том лица» уже понесли должное наказание и он искренне надеется, что брат и добрый сосед король Сварог, известный своей мудростью и хладнокровием, сохранит с ним самые сердечные отношения.

Как Сварог ни вчитывался, не мог нигде усмотреть и тени тонкой иронии – не говоря уж о грубой. И это было чуть ли не загадочнее всего: по точным сведениям, Стахор дорожил своей репутацией острослова и во всякое свое послание коронованным собратьям что-нибудь этакое вворачивал…

Глава 10 ДЕВУШКА ИЗ ЗАМКА БАРРАЛЬ

– Глэрд Даглас, – сказал Сварог, опуская подзорную трубу, – а вам не кажется ли, что наши люди чуточку переусердствовали?

– Ничуть, мой король, – без промедления ответил Даглас. – Мятеж в данном случае опасен не своими реальными воплощениями, а чисто символическим смыслом, вкладываемым в это понятие. Первый мятеж против трона в ваше царствование. От того, как мы на это отреагируем, многое зависит…

С сомнением пожав плечами, Сварог осматривал местность уже без трубы, невооруженным глазом. Он был не на шутку разочарован. Судя по воплям и суматохе, сопровождавшим неприятное известие, замок Барраль показался ему заранее этакой могучей твердыней, источником нешуточной и реальной опасности. Действительность же оказалась намного прозаичнее. Далеко впереди, в лиге от них, стоял небольшой замок из темно-коричневого песчаника, старинной постройки, сразу видно, – по сути, квадрат со стороной уардов в тридцать, четыре башни по углам, пятая, главная, не так уж и высока. Классическое обиталище небогатого дворянина, распространяющего права сюзерена на две-три деревушки и пару овечьих отар (земля в полночном Глане очень уж бесплодная, и ее практически не пашут, отдавая предпочтение овцам, маленьким горным коровам и лошадям).

– Вон там и там – принадлежащие к замку деревни? – показал он трубой.

– Да, мой король, – поклонился глэрд этих мест, чьим вассалом как раз и была взбунтовавшаяся нахалка. – Собственно, вы отсюда видите все владения Барраля – две деревни, долина, с правой стороны – примыкающие к морскому берегу земли… Посконники сбежались в замок, деревни пусты…

Сварог покосился на него и промолчал. Чем-то ему определенно не нравился глэрд Рейт – то ли узкими губами и вечно ускользающим взглядом, то ли навязчивым подобострастием. Он простер свою неприязнь настолько, что на всякий случай, частью от нечего делать, проверил здешнего властелина всеми доступными методами, оставшимися незаметными для окружающих, но не обнаружил ни малейших следов нечистой силы, чернокнижья либо причастности к «Черной радуге».

Две деревни. Горсточка крестьян, пастухи, немногочисленная замковая челядь – в таком вот скудном и убогом хозяйстве слуг не так уж много, ораву не прокормишь… Не столь уж великий подвиг им предстоит, если вдуматься…

Словно отвечая на его мысли, Даглас пояснил, делая скупые жесты рукой в кожаной перчатке:

– Это, конечно, не отнимет много времени. Наши мушкетеры уже во-он на той горушке. Видите? Она господствует над замком. В старые времена, когда не было огненного боя, бессмысленно было бы посылать туда лучников – стрелы все равно не долетят. Однако мушкет прекрасно достанет. Когда все начнется, они будут простреливать и двор, и стены почти на всем их протяжении. Пушки подвезут не позднее, чем через полчаса. Ворота ветхие, не рассчитаны на отпор ядрам. Все кончится еще до заката…

«Ну да, – подумал Сварог, оглядываясь на стройные ряды конных гвардейцев, успевших перед штурмом пропустить пару добрых чарок здешней можжевеловой водки. – И начнется резня. Никто, чует моя душа, не станет останавливать раззадоренных вояк – нужно же показать, что при новом царствовании с мятежниками шутить не намерены… Чего ей, дурехе, не сиделось спокойно?»

– А почему, собственно, мятеж начался? – спросил он, оборачиваясь к хозяину здешних мест.

– Невероятно злокозненная семейка, мой король! – воскликнул глэрд Рейт в приступе неподдельной злости. – Что ее отец, что дядя, что она сама – волчонок кашку не кушает, как у нас говорят… Их никогда, пока были живы, не поймали на контрабанде, но мы-то знаем, что это за корабли ложились в дрейф неподалеку от берега, что за тюки на шлюпках переправляли под покровом ночи… А эта паршивка еще и чернокнижьем балуется. Точно вам говорю, ваше величество! Один человек, совершенно надежный, видел у нее не что-нибудь – «Книгу ночных трав», а это уж, надо вам сказать, то еще чтение… Брат Фергас не даст соврать…

– «Книга ночных трав» – и в самом деле чернокнижный трактат, – спокойно сказал монах. – Одного я до сих пор не уяснил, любезный глэрд: почему вы, прекрасно зная о ее неподобающих ночных занятиях, тем не менее настойчиво пытались устроить ее брак с вашим племянником?

– Я? Ну да… Но кто же знал? Как только мне стало известно, я отменил обручение по всем правилам…

– Мне говорили иначе, – обронил монах.

Он как-то странно смотрел на Сварога – совершенно непонятный взгляд, то ли безмолвный призыв, то ли предостережение… У Сварога понемногу стало складываться убеждение, что монах знает больше, чем говорит, хотя по каким-то своим причинам не хочет (или не может?) высказываться открыто.

– Интересно, кто это вам такое говорил?! – с неприятными, визгливыми нотками в голосе воскликнул глэрд.

– Люди, – кратко ответил монах.

«А ведь он волнуется, этот Рейт, – подумал Сварог. – Ему неуютно, он нервничает все сильнее… Во что это меня опять впутывают?»

– Вы что вообще хотите сказать, святой брат? – сварливо спросил Рейт. – Вы куда клоните?

– Мне просто кажется странным, что юная благонравная девица взбунтовалась ни с того ни с сего, – спокойно ответил монах. – И не нашлось рядом никого, кто подсказал бы ей: предприятие затеяно безнадежнейшее…

Сварогу тоже начинала казаться странной вся эта история. Что-то за всем этим крылось. Он еще раз оглянулся на конные шеренги – сотни четыре, не меньше, – на клубившуюся вдали пыль (это на тракте показались упряжки с пушками), на застывшее лицо монаха. Рейт ухитрился так и не встретиться с ним взглядом.

– Как погиб пристав? – спросил вдруг Сварог. – Это ведь он там лежит? – кивнул он в сторону покрытого дерюгой длинного предмета, лежавшего на траве уардах в пятидесяти.

– Совершенно верно, мой король, – поклонился Рейт. – Гвардейцы нашли его в опустевшей деревне и привезли сюда…

– Обыщите тело, – распорядился Сварог.

Он и сам не представлял толком, для чего отдал этот приказ, – похоже, просто-напросто хотел посмотреть, как поведет себя Рейт, столкнувшись с чем-то, чего решительно не понимает. Иногда такие приемчики приводят к поразительным результатам – это ему еще в Равене втолковывал барон Гинкар, покойный мастер полицейского сыска…

Властный жест глэрда Баглю – и двое субъектов в темных камзолах, вооруженные, но без дворянских цепей, направились к покойнику.

– Ваше величество… – Рейт сделал непроизвольное движение, словно хотел загородить им дорогу конем, но в последнюю секунду опомнился. – К чему это?

– Вы подвергаете сомнению поступки короля? – спокойно спросил Сварог.

– О, что вы… Я просто… Простите…

Он замолчал, утирая со лба пот. А ведь прав был покойный Гинкар – иногда такие штучки приводят к интереснейшим результатам. Что он засуетился, собственно? Подумаешь, обыщут труп…

Клубившаяся за пушками пыль приближалась. Сварог в упор смотрел на глэрда Рейта, а тот ерзал в седле, смахивал пот все чаще и чаще…

Человек в темном камзоле, кланяясь, подошел вплотную к коню Сварога, показал содержимое своей шляпы:

– Связка ключей, государь, какая-то бечевка, яблоко, огарок свечи, кошелек… Прикажете открыть? – Он положил шляпу наземь и проворно высыпал содержимое замшевого мешочка себе на ладонь. – Ровно двенадцать золотых…

Ничего еще не понимая, но нюхом ухватив направление, Сварог обернулся к Баглю:

– Я в таких вещах не разбираюсь… Это нормальная сумма для кошелька королевского пристава из сельского захолустья?

Покрутив головой в задумчивости, Баглю протянул:

– Я бы сказал, мой король, что сумма совершенно ненормальная. Полугодовое жалованье пристава – они в деньгах не купаются… Безгрешных слуг в этом мире не найти, будь это в городе или более богатых краях. Я бы рискнул предположить с уверенностью, что пристав только что хапнул взятку, – монетка к монетке, новенькие, одномоментно полученные, нет сомнений… Вот только в местах вроде Барраля столь жирных взяток не дают – по причине скудости. Взятки в таком вот захолустье дают в лучшем случае серебром, а главным образом овечьим сыром, сеном и окороками…

– Может быть, покойный просто получил жалованье? – спросил Сварог, любуясь струйками пота на челе Рейта.

Баглю решительно мотнул головой:

– Жалованье им платят помесячно, и не золотом, а серебром…

– Ну что же, – сказал Сварог – Возможно, нашему приставу для каких-то своих житейских надобностей потребовалось золото, и он обменял на него в столице свои сбережения… но отчего же так нервничает глэрд Рейт? – и уставился на вышепоименованного. – Итак, отчего вы на глазах бледнеете, любезный?

– В-вам показалось…

– А вы никогда не слышали, что у меня есть безошибочные методы выявлять ложь? – лениво спросил Сварог. – Взять! – рявкнул он внезапно.

Он так ничего и не понял, но видел, что Рейт врет…

Двое молодцов из Медвежьей Сотни в единый конский мах оказались по бокам глэрда, выхватили из ножен палаш, выдернули из-за пояса кинжал и два пистолета.

– Снимите его с коня, отведите в сторону и ждите дальнейших приказаний, – распорядился Сварог. – Баглю, вам ничего не кажется странным в происходящем?

– Возможно, мой король… – осторожно ответил тот. – Но я пока что не представляю, за что тут можно ухватиться…

– Я тоже, – кивнул Сварог. – А потому… Всем оставаться на месте. Я сам поеду в Барраль и попытаюсь выяснить, отчего они вдруг решили взбунтоваться… – Он двинул коня на ближайшего телохранителя. – Дайте дорогу, глэв!

Юноша растерянно отъехал… но наперерез решительно бросился командир Медвежьей Сотни, долговязый и костлявый глэрд Макол, загородил дорогу своим гнедым с видом героя рыцарского романа, отважно кинувшегося в бой с великаном:

– Мой король! Я обязан беречь вас, и мой долг…

Сварогу он не нравился с первых дней – во-первых, зануда, во-вторых, забота о монархе явно переросла в мелочную опеку. Никакой гибкости, зато апломба выше головы…

Натянув поводья так, что его черный Дракон присел на задние ноги, Сварог рявкнул от всей души:

– Глэрд Макол, я лишаю вас должности за неповиновение королю! Гланфортесса Сантор, ко мне! Примите командование над Медвежьей Сотней, такова моя воля!

Макол открыл было рот… Сварог смотрел на него хмуро и внимательно, постукивая пальцами затянутой в перчатку руки по обуху укрепленного у седла Доран-ан-Тега. Громко поинтересовался: – Глэрд, вам понятны последствия?

Рядом уже приплясывал, звенел трензелями горячий жеребчик Мары, недвусмысленно положившей руку на эфес палаша. Бросив через плечо быстрый взгляд на всадников из Медвежьей Сотни, Сварог что-то не заметил на лицах особого протеста – Макол всех достал своим занудством.

Подъехавший Даглас, старательно сохраняя на лице невозмутимость, тихонечко сказал:

– Государь, позвольте на правах старшего по возрасту…

– Господа глэрды, – громко сказал Сварог, тщательно подпустив в голос металла. – Не вынуждайте меня гневаться… Гланфортесса!

Кивок Маре, ее властный жест – и конные телохранители, подчиняясь новому командиру, сомкнули вокруг них кольцо, руки лежали на эфесах палашей и рукоятях пистолетов, усатые и безусые физиономии не выражали ничего, кроме холодной решимости исполнить любой приказ. С ликованием в душе Сварог понял, что выиграл. Стоявшие в отдалении гвардейцы так и не поняли, что же произошло внутри кольца телохранителей, зато оба высокородных глэрда, судя по поскучневшим лицам, прекрасно помнили иные здешние установления. Вздумай они протестовать в голос, чему-то препятствовать – выйдет даже не мятеж, а «неповиновение пред лицом короля», еще более чреватое. За последнее обоих, наплевав на знатность, могут по первому же кивку короля положить шеей на ближайший пенек да и смахнуть голову к чертовой матери, не утруждаясь затяжным судопроизводством… Гланские патриархальные законы – палка о двух концах: иные из них идут на пользу исключительно дворянской вольнице, зато другие, наоборот, дают нешуточные преимущества как раз королю…

– Возвращайтесь к войскам, глэрд, – сказал Дагласу Сварог. – И прикажите им оставаться в строю, пока я не вернусь. Ни единого выстрела, вам понятно?

– Вас там убьют… – понурясь, сказал Даглас, уже окончательно сломленный.

– Вы знаете, это многие пытались сделать, – сказал Сварог. – Не чета этой соплячке в Баррале. А вот не получилось, поди ж ты…

Он кивнул печальному сподвижнику и пришпорил коня. Коротким галопом помчался по равнине, прямо к воротам Барраля. Замок рос на глазах, теперь Сварог мог рассмотреть, что на всем протяжении стены над зубцами торчат головы. Над перекрытием ворот развевалось уже знакомое Сварогу по прежним странствиям знамя: три узких алых вымпела, три черных, три белых. Девчонка объявила рокош по всем правилам…

Стрела, мелькнув меж зубцами, воткнулась в землю уардах в десяти перед конем, и Дракон, храпя, мотнул головой.

Спохватившись, Сварог натянул поводья, спрыгнул на землю – для него самого стрелы и прочий метательный хлам были абсолютно безопасны, но не стоило подвергать риску коня… Он достал из седельной сумки острый железный костыль с кольцом, в два счета продел в него поводья, забил костыль каблуком в землю. Достал топор и, вскинув его на плечо, не спеша направился к воротам замка.

В него полетели еще две стрелы – эти были направлены верной рукой, не то что первая, достигли цели. Однако, как легко догадаться, некая неведомая сила (о природе которой сам Сварог до сих пор имел довольно смутное представление) отшвырнула их в стороны. На стене раздалось громкое удивленное оханье – кто-то не сдержал эмоций.

Когда до ворот осталось не более десяти уардов, Сварог остановился, оперся на топор привычным жестом и, задрав голову, стал разглядывать собравшихся. Он не заметил на лицах особой ненависти, но настроены они были решительно, сразу видно. Те самые патриархальные традиции, конечно, предписывавшие крестьянам вставать грудью за своего хозяина, даже если ему стукнуло в башку поднять мятеж против короля…

Кто-то смелый, размахнувшись, метнул в него извечное оружие мятежных землепашцев: вертикально укрепленную на древке косу. С ней, ясен день, произошло то же, что со стрелами.

– Орлы, да бросьте вы баловать! – крикнул Сварог беззлобно. – Ну не действует на меня это, точно вам говорю! Зачем инструмент портить, он денег стоит…

– Вы кто такой, ваша милость? – настороженно спросил бросивший косу здоровенный детина в белой овечьей безрукавке мехом наружу.

– Здешний король, обормот! – незамедлительно отозвался Сварог. – Пора бы и в лицо признавать, в двух шагах от столицы обитаете, простота!

На стене перешептывались, тыча в него пальцами по крестьянской привычке. Сварог терпеливо ждал, пуская дым – последнее обстоятельство, точнее, извлеченная из воздуха сигарета, вновь стало темой для пересудов.

– А что надо-то? – наконец крикнул хозяин косы.

– Сопли подбери, косматый! – гаркнул Сварог. – Хозяйку лучше позови! Буду я тут с тобой языком чесать…

Как в таких случаях бывает, теперь на стене похохатывали над обладателем белой безрукавки. Внезапно они почтительно шарахнулись в стороны – меж щербатыми зубцами появилась девушка в великоватой ей кирасе и нахлобученном на нос рокантоне. И то, и другое, надо полагать, досталось ей по наследству от родственников мужского пола, и у нее не нашлось деньжат подогнать доспех по своим размерам.

Она привычным движением сдвинула шлем на затылок и, глядя на незваного гостя без всякого дружелюбия, крикнула:

– Что вам нужно?

– Милая, я – здешний король, – сказал Сварог. – И пришел для переговоров…

– Никаких переговоров! – оборвала она решительно. – Убирайтесь!

– Эй, белобрысая! – крикнул Сварог. – Я все-таки король, и, между прочим, именно этой державы!

– Провалитесь вы вместе с державой! – посоветовало белобрысое создание. – Я в мятеже! Делайте со мной, что хотите, но за этого скота я не выйду!

– А кто тебя принуждает?

– Вы, кто же еще!

– Тут какая-то ошибка, – сказал Сварог. – В жизни никого не принуждал выходить замуж, и не собираюсь!

– Брешете в глаза, а еще король! – отрезало юное создание в отцовских доспехах. – Убирайтесь к лешему, пока живы!

Эта бесцельная перебранка могла продолжаться до бесконечности, и если у Дагласа или кого-то еще не выдержат нервы, все полетит к чертям, Мара в одиночку может и не воспрепятствовать… Пора было переходить к решительным действиям. Выплюнув окурок, Сварог решительно взял топор обеими руками и двинулся к воротам – из потемневшего от времени дерева, густо окованного тронутыми ржавчиной железными полосами. В самом деле, пушки вынесли бы их в два счета…

Кажется, ему на голову пытались бросать со стен всякую дрянь – по сторонам что-то такое падало. Но Сварог, не обращая внимания на пустяки, ожесточенно рубил. В шесть ударов он проделал в древних воротах достаточный для торжественного вступления короля проем. И вступил.

В дальнем конце небольшого дворика, отгороженные жердями, блеяли столпившиеся овцы. Со стен по выщербленной каменной лестнице, отчаянно топоча, неслись взбудораженные землепашцы, потрясая своими нехитрыми орудиями. Впереди всех бежала белобрысая, догадавшаяся сбросить налезавший ей на глаза рокантон. Так, ничего особенного – конопатая девчонка, розовощекая и крепенькая, типичная сельская жительница, выросшая на молоке и свежем воздухе. И уж определенно с характером, тут и гадать нечего…

Орущая толпа все же остановилась в нескольких шагах – никому не хотелось лезть в пекло поперед батьки. Они вопили и делали угрожающие выпады топорами и вилами, но никто не спешил в заводилы. Отступив к стене, чтобы ему не зашли ненароком за спину, Сварог зорко следил за ближайшими острыми предметами – он не боялся ничего, летящего в воздухе, но нечто острое в руках того, кто нанес бы удар, могло отправить Сварога к праотцам с тем же успехом, что и простого смертного… Перекрывая гомон, он крикнул:

– Гланфортесса, неужели вы собираетесь поступить против правил чести?

Он не зря штудировал перед сном толстые тома с описанием наиболее типичных – и, что важнее, до сих пор бывших в ходу – гланских обычаев. Благородной особе, вызванной на поединок другой благородной особой, настрого запрещается прибегать к помощи посторонних, а уж тем более своих же собственных крестьян.

Чтобы не осталось никаких неясностей, он громко пояснил:

– Я вас вызываю на честный бой, гланфортесса! По всем правилам!

– Все назад! – завопила она так звонко, что у Сварога заложило уши. – Бросьте оружие!

Сварог осклабился – девчонка свято блюла традиции. Что ж, к лучшему…

Толпа отхлынула, бросая свое дреколье. Девчонка зорко следила, чтобы это проделали все, орала на замешкавшихся, тыча в их сторону мечом. Наконец во дворике образовалось изрядное пустое пространство, а все посторонние сбились в кучу у стены, овечьего загона и главной башни.

– Начинайте, – вежливо поклонился Сварог.

– Провалитесь вы! – огрызнулась белобрысая, бросаясь на него с занесенным мечом.

Легко и привычно уклонившись, Сварог коротким взмахом топора снес ее клинок у самого эфеса. Она не сразу сообразила, что произошло, с маху остановилась, какое-то время (в течение коего Сварог мог десять раз снести ей башку) недоуменно разглядывала то, что осталось у нее в руке, и, отшвырнув бесполезный обрубок, выдохнула с детской обидой:

– Это нечестно!

– Почему вдруг? – пожал плечами Сварог. – Это же не магия, просто топор такой… Хотите продолжать?

Заполошно оглянувшись, она подхватила с земли крестьянский топор, бросилась на Сварога, яростно закусив губу…

Доран-ан-Тег, рассекши воздух, отрубил верхнюю часть древка вместе с лезвием. На сей раз девчонка среагировала на утрату оружия гораздо быстрее: без замешательства выхватила из-за голенища кинжал и кинулась в атаку, что с ее стороны было исключительно жестом отчаяния.

Выпустив древко топора, Сварог поймал ее руку, взял на прием, подсек и опрокинул белобрысую скандалистку наземь. По толпе пронесся шумный вздох, но никто не двинулся с места.

– Ну как? – спросил Сварог, присев над ней на корточки и все еще удерживая выкрученную за спину руку. – По-моему, поединок закончен, и вам остается подчиниться победителю…

– Это нечестно, – яростно прошептала она, уткнувшись щекой в каменистую утоптанную землю. – У вас же Доран-ан-Тег…

– А разве касаемо него есть какие-то запреты? – спросил Сварог тоном опытного крючкотвора. – Что-то я не слышал ни о каких запретах… Итак?

– Отпустите.

– А волшебное слово?

– Признаю себя побежденной, – нехотя пробурчала она.

– Громче, – безжалостно сказал Сварог. – Чтобы ваши вассалы слышали и вели себя соответственно…

Закусив губы в бессильной ярости, она долго сопела, надеясь, наверное, на одно из тех чудес, что спасают в подобных ситуациях героев рыцарских романов, – появится в сиянии и блеске мудрая фея-крестная, выпрыгнет из-под земли горный гном или нагрянет на крылатом коне рыцарь-избавитель. Сварог терпеливо ждал, когда она сообразит, наконец, что жизнь все же отличается чуточку от рыцарских романов.

Наконец она смирилась, крикнула во весь голос:

– Я побеждена! Ясно вам?

Сварог мог бы поклясться, что пронесшийся по толпе гомон вполне заслуживает эпитета «облегченный». Традиция традицией, верность верностью, а все-таки все это против здоровой крестьянской натуры – запираться в замке и сидеть там в осаде, пока твой сюзерен из-за каких-то непонятных тонкостей жизни дерется с королем…

Теперь все было в порядке. Нечего бояться вил в спину. Сварог поднялся с корточек и помог встать ей. Девчонка стояла перед ним, уронив руки, повесив буйну головушку. Не поднимая глаз, сказала:

– Воля ваша, рубите голову, только я за него все равно не пойду…

– За племянника глэрда Рейта? Она кивнула.

– Ну, коли уж наше общение всецело подчинено рыцарским правилам, вы обязаны верить честному слову короля, гланфортесса, – сказал Сварог. – Так вот, я вам даю слово, что не собираюсь вас принуждать выходить замуж. Ни за рекомого племянника, ни за кого-то еще. Откровенно вам признаюсь, глэрд Рейт на меня произвел самое скверное впечатление, и сейчас он, строго говоря, находится под арестом. И самое лучшее тому доказательство – это то, что я, как болван, дерусь тут с вами на топорах, как будто у меня нет более важных дел. То, что здесь я один, а не орава осаждающих с пушками…

Белобрысая вскинула глаза, полные внезапно вспыхнувшей надежды:

– Почему же вы тогда прислали мне повеление?

– По-моему, тут определенно какое-то недоразумение, – сказал Сварог мягко. Смущенно фыркнул: – Я за последние дни подписал кучу бумаг, доставшихся от прежнего царствования, вполне возможно, среди них и затесалась какая-то, вызвавшая… гм, непонимание и все последующие события… Мы можем с вами где-нибудь сесть и спокойно поговорить? Честное слово, я не припомню никаких бумаг, которые бы вас касались… Я подмахнул такую груду, три секретаря подсовывали охапками…

– Как же так можно? – сказала она укоризненно. – Вы же король, прибежище справедливости…

«Так и есть, – подумал Сварог сконфуженно. – Определенно читает на ночь рыцарские романы, как моя Мара, – там именно такие словеса встречаются…»

– Король, знаете ли, тоже человек… – сказал он осторожно. – Давайте договоримся: мы забудем обо всех этих играх в победителей и побежденных, вы пригласите меня в замок, и мы все спокойно обсудим. Если была допущена какая-то несправедливость, обещаю ее исправить…

– Вы не врете насчет Рейта? – бухнула она и тут же покраснела до кончиков ушей. – Что я несу, дура… Прошу вас, ваше величество, такая честь! Мой замок в полном вашем распоряжении! – Она гордо выпрямилась и махнула наблюдавшим издали вассалам. – Живо, стелите ковер! Несите из подвала вина! Его величество изволит посетить замок!

Судя по лицам добрых поселян, они были окончательно сбиты с толку столь замысловатым коловращением жизни. Однако несколько из них, похожие на слуг, шустро кинулись выполнять приказ. Остальные вразброд заорали нечто приветственное, подбрасывая в воздух шапки.

– Уберите прежде всего бунтарский флаг со стены, – мягко посоветовал Сварог. – При нынешних обстоятельствах он там уже совершенно и не к месту… Кто у вас тут посмышленее? Подзовите его сюда. – Он достал из кошеля на поясе все необходимые принадлежности, набросал несколько строк, припечатал перстнем и протянул листок босоногому парню, и впрямь носившему на лице некоторые признаки смышлености. Спохватившись, добавил золотой. – Бегите, юноша, туда, где верховой держит мое знамя. Знаете, как оно выглядит? Прекрасно. Отдайте бумагу рыжей девушке в красном берете, на гнедом коне, она там одна такая, ошибиться нельзя. Живенько!

– Прошу вас, ваше величество! – сделала широкий жест белобрысая мятежница.

– Как вас зовут? – спросил Сварог. – Мы так оживленно общались, что не успели познакомиться…

– Меня зовут Миала… гланфортесса Кернан.

– Рад познакомиться, – сказал Сварог. – Ну, меня вы уже знаете…

Слуги и в самом деле вытащили длинный потертый ковер, спеша и мешая друг другу, расстелили перед входом в небольшой каменный домик, прилепившийся к главной башне. Вассалы все так же орали, нестройно и оглушительно, старательно подбрасывая шапки. Чтобы не выходить из образа и не портить картину, Сварог отвечал подданным «милостивым наклонением головы», как это именуется, искренне надеясь, что у него получается, как надлежит.

Двухэтажный каменный домик, старинный и ветхий, отличался сразу бросавшейся в глаза честной бедностью. Белобрысая хозяйка поначалу краснела по всякому поводу – провалившаяся половица, лукошко с котятами на лавке, продранный гобелен, за который неспешно убралась толстая мышь, но Сварог притворялся, что ничего не замечает, и она понемногу успокоилась.

Как и полагается в любом уважающем себя замке, здесь имелся главный зал, где хозяева, смотря по обстоятельствам, то бражничали с гостями, то устраивали заговоры, то играли свадьбы. Мебель пришла в ветхость, фамильные портреты потемнели и стали неразличимыми, но на хозяйском столе, как полагалось, стояла массивная серебряная солонка, а стены были увешаны богатейшей коллекцией оружия (имевшего в большинстве своем, правда, чисто музейное значение). Хозяйка остановилась, отчаянно пытаясь вспомнить соответствующие правила. Смущенно пожала плечами:

– Кажется, я должна поднести вам ломоть хлеба, посыпанный солью на восемь сторон света… Или нет…

– Откровенно вам признаюсь, я тоже новичок в этих делах, – сказал Сварог, поставив топор к столу. – Поскольку посторонних тут нет, давайте пренебрежем строгим этикетом. Помнится, когда король – на охоте, скажем, или там застигнутый дождем – заходит в чей-то замок, от сторон не требуется очень уж строгое соблюдение этикета… Садитесь.

И, подавая ей пример, придвинул рассохшееся кресло с едва видневшимся на спинке гербом. Она уселась рядом.

– Да снимите вы кирасу, – сказал Сварог. – Давайте я вам помогу расстегнуть пряжки… Вот так.

В приоткрытую дверь заглянула чья-то испуганная физиономия, скрылась, и к столу вереницей двинулось четверо слуг, неся разнокалиберные блюда – золотое, два почерневших серебряных и простое деревянное. Стол украсился жареной курицей, накромсанной головкой сыра, копченой бараниной и здоровенным жбаном вина. Все та же честная бедность, хлеб, конечно, привозной, вон как его мало, как тонко нарезан, на золотом блюде выложен. Сами обычно простецкие лепешки жуют, надо думать, ну да, проходя через комнаты, видел в углу каменную зернотерку…

Чтобы не обижать напряженно уставившуюся на него хозяйку, Сварог пожевал хлеба с сыром и баранины. Вино неожиданно оказалось отменным. Белобрысая хозяйка тоже справилась со своей оловянной чаркой не хуже иного мужчины.

– Итак… – сказал Сварог. – С чего бы начать… Где здесь, собственно говоря, начало… Вы-то сами как думаете?

Она задумчиво повертела оловянную чарку с выпуклыми изображениями диких кабанов и оленей. Вскинула глаза:

– Я должна была выйти замуж за племянника глэрда Рейта… Они так решили с отцом, когда отец еще был жив, а я была совсем маленькая. Отец был его вассалом…

– А вы-то сами хотели?

– Как сказать, ваше величество… – сказала она со взрослой рассудительностью. – Нужно как-то устраивать жизнь… Вы же видите, замок – одно название, стены скоро обрушатся, рассыпалось все… Хозяйство убогое, одни овцы. Было три рыбачьих баркаса, только два в прошлом году попали в шторм, а третий продали за долги. Ну вот… А он ничего, собой недурен и обходителен, глэрд Рейт обещал нам построить дом в столице, выделить земли за Кошачьим ручьем – там заливные луга, отличные сенокосы, даже ячмень сеют. И прибыльная мельница, куда ездит вся округа. У нас здесь, в глуши – ведь чистая глушь, хоть от столицы всего-то десяток лиг, – на такие вещи смотрят просто, по-крестьянски…

«И тем не менее рыцарские романы ты почитывала, лапочка, – подумал Сварог. – Вон, целая полка…»

– Вам это, наверное, кажется чем-то низким?

– Ну что вы, – сказал Сварог. – Я не всегда был королем. Жизнь есть жизнь, и ее надо как-то устраивать…

– Рада, что вы понимаете, ваше величество, – продолжала ободренная девица, личико которой пунцовело уже не только от здорового природного румянца, но и от доброго вина. – Не урод и не старик, в конце-то концов, стерпится, как известно, и слюбится, а там и дети пойдут… У меня еще до свадьбы с деньгами стало получше – глэрд Рейт договорился с какими-то корабельщиками, сдал им мой кусок побережья в аренду, они нормально платили, я две овчарни подновила... сыроварню новую поставила, слуг приодела… Надобно вам знать, ваше величество, что в здешних местах к морскому берегу можно попасть без помех только через мои земли. В обе стороны – кручи и обрывы… Очень мне помог глэрд с корабельщиками…

«Контрабанда? – подумал Сварог. – И этот скот девчонке собственные грешки приписал? Нет, не похоже что-то. Для мало-мальски серьезной контрабанды гланское побережье малопривлекательно по причине бедности здешнего народа. Серьезная контрабанда идет по реке Рон, почти на всем своем протяжении протекающей через Вольные Маноры, чьи не избалованные большими доходами владетели и „удобный флаг“ с радостью предоставят, и таможенные печати шлепнут, не утруждая себя вдумчивым досмотром груза. Тот жалкий ручеек контрабанды, что течет с гланского морского побережья в глубь страны, также патриархален и незатейлив, как сама эта страна, – сукно, водка, дешевые кружева… Глэрд Рейт – человек зажиточный, ему нет ни смысла, ни выгоды связываться со столь убогим предприятием. Тут что-то другое… Что?»

– И похоже было, что все сладится, – рассказывала девушка, подливая вина ему и себе. – Мы уж начали гулять об ручку по округе, он меня возил в танцевальный зал в столицу – как жених, все честь честью…

Сварог ей не мешал – пусть обвыкнет, выговорится, сама придет к сути. Главное, она не врала, он это знал совершенно точно. Ни разу стоявшее вокруг ее фигурки желтое сияние, вызванное кое-какими заклинаниями, не подернулось серыми кляксами. И он преспокойно слушал – в кои-то веки довелось посидеть с самым обыкновенным человеком, не шпионом, не лукавым царедворцем, не черным магом…

– А потом, месяца три назад, – онапотупилась, – начал он, ваше величество, ко мне всерьез подступать, как с ножом к горлу, насчет того, чтобы не дожидаться церемонии, а уже теперь малость побаловать, как законный муж с законной женушкой… Я, государь, не какая-то там кисейная недотрога, готова кое-что парню позволить, в особенности законному жениху, в такой уж дурой меня мама воспитала, в традициях рода и в дворянской чести. После свадьбы – со всем нашим пылом и прилежанием, а вот допрежь – погодите, господин жених… Одно дело, когда парень руки распускает, это даже как-то и положено, только вот насчет сеновала – уж извините… А он разгорелся, так норовит уложить где ни попадя…

Сварог присмотрелся к ней внимательнее. До холеных светских красавиц ей, конечно, далеко, но девочка была все же приятная, ладненькая и симпатичная, так что легко понять томящегося жениха, вынужденного ограничивать себя доступными служанками…

– Все руки ему отбила, – хихикнула хозяйка замка. – А потом, когда надоело баталии вести что ни день, приставила кинжал к животу и пригрозила зарезать… Он тогда стал меня сбивать с пути истинного уже не руками, а подарками и обещаниями. Сначала дарил брошки-колечки, только толку от этого было мало, вот он и начал меня завлекать разными таинственными намеками – мол, я и не представляю, за кого замуж иду, они с дядей не просто богачи, а сидят на тропинке в далекие загадочные миры… как бы хозяева единственного постоялого двора на бойком тракте, понимаете? Все, кто оттуда идет, мимо них пройти никак не может, а потому платят им дань – и снова, когда обратно идут…

– Врал, наверное, – сказал Сварог, подначивая ее. – Чего ни придумаешь, чтобы от такой красавицы своего добиться…

– Скажете тоже! – махнула она на него рукой, совершенно освоившись. – Не красавица, а сплошные конопушки… Да нет, не врал! Я сама поначалу думала, что врет, но он подарки делать стал… Я таких никогда и не видела. Вот представьте себе: самый обыкновенный стеклянный шар, с кулак… Капаете на него капельку воды – там, наверху, есть особая вмятинка – и он всю ночь до рассвета светился почище лампы! Я его пастухам отдала, овцы как раз окотились, а керосин жечь накладно… Он в деревне сейчас, в овчарне. Или – самая вроде бы обыкновенная сковородка, только без ручки и с толстым дном. Если повернуть на ней особый шпенек, она сама печет, что хочешь – и без огня, и без масла… Она у меня в кухне сейчас, хотите, покажу?

– Потом, – сказал Сварог. – Я и так верю.

– Вот вы – король, повидали мир, людей… а кое-кто у нас говорит, что вы и вовсе лар… Видели вы такие штуки?

– Не доводилось, – искренне сказал Сварог. – Похожее что-то видел, но вот в точности таких… Нет. Это не отсюда.

– Ну, и мне в конце концов пришлось признать, что он мне нисколечко не врет. Что там и в самом деле какие-то непонятные тропинки неведомо куда И когда он опять стал приставать, я поставила вопрос ребром: пусть он мне покажет этих чужаков, – в ней вновь проглянула истовая любительница рыцарских романов с их поразительными и ужасными чудесами. – Торговались мы до одури, как перекупщики на ярмарке, я уж вам и не буду рассказывать, ваше величество, какого озорства он с меня за это потребовал, – ну да ладно, от этого девушки не убудет, пришлось согласиться, меня уже любопытство разбирало, как чесотка… Короче, ночью он меня провел в замок. У глэрда и не замок, строго говоря, одно название – ни стен, ни башен, дворец дворцом, так что пробраться туда черным ходом вовсе даже нетрудно… Спрятались мы под лестницей в большом зале, дождались часа… мамочки мои! – Она передернулась. – Не соврал! Висит на стене преогромное зеркало, от пола до потолка, сначала было самое обычное, а йотом по нему огоньки забегали, все гуще и гуще, из зеркала туман поплыл, заволок все, улетучился неведомо куда – и стало видно, что это уже не зеркало, а как бы туннель в скале, у нас есть такой неподалеку… Светится изнутри, и идут оттуда какие-то… в плащи с капюшонами закутаны, ни рук не видно, ни лиц, одни плащи, походка какая-то неправильная, не такая, дерганая… – Она привстала и прошлась, переваливаясь, добросовестно пытаясь передать неправильность походки. – Тюки несут, длинные свертки, ведут ящерицу, длиннющую, вроде морского гривастого крокодила, а у нее на спине тоже куча тюков привязана… А глэрд Рейт стоит себе возле рамы, как ни в чем не бывало, словно он с ними сто лет знаком, сто жбанов вместе выпили, кланяется да ручкой делает, и они ему кивают, уроды, шеей дергают, словно череп на палке наклонили… И стук, словно когтями по полу брякают… – Она театрально, с размаху шлепнула себя по лбу. – Кое-как я оттуда убралась, ноги не гнулись. Уж в тот вечер, когда провожал в замок, этот обормот меня лапал, как хотел, а потом, в лесочке, прислонил к дереву, и распрощалась я со своей невинностью без особого барахтанья, потому что от страха была, как вареная, пошевелиться не могла, перед глазами стояли эти чудилы в капюшонах с их нелюдской походочкой…

Сварог давно уже слушал внимательно и цепко, позабыв кивать и поддакивать, нехорошо сузив глаза. Она не врала, ни словечка не врала…

– Оклемалась я только у себя в спальне, – продолжала девчонка охотно. – И поняла, насколько влипла. Невинности, конечно, жалко, ну да все равно с ней расставаться бы пришлось… Хуже другое. Вы, наверное, государь, и не знаете, но в нашей державе испокон веков бытует такое мнение, что ничего доброго из зеркала выйти не может. Даже поговорка такая есть: «Чтоб к тебе ночью из зеркала гости нагрянули!», и поговорки есть вроде «Хуже, чем из зеркала вылезший…». Откуда это пошло и на чем основано, я не знаю, только с малолетства помню, как пастухи рассказывали страшные сказки про зеркала, зазеркальные омерзительные страны, про чудовищ, что оттуда вылазят, кровь пьют и порчу наводят… И вот – нате вам! Оказалось, что выходить мне замуж за самого натурального зеркальщика! И не знаю, как до утра досидела, оба зеркала у себя в спальне завесила, чтобы ненароком не вылезли… На рассвете осторожненько посоветовалась со старым Грегуром – он у отца был вместо оруженосца, а потом, по дряхлости, за дворецкого, в молодости поездил по свету, даже на Сильване бывал, видывал виды… Он мне и сказал твердо: барышня, не связывайся! Душу погубишь! Ничего, мол, Доброго из зеркал выйти не может…

– И тогда… – сказал Сварог.

– И тогда я ему написала, что разрываю обручение – хоть оно и с записью…

– Как это? – искренне не понял Сварог.

– Так у нас заведено, государь. Есть просто обручение, его еще можно отменить, совсем даже легко, но после простого обручения происходит другое, уже серьезнее, с клятвенной записью в шнурованной книге королевского нотариуса нашей губернии, и вот оно-то имеет почти такую же силу, как законный брак, отказаться от него по простому капризу никак нельзя. И глэрд, и королевский пристав тебя заставят, как миленькую, и будут правы по закону. Вообще-то, правило полезное, оно для того и придумано, чтобы к браку относились серьезно и никому не было кривды… только в таких вот случаях, вроде моего, оборачивается скверной стороной. Потому я вместе с письмом глэрду отослала и прошение вашей королевской милости – написала, что у меня есть веские причины идти против установлений, что жених мой, как и его дядя, – завзятый чернокнижник, и в семью к ним я ни за что не пойду… Только от вас пришло распоряжение оставить все по-прежнему… Так и написано: «Оставить в прежнем состоянии». И ваша подпись. Хотите, покажу? Вот оно у меня, в холстинку завернуто…

Обнаружив свою несомненную подпись на листке бумаги с Малой королевской печатью, пришпиленном к прошению с помощью засургученной булавки, Сварог смущенно опустил глаза. Сказал виновато:

– Я же говорил – секретари подносили вороха бумаг… Скорее всего, я твоего прошения и не видел вовсе, а видел сделанный писцами экстракт на две строчки, с пометкой заведующего канцелярией. Согласуясь с этой пометкой, я и подмахнул…

– Как же так можно, ваше величество…

Сварог поерзал на шатком стуле. Не стоило посвящать ее в запутанные дебри бюрократии, причудливые странствия бумаг, резолюций и пометок, способных надолго ошарашить человека неподготовленного…

– На другой день прискакал королевский пристав, то есть ваш, – сказала девушка. – Вся округа знает, что он у глэрда на полном содержании, с потрохами, душой и телом… Велел мне нынче же готовиться к свадьбе. Я так понимаю, жених мой проболтался дяде. Убить меня они опасались, вот и решили быстренько устроить свадьбу, чтоб обезопаситься на будущее. По нашим законам, будет вам известно, супруги друг против друга свидетельствовать не могут, их показания изначально в расчет не принимаются… Я, конечно, взвилась, у меня кровь отцовская, буйная. А его, должно быть, крепенько настропалили, чтобы без меня не возвращался. Врезал мне по шее – до сих пор больно, – обозвал непристойным словом и заорал, чтобы я собиралась в три минуты, иначе он меня за волосы притащит… Он даже и не дворянин вовсе, из градских обывателей выслужился… Мои вассалы его сгоряча приложили пастушьим посохом по темечку – всего-то разок, зато на совесть, он и не дрыгался почти, душа вылетела, как пробка из бутылки… И ничего мне больше не оставалось, кроме как поднимать мятеж… Одна была надежда – что на суде вашей милости все же дадут объясниться, а там – как знать…

Сварог грустно покривил губы. Конечно, мятежников, объявивших рокош по всем правилам, не полагается вешать на месте, их непременно должен судить Высокий Суд Королевской Скамьи… если выживут при штурме. Десять против одного за то, что успевшая принять водочки гвардия, разгоряченная боевым азартом и разъяренная неизбежными потерями, с ходу порубила бы в капусту всех, до "ого смогла бы дотянуться клинками, как оно частенько и случается. В общем, глэрд Рейт рассчитал все почти безошибочно, и шансы выиграть у него были: Сварог мог и не поехать к замку. А глэрд мог лично принять участие в штурме – он же сюзерен здешних мест, это, в конце концов, его обязанность – и уж нашел бы случай дотянуться до девчонки, даже уцелей она при штурме… Неглупо.

– Собирайся, – решительно сказал он, вставая. – Побеседую я по душам с твоим глэрдом, так, что надолго запомнит…

Глава 11 ОТРАЖЕНИЕ ЗОЛОТА

…В сводчатом подвале, расположенном значительно ниже уровня земли, было душно и темно – на стене, воткнутый в ржавую железную державку, чадил и потрескивал одинокий смоляной факел. Здоровенный одноглазый субъект самого неприятного облика, стоя лицом к присутствующим, ворочал железные прутья, раскалявшиеся на углях в продолговатом железном же ящике, столь невозмутимо и буднично, словно готовил шашлык, а не пытошные орудия. Из одежды на нем имелась лишь короткая кожаная юбка. Его подручный, столь же здоровенный и неприятный – вот только у этого оба глаза были целы, – громко ругал третьего, должно быть, самого младшего по должности:

– Ты что принес, орясина? Тебя за чем посылали? – Он встряхнул лязгнувший мешочек. – Подноготные гвозди тоненькие, как бабские шпильки, они ж на самом виду лежат, под клещами для откусывания яиц… А ты мне что приволок? Гвозди для забивания в задницу. Думать надо, иначе всю жизнь так и будешь гвозди мастерам подавать… Посмотри на постояльца, дубина! Жирноват постоялец, в такой заднице любой гвоздь увязнет, такому первым делом нужно под ногти заколотить, еще до того, как железом погрели… Паш-шел! Чтобы вихрем мне принес подноготные! Да смотри, клещи не перепутай! Как они выглядят, которыми яйца откусывают?

– Оне широкие… – робко отозвался подручный.

– Хоть чего-то в башке задержалось! Правильно, золотце! Вот под ними и лежит мешочек с подноготниками… Бегом, чтоб подошвы горели!

Подручный, гремя гвоздями в мешочке, ошалело выскочил в низенькую дверцу. Сварог, сидевший на низкой неструганой лавке, обеими руками ослабил застежки кружевного воротника. Глянул в сторону – там, надежно привязанный к вбитым в кирпичную кладку железным костылям, с кляпом во рту помещался глэрд Рейт, не обремененный одеждой вовсе. Судя по его белому лицу, текущим вперемешку со струйками пота слезам, гримасам и выкаченным из орбит глазам, устремленным на раскалявшиеся понемногу прутья, благородному господину было немного не по себе. Однако Сварог не чувствовал к нему ни малейшей жалости – и, откровенно говоря, ничуть не тяготился здешней обстановкой. Одно из тех житейских дел, коими королям, увы, приходится порою заниматься…

Глэрд Баглю, заложив руки за спину, вышагивал по подвалу из конца в конец, его породистое лицо пылало нешуточным охотничьим азартом. Печать профессии, знаете ли: будь ты трижды герцогом из невероятно древнего рода, многолетние труды по управлению секретной службой накладывают свой отпечаток. Сейчас он был на тропе – и, как хороший охотничий пес, трепетал от возбуждения.

Палач, ухватив рукой в толстой перчатке холодный конец раскаленного прута, поднял его над углями. Довольно хмыкнул: прут раскалился так качественно, что напоминал уже не железо, а прозрачный столбик багрового, невыносимо жаркого пламени… Судя по звукам, Рейт обмочился самым позорным образом.

– Сразу железом погладим или сначала подноготные прикажете, ваша милость? – буркнул палач. – Где этот болван провалился…

Взглядом поманив глэрда, Сварог вышел с ним в соседнее помещение, столь же сводчатое и душное. Там со вбитого в потолок кольца свисали толстые ремни, на лавках и просто на полу навалом лежали всевозможные замысловатые штуки, способные сделать пессимистом любого.

– Послушайте, Баглю… – тихонько сказал Сварог. – А он, часом, не сдохнет? Он и так-то ни жив ни мертв… Может, начнете с племянника?

Баглю загадочно усмехнулся: – Мой король, вы, уж простите, плохо разбираетесь в тонкостях нашего неприглядного ремесла… Во-первых, означенный племянник – здоровенный детина и отнюдь не трус, с ним было бы гораздо больше возни. Во-вторых, главой предприятия является как раз дядя. В-третьих же… Вам следует глубже изучить законы и уложения собственного королевства. В случае, если преступник не был взят с поличным, если следствие не располагает неопровержимыми уликами, пытку можно применять лишь в том случае, если на то дадут письменное разрешение четырнадцать присяжных королевского суда, равных обвиняемому по положению, титулу, званию, сословию… Как показывает опыт, присяжные опять-таки требуют доказательств и улик… Конечно, вы как король можете отринуть законы и повелеть пытать по вашему высокому желанию… но к чему вам репутация тирана? Увы, у нас нет ни малейших улик. Вы сами видели то зеркало – оно ничем не отличается от других… Если из него и в самом деле в урочный час полезут какие-то твари, этот час надо еще знать, дождаться его… В замке мы не нашли никаких странных предметов, никаких следов нечистой силы или черной магии…

– Но отчего же вы в таком случае…

– Государь, – проникновенно сказал Баглю. – Милейший Рейт – не из храбрецов. Ручаюсь, у него сейчас вылетели из головы все юридические тонкости, вы же видели, как его корежит…

– Ах, вот оно что… – с ухмылкой сказал Сварог. – Ну, тогда следует ковать железо, пока горячо…

– Именно это я имел в виду, государь.

– Пойдемте, – сказал Сварог. – Пока не опомнился, сукин кот, и не начал вопить о своих правах… Я постараюсь вам не мешать, милейший Баглю.

– Наоборот, ваше величество! – живо воскликнул Баглю. – Было бы просто прекрасно, если бы вы… Я не осмелюсь предложить своему государю соучаствовать в нашем треклятом ремесле, однако… Вы решили, он пришел в такое отчаяние оттого, что испугался меня? Лестно, конечно, для моей скромной персоны, но на деле, будь я здесь один, он быстренько справился бы с собою, вспомнил о своих законных правах, о том, что я, по сути, такой же глэрд, и не более того… Он вас боится, понимаете? Простите за правду, но за вами после всех ваших приключений тянется шлейф грозной загадочности. Никто ничего не знает толком. Публике известны лишь результаты ваших свершений – и народная молва, по-моему, совершенно справедливо, расцвечивает известное ей домыслами и пересудами, подозревая, что на поверхности лишь вершина, а есть еще могучие корни, пребывающие во мраке… Я и сам так думаю, извините на вольном слове, потому что давно занимаюсь этой грязной работой и хорошо представляю, сколько остается под землей. Что же тогда говорить о фантазии толпы? Одним словом, это вы его ввергаете в смертельный ужас…

– Ну что ж, – сказал Сварог. – При такой сволочи и в палачах состоять как-то не зазорно… Пойдемте.

Они вернулись в помещение, где в углу мрачно сидел брат Фергас, невозмутимый главный палач позванивал раскаленными прутьями, а прикрепленный к костылям глэрд Рейт дошел до крайней степени слабодушия, о чем недвусмысленно свидетельствовал распространившийся по подвалу запах, поневоле заставивший Сварога закрыть нос платком.

Он все же превозмог себя, подошел почти вплотную и, зловеще уставясь на пронзительно пахнущего Рейта, с расстановкой спросил:

– Вы, сдается мне, решили, что надолго обосновались в этом неуютном местечке? Глупости, Рейт. Это глэрд Баглю, человек романтической натуры, полагает, что нет на свете ничего страшнее железок, которыми забавляется вон тот хмурый дядька… Да полноте, вы еще не бывали в гостях у меня в Хелльстаде, незнакомы с тамошними милыми созданьями, которые нормальному человеку и в страшном сне не привидятся… Вот именно, глэрд. К чему мне здесь, в Глане, репутация тирана и зверя, безжалостно пытающего титулованных дворян? Я вас нынче же заберу к себе в Хелльстад, там вы быстренько поймете, что такое настоящее узилище и настоящие ужасы. И никто не станет требовать у меня отчета – ну какие в Хелльстаде, к лешему, присяжные? Я там и без них обхожусь. И косточек не найдут…

Решив, что затягивать удовольствие дальше неразумно – чего доброго, помрет с перепугу, – сделал одноглазому многозначительный жест. Тот, поняв его совершенно правильно, бесшумно приблизился и двумя мощными пальцами выдернул изо рта Рейта добротный многоразовый кляп из кожаного мешочка с пенькой.

Какое-то время глэрд осторожненько закрывал рот, медленно возвращая в нормальное состояние сведенные судорогой мышцы лица. Потом, косноязычно шевеля языком и пуская слюни, пролепетал:

– Ва… ва…

Сварог терпеливо ждал, когда родится что-то более осмысленное.

– Ва-ва-ваше влеи…

– Ну да, – сказал Сварог. – Это я, мое величество. Полновластный король здешней державы. А вы, милейший, – лукавый, злокозненный подданный, который едва не погубил невинного человека, да вдобавок, что гораздо тяжелее, связался с неведомой нечистой силой, выползающей из зеркал без всякого дозволения таможни и пограничной стражи… Что же, прикажете вас кормить пряниками и придворные звания жаловать? Плохо вы меня знаете… Обращению с публикой вроде вас я учился у моего соседа и брата Конгера Ужасного, а у него, должен вам сказать, если разоблаченного куманька нечистой силы сжигают на костре, тот считает, что ему крупно повезло, – потому что иные помирают долгонько…

– Государь! – отчаянно возопил Рейт. – Чем угодно клянусь: они к нечистой силе не имеют никакого отношения! Я – слабый человек, поддавшийся соблазну, что есть, то есть, но не настолько я не дорожу жизнью и душою, чтобы связываться с нечистым! Спросите брата Фергаса, он ведь наверняка с вами был в моем замке! Они странные, верно, только не имеют они ничего общего с нечистой силой!

Брат Фергас, вовсе не настроенный разрушать столь успешно протекавшее дознание, уперся в него тяжелым взглядом и молчал, явно не собираясь выступать в роли адвоката.

– Интересно, откуда мне знать, правду вы говорите или опять врете по своему подлому обыкновению? – спросил Сварог хмуро. – Тебя, мерзавца, спасет лишь полная откровенность. Как только начнешь врать или вилять…

– Ваше величество! – истово воскликнул Рейт. – Располагайте мною, умоляю!

Сделав вид, что пребывает в задумчивости, Сварог старательно нахмурился, подперев чело рукой, потом поднял голову и громко распорядился:

– Эй, кто-нибудь! Отвяжите его и дайте какую-нибудь дерюгу, чтобы не оскорблял нашего королевского взора столь отвратным видом. Только сначала хорошенько вытрите его чем-нибудь, чтобы я мог свободно вздохнуть…

Он был доволен собой – изъяснялся в добротном стиле тех самых рыцарских романов, к которым пристрастилась Мара, а сам он их лишь пролистывал перед сном, чтобы заснуть наверняка.

Палач с помощниками отвязали благородного глэрда, привычно облили его водой из бадейки, обтерли ветошью, накинули на плечи какую-то драную холстину и, подчиняясь жесту Сварога, выпихнули в соседнее помещение.

– Садитесь уж, – сказал Сварог, указывая на широкую лавку. Однако глэрд шарахнулся от предлагаемой мебели, как черт от ладана. Присмотревшись, Сварог понял причину: снабженная воротами и кольцами скамья была явно предназначена для следственных действий вроде растягивания. Дрожа, кутаясь в рванину, глэрд отодвинулся в уголок, подальше от длинных щипцов, воронок и прочих интересных приспособлений, уселся там на корточки, легонько постукивая зубами. Сварог, не чинясь, уселся на помянутую скамью. Там же поместились Баглю с монахом, а главный палач встал над допрашиваемым, хмуро пояснив:

– Оне иной раз норовят башку об стену разбить, чтоб, значит, ноги сделать от правосудия…

– Ну что вы, друг мой, – сказал Сварог почти весело. – Наш благородный глэрд, я уверен, любит жизнь во всех ее приятных проявлениях и ни за что не станет добровольно ее укорачивать… Но вы все равно стойте, где стоите. В самом деле, мало ли… Итак?

– Я их не звал! – сообщил Рейт, ежась. – Отроду не занимался чернокнижьем, и в замке у меня вы ничего подобного не найдете!

– Мы и не нашли, – сказал Сварог. – Вот только у меня есть подозрение, что это еще более запутывает дело…

– Ну что вы, государь! Все просто! Вернее, это теперь кажется простым и привычным, а сначала я испугался насмерть… вернее, не испугался, а удивился, потому что тогда, два года назад, они не сами показались, начали подбрасывать золото… Зеркало висело в замке с незапамятных времен, и никогда за ним не замечалось никакой чертовщины…

Сопя и хлюпая, стеная и ежась, он попытался было углубиться в исторические изыскания, повествуя о заслугах своих предков и себя лично перед предшествующими гланскими королями, но Сварог эти поползновения пресек моментально и безжалостно, прикрикнув ледяным тоном:

– Предками тут не заслонишься. А передо мной у тебя заслуг нет, одни прегрешения. Без лирики мне, а то сюда уложу! – похлопал он ладонью по пытошной скамье. – И подрасти помогу, а то что-то ты у нас коротковат…

Под чадящим факелом бесшумно примостился писец, нацелил карандаш на бумагу с ловкостью человека, привыкшего споро работать и в столь непритязательных условиях. Тяжко вздыхая, глэрд Рейт стал описывать историю своего морального падения, попутно предаваясь самобичеванию и выдавая всех, кого только мог вспомнить и припутать.

Как многое в нашей жизни, эти события развернулись совершенно неожиданно. В одно прекрасное утро озадаченный дворецкий сообщил хозяину, что с большим фамильным зеркалом в «доспешной зале» происходит какая-то чертовщина. Прибыв на место происшествия, хозяин собственными глазами убедился, что сказано, пожалуй, слишком мягко. Зеркало, как ему испокон веков и полагалось, исправно отражало все одушевленные существа и все неодушевленные предметы – вот только на той стороне лежал у самой рамы желтый предмет размером с кулак, которого на этой стороне не было. Здесь его не было, а там он был.

Призванные в качестве независимых свидетелей племянник глэрда и двое доверенных слуг с ходу констатировали, что ни хозяину замка, ни дворецкому вовсе не чудится, – желтый предмет, словно бы металлический, а формой больше всего напоминающий полушарие, и в самом деле лежит на той стороне при полном отсутствии его аналога на этой.

Воцарилось тягостное недоумение. Все гипотезы, на какие только хватало взбудораженной фантазии, не поддавались проверке экспериментальным путем, поскольку никто представления не имел, как попасть в Зазеркалье. Очень быстро сами собой на ум пришли древние легенды и жуткие россказни о неведомых зазеркальных обитателях и их несомненной связи с тем, кого негоже поминать к ночи, – да и средь белого дня произносить это имечко неуютно.

Племянник, как человек юный и вольнодумный, стоял на том, что из зеркала вовсе не обязательно приходят одни напасти, – есть и легенды прямо противоположные, хотя их гораздо меньше. Дворецкий, как человек старого закала, видел тут в первую очередь происки нечистого. Глэрд колебался меж двумя крайностями, а слуг, в общем, особо и не привлекали к дискуссии.

В конце концов послали в деревню за Кривым Маком – старикашкой вредным, хвастливым и пьющим, но все-таки обладавшим кое-какими несомненными способностями колдуна и чертозная, в чем давно убедилось поколения три крестьян, да и благородных дворян. Прибыв на место, Мак первым делом сожрал бараний бок и насосался глэрдова лучшего пива от пуза, долго чванился и расписывал свои подвиги, потом все же взялся за дело, побуждаемый частью звоном золота под носом, частью угрозами стереть в порошок и подвести под стародавнюю, но до сих пор официально не отмененную статью закона «о предерзостных ведунах». Мак завонял весь первый этаж, сжигая какие-то сушеные корешки и зелья, изрисовал дубовый паркет углем и мелом, забодал всех громкими невразумительными заклинаниями, но все же в итоге твердо заверил, что никакой нечистой силы он тут не зрит. Не зрит, и все тут, хоть ты тресни. Посовещавшись, ему поверили – субъект, конечно, был своеобразный, но, по устоявшемуся мнению всей округи, дело свое знал и профессиональной репутацией дорожил. Страхи рассеялись, недоумение осталось.

На другой день, утречком, благодаря налаженной дворецким сети внутризамкового стукачества, был вовремя изобличен и задержан один из двух посвященных слуг, пытавшийся покинуть замок с тем самым желтым предметом в кармане. После парочки затрещин и угрозы без всякого суда сгноить в подземелье он признался, что на рассвете обнаружил эту штуку уже на этой стороне и беззастенчиво прибрал к рукам, потому что по весу эта загадочная хреновина больше всего напоминала то ли золоченый свинец, то ли золото.

Слугу заперли в подвал и снова послали за Маком, приказав подать из кухни пиво и бараний бок. Часа два провозившись с загадочной находкой, начадив и нашумев не меньше, чем в прошлый раз, Кривой не обнаружил связи ни с черной магией, ни с нечистой силой. Тогда глэрд, севши на коня и поскакавши в столицу – а столица та была недалеко от села, – явился к знакомому ювелиру, которого знал давно и мог на него полагаться.

Ювелир, затратив вдесятеро меньше времени, чем Мак, с помощью сугубо профессиональных методов изучил предмет и заверил, что они имеют дело со слитком чистейшего золота, чья стоимость… Глэрд не велел ему продолжать – он и сам отлично разбирался, сколько может стоить слиток высокопробного золота величиной с мужской кулак. Сумма получалась приличная даже для вполне зажиточного глэрда.

Таким образом, в головоломной загадке моментально обнаружились и приятные стороны. В ту же ночь глэрд Рейт, его племянник и верный дворецкий, погасив все лампы, засели в «доспешной зале», на всякий случай вооружившись до зубов и прихватив все отыскавшиеся в замке божественные книги, числом полторы (не часто, увы, в сем замке обращались к писаниям святых мудрецов, и полторы-то еле наскребли…).

Примерно за полчаса до полуночи зеркало, насколько удалось рассмотреть в лунном свете, помутнело, покрылось странными огоньками, мерцающими и кружащими, минут через несколько все они погасли, а туман рассеялся – и по ту сторону зеркала обнаружилась непонятная фигура, укутанная в балахон с капюшоном, освещенная слабым источником света так, чтобы ее было видно. В нее едва не пальнули сгоряча, но опомнились – кто, кроме этого создания, мог положить сюда золото? Чистейшее и на приличную сумму?

Неприятным голосом, не вполне похожим на человеческий – глэрд особо отмечал это обстоятельство, хотя и не мог объяснить, в чем же отличия, – фигура вполне членораздельно и внятно попросила их не пугаться, заявив, что является существом из плоти и крови, не имеющим ничего общего с нечистой силой, и намерена заключить взаимовыгодное соглашение вроде торгового, а в знак серьезности своих намерений и Дружелюбия уже выплатило маленький задаток.

Слово «задаток» глэрду весьма понравилось, а еще больше привлекало то, что слиток золота величиной с кулак существо небрежно поименовало «маленьким». Перспективы открывались интереснейшие. Расхрабрившись, глэрд велел спутникам убрать подальше орудие, а загадочного гостя в балахоне пригласил выйти из зеркала, присесть за стол, как принято меж благородными людьми, и обсудить все по-деловому, а не на ногах, подобно продающим корову простолюдинам.

Гость вышел, предупредив предварительно, что он на той стороне не один, и в случае какого-нибудь коварства за него отомстят молниеносно и надежно. (Что, между прочим, свидетельствовало о некоторой осведомленности существа о человеческой природе и психологии). Глэрд и не помышлял о каких-то коварных ходах: дело было не только в золоте, он слишком хорошо понимал уже, что создания, способные забросить на нашу сторону из Зазеркалья слиток золота, могут, пожалуй что, набросать оттуда и каких-нибудь зажигательных снарядов в самый неожиданный момент. Да и разглядел уже, что зеркальное стекло исчезло начисто, что на той стороне нет уже отражения зала, зато в полумраке шевелятся смутные фигуры, направив в их сторону дула и жерла.

Уселись тут же, в зале. Глэрд так и не видел ни лица гостя, ни хотя бы кончика пальца, но тот, по крайней мере, мог сидеть, как человек, а изъяснялся вполне вразумительно, лексикон его был богат, речь – гладка. По размышлении глэрд вынужден был признать, что, не видя собеседника, а лишь слыша, принял бы его за обыкновенного образованного человека, а то и дворянина. То, что голос загадочного гостя был скрипучим и каким-то не таким, картину не портило – в конце концов, глэв Гюсан, которому искусные лекари вставили серебряную трубку в развороченную картечью на войне глотку, хрипел и скрипел при каждом слове не в пример диковиннее, а вот поди ж ты, привыкли и научились понимать…

Вскоре выяснилось, что незнакомец в балахоне – своего рода купец, но не простой, а высокопоставленный, что-то вроде старшины Сословия Мер и Весов, если переводить на привычные мерки, а с подобным купеческим сановником и дворянину сидеть за одним столом не зазорно. И дело его опять-таки насквозь знакомое: означенный субъект «по ряду причин, излагать которые было бы слишком долго и сложно», камеревался проложить через «доспешную залу» глэрда нечто вроде торгового маршрута, за что, конечно же, готов был платить владельцу данного места, как принято в цивилизованном обществе. По его заверениям, место, откуда он вышел, было не какой-то там магической страной или обиталищем нечестивых демонов, а обыкновенным миром, таким же, как Талар или Сильвана, но расположенном в пространстве так заковыристо, что он, гость, и сам толком не понимает, как это можно объяснить обыкновенными человеческими словами, поскольку, к тому же, не обременен особой книжной ученостью, предпочитая торговые дела.

Глэрд и сам не особенно требовал научных объяснений – его гораздо больше интересовали материальные вопросы. Он быстренько смекнул: очень похоже на то, что какие-либо другие зеркала загадочного гостя не устраивают, что именно это, в замке, ему позарез необходимо. Как с Кантарийским перевалом: нет в округе другого места, где было бы так удобно проложить большую дорогу, нет, хоть ты тресни, и тому, кто вознамерился бы сделать крюк, пришлось бы отмахать добрых две сотни лиг. Вот и платят купцы соответствующую пошлину благородному глэву, на чьих родовых землях помянутый перевал расположен, кряхтят, жалуются, но платят, никуда ведь не денешься, поедешь в обход – еще больше затратишь…

С этой точки зрения глэрд и повел дальнейшую беседу. Существо в балахоне мысли Рейта уловило моментально – и весь последующий разговор представлял собою банальнейший торг. Глэрд боялся продешевить, а существо, хоть и издавало звуки, вполне соответствующие кряхтению, хоть и порывалось пару раз, совершенно как опытный таларский купец, убраться восвояси, но все же не очень торопилось, подтверждая тем самым первоначальные догадки глэрда, что особого выбора у загадочного гостя-то и нет. После Демонстративных вскакиваний и прощаний, после торга и взаимных обвинений в чрезмерной алчности дело все же начало понемногу налаживаться. К рассвету Ударили по рукам – чисто в переносном смысле, поскольку конечностей гостя глэрд так и не увидел, о чем не особенно и сожалел: а зачем, собственно? Какая разница, как выглядит конечность, протягивающая тебе золото?

И по тропе двинулись караваны… В течение двух лет деловые партнеры с той стороны появлялись из зеркала строго по своему расписанию – один раз в одиннадцать дней, которое не нарушили ни разу. Число путешественников, наоборот, не было чем-то незыблемым и неизменным: как правило, от семи до десяти, а иногда с ними были один-два тяжело навьюченных ящера. Всякий раз они успевали от заката до рассвета проделать путь со своей поклажей от замка глэрда до морского берега и обратно (иногда кто-то из них уплывал с грузом на корабле, иногда – нет). Поскольку маршрут этот пролегал по землям глэрда и его вассала, малолетней гланфортессы, где чужие появлялись крайне редко (а ночью и свои не болтались под звездным небом), тайну удавалось хранить надежно.

Откуда взялся корабль, на котором увозили грузы, глэрд не имел представления. Ему просто сообщили, что корабль придет, и посоветовали арендовать у юной дворянки единственный подходящий для импровизированной пристани участок на многие мили побережья. (Сам он, обдумав все, высказал предположение, что стал не первым и не единственным из таларских жителей, кто наладил с «балахонщиками» торговые дела.) Как же иначе, если на корабле были самые натуральные люди?

Разумеется, пришлось как следует поработать со слугами. Им преподнесли версию, которая никого не удивила, потому что не несла в себе ничего нового и необычного: его светлость тоже решил в конце концов заняться контрабандой. В пограничных местностях, так уж исстари повелось, отношение к контрабанде незатейливое и насквозь житейское – как у крестьян к севу или выпасу овец…

Следить, ясное дело, приходилось недреманно. За эти два года с жизнью распрощались пятеро слуг – кто по пьянке наговорил в деревенской корчме лишнего, кто чересчур уж нагло потребовал увеличения платы за молчание, а один вообще собирался, как честный подданный его величества, донести в полицию. Отбытие из нашего мира всех пятерых было обставлено столь продуманно, что никто ничего не заподозрил. По тем же причинам пришлось, пусть и с болью душевной, расстаться с Кривым Маком, каковой тоже начал звонить языком на всех углах, а в силу непредсказуемости характера старикашки любые заключенные с ним договоренности были вилами на воде писаны. Пряча глаза и проронив слезинку, глэрд поведал, что ни у кого так и не возникло мыслей, будто смерть седого чертозная вовсе не была следствием неумеренного потребления спиртного.

Легко догадаться, что глэрд сгорал от любопытства, пытаясь выяснить, что же лежит в загадочных тюках и ящиках, но никак не мог до них добраться, все его предложения о помощи в переноске решительно отвергались. Где-то через год, когда взаимовыгодные отношения устоялись и окрепли, он все же поставил вопрос ребром, заявив: как он может быть уверен, что его не обманывают с выплатами пошлины, если не знает, что в мешках? И пригрозил разорвать прежние договоренности в одностороннем порядке.

Вновь состоялся разговор по душам – если точнее, откровенная свара, но, как и рассчитывал хозяин замка, более подходящего маршрута у его зазеркальных друзей, похоже, не имелось. Ему показали содержимое нескольких тюков по его выбору, но, вот незадача, подавляющее большинство обнаружившихся там предметов настолько не походили на что-то известное, что об истинном их предназначении глэрд просто не мог догадаться (как и сам Сварог, добросовестно выслушавший длиннейшие, но не ставшие от этого понятными описания). Лишь некоторые вещички вроде Уже конфискованных людьми Баглю у пастухов «водяной лампы» и «волшебной сковородки» оказалось возможным приспособить к повседневным нуждам (как и полдюжины других, найденных в замке опять-таки ищейками Баглю). Глэрду они были не столь уж и необходимы, но из чистого стяжательства он требовал присовокупить их к обычной плате.

Будущее казалось безоблачным – «зазеркальщики» пока что не собирались искать новый маршрут либо отказываться от старого, после брака племянника с хозяйкой замка Барраль ее земли должны были самым естественным образом соединиться с глэрдовыми (и побережье в том числе), купленный с душой и потрохами королевский пристав, со своей стороны, обеспечивал тайну и безопасность…

Беда, как водится, грянула неожиданно. Слабым звеном в цепочке оказался родной племянник, кровиночка, сволочь этакая. Кто же мог предположить и просчитать заранее, что он, пылая плотскими желаниями, устроит невесте экскурсию с демонстрацией кое-каких диковинок? Отправить паршивца следом за Кривым Маком и ненадежными слугами не поднималась рука – кроме племянничка, у вдового и бездетного глэрда других наследников не было, земли при другом раскладе отошли бы короне как выморочные, а герб был бы принародно перевернут, что означало пресечение рода. Пришлось помиловать обормота, измочалив, правда, об него арапник, – и ускорить свадьбу, насколько возможно. В Барраль был отправлен продажный пристав… Последствия известны.

…Сварог долго вдыхал полной грудью свежий вечерний воздух, казавшийся невероятно сладким после подвальной духоты, пропитанной дерьмом, копотью и грехами человеческими. Потом задумчиво сказал:

– Он не врал, я уверен. Вполне возможно, о чем-то я попросту не спросил, но любое вранье я бы выявил… В самом деле, это никак не похоже на нечистую силу…

– Решительно не похоже, – кивнув головой, подтвердил брат Фергас. – Ни малейших следов мы не выявили. Что ж, так легче…

– Смотря кому, – поморщился Баглю. – Лично мне, как главе известной канцелярии, крайне неприятно, что под носом у меня регулярно проскальзывают контрабандисты. То, что они приходят из зеркала, ситуации не меняет – из зеркала ты там или откуда, а пошлину платить изволь, и документы у тебя должны быть в порядке…

– Рейту они говорили, что таскают свою поклажу из одного ненашенского мира в другой… – протянул Сварог. – Но вы правы, милейший Баглю: пользоваться нашим миром без нашего дозволения – по меньшей мере бестактно. А по большому счету, это вульгарнейшее нарушение наших законов. И отвечать должен по всей строгости.

– Никуда они от нас уже не денутся, – мстительно поведал Баглю. – Замок занят гвардейцами, всех без исключения причастных мы перехватали и посадили под замок. День следующего визита знаем точно. Уж я их встречу… Не смотрите так, государь, я не собираюсь, словно глупый юнец, бросаться с голыми руками на эти их жерла. Дадим им выйти и тихонечко сграбастаем на полпути к морю. А тот корабль никуда не денется, наши корветы перехватят. Вообще-то, ваше величество, о подобных случаях я должен незамедлительно ставить в известность Канцелярию земных дел, ее восьмой департамент…

Сварог спокойно сказал:

– Но ведь вам известно, что совсем недавно ее величеству императрице было угодно распорядиться о создании еще одной конторы, чей глава стоит выше милорда Гаудина?

– Разумеется… господин капрал Небесной лейб-гвардии!

– Так-то, – сказал Сварог. – То, о чем восьмой департамент не знает, ему и не повредит… Я дам вам людей, вооруженных кое-чем посерьезнее мушкетов. Опасаюсь, у этих созданий под балахонами может оказаться и оружие… Одного я не пойму: почему никто в округе не заметил вьючных ящеров? Создания в балахонах еще могли в ночном мраке сойти за людей, но ящеры-то?

– Ваше величество… – легонько усмехнулся Баглю. – Вы, должно быть, невнимательно читали ученые книги о гланской фауне… У нас еще водятся горные вараны, нигде на континенте их уже не осталось, вымерли, а у нас тысячи две осталось. Есть умельцы, которые приучают пойманных совсем крохотными детенышей и к плугу, и к вьюку. Так что здесь нет никакой загадки: их ящеры очень похожи на горных варанов, только и всего…

Он неотрывно следил за каретой с занавешанными окнами, стоявшей у входа в подвал. Вывели глэрда Рейта, закутанного в плащ с опущенным капюшоном, затолкали внутрь, стражники вскочили на запятки – и карета тронулась.

– Езжайте, милейший Баглю, – сказал Сварог. – Я же вижу, вы сгораете от нетерпения продолжить разговор, вытряхнуть из него все остальное… Езжайте.

Баглю с видимым облегчением поклонился, бросился к своему коню, взлетел в седло и поскакал вслед за каретой, уже свернувшей к главным воротам королевского замка. Сварог медленно зашагал по брусчатке бок о бок с монахом. Поодаль маячил слуга, но приближаться опасался, полагая не без резона, что его величество поглощен важнейшими государственными делами.

– Как же вы проморгали… – произнес Сварог.

– Потому и проморгали, что это нечто насквозь житейское, – задумчиво сказал брат Фергас. – Не имеющее отношения к потустороннему, к магии… И ведь не только мы проморгали… А в общем… Наши Братства не всемогущи, государь. Конечно, досужие языки нам приписывают нешуточное могущество и обладание некими страшными тайнами, но признаюсь, ваше величество, в этом все же много от сказок. Нет ни особого могущества, ни каких-то тайн. Просто-напросто мы старые и опытные охотники – вот и все… Боремся с Тьмой, как умеем. А упорство и решительность, увы, не всегда заменят могущество… Тот же случай, что и с вами, уж простите за дерзость. Вам тоже присуща решимость и упорство, но они не делают вас всемогущим…

– Да уж, к великому моему сожалению… – сказал Сварог печально. – Нужно нам с вами как-нибудь выбрать время и обстоятельно поговорить по душам, причем я буду выступать не в роли короля, а в качестве главы той самой конторы, о которой мы говорили с Баглю… Меня беспокоит Горрот… даже несам Горрот, а то, что внешне там все благополучно, все в рамках имперских законов и установлений – но, я уверен, есть и оборотная сторона.

– Полностью с вами согласен, – кивнул брат Фергас. – Не примите за лесть, государь, но вы нашли отличную формулировку. Полная открытость и благолепие – и некое потайное дно, как в старинных шкатулках.

– Значит, вы…

– Мы ничего не можем выяснить, – сказал монах. – Те, кто оттуда возвращаются, не могут выяснить ничего… конкретного. Другие бесследно пропадают, и мы опять-таки не в состоянии отыскать следов. Или улики. О, никто не создает помех деятельности Братства – но люди исчезают, словно тают в воздухе…

– А что, если пойти на него войной? – размышлял вслух Сварог. – Повод найти нетрудно, никого не удивит даже отсутствие повода – когда это оно считалось препятствием к развязыванию войны?

– Для серьезной войны у Глана не хватит сил. Вам ведь нужна не очередная пограничная стычка, а полный разгром Горрота и его захват?

– Желательно бы, – кивнул Сварог.

– У Глана на это никогда не найдется сил. Впрочем, как и у Горрота в отношении нас.

– Союзников бы нам, – сказал Сварог мечтательно. – Коалицию с Ронеро или Снольдером… Попробовать, что ли?

– Ронеро не до нас, – подумав, сказал монах. – Конгер умирает, ему остались считанные дни. А законного, признанного всеми наследника нет – только внебрачная дочь и около двадцати королевских родственников, в большинстве своем людишек пустых и никчемных. В Снольдере обстановка еще унылее – там есть совершенно никчемный король, но нет сильных министров, имевших бы вес… Никакой коалиции нам в обозримом будущем не сколотить. Наши Братства не в состоянии выступать в чистом поле против армий…

– Бог ты мой, – в сердцах сказал Сварог. – Я, конечно, и раньше предполагал, что быть королем непросто, но только теперь понял, как это тягостно. Точно знаешь, что хочешь, что нужно сделать, – и отчетливо видишь, что сделать не в силах ничего…

Они понемногу приближались к королевскому дворцу – не столь уж большому зданию старинной постройки, с узенькими окнами и навесными башенками-машикулями, задуманному в первую очередь как рубеж обороны, а не средоточие комфорта. Откровенно говоря, почти спартанская простота сего обиталища Сварогу не очень так уж и нравилась, он был уже чуточку избалован небесной роскошью.

Возле узкого высокого крыльца – опять-таки идеально приспособленного для долгой обороны – стояла Мара в компании нескольких телохранителей. Слуга так и тащился следом, то порываясь подойти, то робко отступая.

– Вам нужно беречься, государь, – сказал монах бесстрастно. – Эта неожиданная вежливость Стахора – я об оставлении им Заречья и Корромира – меня беспокоит даже больше, чем какой-то откровенно враждебный акт…

– Меня тоже, признаться, – серьезно сказал Сварог. – Но вот от чего прикажете беречься, святой брат? Не знаете? И я не знаю… Положительно, этому болвану что-то от меня нужно!

Он приостановился и жестом приказал тащившемуся по пятам слуге подойти.

Тот, кланяясь, как подобает, тихо сообщил:

– Государь, в столицу прибыл ваш младший брат…

– Вы что-то путаете, любезный, – сказал Сварог почти весело. – Нет у меня братьев и не было… – И тут же спохватился. – Тьфу ты, я и не подумал… Конечно же, младший брат… Харланский герцог или кто-то из Вольных Маноров?

Старательно пуча глаза и держа руки по швам, слуга доложил:

– Несколько часов назад в столицу на купеческом корабле приплыл король Арира из Вольных Маноров – под вымышленным именем, в сопровождении кого-то из своих баронов, тоже путешествующего инкогнито. Оказавшись в столице, король открыл свое подлинное имя и заявил, что хочет с вами увидеться по конфиденциальному делу… Глэрд Таварош ждет распоряжений… Он говорит, что король настоящий…

– Интересно, какого черта ему от меня нужно? – в недоумении вопросил Сварог. И, не стесняясь нарушать этикет перед лицом подданных, размашисто хлопнул себя о лбу. – Я с сегодняшними событиями забыл все на свете… Бони!

– Именно так, государь. Король Арира Бони Скатур Дерс Первый. Подлинное имя барона мне неизвестно, его так и не назвали…

– Ничего, я и сам знаю, – нетерпеливо сказал Сварог, улыбаясь. – Готов биться об заклад, барона зовут Паколет… Ноги в руки, любезный! Марш на кухню, и пусть повара наготовят столько, чтобы хватило на целый платунг голодных драгун! И бочоночек из погреба, из заветного отделения! Ну, не стой столбом! Чтоб подошвы горели!

Слуга, оскальзываясь, кинулся прочь – к поварне.

– Добрые знакомые? – спросил монах.

– Друзья, – сказал Сварог, все еще улыбаясь. – А у меня не так уж много друзей… Простите, святой брат, я вас оставлю…

Уверенно стуча каблуками по древней брусчатке, он быстро зашагал к Маре, на ходу прикидывая, как Проще и незаметнее всего улизнуть из замка.

Глава 12 МЕЖДУ НАМИ КОРОЛЯМИ…

Оказалось, незаметно покинуть древние стены – предприятие самое нехитрое… Мара, как командир королевских телохранителей, уже была посвящена в эту тайну, более того, располагала двумя комплектами ключей: своим и личным королевским. Нужно было спуститься в подвал под домиком для стражи у воротам, в самом дальнем углу, отпереть низенькую дверцу, спуститься на дюжину ступенек, пройти уардов сто по сводчатому туннелю, выложенному не пропускающим сырости «жабьим камнем», снова преодолеть дюжину ступенек, но уже вверх, – и оказаться в небольшом домике по ту сторону, площади, отделявшей королевский дворец от прочих городских строений. Хозяином домика по традиции был отставной гвардеец, надежный и семью семь раз проверенный. За четыреста лет существования подземного хода пользовались им часто – одни гланские короли, подобно Гарун аль-Рашиду, любили прогуляться по своей столице в облике простого прохожего, другие искали за пределами замка любовных приключений, третьи плели какие-то интриги там, где у стен нет ушей… Но задуман и построен был потайной ход в первую очередь не для пустых забав, а с чисто утилитарными целями, чтобы монарх в случае такой необходимости мог бы спастись от убийц. Гланские патриархальные традиции наложили свой отпечаток и на эту область жизни: в отличие от иных держав, где частенько заставляли свергнутых королей подписать бумагу об отречении, после чего все же сохраняли жизнь в каком-нибудь отдаленном замке, гланские заговорщики не разменивались на столь пошлое бумаготворчество, предпочитая попросту и без затей проткнуть короля чем-нибудь острым, чтобы, чего доброго, не сбежал потом из заточения и не отомстил по всей строгости. Шутки шутками, а Баглю рассказывал Сварогу о двух королях и одной королеве, которым этот ход спас жизнь, что за четыре столетия в замке были убиты семеро самодержцев, которым не дали возможности добежать до спасительного подвала…

Отчасти и по этой причине замок Клойн (с которого некогда и взяла начало одноименная столица) Сварогу как-то сразу не пришелся по вкусу. Не особенно и приятно обитать в замке, где имеются пять комнат и две лестницы, некогда запятнанные кровью твоих злодейски загубленных предшественников. (Что интересно, ни один из них отчего-то так и не появился впоследствии в виде призрака. Но это ничуть не повлияло на отношение Сварога к неуютной каменной громаде.)

Вот купленный Марой дом примерно в полулиге от замка – совсем другое дело. Там никого никогда не убивали, там было тесновато, но уютно, а главное, можно обходиться без кучи положенных по этикету постельничих, чашников и прочих холуев, с утра до вечера болтавшихся за дверью то королевской спальни, то королевского кабинета…

Сварог стоял за портьерой, пока замковые слуги расставляли на столе привезенные с королевской кухни яства, вкатывали тот самый заветный бочонок. Слышал только, как Мара покрикивала:

– Громоздите, громоздите! Чтобы стол ломился! Бочонок поставьте просто так, пробку я как-нибудь и сама вышибу! А то знаю я, как в таких случаях бочонки наполовину пустеют…

– Госпожа гланфортесса… – послышался укоризненный тенорок третьего помощника главного королевского кухаря. – Вот уж воистину беспочвенное обвинение…

– Знаю я, – безжалостно ответила Мара. – Оглянуться не успеешь, как ополовините. Кто на пиру в честь коронации печеного фазана под полой унес прямо с блюда? Не я вами заведую, объедалы-опивалы, а то наплакались бы вы у меня… Все выложили? Вот и шагайте восвояси, да пригласите сюда тех двух господ…

Когда захлопнулась дверь, Сварог вышел из своего укрытия, оглядел стол, как положено, ломившийся от массивных золотых блюд, кубков, чеканных мисок, поставцов и чаш. Стол невыносимо заманчиво благоухал тушеным, пареным, пряженым, ставленным и верченым – да вдобавок свою лепту вносили горы фруктов, сладостей и заедок. Несмотря на вороватость, кухари и их подручные свое дело знали – за таким столом и в самом деле не стыдно одному королю принять другого.

Мара присвистнула сквозь зубы:

– Одну копченую рыбу все-таки ухитрились спереть, прохвосты. Хорошо помню, что их было семь, «благоприятное число», а теперь не более чем шесть…

– Не придирайся, – сказал Сварог. – Между прочим, они о тебе то же самое думают – что ты под шумок, пользуясь служебным положением, кормишь своих гостей с королевского стола… А что еще им думать, коли они не знают, что я тут?

И повернулся к двери, чувствуя, как рот сам собой растягивается в улыбке. Дружелюбно рявкнул:

– Ну, что встали, обормоты? Почему никто на шею не бросается? Не к чужим приехали!

Первым вошел Бони – такой же здоровенный, вот только румянца в лице что-то поубавилось, да над ремнем явственно выпирал живот. Двигавшийся следом Паколет тоже мало напоминал уже прежнего тощего недокормыша – щеки у него лоснились, фигура приобрела этакую сытую округлость, разве что редкие кошачьи усики остались прежними. Оба и двигались как-то иначе – осанисто, вальяжно, степенно.

– Ну что вы в дверях торчите?! – нетерпеливо воскликнул Сварог, делая шаг вперед.

– Кто ж вас знает, ваше величество, – осторожно сказал Бони, неторопливо продвигаясь к нему. – Вы, говорят, заматерели, не счесть титулов с орденами, Небесным Престолом отмечены… Полезешь по старой памяти ручкаться, позору не оберешься…

– Болваном был, болваном и остался, – сказал Сварог беззлобно, крепко обнял его, похлопал по спине, потом тем же способом приветствовал Паколета. Отстранился, внимательно их оглядел. – Ребятки, а ведь вы, провалиться мне на этом месте, здорово жирком обросли…

– И не говори, командир, – уныло сказал Бони прежним, естественным тоном, моментально заставившим вспомнить старые доблестные времена (не столь уж и старые, впрочем, всего-то полгода промелькнуло). – Чего уж нас щадить, скажи попросту: салом заплываете, кабаны… Святая правда. – Он звучно похлопал себя пониже ремня. – Эвона, бурдюк топырится, чтоб ему… Привет, рыжая! – обернулся он к Маре. – Волосья отрастила, похорошела-подросла, оружием увешана, как встарь… Много народу поубивала, пока не виделись?

– Мне хватит, – скромно ответила Мара.

– То-то мы, пока шли, видели – из каждой канавы ноги торчат, сразу на тебя и подумали…

– Трепло деревенское, – с достоинством ответила Мара.

– Увы, рыжая, увы… – ответил Бони с той же неприкрытой грустью. – Давно уж не деревенское, а вполне даже королевское. Ты не смотри, что я корону дома на гвозде оставил, – мы нынче тоже настоящие короли, хоть и младшие братья большеньких… А это кто? – Он подошел к Элкону, обошел его кругом, как столб, критически оглядывая. – В очечках, надо же…

В мгновение ока он сграбастал юнца поперек талии, оторвал от пола и ловко крутанул на триста шестьдесят градусов, так, что пятки молодого лара на секунду оказались направленными в потолок. Ухитрившись при этом не уронить у него с носа очки, поставил назад, поцокал языком:

– Хлипковат. Надо полагать, он у тебя, командир, по ученой части?

Элкон сердито поджал губы, но грубость стерпел, вежливо раскланялся: – Совершенно справедливо изволили заметить, милейший, по ученой главным образом…

– Ну, ничего, дело полезное, – благодушно сказал Бони. – Я вон тоже научился читать не только по-печатному, но и по-писаному, и даже, командир, не поверишь, писать умею! Почти что без ошибок. А если мне на ошибку какая въедливая зараза укажет, я уже не конфузюсь, а спокойно отвечаю: мол, своим королевским указом велел намедни изменить эту, как ее… орфографию и в данный текущий момент как раз по этой новой орфографии и пишу… – Он похлопал Элкона по плечу. – Молодец, держись командира. У командира редкостный талант выводить в люди всех, кто ему вовремя подвернется под руку и найдет в себе достаточно ума, чтобы встать под знамена, в ряды, так сказать… Вот посмотри на меня, кто я был в прошлом году? Беглый мятежник без гроша в кармане, без документов, без цели в жизни… А теперь? Натуральный король, с подданными, с дворцом, с фаворитками, чтоб их черти взяли… А этот вот хмырь, – покачал он через плечо большим пальцем на ухмылявшегося во весь рот Паколета, – и вовсе в Равене кошельки тырил, курей воровал по окраинам. Зато теперь – фу-ты, нуты! – ронерский маркиз и арирский барон, поместье у него, замок с башенками, вассалы шапки ломают, орденами звенит… А все почему? Потому что вовремя догадался в ногу маршировать за командиром…

– Все это весьма познавательно, – как ни в чем не бывало поклонился Элкон. – Однако я и без ваших поучений успел понять, что лорд Сварог – личность незауряднейшая.

– А он у тебя с гонором, командир, – фыркнул Бони. – Если еще и не дурак, далеко пойдет… Так-так-так… – сказал он, подошел к столу и, не обращая внимания на заманчиво благоухающие яства, уставился на Караха, примостившегося на широкой спинке дубового стула. – Чтоб меня об сарай шваркнуло! Натуральный домовой! И в орденах весь, надо же… Отроду не слышал про домовых при орденах, даже с простенькой медалюшкой, по-моему, ни одного не было…

Карах, тоже уже обучившийся придворным политесам, вежливо ответил:

– Между прочим, любезный король, я имел честь сопутствовать командиру в опаснейших предприятиях, пока вы у себя в деревне гусей пасли…

– Вот уж чего сроду не делал, – беззлобно ответил Бони. – У нас в Скатуре гусей не было. Гуртовщиком был, это точно, не отрицаю, да это ж не позор… Значит, это тоже сподвижник? Ну, в таком случае – наше нижайшее! Командир в сподвижники кого попало не выберет – вон, один я чего стою… Писаный балладный персонаж. Вы чего так скептически ухмыляетесь, господин в очечках? Про меня, чтобы вы знали, самый настоящий поэт самую настоящую поэму пишет, самым что ни на есть стихослагательным манером – то ли блямбом, то ли холерой, не помню точно… В пяти частях, с восхвалительным прологом и прославительным эпилогом. Точно вам говорю, настоящий поэт, из Сословия Свободных Искусств, в трех университетах учился, книжки печатал. Я его не уговаривал, сам из Ронеро приблудился…

– И жрет у тебя на поварне, поди, за троих? – невинным голоском поинтересовалась Мара. – И вино хлещет за четверых, и золотишко у тебя тянет?

– Не без этого, – чуть смущенно сознался Бони. – А что поделать? Приличный король должен покровительствовать искусствам, это везде написано. Мой придворный стихоплет хоть поэмы пишет и репутацию ценителя искусств мне создает, а просто придворные, все эти там камергеры и кухмистеры, за те же денежки только милости выпрашивают и золотые вилки с солонками со стола прут на каждом обеде… Повесил одного с вилкой в зубах, так, ты думаешь, помогло и перевоспитало? Хрена с два! Хоть к столу солонки приколачивай, право слово…

– Вот, кстати, о столе, – спохватился Сварог. – Что же мы стоим, как монументы? Прошу к столу! От души нагромоздили!

К его некоторому удивлению, долгожданные и радовавшие душу гости уселись за стол определенно нехотя, восторгаясь его роскошью и обилием, такое впечатление, исключительно для того, чтобы не обидеть радушного хозяина. Бони лениво пожевал ломтик фаршированной креветками форели. Паколет равнодушно, будто повинность исполнял, отломил крыло у каплуна, плававшего в сложнейшем соусе «семь обжор»… Помнивший их аппетит Сварог поначалу недоумевал про себя, потом спросил прямо:

– Зажрались, ребятки, в королях и баронах?

– Вот то-то и оно, командир… – печально ответствовал Бони, вороша вилкой салат с таким видом, словно перед ним была отрава. – Зажрались, зажирели, брюхи ходить мешают… Не было б на свете вина, жизнь и вовсе смысл бы потеряла… – Он поднял сверкнувший неограненными самоцветами кубок и решительно осушил его до дна. – Что бы мы делали, бедные короли, без доброго винца… Между нами, королями, командир, – кто же знал, что жизнь наша королевская такая паскудная…

– Правда? – серьезно спросил Сварог.

– Святая правда, – не менее серьезно ответил Бони, приканчивая второй кубок вместимостью не менее чем в полторы бутылки. Щеки у него моментально раскраснелись прежним деревенским румянцем. – Ты у нас, конечно, дело другое – у тебя, как ни крути, держава настоящая. У тебя и войны взаправдашние, как у больших, и дворянские мятежи, я краем уха уже слышал, солидные, и армия, и университет, и все такое… А вот знал бы ты, какая это дыра – Вольный Манор! – Его разбирало на глазах. – Неописуемая дырища! Чтоб ей провалиться со мной вместе! Чтоб только дырка на географической карте осталась!

Мара, насмешливо наблюдавшая за ним, не преминула тут же вмешаться:

– Насколько я помню, никто тебя на арирский престол силком не тащил, в спину оглоблей не подталкивал…

Вопреки обыкновению, Бони не огрызнулся и не отшутился. Сказал печально: – Ну что, свалял дурака. С тобой не бывало, что ли? Отомстить этому гаду, Арсару, конечно, следовало, но вот за каким чертом я на освободившийся престол влез, сам толком не пойму. Такая уж была обстановка – воинство мое подзуживало, бароны в пояс кланялись, корону трясущимися ручками протягивали… Вспомнил я сказки и баллады да подумал: отчего бы нет? В сказках, господа мои, бравый герой завсегда, спихнувши или прикончивши коварного тирана, сам на трон садится. Вот я и сел, дубина. Сначала повелел отыскать уцелевших скатурцев, чтобы облагодетельствовать, – земляки как-никак. Нашли человек двадцать. Душевного разговора о старых временах не получилось – в пояс кланяются, признавать боятся, два часа поил, да так и не разговорил толком. И понял я, что возврата к прошлому нет, особенно когда от прошлого остались одни головешки. Ну, отсыпал им золотишка да отправил восвояси. И сижу себе дальше на престоле, как дурак, правлю помаленьку. Вот именно, что помаленьку: где ж в нашей глуши развернешься? От нечего делать пошел воевать с соседом – у меня в соседях князь Велембан, совершеннейшая скотина, ободрал всех, как охотник белку, невест из-под венца утаскивает, половину земель в Балонге заложил… И что? Он, когда услышал, что мы идем на его столицу, собрал казну во вьюки и с самой доверенной челядью ускакал в изгнание, как миленький. – Бони невольно приосанился. – Это оттого, командир, что кое-какие слухи о наших славных свершениях под твоим мужественным руководством и до нашей глуши уже докатились, уж прости за прямоту, но и я в лучах твоей нешуточной славы иногда купаюсь… Репутация образовалась… Ну, что делать? Не вышло войны. Присоединил я его княжество к моему Ариру по праву ваганума и вернулся домой, как идиот, ни разу даже мечом никто не махнул… Подданные триумфальную встречу устроили, поэт мой впереди шагает и оды декламирует – а меня тошнит от всего от этого…

Паколет, тоже успевший разделаться с парочкой Кубков, громко хихикнул: – Ты еще расскажи, как они тебе почетные титулы преподнесли…

– Молчал бы ты, баронская морда… – печально отмахнулся Бони. – Ну да, точно, преподнесли. Собиратель Земель, Победоносный Воитель, еще как-то там… Подхалимы собрались мою конную статую на площади возводить, но тут уж я из себя вышел, рявкнул так, что без команды разбежались, а скульптор, для этой угодливой цели ими за большие деньги из Ронеро выписанный, с перепугу так из дворца припустил, что за границей только и остановился… Сижу, правлю дальше. Бароны на цыпочках ходят, самому кусок до рта донести не дают. Я даже мечтал, чтобы устроили они, наконец, какой-нибудь заговор – все-таки развлечение, да и можно их потом на воротах развешать… Да разве от них дождешься? Пятки мне чесать на ночь готовы, доченек в фаворитки наперегонки так и подсовывают… – Он покосился на Элкона. – Ты, отрок, уши пока заткни, тебе еще рано про баб слушать…

Элкон преспокойно ответил:

– Могу вас заверить, ваше величество, что мои познания в этом предмете отнюдь не теоретические.

– Ну, тогда слушай, – махнул рукой Бони. На его щекастом, сытом лице отобразилось нешуточное страдание. – А эти доченьки – особая статья и новая печаль. Не успеет из-под тебя вылезти, зараза, начинает зудеть: мол, нельзя ли папеньке прирезать угодий? Или золотую цепь пожаловать? Или в камергеры произвести? Да вдобавок каждая в законные королевы рвется. Однажды подрались – ну, была картина! Бродячий цирк такой комедии не урежет! Одним словом, командир, вспоминаю я наши с тобой странствия и от тоски чуть подушку не грызу: как мы от погони бегали, под кустами спали и жрали что попало, как в Хелльстаде со страху писались, как с демонами в Трех Королевствах хлестались… – Его голос достиг высот пафосной мечтательности. – И под смертью ходили что ни день, и по воздуху летали, и по воде улепетывали, весь мир на нас шел войной… Вот была жизнь! Вот когда человеком себя чувствовал!

– Взял бы да и отрекся, – насмешливо посоветовала Мара.

– Не могу, – уныло признался Бони. – Духу не хватает. Крестьянская натура не позволяет – коли уж тебе досталось хозяйство, из рук его не выпускай… На этот счет есть какое-то ученое словечко, что-то насчет репы – реплекс вроде бы… Реплекс у меня такой…

– А у тебя? – поинтересовалась Мара, с подначкой глядя на Паколета.

– А мне его бросать неудобно, – столь же печально, как только что его коронованный сюзерен, признался Паколет. – Как он один останется со всей этой сволочью? У меня то же самое, командир: жизнь не в жизнь… Бони меня по великодушию своему пожаловал в бароны – когда свергали короля Арсара, кого-то из баронов по ходу дела пристукнули, и остались бесхозные земли… Только радости от этого никакой. Походил я гоголем ровно месяц – потом надоело. Не умею я этого – пиры устраивать, с соседями-олухами на охоту ездить, вассалов судить по выходным дням в самой что ни на есть торжественной обстановке, управителевы книги проверять, воровство выискивая… Осточертело.

В горницу тихонько проскользнула старуха Грельфи. Увидев, что на нее обратили внимание, замахала сухонькими ручками:

– Не беспокойтесь, светлый король, я где-нито с краешку примощусь, корочку пожую и водичкой запью…

Однако, усевшись за стол, наложила себе на золотую тарелку немало вкусных кусочков и в кубок наплескала отнюдь не родниковой водички. Встретив взгляд Сварога, непритворно вздохнула:

– Умаялась, государь. Весь замок облазила от подвалов до крыши, а уж зеркало три часа изучала, попробовала на нем все, что только умею… И сквозь решето на него смотрела, и семь иголок раскладывала, и на птичье крыло ворожила…

– И что с ним, с зеркалом? – жадно спросил Сварог.

– Откровенно тебе скажу, государь, – не понимаю… Ничего даже отдаленно похожего прежде не видела, в жизни не сталкивалась. – Грельфи выглядела не на шутку удрученной и усталой. – Что-то я за этим зеркалом увидела, знать бы только – что… Поначалу решила, что это Древние Дороги – нет, шалишь, совсем другое что-то… Заводь, думаю. Опять нет, никакая не Заводь. И уж никак не Соседняя Страница. Там какая-то Бездна, светлый король. – Она произнесла последнее слово, выделяя и чеканя каждую буковку. – Вот и все, что я углядела. Насквозь непонятная мне Бездна, жутко мне от нее, холодом на меня от нее дует… Но ихний Кривой Мак был прав, и монах тоже, – зеркало это, Бездна эта не имеет отношения ни к черной магии, ни к нечистому. Просто Бездна… – Она пожала плечами в тщетных попытках облечь в четкие человеческие слова непонятные ей самой образы. – Насквозь мне непонятная. Подержать бы тех, в балахонах, что из нее вылезают, за шкирку, в глаза посмотреть, «серебряным трезубцем» попытать… Или, скажем, «четырьмя углами»…

– Вы это о чем? – жадно спросил Бони.

– Да так… – скупо ответил Сварог, потому что хвастаться было нечем. – Очередная напасть, лезет тут из одного зеркала непонятно кто и непонятно откуда…

– Видал? – Бони отнюдь не по-королевски подтолкнул Паколета локтем. – Живут же люди! Я так понимаю, командир, у тебя вроде намечается очередное рисковое предприятие?

– Насчет риска пока не знаю, – честно признался Сварог. – Но загадочка серьезная и пакостная, чует мое сердце…

– Командир! – вкрадчиво сказал Бони. – А не найдется ли у тебя по старой памяти местечка в рядах? Для нас обоих? Ты не смотри, что у меня брюхо отросло, – поболтаться по бездорожью недельку-другую, сухим куском питаясь, оно и пропадет…

Паколет торопливо закивал: – Да уж понятно, для обоих. Куда тебя одного отпускать, деревенщину…

– Мне мест в рядах не жалко, – сказал Сварог. – Ряды, честно признаюсь, настолько редки, что тоска берет. Вот только… Вы хорошо подумали, ребятки? Сейчас вы как-никак при достатке и покое…

– А кто ж его знал, что достаток с покоем – такое дерьмо! – треснул по столу кулачищем захмелевший Бони. – Это поначалу, не знавши, думается, что лучше собственной поварни и парчовой одежи ничего на свете нет. А приобвыкнешься – и тоска берет. Я, командир, сплошная деревенщина, как точно подметил этот хмырь с воровским прошлым. Однакож успел врубиться в одну нехитрую истину: с тобой человеком себя чувствуешь. А не долбаным королем с засиженного трона. И дерешься, что характерно, за что-то путнее. Вот тебе и весь сказ. Ты не думай, я тебе и трезвым то же самое повторю. Задолбало меня это королевство, спасу нет. Если…

У двери мелодично забренчал колокольчик. Кивнув Маре, чтобы подошла, Сварог быстренько облокотился на стол, закрыл лицо ладонью, сдвинув на ухо широкий гланский берет. Теперь, с закрытым лицом, он как нельзя лучше напоминал захмелевшего гуляку, к которому вошедший не особенно и будет приглядываться.

Он так и не расслышал, о чем говорила Мара с пришедшим, – Бони громогласно принялся, загибая палец за пальцем, перечислять все неудобства королевского положения, пропади оно пропадом, в синий прах и вперехлест через колодец по лешачьей матери… Тем временем Грельфи, умиленно расслабившись лицом, выспрашивала Паколета о его покойной бабке, своей былой подруге, – и голосина у нее тоже не напоминал мышиный писк.

Наконец Мара вернулась – с совершенно спокойным лицом, значит, никаких новых хлопот пока что не предвиделось, – уселась на свое место и тихонько сообщила Сварогу: – В замок только что приехал граф Грелор из Ронеро, уверяет, что он – чрезвычайный и тайный посол короля. Верительная грамота имеется. Ты ему нужен прямо-таки незамедлительно. Говорит, что знаком с тобой.

– Граф Грелор? – проворчал Сварог, перебирая в памяти всех своих титулованных знакомых, которых к нынешнему времени уже набралось немеряно. – Что-то такое в голове вертится… – И звонко хлопнул себя по лбу, по королевскому челу. – Ну я болван! Впрочем, титулом он пользовался так редко… Орлы! – рявкнул он. – А ну-ка, минутку внимания! К нам Леверлин приехал!

– Я ж говорю – судьба! – ухнул Бони. – Стягивается помаленьку старая гвардия, неспроста! Зови его сюда, у нас еще полбочонка осталось…

– В самом деле, – сказал Сварог Маре. – Пошли за ним человека, пусть едет сюда, к старым друзьям. Вряд ли он за это время стал настолько спесив, чтобы непременно требовать приема во дворце, да и посол-то он – тайный. Посол, надо же. Помнится мне, всякая государственная служба была ему решительно…

Он растерянно замолчал. Глухой удар, могучий, тяжелый, сотряс землю, казалось, совсем рядом, во дворике, куда завели коней. И тут же кони, прекрасно было слышно, тревожно заржали, загремели подковами по брусчатке. Посуда на столе – массивная, литого золота – подпрыгнула, как живая, жареный каплун, словно бы твердо решив избежать королевских и дворянских желудков, полетел со стола на пол.

– Эт-то чего такое? – громко осведомился Бони. – Меня на стуле так и подкинуло, а я ж не пушинка… Землетрясение?

– Не знаю, – пожал плечами Сварог. – Если верить знающим людям, давненько у меня в королевстве не случалось землетрясений…

Он подошел к окну, повернул вниз медную вычурную ручку и потянул на себя низкую старинную раму с забранными в свинцовый переплет круглыми стеклышками. Высунулся наружу, в ночную прохладу.

Судя по звукам, вокруг разгоралась самая настоящая паника. Сразу в нескольких местах, и далеко, и где-то совсем рядом, послышались многоголосые крики, испуганные и громкие, по мостовой грохотали копыта – кто-то опрометью пронесся верхом, кто-то бегал возле дома на противоположной стороне улицы, размахивая горящим фонарем. Еще верховые, еще бегущие… Во мраке, слабо освещаемом лишь парочкой тусклых фонарей, вырывавших из темноты то чье-то насмерть перепуганное лицо, то лошадиный круп, то блеск огня на лезвии меча, метались конные и пешие, недоуменно перекликаясь, и пешие шарахались от конных, а конные сами не знали, куда им скакать…

Сварог отпрянул – совсем рядом, перед самым лицом мелькнуло широкое лезвие гуфы в руке промчавшегося под окном всадника.

– Да куда ж ты! – заорал ему вслед кто-то под окном, едва не размазанный по стене мчавшейся лошадью.

Показалось, что все же настала, наконец, некая упорядоченность – и шаги бегущих, и грохот копыт потянулись в одном направлении, в сторону дворца. Высунувшись из окна вновь, Сварог перевесился через широкий подоконник и наугад гаркнул в темноту:

– Эй, что там творится?

Снизу ответил перепуганный женский голос:

– Ко дворцу все спешат, сударь! Кричали только что: дворец, мол, развалился! Короля убило, Матушка-Медведица! Каменьем так и завалило, рассыпался дворец!

Кажется, ей что-то ответил мужской голос, более рассудительно. Сварог уже не слушал – махнув Маре, бежал вниз по узенькой крутой лестнице. Оказавшись в небольшом внутреннем дворике, где все еще бились и ржали кони, сорвал со столбика поводья, вскочил в седло и, круто развернув храпевшего Дракона, вылетел в ворота, успев пригнуть голову, чтобы не треснуться лбом о низкую каменную арку. Оказавшись на улице, поскакал к дворцу.

Едва только свернул за угол, увидел воду – она текла навстречу во всю ширину улицы, покрыв брусчатку пальца на два, в ней отражались уличные фонари и факелы, всадники, поднимая брызги, неслись к площади, и туда же бежали пешие, хлюпая подошвами.

Бросив беглый взгляд через плечо – его догоняла Мара с двумя телохранителями, – Сварог дал коню шенкеля. Дракон рванул вперед в ореоле сверкающих брызг. Отчаянным усилием Сварога ухитрился обогнать телохранитель и, мчась на голову впереди, закричал:

– Дорогу королю! Королю дорогу!

Подействовало: пешие и конные раздались в стороны, послышались крики:

– Король! Король! – И кто-то заорал вовсе уж истошно: – Жив его величество! Жив!

Сварог вынесся на площадь, натянул поводья. Горячий жеребец взмыл на дыбы, но Сварог его мигом успокоил. Застыл в седле, словно собственная конная статуя, уронив поводья на луку седла, оторопело таращился на залитую янтарно-желтым сиянием ночного светила площадь – Семел-Юпитер как раз выглянул из-за туч.

Он не узнавал собственного замка, покинутого пару часов назад. Над стенами больше не возвышались башни и крыши – да и сами стены стали ниже на добрую треть, с них исчезли все до единой башни, машикули и зубцы. Из дыры на месте ворот шумно вырывался поток воды – толстенной струей, словно кровь из рассеченной артерии. И со стен текла вода, переливаясь через них на всем протяжении. Справа вдруг с грохотом обвалился кусок, несколько скрепленных прочным цементом валунов, – и в образовавшуюся неровную брешь тут же хлынул поток. Какое, к черту, трясение земли… но что это, боже правый?!

Вода лилась из замка могуче, неостановимо, словно там бил чудовищный фонтан. Дракон приплясывал, звонко лязгая подковами по мокрой брусчатке. Вокруг Сварога росла толпа конных и пеших, но. никто не осмелился переступить некую границу, сделать хотя бы шаг навстречу неведомо откуда взявшейся

воде.

Сварог присмотрелся: нет, не показалось. Там и сям в лениво струившейся воде бились рыбы, большие и маленькие, еще какая-то мелкая живность вроде крабов…

Неподалеку от него, впереди, на ноги с трудом поднялись несколько человек, шатаясь, побрели подальше от замка, по колено в воде, то и дело оглядываясь, ускоряя шаг, насколько удавалось. На них не было сухой нитки – но Сварог узнал гвардейскую форму, черные в золотую клетку юбки. Только один из них был в штанах, а следовательно, чужеземец.

В следующий миг Сварог его узнал, спрыгнул с седла – Мара успела подхватить повод, – кинулся навстречу, подхватил:

– Живой?!

– Да вроде бы, – с трудом ворочая языком, прохрипел Леверлин. – Порядочки ваши спасли – пока читали документы, пока искали дворецкого… Еще бы минутка – и проехал бы в ворота… А там, похоже, уже никого живого… Вода с неба рухнула, словно само небо…

– Точно так, ваше величество, – слабым голосом поддержал мокрехонький гвардеец, невежливо опершийся на Сварога, словно на придорожный столб. – Вода вдруг обрушилась с неба, сплошным потоком, одной великанской каплею, прямехонько во дворец, во двор, стены рушились, как картонные, клокотало, хрустело…

Его молодое безусое лицо все еще было белым от ужаса, он вдруг задергался и тоненько застонал на одной ноте, отворачивая лицо от разрушенного замка. Кто-то, выдвинувшись из толпы, решительно оторвал его от Сварога и повел в сторону, еще человек пять, гремя оружием, торопливо обступили Сварога, заслоняя неведомо от какой опасности, шлепали по воде копыта и совсем рядом послышался напряженный, но спокойный и властный голос глэрда Баглю: – Расступитесь, леший вас задери! Дорогу королю, дорогу! – Подъехал вплотную. – Ваше величество, умоляю вас, немедленно уезжайте отсюда! Господин посол? Вы живы?

– Кажется, – ответил мокрый как мышь Леверлин, оглядывая себя. – Даже королевские грамоты целы, только мокрехоньки…

…В комнате Мариного домика почти ничего и не изменилось – разве что добавились Леверлин с Баглю да легкомысленное настроение как рукой сняло. Бони ухитрился чуточку протрезветь, но после некоторого колебания вновь наполнил кубок.

Баглю, меривший шагами комнату из конца в конец, ударил перчаткой по ладони:

– Капля, ваше величество! Обыкновенная капля. Только диаметром уардов в сотню. Я еще не все донесения собрал, но и того, что известно, хватит… Капля, понимаете? Человек десять в порту и в городе видели, как со стороны моря плыла этакая «круглая туча», как остановилась над замком, а потом, словно по команде, обрушилась вниз потоком… В замке уцелели человек пять, а погибло не менее семидесяти…

Сварог угрюмо молчал. Не было надобности просить разъяснений. Все было ясно и так. Великанская капля воды диаметром уардов в сто должна весить сотни, тысячи ластов. Когда эта масса, внезапно освобожденная, обрушилась на дворец, строения и стены рухнули, словно спичечный коробок под ударом кулака, давя и погребая все живое…

По спине судорогой прошел запоздалый холодок страха. Не покинь он замка украдкой, вполне мог оказаться среди погибших. Он мог дышать под водой не хуже, чем на воздухе, упавшая на голову балка и даже валун не причинили бы ни малейшего вреда, но вот, согласно законам магии, точнее, исключениям из них, обрушившаяся на него стена (в том случае, если бы имела соприкосновение с землей) раздавила бы в два счета, как самого обычного смертного… Не появись Бони с Паколетом, он остался бы в замке и преспокойно отправился спать в старинную королевскую опочивальню с ее дурацким балдахином на витых столбах и рыцарскими доспехами по стенам…

– Что-то не слыхивала я про такую магию, – нарушила общее молчание старуха Грельфи. – Чего-чего, а такое вот нашествие с неба, будь оно магической природы, почуяла бы заранее и, уж будьте уверены, упредила б…

– Это Стахор, – убежденно сказал Баглю, оскалясь в подобии злой улыбки. – Это все он… Он и вас не оставит в покое, мой король… Вот вам ответ, отчего они так сговорчиво очистили Заречье, ушли из Корромира… Это Стахор!

– А доказательства? – устало спросил Сварог.

– Кому же больше? – взвился Баглю. – Кому по силам такое устроить? То у него дворняги вспыхивают, как зажигательные бомбы, то из моря взлетает капля размером со скалу… Это точно была морская вода, я своими глазами видел рыбу. Морская форель, треска, ракушки, крабы… Водоросли, что в реке не растут… Это Стахор!

– Хорошо, – сказал Сварог, уставясь в пол. – Хотя у нас и нет никаких доказательств, будем считать, что это – штучки Стахора. Для простоты и пущего душевного спокойствия. Ну, и что дальше? Что мы в этой ситуации способны предпринять? Скажет мне кто-нибудь?

Как и следовало ожидать, ответом ему было общее молчание – кто отвернулся, кто в стену уставился. Только Карах в конце концов отважился встрять:

– Что-то я такое слышал в детстве, похожее, но так давно и вскользь… Толком и не припомню.

– Вот и помалкивай, – хмуро бросила Мара. – Может, мне этого скота попросту прикончить? Проберусь в Горрот, найду способ подойти к нему вплотную – а дальше будет совсем просто…

– Возможно, гланфортесса, я и одобрил бы этот план, – подумав, сказал Баглю. – Хотя он и противоречит рыцарским традициям. Но не уверен я, что вам удастся к нему проникнуть. Слишком много людей там пропало без вести – и шпионов, и монахов…

«И даже самый настоящий лар из восьмого департамента, – мрачно добавил про себя Сварог. – Он не пропал без вести, правда, – но на глазах превращался из живого человека в золотую статую, и до сих пор никто из высокомудрых специалистов не знает, как такое могло произойти. Вот только не стоит вам об этом рассказывать – совсем падете духом…»

– Я – другое дело, – упрямо сказала Мара.

– Уймись, – сказал Сварог. – Я тебе потом расскажу одну печальную историю, и она, уверен, спесь с тебя собьет… – Он повернулся к Леверлину. – Ну, а ты-то какими судьбами объявился в облике тайного королевского посла? Помнится, тебя придворная служба никак не привлекала…

– Времена меняются, знаешь ли, – сказал Леверлин серьезно. – Долго объяснять… Конгер хочет тебя видеть, дело у него важнейшее, отлагательств не терпит ни малейших. Он совсем плох, уже не встает и давно не может есть… Нужно поторопиться. Я тебя никогда ни о чем не просил, но сейчас просто-таки умоляю. Мы должны немедленно отправиться в Равену.

– Вот кстати, – насупясь, оборонил Баглю. – Любезный граф, я ничуть не подвергаю сомнению ваши полномочия и верительную грамоту… но не объясните ли, как это вы ухитрились попасть в пределы нашего королевства? Вы не пересекали границу, вы не приплыли морем – просто возникли словно из-под земли…

– В некотором смысле… – Леверлин не смотрел на него, неотрывно глядя на Сварога. – Дружище, мы должны торопиться… Времени нет совсем.

– Подожди, – растерянно сказал Сварог. – Даже если плыть на пароходе, пройдет не меньше недели…

Последние события сделали его недоверчивым – и потому он, едва вернувшись в этот тихий и уютный домик, пустил в ход все свое умение. Чтобы убедиться точно: это именно Леверлин, старый друг и сподвижник, боевой товарищ, а не какая-нибудь тварь в его облике. Ошибки быть не могло: это Леверлин, и никто другой…

– Есть другая дорога, не такая длинная, – загадочно сказал Леверлин. – Совсем даже короткая… Мы можем отправиться немедленно. Говорю тебе, дело важнейшее и срочное.

– Другая дорога? – с сомнением произнес Баглю. – Ваше величество, мне все это страшно не нравится…

– Умерьте вы подозрительность, глэрд, – махнул рукой Сварог. – Этому человеку я доверяю полностью. Не так уж много на свете таких людей… – И решительно поднялся. – Глэрд, вы уж сами придумайте что-нибудь, чтобы объяснить мое недолгое отсутствие. С вашей сноровкой это будет легко. – И грозно нахмурился. – Кажется, вы намерены возражать?

– Да что вы, ваше величество, – ответил Баглю с грустной покорностью судьбе. – С вами не поспоришь, я это уже уяснил на недавних примерах…

…Сварог никогда не бывал в той части города, куда Леверлин привел его и Мару, – закатная окраина, тихий квартал степенных ремесленников, главным образом Золотой и Серебряной гильдий, а потому дома здесь были в два, а то и в три этажа, а на проходящих женщинах красовались золотые и серебряные украшения. Хозяин одного из домов встретил пришедших молча, словно так и следовало, словно к нему каждый день посреди ночи вламывались незнакомые люди. Он лишь поклонился и отодвинулся в сторону с видом человека, от которого ничего сейчас не зависит. Леверлин уверенно направился в дальнюю комнату, своим ключом отпер низенькую дверцу, мимоходом прихватив со столика лампу. Первым спустился по узкой каменной лесенке.

Еще одна дверь, такая же низкая, окованная затейливыми железными полосами. Леверлин отпер и ее, Другим ключом, пропустил вперед Сварога с Марой, вошел сам. Они оказались в невысоком и коротком, длиной не более десяти уардов коридоре – а может, тоннеле, – сплошь выложенном замшелым камнем. Тщательно задвинув засов, Леверлин тихо сказал:

– Вот и все…

Сварог с любопытством огляделся. Дверь, в которую они вошли, была единственной. Впереди – тупик. Однако, твердо решив по своему давнему обыкновению ничему не удивляться лишний раз, он сказал с наигранной бодростью:

– Что-то это не похоже на короткую дорогу…

– И тем не менее… – слабо усмехнулся Леверлин. – Идите за мной.

Он первым двинулся к противоположной стене, и все трое встали возле замшелой кладки, судя по виду, сложенной очень и очень давно. Пахло плесенью, сыростью, раздавленными тараканами.

– И что дальше? – скептически хмыкнула Мара. Вместо ответа Леверлин решительно задул лампу. Пояснил уже в темноте:

– Так будет лучше, честное слово…

Не теряя времени, Сварог посредством всего четырех произнесенных про себя слов вернул способность видеть в темноте.

И ничего неувидел. Совсем. Коридор исчез, вокруг клубились, струились, завивались тяжелыми спиралями непонятные потоки – то ли дыма, то ли неведомой жидкости, что-то пронеслось сквозь его тело, словно порыв ветра сквозь решето, в глазах помутнело окончательно, непонятная тяжесть на миг пригнула к земле…

Послышалось чирканье спички, вновь вспыхнул фонарь. Вокруг снова были каменные стены, покрытые плесенью и мхом. Та же дверь, тот же засов.

– И что теперь? – спросила Мара, судя по тону, нимало не потерявшая самообладания.

– Все, – ответил Леверлин просто.

Он подошел к двери, одним движением открыл хорошо смазанный засов, поманил их.

За дверью не было ни комнаты, сквозь которую они только что прошли, ни самого домика. В лицо им пахнуло ночной прохладой, они стояли в небольшом искусственном гроте, и в проеме на ночном небе виднелись звезды.

И уардах в двадцати от них возвышался прекрасно знакомый Сварогу королевский дворец в Равене – высокие острые крыши над верхушками сосен, Башня Звездочетов слева… Он даже узнал это место в парке: поблизости должна стоять позеленевшая от времени медная статуя Эльгара Великого, где-то неподалеку и фонтан…

Из гордости он не пустился в расспросы немедленно, но Леверлин, должно быть, прекрасно понимавший его состояние, тут же пояснил:

– Вот так и выглядит коротенький кусочек Древних Дорог, на который нам чисто случайно посчастливилось наткнуться…

Сварог отложил в памяти это «нам» – у него и раньше имелись кое-какие вопросы к боевому товарищу, которые вспомнились вновь. Тем временем Леверлин, достав свисток, прошил ночной воздух пронзительной трелью. К нему моментально кинулся бесшумно возникший из ближайших кустов человек в ливрее, что-то кратко сообщил на ухо. Даже в ночной тьме Сварог разглядел, какое у старого друга озабоченное и горестное лицо.

– Пойдемте, – сказал Леверлин, кивком отпуская лакея. – Времени совсем мало…

Глава 13 СЫН УЖАСНОГО КОРОЛЯ

В обширной комнате все три высоких окна были распахнуты настежь, но все равно в ноздри навязчиво лез тот неопределимый запах, что свойствен тяжким болезням. К нему примешивалась и острая, резкая вонь – это в жаровне у изголовья густо дымили какие-то корешки, и лейб-медик в простом холщовом балахоне с закатанными рукавами с помощью небольших мехов непрестанно гнал этот дым на лежащего короля. У изголовья неподвижно – руки на коленях, фигура напряжена – сидел невысокий человек с грубым, некрасивым лицом тупого золотаря или деревенского дурачка. При одном взгляде на него с трудом верилось, что он способен хотя бы сложить в уме один и два, но, судя по вицмундиру коронного министра (более высоких чинов на земле попросту не имелось) и по тому, что он был здесь единственным посторонним (лекари, конечно же, не в счет), человек это был не простой и отнюдь не глупый – дураков и примитивов Конгер возле себя не держал…

Свет давала одна-единственная карбамильская лампа, горевшая у самого изголовья, так что комната тонула во мраке, но Сварог и так чувствовал, что никто не прячется по углам, не подслушивает за портьерами. Еще на лестницах и в коридорах, когда Леверлин уверенно вел его в покои смертельно больного короля, он видел, что это крыло дворца прямо-таки набито стражей, – повсюду, в три ряда перегораживая дорогу, стояли Синие Мушкетеры и ликторы в цивильном с оружием на изготовку, а в парке верхами расположились конные гвардейцы, дворец был набит войсками вплоть до головорезов адмирала Амонда из морской пехоты, в большинстве своем по собственному желанию выдернутых с каторги, дабы искупить лихой службой пожизненные или просто астрономические срока…

– Уйдите все, – раздался слабый голос. – Коновалы – тоже.

Человек в мундире коронного министра встал первым, проходя мимо Сварога, легонько кивнул ему с видом старого знакомого, хотя Сварог мог бы поклясться, что видит его впервые в жизни. Вышел на цыпочках. Следом заторопились лекари. Последними комнату покинули Леверлин с Марой.

– Подойдите сюда, лорд Сварог.

Сварог подошел, повинуясь слабому жесту иссохшей руки, опустился в кресло, с которого только что встал министр. И постарался придать своему лицу безразличие, насколько удалось, – человек в постели был страшен…

Кто-то несведущий наверняка не поверил бы, что этот обтянутый желтоватой кожей скелет совсем недавно звался королем Конгером Ужасным. Не было грозного короля, да и человека, собственно, уже не было. Была мумия, которая как-то еще ухитрялась двигать головой, глазами, открывать рот и произносить членораздельные слова… Сварог так и не отыскал в душе жалости – тот, в постели, уже пребывал по ту сторону нормальных человеческих эмоций, не только жалости не вызывал, но даже и отвращения…

– Мы так и не успели познакомиться в… прежние времена, – сказал Конгер, едва заметно шевеля совершенно прозрачными губами. – Впрочем, для сожалений нет ни места, ни времени… Лорд Сварог, я буду краток. Я хочу оставить королевство вам. Законных наследников нет. За Арталетту я боюсь, ее попросту убьют, передай я корону ей… Есть еще девятнадцать человек обоего пола – всякие там троюродные племянники моего деда и двоюродные братья тетушки брата моего дяди, которые в условиях безвластия и смуты могут собрать кое-какие силы и претендовать на престол… но эту компанию мы с вами успеем отправить к праотцам, пока не развязали хаоса… Вас я знаю плохо, главным образом по… той истории. Говорят о вас много и разное, но одно я для себя уяснил накрепко: вы никогда не пойдете на мировую со Злом. С той вполне конкретной, материальной фигурой, которая… ну, вы знаете. Вы с ним виделись. Я, представьте, тоже. Удостоился, ага… Одно непременное условие: берегите Арталетту. Если вы ее обидите, я приду оттуда и постараюсь дотянуться до вашей глотки… Поклянитесь богом.

– Богом клянусь, – сказал Сварог спокойно. Как и в прошлый раз, во время беседы с нагрянувшими в Готар глэрдами, он не чувствовал ни удивления, ни радости. Снова в голове роились исключительно практичные, крестьянские мысли: армия, военный флот, выход к морю, малоземельные крестьяне и безземельные ронины для Трех Королевств, полиция и разведка…

– Вам меня жаль? – спросил вдруг Конгер.

– Я вам сочувствую, как любому на вашем месте, – ответил Сварог, почти не думая. – Но жалеть… Я вас практически не знаю, нельзя сказать, что вы мне близки…

– Прекрасно, – сказал умирающий, растянув губы в слабом подобии улыбки. – Просто прекрасно, что вы не сюсюкаете, а говорите все как есть… Лорд Сварог, мне не нужен на моем престоле романтик или идеалист… а вы ведь, по слухам, не из таких? После тирана ни в коем случае нельзя отпускать вожжи, ослаблять хватку, понимаете? Хотя бы в первое время, но вам предстоит вешать и рубить головы, даже если вы не хотите. Если вы дадите в первое время хоть малейшую слабину, если дрогнете – начнется разброд. Мои подданные, от последнего посконника до коронного министра, должны чувствовать на горле все ту же железную перчатку… Потом, когда вы обживетесь, когда создадите свой механизм, возьмете все нити… о, тогда можете поиграть в вольности и послабления, но опять-таки с большим разбором и оглядкой. Люди не ценят тех, кто дает им вольности и свободы, полагая такие поступки проявлениям слабости. Зато жестокие короли им близки и, что важнее, понятны… Нельзя играть в доброту теперь, когда к нам опять нагрянула в гости… Вы слышали что-нибудь про Багряную Звезду?

– Я ее вижу, – сказал Сварог.

– Даже так? Неплохо…

– Но знаю я о ней мало.

– О ней никто и не знает не то что много, но хотя бы достаточно, – сказал Конгер. – Слишком давно она появлялась в последний раз, много воды утекло… Даже видите… Неплохо. У вас там, наверху, должно быть, знают больше?

– Крепко сомневаюсь, – сказал Сварог. – Некоторые колдуны, точнее, колдуньи…

Конгер решительно оборвал:

– Мне это уже ни к чему. Не будем терять времени. Главные инструкции я вам только что дал. Если будете им следовать – из вас, надеюсь, выйдет толк, и королевство мое вы не пустите на семь ветров… Теперь – детали. Их тоже не столь уж много. Тот субъект с рожей палача, что вышел, – Интагар, министр полиции. Будет предан, как собака. Родом из Железной гильдии, понимаете? Всего достиг умом и горбом – отчего слишком многие его ненавидят. Потерять ваше доверие и расположение для него равносильно моментальной смерти – все, кого по моему приказу ставил на место и допрашивал, все, кому оттоптал мозоли и встал поперек горла, тут же его прикончат. Он в таком положении, что никогда не сможет найти союзников… Возможно, когда-нибудь вы и решите его повесить – но не в ближайшие несколько лет. Сначала прочно встаньте на ноги… Далее. Сейчас он вернется и покажет вам списки. Сановники, царедворцы, военные, министры. Разделены на несколько категорий. Одних следует незамедлительно казнить, потому что они по-настоящему опасны и сильны, в руках держать их мог только я, а с вашим восшествием на трон, как бы вы ни были решительно настроены, они непременно поддадутся соблазну, захотят вертеть вами, а вы пока что неопытны в здешних делах, и это кончится опять-таки ненужной смутой… С других достаточно ссылки, тюрьмы или простого отрешения от должности – они мгновенно перестанут представлять угрозу. Есть еще список тех, кого я просто не успел изучить как следует, потому что назначил их совсем недавно. Тут уж отдаю дела на ваше полное усмотрение. Есть и другие списки – тех, кого стоит продвинуть резко, высоко, тех, кого следует продвигать неспешно, тех, кого ни за что не стоит повышать по причине некоторых качеств, не позволяющих воспитать из них надежных помощников… Умоляю вас, отнеситесь к этим спискам со всей серьезностью: у вас ведь нет собственных верных людей. Есть какие-то, но их ведь горстка… Я помню, подписывал им патенты на титулы и ордена… Крестьянин, вдова боцмана, еще кто-то… Словом, поработайте с вашим министром полиций как следует. Вы хотите о чем-то спросить?

– А почему вы решили, что они будут повиноваться мне столь же покорно, как вам?

– Во-первых, лорд Сварог, у вас есть собственная жутковатая слава. Король Хелльстада, как же… Если закрепите ее решительными действиями – удержитесь. Во-вторых, те, кто поименован в списках на продвижение, в большинстве своем уже уяснили, что своей дальнейшей карьерой они будут обязаны вам, а это по-житейски гораздо надежнее, нежели ловить призрак удачи… В-третьих… Я вас, знаете ли, попросту усыновляю. С соблюдением всех формальностей. После этого вы становитесь законнейшим сыном короля Конгера Ужасного. Я проделал бы то же самое с Арталеттой, но она не удержит, она обыкновенная девушка, умная и храбрая, что правда, однако за ней не тянется шлейф жутковатой и загадочной славы вроде вашей. Делия, Делия, боже, если бы Делия… Но так уж случилось… Мы так и не нашли этих крохотулек, Интагар потом вам покажет бумаги…

– Будьте уверены, я их найду, – сказал Сварог, чувствуя, как кривится лицо в злой гримасе. – Я-то уже знаю, где искать, и они мне заплатят за все и за всех, пожарища там будут стоять до этого их каменного неба. Это определенно пещера, громадная пещера, где-то под Хелльстадом…

– Об этом мне уже поздно слушать, – оборвал Конгер. – Как вам граф Грелор?

– Я с ним кое-где побывал бок о бок, – сказал Сварог. – И на него-то уж полагаюсь…

– Ну, ваше дело. Я вам по его поводу скажу одно: он не годится в государственные мужи. Человек, надо полагать, верный, надежный и преданный – но никогда не поручайте ему что бы то ни было возглавлять. Слишком любит тайны, мечи и вино… Понимаете?

– Да, – сказал Сварог. Он присмотрелся – из уголка рта Ужасного выползла струйка крови. – Позвать лекарей?

– Не стоит, бесполезно… Лучше кликните Интагара

Сварог быстро прошел к двери, приоткрыл ее и не глядя сказал в щель:

– Коронного министра к королю…

Интагар вошел так же на цыпочках, тщательно прикрыл за собой дверь, подошел к постели и вопросительно глянул на Конгера. Тот распорядился:

– Покажите списки.

Министр полиции с непроницаемым лицом вытащил из-за отворота вицмундира толстую, туго свернутую бумажную трубку, с поклоном подал Сварогу.

– Там все подписано сверху, – сказал Конгер. – Категории, я имею в виду. Кого куда. Что с кем…

– Ваше величество, я бы все же вписал графа Гаржака в список тех, кому назначена прогулка на Монфокон…

Конгер вновь раздвинул пергаментные губы в улыбке:

– И за что же вы его так не любите? Вроде бы ничего плохого вам не сделал…

– Граф непредсказуем, – бесстрастно сказал Интагар. – И, к несчастью, слишком много знает. Настораживающее сочетание. Я рискну вновь просить вас, государь…

– Разве он плохо работал?

– Государь, я только что высказал свои мотивы…

Какое-то время Конгер раздумывал, уставясь в потолок и шевеля бледными губами. Повернул лицо – жуткую, обтянутую кожей маску:

– На усмотрение моего сына. Вам понятно?

Интагар молча поклонился.

– Есть у меня такой шалопай в заграничной разведке, – пояснил Конгер. – Как я только что сказал, на ваше усмотрение, лорд Сварог. Если милейший Интагар попытается до вашего решения что-то с графом предпринять – повесьте означенного Интагара к лешьей матери, чтобы не своевольничал… Идите, Интагар, и скажите, чтобы там все приготовили. Не стоит мешкать. Лорд Сварог, а вы наклонитесь-ка поближе, если вам не настолько уж противно…

Сварог наклонился к самому его лицу, поневоле вдыхая густой и тоскливый запах смертельной хвори. Глаза у Конгера были яркие, молодые, упрямые.

– В ночь после вашей коронации идите на Балкон Семи Соколов, – почти прошептал Конгер. – Спросите, вам покажут… Той ночью там обязательно пройдут Белые Карлики, это…

– Я знаю, – сказал Сварог. – Мне рассказывали. Они провожают в последний путь каждого из Баргов. Если добро перевешивает все сотворенное зло, они плачут, если наоборот – смеются…

– Вот именно. Я их видел, когда Делию… Они плакали. Все до одного плакали навзрыд. Лорд Сварог… – Он шептал так тихо, что Сварог едва различал слова. – Я сам их уже не увижу и не узнаю, конечно… Но мне хочется, чтобы вы посмотрели… Просто посмотрите, как они… Я в жизни совершил много хорошего… и массу дурного. – Он внезапно поднял высохшую руку и стиснул пальцы Сварога так, что тот едва не вскрикнул. – Кто бы нам сказал, были мы правы или ошибались… Я верю в бога и потому мне страшно, совсем скоро узнаю совершенно точно, как он меня оценит… Боже мой, почему мы так беспечны и нерадивы, пока не подступит… Что это там, в углу? – вскрикнул он.

Сварог резко повернулся в ту сторону. В полумраке явственно виделось лазурное облачко, словно бледный кусочек неба, проступающий сквозь хмурящиеся грозовые тучи, казалось, можно различить уже светлые прямые волосы, красивое тонкое лицо, словно бы чуть изможденное или невероятно усталое…

– Это та, про кого я думаю? – спросил Конгер громко.

– Кажется, да, – твердо сказал Сварог.

– Ко мне! – неожиданно сильным, звонким голосом крикнул умирающий король так, что Сварог невольно отшатнулся. – Все ко мне! Монахов, священников, министра двора!

…Сам Сварог, голый и вымазанный кровью, которой его то и дело поливал из золотой миски какой-то раззолоченный болван с невыносимо гордой физиономией, чувствовал себя неуютно и неловко – он лежал меж широко раздвинутых ног Конгера, тоже голого, громко стонавшего наподобие роженицы (на него тоже лили кровь, залившую промежность), и все это действо происходило в огромном зале, где им с королем оставался лишь крохотный кусочек свободного пространства, а все остальное заполняли усыпанные самоцветами, одетые в бархат и шелка министры, генералы, сановники и титулованная знать. Все, как один, стояли навытяжку, смирнехонько, лица у них были невыносимо серьезные, гордые, значительные. Сварог прикрыл глаза – хорошо еще, что старинный обычай усыновления не требовал от него самого орать и хныкать (бывают ведь упрямые младенцы, не орут, появляясь на свет, хоть ты их режь).

Над самым ухом прошелестел требовательный шепот. Четверка лейб-медиков – на сей раз не в холщовых балахонах, а в богатых вицмундирах и черных шапочках Сословия Чаши и Ланцета – тут же придвинулась с разных сторон, подхватила Сварога на руки и подняла повыше, показывая присутствующим. Один, паскуда, рукой в тонкой замшевой перчатке бесцеремонно ухватил Сварогову мужскую гордость – он играл свою роль с величайшим рвением, притворяясь, что вдумчиво исследует пол новорожденного дитяти. Именно он и завопил мгновением спустя:

– У короля сын, благородные господа и дамы! У короля – сын, сын, сын! В согласии с пожеланиями его величества нарекается Сварог Барг!

Хуже всего было красоваться в этаком вот виде перед дамами, – но Сварог терпел, поднятый на вытянутых руках четверки как можно выше, думал раздраженно: «Как бы не уронили, черти, сломать себе ничего и не сломаешь, но все равно конфуза не оберешься…»

Потом его опустили пониже, старательно принялись заворачивать в синюю мантию, расшитую золотыми геральдическими лилиями Баргов. Хорошо еще, что роль несмышленого младенчика, только что явившегося на свет божий, на этом и заканчивалась. Подчиняясь тому же требовательному шепоту, Сварог встал на собственные ноги, кутаясь в мантию и стараясь не встретиться взглядом ни с кем из присутствующих, прекрасно зная, что стоявшая где-то в толпе Мара по своему обыкновению не обойдется без подначек и шуточек.

Кто-то охнул у него за плечом. Сварог опустил глаза.

Глаза Конгера гасли, словно он больше не мог держаться. Изо рта широкой лентой хлынула кровь, удивительно алая и обильная. В гробовой тишине торопливо расступались блиставшие самоцветами сановники, разодетые дамы и увешанные орденами генералы – по образовавшемуся проходу бесшумно скользила…

Она осталась в точности такой, какой Сварог ее видел в последний раз в зыбком рассветном полусумраке, в заброшенной избушке где-то посреди Ямурлака, – тоненькая, в синем балахоне, со струившимися из-под капюшона светлыми прядями. Гибко склонилась над Конгером, легонько прикоснулась кончиками пальцев к его лбу, выпрямилась, прошла назад той же дорогой, меж далеко раздавшихся придворных, военных и чиновного народа. Проходя мимо Сварога, бросила на него мимолетный взгляд, бледно, печально улыбнулась, словно бы извиняясь перед новым хозяином дворца за визит без дозволения, – и Лазурная Дева, фея смерти, стала таять, растворяться, исчезать, не замедляя шага. Еще миг – и ее уже не было посреди широкого пустого пространства.

Казалось, прошли долгие часы, прежде чем кто-то зычно возгласил посреди мертвой тишины:

– Король умер! Умер король!

И тут же кто-то раззолоченный, суетливый, бряцавший орденами, лучившийся фальшивым сочувствием и фальшивым воодушевлением, опрометью кинулся к Сварогу от колонны – стремясь опередить других, кинувшихся вдогонку, хлынувших со всех сторон, наперерез, толкаясь, злобно пихаясь локтями. И опередил-таки, шустрый. Крепко схватив Сварога за мантию, обернувшись к наседавшей толпе, уже непритворно сходя с ума от радости, даже приплясывая, заорал что было мочи:

– Да здравствует король!!! Да здравствует король, Сварог Барг!!!

И носить ему теперь до смерти почетнейшее придворное звание Королевского Возвестителя, проныре этакому…

Глава 14 БРАТЕЦ И СЕСТРИЧКА

Он возвышался над собравшимися в громадном зале – как и полагалось королям. Десяток длиннейших столов тянулись на всю протяженность зала, а вот перпендикулярно к ним, на особом возвышении, куда вели целых семь ступенек, как раз и помещался королевский стол, рассчитанный всего-то человек на двадцать. Гвардейцы у ступенек, гвардейцы по всей длине помоста, гвардейцы за спиной, у стены, две дюжины ливрейных лакеев, напряженно застывших на расстоянии вытянутой руки от пирующего с верными сподвижниками короля, церемониальная гербовая посуда, вся отлитая из золота, массивная, старинная, поразительное количество разнообразнейших яств и питий, способное утолить голод и жажду у Драгунской роты…

Даже неудобно было чуточку оттого, что за этим богатейшим дастарханом восседали всего пятеро, считая Сварога. Он загодя, через министра двора, передал Арталетте, что желает видеть за почетным столом и ее, но министр вернулся, разводя руками.: герцогиня Барг вежливо, но решительно ответила, что не чувствует себя вправе сидеть на королевском помосте, особенно в столь торжественный день… Гадать о причинах отказа у Сварога не было ни времени, ни желания, он попросту махнул рукой – и ограничился четверкой сподвижников. Чтобы увидевшая рядом с ним этих людей дворцовая публика заранее поняла, кто есть кто. Он позвал бы и Леверлина, но тот еще не вернулся из Глана.

Так что, согласно известной поговорке, компания была небольшая, но очень порядочная: Бони в королевской короне, аксамитах и парче; бывший воришка Паколет во всем великолепии герцога и барона; Мара в самом роскошном платье, какое только мог измыслить лейб-портной (принявший ее за обыкновенную фаворитку нового монарха и потому, не мудрствуя лукаво, прибегнувший к массе кружев, брильянтов и атласных лент); Элкон в неизменных золотых очках, одетый дорого, но скромно, как и подобает ученому книжнику.

Первое время Сварог, выставленный на всеобщее обозрение, чувствовал себя обезьяной в зоопарке, но потом это прошло – на него особенно и не таращились, предпочитая пить и есть в три глотки. Коронационный ужин – событие редкостное, на столы в этот торжественный день приносят множество блюд, которые так и именуются: «яства коронации». В другие дни, какими бы праздничными они ни были, такого не отведаешь. Так что почтеннейшая публика спешила всего попробовать, чтобы было потом чем хвастать. Что до короля, он представляет значительно меньший интерес: никуда не денется, строго говоря, так на престоле и останется, его еще можно будет повидать сто раз, а вот такой еды, быть может, второй раз в жизни уже и не попробуешь…

О короле и забыли, откровенно говоря, – особенно когда как следует выпили. Веселье било ключом, надрывались музыканты, звенела посуда, за портьерой в глубине помоста время от времени появлялся бульдог в человеческом облике, министр полиции, окидывал орлиным взором окрестности – и, убедившись, что все в порядке, вновь скрывался за тяжелыми складками вишневого бархата. Сварог, надо сказать, вовсе и не убивался от недостатка внимания – добросовестно высидеть свое и убраться восвояси…

Какое-то время он высматривал среди знати Маргилену с мужем, но так и не разглядел, в зале собралось человек с тысячу, и в глазах рябило от жарко сиявших дворянских корон, самоцветов, богатых одежд. Арталетту он тоже не увидел. Проще всего было бы подозвать лакея и спросить – должен же кто-то знать такие вещи, – но обращаться к ним не хотелось: из-за раззолоченных ливрей и одинаково бесстрастных лиц, лишенных и тени человеческих эмоций, они казались заводными болванчиками, возникало даже подозрение, что они и говорить не умеют…

Итак, свершилось. Он прошел через это длинное и помпезнейшее испытание – коронацию по-ронерски, ничего общего не имевшую с патриархальным гланским обрядом. Здесь все было обставлено не в пример роскошнее: торжественный проезд гвардии в парадных мундирах, гром пушек стоявших на реке военных кораблей, толпы принаряженного народа, город, украшенный гербовыми полотнищами с золотой бахромой, штандартами, позолоченными коронами, полосами разноцветных тканей, свисавших с балконов и окон, гильдейскими знаменами… Он уже немного разбирался в таких вещах и понимал: за день-два такое торжество не организуешь, не подготовишь. Отсюда следовало, что свой план Конгер задумал давненько и проводить его в жизнь начал загодя, так что в нужный час осталось лишь отдать приказ…

Немножко неудобно было перед гланцами: смех, а не король – просидев на престоле пару недель, покинул подданных в спешке, словно преследуемый кредиторами должник. Однако на тайном совещании с глэрдами (когда он вернулся в Клойн той же загадочной дорогой, о которой так и не выдалось случая расспросить Леверлина толком) Таварош, Даглас и Баглю в один голос заявили, что так, пожалуй, и лучше. Учитывая вчерашний загадочный катаклизм, почти до основания уничтоживший королевский замок. «Если это и в самом деле Стахор, – сказал Таварош. – В Равене ему будет труднее до вас добраться, государь». В конце концов, ничто не мешало Сварогу по-прежнему числиться гланским королем – а со страной тем временем преспокойно управится и Совет из тех самых глэрдов, что позвали его на царство (с добавлением брата Фергаса). Вслух об этом, понятно, не говорилось, но у Сварога осталось впечатление, что господа глэрды про себя облегченно вздохнули: очень уж удачно для них сложились дела. И грозного короля, твердо намеренного править самовластно, поблизости нет, и трон занят законным владыкой, пусть и пребывающим в отдалении. Правда, на всякий случай Сварог быстренько составил указ, по которому лишь он сам и никто другой мог вводить в Совет глэрдов новых членов в случае естественной убыли. Мало ли что может взбрести кому-то в голову, пока король далеко, пусть берегут друг друга – человеческая природа, как подтвердит вам любой министр полиции, ох как несовершенна, и следует заранее исключить ситуацию, при которой какому-нибудь интригану покажется выгодным устроить заговор с резней…

Ну что же, будем править. Плохо только, что и здесь, как давеча в Готаре, придется первым делом ради вящего спокойствия державы, ради высших государственных интересов кого-то вешать. Удел королей, увы… Лучше всего было в Глане, там он так и не успел пролить кровушки, даже скотину Рейта не особенно и тянет казнить. Отобрать в пользу той девчонки изрядный кусок угодий, а самого по старому обычаю гланских королей сослать в какую-нито самую отдаленную глэрдову деревушку, чтобы томился там среди овцепасов и углежогов, пока не смягчится сердце монарха…

– Что? – очнулся он от раздумий.

– Я говорю, командир, тебе первым делом надо занять Вольные Маноры, – склонившись к его уху, поведал Бони конспиративным шепотом. – Верно тебе толкую, как король королю. Там и руды хорошие, которые они по своей бедности толком разрабатывать не умеют, и торговое судоходство по Рону, и корабельные леса Каталаунского хребта…

– Гром меня порази! – сказал Сварог с непритворным удивлением. – Бони, дружище, да ты ведь, я смотрю, не только баронских дочек валял и вино кушал… Мыслишь вполне стратегически.

– Ага, мне уже именно это слово и говорили, – скромно сказал Бони. – А в общем, это все немногим сложнее, чем обычные думки крепкого крестьянского хозяина: вот прикупить бы тот выпас, да прирезать ту пашенку, да ухитриться как-то соседскую межу подалее передвинуть, в свою пользу, конечно…

– Растешь на глазах, – фыркнула Мара.

– Не язви, рыжая, – с достоинством сказал Бони. – Мечом махать – дело нехитрое. А вот нам, королям, нужно еще и мыслить… тем самым ученым словом говоря. Верно тебе говорю, командир, нужно занимать Вольные Маноры. Благо тамошний народишко к тебе, в общем, расположен. Надоели им свои корольки да барончики. О тебе в Манорах, знаешь ли, оч-чень оживленно и с симпатией судачат. Говорят, что у тебя немеряно свободной земли в Трех Королевствах, а вот людей, наоборот, нехватка… Что ты удивляешься? Мужик – создание практичное, ежели мне будет позволено употребить еще одно ученое слово. А пахотной земельки в Манорах мало, горы как-никак, Каталаун… Вообще прикидывая, можно со временем и оттяпать у Святой Земли тот кусок, что за Роном, – и будет устье Рона у тебя в руках, а не у этих святош. Они ж там, в Святой Земле, – народец обнищавший… Ты подумай, а? У меня, как у всякого приличного короля, имеются шпики в заграницах, так что настроения я знаю…

– Подумаем, – сказал Сварог рассеянно. – Дай ты мне на престоле освоиться…

Со своего помоста он видел в распахнутое, от пола до потолка, окно, что на прилегающей к замку луговине горят во множестве костры, взлетают разноцветные фейерверки: там, в соответствии с той же вековой традицией, устроили угощение для простого народа, простенько, но обильно, без особых затей – быков целиком жарили, вино из бочек ковшами черпали…

Кто-то легонько коснулся его плеча. Подняв глаза и увидев значительное лицо министра полиции, Сварог вспомнил еще об одном деле, которому как раз настал черед. Поднялся, кивнул остальным:

– Гуляйте, други, во всю широту души, а у меня тут кое-что неотложное образовалось…

…На узеньком небольшом балконе на каменных перилах и в самом деле красовались семь соколов, статуэтки высотой в локоть, высеченные давным-давно из темного песчаника. Никакого красивого вида с этого самого балкона не открывалось – лишь узкая полоска земли меж глухой стеной королевского зоопарка и высоким, сплошь заросшим соснами холмом. Впрочем, теперь-то Сварог знал, для чего балкон когда-то устроили именно здесь…

Он долго стоял у перил, источавших запах старого пыльного камня, меж двумя соколами, потрескавшимися и выщербленными, и в голове не было никаких особенных мыслей. Издали долетали шумы праздника, и не понять было – то ли из дворцового зала, то ли с луговины, пьяный гомон мог с равным успехом принадлежать и сборищу чванных дворян, и толпе разгоряченного даровым вином простонародья.

Они появились совершенно неожиданно. Только что внизу не было никого – и вдруг…

По узкой полоске заросшей низкой и мягкой травой земли шагали вереницей с дюжину карликов, чьи макушки достигали пояса взрослого человека. Они выглядели обычными людьми, только очень маленькими – Сварог видел с балкона, как их босые ноги приминали траву, что призракам вовсе несвойственно, – но и в самом деле казались странно белыми: белые, как чистый снег лица, ступни и руки, словно светившиеся собственным тусклым сиянием балахоны, белоснежные (но не седые!) волосы и даже зрачки круглых глаз какие-то беловатые…

Самые обычные безбородые лица – одни мужчины, ни женщин, ни детей… Сварог смотрел во все глаза, придвинувшись вплотную к перилам, пачкая застарелой пылью пышное королевское одеяние, затаив дыхание.

Они не лили слезы и не смеялись, их личики были застывшими, сосредоточенными, невероятно серьезными. Так ни разу и не рассмеявшись, не проронив ни слезинки, они медленно, очень медленно прошествовали внизу, скрылись за углом здания…

Расслышав совсем рядом чей-то вздох, Сварог порывисто обернулся, нашаривая рукоять широкого кинжала. И убрал руку с пояса, увидев в полумраке Арталетту – в коротком синем платье с траурной белой лентой на плече, с уложенными в сложную дворянскую прическу волосами. Должно быть, она стояла здесь довольно давно. Все еще смотрела вслед исчезнувшим Белым Карликам. Потом сказала тихо:

– Они не смеялись и не плакали…

– И что это означает? – спросил Сварог, уже сам смутно догадавшись, каким будет ответ.

– Они не знают, чего в нем было больше – хорошего или дурного. По легендам, такое редко случается – люди обычно или явные злодеи, или откровенные добряки…

– Как сказать, как сказать… – пробормотал Сварог. – Не все так просто… Почему вы отказались сесть за королевский стол, герцогиня?

– Потому что там для меня нет места, – сказала она, гордо вскинув черноволосую головку. – Потому что дочь я незаконная, а милостей ваших вроде бы не удостоилась…

Она вновь напомнила Сварогу Делию – быть может, и не было особого внешнего сходства, но поворот головы, голос, стать…

Даже чуточку жутко стало, и он сделал над собой усилие, чтобы избавиться от этого наваждения.

– Вы, наверное, меня ненавидите? – вдруг спросила Арталетта.

– За что, господи? – искренне удивился Сварог.

– За ту историю…

– Бросьте, – сказал Сварог решительно. – Это были, строго говоря, вовсе и не вы. Я сам выдернул у вас из-за уха эту чертову булавку, неужели не помните?

– Все равно, – упрямо сказала девушка. – Меня учили монахи… Нечистой силе не так-то просто овладеть человеком, если нет лазейки. А в моем случае такая лазейка была. Я ей завидовала, понимаете? Никак нельзя сказать, что ненавидела или даже недолюбливала, – но я ей завидовала, долго, упорно, чуть ли не каждодневно. Она была законная. Все принадлежало ей. А мое положение было хоть и почетным, но все же специфическим – прижитая на стороне байстрючка, с которой хватит и полковничьего мундира… – Она стояла рядом, касаясь Сварога плечом, печальная и прекрасная. – Завидовала, завидовала… пока оно не нашло эту самую лазейку… И погубила ее в конце концов.

– Вот это вы бросьте, Арталетта, – сказал Сварог серьезно. – Все, что произошло из-за этой чертовой булавки, никоим образом не повлияло на… Тут другие причины. Но это уже моя боль, моя собственная. Моя боль, моя месть, мое упущение…

– Вы ее любили?

– Наверное, нет, – сказал Сварог. – Вряд ли. Возможно, у меня просто-напросто не хватило времени, чтобы успело что-то такое родиться… Нет. Но мне от этого не легче. – Он осторожненько повернул девушку лицом к себе. – Бога ради, не думайте, что я к вам отношусь плохо. Я дал слово вашему отцу вас беречь, хотя и без этого обещания сделал бы то же самое…

Боже, как она была красива и загадочна в полумраке, как похожа сейчас на Делию… Пальцы сами коснулись тонкого бархата, под которым таилось нежное, упругое тепло.

Арталетта не отстранилась, впервые попыталась улыбнуться:

– А вы не забыли, что с некоторых пор стали моим братом?

– Названым, сестричка, названым, – сказал он хрипло. – А это совсем другое, здешние законы даже позволяют названым братьям жениться на названых сестрах…

– Надеюсь, вы не собираетесь делать мне предложение? – Она улыбалась почти весело. – Я ведь довольно грубое и дерзкое существо, мушкетерский полковник…

– Вы в первую очередь прекрасны, как фея, – сказал Сварог искренне.

Он и сам не понимал, что с ним творится, но чувствовал простоту и естественность происходящего. Балкон, ночь, загадочные темные глаза девушки, до ужаса похожей на Делию, ничуть не пытавшейся уклониться от объятий…

Она не сопротивлялась, когда Сварог притянул ее вплотную, закинула голову, медленно прикрыла глаза и подставила губы. Возможно, в происходящем и было нечто сумасшедшее, но вот противоестественного не было ни капли…

У него так и не возникло ощущения, что ему уступают, – а это прибавило дерзости и нежности. Руки Арталетты сомкнулись у него на шее, поцелуй был долгим, как его путь из бесприютных бродяг в короли, совсем близко с грохотом лопнул и рассыпался мириадами алых искр очередной фейерверк, и мерцающее красное сияние добавило в происходящее нереальности.

Сварог шел за ней по дворцовым коридорам, как во сне, чувствуя себя бездумным и легким, проходил мимо застывших гвардейцев, словно мимо пустого места. Дверь ее спальни тихо захлопнулась, щелкнул засов – и они вцепились друг в друга по-настоящему, как будто ища поддержки и опоры в этом чертовом мире, жестоком ко всем без разбора. Бархат вспорхнул невесомым облачком, едва слышно скрипнула постель, от долгих поцелуев перехватывало дыхание, кто первым взял на себя все, так и осталось непонятным, но это уже не имело никакого значения – двое слились в единое целое так, словно это было навсегда, тяжелое дыхание смешалось, и бедолага Сварог, нечаянный король, впервые за много дней избавился от забот…

За окном звонко лопались шипящие фейерверки.

Глава 15 ГОСУДАРЬ В ТРУДАХ, АКИ ПЧЕЛКА…

Проснувшись утром, довольно рано, он не почувствовал ни стыда, ни раскаяния. А почему, собственно? Взрослые люди вправе поступать так, как им нравится, в особенности если не нарушают никаких законов и не ущемляют каких-либо третьих лиц… Он долго разглядывал мозаичный потолок, на котором посреди дикого леса вскачь неслись за упитанным здоровенным кабаном бесшабашные охотники в зеленых плащах и кожаных каталанах, упрямо склонившие рогатины. Покосился на Арталетту – она безмятежно посапывала, разбросав по смятой белоснежной подушке черные спутанные локоны, лицо ее казалось спокойным и довольным, вряд ли ей снилось что-то плохое. Вот только из-под сбившейся с прежнего места подушки предательски выглядывала «чертова флейта», громадный четырехствольный пистолет, излюбленный путешественниками, поскольку одним залпом мог при удаче скосить с полдюжины нападающих. То-то ночью Сварогу что-то мешало, твердое, большое и непонятное… В раскрытом ящике золоченого ночного столика виднелась рукоять еще одного пистолета, двуствольного, а совсем рядом с постелью, только руку протянуть, стоял меч без ножен с эмблемой Синих Мушкетеров на эфесе. «Бедная девочка, – подумал он сочувственно. – Натерпелась страху и неизвестности…»

Осторожненько выбравшись из груды тончайших простыней, тихонько оделся и выскользнул из спальни – а вдруг ей, когда проснется, будет неловко? – вышел в коридор, сверкавший полированным малахитом и золоченой лепниной. Двое ликторов, стоявшие прямо напротив двери, и без того неподвижные, обратились в статуи. Сварог, придав себе невинный и беззаботный вид, как ни в чем не бывало прошел мимо, не удостоив их и взглядом, – именно к такому поведению следовало привыкать, по коридорам и лестницам торчит множество живых истуканов, если обращать на каждого внимание, если принимать в расчет мысли и чувства каждого, получится совершенно не по-королевски…

Открыв высокую застекленную дверь, вышел на балкон. Утро было такое ясное, мир казался столь свежим и чистым, словно в первый день творения, когда человек еще не появился со всеми своими грехами и пакостями, что Сварог впервые за много дней ощутил счастливую, умиротворяющую легкость. Справа, на Луговине, еще суетилась целая армия лакеев, уничтожавших следы вчерашнего народного гулянья, в кроне ближайшей сосны щебетала какая-то птаха, зеленел парк, лучи восходящего солнца заливали окна ало-золотым сиянием, и не было ни одной войны, и не было пока что придворных интриг…

Вот только короли не имеют права предаваться безделью даже в такое утро. Особенно когда следует срочно обдумать идею, пришедшую ночью в голову, – если не особенно скромничать, поистине гениальную…

Если подключить к основанию Трех Королевств прежнюю бюрократию, орду закосневших чиновников с их волокитой, казнокрадством и слепым следованием писаным параграфам, можно всерьез опасаться, что благородная и невероятно масштабная затея погрязнет в старых порядках, как в болоте. Следовательно…

Следовательно, нужна партия. Вроде КПСС. Не очередная бюрократическая структура, а партия, спаянная конкретной идеей, не зависящая от чиновников, подчиняющаяся лично королю, стоящая над всеми прежними государственными институциями. Должны быть первые, вторые и третьи секретари, обкомы и горкомы, знаки для особо отличившихся в золоте, серебре и меди. И все такое прочее. Туда преспокойно можно будет отбирать людей, не обращая внимания на титулы либо отсутствие таковых, на строгую систему иерархии чиновничьих званий, на устоявшиеся традиции и заслуги рода…

Разумеется, называться все это должно как-то иначе – нет на Таларе никаких партий, даже бледного подобия, время еще не пришло, и слава богу. Не стоит пугать ревнителей традиций чересчур уж шокирующими новшествами. Пусть это будет, скажем, нечто вроде рыцарского ордена, какие существовали еще лет триста назад… развивая идею… некая смесь рыцарского ордена с монашеским, с Гильдией и Сословием… нужно хорошенько все проработать, найти толкового человека, способного взять на себя массу бумаготворчества, король подаст четкую идею, начертит контуры, а уж по ним кто-то должен прорисовать детали… Решено! Орден Возрождения Трех Королевств – название не самое гениальное, но в качестве рабочего вполне сойдет. Когда чиновничья рать спохватится, ей уже просто-напросто не останется жизненного пространства, она прочно окажется в подчиненном положении. Великий Магистр… Нет, не подходит, такой уже есть в Святой Земле. Король… ну, нехай король будет главный… главный зодчий, речь ведь идет о строительстве… а ведь прорисовывается что-то уже сейчас! Зодчий провинции, зодчий округа, зодчий волости… города… секретарь зодчего, советник зодчего… ух ты, мать твою, как оно идет, словно по маслу! Колос как символ землеробства, лопата как символ строительства… и чего-то там как символ остального… Ну и голова у вас, милорд Сварог! Все вы предусмотрели, господа сановники, министры и придворные, а вот предвидеть королевскую затею насчет партии вряд ли смогли, не хватит у вас ума на такое… Конечно же, полицейское наблюдение изнутри, строжайший пригляд – как только освоятся, начнут и воровать, и козни плести, и подсиживать друг друга, и секретарш пользовать, устраивая их третьими помощницами старшего зодчего… Но пока додумаются, тайная полиция их уже осветит самым надежным образом…

Бодрый и охваченный жаждой деятельности, он вернулся в коридор, зашагал к своим покоям. У огромного, под потолок, мурранского зеркала торчала еще одна ранняя пташка – Мара вертелась перед чистейшим высоченным стеклом, старательно охорашиваясь, одергивая мундир лейтенанта Арбалетчиков, самого старого здешнего гвардейского полка, давно уже вооруженного мушкетами, но сохранившего прежнее почетное звание. О старинном оружии напоминало лишь золотое изображение арбалета на правом рукаве черного мундира.

Увидев Сварога, она живо отвернулась от зеркала, прищурилась:

– Надо же, какой шустрый у нас младенчик! Три дня, как на свет родился, а уже по девкам бегает…

– Тихо ты, – сказал Сварог не без смущения. – Поблизости холуи торчат…

– Подумаешь, – безмятежно сказала Мара, поправляя черный бадагар с белым пером в попытках придать ему наиболее ухарский вид. – Ты король или кто? Я тут потолковала с министром двора, он мне рассказал, как Конгеров папаша прямо в тронном зале фрейлин примащивал на стол для скипетра…

– Мы должны избавляться от наиболее одиозных традиций прошлых царствований, – сказал Сварог ханжески. – Образцом добродетели служить, знаешь ли… Как у тебя в полку?

– Ну не могла же я за пару часов втолковать всем и каждому, что относиться ко мне следует предельно серьезно, – сказала Мара. – Но определенная работа произведена. Я изо всех сил старалась быть скромницей, поэтому дуэлей за это время произошло только три. Успокойся, все живы, хотя одинбез уха остался… Ничего, начали помаленьку проникаться и осознавать, какое сокровище им на голову свалилось, через недельку по струнке ходить будут… Да, имей в виду: тут у тебя во дворце освободилась вакансия… не помню, как она в точности называется. Тот идиот, что носит за королем письменные принадлежности.

– Лейб-мэтр Королевского Пера, – сказал Сварог уже с некоторым знанием дела. И тут же обеспокоился: – Что стряслось?

– Да ничего особенного, – безмятежно сказала Мара. – Позавчера, перед коронацией, когда я еще болталась по дворцу в скромном платьице, никому толком не известная, прижал в темном углу и вознамерился совлечь одежды. Все бы ничего, да начал за корсаж монеты совать, под юбку залез с ходу, никак не хотел поверить, что ему сейчас руки поломают… Я, девушка скромная и неопытная, сопротивлялась…

– Господи ты боже мой, – сказал Сварог растерянно. – Где труп?

– Я тебя умоляю, не делай ты из меня чудовище… – ухмыльнулась Мара. – Ничего я ему не поломала, всего-то постучала по организму да пощекотала кинжалом в особо нежных местах… Когда его лакеи видели в последний раз, скакал к воротам на неоседланном коне и кричал, что подал в отставку… В общем, имей в виду, что вакансия свободна, вдруг понадобится кого-то повысить… Элкона хотя бы, он у нас до сих пор без придворного звания…

– Где он, кстати?

– А он с его величеством, королем Арира, пустился по фрейлинам, – с невинным выражением лица наябедничала Мара. – Ничего, пусть парнишка привыкает к дворцовым нравам, ему самоутвердиться нужно, перебеситься…

– Министра полиции не видела?

– Конечно, видела, – пожала плечами Мара. – Спозаранку по дворцу болтается с таким видом, будто намерен арестовать всех и каждого, бумагами трясет… Вон он, за статуей приютился…

– Очень кстати, – громко сказал Сварог. – Подите-ка сюда, ваше превосходительство. Нам, в отличие от многих, в эту раннюю пору потрудиться придется…

Едва они вошли в королевский кабинет, Интагар вытащил из-за обшлага те самые списки и вознамерился подсунуть под нос, но Сварог бесцеремонно отстранил тугую бумажную трубку:

– Это немного подождет. Мне срочно нужна консультация по другому поводу. Нужен человек, который смог бы…

Очень трудно объяснить, что тебе требуется партийный идеолог – особенно когда беседуешь с человеком, в жизни не слышавшим о такой, с позволения сказать, профессии, да и о партиях тоже… Сварог сам понимал, что был излишне многословен и порой путался в объяснениях. Однако понемногу министр полиции, судя по глазам, начал его понимать, в конце концов, улучив подходящую паузу, решительно сказал:

– Я понял, государь… Такой человек есть. Герцог Лемар. Служил по министерству двора, имел чин министерского советника… но главным его занятием как раз и было подыскивать убедительные объяснения для тех или иных государственных… акций, именно он подобрал великолепную мотивировку для нашего прошлогоднего вторжения в Вольные Маноры, для лоранской войны, введения в финансовый оборот беспроцентных векселей казначейства, новой пошлины с ганзейских кораблей… с ходу и не смогу перечислить все. Признаюсь вам честно: я его ненавидел, мы были врагами… но для того, что вы задумали, необходим, пожалуй что, как раз герцог Лемар. Разумеется, при условии, что вы будете прочно держать его в узде. Он из тех субъектов, у которых за спиной постоянно должен маячить даже не полицейский, а палач…

– Ну, это мы обеспечим… – сказал Сварог. – У вас есть на него дело?

Министр полиции усмехнулся уголком рта: – Как и на всех, государь…

– Пошлите за ним верхового.

– Боюсь, ваше величество, посылать придется корабль…

– То есть?

– Он вот уже семь месяцев, как отправлен в бессрочную ссылку на Стагар, – сказал Интагар. – Стагар, вообще-то, принадлежит лоранской короне, но по давнему уговору меж королями туда отправляют некоторых своих ссыльных все державы Виглафского Ковенанта. Очень уж удобное местечко: всего четыре места, где к острову могут приставать корабли и лодки, нелюдимое местное население, крайне недружелюбно относящееся к любому приезжему… И сбежать оттуда трудно, и почти невозможно наладить переписку с внешним миром, найти сообщников для какой-нибудь пакости… Надежное местечко.

– А за что его туда законопатили?

– За человеческие слабости, государь, – вновь усмехнулся министр полиции одной стороной рта. Сварог уже стал привыкать к этой его гримасе. – У герцога их было две: страсть к драгоценностям, особенно антикварным, и юным девушкам. Отсюда проистекало все остальное: в том, что касается драгоценностей, – вымогательство, подделка завещаний, подлоги, шайка доверенных грабителей; в том, что касается девушек, – принуждение, шантаж, лишение свободы, зелья, опять-таки шайка доверенных… Король терпел гораздо дольше, чем я бы на его месте. Герцог в конце концов заигрался. Получилось так, что месяца три не было ситуации, к которой он мог бы приложить свои способности, – и, естественно, влияние его и значимость ослабли, а учитывая, что от своих страстей он и не думал отказываться, действуя с присущим ему размахом… Составился заговор, были предъявлены неопровержимые улики вкупе с многочисленными жалобами… Титул ему оставили, но орденов и чина лишили, а также определили конфискацию всего движимого и недвижимого, кроме родового поместья. Конфисковали бы и его, но не оказалось младших сыновей… Ну, и отправили на Стагар.

– Подозреваю, вы тоже руку приложили?

– И даже не буду каяться, государь. Он вполне заслужил. По моему глубокому убеждению, все меньше и меньше появлялось акций и ситуаций, требовавших искусства герцога. Он переставал быть нужным…

– И вы, я так понимаю, блестяще совместили личную вражду с государственными интересами? – усмехнулся Сварог. – Вы бы хоть глаза потупили, сокол вы мой тайный… Ладно. Меня более всего привлекает и интригует то, что вы, несмотря на личную вражду, все же высоко оцениваете его способности…

– Что же делать, если он ими обладает.

– Резонно, – сказал Сварог. – Принесите мне его дело… нет, не все целиком. Составьте экстракт о прегрешениях, предельно краткий, – а вот образцы его творчества мне нужны в полном и всеобъемлющем виде. Сколько времени вам понадобится?

– Минута, государь, – министр полиции проворно выхватил из кармана записную книжку, черкнул несколько строк карандашом, вырвал листок и, приоткрыв дверь, подал его кому-то, шепотом отдав приказание. Вернулся к столу, толстой плите синего стекла на золотых затейливых ножках. – Скоро бумаги доставят…

– И пошлите за ним корабль, – твердо сказал Сварог. – Я сейчас набросаю повеление. Просто-напросто помилование. Ордена и чины пока что возвращать не будем, как и конфискованное, – пусть сначала из кожи вывернется… – Он громко пришлепнул на сургуч Малую королевскую печать, протянул листок министру. – Так, что у нас со списками? Ага… Вот что, любезный мой Интагар… Я тут немного подумал и решить быть милостивым. Ну зачем нам нужно непременно казнить этих девятнадцать человек, имеющих кое-какие основания претендовать на престол? Будем милосердны. Если этого так уж требуют интересы государства, можно сослать их на тот же Стагар, там они будут неопасны…

– Невозможно, государь, – твердо сказал Интагар.

– Эх-то как понимать, милейший? – грозно поинтересовался Сварог. – Моя королевская воля…

– Ваше величество, еще ни один король, если не считать сказочных персонажей, не научился воскрешать мертвых… – быстро прервал Интагар. И продолжал с невинным, честным, ясным взглядом: – Прискорбное недоразумение произошло, государь, в ночь кончины короля Конгера. Эти девятнадцать неделю содержались в крепости на том берегу реки, той ночью их решили перевезти в тюрьму Давут, уже на этом берегу… Погрузили на барку… Неопытный шкипер посадил суденышко на камень – есть там коварное местечко с парой подводных утесов, опытные капитаны его обходят, а новички, да еще подвыпившие… Словом, барка затонула, ни один из девятнадцати не выплыл. Шкипера, конечно, должным образом наказали… нет, и в этом случае даже вы не можете уже его помиловать…

– Та-ак… – протянул Сварог. – Неплохо…

– Воля короля была выражена совершенно недвусмысленно, – сказал министр полиции, стоя навытяжку, – На вас этого греха нет.

– Пожалуй, – покрутил головой Сварог. – А прочие списки – на казнь и высылку? Вы их тоже… осуществили?

– Нет, государь. Здесь уже требуется ваша подпись. Чтобы все поняли: с вами шутки плохи. Я очень надеюсь, что вы выполните волю вашего покойного… приемного отца. Милость тут неуместна. Взгляните. Под именем каждого кратко описаны прегрешения. Если у вас есть сомнения, я прикажу принести дела. Клянусь вам чем угодно – ни один из них не страдает безвинно. Все они совершили проступки и преступления, караемые по нашим законам смертной казнью или ссылкой.

– А ведь вы, любезный, мне не врете… – задумчиво сказал Сварог. – Но ведь другие, с теми же прегрешениями и преступлениями, остались на свободе?

– Увы, государь… Если вы начнете приговаривать всех, не с кем будет работать. В списки, как вам наверняка говорил король, попали только те, кто способен на шатания. Те, от кого следует ожидать верной вам службы, остаются на прежних постах, при старых должностях. И у вас всегда будет возможность достать дела и сдуть с них пыль. – И он проникновенно добавил: – Что поделать, если нельзя иначе…

– Пожалуй… – сказал Сварог неохотно, глядя в стол. – Пожалуй что… Нет другого выхода, страну следует взять в руки, чтобы на фоне покойного короля я не казался слабачком… Все правильно, да… – Он потянулся за пером и вдруг отдернул руку. – Послушайте, любезный мой… Списки вашей рукой писаны, а?

– Совершенно верно. Сварог вкрадчиво сказал:

– А теперь признайтесь-ка мне быстренько: есть кто-то, кого вы внесли в эти списки самочинно? Уже после того, как их продиктовал король?

– Нет, – моментально ответил Интагар.

– А вот теперь – врете, – удовлетворенно сказал Сварог. – Нагло врете. Я умею это определять безошибочно, учтите… Ну? Нет на этом свете незаменимых министров полиции…

Почти сразу же Интагар ответил, напрягшись и побледнев:

– Я слышал краем уха об этом вашем умении, но думал – враки… Вы правы, ваше величество, каюсь. Вот эти двое – в списке на казнь. И эти трое – в списке на ссылку.

– Вот теперь вы опять говорите чистейшую правду, – хмыкнул Сварог. – Объяснения последуют? Интагар сказал с видом бледным и решительным:

– Да, государь. Вам когда-нибудь плевали в лицо?

– К счастью для таковых нахалов, нет.

– Вот видите… А теперь представьте, что это вас, проходя мимо, небрежно шлепает перчаткой по лицу высокородный граф и, головы не поворачивая, небрежно роняет: «Посторонись, быдло…» И представьте еще, что все это происходит в церемониальном зале, при скоплении придворных. Потом представьте, как вашу дочку – дочь министра, но увы, не дворянина – прижимает в углу столь же высокородный, лезет за корсаж и велит прийти к нему сегодня, если она хочет заработать пару золотых. Представьте, что вы просто-напросто не имеете права поднять руку в ответ, вообще одернуть наглеца…

– Ого, – сказал Сварог. – А ведь в вас что-то человеческое проснулось…

– Я-то стерплю многое, государь. Должность такая. Но дочек я растил не для того… Воля ваша, казнить или миловать. Но я вас заверяю в одном: те, кого я вставил, никакой пользы вам не принесут, поскольку даже с ролью камер-лакея справиться не могут…

– Ну, хорошо, – сказал Сварог. – В конце концов, если здесь, во дворце, форменный гадюшник… Я сделаю только одно исправление: троих кандидатов на ссылку оставлю в списке, но добавлю к ним тех двух, кого вы предназначили на плаху. И сделано это, мой любезный министр полиции, еще и для того, чтобы вы накрепко свыклись с мыслью: в жизни и смерти волен один я. Ясно вам?

– Да, государь, – покорно ответил министр.

– И еще один нюанс, – безжалостно продолжал Сварог. – Сколько украли вы лично? Чем обогатились? Ну-ка! Можете врать, но я ведь сразу узнаю…

С каменным выражением лица Интагар опустился на колени, повесил на шею пояс, что означало полное его смирение перед королевской волей, и негромко заговорил. Сварог слушал, время от времени заглядывая в лежавшие перед ним бумаги. Задумчиво постучал пальцами по столу. Обобщая и сравнивая, приходилось признать: хотя министр полиции и опустил кое-что себе в карман, безбожно путая таковой с государственным, все же, по большому счету, он хапнул неизмеримо меньше, нежели иные высокородные. Даже сравнивать смешно.

– Ну вот, и теперь не врете, – сказал Сварог. – Детишкам на молочишко, а? Встаньте и наденьте пояс на место. Мое величество по размышлении вас милует, но напоминает, что и с вашего дела могут однажды сдуть пыль… Подготовьте указ: все поименованные в этих вот бумагах, – он хлопнул ладонью по стопе донесений, с точностью до гроша сообщавших, кто сколько украл, из каких сумм и когда, – обязаны в течение двух недель внести половину в казну, на нужды нового учреждения, которое моей волей создается для освоения Трех Королевств. У этого учреждения пока что нет ни названия, ни штата, но это я решу в скором времени. Две недели. Кто не подчинится или рискнет меня обсчитать, потеряет не только все нахапанное – вообще все, вкупе с родовыми поместьями, независимо от того, есть там младшие сыновья или нет. Себя, так и быть, можете в этот список добровольных жертвователей не включать, но строжайше проследите, чтобы все остальные не увильнули… Что там? Ага, материалы по этому вашему герцогу… положите их на стол и ступайте… Стоп, стоп! Что это ваши ребятки приволокли? Я же человеческим языком распорядился: экстракт. А вы мне суете следственное дело, судя по толщине…

Министр полиции энергично возразил:

– Государь, это и есть экстракт, сиречь краткий список прегрешений. Сами следственные дела занимают четыре шкафа и насчитывают семьдесят две стандартных укладки, то есть картонных чехлов для бумаг толщиной в половину локтя…

– Да? – с интересом сказал Сварог. Повертел головой. – Вы здесь не мелочитесь, я вижу… Если сложить стопкой… тридцать шесть локтей, ага… Впечатляет. Ладно, идите.

Оставшись в одиночестве, он быстренько подмахнул зловещие списки, предварительно все же прочитав их вдумчиво, – не дай бог, обнаружится какой-нибудь старый знакомый, которого, несмотря ни на что, следует вытащить из этой паскудной ситуации: муж Маргилены, к примеру, или адмирал Амонд…

Нет, никого знакомого. Ну что ж, так даже легче. Не надо было, господа мои, нагло смахивать в карман казенные суммы, прирезать владения бедных невлиятельных соседей, подсылать убийц к врагам и любовникам жен, продавать государственные секреты сопредельным державам, ет цетера, ет цетера. Вы не хуже и не лучше многих других, но королю Сварогу, новоявленному Баргу, нужно себя поставить, так что не взыщите…

Закурив, он придвинул к себе бумаги томившегося в ссылке герцога Лемара – никаких сомнений в том, что он там именно томится, на Стагаре не особенно и развернешься касаемо юных девиц и антикварных драгоценностей, особенно если ты ссыльный после конфискации. Так, начнем с достижений…

А ведь достижения несомненны, господа мои! Необходимость вторжения королевской армии в три Вольных Манора обоснована с изяществом и блеском – тут вам и ссылки на иные стародавние традиции, и перечень параграфов международного права… И с пошлинами для ганзейцев убедительно закручено, и с векселями, и с конфликтом из-за «вольного фарватера»…

Пожалуй, он отыскал нужного человечка. А что касаемо его прегрешений…

Сварог вдумчиво изучил и стопку мелко исписанных листов, именовавшихся «экстрактом прегрешений». Экстракт впечатлял – чего там только не было… С тем же изяществом и блеском, надо признать, герцог проворачивал свои неприглядные делишки. Одна затея с ограблением коллекции престарелого маркиза чего стоит – это ж надо додуматься, не просто нарядить своих разбойничков привидениями Проклятых Егерей, но еще и продумать соответствующую пиротехнику, звуковые эффекты, три недели до того проводить в жизнь кропотливо продуманный план со множеством свидетелей явления призраков, учеными заключениями… Ничего удивительного в том, что маркиз поверил, лишь через полгода заподозрив неладное, когда увидел одно из ожерелий (надо полагать, отнюдь не антикварное) на одной из юных подружек герцога, тогда только ему пришло в голову, что призраки вряд ли способны спать с девками и делать им подарки…

Да, и эти девицы… Приятного мало: одну злодейски умчали из отчего дома в карете без окон, другую… ай-яй-яй, однако…

Сварог горестно вздохнул, старательно почесал в затылке, изо всех сил пытаясь отыскать смягчающие обстоятельства – не для окружающего мира, а для своей слабо зудевшей совести. Ну, в конце концов… В конце-то концов, наш герцог обирал не бедных старушек на большой дороге, не у ребенка последнюю конфетку отнимал. Многие из тех, кого он облегчил, сами в грехах по уши…

То же и с девицами. Юные, конечно, но все же не малолетние, уже вполне созревшие для, так сказать, фривольного с ними общения. Никакой педофилии, а это кое-что да значит… Что ж поделать, если этот развратник и ворюга необходим державе? Иногда у королей просто-напросто нет выбора, приходится, зажав нос и натянув перчатки, работать с тем, что есть… Решено, милуем… Уже помиловали.

Глава 16 ГОСУДАРЬ ПО-ПРЕЖНЕМУ В ТРУДАХ

Поигрывая пером в тяжелой золотой оправе, сохраняя на лице беззаботность и безразличие, он наблюдал, как в Рубиновый зал входят господа военачальники: все три маршала, в том числе маршал гвардии (и каждый горделиво держит пресловутый маршальский жезл, довольно-таки увесистое полено в синей эмали с золотыми лилиями, скрещенными мечами и королевской короной), полдюжины генералов, из них четверо гвардейские (и каждый постукивает по полу генеральским эспантоном, коротенькой пикой, увенчанной гербом), и два десятка полковников, на три четверти гвардейцы (у этих в руках не было ничего, поскольку полковникам не полагалось никаких таких таскальных знаков отличия). Будь это цивильные сановники, пришлось бы поломать голову над тем, как их разместить – одному по чину и титулам полагается стул со спинкой и подлокотниками, другому – только со спинкой, третьему и вовсе достаточно табурета (между прочим, девять разновидностей мебели используется в таких случаях). С военными гораздо проще – и маршалу, и полковнику полагается одинаковый стул…

Правда, как легко догадаться, своя иерархия существует и здесь – маршалы горделиво разместились в первом ряду, за ними сидели генералы, ну, а полковникам, как легко догадаться, достался арьергард. Пока рассаживались, кое-кто из них украдкой озирался: покойный король никогда не приглашал сюда военных. И потому многие из них даже и не подозревали о некоторых архитектурных излишествах, коими зал был снабжен…

Строго говоря, название было неофициальное, по документам зал проходил как «покои малых приемов номер одиннадцать». Но опытные обитатели и завсегдатаи дворца именовали его Рубиновым, поскольку небрежное употребление в разговоре именно этого слова автоматически означало принадлежность к имеющим доступ и знающим некие секреты. А все дело было в том, что восемьдесят лет назад тогдашняя королева, застигнутая в этом самом зале своим венценосным супругом в довольно пикантной ситуации с участием некоего гвардейца, столь порывисто вскочила с дивана, что зацепилась за его гнутую ручку своим знаменитым рубиновым ожерельем, застежка лопнула, и все сорок два камня оказались на полу. Король тогда, поднапрягшись, с ходу родил историческую фразу: «Рубины – лакеям, а этим двум – крепость!» Игравшие роль загонщиков лакеи дружно считали эту фразу прямо-таки гениальной, хотя у парочки прелюбодеев, конечно же, было другое мнение…

Некоторое время Сварог тянул многозначительную паузу – если вовсе уж откровенно, испытывая при этом совершенно детское удовольствие: редко случается, чтобы майор ВДВ получил вдруг возможность распоряжаться кучей маршалов и генералов (пусть даже дело происходило не на Земле, а в некоем параллельном пространстве). Потом, отложив перо, обвел присутствующих орлиным королевским взором и сказал:

– Господа мои, вы военные люди, и я буду краток. Господин начальник Главного штаба (самый старый маршал ответил почтительным наклонением головы), господин маршал гвардии (тот же жест), господин начальник Штаба гвардии (генерал дряхлого возраста наклонил голову ниже всех)! Делом, ради которого я вас позвал, предстоит в первую очередь заняться именно вам. Моя королевская воля такова: вы обязаны в кратчайшие сроки разработать план быстрого занятия войсками всех Вольных Маноров.

Он внимательно следил за выражением лиц. Видел, как физиономии практически всех полковников и генералов помоложе осветились этакой хищной радостью, вполне естественной для энергичных карьеристов, отчетливо сознававших, какими выгодами может для них обернуться маленький победоносный поход. И глупо было бы их за это упрекать – военные для того и существуют, чтобы воевать, да к тому же расти по службе… Кому и на кой ляд нужен лейтенант, не мечтающий стать хотя бы полковником?

Плохо только – и Сварог, как человек сугубо военный это знал прекрасно, – что иные субъекты, достигшие высоких чинов, с некоего момента начинают бояться войны. Потому что при неудачном обороте дел потерять можно гораздо больше, чем приобрести…

Судя по всему, именно такие мысли и обуревали тех, к кому он обратился в первую очередь. На лицах кое-кого из высших начальников отразился не просто испуг – ужас. Господин начальник Главного штаба даже вскочил на ревматические ноги – и так, стоя навытяжку, возгласил: – Государь, это невозможно!

– Я не ослышался, милейший? – спросил Сварог хладнокровно. – Если мне слух не изменяет, вы употребили то самое слово, которое ни один уважающий себя монарх не может выслушать спокойно… Что это за слово такое «невозможно»? Я что, отдал вам приказ пешим строем маршировать до Инбер Колбта по морю?!

Про себя он ликовал – все прошло даже глаже, чем замышлялось, они сами лезли в мышеловку, – но, понятное дело, грозно нахмурил брови, показывая всем своим видом, насколько он рассержен.

– Собственно, я неудачно выразился… – промямлил маршал, сообразив, что перегнул палку. – То есть возможно, конечно, но…

– Но – что? – недобро и громко спросил Сварог.

– Государь, – поспешил прийти на помощь незадачливому коллеге маршал гвардии. – Господин маршал несомненно имел в виду сложившуюся к сегодняшнему дню политическую практику…

– Час от часу не легче, – сказал Сварог. – По-моему вы, господа, судя по вашим мундирам, военные? С какой стати военные начинают рассуждать о политике?

Маршал гвардии, не поднимаясь и словно бы даже с некоторым покровительством в голосе продолжал:

– Видите ли, государь, существует пусть и не оформленное каким-то писаным соглашением, но тем не менее словесно утвержденное всеми участниками Виглафского Ковенанта правило: Вольные Маноры не должны подвергаться полному занятию войсками держав, участвующих в…

– Вы умеете считать? – холодно прервал Сварог. – Виглафский Ковенант состоит из восьми держав: Хелльстад, Ронеро, Глан, Харлан, Снольдер, Горрот, Лоран и Шаган. Королем первых трех я имею честь быть. Три голоса. У меня есть также некоторые средства воздействия на Великого герцога Харланского. Даже если все остальные державы выступят единым фронтом, в чем лично я сомневаюсь, в любом случае голоса разделятся поровну… Проделайте в уме те же расчеты, они несложные…

– И тем не менее… – Господин маршал гвардии до сих пор не понял еще, что ему наступает конец. – Сложившиеся традиции…

– Иными словами, – чеканя каждое слово, отрезал Сварог, – вы, господа мои, недвусмысленно и злостно отказались выполнять выраженный в самых недвусмысленных выражениях приказ своего короля? – И, не вставая, не меняя позы, он набрал побольше воздуха в грудь и взревел: – Ко мне, гвардия!

Рубиновый зал моментально наполнился шумом и стуком: сразу восемь потайных дверей распахнулись с двух сторон, и оттуда, бесцеремонно грохоча сапогами, звеня оружием, повалили Синие Мушкетеры и Арбалетчики, выставив клинки и пистолеты, окружили кольцом стулья с господами военачальниками. Арталетта, командовавшая своими гвардейцами, держалась скромнее (привыкла все-таки к субординации за четыре года военной службы, а тут вдобавок предстояло арестовать ее самого главного начальника – маршала), зато не связанная такими условностями Мара, не чинясь, встала лицом к остолбеневшим чинам и, расставив ноги в ботфортах, поигрывая клинком, громко поинтересовалась:

– Хочет кто-нибудь проявить непочтение пред лицом короля?

Желающих что-то не находилось. Тем временем меж застывшими с оружием на изготовку гвардейцами проворно проскользнули люди в синей с золотом форме дворцовой полиции, а за ними появились и вовсе уж сущие пугала – мрачные субъекты в темно-красных мундирах с золотым шитьем в виде языков пламени. Приставы Багряной Палаты, личной королевской инквизиции, подчинявшейся лично Конгеру, а теперь, понятно, Сварогу. Ими с помощью скупых выразительных жестов молча руководил высокий старик в поношенной коричневой рясе – отец Алкее из Братства святого Круахана, человек в общении тяжелый и сложный, аскет и самую чуточку фанатик, но при всем при том никому не шивший липовых дел.

И заработал конвейер. Кого-то хватали приставы, кого-то люди министра полиции – вот только маршалов, как и полагалось по традиции, брали гвардейцы. Со стороны казалось, что происходит хаотическое мельтешение разномастных мундиров, но на деле операция была десять раз просчитана заранее и проводилась в жизнь с невероятной быстротой и ловкостью. Прошла буквально пара минут – и вновь воцарилась тишина, все вторгшиеся исчезли вместе со своей добычей, плотно прикрыв за собой потайные двери, как будто и вовсе не заходили в гости. Но с ними бесследно улетучились два маршала из трех, три генерала из шести и восемь полковников из двух десятков. Оставшиеся сидеть на стульях даже не успели толком испугаться или удивиться. Рано вешать министра полиции, ох, рано… Еще послужит правому делу, поскольку всякое королевское дело и есть правое…

Сварог философски смотрел на оставшихся, не чувствуя ни волнения, ни раскаяния. Исчезли все поименованные в списке Конгера – так что его собственной вины, его собственного самодурства тут не было ни капли. В конце концов, никто не заставлял того высоченного генерала связываться с «Черной благодатью» – мало показалось уже имевшегося, захотел вознестись еще выше с помощью отнюдь не воинской доблести, а тайного общества черных магов. И маршал гвардии, позволивший себе (в точном соответствии с предсказаниями Конгера) расслабиться в компании своих верных генералов настолько, что дерзнул вспомнить о старых временах, когда именно гвардия как возводила на престол королей, так и убирала их оттуда с помощью то заранее заготовленного отречения, то массивного канделябра…

У королей свои правила, не имеющие ничего общего с мыслями и побуждениями обыкновенных людей, не обремененных ответственностью за державу.

Купец прогоняет в три шеи нерадивого приказчика, а король, еще не усевшийся прочно на троне, своих генералов отправляет на Монфокон…

Взяв из невысокой стопочки заранее подготовленный и уже припечатанный по всем правилам указ, Сварог громко сказал:

– Генерал Далгар, подойдите! Обдумав все всесторонне, я решил возложить на вас высокое звание маршала гвардии. Будьте верны и честны.

Ах, как сиял в одночасье вознесенный к вершине сорокалетний вояка! Ткни Сварог пальцем в любого из присутствующих – заколол бы моментально, сапогами бы затоптал и не стал бы их мыть месяц, чтобы подольше похвастаться. И остальные, кого он возвышал, лучились яростной верностью: всем обязанные королю Сварогу и никому другому, обожающие, преданные, любого загрызут и не поморщатся… Так и рождаются верные слуги. О том, что все они значились в другом списке покойного короля, посвященном повышениям, им, конечно, не следовало знать – такова уж высокая политика…

– Я надеюсь, господа, что план занятия Вольных Маноров будет мне представлен в самом скором времени, – сказал он небрежно. – Дельный и всеобъемлющий. О политике можете не думать – на это у вас есть король…

– Слава королю! Да здравствует король!

«Неплохо для майора, – подумал Сварог, слушая громогласные – и, что характерно, совершенно искренние – вопли. – Ишь, как орут громче всех новоявленные маршалы… А все-таки приятная штука – власть. Мановение пальца – и нет никаких генералов…»

– Можете идти, господа мои, – сказал он решительно, чтобы не тешить душу чересчур уж долго этими славословиями. – А вы, полковник Фалек, останьтесь…

Он усмехался про себя, глядя, в каком смятении чувств пребывает скромный полковник Синих Егерей, не попавший в число облагодетельствованных, – ареста, конечно, не боится, понимает, что всех, кого хотели взять, взяли сразу, пылает яростной надеждой и боится поверить в свою фортуну…

Этого Сварог выбрал самостоятельно – из полудюжины таких же. Храбр, но не родовит, без должных связей, сумел выбиться в командиры далеко не самого престижного гвардейского полка, но оставаться ему в этой должности до седых волос, если только не произойдет чего-то чрезвычайного: скажем, невероятно лихого подвига на глазах короля или что там еще бывает в сказках…

– Я дам вам поручение, полковник, – сказал Сварог доверительно, выйдя из-за стола, взяв полковника под локоть и прохаживаясь с ним по обширному залу. – Одно из тех, которые либо поднимают человека высоко, либо сбрасывают в безвестность, – понятно, в зависимости от того, насколько успешно он поручение выполнит… Вы пойдете в Пограничье. Возьмите свой полк, еще парочку легионов или «безымянных». Артиллерия, ракеты – по потребности. Как и саперы. Сами продумаете, что вам нужно для выполнения задачи, я вас не ограничиваю. Моряки предупреждены, вы получите столько кораблей, сколько понадобится. Ваша задача – в кратчайшие сроки навести в Пограничье полный порядок и, высокопарно выражаясь, взять его под мою королевскую руку. Там сейчас правят с полдюжины разболтавшихся за времена безвластия вольных ярлов… Только имейте в виду: мне нужны усмиренные земли, где не прервалась нормальная жизнь. Никакой выжженной земли. Подданные, а не трупы. Силу применять только в тех случаях, когда без этого не обойтись. Вы меня хорошо поняли?

– Да, ваше величество. Вполне.

– Ну, а потом… – сказал Сварог, подмигнув. – А потом вновь сядете на корабли и проплывете вдоль побережья Трех Королевств. Туда начали совершенно беззаконным образом высаживаться лоранцы, строить там что-то, знамена водружать… У нас нет войны с Лораном. Но я не намерен терпеть такие выходки…

– Я понял, государь!

Усмешка на лице полковника была достаточно умной и тонкой, и Сварог успокоился.

– Вот в этом случае я вас не ограничиваю, – тонко улыбнувшись, признался Сварог. – Кроме, конечно, рыцарских правил ведения… нет, не войны, какая же это война? Скажем, рыцарских правил наведения порядка в наших отдаленных землях… У вас есть ко мне просьбы? Скажем, младший братец, которому нужно повышение, или деньги, или что-то еще?

Он видел по лицу полковника, что тот на краткий миг едва не поддался искушению, уже открыл было рот, чтобы о чем-то все же попросить, но в последний момент преодолел себя, подтянулся и посерьезнел:

– Думается, об этом пока рано говорить, государь…

«А из него будет толк, – одобрительно подумал Сварог, глядя вслед полковнику, строевым шагом покидавшему Рубиновый зал. – Не стоит полагаться на тех, кто начинает просить, ничегошеньки еще не сделав».

Он повернулся навстречу бесшумно скользнувшему в зал министру полиции, на чьей уродливой физиономии сквозь обычную бесстрастность все же просвечивала гордость за хорошо проделанную работу. И одобрительно кивнул:

– Неплохо. Изящно было проделано.

– Осмелюсь заметить, вы проявили незаурядную мудрость, государь. В самом деле, не стоило брать их поодиночке, по домам. Вы подняли тех, кто был повышен, принародно, тем самым…

– Повязал, что уж там, – усмехнулся Сварог жестко. – Вы ведь это хотели сказать? А насчет мудрости… Начинаете льстить?

– Самую чуточку, ваше величество, – сказал министр полиции без выражения. – Так полагается… Разрешите продолжать аресты по плану? Всех, кто станет выражать недовольство, протестовать, вслух ругать вас…

– Только не увлекайтесь, – сказал Сварог. – Гораздо хуже те, кто станет рукоплескать мудрому решению короля, но про себя-то затаит…

– Будьте уверены, государь, – бдим… Ваше поручение касательно розыска дворян, именуемых графиня Чари и барон Шедарис, выполнено. Данные дворяне, в соответствии с данными мне инструкциями, доставлены во дворец вежливо.

– Зовите немедленно, – сказал Сварог.

– Осмелюсь попросить ваше величество немного подождать… В приемной давно уже дожидается Мастер Печальных Церемоний с бумагами для доклада… Требующими вашей незамедлительной резолюции.

– Требует – примем, – сказал Сварог, чуть поморщившись. – Давайте его сюда, я постараюсь побыстрее…

Этим пышным и совершенно непонятным для непосвященного титулом именовался не главный похоронщик, как можно было подумать, а главный палач, на которого Сварогу хотелось взглянуть еще и из чистого любопытства. Он, разумеется, прекрасно понимал, что глава над палачами сам никого не потчует раскаленным железом и не рубит голов, но все равно ожидал увидеть нечто подобное министру полиции. В Рубиновый зал, однако, вошел пухленький седой господин в мундире королевского секретаря и золотых очках, добрый и домашний на вид, походивший по первому впечатлению то ли на университетского профессора, то ли на архивариуса, любителя певчих птичек, аккуратно подающего нищим. Сварог даже подумал, что министр полиции что-то перепутал и запустил к нему не того, но под мышкой у импозантного седого господина была кожаная папка со зловещей эмблемой в виде золотого топора особой формы в черном круге, так что никаких сомнений не осталось…

– Опять смертные приговоры? – спросил Сварог в лоб, едва указав визитеру на стул без подлокотников и мягкого сиденья, положенный тому по чину.

– На сей раз все обстоит наоборот, государь, – приятным голосом отозвался Мастер Печальных Церемоний, бережно выкладывая перед Сварогом папку. – Вам предстоит рассмотреть бумаги по королевским помилованиям особого рода.

«Эт-то еще что такое? – растерянно подумал Сварог. – Кто бы подсказал…»

Недолго думая, он сказал почти весело:

– Милейший Мастер, признаюсь честно: я представления не имею, что такое королевские помилования особого рода. В Глане мне с этим не приходилось сталкиваться…

– В сущности, это совсем несложно, государь, – ответил лейб-палач. – Так уж исстари заведено, это давняя традиция… Любой приговоренный к смертной казни или пожизненной каторге вправе обратиться к вашему величеству с просьбой о помиловании – это и будет простое помилование. А помилование особого рода – это прошение, гласящее, что его автору известен некий важный секрет, особо серьезная тайна, позволяющая ее обладателю просить о смягчении наказания. Как правило, если выяснится, что автор не лгал и тайна его достаточно важна, король милует осужденного – смертник получает пожизненную каторгу, а каторжанин, говоря профессиональным жаргоном, «вечник», – сокращение срока лет до двадцати.

– И что, часто открывается что-то по-настоящему важное?

– Очень редко, государь, – сокрушенно признал лейб-палач. – Добрых три четверти ходатаев попросту морочат голову, рассчитывая вырвать пару недель жизни или сбежать, когда их повезут указать закопанный клад. Почему-то среди этой публики – должно быть, в силу неразвитости и лености ума – особенно популярны историйки о богатых кладах. Впрочем, иногда, крайне редко, они не врут… В любом случае механизм отработан. Все обставляется так, что сбежать по дороге решительно невозможно: сажают его, голубчика, в клетку, ставят клетку на повозку… Тут уже не сбежишь. Я вам принес девять прошений. О четырех могу вам сказать заранее, что это чистейшая выдумка: они касались как раз кладов, но ни один, несмотря на все старания, не найден. Еще четыре сообщили под видом «важнейших тайн» обычные сплетни из жизни иностранных дворов, которые и так известны нашей разведке. А вот девятый… Признаюсь, я в растерянности, государь. Содержание выглядит бредом сумасшедшего чистейшей воды, но его автор впечатления безумца никак не производит. Как всегда бывает в спорных случаях, я сам с ним встречался, и он оставил странное впечатление… С одной стороны, история бредовая. С другой же… В прошлом году в Равене, как мне под большим секретом сообщил министр полиции, произошло нечто похожее…

– Дайте посмотреть, – сказал Сварог.

– Первый сверху лист, государь. Сам он едва умеет держать перо в руке, царапает, как курица лапой, – моряк, что вы хотите, эта публика грамотой не обременена. Но мы, как полагается, сделали копию – каллиграфическим почерком, работал опытный писец. Извольте взглянуть.

Сварог прочитал первые строчки. Пробормотав «Так-так-так…», заглянул в конец, вновь вернулся к началу, пробежал документ взглядом, бросил его на стол:

– Где смертник?

– В тюрьме, конечно. Здесь, в Равене.

– Сколько потребуется времени, чтобы его сюда доставить? – быстро спросил Сварог.

– Я думаю, около часа, – подняв глаза к потолку и старательно пошевелив губами, ответил лейб-палач. – Нужно, как следует из инструкций, заковать его в дополнительные кандалы, соединить их железным прутом, чтобы максимально ограничить движения… Следует обезопасить ваше величество от любых…

– К лешему ваши инструкции! – бесцеремонно прервал Сварог. – Там, в приемной, девушка, лейтенант Арбалетчиков. Она поедет с вами в качестве конвоя. Могу вас заверить, это лучше любых кандалов, какие вы только сумели измыслить… Идите и передайте ей мой приказ: заключенного доставить сюда немедленно. И передайте министру полиции, чтобы пропустил ко мне двух дворян, которых он привез… Живо!

Означенный министр полиции, пропустив в кабинет привезенных, попытался было задержаться, словно бы невзначай, но Сварог решительно отправил его прочь тем самым повелительным мановением руки, коему уже неплохо научился, опробовав на подданных в двух королевствах. Вышел из-за стола, направился навстречу былым сподвижникам, на ходу громко констатировав:

– Отлично выглядите, господа дворяне, вид прямо-таки цветущий. Чудеса делает с человеком спокойная жизнь законопослушного обывателя…

– Вот именно, – мрачно сказал бывший капрал Вольных Топоров, а ныне полноправный барон. – Всякие пакости такая жизнь с человеком делает…

Сварог присмотрелся к ним. Тетку Чари даже и неудобно было теперь вульгарно именовать теткой – натуральная графиня, каким-то чудом обретшая степенную стать. Теперь она выглядела лет на десять моложе – конечно же, трудами парикмахеров, портних и «художников благородных лиц» (так изящно здесь назывались гримеры для благородных). Сияющая дворянская корона, драгоценности, орден… Само совершенство, приходилось делать над собой усилие, чтобы вспомнить ее в простеньком платье, хозяйкой полурассыпавшейся корчмы в Пограничье, бодро осыпающей матерками незатейливую публику…

– Ну почему же – пакости? – сказал Сварог весело. – Посмотрите на графиню, любезный барон, – помолодела, похорошела…

– И не говорите, командир, – отозвалась она прежним разбитным голосом. – Вы не поверите: гвардейские лейтенанты стойку делают и намекают насчет койки – иные даже в возвышенных стихах.

– А она и рада хвостом вертеть, – мрачно сказал Шедарис. – Недавно проткнул одного такого поэта – шуму было…

– Потому что деревенщиной ты был, Шег, деревенщиной и остался, не понять тебе никак, что такое благородное обхождение, – живо отпарировала Тетка Чари.

– Почему? Я же его проткнул не вертелом в переулке, а вызвал на дуэль по-благородному, как барону и положено. Нечего было совать всякую похабщину.

– Горе ты мое! «Тонкий стан» и «упругие перси» – это не похабщина, а поэтические эпитеты. Ну, подал молодой человек стихи с подобающей галантностью…

– Ага, – еще мрачнее сказал бывший капрал. – А перед тем долго тебя гладил по этим самым поэтическим эпитетам.

– Ну, так уж и гладил! В танце кавалер имеет право прикасаться к даме, а дама имеет право кокетничать в пределах допустимого. – Она вздохнула. – Вот так и живем, государь. Никакой светской жизни. Стоит мне с кем-то потанцевать или позубоскалить, мой обормот начинает зубьями скрежетать и прикидывать, как бы на дуэль вызвать бедного кавалера. Никак я ему не могу втолковать: даже верная подруга имеет право и глазами поиграть, и поддержать фривольные словесные игры…

– По балам так и порхает, – сообщил Шедарис угрюмо.

– Должна же я душу отвести за все, что недобрала в нищей юности и пиратской молодости, осьминог ты насморочный?!

– Вот так и живем, командир… Хоть в Волчьи Головы подавайся.

Сварог присмотрелся к нему внимательно. Обнаружил те же симптомы, что и у Бони с Паколетом: упитанные щеки отвисли, второй подбородок наметился, талия подозрительно раздалась до тех пределов, когда именовать ее талией уже язык не поворачивается.

– Хорош, ваше величество? – перехватил Шедарис его критический взгляд. – Самого с души воротит. По утрам бегаю две лиги туда, две назад, с мечами прыгаю часа два, а когда и старую пушчонку поднимаю – у меня в замке на заднем дворе отыскалась, валялась без лафета, дуло мусором забили… Думаете, помогает? Ничего подобного. Брюхо отвисает, как вымя у коровы… Командир, можно, я вопрос поставлю дерзко? Вы, похоже, не зазнались ничуть, с вами можно попросту, как в старые времена… Если готовится война или какое-нибудь рисковое предприятие вроде прежнего, я бы с удовольствием тряхнул стариной… Честное слово. Я не мальчик, за слова отвечаю. Просто… просто погубит меня такая жизнь в конце концов.

– А ведь он дело говорит, командир, – согласилась Тетка Чари, вмиг потеряв прежний кураж. –Раньше жилось беднее, но гораздо интереснее. И под смертью ходили, и спали под кустом, а все равно жизнь была настоящая. Что у меня теперь? Кавалеры стишки кропают да норовят со всем галантерейным обхождением в койку уложить, а то и вовсе где-нибудь в темном переходе к пыльной стенке притиснуть и платьишко задрать. Сначала льстит, потом надоедает, а там хоть волком вой – никакой особой разницы с простыми кабацкими танцульками. Все отличие в том, что шкипер норовил грудяшки потискать и корешок на язычок положить, а галантерейный маркиз хочет к персям припасть и жаждет, чтоб мои лепестки розы вокруг его нефритового жезла сомкнулись…

– Это кто же жаждет? – громко сопя, спросил Шедарис с совершенно зверским лицом. – Тот баран в синем бархате?

Тетка Чари отмахнулась:

– Да это я так, для примера… Одним словом, никакой разницы. Сядешь поболтать со знатными клушами – вскорости от тоски так зеваешь, что челюсть того и гляди хрупнет. Ленточки да рюшечки, да туфельки с острым носком, из ратагайской замши… Кому из них удалось при храпящем в другом крыле законном муже с лейтенантиком перепихнуться и вовремя его в окошко выпроводить, чей муженек к праздникам непременно получит повышение, кому благосклонно улыбнулся сам министр… Как подумаю, что мечтала когда-то в знатные дамы выбиться, – тоска берет! Кто ж знал, что этот их высший свет – такое болото… Туфельки с пряжечками, туфельки без пряжечек, корсажик на три пуговички, мушка над левой бровью означает, что дама холодна, а над правой – вовсе даже наоборот… Вперехлест через мамашу морского черта, я ж сорок абордажей помню… или уж тридцать-то точно… Командир, может, нам с Шегом по старой памяти и отыщется местечко, чтобы тряхнуть недавней стариной? А то я при такой жизни, право слово, или любовника заведу, или пущу этих гусынь по морской матери в три загиба с четырьмя кандибобрами…

– Сговорились вы, что ли? – сказал Сварог задумчиво. – Я-то полагал, что устроил вам жизнь, как мог, подыскал тихую пристань…

– Тошно в тихой пристани, командир. И плесенью пахнет, – сказала Тетка Чари уныло. – Рановато мы на берег списались, вот что. Оказывается, еще годочков десять погулять по морям не мешало бы. Давеча получили письмо от Бони, накарябал, что заедает его тоска неописуемая, и собираются они с Паколетом к тебе ехать, чтобы выяснить, не предвидится ли войны или приключений… Тебе они не писали?

– Не писали, – ответил Сварог рассеянно. – Сами нагрянули. Здесь они, куда им деться. Может, это судьба? – Он посмотрел поверх плеча Шедариса – там, маяча в приоткрытой двери, подавал загадочные знаки министр полиции. – Сядьте-ка в уголке да послушайте. Есть интересное дельце…

Жаждущий помилования выглядел так, как и обязан был выглядеть постоялец уголовной тюрьмы, – грязный, заросший, вонючий. Сварог невольно отодвинулся подальше. Он успел бегло просмотреть и экстракт прегрешений, и приговор суда – дело было насквозь житейское. Морячок с богатым жизненным опытом, попробовавший и вольной пиратской житухи, и речной контрабанды, устроил в портовом кабачке переполох с поножовщиной, порезал двух случайных собутыльников, дешевую девку и слугу, а кабатчика ухитрился убить до смерти – и, не останавливаясь на достигнутом, тем же тесаком прикончил полицейского. За все это в совокупности королевский прокурор вполне резонно приговорил буяна к отправке на те незамысловатые танцульки, где пляшут с Конопляной Тетушкой.

Министр полиции, бдительно поместившись меж Сварогом и босым грязнейшим субъектом – сквозь дыры в лохмотьях у того там и сям просвечивали татуировки, – поначалу прямо-таки потел от усердия, но Мара так многозначительно играла кинжалом, а смертник так искренне ее боялся, что даже человек-бульдог успокоился, видя, что заключенный в надежных руках.

– Ну, давай, – сказал Сварог, подойдя к приоткрытому окну, чтобы быть поближе к свежему ветерку. – Облегчай душу, рожа…

Моряк, с надеждой таращась на него сквозь падавшие на глаза лохмы, принялся складно и подробно рассказывать: как в прошлом году, аккурат в месяце Фионе, его шхуну наняли для какой-то загадочной поездки двое обходительных господ, судя по выговору, манжетам и воротникам, явные горротцы; как он моментально почуял, что дело грязное, но, получив горсть золотых кругляков, конечно, согласился; как с наступлением ночи на борт погрузили огромный, наглухо заколоченный ящик и приказали выходить в море; как часов через пять плавания они оказались на рейде Джетарама, лигах в трех от берега; как эти загадочные господа, не по-господски ловко орудуя гвоздодером и клещами, выломали боковую стенку у ящика, предварительно придвинув его к борту, – и оттуда проворно выполз, перевалился через низенький фальшборт и ухнул в море самый на вид обыкновенный коричневый тюлень из тех, кого называют «морскими собаками»; как после этого наниматели приказали уходить на всех парусах куда угодно, лишь бы подальше. Вскоре, оглянувшись, моряк прекрасно рассмотрел в семеловом свете, как море за спиной вспучилось огромаднейшей волной, самым натуральным мареном, – и этот марен, заслоняя звезды, помчал к берегу со скоростью призового скакуна…

Битый жизнью морячок, повидавший столько, что иному хватило бы на семь жизней, в совпадения не верил. Инстинктом хищного зверя моментально связав тюленя и невесть откуда взявшийся марен (которому его наниматели ничуть не удивились), он, не раздумывая долго, рыбкой нырнул за борт с того места, где стоял. Что ему, несомненно, и спасло жизнь – вынырнув далеко от суденышка, чтобы глотнуть воздуха, он услышал на борту пистолетную пальбу: два обходительных господина с горротским выговором в лихорадочном темпе избавлялись от свидетелей, которых и было-то всего трое… По нему тоже стреляли, но не попали в темноте, а плавал он отлично. Возможно, наниматели, перебив экипаж, и пустились бы за ним в погоню на захваченной шхуне, но тут на море началось волнение от обрушившейся на порт и отхлынувшей гигантской волны. Он ушел на глубину, думал уже, что не выгребет, однако выплыл в полном изнеможении и ушел берегом. Никого из своих ребят он больше не видел, как и почти новенькой шхуны. О разрушениях, причиненных мареном, он узнал на другой день – вся округа только об этом и толковала: марен выбросил на берег два новехоньких военных фрегата и множество суденышек поменьше, разрушил склады с военно-морским имуществом, погубил тысячи две народу…

«И сорвал отсылку подкреплений на остров Брай, где в то время как раз разыгралась очередная ронерско-горротская войнушка, – прокомментировал про себя Сварог. – Помню, как же. Слышал об этом марене…»

Жестом велев Маре вывести вонючего рассказчика в приемную, он обернулся. Тетка Чари вскочила:

– А помните, как мою гостиницу спалила эта стерва? Словно зажигательной бомбой вспыхнула! Прекрасно помню, как она от меня шмыгнула в комнату – и там моментально полыхнуло…

– Вот именно, – сказал Сварог. – А вторая такая же дамочка, тоже удивительным образом вспыхнув, спалила домик Паколетовой бабки с нею самой и с полицейским…

«И дворняга, – добавил он мысленно. – Точнее, пастуший волкодав, который тоже превратился в бомбу и уничтожил ворота крепости и Корромир. Здесь у нас кое-что другое – не зажигательная бомба, а рукотворный марен, но этот висельник прав, какие, к лешему, совпадения…»

– Здесь, пожалуй что, есть зацепка, – сказал он и, не теряя времени, повернулся к министру полиции. – Таверна «Ржавый якорь», чей хозяин познакомил этого субъекта с горротцами… Конечно, они и его могли убрать… а если нет? Если были заранее уверены, что смогут без шума прикончить всех на шхуне?

– Разрешите…

– И моментально! – прикрикнул Сварог. Министр полиции опрометью бросился отдавать приказы.

– Интересные дела, командир, – сказал Шедарис, моментально стряхнувший всякую меланхолию. – Сдается мне, ты и не собираешься жирком обрастать…

– Я бы с удовольствием, – сказал Сварог. – Только вот не дают мне покоя, хоть ты тресни. Не успеешь расположиться у камина в домашних шлепанцах, как прибегают звать на трон или, бери выше, спасать империю…

– Куда с оружием приходить? – деловито спросил Шедарис.

Сварог взглянул на них, увидел в глазах тот же серьезный, рассудочный азарт, что и в недавние времена, – и уже не пытался отговаривать. Они были взрослыми и сами все понимали. Похоже, это и впрямь судьба – собраться вновь Странной Компании, плечом к плечу, на всем галопе рвануться прочь от спокойной жизни…

– Сюда, – сказал он спокойно. – Завтра же поутру.

И в голове у него сама собой зазвучала старая песенка: «Но, слава богу, есть друзья и, слава богу, у друзей есть шпаги…»

Глава 17 НЕ ТОЛЬКО ШПАГИ…

Здесь, в маленьком домике с высоким крыльцом и горбатой крышей, не изменилось ничего: ярко пылал камин, а на столе горела лампа под колпаком из тончайшего фарфора, белого, с просвечивающими синими рыбами и алыми водорослями. Серый кудлатый пес пастушеской породы лежал в углу, положив голову на лапы. Вот только задевались куда-то пузатые серебряные чарки, и принесенную Сварогом по старой памяти «Кабанью кровь» пришлось разливать по простым глиняным стаканам. У него осталось стойкое впечатление, что мэтр Анрах вступил в печальную полосу финансовых неурядиц: и парочка картин пропала со стены, и не было больше на столике безвкусной, но довольно дорогой серебряной вазы. Книг, правда, прибавилось.

Вступив в круг света, Анрах осторожно положил на стол черный кожаный мешок с бумагами покойного протектора. И сам он ничуть не изменился: пожилой шустрячок, низенький, лысый и крючконосый, с венчиком седых курчавых волос вокруг лобастого черепа. «А у него дела и впрямь плохи, – подумал Сварог сочувственно. – Щеки ввалились. Раньше неплохую закуску выставлял, а теперь принес горсточку изюма на фарфоровом блюдце вместо старого серебряного, и лицо при этом было очень уж виноватое…»

– И каковы же ваши впечатления, мэтр? – спросил он с интересом. – Заслуживает ли это внимания, и насколько? Видите ли, сам я сплошь и рядом не могу определить ценность иных исследований, иногда вообще не понимаю, о чем идет речь…

– Ну что вам сказать… – Мэтр Анрах взял стакан и отпил пару добрых глотков. – Вы меня заинтриговали, барон… Простите, я еще не привык называть вас «государем»…

– Именуйте, как вам удобнее, – махнул рукой Сварог.

– Вы меня всерьез заинтриговали, – признался Анрах. – Судя по размаху идей и направлений поиска, по явной дерзости мысли и полному отсутствию преклонения – да что там, простого уважения – перед авторитетами, автор, во-первых, не вовлечен в систему официальной науки, во-вторых, вовсе не стремился к признанию. У него наверняка есть неплохое состояние – некоторые исследования требовали дальних поездок, работы в архивах, приобретения редких и дорогих книг. Он упоминает некоторые труды, существующие буквально в нескольких экземплярах, древние инкунабулы – и, к стыду своему признаюсь, о трех из них я только слышал, но никогда не держал в руках. Возьмем хотя бы «Хронограф атмосферических явлений и феноменов». Есть только два экземпляра – один в горротской королевской библиотеке, другой на Сильване, у царя Гипербореи. Меж тем у вашего книжника, судя по постоянным ссылкам, была под рукой своя книга, третий экземпляр. А «Второе путешествие шкипера Ратами к Ледяным Берегам» известно лишь по двум десяткам цитат в древних трудах, но ваш знакомый пишет так, словно держал под рукой полный вариант… Кроме того…

Сварог деликатно прокашлялся.

– Простите, я, похоже, увлекся, – сказал Анрах. – Безусловно, автор этих заметок вряд ли заслуживает того, чтобы включить его в число крупных ученых, но, как богатый дилетант, достиг вершин. Иные наметки по-настоящему ценны, жаль, что не развернуты в большие работы. Право же, он умен, начитан и дерзок в суждениях. Я могу с ним познакомиться? Нам нашлось бы о чем поговорить.

– Он умер, – сказал Сварог.

– Жаль, – сказал Анрах искренне. – Очень жаль. Я сам не имею никакого отношения к официальной науке… после того, как она сама сделала именно такой вывод, – горько усмехнулся он. – Так что нам было бы о чем и поговорить, и поспорить. Я, например, в толк не возьму, почему он изо всех мифологических фигур, носящих титул Безумцев, занялся исключительно Зодчим. С точки зрения завлекательности, ореола тайны, привлекающего в первую очередь богатых дилетантов, были бы предпочтительнее Безумный Часовщик, Безумный Пастух, Музыкант или, на худой конец, Рисовальщик. Но нет, его почему-то привлекал именно Безумный Зодчий, он должен был выбросить астрономическую сумму денег, всерьез ища реальные корни мифа… Впрочем, его, безусловно, не интересовали материальные стороны иных тайн – что интересно, вашего книжника совершенно не привлекали пресловутые клады острова Диори. А ведь подавляющее большинство тех, кто занимается тайнами Ледяного Острова, в первую очередь, как собака на кость, бросаются на любые упоминания о кладах, сокровищах, легендарных истуканах в человеческий рост, вырезанных из цельного самоцвета… Я мог его знать?

– Не знаю, были ли вы знакомы… – сказал Сварог. – Барон Гинкар. Это его бумаги.

– Протектор? Ведь не было другого барона Гинкара…

– Именно, – кивнул Сварог. – Была у него тайная страстишка, как у других – тихушное пьянство или девочки. Он был тайным книжником, знаете ли…

Мэтр Анрах долго сидел молча, с растерянным, мрачным лицом. Потом прошептал так тихо, что Сварог едва расслышал:

– Великое небо, зачем же он так бездарно растратил свою жизнь? На что? Придворные интриги, полицейские дела, карьера… У него были великолепные задатки…

– Ну, все зависит от точки зрения, – пожал плечами Сварог. – Сам он, очень похоже, вовсе не считал, что растратил жизнь бездарно. Вот это, – он коснулся кожаного мешка, – для него так и осталось отдушиной, развлечением в свободную минуту…

– Ну да, конечно, – саркастически ухмыльнулся Анрах. – Такое следовало скрывать. Добрая половина бумаг относится к тем областям знания, занятие коими считается не просто предосудительным – опасным и запретным… А на первом месте все-таки была карьера… – Он все еще потрясенно вертел головой. – Кое-что придется теперь пересмотреть, с учетом сказанного вами. Я в свое время полагал, что он целеустремленно охотился за книгами из Финестинской библиотеки ради каких-то полицейских надобностей… а он, ясное дело, разыскивал их для себя… Что с ним случилось? По городу до сих пор бродят туманные, но определенно зловещие слухи, болтают даже о демонах из распечатанного сосуда, а другие уверяют что он вовсе и не погиб, а был арестован тайной полицией ларов и увезен в замок Клай…

– Да нет, он в самом деле погиб, – сказал Сварог неохотно. – Это печальная и до сих пор во многом загадочная история… Ко мне попали далеко не все его бумаги. Вдова… человек, у которого они хранились, уверяет, что большую часть бумаг незадолго до кончины протектора забрал некий доверенный, – и на его след я пока что не наткнулся…

– Зачем это вам? – тихо спросил Анрах. – Теперь?

– Вы полагаете, что человек, добившийся королевской короны, с превеликой охотой отдастся безделью и развлечениям? – спросил Сварог. – Охота, балерины и балы?

– Во всяком случае, многих этот нехитрый набор вполне устраивал. Откуда я знаю, к чему стремитесь вы? При том даже, что вы – Серый Рыцарь? Предсказания вовсе не обязаны претворяться в жизнь во всей полноте…

– Да, я уже это слышал, – сказал Сварог. – Увы… Я, возможно, и стремлюсь подсознательно к спокойной, мирной жизни под сенью хрустальных струй… или как там писал Асверус?.. Но так уж получается с завидной регулярностью, что о беззаботном безделье нечего и мечтать.

– Вы снова в… хлопотах?

– Можно это и так назвать, – усмехнулся Сварог. – Правда, у королей это вроде бы называется как-то иначе… Не в том суть. Я пришел с определенным предложением. Вы знаете уже, что я – здешний король…

– Представьте себе, – в тон ему улыбнулся мэтр Анрах. – Ваши портреты еще не получили должного распространения, но я по пристрастию своему к публичным зрелищам был на улице, когда вы с Делией торжественно въезжали в Равену. В одеждах хелльстадского короля. У меня есть знакомый, он живет на Адмиральской, и у него на втором этаже удобный балкон… Я вас сразу узнал, а потом о вас очень много говорили, и о воцарении в Глане, и о борьбе с «Черной радугой»… И, наконец, было объявлено, что Конгер на смертном одре усыновил вас… Я полагаю, вся улица забита сыщиками в цивильном?

– Ну что вы, – сказал Сварог. – Со мной приехал один-единственный человек, он ждет с лошадьми. Терпеть не могу, когда вокруг толпится охрана, испытал уже это в Глане, хватит с меня…

– Что произошло в Клойне? – спросил Анрах жадно. – Ходят всевозможные слухи о странной катастрофе, постигшей королевский замок, но никто ничего не знает точно…

– Мы об этом еще поговорим, – сказал Сварог. – Давайте вернемся к моему предложению. Мне нужен человек, способный стать кем-то вроде ученого-советника. Пойдете?

– Почему я?

– Потому что вы – единственный, с кем я более-менее знаком здесь, – сказал Сварог. – Шучу… Во-первых, меня совершенно не устраивают господа, представляющие официальную науку. Вовсе не потому, что они глупы, – там достаточно умных людей. Просто они зашорены. Они слишком крепко усвоили, что можно, а что нельзя, они научились не замечать и не знать того, что может помешать их карьере, вызвать недовольство властей. Вы – другое дело. Мы с вами общались достаточно долго, чтобы я успел составить о вас некоторое представление. Вы не бунтарь, конечно, вы не состоите ни в каких тайных обществах вроде студенческих – я уже знаю о них кое-что, как видите, – но тем не менее постоянно и целеустремленно ходите по краю. Интересуетесь тем, чем, с точки зрения властей и официальной науки, вовсе не положено интересоваться. Я помню все наши разговоры – за добрую половину затронутых тем мы с вами, безусловно, подлежали… А ведь вы не знали тогда, кто я такой… И, наконец, вы меня не выдали, хотя имели полную возможность.

Анрах печально улыбнулся:

– А вам не приходило в голову, что я так поступил не из душевного благородства, а из циничного расчета? Вы были чересчур загадочны и непривычны, могло оказаться, что это одно из тех дел, когда убирают даже случайных свидетелей… Выгоднее было молчать.

– Ну а какая разница? – пожал плечами Сварог. – Во-первых, вы нас не выдали, а это главное. Во-вторых, вы обладаете определенными знаниями – а мне необходимы такие люди…

– Интересное предложение, – задумчиво произнес Анрах. – Судя по вашей интонации, по словечкам «определенные знания», «такие люди», вы твердо намерены заниматься как раз тем, что не приветствуется ни властями, ни официальной наукой?

– Одно немаловажное уточнение, – сказал Сварог терпеливо. – Власть теперь – я. А официальная наука, стоит мне приказать, начнет выполнять команды «Равняйсь!» и «Смирно!» не хуже вымуштрован ного гвардейца… Это несколько меняет ситуацию, не правда ли?

– Но остается еще…

– Вы имеете в виду… – Сварог ткнул пальцем в потолок.

– Именно. Я имею в виду одно из скромных, незаметных учреждений при Канцелярии земных дел, именуемое без всяких затей восьмым департаментом…

– Хотите свежие новости из императорского дворца? – усмехнулся Сварог. – Так уж повернулось, что перед вами сидит глава другой, новорожденной имперской секретной службы, чье место в придворной иерархии находится гораздо выше восьмого департамента…

– Вы серьезно?

– Абсолютно, – сказал Сварог. – Вот вам указ, подписанный ее императорским величеством… Ну чего вам бояться в такой вот ситуации? Вы во мгновение ока окажетесь на недосягаемой для полиции и чванных академиков высоте…

– Вот эта высота меня и пугает, – признался мэтр Анрах. – Очень уж высоко. Чересчур неожиданно и чересчур высоко… Что я у вас буду делать?

– А я и сам еще не знаю, – сказал Сварог. – Я собираю людей впрок. Если возникнет необходимость, мне не придется в лихорадочной спешке подыскивать надежных специалистов. Они будут под рукой. Вы долго и старательно занимались тайнами этого мира…

– Далеко не самыми значительными и жуткими.

– Все равно. Мне и этого достаточно. Вполне возможно, вы знаете что-то такое, что мне не нужно сейчас, о чем я даже и не догадываюсь. Но завтра… Через месяц…

– Спасибо, – поклонился Анрах. – Никогда еще не чувствовал себя банкой маринованных огурцов, которую хорошая хозяйка запасает впрок…

– Обиделись?

– Ничуть. Мне просто страшновато, если вы хотите полной откровенности. Я слишком долго жил… так, как жил. И тут вдруг являетесь вы…

– А вам нравилось так жить, мэтр? – бесцеремонно прервал Сварог. – За плотно задернутыми шторами, с оглядочкой перебирать бумаги и предметы, за которые вас в любой момент могли потащить на допрос? Не иметь возможности открыто общаться с такими же, как вы? В жизни не поверю, что вас привлекала такая жизнь…

– Что поделать, привык…

– А вы наберитесь смелости отвыкнуть резко, – сказал Сварог. – Я, конечно, не говорю про всякие глупости вроде высокого чина и проистекающих отсюда доходов… но и это имеет значение, черт возьми. Книги и раритеты никто не отдает бесплатно… Я вам дам знания, мэтр, о которых вы и мечтать не могли. Любые, к каким у меня есть доступ. Хотите иметь под рукой библиотеку Хелльстада? До которой у меня самого не доходят руки? А библиотеку императорского дворца? Молчите, молчите! А глазки-то загорелись, я же вижу…

– А у кого на моем месте они бы не загорелись? – опустив глаза, сказал Анрах. – Будь на вашем месте кто-нибудь другой, я мог бы подумать, что меня искушает дьявол, – да-да, он, знаете ли, тоже использует иногда такие приманки, если верить некоторым свидетельствам… Послушайте, что вы все-таки хотите знать?

– Я же говорю – не знаю пока, – честно ответил Сварог. – Просто вы – тот самый человек, который мне нужен, вот вам вся нехитрая правда… Хотя… Вы когда-нибудь слышали что-то о крохотных подземных обитателях Хелльстада?

– Вы имеете в виду «моряков-крохотулек»? Тех, кто плавает по морям на подводных лодках?

– Ага! – радостно воскликнул Сварог. – Ну вот вам и доказательство того, что я был на все-таки верном пути! Вот чем вы мне уже сейчас можете быть полезны!

– Боюсь, вы меня неправильно поняли… – грустно сказал Анрах. – Сам я о них мало что знаю. Есть один моряк – к превеликому сожалению, из джентльменов удачи, поэтому найти его непросто. Он тоже увлекается загадками из разряда запрещенных… Вы с ним, конечно же, никогда не встречались, это капитан Бугае…

– С «Невесты ветра»? – прямо-таки взревел Сварог. – Да я же плавал на его корабле!

– Совершенно верно…

– Где он?

Анрах развел руками с видом искреннего огорчения:

– Где искать пирата? На восьми ветрах, как говорится… У него хранилась в каюте одна любопытная вещичка, принадлежавшая прежде «морякам-крохотулькам», от него-то я и узнал кое-что… По-моему, в прошлом месяце его видели…

Он замолчал и повернул голову, услышав знакомое Сварогу дребезжание звонка. Пес громко залаял, но тут же умолк, видя решительный жест Анраха. Мэтр шустро прошел к входной двери – ничего старческого в походке, до дряхлости еще очень и очень далеко, – вскоре вернулся, растерянно сказал:

– Похоже, это к вам…

Увидев на пороге Мару и пошептавшись с ней, Сварог, нимало не колеблясь, приказал:

– Давай их сюда, немедленно!

Первым вошел Леверлин, в своем обычном дворянском платье, но перепачканном, рваном и прожженном в дюжине мест. Лицо у него было в копоти, смешанной на левой щеке с подсохшей замысловатыми разводами кровью. Следом плелся глэрд Баглю, столь же грязный, оборванный, в прожженной одежде, с наспех перетянутой куском полотна головой. Сквозь полотно проступала кровь, но держался глэрд относительно браво.

– Садитесь, – распорядился Сварог. – Вы не станете возражать, мэтр? Там, на столе, вино… Вы, как я понимаю, шли по Древней Дороге? (Последняя фраза была им с умыслом добавлена специально для Анраха.)

И оказала свое действие – глаза мэтра мгновенно озарились знакомым Сварогу по прежним временам огнем…

Схватив протянутую Сварогом полную бутылку, Баглю отодвинул предложенный было стакан и надолго присосался к горлышку. Не без сожаления оторвавшись, передал ее Леверлину – тот в три глотка допил оставшуюся половину. Мара стояла у порога с бесстрастным выражением лица.

– Чует мое сердце, что там все пошло прахом, – сказала она громко. – С такими физиономиями, как у них, об успехах не докладывают…

– Боюсь, гланфортесса, будь вы с нами, оказались бы в том же положении, – вежливо, но твердо сказал Баглю. – Драться на мечах там было не с кем…

– Докладывайте! – рявкнул Сварог.

Он сидел, вертя в руках отвергнутый глэрдом стакан и слушал, как Баглю, раскрасневшийся от вина, подробно и четко излагает голые факты.

Засада в замке Рейта успела уже остервенеть от напряженного безделья, дожидаясь урочного часа, когда старуха Грельфи вдруг подпрыгнула, словно ее укололи шилом в самое седалище, и что есть мочи заорала: мол, им следует немедленно убираться отсюда, со всех ног и сломя голову, иначе всем придет конец. И припустила первой к выходу со скоростью, сделавшей бы честь многим молодкам. Они и сами не могли толком объяснить, что их заставило моментально поверить и опрометью припустить вслед за старухой, но, как бы там ни было, это им и спасло жизнь. Едва Леверлин, Баглю и дюжина их людей успели отбежать от замка уардов на сорок, как земля сотряслась, раздался могучий, непонятный, никогда прежде не слышанный и ни с чем известным не ассоциировавшийся то ли шелест, то ли свист – и замок превратился в кучу щебенки. Не взорвался, не взлетел на воздух, а словно бы завалился внутрь самого себя. Точнее они не могли объяснить. Когда обернулись, услышав за спиной этот странный звук, на месте замка, в его прежних границах, уже лежала куча перемолотого в крошку кирпича и камня, ничуть не похожая на развалины, остающиеся после любого известного взрывчатого вещества. И тут же по ним хлестнула словно бы взрывная волна, опалив жаром, осыпав мириадом искр, сбив с ног и проволочив по земле добрую дюжину уардов. Но все остались живы, не считая царапин, ссадин, ожогов и парочки вывихнутых рук…

Тем, кто на двух военных кораблях вышел в море, чтобы перехватить загадочное суденышко, досталось меньше, но и они потерпели полное и сокрушительное поражение. Они видели, как корабль – на вид обычная шхуна – приблизился к берегу, уже приготовились идти на абордаж, но тут, словно получив неведомым путем некое известие, шхуна – дрейфовавшая со свернутыми парусами! – вдруг развернулась и помчалась в море со скоростью, примерно втрое превосходящей скорость не только военного парусника, но и любого земного парохода. Выстрелить по ней никто так и не успел – промчавшись меж двумя корветами, загадочная шхуна с той же поразительной скоростью ушла в открытое море и моментально растворилась в ночном мраке. Гнаться за ней было бы попросту бессмысленно – не могли даже приблизительно определить направления, в котором она скрылась, не говоря уж о том, чтобы догнать…

– Все, – убито сказав Баглю и умолк, с надеждой поглядывая на полную бутылку.

Перехватив его жаждущий взгляд, Сварог кивнул:

– Валяйте… Что ж, господа мои, они нас обставили. Стахор это или не Стахор, но мы остались в дураках. Хорошо еще, что все живы…

– О чем вы? – прямо-таки ерзая на стуле, вопросил мэтр Анрах.

Услышав этот тон, Сварог уже не сомневался, что его ученый приятель влип по самые уши. И сказал небрежно:

– Да вот, знаете ли, из зеркала в одном замке вылезала с завидной регулярностью некая компания странных существ, не имевшая вроде бы отношения к нечистой силе… Вообще-то, это страшная государственная тайна, но мой ученый консультант имеет право…

– Я согласен, – сказал мэтр Анрах не лишенным азарта голосом. – Вы не дьявол, лорд Сварог, но искушать умеете не хуже… Правда, вынужден вам сказать, чтобы не осталось недоразумений… Я даю согласие не только оттого, что вы меня поманили новыми знаниями. Есть еще один, более шкурный повод… Я боюсь. Помните, я вам рассказывал о мэтре Тагароне, том самом, что изобрел подводную лодку? Я недавно получил от него письмо. Он, оказывается, в Горроте. Сделал мне примерно то же самое предложение, что и вы – быть ученым консультантом при некоем тамошнем научном заведении. Странное письмо. Предельно туманное, намекающее на некие ослепительные перспективы и головокружительное вознаграждение, проникнутое несвойственным ему в прежние времена чванством и превосходством… Писал он сам, несомненно, – там встречаются обороты, которые были свойственны только ему, упоминания о событиях, о коих знали только мы с ним… Но дело даже не в письме. Дворянин, который его доставил, мне категорически не понравился. Я, если помните, служил в гвардии, был на войне, повидал кое-что. Люди с такими глазами переступают через труп, как через бревно, и убивают не задумываясь… Он без особых дипломатических уверток дал мне понять, что выбора нет. Либо я приму предложение, либо со мной произойдет какой-нибудь несчастный случай. У меня осталось еще два дня из отпущенных на раздумья трех… Все это время возле дома отирались какие-то люди…

– Я никого не видела, – уверенно сказала Мара. – Что-что, а уж наблюдение засекла бы… Впрочем, рядом – заброшенная пивоварня, туда-то я не заглядывала – к чему? Там может целый взвод и сейчас прятаться… На улице остался ликтор в цивильном, что прискакал с ними… – кивнула она на оборванных и опаленных пришельцев.

– Посмотри, – сквозь зубы бросил Сварог.

Она кивнула и бесшумно выскользнула в дверь. Баглю, ничуть не удивившись, вытянул из ножен фамильный палаш, процедил:

– Горротцы, говорите? Оч-чень кстати… Мара вернулась, мотнула головой:

– Ликтор на месте, кони – тоже. Ни одного тихаря на улице, но насчет пивоварни – кто его знает…

– Поистине, мэтр, вы у нас человек незаменимый, – сказал Сварог спокойно. – Не беспокойтесь, сейчас переправим вас во дворец, там им до вас будет гораздо труднее дотянуться… Мара! Вызывай министра полиции. Чтобы через четверть часа тут не протолкнуться было от его головорезов, прочесать улицу, обыскать и пивоварню, и прочие прилегающие строения… – Он повернулся к Анраху. – В положении короля есть некоторые приятные стороны, не правда ли? Это вам не старые времена, когда меня гоняли, как зайца… Живо собирайтесь.

– Но мои книги? – растерянно воззвал мэтр Анрах. – Коллекции? Собака?

– Мара, – хладнокровно добавил Сварог. – Добавь еще, пусть сюда пригонят дюжину повозок и десятка два носильщиков… Вот так и живем, мэтр. Приказы мои, что характерно, немедленно исполняются. Мелочь, а приятно…

Глава 18 ЦЕННОЕ ПРИОБРЕТЕНИЕ

Тишину нарушал лишь хруст и шорох плотной бумаги, пропитанной каким-то алхимическим составом, чтобы не боялась воды: на такой бумаге здесь главным образом печатали военные и морские карты, поскольку снадобье из-за каких-то редчайших компонентов выходило дороже золота, и растрачивать его на цивильные нужды было бы расточительно (конечно, это не касалось королевских указов и самых важных документов).

Адмирал Амонд обложился ворохом лоций и карт глубин, залитых синевой разных оттенков, от прозрачно-акварельного до густого, чуть ли не черного, с сосредоточенным видом понимающего человека манипулировал циркулями, круглыми линейками и еще какими-то штурманскими причиндалами, в которых Сварог не разбирался совершенно. Анрах терпеливо сидел рядышком, время от времени по просьбе адмирала тихонько уточняя что-то.

Сварогу пока что не находилось дела, и он в ожидании хоть каких-то результатов или хотя бы версий маялся от скуки. Он внезапно оказался в состоянии самого пошлого безделья. За две последних недели не случилось решительно ничего, требовавшего бы личного вмешательства самодержца: страна жила спокойно, без смут и мятежей, подданные, как им и полагалось, прилежно занимались кто законными, кто беззаконными ремеслами (но последних искали и ловили опять-таки без вмешательства короля, вовсе не обязанного вникать в такие мелочи). Из Глана тоже приходили лишь самые оптимистичные новости: горротцы притихли, коварных сюрпризов из разряда феноменов больше не случалось, глэрда Рейта после надлежащего внушения выпустили на свободу, чтобы использовать в качестве приманки на случай, если его загадочные приятели вдруг решат объявиться вновь (незадачливого дружка обитателей Зазеркалья поселили в один из его замков поплоше, строго запретив таковой покидать, да вдобавок королевским указом, который Сварог подмахнул с особенным удовольствием, лишили доброй четверти земель, каковые передали наследнице Барраля в виде компенсации за все причиненные ей неудобства).

Впрочем, Сварог не особенно и рассчитывал, что те, из зеркала, вернутся на спаленную явку, – но попытка, как известно, не пытка. Из тех же соображений министр полиции до сих пор держал на Бараглайском холме штук двадцать своих отборных тихарей: на случай, если горротцы начнут все же выяснять, куда запропастился мэтр Анрах. Зачем он вдруг понадобился Стахору – непонятно, да и сам мэтр не знал, какие именно его знания привлекли горротского короля, несомненно стоявшего за Тагароном…

Собственно говоря, Сварог остался в полном одиночестве. Мара, добившись, наконец, выполнения вскользь данного ей Сварогом обещания, отправилась почистить Ямурлак от затаившейся по чащобам нечисти – во главе двух конных легионов, пары сотен Вольных Топоров, изрядного отряда любителей авантюр, привлеченных в экспедицию как тягой к приключениям, так и солидным вознаграждением в золоте. С ней поехал Карах – в качестве долголетнего ямурлакского обитателя, тамошнего уроженца, а следовательно, бесценного научного консультанта. Туда же дружно рванули Шег Шедарис и Бони с Паколетом, решившие, что лучшей возможности малость подрастрясти жирок может и не подвернуться. Что до Тетки Чари, она все это время прочесывала многочисленные портовые кабачки, выискивая старых знакомых, которые неисповедимыми путями могли довести до сведения капитана Бугаса, что нашелся наконец-то человек, способный оценить его коллекции по достоинству. Вообще-то, параллельно Бугаса искала и вся заграничная агентура министра полиции (как выяснилось, с полгода назад прибравшего к рукам и внешнюю разведку), но Сварог, вспоминая лично знакомых ему господ пиратов, в том числе и самого Бугаса, слабо верил в успех шпиков, заранее прикинув, сколько из них не вернется. Шпиков джентльмены удачи особенно не жаловали и давно наловчились устраивать им плаванье в один конец, то бишь сверху вниз… Зато у Тетки Чари шансы определенно были…

Леверлин куда-то исчез – и у Сварога осталось впечатление, что былой сподвижник, вынужденный силой обстоятельств открыть кое-какие тайны, попросту избегает с ним встреч. Это было чуточку неприятно – дело, конечно, не в обидах, какие могут быть обиды на человека, вынужденного хранить чужие тайны даже от боевых друзей? – но все равно остался неприятный осадок…

И, наконец, Элкон пропадал наверху, в Келл Инире, с, помощью добрых знакомых из Магистериума разрабатывая для новорожденной разведслужбы Сварога систему спутников-наблюдателей, способных прослушивать эфир на всех диапазонах и вообще надзирать за планетой так, как этого до сих пор не делал восьмой департамент. Задание не из легких, но Сварог надеялся, что парень справится, – на таких вот серьезных поручениях и проверяются растущие кадры, к тому же других кандидатур у него все равно не было…

Даже ведьма Грельфи поддалась захватившей всех жажде деятельности и отправилась в Глан, чтобы с помощью каких-то своих методов поискать другие зеркала, откуда могут вылезать существа в балахонах.

Честолюбивый полковник Фалек из Синих Егерей со всем своим полком в полном составе и парочкой артиллерийских батарей уже десять дней действовал в Пограничье, вразумляя господ вольных ярлов, с помощью то кнута, то пряника втолковывая им, что с прежними вольностями, как ни печально, придется расстаться. Судя по двум лоранским нотам, он даже быстрее, чем рассчитывал Сварог, вышел к побережью, и его корабли, двигаясь к устью Секвены, без лишних церемоний сметали бортовыми залпами все, что предприимчивые соседи успели там возвести. (На обе ноты по указанию Сварога министр иностранных дел ответил довольно резко, вполне резонно заметив, что речь идет о внутренних делах, о наведении его величеством Сварогом Первым порядка в своих законных владениях, и совершенно непонятно, почему господа из Лорана дерзают этим возмущаться – уж не хотят ли тем самым признать, что официально поддерживали нарушение границ их подданными?! Неизвестно, что подумали в королевском дворце, но третьей ноты не последовало.) А по Вольным Манорам, вдоль течения Рона, довольно браво продвигался экспедиционный корпус маршала гвардии, ради вящего запугивания действовавший сугубо под хелльстадским знаменем Сварога. Судя по поступавшим донесениям, владетели карликовых держав сдавались без особенного сопротивления – были заняты уже девять Маноров из двадцати одного, а нечто похожее на вооруженный отпор встретили лишь в трех, да и там быстро все уладили без особых церемоний.

Вот тут Сварог разворошил осиное гнездо! Практически из всех стран континента посыпались ноты разной степени эмоционального накала. Шаган и Снольдер отделались довольно формальными посланиями (лишний раз подтвердив тем самым расчеты Сварога – в первом королевстве после уничтожения Глаз Сатаны он был трудами монахов из Братств весьма популярен, а второе определенно подавало сигналы, недвусмысленно свидетельствовавшие о твердом намерении дружить), зато письма из Горрота, Лорана, Балонга и Святой Земли сочились ядом и источали такой жар, что их боязно было брать в руки, не надев предварительно толстых перчаток. Сварога взахлеб обвиняли в злодейском попрании вековых традиций и единогласных решений Виглафского Ковенанта. Пикантность ситуации была еще и в том, что Балонг никогда в Ковенанте не состоял, а Святая Земля, бывшее королевство Нимаан, была из означенного Ковенанта исключена еще четыреста лет назад, когда приверженцы отца Патарана свергли и уничтожили тамошнюю королевскую фамилию…

Исторической точности ради следует добавить: хотя широкая общественность, за исключением всезнающего министра полиции, так об этом и не узнала, дипломатические ноты последних четырех государств Сварог читал не где-нибудь, а в постели Арталетты под охлажденную «Кабанью кровь», декламируя вслух особенно лихие перлы, что вышеупомянутый эмоциональный накал значительно снижало и безусловно не возымело того эффекта, на который, быть может, короли и их дипломаты всерьез рассчитывали. И это познавательное чтение вслух продолжалось до позавчерашнего дня – потом Арталетта, хотевшая немного развеяться, тоже отпросилась в Вольные Маноры со своими мушкетерами.

А несомненный юмор ситуации крылся в следующем: поскольку занятие (будем так это деликатно называть) Вольных Маноров проходило исключительно под хелльстадским флагом, то и ноты, соответственно, прямехонько отправлялись, согласно строгому дипломатическому протоколу, в Готар. Где их, сноровисто орудуя шилом и бечевкой, подшивал господин департаментский секретарь, педантично отписывая в ответ на каждую: в настоящий момент его величество, король Хелльстада, имеет честь пребывать за пределами своего королевства, ведомый важнейшими государственными делами, но по его возвращении сии бумаги будут ему доложены…

Сварог прекрасно понимал, что сочинением возмущенных нот дело и ограничится – далекий Шаган вмешиваться не намерен, Снольдер будет, очень похоже, держать нейтралитет, а прочие не способны на большую войну. А посему он отправил глэрду Дагласу указание взять парочку гвардейских полков и со своей стороны границы вторгнуться в те Маноры, что были ближе к Глану. Под тем же хелльстадским знаменем. «Обойдется, – подумал он с той долей здорового цинизма, которая должна быть свойственна всякому толковому королю. – Проскочит…» В общем и целом, он не собирался ничего палить и жечь, и свергать кого-то без особой необходимости тоже не приказывал: восемь князей, графов и баронов, вовремя догадавшихся принести ему вассальную присягу, так и остались на прежних местах, а что до покойного девятого, то он был сам виноват – никто его не заставлял бросаться в конную атаку во главе бездарно обученной и скудно вооруженной дружины, которую Синие Егеря опрокинули и рассеяли чуть ли не в пять минут… Впрочем, насколько Сварог знал из донесений, на вакантный трончик маршал гвардии тут же посадил какого-то то ли племянника, то ли троюродного брата покойного барона, в отличие от глупца-родственничка более гибкого к требованиям текущего политического момента… И двинулся дальше, пачками распространяя манифесты, в которых Сварог, как положено, обещал всевозможные вольности и светлое будущее.

…Он сидел у окна, слушал вполуха тихие разговоры мэтра с адмиралом и от нечего делать перелистывал великолепный альбом репродукций «Сто сорок видов Латераны». Сначала бегло, потом все внимательнее, уже не переворачивая по три страницы зараз.

Только теперь до него стало помаленьку доходить, отчего поэты посвятили Латеране столько стихов, художники – полотен, а все без исключения путешественники, как таларские, так и сильванские, отзывались об этом древнем городе исключительно восхищенно.

Латерана была прекрасна. Старинные дворцы, живописные проспекты, четыре десятка разнообразнейших мостов, из которых ни один не повторялся, университет – сам по себе городок в городе, гробницы ронерских и снольдерских королей, набережные, крепость Руэт, королевский дворец, башни и обсерватории, музеи и крытые манежи, ипподромы и термы… Сейчас понятно, почему за этот город две сопредельные державы, Снольдер и Ронеро, воевали в среднем раза четыре за столетие – и отнюдь не для того, чтобы разрушить, почему Латерана дважды побывала столицей Снольдера и дважды же столицей Ронеро. Там, за облаками, он просмотрел массу фильмов о таларских городах, но ни один не оказал на него такого впечатления, как Латерана. Ничего удивительного, что Элкон сбежал издому именно в Латеранский университет, а не в Ремиденум… Лепота – и ничего тут больше не скажешь…

– Что вы сказали? – встрепенулся он, поднял голову и убрал с колен тяжеленный альбом в кожаном переплете с золотыми углами.

– Опрометчивых гипотез я всегда опасался… – сказал адмирал Амонд. – Но не могу отделаться от впечатления, что они устроили себе базу где-то вот здесь, у самого маленького из островов Девайкир… Я попытался поставить себя на их место – и не нашел лучшего укрытия. Идеальная пристань для небольших подводных лодок, таких, какими мне их описал граф Элкон. Вот здесь, в трех местах, – прекрасные фарватеры. Ни один корабль нормального размера по ним не пройдет – глубина достаточная, но ширина не позволяет проплыть к берегу даже посыльной шхуне, разве что баркас пройдет, но ему совершенно нечего делать в том лабиринте… А вот для тайной базы место, повторяю, идеальное. Остров практически безлюден, разве что пираты иногда туда заходят для кренгования…

Ну да, вот именно… «Невеста ветра» как раз и приплыла как-то к этим безлюдным берегам, чтобы очистить дно от ракушек. И там светлой ночью бродивший в одиночестве по прибрежным скалам Бугае подобрал странную вещичку, о которой потом рассказывал Анраху. Сам Анрах так и не понял, что это такое, но Сварог моментально узнал в его описании самую обыкновенную надувную лодку из какого-то синтетического материала – вот только размером она была с ладонь, как раз для крохотных человечков ростом в палец. Кому она принадлежала, сомневаться не приходилось: на следующую ночь Бугае, отправившись в то же место, своими глазами видел, как у берега долго кружили две таких же лодочки, полные людей-крохотулечек, – только эти были, такое впечатление, из металла и двигались, как говорил Бугае, «сами по себе, жужжа и чирикая». Сварог допускал, что первая лодка попала в катастрофу и ее экипаж погиб, а потом их старательно искали крохотульки с подлодки. Почему бы и нет? Всякое может случиться…

– О них я впервые услышал еще юнгой, – сказал Амонд, постукивая циркулем по карте. – Есть некий набор морского фольклора, который вешают на уши каждому новичку. Никакого сцепления с реальностью: они проходили по тому же ведомству, что Призрак Кухаря или Чайка-Вещунья… я не включаю сюда Серую Погибель или Водяного Бегуна, потому что они-то как раз существуют в реальности…

– Вы полагаете, адмирал? – усмехнулся Анрах.

– Уважаемый мэтр, вы – человек, простите, сугубо сухопутный, – отрезал Амонд. – А я хожу по морям тридцать два года. Выдумка – выдумкой, а реальность – реальностью. Серая Погибель, или даката существуют на самом деле.

Анрах вежливо промолчал, но видно было, что он остался при своем мнении. Сварог не расположен был углубляться в бесцельные теоретические споры. Он сказал:

– Если я правильно понял, адмирал… Никто и никогда не относился к ним, как к реальным существам?

– По крайней мере, мне об этом неизвестно, – кивнул Амонд. – Поскольку никаких вещественных доказательств в руки ни к кому не попадало… если не считать Бугаса, как уверяет наш мэтр. В принципе, я верю: Бугае известен своей коллекцией диковин на двух планетах, хотя, разумеется, он далек от ученых заведений и научных диспутов. Однажды попытался выступить с докладом, но сведения, которые он где-то откопал, шли вразрез с официальной наукой, и кончилось все конфузом, после которого он зарекся… К тому же некоторая… гм, специфика его ремесла не позволяет сплошь и рядом с картой в руках объяснять, где именно он отыскал ту или иную диковинку… Ваше величество, вы твердо уверены, что эти подводные лодки существуют? Такие, какими вы их описываете?

– Быть может, не в точности такие, – сказал Сварог, тщательно подбирая слова. – Но в их существовании я уверен.

– Плохо… Лично я просто не представляю, как можно с ними бороться. Теоретически я хорошо представляю себе, что такое торпеда – их у нас давно пытались делать, но не существует на земле подходящего двигателя. – Он печально покрутил головой. – Ваше величество, в узком кругу могу признаться, что мне страшно. Одна такая лодка способна отправить на дно целую эскадру…

– Ну, пока что они не давали о себе знать, – сказал Сварог. – Хоронятся и таятся, как могут, – и до сих пор им это удается… В конце концов, это моя головная боль, адмирал. От вас одно требуется: вдумчиво изучить лоции и подыскать места, где они могут устроить базы. А остальное я беру на себя… Если подвести итоги, все обстоит не так уж плохо. Раскрылись они лишь однажды: тогда, на Морской площади…

В дверь деликатно поцарапались – Сварог уже давно освоился с этой манерой господина министра полиции. Он вышел в коридор. Как ни скуп был Интагар на мимику и эмоции, Сварог все же мог определять, какие настроения на данный момент владеют его верным бульдогом. Судя по некоторым признакам, ничего из ряда вон выходящего в окрестностях не случилось. Что ж, неплохо. В русле общей тенденции: затишье у нас, господа, покойное затишье, и слава богу…

– Итак? – спросил Сварог. – Давайте как обычно…

Он и эту манеру Интагара изучил – начинать с самого маловажного и двигаться по восходящей (разумеется, это касалось лишь вот таких застойных деньков…).

– Мои люди задержали странного субъекта, – прилежно доложил министр полиции. – То ли сумасшедший, то ли просто слаб на голову. Он в Равене недавно, называет себя художником, но рисует какие-то кляксы и зигзаги… Сегодня выяснилось, что вы его приговорили в Глане к баниции с веревкой…

– Ах, вот кто объявился… – хохотнул Сварог. – Ну да, конечно, следовало догадаться, что не в Вольные Маноры он двинет, там люди еще более темные, чем я, и столь высокого искусства не оценят…

– Прикажете повесить в соответствии с вашим указом? – по-деловому осведомился министр полиции.

– Э, нет, – сказал Сварог. – Он, в общем, не виноват, что меня именно сюда пригласили в короли…

Доставьте его на снольдерскую границу и отпустите к лешевой матери. На тех же условиях: если когда-нибудь окажется в моих владениях, будет безжалостно повешен… Включите в соответствующие списки.

– Будет исполнено. Прибыл гонец из Пограничья, от полковника Фалека, он сейчас отдыхает. Насколько я понял, ничего особо важного – обычный отчет…

– Ну, в таком случае и нечего его беспокоить, – сказал Сварог. – Когда отдохнет, приведете. Это все?

– Нет, государь. Во дворец привезли герцога Веймара. Судя по донесениям сопровождавших его людей, он довольно бодр и питает надежды… Всю дорогу он старательно составлял некий трактат – вы же сами распорядились с ходу поставить перед ним задачу, чтобы побыстрее понять, чего от него ждать…

– Сейчас посмотрим… – оживился Сварог.

– И последнее, государь. На снольдерском «Морском Короле» в Равену только что прибыл граф Раган…

– Ага, старый знакомый, – кивнул Сварог. – Надеюсь, не под своим честным именем путешествует?

– Ну разумеется, государь. Предъявил бумаги на имя простого дворянина, путешествующего «по собственным надобностям». Как водится, за ним внимательно наблюдали, не делая никаких попыток к аресту: есть неписаные правила, в отношении разведчиков столь высокого ранга не принято применять вульгарный арест… Что любопытно, его встречали здесь совершенно незнакомые мне люди. Я полагал, что все его особо доверенные лица и хозяева его личных конспиративных квартир мне известны наперечет… – развел Интагар руками с некоторой долей самокритичности. – Оказалось, у него здесь есть и запасные «потайники», ничем себя прежде не проявившие… Он сейчас в гостинице «Золотое дерево». Под плотнейшим наблюдением…

– Ну, посмотрим, – пожал плечами Сварог. – Пойдемте…

…Человек в простом дворянском платье встал при его появлении – но не вскочил с холуйской поспешцостью, а, скорее, с большим достоинством выпрямился. Жестом отослав министра полиции (как ни хотелось тому задержаться), Сварог придвинул кресло, уселся и с наработанными уже навыками величественно повел рукой:

– Вы можете сесть. Прошу без церемоний.

– Благодарю вас, государь, – степенно ответил ссыльный прохвост, усаживаясь.

Сварог откровенно разглядывал его: лет сорока пяти, недурен собой и невероятно благообразен, светловолос, с темными, почти черными бровями (что считается несомненным признаком породы), с красивой проседью на висках и гордой осанкой.

– Прежде всего, ваше величество, – заговорил первым герцог, – позвольте поблагодарить вас за восстановление справедливости в отношении моей скромной персоны. Я рискнул заключить, что именно вам обязан освобождением и даже привлечением к работе… в чем я нисколько не сомневаюсь, ибо слава о вашем уме и доброте долетела и до далекого, унылого Стагара…

Голос у него был низкий, приятный, прямо-таки обволакивающий. Если бы Сварог не читал собственными глазами толстенный список прегрешений герцога, сейчас нимало не сомневался бы, что перед ним сидит честнейший человек, оклеветанный злыми и подлыми завистниками. Бездна обаяния, честнейший, незамутненный взор, весь облик лучится добротой, безобидностью, верностью… Такой кому угодно способен повесить лапшу на уши и продавать эскимосам холодильники, а жителям Сахары – электрообогреватели. Понятно теперь, почему сумел облапошить такое количество народу, среди коего было маловато доверчивых дурачков, и почему добрых три четверти совращенных девиц вешались на шею без принуждения или угроз, даже кое-кто из злодейски похищенных из отчего дома…

А герцог, ободренный молчанием его величества, разливался соловьем – лесть была хотя и явственная, но не грубая, уж никак не примитивная. Скорее герцог выглядел умным человеком, который воздает должное другому, еще более умному, – и это опять-таки производило впечатление. Сварог с неудовольствием обнаружил, что ему все же приходится делать над собой некоторое усилие, дабы воспринимать этого прохвоста так, как герцог того заслуживает, судя по бесстрастным полицейским экстрактам…

В конце концов он решительно поднял ладонь:

– Достаточно, герцог… – И не удержался от шпильки: – Вы знаете, перед тем, как вернуть вас со Стагара, я просмотрел кое-какие бумаги, касающиеся вашей персоны. Очень подробные и обширные…

– Ах, ваше величество! – отозвался герцог прочувствованно. – Вы в благородстве своем и не подозреваете, сколь изощренны и подлы могут быть в своих надуманных наветах иные бесчестные людишки, мастера клеветы и обмана…

И он даже прикрыл глаза рукой, удрученный несовершенством нашего мира и злокозненностью его обитателей.

– А история с ожерельями маркиза Калагана – тоже навет? – проверки ради поинтересовался Сварог.

– С чьими ожерельями?

На благородном лице герцога ясно читалось, что он никогда в жизни не слышал этого имени и в глаза не видел никаких ожерелий.

Сварог мог и поверить – если бы не слышал доклада Мары, по его приказу проверившей достоверность кое-каких досье из богатейшего собрания министра полиции… Прохвост, конечно. Редчайший экземпляр… но ведь потому и понадобился, а? Именно потому, господа мои…

– Хорошо, меня, надо полагать, ввели в заблуждение, – сказал он, откровенно ухмыляясь. – Покажите, что вы там сочинили…

Почерк у герцога был невероятно разборчив и четок – как у коронного писаря с двадцатилетним стажем. Сварог перелистнул несколько страниц, потом вчитался.

Он старался сохранять бесстрастное лицо (чтобы этот прохвост не понял, насколько он королю нужен), но в глубине души понимал, что лучшего сотрудничка и не сыскать. Лемар на лету ухватил его идею, черновые наброски насчет Ордена Возрождения Трех Королевств, врученные Сварогом отправленному на Стагар полицейскому чиновнику. И поработал с ними так, словно всю жизнь служил в ЦК КПСС. Правки после него не требовалось, все продумано до мельчайших деталей – устав Ордена, чья благородная деятельность направлена на благороднейшие цели, система партийного… тьфу ты, орденского руководства, расписанная по городам, округам и провинциям, завершенная, стройная и толковая; отличительные знаки и символы, награды в трех металлах, почетные цепи к ним – сам Сварог до этого не додумался, как и до нарукавных нашивок, означающих орденский стаж, – ежемесячные собрания, годичные Большие Советы (слова «партийный съезд» герцог попросту не знал, иначе, несомненно, употребил бы), кандидаты и полноправные члены, взыскания и поводы к таковым… И все это набросано на коленке, в плавании, в неудобной повозке?! Вот это сотрудничек! Тошнит от него, и повесить так и подмывает – но ведь незаменим! Беглые наметки Сварога превратились в нечто законченное, заслуживающее претворения в жизнь с завтрашнего же дня…

– Ну что же, – сказал он, вставая. – Вам сообщат о вашей дальнейшей судьбе, любезный герцог…

В коридоре терпеливо ждал министр полиции. У его ног, виляя хвостом, сидел здешний курьез, порожденный самодурством покойного Конгера, желавшего чем-то изощренно унизить свое дворянство: серый с черными крапинами охотничий пес, волею короля носивший дворянское достоинство (подкрепленное, как полагается, гербом, выгравированном на золотом ошейнике). Рядом с каменным лицом стоял лакей, коему вменялось в обязанность ухаживать за четвероногим лауром и по мере понимания исполнять все его желания, кроме одного-единственного: у хвостатого дворянина не должно было родиться потомства (именно такое соломоново решение принял недавно Сварог, решивший сохранить жизнь безвинному песику, но не доводить ситуацию до абсурда – ведь, если судить с точки зрения незыблемых геральдических правил, все щенки, родившиеся бы от облагодетельствованной дворняги, автоматически получали благодаря отцу то же дворянское достоинство – ведь он не мог в членораздельных словах лишить потомство благородного звания, а следовательно…).

Рассеянно потрепав по голове блохастого дворянина, Сварог в ответ на вопросительный взгляд министра полиции решительно произнес:

– Верните ему, пожалуй что, гражданский чин. И только. Не стоит его баловать сверх меры, будем держать в черном теле. Чтобы поработал как следует… Я бы его с удовольствием повесил, с каким бы удовольствием…

– Я вас прекрасно понимаю, государь, – проникновенно сказал министр полиции. – Но, вы сами убедились…

– Сволочь редкостная, – с чувством сказал Сварог. – Но каков сотрудничек… Между прочим, поручите ему составить парочку манифестов для Вольных Маноров в добавление к уже имеющимся. И… – оглянувшись на слугу, он взял министра под локоток, отвел его подальше. – И пусть сочинит что-нибудь убедительное для той области Святой Земли, что расположена по нашу сторону Рона. Чует мое сердце, наши лихие генералы вскоре сгоряча и туда вломятся, а у меня, рассуждая по-грсударственному, нет никакого желания их останавливать. К чему? Устье Рона будет в наших руках, а столица на другом берегу реки окажется под прицелом наших орудий, после чего они станут гораздо сговорчивее… Пусть этот прохвост извратится, насколько умеет.

– Будет сделано, государь! Гонец от Фалека отдохнул и рвется к вам…

…Бравый лейтенант Синих Егерей вскочил ему навстречу, щелкнув каблуками так, что эхо отразилось от высоченного, в золотой лепнине потолка. Выхватил из-за отворота мундира толстый засургученный пакет и, четким жестом выбросив руку, протянул его Сварогу, звенящим от возбуждения голосом отчеканил (несомненно, заранее предвидя, что ждет такого вестника):

– Государь, полковник Фалек докладывает, что убеждение Пограничья завершено! Гарнизоны находятся во всех столицах вольных ярлов и наиболее крупных населенных пунктах, редкие очаги сопротивления погашены, мы полностью контролируем эту провинцию! Последним было занято княжество Рут – вот там нам пришлось немного повоевать…

– Рут? – спросил Сварог, вертя пакет и хмурясь при воспоминаниях.

– Так точно, ваше величество! Тамошний князь, вздорный юнец, пытался организовать конную контратаку. Наша «волчья сотня» их вырубила начисто – там и была-то горстка… Полковник отдал приказ похоронить князя согласно рыцарским правилам ведения войны, что и было незамедлительно выполнено… Других эксцессов не последовало, население приведено к полному повиновению…

Его усатенькое лицо было ревностным до глупости. Сварог его не видел сейчас – перед глазами стоял забавный светловолосый юнец, почти мальчишка, всерьез намеревавшийся броситься со своим крохотным отрядиком против Глаз Сатаны. Именно от него Сварог впервые услышал о пророчествах Таверо и Сером Рыцаре. Именно о нем Сварог тогда подумал: из таких получаются отличные солдаты… если не убьют в первом же бою.

Что ж, так и вышло. Жизнь не успела обтесать вихрастого романтика…

Душа была полна стыда и тоски. Он никогда не думал, что запущенный его волей неумолимый механизм однажды прокатится шипастыми колесами и по таким вот мальчишкам…

«Но ведь этот юнец ничего не успел сделать! – пытался успокоить его кто-то умудренный жизнью, знающий все ее тяжелые сложности. – Он только болтал языком и картинно хватался за меч! И ничего больше. Он мешал грандиозному предприятию, направленному на благородные цели. Его, несомненно, уговаривали сначала по-хорошему, Фалек кропотливо выполнял инструкции, и перед его войсками всегда шли увещеватели с манифестами! Кто ему мешал сложить оружие, не болтаться под ногами? Независимость Рута, которой мальчишка так гордился, смешна и нелепа! Он сам виноват, сам, сам!»

У собеседника, существовавшего лишь в сознании Сварога, было лицо герцога Лемара – Сварог отчего-то знал это совершенно точно. Жгучий стыд и тоска никак не проходили, и Сварог, спохватившись, повернулся к неповинному ни в чем лейтенанту, пожалуй, ровеснику князя:

– Благодарю вас, лейтенант. Поздравляю с орденом «Звезда отваги».

И, уклоняясь от неизбежного в таких случаях шумного, уставного вопля, выражения благодарности, побыстрее вышел в коридор. Так и не вскрыв пакет, остановился у колонны, едва не застонав вслух от тоскливого стыда. И это тоже называется – дорога королей… И это тоже следует пережить, чтобы не вспоминать больше никогда…

– Ваше величество, что с вами?! – обеспокоенно воскликнул министр полиции.

– Пустяки, – сказал Сварог торопливо. – Ничего серьезного… Один мой давний знакомый погиб, только и всего…

– Ваше величество… Граф Раган прислал своего человека к одному из моих доверенных лиц. Он просит незамедлительной аудиенции – как заверяет, по серьезнейшему делу…

– Хорошо, – сказал Сварог бесстрастно, как и подобало королю. – Организуйте все, как нужно; не мне вас учить… Только сначала быстренько раздобудьте мне добрую чарку… нет, не вина, чего-нибудь покрепче, келимаса хотя бы… Живо!

Глава 19 ЕЩЕ ОДИН СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ

Еще в прошлом году, во время приснопамятного эпизода с королевским зверинцем, Сварог убедился, насколько легко остаться незамеченным во дворце, особенно если владеешь кое-какими заклинаниями, позволяющими мгновенно и неузнаваемо изменять внешность. Так произошло и сейчас: они с министром полиции, нисколько на себя не похожие, преспокойно прошагали чуть ли не полторы лиги: два канцеляриста министерства двора, в весьма незначительных чинах, судя по мундирам, но снабженные теми бляхами-пропусками, что позволяли пройти всюду. Если их в чем-то и заподозрили, то только в том, что оба – замаскированные полицейские, занятые одним из тех дел, в которые непосвященным лучше не соваться по причине несомненной вредности означенных дел для жизни и здоровья чересчур уж любопытных.

Снольдерского гостя разместили на втором этаже самого обычного зданьица у самой дворцовой ограды. Официально оно принадлежало королевской поварне, но Сварог, имевший уже некоторый опыт, с ходу определил, что эти специфические молодцы, отиравшиеся при входе и на первом этаже, на кухарей похожи не более, чем на балерин.

Перед дверью он остановился, раздумывая: оставить Интагара здесь или взять с собой? Пожалуй, все-таки с собой – при разговоре со столь скользким собеседником, как Раган, его не менее опытный коллега по ремеслу будет необходим…

Комнатка была самая обыкновенная, обставленная без претензий, – и в самом деле, то местечко, где могут скоротать свободный часок королевские кухари. Граф поднялся им навстречу, глянул недоумевающе, но Сварог одним движением ладони вернул себе и спутнику прежний облик.

– Ах, вот оно что… – сказал Раган понимающе. – Я было решил, что продолжаются бюрократические согласования… Вы ничуть не изменились, ваше величество, со времен нашей последней встречи, разве что прибавилось осанистости, что вполне логично – вы уже не тот затравленный беглец, каким я вас когда-то знал…

– Вы полагаете, ко мне в тот период подходило слово «затравленный»? – усмехнулся Сварог, придвигая к себе обычное жесткое кресло. – Прошу садиться, господа. Старые знакомые могут обойтись без придворных церемоний… Я вас внимательно слушаю, граф.

Он видел, что граф с прошлых времен заметно изменился: такой же крепкий и смуглый, но на висках прибавилось седины, а лицо выглядело похудевшим и осунувшимся.

– Дело у меня несколько неожиданное… – начал было граф и тут же умолк, явно подыскивая обороты.

– Хотите, я вас поражу сверхъестественной проницательностью? – усмехнулся Сварог. – Шучу, конечно… Проницательности у меня не больше, чем у самого обыкновенного человека, увы. Просто… не так уж и много серьезных дел, с которыми вы в данной ситуации могли бы ко мне обратиться. Либо вы собираетесь предложить мне как-то поделить Три Королевства, либо намерены последовать примеру кое-каких сановников сопредельных с вами держав… – Он все же оборвал фразу, чтобы не выглядеть глупцом в случае, если первые его предположения все же не оправдаются.

– Да, вот именно, – сказал Раган с заметным облегчением. – Вы изволили облегчить мне задачу… Я – государственный преступник, ваше величество, поскольку прибыл к вам от людей, твердо намеренных предложить вам снольдерскую корону при…

– При живом и правящем законном короле, – охотно закончил за него Сварог. – Что ж, дело, в общем, житейское…

«Неужели их так допекло?» – подумал он с некоторым удовлетворением. Благодаря Интагару он давно составил более-менее точное представление о снольдерских делах. Король ленив и безволен, не интересуется ничем, кроме балерин и конских бегов, родня и фавориты увлеченно растаскивают казну, сильных личностей среди министров нет, вдовствующая королева – Старая Матушка, Старая Королева, Старая Гадюка, как ее называют в зависимости от отношения к ней добрые подданные, – шестой год сидит под домашним арестом в отдаленном замке среди гор Оттердо, но даже из своего захолустья умудрилась организовать три неудачных покушения против венценосного сыночка, коего люто презирает, – а у сыночка не хватает должной твердости на то, чтобы если и не казнить матушку смертью, то хотя бы заточить в настоящее узилище…

– Что, неужели так плохо? – спросил он с любопытством.

Раган уныло кивнул:

– Сами понимаете, если мы решились на заговор, государственный переворот, смену династии… Я не сомневаюсь, благодаря этому господину, в чьем уме и деловой хватке я давно убедился… – он вежливо поклонился Интагару, – вы неплохо осведомлены о наших печальных делах, но даже он вряд ли знает иные подробности… Казна пустеет, последние займы, сделанные в Балонге, исчезли в сундуках фаворитов и шкатулках балерин из Королевского театра. Армии задолжали жалованье за три месяца, а гвардии – за два…

– Ну, это нам известно, – бесстрастным тоном ученого-исследователя бросил министр полиции.

– А вам известно о проекте королевского указа, предписывающего очистить армию – и гвардию тоже! – от офицеров ратагайского происхождения? – ни на кого не глядя, сказал Раган. – Нет? Вот видите, господа мои… А ведь это – добрая треть офицерского корпуса. И не самая худшая треть… Причина удручающе проста: его императорское высочество принц Хаген, отчего-то возомнивший себя крупным специалистом по железным дорогам, соизволил начертить проект новой дороги так, что при этом она пройдет через Гернотскую долину, прямиком… При строительстве, несомненно, будут уничтожены и город Гернот, и гробницы былых ратагайских королей, и храмы Симаргла. Все то, что ратагайцы почитают и свято берегут. Это все равно, что снести Латерану… Конечно же, начался ропот. Конечно же, господа из министерства полиции, усмотрев великолепный повод отличиться, представили дело так, будто налицо уже сформировавшийся заговор против трона и ратагайцы намерены отделиться в своих древних границах, по Тею и Ителу. Уже арестовано не менее двадцати человек – что не прибавило ратагайцам умиротворенности. На прошлой неделе, ночью, налетевший неведомо откуда конный отряд перебил на берегу Тея военных топографов, намечавших первый отрезок дороги, – и с ними их конвой, двух королевских чиновников. Кое-где на курганах начали зажигать по ночам костры – древний сигнал к мятежу. Я хорошо знаю ратагайцев, государь, в некоторых отношениях они чертовски похожи на ваших гланцев: патриархальный, воинственный и бесшабашно смелый народ. Если события будут развиваться в том же направлении – а в ином из-за позиции короля и его братца им развиваться просто некуда, – мы очень скоро получим самую настоящую гражданскую войну. И не в одной Ратагайской пуште. На землях бывшего Улада уже второй год потаенно работают лоранские эмиссары, туда по контрабандным тропкам идет лоранское оружие и лоранское золото. По достовернейшим сведениям, за этим стоит еще и Балонг – у всех разгорелся аппетит на Фиарнолл, лучший порт побережья. В дельте Монаура действуют горротские агенты – там уже случилась парочка мелких мятежей, подавленных пока что без труда, но чутье подсказывает, что следует ждать настоящего. Классическая ситуация, прекрасно знакомая по нашей – и не только нашей – истории: та же, что и в стае волков с одряхлевшим вожаком. Соседи, чуя слабость престола, всерьез намерены урвать себе кусок… Я не пессимист, но информация у меня обширная. Еще несколько лет – и по окраинам разгорятся нешуточные мятежи, отложится Ратагайская пушта, вторгнутся соседи… да вот хотя бы вы, король Сварог. Умоляю вас, не делайте столь обиженного лица! Это азбука политики – отхватить от ослабевшего соседа долю и себе, двигаясь в русле общей тенденции. Будь вы ангел во плоти, интересы государства и настояния министров рано или поздно побудят вас присоединиться к разделу… Кстати, оба принца намерены убедить-таки короля объявить вам войну: эти сиятельные дураки, простите за вульгаризм, раскатали губья на земли Трех Королевств, совершенно не понимая, что в нынешнем нашем состоянии мы не выдержим большой войны, тем более с вами… Одним словом, мы всесторонне обдумали печальную ситуацию. Мы пристально наблюдаем за вашими действиями… и в конце концов пришли к выводу, что выбирать следует меньшее зло. Уж простите за такое определение, душевно умоляю… Лучше вверить свою судьбу крутому и жестокому правителю вроде вас, чем наблюдать, как королевство катится в пропасть…

– Это я-то – крутой и жестокий? – с некоторой обидой спросил Сварог.

– А разве нет? – удивленно посмотрел на него Раган. – Я же говорил, мы внимательно наблюдаем за вами… Вы наводите порядок железной рукой – что примечательно, не встречая особого отпора. За вами тянется звонкая и жутковатая слава покорителя Хелльстада и освободителя Трех Королевств. Вовсе не намерен вам льстить, но на континенте вы сейчас – самый популярный человек, с которым многие связывают нешуточные надежды… Позвольте уж и нам примкнуть…

– Ну, а как все это выглядит в реальности? – Тихим, вкрадчивым голосом министр полиции задал тот самый вопрос, что готов был вот-вот сорваться с языка Сварога. – Задействованные силы, размах?

Раган, взвешивая каждое слово, ответил: – На сегодняшний день в заговоре состоит около двадцати человек. Я, разумеется, имею в виду не исполнителей, а людей достаточно высокопоставленных. Например, князь Гарайла – генерал, ратагаец из знатного рода, очень популярный в гвардии. Командир эскадры Одного фонаря – ему подчиняются все военные корабли, стоящие сейчас в столице. Военный комендант столицы и комендант крепости Сагварон. Начальник арсенала, командиры полков. Министерство полиции будет поддерживать короля, но у нас уже готов план занятия его надежными частями.

Сварог покосился на министра полиции. Тот, чуть заметно кивнув, процедил:

– Это довольно серьезно…

– Да уж, позвольте так думать… – сказал граф Раган. – План прост и эффективен: король часто выезжает в загородный замок, всего в пяти лигах от столицы. С ним обычно бывает около двадцати ликторов и два платунга гвардейцев, не более. Замок не укреплен, это не более чем небольшое роскошное поместье. Достаточно будет пары сотен гвардейцев, чтобы его занять и арестовать всех без особого шума. Тем временем и в столице займут все ключевые пункты, произведут аресты… Составить убедительный манифест не столь уж трудно. Мы соберем уитенагемот и постараемся, чтобы он единогласно проголосовал за ваше избрание. Ну, а потом… При грамотной постановке дела серьезного сопротивления не дождаться, а мелкие заговоры мы раздавим без труда. В отличие от многих других претендентов, вам есть чем прельстить будущих подданных – от пустых богатейших земель Трех Королевств до наведения порядка и установления внутреннего мира. – Он полез в лежавший на столе кожаный чехол для документов и вытащил оттуда стопу перевязанных простой бечевкой листов. – Между прочим, у нас уже есть проект переселения избыточного населения в Три Королевства. Составлен моим ближайшим сподвижником по этому предприятию герцогом Бресингемом. По оценкам специалистов, весьма неплох. Юноше всего девятнадцать лет, но из него может получиться многообещающий государственный деятель. Горячо вам его рекомендую. Господин министр полиции наверняка о нем слышал…

– Ну разумеется, – кивнул Интагар. – Пожалуй, ваше величество, граф во многом прав… Очень перспективный юноша, к тому же, несмотря на пышный титул, беден и лишен влиятельных родичей, а это, знаете ли, воспитывает бойцовские качества… Позвольте высказать свое скромное мнение, государь? Мне представляется, что план нашего гостя не так уж плох. Разумеется, при условии, что наш гость искренен – о, простите, граф, но мы ведь с вами люди сурового ремесла, не в оранжереях цветочки идиллические выращиваем…

Граф поджал губы, но стерпел.

– Нет, что касается искренности, то наш гость говорит чистую правду, – сказал Сварог. – Уж такие-то вещи я умею определять… Любезный граф, мне одно непонятно… Почему вы составили комплот в мою пользу, а не обратились к Старой Королеве? Судя по тому, что я о ней знаю, она не хуже меня, а то и лучше сумела бы навести порядок… Из материалов, коими меня снабдили, рисуется облик весьма решительной дамы, не поколебавшейся подослать убийц к родному сыну…

– Признаться, мы об этом думали, – сказал граф. – Все дело в вас, государь. Не будь вас, она стала бы идеальной кандидатурой. Но вы с ней ни за что не уживетесь в качестве правителей сопредельных держав. Кончится все той самой большой войной. Вы для нас гораздо предпочтительнее – с позиций строгого прагматизма. Собственно, Старую Королеву даже не придется арестовывать – достаточно лишь надежно блокировать замок, где она сейчас пребывает…

– И когда же вы планируете…

– Как можно быстрее, – без промедления ответил граф. – Как только король поедет в свое пригородное поместье – а это может произойти завтра-послезавтра. У меня неспокойно на душе, государь. Заговор находится в самой критической стадии – его необходимо расширять, подняться, фигурально выражаясь, на следующую ступеньку – а это, как учит нас история, резко повышает опасность провала. (Министр полиции, поймав взгляд Сварога, кивнул в знак согласия). Здесь, в Равене, до сих пор остаются наши самолеты, по старому договору с Конгером, который вы оставили в силе… Можем вылететь вместе…

– Ну что же, – медленно сказал Сварог. – Я согласен, тут не над чем особенно размышлять. То, что вы предлагаете, снимет многие сложности и противоречия… Но вот что я хотел бы у вас спросить. Простите, конечно, но… Неужели у вас совершенно нет каких-то личных мотивов? Знаете, я не доверяю чистейшей воды идеалистам, какими бы побуждениями они ни руководствовались. Господин Интагар, – сделал он жест в сторону своего бульдога, – мне вполне понятен, и оттого я ему доверяю. А вы… Передо мной, если цинично, сидит совершеннейший бессребреник и идеалист, абсолютно все свои помыслы отдавший благу государства… Простите, но так не бывает.

– Действительно, вы правы… – отведя на миг глаза, согласился Раган. – Видите ли, государь… У меня пятеро сыновей. Старший, откровенно вам признаюсь, по ряду причин самый нелюбимый, но у меня нет законных возможностей лишить его майората, а если бы даже таковые возможности и нашлись, все равно трое останутся без всяких средств к существованию. При том довольно прохладном отношении ко мне, какое существует среди окружения короля, нечего и надеяться на мало-мальски хорошую карьеру для них. Меж тем в Трех Королевствах они могли бы… Схожие побуждения есть и у остальных. Князь Гарайла, как я уже упоминал, – ратагаец. Вся его карьера вот-вот обрушится – а он отличный военный. Герцог Бресингем влюблен – но его юная дама сердца, увы, из семьи преуспевающих царедворцев, так что надежд у юноши никаких… Так и с остальными: у каждого, кроме нешуточной боли за судьбу державы, есть и чисто личные причины…

– Вот вы меня и успокоили, – усмехнулся Сварог. – Знаете, граф, меня уже нельзя назвать новичком на троне – как-то незаметно набрался опыта. И успел осознать, что чистейшей воды идеалистов следует опасаться, как огня – или проворуются потом, как не способны даже записные циники, или дело провалят с феерическим неумением и невезучестью. Ну, а коли уж вам всем свойственна здоровая корысть, с вами можно иметь дело… Я согласен.

…Он стоял у окна, рассеянно барабаня пальцами по широкому мраморному подоконнику, пока граф Дино за его спиной неспешно шуршал бумагами. В свое время Сварог испытал нешуточное потрясение, обнаружив имечко унылого мужа легкомысленной Маргилен в списке Конгера «на повышение». Основываясь на прошлых своих впечатлениях, искренне полагал графа пустым и придурковатым, даже светским хлыщом, но оказалось, что человек, в домашней обстановке прочно пребывавший под каблучком ветреной женушки, с чьими демонстративными изменами давно смирился, на королевской службе считался одним из лучших финансистов державы, перспективнейшим и растущим молодым управленцем.

Бросив украдкой взгляд через плечо, Сварог в который уж раз убедился, что перед ним совсем другой человек: ничего похожего на ту запомнившуюся ему тряпку, на сжившегося со своим унылым положением рогоносца, робко вымаливавшего у очаровательной супруги полчасика любви раз в месяц. За столом сидел совершенно другой человек – уверенный в себе, жесткий профессионал, не боявшийся даже легонько спорить со своим королем, если уверен был в своей правоте. Совершенно непонятно теперь, как можно существовать форменным образом в двух лицах: растущий государственный муж и жалкий рогоносец-подкаблучник. Ну да, он ее любит, бедолага. Но помочь ему в этой ситуации не способны и десять королей… Мыслимо ли издать указ, обязывающий графиню хранить супружескую верность и аккуратно выполнять супружеский долг со всем прилежанием? На посмешище себя выставишь, и только – потому что ветреная Маргилена указом пренебрежет…

– Итак? – спросил Сварог, заслышав деликатное покашливание графа и возвратившись к столу.

– Весьма толковый проект, государь, – сказал граф Дино, складывая аккуратной стопочкой страницы, исписанные четким, крупным почерком. – Сначала я решил, что он принадлежит вам, но кое-какие специфические детали, выражения и термины заставляют думать, что его составил коренной снольдерец… Можно ли узнать, кто он или это секрет?

– Для вас – нет, любезный граф, – сказал Сварог охотно. – Это – герцог Бресингем.

– Ах, вот оно что… Мне следовало давно догадаться. Толковый юноша, его проект об унификации налогов был не лишен недостатков, но в целом неплох, беда только, что попал на отзыв к гораздо более глупым людям… хотя они и носили титулы принцев крови.

– Другими словами, его можно брать в министры?

– Будь вы снольдерским королем – несомненно. Быть может, он собирается поступить на нашу службу? Я бы с ним с удовольствием поработал. Он в столице? Как-то же попал к вам проект…

– Долго рассказывать, граф, – сказал Сварог уклончиво – до поры до времени кое-какие планы надлежало держать в тайне даже от ближайших сотрудников. – Значит, в этом проекте нет недостатков?

– Недостаток там один, зато весьма существенный, – сказал граф уверенно. – Правда, заключается он в тех обстоятельствах, что нисколько не зависят от автора проекта… Деньги, ваше величество. Та же история, что с моим проектом, который я вам принес, – он указал на вторую стопку бумаг. – Мы могли бы, особенно не напрягаясь, в течение трех-четырех лет переселить в Три Королевства около восьмисот тысяч ваших подданных, большая часть которых с превеликой охотой на это согласилась бы. Однако… Дело даже не в расходах на само переселение, которые, правда, велики. Нам ведь придется восстанавливать там города и укрепления, создавать порты, гарнизоны, администрацию, дороги, почту, торговлю… Все это следует непременно учитывать, если мы хотим в краткие сроки создать полноценное государство. Итог я выразил на третьем листе. Доходы королевства обозначены зелеными чернилами, наши долги и расходы – красными, потребная на освоение Трех Королевств сумма – золотыми.

Сварог снял две первых страницы и заглянул на третью. Не удержавшись, громко присвистнул и покрутил головой:

– Вы хорошо все сосчитали?

– Ваше величество! – с некоторой обидой воскликнул граф Дино. – Я полагал, что успел себя зарекомендовать, как…

– Ну ладно, ладно! – примирительно поднял ладонь Сварог. – Я вам верю, покойный король вас аттестовал в самых лестных выражениях… Сумма, знаете ли, очень уж… Сто миллионов ауреев золотом…

– Боюсь, это лишь предварительные расчеты, – твердо сказал граф. – Как показывает практика, при осуществлении таких проектов следует добавить еще процентов десять на непредвиденные расходы и процентов пять – на казнокрадство…

– Да уж, – сказал знакомый с прозой жизни Сварог, ничуть не пытаясь возмутиться. – Вы еще чересчур оптимистичны, граф, всего пять процентов на казнокрадство отводите… Раскрадут все десять, сколько ни вешай… Есть на этом свете чиновники, которые не воруют?

– Нету, государь, – убежденно сказал граф Дино. – Бывают, конечно, курьезы, но раз в столетие…

– Вот кстати, – сказал Сварог вкрадчиво. – А вы-то сами приворовываете из фондов казначейства? Помявшись, граф поднял на него глаза:

– Государь, я уже знаю, что вы каким-то загадочным образом безошибочно определяете ложь… Сейчас – не подворовываю. У меня достаточно денег земли… Когда был помоложе и пониже чином – случалось… Потом получил наследство, повышение, мне стало хватать…

– Не врете, любезный, – убежденно сказал Сварог. – Ну что же, уважаю тех, кто умеет вовремя остановиться… Насколько я понял, Снольдеру потребуются примерно такие же суммы или еще большие, чтобы переселить в Три Королевства миллион двести тысяч человек, как это предлагает герцог Бресингем?

– Да, государь.

– У них есть такие деньги?

– Нет. Как и у нас. Их финансы в еще более расстроенном состоянии, а долги Балонгу раза в два больше наших – учитывая последние займы.

– Всюду этот Балонг… – проворчал Сварог. – Как они, паршивцы, ухитрились подгрести себе под седалище столько? Куда ни толкнись – балонгские банки…

– Так уж исторически сложилось, государь. В древние времена, когда им принадлежало уже устье Итела, они начали с таможенных пошлин, сделали ставку не на военную силу, а на займы, векселя, банки… Вот и выросли помаленьку, вовремя пригнув конкурентов.

– То есть, у них-то денежки есть?

– У них – несомненно. Возможны, конечно, разные оценки, но если взять среднюю, привязать к курсу золотого аурея… Запасы Круглой Башни оцениваются миллиарда в два ауреев золотом.

– Черт знает что, – искренне сказал Сварог и помолчал, привыкая к пришедшей вдруг в голову идее. – Зачем людям такие деньги? Каким-то поганым ростовщикам? Они дадут нам взаймы эти двести миллионов?

– Сто, государь…

«Черт, едва не проговорился», – сердито подумал Сварог. И торопливо поправился:

– Да, я оговорился… Конечно же, сто…

– Боюсь, что нет, государь. Во-первых, мы им и так должны более пятидесяти миллионов. Во-вторых, даже если и дадут, то по своему обыкновению опутают вас такой системой залогов и процентов, что добрая половина Трех Королевств очень скоро перейдет к ним в руки совершенно законно…

– Черт знает что, – повторил Сварог. – Хорошо, идите. Там, за дверью, торчит, как обычно, министр полиции, позовите его сюда…

Едва дождавшись, когда Интагар закроет дверь, Сварог схватил его за локоть, оттащил в дальний угол и тихонько спросил:

– Любезный мой, вы как относитесь к авантюрам?

– Смотря к каким, – осторожно ответил министр полиции.

– То есть?

– Иные авантюры приводят к успеху… тогда они, что вполне естественно, перестают считаться авантюрами. Другие так и остаются чистейшей воды авантюрами, поскольку проваливаются. Первые вполне приемлемы, а вот вторые…

– Мне этот подход нравится, – усмехнулся Сварог. – А вот скажите-ка мне: захватить Балонг и выпотрошить его Круглую Башню – это к какой категории относится, по вашему разумению?

Пожалуй, впервые за все время знакомства Сварог наблюдал на лице своего верного бульдога явную оторопь. Интагар даже попятился, ошеломленно пялясь на повелителя.

– Ну что вы, как робкая девственница в объятиях драгуна… – усмехнулся Сварог. – Подумайте. Это реально?

Ошеломление так и не пропало с лица министра, когда он, глядя на Сварога удивленно и преданно, выпалил:

– Государь! А ведь сейчас это уже не авантюра! При нынешней обстановке…

– То есть? – быстро спросил Сварог.

– Свое положение Балонг сохранялслишком долго в первую очередь из-за многочисленности сильных харумских держав. Неужели вы думаете, что за эти тысячи лет никому не пришла в голову эта дерзкая мысль – захватить Балонг со всеми его богатствами? Помилуйте… Загвоздка лишь в том, что это не под силу кому-то од ному. Я говорю не о военной силе – для этого, по старым прикидкам, достаточно трех-четырех полков и военной эскадры… Другое дело, что на подобного нахала моментально ополчились бы, забросив прежние противоречия, все остальные державы. Ну кто позволит прыткому нахалу единолично захватить сокровища Балонга? Лишить всех остальных источника займов? Первое правило Виглафского Ковенанта гласит: Балонг нейтрален и неприкосновенен.

– Но ведь теперь… – сказал Сварог.

– Вот именно! Ваше величество, вы – гений! Какая, к лешему, лесть! – Министр полиции даже приплясывал от восторга, что с ним случилось впервые. – Если вы станете снольдерским королем, Виглафский Ковенант окончательно превратится в картонную декорацию, а с ним – и его решения, установления, правила… Сколько бы ни ворчали и не пердели нотами – простите за хамство! – реального противодействия оказать не смогут! Ваше величество!

– Ну-ну, уймитесь, – сказал Сварог. – Ишь, распрыгались… Как все это должно выглядеть в реальности? Ну-ка, превзойдите сами себя – и, богом клянусь, у вас будет в кармане дворянский патент, которого вы тридцать лет добивались…

– Все просто, государь, – почти мгновенно ответил министр полиции, и его уродливая физиономия расплылась в улыбке, отнюдь не прибавившей ему красоты и обаяния. – У нобилей и патрициев Балонга есть старая мечта – уравняться в правах с дворянами, самим стать дворянами. За тысячи лет они потратили груды золота и драгоценностей на подкуп сановников и королей, но это тот редкий случай, когда бессильно и золото, и драгоценности. Их предпочитают держать в их нынешнем положении, справедливо опасаясь, что они, приобретя дворянские права, очень быстро станут не номинальными, а подлинными хозяевам континента. Сейчас, в нынешнем своем статусе, они многого не могут купить, арендовать, подчинить… Словом, у них всегда найдутся люди, способные составить сильную партию… которая подчинится любому королю, способному предоставить им дворянское достоинство. А это, как легко догадаться, открывает простор для комбинаций. Они будут стараться перехитрить такого короля, отделавшись малой частью накопленного в Круглой Башне, но и король, со своей стороны, вправе хитрить. Ведь если, допустим, от вашего имени такое предложение им сделаю я – а потом все обернется как-то не так, главный спрос будет с меня. А я не король и даже не дворянин, мне простительно нарушать слово… Особенно если окажется, что ваше величество тут ни при чем, вы и знать-то не ведали, что мне, прохвосту этакому, пришло в голову…

– Хорошая мы с вами парочка, – убежденно сказал Сварог. – Далеко пойдем, а?

– Ваше величество, не честите за грубую лесть, но мне очень приятно с вами работать. Такого размаха и дерзости при покойном короле не было и быть не могло…

– Ну-ну, не захваливайте, – скромно сказал Сварог. – Приходят вот в голову идеи, жизнь заставляет… В самом деле, это ведь чертовски несправедливо – нам не на что обустроить Три Королевства, дабы облегчить жизнь погрязшим в нужде подданным, а они там тупо копят золото в подвалах… Начинайте работать. Ни за что не поверю, что у вас нет в Балонге своих людей – это у вас-то?

– Найдутся…

– Ну так что же вы опять мнетесь?

– Ваше величество, – сказал министр полиции грустно. – Пока вы беседовали с графом Дино, пришло донесение… Ничего серьезного, но история щекотливая и печальная…

Глава 20 ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ ЖИВЕТ ВЕСЕЛО

Доклад, написанный аккуратнейшим, разборчивым почерком опытного полицейского писарчука, привел Сварога в некоторую растерянность. Он не в состоянии был уяснить без полных объяснений, почему такими глупостями занимается сам министр полиции, да еще считает нужным со скорбной миной докладывать о случившемся королю. Надо полагать, у Интагара имелись на то веские причины – но в чем тут соль?

Не торопясь пока что задавать вопросы – следует самому вникать в непонятное, насколько удается, – Сварог перечитал бумагу еще раз, внимательно и подробно. И вновь не уловил юмора.

В докладе господина старшего полицейского советника одного из округов Равены подробно, со множеством неизбежных полицейских канцеляризмов и казенных оборотов, излагалась история вчерашней драки, имевшей место в Академии Изящной Словесности меж сторонниками двух почтенных профессоров Ремиденума, возглавляемых обеими профессорами. Ничего особенного в этом Сварог, уже знакомый с правилами поведения научных диспутов, частенько именно так и завершавшихся, не увидел.

В тщетной надежде хоть что-то понять, он, подняв глаза на стоявшего напротив Интагара, прочитал вслух, намеренно гнусавя и мелодраматически подвывая в стиле бездарного актера:

– «…вслед за тем студенты рекомого члена Сословия Совы и титульного советника Гизехартена, вооружившись разнообразными и многочисленными подручными предметами, как-то: каминными кочергами, разнообразными фрагментами деревянного происхождения, в просторечии именуемыми палками, кувшинами из-под слабоалкогольных напитков, метлами из дворницкой, клепками от разбитых бочек, бросились на оппонентов. Последние, сомкнувшись под предводительством рекомого дворянина, члена Сословия Совы и титульного департаментского секретаря Фалера, вооружились в ответ практически тем же списком предметов, позволяющих их использование для причинения телесных увечий. Вслед за тем дерущиеся, громко оскорбляя тишину и общественную нравственность неподобающими эпитетами, направленными взаимно в адрес друг друга, пришли в тесное соприкосновение, посредством вышеперечисленных предметов умышленно причиняя противнику повреждения различной степени тяжести и расстройства здоровья, не подчинившись прибывшим для принятия мер обмундированным нижним чинам патрульной полиции, каковые, числом трое, были предерзостно сброшены с казенных лошадей, причем последние от всеобщего громкого хаоса пришли в возбужденное состояние и галопом совершенно самостоятельно покинули место происшествия, причем одна из трех принятыми мерами пока что так и не обнаружена, причем подозреваемый в ее присвоении уже задержан… Рекомые нарушители расширили сферу правонарушения, втянув в нее своих прибывающих на помощь коллег и друзей, вследствие чего растущее правонарушение из аудитории переместилось во двор и на прилегающую улицу, именуемую Кузнечной, где в события были вовлечены по причине задевания их различными предметами и обыватели, не имевшие отношения к академии…»

Министр полиции скорбно смотрел на Сварога – по лицу читалось, что эту веселость повелителя он находит совершенно неуместной.

– Ну и кадры у вас, любезный Интагар, – покрутил головой Сварог. – Полиции платят приличное жалованье, могли бы найти, наконец, не чуждого изящной словесности человечка, который бы обрабатывал их корявости, благообразную форму придавал… На Бараглайском холме хватает грамотного народа, нужно только подобрать тех, кто пьет достаточно умеренно…

– Если это прямой приказ, я озабочусь…

– Да уж, считайте это прямым приказом, – решительно сказал Сварог. – Чтобы мне впредь не приходилось читать такие вот перлы: «…и при этом член Серебряной гильдии Чурнис был умышленно поражен фрагментом древесного ствола в верхнюю часть организма, в просторечии именуемую головой…» Если случайному прохожему двинули поленом по башке, то пусть так и докладывают, а не разводят тут косноязычие… И, наконец, при чем тут я? Самый обыкновенный научный диспут, вот уж которое столетие они кидаются чернильницами и дерутся кочергами, когда иссякают аргументы… Я-то при чем?

– Ваше величество, соблаговолите обратить внимание на эту вот строчку… – Он почтительно показал пальцем с широким подстриженным ногтем. – «В результате чего…»

– «В результате чего не установленным пока участником был серьезно поврежден путем сбрасывания, неизбежного вследствие этого соприкосновения с булыжной мостовой и разбиения на части бюст его величества покойного короля Эльгара Великого…»

– Ну и?

– Это – коронное преступление, государь, – печально сказал министр полиции. – Согласно недвусмысленно сформулированным законам королевства, любое, даже случайное повреждение каких бы то ни было изображений членов правящей династии, живущих ныне или покойных, равно нанесение повреждений или оскорблений гербу или флагу государства либо изображению королевской короны почитается коронным, то есть наиболее тяжким и опасным преступлением, обязывающим полицию немедленно произвести аресты всех участников данного… инцидента с последующим наказанием по всей строгости: смертная казнь непосредственным виновникам, каторга и тюремное заключение менее виновным…

– Вы что, хотите сказать, что все причастные…

– Таковы законы, установленные вашими державными предками, государь, – непреклонно изрек министр полиции. – Прецеденты известны. И всегда следовала самая суровая кара. Отвертеться удастся лишь совершенно случайным прохожим вроде этого самого Чурниса – да и то им придется из кожи вон вывернуться, чтобы доказать свое случайное прохождение мимо места, где совершилось одно из самых тяжких коронных преступлений…

– Ах, вот оно что… – сказал Сварог, теряя веселость. – Вот почему вы так серьезны… Что же, виновные…

– Под стражей сейчас находится ровным счетом пятьдесят восемь человек, – сказал министр полиции. – Включая как профессоров со студентами, так и всех, кто оказался в зоне оцепления, когда прискакали три платунга конной полиции.

– Та-ак… – растрерянно протянул Сварог. – Но насколько я знаю Ремиденум, там незамедлительно ударят в колокол, объявят мятеж… на что, кстати, они имеют неотъемлемое право согласно древним традициям…

– Уже ударили, ваше величество, – понурился Интагар. – Вход в Ремиденум закрыт баррикадами, все его обитатели толкутся на улицах, высказывается идея идти на выручку и освободить всех арестованных. А это совсем серьезно, государь. На территорию Ремиденума мы не вправе вводить полицию или войска, но когда они окажутся на улицах, став тем самым подвластны нашей юрисдикции, неизбежны столкновения и кровь… Даже в предыдущее царствование такое случалось трижды. Среди студентов Ремиденума много дворян, имеющих право носить меч, – в том числе иностранных, даже с Сильваны… Всякий раз дело кончалось кровью, дипломатическими нотами, Монфоконом…

– И что же делать?

– На прилегающих к Ремиденуму улицах уже сосредоточивается конная полиция и драгуны десятого легиона, – бесстрастным тоном доложил министр полиции. – Стрелки размещены на крышах. Если они выйдут, беспорядки не дадут значительного распространения, все будет погашено в зародыше… И я заранее предвижу конфуз и международный скандал…

– Черт бы побрал и полицию, и законы, и этих ваших ученых… – в сердцах сказал Сварог. – Мне что, нечем заняться? Тихо, король думать будет!

Он упер локти на стол, опустил на них голову и несколько минут сидел так. Когда вскинул глаза, сиял от радости:

– Интагар, мошенник вы этакий, что бы вы делали без мудрого короля Сварога! Где располагался бюст?

Не раздумывая, министр полиции прилежно доложил:

– На кирпичиной подставке, пристроенной к стене. Вообще-то, он там находился добрых восемьдесят лет…

– И я еще должен вас учить? – поморщился Сварог. – Моментально подыщите какого-нибудь подрядчика, смотрителя, реставратора, по чьей вопиющей халатности и недосмотру подставка пришла в негодность, что повлекло самостоятельное падение бюста на мостовую. Бюст упал самостоятельно, ясно вам? Из-за ветхости подставки и нерадения тех, кто призван был ее вовремя ремонтировать. То, что это оказалось сопряжено с… научным диспутом, – чистейшей воды совпадение, и не более того. Найдите, кого посадить. Потом тихонечко выпустите, я его помилую… а если отыщется среди подрядчиков или смотрителей вор или казнокрад, заслуживающий петли или тюрьмы, тем лучше, можно и не миловать… Ясно вам? Автору доклада и прочим полицейским чинам внушите, что они прискорбно ошиблись… уж вы-то сумеете, хороший мой! Доклад переписать. Арестованных выпустить и разогнать по домам. Обоих профессоров – ко мне. Я их проработаю с песочком, чтобы надолго запомнили…

…В чем нельзя было упрекнуть Интагара, так это в медлительности. Обоих ученых профессоров доставили даже быстрее, чем Сварог ожидал.

Выйдя в Рубиновый зал – с малой короной на голове, постукивая золоченым посохом, украшенным гербами и коронами всех подвластных ему земель, – Сварог умышленно медленно приблизился к обоим провинившимся, понуро стоящим в окружении полудюжины бравых полицейских капралов. Профессор Гизехартен был худ, высок и печален. Профессор Фалер был невысок, толстоват и печален. Судя по лицам, они успели прочувствовать, проникнуться и живо представить себе, что ожидало их впереди…

– Великолепно, – произнес Сварог ледяным тоном, озирая обоих суровым взором. – Значит, вот так и выглядят почтенные слуги науки, обязанные подавать пример юношеству, сеять разумное, доброе и вечное…

Следований за ним по пятам лейб-летописец ожесточенно чиркал карандашом в огромном блокноте. Специально для него Сварог внушительно повторил:

– Да, вот именно – сеять разумное, доброе и вечное… Вы полагаете, господа, что похожи сейчас на людей, способных осуществлять столь благородное предприятие? Посмотрите на себя! – рявкнул он от души. – Стыд и срам!

Пожалуй, он не преувеличивал. Оба предводителя враждующих армий являли собою самое печальное зрелище: круглые береты с серебряным изображением совы оба в схватке потеряли, плащи тоже, одежда изорвана и грязна до неприличия. Каким-то чудом профессор Фалер ухитрился сохранить в неприкосновенности золотой дворянский пояс, над которым торчало из огромной прорехи голое поцарапанное брюхо, наглядно свидетельствовавшее, что его обладатель вовсе не был аскетом и знал толк в чревоугодии.

– Срамота, – громко заключил Сварог, ткнув концом посоха в вышеупомянутое брюхо, отчего его обладатель зябко поежился и загрустил еще больше. – Не профессора, а бродяги из-под моста… Да вдобавок повинны в коронном преступлении… Каковое на сто шагов попахивает то ли Стагаром, то ли Монфоконом…

Худой профессор дробно постукивал зубами. Чревоугодник мелко трясся. Сварог со вкусом разглядывал их, уверенный, что сумел привести в должное состояние.

– Можете вы что-нибудь сказать в свое оправдание? – осведомился он раздраженно. – Вот вы… Толстяк протянул, обливаясь потом:

– Тр-радиции, ваше величество… Вековые традиции…

– Интересно, – сказал Сварог. – Сшибать с постаментов изображения моих достославных предков, выходит, – вековая традиция? Пожалуй, все-таки не Стагар, а Монфокон… – Он всерьез был разозлен на этих болванов, едва не устроивших самый настоящий городской бунт. – С такими традициями вам там самое место…

Толстяк пал на колени, невнятно бормоча что-то насчет полнейшего раскаяния и надежд на милость короля. Худой более-менее держался – но от него стал распространяться какой-то подозрительный запашок.

Безжалостно выждав еще некоторое время и решив более не затягивать забаву – иначе, чего доброго, обоих кондрашка хватит, – Сварог веско сказал:

– Счастье ваше, что мое величество в добром расположении духа. К вашему везению, господа мои, недоразумение выяснилось. Бюст доблестного Эльгара Великого упал не в результате вашего безответственного поведения, а вследствие преступной халатности смотрителей…

И подумал, что оба наверняка не испытывали в своей долгой жизни нахлыва столь могучего, пронзительного, всеохватывающего счастья – только что стояли перед плахой, и вдруг им объявили, что вышла ошибочка…

– Встаньте, вы же дворянин, – сказал он толстяку. – На сей раз вы легко отделались, но смотрите у меня… Я вас буду держать на заметке… – И, потеряв интерес к забаве, спросил: – Из-за чего, собственно, разгорелась потеха?

Мгновенно воспрянувший толстяк, тыча в противника пальцем, возопил:

– Государь, этот невежда и шарлатан осознанно и злоумышленно вступил на путь фальсификации научных данных!

Худой заорал в ответ:

– Только такой болван, как ваша милость, может перепутать ценный научный документ с фальшивкой!

Еще миг – и они вцепились бы друг другу в лохмотья, но Сварог мигнул капралам, и те с большой сноровкой разделили драчунов.

– Вы еще перед моим королевским величеством на кулачки сойдитесь… – сказал Сварог. – Стыдно, господа! Можете вы внятно объяснить, что вас ввергло в такую, с позволения сказать, ажитацию? Каков предмет спора?

Понемногу из потока взаимных оскорблений и попреков в шарлатанстве стала выкристаллизовываться научная истина. Оказалось, что оба служили по кафедре поэзии и посвятили свою жизнь творчеству Асверуса, о коем сочинили многочисленные труды – опровергающие друг друга, как легко догадаться. Худой профессор, нырнув в пыльно-паутинные недра архивов, извлек оттуда обветшавший документ, по его мнению, неопровержимо доказывавший, что Асверус был как-то связан с королевской разведкой и выполнял в Латеране некие тайные поручения. Что радикальным образом противоречило концепции толстого профессора, по которой именно тогдашний начальник королевской разведки был в числе главных гонителей великого поэта, его первым врагом и чуть ли не сам направлял руку неизвестного убийцы. Естественно, концепции моментально столкнулись с неописуемым шумом и скандалом. Последствия известны во всех подробностях.

– Черт знает что, – сказал Сварог, окончательно потеряв интерес к историко-поэтическим изысканиям. – Завидую вам искренне, господа мои, – у вас хватает свободного времени, чтобы заниматься такой вот ерундой… (При этих словах оба профессора воззрились на него с пламенем во взоре, на миг объединенные единым порывом). Ерундой, уж простите… – повторил он решительно. – На сей раз я вас отпускаю, но со строжайшим наказом умерить впредь накал ученых диспутов… доиграетесь! – и сделал величественный жест десницей.

Капралы, сомкнувшись вокруг подконвойных профессоров, в два счета вытеснили их за дверь. Сварог повторил:

– И хватает же времени заниматься такой ерундой… – Потом шутливо спросил: – Ну, а вы, господин министр полиции, что думаете о подобных изысканиях?

Интагар пожал плечами:

– Знаете, ваше величество… Когда я еще был молод и только начинал службу, один умный и опытный человек, которого я считаю своим воспитателем, сказал интересную вещь: реальная история гибели Асверуса ничуть не похожа на ту, что присутствует во всех ученых трудах… Он не вдавался в подробности, а я не стал этим интересоваться – какой смысл ворошить дела давно минувших дней? Он еще жив сейчас…

– Вот как? – спросил Сварог с вялым интересом. – Любопытно… Но вы правы, у меня тоже нет ни малейшего желания ворошить исторические загадки. С меня и современных довольно, не знаю, что с ними-то делать…

Глава 21 ВЫСОКОЕ ПЛАМЯ В НОЧИ

Пока что государственный переворот больше напоминал самый безобидный пикник на лоне природы: они сидели вчетвером у подножия лесистого холма, надежно закрывавшего их горевший без дыма скудный костерчик от наблюдателей со стен королевского замка. Раган то и дело вставал, отходил в темноту и тихонько разговаривал там с невидимыми собеседниками. Молодой герцог откровенно нервничал, не находил себе места. Полной ему противоположностью оказался князь Гарайла – он преспокойно поджаривал на невысоком огоньке наколотую на длинный кавалерийский стилет толстую багальскую сосиску и совершенно немелодично мурлыкал себе под нос:

Что до Сварога, он курил сверх меры, устроившись так, чтобы за спиной у него был крутой откос, со стороны коего никто не сможет зайти за спину. Кроме Доран-ан-Тега, за пазухой простого дворянского кафтана у него таилось оружие, возможно, даже пострашнее – изящный небольшой предмет из небесного арсенала. Он так и не понял принципа действия, да это и неважно, но эта штучка размером с портсигар мгновенно рвала водородные связи меж молекулами, превращая любое живое существо в лужицу горячей воды. Он видел, что эти люди ему не лгут, что они и в самом деле твердо намерены провести свои планы в жизнь. Но истинный король обязан быть подозрительным и недоверчивым. Нельзя исключать совершенно, что речь шла о грандиозной провокации, что эти трое сами могут оказаться неведающими куклами в руках опытного кукловода. Ловушка великолепная: Сварог Барг, король Хелльстада, и прочая, и прочая, нелегально проникнув на территорию сопредельной державы, организовал заговор с целью свержения тамошнего законного короля… Позору не оберешься. Даже если выйдешь из этой провокации живым, год придется отмываться и оправдываться, поскольку широко известно: вора бьют не за то, что украл, а за то, что влип…

Гарайла самозабвенно заливался соловьем:

Мне в самый раз лихая доля эта,

Шагаешь, под собою ног не чуя,

И стискиваешь яростно эфес…

Он замолчал, критически оглядел дымящуюся, лопнувшую сосиску и вновь поднес ее к мастерски разведенному им самим костерочку, вовсе не дававшему дыма.

– А последний куплет? – поинтересовался молодой герцог Берсингем.

– А все, – кратко ответил генерал, медленно ворочая сосиску.

– Господи, князь… Там есть еще и завершающее трехстишие:

Душа, однако, шлет к престолу света

Мольбы: "Величья, славы не ищу я –

Жить, жить под сенью всеблагих небес!"

– Нет там ничего подобного.

– Есть. Стихотворение отыщется в любом обширном сборнике Асверуса.

– При чем тут Асверус? Это написал полковник Лингар.

– А я вам говорю, что это Асверус, слово дворянина.

– Ну если слово дворянина… – проворчал Гарайла. – Никуда не денешься, будь по-вашему. Я-то всю жизнь думал, что полковник это сам сочинил… А знаете что? Ваше завершающее трехстишие все равно совершенно там ни к чему. Только пакостит хорошую военную песню. Всеблагие божьи небеса, конечно, вещь серьезная и авторитетная, но пусть уж к ним попы с монахами взывают, им уместнее. Асверус, говорите? Жалко. Терпеть его не могу.

– За что?

– Шпион он был, ваш Асверус, вот и все. Хоть и гений. Одно другому не мешает, знаете ли…

– Интересно, – сказал Сварог, вмешавшись в пустую болтовню, чтобы не чувствовать себя вовсе уж одиноким. – Не далее как позавчера слышал у себя в Равене то же самое.

– Глупости, – отрезал молодой герцог. – Грязные сплетни.

– И ничего подобного! – упорствовал Гарайла. – Государь, вы там у себя в Равене подымите архивы, вам, королю, будет просто… Верно вам говорю: этот ваш Асверус, хоть и гений, а в свое время участвовал в шпионских делишках – здесь, у нас. Эти-то его делишки королеву Дайни и погубили. У меня в Черных Драгунах есть один капрал, так вот, его дедушка тогда служил в охране королевы и знал все точно… Никакой это был не рыбий яд, попавший в котел по недосмотру повара, а самое натуральное убийство. И шпионские делишки, в которых ваш Асверус играл первый смычок…

– Почему же обязательно шпионские? Бывают еще тайные дипломатические миссии, разведывательные консультации…

– Это на ваш тонкий вкус, – фыркнул Гарайла. – А я человек простой, чуть ли даже не из народа, и все эти делишки, все чохом, называю шпионством, как и надлежит… Как бы ни затуманивали суть высокими словесами… Хотите сосиску, ваше величество?

– Нет, спасибо, – сказал Сварог.

Гарайла, не чинясь, принялся сам обрывать зубами со стилета дымящиеся кусочки, дергал головой по-волчьи и причмокивал от удовольствия. Пробурчал с набитым ртом:

– Что бы ни было, а поесть перед делом нужно. Это вам не бой, где положено кишки пустыми держать…

Сварогу он, в общем, понравился – это был незатейливый и упорный профессионал войны, на которых испокон веков держится любая армия. Если точнее, фанатик конницы. Артиллерию и саперов он еще терпел как небесполезную порою подсобную силу, без которой в нынешние времена иногда не обойтись и кавалерии, а вот пехоту презирал несказанно, военный флот полагал вещью совершенно бесполезной (если только он не занят перевозкой кавалерии). В отличие от остальных заговорщиков, он учинил Сварогу форменный допрос – так и ходил вокруг, сыпя коварными вопросиками, через один таившими в себе подвохи и ловушки. И лишь убедившись, что Сварог всерьез понимает толк в военном деле, успокоился, стал относиться с надлежащим уважением. Когда Сварог от большого ума заикнулся, что может назначить генерала военным министром, Гарайла не на шутку возмутился, гордо заявив, что этот пост его нисколечко не интересует.

Сказано это было искренне – генерал Гарайла по прозвищам Черный Князь и Кентавр Кривоногий категорически не желал ни высоких постов, ни титулов, ни сокровищ. От жизни он хотел одного: лететь куда-то, неважно куда, во главе конных полков, и беспокоило его одно: как бы дальнейшее расширение Свароговой державы не привело к тому ужасному состоянию, когда воевать будет просто не с кем. Впрочем, Сварог его успокоил, заверив, что на их век войн хватит, – и выяснил попутно, что у Гарайлы, оказывается, давным-давно лежат в столе тщательно проработанные планы кавалерийской войны против всех стран континента, за исключением разве что Хелльстада (исключительно по причине отсутствия точных географических карт такового и сведений о силах неприятеля) и Иллюзора с Ямурлаком (по причине их безлюдности). Даже для островов Бран Луг и Дике у него имелись соответствующие точные диспозиции (увы, с учетом помощи неизбежного зла, то бишь военного флота). Одним словом, во многих смыслах это был бессребреник и чуть ли не идеалист. Короля он просто-напросто люто ненавидел, поскольку тот по своей слабости и недомыслию разваливал армию (и особенно конницу), недостоин был сидеть на престоле, и его следовало оттуда сбросить к лешевой матери. Вот и вся идейная подоплека, если вкратце…

Молодой герцог Берсингем был потоньше и поумнее и, как вскоре обнаружилось, несмотря на юный возраст, обладал кое-каким жизненным опытом: еще в пятнадцать ушел кадетом в гвардию, служил два года, участвовал в Лоранской кампании, потом поступил по министерству финансов, но из-за отсутствия должной протекции не был оценен по достоинству, задвинут на малозначащую должность, где ему предстояло сидеть до пенсиона. Все его проекты начальством регулярно отклонялись – официально из-за непроработанности и скороспелости, а на деле – оттого, что каждый сверчок должен знать свой шесток. Когда одну из его разработок беззастенчиво присвоил себе некий департаментский секретарь (и, проведя ее в жизнь, удостоился высокого ордена, но притворился, что подлинного автора на свете не существует вовсе), герцог подал в отставку и демонстративно поступил приказчиком в один из торговых домов – и для того, чтобы найти средства к существованию, и потому еще, что высший свет был невероятно шокирован, когда разнеслась весть, что за неким прилавком отмеряет ткани и продает кружева потомок столь знатного рода. Потом он влюбился в некую юную красавицу из столь же знатного (но, увы, преуспевающего семейства), потом к нему, достаточно присмотревшись и изучив, постучался граф Раган – и еще один свежеиспеченный заговорщик оказался в рядах. Гарайла, как подметил Сварог, относился к юноше с некоторым уважением и однажды бухнул откровенно: «Жаль только, что служил в артиллерии. Будь он кавалеристом, цены бы не было…»

Дожевав сосиску, Черный Князь отер стилет от копоти, сунул его в ножны за голенище и длинно зевнул:

– Пора бы уж, господа… Рассвет скоро.

– И прекрасно, – сказал бесшумно возникший у костра Раган. – Часовые будут клевать носом.

– Эти ваши пехотные дела… – проворчал Гарайла. – Ладно, сам вижу, что лихая кавалерийская атака тут неуместна… Что слышно?

– Морская пехота продвинулась почти к самым стенам. Как и предвиделось, в лесу сидело с дюжину патрулей и секретов. Все обезврежены без шума. Лишь бы не подвел ваш полковник…

– Не подведет, – заверил Гарайла. – У него свои причины…

За спиной Рагана из темноты появилась фигура в егерской шляпе, склонилась к уху графа. Выслушав, тот отослал гонца небрежным движением руки и произнес звенящим от волнения голосом:

– Ну все, господа. Пора…

Они торопливо встали – Гарайла тщательно затоптал костерчик – и, отводя от лица ветки, направились в обход холма. По дороге к ним присоединялись бесшумные тени в форменных егерских каталанах, кто-то сопровождал в некотором отдалении, время от времени вокруг раздавались птичьи крики и словно бы писк ночных зверьков – чересчур близко и чересчур много для настоящей лесной фауны… До рассвета было еще далеко, но темнота понемногу сменялась зыбкой серостью, как всегда в этот час придававшей миру легкую нереальность: затуманилась граница меж живым и неживым, белая хмарь висит меж стволами, заглушает и без того тихие шаги, путает ощущения, посылает мороки… Сварогу вдруг показалось, что с ним это уже было. Случается иногда…

Шагавшие впереди фигуры рассыпались, притаившись за крайними деревьями. Широкая прогалина, шедшая чуточку под уклон, уардах в двухстах впереди – загородное королевское поместье, где его незадачливое величество сейчас и изволил пребывать с супругой и наследником, с обоими принцами-братьями, с фаворитами и приближенными министрами.

Оно и впрямь нисколько не напоминало укрепленный замок: кирпичная ограда в рост человека с затейливыми декоративными зубцами окружала обширное пространство, где стоял большой красивый дом с башенками и флюгерами, балконами и высокими острыми крышами, окруженный конюшнями, людскими и поварнями. Раган был прав: взять это беззаботное именьице ротой хватких вояк ничего не стоило…

– Ну что же, господа… – тихонечко произнес Раган каким-то завороженным шепотом. – Пора…

– Может, все же и меня туда пустите, граф? – спросил Гарайла без особой надежды. – Хочется мне там по душам поговорить с некоторыми господами…

– Я же сказал, – непреклонно возразил граф. – Ваше место здесь. Вы обещали подчиняться.

– Я и не спорю…

– Капитан! – бросил Раган в сторону. – Начали!

Из-за куста, к которому он обращался, проворно выскользнула фигура в каталане и коротком плаще, придерживая короткий кавалерийский меч, пригибаясь, метнулась прочь и вскоре растаяла в белесой мгле.

Сварог смотрел во все глаза.

– Вы ничего не увидите сейчас, государь, – догадался Раган. – Они пойдут сначала с той стороны, там лес вплотную почти подступает к стенам…

Секунды ползли, как улитки. Рядом шумно сопел Гарайла, механическим движением то вынимая меч из ножен на ладонь, то задвигая его назад, что производило неприятный тихий скрежет.

– Генерал… – поморщился герцог. – Довольно уж…

– Что? – опомнился Гарайла, смущенно покрутил головой, убрал руку с эфеса.

Ползли секунды-улитки, сливаясь в колонны, в бесконечные шеренги…

– Ага! – сказал кто-то рядом.

Сварог присмотрелся. Над гребнем стены, на противоположной ее стороне, сразу в нескольких местах возникло нечто шевелившееся, моментально перемахнувшее внутрь – проворные человеческие фигуры, ловко прыгавшие во двор. Их становилось все больше и больше, судя по движениям иных, они спускались по веревкам, закрепленным на зубцах. Видно, как бесшумно распахнулись ворота – и во двор хлынуло не менее двух взводов. Ясно уже, что часовые бесшумно сняты то ли стрелами, то ли плюнь-трубками, что никто пока не обнаружил вторжения…

– Ма-арская пехота… – протянул Гарайла с непонятной интонацией. И, смилостивившись, добавил: – Но идут четко, правильно идут, хоть и мокрохвостые…

Так! Явственно донесся звук пистолетного выстрела. Звонко разлетелось стекло. Обнаружены! И наплевать – поздно, поздно!

В главном здании сразу в нескольких высоких окнах заметались пятна тусклого света – на первом этаже, потом на втором, на третьем… Раздалось врассыпную еще несколько выстрелов – судя по их хаотичности, никакого организованного отпора, там, внутри, паника и неразбериха, никто ничего не понимает и нет толкового командира. Сварог прекрасно помнил по прошлой жизни, что такое внезапный и сокрушительный удар спецназа, а здешняя морская пехота, как бы ни фыркал в ее сторону Гарайла, драться умела: сброд, каторжники, висельники, которым накрепко вбито в голову, что отступать они не имеют права ни за что и никогда, иначе их встретят свои же пули…

Свет распространялся по зданию, мелькали высокие, дерганые тени, хлопали выстрелы. Конский топот! Это по двору заполошно носились выпущенные кем-то лошади – должно быть, кто-то сразу попытался скрыться, но и это было предусмотрено…

Сварог не испытывал ничего другого, кроме яростного азарта – невыносимо тяжко было наблюдать ожесточенную схватку, в которой нельзя участвовать. Рядом переминался с ноги на ногу, фыркал Черный Князь, обуреваемый теми же незамысловатыми чувствами.

Свет в здании не угас, но мелькание теней вроде бы прекратилось, выстрелы поутихли. Стекло в одном из окон первого этажа вылетело наружу, и в темном проеме замигал вспышками сигнальный фонарь, красный, яркий: длинный-длинный-короткий…

– Все, госиода! – почти крикнул Раган. – Кончено!

– Чего же мы стоим? – рявкнул Гарайла. – Где кони? Скачем туда, самое время…

– Не спешите, друг мой, не спешите… – как-то очень уж многозначительно отозвался Раган. – Лейтенант, сигнал!

Слева выломилась из кустов проворная фигура, выскочила на открытое пространство, вытянула вверх обе руки – и из ее сжатых кулаков, из картонной трубки ушла в темные небеса сигнальная ракета, взлетела высоко-высоко пульсирующим алым угольком, пошла вниз по дуге, рассыпаясь искрами, заливая окрестности тусклым мерцанием…

Ууу-ффф-шшш! Уууу-фффф-шшшш!

Лесочек слева от Сварога озарился яркими вспышками, вырвавшими из темноты четкие силуэты деревьев и черные фигуры людей, метавшиеся на фоне чего-то большого, непонятного, то ли телег с задранными оглоблями, то ли…

Могучий шипящий свист, огненные полосы! Оставляя за собой длинные дымные хвосты, не менее дюжины боевых ракет пронеслось над луговиной к замку, упали во двор, мгновенно разбухнув шарами нестерпимо яркого огня, ударили в главное здание, вышибая окна и вспыхивая внутри бушующим пламенем, растекаясь по стенам и крыше огненными водопадами, охватывая огненными языками людские и конюшни…

Новая стая ракет, еще более многочисленная! Замок пылал, как стог сена, высоченное пламя взметнулось в ночи, озаряя двор, по которому бестолково метались люди. «Горродельский огонь, – понял Сварог. – Здешний напалм… Но как же это?»

Ракеты больше не взлетали из лесочка – батарея отстрелялась. Громко и уверенно протрубил рожок, с другого конца прогалины ему ответила вторая кавалерийская медь, пронзительно и грозно. С двух сторон из леса вымахнула конница, рассыпаясь четырьмя колоннами, охватывая пылающий замок со всех сторон. Загрохотали пистолетные выстрелы – пальба платунгами и алами…

– Вот и коннице нашлось дело, – сказал граф Раган, чье лицо в отсветах пожарища казалось отлитым из меди. – А вы жаловались, князь… Конница, правда, не ваша, но какое это имеет значение?

Сварог бросился к нему, схватил за плащ:

– Что это все значит?

– Сущие пустяки… мой король, – ответил граф бесстрастно, не делая попыток вырваться. – Эти грязные заговорщики из морской пехоты успели-таки злодейски уничтожить королевскую фамилию, но надежные войска, призванные восстановить порядок, делают свое дело. К превеликому сожалению, они опоздали и не смогли помешать главному злодейству – но безусловно успеют покарать убийц. – Он смотрел на Сварога серьезно и строго, без тени улыбки. – Не нужно, мой король, чтобы у вас было слишком уж много тех, кто потом будет напоминать об оказанных услугах… Чем их меньше, тем лучше. Простите за то, что я не обо всем поставил вас в известность. Но, во-первых, отречение с последующим заключением – чересчур уж рискованная штука, а во-вторых, ваша совесть чиста. Ну, а я, грешный, как-нибудь переживу…

– Ну, прохвост… – протянул Гарайла с некоторым даже восхищением. – Заковыристо…

– Напротив, предельно просто, – без выражения отозвался Раган. – Случались исторические прецеденты… Ваше величество, не соблаговолите ли отпустить мой ворот? Дыхание перехватило, право слово…

Опомнившись, Сварог выпустил мягкий ворот плаща. На фоне высокого пламени носились всадники, выстрелы еще звучали, но гораздо реже, стало светло, как днем.

Он не испытывал никаких особенных чувств – лишь в душе что-то сломалось, как в прошлый раз, когда доложили о случайной и нелепой смерти князя Рута. Начал привыкать к мысли, что в этом мире есть два пути: дорога обычного человека и дорога королей. И то, что ждет тебя на второй дороге, обычному человеку может показаться нелепым, диким, отталкивающим. Но такова уж участь королей, обязанных сплошь и рядом руководствоваться иными мыслями, чувствами, побуждениями; а вот собственные твои желания на дороге королей в расчет не берутся, тебе частенько просто-напросто запрещено их иметь…

– Прохвост… – повторил Гарайла. – Спиной опасно поворачиваться…

– Не говорите глупостей, генерал. – Раган впервые усмехнулся, довольно, впрочем, грустно. – Затаи я против вас что-то, не стал бы мешать, разрешил бы отправиться туда… – Он кивнул в сторону ярко осветившейся прогалины, где со свистом и гиканьем носились всадники, где во дворе еще постукивали редкие выстрелы, а королевский замок был сплошь охвачен ревущим высоким пламенем, напоминая поставленную в костер птичью клетку.

– Ну ладно, – подумав, заключил Гарайла. – Не зарезав каплуна, обед не приготовишь… Чего уж теперь по ним плакать… Герцог?

Молодой герцог, задумчиво глядя на огонь, ответил почти спокойно:

– Вы совершенно правы, генерал, пожалуй… Что тут скажешь? Король умер – да здравствует король!

И он, подчиняясь ритуалу, протянул руку в сторону Сварога, коснулся его плаща, как надлежало, показывая всем своим видом, что он и не стремится к титулу Королевского Возвестителя, просто считает своим долгом, чтобы все было по правилам. Несколько голосов за их спинами восторженно заорали:

– Да здравствует король!

Сварог, опираясь на топор, не оборачиваясь к ним, коротко поклонился и, выполняя свою неизбежную задачу, произнес:

– Благодарю вас, господа, никто не будет оставлен милостями.

«Мать вашу так, – тоскливо подумал он. – Ну почему нельзя обойтись без крови, куда ни ткнись? И все же… Я сумею лучше, я же всерьез хочу, чтобы они были счастливы, не теснились на своих убогих делянках голодные мужики, не отправлялись в неизвестность младшие дворянские сыновья, не скитались без дела безработные цеховые мастера… Чтобы в Снольдере не вспыхнула гражданская война, чтобы тупые паучки из Вольных Маноров не высасывали последнее непосильными налогами… Я же не для себя стараюсь, в конце-то концов, а для всех этих, которых даже не знаю в лицо, которых так и не увижу никогда… Почему же всегда шагать через кровь и грязь?! Кто только эту дорогу королей придумал?»

Тем временем граф, отойдя на несколько шагов, что-то говорил в сложенные ковшиком ладони, где был зажат переговорный камешек-таш. Поднеся ладонь к уху, выслушал ответ. Быстрыми шагами вернулся к ним:

– Неплохие новости из столицы, ваше величество, господа… Крепость Сагварон покорилась без сопротивления, арсенал под нашим контролем, министр полиции арестован. Во Дворец Ласточек уже свозят почтенных заседателей уитенагемота, по дороге старательно убеждая их проявить государственную мудрость… Небольшое недоразумение возникло лишь с полком Алых Пищальников, как и следовало ожидать, но оно вполне успешно решается на месте имеющимися силами… Не стану скрывать, имеется один-единственный досадный прокол. Только что доложили, что Старая Королева, как выяснилось, еще позавчера исчезла из замка, но я не вижу здесь особенных причин для тревоги.

– Вы и ее хотели… – хмыкнул князь.

– Ну что вы, генерал, – с усталой, довольной улыбкой запротестовал Раган. – Я всего лишь предвидел различные варианты событий, только и всего…

– Да хватит вам вилять, – добродушно сказал Гарайла. – Лично я ничего не имел бы против, пришиби кто Старую Гадюку, – от нее одной может выйти больше вреда, чем от любой оппозиции…

– Помилуйте, вы преувеличиваете, – сказал Раган. – В Оттершо она не пользуется особенной любовью, там нет войск, к которым она могла бы обратиться. Насколько я ее знаю, сбежала за границу, или пробралась в Фиарнолл, или уплыла по Ягартале… Вот только как она узнала? Впрочем, ничего удивительного – при ее-то шпионах… Как бы там ни было, если и узнала, никого там не предупредила, – кивнул он в сторону пожарища. – И не удивительно… Господа, на коней! Нам пора в столицу…

Сварог знал, что навсегда запомнит эту скачку – бешеную, на всем галопе, со сменными лошадьми, неведомо откуда возникавшими за очередным поворотом, с коноводами, успевавшими прокричать вслед: «Да здравствует король!»

На заставе их пропустили мгновенно, разбежавшись в стороны загодя, отсалютовав мушкетами и наспех проорав вслед что-то соответствующее моменту. Когда они скакали по городу, уже светало. Слева, далеко от их дороги, пылало длинное здание, оттуда доносились крики и мушкетные залпы. Широкий мост со старинными каменными статуями по обеим сторонам. На реке стояли военные корабли с распахнутыми пушечными портами, один из них внезапно дал залп всем бортом, окутался тяжелым дымом, и кони шарахнулись, лязгая подковами по булыжнику моста. Залп, очень похоже, был холостым.

Ни единого постороннего на улицах – только там и сям стоят шпалерами пешие иконные гвардейцы, отовсюду несется четкая, рассыпчатая дробь барабанов, свистят полковые флейты и трубят кавалерийские рожки.

– Министерство полиции! – на скаку прокричал граф, тыча рукой.

Угрюмое четырехэтажное здание из бурого камня, окна кое-где выбиты, вокруг в шесть рядов стоят хмурые гвардейцы, но не заметно ни военных действий, ни пожара. И правильно – такие дома следует занимать со всем прилежанием, дабы ни одна интересная бумажка из множества там скопившихся не пропала для нового царствования…

Они вскачь подлетели к огромному красивому дворцу, выкрашенному в светло-зеленый цвет, с белыми колоннами, светло-коричневой крышей, стрельчатыми башенками и многочисленными статуями перед входом. Они изображали, сразу видно, представителей всех Сословий, Гильдий, а также благородных дворян, как титулованных, так и обычных, а потому Сварог без особых раздумий догадался, что это и есть Дворец Ласточек, служащий пристанищем слабому ростку здешней демократии.

Впрочем, с ростком демократии обращались весьма бесцеремонно: во дворе и на широченной парадной лестнице не протолкнуться было от господ гвардейцев в разноцветных мундирах, над коими витал явственный аромат спиртного. Большинство стояли с клинками наголо, бессмысленно и широко ухмыляясь от общей торжественности момента, – и дружно приветствовали Сварога нечленораздельным ревом, вспугнувшим гнездившихся на фронтоне ласточек, от каковых дворец, надо полагать, и получил свое название.

Сжав губы, ничего не видя вокруг, он шагал вверх по лестнице – в алой мантии и серебряной хелльстадской митре, как и было задумано Раганом, резонно полагавшим, что именно эта корона из Свароговой коллекции способна оказать самое убедительное воздействие на смятенные умы народных представителей. Перед ним неуклюже расступались, звеня оружием, вскидывая клинки в некоем подобии салюта, обдавая свежим перегаром, пуча глаза. И кто-то в синем мундире бежал впереди, то и дело оглядываясь с почтительным ужасом в глазах, расталкивая замешкавшихся прикладом изукрашенного гвардейского мушкета, кто-то неотступно сопровождал по пятам, отталкивая тянувшиеся к Сварогу руки, отводя клинки, способные, чего доброго, выколоть глаз королю.

Залы, коридоры, залы, коридоры… Повсюду пьяная гвардия, отшатывавшаяся к стенам. Перед высоченной двустворчатой дверью, украшенной великолепной резьбой, кто-то деликатно придержал Сварога за локоть, и он остановился. Возникший из-за спины Раган чуть приоткрыл одну половинку двери, прислушался, жестом пригласил Сварога. Тот приблизился.

В щелку видно было, что в огромном зале, на белокаменных скамьях, установленных этаким амфитеатром, сидит множество разнообразного народа – чем ближе к уровню пола, тем знатнее, чем выше, ближе к потолку, тем проще. Но лица у всех были словно бы одинаковые – бледные, застывшие, испуганные маски, наспех отштампованные скульптором-халтурщиком. Стояла тягостная тишина, и человек на овальном возвышении звучно, выразительно, громко и проникновенно зачитывал манифест.

Того же содержания, что и многочисленные листовки, которые на глазах Сварога во множестве расклеивали по стенам, углам, фонарным столбам и тумбам. Ему даже не было нужды слушать, он прочитал творение герцога Лемара еще в Равене. И, надо сказать, остался доволен. Вот только о злодейском убийстве королевской фамилии в первоначальном варианте не было ни слова – кто же мог знать? – но кто-то, мало уступавший Лемару в красноречии и убедительности, уже здесь вписал недостающее, тонко уловив особенности стиля герцога. Сварог машинально подумал: «Надо потом поинтересоваться, кто писал – человек нужный, безусловно…»

Злодейское убийство всей королевской фамилии… безутешная держава… невозможно допустить и тени хаоса перед лицом козней известных своим коварством сопредельных государств… законность и преемственность власти… государственная мудрость лучших представителей дворянства, Сословий, Гильдий и народа, вручивших корону королю Сварогу Первому, известному своим благородством, добротой и неутомимой энергией… пути к процветанию, довольству и всеобщему счастью… солнце надежды, воссиявшее над страной…

И все такое прочее. Гладкие обороты, красивые словеса, тень угрозы, дохнувшая на собравшихся, щедрые обещания и клятвенные заверения, милости и послабления…

– Пора, ваше величество, – прошелестел над ухом требовательный голос Рагана.

Сварог двинулся вперед, прошел под сотнями испуганных взглядов, поднялся на то самое возвышение и прочно утвердился на нем, обеими руками опираясь на рукоять топора, подняв голову, чувствуя, как лицо стало застывшей маской, почти такой же, как у всех этих, в зале…

Посреди мертвой тишины чеканно прозвучали слова человека в золотом шитье, опустившего руку с манифестом:

– В соответствии с добрыми старыми традициями королевства Снольдер любой, кто считает короля Сварога Первого недостойным взойти на трон, может заявить об этом открыто и честно!

Улиточки-секунды снова пустились в странствие. Тишина была такая, что слышно, казалось, как первый солнечный лучик ползет по белой колонне.

В огромном зале не нашлось самоубийц. Ни единого. И вдруг («Наверняка, – подумал Сварог, – по чьему-то знаку».) сборище народных представителей взорвалось отчаянным многоголосым воплем:

– Да здравствует король!!!

«А все-таки вы – мразь», – подумал он грустно, глядя, как взлетают в воздух шляпы и шапки, как надрываются крикуны…

Глава 22 КОСА И КАМЕНЬ

Сварог ожидал чего угодно – ну, скажем, кружевных подвязок, с милой непосредственностью оставленных балеринами меж особо секретных докладов на высочайшее имя; кошечек с бантами на шеях, игриво гонявших по полу незаполненные офицерские патенты; россыпи орехов, которые его величество колол Большой королевской печатью. Чего-то вроде. Но действительность превзошла все его самые смелые догадки и предположения.

Королевский стол был девственно пуст. Совсем. Ни в полудюжине вместительных ящиков инкрустированного малахитом и изумрудами стола, ни в трех шкафчиках, снаружи казавшихся хрупкими игрушками, но внутри представлявших собою двойные железные ящики с прослойкой песка толщиной в ладонь (огнеупорные сейфы, верх изобретательности здешних мастеров), ни в двух больших секретерах не нашлось буквально ничего, свидетельствовавшего бы о том, что предшественник Сварога занимался когда-либо государственными делами.

– Он что же, работал не здесь? – спросил Сварог почти беспомощно. Раган покривил губы:

– Он вообще не работал, государь. Государственные бумаги были столь докучным и раздражающим мусором, что прочитывались на коленочке, а потом разбрасывались где попало, невзирая на степень секретности. Я держал возле него двух человек под видом лакеев, и они только тем и занимались, что собирали самые серьезные бумаги, пока не попали в неподобающие руки… Увы, они не всегда успевали… Печати таскал с собой один из братцев-принцев – и порой сам их шлепал на патенты и дипломы, не утруждая его величество лишними заботами и даже не сообщая, что наплодил новых дворян, офицеров или чиновников… Так и со всем остальным. Один из министров всерьез собирался повеситься. Другой слег с сердечным ударом, когда секретнейшие сводки казначейства попали в поварню, где в них завернули сладости для дорожной кареты. Я вам многое мог бы порассказать… Льщу себя надеждой, что после этого, – он широким жестом обвел кабинет, безукоризненно чистый и не отягощенный и малейшим следом государственных дел, – вы лучше станете понимать наши мотивы.

– Пожалуй… – кивнул Сварог, рассеянно проводя пальцем по зелено-черным малахитовым разводам. – Ну что же, граф… Кажется, удержались?

– Да, судя по донесениям…

– Правду, – сказал Сварог. – И ничего кроме. Лгать и льстить начнете потом, когда я сяду твердо, – впрочем, я и тогда сумею моментально отличить правду от лжи…

– Я помню, ваше величество, об этой вашей способности… способной приводить иных царедворцев в уныние. Итак… В столице наведен полный порядок. С Алыми Пищальниками покончено, заводилы препровождены в крепость, мелкую шушеру после допроса и наставлений отправили на все восемь сторон света с «волчьими печатями». Все, обладающие мало-мальским влиянием или сидящие на мало-мальски значимых постах, но при этом ненадежные, тоже посажены в крепость.

– Граф…

– Их всего-то человек семьдесят, – сказал Раган преспокойно. – Успокойтесь, государь, никто не намерен зверствовать и портить вам репутацию. Кое-кого, конечно, придется либо оставить за решеткой подольше, либо… Ничего не поделаешь. От тех, кто со сменой династии потерял все, следует ждать любых подлостей. Лучше уж заранее пройтись по язве каленым железом… Далее. Министерство полиции, точнее, его головку, уже энергично чистят. Но, главное, войска, как в столице, так и в провинциях, в подавляющем большинстве своем на нашей стороне, и это не лесть, государь, а реальное положение дел. На всей территории страны пока отмечено лишь семь мелких стычек. Я не вижу причин для беспокойства. Если мы в сжатые сроки почистим все гнойники, сюрпризов не будет. Спектр настроений – от полного равнодушия до энтузиазма.

– Старая Королева? Раган помрачнел:

– До сих пор не обнаружена, увы. Никто не представляет, куда она могла деться. Не хочу делать поспешных выводов, но дело, такое впечатление, попахивает магическими штучками. Мне только что по ташу доложили из Оттершо… Она выехала из замка утром, одна, на обычную свою прогулку. Явные и тайные посты внешнего кольца стоят на лигу от замка. Так вот, они клянутся и божатся, что Старая Королева нигде не появлялась. Ее конь, что полностью запутывает дело, вскоре был найден. Но сама она пропала бесследно. Можете быть уверены, служба наблюдения за королевской матушкой была единственным, к чему его величество всерьез приложил волю и изобретательность… Разумеется, существуют какие-то потайные горные тропки, по которым к ней приходили гонцы и уходили от нее, – как-то она ухитрялась связываться с внешним миром и даже готовить покушения… Но не могла же она уйти по ним в полном одиночестве, пешком? Ни за что не поверю! Тот, кто родился и вырос в королевском замке, знаете ли, во многих отношениях беспомощнее ребенка. При всем уме и энергии такой особы есть масса вещей, о которых она попросту не знает, поскольку никогда ими не интересовалась, понимаете?

– Да, я сталкивался с подобными ситуациями, – кивнул Сварог.

И вспомнил, как великое множество профессионалов в свое время так и не смогло отыскать принцессу Делию, тоже не знавшую многого об окружающем мире, – потому что ей просто повезло, и это везение обрубило все следы…

– Ее уже ищут, – продолжал граф. – Полиция, егеря, люди с обученными собаками… Я думал поначалу, что она скрылась в сопровождении верных людей, но – пешком, в одиночку… Ничего не пойму… Вы разрешите мне вас покинуть? Дел невпроворот…

– Да, разумеется, – кивнул Сварог. – Скажите там, чтобы принесли кофе.

На лице графа изобразилась искренняя растерянность:

– Государь… Я решил полностью сменить ближнюю дворцовую прислугу, а уж кухарей тем более, потребуется время…

– Великолепно, – сказал Сварог с досадой. – Королю, владеющему тремя четвертями континента, не могут раздобыть кофе… Любезный граф, во-первых, я умею определять яды, а во-вторых, вряд ли кто-нибудь столь оперативно устроит заговор с отравлением… Пошлите кого-нибудь в кордегардию, когда мы въезжали во дворец, я видел, как они там носили кофе в котелках…

Граф поклонился и быстро вышел. Сварог закурил, уселся за стол, водрузил на него локти и вспомнил анекдот о маленьком зеленом крокодильчике. Положение было самое дурацкое – на какое-то время, пока все устроится, определится, обозначится, король оказался существом ненужным, неприкаянным, задвинутым в пыльный угол. И ничего тут не попишешь: денек-другой и в самом деле придется терпеливо ждать, пока все устаканится, а тогда уж пытаться что-то возводить на месте прежнего…

Дверь распахнулась. Здоровенный черный драгун внес на вытянутых руках медный поднос, где красовался простой солдатский котелок и узелок из белого ситца в красный горошек. Выпучив глаза от усердия, он осторожненько, словно по льду, прошагал по скользкому начищенному паркету, водрузил ношу на стол:

– Ваше величество, раздобыли вот… Был приказ… Тут, стало быть, кофий, тут печенье, пошарили по ранцам, уж не побрезгуйте, с поварни кто разбежался, кого в шею выставили…

– Молодцом, – сказал Сварог, оживившись. – Благодарю за службу. Дверь можете оставить открытой.

Гвардеец отдал честь и спиной вперед покинул кабинет. Судя по его поведению, во дворце он был впервые в жизни. Золотого пояса на нем не наблюдается, следовательно – из простых. Ну, так даже надежнее…

В приоткрытую дверь он видел, что в роскошной приемной торчит не менее десятка Черных Драгун, – полк, где князя Гарайлу уважали и обожали, считался самым надежным с точки зрения новой власти, и Кентавр Кривоногий, не спрашивая согласия Сварога, занял им дворец для вящей надежности. Идея была толковая, но Сварог решил при первой же возможности стянуть сюда еще и здешние отряды гланской гвардии – как-никак его самые давние, если можно так выразиться, подданные, как бы ни были надежны драгуны, а с гландами еще спокойнее, да и пора проявлять определенную самостоятельность, пора строить. Здесь, пожалуй что, придется потруднее, чем в Глане и Ронеро, – там он был званый, а тут – возведенный. Есть некоторая разница, кое-кто вокруг подсознательно считает себя чуть ли не Свароговым благодетелем, да так оно и есть, если разобраться, одной кровью повязаны…

В приемной вдруг возник некий переполох – там протопали сапоги, словно в казарме, послышались громкие, возбужденные голоса. В следующий миг тот солдат, что приносил кофе, прямо-таки влетел в кабинет. И очень похоже было, что товарищи его после краткого совещания попросту затолкнули сюда, как уже имевшего некоторый опыт общения с коронованными особами…

– Ваше величество! – в полной растерянности воскликнул драгун, вытянувшись. – Там Старая Матушка! Черт ее ведает, откуда взялась, но она сюда идет…

– Ну и что? – преспокойно спросил Сварог. – Пусть себе идет… Не препятствовать!

Получив четкий приказ, драгун воспрянул, вывалился в приемную, где громко повторил только что полученные распоряжения.

Сварог сел за стол, оставаясь, в общем, спокойным – всего лишь одна-единственная дама, и не более того…

Она вошла величественно, неспешно, как и подобает королеве, пусть лишенной и тени власти задолго до появления Сварога. Размеренно постукивая посохом с двумя коронами, снольдерской и уладской, остановилась перед столом, шагах в четырех от Сварога. За ее спиной, за распахнутой дверью Сварог видел, как в приемной толпятся Черные Драгуны со злобно-растерянными лицами, держа руки поближе к эфесам мечей и рукоятям пистолетов. Судя по их напряженным позам, Старая Матушка – она же Старая Королева, Старая Гадюка, кому как больше нравится, – внушала бравым воякам если и не страх, то уж почтительное опасение.

– Мельчает народец, – ровным, безразличным тоном сообщила Сварогу Старая Королева. – Еще во времена моего дражайшего батюшки люди были проще – достаточно было первому встречному капралу мигнуть, и в два счета вогнали бы пику в спину, не посмотрели бы, что перед ними королева-мать… А эти расступаются, в затылке пятерней скребут… Распустились.

Поднявшийся из-за стола Сварог молчал – благо к нему лично попреки не относились, не он такие порядки устанавливал и не он этих людей отбирал, – разглядывая нежданную визитершу с большим интересом. Опомнившись, сделал повелительный жест, и драгуны захлопнули дверь, наверняка радуясь, что нашелся кто-то, взявший на себя ответственность в столь щекотливом деле.

Она вовсе не выглядела старухой – ей и было-то, вспомнил Сварог, пятьдесят один. Высокая и статная, все еще красивая, без единой седой ниточки в темных волосах. При первом же взгляде на нее возникли стойкие ассоциации со строгой учительницей, привыкшей справляться с любым скопищем шалопаев.

– Вот это, значит, и есть знаменитый король Сварог, – продолжала она спокойно. – Тот самый, что сшибает короны, как спелые груши, а теперь вот и до нашего захолустья добрался… Кто же вы мне, согласно этикету? Дражайший кузен? Нет, у меня в роду были и Барги, а вы, хоть и приемный, но полноправный Барг, так что нужно как следует подумать…

– Предпочитаю самое простое обращение – «ваше величество», – сказал Сварог решительно, подумав, что пришла самая пора перехватывать инициативу и напомнить о кое-каких реалиях. – Незатейливо, быть может, но вполне отвечает положению дел…

– Это намек на то, что бедной старой затворнице следует сразу уяснить свое место посреди решительных перемен?

– Ну отчего же «старой», моя дражайшая родственница? – спокойно улыбнулся Сварог.

– Неплохо, – заключила Старая Королева. – Ни тени раскаяния в глазах. И правильно, откровенно говоря. Слезы лить по несчастным моим загубленным деткам не собираюсь, уж такое я чудовище, – очень уж ничтожными и никчемными выросли. Будь я мужчиной, могла бы, по крайней мере, утешаться предположениями, что детушки вовсе и не мои, но женщине от материнства не отвертеться никак, сама, увы, эту бледную немочь рожала… Вот и довели до полного краха династию, узурпатора на выручку звать пришлось… И ведь имеет место всеобщее ликование, ничего с этим не поделаешь…

– У вас был свой человек среди заговорщиков? – спросил Сварог. – Очень уж вовремя вы исчезли из замка… Я плохо знаю тех, кто мне… помог, но крепко подозреваю, что они и против вас хотели предпринять… энергичные меры…

– А сами вы не знаете, ваше величество? Сварог впервые за все время разговора опустил глаза:

– Я был уверен, что их просто арестуют и заставят подписать отречение…

– Если вы так думали, милейший, вам еще тянуться и тянуться, чтобы стать настоящим королем, – отрезала Старая Королева. – Кто же это оставляет низложенного предшественника живым? Это, хороший мой, против традиций. Если кому-то вздумается затеять новый заговор, лозунгов и знамен даже искать не нужно: вот он, бедненький, обиженный, свергнутый, престольчик у сюсеньки малюсенькой отобрали злые дяди, ай-яй-яй… Опередили вы меня, любезнейший родственник, – я как раз стала понимать, что ядами и стилетами немногого добьешься, что нужно по старой традиции гвардию возмущать…

– Ну, тут уж – кому как повезет, – сказал Сварог.

– Можно к вам, милый родственник, обратиться с серьезной просьбой? Если вы намерены от меня избавиться решительно и бесповоротно, сделайте это пристойно. Меня всегда ужасала непристойная, вульгарная смерть. Взять хотя бы королеву Аугле – в поганой темнице, кишащей крысами и тараканами, трое вонючих доезжачих душили грязной веревкой… Хрип, язык наружу вывалился, дерьмо течет… А потом, немытую месяц и в рубище, где-то на заднем дворе закопали… – По ее лицу промелькнула гримаса нешуточной брезгливости. – Нет уж, предпочитаю что-то более приличествующее моему положению: если уж на эшафот, то с полным соблюдением надлежащего этикета – войска шпалерами, народ в праздничном, корону снимают с головы и уносят на подушке четверо дворян, палач в белом, барабанная дробь, позолоченный топор… Если вздумаете обвинить меня в каком-нибудь страшном заговоре – готова подыграть абсолютно во всем. Лишь бы церемония была обставлена по-королевски. Одно немаловажное уточнение: не хочу, чтобы припутывали черную магию. Я не слишком дерзка в просьбах?

– А пощады просить вам, конечно, кажется чересчур унизительным? – с интересом спросил Сварог, успевший оценить собеседницу по достоинству: она говорила совершенно серьезно, какие там шуточки…

– Если вы твердо решили со мной разделаться, никакие мольбы не помогут, а прельстить мне вас нечем: кладов не зарывала, серьезных тайн не знаю, а для постели вашей я старовата, конечно, – у вас ведь молоденьких невпроворот, доходили до меня кое-какие сплетни и донесения… Жить, конечно, хочется, – сказала она просто и открыто. – Но к чему унижаться, если это все равно не спасет? Взойдешь на эшафот с достоинством – по крайней мере, память останется, какой-нибудь щелкопер в хроники вставит, распишет со всем восторгом. Меня всегда восхищала историческая фраза короля Хея перед плахой: повернулся человек к палачу и этак небрежно, через губу, процедил: «Дышите в другую сторону, любезный, от вас луком несет…» Не слышали? А ведь у вас в Глане дело происходило, хоть и давненько…

– Интересно, как бы вы поступили на моем месте? – задумчиво спросил Сварог.

– К чему гадать? Местами нам все равно не поменяться, у каждого свое…

Дверь шумно распахнулась, и в кабинет ворвался князь Гарайла – запыхавшийся, в расстегнутом мундире. Поведя налитыми кровью глазами, он облегченно вздохнул, привалился спиной к косяку, держа руку на эфесе меча, отдышался и с видом кота, словившего, наконец-то, хитрющую мышь, замурлыкал:

Мамочка моя, мама,

Полно меня стеречь!

Когда девчонка упряма,

Силком ее не уберечь…

Зря, что ли, говорится:

«Сладок запретный плод»;

Когда взаперти девица,

Сильнее любовь влечет…

Не удостоив его и взглядом – лишь слегка повернув голову в сторону генерала, Старая Королева произнесла восхитительно ледяным и равнодушным тоном, заставившим Сварога про себя взвыть от зависти (сам он еще не достиг таких высот в обращении с голосом и интонациями):

– Если уж вы, милейший, взялись цитировать Сарагата, то у него есть не менее впечатляющие строки, гораздо более подходящие к случаю, нежели пошленькие любовные куплеты, набросанные им в ранней юности:

Где возвышались арки и столпы –

Теперь обломков громоздится груда…

Плачевный вывод следует отсюда:

Как мы в своей кичливости глупы!

Доверившись несбыточным надеждам,

Я дом в песках выстраиваю зыбких,

Хоть знаю сам: моя затея – бред.

Подобно всем упрямцам и невеждам,

Я вижу совершенные ошибки,

Но ошибаюсь вновь – себе во вред…

Она декламировала легко и свободно, с мимолетной презрительной усмешкой – должно быть, стремилась в случае, если победители все же намерены предать ее лютой смерти, извлечь для себя максимум морального удовлетворения. Сварог испытывал к ней все более крепнувшее уважение: не дама – кремень… Такие и нужны… Вот именно!

Гарайла, фыркнув насколько мог непринужденнее, осведомился:

– Это не про вас ли, дражайшая королева-матушка? В самую точку зашпандорено…

«А ведь он ее на сей раз уел, – подумал Сварог. – При полнейшей своей непривычности к светским словесным поединкам. Неудачные вирши она выбрала, нужно признать. Ну ничего, сейчас я вас буду строить, рядами и колоннами…»

Шагнув вперед, сверля немигающим взглядом князя, он рявкнул пусть и не с королевскими интонациями, но уж, безусловно, со сноровкой бывалого строевика:

– Князь, кто вам позволил врываться в королевский кабинет без доклада? Распустились тут при старом царствовании! Я вас научу сапоги с вечера чистить, а утром надевать на свежую голову!

– Ваше… – неосмотрительно вякнул Гарайла.

– Молчать! – заревел на него Сварог так, что даже Старая Королева изменилась в лице. – Три шага вперед! Кр-ругом! Шагом марш отсюда!

Великое дело – воинская субординация. Человек, отдавший родимой коннице тридцать лет, прошагавший все ступеньки от юного кадета до генерала как и надлежит, аккуратненько шагая с одной на другую, не спеша и не прыгая, просто обязан впадать в гипнотический транс, когда на него рычит непосредственное начальство… Так произошло и с Гарайлой – он вытянулся изо всех сил (лишь кривые ноги старого кавалериста помешали его фигуре превратиться в идеальный перпендикуляр), четко повернулся через левое плечо, приставив носок, потом дерганым шагом механической игрушки двинулся к выходу. «Сделано дело! – радостно отметил Сварог. – Армия, судари мои, свое завсегда возьмет!» И подал новую команду, видя, что генералу осталось до двери не более одного-единственного шага:

– Стоять! Кр-ругом! Ко мне!

Гарайла выполнил и это, звучно пристукнув каблуками, сделав ретиво-зверское лицо, остановился перед Сварогом. Тот, мысленно ухмыляясь, скомандовал:

– Вольно! Хотите что-то мне сказать, генерал?

– Да что там… – проворчал Гарайла. – Порядком наконец-то во дворце повеяло… Только, ваше величество, вы поосторожнее с этой… дамочкой, еще ткнет чем в спину… Не удивлюсь, если у нее в посохе лезвие на пружине…

«Я тоже не удивлюсь», – подумал Сварог. Подойдя вплотную к генералу, похлопал его по плечу, задушевно, проникновенно сказал:

– Полно вам, князь. Нам ли, старым воякам, бояться женщины, даже если у нее лезвие на пружине? Собственно говоря, я и сам хотел вас вызвать. У меня возникла идея касательно некоей армейской реорганизации… У нас есть маршал гвардии, есть просто маршалы, но никто до сих пор не додумался до простого и полезного решения: ввести пост маршала кавалерии. Я решил это упущение исправить. Поздравляю вас с чином маршала кавалерии. У меня нет при себе королевских печатей, они погибли в пожаре, а новые еще не изготовлены… но вы, смею думать, поверите своему королю на слово?

Ответа он не дождался – князь попросту не мог выговорить ни слова от изумления и радости, преданно таращился на Сварога выкаченными глазами, определенно повлажневшими. Отныне Сварог мог быть совершенно уверен: есть здесь один человек, который за него умрет, не раздумывая…

«Буденный ты наш, – растроганно подумал он. – Ишь. и усищи-то, как у Семен Михалыча… А ведь польза от этого несомненная – все знающие люди в один голос твердят, что князь в кавалерийской войне – то же самое, что гроссмейстер в шахматах, сиречь в шакра-чатурандже. А войны нам еще предстоят, чует мое сердце…»

Потом ему в голову пришла шальная мысль: а что, если Гарайла и есть здешний аналог Буденного? Черт его ведает, как обстоит в параллельных мирах с аналогами… Он даже присмотрелся к низенькому широкоплечему крепышу, пытаясь высмотреть сходство с портретами красного маршала, но решил по размышлении все же воздержаться от скоропалительных выводов.

– Князь, – сказал он мягко. – Надеюсь, в столь знаменательный день вы мне не откажете в маленькой просьбе?

– Все, что угодно! – рявкнул новоиспеченный маршал. – Моя жизнь и кровь…

– Ну что вы, я не требую от вас больших жертв… – вкрадчиво прервал Сварог. – Можете вы помириться с ее величеством?

Гарайла моментально поскучнел, – но радость была слишком велика и он, подумав, махнул рукой:

– Если уж вы просите, государь… Исключительно ради вас…

– А в чем, собственно, причина? – спросил Сварог с неподдельным любопытством. – Я сразу заметил: судя по обмену взглядами, пылавшими искренней теплотой и дружелюбием, судя по некоторым репликам, по общему настрою, вы с ее величеством давненько друг друга недолюбливаете…

– Причина, государь, проста, – неохотно ответил Гарайла. – В свое время, пятнадцать лет назад, один головотяп был назначен полковником Алых Егерей, хотя у меня были все преимущества старшинства и выслуги. Вот только этот новоявленный полковничек пользовался поддержкой ее величества, в то время она была еще не королевой-матерью, а супругой здравствующего монарха…

– Что ж, маршал, вы все правильно излагаете… – кивнула королева-мать.

Гарайла, изо всех сил пытаясь придать своему простоватому тону оттенок тонкой иронии, бухнул:

– Злые языки судачили, что преданность его вашему величеству простиралась и от рассвета до заката, и, что характерно, от заката до рассвета…

– И что с того? – бровью не поведя, едва заметно улыбнулась Старая Королева. – Все равно его величество, мой законный супруг, был настолько увлечен волоченьем за фрейлинами и камеристками, что на такие пустяки, как добродетель его законной половины, не обращал ровным счетом никакого внимания… Помнится, я и вам делала недвусмысленные намеки, но вы оказались столь толстокожим, что даже при том нашем свидании в тисовой аллее битый час толковали о породах лошадей, аллюрах и преимуществе ратагайской сбруи над гиперборейской, пока я не потеряла терпение и не улизнула под благовидным предлогом…

– Симарглов хвост! – озадаченно фыркнул Гарайла. – Так вы, значит, тогда намеки делали?

– Великие небеса! – Старая Королева воздела очи горе. – Иначе зачем бы мне с вами торчать возле Жемчужного грота целый час? Возле грота, в коем как раз и протекала львиная доля супружеских измен и романтических историй?

– Кто же знал… – проворчал Гарайла. – То-то я смотрю, как мимо него ни пойдешь, парочки торчат… – Он задумчиво покрутил головой, несколько ошарашенный новыми знаниями об окружающем мире, и решительно вытянулся перед Сварогом: – Разрешите идти, государь? Работы невпроворот…

– Идите, маршал, – охотно кивнул Сварог.

Гарайла отдал честь, развернулся на месте и быстрыми шагами промаршировал к выходу. Несомненно, разум у него уже кипел от громадья планов, реорганизаций, новшеств и реформ, связанных с новым назначением, – и ничего другого ему от жизни не было нужно, счастливой, умиротворенной душе. Сварог даже позавидовал мимолетно – вот так, походя, экспромтом почти вознес человека к вершине желаний. Нужно будет придумать ему красивый маршальский мундир с вышитыми золотом боевыми скакунами, скрещенными клинками и еще какой-нибудь хренотенью. Горы свернет…

– Неплохо, должна признать, – сказала Старая Королева. – Если бы эта идея пару лет назад пришла в голову мне…

– Меня бы здесь сейчас не было, – понятливо кивнул Сварог. – Я понимаю. Что делать…

– К чему это умилительное примирение?

– А вы еще не поняли, ваше величество? – усмехнулся Сварог. – Я вовсе не собираюсь вас убивать или сажать в крепость. К чему эти пошлости, когда я задыхаюсь от острейшей кадровой нехватки? Вы умны, энергичны… и, чует мое сердце, не испытываете особенного почтения перед единственной и неповторимой человеческой жизнью, дающейся один раз…

– Да, это в моем стиле, – спокойно кивнула она. – Рада, что вы это оценили. Я же видела, как вы, разговаривая с маршалом, краем глаза все же следили за моими движениями… И правильно делали, похоже, из вас еще выйдет толк. Между прочим, у меня в посохе и в самом деле есть лезвие с пружиной – совершенно необходимая вещь для бедной старушки в наши беспокойные времена… Не подскажете ли, как намерены меня использовать?

– Охотно, – сказал Сварог. – Я вас направлю в Три Королевства. С самыми широкими полномочиями. А заодно поручу вам Пограничье и Ямурлак – там мои ребята сейчас как раз вылавливают по чащобам уцелевших чудовищ, но, думается, и на ваш век хватит…

– Неужели наместницей?!

– Ну, это будет называться чуточку иначе, – сказал Сварог. – Ваш официальный титул отныне звучит следующим образом: Первый Подмастерье Главного Зодчего Ордена Возрождения Трех Королевств…

– Это еще что такое? – поинтересовалась она с искренним недоумением.

– Вы все скоро узнаете, – заверил Сварог. – Мне отчего-то кажется, что вы быстро освоитесь с этой работой… Ничего особенно уж нового, в принципе…

– А вы не боитесь, что…

– Что вы укрепитесь там и попытаетесь отложиться? – понятливо подхватил Сварог. – Нет, не думаю… Три Королевства очень уж долго придется обустраивать, чтобы они стали тем местом, где по-настоящему умный человек захочет воцариться. Одним словом, как только у меня будут новые печати, я оформлю бумаги по всем правилам – и вы отбудете к месту службы…

– Интересно, а на какие деньги вы собираетесь обустраиваться? Королевство по уши в долгах и займах – как, впрочем, и все остальные ваши владения. Ходят, правда, слухи о несметных богатствах Хелльстада, о сундуках с невиданными самоцветами… но если вы попытаетесь их продавать, лишь обрушите рынок ювелирных изделий – еще до того, как получите мало-мальски значимую прибыль…

– Положительно, я в вас не ошибся, – сказал Сварог. – Вы тонко и моментально подметили слабое место всего проекта… Но могу вас заверить, что я кое-что придумал.

– Что?

– А не расскажете ли, как вам удалось ускользнуть из замка в горах Оттершо? – спросил Сварог. – Обстоятельства были довольно странными… Молчите? Вот видите, у меня тоже есть свои тайны. Я не спрашиваю, согласны ли вы, и так видно. Составьте хотя бы приблизительные списки того, что вам потребуется, и тех, кто сам потребуется. Не думаю, что кто-то рискнет этим землям угрожать, но нужно предусмотреть все: армейские части, полиция, чиновники…

– Вы забыли о шпиках, государь. Впрочем, я и так понимаю, что от них возле меня будет не протолкнуться…

– Что поделать, – сказал Сварог с обаятельной улыбкой. – Вы же умная женщина, ваше величество, сами все понимаете. Я в меру добрый, но не благодушный. Успел уже понять, что лучший друг короля – это тайная полиция, разумеется, при условии, что есть кому за ней следить… Итак, армия, полиция…

– И несколько кораблей, – перебила она. – Военных, я имею в виду.

– Вы что, намерены устраивать морские сражения? – поднял бровь Сварог. – Пока вроде бы не с кем…

– Ваше величество, – ответила она без тени улыбки. – Вы что-нибудь слышали о Великом Кракене?

– Разумеется, – сказал Сварог. – От монахов. Великий Кракен – одно из земных воплощений Князя Тьмы, так называемое Воплощение Воды. Правда, иные ученые мне говорили, что Великий Кракен – не более чем предание…

– Это предание просыпается, – сказала Старая Королева глядя ему в глаза так, что Сварогу моментально стало неуютно. – Какую бы околесицу ни несли ваши ученые. И когда он начнет всплывать на поверхность, на землю обрушатся неслыханные беды. Вы можете мне не верить…

– Знаете, – серьезно сказал Сварог, – бывают моменты, когда я готов верить всему… еще и оттого, что считаю тех, кто мне рассказал о Великом Кракене, крайне серьезными людьми. Может быть, вы, в таком случае, знаете даже, где хранится легендарное Копье Морских Королей? Которым только и можно его убить?

– Увы, нет. Мне только известны кое-какие приметы, неопровержимо свидетельствующие, что Великий Кракен ожил. В первую очередь начнет всплывать рыба. И морские птицы будут покидать море.

– Ага, – сказал Сварог. – Вот оно в чем дело… Хорошо, корабли у вас будут. Надеюсь, вы верите, что я искренне намерен…

– Я знаю, что вы не врете, – сказала Старая Королева, вновь став похожей на строгую учительницу.

Дверь приотворилась. В щель с надлежащим почтением просунулся драгун, большей своей частью оставаясь в коридоре, откашлявшись, доложил:

– Ваше величество, его светлость просят вас пожаловать… Там какие-то срочные дела…

– Сейчас иду, – сказал Сварог. – Извините, ваше величество…

«Как прикажете понимать это „Я знаю“? – подумал он, повернувшись к двери. – Как будто она… Но ведь здесь, на земле, только я один такое умею: безошибочно определять, врет человек или говорит правду. На земле это умение забыто напрочь, по самым достоверным сведениям…»

Уже взявшись за ручку, он обернулся и послал нечто – немудреный, короткий магический сигнал, позволивший бы ему понять, с чем он, собственно, имеет дело. Словно негромко свистнул – ничего особенно сложного, если тебя этому научат на небесах…

И растерянно замер. Если перевести то, что произошло с его сигналом, на обычные человеческие слова, то выглядело это так: словно бы человек небрежно взмахнул мечом, рассчитывая ткнуть незащищенного противника, но неспешно опускавшийся клинок вдруг с лязгом и звоном наткнулся на некий невидимый щит, отразивший ленивый взмах так, что меч едва не вывернулся из пальцев…

Все это произошло в совершеннейшей тишине. Сварог ошарашенно смотрел на Старую Королеву, а она недоуменно подняла бровь с таким видом, словно ничего и не случилось, и ей странны его нелепая поза, застывший взгляд…

Он вовремя опомнился. Во-первых, никакого присутствия черной магии – а это уже кое-что. Во-вторых, так просто эту дамочку не расколешь и не разговоришь. В-третьих – какие-то срочные дела. Ничего, это не самая сложная загадка, может и подождать. Никуда не денется, в эти смутные времена Сварог для нее – единственная защита…

И он, вежливо раскланявшись, захлопнул за собой дверь.

Глава 23 КУПЕЦ СЧИТАТЬ УМЕЕТ

– Как вам удалось так быстро все наладить? – спросил Сварог с любопытством, глядя на ливрейных лакеев, раззолоченными куклами торчавших во множестве в коридорах и на лестничных маршах и выглядевших вполне уверенно, ничуть не похожих на пентюхов от сохи или верстака. – По-моему, они смотрятся вполне презентабельно. Где вы их взяли столько? Вы говорили, замените всю дворцовую прислугу… – Боюсь, государь, в суматохе и спешке я неточно выразился и не сумел дать всеобъемлющие пояснения, – сказал Раган с непринужденностью опытного царедворца, не смеющего прямо сказать монарху, что тот чего-то второпях не понял. – Заменить всех – предприятие, пожалуй что, нереальное. Полный штат дворцовой обслуги – более двух тысяч человек. Но всех менять нет нужды. Я лишь убрал тех, что непосредственно и регулярно общался с королевской фамилией. А таких набралось сотни полторы, не более. И убрать их было необходимо. Человеческое мышление – штука прихотливая… Для большинства особо приближенных холуев король и его родные – милейшие люди, благодетели. На праздники и просто в хорошем расположении духа бросали золотые, а то и кошельки. Выполняли мелкие просьбы – тетушку пристроить на поварню, дядю взять в привратники, беспутного племянника из полицейских неприятностей вытащить, судейскую тяжбу в свою пользу обернуть… Ну, а если уж на смазливую дочку или супругу падет благосклонный взор короля или его братьев – и вовсе прекрасно, безбедная старость обеспечена… Они любили покойных самозабвенной холуйской любовью. И кто-то из них вполне способен был сунуть вам в спину нож – известны прецеденты… Я их не просто убрал – на их места продвинул других – младших помощников, третьих ассистентов, подменных и запасных… Эти в лепешку расшибутся, для них уже вы – светоч… Ну, а подавляющее большинство прислуги старого короля в жизни не видело и вас вряд ли увидит – если только несказанно повезет… Вот, посмотрите на этого, мы сейчас мимо него пройдем… Он на вершине желаний: из младшего омахивателя пыли с фарфора, обязанного не попадаться на глаза никому из господ, – в открыватели парадной двери на королевском этаже. Нам с вами и не понять, как он счастлив…

– Действительно, – согласился Сварог, когда они миновали дверь, – распахивая ее, лакей всю душу вложил в это нехитрое действо. – Граф, давно хотел вас спросить… Что вы думаете о Великом Кракене?

– Ничего, – не раздумывая, ответил Раган. – Мне просто некогда интересоваться морскими байками. Когда у вас будет время на развлечения и отдых, поговорите с людьми из Морского Бюро. Вот там, в морской разведке, есть специфический народец – уморительное сочетание толкового разведчика и прилежного коллекционера старинных баек. Вроде адмирала Браса – во всех прочих отношениях образца трезвомыслия и деловой хватки… И агентура у них соответствующая, взять хотя бы вашего доброго знакомого капитана Зо… Я, простите, за каламбур, обеими ногами стою на земле, моя специальность – разведка на континенте. А моряки – забавный народец, они ухитряются быть одновременно и прагматиками, и мистиками, и романтиками… Хотя и Гарайла у нас из той же породы. Свято верит любым байкам, кои касаются лошадей. Мне достоверно известно, что он организовал целую экспедицию на поиски Темного Коня – безрезультатную, конечно… Кстати, если вы намерены его использовать по прямому назначению, лучше вызовите немедленно, пока он не начал с присущим ему размахом праздновать новое назначение…

– Мысли читаете? – усмехнулся Сварог.

– Вычисляю и комбинирую, ваше величество. Коли уж Хартог к нам прискакал из Харлана лишь с двумя солдатами, тайно, переодетым, это может означать только одно… Я давно уже слежу за тамошними событиями. Как выразился бы Гарайла в своей весьма специфической образной системе, великий герцог упустил поводья, и кони понесли. Спесивые бароны, вдобавок лоранские деньги, вдобавок «Черная радуга», затаившаяся со смертью Мораг, а потом осмелевшая…

– Ну, попытаемся что-нибудь сделать, – жестко, одним ртом усмехнулся Сварог. – Вы правы, так ведут себя лишь люди, ищущие немедленной помощи… Пошлите кого-нибудь отыскать Гарайлу. И нужно подготовить эскадру, мы должны блокировать Харлан с моря, чтобы никто не сбежал в Лоран… Нужно еще привлечь людей из ронерской… из моей Багряной Палаты, у них есть полезный опыт. Но прежде поговорим с ганзейцами. Вряд ли они просили о тайной аудиенции, чтобы просто поболтать или заключить какие-то мелкие торговые соглашения… Мне везет, а?

– Я бы это назвал по-другому, государь. В вас видят достаточно привлекательную и сильную фигуру…

– Я понимаю, – сказал Сварог. – Да, касаемо Старой Королевы… Надеюсь, вы уже поняли – ни один волос с ее головы…

– Я понял, государь. Вот, кстати… Мне было не до мелочей прежде… На ронерской границе задержали какого-то странного типа, именующего себя художником. По тамошним полицейским бумагам он проходил в списках «баниции с веревкой», а теперь, поскольку ваши владения распространились и на Снольдер, он естественным образом перешел по наследству к нашей полиции…

– Бог ты мой! – тяжко вздохнул Сварог. – Как же он мне осточертел! Путается под ногами, как… – Не найдя подходящего сравнения, он досадливо махнул рукой. – Ладно… Как-то незаметно складывается устоявшаяся традиция… Пусть отвезут на харланскую границу и гонят в три шеи на ту сторону… Куда нам?

– Направо, государь. Я приказал отвести их в канцелярию – там вас еще никто не знает в лицо, да и я не примелькался…

Действительно, они прошли через длиннющую анфиладу высоких залов, битком набитых чернильными душами, и никто не обратил на них внимания. Сообразили, конечно, что гости, судя по одежде и уверенной походке, – не из простых, и оттого на всякий случай ретиво схватились за перья с таким видом, словно именно от них зависели судьбы державы. Но ни на одном лице не мелькнуло и тени узнавания. Пахло чернилами, лежалой бумагой, горячим сургучом, взяткамии приписками.

Раган уверенно свернул на узкую лестницу, ведущую под крышу. У закрытой двери бдил угрюмый малый, одетый под канцеляриста, но явно привыкший работать на свежем воздухе с чем-то поострее перьев, судя по здоровому румянцу и оттопыренной поле вицмундира, а также полному отсутствию чернильных пятен на руках.

Он вежливо посторонился, глядя сквозь Сварога отработанно ускользающим взглядом. Раган распахнул дверь. Небольшая комната со скошенным потолком и двумя окнами, полки ломятся от бумаг, но лежат они открыто, слой пыли нарос толщиной с палец, и чернильницы на трех столах сухи.

Трое мужчин в простой добротной одежде незнатных путешественников поднялись им навстречу – неспешно, с достоинством людей, знающих себе цену и чуждых лакейства. Ласково-пронзительные взгляды опытных купцов, один уже в пожилых летах, седой, двое других помоложе. Рядом, на пустом стуле, лежат кожаная труба для бумаг и кожаный мешок, с каким ходят высокопоставленные чиновники (портфели были здесь пока что неизвестны, и Сварог всерьез подумывал, что следует их заново «изобрести»).

– Прошу садиться, господа, – сказал Сварог и, подавая пример, первым опустился на шаткий и скрипучий казенный стул с огромной жестяной биркой на спинке. – С кем вы, гости, торг ведете и куда теперь плывете? – спросил он весело.

Седой посмотрел вопросительно.

– Это стихотворение, – сказал Сварог.

– Простите, ваше величество, – сказал седой серьезно. – Я всегда был далек от поэзии и потому не смог оценить в должной степени смысл ваших слов… Простите великодушно мое невежество…

– Ну что вы, – сказал Сварог великодушно. Не стоило упрекать гостя за незнание стихов, которых в этом мире не существовало вовсе. – Не соблаговолите ли изложить дело, которое вас ко мне привело?

– Позвольте без околичностей и дипломатических поклонов, ваше величество, – сказал седой. – Перед вами – делегаты, избранные Ганзейской Палатой специально для этой поездки и облеченные всеми полномочиями как для переговоров, так и для подписания документов, в случае, если таковое состоится… Прошу.

Он ловко достал из кожаной трубы для бумаг толстый свиток, развернул его с хрустом, подал Сварогу. Сами письменные полномочия занимали всего-то дюжину строчек – а пониже чуть ли не уард новехонького пергамента занимали подписи и печати, на первый взгляд казавшиеся совершенно одинаковыми оттого, что все, чуть ли не сто, были круглыми, но потом Сварог, вглядевшись, стал различать многочисленные гербы.

– Все в порядке, ваше величество, – прошептал на ухо Раган, деликатно заглядывавший через плечо. – Должные формальности соблюдены…

– Слушаю вас, господа, – сказал Сварог спокойно.

– Ваше величество. Ганзейская Палата, высший орган управления и высшая инстанция Ганзейского Союза Вольных Мореплавателей, всесторонне обсудив ситуацию, обращается к вам с просьбой взять означенный Союз под свою высокую руку – со всеми правами и обязанностями, отсюда проистекающими, – выговорил седой на одном дыхании и низко, торжественно поклонился.

Сидевший слева от него, судя по обветренному лицу несомненный моряк, добавил:

– До сих пор не существовало титула главы всей Палаты, но таковая после долгого обсуждения пришла к выводу, что отныне целесообразно будет учредить пост Генерала-Старшины Ганзейской Палаты – по образцу генерал-капитанов городов – и просить ваше величество его на себя возложить…

Он замолчал и с видимым облегчением утер платком вспотевший лоб – если седой явно был не новичок в дипломатических беседах и длинные обороты слетали у него с языка самым привычным образом, то моряк, сразу видно, заучивал эту тираду долгонько…

– Мы надеемся, что такое решение послужит к взаимовыгодной пользе, – добавил третий.

– Ну что же, господа, – сказал Сварог по-прежнему спокойно. – Пожалуй, взаимная выгода и в самом деле присутствует… Вы – отличные моряки, опытные купцы, у вас серьезный военный флот и серьезная армия… В моих делах это будет очень кстати. Что до вас… Как вам пришла в голову эта идея? Давайте поговорим откровенно и обстоятельно…

– Как легко догадаться, мы с определенного времени наблюдаем за деятельностью вашего величества со всем вниманием, – сказал седой (судя по документам, носивший титул Легата и имя Токпарс). – Когда до нас дошли кое-какие сведения о предприятии, задуманном господином графом, – поклон в сторону Рагана, – над будущим пришлось задуматься со всей серьезностью, ибо к тому же нам стало известно о той деятельности, которую люди вашего почтенного министра Интагара ведут в Балонге…

Он замолчал, глядя на Сварога наивнейшими глазами седого ребенка. Оценив по достоинству этот взгляд и чуть заметную улыбку, Сварог сказал без малейшего стеснения:

– Да, что-то там в Балонге назревает, такое впечатление… Вам это не нравится?

– О что вы, наоборот! – воскликнул седой. – Учитывая наши с Балонгом трения и многовековое соперничество, не буду лгать, что мы удручены вашими… приготовлениями. Наоборот. Эти кровососы, не умеющие ни торговать толком, ни грамотно заниматься морскими перевозками, набивающие сундуки благодаря одному только пошлому ростовщичеству… Простите, ваше величество. Увлекся. Вражда и в самом деле чересчур давняя… Так вот, Палата уже не сомневалась, что в самом скором времени интересы вашего величества, вашего растущего государства и Ганзы неминуемо придут в соприкосновение, Мы слишком долго существуем в нынешнем своем виде и научились планировать далеко вперед… Зная решительный характер вашего величества, нельзя исключать, что соприкосновение это примет… энергичный оборот. Могу вас заверить, мы не боимся войн и умеем отстаивать свои вольности и свое добро. Однако личность вашего величества и обстоятельства, при коих ваша держава расширяется с небывалой быстротой… Словом, мы пришли к выводу, что любая война превратится в чересчур затянутое и бесперспективное предприятие, от которого не будет пользы ни Ганзе, ни, простите за откровенность, вашему величеству. После четырехдневного обсуждения было решено поступить именно таким образом, о котором мы уже имели честь довести до вашего сведения… Вы сами желали предельной откровенности, ваше величество… Мне не хотелось бы, чтобы у вас создалось мнение, будто мы капитулировали. Право же, все обстоит совершенно иначе. Мы привезли вашему величеству договор, смею думать, в полной мере учитывающий интересы обеих сторон. Учитывая особые обстоятельства, гарантом договора мы желали бы видеть императрицу… Не угодно ли ознакомиться?

По его знаку моряк извлек из объемистого мешка целую кипу листов, исписанных аккуратнейшим писарским почерком.

– Ого! – сказал Сварог. – Страниц сто, а?

– Всего сорок две, ваше величество. Здесь три экземпляра – для вас, для нас и для Канцелярии земных дел.

«Что же, господа купцы, в деловой хватке вам не откажешь», – подумал Сварог, укладывая себе на колени все сорок два листа.

Он читал внимательно, стараясь не пропустить юридических крючков и подводных камней, буде таковые отыщутся. Но после вдумчивого изучения не нашел ловушек и мин. Детальнейше проработанные условия, чем-то во многом напоминающие договоры о вассальной присяге или соглашения королей с «гербовыми» городами. Новоявленный Генерал-Старшина вправе требовать верной службы и повиновения, но иные хитроумные статьи не позволяют ему превратиться в сатрапа и беззастенчивого грабителя…

– Думаю, у вас нет возражений, граф? – спросил Сварог.

Раган, изучавший второй экземпляр, мотнул головой.

– И это все мотивы, которыми вы руководствовались? – небрежно спросил Сварог. – Те, что вы перечислили?

– Да, ваше величество…

– Простите, любезный Легат, но вы мне сейчас врете, – сказал Сварог без всякого возмущения – торг есть торг…

Седовласый Легат на миг опустил глаза:

– Я слышал краем уха об этом вашем умении, но не верил до конца. Поделом… Есть еще одно обстоятельство, ваше величество, последнее, а быть может, и решающее. Боюсь, что Великий Кракен просыпается. Старые моряки говорят об этом все настойчивее. (Сварог видел краем глаза, что Раган недовольно поджал губы, но оставил этот демарш без внимания.) Разумеется, многие на суше этому не верят, считая все страшными сказками, но наша жизнь большей частью связана как раз с морем, и мы вынуждены серьезно относиться к старинным приметам… Уже не менее чем в семи местах выловили мертвых глубоководных рыб – той самой породы, что как раз и должна первой бежать от проснувшегося в глубинах ужаса. Бежать на поверхность, навстречу гибели. Есть и другие признаки…

– Не нужно, – хмуро сказал Сварог. – Мы поговорим об этом как-нибудь потом. Я, могу вас заверить, тоже отношусь к этой твари из бездны достаточно серьезно… Найдите мне перо и чернила, граф. У меня нет снольдерских королевских печатей… вас устроит хелльстадская?

– Вполне, ваша милость Генерал-Старшина…

…Сопоставив донесения разведки с тем, что он сейчас увидел, Сварог уже не сомневался, что великий герцог Харланский уже и сам понимает: герцогство его, образно выражаясь, уместилось на подошвах пыльных кавалерийских ботфортов… Длинные седые волосы поседеть далее просто физически не могли – но повисли спутанными колтунами, лицо осунулось так, что жуткий ветвистый шрам на щеке представлял собою вовсе уж неприглядное зрелище. Сварог помнил крепкого пятидесятилетнего мужика, по-солдатски прямого, с развернутыми плечами, а сейчас перед ним стоял осунувшийся старик с тусклыми глазами.

– Здравствуйте, герцог, – сказал он, садясь. – Судя по поспешности и откровенной неофициальности вашего визита, дела обстоят не самым лучшим образом…

– Вы еще мягко сказали, – бесцветным голосом ответил Хартог, тяжело опускаясь на стул. – Меня обложили, как лиса в норе, я и не предполагал…

Он сидел ссутулившись, опустив руки меж колен. Граф Раган с непроницаемым лицом стоял у входа, всем своим видом показывая, что решений он не принимает, королю ничего не смеет советовать, и вообще он здесь – так, для мебели…

Сварог не чувствовал к этому сломленному старику ни расположения, ни неприязни. Слишком малозначительной сейчас для его дел и намерений была эта сгорбленная фигура. Старый вояка однажды рискнул блефовать по высшей ставке, он добился тогда своего, пришел к тому, что считал вершиной мечтаний, но кусок оказался не по зубам, не зря же говорят, что желаний своих надо бояться, ибо они сбываются…

– У меня мало времени, – сказал Сварог решительно. – Позвольте, я расскажу все за вас, Хартог. В деталях я не силен, но вряд ли они сейчас имеют значение… Однажды вы, воспользовавшись тем, что я плохо разбирался в неких тайных делах, заполучили с моей помощью трон великих герцогов. Я не в претензии, отнюдь, вовсе не собираюсь вас упрекать за то, что вы меня тогда легонько обжулили… Наоборот, вы мне изрядно помогли, вы и ваши люди… Но времена меняются, знаете ли… Впрочем, я отвлекся. Давайте о вас. Вам казалось сначала, что беспокоиться не о чем.

Но ваши подданные, цинично выражаясь, плевать хотели на то, что вас возвела в великие герцоги сама императрица. Родовитые бароны не питали особого расположения к бывшему капитану дружины одного из них. Вы хорошо воевали, но дипломатом, интриганом, правителем, судя по финалу, оказались никудышным. Да вдобавок невыполотая «Черная радуга» всерьез собралась мстить за покойную герцогиню…

– Вы и не представляете, до какой наглости они дошли, – убито поведал Хартог. – Средь бела дня на площади перед замком…

– Я же сказал – эти детали нам вряд ли сейчас полезны, – безжалостно оборвал Сварог – вполне вежливым тоном, правда. – Чего же вы от меня ждете?

Хартог вскинул на него потухшие глаза:

– Я думал, удастся как-то договориться насчет помощи…

– Мой дорогой герцог, – мягко сказал Сварог. – С тех пор, как мы виделись в последний раз, очень многое изменилось. Я уже не странствующий романтик, а правящий король, причем нескольких держав. И в этом качестве, уж не посетуйте, должен руководствоваться в первую очередь самым оголтелым прагматизмом… Хорошо, предположим, я введу войска, кого-то там перережут, кого-то сошлют и посадят, с кем-то поступят так, как и положено поступать с черными магами… Но потом-то мы уйдем – а вы останетесь. Где гарантии, что не придется начинать все сначала? К тому же… Вы ведь так и не женились, насколько мне известно? Законного наследника нет. И при… трагическом развитии событий, назовем это так, мне уже придется иметь дело неизвестно с кем… Стоит ли огород городить?

В дверь бесшумно проскользнул неприметный лакей – по крайней мере, ливрея на нем была лакейская, со знаками министерства двора. Он принялся шептать что-то на ухо Рагану, и тот, чуть-чуть послушав, кивком показал на Сварога:

– Сами доложите все королю.

– Ну вот, Хартог… – пожал плечами Сварог, когда доклад был закончен и неприметный улетучился, как дух. – События пошли даже быстрее, чем мы с вами тут рассчитывали. В Аране мятеж, бароны ищут вас, армия расколота… как ни удивительно, некоторые полки все же выступают на вашей стороне, они стягиваются под столицей, смута разворачивается всерьез… Какая тут может быть помощь, Хартог, смешно… Приносите вассальную присягу по всем правилам. А впрочем… Нет у меня времени на благотворительность. Вы сейчас напишете отречение в мою пользу, а я честно обеспечу вам спокойную старость в достатке и полной безопасности. Подыщу какой-нибудь пост, более подходящий для ваших способностей. Но в Харлан вам, ничего не поделаешь, придется поехать – чтобы те, кто еще на вашей стороне, не вздумали дергаться… Найдите чернила и бумагу, граф.

…Прежде у Гарайлы своих покоев во дворце, естественно, не было, а потому он обосновался в одном из охотничьих павильонов в глубине парка. До настоящего разгула было еще далеко – все приглашенные попросту не успели собраться. Только пятеро служак в кавалерийских мундирах разных полков, чином от генерала до лейтенанта, обступили низенький столик с пузатым бочонком, из которого Гарайла черпал серебряным ковшиком, разливая в протянутые чарки. В распахнутую дверь видно было, что в зале лакеи накрывают длинный стол, с каменными лицами выкладывая на золотые блюда самую простую снедь в виде колбас, окороков и копченой рыбы.

Взяв новоявленного маршала за локоть, Сварог увел его в зал. Пятеро кавалеристов, определенно не знавшие его в лицо, и внимания не обратили, как и лакеи, впрочем.

– Не подумайте, ваше величество, – заторопился Гарайла. – Я на дворцовую поварню не посягал. Дал вестовым денег, сколько было в карманах, они поскакали в ближайшую лавку, навалили в мешок чего подешевле и побольше, пару бочоночков навьючили…

Сварог присмотрелся к нему – маршал был почти что трезв. Он забрал у Гарайлы полный ковшик, осушил до дна, облегченно вздохнул, мотнул головой, на несколько минут прогоняя дела и заботы. Подумав, предложил:

– Маршал, спойте что-нибудь лирическое… Гарайла с превеликим удовольствием затянул, не мешкая:

Он выводил куплеты самозабвенно и невероятно фальшиво, даже привыкшие к любым чудачествам господ вышколенные лакеи морщились украдкой, когда им казалось, что никто на них сейчас не смотрит. Однако Сварог, на пару минут отмякнув душой, с блаженным выражением лица слушал тот стон, что у Гарайлы звался песней.

Черный Князь замолчал, от избытка чувств смахнув со щеки несуществующую слезу. Растроганно морщась, поведал:

– Вы бы слышали, ваше величество, как я пою «Последнего знаменосца»… Все говорят, эта баллада мне особенно удается… Прикажете исполнить?

– Увы, маршал, некогда, – сказал Сварог, решив, что отведенное для отдыха и потехи время миновало. – Нас с вами зовут неотложные государственные дела. Только что великий герцог Харланский с соблюдением всех формальностей передал свое государство под мою твердую руку… У нас есть на харланской границе кавалерийские полки?

– До черта, ваше величество! – не задумываясь, ответил Гарайла. – Два гвардейских и три конных легиона, а еще можно в три дня подтянуть конных егерей… И какая-то пехота под ногами как всегда путается, куда ж без нее…

– Мне говорили, что у вас есть планы войны с любой таларской державой…

– Не без этого, – гордо заверил Гарайла. – Я в свое время и для Сильваны чертил кое-какие карты… Тамошние Великие Степи идеально приспособлены для действий конницы. Вот только попасть туда весьма затруднительно…

– Ну, в настоящий момент не будем уноситься мыслями в недосягаемые дали, – сказал Сварог. – Я вам поручаю занять Харлан и привести его к покорности. Будет, конечно, участвовать и военный флот… но вам придется выполнять самую срочную и важную задачу. Пустите конницу вдоль побережья, чтобы захлопнуть мышеловку с моря. За ямурлакскую границу не беспокойтесь, ее закроют ронерские полки, а ваша цель – побережье. Там, в Харлане, есть кое-какой народец, который ни за что не должен сбежать. Понятно?

– Разрешите выполнять? – спросил Гарайла браво и, дождавшись кивка Сварога, кинулся в прихожую, что было мочи заорал стоявшим вокруг столика с бочонком: – Ну-ка, живо, выпили, что держим, – и на коней, господа мои, на коней! Его величество зовет нас в бой, а потому – шевелись, копытники, шевелись!

Пять чарок одновременно взлетели донышками к потолку – и Сварог уже не сомневался, что кавалерия державы в его руках, а это кое-что да значило…

Глава 24 САМАЯ КОРОТКАЯ, НО ОТНЮДЬ НЕ ПОСЛЕДНЯЯ

На втором этаже королевского дворца, в кабинете, наконец-то принявшем вид средоточия серьезных дел и важных бумаг, сидел его величество король. По имени, естественно, Сварог, согласно порядковому номеру – Первый. Чем черт не шутит, когда-нибудь мог появиться и Второй…

Бывают все-таки в жизни светлые моменты. События последней недели пока что не давали поводов для огорчений, а вот успехов случилось предостаточно.

Никакого такого независимого и самобытного Великого герцогства Харланского на политической карте континента более не имелось. Кентавр Кривоногий вломился туда, как кабан в камыши, двумя потоками конницы – один хлынул вдоль побережья, флажковой азбукой и фонарями переговариваясь с идущими в том же направлении эскадрами, второй, то рассыпаясь растопыренными пальцами, то вновь собираясь ударными клиньями, пошел на столицу, попутно выясняя политическое лицо и лояльность местных баронов и в случае необходимости меняя первое самыми радикальными средствами, а вторую усиливая теми же методами. Два полка гвардейской конницы, замешанные в заговоре и сдуру выступившие наперерез, Гарайла остановил на левом берегу Аки, опрокинул, загнал в пойму и разбил вдребезги в жестокой двухчасовой рубке. После чего армия под ногами Черного Князя уже не путалась, благоразумно сложив оружие. Столицу заняла ронерская морская пехота, после чего открытое сопротивление как-то само по себе прекратилось. Ну, а вслед за лихой кавалерией степенно и неторопливо вошла пехота – в сопровождении изрядного числа полицейских агентов и людей из Багряной Палаты.

Практически одновременно, вот совпадение, вот сюрприз, в столице Балонга Магере произошли прискорбные беспорядки. Часть тамошних титулованных обывателей (в том числе два Патриция Круглой Башни), возмутившись против прежнего руководства, объявила о его низложении ввиду неумелого ведения дел, финансовых злоупотреблений и политических промахов, способных опять-таки привести к громадным убыткам. Немногочисленная армия, никогда не воевавшая с внешним супостатом и служившая лишь для поддержания внутреннего порядка, также оказалась расколотой, и на улицах столицы закипели схватки.

Началось все это ранним утром, а к полудню в события решительно вмешались войска, принадлежавшие к нескольким государствам, но выступавшие под знаменем хелльстадского короля. Чтобы восстановить порядок и пресечь ненужное кровопролитие, они высадились с военных кораблей, которых почему-то оказалось очень уж много в гавани. На рейде палили холостыми зарядами фрегаты и корветы, в заливе Даглати и по берегам всех четырех рукавов Итела высаживалась морская пехота, повсюду распространяли отпечатанный огромным тиражом манифест, сочиненный герцогом Лемаром, но подписанный, понятное дело, Сварогом. Как всегда в таких случаях бывает, вынужденный наводить порядок король скорбел о напрасных жертвах и обещал нешуточное процветание вкупе с защитой старинных вольностей. Вышедшие из подполья агенты Интагара и графа Рагана дирижировали этой умело налаженной суматохой.

К вечеру столица была в руках Сварога. Его генералы не могли, конечно, с ходу разобраться в секретах набитой золотом Круглой Башни и не менее интересного здания, пятиэтажного Дворца Золотых Пчел, где в сотнях железных ящиков хранились заемные письма и ссудные договоры – кладезь информации, позволявшей очень многих крепенько взять за глотку как в подвластных Сварогу державах, так и в тех, что были этого счастья пока что лишены. Однако в руки господ из тайной полиции попало достаточно народа, посвященного во все тайны обоих хранилищ, а уж разговорить их – вопрос исключительно времени и опыта…

Патрициев Балонга подвели как раз тысячелетние традиции и надолго затянувшееся безопасное житье. Их попросту никогда никто не завоевывал. И когда это наконец произошло, сопротивляться по-настоящему не сумели, не знали толком, как это делается. Сварог чересчур уж быстро ворвался в игру, его не успели изучить и привыкнуть к новомодным методам…

Примерно так же обстояли дела с Вольными Манорами, привыкшими за долгие столетия, что завоевывать их так же неприлично, как дворянину выйти на люди без шляпы. А посему Свароговы войска прошли по карликовым государствам, нигде не встретив серьезного сопротивления. По большей части дело ограничивалось тем, что передовые конные отряды влетали в ту или иную столицу, объявляли, от чьего имени они действуют, разбрасывали сработанные тем же Лемаром манифесты, поражавшие красотой слога и убедительностью, и с ходу подсовывали ошарашенному властелину договор о вассальной присяге. Случались и стычки, кое-где перераставшие в настоящие бои, но исход везде был одинаков.

Немного увлекшись, господин маршал гвардии перешел границу Святой Земли (где из-за слабости Вольных Маноров никогда не держали большого войска наследники отца Патарана) и, не объявляя официально войны, в трех местах вышел к Лаварону. Сварог отправил ему на самолете гонца с устным приказом не зарываться, но и не отступать до особого распоряжения.

Дипломатических нот пока что не последовало – из-за того, что все разворачивалось слишком быстро, и привыкшие рассуждать по старинке господа дипломаты не успевали за молниеносными переменами. Налаженная за тысячелетия система военно-дипломатических противовесов, традиций и установлений рухнула в одночасье – что Сварога не особенно и беспокоило. Вдумчиво проконсультировавшись со знающими людьми, он ухитрился не нарушить ни одного писаного закона империи, а в Виглафском Ковенанте (созвать который рано или поздно придется) у него было отныне пять голосов против трех, что превращало означенный Ковенант в сущую комедию…

И сейчас он, не отвлекаясь на пустяки вроде неизбежных трений с соседями и предстоящих жарких диспутов в Канцелярии земных дел, где его небесные недоброжелатели обязательно будут интриговать и скулить, занимался гораздо более важным делом – внимательно изучал составленный лейб-писарями указ о переносе столицы в Латерану.

Собственно говоря, он не придумал ничего нового – в земной истории такое не единожды случалось. Перенося столицу на новое место, одним махом избавляешься от множества проблем, отягощающих жизнь каждого короля. В Латерану можно будет взять только тех, кому доверяешь, тех, без кого не обойтись. Будет меньше назойливых царедворцев, чиновного племени – и уж почти не будет тех, кто знает и помнит, кому король Сварог обязан иными тронами… Многое можно начать с чистого листа. Ну и, наконец, очень уж ему нравилась Латерана… Прекрасный город, судя по альбомам Анраха, описаниям путешественников и просмотренным видовым фильмам.

Держа на весу хрусткий пергаментный лист, он медленно прочел про себя полный список своих нынешних титулов. Неплохо для затурканного майора ВДВ, надо сказать…

Сварог Первый Барг, король королей, король Хелльстада и Хорена, Демура и Коора, Глана и Ронеро, Снольдера и Упада, Великий герцог Харланский, герцог Ямурлакский, барон Готар, князь Рут, князь Чедир, князь Инес, ярл Стенима и Галевина, Баррадина и Канира, Генерал-Старшина Ганзейской Палаты, Первый Патриций Балонга, Высокий Покровитель Вольных Маноров. И это все о нем, господа мои, и это все о нем…

Он до сих пор еще не привык к мысли, что большая часть изображенного на огромной карте в три краски континента находится под его властью. Но к таким Вещам люди привыкают быстрее, чем кажется…

Прижав к пропитанной синей краской подушечке Большую королевскую печать, Сварог уже довольно сноровисто прижал ее к историческому документу. Оттиск получился четкий, без малейшего изъяна.

За окном смеркалось, солнце уже село, и темные лагаварские ели в парке казались черной стеной. Распахнув высокую, сплошь застекленную дверь, Сварог вышел на мраморный балкон, в вечернюю ясную прохладу. Поднял голову, не в силах избавиться от противного ощущения: казалось, где-то внутри холодит странная заноза, и непонятно даже, где. Но ощущение не из приятных.

Высоко над острыми верхушками елей светилась тусклым алым пятном заметно увеличившаяся в размерах Багряная Звезда, которую, кроме него, мало кто был способен увидеть.

Она приближалась к Талару все это время в полном соответствии с законами небесной механики.

Она приближалась.

4. Железные паруса

Небо над его страной плыло на железных парусах.

Ст. Лем «Триолет»

Победоносное шествие короля Сварога Первого дает первые сбои – неприятные сюрпризы преподносит Горрот, начинаются внутренние смуты и заговоры, а тут еще токерангские крохотульки со своими собственными планами... А в небе тем временем, предвещая скорый конец всему Талару, несется Багрянная Звезда, в Море Мрака просыпается Великий Кракен и по морю плывут невиданные на этой планете айсберги. Времени у экс-майора Сварога, Серого Рыцаря и Нечаянного короля, остается все меньше и меньше...

ГЛАВА ПЕРВАЯ КОРОЛЬ НА ПРОГУЛКЕ

Еще гремела где-то на закатной окраине города заполошная мушкетная пальба, чересчур беспорядочная для регулярного боя по всем хладнокровным правилам. Еще болталась на шпиле ратуши простреленная шальной пулеметной очередью горротская «клякса», до которой пока что не дошли руки. Еще отстреливались засевшие в построенном на века купеческом складе какие-то то ли дураки, то ли оптимисты, и против них с азартными матерками спешенные Синие Драгуны уже выкатывали полковую пушку, гремя ее окованными колесами по брусчатке. Еще бессмысленно носились, сами не зная куда, кучки верховых из разбитого на границе и отступившего сюда в совершеннейшем беспорядке полка каких-то егерей, то ли Красных, то ли Малиновых, леший их там поймет, некогда вдумчиво разбираться в геральдических оттенках и колерах…

Все это были судороги, агония, последние трепыхания курицы с отрубленной головой. Лихая кавалерия скандально известного короля Сварога на третий день вторжения в Горрот наконец-то одержала первую серьезную победу – после успешных пограничных сражений, проскочив, не останавливаясь, полдюжины захолустных городков, не имевших даже гербов, заняла приличных размеров коронный город, к тому же центр провинции. По всем меркам это был нешуточный успех, повозиться пришлось на совесть – особенных укреплений тут не имелось, но здешний гарнизон оказался вовсе не декоративным, что по количеству, что по качеству, и ломали его сопротивление с полудня до самого вечера.

После чего, как и полагается по законам войны, состоялся въезд короля в покоренный город. Въезд, впрочем, был лишен особой торжественности и пышности. Сварог ехал на своем черном Драконе (том самом, гланском) посреди широкой улицы, застроенной одноэтажными неказистыми домишками градских обывателей невеликого достатка, с огородами, клумбами в палисадничках и сохнувшим на веревках бельем. Здоровенный малый в чине штандарт-капрала, пыжась от гордости, вез за ним малое походное знамя без королевской короны на навершии – поскольку это была не «объявленная война», а «боевой набег». Штандарт-капрал впервые в жизни выполнял столь ответственную миссию, он вообще впервые оказался на войне, и потому, как это всегда с новичками бывает, едва не лопался от захлестывающих его эмоций. Примерно так же выглядел и Элкон – в изукрашенной золотыми насечками кирасе, в сверкающем новехоньком рокантоне, с устрашающим набором пистолетов за поясом и мечом на роскошной перевязи. Косясь временами на эту колоритную парочку, Сварог откровенно ухмылялся. Мара, наоборот, выглядела унылой – ей чертовски хотелось затесаться в любую из многочисленных затухающих схваток, но Сварог не отпускал, рассудив, что в этой мелочевке и без нее обойдутся, а из девчонки пора воспитывать серьезного государственного деятеля или толкового офицера.

Вдоль низких заборов, бдительно зыркая во все стороны, держа руки на эфесах палашей, скакали удальцы из Медвежьей Сотни и ронерские ликторы еще Конгеровской школы, старательно прерывая не только его королевское величество, но и Леверлина с Анрахом. Двое последних, правда, вовсе не выглядели перепуганными штафирками – первый видывал виды и похлеще, а второй в молодости служил в гвардейской кавалерии и прошел ни одну кампанию. Зато замыкавшие кавалькаду полдюжины чиновных холуев из Министерства двора, в чьи обязанности входило благоустраивать королевский быт, где бы государь ни пребывал, ежились и вжимали головы в плечи при каждом отдаленном выстреле – народец был совершенно не военный, ошалевший от страха и суровости обстановки. Сварог им нисколечко не сочувствовал – не все же время просиживать штаны в уютном и безопасном королевском дворце, хапая чины и регалии, пусть впервые в жизни попробуют настоящей жизни, байбаки тыловые.

Заметив непонятную суету справа, на обширном дворе с какими-то амбарами и штабелями бочек, он легонько потянул двумя пальцами широкий повод, толкнул конский бок левым коленом, и умница Дракон, отлично выезженный, свернул в ту сторону, остановился. Сварог присмотрелся, встав на стременах. Разочарованно покривил губы, с маху вникнув в ситуацию, довольно обычную на войне.

Двое Вольных Топоров держали за руки девушку в синем горротском мундире, с пустыми ножнами на поясе, а третий неспешно и сосредоточенно обрывал с ее кафтана медали, лейтенантские золотые жгуты, какие-то начищенные подвески, прочие мундирные причиндалы. Еще полдюжины полукругом стояли вокруг, нетерпеливо теребя пряжки поясов и подавая насквозь деловые советы. Одним словом, Сварог воочию наблюдал впервые в жизни одну из здешних неприглядных реалий, проистекавших из убеждения, что война – сугубо мужское дело, и всякая нахалка, рискнувшая натянуть военный мундир, должна быть готова к тому, что ее при случае используют по прямому назначению, утверждая пресловутое мужское превосходство.

Затрахают девчонку, подумал он с вялым, мимолетным сочувствием. Дело так не оставят, в обоз уволокут, знаю я Топоров. Ну, в конце концов, всех не пережалеешь, негоже с маху ломать вековые традиции, не нами заведено, не на нас и кончится. Король к таким вещам должен относиться философски.

Он хотел было дать Дракону шенкеля, но встретился с ней взглядом. Лицо белое, как стена, обрамленное рассыпавшимися черными волосами, а в глазах такое отчаяние, что неуютно становится. Чем-то она напомнила Сварогу Делию, хотя была совершенно на нее не похожа.

Морщась от стыда за собственную, неуместную для серьезного короля слабость, он все же остался на месте. Обернулся, кивком подозвал мгновенно подскакавшую Мару, дернул подбородком в сторону двора и кратко, веско распорядился:

– Безобразие пресечь. О девушке позаботиться.

Мара всмотрелась, кивнула, развернула своего гланского каурого и послала его вперед, через изгородь – в великолепном прыжке с места. Погнала коня прямо на зрителей, и те торопливо брызнули в стороны (на Мару кое-какие вековые традиции не распространялись, о ней многие тут были наслышаны и относились с боязливым уважением). Сварог, не сомневаясь, что все будет в порядке, поехал дальше как ни в чем не бывало. Он уже вполне привык к тому, что все его приказания исполняются в точности и моментально – давненько над этим трудился, без жалости отсеивая нерасторопных и непонятливых. Трон – дело деликатное, дашь слабину – не заметишь, как тебе на шею сядут и ножки свесят…

Отъехав в окружении приближенных, он самую чуточку пожалел о глупой филантропии. Гуманист слюнявый, раздраженно попрекнул он себя. Когда земляки этой паршивки каким-то неведомым образом обрушили на королевский замок в Клойне воду с ночных небес, погибло человек сто, в том числе и такие вот девчонки, разве что не благородных кровей, причем не военные вовсе – служанки, поварихи, швейки. Стоп, но ведь эта – ни при чем? А кто знает? Ладно, не возвращаться же, повезло дуре, так повезло…

Выехав за город, он остановил коня в чистом поле. Вокруг простиралось самое настоящее вольное раздолье – с возвышенности, на которой помещался город, зеленые равнины отлого спускались вниз, превращаясь в живописные долины с кудрявыми перелесками, сжатыми полями, небольшими деревушками, старинными руинами, извилистыми медленными речушками, озерами, ветряными мельницами. А справа и слева у линии горизонта виднелись зубчатые синие полоски гор. Вид открывался великолепный и необозримый, но Сварога не интересовали сейчас красоты природы. Он с радостью отметил, что на многие лиги вокруг, как ни вглядывайся, не заметно ни малейших признаков перемещения войск – не пылят колонны по дорогам, не сверкает солнце на остриях пик и лезвиях гуф, не катят артиллерийские запряжки. Войсковая разведка порой попадает пальцем в небо, но на сей раз ее донесения поистине полностью соответствовали – горротских войск поблизости не было.

Завтра, следовательно, выступаем в поход. Не нужно быть князем Гарайлой, чтобы сообразить: эти равнины идеально подходят для быстрых перемещений конницы. Сварог прекрасно помнил карты этих мест. Равнины здешние, крестьянские края с россыпью деревушек, тянутся далее лиг на восемьдесят, а вот потом… Потом придется потрудиться. Там, впереди – еще один перевал, прикрытый крепостью, которую ни за что не обойти по диким горам. Придется крепость обкладывать по всем правилам военного искусства. Через день-другой подтянется пехота на реквизированных повозках, саперные легионы, осадная артиллерия, да и два десятка бомбардировщиков ждут приказа на той стороне границы. Так что посмотрим… По большому счету, это все же не война, всего лишь с размахом устроенная разведка боем, но именно так и задумано – настала пора проверить на прочность короля Стахора и его войско, поквитаться немного и за летающую ночами водицу, и за собак, оборачивающихся клубками ярого огня… Только случай спас его в Клойне, горротцы всерьез намеривались его убить, так что слюнявая болтовня о неспровоцированной агрессии неуместна…

Пока что не было никаких странностей. Война, как война, стычки, как стычки. Сварог вдобавок к прочим задачам всерьез озаботился боевым слаживанием полков из разных своих королевств – полк снольдерских конногвардейцев, полк ронерских, отряд из Глана и три сотни Вольных Топоров с Шедарисом во главе, а командует всеми князь Гарайла, потому что лучшего и не найдешь, когда речь идет о конных вторжениях. Не стоит зарываться, пытаться откусить кусок шире морды – подтянем войска, осадим крепость, проведем парочку штурмов, а там будет видно. Если не завязнем надолго, можно и рвануть через перевал – за ним снова начинаются обширные равнины, а на равнинах Кентавру Кривоногому и его бешеной коннице нет равных, по ту сторону границы стягивается еще десяток кавалерийских полков. А что до странностей … Вряд ли Стахор рискнет средь бела дня устраивать какую-нибудь непонятную пакость вроде исполинской капли. Собака-поджигатель, правда, объявилась при осаде Корромира светлым днем… Но это была не более чем собака, а против нескольких тысяч кавалеристов потребуется что-то гораздо более масштабное…

Загоняя беспокойство поглубже, он выпрямился в седле. Чтобы доставить удовольствие свите, приосанился, добросовестно обозрел окрестности орлиным взором из-под руки, величественно и степенно – вылитый полководец со старинной мозаики, знай наших…

Обернулся, кивком подозвал Элкона, когда тот подъехал, тихонько спросил:

– Ну что?

– Абсолютная тишина, командир, – так же тихо ответил Элкон. – Все детекторы молчат. Ни проявлений магии вокруг, ничего-то, пусть и не магического, но… нестандартного.

У Сварога чуточку отлегло от сердца, он кивнул. Юный сподвижник был взят в поход по сугубо деловым причинам – он прихватил с собой несколько компактных и мощных приборов, способных засечь иные странности. Это, конечно, напрочь противоречило очередным писаным и неписаным правилам небесной бюрократии, но наябедничать наверх вроде бы некому, да и положение Сварога при дворе позволяет ощутимо вольничать.

Он предпочел не думать о том, что ту ночную капелюшку не засек ни один прибор – не стоило заранее настраивать себя на плохое.

Позади послышался стук копыт. Сварог обернулся величественно, как и подобает победоносному королю. На полном галопе подлетел юный ронерский лейтенант, сиявший, как новенький аурей, широкой улыбкой триумфатора, размашисто отдал честь:

– Государь, князь Гарайла докладывает, что сопротивление противника сломлено совершенно! Ваше величество ждут в ратуше!

Сварог кивнул и повернул коня. Все правильно, мальчики, подумал он. Не стоит вас одергивать и расхолаживать. Пыжьтесь сколько душе угодно. Ощущайте себя частичкой победоносного воинства, это воспитывает в нужном духе…

В городе уже не слышалось выстрелов, суматоха утихла. На шпиле ратуши, как и подобает в данной ситуации, развевался хелльстадский штандарт – черное полотнище с золотым силуэтом Вентордерана. Абсолютно законный флаг, с соблюдением всех формальностей зарегистрированный и в Геральдической Коллегии, и в Канцелярии земных дел, внесенный во все бюрократические реестры. Сварог отправился в поход под этим именно флагом, чтобы было жутчее. Тактика себя оправдала уже не единожды – и при занятии Балонга, и в Вольных Манорах. Следовало эксплуатировать сложившуюся за тысячелетия пугающую славу Хелльстада, пока еще действует страшилка…

Он откровенно осклабился, вспомнив, какой именно герб выбрал для Хелльстада. Сине-зеленый дотир (извечные цвета воздушно-десантных войск покинутой Земли) и на этом фоне две вертикальные золотые полоски с золотой пятиконечной звездочкой меж ними. Проще говоря, майорский погон. Увы, никто здесь, кроме него самого, не мог оценить выдумку по достоинству, но все равно приятная получилась шуточка. Герб тоже зарегистрирован чин-чином…

Толпившиеся у входа солдаты встретили его восторженными воплями, к поводьям Дракона потянулась добрая дюжина рук. Ответив величественным поднятием монаршей шуйцы – еще один старательно отрепетированный перед зеркалом жест из необходимого королевского набора – Сварог приосанился и рявкнул:

– Ну что, орлы, дойдем до ихнего поганого Акобара?

Орлы ответили утвердительным ревом. Великое все-таки дело – пылкая и беззаветная любовь армии, подумал Сварог. Еще и оттого, что любимый армией король может цинично признаться, пренебречь мнением всех прочих слоев общества. Он, не глядя, бросил поводья в чьи-то руки и, звеня золотыми шпорами, вошел в ратушу в окружении сподвижников, охраны и холуев – еще один исторический момент, хоть картину пиши, хоть монумент ваяй, хоть мозаику выкладывай…

К его некоторому удивлению, столпившиеся в углу вояки так и остались стоять спиной к своему королю. Тут было с дюжину гвардейцев и Топоров, а также Гарайла и Шег Шедарис в новехоньком капитанском мундире, каковой Сварог буквально-таки заставил его надеть после долгих уговоров. Помнивший о неприятном пророчестве Шег руками и ногами отбивался поначалу от любых офицерских чинов, являвшихся бы ступеньками к генеральскому званию – и Сварог в конце концов пригрозил, что вовсе перестанет брать его с собой на войну, нельзя же командовать отрядом, будучи в прежнем чине капрала…

Все собравшиеся здесь, как завороженные, уставились в угол, не по-обычному тихие. Бесцеремонно раздвинув парочку подданных, Сварог протолкался в первый ряд, присмотрелся. На его непросвещенное мнение, ничего особо интересного там не имелось – всего-навсего угол, отгороженный невысокой, ниже колена, железной решеткой не особенно и искусной ковки, в длину и ширину не более локтя. У стены, на щербатых каменных плитах, лежало нечто вроде ограненной стекляшки сочно-зеленого цвета, величиной с куриное яйцо.

Невысокий человечек в цивильном, стоявший впереди всех, определенно был бургомистром означенного города – судя по цепи с гербовым медальоном и соответствующими подвесками. Плюгавый такой, невидный, лысоватый, весь какой-то угнетенный жизнью – сразу чувствовалось, что не одно вторжение иноземного супостата тому причиной, что бургомистр чуть ли не отроду был записным меланхоликом. Ага, золотой пояс – дворянин. Ручаться можно, из захудалых – успешный, богатый и благополучный обладатель золотого пояса ни за чтоне вольется в ряды провинциального чернильного племени… Ни на кого не глядя, он бубнил заученно: – Итак, господа мои, это и есть знаменитый проклятый изумруд Гайтен, регулярно и неотвратимо приносивший несчастье владельцам совершенно независимо от того, каким способом они вступили во владение, была ли то беззастенчивая кража, честная покупка, случайная находка – или дарение. Семьдесят один владелец за последние сто лет, все скрупулезно подсчитано. Камень, да будет вам известно, вот уже двенадцатый год лежит на том самом месте, куда укатился, выпав из цепенеющих пальцев последнего владельца, благородного маркиза Адельстана, зарубленного в двух шагах отсюда внезапно спятившим городским стражником. Самоцвет с тех пор никто так и не трогал из опасения, что простое взятие его в руку для перенесения может быть воспринято некоей неведомой злой силой, тяготеющей над камнем, как то самое вступление во владение. – Его скучное лицо озарилось бедной улыбкой: – Быть может, господа мои, среди вас отыщется смельчак и вольнодумец, не верящий в бабушкины сказки, и заберет изумруд себе? Вы все люди военные, храбрые и отчаянные, что вам стоит? Прошу покорно, вы всех нас чрезвычайно обяжете. Без церемоний! В его голосе звучала неподдельная надежда.

– Ищи дураков, – пробормотал Вольный Топор за спиной Сварога. – Сейчас прямо разбежались…

Сварог протиснулся к случившемуся тут же мэтру Анраху, склонился к его уху и шепотом спросил:

– Не брешет бургомистр?

– Нисколечко, – задумчиво отозвался Анрах. – Все так и обстоит, как он рассказывал. Чрезвычайно поганый камушек, вроде вашего Доран-ан-Тега или Дубового Веретена, только наоборот. – Он встрепенулся: – Государь, у меня есть просьба…

– Чуть погодя, – сказал Сварог. – У меня тут неотложные дела…

Его так и подмывало, еще с утра, совершить что-нибудь историческое, но никак не подворачивалось случая. Вовсе уж бесцеремонно распихав бравых вояк – те, обратив наконец внимание на своего короля, торопливо расступились – Сварог присмотрелся, тщательно примерился. И обрушил на роковой самоцвет обух Доран-ан-Тега.

Заклятый изумруд с прозаическим дребезгом раскололся, раскрошился, на полу осталось пятно мутно-белесого крошева. Старательно очистив от него обух топора затянутыми в перчатку пальцами, Сварог стянул ее, бросил за загородку, обернулся к присутствующим и веско сказал:

– Пожалуй, это снимает проблему, а? Присутствующие ответили тихим восторженным гулом. Бургомистр, пожав плечами, сказал уныло:

– Пожалуй что, пожалуй… Раньше-то никто не решался, а может, не додумались… Я так понимаю, вы и будете знаменитый король Сварог? И до наших убогих мест, выходит, добрались?

– Не наговаривайте на себя, – сказал Сварог непринужденно. – Не такие уж и убогие у вас места, судя по первым беглым впечатлениям – природа красивая, крестьяне старательные, как говорится, тучные нивы и пажити… Извините, так уж получилось. Сложилось устойчивое мнение, что вас давненько что-то не завоевывали, вот и пришлось… Вы, надеюсь, не в претензии?

Окружающие жизнерадостно заржали.

– Крепко опасаюсь, что мои претензии во внимание приниматься не будут, – меланхолично поведал бургомистр. – Ничего не поделаешь, война – дело житейское. Но мне, как лицу, несущему ответственность за вверенный мне город и прилегающие места, как уроженцу сего города, этот город жалко, уж не взыщите…

– Вот это вы зря, милейший, – усмехнулся Сварог. – Мои солдаты – люди в высшей степени культурные, гуманные и утонченные, присмотритесь только к их одухотворенным лицам…

Бургомистр печально пожевал бледными губами. Сварог, в общем, его понимал: достаточно было взглянуть на ближайшего к ним Топора с отрубленным в незапамятные времена правым ухом и парочкой страхолюдных шрамов на красной роже. Прочие физиономии тоже как-то не блистали поэтической утонченностью.

– Лет пятнадцать назад, во время последней войны, у нас стояли снольдерские мушкетеры, – уныло протянул бургомистр. – Прекрасно помню, как они с чердака ратуши сбросили буфет старинной работы, который сами туда каким-то чудом и затащили. Не буфет был, а настоящий антиквариат, теперь уж нет таких краснодеревщиков. Я уж не вдаюсь подробно во все прочее…

– Поменьше пессимизма, старина, – сказал Сварог небрежно. – Не путайте моих добротных витязей с буянами отжившей эпохи. Все будет хорошо. Приведем ваш город к покорности, присягу принесете, как полагается… Обещаю послабления, вольности… и все такое прочее. Мое величество строги, но справедливы, кого угодно спросите…

Он отвернулся, крепко взял за перевязи мечей Гарайлу и Шедариса, отвел в дальний конец обширного зала и сказал вполголоса:

– Вот что, сударики мои … Чтобы в городишке было тихо и благолепно. Ясно вам? Я его и в самом деле собираюсь взять под свою высокую десницу. На меня смотреть, а не под ноги! Я прекрасно понимаю – не романтик как-никак и не идеалист, – что справному солдату после успешного штурма следует чуток оттянуться… Не нами заведено, не нам и посягать на вековые традиции. Но чтобы аккуратно у меня! Чтобы это был именно чуток! Оставить в городе ровно столько войск, сколько необходимо для патрулирования и контроля. Остальных вывести на равнину и устроить лагерь. Кабаки не громить, а вежливо и деликатно выкатить пару-другую бочек с заднего хода и без молодецких воплей… Гарайла скрупулезно уточнил:

– Надеюсь, платить за вино не обязательно?

– Мы же не извращенцы, маршал, – усмехнулся Сварог. – Чтобы за вино платить во взятом штурмом городе… Далее. Что касается прекрасного пола. Упаси бог кого обидеть какое-нибудь непорочное создание, единственную отраду души седовласых родителей… Женили нюансы? Вот прекрасно. Доведите эти нюансы до всеобщего сведения, и немедленно. Вешать буду на воротах, ежели что… Мы сюда пришли не разнузданными мародерами, а благородными избавителями здешнего трудолюбивого народа от тирании короля Стахора, его произвола и притеснений. Эту мысль тоже постарайтесь довести до подчиненных во всем ее благородном величии. Я на вас полагаюсь. Между нами говоря, я сам толком не знаю в деталях, что за кривды, произвол и притеснения чинил Стахор, но завтра с обозом придут три повозки печатных прокламаций сочинения герцога Лемара, там все подробно и цветисто изложено доходчивым и убедительным языком. Изыдите, орелики!

Сподвижники, таращась на него с искренней преданностью, отдали честь и заторопились к выходу.

– Ты был великолепен, – ехидно сказала Мара.

– Я всегда великолепен, пора бы знать… – рассеянно ответил Сварог. – Вот только устал, как собака. Найдется тут местечко, где умученный король может голову преклонить и хлопнуть чарку без посторонних глаз?

К нему тут же бесшумно подкрался на цыпочках один из дворцовых холуев в чине советника, точнее, лейб-постельничего, если переводить на придворные чины, и, почтительно горбясь, сообщил:

– Ваше величество, все устроено, извольте проследовать. Приложили все усилия, насколько было возможно в походе…

Сварог направился было за ним, но, перехватив умоляющий взгляд Анраха, милостиво кивнул:

– Пойдемте, мэтр, расскажете, что там у вас наболело…

Он поначалу решил, что придется выходить из ратуши, но придворный указал на внутреннюю лестницу в противоположном углу. Подобострастно семеня рядом, скороговоркой доложил, что к ратуше, если любопытно его величеству, пристроен роскошно обставленный двухэтажный домик, где обычно останавливались прибывающие из столицы сановники, посланные по каким-то надобностям в эту пограничную глушь. Покои, само собой разумеется, со всем тщанием и недреманной бдительностью проверены на предмет коварных вражеских козней, причем ни малейших признаков таковых не обнаружено…. Сварог благодушно слушал вполуха. Судя по тому, как лез из кожи лейб-постельничий, он рассчитывал на приличный орденок по итогам победоносной кампании, или иное аналогичное отличие, пожалуй, следует озаботиться, украсить всю эту кучку холуев какими-нибудь бляхами. Не менее, нежели верность армии, королю необходима преданность ближайшей челяди – никогда не знаешь, как все обернется. Еще одна из тех досадных мелочей, которые нужно постоянно учитывать, хотя иные и поперек горла. Плюнуть бы на все и на пару недель затвориться в Вентордеране, с мимолетной тоской подумал он. Книги полистать, побродить по сохранившимся от времен «до Шторма» зданиям. Просто отдохнуть. Но на кого же оставить разросшееся хозяйство? Куда ни взгляни – повсюду реорганизации, реформы, перестройки и нововведения, требующие постоянного монаршего присмотра…

Он вошел в комнату, несомненно служившую роскошной приемной заезжим сановникам, снял перевязь с мечом, поставил Доран-ан-Тег, прислонив его к золоченому столику, со вздохом облегчения плюхнулся в кожаное кресло и блаженно вытянул ноги. Повел рукой в сторону соседних – кресел:

– Мара, мэтр… Садитесь, Анрах, рассказывайте, в чем у вас нужда и почему именно здесь вам что-то вдруг от меня понадобилось… Давайте, я сам попробую угадать, это будет хороший отдых от военных дел… Здешняя библиотека? Если она только имеется в этом захолустье… Я прав? Никаких сложностей. Все, что вам только приглянется для ученых занятий, конфискуем в два счета. Реквизиции, репарации… Говорите. Я пошлю с вами Топоров, этим ребятам с их милой привычкой грабить все подряд интересен сам процесс…

– Вы почти угадали, государь, – мэтр Анрах ерзал и откровенно волновался, глаза его горели. – Это и в самом деле библиотека раритетов, но она не в городе…

– А где?

– Понимаете, лигах в пятидесяти к полуденному закату есть одно фамильное поместье… Графы Черенна, старинный, богатый род. Нынешний хозяин майората – с позволения сказать, страстный библиофил и собиратель старинных рукописей. Притча во языцех среди настоящих книжников и серьезных ученых. Он лет двадцать собирает книги и рукописи, письменные раритеты, но в жизни не прочитал ни строчки. Библиотека ему нужна исключительно для того, чтобы ею хвастать. Другие хвастают любовницами, сворами охотничьих псов, собраниями драгоценностей или старинного оружия, а этот… Если бы вы знали, как его ненавидят! – раскрасневшегося мэтра явственно передернуло от нахлынувших эмоций. – Денег у него куры не клюют, его люди рыскают по всему континенту, по Сильване, заявляются на все аукционы и торги, рыщут по распродажам, платят антикварам, чтобы первыми узнать о появившихся редкостях… Перебивают цены… И все эти сокровища потеряны для ученого мира, для научного обихода! У него собрано множество уникальных изданий, порой в единственном экземпляре, говорят, есть даже считающиеся бесследно пропавшими бумаги Асверуса и Гонзака… Грех не воспользоваться случаем. Мне понадобилось бы не так уж много солдат… Если бы вы знали, как это важно для науки!

– Примерно представляю, – сказал Сварог. – Я ведь умею читать, если вы запамятовали, мэтр, как когда-то ссужали меня раритетами, еще в Равене… В самом деле, возмутительно. Собака на сене. Научный мир нам не простит, если не вмешаемся. Хорошо, я распоряжусь, чтобы вам дали «волчью сотню» и полдюжины повозок…

Мара негромко сказала:

– Ежели мне будет позволено вмешаться со своими скромными уточнениями…

– Валяй, – сказал Сварог, уютно развалившись в мягком кресле. – Я сегодня благодушен и милостив, даже ни единой головы не снес, сам себе удивляюсь… Излагай, боевая подруга.

– Замок укреплен? – повернулась Мара к мэтру.

– Ни в малейшей степени. Это просто загородное поместье, там нет ни дружины, ни серьезной охраны. В этих краях давненько не было войн, окрестные владетели благодушествуют…

– Тогда нет смысла гнать туда сотню, да еще с повозками. Сотня всадников переполошит всю округу, а в окрестностях и без того народ напуган. Мало ли что… Вдруг этот гад дом подожжет, чтобы никому не досталось?

– Вы правы, графиня, от него этого можно ждать…

– Вот видите. Гораздо рациональнее послать небольшой отряд. С дюжину головорезов, лучше всего Шеговых Топоров, они к таким привычные. Всю библиотеку, я так понимаю, нам даже с сотней людей и повозками взять не удастся? Вот видите… Прихватим несколько вьючных лошадей… Мэтр Анрах осторожно сказал:

– Простите, ваше величество, ведь нет твердой уверенности, что мы надолго удержим эти места?

– Никакой, – честно ответил Сварог. – У нас всего-то экспедиционный корпус, а не полноценная армия. Если против нас подтянут серьезные силы, придется отступать за рубежи…

– В таком случае, лауретта Сантор кругом права. Возьмем сколько удастся, самые уникальные экземпляры. У меня с собой подробный каталог – граф их спеси ради издает в великолепнейшем исполнении, я примерно представляю…

– Вообще-то я тоже могу поехать, – оживилась Мара. – Делать мне тут совершенно нечего, а за мэтром следует присмотреть.

Анрах обиженно вскинулся:

– Лауретта, не забывайте, что я тоже был офицером конной гвардии, ходил в походы…

– Сто лет назад, – отрезала Мара со всей беспощадностью юности. – А сколько лет, как вы мундир сняли и над книгами корпите? Вот то-то. Ваше дело – коллекции, а мое – безопасность.

– Вообще-то, дорогой мэтр, она права, – сказал Сварог. – Если командовать возьмется она, я буду за всех вас совершенно спокоен. Уговорила, кошка рыжая. Отправитесь утром. Возьмешь пятнадцать Топоров, столько же вьючных лошадей из обоза, парочку пулеметов. С Шедарисом я завтра поговорю. А сегодня все наслаждаются заслуженным отдыхом…

Когда мэтр Анрах вышел, рассыпаясь в благодарностях, Сварог, чуточку подумав, подошел к высокому окну, распахнул тяжелую створку и выглянул, прислушался. На город уже опустилась ночь, окна нигде не горели – градские обыватели затаились по домам, пережидая смутные времена. Где-то неподалеку несколько полупьяных голосов красиво выводили «Хромую маркитантку», но, в общем, было спокойно и тихо – не слышно истошных воплей непорочных девиц, чья добродетель внезапно казалась под угрозой, никто не бегает, взывая о помощи и милосердии, нигде не видно пожаров. Что ж, военачальники добросовестно выполнили приказ…

Затворив окно, Сварог облегченно вздохнул, потянулся и сообщил:

– Кто как, а я – дрыхнуть. Ты идешь?

– Да нет, – как-то странно улыбаясь, сказала Мара. – У меня еще куча дел. Без меня сегодня обойдешься.

Сварог пытливо взглянул на нее, пожал плечами, пытаясь доискаться до смысла этой загадочной и лукавой ухмылки, но в конце концов плюнул мысленно и ушел в спальню.

Направился к роскошной постели под тяжелым балдахином, где по обе стороны изголовья ярко горели корромильские лампы из тончайшего сиреневого стекла. Если обнаружится, что от прежних постояльцев остались клопы – выволочка будет лейб-постельничим и гран-камергерам, а не ордена…

Остановился с маху, недоуменно присмотрелся и мысленно возопил: «Что за черт?»

Поверх белоснежного атласного одеяла смирнехонько возлежала девушка, очаровательная и незнакомая, с роскошными черными волосами, стелившимися волной, в тончайшей ночной сорочке, досконально обрисовавшей великолепную фигуру. Лежала она совершенно неподвижно, вытянув руки вдоль тела, отчего сначала показалась куклой или маревом-наваждением, которое способны подпускать иные колдуны (Сварог и сам умел нечто подобное создавать, причем даже движущееся). Но тут же он углядел, что девушка дышит, темными глазами повела, уставясь на него напряженно, настороженно.

Он пригляделся получше. И понял, что он все же ее знает. Именно ее сегодня избавил от общения в амбаре с дюжиной Топоров. Только тогда она была запыхавшаяся, растрепанная, в мундире без пуговиц, оцепеневшая от смертной тоски, а сейчас выглядела так, словно над ней долго и вдумчиво трудились дворцовые искусники, «изящного украшательства мастера», которые, между прочим, имелись в свите… Прямо-таки задохнувшись от злости, он вывалился в прихожую, подошел к Маре, восседавшей на прежнем месте с легкой улыбкой на губах, ткнул большим пальцем себе за плечо и сдавленным шепотом осведомился:

– Эт-то что такое? У меня в койке?

– Ну, это… эта, – невозмутимо сказала Мара. – Которую ты от Топоров отбил. А что не так? Ломается? Сейчас исправим…

– Какого черта ты все это затеяла? – спросил он сердито, едва сдерживаясь, чтобы не наградить боевую подругу смачным подзатыльником, от коего звон пошел бы на всю ратушу.

Мара недоуменно пожала плечами:

– Мы думали, ты ее для себя приглядел. Ну, и соответственно… Свистнула я холуев, они ее выкупали, причесали, духами побрызгали, чтобы найти подходящую сорочку, перешерстили дюжину домов побогаче. Объяснили, что к чему и какая ей, дурехе, честь выпала. Приятная девочка, бери да пользуйся. Согласно вековым традициям военных обычаев. – Мара деловито уточнила. – Так она что, все же ломается? Я ее сейчас воспитаю…

И преспокойно направилась мимо Сварога в спальню.

– Стоять! – шепотом рявкнул Сварог. – Смирно! Мара дисциплинированно вытянула руки по швам, недоуменно глядя снизу вверх, словно бы даже с нешуточной обидой. Сварог вздохнул – длинно, тоскливо, безнадежно. Одно он знал совершенно точно, в который раз убедился: какие подвиги ни совершай, хоть горы сверни, это все пустяки, а вот Мару ни за что не перевоспитать, не родился еще тот титан, богатырь, – герой…

– Слушай, рыжее чудовище, – сказал он в совершеннейшем унынии. – Ты когда-нибудь научишься ревновать?

– А смысл? – дернуло плечом поименованное чудовище. – Все равно я у тебя одна такая, единственная и неповторимая, и наши отношения прервет только смерть… А если тебе вдруг приспичит завалить очередную случайную телку – дело житейское, к чему делать из этого драму и на голове скакать со скрежетом зубовным? Ну, так ты будешь ее пользовать, или мы зря старались? Иди и присмотрись хорошенько, до чего аппетитная девка. Главное, начни, а там и не заметишь, как втянешься. Может, мне с тобой пойти? Советом помочь, поруководить?

Сварог помотал головой, старательно сосчитал про себя до десяти. Распорядился:

– Стоять смирно.

Вернулся в спальню, подошел вплотную к изголовью. Очаровательная военная добыча смотрела на него все так же настороженно, с тоскливой безнадежностью. Спросила:

– Подол задрать, или вы сами?

– А как же гордая несгибаемость? – спросил Сварог ядовито.

Она сердито поджала губы, после короткого промедления ответила:

– В конце концов, лучше с одним на атласе, чем с кучей солдатни. Придется перетерпеть. Король – это все же не так позорно, как если бы в амбаре с бродягами…

– Логично, – сказал Сварог. – Есть в этом своя правда… Встать.

– Что? – вскинула она искусно подведенные брови.

– Встать, – сказал Сварог спокойно. – И шагом марш отсюда. Дверь вон там. Я кому сказал?

Недоверчиво косясь на него, девушка слезла с высокой постели. Осведомилась с некоторой вольностью:

– Не нравлюсь? Странно, они все так старались…

– У меня есть свои дурацкие предрассудки, – задумчиво сказал Сварог. – В жизни никого не принуждал. Мне хватает и тех, что готовы по доброму согласию. Ну, что стоишь?

Нетерпеливо взял ее за руку повыше локтя и повел к двери. В приемной, хмурясь под насмешливым взглядом Мары, распорядился не допускающим возражений тоном:

– Найди этой особе приличную одежду и устрой где-нибудь в безопасном месте.

– Слушаюсь, мой король, – ответила Мара безразличным тоном.

Прекрасная пленница покосилась на Сварога с задумчивым и непонятным выражением лица.

– Я вас умоляю, сдерживайте чувства, – сказал он, усмехаясь во весь рот. – Не нужно бросаться мне на шею и шептать слова благодарности, равно как и орошать слезами признательности мою богатырскую грудь. Оставим эти красивости поэтам и романистам.

– Благодушное же у вас настроение, – сказала девушка с ноткой строптивости.

– А почему бы и нет? – сказал он. – Благодушен, как все победители.

– А не рано ли?

– Поживем – увидим, – сказал он. – Начало удачное, вам не кажется?

– Но конец-то всегда в тумане…

– Это местная пословица?

– Это реальная жизнь, – ответила девушка не очень весело, но определенно с долей дерзости. – Кампания ведь только началась.

Мара нехорошо прищурилась:

– Что-то эта твоя военная добыча чересчур быстро осмелела. Определенно дерзит. Давай я все же позову Топоров? Мы же не звери, семи-восьми будет достаточно, устроят ей веселенькую брачную ночь, чтобы не корчила из себя…

Девушка смолчала явно ценой величайших усилий, помня все же, что она здесь не в гостях, но одарила Мару выразительнейшим взглядом – мол, сойтись бы нам в чистом поле…

– Отставить, – сказал Сварог. – Над пленными издеваться не годится. Будем благородны, как победителю и положено.

– Вот кстати, ваше величество, – сказала девушка серьезно. – Коли уж вы напомнили, что я пленная, не соблаговолите ли обращаться со мной, как надлежит по правилам войны? Все-таки я лейтенант конной гвардии… Верните мне мундир и распорядитесь отвести к остальным пленным.

– Где ее мундир?

– Валяется где-то тут, в чулане, – сказала Мара. – Пуговицы, правда, нет ни единой – пооборвали, когда ее в амбаре разложить собирались.

– Меня устроит и мундир без пуговиц, лишь бы он был мой, – сказала девушка. – А что до ваших подковырок, лауретта… искренне вам желаю не попасть в руки нашим гвардейцам, когда ваша доблестная армия очень скоро будет отсюда улепетывать сломя голову. Вряд ли с вас труднее стянуть штаны, чем с меня…

– Наглая, спасу нет, – в полный голос сказала Мара Сварогу таким тоном, словно тут никого больше не было, кроме них двоих. – Может, все же свистнуть Топоров?

– Хватит тебе, – сказал Сварог. – Наша гостья – неглупая девушка. Она уже поняла, что с ней никто не будет обращаться по-скотски, и приобрела некоторую уверенность. И потом, она наверняка гордячка, вот и пытается, удерживаясь в рамках, все же показать сварливый норов… – он повернулся к пленнице. – Улепетывать, говорите? Вот что я вам скажу, лауретта… Не соблаговолите ли назвать ваше благородное имя? Если только у вас нет причин его стыдиться…

– Ни малейших, – вздернула она подбородок. – Я – Далиана, графиня Слатеро. Живу в Акобаре, на улице Златошвеек.

– Очень приятно, – сказал Сварог. – А меня зовут Сварог Первый, уж позвольте без титулов… Так вот, дражайшая графиня, я обязательно приглашу вас в гости на бокал вина, когда возьму ваш Акобар. Не обязательно во время этой кампании, но, честью вам клянусь, вы не успеете очень уж состариться…

– Вы и в самом деле полагаете себя хозяином Харума?

– Если поразмыслите на досуге, быть может, согласитесь, что я прошел большую часть пути к этой цели, – спокойно сказал Сварог. – Честь имею, аудиенция окончена. Мара, проводи госпожу графиню. И смотри у меня…

– Да ладно, – фыркнула Мара. – Повинуюсь. Пошли, пленница, искать твои тряпки, пропахшие пороховым дымом и пробитые сотней вражеских пуль…

Не глядя им вслед, Сварог вернулся в спальню. Налил себе до краев «Кабаньей крови», взяв бутылку с богато сервированного предупредительными холуями столика, погасил обе лампы и сел в кресло у окна, приоткрыв створку, чтобы впустить ночную прохладу. Сделал большой глоток и расслабленно откинулся на мягкую высокую спинку.

Слышно было, как внизу, по брусчатке, тяжелым шагом прохаживаются часовые, во множестве отряженные беречь высочайшую особу. Удачно получилось, что окна выходили на ту часть небосклона, где не видно Багряной Звезды – а ведь она приближалась, она уже была настолько близко, что некоторые, пусть и не наделенные особыми способностями, но особо чувствительные к разнообразным небесным феноменам, начинали что-то такое чуять, уже пошли толки в народе, о чем прилежно доносила тайная полиция. И ведь это еще цветочки. Примерно через месяц, по точным данным, на нее начнут реагировать еще больше людей – в точности так, как на изменение атмосферного давления сердечники или на погоду – ревматики. А еще через месяц ее будут видеть все. И вот тогда…

Но Багряная Звезда, если откровенно, была не самой большой заботой. Еще и оттого, что никто не знал конкретно, чего от нее ждать, какие именно бедствия и напасти могут свалиться на голову. Страшных россказней и жутких преданий кружило множество, и в обывательских пересудах, и в потускневших старинных рукописях, но точной информации не имелось. По крайней мере, даже Элкон, втихомолку шаривший по самым тайным компьютерным кладовым, до каких только мог дотянуться, ничего не нашел – да и Гаудин клятвенно заверял, что ничем подобным не располагает.

Была еще и другая загадка – не столь глобальная, касавшаяся его одного, но именно оттого неимоверно мучительная. Эти долгие, странные, до ужаса реальные сновидения, затянутые, логично продолжавшиеся, никогда не повторявшиеся. Сны о Димерее, о Граматаре, о девушке Клади, о броненосце «Серебряный удар». А теперь еще и о Каскаде…

В первый раз, когда это накатило, он едва не подвинулся умом – открыл глаза, увидел вокруг орду встревоженных лейб-медиков и сановников, не сразу и убедивших Сварога, что он более чем трое суток пролежал в каком-то странном оцепенении, не похожем, хвала Единому Творцу, на смерть, отравление, летаргию или магический удар извне – но и с обычным сном не имевшим ничего общего. Убедили, в конце концов, приведя кучу свидетелей из тех, кто не склонен шутить глупые шутки над своим грозным повелителем, предъявили газеты за три дня, отвели к главным дворцовым часам с точным календарем…

Он поверил – но с тех пор лишился покоя. Сны о Димерее были до ужаса реальны, он помнил массу деталей, самых мелких, каких обычно не полагается нормальным снам. У него ощутимо побаливало в тех местах, куда во время димерейских приключений приходились удары. У него еще стоял на губах вкус женских поцелуев, морской воды и обедов в харчевнях. Если суммировать воспоминания и ощущения, трудно отделаться от навязчивого впечатления, что за эти три дня оцепенелого беспамятства он и в самом деле прожил долгие недели в каких-то неведомых мирах…

вздохнул тяжко и жалобно, с нешуточной тоской. Я ничего не успеваю, признался он себе. Я не в силах объять необъятное, а в сутках, как ни бейся, по-прежнему всего двадцать шесть часов, и никакая магия не способна растянуть время. Остается неразобранной, даже не просмотренной бегло библиотека Вентордерана и неосвоенным даже на сотую долю его загадочный компьютер… да что там, я до сих пор не изучил Хелльстад досконально и представления не имею обо всех загадочных созданиях, что еще таятся по тамошним темным уголкам. Даже бумаги покойного Гинкера – всего-то невеликих размеров мешок вроде тех, какие носят судейские – передоверил Анраху. Даже нет времени вызвать, наконец, загадочного коня Горлорга, хотя дело это минутное, и Грельфи уверяет, что камень-хранитель жив, он дремлет в ожидании зова. Не выдалось до сих пор минутки поговорить по душам с Леверлином – а тот определенно что-то скрывает, достаточно вспомнить кусочек Древних Дорог, чьей тайной, оказывается, давным-давно владеет одно из тайных студенческих братств Ремиденума. За последнюю неделю так и не заглянул в свою свежеиспеченную секретную службу, остается надеяться на Брагерта, а тот хоть и надежный малый, но вертопрах и шалопай…

И так во всем, чего ни коснись: руки не доходят, нет времени, некогда, недосуг, отложим на потом, до лучших времен… Время и силы отданы текучке, бытовухе: освоение Трех Королевств, притирание друг к другу всех подвластных ему держав, превращение их в единое хозяйство – финансы, армия, таможенные дела, торговые соглашения, устаревшие в новых условиях законы и регламенты, которые следует отменить, но никак не с бухты-барахты, и новые, для новых исторических условий; законы, которые опять-таки необходимо принять в сжатые сроки, что обещает новые хлопоты. И так далее. Лавина казенных бумаг, в которых нужно отделить серьезные дела от обычной чиновничьей блажи, череда просителей и прожектеров, сотни мелких, но жизненно.

Потом это повторилось – сны, ничуть не похожие на сны, полные мельчайших подробностей и реальных ощущений. И в третий раз. Теперь, наконец, нечто новое – Каскад…

Как он ни старался, не мог отыскать разгадку. Никто не мог помочь. Элкон во время долгих компьютерных странствий не отыскал в массиве фактов, легенд и непроверенной информации ничего хотя бы отдаленно похожего. Мэтр Лагефель разводил руками. Анрах недоуменно скреб в затылке, даже не оборачиваясь к своим книжным полкам. Гланские старухи, вещуньи и ведуньи, скрипя немногими сохранившимися зубами, сознались в своем совершеннейшем бессилии прояснить хоть что-то. Верная колдунья Грельфи твердила, что это неспроста (до чего же глубокая и оригинальная мысль! – горько усмехался Сварог), что Сварог, очень может оказаться, кругом прав, и эти сны в самом деле вовсе даже не сны, и она, точно, что-то такое унюхивает. Но и она не могла сказать ничего конкретного, ругаясь от бессилия почище пьяного драгуна, растерянно разводя руками, мучительно подыскивая в человеческом языке сравнения тому, что она чувствует – мол, отголоски далекого крика на пределе слышимости, неясная тень в небе…

В конце концов Сварог, обозлясь и отчаявшись, прекратил эту пародию на расследование к чертовой матери – еще до того, как столкнулся в очередном наваждении с ваффен-корами и йорг-капралами и оказался в постели с Миной, и пристукнул-таки зловещего монстра Визари, оказавшегося, впрочем, поганым самозванцем…

Быть может, во всей этой фантасмагории была повинна опять-таки Багряная Звезда. А может, в данном случае на нее грешили зря, и причина совершенно не в ней. Поди доищись…

Залпом осушив чарку, куда входило не менее полбутылки – его любимая чарка, из дворца, с выпуклыми драконами, настоящее ратагайское чеканное серебро двухсотлетнего возраста, если и не сам Актараунтар, то кто-то из лучших учеников – Сварог необходимых решений, которые никто не имеет права принять кроме него, тысячи бумаг, которые без его подписи затормозят дело…

И ведь никуда от этого не денешься, не бросишь начатое на полдороге, не оставишь хозяйство. Не уйдешь в монастырь и не сбежишь в глухомань сажать капусту. Остается тянуть этот воз, горько вышучивая себя самого – за каким чертом понесло идиота в короли? Вот и теперь – логика событий требует строить Горроту разведку боем, и никуда от этого не денешься. Он не бахвалился перед острой на язык пленницей – Акобар жизненно необходимо взять, Горрот следует разнести вдребезги. По очень простой причине, именуемой инстинктом самосохранения: история с разрушенным в Клойне королевским замком показала, что Стахор хочет его убить. А значит, рациональнее и выгоднее нанести удар первым, не дожидаясь от противника новых покушений…

ГЛАВА ВТОРАЯ КАМЕННЫЕ НЕБЕСА

Как гласит ронерская пословица, «Утро прекрасное – страхи прочь». Сварог лишний раз убедился, что народная мудрость, как ей испокон веков и положено, редко когда обманывает. Утро выдалось ясное, над острыми крышами свежезавоеванного города виднелась безукоризненная небесная лазурь умилительной чистоты. Судя по тому, что проснулся он в полном одиночестве, и не толпились вокруг встревоженные холуи вкупе с прихваченным в поход лейб-медиком, на сей раз обошлось без очередного трехдневного приступа непонятной каталепсии, в продолжение которого его мучили бы очередные головоломные и до ужаса реальные приключения в неведомых мирах. Как ни странно, он ощутил легкий укол разочарования: во-первых, если вдумчиво рассудить, вреда от этих снов не было ни малейшего, а во-вторых, любопытно чуточку – чем же закончатся дела с Каскадом и настоящим Визари?

Выглянув в окно, он увидел, как внизу шагом проезжает экспедиция, отправляющаяся устроить под флагом высоких научных интересов самый обыкновенный грабеж Мара впереди, на своем кауром, бодрая, веселая, олицетворение живости и деловитости, сияющий Анрах, примкнувший к ним Леверлин, что ж, в качестве ученого кадра выйдет неплохое подспорье мэтру, пятнадцать увешанных оружием Топоров с двумя пулеметами, полтора десятка вьючных лошадей. Перегнувшись через подоконник, Сварог крикнул:

– Эгей, слуги бескорыстного познания! Вы там не увлекайтесь особенно, по сторонам погладывайте!

– Не первый раз замужем! – звонко откликнулась Мара, подхлестнула каурого, и кавалькада рысью скрылась в узких извилистых улочках.

Сварог смотрел им вслед без особой тревоги – в таких делах можно было полагаться что на Мару, что на Топоров, Шедарис наверняка отобрал лучших. А противник в округе пока что не замечен…

По своему всегдашнему обыкновению, ограничив королевский завтрак внушительной чашкой кофе с печеньем, он накинул мантию, привычно нахлобучил хелльстадскую корону и, помахивая Доран-ан-Тегом, словно тросточкой, вышел в приемную.

И моментально подступили деловые будни военной кампании – с мягких кожаных кресел торопливо вскочили трое гонцов, пропыленных до того, что определить цвет мундиров не было никакой возможности. Сварог слушал рапорты, стоя в величественной позе. Все, как на подбор, донесения содержали исключительно приятные новости, показывавшие, что все пока, тьфу-тьфу, идет согласно расчетам. К городу уже подходили пехотные части и осадная артиллерия, а два конных полка, форсированным маршем шедшие из Абердара, были уже лигах в двадцати отсюда. Эскадра адмирала Амонда, усиленная гланскими кораблями, бросила якоря неподалеку от проходившей по Ителу границы меж Гланом и Горротом, готовая при получении соответствующего приказа двинуться вниз по реке, на Акобар.

Военная кампания на глазах приобретала масштабность и размах, превращаясь из простого рейда в серьезную войну. Ободренный этой мыслью, Сварог пустился вниз. Там стоял бургомистр с полудюжиной магистратов, все унылые и задумчивые. Бургомистр обеими руками держал перед собой объемистый ларец из темного дерева с гербом города на крышке.

– Ага, давно пора, – сказал Сварог благодушно. – Что-то вы долго копались…

С печальным вздохом бургомистр открыл крышку и, сделав шаг вперед, протянул ларец Сварогу, занудно бубня приличествующую случаю бюрократическую формулу: мол, город с покорностью слагает к ногам победителя… надеясь на милость и благородство…

Присмотревшись к ключам от города – в количестве трех, – лежавшим на выцветшем зеленом бархате поперек длинного ящичка, Сварог почувствовал легонькое разочарование. Ключи оказались не золотыми и даже не серебряными – из потускневшей и местами покрытой зелеными пятнами бронзы, не особенно искусной работы. Сразу видно – провинция, пограничная глушь… И все же это были самые настоящие символические ключи от города, знаменовавшие покорность, и Сварог, пробормотав в ответ заезженную присказку о милостях и вольностях, принял ларец, громко захлопнув крышку, сунул его в руки следовавшему по пятам адъютанту. Укоризненно сказал:

– Плохо следите за символом города, господа магистраты. Поди, лет сто не меняли и в жизни не чистили? Подносили мне ключи и роскошнее, из чистого золота…

Бургомистр уныло забубнил что-то про недостаток финансирования со стороны столичных властей. Сварог прервал:

– Ладно, обойдемся тем, что есть, мое величество не привередливы… Ну как, господа хорошие? Есть какие-нибудь признаки разрушений и грабежей, коих вы пессимистично опасались?

– Не наблюдается пока что, – честно признался бургомистр.

– Вот видите, – сказал Сварог. – А вы боялись… Я же предупреждал вчера, что мои солдаты – люди одухотворенные и утонченные…

– Вот только двадцать шесть бочек вина, как ведьма помелом смахнула, – пробубнил один из магистратов, крайний справа, такой пузатый и краснолицый, что не мог оказаться никем другим, кроме как виноторговцем с размахом. – В основном-то, по чести вам признаюсь, рядовая бормотуха, для градских обывателей, но они ж вдобавок укатили три бочки розового, пятилетней выдержки, припасенного для благородных гостей…

– Но кабаки-то целы? – прищурился Сварог.

– Кабаки-то целы, – вынужден был признать магистрат.

– Вот видите, – сказал Сварог. – Витязи мои – добрейшей души ребята, могли ведь и кабаки с землей сровнять, и служанок в лагерь уволочь, и контрибуцию наложить на владельцев… Не переживайте, судари мои. Двадцать шесть бочек на два конных полка полного состава и два отряда – это, скажу вам как знаток, сущая капелька. Не видели вы еще, как гуляет моя морская пехота или там черные Егеря… В общем, ничего не попишешь. Неизбежные тяготы войны. Утешайте себя тем, что вы внесли свой небольшой вклад в борьбу против тирании короля Стахора, коего, надобно вам знать, мы решительно намерены свергнуть за произвол и полнейшее безразличие к нуждам народным…

Судя по лицам, бургомистр с магистратами предпочли бы, коли уж иначе никак нельзя, ограничиться чисто моральным вкладом в дело свержения тирании. Но, как люди, обремененные немалым житейским опытом, они благоразумно промолчали, сгибаясь в поклонах. Сварог еще раз пообещал им вольности, процветание и снижение налогов, потрепал бургомистра по плечу и вышел из ратуши.

Отдохнувшие кони нетерпеливо приплясывали, звеня трензелями. Сварог прыгнул в седло, и кавалькада помчалась по улицам, где и в самом деле не наблюдалось ни малейших следов солдатского буйства – разве что на небольшую конную статую какого-то древнего горротского короля, украшавшую круглую площадь, кто-то натянул грязные подштанники, а на конец скипетра насадил огромную гнилую брюкву. Сварог только фыркнул, проносясь мимо.

Потом его догнал скверно державшийся в седле советник, одетый в приличествующий чину мундир Министерства двора, но на самом деле служивший по ведомству Интагара. Нелепо подпрыгивая и страдальчески морщась, сообщил:

– Государь, если вы свободны от военных дел… Мы тут, в городе, взяли одного странного типа, именующего себя художником. Мой помощник заверяет, что по розыскным спискам он числится по разряду «баниции с веревкой». Поскольку теперь на эти земли распространяется ваша власть, следует, согласно букве закона…

– Что? – не сразу понял Сварог.

– Как это – что? Повесить согласно правилам…

– Все бы вам вешать, милейший, – сказал Сварог рассеянно, пытаясь вспомнить, о ком, собственно, идет речь. – Не надоело? Посмотрите, какое утро: травка зеленеет, солнышко блестит…

– Мы, государь, никого не вешаем, – сухо, даже строго, с профессиональным достоинством ответил шпик. – Вешать – это обязанность мастеров печальных церемоний. А наше дело – сыскать и представить, коли он значится в «гончих листах». Вот, стало быть, сыскали, следует распорядиться…

К тому времени Сварог уже вспомнил о своей давней шутке – увы, как это частенько случается с неопытными королями, мимолетная шутка во мгновение ока обратилась крохотным, но полноправным винтиком огромного бюрократического механизма. Их там мириады, таких шестеренок, и ни одну нельзя выломать, иначе все к чертовой матери рассыплется…

– В конце концов, ваше величество, вы сами изволили издать именно такой указ, – настойчиво, чуть ли не наставительно тянул советник. – Значит, должен быть порядок. Либо исполнить, либо отменить с получением новых указаний, одно из двух…

– Ладно, – сказал Сварог. – Помнится, я его обещал в том указе повесить, если он злонамеренно проберется на мои земли. А он, строго говоря, не пробирался, мы сами сюда пришли… В общем, некогда мне возиться еще и с этим, вышибите его к лешему за пределы занимаемой нами территории, и пусть все идет своим чередом… Это ведь точное указание, а?

– Несомненно, ваше величество, – сказал советник уверенным тоном человека, узревшего ясную, конкретную цель. – Будет исполнено…

– Вот кстати… – сказал Сварог. – Что вы, учитывая ваши занятия и специфический профессиональный опыт, думаете о жителях этих мест, наших новых подданных?

– Странные они какие-то, государь.

– Да? – сказал Сварог. – И в чем же, по-вашему, эта странность заключается?

– Не пойму, отчего они скалятся…

– Скалятся? – поднял брови Сварог.

– Вот именно, ваше величество. Вчера они, как и всегда бывает в таких случаях, смирнехонько прятались по домам, и судить о их настроениях по их лицам было бы затруднительно, потому что не имелось доступных для обозрения лиц. А сегодня они понемногу выползли на улицы, и мы присмотрелись… Как-то странно они на нас лыбятся, ваше величество. Не пойму, в чем странность, но она безусловно присутствует. Вроде бы и скалиться им особенно не с чего, а все равно… Вы сами посмотрите. Сварог бросил внимательный взгляд на кучку градских обывателей, торчавших на углу, возле харчевни, откуда уже тянуло жареной рыбой, кухонным чадом и острыми приправами. Действительно, несмотря на почтительные позы, на всех без исключения лицах застыли, словно наклеенные, странные, двусмысленные, непонятные ухмылочки, то ли злорадные, то ли просто полные затаенной насмешки. Сварог с некоторой оторопью понял, что труженик тайного сыска был кругом прав: улыбочки эти абсолютно не соответствуют сложившейся ситуации, текущему моменту. Словно они знают что-то, чего мы не знаем, подумал он сердито. Их прямо-таки распирает …

– Видели, ваше величество? Мне не привиделось, верно?

– Верно, – сказал Сварог. – Какие-то странные у них морды… Непонятно.

– Ничего, государь, дайте срок, мы тут развернемся – по всем правилам. Осведомление, подробные сводки с раскладкой по сословиям и гильдиям…

– Вот и займитесь как можно скорее, – сказал Сварог сухо.

И дал Дракону шенкеля, глядя перед собой, чтобы не видеть этих странных физиономий, не ломать голову над скрытой в этих ухмылках неправильностью. В Горроте и без того хватало странного и неправильного, причем и он, и его специалисты тайной войны, Сварог мог ручаться, знали далеко не обо всех…

Очень скоро кавалькада оказалась за городом, практически на том самом месте, откуда Сварог вчера обозревал живописные окрестности. Только теперь картина разительно изменилась: безлюдная прежде равнина кипела жизнью. Огромный военный лагерь, где разместились не менее пяти тысяч человек, радовал взор любого, находящего, что одно из самых прекрасных зрелищ на свете – грамотно устроенный бивуак.

Стройными рядами протянулись парусиновые палатки, походные коновязи, кожаные водопойные корыта. Впредписанных уставом местах воткнуты в землю полковые знамена и двухцветные вымпелы ал. Как положено исстари, у каждого знамени стоят четверо часовых со штандарт-перевязями на кирасах, а у каждого вымпела – двое. В нескольких местах тянутся к небу черные дымки походных кузниц, и к ним выстроились недлинные очереди кавалеристов, чьи лошади нуждаются в перековке. Палатки полковых коновалов, как полагается, отмечены бело-зелеными вымпелами. Дымят кухни, откуда доносится приятный аромат мясной похлебки. Слева, опять-таки огородив небольшое пространство уставными веревками с зелеными треугольными лоскутами, суровые профосы, здоровенные хмурые дядьки в кожаных колетах, с засученными по плечи рукавами, сноровисто охаживают розгами голую задницу растянутого «на четыре колышка» бедолагину, значит, заслужил…

Одни только Вольные Топоры нарушали уставную гармонию – в знак своего исконного, вольного статуса установили палатки не аккуратной шеренгой, а хаотичной кучей. Но это была одна из тех мелочей, в которых Топорам следовало потакать. Главное, отсюда видно, что и в их расположении не заметно ни малейших следов безделья или предосудительных в походе забав – все в порядке, кто оружие точит, кто сбрую проверяет…

Проезжая шагом мимо палаток, Сварог зорко приглядывался к физиономиям своих бравых ребят. И в конце концов должен был признать, что его приказ об умеренности был выполнен в точности: видно, конечно, невооруженным глазом, что вчера употреблял каждый второй, не считая каждого первого – но в меру, в плепорцию, так что сегодня не заметно ни единой рожи, сведенной тяжким похмельем. С Черным Князем шутки плохи – не дожидаясь приказа короля, своей волей велит профосам ободрать зад провинившемуся, а то и повесит на вздернутых оглоблях в обозе…

Справа послышался звук, казалось бы, несовместимый с общей картиной, но только не для знающего человека. Затарахтел мотор единственного привезенного с собой в обозе самолета. Ага, собрали наконец…

Сварог повернулся в ту сторону. Истребитель как раз сорвался с места, побежал по равнине, набирая скорость, и трава упруго пригибалась по обе стороны от него под напором воздушной струи от превратившегося в туманный круг винта. Оторвался от земли и пошел вверх, круто набирая высоту, полетел в сторону перевала и крепости. Человек десять в синих с серебром мундирах – батальон аэродромного обслуживания, хотя и именовавшийся здесь иначе – остались стоять в горделивых позах, всем своим видом демонстрируя превосходство над архаичными родами войск и причастность свою к семимильной поступи технического прогресса. Оказавшиеся поблизости гланские конники, народ патриархальный, смотрели вслед умчавшемуся на разведку самолету с явным неодобрением, а один, не скрываясь, помахал перед лицом вправо-влево сжатым кулаком – так в Глане отгоняют нечистую силу. Ничего, ребята, привыкнете, весело подумал Сварог. Стальной конь идет на смену крестьянской лошадке… черт, а не добиться ли, чтобы в обиход вошли трактора? Гораздо легче было бы осваивать целину в Трех Королевствах. Нужно будет провентилировать вопрос наверху, заранее прикинув, кто будет против, а на кого можно полагаться…

Он повернул коня в сторону палатки Черного Князя. Шатер Гарайлы абсолютно ничем не отличался от прочих, разве что размерами был самую малость побольше. Перед ним, охраняемый шестью часовыми, стоял штандарт маршала гвардии – черное знамя с вышитыми золотом скачущими конями, подковами и скрещенными мечами. Штандарт этот в минуту передышки и хорошего настроения придумал сам Сварог, и новоиспеченному маршалу он пришелся по вкусу; правда, Гарайла, налюбовавшись эскизом, деликатно поинтересовался, нельзя ли добавить Симаргла и «мертвую голову» – старый геральдический символ ратагайской конницы. Сварог, пребывая в самом добром расположении духа, разрешил. По его глубокому убеждению, штандарт с добавлением «мертвой головы» стал напоминать махновское знамя – но, поскольку о махновцах здесь никогда не слышали и вряд ли когда-нибудь услышат, не стоит быть излишне придирчивым эстетом… Главное, маршал был в восторге, а человек он нужный и глубоко преданный, пусть себе тешится…

Палатка Гарайлы стояла в гордом одиночестве, на расстоянии в добрых двести уардов от лагеря, и примерно на половине этой дистанции растянулись цепочкой с дюжину караульных гвардейцев. Причина тут была отнюдь не в маршальской спеси, каковой Гарайла и не страдал, – просто так уж исстари повелось, что палатка военачальника, в которой часто проводятся секретнейшие совещания, должна стоять на отшибе, чтобы разговоры в ней никто не мог подслушать. Вполне разумный и эффективный обычай для мира, в котором шпионы пока что не пользуются микрофонами…

Завидев Сварога, караульные вытянулись по стойке «смирно». Он спрыгнул с коня, привязал поводья к походной коновязи, где уже стояло с дюжину боевых скакунов, жестом приказал свите оставаться на прежнем месте и в одиночестве направился к палатке.

Вход, как маршалу и полагалось по чину, стерегли шестеро с клинками наголо. Сварога, разумеется, и эти не остановили, исправно вытянувшись. Он приподнял закрывавший вход полог и вошел.

Маршал сидел лицом к нему за раскладным столом, заваленным картами. Увидев короля, нацелился было вскочить и рапортовать, но Сварог, видя, что маршал погружен в серьезные дела, показал рукой, что беспокоиться не следует. Оглядевшись, придвинул ногой неказистый, но прочный раскладной стул, сел и закурил.

Гарайла с озабоченным, хмурым лицом продолжал возиться с линейкой и огромным бронзовым циркулем, и это затянулось надолго. Сварог терпеливо ждал, стряхивая пепел в стоявшую на полу тарелку с обглоданной костью.

Закончив наконец, Гарайла отодвинул инструменты, но головы не поднял. Подперев голову руками, сжав кулаками уши, вперил взор в ворох карт на столе – по сложившемуся у Сварога твердому убеждению, уже ничего не рассчитывая и не обдумывая. Просто сидел и таращился на стол с чрезвычайно отсутствующим видом. Определенно у него было дурное настроение, а ведь это плохо вязалось с первыми успехами кампании. Сварог даже забеспокоился: что, если разведка притащила какие-нибудь скверные новости? Скажем, поблизости все же объявились превосходящие силы противника в таком количестве, что разумнее сразу отступать. Жаль, если так. Удачно все началось, и продолжается пока что не самым худшим образом…

Словно забыв о присутствии Сварога, Гарайла вдруг затянул, по своему обыкновению, самозабвенно, но фальшиво, коли уж называть вещи своими именами, невероятно гнусавым голосом:

+ – Помню, брала наша конница

Тиморейские поля…

У меня с тех пор бессонница

и два корявых костыля…

Он нудил «Балладу о Тиморейском кровавом поле», не видя и не слыша ничего вокруг, со скорбным и отрешенным лицом.

Как водится, среди калек-нищебродов, корысти ради измышлявших себе самые романтические и славные биографии, хватало фальшивых ветеранов Тиморейского поля, но Гарайла-то как раз был из тех, кто в самом деле вырвался оттуда тридцать с лишним лет назад… Знаменитая была резня. Война в Лоране. Дядя короля, бездарь и ничтожество, возмечтавший о славе полководца и военных орденах с кронгами и скрещенными мечами, скот, которому никто не имел права противоречить, лично повел на Тиморейскую равнину два конно-гвардейских полка – без разведки, наплевав на предостережения командиров. Они попали в засаду. В полулиге от них лоранские саперы взорвали дамбу, и вода хлынула на паля широким потоком, отрезая дорогу к отступлению, превращая землю в хлюпающую грязь, кони моментально увязли где по колено, где по грудь – да вдобавок с трех сторон резанули картечью замаскированные, заранее пристрелянные батареи… В общем, из четырех тысяч человек вырвалось едва двести, в том числе и юный кадет-лейтенант Гарайла. Слабое утешение было в том, что придурка королевской крови накрыло первым же залпом…

Сварог бросил окурок в тарелку и поднял брови в нешуточном изумлении. Он уже достаточно хорошо изучил сподвижника: Гарайла обычно затягивал эту балладу, будучи на пределе уныния и самой черной меланхолии, так что впору встревожиться. Что же у нас стряслось настолько уж скверного?!

Наконец Гарайла поднял голову и, уставясь куда-то сквозь Сварога затуманенными глазами, громко вопросил:

– Почему?!

– Любезный маршал, – терпеливо сказал Сварог. – На вопрос, поставленный таким вот неопределенным образом, сам собой напрашивается классический ответ, уж простите… По кочану. Почему – что?

Маршал немного опамятовался. Теребя свои роскошные усищи, сказал тоном ниже:

– Почему все идет как-то не так, как-то неправильно, я имею в виду…

– А точнее? – спросил Сварог тихо и серьезно.

– Горротцы ведут себя насквозь неправильно, – сказал Гарайла. – Только что вернулись разведчики, государь. Я посылал толковых ребят в горы, в обход крепости Чаган, мимо перевала. Войско там, конечно, не пройдет, даже платунг, но пара-тройка горцев, привыкших лазать по кручам, может кое-чего добиться. Ходили гланцы из вашего отряда. Один-таки сорвался с кручи в ущелье, двое благополучно вернулись. Знаете, что они рассказывают? В долинах, по ту сторону перевала, за Чаганом, вообще не видно никаких перемещений войск. На десятки лиг вокруг. Они несколько часов сидели на вершине с подзорными трубами, погода прекрасная, воздух прозрачный, даже кучку военных было бы видно издалека… Но там вообще нет войск. Это насквозь неправильно. Горротская тактика для этих мест известна не одну сотню лет. Единственно выигрышная в данных георафических условиях: не держаться особенно за тот район, что мы уже заняли, сосредоточивать войска за Чаганом и предпринимать оттуда контратаки. Так было всегда. Пятнадцать лет назад, еще до Стахора, чтоб на него чесотка напала, я тут проходил во времена последней с ними войны. Тогда они нисколечко не отступили от заведенного порядка: даже не дали нашим подойти к Чагану вплотную, скатились с перевала четырьмя полками, под прикрытием крепостных орудий… Сейчас – ничего подобного. Ну не идиоты же они, в конце концов! У Стахора немало толковых генералов, служивших еще при позапрошлом царствовании, я многих знаю заочно, как это у военных водится… Это насквозь неправильно. Они не могут не понимать: если мы, пусть даже не взяв Чаган, просто-напросто заключим его в осаду, все равно им придется трудно, мы прочно сядем на перевале… Получается, что они совершенно добровольно предоставляют нам шанс прорваться за перевал… – он умолк и взглянул на Сварога со странным выражением. – Ваше величество… А вы ничего такого не организовали? Может, я о чем-то не знаю? А вы заранее знали? Могли бы хоть намекнуть, я как-никак не интендантский капрал…

– Ничего подобного, – сказал Сварог. – Честью клянусь. Представления не имею, в чем дело.

– Но тогда… Так себя ведет только натуральный изменник…

– Или человек, который готовит какой-то поганый сюрприз, – совсем тихо произнес Сварог. – Нет, я и на этот счет ничего не знаю, не нужно на меня так смотреть…

– Ваше величество, вы что, тоже что-то такое чувствуете? – спросил Гарайла, отводя взгляд.

– А вы? – уклончиво поинтересовался Сварог.

– В том-то и дело, – признался маршал совершенно незнакомым голосом. – У нас, степняков, на такие вещи, надобно вам знать, смотрят серьезно: смутные предчувствия, непонятная тоска…

– Я слышал, – сказал Сварог. – Я и сам к таким вещам отношусь без всякой насмешки…

– Вот то-то и оно, – сказал приободрившийся Гарайла. – Знали б вы, как меня мутит уже второй день… Самое паршивое – ничего нельзя описать словами. Просто места себе не находишь, тоска, хоть волком вой с кургана. Но это не надуманные страхи – со мной такое уже бывало и перед Тиморейскими полями, и перед Аскаранской битвой, и еще пару раз, непременно в преддверии чего-то особенно кровавого и немаленького по размаху… Душу мозжит – нет никакого спасу…

Он сердито засопел и с размаху вогнал в стол ножку огромного циркуля, пригвоздив карту окрестностей к стопке других.

– Вообще, творится леший ведает что, – сказал он чуточку отрешенно. – И не только здесь. У меня аккурат перед кампанией были в гостях ратагайские старые знакомцы. Ну, посидели, выпили… Когда языки развязались, все в голос стали твердить, что в последнее время – в Ратагайской пуште нечисто. Знамения всякие нехорошие, о которых только старики и помнят, в степях ночью промелькивает всякая нечисть, которой там отродясь не водилось, воет в сумерках непонятно кто, как ни разу прежде… Кони себя ведут так, словно тоже все это чуют, табунщики обеспокоены не на шутку… Иные даже говорят, что ночью в степях видели Барлая, и кое-кто из них – люди безусловна надежные, шутить и врать не станут. А это совсем скверно, это к худу. Барлай, по прикидкам, лет с тысячу как не показывался… Слышали про такого?

Сварог кивнул. Он и в самом деле помнил главу из какой-то старинной книги. Барлай – то ли злой дух, то ли неприкаянный демон, согласно уверениям древних книжников, рыщет ночами по степи, сбивая с дороги припозднившихся путников, от которых потом и косточек не находят, детей уносит от шатров, наводит порчу на жеребых кобылиц. Как выглядит он сам, в точности неизвестно, не осталось, бают, в живых свидетелей, видевших его вблизи, но более везучие – те, кто наблюдал страшного всадника издали, уверяли, что носится он на конской скелете, в сопровождении реющих над головой двух скелетов степных филинов с зеленым огнем в пустых глазницах, а следом мчится стая белых волков – не скелетов, настоящих, вот только у них человечьи головы, то ли у вожака, то ли у половины, то ли сразу у всех…

– Бабьих сказок я сам не люблю, – продолжал Гарайла уныло. – Но есть ведь разница между выдумками и доподлинной нечистью. Видывал сам кое-что, как же… А знаете, в чем тут причина? Вы когда-нибудь слышали про Багряную Звезду, ваше величество?

– Доводилось, – кратко ответил Сварог.

– Вот старики и говорят, что она опять обнаружилась, летит к Талару, и кое-кто ее даже видит, и от нее-то все несчастья. А некоторые вообще твердят, что всем нам будет полный каюк, когда она подлетит ближе и пройдет совсем рядом. Вроде бы в старые времена и шторм именно от нее произошел…

– Не нравится мне ваше настроение, маршал, – сказал Сварог.

– Мне самому, думаете, нравится? – убито признался Гарайла. – Но ничего ж не попишешь… И еще, знаете что… Конные разъезды, которые я рассылал по долине, возвращаются в некотором недоумении. Изволите ли знать, эта деревенщина окрестная, по единодушным рапортам наших ребят, ведет себя как-то странно. Все до единого описывают это одинаково: стоят, мол, землеробы долбаные, и смотрят с непонятной подковырочкой, лыбятся насмешливо, голову можно прозакладывать. Словесно не хамят, ничего подобного, они ж не полные и законченные дураки, понимают, что можно получить плетью по хребту, и это в лучшем случае… Но пялятся с определенной издевкой, а это странно и опять-таки неправильно. Если хотите, я позову разведчиков, сами доложат…

– Не нужно, – сказал Сварог. – Мне только что докладывали примерно то же самое, только касаемо горожан… Положительно, вы правы. Что-то вокруг носится в воздухе… этакое. Будем пока что использовать именно эту формулировку за неимением более точных. – Он помолчал, наклонился вперед и впился в Гарайлу пытливым взглядом. – Ну, и что прикажете делать? Какой дельный совет может дать королю в столь склизкой ситуации его верный, испытанный в сражениях маршал? Интересно знать, вы бы на моем месте скомандовали войскам отступление только потому, что душу у вас мозжит, а сиволапое мужичье вокруг скалится как-то странно? После долгого молчания маршал отозвался упрямо:

– Как хотите, ваше величество, а я бы ни за что коней не повернул. Если чего-то такое чудится, это еще не причина трубить отступление. Хрен дождутся. Нельзя отступать, пока не расшиб морду в кровь. Не раньше, чем все черти… Как говорится…

– Вот то-то, – сказал Сварог с непритворным вздохом. – А потому…

Он замолчал, прислушался к своим ощущениям. Нет, ему вовсе не чудилось – полное впечатление, что из-под серебряной хелльстадской короны на шею, на затылок и плечи текут струи холодной воды.

Стараясь вести себя непринужденно, чтобы маршал ничего не заметил, он снял корону, вертя ее в левой руке, провел правой по волосам – нет, сухо… Вновь нахлобучив серебряный колпак, состоящий из множества мастерски отчеканенных сосновых шишек, ощутил то же самое: корона распространяла противный, зябкий холод, прямо-таки изливавшийся волной. С чего бы это вдруг, Сварог не знал. В свое время мэтр Лагефель немногим смог ему помочь в этом вопросе: все, что связано было с короной, осталось тайной покойного короля, каковой все интимные секреты унес с собой на тот свет…

Стиснув зубы и притворяясь перед самим собой, что он и не чувствует вовсе никакой прохлады, что ничего этого нет, Сварог сказал твердо:

– Давайте, маршал, пока что забудем о всевозможной мистике, не важно, существует она, или нет. И про странности – ни слова. Мы с вами – люди военные, и перед нами стоят…

Он замолчал, недоуменно повернул голову в сторону полога – там снаружи внезапно заорали сразу несколько голосов так панически, во всю глотку, совсем рядом, что моментально стало ясно: дело неладно. Возле самого шатра командующего такой переполох не может возникнуть без серьезной причины…

В следующий миг с неба обрушился невыносимый грохот, истошный рев, механический, нарастающий. Сварог еще успел опознать в нем шум самолетного мотора – и тут же рев, казалось, понесся прямо на палатку, поневоле заставив вжать голову в плечи, что-то грохнуло по палатке так, что шесты с отчаянным треском подломились, стало темно и душно – это шатер обрушился на него и Гарайлу, тяжелая пыльная парусина придавила к земле в унизительной для короля позе, а грохот пронесся совсем рядом, и что-то трещало снаружи, кто-то вопил, бежали люди и ржали лошади…

Под руку подвернулось древко Доран-ан-Тега, и Сварог, не медля, полоснул наугад, вмиг распоров парусину, в глаза ударил солнечный свет; он проворно выпрямился в образовавшейся прорехе, увидел рядом Гарайлу – тот точно так же выбрался на солнышко, не потеряв присутствия духа, вспорол палатку засапожным кинжалом.

Корона съехала на глаза. Поправив ее одним ударом кулака, Сварог огляделся и заспешил туда, куда уже бежали и караульные, и оказавшиеся поблизости солдаты.

Истребитель – тот самый, ушедший на разведку – еще несло по равнине на брюхе, его мотало и швыряло, от него с треском отлетали дощечки, лопались распорки, винт взвыл на невыносимой ноте и, превратившись в искореженную полосу дерева, отлетел в сторону… Отвалилось правое крыло, ударившись о камень, самолет развернуло на сто восемьдесят градусов, и он, превратившись в груду обломков, наконец-то замер, обращенный кабиной к Сварогу.

К нему бежали со всех сторон. Сварог оказался рядом одним из первых. Пилота, не теряя времени, принялись вытаскивать из кабины. Крови на нем вроде бы не заметно, он выглядел совершенно невредимым – смельчакам везет – но был бледен, как смерть, все еще не мог поверить, что удалось сесть, что уцелел…

Его, поддерживая с двух сторон, поставили перед Сварогом не потерявшие головы караульные гвардейцы. Видно, что летчик вполне может стоять сам, и не было времени на гуманизм – Сварог, набрав побольше воздуху, рявкнул на зевак:

– Р-разойтись!

Солдаты так и брызнули во все стороны. Сделав два шага, Сварог оказался лицом к лицу с пилотом – круглое молодое лицо, тщательно подстриженные усики, лейтенантское шитье на мятом мундире…

Караульные проворно отскочили, вытянулись. Пилот остался стоять вполне самостоятельно, слегка пошатываясь.

– Докладывайте! – крикнул Сварог, чтобы побыстрее привести незадачливого летуна в чувство. – Вы же офицер, мать вашу!

– В-ваше величество! – довольно четко выговорил офицер. – Ничего нельзя было сделать, я обломал колеса вместе со стойками об одну глыбу… Пришлось на брюхо плюхаться… Еле вывернулся из гущи, ничего подобного прежде…

– О чем вы? – спросил Сварог почти нормальным голосом.

Лейтенант медленно-медленно поднял руку, указывая на что-то поверх плеча Сварога – и тут же рядом, в лагере, сразу несколько труб заревели «тревогу»: туру-ту-ту-ту-та-та-та, туру-ту-ту-ту-та-та-та!

Сварог обернулся – и застыл на месте с отвисшей челюстью.

Со стороны перевала со скоростью, не уступавшей скорости самолета, наплывали какие-то темные пятна, их уже было неисчислимое множество, десятки, а может, и сотни, они летели слаженно, словно соединенные незримыми нитями, закрывая собой добрую половину неба, и перед ними по равнине скользили черные, неправильной формы тени…

Все таращились в небо, оцепенев, даже трубы захлебнулись, наступила совершеннейшая тишина, и в этой тишине непонятные небесные объекты подлетали все ближе и ближе, были уже над головой, и на Сварога то и дело падала тень. Он не мог определить высоту, на которой они летели, потому что не мог прикинуть размеры, не понимал еще, что это такое. Больше всего походило на гигантские глыбы необработанного, дикого камня…

Он вспомнил Клойн и содрогнулся от приступа неконтролируемого страха, первобытного ужаса, что случалось с ним чрезвычайно редко. В лагере тревожно заржали лошади – полное впечатление, все сразу, несколько тысяч.

Послышался басовитый гул рассекаемого воздуха – и в десятке шагов от Сварога обрушилась вниз первая глыба, рухнув прямехонько на то место, где только что была коновязь с его Драконом и дюжиной гвардейских коней, где стояла кучка всадников из его свиты и охраны…

Тяжко вздрогнула земля под ногами, показалось, что качнулась от страшного удара вся планета. Глыба коричневатого шершавого камня размером с трехэтажный дом, выглядевшая дико и неуместно, громоздилась совсем рядом, Сварог видел ее неровную поверхность, показалось даже, что из-под нее доносятся крики людей и конское ржанье, чего, конечно же, не могло быть…

Земля содрогалась от множества тяжких ударов – глыбы рушились вокруг, на людей и палатки, на коней и пушки, это был ад, страшный своей непонятностью. Отовсюду неслись крики, ржанье, конский топот. Сварог оглядывался и не узнавал местности – везде, куда ни глянь, возвышаются глыбы дикого камня, превратившие равнину в некий лабиринт с узкими проходами, по которым носятся, сталкиваясь и падая, всадники, пешие, кони без всадников…

Кто-то бесцеремонно рванул Сварога за плечо, развернул в сторону – маршал Гарайла, оскалившийся, простоволосый. Он что-то яростно прокричал, махая кулаком, и в Сварога вцепилась добрая дюжина рук, забросила в седло неведомо откуда взявшегося чужого коня, как мешок. И тут же кто-то, подхватив коня под уздцы, помчал галопом, петляя в лабиринте, меж щетинившихся острыми гранями каменных стен, и кто-то скакал рядом, впереди, вокруг, разгоняя потерявших голову солдат воплями и ударами плеток.

Он смотрел перед собой, в голове не было ни единой мысли.

…Сварог угрюмо сидел на подсунутом кем-то, неведомо откуда взявшемся походном раскладном стульчике, пустыми глазами глядя на поле, где все еще вяло и неуклюже строились в шеренги конные и пешие, потерявшие коней, где сидели на земле раненые и наводили порядок с лошадьми – те, кто узнал свою, тут же, не мешкая, предъявляли на нее права. Рядом, как истукан, торчал Гарайла – с застывшим лицом, уже давным-давно переставший извергать потоки самой изощренной ругани, на какую способны только конногвардейцы.

Дело происходило еще на горротской территории, лигах в двадцати от границы. Небо было голубым, безукоризненно чистым – ни единого облачка – на нем так и не появилось более не то что одной-единственной летающей скалы, но даже камешка. И все равно люди то и дело косились в ту сторону, откуда пришлось спасаться в паническом бегстве.

Время от времени к Гарайле подбегали порученцы, рапортовали что-то, и он тихонько передавал содержание Сварогу. Нельзя сказать, чтобы повторилось что-то подобное Тиморейской резне – по первым, приблизительным подсчетам под обрушившимися с неба камнями погибла примерно половина людей и лошадей. Но все равно это был натуральнейший разгром – Сварог видел лица солдат и понимал, что сейчас нет на свете силы, нет авторитета, способных повернуть их обратно, в сторону столь торопливо оставленного города. То, что случилось, было выше человеческих сил. Оставалось навести некоторое подобие порядка, кое-как построить уцелевших – и уходить на свою территорию. У него темнело в глазах от стыда и унижения, но он уже опамятовался, пришел в себя и прекрасно понимал, что ничего больше сделать не может.

Гарайла наклонился к его уху:

– Кажется, все. Последние уцелевшие выбрались. Удалось спасти ваш штандарт, и мое знамя, и одно полковое…

– Ну да, – сказал Сварог тусклым голосом. – Это, конечно, сейчас самое важное…

– Это – символы, государь, – отрезал Гарайла. – Они гораздо больше значат, чем может показаться… Я сейчас прикажу их поднять, хоть чуточку укрепить дух…

Сварог понимал, что маршал прав, но на душе было так мерзко и погано, такая опустошенность навалилась, что хотелось выть. А ведь так удачно все начиналось… Но как ? Как? Средь бела дня, при ясном небе, десятки летящих в лазурном небосводе скал… Положительно, Стахор обнаглел до предела, такие вещи нельзя прощать…

Он повернул голову, встретился взглядом с Элконом – юнец потерял где-то начищенный рокантон, а роскошная кираса покрылась вмятинами, на щеке красовались сразу три засохших царапины. Но стоял мальчишка, упрямо задрав подбородок, и в глазах светилась не подавленность, а яростная, упрямая ненависть. Это хорошо, мельком подумал Сварог. Пусть учится набивать шишки и получать по морде очень даже чувствительно, жизнь состоит не из одних триумфов, удач и побед…

Мара, вспомнил он только теперь. Леверлин. Анрах. Они же остались там…

– Все, государь, – сказал Гарайла с явной настойчивостью. – Пора убираться к лешевой матери.

– Нужно послать людей, – сказал Сварог. – За нашими. Там где-то мэтр Анрах… и мои друзья…

Лицо маршала напоминало маску.

– Ваше величество, боюсь, мне некого послать. Вы же военный, должны понимать… Это тот случай, когда невозможно настоять на выполнении приказа. Они не пойдут. Даже мои кавалеристы не пойдут, как ни горько и стыдно признаться…

– Шег? – повернулся Сварог в другую сторону.

Шедарис, растрепанный, в порванном на плече мундире, пожал плечами:

– Не пойдут мои ребята, командир. Не получится. Я сам, конечно, пойду, если ты прикажешь, но что от меня одного толку… Гланцы не согласятся.

Сварог оглянулся назад – туда, где стояли в безукоризненном порядке подошедшие с утра подкрепления, так и не успевшие выдвинуться к крепости Чаган. Перехватив его взгляд, Гарайла помотал головой:

– Бесполезно. Они ж видели, как мы все драпали… Ваше величество, мы даже не знаем, где их искать…

И здесь он был прав: Сварог сам не представлял в точности, где именно располагалось это чертово поместье любителя раритетов. Даже точного направления не знал.

Сузив глаза, он все же спросил:

– Ну что, Шег, тряхнем стариной?

– О чем вопрос, – сказал Шедарис угрюмо, но не мешкая. – Тряхнем стариной…

Но на пути несокрушимо и прочно, как крепостная башня, встал маршал Гарайла. Придвинувшись вплотную, он произнес яростным шепотом:

– Ваше величество, садитесь в седло и командуйте отходом. Я все понимаю, у меня тоже есть друзья… Вы – король, вы себе не принадлежите… Делайте со мной потом что хотите, но если что, я прикажу вас связать и увезти в повозке. Со всеми вы не справитесь, даже если топором вашим легендарным начнете махать…

Лицо у него было решительное, окостеневшее. Сварог понял, что настаивать бесполезно, что Черный Князь его отсюда ни за что не выпустит. И ссутулился на стульчике, чувствуя, как ярость борется в нем с горем. Оставалось надеяться и верить, что Мару и ее Топоров голыми руками не возьмешь, что проскочат как-то незамеченными, проберутся, ускользнут… Оставалось только надеяться.

Под внимательным взглядом Гарайлы он сел на подведенного коня – серого, незнакомого. Вокруг тут же бдительно сомкнулись гвардейцы, которым Гарайла шепотом отдал какой-то приказ. Прекрасно понимая, что это сейчас не охрана, а конвой, Сварог отказался от борьбы. Шагом выехал на пригорок, оглядел свое приунывшее, разгромленное воинство, приподнялся на стременах. Набрал побольше воздуха в грудь. Как-никак он был профессиональным военным и слишком хорошо понимал сейчас, как много значат в такой ситуации правильные слова командира.

– Гвардейцы! – закричал он, стоя в стременах. – Слушай меня!

Постепенно смолкли разговоры и вялая суета, все лица повернулись к нему, настала тишина. Безошибочно уловив момент, Сварог взревел:

– Гвардейцы! Выше головы! Что вы ползаете, как оттраханные, мать вашу за ногу! А ну, рожи подняли, гляди веселей! – он сделал хорошо рассчитанную паузу и продолжал с тем же яростным напором: – Вам не в чем себя винить. Вы отличные солдаты, может быть, лучшие солдаты на свете. Вы сделали все, что в человеческих силах, ребята, честное слово! Нам нанесли удар оттуда, откуда никто на свете не мог его ждать, понятно вам? Мы пришли сюда воевать честно, как полагается солдатам. И мы воевали честно и храбро. Мы разделали бы их, как святой Рох – ведьмину дубовую рощу! Кто же знал, что эти горротские паскуды, пидарасы, хренососы, трахальщики собственных мамаш, не умеют воевать, как положено солдатам?! Вас никто не победил, ясно вам? Вам просто обрушили на голову долбаную магию, которой нормальный человек противостоять не может, даже вы, храбрецы, не в состоянии, даже я! Понятно? Нас никто не победил, нам просто устроили подлянку вопреки законам войны! Вдолбите это себе в голову и не смотрите так, будто жизнь кончена! Мы еще вернемся! Я, Сварог Барг, король Хелльстада, даю вам слово: рано или поздно разберусь с ихней поганой магией и найду способ отбить у них охоту колдовать! И вот тогда мы с ними поговорим, как пристало солдату говорить с такими пидарасами! Раком поставим, как портовую шлюху! Все, кто тут стоит, получат особую медаль! И когда их долбаный Акобар будет гореть с восьми концов, вы все первыми по нему пройдете особой колонной, этими медалями сверкая! Это я вам говорю, Сварог Барг, король Хелльстада! Плюньте мне в рожу, если они очень скоро не умоются юшкой и соплями! Спасибо, ребята, вы отлично себя показали! А сейчас мы уходим домой от этой поганой сволочи, но это ненадолго, честью клянусь!

Он поднял руку величественным жестом и кивнул музыкантам. Поредевший военный оркестр откликнулся почти сразу же, засвистели флейты, взревели трубы, загремели литавры и хрипло откликнулись волынки гланского отряда. Сварог развернул коня головой в сторону снольдерской границы и, оставаясь на месте, указал в ту сторону. Надрывался оркестр, чуть в разнобой исполняя наиболее подходящий к случаю лихой кавалерийский марш, старинную «Пляску смерти»:

+Гроб на лафет! Он ушел в лихой поход!

Гроб на лафет! Пушка медленно ползет…

Гроб на лафет! Все мы ляжем тут костьми!

Гроб на лафет! И барабан – греми!

Сворачивай знамена – и за мной!

Три холостых патрона – и за мной!

Вой барабанный слушай –

за мной, за мной, домой!

Он застыл, как собственный конный монумент, а мимо него под «Пляску смерти», под неумолчную барабанную дробь тянулись шеренги конных и пеших. Нельзя было ожидать, что его получившее нешуточную встряску воинство мгновенно исполнится прежней отваги и уверенности в себе – но рожи, он видел, стали уже не такими похоронными, а это кое-что да значило. Месть, подумал он, ощущая в голове холодную, рассудочную пустоту. Только месть. Все прочие дела побоку. Горрот – как рак: запустишь, не вылечишь. Решено…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА И НОВЫЕ ЗАБОТЫ

Над морем всходило солнце – при чистейшем небе, при полном штиле. Это было прекрасное зрелище, пробиравшее порой до печенок не только юных мечтательных поэтов, но и иных моряков, просоленных словно вяленая треска. Однако Сварог пребывал в крайне дурном расположении духа, и потому все эти красоты его нисколечко не трогали. Тем более что он как раз усмотрел на бескрайней зеленовато-синей глади, казавшейся с высоты необозримым полем сплошного застывшего стекла, какую-то непонятную, грязно-белесо-серую полосу, вовсе не сочетавшуюся с обычными красками океанского простора – словно какая-то паскуда без чувства прекрасного в душе плеснула мутным клеем на полотно Айвазовского, и клей застыл, протянувшись по картине.

Он коснулся одного из рычагов, и драккар резко пошел вниз. Две сопровождавших его боевых машины Серебряной Бригады моментально повторили маневр, слаженно и неотступно шли справа и слева, чуть позади. Строжайшее распоряжение императрицы о запрещении Сварогу летать без охраны действовало до сих пор – причем сам Сварог в свете многих последних событий вовсе не настроен был его нарушать. Мало того, по собственному желанию сменил легкомысленный ял на закрытый драккар с жутким набором бортового оружия и полным комплектом защитных полей. Он давненько уже излечился от легкомыслия и относился к окружающему миру чрезвычайно серьезно, потому что мир этот каждую минуту мог преподнести не просто очередную подлянку, а нечто непонятное.

Медленно гася скорость и высоту, он в конце концов повис неподвижно над морем, на высоте сотни уардов. Опустил стекло, высунулся наружу – и тут же сплюнул за борт, поднял стекло так резко, что едва не прищемил ухо. В кабину хлынуло неописуемое зловоние – гниль, тухлятина, желудок выворачивает. И опустился еще ниже, уардов до десяти. Вот теперь можно было рассмотреть во всех деталях то, что покрывало воду на протяжении пары югеров…

Скопище дохлой рыбы, плававшей белесыми брюхами вверх – их тут были тысячи и тысячи, больших и маленьких, круглых и длинных, щетинившихся веерообразными плавниками и змееподобных. И среди знакомой дохлятины он узнавал иные породы, потому что не раз встречался с ними за обеденным столом – попадались довольно странные экземпляры, совершенно непривычного, порой крайне экзотического облика, не просто плававшие пузом к небу, а напоминавшие жертв неведомого маньяка. Выглядели они так, словно взорвались изнутри, а значит обитали на больших глубинах, никогда не поднимаясь к свету, и внутреннее давление, когда упало внешнее, разорвало их к чертовой матери, превратило в лохмотья…

Он долго смотрел вниз, прижав лицо к прозрачнейшему стеклу. Уже несколько раз слышал от свидетелей, а теперь впервые видел своими глазами – в точности так, как рассказывали моряки. Необозримые скопища дохлой рыбы, в том числе глубоководной, которую какие-то силы погнали наверх так властно, что это оказалось сильнее инстинкта самосохранения.

Он прекрасно знал, о каких силах идет речь. И моряки, и книжники настойчиво твердили, что во множестве всплывшая дохлая рыба – один из несомненных признаков пробуждения где-то в глубинах Великого Кракена. Он даже не пошевелился пока что, он ничего не успел сделать – он просто проснулся после тысячелетней спячки, но и этого оказалось достаточно, чтобы морская живность, сбиваясь в стаи, рванулась к поверхности. Ну, а что такое Великий Кракен, Сварог и сам прекрасно знал. Давным-давно объяснили монахи. Вот только никто не ведал, на каких именно широтах следует искать Кракена – дохлая рыба попадалась в самых разных уголках Талара, в обоих полушариях, во всех морях. А в старинных книгах на этот счет никаких указаний не имелось – точнее, называлось десятка два мест, разбросанных по всей планете, что заставляло относиться к подобным «источникам» наплевательски. Двое-трое из древних авторов даже уверяли, что Великий Кракен спал где-то на дне реки, в особенно глубоком месте – но и это нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть…

Левый драккар подлетел и остановился совсем рядом, гак что можно было дотронуться до него рукой. Стекло уползло вниз, в окне показалась унылая усатая физиономия капитана Лакора. Не обращая никакого внимания на густую вонь, он сказал без выражения:

– Это же восемнадцатый случай за этот месяц, граф.

– Мне докладывали о десяти, – сказал Сварог.

– Ничего удивительного. Остальные скопища дохлятины мы видели в тех местах, что лежат в стороне от оживленных морских трасс…

Он смотрел уныло и сердито. Хотел сказать еще что-то, но передумал в последнюю минуту, поднял стекло, и его драккар отошел в сторону.

Сварог коснулся панели и помчался в сторону континента, увеличивая скорость до максимально возможной. Драккары охраны не отставали. Он подумал, что Серебряная Бригада – чуть ли не единственное подразделение, которому можно полностью доверять за облаками. Отличные ребята, форменные фанатики, видящие смысл жизни в истреблении нечисти, три четверти личного состава – каста, продолжающая вековые семейные традиции. Одна беда: их не наберется и сотни на двух планетах, а Бриллиантовых Пикинеров немногим больше…

Он вывел скорость на максимум, и вокруг переливался сиреневыми отблесками продолговатый пузырь ионизированной плазмы. Земля внизу казалась смазанным пестрым пятном, и это было к лучшему – он не хотел сейчас смотреть на необозримые просторы, вроде бы безраздельно ему принадлежащие, но на самом деле полные тайн и поганых сюрпризов.

Самый настоящий капкан, подумал Сварог хмуро. В первые дни его пребывания здесь все представлялось иначе, казалось простым и понятным, застывшим и несложным. Вверху – потрясающая технотронно-магическая мощь, внизу – красочное, живописное средневековье. А оказалось… Он до сих пор не мог подобрать точного определения тому, что наблюдал вверху и внизу. С одной стороны, классическая формула: верхи не могут, низы не хотят. Однако осложняется все еще и тем, что верхи ничего почти не хотят от жизни, за исключением нехитрого набора привычных развлечений, а низы, пожалуй что сами и не представляют толком, чего именно хотят. Что делать в таких условиях упрямому могущественному реформатору, порой решительно непонятно…

Автопилот предупредительно мяукнул, и Сварог сбросил скорость. Внизу показался Латеранский дворец, краса и достопримечательность – здания из светло-коричневого и черного камня посреди зеленых рощиц, цветников и садов, остроконечные крыши, зеленые и серые, горбатые старинные мостики через речушки, лодки на озерах, башни и галереи, гроты и фонтаны, статуи и мощеные дорожки, высокие старинные ограды, с утраченным ныне мастерством откованные из бронзы золоченые флюгера… Невидимый для окружающих драккар опустился на плоскую крышу, почти квадратную, окруженную высокой кирпичной оградой. Лет двести назад один из тогдашних королей устроил здесь голубятни, от которых к нынешнему времени не осталось и следа – и Сварог приспособил крышу под свой личный аэродром. На нее выходила одна-единственная лестница, бдительно охранявшаяся гланскими гвардейцами, ведущая к тому же в личные апартаменты Сва-рога, так что место удобное…

Он вылез, захлопнул дверцу, драккар остался невидимым для всех, кроме стоявшего у самой ограды Элкона. Юнец нетерпеливо направился к Сварогу, блестя медалью за горротский поход – Сварог, как и обещал, роздал их незамедлительно – и в глазах у него явственно маячил невысказанный вопрос…

Чувствуя себя отчего-то неловко, Сварог взял мальчишку за локоть, отошел на несколько шагов и сказал, глядя в сторону:

– Пустой номер, Элкон. Они мне ничем не смогли помочь – ни восьмой департамент, ни остальные… Этих скал, что рушились нам на головы, словно бы и не существовало. По крайней мере, следящая аппаратура засекла их чисто визуально. И только. Так и выглядит дело – исключительно визуально…

– Но этого не может быть! – запальчиво вскрикнул Элкон. – Скалы не летают просто так. Либо это магия, либо антигравитация…

– Логично, – сказал Сварог. – Именно так рассуждают и наверху. Вот только приборы не засекли ни проявлений магии, ни работы каких бы то ни было антигравов…

– Значит, это не приборы, а…

– У вас есть другие, Элкон? – мягко, тихонько спросил Сварог. – Более точные, надежные? Вот видите… У меня их тоже нет. И ни у кого нет. Поэтому компетентные круги остаются при прежнем мнении: в Горроте наблюдался неизвестный доселе и пока что необъясненный современной наукой природный феномен: ни с того ни с сего сотни три глыб разного размера вдруг поднялись из каменоломни и с близлежащих скальных осыпей, пролетели в строгом порядке несколько лиг на приличной высоте, а затем, обретя прежний вес, обрушились вниз, на то место, где по случайному совпадению как раз устроила бивуак наша доблестная армия. Король Стахор в совершеннейшем недоумении, он прямо-таки умоляет высокие небесные инстанции произвести самое скрупулезное расследование, потому что ему боязно теперь сидеть на престоле – а вдруг очередная глыба ему самому прямо на макушку упадет? Так обстоят дела, мой юный друг… – Сварог поднял ладонь: – Я вас умоляю, не нужно ругательств и скороспелых гипотез. Ругательства ничему не помогут, а скороспелые гипотезы всегда плохи… Повторяю, я изложил официальную точку зрения, подкрепленную авторитетом Магистериума, Мистериора и секретных служб. Чтобы ее опровергнуть, нам нужно доказать, что все происходило совершенно иначе. Но мы пока что ничего не в состоянии доказать.

– Но вы же не верите, что…

– Что произошел неизвестный природный феномен? – жестко усмехнулся Сварог. – Ну конечно, не верю, особенно после Клойна… Очень уж избирательно действуют феномены – один разносит мой замок, другой давит в лепешку половину моей армии… Нет уж, такие феномены непременно ходят на двух ногах и обладают: мордой, которую можно набить… – он помолчал, присмотрелся к собеседнику. – Элкон, ответьте честно. После горротского разгрома вы случайно не чувствуете, что у вас опустились руки? Нет ощущения побежденного?

Мальчишка задрал подбородок, прямо-таки отчеканил:

– Руки у меня не опустились. Они у меня чешутся… Сварог усмехнулся:

– Ну вот и прекрасно. Главное, запомните: нельзя всю жизнь только побеждать, иногда и по морде попадает весьма чувствительно… Это – теория. А что до практики… Ну разумеется, должно быть объяснение. То ли это разновидность магии,ускользнувшая пока что от выявления и классификации, то ли вид антигравитации, опять-таки незнакомый пока специалистам. И вот что, Элкон… Мне пришла в голову совершенно безумная идея, солидные ученые мужи и опытные контрразведчики меня засмеяли бы, но их и близко нет, а мы с вами, мне отчего-то кажется, парочка изрядных сумасбродов, не обремененных заботами о репутации. А? Я – спесивый король, а вы – мальчишка. Какое нам дело до респектабельных правил игры? Короче говоря, я хочу, чтобы вы, дружище, с головой окунулись в безумные идеи и экстравагантные гипотезы. Переворошите все компьютерные архивы и библиотеки. А я дам соответствующую команду кое-кому из моих здешних помощников…

– А что искать?

– Я же сказал, – ухмыльнулся Сварог. – Безумные идеи, сумасшедшие аналогии, отвергнутые официальной наукой гипотезы. Бред, чушь, фантасмагорию. Девять десятых того, что вы накопаете, будет и в самом деле никчемушным бредом. Но нельзя исключать, что в остатке сверкнут золотые крупинки… Понимаете ход моих мыслей?

– Да, кажется, – сказал Элкон с ноткой уверенности.

– Вот и отлично, – сказал Сварог. – Ищите нечто вроде каталаунской черепахи. Никогда не слышали? Есть такая притча… Один купец строил дом, и у него никак не ладилось – то готовые стропила обрушатся, то стену подземный ручей подмоет, то подмастерья уворуют и пропьют запасенную черепицу. Так продолжалось до тех пор, пока к ним не забрел странствующий монах. Огляделся, прикинул, что к чему, объяснил, что следует сходить к ближайшему бочагу, выудить оттуда старую черепаху и сварить из нее суп к чертовой матери. Или просто прибить ее панцирь на ворота, уж не помню точно. Главное, как только уладили все с черепахой, стройка успешно завершилась без происшествий… Усекли метод? Ищите нечто подобное. Если Стахор отыскал нечто, мы тоже можем при удаче доискаться…

Он ободряюще похлопал мальчишку по плечу и направился к лестнице. Только отойдя достаточно далеко, убрал с лица беззаботную улыбку.

Во всем, что касалось мнения ученых, магов и разведчиков, он нисколечко не солгал мальчишке. Он просто-напросто не сказал всей правды, чтобы не расхолаживать. А в с я правда заключалась в том, что Сварогу официальное мнение Магистериума, Мистериора и восьмого департамента излагали не первые лица, а заместители заместителей. Потому что все первые лица – в том числе и канцлер с Гаудином – пребывали на секретнейшем совещании у императрицы, куда Сварога никто не озаботился пригласить. Хотя по занимаемой наверху должности он просто обязан был там присутствовать. В чем убедился, узнав точный список затворившихся в покоях императрицы сановников – исключительно люди дела, ни единой декоративной фигуры или бездельника вроде Костяной Жопы. Именно в таком составе не менее десяти раз собирался насквозь неофициальный, но с некоторых пор обладавший всей полнотой власти в империи «черный кабинет» Яны – и всякий раз исправно приглашали Сварога. А вот сейчас впервые не позвали, и это неспроста, подозревать можно все, что угодно. Но мальчишке о таких вещах знать необязательно – пусть думает, что все в порядке, все шагают вперед дружными, сомкнутыми рядами, нет никаких интриг и внутренних сложностей. Рано ему еще вникать в подобную грязь…

Он шагал по дворцовым коридорам мрачнее тучи, переполненный злым бессилием – и окружающие, в большинстве своем профессиональные холуи, просекали это моментально, даже те, кто в другое время словно бы невзначай постарался попасться на глаза, а то и выказать каким-либо образом ретивость и преданность, держались поодаль. Гвардейцы личной стражи, как им и полагалось, стояли в нишах и у лестниц, как статуи, ухитряясь не дышать, замерев в совершеннейшей неподвижности. Лакеи при чинах бесшумно отшатывались к стенам, сгибаясь в поклонах, а просто лакеи, ливрейные услужители, ухитрялись становиться невидимками.

И потому Сварог прямо-таки недоуменно вскинул голову, когда ему наперерез довольно-таки энергично ринулся субъект средних лет в палевом с серебряным шитьем придворном мундире, судя по тройным позументам и геральдическим нашивкам на рукавах, пребывавший в чине кабинет-камергера – не самый высокий чин, но и не маленький, нечто вроде капитана в войсках.

Кабинет-камергера этого он смутно помнил, но по имени не знал – чиновных в новом королевском обиталище шныряло не менее сотни, а ливрейных и вовсе неисчислимо, Сварог еще не успел их всех запомнить. Всех знал разве что Интагар, пропускавший через сито тройных проверок каждого, от кухонного мальчишки до хранителя Большой Королевской Печати…

Сварог остановился и вопросительно поднял бровь отработанным жестом. Кабинет-камергер держался почтительно, но без излишней угодливости, и это понравилось.

– Ваше величество, – сказал он вполголоса. – Вы велели пригласить к вам сегодня графа Гаржака… Ваше повеление исполнено, граф во дворце. Поскольку аудиенция неофициальная, из разряда приватных бесед, я позволил себе проявить инициативу и объявил графу, что вы его примете в Желтой гостиной… Или вы распорядитесь иначе?

– Да нет, зачем? – сказал Сварог, не раздумывая. – Какая разница? Все правильно, идемте…

Он не успел еще изучить как следует огромное четырехэтажное здание, отведенное под личные королевские покои, но в Желтой гостиной бывал несколько раз, и она ему нравилась – отделана мозаикой из сильванского янтаря соответствующих оттенков, все остальное подобрано в тон: портьеры и мебель, вазы и лепнина, гамма от густо-золотистого до светло-соломенного, даже цветы в тех же колерах…

Кабинет-камергер распахнул дверь – светлое дерево в резных узорах, золотистый лак – пропустил Сварога вперед, согнулся в поклоне:

– Прикажете позвать графа?

– Зовите, – сказал Сварог.

Кабинет-камергер бесшумно прикрыл дверь, исчезнув в коридоре. Задумчиво достав из воздуха сигарету, Сварог прошел в глубь гостиной, прикидывая, какое из дюжины кресел удостоить королевского седалища.

Что-то шевельнулось на столе справа. Сварог резко повернулся в ту сторону, так и не закурив.

Из-за высокой фарфоровой вазы, желтой с белыми узорами, в которой красовались незнакомые ему цветы, вышла на задних ногах какая-то небольшая пушистая зверушка, похожая на Караха, но не точная копия, гораздо меньше, величиной с крупного котенка. Этакий комок светло-серого меха, из которого торчат голые розовые лапки. Длинный пушистый хвост с умилительным помпончиком на конце, забавная мордочка, большие зеленые глазищи с вертикальным кошачьим зрачком, круглые ушки, влажный серый носик пуговкой. Вид у нее был самый что ни на есть домашний, ручной, так и подмывало посадить на ладонь и пощекотать брюшко.

Зверушка подошла к краю стола и остановилась, добродушно, без всякого страха уставясь на Сварога умными круглыми глазами. Он зажег огонь на кончике пальца, прикурил, выпустил густую струю дыма и дружелюбно спросил:

– Ты откуда взялась?

Зверек вдруг шарахнулся назад, к вазе, налетел на нее пушистой спинкой, жалобно пискнув. За спиной Сварога открылась дверь, незнакомый голос произнес почтительно:

– Государь… ах ты ж мать твою!

В следующий миг Сварог, будучи бесцеремонно отшвырнут в сторону, отлетел на широкий, обитый стеганым атласом диван – и от растерянности не сразу пришел в себя, остался сидеть в неловкой позе. С ним так еще не обходились в собственном дворце…

– Стража! Стража! – во всю глотку орал вошедший, с лязгом выхватывая меч.

Сварог видел только его спину в сером камзоле, перетянутом золотым дворянским поясом. Держась между диваном и столом, незнакомец с поразительной быстротой виртуозил обнаженным мечом, норовя проткнуть зверушку насквозь – а та, истошно визжа, шипя, уворачивалась, металась по столу с невесть откуда взявшимся проворством, так и норовя прыгнуть, но всякий раз перед ней возникало острие, и она отскакивала, уже не добродушная, не дружелюбная, сузив глаза в щелочки, широко разевая пасть с великолепным набором кривых белоснежных клыков – поверить нельзя, что их столько обнаружилось у крохотной зверюшки…

– В сторону, государь, в сторону! – орал незнакомец, мельком оглядываясь на Сварога, сосредоточив все внимание на метавшейся по столу зверушке. – Держитесь подальше! Стража, мать вашу!

Грохнула об стену распахнутая дверь, ворвались дежурные гвардейцы с клинками наголо, с пистолетами наготове, с ожесточенными, оскаленными лицами. Уставились на Сварога, ожидая конкретных приказаний – но он молчал, ничего еще не соображая.

Незнакомец отпрыгнул назад, ловко выхватил у одного из гвардейцев «чертову лапу» – тяжелый двуствольный пистолет, выпалил навскидку. Картечь снопом стеганула по столу, разнеся вдребезги бесценную вазу, сметя ее к чертовой матери вместе со зверушкой, осколки брызнули по комнате, взлетели лепестки цветов…

В следующий миг стрелка схватили несколько рук, и меч, и разряженный пистолет у него выбили, вопросительно воззрясь на Сварога – не прикажет ли прикончить нахала тут же, не доводя дело до суда?

Сварог наконец-то встал. Сделал пару неуверенных шагов, обошел столик, пригляделся. Серая зверушка, пробитая парой-тройкой картечин, уже подыхала – лежала в куче осколков и желтых широких лепестков, конвульсивно дергаясь, затухающе шипя, что твоя гадюка. Пасть у нее разинута во всю ширину – да, вот именно, недурственный набор клыков, и с концов четырех самых длинных еще капают тягучие струйки зеленоватой жидкости, неприятной на вид…

Что-то тут было не так.

– Отставить, – сказал Сварог, оборачиваясь к охране.

Они моментально отпустили пленника, вытянулись. Сварог пригляделся. Молодой человек лет двадцати пяти, долговязый, худощавый, с лицом, выражавшим характер дерзкий и независимый. Светлые волосы растрепаны, усы подстрижены на кавалерийский манер – концами вниз. Одет, как подобает дворянину, но довольно небогато.

В гостиную уже набилось дюжины две оказавшихся поблизости зевак, они теснились, не переступая некоей невидимой границы, но, как всегда в подобных случаях бывает, строгий придворный этикет соблюдался лишь частично, и в задних рядах вполголоса, возбужденно тараторили – те, кто видел хоть что-то, торопились поделиться с теми, кто ничего не видел вообще, рождались самые фантастические версии происшедшего…

Неприязненно оглядев всю эту ораву – тут и стражники, и ливрейные, и наделенные чинами – Сварог нахмурился, распорядился громко:

– А ну-ка, все выкатились отсюда! Нет, вы останьтесь, и вы тоже… – он указал на растрепанного незнакомца и субъекта, хотя и одетого ливрейным лакеем, но, судя по специфической физиономии и особому взгляду, украшавшего своей персоной список доверенных кадров Интагара.

Зеваки хлынули прочь, немилосердно толкая друг друга в дверях, оттаптывая ноги. Совсем скоро Сварог остался только с вышепомянутыми двумя персонами. Спросил, глядя на растрепанного:

– Вы, часом, не граф Гаржак?

– Он самый.

– Ну, хоть какая-то ясность… – сказал Сварог. – А это вот что за хрень?

И дернул подбородком в сторону пушистой тварюшки, уже переставшей биться.

– Обитает на окраине Фагерстарских болот, – ответил граф Гаржак деловито. – Более нигде не встречается. У нее – два ядовитых мешочка, яд оттуда идет на четыре клыка. Паскудное создание. Нападает на кого удастся, на человека в том числе.

Прикидывается безобидненькой, а потом – как прыгнет… И пирует на падали.

Сварог моментально сложил в уме два и два – и получил, разумеется, четыре. Тоже мне, бином Ньютона… Повернулся к шпику:

– Тут был кабинет-камергер, румяный такой, не особенно пожилой. Не знаю имени, откровенно говоря, даже внешность толком не помню.

– Мне он известен, государь, – кратко ответил шпик.

– Отлично, – сказал Сварог. – Разыскать подлеца, немедленно! Если успеете… И живьем брать, живьем, чтобы допросить как следует!

Шпик кивнул и пулей выскочил из гостиной. Сварог задумчиво уставился в пол. Нельзя сказать, что он места себе не находил от запоздалого страха, но некий холодок все же прополз по спине – на него совершенно не действовал змеиный яд, но это существо не относилось к змеям, так что последствия могли быть самыми печальными. Вот сволочи…

– Пожалуй, это натуральное покушение, а? – спросил он то ли собеседника, то ли самого себя.

– Несомненно, ваше величество, – серьезно и тихо ответил граф Гаржак. – Конечно, эта тварь могла забраться в трюм какого-нибудь корабля и приплыть с грузом в наш порт, случается подобное со всякой экзотической живностью из далеких земель… Но все равно, чересчур уж фантастическое стечение обстоятельств понадобилось бы, чтобы она забрела во дворец, пробралась незамеченной сюда…

– И аккурат в тот момент, когда у меня здесь назначена аудиенция, – закончил Сварог. – Классическое покушение, чего уж там… И получается, что вы мне ненароком спасли жизнь? Ну, спасибо. Излить на вас щедрой рукой лавину милостей? Что мне стоит, в конце-то концов…

– Был бы крайне признателен вашему величеству, если бы вы обошлись без этих пошлостей, – сказал Гаржак решительно. – Скажу вам по совести, для меня ценен и значим сам факт. То, что я однажды спас от верной смерти короля, и не какого-нибудь завалящего… Ну, так получилось, я бывал в Фагерстаре и знаю этих гадин…

– И что за места? – с неподдельным интересом спросил Сварог.

– Неописуемый гадюшник, ваше величество, – убежденно сказал Гаржак. – Болота, топи, трясины, непроходимые дебри, масса всякой нечисти и поганых тварей, которые только в тех краях сохранились. Хорошо еще, я прошел краешком, а про сердцевину болот рассказывают вовсе уж жуткие страсти, которым охотно веришь. Вот хотя бы взять…

– Об этом – потом, – сказал Сварог. – Нет у меня времени на экзотическую географию… Значит, вы и есть достопримечательный граф Гаржак. Не скромничайте, я листал ваше дело у Интагара. Интересный вы молодой человек, право. Столько проказ, прегрешений и предосудительных приключений за вами числится, что иному, не столь бойкому, хватило бы на семь жизней…

– Очень уж живой у меня характер, ваше величество, – без особого раскаяния отозвался граф. – Не одно, так другое…

– Охотно верю, – сказал Сварог. – Будем откровенны, у вас есть и положительные качества. За вами хватает нарушений закона, но вот подлостей что-то не прослеживается. Есть некая незримая грань, которую вы никогда не переступали.

– Приятно слышать, ваше величество.

– Ну, что поделать, если это правда, – сказал Сварог. – Не зря же ваш папенька от вас официальным образом отрекся, но герба не лишил все же, а это оставляет лазеечку к примирению и прощению…

– Боюсь, отец на это пойдет исключительно на смертном одре. Он – человек суровый и упрямый… И вполне крепкий, так что, хочется надеяться, до примирения и прощения дойдет еще очень не скоро…

– Ну ладно, это все лирика, – сказал Сварог. – Поговорим о серьезных делах. В свое время, когда король Конгер перед смертью давал мне кое-какие наставления, речь шла в том числе и о вас. Сугубо между нами, но Интагар настаивал, что вас следует повесить, однако король категорически воспротивился…

– Понятно.

– И что же именно вам понятно, граф? – прищурился Сварог.

– Король Конгер был человеком умным и на свой лад справедливым. Ну, а Интагар меня не удивляет. Вполне логично, учитывая наши с ним непростые отношения.

– И как по-вашему, за что он хотел вас повесить?

– У нас с ним разные взгляды на жизнь, ваше величество, – без малейшей заминки сообщил Гаржак. – На слишком многое смотрим по-разному. Он полагает, что все вовлеченные в особого рода деятельность должны стать чем-то вроде часовых механизмов – исполнять приказы, не рассуждая и не обсуждая. Ну, а я… Такой уж у меня дурной характер, ваше величество. Я ему не внесенный в списки штатный подчиненный на твердом жалованьи. Я всегда пытался сохранить столько свободы, сколько возможно. Не за все подряд брался, оставлял за собой право и отказаться иногда, и вступить в спор. Ему это крайне не нравилось, а учитывая, что кое-какие секреты мне были известны, нет ничего удивительного, что он…

– Да, пожалуй, это похоже на Интагара… – сказал Сварог. – Ну, а как же вы уживались с Конгером, с такими-то привычками? Насколько я его знаю, туго пришлось бы тому, кто стал бы ему перечить, прекословить, отказываться от поручений…

– Дело в том, ваше величество, что Конгер, к моему счастью, меня понимал. И поставил дело так, что мне никогда, к счастью, не пришлось ему перечить или отказываться…

– Но привычка-то эта у вас осталась, – сказал Сварог. – Никуда не делась. Поэтому возникает вполне закономерный вопрос: что мне с вами делать дальше? Повесить вас никто, разумеется, не повесит, не настолько я неблагодарен. Как можно вешать человека, который спас тебе жизнь? А впрочем, я и до того не собирался вас вешать. Но и использовать вас в прежней роли, знаете ли… Дашь вам поручение, а на вас, чего доброго, очередной стих найдет, станете отказываться, а то и в споры лезть… А я человек хотя и терпимый, но все-таки король, знаете ли, и дела у меня серьезные. Мне нужны толковые исполнители, а не сотоварищи по дискуссиям… Вдруг да не уживемся? А характер у меня – не сахар, откровенно вам признаюсь. Может кончиться для вас плачевно. Не проще ли будет, не мудрствуя, отправить вас в почетную отставку? Подыщем какую-нибудь спокойную должность, жалованье положим неплохое, определим в гвардию или на гражданскую службу…

– С тоски сдохну, ваше величество. Что в гвардии, что на гражданской службе. Обожаю жизнь беспокойную, не обремененную регламентами… Может, распространите вашу милость настолько, что оставите в прежней службе и в прежнем качестве?

– Можно и так сделать, – сказал Сварог. – Даже Интагар не отрицал при всей своей к вам неприязни, что вы провели несколько блестящих операций… Но могу ли я на вас полагаться, вот в чем вопрос.

– Можете, ваше величество, – твердо сказал Гаржак. – Не сочтите за комплимент, но вы – человек совсем другого полета, нежели Интагар с его рутиной. Я о вас немного наслышан, сами понимаете. И чует мое сердце, что на вашей службе не заскучаешь, и не те у вас будут поручения, чтобы от них отказываться. Поклясться вам гербом, как полагается? Я таких клятв никогда не нарушал…

– Обойдемся без этого, – сказал Сварог. – Иногда подмывает быть великодушным и отказаться от формальных клятв… только имейте в виду, что к людям, когда они в подобных ситуациях не оправдывают доверия, относятся весьма сурово…

– Я знаю, – кивнул Гаржак с серьезным видом. – Можете на меня положиться. Слышал краешком уха про ваши дела, чертовски охота в них поучаствовать…

– Ловлю на слове, – усмехнулся Сварог. – Вы, конечно, уже знаете, какая неприятность у меня вышла в Горроте…

– Да уже все наслышаны, по-моему…

– И что вы думаете об этих летающих каменюках?

– Что тут думать? – деловито сказал Гаржак. – Это либо магия, либо какие-то неизвестные знания, леший ведает, у кого почерпнутые…

– А если я вам скажу, что не обнаружено признаков ни того, ни другого? Ни известной нам магии, ни известных нам знаний?

– Но нам ведь не все известно о магии или знаниях…

– Золотые слова, – сказал Сварог. – А про то, что случилось в Клойне вам известно?

– В самых общих чертах. Болтают всякое… После смерти Конгера я в некоторых… делах уже не участвовал, и Интагар со мной секретами больше не делился. Одни говорят о некоем колдовстве, другие и вовсе невероятные ужасы плетут…

– Ничего особенно ужасного там не было, – сказал Сварог. – Магии, кстати, тоже. Просто-напросто одной безмятежной ночью над городом проплыла капля воды размером со здешний дворец – и обрушилась на мой тамошний замок, снеся все к лешевой матери, погубив уйму народу. Вот и все, если вкратце.

– Ага… В одном случае камни летали сами по себе, в другом – вода. И никаких концов не найти…

– Вот именно, – сказал Сварог. – Я знаю, вы несколько раз бывали в Горроте. По деликатным делам. Вот мне и стало интересно: что вы думаете о Горроте? Есть там что-то потаенное? Что вообще из себя представляет король Стахор? У меня под началом оказалась целая куча тайных служб, я велел приготовить отчеты, и они постарались на совесть. Но отчеты готовили люди высокопоставленные, те, кто сидит в золоченых кабинетах, и сами давненько уж не отправлялись на выполнение деликатных поручений… если вообще отправлялись. А вы там бывали… Что скажете?

– Начнем со Стахора?

– Начнем со Стахора, – кивнул Сварог.

– Ну, Стахор… – Гаржак добросовестно задумался, на его лице отразилась усиленная работа мысли. – Пожалуй, в нем нет ничего, что его как-то отличало бы от других горротских королей, как прежних, так и нынешних. На трон уселся восемь лет назад, когда ему было двадцать два, после того, как его отец умер самым естественным образом. Умный человек, с характером, министров подобрал дельных, но особенно много им не передоверяет, старается сам вникать во все мало-мальски важное. Из тех, кто сам правит, понимаете? Не промах насчет придворных красоток, остроумный, охотой увлекается в меру, книги почитывает… Может и голову снести, но глупого тиранства в нем нет… Если охарактеризовать стратегически – тот еще противничек. С таким придется повозиться.

Сварог усмехнулся:

– Ну, я это и сам понял, когда на меня с безоблачных небес сыпались каменюки размером с дом… А сам Горрот? Характеризуя стратегически?

– Горрот, Горрот… – Гаржак потер лоб, задумчиво улыбнулся. – Знаете, ваше величество, если подойти беспристрастно, там пока что не замечено ничего потаенного. Ничего, что делало бы это королевство необычным. Ну да, я знаю, когда-то давным-давно, в незапамятные времена, еще до Шторма, там вроде бы, согласно байкам, была населенная черными магами страна, и на троне восседал самый главный из них, Шелорис… Только, по большому счету, государь, все это происходило настолько давно, что не осталось точных сведений. Если вообще происходило. Ничего ведь нет, кроме сказок и легенд. Леший ведает, что там творилось до Шторма. Сейчас, во всяком случае – страна как страна, народ как народ. Нечисти и магов по темным закоулкам не больше, чем в других державах. Совершенно не за что зацепиться.

– И тем не менее там что-то происходит, – сказал Сварог. – Кроме того, о чем мы с вами говорили, случалось и еще кое-что, того же пошиба…

– Объяснение у меня одно… Тех, кто устраивает всю эту, грубо выражаясь, хренотень, слишком мало, и они очень уж надежно укрыты. Какая-то кучка при самом короле, и круг посвященных настолько узок, что наружу ничего не просачивается. Иначе давным-давно хоть кто-то узнал бы хоть что-то… – он помолчал. – Я вас разочаровал, государь?

– Ничего подобного, – сказал Сварог. – Я сам пришел примерно к тем же выводам, и то, что вы их подтвердили, уже неплохо.

Вообще-то у меня есть след, подумал он. Запись происходившего тогда у крепости Корромир преспокойно лежит в архивах. Те, кто выпустил эту странную, зажигательную собаку, определенно люди в чинах, не мелкие и не случайные. Их можно опознать, это будет не особенно трудно – и тянуть эту ниточку, аккуратненько разматывая клубок. Прокрутить запись графу, задействовать системы наблюдения… Что-то да получится.

– Кое-какие идеи у меня есть, граф, – сказал он задумчиво. – И мы с вами в скором времени…

В дверь деликатно поскреблись. Сварог подошел, чуть ее приоткрыл, увидел усатую, исполненную преданности и служебного рвения физиономию молодого гланского глэрда, племянника Баглю, поставленного командовать теми, кто денно и нощно охранял «аэродром». Мать твою, подумал он с тревогой. Только не говорите мне, что и там что-то нехорошее стряслось…

– Ну? – настороженно спросил он.

– Ваше величество… – зашептал глэрд, сторожко поглядывая через его плечо на незнакомого ему Гаржака. – Там, на крыше, лауретта… Красивая такая, незнакомая. Неизвестно откуда взялась, из воздуха. Значит, изволила прилететь, как вы вот давеча… Не простая, надо полагать, а как бы не оттуда. Требует вас…

«Мара!» – вспыхнула у него шальная надежда и тут же погасла. Этот парень был прекрасно знаком с Марой еще с недолгой осады замка Барраль, служил под ее началом в Медвежьей Сотне, пусть и недолго, не мог бы ее не узнать…

– Сейчас, – сказал он тихо. Вернулся в комнату, подозвал Гаржака. – Я вынужден уйти, граф, государственные дела. Найдите кого-то из холуев, скажите, чтобы вас поселили в доме для «гостей короля», сошлитесь на меня. Возможно, вы мне понадобитесь уже сегодня…

Он быстро шагал по коридорам, наплевав на предписанное этикетом королевское достоинство, требовавшее не идти, а выступать, поднялся по лестнице, прыгая через три ступеньки. Усатые верзилы в клетчатых юбках расступились заранее, едва завидев его издали, и Сварог прямо-таки выскочил на крышу, под открытое небо.

Его догадка подтвердилась полностью: посреди крыши стоял прекрасно ему известный драккар императрицы – в окружении шести машин Серебряной Бригады, и повсюду, куда ни глянь, торчали в напряженных позах стрелки означенной Бригады, держа наготове свои хитроумные пушки. Сварог моментально прикинул: шесть драккаров, не менее сорока телохранителей, практически весь личный состав «серебряных». Меры безопасности – чрезвычайные. Что опять стряслось.

Девушка в дорожной дворянской одежде двинулась ему навстречу, мгновенно испарился облик-наваждение, фальшивая личина, гостья, как уже стало ясно, оказалась юной императрицей.

Он не успел ничего сказать, как-то отреагировать – Яна схватила его за руку и потащила к своему драккару. Оторопевший Сварог дал себя запихнуть в машину. Устроился на сиденье и вопросительно посмотрел на Яну, выглядевшую усталой, осунувшейся, даже, такое впечатление, готовой заплакать.

– Случилось что-то? – спросил он осторожно.

– Да. На островах Гуломан.

– Это где такие? – искренне удивился он. – Что-то не припомню…

– Я тоже с трудом вспомнила, – сказала Яна, устало глядя перед собой. – Полдюжины крохотных, необитаемых островков на полночном полюсе. Никому не нужные голые скалы вдали от морских путей… Короче говоря, сегодня ночью один из островков был уничтожен ядерным взрывом практически начисто. Взрыв наземный, мощностью примерно в пятнадцать мегатонн. Есть запись службы наблюдения… Посмотришь?

Сварог кивнул, молча, не находя слов. Яна коснулась пульта, и на лобовом стекле вспыхнул экран. Качество записи, конечно, было фантастическое – Сварог словно висел сейчас над ночным океаном на высоте пары лиг и смотрел, как внизу вспыхивает нестерпимо яркая точка, разбухает, превращаясь в неотвратимо растущий холм желто-багрового пламени, исполинским грибом несущегося в небеса – прямо ему в лицо. Гриб резко отпрыгнул влево – это, надо полагать, резко сместился вправо летающий объект, с которого вели съемку, и разбухающий, растущий гриб поднялся выше уровня глаз наблюдателя, все выше и выше, клубясь пламенным шаром, кутаясь в облака тяжелого черного дыма, распространяя сияние – пульсирующее, зловещее, адски горячее, несомненно, но на вид отчего-то казавшееся холодным как лед…

– Вот так, – сказала Яна. – Классический ядерный взрыв. Примерно с этого момента я сама наблюдала, как он растет, уходит в стратосферу…

– Ты?!

– Ну да. Понимаешь ли, взрыв случился как раз в то время, когда Келл Инир стоял над полночным полюсом. Автоматика моментально подняла тревогу, отвела замок в сторону тут же включились защитные поля, так что никто не пострадал. Вообще, вреда от него не будет и земле – места совершенно безлюдные, от излучения и ударной волны никто не пострадал, а образовавшееся радиоактивное облако перехватили и обезвредили корабли Магистериума…

– Прах меня побери, – сказал Сварог. – Ты изъясняешься, как заправский специалист по ядерной физике…

– Ничего удивительного. Пришлось кое-что изучить в лихорадочном темпе. Ядерная энергия считается позавчерашним днем, но все архивы сохранились… – она посмотрела Сварогу в глаза. – Это не природный феномен и не магические забавы. Вообще-то так с самого начала думали, но некто особо позаботился, чтобы мы ненароком не свернули на ложный путь, не тратили время… Когда на то, что осталось от острова, высадились эксперты, вокруг плавало несколько десятков стеклянных шаров. Что-то вроде буйков. Самые обыкновенные шары из тонкого стекла, и каждый украшен четкой надписью: «Небольшой сюрприз для великой империи». Эксперты заверяют, что шары ни за что не уцелели бы, окажись они там до взрыва. В воду они попали уже определенно после того, как гриб от взрыва поднялся достаточно высоко…

– Очаровательно, – сказал Сварог. – Не только напакостили, но и визитную карточку оставили, чтобы не было никакой ошибки… Вот, значит, по какому поводу собралось сверхсекретное совещание, куда меня отчего-то не позвали вопреки заведенному порядку. У меня, кажется, есть кандидат в подозреваемые…

– У нас тоже, – сказала Яна. – Почти сразу же вспомнили о письме, которое ты привез из Хелльстада. Подземная страна крохотных человечков под названием Токеранг. Они ведь упоминали, что располагают ядерным оружием… правда, это мог быть и блеф. Но оказалось, не блеф. К тому времени уже было известно, что у них есть подводные лодки…

– Вот именно, – сказал Сварог горько. – Все совпадает… Меня что, не хотели беспокоить посреди ночи? Или есть еще какой-то мотив?

Яна отвела взгляд, но тут же посмотрела ему в глаза:

– Извини, конечно… Но это я распорядилась тебя не вызывать. И, как выяснилось, оказалась права. Нашлись люди, которые высказывали в твой адрес всевозможные… гипотезы.

Сварог посмотрел на нее довольно неласково:

– Ну разумеется, не первый раз… Логика железная: поскольку эти лилипуты обитают под моим Хелльстадом, следовательно, я с ними в сговоре, тут и гадать нечего. Хочу вызвать всеобщее смятение и под шумок возвести себя на трон империи. Так ведь это формулировалось?

Яна смущенно ерзала на сиденье, старательно отводя взгляд.

– Ну что уж там, давай без церемоний, – сказал Сварог. – Так все было?

– Не совсем. Это не «формулировалось», а просто высказывалось некоторыми в качестве одной из версий, требующих, разумеется, точных доказательств…

– Ну, невелика разница, – сказал Сварог. – Что, пнем по сове, что сову об пень…

Яна сверкнула на него глазами:

– Только не смей думать, будто я тебе не верю! Я-то тебе верю, понятно? И из них тоже вряд ли кто-то всерьез думает, что ты заодно с этими… Просто… просто они говорят, что вынуждены учитывать все возможные варианты. Разумный цинизм, необходимый в государственных делах. Ты же сам король, должен понимать…

– Самое смешное, что я эту логику вполне понимаю, – сказал Сварог медленно. – И нисколечко не обижаюсь. Просто-напросто в душе остается неприятный осадок… Доказательств нет, а подозрений с меня никто не снимает. Вот и доказывай теперь, что ты тут ни при чем.

– Теперь понимаешь, почему я тебя не вызывала? Могла возникнуть глупая склока, это только повредило бы делу… Я решила поговорить с тобой с глазу на глаз, доверительно…

– Приятно слышать, – сказал Сварог. – Благодарю за доверие…

– Перестань, пожалуйста, – сказала Яна тихим, беспомощным, почти жалобным голосом. – И без тебя тошно…

– Прости, – сказал Сварог после неловкого молчания. – У меня тут неприятности, хлопот полон рот, нервы на пределе… Значит, вот так. Демонстрация немаленьких возможностей, и визитные карточки вокруг рассыпаны, чтобы без всяких неясностей… Ну конечно. Они должны знать, что мы о них знаем. Но не в том дело… Я иногда, когда отыщется время, вновь вспоминаю эту историю и добросовестно ломаю голову над одной-единственной загадкой: почему те, кого, очевидно, следует условно именовать оппозицией, так и не вышли с нами на связь?

– Оппозицию могли извести под корень, – сказала Яна. – Начисто.

– Так не бывает, – энергично возразил Сварог. – Точно, так не бывает. Всегда кому-то удается уцелеть, и он начинает думать о мести. А случается еще, что оппозиция, пусть и изведенная под корень, становится примером для других, которые ради совершенно других целей начинают пользоваться теми же методами. Тут главное – показать пример… Развитая техника – это довольно сложно устроенное общество. Что, в свою очередь, означает существование многих групп с самыми разными интересами…

– Ну да, – сказала Яна. – Эксперты примерно то же самое говорят. Создали массу теоретических моделей, играют в стратегические и тактические вероятности … Так что перестань, пожалуйста, гадать. Все равно экспертов ты не переплюнешь. А теории меня сейчас совершенно не интересуют. Нужна практика. А вот практических вариантов никто мне и не смог не то что обосновать, но даже предложить. Чисто абстрактные рассуждения о нашей неимоверной мощи, о том, что при нужде мы без особых хлопот сметем не то что континент, а всю планету… Облако пыли на орбите от нее оставим… Сварог внимательно посмотрел на нее:

– А ты-то сама готова отдать такой приказ? Чтобы от Талара осталось лишь облако пыли?

– Ни в коем случае, – сказала Яна, не промедлив нисколечко. – Разве что в случае… в случае какой-то невероятно глобальной и страшной угрозы, когда и в самом деле встанет вопрос: либо всему миру уцелеть, либо планете погибнуть. Пока что я такой угрозы не вижу. В конце концов, против нас ядерное оружие бессильно. Любая ракета будет перехвачена, а подводные лодки… Через пару недель, когда начнут работать новые станции слежения, мы сможем их засекать.

Вот именно, для вас, подумал Сварог. А для всех остальных? Он представил ядерный гриб, во всем своем смертоносном великолепии растущий над Равеной или Клойном, и ему стало не по себе.

– Ты их еще не нашел? – спросила Яна. – У себя, в Хелльстаде?

– Я тебе, по-моему, никогда не врал, – сказал Сварог. – Не нашел. Теоретически понятно, что они где-то под Хелльстадом, можно даже примерно определить район – неподалеку от ронерской границы. Если их вертолеты смогли выбраться на поверхность, значит существовал достаточно удобный выход. Но сомневаюсь, что он и сейчас открыт. На их месте, после боя и всего последующего, я бы такой проход подорвал и завалил. Вряд ли им это не пришло в голову… Ищу. И безуспешно. Слишком многое в Хелльстаде, как оказалось, было замкнуто на моего покойного предшественника, хранилось исключительно у него в голове… А ваша техника там не сработает, и я опять-таки не знаю, почему. Ничего, я их найду… Я им никогда не прощу Делию, у меня свои счеты… Можно тебя спросить? Против меня что, всерьез копают?

Яна горделиво выпрямилась, сказала с прекрасно знакомой уже Сварогу горделивой спесью:

– Главное, чтобы тебе доверяла я. Я тебе доверяю. Следовательно, всех остальных можно не принимать в расчет… И мало того… Хочешь выслушать неожиданное предложение?

– Ну…

– Мы об этом уже говорили когда-то, но на уровне допущений… Теперь вопрос стоит крайне серьезно. Я все обдумала тщательно и всерьез. Как ты посмотришь, если я тебя сделаю канцлером… а также, если можно так выразиться, всем остальным?

– То есть?

– То есть, я тебя назначаю чем-то вроде сатрапа и тирана, – сказала Яна серьезно. – Ты подчиняешься только мне, а сам командуешь решительно всем – армией, восьмым департаментом, администрацией.

– А прежних куда? – усмехнулся Сварог.

– На почетную пенсию.

– Лихо…

– И, между прочим, вполне реально. Ты же помнишь, как я пару месяцев назад упростила управление империей? Все теперь замкнуто на десяток человек – канцлер, Гаудин, еще несколько. Гвардия и Серебряная Бригада выполнят любой мой приказ. Ты будешь… ну, назовем вещи своими именами. Диктатором ты будешь.

– А – зачем? – тихо спросил Сварог. – По большому счету?

Яна ответила, опять-таки не промедлив не секунды:

– Потому что я убедилась: они больше не годятся. И канцлер, и Гаудин, и остальные. Они были на своем месте в прежней ситуации, а теперь, когда многое меняется буквально на ходу, когда возникают новые опасности и новые проблемы, они просто не способны перестроиться. Ты согласен?

– Согласен, – осторожно ответил Сварог. – Но не пойду в диктаторы.

Вот она, вершина карьеры, подумал он тоскливо. Взлететь настолько, что выше просто некуда. Но в том-то и грустная пикантность ситуации, что этот пост совершенно не привлекает – мы же не юные романтики, в конце-то концов…

– Почему?

– Из чистого расчета, – сказал Сварог. – Хладнокровного и где-то откровенно циничного. Хорошо, ты их всех выгонишь на пенсию, и я буду диктаторствовать, и меня даже никто не зарежет… Вот только это ничем не поможет ни мне, ни тебе. У меня не появится никаких новых возможностей. Разве что смогу распоряжаться той самой неимоверной мощью, которая как раз по причине своей неимоверности ни на что толковое не годится… Понимаешь? Обдумай все еще раз – и убедишься, что я прав. Зачем мне армия, которую не бросишь в бой? Зачем мне восьмой департамент, который так и так не способен оказался работать в новых условиях? Нет, пусть все остается по-прежнему. Я постараюсь этих недомеров отыскать с помощью того, чем сейчас располагаю… И знаешь… Почему мы решили, что там, внизу, оппозицию вырезали под корень? Тебе не приходило в голову, что она как раз победила?

Он улыбнулся, видя на лице Яны безграничное удивление, и продолжал серьезно:

– Я над этим уже думал… Действительно, почему мы решили, что авторы того письма проиграли? Может, наоборот? Вспомни-ка: письмо вовсе не похоже было на униженное прошение. Наоборот. В нем определенно присутствовал легонький шантаж, они выступали не просителями, они довольно прозрачно намекали, что хотят предложить некий торг… Ядерный взрыв в отдаленном уголке планеты тоже больше похож на шантаж и прелюдию к долгому торгу… Попробуй рассмотреть происходящее и с этой точки зрения. И не хмурься так, мы вовсе не загнаны в угол, а это главное…

– Я не потому в тоске, – сказала Яна, отчаянно пытаясь улыбаться безмятежно и весело, что получалось у нее плохо. – Просто, понимаешь ли… Я в некоторый момент обнаружила, что реальность совсем не похожа на то, что мне представлялось поначалу. Когда я вступила на престол, все выглядело совершенно иначе – устоявшимся, неизменным, лишенным сложностей. А оказалось, впереди сплошные неожиданности, нечеловеческие хлопоты и сложности…

– Тебе чертовски повезло, – сказал Сварог, подумав. – Иллюзии рассыпались, когда тебе было совсем немного лет. А мне вот пришлось с иллюзиями расставаться чуть ли не в старости. Я поначалу решил, болван, что королем быть невероятно легко: рявкнешь, грохнешь кулаком по столу, издашь полдюжины указов, в крайнем случае прикажешь снести парочку голов – вот и вся недолга, ничего сложного. А оказалось, это такая каторга… Ничего, прорвемся.

…Он не смотрел вслед взлетевшим драккарам – сразу же энергично развернулся и сбежал по лестнице. Поймал зашитую золотом ливрею первого попавшегося холуя и вполголоса распорядился:

– Интагара в Желтую гостиную. Немедленно. Хоть из-под земли, хоть с того света…

Не было необходимости, пожалуй, столь категорично отдавать приказ касаемо главы тайной полиции. Была у Интагара крайне полезная для Сварога привычка – когда в Интагаре возникала срочная и насущная надобность, он возникал словно из-под земли. Вот и теперь объявился самое большее через пару минут после того, как Сварог вошел в Желтую гостиную, сердито грохнув дверью.

– Вот кстати, – сказал Сварог неприятным голосом. – А кто это к нам соизволит в гости заглянуть? Глава тайной полиции собственной персоной, которому я плачу приличное жалованье, чинами одаряю, два ордена пожаловал и даже не повесил ни разу… Не подскажете ли, господин Интагар, что это за экзотическая живность гуляет у меня по дворцу, как у себя по чащобе? Да вдобавок ядовитая, стерва, как три гадюки…

И он ткнул пальцем в сторону столика, где по-прежнему лежало в куче осколков и начавших уже вянуть лепестков маленькое, но смертельно опасное создание.

– Это мой промах, государь, – сказал Интагар, превратив бульдожью физиономию в маску почтительности и непритворной скорби. – Любые оправдания тут бесполезны. Я всего лишь хочу смиренно уточнить, что от инцидентов, подобных сегодняшнему, уберечься невозможно. Простите, но именно так и обстоит. Когда во дворце постоянно обитают несколько сот человек, рано или поздно кто-то проскочит меж расставленных сетей… Ученые математики для этого даже изобрели какой-то специальный термин…

– Другими словами, математиков вместо вас и следует повесить. – Прищурился Сварог.

– Я не это имел в виду…

– Ладно, – сказал Сварог. – Все хорошо, что хорошо кончается. Вот за что я вас все-таки ценю, дружище Интагар, так это за то, что вы не подонок. Пробы на вас ставить негде, но вы не подонок. Не стали вину перекладывать на начальника дворцовой стражи, хотя он, если разобраться беспристрастно, виновен не менее вас, он ведь, как и вы, обязан проверять благонадежность дворцовых дармоедов…

– Я не раз говорил, что вам следует усилить охрану…

– Чтобы пара-другая придурков за мной топала по пятам?

– Хотя бы.

– Я тоже краем уха слышал о математических забавах, – сказал Сварог. – По-моему, согласно той же самой математической теории с тем же успехом один из телохранителей может мне однажды вогнать нож в спину… Есть такая вероятность?

– Увы…

– Ладно, – повторил Сварог. – Некогда мне устраивать вам выволочку. Когда-нибудь, когда проштрафитесь всерьез, я вам припомню и старое, и новое, как это у королей водится… Займемся делом. Вы не забыли, что должны были представить мне сводку о любых упоминаниях о крохотульках ?

– Прекрасно помню, ваше величество. Но вы же сами говорили, что на первом месте у нас – Горрот…

– Обстоятельства изменились, – сказал Сварог. – Детали вам неинтересны, это совершенно наше дело, уж не взыщите. Но одно вы запомните накрепко: все уходит на второе место. Абсолютно все, ясно вам? На первом месте у нас отныне будут крохотульки, это не моя прихоть, не королевская блажь, а самая опасная для меня на данный момент угроза. Вбейте себе в голову, что все так и обстоит… Сроку вам – до вечера, хоть из кожи вон вывернитесь!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ СЛУЧАЙНЫЕ УЖАСЫ И НЕЧАЯННЫЕ РАДОСТИ

В одном изсвоих малых кабинетов – коих насчитывалось с полдюжины – Сварог отпер затейливым ключом высоченный гардероб и достал светло-зеленый с серебром мундир капитана дворцовой стражи, в который тут же и облачился. Встал перед зеркалом, поправил пояс с мечом, золоченые аксельбанты и прочие висюльки. Произнес нужные слова и, скрупулезности ради проведя рукой по лицу, убедился, что заклинание и на сей раз исправно работало: пальцы ощутили совершенно чужую физиономию.

Вышел в коридор и неторопливо направился к парадному входу. Он еще три недели назад придумал этот фокус, позволявший расхаживать по дворцу, не привлекая лишнего внимания. Все, кому это надлежало, прекрасно знали, что этот капитан облечен особым доверием короля, пребывает в фаворе, выполняя деликатные поручения, а потому имеет доступ куда только можно и пользуется особыми привилегиями. Кое-кто наверняка догадывался, как обстоит на самом деле, но болтать языком не решался… Интагар уж точно знает, слишком хитер…

Одним из немногих, заранее посвященных Сварогом в тайну, был глэв Калеб, пожилой, с проседью, на первый взгляд, – вылитый старослужащий капрал, не блещущий особенным умом и сообразительностью. На деле же он давным-давно работал в тайной службе Баглю, куда не принимали ни дураков, ни тугодумов.

При Свароге он на всякий случай контролировал Интагаровы дела, насколько это было возможно – таковы уж неписаные правила толкового короля, не может быть у него одной-единственной тайной полиции, во всех отношениях предпочтительнее, когда их с полдюжины. Бюрократических проволочек и нестыковок, конечно, прибавляется, зато присмотр надежнее…

Вот ему-то Сварог сообщил, куда направляется. И знакомыми коридорами вышел на галерею, опоясывавшую на приличной высоте огромный светлый зал Королевской приемной, где, как обычно, яблоку негде было упасть. Чинные разговоры вполголоса сливались в неумолчный гул, напоминавший рокот вхолостую работавших мельничных жерновов; благородные дворяне обоего пола, титулованные и простые, прохаживались группами, парами и поодиночке, теснились вокруг записных остроумцев и игорных столов, вышколенные лакеи с невероятной ловкостью пробирались меж раззолоченных сливок общества, балансируя огромными подносами с мороженым и прохладительными напитками (спиртного тут не полагалось исстари, поскольку считалось, что Королевская приемная – это вам не таверна).

Какое-то время Сварог добросовестно пытался определить невооруженным глазом Интагаровых шпиков, которых здесь имелось немало, но, как и следовало ожидать, окончилась эта затея ничем. Поди угадай, кого из обладателей золотых поясов и золотых ожерелий бульдог завлек в свои сети, играя на слабостях человеческих, компромате и тщеславии людском…

Королевская приемная была одной из тех стариннейших и в общем безвредных традиций, на которые у Сварога не хватило духу посягать. Прежде всего оттого, что это скопище бездельников никому не мешало, а вот информацию иногда шпики выуживали небесполезную…

«Приемной» этот зал именовался не вполне правильно. Никого отсюда никогда не приглашали к королю. Для тех, кто являлся во дворец по королевскому вызову или будучи приглашенным на церемониальное мероприятие, существовали другие входы и другой порядок. Просто так уж повелось с незапамятных времен, поскольку теоретически считается, что любой дворянин может быть в любой миг призван пред королевские очи, следует содержать специальное помещение, где дворяне таковые с максимальным комфортом смогли бы дожидаться случая. Иные толкались тут лет тридцать кряду, так и не удостоившись за это время аудиенции. Что, заметим в скобках, никого особенно не печалило – просто-напросто допуск сюда сам по себе считался одной из исконных привилегий, чуть ли не знаком отличия. Хорошим тоном считалось небрежно обронить: «Ну да, разумеется, я поутру езжу в Королевскую приемную…» Соответственно, отлучение от сего зала считалось крупной немилостью и непременно оформлялось соответствующим указом самодержца. Высмотрев нужную персону, Сварог неторопливо спустился по витой каменной лестнице и направился в ту сторону. Перед ним словно бы невзначай расступались высокородные господа, даже графы и герцоги, поскольку данный капитан, как уже упоминалось, считался доверенным лицом короля, фаворитом, прочно сидевшим на своем месте, и относиться к нему следовало со всем решпектом…

Как и следовало ожидать, благородный граф Сагудан обретался здесь вместе с супругой и дочерью, каковую, по точной информации, давненько уж пытался подсунуть Сварогу в качестве очередной фаворитки. Согласно тем же исконным традициям. Он бы и жену попытался пропихнуть в королевскую опочивальню, но, учитывая ее почтенный возраст, заранее отказался от подобных попыток…

Сварог оставался тверд, как скала. Юная графинечка была, в общем, довольно приятным созданием, но, по достоверным данным Интагара, дарила своей благосклонностью чересчур уж многочисленных вертопрахов, от придворных кавалеров до дворцовых псарей помоложе и с обхождением. Так что Сварог резонно полагал: королю негоже стоять в очереди, к тому же без всякой уверенности, что он окажется в ней последним…

Сам по себе граф для него никакого интереса не представлял – мало того, что спесив, так еще и глуп. Однако была у него одна-единственная, чрезвычайно ценная в некоторых случаях черта: он был всезнайкой. Как губка, впитывал чуть ли не все кружившие по столице пересуды, сплетни, пикантные россказни и слухи. Оставалось лишь, когда в том возникала нужда, отделить зерна от плевел.

Сварог подошел к ним и раскланялся, приложив к шляпе один лишь указательный палец – только неотесанная деревенщина в таких случаях бралась за поля бадагара всей пятерней. Граф, толстяк с красной рожей выпивохи и жуира, пренебрегавшего пустяками вроде апоплексии, приветствовал его со всей возможной почтительностью. И, конечно же, сходу взял быка за рога:

– Милейший капитан, извините за назойливость, но вы же сами говорили, что его величество совсем скоро утвердит новый список фрейлин… По знатности рода, по нашей извечной преданности монархам моей кровиночке там самое место… Благодарность моя была бы безграничной…

Вышепомянутая кровиночка, изрядно декольтированная, взирала на Сварога так томно и преданно, что не оставалось никаких сомнений – лично она готова отблагодарить господина капитана за эту услугу, абсолютно не мешкая, тут же, за ближайшей портьерой. Ну уж хрен вам, дорогие мои, подумал Сварог беззлобно. Обойдусь и без этаких фрейлин, должна же при дворе сохраняться хотя бы зыбкая видимость морали и нравственности. Тем более что последние донесения касаемо этой особы поступили не далее как вчера – не только псари, но и придворные конюхи, изволите знать. Но хороша, шлюха этакая, чего уж там. Не будем ни отчего зарекаться…

Деликатно взяв под локоток графа, Сварог отвел его в сторону, где нашлось уединенное местечко. Граф покорно семенил рядом, вполголоса поминая про безграничную благодарность – весьма, впрочем, осторожно, учен был горьким опытом; Сварог уже однажды отшил его, не выбирая выражений, когда его светлость попытался вульгарно совать «капитану» кошельки с золотом и дарственные на деревеньки… – Любезный граф, – сказал Сварог вполголоса. – Право же, я всегда чувствовал к вам неизъяснимую симпатию, и при первой же возможности попытаюсь для вас что-нибудь сделать… А чтобы вы не сомневались в моем дружеском расположении, я вам по величайшему секрету расскажу, каким образом можно снискать благосклонность короля. Надеюсь, это останется между нами?

Граф закивал с величайшим энтузиазмом – надо полагать, действительно не собирался с кем-то делиться столь полезными секретами…

– Есть одна старая, весьма загадочная тайна, которой ее величество в последнее время увлечен, – сказал Сварог совсем тихо. – Доверюсь вам по-дружески: любой, кто доставит королю не сплетни и не басни, а точную информацию, может рассчитывать на щедрейшее вознаграждение. Узнав это, я в первую очередь подумал о вас…

Граф обратился в слух, пылая яростной надеждой. – Есть старая легенда… – сказал Сварог. – Якобы где-то по соседству с нами, то ли в прилегающих лесах, то ли в самой Равене или Латеране обитают крохотные, с мизинец, человечки. Вполне реальные люди, а не персонажи из сказки, только крохотные. Король хочет об этом узнать как можно больше. Причины мне неизвестны – кто мы такие, чтобы обсуждать монаршую волю? Главное, одно известно совершенно точно: это не мимолетный каприз, это настоятельное королевское желание, и тот, кто его величеству потрафит, честное слово, попадет в случай…

– Леший меня задери! – выдохнул граф с чрезвычайно азартным лицом. – А ведь я о чем-то подобном в свое время слыхивал… Не могу сейчас вспомнить точно, что, где и от кого, но ходили такие разговоры… Капитан, золотце мое, я вас умоляю, не делитесь пока этим секретом с кем попало! А я, со своей стороны, твердо вам обещаю: из кожи вон вывернусь, но разузнаю, что возможно!

– Только помните: не слухи и сказки, а достоверная информация, – сказал Сварог. – Королю не замажешь глаза дешевыми враками…

– Ну разумеется, разумеется! Будьте благонадежны…

– Я на вас полагаюсь, граф, – сказал Сварог с тонкой улыбкой заправского придворного интригана, поклонился и направился прочь, уже ни на кого более не обращая внимания, разве что напоследок окинув мимолетным взглядом прекрасную, морально неустойчивую графскую доченьку, не видевшую особой разницы меж атласными покрывалами и охапкой соломы в придворной конюшне.

Покинув приемную через парадный вход, он целеустремленно пошел к боковым воротам, миновал стражу, не удостоив ее и взглядом, свернул налево, где во множестве теснились аккуратные домики, принадлежавшие различным дворцовым службам и особо доверенной обслуге, имевшей право жить на территории дворца. Попасть сюда было людям из внешнего мира гораздо проще, чем, скажем, в королевскую резиденцию, хотя и тут имелись свои ограды, своя стража, так что соблюдались некоторые строгости…

В одном из таких домиков с недавних пор прочно обосновалась верная колдунья Грельфи, как-то незаметно превратившая свою скромную обитель в штаб-квартиру самой натуральной секретной службы, пусть и не блиставшей пока особенными успехами, но отнюдь небесполезно с прицелом на будущее; так что Сварог без возражений согласился эту новую службу финансировать из казны, в разумных пределах, конечно, поскольку казна, как известно, не резиновая даже с учетом безжалостно раскулаченного Балонга…

Атмосфера царила, он убедился, самая что ни на есть рабочая: в передней толклись с таинственными рожами какие-то загадочные молодцы авантюрного облика, закутанные в плащи, градские обывательницы с физиономиями профессиональных сплетниц, плутоватые господские лакеи и прочий скользкий народец, от которого порой бывает немало пользы небрезгливому и непредубежденному человеку.

Как завсегдатай, Сварог, не мешкая, направился к неприметной двери в углу, распахнул ее решительно, отодвинул с дороги крепкого малого с дубинкой под полой кафтана. Взбежал на второй этаж по крутой скрипучей лесенке, для приличия постучал в дверь и тут же распахнул ее, не дожидаясь приглашения – король, знаете ли, везде у себя дома, куда бы его ни занесло… То, что он увидел внутри, более напоминало не деловую встречу, а дружеские посиделки. На столе, покрытом аккуратной скатеркой с таромайскими узорами в крупную клетку, возвышалась приличных размеров бутыль «Слез дракона», опорожненная едва на треть. Разделенные тарелками с небедной закуской, за столом сидели Грельфи и, вот чудо, отец Алкеc из Братства святого Круахана, многолетний начальник Багряной Палаты, доставшийся Сварогу в наследство от Конгера и оставленный в прежней должности, поскольку был человеком устрашающей энергии и редкой преданности, как многие, прошедшие суровую конгеровскую школу.

– Так-так-так, – сказал Сварог весело, уставясь на бутыль. – Вот, значит, куда идут ассигнования из секретных фондов?

Отец Алкеc, высокий костлявый старик в поношенной коричневой рясе, уставился на него выжидательно, но определенно неприязненно. О том, кто скрывается под личиной капитана дворцовой стражи, он пока что представления не имел. Перехватив взгляд старухи, Сварог кивнул.

– Это, святой отец, король Сварог собственной персоной, – сказала Грельфи. – Только под чужим обликом – ну, сами понимаете, так оно удобнее по дворцу расхаживать, чтобы не липли просители и прочий безответственный люд…

– Сидите, сидите, – сказал Сварог, видя, что монах почтительно приподнялся. – Мы тут попросту, без чинов… Пожалуй, я себе тоже налью, если вам не жалко.

Он достал из высокого старинного буфета еще одну чарку, подсел к столу запросто.

– Грех вам, государь, – сказала Грельфи обиженно – Вино на свои деньги куплено, не настолько уж я бедная, чтобы казну обирать…

– Да знаю я, – сказал Сварог, набулькивая себе до краев. – Рад вас видеть, святой отец. Я так понимаю, вы уже установили нормальные рабочие отношения, познакомились?

Старуха громко расхохоталась. Отец Алкес, гораздо более скупой на эмоции, тем не менее ухмыльнулся.

– Мы, ваше величество, знакомы чуть ли не полсотни лет, – сообщила Грельфи. – Уж сорок пять-то по крайней мере. Вот разве что не виделись давненько. А когда-то свели самое тесное знакомство. Уж как меня тогда искали и ловили по всей Равене сыскари отца Алкеса – до сих пор вспомнить жутко. Почитай весь город перевернули… И попадись я вам тогда, вся из себя юная и прекрасная, вы ведь, злыдень известный, непременно бы меня на монфоконе спалили, как крестьяне хорька, изловленного в курятнике?

– Не стану отрицать, – скупо усмехнулся отец Алкес. – Вы, уж простите за откровенность, этого тогда вполне заслуживали. Достаточно вспомнить, сударыня, как вы тогда торговали направо и налево и притворным зельем, и отворотным, и даже «стеклянной пылью», что вовсе уж не лезло ни в какие ворота и безусловно подлежало самому строгому наказанию… как и теперь подлежит. Порчу насылали направо и налево, это вам было, что высморкаться, мало того, ворожили на «лунную тень» и, не отрицайте, однажды на перекрестке восьми дорог пытались продать с перьями и потрохами жареного гуся сами знаете кому…

– Дура была по молодости лет, – призналась старуха Грельфи с несколько сконфуженным видом. – Чего ж вы хотите в девятнадцать-то годочков, когда ветер в голове. Сами по себе колдовские знания, они ж человеку ума не прибавляют….

– Боюсь, попадись вы тогда, подобные рассуждения на судей бы нисколечко не повлияли…

– А кто спорит? – фыркнула старуха. – Однако ж проскользнула я тогда у вас меж когтей, святой отец, и, что характерно, без всякой вредоносной магии, исключительно уму и ловкости благодаря… А то сожгли бы, как пучок соломы…

– Вот кстати, – сказал отец Алкес, уставясь на нее с неприкрытым любопытством. – Коли уж мы поумнели, помирились, предав забвению былую вражду и прошлые недоразумения, согласились, что прошлое быльем поросло… Меня до сих пор мучает любопытство, быть может, и не подобающее смиренному служителю Господа… Что у вас тогда вышло с канцелярии советником Трайлогом, может, признаетесь наконец? Трайлог давным-давно в могиле, ему никакие признания уже не повредят. Понимаете ли, я до сих пор не верю, что вы ушли от облавы из-за его оплошности, нерасторопности… Это на него никак не похоже. Уж если он устраивал облаву, его молодцы должны были занять все переулочки, не оставив лазейки. Так как? Были у нас в свое время на его счет определенные подозрения, учитывая иные слабости его характера, хоть никто никогда ничего не доказал…

Он наполнил чарки, сверля собеседницу внимательным взглядом, так и пылавшим нешуточным любопытством. Ага, подумал Сварог. Чую родственную душу. Терпеть не может наш инквизитор оставлять за собой нерешенные загадки…

– Давайте, что ли, выпьем за здоровье нашего дорогого гостя, светлого короля Сварога, – сказала Грельфи, опрокинула свою чарку с лихостью кавалерийского сержанта, пристукнула ею по столу, ухмыльнулась. – Ну, коли уж Трайлог в могиле… Да и столько времени пролетело… Признаюсь вам по совести, святой отец, что вы с вашим острым умом зрили в самый корень. Ускользнула я отнюдь не потому, что Трайлог лопухнулся – он был, надо отдать должное покойному, служакой отменным и сыскарем хватким. Вот только, как вы точно подметили, не свободен был от маленьких слабостей. Он меня все-таки лично приловил в корчме «Пьяный индюк», помните такую? Вот только я в ту пору, в девятнадцать лет, ничуть была непохожа на вяленую треску из рыбного ряда, как теперь. Дрогнуло суровое сердце вашего доверенного помощника, и отпустил он меня переулочками, предварительно получив свое в кладовой на соломе. Уж я постаралась на совесть – тут не до лености, когда до монфоконских костров всего ничего, рукой подать… Такие вот секреты древней истории.

– Прохвост… – с неудовольствием процедил отец Алкес.

– Не судите его слишком строго, святой отец. Во-первых, ручаться можно, он в зрелых годах уже не допускал подобных предосудительных срывов, верно ведь? Он тогда был молод, а я, хоть и поверить трудно теперь, была девушка видная. Не стоит дурно о покойниках, к чему… А во-вторых, если бы вы меня тогда спалили без всякой жалости на монфоконском холме, кто бы теперь служил верой и правдой его величеству королю Сварогу? Много воды утекло, я давным-давно взялась за ум и черной магией более не баловалась. Скажу вам больше: ежели в последнее время на что и направляю свои скромные труды, так исключительно на благо человечества. Это все, надобно вам знать, мягкое и ненавязчивое влияние означенного короля Сварога. Что он со мной сделал – уму непостижимо. Превратил из старой сварливой ведьмы, озабоченной лишь собой, в воительницу за благо человечества. Вы не поверите, но я уж давненько, стоит только утречком глаза разлепить, во власти одной-единственной мысли: как там человечество? Не помочь ли ему чем? Страдает, поди, болезное, в недугах погрязло, в тяготах мается…

Сварог громко откашлялся в кулак, и старуха примолкла, сидела с невинным видом, косясь на бутылку.

– Что поделать, святой отец, – сказал он, наполняя чарки. – Вот такие у меня сподвижники, работаем с тем, что есть… Но, впрочем, судя по тому, как мирно и благостно вы тут сидите, прошлые недоразумения и в самом деле быльем поросли, а?

– Совершенно верно, ваше величество, – кивнул монах церемонно. – Рад, что в свое время наши с сударыней Грельфи дороги, гм… разошлись. Вернее, рад, что она ступила на верный путь, и мы теперь работаем рука об руку, как ни дико это было представить лет сорок назад. Меняется мир, что ни говори… И люди тоже.

– Щас заплачу от умиления, – пробормотала старуха. – А ведь сто золотых за меня назначал, что за живую, что за мертвую…

– Отставить, – сказал Сварог. – Вечер воспоминаний отложим на потом. У нас хватает неотложных дел… Вы что-нибудь накопали, сударыня?

– А вот, кстати! Отец Алкес вам и расскажет. Кое-что у него есть любопытное…

– Я помню наш разговор в Равене, ваше величество, – сказал монах. – Сразу после коронации. Действительно, мне представляется, что вы были совершенно правы тогда. Эти лилипуты не смогли бы так быстро и эффективно спланировать и организовать покушение на принцессу Делию, если бы они до этого никогда не бывали в Равене, не были знакомы с нашими городами. Простая логика подсказывает, что к тому времени они должны были освоиться в нашем мире. А это значит, у них были сообщники вполне… нормального роста.. В чем лично я не вижу ничего удивительного. Всегда найдутся люди, готовые за хорошие деньги работать хоть на самого дьявола. Если все так и обстояло, нет сомнения, они и сейчас где-то рядом. Им ведь гораздо легче укрыться от постороннего глаза, чем обычным злоумышленникам и шпионам…

– Это все теории, – сказал Сварог нетерпеливо. – А как насчет практики? Удалось вам что-то отыскать?

– Я битую неделю копался в бумагах и пытался вспомнить, – сказал монах, взвешивая каждое слово. – Отбросил суеверные сказки, безусловно не имеющие под собой реальных оснований. Вроде широко распространенной среди воров побасенки о «крохотном народце». До сих пор кружит такое поверье: мол, нужно прийти в последний день определенного месяца на место, где был убит ростовщик, и непременно неженатый, и непременно вдовый, сжечь там шерсть с кошачьего хвоста, смешанную с волосом из хвоста пегой лошади без единого белого пятнышка и прочесть соответствующее заклинание. Если все сделано правильно, из-под земли тут же выскочат крохотные, с палец «воришки-крохотульки», которые на всю оставшуюся жизнь станут верными помощниками счастливца…

– Вздор, вздор, – сказал Сварог.

– Несомненно. Подобные «следы» я отметал после тщательного изучения. И тем не менее… Я разыскал в архивах равенской уголовной полиции толстенное, интереснейшее дело. Лет восемьдесят назад жил такой вор. По прозванию Пеца-мышка. Прозвали его так за способность проникать в места, куда обычный вор, даже чрезвычайно искусный, ни за что не попадет. Классический «волшебный вор» из народных сказок, но он существовал на самом деле. И про него кружили слухи, будто он оказался единственным, кому все же удалось вызвать «воришек-крохотулек». Не улыбайтесь так скептически, ваше величество. Я сам поначалу не верил. Но когда изучил бумаги внимательно, с учетом наших допущений, мнение мое изменилось. Среди длиннейшего списка его «подвигов» я насчитал девять чрезвычайно темных случаев. В каждом из них обычные объяснения насчет ловкости и проворства профессионального вора не годятся. Какой случай ни возьми, вывод один: осуществить такую кражу было не в человеческих силах. На это мог оказаться способен только человек, связавшийся с нечистой силой… или тот, у кого и в самом деле были в подручных крохотные, с палец, сообщники, наделенные вполне человеческим умом… Бумаги здесь, – он кивнул в сторону высокого буфета. – Прочитайте на досуге, и, быть может, согласитесь со мной…

– Вполне возможно, – сказал Сварог. – Но даже если вы правы, прошло восемьдесят лет, даже косточки вашего Пецы истлели…

– Да. Он пропал без вести в свое время…

– Вот видите. А поближе к нашим временам?

– Есть еще так называемое дело виконта Башара. Вот эту историю я прекрасно помню, я сам ею занимался восемнадцать лет назад. Виконт ничего особенного собой не представлял – четвертый сын графа, не имевший прав на титул и майорат, обитал в Равене, средства к существованию добывал всевозможными окольными комбинациями, не нарушавшими закон впрямую, но все же дурно пахнущими. Ну, вы знаете такой тип людей и такие делишки… И вот однажды виконт разбогател как-то резко. Деньги у него появились немалые, он купил приличный дом, порвал с прежними дружками, репутация его понемногу восстановилась, его даже приняли при дворе… Сам он ссылался на наследство от дальнего родственника, что, забегая вперед, казалось чистым вымыслом. Мы не нашли никаких следов подобного завещания на его имя в нотариальной палате, хотя туда обязаны помещать копии всех завещаний и всех сделок с недвижимостью, превышающих финансовым итогом определенные суммы… Но это, забегая вперед… К нам стали поступать сведения, что означенный виконт связался с нечистой силой, и далеко не все доносы поступали от людей лживых и беспринципных. Информаторы бывают разные, ваше величество. Кто-то врет и клевещет, кто-то дает ценные и правдивые сведения – причем не обязательно из благородных побуждений, но это не меняет дела. Если правду выдают из мести или корысти ради, она от этого не перестает быть правдой… Короче говоря, все, что нам тогда сообщали, в итоге сводилось к одной-единственной теме. Теме «крохотных человечков». Да, вот именно, государь… Когда виконт устраивал вечеринки для особо близких друзей, он развлекал их весьма своеобразно. В особой комнате, погасив светильники, так что освещен был только стол, виконт демонстрировал на этом самом столе увлекательные «живые картины», как он это называл. Крохотные воины, размером с мизинец, сражались и убивали друг друга либо воевали с голодными крысами, хорьками, змеями. Крохотные женщины исполняли развратные танцы, закатывали оргии. Иногда, для разнообразия, надо полагать, крохотулек обоего пола выпускали в пустую комнату, и на них охотилась кошка… Одним словом, достаточно гнусные забавы и весьма необычные. Я тогда не знал того, что знаю сейчас. Вполне естественно, что первым пришедшим нам в голову объяснением было – «нечистая сила». И ведь это происходило на самом деле! Мы пригласили к себе в Багряную Палату парочку участников этих вечеринок – тех, на кого у нас кое-что имелось… Достаточно, чтобы рассчитывать на их полную откровенность. И они описывали эти забавы достаточно подробно, причем не сговариваясь, однако детали тем не менее совпадали… Бумаги сохранились, я и их принес… Я доложил королю Конгеру. Решено было наблюдать и собирать улики. Виконт как-никак принадлежал к достаточно знатному роду, многие его родственники и свойственники имели вес при дворе, нужно было соблюсти все формальности и законы, получить неопровержимые улики. Поразмыслив, мы решили воспользоваться избитым, но надежным способом – ввести в дом своего человека. Проще всего это было сделать через слуг – вот мы и нашли толкового парня среди младшего персонала, деликатно изъяли одного из лакеев, обставив все так, чтобы думали, будто он хапнул кое-что из столового серебра и сбежал, так что образовалась вакансия, которую постарался тут же заполнить наш парень…

Он замолчал, не глядя протянул руку, наполнил свою чарку, пролив немного на скатерть, рассеянно поднес ко рту и осушил до дна – все это чисто механическими движениями. Продолжал глуховатым голосом, так, словно перед глазами у него сейчас была не эта комната, а что-то другое, давно прошедшее:

– Он несколько дней присматривался и приглядывался, стараясь не лезть с расспросами, чтобы кого-нибудь не всполошить. А потом… Потом, посреди ночи, внезапно грянул взрыв. От дома осталась груда камня; все, кто там находился, погибли. Могучий был взрыв… Дом стоял в отдалении, на берегу реки, так что никто больше не пострадал. Но от дома виконта, повторяю, осталась куча даже не камня – щебенки… Даже кусок берега обвалился. Это незнакомый нам порох – что-то гораздо более сильное, каким на земле, хвала Господу, пока что не располагают армии…

– И что было потом? – тихонько спросил Сварог.

– Я доложил королю. Покойный Конгер был человеком упрямым и не терпел слова «невозможно». Развалины – точнее, эту груду щебня – по его приказу принялись разбирать. Но не нашли ничего, что нам пригодилось бы. Ничего… определенного. Груда щебня, лохмотья тел… Все внутри превратилось в труху, такой силы был взрыв. Потом пошли слухи, что виконт увлекался алхимическими опытами и невзначай не то смешал и не с тем… но прежде нам ничего не было известно о таком его увлечении. Бумаги ушли в архив и благополучно там пролежали до сего дня.

– Дом стоял на набережной… – задумчиво повторил Сварог. – Даже кусок берега обвалился… Не хочу делать преждевременных выводов, однако логика событий подсказывает… Как они могут пробраться в земные города незамеченными? Да одним-единственным способом. Подыскивается сообщник – человек достаточно влиятельный и знатный, чтобы обезопасить свой дом от неожиданных вторжений кого попало. Дом таковой располагается на берегу реки… или моря. Под водой устраивается тоннель, по которому подводная лодка может незамеченной пройти… ну, скажем, в подвал, где устроено нечто вроде пристани. Ну, а дальше совсем просто. Посади их в карман, в какую-нибудь коробочку, выложенную ватой, – и неси куда угодно, хоть в королевский дворец… Другого способа попросту нет.

– Согласен, – кивнул монах. – С подводными лодками я знаком чисто теоретически, у нас их нет, хотя небезызвестный мэтр Тагарон и пытался в свое время нечто подобное соорудить… но госпожа Грельфи мне их подробно описала, и я получил некоторое представление… В самом деле, ваше величество, эта гипотеза крайне похожа на единственно верную… вот только, как такую пристань найти? Невозможно ведь обыскать все подряд дома, стоящие у воды, подходящие на роль тайной пристани…

Кому как, подумал Сварог. Если подобрать нужную аппаратуру, о которой говорила Яна, если организовать наблюдение с воздуха – смотришь, и попадется рыбка на крючок… или по крайней мере в прицел. Попробуем…

– И это все? – спросил он.

– Увы… – развел руками отец Алкес. Добросовестно задумался. – А впрочем… Не знаю, стоит ли… Может, это и не имеет никакого отношения к нашим делам…

– Выкладывайте, святой отец, – сказал Сварог. – А я уже сам решу, что связано с нашими делами, а что – нет.

– Собственно, это не точная информация, а воспоминания прыткого мемуариста. Одного из тех, кто в свое время пытался заработать какие-то деньги на посмертной славе Асверуса. После смерти у Асверуса, как обычно и случается очень часто, появилось необозримое множество близких друзей, наперсников и собутыльников. О многих сам поэт при жизни и представления не имел… Все они наперебой строчили мемуары, где крохи правды перемешаны с горами брехни и пикантных выдумок на потеху толпе. Так вот в одной такой, справедливо забытой книжке, мне попалось утверждение, будто у Асверуса незадолго до его гибели появился любопытный перстень – крохотный череп, оправленный в золото, вместо драгоценного камня, окруженный какими-то легендами. Об этом перстне упоминают человека три, но среди вещей Асверуса его не обнаружилось. Разумеется, это никакой не след…

– А почему? – сказал Сварог с интересом. – Почему бы и нет? В последнее время я с самых разных сторон только и слышу, что история Асверуса, его жизни и смерти таит массу загадок. Меня всерьез уверяют, что он был не только поэтом, но и искусным разведчиком. Что общепринятая версия его убийства ничего общего с истиной не имеет. Что он имел какое-то отношение к загадочной смерти молодой королевы Дайни, случившейся в летнем дворце, до которого отсюда рукой подать, какая-то лига… – он указал на стену. – Что вы обо всем этом думаете?

– Признаться, я над этим никогда не задумывался, – честно признался монах. – Поскольку это произошло слишком давно и никак не затрагивало наших обычных дел. Слухов и в самом деле множество, иные книжники до сих пор тщатся опровергнуть прежние гипотезы и поставить на их места свои разыскания. Вы, конечно, не знаете…

– Почему же это не знаю? – живо возразил Сварог. – Наслышан некоторым образом. Так вышло, что в Равене я не так давно оказался посреди научного спора двух почтенных ученых на именно эту тему. Спор приобрел такой накал, что в ход пошли кочерги с поленьями, ненароком пострадал бюст покойного короля, и, если бы не мой государственный ум, пришлось бы бедным книжникам… – он невольно улыбнулся забавным воспоминаниям, но тут до него дошло. – Прах меня побери, ведь один из них как раз и тщился доказать, что Асверус был разведчиком! Раскопал какие-то старые бумаги… Постараюсь его немедленно разыскать. Сам уже не помню, как его звали, но Интагар такие вещи помнит прекрасно. И еще. Я давно узнал, что отдельные корыстолюбивые личности из архивной службы Министерства двора втихомолку распродают ценителям рукописи Асверуса. Асверус носил придворный чин, и после смерти его бумаги за отсутствием наследников попали как раз в министерство двора. Я незамедлительно пошлю туда одного человека…

Монах одобрительно кивнул. Старуха Грельфи осторожненько подала голос:

– Высокие господа мои, я прекрасно помню, что один из вас – светлый и могущественный король, а другой – не последний в королевстве сановник. Однако не будете ли столь милостивы выслушать убогую старуху, наделенную некоторым умом и соображением?

– Валяйте, убогая старушка, – сказал Сварог. – Люблю, когда вы начинаете прибедняться. Обычно это означает, что у вас родилась свежая интересная мысль…

– А вот не угадали на сей раз, государь, – сварливо отозвалась Грельфи. – Я просто хотела напомнить, что есть вещи и серьезнее, и опаснее. Вы, тысячу раз простите, ухватились за этих крохотулек, как ребенок за новую игрушку. А меж тем… Ваши крохотульки представляют некоторую опасность – и только. Не забывайте, что моря покрыты дохлой рыбой, а морские птицы сбиваются в громадные стаи и улетают вглубь суши. Хватает и других неприятных событий, что все до одного укладываются в старинные пророчества… Великий Кракен просыпается, а вы тут о крохотульках… Судя по всему, эти ваши крохотульки существовали чертову уйму лет, порождением пробудившегося Кракена безусловно не являются… А потому могут и подождать. До сих пор от них как-то не было особого вреда, так что это не самые насущные хлопоты. Вы лучше о Великом Кракене подумайте. И о том, что к нам шпарит по небу Багряная Звезда. Этот поганый светляк так глаза жалит тем, кто умеет видеть, что нет никакого терпежу… Вы вот чем озаботьтесь, господа мои! Что до вас, святой отец, то вам самое время запустить руки в закрома с вашими вековыми секретами – я про ваши Братства говорю. Негоже сидеть, как собаки на сене, когда творится такое…

Она была во многом права, даже если учитывать недавний ядерный взрыв, о котором старухе наверняка неизвестно… Сварог вопросительно глянул на монаха. Тот молчал, понурив голову, уставясь на свои корявые ладони. Потом сказал глухо:

– Приятно, конечно, сударыня Грельфи, что вы считаете нас обладателями тайного знания… Однако должен вас разочаровать. И вас тоже, уж не посетуйте на правду, ваше величество. Не спорю, монашеские Братства обладают кое-какими тайными знаниями, не обращающимися в широком обиходе, но среди них, Господом клянусь, нет каких-то высших, окончательных истин, способных моментально вывести всех из тупика и принести победу… Увы, так и обстоит. Братства воссоздавались среди всеобщего хаоса и одичания через сотни лет после Шторма, когда слишком многое было утрачено безвозвратно… Я бы не молчал, будь у меня такие знания. Признаюсь вам по совести, я до сих пор не знаю, можно ли с уверенностью говорить, что Великий Кракен существует на самом деле. В конце концов, все эти странности, вроде дохлой рыбы, кто-то мог тысячи лет назад связать с пробуждением Кракена по ошибке… Где точные доказательства?

– Будут вам точные доказательства, – проворчала Грельфи. – Когда дойдет до того, что спруты побегут из морей в реки, и это будет означать, что дела совсем плохи…

– Предсказание о спрутах мне знакомо, – сухо ответил отец Алкес. – Но опять-таки нет точных доказательств, что его следует связывать с Кракеном… Древние частенько ошибались. Все это в полной мере касается и Багряной Звезды. Я сам ее не вижу, но знаю людей, которые видят. И что же? Опять-таки, у нас есть только старинные рукописи и невнятные пророчества. Древние к тому же порой изъяснялись крайне туманно. Вот вам, пример… Принято считать, что Копье Морских Королей, которым только и можно убить Великого Кракена, спрятано где-то на острове Хай Грон. Остров за тысячи лет изучен вдоль и поперек. И нет там никакого Копья. Можно, конечно, твердить, что оно магическим образом скрыто в толще скалы, но это опять-таки голословные утверждения…

– И к чему же вы призываете? – бесстрастным голоском поинтересовалась Грельфи.

– Ни к чему я не призываю, – ответил монах терпеливо. – Просто не берусь пока что делать решительных выводов при отсутствии точных знаний…

– Ну, сидите, сидите, полируйте седалище, – сварливо протянула старуха. – А между прочим, ваше величество и ваше священство, у меня с утра сидел оч-чень интересный человечек… Доктор из одного латеранского заведения для скорбных головой. У него там содержится совершенно рехнувшийся шкипер, которого сняли в открытом море с дрейфовавшей без весел и паруса шлюпки, где он пребывал в полном одиночестве. Знаете, что он рассказывал? Доктор этот заинтересовался, как он выражается, «любопытным случаем», сидел возле морячка два дня напролет, слушал, превращал на бумаге бред в нечто связное… Вам интересно послушать, что случилось? Шел этот бриг где-то неподалеку от Катайр Крофинд, проходил мимо небольшого необитаемого островка – и вдруг из моря поднялась исполинская змеища. До островка, шкипер говорит, было не менее трех морских лиг, но змеища, словно касалась макушкой небес, такая была огромная. Они сначала не поняли, насколько, а потом пригляделись и сообразили, что высунулась она из моря позади островка. Оценили величину и мгновенно, все вместе, тронулись рассудком, потому что увидели легендарного змея Ермундгада, который спит в глубинах которую тысячу лет и пробудится аккурат в годину всеобщих сокрушительных бедствий. Парусами никто уже не управлял, суденышко опрокинулось, каждый выплывал, как удалось…

Монах поджал бледные губы:

– Еще одна неподтвержденная легенда…

У Сварога было на этот счет свое, особое мнение. Совсем недавно, заглянув ненадолго в Хелльстад и пытаясь на скорую руку навести некоторый порядок в отношениях меж тамошними удивительными и диковинными обитателями, он перекинулся парой слов с одним из глорхов – быть может, той самой змеюкой, что пыталась в свое время его слопать, когда он был всего-навсего бесприютным странником. Змея, как все глорхи, особым умишком не блистала и свои простенькие мысли выражала примитивно – но она тоже, что любопытно, упоминала про какого-то «ужасного гада», из-за которого глорхи в незапамятные времена и покинули-де моря, долго мыкались по суше, пока не обосновались в Хелльстаде, где не имелось ни доблестных рыцарей-драконоборцев, ни орд крестьян с дубинами и факелами. Выходило, что Сварог некогда уцелел исключительно потому, что мельком назвал себя «гадом ползучим» – а это оказалось созвучно тому имени, перед коим глорхи испытывали панический, впечатавшийся в гены ужас: гад, Ермундгад…

Однако он промолчал. Не был уверен, что и туповатые змеи из Хелльстада окажутся для отца Алкеса достойными внимания свидетелями. Хороший человек отец Алкес, ревностный слуга Божий, работник исправный и ретивый, но и над ним, очень похоже, тяготеет та самая инерция мышления, что свойственна большинству как на земле, так и за облаками. Пять тысяч лет все как-то устраивалось – Господь попустит, обойдется и теперь. Он не видит Багряную Звезду, а потому не может понять то странное колотье, которое она вызывает в глазах видящих – льдистое, неприятное, проникающее в мозг…

– Хорошо, – сказал он, ощущая страшную неудовлетворенность. – Не будем говорить о том, что не подтверждено пока твердыми доказательствами. Займемся тем, в реальности чего никто из нас не сомневается. Сначала…

Дверь скрипнула, в образовавшуюся щель просунулась предупредительная физиономия глэва Калеба, украшенная широкой ухмылкой. От переполнявших его чувств он даже легонько приплясывал с ноги на ногу.

– Минутку, – сказал Сварог. – Сейчас узнаю, в чем там дело…

Уже через несколько секунд он вихрем метнулся к столу, подхватил свою шляпу, свалив второпях локтем серебряную стопку, нахлобучил форменный ба-дагар и кинулся к двери, крикнув через плечо:

– В общем, все занимаются своим делом!

…Всадники неслись по латеранским улицам бешенным аллюром, сшибая лотки мелких торговцев, едва не размазывая по стенам шарахавшихся прохожих. Гремели копыта по мостовой, мелькали бледные лица на тротуарах, все живое разбегалось, жалось к домам. Впереди мчащейся на полном галопе кавалькады отчаянно и жутко ревели трубы передового отряда ликторов, освобождавших путь королевскому кортежу. Как ни понукал Сварог коня, они опережали его на несколько корпусов, как он сам опережал несущихся очертя голову телохранителей, ухитрявшихся даже сейчас замечать все вокруг и бдительно рявкать на замешкавшихся обывателей:

– С дороги! С дороги! Король спешит!

Сварог нагнулся к конскому уху и испустил волчий вой, как научили его ратагайские кавалеристы. Каурый захрапел и понес, разбрасывая пену, настигая ликторов.

Они свернули, пронеслись по немощеной аллее, обсаженной вековыми платанами, миновали отскочивших часовых и оказались на широком зеленом поле, идеально подходившем для аэродрома. Не снижая темпа, Сварог погнал коня дальше, к видневшемуся вдалеке бомбардировщику, где стояла кучка людей.

Натянул поводья, так что каурый взвился на дыбы, молотя по воздуху передними ногами. Спрыгнул на землю и подбежал к самолету. Увидел их всех – в потрепанной, грязной одежде, мимоходом отметил взглядом стоявшие тут же высокие, угловатые мешки. Схватил в объятия запыленную, осунувшуюся Мару и стал целовать ее грязное лицо. Она куклой моталась в его руках, шумно, облегченно вздыхая. Сварог отстранил ее, держа за плечи вытянутыми руками, всмотрелся. Щеки запали, волосы слиплись от грязи, но темно-синие глаза блестят знакомой строптивостью и насмешкой. Прижав ее к себе одной рукой, через ее плечо посмотрел на остальных, считая их про себя. Потряс головой:

– Все до единого. Надо же. Ну, вы даете…

– Старая кавалерийская закалка, государь, – бодрясь, силясь быть небрежным и торжествующим, сказал мэтр Анрах, тоже грязный, потрепанный, исхудавший. Как все прочие.

– Учено выражаясь, имеет место быть математическое тождество, – сказал Леверлин, ухмыляясь. – Количество уехавших равно количеству приехавших.

– Нечего морщиться, – сказал Сварог. – Весьма перспективный молодой человек, доставшийся в наследство от Конгера. Покойный король кого попало не привечал, особенно в личной разведке… Граф Гаржак.

– Наслышан, – сказал Анрах, то и дело косясь на кожаные вьючные мешки, сложенные в углу высоченным штабелем. – Своеобразный юноша…

– Ну, рассказывайте о приключениях, – сказал Сварог.

– А не было никаких приключений, – с видимым сожалением пожала плечами Мара. – Замок мы заняли аккуратненько, там и в самом деле не оказалось ничего и никого, хотя бы отдаленно напоминавшего военную силу, да и хозяин отсутствовал. Согнали челядь в подвал, заперли, спокойно набили мешки… Мэтра, правда, пришлось одергивать, он порывался набрать столько, что и полсотни человек бы не унесли. Отправились назад… И увидели со склона, что у вас там в долине творится, как на вас камни с неба рушатся. Ну, затаились, сделали крюк, стали пробираться к границеокольными тропками. Все приключения в том и состояли, что приходилось ловить на обед сусликов и ворон, чтобы ноги не протянуть. Коням хорошо, они травой обходились, да и овес был в тороках. Так ни разу ни с кем и не похлестались. Трижды подворачивался удобный случай – и противник имелся, и был он в таком количестве, что у нас были все козыри. Но мэтр всякий раз принимался причитать, что книги для нас дороже всего, и я каждый раз отступала, так и не прикончив ни одного мерзавца из-под «кляксы»…

– Поздравляю, рыжая, – сказал Сварог. – Кажется, ты все же становишься взрослой, если перестала очертя голову кидаться с мечом на первого встречного неприятеля…

Мара прищурилась:

– И эти вот насмешки – вся благодарность за мои великие свершения на благо познания? Ну ладно, моя месть будет ужасна… Мэтр, не пора ли разобрать сокровища? Вы ведь с ума сходите от нетерпения!

Анрах, словно только и ждал конкретного приказа, проворно отставил чарку, расплескав выдержанное вино, бросился к мешкам. Сгоряча кинулся распутывать узлы кожаной шнуровки зубами и ногтями, но Мара, похмыкав, подала ему кинжал, и дело пошло гораздо быстрее – мэтр, ничего вокруг не видя и не слыша, кромсал шнурки даже там, где мог без труда развязать, валил высокие мешки набок, одну за другой вынимал книги, произносил вслух названия – громко, торжественно, звенящим от возбуждения голосом. Гладил ветхие переплеты, как женские щеки, его лицо стало молодым, одухотворенным, восторженным, Сварог даже позавидовал чуточку – он видел перед собой человека, воспарившего от счастья куда-то к седьмому небу, самому высокому, согласно здешним поэтическим метафорам.

Однако сам он чем дальше, тем больше испытывал разочарование и скуку. Несомненно, это были уникальнейшие издания, патентованные раритеты, уникумы, способные, судя по виду Анраха, привести ученый мир в бессильную зависть. Вот только, все сильнее возрастали подозрения, здесь ничего не было для насущных целей Сварога – приземленных, практичных, далеко не столь возвышенных, зато жизненно необходимых. Ну что же, сказал он себе, всеми силами стараясь не показать того, что творилось на душе, никто и не обещал, что добыча эта поможет в текучке, так что и разочарования никакого не должно быть. Главное, вернулись живыми и невредимыми – и пусть Анрах двигает вперед науку, ему по жизненному призванию положено…

Мэтр стоял посреди комнаты, по пояс скрывшись за второпях наваленными штабелями книг – фолиантов в классических дощатых переплетах с золочеными петлями, на каких можно было подвешивать и ворота, пухленьких карманных томиков, полуразвернувшихся свитков. В кабинете остро пахло ветхой кожей, пылью и еще чем-то трудноопределимым, что при некотором напряжении фантазии можно было и окрестить «ароматом ушедших веков». Сияющий Анрах уже раздражал Сварога, охваченного, своими тягостными заботами, и он стал прикидывать, как потихоньку убраться отсюда под благовидным предлогом, чтобы ненароком не испортить радости мэтру, и в самом деле неплохо потрудившемуся.

Мара вдруг отставила кубок, встала, выпрямилась с хорошо знакомым Сварогу лукавым огоньком в глазах, оглянулась на счастливейшего из смертных, стоявшего посреди груды уникумов. Улыбнулась хитро, загадочно:

– Я же говорила, что месть моя будет ужасна… Посмотрите, мэтр – наш повелитель, хотя и не показывает этого по великодушию своему, на самом деле потихонечку впадает в уныние. Он определенно предпочел бы всему этому великолепию нечто более прозаическое, способное помочь не столь возвышенным, но практичным задачам… Вполне возможно, его надежды не были бы беспочвенны, но он вместо благодарности насмехается над кое-кем из своих верных сподвижников по свойственному ему бессердечию и злоязычию…

Заложила руки за голову и безмятежно потянулась, уставясь в потолок с мечтательной, насмешливой улыбкой. Сварог смотрел на нее напряженно, потихонечку исполняясь надежды. Как-никак он ее хорошо знал.

– Выкладывай, рыжая бестия, – сказал он хрипло.

– Ты сожалеешь о насмешках?

– Сожалею, сожалею, – сказал он. – Со стыда сгораю… Ну?

Мара фыркнула, извлекла из-под кресла черный кожаный футляр с полустершимся золотым тиснением – в таких обычно хранили важные документы – проворно открутила крышку с черной шелковой кистью, вытряхнула себе на ладонь какой-то предмет и, держа его двумя пальцами, подала Сварогу. Сказала наставительно:

– Ты, конечно, и знать не знаешь, но это… Сварог выхватил у нее кольцо – не рассуждая, почти грубо. Наверное, лицо у него вмиг переменилось, и настолько, что Мара моментально умолкла, став серьезной.

– Быть этого не может, – сказал он. – Перстень Асверуса…

– Ну надо же, – сказала Мара разочарованно. – Вот так стараешься-стараешься, хочешь произвести впечатление, а потом вдруг выясняется, что не получится никакого сюрприза, и труды твои, чего доброго, были напрасными…

– Ничего подобного, – сказал Сварог, не отрывая глаз от лежащего на ладони перстня. – Ты великолепна, ты лучшая на свете, о чем бы ни шла речь…

Поднял ладонь к глазам. Золотое кольцо искуснейшей работы, сделанное отнюдь не ремесленником – тончайшая чеканка в виде дубовых листьев, изящные линии. Вместо камня – крохотный, с вишню, человеческий череп, заключенный в нечто вроде ажурного полушария, подогнанного так, что череп нисколечко не хлябал. Самый обычный череп, только крохотный, очень старый на вид – ну да, и самому перстню должно быть более ста двадцати лет…

– Ты насквозь прав, но понятия не имеешь, насколько я лучше всех на свете, – сказала Мара, наблюдавшая за ним с гордым и довольным видом. – Ты еще бумаг не читал. На-ка, ознакомься.

Она вытряхнула из футляра два листа пергамента – потемневшего, утратившего гибкость. Мельком всмотрелась, подала Сварогу один, второй оставила себе.

Он впился взглядом в аккуратные строчки, выведенные искусным писцом.

«Сим удостоверяется, что прилагаемые украшения, как то: перстень золотой весом в двести четыре квинутна с украшением из неизвестной кости в виде черепа и золотое же ожерелье весом в тысячу сто семьдесят три квинутна с восемью сапфирами и четырьмя украшениями в виде черепов из той же неизвестной кости изготовлено в моей мастерской с приложением надлежащих клейм по заказу благородного Шеллона, графа Асверуса, каковой он расплатился со мною сполна, благодаря чему вышеописанные изделия переходят в его полную и безраздельную собственность.

Сословия Мер и Весов златокузнец Тиме Аркарад, дано в Равене числа сорок первого месяца Квинтилия года три тысячи пятьсот восьмидесятого Харумской Эры».

Ниже красовалась затейливая подпись со множеством завитушек и вензелей, служивших, надо полагать, исключительно для профессионального выпендрежа. А еще ниже протянулась одна-единственная строчка:

«Пробирное клеймо приложено 40 Квинтилия 80 X Э канцелярии советником…»

Подпись канцелярии советника совершенно неразборчива, далеко не такая манерная – должно быть, ему по роду службы приходилось оставлять ежедневно десятки автографов, и он заботился об экономии трудов, а не о излишней красивости.

– Примерно за четыре месяца до его убийства, – сказал Леверлин, видя, что Сварог дочитал и опустил руку с бумагой. – Ты вторую посмотри…

– Подождите, – сказал Сварог. – А ожерелье где?

Мара фыркнула:

– Право, на тебя не угодишь… Леший его ведает, где оно там запропастилось… По крайней мере, в витрине его не было, там лежал только перстень. Ты и в самом деле посмотри вторую бумагу, она еще любопытнее…

Сварог схватил второй свиток, развернул с треском.

«Сим удостоверяю, что означенное кольцо, золотое с костяным украшением в виде черепа, а также принадлежащий к нему документ, свидетельствующий о месте его изготовления, законным образом приобретен в моей лавке, с дозволения инстанции, существующей на улице Искусников, двадцать пять, гиперборейским подданным ревереном Гонзаком, путешествующим ради собственного удовольствия. Поскольку третьими лицами имущественных прав на данное кольцо по выставлении его для продажи в моей лавке не предъявлялось, после уплаты суммы в пятьсот денариев означенные раритеты переходят в полную и безраздельную собственность означенного реверена Гонзака.

Числа четвертого Атума месяца три тысячи шестьсот семьдесят девятого года Харумской Эры.

Серебряной гильдии купец Фурберо, Латерана».

– Вот такие дела, – сказал Леверлин. – Гонзак это колечко приобрел буквально за месяц до исчезновения. Знаешь, что самое примечательное? То, что записей только две. Всего две. Законными владельцами перстня были Асверус и Гонзак – все остальные, в том числе, не исключено, означенный Фурберо, вступили во владение не самым честным путем. Уж горротский-то скопидом, безусловно, приобрел перстень предосудительным образом – на его имя записи нет… Ты хоть понимаешь, что это такое? Дело даже не в том, что отыскалось наконец-то легендарное кольцо Асверуса… Впервые всплыл неизвестный науке раритет, принадлежавший Гонзаку…

– Значит, Гонзак интересовался Асверусом?

– Гонзак многим интересовался…

– Любопытно, где же все-таки ожерелье? – повторил Сварог.

– Хочешь гипотезу? – сказал Леверлин. – В жизни Асверуса была некогда одна крайне загадочная женщина, по времени получается – его последняя женщина, последняя любовь. Стихотворений двадцать ей посвящено. Кто она и откуда, неизвестно до сих пор. Сам Асверус ее именовал то Синеглазое Чудо, то Синеглазое Горе. Учитывая время, когда украшения были изготовлены, учитывая, что ожерелье, несомненно, женское, гипотеза сама собой напрашивается.

– Однако… – сказал Сварог. – Дарить любимой ожерелье с черепами… Они же самые настоящие, пусть и крохотные…

– Да ничего удивительного. Вполне во вкусе тогдашнего времени и тогдашнего периода в искусстве, именовавшегося «кладбищенским балерио». Украшения с черепами и скелетами, мебель в виде усыпальниц, и так далее… На эту тему написаны целые тома, попроси историков искусства, чтобы…

– А начхать мне на историков искусства, если откровенно, – сказал Сварог задумчиво, не отрывая взгляда от кольца. – Балерио-барокко-рококо… Меня вот это в первую очередь интересует, – он осторожно потрогал ногтем мизинца крохотную пустую глазницу. – Откуда их Асверус взял, сразу пять? Это ведь не гробокопательство какое-нибудь, а? Там, где эти хоронят своих мертвецов, вряд ли ступала человеческая нога…

– Ну, тут уж с нас взятки гладки, и спроса никакого, – сказала Мара. – Что увидели, то и привезли. Между прочим, исключительно моя заслуга – пока мэтр, млея от восторга, копался в книгах, я решила осмотреть витрины, и, в самом дальнем углу… Мэтр так и прошел бы мимо, ручаться можно. Молодец я, как по-твоему?

– Спасу нет, – сказал Сварог.

Мара подошла к нему, ухватила за руку и, многозначительно улыбаясь, сказала:

– Тогда пойдем, если у тебя неотложных государственных дел нет.

Сварог оглянулся – мэтр, не видя и не слыша ничего вокруг, созерцал книжное великолепие, не представляя, с чего начать на этой оргии духа, Леверлин уже с головой погрузился в какой-то фолиант, – схватил ее за талию и увлек в коридор. Пройдя немного, ногой распахнул дверь очередной гости-ной – эта была выдержана в светло-зеленых тонах – втолкнул внутрь Мару, чувствуя горячие толчки крови в висках. Что-то до сих пор было зажато в ладони – перстень Асверуса, конечно. Сварог мимоходом надел его на средний палец, почти впору пришлось. Мара закинула ему руки на шею, прижалась всем телом, промурлыкала на ухо:

– Бьюсь об заклад, ты все это время только и делал, что валял придворных шлюх…

– Поклеп, – сказал он счастливо улыбаясь.

– А докажи.

Широкая мягчайшая кушетка обнаружилась совсем рядом, и Сварог, не теряя времени, уложил туда вновь обретенное рыжее сокровище – а ведь в глубине души увидеть не чаял – и ее платье в мгновение ока полетело на пол…

А сам он успел лишь расстегнуть три верхних пуговицы камзола. Мара, приподнявшись на локте, недовольно уставилась на что-то за его спиной, и Сварог, обернувшись, увидел просунувшуюся в приоткрытую дверь бульдожью физиономию Интагара. Сердито набросил на безмятежно лежавшую Мару легкое покрывало, подошел к двери, четко ставя подошвы, словно гвозди вбивал, и, уставясь на министра полиции, крайне неприязненно процедил:

– Послушайте, есть же пределы…

– Ваше величество, – сказал Интагар преспокойно. – Извольте выйти в коридор или позвольте мне зайти…

Что-то у него было в глазах такое – незнакомое, тревожное. Не колеблясь, Сварог за локоть вытянул его в селадоновую гостиную – вот именно, Селадоновая! – захлопнул дверь. Спросил уже спокойно:

– Что-то случилось?

– Как сказать… Мы только что взяли этого самого кабинет-камергера. Взяли и его хозяина, отдававшего ему приказы и платившего деньги – маркиз из Министерства иностранных дел…

– Ну, ничего удивительного, – сказал Сварог. – Я прекрасно знаю, что более всего у меня недоброжелателей и врагов как раз в Министерстве иностранных дел – они в свете последних событий потеряли прежнее значение, скоро я их вообще разгоню за ненадобностью. Не могу же я при их посредстве с самим собой сноситься? Глупости… В общем, могли бы и подождать…

– Не мог, ваше величество, – сказал Интагар решительно. – Решение нужно принимать немедленно, не теряя ни минуты. Понимаете ли, мы с ходу прижали означенного маркиза, он дрогнул и треснул … Так вот, он очень быстро опомнился, грозит всеми мыслимыми и немыслимыми карами… По его словам, он – одно из доверенных лиц имперского наместника в Равене, и именно наместник поручил ему организовать это покушение на вас, ту ядовитую гадину переправили из Фагерстарских болот с помощью… – он умолк и многозначительно ткнул пальцем в потолок, выше которого, как известно, небо, а в небе, всякий скажет, летающие дворцы…

– Что еще за покушение? – озабоченно спросила Мара, спрыгнула с кушетки и моментально натянула платье. – Я смотрю, расслабляться рано, работать пора…

– Пустяки, – сказал Сварог. – Ну, покушение… Ну, предотвратили… Далее, Интагар!

– В общем, он кричит, что всем нам не поздоровится, вплоть до меня. Что, как только высокий господин небес, имперский наместник узнает, а он непременно узнает вскорости каким-то образом, о котором нам, быдлу наземному, знать не полагается… Мы его не арестовывали официальным образом – просто схватили на улице незаметно для окружающих, увезли в одно из укромных мест… Я не думаю, что он врет – у меня и до того рыли на него материалы… Все так и обстоит. Он и в самом деле – доверенное лицо наместника. Ваше величество, не подумайте, что я трушу… Но дальнейшее, очень похоже, выходит за пределы моей компетенции…

Глаза у него были странные – тревога мешалась со смертной тоской, Сварог впервые видел его таким.

Тщательно застегивая камзол, он сказал веско:

– Не тревожьтесь, господин министр полиции… К счастью, происходящее – в пределах моей компетенции… Вы запротоколировали показания этого долбаного маркиза?

– Как можно… высокий господин небес…

– Летите пулей, – сказал Сварог. – Запишите показания обоих подробнейшим образом. Ясно?

– Но господин наместник…

– Вашего наместника я арестую самое позднее через час, – сказал Сварог. – Это для вас он, может быть, и высокий господин небес, а для меня… – он повернулся к Маре: – Ступай к Элкону, он у себя. Пусть немедленно свяжется с Серебряной Бригадой и от моего имени вызовет патруль. Покушение на камергера императорского двора, лейтенанта Яшмовых Мушкетеров, и, главное – начальника девятого стола Императорского Кабинета… Он у меня не то что соплями – кровью умоется, тварь такая… Марш!

Мара, так и не успев надеть туфельки, босиком выскочила за дверь.

– К лешему… – сказал Сварог, чувствуя, как в нем крепнет рассудочная, спокойная ярость. – Надоели мне имперские наместники на моих землях. Без них обойдемся. В самом скором времени я их изведу под корень как разновидность фауны…

Интагар таращился на него с восторженным ужасом, приоткрыв рот, ничуть не похожий сейчас на первого интригана королевства и многолетнего министра полиции.

Сварог лихо подмигнул ему, похлопал по плечу:

– Привыкайте, старина, привыкайте. Сдается мне, вы все еще не прониклись подлинным значением моей скромной персоны. Я вам не что-либо где, а где-либо как… Мы с вами еще такого наворотим рука об руку… Лишь бы у вас хватило смелости… Ну, подберите вы челюсть и гляньте соколом! Или не верите?

– Верю, ваше величество, верю… – сдавленным голосом отозвался Интагар. Просто привыкнуть трудно, когда на глазах рушится система, всю жизнь казавшаяся вечной и неизменной, как радуга или облака… Но не только это… Откуда у вас это кольцо?

– А что? – с любопытством спросил Сварог.

– Это определенно пресловутый перстень Асверуса…

– Ну да, – сказал Сварог.

– Лет двадцать назад старого герцога Ашила зарезали вместе с несколькими домочадцами именно из-за этого перстня. О нет, его у герцога не было вовсе – просто-напросто старый бахвал в своем коллекционерском запале соврал, будто приобрел его где-то… И этого хватило. Вокруг этого перстня столько интриг и крови, сколько не было на иных огромных самоцветах… Кто-то настойчиво пытается его заполучить, это началось еще до моего рождения и продолжается до сих пор – я то и дело натыкаюсь на упоминания, что перстень ищут неустанно… Лучше бы нам его не носить открыто, неровен час…

Сварог сначала хотел засмеяться, но, подумав как следует, снял тяжелую драгоценность и спрятал в карман камзола. Осторожность не помешает. Возможны самые неожиданные варианты. Скажем, этот череп принадлежит какому-то подземному сановнику, и кто-то, очень далеко отсюда, поклялся, что он будет покоиться в семейной усыпальнице, хоть ты тресни… Другого объяснения и не подберешь вот так, смаху…

– А про ожерелье, выполненное в той же манере, вы слышали когда-нибудь?

– Великие небеса! – выдохнул Интагар. – Хотите сказать, оно тоже у вас?

– Не буду врать… Оно неизвестно где. Значит, слышали?

– Конечно, – сказал Интагар. – Тогда для Асверуса ювелиры сработали перстень и ожерелье.

Перстень он носил сам, а ожерелье подарил какой-то загадочной женщине, своей последней возлюбленной, но никто не знает, кто она такая, даже тайная полиция.

– Ай-яй-яй, – сказал Сварог. – А я-то полагал, что тайная полиция знает все… Ладно, летите со всех ног, и чтобы письменные показания через часок были у меня на столе…

…Граф Гаржак вошел в кабинет с непроницаемым лицом, не позволявшем судить об итогах его вылазки в архивы. Мэтр Анрах и Леверлин по-прежнему копались в книгах, вполголоса обмениваясь восторженными замечаниями, Сварог, не ощущавший в себе тяги к ученым занятиям, развалился в кресле, прихлебывая «Кабанью кровь», а уютно устроившаяся у него на коленях Мара мурлыкала под нос какую-то балладу.

– Проходите, граф, – сказал Сварог. – И говорите смело. От этих людей у меня секретов нет, запомните на будущее.

– Постараюсь учесть, государь…

– Итак?

– Кое-что раздобыть удалось, – граф расстегнул верхние пуговицы камзола и вытащил плоский, не особенно толстый пакет, завернутый в кусок темно-вишневого бархата. – Позвольте вернуть байзу. Вы были предусмотрительны, она пригодилась…

– Многих повесили? – ухмыльнулся Сварог.

– Одного, – серьезно сказал Гаржак. – Прямо на воротах. Вы мне разрешили вздернуть двоих, но второго я по размышлении помиловал, поскольку он оказал неоценимые услуги…

– Наш человек, – сказала Мара. – Точно.

– Подождите, – сказал Сварог растерянно. – Вы что… всерьез?

– А как же иначе? – Гаржак ответил хищной ухмылкой, обнажившей великолепные зубы. – Вы выразились достаточно недвусмысленно, ваше величество. Я имел полномочия повесить одного-двух канцелярских сусликов в том случае, если они будут ставить палки в колеса. Именно это они и попытались со мной проделать.

– Прах меня побери, я же в шутку…

– Простите, государь, когда речь идет о деле, я к каждому слову отношусь серьезно…

Сварог посмотрел в его загорелое упрямое лицо, потряс головой:

– Ладно, впредь мне будет урок… Теперь понятно, за что вас ценил Ужасный… Расскажите толком.

– Я приехал в архив, нашел ведающего нужными шкафами человека, департаментского советника, предъявил байзу, ваше предписание, и честь-честью попросил выдать мне все имеющиеся у них бумаги Асверуса, – сказал Гаржак деловито. – Знаете, что эта чернильная крыса заявила в ответ? Он взял меня за локоток, увел в дальний угол и стал наставлять на путь истинный, как он выразился. Долго распинался, что следует считаться не только с писаными законами и недвусмысленно выраженной королевской волей, но и сложившимися за столетия внутри иных учреждений традициями. Оказалось, что главная из этих традиций – не отдавать в случайные руки иные единицы хранения, бумаги Асверуса в том числе, а получать за них, по его выражению, «достойное вознаграждение». Традиции, сложившаяся практика, невысокое жалованье и все такое… В общем, все свелось к тому, что я должен ему заплатить. И немало. Простите великодушно, но я форменным образом остервенел. Какая-то старая чернильница пытается содрать деньги за вверенные его попечению бумаги даже с самого короля… Как хотите, а подобное безобразие следовало пресечь самым недвусмысленным образом. Я позвал гвардейцев, они быстренько его выволокли во двор, в два счета отыскали веревку и вздернули на воротах – в назидание и пресечения порочных традиций ради… На гвардейцев в таких случаях всегда можно полагаться – надежные ребята, выучка покойного короля… На зрителей, то бишь прочих канцеляристов, это зрелище, сдается мне, произвело некоторое впечатление. Когда гвардейцы взялись за второго – он был заместителем свежевздернутого, так что продолжать следовало именно в этом направлении – тот выразил готовность помочь мне в моей ответственной миссии всем, что только будет в его силах. И не соврал, знаете ли. Он мне действительно помог, благодаря чему и избавился от Конопляной Тетушки. Оказалось, что, кроме обычного архива Асверуса – к слову, разворованного уже на девять десятых и распроданного кому попало – есть еще одна единица хранения. Некий пакет, который даже это ворье не осмелилось загнать на сторону – он, в отличие от прочих бумаг, положен был не в «бесполезные бумаги», а в особо секретный шкаф. Вот это, ваше величество, обычные бумаги, боюсь, в них нет ничего интересного, а вот пакет…

Сварог бегло посмотрел невеликую стопку выцветших листов разного формата. Гаржак оказался прав, ничего интересного они собой не представляли – исчерканные каракулями, определенно черновики стихов, какие-то письма, короткие и незначительные, вроде расписки в получении кареты от мастера или купчей на деревеньку…

Отложив все это, он взял квадратный, толщиной всего в полпальца пакет, оглядел его гораздо внимательнее. Прочная тряпичная бумага, так называемая «воловья шкура», мало выцветшая и за сто с лишним лет. Не менее полудюжины печатей – сургучных и оттиснутых стойкими чернилами. Тщательно выведенная канцелярским почерком надпись: «Хранить до особого распоряжения». Неразборчивая подпись». Знакомая Сварогу эмблема: над человеческим глазом изображена корона, что означает высшую степень секретности: «только для взора короля».

Он уже достаточно понаторел в канцелярских премудростях и смог без труда проникнуть в смысл всех этих печатей и штампов: в старые времена кто-то, облеченный немаленькой властью, поместил этот пакет в такое место, откуда его могла затребовать исключительно коронованная особа. Даже канцелярские воры не решились пустить такую единицу хранения в вульгарный коммерческий оборот. С течением времени – обычно на это положено полсотни лет – пакет, несомненно, переместился из «запирающегося железного ящика» в «особо секретный шкаф», то есть не потерял статуса, но все же съехал на ступеньку ниже. Пожалуй, еще лет через двадцать уже смогли бы продать, списавши, есть какой-то циркуляр, попадался на глаза…

Тщательно помяв пальцами пакет, Сварог оторвал краешек, извлек лист плотной бумаги. Вчитался, нахмурившись, потом повторил прочитанное вслух для всеобщего сведения:

– Восьми сторонам света! Мы, Дайни Барг, королева Ронеро, сим объявляем всем, кого это касается, что Шеллон, граф Асверус, обер-шенк Нашего двора и капитан дворцовой стражи, волен распоряжаться в провинции Накеплон, как если бы Мы сами приказывали. Всем гражданским и военным чинам, а равно дворянам, Сословиям, гильдиям, и градским обывателям и землепашцам велено знать, что вышеозначенный граф наделен правом меча и веревки, огня и воды, что подтверждено большой золотой байзой за учетным номером восемнадцать.

Дано в Нашем Латеранском замке шестнадцатого Датуша восемьдесят первого года. Печать и подпись.

– Буквально за три недели до его убийства, – тихо сказал Леверлин.

– Я и не знал, что он был капитаном дворцовой стражи, – сказал Анрах. – Никто не знал…

Сварог задумчиво постукивал по колени свернутым в трубочку королевским указом. Это была грозная бумага. Особенно в сочетании с байзой, и не какой-нибудь, а большой золотой. На время неизвестного пока поручения Асверус получал над провинцией полнейшую, ничем не ограниченную власть. Теоретически рассуждая, он мог при желании перевешать и перетопить все население, от знатнейшего герцога до последнего бродяги, а провинцию выжечь дотла. Страшненькая бумага. Гаржаку, отправляя его в архив, Сварог выдал гораздо менее весомую. Право меча и веревки, огня и воды, все без исключения обязаны повиноваться… Насколько он помнил, короли подобными бумагами не разбрасывались, такие полномочия посланец обычно получал при обстоятельствах чрезвычайных – война, мятеж, крупный заговор, смута на полстраны, какая-нибудь чума, стихийный катаклизм… Но ничего подобного в те времена вроде бы не случалось?

– Благодарю, граф, – сказал он, подумав. – Вы прекрасно справились. Пожалуй что, садитесь к столу и познакомьтесь с моими друзьями. Вам еще вместе работать и работать. А я пока ненадолго вас всех покину…

Он осторожно снял с колен Мару, поставил ее в сторонке, встал и, не оглядываясь, вышел.

Его небесное великолепие, господина имперского наместника разместили пока что в одном из кабинетов Сварога. Вход охраняли два бравых молодца из личной дружины Сварога (орлы из Серебряной Бригады уже улетели, сделав свое дело). Строго говоря, такой вот произвол нарушал немало писаных законов империи, но Сварог справедливо полагал, что императрица задним числом придаст его хамскому самовольству вполне пристойное юридическое обоснование. Все-таки есть свои прелести и в откровенном, ничем не прикрытом абсолютизме – понятное дело, когда именно ты числишься среди фаворитов и доверенных лиц самодержицы…

Тут же стоял Интагар. Как выразились бы авторы старинных романов в пресловутом стиле балерио, его лицо несло отпечаток нешуточного внутреннего борения. Прекрасно понимая, в чем тут дело, Сварог сказал с ухмылкой:

– За мной, Интагар, и выше голову!

Дверь отперли, и они вошли – Сварог размашистой походкой победителя, Интагар значительно медленнее, не без робости.

Наместник, де факто собственно уже переставший быть таковым, вскочил, пылая благородным гневом.

Упитанная и ухоженная, средних лет особь из разряда бездельников, в жестком от золотого шитья и драгоценных камней повседневном вицмундире.

Сварог остановился перед ним, заложив руки за спину. Он и сам прекрасно знал, что улыбка у него сейчас зловещая и гнусная, но ничего не мог с собой поделать: впервые получил возможность на законных основаниях припереть одного из раззолоченных заоблачных трутней…

Какое-то время наместник, брызгая слюной и надсаживаясь, орал во всю глотку, грозя всеми мыслимыми и немыслимыми карами не только возомнившему о себе Сварогу, но и доброй половине королевства – без особенной фантазии и красноречия. Когда Сварогу это надоело, он преспокойно сделал еще шаг вперед и от души вмазал по сытой роже – раз, два, три… Подумав, для симметрии добавил и четвертую затрещину. Подцепив щиколотку наместника носком сапога, ударом локтя отправил его на пол.

Прочно утвердился на расставленных ногах, многозначительно постукивая кулаком по левой ладони. Лежавший на полу сановник, глядя на него снизу вверх с оцепенелым ужасом, неуверенно вякнул что-то насчет Канцелярии земных дел – но уже скорее по инерции…

Сварог веско произнес:

– Сапогами затопчу, сволочь, если еще хоть слово услышу… – и гаркнул: – Встать! Встать, смирно, кому говорю!

Охая и хныкая, наместник выполнил приказание, встал перец Сварогом, как лист перед травой, испуганно косясь, заслоняясь руками. Сварог мрачно констатировал свою полную и окончательную победу. Этого откормленного бездельника жизнь до сих пор баловала исключительно приятными своими сторонами, и он, оказавшись в непростой ситуации, попросту не умел проявить твердость…

Словно опытный фокусник, Сварог выдернул из-за обшлага свернутый в трубку листок с показаниями маркиза-дипломата и встряхнул, разворачивая. Поднес к глазам наместника:

– Умеете читать по писаному, сударь мой? Если мне память не изменяет, мы имеем здесь вопиющее и злонамеренное, умышленное к тому же нарушение параграфа пятого Небесной Хартии: всякий лар, злоумышляющий на жизнь другого лара, подлежит… Напомнить вам, чему вы подлежите? По-моему, пожизненному заключению в замке Клай…

– Граф Гэйр… – в ужасе пролепетал наместник.

– Я вам сейчас не граф Гэйр, любезнейший, а начальник девятого стола. А это будет похуже восьмого департамента… Вы ведь не могли не читать очередных циркуляров о назначениях? Там все подробно описано…

Судя по перекошенному лицу наместника, циркуляры он читал от корки до корки. Глядя на это шмыгающее носом ничтожество, Сварог вдруг почувствовал лютую скуку. Не было никакого удовольствия в том, чтобы дожимать эту падаль. Отойдя на пару шагов, он властно сказал:

– Работайте, Интагар. На всевозможную мишуру, украшающую этого субъекта, можете не обращать внимания. Перед вами – обычный злоумышленник, покушавшийся на королевскую особу с целью лишения жизни. Из этого и исходите. Ну?!

Интагар выступил вперед. Сварог следил за ним с ухмылочкой. Забавно и поучительно было смотреть, как министр полиции на глазах переступал через что-то в себе, поднимаясь над вдолбленными с детства истинами.

Потом Сварог громко, выразительно откашлялся, придавая прыти своему министру. Тот наконец решился. Аккуратно снял камзол, повесил его на спинку ближайшего стула, неторопливо, картинно закатал рукава рубашки. Наместник следил за этими приготовлениями с нешуточным ужасом. Обретая все больше уверенности, Интагар цепко ухватил его за искрившиеся бриллиантами отвороты вицмундира, притянул к себе и принялся цедить тихо, угрожающе:

– Я сам с тобой возиться не буду, жирная твоя рожа, баран холощеный, сволочь… Я тебя кину в подходящую камеру, где уже сидят человек двадцать с невероятными сроками, привыкшие ко всему на свете. В том числе и пользовать друг друга вместо баб, потому что баб большинству из них по причине длительности сроков, пожалуй, в жизни уже не увидеть… И поставят они тебя раком, и драть будут, пока не надоест… Вот там ты у меня узнаешь, с какого конца краюху откусывать. Я тебя там забуду, как бы ты в дверь ни колотился… А перед этим я тебе самолично уши калеными щипцами подпалю, чтобы приятно воняло…

Он был страшен сейчас, возвысившийся над прежней жизнью, – и наместник, жалобно пища что-то, кинулся к Сварогу, вцепился в него так, что отдирать пришлось бы, пожалуй, дюжине палачей, бледный, как стена, запричитал:

– Граф, умоляю, уберите этого монстра! Я не виноват, в конце концов, он меня запутал, он говорил, что дело выйдет абсолютно верное…

– Кто? – хладнокровно спросил Сварог.

– Герцог Орк…

– Вот тебе на! – сказал Сварог не без удивления. – То-то я в последнее время что-то не слыхивал о нашем неугомонном герцоге. Не с его характером надолго исчезать в безвестность… А он вот что придумал, проказник. Ну, коли уж начали, рассказывайте с толком и расстановкой, пока этот хмурый дядька не взялся исполнять свои обещания. Между нами говоря, он может учинить и в сто раз побольше того, что вам так щедро пообещал…

ГЛАВА ПЯТАЯ ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ…

Сварог восседал за столом в так называемом угловом кабинете, и в самом деле расположенном в углу громадного здания. Балкон там выходил на крутой обрыв, заросший колючим кустарником, почти отвесный склон, уардов на полсотни спускавшийся к земле, к узкой речушке, вдоль которой тянулась высоченная кованая ограда, а за оградой простирались дикие земли, примерно лиги через полторы упиравшиеся в правый берег широкого Итела. Из-за своего расположения кабинет этот считался самым надежным среди подобных помещений – почти невозможно было подобраться незамеченным под окно какому-нибудь коварному иностранному шпиону, чтобы злонамеренным своим ухом уловить секретнейшие беседы его величества. В любом случае кабинет этот Сварог предпочитал даже не из соображений безопасности – очень уж живописный оттуда открывался вид на равнину и Ител, чьим притоком была та самая хлипкая речушка (между прочим, глубиной всего уарда в полтора, так что, теоретически рассуждая, подводная лодка обитателей Токеранга ни за что не смогла бы по ней пройти, чтобы влепить в окно кабинета ракету. Правда, она преспокойно могла проделать это, всплыв в Ителе, но Сварог все же надеялся, что до этого не дойдет. Вздумай лилипуты совершить покушение именно на него, возможностей было предостаточно и прежде…).

Интагар увлеченно шуршат бумагами.

– Право же, господин министр, это прямо-таки историческое событие, – сказал Сварог не без веселости. – Впервые с тех пор, как я воссел на престол, против меня обнаружился самый настоящий заговор с целью свержения… Это даже где-то пикантно…

Интагар, судя по его хмурому, сосредоточенному лицу, подобного легкомыслия никак не одобрял. Он откликнулся с порицанием:

– Зря вы так, государь. Это самый настоящий заговор, и именно с целью свержения…

– Помилуйте, но это же несерьезно, – сказал Сварог искренне. – Кто там у вас в списке? – он заглянул в бумагу. – Шестеро молодых шалопаев из Министерства иностранных дел, самый старший чином – всего-то департаментский секретарь, сиречь капитан… Два гвардейских лейтенанта – причем второй даже не из Латераны… Еще полдюжины столь же сопливых горлопанов из сословий Чернильницы и Циркуля, парочка студентов… Вот и все, я вижу? Вы в самом деле полагаете, что подобная компания могла свергнуть меня с престола?

– Сейчас – никоим образом. Кишка тонка. Но что могло вырасти из подобного комплота, никому неведомо. Слишком много успешных заговоров рождались трудами подобных болтунов, сбивавшихся в кучки. Главное, ваше величество, они всерьез были одержимы этой идеей. Всерьез. Понимаете? Как-никак это не мальчишки, а вполне взрослые люди. Из такой болтовни рождаются и покушения, и мятежи… Как бы там ни было, то, что произошло – прямое и недвусмысленное нарушение четко прописанных законов королевства, из которых вы ни одного пока что не отменили. Обстановка требует, чтобы с ними расправились по всей строгости, дабы их участь послужила печальным примером и предостережением всем, кто рискнет думать о чем-то подобном…

– Иными словами – на Монфокон?

– А куда же еще? – с некоторым даже удивлением вопросил Интагар. – Конечно же, на Монфокон… вернее, на здешнюю Треугольную площадь. Столица ныне в Латеране, значит, здесь и следует…

– Вот что, – сказал Сварог твердо. – Я тут успел кое-что обдумать. Никаких вам площадей, ни треугольных, ни круглых…

– Ваше величество! – прямо-таки вскричал Интагар умоляюще. – Прошу вас убедительно: бросьте вы эти совершенно неуместные для короля слабости вроде напрасного мягкодушия…

Сварог смотрел на него, ухмыляясь, и молчал, выдерживая эффектную паузу. По комнате гулял ветерок, шевеля бумаги на столах – с утра дул сильный полночный ветер, суля пригнать от Каталаунского хребта грозовые тучи, дверь на балкон была распахнута настежь.

– Тихо-тихо-тихо, – сказал Сварог грозно, и министр полиции моментально заткнулся. – Попрошу без оскорблений, дружище. Нечего обвинять мое величество в напрасном мягкодушии. С чего вы взяли? Да как вам такое в голову пришло? Неужели я дал повод? – он ловко вытянул из стопки бумаг нужную, постучал по ней ладонью и сказал уже совершенно серьезно: – Почему вы решили, что я намерен миловать заговорщиков? Опасные прецеденты мне не нужны… Я с ними поступлю иначе, вот и все. Тут подробно изложено. Отправить всю эту компанию в Три Королевства. Каждому подобрать соответствующий пост – гражданским чинам гражданскую службу, военным, соответственно… Подыскать примерно подходящие их нынешнему состоянию должности. Каждому из них дается год. Если за этот год они там наладят дело, так, что будут существенные подвижки, если они себя покажут толковыми работниками – простить и забыть прошлые грехи, пусть служат и далее, без малейших отметок в формулярах, без малейших препятствий для дальнейшего чинопроизводства и карьеры. Но вот если кто-то из них дело ощутимо завалит – покарать по всей строгости. Лишить дворянства или сословных прав, определить лет на двадцать погонщиками волов или золотарями. Понимаете? Если уж у них хватило нахальства решать судьбу королевства и мою собственную, посмотрим, на что они способны на гораздо менее ответственных постах – и, если покажут себя разгильдяями, пусть не жалуются… – Он подписал указ, сноровисто пришлепнул малую королевскую печать и через стол протянул министру бумагу. – Указ широко огласить, упирая именно на этот нюанс – пусть покажут, на что способны в реальности. Ну что, Интагар, похоже это на мягкодушие?

– Ничуть, – вынужден был признать Интагар. – Но все же это как-то… несколько необычно… На мой взгляд, лучше уж действовать по старинке, испытанными методами…

– Зарубите себе на носу, дружище, – сказал Сва-рог. – Не стоит цепляться за старину, нужно проявлять гибкость, следовать за временем.

Интагар молча поклонился – хотя на его физиономии явственно читалось, что он остается при своем консервативном мнении.

– Вообще, я тут готовлю еще парочку схожих указов, – сказал Сварог. – Нужно разгрузить тюрьмы. Мне подготовили статистику, и я ужаснулся: невероятное количество бездельников сидит у нас взаперти переводя казенную баланду ушатами. Хорошо устроились… Нет уж, будем этот бардак расчищать. Оставляем за решеткой вовсе уж закоренелых и гнусных, запятнанных кровью и отягощенных вовсе уж тяжкими грехами. А мелкоту строим в колонны и гоним в Три Королевства. Старая Матушка им там найдет достойное применение, у нее не особенно забалуешь… С учетом этого, кстати, нужно будет внести изменения в уголовное уложение, чтобы тот, кто стырил кошелек или обчистил кладовую, не прохлаждался отныне за решетками, а прямиком отправлялся на новые земли трудиться на благо державы. Возражения есть?

– Ни малейших.

– Вот видите, я ничуть не размяк душою, – сказал Сварог. – Я еще многих застегну на все пуговицы и научу в сортир строем ходить… Идите, Интагар, и чтобы завтра же с утра глашатаи этот указ орали во всех полагающихся местах – выразительно, с патетикой в голосе, ну, да не нам их учить… И скажите там охране, что я никого не принимаю еще часа два, разве что нечто совсем уж из ряда вон…

Интагар, взяв подписанный указ, попятился к двери и бесшумно исчез за ней по своему обыкновению. Оставшись один, Сварог встал, с превеликим удовольствием выполнил несколько упражнений из неизвестного здесь курса тренировки воздушных десантников, чтобы размять суставы. Сегодня он просидел за бумагами часов пять, пересаживаясь от одного стола к другому.

Увы, именно так и обстояло: вдоль одной из стен кабинета стояли шеренгой три огромных, широченных стола. Точеные ножки были обхватом со слоновью ногу, а столешницы – толщиной в ладонь, но все равно иногда казалось, что столы вот-вот подломятся от нешуточной тяжести. Здесь скапливалось все то, что никак нельзя перепоручить другим, даже самым верным… Вот так и выглядит рабочее место всерьез занятого государственными делами короля, а все эти золотые троны, усыпанные самоцветами, – экзотика, и не более того, удостаиваются прикосновения монаршей задницы раз десять в год, не чаще…

Заложив руки за спину, Сварог присмотрелся к аккуратным бумажным штабелям, прикидывая, что может подождать, и сколько.

Крайний слева стол может поскучать нетронутым пару дней – благо там в основном донесения губернаторов из Трех Королевств вкупе с обстоятельными докладами неусыпно наблюдающих за таковыми тихарей. Именно такая система как раз и обеспечивает должную объективность, господа мои…

Его идея насчет Ордена Возрождения Трех Королевств оказалась весьма даже полезной – под чутким Руководством Старой Матушки рекомый Орден уже начал работать, принося пользу. Удивительного тут ничего не было: как только народ смекнул, что членство в Ордене и ударная работа в нем сопряжены с реальными мирскими благами, дело пошло. Как водится, хватало и зла неизбежного: казнокрадство, приписки, интриги, доносы анонимные и подписанные, грызня за теплые местечки и прочие злоупотребления. Но с этим ничего не поделаешь – бывают явления изначальные и вечные, неотделимые от рода человеческого, полностью искоренить их не удавалось никому и никогда, остается лишь загонять их в рамки и поддерживать на минимальном уровне, насколько возможно…

Пухлый проект закона об учреждении нового Сословия – Сословия Огненного Колеса – тоже должен полежать с недельку, пока проработают все детали те, кого Сварог засадил доводить до ума его очередную гениальную идею. Идея и в самом деле была неплоха – собрать в одно сословие всех инженеров, занимавшихся новыми механизмами – паровыми машинами (и всеми областями, где они находили применение), железными дорогами, автомобилями и самолетами. Причем – иначе не стоило и огород городить – следовало повернуть все и так, чтобы это Сословие стало одним из самыхпрестижных (последнее уже было задачей герцога Лемара с его гениальной манерой обосновать любой шаг короля и втолковать всему миру, что в этом заключена высшая мудрость, причем так, чтобы верили все). А чуть погодя можно мягко и ненавязчиво кое-что подкорректировать, скажем, отменить четыре рельса для паровозов, пусть, как им и полагается, ездят по двум. Ввести в качестве двигателя для пароходов скомпрометированный трудами ведомства Гаудинавинт. Наладить производство тракторов. Подумать о телеграфе – не нынешнем, оптическом, с его машущими крыльями, а электрическом.

Наверху, конечно, взовьются, неизбежны новые склоки – но, учитывая ситуацию… особенно сейчас, когда Яна, вняв доводам Сварога, убрала всех имперских наместников из его королевств. На помощь ему не в первый уже раз пришли обожавшие его старцы из Геральдической Коллегии, благодаря Сварогу стряхнувшие вековую пыль и паутину и зажившие полно, насыщенно, интересной жизнью, в которой они оказались нужны и необходимы. Воспрянувшие духом Мафусаилы в два счета отыскали противоречия в старинных законах, изящно свели их в логически непротиворечивую докладную и оказалось, что наместники, если вдумчиво изучить вопрос, предназначены исключительно для надзора за рожденными на земле монархами. А существование наместников при графе Гэйре противоречит сразу трем параграфам Кодекса Вольностей Господ Небес – фундаментального документа, на который даже Сварог при всем его нахальстве не рискнул бы покушаться.

Правда, Яна этот указ подписала в обмен на обещание Сварога не предпринимать никаких репрессалий против здешнего наместника, простить коего умоляла многочисленная и влиятельная родня. Сварог отдал добычу с легким сердцем. Утолять примитивную жажду мести у него не было охоты – все равно первую скрипку в истории с покушением играла не эта медуза, а герцог Орк, каковой благоразумно исчез с горизонта, отсиживался неизвестно где, справедливо подозревая, что ему могут задать массу неприятных вопросов. Если откровенно, и против самого Орка Сварог не таил особой злобы – в конце концов, он сам был виноват. Расслабился после вереницы нешуточных успехов, забыл старый разговор, забыл лицо Орка, с каким тот говорил однажды: «Если вы обманете, граф Гэйр, станете мне противостоять, у вас не будет более страшного и упорного врага, чем я. У меня останется в жизни одна цель – уничтожить вас. И если не удастся до вас добраться… или – пока не удастся добраться до вас лично, я буду уничтожать все, что вам дорого…»

Так что Сварог сам виноват – решил, что герцог, поглощенный своими вечными авантюрами, решил не размениваться еще и на пошлую месть. Оказалось, ошибся. Ну что же, следует быть осторожнее, вот и все. И когда сыщется свободное время, разработать надежный план – как отловить Орка без лишнего шума… а там видно будет.

Перейдя к следующему столу, он тяжко вздохнул в бессильной злости. Как назло, обстоятельный доклад одного из доверенных помощников Интагара лежал на самом верху и бросался в глаза, словно пьяный шкипер в женском монастыре…

С месяц назад в Равене появилась колоритная парочка – молодой дворянский недоросль из провинции, вьюнош застенчивый, робкий, совершенно не обученный светскому политесу, красневший через слово, одетый по моде сорокалетней давности, с наивнейшим взором и неуклюжестью сельского жителя. Ему сопутствовал субъект совершенно иного пошиба – краснолицый морской волк, старый капитан, в совершенстве владевший морской терминологией, украшенный десятком затейливых татуировок, громогласный, напористый, пьющий все, что горит. Оказалось, что юнец, разбирая бумаги усопшего родителя, отыскал среди хлама форменный бриллиант – подробнейшую карту места, где лет восемьдесят назад один из капитанов незадачливого Амельского каравана – флотилии судов, везших немаленькие сокровища и настигнутой пиратами у Инбер Колбта – закопал несколько ящиков с драгоценными камнями, за которыми потом так и не смог вернуться.

История была известная, подтвержденная в свое время свидетелями, попавшая во многие серьезные книги. Карта тоже выглядела самым убедительнейшим раритетом. Одна беда: кроме помянутого бумажного хлама, полуразвалившегося замка и парочки пришедших в упадок деревень, усопший родитель наследнику не оставил ни гроша. А его компаньон, помянутый морской волк, тоже оказался беден, как церковная мышь, мало того – его суденышко недавно напоролось на рифы где-то возле Бран Луга и пошло на дно. Так что двум кладоискателям, кроме неопровержимого документа и решимости позарез требовались еще деньги на корабль – и они искали солидного человека при капиталах, который согласится за неплохую долю финансировать предприятие.

Солидных людей при капиталах, завороженных блеском исторических самоцветов, быстро отыскалось целых восемь. Друг о друге они не знали, но поступили с редкостным единодушием, вручив немаленькие денежки робкому юнцу и его другу-мореходу, надежному на вид, как Круглая Башня, главная сокровищница Балонга.

Судя по всему, кладоискатели не стали испытывать судьбу, они знали, где следует остановиться – и, собрав с означенной восьмерки более ста тысяч ауреев, в один прекрасный день смылись, как смывается капля варенья с серебряной посуды…

Восемь солидных людей при поуменьшившихся капиталах кинулись в полицию – четверо благородных дворян, два оптовика-рыботорговца, генеральская вдова и немаленький чин из Министерства двора. Они полагали в святой простоте своей, что означенная парочка, собрав деньги, решила пуститься все же в плавание и завладеть кладом единолично.

Однако полицейский чиновник, почуяв в происшедшем некий знакомый почерк, энергично принялся копать в другом направлении. И довольно быстро установил, что «юный наследник» на самом деле – некий студент, изгнанный год назад из Архитектурного училища за подделку векселей, кражу серебряной утвари из деканата и три брачных аферы с перезрелыми богатыми вдовушками, которых обчистил весьма чувствительно (причем все вышеописанные грязные делишки он провернул так, что привлечь его к суду не было возможности). Капитан же оказался никаким не капитаном и даже не боцманом – это была еще одна прекрасно известная полиции личность, некий Куба-Пусик, мошенник высшей гильдии, промышлявший прежде продажей поддельных диковинок из Хелльстада и гиперборейских патентов на дворянство (опять-таки фальшивых, как легко догадаться).

Полиция обоих отыскала весьма-таки быстро, используя профессиональное знание городских притонов – и после первых с ними бесед, фигурально выражаясь, затопталась на пороге, нерешительно чеша в затылках…

Потому что оба были лишь талантливыми исполнителями, получившими десятую часть добычи, а остальное загреб герцог Лемар, который всю эту аферу придумал, подробно расписал, позаботившись о массе убедительных мелких деталей, вплоть до особо стойких керраманских чернил, которыми некий умелец и изобразил морскому волку затейливые татуировки (как следовало из доклада, в море Куба-Пусик не бывал ни разу в жизни, даже плавать не умел, а в терминологии его натаскал опять-таки герцог).

Ситуация создалась щекотливейшая. Нельзя было поставить перед грозным королевским судьей лишь эту парочку – защищаясь, она непременно начала бы топить герцога. А о той роли, которую играл герцог при королевском дворе, те, кто вел розыск, были прекрасно осведомлены. И оттого радостно спихнули все Интагару – на его разумение…

Тут же лежали полицейские донесения несколько иного плана, но касавшиеся опять-таки герцога Лемара. Молоденькая дочка бакалейщика, которую сцапали на улице и увезли в карете с задернутым шторками; совращенная юная племянница некоего графа, вручившая герцогу не только свою невинность, но и несколько пригоршней фамильных драгоценностей; крестьяночка, похищенная прямо на ярмарке; дочка дворцового привратника… И еще полдюжины схожих историй, причем любую согласно строгим законам королевства без всякого труда можно было развернуть в беспроигрышное судебное дело…

– Господи ты боже мой, – тихонько сказал Сварог вслух, не сдержавшись. – Ну что мне с ним делать?

Он прекрасно знал, что сделать ничего не сможет. Вернее, поступит, как не в первый уж раз – наложит резолюцию «Оставить без последствий», после чего все до единого дела благополучным образом рассыплются, эти два мазурика, экс-студент и Пусик будут отпущены на свободу, разве что получат по печенкам от низших полицейских чинов – а потерпевшим чины повыше, сочувственно вздыхая, объявят с сожалением, что виновники были столь изворотливы, что ухитрились скрыться совершенно бесследно. Это – что касается восьмерых незадачливых кладоискателей. С близкими совращенных отроковиц поступят чуть иначе – им убедительно объяснят понаторевшие в подобных деликатных делах чиновные интриганы, что существуют некие высшие государственные соображения, согласно коим, увы, близкие должны отныне обо всем забыть, будто ничего и не произошло…

Это было мерзко, гнусно, гадостно, но иначе Сварог поступить попросту не мог. Исправить герцога Лемара могла одна-единственная вещь на земле – добротно намыленная веревка, или, учитывая его благородное происхождение, позолоченный меч палача. Но в том-то и беда, что Сварогу герцог был необходим. Вот она, толстенная папка в сафьяновом переплете – подробнейший проект указа, который Сварог собирался подписать уже сегодня, указа о создании Братства Юных Витязей Короны. С ходу уловив мысль Сварога, герцог Лемар, в жизни не слыхивавший ни о пионерах, ни о скаутах, каким-то чудом, на интуиции и несомненной гениальности, развил туманную идею в нечто стройное, проработанное, завершенное. Организация детей и подростков, которых тщательно подобранные учителя будут воспитывать в верности королю, дабы, возросши, служили особенно преданно. Особая форма, бляхи на манер гильдейских, знаки отличия, факельные шествия по торжественным дням, барабаны и флейты, клятвы и ритуалы, знамена и вексиллумы, чинопроизводство на манер военного, сам король в качестве почетного магистра… (Лемар, уже по собственной инициативе, присобачил к первоначальному проекту столь же проработанный второй – о Лиге Юных Сподвижниц Короны. Сварог с печальным вздохом утвердил и его – хотя прекрасно понимал, что будет в этой Лиге твориться, если магистром ее Лемар скромно назначил себя).

Одним словом, герцог был ему решительно необходим. Особенно если учесть, что нужно было в самом скором времени грамотно составить еще один проект, самый грандиозный из всего, что Сварог до того Лемару поручал. И сейчас уже можно говорить, что никто, кроме Лемара, с этим не справится. Какое уж тут уголовное преследование или немилость… Придется стиснуть зубы и терпеть.

Он подумал с грустью, что ничего почти не осталось от его былых прекраснодушных мечтаний, с какими вступал на свой первый трон. Мечтания эти лишены были четкости деталей, он попросту размышлял, что править будет справедливо и милосердно, что сподвижниками его станут благородные бессребреники и прекраснодушные идеалисты, мудрые книжники и народные заступники. Нечто в этом роде.

Увы, жизнь не оставила камня на камне от этих абстракций. Ну разумеется, при нем состояли и мудрые книжники вроде Анраха, и честные, романтичные мальчишки вроде Элкона и юного герцога Бре-сингема…

Но на них нельзя было полагаться в главном. Всеми доставшимися ему землями следовало управлять жестко и круто, без тени идеализма и романтики – и вот тут бесценными для него оказались совсем другие кадры, вроде Интагара, герцога Лемара, Старой Матушки с ее пытошными и виселицами в Трех Королевствах. Самое печальное, пожалуй, в том, что он давным-давно убедился: в этом мире и с этим народом иначе нельзя. Быть может, в далеком будущем, когда смягчатся нравы и излечится от многих пороков род человеческий, кто-то, пришедший на его место, начнет править совершенно иначе. У трона не протолкнуться будет от романтиков, идеалистов и бессребреников, денно и нощно озабоченных трудами на благо человечества – а подданные, в свою очередь, перестанут воровать и тунеядствовать, подделывать монету и нарушать межи… Быть может. Одно Сварог знал совершенно точно: сам он до этой прекрасной поры ни за что не доживет, даже учитывая дарованное ему долголетие… И надеяться нечего. Так что придется стиснуть зубы и терпеть далее, успокаивая себя нехитрой мыслью: как ни крути, а кое-что для людей все же делается, помаленьку отменяем самые одиозные установления прошлых лет, налоги облегчаем, даем массу возможностей проявить себя на целине… простите, в Трех Королевствах…

Вызывать Лемара и разносить в пух и прах нет никакого смысла, Сварог давно оставил эти попытки. Герцог, как обычно, с самым невинным видом, со слезой в глазах будет уверять, что все это – клевета завистников и происки врагов, и будет при этом так благообразен, убедителен и проникновенен, что поневоле начнешь верить самую чуточку, что все так и обстоит, даже при том, что в ящике стола у тебя лежат доклады, составленные надежнейшими сыщиками. Таково уж злодейское обаяние герцога и недюжинная сила убеждения – не случайно на него до сих пор так и не дала показаний ни одна из обиженных девиц, даже те, что были похищены и с невинностью расстались, мягко говоря, не вполне добровольно. Родные и близкие – те по потолку бегают, изрыгая проклятия, а вот сами девицы с редкостным единодушием молчат, томно взирая в потолок…

Нельзя, конечно, оставлять пострадавших кладоискателей и родичей опозоренных девиц вообще без компенсации, нужно будет что-нибудь такое придумать – не оплачивать, понятно, герцогские похождения из королевской казны, что-то другое организовать: выгодный подряд купцу, орденок чиновнику, нечто в этом духе. А что касаемо самого герцога… Поручить Интагару, чтобы отобрал с дюжину надежных тихарей, которые будут пасти его светлость круглосуточно, пресекая, насколько удастся, его новые проказы на стадии подготовки. Помнится, Анрах рассказывал, что один из Баргов нечто подобное испытал на одном из своих беспутных сынков – и ведь подействовало вроде, своих привычек беспутный принц не поменял и не отринул, но вот в возможностях оказался ограничен резко…

Мысль эта чрезвычайно пришлась по вкусу Сварогу, но развить ее до конкретных планов он не успел – возле двери, под притолокой, деликатно звякнул золотой колокольчик, оттого, что кто-то в приемной нажал шпенек со всем почтением.

Он ждал этого звонка – и, не мешкая, вышел в приемную. Там несли караул шестеро ратагайцев, Гарайла прислал их Сварогу две дюжины. Народ был невероятно колоритный: степные табунщики, в остроконечных шапках-мурмалках, отороченных волчьим мехом, с ястребиными перьями, в мягких сапогах, кожаных штанах и толстенных стеганых кафтанах из ваты и войлока (между прочим, неплохо защищавших не только от звериных клыков, стрел и мечей, но и от мушкетных пуль), вооруженные короткими мечами, колчанами, набитыми дротиками и знаменитыми своими нагайками – в конец вплетена увесистая свинцовая блямба, набивший руку человек одним ударом забивает волка, а если понадобится, то и двуногого противника. Или пристукнет муху на стене. Или перехлестнет пополам толстую доску…

Жизнь в Ратагайской Пуште испокон веков была организована на вдесятеро более патриархальных началах, чем в Глане. Если в Глане все же появилось четкое деление на благородных и простолюдинов, то в ратагайских родах все приходились друг другу родственниками. Новые телохранители Сварога все поголовно были Черному Князю какой-то дальней родней – пусть и седьмая вода на киселе, пятая боковая ветвь в десятом поколении, но значило это чертовски много. Народ был не просто темный – дремучий. Большинство степняков не то что не знали грамоте, но до сих пор на полном серьезе полагали землю плоской, а небесный свод – хрустальным, своих городских соплеменников чуточку презирали за то, что те сидели на стульях, спали на лавках, ели за столом. Однако верны степняки были, как псы. Попадались и среди них, конечно, мерзавцы, предатели, клятвопреступники и мошенники – но в сто раз меньше, нежели среди городского народа. Таковы уж основы жизни согласно древним правилам.

Сварога эти дикари уважали сразу по нескольким причинам. И за то, что он, как и полагается богатырю, сверг прежнего снольдерского короля, не оставив его в живых. И за то, что восстановил прежние ратагайские вольности и привилегии, на которые покойничек было покусился. И за то, что Сварог собственным топором добыл себе во владение Хелльстад. И, наконец, за то, что в гербе у него красовался конь. Для степняков не было животного ближе и дороже коня – и не было зверя отвратительнее волка, не зря самые жуткие ругательства у них, оскорбления, которые настоящий мужчина мог смыть исключительно кровью, вертелись вокруг волка и его экскрементов. Отсюда, между прочим, проистекало, что герцог Орк автоматически становился для степняков не просто врагом, и кровником – и потому, что посягнул на жизнь обожаемого короля Сварога, и оттого, что в гербе у него был волк…

Кое-кто во дворце – в том числе и гланцы – втихомолку обижался на незваных пришельцев, занявших самый ближний круг обороны вокруг венценосной особы, но Сварог недвусмысленно дал понять, что плевал на эти шепотки и повелевает недовольным смириться с новшествами. К своей безопасности и в самом деле следовало отнестись посерьезнее – а от одного вида ратагайских головорезов в непосредственной близости становилось уютнее на душе. Тем более что они еще, по сравнению с прочими привилегированными частями, обходились гораздо дешевле – жили в шатрах на одном из просторных задних дворов, кормились не в пример проще и незатейливее, нежели даже неприхотливые гланцы. Сварогу они принесли присягу по всем степным правилам – каждый поочередно стянул зубами кусок мяса с кончика кинжала и добросовестно слопал. Смысл был простой: я отныне ем твою еду, король, а ежели что, твой клинок меня и покарает…

Самое и веселое и пикантное – эти неотесанные дикари пользовались большим успехом у титулованных придворных шлюх, утонченных и жеманных, поскольку недостаток изысканности – исполняли неутомимостью. Сварог лишь похохатывал в кулак, читая иные донесения дворцовых шпиков. Придворные щеголи, пораженные в самое сердце, отчаянно ревновали, злились и пытались хоть как-то компенсировать свои афронты анекдотами о степных дикарях – но рассказывали эти анекдоты, лишь убедившись, что означенных дикарей нет поблизости. А о попытках вызвать на дуэль или хоть как-то выразить неудовольствие публично и речи не шло – с тех пор, как один из ратагайцев по приказу Сварога при большом стечении публики показал, что способна сотворить степная плеть в опытной руке с манекеном в полном доспехе…

Посреди приемной маялся плюгавый человечек средних лет, в мундире Министерства двора с убогими знаками отличия канцеляриста, с объемистым мешком в руках. Табунщики таращились на него со столь кровожадной надеждой, словно ожидали, что король все же прикажет прирезать эту чернильную душу у него на глазах. Для исконного степняка чиновник находился примерно на той же социальной ступенечке, что для горожанина – уличная шлюха или золотарь.

– Проверили укладку, г'дарь, – сказал старший. – Одне гумаги.

– Все в порядке, – сказал Сварог. – Пропустить. И, не теряя времени, буквально затолкал канцеляриста в кабинет. Спросил нетерпеливо:

– Ну, что принесли?

– Очень много, ваше величество…

– Вываливайте прямо на пол, – сказал Сварог. – Вон на тот, у окна.

Он подошел вплотную к золоченой столешнице, подхватил стопу бумаг, чтобы не свалилась на пол. Наскоро пробежал взглядом несколько документов, писанных давным-давно выцветшими от времени чернилами. С довольной улыбкой сказал:

– Ну что же… поздравляю вас, любезный, с канцелярии советником. И это не предел, если разыскания ваши в этом направлении принесут что-то новое, пойдете выше…

Чиновничек взирал на него стеклянными от преданности глазами – счастливец, пятнадцать лет проскрипевший в нынешнем чине и вдруг прыгнувший сразу через две ступеньки на третью, выражаясь военными аналогиями – из сержантов в лейтенанты. Собственно говоря, на его месте мог бы оказаться кто угодно, любой другой – но именно он подвернулся под руку и полностью оправдал ожидания Сварога, дав нужные консультации и разыскав необходимые бумаги…

Новоиспеченный канцелярии советник еще покидал кабинет спиной вперед, кланяясь через шаг и бормоча заверения в вечной и неколебимой верности – а Сварог уже, забыв о нем, уселся за стол напротив окна. Придвинул к себе принесенные бумаги – и несколько книг, лежавших на столе с утра.

Оказалось, что такой вот пропитавшийся чернилами и сургучом канцелярский гриб иногда способен принести пользы больше, чем знатоки старинных рукописей или опытнейшие шпики. Потому что во всякой профессии существовали свои тонкости – и Сварог узнал от только что повышенного в чине массу интересного.

Ему самому и в голову не пришло бы искать в этом направлении. А меж тем…

С тех пор, как существуют бумага и чернила, архивы и делопроизводство, бюрократическая машина работает неостановимо и усердно, по своим собственным законам. Как выяснилось, даже секретнейшие миссии, вроде поездки Асверуса в провинцию Накегоюн, обрастают массой не особенно и секретных бумаг, оседающих опять-таки не в личных королевских хранилищах, а в архивах самых безобидных и незначительных ведомств…

Асверуса в его поездке сопровождали две дюжины гвардейцев – следовательно, все они были внесены в приказ об откомандировании, каковой преспокойно пылился более ста лет в архиве Квартирмейстерского департамента штаба Гвардии. Каждому из гвардейцев следовали прогонные деньги, кормовые, фуражные – о чем опять-таки остались бумаги в соответствующем департаменте Казначейства. Кроме гвардейцев, с графом отправилось еще и три десятка мастеровых Золотой, Серебряной и Железной гильдий – а это опять-таки оставило уйму бумаг как в гильдейских архивах, так и в полицейских: всем требовались по всей форме выписанные подорожные, а также прогонные-кормовые-сверхурочные. Вьючных лошадей предоставило Конюшенное ведомство – снова стопа бумаг, осевших в архивах означенного ведомства. Три инженера из Сословия Циркуля – снова обширная деловая переписка, бумаги о выдаче денег. То же самое и касаемо взятого в поездку медика. Наконец, повозки и снаряжение – еще одна охапка бумаг в архивах Департамента карет и повозок…

Одним словом, многочисленные следы были разбросаны по доброй дюжине самых прозаических архивов – как и донесения губернаторов, наместников и бургомистров о том, что они встретили графа Асверуса, как надлежит встречать обладателя подобной королевской бумаги, выполнив все распоряжения, и проводили с почетом…

Сварог постепенно пришел к выводу, что у изощренной бюрократии есть свои светлые стороны, как только что выяснилось. Не попадись ему этот труженик чернильницы с его обстоятельными лекциями – так и топтался бы на месте…

Итак, сказал он себе, начнем с самого начала. Сто двадцать пят лет назад Латерана еще принадлежала Ронеро, именно здесь, а не в Равене, была столица, и в этом самом дворце энергичной рукой правила молодая королева Дайни Барг…

Он достал из-под груды бумаг овальный портрет на фарфоре размером с ладонь, мастерски выполненный кем-то из знаменитых художников той эпохи, всмотрелся.

На него задумчиво и лукаво смотрела синеглазая красавица с бесценным ожерельем на шее – Сварог видел это ожерелье в сокровищнице Конгера и узнал сразу. Золотистые локоны падают на обнаженные плечи, в волосах алеют розы, на первый взгляд – беззаботная светская красотка, озабоченная лишь флиртом и балами, но, присмотревшись, начинаешь узнавать в ней характер дерзкий, независимый и чертовски волевой. Нечто вроде Мары, право же, есть что-то общее, хотя они вообще с разных планет…

Итак, правила тогда в Латеране Дайни Барг…

Справедливости ради следует упомянуть, что она была не вдовствующей или незамужней. Собственно говоря, Баргом был как раз ее супруг, законный наследник трона, а сама Дайни – гланской принцессой, просватанной за Горомарте и вышедшей за него замуж по всем правилам.

Тонкость в том, что означенный Горомарте на роль правящего монарха не годился по причине полного отсутствия хоть малейшего интереса к государственным делам, равно как и способностей к таковым. Молодой король знал одну, но пламенную страсть – охоту во всех ее разновидностях; загонную, облавную, псовую и соколиную, на хищного зверя и копытную дичь, на уток и медведей, на горных гланских ящеров и даже сильванских мамонтов. И ничего более для него на свете не существовало: живопись и скульптуру он коллекционировал только в том случае, если она имела отношение к предмету страсти пылкой, баллады и стихи читал тоже соответствующие, а если и случалось ему разделить походную постель с придворной красоткой, то, как легко догадаться, исключительно из числа сопутствовавших королевской охоте амазонок.

В королевский дворец этот одержимый заглядывал лишь на недельку, а потом снова исчезал на месяц-полтора в сопровождении отряда таких же фанатиков из числа егерей и придворных. При всем при том Горомарте, надо отдать ему должное, был неплохим знатоком своего увлечения – как явствовало из подготовленного для Сварога экстракта, три написанных им наставления по охотничьему делу до сих пор в обращении, и не устарели ничуть, переиздаются и штудируются отнюдь не потому, что сочинены венценосной особой…

При иных обстоятельствах королевство с подобным монархом во главе в два счета пришло бы в упадок – или, что вероятнее, подобного монарха очень быстро свергли бы более прагматичные соперники. Совсем нетрудно свергнуть короля, который бывает дома лишь неполный месяц в году…

Однако, на его везение, молодая супруга оказалась не просто опорой муженьку – она, особа энергичная и умная, забрала в свои руки бразды правления. Подобрала толковых сановников, входивших в Тайный совет из шести человек, замкнула все на себя. Очень быстро в королевстве поняли, кто ими правит на самом деле… и после нескольких жестких уроков приняли такое положение вещей.

С каковым, кстати, был полностью согласен и сам король Громарте – ему достаточно было знать, что в его отсутствие держава содержится в совершеннейшем порядке, а значит, можно и далее со всем пылом отдаваться прежней страсти. В последние два года он, во время редких наездов в столицу, подмахивал составленные супругой указы, как нерассуждающий автомат – и вновь исчезал, абсолютно не интересуясь личной жизнью женушки. А личная жизнь, надо признать, отличалась пылкостью и полетом фантазии. Были у красотки Дайни свои маленькие слабости. Если точно – очередной ближний круг из пары дюжин молодых дворян обоего пола, совершенно официально именовавшийся Академией Лилий. Вот только заседания этой Академии не имели ничего общего с учеными диспутами академий настоящих, поскольку были посвящены не сухим ученым материям, а радостям жизни, восторгам, так сказать, юной плоти.

Сварогу достаточно было – но к чему это сейчас? – выйти из кабинета, пройти с сотню уардов по коридору и выйти на балкон, украшенный скульптурами оленей из бурого камня. Оттуда можно было прекрасно разглядеть в закатной части дворцового комплекса стоявший на островке посреди обширного пруда изящный павильон из розового камня. Пруды, каналы с горбатыми мостиками, речные протоки с беседками по берегам, а посреди – павильон, где и размещалась в давние времена помянутая Академия, где ее члены собирались на ночные заседания.

Павильон стоял в совершеннейшем запустении все эти сто двадцать пять лет, потому что его окружала худая слава. Именно там в одно далеко не прекрасное утро встревоженные телохранители обнаружили их всех мертвыми, с посиневшими лицами и вылезшими из орбит глазами – и молодую королеву, и всех без исключения «академиков». Разумеется, немедленно было отряжено следствие, результаты работы коего до сих пор окутаны туманом, а большая часть бумаг пропала бесследно. Официальная версия гласила, что некий повар, то ли подкупленный врагами, то ли имевший личные причины для мести, коварно подбросил в приготовленные для Академии яства какое-то лютое зелье. Повар этот существовал в действительности, его судили, добились полного признания и разорвали раскаленными щипцами на Треугольной площади. Вот об этом все бумаги сохранились. Однако с тех самых времен, то затухая, то вновь распространяясь среди книжников, кружат слухи, что все обстояло тогда совсем не так – то ли яд и в самом деле был, но подбросил его повар отнюдь не по личной гнусной инициативе, а по чьему-то приказу; то ли компания благородной молодежи при попустительстве королевы, пресытясь прежними развлечениями, занялась некромантией, и вызванный ими демон, которого по недостатку умения не удалось удержать в магическом круге, вырвался оттуда и передушил всех до одного; то ли эта массовая гибель – результат претворившегося в жизнь некоего древнего проклятия, неведомо кем, когда и за что наложенного на Баргов. Впрочем, последняя версия была самой зыбкой – справедливо указывалось, что в этом случае проклятие в первую очередь пало бы на Горомарте, который и был Баргом по крови, а не на гланскую принцессу. Но никто ничего не знал точно. Как бы там ни было, павильон стоял заброшенным, и человеческая нога в полном смысле слова там не ступала вот уже двадцать пять лет. Причины опять-таки оставались туманными. Говорили, что тот злокозненный демон, так и застрявший меж двумя мирами, до сих пор там обитает и в два счета придушит любого сунувшего нос в павильон. Говорили, что там до сих пор бродят жуткими синелицыми призраками сама Дайни и ее мертвая свита – и любопытных душат не демон, а как раз они. Передавали и вовсе уж несообразную чушь – но никто ничего не знал точно, и никто не отваживался пройти по обветшавшему каменному мостику, где на перилах до сих пор сидели каменные кречеты…

После смерти Дайни, между прочим, дела пошли скверно. Как и следовало ожидать. Сановники из Тайного совета ненадолго ее пережили, Горомарте, вынужденный заниматься совершенно ему незнакомыми государственными делами, второпях назначил главными министрами людей, безусловно для этого неподходящих – и снова умчался полевать очередную дичь. Дела мгновенно пришли в совершеннейший хаос – интриги, казнокрадство, смута, снольдерские войска перешли границу, довольно быстро захватив и Латерану, и обширные земли по правому берегу Итела, и провинции к полночи от гор Оттершо с портом Фиарнолл (каковые в составе Снольдера оставались до сих пор). В конце концов безалаберного простака Горомарте очень скоро убил на охоте некий спятивший егерь, и на опустевший трон взошел младший брат покойного короля. И моментально показал норов – так что шептуны, потихонечку искавшие связь меж личностью спятившего егеря и восшествием на трон нового монарха, почти моментально кончили свои дни на Монфоконе, а уцелевшие сделали выводы и набрали в рот воды. Новый король, явно придерживавшийся того принципа, что лучше перегнуть палку, чем погрязнуть в праздности, поставил дело так, что о временах Горомарте и Дайни вообще перестали упоминать без особой нужды, историки и летописцы ограничивались парой-тройкой казенных штампов – и, чем больше лет утекало, тем меньше стали вспоминать о заядлом охотнике, его энергичной супруге и истории их недолгого царствования вообще…

Между прочим, это в полной мере касалось и смерти Асверуса. Существовала скупо изложенная, официальная точка зрения: своими едкими эпиграммами и насмешливыми балладами поэт вызвал гнев сановников, и кто-то из них подослал убийцу. Только теперь, вплотную занявшись этой давней историей, Сварог всерьез начал подозревать, что эта версия была, словно гвоздь в сухую доску, вбита в историю и литературоведение по прямому приказу кого-то решительного и крайне высокопоставленного.

Потому что реальность, очень похоже, была совершенно иной. Начиная с того, что Асверус, как оказалось, был еще и капитаном дворцовой стражи, и кончая тем, что слишком много странных смертей оказалось запрессовано в совсем короткий промежуток времени…

Ах, как четко это прослеживалось! На поверхности лежало! Сварог даже ерзал в мягком кресле от нетерпения и возбуждения, листав толстые старые книги, переложенные длинными закладками, хватая из кучи то один, то другой документ, чувствуя себя охотничьей собакой, ноздри которой уже прямо-таки залепило свежим запахом укрывшегося совсем неподалеку зайца…

Всего одиннадцать дней прошло от внезапной смерти Дайни до прибытия в Латерану короля-вдовца – а какая мясорубка, господа мои, что за череда безвременных смертей…

Вот он, короткий список Тайного совета Дайни. Министр полиции (логично и практично), гран-генерал гвардии (тогда еще не было маршальского звания), глава казначейства и три доверенных сановника, державшие в своих руках все прочие нити управления. Последних для краткости обозначим: первый, второй, третий…

Дайни погибла. И почти сразу вслед за тем гран-генерал гвардии умирает от удара (не кирпичом по голове, а от того удара, что медиками именуется апоплексическим). Сколько ему было, кстати? Сорок два? Рановато для апоплексии…

Министр полиции? Извольте. Трех дней со дня загадочной смерти королевы не прошло, как означенного деятеля, надо же такому случиться, зарезала из ревности последняя любовница, особа неуравновешенная и вздорная. Пытана и судима, во всем созналась, головы лишилась на Монфоконе. (Почему не прямо в Латеране, кстати?)

Глава казначейства, ну-ка… Ну разумеется. Утонул, катаясь по Ителу на своей богато разукрашенной барке. Никаких подробностей нет.

Первый доверенный сановник. В два дня сгорел от хвори, в которой лекари, не колеблясь, опознали болотную лихорадку (гуляющую обычно на полуденной оконечности континента, в районах, прилегающих к Фагерстарским болотам, а отнюдь не в центре Харума).

Третий доверенный. Попросту исчез. Как не бывало. Убедительных версий не выдвигалось – никто попросту не успел.

Единственный, оставшийся в живых (и на государственной службе тоже) – Второй доверенный. Долго служил, делал карьеру, пережил и Горомарте, и его преемника даже…

И еще дюжины две смертей – военачальники, высокие сановники, придворные. Кого ни возьми – влиятелен, на ключевом посту, наконец, по положению своему и близости к королеве просто обязан был много знать.

Сварог чувствовал, как каменеет у него лицо. Все, что он сейчас свел в краткий мартиролог загадочных, внезапных умертвий, могли бы написать и тогдашние исследователи – но в те времена за это можно было вмиг угодить на Монфокон, а последующим поколениям согласно инерции мышления было уже не до этой конкретной загадки. Официальная версия, запущенные в обращение клише прижились, прожили долгую жизнь. Случается.

Одним словом, когда Горомарте вернулся в столицу, она уже была надежно зачищена … Не бывает таких случайностей. Подобные истории именуются незатейливо и привычно – заговор… И никак иначе.

А теперь сопоставим другие даты. Асверус убит в Равене… ну да, за три дня до трагедии в розовом павильоне… Если соотнести с днем его убийства дату выдачи грозного королевского документа, получится…

– Бог ты мой! – сказал Сварог вслух, не удержавшись. – Он же не доехал до Латераны!

Его же убили на обратном пути, когда он возвращался из провинции Накеплон… а что, кстати, с его отрядом? Две дюжины гвардейцев, три десятка мастеровых и инженеров…

Мрак и туман. Ни малейших упоминаний. Ни единой казенной бумаги, что опять-таки странно, учитывая, сколько их сохранилось касаемо отъезда отряда. Вот кстати, а что это были за инженеры и мастеровые?

Речные матросы, водолазы, портовые рабочие и неуточненные по разрядам оружейники. Интересный подбор. Провинция Накеплон…

Вообще-то Сварог бывал в тех местах, когда бежал из Равены в Хелльстад. Отроги Каталаунского хребта, те самые места, где он свел знакомство с интереснейшими людьми – графом Сезаром и лесным пастырем отцом Груком.

Река, матросы, водолазы, инженеры, оружейники… И черепа обитателей Токеранга, месяца за четыре до трагических событий как-то попавшие к Асверусу. Сама собой напрашивается прелюбопытнейшая гипотеза. Ничего необычного. Подобное уже случалось. То ли Леверлин, то ли художник из Равены как-то рассказывал о неких странных поступках чудаковатого дворянина с берегов Итела – и в том-то фокус, что эти действия можно истолковать однозначно: чудак-естествоиспытатель поймал-таки в ловушку подводную лодку из Токеранга, но очень быстро, судя по всему, его поместье накрыл ракетный залп из-под воды – то ли отравляющий газ, то ли какая-то биологическая дрянь. Почему бы не допустить, что Асверус…

Не стоит торопиться – не горит. Нужно методично работать в этом направлении – предпринять новые раскопки в архивах с помощью облагодетельствованного чиновника и его коллег, нужно выяснить в деталях, если удастся, как жил дальше и в чем замечен тот единственный уцелевший из Тайного совета… Он подумал с неудовольствием, что остался, в некотором смысле, совершенно один. Элкон улетел за облака с крайне важными и секретными поручениями. Мара отправилась с ним выполнить не менее тайные и деликатные задания. Анрах и Леверлин в Равене поехали копаться в тамошних архивах. Тетка Чари (и увязавшийся за ней Шадерис) сидят сейчас в Фиранолле, пытаясь дознаться, где можно отыскать исчезнувшего в последнее время с горизонта капитана Зо, который, руку на отсечение, кое-что знает о подводных лодках… Бони ненадолго отпросился в свой Арир и увез с собой Паколета. Никого из Странной Компании рядом. Даже верный домовой Карах сейчас пребывает в Глане – как чиновник в немаленьком чине и личный посланец короля Сварога, облеченный серьезными полномочиями и снабженный соответствующими бумагами. При содействии глэрда Баглю пытается отыскать в гланских горах своих собратьев – это может кое в чем помочь, древнее племя домовых, они же фортиколы, могут располагать кое-какими знаниями, неведомыми ни земным книжникам, ни ларам…

Даже Арталетты нет поблизости – отплыла со своим полком в Балонг устроить парочку инцидентов на горротской границе, присмотреться к той стороне, посмотреть, не удастся ли нанести из тех мест хороший удар по Акобару…

Снова, как когда-то, в бытность бесприютным беглецом – ты теперь один, бравый…

ГЛАВА ШЕСТАЯ …И СОВРЕМЕННЫЕ СЮРПРИЗЫ

Ну, не стоит так пессимистично. В те времена он был совсем один, одинешенек, а теперь король чуть ли не всего Харума, глава Девятого стола, друг императрицы. Шевельнуть пальцем – и сотни людей забегают, как ошпаренные… знать бы только, в какую сторону указать перстом и какие приказания отдать…

Он вскочил, с грохотом опрокинув тяжелое кресло. Чертов ветер, с утра буйствовавший не на шутку, все-таки удружил поганую каверзу. С грохотом распахнул створку высоченного окна, не закрепленную Сварогом как следует, свистнул по кабинету, обдал холодком, бумаги разлетелись со стола во все стороны – и одна, то самое донесение о мастеровых из отряда Асверуса, которое еще следовало прочитать до конца, подчиняясь приказам ветра, вылетела в окно.

Не теряя времени, Сварог одним рывком распахнул дверь на балкон и выскочил туда – как раз вовремя, чтобы увидеть, как ветерок, наигравшись бумагой, оставил ее в покое, и большой лист, трепеща и сворачиваясь, плавно опускается куда-то за высокие каменные перила с резными темно-серыми балясинами.

Перегнувшись через перила, Сварог всмотрелся.

Облегченно выругался – ничего непоправимого не произошло. Пожалуй, даже не придется звать лакеев. Окончательно свернувшийся в трубочку лист застрял в верхушках колючего кустарника ярдах в пяти пониже основания балкона. Склон не настолько крутой, чтобы на нем нельзя было удержаться. А Сварог еще не ощущал в себе ни малейших признаков дряхлости. Это будет нетрудно – перелезть через перила, спрыгнуть на землю, пробраться по откосу к кустам, забрать документ и вернуться назад тем же путем. Трудов на пару минут. Конечно, если подумать, не королевское это дело – сигать через перила и самолично выпутывать документ из колючих веток, но если позвать лакеев и поставить перед ними задачу, все, как обычно в таких случаях, затянется на час, не меньше. Сбегают за старшим по чину, соберут изрядную толпу, советчиков набьется больше, чем исполнителей, суетиться будут без нужды черт-те сколько, дабы проявить нешуточное усердие перед лицом короля. Научены горьким опытом, да-с. Проще самому.

Он перемахнул через перила, без труда удержал равновесие на пологом откосе, осторожно ставя ноги, сделал несколько шагов влево, следя и за тем, чтобы не оступиться, и за тем, чтобы не напороться на пучки коротких колючек. Обернув руку носовым платком, примерился и без всякого труда завладел документом. Сунул его в широкий боковой карман камзола. Поднял голову, прикидывая, как будет взбираться назад.

И оторопело замер.

Над головой у него красовались два балкона. Тот, что слева, – знакомый и привычный, с него Сварог только что спрыгнул. Но, оказывается, справа к нему примыкал еще один, второй, гораздо уже, но похожий, как близнец, – те же перила из темно-серого камня, те же фигурки филинов по углам. Разделявшая их сплошная каменная стена выдавалась за балюстраду, так что Сварог до того и не подозревал о существовании второго балкона.

Вот так фокус! Выходило, что его кабинет – вовсе не угловое помещение в этой части здания. Угловое как раз то, к коему присобачен второй балкон. Никаких сомнений в том, что за балконом и в самом деле есть комната – видно закрытую дверь, высокое окно. Стоп-стоп… Но ведь снаружи в эту столь неожиданно обнаружившуюся комнату нет никакого входа! Ни из коридора, ни из кабинета Сварога.

Он мгновенно забыл о прежних делах, охваченный неудержимым любопытством. Выходило, что в его собственном дворце, в его персональных покоях имеется неизвестная доселе комната с тщательно заделанным неизвестно когда входом. Здание это многие столетия как раз и было личными покоями предыдущих королей…

Сварог чуточку сердился на себя, но ничего не мог с собой сейчас поделать, любопытство оказалось сильнее. Такпросто, ни с того ни с сего не станут замуровывать одну из комнат в персональных королевских помещениях. Он старательно прикинул в уме размеры коридора, кабинета… есть там комната! Должна быть! Зачем-то же устроен балкон? Не могут же дверь и окно оказаться прилаженными к глухой стене?

Без всякого труда перелезши назад, к себе, он вышел в приемную и отдал дежурному лакею (с появлением ратагайцев пугливо жавшемуся в дальнем уголочке) краткие распоряжения.

И работа закипела. Вмиг объявившийся лейб-кастелян после недолгого совещания с двумя своими помощниками и главным архитектором удрученно, со всем почтением объяснил Сварогу, что ведать не ведает ни о какой замурованной комнате. То же самое заявили смотритель дворца и начальник охраны, коему по должности полагалось знать в здании каждую форточку, каждую ступеньку и каждый стульчак. Они вовсе не отрицали, что комната там может оказаться – просто уверяли, что в жизни о ней не слышали и, более того, на подробнейших планах дворца ничего подобного не видели.

Сварог велел принести планы, доставленные через пять минут. В самом деле, на них недвусмысленно значилось, что все угловое помещение занимает кабинет Сварога – с единственным прилегающим балконом. Ни второй комнаты, ни второго балкона на планах не отыскалось. Ничего даже отдаленно похожего.

Их уклончивые улыбки Сварога в конце концов разозлили. Он снова перелез через перила наружу и велел шести вышепоименованным придворным немедленно к нему присоединиться. Что они и выполнили с разной степенью проворства – одни справились сами, других по причине преклонных лет транспортировали лакеи.

Оказавшись на откосе, все шестеро вынуждены были признать, что король, как всегда, мудр и зрит в самую суть вещей: в самом деле, наличествует и второй балкон, а в глубине его – дверь и окно. Пожимая плечами, главный архитектор уточнил, что планы дворца последний раз составлялись и утверждались в инстанциях более двухсот лет назад, а с тех пор только перерисовывались без малейших изменений, поскольку внутренние помещения с тех самых пор не перестраивались. Следовательно, если комнату замуровали, то проделано это было, логически рассуждая, более двухсот лет назад – а значит, высокий король ни за что не может обвинить своих верных слуг в нерадении, недосмотре, а равно и в манкировании обязанностями. Сварог с этим согласился. Он никого и не собирался ни в чем обвинять. Ему просто-напросто хотелось попасть в эту загадочную комнату, причем по возможности еще до наступления ночи. Он и сам не знал, что на него нашло. Видимо, в последние годы выработался некий рефлекс на все замурованное, забытое, потаенное – точнее, острое желание немедленно в подобное место попасть, как только оно обнаруживается в пределах досягаемости Свароговой, выражаясь языком крючкотворов, юрисдикции, а также правомочий короны…

Убедившись, что лично им не грозят взыскания и неприятности по службе, все заинтересованные лица, как им и подобало, принялись незамедлительно претворять в жизнь очередной королевский каприз – прекрасно помня, что, собственно говоря, капризов у королей не бывает, а бывают лишь повеления…

Уже через полчаса явилось с дюжину разысканных в городе мастеров одной из Золотых гильдий –

почтенные мастера каменного строения из цеха Домостроителей, за которыми прыткие подмастерья, сгибаясь от натуги, волокли тяжелые ящики с соответствующим инструментом. Судя по некоторому беспорядку в одежде и обшей взволнованности, мастеров собирали в лихорадочном темпе с помощью кого-то вроде Интагара, везли галопом, не объяснив ничегошеньки. Поначалу они пугливо молчали, сбившись кучкой, теребя в руках шляпы-бонилоны с золотыми медальонами и явно ожидая, что их сейчас поволокут в какое-нибудь оживленное местечко вроде треугольной площади. Подмастерья, те и вовсе обмирали со страху. Положение усугублялось тем, что долбаные сановники заходясь от рвения, в шесть глоток орали на несчастных мастеров, что не прибавляло последним душевного равновесия.

Сварог энергично принялся выправлять положение. Первым делом он рявкнул на усердных холуев, повелев им убираться с глаз долой и не возвращаться впредь до особого распоряжения. Потом, когда в кабинете настала тишина, по-доброму перетолковал с мастерами, объяснив суть дела и заверив, что ни казнить, ни гноить в подвалах их никто не собирается – наоборот, уплачено будет щедро, чистым золотом с монетного двора. «Ничего себе у меня репутация, оказывается, – грустно подумал он. – Кто бы знал. Подмастерья и вовсе вот-вот в штаны напустят…»

– Ну, почтенные, поплевали на руки? – сказал он нетерпеливо.

Почтенные гильдейские труженики, уже немного опамятовавшиеся, взялись за дело. Сложили шляпы в угол аккуратной стопочкой, одну на другую – вполне возможно, этого требовал профессиональный шик – не спеша засучили рукава, не спеша покопались в ящиках с инструментом, не спеша достали короткие молотки с острыми носами, крайне напоминавшие старинные боевые чеканы. Подошли к стене в коридоре и, построившись шеренгой, уставились на нее, с глубокомысленным видом, с явным неодобрением покачивая головами и причмокивая. Симптомы были знакомые: любой советский сантехник вел себя точно так же, вопрошая с нешуточной тоской: «Это кто ж эту халтуру мастерил-то? Руки бы пооборвать…»

– Почтенные, – сказал Сварог нетерпеливо. – В моем королевстве, если кто запамятовал, девиз прост, но выразителен: «Больше дела – меньше слов». Кто это там, кстати, за углом хоронится? Министр полиции, надо же. Без него не обходится…

За углом и в самом деле маячил Интагар, и тут же, неподалеку, появился граф Гаржак. Вообще происходящее приобрело некий нездоровый ажиотаж – поодаль, за перегородившей широкий коридор цепочкой дворцовых стражников, стали откровенно табуниться любопытные, старательно притворяясь, будто у всех в этой части дворца обнаружились неотложные дела.

Мастера наконец-то принялись вдумчиво и тщательно простукивать стену, поколачивая по ней то острыми концами молотков, то плоскими обушками, прикладывая ухо к резным панелям. На сей раз Сварог уже не стал их подгонять – начинались насквозь профессиональные дела, быть может, по технологии именно так и нужно поступать…

Похоже, процедура затягивалась. Оказавшись решительно не у дел, Сварог поманил Гаржака, и тот моментально оказался рядом. Взяв его за локоть, Сварог отвел графа подальше и тихонько спросил:

– Ну как, подобрали себе… персонал?

– А как же, ваше величество, – сказал граф. – Четырнадцать человек. Половина со мной и раньше работала, еще при Конгере, а остальных я тоже давненько знаю. Народ, надобно вам сказать, смелый и решительный… хотя, что греха таить, не самый благонравный и законопослушный.

– Догадываюсь, – ухмыльнулся Сварог. – Говорите уж сразу, сколько я должен подписать амнистий и сколько уголовных дел… уморить?

– Две амнистии и шесть «уголовок», – без промедления ответил Гаржак. – Коли уж откровенно… Не сомневайтесь, они отслужат. Не самый благонравный народ, но, честью вам клянусь, все же не самый скверный. Подонки мне самому не нужны.

– Ну да, ну да… – проворчал Сварог. – Представляю эту публику. Из тех, что если и зарежут купца, то исключительно в силу непростых жизненных обстоятельств и неблагополучного сочетания планет… Ладно. Я вас ни о чем не спрашиваю. Привлекайте, кого найдете нужным. Только одно пусть запомнят накрепко: если они уже на моей службу вытворят что-нибудь игривое – повешу без жалости. Никакого приработка на стороне, ясно вам?

Гаржак молча поклонился.

– Байза и мое предписание еще у вас?

– Где же им быть? – серьезно сказал Гаржак. – Как зеницу ока… Под кафтаном. Прикажете сдать?

– Нет смысла, – сказал Сварог. – Вы нынче же поедете в Фиарнолл. Там работают Тетка Чари и Шедарис, копаются в архивах. Будете им помогать. Сейчас пойдете в канцелярию, в пятый стол. Там сидит невзрачный человечек по имени Нуросман, сияя от радости, примеряет новый вицмундир. Скажите ему, что я велел прочесть вам ту же лекцию касаемо розысков в архивах, что он читал мне. И отнеситесь к этому серьезно – плюгавый-то он плюгавый, но дело свое знает отлично… Тетка Чари и ее спутник должны поработать в архивах именно так, как учит этот чернильный гриб. Отнеситесь к его поучениям предельно серьезно. Я именно так поступил – и не прогадал…

– Понятно.

– Возьмите с собой человек пять… этих ваших новобранцев. Я сам в Фиарнолле никогда не бывал, но наслышан, что городок этот непростой…

– Уж это точно. Я-то там бывал. Один из самых крупных морских портов на планете просто не может быть простым городком… Кстати, болтают, что именно где-то в тамошних закоулках и прирезали Гонзака…

– Знаю, – сказал Сварог. – Правда, это всего лишь одна из одиннадцати самых правдоподобных версий его исчезновения, но все равно, попытайтесь что-то разнюхать и насчет этого … Идите.

Граф поклонился и, не теряя ни секунды, направился прочь своей стремительной походкой, прошел мимо Интагара, как мимо пустого места. Покосившись ему вслед с затаенной тоской вынужденного в силу обстоятельств пробавляться капусткой людоеда, министр полиции попытался перехватить взгляд Сварога. Сварог подозвал его милостивым кивком.

– Что здесь творится, ваше величество?

– Пустяки, – сказал Сварог. – Маленький ремонт… Ничего интересного по вашей части. Что это вид у вас озабоченный? Что-нибудь стряслось?

– Да ничего вроде бы, – задумчиво ответил Интагар. – Однако по городу гуляют туманные слухи, будто в заливе Мардин что-то нехорошее случилось…

– А точнее?

– Точной информации нет. Я велел запросить Джетарам по оптическому телеграфу, но результат будет часа через четыре… Понимаете, слухи, хотя и неконкретные, очень уж упорные, а это мне не нравится, научен печальным опытом.

– Вечно вы паникуете раньше времени, – сказал Сварог. И тут до него дошло. – Интагар, что за фокусы? Почему – оптический телеграф? Есть же таши, переговорные камни, обменяться вопросами и ответами можно практически мгновенно…

Интагар по въевшейся привычке сторожко огляделся, понизил голос до шепота;

– Ваше величество, с-егодня с утра выяснилось, что таши больше не работают. Объяснений, понятно, ни у кого нет. Двадцать с лишним лет никто не мог объяснить, почему они, собственно, работают – где уж теперь понять, почему перестали вдруг…

Сварог хмуро посмотрел на него, но ничего не сказал, министр был кругом прав. Если никто так и не смог понять, почему камни работают, не стоит и голову ломать, выясняя, отчего они вдруг отказали. Возможно… Нет, не стоит пока что валить на приближение Багряной Звезды решительно все. Подождем…

– Ладно, – сказал он решительно. – Не уходите далеко, вдруг да понадобитесь… Видите ли, Интагар, во дворце вдруг обнаружилась замурованная комната, не значащаяся ни на одном плане. Вы об этом ничего не слышали?

– Ничегошеньки… А в общем, дело известное. Случается такое во дворцах. Оказаться там может все, что угодно – от скелета потаенно замурованной королевской фаворитки до прозаической рухляди. Даже не берусь гадать. Осерчал кто-то из владык прошлого на эту именно комнату, сказал сгоряча, что ноги его там не будет – и поторопились монарху услужить… Вы знаете историю о короле Читрелло и лестнице, на которой он подвернул ногу?

– Нет, – сказал Сварог. – И знать не хочу… Что там у вас?

К нему почтительно приближался один из мастеров, самый осанистый, старый и солидный, очевидно, ставший неформальным предводителем этих шабашников. Он поклонился и сообщил:

– Мастерком клянусь и медальоном, ваше величество – в той стене никакой замаскированной двери нету. Совершенно цельная стена, ненарушенная. Как сложили, так и не трогали более, вот вам мое клятвенное мнение.

– Идите в кабинет и простучите там стену, – распорядился Сварог. – Вот кстати, Интагар, есть и к вам вопрос…

Мастера, сопровождаемые почтительными подмастерьями, вереницей перешли в кабинет Сварога и принялись с той же неспешной, почти торжественной сосредоточенностью выстукивать-выслушивать угловую стену. Морщась от неумолчного дробного стука, Сварог взял со стола один из документов, вышел с Интагаром на балкон и развернул перед министром свиток:

– Здесь значатся шесть человек – бывший Тайный совет королевы Дайни. Пятеро странным образом перемерли в сжатые сроки, шестой уцелел, занял неплохую должность при новом короле, жил еще долго и счастливо…

Интагар сказал, морща лоб:

– Это очень подозрительно – на общем фоне той истории…

– Догадываюсь, не дите малое, – сказал Сварог. – Меня интересует другое… Он, конечно, обитал потом в Равене?

– Ну да, разумеется. Снольдерцы очень быстро отбили Латерану и удерживали до сего дня… Граф Форамбай, как же. Род процветает до сих пор.

– У него должен был быть особняк в Латеране, – сказал Сварог. – В те времена, когда еще была жива королева Дайни. Не мог же вельможа такого уровня обитать в гостинице или съемном доме? Положение требовало иметь свою собственную резиденцию…

– И наверняка особняк этот был фамильным, – понятливо подхватил Интагар. – Латерана к тому времени уже более ста лет принадлежала Ронеро, так что вы кругом правы, государь.

– Одно удовольствие с вами работать, Интагар, – сказал Сварог весело. – Мы друг друга понимаем с полуслова… отправьте людей немедленно. Пусть выяснят, в каком именно доме в Латеране он жил в те времена. Я хочу там побывать… Да, и отправьте кого-нибудь в Равену. С тем же заданием. Где расположен дом… или дома этого семейства? Если окажется, что хоть один из них стоит на берегу реки, доложить моментально, где бы я ни был и что бы ни делал. Вам все понятно?

– Еще бы. Полагаете, пристань ?

Сварог долго смотрел в лицо министру полиции, сохранявшему тупую исполнительность на бульдожьей физиономии. Вздохнул:

– Мне хочется верить, что вы до самой смерти будете верно служить, и вас никогда не придется вешать… Вы молодчина, Интагар, серьезно. На лету мои мысли хватаете…

– Просто это был самый логичный вывод, который сам напрашивался, – скромно потупился Интагар.

– Идите, – сказал Сварог. – Коли уж вы знаете, что именно мы ищем, понимаете всю серьезность…

Работа продолжалась, мастера выстукивали стену под присмотром парочки хмурых ратагайцев, подмастерья, повинуясь коротким командам, иногда подавали новые инструменты, не похожие ни на что знакомое Сварогу. Он сидел в уголке, курил, покачивая ногой, уже свыкнувшись с неумолчным стуком.

В отлаженном процессе вдруг определенно начались изменения.

Мастера все до единого собрались в одном месте, толпясь, теснясь, мешая друг другу. Именно там принялись сосредоточенно орудовать молотками и еще чем-то непонятным. Обменялись несколькими короткими фразами, наполовину состоявшими из непонятных Сварогу терминов, переглянулись, согласно покачали головами. В конце концов старшина обернулся:

– Точно, ваше величество. Вы, простите на простонародном слове, как в воду смотрели. Вот тут примерно, – он показал рукой, – в сплошной каменной кладке явственно ощущается, поверьте моему опыту, проем. Он чем-то заделан, но не камнем заложен, нет, и, полагаем, не кирпичом. Сдается мне, там дверь…

– Ломайте, к лешевой матери, – энергично распорядился Сварог.

– Государь, тут уже потребны мастера деревянного строения из цеха домостроителей…

– Почтенные! – нетерпеливо рявкнул Сварог. – Мне не мастерство нужно, мне нужно, чтобы эту дверь открыли, и побыстрее… Не забыли девиз из королевства? Что вам нужно, чтобы самим справиться?

– Получится грубо…

– Мне плевать, – сказал Сварог. – В конце концов, это мой замок…

– Парочку пил, ломы и пробойники … Сварог кивком подозвал ратагайца:

– Раздобыть в два счета!

Все потребное было доставлено через четверть часа – лично запыхавшимся лейб-кастеляном и его помощниками. На сей раз почтенные мастера явно посчитали ниже своего достоинства выполнять столь вульгарную работу – стали в сторонке, подавая ценные указания, а пилами и ломами принялись орудовать подмастерья. Поначалу они обращались с резными панелями осторожно, но, понукаемые Сварогом, вошли во вкус разрушения. Вот теперь начался настоящий кавардак – грохотали ломы, визжали пилы, скрежетали полувыпиленные куски панелей – их выламывали какими-то железными кривулями.

Подмастерья вдруг опустили орудия производства, сбились в кучку, беспокойно переглядываясь, не решаясь обратиться к Сварогу прямо. Сообразив, в чем дело, он подошел, присмотрелся.

Привыкшие к тяжелой работе молодцы довольно быстро выломали здоровенный участок панелей в форме прямоугольника – и там, в образовавшемся проеме, Сварог увидел самую обыкновенную дверь – деревянную, без особых изысков, невысокую, филенчатую, с затейливой позолоченной ручкой. Тут же стало ясно, почему переполошились подмастерья: на высоте человеческого лица на двери, на левой из двух филенок, был изображен знакомый символ: корона над человеческим глазом. «Только для королевского взора». Рисунок был выполнен старательно, определенно не наспех, черной краской. А пониже прямо на филенке была оттиснута четкая фиолетовая печать, большая, прямоугольно-вертикальная: герб Баргов, еще два, незнакомых Сварогу – а может, и не гербы, а какие-то эмблемы…

– Так… – не теряя времени, сказал Сварог. – Почтенные мастера, подождите пока в приемной вкупе с подмастерьями…

В комнате остались только он и безмолвные ратагайцы, не проявившие ни малейшего любопытства, поскольку не имели такого приказа. Чуть погодя бесшумно просочился Интагар, кивнул в знак того, что последние поручения выполнил.

– Ну-ка, посмотрите, – сказал Сварог. – Что это за печать?

Интагар всматривался долго, чуть ли не возя носом по двери. Выпрямившись, пожал плечами:

– Королевский герб вверху…

– Догадываюсь, – сказал Сварог. – А остальные?

– Судя по символам, это полицейские печати… вот только – старые. Старинные. Были в употреблении более пятисот лет назад, с тех пор менялись трижды. Я точно знаю, есть книги по полицейской геральдике…

– Значит…

– Значит, эта дверь запечатана самое малое пятьсот лет назад. Самому дворцу ведь около двух тысяч лет… правда, за это время его не раз перестраивали. Но вот уже шестьсот лет прошло, как стены трогали последний раз…

– Интересные дела, – сказал Сварог. – Что же, пятьсот лет сюда никто не заглядывал?

– Очень похоже, государь…

– Ну, и что нам подсказывает логика? – спросил Сварог, ощущая нешуточный азарт. – А?

– Ваше величество, умоляю вас, осторожнее… Кто знает, что они там спрятали…

– Успокойтесь, – сказал Сварог. – Мы осторожненько…

Он приложил ладони к двери, прижался к ней лбом. Пустил в ход все, чему его обучали, все, на что он был способен.

И не ощутил ничего подозрительного, враждебного. По размышлении, он уверенно сказал бы, что там нет ничего. То есть, ничего опасного, магического, колдовского, вредоносного. Хотя…

Несколько раз, словно налетавший ветерок, его касалось странное ощущение – будто стоит перед чем-то бездонным, вроде пропасти, не имевшим ни пределов, ни твердых очертаний, ни краев, ни берегов. Однако это непонятное, никогда не навещавшее прежде ощущение, опять-таки не таило в себе никакой угрозы или колдовства.

Смешно, конечно, думать, будто он знал об этом мире все. Но тем не менее… Еще ни разу он не попадал впросак из-за того, что пользовался своими способностями…

Решительно взявшись за ручку, Сварог попытался повернуть ее вниз – бесполезно. А если вверх? А если вбок? Нет, она даже не шелохнулась. Ничего удивительного – за полтысячи лет любой механизм, оставшись без присмотра и смазки, заржавеет намертво…

Он вернулся к столу, взял прислоненный к стене Доран-ан-Тег и, покачивая топором, медленно приблизился к двери. Сказал, не оборачиваясь:

– Трусов и неверных просят покинуть помещение. Король намерен совершать подвиги…

Все присутствующие остались на месте – и ратагайцы, и Интагар. Последнему, сразу видно, было не по себе, но он крепился, то ли поддался любопытству, то ли полагал, что служебный долг не позволяет ему быть сейчас ни трусом, ни неверным.

Определив место, где должна располагаться защелка, Сварог рубанул – коротко, решительно. Топор, чувствовалось, что-то такое перерубил. Ухватившись за вычурную ручку, Сварог что было сил рванул ее на себя. Дверь чуточку подалась со стороны замка, образовалась даже щель шириной пальца в два, но дальше дело не пошло. И тут уже не было никаких секретов – физически ощущалось, что это намертво прикипели заржавевшие петли.

Сварог расправился с ними в два коротких удара. Пнул дверь, и она с грохотом обрушилась внутрь замурованной комнаты, а сам Сварог из предосторожности отскочил, держа топор наготове – мало ли что могло оттуда выпрыгнуть… Иные джинны в своих сосудах сидят тысячи лет, и ничего, не прокисают, не рассыпаются прахом, даже умом не трогаются, Сварог в этом на собственном опыте убедился – тогда, в Коргале…

Не произошло ровным счетом ничего. Насколько позволял видеть проникавший из кабинета дневной свет, внутри загадочной комнаты был настелен самый обычный паркет, только пыльный. Внутри стояла непроницаемая тьма.

Не оборачиваясь, Сварог протянул руку, пошевелил ладонью. Кто-то из ратагайцев сорвался с места, подбежал, стуча подошвами. Послышался противный скрежет огнива – и в следующий миг пахнуло горьким дымком, в руке у Сварога оказался маленький факел (ратагайцы таскали в своих кошелях у пояса массу полезных в любой ситуации вещей).

Наклонив факел, чтобы ненароком не капнуть горящей смолой на руку, Сварог встал на пороге, посветил внутрь. По стенам заметались корявые тени самого прозаического, бытового происхождения – их отбрасывал стоявший почти в самом центре комнаты стол и парочка кресел с высокими спинками. На всем этом лежал толстенный слой пыли, кое-где полностью покрывший тонкую резьбу и изящные завитушки.

На вид это была самая обычная комната, если судить по той ее части, что удавалось рассмотреть, в длину равная кабинету, но вот в ширине ему значительно уступавшая – всего-то уардов пять. Ни малейшего звука из темноты не доносилось, не таились по углам демоны и вурдалаки, не выплывали из темных закутков привидения, вообще не было ни малейшего шевеления. Сварог впервые почувствовал разочарование – похоже, он убил несколько часов на совершеннейшие пустяки… Ни скелетов на полу, ни сундуков с зачарованными кладами, ни горящих во тьме глаз величиной с плошку, ни замогильных вздохов… Ну, комната, ну, пустая… Только испортил кабинет, Том Сойер этакий. Не хватает разве что дохлой кошки…

Он поднял факел повыше, решительно шагнул внутрь, следом вошли Интагар и двое ратагайцев, один держал нагайку на отлете, готовый оглоушить по темечку любую угрозу королевской безопасности, другой вынул меч.

Сварог прошелся по комнате во всю ее длину, от стены до балконной двери – походило на то, что и она, и высокое окно в незапамятные времена закрашены черной краской, ни один лучик света не пробивался снаружи. Ничего. Длинная комната, посередине – стол и два кресла. И – все. Пустышка. Теперь нужно будет чинить панели в кабинете.

Предстоит срочно выдумать какую-нибудь историю и пустить ее по дворцу – мол, король для того и велел вскрыть замурованные покои, чтобы сохранить преемственность традиций, ибо прежде, в славную пору расцвета Ронеро, они принадлежали славному монарху… как бишь его? Неважно, потом выясним точно. Главное, пятьсот лет назад тут и в самом деле обитал какой-то король, и никто не мешает Сварогу объявить его исключительно славным. Король желает непременно восседать в покоях своего славного предка – вот вам убедительнейшее объяснение, никто не будет хихикать втихомолку, скушают, как миленькие, я как-никак полноправный Барг, и моих предков обитало тут немерено, причем я сам решаю, кто славный, а кто – не особенно…

Решено, так и сделаем. В конце концов, лишняя площадь не помешает – государственных бумаг столько, что класть скоро станет некуда, а тут достаточно места. Конечно, угробил на сущие пустяки несколько часов, но все равно, нет срочных дел…

Держась так, словно именно этого он с самого начала и ожидал, Сварог воткнул факел в железную держалку на ближайшей стене – ну да, в те времена еще слыхом не слыхивали о карбамильских лампах, повсюду держалки для факелов – обошел комнату уже по периметру, с видом капризного квартиросъемщика попинал носком сапога плинтус, потрогал тяжелый стол. Сказал как ни в чем не бывало:

– Отлично. Не зря старались. Получится удобнейшее хранилище для особо важных и секретных бумаг, куда попасть можно только из моего кабинета. Если навесить еще железную дверь с соответствующим замком, будет и вовсе отлично… Только окна следует почистить, а то темно, как у лешего…

Подошел к балконной двери, попробовал ручку. В отличие от входной двери эта поддалась – хотя и с хрустом, со скрежетом, хотя и посыпалась на голову Сварогу какая-то высохшая дрянь…

Он распахнул жалобно скрипящую дверь во всю ширь.

Снаружи тоже стоял непроницаемый мрак, что уже не лезло ни в какие ворота…

Мало того, в лицо прямо-таки ударило влажной сыростью – полное впечатление, что снаружи только что прошел обильный ливень. Но ведь не было никакого дождя! Ветер разгулялся с утра, однако небо оставалось безоблачным, ни тучки, ни дождинки. А тут, изволите ли видеть, пахнет мокрой землей, влажными листьями, сырой свежестью…

Нахмурясь, Сварог вышел на балкон, все еще держа наготове Доран-ан-Тег на случай неожиданностей. Каменные перила были влажными, в чем он тут же убедился, прикоснувшись ладонью.

И остолбенел у балюстрады.

Потому что все наконец-то стало на свои места – как только он понял, что именно видит и чувствует.

Не было никакого непроницаемого мрака. Просто-напросто за пределами балкона стояла ночь. Самая обыкновенная ночь, не особенно и пасмурная – часть небосвода, примерно с треть, затянута быстро передвигавшимися тучами, а все остальное усыпано звездами, крупными и помельче, яркими и не особенно.

Пейзаж тоже был знаком, почти не отличался от того, к которому Сварог успел привыкнуть, почти то же самое он видел с балкона, когда работал ночами и выходил проветриться. Вот только склон оказался совершенно лишен кустарника и земли тоже, бугрился диким камнем, уходя вниз почти так же полого. А там, внизу, уже не было речушки-притока, но вдали, там, где ему и положено, широкой полосой, чуть светлее окружающей необозримой равнины, тянулся могучий Ител, и звезды отражались в воде.

А вот это уже мало походило на звезды – россыпь огней слева, у самого горизонта. И это…

Сварог невольно отшатнулся. Но тут же, справившись с собой, перегнулся через мокрые перила, чувствуя брюхом их промозглый ночной холод, всмотрелся.

Далеко внизу, на равнине, примерно в лиге от балкона, довольно быстро двигались проворные, небольшие огоньки – большей частью слева направо, но попадались и такие, что проносились справа налево. Те, что двигались слева направо, мчались строго по прямой, в конце концов пропадая с глаз – слева, как и на соседнем балконе, была ограничивавшая обзор глухая высокая стена. Те, что двигались справа налево, один за другим сворачивали по плавной дуге, удаляясь в направлении россыпи огней у горизонта – разной величины и разноцветных, белых, синих, алых… И, плохо различимые на таком расстоянии, вспыхивали, мелькали, гасли какие-то огненные вензеля, зигзаги, фигуры…

У Сварога даже голова закружилась – он понял, что именно видит. Очень уж давно он не видел такого, но ошибки быть никак не могло…

Эта россыпь огней у горизонта могла быть исключительно городом – большим, ярко освещенным электрическим светом, с ярким мельтешением реклам, вывесок, миганием светофоров. А несущиеся по равнине огоньки – всего-навсего автомобили, ехавшие куда-то с включенными по ночному времени фарами…

Какое-то время его форменным образом трясло, пока он не справился с собой. Стоял и смотрел, вцепившись в мокрые угловатые перила, давным-давно отставив топор.

То, что он видел, было не здесь. Местность особенно не отличалась от привычного вида из кабинета – но на Таларе тысячу лет не существовало ни освещенных электричеством городов, ни автомобилей, в таком множестве и с такой скоростью несшихся по широкой автостраде, даже отсюда видно, как блестит то ли мокрый асфальт, то ли схожее дорожное покрытие…

Кажется, он вскрикнул, потому что рядом вдруг обнаружились министр полиции и оба ратагайца.

– Государь?

– Все в порядке, Интагар, – сказал Сварог, чувствуя, как кривится лицо в гримасе. – Со мной – ничего страшного. Смотрите, смотрите, может, кто-нибудь, особенно умный и проницательный, объяснит своему королю, что это такое. Потому что сам король совершенно сбит с панталыку…

Они стояли у перил, оторопело таращась вниз, и никто не порывался дать королю пояснения, только один из ратагайцев мрачно бубнил, что дело тут нечисто, и без зловредного колдовства явно не обошлось. Не следовало судить его слишком строго – сын вольных степей городов не видел вообще, пока не попал в Латерану на королевскую службу. И уж тем более не мог опознать в открывшемся ему зрелище запитые электрическим светом улицы и автомобили на шоссе.

Хорошие автомобили, оценил Сварог. Даже на таком расстоянии можно определить, какие они проворные, быстрые. Ничего похожего на передовые достижения снольдерской технической мысли – своих автомобилей на Таларе наберется лишь около сотни, и до такого совершенства им безусловно далеко…

– Ждите здесь, – распорядился Сварог.

Он прямо-таки выбежал в кабинет, кинулся на балкон. Как и следовало ожидать, там за время его отсутствия ничегошеньки не изменилось – белый день, привычный пейзаж, ветерок ворошит верхушки колючих кустов, небо безоблачное, никакой автострады, никакого города на горизонте…

И на другом балконе, когда он туда вернулся опять-таки бегом, ничего не изменилось. Все так же сиял огнями далекий город, все так же проносились по шоссе автомобили – разве что их стало определенно поменьше. Да и на горизонте поубавилось огней – похоже, там – где, черт побери?! – наступала глубокая ночь, и жизнь помаленьку затихала до утра…

– Что скажете? – осведомился Сварог с интересом.

– Ваше величество! – воскликнул Интагар. – Нужно немедленно собрать всех, кто принимал в этом участие, и…

Вот это рефлекс, подумал Сварог с угрюмым восхищением. Вот это профессионализм. В первую очередь думает не о потрясающем феномене, а о вещах более приземленных…

И тут ему пришло в голову, что министр полиции совершенно прав.

– Идет, Интагар, – сказал он, не колеблясь. – И распорядитесь, чтобы собрали всех – лейб-кастеляна, прочих олухов, мастеров и подмастерьев… Только, я вас умоляю, никакой крови. Уяснили? Просто соберите их всех в каком-нибудь уединенном помещении, возьмите под стражу… абсолютно всех, ясно? Кроме, разумеется, вот этих ребят, – он кивнул на безмолвных ратагайцев, один из коих все еще мрачно бормотал что-то о происках нечистой силы. – Живо!

Министр полиции выбежал с такой прытью, как никогда прежде не бегал. Сварог попытался разобраться в собственных мыслях и ощущениях, но очень быстро оставил это занятие – в голове бурлил совершеннейший хаос. Кусочек Древней Дороги вроде обнаруженного Леверлином не так давно? Какая-то из Соседних Страниц? Что-то иное, прежде совершенно неведомое? Как бы там ни было, это существовало и пятьсот лет назад – не случайно дверь опечатали грозной печатью, обозначили высшей степенью секретности, а потом – надо полагать, когда ушли из жизни немногие посвященные – об этой комнате забыли начисто, никто и не подозревал, что она тут есть… Что тут произошло полтысячи лет назад? Кто бы знал… Одно несомненно: не они первые торчали на этом балконе, не они первые видели иной мир…

Вообще-то существовал самый простой способ со всем этим хоть чуточку разобраться… Достаточно было перелезть через балюстраду, спуститься по другому откосу… Это никакая не иллюзия, не морок – слишком реальны порывы сырой свежести, да и дождь, замочивший каменный балкон, был не иллюзией, он свободно проникал сюда из другого мира…

Искушение было велико, но Сварог его в конце концов поборол титаническим усилием воли. Он был уже не тем, каким попал сюда – в некоторых смыслах словно бы повзрослел еще более, набрался зрелой рассудочности, и любопытство само по себе ему уже стало мало свойственно. Разберемся потихонечку, не спеша, посоветуемся с друзьями…

– Пошли, – сказал он, и ратагайцы двинулись следом, как тени.

Сварог закрыл балконную дверь, выходящую в неведомый мир, а, вернувшись в кабинет, поднял снесенную с петель дверь и кое-как установил на прежнее место, закрыв проем. Не было смысла лишний раз напоминать степнякам, что они обязаны держать язык за зубами! Только оскорбишь смертельно, они и так не пикнут… Он только сказал негромко:

– С этой минуты в кабинет не должна входить ни одна живая душа. Только те, кого я сам сюда приведу. Понятно?

Ратагайцы кивнули, а тот, что был постарше и числился предводителем дюжины, деловито спросил:

– А энтого, полицейского хмыря… зарезать прикажете?

– Э, нет, – сказал Сварог. – Я без него, как без рук. Но и его сюда допускать только со мной. Иначе…

Колокольчик у входа не просто звякнул – затрясся, отчаянно бряцая. Сварог, жестом приказав табунщикам прибрать в одну кучу разбросанные как попало куски дубовых панелей, вышел в приемную.

Четверо остававшихся там ратагайцев загораживали дверь в кабинет, многозначительно поигрывая нагайками – а перед ними торчал адмирал Амонд со злым и напряженным лицом – в полной форме, в той самой своей счастливой лангиле, с тщательно заштопанной дырочкой от давней картечины. Он кипел от ярости, как перегретый чайник, но был достаточно благоразумен, чтобы не пытаться нахрапом прорваться в кабинет. Имел кое-какое представление о табунщиках из Пушты, а также о правах часового.

– Простите, адмирал, но я велел никого не пускать, – сказал Сварог. – Были срочные дела…

Суровый старик рявкнул, нимало не оттаяв лицом:

– Простите, ваше величество, но нужно начихать на все срочные дела… Беда!

– Что такое? – спросил Сварог тихо. Амонд, странно гримасничая лицом, сказал громко:

– Ваше величество, этого не могло случиться… этого никак не могло случиться, но крепость Батшева захвачена горротцами… У меня там, внизу, сидит единственный человек из гарнизона, которому удалось оттуда вырваться. Вам следует немедленно с ним…

Сварог прервал его жестом. Подошел к стене, где из позолоченной пластины торчали целых пять фигурных, позолоченных же рукоятей, резко дернул вниз ту, что была украшена гравировкой в виде скрещенных мечей.

В коридоре почти сразу же загрохотали сапоги, влетел один из флигель-адъютантов, молодой лейтенант Арбалетчиков, в черном мундире с алыми жгутами, вытянулся, словно оловянный солдатик, поедая короля преданным взором.

Сварог спокойно сказал:

– Боевая тревога. Всех, кто числится в первом списке, собрать в Доспешный зал. Пойдемте, адмирал…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ СО СТОРОНЫ СОЛНЦА

Сварог впервые в жизни стоял на капитанском мостике боевого корабля, морского фрегата, именовавшегося «Морской конь». Однажды он командовал речным колесным пароходиком с пышным названием «Принцесса». Но та скорлупка не шла ни в какое сравнение с шестидесятипушечным фрегатом. Признаться по совести, тогда командовала «Принцессой» понаторевшая в морском разбое Тетка Чари, а Сварог лишь осуществлял, казенно выражаясь, общее руководство.

Разумеется, он и сейчас не командовал – не был настолько самонадеян, чтобы браться за дело, в котором ничего не смыслил. Даже наверху ему не могли бы вложить в голову такое умение, которое дается самой жизнью и немалым опытом. Могли лишь затолкать в мозги кучу знаний по морскому делу, а это совсем другое, все равно потом пришлось бы набираться практики…

Он всего лишь держал на «Морском коне» свой королевский (хелльстадский, если точнее) штандарт, как и подобает порядочному монарху, отправившемуся на честную войну под своим флагом и настоящим именем. Командовал эскадрой адмирал Амонд, что Сварога полностью устраивало – это было все равно что иметь в своем распоряжении Федор Федорыча Ушакова или Нельсона. И эскадра была внушительная – восемь больших кораблей, каждый из них не уступал «Морскому коню», одиннадцать поменьше (но пушек на самом маленьком бриге все равно не менее дюжины) и четыре огромных транспорта с двумя тысячами морских пехотинцев. Практически все вымпелы, что стояли в Джетарамском порту.

Озирая с мостика все это великолепие, в строгом порядке идущее на всех парусах, поглядывая порой на решительное, словно из камня высеченное, лицо старого адмирала, Сварог, говоря откровенно, чувствовал себя мальчишкой, идущим мимо компании дворовых сорванцов рядом со своим верзилой-родителем. Верилось, что все пройдет гладко. По крайней мере, его в этом заверяли и адмирал, и коллеги Амонда – высокопарно выражаясь, овеянные пороховым дымом бесчисленных морских баталий, насквозь просоленные волки.

Поначалу он – не стыдясь себе в этом признаться – чувствовал себя в море неуверенно, как случилось бы с любым, опытным в сражениях исключительно на суше. Под ногами была непривычная твердь земная, а незнакомо пахнущие доски – и добрых двести уардов воды, если считать вертикально вниз. Вокруг болталось, самым причудливым образом сплетаясь и перекрещиваясь, превеликое множество веревок (которые нельзя было назвать веревками, поскольку они, изволите ли видеть, «снасти», и каждая имеет свое заковыристое название). Почти все из того, что делали матросы, было непонятно. Ничего похожего на малютку «Принцессу» с ее паровой машиной или незабвенный крохотный парусник «Гордость Адари», с которым Сварог в свое время легко управился в компании всего парочки столь же неопытных спутников.

Однако постепенно он освоился и успокоился. Адмирал Амонд управлял всем этим сложным хозяйством столь же привычно и даже чуточку небрежно, как Сварог – своими королевствами. Его непонятные сухопутному человеку приказания, выкрикнутые в огромный жестяной рупор (именовавшийся, вот смех, «микрофоном», исполнялись моментально – а иные передавались сигнальными флагами на другие суда эскадры. И эскадра, как Сварог убедился, двигалась к острову вполне целеустремленно, красиво, соблюдая строй. Так что на душе стало чуточку полегче.

И все же, все же… Крепость пока что оставалась в руках противника. И потеря выглядела, как Сва-рогу объяснили морские люди, весьма тяжелой утратой…

Все дело в географии. Достаточно изучить карту. Примерно половина побережья в заливе Мар-дин занята непроходимыми Фагерстарскими болотами, а вторая половина принадлежит Горроту. Единственный выход Ронеро к морю здесь – полоска суши шириной менее чем в пятнадцать лиг. А единственный порт – Джетарам. Крепость Батшева на маленьком островке как раз и прикрывала Джетарам самым надежнейшим образом от любого вторжения с моря. В старые времена, когда ее не существовало, на Джетарам оба соседа, и справа, и слева, нападали в среднем по десять раз в столетие. Но с тех пор, как Конгер двадцать один год назад воздвиг на острове крепость (ценой тысяч пяти сгинувших на стройке века каторжников и вольных мастеров, нечеловеческого напряжения сил и неисчислимых затрат) всякая угроза Джетараму отошла в область фантазий. Крепость занимала почти весь островок и имела форму полумесяца, обращенного выпуклой стороной в море. Две сотни пушек держали под обстрелом примерно триста градусов из трехсот шестидесяти. На оставшемся пространстве располагались пристань и склады, но подобраться с этой стороны никакой супостат не смог бы, потому что не простреливаемый пушками участок моря был надежно защищен многими ярдами якорных мин, где не пробилась бы и одинокая шлюпка. Здесь неплохо умели делать подобные мины – хитроумные механические и химические запалы – при попытке перерезать трос мина взорвется, при попытке извлечь ее из воды мина взорвется; поставив единожды, ее уже невозможно снять или отбуксировать на другое место, но это, собственно, и ни к чему, если стремишься навсегда сохранить за собой укрепления, подобные крепости Батшева…

И все же горротцы ее взяли. Совершенно необъяснимым для большинства знатоков морского и вообще военного дела способом – но Сварог и горсточка посвященных в иные секреты людей прекрасно понимали, в чем тут дело…

Он снова и снова вспоминал потерявшего себя, едва удерживавшегося на узенькой грани меж безумием и здравым рассудком, совсем еще молодого флаг-лейтенанта, единственного уцелевшего после той ночи…

Флаг-лейтенант, очень похоже, никогда больше не сможет стать исправным офицером – Сварог в таких вещах разбирался не хуже здешних поседевших в баталиях генералов и адмиралов. Бедняге уже не оправиться, хотя, кто знает, случаются же на этом свете чудеса, самые невероятные…

Флаг-лейтенант, командир пусть и крохотной, но отдельной боевой единицы (посыльного четырехпушечного куттера), остался в живых исключительно благодаря умышленному нарушению строгих флотских регламентов. На казенном ялике он с вечера вышел в море поудить рыбку – ночью, и только ночью к поверхности воды поднимались фелюзы, считающиеся у знатоков «королевской добычей». Водятся они не более чем в пяти-шести местах возле харумских побережий, днем рыщут на глубине, а наверх выходят только при звездном свете. Мясо у них вкуснейшее, кроме того, эта не особенно большая, с карася, зато красивейшая рыбка издавна окружена кучей суеверий – и мясо ее-де несказанно увеличивает мужскую силу, и засушенный спинной плавник, если носить при себе, оберегает от стыдных любовных хворей и карманных воров, и касаемо кожи есть какие-то сказочки…

Как узнал Сварог из сбивчивых откровений лейтенанта, не он первый учинил подобное нарушение регламентов. По его словам, еще задолго до того, как он стал нести там службу, многие втихомолку выходили на ночную рыбалку – одно из тех мелких нарушений, что сыщутся в каждом гарнизоне, и превратились уже не в нарушение даже, а в потаенную традицию…Поскольку комендант смотрел сквозь пальцы на подобные вылазки, беспощадно преследуя все прочие отклонения от военно-морского устава (говорили, он и сам не без греха по части ловли фелюзов).

В общем, флаг-лейтенант в одну безоблачную ночь, договорившись с добрым знакомым, заступившим в караул на пирсе (и пообещав при удаче парочку фелюзов), вышел на ялике в море. Фарватер он знал прекрасно, мог пройти по нему с завязанными глазами, так что не боялся угодить на мины. Отплыв от крепости примерно на половину морской лиги (каковая, как известно, вдвое длиннее сухопутной), он забросил удочки и всецело предался увлекательнейшему занятию.

Он так и не вспомнил точного времени, когда это произошло. Часы у него с собой были, но флаг-лейтенант давненько на них не смотрел, а потом было не до того… Главное, он услышал вдруг странные звуки, нечто среднее меж тихим механическим рокотом и шелестящим свистом.

И появились огни. Их было неисчислимое множество, они возникали над морской поверхностью где-то меж яликом и крепостью и, описывая крутые дуги, взметаясь на огромную высоту, падали на башни и стены ужасающим ливнем. Сотни огней, хрипел флаг-лейтенант, трясясь крупной дрожью, уставясь на Сварога затравленными, полубезумными глазами, многие сотни огней…

Больше всего это походило на ракетный обстрел. Как всякий опытный служака, флаг-лейтенант был прекрасно знаком с действием боевых ракет, в крепости располагалось дюжины две батарей. Но в том-то и непонятность, что эти огни выглядели очень уж маленькими, совсем крохотными, хотя взлетали не на столь уж большом расстоянии от ялика…

Сколько это продолжалось, молодой моряк не мог сказать. Ему показалось тогда – невероятно долго. Он ничего не понимал, и сидел в лодочке, оцепенев, как статуя. Когда этот загадочный ливень наконец прекратился, лейтенант понемногу пришел в себя, поднял парус и направился к крепости.

Первым, кого он увидел на пирсе, был его знакомый, начальник караула. Он лежал на камнях с посиневшим, искаженным лицом, мертвее мертвого, жутко скалясь, и поблизости валялись несколько его подчиненных, в том же виде.

Флаг-лейтенант кинулся в крепость. На палубах кораблей, мимо которых он пробегал, лежали мертвецы. В воротах лежали мертвецы – караульные, все до единого. И во внутреннем дворе. И в кордегардии. И в доме коменданта. И в казарме. «Везде, везде, везде…» – как заведенный, твердил флаг-лейтенант, подпрыгивая на стуле, переплетая пальцы, содрогаясь от дрожи, пока Амонд не влепил ему парочку хлестких затрещин…

Он понимал, что не спит. Но действительность была хуже самого кошмарного сна – везде, куда бы он ни кидался, лежали мертвецы с синими лицами и жутким оскалом…

И флаг-лейтенант побежал назад, на пирс. Трясущимися руками отвязал ялик, больше всего боясь, что не успеет, сойдет с ума прямо здесь – но как-то обошлось, он поднял парус и вывел лодочку в море. Какая-то частичка взбудораженного сознания, ведавшая профессиональными рефлексами, работала исправно, и он повел утлое суденышко по безопасному фарватеру, меж рядами мин, держа курс на Джетарам, до которого было примерно пять с половиной морских лиг.

Он не помнил, на каком отрезке пути раздался взрыв, далеко ли отплыл от крепости, насколько приблизился к Джетараму. Но упорствовал в одном: это была не якорная мина, никакой ошибки. Налети он на мину, его разметало бы в мелкие ошметки, ведь всякая мина несет заряд взрывчатки, достаточный для того, чтобы проломить днище фрегата. А этот взрыв был какой-то маленький. Вот именно, маленький. Корма ялика вдруг разлетелась, его посекло щепками, но не особенно оглушило – и он сумел вернуться от завалившейся прямо на него мачты, прыгнул в воду, сориентировался по звездам и, размашисто загребая, поплыл в сторону Джетарама, потому что ничего другого не оставалось делать, разве что идти утюгом на дно, а он, ведомый могучим инстинктом, хотел жить, жить, доплыть…

И ведь доплыл, упрямец. Правда, сам уже совершенно не помнил, как. На рассвете объезжавший окрестности конный патруль береговой стражи увидел беспамятного человека, нижней половиной тела лежавшего в воде. К нему тут же подскакали, увидели, что он жив, увидели морской мундир (флаг-лейтенант сбросил только сапоги, а насчет мундира, видимо, не сообразил, пребывая уже в затемнении ума), подняли на круп лошади, помчали на ближайший пост…

Там найденного быстро привели в чувство с помощью пары насильно влитых стаканов рома. Прислушавшись к горячечному бормотанию моряка, облеченный некоторыми полномочиями начальник сначала не поверил, но после краткого совета с сослуживцами и ведавшими безопасностью людьми решил все же для очистки совести послать к крепости самолет. К тому времени кое-какие военные реформы Сварога уже семимильными шагами продвигались по подвластным ему землям – и во исполнение одной из идей в Джетараме обосновалась эскадрилья истребителей со снольдерскими экипажами.

Самолет вернулся очень быстро, с полудюжиной пробоин от мушкетных пуль на крыльях. Летчик доложил, что в крепости он, разумеется, не садился (даже оставайся она в дружеских руках, там не нашлось бы места), он сделал весьма неутешительные наблюдения: над главной башней Батшевы развевается огромный горротский флаг, который из-за его уникальности трудно спутать с каким бы то ни было другим – и уж тем более ронерским, еще вчера реявшим над крепостью. И корабли, стоявшие в гавани борт о борт, тоже все, как один, имеют на корме «кляксу».

Больше он ничего не рассмотрел – попытался снизиться, но по нему открыли ожесточенную мушкетную пальбу, пустили даже на удачу полдюжины ракет с одной из башен, пробили плоскости, угодили в фюзеляж, но бензобак, к счастью, не задели, и летчик без особого труда дотянул до Джетарама…

Высокий чин из Джетарама, в глубине души не вполне доверявший снольдерцу, который совсем недавно перестал быть главным «вероятным противником», послал к крепости быстроходный люгер, справедливо рассудив, что он сможет достаточно близко подойти к крепости со стороны гавани, где пушек нет ни единой. Командир этого люгера, отметим в скобках, уже сидел в печенках у адмирала из-за своих пьяных безобразий и неисчислимых нарушений устава – так что его не было бы особенно уж жалко, ежели что…

Рекомого флаг-лейтенанта (которому по возрасту полагалось бы быть самое малое гран-капитаном, не препятствуй тому помянутые слабости) извлекли из портового кабачка, вразумили ведром морской воды и объяснили задачу. Он отдал честь и велел своему экипажу, таким же сорвиголовам, ставить паруса.

Люгер вернулся благополучно. Флаг-лейтенант воякой был лихим и опытным, он тщательно все продумал, дождался, когда солнце достигнет того места на небосклоне, откуда будет светить стоящим на пирсе крепости прямо в лицо, а ему, соответственно, в спину – и подошел к крепости почти вплотную, кабельтов на двести.

Оказалось, летчик изложил все точнехонько так, как оно и обстояло. Над крепостью развевалась «клякса», в порту стояли не менее полудюжины фрегатов и корветов под горротским флагом, с кораблей в ударном порядке выгружали солдат и легкие колесные пушки. Флаг-лейтенант, не колеблясь, отдал приказ шарахнуть по пирсу из носового орудия, скосив картечью пару дюжин неприятелей, после чего повернул кораблик в Джетарам, провожаемый беспорядочной мушкетной пальбой и несколькими пущенными вслед ракетами.

И тогда в Джетараме в полной мере осознали, что произошло. Заработал оптический телеграф, лихорадочно, словно припадочный, дергая суставчатыми перекладинами, и печальная новость, передаваемая от одной вышки к другой, понеслась в Латерану со скоростью не менее двухсот лиг в час…

Сварог, естественно, не раздумывал – бегло расспросив доставленного самолетом везучего офицера, он прихватил Амонда, сам сел за рычаги бомбардировщика, и менее чем через сутки оказался в Джетараме. К полудню все имевшиеся в наличии корабли выступили в поход…

Пока он летел, хватило времени обдумать происшедшее. Объяснение подворачивалось одно-единственное, другого просто не имелось. Подводные лодки. Приходилось поверить, что Стахор каким-то образом договорился с лилипутами из Токеранга – и их субмарины ночью забросали крепость ракетами с каким-то отравляющим газом. Газ этот, судя по тому, что флаг-лейтенант, высадившийся на берег через весьма короткое время после обстрела, остался цел и невредим, был из категории недолговечных. Нечто подобное существовало и на покинутой Сварогом Земле – отрава, сделав свое черное дело, где-нибудь через полчаса разлагается на совершенно безопасные компоненты, не способные угробить и мышь. Так что живая сила противника может очень быстро занять обработанные территории, не опасаясь за свое здоровье…

Никаких сомнений, именно так и произошло. Гарнизон крепости уморили неизвестным газом, а потом горротские корабли преспокойно подошли к пирсу, обойдя минные поля по тому самому широкому фарватеру, которым пользовались идущие в Джетарам мирные суда. Будь гарнизон жив и здоров, стой он у пушек, эскадру вторжения моментально накрыли бы огнем, но ни единой живой души в Батшеве уже не нашлось…

Амонд действовал без малейшего промедления – как он объяснил Сварогу, сейчас каждый час был на счету. Шансы на удачу велики, и весьма. Весь фокус в том, что ведущий из Джетарама в крепость фарватер, несомненно, еще не перекрыт горротскими минами – агрессоры обязаны держать его чистым, чтобы перебросить в Батшеву как можно больше людей. А пушки крепости в данном случае бессильны – там попросту нет укреплений, обращенных бойницами в сторону Джетарама. Конгер в свое время запретил их строить, сказав, что в этом нет нужды, Батшева и Джетарам обязаны навсегда оставаться единым целым…

Так что план адмирала был прост – ворваться в порт, взять на абордаж стоящие там горротские корабли, высадить морскую пехоту и отбить крепость, хоть тресни. Всем было так и объявлено – что дороги назад нет, крепость должна вернуться к хозяевам, и точка. Морские пехотинцы и экипажи кораблей либо вернутся в Джетарам победителями, либо не вернутся вообще – о чем персонально позаботится сам адмирал. Зная его, никто не сомневался, что Амонд не шутит, и обратной дороги нет…

Оттого, что план этот был незатейлив, он вовсе не выглядел авантюрой. Другое дело, что потери должны быть огромны, но есть на войне ситуации, когда с потерями не считаются нисколечко…

Крепость уже показалась впереди, словно поднявшись с морского дна – высокие серые стены из огромных блоков, обширный причал, у которого стоят уже не менее дюжины кораблей под ненавистными флагами, деловитая суета на пирсе. До берега было чуть поменьше морской лиги, но Сварог, как ни прижимал к глазу сильную подзорную трубу, не рассмотрел ничего, похожего на приготовления к отражению атаки, хотя там, несмотря на светившее в глаза солнце, должны были все же заметить идущую на всех парусах эскадру. Есть ведь специальные подзорные трубы с затемненными стеклами, коими вооружают вахтенных специально для таких случаев…

– Адмирал, – сказал он, – мне, новичку, показалось, или они в самом деле держатся как-то неправильно ?

– Вот то-то и оно, – отозвался адмирал, не отнимая трубы от глаза. – Ни малейших признаков… Странно. Простите, государь, некогда, работать пора…

Он привычно заткнул трубу за широкий золотой пояс, поднял ко рту микрофон и заорал команды. Матросы на реях проворно убирали добрую половину парусов, «Морской конь» замедлял ход, пропуская вперед два фрегата и транспорты с морскими пехотинцами.

Сварог опустил трубу, покосился на покрытый вишневым лаком виолон, надежно закрепленный на перилах мостика в специальном ящике, обитом простеганной ватой. Это была еще одна старинная морская традиция – капитан идущего ко дну корабля обязан не просто оставаться до последнего на мостике, как то принято и на Земле, – он еще должен с превеликим хладнокровием играть на виолоне, исполняя громогласно свои любимые песни – печальные или бравые, смотря на чей вкус, по собственному усмотрению. Отсюда и пожелание товарищу: «Чтобы тебе никогда на виолоне не сыграть». Отсюда и бодрый тост: «Чтобы все наши враги побыстрее забренчали на виолонах!» Одним словом, считается, что моряк в своей жизни играет на виолоне лишь единожды – а впрочем, все зависит от везения, капитан идущего ко дну корабля вовсе не обязательно должен погибнуть, иные не раз выигрывали… Главное, строго соблюсти традицию.

Фрегат прошел слева на всех парусах, за ним другой, следом почти столь же проворно шли транспорты, на палубах которых толпились бритые наголо, вооруженные до зубов морпехи совершенно неинтеллигентного вида – прошедший огни и воды тертый народ, в большинстве своем взятый с каторги, а то и прямо из-под виселицы, и отступать им сплошь и рядом не полагалось вообще, хотя бы рушилось небо и планета рассыпалась на куски. Штрафбаты из прошлого Сварога по сравнению с этими субъектами были белыми пушистенькими зайками…

Глядя на эти морды, на ярко-алые мундиры – чтобы меньше была заметна кровь – Сварог почувствовал некоторый подъем духа. Как бы там ни было, оказавшимся в крепости горротцам гарантированы самые неприятные переживания: морская пехота пленных не берет, даже слова такого не знает. Не будь это его собственная крепость, которую следовало отвоевать с наименьшими утратами для материальной части, он обязательно бы стянул сюда и весь наличный воздушный флот, показал Стахору, что такое «ковровые бомбежки». Выражаясь просторечно, у Сварога уже зла не хватало. Случившееся было даже похуже летающих по небу каменных глыб. Стахор в своей наглости перешел все мыслимые пределы, дальше идти некуда. Вот только к имперскому суду его не притянешь – отопрется, как и в случае с летающими скалами. Будет уверять с честными глазами, что произошло, надо полагать, невероятное совпадение – его адмиралы-де, случайно проплывая поблизости, вдруг увидели, что в крепости Батшева нет ни единой живой души. После чего и заняли бесхозную фортецию по «праву нашедшего». Вот именно, совпадение, а если у кого-то есть улики, позволяющие говорить, что это сами горротцы запускали из-под воды какие-то загадочные ракеты, пусть незамедлительно таковые улики предъявят, любопытно будет посмотреть…

Примерно так и обстояло в прошлый раз. В ответ на запрос Канцелярии земных дел король Стахор прислал туда обширнейшее послание. Со своим обычным тонким юмором – надо отдать ему должное, остроумен и пером владеет блестяще – писал, что он и сам поражен сверх всякой меры приключившимся в его владениях неизвестным природным феноменом, выразившимся в летании камней по небу, с последующим их падением на поле, где по случайному совпадению как раз оказались полки его доброго соседа, короля Сварога. Стахор выражал неподдельную радость по поводу того, что его венценосный собрат остался цел и невредим, и заклинал имперскую администрацию приложить все силы к познанию сути означенного феномена с тем, чтобы не допускать появления подобных феноменов впредь…

В Канцелярии земных дел послание это зарегистрировали соответствующим образом, по всем правилам делопроизводства – чем, собственно, дело и завершилось, потому что не было ни малейших улик. Так что Сварог, узнав о захвате Батшевы, даже не попытался строчить жалобы в имперскую канцелярию. Не оттого, что полагал подобное занятие унизительным для короля, отнюдь нет, просто хорошо понимал, что улик и в этот раз не найдется (что, кстати, очень быстро подтвердил Элкон, пославший официальный запрос по линии девятого стола). А значит, лучше промолчать, чтобы не ставить себя в дурацкое положение и не оказаться снова мишенью для тонкого сарказма Стахора, чтоб его черти побрали.

Ну, чертей трудно будет организовать, подумал Сварог, а вот иных обитателей Хелльстада мобилизовать гораздо проще. Коли уж война потеряла всякий привкус рыцарства, в средствах, со своей стороны, не стоит стесняться. С помощью вентордеранского компьютера перебросить на территорию Горрота полдюжины глорхов, полсотни «ночных попрыгунчиков», десятка два змееногов – а что до купаров (тех разумных полукрыс-полукротов, сражавшихся с гномом), то их можно отправить к Стахору в полном составе, сколько их ни есть – все равно они Сварогу никогда не нравились, тупые, в общем, создания, неинтересные, наглые и непочтительные. Хелльстад и без них преспокойно проживет, а вот в Горроте эти проглоты, коих насчитывается не менее двух тысяч, быстренько нанесут садам, полям и огородам такой урон, что мало не покажется. Решено. Как только выдастся свободная минутка… А потом, в свою очередь, можно будет с детской наивностью в глазах уверять, что он представления не имеет, каким это образом иные его хелльстадские подданные вдруг оказались в Горроте и учинили там неописуемые безобразия. И вообще он, Сварог, над ними не властен – эти чудища, неведомо как порожденные в свое время Штормом, не только его, своего короля, в грош не ставят – они никакой власти не признают, не имея по своей дикой сущности понятия о том, что существует на свете такая вещь, как власть. Словом, во всем виноват Шторм, к нему и претензии. И наконец, докажите, что это жители Хельстада, а не случайно просочившиеся в наш мир обитатели Соседней Страницы или Заводи…

Он невольно улыбнулся, сложив в уме парочку витиевато-издевательских фраз из своего будущего послания…

Раскатистый грохот, как гром с ясного неба, разорвал тишину, наполненную до того лишь скрипом снастей и пересвистом боцманских дудок. Сварог видел, как у правого борта идущего впереди всех фрегата взлетел белопенный фонтан, выше верхушек мачт…

Он еще не успел осесть во взбаламученную воду, когда фрегат резко наклонился на нос…

Адмирал Амонд издал нечленораздельное рычание. Как и Сварог, он замер, вцепившись в перила. Сварог впервые видел, как тонет большой военный корабль. Не было в этом ни капли красивого, наоборот, все выглядело как-то нелепо, жалко: быстро погружаясь, заваливаясь на правый борт, фрегат качался, дергался, вздрагивал так, что даже сюда доносился отчаянный скрип досок обшивки, затрещала и рухнула фок-мачта, сметя за борт множество оплошавших моряков. Вот уже нижний ряд орудийных портов скрылся под водой, а за ним второй, и, наконец, верхний… Фонтаны воды били вверх из палубных люков, из щелей меж вспучившимися досками, из окон кормовой надстройки.

Еще один взрыв, грохот, белопенный фонтан! И еще! И еще! Оба транспорта стали заваливаться в разные стороны, с их палуб сыпались в волны фигурки в алом, многоголосый вопль повис над водой, а второй фрегат, слева, совсем близко от них, тоже кренился, еще окутанный высоченным фонтаном…

Взрывы гремели со всех сторон, Сварог вертел головой и видел, как повсюду, куда ни глянь, в нелепых корчах погибают корабли джетарамской эскадры, как их остается все меньше и меньше, видел, как становятся все короче и короче уходящие под воду мачты, пока окончательно не исчезают в волнах, как в воде темнеют сотни голов – люди цеплялись за обломки мачт, какие-то ящики и бочки, перевернутые шлюпки, над водой стаял ни на что не похожий вопль, несущийся со всех сторон, – казалось, это стонут сами волны…

Оглянулся. Солнце ударило в глаза. И он поневоле вспомнил: «Торпедная атака со стороны солнца…»

Ну конечно, а что же еще? Ничем другим нельзя было объяснить. Подводные лодки расстреливали эскадру из-под воды неторопливо и совершенно спокойно, потому что ни один здешний моряк не учен был бороться с подводным противником – и лишь считанные вообще знали о таковом. Так что это была бойня, резня, без малейшей опасности для напавшего. Это был крах, конец, полное и окончательное поражение, вторично настигшее Сварога за неполный месяц…

Он застыл у перил, вцепившись в них побелевшими пальцами. В каких-то полусотне уардов от него – морские меры вылетели из головы – еще погружался корвет, теряя мачты, брызжа фонтанами воды, и матросы заполошно сыпались в волны, а капитан на мостике, всеми силами стараясь удержать равновесие, с бледным, окаменевшим лицом бил по струнам виолона, разевал рот, судя по напрягшимся на шее жилам, орал во всю глотку, но Сварог не мог разобрать ни слова за тысячеголосыми воплями тонущих, несущимися со всех сторон. В голове у него, непонятно почему, звучали «Былые годы Сегулы», старинная баллада, впервые слышанная еще на «Божьем любимчике»:

+Были бурными года,

скалы – белыми.

Только все уж, господа,

ставки сделаны.

Дремлют скучные года

немо, глухо,

пусть вода вам, господа,

будет пухом…

Он оцепенел от унижения и позора. «Морской конь» остался один-одинешенек, остальные корабли исчезли бесследно, как будто их никогда и не было в спокойном море, ярко освещенном солнцем, как будто и не шла совсем недавно на всех парусах гордая и сильная эскадра.

Адмирал Амонд хрястнул подзорной трубой по перилам так, что стекла и мятые бронзовые трубки брызнули во все стороны. Подняв ко рту микрофон так резко, что ударил себя по лицу, зарычал что-то. Матросы взлетели по вантам так, словно конечностей у них стало по дюжине, захлопали, разворачиваясь, все до единого паруса. Фрегат уходил прочь от крепости.

Сварог посмотрел за корму. Расстояние оставалось столь же небольшим, и он прекрасно видел, что набережная, как и палубы кораблей в гавани, просто-таки усеяна горротскими моряками – машущими шляпами и кулаками, орущими что-то неразличимое, изображавшими непристойные жесты, какими на войне принято выражать предельную насмешку над поверженным противником и презрение к таковому. И над всем этим обезьянником полоскалось на ветру белоснежное знамя с черным солнцем – зрелище, которое Сварог отныне ненавидел больше всего на этой земле…

фрегат удалялся на всех парусах, сквозь неумолчные вопли он шел прямо по видневшимся в волнах головам, решительно и жутко, словно корабль мертвых из старых морских легенд, сложенный из ногтей всех утопленников, сгинувших в море с начала времен.

Сварог схватил адмирала за рукав. Говорить он не мог, не удавалось произнести ни слова, он только показал на воду, на барахтавшихся людей, на призывно машущие руки.

– Я спасаю короля! – рявкнул Амонд с закостеневшим лицом. – А на все остальное плевать! Самый полный, фор-стаксели поднять, все на мачты! Видя, что Сварог порывается выхватить у него рупор, он что-то крикнул в сторону, и на Сварога моментально навалилось с полдюжины матросов, без малейшего почтения к королевскому сану сбили с ног, усадили на палубу, вцепились в плечи. Какое-то время он пытался выдираться, но эта орда его без труда пересилила, и он понял, что не в состоянии помешать. Фрегат уходил к Джетараму на всех парусах, навстречу слепившему солнцу. Крики постепенно затихали за кормой, море снова казалось пустым, как при начале времен, «Морской конь», единственный уцелевший из всей джетарамской эскадры, невредимым возвращался в порт…

Сварог сидел, не шевелясь, но в его плечи все еще бдительно вцепилось множество рук. Конец Джетараму, думал он отстраненно, холодно, с изумившей его самого рассудочностью. Даже если горротцы не станут его штурмовать, даже если он останется в руках Сварога – Джетараму конец, потому что со взятием Батшевы он теряет всякое значение. Залив Мардин теперь – в руках горротцев, и только от них зависит, пропускать в Джетарам корабли, или нет. От залива до полуострова Тайри тянутся малонаселенные места, где нет ни единого порта, хотя бы отдаленно напоминавшего размахом Джетарам. Конечно, Фиарнолл в руках Сварога, и Балонг тоже, но падение Батшевы слишком многое меняет в складывавшихся веками торговых маршрутах, в военно-политическом раскладе… Слишком многое. Наверное, я помаленьку стал, неожиданно для себя самого, подлинным королем, подумал он горько, с той же холодной четкостью мысли. Настоящим королем, способным даже в этот момент думать в первую очередь о военно-стратегическом равновесии и политических раскладах, а не о тех, кто остался барахтаться в волнах. Мне жаль их как-то мимолетно, потому что совершенно ясно теперь, что оказался под угрозой Балонг, и у меня нет ни единой военно-морской базы на полуденной стороне Харума, и слишком многое придется менять в самом лихорадочном темпе, и возникла масса новых неотложных дел, и я уже думаю, кого следует собрать на совещание немедленно, а кого – во вторую очередь, какими полками придется прикрыть Ратагайскую Пушту, какие перебросить в междуречье Монаура и Тея, где устраивать временные гавани, где закладывать новые порты, и из каких статей бюджета стянуть на это деньги, и возможно ли вообще учинить бюджету внеочередное кровопускание. И еще о тысяче подобных вещей я сейчас думаю, потому что таков мой долг – думать именно об этом, а не скорбеть о тех, кто остался позади. Да, наверное, я незаметно стал хорошим королем – раз хладнокровно и логично обо всем этом рассуждаю, а не ору в истерике, требуя немедленно развернуть корабль и подобрать, сколько удастся, потерпевших крушение. У меня нет времени их подбирать. За моей спиной – мои королевства, которым я один повелитель и защита. Хорошим королем я стал, настоящим, но, Господи, до чего это горько и больно, оказывается, быть настоящим королем…

Он не знал, сколько времени прошло. Просто в какой-то момент увидел впереди Джетарам – высокие башни форта, лес мачт, толпу на пристани. Сердито повел плечами – и его на сей раз моментально отпустили, отпустили во все стороны, почтительно вытянув руки по швам, склонив головы, пятясь, бесшумно исчезая с мостика…

Он бросил косой взгляд на Амонда. Адмирал смотрел перед собой, скрестив руки на груди, лицо у него было такое, что особо впечатлительным и утонченным натурам лицезреть это безусловно не следовало – ради вящего душевного спокойствия, чтобы не орать потом по ночам посреди кошмарного сна…

«Почему они не потопили нас ? – подумал Сварог. – У них были к тому все возможности, они не могли не разглядеть в перископы мой штандарт на корме фрегата. Почему Стахор на сей раз не попытался со мной разделаться раз и навсегда? Завершить то, что ему не удалось в Клойне… Почему они не потопили нас ?»

По тому, как повернулся к нему адмирал, он понял, что задал вопрос вслух – первые слова, которые он произнес после разгрома.

– Я сам над этим ломаю голову, государь, – ответил Амонд с той же холодной рассудительностью, какую Сварог ощущал в себе, несмотря на все происшедшее.

Он был настоящим адмиралом, как Сварог – настоящим королем. И оба в этом качестве не могли себе позволить многое из тех человеческих чувств, которыми простые люди, счастливцы, обладают, как сокровищами, и сами не подозревают, насколько они счастливы и богаты, невозбранно давая волю эмоциям и чувствам…

– Вполне возможно, эти крохи ведут свою игру, – сказал Амонд, не меняя позы, глядя вперед с невозмутимостью деревянной фигуры с корабельного бушприта. – В подобных делах каждый участник ведет свою игру, это азбука… Хм, все возможно… Знаете, когда я был совсем молодым, и мы прижали у островов Девайкир пиратскую эскадру… был такой капитан Брагенар, примечательная личность, из знаменитых… так вот, мой тогдашний командир потопил два корабля, а третьему, с самим Брагенаром на борту, дал уйти, хотя имел полную возможность пустить и его на дно. Хозяйственный расчет, понимаете ли.

У Брагенара было больше старых счетов с горротцами, чем с нами, и он определенно причинил бы им больше вреда, чем нам… Хороший кот никогда не вылавливает всех до единой мышей в доме – и большая политика, в сущности, повинуется тем же принципам, вы это знаете лучше меня, ведь это вы – мой король… А знаете что? Вполне возможно, сам Стахор поменял намерения. Времена нынче настали ох какие непростые… Быть может, он рассчитывает, что вы причините гораздо больше вреда кому-то другому – больше, чем ему… А может, он опасается, что, погубив вас, останется один на один с теми опасностями, которые вы принимали на себя, словно щит…

– Что вы имеете в виду?

– Не знаю, – сказал Амонд. – Первые наметки, и не более того… Времена, повторяю, настают непростые, ни на что прежнее не похожие. Где уж тут с первого выстрела угодить в яблочко… – он помолчал. – Ваше величество, пока нас никто не слышит… Дела, откровенно говоря, не просто скверные – хреновейшие. Эти подводные лоханки, не боюсь в том признаться, меня по-настоящему пугают. Ведь ни один корабль не защищен… Они могут хоть сейчас пустить на дно весь наш флот, а мы не в состоянии помешать. Нужно что-то придумать, и побыстрее…

Он смотрел на Сварога так многозначительно и упрямо, что ясно было: придумать должен Сварог, и никто иной. Совершить очередное чудо или хотя бы богатырское деяние по примеру древних легендарных витязей вроде Дорана. Сварог украдкой вздохнул. Адмирал, похоже, переоценивал его возможности…

Не глядя в глаза верному сподвижнику, он глухо сказал:

– Распорядитесь, чтобы корабль причалил где-нибудь в отдалении от… всего этого.

И указал на толпу у причала – они были совсем близко, и можно разглядеть лица, исполненные тягостного недоумения. Сварог просто не мог смотреть сейчас в эти глаза – даже зная, что никто не рискнет задавать вопросы королю.

Амонд понятливо кинул и поднял микрофон к побитым в кровь губам. Матросы побежали по реям и вантам заскрипели снасти, фрегат стал разворачиваться вправо, уходя к отдаленным причалам, где не было ни единого человека и куда простые обыватели ни за что не могли бы проникнуть через двойную цепь караульных.

– Вы уж придумайте что-нибудь, ваше величество, – произнес старик почти умоляюще. – А то ведь дела совсем скверно оборачиваются, этак и в море никого палкой не выгонишь, даже самых удалых…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ ГОЛОС МОРЯ

Визит Сварога в неприметную портовую гостиницу «Синий коралл» напоминал небольшую военную операцию, каковой, собственно, и являлся, с какой стороны ни взгляни.

Сначала в королевском кабинете состоялось недолгое совещание с участием Интагара и четырех его подчиненных, а также парочки представителей, так сказать, братских контор. Все вместе они выложили на стол Сварогу всеобъемлющее досье на хозяина данного заведения, а также на его чад и домочадцев. Вполне могло оказаться, эти неприметные, немногословные люди ведали о владельце гостиницы много такого, чего он сам о себе не знал…

Выложенное изучили, обговорили, немного поспорили – и стали действовать. Моментально было установлено квалифицированное и незаметное наружное наблюдение, работавшее в лихорадочном темпе, но крайне эффективно. После докладов наружки возле гостиницы стали концентрироваться люди, выполнявшие уже другие функции. Получив сигнал, они без особой спешки, но и не копаясь, хлынули в гостиницу всей оравой – проверять документы, оценивать степень возможной угрозы, благонадежность гостей и прочие немаловажные факторы.

Улочку перекрыли с обеих сторон хваткие специалисты по таким именно мероприятиям. На реке появились два паровых куттера, набитые вооруженными людьми.

В конце концов к гостинице на полном галопе подлетел десяток всадников – и Сварог, окруженный ратагайцами, вошел в обширную прихожую, где под потолком перекрещивались могучие потемневшие балки, а пол устлан чистой соломой. Судя как по донесениям, так и по собственным впечатлениям Сварога, гостиничка была из приличных.

Повсюду стояли мрачные личности в цивильном, с оттопыренными орудиями производства полами кафтанов и камзолов, хомериков и плащей. Они торчали у входа в трактир, на кухню, в комнатку-контору хозяина, на лестнице, у дверей нумеров.

Сварог поднялся по лестнице. Кивнул на дверь, обозначенную позеленевшей от времени и нерадения слуг медной цифиркой «8». Двое ратагайцев кинулись внутрь, не утруждая себя деликатным стуком – не из служебного рвения, а попросту потому, что не подозревали даже о существовании такого обычая, стучаться в дверь. Дверей они вообще не видели всю свою сознательную жизнь, пока не оказались в Ла-еране.

И наконец, в номер вошел Сварог. Все было в порядке, никто не кидался на него с холодным или огнестрельным оружием, не дымились фитили бомб, злонамеренными покушениями на королевскую особу и не пахло. Более того, за столом, где красовалась бутылка рома «Семь якорей» и два серебряных стакана, сидел самый доподлинный капитан Зо, совсем не изменившийся за то время, что они не виделись – здоровенный, краснолицый, чистейше выбритый, с роскошными бакенбардами, и в левом ухе no-прежнему сверкала целой пригоршней разноцветных крупных камней замысловатая серьга. Правда, серый бархатный кафтан был на сей раз надет не на голое тело – могучую капитанскую грудь с крайне фривольными татуировками скрывала белоснежная рубашка со стоячим воротом, на гланский манер заколотым золотой ферулой тонкой работы.

Что-то прежнее, теплое, бесшабашное шевельнулось у Сварога в душе, но он сдержал чувства, внимательно всмотрелся, проверяя. Кивнул:

– Это и в самом деле вы… Здравствуйте, капитан, чертовски рад вас видеть…

– Взаимно, – чинно ответил капитан, глядя на него как-то незнакомо. – Должен сказать, милейший граф, за то время, что мы не виделись, вы сделали, право же, неплохую карьеру…

– Да так как-то, само собой вышло… – сказал Сварог, ухмыляясь. Подошел к столу, взялся за спинку грубого стула. – Разрешите присесть?

– Помилуйте, вы же везде у себя дома… – пожал плечами капитан, глядя определенно иронически. – Вы уж простите, что я перед вами сижу сиднем, словно сиволапая деревенщина. Ногу повредил, едва на другой прыгаю…

– Да что там, какие церемонии, – сказал Сварог и сел. Оглянулся на одного из ратагайцев, с видом бдительным и грозным стоявшего у невысокой двери в соседнее помещение. – Что там?

– Спаленка, г'дарь, – сказал степняк, таращась в приоткрытую дверь. А в спаленке баба, не в постели валяется, а сидит. Одетая, вся из себя смазливая, оружия при ей не видать пока что…

– Ладно, – сказал Сварог. – Подождите снаружи. – И повторил с расстановкой, королевским голосом: – Сна-ру-жи, говорю…

Оба табунщика нехотя вышли. Капитан Зо невозмутимо наполнил стаканы благоухающим ромом, с легонькой насмешкой в глазах осведомился внешне почтительным тоном:

– Быть может, учитывая многие перемены и жизненные реалии, мне следует вначале отпробовать из вашей посудины?

– Не выдрючивайтесь, капитан, – устало сказал Сварог, поднес стакан к губам, вдохнул аромат и с удовольствием сделал пару глотков. – Вы имеете в виду всю эту суету? – он показал пальцем на дверь. – Что поделать, это не прихоти. Королевская жизнь, леший бы ее подрал, подчиняется строгим законам. Пару недель назад меня уже пытались прикончить в собственном дворце некие доброжелатели. И, если уж рассуждать логически, откуда я знал, что письмо написано именно вами? Я ведь не знаю вашего почерка, никогда не видел написанного вашей рукой… Как «Божий любимчик»?

– Плавает помаленьку. – А Блай?

– Вот с Блаем дело плохо, – сказал капитан с сокрушенным лицом, и в глазах у него прыгали веселые искорки. – Влюбился в дочку трактирщика из Сегулы, совсем плох. Натыкается на мачты, путает лисель со стакселем и временами с затуманенными глазами вопрошает, так ли уж необходимо идти сегодня на абордаж – там ведь тоже живые души, пусть себе плывут восвояси… Ничего, оклемается. С ним такое приключается в среднем раз в год, течение болезни знакомо насквозь. А так – все нормально. Мышиный Соус жив-здоров, и все остальные тоже. Троих мы, правда, лишились от неизбежных на море случайностей. Толковые были ребята, из парусной команды, вы их наверняка и не помните… Вы знаете, до меня давненько доходили слухи, что вы меня ищете. Однажды я совсем было собрался с вами повидаться, был поблизости, да и времени свободного хватало… но тут как раз вы стали гланским королем, а за меня в Глане, если вы не знали, объявлена солидная награда вот уж восемнадцать лет тому, и никто ее пока что не отменял…

– Ну да, вот именно, – с досадой сказал Сварог. – Угораздило же вас впутаться в такое дело… Я просмотрел судебное дело на вас, вскоре после того, как короновался в Клойне. Простите великодушно, капитан, но смягчающих обстоятельств, по совести говоря, не усматривается. Крайне трудно их там высмотреть. Я бы еще понял, проткни вы того гланфорта в силу весомых жизненных причин – соблазни он коварно вашу юную сестру и брось с дитем, оттяпай он у вашей семье насквозь незаконно какой-нибудь лужок… Но ведь не было ничего подобного? Судя по материалам прокурорского розыска, вы сами затеяли с ним ссору и ткнули мечом, на ношение коего, кстати, не имели никакого законного права… Или вас все же оклеветали тогда, и все обстояло совершенно иначе?

– Да нет, – сказал капитан, потупясь. – Все именно так и обстояло. Какие там юные сестры и лужки-выгоны… Я просто был молодой и горячий, дурак дураком, в карманах и в голове свистал ветер, а этот долбаный щеголь гулял в кабаке так заносчиво и пошло, словно ему принадлежал весь город, все живое и недвижимое, вплоть до кошек на крышах. Девкам, мать его за ногу, за корсаж золотые забрасывал, а они только хихикали…

– Понятно, – сказал Сварог. – Вы меня поставили в затруднительное положение. Можно, конечно, все это отменить, у любого приличного короля на этот счет масса возможностей. «Закон уснул» и так далее. Но беда-то в том, что этот фертик был из рода глэрда Баглю. А я знаю Баглю… Он в жизни не простит и до самой смерти будет стараться отомстить, если кто-то пристукнет последнего пса у него на подворье – что уж говорить о пятиюродном племяннике… Боюсь, он и меня не послушает…

– Пустяки, – небрежно отмахнулся капитан Зо. – Как-нибудь обойдется. Обходилось же восемнадцать лет, нужно только держаться подальше от Глоана. Правда, меж державами есть соглашение о выдаче, и вы вправе велеть в качестве ронерского властелина, чтобы меня повязали, как буркайскую колбасу, и выдали в Глан… Да впрочем, вы же и так гланский король, а я, получается, ваш мятежный подданный…

– Не городите глупостей, – сердито сказал Сварог. – Еще чего не хватало… По-моему, вы меня немного знаете?

Капитан Зо осторожно сказал:

– Время меняет людей, граф. А уж троны и титулы – тем более… Хватало примечательных примеров.

– Да подите вы к морскому дьяволу, с такими-то мыслями! – ощетинился Сварог и одним махом допил свою чарку. – Но в одном вы правы, капитан. Я все же изменился, у меня масса других забот… Слышали о том, что приключилось под крепостью Батшева с джетарамской эскадрой?

– Кто же не слышал? – нейтральным тоном произнес капитан Зо. – Про такие вещи слухи разносятся моментально…

– И что вы обо всем этом думаете?

– Если так пойдет и дальше, в морях станет неуютно.

– Вот то-то, – сказал Сварог. – Я с некоторых пор разыскивал вас в качестве специалиста по данному вопросу…

– Простите?

– Я хорошо помню, как впервые увидел «Божьего любимчика», – сказал Сварог. – А впрочем, нет… Я ведь был уже на борту, ну да, вот именно… Я проснулся как-то в каюте от грохота. Ваши морячки бросали за борт бочки с чем-то взрывчатым. Помните? Так вот, с тех пор я уже не сомневаюсь, что у этой загадочной на первый взгляд забавы было одно-единственное объяснение: вы глушили подводную лодку. Только не притворяйтесь, будто слыхом не слыхивали о подводных лодках, управляемых крохотными человечками, обитающими где-то в подземной пещере в Хелльстаде… Бугас о них знает прекрасно, и еще многие мореходы…

– Хорошо, – кивнул капитан. – Слыхивал.

– Вы охотились тогда за одной из таких лодок?

– Ну, не то чтобы специально… Она обнаружилась поблизости. У меня среди каноиров есть один парень со Стагара, знает и умеет кое-что, и он ее увидел на глубине…

– Он один такой уникум или на Стагаре есть Другие?

– Преизрядно. Стагарцы – знатоки как раз морского волшебства. – Капитан усмехнулся. – Только не думайте, пожалуйста, что я этакий бескорыстный рыцарь, убежденный боец вроде монахов из Братств. Я просто знаю человека, который готов был заплатить невероятную сумму в золоте за такую лодку, пусть поврежденную. А за живых пленников обещал расплатиться алмазами по весу…

– И кто же этот оригинал?

– Я давал слово…

– Да ладно вам, – ухмыльнулся Сварог. – Сам знаю. Барон Сагуар, глава снольдерского Морского бюро… с некоторых пор это ведь моя собственность – и Морское бюро, и сам Снольдер… Совершенно верно. Мне об этом рассказывал граф Раган, которого вы тоже прекрасно знаете. Вы ведь так и не добыли тогда лодку?

– И никто не добыл. Не самое легкое предприятие. Ходят темные слухи, что некогда это удалось сделать кому-то из доверенных офицеров королевы Дайни (Сварог навострил уши), но толком никто ничего не знает.

– И вот что… – сказал Сварог. – Барон о вас отзывался в весьма лестных выражениях. Так что зря вы на себя наговариваете, выставляясь в роли обыкновенного наемника…

Капитан пожал плечами:

– Но ведь так и обстоит. Мы как-то говорили с вами об этом, еще на «Божьем любимчике». Я не настолько бессребреник, чтобы бороться со злом совершенно бескорыстно – ну, временами… Но далеко не всегда. Деньги за свои услуги требую за милую душу. Другое дело – я, поверьте, всерьез – что с другой силой я не стану связываться ни за какие деньги. Но это опять-таки не делает меня бескорыстным рыцарем. И, честности ради… Не всегда с другими связываются из-за презренного металла. Самые разные бывают поводы. Вы помните Джагенддина? С ним сейчас совсем плохо. Он чересчур любил тайны и загадки. И это его в конце концов привело в тот самый стан, который я обхожу за морскую лигу…

– Он погиб?

– Живехонек и здоровехонек, – сухо сказал капитан Зо с жесткой усмешкой. – Но это уже не он, не прежний. Мы когда-то были благородными врагами, а теперь, если попадется на пути, я его пушу ко дну без всякого благородства…

– Черт, – сказал Сварог. – Я ему однажды жизнь спас…

– Да, я знаю. Зря. А впрочем, кто мог тогда знать, чем все кончится… Жаль человека, конечно. Но, с другой стороны, другие обожают тайны в сто раз яростнее, Бугаса хотя бы взять – но никто из них ради удовлетворения любопытства с Великим Мастером не свяжется. Значит, вы хотели поговорить со мной о подводных лодках… Вот видите, как все удачно сложилось. В той комнате, – он указал на дверь в спальню, – как раз ждет человек, специально приехавший поговорить с вами о них, и еще о многом…

– Этаженщина?

Лицо капитана стало каким-то странным, он покосился на дверь то ли с опаской, то ли с почтением.

– Если можно ее так назвать, – тихо сказал Зо. – То есть можно, конечно, но она не вполне…

Сзади раздался самый обычный женский голос, мелодичный, молодой:

– Капитан хочет сказать, что я несколько отличаюсь от вас.

Сварог обернулся неспешно, со всем королевским достоинством. Женщина стояла совсем рядом – молодая, красивая, с ясными синими глазами и светлыми волосами какого-то непонятного, словно бы зеленоватого оттенка, одетая, как девушка из невысокой гильдии.

– И чем же вы отличаетесь? – спокойно спросил Сварог.

Напрягся внутренне, пытаясь ее понять. Что-то с ней было не так. Подобное со Сварогом случалось не впервые – когда он не понимал, что именно видит. Нечто. Вот именно, она не была обычным человеком – но Сварог не обнаружил и следа какой бы то ни было черной магии, равно как и знакомого ему белого волшебства. Она попросту была другая. Неяркое сияние, зеленовато-золотистое, окутывавшее ее причудливым ореолом, ему никогда прежде не встречалось – хорошо хоть, не несло в себе никакой угрозы, опасности.

– Вы понимаете, что я такое? – спросила она безмятежно.

– Нет, – сказал Сварог. – Я вижу, что есть в вас нечто, отличающее от обычных людей, но не понимаю сути. Я не маг, не волшебник – понахватался кое-каких вершков… Присядете?

Она кивнула и гибко опустилась на соседний стул. Те же нехитрые способности, что помогли ему увидеть ореол, позволили ощутить запах, точнее то, что за неимением более подходящего в человеческом языке слова, приходилось приближенно именовать запахом. Некий незнакомый, но приятный аромат, почему-то вызывавший ассоциации с морскими волнами, с прозрачной, чистой водой.

– Это, надобно вам знать… русалка, – хрипло сказал капитан Зо.

– Так нас называют на суше, – спокойно сказала девушка. – Сами себя мы, уж простите, называем совершенно иначе, но суть, если подумать, передана верно. Разве что несколько неточно. «Русалка» – слово исключительно женского рода, а у нас не меньше мужчин, чем на суше приходится на одну женщину… Рада с вами познакомиться, король Сварог. Мы о вас немного слышали. Почему вы смотрите на меня так странно?

– Потому что не знаю, о чем спросить, – искренне сказал Сварог. – Не знаю, что в этой ситуации считается серьезным вопросом. В голову лезут всякие глупости, навеянные моряцкими россказнями… Значит, все правда – то, что болтали про тюленей, способных оборачиваться людьми?

Она чуть заметно улыбнулась:

– Правда. Но это – не мы. Люди-тюлени – это совсем другой народ.

– Простите на глупом слове… – сказал Сварог. –

А когда вы в море, у вас есть рыбий хвост?

– Нет. Мы и в море такие, как я сейчас… Давайте я сама, предупреждая вопросы, кое-что расскажу, хотите? Чтобы вы получили некоторое представление… Мы, такие – дети Шторма. Как получилось, что получились мы, никто толком не знает. Шторм случился так давно и был такой дикой загадкой, что слишком многому нет объяснения даже теперь. Мы однажды появились, вот и все. И стали быть. У нас есть свои… способности. И самую чуточку магии. У нас есть свои города и поля. Есть свой король – один-единственный, потому что нас слишком мало для того, чтобы создавать разные державы… вообще, нам достаточно одного короля. Другое мышление, быть может. У нас слишком много места, а державы возникают, когда места для жизни не так уж много, и приходится его делить… И оттого, что нас мало по сравнению с вами, мы не воюем… Я так подробно этого касаюсь…

– Чтобы внушить мне: я не должен вас опасаться, вы мне не конкуренты… Так?

– Да, – сказала она, открыто глядя ему в глаза. – Мы ведь знаем: вы, на суше, во всем неизвестном и во всех неизвестных тут же начинаете видеть соперника и конкурента…

Сварог усмехнулся:

– Ну, не рубите сплеча… Вы преувеличиваете.

– Возможно, – согласилась она. – Мы ведь знаем вас не так уж и хорошо. Бываем у вас на суше… по самым разным поводам, но надолго не задерживаемся. Нам здесь неуютно. Нам хорошо в море.

– Вы меня убедили, – сказал Сварог, все еще сохраняя на лице чуточку напряженную ухмылку. – Вы мне не соперники, отлично… Я готов верить, что все россказни про русалок, топящих и пожирающих неосторожных моряков – бред собачий…

– Но ведь это и в самом деле вранье!

– Приятно слышать, – сказал Сварог. – А как насчет любовны х легенд?

– Ну, это-то большей частью как раз не легенды… Это случается – она покосилась на капитана. – Порой именно так, как это изображено на татуировке Зо, все зависит от девушки…

Капитан крякнул, уставясь в стол с виноватым видом, налил себе рому.

– Вы меня убедили, – повторил Сварог. – Я отношусь к вам без особых подозрений… и дело тут не в моей доверчивости. Где вы видели излишне доверчивого короля? Просто-напросто я равняюсь по капитану Зо. Он великолепно разбирается в морских делах и, смею думать, мне не враг. Вряд ли бы он привел ко мне какое-нибудь злокозненное существо… Кстати, у вас есть имя?

– Меня зовут Аулина. Между прочим, я дворянка. У нас есть нечто соответствующее вашему дворянству…

– Красивое имя, – сказал Сварог. – Лауретта Аулина, а? Я подозреваю у вас ко мне дело? Вы ведь до сих пор, насколько мне известно, как-то не стремились к общению с сушей… Верно?

– Да, все правильно. Меня послал к вам король. Если хотите, в качестве посла.

– И что же мне хочет сообщить мой венценосный брат?

– Что в море неспокойно. Более того, Великий Кракен просыпается.

– И это – все?

– Вам этого мало? – подняла она брови. Сварог сохранил непроницаемое выражение лица, как и подобает опытному королю, принимающему иностранного посла. Но в глубине души чувствовал разочарование. Стоило ей тащиться в Латерану ради таких банальностей…

– Я знаю, что такое Великий Кракен, – сказал он спокойно. – Знаю, чье это воплощение… Воплощение Воды. Что вы мне еще расскажете, Аулина? Что глубоководные рыбы бегут из глубин, а морские птицы спасаются на суше? Что змей Ермундгад поднялся к поверхности?

– К поверхности поднялась Мтигард. Ермундгад еще где-то спит.

– Ах, так их двое? – поморщился Сварог. – Час от часу не легче, а меня устроило бы, окажись змеюка всего одна… а то и вовсе ни одной. Простите, лауретта Аулина, я вовсе не намерен быть с вами резким, неприветливым, враждебным… просто-напросто я король, а вы – посол. А ситуация сложилась… гм, не самая приятная. Поэтому меня в первую очередь интересует что-то конкретное. Конкретное, приземленное, рациональное… способное принести выгоду. Представляю, как любой книжник на моем месте плясал бы от радости – взаправдашняя русалка, способная обогатить науку новыми откровениями… Я же, увы, король. Говоря прозаически – управитель всего этого, за окном, – он сделал рукой широкий жест. – И в таковом качестве мне нужны не приятные собеседники, проливающие свет на тайны морского дна, а серьезные союзники… Я так понимаю, Великий Кракен представляет для вас угрозу?

– Да. Уже проснулись… я не знаю, как их назвать. Твари. Мелкие твари, прислужники. Они нападают на наши города. Один город уже погиб, а учитывая, что их у нас всего с полсотни, утрата нешуточная. У нас есть свои боевые корабли, но их мало. У нас всего мало, что ни возьми, – горько сказала она. – И мало нас…

Ее очаровательное личико было печальным, потерянным. Сварог подавил тягостный вздох – грустно, конечно, что и под гладью морской творится черт-те что, но если она пришла за утешением, обратилась не по адресу. Самого бы кто утешил… Самого, сдается, загоняют в угол по всем правилам облавной охоты…

– И у вас нет оружия против Великого Кракена? – спросил он.

Она мотнула головой.

– У меня его тоже нет, – сказал Сварог. – Быть может вы знаете, где скрыто копье Морских Королей?

– Нет.

– Я тоже.

Она заторопилась:

– Но мы совершенно точно знаем, где лежит на дне Великий Кракен. Где-то в Море Мрака, и это достоверно. Оттуда все исходит … Никаких сомнений.

– Великолепно, – сказал Сварог с горькой иронией. – Наконец-то мы выяснили хоть что-то конкретное. В Море Мрака. Конечно, оно велико, но это лучше, чем ничего. Правда, у меня нет Копья, и у вас его тоже нет, а знающие люди мне голову прозакладывать готовы, что уничтожить эту тварь можно исключительно Копьем Морских Королей. Дело за малым, остановка за пустяком…

Он замолчал. По ее лицу текли слезы. Капитан Зо уставился на Сварога с немым укором. Мать вашу так, мысленно возопил Сварог, ну некогда мне утирать слезы еще и этой…

И все же он не выдержал, взял ее за руку – совершенно людская ладошка, узкая и теплая – сказал насколько мог участливее:

– Ну, не надо… Успокойтесь. Я делаю все, что могу, мы принимаем меры…

Вскоре он замолчал, чувствуя, насколько все это фальшиво, не нужно и не способно ничему помочь.

– Простите, – тихо произнесла Аулина. – Я не гожусь, наверное, для таких поручений… У нас решили отчего-то, что вам легче и приятнее будет говорить с красивой девушкой, нежели с пожилым царедворцем… Мы гибнем, понимаете? Мы погибнем первыми. А потом он обязательно возьмется за вас.

– Догадываюсь, – сказал Сварог серьезно.

– Вы же Серый Рыцарь, вы обязаны победить… «Вот только объяснил бы мне кто, как именно я должен победить, выиграть, – горько подумал он. – Потому что сам я совершенно не в курсе, руки опускаются… Где же Копье, чтоб ему… Все, решительно все сходятся на том, что оно – не легенда, что оно должно где-то быть…»

– Расскажите о токеретах, – тихо произнес капитан Зо. – Короля эта тема крайне волнует… – он повернулся к Сварогу. – Токереты – это те лилипуты, так их, оказывается, называют наши… друзья.

– Они плавают в морях лет двести, – сказала Аулина. Слезы на ее щеках уже помаленьку высыхали, оставив почти незаметные дорожки. – Мы до сих пор поддерживали с ними что-то вроде вооруженного нейтралитета, потому что делить было нечего. Сложилось так, что мы и они попросту стараемся не замечать друг друга. Но если оборачивается так, что вы с ними в ссоре…

– Мягко сказано, – сказал Сварог, ощутив, как цепенеет лицо. – У меня с ними счеты. Что вы о них знаете?

– У них есть несколько баз. Подводные пещеры, куда можно попасть только с глубины. Вот, возьмите, – она достала из кошеля на поясе небольшой свиток. – Здесь все отмечено…

Сварог развернул бумагу. Пять подводных пристаней. Дике, один из островов Бару, сразу две базы – в лабиринтах Инбер Колбта… ага, и Стагар, надо же… По большому счету, совершенно бесполезная карта. Потому что у него не было сейчас возможности эти базы уничтожить – а если возможность и появится, это еще ничего не решает. Останется пещера, гнездо…

– А где их страна, вам известно? – спросил он вяло, заранее подозревая, что ничего полезного не услышит.

Так оно и оказалось.

– Где-то под Хелльстадом, – сказала Аулина. – Мне рассказывал капитан Зо.

Сварог воздержался от иронических комментариев – жаль девушку, ей и так нелегко, сразу видно…

– Ну что же, лауретта… – сказал он как можно душевнее. – Вы мне очень помогли… Вопрос только в том, насколько далеко ваш король решится зайти. Вы в состоянии захватить одну из подводных лодок? Проделав это так, чтобы осталось незамеченным для остальных? Мне позарез нужны пленные…

– Не знаю, что вам сейчас и сказать, – с явным колебанием ответила Аулина. – Технически, по-моему, возможно… Но это наверняка вызовет настоящую большую войну… В которой уже вы окажетесь для нас бесполезны как союзник, потому что ничем помочь не в состоянии. Разумеется, я передам наш разговор королю, решать будет он… Не судите нас слишком строго. Во-первых, у нас нет опыта войн. Во-вторых, токереты не имеют отношения к Великому Кракену. Они, конечно, весьма своеобразные создания, это ведь не люди, у них нет души, нам это известно совершенно точно… Но до сих пор они нас не трогали… Конечно, я передам королю…

– Сделайте одолжение, – сказал Сварог дипломатическим тоном.

Засранцы, если вкратце, подумал он уныло. Слишком долго жили спокойно, надо полагать. И сейчас, по ней видно, им жутковато во что-то ввязываться. Все, собственно, сводится к тому, что они заламывают руки и с трагическим взором умоляют: спаси нас, великий король, это же твоя обязанность, ты ж у нас Серый Рыцарь… И жалко их, ни в чем они не виноваты, и меня бы кто пожалел… Какие, к чертовой матери, союзники… Толку от них…

Он встал, выжидательно посмотрел на девушку и, не услышав от нее ни слова, сказал вежливо:

– Ну что же, если вы высказали все, на что были уполномочены… Передайте вашему королю мою просьбу. На этом позвольте откланяться, у меня множество неотложных дел…

Надел шляпу и вышел. Капитан Зо догнал его в коридоре. Косясь на подобравшихся ратагайцев и замерших на лестнице тихарей, прошептал на ухо:

– Я все понимаю. Но я обязан был вас свести… От них, конечно, мало толку, но это люди, настоящие, целый народ…

– Вы с ней спите, капитан? – устало спросил Сварог. – Ну да, конечно, по лицу видно… Романтическая любовь, завидую… Я все понимаю. Но скажите вы мне, что я могу для них сделать?

Капитан Зо с совершенно убитым видом смотрел в пол, на облупившуюся краску половиц, кое-как прикрытых домотканой дорожкой.

– Да я и не требую… – сказал он хмуро. – Вам бы со своими заботами разгрестись… Мне их просто жаль. Не самый скверный на свете народ. И в одном она кругом права – начнут с них, а кончат…

Сварог взял его за отворот богатого кафтана, притянул к себе и сказал с расстановкой:

– Вы же морской волк, прах вас побери, вы столько в жизни видали и слыхали… Напрягите Бугаса, напрягите кого угодно, разузнайте наконец, где лежит это клятое копье! Я про него столько слышал – и его так упорно связывают с островом Хай Грон, что это неспроста… Должен быть какой-то фокус! Ищите копье, мать вашу, иначе дело в конце концов обернется сквернее некуда…

Отвернулся и быстро зашагал вниз по скрипучей лестнице, ни на кого не глядя. Тихари почтительно вытягивались, ратагайцы топали следом. Выйдя из гостиницы, Сварог направился было к своему коню, но, заметив неподалеку черную карету Интагара, резко свернул туда. У министра полиции была масса необходимых для государственной службы достоинств, но вот умение ездить верхом среди них безусловно не числилось…

Опустившись на кожаное сиденье и плотно захлопнув за собой дверцу, Сварог спросил:

– Ну?

– Кажется, вы напали на верный след, ваше величество, – сказал Интагар. – Латеранский особняк графа Форамбая и в самом деле стоял на самом берегу Итела, за городом, посреди большого сада. Очень уединенное место. Вполне подходящее на роль пристани. Вот только дом этот в свое время был уничтожен сильным взрывом – точнее, во время занятия снольердцами Латераны. Тогда это списали на военные действия, но бомбардировки города не было, я совершенно точно выяснил. А самое интересное… Перебравшись в Латерану, граф и там не изменил своему обыкновению – выстроил себе дом на берегу реки, опять-таки в удалении от города. Ничего необычного в том не было – знать любит загородные особняки…

– Что с этим домом?

– Вы будете смеяться, ваше величество, но и он взлетел на воздух через несколько дней после смерти графа. Ходили слухи, что его наследник был членом знаменитого тайного кружка алхимиков, пытавшихся получить Эликсир Всеобъемлющих Истин – и взорвал дом во время очередного неудачного опыта. Но теперь, в свете того, что я знаю, можно строить и другие версии. Скажем, такую: после смерти старого графа крохи не стали связываться с наследником. По каким-то причинам он их не устраивал в качестве доверенного лица. И дом взлетел на воздух… Знаете, что мне приходит в голову? Что вся эта не утихающая три столетия болтовня о тайном обществе искателей эликсира как раз и запущена в оборот, чтобы маскировать уничтожение пристаней Понимаете, подобных странных взрывов, оставляющих от зданий только кучу щебенки, насчитывалось за прошедшие века десятка два. Вот я и думаю: а может, крохи эти слухи и пускали через сообщников? Как только произойдет взрыв, сразу появляются разговоры, что это опять был очередной неудачный опыт искателей эликсира… Это словно бы и объясняет все, есть старые книги, где утверждается, что неудачный опыт обязательно кончится жутким взрывом… Что скажете?

– А что я могу сказать? – пожал плечами Сварог. – Версия, в общем, изящная и логически непротиворечивая. Вполне может быть… Но ведь след снова оборвался, а? Все особняки на берегах рек ни за что не проверишь, мы об этом уже говорили… – он помолчал. – И тем не менее Интагар, мы, кажется, выцепили одно очень интересное обстоятельство, точнее, закономерность. Наши крохотные дружки, очень похоже, всякий раз старательно минируют свои укрытия. Это следует учитывать – и соблюдать величайшую осторожность. При малейшей угрозе они, чует мое сердце, непременно взорвут пристань… – он замолчал, прислушался. – Кажется, это к вам?

Кто-то снаружи осторожно царапался в дверцу. Интагар недовольно выглянул, тихонько перекинулся парой слов с неприметным человеком, перемазанным пылью и грязью так, словно он не один десяток лиг проскакал верхом без роздыху. Кивнул, захлопнул дверцу, повернулся к Сварогу с озабоченным лицом:

– Гонец из Партука… Крестьянский мятеж!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ТЕНИ ЛАТЕРАНЫ

Сварог стоял, опершись на перила потайного балкона, и уже привычно, даже с некоторой скукой смотрел на неведомо где раскинувшиеся просторы. В плетеной корзине у его ног шуршало и повизгивало.

На той стороне ничего особенного не происходило – как обычно по автостраде в обоих направлениях проносились яркие машины, а вдали раскинулся город.

У него не было времени подступать к загадке плотно. Даже не успел послать Элкона в свой замок за какой-нибудь сильной оптикой – и обходился пока что десятикратной подзорной трубой, которую вышколенная охрана, никогда не задававшая лишних вопросов, раздобыла где-то во дворце, где именно, неинтересно, король в такие мелочи не обязан вникать…

А впрочем, и с помощью этого нехитрого прибора, судя по фабричным клеймам и гравированным надписям, принадлежавшего раньше какому-то боевому кораблю по имени «Бесстрашный», удалось разглядеть достаточно, чтобы сделать предварительные выводы.

Во-первых, не было никаких сомнений, что там, на другой стороне вовсе не покинутая им Земля. Машины оказались совершенно незнакомых марок, примерно соответствовавшие уровню техники конца двадцатого века, но во многих деталях изрядно отличавшиеся. Да и окраинные дома далекого города, которые удалось разглядеть, построены по канонам какой-то другой архитектуры.

Во-вторых, там определенно стояло мирное время. Ни малейших признаков того, что страна ведет войну. В городе ни следа затемнения, ночами удается разглядеть мельтешение реклам и толпу на улицах с ярко освещенными витринами. К превеликому сожалению, Сварогу до сих пор так и не удалось рассмотреть какие бы то ни было вывески или надписи, и он представления не имел, какими там пользуются буквами – а ведь это могло бы кое-что прояснить… Все попавшие в поле зрения рекламы были картинками без текста.

Точно, никакой войны. Все до единого автомобили, высмотренные им на дороге, были частными – разноцветные, яркие, в основном выглядевшие новыми и ухоженными. Он не раз видел лица пассажиров – самые обычные человеческие лица, влюбленные парочки, пожилые супруги, компании и одиночки. Ни единожды не удалось увидеть военные машины, не говоря уж о бронетехнике. Полицейские, правда, не раз проносились – броско выкрашенные в желто-черный цвет, с красной полосой по борту, с какими-то причиндалами на крыше, весьма смахивавшими на динамики и мигалки. Но это совсем другое. В общем, если эта страна и вела войну, то какую-нибудь мелкую, не затрагивавшую всех …

Порой Сварог и сам удивлялся своей терпеливости. Положительно, повзрослел. Совершенно не тянуло спрыгнуть вниз и прогуляться в некотором отдалении от балкона. Мало ли что может случиться… На кого тогда останется хозяйство, если он даже не вляпается в неприятности, а просто застрянет на той стороне? Вот то-то и оно…

Так что феномен мог подождать. Когда съедется разлетевшаяся по всему континенту Странная Компания, когда вернется Анрах, когда у Элкона появится свободное время, когда станет меньше неотложных дел. А пока что он на балконе просто-напросто отдыхал ненадолго – улучив четверть часика, стоял и смотрел на яркий, уютный, безмятежный неведомый мир, если и отягощенный своими проблемами, то скрытыми за линией горизонта.

Или в преддверии будущих кропотливых исследований пробавлялся мелкими, не отнимавшими много времени экспериментами – как сейчас, когда у него нашлась свободная минутка, пока собирались в «Синем кабинете» сановники с рапортами касаемо неожиданно грянувшего крестьянского мятежа…

Он наклонился и снял крышку с корзины, вытащил оттуда маленького, чуть побольше кошки, бело-рыжего песика, притащенного ратагайцами с поварни. Песик был толстый, откормленный и забалованный поварятами, он вертелся в руках, норовя лизнуть в нос. – Ну что, псина? – спросил Сварог. – Послужим науке?

Он взял моток длинной тонкой веревки, прикинул, что к чему, обвязал собачонку на совесть, так что получилось нечто наподобие шлейки. Завязал узлы, проверил все. Перевалил собачонку через перила и принялся осторожно опускать вниз, на землю. Песик покорно висел, прижав уши.

Вот его лапы коснулись земли. Сварог вытравил веревку на пару ударов. Песик, двигаясь без малейшего страха, лениво, прошелся взад-вперед, тыкаясь влажным носом в покрытую короткой зеленой травой землю. Судя по поведению, не унюхал ничего интересного. Задрал лапу на небольшой камень, попрыскал… Сварог осторожно вытянул его на балкон. Внимательно осмотрел и не заметил ни малейших перемен. Как и вчерашний опыт с крысой, опущенной на ту сторону прямо в крысоловке, сегодняшний неопровержимо доказал парочку нехитрых истин: тот мир – не иллюзия, он вполне реален, попасть в него легче легкого, нужно только перелезть через перила. Поскольку неразумные существа возвращаются назад без малейших препонов, наверняка и с человеком случится то же самое. А значит, подобные эксперименты стоит на этом и закончить – еще отвяжется какая-нибудь очередная кошка, убежит на ту сторону, а потом окажется, что там ничего подобного в жизни не видели, и поди угадай, какими будут последствия…

Сварог не боялся притащить оттуда какие-то болезнетворные бактерии – если бы таковые существовали, за пятьсот прошедших лет они имели массу возможностей проникнуть на эту сторону, вряд ли дубовые панели, пусть и добротно, без зазоров сколоченные, могли бы послужить преградой для бактерий и вирусов…

Он засунул песика назад в корзинку, посмотрел в угол. Там все еще сидела в крысоловке из толстой проволоки здоровенная серая крыса – и, дергая усами, с аппетитом дожирала краюшку хлеба, выданную ей Сварогом четверть часа назад. Ни хворать, ни подыхать она пока что не собиралась.

Он вышел, тщательно прикрыл за собой дверь, поставленную на место трудами не столяров, а тех же ратагайцев, мастеров на все руки, так что получилось не особенно красиво, зато надежно. Задернул портьеру, косяк для которой кое-как приколотил самолично, отдал корзинку одному из степняков, велев вернуть животное, откуда взяли. И направился в Синий кабинет, располагавшийся этажом ниже.

Там уже была расстелена на столе карта охваченных мятежом провинций, которых, увы, насчитывалось уже три. И герцог Брейсингем, совсем юнец, но человек во многом незаменимый, склонившись над ней, озабоченно измерял что-то огромным бронзовым циркулем. Вслед за Сварогом вошел Интагар в сопровождении ведавшего Крестьянским Департаментом коронного советника, довольно неприятного типа, склочника, доносчика и тихого пьяницы, но специалиста, надо признать, толкового. Последним просочился незнакомый генерал, скромненько сел у самой двери.

Первые двое выложили перед Сварогом по немаленькой стопе казенных бумаг и по его приглашающему жесту заняли свои обычные кресла. Брейсингем остался стоять. Он сложил ножки циркуля и, орудуя им, как импровизированной указкой, принялся докладывать:

– По тем данным, что поступили к вечеру, дела обстоят следующим образом: мятеж охватил провинции Партук, Елорет и Гампригор, перекинувшись уже и на снрльдерскую территорию – в таких случаях мужичье плюет на границы и подданство… – он очертил почти правильный овал. – Примерно вот так…

– Что им нужно? – мрачно спросил Сварог. – Из-за чего заваруха?

Герцог повернулся к Интагару. Тот одернул кафтан, прокашлялся:

– Ваше величество, в результате таких вот пертурбаций агентурная сеть неминуемо несет урон, все приходит в хаос, трудно наладить бесперебойное поступление донесений… Но ситуация в общих чертах прояснена. Началось в Мадераде, вот здесь. По своему характеру события, в общем, повторяют большинство из прежних мужицких бунтов. Стали распространяться слухи, что вы, государь, подписали недавно указ о том, что невозбранно переселиться в Три Королевства может отныне любой желающий того землепашец, независимо от того, кто он – крестьянин короны, крестьянин сеньора или фригольдер. Как водится, очень быстро слухи эти стали не просто передавать из деревни в деревню, а еще и расцвечивать во всю силушку своей фантазии. Болтали, что согласно этому мифическому указу в Трех Королевствах отныне не будет ни коронных крестьян, ни дворянских, что все там станут фригольдерами. Болтали, что всякой семье вы велели выдавать на дорогу по двадцать золотых, а на месте наделять огромными угодьями, скотом и прочими благами. В конце концов крикуны стали уверять, что король намерен вообще упразднить дворянство… Вряд ли есть необходимость пересказывать все бредни, которым толпы с удовольствием внимали. Главное, вожаки заверяли, что помянутые дворяне, а также, как водится, «дурные советчики» коварно спрятали королевский указ, и есть надежные свидетели, которые его сами видели, доподлинно описывают печати, цвет чернил…

Сначала толпа нагрянула в ближайший город и стала требовать от бургомистра предъявить им злодейски утаенный указ. Бургомистр, естественно, стал их разубеждать. Его убили, перевернули вверх дном все в ратуше, и не найдя пресловутого указа, стали в поисках громить прочие присутственные места, дома дворян, вообще зажиточных обывателей… Очень быстро добрались до винных погребов, после чего в городе началось неописуемое. По докладам летчиков, он выгорел полностью. Толпа двинулась дальше. Как это частенько случается, появились вожаки, и кое-кто из них определенно был на военной службе – некоторый порядок все же наведен. Ну, а дальше… Дальше все разворачивалось по привычной колее. Громят дворянские поместья, городки и те села, что не успели к ним присоединиться… Повсюду пожары, разрушения, хаос. Мало кто уже помнит, что поначалу целью было найти «королевский указ». Раскрутилось на полную. Одни собираются устроить вольную крестьянскую державу, другие норовят нагрести побольше золотишка и смыться потом, третьи просто настроены погулять сколько удастся, а потом уходить в Каталаун, благо не особенно далеко, – Интагар грустно покривил губы. – Ничего нового или оригинального. Классический мужицкий бунт, подобно десяткам других в прошлом…

– Иностранные агенты? – спросил Сварог грубо.

– Пока что не выявлено ни иностранных агентов, ни иностранного золота. Случалось, конечно, что подобные заварушки инспирировали иностранные державы, но в данном случае мы, ручаться можно, имеем дело с классической мужицкой замятней, бессмысленной и беспощадной. – Он коротко, зло выдохнул. – Позавчера они перехватили на дороге королевского секретаря Бартама с семейством, ехавшего согласно вашему указу сменить губернатора Партука на его посту. Вот донесение, один из кучеров был нашим человеком и остался жив…

Сварог прекрасно помнил Бартама – забавно шепелявившего толстяка, по отзывам надежных людей толкового администратора. Он бегло просмотрел бумагу – как погиб Бартам, как погибла его жена, как насиловали толпой двух дочек-подростков, пока не умерли, как топили в речке сына… Поднял голову и спросил, не узнавая своего голоса:

– Войска?

Брейсингем выдвинулся из-за его левого плеча со своим циркулем.

– Шестнадцатый пехотный легион, единственная регулярная часть в тех местах, разбит и отступил, часть личного состава перешла к мятежникам. Вот здесь, здесь и здесь мы в самом скором времени можем сосредоточить до восьми полков, в том числе два гвардейских. Обычно гвардейцы отправляются на усмирение крайне неохотно, считая это ниже своего достоинства, и на сей раз, как это ни кощунственно звучит, нам повезло – в Редиаре мужики захватили врасплох и вырезали алу Зеленых Драгун, так что гвардейцы готовы мстить… Из Алегани на речных пароходах перебрасываются с полдюжины ракетных батарей – как показывает опыт, мужичье панически боится ракетного обстрела и моментально расстраивает ряды… Срочно стягивают из шести прилегающих провинций отряды Вольных Топоров – на этих вполне можно полагаться, у них с мужичьем свои счеты еще со времен Вурдалачьей ночи… Ваше величество, действовать нужно немедленно и с подобающей беспощадностью, пока эта зараза не расползлась. Если не остановить их здесь и здесь, если не разбить наголову основные силы – они могут выйти к Ильвиру и Шалху. В Ильвире – крупнейшие к полудню от Каталаунского хребта судоверфи, Шалх – это одна из крупнейших на континенте ярмарок. Амбары, пристани, гигантские запасы разнообразнейших товаров. Трудно будет даже приблизительно оценить ущерб, если… Молниеносные действия и беспощадная жестокость, ваше величество! Иначе мы рискуем потерять слишком много…

Интагар поклонился:

– Ваше величество, разрешите представить вам генерала Бужота. Старый служака, что важно сейчас, имеет некоторый опыт в усмирениях городской мастеровщины и бунтующего мужичья… Горячо вас заверяю, что лучшего человека не найти!

– Подойдите, – мрачно сказал Сварог.

Генерал чуть ли не парадным шагом приблизился к столу, вытянулся, сжимая левой рукой эфес меча. У него было неприятное длинное лицо с маленькими глазками мелкого сутяги и бледный жесткий рот. Сварог подумал, что для старого служаки у генерала что-то маловато наград на груди: всего-то один орден, «Алое пламя», и пять медалей – два «Серебряных топора», три «Стрелы». Именно этот орден и именно эти медали чаще всего давались не за успехи в сражениях, а за выслугу лет, в торжественные дни, к праздникам, когда, в точности, как в покинутом Советском Союзе, награждают длиннейшими списками кого попало, всех, кто сумел подсуетиться.

К тому же, судя по золотому шитью, генерал был не гвардейский, а из «безымянных полков». Насквозь неприятный тип, классическая тыловая крыса – но именно этот, по роже видно, будет выслуживаться, из кожи вон выпрыгивая…

Он же там все кровью зальет, как-то отстраненно подумал Сварог, полыхать все будет от горизонта до горизонта, и поля покроются неубранными трупами, а палачи заморятся от ударной работы. Вот именно. Этот растопчет мятеж, не ведая ни колебаний, ни жалости. Этот самый…

Сварог задумчиво спросил, глядя куда-то в пространство:

– Интересно, а можно им что-то объяснить? Хотя бы попытаться? Что нет никакого указа…

Герцог Брейсингем твердо сказал:

– Ваше величество, весь прошлый опыт убеждает: если даже вы самолично перед ними появитесь и попытаетесь что-то втолковать, они и вас объявят фальшивым королем, подосланным дворянами и «дурными советчиками». И, пожалуй, растерзают в клочки еще до того, как вы дойдете в ваших убеждениях до середины…

Интагар добавил:

– Большинству из них уже неинтересно, как там обстояло с тем пресловутым указом, и был ли он вообще. Мятеж – явление столь же бессмысленное, как лесной пожар…

Сварог подпер ладонями лоб, уставясь в стол. Об этом никто не мог знать, но в его душе наличествовало мучительное раздвоение. Как человек, воспитанный советской школой, пионерией, комсомолом, замполитами и лекторами, он с детства привык относиться к крестьянским восстаниям как к чему-то святому, достойному исключительно трепетного уважения. Восставшие крестьяне, где бы ни происходило дело, всегда были прогрессивными героями, борцами с отжившими и реакционными. Соответственно, те, кто их восстания подавлял, даже полководец Суворов, считались обреченными историей тиранами.

Он уже принял решения, но невероятно трудно было переломить что-то в себе, вырвать безвозвратно кусок собственной жизни, школьного детства, прошлые жизненные ценности, преподанные временем, страной, учителями и пионервожатыми…

Ему было больно, но он не колебался. Потому что на другой чаше весов был Ильвир с его верфями, и Шалх с его ярмаркой, и десятки маленьких городков, пока что не захлестнутых утративших все человеческое ордой. И девочки-подростки, замученные толпой. И дети, утопленные, убитые дубинами, брошенные в огонь только за то, что они были дворянскими детьми. И мирные обыватели выгоревших дотла городков, так и не понявшие, за что их растерзали…

Он поднял голову и сказал твердо:

– Примите байзу, генерал. Обойдемся без бумагомарания – есть благородные свидетели… Я вам передаю все полномочия на тех землях и повелеваю покончить с мятежом так быстро, насколько это возможно. Отныне вы ничем не стеснены, такова моя воля. Брейсингем! Направьте туда речную флотилию и три эскадрильи самолетов, я сейчас напишу приказ. Мятежников прижать к Ителу и уничтожить.

Интагар, главарей по возможности взять живыми –

пригодятся…

Когда все вышли и он остался один, Сварог непроизвольным, яростным жестом смел со стола столько бумаг, сколько захватила рука. И долго сидел сгорбившись, совершенно неподвижно. Перед глазами у него вставали то странички из учебников, то голова Бартама, насаженная на изгородь… Бедняга, он откровенно радовался, что едет именно в те места – у жены было что-то с легкими, а воздух в провинции Партук всегда считался лекарями полезным для астматиков.

Вот смеху будет, если здесь через сколько-то сотен лет будут строить социализм, подумал Сварог, криво улыбаясь. Хорошенькие вещи понапишут обо мне в учебниках. Реакционный тиран Сварог Первый в тщетных попытках остановить неизбежный крах феодальной системы велел своим опричникам… – Ну, это мы еще посмотрим, – произнес он тихо в пустоте кабинета, выдержанного в синих тонах. – И насчет краха, и насчет неизбежности… Я вам покажу неизбежность…

Он еще долго сидел, не зажигая лампу, пока в кабинете не стало почти темно. Значит, на той стороне – все еще белый день. Время там идет по-своему, когда здесь ночь, там день, и наоборот. Пойти бы на балкон, полюбоваться издали чужой беззаботной жизнью, но времени снова нет…

Когда пробили в углу высокие часы, он вздохнул и поднялся из-за стола. Прихватил Доран-ан-Тег, пошел к выходу, бесшумно ступая в мягких сапогах из тисненой ратагайской кожи.

Главный коридор – слева почти сплошь окна во всю высоту стен – был залит бледно-золотистым лунным светом, его широкие полосы перемежались редкими полосками чернильной темноты. Слева, под высоким апельсиновым деревом в массивной кадке, что-то ворохнулось, оттуда в полосу света вышел здоровенный черный баран с рогами в три витка, остановился, глядя куда-то в сторону, с таким видом, словно согласно неизвестной здесь пословице высматривал, нет ли поблизости новешеньких ворот.

Сварог, не сбиваясь с шага, громко стукнул древком топора в мраморную плиту пола, и баран мгновенно исчез, словно повернули некий выключатель, а Сварог преспокойно пошел дальше, не отвлекаясь на привычные детали интерьера. Наступало примечательное времечко – последняя неделя месяца Фиона, полнолуние, то бишь полносемелие и все дворцовые призраки, как обычно в это время года, являлись наперебой. Все они были давно известны, иные не одну сотню лет, все наперечет, и, допускайся во дворец туристы, давным-давно эти наваждения были бы занесены в путеводители.

В этом здании, кроме безобидного барана, обитали еще под главной лестницей, в каморке – два мерзавца былых времен, барон Витер и капитан Гадарат, лет сто пятьдесят назад за приличную сумму в золоте предавшие своего полководца неприятелю. Полководец погиб, попав в засаду, обоих предателей очень быстро вычислили и отрубили им головы – и они до сих пор считали-пересчитывали грязные денежки в той каморке, где провели последний час перед казнью: рожи синие, глаза горят, как уголья, из-под лестницы доносится неумолчный звяк золота. За полторы сотни лет против них эмпирическим методом подобрали надежное средство: достаточно было взять лучину из железной корзинки на стене, поджечь от висевшего тут же факела и бросить в каморку. Свистнет порыв ледяного ветра – вмиг исчезнут и призрачные подонки, и призрачное золото…

Они были совершенно неопасны, но Сварог, как любой, обошел то место десятой дорогой, чтобы не встречаться лишний раз с парочкой негодяев. А потом сделал крюк, чтобы не проходить по Ажурной лестнице. Там обитало нечто гораздо более злокозненное. Если встать на определенном лестничном марше, то на площадке очень скоро появится женщина в пышном алом платье – молодая, красивая, черноволосая, совершенно не обращая на тебя внимания, примется танцевать под слышную только ей музыку, весьма грациозно, завораживающе, так что хочется смотреть и смотреть – но нужно уходить побыстрее. Как только и ты начнешь слышать музыку, тут тебе и конец. В деталях существовали значительные расхождения, но все старинные предания сходились на одном: как начнешь слышать музыку, считай, что пропал. Тем более, что порой происходили в здании загадочные исчезновения самого разного народа, от лакеев до титулованных, пусть и редко. Никто не знал, что это за плясунья такая, когда объявилась впервые и кем, собственно, является, но она существовала точно, Сварог ее однажды сам видел мельком и побыстрее ушел, не склонный проверять на правдивость старые легенды.

Во дворце хватало и других призраков, но уже не в «царской» его части, так что Сварог о них мало что знал.

Он вышел на широкое крыльцо, где торчала старуха Грельфи и стояли полдюжины ратагайцев, моментально сомкнувшихся вокруг него с нагайками наготове.

– Пойдемте? – предложил Сварог старой колдунье. – Или передумали все же?

– Да ладно, назвался кошкой – изволь мяукать… – старуха проворно засеменила рядом. – Порой я и сама диву даюсь, светлый король, какого рожна встреваю в ваши рискованные предприятия, словно юная дуреха с вертлявой попой и ветром в голове…

– У меня есть одно несомненное достоинство, – сказал Сварог. – Все, кто идет за мной, очень быстро забывают о житейской скуке, бытие у них начинается насыщенное и интересное.

– Дождусь я когда-нибудь интересных сюрпризов на свою костлявую жопу… С вами того и жди…

– Вот за что я вас люблю и уважаю, госпожа Грельфи, так это за ваш неиссякаемый оптимизм, – сказал Сварог искренне. – Не переживайте, душевно вас прошу, взъерошенного ежика голой задницей не возьмешь. Вас, в конце концов, на аркане никто не тянет…

Старуха не отставала, шла с ним в ногу, ворча:

– Тянет, не тянет, да как же вас одного отпустишь с этими степенными дуроломами, что только и умеют жеребят от поноса заговаривать да сусликов от шатров отгонять «магическим цоканьем»…

Шагавший по пятам Варута, старший среди табунщиков, сдержанно прокомментировал:

– Язык у тебя, старая ты старуха, как помело, чтоб тебе Барлая во сне увидеть…

– Милый, – задушевно сказала Грельфи. – Знал бы ты, какую нечисть я, убогая, видывала въявь, а не во сне, когда ты еще сопливым отроком без порток бегал и на старой кобыле учился, как с бабами обращаться… Обосрался б, душевный.

– Будь тебе годков на полсотни поменьше, дал бы я тебе щелбана в лоб, чтоб звон пошел.

– Дубье степное. Когда мне было на полсотни лет поменьше, такие, как ты, не щелбаны мне в лоб давали, а мошной трясли и на коленях ползали, домогаясь позволения в сено завалить и подол задрать…

– И как, неплохо зарабатывала? – спросил Барута с интересом.

– Дождешься, урод кривоногий, такое нашлю…

– Разговорчики в строю, – недовольно сказал Сварог. – Как дети малые.

– Да это мы, светлый король, от волнения, неужто не понимаешь? – фыркнула старуха, но приумолкла.

В совершеннейшем молчании они шагали по мощеным дорожкам меж домов для дворцовой прислуги, парковых аллей и казарм. Очень часто навстречу им из самых неожиданных мест бдительно выдвигались то гвардейцы с обнаженными мечами, то широкоплечие личности в цивильном, державшие руки за отворотами камзолов. И всякий раз молча отступали в тень, узнавши короля.

Несмотря на ночную пору, дымили все три трубы дворцовой поварни. В небе исполинским желтым диском светил Семел, куда ни глянь, нереально четкие черные тени перемежались с золотистым сиянием. Через четверть часа они вышли к горбатому мостику, за которым и начиналась запретная территория, где никто не бывал вот уже сто двадцать пять лет. Мостик, добротно построенный на века, казался новехоньким.

Грельфи молчала, и Сварог первым шагнул на продолговатые каменные плиты, держа топор наготове, прекрасно помня, в каком кармане лежит шнур, не расслабляясь и пустив в ход все свои способности. Чего он никогда не забывал, так это слов Лесной Девы о том, что ему следует беречься мостов. Учитывая, что иные ее предсказания уже сбылись как-то незаметно для заинтересованных лиц, шарлатанством тут и не пахло…

Ратагайцы придвинулись к нему, обступили теснее, Барута безостановочно шевелил губами, определенно повторяя какие-то степные заклинания от нечистой силы. Табунщики никак не могли считаться опытными волшебниками, но, как это частенько случается с людьми, ведущими вдали от цивилизации самый патриархальный образ жизни, много чего ведали по мелочам…

Однако Сварог пока что ничего такого не ощущал, да и посерьезневшая Грельфи молчала, только извлекла из кармана юбки какую-то сухую ветку и поводила ею перед собой, словно освещала дорогу фонариком.

Они уверенно шагали вперед – по мостикам, то горбатым, крутым, то прямым, узеньким, мимо заросшихряской неухоженных прудов, мимо беломраморных статуй на круглых постаментах, мимо беседок, где когда-то любили, ревновали и страдали – каменные сохранились, а вот иные деревянные пришли в запустение, развалились.

Вот он, наконец – мост с каменными кречетами на перилах. Длиной в каких-нибудь десять уардов. Он вел на островок, а на островке нетронутым возвышался павильон из розового камня, фантазийное сооружение со стрельчатыми оконными проемами, высокими крышами и замысловатыми флюгерами.

Над входом красуются каменные лилии, от которых Академия и получила свое название. Двустворчатая дверь приоткрыта – еще с тех времен…

Перейдя мост, Сварог остановился. Сквозь приоткрытую дверь он видел внутри павильона, пронизанного насквозь лунным сиянием, очертания старинной мебели и нечто вроде огромной чаши посередине. Стояла совершеннейшая тишина, ни малейшего шевеления вокруг.

– Ну как? – спросил он напряженно. – Чуете что-нибудь этакое?

– По совести, ничего я не чую, мой король, – сказала Грельфи так же серьезно. – Ни дурного, ни чего хорошего. Фигурально выражаясь, полнейшее безветрие, тишина и покой…

– Вот и прекрасно, – сказал Сварог. – Все остаются здесь. Если там нет ничего скверного, все и так обойдется, а если что-то плохое и случится, вряд ли вы меня от него спасете – если накроет, так всех одинаково…

И он медленно пошел к распахнутым створкам, напрягшийся, как сжатая пружина, готовый ко всему, держа топор на отлете так, чтоб вмиг нанести страшный удар.

Двери были распахнуты так широко, что он вошел, не поворачиваясь боком, не сгибая руку с топором. Все внутри было залито бледно-золотистым сиянием, так что глазам не пришлось привыкать к темноте, не потребовалось «кошачье зрение».

Он присматривался, стоя в паре шагов от порога. Та огромная чаша высотой по пояс человеку, судя по вычурным, позеленевшим трубам в центре, была когда-то фонтаном. Внутри павильона не оказалось ни перегородок, ни альковов, одна огромная комната – в былые времена никто тут друг друга не стеснялся. Низкие широкие ложа, изящные столики, до сих пор уставленные посудой и графинами, ковры на полу, вдоль стен мраморные статуи, изображавшие влюбленные пары в самых разных житейских ситуациях: от робкого ухаживания до яростного наслаждения друг другом. На всем лежит толстенный слой невесомой, лохматой пыли. Ни следа переполоха, панического бегства, смятения – ни один стул не перевернут, ни один бокал не упал…

Сварог попытался представить здешние раскованные ночи, о которых немало писали историки, кто с чопорным осуждением, кто с эпикурейской завистью и безусловным одобрением. Затейливые струи фонтана, беззаботный звон воды, звуки виолона, разноцветные огни, яркие краски, таинственные колышущиеся тени, смех и песни, молодые обнаженные тела в причудливых слияниях, медленные ласки, торжество беззастенчивой юности, и нет никаких запретов… Вот это ложе, несомненно, отводилось когда-то для Дайни, оно выше и роскошнее остальных отделано.

Движение слева он заметил краем глаза. Развернулся в ту сторон, чуть приседая на расставленных ногах, отведя топор. А она уже стояла перед ним в каких-то трех уардах, не дальше – светловолосая красавица с бездонными синими глазами, в незнакомом ему платье, палевом, оставлявшем точеные плечи обнаженными, с приколотым на груди букетиком фиолетовых «не-тронь-меня». Сварог ее моментально узнал: Дайни Барг собственной персоной, молодая королева, мертвая вот уже сто двадцать пять лет, любившая жизнь во всех ее проявлениях, былая хозяйка Латераны… В ней не было сейчас ничего демонического, она вовсе не походила на призрак, была как живая.

Не было ни страха, ни отвращения. Губы Сварога тронула легкая улыбка. Он подумал, что они с этой призрачной красавицей, с какой стороны ни подойди, родственники – оба Барги, пусть и не урожденные, нареченные, оба происходили из гланского дворянства. Все гланские фамилии, роды и кланы связаны сложнейшим переплетением браков, кумовства, названного братства и далекого родства… Правда, уповать на это не стоило. Нисколечко. Призраки – создания своеобразные и частенько прежние человеческие чувства над ними не властны, вовсе даже наоборот… Так что он не расслабился и не отогнал прежнюю подозрительность. Он прекрасно знал, как вести себя в таких случаях, его давным-давно обучили этому монахи в Шагане, и Сварог отлично все помнил.

Четко и выразительно, ни разу не сбившись, он произнес старинную формулу:

– Именем Единого Творца, неприкаянная душа! Если ты от Господа – говори, если от другого – удались!

Не случилось ни того, ни другого – ну, так тоже бывает иногда. Призрачная королева, неотрывно глядя ему в глаза, вдруг двинулась в сторону, к стене меж высокими стрельчатыми конами, из-под пышного подола платья не видно было туфелек, она не шла – медленно отплывала, будто лист, подхваченный неспешным порывом ветра. Оказавшись у стены, коснулась ее рукой, задержала на том месте узкую белую ладонь со сверкавшими на пальцах огромными самоцветами, не сводя глаз со Сварога. Ее лицо исказилось мучительной гримасой, словно она отчаянно силилась произнести хоть слово, но не могла. Сварог внимательно смотрел на нее, опустив топор.

И все равно не заметил, когда она исчезла – на миг отвел взгляд, показалось, будто что-то шелохнулось в углу у самого пола – обычная крыса, быть может – а когда вновь посмотрел на то место, королевы уже не было. Он остался один в павильоне.

Раздумывал недолго – такое случается неспроста… Подошел к стене, положил ладонь на то место, где только что белели тонкие пальцы королевы, принялся старательно ощупывать прохладную пыльную стену. Гладкий тесаный камень, твердые завитушки золотых украшений, окаймлявших держатели для светильников…

Он возился довольно долго, пытаясь нажимать все, что для этого подходило, пробовал пальцами каждое углубление.

Так и не понял, что именно сейчас сделал, но перед его лицом в толще стены что-то тягуче скрипнуло. Сварог на всякий случай отодвинулся. Скрип не утих, длинный, механический, какой-то удручающий…

Кусок стены, квадрат не толще двух пальцев, откинулся, как дверца, открывая небольшой тайник, в котором лежал плоский сверток. Не колеблясь, Сварог вытащил его побыстрее, пошарил рукой – ничего больше, только прохлада полированного камня.

Захлопнул «дверцу» – и она, мягко цокнув, встала на место, стена вновь казалась сплошной, нигде нельзя было нащупать соединения шва, бороздки. Идеально подогнано, мастера в старину были хорошие, не чета нынешним…

Держа в левой руке свою добычу – что-то легкое, завернутое в плотную бумагу, – Сварог вышел на крыльцо, остановился. Пакет был реальным на ощупь, он и не думал исчезать, оказавшись за пределами павильона, как это порой случается с подарками призраков и прочей нежити.

Оглядевшись и присев на каменную балюстраду, рядом с набитой высохшей землей вазой для цветов в половину человеческого роста, он поставил топор и негромко распорядился:

– Огня!

Барута запустил руку в кошель на поясе, заскрежетало огниво, разгорелось пламя. Табунщик, встав рядом, держал факел так, чтобы шипящие капли расплавленной смолы не капали на короля. Сварог осторожно развернул сверток, достал пару листов бумаги, сложенных пополам. На одном был какой-то план, выполненный стойкой черной краской, заставлявшей сразу вспомнить о военных инженерах – довольно искусный чертеж, по всем правилам топографии: река, горы, лес, какие-то непонятные пометы, масштаб… Судя по ним, река не особенно широка, уардов пятнадцать, скорее мелкая речушка, чересчур извилистая для рукотворного канала… Таким значком сейчас обозначается отдельно стоящее здание, наверняка, и в прошлом он имел то же значение. А это… Это, никаких сомнений, изображение классической «пороховой сапы» – вырытого саперами шурфа с заложенной в него взрывчаткой. Сварог видел подобные значки на картах, когда дело касалось штурма крепостей – только здесь сапы были вырыты вплотную к берегам реки, числом четыре, по две с каждой стороны. И название речушки проставлено: Гиуне. В жизни не слышал – точно, какая-то мелкая, где-то в захолустье, судя по диким горам и лесным дубравам…

Он аккуратно сложил бумагу пополам, развернул вторую. Моментально узнал почерк – с характерным наклоном и знакомыми петлями у некоторых гласных. Он видел слишком много бумаг, написанных рукой Асверуса, чтобы ошибиться…

«Моя королева! Спешу сообщить, что все в порядке, дела пока что идут так хорошо, что боишься сглазить. Мины заложены, в замке устроили засаду мои люди, хозяин под давлением всех возможных в данной ситуации аргументов готов к сотрудничеству. Я видел это своими глазами – пустое гнездо, но отнюдь не брошенное. Зрелище, как и ожидалось, поразительное. Надеюсь, когда в наших руках окажется рыбка, мы узрим еще более интересные вещи. Подожду хвалиться, едучи на рать, но то, что уже сделано и прошло успешно, наполняет дерзкой надеждой на полную и окончательную победу».

Гораздо ниже еще одна строчка, написанная в гораздо большей спешке, неразборчивее, размашистее:

«Фонари наставлены, ответный сигнал последовал. Верю в удачу!»

Подписи не было. Сварог аккуратно сложил этот лист по старым сгибам, спрятал добычу в накладной карман камзола. Теперь, когда все было позади, он ощущал невероятную слабость во всем теле – естественная реакция на все перипетии этого дня и этой ночи, на напряженное ожидание, на оправдавшиеся надежды. Ну что же, это, несмотря на недомолвки, довольно точное указание. Речка Гиуне. Наверняка сыщется на подробных картах, благо есть сильное подозрение, что протекает она именно в провинции Накеплон… Нет нужды гадать, что это была за рыбка, на которую с помощью заложенных по берегам мин охотился Асверус сто двадцать пять лет назад – есть одно-единственное объяснение, наверняка…

– Пойдемте, господа мои, – сказал он, тяжело поднимаясь.

И, ни на кого не глядя, первым пустился в обратный путь – гораздо медленнее, чем шел сюда, тяжело ступая, едва ли не волоча ноги. Усталость давила на плечи, словно полновесный мешок с мукой.

– Эге, светлый король, – протянула Грельфи. – Совсем заработался, сокол наш ясный, нельзя ж так себя не жалеть, ты у нас один, и ты у нас не железный. Один вот так пахал, как проклятый, – и зачахнул истаявши. Нужно тебя приводить в божеский вид простыми народными средствами…

И она, не удосужившись попрощаться, резво юркнула в боковую аллею, засеменила куда-то со своим обычным проворством – ехидная старушонка была вовсе не такой дряхлой, как порой прикидывалась. Пожав плечами, Сварог поплелся дальше, к своему дворцу, совершенно не торопясь. Когда-то еще выдастся случай прогуляться не спеша, полной грудью подышать прохладным И чистым ночным воздухом, пронизанным лунным сиянием…

Ратагайцы оставили его, только доведя до дверей королевской опочивальни – но все равно, предварительно Барута в сопровождении двух подчиненных зашел туда и несколько минут не появлялся, прилежно обследуя все, что можно. Сварог терпеливо ждал у дверей – он, как уже говорилось, с некоторых пор не видел ничего смешного или навязчивого в повышенной безопасности.

Наконец Барута вышел, блеснув зубами в непонятной ухмылке, сказал:

– Почивайте, г'дарь, и чтоб вам никогда во сне волка не увидеть.

– И тебе того же, – ответил Сварог, как полагалось по степному этикету.

Вошел, устало захлопнул за собой дверь, сбросил камзол прямо на пол – король сам себе образец этикета, утром лакеи все равно озаботятся. Это была малая опочивальня, небольшая и уютная. Как ни делал над собой усилие Сварог, так и не смог привыкнуть к опочивальне главной – размером с актовый зал родного военного училища, где кровать, под устрашающих размеров и веса балдахином, напоминала скорее сама по себе дворцовый павильон, и шагать к ней от дверей приходилось чуть ли не пять минут, где, та люстра, на которую пошло не меньше полутонны хрусталя, подавляла не только вычурным великолепием, но и всерьез пугала тем, что однажды может свалиться на голову…

Он встрепенулся – опять ? У постели белела призрачная фигура, судя по очертаниям, женская. Что-то не помню я, чтобы к этой самой спальне прилагался свой призрак, подумал Сварог вяло, подходя вплотную, не было такого в инвентарной описи, лейб-кастелян ручался…

Он вдохнул тонкий аромат духов, свежей кожи и сообразил, что на сей раз перед ним не призрак, а взаправдашняя красавица. Полупрозрачная хламида в золотых блестках, точеная фигурка, невинное личико с глупыми очаровательными глазищами, темные волосы по плечам, венок из голубых цветочков…

– Чем обязан? – спросил он устало, уже догадываясь, что это постаралась Грельфи с ее простым и незатейливым цинизмом, который старуха полагала делом житейским.

Девушка присела в поклоне, подняла голову, спокойно глядя ему в глаза и загадочно улыбаясь в полумраке:

– Я из Королевского Балета, государь, меня зовут Дания. Всецело к услугам вашего величества…

Ах да, конечно, подумал Сварог. Я же мимолетным указом перевел сюда из Сноля Королевский Балет – в рамках заботы о культуре. Всякий приличный король содержит подобное высокопрофессиональное заведение – и согласно вековым традициям, юные плясуньи усердно служат монархам своим искусством не только на сцене. Вековые традиции, пожалуй, следует уважать… надо же как-то снимать напряжение, а то еще дурацкие слухи по дворцу поползут…

– Очень приятно, король, – сказал он, стягивая сапоги. – Располагайся, звезда моя, будь как дома, я не кусаюсь…

– Вы так остроумны, ваше величество… – прощебетала служительница… (черт, как же зовут-то эту музу, что за них отвечает?) без всякого стеснения грациозно присаживаясь рядом с ним на постель. – Мы все так рады, что вы соизволили о нас вспомнить, терялись в догадках о причинах столь странного забвения…

– Король в трудах, аки пчелка, – проинформировал Сварог, лег на спину, заложил руки под голову и с удовольствием отрешился от государственных забот.

Ага, отрешился, как же, вот вам фиг… В голове назойливо крутились неизбежные завтрашние хлопоты: кого следует в первую очередь вызвать, чтобы раздобыть карты Накеплона, кого взять с собой в поездку, как все организовать…

– Вы великий человек, ваше величество, – с почтительным придыханием поведало очаровательное создание, склоняясь над ним и касаясь лба теплыми пальчиками. – Я вся цепенею при мысли, что именно мне выпала столь высокая честь…

– Молчи, заинька, ладно? – сказал Сварог, устало прикрыв глаза. – Ты такая очаровательная, когда молчишь…

Взял за плечо и бесцеремонно потянул ее к себе, и она подчинилась с озорным смешком. Запустив пальцы ей в волосы, Сварог успел додумать последнюю на сегодня деловую мысль: почему Асверус тогда устанавливал мины только с одного конца реки?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ

Сварог, величественно восседая в высоком дубовом кресле, которое специально привезли сюда следом за ним из главного города провинции, где оно, как и в других провинциях, даже тех, где монарх в жизни не бывал, хранилось за семью печатями в расчете на возможный королевский визит, пребывал в дурном расположении духа.

Хотя он, собственно говоря, путешествовал инкогнито со свитой в три десятка человек, главным образом из ратагайских табунщиков, гланских дворян и чинов тайной полиции, все равно пришлось почтить своим присутствием полдюжины официальных церемоний – опять-таки следуя старинным традициям. В Накеплоне венценосные особы в последний раз бывали лет сорок назад, а в этот городишко не заглядывал за всю его длинную историю, насчитывавшую без малого два тысячелетия. А потому и губернатор, и здешнее начальство, в основном проштрафившееся, загнанное сюда в наказание из более оживленных и престижных мест, из кожи вон выпрыгивали, лестью и почтением исходили, стремясь умолить его величество не проезжать эти места на полном галопе, а задержаться хотя бы на денек. Обуревавшие их расчеты лежали на поверхности – из случайного визита короля следовало выжать максимум житейских выгод: отираться на глазах, представлять чад и домочадцев, готовить пиры, маскарады с фейерверком, предъявлять отчетность, напирая на свои успехи и достижения, откровенно навязывать в любовницы дочек, а то и супруг помоложе, прельщать выдержанными винами и роскошными охотами, авось выйдут перемены в судьбе, повышения и регалии, или по крайней мере увеличение ежегодного бюджета…

Нельзя было вовсе проигнорировать веками складывавшийся церемониал, и Сварог, скрепя сердце высидел пару часов на пиру, полюбовался фейерверком, поулыбался милостиво девицам посмазливее, роздал из предусмотрительно прихваченного мешка дюжину орденов и втрое больше медалей, пожаловал парочку особенно настырных (и, по отчетам шпиков, наиболее дельных, хотя и казнокрадов, как это в захолустье непременно бывает) следующими чинами, гражданскими и военными, посетил местный серебряный рудник – и даже согласился в городишке переночевать. Кто же знал, что в программу увеселений входит еще и публичная казнь нескольких разбойников, совпавшая с королевским визитом? Поскольку всех без исключения приговоренных к высшей мере казнили именем короля, то это печальное мероприятие издавна почиталось «коронным» – и Сварог поневоле занял почетное место в первом ряду, всего-то уардах в двадцати от сработанной на века древней виселицы. Добротное и сложное сооружение, перекладины и горизонтальная балка толщиной с мачту фрегата, возведены на добротном каменном фундаменте, по случаю визита его величества все за пару часов подкрашено, побелено, подновлено в лихорадочном темпе, мастер печальных церемоний и два его помощника наряжены в новехонькие алые балахоны с белыми колпаками и даже, кажется, трезвехоньки с утра… На коленях у него лежали, согласно той же традиции, два больших платка – белый и красный. Как полагалось. Взмахнув платком цвета смерти, король Давал сигнал, что церемония может идти своим известным ходом, а если его величеству вздумается (мало ли что в коронованную голову взбредет?) махать алым, цвета жизни, платком, все, соответственно, переменится самым решительным образом. От больших платков явственно несло нафталином, как их ни утюжили в спешке, сохранились рубцы так и не поддавшихся складок – за сорок лет впервые извлекли из тайников присутственного места эти церемониальные причиндалы…

Сварог восседал, окруженный бдительной стражей. Слева чиннехонько стояли губернатор провинции, бургомистр городка и прочие захолустные сановнички, числом до трех десятков. Справа, отделенное от виселицы – и от короля, естественно – цепочкой принаряженных городских стражников и солдат местного гарнизона (бедолаги из какого-то там легиона), разместилось народонаселение, с немногочисленными дворянами и членами сословий в первых рядах. Судя по доносившимся оттуда выкрикам и выражению физиономий, народные массы от души радовались развлечению.

Сварог мрачно смотрел себе под ноги, слушая, как герольд в красочной, но какой-то потертой мантии ослиным голосом орет заковыристые юридические формулы, пространные, скучнейшие, никому совершенно не интересные – но так уж полагалось. Толпа слушала рассеянно, в полуха, ожидая главного зрелища – а вот бургомистр, Сварог подметил, наоборот, прямо-таки наслаждался каждым словечком. Голову можно прозакладывать, имелись тут какие-то личные причины или особые интересы…

На душе у Сварога было маятно. Так и подмывало, не разобравшись толком в сути дела, помиловать оптом всех троих, за неведомые прегрешения вот-вот обязанных сплясать с Конопляной Тетушкой.

У таких размышлений были свои причины, ведомые только ему самому. Когда вплотную придвинулся неотложный вопрос – что делать с теми, кто имел отношение к вскрытию загадочной комнаты во дворце? – Интагар, как легко было догадаться с самого начала, горячо настаивал на высшей мере. Не на публичной казни, разумеется. Все причастные к тайне (а хорошо бы еще и ратагайцы) должны были, по его разумению, исчезнуть тихонечко и незаметно, так, чтобы никто не задал ни единого вопроса и не нашел концов.

Сварог был против. После долгого спора сошлись на том, что все двадцать четыре человека, от лейб-кастеляна до последнего подмастерья, будут отправлены в Три Королевства, в самые глухие его уголки, под особый надзор впредь до особого распоряжения. В качестве не заключенных, а занимавшихся бы прежним делом, в прежнем социальном статусе – вот только лишенных права покидать нынешнее место жительства и обязанных подписками о неразглашении.

И случилось так, что везший их всех речной корабль затонул в глубоком месте, да так удачно, что спастись не сумел никто, в том числе и экипаж. Предпринятое Сварогом самостоятельное расследование (конкурирующие спецслужбы, а как же) очень быстро выявило, что корабль попросту взлетел на воздух, и затонули лишь его пылающие обломки – и один человек, выходило, все же спасся, тот, что поджег фитиль и сиганул за борт в последний момент…

На душе у Сварога было паскудно. Потому что он заранее понимал, знал в глубине души, что все кончится именно так. Очень уж многозначительными были глаза Интагара, холодные, дерзкие. Догадывался – но предпочел внушить себе, что ни о чем таком не подозревает, убаюкивал себя: мол, обойдется… Такие дела. Он ненавидел себя за тогдашнее молчаливое понимание – и, с другой стороны, испытывал еще нешуточное облегчение. Такая вот раздвоенность. Как ни крути, а секрет был крупнейшим. Серьезнейшим. Опаснейшим. До сих пор остававшимся одной огромной, мрачной, важнейшей государственной тайной, причем ни государство, ни сам король еще не понимали, чем они, собственно, владеют. Никак нельзя в таких условиях оставлять на свободе свидетелей, склонных сболтнуть что-то на стороне по глупости, спьяну, из простоты душевной. Милые, ни в чем неповинные люди на одной чаше весов – и государственные интересы на другой….

Одним словом, неприятный осадок на душе пока что сохранялся. И Сварог старательно заставлял себя думать о других вещах – о том, ради чего сюда прилетел. Пока что все складывалось гладко. Речушки Гиуне на карте не существовало вот уже сто двадцать пять лет. Нет, она не пересохла – просто на ее месте образовалось в те времена большое озеро, которому постепенно перешло прежнее название. Никто так и не смог ответить Сварогу, как получилось, что вместо бравшей начало в горах речки появилось озеро – пожалуй что, и сами толком не знали, выражаясь каламбурно, много воды тут утекло. Губернатор в конце концов выяснил, что тогда вроде бы произошел обвал в горах, завалил узкую теснину в скалах, и не нашедшая выхода вода образовала озеро… Это означало, что об Асверусе и его отряде забыли накрепко – хотя парочка спутников Сварога усердно копалась в архивах…

Одно он понимал уже теперь – почему Асверус заложил мины с одной стороны реки. Речушка некогда впадала в могучий Рон, по которому и приходили, надо полагать, подлодки. С другого направления они попросту не могли бы появиться – там текли жалкие ручейки, образовывавшие некогда Гиуне…

Герольд орал что-то про «закоренелого в прегрешениях и предерзостном разбое брате, опозорившем деяние». Барабаны затрещали мелкой дробью, взвыли дудки – это четверо стражников наконец-то повели к ступенькам фундамента первого приговоренного, и толпа радостно загомонила.

Сварог мрачно смотрел перед собой.

И вдруг встрепенулся, совсем не по-королевски вытянув шею. Никакой ошибки – меж четырьмя неуклюжими стражниками шагал со связанными за спиной руками не кто иной, как старый знакомый, отец Грук, лесной пастырь. Совсем не изменившийся за эти годы, высоченный, огромный, со шрамом на щеке, в рваной коричневой рясе, быть может, в той же самой. Вот только сейчас он не выглядел жизнерадостным и беззаботным – по вполне понятным причинам – и румянец исчез с лица…

Сварог вдруг осознал, что он уже стоит на ногах – и машет алым платком так, словно сидит на необитаемом острове который год и пытается теперь привлечь внимание корабля, который преспокойно проходит мимо, не замечая, не обращая внимания…

Кто-то уже вопил справа от него, надсаживаясь от служебного рвения:

– Остановить казнь! Остановить казнь! Король милует!

И кто-то опрометью бежал к стражникам, боясь не успеть, не угодить… Толпа моментально замолчала. В отлаженном механизме определенно случился сбой.

Перед Сварогом неведомо откуда возник бургомистр – с искаженным злым лицом, закричал с причудливой смесью почтения и упрямства:

– Ваше величество, умоляю вас, одумайтесь! Этому головорезу там самое место!

И вставший рядом с ним местный королевский прокурор подхватил:

– Ваше величество, прошу вас, перестаньте! Сварог посмотрел на них с неподдельным удивлением:

– Я, кажется, недвусмысленно выразил свою волю?

Бургомистр и прокурор на два голоса заорали:

– Государь, пожалуйста, не вмешивайтесь! Вольный воздух захолустья сделал свое дело – оба никогда в жизни не общались с венценосцами, у них попросту не выработалось нужных рефлексов… Вот и упорствовали, погрязнув в провинциализме своем – благо губернатор, видя столь вопиющее нарушение этикета, оцепенел от растерянности и в события не вмешивался.

Вот только Сварог давным-давно выработал необходимые для него рефлексы. Не вступая в пошлую перебранку, он выпрямился, набрал в грудь побольше воздуха и рявкнул:

– Я что, уже не король?! Молчать!!!

Всё вокруг него моментально пришло в движение. Свистнул выхваченный из ножен меч – это Барута с перекошенным от ярости лицом заслонил Сварога, надвигаясь грудью на осмелившихся противоречить. С обеих сторон подскочили гланские дворяне, тоже с мечами наголо, и остальные телохранители ринулись к дубовому креслу. Вокруг моментально засверкали клинки, и часть их касалась ослушников, вмиг потерявших дар речи.

Не оборачиваясь, Барута громко спросил:

– Г'дарь, прикажете пластануть эту сволочь от плеча до жопы?

Гланфорт, стоявший слева, громко взвел курок пистолета, направленного в живот бургомистру.

– Всем молчать! – рявкнул Сварог на всю прилегающую равнину. – Всем по местам! Король распоряжается!

Не сразу, но понемногу восстановилась прежняя диспозиция – телохранители встали на свое место, губернатор, так и не обретя дар речи, грозил кулаком обоим нарушителям этикета, а они стояли ни живы ни мертвы. Народ безмолвствовал. Всем ясно было, что происходит нечто необычное.

– Бумаги сюда, – распорядился Сварог металлическим голосом, уже на полтона ниже. – Живо!

К нему моментально протолкался мозгляк в мундире юстициарного ведомства, пылая энтузиазмом, на вытянутых руках протянул лист и, очевидно, усмотрев в происходящем свой звездный час, зачастил:

– Извольте взглянуть на экстракт, государь, составлен мною по всем правилам делопроизводства… Лично мне сразу показалось, что дело тут нечисто, да отдельные своевольники…

– Молчать, – сказал Сварог.

Пробежал взглядом лист, покрытый убористыми строчками, выведенными аккуратнейшим канцелярским почерком. Поднял брови:

– Прокурор… Это что за хрень собачья? Виселица-то почему? Я что-то не усматриваю в этом вот документе ни смертоубийства, ни «особо дерзкого насилия для жизни и здоровья»… Извольте объясниться, пока я не осерчал всерьез …

На прокурора было жалко смотреть. Он вмиг постарел лет на десять. И жалобно протянул, обливаясь холодным потом:

– Общая злокозненная направленность поступков… Закоренелость в прегрешениях…

– Это еще не основания для…

– Закоренелость… – сказал прокурор.

– Повешу, – ласково пообещал Сварог. Прокурор замолчал, подавившись собственным языком. Сварог мысленно досчитал про себя до десяти и произнес уже совсем спокойно:

– Король прощает осужденного. Подведите его сюда.

Кто-то кинулся в ту сторону – и, заушая неповоротливых стражников, мало что понимавших в происходящем, буквально заставил их препроводить отца Грука к дубовому креслу.

– Вы меня узнаете, отец Грук? – спросил Сварог. Лесной пастырь смотрел на него пытливо, с непонятным выражением лица. Пожал плечами:

– Кабы знать, ваше величество, должен я вас узнавать, или лучше промолчать…

– Глупости, – усмехнулся Сварог. – Граф Сезар, замок, ваша паства… Развяжите ему руки (к отцу Груку с разных сторон кинулись доброхоты, мешая друг Другу). Рад вас видеть, отец. Как я вижу, характер у вас по-прежнему неугомонный, не умеете жить спокойно…

– Каким Господь создал, – прогудел отец Грук смиренно.

К уху Сварога просунулся тот самый судейский, волнуясь, даже ножками суча в погоне за фортуной:

– Ваше величество, изволите знать… Когда отец Грук и его… гм, молодцы… нагрянули к бургомистру в гости, они его, мало того, что ограбили дочиста, так еще заставили долговые расписки слопать все до одной, вот его милость бургомистр и осерчали малость, а его благонадзирание господин прокурор, свояком бургомистра будучи…

Оба поименованных смотрели на него с бессильной злостью – а судейский крючок приосанился, даже словно стал выше ростом, придав своей физиономии горделивое выражение, свойственное отважному борцу за правду. После того, как Сварог соизволил милостиво ему улыбнуться, судейский окончательно поверил в свою фортуну и ничегошеньки уже не боялся…

– Я все понял, – сказал Сварог. – Что же, вы свободны, отец. Давайте остальные экстракты. – Он пробежал их глазами и чуточку поскучнел. – А вот это уже другое дело… Совсем другое дело, господа… Не только многочисленные грабежи и разбои на дорогах, но и загубленные души на совести – у одного два стражника, у второго полицейский чиновник… – он посмотрел отцу Груку в глаза. – Совсем другое дело… Спутники ваши по законам вполне заслужили…

– Ваше величество, – сказал отец Грук убежденно, с серьезным лицом. – Я вам и не буду доказывать, что они святые. Чего уж там, не святые они вовсе, и добычу как-то не раздавали сирым и обездоленным, а в кабаках спускали, и за каждым, тут бумага кругом права, числятся упокоенные полицейские крючки. Правда, в честной схватке упокоенные, ну да вы правы, дела это не меняет. Но я не о том… Будьте так любезны, отмените уж некстати у вас вырвавшиеся милостивые слова касательно моей ничтожной персоны и велите, чтобы меня препроводили туда, куда с самого начала собирались, да благодаря великодушию вашему заминочка вышла…

– С ума вы сошли, отец? – спросил Сварог почти грубо.

– Никоим образом, государь. Просто, понимаете ли… Несправедливо будет, если у меня и моей паствы этаквот разойдутся дорожки, я пойду в одну сторону, а они – в другую. Позвольте уж и мне с ними. Так оно выйдет честнее. Знаете ли, это не самые благонравные ребята на свете… но и не самые худшие. Слишком уж многое меня с ними связывает. И не могу я их бросить сейчас, не по-человечески выйдет, не по лесному братству…

Он не шутил, Сварог видел это по его решительному лицу. Пауза затягивалась.

– Прикажете всех троих исполнить ? – робко вопросил бургомистр. – Коли уж этот закоренелый сам стремится…

– Зачем вы его заставили долговые расписки жрать? – спросил Сварог.

– Процент, коли уж без этого нельзя, следует брать божеский, – с достоинством ответил отец Грук, стоя с непреклонным видом. – А не людоедский, да еще с процентом на процент, да еще натурой брать процент с должниц помоложе. И воровать из казны, если уж иначе не можешь, надо по-божески, хотя бы уж сестерций с аурея, а не полной пригоршней… И стражники здешние, с полицейскими крючками вкупе, тоже, знаете, не святые…

– Значит, можно их резать? – серьезно спросил Сварог. – Кому захочется?

– Да я и не говорю, что можно, ваше величество. Я одно говорю: не ломайте вы себе голову над здешними убогими трагедиями и позвольте уж мне присовокупиться к своей пастве… а коли уж вас вдруг на великодушие потянуло, то дайте мне квадранс всего, чтобы я их укрепил и напутствовал перед дорогой…

Сварог тяжко вздохнул. Снова в его душе воцарилась мешанина самых противоречивых чувств. С одной стороны, согласно букве закона эти прохиндеи и в самом деле заслуживали виселицы. С другой… По его вине уже погибли люди, которые были виновны только в том, что ненароком соприкоснулись с государственной тайной – причем исключительно оттого, что он сам их в это дело втравил… Вот и выходит так на так…

Он сбросил с колен экстракты, приосанился и веско произнес:

– Остановить казнь. Король милует всех. Ясно? Кто пискнет против, сам отправится туда… – он подбородком указал на могучую виселицу. – У королей свой образ рассуждений, простым смертным недоступный и непонятный. Понятно? – рявкнул он, не сдержавшись. – Понятно я спрашиваю?

Вокруг царило безмолвие, почтительное, испуганное. Снова кто-то бежал и распоряжался, и стражники, пожимая плечами, резали веревки на запястьях осужденных. Народ вновь безмолвствовал, очевидно, в полнейшей растерянности – вряд ли там расслышали хоть словечко из произнесенного у походно-полевого трона, слишком уж далеко они стояли.

Перехватив угрюмый, исподлобья взгляд бургомистра, брошенный на троицу чудом избежавших веревки, Сварог повернулся к Баруте, и, когда тот подбежал, тихонько распорядился:

– Этих троих взять под конвой, чтобы их где-нибудь в уголке не прирезали… И этого, пожалуй, тоже, – кивнул он на вытащившего счастливый билет судейского.

– Не сомневайтесь, г'дарь, – спокойно кивнул старшина табунщиков. В точности исполню.

…Отец Грук, откинувшись на спинку раскладного походного стула, с сожалением уставился на нетронутые тарелки, полные отнюдь не скудных яств. Сварог налил ему вина, пригубил сам. Полотнище шатра легонько колыхалось под ветерком с близких гор, и огонек лампы трепетал ему в такт.

– Воплощенная иллюстрация к излюбленному философскому тезису о превратностях судьбы, – умиротворенно сказал сытый отец Грук. – Несколько часов назад готовился сплясать с Конопляной Тетушкой, а теперь вот сижу и пью с королем… Знаете, что было самое мучительное? Все три дня, вплоть до сегодняшней церемонии меня кормили омерзительной баландой из рыбьих хвостов, где крупинка за крупинкой гонялась с дубинкой. Хотя по старой традиции смертнику полагается в последний вечер обед из пяти блюд, с вином. Но этот поганец, я про бургомистра, только хихикал и говорил, что город у них бедный и на отжившие церемонии, изволите ли видеть, ассигнованиев не отпущено… – он осушил вместительный кубок до дна, привычно рыгнул, округлил глаза. – Извините, ваше величество, одичали мы тут, к церемониалам не привычны…

– Пустяки, – сказал Сварог.

– Кто бы мог подумать, когда мы сидели с вами в замке Сезара, что вы и есть будущий король Сварог… Не скромничайте, рассказы о ваших свершениях докатились и до наших окраин… Прямо хоть за мемуары садись… Интересно, а вот каково это – быть могучим королем?

Сварог печально улыбнулся:

– Вы не поверите, отец, но быть королем – уныло и тягостно. С одной стороны, ты можешь едва ли не все, что только в голову взбредет, с другой – в один прекрасный момент обнаруживаешь, что жизнь тебя гонит по колее, из которой ни за что не выбраться…

– Вот потому-то я бы свою нынешнюю вольную жизнь и не променял бы ни на один королевский трон, сколько их ни есть, уж простите на глупом слове. Самая большая неприятность, какая может случиться с лесным бродягой, – поймают да поволокут вешать. – Отец Грук широко улыбнулся. – Хорошо еще, что вы, ваше величество, определенно не стали пока что заматерелым королем. Иначе и пальцем бы не шевельнули ради какого-то случайного знакомого и парочки незнакомых вовсе…

– Тут другое, – сказал Сварог тихо. – Быть может, именно с вами об этом и следует поговорить, отец… Вас ведь, как я понял из судейских бумаг, не лишали сана… Я убил недавно почти тридцать человек. Не сам, конечно. Короли ведь никого не убивают сами, если они не законченные садисты… И у меня тягостно на душе.

– Что случилось? – спросил отец Грук столь же негромко, посерьезнев лицом.

– Мы сделали одну… находку, – сказал Сварог. – Простите, не буду углубляться в детали. Скажу только, что я в жизни не сталкивался со столь грандиозной загадкой, с таким… Нужно было устранить свидетелей, оказавшихся случайно посвященными в тайну. Я отправил их в ссылку, но министр полиции послал человека подорвать судно, на котором они плыли… И я ведь знал! Я прекрасно читал по его роже, что чем-то таким кончится, но предпочел внушить себе, что ничего не замечаю и не подозреваю… Знали бы вы, как мне сейчас мерзко…

После долгого молчания монах спросил, опустив глаза:

– Чего же вы хотите? Отпущения грехов?

– Не знаю. Возможно… Я никогда не исповедовался, и мне никогда не отпускали грехи, я просто не представляю, чего хочу и что мне нужно…

– Вообще-то грехи отпустить легко, – сказал отец Грук. – Произнести соответствующую формулу, и все, согласно догмам, будет улажено… Вот только, не хочу вас обманывать, не бывает полного отпущения грехов без покаяния. Можете вы сказать, что каетесь? Прислушайтесь к себе… Каетесь вы, или…

– Не знаю, – сказал Сварог. – Самое печальное, что не пойму толком.

– А какие могут быть последствия в этой вашей находке – хорошие или злые?

– Это пока что решительно неизвестно.

– Вот в таком случае и не порите вы горячку, ваше величество, – сказал монах с грубоватым участием. – Я не пытаюсь вас утешить, я говорю вполне серьезно. Коли уж неизвестно пока, к добру эта тайна или к худу, рано выносить окончательные суждения о каких бы то ни было человеческих поступках, верно вам говорю… Значит, вот оно что… Вы вспомнили о тех и решили быть милосердным? Ну что же, снова мы возвращаемся к дискуссиям о превратностях судьбы. Как знать, если бы они не погибли, мы бы и не выжили… Не переживайте, ваше величество, а положитесь-ка вы на Божье милосердие, оно ведь существует, если даже закоренелые грешники вроде нас в последний миг избавились от петли. Не могло же такое свершиться само по себе, без Божьего попущения… А вот кстати, как вы тут вообще оказались, в нашей глуши? Или просто-напросто к себе в Хелльстад едете без особой огласки?

– Да нет, у меня дело именно здесь, – сказал Сварог. – На озере Гиун. Слышали о таком?

– Кто же не слышал? Ну да, Проклятое Озеро… Вновь преисполнившись прежней деловой хватки.

Сварог спросил небрежным тоном:

– А что, есть какие-то легенды?

– Хо-хо! – сказал отец Грук, тоже, кажется, довольный, что тема разговора переменилась. – Это же Каталаун, ваше величество! Дебри, чащобы, горы, глухомань… В местах вроде этих обо всех мало-мальски примечательных уголках сложены то веселые, то жуткие легенды, иногда основанные на некоей реальности, иногда из пальца высосанные скучающими кумушками и суеверными придурками. Урочища, мельницы, броды, долины, ручьи, старые развалины, перекрестки дорог… Решительно о каждом местечке что-нибудь да плетут. Куда ни плюнь – поверье. Что ни возьми – легенда. Нет, конечно, я не отрицаю, иногда и в самом деле бывает такое, что человек непривычный может рехнуться запросто. Всю жизнь провел в этих краях, насмотрелся…

– А что там с озером?

– Вот насчет озера, верно вам говорю – сплошные бабьи сказки. Чтобы там в незапамятные времена, когда не было еще озера, а была только речушка, стоял на берегу дом, где обитал анахоретом один чернокнижник. Как ему и положено, по ночам при черной свече чертил пентаграммы, душевредные фолианты мусолил, вызывал, соответственно, духов. Вот и вызвал… однажды. На свой хребет. Откусил кусок не по хавалке. Демон, рассвирепевши вмиг, разметал дом в щебенку да вдобавок запрудил реку и устроил озеро, чтобы и следа не осталось от жилища. Другие говорят, что это сам чернокнижник все устроил, когда его приехали арестовывать гвардейцы из самой Равены. И не погиб вовсе, как в первом варианте, а благополучно обернулся то ли огненным драконом, то ли просто черным вороном и улетел неведомо куда. А гвардейцы с тех пор бродят призраками по берегам и, как положено, утаскивают в озеро всякого, дерзнувшего под покровом тьмы… Ерунда все это, ваше величество. Дом там, точно, когда-то стоял, в нем и в самом деле обитал какой-то нелюдим, чуть ли не алхимик. В ясную погоду даже крышу видно в глубине. Вот только я, как человек, умудренный кое-каким… специфическим житейским опытом, полагаю, что насчет алхимика все врут, и на самом деле этот тип примитивно держал притон для тогдашней лесной братии, а вся болтовня насчет алхимии и чернокнижия была пущена в обиход исключительно для того, чтобы никто не совался в те места, и стражники тоже. Это как-то более прозаически выглядит, но похоже на правду. Знавал я одного оборотистого малого, промышлявшего на больших дорогах. Изобретательный был человек, с буйной фантазией. Кубышку свою он держал под полом на заброшенной мельнице, и, чтобы кто-нибудь ненароком не наткнулся, обставил все так, будто на мельнице обитает целая орава призраков. Целые представления устраивал – наряжал своих ребят в простыни, и они ночами вокруг мельницы болтались с фонариками в зубах, какие-то хитрые порошки в Равене раздобывал и устраивал такие фейерверки, что вся округа зубами от страха стучала и обходила мельницу десятой дорогой. И горлышки от кувшинов у него были под крышей понатыканы, чтобы от малейшего ветерка завывало нелюдским воем, и сосуд с ртутью и золотыми монетами в трубу замуровал – днем он от солнышка нагревался, а ночью холодел, и получались такие удивительные звуки, будто по мельнице что ни ночь чертячьи свадьбы гуляли со всем прилежанием. И ведь все верили… Я у него исповедь принимал, когда он получил ножом под ребро и отдавал концы. Так и узнал. Но никому, конечно, не рассказал – тайна исповеди, грех… Так что вся округа до сих пор на мельницу не сует носа – горлышки-то до сих пор воют, и сосуд по-прежнему в трубе… В глотке пересохло даже от таких длинных тирад…

Сварог, без труда уловив намек, придвинул к нему чеканный кувшин, и отец Грук, не чинясь, наполнил свою чарку.

– Ваше здоровье! Так вот, о Проклятом Озере… Какой-то затворник там и в самом деле жил в старые времена, и дом стоял, пока не ушел под воду, когда случился обвал. Охотно верю, что его и в самом деле приезжали арестовывать некие государственные люди, и их там перерезали втихомолку – знаю я ребят, которые как-то, лет десятьтому, находили у озера и старинные монеты, и проржавевшие мечи, и часы, и еще всякие мелочи из тех, что ни один нормальный человек просто так не выбросит. Бляхи с конской сбруи, еще что-то..

– И где это все теперь?

– А леший его знает! – пожал плечами отец Грук. – Это же были лесные братья, а не ученые книжники из тех, что прилежно разыскивают всякую старину и волокут ее в музеи. По-моему, лиг на триста вокруг и не найдешь ни единого музея… Все, что было из благородных металлов, пошло на пропой души или стало приспособлено к собственным нуждам – помню, кто-то серебряный эфес приладил к своему клинку, кто-то злотые бляхи себе на уздечку поставил… Но костей там не было, ни человеческих, ни конских. Вокруг столько разнообразнейшего зверья, что от трупа, человеческого ли, конского ли, окажись он не закопанным в глуши, очень скоро ни единой косточки не останется. А вот вещички зверью ни к чему. – Он задумчиво поскреб макушку – Вообще-то, если рассудить… Перережь тех приезжих обыкновенные головорезы, они уж ни за что не оставили бы мечи, особенно с серебряными эфесами, да полные кошели монет… Ну, не знаю. Факт, что кого-то там в стародавние времена прирезали или прикончили иным способом, и они так и остались непогребенными лежать, причем неограбленными. А озеро… Все разговоры про него были связаны опять-таки с той историей про разъяренного демона. Будто бы он напоследок, решив пакостить с размахом, наложил на озеро проклятие. По всем сказочным правилам: кто воды из озера изопьет – в одночасье помрет смертью лютою, кто искупается там – концы отдаст, кто рыбу выловленную съест – не заживется… Но насчет этого должен вам заявить со всей уверенностью: брехня! – отец Грук осушил чарку, икнул и значительно поднял палец. – Брехня первостатейная! Уж мне-то доподлинно известно. Отец мой, надобно вам знать, жил бедно. И от лютой нищеты решил как-то половить рыбку в Проклятом Озере. Рыбы там немерено, та-акие сазаны и желтоперы… Рассуждал мой покойный батюшка, человек вольнодумный и рисковый, предельно просто: если с рыбой все в порядке, с голодухи не помрем, а если от нее всем придет безвременная смерть, то все равно не сегодня-завтра семейству и так с голодухи загибаться… Короче говоря сходил он туда, забросил верши, наловил изрядно и для начала отведал сам. Отличная рыбка, жирная, мясо белое, на свет посмотришь – солнышко сквозь нее просвечивает… Жил он возле озера три дня. Каждый день хлебал ушицу, наворачивал жареную на рожне рыбку – и не то что не помер, а, наоборот, стал замечать, что ряшка у него наливается… И никакого вам проклятия, и никакой безвременной смерти, и, наконец, никакие призраки загубленных ночью из озера не являются и к себе в гости не тащат. Осмелел он тогда, наловил целый мешок и припер домой. Я эту рыбку до сих пор помню… Она, кормилица, нас на ноги и подняла. Было это впервые двадцать пять лет тому, ну да, мне десять стукнуло… И потребил я этой якобы проклятой рыбки – не сосчитать. И до сих пор потребляю при случае. – Он гулко пошлепал себя ладонью по объемистому чреву, не особенно и пострадавшему в размерах за время заточения. – Глядя на моего родителя, и другие, припертые голодухой, стали тянуть рыбку почем зря, кто вершами, кто неводом, кто на уду. Иные, правда, до сих пор опасаются, но многие туда ходят регулярно. Ах, как хорош желтопер, если завялить его умеючи… Если позволите, ваше величество, если у вас там не какое-то уж очень особенно секретное дело, я к вам с удовольствием напрошусь в провожатые. Наловлю желтопера на зеленую муху, и получится такой деликатес, какого вы в ваших дворцах отродясь не едали. Особенно если вяленым желтопером заедать выдержанный нэльг из Сезаровых погребов… И никто не видел там никаких призраков! Сварог задумчиво спросил:

– Значит, в точности неизвестно, что именно там произошло и когда?

– Совершенно неизвестно! – сказал отец Грук, с сожалением покачав за горлышко опустевший кувшин. – Лет сто пятьдесят назад… Или малость поменьше… Монеты вроде бы были с гербом королевы Дайни, мне растолковал один бывший студент, а она, если мне память не изменяет, лет сто пятьдесят назад и правила..

– Сто двадцать пять.

– Ну, вам виднее… Но монеты были биты в царствование Дайни, точно. А что там произошло… Да кто же знает, государь? Это у вас в городах полным-полно книжников, которые пишут подробные труды про любые стародавние события, даты не путают, хроники ведут… А в нашем захолустье народец большей частью даже своего имени подписать не может. Грамотный у нас только бургомистр, судейские, да чиновники да и то казнокрады они все, кого ни возьми, а кто не казнокрад, тот служанок совращает или запоем гьет… Я, правда, грамотный, но хроник не веду, недосуг. Одним словом, если что-то у нас и произошло в старые времена, то не отразилось ни в ученых книгах, ни даже в полицейских протоколах, потому что крючки у нас тоже большей частью неграмотные, а кто грамотен, с лишней писаниной возиться не станет, разве что уж произойдет нечто из ряда вон чрезвычайное. Вот и легко догадаться, что любое событие наш невежественный народец так исказит и перепутает со своими побасенками и байками, что сотня городских книжников до истины уже не докопается, хоть вы им плахой грозите… Уж простите, что утомляю вас своей дурацкой болтовней…

– Ну что вы, – задумчиво сказал Сварог. – Вы – прямо-таки светоч мудрости и логических размышлений, отец Грук, хоть в советники вас приглашай…

– Не надо, – испуганно встрепенулся монах. – Я – человек, насквозь пропитанный дикой волей, в столице умру от тоски. А у вас там еще и интриги на каждом шагу, и сплошной камень вместо леса, и даже, болтают, творятся какие-то странные знамения, связанные с пробуждением Великого Кракена… – он оживился, наливая из второго кувшина, радушно поданного Сварогом. – Вот кстати! Пока новости до нас дойдут, настолько исказятся и расцветятся фантазией, что уже не отличить вранье от правды… Говорят, будто у вас там рождаются что ни день двухголовые телята, козлы кричат ночами человеческим голосом, новорожденные младенцы связно пророчествуют, причем исключительно беды и напасти, а в столице, в полнолуние памятник Гарепо Злосчастному сходит с постамента и шатается по прилегающим улицам…

– Совершеннейшее вранье, – сумрачно сказал Сварог.

– Ну и слава богу, – облегченно вздохнул отец Грук. – Значит, еще поживем. Признаться по совести, сам я как-то плохо верю и в Великого Кракена, и в Багряную Звезду, о которой иные толкуют. Но вот, знаете ли… Говорил я с одним рыбаком, а человек он солидный и не склонен сочинять байки. Клялся мне, что недели две назад своими глазами видел ночью на Ителе целую стаю спрутов. Здоровенные, уардов по десять, глазами таращатся, щупальцами водят… В народе шепчутся, что это они якобы бежали из моря в страхе перед Великим Кракеном… Хоть и принадлежат к тому же племени, но Кракен им определенно не по нутру…

– А еще кто-нибудь их видел?

– Да нет, вроде бы…

– Почудилось, – сказал Сварог насколько мог убежденнее. – Люди от вина и не то видят.

– Может, и почудилось. Вот только он малопьющий И к видениям прежде был не склонен. В конце концов, могли они и просто так из моря заплыть, кто их поймет, безмозглых… Ох, спохватился я, неблагодарное создание! Разрешите выпить за ваше здоровье, государь?

– Будьте так благоугодны, – сказал Сварог, наполняя и свою чарку. – Ваше здоровье, отец Грук!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ ПРОКЛЯТОЕ ОЗЕРО

Идеально подходившую для стоянки ровную площадку Сварог высмотрел еще издали – и повел туда самолет. Машина повисла в воздухе над облюбованной равниной, заросшей высокой сочной травой и кучками какого-то темно-бордового кустарника с россыпью синих цветов. Вертикально опустилась вниз, словно брошенный с башни чугунный шар – но, разумеется, гораздо медленнее, плавно и неспешно.

Два других самолета приземлились по обе стороны от флагмана, дверцы в фюзеляжах моментально распахнулись, и оттуда, пренебрегая лесенками, стали выпрыгивать ратагайцы и гланские гвардейцы. Держа оружие наготове и окидывая окрестности бдительными взглядами, вмиг окружили довольно широкое пространство.

Выключив все системы, Сварог оглянулся и с ухмылкой спросил:

– И каковы же впечатления, святой отец?

Отец Грук тяжело поднялся из мягкого кресла, помотал головой с неуверенной, слабой улыбкой. У него был как раз тот взъерошенно ошарашенный вид, какого и следовало ожидать от человека, впервые в жизни совершившего воздушное путешествие на летательном аппарате тяжелее воздуха – причем следовало учесть, что он и видел-то подобные аппараты впервые в жизни. И, что немаловажно, пребывал в состоянии несомненного и нелегкого похмелья, после вчерашней теплой встречи старых друзей. Для одного раза слишком много, сочувственно подумал Сварог – чудом избежать петли в последний миг, чтобы назавтра преодолеть сотню лиг в поднебесье… Однако монах, человек гордый и независимый, изо всех сил крепился, придавая себе вид бравой небрежности. Гораздо труднее ему было бороться со злом более приземленным, последствиями вчерашних излишеств, и Сварог, прекрасно его понимавший, достал из ящика у сиденья бутылку «Оленьей крови», привычно вышиб пробку, подсунул старому знакомому лекарство.

Осушив ее одним долгим глотком отец Грук на глазах повеселел, обрел прежний румянец, свойственный привыкшему проводить много времени под открытым небом, на свежем воздухе человеку, звучно прокашлялся и сказал:

– Благодарствую, ваше величество. Поневоле помогли мне почувствовать себя святым Сколотом, коего Господь однажды перенес по воздуху с мыса Скаури к берегам Ягарталы… Да простит мне Единый Творец такое злоязычие, но сдается мне, что святой Сколот свое путешествие проделал с гораздо меньшими удобствами…

Слуга из манора Гэйр, выполнявший здесь обязанности бортмеханика, уже опустил лесенку с перилами, и Сварог с монахом спустились на твердую землю.

Сварог оглянулся на заслонившее от него солнце самолетное крыло и усмехнулся не без здорового цинизма. Три аэроплана только по внешнему виду смотрелись точной копией снольдерских бомбардировщиков, а на самом деле это были те же виманы, изготовленные по его распоряжению (подтвержденному приказом императрицы) в цехах Магистериума. Столь же совершенные технически, абсолютно безопасные, втихомолку вооруженные кое-чем крайне серьезным. Так было гораздо удобнее передвигаться по своим разросшимся владениям, нежели по старинке – верхом, на речных пароходах или на подлинных самолетах, отнюдь не являвшихся венцом технической мысли. Обычные виманы, способные становиться невидимыми для окружающих, использовать в разъездах все же не стоило, чтобы не плодить лишние пересуды. Обязательно стали бы болтать на всех углах о том, как король Сварог, изволите ли видеть, сваливается из чистого неба, словно колдун какой. И без того о нем уже ходило множество самых нелепых слухов, как ни боролся с ними Интагар своими традиционными методами.

Пикантность тут была в том, что подавляющее большинство его подданных решительно не способны отличить мастерскую подделку от обычного, сделанного на земле самолета – а значит, лишних разговоров не будет, как и задумано…

Он вдохнул полной грудью чистейший горный воздух, насыщенный ароматами незнакомых цветов и трав, огляделся. Вокруг не было ничего пугающего, унылого, неприятного. Под безоблачным синим небом в окружении поросших густыми зелеными дубравами гор лежало обширное озеро, в длину и ширину не менее пары лиг, формой напоминавшее неправильный овал. Стояла тишина, ветерок слегка колыхал кустарники, на противоположном берегу низко над водой носилась птица.

– Скопа, – сказал отец Грук. – Рыбу высматривает. Посмотрите вон туда, ваше величество. Нет, левее. Видите, у самого леса большой валун? Так вот, почти напротив него, на самой середине озера и расположен дом того анахорета. Там сейчас самая глубина, но в такую погоду можно рассмотреть крышу с лодки.

– А где бы нам лодку раздобыть? – спросил Сварог.

– Ну, это не загвоздка… Лодок вокруг озера в разных укромных местечках припрятано много. Я знаю кое-какие захоронки, быстренько разыщем…

Сварог развернул карту – старую, тех времен, когда Гиуне была еще речушкой, а не озером, сравнил ее с окружающей местностью. Ага, примерно вон так речушка протекала. Вон там, где сейчас ровная водная гладь, Асверус и закладывал мины… не дуа, примерно там. А здесь случился обвал, лавина с гор, вызванная мощными взрывами – о чем ни сам Асверус, ни его инженеры, не будучи местными уроженцами, знать заранее не могли. Образовалось нечто вроде дамбы, и вода понемногу стала заполнять обширный распадок…

– Где находили вещи? – спросил Сварог.

– Во-он там, – показал отец Грук. – И вон там. Но вряд ли что-то осталось – когда прошел слух, что тут валяются всякие полезные в обиходе безделушки, берега основательно обшарили…

– А вы сами все это видели?

– Благодарствуйте и увольте! – отрезал отец Грук с самым решительным видом. – Что до меня, я к находкам отношусь очень плохо, смотреть не хочу, не то что в руки брать. Старое воспитание, знаете ли. В тех местах откуда я родом, испокон веков наставляли, что все найденное на большой дороге или в глуши следует сразу обходить подальше. Чревато иногда. Мало ли что на них наложили, чтобы свои невзгоды передать дураку… То ли эту безделушку кто-то и в самом деле по пьянке потерял, то ли специально положил, нашептавши… Не стоит рисковать. Так и говорится: «Потерянное – чертово». Ну его…

– А с теми, кто пускал в оборот здешние находки, произошло что-нибудь скверное?

Старательно подумав, отец Грук отрицательно замотал головой:

– По правде сказать, не припомню. Но ведь раз на раз не приходится, так что лучше обойти…

– Ну, это вы зря, – искренне сказал Сварог. – Я сам однажды нашел вот этот самый легендарный топор, – он покачал Доран-ан-Тегом. – И не было мне с тех пор от него вреда, кроме пользы. И еще кое-что находил, столь же полезное в хозяйстве.

Отец Грук упрямо сказал:

– А все равно, раз на раз не приходится. Ручаться нельзя, что однажды очередная ваша находка не преподнесет поганых сюрпризов…

Сварог, легкомысленно крутя головой, приблизился к указанному месту, согнулся в три погибели и попытался высмотреть что-нибудь в высокой траве меж темно-бордовыми стеблями кустарника. Раздвинул сапогом жесткие побеги, пучком росшие из единственного корня.

Что-то он все-таки отыскал. В траве стояли четыре бочонка из потемневших от времени, исхлестанных бесчисленными ливнями досок. Совсем небольшие, похожие на сырную головку. Три казались целехонькими, а по четвертому, такое впечатление, со всей дури врезали чем-то вроде колуна – обручи слетели и разлетелись на части по причине полной проржавелости, клепки рассыпались, парочка была перерублена, и, судя по цвету дерева на изломе, проделали это не так уж и давно. Никак не сто лет назад.

– Ага, вон они где, – сказал отец Грук, стоя в некотором отдалении – значит, про них и рассказывали… Бочоночки. Один обормот из тех, что здесь тогда шарили, решил сгоряча, что наткнулся на старое вино, а то и на военную казну – военные в похожих бочонках, говорят, возят казенные денежки – только там оказалась какая-то дрянь вроде замазки… Видите? Рубанул топором, вместо того, чтобы аккуратно донышко вынуть…

Сварог опустился на корточки, присмотрелся как следует. Действительно, рядом с разрубленным бочонком – меж разбросанными клепками давно уже проросла густая трава – валялись комья чего-то серого, закаменевшего, похожего то ли на замазку, то ли на глину. Половина неизвестной субстанции так и застыла, повторив форму нижней половины бочонка, на ней виднелись отпечатки клепок. И в крышке каждого бочонка виднелось аккуратное отверстие – все три проделаны словно бы одним сверлом, по некоему стандарту…

Ах, вот оно что, подумал он, медленно выпрямляясь. Никакая это не замазка, конечно – а взрывчатка, схожая с динамитом, которую в свое время изобрел какой-то военный гений, и она натворила немало дел, будучи по производимому эффекту раз в двадцать посильнее пороха. Но потом наверху спохватились, мягко и ненавязчиво заставили земных королей собрать нечто вроде конференции по разоружению и запретить к применению эту дрянь на вечные времена, ограничиваясь отныне составами послабее.

Во времена, когда жил Асверус, до этой эпохальной конференции оставалось еще лет двадцать, и эту взрывчатку пользовали все без исключения державы, за исключением разве что нищего и потому безнадежно отставшего в военном деле Сегура, который по своей отдаленности от коловращения жизни к тому же и не воевал ни с кем, разве что пиратов гонял в прилегающих водах.

И отверстия, проделанные по некоему стандарту… Все сходится. Асверус в свое время – то ли сам додумавшись, то ли по чьему-то компетентному совету – запасся чем-то вроде примитивных глубинных бомб, способных, несмотря на свою примитивность, потопить, пожалуй что, подлодку токеретов. Глубинная бомба, будь она разработана по последнему слову техники или сделана из набитой взрывчаткой бочки с отверстием для взрывателя – в эти дырки, точно, вставлялись некогда взрыватели нехитрого образца – в любом случае действует на подводное судно одинаково. Ударной волной. Стоп, стоп, раз бомбы остались здесь, да и оставшиеся от покойников пожитки находили тут же, значит, Асверус и его люди все же просчитывали последствия. И несомненно, думали о возможной лавине. Иначе не забрались бы так высоко над речкой – в старые времена это место было не берегом, а краешком высоченного откоса…

Глубинные бомбы. Неплохо для человека того времени. У кого-то был острый ум… да впрочем, достаточно логического мышления. С тех самых пор, как только на земле заново открыли порох, ушлые вояки глушили с его помощью рыбку везде, где имели такую возможность. И кто-то, отталкиваясь от этого, сообразил, что железная, герметически закрытая банка с живыми существами внутри от подводного взрыва понесет примерно такой же урон, как обычная рыба…

Издали его манил рукой Бартута, что-то разглядывавший у себя под ногами. Приблизившись, Сварог увидел, что ратагайцы уже сняли прикрытые свежим дерном полосы сосновой коры, горизонтально перекрывавшие аккуратную прямоугольную яму, в которой лежала лодка из той же коры, мастерски снятой с дерева. Суденышко было построено аккуратно, с величайшим тщанием; с первого взгляда видно, что неизвестный мастер старался для себя, чтобы лодка прослужила как можно дольше. Здесь же лежали пара легких весел и груда мелких сетей с мелкими ячеями.

Отец Грук выглянул из-за его спины:

– Ага, ага… Лодка Янара-Заики. Никаких сомнений. Так ее мне и описывали. Грузила из покупного свинца, отливал сам Заика… Он, знаете ли, помешался на кладоискательстве. Вбил себе в голову, что на дне лежат сокровища чернокнижника, вот третий год и скребет дно неводом вдоль да поперек озера, рыбой пренебрегая. Настоящие рыбаки его и били пару раз, и прежние лодки сжигали, потому что его невод им всю рыбу распугивает, да с него, как с гуся вода. Отлежится, смастерит новый челнок и опять сутками пропадает на озере. Не нашел и медного гроша, ну да повернутых вроде него это не останавливает. Очень может быть, он и сейчас сидит где-нибудь в лесу и ждет, пока вы уберетесь…

– Ничего, подождет, – серьезно сказал Сварог. – У негр – кладоискательство, а у нас, можно сказать, научная экспедиция… Эгей!

Он махнул ратагайцам, и они проворно спихнули лодку на воду – так неумело, что она черпанула изрядно воды и едва не перевернулась. Вообще-то в Ратагайской Пуште были и свои рыбаки, те, кто жил поблизости от Тея и Итела, но телохранители Сварога происходили из самого сердца степей, где воду видели только в образе родников и ручейков…

Пришлось подозвать двух гланцев – уроженцев морского побережья. Сварог сел в лодку, его гвардеец устроился на веслах, второй оттолкнулся найденным в тайнике шестом, и лодка, легонькая и верткая, прямо-таки отпрыгнула от берега. Барута умоляюще крикнул вслед:

– Г'дарь, вы уж там поосторожнее, кто его знает!

Сварог сделал успокаивающий жест и велел править к указанному монахом месту, коего они и достигли уже через несколько минут. Сварог взял лежавший в носу лодчонки кусок свинца размером с два кулака – в грубо отлитую проушину пропущен конец длинной веревки – поднял его над водой и осторожненько опустил, не сделав брызг.

Веревка какое-то время разматывалась, убегая за борт, потом остановилась, лишние мотки, свиваясь в кольца, плавали на поверхности воды. Течения здесь не было ни малейшего, и лодчонка стояла на импровизированном якоре надежнейшим образом.

Осторожно высунувшись за борт и не наваливаясь грудью, чтобы ненароком не обломить борт, Сварог стал всматриваться в глубину. Вода была чистая и прозрачная, прямо под ним темными стремительными полосками мелькали какие-то рыбы. Постепенно он разглядел далеко внизу нечто темное, отличавшееся несколько по цвету от дна, и в самом деле, если рассудить, напоминавшее высокую, островерхую крышу дома. Судя по тому, сколько веревки размоталось вслед за утопшим якорем, до дна тут было уардов тридцать.

Сварог, не мешкая, стянул сапоги, принялся раздеваться. До сих пор ему еще не приводилось пользоваться своим умением свободно дышать под водой, и он не вникал в детали, не знал, что будет с его одеждой – то ли промокнет, то ли нет. Лучше не рисковать, а то придется сушить потом, запасной перемены нет…

Гланцы смотрели на него с опасливым сомнением.

– Ваше величество… – нерешительно сказал гланфорт Маргас. – Не годится вас одного отпускать на самое дно… Давайте я с вами нырну? Плаваю я отлично…

– Глупости, гланфорт, – сказал Сварог убедительно. – Откуда там взяться чудовищам, реальным или мифологическим? Меня бы о них непременно предупредили… Уж поверьте, я и в одиночку прекрасно справлюсь.

И, чтобы избежать дальнейших дискуссий, перемахнул через борт, зажав в руке Доран-ан-Тег, «солдатиком» ухнул в воду и в такой позиции, не барахтаясь, по стойке «смирно» пошел на глубину.

Рыбья мелочь так и брызнула во все стороны, и за ней с тем же проворством последовали солидные рыбины, быть может, те самые хваленые желтоперы, что вялеными незаменимы под пиво. Плавники у них, и точно, отливают желтым…

Вокруг становилось темнее и темнее, но не так уж непроглядно, как-никак стоял солнечный день, а вода была чистейшая. Сварог опускался, как тот утюг, распугивая рыбу – и в конце концов, слегка пошатнувшись от толчка, встал на дне.

Никаких чудищ пока что не наблюдалось в пределах прямой видимости – разве что раки расползались от него, поводя усами и грозно стригя клешнями, словно заправские парикмахеры. Раки были крупные, чуть не с локоть. В этих местах их отчего-то не ели, согласно какому-то давнему суеверию – то-то и вымахали, усатые, как запорожцы… – Это надо исправить, мимоходом подумал Сварог, так и просятся, чтобы сварить их полное ведро с горным укропом, с перчиком, и потом употребить под жбан нэльга…

И тут же забыл о гастрономических поползновениях – перед ним возвышался дом. Тот самый, с высокой островерхой крышей. Не особенно большой, но с полукруглым балконом над входной дверью – следовательно, принадлежал когда-то дворянину. Даже в такой глуши заинтересованные лица зорко следили, чтобы иными правами и привилегиями пользовались только те, кому они исстари положены. Балкон при доме – привилегия сугубо дворянская…

Дом выглядел совершенно нетронутым, даже стекла в окнах целехоньки. Одно можно сказать уже сейчас, местные любители страшных сказок все наврали насчет демона, развалившего якобы дом вдребезги и пополам. Что бы здесь ни произошло в давние времена, но дом остался целехонек…

Решив не терять времени даром, Сварог направился к невысокому крыльцу с витыми столбиками и украшенным деревянными кружевами навесом – осторожно ставя босые ноги, чтобы не наступать на камни, распугивая недовольно пятившихся раков. Ощущение было примечательное – он вообще не чувствовал воды вокруг, дышал в точности так, как и наверху. В первые минуты он крепко сжимал губы, но потом приобвыкся. Разве что пузырьки выходили изо рта при каждом выдохе, взмывали вверх, и это было единственное напоминание о том, что он все же под водой. Да его движениям окружающая среда все-таки сопротивляется посильнее, чем воздух. Такое впечатление, будто шагаешь навстречу безостановочно дующему ветру, но стоит остановиться, как это ощущение пропадает напрочь.

Он преспокойно поднялся на крыльцо, потянул на себя дверь. Как и следовало ожидать, проржавевшие петли закаменели намертво, и он не чинясь, снес дверь топором, она упала наружу, взбаламутив ненадолго воду, что Сварог ощутил опять-таки как порывы ветерка.

Русал, тоже мне, подумал он весело. И ступил в прихожую.

Здесь было гораздо темнее, и пришлось вспомнить о «кошачьем глазе». Сделав несколько шагов внутрь, он огляделся. Все вокруг, откуда ни глянь, напоминало обычную обстановку в дворянском доме средней руки, жилище провинциального середнячка, отнюдь не блиставшее роскошью. Мебель, правда, за десятки лет разбухла от воды, покоробилась, расклеились стулья с причудливыми спинками, вспучились Филенки шкафов, вздулись сундуки – на клею Должно быть, все крепили тогдашние столяры, не на гвоздях, вот клей за сто с лишним лет и подвел, каков бы ни был качеством…

Он обходил одно помещение за другим, держа наготове топор, включив все свое умение. Напрасно. Ни малейших признаков чего-то живого вблизи – и нежити тоже. Самый обыкновенный дом, в одночасье покинутый обитателями и оказавшийся в глубинах горного озера… Все вещи на месте – вещей, впрочем, маловато, и женских нет вообще. По первым наблюдениям, здесь обитали человека три-четыре – хозяин и особо доверенные слуги, надо думать…

Он осмотрел все, поднялся даже на чердак по высокой витой лесенке. Ничего интересного. Как и следовало ожидать – интересное, если и было здесь, то определенно таилось ниже уровня пола…

Вернувшись в прихожую, он быстро отыскал вход в подвал – проем в углу, каменные ступеньки ведут вниз и заканчиваются у невысокой с полукруглым верхом деревянной двери, скрепленной фигурными полосами кованого железа.

Конечно, она не поддалась. Конечно, Сварог тут же снес топором петли, бормоча:

– Дверь – прилагательное, поскольку к своему месту приложена…

Когда дверь перестала быть прилагательным, то есть отделилась от проема и стала медленно падать на него, Сварог ее подхватил и с натугой поставил рядом. Поднял брови, негромко сказал:

– Вот вы какие двери у себя завели…

За снятой дверью обнаружилась другая – глухая, ровнехонькая, судя по издаваемому звуку (когда Сварог постучал по ней обухом топора) – стальная. И, что самое интересное, снабженная самым настоящим кодовым замком – круглые кнопки с цифрами и буквами, опять-таки стальные.

Это уже не та технология, что наличествовала на поверхности земли. Нечто повыше классом. Дверь, без сомнения, была невероятно прочной, но лезвие Доран-ан-Тега, как и следовало ожидать, пробило ее, как картонную. Сварог вырубил аккуратный прямоугольник, чтобы пройти, не наклоняя головы, примерился, пнул босой ногой – и тот провалился внутрь, загрохотал вниз по каменным ступенькам.

Сварог вошел. Вот это уже было крайне интересно…

Почти все пространство сводчатого подвала, судя по кладке, возведенной обыкновенными мастерами каменного строения, быть может, и не подозревавшими, как потом используют плоды их трудов, занимал огромный прямоугольный бассейн, уардов двадцати в длину и не менее пяти в ширину, окаймленный каменным парапетом шириной шага в два, не более. Под потолком в три длинных ряда протянулись белые колпаки – плафоны давным-давно погасших ламп, чует сердце, электрических. Ага, слева парапет окаймлен крохотными, с полпальца высотой, металлическими перилами, и на той стороне, в торце, он гораздо уже, в полшага, а все оставшееся пространство меж краем бассейна и стеной занято сплошной чередой…

Сварог присмотрелся, сделал поправку на размеры – и все моментально встало на свои места. Ну да, разумеется. Это построенные впритык друг к другу служебные помещенная: не менее дюжины дверей, одни, высокие, двойные, напоминают скорее ворота складов, другие предназначены для того, чтобы в них входили люди… величиной с мизинец. Окна, ага…

Обычное хозяйство подземной пристани, где когда-то швартовались субмарины: склады, ангары, комнаты отдыха. Вот только плоская длинная крыша этого длинного строения – по колено Сварогу. Ну да, разумеется… Это они для себя строили, по своим размерам…

Он прошел в ту сторону. Бормоча: «Ну, мы же не профессиональные археологи, знаете ли, так что не взыщите…» принялся сноровисто крушить плоскую крышу топором, двигаясь слева направо, методично и обстоятельно, сдирая куски гофрированного металла, бросая их в бассейн за спиной.

И только закончив с этим, принялся столь же обстоятельно рассматривать кукольные помещения. Одни, как и предполагалось, оказались складами, забитыми под потолок штабелями крохотулечных ящиков, бочек, контейнеров. Другие – жилыми помещениями с совершенно микроскопической мебелью и почти неразличимой даже «кошачьим глазом» посудой, малюсенькими кроватями и прочими самыми обыкновенными предметами обстановки, разве что уменьшенными до лилипутских размеров. Полная и законченная картина небольшой военной базы, потаенной пристани – в подвале обыкновенного уединенного дома, каким-то образом (не особенно сложным, конечно) соединявшимся с речушкой Гиуне. Сварог обнаружил и крохотную электростанцию, и кладовую с продуктами, и несомненный медпункт, и даже кинотеатр десятка на три кресел с барной стойкой в углу.

Он не стал ничего брать с собой. Карманов, конечно, не имелось, он был гол, как Адам до грехопадения, но можно было набрать полную пригоршню всяких мелочей, в рот положить, наконец…

Он не стал – а зачем? Он и без того знал, что крохотные моряки существуют, что они водят маленькие подводные лодки. Все, что он здесь обнаружил, не представляло никакой ценности – никому ничего не надо доказывать, те, кого это интересует, поверят на слово, к чему прихватывать сувениры? Главное, полностью подтвердились те подозрения, что с некоторых пор он питал насчет этого места. Здесь когда-то и в самом деле была база подводных лодок Токеранга. И этого факта достаточно…

Он спрыгнул в бассейн – глубокий, уардов восемь. Прошел его из конца в конец. Дно, выложенное каменными плитами, совершенно чистое, ни единой мелочи. Сколько бы здесь ни стояло в свое время субмарин, они ушли все до единой. Но коли уж взрыв все-таки случился, то, по крайней мере, одна-единственная подводная лодка некогда осталась вскоре в речушке – и вряд ли ее смогли как-то отсюда убрать хозяева, чересчур уж неподъемная задача, каламбурно выражаясь…

В торце бассейна, противоположном тому, где располагались крохотные помещения, он обнаружил проем. Туннель полукруглой формы, уарда в три высотой, выложенный уже не камнем, а металлическими листами, ничуть не поддавшимися коррозии за все прошедшие годы. Ага, это уже они сами оборудовали. Тоннель, очень может быть, прорыли обычные люди, но нержавеющей сталью его обустраивали, конечно, крохотные моряки Токеранга… Пройдя по тоннелю шагов с полсотни, он оказался перед глухой стеной – гладкой, металлической. И быстро проделал в ней топором надлежащее отверстие. Выйдя на дно озера, так что вокруг стало достаточно светло, Сварог осмотрел люк. С внешней стороны он был отлично замаскирован под естественный берег бывшей речушки – идеально прямо-таки, можно стоять рядом и не заметить. Когда-то люк отодвигался, уходил то ли вниз, то ли вверх, то ли в сторону – и маленькая подлодка привычно проплывала в должном направлении. Итак, теперь он знал, как это выглядело, как это устроено…

Все это хозяйство, нет сомнений, заминировано так, чтобы при угрозе обнаружения и следа не осталось ни от туннеля, ни от базы, ни от дома. Почему в свое время базу не подорвали, как это делали с другими? Ну, нет смысла гадать, все равно ничего не выяснишь одной интуицией и логикой… Не подорвали почему-то, и все тут. Видимо, не смогли, случилась какая-то накладка, промашка, неполадка, прокол… Не получилось…

Энергично работая руками и ногами, он поплыл наверх, шумно вынырнул уардах в двадцати от лодчонки и, размашисто загребая, направился к ней. Оба гвардейца таращились на него с несказанным облегчением.

– Ну, наконец-то, ваше величество! – воскликнул Маргас. – А мы тут с ума сходили, не знали, что делать…

– Глупости, – сказал Сварог, осторожно переваливаясь в лодку. – Король Сварог в огне не горит, в воде не тонет, и не способны его погубить ни огнедышащие драконы, ни роковые красотки, что поопаснее драконов будут…

Он извлек из воздуха сигарету, зажег огонь на кончике пальца, с наслаждением вдохнул дым. Гвардейцы, давным-давно освоившиеся с этой его привычкой, и ухом не повели, сами достали окованные медью трубочки.

С берега, стоя у самой воды, на них облегченно таращились все остальные члены экспедиции, кое-кто радостно махал рукой. Погода ничуть не ухудшилась; светило солнце, скопа безостановочно носилась над водой, и все вокруг было таким безмятежным, что Сварог тяжко вздохнул.

– Что там было, государь? – жадно спросил Mapгас.

– Ничего интересного, – сказал Сварог, глядя на спокойную воду. – Сто двадцать лет как ничего интересного. Они там были когда-то, но все заброшено…

Оба гвардейца понятливо кивнули, не задавая лишних вопросов – для многих из близкого окружения Сварога уже давненько перестало быть тайной существование маленьких субмарин. Не было смысла таиться от самых близких – лучше прочувствуют угрозу для короля и страны, а болтать по кабакам все равно не станут, люди надежные и проверенные…

– К берегу, ваше величество? – спросил Маргас, видя, что Сварог, щелчком отправив окурок за борт, принялся выбирать веревку.

– Нет, – сказал Сварог. – Мы плывем…

Он посмотрел в сторону завала, поразмыслил немного, потом вытянул руку жестом заправского флотоводца:

– Туда!

Маргас без лишних расспросов взялся за весла. Остававшиеся на берегу, видя, что лодка поплыла в сторону от них, стали переглядываться, а потом быстрым шагом направились вслед вдоль берега.

Сварог, по-прежнему голый, стоял на коленях в носу, выбирая подходящее место. Наконец обернулся:

– Суши весла, стоп машина! – и булькнул якорь за борт.

А парой мгновений позже и сам прыгнул в воду, примерно на середине пути до дна извернулся парой сильных гребков, поплыл, держась именно этой глубины, не опускаясь ниже. Здесь, недалеко от берега, было гораздо мельче, и вскоре он, даже не привлекая «кошачий глаз», разглядел нечто вроде неширокой, гораздо более темной полосы, пересекавшей его маршрут. Это и было старое русло речки, именно там и следовало искать подлодку.

Он опустился к самому дну и поплыл над былым руслом, а потом опустился в него, скользил меж былыми берегами.

И вскоре, проплыв не более трехсот уардов, увидел то, что искал – издали. Ему, учитывая, из какого мира он пришел, трудненько было бы не узнать с первого взгляда подводную лодку, она, в общем, почти и не отличалась по виду от земных.

Она лежала на дне, наклонившись под углом примерно в тридцать градусов, влево, так что высокая овальная рубка касалась крутого берега. Сварог уже рассмотрел два винта, руль глубины. И…

Он не сразу понял, что именно видит. В правом борту лодки – она оказалась не такой уж маленькой, уардов десяти в длину – темнело нечто вроде пролома, и в его глубине мягким гнилушечьим светом теплились тускло-зеленоватые огоньки, россыпью.

Очень быстро он догадался, что к чему. Все его способности были включены – и он видел источник радиоактивного излучения. Совсем слабенького, если можно так выразиться, гаснущего, дотлевающего. Сварогу, как лару, радиация не страшна вовсе. То, что он видел сейчас, не способно было причинить ощутимый вред и любому обитателю Талара. Если только он не станет эти источники глотать…

Он опустился к самой лодке, встал на дно. Пролом походил скорей на трещину во весь борт, распоровшую корпус примерно в середине. Трудно было сказать, что же именно здесь произошло сто двадцать пять лет назад – то ли несколько глубинных бомб легли совсем рядом, в одной точке, и корпус треснул, то ли лодка, резко увеличив скорость, врезалась в берег. Как бы там ни было, это не след от происшедшего внутри взрыва – в этом случае края пролома были бы отогнуты наружу, а ничего подобного нет…

Не теряя времени, он пустил в ход Доран-ан-Тег, вырубил большой кусок корпуса, подхватил его и бросил на дно. Внутри виднелось незнакомое устройство, бочкообразное, тоже зиявшее проломом – и в проломе, как и вокруг, тускло светили зеленые огоньки…

Сопляки, подумал он горько. Лихие авантюристы, мать вашу так. Принялись охотиться на подводную лодку с ядерным реактором, понятия не имея о радиации. Ну конечно, откуда им было знать…

Вот теперь он совершенно точно знал, что все жуткие россказни о безвременной кончине тех, кто пил воду из озера и ел пойманную в нем рыбу, были не сказками, а чистейшей правдой. Без труда можно реконструировать происшедшее.

Люди Асверуса подорвали заложенные мины и поймали субмарину в ловушку. Принялись бросать в речку бочонки со взрывчаткой. С лодкой произошла какая-то авария, реактор оказался поврежден. Нет, ядерного взрыва безусловно не было, иначе от лодки не осталось бы и следа, а вместо нетронутого русла реки зияла бы недурственная воронка… Просто-напросто из разрушенного реактора произошел мощный выброс ядерного топлива. Какие-то изотопы, надо полагать. Излучение было столь мощным, что погибли все – и экипаж лодки, и охотники на нее. В течение каких-нибудь нескольких часов. И озеро десятки лет оставалось источником смерти – таинственной, незримой, непонятной, как и следовало ожидать, превращенной молвой в проклятие демона.

Со временем все рассосалось естественным образом. Период полураспада у этих изотопов был, надо полагать, что-то около ста лет. Стала безопасной для жизни и здоровья вода, горные ручьи принесли в озеро новых рыб, уже не зараженных – вот и остался здоровехонек папаша отца Грука вкупе со всем семейством, да и другие тоже…

Но кто-то же уцелел из отряда! Во-первых, Асверус – уж про него можно сказать со всей уверенностью, что отсюда он выбрался и погиб уже в Равене. Во-вторых, мог выжить и кто-то еще… Стоп! Уцелеть мог только тот, кто находился далеко отсюда и не попал под излучение… но неужели Асверус не командовал лично? Плохо верится… Еще одна загадка, как будто их мало…

Бросив последний взгляд на подлодку, он оттолкнулся от дна и быстро поплыл вверх. Забрался в лодку, приказал грести к берегу. Когда он ступил на твердую землю, его спутники столпились вокруг с таким видом, словно Сварог сию минуту должен был одарить их неслыханными откровениями и охапкой разгаданных загадок, и это вызывало лишь раздражение. Он не нашел ничего для себя полезного, он просто-напросто убедился своими глазами, что иные версии оказались правильными… Это не триумф, не победа, даже не шаг вперед. Подтвердились догадки, вот и все…

– По машинам, – распорядился он спокойно.

И первым направился к своему самолету, отчего остальным волей-неволей пришлось поспешать за королем.

Разумеется, он не собирался бросать все найденное. В самом скором времени и подвалом, и лодкой должны были заняться его новые сотрудники, свежеиспеченные кадры девятого стола. Сварог поступил незатейливо: с помощью Элкона он подыскал восемь подростков обоего пола, ларов и ларисс, из тех, кто уже сейчас не собирался провести жизнь в пустых светских увеселениях, кто выглядел ищущим смысл жизни или, по крайней мере, какое-нибудь интересное занятие. Старый режим не мог предложить ничего нового – зато Сварог мог. Не для одного Элкона он выглядел романтическим героем – и это, цинично говоря, следовало использовать, в любом случае для отобранных им юных сотрудников и сотрудниц это гораздо лучше, нежели прожигать жизнь в пошлом безделье.

Трудно сейчас сказать, что из них выйдет с бегом лет, но пока что они горели энтузиазмом, они были прямодушны и порывисты, как все в этом возрасте, они были романтиками и идеалистами – а значит, никого из них не смог бы перевербовать умнейший циник вроде Гаудина. Следовало только как можно дольше держать их подальше от крови и грязи, помаленьку приучая к нехитрой, но болезненной истине: в этом мире, увы, ни романтики, ни идеалисты не приживаются и уж точно не блистают победами… Элкон, судя по наблюдениям, уже вырастает помаленьку из коротких штанишек, но с новичками нужно работать еще тщательнее…

Главным образом, притормаживая и одергивая. Они уже сейчас рвались совершить нечто эпохальное, и никак иначе, так что Сварог поневоле тратил массу сил исключительно на то, чтобы объяснить: по-настоящему эпохальные события достигаются упорной пахотой. Увы, ему в качестве возражений приводили его же собственные подвиги, лихие эскапады, ничего общего не имевшие с кропотливой рутиной. Так что впервые шаги на педагогической ниве давались ему с величайшим трудом…

Ничего, перемелется. Главное, ребятки очень скоро высадятся на берега озера, выметут под метелку подземные помещения, заберут наверх подлодку, изучат все, что только возможно… В чем-то да помогу.

…Очаровательная балерина Дания была не только искусной и благонадежной, десять раз проверенной суровыми людьми, привыкшими подозревать даже собственную покойную бабушку, но и крайне дисциплинированной. Особым умом она не блистала – собственно, к чему он танцовщице из королевского гарема? – но и не удручала глупостью. Вот и сейчас она не задала ни единого вопроса, ни разу не состроила недовольную гримаску – тихо, как мышка, лежала рядом в роскошной королевской постели, ожидая, когда Сварог закончит свои занятия, в подобные минуты вроде бы неуместные.

Он полусидел, опираясь на высокую резную спинку и подложив подушку под бок. Склонясь к лампе, сосредоточенно листал толстый томик в коричневом кожаном переплете – воспоминания широко известного в узком кругу книжников маркиза Барзака, близкого приятеля Асверуса. Это было отнюдь не какое-нибудь академическое издание, за сотню с лишним леттрудами ученых сухарей старательно почищенное от «вульгарностей», не укладывавшихся в концепции высокой поэзии и светлого морального облика ее творцов, снабженное вдвое большими по объему комментариями, сносками и развернутыми примечаниями. По приказу Сварога ему с трудом, но разыскали этот раритет, изданный маркизом за собственные средства незадолго до смерти. Ни один книжник к этой книге не подступал со своими концепциями и научным подходом – маркиз такового, не мудрствуя, проткнул бы мечом…

С одной стороны, конечно, воспоминания Барзака грешили свойственным многим мемуаристам недостатком – главным, первым, единственным и самым близким другом Асверуса он, как легко догадаться, провозглашал себя, а всех прочих честил интриганами, завистниками, шапочными знакомыми и паразитирующими на гении проходимцами. В его интерпретации, чуть ли не он самолично подсказал Асверусу написать «Лилию и льва», весь Арантальский цикл, «Поэму о море» и сборник лесных баллад. Именно ему якобы Асверус первому читал все новые стихи, отправляясь ради этого затемно через всю Латерану. И так далее…

С другой же… Во всем остальном, что давно признано было книжниками, маркиз оставался внимательным наблюдателем и надежным свидетелем, собравшим массу интересных подробностей. В тех случаях, когда дело не касалось его пунктика, на Барзака можно было всецело полагаться, как на достовернейший источник – с чем давно согласился весь ученый мир.

Сам по себе Барзак был полным нулем – великосветский графоман, примазавшийся к Кагинарскому кружку поэтов, автор ужасающих виршей, которые издавал опять-таки за собственный счет самым роскошнейшим образом, за что служил многолетним предметом насмешек подлинных ценителей стихосложения. Но при всем при том человеком он был неплохим – недалекий, но добродушный, много помогал деньгами не блещущим достатком стихотворцам, а иных благодаря своим придворным связям вытаскивал из разных неприятностей. Асверус с ним и в самом деле приятельствовал и даже посвятил маркизу полдюжины шутливых стихотворений и эпиграмм.

Вот только слог, слог… Как и следовало ожидать…

«Ничто в тот солнечный день не предвещало, что еще до вечера ужасная трагедия, обрушившись на город, словно зазубренный серп усердного землероба на спелый колос, вырвет из рядов живущих славу ронерской поэзии, неугасимый ее светоч, друга моего Асверуса, столько лет дарившего меня самым теплым приятельством, так что был я и поверенным его сердечных тайн, и первым слушателем гениальных строф, и содружником в приключениях иных…»

Сварог, найдя нужное место, читал внимательно, медленно. Если перевести все на нормальный человеческий язык, не отягощенный мелодраматическими декламациями и велеречивыми оборотами, дело выглядело следующим образом: зайдя по какой-то надобности в портовый кабачок «Пьяный карась» в Равене, маркиз неожиданно обнаружил там Асверуса, сидевшего в темном углу, с надвинутым на глаза бадагаром. У Барзака хватило благоразумия не орать приветствия во всю глотку, привлекая внимание окружающих, он рассудил на свой незатейливый манер – решил, что Асверус заявился сюда ради какой-то любовной интрижки и желает остаться незамеченным. Дело, в общем, было знакомое для золотой молодежи, и Барзак подсел к другу тихонечко, крайне деликатно осведомившись: быть может, его присутствие здесь не желательно?

Асверус, однако, сказал, что все обстоит совсем не так и даже обрадовался появлению приятеля (хотя определенно не так горячо, как о том повествовал маркиз). Барзаку показалось, что с поэтом произошла какая-то серьезная неприятность: Асверус был «мрачен, угрюм, сосредоточен, весь поникший, как сорванный цветок, и хмурая тень лежала на его высоком челе». В какой-то момент маркиз заподозрил даже, что приятель опасается слежки – так он держался. Однако на прямой вопрос Асверус с вялой улыбкой («показавшейся мне насквозь деланной, из дружеской вежливости лишь вымученной») ответил, что маркиз преувеличивает, и все обстоит не так уж плохо – приступ меланхолии, вот и все, с каждым может случиться. Разговор упорно не клеился, даже простяга Барзак вскоре почувствовал, что друг чем-то не на шутку озабочен и хочет остаться один. И откланялся.

Через несколько часов Асверус был убит – кто-то в толпе возле Брахилейской ярмарки ударил его кинжалом в сердце и ускользнул незамеченным, окружающие так и не поняли сначала, отчего молодой дворянин вдруг рухнул на мостовую, полагали, споткнулся или перебрал, только когда доброхоты перевернули его на спину и стали расстегивать кафтан, чтобы облегчить дыхание, обнаружили рану…

Барзак, как он сам подробно излагал далее, попытался хоть что-то выяснить, но не особенно преуспел. Разузнал лишь, что Асверус тем утром въехал в Равену по Атрайской дороге (со стороны Каталауна, отметил Сварог), в одиночку, верхом. За тридцать лет, прошедшие с тех пор до написания мемуаров, Барзак так и не приблизился к разгадке – добросовестно пересказал все имевшие хождение версии, он признался, что лично ему они кажутся имеющими мало общего с истиной, «навсегда окутанной непроницаемым мраком неизвестности, как бы ни изощрялись в догадках все будущие поколения, сколько их ни будет насчитываться под этим солнцем».

Сварог отложил книгу на столик, вздохнул. Бедняга Барзак так и не узнал, что «навсегда» съежилось до сотни с лишним лет. Всего-то пять поколений сменилось на земле. Тайна разгадана наконец, но принесла с собой другие. Как ему удалось уцелеть, когда выброс радиации уничтожил все живое в долине? Не могло же так случиться, что Асверуса там не было? Чушь какая… Он должен был там быть, командовать всем…

Одно Сварог уже выяснил совершенно точно, прилетев с озера – никто, кроме Асверуса, не вернулся с берегов Гиуне. Абсолютно все военные, отправившиеся с ним, значились в штабных реестрах как «выбывшие по причине смерти» – без каких-либо разъяснений. А ведь правила делопроизводства требовали непременно указать причину – естественная кончина, смерть на войне, случайная гибель в мирное время… И так далее.

То же самое с инженерами и мастеровыми – все до одного они значились вычеркнутыми из Книг Сословия и гильдейских списков «по причине преждевременной кончины». И никаких подробностей. А впрочем, вряд ли кто-то доискивался подробностей, даже родные – всем стало не до того, когда погибла королева, сменился король на троне, началась война, Латерану заняли соседи… Хватало других, более насущных забот. В частности…

Дверь спальни распахнулась, Сварог встрепенулся от такого нахальства, машинально сунул руку под подушку, но тут же расслабился, разжал пальцы. В круге света от лампы появилась Мара, соизволившая наконец-то объявиться из дальних странствий, свежая, энергичная, ухмылявшаяся во весь рот. Она окинула взором широкую королевскую постель, всех в ней наличествующих, улыбка стала еще шире:

– Развлекаетесь, ваше величество? Мало вам было, что некогда совратили меня, юную и неопытную? Это, я так понимаю, очередная жертва вашего сластолюбия? – Она деланно нахмурилась. – Или наоборот, змеей пробравшаяся на мое место прожженная авантюристка?

Сварог не спрашивал, как ей удалось войти – он сам дал ратагайцам соответствующий приказ, настрого наказав, что на Мару не распространяются никакие ограничения. Табунщики, кстати, не то чтобы ее побаивались, но относились вопреки своим обычным взглядам на роль женщины в обществе с заметным уважением – звериным чутьем сразу просекли, что создание это хоть и юное, но непростое…

Рядом со Сварогом послышался испуганный писк. Он покосился туда. Бедняжка балерина прямо-таки оцепенела, даже не пытаясь натянуть на себя покрывало: она прекрасно знала, какие отношения связывают короля с данной особой, слышала кое-что об этой самой особе и, без сомнения, ждала теперь для себя если не смерти лютой и немедленной, то уж по крайней мере классической сцены ревности с тасканьем за волосы и оплеухами…

Однако Мара, по ее собственному выражению, стоявшая выше подобных пошлостей, присела на краешек постели, присмотрелась и вполне мирно сказала:

– Где-то я тебя видела, точно… Ага! Королевский балет. – Повернулась к Сварогу. – Вот и молодец, я тебе давно говорила, чтобы занялся этими застоявшимися кобылками… Бешеное содержание получают, пора бы отрабатывать со всем усердием, а не просто попкой вилять на сцене под классическую музыку…

– Да мы тут, как бы это сказать, литературоведением занимаемся, – сказал Сварог, не особенно и смущенный, поскольку прекрасно знал взгляды Мары на этот счет.

– Ну да, я и говорю… – она наклонилась, потрясла указательным пальцем перед носом обомлевшей балерины. – И смотри у меня, фигуристая – короля ублажать со всем усердием, если он будет недоволен, я тебя самолично из дворца вышвырну, и будешь вместо балета коровам хвосты крутить… Уяснила? Мой повелитель, можно тебя на минутку? – она отошла к окну, выжидательно оглядываясь.

Сварог выбрался из постели, поддернул распоясанные штаны и прошлепал босыми ногами по бесценным коврам фелитанской работы к высокому окну.

– Черт знает что творится, – сказала Мара серьезно и задумчиво. – Я сейчас пролетала над рекой… Там кальмары, представляешь? Возле Латераны. Здоровенные, твари, плещутся посередине реки, как у себя в море. Рыбаки, я рассмотрела, гребут к берегу так, что весла гнутся.

– Нужно будет выслать корабли, – сказал Сварог. – Пусть пуганут хотя бы. Обнаглели, под самой столицей…

– Они не обнаглели, – тихонько сказала Мара. – Они, если верить легендам, со страху бегут в реки… Не утруждайся, я уже распорядилась. Нашла дежурного ручной стражи, уже отчалили два парохода… Ага! Слышал?

Издалека донесся раскатистый пушечный выстрел. Переполоху будет в городе, зло подумал Сварог. Это ж как пить дать. И когда узнают, в чем дело, разговоры пойдут, прежние пересуды… Но что же делать-то?

– Леший с ними, с кальмарами, – сказала Мара. – От города их в любом случае отгонят, подумаешь, напасть… Не конец света… Вот что. Собирайся срочно. Нужно подумать, кого еще взять с собой, лучше вылететь, не дожидаясь утра…

– Куда это?

– В Фиарнолл, – решительно сказала Мара. – Понимаешь ли, я летела из Келл Инира и решила мимоходом заглянуть туда, посмотреть, чем там занимаются наша бравая морячка и ейный полюбовник. И обнаружились интереснейшие открытия… Хватай сапоги, танцорка подождет, куда она денется…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ ТИХИЙ ОМУТ

Сварог чуть отодвинулся от высоких, по грудь, массивных перил балюстрады из потемневшего мореного дуба – как многие, глядящие на мир с высоты, он ощутил то самое непонятное, как бы саднящее, с оттенком явного безумия желание броситься вниз. Туда, где уардах в двухстах под ним торчали из вспененного прибоя высокие угловатые камни, и меж ними взметывалась темно-зеленая вода.

Покосился вправо, виновато улыбнулся. Стоявшая с ним рядом пожилая женщина, ничуть не удивляясь, понятливо кивнула:

– Я сама не раз испытывала… Странное побуждение, правда? Объяснил бы кто, отчего оно в человеке заложено и какими силами…

Сварог уклончиво пожал плечами – вряд ли именно он мог доискаться до ответа, скорее уж расспросить следовало легендарного семиглавого змея Лотана, каковой, согласно старинным поверьям, знает все ответы на все вопросы, не одна голова, так другая…

Между прочим, многие источники твердили, что Лотан как раз укрылся в незапамятные времена где-то в Хелльстаде, не выдержав людской назойливости – но у Сварога руки не доходили до вдумчивой инвентаризации хелльстадских закоулков и их потаенных обитателей. К тому же насчет Лотана наверняка вранье – никто не может знать все ответы да, пожалуй, и все вопросы тоже…

Его спутница смотрела в море. Сварог перед ней не то чтобы робел и уж никак не побаивался – просто-напросто выглядела она так, что окружающие невольно вставали навытяжку, пусть даже мысленно. Чересчур уж напоминала властную и строгую директрису образцовой гимназии, где розги до сих пор в ходу, и ничего; из распоследних шалопаев делали полезных членов общества, достаточно взглянуть на список выпускников, их имена, титулы, звания…

Ей было лет пятьдесят, прямая, как древко гвардейской алебарды (прямая и в прямом, и в переносном смысле), осанистая дама с ястребиным носом и холодными темными глазами. В свое время Сварог, только что взойдя на снольдерский трон, с превеликим изумлением узнал, устроив совещание с начальниками тайных служб, что именно эта дама возглавляет вот уже двенадцать лет Морское Бюро: разведка и контрразведка во всех областях, связанных с военно-морским флотом и прочими делами, касавшимися океанских просторов. А кроме того, как это частенько случается, в портовых городах соответствующие столы Морского Бюро еще и выполняли функции тайной полиции, заполучив таким образом необъятную власть. Логично было бы увидеть на таком посту просоленного морского волка, но, как он убедился вскоре, баронесса Герлах таковому ни в чем не уступала, а то и превосходила. Происходила она из старинного морского рода, где не счесть адмиралов, флаг-командоров и прочих сугубо флотских чинов, где сухопутные занятия для мужчины считались зазорными (исключая разве что королевский пост), где даже собак и кошек нарекали непременно связанными с морем кличками, а любая барышня Герлах, вышедшая замуж за сухаря, становилась позором семьи. В юности баронесса даже пыталась, обкорнав волосы и переодевшись мальчишкой, устроиться юнгой на корвет, но была случайно разоблачена и выставлена на берег – правда, не взашей, а с некоторой галантностью, из уважения к прославленному роду… Хотя в сухопутных войсках девушки-офицеры уже прижились кое-как за последние полсотни лет, моряки стояли насмерть, громогласно заверяя, что скорее моря высохнут, нежели на палубу военного корабля ступит бабель. Даже Сварог и в мыслях не держал покушаться на реформы в этой именно области – а сама баронесса, несмотря на заслуженное своей работой среди морского народа уважение, в жизни более не пыталась поставить ногу даже на первую ступеньку военного трапа…

В свое время Сварог изрядно оконфузился, не зная еще всех местных правил. Назвал баронессу прилюдно «госпожа королевская советница», полагая, что именно так к ней следует обращаться согласно имеющемуся чину. Однако баронесса, окинув его взглядом, от которого кровь едва не застыла в жилах, отрезала ледяным тоном: «Ваше величество, поскольку я дама, супруга у меня быть не может…» Оказалось, тут свои тонкости. «Королевская советница» – это супруга королевского советника. А ежели дама сама имеет такой чин, то именовать ее следует, смешивая мужской и женский род: «Госпожа королевский советник»…

А впрочем, впоследствии они поладили и сработались. Баронесса, к слову, была в добром знакомстве со Старой Матушкой и в свое время играла не последнюю скрипку в перевороте, негаданно закинувшем Сварога на снольдерский трон – потому что люто ненавидела покойного короля за полнейшую никчемность…

Отсюда открывался великолепный вид на Фиарнолл – слева, на несколько лиг, протянулись знаменитые в двух мирах причалы с гранитными пирсами, перпендикулярно набережной выступавшими в море частой гребенкой, с волноломами и крепостью Рокия вдали. Лес мачт с зарифленными парусами, бесконечные ряды пакгаузов из темно-красного кирпича и дикого камня, балки подъемных кранов, не смолкавшая ни днем, ни ночью суета, неисчислимое множество сновавших во всех направлениях шлюпок и вельботов, знаменитый маяк на утесе…

Но Сварог смотрел не туда – чувствуя собственное злое бессилие, уставился в море. Там, вдали от берега, величественно дрейфовал самый настоящий айсберг, сверкающая под ярким солнцем белоснежная ледяная скала, верхушечка скрытого под морской гладью вовсе уж исполинской громады. По докладам рискнувших с ним сблизиться лихих мореходов – самый обычный лед, помаленьку тающий. Вот только на этой планете многие тысячи лет как не бывало ни льда, ни айсбергов. Лишь остров Диори, чье происхождение туманно и загадочно, а времени, когда он появился, никто не помнит, лишь остров Диори испокон веков торчал в океане, регулярно губя искателей приключений и кладов – но это совсем другое, пусть никто не знает, в чем тут секрет, ясно, что Диори не обычный остров, не обычный лед…

Но разве айсберг вроде этого можно назвать обычным ? Коли ему решительно не полагается быть, а он тем не менее существует, и добро бы в единственном числе…

Баронесса произнесла без выражения:

– Не ручаюсь за точность подсчетов, но, судя по докладам капитанов, это уже примерно восемнадцатый. Всего лишь за месяц. Втихомолку твердят, что в море становится неуютно: косяки дохлой рыбы, сквозь которые порой с трудом пробивается судно, бегущие в реки кальмары, есть даже непроверенные утверждения насчет Митгард и Ермундгада, наконец, айсберги… Не слишком ли много совпадений, ваше величество? Любое из этих явлений, взятое по отдельности, и все они вместе взятые, старинные поверья связывают с пробуждением Великого Кракена…

– И что прикажете делать? – сухо спросил Сварог.

Ее взгляд был выразителен и красноречив: простите, светлый король, но это уже не моя забота, я хороший исполнитель, и только, есть дела, где выше своей головы не прыгнешь, и умному человеку следует знать свой шесток. Это вы у нас – король и повелитель, реформатор и герой, как бы даже не Серый Рыцарь, вам и флаг в руки, приказывайте, а исполнено будет в точности…

Вот только что приказать? И кому конкретно? Собственное бессилие угнетало неимоверно.

– Есть одна старая книга, – сказала баронесса. – Там Великого Кракена именуют еще Властителем Льда. – Она задумчиво сощурилась, продекламировала тихо: – «Этот злокозненный ужас обитает в глубинах – по ту сторону истины, по ту сторону одиночества, по ту сторону добра и зла, по ту сторону льда. И горе живущим, когда разлетится ледяная стена, и чудовище окажется по эту сторону…»

– Копье, залягай меня водяной! – сказал Сварог с прорвавшимся на миг раздражением. – Копье Морских Королей, баронесса… Если одно за другим сбываются древние пророчества касаемо дохлой рыбы, плавучего льда, кальмаров и прочих неопровержимых симптомов, то поневоле начинаешь думать: может быть, и насчет Копья молва совершенно права? Где оно, мать его?!

– Я была на Хай Грон. Голая скала, где нет ни подземелий, ни тайников…

– …и ни один волшебник, даже стагарский, так и не почувствовал наличия скрытого магическим образом в толще скалы Копья… – закончил за нее Сварог. – Я и сам все это знаю, баронесса. Наизусть вызубрил. Пусть бы мне кто-нибудь намекнул, где оно лежит, а уж я по своей старой привычке отправился бы на подвиги…

– Быть может, следует последить за горротцами?

– То есть?

– За этими хлопотами, да вдобавок этим диковинным перелетом по воздуху я вам забыла сказать… Вчера к вечеру поступило интересное донесение. Горротцы готовят морскую экспедицию на поиски Копья. Самое любопытное, они вроде бы намерены использовать подводную лодку, построенную неким Тагароном. Этот человек…

– Я знаю о Тагароне, – нетерпеливо сказал Сварог. – Давно уже. Что насчет подробностей?

– Это все пока. Наш человек уверяет, что Тагарон все-таки построил свое подводное судно, и горротцы готовятся в плавание…

– Выходит, копье где-то на дне?

– Это самое первое донесение, нет подробностей…

– Напрягите там всех, – сказал Сварог решительно. – Пусть из кожи вон вывернутся. Хм, подводная лодка… Зачем она им, если Копье не лежит где-нибудь неглубоко на дне? Единственное логичное объяснение…

– Но если Копье неглубоко на дне, достаточно было бы и водолазного колокола, – убежденно сказала баронесса. – Что-то тут не складывается…

– Вот именно, – сказал Сварог. – Я новичок в морских делах, но кое в чем уже разобрался. Если Копье лежит на дне, на небольшой глубине, достаточно, вы правы, водолазного колокола. Потому что лодку Тагарона на больших глубинах непременно раздавит давлением воды. Что-то тут… Этому вашему человеку можно верить?

– Он там давно. И всегда давал совершенно точные сведения. Если он пишет, значит, все так и обстоит.

Скрипнула дверь – на галерею высунулся один из шпиков и почтительно поманил Сварога. Он вошел, заранее кривясь в злой гримасе, и следом прошуршала подолом строгого темного платья баронесса.

Благородный лаур, маркиз Тинебрах, еще вчера руководивший здешним отделением Морского Бюро, сидел посреди комнаты на простой табуретке, уронив руки, понурившись, растрепанный и унылый, со злыми слезинками в глазах. Над ним с нехорошим выражением лица стоял Гаржак, и еще парочка тайных помещалась поблизости, перекрывая арестованному возможный бросок к двери или к окну. В углу сидела Мара и стояли еще несколько отборных Интагаровых агентов. Сварог взял сюда только Мару, баронессу и дюжину людей Интагара. И гланские дворяне, и ратагайцы были бы тут бесполезны. Они прекрасно наловчились охранять августейшую особу, но в этой командировке требовались совсем другие люди и совсем другие качества, так что телохранители остались в Латеране…

И даже сам Сварог для всего мира по-прежнему пребывал в Латеране, поглощенный текущими делами. Сюда он прибыл с поддельной физиономией, в сюртуке Министерства верфей и доков, в чине всего-навсего советника. Советник – очень удобный в данной ситуации чин, небольшой и немаленький, советников – как собак нерезаных, и они вечно разъезжают со всевозможными поручениями средней степени важности и секретности. Обычная картина – прибывший по делам советник с дюжиной спутников. А на случай каких-либо осложнений или непочтения со стороны местных бюрократов Сварог в качестве надежнейшего аргумента прихватил большую золотую байзу и выписанный самому себе на фальшивое имя указ – «…как если бы мы сами приказывали». Пока что всем этим пользоваться не пришлось – все, что происходило до сих пор, лежало в компетенции баронессы, а она умела заставить ходить по струнке не только сотрудничков своего ведомства, но и всех прочих…

Маркиз выглядел доведенным до нужной степени сломленности – пока Сварог с баронессой чинно гуляли по галерее, подчиненные выполняли черную работу, недостойную ни короля, ни госпожи королевского советника: отвесили Тинебраху некоторое количество смачных затрещин и доходчиво объяснили, что в иных чрезвычайных ситуациях, особенно когда речь идет о насущных проблемах тайных служб и их не оправдавших доверия кадров, старинное правило о неприменении пыток к дворянам не соблюдается вовсе. Судя по лицу маркиза, иллюзий он не строил, надежд не питал и с прежним апломбом расстался напрочь. И не было у Сварога к нему никакой жалости.

Остановившись перед понурившимся подчиненным, баронесса ледяным тоном произнесла:

– Я шесть лет полагала, что в Фиарнолле у меня работает совершенно надежный и преданный делу человек, на которого можно положиться в любой ситуации. Внезапно оказалось, что я ошибалась. Если бы не король…

Сварог покривил губы. Разоблачение произошло без всяких усилий, просто и буднично – беседуя с маркизом, о котором баронесса отзывалась в превосходнейшей степени, Сварог спросил: известно ли что-то господину министерскому секретарю о крохотных моряках на подводных лодках, украдкой бороздящих глубины? Не слышал ли чего-то об этом маркиз за время своей долгой службы? Маркиз, не моргнув глазом, ответил отрицательно. Но Сварог видел, что он врет. Ну, и закрутилось…

Баронесса продолжала столь же холодно, обливая проштрафившегося нешуточным презрением:

– Меня нисколечко не интересуют ваши оправдания. Вы не беззаботное дитя и прекрасно понимаете: когда речь идет о работе вроде нашей и людях вроде нас с вами, никакие оправдания не спасут. Меня интересуют мотивы. На ошибках, как известно, учатся. Вы – моя крупная ошибка, и я должна все как следует изучить, чтобы, насколько возможно, не допускать впредь. Итак? Вас подкупили? Запугали? Что-то еще? – она повернулась к Сварогу. – Быть может, ваше величество, вы пожелаете…

– У меня нет вопросов, – сказал Сварог холодно. – Вы замечательно все сформулировали, баронесса, добавить тут просто нечего… Итак?

Маркиз поднял голову, развернул плечи, в тщетных попытках вернуть хоть часть прежнего достоинства:

– Ваше величество, баронесса… Умоляю вас меня понять. Я с ними не поддерживал никаких отношений, ни гроша не взял ни с них, ни с тех, кто им помогает, они даже не знают, что я знаю…

Баронесса вопросительно обернулась к Сварогу.

– Он не врет, – сухо бросил Сварог. – Он говорит чистейшую правду. Понимает уже, что мне врать бесполезно хотя бы на малую толику… Продолжайте.

– Первый раз я о них услышал четыре года назад. Поначалу решил, что имею дело с очередной морской легендой, но заинтересовался, стал рыть всерьез и вскоре понял, что они существуют. Они обитают где-то в Хелльстаде, они поразительно превосходят нас в технике… и у них есть свои потаенные пристани в наших городах, не только в Фиар-нолле. Есть люди, которые их укрывают, служат им… За щедрую плату, понятно… Они хорошо платят… и жестоко расправляются как с предателями, так и с проникшими в тайну. При их-то возможностях… Вы ведь знаете, что случилось с принцессой Делией, такое только им под силу… При упоминании о Делии Сварог почувствовал, как закаменело его лицо. К иным вещам невозможно привыкнуть, сколько бы времени ни прошло. Перед глазами на миг вновь встала Морская площадь, и дымная спирально завившаяся полоса, и принцесса, оседающая из седла ему на руки…

Он встряхнул головой, отгоняя печальное наваждение, былую боль, воспоминания о крови на ладонях. Резко сказал:

– Дальше. И без соплей. Что вы узнали? Маркиз вскинул голову, его взгляд был затравленным, мятущимся.

– Я попросту бросил все с определенного момента, прекратил всякое расследование. Два моих информатора погибли при странных обстоятельствах, так что я вовремя остановился… – он повысил голос, говорил с забавной смесью униженности и нахальства: – Мотивы, вы говорите? Извольте… Я попросту обдумал все тщательнейшим образом. И пришел к выводу, что этих следует оставить в покое. Именно так. Забыть о них начисто. Во-первых, мы все равно не в состоянии не только драться с ними, вообще что-либо предпринять. Интересно, как прикажете с ними сражаться? Они при малейшей опасности уйдут в свои глубины… Во-вторых, они ведь ничем нам не угрожают. У них какие-то свои дела. Они никогда не предпринимали ничего против нас. Они нам не мешают, совершенно. В-третьих… Да, в какой-то мере страх. Но другой. Я служил на флоте, воевал, у меня два ордена… Тут другое.

Все козыри на их стороне, у нас нет ни малейшего шанса. Глупо погибать, борясь с врагом, который заранее обречен на победу. Вот таковы мотивы. Возможно, они вам не по вкусу, но других у меня нет… Я не стал никому ни о чем докладывать. Я постарался обо всем забыть. Все равно не было силы, способной против них выстоять…

– Ну что же, – сказал Сварог. – Это, пожалуй что, позиция … Вот только… – он наклонился к сидящему на табурете человеку, содрогаясь от холодной, рассудочной ярости. – Вы что, никогда в жизни не слышали о том, что совсем недавно произошло с джетарамской эскадрой? Ах, слышали… Строго говоря, это был ронерский флот, но я-то, если мне память не изменяет, по-прежнему и ваш король тоже. Самое время было доложить. А вы, мразь… – он отвернулся. – Продолжайте сами, баронесса, у меня, признаюсь, королевские длани так и чешутся, что шуйца, что десница… – кивнул Гаржаку: – Пойдемте, граф, покажете ваш сюрприз…

Гаржак распахнул перед ним дверь, пошел впереди, указывая дорогу – стоявший в гордом одиночестве, в отдалении от порта, на утесе дом был обширным, со множеством лестниц и переходов, свежему человеку не мудрено заблудиться. Сварог как следует присмотрелся к новому сподвижнику и остался доволен – на лице Гаржака не было и тени неуместной в данной ситуации гордости. Умен все же и прекрасно понимает, что дело тут в чистой случайности, а не в его способностях и заслугах. Так уж вышло, что граф никуда не спешил и, заслышав из ювелирной лавки, мимо которой ненароком проходил, шум скандала, из чистого любопытства туда заглянул. И завертелось…

Стоявший перед дверью широкоплечий шпик отступил в сторону, пропуская Сварога. Он энергично вошел. Гаржак остановился сзади, отступив на шаг влево, держась так, чтобы предотвратить всевозможные проявления непочтительности со стороны единственного здешнего постояльца.

Юноша, впрочем, не походил на человека, от которого следовало ждать неприятностей. Он вскочил, таращась на Сварога так, словно ждал от него чуда, незамедлительного и потрясающего. Совсем молодой, классический гипербореец: сапоги с загнутыми носками, синий кафтан расшит на груди золотыми узорами, непривычного вида шапка вроде папахи из какого-то меха. Дворянин, сразу видно – красные каблуки сапог, красный пояс с мечом, сбоку шапки золотое перо…

Чересчур опрометчиво, конечно, доверять первым впечатлениям, но пока что юнец казался Сварогу простым, как перпендикуляр. Горячий, особенным умом не блещет, жизнь его еще не обтесала и не научила рассудочности…

– Вы – начальник? – воскликнул незнакомец с нешуточным оживлением.

– Берите выше, – сказал Сварог. – Я – здешний король. И не только здешний. Впрочем, долго перечислять короны и титулы. В общем, я и есть Сварог Барг, он же Сварог Первый.

– Да быть этого не может! – воскликнул незнакомец со всей юной непосредственностью. – Чтоб вот так, запросто… Про Сварога я наслышан, он и волшебник, и маг, и собака у него с лошадь, и огнем он пышет из пальцев, и оконные стекла взглядом вышибает запросто, и говорят даже, что хвост у него змеиный, но лично я не верю…

– И совершенно правильно, – сказал Сварог терпеливо. – Не показывать же вам королевскую задницу без всякого хвоста…

Он извлек из воздуха сигарету, прикурил от огонька на кончике пальца. Нижняя челюсть у юнца отвисла. Хорошенькие же вещи обо мне рассказывают на Сильване, подумал Сварог почти весело, и ведь это, надо полагать, малая часть россказней…

И сказал, выпуская дым:

– Окна, простите, взглядом вышибать не умею, Это вам кто-то соврал. А собака не при мне, далеко отсюда…

– Ух ты! – воскликнул юноша. – Точно, это вы и есть! Так и рассказывали про вашу манеру курить…

– Признали наконец? – усмехнулся Сварог. – Душевно благодарен. А с кем имею честь, позвольте полюбопытствовать?

Юноша отступил на шаг, принял церемониальную позу – правая рука на поясе, левая на рукояти меча, голова опущена, подбородок прижат к груди:

– Аладар Гонзак из Гонзаков, пятый райтар младшего герба. Простите, что не снимаю шапки, но у нашего рода привилегия, и я привык стоять в шапке перед коронованной особой. Конечно, если вам не по нутру, могу скинуть…

Сам по себе этот юнец нисколечко не походил на человека, способного лично заслужить столь серьезную привилегию, коей любые короли обычно не разбрасываются направо и налево. Не выглядел ни заслуженным героем, ни молодым фаворитом – для свершений молод, а для всесильного фаворита чересчур прост… И Сварог спросил с большим знанием дела:

– «Всем потомкам мужского рода, старшим в роду»?

– Ага.

– Ну, в таком случае оставайтесь в шапке, – сказал Сварог. – Традиции и привилегии следует уважать… Рассказывайте, что у вас стряслось.

– Этот поганец ювелир, на воротах бы его вздернуть…

Сварог поднял ладонь:

– Давайте-ка лучше с самого начала, райтар. Как вышло, что вы прибыли на Талар, какое родство вас с Гонзаком связывает…

– Я – его родной внук. Мой отец – старший сын, ему и предстояло унаследовать майорат, если бы не эта напасть… Но я-то никогда не верил! Дедушку кто-то оклеветал…

– Давайте с самого начала, – повторил Сварог с величайшим терпением. – Ваш дедушка путешествовал по Талару несколько лет. Однажды он исчез. Это я знаю. Что было потом? Судя по вашим словам, что-то, случилось…

– Гнуснейшая история случилась, вот что, – запальчиво сказал юный гипербореец. – Я, конечно, дедушку не застал, родился через пятнадцать лет после его смерти, но у нас его всегда считали гордостью рода, наряду с… – он прервался, видя жест Сварога. – Простите, все время стараюсь не отвлекаться, и все время не получается. Я-то никак не в дедушку, не умею я вести степенные беседы по всем правилам логики и риторики…

– Да, я заметил, – серьезно сказал Сварог.

– А все замечают, – сокрушенно сказал юный Аладар. – Ну, что поделать, не дано мне… В общем, однажды нашему царю пришло официальное письмо от какого-то ронерского министра. Секретное, конфиденциальное, «только для ока царя». Там говорилось, что дедушка, изволите ли видеть, стал участником заговора какого-то герцога по имени, кажется, Кофинел, чтоб ему в неглубоком месте утонуть… И потаенно казнен вместе с прочими заговорщиками…

Сварог повернулся к Гаржаку.

– Ну, как же, – кивнул граф. – Заговор Кофинела, ага… Меня тогда еще на свете не было, но дело получилось, если можно так выразиться, нашумевшим по укромным углам. Вслух о нем никто не говорил, я имею в виду, в обществе. Опасались. Короче говоря, Кофинел намеревался убить Конгера, который тогда был еще наследным принцем – чтобы на трон взошел один дальний родственник Баргов. Замешано в это оказалось немало вельмож. Казнили всю компанию и в самом деле потаенно, в том числе и означенного дальнего родственника – чтобы не разевал рот шире блюда, когда существуют прямые наследники. Отец Конгера тоже был не голубиной кротости… Вообще-то и в самом деле та версия, о которой говорит райтар, выдвигалась в качестве объяснения столь таинственного исчезновения Гонзака, но с доказательствами всегда было слабовато…

– Ну вы сами подумайте, государь! – взвился гипербореец. – С какой это стати моему дедушке было ввязываться в заговоры на другой планете? Не было у него своих забот! Царский библиотекарь, известный человек, книги писал, богатый, родовитый, в почете и уважении за ученость! Черта ли ему в том герцоге и ронерских интригах?!

Гаржак безразличным тоном добавил:

– Примерно так высказывались и наши книжники. Вульгарно выражаясь, какого черта? Они с герцогом были едва знакомы, Гонзак при ронерском дворе появлялся только раз, а в столице почти не жил.

– Благодарю вас, райтар, – чопорно поклонился гипербореец. – Вашими благородными устами глаголет сама истина… Но письмо-то пришло! Я раздобыл копию два года назад, когда старый царь умер, и наш нынешний владыка, даруй ему творец долгую жизнь, милостиво отнесся к моему прошению касаемо установления истины… Вот, извольте! – он покопался за отворотом синего одеяния, протянул Сварогу мятый лист. – Точная копия, что печатью и подписью засвидетельствовано…

Пробежав глазами несколько строк, Сварог вновь обернулся к Гаржаку:

– Подписано: герцог Кингенаут, министр двора…

– Был такой, – сказал граф. – Персона известная. Большим влиянием пользовался при отце Конгера. Конгером, правда, был от дел отставлен, но умер своей смертью, пребывая отнюдь не в опале. Серьезный был человек, сильный, крови не боялся…

– Подлости творить он тоже не боялся, точно! – воскликнул юноша. – Надо вам знать, что тогда вышло… У дедушки, как у любого, занимавшего немалый пост при дворе – пусть даже это было не министерство, а дворцовая библиотека – недругов и завистников хватало. А тогдашний наш царь, рассуди его Господь на том свете не по делам его, а по милосердию своему, был, позвольте уж откровенно, склонен прислушиваться к злокозненным шептунам.

Когда пришло письмо, все недруги моментально взвились, засуетились… Кончилось все тем, что царь издал указ, и должность дедушкина не только не перешла к моему отцу, но предписывалось ему «сей же час убраться за ворота». У вас в стране такое вроде бы не в обычае, ваше величество? Я объясню… Означает эта проклятая формула, что все наследники мужского пола, потомки государственного изменника, повинны с получением указа покинуть на всегда свои владения, взяв с собой только то, что в состоянии унести на спине. Государственным изменником, легко догадаться, провозглашен был дедушка – соучастие в преступном злоумышлении против особы монаршей крови, пусть и иностранной… Вот отец и два его брата с семейства и пошли, куда глаза глядят. Поскольку они все питали, по примеру дедушки, особенную любовь к изящной словесности и книжной премудрости, то тащили на спине главным образом книги и рукописи, а денег и фамильных драгоценностей прихватили совсем немного, сколько в карманы влезло… Все их движимое и недвижимое отписали в казну, хорошо еще, царь этим и ограничился – герб вкупе с привилегиями отцу моему и дядьям соизволил оставить… Они, конечно, пытались потом доискаться до истины и достучаться до справедливости, но приватным порядком. Царь наш покойный был крут, решений своих не менял. Только когда он помер, появилась надежда… На семейном совете порешили, что ехать на Талар нужно мне, как старшему в роду – отец мой, надобно вам знать, давненько умер, а мой младший братец и дорогие племяннички еще малы… Собрали мне немного денег, я и поехал. Не знаю, как у вас с этим обстоит, ваше величество, а вот я – человек верующий. Помолился как следует перед дорогой в полную неизвестность – и Единый Творец меня не оставил! Представляете, едва я прибыл в Фиарнолл, едва начал осматриваться – как вдруг вижу в ювелирной лавке доподлинный браслет моего деда! Выставленный на продажу по такой бешеной цене, что дух захватывает. Стал я доказывать торгашу, что эта вещь – моя наследная собственность, а он, скот, только смеется, мало того, прохаживается насчет моего наряда, как будто я одет совсем неподобающе для благородного райтара… Каюсь, не сдержался. Только я приловчился взять его за глотку, только разогнал пинками и ножнами меча всякую челядь, что мне в этом пыталась препятствовать, только заварилась каша – и появляется этот господин… – он поклонился Гаржаку. – Надо признать, вовремя, эти прохвосты уже орали что-то насчет городской стражи и прилаживались на меня пойти в наступление с разным кухонным инвентарем, за что я их непременно порубил бы в мелкое крошево…

– И уж непременно угодили бы за решетку, – хмыкнул Сварог.

– А пускай! – вскричал гипербореец. – Думаете, легко видеть почетный браслет моего дедушки выставленным на продажу в поганой лавке, рядом с сережками для портовых шлюх и разбойничьей добычей?!

Остальное Сварог уже знал от Гаржака. К тому времени граф успел узнать от тетки Чари и Шедарсиса, что они раскопали что-то о пребывании Гонзака в Фиарнолле – и действовал решительно. Высвистел полицию, грозно манипулируя байзой, велел тихонечко, не привлекая внимания, изъять пока что ювелира вместе с вовлеченными в скандал домочадцами, а юного гиперборейца вместе с браслетом в два счета доставил сюда, в уединенный особняк на утесе, принадлежащий морскому Бюро, обычно проводившему тут дружеские беседы с пристрастием – в случае чего труп, сброшенный на скалы, исчезал, как не бывало…

Сварог с выразительным видом протянул руку ладонью вверх. Внук Гонзака с тяжким вздохом протянул ему браслет, так настороженно и опасливо, словно Сварог намеревался его не просто присвоить, а немедленно проглотить на манер Волка-Златоеда из старой сказки.

Взвесив на ладони массивную вещицу, Сварог отметил, что золота на нее, по предварительным прикидкам, ушло не менее трех пандов^[4K1]. Но дело отнюдь не в количестве металла: браслет был сработан искусным ювелиром, украшен литым гиперборейским гербом, гравировкой в виде сов и чернильниц, а также дюжиной немаленьких брильянтов.

– У нас, в Гиперборее, такая награда считается не хуже иного ордена, – пояснил юноша. – Извольте перевернуть изнанкой вверх, видите, там все прописано: «Скрибаносу нашему Гонзаку в знак особенных заслуг перед троном и державой», дата имеется, все честь по чести. Нешуточная награда, клянусь гербом! А этот поганый торгаш стал мне с ухмылочкой доказывать: мол, могло и так оказаться, что прежний владелец, сиречь мой почтенный дедушка, попросту продал браслет в лавку, будучи в стесненных обстоятельствах…. Глупость какая! У дедушки было достаточно денег, и уж в последнюю очередь он бы стал продавать почетный знак отличия…

– Пожалуй, – задумчиво поддакнул Сварог. Еще раз перечитал надпись с изнанки браслета, в точности такую, как говорил внук, вернул его юноше и отвел Гаржака в сторонку.

Не дожидаясь вопросов, граф зашептал:

– С этим ювелиром я уже потолковал по душам, не особенно стесняясь… Браслет ему принес на продажу некий Караман Торч, член Золотой Гильдии. Старший книгоправ, как это у них именуется. Нечто вроде начальника стола в департаменте, если перевести на чиновничьи мерки. А по-купечески – нечто вроде главного счетовода. Торговый дом «Астарах Финар, братья и племянники».

– Зная вас, граф, нисколечко не сомневаюсь, что вы немедленно навели справки…

– А как же, – ухмыльнулся Гаржак. – Моментально, обстоятельно и в сугубой тайне. Старое, почтенное заведение, занимается главным образом морскими перевозками, здесь, в Фиарнолле, этому семейству вот уже несколько поколений принадлежат причалы… – он сделал театральную паузу, вскинул голову, с хищной улыбкой охотника уставился Сварогу в глаза: – Обширные причалы, ваше величество! Склады расположены тут же, у пирсов, каменные стены в полтора человеческих роста, как и водится. Цепные кобели, вооруженная стража… Причалы и склады у самого моря… Ваше величество, я с некоторых пор задался вопросом: почему множество народа упоминает, что Гонзак писал книгу о чудесах и загадках моря, почти завершил, по некоторым сведениям – но ни единого листа из нее не сохранилось? Хотя прочие его бумаги, в общем, сохранились… Прикажете немедленно взять этого самого Торча?

Он прямо-таки приплясывал от жгучего охотничьего азарта. Признаться, Сварог чувствовал то же самое, но постарался сделать каменное лицо.

– Не спешите, граф, – сказал он тихо. – Для начала сделайте так, чтобы быстренько распространилась молва: ювелир принял у кого-то для подпольной продажи… ну, скажем, рубиновое ожерелье, похищенное ворами у некоей графини. С ювелирами такое частенько случается, так что никто ничего не заподозрит… Лавку опечатать по всем правилам.Поставьте у входа парочку наших людей, переодев стражниками. Пусть изображают скучающих болванов и каждому, кто полезет с расспросами, потихоньку проболтаются насчет ожерелья. И немедленно раздобудьте мне карту, где указаны причалы этого самого торгового дома…

…Сварог не плыл, а попросту шагал по дну на глубине уардов тридцати. Порой над его головой скользила продолговатая тень – днище очередного проплывающего корабля или шлюпки. Дно оказалось не таким захламленным, как он ожидал, хотя мусора хватало, порой приходилось то переступать, то обходить самые неожиданные предметы: торчащую из мягкого ила лапу покореженного якоря, ящики и бочонки, скорее всего, уроненные со сходней при погрузке, даже дырявые кастрюли и старые сапоги. Деревянные обломки, остовы лодок, огромные битые кувшины, в каких коки держат вино и оливковое масло, дохлые кошки… Пару раз попадались скелеты, сразу ясно, принадлежавшие субъектам, которые угодили на дно вопреки своему хотению – у одного проломлен череп, у другого засел меж ребер проржавевший нож, и у обоих ноги отягощены привязанными полуистлевшими веревками грузами: у одного рыбачья сеть с кирпичами, у второго – прозаически печные колосники…

Ориентироваться под водой было трудновато – не существовало, понятное дело, подробных карт морского дна – были, правда, морские лоции с точными промерами глубин, но Сварог в них не разбирался совершенно. Пришлось попросту считать шаги, примерно прикидывая расстояние.

В конце концов показался ориентир, на который можно было всецело полагаться, – впереди смутно темнела вертикальная каменная стена возведенного в незапамятные времена волнореза, Сварог подошел достаточно близко, чтобы различать швы циклопической кладки. Ага, это самое место. Причалы торгового дома, чьи главные счетоводы так запросто сдавали в комиссионку уникальные браслеты, были самыми последними в длинной шеренге себе подобных, протянувшихся на несколько лиг. Отличное место для потайной пристани – последний причал, дальше, по ту сторону волнореза – открытое море… Все равно что уединенный дом на городской окраине, только в сто раз надежнее – за домом нас уже гораздо проще проследить, а попробуй-ка выследи плывущую в глубине подводную лодку, если вообще понятия не имеешь о существовании такого средства транспорта…

Он развернулся влево, к высоченному каменному склону – на сей раз творению природы, а не человеческих рук. Там, наверху, стояли склады и плавали корабли. А здесь тишина, безмолвие, полно отсутствие зевак и случайных прохожих…

Как он ни напрягал зрение, даже «кошачий глаз» ничем не помог – склон казался монолитным, словно в первые дни творения. Ну что же, туннель под тем домом тоже был отлично замаскирован…

Сварог снял с шеи овальный прибор на черном шнурке, присмотрелся к разноцветным клавишам. Он без зазрения совести использовал сейчас не только технику ларов, но и юридическую казуистику: это не король Сварог искал потайную пристань с помощью техники, какой земным монархам не полагалось – это отправился на задание граф Гэйр, офицер Яшмовых Мушкетеров и начальник девятого стола Императорского кабинета…

Он успел только включить детектор. Положительно, прав был юный гиперборейский райтар – полное впечатление, что некто не оставлял их своими милостями…

Наверху, почти над самой головой, то ли скрип раздался, явственный, механический, то ли это Сварог ощутил колыхание воды…

Он задрал голову и тут же плюхнулся в мягкий, скользкий ил, достигавший пешеходу до щиколоток, завалился лицом вверх, замер.

И там, наверху, медленно сдвигался неотличимый до того от скального откоса кусок дикого камня – геометрически правильный, круглый как старинный щит, и открывалось столь же идеально круглое отверстие, темная дыра…

Потом из нее бесшумно, оставляя за собой легонькое завихрение воздушных пузырьков, выскользнул продолговатый силуэт длиной, если прикинуть, уардов в десять, прошел высоко над Сварогом, словно призрак – и растворился в открытом море…

Подводная лодка ушла в океан, двигаясь целеустремленно и быстро. Люк медленно затворялся – и когда Сварог вскочил, отбежал подальше, чтобы лучше видеть, задрал голову, темная дыра превратилась уже в узенький серпик мрака. А там и вовсе закрылась, теперь скала вновь казалась монолитной, будто оставалась такой с начала времен, когда человека еще не было на планете – ни человека, ни загадочных изначальных, никого разумного…

Обратный путь Сварог проделал почти бегом – насколько это было возможно, путешествуя голым и босым по дну, усеянному хламом и окатанными камнями. Пару раз спотыкался и даже падал, чувствительно ушибив пальцы ног и колени, но не обращал внимания на такие пустяки, прибавлял шагу, тихонько шипя от боли.

Еще издали он увидел якорную цепь баркаса – на нее, чтобы облегчить Сварогу труды, навязали пару дюжин длинных лоскутов, легонько трепетавших в такт перемещению водных потоков. Нижние казались черными, и только когда всплывавший Сварог оказался близко к поверхности, можно было различить, что лоскутья – алые.

Он вынырнул рядом с бортом парового баркаса, и его тут же ухватили несколько рук, помогли перевалиться через борт. Кто-то предупредительно накинул на плечи теплое одеяло, кто-то подсунул чеканную золотую фляжку с отличнейшим клеимасом. Сварог жадно глотнул, встряхнулся под одеялом, закутался в него поплотнее.

На него таращились нетерпеливо, восторженно? преданно – словно дети, ждущие чуда. Даже баронесса впервые в жизни выглядела взволнованной по-настоящему.

Сварог отер ладонь об одеяло, сунул в рот сигарету, выпустил дым и сказал не спеша, с расстановкой:

– Нам везет, господа мои. Нам так везет, что мне даже становится не по себе… Там и в самом деле – пристань. Немедленно на берег. Гаржак, вы аккуратненько возьмете этого самого Торча – так, чтобы ни одна живая душа не заметила… Кажется, мы впервые их атакуем …

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ КОРОЛЕВСКАЯ РЫБАЛКА

Сварог медленно прошелся по комнате, от окна к двери, заложив руки за спину и склонив голову. Ему вдруг пришло в голову, что эта поза целиком позаимствована у Наполеона Бонапарта, и он торопливо убрал руки, задрал подбородок, чувствуя себя отчего-то неловко – как будто кто-то знал тут о Наполеоне…

Остановился перед сидящим на кончике стула Торчем, и тот, уже бог весть в который раз, вновь попытался вскочить, бормоча, что категорически не достоин сидеть в присутствии короля, особенно когда его величество стоит, что это вопреки всем этикетам. Мара уже привычно нажала ему на плечи, толкнув обратно.

Сварог присмотрелся к пленнику. Весь он был какой-то никакой. Ни бегающих глазок, ни кривой усмешки, ни нервного потирания рук. С другой стороны, и особой благообразности тоже нет. Безликое среднее арифметическое. Человек мужского пола, шестидесяти одного года, в сером хомерике с гильдейской бляхой на груди – и ни единого украшения, хотя на иные он имел право согласно статусу. Пожалуй, именно так и должен выглядеть счетовод, всю свою сознательную жизнь возившийся с цифирными книгами, счетами, накладными и прочими коносаментами, балансами и отчетами.

– Вы не удивлены, что вас так неожиданно арестовали, милейший? – спросил Сварог.

Счетовод ответил безразличным тоном:

– Вы – наш король, мы все в вашей власти…

– Душа радуется при виде столь законопослушного и сознательного подданного, – сказал Сварог. – Прямо не верится, на вас глядя, что на свете существуют дерзецы и бунтовщики… Почему вы не носите медали, Торч? У вас, как мне доложили, два «Процветания»…

– По торжественным дням, – прошелестел счетовод.

– Ну, тогда вам имеет смысл за ними сейчас же послать, – сказал Сварог вкрадчиво. – Потому что вряд ли у вас выдастся более торжественный день… Вас допрашивает король, как простой розыскной канцелярист, а вместо стражников – парочка благородных дворян, граф и графиня… Не каждому такая честь выпадает, любезный, иные герцоги и то не удостаивались, верно вам говорю… – он наклонился к сидящему. – Это-то и делает ваше положение не просто паршивым – таким, что сквернее некуда. Уж если король сам вынужден…

– Чем я, ничтожный, мог прогневить ваше величество?

– При чем тут гнев? – искренне удивился Сварог. – Не хватало еще на вас гневаться… Я просто хочу, чтобы вы кое-что мне откровенно рассказали, вот и все. Например, откуда у вас браслет реверена Гонзака, который вы сдали ювелиру Брайдону, держащему лавку на улице Благоприятного Ветра, дом шестнадцать…

– Я?! – весьма натурально удивился Торч.

– Ну, не я же, – сказал Сварог. – Во-первых, ювелир показал на вас, а во-вторых, мы нашли сделанную его рукой соответствующую запись в графе «принятые lля продажи поступления». Вы, кончено, вы…

– Ах, браслет… Безделушка эта…

– Ну, не такая уж безделушка, – сказал Сварог. – Три панда красного золота, да еще камешки… Кроме того, это гиперборейский знак отличия, равный иному ордену.

– Да что вы говорите?! – еще более удивился Торч. – Сроду не был на Сильване, представления не имею, какие там знаки отличия и есть ли они там вообще. Браслет, да… Но это же не преступление – отдать ювелиру для продажи случайно купленную вещь? Этот самый браслет…

– Минуточку! – прервал Сварог. – Чувствую, сейчас я услышу нечто ужасно банальное – купили за бесценок у пропившегося шкипера, в картишки ненароком выиграли… Еще что-то подобное, что невозможно проверить… интересно, а как насчет подводных лодок, которые то и дело заплывают в амбары вашего почтенного торгового дома?

Тут уж Торч буквально вылупился на него:

– Да что вы такое говорите?!

Сварог взял его правой рукой за широкий отложной ворот хомерика, рывком вздернул со стула, уперся бешеным взглядом. Потом отпустил и сказал почти спокойно:

– Давайте внесем ясность, Торч… Начнем с того, что вы, хороший мой, не живой человек, каким себя по недоразумению полагаете, а свежий покойник…

– Шутить изволите?

– Отнюдь, – сказал Сварог. – Знаете на Шкиперской уютный такой кабачок под названием «Морская лилия»? На первом этаже таверна, а на втором, для посвященных, номера с веселыми девками. Еще бы вам не знать, вы там завсегдатай, и на первом этаже, и на втором.

– Это ж не запрещено…

– А кто спорит? – откликнулся Сварог. – Но дело-то в том, что это веселое местечко час назад сгорело дотла. Обычное дело. Случается порой с подобными заведениями, где полно пьяных – опрокинули ненароком лампу, не заметили вовремя, вот и остались одни головешки… На пожарище подняты три обгоревших до полной неузнаваемости трупа. Так вот, если мы не договоримся, окажется, что одним из этих жмуриков как раз и были вы, Торч. Вот именно. Хозяин, прекрасно вам известный Кека-Шустрик – У меня в подвале. Чтобы спасти свою шкуру, он чем хотите поклянется потому что вы тоже сгорели. Он вполне разумный человек, а? И вы ему не сват, не брат, не отец родной… Вот так-то, Торч. Я, конечно, могу свозить вас на пожарище, но, может, поверите вашему королю на слово? Честью клянусь, сгорело веселое заведение, Правда, открою секрет, все трупы, что мои люди туда подкинули, были трупами еще до пожара. Тайная полиция их забрала из портовой Божедомки, из ледника для неопознанных – там этого добра столько, что смотрители и дюжину предлагали, и две, мол, для хороших людей такого хлама не жалко… Ну, Торч, уяснили свое положение? От меня одного зависит, где вы будете числиться – среди живых или погорелых покойников… Никто вас не будет искать. И спасения ждать неоткуда. Или вам кто-нибудь наврал, что я добряк и гуманист? Брехня…

Вот теперь счетовода, точно, проняло. Видя это, Сварог продолжал спокойно, даже лениво:

– Вы должны наконец понять, золото мое: я с вами могу сделать все, что в голову взбредет. Коли уж король сам ведет допрос, а благородные дворяне выступают в роли палачей…. Ага, вот именно. Эта милая девица в два счета сотворит с вами такое, что невозможно грамотно изложить пером на бумаге, да и присутствующий здесь молодой граф не лучше… Будешь ты говорить, мать твою?

– Ваше величество… – протянул Торч, улыбаясь растерянно, жалко. Я, право, совершенно не представляю, чем могу быть полезен…

– Нет у меня времени с тобой возиться, скотина, – сказал Сварог. Отошел на несколько шагов, отвернулся, бросил, глядя перед собой: – Покажите этому уроду, что шутки кончились…

За его спиной началась отчаянная возня, пыхтенье, с грохотом опрокинулся стул, завязалась борьба и тут же утихла. Послышались деловитые реплики Мары и Гаржака, потом уши резанул отчаянный вопль:

– Помилуйте!

Сварог не спеша обернулся:

– Милейший граф, уберите пока что сапог с его мужского достоинства. Подтяните штаны, Торч, неудобно в таком виде перед королем, право… Дайте ему стул.

Мара с непроницаемым лицом подняла стул и утвердила его посреди комнаты. Счетовод, бледнее полотна, растрепанный и расхристанный кое-как справился с застежками штанов и скрючился на стуле, с ужасом таращась на неспешно приближавшегося Сварога. Судя по его виду, свое незавидное положение он уже осознавал во всей полноте.

– Ну что, шутки кончились? – спросил Сварог. – И церемонии тоже… Я же вас предупреждал, Торч, что внешность этих приятных молодых людей насквозь обманчива… Где вы взяли браслет?

– Мне его в свое время отдал Финар…

– Который Астарах?

– Который – племянник. Астарах умер лет восемьдесят назад…

– А потайная пристань тогда уже существовала? – Да.

– Ну, что-то вроде этого я и подозревал… – сказал Сварог. – Фамильная традиция, берущая начало с незапамятных времен, один из маленьких секретов почтенного торгового дома… Гонзака убили?

– Да. – Вы?

– Нет. Я бы не сумел, это не мое дело… Я хорошо справляюсь со счетами, а ножа в руках не держал, кроме столового… Для таких дел у хозяина были другие люди. Я только помогал убрать следы, тело вывезли ночью в лодке, на рейд, сбросили в воду…

– Почему?

Торч рывком поднял голову, лицо у него было отрешенное:

– Потому что этот гиперборейский придурок откуда-то узнал о крошках. Заявился в Фиарнолл и стал копать, так умело и хватко, словно был не книжником, а полицейским шпиком. И подошел очень уж близко. Хозяин узнал вовремя…. До этого я и не подозревал ни о каких крошках, ни о каких потайных гаванях, служил рядовым счетоводом без особых перспектив…

– Ага, – понятливо кивнул Сварог. – А после того, как вас повязали кровушкой, стали одним из посвященных… Хорошо платили?

– Прилично, – сказал Торч. Его губы вдруг покривила злая усмешка. – Только не думайте, что я на этом поимел золотые горы. Коли разобраться, деньги были не такие уж большие. Можно сказать, меня держали не деньгами, а страхом. Обещали со временем сделать полноправным компаньоном – да так и не собрались за восемь лет…

– А веселые девки требуют денег, – сказал Сварог. – И вы, поразмыслив, снесли браслет ювелиру…

– Кто же знал, – пожал плечами Торч. – Прошло тридцать пять лет, никто его не искал… Вы что же, думаете, что крохам помогают только негоцианты вроде нас? Ого! Есть весьма даже титулованные, и не только в этой стране. Они, знаете ли, платят неплохо. Один такой тогда и затушевал все мастерски, тридцать пять лет назад. Не знаю подробностей, мне таких секретов не открывали… Я думал, все обойдется. Принесло же этого болвана буквально назавтра, когда браслет еще лежал в витрине…

Сварог спросил тихо и серьезно:

– Торч, а вам никогда не приходило в голову, что все же есть на свете такая штука – божий промысел?

– Иногда… Поневоле поверишь после такого…

– Что им нужно? – спросил Сварог. – Вы понимаете, о ком я…

– Вы полагаете, у меня было время и возможность вести с ними обстоятельные беседы? – усмехнулся Торч. – Я и в подвале бываю пару раз в год, не больше, когда приходится кого-то из доверенных подменить, чтобы перенести грузы.

– Какие?

– А кто их знает! Они что-то привозят. Только привозят. По-моему, увозить они никогда ничего не увозили, по крайней мере, мне туда носить ничего не приходилось. Потом эти ящики и тюки забирают, они уезжают вместе с обычными купеческими грузами. Это ведь продолжается не одну сотню лет…

– Сколько точно?

– Да не знаю я!

Сварог видел, что его собеседник не врет.

– А хозяин знает? Торч убежденно сказал:

– По-моему, всего не знает и хозяин. На это есть другие, повыше. Те самые, титулованные. Тут, как повсюду: на самом верху – знать, пониже – негоцианты вроде нас, а в самом низу – простонародье… Хотя…

– Ну! – рявкнул Сварог, чутьем уловив заминку. Торч сказал со вздохом:

– Понимаете, однажды хозяин подвыпил, и крепенько… По-моему, ему хотелось выговориться. Знаете, как это бывает – когда сидишь на такой тайне, так и подмывает с кем-то поговорить по душам, как бы тебя ни пугали последствиями. Ну, он и не удержался, благо я тоже был в деле… Он говорил, они хотят выйти.

– Крохи?

– Кто же еще?

– Как – выйти?

– К нам, в большой мир. Вроде бы есть какая-то возможность для них стать величиной с нас. Тогда они выйдут из своей пещеры… вы ни разу не спросили, откуда они, значит, сами знаете, верно?

– Верно. Продолжайте.

– Да почти что и нечего продолжать. Они собираются выйти из своей пещеры и поселиться у нас. Вы ж понимаете, что тогда будет – они будут править, и никто другой. С их-то возможностями… – он понизил голос почти до шепота. – Может, и не стоит так говорить, но, по-моему, с ними и ларам трудненько будет справиться, если они станут как нормальные люди, нагрянут всей оравой…

Самое страшное, что этот поганец может оказаться близок к истине, подумал Сварог. Кто знает, что у них еще в рукаве, сколько там тузов и какой масти. Вот и придется либо бросать ко всем чертям эту планету, уходить на Сильвану – или вести такую войну, про которую страшно даже подумать. Даже если эта война ларам не принесет ощутимого вреда, страшно подумать, что будет с Харумом… И ведь они уже устроили тот ядерный взрыв, чистейшей воды демонстрацию возможностей. Значит, времени совсем мало. Потом он вспомнил тот разговор с Яной. Ну разумеется, если вопрос будет поставлен ребром, она уступит. Отступит. Ей… и другим неплохо будет и на Сильване, по большому счету, проживут и без Талара, живут же они без двух других планет, которые формально входя в состав империи, а на деле никто не берется мне объяснить, что же там, собственно, происходит. Они без Талара обойдутся… а вот я – уже нет. Это мой Талар. Мои королевства, которыми я управляю, в общем, не хуже других. Мой народ. Мои сподвижники, мои города, мои поля, корабли и дороги. Мои Три Королевства, до сих пор еще не обжитые толком. Мне отступать некуда, я же не сам нагрянул завоевывать троны, весь из себя красивый и дерзкий, меня позвали, пригласили, полагая, что у меня получится лучше, чем у прочих претендентов. В меня поверили, на меня надеются… как же тут отступить?

– Слушайте меня внимательно, Торч, – сказал он, нахмурясь. – И не вздумайте противоречить. У вас уже нет дороги назад, вам осталось только подчиняться. Слушайте внимательно… Сейчас у вас в подвале есть лодки?

– Стоит одна. Было две, но одна ушла сегодня утром. Вторая должна уйти только завтра.

– Прекрасно, – сказал Сварог. – Я собираюсь ее захватить.

– Ваше величество, – сказал Торч устало, почти равнодушно. – А не бросить ли вам эту затею? Я о вас наслышан, человек вы далеко не простой, недюжинный, но по зубам ли вам такой кусок? Я ведь не дурак, прекрасно кое-что понимаю. Вы ведь не хуже меня знаете, что рубите дерево не по плечу… и вы ведь сейчас выступаете вовсе не от имени империи, Правда? Вы сейчас не императорский чиновник и даже не король которой-то земной державы, вы чисто от своего имени дело ведете. Не зря же, как вы справедливо изволили подметить, вы меня сами допрашиваете, ровно канцелярист какой, и вместо стражников у вас всего-то двое дворян… Повесьте меня, голову снесите, но за вами нет сейчас особой силы … Так стоит ли замахиваться? Все козыри в этой игре, сдается мне, у этих… Давайте придумаем что-нибудь, чтобы кончить все тихо.

– Не получится, – серьезно сказал Сварог. – У тебя нет выхода – и у меня его тоже нет… Понял? Итак, первый вопрос…

Семел, лишь самую чуточку ущербный, почти правильным диском стоял в зените, все вокруг серебрилось загадочным сиянием – причал и вода, строения и корабли. Для сухопутного неожиданного налета на чрезвычайно опасного противника время было бы крайне неподходящее, но задуманной Сварогом лихой операции это нисколечко не касалось, действовать, строго говоря, придется ниже уровня земли, где не бывает ни дневных светил, ни ночных…

– Я всего только хотел жить спокойно, – сказал Торч со вздохом. – Подниматься медленно, но верно, зарабатывать побольше…

Сварог его ни о чем не спрашивал, конечно – счетовод, очень похоже, оказался из тех, кого перед делом от нервной взвинченности тянет на болтовню. Это пока что не мешало, и Сварог не затыкал проводнику рот, а Гаржак, не получив четкого приказа, тоже стоял молча, только порой недовольно морщился.

Торч нудил что-то еще – классический набор оправданий для влипших в серьезные неприятности людишек его пошиба – но Сварог, разумеется, не слушал, смотрел на море.

Наконец показалось суденышко, судя по курсу, каким оно шло под единственным верхним парусом, это наконец-то прибыла Мара. Самый настоящий рыбацкий парусник для открытого моря – широкий вместительный корпус, две мачты, на корме виднеется лебедка для невода, и возле нее уже занял свои места боевой расчет. Сварог без труда рассмотрел Мару среди нескольких широкоплечих верзил.

– Все в порядке, – сказал он. – Отправляйтесь, граф.

Гаржак задержался. Сказал неуверенно:

– Мне все же как-то не по себе, что приходится вас одного отпускать…

– Глупости, граф, – сказал Сварог уверенно. – Порасспросите потом своих новых друзей, они вам расскажут, что я вытворял в одиночку. Приврут и приукрасят, конечно, но не особенно… Идите.

Гаржак неловко отдал честь, повернулся к счетоводу:

– Смотри у меня, чернильная душа! Если что – на том свете найду и тебе тогда солоно придется…

– Не пугайте, – вяло, невыразительно отозвался Торч. – Король совершенно точно заметил, что обратной дороги нет. Если не вы меня прикончите, то хозяин… Попала мышка между двух жерновов…

Многозначительно покачав кулаком у него под носом, Гаржак повернулся, стал спускаться по откосу к тому месту, где привязал челнок. Они остались вдвоем. Слева протянулся выше человеческого роста гребень волнореза, справа, в некотором отдалении, виднелся причал торгового дома «Астарах Финар с оравой родичей» и принадлежащие помянутым негоциантам склады – массивные, внушительные лабазы с крохотными зарешеченными окошечками под самой крышей, окруженные стеной в полтора человеческих роста. Многочисленные осколки битого стекла, вмурованные по ее гребню, искрились в сиянии ночного светила, изнутри порой доносилось бдительное побрехивание караульных волкодавов. У причала не было ни единого судна, и на нем не маячило ни единой живой души.

Сварог не двигался с места. Налет на торговый дом не был привязан к конкретному положению стрелок нa циферблате часов, все зависело исключительно от него. Так что хватало времени еще раз все обдумать, лишний раз повторить в памяти последовательность действий, укрепиться в собственном решении.

Он решил ворваться туда в одиночку – благо противник, хотя и заметно превосходил числом, величиной был с мизинец, и это сводило численное превосходство на нет. Никакого оборонительного оружия, способного причинить вред «большим» людям, у крох не имелось, да и не подействовало бы на Сварога таковое…

Идея была проста, как все гениальное: лишить подлодку возможности передвигаться, после чего моряки волей-неволей вынуждены будут вступить в переговоры об условиях капитуляции. Если лодке все же удастся вырваться наружу, на глубину, в дело вступит кораблик под командой Мары. Там уже наверняка забросили сети. Им попросту не уйти. У любой субмарины есть ахиллесова пята – винты. Даже атомные ракетоносцы из покинутого Сварогом мира, намотав на винты изрядное количество прочных рыбацких сетей, оказались бы в ловушке, что говорить об этих … Вытащат лебедкой за милую душу, с тем же исходом, что и в первом варианте.

Можно было, конечно, действовать совершенно по-другому. Привлечь лихих ребят из Серебряной Бригады, чтобы вместо рыбацкого суденышка подлодку караулила снаружи пара-тройка драккаров с гравитационными ловушками, а вместе со Сварогом в подвал ворвалась бы дюжина вооруженных до зубов спецназовцев императорской гвардии.

Но в том-то и дело, что при этом раскладе не изменится ровным счетом ничего. Точно так же неустранимой останется главная возможная опасность: гипотетические ядерные ракеты на борту. У ларов нет пока что оружия, способного остановить ядерные реакции, оно лишь создается в страшной спешке, испытано, но до боевых образцов не доведено, поэтому совершенно неважно, в одиночку Сварог туда идет или в сопровождении вооруженного супертехникой взвода. Если не повезет – последствия при обоих вариантах будут одинаковы: атомный гриб над Фиарноллом. Если все пройдет гладко, Сварог их в состоянии взять в одиночку. Никакого авантюризма или зазнайства, один трезвый, прагматичный расчет… Ни к чему устраивать суету и толкотню там, где в состоянии справиться один-единственный решительный и опытный человек, не безоружный к тому же…

Он коснулся тяжелого предмета в накладном кармане простого гильдейского хомерика. Официально эта штука, размерами и весом схожая, пожалуй что, с парабеллумом, именовалась совершенно иначе – но Сварог простоты ради мысленно назвал ее балстеро, вспомнив свою любимые фантастические романы. Честное слово, оружие отвечало всем характеристикам пресловутого бластера, поскольку размеры имело небольшие, а стреляло энергетическим лучом. Бластер он и есть бластер, нечего голову ломать. Это аналогов шаура он не помнил ни в одном романе, так что название не менял даже мысленно.

Не было ни волнения, ни страха – один только непонятный никогда не воевавшему народу звонкий душевный напряг, ощущение сжатой пружины в каждой клеточке тела.

Почему-то он по прихотливому зигзагу мысли вспомнил крестьянский мятеж, с которым было покончено перед самым его отлетом в Фиарнолл. Неизвестно, каким там воякой на внешних фронтах был тыловой генерал с пламенным взором карьериста, но с бунтом он справился в одночасье – охватил мятежные области быстро переброшенными частями, чьи фланги упирались в Ител, молниеносными ударами кавалерии рассек крестьянскую армию и оттеснил разрозненные остатки к Ителу, под огонь корабельных батарей. Ну а потом взялся усмирять мятежные районы… Сварог читал донесения людей Интагара о кровавых делах, с которыми ранее был знаком исключительно по учебникам истории – к некоторому своему удивлению, читал почти спокойно, потому что становился, пожалуй, заматеревшим королем, как выразился бы отец Грук. Он всего лишь велел передать генералу на словах, что пора и меру знать, чтобы не оставить означенные области вовсе без землеробов – и присовокупил к письму орден Крылатого Льва с кронгами и бриллиантами: ну, заслужил, что поделать, беспристрастно рассуждая с точки зрения высших государственных интересов, безусловно заслужил…

– Пойдемте, что ли, любезный Торч? – сказал Сварог совершенно нормальным голосом, без тени волнения. – И смотрите у меня…

Он показал Торчу в подвале действие бластера – и знал, что должное впечатление произведено.

– Да ладно вам, ваше величество, – чуточку сварливо отозвался Тор. Все будет в лучшем виде, мне деваться некуда… а вот вы отныне будете с меня пылинки сдувать, уж простите за прямоту. Потому что я у вас пока что единственный знаток потайных пристаней, когда-то еще другие появятся… Рассуждая по-купечески, самое время обговорить жалованье…

Сварог приостановился, фыркнул и покрутил головой от такой наглости – а впрочем, подобный деловой подход следовало только приветствовать: уж если торгуется, значит, намерен служить…

– Когда захватим лодку, я тебя сукина кота, озолочу, – сказал он убедительно. – А пока что не стоит считать деньги, плохая примета, удачи не будет…

Они неспешными шагами приблизились к воротам в высокой стене, сколоченным из толстенных плах, обшитых железом. Торч взялся за одну из многочисленных железных финтифлюшек вокруг замочной скважины и легко ее повернул. Внутри отчетливо забрякал колокольчик.

Очень быстро открылось крохотное окошечко, показался чей-то немигающий глаз. Несколько секунд их разглядывали, потом невидимый обладатель недреманного ока спросил:

– Кого там несет?

– Не узнал, прохвост? – барственным тоном осведомился Торч.

– Узнать узнал, сударь… А кто с вами?

– Из тех, что не твоего ума дело, – бросил счетовод.

Глаз уставился на Сварога. Сварог постарался придать своей фальшивой физиономии предельно надменное выражение, хотя был в простом хомерике с бляхой Бронзовой гильдии – какая нашлась под рукой у шпиков, ту и прицепил.

– Так бы сразу и сказали… – проворчали за воротами.

Совсем тихо стукнул хорошо смазанный засов, в одной из створок распахнулась высокая калитка. Первым вошел Торч, за ним шагнул Сварог, держа руку в кармане, готовый к любым неожиданностям.

Никаких неожиданностей за воротами не оказалось – обширный, на совесть замощенный двор, тройная шеренга лабазов, чистота и безлюдье. Привязанные у конур лохматые псы взлаяли было, но сторож прикрикнул на них, и они нехотя улеглись, ворча, скребя когтями брусчатку.

– Я так понимаю, в отдельный амбар направляетесь? – осведомился часовой, широкоплечий детина, вооруженный чересчур серьезно для купеческого сторожа: армейский саперный тесак, пара пистолетов за кушаком…

Торч со всей возможной язвительностью сообщил:

– Нет, проходили вот мимо и решили в шары сыграть, благо тут двор гладкий…

– Ну, так бы сразу и сказали… – проворчал детинушка и мгновенно потерял к ним интерес. Присел на лавочку у ворот, привалился затылком к стене, явно намереваясь чуток подремать.

Торч, не оглядываясь на спутника, уверенно направился к самому крайнему пакгаузу, стоявшему всего-то уардах в пятидесяти от кромки причала. Сварог торопливо пошел следом. Пока что все шло гладко, бросив быстрый взгляд в море, Сварог увидел там лежащего в дрейфе «рыбака» – чуть левее, недалеко от берега. Ну, помогай бог, подумал он отрешенно. Сейчас начнется…

Под деревянным навесом, прикрывавшим вход в пакгауз, топтался брат-близнец привратника – столь же широкий в плечах, вооруженный так же серьезно, Этот отступил с дороги без всяких вопросов и лишней болтовни. Сварог держал руку на бластере. Он выкачал из Торча абсолютно все, что тот знал о потайной пристани, был уверен, что тот не врет – но все равно, толковый король по врожденной подозрительности всегда должен ожидать чего-нибудь эдакого …

Торч предупредительно распахнул перед ним дверь, но Сварог пропустил вперед проводника, а уж потом зашел сам. Они оказались на верхней ступеньке каменной лестницы, уходящей вниз по узкому тоннелю, довольно ярко освещенному висящей на крюке гроздью из трех карбамильских ламп. Лестница упиралась в железную дверь, снабженную кодовым замком – в точности такую, как Сварог видел в доме на дне озера. Ничего удивительного. Военные базы всегда строят по некоему шаблону, следует ожидать, что и внутри все будет… Ну да! Почти однотипная!

Торч, распахнув дверь, снова наладился пропустить Сварога вперед – и Сварог на сей раз вошел первым, правда, следя краем глаза, чтобы проводник не задал стрекача и не попытался двинуть по голове.

Почти такой же бассейн, тех же размеров и пропорций, ярко освещенный тройным рядом электрических ламп под сводчатым потолком – но этот не был пуст, у торцевой стены со знакомой уже шеренгой невысоких, по колено обычному человеку ангаров и жилых помещений стояла, упершись в нее бульбообразным носом, подводная лодка Токеранга. За рубкой распахнуто с полдюжины люков, и там кипит работа – десятки крохотных человечков выгружают что-то, спускают в пришвартованные к субмарине надувные лодки, и они плывут к причалу, а другие, разгрузившись, возвращаются, малюсенькие погрузчики лихо заезжают в распахнутые ворота ангаров, на причале тоже суета, и над всем этим на высоком, в рост Сварога, флагштоке красуется незнакомый штандарт: черно-синий, с золотой змееподобной тварью, изогнувшейся вокруг золотого меча…

Они стояли на верхней ступеньке лестницы, ведущей к бассейну, никто из лилипутов не обращал на них внимания, и Сварог понял, что Торч его не подвел – а ведь до последней секунды следовало допускать, что есть возможность незаметно подать сигнал тревоги…

Кроме «кошачьего глаза», Сварог в последнее время обзавелся еще и полезной в некоторых случаях ухваткой под названием «подзорная труба», позволявшей сейчас разглядеть крохотных человечков и все им принадлежащее во всех деталях, словно в некий микроскоп. Очень полезная ухватка, когда имеешь дело с Токерангом… Так что он видел даже пуговицы на синих мундирах с черным узором на груди, даже цвет глаз и аккуратные прически. Они ничем не отличались от людей, точная копия, только крохотная. Совсем молодые и в годах, поджарые и полноватые…

Что-то назойливо зудело в подсознании, какая-то смутная ассоциация… Ага!

Когда ему было лет пять, он верил, что описанный в «Приключениях Незнайки» мир коротышек существует на самом деле – и надоедал родителям, требуя, чтобы они, когда будет у них отпуск, его туда отвезли. Родители под разными убедительными предлогами поездку откладывали, не разубеждая – ну а потом он подрос и поумнел…

Сварог подумал, что все-таки попал в мир детской мечты… да нет, ничего подобного. Эти деловито суетящиеся вояки ничем не напоминали жителей Цветочного города, были полной противоположностью… что за чепуха лезет в голову, нашел время!

Он опомнился, вновь стал жестким и собранным. Вынул из кармана тяжелый бластер, тщательно примерился, вскинул оружие. Короткий шипящий треск, ослепительный луч упал на воду – вмиг взлетело облако пара – черкнул по корме субмарины, сверху вниз. Сварог убрал указательный палец с клавиши. Когда рассеялся пар, увидел, что сделал все идеально – кусок кормы, отсеченный вместе с винтами, уже потонул, в образовавшемся идеально круглом отверстии виднелись тонюсенькие трубы, из которых била какая-то темная жидкость, а из других валили крохотные клубы пара. Туда уже вливалась вода – и где-то в глубинах субмарины уже надрывались пронзительные звонкие, надо полагать, пресловутые колокола громкого боя, и тоненько взвыли сирены, и часто-часто замигали над причалом желтые огни… После нескольких секунд всеобщего замешательства на причале развернулась самая настоящая паника – разгрузка моментально прекратилась, те, что стояли на корпусе лодки, замерли, задрав головы, а те, что на пирсе, бестолково носились в разных направлениях. Только один-единственный крохотный придурок, не потерявший, надо полагать, присутствия духа, какое-то время лупил по Сварогу из малюсенького блестящего автомата, но вскоре перестал, видя, что старается впустую.

Вполне вероятно, что у них существовали точнейшие инструкции на подобный случай – как-никак военно-морской флот, это подразумевается, обязаны быть уставы, регламенты, инструкции по чрезвычайному положению… Видимо, все дело в том, что подобное случилось впервые за многие годы, и оттого инструкции вылетели из головы. Бывает…

Сварог стоял на верхней ступеньке, держа бластер дулом вверх, не без удовольствия глядя на переполох. Он вспомнил Делибюю и с величайшим трудом убрал палец с клавиши, медленно разгибая его так, словно преодолевал чей-то нешуточный напор. Для мести было рановато, следовало отбросить эмоции и чувства…

Толпа крохотных человечков отхлынула к ангарам. Остались только четверо, определенно командиры – узоры на груди у них были не черные, а вышитые серебром и золотом, на плечах сверкали непривычного вида эполеты. Стояли плечом к плечу, смотрели на него, задрав головы. Сварог оскалился, чувствуя себя победителем: даже если у них на борту есть ракеты с ядерными боеголовками, выпускать их бессмысленно – влепятся в подвальный свод, и эти крохи погибнут в первую очередь… Не камикадзе же они, в самом-то деле?

Он сделал многозначительный жест бластером. Для пущей наглядности, чтобы уяснили, кто теперь в доме хозяин, на миг прижал клавишу. Луч метнулся под потолок, разнес парочку ламп, и в воду посыпалось стеклянное крошево.

Присмотрелся к крохотным лицам тех, четырех – все поняли, судя по унылым, яростным физиономиям, исполненным той же бессильной злости, что сжигала его в заливе Map дин, когда взметались белопенные фонтаны и один за другим уходили под воду гордые, красивые корабли. Вот и ладненько. Начнем, пожалуй?

Он произнес громко, внятно:

– Ну что, господа мои? Будем обсуждать капитуляцию?

Они не сдвинулись с места, ни слова не произнесли. Только один из них, самый старший по возрасту, самый осанистый, весь в золотом шитье и орденах, обернулся куда-то к ангару.

Сварог посмотрел в ту сторону. Там, на рифленой стене, была укреплена блестящая плоская коробка, и ее крышка была откинута, и внутри сверкал замысловатый рубильник, и возле, держа на нем руку, стоял на вытяжку офицер, не особенно и пожилой, бледный как смерть, крепко сжавший губы…

Сварог в краткий миг понял все – что кое-чего все же не предусмотрел, плохо зная противника.

И понял, что ничего не успеет сделать. Слишком поздно.

Он, не желая сдаваться, попытался попасть в человечка у рубильника, нажал клавишу, стал опускать ствол бластера, осознавая в отчаянии, что не успевает, не успевает, видя, как луч падает со свода, шипя, оставляя огненные зигзаги, вздымая облачко пыли…

Офицер с закаменевшим лицом опустил рубильник.

Весь мир вокруг Сварога превратился в ослепительное сияние, а потом обрушилось ничто.

5. По ту сторону льда

Я так считаю, что у всякого человека, рожденного женщиной, есть в этом мире свое бревно, которое ему нужно поднять и сдвинуть.

Р. Киплинг. «Простачок Саймон».

На Катайр Крофинд отправляется корабль с каторжниками. Когда на соседнем причале что-то взорвалось, трое из каторжной братии совершили побег. Три пары рук - это серьезная промашка и караемое упущение по службе... Вертухаи нашли выход из положения - подобрали трех человек без сознания, случайно оказавшихся в порту во время взрыва. Один из них был Сварог. Конечно, короля станут искать. Мара и Гаржак поднимут на ноги всю полицию, но знать бы где... А у Сварога выходов из положения всего два: либо покорно дожидаться прибытия на остров и попытаться что-то предпринять там, либо поднять сотоварищей по несчастью на бунт и захватить корабль... 

Часть первая. По ту сторону истины

Глава первая Номер семьдесят шесть

Чувства возвращались поочередно, словно кто-то поворачивал выключатели из аккуратного рядочка, один за другим.

Сварог ощутил, что лежит на спине, на чем-то твердом, жестком, неудобном. В бытность свою королем он уже успел отвыкнуть от таких поверхностей, больше всего напоминавших простой дощатый пол, короли обычно почивают с несравнимо большим комфортом. Казалось, что пол размеренно покачивается под ним, но он еще не знал, обстоит так на самом деле, или это все — последствия удара. Был какой-то удар. Определенно был. Он вспомнил все — рывком. Все вроде бы шло прекрасно, субмарина лишилась винтов и никуда не могла уйти, стояла в бассейне неуправляемая и абсолютно беспомощная, вряд ли экипаж мог исправить такую поломку собственными силами, в том подвале… Потом… Офицер с оцепеневшим лицом дернул рубильник — подрывной механизм, конечно, — и грянул взрыв, мощнейший. Сварога чем-то ощутимо приложило по голове… Ему не смог бы причинить вреда летящий отдельно предмет, будь то камешек величиной с воробья или глыбища размером с дом… значит, шарахнуло по башке чем-то, что сохраняло соприкосновение с твердью земной — какая-нибудь балка обрушилась или рухнул кусок стены, вот и вырубило начисто…

Дела не так уж плохи, подумал он, ощущая зудящую боль в левой стороне головы, над ухом, почти в самой макушке. Я все прекрасно помню, кто я такой, что делал, как случился взрыв… до самого последнего мига все помню. Неплохо, могло обернуться и хуже…

Потом включилось обоняние, и Сварог поневоле зашевелился, потряс головой, почти не поднимая ее от дощатого пола, но ничего не изменилось, ноздри прямо-таки залепляла гнуснейшая вонь: испражнения, немытые тела, засаленные тряпки, блевотина… Давненько не приходилось обонять столь резкого и омерзительного букета — да, пожалуй что, никогда, даже во время странствий в качестве бесприютного бродяги не сталкивался с этаким набором…

Вернулся слух. Он слышал вокруг ленивые, вялые разговоры, а в другой стороне, очень похоже, ссорились, там орали во всю глотку, осыпая друг друга оскорблениями. Вот только язык какой-то странный, ни одного знакомого слова… Нет, вот кто-то орет, чтобы заткнулись наконец, всех достали, задери вас леший — и тут уж я каждое словечко понимаю… Язык Талара… но другие говорят непонятно… Иностранцы? Опомнись, какие такие другие языки на Таларе? Вся Империя говорит на одном языке, народы отличаются друг от друга только произношением, выговором… Странно…

Пол определенно покачивался под ним. На лице у него, оказывается, лежала мокрая тряпка, источавшая столь неприятный запах, что Сварог не выдержал, сбросил ее резким движением руки. От этого ему вроде бы стало легче и головная боль начала постепенно утихать.

Да, и со зрением вроде все в порядке, просто в загадочном помещении маловато света. Высоко над головой какие-то доски… И стена справа, как убедился Сварог, скосив глаза в ту сторону, — тоже из длинных, горизонтальных досок, сквозь щели меж ними и пробивается свет — яркий, несомненно, солнечный, но его маловато…

Он решился — приподнялся и сел, привалившись спиной к стене. Вопреки пессимистическим ожиданиям, никаких физическихстраданий это перемещение в пространстве не вызвало. Слегка побаливала голова в том месте, где его приложило, и только. Руки-ноги целы, нет сильных ушибов…

— С пробужденьицем, ваша милость! — послышался рядом ехидный голос. — Кофия в постель подать прикажете, или чайку с марципанами? Или служанку позвать, чтоб ублажила? Всегда к вашим услугам!

Поблизости захохотали несколько голосов, но без особой веселости, мрачноватый был смех. Сварог огляделся.

Помещение, где он находился и куда попал неведомым образом, было сплошь дощатым — и потолок, и пол, и стены — и имело странную форму не совсем правильного прямоугольника: торец идеально прямой, противоположная короткая стена гораздо короче, а две длинных напоминают дуги. Слева, возле торца, в потолке проделано отверстие, прикрытое деревянной рамой, сплошь утыканной обращенными вниз длинными тонкими остриями — и в него проникает свет, виден голубой кусочек неба… В длину этот прямоугольник уардов десять, в ширину значительно меньше…

И повсюду, куда ни глянь, на голых досках сидели и полулежали люди: оборванные, нестриженые, одни по пояс голые, другие босиком. Окинув себя взглядом, Сварог убедился, что не особенно от них отличается: хомерик исчез, рубашка тоже, штаны и башмаки остались, но перемазаны в грязи и пыли. Что-то мешало шее, этого не было раньше. Он попробовал рукой — прочная, на ощупь железная цепочка грубой ковки, настолько короткая, что через голову ее ни за что не снять. На ней висела железная овальная бляха размером с ладонь. Прижимая подбородок к груди, поудобнее перехватывая бляху руками, Сварог вскоре разглядел на ней грубо выбитый номер: семьдесят шесть. Именно номер: перед двумя цифрами красуется значок «№». Что за фокусы? Тут несколько десятков человек… Это не Атар и уж никак не Корона…

— Так как, ваше степенство? — завел свое сосед. — Вы так ничего приказать и не изволили насчет кофею и прочих марципанов… А ведь привыкли, небось, поутру кофий хлебать и булку белую жамкать? На роже написано…

Сварог угрюмо покосился на него: тщедушный худой субъект неопределенного возраста, классический ехидина и склочник, мелкая сявка, шпана, в любой камере, в любой казарме отыщется… Не стоило пока что связываться, не присмотревшись, не освоившись, не изучив расклады.

Он промолчал, разглядывая неожиданных товарищей по неизвестному несчастью: одни мужчины, есть несколько юнцов, но не видно ни одного по-настоящему дряхлого, ни одного калеки. На всех лицах одинаковое выражение: унылая пришибленность людей, которым их будущее известно наперед, и нет никакого смысла давать волю эмоциям… А пол явственно раскачивается, и это не следствие головокружения, а доподлинная реальность, существующая независимо от наших чувств. Вон, сдвинулась с места ржавая кружка, проехала чуть по полу, остановилась, в другую сторону поползла… Да это же корабль!

Все моментально встало на свои места: сплошные доски вокруг, постоянное покачивание пола… Корабль. И определенно они сейчас не в трюме, иначе не пробивался бы дневной свет сквозь щели в рассохшихся досках…

— Где это мы? — спросил он, глянув на весельчака.

Как он и ожидал, тот мгновенно принялся гримасничать, оглядываясь на ближайших соседей с таким видом, словно полагал себя великим актером, любимцем публики:

— Как бы подоходчивей объяснить вашей милости… Вот это, стало быть, доски, они гвоздями сколочены. Изволите ведать, что такое гвоздь? А это…

— К лешему такие подробности, — сказал Сварог. — Планета как называется?

Весельчак зашелся, словно его щекотали:

— Ах, ваша милость, свежего человека вы в минуту уморите! А вы что же, с планеты на планету скачете? На одной так винища нажретесь, что глазки продираете только на другой? Так, что все названия в голове перепутались? Право слово, в балагане вас показывать, большую деньгу можно зашибить…

Он, хихикая, гримасничая, оглядывался на ближайших соседей, тыкал их под ребра локтями, приглашая повеселиться от всей души, но те мрачно отстранялись. Не походило, чтобы этот недомерок с крысиной мордочкой пользовался тут авторитетом — или хотя бы признанием в качестве юмориста. Один из сидевших поблизости, мельком глянув на Сварога, все с той же унылой пришибленностью буркнул:

— Талар это, Талар. Легче стало?

Сварог промолчал, хотя ответить следовало утвердительно — ему и в самом деле стало гораздо легче. Просто несказанно легко. По-прежнему Талар. Никуда его на сей раз не зашвырнуло, остался на Таларе. И это определенно не камера смертников. Перемелется. Но что-то же такое неприятное с ним произошло?

— Какое сегодня число? — спросил он, ни на кого не глядя.

Тот, что сказал про Талар, плюнул и не ответил. По первым впечатлениям Сварога, незнакомец чрезвычайно походил на неотесанного фригольдера, из-за упадка хозяйства пустившегося поискать счастья в городе. Руки больно уж крестьянские. Крысеныш — тот явно из портовых белоручек, мелкота приблатненная…

Уставясь уже на него, Сварог повторил громче, подпустив в голос жесткости:

— Число сегодня какое, спрашиваю?

Этот тон, кажется, подействовал: весельчак ответил все так же развязно, но немного почтительнее:

— Число у нас, надо полагать, такое же, как у вас… Седьмое Фиона, я так прикидываю.

Хорошенькие дела, подумал Сварог. В подвал я ворвался пятого Фиона, а сегодня… Сутки с лишним провалялся, выходит?

— А когда мы из Фиарнолла отплыли? — спросил он наудачу.

— Шестого, утречком. Охотно верю, сударь, что у вас были другие планы касаемо даты отбытия, но наш капитан, чтоб ему сдохнуть еще сосунком, забыл с вами посоветоваться… Еще вопросы будут? Вы уж их все кучей вываливайте, а то тоска заедает смотреть, как вы их по одному вымучиваете…

Вопросов у Сварога было множество, но задавать он не стал ни одного — потому что ответы наверняка сопровождались бы кучей издевок и подковырок, выслушивать кои не было никакой охоты. Кое-что уже известно: если из Фиарнолла и шестого как ни в чем не бывало отплывали корабли, значит, взрыв был не ядерным, и Фиарнолл, слава богу, целехонек. Обычная взрывчатка, только в неимоверном количестве. Но каковы морячки — недооценил их Сварог, ох, недооценил. Камикадзе хреновы. Как он стоял, тот хмырь у рубильника, — по струночке, с непроницаемым лицом… Значит, вот так у них заведено — в случае опасности взрываться всем скопом без малейших колебаний… Ну предположим, не все могли быть в курсе… И все равно, хорошая выучка. Как он стоял, сукин кот… Уважать начинаешь. Правильно я все-таки поступил, что не взял с собой туда ни Мару, ни Гаржака, как ни набивались — им бы там пришел конец, никаких сомнений…

Он потрогал голову — там еще держалась здоровенная шишка, но не похоже, что задета кость. Ерунда, заживет как на собаке…

— Скучаете, красавчик?

Сварог поднял голову. Рядом с ним устраивался странноватый молодой человек — весь какой-то вихлючий, жеманный, он то и дело глупо улыбался, непонятно жестикулировал пальцами, кидал на Сварога туманные взгляды. На всякий случай Сварог чуточку отодвинулся, но странный незнакомец придвинулся следом, улыбаясь и жеманничая, положил ему руку на колено, защебетал:

— А давайте мы с вами подружимся! У меня здесь совсем нет друзей, представляете? Такая скука, просто невыносимо. Если нас будет двое, жить станет гораздо веселее. Давайте дружить, красавчик, правда…

Он уже откровенно гладил Сварога по колену. Сосед-весельчак вылупился на них с таким видом, словно сгорал от нетерпения узнать, чем все кончится — что-то, ему, несомненно, хорошо известное. Приглядевшись, Сварог усмотрел на щуплой груди нахала странную татуировку: довольно искусно изображенную синей тушью скамейку.

И моментально сообразил, что к чему. Когда много общаешься с тайной полицией, узнаешь массу интересных вещей. Ну да, конечно. Интагар как-то, чтобы его развлечь, приволок толстенные альбомы с рисунками и прочел обстоятельную лекцию. Тюремный педрила, на воровском арго, — «скамейка». Стоп-стоп-стоп… А что, если те непонятные беседы, что он только что слышал, как раз и были каторжанским жаргоном, или, как выражаются сами тюремные сидельцы, «тарабарской грамотой»?

Не колеблясь, он отодвинулся, пихнул жеманного ногой в грудь и рявкнул:

— Брысь отсюда, тварь, хребет перешибу!

Юноша живенько подскочил и без протестов убрался в дальний конец помещения. Сварог облегченно устроился в прежней позе, но тут же насторожился: к нему, небрежно переступая через лежащих, а кое-кого бесцеремонно убирая с дороги пинками, направлялись двое субъектов уже иного полета: довольно крепкие, отнюдь не изможденные, разукрашенные татуировками так, что экипаж капитана Зо мог бы умереть от зависти. Кое-какие из них Сварог помнил по тем же альбомам. Судя по ним, рыбешка была отнюдь не мелкая, весьма даже зубастая. Лошадиный скелет с крыльями — разбой на больших дорогах, разбитая ваза — насильно лишил невинности не просто девицу, а благородную дворянку, череп на правой руке — загубленная душа. У одного таких черепов восемь, у второго только четыре, но два из них с точкой на лбу, обозначающей кокарду — значит, обладатель наколок помог переселиться в мир иной двум полицейским, что котируется несравнимо более, нежели «простые» черепа… И куча других наколок, значения которых Сварог сейчас не помнил, но готов был поклясться, что они символизируют отнюдь не благотворительные дела.

Примечательная парочка остановилась над ним. Какое-то время они пристально разглядывали его, покачиваясь с пятки на носок, потом уселись по обе стороны. Тот, что устроился справа, вполне дружеским жестом положил Сварогу руку на плечо и задушевно сказал:

— Слушай, дяхан, башмаки у тебя на загляденье добротные, а у меня их вовсе нет… Это ж непорядок, правда? Ты вот сам в какого бога веруешь?

— В Единого Творца, — осторожно сказал Сварог.

Разбойник с большой дороги прямо-таки расплылся в улыбке:

— Вот это повезло, так повезло! Уж так свезло, что не в сказке сказать, ни в суде сбрехнуть… Раз веруешь в Единого Творца, должен уважать святого Роха, точно? А чему учил святой Рох? Поделись с ближним своим, босым и сирым… Правильно? Так что снимай башмачки, дядя, во исполнение заветов святого подвижника…

Ситуация, подумал Сварог в некоторой растерянности. Объяснил бы кто, как держаться. Стоп, это, в конце концов, не тюрьма и не каторга, и народ здесь самый разный, далеко не все по «тарабарской стежке» шлепают… Не может здесь быть тюремных правил, нутром чую…

Он сказал, взвешивая каждое слово:

— Святых много, уважаемый. Лично я как-то больше придерживаюсь поучений святого Катберта-Молота. А он, если вы не знаете, учил примерно так: не позволяй ближнему твоему нахально ездить у тебя на шее, ибо если он так поступает, то он и не ближний тебе вовсе. Следовательно, не грех такому мнимому ближнему двинуть по зубам так, чтобы их поубавилось изрядно и резко…

— Может, попробуешь? — прошипел тот, что резал полицейских.

Взгляд у него был по-настоящему страшным, но по сравнению с кое-какими противниками Сварога во времена былых странствий этот субъект даже на троечку не тянул.

— Могу и попробовать, если вынудят, — сказал он спокойно.

Как он видел краешком глаза, крысеныш обратился в статую, даже, кажется, не дышал, старательно делая вид, что его здесь не вовсе.

— Да ладно тебе, — сказал напарнику второй примирительным тоном. — Куда тебе башмаки, если тут ни танцулек, ни девок… Дядя хороший, нечего его обижать попусту… Давай-ка мы лучше с тобой, дяхан, метнем на пальцах в «вилы-гирю-полотно»? А?

— Не умею, — сказал Сварог.

— Враз научим. Так, так, этак… — он с быстротой фокусника показал пальцами несколько фигур. — И правила враз растолкуем, они нехитрые. Ну что ты жмешься, залетный? Это ж не карты и не кости, какое может быть с пальцами мошенничество? Бывают фальшивые волосы, по-ученому — парики, и фальшивые глаза бывают, из фарфора там или из стекла. А про фальшивые пальцы ты слышал когда-нибудь? Вот они, доподлинные, натуральные…

— Играть не на что, — сказал Сварог. — Башмаки самому нужны, а больше вроде бы и не на что. И сдается мне, уважаемые господа, что и у вас со ставками небогато…

Его собеседники так и закатились, старательно раскачиваясь на корточках, переглядываясь, панибратски хлопая Сварога то по коленям, то по спине. Зорко наблюдавший не только за приставалами, но и за прилегающим пространством, Сварог в какой-то момент обнаружил, что вся эта сцена находится под самым пристальным наблюдением кучки субъектов, крайне похожих на его разговорчивых собеседников. Их было пятеро, они сидели совсем недалеко, двое красовались обнаженными торсами с таким же обилием жутковатых наколок, а остальные кутались кто в хомерик, кто в камзол, и оттого никак нельзя было рассмотреть их сложную и запутанную нательную биографическую роспись, но никаких сомнений не оставалось, что это птички из той же стаи. Вон тот, в хомерике, у них за главаря, точно — остальные четверо инстинктивно уселись так, чтобы держать его в поле зрения на предмет возможного приказа. А вот сам он ни на кого не смотрит, прищурившись, наблюдает за Сварогом. Ну да, так примерно в старой притче опознал находчивый монах замешавшегося в толпе придворных короля — все взоры были обращены на короля, а сам он ни на кого не смотрел…

— Весельчак ты, дядя, — сказал обладатель восьми черепов. — Как это, нечего ставить? Жопа-то при тебе, ага. Проиграешь — становишься на манер скамейки, а мы тебя, соответственно, пользуем.

— А если выиграю?

— А если выиграешь, то мы тебя не пользуем. Королевские условия, дядя, согласен?

— Нет, благодарствуйте, — сказал Сварог. — Как ни заманчиво, а придется отказаться. Зарок дал в ранней юности. Моя седенькая мама, когда провожала в большую жизнь, взяла с меня клятву, что никогда не буду играть на ставку, во что бы то ни было… Ветреный я парень, признаюсь по чести, много в жизни накуролесил, много заповедей нарушил, но вот, хоть вы меня режьте, через данную матушке клятву переступить решительно не в состоянии…

Судя по перекосившейся физиономии обладателя восьми черепов, ему и комедию ломать надоело, и был он всерьез разозлен строптивостью упрямого фраера. Без всяких церемоний схватив Сварога за физиономию грязной пятерней, он грозно процедил:

— Я тебе скажу, овечка, без всякой игры отсосешь со всем старанием…

Пора было кончать этот дурной спектакль, потому что по всем критериям он вплотную подступал к той черте, где уже начинается унижение, которое ни один настоящий мужик спускать не должен. Сварог сделал парочку неуловимых движений, одной ногой подцепив лодыжку возвышавшегося над ним громилы, пяткой другой ноги нанеся удар в коленную чашечку.

Противник, стоявший в раскованной позе, вмиг потерял равновесие и опрокинулся, как подрубленное дерево, шумно ударившись затылком о загаженную палубу. Закрепляя успех, Сварог извернулся на грязных досках и с помощью опять-таки двух ударов ногами отправил второго вслед за приятелем.

Воцарилась тяжелая тишина. Группировавшиеся вокруг главаря не сразу поняли, что дела пошли серьезные, что два их дружка не просто повалились на палубу, а лежат без всякого движения, ушибленные достаточно серьезно. Едва это до них дошло, двое кинулись к Сварогу, громко пугая жуткой участью.

Взмыв на ноги, Сварог их встретил — моментально, качественно и жестоко. Он не собирался никого убивать, и кости ломать не хотел — неизвестно еще, сколько времени придется проторчать среди этого сброда, не стоило с ходу устраивать смертоубийство и членовредительство, — но бил безжалостно. Теперь на досках лежали уже четверо — трое слабо шевелились, стонали и охали, а четвертый только-только приходил в себя.

Двое оставшихся — последний резерв главаря — бросились вперед.

— Хуть! — рыкнул главарь не шевелясь и не меняя величественной позы.

Один недовольно рявкнул не оборачиваясь:

— Чамо гаришь? Поцар сом клудит на бар…

— Хуть, блэ! Качуму щукаю?!

Оба нехотя остановились, вернулись на место, ворча и бросая на Сварога неприязненные взгляды уже без всякого актерства. Главарь же отвернулся с таким видом, словно совершенно ничего не произошло, да и никакого такого фраера не существовало вовсе. Громко произнес:

— Щеняй добежь, мокотура…

Ушибленная троица, кое-как поднявшись на ноги, стала отступать в расположение части. Четвертый ползком двигался в арьергарде. Те, кто наблюдал за действием, разочарованно отвернулись, но большая часть узников трюма с самого начала игнорировала происходящие события.

Сварог чувствовал себя здоровым и полным сил, голова почти уже не болела. Он осмотрелся. Семеро уркаганов сидели, демонстративно отвернувшись от него, а вот сосед таращился с восхищенным ужасом, оцепеневший и обомлевший. Судя по его виду, он ожидал гораздо более трагического развития событий и никак не мог поверить теперь, что все обошлось.

Усмехнувшись, Сварог присел рядом с ним на корточки, аккуратно взял за кадык — большой палец справа, указательный и средний слева — легонечко придавил и ласковым шепотом осведомился:

— Придушить, тварь?

Сосед ответил жалобным писком и потоком невразумительных, но определенно умоляющих слов — кажется, доказывал, какой он хороший и мирный, как его дома ждут не дождутся мать-старушка и семеро детушек, один другого меньше. Веревки из него можно было вить. Чуть-чуть ослабив хватку, Сварог с расстановкой сказал:

— Не вилять. Не рассусоливать. Отвечать быстро и подробно… Куда нас везут?

— На Катайр Крофинд, — пуча от усердия глаза, внятно выговорил собеседник. — На плантации. Хлопок пестовать, смолу дерень-дерева собирать. На десять лет, по указу его величества короля Сварога.

Несмотря на унылость ситуации, Сварог в первый миг едва не расхохотался во весь голос. Таких трюков судьба с ним еще не вытворяла: угодить в плавучую тюрьму, везущую каторжников на плантации по своему же собственному указу… Комедия!

— Это и раньше вовсю практиковалось, — заторопился собеседник. — Заместо каторги или там тюремной отсидки. За шиворот, на корабль — и вкалывай на островах весь свой срок. А совсем недавно король Сварог, чтоб ему ежа родить против шерсти, бабахнул новый указ, по которому на острова запихивают уже на полную десятку, невзирая на приговор и срок, и не только всякую мелочь, а всех подряд, кто попался под горячую руку, смотря по закоренелости. Вот и вышло, что угодили в трюм даже господа тарабарские аристократы… — он опасливо повел глазами в сторону уркаганских затылков. — Под метелку гребут, страшное дело, тюрьмы чистят, а еще…

— Хватит, я уяснил, — мрачно сказал Сварог.

Не было необходимости выслушивать вульгарное и краткое изложение своего же собственного указа. Все правильно, именно так и было сформулировано: «…заматеревших злодеев, закоснелых в своих противозаконных прегрешениях, а также упорном бродяжничестве». Десятку в зубы — и езжай развивать экономику далеких островов, ухаживать за хлопком, собирать смолу дерень-дерева, из которой готовят великолепную синюю краску. Что характерно, без всякого досрочного освобождения: скорый, но справедливый суд короля Сварога столь слюнявого гуманизма не предусматривает…

Разумеется, он не собирался считать свой указ ошибкой или перегибом. Все было задумано совершенно правильно: и континент освободится от уголовничков, бродяг и прочих тунеядцев, и экономике явная выгода.

Однако же, повороты сюжета! Как его угораздило, в конце-то концов, угодить в жернова собственной мельницы? Сварог никогда не питал особенных иллюзии насчет своей же верноподданнической бюрократии: заранее было ясно, что будут и злоупотребления, и накладки, и поводы для взяточничества, — полностью искоренить подобное невозможно. Но откуда такие перехлесты?

— Как я сюда попал? — спросил он сумрачно.

— А ничего удивительного, ваша милость… Подвернулись, изволите ли знать, под горячую руку, для ровного счета, в неразберихе…

— Точнее.

— А точнее — совсем просто. Нашу братию на ночь заперли в пересыльном лабазе, что у самого моря. Все, как положено: решетки, замки, вахари с собаками — дело отработанное. Только посреди ночи приключилась странность. На соседнем причале что-то взорвалось, представления не имею, что и почему, кто бы нам, убогим, растолковывал… Однако грохнуло так, словно небо повалилось на землю. В незапамятные времена, говорят, так города на воздух взлетали во время тамошних жутких войн… Ну, бабахнуло, доложу я вам! Мы уж думали, конец света, новый Шторм, окончательный и законченный катаклизм… Стена обрушилась, что ограждала наш лабаз от соседнего причала, а у лабаза обвалился один угол… И нашлись среди нашей братии такие штукари, что голову не потеряли, не в пример общей массе. И ломанулись в пролом, не теряя времени, — рассудили, должно быть, что хуже не будет, а второго такого шанса определенно не предвидится… Вахари, кто опомнился так же быстро, кинулись пресечь и воспрепятствовать. И ведь успели, псы… Почти всех похватали, с ног посбивали, древками по печенкам… Только трое все равно успели утечь, выскочили за стену — и лови их теперь хоть по всему свету… Уж я бы на их месте тоже вчистил, чтобы пятки дымились…

— Без лирики, — сказал Сварог. — Ближе к сути.

— Суть-то была такова… Нас же не на виселицу везут — на долгие работы. Каждая пара рук в цене и считается ценным казенным имуществом. И на Катайр Крофинде с главного вахаря спросили бы за недостачу по всей строгости. Три пары рук — это вам серьезная промашка и караемое упущение по службе… Вот главный вахарь, судя по всему, и извернулся со страху. Когда рассвело, пошел осматривать соседний причал, прихватил с собой своих псов… Я сам видел краем глаза, когда нас гнали на пристань, зрелище было то еще: в земле огромадная ямища, даже не ямища, а этакая огромадная канава, непонятно как проделанная, все изрыто, перерыто, повсюду жмурики валяются… Соображаете? Он, сучара хитрая, велел пошарить среди мертвых в поисках бесчувственных, отобрал, надо полагать, тех, кто был попроще видом — уж никак не дворянин, не почтенный какой. Нашел себе троих беспамятных и велел за руки за ноги оттащить на корабль. Во-он там такой же, как вы, найденыш… а третий где-то в дальнем углу, отсюда не видать… А чего? Недурно придумано. Может, кто-то из вас потом правдочку и найдет… в чем лично я сильно сомневаюсь, уж простите. Но даже если дело когда-нибудь вскроется, главному вахарю не будет никакого ущерба. У него-то по бумагам все в ажуре: скольких принял, стольких и доставил — и уплыл себе восвояси браво нести службу. Кто докажет, что это он все устроил? Никому ж неинтересно его закладывать, всем приятно получить законные денежки, когда на острове счет сойдется… А там — много воды утечет. Вы еще докажите сначала, что это вы и есть, а не тот, чей номерок вам на шею приклепали… Семь потов сойдет.

— Вот, значит, как… — медленно сказал Сварог.

— Ну, я ж и объясняю: посмотрели они, что вы дышите, кости целы, башка не пробита — и сволокли за руки-ноги на корабль. Благо отплывать ему полагалось тем же утречком. Положили вас туточки, где мы с вами сейчас сидим, а вы, ваша милость, были не в том состоянии, чтоб протестовать и качать права… Якорь выбрали — и привет, море-океан…

— А моя одежда? Все остальное?

— Ну, ваша милость, к чему глупые вопросы? Одежду вашу вахари наверняка прибрали, все, что было при вас, поделили… окромя того, что в картину категорически не вписывалось, — документы там, бляха гильдейская, или что еще у вас при себе было… Это-то, конечно, выкинули, тут и гадать не надо. А что, сойдет с рук. Там, в порту, сейчас определенно не до вас троих, им бы со взрывом разобраться. Я ж говорю: повсюду жмурики, развалины сплошные, ямы невероятных размеров, кусок берега обвалился даже. Будто тыща бочек пороха взорвалась единым махом, от одного фитиля… Уму непостижимый катаклизм, доложу я вам. Вы, случаем, не знаете, что это там бабахнуло?

— Откуда? — произнес Сварог равнодушным тоном. — Я в порту был человек случайный.

— Вот и попали под случай, хе… Вы не переживайте, и на Катайр Крофинде люди живут — хотя, конечно, как вспомнишь, что десять лет горбатиться, руки опускаются. Предлагали же мне идти официальным прислужником при игорном доме, в градские обыватели обещали вписать, а я, дурак, кобенился, хотя, если по совести, ночным ремеслом сшибал чистые гроши. Вот и угодил в закоренелые, соскочить не успел вовремя…

— Так это ты за мной ухаживал? — спросил Сварог с любопытством, подняв с досок все еще влажную холстинку. — Ведь не сам же я…

Собеседник понизил голос до шепота:

— Да нет, врать не буду… Это, изволите знать, вон те самые… — он показал глазами в сторону разбойников. — Сначала они на вас и не обращали особенного внимания, а потом отчего-то вдруг проявили самый пристальный интерес, устроили аккуратнее, местечко выбрали посвободнее и почище, примочки на голову клали… Их главный так и распорядился… Они до-олго вокруг вас сидели, совершенно непонятно, отчего вы им так приглянулись… — шептал он почти беззвучно. — Неспроста это, ваша милость, неспроста. Вы с ними поосторожнее и поаккуратнее, народ, сами понимаете, видывавший всевозможные виды, для них любого замочить, что два пальца… Терять-то нечего — на Катайр Крофинде не вешают, только срок увеличивают, а этим, легко просечь, серьезного человека не особенно и запугаешь…

Сварог посмотрел в ту сторону. Семерка серьезных людей по-прежнему сидела к нему спинами — хотя, создалось полное впечатление, их так и подмывало обернуться. Словно угадав его мысли, сосед протянул:

— С чего их потянуло на доброту, в толк не возьму. Видно, для чего-то вы им надобны, и уж наверняка не для простой дури — вон, при них натуральная «скамейка», а если хотели покуражиться, тут полно народу послабже вас и попугливее, мелочи всякой пузатой… Они, если вы не поняли, определенно прокрутили вам смотрины, это, как бы выразиться…

— Да ладно, все я понял, — сказал Сварог.

Откинулся назад, прижался спиной и затылком к нагревшимся за день доскам борта, прикрыл глаза. Все, что следовало знать, он уже выяснил, не было смысла продолжать пустую болтовню. Самое время подумать, как из всего этого выбраться. Ситуация далеко не самая погибельная, нет особой опасности ни для жизни, ни для здоровья — всего-то попал ненароком под свой же собственный указ касаемо подонков общества, не на плаху везут, не на съедение чудовищу. Должен быть какой-то выход, но искать его нужно не с кондачка…

Глава вторая Совещание в верхах

Пришлось в который раз убедиться, что не следует делать культа из народной мудрости, в данном случае, из пословиц и поговорок. Утро оказалось ничуть не мудренее вечера. За ночь Сварог так и не придумал ничего толкового. Вообще, ночь прошла скверно. Спал он вполглаза, чутко прислушиваясь ко всем звукам, доносившимся из вонючего и душного мрака, — был начеку, на случай, если по каким-то своим неведомым соображениям разбойная братия вздумает против него что-нибудь предпринять.

Обошлось. Они никак не дали о себе знать. С наступлением темноты устроили, правда, небольшое развлечение на свой манер — судя по возне, редким репликам и жеманному похихикиванию педрилы, незатейливо пользовали свою «скамейку», но потом угомонились. Настала спокойная тишина, прерываемая порой разве что чьим-нибудь вскриком во сне, бормотаньем, оханьем. Корабль шел на всех парусах при ясной, как можно понять, погоде, в узкие щели меж добротно сколоченными досками пробивался серебристый лунный свет, иногда над головой, на верхней палубе, слышались ленивые разговоры стражников. Они, как стало понятно очень быстро, бдели недреманно — хорошо понимали, сволочи, что под ногами у них полно людей, которым совершенно нечего терять. Всю ночь ходили вокруг люка, от борта к борту, от носа к корме, постукивая при этом, судя по звукам, древками и прикладами.

Спать Сварогу отчего-то не хотелось — видимо, долгое пребывание в беспамятстве сошло для организма за длительный здоровый сон. Да и напряжение нервов давало себя знать. Так что хватало времени, чтобы о многом подумать трезво и рассудочно…

Бессмысленно было гадать сейчас, кто из его людей погиб при взрыве, а кто уцелел. Кто-то определенно погиб, а у кого-то были все шансы уцелеть: например, у Мары с Гаржаком, находившихся на корабле, в отдалении от суши. Зато те сыскари, что остались ждать поодаль от ворот, наверняка, бедолаги, попали под взрыв…

Итак, часть тех, кто прибыл с ним в Фиарнолл, уцелела. Но вот дальше-то что? Его, несомненно, начали искать практически сразу, насколько это вообще было возможно в наступившей сумятице, — но, ручаться можно, ни одна живая душа не в силах догадаться, что некий начальник конвоя, озабоченный тем, чтобы сошелся счет вверенного его попечению поголовья, решил, добрать разницу за счет первых подвернувшихся под руку мирных граждан… Зная Мару и Гаржака, зная остальных — например, баронессу, которая в ночной вылазке не участвовала, а оставалась в городе — можно с уверенностью говорить, что сейчас к месту взрыва согнали все наличные полицейские силы Фиарнолла. И, ничего не объясняя им прямо, велели, надо полагать, из кожи вон вывернуться, но просеять через сито каждую кучку вырванной взрывом земли в поисках живых и мертвых. Да, примерно так и будут действовать его люди, обнаружив, что король пропал без вести.

Короля, разумеется, не найдут ни живым, ни мертвым. И тогда… А вот тогда — ничего. Если не отыщется свидетелей, видевших, как этот сраный вертухай уволакивал на плавучую тюрьму беспамятных, поиски зайдут в тупик. Можно привлечь хоть целую армию, но какие задачи прикажете перед ней поставить, если известно, что король словно в воздухе растаял? То-то…

Оставалась слабая надежда на старуху Грельфи, способную с помощью каких-нибудь ухваток из своего не особенно богатого арсенала учуять Сварога на плывущем к Катайр Крофинду корабле, — но надежда, вот именно, слабая. Дохленькая, если откровенно. Может, старуха сумеет, а может, и нет…

Само собой разумеется, следует отмести громогласное обращение к вертухаям. Нет смысла называть себя, перечислять свои титулы, настаивать на своей подлинности, грозя виселицей и плахой. Все равно никто не поверит, как не поверил бы он сам на их месте. Чересчур фантастично. Если исключить полтора десятка посвященных в тайну людей — при том, что неизвестно, сколько из них вообще осталось в живых — весь окружающий мир пребывает в уверенности, что король Сварог сейчас находится в своем латеранском дворце, из-за плохого настроения заперся в покоях и на людях почти не появляется, разве что пару раз в день проходит по галерее, прогуливается по плоской крыше.

Между прочим, это недалеко от истины: роль Сварога во дворце выполняет примитивная обманка, бестелесное подобие, двойник-призрак, оставленный там Сварогом для пущей убедительности.

Нет, ни одна собака не поверит, что властелин чуть ли не всего Харума вдруг оказался переряженным в фиарнолльском порту. Только на посмешище себя выставишь, объявляясь. Этот вариант отпадает.

Остается либо покорно дожидаться прибытия на остров и попытаться что-то предпринять там, либо в полном соответствии с приключенческими романами (а также подзабытой идеологией марксизма-ленинизма, предписывающей угнетенным непременно восставать против угнетателей) поднять сотоварищей по несчастью на бунт, передушить вертухаев, захватить корабль…

Вариант номер два по здравому размышлению представал решительно невыполнимым. Препятствовала специфика плавучей тюрьмы. Здесь, в камере, бунтовать можно сколько угодно — весь бунт сведется к матерным выкрикам и напрасной беготне от стены к стене. Конвой на подобный «мятеж» не обратит особого внимания, разве что посмеется от души, наблюдая все это сверху, с безопасного расстояния…

Чтобы захватить корабль, нужно перебросить наверх достаточное количество людей, а сделать это невозможно: лестницы нет, высота помещения — более четырех уардов, люк надежно закрыт решеткой с железными шипами. Выстроить живую пирамиду, чтобы карабкались друг по другу? Едва начнешь сооружать, конвой заметит и примет меры. Противодействие подобным выходкам наверняка отработано до мелочей — не первый год возят на острова каторжников, не первое десятилетие и даже не первый век…

Проковырять дырку в борту, достаточную, чтобы туда протиснулся человек? Отпадает. Доски из какого-то особо прочного дерева, испокон веков применяемого в кораблестроении, соединены на совесть. Щели между ними не оттого, что борт рассохся — как показалось сначала ему, сухопутному, — а потому, что бесчисленные смены заключенных от нечего делать мало-помалу выдернули всю паклю, коей щели были некогда конопачены. На чем и успокоились, прекрасно понимая, что голыми руками борт не проковыряешь…

Разобрать пол, или, если следовать морской терминологии, палубу? Но она тоже из добротно сколоченных досок. Да и под ними — не желанная воля, а то ли пушечная палуба, то ли грузовой трюм. Голыми руками опять-таки не справиться. Отпадает. Господи ты боже мой, до чего дурацкая ситуация! Не менее сотни человек, готовых на все, чтобы отсюда вырваться, но повести их в драку нет никакой возможности…

Он перебирал свои магические способности, но не находил среди них той, что могла бы помочь в данном конкретном случае. Можно отвести глаза конвою, стать для них невидимкой — но это имеет смысл проделать, лишь оказавшись наверху. А чтобы оказаться наверху… снова пошла сказка про белого бычка. Замкнутый круг. Шансы появятся, когда окажешься наверху, а наверх ни за что не попасть…

Он встрепенулся, поднял голову, заметив, что люди вокруг оживились не на шутку. Наверху, над люком, началось какое-то шевеление, тени стражников то и дело перекрывали тень от решетки, лежащую на грязных досках.

— Что такое? — спросил он соседа, уже усмиренного, приведенного к полной покорности.

Тот без тени насмешки отрапортовал:

— Хавку будут раздавать, ваша милость. Одно счастье в нашем положении — пожрать от пуза, благо есть возможность. Они ж нас не собираются голодом морить, им, тварям, наоборот, нужно, чтобы мы пахать принялись в полную силу, едва сойдем с корабля на этом долбанном Крофинде… Сидите, не дергайтесь, у нас с вами номера чуть ли не в самом хвосте.

Послушав совета старожила, Сварог остался сидеть в своем углу. Наверху шумно завозились, отвалили решетку, и в люке тут же показалось несколько лезвий гуф — здешнего подобия алебард. Солидные лезвия, шириной в две ладони и длиной поболее локтя, начищенные и наточенные на совесть, снабженные кучей крючков, фигурных вырезов и острых завитков. Судя по их виду, вертухаями командовал толковый служака, ревностно следивший за материальной частью, — лезвия, острия и крючья так и сверкают солнечными зайчиками, до бритвенной остроты отточены, башку смахнут в два счета. А меж ними виднеются раструбы «чертовых дудок» — заряженных картечью мушкетов. Все продумано, мать их за ногу. Даже если сыщется акробат, способный одним прыжком оказаться на верхней палубе, — еще в полете напорется на заботливо подставленное лезвие или попросту получит дубинкой по башке…

Наверху деловито рявкнули без всяких эмоций: — Номер один! — и проворно опустили плетеную корзину на прочной веревке. Кто-то бросился к ней, расталкивая соседей, выгреб содержимое и, прижимая его к груди обеими руками, замешался в толпе. Корзина моментально взлетела вверх. Очень быстро наверху раздалось:

— Номер два!

Корзина вновь опустилась, стукнувшись круглым днищем о грязные доски, и все повторилось. Раздача пайки происходила в быстром ритме — опять-таки отработано за столетия…

В конце концов Сварог дождался своей очереди, вернулся на свое и принялся разглядывать пищевое довольствие. Сосед оказался прав: голодом тут морить не собирались, наоборот, делали все, чтобы будущие герои трудового фронта сохраняли силы. Изрядный кусок сыра, шмат солонины, краюха хлеба и кусок сахару размером с куриное яйцо. Для дневного пайка вполне прилично — а из объяснения соседа явствовало, что это как раз дневной паек.

Питьевой воды тоже хватало: из стены торчал массивный кованый кран — хоть запейся. За переборкой, в соседнем помещении, надо полагать, постоянно пополнявшийся бак. Ну да, все продумано…

Без особой охоты Сварог уплел примерно половину пайка — чтобы сохранить силы. Он без малейшего труда, в секунду завалил бы помещение гораздо более изысканными яствами — но не стоило привлекать к себе излишнее внимание. Единственное, о чем он жалел по-настоящему — это о сигаретах. Совершенно невозможно было на глазах сокамерников извлекать из воздуха сигареты, не говоря уж о том, чтобы их прикуривать от огонька на кончике пальца. А курить хотелось ужасно, и не ему одному — там и сям слышались громкие стенания заядлых курильщиков по поводу отсутствия табака.

Заморив червячка, он почувствовал себя чуточку бодрее, но отнюдь не веселее. Сквернее всего, что заняться было совершенно нечем, не принимать же давешнее предложение насчет игры на пальцах: фальшивых пальцев, конечно, не бывает, прав громила, но у этих ореликов определенно придуманы и на этот случай какие-нибудь свои мошенничества…

Тут он заметил, что к нему направляется главарь — один-одинешенек, без шестерок, сидевших на своем месте, старательно отвернувшихся в другую сторону. Сварог приготовился к неожиданностям, особо, впрочем, не напрягаясь: главарь все-таки был один, можно не только придушить, но и прикончить к чертовой матери, пока остальные успеют добежать…

Главарь опустился на корточки напротив Сварога, сделал мимолетное движение бровью, и Сварогов сосед, мелкая рыбешка, моментально отбежал подальше — прямо на четвереньках, не мешкая, не тратя времени на вставание. Они остались один на один, все остальные располагались слишком далеко, чтобы подслушать тихий разговор. Вчера вокруг Сварога не было такого простора — похоже, эти ребятки все заранее организовали… Неспроста…

Сварог откровенно разглядывал своего визави. Крепкий мужик, сразу можно сказать, не склонный к сантиментам, все известные Сварогу наколки изобличают человека серьезного, не разменивавшегося на оставленных без присмотра кур и кошельки зазевавшихся на рынке мещанок. Значения некоторых рисунков Сварог, правда, не знал, загадочные насквозь картинки, но, опять-таки, вряд ли они символизировали мелкоту…

Ага, вот оно что! Полы хомерика разошлись, — а рубахи на главаре не было — и Сварог без труда разглядел наколотую против сердца синей краской корону, не похожую ни на одну из таларских, но выполненную с величайшим тщанием. Ну, следовало ожидать… Отличительный знак «тарабарского принца», или, пользуясь земными категориями, вора в законе.

Хомерик, кстати, показался ему смутно знакомым. Он не мог бы утверждать со всей уверенностью, но не особенно удивился бы, окажись это его собственная одежда, размер подходил, да и цвет тот же самый…

— Как поживаете, жа́мый? — вежливо поинтересовался главарь.

Это словечко Сварог прекрасно знал. «Жамый» — сокращение от «уважаемый», так обращаются друг к другу люди, не имеющие дворянского титула и не состоящие в Сословиях, — вполне вежливое обращение, обиходное, без тени насмешки, неприязни, оскорбления…

— Благодарствуйте, жамый, — ответил Сварог в тон. — Жизнь идет своим чередом, но, откровенно признаюсь, не особенно радует…

Главарь усмехнулся уголком рта, тронул ногтем большого пальца наколку-корону:

— Видывали? Смутрите, будто понимаете, что к чему…

— Что это значит, примерно знаю, — сказал Сварог, тщательно взвешивая слова. — На живом человеке, правда, видеть до сих пор не доводилось, да и на мертвых тоже… Вы, значит, насколько я понимаю, тоже попали под указ?

— Вот именно, жамый, — сказал главарь с некоторой грустью. — Король наш Сварог, реформатор сраный… Совершенно не уважает сложившихся традиций, гребет под метелку и мелкоту, и солидных людей. Скажу вам по совести: только я начал обживаться в одном нескучном местечке, именуемом каторгой, только начал усматривать слабые места в изгородях и маршрутах вахарей, которые человек понимающий всегда может со временем использовать к своей выгоде — как, нате вам, грохнул указ, словно гром с ясного неба, и потащили меня на корабль… В одночасье рухнули все планы — между прочим, толковые и выполнимые… Я слышал, что у вас произошло. Точнее, как вас прихватили для ровного счета… Я так понимаю, это прискорбное событие и ваши жизненные планы нарушило?

— Не то слово, жамый, — сказал Сварог. — Не то слово…

— Значит, смело можно сказать, что мы с вами собратья по несчастью, а? Можно спросить, каковы ваши дальнейшие планы? Что-то до сих пор вы не кричали туда, наверх, что произошла ошибка и нужно немедленно восстановить справедливость…

Сварог хмыкнул:

— Позориться? Кто поверит?

— Я смотрю, вы человек несуетливый и трезвомыслящий… Можно спросить, чем на жизнь зарабатывали до этого прискорбного события?

Почти не раздумывая, Сварог ответил:

— Купец. Из Готара. Собственно, не купец, а, как бы это выразиться… У нас крохотная страна, знаете ли. Далеко не все так расписано и регламентировано, как в больших державах. Ну, и мы, соответственно, не привязаны так к одному-единственному ремеслу, как это обстоит в каком-нибудь Снольдере или Ронеро. Подворачивается случай — торгуем. Если случится подряд взять, еще как-нибудь подработать, — и этого не упускаем. Одним словом, грошик к грошику — глядишь, и аурей сколотился…

— Понятно. В таком случае, может, и таверну «Бешеный кабан» знаете?

— Ту, где заправляет Кривой Арак? Кто ж ее не знает… Хорошо идут дела у Арака, пристройку ладит, соседний участок прикупил, расширяться думает. Народу туда в последнее время нахлынуло изрядно, новые большие дороги образовались, денежки звенят…

— И в Карагуле бывали?

— А как же, — сказал Сварог. — Если вы знаете тамошнюю водяную мельницу, то хозяин, Соло Бабья Погибель — мой старый приятель…

Подобных расспросов он не боялся — хорошо знал Готар (хотя с теми, кого сейчас зачислил в друзья-приятели, был знаком исключительно заочно, по донесениям полиции).

Однако собеседник новых вопросов задавать не стал. Протянул с прежней интонацией:

— Понятно… Ну что ж, если вы и не готарский, то вГотаре безусловно бывали, очень уж быстро и уверенно отвечаете. А вы ведь не могли знать, что я в первую очередь о Готаре спрошу…

— Это что, вы меня допрежь в чем-то подозревали? — усмехнулся Сварог.

— Да как вам сказать… — уклончиво ответил «тарабарский принц». — Не принимайте на свой счет, я вас умоляю, но в такой компании — не без стукачков…

— Здесь? — спросил Сварог с искренним удивлением.

— Ага. А как вы думали? Большой этап, рыл с сотню, плыть недели две… В таких случаях вахари всегда засовывают стукачков. Для пущего душевного спокойствия. Есть они тут, есть, поверьте человеку опытному… За настроениями следить, возможный бунт вовремя учуять, вообще присмотреться к людишкам… Ладно, что это мы о всякой гнуси? Давайте вернемся к людям приличным и солидным, вроде нас с вами. Можно ли поинтересоваться вашим честным имечком?

— Шабар Каруген, — представился Сварог без запинки.

Тут и выдумывать не стоило, именно так звали — да и сейчас зовут — одного из стражников в готарской резиденции Сварога. Хороший мужик, справный работник, с криминалом никогда не вязался…

— Очень приятно. А меня кличут Бангал.

Последняя фамилия, надо полагать, подумал Сварог и развивать эту тему не стал. Выжидательно посматривал на нового знакомого — в конце концов тот пришел сам, значит, определенно имел какой-то свой интерес…

— Жамый Каруген, мне бы вот что хотелось знать… — прямо-таки задушевно произнес Бангал. — Что вы дальше намерены делать в столь печальном положении? Что-то не верится мне, что вы горите желанием десять лет горбатиться на хлопковых полях или на «смолке»…

— Здесь я правды не найду, это и дураку ясно, — сказал Сварог задумчиво. — Но, может быть, удастся что-нибудь предпринять на Катайр Крофинде? Наверняка есть какая-то возможность…

— Нет такой возможности, — быстро сказал Бангал.

Это было вранье чистейшей воды, как мгновенно определил Сварог. Он еще думал, как бы поделикатнее выразить недоверие, когда Бангал заговорил первым:

— Не верите?

Глаза у него были колючие, холодные, так и просвечивавшие насквозь. Он напрягся, чуточку подавшись вперед. Повторил увереннее:

— Не поверили. Ни капельки. Вы знаете, что я вру?

— Да ну, с чего вы взяли…

— Знаете, — уверенно сказал Бангал. — Вы как-то определили, что я соврал, и не ломайтесь, это чистая правда… Лицо у вас стало… примечательное, никакой ошибки. Знавал я двоих таких в свое время. Соврешь ему, а он посмотрит, как шилом уколет, и совершенно точно знает, что ты сбрехнул. Один был ничего, безобидный, трудился купеческим проводником, а вот второй был сыскарь, и от этого его умения, легко догадаться, иные люди кровавыми слезами плакали… Сядет напротив, уставится своими шильями, и невозможно ему соврать хотя бы в малости… Знающие люди ту губернию седьмой дорогой обходили, чтобы в случае чего к нему на спрос не попасть. Но его, заразу, все же постигло однажды несчастье. Споткнулся и упал на ножичек, одиннадцать раз подряд — и делайте со мной, что хотите, но верно вам говорю, что «тарабарские господа» тут ни при чем. Этот дурак однажды намекнул своему собственному начальству, что оно, начальство, врет касаемо истинных причин расходования некоторых казенных сумм. Суммы были немаленькие, вот и пришлось нашему умельцу на ножик по оплошке падать…

— Значит, вы, как бы это поизящнее выразиться…

— Соврал, соврал я вам, каюсь, — сказал Бангал, ухмыляясь без видимого раскаяния. — Есть зыбкая возможность отыскать правду и вырваться с острова, причем, говоря откровенно, не только для случайных постояльцев вроде вас. Деньги — они везде деньги, жамый, сам понимаете… Давным-давно механика отработана. Вам, может, и будет удивительно, он не так уж мало народу попадало на Крофинд по недоразумению или случайности. Есть там людишки среди чиновного народа. Закидывают бредешок в каждую новоприбывшую партию и намекают недвусмысленно, что к чему. Готовы за приличные денежки восстановить справедливость в отношении невинно попавшего. Только, во-первых, дело это долгое — пока снесутся с подельниками на континенте и выяснят совершенно точно, что вы и в самом деле тот, за кого себя выдаете, что денег у вас достаточно. Потом возьмут с вас заемные письма, сдерут денежки — и тогда только отпустят восвояси. А во-вторых, предприятие это дорогое. Если вы не дворянин, не член сословия, не имеете могучей и влиятельной родни и тому подобного — обдерут вас, как киску в заведении меховщика. Справедливо рассуждая, что вы отдадите все до грошика, лишь бы не валандаться на Крофинде десять лет… Вот и подумайте, нужно ли вам такое — оказаться на свободе не ранее чем через годик голым и босым… А?

На этот раз он не врал. Сварог непритворно задумался. Вообще-то приходили в голову надежные варианты: ну, скажем, объявить себя родственником Мары или Интагара, написать такое письмо «родне», чтобы моментально поняли, что к чему… Но время, время! «Тарабрский принц» кругом прав: если не год, то пара месяцев пройдет, прежде чем на континенте получат весточку от короля Сварога. Пара месяцев в бараке для хлопкоробов, когда Горрот сидит костью в горле, когда к Талару с каждым мигом приближается Багряная Звезда…

— Вы абсолютно правы, жамый Бангал, — сказал он твердо. — Мне никак не улыбается прибегать к помощи этих ваших шустрых чиновников. И время потеряю, и обдерут дочиста… Может быть, есть какой-то другой выход?

— Если подумать, найдется. Я, к чему вилять, за тем и пришел, чтобы вам предложить поискать его вместе. Чует мое сердце, что вы можете пригодиться. Смотрел я, как вы разбрасывали моих обормотиков, какое у вас при этом было лицо.

— И какое?

— Подходящее. Лицо человека, привыкшего мотать кишки ближнего своего на грязную изгородь. Подозреваю, за спиной у вас немало таких дел, которые делаются без всякого слюнтяйства и доброты…

— Я из Готара, — развел руками Сварог. — Пограничье, сами понимаете. Народ мы простой и бесхитростный, привыкли полагаться не на писаные законы, а на кулак… Значит, вы мне предлагаете к вам присоединиться? Другими словами, вместе с вами захватить корабль?

Бангал спросил совершенно безмятежным тоном:

— А почему вы решили, жамый, что кто-то хочет захватить корабль?

— У меня, если вы не заметили, есть голова на плечах, — сказал Сварог. — Из нашего печального положения есть, хоть ты тресни, только два выхода. Первый — попытаться с помощью звонкого золота и продажных чиновников тюремного ведомства освободиться, обитая на Крофинде. И второй — не дожидаясь, когда корабль придет на остров, захватить этот плавучий сарай. Два выхода, других попросту нет…

— Вы мне облегчаете задачу, жамый, — сказал Бангал тихонько. — Ясно уже, что вас не придется долго уламывать, как нетронутую девку, и долго растолковывать вам не нужно… Вы все правильно понимаете, выходов только два. И долгий меня не прельщает. Мне по нраву как раз короткий. А потому говорю вам откровенно: корабль я попробую захватить. И мне нужно, чтобы вы были с нами. Я вам не буду расточать ужасные угрозы, и жутких клятв брать с вас не стану — к чему эти глупые церемонии в нашем-то положении, меж умными и решительными людьми? Я просто верю, что вы человек разумный, мигом все взвесили и прекрасно понимаете, что нет у вас обратной дороги, и нет друга, окромя меня…

— Понимаю, — сказал Сварог. — Считайте, что я встал в ряды, поскольку обратной дороги и в самом деле нет, а на свободу я могу вырваться только рука об руку с вами… Полагаю, теперь можно поинтересоваться… У вас есть какой-то план?

— Пока нет.

— Объяснитесь.

«Тарабарский принц» наклонился вперед, так, что их лица почти соприкасались. Он явственно волновался, хотя изо всех сил старался этого не выказывать, глаза у него лихорадочно блестели, дыхание участилось…

— Это не план, — сказал Бангал. — Это последняя надежда, отчаянная ставка… Мы в таком положении, когда я просто обязан рискнуть… В настоящем нашем положении отсюда просто невозможно вырваться. Такой возможности попросту нет. Вахари, конечно, сволочи, но ремесло свое знают туго. Отсюда не вырвешься.

— Да, я уже кое-что обдумал…

— Моя последняя надежда заключена в одном-единственном вопросе, — сказал Бангал так тихо, что Сварог едва разобрал слова обычным человеческим слухом. — Среди ваших колдовских умений найдется что-то такое, способное нам помочь?

Сварог не пошевелился, не изменил выражения лица. Он всего-навсего поднял бровь:

— Колдовских? А простите, с чего вы…

Бангал рывком опустил руку в карман, пошарил там — и, протянув к Сварогу сжатый кулак, разомкнул пальцы, не отводя отчаянного, горевшего лихорадочной надеждой взгляда.

На его широкой ладони лежала сигарета — точнее, то, что от нее осталось: нетронутый фильтр и при нем обломок шириной с палец. Одна из тех сигарет, что Сварог каждый день создавал без всяких усилий: желтоватая тонкая бумага, черный табак, светло-коричневый фильтр с двумя золотыми полосками.

Ах, вот оно что, подумал Сварог.

— Табак, сразу ясно, — сказал «тарабарский принц». — Отличный виджитанский табачок, какой курят только люди с достатком. Не пойму, правда, как эта штука сделана — человеческие руки цигарку так ювелирно не свернут, да и эта хреновина вроде ваты непонятно зачем тут присобачена… Но одно ясно: это натуральный табак. Если поджечь открытый конец, можно курить… Вам крупно повезло, что первым заметил, как у вас в руке появляется прямо из воздуха эта штучка, один из моих ребят. Вы валялись без сознания, а она вдруг появилась неведомо откуда… Потом еще одна, и еще… Вы были в беспамятстве, неосознанно творили… Слышал я про подобные штучки. Немало еще людей с такими вот потаенными способностями, оставшимися от старых времен… Вы не беспокойтесь. Когда я понял, что к чему, ребятки вас тут же обсели, чтобы эти овцы не пялили попусту глаза… Одним словом, вы их сделали ровно пять штук. Остался только этот огрызок. Остальные я, простите, жевал — курить хочется невероятно, я ведь из заядлых дымоглотов… Вот… А потом рядом с вами, опять-таки неведомо откуда, два куска ветчины объявились. Опять-таки свежайшая ветчина, сочная, господская… Схавали мы ее, уж не посетуйте. Куда ж ее было девать? Ну, тут стало окончательно ясно, что вы, простите на худом слове, если что не так, самый натуральный колдун. Или как там это еще называется. Я в этих материях разбираюсь плохо, да и не в ученых названиях дело… Главное я ухватил: вы, жамый, умеете то, что не каждый умеет. Необычный вы человек, теперь ясно.

Только обстановка такая, что восторгаться или удивляться некогда. Как человек приземленный, я в первую очередь задал себе насквозь практический вопрос: а нельзя ли ваше умение обернуть себе на пользу? Благо цели у нас с вами совпадают… Ну, и начал я за вами наблюдать. Настропалил ребят, чтобы прощупали, стал смотреть, что вы предпримете… Честно вам признаюсь, что нынешнюю ночь я не спал вовсе. Лежу и думаю: а вдруг вы, придя в ясное сознание и видя свое положение, улизнете каким-то волшебным образом? Ведь помешать вам в этом случае было бы решительно невозможно. Вы и не представляете, какая каменюга у меня с души свалилась, когда рассвело, а вы сидели на прежнем месте… Значит, улизнуть в одиночку не можете, а? Не хватает умения? Не можете, скажем, дымком обернуться и в щель между досками улетучиться? И не можете велеть вахарям, чтобы сошли сюда, вывели вас наружу, повернули корабль назад?

— Ваша правда, — сказал Сварог. — Этого я не умею.

— Но что-то же умеете, окромя того, чтобы доставать из воздуха табак и жратву? Что-то, что поможет отсюда выломиться? О вас, колдунах, столько рассказывают… Думайте, жамый, думайте! Или вам охота горбатить десятку на хлопке?

— Никоим образом.

— Ну, так как тогда?

Сварог старательно перебирал в памяти все, на что он был способен. К сожалению, приходилось признать, что большая часть его магических способностей предназначена исключительно для того, чтобы сделать благополучную жизнь еще более комфортной, и только. А остальное… Умение не задохнуться в виселичной петле абсолютно бесполезно там, где тебя не вешают… Точно так же обстоит и с ночным зрением, и кое с чем еще… А впрочем… Если подумать…

— Кое-что, если рассудить, все же отыщется, жамый Бангал, — сказал он уверенно. — Правда, нам нужно как следует посоветоваться и многое обсудить…

— Все, что хотите, — горячечным шепотом ответил Бангал. — Я сейчас готов и душу прозакладывать, если вы по этой части…

Сварог усмехнулся:

— Душа ваша мне без надобности, успокойтесь. Объясните-ка лучше вот что…

Глава третья Сарынь на кичку!

Сколько бы там грехов ни накопилось у Бангала за душой, организатором он оказался отменным. Впрочем, в противном случае вряд ли и докарабкался бы до своего нынешнего титула в «тарабарском царстве»…

Предложенный им план, быть может, и не стал вершиной военно-стратегической мысли, однако выглядел, по мнению Сварога, лучшим из того, что в данной ситуации можно придумать. Риск, понятное дело, был огромный, а победа отнюдь не гарантирована, но тут уж ничего не поделаешь: единственный шанс, единственно возможный замысел…

Плохо только, что самому Сварогу пока что совершенно нечего было делать в ожидании своего звездного часа, и он от вынужденной праздности готов был на стену лезть. Эти несколько дней в вонючем трюме показались бесконечными, время ползло, как черепаха. Но ничего тут не поделаешь: во-первых, предприятие требовало нешуточной подготовки, а во-вторых, «тарабарский принц» с большим знанием дела растолковал, почему следует выждать несколько лишних суток.

Все дело, объяснял он, в психологии конвоя: первые два-три дня, когда этап только-только отправился в дорогу, вахари чувствуют себя, словно на раскаленной плите: ждут подвоха, бунта, сопротивления, какого-то хитрого финта, отчего являют собой образец бдительности и настороженности. Ну, а потом, когда с течением времени не происходит ровным счетом никаких инцидентов, охрана незаметно для себя расслабляется, утрачивает прежнюю хватку, бдит уже не так недреманно… Конечно, в лексиконе Бангала не было слов «психология» и «инциденты», но верить ему следовало безоговорочно, знал, о чем говорил.

Дни напролет его подручные, стараясь не суетиться, бродили по плавучей камере. Высматривали подходящих людей, присаживались рядом, заводили беседы — намеками, издалека. Иногда, закинув крючок, вставали и уходили, предоставляя клиенту дозреть, а иногда рыбка оказывалась сообразительной, заглатывала наживку моментально, и дипломатической изощренности не требовалось.

Понемногу выяснилось, что твердо рассчитывать можно человек на сорок. От профессиональных нищебродов со стажем и мелкого жулья с городских окраин с их повадками скорее бродячих собак, чем волков, толку в настоящем бою ждать не приходилось — на острия гуф и дула мушкетонов вряд ли попрут с голыми руками даже ради желанной свободы. Рефлексы не те. Однако в трюме хватало и народа совершенно другой масти: разбойники, серьезные воры и прочие душегубы; люди с опытом военной службы — и дезертиры, и просто бывшие солдаты; привыкшие ко всему жители Пограничья, порубежных губерний и Вольных Маноров; моряки с туманной биографией… От них предполагалось гораздо больше пользы. Благо стражников, судя по опыту тюремных сидельцев, на таком корабле самое большее человек сорок — не армия, как-никак. Матросов принимать в расчет особенно не следовало — они наловчились драться в кабаках и пырять друг друга ножами, но в драке с волками, которым совершенно нечего терять, вряд ли покажут чудеса героизма, как-никак не военные, обычная «парусная прислуга». А впрочем, как сказал Бангал с мечтательно-хищной улыбочкой, даже от мелкой шелупони может выйти в схватке кое-какая польза: видя, что наша берет, иной шпенек и нападет на вахаря со спины, и за ноги схватит, предусмотрительно лежа в уголке. Такова уж человеческая натура — с определенного момента даже самые трусливые стремятся срочно примкнуть к явственно обозначившемуся победителю.

Даже если среди трюмных постояльцев и имелись стукачи, помешать они ничему не могли: посланцы Бангала не называли никаких конкретных дат и никого не посвящали в конкретные планы действий, детали и подробности. Просто-напросто сообщали намеченному в потенциальные соратники, что «кое-что готовится». Выясняли, готов ли он примкнуть, помахать кулаками ради свободы. И потом, у стукачей в здешних специфических условиях не было никакой возможности украдкой встречаться с начальством для доклада. Тихарю оставалось одно: подбежать к люку и заорать что есть мочи охране что-то вроде: «Родненькие, срочно заберите меня отсюда, я та-акое расскажу — ахнете и оцените!» Пока что ничего подобного не произошло.

Оружия, правда, не было. Ничего, хотя бы отдаленно похожего на оружие или способного с грехом пополам оружие заменить. Ни единой булавки на сотню человек. Как ни прикидывай, потери среди бунтовщиков обещают быть огромными. Но Сварог в глубине души полностью соглашался с нехитрой мыслью, высказанной Бангалом вслух: бывают случаи, когда на любые потери следует заранее начихать с высокой башни. И, между прочим, продолжал Бангал, развивая тему о шпиках, неизвестно еще, как поведут себя стукачи, когда запахнет свободой, поспешат доложить о готовящемся бунте, или промолчат — это ведь определенно не сыскари на жалованье, подсаженные «под видом», а такие же каторжане с десяткой в зубах, запуганные либо соблазненные будущими послаблениями…

Сварог согласился с этой мыслью, но уточнил: все зависит от того, насколько стукач поверит в успех дела. Если увидит реальную надежду на успех, наверняка промолчит, а вот если ему покажется, что у мятежа нет ни малейших шансов — поднимет шум.

Бангал признал, что его собеседник, точно, прав. Они со Сварогом о многом лениво болтали, сидя в уютно обустроенном закуточке в углу трюма. Подручные «тарабарского принца» в два счета конфисковали у товарищей по несчастью кучу одежды — где без сопротивления, где убедив зуботычинами — и быстренько сварганили из этого вороха большой прочный полог, натянули его на сплетенной из поясов и разодранных на ленты рубах веревке, которую надежно закрепили в щелях меж досками с помощью самых больших пуговиц, вбитых вместо клиньев. Судя по сноровке, им не в первый раз приходилось такое проделывать. Получилась добротная занавеска, надежно скрывавшая от глаз остальных жизнь кучки привилегированных. Причины тому были самые практические. Во-первых, не стоило остальным дивиться, как «политбюро» угощается появлявшимися прямо из воздуха яствами, а порой и покуривает Свароговы сигареты (ночной порой, старательно выпуская дым в самые широкие щели, — днем какой-нибудь шустрый вахтенный мог и заметить с палубы, что из трюма пробивается дымок). Вообще-то еды и табака хватило бы на всех, Сварогу это стоило бы минимальных усилий, но не следовало привлекать лишнего внимания к обладателю магических способностей. Во-вторых, в закутке за занавеской уже хранилось кое-что, подготовленное для рывка, опять-таки сотворенное Сварогом…

Бангал, прохвост битый, все еще не оставлял попыток прощупать нового подельника. Частенько, во время самых отвлеченных и пустых разговоров — в основном о своих или Сварога странствиях по Харуму, тавернах, бабах и приключениях — Сварог вдруг понимал, что ему словно бы невзначай, мимолетно, с самым простецким выражением лица поставили коварную ловушку. Вполне могло оказаться, что пару раз он в таковые ловушки все же угодил — очень уж многозначительные искорки вспыхивали в глазах «тарабарского принца».

Наверняка были какие-то подвохи, о которых Сварог попросту не мог знать — какие-то третьестепенные тонкости, известные лишь настоящему купцу из Готара, но никак не самозванцу.

А впрочем, особенно беспокоиться по этому поводу не стоило. Бангал не перегибал палку, как-никак Сварог был ему пока что жизненно необходим. Скорее всего, «тарабарский принц» был из тех, кто терпеть не может загадок и неясностей в непосредственной близости от себя — в чем не было ничего странного, учитывая специфику ремесла, каким он зарабатывал на жизнь. Ну и черт с ним. Вряд ли замышляет что-то недоброе — какая ему выгода? Наоборот, сообщника с такими способностями следует рассматривать, как подарок судьбы, пылинки с него сдувать, используя в своих делах. Интагар кое-что рассказывал о подобных случаях, когда воровской мир стремился поставить себе на пользу любые магические знания, да и Паколет в свое время вспоминал, как укрывал свое умение от людей серьезных, чтобы не приспособили к тяжелым делам. Так что можно себя чувствовать в полной безопасности — по крайней мере, пока они не достигнут Харума. В любой момент можно спросить небрежным тоном: «Жамый Бангал, а вы, часом, не замышляете ли против меня что-то плохое?» — и вранье выплывет наружу моментально…

Вот и сейчас Бангал, привалившись спиной к борту, разглядывал Сварога с тем же выражением мучительного, тягостного раздумья, почти что и не скрывая этого.

— Ну, что? — лениво спросил Сварог. — Цветы на мне выросли?

Бангал фыркнул словно бы смущенно, помотал головой, потом решительно сказал:

— Дурацкое ощущение, но никак не проходит… Гвоздем у меня в башке сидит, что где-то я вас видел, жамый Шабар. Память на лица у меня алмазная… Вас не затруднит приподнять голову? Задрать подбородок, чтобы поза была горделивая, на манер королевской? Спасибо. Точно, я вас где-то видел, и должен бы прекрасно помнить, где, — но из головы вылетело напрочь. Совсем недавно я вас должен был видеть, несколькими днями тому, перед самым отплытием…

— Может, где-нибудь на улице в Фиарнолле? — непринужденным тоном спросил Сварог.

— Да нет, вряд ли. Какая, к лешему, улица? Нас из Сноля везли опять-таки на корабле, сначала по реке, потом по морю, а здесь в Фиарнолле, перегнали по набережной в амбар закоулками, где не было никого постороннего… Нет, не в порту… но определенно тут, в Фиарнолле. Не может такого быть — но я ведь помню! Вот только где? Скажите по чести: может, вы мне память на этот счет отшибли какими-то чарами?

— А зачем?

— А кто вас знает…

— Бросьте, — сказал Сварог. — Это вам, жамый, всякая чушь лезет в голову от безделья. Очень мне нужно чары на вас тратить… И потом, вам не кажется, что я отшиб бы вам всю память? А не только воспоминания о месте, где вы меня якобы видели?

— Пожалуй, — согласился Бангал, но тут же упрямо мотнул головой: — И все же я вас где-то видел. И должен помнить, где! Но — не помню…

Сварог, кажется, понимал, в чем тут дело…

Согласно строгим правилам судопроизводства оглашать приговор каторжанам перед отправкой обязан его милость королевский прокурор — в соответствующей случаю обстановке, в юстициарном зале. А там, естественно, находится его, Сварога или бюст, или портрет. Существует длиннейший перечень присутственных мест, где просто обязан находиться бюст или портрет здравствующего монарха, а кроме того, масса чиновного народа непременно проявит самодеятельность, выказывая таким образом вою преданность владыке. Соответствующие инстанции только-только начали нешуточные труды по бюстизации и портретизации, но кое-где мраморные и живописные изображения Сварога уже появились. Не зря Бангал просил задрать подбородок — на бюстах и на портретах любой король, согласно незыблемым канонам, изображается с горделиво воздетым подбородком и орлиным взором. Ну да, никаких сомнений, Бангал где-то видел бюст или портрет Сварога, выполненные, надо полагать, с большим сходством. И не может сейчас связать их с «горротским купцом» исключительно оттого, что любой на его месте будет искать разгадку где-то в другом направлении. Невозможно поверить, что король чуть ли не всего Харума вдруг обнаружился в грязном трюме вертухайского парусника, везущего на каторгу всякий сброд…

— Никак не могу вспомнить, — с нешуточной злостью на самого себя пожаловался Бангал. — А я ведь должен, у меня…

Краешек полога откинулся, показалась озабоченная физиономия убивца полицейских:

— Башкан, стеремнято! Тамо едн шлепак кутигасится у чуры! Сам зырни…

Бангал мгновенно поднялся на ноги, словно распрямилась стальная пружина.

— Что-то случилось? — насторожился Сварог.

— Давайте посмотрим, — нехорошо улыбаясь, сказал Бангал. — Друг мой верный только что сказал, если перевести на понятный вам язык, что какой-то обормот подозрительным образом трется у люка…

Они осторожно выглянули в щелочку. Возле квадрата солнечного света, падавшего на грязные доски через закрытый шипастой решеткой люк, и в самом деле «кутигасился» один из каторжан. Нервно расхаживал взад-вперед, исходя видимым на расстоянии нешуточным напряжением, стараясь делать вид, будто беспечно прогуливается, устав сидеть, ноги разминает, — но было в нем что-то такое трусливо-решительное, нехорошее…. Не выдержав, пару раз зыркнул вверх, тут же отвел глаза, беззаботность стала еще более нарочитой, походка — еще более нервной…

Было в нем что-то от марионетки в руках неумелого кукловода — только вот явственно веяло вполне человеческими колебаниями, страхом, неуверенностью…

— Не нравится он мне, — тихонько сказал Сварог.

— А уж мне-то! — фыркнул у него над ухом Бангал. — Как же, имели честь неоднократно наблюдать подобное при других обстоятельствах… Настоящая и неподдельная «пляска тихарика», верно тебе говорю: и жутко ему, и донести хочет непременно. То ли много ему наобещано, то ли, ты прав, не верит в успех предприятия… Ишь, как его корежит, сучару… Ну, понятно, вот-вот начнется кормежка, можно уцепиться за веревку и заорать, чтобы подняли, там, среди вахарей у люка, наверняка будет тот, кто его мазал…

— И что делать? — спросил Сварог.

— А что тут сделаешь? — спокойно пожал плечами Бангал. — Значит, судьба такая — начинать именно сейчас. Надо же когда-нибудь начинать… — его тон был будничным, почти равнодушным. — Выходит, пора… Жамый Шабар, я вас душевно прошу, зажигайте огонь, а уж костер вам поможет соорудить наш расторопный Цура, он на такие штуки горазд… Цура! Бадохай ламя, шиче-шиче! Шиче, блэ!

В закутке моментально началась деловая суета. Цура — тот самый, что имел за душой полицейских, — проворно принялся складывать в кучку пригоршни невесомых бумажек от распотрошенных сигарет. Второй вытащил из дальнего угла лежавшую на чьей-то рваной рубахе кучу черного табака — от тех же сигарет. Вышло так, что из всего, что Сварог умел творить, горючим материалом оказались лишь сигареты, вот и пришлось создать их целую кучу…

Еще двое сидели на корточках рядом, помогая при необходимости. Протянув палец с появившимся на нем язычком огня, Сварог осторожно поджег первую бумажку. Крохотное пламя перекинулось на сложенную Цурой кучку, и душегуб подбросил еще бумаги, горсть фильтров… Его корешок осторожно подсыпал табак, подкладывал лоскутья рубашки.

Пламя костерка уже доставало стоявшему во весь рост Сварогу до колен, дым понемногу заволакивал закуток, и они, сорвав полог, выскочили наружу, заорали во всю глотку:

— Пожар! Пожар! Горим, мать вашу! Пожа-а-а-ааар!!!

Остальные, непосвященные в стратегические замыслы, повели себя как и следовало ожидать: в ужасе шарахнулись всем скопом к противоположной стене. Пожар разгорался, в огонь летели новые лоскуты, бумага, табак, сигаретные фильтры, остро воняло горелой синтетикой, чуть приятнее пахло тлеющим табачком, дым уже валил, как из кухонной трубы перед большим праздником, тянулся в люк. Наверху наконец-то заметили нечто неладное, над головой послышался топот, раздались недоумевающие выкрики, и совсем близко залилась пронзительными тревожными трелями боцманская дудка.

Одним прыжком оказавшись в центре трюма, Бангал закричал:

— Слушай меня, тарабарские! Началось! Въехали, корявые? Бахан на кутан, дружочки, шахан на цуцан! Шомай, рванина, светит воля! Началось!

И почти сразу же десятка два голосов, надсаживаясь в яростной надежде и азарте, подхватили:

— Пожар! Пожар! Горим! Спасайте, мать вашу! Горим, вахари!

Наверху уже разворачивалась нешуточная суматоха, палуба над головой гудела от грохота шагов, но все это никак не походило на панику: судя по звукам, группы людей бежали в одном направлении, звучали громкие, яростные команды, что-то шумно волокли, что-то тяжелое и длинное, звенели, отталкиваясь, лезвия гуф, стучали приклады о палубу, дудка свистала, не переставая…

Сварог осклабился, представив, каково им сейчас — тем, наверху. Пожар на корабле — это очень страшно. Вокруг, конечно, целое море воды, в самом прямом, не в переносном смысле, но какой от нее толк? Это от горящего дома можно уйти подальше, а куда денешься с пылающего корабля? Разве что в шлюпки-скорлупки — а до ближайшей суши далековато. К тому же в трюме наверняка стоят бочки с порохом — кроме каторжников, корабль везет груз для Катайр Крофинда, все, что там не производят, а значит, и порох…

Шипастая решетка вдруг исчезла, поднятая и отброшенная дюжиной рук. В отверстие люка свесилась перекошенная усатая физиономия в живописном обрамлении мушкетонов. Поводя усами и вращая глазами, вахарь какое-то время смотрел вниз, но потом ему прямо в лицо ударил клуб густого дыма, после чего не осталось никаких сомнений относительно происходящего в трюме. Физиономия отпрянула, перхая и матерясь, исчезла из виду. Дула мушкетонов, правда, остались. Над самым люком кто-то громко отдавал приказы.

Вдруг что-то заскрежетало: это сверху косо опускалась самая настоящая лестница, широкая доска с приколоченными перекладинами и перилами, ее нижний конец глухо стукнул в пол, и тут же наверху рявкнули:

— Слушай меня, рванина! Всем моментально отойти к дальней стенке! Кому говорю! Кто замешкается, прибью!

И вслед за тем, буквально через пару секунд, бабахнул мушкетон. Целая россыпь картечи ударила в пол, взлетели щепки, кто-то дико заорал — должно быть, зацепило рикошетом. Толпа отхлынула к упомянутой стенке — трусы, как и следовало ожидать, быстрее всех, оказавшись теперь в задних рядах, а вот люди другого склада, Сварог в том числе, оказались впереди…

В клубах дыма вновь замаячила усатая физиономия и, рассмотрев обстановку, насколько удалось, пропала с глаз. Затопотали сбегавшие по лестнице стражники — ощетинясь гуфами и мушкетонами, они тут же с большой сноровкой рассыпались цепью, перегораживая трюм, оттесняя остриями толпу еще дальше. Их становилось все больше и больше, выстроились почти что локоть к локтю. По опустевшей лестнице проворно сбежал, придерживая широкий клинок на боку, некий чин — судя по золотым жгутам и нашивкам на серо-лиловом мундире тюремного ведомства, не простой вахарь, а лицо, облеченное некоторой властью. Бросился в тот угол, где горело и дымило, пытаясь рассмотреть источник нежданного возгорания, разгоняя дым шляпой…

Сварог понял, что пора действовать.

Он не смог бы описать обычными словами, что с ним произошло. Скорее всего, и не было таких слов. Просто — получилось. Он знал, что получилось, так как перешел в какое-то другое состояние.

Видел, как непроизвольно исказилось лицо стоявшего рядом Бангала — ну да, Сварог вмиг исчез, растворился в воздухе…

Высмотрев подходящую брешь — довольно широкое пространство меж двумя стражниками — Сварог бросился туда. Он все же задел локтем одного, тот дернулся, недоуменно выпучил глаза, но, скорее всего, решил, что ему показалось…

В три секунды Сварог взлетел по пустой лестнице наверх, словно ошалевшая кошка. Чуть не столкнулся лоб в лоб с несущимся к люку матросом — с полдюжины морячков тащили по палубе брезентовый шланг, который явно собирались подключить к водопроводному крану, — шарахнулся в сторону, прижался к мачте, зажмурясь, ожидая, когда глаза после чуть ли не недельного пребывания в полумраке привыкнут к яркому солнечному свету. Огляделся. Самая обычная палуба обычного корабля. Перед люком выстроились шеренгой не менее двадцати стражников, бдительно держа гуфы наперевес. Никто уже не суетился, все знали свой маневр. Второй начальничек, держа руку на эфесе, вытянул шею, стараясь рассмотреть хоть что-то в люке, откуда все еще валил дым. Матросы со шлангом исчезли в трюме. Остальные таращились сверху, со снастей.

И никто, разумеется, не видел прижавшегося к мачте человека в мятых, грязных штанах и пропотевшей рубашке. Все было в порядке, не стоило мешкать. Сварог направился прямиком к капитанскому мостику, куда вела вычурная лесенка.

— Ох ты, мать твою! — рявкнул кто-то сверху, перегнувшись через перила.

Сварог тоже его увидел, и все моментально пришло в норму — субъект в синем с серебром кафтане, чересчур богатом для простого рулевого, оказавшийся поначалу вне зоны действия заклинания, теперь тоже попал под неописуемый обычными словами, неощутимый магический удар. Как и остальные двое на мостике.

Бесшумно поднимаясь по лесенке — добротно сколочена, ни одна ступенька не скрипнула, — Сварог прекрасно слышал разговор на мостике:

— Что такое, капитан?

— Да показалось… — чуть сконфуженно ответил человек в синем кафтане. — Вроде бы по палубе, прямо к мостику, шел каторжник… Самый натуральный.

— Откуда ему взяться…

— Вот я и говорю: показалось…

— Конечно, это не мое дело, любезный капитан, но, по-моему, последнее полуведро рома было вчера абсолютно лишним.

— Скажете тоже — полуведро! Самое большее — четверть.

Сварог тем временем оказался уже на мостике. С одного взгляда оценил обстановку. Трое: капитан, рулевой у штурвала и еще один, судя по золотым причиндалам на тюремном мундире и занимаемому сейчас месту — главный вахарь. Та самая сволочь, что преспокойно прихватила для ровного счета совершенно посторонних людей, чтобы только не получить взбучку и не лишиться премиальных. Вот к нему у Сварога не было ни капли жалости…

У перил красуется виолон. Хотя корабль, судя по первым впечатлениям, безусловно, не военный, пусть даже располагает полудюжиной пушек. Капитан, должно быть, служил раньше на военном флоте, вот и выпендривается по старой памяти… Прямо посередине перил установлен пулемет — новехонький, на самодельном приспособлении из железных прутьев. Сварог невольно поморщился: пулеметы были жутким дефицитом, он распределял их по полкам поштучно, а тут, изволите видеть, вертухаи как-то раздобыли…

Тут же, в прибитых к перилам кожаных футлярах — не менее дюжины мушкетонов и многоствольных пистолетов. Все продумано, чтобы при необходимости обрушить ливень свинца на ведущий в трюм люк…

Капитан вдруг зашмыгал носом, подозрительно принюхиваясь. Сварог, стоявший от него буквально в паре шагов, моментально понял, что к чему. Его не видели, но должны были учуять: он неделю не мылся, не снимал башмаков, спал, не раздеваясь.

Он шагнул вперед, ребром ладони врезал капитану по голове над ухом, ногой сшиб главного вахаря, добавил с левой — и последним вырубил рулевого. Проворно перехватил толстые рукоятки штурвала, стараясь удерживать его в том же положении. Огляделся.

Никто не смотрел на капитанский мостик, никто не заметил, как троица полетела с ног. Все пялились на люк, откуда все еще валил дым и доносились неразборчивые команды. Судя по спокойствию людей на палубе, внутри борьба с огнем происходила без малейших инцидентов. Надо дать им немного времени, пусть потушат — легче будет Бангалу с ребятами…

Небо было безоблачным, море спокойным, корабль плыл себе в волнах на раздутых парусах при попутном, похоже, ветре. Океан вокруг казался таким безмятежным и прекрасным, что Сварог выругался сквозь зубы от такого несоответствия природы моменту.

И, решив, что время настало, крутанул штурвал вправо — примерно на четверть оборота, как учил его в трюме татуированный моряк, судя по некоторым наблюдениям, угодивший на каторгу за пиратство. Постарался быть как можно осторожнее, в его расчеты вовсе не входило опрокинуть корабль к чертовой матери…

Однако так едва не произошло. Казалось, невидимый великан со всего размаху залепил по борту громадным кулачищем. Корабль качнулся на волнах, накренился вправо под отчаянный скрип рангоута, так, что концы рей с правой стороны едва не черкнули по воде.

Чуточку испугавшийся Сварог торопливо вернул штурвал в прежнее положение. Увидел, как повисли на снастях матросы, удерживаясь только руками. Ничего, люди привычные, за борт не упадут… Схватил стоявший тут же микрофон, поднес его к губам и рявкнул что есть мочи:

— Паруса долой, мать вашу!

Кажется, по правилам отдавать эту команду следовало как-то иначе — но он еще в бытность свою на «Божьем любимчике» пару раз слышал, как капитан Зо командовал именно так, и ему подчинялись. Подчинились и здешние матросы, вряд ли разобрав, что искаженный жестяным раструбом голос принадлежит не законному капитану, а самозванцу. Засуетились, побежали по снастям, стали сворачивать паруса…

Те, внизу, у люка, как раз поднимались на ноги, еще не подозревая ничего плохого. Ну что же, оговоренный сигнал дан… Сварог, оскалясь, приник к пулемету и выпустил длинную очередь по стражникам у люка — слева направо, сметая их пулями, крепко вжимая в плечо приклад, расставив ноги, глухо рыча сквозь стиснутые зубы от разнообразия нахлынувших на него взаимоисключающих чувств. Эти люди, метавшиеся под пулями, падавшие, кричавшие, замиравшие неподвижно, были ни в чем не виноваты. Наоборот, они представляли здесь закон и порядок — его собственный закон и порядок, они честно служили королевству и Сварогу Первому, охраняя тех, кто безусловно заслуживал того, чтобы провести на хлопковой каторге не десять лет, а всю оставшуюся жизнь…

И вот теперь именно он, король, расстреливал их в упор — потому что нельзя было иначе. Так уж вышло. Так обернулось. Так уж карта легла. «Пенсии семьям, — пронеслись у него в голове покаянные, совершенно ненужные сейчас мысли. — Хорошие пенсии семьям всех до единого, кроме главного, который во всем и виноват. Льготы по налогам, сыновей в полковые школы на казенный кошт, дочерей… да мать твою, нашел время нюни распускать!»

Чувствуя, как что-то обрывается в душе, он стрелял и стрелял — и снял палец со спускового крючка, когда наверх с диким ревом и воем, потрясая гуфами и широкими тесаками, выплеснулась толпа оборванцев. Они орали так, что сердце заходилось в смертной тоске, они поставили все на карту — либо освободиться, либо подохнуть! — и именно среди них, так уж получилось, сейчас было место короля Сварога, ревнителя правосудия, загнавшего их сюда своим собственным указом…

Внизу началась схватка — ожесточенная настолько, что и слов подходящих не подберешь. С обеих сторон знали, что выхода у них нет — победа или смерть, и никак иначе…

Оглянувшись и оглушив ударом ноги заворочавшегося было главного вахаря, Сварог выдернул у него из ножен абордажную саблю — хорошо наточенную, сверкавшую, содержавшуюся в идеальном порядке. Чуть изогнутую, с широкой елманью, занимавшей почти треть клинка.

Сбежал по ступенькам и ринулся в бой, без единой мысли, озабоченный только тем, чтобы каждый удар был смертоносным.

Глава четвертая Белая погибель

Тот моряк, что наставлял его в трюме, как надлежит слегка тряхнуть корабль, стоял у штурвала, сноровисто перехватывая рукоятки, глядя вперед с привычным прищуром. На обычном капитанском месте — справа у перил — помещался сейчас Бангал, на нем красовался форменный кафтан главного вахаря со всеми золочеными причиндалами (что, надо полагать, имело для «тарабарского принца» некое символическое значение), а через плечо у него была надета перевязь с капитанской саблей. Он с нескрываемым удовлетворением смотрел на нок-рей, где болталось в петле тело главного вахаря. Когда Сварог посматривал туда же, в душе у него также не поднималось ровным счетом никакого протеста — этот скот сам был во всем виноват…

Остальные трупы давно уже вышвырнули за борт быстро и деловито, не глумясь над врагами и не произнося прочувствованных речей над своими. Пятна крови, правда, никто и не подумал замыть, и они во множестве темнели тут и там.

Нужно признать, что организаторские способности Бангала не дали сбоя и после победы. Едва в ходе яростной схватки наступил решительный перелом в пользу мятежников, «тарабарский принц» принялся распоряжаться так хватко, словно всю жизнь командовал кораблями. Он в два счета сколотил нечто вроде палубной команды, которой предстояло поддерживать порядок, отправил отряд из людей понадежнее обыскать все корабельные помещения, велел согнать матросов на палубу и пальцем их не трогать. Одного буяна, взявшегося было истерически орать что-то о немедленном возмездии всем поголовно, кто не принадлежал к благородным обитателям тюремного трюма, Бангал прикончил так быстро, что Сварог и глазом не успел моргнуть, а другого, подхватившего было призывы к резне, пнул так, что тот долго не мог очухаться. После чего воцарились относительный порядок и некоторое спокойствие. Прохаживаясь перед сбившимися в кучу матросами, Бангал произнес краткую выразительную речь, в которой почти без ругательств обещал, что всякий, взявшийся исправно сотрудничать, останется цел и невредим. После чего погнал моряков на мачты, чтобы занимались прежним делом…

— Ну что, жамый Шабар? — спросил «тарабарский принц» с мечтательной, отрешенной улыбкой, глядя теперь на сверкающее мириадами искорок море. — Какова она на вкус, свобода?

— Великолепный у нее вкус, надо признать, жамый Бангал, — ответил Сварог, искренне улыбаясь.

— Я у вас в неоплатном долгу.

— Какие пустяки, — сказал Сварог. — Я ведь, некоторым образом, и для себя старался…

На мостик проворно взбежал Цура, весь в засохшей крови, главным образом чужой, с гуфой в лапе. Ощерился:

— Под балодкой шуранули…

— Цура, друг ты мой вековечный, — вкрадчиво сказал Бангал. — Я тебя душевно умоляю, изволь изъясняться на гладком наречии, чтобы тебя понимал и мой верный сподвижник жамый Шабар, от которого у меня отныне никаких секретов нет, потому что одной веревочкой повязаны… Усек?

— Ага, — сказал Цура, жизнерадостно скалясь и почесывая в затылке грязной пятерней. — Только понатужиться придется, так сразу и не сообразишь, отвык я что-то от гладкой болтовни… В общем, в трюме порох, вино и всякая хорошая жратва, определенно для начальства. Там пряталось двое вахарей, ну, мы их, ужне посетуй, того… А доктора и этого, как его, штурмана, трогать не стали, как ты и велел. Доктора приставили к пораненным, а штурмана пока что сунули в каюту, чтоб посидел и подумал над своим положением. Ага, а штурман-то плыл, как благородный, — со своей законной бабой. Очень даже ничего баба, молодая еще. И дочушка при ней, не совсем еще в возрасте, но, где надо, уже круглится. Там ребята порывались их разложить с ходу, да я пока что не дал, пихнул в ту же каюту и приставил на стражу надежных, Багулю с Рыжим… Мало ли какие у тебя будут идеи… Бангал, может, нам их и правда попользовать? Приятные телушки, что мама, что дочка. Дочушка, чует мое сердце, еще блудня не пробовала, я б ее и научил со всем обхождением…

— Как вы полагаете, жамый Шабар? — осведомился Бангал с тонкой улыбкой.

— Неразумно, по-моему, — сказал Сварог. — Штурман нам необходим, без него нам до Харума придется добираться наудачу. А если вы затрахаете его дамочек, он либо в уме повредится, либо, что гораздо хуже, решит качественно отомстить. Рассчитает все так, чтобы корабль дошел до берега ночной порой — и оказался в каком-нибудь военном порту. Я бы на его месте так именно и поступил.

— Да и я бы, признаться, тоже, — задумчиво произнес Бангал. — Вы совершенно правы, друг мой, а вот ты, Цура, болван все-таки, как я ни стараюсь сделать из тебя мудрого мыслителя… Шагай. И чтобы бабенок никто и пальцем не тронул — иначе отрезать буду сам, и не пальцы вовсе, и не в один прием… Уяснил?

— Ну, чего тут не уяснить-то…

— Беги живенько. Баб вели стеречь со всем прилежанием, а вот самого штурмана веди быстренько сюда, мы с ним душевно потолкуем. Брысь!

Цура проворно сбежал с мостика, хлопнул дверью кормовой надстройки, слышно было, как он орет внутри, стращая часовых всеми мыслимыми карами, какие только способен придумать почтенный Бангал. Вскоре он появился снова, толкая перед собой человека в синем камзоле, со связанными руками и здоровенным синяком под левым глазом. Вид у него был крайне угрюмый и безнадежный, что неудивительно для человека в таком положении.

— Здравствуйте, здравствуйте! — сказал Бангал, сияя задушевной улыбкой, так весело и непринужденно, словно встретил старого доброго друга. — Вы уж извиняйте, что мы тут пошумели и нагадили малость, но войдите уж в наше положение. На свободу хотелось, спасу нет, не горбатиться же десять лет с мотыгой или тесаком-смолосеком… Вы, очень может быть, на нашем месте еще почище разнесли бы все тут от борта до борта и от кормы до носа…

Покосившись на то непотребное, что свисало в петле над морем, и явственно передернувшись при виде этого зрелища, штурман уныло пробубнил:

— Что, обязательно еще и поиздеваться нужно?

— Да что вы такое говорите, голубчик! — голос Бангала был бархатным, вкрадчивым, задушевным, как у волокиты-барона, охмурявшего деревенскую красотку. — Неужели вы решили, что мы вас собираемся обидеть? Это вас напугал кто-то совершенно зря. Вы же сами видите: и супруга ваша, и дочка сидят в вашей же каюте под чутким присмотром, никто их и пальцем не тронул, с вами самим обращаются исключительно деликатно… Что вы морщитесь, родной? Ах, синячок под глазом… Ну, тут уж вы сами виноваты, признайте. Мне рассказали, что вы начали, как самая неотесанная деревенщина, в моих ребят сабелькой тыкать, вот они и не выдержали… Добрейшей души люди, синяком ограничились, а ведь и разорвать на куски могли… Ну к чему вам были эти забавы с железом?

Вы — человек умственный и образованный, географию и математику превзошли, иначе кто б вас взял в навигаторы? И не коситесь вы так, я вас душевно умоляю, на эту падаль. Тюремщик был, не вам, ученому, чета, прескверный человечишка, поганый, нечего его и жалеть, не говоря уж о том, чтобы слезы по нему лить. У нас с ним, сами понимаете, были свои счеты, жили, откровенно говоря, как кошка с собачкой. Но вы-то — совсем другое дело, мы же не дураки, чтобы равнять поганого вахаря с ученым навигатором… Не буду ходить вокруг да около, скажу сразу: вы нам, любезный, жизненно необходимы, и оттого ни один волос с вашей головы не упадет, счастливчик вы этакий… Везунчик!

— Я понимаю, — мрачно отозвался штурман. — Что тут непонятного? Сами вы корабль, надо полагать, до суши довести не надеетесь?

— Даже и не пытаемся, — с безмятежной улыбкой сказал Бангал. — Куда уж нам, темным, мы таким премудростям не обучались… На вас вся надежда. К чему долгие разговоры… Мы ведь друг друга прекрасно понимаем, верно? Если вы доведете корабль до Лорана со всем усердием и прилежанием, без фокусов, — и сами в живых останетесь, и вашим дамам никто не причинит ни малейшего ущерба. Ну, а если задумаете какую-нибудь каверзу, при любом раскладе хватит времени, чтобы вас наказать за низкое коварство… Вы человек взрослый, повидавший жизнь, давайте уж строить отношения исключительно на доверии. У вас выбора все равно нет, а у меня нет никаких причин делать вам вред после того, как выполните свою часть уговора. Вот если бы мы заботились остаться неузнанными — другое дело. Но тут случаи другой, мы все поголовно переписаны, в серьезные бумаги внесены… У меня совершенно нет причин играть нечестно. Или у вас есть сомнения?

Судя по угрюмому лицу штурмана, сомнений у него имелось предостаточно. Он пробурчал:

— Сомнений и в самом деле выше крыши, а вот выбора и в самом деле нет…

— Вот и прекрасно, — сказал Бангал, лучезарно улыбаясь. — Вы, главное, успокойтесь. Мы же не сявки какие, чтобы слово не держать, человека резать, если он себя вел правильно… Ну, я так понял, мы договорились? Вижу по вашему лицу, что договорились… Давайте в таком случае поговорим о делах, — он выдернул из прикрепленной к перилам проволочной корзинки свернутую в трубку карту, шумно развернул. — Вот тут обозначен, я так понимаю, наш курс? И находимся мы вот тут, где обрывается карандашная линия? — он ткнул пальцем в означенную точку. — Цура, развяжи руки ученому человеку…

— Скорее уж вот тут, — с пробудившимся превосходством поправил штурман, показав пальцем на точку поблизости от проведенной синим карандашом линии. — Сегодня утром еще не успели нанести новую прокладку и пройденное расстояние, потому что…

— Помешали некоторые обстоятельства, — кивнул Бангал. — Всем стало не до того… Значит, где-то тут мы болтаемся… А почему именно здесь, можно вас спросить из чистого любопытства? Я полагал в простоте своей, что от Харума к Катайр Крофинду плывут по прямой, по кратчайшему пути, а наш курс выгибается явственной дугой, словно бы обходя Крофинд с полуночи, мы сейчас совсем близко от Инбер Колбта… Какая-то хитрушка с попутными ветрами?

— Попутное течение, — сказал штурман и провел по карте пальцем. — Алиротел. В море самый короткий путь — не всегда самый быстрый. Плывя по Алиротелу, до Крофинда добираются на несколько дней быстрее, чем по той прямой, которую вы указали…

— Век живи — век учись, — усмехнулся Бангал. — Вот видите, мы с вами совсем недолго общаемся, а от вас уже есть явная польза… Вы уж и дальше продолжайте в том же духе, хорошо? А сейчас идите к себе в каюту, успокойте ваших милых дам, они там, наверное, от страха себя не помнят. Расскажите им, как у нас с вами все наладилось. Этот душевный молодой человек вас проводит, и присмотрит, чтобы у вас все было в порядке. А потом заступите на вахту, повернете корабль к Харуму, подберете подходящий курс, чтобы нам побыстрее до земли добраться… Всего наилучшего!

Штурман в сопровождении ухмылявшегося Цуры еще не успел спуститься с мостика, как Сварог повернулся к Бангалу и спросил с искренним удивлением:

— Лоран?!

— Ну конечно, жамый Шабар, а как же иначе? — ответил Бангал спокойно, чуточку устало. — На земли короля Сварога нам соваться решительно не с руки, поверьте моему жизненному опыту. Вы в нашем веселом ремесле человек новый, понятия не знаете о некоторых полицейских привычках и традициях. Шила в мешке не утаишь, знаете ли. Слишком много тут собралось народу. Рано или поздно, станет достоверно известно, что кораблик этот был нами беззастенчиво захвачен. И вот тут вахари взовьются… Понимаете, с сухопутной, обычной каторги бегают с тех самых времен, как она на свет народилась. Дело житейское. Ищут, конечно, как им и положено, — но рутинно, без остервенения. А тут… Некоторых вещей полиция не прощает ни за что. Мы их унизили самым невероятным образом, создали, учено выражаясь, прецедент. За последние пару сотен, а то и поболее, лет, в жизни не случалось, чтобы каторжане захватывали тюремный корабль. Пираты, случалось, нападали на такие, но тут другое дело — тарабарцы сами вырвались… Сцапать нас всех до единого, шкуру спустить, по виселицам развесить для них будет делом чести, всю свою сознательную жизнь они нас будут ловить с величайшим усердием, и молодой смене накажут, чтобы рыла землю на сто уардов в глубину… Остались полные списки, в Фиарнолльской судебной палате хотя бы. Вашего имечка там, конечно, нет, но вы все равно замазаны по самую маковку. Это стадо, — он небрежно дернул подбородком в сторону палубы, по которой бесцельно шатались там и сям хмельные от воли тарабарцы, порой оглашая палубу взрывами бессмысленного хохота, — на две трети состоит из мелкой шелупони, которая на первом же допросе после первой же зуботычины начинает петь с чувством и в полный голос, как баритон из Королевской оперы, про все и про всех. И внешность вашу опишут во всех подробностях, и непременно протреплются, как вы с помощью магии все устроили… Повязаны вы со мной намертво, вам тоже не резон шастать по Свароговым владениям.

— Я понимаю, — сказал Сварог. — Что поделаешь, вам виднее…

— Рад, что понимаете. Не переживайте, мы с вами еще таких дел наворотим! Ваше умение и мой жизненный опыт… В общем, нам, сами видите, остается одно: смываться туда, где даже Сварогова лапа до нас не дотянется. Лучше бы прямо в Горрот, это еще надежнее, но это гораздо дальше, не стоит рисковать. Нам и в Лоране будет неплохо. Распишем цветисто и красочно, что все мы — безвинные жертвы тирании короля Сварога, зверя в человеческом обличье, по облыжным обвинениям загоняющего на каторгу мирных тружеников…

— А в Лоране поверят? — усмехнулся Сварог.

— Вряд ли, — серьезно сказал Бангал. — Там в полиции, как и везде, служат не добрячки и не дурачки. У половины наших вся грешная, причудливая и путаная биография ясно и четко выколота на шкуре… Ничего, в любом случае они нас не выдадут. Из чистого принципа. Сами знаете, какие сейчас отношения у Сварога с Лораном. Когда кипит и бурлит большая политика, мелюзга вроде нас всегда найдет и для себя выгоду. Королевские раздоры идут порой на пользу людишкам незначительным, но наделенным смекалкой… Улавливаете ход мыслей?

Сварог кивнул, старательно сохраняя на лице безразличие. Перспектива оказаться в заведомо враждебном Лоране его нисколечко не радовала. Вряд ли его там опознают мгновенно, небритого, на себя не похожего, никому и в голову не придет, согласно той самой инерции мышления, что среди отпетого каторжанского народа оказался сам Сварог Первый, — но все равно, из Лорана еще предстоит выбираться, да и от Бангала как-то нужно будет отделаться. Ладно, впереди достаточно времени, чтобы многое обдумать…

— Почему же тогда вы не поворачиваете корабль назад? К чему тянуть?

— Успеется, — сказал Бангал, чему-то улыбаясь. — Часом раньше, часом позже — нет особой разницы. — Покосившись на рулевого, он отвел Сварога в самый дальний угол мостика и понизил голос, насколько это было возможно. — Сначала нам с вами следует обговорить кое-какие тонкости и неотложные меры… В вас-то я уверен, и еще в паре дюжин ребят, а вот в трех четвертях нашего сброда — никоим образом. Они еще не отошли толком, но очень быстро, через часок-другой, зададутся вопросом, как же им теперь жить дальше, обретя вожделенную свободу, чем следует незамедлительно заняться. А поскольку народец большей частью примитивный, их убогая фантазия ничего лучшего не подскажет, кроме как немедленно устроить гульбище на всю катушку. Уж поверьте моему жизненному опыту, совсем скоро заговорят наперебой, что свободу надо бы отпраздновать как следует. Выдвинутся горлопаны-вожаки, и вот тогда начнется настоящее непотребство… В трюме полно вина, об этом уже все пронюхали. В каюте штурмана — две мокрощелки, да вдобавок среди матросов обнаружился смазливенький юнга, на которого уже начинают поглядывать любители зады повторять. Представляете, что начнется? Неизвестно еще, останется ли корабль цел и на плаву…

— Понимаю, — так же серьезно сказал Сварог. — Что предлагаете?

— Всерьез рассчитывать, как я уже говорил, можно дюжины на две людей, — сказал Бангал. — Ну что же… Во-первых, их вполне достаточно, чтобы присматривать за матросами, а во-вторых, среди пары дюжин человек гораздо легче поддерживать железную дисциплину, нежели среди тех восьми десятков, что у нас остались на ногах после драки… Короче говоря, я тут кое-что прикинул. Надежных разобьем на несколько отрядов. Начальниками поставим Цуру, вас, Рыжего… Оружия навалом. А остальных, чтобы не возиться, заманим назад в трюм. Закатим туда пару бочек винища, упреждая события, пока сами не начали вышибать днища, объявим гульбу, пообещаем, что приволокем туда штурмановых мочалок и матросиков, наиболее подходящих для «скамеек»… Вот увидите, они сами наперебой ломанутся в трюм, как только услышат про гулеванье. И пусть сидят там до самого берега. Поскольку на сей раз вас там не будет, им ни за что не выбраться. Будем время от времени спускать туда бочонки — они и сами наверх не захотят. Ну, а когда управимся, поставим на мостик штурмана, возьмем должный курс и поплывем спокойно, при строгом порядке на борту… Возражения есть?

— Ни малейших, — сказал Сварог искренне. — Ну и голова у вас, жамый Бангал, вам бы в коронные министры…

— Скажете тоже, — махнул рукой явно польщенный «тарабарский принц». — Просто-напросто давненько скитаюсь по белу свету, хорошо изучил человеческую натуру и привык при всех поворотах судьбы оставаться в живых. И очень хочу побыстрее добраться до твердой земли, не отвлекаясь на усмирение дурной вольницы. Вы наверняка хотите того же. Значит, в первую очередь нам с вами следует…

Вдруг они прямо-таки подпрыгнули от неожиданности, Бангал замолчал, и оба сердито повернулись к рулевому — кроме него, просто некому было издать прозвучавший совсем рядом дикий вопль.

— Что такое, родной? — хмурясь, спросил Бангал. — Что ты так блажишь? Кто обидел?

Рулевой повернулся к нему, тыча вытянутой дрожащей рукой куда-то в море. Его лицо на глазах покрывалось крупными каплями пота, бледнело, вытягивалось. Хватая ртом воздух так, словно его почти и не осталось вокруг, бывший пират заорал:

— Даката! Вон там, с наветренной! Жопу ставлю, даката!

Встрепенувшись, Сварог уставился в море. О дакате он несколько раз слышал и на «Божьем любимчике», и от своих адмиралов. Все до единого рассказчики, люди серьезные, клятвенно заверяли, что речь идет не об очередной моряцкой побасенке, а о вполне реальной, хотя и насквозь загадочной жути, встречавшейся в океане не очень часто, но и не так уж редко. Даката, она же Белая Погибель, — то ли шквал, то ли смерч, то ли нечто совсем иное, непонятное. Никто не знал, откуда она бралась и что собой представляла, но все твердили в один голос, что даката уничтожала корабли со всем экипажем — напрочь, так что выживших свидетелей не оставалось. Иным счастливчикам, правда, удавалось от нее уйти искусным маневром, с полными ветра парусами — капитану Зо однажды доводилось, к примеру, и Амонду…

Что-то там и в самом деле наблюдалось — вдалеке, у горизонта. Над неуловимой зыбкой чертой, где то ли море сливалось с небом, то ли небо с морем, на фоне искрящейся синевы четко рисовалось нечто округлое, белое, то ли становившееся все больше, то ли очень быстро приближавшееся, сохраняя неизменные размеры.

— Даката! — орал рулевой. — Точно, она! Нужно уносить ноги, иначе всем крышка! Мы однажды еле ушли, я на всю жизнь эту пакость запомнил… Говорю вам, даката! Она, доподлинная!

— Дуркует? — неуверенно спросил Сварога Бангал. — Слышал я что-то такое, но не особенно верил, мореходы мастера гнать фуфло…

— Кто его знает… — сквозь зубы ответил Сварог, охваченный нехорошими предчувствиями. — Я тоже слышал, причем от людей, которым можно верить…

Он лихорадочно вспоминал, не доводилось ли говорить о дакате с Гаудином или кем-то из своих разведчиков, — нет, ничего на ум не приходит, ни разу речь не заходила, не стояла эта проблема в числе неотложных, животрепещущих…

Белое пятно приближалось неимоверно быстро. Гораздо быстрее, чем вихрь гонит по небу грозовые облака. Неслось под острым углом к курсу судна. Походило на то, что в самом скором времени курсы корабля и неведомого явления должны были пересечься.

Сварог присмотрелся получше, выхватив из гнезда подзорную трубу. Больше всего это походило то ли на облако, то ли на огромный клуб тумана, порой светившийся бледно-желтыми вспышками. Оно стелилось над самой водой, вроде бы не касаясь ее, приближалось как-то осознанно, словно целеустремленно несущийся к жертве хищник, хотя со всей уверенностью можно сказать, что это не живое существо и не летательный аппарат: округлый смерч, облако, исполинский клуб тумана…

Небо оставалось безоблачным, море — спокойным.

Бангал с сомнением сказал:

— Может, в самом деле… озаботиться? Что-то не нравится мне эта штука…

— Вот именно, — сказал Сварог. — Неприятное зрелище.

— Говорю вам — даката! — прямо-таки взвыл рулевой. — Всем конец! Мы тогда еле ушли…

— Вообще-то у нас с полдюжины пушек… — задумчиво сказал Сварог.

— Не берут ее ни ядра, ни картечь! — заорал рулевой. — Без толку!

— Ну так сделай что-нибудь, дубина! — озлясь, рявкнул Бангал. — Коли такой знаток и однажды уже ноги унес!

— Да я не умею! — завопил рулевой. — Откуда мне уметь? Мое дело — штурвал вертеть согласно приказу, а маневру я не обучен! Офицер нужен, чтоб командовал маневром!

Белое облако неотвратимо накатывалось — мутно-белое, сиявшее по всему своему пространству множеством тускло-желтых вспышек, пронизанное бледным мерцанием словно бы медленных молний. Оно надвигалось совершенно бесшумно. Чуть ли не все, кто был сейчас на корабле, столпились по левому борту, матросы на снастях кричали что-то неразборчивое, непонятно кому адресуясь. Сварог видел их испуганные лица.

— Шутки в сторону, — сказал он резко. — Зови штурмана…

Бангал, не медля ни секунды, перегнулся через перила и заорал что было мочи:

— Цура! Штурмана сюда моментально!

Было что-то в его вопле, отчего уже через миг с грохотом распахнулась дверь кормовой надстройки и из нее кенгуриными прыжками вылетел Цура, волоча за собой штурмана, вмиг поднял его на мостик, то бесцеремонно волоча за шиворот, то подхватывая за пояс так, что ноги ошарашенного навигатора отрывались от палубы. Не теряя времени, Сварог буквально вырвал из его лап ценного специалиста, развернул лицом в сторону приближавшегося облака и, встряхнув, спросил:

— Что это за хрень? Не доводилось раньше сталкиваться?

Он впервые видел, чтобы человек в неуловимую долю секунды становился белым как стена.

— Д-даката… — лязгая зубами, еле выговорил штурман. — Конечно, даката…

Никаких расспросов более не требовалось — достаточно взглянуть в это лицо без единой кровинки. Над ухом севшим голосом выругался Бангал, и Сварог, ведомый могучим инстинктом самосохранения, хорошенько встряхнул штурмана, сунул ему в руку микрофон:

— Командуй, мать твою! Душу выну!

Штурман поднял ко рту рупор — вернее, с размаху ударил себя по губам раструбом, так, что рассадил их до крови. Не обратив на это внимания, даже не поморщившись, заорал, разбрызгивая кровь:

— Все наверх, паруса ставить! Право руля! Переменить галс!

Матросы, стряхнув оцепенение, проворно карабкались вверх, разбегались в стороны по реям. Сварог, следя за ними краешком глаза, лихорадочно оценивал дистанцию меж кораблем и несущимся облаком — и видел: оно приближается так быстро, что никаких шансов не остается, оно уже вровень с верхушками мачт, закрыло солнце…

А в следующий миг — и весь окружающий мир.

Душераздирающие вопли понеслись отовсюду — с палубы, с мачт, с мостика — и тут же утихли. Сварога обволокло мутно-белое облако, пронизанное бледно-желтыми, слабосветящимися ручейками, теми самыми медленными вспышками. Словно далекие огоньки нехотя, с трудом разгорались и тут же гасли, а потом все начиналось сызнова. Однако жара он не почувствовал. Ощутил бесчисленные прикосновения к лицу, рукам, затылку, голой груди под распахнутой рубашкой. Словно бы мириады тополиных пушинок или хлынувший из распоротой перины пух осыпали его с ног до головы, кружа вокруг, потоками стекая по коже — и эти касания вызывали непонятные, незнакомые ощущения, столь противные, что Сварог содрогался всем телом, а по глотке снизу вверх прошел длинный спазм тошноты.

И вдруг все кончилось так же внезапно, как и началось. Загадочное облако не схлынуло, не ушло дальше — оно определенно растаяло, все сразу, на всем своем протяжении, вокруг было только спокойное море, накрытое лазурным сводом небосклона.

Слева раздался сухой деревянный стук, какой издает причалившая к борту корабля большая шлюпка. Где-то неподалеку стукнуло что-то еще. Скосив глаза, Сварог увидел вонзившийся в планшир трехлапый кованый крюк.

Совсем рядом с ним лежали четыре кучки одежды — там, где только что стояли Бангал, Цура, штурман и рулевой. Было непохоже, что люди просто сбросили одежды, скорее уж выглядело так, словно люди вдруг растаяли, пребывая внутри одежды: штаны штурмана остались застегнутыми и заправленными в высокие мягкие сапоги, форменный кафтан, доставшийся Бангалу в наследство от предводителя вахарей, тоже застегнут на все пуговицы, как и рубашка Цуры из тонкого полотна, судя по золоченым — а то и золотым пуговицам, материи и кружевам, позаимствованная в каюте кого-то из офицеров, а то и самого капитана.

Там, где на нок-рее только что покачивался изуродованный труп, болталась лишь улетая, петля. Палуба по левому борту покрыта кучами одежды, разбросанным оружием — и нигде ни единой живой души и не единого трупа. На рангоуте тоже болтались там и сям штаны и рубахи, ветерок подхватывал их и уносил в море…

Корабль рыскнул по ветру, крутнулся оставшийся без присмотра штурвал. По борту что-то громыхало, словно кто-то взбирался на палубу со всем проворством. Ничего еще не соображая толком, Сварог произнес привычное заклинание, делавшее его невидимым, отпрянул в дальний угол капитанского мостика, положив руку на эфес сабли.

Над планширом возникла самая обыкновенная человеческая физиономия, за ней вторая, похоже на первую, разве что усатая. Два субъекта, одетых, как матросы или небогатые путешественники, враз перемахнули через борт и бросились на мостик. При них не было никакого оружия — и держались они так, словно происшедшее их нисколечко не удивило. Сварога они не увидели. Один, не мешкая, бросился к штурвалу, умело перехватил рукоятки, выровняв корабль и удерживая его на прежнем курсе. Второй, перегнувшись через перила, с ухмылочкой оглядывал палубу.

Сварога так и подмывало дать ему по башке, а потом заняться вторым, но не следовало торопиться, не узнав сначала, сколько их. Лодка, судя по звукам, по-прежнему покачивалась у борта корабля, и в ней слышались спокойные голоса.

Не особенно и раздумывая, Сварог на цыпочках спустился с мостика. Кто бы ни были эти типы, они, несомненно, связаны с Белой Погибелью, в мгновение ока уничтожившей все живое на борту. Чересчур уж быстро они появились — едва даката растаяла, чересчур уж уверенно действовали, без тени удивления. Они должны были все знать заранее… и, вполне может оказаться, сами все это устроили, потому что плохо верится в такие совпадения.

Кто-то еще взбирался по веревочной лестнице с перекладинами-палками — Сварог видел две-три верхних ступеньки, видел, как дергается лестница. Следовало побыстрее подыскать самое безопасное место, куда они ни за что не сунутся, а значит, и не наткнутся ненароком на человека-невидимку, который вполне доступен и осязанию, и обонянию…

Сварог направился прямиком к бушприту и устроился там с относительным комфортом, стоя на частой веревочной сети, держась обеими руками за толстое, гладкое бревно, отполированное временем и ветрами. Вот уж сюда никому не придет в голову соваться без крайней на то необходимости, даже этим загадочным налетчикам. Тут обычно находится лишь атакующая команда, когда в морском бою дело доходит до абордажа.

Слева, в паре кабельтов от корабля, вдруг вспучилась вода длинным округлым бугром, и прозрачные струи стекли с корпуса всплывшей на поверхность подводной лодки, не менее сотни уардов в длину.

Настоящая подводная лодка, разве что построенная не из железа, а из какого-то темного дерева — Сварог прекрасно рассмотрел надежно подогнанные широкие доски, невысокую округлую рубку, тоже дощатую, походившую на распиленную поперек пузатую бочку, — с круглыми иллюминаторами в металлической оправе. Загадочная субмарина медленно приближалась к кораблю, и, судя по тому, как бурлила вода за кормой, приводил ее в движение тот самый движитель, что трудами восьмого департамента считался на Таларе тупиковым направлением технического прогресса и нигде не использовался. Подводники, надо полагать, то ли не слыхивали об этой искусно подсунутой таларским инженерам дезинформации, то ли прекрасно знали истинное положение дел. Кто бы они ни были, это, несомненно, надежно укрывшиеся от бдительного ока как небесных, так и земных властей маргиналы — по самой сути своей государственные преступники со всех точек зрения, подлежащие безусловному искоренению как за пиратство, так и за пользование запретными техническими достижениями…

Сварог вспомнил все, что ему было известно о мэтре Тагароне и его попытках соорудить подводную лодку, оснастив ее каким-то качественно иным двигателем, а по другим сведениям, уже и построившим в Горроте первый образец. Похоже, не один Тагарон оказался таким сообразительным. Где-то неподалеку — Инбер Колбта, скопище многих сотен островов, до сих пор не исследованный толком лабиринт, овеянный множеством легенд, как занятных, так и жутких. Столько всего болтают, что даже если малая толика окажется правдой… Если поразмыслить — идеальное укрытие не только для обычных пиратов (коих в глубинах архипелага предостаточно), но и для тайной базы таких вот удальцов, наплевавших на негласные запреты верховной власти…

Но даката, даката! Не бывает таких совпадений. Гораздо более вероятно, что они ее сами создали, а не болтаются за ней следом, как гиены за львом. Вот, значит, в чем поганый секрет дакаты… Коли уж Сварог уцелел там, где погибли все до единого обычные люди, возможны только два объяснения: либо даката — продукт зловредной магии, либо она — следствие некой неведомой технологии, создание человеческих рук, не имеющее ничего общего с колдовством. Только в этих двух случаях она не способна причинить Сварогу вред. Моряцкие байки оказались правдой: порой возможно ускользнуть от дакаты, но уж если она настигнет — в живых никого не остается. Можно только гадать, сколько из пропавших без вести кораблей, плывших в одиночку, стали жертвами именно Белой Погибели, рукотворного зла…

Вторая субмарина всплыла по правому борту, она выглядела близнецом первой. В рубках распахнулись дверцы, на палубу повалили люди, обе подводных лодки подошли вплотную к кораблю, причалили с двух сторон. На палубу полетели тросы с крючьями, очень быстро соединив все три судна в одно.

На палубу захваченного корабля хлынуло множество людей. Они перекидывали широкие сходни, распиливали грузовой трюм — быстро, сноровисто, без понуканий и команд, из чего следовало, что налетчики понаторели в подобном разбое и опыт приобрели богатый.

Сварога по-прежнему никто не замечал. Он стоял, уперевшись ногами в веревочную сеть, обхватив бушприт, и совсем рядом с ним деловито суетились неведомые рыцари удачи, совершенно неотличимые по виду и одежде от обитателей Талара. И разговаривали они меж собой на том же языке.

Позади рубок распахнулись прямоугольные люки, их створки ушли вниз и в стороны. Установив несколько лебедок и подъемных кранов, пираты принялись переправлять на свои субмарины бочки, ящики и тюки из трюма корабля, работая не за страх, а за совесть, с прибауточками и подначками. Ни единого понукания не последовало со стороны нескольких человек, праздно стоявших с видом командиров, — да, это не подневольные трудяги, это сборище равноправных, объединенных общей целью. С таким энтузиазмом люди испокон веков и вкалывают не на мифическое «благо общества», а на свою собственную выгоду, конкретную долю в добыче. Ну разумеется, это пираты неизвестной прежде разновидности, якорь им в задницу. До чего банальной оказалась разгадка Белой Погибели… Ну что же, не самая бездарная затея. Добыча им досталась хорошая — при том, что никакого урона они не понесли и особых трудов не приложили, вообще пальцем о палец не ударили, все сделала за них даката, а им осталось лишь сгрести бесхозное добро — твари, мародеры, стервятники, любой обычный пират во сто раз лучше, каким бы подонком ни был, он как-никак всякий раз рискует жизнью при очередном абордаже, а эти…

У Сварога неимоверно чесались руки, но в одиночку он ничего не смог бы поделать с этой сворой. Оставалось скрипеть зубами от бессильной злобы и обещать себе, что, едва добравшись до Харума, пошлет сюда сильную эскадру с приказом носу назад не казать, пока не отыщут притон этих стервятников…

Потом он подумал о вещах гораздо более животрепещущих: месть местью, но что ему предпринять сейчас? Как они поступят с захваченным кораблем? Уведут с собой, чтобы сменить название и использовать? Рискованно. Это для человека несведущего все корабли на одно лицо, а опытный моряк легко опознает знакомое судно и с новым названием, и в новой окраске. Что-то Сварог прежде не слышал о подобных случаях — схожие были, но речь там всегда шла об обычных пиратах. И он никогда не слыхивал, чтобы кто-то натыкался в океане на дрейфующие без команды корабли с выпотрошенными трюмами. Ну да, кончено, элементарная бандитская логика требует потопить ограбленное судно — и пусть потом тщетно ломают головы на суше, пусть умножаются родившиеся за чаркой рома в портовых кабаках легенды, занятные и жуткие, пусть разводят руками многоопытные люди из морского бюро и угодившие в проруху страховщики…

Корабль они, разумеется, пустят на дно в самом скором времени. Опасность утонуть Сварогу не грозит, но что прикажете делать дальше? Не плыть же саженками в сторону Харума или хотя бы до Катайр Крофинда — далековато, мозоли натрешь… Пожалуй, следует нырнуть вместе с кораблем, когда он погрузится, отвязать вон ту шлюпку, чтобы ее вынесло на поверхность. Больше ничего и не придумать в данной ситуации. На обеих рубках виднеется нечто крайне напоминающее перископы, но когда лодки уйдут под воду, никто не станет в них таращиться…

Приняв решение, он успокоился, то и дело поглядывая на облюбованную шлюпку уже по-хозяйски. На боку висит хорошо отточенная сабля, узлы можно будет рассечь в два счета. Шлюпка, как и полагается по морским регламентам, надежно затянута брезентом, там должны быть весла, а если повезет, то и компас. Сварог был не силен в навигаторском искусстве, но странствия по компасу — дело знакомое. Карту континентов помнит и закат с восходом не перепутает. Ага, погрузка окончена, они таскают уже вещи из кают, стервятники долбанные… Убрали лебедки, закрыли люки, втаскивают на лодки сходни, вот уже не осталось никого на палубе, все скрылись в рубках, кроме нескольких. Интересно, почему остались эти четверо обормотов с охапками цилиндрических сосудов, по виду стеклянных, наполненных темной жидкостью?

Первый сосуд со звоном разбился о палубу — и тут же взвилось пламя, высокое, багрово-желтое, яркое. Вспыхнуло дюжины три костров, огонь моментально охватил корабль с носа до кормы и от борта до борта, обе подлодки стремительно погрузились, исчезли с глаз. Сварог остался один-одинешенек — на горящем судне, в бескрайнем океане.

Жар ударил в лицо, пылали мачты и паруса, звонко лопались горящие снасти, горела палуба, огонь охватил все, что выступало над водой, и все до единой шлюпки, в том числе и присмотренную Сварогом, коснулся места, где крепился бушприт. Неведомый зажигательный состав превосходил даже горродельский огонь. Занялась сеть, на которой Сварог стоял, — и он, мельком глянув вниз, увидел, что вода приближается: ну да, они вдобавок наделали дыр в днище для вящей надежности, и корабль начал погружаться в воду. Что не сгорит, то утонет…

И огонь подступает — такой же опасный для него, как и для обычных людей. Не было отчего-то в заоблачном магическом арсенале берегущих от огня заклинаний — а до земных колдунов, по слухам, все же владевших этим умением, Сварог пока что не добрался.

Он помаленьку отступал от исполинского костра, перехватывая вытянутыми над головой руками становившийся все более тонким бушприт. Потом сеть под ногами окончательно истлела, и отступать стало некуда. И над головой уже потрескивал огонь — бушприт горел, вот-вот должно было опалить руки. Настал момент, когда Сварог понял, что с кораблем, одновременно и тонущим и горящим, пора расставаться без колебаний, и ничего тут не поделаешь…

Он разжал руки, спиной вперед полетел в воду, подняв фонтан брызг, словно кит. Размашисто загребая, отплыл подальше, оглянулся. Над водой торчали лишь верхушки пылающих мачт, становясь все короче и короче. Пламя шипело, разбрасывая искры — и погасло наконец. Осталось только бескрайнее море под лазурным небосклоном, синяя пустота, куда ни глянь, — и в самом ее центре торчала из воды голова пловца.

Сейчас плохо верилось, что где-то существует необозримый континент, по которому можно ехать из конца в конец неделями, месяцами, — или хотя бы острова. Ничего не было, кроме воды. Сварогу на миг стало жутко — таким грандиозным и бесконечным оказалось одиночество.

Чтобы прогнать эти пакостные ощущения, он велел себе незамедлительно и трезво выработать программу действий. Благо особой сложности это не представляло и не требовало великого ума, выбор был не то что небогат — до обидного скуден. Человеку в его положении остается одно: болтаться на волнах, ожидая, не покажется ли корабль. Как-никак он находился на довольно оживленной морской трассе и течением, о котором упоминал покойный штурман, надо полагать, пользуются не только суда, идущие на Катайр Крофинд. Жаль, что загадочные пираты плавают на подводных лодках. Будь они на обычных кораблях, следовало плыть вслед за ними, в ту сторону, где они скрылись бы, ведь наверняка отправились с добычей к себе в логово. Ясно, что их притон располагается где-то в дебрях Инбер Колбта, подальше от освоенных державами континента внешних островов… но в какой стороне, собственно, Инбер Колбт? Где-то к полуночи…

Идиот! Ну и болван!

Новая идея, внезапно пришедшая в голову, была такой простой и гениальной, что Сварог от радости громко захохотал. Следовало бы догадаться сразу, но пресловутая инерция мышления…

Ему вовсе не обязательно было болтаться на поверхности моря, словно закупоренной бутылке с письмом! Он мог дышать под водой не хуже, чем на суше, — хоть год подряд, хоть всю оставшуюся жизнь. Он мог создавать себе еду в богатом ассортименте — а поскольку таларский океан пресный, от жажды не умрешь, даже не располагая магическими способностями. Чтобы перекурить, достаточно всплыть на поверхность. Башмаки на ногах, сабля на боку…

Короче говоря, он преспокойно мог добраться до ближайшей суши не вплавь, а пешком. По морскому дну, как посуху. Конечно, дорога предстояла не из легких — неровности дна, глубины, разнообразные хищники, — но ожидаемые опасности не столь ужасны, бывало и похуже, скажем, когда он шлепнулся в Хелльстаде на подбитом яле. Тогда он ничегошеньки не знал об окружающем мире, а теперь оказался в гораздо более лучшем положении.

При всем своем невежестве в морских делах он все же кое-что читал, слышал, видывал на экране. Точно знал, например, что в таларских морях нет акул. Здесь, правда, обитают косатки, мало уступающие акулам в размерах и количестве зубов, но на людей они никогда не нападают, разве что в ответ на агрессию в виде брошенного гарпуна или выстрела. Болтают даже, будто это их миролюбие объясняется тем, что косатки, как и черные тюлени (но не серые!), давным-давно были людьми, еще до Шторма, а потом как-то перешли в свое нынешнее состояние, но память и разум сохранили. Иные божатся, что есть тайные места, где в полнолуние косатки сбрасывают рыбьи шкуры и ненадолго становятся людьми.

Стоп, стоп! Сейчас не до богатейшего и цветистого моряцкого фольклора — еще и оттого, что до полнолуния далековато, и нечего, согласно легендам, ждать помощи от сбросивших шкуры косаток и тюленей… Думать нужно исключительно о насущных проблемах.

Итак, это не самый глупый план — шагать до суши по дну. В любом случае, это гораздо практичнее, нежели бесцельно болтаться на волнах в ожидании корабля, который может появиться самое раннее через неделю, или пройти поблизости и не заметить голову в воде, а то и вовсе оказаться горротским, что повлечет за собой лишние сложности.

Самый насущный, животрепещущий вопрос, требующий немедленного решения, — в которую сторону направить стопы? Жаль, что Сварог не нашел времени познакомиться с лоциями. Представления не имеет, где в океане располагаются большие глубины, и как обойти их стороной, чтобы не удлинять путь, сначала спускаясь по подводным кручам, а потом карабкаясь вверх по протяженным склонам. Курса верного выбрать тоже не сумеет, разве что — на два лаптя правее солнышка…

Итак, следует, не мешкая, определиться с направлением. Либо на полночь шагать к Инбер Колбту, либо на полдень, к Катайр Крофинду. У обоих вариантов есть свои достоинства.

Катайр Крофинд — его собственное владение. Преспокойно можно выдать себя… ну, скажем, за тайного агента из разведки или полиции, плывшего по некоей государственной надобности на попавшем в шторм и затонувшем судне. Название корабля можно выдумать любое — в мире, где нет радиосвязи и компьютеров, пребывающие на отдаленном острове чиновники не смогут проверить скороспелую легенду. Имен людей, занимающихся тайными государственными надобностями, он знает достаточно. Гораздо больше осведомлен о работе иных тайных служб, чем обыкновенный человек, мелкий авантюрист. Сможет быть убедительным. Самый нерасторопный и нерадивый полицейский чин поневоле призадумается. Если и не посадит незамедлительно на первый же идущий к Харуму корабль, то, по крайней мере, отправит по инстанциям донесение о странном визитере. Главное тут — выдумать нечто, благодаря чему Интагар, баронесса или Мара моментально догадаются, о ком идет речь.

С другой стороны… Насколько он помнил карту, до Инбер Колбта раза в три ближе сейчас, чем до Катайра. На внешних островах — три ганзейских порта, угольные склады четырех держав (три из которых принадлежат Сварогу), там тоже оживленно… Островов, правда, превеликое множество, и нет гарантии, что сразу выйдешь к полезному, но ведь ближе будет шагать…

Решено. Инбер Колбта. Приняв решение, Сварог испытал огромное облегчение — вместо неопределенности перед ним была неизвестность, а это совсем другое. Он точно знал теперь, куда направляется, и это придавало уверенности. Вот только не следует слишком часто вспоминать о гривастых крокодилах. Эти будут посерьезнее акул — морские хищники в десять уардов длиной, порой нападающие даже на корабли. Но, в конце концов, нельзя сказать, что океан ими так и кишит, да и предпочитают они дичь покрупнее, вроде тех же косаток или китов, а то и громадных кальмаров. Одинокий человек для них — мелкая добыча, охотиться за коей у них определенно нет рефлекса. Если подумать, странствующие по дну пешеходы — вещь уникальная, где уж тут выработаться рефлексам и инстинктам…

Сварог больше не прилагал ни малейших усилий, чтобы держаться на воде, — встал по стойке «смирно», вытянув руки по швам. И тут же погрузился с головой, согласно закону всемирного тяготения, наверняка вытеснив, согласно другому закону природы, именно тот объем воды, который занимал в пространстве.

Вскоре он коснулся подошвами дна. Огляделся, на всякий случай держа руку на эфесе абордажной сабли.

Вокруг было довольно светло, глубина оказалась не очень большой: уардов пятнадцать-двадцать. Солнце виднелось над головой размытым светлым пятном. Повсюду росли пучкообразные кусты каких-то водорослей, и низенькие, и вдвое выше Сварога, кое-где вздымались поросшие чем-то вроде мха камни, меланхолично проплывали красивые медузы. Место, где он оказался, в общем, не приводило в уныние и нисколечко не походило на преисподнюю. Несколько непривычные пейзажи — и только. Пешеход тут вполне пройдет без особых трудов. По дну ползает какая-то мелочь вроде крабов, лежат раковины, иные с обитателями, поодаль шмыгают стайки пестрых рыб. Какая там преисподняя, господа! Как-никак заносило в настоящую… Так что никакого сравнения.

Он вздохнул и бодрым шагом направился на полночь, обходя подводные скалы, зорко озираясь по сторонам, напевая под нос:

Часть вторая. По ту сторону одиночества

Глава первая Первопроходец

Сварог обнаружил дорогу после того, как отмахал по дну лиги четыре, а то и все пять.

Он мог бы, наверное, сделать это открытие и раньше, но был поглощен другими заботами — первое время, взяв неплохой темп классического марш-броска, почти не обращал внимания на почву под ногами. Достаточно и того, что она была ровной, без коварных ямок и расселин. Следил, чтобы ненароком не споткнуться: сломай или вывихни он ногу, пиши пропало. Почти все его внимание было поглощено тем, чтобы ухитриться вертеть головой на триста шестьдесят градусов, держать в поле зрения полусферу, чтобы достойно встретить внезапную опасность, с которой можно разделаться и саблей, или вовремя укрыться от какого-нибудь противника, с коим нечего и думать лезть в рукопашную. Как всякому новичку в незнакомыхпрежде перипетиях, ему казалось, что неведомые опасности так и кишат вокруг косяками, подстерегают, скрадывают, готовясь напасть в самый неожиданный момент.

Однако довольно быстро Сварог переборол эти страхи, стал держаться спокойнее, убедившись, что они, как им и следует, преувеличены.

Но потом к нему привязалась рыба: светло-коричневая в белую крапинку, величиной в половину человеческого роста, с похожими на веера боковыми плавниками, плоским, размеренно колыхавшимся хвостом и широкой мордой, усаженной неисчислимыми рядами белоснежных зубов-крючочков. Сварог не заметил, откуда она взялась на параллельном курсе. Она не приближалась и не отставала, сопровождая его то справа, то слева, на расстоянии десятка уардов, держась над дном на высоте его груди. Правда, она ни разу не сделала попытки зайти со спины, и нападать не пыталась, но все равно, раздражала своими повадками, словно скопированными у заядлого вертухая, — и еще тем, что непонятно было, какого рожна ей, собственно говоря, надо, зачем привязалась. То ли от природы такая любопытная, то ли все это время старательно оценивая, есть ли у нее шансы на победу, если напасть внезапно. Вот и приходилось, в свою очередь, бдительно следить за всеми ее маневрами — росточком не вышла, но цапнуть за бок этакой пастью может довольно чувствительно. Имелся один существенный минус в его положении — здесь зверей не отпугнешь огнем…

Даже если широкомордая рыбина и питала какие-то коварные замыслы, она, по-видимому, пришла к выводу, что выбрала себе противника не по зубам; сильно ударив хвостом по воде, изогнулась и, словно выпущенная из лука стрела, умчалась, поднимаясь к поверхности.

Сварог пошел дальше. И постепенно начал соображать, где именно шагает.

Сначала он подумал, что место, по которому он идет, напоминает гладкую, ровную автостраду, проложенную меж двух невысоких откосов. Чуть погодя он задумался над этим сравнением всерьез — а там и почти уверился. Очень уж ровным было дно под ногами, и ширина этого ровного пространства слишком долго оставалась неизменной, а это уже походило не на капризы природы, а на дело человеческих рук…

В конце концов он остановился, принялся старательно шаркать ногой, сметая башмаком мягкие заросли мха (за неимением лучшего определения он именовал неизвестные водоросли мхом). Взвилось облачко мути. Сварог трудился, как заведенный.

И убедился, что чутье его не подвело. Под ногами у него виднелась на расчищенном пространстве серая гладкая поверхность. Несомненно, какое-то дорожное покрытие искусственного происхождения. Проделав те же исследовательские работы там, где предполагалась обочина, он натолкнулся на бордюр из каких-то темных, похожих на каменные брусьев.

Сомнений не осталось: это и в самом деле была автострада, судя по ширине, не менее чем шестирядная, разве что заросшая на всем протяжении губчатым мхом бледно-зеленого цвета. Открытие оказалось не таким уж ошеломляющим, он и раньше слышал, что во время шторма изменились очертания и моря, и суши, иные населенные земли ушли на дно, а иные участки дна стали твердью. Вот только среди книжников никогда не было согласия в том, что касалось количества и названий этих земель. Быть может, это и есть пресловутая Альдария. Или Рикобан. Или легендарная Пандичитта. Выбор обширен, но какой ему смысл, в его нынешнем положении, ломать голову? Совершенно неподходящие место и время для бесполезных умствований…

Он поступил просто — взял да и пошел дальше по автостраде, благо она тянулась примерно в том направлении, куда он стремился добраться, уходила к полуночи, порой извиваясь огромными дугами, обходя высокие скалы (которые, надо полагать, существовали и в те времена, когда дорогу прокладывали по земле).

За одной из таких скал он и увидел стоявшую на обочине автомашину — светлую, почти белую, низкую, плавных очертаний, должно быть, спортивную, казавшуюся совершенно неповрежденной.

Справедливости ради следует уточнить, что в первый миг он откровенно шарахнулся под защиту скалы, хватаясь за саблю, — не сразу сообразил, что именно видит. Ему простительно — на Земле он не бывал давненько, а здесь такие машины перестали делать много тысяч лет назад…

Он осторожно приблизился, подошел вплотную. Та же поразительная сохранность предметов материальной культуры давным-давно ушедшего прошлого, что он наблюдал в свое время в Хелльстаде, во флотском доме отдыха. Значит, не только там вещи из далекого прошлого сохраняются целехонькими, словно и не пронеслось над планетой загадочных катаклизмов, словно не было тысячелетий… Машина выглядела так, словно ее не далее как вчера бережно опустили на морское дно: ни единой царапинки, покрышки не спущены, даже мхом не обросла.

После некоторых колебаний он взялся за ручку дверцы. Повинуясь легкому нажиму руки, с тихим щелчком отворилась дверца со стороны водителя. Повинуясь легкому нажиму руки, стянув через плечо перевязь с саблей, чтобы не мешала, Сварог устроился на месте водителя. Покрутил баранку вправо-влево, словно любопытный мальчишка. Осмотрелся. На соседнем сиденье лежала фуражка с синим верхом, черным околышем и козырьком, украшенным золотыми листьями. Кокарда абсолютно незнакомая, но, поскольку на ней присутствует золоченый якорь, легко догадаться, в каких именно войсках служил ее давным-давно сгинувший хозяин. На приборной панели красуется закатанная в пластик фотография красивой блондинки в розовой блузке, ключ зажигания с брелком в виде серебряной косатки торчит на своем месте.

Вспомнив исправно работавший в Хелльстаде древний телевизор, Сварог ощутил нешуточную тягу к экспериментированию — и повернул ключ в должное положение, потом еще и еще раз.

Нет, ничего не произошло, ни одна лампочка не вспыхнула на панели, ни одна стрелка не шелохнулась. Были свои пределы у загадочной сохранности, а жаль. Ехал бы сейчас по автостраде, распугивая морских обитателей, опустив стекло и выставив локоть в окно…

Потом ему стало не по себе — нахлынула тревога, словно ветер обдал холодом. Показалось вдруг, что распахнутая дверца сейчас закроется с громким щелчком, замуровав его надежно и насовсем, а на заднем сиденье послышится шевеление, и чьи-то невероятно холодные пальцы обхватят его шею, и раздастся торжествующий хохот, в котором нет ничего живого…

Ощущение было таким навязчивым и сильным, что он побыстрее выбрался из-за руля, закрыл дверцу энергичным толчком, накинул через плечо перевязь. Посмеялся над собой — в море хватало нечисти, но никто никогда не слышал, чтобы под водой появлялись призраки…

Шагай дальше, исследователь, сердито приказал он себе. Стоит машина, и черт с ней, ничего для тебя интересного…

И направился дальше по дороге — скорее всего, первый за многие тысячелетия странник, кто шагал ногами по прекрасно сохранившейся автостраде. Первопроходец…

Потом он увидел впереди шпиль, а там и все здание открылось взору. На сей раз Сварог не удивился и не испугался, а продолжал браво шагать по дороге, отметив лишь, что пейзаж впереди изменился, он как бы обрывался, словно Сварог приближался к самой кромке некоего откоса или обрыва.

Он подошел совсем близко. Здание, стоявшее слева от автострады, походило то ли на рыцарский замок, то ли на храм, было в нем что-то, заставлявшее думать, что это строение еще задолго до Шторма уже было древним, таким памятником архитектуры: стены из бугристого камня, стрельчатые высокие окна, затейливые башенки с кирпичными зубцами, всевозможные излишества в виде затейливых балкончиков, высеченных из камня зверей и птиц, прилепившихся к стенам строеньиц, напоминавших уменьшенные копии древних замков, — Сварог читал о них где-то, но запамятовал сейчас название — то ли машикули, то ли горгульи. Нет, горгульи — это те самые статуи…

Он не стал сворачивать, чтобы осмотреть замок, — к чему? Были более насущные дела, нежели тешить пустое любопытство. Преспокойно прошел мимо. И, как предполагал, оказался на краю высокого крутого откоса, уходившего вниз на сотню уардов, не меньше. И там, внизу, в зеленоватом сумраке, смутно виднелись очертания неких геометрически правильных, раскинувшихся на большом пространстве объектов, протянувшихся и вправо, и влево.

Ничего сложного для человека, обладавшего «кошачьим глазом». Он пустил в ход заклинание — и оно исправно сработало на дне морском так же, как на суше.

Теперь Сварог видел далеко и широко. В те самые незапамятные времена древнее строение возвышалось на самой вершине крутой скалы — а скала поднималась над большим… городом?

Он присматривался, изучая раскинувшийся под ногами город. И постепенно пришел к выводу, что видит не просто город, а порт. Причем военный порт. Не зря по суше его со всех сторон окружает высокая решетчатая ограда, а внутри виднеется довольно мало строений, похожих на жилые дома. Гораздо больше складов, ангаров, пакгаузов, протянувшихся длинными рядами круглых емкостей с горючим, больших антенн, параболических и в виде решетчатых башен. Классический военный порт — и вдали, возле пирса, превосходно видел лежащий на боку корабль, довольно большой, вроде крейсера. Острый выгнутый нос, орудийные башни, антенны, ракетные установки на корме… Крейсер казался неповрежденным.

Так… Вон там определенно начинается большая глубина — и в те времена, когда порт находился на поверхности, там было глубоко, а уж теперь… Поневоле придется искать обходной путь. Пожалуй, следует обогнуть порт слева — если предположить, что Инбер Колбт и в самом деле представляет собою устье реки, впадавшей некогда в иной океан, то можно приблизительно восстановить в уме древние карты…

Он посмотрел влево. Там, под бывшей скалой, лежал на левом борту корабль, не имевший, сразу видно, никакого отношения к порту — несомненная галера с обломанными мачтами и прекрасно сохранившимся по правому борту двойным рядом длинных весел. Это уже позднее, конечно, уже после Шторма кому-то не повезло. Древность невероятная — галеры давным-давно вышли из употребления, о них на Таларе всегда упоминалось, как о реликтах далекого прошлого. Даже поговорка морская есть: «Давным-давно, как во времена галер».

«Карты!» — вдруг пришло ему в голову. В самом деле, если это морской порт, если предметы из далекого прошлого столь великолепно сохраняются, там, в порту, можно надеяться отыскать древние карты. Кое-какая польза от этого все же может выйти — зная, как выглядели глубины прежде, можно строить кое-какие умозаключения и ориентироваться с грехом пополам, делая поправку на изменения. Все лучше, чем шагать наугад…

Внезапно впереди, если прикинуть, примерно на полпути между древним замком на вершине скалы и портом, появилась пара морских змей. Они словно бы выстрелили откуда-то снизу, от дна, быстро поднимались вверх, почти вертикально, держась рядом…

Сварог проворно отступил к замку, встал за одной из прилепившихся к стенам здания причудливых башенок, чтобы его, не дай бог, не заметили эти твари. Кое-что о морских змеях он знал: создания эти лишены ядовитых зубов, но к зрелым годам вырастают до пяти-шести уардов, питаются любой живностью, с которой в состоянии справиться, в том числе и людьми. Трудно было определить размеры этой парочки — нет поблизости ориентира, по которому можно прикинуть масштаб, но если это взрослые особи, то путника на морском дне будут расценивать исключительно в качестве пропитания. Сабелькой от двух сразу не отмахаешься. То, что Сварог знал змеиный язык, помочь не могло — подобные твари начисто лишены сантиментов и гуманизма, тот факт, что добыча способна с ними общаться на их языке, мало что, надо полагать, изменит…

В общем, он затаился, осторожно выглядывая из-за башенки и шаря взглядом в поисках надежного ориентира. Змеи его не заметили. Были всецело поглощены друг другом. То ли играли, то ли исполняли брачный танец, кто их там разберет: с невероятным проворством носились над дном, выполняя самые неожиданные па, грациозно выгибаясь, свиваясь в кольца, плывя рядом и обвиваясь вокруг друг друга. Было в этом танце что-то одновременно красивое и омерзительное, словно бы завораживающее — эпизод настолько иной жизни, иного разума, иных нравов и привычек, что пробирала непонятная оторопь.

Резвясь и играя, они понемногу удалялись в противоположную от Сварога сторону, смещаясь к порту…

И вдруг Сварога пробил ужас, какого он давненько не испытывал, потому что он наконец-то узрел точку отсчета, к которой можно было привязаться, и понял истинные размеры змей, и ошибки тут быть не могло…

Змеи прошли над портовыми строениями, одна из них мимоходом смахнула хвостом решетчатую чашу локатора — и все масштабы мгновенно стали истинными, пропорции и размеры способны были ужаснуть…

Длина каждой из змей составляла не менее лиги!..

Хелльстадские глорхи по сравнению с ними — дождевые черви. В океане не могло быть обычных морских змей такого размера. Зато в жутких россказнях упоминались два мифологических страшилища, дремлющих где-то в глубинах, — Ермундгад и Митгард. Митгард, как поведал в свое время брат Тивадар, шаганский монах, — не просто одно из многочисленных подручных врага рода человеческого, а одно из четырех воплощений Князя Тьмы. Воплощение Земли. Один из четырех якорей, удерживающих дьявола в этом мире, позволяющих посещать наш мир, когда заблагорассудится…

Он вновь увидел изуродованное страшным шрамом лицо брата Тивадара, услышал тихий глуховатый голос: «Воплощение Воды — Великий Кракен. Воплощение Огня — дракон Брелганд. Воплощение Земли — исполинская змея Митгард. Воплощение Воздуха неизвестно до сих пор. Великий Кракен спит где-то в пучине, и местоположение его, как и змеи Митгард, неизвестно до сих пор. Дракон Брелганд около двух тысяч лет назад был сражен братом-рыцарем…»

Сварог не чувствовал в себе стремления совершить нечто героическое, ему попросту было страшно, не по-человечески страшно. Змея длиной в добрую лигу казалась не противником, а чем-то настолько превосходящим, несокрушимым, что следовало вообще не попадаться ей на глаза, не говоря уж о том, чтобы вступить в бой.

Захотелось прижаться ко дну, распластаться, как камбала. Он презирал себя за эти мысли, но не мог от них избавиться — настолько огромны, устрашающи были два чудовища, грациозное скользившие над крышами и локаторами давным-давно погрузившегося в море порта.

Он не знал, сколько это продолжалось. Стоял, прижавшись к холодной каменной кладке, не в силах оторвать взгляда от резвившихся чудовищ. Вспомнил, что совсем недавно слышал о сошедшем с ума матросе, видевшем в море одно из этих созданий, и не особенно поверил тогда. «Значит, вот так, — шептал он, содрогаясь от тоскливого уныния. — Значит, они и в самом деле проснулись, как будто без них мало было хлопот и тревог. И как я должен с этими тварями совладать?.. Все, с чем мне до сих пор приходилось биться — пустяки, детские игрушки…»

Казалось, это продолжалось бесконечно — дикие танцы исполинских змей над мертвым портом, смертное оцепенение, охватившее Сварога. Но наконец змеи, держась совсем близко друг к другу, ушли в сторону пучины, погружаясь быстро и целеустремленно, и скрылись из виду. Сварог почувствовал себя чуточку легче. Но уж никак не бодрее. Ему следовало спуститься в порт — но он все не мог себя заставить, стоял, прижавшись спиной к бугристым камням, чувствуя спиной каждую неровность, ощущая слабость в коленях, во всем теле.

Он принялся ругать себя последними словами. Когда это не особенно помогло, заставил вызвать в памяти иные лица — лица тех, кто сопровождал его в походах и погиб, не зная страха, не пытаясь повернуть назад, уклониться от драки, лица тех, кто был жив — и, несомненно, полез бы в преисподнюю вслед за Сварогом.

Ему в конце концов стало стыдно — за трясущиеся коленки, за минутное уныние, за то, что позволил себе испугаться, дрогнуть. Остервенело стиснул зубы — и заставил-таки себя отодраться от стены древнего замка. Стал спускаться вниз по вившейся вдоль откоса мощеной тропинке.

Вернись сейчас змеи, у него не было бы ни малейшего шанса — уже не убежать, а скрыться негде. Но он пересиливал себя. И, шагая вдоль решетки высотой в два человеческих роста, уже вполне расчетливо, трезво прикидывал, чем можно достать одного из исполинских змеев, а то и обоих сразу. Никогда прежде, куда бы его ни заносило и с кем бы ни беседовал, не слышал о средстве против этих чудовищ. Про Великого Кракена, по крайней мере, точно известно, что убить его способно Копье Морских Королей. Никто, правда, представления не имеет, что оно из себя представляет…

В конце концов он оказался у ворот в решетчатой ограде — ажурных металлических створок, украшенных тем же гербом, что он уже видел не раз на прежних военно-морских документах. Горизонтально, рукоятками к центру, — два меча, вертикально, проушинами к центру, — два якоря, образующие словно бы крест, посередине скрепленный змеей со странной головой, глотающей собственный хвост. Белый кубический домик караульного помещения с плоской крышей. Дверь самого прозаического вида. Небольшая синяя вывеска со знакомыми белыми буквами, складывающимися во вполне понятные слова: «База „Стагар“ Полночного флота». И ниже еще две таблички, где черным по синему объявлялось, что следует немедленно предъявить пропуск, причем охрана имеет приказ стрелять без предупреждения во всех, кто попытается сюда проникнуть, не имея на то законного права. Ну что же, всезнакомо. К этим угрозам сейчас следовало отнестись наплевательски — бдительные часовые давным-давно сгинули в Шторме…

Сварог взялся за ручку, и дверь караулки легко отворилась. Он вошел в обширное помещение, оказался перед высоким, по пояс, никелированным барьером, в котором обнаружился турникет. Сварог двинулся на ту сторону, повернув брюхом сверкающую перекладину.

Никто не выскочил, не стал в него стрелять во исполнение написанных угроз. Справа стоял аккуратный серый стол с придвинутым к нему стулом. На столе теснились мониторы с мертвыми, погасшими экранами, обширной клавиатурой, рядами лампочек. Ничего непонятного — оснащенный электроникой пост охраны. Рядом с одним из мониторов лежал журнал с яркой, пестрой обложкой. Заголовок опять-таки читался легко, без малейшей заминки: «Кисочка».

Сварог перелистал журнал. Цветные фотографии красоток, то обремененных минимумом одежды, то ничуть не отягощенных таковой. Пикантные позы, завлекающие, отработанные улыбки, прелести незаурядного объема. Ну, понятно — именно такой журнальчик мог бы украдкой листать простяга-часовой на боевом посту, не философские же трактаты ему почитывать…

Обнаружив висевший на никелированном крючке автомат чуточку непривычного вида, но, в принципе, почти такой же, с какими он имел дело на Земле, Сварог живенько снял его, лязгнул затвором, отыскал предохранитель. Все детали были вроде бы в полной исправности, и он, направив ствол в окно, нажал на спуск.

Автомат исправно выплюнул короткую очередь, стекло разлетелось вдребезги, разве что осколки сыпались на пол медленнее, чем на суше. «Почему же находится все в такой сохранности?» — подумал Сварог в который раз.

Он повесил автомат на плечо, дулом вниз, огляделся, но не высмотрел больше ничего, подходившего бы для одинокого путника: фуражки на вешалке, синий форменный плащ с золочеными пуговицами и шевронами, фонарик на полке…

Вышел через противоположную дверь — и оказался на территории базы. Та самая база, где служил штандарт-навигатор Горонеро, чьи пожитки так и лежали сейчас у Сварога в замке. Отсюда, значит, за ним и выслали вертолет, когда грянула Белая Тревога… но что-то далековато для вертолета, пожалуй. Отсюда до того места, где располагался санаторий, путь ох как неблизкий… А баз под названием «Стагар» вряд ли было две — это несомненно нашло бы отражение в нумерации. Снова какая-то древняя загадка, а? Ну и черт с ней…

Он шагал по то ли асфальтированным, то ли бетонированным улицам базы, заросшим морским мхом. Стены, впрочем, как и крыши, остались в полной неприкосновенности. Кое-где стояли машины чуточку непривычного вида, легковые и грузовые, однотипной светло-зеленой окраски, со знакомыми уже эмблемами. И — ни единого человеческого скелета, ни единой косточки. Техника и разнообразные бытовые предметы вплоть до мелочей сохранились полностью, а вот люди исчезли бесследно, словно здесь прошло что-то вроде дакаты… правда, даката оставляла одежду, а здесь — ничего похожего, осталось только то, что моряки сами с себя сняли, вроде плащей и фуражек на вешалке…

Он вышел к пирсу, встал на его кроме и долго рассматривал лежащий на боку корабль, который для удобства с самого начала поименовал крейсером. В самом деле, незаметно ни малейших повреждений на видимой стороне, словно некая могучая сила аккуратно положила корабль на дно, как ребенок — игрушку. Глубина — уардов сорок. Подвести понтоны, накачать их воздухом — в принципе, задача выполнимая даже для таларской техники, похожие задачи флот с блеском выполняет… правда, до сих пор поднимали только свои корабли, обычные парусники или пароходы, не такие уж и большие. Но все равно, стоит попробовать…

Он напомнил себе, что рано загадывает. Сначала нужно еще добраться до места, откуда он сможет командовать своими бравыми моряками, вообще добраться до суши…

Бросив последний взгляд на крейсер — чертовски хотелось вступить в обладание столь серьезной игрушкой, — он отвернулся, направился к зданию в самом центре базы, которое высмотрел уже давно, с верхушки скалы. По всей видимости, именно там должен был располагаться штаб, командование, руководство — такой уж был вид у этого трехэтажного дома с острой зеленой крышей, высокими окнами и изящным крыльцом с затейливыми перилами.

Все вокруг было настолько нетронутым и знакомым, что он забывал порой, где находится. Разве что «небосвод» над головой выглядел совершенно иначе, чем на суше, а в остальном — земная твердь, разве что сопротивление воды, когда шагаешь быстро, ощущается чуточку иначе, чем сопротивление воздуха, да башмаки при каждом шаге срывают скользкий мох…

У крыльца стояло с полдюжины легковых машин, судя по их роскошному виду, принадлежавших старшим офицерам. Вывески не имелось, зато по обе стороны высокой входной двери из какого-то резного дерева висели два флага. Один — с горизонтальными зелено-черными, другой — светло-синий со знакомой эмблемой, окруженной золотым венком из листьев неизвестного растения.

Сварог поднялся на крыльцо. В богато украшенном вестибюле справа стоял полированный стол с несколькими телефонами и мониторами, но дежурного за ним, естественно, не было.

Сварог мимоходом полюбовался великолепной мозаикой, покрывавшей стену справа от пола до потолка — морское сражение меж парусными кораблями, гроздья белоснежных парусов, густые клубы пушечного дыма, желтое пламя, головы на волнах…

В вестибюле не было ни указателей, ни табличек с перечнем кабинетов или званий-должностей их обитателей, но это не так уж важно.

Глава вторая Обитатели порта

Старательно обойдя все три этажа здания — повсюду чистота, порядок, явственная роскошь — Сварог в конце концов спустился обратно на второй. Именно там располагалось помещение, которое после детального осмотра следовало признать приемной перед кабинетом самого важного на базе лица.

Роскошная была приемная — целых три стола для адъютантов и порученцев, уставленные телефонами и прочими подручными приборами, вдоль одной из стен шеренга глубоких кожаных кресел, вторая стена украшена огромными картинами в золоченых рамах, изображавшими батальные сюжеты или идущие в открытом море корабли, парусные, паровые, а также не испускавшие дыма, наверняка более современные и особенно прославившиеся в истории военно-морского флота. Названия многих можно было без труда прочитать на борту — но они, разумеется, Сварогу ничего не говорили.

Он взялся за затейливую позолоченную ручку, и высокая дверь распахнулась удивительно легко. Сварог с первого взгляда убедился, что именно здесь некогда имел честь обитать Самый Важный. Огромный глобус в углу, многочисленные модели кораблей под стеклянными колпаками, большой стол с позолоченными углами и резными украшениями, лежащая на нем фуражка, блиставшая обилием золотых листьев, разлапистостью кокарды, украшенной даже полудюжиной небольших бриллиантиков…

Многое здесь заслуживало внимания, но он в первую очередь направился вглубь кабинета, к огромной карте на стене, ощущая нешуточное волнение — впервые увидел, как выглядел Талар до Шторма, какими были моря, острова и суша…

Только Диори, ледяной остров, нисколько не изменился. Все остальное оказалось непривычным, другим. Сегур и Бран Луг исчезли, вместо них — обширная земля, причем Инбер Колбт, оказалось, и в самом деле представляет собой устье большой реки, впадающей в море… Ага! Нет никакого пролива, о котором он думал сначала. Идти нужно и точно на полночь, вдоль бывшего берега этой обширной земли, где глубины вряд ли большие.

Вместо Ферейских островов и Девайкира — по одному сплошному острову, как и на месте Бару. Зато Катайр Крофинд в прошлом, как выяснилось, был архипелагом из полудюжины островков. Темайра нет вообще, а Стагар раза в три больше. Харум — иных, совершенно незнакомых очертаний, если верить этой карте — а почему ей нельзя верить? — некогда добрая треть континента ушла под воду, а столь же большой кусок суши поднялся с морского дна. Присутствуют еще несколько участков суши, причем их не три, по количеству легендарных утонувших земель, а целых пять. Одним словом, очертания и морей, и суши настолько незнакомые, что холодок пробегает по спине, когда пытаешься представить масштабы Шторма. Тот еще катаклизм… Жуть пробирает…

Теперь он знал доподлинно, какой дорогой ему идти: забирая влево.

Можно было уходить, но любопытство пересилило — неизвестно еще, когда он сможет сюда вернуться. Старательно притворяясь перед самим собой, что им движут лишь сугубо исследовательские цели, сухие, скучные потребности отвлеченной науки, Сварог поставил в угол автомат, снял саблю и бесцеремонно уселся в роскошное кожаное кресло за столом адмирала — кем же еще быть командиру такой вот базы, как не адмиралом? Даже если звания тогда были другие, он все равно адмирал, и точка…

Он рассеянно потрогал бронзовые и хрустальные безделушки — их было множество на столе, должно быть, адмиральское увлечение — наугад выдвинул ящик стола. Стопка чистой бумаги с вытисненной золотом эмблемой военно-морского флота и синей надписью: «Архонт-адмирал Крагонар Диртуэн, командующий базы „Стагар“». Итак, все-таки адмирал…

Больше ничего интересного — авторучки, коробка скрепок абсолютно того же вида, к каким Сварог привык на Земле. В остальных ящиках и того нет. Судя по всему, покойный архонт-адмирал был большим аккуратистом, деловые документы держал в огромном сейфе, что красуется в углу комнаты, а посторонних предметов, не имеющих отношения к службе, в стол не складывал. Все неуставное ограничивалось безделушками на столе. Телефоны, какие-то никелированные ящички…

Поддавшись искушению, Сварог снял одну за другой три телефонных трубки — молчание, разумеется. Повозился с ящичками, что было не такой уж головоломной задачей: достаточно положить на них руку, чтобы, благодаря известному умению, тут же узнать, как с этими устройствами обращаться.

Первое оказалось чем-то вроде электронного ежедневника-будильника. Второе — телетайпом, связанным с Главным Штабом, вот уже пять тысяч лет как прекратившим существование. Сварог все же нажал клавишу «Прием».

Над никелированным ящичком выдвинулся из задней стенки небольшой экран. На черном светились жирные желтые буквы: «БЕЛАЯ ТРЕВОГА! БЕЛАЯ ТРЕВОГА! БЕЛАЯ ТРЕВОГА!» Надо полагать, это самое последнее сообщение, полученное адмиралом от вышестоящих инстанций, а там и грянуло, начался Шторм… Они здесь еще успели отдать какие-то распоряжения, скажем, у оперативного дежурного хватило времени, чтобы отправить вертолет за штандарт-навигатором Горонеро, поднять еще кого-то по тревоге, а там — навалилось…

Интересно, а какие распоряжения успел отдать архонт-адмирал? Одно из устройств как раз для этой цели и служило.

Сварог нажал нужные клавиши. Из узкой щели выползла лента с черными строчками.

«База „Стагар“ Полночного Флота — краг-адмиралу Делутеру. В 11.24 шифровкой морского министра объявлена Белая Тревога. С получением сего немедленно вывести Серебряную эскадру в открытое море, рассредоточить корабли, флаг удержать на „Туруле“. Всеми имеющимися в вашем распоряжении средствами нанести удар по убежищу Великого Кракена. Соединению „Морские Короли“ обеспечить полное и окончательное уничтожение. Потерь не считать. Архонт-адмирал Диртуэн».

Сварог долго сидел в задумчивости над последним приказом, какой успел отдать в своей жизни хозяин кабинета. Было над чем поразмыслить. Оказывается, уже в те времена существовали планы по уничтожению Великого Кракена — надо полагать, детально разработанные, подробные, если Диртуэн в своем приказе высказался столь лаконично. Его подчиненные сами должны были прекрасно знать, о каких планах идет речь, и как им следует действовать. Интересно. Очень интересно. Выходит, у них были некие средства, позволявшие обеспечить «полное и окончательное уничтожение»? Похоже на то. Кто же в подобной ситуации ставит перед подчиненными нереальные, заведомо утопические цели? Краткий и недвусмысленный приказ, предельно ясный и четкий… Морские короли, что любопытно… Многозначительная перекличка через тысячелетия, а? Испокон веков болтают, что Великого Кракена может уничтожить только Копье Морских Королей, а тут вдруг узнаешь, что именно так называлось некое соединение военно-морских сил, коему прямо предписывалось… Совпадение? Крохи информации, обернувшиеся с течением времени романтической легендой? Или что-то другое? Выходит, у них были средства…У них были средства… И, судя по тому, что Великий Кракен до сих пор обитает в пучине, эти средства то ли не возымели должного действия, то ли попросту их не успели пустить в ход, что гораздо более вероятно. О Шторме достоверно известно одно: что бы он собой ни представлял, он тряхнул планету, чуть ли не мгновенно захватив всю целиком, катаклизм был всеобщий и грандиозный… Могли и не успеть… Хотя и намерения были, и заранее разработанные планы, и средства… Некое умозаключение так и вертится в голове, никак не складываясь в четкие формулировки, во внятные истины…

Сварог прошел к огромному сейфу, положил ладонь на блестящую поверхность повыше никелированного штурвальчика и через мгновение уже знал код. Проделав нужные манипуляции, нажал стальные кнопки с цифрами и буквами, крутанул несколько раз штурвальчик в разные стороны, потянул полукруглую ручку.

И набросился на содержимое, на папки и скоросшиватели, как проникший в богатый дом взломщик, знающий, что времени у него почти нет. Потрошил папки, листал бумаги, отбрасывая крайне интересные, но совершенно ненужные сейчас прямо на пол. Скоро набралась целая груда. На иные из них с радостными воплями вмиг набросились бы и ученые из Магистериума, и люди Гаудина, во главе с ним самим, да и сам он, Сварог, в другое время. Но сейчас не было времени тешить научное любопытство.

Он целеустремленно искал списки подчиненных архонт-адмиралу кораблей и в конце концов наткнулся на нужный лист. Серебряная эскадра, судя по документам, изначально была выделена в особую тактическую единицу, решавшую какие-то свои, строго определенные задачи. И в ее составе пребывало некогда соединение «Морские Короли», состоявшее из трех подводных лодок: «Белард», «Кораторн» и «Рагнарок».

Последнее название ему уже попадалось где-то… ах да, на этом корабле служила некая Донайра, близкая знакомая и штандарт-навигатора, и его подруги. А впрочем, еще не факт. Одно и то же название, в принципе, могли носить и подводная лодка, и надводный корабль… почему бы и нет?

Знать бы еще, какая все-таки связь между существовавшими некогда реальными боевыми кораблями и нынешними морскими побасенками. Хм, любопытные параллели — Серебряная бригада и Серебряная эскадра… или это простое совпадение? Но очень уж многозначительное получается совпадение…

И по-прежнему что-то настойчиво вертится в голове, некая ассоциация…

Сейф опустел. Просмотрев каждую бумажку, Сварог так и не нашел ответа, каким же оружием располагали и Серебряная эскадра, и соединение подводных лодок с крайне многозначительным названием. Таких деталей в документах не нашлось — да и не могло там оказаться, логически рассуждая. Есть вещи, которые как бы сами собой подразумеваются, иные тактико-технические данные присутствуют только в справочниках, но никак не в бумагах, касающихся повседневной службы. Их и так знают облеченные властью и доверием командиры, к чему лишняя писанина? К подобному он привык за время своей службы, в прошлой жизни: скажем, во всех бумагах указано, каким количеством автоматов вооружен батальон, и калибр указан, но никто не станет составлять особую бумагу, уточняя, что автомат — это огнестрельное оружие. Это и так всем известно. Точно так же, отдавая приказ батальону выдвинуться в некую точку и выполнить некую задачу, ни один генерал не станет делать приписку: «Вооружить батальон автоматами». И так ясно, что на выполнение боевой задачи пойдут не с дубинами, а со штатным вооружением.

Он отошел от стола. Уставился на висевший рядом с картой полушарий портрет какого-то осанистого типа с седыми висками, проницательным взглядом и небольшой красно-синей розеткой на отвороте серого, несомненно, штатского одеяния. Незнакомец смотрел соколом, выглядел крайне презентабельно и авантажно. Никаких других портретов в кабинете не имелось — значит, следуя нехитрой логике, этот изображает лидера государства, а уж никак не любимого дедушку или дядю архонт-адмирала. В подобных кабинетах изображения любимых дедушек держат не на стене, а в крайнем случае, на столе — вот, кстати, рядом с телефоном красуется снимок красивой женщины средних лет, в серебряной рамке…

Сварог задумчиво почесал в затылке. Ну конечно, это глава государства. Штатский. Значит, у них тут не было никакой хунты… а впрочем, ничего толком неизвестно, не стоит спешить. Могла оказаться и хунта, глава которой приличия ради велел запечатлевать себя на висящих в присутственных местах портретах исключительно в цивильном, мало ли как у них было принято…

Оно ясно: и этот глядевший соколом субъект с портрета, и хозяин кабинета знали нечто такое, что крайне пригодилось бы и Сварогу сейчас — но тайны свои, как и подобало опытным государственным мужам, унесли с собой в могилу, не подумав о далеких потомках…

«Может, задержаться в этом месте подольше?» — подумал он.

В самом деле, мысль толковая. Здесь найдется еще немало сейфов, которые не мешало бы изучить вдумчиво, с толком и расстановкой. Сейфы эти, конечно, рангом пониже, но все равно, стоит в них покопаться. Коли это была военная база, где-то совсем рядом лежат бумаги и штаба, и контрразведки. Когда еще выдастся такой случай? Спать можно прямо здесь, на роскошном кожаном диване, с едой и питьем все в порядке, а что касается…

Что-то на миг заслонило тусклый свет за окном, словно там пронеслось нечто огромное.

Сварог встрепенулся, бросив вороватый взгляд на выпотрошенный сейф и груду бумаг на полу, — в какой-то миг он ощутил себя застигнутым с поличным шпионом из какого-то фильма. Потом, разумеется, вспомнил о реальном положении дел: некого стыдиться, не перед кем оправдываться, это давным-давно то ли выморочное имущество, то ли археологические раскопки…

Одно из высоких, во всю стену, окон, вновь потемнело — что-то огромное заслонило его. Сварогу пришло в голову, что он все же на морском дне, и следует почаще вспоминать о здоровой бдительности. Повернулся в ту сторону, где оставил оружие.

И тут же развернулся всем телом в сторону окна. Из темноты на него смотрел огромный зеленый глаз, круглый, немигающий, исполненный такой злобы, что холодок пробежал по спине.

Окно вылетело, неисчислимые осколки хлынули внутрь волной, и в комнату, разворачиваясь, прямо-таки выстрелили длинные щупальца, хлестнули по стенам, по огромному столу, определенно целя схватить человека.

Сварог рухнул на пол, перекатился, быстрым движением ноги подбил приклад стоящего у стены автомата так, что оружие само упало в протянутую руку. Другой рукой подхватил саблю за бронзовую оковку на конце ножен, пополз в дальний угол.

Щупальца шарили повсюду, хватая разнообразные предметы и тут же выпуская, расшвыривая. Подводная тварь целеустремленно искала Сварога.

Он приподнялся над столом и, пригибаясь, выпустил одной длинной очередью весь магазин, целясь главным образом в огромный немигающий глаз. Пули веером ушли в ту сторону, оставляя за собой пузырчатые трассы. Сварог видел попадания — но глаз, к сожалению, не задел. Никакого толку — особого вреда этому мешку со студнем пули все равно не причинят…

Судя по размерам щупалец — толщиной со взрослого человека и соответствующей длины — головоногий житель глубин был не из крохотных. Щупальце ударило по столу, прошлось по нему, сметая на пол все, что там было. Два других обогнули стол с двух сторон, упрямо нашаривая человека.

Приподнявшись на колени, Сварог что есть силы рубанул по ближайшему. К великому сожалению, в руках у него оказался на сей раз не Доран-ан-Тег. Отличная была сабля, до бритвенной остроты наточенная покойным владельцем, но конец щупальца она все же не отрубила, лишь рассекла до половины, и в кабинете стало расплываться темно-синее облачко.

Увечное щупальце проворно отдернулось, исчезло с глаз, но на смену ему обрушились со всех сторон сразу четыре. Положение было аховое: стоя на корточках, не размахнешься как следует, любой удар выйдет слабым, а если подняться на ноги, эта тварь тут же увидит его…

Если попытаться прорваться к двери… Есть шанс укрыться на лестнице, добежать до подвала — на первом этаже он видел дверь, которая определенно служила входом в подвал… На приличной военной базе, тем более в резиденции командующего, просто обязаны были устроить надежное бомбоубежище, куда никаким щупальцам не пробраться…

Он приподнялся, озираясь. Щупальце обвило его ноги, второе тут же оплело поперек груди, пренебрегая тем, что острие сабли впивалось в скользкую буроватую кожу. Сварога выдернуло из-за стола, как морковку с грядки, понесло в сторону выбитого окна. Он ничего не мог поделать, спеленатый по рукам и ногам. Не было времени бояться, в голове лихорадочно пронеслось: у спрута есть клюв, когда начнет жрать, может, и удастся всадить туда клинок, прямо в поганую харю, чтобы засунуть добычу в пасть, ему волей-неволей придется изменить положение пленника, перехватить по-другому, и тогда будет шанс…

Он оказался на улице — головоногое отплыло от дома, волоча за собой добычу. Ага, не спрут, а осьминог: округлое темное тело размером с деревенскую избу, клубок десятиуардовых щупалец, два злобных глаза немигающе вылупились…

Стремительные черно-белые тела пронеслись совсем рядом, опускаясь сверху с поразительной скоростью, и все мгновенно изменилось. Хватка ослабла; Сварог, почувствовав себя свободным, не стал терять времени и, полоснув мимоходом саблей по ближайшему щупальцу, поплыл в сторону и вниз, отчаянно загребая всеми конечностями.

Он опустился на мостовую и тут же отпрянул к стене. Осьминог, сжав щупальца в пучок, головой вперед рванулся прочь с поразительной скоростью — но на него со всех сторон налетели те самые стремительные, черно-белые обтекаемые силуэты, вцепились мертвой хваткой, сразу в десятке мест брызнули струйки темно-синей крови…

Прижавшись к стене, Сварог задрал голову. Сражение понемногу перемещалось в сторону пирса — осьминог отмахивался щупальцами, бешено крутя ими в воде, выполняя нечто похожее на фигуры высшего пилотажа, а на него безостановочно налетали косатки, числом не менее двух десятков, мелькали черно-белыми молниями, рвали куски из щупалец и туши, отскакивали с невероятным проворством, вновь бросались в атаку… Осьминог ухитрился ухватить-таки одну из них, оплел щупальцем от носа до кончика хвоста, стиснул — и брызнули темные струйки…

Но остальные не ослабили напора, вцепились еще яростнее. Сверху обрушилась подмога, еще с десяток изящных, стремительных, черно-белых морских хищников. Осьминога прямо-таки рвали в клочья, на мостовой уже беспомощно извивались в последних конвульсиях сразу три откушенных щупальца, беззвучная битва посреди расплывшегося над домами темного облака продолжалась с прежним накалом, хотя уже не одно, а целых три изуродованных черно-белых тела упало на дно…

Сварог, прижимаясь к стене, медленно отступал вправо, за угол дома. Лезть в драку не стоило — хотя бы потому, что от него не было бы никакого толку в качестве боевой единицы. Не единица, а сплошное недоразумение…

Вот только что прикажете делать дальше? Бежать на своих двоих от косаток бесполезно — догонят в два счета. Кто их знает, что им придет в голову, вполне может оказаться, что их миролюбие преувеличено… Вернуться в дом и пересидеть там смутные времена? Пожалуй…

Он осторожно выглянул из-за угла. В вышине медленно расплывалось темное облако — а то, что осталось от гигантского осьминога, красовалось посреди широкой улицы: бесформенная, слабо содрогавшаяся куча, окруженная бьющимися кусками щупалец, исходящая темно-синими струйками…

И тут же черно-белые тела метнулись к Сварогу. Он остался стоять у стены, потому что ничего больше не мог предпринять, а перед ним повисло в воде три десятка косаток. Маленькие темные глазки, такие же немигающие, как у осьминога, разглядывали его с совершенно непонятным выражением. Чертовски трудно определить, что именно выражают глаза подобных созданий…

Раздались непонятные звуки — что-то вроде потрескивания, писка, звонкого похрустыванья. Ага, это они беседуют, мнениями обмениваются, намерениями, надо полагать, делятся… Может быть, большинством голосов решат употребить его в пищу…

Он стоял, стиснув рукоять бесполезной сабли, а косатки, судя по звукам, продолжали оживленную беседу. Глупо строить догадки, но Сварогу отчего-то почудилось в их писке-хрусте-треске некоторое удивление. Вполне может оказаться, так и было. Вряд ли имприходилось видеть прежде, как сухопутный двуногий житель спокойно расхаживает по дну морскому, вовсе не собираясь задыхаться и тонуть. Плохо, что эти изящные рожи лишены всякой мимики…

Дискуссия продолжалась довольно долго, временами то одна косатка, то другая — всегда это была только одна — выдвигалась из строя, шевельнув плавниками, приближалась к Сварогу на длину вытянутой руки и всматривалась немигающе, пристально. Потом возвращалась на свое место. Может, и не сожрут, приободрившись, подумал Сварог. К чему разводить долгие дискуссии, если собираешься сожрать? О чем они балабонят, знать бы…

Прения завершились так внезапно, что Сварог вздрогнул от неожиданности, большая часть косаток прянула вверх и, держа безукоризненный строй, унеслась в неизвестном направлении. Осталось четыре. Они висели на прежнем месте, удерживаясь легкими движениями плавников, и уже не болтали. Все равно многовато для одинокого, вооруженного лишь саблей человека — каждая рыбка в три Свароговых роста, а уж зубы…

Он терпеливо ждал, потому что ничего другого не оставалось. Окажись это змеи, можно было попытаться с ними поговорить, но наречия этих созданий он не знал.

Одна из косаток вдруг шевельнулась, медленно подплыла к нему и, опустившись к самой мостовой, повернулась боком. Наклонила в сторону Сварога спинной плавник, напоминавший кривую саблю. Несколько раз качнула им так, что он ощутимо похлопал Сварога по груди. Остальные не двигались.

Что-то это должно было означать. Сварог не пошевелился. Издав скрежещущий звук, косатка вновь шлепнула его плавником по груди. Нет сомнений, что от него что-то настойчиво требовали. Что ей надобно? Слопать вроде бы не собираются…

А что, если… Почему бы и нет? Он прекрасно помнил земные истории о дельфинах, упорно буксировавших одиноких пловцов к твердой земле, и здешние аналогичные рассказы о косатках, спасавших потерпевших крушение моряков или рыбаков, оставшихся в открытом море без лодки.

Вторая косатка надвинулась на него сбоку, действуя рылом так, словно хотела осторожно отодвинуть от стены. Сварог решился. Засунул саблю за широкий кожаный пояс — перевязь с ножнами осталась в кабинете адмирала — неуклюже взобрался на округлую черную спину и обеими руками вцепился в плавник у самого основания.

Похоже, именно это от него и требовалось. Косатка моментально прянула вверх, по косой линии поднялась над домами и понеслась, энергично работая хвостом. Остальные мчались рядом. На спине морского хищника удержаться оказалось гораздо труднее, чем на лошади. Сварог отчаянно стискивал ногами крутые твердые бока, вцепился в плавник, с грехом пополам усидев. Косатка мчалась так, словно не понимала, как ему трудно на ней держаться.

Вокруг становилось все светлее и светлее — и голова Сварога, прорвав макушкой некий неощутимый занавес, вдруг оказалась на вольном воздухе. Море было все таким же спокойным, солнце кренилось к закату.

Косатка после длившегося буквально несколько секунд замешательства помчалась куда-то, вспенивая воду. «Уж не к ближайшей ли суше вы меня собираетесь доставить? — подумал Сварог. — В любом случае ясно, что есть не станете, спасибо и на том. Значит, поживем еще…»

Часть третья. По ту сторону добра и зла

Глава первая Странники

Косатка неслась, словно торпедный катер. Сварог мало что мог рассмотреть вокруг за белопенными брызгами, хлеставшими в лицо так, словно его поливали из шланга, но все же рассмотрел впереди вереницу высоких парусов. Правда, была в них какая-то непонятная пока то ли странность, то ли неправильность, но все же это были самые натуральные паруса. Паруса — это корабли. Корабли — это люди. Не исключено, что именно эта нехитрая логическая цепочка сложилась в мозгу несущейся по морской глади косатки — коли уж она озаботилась спасением Сварога.

Косатка заметно сбавила скорость, повернула. Теперь она двигалась параллельно… нет, не кораблям, плотам. Длинная вереница огромных плотов, на каждом — единственная мачта и косой парус, а также несколько плетеных хижин с острыми крышами. По бокам закреплены горизонтально длинные весла, бездействующие сейчас, видно, что у невысоких бортов толпятся люди.

Сварогу уже доводилось слышать об этой морской достопримечательности, хотя вживую прежде не сталкивался. Зовутся они Морскими Бродягами — это здешние цыгане, вечные странники, с незапамятных времен бороздящие океан на своих плотах. Давным-давно Шторм привел их в такой ужас, что они дали клятву никогда в жизни не ступать на твердую землю — и, что характерно, клятву эту свято держали их потомки бог ведает в каком поколении.

Никто не помнил, когда именно они пустились в бесконечное плаванье — быть может, не сразу после Шторма, но уж, несомненно, вскоре после Вьюги. Так и странствовали, причаливая порой по своим надобностям к иным островам или Харуму, но никогда не ступая на землю. Было их, согласно приблизительным подсчетам восьмого департамента, тысяч пять. Никакого подданства у них, понятное дело, не имелось, на них с тех же самых незапамятных времен попросту махнули рукой как таларские, так и небесные власти, поскольку, по большому счету, от Морских Бродяг не было ни вреда, ни пользы. Давным-давно иные оптимистично настроенные короли пытались посадить их на сушу, но ничего из этого не вышло, предпочитали покончить с собой, но на тверди не жить.

Насколько помнил Сварог, эти вечные странники все же не могли выжить, не поддерживая с сушей хотя бы редких контактов. Они регулярно причаливали в нескольких портах, главным образом на островах, вели меновую торговлю, предлагая либо жемчуг, либо разнообразные морские редкости вроде кораллов, тюленьих шкур или особо ценимой гурманами рыбы. Временами в тех же портах раздобывали себе невест ради притока свежей крови — самым легальным образом, заранее объявляя о намерениях и платя неплохой калым. Самое интересное, что охотников пристроить таким образом дочек всегда хватало — среди народа из низших классов, прозябавшего в такой бедности, что это им представлялось наилучшим выходом. Хватало и откровенных авантюристок — испокон веков ходили слухи, что Морские Бродяги, отличные пловцы и ныряльщики, добыли немало сокровищ с затонувших на доступной им глубине кораблей. По той же причине на них порой нападали и пираты, что было не самым легким предприятием: драться морские странники умели. Правда, и капитан Зо, и Интагар как-то рассказывали Сварогу, что в жизни не слыхивали о счастливчиках, которые завладели бы кладами Морских Бродяг, да и реальность кладов вызывала сомнения…

Порой эти люди нанимались на купеческие корабли, где их ценили несказанно — прирожденные мореходы, знавшие о ветрах, течениях, вообще об океане столько, что самые опытные таларские капитаны им и в подметки не годились. Понятно, и на службе Бродяги свято придерживались того же извечного жизненного принципа — не ступать на сушу.

Одним словом, по всем отзывам — народ безобидный, вовсе не склонный употреблять в пищу случайных путников и вообще причинять им вред. Потерпевшие кораблекрушение иногда находили у них приют и помощь, о чем имелось немало достоверных сведений. Так что Сварог, разглядывая плоты, воспрянул духом: все вроде бы складывалось неплохо. Придется срочно выдумать правдоподобную легенду… что будет не самым трудным делом, так как Морские Бродяги мало осведомлены о жизни на суше и легко проглотят любую неуклюжую ложь, какую обычные мореходы раскусили бы сразу…

Косатка шла параллельным курсом, так близко к плоту, что Сварог уже хорошо различал лица людей, таращившихся на него с вполне понятным жадным любопытством: самые обыкновенные лица, не отмеченные ни уродствами, ни какими-либо пороками. Пожилые и молодые, мужчины и женщины (иные девушки — весьма ничего…) Одеты, правда, непривычно — рубахи, штаны и платья из какого-то непонятного материала. И у мужчин, и у женщин на шее ожерелья из ракушек и непонятно чьих зубов. Некоторые мужчины держат наготове внушительные луки (стрелы, по той же достоверной информации, частенько бывают смочены рыбьим ядом, так что порой опаснее пуль…).

Косатка вдруг взметнула туловищем, словно норовистый скакун, и Сварог взлетел в воздух, шумно плюхнулся в воду уардах в пяти от плота. Глянув вокруг, он уже не увидел своих немых спасителей — черно-белые изящные животные моментально ушли на глубину. Они, надо полагать, излишней сентиментальностью не страдают: доставили спасенного к соплеменникам — и тут же уплыли. Сварог не представлял, каким образом смог бы их поблагодарить на понятном им языке… Спасибо, и все тут…

Не колеблясь, он поплыл к плоту. Лучники в него не целились, стрел не было на тетиве, оставались в колчанах. В плетеном из каких-то прутьев борту открылось нечто вроде калитки, прямо напротив Сварога, и он, расценив это как приглашение, подплыл к тому месту и, ухватившись за плетень обеими руками, вскарабкался на плот.

Опусился на аккуратный настил, прислонившись спиной к плетню, поглядывая на полукругом стоявших неподалеку морских бродяг. Те, в свою очередь, разглядывали его во все глаза — особенно пролезшие меж взрослыми в первый ряд ребятишки. Разглядывали с любопытством, но спокойно, без тени суеверного страха. Живут первобытным строем, но мышление вряд ли первобытное, это следует учесть и не держать их за совершеннейших глупцов…

Сварог, говоря по совести, предпочел бы встретить классических дикарей: зажег огонь на кончике пальца, закурил — повалились они ниц, приняв тебя за бога-громовержца, готовые смиренно выслушать любой приказ и поверить всему на свете… С этими так не получится. По физиономиям видно, имеют кое-какое понятие о собственном достоинстве и уж безусловно не простаки. Ну, постараемся не попасть впросак, и не таких вокруг пальца обводили…

В свою очередь, он во все глаза разглядывал людей, к которым так неожиданно прибился. В самом деле, не заметно никакого примитива: одежда хорошо скроена и мастерски сшита. Из хорошо выделанной рыбьей кожи — она и на суше порой бывала в моде, главным образом, у дворян. Ожерелья нанизаны не как попало, раковины со вкусом подобраны по размерам, цветам и даже оттенкам. Волосы у всех тщательно причесаны — значит, расчески у них в обиходе. Все, правда, босиком, но это и понятно: зачем им ходить в обуви здесь, на плоту, где грязи никогда не бывает?

Его первые впечатления оказались верными: все эти люди, даже малые дети, разглядывали его со спокойным достоинством, чуть ли не величаво. Никто не хихикал, не гримасничал, не подталкивал друг друга локтями, как это можно сплошь и рядом наблюдать у крестьян на суше. Этакие благородные дикари Фенимора Купера, почитающие себя солью земли… то есть, делая поправки на здешнюю специфику, солью воды.

Морские Бродяги постепенно расступились. Вперед вышел человек средних лет, его одежда была оторочена мехом серого тюленя, а на груди вместо ракушек красовалось ожерелье из пары дюжин тяжелых золотых монет. Ишь ты, насмешливо подумал Сварог, кое-какие традиции суши здесь вовсе не отвергают: начальство, как ему повсюду и положено, украшает себя золотишком. А в том, что этот тип представляет собой какое-то местное начальство, сомневаться не приходится — у него одного на шее золото, у него одного пояс не из кожи морского зверя, а из резных костяных пластин, у него одного висит на поясе скрамасакс с дорогой рукоятью. Да и окружающие, несмотря на свою гордую стать, к нему относятся с несомненным почтением.

Следовало бы встать, но Сварог и в самом деле здорово устал. Будем надеяться, что здесь нет каких-нибудь специфических табу, повелевающих немедленно рубить на части всех, кто осмелится сидеть в присутствии вождя племени…

Стоя над ним, и не выказывая лицом никаких эмоции, означенный вождь спокойно сказал:

— Я — Гор Олувет Корунан, старшина жангады.

Столь же спокойно Сварог спросил:

— Жангада — это вот этот плот? — и обвел руками вокруг.

Старшина поправил невозмутимо:

— Вся эта флотилия. Семнадцать плотов. Это не род, не племя… Жангада. У вас на суше вроде бы нет похожего.

— Это точно, — сказал Сварог. — Но я уже понял, что вы здесь — самый главный… Меня зовут Паколет Карах, я купец из Готара… но вы, наверное, не знаете, где это?

— Мы плохо знаем географию суши, — кивнул старшина. — Это на островах или на Харуме?

Слово «география», по крайней мере, знает, подумал Сварог. Что подразумевает хотя бы беглое знакомство с научными терминами. Будем иметь в виду.

— На Харуме, — сказал он. — Я плыл с товарами на Катайр Крофинд, и неподалеку отсюда…

Он замялся на миг. Не стоило уверять, будто корабль затонул из-за шторма или бури — кто их ведает, превеликих знатоков моря, вдруг, благодаря своему опыту, знают совершенно точно, что никаких атмосферных пертурбаций не наблюдалось на много лиг вокруг? Не стоит с момента знакомства выказывать себя лжецом…

— Неподалеку отсюда на нас напали пираты, — продолжал он. — Был бой, наш корабль потонул, я держался на плаву, уцепившись за какую-то доску… Пираты ушли, меня не заметили. Потом появились косатки… и принесли меня к вам.

— Случается, — кивнул старшина. — Если ты не возражаешь, пройдем ко мне? Саблю лучше оставить здесь. Такой порядок. Оружие во время спокойного плаванья есть только у часовых и у меня.

Протестовать было бессмысленно. Сварог осторожно вытащил из-за пояса саблю и положил ее у борта. Люди расступились перед старшиной, и Сварог пошел следом за ним в одну из хижин.

Неизвестно, как были меблированы остальные, но в этой не было ничего лишнего. Пол устлан циновками, в углу — низкая, в две ладони вышиной постель, покрытая самым обыкновенным одеялом, которое здесь соткать никак не могли, только выменять на суше. Никаких признаков, свидетельствовавших бы, что здесь обитает облеченное немалой властью лицо.

— Ну что же, — сказал старшина, когда они уселись друг против друга на жестковатые циновки. — Ничего удивительного, иногда случается. Косатки всегда спасают тонущих, ты должен быть им благодарен…

— Могу заверить, что я благодарен, — сказал Сварог. — От всей души.

Точно, не бывать морским богом…

— С тобой, купец, следует как-то поступить… — задумчиво сказал старшина. — Найти тебе какое-то место в жизни… Ты, случаем, не хочешь к нам присоединиться? Это несложно. Здоровый, нестарый мужчина, не связанный кровным родством ни с кем из нас, всегда может к нам присоединиться…

Осторожно, взвешивая каждое слово, Сварог произнес:

— Благодарю вас за столь великодушное предложение, старшина, но принять его не могу, уж не посетуйте. Я привык жить на суше, такая уж у нас в семье традиция…

Старшина не походил на оскорбленного отказом. Он кивнул, словно бы даже с некоторой скукой:

— Ну да, разумеется. Вы, твердяки, сплошь и рядом отказываетесь… Чего же ты, в таком случае, от нас ждешь?

— Чтобы вы высадили меня на берег на первом же клочке суши, куда пристанете, — сказал Сварог. — Полагаю, в таком желании нет ничего дерзкого или невыполнимого?

— Конечно, нет, — сказал старшина. — Опять-таки — случается… Есть законы, старые, как сам океан. Попавшему в беду посреди волн следует помочь, чем возможно. Первым клочком суши, как ты выразился, будет Темайр. Туда мы и держим путь. Устраивает?

— Ну конечно, — сказал Сварог.

Его это и в самом деле устраивало, как нельзя лучше. Темайром напрямую управляют лары, там, кроме чиновников Канцелярии земных дел, есть резидентура восьмого департамента… Просто великолепно!

— Ты и в самом деле искренне рад… — сказал зорко наблюдавший за ним старшина.

— Я вел дела с тамошними купцами, у меня там много знакомых, — сказал Сварог.

— Вот и прекрасно. Итак… Ты — Спасенный. В качестве такового можешь пользоваться до Темайра нашим гостеприимством. Если будет плохая погода и понадобится помочь с парусами… или в чем-нибудь еще, ты ведь не откажешься?

— Ну кончено, — сказал Сварог. — Только скажите, что нужно делать, а уж я отслужу…

Вообще-то, услышав эти просьбы о помощи, следовало держать ухо востро. В прошлом году Сварог почитывал как-то на сон грядущий мемуары знаменитого пирата Тавана-Везунчика, пенившего моря лет двести назад и однажды после кораблекрушения угодившего к Морским Бродягам. Его тоже поименовали Спасенным, посулили доставить на ближайшую землю, а пока что попросили помочь в неотложных делах.

И началось. Когда к нему в хижину привели первую девицу, которой гость должен был, называя вещи своими именами, помочь зачать ребенка, пират поначалу решил, что ему крепко повезло, и царящие среди морских странников обычаи гостеприимства заслуживают самого горячего одобрения. Однако вскоре появилась вторая девица с тем же техническим заданием, а там и третья — а потом с ближайших плотов стали переправлять все новых и новых. Приятное для всякого мужика приключение превратилось в нешуточную каторгу, бедолагу Тавана принялись эксплуатировать на всю катушку — и, судя по некоторым намекам, собирались использовать в этом качестве неизвестно сколько времени. Ему все же удалось оправдать свое прозвище — поблизости появился корабль, и Таван, не теряя времени, сиганул в воду, поплыл в ту сторону, стал орать благим матом, умоляя о спасении, и был взят на борт. Всю сознательную жизнь гордый джентльмен удачи помалкивал о печальном приключении, и только в глубокой старости, давным-давно отойдя от дел и сочиняя мемуары в своем поместьице, раскрыл кое-какие тайны былых времен. Иные ему не верили, но Сварогу пришло сейчас в голову, что эта история крайне похожа на правду: морские бродяги должны всеми силами сопротивляться вырождению, а поскольку такового, судя по их цветущему виду, до сих пор не произошло, они, несомненно, не особенно разборчивы в средствах. Самый простой способ влить в их жилы изрядно свежей крови — заставить ударно потрудиться случайного спасенного, которого наверняка никто не станет искать, полагая погибшим. Человеческая натура, увы, несовершенна, а житейский практицизм в сочетании с полной безнаказанностью может далеко завести. Так что следует держать ушки на макушке и продумать кое-какие жесткие планы на тот случай, если с ним вздумают повторить тот же фокус…

— Пойдем, — встал старшина.

Сварог вышел следом за ним на палубу, где уже не наблюдалось недавнего многолюдства — должно быть, люди ушли в хижины, которых на плоту длиной не менее чем в шестьдесят уардов стояло десятка полтора. Только на корме у рулевого весла стоял один из странников, да еще двое с луками прохаживались в носовой части. Солнце уже скрылось за горизонтом, и плот полным ходом шел в том направлении, где еще слабо золотились на волнах последние отблески дневного светила, было прохладно и свежо, стояла уютная тишина.

Сварог полагал, что его немедленно отведут в одну из хижин, но морские бродяги, оказалось, придавали гигиене гораздо большее значение, чем можно было подумать. Для начала старшина послал его принять ванну — то есть отправил в огромную корзину, намертво прикрепленную к плоту по правому борту. И выдал какой-то серый скользкий ком, как оказалось, ничем не уступавший мылу. Как следует поплескавшись, Сварог вылез, получил взамен своих пришедших в плачевное состояние шмоток штаны и рубашку из рыбьей кожи — и только после этого был препровожден в крайнюю хижину.

Там стояла совершеннейшая темнота, но старшина уверенно направился в угол, судя по звукам, налил во что-то вроде чашки немного воды — и там, в углу, вдруг разгорелось тускловатое, но все же дававшее достаточно света сияние.

Сварог подошел и заглянул в чашку. Там лежал ком мокрых корешков — или чего-то вроде корешков — размером с кулак, дававший света не меньше, чем шандал с полудюжиной свечей. Ни огня, ни дыма, корни светились, словно гнилушка, но гораздо ярче.

— В море есть много полезного, — сказал старшина чуточку покровительственно. — Удивлен?

— Не особенно, — сказал Сварог, вспомнив о своей роли. — Подумал вот, что на этой штуке можно неплохо заработать на суше.

— Дай вам, твердякам, волю, вы все из моря вычерпаете… — с непонятной интонацией произнес старшина. — Отдыхай. Пока мы не дойдем до Темайра, тут будет твой дом. Сейчас тебе принесут поесть. Всего наилучшего, купец Паколет Карах.

Он едва заметно кивнул и степенно вышел. Сварог растянулся на циновке — довольно жесткой, но выбирать все равно было не из чего.

Колыхнулся полог, сплетенный из каких-то непонятных нитей, — явно морского происхождения. Появилась девушка в платье из рыбьей кожи, довольно коротком и облегавшем точеную фигурку так, что сразу становилось ясно: при всей скудости в выборе материала женщины остаются женщинами.

Светловолосая и синеглазая девушка походила на заезженную тяжким трудом простолюдинку. На шее у нее в окружении обычных раковин поблескивали три золотых монетки, что по здешним меркам, надо полагать, свидетельствовало о довольно высоком социальном статусе. Почему же в таком случае ей поручили миссию, с которой справилась бы любая служанка? Или таковы тут традиции гостеприимства?

Она поставила перед Сварогом поднос, села поодаль, привычно опустившись на колени на циновке, упираясь в пол тонкими обнаженными руками. Улыбнулась:

— Добрый вечер, купец Паколет Карах.

— Невероятно, — сказал Сварог. — Я уже настолько известен здесь, что мое имя достигло ушей первой красавицы жангады?

— А ты что, успел каким-то чудом увидеть всех девушек жангады, что так уверенно говоришь? Может, первая красавица — вовсе и не я, откуда тебе знать?

Эге-ге, легкомысленно присвистнул про себя Сварог. Похоже, кое в чем здешняя жизнь ничем от сухопутной не отличается. По крайней мере, кокетливые улыбки здешних красоток уж точно ничем не уступают канонам сухопутного флирта…

— А мне и знать не нужно, — сказал Сварог. — Я просто чувствую, что первой красавицей жангады можешь быть только ты, и никто другой.

— А ведь ты наверняка женат, купец Паколет Карах…

— Злобный навет, — сказал Сварог. — Гнусный поклеп. Плюнь в глаза тому, кто тебе рассказал обо мне этакую ложь…

— Вы, мужчины, — обманщики и совратители, — сказала девушка с напускной серьезностью. — Думаешь, на такой простушке из морских бродяг можно с успехом пробовать ваши твердяцкие штучки? Меня зовут Латейя, купец, я — родная и законная дочь почтенного старшины Корунана, а у нас, если ты не знаешь, есть строгий закон — твердяка, посмевшего оскорблять уши благородной девицы гнусными приставаниями, выбрасывают в море с подрезанными поджилками. Незамедлительно. — Она звонко рассмеялась. — Ну ладно, ладно, я пошутила, а ты уже и обмер…

— Да ничего подобного, — сказал Сварог торопливо.

— Обмер, обмер, я же вижу…

— А кто вас знает? — резонно сказал он. — Мало ли что в голову взбредет…

— Успокойся, поешь лучше. Ничего, если я буду смотреть? Мне нравится, как сильный мужчина ест, долго и много, или, может, тебя это оскорбит? Что я смотрю? У вас, твердяков, такие странные обычаи, я слышала краем уха…

— Брешут, — кратко сообщил Сварог и, не теряя времени, снял с нескольких мисок — фаянсовых, определенно сделанных на суше, — деревянные крышки. Пахло недурственно.

— Во всей жангаде такие миски только у нас, — сказала Латейя, не отводя от него глаз. — У нас очень знатная семья, мои предки в течение бессчетных поколений были старшинами и даже Кормчими…

— Впечатляет, — с набитым ртом пробормотал Сварог.

Жареная рыба с какими-то специями, ракушки, запеченные в своих круглых домиках, кусок темного мяса, так и оставшийся непонятным, какая-то желтая сладкая масса вроде творога… Он и не заметил, как уплел все, что нашлось на подносе. Выпил половину кувшина непонятной, сладко-кислой жидкости, безалкогольной, но приятной на вкус.

Когда он закончил и сполоснул руки в поданной Латейей чашке, она небрежным движением выставила поднос за порог, пояснила:

— Найдется кому убрать… Ты доволен?

— Весьма, — сказал Сварог, поглаживая живот.

Он с удовольствием закурил бы, но о сигаретах, увы, снова придется на какое-то время забыть — кто знает, как отнеслись бы Морские Бродяги к его милой привычке извлекать из воздуха табачные изделия и прикуривать от огонька на кончике пальца..

Латейя наблюдала за ним, склонив голову к плечу, вовсе не собираясь уходить. Чтобы поддержать светскую беседу — как-никак здешняя аристократка, потомственная — Сварог спросил:

— Тебе здесь не скучно?

Она пожала круглыми плечами с искренним удивлением:

— Как это мне может быть здесь скучно? Там, где мои предки жили много тысяч лет? Ну ты и скажешь, купец… Только здесь живут настоящие люди… и только здесь они выживут, когда вас, твердяков, снова сожрет какая-нибудь всеобщая напасть… А этого, между прочим, не так уж долго ждать. Есть масса неопровержимых признаков того, что дело снова движется к Великой Катастрофе… Вас всех сметет, а мы выживем. На твоем месте я не спешила бы в Темайр, а устраивала свою жизнь иначе.

— Это как?

— Оставшись там, где только и живут настоящие люди… которые к тому же станут единственными спасшимися.

— Благодарствуйте, красавица, — сказал Сварог. — Не тянет что-то. На суше гораздо интереснее.

— Глупости.

— Ты же там никогда не была.

— Ну и что? — вновь пожала она плечами с нешуточным упрямством в нежном голоске. — Когда за спиной многотысячелетний опыт…

Сварог промолчал. Ну да, разумеется — запад есть запад, восток есть восток, и вместе им не сойтись… Ты ее не переубедишь, и пытаться нечего. Традиции, браток, понимать надо, многотысячелетний опыт — вещь внушительная.

— Я прекрасно знаю, что у вас там масса интересного, — протянула Латейя с непонятной интонацией. — Мы не такие уж дикари, как ты, должно быть, думаешь. У нас, между прочим, достаточно книг. Ты о иных и не слыхивал, если вообще умеешь читать…

— Умею, хотя тебя это, быть может, и удивит, — сказал Сварог. — Купец обычно умеет и читать, и писать, и даже арифметические действия производить в уме, если ты понимаешь, о чем я…

— Понимаю. И тоже умею. Так вот, книги у нас есть. И, кроме этого, мы ведь часто общаемся с твердяками. Они столько рассказывают… Ты прав, у вас и в самом деле масса интересного. Я даже слышала, что у вас там во множестве водятся такие мужчины, которые друг другу в зад вставляют то, что, по моему глубокому убеждению, следует исключительно девушке между ног вставлять…

Сварог внимательно посмотрел на нее. Она слегка улыбалась с совершенно безмятежным и невинным видом.

— Тебе не кажется, что подобные повороты разговора…

Она преспокойно сказала:

— Я просто хочу знать: ты, случаем, не из таких, про кого я только что говорила?

— Вот уж ничего подобного! — чуть ли не рявкнул Сварог.

— Это просто великолепно, купец Паколет Карах, — протянула Латейя и одним гибким движением, с тихим шуршанием стянула через голову платье, под которым ничего более не имелось. — Я очень рада, что не пришлось в тебе разочароваться… Ну, что ты сидишь? Неужели тебе надо объяснять, что мужчина должен вытворять с девушкой, которая перед ним решительно разделась?

Она преспокойно вытянулась на циновке, положила руку под голову и улыбнулась Сварогу с таким видом, словно они стояли в большом зале королевского дворца, ведя светскую беседу.

«Ловушка? — лихорадочно промелькнуло у него в голове. — Или именно так у них полагается?»

— А твой батюшка не оторвет мне голову? — спросил он невозмутимо.

— И не подумает. У нас свои обычаи. Слишком долго тебе объяснять, может быть, обойдемся без этого? Могу тебя заверить, я уже знакома с этой штукой, что сейчас буравит тебе портки… Сам убедишься.

— Черт знает что… — сказал он искренне, пребывая в тягостном раздумье.

— Не «черт знает что», а девушка, которая хочет, чтобы ее разложили со всем усердием, — с ангельским выражением лица поправила очаровательная аристократка. — Мне здесь, конечно, не скучно, однако, скажу тебе по секрету, купец Паколет Карах, иногда надоедает видеть одни и те же лица, слышать одни и те же слова. Есть в нашей жизни этот маленький недочет… а впрочем, и его при некоторой настойчивости можно преодолеть, как-никак, кроме нас, на Таларе пока что живут и другие… Ну, сбрасывай быстренько одежду, пока у тебя штаны не лопнули. Говорят, вы, твердяки, такие выдумщики… Постарайся со мной проделать что-нибудь такое, до чего у нас не додумались. Хотя я и на знакомое согласна, лишь бы с должным прилежанием… Ну?

Глава вторая Главный персонаж церемонии

Стоя у плетеного борта, Сварог наблюдал за странными передвижениями, которые выполняли все до единого плоты: искусно маневрируя, они старались образовать круг, с полдюжины уже выстроили дугу, носом к корме, перебрасывали друг другу веревки, соединяя свои немудрящие суда в единое целое.

А впрочем, гораздо интереснее было то, что виднелось вдали, слева, примерно на полуночном восходе: там что-то темнело у горизонта, и очертания эти ничуть не изменились за все долгое время, что Сварог проторчал у борта. Темная полоска, словно бы окрашенная сверху зеленым, весьма походила на желанную сушу.

Воровато покосившись на старшину, Сварог притворился, будто вовсе туда и не смотрит, а всецело поглощен маневрами жангады. В душе у него присутствовала некая неловкость — как и подобает хоть самую капельку совестливому мужику, стоящему рядом с дружески расположенному к нему папашей, с чьей доченькой этот мужик провел три ночи подряд… То, что инициатором всякий раз выступала сама доченька, мало что меняет. Все равно чуточку неудобно. Папаня как-никак — и, что характерно, ни в коем случае не будущий тесть…

В общем и целом, Сварог был вполне доволен своей здешней жизнью. Относились к нему с подчеркнутым радушием, работать не заставляли, кормили и поили по высшему разряду, да вдобавок каждый вечер, едва солнце спустится в море, заявлялась очаровательная Латейя и отдавалась ему со всем пылом. Сварог откровенно наслаждался нежданным отдыхом.

Все происходившее, однако, навевало на него некоторую грусть. С первой ночи стало ясно, что красавица доченька добивается дитяти — каковой задачи, вполне возможно, уже и достигла. Однако Сварогу было чуточку не по себе при мысли о том, что его дитя проведет всю сознательную жизнь на этом зыбком плоту, болтаясь по морям в компании этих реликтов. Но что поделать? Приходилось подчиняться.

Скверно было еще, что Латейя, что ни ночь, заводила разговор на извечную женскую тему — мол, неплохо было бы в самом скором времени честным пирком да за свадебку… То назойливо стращала грядущей в самом скором времени катастрофой планетарного масштаба, после которой уцелеют одни Морские Бродяги, то недвусмысленно пыталась прельстить прозрачными намеками о нешуточных кладах, которые накопили ее предки и приумножил папенька. К первому Сварог относился не очень серьезно, а второму вполне верил — но в любом случае не собирался гробить свою молодую жизнь так, как от него требовали. Пустил в ход все свое дипломатическое искусство, отговаривался некими традициями своего рода, настойчиво требовавшими жить и умирать исключительно на суше, а в море выходить лишь при неотложной надобности.

До сих пор как-то обходилось, серьезной ссоры ни разу не произошло, всегда оставалась граница, которую Латейя не переступала. Выслушав очередную порцию Свароговых отговорок, скорбно вздыхала и недвусмысленно прилаживалась под бочок.

— Инбер Колбта, — сказал вдруг старшина.

— Что? — встрепенулся Сварог.

— Вон там, — старшина показал на темно-зеленую полоску суши. — Полуночная оконечность.

— Мы туда будем заходить?

— Нет необходимости. Я же говорил, что мы идем прямиком к Темайру.

— А вот это все что означает? — Сварог обвел рукой горизонт.

Почти все плоты уже стояли по окружности, лишь два последних завершали маневр. Послышались шаги — это из хижин повалили обитатели плотов, прямо-таки увешанные ожерельями из ракушек и разноцветных кораллов, браслетами, бляхами из покрытой резьбой кости, меховая оторочка на сей раз присутствовала на всех без исключения нарядах, и мужских, и женских, и детских. Походило на то, что близится какой-то серьезный праздник, заставивший всех поголовно нарядиться, насколько возможно.

— Церемония, — сказал старшина. — Древняя церемония, которая тут регулярно происходит с незапамятных времен… Но у нас еще есть время, чтобы серьезно поговорить, купец Паколет Карах. Не так уж много времени, но достаточно, чтобы внести полную ясность. Моя дочь тебе нравится? Допрос, конечно, бессмысленный, у меня есть уши, и я каждую ночь убеждаюсь, что вы отлично поладили… ну, а все же?

— Очаровательная девушка, — сказал Сварог, неуклюже глядя в сторону. — Выше всяких похвал.

— Как женщина она тебе годится, или все же желаешь найти что-то получше?

— Ну, в общем… не вижу смысла что-то еще искать, — осторожно сказал Сварог.

— Она тобой тоже вполне удовлетворена. Кое-какие ваши сухопутные ухватки ей весьма понравились.

— Рад слышать, — сказал Сварог еще осторожнее.

— Ну, так что же ты решишь? Она должна была подробно тебе все изложить — что хочет за тебя замуж, что мы невероятно богаты, что только мы спасемся, когда все погибнут в самом скором времени… У тебя было достаточно времени для раздумий, ты взрослый и неглупый человек, наверняка успел все взвесить… Итак?

Сварог незаметно огляделся. При старшине не было оружия, даже обычного скрамасакса на сей раз не имелось на поясе. Стоящие вокруг разряженные морские бродяги тоже были безоружны. В конце концов, что ему мешает при малейшей опасности прыгнуть за борт и пешком добраться до чернеющего на горизонте острова? Как бы ни обжились бродяги в море, вряд ли умеют дышать под водой так, как он. Не догонят, нет…

Тщательнейшим образом взвешивая слова, будто покупающий алмазы купец, стремящийся не ошибиться ни на грош, Сварог сказал:

— Любезный старшина, я безмерно благодарен вам за спасение и гостеприимство, но у нас тоже есть традиции, которые я не могу нарушать, как бы ни была красива твоя дочь и как бы нам ни было хорошо. Уж ты-то должен понимать, какую силу имеют в жизни людей вековые традиции…

— Нужно понимать так, что ты отказываешься?

— С величайшим сожалением.

— И это твое последнее слово?

От плетеного борта его отделял какой-то шаг. Вокруг все стояли неподвижно, не делая попыток напасть, и в глазах не было враждебности.

— Последнее, — сказал Сварог.

И в следующий же миг на Сварога навалилась нешуточная тяжесть, его сбили с ног во мгновение ока, так что он не успел ничего предпринять, повалили на палубу, лицом вниз, заламывая руки, по запястьям скользнула шершавая, жесткая веревка… Он и опомниться не успел, как лежал теперь уже лицом вверх, связанный с величайшим тщанием. Как ни дергался, ослабить веревки не удалось.

Потом он почувствовал, как поднимается вверх. Оказалось, его успели бросить на широкую доску, прикрепленную шарниром к борту напротив выреза в плетне. Сразу несколько рук придерживали его, чтобы не свалился в воду.

Хватило беглого взгляда по сторонам, чтобы увидеть, на всех плотах поднялись подобные доски со связанными людьми — кое-кто из них ожесточенно извивался, другие пребывали в неподвижности, кое у кого рты заткнуты чем-то вроде кляпов. Над морем повисла тишина.

— Церемония, знаешь ли, — легонько пожав плечами, сказал старшина так непринужденно и буднично, словно они беседовали о пустяках в самой что ни на есть мирной обстановке. — С незапамятных времен в этом месте приносят жертвы, чтобы зло подольше оставалось спящим в глубинах. Только-то и всего. У тебя был выбор, и ты его сделал. О чем теперь толковать?

У него были прозрачные, неподвижные глаза фанатика, выполняющего привычную работу без тени эмоции, но с величайшей убежденностью в собственной правоте. Все ругательства застряли у Сварога в глотке — не стоит терять лицо, их ничем не прошибешь…

— Откровенно говоря, мне будет тебя недоставать, купец Паколет Карах, — сказала объявившаяся с другой стороны доски очаровательная Латейя, увешанная раковинами и монетами, как новогодняя елка игрушками. — Кое-какие твои штучки были очень приятными и познавательными. Спасибо за ребенка, — она с мечтательной улыбкой погладила себя по животу. — Отец совершенно прав — у тебя был выбор, все от тебя зависело… Прощай.

— Эи, — сказал Сварог. — А если я…

Старшина усмехнулся чуточку брезгливо:

— Оставь. Ты уже не делаешь выбор по собственной воле, а в страхе пытаешься спасти свою шкуру… Недостойный.

Он поднял правую руку, и на плоту засвистали флейты, затянули длинную, тоскливую мелодию.

Сварог видел, как на противоположном плоту доска поднялась вертикально, и связанное тело, отчаянно корчась, соскользнуло с нее, рухнуло в воду, подняв фонтан брызг, тут же исчезло с поверхности. Не все так скверно, подумал он зло, людей швыряют в воду живыми и невредимыми, так что шансов предостаточно. Лишь бы там, на дне, не оказалось…

— Старшина, — сказал Сварог.

— Ну, чего? — самым будничным тоном спросил наклонившийся к нему несостоявшийся тесть.

— Я еще вернусь, попомни мои слова, — сказал Сварог. — И ты о многом пожалеешь…

— Вздор, — сказал старшина без улыбки. — Утопленники никогда не возвращаются. Судя по тому, что ты не мог обойтись без нашей помощи, ты ничего такого не умеешь… Попроси там от нашего имени, чтобы зло подольше дремало в пучине…

Доска поднялась — и Сварог полетел в воду, шумно ударившись о нее брюхом, стал погружаться лицом вниз. Видел краем глаза, что неподалеку, обгоняя его, идет ко дну еще один связанный, корчась, как рыбка на сковородке. А вон еще один, и еще… Пузырьки воздуха тянулись вверх сверкающими цепочками — и вскоре обрывались.

Глубина оказалась небольшой, и он прекрасно рассмотрел дно, заросли морских кустов, брызнувшие в стороны стайки рыб, какую-то огромную, темную массу слева, скелеты меж камней…

Отчаянно барахтаясь, сумел перевернуться на спину — и в полном соответствии с иными присущими ларам свойствами опустился на дно медленно, плавно, лицом вверх. Правда, вся тяжесть тела давила на связанные руки.

Из предосторожности — кто их там знает? — он лежал совершенно неподвижно, превозмогая боль в связанных руках. Еще какое-то время сверху швыряли жертв, вряд ли все они поголовно были подобными Сварогу случайными гостями, скорее всего, сюда попадали и свои за какие-то прегрешения, а то и вовсе без оных…

Чтобы отвлечься от жгучего неудобства в связанных конечностях, он какое-то время прорабатывал мысленно во всех деталях, как пошлет парочку эскадр с приказом отловить именно эту жангаду, а то и все остальные, если окажется, что человеческие жертвоприношения пользуют и они. Никакой крови и виселиц на нок-реях. Будем гуманистами, переселим их на сушу, а там пусть разбивают себе головы о деревья и камни, если охота. Не хватало еще возведенных в стойкую традицию человеческих жертвоприношений, как будто на Таларе и без того мало проблем. Любая религия, если не считать черных культов, с такими штучками борется беспощадно, так что душа будет спокойна. А если эта девчонка и в самом деле окажется беременной, нужно принять меры, чтобы ребенок вырос в надлежащих условиях, совершенно не зная маменьки… Воспитателей хватит — поручить хотя бы Маре, уж она-то не вырастит слюнтяя или растяпу…

Стайка пестрых рыбешек повисла над ним, осторожно приглядываясь. Со всех сторон сползались крабы. Глянув вверх, Сварог с радостью увидел, что круг распался, прямоугольники плотов перестраиваются, вытягиваясь в три цепочки — и они уплывают прочь. Вот уже ни одного не осталось в поле зрения… пора на свободу.

Он принялся извиваться всем телом, действуя руками и ногами так, как учил когда-то Шедарис. Освобождаться от веревок — настоящее искусство, не уступающее умению фехтовать или драться на кулачках, всякий Вольный Топор им прекрасно владеет, потому что мало ли что в жизни случается…

Это продолжалось довольно долго, морские бродяги навязали искусных узлов — но, во-первых, они не рассчитывали, что связанная жертва останется в живых надолго и примется выпутываться, а во-вторых, веревки понемногу намокли и разбухли, что облегчало задачу.

Сначала он освободил ноги. Кое-как поднялся и заковылял к ближайшему камню с острыми гранями, повернувшись спиной, принялся разлохмачивать о них набрякшую веревку. В конце концов освободил и руки. Прочно встал на дне, разминая затекшие мышцы. Рыбы моментально рассыпались, а особенно назойливого краба Сварог почествовал таким пинком, что тот кубарем улетел в расщелину и там исчез.

Итак, он вернулся к исходным условиям. Как в детских играх с кубиком и фишками: «Если выпала единица, вам следует вернуться на старт». Почти что исходные условия: при нем на сей раз нет ни сабли, ни другого оружия, и на дне он оказался босиком, в наряде из рыбьей кожи. Зато совершенно точно известно, в каком направлении ближайшая суша и как она именуется (вряд ли старшина обманывал его) полуночная оконечность Инбер Колбта… лучше бы полуденная, конечно, более обжитая приличными людьми, ну да что поделать. Главное, до острова всего-то парочка лиг, или немногим больше. Пустяки…

Он посмотрел в сторону. Сузил глаза, покачал головой.

Там лежал на дне, высоко вздымаясь над небольшими камнями, большой военный корабль — внушительный, солидный, нечто вроде крейсера: орудийные башни, решетчатые мачты, локаторы, ракетные установки, высокие надстройки… Лежал, лишь самую малость накренившись на левый офорт и с этого расстояния казался неповрежденным.

Сварог пошел туда, осторожно переступая босыми ногами, чтобы не наткнуться на камень или на краба. Крейсер навис над ним, словно крепостная стена. На правой скуле виднелись большие накладные буквы: ТУРУЛ. Неужели тот самый? Вот так встреча. Турул, насколько Сварог помнил, — какая-то мифологическая птица не из мирных. Значит, известна она была еще до Шторма…

Видимый справа корабль смотрелся совершенно целехоньким, ни единой пробоины в подводной части, непонятно, что же отправило его на дно. Сварог обошел его с кормы, и в удивлении остановился.

По левому борту протянулось полдюжины огромных, круглых, геометрически правильных отверстий — аккуратнойцепочкой, с равными между ними расстояниями. Диаметром примерно в десяток уардов. Нигде не видно вырезанных кусков, зато в дыры можно прекрасно рассмотреть совершенно неповрежденное нутро корабля — исполинские механизмы, железные лестницы, переходы и каюты, крюйт-камеры с аккуратными штабелями снарядов и ракет на решетчатых стеллажах. Что же за невиданное оружие или природный феномен оставил такие вот следы?

Поразмыслив, он направился к одной из дыр. Оттолкнувшись от дна, в несколько гребков оказался внутри, на металлическом лестничном марше. Осмотрелся, прикинул, что к чему — и пошел по лестнице наверх, туда, где, по его предварительным расчетам располагался капитанский мостик.

Туда и взобрался через несколько минут. Целехонькие стекла, наклоненные наружу под углом в сорок пять градусов, пульты с экранами и без, моментально опознанный машинный телеграф… И ни единого скелета.

Заложив руки за спину, он прошелся вдоль пультов, читая редкие надписи — все на понятном ему языке, а то, что непонятно, являет собою, скорее всего, сугубо технические или морские термины, которые Сварог попросту не знал.

Он взял стоявшую в углу саблю в никелированных ножнах, покрытых золочеными узорами. Великолепной работы чеканная рукоятка, увенчанная драконьей головой, золотые накладки эфеса, перламутр и бугристая кожа то ли акулы, то ли ската, травленое лезвие… вот только тупая, парадная. Но все же это было лучше, чем ничего. Сварог, не раздумывая, надел через голову металлическую золоченую перевязь из бляшек с отчеканенными якорями и геральдическими рыбами.

Затем подошел к столу с картами. Часть их валялась на полу. Сварог поднял их все, по-хозяйски уселся в привинченное к полу вращающееся кресло — скорее всего, на место давным-давно сгинувшего самым неведомым, но, несомненно, жутким образом краг-адмирала Делутера, державшего на «Туруле» свой флаг, и принялся вдумчиво изучать карты.

От некоторых не было никакого толку: он попросту не мог в них разобраться. Понимал лишь, что это, судя по окрашенным во все цвета и оттенки синего и голубого извилистым линиям, — карты глубин. Понимать понимал, а вот сориентироваться не мог — ни единой понятной надписи, которую можно привязать к известным ему местностям…

Зато другие не таили особенных загадок — на них Сварог увидел почти то же самое, что и на карте в кабинете начальника базы: очертания прежней суши, бесповоротно изменившейся. Сбросив обратно на пол ненужные карты, он прилежно просматривал те, в которых мог разобраться.

И на одной из них увидел жирную черную точку, отмеченную черной же печатной надписью: «Точка Великого Кракена». Если кое-как привязать ее к нынешнему глобусу, точка должна располагаться где-то в Море Мрака, которого на древних картах и вовсе не обозначено. Значит и Море Мрака своим появлением на свет обязано Шторму…

Вот это уже была настоящая добыча. Ценнее ценного. Неважно, что ни одна живая душа не знала, где покоиться Копье Морских Королей и сохранилось ли оно вообще. Главное, он знал место, а это уже немало. Посмотрим, что можно сделать, с народом посоветуемся…

Глава третья Волна и берег

Тщательно сложив карту, Сварог спрятал ее за пазуху и поднялся. Здесь было как-то неуютно. Не то чтобы он боялся призраков и тихо плетущихся по коридорам распухших утопленников — просто все вокруг казалось настолько странным, что засиживаться не хотелось. Окажись вокруг явное запустение, полуразрушенные остатки кают и кубриков, было бы, пожалуй, легче. А то уж очень хорошо все сохранилось тысячелетия спустя…

Он вышел на металлическую палубу, осмотрелся и, не увидев ни вдали, ни вблизи никаких морских чудовищ, воспрянул духом. Мысли упорно возвращались к невероятно важному для него вопросу: если далекие предки всерьез собирались воевать с Великим Кракеном, значит, у них было оружие, позволявшее им надеяться на победу?

И это странное ощущение — словно перед глазами пляшут осколки головоломки, которые вполне можно соединить в единое целое, чтобы «загадочная картинка» утратила всякую загадочность, но не хватает одного-единственного движения, и никак не возьмешь в толк, какого именно… Что-то назойливо крутится в голове — ассоциация, намек, аллюзия, аналогия… И не ухватишь, что обидно!

Он пошел прямиком к тому месту, где ровной шеренгой висели на талях белоснежные, зашпиленные брезентом шлюпки с аккуратными номерами на бортах. Постучал пальцами по выпуклому борту ближайшей. Судя по звуку, по тому, что не видно отдельных досок, шлюпки изготовлены из какого-то пластика, а значит…

Сварог вынул адмиральский клинок и, действуя им, как рычагом, в нескольких местах порвал шнуровку. Откинул брезент, заглянул внутрь. Ну да, вот и весла аккуратно прикреплены к бортам, вот и компас в белом круглом гнезде, явно отлитом заодно со шлюпкой еще на заводе. Обозначения сторон света и промежуточных румбов, правда, какие-то другие, незнакомые, вполне возможно, что этот компас окажется совершенно бесполезным на нынешнем Таларе, но шлюпка сама по себе вещь нужная…

Он перешел к соседней, долго приглядывался, тянул за тали, трогал блоки, соображая, что тут к чему. В конце концов нашел нужные узлы и не без труда их распутал. Побыстрее ухватился за шнуровку — лодка рванулась вверх, словно воздушный шарик. Свободной рукой распустил последний узел.

Шлюпка, беспорядочно кружась, понеслась к поверхности, увлекая за собой Сварога, и его голова оказалась над волнами. Плавая рядом, он распустил шнуровку, перевалился в шлюпку, расположился на свободном месте на носу и впервые за несколько дней с наслаждением вдохнул табачный дым.

Лишь выкурив две сигареты подряд, сел на белую пластиковую скамейку — как-то она на морском жаргоне иначе именуется, ну да сейчас не до таких тонкостей — и огляделся. Высвободил из-за белых зажимов парочку весел, после неловкой возни вставил их в уключины и принялся грести в сторону берега.

Как у всякого новичка, получалось у него не ахти — весла то погружались излишне глубоко в воду, то черкали по ней, вздымая брызги. Однако море было спокойным, и Сварог, оглядываясь через плечо, с радостью констатировал, что все же помаленьку приближается к неизвестному острову, так неуклюже, правда, что привел бы в ярость любого боцмана.

Когда до берега оставалось уардов двести, он бросил весла и старательно присмотрелся. В незнакомом месте никогда не знаешь, с какими прохвостами сведет тебя судьба, так что следует заранее готовиться к худшему…

Однако берег был пуст. Покрытая идиллическим желтым песочком узкая полоса, за которой поднимается невысокий скальный откос, а на его вершине — густой лес, сплошное переплетение веток, чего-то вроде лиан, и ни малейших следов человеческого присутствия. Ни корабля, ни шлюпки, ни хижины, ни дымка над кронами.

Сварог вновь взялся за весла — и вот уже шлюпка заскрипела носом по песку. Он моментально выскочил, ухватился за борт и вытащил суденышко на берег, благо оно было весьма легким. Прислушался, сжимая эфес своего почти бесполезного, но единственного оружия.

Тишина, только порой доносится беззаботный птичий щебет. А вот крупных хищников тут определенно нет, они на маленьких островках не водятся.

Задумчиво поглядев на корявое мертвое дерево с голыми сучьями, косо склонившееся над песчаным берегом, Сварог подумал, что житейский опыт, равно как и классические приключенческие романы, диктуют одно, единственно верное решение: нужно найти самую высокую точку острова, вскарабкаться туда и прилежно осмотреться, чтобы внести в свое положение полную ясность. Остров, особенно никому не принадлежащий, — место специфическое. Здесь, в бухточке, тишина и безлюдье, а на противоположном конце, быть может, угольная станция или зашедший для кненгования пиратский корабль. Или какие-нибудь охотники на тюленей.

Он залез в шлюпку и, самую малость повозившись, справился с защелками крышки большого белого ящика.

В прошлой жизни он, как классический сухопутчик (ибо воздушный десант к морякам никак не отнесешь при всем старании) испытывал к флотским традиционную неприязнь, идущую с незапамятных времен и существовавшую под всеми широтами, в том числе и здесь. Однако сейчас следовало, по совести, встать в позицию и троекратно провозгласить здравицу военно-морскому флоту сгинувшей пять тысяч лет назад державы, а также провозгласить ему виват…

Из нищего он моментально превратился в обладателя нешуточных сокровищ. Еда, все эти консервные банки, пачки галет и толстые, в два пальца, плитки твердого шоколада, мало его воодушевила — он умел создавать яства и получше. Но там, кроме неприкосновенного запаса провизии и аптечки, отыскался еще морской бинокль, внушительный револьвер с коробкой патронов, солидных размеров тесак, коробка с рыболовными крючками и леской, пачка аварийных ракет и портативная рация. А также приятно побулькивающая объемистая фляга, в которой, судя по знакомому до слез запаху, содержался он — чистейший спирт. Вот это и называется: не было ни гроша, да вдруг алтын…

Этот клад открывал кое-какие новые, весьма даже неплохие перспективы. Во-первых, он теперь был вооружен не в пример лучше — Сварог для проверки выстрелил в ствол того самого корявого мертвого дерева и убедился, что флотская пушка в полной исправности, пуля глубоко ушла под высохшую кору. Во-вторых, рация. Следует ожидать, что и она в исправности. Судя по результатам беглого осмотра, оснащена и микрофоном, и ключом для здешнего аналога азбуки Морзе. Достаточно выйти в эфир и подольше вести передачу — после известных событий, то бишь обнаружения токеретов, восьмой департамент, да и собственное детище Сварога, девятый стол, круглосуточно прослушивают все диапазоны. Этим, правда, занимается не живой человек, а хитрая электроника, но все равно, дежурного она немедленно известит, поймав сигналы…

Он достал рацию, в два счета убедился, что она исправна, и, благодаря кое-каким своим способностям он знает теперь, как с ней обращаться.

Сварог бережно поставил рацию в сторонке, нажал на кнопку, убрав внутрь корпуса длинный кольчатый прутик антенны. Взял футляр с биноклем и развернулся к морю. Выхватил бинокль, небрежно уронив футляр на влажный песок, покрутил колесико…

Не так далеко от острова в море виднелись паруса, принадлежащие не такому уж и маленькому кораблю. Четко различаются три мачты…

Он растерянно покрутил головой. Положеньице, а… То ни единого варианта в запасе, то столько, что выбор будет не таким уж легким…

Так, сразу, и не сообразишь, что выбрать. Вариант с рацией вроде бы безотказный и самый надежный, но потребует времени. А корабль пусть и неизвестно кому принадлежащий — вот он, на расстоянии лиги с небольшим…

Выпустить ракету? Преподнести спасителям наспех сочиненную легенду про то, как потерпевший кораблекрушение купец, болтаясь по воле волн на обломке мачты, оказался на острове, где и обнаружил этот вот клад древних? Такое случается. Кое-какие из найденных предметов могут послужить неплохой платой за проезд, способной заинтересовать даже капитана большого корабля — бинокль, например… А вот револьвер следует припрятать.

Что же выбрать?

Пока он стоял в нерешительности, глядя, как паруса понемногу приближаются к острову — судно идет не прямо к нему, но, очень похоже, собирается пройти довольно близко, — что-то изменилось в море, моментально и недобро.

Слева, на горизонте, как-то очень уж быстро вздулось темно-синее, почти черное облако, с невероятной быстротой разбухая, распространяясь. На солнце набежала тень, свистнул в кронах ветер — пронзительно, по-разбойничьи, как-то странно, словно это не природа буйствовала, а испустил оглушительную трель легендарный великан или Свистающий Дракон из страшных сказок Каталанского хребта…

Облако встало над горизонтом и помчалось мимо острова. Везде, где оно пролетало, вода словно вскипала, бурлила, покрывалась хаотическим мельканием волн, из этого бурления вдруг появилось нечто, имевшее чересчур правильные для явления природы очертания, вот уже можно различить крупную чешую, разинутую пасть, змеиные извивы тела…

Сварог в жизни не видывал чудища, промчавшегося в бурлении волн, под грозовым облаком, накрывшим его, словно зонтом. Ни в жизни не видел, ни на картинках. Нечто совершенно незнакомое — чешуйчатое змеиное тело, три пары черных плавников, плоская голова, нимало не похожая на змеиную, оскалившаяся загнутыми белоснежными клыками. Белая полоса вдоль хребта, оглушительный клекочущий свист… Оно неслось, почти целиком выступая из воды, не двигая плавниками, в свисте и штормовом ветре, в ореоле неведомо откуда бьющих порывов ливня. Такого не могло быть, но Сварог это видел собственными глазами.

Чудище промчалось меж ним и кораблем, оставив широкую полосу медленно успокаивавшейся воды. И скрылось за горизонтом — и оно само, и летевшее над ним черное облако.

Показалась Белая Волна.

Она поднялась на невероятную высоту — белоснежная настолько, что резала глаз, похожая скорее на исполинский кусок сверкающего стекла. Она неслась по морю со скоростью поезда, не меняя очертаний и формы, на ее верхушке трепетали, разлетались огромные клочья столь же белоснежной пены, то ли от нее в самом деле на лиги вокруг распространялся с поразительной быстротой ледяной холод, то ли так показалось…

Вот это уже было явление, знакомое по рассказам моряков, в том числе и заслуживающих доверия. Припомнив свойства, какими ее наделяли иные рассказчики, Сварог заметался по берегу, лихорадочно прикидывая, что следует спасать в первую очередь, и как это вообще сделать…

Почти повторяя путь чудовища, Белая Волна все же летела другим курсом — теперь уже не было сомнений, что ее край заденет остров, навалится…

Так и произошло. Сварог ничего не успел предпринять. Его окутало непроглядное облако леденяще холодного тумана, на миг показалось, что мороз проник под кожу, стелется струями по венам и костям, фонтаном врывается под череп, холодя глаза…

И тут же вновь стало светло, как и полагается при ясном солнце на безоблачном небосклоне. Однако изменения оказались поразительными и неприятными…

Сварог не увидел более сухого корявого дерева — исчезло, словно растаяло. Точно так же улетучились и валявшиеся прежде по берегу топляки, и лодка, и все остальное, и даже его собственная одежда, так что он стоял у кромки воды совершенно голым. Лес над головой все так же жизнерадостно зеленел — но в нем появились бреши, наверняка на том месте, где стояли столь же сухие, отжившие свое деревья.

Выходит, из всех, кто в разное время рассказывал ему о Белой Волне, прав оказался тот пузатенький шкипер из равенского кабака, встреченный Сварогом в те времена, когда он с друзьями искал загадочно исчезнувшую из дворца принцессу Делию. Именно он, а все другие — беззастенчивые брехуны…

Все обернулось согласно рассказу шкипера: Белая Волна оставляла в полной неприкосновенности живое, не причиняя ему ни малейшего вреда. Неважно, был это цветущий куст или корабельная крыса, муха или человек. Исчезали только мертвые вещи. Как с корабликом шкипера на полдень от Дике однажды и произошло — после того, как промчалась Белая Волна, все члены экипажа, совершенно голые, оказались в воде, а вокруг барахтались крысы, жалобно орал, утопая, корабельный кот и, вовсе уж в насмешку, плавали и вокруг целехонькие кустики герани, которые держал в каюте капитан, а вот глиняные горшки, понятно, пропали напрочь. Шкиперу тогда несказанно повезло, как и его спутникам — неподалеку проходило другое судно, не задетое Белой Волной, там увидели в подзорную трубу, что стряслось, и немедля пошли на помощь, спасли всех до одного, даже корабельного кота успел сграбастать за шкирку голый боцман. Вот только крыс, как легко догадаться, никто не стал спасать — парочка особо жизнелюбивых, правда, уцепилась за волосы шкипера, вместе с ним оказалась на палубе корабля-спасителя и моментально юркнула куда-то с глаз долой…

Сварог стоял, растерянно уронив руки. Все произошло так внезапно, Белая Волна ограбила столь качественно, что в первые минуты не было злости — одна растерянность. Только что он был великолепно экипирован, всерьез рассчитывал на скорое спасение — и вдруг оказался лишенным абсолютно всего, перед лицом сплошной неизвестности. Следовало признать, что в свое время он показал изрядное легкомыслие — запасся создающими еду, питье и табачок заклинаниями, но пренебрег теми, что касались одежды. Подсознательно решил, что никогда не окажется на Таларе голым, босым и безоружным. Голодным и мучимым жаждой — вполне возможно. А вот голым, босым и безоружным… Вот до чего доводит человека излишняя самонадеянность…

Он обнаружил вдруг, что держит в руках зажженную сигарету — чисто машинально создал ее и прикурил. Ну, что же делать — затянулся глубоко, выпустил дым, все еще не злой, а растерянный, ошеломленный столь молниеносными жизненными переменами.

И заметил краем глаза некое движение в море. Развернулся в ту сторону, всмотрелся. В голове стоял полный сумбур, он не знал, радоваться ему или, пока не поздно, припустить в заросли, где его при удаче могут и не отыскать, разве что на ощупь, нюхом…

Давешний трехмачтовый корабль на всех парусах шел к берегу. И за кормой у него развевался хорошо видимый отсюда горротский штандарт — белое полотнище с черным солнцем, пресловутая «клякса».

Глава четвертая О пользе добрых дел

Кабелотах в трех от линии прибоя корабль повернулся бушпритом так, что протянувшаяся оттуда воображаемая линия почти касалась Сварога. Прекрасно видно было, как на мачтах снуют матросы. Убирали все паруса, с левого борта на воду опустили шлюпку, и она тут же направилась к берегу, опять-таки правя на то место, где стоял Сварог. Все это могло свидетельствовать об одном — его заметили и твердо решили принять на борт. То ли неизвестные ценители морей настолько гуманны, что без доброго дела и дня прожить не могут, то ли у них имеются другие побуждения — в любом случае, намерения у них твердые.

Но что же делать? Спрятаться в чащобу? А вдруг их доброта — или иные мотивы — настолько уж тверды, что они не успокоятся, пока не обшарят остров? Их на таком корабле — изрядное количество, как ни отводи глаза, а риск быть в конце концов обнаруженным остается.

Похоже, от судьбы не уйдешь. Нужно дожидаться спасителей, положившись на прежнее везение. При всем своем невежестве в той или иной морской специфике Сварог кое в чем все же разбирался — и по долгу короля, и по опыту совершившего несколько плаваний путешественника. Он не представлял, какой именно перед ним корабль — бригантина, шхуна или фрегат, — но, пока судно поворачивало, успел рассмотреть, что у него две пушечных палубы, а это уже серьезно. Или военные, или рыцари удачи — флаг той или иной державы на солидно вооруженном корабле еще не означает автоматически, что оный украшает собою реестры военно-морского флота.

Собственно, отчего его так пугает «клякса»? В том, что корабль принадлежит Горроту, есть не только минусы, но и плюсы. Где-где, а уж в Горроте по причине враждебных с ним отношений немногие знают Сварога в лицо. Уж там-то нет ни одного его портрета, бюста или иного изображения, тех горротцев, что видели его достаточно долгое время на достаточно близком расстоянии, можно, пожалуй, пересчитать по пальцам. Так что рано паниковать и предаваться унынию, смотришь, и обойдется…

Названия корабля он еще не успел рассмотреть, но это уже были несущественные детали… Глядя, как приближается шестивесельная шлюпка, Сварог постарался придать себе самый независимый и равнодушный вид, на какой только способен абсолютно голый человек, стоящий на морском берегу. Разве что крестик… Белая Волна его не тронула, а теперь снимать уже поздно, ну да никто тут не поймет, что это означает…

Шлюпка заскрипела носом по мокрому песку. Гребцы бросили весла, и на землю спрыгнул здоровенный субъект в высоких сапогах, черных штанах и синем распахнутом камзоле, напяленном прямо на голое тело, на могучей груди у него красовалась роскошная и искусная татуировка: два осьминога, зеленый и красный, азартно резались в кости, а в сторонке — синяя русалка со столь жеманно-блудливым видом, что сразу становилось ясно, какие тут ставки на кону. За поясом у верзилы торчала абордажная сабля и целый набор пистолетов.

Сварог моментально отметил, что гребцы одеты примерно так же — как кому в голову взбрело, ничего похожего на форму, у некоторых серьги в ушах, у одного на шее массивное золотое ожерелье, явно женское, а браслеты другого, ручаться можно, сделаны из варварски разломанного дворянского золотого пояса, да вдобавок на голове у одного вместо шляпы — берет Сословия Совы с упомянутой серебряной птицей, символом ученой мудрости (хотя при взгляде на рожу обладателя берета возникали серьезные сомнения, умеет ли он вообще читать хотя бы по-печатному).

Сварог моментально приободрился. Дело оборачивалось не самой скверной стороной, Это не военный корабль, голову можно прозакладывать. Ни один капитан военно-морского флота, о какой бы державе ни шла речь, не потерпит на борту скопище таких разбойников, одетых и вооруженных вопреки веем строгим регламентам. Точно, пираты на горротской службе… или попросту пираты, вывесившие флаг, на который не имеют никакого права. Широко распространенная привычка, как с ней ни борются законные обладатели того или иного штандарта. Правда, Сварог еще не слышал, чтобы какой-нибудь нахал осмелился самочинно вывесить за кормой хелльстадский флаг, но и это, надо полагать, не за горами…

Вразвалочку подойдя к нему и остановившись в двух шагах, верзила по имени Бунак жизнерадостно расхохотался:

— Здорово вас, дяденька, ободрала беляночка… Видок такой, что хоть в «скамейку» играй… — и прищурился испытующе.

Это было пока что не прямое оскорбление — просто-напросто незатейливая проверка на предмет того, знаком ли неизвестный с нравами и жаргоном «теневой стороны» жизни.

После нескольких дней, проведенных в обществе Бангала и его приближенных, Сварог знал иные тонкости не хуже заправского каторжанина или поседевшего на службе сыскаря.

— С полным нашим удовольствием, — сказал он, — но только ежели первым столяром со своим рубанком…

Достойный был ответ, означавший, что в «тарабарской музыке» Сварог не новичок, и вообще, где на него сядешь, там и слезешь. Судя по глазам верзилы, он эти нюансы оценил соответствующим образом, но зацокал языком:

— Извиняюсь, дяденька, обознатушки… Сами столярами, без подмоги моем ноги… А только уж, не взыщите, белуха вас и в самом деле чистехонько ободрала… Обхождение знаете, а вот росписи нет ни единой… из «тертых болтаев» будете, а?

— Вот именно, — сказал Сварог. — Купец я, уважаемый, из Пограничья. Мы в жизни всякого навидались и нахватались, чего уж там…

— Понятно. А чего тут в одиночку делаете?

— Плыл на корабле с товарами, — сказал Сварог. — Корабль был не мой, я еще на свой не заработал. Шторм. Шлюпка. Выбросило сюда. Дней десять болтался, доел все, что было, хотел за сапоги приниматься, так теперь и сапог нету…

— Ну, придумаем чего-нибудь, — сказал верзила. — Спасибо скажите, что мы вас заметили еще до того, как прошла белуха, а еще допрежь нее просквозил Морской Бегун, чтоб ему утонуть в неглубоком месте, твари бессмысленной… Не годится же бросать живую душу в столь печальном положении, вдруг вы нам да и пригодитесь, мы ребята незатейливые, плаваем себе, куда ветер несет, собираем грошик к грошику… Меня, например, зовут Бунак, я на нашей посудине палубным мастером… Растолковать?

— Не нужно, — сказал Сварог, глядя на него с некоторым уважением.

«Палубным мастером» на пиратском — пираты, никаких сомнении! — корабле именуется начальник абордажной команды. Отнюдь не самая спокойная и безопасная должность, трусам, недотепам и тугодумам на ней делать нечего…

Бунак повернулся к одному из своих, щелкнул пальцами:

— Одолжи-ка попавшему в беду свою шмотку, вы с ним вроде одного сложения… — перебросил Сварогу зеленый кафтан с потускневшими серебряными позументами. — Прикройтесь уж, а то у нас баба на борту, чтоб ее…

«Баба на борту?!» — не на шутку удивился Сварог. Вещь для вооруженного корабля неслыханная. Бывают, конечно, пленницы, захваченные выкупа ради или более легкомысленных целей, но отчего же физиономия у палубного мастера на миг стала такой, словно он одним махом разжевал ядреный лимон? Положительно, что-то за этим крылось…

— Ага, вот именно, — грустно сказал Бунак, заметив его удивление. — Получилось так… А кафтанчик-то на вас и впрямь хорошо сидит, даже по шву нигде не треснул… Совсем другой облик внешнего вида. Разрешите поинтересоваться вашим честным имечком?

Решив не напрягать мозги, Сварог преспокойно бухнул:

— Робинзон Пузо.

— Имена у вас, в Пограничье… — хмыкнул Бунак совершенно спокойно, как и подобает человеку, не знакомому с литературной сокровищницей планеты Земля. — Ну да мы ж их не сами выбираем, родители подсуропливают, иногда вовсе даже не подумавши… Пузо — это, стало быть, не прозвище, а фамилие такое?

— Ага, — сказал Сварог. — Прапрапрадедушка мой, по семейным легендам, славился необъятным чревом, вот незаметно у его потомков это в фамилию и превратилось, так во все бумаги и внесена…

— Ну, что делать. Бывают примерчики и похуже… Садитесь, дражайший Робинзон, пожалуйте в гости, мы ребята незлобивые, а помогать человеку в вашем положении — дело святое… Эгей, навались!

Гребцы приналегли на весла, и шлюпка понеслась к кораблю, на котором начинали распускать паруса. Стоя рядом с Бунаком на носу, Сварог напряженно ждал, когда покажется название — как будто это что-то решало в его положении и хоть что-то могло изменить…

«Клякса», подхваченная ветерком, развевалась во всей красе. Это зрелище не прибавило Сварогу хорошего настроения. Этому флагу он с превеликим удовольствием отыскал бы иное, более непотребное применение, нежели гордо развеваться на свежем ветерке. Шлюпка обогнула корабль с правого борта…

Побуждаемый здоровой подозрительностью, он произнес заклинание, чтобы знать, с чем имеет дело — мало ли какие сюрпризы возможны, мало ли какие морские гнусности могут появиться не только ночью или в рассветных сумерках, но и белым днем…

Корабль остался прежним, это был не мираж, не видение, не иллюзия, созданная легендарной Серой Каракатицей, еще одним крайне отрицательным персонажем фольклора, якобы создававшей детальнейшие образы кораблей с моряками на борту, а потом лопавшей неосторожных жертв кораблекрушения, усевшихся ей на спину в твердой убежденности, что пребывают на борту спасшего их судна…

Корабль был самым обычным — а вот остальное… Действительность превосходила худшие ожидания. Вокруг трехмачтового парусника с двумя пушечными палубами высоко поднимался черный ореол. Самые разнообразные формы и очертания — словно полосы черного полярного сияния переливаются всеми оттенками вокруг верхушек мачт, словно исполинские, причудливые, черные снежинки висят, касаясь нок-реев, словно фестончатые, замысловатые карнавальные гирлянды протянулись меж мачтами (только все они чернее ночи), а палуба укутана облаком серой мглы… Сварог видывал нечто подобное — но не в таких масштабах. Зла и черной магии было хоть отбавляй, хоть ковшом черпай, корабль им прямо-таки пропитан. Его спутники, сидевшие в шлюпке, правда, оказались самыми обычными людьми, никакого отношения не имевшими к мраку. Но сам корабль… Куда это его занесло?

Он торопливо напялил панцирь, это но уже умел. Теперь любой, кому вздумалось бы его прощупать посредством методов, не имеющих никакого отношения к обычным пяти человеческим чувствам, видел бы перед собой среднего жителя Талара, ничем особенным не отличавшегося, никакими магическими способностями не владевшего, недалеким и говорившим чистую правду без малейшей примеси лжи.

Потом он увидел начищенные медные буквы, прикрепленные под утлегарем. И с неслышимым миру вздохом понял, что его положение становится совершенно непонятным, все запутано так, что даже не стоит строить какие-то догадки.

Он хорошо знал это название: «Призрак удачи». Корабль знаменитого Джагеддина, аристократа среди рыцарей удачи, принадлежавшего к первой дюжине. И даже более того — он сам лично спас в свое время Джагеддина в Готаре, когда тамошний барон собирался спалить того на костре в компании какой-то молодой красотки. Помнится, Джагеддин считал себя в неоплатном долгу перед Сварогом, но с тех пор много воды утекло, о Джагеддине кружили самые нехорошие слухи, начиная с горротской кляксы, под которой капитан «Призрака удачи» с некоторых пор плавал, и кончая иными знакомствами Джагеддина, при одном упоминании о коих плевались самые небрезгливые.

Что хуже всего, Джагеддин прекрасно знал имя спасителя — лорд Сварог, граф Гэйр. И наверняка знал, не мог не знать, кем стал в последний год означенный милорд и граф, сколько корон собрал на геральдический королевский скипетр.

Узнает или не узнает? Менять лицо теперь невозможно — эти, в шлюпке, видели его в натуральном обличье, что они скажут и сделают, когда спасенный у них на глазах приобретет совершенно иную внешность? То-то. Что называется, попала собака в колесо — пищи, да беги…

Старательно сохраняя на лице не просто безмятежность, а неприкрытую радость — спасен, спасен добрыми самаритянами! — Сварог проворно взобрался вслед за Бунаком на борт. Следом шустро карабкались остальные. В какой-то миг Сварогом владело неутолимое желание начать все сначала — разжать руки, прыгнуть в море и камнем пойти ко дну. Даже если начнут вылавливать, ничего у них не получится — вряд ли у них есть сети, а если и отыщется парочка неводов, он к тому уже окажется далеко. Лучше уж болтаться по дну морскому голым и босым, чем плыть на этом корабле…

Но после краткого размышления он отбросил эту идею. Корабль, если не смотреть на него особым взглядом, выглядел вполне уютно в качестве временного пристанища. Черный ореол зла — это, конечно, плохо, но, в конце концов, здесь обитают не легендарные титаны, а, если можно так выразиться, среднестатистические черные маги. Сварог сталкивался кое с чем похуже и бывал в местах поопаснее. За борт прыгнуть никогда не поздно…

Человек двадцать, одетые столь же живописно, как экипаж шлюпки, с любопытством пялились на Сварога. Кое-кто хихикал при виде столь экстравагантно одетого спасенного, но лица у них были не такие уж веселые, словно бы сумрачные.

Они поспешно расступились перед человеком, которого Сварог узнал мгновенно. Высокий, темноволосый, с аккуратно подстриженной бородкой, в синем кафтане, богато вышитом золотом. Сварог помнил и этот меч в роскошной оправе, и ожерелье с синими самоцветами.

Он ничего не успел сказать — палубный мастер шагнул вперед и торопливо сообщил:

— Изволите жаловать, капитан, — торговый человек по имени Робинзон Пузо, из Пограничья. Рад-радешенек, по лицу видно…

Сварог неловко поклонился, видя, как Джагеддин слегка приподнял бровь. Судя по этому жесту, по взгляду, капитан его тоже узнал, так что не стоило выставлять себя на посмешище, вслух представляясь вымышленным именем.

— Я вам несказанно благодарен, капитан, — сказал Сварог, старательно избегая встречаться взглядом с Джагеддином. — Положение мое было самое унылое, и, если бы не вы…

— Ну что вы, не стоит благодарностей, — сказал Джагеддин с самым непроницаемым видом. — Святое дело. Сначала ты делаешь кому-то добро, потом твое доброе дело к тебе же возвращается… — Он чуть повернул голову: — Половник!

Вперед протолкался лысый коротышка с голым брюхом, настолько пропитанный шибавшими на добрый уард вкусными кухонными ароматами, что просто обязан был оказаться корабельным кухарем. Вон у него и пояс, увешанный ножами, длинными разнокалиберными вилками и прочими орудиями производства…

— Проводи гостя в каюту, — распорядился Джагеддин. — Принеси поесть-попить, одежду подбери… Отдохните, любезный Робинзон, от всех треволнений, чувствуйте себя, как дома…

Кухарь отступил, сделав рукой приглашающий жест. Сварог, еще раз поклонившись капитану, направился за ним.

И почувствовал, как его виски словно бы гладят невидимые метелочки из перьев, вызывая не просто щекотку, а еще и неприятное, давящее ощущение. Стараясь делать это незаметно, попытался высмотреть источник неприятностей, взглянуть, кто это его изучает по всем колдовским правилам.

Долго стараться не пришлось, достаточно было взглянуть искоса на капитанский мостик. Там, небрежно и грациозно опершись на перила балюстрады, стояла молодая женщина в мужской одежде, с распущенными волосами, с абордажной саблей на поясе. Неизвестно, узнала ли она Сварога (по крайней мере, его защиту не преодолела), зато Сварог ее сразу узнал — та самая красотка в домотканом платье, которую он спас в Готаре заодно с Джагеддином. Тогда он еще не был обучен некоторым полезным премудростям, но вот теперь моментально определил, с кем имеет дело.

Ведьма. Самая натуральная, патентованная, если можно так выразиться. Знать бы раньше…

Он уже прекрасно знал, чем отличается колдовство от ведьмачества — спасибо старухе Грельфи, просветила в два счета с помощью драгунских словесных оборотов и насквозь вульгарных, но удивительно метких и образных сравнений…

Между колдуном и ведьмой такая же разница, как между развратником и извращенцем. Развратник вовсе не обязательно плох, зато растлитель малолетних или насильник исполнен скверны по сути своей и сути своих поступков. Примерно так говорила старуха. Колдунья вовсе не обязательно служит злу (хотя порой, что греха таить, ходит в опасной близости и может запачкаться), но вот ведьма изначально получает все свои способности от сил зла и служит исключительно им. Что же, это и есть разгадка черного ореола вокруг «Призрака удачи»? Или все гораздо сложнее и хуже? Кто бы знал… Кто бы знал тогда! Вероятнее всего, эта красотка с самого начала была ведьмой, а не стала ею за то время, что они со Сварогом не виделись. Получается, что покойный барон Готар однажды едва не совершил все же доброе и богоугодное дело, пытаясь сжечь ведьму, быть может, единственное доброе и богоугодное дело в своей неприглядной жизни — и помешал ему не кто иной, как Сварог, совершенно не разбиравшийся в таларских сложностях…

Узнала или нет? Непонятно… Нет, но каково: баба на корабле невозбранно разгуливает по капитанскому мостику… Небывалое зрелище, нарушающее все традиции. Как же должен был размякнуть Джагеддин, чтобы… Спеленала, а? Опутала? То-то лица моряков вовсе не лучатся безмятежным весельем. У многих должны блуждать в голове самые унылые мысли: вряд ли у ведьмы хватит умения подчинить себе всех, силенки не те…

Кухарь провел его в небольшую, но опрятную каюту на корме — и с ходу развил бурную деятельность. Убежал и вскоре вернулся с охапкой разнообразной одежды, чистой и новой. Тут было и дворянское платье, и одежда, подходящая для Сословий, и морские камзолы. По своей врожденной деликатности Сварог не стал уточнять, откуда на корабле это великолепие, подходившее бы скорее богатой лавке. Выбрал себе наряд, по его мнению, вполне подходивший не особенно богатому купцу из Пограничья. Этот маскарад, учитывая, что Джагеддин его сразу узнал, выглядел чуточку наивно, но лучше уж придерживаться однажды выбранной линии… Унеся то, что не пригодилось, кухарь прибежал с подносом, ломившимся от горшков, тарелок и накрытых крышками мисок, — снова самых разнокалиберных, от простецких оловянных до серебряных украшенных искусной чеканкой, а то и самоцветами. Опустил его на стол, ловко подсунул столовый прибор, салфетки и деликатно исчез на то время, что потребовалось гостю, чтобы справиться со всем этим великолепием.

Когда он унес пустую посуду — и уже не вернулся — Сварог стал прикидывать, можно ли раздобыть здесь хоть какое-то оружие, но не придумал ничего толкового.

А потом в дверь постучали, и вошел Джагеддин. Скрестив руки на груди, постоял у порога, глядя на Сварога внимательно и загадочно, тщательно прикрыл за собой дверь, опустился на стул, привинченный к полу, как всякая корабельная мебель. Опустил глаза словно бы в задумчивости. И решительно сказал:

— Я очень рад вас видеть, лорд Сварог… или к вам теперь следует обращаться непременно «король»?

— К чему эти церемонии между старыми знакомыми? — усмехнулся Сварог чуточку напряженно. — Вы меня узнали сразу, я понял…

Джагеддин блеснул великолепными зубами:

— Как же я мог не узнать человека, спасшего мне жизнь? Я ведь говорил тогда, что в неоплатном долгу перед вами… Конечно, я представления не имел, кого спасаю, но теперь… Знаете, лорд Сварог, мне отчего-то представляется, что вы ждете подвоха, сразу видно, как скованно вы держитесь… Не обижайте меня, право. Добро я помню… как и зло. Вы здесь — мой гость и друг, вы в полнейшей безопасности. Быть может, вас насторожил флаг за кормой? Скорее всего…

— Не буду отрицать, — сказал Сварог.

Капитан горделиво выпрямился:

— Я не слуга, друг мой. Никогда не был ничьим слугой — и не собираюсь изменять своим привычкам. То, что я вступил в определенные отношения с горротцами, еще не значит, что я обязан жить их нуждами и разделять какие бы то ни было их взгляды и убеждения. Ваши с ними отношения — это дело исключительно их и ваше, я в это вмешиваться не намерен. Здесь вы, повторяю, — мой гость и друг. Ни единого горротца на борту нет, так что вы можете отбросить всякие тревоги. Я на вас не обижаюсь за минутное недоверие, просквозившее в вашем взоре, — что поделать, вы уже давненько ходите в королях, а у королей свои правила мышления, коих простым смертным не понять и не разделить… Мне просто-напросто хотелось бы, чтобы вы чувствовали себя в полной безопасности, среди друзей, чтобы были гостем человека, обязанного вам жизнью… и весь горротский флот не заставит меня поступить как-то иначе.

Сварог видел, что капитан говорит совершеннейшую правду. Но в то же время присутствовало что-то еще, чего Сварог не мог был понять и определить, с чем же все-таки имеет дело. В каюте прямо-таки физически присутствовало это непонятное нечто. Словно бы Джагеддин в чем-то был иным, не прежним. Словно в нем поселилось что-то, чего прежде не было.

Не стоило долго ломать голову над сущностью перемен — Сварог так и не определил, с чем столкнулся, но не сомневался, откуда это взялось. Ему приходилось слышать от иных своих соратников, знающих в этом толк, про людей, подмятых ведьмами. Так далеко вроде бы не зашло, но это был уже не прежний Джагеддин. Сварог подумал сердито и тоскливо: я же собственными руками резал на ней веревки, руку подавал, помогая сойти с поленницы… Но кто же знал тогда?

— Вам, конечно же, следует отдохнуть, — сказал Джагеддин. — Я не спрашиваю, куда вы плыли, и как поучилось, что вы оказались в столь печальном положении. Если захотите, сами расскажете потом. Отдыхайте, а вечером я устрою ужин. Марута тоже наверняка захочет вас поблагодарить… Вы ее видели?

— Да.

— И узнали?

Сварог кивнул, притворяясь адски усталым. Лицо Джагеддина озарилось ясной улыбкой:

— Получается так, что я должен поблагодарить вас дважды. И за спасение жизни, и за то, что вашими трудами я обрел совершенно потрясающую спутницу жизни. Я не мальчишка, многое повидал, но Марута… Если бы вы знали, как я вам благодарен, лорд Сварог. Но вы совсем спите, я вижу? — он поднялся. — Отдыхайте, вы среди друзей…

«Вот именно, моими трудами», — уныло подумал Сварог, глядя на закрывшуюся дверь. И ведь она, без сомнения, тоже знает, кто я такой… а если забыла, узнает через пару минут от капитана.

И что ей придет в голову — покрыто мраком неизвестности. Вообще-то ведьмы, по слухам, тоже способны испытывать искреннюю благодарность за нешуточные услуги, но если вспомнить, что она и Сварог идут по жизни под разными знаменами, прочно заняли места во враждующих лагерях… Если вспомнить черный ореол, стоящий вокруг корабля и вряд ли обязанный своим существованием одной лишь ведьме из захолустья… Холодок пробирает.

И никакого оружия под рукой, что печально…

Глава пятая Город без теней

Понемногу он и в самом деле задремал под размеренный скрип рангоута, покачивание корабля на спокойной воде и заунывную матросскую песенку, долетавшую с палубы. Трудно сказать, что ему снилось, — так, смутные образы, лишенные тревоги или угрозы и потому спокойно проплывавшие, словно белые облака, нимало не задерживаясь в сознании.

Потом что-то изменилось, и он осторожно открыл глаза, вмиг привязал себя к реальности! Разве что чисто машинально пошарил рукой вокруг в поисках оружия, но тут же сообразил, где он и в каком окружении, отлетели последние сонные наваждения.

В каюте стоял полумрак, должно быть, солнце уже село. Сварог быстро понял, что его разбудило, так бывает в поезде — сколько лет он уже не ездил в нормальном поезде? — когда уютно разоспавшийся под перестук колес человек вдруг подхватывается из-за того, что поезд стоит.

Так, судя по всему, обстояло и сейчас. Корабль, сдается, не лег в дрейф, а стоял на якоре неизвестно где. Прошлепав босыми ногами к окну, Сварог не разглядел ничего, способного внести ясность: вечернее море укутано туманом, уже в нескольких шагах от борта вставшим непроницаемой пеленой, но все же можно рассмотреть, что серые спокойные волны плещут в обшивку так, словно, касаются совершенно неподвижного предмета. Ни следа поднятой форштевнем пенной борозды. И не видно берега — то ли корабль встал на якорь достаточно далеко от суши, то ли обращен к ней другим бортом, не тем, на который выходило окно каюты Сварога.

На корабле стояла тишина — следовательно, все вокруг спокойно. Воровато оглянувшись на дверь, Сварог уже привычно, имея некоторый опыт, откинул оба крепивших створку барашка и поднял окно вверх. В каюту потянулась прохладная сырость. Он закурил, с наслаждением затянулся и выпустил дым наружу, по-прежнему косясь на дверь, словно второгодник в школьном туалете. Знать бы, что за место, где корабль бросил якорь, — честное слово, не боясь показаться трусом, преспокойно вылез бы в окно, прыгнув воду и уплыл к берегу: если только здесь и в самом деле какой-то остров, это никак не горротские владения, до них «Призрак удачи»просто не успел бы доплыть за эти несколько часов. Инбер Колбта? Скорее всего. Что ж, подождем, когда появится ясность — а потом, чем черт не шутит, при благоприятном раскладе и в самом деле стоит уйти по-английски…

В дверь легонько постучали, скорее поцарапались, и, прежде чем Сварог успел отозваться, она распахнулась, кто-то уверенно нажал на ручку. Показалось пятно яркого света — большая карбамильская лампа, озарившая очаровательное женское лицо, казавшееся, как водится, загадочным и таинственным. Так всегда бывает при подобном освещении. Даже дурнушка предстает гораздо более симпатичной, чем при дневном свете. А уж Сварогова «крестница», спасенная им, по недомыслию, от костра…

Она уже тогда, в Готаре, была красива, но за те годы, что они не виделись, здорово изменилась к лучшему. В Готаре была смазливенькая перепуганная девчонка в домотканом, простушка, чуть ли не с пресловутыми клоками соломы в волосах, а сейчас перед ним стояла расцветшая, уверенная в себе молодая женщина, знавшая толк в последних достижениях здешней косметики. Остается ломать голову: кто на пиратском корабле мог соорудить ей искусную прическу с падавшими на плечи завитыми темными локонами? На ведьмовское искусство такое не спишешь, что-то он не слыхивал ни о ведьмах, ни о колдуньях, умевших самостоятельно, силой чар или заклинаний сделать себе подобное чудо парикмахерского искусства. Тогда, на палубе, он слишком устал и вымотался, чтобы задумываться над такими деталями — а сейчас был отдохнувшим и свежим, моментально подмечал те детали окружающего, что вызывали вопросы или недоуменные раздумья…

Она непринужденно вошла в каюту, поставила лампу на стол и опустилась на привинченный к полу стул. Положила ногу на ногу, покачивая носком сапога. Сварог выжидательно на нее поглядывал. Наряжена, словно паж в классической пьесе: черные бархатные штаны в обтяжку, мужская рубашка с пышными рукавами, сапоги из тончайшей кожи, кинжал на поясе. Тогда, на палубе, она выглядела гораздо более буднично — и портки так не обтягивали, и рубашка была погрубее, разве что на шее висело то же самое ожерелье, богатое, бесценное, сущая россыпь алмазов и сапфиров. Оно тоже никак не могло оказаться плодом ведьмовского умения — либо иллюзия, на это ведьмы как раз мастерицы, либо подарок капитана, что вероятнее, к чему любовнице предводителя пиратов украшать себя иллюзиями, когда есть возможность прибарахлиться натуральными драгоценностями?

— Вы меня узнаете? — спросила она, улыбаясь самым что ни на есть завлекательным образом.

— Иногда люди не любят, когда им напоминают, что видели их в крайне стесненных жизненных обстоятельствах… — сказал Сварог дипломатично.

— Не тот случай, — сказала она решителньо. — Я-то прекрасно помню, как вы меня спасли от костра…

— Я тоже, — кивнул Сварог. — Правда, вы с тех пор настолько похорошели, что узнать мудрено…

Ее смех звучал, как серебристый колокольчик. Банальный штамп, затасканный поэтами оборот, но что поделать, если именно такое ощущение осталось?

— Вы чересчур снисходительны к простой девчонке из захолустья, ваше королевское величество…

«Ну вот, началось», — подумал Сварог. Джагеддин проболтался или она сама достаточно умна, чтобы следить за перипетиями таларской политики?

— А вы меня, часом, ни с кем не путаете? — спросил он с беззаботной улыбкой, позволявшей обратить все в шутку, легкий флирт.

— Ну что вы! Разве можно с кем-то перепутать столь прославленного короля?

— Помилуйте, какое там, — сказал он. — Так, шумные пересуды записных сплетников вокруг моей скромной особы, и не более того… Я вижу, у вас-то все в порядке? Выглядите веселой, благополучной и довольной жизнью?

— Вашими трудами. Если бы вы меня тогда не освободили…

«То жил бы припеваючи, — мысленно продолжил Сварог. — Не ломал бы сейчас голову, чего от нее ждать, и как эта встреча может обернуться… тьфу ты, самое время…»

Он мысленно произнес несколько слов. Хотел посмотреть на оборотную сторону этой непринужденной беседы.

Таковая имелась, а как же. Каюта была заполнена завитками серого дыма, свивавшимися в самые причудливые фигуры, и эти невесомые струи колыхались не просто так, а словно бы подчиняясь некой управляющей силе. Сплетались вокруг Сварога, неощутимо его касаясь, целеустремленно обвивали, будто щупальца, сливались в причудливые фигуры, гораздо более стойкие, чем клубы простого дыма… поймав себя на том, что повернул голову, следя за перемещениями парочки особо заковыристых орнаментов, Сварог спохватился и отключил соответствующее умение. Не стоит показывать противнику, что видишь его приемчики. Она явно пыталась на него что-то напустить — знать бы еще в точности, что именно. Увы, настолько его скудные способности не простирались, да и не способности это, строго говоря — так, подручный набор примитивных инструментов, «мелкое небесное шуткарство», как выражалась однажды Грельфи, весьма даже критически относившаяся к тому, что за облаками пышно именовали магией…

— Мне показалось вдруг, вы меня боитесь… — нежнейшим голоском произнесла «крестница».

— Вот еще, с чего вы взяли? — пожал плечами Сварог.

— Просто показалось… Бросьте! Вам, должно быть, кто-то уже насплетничал кое-что обо мне? Эти неотесанные мореходы… Или вы что-то такое и сами видите?

— О чем вы? — спросил он спокойно.

— Ну, если не хотите поднимать эту тему, извольте… Ваши желания для меня — закон. Я ведь перед вами в неоплатном долгу, если вы соизволили забыть по благородству своему и великодушию…

«Что она вытворяет? — подумал Сварог. — Жаль, не определить. Ну и пусть себе старается, не действует на меня черная магия, хоть ты тресни, не причинишь мне вреда… Хоть до рассвета упекай свои дымы, словно бы пронизанные черными искрами…»

— Вы, наверное, никогда не знали моего имени? — спросила красавица, улыбаясь загадочно, без тени пресловутого ведьминого коварства. — Меня зовут Марута, ваше величество. Отчего-то показалось вдруг, что вам одиноко и скучно, и я пришла вас развлечь. Джагеддин отправился на берег и будет нескоро…

— Что это за место? Инбер Колбта?

— Почти, — сказала Марута небрежно. — Почти что Инбер Колбта…

Сварог лихорадочно прислушивался к себе — нет, никаких новых, неприятных, необычных ощущений… разве что чуть странная расслабленность, умиротворенность, ему по всем правилам полагается сейчас напрячься в недоверии и тревоге, а он словно бы переполнен блаженством…

— А я могу сойти на берег? — спросил он, борясь с этой совершенно ненужной сейчас расслабленностью, насколько получалось.

— А зачем? — молодая женщина подняла брови в ленивом изумлении. — Что вам там делать, на этом скучном острове? Дел у вас там не может оказаться никаких, а тамошние развлечения, как во всех захолустных портах, примитивны и недостойны короля…

Сварогу показалось, что он не видит ее глаз, что вместо них — бездонные туманные пропасти. Все происходящее ему крайне не нравилось, но он сидел на прежнем месте, не в силах придумать, что же ему следует сделать решительного.

Она продолжала медленно, напевно, с таинственной улыбкой:

— Можете быть уверены, ваше величество, — вам и самому не захочется никуда идти за примитивными развлечениями, вам ведь уже не хочется…

«Взять ее без церемоний за шкирку и выкинуть из каюты, — сердито подумал Сварог, барахтаясь неподвижно в этом непонятном блаженстве, отдохновении тела и души. — Вот взять и выкинуть…»

Он не двинулся с места. Он не мог пошевелиться, но это отчего-то нисколечко не пугало. Помимо его собственных усилий те самые дымные струи, пронизанные словно бы мерцанием черных искорок, на несколько мгновений явственно проступили в каюте, окутав его неспешным скольжением сплетенных из тумана узоров. «Плохо дело», — отметила некая частичка ясного сознания — и все осталось по-прежнему, он никак не мог освободиться от наваждения, потому что не умел.

— К чему болтовня? — сказала Марута, улыбаясь каким-то своим мыслям. — Я вас хочу запоздало отблагодарить, вот и все…

Она поднялась со стула, одним движением сбросила сапоги и, гипнотизируя Сварога невиннейшей, чистой улыбкой, принялась расстегивать немногочисленные пуговицы рубашки. В два счета освободилась и от остального и двинулась к нему. Сварог и сам не заметил, как встал, сообразил, что наступил провал в памяти, только тогда, когда обнаружил, что сбрасывает с себя последнюю одежду. Изо всех сил попытался собрать волю, как-то сопротивляться, но ничего у него не вышло, тело не слушалось, а воли словно бы и не было. Обнаженная девушка, сияя улыбкой и колючими искорками множества самоцветов, плавно подняла руку, коснулась его лба кончиком пальца, и Сварог, будто получив некий приказ, стал спиной отступать к узкой корабельной постели, ни разу не споткнувшись. Плюхнулся на нее, испытав некое облегчение, а в следующий миг над ним нависла голая ведьма, очаровательная, вовсе не страшная, отнюдь не склонная превращаться во что-то жуткое, и ее глаза уже не походили на бездонные дыры мрака, и пахло от нее не разлагающимся трупом, а молодым здоровым телом и тонкими духами. Страх и саднящее ощущение неправильности пульсировали где-то в глубине сознания, он не мог сопротивляться. В ее улыбке было торжество, тонкие пальцы заскользили по его телу с игривой бесцеремонностью, ведьма склонилась и прильнула к его губам, медленными долгими поцелуями гася последнюю непокорность, пусть чисто мысленную, отпрянула, закидывая голову, щурясь, резким движением навязав себя с достойным восхищения искусством.

Сварог уже не пытался сопротивляться, лежал под ней, окутанный серым маревом с россыпями черных искр, порой щекотавших кожу случайными прикосновениями так, словно это были не искры, а невесомый тополиный пух. Ведьма получала свое самозабвенно и неторопливо, прогибаясь над ним, сладко жмурясь, то вдавливая в жесткую постель, то освобождая от тяжести, порой открывая глаза и впиваясь в него хищным взглядом победительницы — все время оставаясь не жутким созданием с неведомой стороны, а распаленной и умелой молодой красавицей…

Почувствовав приближение финала, она прижалась к Сварогу так крепко, что это причинило боль, по ее телу прошла тягучая судорога, она надолго замерла, оседлав порабощенного. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем она опустилась на него и долго лежала, то жарко дыша в ухо, то пребольно стискивая зубами кожу на плече. Сварогу показалось даже, что она тихо мурлыкнула, как огромная хищная кошка, но он пребывал сейчас в столь странном состоянии, что ни за что не мог ручаться. Все мысли и ощущения выглядели перепутанными, как клубок корабельного каната, над которым потрудился неопытный юнга, отчего-то полагавший, что умеет распутывать морские узлы…

Потом Марута отделилась от него решительным движением, встала с постели и постояла над ним, глядя с непонятной улыбкой, стискивая его предплечье. Быстрым движением наклонилась, поцеловала в губы — скорее, защемила на миг его губы зубами, едва не прокусив — выпрямилась, подошла к своей разбросанной одежде, уже не оборачиваясь к Сварогу, словно его не существовало. Поразительно быстро и сноровисто оделась, приведя себя в совершеннейший порядок и вышла, опять-таки ни разу на него не взглянув. Дверь затворилась бесшумно, яркая лампа осталась гореть на столе, и не было ни следа странных дымных завитков и черных искр…

Вместе с Марутой улетучились и всевозможные наваждения — он вновь обрел способность двигаться и думать рассудительно, знал, что ничего ему не привиделось, что все происходило на самом деле. Что эта стерва, называя вещи своими именами, его бесцеремонно и старательно поимела, как хваткий драгун деревенскую девчонку на сеновале.

Это было не то чтобы унизительно, в конце концов, не мужик, а красивая жаркая девка, но предельно странно. Он давно уже полагал себя надежно защищенным от всех видов магического воздействия… а впрочем, случался уже печальный прецедент…

Дверь вдруг дернулась, приоткрылась, и в образовавшуюся щель с оглядкой проник палубный мастер. Точнее было бы выразиться, просочился. Он ничем не напоминал призрака, оставаясь существом из плоти и крови, но двигался так бесшумно и осторожно, что, право же, походил на ночное видение. Точнее, сумрачное — за окном стоял все тот же сероватый сумрак, ни светлее, ни темнее не стало с того момента, как Сварог проснулся.

Осознав себя голым на распотрошенной постели, Сварог вскочил и принялся натягивать одежду. Глядя на него грустно и, такое впечатление, затравленно, Бунак покачал головой:

— Понятно, понятно… Вот я и говорю…

— Что? — мрачно спросил Сварог, окончательно приведя себя в порядок.

— Что дела — сквернее некуда… — палубный мастер на цыпочках подкрался поближе и зашептал в ухо: — Ваше величество, нам бы поговорить в безопасном месте…

— Какое еще «величество»? — спросил Сварог недовольно.

— Да ладно вам, вы ж среди своих, никто вам тут зла не желает… Слух прошел моментально, а чего ж вы хотели? Когда человек в такие знаменитости выходит, того и гляди, опознают в два счета…

Взяв его за широкий лацкан кафтана, Сварог задушевно спросил:

— А вот ежели, к примеру, прикинуть, пройдет ли в это окошечко мертвый труп удавленного человека? По моим первым прикидкам, вполне, только булькнет…

— Ваше величество, благородный король Сварог! — воскликнул пират укоризненно. — Можно подумать, вы среди лютых врагов! Говорю же, никто вам зла не желает, наоборот. Я с вами хочу посоветоваться о некоторых сложностях жизни, прямо и недвусмысленно помощи попросить, вдруг да и получится… Шлюпка уже спущена на воду, никто нас не заложит, не проболтается, что мы были на берегу…

— А почему бы здесь не поговорить?

— Здесь? — печально усмехнулся Бунак. — Там, где эта ведьма шастает? Не буди лиха, пока оно тихо… У вас вон и каюта ее духами провоняла так, что жутко делается… Пойдемте. На берегу есть приличный кабачок, с хозяином мы старые кореша, он нам выберет укромное местечко. Честью вам клянусь, у меня и в мыслях ничего против вас нет, позарез нужно попросить совета, зная ваш жизненный опыт, познания и свершения…

Он не врет, определил Сварог, он говорит именно то, что думает — а впрочем, теперь ни в чем нельзя быть уверенным. Хотя не стоит уподобляться той самой пуганой вороне. Если бы здесь над ним все же хотели учинить злодейство в отсутствие капитана, кто им мешал бы полоснуть ножом по горлу и выкинуть в окно? Ищи потом труп хоть до конца времен…

Очень уж жалкое у палубного мастера было сейчас лицо, никак не вязавшееся с его местом в жизни. Это убеждало…

— Ладно, — сказал Сварог, подумав. — Пойдемте. Вот кстати, а не раздобудете мне какое-нибудь оружие? Прескверно я себя чувствую, оказывается, когда на поясе ничего нет. Как-то незаметно привык уже вооруженным ходить…

— В два счета вам подыщем что-нибудь, когда вернемся. Тут этого добра — что грязи… А на берегу вам оружие пока что не нужно, поверьте на слово…

Они вышли в коридор. Там, прижавшись к переборке у выхода на палубу, бдил высокий худой моряк столь же печального облика. Сначала выглянул наружу, и только потом кивнул им, что путь свободен и безопасен. Еще один ждал на палубе. Пошел на цыпочках впереди, озираясь и положив руку на кривую рукоять пистолета. С высоты своего королевского опыта Сварог моментально определил, что имеет дело с самым настоящим заговором.

Обойдя бизань-мачту, они спустились в шлюпку, палубный мастер уселся у руля, гребцы тихонько оттолкнулись веслами от борта, налегли. Шлюпка быстро пошла к берегу.

Сварог смотрел вокруг во все глаза. Странноватое было зрелище — серый туман стоял над водой, выгибаясь огромной дугой, этакой непроницаемой для взора стеной — а по другую сторону корабля море было от него свободным, и впереди, кабелотах в трех, виднелся обширный остров, и над его темным берегом неровной зубчатой полосой поднимались башни и острые крыши неизвестного города. Сумерки выглядели как-то странно — небо вроде бы не затянуто облаками, но напоминает сплошной сероватый колпак. И не светло, и не темно, и не хватает чего-то очень привычного, знакомого, того, что обязано быть всегда… Как ни ломал себе голову Сварог, не смог определить время дня. Ни утро таким не бывает, ни вечер, и, уж конечно, не ночь…

«Тени!» — вдруг пришло ему в голову.

И точно, в этом мире не хватало теней. Ничто не отбрасывало тени — ни корабль, ни шлюпка и сидящие в ней, ни быстро приближавшиеся строения на берегу. Все, как обычно, кроме теней. Как ни шарил он глазами по небу, нигде не увидел солнца — хотя бы в виде тусклого, размытого пятна. Не было ни солнца, ни теней. Куда на сей раз занесло?

— Что это за место? — тихо спросил он Бунака.

— Охо-хо… Место как место. Бывают на свете места и похуже, вот что я вам скажу…

Прямо перед ними виднелся каменный пирс с ведущими наверх лесенками — самое подходящее место, чтобы причалить. Там, кстати, уже стояла одна шлюпка, и на корме, закутавшись в плащ, клевал носом подремывающий человек. Но Бунак решительно повернул румпель, шлюпка пошла вдоль берега, мимо узких высоких домов с темными окнами, мимо приземистых лабазов, мимо круглой башни. Нигде не горело ни единого огонька, нигде не видно людей.

Палубный мастер толкнул в плечо сидящего прямо перед ним гребца и о чем-то вполголоса распорядился. Шлюпка захрустела носом по крупной гальке, причалив на пустынном берегу, лишенном всяких следов благоустройства.

Пройдя меж гребцами, Сварог спрыгнул вслед за путником на усыпанный галькой каменистый берег, и Бунак, не оборачиваясь, уверенно зашагал в гору меж высоких валунов, держась с уверенностью человека, знающего тут все тропинки. Вскоре они оказались на тихой, безлюдной улочке этого непонятного, вымершего города, зашагали меж темных домов. Ни один человек не попался им на улице, ни одна собака не брехнула, ни одна крыса не перебежала дорогу. Сварог невольно озирался что ни шаг, вязкая тишина давила…

Бунак поднялся на крыльцо ничем не примечательного домика, над которым висела вывеска, изрядно потемневшая от времени, но буквы можно было разобрать, если присмотреться. Заведение называлось «Веселая русалка», но веселости в нем не усматривалось ни на ломаный грош. Большой зал, уставленный столами с грубыми скамейками, был совершенно пуст. Столы выглядели так, словно за последнюю сотню лет никто тут не садился — ни единой бутылки, стакана, обглоданной кости… Пыли, правда, что-то незаметно, как при тщательной ежедневной уборке.

Подойдя к стойке — полки за ней плотно уставлены нетронутыми бутылками, ни единого пустого места, — Бунак негромко позвал:

— Хозяин!

Низенькая задняя дверь тут же распахнулась, показался хозяин — на первый взгляд ничуть не обрадованный тем, что в его безлюдное заведение все же нагрянули посетители с приятно позванивающими карманами. Невысокий, лысый, весь какой-то пришибленный, он таращился на вошедших со столь равнодушной покорностью судьбе, что Сварога явственно передернуло. Он подумал, что это странное место можно охарактеризовать одним-единственным словом — «равнодушие». Место, где всем все равно, что происходит вокруг, потому что ни одно новое лицо, ни одно событие, ни один разговор не способны принести ни радости, ни печали… Понурые места. Тоска.

Шлепнув ладонью по стойке, палубный мастер разжал пальцы. Тускло блеснул золотой кругляшок. Хозяин прибрал его опять-таки без тени алчности или хотя бы радости, кивнул и, не задав ни единого вопроса, показал на дверь в глубине зала.

За ней оказалась небольшая комнатка с одним-единственным столом посередине, вокруг которого стояли не грубые лавки из кое-как оструганного дерева, а относительно приличные стулья — впрочем, отнюдь не шедевр мебельного мастерства. В углу — широкая кровать без матраца. Классическая задняя комнатка для людей со средствами, не склонных предаваться примитивным развлечениям на публике. У нее тоже был такой вид, словно последнее столетие денежные клиенты обходили ее стороной.

Хозяин принес подсвечник с тремя толстыми свечами, зажег их, чиркнув толстой неуклюжей спичкой о дощечку с бугристой намазкой. «Примитивные технологии, — отметил Сварог. — Повсюду давным-давно в ходу более удобные, совершенные запалки…»

Вслед за тем хозяин, ненадолго улетучившись, принес пузатую бутылку и два оловянных стакана. Ловко выдернул пробку огромным штопором и, повинуясь небрежному кивку палубного мастера, исчез уже окончательно.

Бунак наклонил бутылку над стаканом Сварога. Учитывая некую унылую заброшенность этого непонятного места, Сварог ничуть не удивился бы, заструись в стакан сухая пыль с дохлыми пауками и еще каким-нибудь сором. Однако в стакане плескался ром, и неплохой, судя по аромату. Подавая пример, Бунак поднес свою чарку к губам:

— Будьте премного здоровы!

И осушил до дна — жадно, нервно. Выглядел он при этом, как заправский алкоголик, но тут было что-то другое, пожалуй… Отпив немного, Сварог спросил без особого дружелюбия:

— Ну, так куда вы меня притащили?

— Ничего особенного, — сказал Бунак, ерзая взглядом и мрачно улыбаясь так, что опять-таки нисколечко не напоминал в этот момент лихого начальника над отчаянной абордажной командой. — Это, да будет вам известно, Винета… Слышали про такое место? Про него чего только не наплели, а в жизни оно вот такое — тихо, скучно, безлюдье и тоска…

Сварогу на миг стало не по себе. Слишком много жутких россказней кружило о Винете среди морского народа — хотя самые честные признавались, что никто ничего не знает точно. То ли давным-давно, еще до Шторма, проклятый за грехи его жителей город, выброшенный из нашего мира на некие непонятные задворки бытия, и не тот свет, и не этот, промежуточное что-то… То ли отделенное от нашего мира чародейским туманом обиталище всевозможной нечисти, нежити, межеумочных созданий, если и не вредящих прямо роду человеческому, то и не благорасположенных, точно… То ли притон морских дьяволов, куда попадают завлеченные и погубленные ими мореходы и грешники, не заработавшие себе преисподнюю, но все же безусловно недостойные потустороннего обитания под дланью господней… Да мало ли что плели! Иные книжники твердили, что Винета — не более чем обыкновенная Заводь неизвестного рода и вида, иные монахи уверяли, что она — чулан Великого Кракена, где, подобно пыльным метлам и битым горшкам, обречены пребывать те, кто был настолько неосторожен и безрассуден, что в своих странствиях сунулся не туда.

Но никто ничего не знал точно, даже Грельфи, некогда на глазах Сварога вызвавшая в магическом шаре одного из здешних обитателей.

— А вы хорошо держитесь, ваше величество, король Сварог, — сказал Бунак с искренним уважением. — Про здешние места столько кружит страшилок…

Сварог усмехнулся:

— Видывали мы лилипутов и покрупнее… А уж страшилок наслушались, более того, навидались столько… Вы что, господин палубный мастер, хотите меня попугать?

— Делать мне больше нечего! — обиделся Бунак. — Я не мальчишка, да и вы не сопляк… Говорю же, хочу с вами посоветоваться насчет некоторых поганых сложностей.

— Почему именно здесь?

— Здесь, самое смешное, гораздо безопаснее, чем на корабле.

— А что это вообще такое? — Сварог спокойно сделал рукой широкий жест.

— Вы имеете в виду Винету вообще?

— Ну, конечно.

Палубный мастер натянуто улыбнулся:

— Самое забавное… если только тут есть что-то забавное… в общем, настоящая Винета не похожа ни на одну из неисчислимых баек. Все проще и прозаичнее. Это всего-навсего задняя комната. Понимаете? Такие бывают даже в самых приличных тавернах и гостиницах. Мало ли какая нужда возникнет у приличного владельца — встретиться с субъектами, которых через парадный ход на впускают, чтобы ущерба репутации не нанести… Порученьице дать скользкое… купить такое краденое, от которого даже приличный человек иногда не в силах отказаться. Еще что-нибудь неприглядное обговорить или обделать. Вот и Винета — что-то вроде задней комнаты, через которую в наш мир, подняв воротник, просклизывают… всякие-разные, не склонные к огласке субъекты, вы ведь понимаете, о чем я? Вот и прекрасно, здесь иных словечек лучше вслух и не произносить, а то накличешь, чего доброго, потом волком взвоешь… Что вы хмуритесь?

Сварог спросил мрачно:

— По-вашему, здесь безопаснее, чем на корабле? Странные у вас, признаться, понятия о безопасности…

— Так то-то и оно! — воскликнул Бунак. — Как бы вам объяснить… Именно потому, что Винета — «задняя комната», здесь ничего такого и не происходит и опасаться тут особо нечего. Врубаетесь? Это в некоторых смыслах совершенно нейтральная территория, что давным-давно известно. Через это место исключительно проходят, беседы тут ведут разные, встречи устраивают…

— Ну, вам виднее, — сказал Сварог, ничуть не обрадованный всеми этими открытиями. — По мне, что сову об пень, что пнем по сове… Ладно, поверю на слово, потому что вы тут, сразу видно, освоились, все ходы и выходы знаете…

— Да нужна мне эта Винета! — с чувством сказал Бунак. — Глаза бы ее не видели, нога не ступала… Но куда денешься? Приходится терпеть…

— И что за дело у вас ко мне?

Бунак наклонился к нему через стол, печально кривя губы:

— Вы же сами видите, что творится на корабле. И я видел, что она с вами проделала… то есть, видел, как она вышла из вашей каюты, а уж остальное домыслить было нетрудно, глядя на ваш вид… Ваше величество, помогли бы вы нам, а? Смотреть больно, во что превратился корабль… и капитан.

— А поподробнее? — спросил Сварог хладнокровно.

— Извольте… Если смотреть в самый корень, эта паршивая ведьма его обморочила, как говорят у нас в Каталане, — я, изволите знать, родом оттуда, из княжества Чирент… А если довести до полной откровенности, то признаюсь вам по совести, что началось это гораздо раньше. Капитан Джагеддин всегда был чересчур любопытным. Жить не мог без того, чтобы не разгадать какие-нибудь тайны, и чем древнее, чем известнее, тем лучше. Улавливаете мою мысль? Старые рукописи, древние легенды, заклятые клады, тайны земли, моря и неба… Многие этим грешат, взять хотя бы Бугаса с «Невесты ветра». Но вы, наверное, о таком и не слышали?

— Отчего же? — сказал Сварог. — Я с ним даже плавал однажды.

— А, ну тогда прекрасно должны понимать, о чем я. Вот только есть одно существенное отличие. Капитан Бугас всегда в иных делах был чертовски осторожен и с самого начала себе установил некие рубежи, которые в жизни не переступит, как бы любопытство ни подмывало, какой бы прельстительной тайна ни казалась. А вот нашему Джагеддину на такие тонкости всегда было плевать, очень уж он у нас горячий и упрямый. За ним и раньше замечались иные… неосторожности. Совал нос в рукописи, которые лучше бы сжечь, не читая, водил компанию с субъектами, которых лучше бы десятой дорогой обходить. Совался в такие места, куда и Бугас ни за что не полезет при всей его заядлости к тайнам… Ему уже некоторые намекали по-доброму, да он не слушал. А когда подцепил где-то в Готаре эту Маруту, все пошло наперекосяк так, что не заметит только слепой. Ну, предположим, в последнее время иные наплевали на старое поверье насчет того, что баба на корабле — к несчастью, вполне солидные и уважающие традиции рыцари удачи держат при себе красоток, на это уже смотрят не так жестко, как лет пятьдесят назад, когда таких по приговору команды кидали за борт с камнем на ногах…

— Красоток или капитанов? — усмехнулся Сварог.

— Когда как, — серьезно уточнил палубный мастер. — Иногда только красоток, а иногда и капитанов, чтобы не ломали обычаи… В общем, сначала мы подумали, что ничего страшного в этом нет, дело, как говорится, молодое и житейское. Капитаном он всегда был отменным, и, если ему никак не обойтись без девки под боком, то так уж тому и быть. Только потом мы к ней присмотрелись… У нас тут нет, по большому счету, ни колдунов, ни, сохрани Творец, ведьмаков, но кое-кто из наших ребят, особенно те, что из местечек поглуше, где сохранилось кое-какое умение, способен если не сам что-то делать, то, по крайней мере, такие вещи просекать и определять. Был у нас боцман, стагарец родом, он понимал толк в узнавании. То ли дед, то ли дядя у него был настоящим знатоком… Боцман первым и сыграл тревогу. Объяснил, что это за пташка. Сначала его, признаться, плохо слушали, но потом и сами присмотрелись… Только к тому времени боцман ухитрился как-то так неудачно свалиться за борт, что камнем пошел ко дну, и тела не нашли… И не он первый, между прочим, плохо кончил. С другими, кто пытался открыть на нее капитану глаза, тоже случались скверные истории. И пошла у нас жизнь, совершенно непохожая на прежнюю, беспечальную…

— А поконкретнее? — жестко спросил Сварог.

— Он изменился, — сказал палубный мастер. — Джагеддин, я имею в виду. Вот, например, Винета. Мы ведь не впервые в Винете — мы сюда приходим четвертый раз. И всякий раз Джагеддин берет отсюда на борт каких-то типов — в плаще с капюшоном, лица никогда не видно, если только у таких есть нормальное лицо. То ли это один и тот же, то ли разные… скорее все-таки разные, потому что назад мы их никогда не привозили, они каждый раз куда-то незаметно девались. И всегда после этого Джагеддин вытворял нечто такое, чего никогда прежде не делал, полагая низостью. Вот кому бы в голову пришло, что «Призрак удачи» способен садить картечью по шлюпкам с потопленного корабля? А ведь было, не далее как месяц тому. И еще кое-что было… А хуже всего, когда ничего не происходило. Как бы вам это объяснить… Были случаи, когда мы вроде бы ничего и не делали — просто-напросто перевозили грузы или каких-то закутанных субъектов — но опять-таки этакие места, куда человек богобоязненный ни за что не сунется. — Его явственно передернуло. — Вспомнишь иные грузы, иные места — жуть пробирает до костей. Одним словом, был у нас обычный пиратский корабль, знаменитый и славный, был капитан, благородный рыцарь удачи, а теперь превратились мы в законченных шестерок на подхвате у кого-то, о ком подумать противно, не то что вслух называть… — он налил себе полстакана и хлобыстнул единым духом. — С «Призрака удачи» палят по косаткам, представляете? Заикнись при нормальных честных мореходах — не то что из кабака вышибут, а немедленно башку проломят, чтобы не пакостили. Человек с дюжину уже сбежали в разных портах — а на их место капитан принимает такую гнусь, с которой рядом стоять противно, не то что драться бок о бок… Мы уже в добыче не берем серебра, между прочим. Потому что от серебра начинает руки жечь…

— Скверно, — искренне сказал Сварог.

— Куда сквернее. Словно пожарная тревога… На «Призраке», знаете ли, пленных вешали и топили, подрезав поджилки — дело прежде небывалое. И раскладывали табуном малолетних девочек посимпатичнее. В конце концов, встали мы под горротскую «кляксу», начали опять-таки плавать черт-те куда с теми же непонятными поручениями и грузами… Долго рассказывать, да и ни к чему. Если кратко, превращаемся в законченное отребье, вот-вот души погубим окончательно и бесповоротно. Опять вот в Винету приперлись, значит, жди очередных пакостей…

— Настолько плохо с капитаном?

— Я же вам говорю — обмороченный. Кораблем уже не он командует, а эта стерва.

— Ну, а вы что же? — спросил Сварог. — Видавшие виды волки морские?

Палубный мастер взглянул на него, словно шилом кольнул:

— Позвольте поинтересоваться, ваше величество, вы долго барахтались, когда она вас разложила? А ведь разложила, не отпирайтесь, чего уж там… Вот вам и ответ. Был у нас штурман… он и сейчас остался на борту, только… Парень был лихой, видывал виды, он всерьез собирался, когда начало перехлестывать через край, чикнуть ее ножом по горлу, не мудрствуя, да сбросить потихоньку за борт. Только она обернулась раньше. Отымела его, как вас давеча, и ходит он теперь, как кукла на коромысле у комедианта, в рот ей смотрит, первым бросается выполнять приказ… Не он единственный. Она многих через себя пропустила — и парни потеряли всякую волю, куклами стали. Ведьма… Меня она не трахала — не бог весть какое сокровище, чего уж там, — но я на собственном опыте убедился, что она может. Вот этой самой рукой я ей наводил пистоль в спину, когда подвернулся удобный случай. Никого на палубе, ищи ее потом по морскому дну… Не смог, понимаете? Она даже не оборачивалась. Чем-то таким от нее шибануло, что рука опустилась сама собой, и поднять я ее больше не смог, словно пистоль весил целый ласт. Конец кораблю…

— Ну, а чем я вам могу помочь, как по-вашему? — спросил Сварог угрюмо.

— Может, еще не поздно? Я о Джагеддине. Может, его еще можно, как бы это говоря, вылечить? Я слышал, если пристукнуть ведьму, обмороченных еще можно вернуть в прежнее состояние…

— И вы, кончено, на меня хотите возложить эту почетную обязанность? — спросил Сварог. — Честно вам признаюсь, меня жизнь давно отучила от чистоплюйства… но если и у меня не выйдет? Скажу вам по секрету, я — человек абсолютно невосприимчивый к черной магии, она на меня не действует, так уж обстоит… Но ведь смогла же она и меня завалить в койку, лишив всякой воли…

Бунак надолго задумался, вертя пустой стакан. Сварог терпеливо ждал. Стояла ватная тишина, словно они оказались одни в целом мире. От нечего делать Сварог тем временем проверил окружающее — и должен был признать, что палубный мастер верно обрисовал положение дел. Вокруг не было ни следа черной магии — просто-напросто какая-то затхлость. Только так и можно было передать словами человеческой речи это ощущение.

— Есть, конечно, риск, — сказал наконец палубный мастер. — Но вот какие у меня соображения… Вы, как-никак, человек непростой, знаменитый герой. Пусть даже, как это обычно водится, половина россказней про вас выдумана начисто, но все равно, вы в этом мире столько наворотили… Вдруг да вам она руку с пистолетом не отведет? И ваш ножик от глотки убрать не сможет? И потом, знатоки говорят, что ведьма не может держать толпу. У них здорово получается обрабатывать людей поодиночке, подчинять и обморачивать — а вот против решительного многолюдства у нее кишка тонка. Сколько было случаев, когда ведьм одолевали громадьем — вязали, сжигали к чертовой матери, просто убивали. Исстари повелось так, что ведьма бессильна против многих…

«Что-то в этом есть», — подумал Сварог. Смогли же ее как-то одолеть в Готаре, скрутили, на костер поставили, хотя она и тогда уже, никаких сомнений, была тем, что есть. И сожгли бы за милую душу, не появись плохо разбиравшийся в реалиях этого мира благородный избавитель…

— Мы сделаем так, — сказал Бунак. — Среди ребят — тех, кому решительно не по нраву все это похабство — давно уже ходят шепотки насчет мятежа и бунта. Но для удачного мятежа нужен толковый главарь, а вот с этим как раз напряженка. Я не гожусь, честно вам признаюсь. Я уже не прежний. Она меня подрубила, зараза, я ее начал не на шутку бояться, и, прислушиваясь к себе, чую, что может не хватить духу… Вы — другое дело. Ну как же, сам король Сварог, овеянный грозной славой… Короче, я поговорю кое с кем из надежных. Раздую уголечки. И, когда настанет подходящий момент, вывалим всем скопом с вами во главе…

— Если она раньше не прознает, — сказал Сварог серьезно. — И не примет свои меры.

— А у вас есть выбор, государь мой король? — поморщился Бунак. — Вы с нами в одной лодочке, не забывайте. Заперты на «Призраке», как в тюрьме. Джагеддин, конечно, твердит, что обязан вам жизнью и добро помнит крепко — но ведь весь фокус в том, что капитан наш уже не прежний. Кто его знает, что может случиться, что там она ершит на ваш счет… Я ведь вас не запугиваю, сами понимаете, всего лишь излагаю положение дел. Как ступили вы на борт, так и оказались повязаны одной веревочкой… Может, скажете, что я не прав?

— Да нет, — сказал Сварог задумчиво. — Вы совершенно правы, любезный мой палубный мастер, не могу этого не признать…

— Значит, можно на вас рассчитывать?

— Конечно, — сказал Сварог. — И, чтобы не тянуть кота за хвост, с ходу предлагаю план действий. Мы с вами сейчас возвращаемся на корабль, там вы втихомолку собираете полдюжины ребят, которым можете всецело доверять даже в нынешних условиях… Столько-то наберется? Отлично. Мы все вместе идем в каюту к этой стерве и поступаем с ней… решительно. Вполне может оказаться, что правы старики, когда уверяют, что ведьма не способна обморочить толпу…

— Вы серьезно?

— Совершенно, — сказал Сварог. — Мне не особенно хочется, но могу взять главное на себя — я давно уже тружусь королем, а это ремесло очень быстро выбивает из человека излишнюю чувствительность… Ну, а Джагеддина мы поставим перед фактом. Вы сами говорили, со смертью ведьмы обмороченный возвращается в ясное сознание… Что приуныли?

— Да не приуныли вовсе, — досадливо сказал палубный мастер. — Загвоздка в другом… Я до сих пор не знаю, как «Призрак» всякий раз попадает в Винету. И никто не знает, кроме Джагеддина, а у него ведь не спросишь… Хорошо, если это он умеет проводить сюда корабль, а если это ее труды? И если мы ее прикончим, чего доброго, застрянем здесь, вот я чего в первую голову опасаюсь. Вряд ли местные власти — а тут должны быть какие-то местные власти, что бы под этим словом ни понимать — нас после всего этого милостиво отошлют в наш мир…

— Резонно, — сказал Сварог. — Я об этой стороне дела не подумал. Ну хорошо, пусть будет мятеж, когда мы вернемся в более приглядные места… Пойдемте? Мне здесь, честно вам скажу, не нравится.

— Это с непривычки, — угрюмо сообщил палубный мастер. — Жили б вы на «Призраке» последний годик, вам бы эти места показались как раз уютным уголком, безопасной пристанью. Верно вам говорю. На борту давненько уж не жизнь, а расстройство — по ночам какие-то мохнатые, вроде кошки, на вантах раскачиваются, свищут и хохочут так, что у ночной вахты волосы седеют, вдоль бортов порой промелькнет что-то непонятное, но определенно поганое, звуки разные, огни вроде «болотных манков»… А у Джагеддина в каюте и того почище — отрезанная голова.

— Ну, это еще скромно, — сказал Сварог, припомнив капитанскую каюту «Божьего любимчика» и иные ее украшения. — Знавал я одного капитана — он и сейчас здравствует — так у него голов висело на стене с полдюжины…

— И поди смирнехонько висели? Глазами не лупали и не болтали?

— Ну да, — сказал Сварог. — Не припомню за ними что-то подобной посмертной живости…

— Ну, это другое… Голова у Джагеддина в каюте — живая. Ясно вам? Пришпандорена на чем-то вроде блюда, лупает глазами, а по ночам, слуга клянется, с Джагеддином разговаривает почти нормальным голосом. Есть такое подозрение, раздобыл он ее как раз здесь — возвращался однажды с большущим узлом…

Сварог усмехнулся:

— Далеконько у вас зашло, я вижу… Ладно, рук у вашей головы наверняка нет, а это уже кое-что… Пойдемте?

Бросив тоскливый взгляд на бутылку, где оставалось еще немало, Бунак все же побрел за Сварогом. Появился хозяин, с поклоном принял у палубного мастера еще один золотой, но веселее от этого не стал ни на йоту. Почтительно проводил к выходу, бормоча что-то про то, как он будет рад видеть почтенных гостей и в следующий раз — оптимист хренов…

На улице ничего не изменилось, по-прежнему стоял серый сумрак, ни единой тени, ни от домов, каменных тумб и фонарных столбов без огней, ни от двух шагавших людей. Как ни удивительно было вокруг, Сварога отчего-то больше всего поразили эти фонари — четырехугольные, с целехонькими стеклами, и ни один не горел.

— С прежних времен, надо думать, — сказал Бунак, перехватив его взгляд. — Говорят, будто Винета раньше была совершенно нормальным городом, а потом с ней все и произошло — то ли жители нагрешили сверх меры, то ли еще что. Вот и сидят теперь за ставнями… Ага, сидят. А вы что же думали, тут, кроме того кабатчика, и не живет никто? Да вы что, их в городе полно. Забились по домам и сидят себе — а почему, зачем и для чего, не спрашивайте, я и сам не знаю, как-то не было большой охоты выяснять и набиваться в гости…

Они стояли уже меж валунами, откуда к серому морю спускалась извилистая тропинка. Сварог задержался, глядя на спокойную воду, напоминавшую застывающее расплавленное стекло. Из тумана появился корабль и медленно приближался к пирсу. Корабль был странный, непохожий ни на что знакомое — очертания прямо-таки яйцевидные, право слово, разрезанное вдоль исполинское яйцо величиной с обычный корвет, на палубе виднеются длинные надстройки со странными крышами, а мачта всего одна, на корме, без единого паруса, и на ее верхушке крутится нечто вроде тускло светящегося колеса, неспешно, равномерно. Ни парусов не видно, ни шума машины не слышно — однако корабль быстро идет к берегу.

— Не ломайте вы голову, — равнодушно бросил Бунак. — Я тут и не такого насмотрелся, попадались посудины и диковиннее. Говорю вам, тут задняя комната на большой дороге. Порой объявится такое, что и на корабль непохоже, и по улицам болтаются такие, что… Глаза бы не смотрели… Ага, шлюпка на месте — а то я, признаться, тревожился, мало ли как могло обернуться…

Глава шестая Правила игры на виолоне посреди моря

Пузатый кухарь по кличке «Половник» старательно расставлял на столе тарелки, судки и графины — чересчур уж старательно, держась все время так, чтобы не поворачиваться к Сварогу лицом. Проверки ради Сварог принялся якобы скучающе расхаживать по каюте, но кухарь с невероятным для такого пузана проворством — и, кроме того, весьма искусно притворяясь, что делает это невзначай — все время ухитрялся повернуться так, что взору представала лишь его спина в кожаном жилете. Закончив, он пробормотал что-то, долженствующее означать пожелание приятного аппетита и решительно засеменил к двери, но Сварог вовремя сделал шаг в сторону, преграждая дорогу в последний момент. Тут только толстяк поднял на него затравленный взгляд, пробурчал:

— Дела у меня…

— Вот как? — спросил Сварог безжалостно. — А мне отчего-то показалось, что вы меня боитесь… или морду воротите так, словно я выродок человечества и рядом со мной стоять невозможно…

— Померещилось вам, — буркнул кухарь и сделал попытку прорваться в дверь, но Сварог уже недвусмысленно протянул руку и сграбастал его за жилет. У него мелькнула новая мысль, и он, приблизив лицо, со зловещей гримасой протянул яростным шепотом: — Ты что мне вжратву подсыпал, труженик поварешки? Только врать не вздумай, я такие вещи просекаю с лету…

— Ваш-ше вели… — пискнул кухарь так, что Сварог уже ни в чем не сомневался. — Не я это…

Сварог от удивления поднял брови до мыслимых пределов, позволенных природой. Он никак не ожидал, что пришедшая в голову незатейливая шутка окажется святой правдой. Вот до чего дошло… Поистине, люди меняются… Или…

— Так, — сказал он зловеще, медленно, с расстановкой, прижимая кухаря спиной к стене и сводя пальцы у него на глотке. — Так, значит? Это и называется морским гостеприимством? Не думал, что я такие вещи просекаю, а? Ты вообще знаешь, кто я такой, чумазая твоя рожа?

— К-король Сварог… — прошептал кухарь совершенно потерянным тоном. — Слух уже пошел, ребята втихомолку, промеж себя говорили…

— Приятно, что мое скромное имечко пользуется некоторой известностью, — сказал Сарог. — А все ли вы обо мне знаете, мой пузатый друг? Например, на что я способен, когда мне в лапы попадет мерзавец, собиравшийся меня отравить?

Кухарь тихонько постанывал от ужаса. Сварог то сжимал пальцы на его глотке, то, гуманизма ради, ослаблял хватку. Безжалостно продолжал:

— Ты знаешь, веник кухонный, на что похоже настоящее хелльстадское чародейство? Сначала у тебя гляделки вылезут…

— Помилуйте, ваше величество! — прохрипел кухарь в совершеннейшей панике. — Чем хотите клянусь, я бы сам ни за что… При моей-то к вам любви и уважении, при том, что вы спасли жизнь капитану… Это она все…

— Марута?

— А кому ж еще? Когда я вам, стало быть, нес поднос из камбуза, она меня перехватила в коридоре, велела занести все к ней в каюту, а самому ждать за дверью. Я долго там торчал… Что она с едой делала, понятия не имею, может, и ничего плохого…

— Ага, — сказал Сварог. — Просто полюбопытствовать хотела, что же мне нынче подают на обед. В жизни не видела рыбы в соусе и жареной баранины, деревенщина этакая, вот и решила полюбоваться.

— Я вам собирался знак подать, чтоб не ели…

— Долго же ты собирался, — сказал Сварог. — Не ухвати я тебя за глотку, так бы и улетучился…

Кухарь вскинул на него глаза, в коих светилось нечто, слабо напоминавшее мимолетный приступ решимости:

— А что прикажете делать, когда делать нечего? Попала мышка меж котом и мышеловкой… С одной стороны, вы, с другой — эта стерва… Не по мне такие сложности, вот что! Думаешь только об одном — как бы шкуру спасти посреди жизненных хитросплетений… Ваше величество, пощадите, а? Не своей же волей, мы люди маленькие, жить хочется…

Мокрый от страха, он был жалок, и Сварог брезгливо разжал пальцы. Кивнул:

— Исчезни отсюда, да язык держи за зубами, а то рассержусь по-настоящему… Брысь!

Проводив философским взглядом исчезнувшего во мгновенье ока толстяка, подошел к столу, вдохнул невыразимо пряные ароматы, струившиеся от искусно приготовленных яств, всмотрелся и покачал головой. Над столом вздымался черный ореол причудливых очертаний, по замысловатости и фантазийности превосходящий тот, что видящий мог наблюдать над «Призарком удачи». Ну, разумеется, это не примитивный яд — нечто гораздо более изощренное и опасное. Жаль, не определить, что именно. Следовало бы, появясь перед ведьмой, держаться именно так, как и следует человеку, слопавшему обмороченный обед, — но как следует держаться? Поди угадай…

Он задумчиво закурил, уже совершенно не заботясь о конспирации, — какое это теперь имело значение… Итак, ведьма взялась за него вплотную. Когда увидит, что обед должного эффекта не оказал, придумает что-нибудь еще, и тут уж держись…

Вот и расплата за спокойную ночь и первую половину дня, в течение которых ничего с ним не случилось. Они с палубным мастером благополучно вернулись на корабль, а утречком, когда Сварог самым беззаботным видом появился на шканцах, притворяясь, что в прекрасном расположении духа вышел подышать свежим морским воздухом, Бунак тихонько подошел, отвел его в укромное местечко за нижним парусом и шепотом сообщил, что, по рапорту одного из его сторонников, стоявшего на вахте, в капитанской шлюпке, когда она вернулась с берега, было на одного человека больше. Уплыло семеро, а вернулись восемь. Восьмым был некто в плаще с опущенным капюшоном, проследовавший с капитаном в его каюту — так бесшумно, словно и не ступал по палубе вовсе нормальными человеческими ногами, а являл собою прикрытый плащом сгусток тумана. В точности как в прошлые разы, говорил Бунак с бледным и отчаянным лицом — фигура в нахлобученном капюшоне, от которой шибало холодом и еще чем-то, не имевшим отношения к роду человеческому. Вы как хотите, говорил Бунак, а я самое позднее к обеду начну помаленьку подымать всех, на кого можно положиться, потому что, чует мое сердце, снова придется делать что-то такое, после чего дороги назад, глядишь, и не будет погубленной душе.

Сварог его ободрил, насколько мог, еще раз обещал, что примкнет незамедлительно и отступать не намерен. И вернулся к себе в каюту. Просидел там до обеда, ну, а потом пришел прятавший глаза Половник…

Прислушался, обернувшись к двери. На корабле явно что-то происходило, пока что не имевшее ничего общего с мятежом. Деловито посвистывала боцманская дудка, выпевавшая незнакомые Сварогу сигналы, и моряки, перекликаясь, топотали по палубе. Судя по звукам, все протекало слаженно и деловито, ничем не напоминая бунт, выражающийся прежде всего в хаосе, беспорядке…

Он понимал уже, что выбора нет. Либо в самом скором времени разразится бунт, к которому и в самом деле следует немедленно примкнуть, либо, если что-то не сладится, ведьма, как только обнаружит, что обед не пошел Сварогу во вред, измыслит что-то еще. Если мятежа не случится, следует, плюнув на возможные неудобства странствий в одиночестве по морскому дну, без затей выпрыгнуть в окно, раздобыв предварительно оружие…

«Пароход», — подумал он. Как-никак он был в состоянии сотворить из ничего речной пароход, на котором они тогда с Делией и Странной Компанией плыли по Ителу. Раньше он не стал этого делать, потому что не справился бы с судном в одиночку — но теперь, поразмыслив, пришел к выводу, что варианты все же имеются. Управлять пароходом в одиночку он не сможет — но кто сказал, что следует непременно управлять? Развести пары в машине, закрепить штурвал — и пусть себе пароход чешет по прямой. Как ни велик океан, рано или поздно попадется на пути какая-нибудь суша… Или, не мудрствуя, предложить Бунаку отправиться вместе? Нет, не получится, это Сварог может отойти пешочком от корабля по дну, а палубного мастера заметят, когда он поплывет саженками, еще пристукнут, чего доброго… Значит, в одиночку?

Дверь распахнулась. Сварог отпрянул и принял подходящую к случаю боевую стойку — как-никак рукопашные искусства остались при нем…

Влетел палубный мастер с каким-то длинным свертком в руке, не теряя времени, принялся разматывать. Быстренько смекнув, что к чему, Сварог извлек оттуда абордажную саблю в ножнах, едва показался эфес. Швырнув парусину на пол, Бунак протянул ему пару пистолетов. Сунув их за пояс и перекинув перевязь через плечо, Сварог почувствовал себя гораздо увереннее.

Лицо у палубного мастера было вовсе уж перекошенное, губы так и прыгали.

— Пошло оно все к лешему! — выдохнул Бунак. — Пора свистать всех наверх, плохо дело…

— Что стряслось? — тихонько поинтересовался Сварог, проверяя со знанием дела, легко ли сабля выходит из ножен.

— Похоже, он окончательно с ума соскользнул, — сказал Бунак.

— Джагеддин?

— Кому же еще? «Призрак» меняет курс, мы идем на руп-руп-нор… Только что была команда зарядить все пушки картечью, мне велено строить абордажную команду, ей тоже выдают мушкетоны с картечными зарядами, все шлюпки готовят к спуску…

— И что? — искренне не мог сообразить Сварог.

— Вы ни черта не понимаете, — с тихим отчаянием сказал палубный мастер. — Ни черта вы не понимаете, сушняк вы этакий… Ближайшая суша на руп-руп-нор — Тюленьи острова. Там черные тюлени, ясно? Места, которые всякий нормальный моряк обходит стороной испокон веков. Особенно сейчас, когда началась рожалка. Матки мечут приплод, весь остров, главное лежбище, в новорожденных… Осталась парочка морских лиг, не более…

— Бросьте, — сказал Сварог, оцепенев лицом, — не может же быть…

— Может, — сказал Бунак. — Ох как может… Все шлюпки к спуску. Абордажная команда с мушкетонами. Пушки заряжены картечью. Что это еще может означать? Мать моя женщина, садить картечью по черным тюленям… Это… Это… — в глазах у него стоял не рассуждающий ужас. — Это полная погибель души, вот что, любого моряка спросите, это даже не по косаткам палить… Думаете, я один оказался такой сообразительный? Ребята тоже смекнули что к чему, и тут уж в сторонке не отсидишься… Сейчас начнется, верно вам говорю!

— Где капитан?

— На мостике его пока что нет, все приказы шли через штурмана.

Первый помощник куда-то запропастился — ох, неспроста… Все же соображают, не дети малые… Ага!!!

Теперь и Сварог слышал звуки, которые при всем незнакомстве с морской жизнью и бытом плывущего в открытом океане корабля никак нельзя было посчитать эпизодом рабочих будней — топотали бегущие, повсюду звучали злые вопли, бряцало оружие, словно бы отзвуки ожесточенной перебранки донеслись, и кто-то отчаянно заорал так, словно его сбили с ног и промчались по нему человек с дюжину…

Он выскочил на палубу следом за палубным мастером, с ожесточенным лицом махавшим обнаженной саблей. Хватило одного взгляда, чтобы понять: все правда, на корабле и в самом деле началось производственное совещание по вопросу о том, как работать дальше — с учетом специфики места и трудового коллектива…

Потом Сварог опытным взглядом понаторевшего в подобных заварушках человека выделил три группы, примерно равные по численности. Одни в несколько рядов стояли перед капитанским мостиком, держа оружие наготове, зло-оскаленно таращась на однокорабельчан, обуреваемых совершенно противоположными стремлениями: они, потрясая разномастным оружием, орали что-то неразборчивое в сторону стоявшего на мостике Джагеддина. Были и третьи — эти, скорее, выполняли роль зрителей, гуртуясь в сторонке с холодняком в ножнах и пистолетами за поясами. Вид у них был растерянный, ошарашенный. Не то чтобы они трусили — попросту оказались не в силах пока принять какое-то конкретное решение, выбрать, к какой стороне примкнуть и стоит ли примыкать вообще. Смешно, но самыми опасными, с высоты своего королевского опыта здраво рассудил Сварог, были именно они. Потому что предсказать что-то решительно невозможно. Поди угадай, в какую сторону шатнутся — а ведь могут оказаться тем самым грузом, что вмиг перевесит чашу в ту или иную сторону…

Пока что соблюдалось некое неустойчивое равновесие: и защитники капитанского мостика, и мятежники только орали и махали своими смертоубийственными причиндалами. Не хватало решительных команд, прозвучавших бы в том или ином лагере, каких-то резких действий…

Бунак, очевидно, это тоже уже понял — он врезался в толпу тех, кого поднял на бунт, моментально пробился в первый ряд, работая кулаками, локтями и эфесом сабли, встал вполоборота к шумящим и завопил, перекрикивая всех:

— Байдан на тукан, живорезы, талан на худан! Халопнули хавалки моментально! Король Сварог собственной персоной! Дорогу славному королю!

Вот тут Сварог мог воочию убедиться, что его скромная персона пользуется среди морского разбойного народа известным почетом и уважением — толпа моментально притихла, озираясь, а когда он сделал единственный шаг вперед, молча раздалась, освобождая широкий проход. Вот только времени не было умиляться подобным пустякам… Он не имел ничего против участия в мятеже, но не знал, что должен сказать или сделать…

Вышел в первый ряд, как палубный мастер, встал так, чтобы держать в поле зрения и тех, кто преграждал дорогу на капитанский мостик, и тех, кто бушевал у подножия лестницы. Справедливости ради, следовало отметить, что рожи на той и на другой стороне выглядели совершенно одинаковыми…

Он послал Бунаку выразительный взгляд, и тот, уразумев, в чем дело, взял быка за рога. Крикнул:

— Братишечки, не гомони! Мы с вами не портовая шантрапа, а честные и благородные рыцари удачи! Коли уж возникли к капитану законные вопросы и претензии, пусть все идет своим чередом, согласно обычаям! Объявляю толковище по всем правилам! Эгей, капитан, слышали? Согласно стародавним обычаям, морская братия собралась, чтобы вам задать неотложные вопросы, на которые благоволит получить исчерпывающий ответ!

Он чеканил, как по писаному. Это, очевидно, была каноническая формула для подобных заварушек — Сварог, к своему удивлению, увидел, как на палубе мгновенно воцарились тишина и, пожалуй, порядок, большинство сабель отправилось в ножны, ножи — за голенища, а пистолеты — за пояс. Даже те, что защищал капитанский мостик, одобрительно кивали. Великое все же дело — установления и этикеты…

Совсем близко, не далее чем в морской лиге, виднелся небольшой остров — голые, лишенные всякой растительности скалы, обширная береговая полоса прямо-таки усеяна черными тюленями.

Сварог поднял голову. Джагеддин все так же стоял у вычурных перил, положив на них сильные ладони, форменным образом окаменев. Рядом, скрестив руки на груди, помещалась Марута — далеко не такая хладнокровная, на лице у нее Сварог с радостью усмотрел и беспокойство, и даже некоторую растерянность. Что-то временами касалось его висков, их словно бы щекотал пучок сухих перьев — ну да, ведьма конечно же пыталась что-то сделать, она уже пустила в ход нечто из своего арсенала. Но, судя по тревоге на лице, по метавшемуся взгляду, ей не удавалось сделать хоть что-нибудь с многолюдством… Вот и прекрасно.

Бунак крикнул:

— Паруса долой! В дрейф, по правилам! Капитан, лучше бы вам обычаев не ломать…

После короткого молчания Джагеддин, прямо-таки прожигая взглядом сподвижника, поднес микрофон к губам и отчетливо распорядился:

— Убрать паруса, ложимся в дрейф!

Засвистела боцманская дудка — боцман, как определил Сварог, пошарив взглядом, оказался в рядах мятежников — и по вантам проворно побежали моряки из парусной команды. «Интересно, а где же тот? — подумал Сварог. — Фигура с опущенным на лицо капюшоном? В капитанской каюте, надо полагать?»

Марута что-то сказала Джагеддину на ухо, и Сварогу крайне не понравилась улыбка, игравшая при этом на ее розовых губках. Люди на мостике никак не выглядели проигравшими — вряд ли у них ничего нет в запасе…

Он опустил руку на пояс, мимолетно коснулся пальцами рукояти пистолета — колесцовый замок был взведен на полную, кремень ввинчен надежно. В крайнем случае, пустить ей пулю в лоб, а там посмотрим, умеет ли она отводить пули или отклонять вооруженную руку…

Ему показалось, что Джагеддин умышленно его игнорирует, смотрит, как на пустое место, или старательно обходит взглядом. Усмехнувшись уголками губ, капитан громко спросил:

— Что за вопросы и в чем претензии?

— С полным нашим удовольствием! — откликнулся палубный мастер. — Ответьте, капитан, внятно и подробно: какого лешего мы идем к острову, и к чему все эти приготовления? Я, знаете ли, не дите малое, и из всего происходящего делаю единственный вывод: полное впечатление, что вы собираетесь палить по тюленьим лежбищам…

— Вас не устраивает что-то, дружище? — спокойно спросил капитан.

— Нет, ну ничего себе! А кого это устраивает? Ты что, капитан, хочешь сказать, есть более верный способ загубить душу на вечные времена, чем палить по черным тюленям?!

Толпа одобрительно загомонила. Даже те, колеблющиеся, закивали, из их рядов послышались первые, робкие поддакивания.

Марута вдруг резко повернулась и исчезла за дверью, ведущей с мостика на лесенку, откуда можно было попасть в капитанскую каюту и на «Божьем любимчике», и на военных кораблях Сварогова флота примерно такая же планировка, так что не ошибешься.

Вот это ему не нравилось еще больше — отсутствие ведьмы на сцене. Вряд ли струсила настолько, что побежала прятаться под кровать — есть подозрение, как раз наоборот…

— А почему вы, собственно, решили, что мы собираемся палить по черным тюленям? — спросил Джагеддин все тем же спокойным, даже слегка насмешливым тоном.

— А к чему тогда все эти приготовления? — рявкнул Бунак. — Мы идем прямехонько к острову, пушки заряжены картечью, шлюпки готовы к спуску…

— Бунак, Бунак… — укоризненно покачал головой Джагеддин. — Ты опять шум поднял, не разобравшись…

— А что тогда?

— Могу тебя успокоить, у меня совершенно другие планы…

— Интересно, какие?

— А вот это уже совершенно не твое дело, — вкрадчиво сказал Джагеддин. — Коли уж ты ссылаешься на стародавние уставы, так и мне позволь тем же фарватером идти… Сам прекрасно помнишь иные тонкости, договор подписывал, как всякий рыцарь удачи… Капитан в обычное время не обязан отчитываться перед командой в своих действиях и разглашать заранее свои намерения… — он повысил голос. — Я что, не прав?

Сварог бросил по сторонам быстрый взгляд — очень многие, только что яростным ревом выражавшие одобрение Бунаку, теперь кивали, соглашаясь с капитаном.

— Так то — в обычное! — крикнул Бунак. — Режьте меня на кусочки, но время сейчас самое что ни на есть необычное! Ты по тюленям собрался палить!

— Да с чего ты взял?

— Соображаю же, не дурак!

— Нет, с чего ты взял?

— А зачем пушки заряжены картечью? Зачем мою команду заставили вооружиться картечницами? Зачем все это?

Ухмыльнувшись, Джагеддин сказал, произнося слова так, словно тщетно пытался что-то вдолбить малолетнему несмышленышу:

— Бунак, хороший ты человек, и драчун отменный, но вот с сообразительностью у тебя всегда было слабовато. Я тебе по-хорошему, в который раз напоминаю: есть писаный договор, где четко обозначены все права и обязанности — и членов экипажа, и капитана. Я тебе еще раз говорю: капитан в обычное время не обязан…

Не слушая более, Сварог подошел, взял палубного мастера за рукав и шепнул на ухо:

— Лопни моя селезенка, он попросту тянет время…

— Вот и я так думаю, — зло прошептал Букнак. — Хреновенькие дела. Эта стерва не зря смылась…

— Но надо же что-то делать. Протянем, может плохо кончиться…

— Думаете, я не понимаю? — оскалился Бунак. — Нужен порыв, а его пока что нету… Убалтывает он ребят, чтоб ему…

Сварог его прекрасно понимал — и в самом деле необходим порыв. Необходимо, по крайней мере, чтобы кто-то первым остервенело заорал «бей!», сделал первый выстрел, нанес первый удар… И уж тогда понесется так, что разжигать не придется. Но непохоже что-то, чтобы палубный мастер решился…

— Выстрелить? — спросил Сварог совсем тихо. — С такого расстояния не промахнешься…

— Подождите! — вскрикнул Бунак с изменившимся лицом. — Я ж не хочу, чтобы его убили, его бы в нормальное состояние привести, в прежнее… Это ведь Джагеддин…

— Уверены? — поморщился Сварог.

— Всегда есть надежда…

«Твоим бы хлебалом, сударик, да медок наворачивать», — подумал Сварог сердито. Плохо верилось, что капитана удастся еще вытащить из той поганой ямы, куда он залез по собственному желанию.

А впрочем, это обстоятельство было сейчас не главным. Самой насущной задачей оказалась другая: как поступить? Ему всерьез казалось, что лихой напор, быстрый отчаянный удар по защитникам капитанского мостика волне мог принести победу. Но палубный мастер, раздираемый меж человеколюбивым желанием все исправить и старой любовью к своему капитану, похоже, не годился в предводители. А за Сварогом то ли пойдут, то ли нет… Впереди явственно обозначился тупик. Мятежники на глазах теряют решимость, началась тягучая перебранка, а тем временем…

Вот именно — тем временем! Сварог почувствовал, как кожу на лице ему стягивает словно бы морозом. Из-под двери, за которой скрылась Марута, стали медленно, невесомо выползать завитки темного дыма, напоминавшие те, что заполонили каюту, когда ведьма ухитрилась его себе подчинить. Только эти были гораздо темнее — и гораздо красивее, следовало признать. Они напоминали уже не дым, а скорее аккуратные узоры, наносимые чеканщиком на податливую медь, они не расплывались, просто-напросто удлинялись, вытягивались, понемногу заполняя капитанский мостик, покрывая чистые доски настила шевелящимся ковром, безукоризненным узором, держась над самой палубой, распространяясь не так уж быстро, но неостановимо, целеустремленно…

Ничего хорошего ждать от этого не приходилось, и не было ни времени, ни желания гадать, что произойдет, когда эта пакость спустится с мостика на палубу, под ноги собравшимся. Вот черные узоры уже скрыли подошвы сапог рулевого, навытяжку застывшего у штурвала подтекли под ноги штурману, стоявшему слева от Джагеддина с тяжелым двуствольным пистолетом в руке. Ничего вроде бы не произошло с обоими моряками, но как-то ни примечательно оцепенели, и что-то определенно случилось с их лицами, со взглядами — нечто темное, злобное, принадлежащее не этому миру легло на физиономии, появилось в глазах нечто такое, отчего рука Сварога сама собой оказалась на эфесе.

Не раздумывая, он шепнул Бунаку:

— Если начнется заварушка, не тяните, я вас умоляю…

И, убрав руку с эфеса, спокойно вышел вперед, приблизился к защитникам капитанского мостика, прошелся перед ними гоголем, с рассчитанной медлительностью, фасонно ставя ногу с пятки на носок. Глядя в испуганные, озадаченные, сердитые лица, начал с расстановочной, по всем правилам тарабарского народа, усвоенным в трюме корабля, чье название так и не успел узнать:

— Ну, что лупалки выкатили, босявые? Гляди веселей, шушара дерганая, не на собственных похоронах жмура давите! Вон ты, длинный, затвори жевалку, ворона влетит, хавиру устроит! Вы что, давно чудасили без увесистых непоняток? Делать нечего, гопота гунявая? Чего в репе чешешь, пузатый? Делать мне нечего, кроме как с вами стукаться посреди потекучки, радости-то… Что мурцаете дуры да щекоталки, не наигрались? Я вам барадаю, а вы прочистите хлюпки и шевелите думалкой, корявые!

Он с радостью видел, что на обращенных к нему физиономиях начинает все сильнее проявляться нечто вроде туповатой радости — с ними говорили на хорошо понятном языке, и это чуточку меняло дело… Ободрившись, Сварог развивал успех:

— Щекоталки попрячьте, бостында позорная, а то еще друг другу зырки повыкалываете! Знает меня кто? Я вам что, чухарь от граблей, что ни одна хлюнда не рисует с профиля и фаса?

В полном соответствии с тактикой подобных толковищ он выбрал себе в качестве мишени пару-тройку конкретных физиономий — и смотрел главным образом на них, обращался главным образом к ним, чтобы послужили катализатором, учено выражаясь. Продолжал громко, бодро, жизнерадостно:

— Вы что, обочинные, не слышали, как вон тот дядька мою звалку голосил на всю толпу?! Ну, кого спрашиваю? Звякните, за правду не чурдану!

Послышался неуверенный, но внятный голос:

— Король Сварог…

И еще несколько, гораздо тише, повторили то же самое.

— Радости полные штаны! — заорал Сварог, косясь на черные узоры, занявшие уже половину мостика и медленно распространявшиеся к балюстраде, к Джагеддину. — Признали наконец, межеумочные! Ну да, все верно. Я и есть Сварог Первый, король Хеллльстада, а также иных прилегающих и отдаленных земель… Слышали обо мне, простодыры? Вы уж не посетуйте, ребятки, но случилось так, что захотелось мне поразвлечься, вот и объявился в голом виде, искупнуться в Белой Волне! Вы что, гутявые, решили, что меня спасаете? Да это я вас спасаю от самых крупных жизненных пакостей…

Он извлек из воздуха сигарету, прикурил и выпустил густую струю дыма в лица стоявших совсем близко к нему головорезов. Ближайшие непроизвольно отпрянули. Ухмыльнувшись, Сварог поднял левую руку, согнув пальцы так, словно держал невидимую палку — и в руках у него тут же оказалось горлышко черной пузатой бутылки. Он отхлебнул добрый глоток рома — не столько эффекта ради, сколько по насущной потребности, ради подкрепления куража — резким движением сунул бутылку одной из выбранных мишеней:

— Хлебни путевой дурки, пока король угощает! Кому говорю? Что пятишься? Травить тебя не собираюсь, я ж сам отсюда только что жлоктал…

Поборов опасения, означенный тип с превеликой осторожностью взял у Сварога бутылку, понюхал, моментально отмяк лицом — и, прижав горлышко к губам, враз покончил с содержимым сосуда.

Сварог покосился на мостик. Следовало поторопиться — черные узоры распространялись хотя и медленно, но крайне целеустремленно и останавливаться пока что не собирались. Вынув из воздуха еще несколько бутылок, он рассовал их в протянутые руки ближайших головорезов и продолжал громко, жизнерадостно:

— Верно вам говорю, господа мои, мне просто пришла охота поразвлечься, и не более того. По-вашему, король Хелльстада может попасть в столь дурацкое положение? Да захоти я плыть не саженками, а на чем-то достойном монарха… Прошу убедиться!

Он эффектно выбросил руку к правому борту в классическом стиле дешевого провинциального трагика, все головы машинально повернулись в ту сторону — и по толпе пронеслось громкое оханье, удивленное и испуганное.

Совсем рядом с «Призраком» покачивался на волне речной пароход, систер-шип достопамятной «Принцессы», надежно пришвартованный к пиратскому кораблю тонким тросом (таково уж было «техническое задание» данного заклинания — при сотворении корабля из ничего он, дабы не уплыл, будет пришвартован к ближайшему берегу или любому выступающему над водной поверхностью предмету). Пароход для Сварога был полностью бесполезен по причине отсутствия экипажа, но кто об этом знал?

Ближайшие от него форменным образом шарахнулись. Кажется, они наконец-то пришли в состояние домной запуганности или уж, по крайней мере, должного ошеломления… Ухмыляясь с видом человека, для которого подобные чудеса — недостойная внимания мелочь, Сварог продолжал:

— Я — человек мирный. Всякий, кто вовремя уберется с дороги или будет слушаться, обычно остается живехонек и здоровехонек… Стоять смирно, шпаргонцы! — рявкнул он, меняя интонацию. — Кончайте базар! Я здесь оттого, что на корабле у вас скверно. Капитан ваш по глупости связался с нечистой силой, вот меня и попросили выправить положение. Ничего с ним плохого не случится, вылечим, я знаю людей, которые это умеют… Расступись!

Глядя, как только что преграждавшие ему дорогу рыцари удачи мгновенно шарахнулись, освобождая проход к мостику, толкая и сбивая с ног друг друга, он понял, что переломил ситуацию. Кивнул палубному мастеру, и тот во главе дюжины самых решительных своих сторонников двинулся вслед за Сварогом к подножию лестницы.

Задрав голову, Сварог резко распорядился:

— Капитан Джагеддин, вы мой пленник! Бросьте оружие!

— Хорошо же вы платите за гостеприимство, король Сварог… — сказал Джагеддин, не шевелясь.

Если он рассчитывал устыдить Сварога, напрасно. Человек, достаточно долго проработавший королем, быстро привыкает к нехитрой мысли: ради общего блага приходится совершать самые неблаговидные поступки без всякой оглядки на совесть или аналогичные трепыхания души. А поскольку он сейчас не для себя старается, как раз на общее благо, представляя интересы наиболее прогрессивной части пиратов — совесть молчала, словно была глухонемой отроду.

Он все же задержался на миг на нижней ступеньке. Глаза Джагеддина его поразили — в них мешались самые разнообразные чувства, там была и смертная тоска, и дикая злоба, и растерянность. Словно в этом сильном и храбром человеке насмерть боролись две совершенно непохожи личности — прежняя и нынешняя. Скорее всего, так и обстояло. Но не было времени на отвлеченные умствования, Сварог поднялся еще на пару ступенек, заранее прикинув, как будет действовать, если Джагеддин схватится за меч. Черные невесомые узоры, струясь, переплетая, подползали к ногам капитана.

— Взять его! — непререкаемым тоном приказал Сварог Бунаку.

Высоко над головой, где-то на верхушке мачты, заревела труба, повторяя один и тот же, незнакомый Сварогу сигнал. Настала мертвая тишина, все замерли, как в какой-то полузабытой детской игре, и оттуда, сверху — ага, из корзины на мачте, где торчал наблюдавший за морем часовой — послышался крик:

— Тридцать с руп-нора!

Ничего не понимавший в морских координатах Сварог попросту посмотрел туда же, куда повернулись все.

Прямо на них со стороны моря шел большой корабль под высокими гроздьями белых парусов, он был совсем близко, и под бушпритом сияла позолотой знакомая носовая фигура — конская голова. Слышно было, как на его палубе свистит дудка. Грациозно скользя по волнам, корабль стал поворачиваться к ним левым бортом, и, еще до того, как удалось бы прочитать название, Сварог узнал светло-коричневый с синими полосами борт (оба ряда пушечных портов распахнуты). Мало было на Таларе кораблей, которые он при всем своем невежестве мог безошибочно узнать издали, — но уж «Божьего любимчика»…

Корабль надвигался, грозный и красивый, и над грот-мачтой полоскались по ветру три узких и длинных алых вымпела — не просто вызов на бой, а на смертельную схватку до последнего. Оцепенение на палубе «Призрака удачи» длилось лишь несколько секунд, а потом раздался громкий, решительный приказ Джагеддина:

— Все по местам! К бою!

Засвиристела дудка, очевидно, повторяя приказ. Затопотали бегущие, и Сварог нереально быстро оказался вдруг в полном одиночестве. Чуть растерянно озираясь, он увидел, что все до единого — и мятежники, и сторонники капитана, и колебавшиеся — моментально забыв и о прежних разногласиях, и о самом бунте, кинулись занимать места согласно боевому расписанию. Ни одного не осталось у мостика. Старая, как мир, история — перед лицом внешнего врага все внутренние распри вмиг забываются…

Джагеддин уже не обращал на Сварога никакого внимания — он метался на мостике и отдавал команды в микрофон. По снастям с невероятной быстротой карабкались вверх люди из парусной команды, слышно было, как под ногами, на орудийной палубе, тяжело перекатывают пушки — ага, у них же все до единой заряжены картечью, которая, надо полагать, в морском бою уступает ядрам, тут свои правила, не те, что на суше…

Не оставалось никаких сомнений, что бунт на корабле провалился самым позорным образом, пусть и по независящим от его активистов причинам, и когда удастся его повторить, одному Богу известно. При нынешних обстоятельствах делать здесь Сварогу было совершенно нечего. Он успел еще заметить, что с началом переполоха черные узоры, конвульсивно содрогнувшись, стали гораздо быстрее сокращаться в размерах, втягиваясь назад — словно кинопленку пустили задом наперед — но это уже не имело никакого значения.

Подбежав к борту, он прыгнул головой вперед, вошел в воду не особенно изящно, но и не ударившись брюхом. Вынырнул и, ожесточенно загребая, поплыл к недалекому острову, опять-таки не заботясь об изяществе стиля, а лишь о быстроте. Ни ядра, ни картечь не могли причинить ему вреда, но все равно, лучше оказаться подальше от того места, где сводят старые счеты две столь примечательных личности, как капитан Зо и Джагеддин. В конце концов, упавшая на голову мачта и Сварогу не прибавит здоровья, совсем наоборот — а до падающих мачт, сердце вещует, вот-вот дойдет дело…

При каждом рывке тела приподнимаясь над водой, он видел неисчислимое множество черных тюленей на берегу, слышал уже верещанье детенышей, хруст гальки под плавниками.

Прямо перед ним из воды выметнулись дьявольски проворные черные тела, блеснула гладкая мокрая шерсть, и тюлени, числом с полдюжины, закачались перед ним на волнах, пытливо уставившись огромными темными глазами. Сейчас Сварога совершенно не интересовали все плетущиеся вокруг них россказни — а также процент правды в таковых. Ему попросту хотелось побыстрее достичь берега.

Ближайший тюлень разинул пасть. Сварог и не думал, что у этих морских зверушек во рту столь внушительный набор клыков — и теперь понимал, что если эта компания накинется на него, шансов останется мало, они были в совей стихии, а вот ему придется туго…

Поплавком бултыхаясь на поверхности, он лихорадочно искал выход. Полагаясь даже не на интуицию, а на примитивное везение, широко развел руками и внятно произнес:

— Ребята, уступите дорогу, а? Видит Бог, я против вас ничего не имею, мне бы на берегу отсидеться…

Разобраться в выражении огромных темных глаз не было никакой возможности, они оставались загадочными и непостижимыми, в точности как женская душа. Бодрости придавало лишь воспоминание о тех самых моряцких байках — никто не слышал, чтобы черные тюлени причиняли людям вред… с другой стороны, здесь их самки с детушками малыми, поди угадай, что им в голову взбредет, от этих островов любой рассказчик как раз заклинал держаться подальше…

Черные тела, крутясь в немыслимых пируэтах, прянули в стороны. Дорога вроде бы свободна. Сварог поплыл к совсем близкому уже берегу, кося взглядом по сторонам — черные тела неотступно его сопровождали с обеих сторон, плыли и сзади, и лучше не думать про то, что случится, если эта премилая зубастая пасть цапнет за шею, потому что все равно не успеешь помешать, не отобьешься…

Ощутив под ногами твердое дно, он выпрямился и, истекая водой, хлюпая полнешенькими сапогами, вышел на берег в том месте, где он был пуст. Расположившиеся поодаль мамаши сердито на него зафыркали, преграждая дорогу любимым чадам, по несмышлености собравшимся было поближе познакомиться с экзотическим гостем. Писк, визг, хлопанье ластов по гальке, самое настоящее рыканье… Гомон стоял такой, что уши закладывало.

Цепляясь за камни, обдирая ладони, Сварог карабкался на пологую скалу. Пару раз ноги сорвались, хорошо, что не обе сразу, но все же он оказался на вершине. Покрепче ухватившись за скальный выступ, расставив ноги, уставился в море. Ветер трепал ему волосы.

Отсюда, с немаленькой высоты, все предстало в жуткой красоте — корабли сходились, «Принцесса» уже дрейфовала кормой вперед далеко в стороне: кто-то сообразил перерубить канат, чтобы нелепый в открытом море речной кораблик не мешал маневрам.

Вследствие невежества в таких делах — а также из читаных некогда романов о морских разбойниках — у Сварога давным-давно сложилось впечатление, что морской бой непременно продлится долго и будет представлять собой нечто вроде замысловатого танца со многими фигурами.

Выяснилось, ничего подобного. «Божий любимчик» оказался за кормой «Призрака», и паруса у того вдруг беспомощно обвисли исполинскими тряпками. Кажется, это называлось «заслонить ветер», припомнил Сварог то ли строки из романа, то ли чей-то рассказ. Изменив курс, капитан Зо развернулся к противнику левым бортом — и «Божий любимчик» словно взорвался вдруг, чуть ли не до верхушек мачт окутавшись клубами тяжелого дыма.

Когда он рассеялся, Сварог увидел, что румпель «Призрака» разбит в щепы, бизань-мачта рухнула, наискосок волочась за кормой, таща за собой всплывшие на поверхность паруса. «Божий любимчик», по инерции пройдя мимо, разворачивался уже правым бортом. И все повторилось — залп всеми орудиями, стелящиеся над волнами клубы тугого дыма, потерявший управление «Призрак» болтался на воде, как улетая бутылка, на нем вспыхнуло сразу несколько пожаров, и, завершая разгром, с палубы «Божьего любимчика» сорвалось с полдюжины дымных струй, выгнувшись красивыми, геометрически безупречными дугами, обрушились на палубу агонизирующего корабля — капитан Зо добивал противника ракетами с горродельским огнем, огонь охватил «Призрака», словно стог сухого сена.

Расстояние было не так уж велико, и Сварог рассмотрел, когда ветром разогнало дым, что Джагеддин, упершись в палубу широко расставленными ногами, стоит посреди мостика, бьет по струнам виолона, с отрешенным, застывшим лицом, и его губы двигаются, но песни, разумеется, на такой дистанции не слышно…

Потом мостик снова заволокло черным, непроглядным дымом, и Сварог больше не видел капитана гибнущего корабля. «Призрак», пылая, как факел, зарылся носом в воду, вот уже исчез бушприт, вот погрузилось подножие фок-мачты, сквозь дым и пламя ошалело прорывались люди, сыпались в волны, как горох…

Сварог вздрогнул. Он не мог ошибиться, он действительно видел это — из дыма и пламени взвилось что-то, больше всего напоминавшее размытый, черно-туманный силуэт большого нетопыря, поднялось выше, выше, под самые облака, понемногу пропало с глаз, словно растаяв, смешавшись с небесной лазурью. Конечно, могло и привидеться, дым нешуточного пожарища принимал порой самые причудливые очертания — но Сварог мог бы поклясться, что действительно видел нечто, не имевшее ничего общего с обычным дымом…

«Божий любимчик» лег в дрейф. С него спускали сразу несколько шлюпок — с полдюжины направились к тому месту, где из воды торчала лишь корма гибнущего «Призрака», все еще окутанная огнем и дымом, с пылающими лохмотьями горротского флага — Сварог мимолетно полюбовался приятным зрелищем, — а одна, взяв совершенно другой курс, понеслась прямехонько к берегу.

Сварог принялся спускаться, внимательно глядя под ноги — обидно было бы расшибиться именно сейчас, когда все оборачивалось просто прекрасно. Шлюпка остановилась уардах в двухстах от берега — моряки определенно не решались подойти поближе к запретному месту — и Сварог, на бегу сбрасывая хлюпающие сапоги, неизвестно кому прежде принадлежавший камзол, перевязь с дурацкой саблей, прыгнул в воду, поплыл туда. Тюленья стража, плававшая неподалеку, на сей раз не обратила на него внимания.

Он плыл так, словно спасался от голодной акулы, охваченный жгучим нетерпением, стремясь как можно быстрее оказаться среди друзей — и, при каждом рывке вздымаясь из воды, уже видел на носу шлюпки фигурку в синем, в высоких морских сапогах, с мечом на поясе. Ветер развевал рыжие волосы, забросил за левое плечо концы длинного белоснежного платка, завязанного на шее по всем правилам морской моды. Мара смотрела на него сверху вниз, покачивая головой с насмешливым видом законной супруги, наконец-то узревшей неведомо где загулявшего беспутного муженька после недельного отсутствия. Ни слезинки в глазах, ни свойственной героиням романов «интересной бледности» — не тот характер, не тот типаж, следовало ожидать…

Несколько рук подхватили его и перевалили через борт. Иные лица выглядели смутно знакомыми, памятными по тому, давешнему плаванью, хотя Сварог и не вспомнил бы сейчас имен. Он уселся в носу, где отыскалось свободное местечко, привалившись поясницей к борту, улыбаясь широко и бессмысленно, протянул:

— А все-таки смерти нет, ребята…

— Это точно, — ухмыляясь, подхватил один из моряков (положительно, и голос знакомый, точно, общались тогда). — Пока мы есть, ее нету, а когда она придет, нас, собственно говоря, уже не будет, так чего ж ее бояться-то, философски рассуждая? С благополучным прибытием, ваше величество. Надо же, справилась старая чертовка, не зря взяли на борт вопреки всем традициям…

Пропустив мимо ушей это непонятное замечание, Сварог повернулся к Маре. Боевая подруга гордо и независимо смотрела на него темно-синими глазами, которые иные придворные поэты-лизоблюды в Равене уже повадились было сравнивать с какими-то самоцветами, воображая, что делают этим Сварогу приятное и надеясь на щедрое вознаграждение в благородных металлах монетного чекана. Правда, вознаграждения они так и не дождались и притихли после того, как Мара отловила парочку в лабиринтах дворца и пообещала поотрывать руки-ноги, заявив, что мадригалы, по ее глубокому убеждению, следует складывать исключительно о придворных шлюхах, к каковым она не относится…

— Ну, и где тебя черти носили? — поинтересовалась она спокойно.

— Долго рассказывать, — сказал Сварог, идиотски ухмыляясь в пространство. — Иди-ка сюда, я тебя поцелую, а эти господа деликатно отвернутся…

Мара бросилась ему на шею, не дожидаясь, когда моряки и в самом деле отвернутся поголовно. Закинула руки на шею, прижалась щекой так крепко, что у него на миг перехватило дыхание. Тяжко вздохнула, отбросив напускную браваду:

— Сколько было нервотрепки…

— Вы что, меня искали?

— Нет, порыбачить вышли от нечего делать…

— Как вы узнали, что я живой?

Не отрываясь от него, прижавшись щекой к плечу, Мара ответила то ли счастливым, то ли сварливым голосом:

— Вы, должно быть, от тягостных странствий и всех сопряженных с этим переживаний малость отупели, ваше величество… Изволили забыть, что Доран-ан-Тег никто другой не сможет взять в руки, пока жив последний хозяин? Вот от этого мы и стали плясать, когда перерыли там все вокруг и вглубь, но тела не нашли. Вообще-то, честно тебе признаюсь, эта гениальная идея не мне пришла в голову… Бони измыслил. Вот что значит здоровая крестьянская сметка. Ну, Интагар быстренько раздобыл парочку приговоренных к смерти и запустил их в комнату, где лежал топор. И когда топор их тут же… пожурил, все поняли, что ты живехонек. Только неизвестно где — а это уже проще, когда есть полная определенность. И начались поиски… Потом расскажу.

Сварог осторожно отстранил ее, заглянул в лицо. Нет, конечно, в глазах не было ни единой слезинки, но все равно, Мара смотрела на него так, что жить на свете становилось гораздо веселее, и душа пела от глупой гордости — это была его девушка на вечные времена, его красавица, подруга боевая, кошка рыжая… Он оцепенел от нежности, что с ним редко случалось.

Корабль был уже совсем близко, и сверху смотрели, ухмыляясь во весь рот, и некий король, прыгнувший на эту должность прямиком из беглых крестьян, и некий барон, не так давно воровавший кошельки в Равене, и некий природный граф, и остальные друзья, при виде которых Сварог забыл о всех печалях.

Часть четвертая. По ту сторону льда

Глава первая Третья корона

Старая колдунья Грельфи, вопреки своей обычной сварливости, казалась сейчас полностью умиротворенной и всецело довольной жизнью.

— Что ни говори, а есть в моряках обхождение и утонченность, которой сухопутным не всегда хватает, — сообщила она. — Душа радуется, глядючи, как они заботятся о дряхлой немощной старушонке, корочкой скудной поделились, не забыли, что старуха — тоже человек, и глоткупромочить ей хочется, как всякому…

Вот тут она, по старому обыкновению, прибеднялась на полную катушку. На столике перед ней стояла бутылка не просто «Семи якорей», а того отборного сорта, что запечатывают синим сургучом, а место пресловутой сухой корочки замещали блюдо с изюмом и тарелка с розовой ветчиной. Между делом, между фразами старуха прихлебывала ром отнюдь не воробьиными глоточками, столь же обстоятельно подкрепляясь заедками, благо зубы у нее были все до единого при себе, хоть проволоку перекусывай.

Сварог, неторопливо расхаживая по каюте, сделал пару шагов в сторону — и за ним тут же повернулась, словно стрелка компаса, черная корявая деревяшка, насаженная на костяной шпенек, каковой, в свою очередь, торчал из толстого, в палец толщиной, пласта высохшей кожи, в незапамятные времена принадлежавшей некоей весьма экзотической и, несомненно, огромной твари, про которую как-то не тянуло расспрашивать. Сварог и не слыхивал, чтобы сейчас обитали монстры с подобной шкурой — тут уж явственно попахивало вымершим драконом.

Перехватив его взгляд, старуха сказала с законной гордостью:

— Оказалось, не такая уж я слабосильная и никчемная, кое-что еще могу… Как, может быть, догадываешься, твое величество, этой механизмой я тебя и искала, а кораблю оставалось только плыть в соответствии с указаниями, понятия не имею, чья это шкура, больно уж стародавняя, но про нее мне, как видишь, не соврали. До сих пор работает, зараза… Так, значит, вернемся к твоей головоломке… Дымные орнаменты, говоришь, с черными искрами, говоришь… И сопротивляться ты не смог, завалила тебя эта Марута, как драгун кухарку… Твое величество, я тебе, конечно, верю, но мужики есть мужики. Скажи честно, она тебя и в самом деле заморочила или ты, мягко скажем, не особенно брыкался? По твоим же собственным описаниям, девка молодая, смазливая, а ты, уж прости за правду, верностью одной-единственной, по моим жизненным наблюдениям, что-то не блещешь…

— Так и было, как я рассказывал, — сумрачно сказал Сварог без малейшего раздражения. Он раз и навсегда постановил однажды, что злиться на вздорную старуху не стоит по причине ее полезности. — Она меня лишила всякого желания сопротивляться. Грельфи, но ведь это неправильно? На меня не действует магия…

— Любезный мой, — ухмыльнулась старуха. — Тебе никогда не говорили, что магия напоминает юриспруденцию — масса скрупулезнейших оговорок, подстрочных примечаний, злокозненных уточнений?

— Слыхивал, — кратко ответил Сварог.

— Ну так что же ты дурачком прикидываешься? Тебе, золото мое, нельзя причинить магией вред. Усек? В настоящей магии — а не в том ее карикатурном подобии, что пестуется наверху — есть два четко выраженных понятия: «вредный вред» и «безвредный вред». Вот от «безвредного вреда» ты как раз нисколечко не застрахован, и лучше бы тебе об этом никогда не забывать в твоей путаной и богатой приключениями жизни, иначе крупно влопаешься когда-нибудь. «Безвредный вред» — соображаешь? Вот, скажем, тебя никак нельзя заставить сожрать помимо воли целого барана или выпить единым махом ведро вина — обычное, в шесть гарнцев. Потому что у тебя от этого переворотит кишки, и даже ты, чего доброго, скончаешься безвременно. А вот от того, что ты часок покувыркался с молодой приятной давалкой, ни малейшего тебе вреда не выйдет… Понял?

— Да, примерно такую казуистическую оговорку я и подозревал, — сказал Сварог задумчиво. — Был похожий случай…

— Вот так-то! Заруби себе на носу эти тонкости, пока не вляпался в очередной «безвредный вред»… — она хмурилась, временами тихонько бормоча что-то под нос, поглядывая на потолок в своей обычной манере размышлять над чем-то серьезным. — А вот если мы займемся расплетанием загадки… Почему она, уже определенно зная — не могла не просечь! — что обморочить тебя не удастся, решила тем не менее завалить тебя в койку… Уж извини, не такое ты мужское сокровище всех времен и народов, чтобы у нее потекли слюнки и возникла неодолимая тяга перепихнуться… В душу пропащую через семь мостов!

С ее изборожденного морщинами лица мгновенно слетело всякое легкомыслие, глаза сверкнули так колюче, недобро, что Сварог остановился посреди каюты, охваченный нехорошими предчувствиями. Он что-то и не припоминал такого выражения лица у старой хрычовки…

— Мне бы оч-чень хотелось ошибиться, но, боюсь, все так и обстоит, — сказала Грельфи без тени веселости. — Во-от оно как… Ну, все сходится… Ты уж, конечно, кончил от всей души, прости старушенцию за интимные подробности… Ну, твое величество…

Слыхивала я о таких ухватках, имевших место быть в стародавние времена, но на моей памяти не случалось, вообще давненько не случалось, точно тебе говорю…

— Чего — не случалось? — спросил Сварог настороженно, уже не ожидая ничего хорошего.

— Вообще-то я тебя черными пророчествами пугать не собираюсь. Признаться по свести, предсказания у меня всегда были слабым местом, в этом искусстве не преуспела…

— Да? — невесело усмехнулся Сварог. — А помнится, во время нашей первой встречи вы мне четко и определенно предсказывали судьбу, довольно долгую речь произнесли…

— Это были не предсказания, — отрезала старуха. — Это было, если точно формулировать, туманное предвидение будущего. В самых общих чертах. А настоящие предсказания всегда гораздо более конкретные.

— Ну, не скажите, — возразил Сварог. — В свое время некая дама, именуемая Лесной Девой, взялась предсказывать всей нашей честной компании. Речь шла именно о предсказаниях, я точно помню. Точнее, о том, как нам суждено умереть. Иным она говорила предельно конкретно, иным — именно что туманными, общими фразами: мол, берегитесь того или этого…

— Слышала про такую, — сказала Грельфи. — Серьезная дама, что уж там. А что до конкретностей… Видимо, дело все заключалось в том, что кому-то из вас на роду столь неопровержимо написан тот или иной конец, что не остается никаких неясностей… а иные могут и избежать слабо предначертанного, если станут чего-то нехорошего беречься… — она пытливо уставилась на Сварога. — Я надеюсь, тебе она предсказывала в туманных фразах?

— Вот именно, — сказал Сварог. — Пожалуй, в этом случае ничего еще не потеряно, а? Есть шансы увернуться…

— Пожалуй, пожалуй… — и вдруг старуха, явственно охнув, наклонилась вперед, впилась в него не сердитым, а, пожалуй что, оторопелым взглядом. — Дура старая, теряю хватку… Что она тебе напророчила?

— «Бойся своей крови», — сказал Сварог. — Нет, не совсем так… Ага! «И своей крови остерегайтесь». Вот теперь я цитирую совершенно точно, словечко в словечко. Да, еще она мне советовала остерегаться мостов, то же, что и вы когда-то… Что касается мостов, я с тех пор…

Он замолчал, испугавшись увиденного. Старуха, побледнев, уставилась на него так, что он невольно обернулся — не возникло ли за спиной некое чудище? Нет, никого и ничего, хоть обычным взором смотри, хоть магическим…

— Дубины стоеросовые, — сказала Грельфи почти незнакомым, севшим голосом. — Ты — оттого, что не озаботился посоветоваться со знающими людьми сразу же, а я — потому что не сопоставила сразу, не догадалась, а ведь следовало бы. Ну конечно. Остерегайся своей крови… Тебе не приходит в голову, что это означает? Да то, очень может статься, что остерегаться тебе нужно собственных детей… по крайней мере, одного из таковых…

— Полагаете…

— Весьма даже полагаю! — отрезала старуха. — Если эта тварь с самого начала все затеяла для того, чтобы заиметь от тебя ребенка — дела скверные. От лара и ведьмы может народиться такое, что… Я даже гадать не берусь, и без того оторопь берет. И, между прочим, этот самый плод любви вовсе необязательно будет к родному папеньке испытывать хотя бы тень сыновней или там дочерней любви или хотя бы дружеского расположения. Случались в старые времена, как выразился бы наш Леверлин, прецеденты… Лар и сильная ведьма… Кому как, а мне холодно делается при одной мысли о том, что за ублюдок получится… В том смысле, что личность это будет весьма незаурядная — и такая головная боль, для тебя первого, что…

Даже не следовало уточнять, шутит она или говорит всерьез — при одном взгляде на ее застывшее лицо становилось ясно, что шутками тут и не пахнет.

— Ладно, — совсем тихо сказала Грельфи. — Авось да обойдется. Еще необязательно, еще не факт, чтобы именно в этот раз… Но я тебя всерьез умоляю, твое величество: впредь, ради собственного блага, будь поосторожнее со своим, извини за прямоту, семенем. Не оставляй где попало и в ком попало, уяснил? Это, конечно, не предсказание, это весьма для тебя полезный совет. Если уж Лесная Дева однажды сказала… Впредь поосторожнее!

— Ну, в конце концов… — сказал Сварог, натянуто улыбаясь. — Она ведь наверняка погибла. Ее не было среди спасенных, я специально выяснял у боцмана. Я, правда, видел, как с гибнущего корабля улетело нечто, этакий сгусток тумана…

— Я, промежду прочим, тоже видела, — сказала колдунья. — Ясно и отчетливо. Это не ведьма… Не знаю, что это такое, но уж безусловно не ведьма. То создание, что корабль взял на борт в Винете, вот тебе и весь сказ. Ни в коем случае не ведьма…

— Вот видите, все благополучно решилось само по себе, — сказал Сварог с наигранной бодростью. — Если вы, с вашим опытом и умением, ручаетесь, что та тень была не ведьмой…

— Ручаюсь.

— То все обстоит прекрасно. Она погибла. Или попала под ядро или утонула. Давайте рассуждать логично: если не она была той теню, если ее не оказалось среди тех, кого подобрали из воды шлюпки «Божьего любимчика», если никто не видел ее в волнах… Что отсюда простекает при логичном рассуждении? Только одно.

— Твоим бы хлебалом да медок наворачивать… — задумчиво протянула Грельфи. — Могло, конечно, обернуться и по-твоему… Потому что никакой ведьмы на корабле я не чую. Хотя, знаешь ли… Я не настолько самонадеянна, чтобы себя полагать самой сильной на свете мастерицей, вполне может оказаться, что кто-то сильнее меня…

— Но как?

— Как-как, об косяк! — огрызнулась старуха. — Можно подумать, ты один умеешь напяливать личину. Кстати, самое простенькое заклинание, чтоб ты знал — я об изменении внешности. В нашем деле с подобных обучаться начинают. Обернулась зачуханным матросиком, мужского, естественно, пола — и замешалась среди пленных…

— И вы ее не чуете?

— Если она сильнее, могу и не почуять.

— Ну, тогда все не так уж страшно, — сказал Сварог. — И довольно просто. Мы стоим в порту на якоре, пленные заперты в трюме под надежной охраной, пока что ничего необычайного на борту не произошло, иначе давно сыграли бы тревогу. Если она среди пленных, мы ее найдем. Я поговорю с капитаном.

— И не откладывай, — сказала Грельфи. — А если мы ее обнаружим… Ради твоего же блага следует эту девку незамедлительно проводить на аккуратный штабелек сухих поленьев, или, не мудрствуя, проткнуть чем-нибудь серебряным. Если только у тебя нет к ней нежных чувств после известного общения…

— Откуда? — жестко сказал Сварог.

— Вот и прекрасно. Нужно ее прикончить, не откладывая — если, конечно, найдем. Если она не уплыла, обернувшись какой-нибудь морской тварью — а что, некоторые умеют…

— Как ее ухитрились в Готаре захомутать? — произнес Сварог, скорее размышляя вслух.

— Значит, был там кто-то знающий, который потом, при твоем там воцарении так и не объявился, привыкнув, видимо, жить без огласки. Вот что мне в голову пришло… Есть ведь заклинания, позволяющие вытащить из памяти все, что человек когда-то видел или слышал. В памяти все сохраняется, даже если человек полагает, будто забыл все начисто…

— Ну да, — сказал Сварог вяло. — Я и сам умею. Научили наверху.

— Вот и вспомни все в точности. Как все было, кто ее сводил с костра… Каждую мелочь вспомни.

— Я вам даже без заклинания скажу сразу, что с костра ее сводил я сам, — сказал Сварог. — Прекрасно помню. А детали… Ну что ж… Все кончено, мы с Леверлином хозяева положения, барон убит, стража капитулировала… Я им велел немедленно освободить Джагеддина и девушку, они послушались, веревки на Джагеддине разрезали быстро, а с ней отчего-то замешкались, я их выругал, подошел, сам стал резать кинжалом веревки… Самые обычные были веревки, они у меня сейчас перед глазами — грубые «самопрядки»… нет, постойте! Было что-то еще! Она была привязана к столбу веревками… и, кроме этого, ее с ног до головы опутывал, опять-таки привязывая к столбу, какой-то шнурок… шерстяной, как мне представляется, разноцветный, черно-бело-красный, цвета были выражены отчетливо…

— Ага! — удовлетворенно сказала Грельфи. — Не оскудела старуха умом и сообразительностью… Был у них знаток, точно! Самая натуральная «ведьмина путанка», голубчик мой! Из шерсти пряденая, в три цвета окрашенная — и, голову даю на отсечение, еще и нашептанная, потому что сама по себе, без нужных нашептываний, она немногого стоит. Все понятно теперь. Кто-то у них знал толк в спутывании ведьм. Ей ни за что не освободиться было, гореть бы ясным пламенем, да тебя принесло, благородного избавителя с лубочной картинки, принца Перситана-Злат-Венец недоделанного… А не видели ли вы там, часом…

В дверь постучали, с неуклюжей моряцкой деликатностью. Сварог, не медля, пошел открывать. За порогом стоял боцман Блай, чертовски колоритный, как во времена их первой встречи — и крепко держал за локоть, поставив перед собой, понурого палубного мастера Букана, живого и невредимого. Дружески ухмыляясь Сварогу, боцман пояснил:

— Извините, что беспокою, но этот вот сукин кот с потонувшей лоханки надоел часовым хуже навозной мухи. Квадранс без передыху рвется из трюма, кричит, будто имеет сообщить вам что-то невероятно важное и срочное… Сначала ему хотели, не мудрствуя, как следует надавать по шее, но я решил, мало ли что…

— Давайте его сюда, — сказал Сварог, посторонившись. Бесцеремонно затолкнув пленного в каюту, боцман привалился к дверному косяку и, ласково касаясь пальцами разнокалиберного оружия на широком кожаном поясе, непререкаемым тоном объявил:

— Я уж тут постою, в сторонке. Народец известный, мало ли как обернется…

Букан лишь покосился на него, ничего не сказал, мрачно вздохнул. Вид у него был потерянный, он, сразу видно, переживал свое нынешнее положение крайне тяжело и не питал особенной любви к окружающим.

— Не смотрите на меня так, — сказал Сварог терпеливо. — Я ваш корабль не топил, сами знаете.

— Все равно вы тут — свой человек, сразу видно…

— Вот именно, — сказал Сварог. — Точно подмечено. Я здесь среди старых друзей. Вы вроде бы не самый плохой на свете человек, любезный мой палубный мастер, но не ожидаете же вы, что я рассорюсь со своими старыми друзьями только оттого, что вы с ними не в дружбе? Вы сюда пришли, чтобы меня упрекать в выборе друзей, или у вас другая, серьезная нужда?

— Капитан погиб, — пробурчал Букан, глядя в пол.

— Я знаю, — сказал Сварог с некоторой мягкостью. — Можете мне поверить, отнюдь не пылаю злорадством по этому поводу. Скажу вам больше, капитан Зо тоже не намерен злорадствовать. Что тут скажешь? Такова жизнь… Итак?

— Эта стерва была тут, — сказал Букан, ни на кого не глядя. — Лично мне эта компания, — он мотнул понуро опущенной головой в сторону благодушно ухмылявшегося Блая, — никак не по нраву, но это одно, а ведьма — совсем другое… Короче, она, гадина, уцелела. Она обернулась, понимаете? Нас спаслось человек тридцать из всей команды…

— Не «вас спаслось», дражайший мореплаватель из-под горротской «кляксы», а мы вас благородно подобрали в шлюпки, — любезнейшим тоном поправил боцман Блай. — А могли бы и картечью шарахнуть или просто оставить бултыхаться в открытом море. Улавливать нужно такие нюансы и ценить благородное обхождение…

— Блай! — с досадой сказал Сварог.

— Да я просто нюансы расставляю…

— Потом как-нибудь, ладно? — сказал Сварог. — Ну-ну, продолжайте!

— Нас спаслось человек тридцать… — сказал Букан. — Я цеплялся за обломок, и неподалеку оказался какой-то странный тип — на вид ничего особенного, невидный, молодой такой, щупленький, с перепуганной рожей… Тогда мне в голову не пришло, в чем заключается странность — не до того было, не отошел еще от… случившегося. А потом, когда нас благородно поместили в трюм, благородно дали жратвы и питья, когда было время поразмыслить, я и сообразил… Не было у нас на борту такого типа, понимаете? Корабль — это вам не столичный город с его многолюдьем, на корабле всех прекрасно знаешь, все наперечет… Но тот тип был мне совершенно незнаком. Так вот, теперь его нет. Когда нас загоняли в трюм, он был среди всех… а теперь его нет. Я нарочно обошел весь трюм, присмотрелся… Нет его больше, понимаете?

Боцман Блай, подпирая косяк, таращился в потолок со страдальчески скептическим видом. Весь его облик показывал, что он воздерживается от едких замечаний исключительно из уважения к Сварогу. Что поделать, он попросту не понимал, о чем идет речь…

Зато Грельфи понимала. Она вскочила со стула так, словно на ней не висело груза прожитых лет, одним скачком оказалась перед палубным мастером и торжествующе заорала:

— Ага, вот оно! — и добавила печальнее: — Но раз я ее не чуяла, она, погань молодая да ранняя, точно, сильнее… Что же, что же… Или невидимкой сделалась, хотя я и не пойму, какая ей от того выгода, или… Боцман, у вас на корабле крысы есть?

Блай пожал могучими плечами:

— А на каком корабле их нет? Есть, конечно. И прекрасно, по-моему, когда на корабле не остается крыс, дела, соответственно, плохи…

— Или — крысой ушмыгнула, — убежденно сказала Грельфи.

— Полагаете? — очень серьезно спросил Сварог.

— Запросто. Ведьма она, судя по всему, сильная, а значит, умеет оборачиваться. Если ушмыгнула — ищи ветра в поле. Сегур, конечно, остров невеликий, но все же и не клочок. Чтобы отыскать на нем одну-единственную крысу — к тому же, с человеческими мозгами, — целой армии будет мало, да ее у нас под рукой и нет…

— Вы про что? — спросил Блай, недоуменно поворачивая голову то к ней, то к Сварогу.

Грельфи менторским тоном сказала:

— Про ведьму. Которая обморочила Джагеддина, а потом замешалась в толпу в облике ничем не примечательного матросика… и, подозреваю, смылась из трюма, обернувшись крысой. Вас это, надеюсь, не удивляет, милейший боцман?

— Святая правда, — серьезно поддержал Сварог.

Блай поскреб пятерней в наголо бритом затылке:

— Ну, вам-то я верю, милорд… то есть, ваше величество, да и нашей старушке тоже. Ведьма, говорите? А что тут удивительного, мы с капитаном видывали вещи и диковиннее… Думаете, сбежала?

— Нужно проверить, — сказала старуха. — Пойдемте-ка, не откладывая. Сильнее она там или нет, но от «трижды сбрызнутого сита» еще ни одна ведьма не спряталась, не припомню я такого случая… Пошли!

Она первой ринулась к двери, пылая азартом и боевым задором, следом заторопился Блай, подталкивая меланхоличного пленного. Сварог вышел на палубу последним, он никуда особенно не спешил, справедливо полагая, что в данном случае будет лишь путаться под ногами у специалиста, а значит, Грельфи прекрасно обойдется и без него.

«Божий любимчик» мирно стоял на якоре в захиревшем порту города Сегура, столицы одноименного крохотного королевства, осколочке некогда обширной и богатой земли, девятьсот лет назад по каким-то неведомым причинам ушедшей под воду. Столица, которую сейчас Сварог наблюдал, стоя у борта, являла собою жалкое зрелище — поскольку во всем этом кукольном королевстве жило-поживало тысяч десять народу, не более. Кое-где еще сохранились величественные, почти не развалившиеся здания, построенные в незапамятные времена былой обширности и славы — они были разбросаны на значительном пространстве, а меж ними-то теснились гораздо менее презентабельные современные домишки, то зияли обширные пустые пространства, заросшие лесами. Вид был удручающий, конечно, но за девятьсот лет местные как-то приспособились. Так уж вышло, что крестьян и ремесленников тут осталось крайне мало, именно они в первую очередь и бежали из медленно погружавшейся в глубины моря страны, а дворян осталось огромное количество. И пропитания ради им волей-неволей пришлось освоить занятия, до того почитавшиеся презренными. И рыбачить в море выходили, как миленькие, и рубанком научились орудовать.

Нынешний Сегур являл собою зрелище редкостное. На каждом шагу — что отметили многочисленные книжники — тут можно было встретить бакалейщика, гончара, а то и пахаря, щеголявшего в прапрадедовской золотой цепи или пращуровых золотых шпорах. Девять десятых всего населения составляли дворяне, но подлинно дворянский образ жизни вели сотни три из них, не более, а прочие зарабатывали на жизнь всевозможными ремеслами, в том числе даже теми, что относились к самой низшей Железной гильдии. Одним словом, географически-политическо-экономический курьез — при том, что страна обладала всеми правами взаправдашнего королевства и гордо лелеяла свою независимость (потому что, собственно говоря, захватывать ее не было никакой необходимости, проще оказалось взять в аренду сохранившиеся порты, как и поступили оборотистые ганзейцы, потому что никакой другой пользы из владения этим островком никак нельзя было извлечь).

Стоявший неподалеку Бони, узрев Сварога, почесал брюхо и довольным тоном сообщил:

— Жуткая дыра, просто даже невероятная. Посмотреть приятно. Я-то думал, что задрипаннее моего Арира на свете не сыскать, а вот, поди ж ты, выходит, есть королишки и гораздо плоше… Куда это бабка понеслась, как ужаленная?

— Да пустяки, — сказал Сварог, опершись на планшир и бездумно глядя на вздымавшиеся над дремучими лесами могучие башни. — Ведьму ловят…

— А, ну если бабка взялась, то поймает непременно. Нет, ну дыра просто невероятная…

— Не пыжьтесь, ваше королевское величество, — усмехнулся Сварог. — Позволю себе вам напомнить, что здесь кроме этого вот убожества есть еще и красавица Сегула — а второго такого города нет во всей Империи. Сам я ее видел только на рисунках, но зрелище фантастическое…

Бони сговорчиво пожал плечами:

— Ну да, конечно, Сегула… Хотя… Знаешь, командир, как у нас говаривали? На хрена тебе краса, когда мимо рта проходит колбаса… Я не про красоту говорю, а про хозяйство. Хозяйство, согласись, у них по сравнению с моим, убогое.

— Помнится мне, ты свой Арир клял на чем свет стоит…

— Так это между своими, — сказал Бони. — А теперь я, получается — глава государства в заграничной поездке, должен гордиться своей державой, хоть тресни… — однако голос у него был все же унылым. — Командир, у нас когда-нибудь начнется… веселуха? «Призрака» топили без всякого абордажа, так что даже не довелось кулаками помахать. Рыжей вон повезло…

— А что такое? — моментально насторожился Сварог.

Бони, охнув, даже зажал руками рот совершенно крестьянским жестом. Вид у него мгновенно сделался сконфуженный в высшей степени.

— В чем дело? — рявкнул Сварог.

— Она просила тебе не говорить…

— Р-разнесу по кочкам вдребезги и пополам, — сказал Сварог. — Ты в молчанку не играй, я ведь не шучу нисколечко… Что она опять устроила, неугомонная душа? По роже твоей видно, во что-то снова впуталась… Бони!

Верзила виновато вздохнул:

— Я-то думал, она быстренько обернется, ты и не узнаешь ничего, да дело, видать, затянулось… Прости, командир, она очень уж просила, а я ее уважаю чертовски, хоть и шучу над ней иногда. Да ты не волнуйся, чтоб она, да не справилась… Она их всех на три головы выше.

— Короче! — рыкнул Сварог, потеряв всякое терпение.

Помявшись с грацией дрессированного медведя, каких до сих пор водят по иным ярмаркам, Бони сказал:

— Тут такое дело… Она, понимаешь, пошла становиться здешней королевой.

— С ума вы, ребята, сошли? — спросил Сварог совершенно серьезно. — Как это — становиться королевой? Здешняя корона что, на дороге валяется?

— Ну, не совсем, но что-то вроде того, — сказал Бони, всем своим видом неуклюже и бездарно изображая раскаяние. — Утречком, на рассвете, ты еще спал… Приплыл на лодочке здешний купец, из тех, что поставляют на корабли разные припасы и прочее, в чем есть потребности, начал, как водится, рассказывать здешние новости, вот и выяснилось… Видишь ли, командир, у них тут недели две назад помер тогдашний король, не оставив прямых наследников. И образовался совершеннейший тупик. Прямых наследников нету, а всевозможных претендентов, тех, что начали заявлять права на основании всевозможных старинных генеалогий, набралось чуть ли не полсотни. И у многих нашлись подпевалы и сторонники, должна была завариться нешуточная каша с неизвестным финалом. Но вреда от этой смуты было бы немерено, сам понимаешь, — пока угомонятся, разнесут тут все вдребезги и пополам… Одним словом, собрались трезвомыслящие люди, а с ними заодно и ганзейские коменданты, которые тут арендуют три порта из трех — этим заварушка и вовсе ни к чему. Потолковали, помудрили и решили, как в седую старину, устроить «суд божий». Никогда не слышал? Дело, в принципе, нехитрое, у нас в деревне еще на моей памяти случалось. Скажем, мы с тобой повздорили из-за права на выгон, и ни я, ни ты не можем железно права доказать. Дают нам по дубине и устраивают суд божий — кто, значит, на ногах останется, тот и прав. Вот и здесь кто-то вспомнил… Короче, претенденты будут драться по всем правилам дуэли — разобьют на пары, скольно их ни есть, те, кто победит, потом будут резаться меж собой… и так до тех пор, пока не останется один-единственный. Каковой, что твердо постановило высокое собрание, и будет провозглашен королем по всем правилам, и этот приговор обжалованию не подлежит. Мара, как услышала про такое дело, взвилась, как ракета — она ж, ты сам помнишь, давно себе в башку втемяшила, что непременно станет где-нибудь королевой. Вмиг отыскала одного из ганзейских капитан-бургомистров, он в два счета подтвердил перед собранием и ее дворянские права, и титул, и все воинские чины, которыми ты ее сам обвешал… Получилась полноправная участница. Она сказала, если кто тебе донесет, по гроб жизни не простит… Ты уж извини, мы будить тебя не стали… Потому что всеобщее мнение такое: наша Мара их тут всех уделает, как кутят.

Ледяным тоном Сварог осведомился:

— Хочешь сказать, это уже началось?

Бони, не тревожа золотую цепочку драгоценных часов, протянувшуюся поперек объемистого, обтянутого зеленым бархатом чрева, по старой крестьянской привычке, чисто автоматически взглянул на солнце:

— Да не то чтобы началось, а давненько продолжается…

— Сколько их там, претендентов долбаных?

— Человек двести набежало, всякий дворянин имел право…

Лихорадочно делая подсчеты в уме, Сварог протянул:

— Двести пополам… сто пополам… и далее… получается семь или восемь этапов…

— Ну и что? — невинно вытаращился Бони. — Для нашей Мары это шелуха…

— Ага, — сказал Сварог сквозь зубы. — Шелуха. Но мало ли что… Мало ли какие бывают случайности: нога на траве сорвалась, солнце ударило в глаза…

— Командир, все образуется. Если бы я один так думал — а то ведь все до одного, вся наша старая компания рассуждала в точности так же. Ни один не пришел тебя разбудить. Ты бы видел, какие у нее были глаза… Второго такого шанса у девки, может, в жизни не выпадет, она бы нам не простила ни за что. Мы ее все любим, уважаем, невозможно было препятствовать…

— Мать вашу… — сказал Сварог сквозь зубы.

Он смотрел на убогую столицу, но нигде не видел многолюдства, оживления, суеты — очевидно, отборочные соревнования, чтоб их черти взяли, проходили где-то далеко отсюда.

— Во-он в той стороне… — робко подсказал Бони, угадав, видимо, его мысли. — За той башней, где крыша обвалилась — нынешний королевский дворец и это самое… ристалище. Отсюда не видать. Но народишко оттуда еще не потянулся, так что все, надо полагать, продолжается оговоренным образом…

Сварог решительно не знал, что ему делать. С одной стороны, он прекрасно знал, на что способна Мара, столько раз видел ее в более жутких переделках. С другой же… Случайности и в самом деле возможны, настигали самых искусных витязей, даже легендарный Шугута-Семь-Мечей, говорят, однажды споткнулся о паршивую степную черепаху, из-за чего и был смертельно поражен клинком противника… Или подобных случайностей с Марой попросту не может случиться? Черт, что же ей было тогда предсказано? Ага, беречься солнца. К обычной жизни это, пожалуй что, не имеет отношения — ведь солнце, что ни день, сияет над головой… Солнце в гербе? В гербе того, кто нанесет ей однажды смертельный удар? Еще какая-то казуистическая хитрушка?

— Командир… — ободряюще вякнул Бони.

— Молчать, — отрезал Сварог сквозь зубы.

Ничего нельзя было изменить, и он остался стоять у высокого фальшборта, от которого уютно, успокоительно пахло мокрой древесиной — видимо, совсем недавно устраивали приборку палубы, она была еще влажная. Солнце безмятежно светило над головой, непонятно, стоит ли связывать его с пророчеством или подразумевается что-то совершенно иное, чего никто не может предугадать…

Подошел капитан Зо. Постоял рядом, выжидательно покашливая, потом спросил:

— Это ведь та самая девушка, что плыла с вами на «Невесте ветра»?

— Да, — сказал Сварог.

— Право же, на вашем месте я за нее не особенно беспокоился бы. Бугас как-то признавался мне за чаркой, что, встречаясь с ней взглядом, испытывал легкую оторопь. Весьма многозначительное признание в устах Бугаса, который в жизни не боялся никого и ничего — разве что опасался, что однажды в открытом море может закончиться ром. Тогда я был удивлен, но впоследствии, когда она поднялась на палубу… Есть у нее в глазах этакая… целеустремленность.

— Сколько угодно, — сказал Сварог ядовито. — Этого-то у нее не отнимешь…

— Я, конечно, мог бы отправить на берег команду… но, сдается мне, ничего этим не изменишь. Она первая не захочет…

— Не озабочивайтесь, капитан, — сказал Сварог. — Все обойдется.

— Вот что… Те, в трюме, вам будут не нужны, когда ваша… старушка закончит свои дела?

— Они мне абсолютно неинтересны.

— Тем лучше, — облегченно вздохнул капитан Зо. — Мне, признаться тоже. Высажу их на берег, и пусть убираются на восемь сторон света. — Он помолчал, лицо у него было грустное. — Знаете, я чувствую какую-то дурацкую опустошенность. Слишком долго у меня был враг — настоящий, заядлый, непримиримый, и при всем при том достойный враг, можно сказать, благородный. И вот теперь дело покончено. Я все время ловлю себя на том, что вовсе не радуюсь, что мне теперь будет чего-то не хватать… Вам такое ощущение знакомо?

— Вряд ли, — сказал Сварог. — Вам можно позавидовать, капитан — враг у вас был достойный и благородный. А мои смертельные враги — столь подлая публика, что я, заранее можно говорить с уверенностью, буду чувствовать только радость… Кстати, мои поздравления. Я видел бой от начала и до конца. Вы управились так быстро и эффектно, что это достойно восхищения…

Капитан Зо был откровенно мрачен:

— Скажу вам по совести… С прежним мне вряд ли удалось бы справиться так легко. Вчера это был совершенно другой человек, и теперь, когда я знаю причину, мне еще более горько. Вы думаете, она еще в трюме?

Сварог оглянулся:

— Судя по физиономии нашего знатока и эксперта, сомневаюсь…

Физиономия Грельфи, в самом деле, была лишена всякого оптимизма и выглядела, скорее, удрученно. Отводя глаза, старуха грустно сообщила:

— Точно, ушмыгнула, стерва этакая. В трюме ее нет… и там нет того морячка, что нам описал ваш знакомый. Хотя он, правда, был там, именно такой, это и другие подтверждают, но потом незаметно как-то перестал там быть…

— И никаких шансов найти ее на острове?

— Поди найди, — вздохнула Грельфи. — Попробовать-то, безусловно, стоит. Тут есть какая-то полиция, как же без нее, может, есть и знатоки. Нужною будет для очистки совести описать внешность, предложить солидную награду за живую, как говорится, «золотом по весу». Конечно, приволокут кучу совершенно неповинных бабенок, но, чем черт не шутит… Куча золота порой людей подвигает на самые невероятные свершения… Вашей казне это не такой уж убыток. Хотите, я устрою все на берегу?

— Сделайте одолжение, — сказал Сварог мрачно, глядя на берег. На палубе стали появляться один за другим доблестные сподвижники — и все до одного держались в стороне со сконфуженным видом. Сварог молча погрозил им кулаком, и они кучкой собрались у борта чуть поодаль, только Бони торчал рядом, очевидно, полагая, что получил уже свою взбучку.

Сварог поневоле вздрогнул, когда где-то в глубине города, за той самой башней послышался громкий, пронзительный треск и в воздух взлетели, рассыпаясь синими и красными огнями — цвета здешнего флага, кажется — яркие огни фейерверка. Крайне походило на то, что экзотическая церемония закончилась каким-то конкретным результатом.

Вскоре появилась процессия, неспешно двигавшаяся от крайних домов прямехонько к набережной. Первым отреагировал Бони с его острейшим зрением — тяжело подпрыгнул, позабыв о королевском достоинстве, в восхищении молотя кулаками по планширу, заорал:

— Я ж говорил, чего беспокоиться!

Не прибегая к заклинаниям, Сварог попросту взял у капитана подзорную трубу, выдвинул сверкающие бронзовые колена. Тяжко, облегченно вздохнул — во главе пары дюжин празднично разодетых субъектов (все сплошь титулованные, судя по соответствующим коронам на головах) безмятежно вышагивала Мара. Над ее простоволосой рыжей головкой колыхались знамена, штандарты и вексиллумы, и замыкала процессию кучка музыкантов, производившая изрядный шум. Итак, следовало признать, что рыжая кошка все же добилась своего — и лишний раз напомнить себе, что к предсказаниям Лесной Девы следует относиться с величайшей серьезностью, как же иначе, если они помаленьку сбываются…

Вся компания осталась у подножия трапа, с таким видом, словно и не собиралась расходиться. Музыканты умолкли. Мара поднялась на палубу, остановилась перед Сварогом со своим всегдашним гордым и независимым видом.

Он так и не произнес вслух ничего из того, что вертелось сейчас на языке, — не смог опошлить своими нравоучениями торжественный момент. Ее глаза сияли такой радостью, что у Сварога язык не повернулся изрекать взрослые, благоразумные, рассудительные банальности. Все равно пропали бы втуне, ушли, как вода в песок. Перед ним стояло юное создание, добившееся осуществления своей мечты — и какие тут, к черту, нравоучения…

Он присмотрелся. На боевой подруге не было ни царапины. Синий камзол в нескольких местах запачкан темными пятнами, о происхождении которых не могло быть двух мнений. Белоснежный некогда шейный платок помят и перепачкан пылью, как и кружевные манжеты, гланский берет куда-то запропастился, спутанные рыжие волосы опять-таки в пыли — но Мара, целая и невредимая, держалась невероятно браво.

Рядом откашлялся капитан Зо, произнес со всей приличествующей случаю вежливостью:

— Полагаю, из увиденного можно сделать вывод, что вас следует поздравить с королевским титулом?

— Да вот, знаете ли… — улыбнулась Мара с напускной небрежностью. — Пожалуй, что. Неопровержимый факт, который никто более не берется оспаривать…

— Поздравляю, — сказал Сварог с ледяной вежливостью. — Восхищен вашей отвагой и предприимчивостью, дорогая…

Прочитав в его взгляде все невысказанное, она легонько пожала плечами и, полагая, что принесла тем самым исчерпывающие извинения, сказала ему как ни в чем не бывало:

— Процедура оказалась удручающе скучной. Большую часть времени пришлось, как дуре, торчать в сторонке и ждать, пока эти пентюхи завершат свое, пока начнется следующий тур…

— Понятно, — сказал Сварог.

— Не смотри на меня так, — ухмыльнулась Мара. — Ты не поверишь, может быть, даже будешь смеяться, но я там не оставила ни единого жмурика. Говорю тебе, пентюхи собрались невыразимые, подавляющее большинство — я не о моих конкретных противниках, а вообще — выходило из схватки не то что «при невозможности продолжать бой», а «при первой крови». Ручаться можно, три четверти из них оружие в руках держали впервые в жизни… хотя, конечно, попалось несколько хватких ребят, и эти-то дрались всерьез… Но, повторяю, на моей совести нет ни одного жмурика.

— Поздравляю, — сказал Сарог. — Понемногу взрослеешь, значит.

Она пропустила колкость мимо ушей — была сейчас на седьмом небе. Звезда моя, подумал Сварог, дама моего сердца, положить бы тебя на колено и обработать широким военным ремнем, да ведь поздновато уже…

— Капитан, — сказала Мара. — Вы не возражаете, если придется задержаться здесь еще на денек? Они назначили на завтра коронацию, нужно приготовить все как следует, украсить город, подогнать корону под мою голову… К утру обещали все сделать.

— Разумеется, ваше величество, — ответил капитан Зо, не моргнув глазом. — Недостойно было бы лишать вас заслуженного триумфа. К тому же мне сейчас, откровенно говоря, совершенно нечего делать, и я после коронации готов отправиться куда угодно, ввязаться в любую авантюру, если найдется добрая душа, которая мне ее предложит…

— Ловлю вас на слове, капитан, — сказал Сварог серьезно.

Он огляделся. Посторонних поблизости не было, только капитан и обступившая их Странная Компания, уже воспрянувшая духом и смекнувшая, что выволочки не будет. Тем не менее Сварог понизил голос:

— Ладно. По мне, завтрашний день — целиком твой, заслужила. Но послезавтра утром, если вы не возражаете, капитан, я попросил бы вас сняться с якоря и взять курс на Хай Грон. Коли уж вы всерьез жаждете авантюр, охотно вам помогу…

— Вы имеете в виду что-то конкретное? — невозмутимо спросил капитан Зо.

— Я, конечно, могу и ошибаться, господа мои, — сказал Сварог, обведя всех взглядом. — Иногда лучше не питать напрасных надежд, чтобы разочарование не оказалось слишком сильным… Но, понимаете ли, я всерьез начинаю думать, что догадался, где может быть скрыто Копье Морских Королей и что оно собой представляет…

Глава вторая Храм на скале, корабль в море

Сварог, вовсе не стремившийся занять почетное место, скромно устроился рядом с Марой в третьем ряду столпившейся на шканцах команды «Божьего любимчика» и внимательно слушал чиновника в серо-голубом вицмундире ронерского министерства таможен. Тот, держа перед собой тщательно развернутый лист плотной бумаги, читал монотонно, но громко и внятно, отчеканивая каждое слово. Оглашал очередным гостям острова принятые здесь правила поведения — и с особым смаком, с расстановочной просвещал насчет наказаний за нарушение таковых.

Наказания разнообразием не блистали и гуманизмом не отличались. Собственно, наказание тут было только одно. За любую попытку произвести в храме Руагату пусть даже мельчайшие разрушения — смертная казнь. За потаенный пронос на берег любых инструментов и приспособлений, способных послужить для причинения храму повреждений — смертная казнь. За самовольный выход за городскую черту с наступлением темноты — смертная казнь. За передвижение по острову в дневное время без сопровождения чиновника — смертная казнь. За самовольное причаливание к берегу вне городской черты на любом плавсредстве, будь то корабль, лодка, «а также любой другой плавающий предмет, позволяющий человеку с его помощью держаться на поверхности воды» — смертная казнь. То же самое было обещано и пловцам, рискнувшим бы вылезти на берег вне поименованных пределов. И напоследок тот же печальный финал гарантировался любому, кто выйдет за городскую черту, имея при себе спички либо иные приспособления, предназначенные для добывания огня.

Строгости, конечно, были из ряда вон выходящие, но, как легко догадаться, сводились они к одному — не допустить, чтобы кто-то причинил храму ущерб, неважно, ударом кирки или поджогом. В заключение чиновник взял у капитана судовую роль, потребовал поклясться что здесь присутствуют поголовно все, находящиеся на борту и устроил перекличку. Вот теперь стало совсем скучно. Сварог рассеянно поглядывал на полдюжины неприметных субъектов, стоявших за спиной чиновника неровной шеренгой. Так и зыркали глазами по лицам. Не нужно быть сими пядей во лбу, чтобы догадаться об их профессии. Шпиков тут было не меньше, чем солдат, те и другие, вместе взятые, составляли добрых девять десятых населения острова — ну, а оставшиеся работали в порту и в городе (а впрочем, наверняка и среди них шпиком был каждый второй).

Сердиться было бесполезно — все эти драконовские меры придуманы еще несколько тысяч лет назад и оставались неизменными какие бы реформы и нововведения ни происходили в большом мире. Все без исключения державы Виглафского Ковенанта, даже крохотный Сегур, принадлежавший отныне Маре, держали здесь солдат и шпиков. С незапамятных пор действовало еще одно нерушимое правило: здешние контингенты обязаны были сохранять в отношении друг друга строжайший нейтралитет, даже если пославшие их державы сходились в ожесточеннейшей войне. Одним словом, все было подчинено стариннейшему поверью, к которому все относились отчего-то предельно серьезно: разрушение храма Руагату или любой значительный ему ущерб вызовет всемирный потоп, не уступающий Шторму. Никто, ни один книжник, ни один деятель тайных служб не мог объяснить Сварогу, почему так повелось, — так было всегда, с незапамятных времен, и точка.

Были у него кое-какие смутные догадки на сей счет, но для того, чтобы их проверить, следовало убедиться, что он не ошибся в главном…

Он встрепенулся, вернулся взглядом ко второму слева шпику. Они встретились глазами, и тот удивленно округлил свои, всмотрелся, полагая, очевидно, что ему мерещится, судя по лицу, убедился, что не ошибся. У него даже челюсть стала помаленьку отвисать, но Сварог украдкой, из-за плеча впереди стоящего грозно показал кулак, прижал палец ко рту. Человек, опомнившись — как-никак работал на сем поприще не первый год, — придал лицу самое безразличное выражение.

Как же его зовут? Баркаль, Барналь… Ага, Барталь! Советник Барталь из ронерской морской разведки, согласно правилам всего месяц назад представлявшийся Сварогу по случаю своего назначения на эту именно должность — резидента на острове Хай Грон. Адмирал Амонд отзывался о нем в самых лестных выражениях, как об усердном, растущем и перспективном кадре.Ну что же, можно сказать со всей уверенностью: усердия у него не отнимешь. Усерден настолько, что самолично встречает прибывшие корабли, притворяясь рядовым тихарем. А может, дело даже не в усердии — им всем должно быть здесь чертовски скучно. Здешняя служба считается почетной, высоко оплачивается, запись в чиновничьем или военном формуляре о службе на Хай Гроне много значит для карьерного роста, но скука тут необычайная: женщин мало, кабаки наперечет, развлечений никаких, поневоле волком завоешь…

Сварог показал глазами в сторону берега. Неизвестно, понял ли его советник, но взгляд своего короля уловил…

Закончив чтение, чиновник обвел всех бдительным, суровым взглядом, словно предупреждал: «Смотрите у меня!», скучным голосом поинтересовался, не будет ли у кого вопросов, не требуется ли кому-то вторичное разъяснение — и, встретив общее молчание, привычно свернул казенную бумагу в трубку, выдал капитану разрешение на вход в порт и направился к шлюпке, на которой прибыл. Шпики потянулись за ним.

Боцман Блай засвистал в свою дудку Соловьем-разбойником. Парусная команда проворно полезла на мачты, палубные бросились к кабестану поднимать якорь — согласно здешним правилам «Божьего любимчика», как и всякое другое судно, заставили встать на якорь в полулиге от берега, пока не закончатся неизбежные формальности. Палуба почти опустела.

Сварог посмотрел в сторону берега. Увиденное полностью отвечало почерпнутым из книг описаниям. Остров был невелик, лиг пять в длину и не более двух в ширину. Он почти сплошь состоял из голых скал, если не считать узкой прибрежной полоски, где расположился небольшой городок. На вершине скалы тот самый, легендарный храм.

На вид — ничего интересного или необычного. Стандартный храм, посвященный морскому богу Руагату: колонны вместо стен, крыша из нескольких куполов ярко раскрашена разноцветными красками в виде чешуи, фронтон выложен мозаикой. Те, кто бывал внутри, заверяли Сварога в свое время, что и там нет ничего интересного или необычного — храм как храм, иные даже побогаче.

Сварог и не собирался туда тащиться по вившейся вдоль скального откоса дорожке, прекрасно отсюда различимой — она была гораздо светлее дикого камня, ступени едва ли не отполированы бесчисленными любопытными. Паломниками их вряд ли можно назвать — просто-напросто издавна считалось, что людям с достатком, неважно, какой веры они придерживаются, следует хоть раз в жизни посетить храм, о котором с давних пор говорится: «Пока он стоит — стоит мир». Циники, впрочем, уверяли, будто эту так называемую традицию придумали наживавшиеся на морских перевозках купцы, заинтересованные в стабильном доходе и для себя лично, и для наследников…

«Предположим, я не ошибся», — подумал Сварог. Предположим, она и сейчас там, под скалой. И что дальше? Сколько дней придется бродить по дну, прежде чем отыщется туннель? А если он давным-давно завален камнями во время подвижек земной коры так, что и следа не сыщешь? Если он цел, но вход намертво задраен люком исполинских размеров, способным открыться только… по кодированному радиосигналу, скажем? Что тогда?

Ничего, не стоит заранее нагонять на себя тоску. Он как-никак оставался королем, в каковом качестве располагал нешуточными возможностями — и вдобавок был не последним человеком при дворе императрицы. Главное — отыскать вход, а остальное приложится…

«Божий любимчик» остановился у каменного причала, матрос бросил на берег канат и спрыгнул следом, проворно обмотал его вокруг чугунной тумбы.

— Вы собираетесь на берег? — спросил Сварог.

Капитан Зо покачал головой:

— Только если вам непременно надо, чтобы я сопутствовал в каком-нибудь предприятии… для меня тут нет ничего интересного. Дыра жуткая…

— Ну, в таком случае поскучайте немного на борту, хорошо? — сказал Сварог. Обвел суровым взглядом Странную Компанию. — И вы тоже, голубчики, за известное нарушение дисциплины остаетесь без берега… Мара, не дуйся, тебя это не касается. Кого-то одного мне все равно придется взять — мало ли что…

Он решительно шагнул к трапу, быстро спустился на берег, оглянулся. Советник оправдал его ожидания — он торчал поодаль, со скучающим видом подпирая плечом стену лабаза.

Почуяв поживу, на Сварога с Марой тут же накинулась орава торговцев с лотками — крохотные копии храма и всевозможнейших материалов, от дерева до золота, смотря на чей кошелек, бляхи и чеканка с тем же храмом, ложки и вилки, расписные тарелки, фигурки Руагату и косаток, прочая дребедень…

Сварог рыкнул на них так энергично и недвусмысленно, что они моментально разбежались. Неторопливо пошел вдоль набережной, кивнув советнику. Тот догнал его деловой походочкой, пристроился рядом, негромко спросил:

— Мы можем говорить открыто?

— Да ради Бога, — сказал Сварог. — Почему бы нам не быть старыми знакомцами? Только, разумеется, не стоит именовать меня величеством на людях и в полный голос, я здесь инкогнито…

— Я понимаю, — кивнул советник.

— Вот и прекрасно… Развлекаетесь, Барталь? Я о вашем появлении в облике рядового тихаря. Или это какая-то важная операция?

— Да нет, — смущенно ответил Барталь. — Скучно здесь невероятно, служба поставлена, все работает как часы — местная специфика, знаете ли… Рад вас приветствовать, лауретта. Вы меня, конечно, не помните, но я вас видел во дворце, в Ронеро…

Сварог, ухмыляясь, сказал негромко:

— В жизни лауретты произошли существенные перемены, Барталь. Теперь ее гораздо уместнее с полным на то правом именовать «ваше величество»…

Барталь просветлел лицом:

— Вот как? Мои поздравления, от чистого сердца! Не сочтите за лесть, но вы себе нашли достойную супругу, ваше величество, вы составляете прекрасную пару…

Он осекся. Мара возмущенно и яростно уставилась на него так, словно собиралась в следующий же миг вздернуть на ближайшем уличном фонаре или, не затрудняясь поисками веревки, придушить само лично. Бедняга советник вмиг сообразил, что ляпнул что-то не то.

— Э-э… Вы неправильно поняли, Барталь, — сказал Сварог, едва подавив смех. — Графиня вовсе не выходила за меня замуж, она теперь сама королева. Королева Сегура.

— Ох, простите… — пролепетал сконфуженный советник. — Я и не подумал… Известия доходят с опозданием, таши отчего-то перестали работать, в качестве источника новостей остались лишь прибывающие корабли…

— Ничего, — великодушно сказал Сварог. — Вы и не могли знать, это эпохальное событие произошло всего десять дней назад, мы прямиком с Сегура, и ни один корабль не мог нас обогнать… Значит, у вас сплошная скука?

— Да, неимоверная. Событий нет. Странности, правда, то и дело происходят. Вот взять хотя бы горротцев…

Сварог приостановился, повернулся к нему, мгновенно отбросив ленивое безразличие:

— Что за горротцы?

— Понимаете ли, три дня назад в порту отшвартовался очень странный корабль. Зовется он «Радуга», плавает под горротским флагом. Бумаги в совершеннейшем порядке, ни к чему придраться невозможно. Однако… Согласно документам, это — жемчуголов. Вообще-то ничего удивительного, к закату от Хай Грона, всего в парочке морских лиг и в самом деле есть отмели, где частенько бывают жемчуголовы из разных стран. Вот только корабли у жемчуголовов совершенно другие, уж я-то разбираюсь! Обычный, классический жемчуголов — это небольшое суденышко, шхуна, барк, порой гукор. А «Радуга», любой понимающий человек вам подтвердит — классический морской грузовоз. Большой двухмачтовый галеон с огромным грузовым люком, с полусотней человек экипажа. Посылать такую громадину на добычу жемчуга — это все равно, что отправлять покупателю один-единственный пирожок или книгу на пароконной повозке…

— А чем они занимаются? — спросила Мара.

— В том-то и дело, что вроде бы ищут жемчуг… Говорю «вроде бы», потому что сам у них на борту не был. Но они и в самом деле что ни вечер выходят в море, в сторону жемчужных отмелей, возвращаются только к утру. Только не к отмелям они уходят, а до рассвета крейсируют неподалеку от берега, к закату от острова. Но вот уже две ночи отряжаю людей наблюдать за ними со скал. Вчера ходил сам, до рассвета проторчал…. Они бросают якорь, стоят на якоре пару часов, потом перемещаются на некоторое расстояние, и все повторяется сначала. Ни разу с корабля не прыгали ныряльщики. Ни разу! Чем они занимаются, совершенно непонятно. Каждую ночь… А вчера пришли три горротских военных корабля. По объяснениям флаг-капитана, решили устроить тут маневры. Знаете, что самое интересное? Каждую ночь они болтаются в море примерно в том самом месте — так, словно прикрывают «Радугу». Никто ничего не понимает.

— И что вы намерены делать? — спросил Сварог подлинно королевским тоном.

— Я? — взглянул на него советник с неприкрытым удивлением. — Я ничего не могу сделать. Потому что они не нарушают никаких предписаний. Никто ни разу не пытался высадиться на берег — уж в этом-то случае им вы выписали на полную! Ночью — да и днем — на берегу полно патрулей, секретов, замаскированных наблюдателей… Но они ни разу не приблизились к берегу, ни разу не спускали шлюпки, никто не пытался достичь острова вплавь… Что тут поделаешь? Никому не запрещено хоть целый год подряд самым странным образом отираться возле острова. Как не запрещено и устраивать маневры в надлежащем отдалении от берега. С точки зрения действующих регламентов, утвержденных державами Ковенанта, они в своем праве. Ни у кого нет оснований предпринять против них какие-то действия. Остается лишь наблюдать… и ломать голову. Ведь это все неспроста, должна быть какая-то цель, ясное и логичное объяснение…

— А версии у вас есть? — подумав, спросил Сварог.

— Версии… Ничего в голову не приходит. Разве что — клад. В конце концов, не они первые. С давних пор кружат россказни, будто в окрестностях Хай Грона лежат на дне сокровища, как это обычно случается, всплывают неведомо откуда сомнительные карты, объявляются «совершенно точно знающие место» субъекты, надувают простачков… Но ведь ни разу не бывало, чтобы кто-то нашел здесь клад. И потом… Предположим, на дне и в самом деле лежит клад. Но они ведь не спускают ни ныряльщиков, ни тралы! Просто стоят на якоре там и сям… Разве что у них на борту какой-то маг или другой колдун, он и ищет…

— А вы что, слышали о таких колдунах?

— Не приходилось как-то, — признался советник.

— Я тоже не слышал, — сказал Сварог. — А днем они, значит…

— Днем они смирнехонько стоят в порту. В первый день кое-кто из команды ходил в храм, но только в первый…

Что-то крутилось у Сварога в голове, некие детали, никак не складывавшиеся в цельную картину… Клад. Поиски. Поиски чего-то под водой… Мать твою, в тридцать три морских черта!

Конечно, он мог ошибаться, но никто об этом не узнает, кроме него, так что стоит попробовать…

— Слушайте внимательно, Барталь, и не задавайте никаких вопросов, — сказал Сварог самым внушительным тоном, на какой только был способен. — Вы мне сейчас покажете издали эту «Радугу». А потом отправьте в море лодку с надежными людьми. С такими, что не станут болтать и задавать вопросы. Они должны бросить якорь в открытом море на расстоянии… скажем, сотни уардов от берега, прямо напротив «Радуги». Пусть притворяются, что ловят рыбу, что ли… Это будет выглядеть убедительно, или нет?

— Почему же? Многие от нечего делать выходят на рейд порыбачить…

— Вот и отлично, — сказал Сварог, сдерживая нетерпение. — Но это еще полдела. Они должны опустить в воду — незаметно для окружающих, понятно — какой-нибудь достаточно большой и яркий предмет, чтобы он оказался достаточно близко ко дну и мог служить надежным ориентиром для того, кто будет… — он чуть было не выпалил «идти» и вовремя спохватился, — плыть над дном. Все понятно?

— Честно говоря, ничего непонятно, но выполнено будет в точности.

— Прекрасный ответ, — сказал Сварог. — Далеко пойдете, Барталь, я вам обещаю…

…Глубина была небольшая, и он издали увидел «достаточно большой и яркий предмет», попросту говоря, большую ярко-красную скатерть с серебряной бахромой, неизвестно где раздобытую Барталем в сжатые сроки, укрепленную на канатике наподобие вексиллума, за два угла. Подошел совсем близко, повернулся к ней спиной и, временами оглядываясь через плечо, зашагал по дну в сторону берега. Сразу ясно, что здешние места давным-давно обжиты человеком, — мусора на дне, разнообразнейшего, было столько, что Сварог почти все время смотрел под ноги, а не перед собой, обходил кучи хлама, состоявшего порой из самых неожиданных предметов вроде дверей и даже ржавого плуга, которому здесь решительно нечего было делать по причине полного отсутствия на острове пригодной для вспашки земли. Поразительно просто, как любит человек гадить везде, куда только доберется… И никакими грозными королевскими указами эту привычку не побороть.

Чертыхаясь про себя, Сварог все же добрался до набережной. Выпуклое днище горротской «Радуги» нависало над ним продолговатым темным облаком. Оттолкнувшись от дна обеими ногами, он поплыл вверх. Ухватившись за нижнюю оконечность массивного румпеля, извернулся и, цепляясь ладонями за обросшие морскими ракушками — черт-те сколько не кренговались, раздолбаи — широкие доски, скорее пополз, чем поплыл вдоль киля.

Остановился. Присмотрелся к тому, что обнаружил, оттолкнулся от киля, проплыл вдоль всей явственно видневшейся линии, четко выделявшейся вдоль днища. Подумал с радостью, что вовсе не выглядит дураком, — наоборот, угодил в самое яблочко.

В днище горротского корабля был проделан большой люк, состоявший из двух продольных широких створок. Если представить его распахнутым, в него прекрасно пройдет некий предмет уардов шести, а то и восьми в длину, не менее трех-четырех в ширину. Кораблям такие люки совершенно ни к чему, если не считать одного-единственного случая. «Ай да я, — подумал Сварог, — ай да мыслитель, ай да проницательный ум! Уважать себя начинаешь втрое больше против прежнего…»

Назад он вернулся минут через двадцать. Всплыл на поверхность — такой же голый, как полдюжины матросов с «Божьего любимчика», бултыхавшихся неподалеку от борта, старательно изображавших, что это их любимое занятие, которому они предаются в любом порту. Могут ведь быть у людей свои маленькие причуды? Мало ли на свете чудаков…

К нему обернулись, и он сказал ухмыляясь:

— Все, ребята, можно вылезать…

И первым подплыл к трапу с деревянными перекладинами, проворно взобрался наверх, принял от Мары огромную простыню, стал вытираться. На него выжидательно смотрели капитан Зо с боцманом Блаем и Странная Компания в полном составе.

— Я все-таки великого ума человек, если кто сомневался, — сказал Сварог и моментально стал серьезным. — Господа мои, это они. У них в днище не люк, а сущие ворота. Есть только одно-единственное объяснение. И мы обязаны их взять…

Глава третья Сокровище Хай Грона

Неподалеку от Сварога заскрипел румпель, поворачиваясь тяжко, неспешно, и «Радуга» отвалила от причала, обремененная двумя пассажирами, не включенными в судовую роль, не платившими за проезд, совершенно нежеланными для всех, кто был на борту. Но поскольку никто не подозревал о «зайцах», ни малейшего переполоха не случилось.

Корабль понемногу набирал скорость, покинув рейд, и Сварог ощущал сопротивление воды, словно сильный ветер в лицо. От его макушки до поверхности моря было что-то около пары уардов, он висел, распластавшись на борту, вцепившись в четыре бурава, которые сам полчаса назад и ввинтил в доски обшивки со всеми предосторожностями, по миллиметру, чутко прислушиваясь, не раздастся ли над головой, на палубе, подозрительный шум, означавший бы, что все открыто. Обошлось. Никто и не подозревал о его присутствии на острове — человека, дышавшего под водой так же легко и непринужденно, как на суше.

Никто не подозревал также, что на корме, над румпелем, под далеко выступающей надстройкой, примостилась Мара — единственная на тысячи морских лиг вокруг, кому этот номер был по плечу. Она бесшумно подплыла к корме гораздо позже Сварога, перед самым отплытием «Радуги», когда убедилась, что на корабле начали поднимать паруса. И бесшумно вскарабкалась по обшивке, цепляясь за доски надетыми на ладони и ступни железными браслетами с набором острейших зазубренных крючьев, — отправляясь в морское плавание конечно же прихватила свой мешок с уймой полезных приспособлений, способных довести до инфаркта иного гуманиста. Повисла держась прочно, словно вбитый в доску гвоздь, — совершенно неразличимая издали фигурка в мешковатом одеянии с капюшоном. Ночью, известно, все кошки серы, даже рыжие…

Нельзя сказать, что он разместился с комфортом, но скорость была все же невелика, и Сварог ничуть не опасался, что его оторвет от борта напором воды. Когда прошло не менее десяти минут, он выпустил загнутую дугой железную рукоятку бурава, держась одной правой, достал из ножен кинжал и, выбросив руку над головой, медленно всадил прочное лезвие в щель меж досками. Потом повторил левой ту же манипуляцию с другим кинжалом. Теперь он ногами стоял на рукоятях буравов, а руками цеплялся за рукояти кинжалов, и его голова поднялась над водой. Вполне могло оказаться, что от его варварских манипуляций в трюме возникла течь, но она была совсем крохотная, и озабочиваться этим не стоило — совсем скоро на корабле должны были развернуться события, после которых экипажу будет не до присмотра за водой в трюме…

Огромная желтая луна — то бишь Семел — стояла высоко над морем, почти в зените. Очаровательная ночь для влюбленных — и препакостная для грабителей, которых на большой дороге видно за версту. Уже с большим знанием вопроса Сварог моментально вспомнил, что на «тарабарской музыке» подобная ночка именовалась «дохлым времечком», а то и «худявой темнушкой».

Огни города и порта остались позади, за левым плечом. Корабль шел в полулиге от берега, мимо голых скал, которые только казались издали — что днем, что ночью — совершенно дикими, какими были с сотворения времен. На деле же они за тысячелетия покрылись невидимой с моря сетью переходов, укрепленных гнезд и местечек для засады. Там сейчас полно солдат, бдящих недреманно, а кое-где, растолковал Барталь, и пушки замаскированы.

Наверняка где-то на приличном отдалении уже дрейфовали корабли горротской эскадры — и «Божий любимчик» уже должен выйти в море. Со своего наблюдательного пункта Сварог недалеко мог видеть, но прекрасно знал, что все именно так и обстоит. Горротцы просто обязаны выйти в море, прикрывая бесценную лоханку под названием «Радуга», а капитан Зо подвести не в состоянии, хотя, строго говоря, вовсе не обязан был ввязываться в Свароговы эскапады. Однако он, не балуясь ненужным красноречием, спокойно кивнул: «Можете на меня рассчитывать», и этого достаточно…

Нельзя было особенно затягивать — поди угадай, где на сей раз бросит якорь «Радуга»… Тем более что Сварог уже видел даже из своего неудобного положения ярко светивший синий фонарь, неподвижно замерший на скале уардах в пятидесяти над водой — условный сигнал Барталя. Вряд ли фонарь этот мог всполошить кого-то на борту «Радуги» — мало ли по какой причине могут разжечь огонь охраняющие остров солдаты, не обязанные давать заезжим путешественникам отчет в своих действиях…

Мара тоже увидела фонарь, Сварог в этом убедился, услышав над головой едва слышные царапающие звуки — услышал только потому, что ждал их и воспользовался «чутким ухом». Поднял голову и самым обычным человеческим взором, вовсе не усиленным с помощью «кошачьего глаза», увидел бесформенный силуэт, бесшумно скользивший по борту сначала параллельно водной глади, а потом снизу вверх, к перилам кормовой надстройки. Словно явление призрака или легендарной Серой Погибели — совершеннейшая тишина, только слышно, как тихонько журчит рассекаемая форштевнем вода, поскрипывают снасти да лениво перебрасываются неразличимыми тихими репликами люди на капитанском мостике…

Забавно, но сейчас он нисколько не опасался за Мару. На Сегуре, во время того дурацкого состязания, боялся какой-нибудь глупой случайности, а сейчас — ни капельки. Когда она работала, Сварог не раз убеждался, не бывает ни осечек, ни глупых случайностей…

Мимолетно оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что он пребывает на своей позиции, Мара столь же бесшумно достигла подножия толстых деревянных балясин. Несколько секунд висела в неподвижности, а потом взметнулась наверх, на мостик, столь неуловимым для глаза рывком, что Сварог попросту не заметил броска — миг назад она висела на борту, и вдруг ее уже нет на том месте… Сварог напряг слух. Едва слышный стук, что-то мягко осело на палубу, легкое звяканье, чуть различимый ухом скрежет, протяжный звук, словно по палубе проволокли мешок…

И — тишина. А потом над головой раздался сухой деревянный стук, словно кто-то бежал вдоль забора, чертя по нему палкой — это разворачивался сброшенный сверху Марой трап, и ступеньки тарахтели по борту.

Ухватившись обеими руками за нижнюю, Сварог подтянулся на руках, поставил ногу на добротно оструганную перекладину и полез наверх со всем проворством, на какое был способен.

Перемахнув через перила, огляделся, оценивая ситуацию. Все было в совершеннейшем порядке, зачистка проведена на совесть: в углу, скорчившись, лежал неподвижный человек, второй распростерся у штурвала, третий крест-накрест повалился на него. Ни у кого из них не было в руках оружия — ну, конечно, где им было успеть, когда над перилами возникло нечто бесшумное и стремительное и, не потеряв ни мига, начало работать…

Море было спокойным, и корабль, лишившись управления, пока что не рыскал, по инерции шел тем же курсом, штурвал лишь чуть-чуть поворачивался вправо-влево.

С мачт раздались громкие удивленные возгласы — это моряки из парусной команды заметили Мару… Ага, понятно, почему. Она стояла сейчас на месте, судя по пронзительному скрипу кабестана, опускала якорь. Ага, цепь загрохотала в клюзе…

Не теряя времени, Сварог схватил с крюка на перилах зажженный фонарь, пребывавший там согласно морскому регламенту, вмиг отодвинул заслонку и, направив отражатель в сторону берега, сделал несколько широких взмахов, словно красил забор.

Чуть ли не через пару секунд от скал отделились две шлюпки и, вырвавшись на большую воду, понеслись к кораблю со всей возможной скоростью, так что весла, должно быть, трещали и гнулись. Сварог оглядел горизонт. Справа и позади, не менее чем в полулиге, виднелся один из горротских фрегатов, пока что спокойно дрейфовавший. Ага, второй — справа и впереди, тоже довольно далеко, а третьего что-то не видно, но он, конечно, где-то поблизости…

С кормы приближался «Божий любимчик», идущий под всеми парусами, нацелившийся загородить «Радугу» от обоих горротцев. Шлюпки летели к борту, как на больших адмиральских гонках, уже слышно было, как знакомый голос рыкает:

— Нав-вались, навались, осьминога вам в задницу! Навались!

А на другой шлюпке, ни в чем не уступая Боцману, орала Тетка Чари:

— Навались, гунявые, бабку ваше в перехлест через клюз!

«Как же они на борт?» — подумал Сварог всполошенно, но тут же успокоился — при такой небесной иллюминации все еще висевший за бортом трап прекрасно виден с воды…

Только теперь на «Радуге» нашлось достаточно людей, осознавших нешуточную опасность и спешивших принять меры. Под ногами у Сварога, в помещениях кормовой надстройки, загрохотали шаги, послышался лязг металла — кто-то второпях столкнулся торопливо выхваченными клинками — и на палубу, как зерно из распоротого мешка, сыпануло дюжины две вооруженных, судя по ухваткам, не парусных дел мастеров, а профессиональных солдат.

Тщательно прицелившись, Сварог метко угодил одному из них в башку тяжеленным фонарем, после чего ушибленный кулем свалился на палубу, определенно выбыв из боевых порядков.

Трое-четверо бросились на нос, к кабестану. Им навстречу из-за надутого ветром паруса выскользнул бесформенный силуэт…

В несколько секунд там произошло что-то жуткое и бесповоротное — словно налетев на невидимую веревку, протянутую поперек палубы, горротцы все до одного попадали и больше не шевелились. Кто-то внизу взвыл в непритворном ужасе.

Наконец-то! Над планширом возникла высоченная, голая по пояс фигура с короткими абордажными тесаками в обеих руках. С грохотом перепрыгнув на палубу, боцман Блай жизнерадостно крикнул оторопевшим горротцам:

— Наше вам! Никогда не видели гиперборейскую тигру, ребятки? Вот она я, смертушка ваша непреклонная!

И кинулся в драку, размахивая клинками так ожесточенно, что казалось, будто рук и тесаков ничуть не меньше, чем у легендарного Шугуты. Следом, прыгая через планшир, подбадривая друг друга молодецкими воплями и ядреной матерщиной, ринулись с полдюжины его пиратов и Странная Компания.

Сварог даже не пытался выхватывать абордажную саблю и кидаться в сечу — командир вовсе не обязан сейчас быть впереди на лихом коне, у него другие задачи, стратегические…

Он ограничился тем, что, выдернув из-за пояса покойного рулевого пару пистолетов, послал пули в ближайших к нему горротцев — в спину вообще-то, что безусловно возмутило бы иного приверженца рыцарской этики, но сейчас было, по глубокому убеждению Сварога, вполне уместно. Не благородно дуэлировать сошлись, в самом-то деле…

Грохоча босыми пятками, весь мокрехонький, он сбежал с капитанского мостика и, махнув подбежавшему к нему бесформенному балахону, кинулся в ближайшую дверь.

Эту часть плана они с Марой обговорили подробно и старательно. Следовало незамедлительно брать «языка». Присутствие солдат на борту неудивительно — но гораздо больше здесь должно быть, учитывая специфику рейса, мастеровых и инженеров, то есть людей, оружием махать не обученных, зато много знающих…

Коридор был ярко совещен карбамильскими лампами на стенах — ну, понятно, никто здесь не собирался дрыхнуть, они вышли в море работать… Какой-то вздорный тип в кирасе, с абордажным тесаком очертя голову кинулся на Сварога из распахнувшейся справа двери, но Мара его перехватила и во мгновение ока утихомирила насовсем.

Распахнув одну дверь, вторую, третью, Сварог увидел там лишь пустые каюты, судя по их убранству, принадлежавшие отнюдь не рядовым матросикам — да такие и не обитают на корме… Пусто. И здесь пусто. Ага!

Бомбой ворвавшись в каюту, он пинком опрокинул столик, заваленный морскими картами, еще какими-то бумагами, циркулями, непонятными инструментами — и все это ученое хозяйство разлетелось по полу. Сварог же, протянув руку, сграбастал за глотку пожилого человека, простоволосого, в коротком плаще, скрепленном у горла серебряной цепочкой с двумя серебряными же бляхами, на коих отчеканены циркули. Сословие Циркуля, ага, инженер, судя по роже — обделавшийся интеллигент, незнакомый с методами активного следствия в полевых условиях…

Зато Сварог еще в прошлой жизни приобрел нешуточное мастерство в помянутых методах. Молодецки шарахнув инженером об стену, припечатав его спиной к весьма посредственному ковру, он левой рукой залепил пленному оглушительную плюху, отпустил, выхватил из ножен саблю, со зловещим видом помаячил сверкающим клинком перед лицом. Рявкнул:

— Где Тагарон? Тагарон где, сучий ты потрох? Душу выну через жопу, уши отрежу и в рот запихну! Тагарон где?

— В трюме… — пролепетал инженер, без посторонней помощи вжимаясь в стену так, словно хотел проломить ее спиной в поисках спасения.

— Возле лодки?

— Аг-га… Откуда вы знаете? Вы кто?

— Любознательные странники, — сказал Сварог, переведя дух. — Любители механических кунштюков… Где вход в трюм? Веди, тварь, живо!

Инженер машинально показал рукой. Ухватив его за плащ, Сварог сильным толчком отправил ученого человека к Маре, которая тут же приняла добычу, надежно в нее вцепившись. Они все втроем вывалились в коридор и оказались лицом к лицу со Странной Компанией, сгоряча нацелившейся в них пистолетами и клинками. Впереди всех возвышался его Величество Бони Скатур Дерс, король Арира — с пылавшей боевым азартом физиономией, крайне довольный возвращением к прежней жизни, хищно вздымавший увесистый абордажный топор-лабрис с двойным лезвием.

— За мной, ребята! — приказал Сварог и, следуя за машинальным взглядом пленного, подтолкнул его к одной из дверей.

Топотавший следом Бони оглушительно пыхтел — сказывалась беззаботная жизнь венценосца. Он прилежно доложил:

— Наверху все путем, командир, боцман со своими очистили палубу, зашугали олухов на мачтах…

Сварог резко повернул голову — снаружи донесся знакомый гул пушечного залпа. «Божий любимчик» вступил в бой, события резво разворачивались на полную, следовало торопиться…

Он распахнул дверь, за которой оказались уходящие вниз ступеньки, толкнул вперед инженера:

— Веди, родимый, да не заплутай, смотри…

По довольно ярко совещенной лестнице они спустились ступенек на двадцать, оказались перед широким проемом без двери. Изнутри доносились голоса, падал свет, что-то металлически погромыхивало, постукивало. Сварогу пришло в голову, что те, в трюме, увлеченные своими делами и никак не ожидавшие лихого штурма, могли попросту и не заметить, не услышать схватки над головой, не столь уж и шумной. А что до пушечной пальбы — мало ли по какому поводу она могла вспыхнуть…

Осторожно выглянув из-за переборки, он убедился, что угадал правильно. С дюжину человек, столпившихся вокруг странного сооружения, выглядели всецело поглощенными обычными занятиями — одни разглядывали большую карту, другие, стоя наверху короба, отдраивали большой овальный люк, еще кто-то с натугой волок к середине трюма огромный бронзовый сосуд…

Обширный трюм, размерами не уступавший паре-тройке солидных купеческих амбаров, освещенный парой дюжин больших карбамильских ламп, был пуст. Только посередине возвышалось помянутое сооружение, нечто вроде продолговатого купола из плотно пригнанных досок, меж которыми влажно посверкивало что-то вроде застывшей смолы или надежно обеспечивавшей герметичность ворвани. На вершине — овальный люк, к нему ведет металлическая лесенка, по обеим ее сторонам разместилось не менее восьми обычных корабельных помп, какими откачивают воду.

Не нужно быть инженером, чтобы примерно догадаться, как эта музыка устроена. Сварог прикинул все в общих чертах, как только увидел люк в днище «Радуги». Подводная лодка, творение хитромудрого Тагарона, помещалась в этом самом куполе, намертво присобаченном к днищу. При помощи каких-то механизмов — надо полагать, не особенно заковыристых — ее опускали вниз, раскрыв створки люка, а потом поднимали тем же манером. Закрыв нижний люк и задраив верхний, воду откачивали помпами. Ага, вот они, подъемники — колеса с намотанными на них цепями по четырем сторонам купола, цепи уходят внутрь. В отверстия неминуемо просочится вода — видны по бокам темные потеки, — но ее будет не так уж много. Снаружи никто и не заметит, ночью особенно. Ну что же, толково придумано, большого ума этот Тагарон, вот только не стоило ему связываться с Горротом, меньше было бы в жизни неприятностей… По объему и весу вся эта машинерия даже меньше обычного груза для кораблей такого типа, так что на плавучесть и мореходные качества, надо полагать, не особенно влияет… Кулибин, мать его…

Вверху гремели пушки. Следовало поторапливаться. Оттолкнув инженера локтем, Сварог ворвался внутрь с жизнерадостным криком:

— Стоять, бараны!

Следом влетели остальные, угрожающе поводя всеми имевшимися в наличии смертоубийственными орудиями производства. Должный эффект был достигнут: люди в трюме выглядели так, что к ним вполне применимы были заезженные метафоры вроде «как громом поразило», «остолбенели от испуга», «ноги приросли к земле, а языки прилипли к гортани» и тому подобное. Только один, не потерявший присутствия духа, браво развернулся навстречу, хватаясь за меч — судя по этому мечу и морскому мундиру, флотский офицер.

Сварог, не теряя времени, аккуратненько достал его абордажной саблей — скорее в воспитательных целях, давая понять этой учено-инженерной публике, что с ними не шутят. Выдернул клинок, переступил через покойника и, подойдя вплотную к отшатнувшимся безоружным, рявкнул:

— Тагарон кто?

Пара голов непроизвольно повернулась в сторону человека средних лет, в классическом наряде Сословия Совы. Довольно ухмыльнувшись, Сварог вразвалочку подошел к нему и коротко поклонился:

— Мои поздравления, мэтр. Вы и в самом деле большого таланта человек, я вижу… Давайте не будем рассусоливать, некогда. Я — король Сварог. Не могли вы обо мне не слышать… Кстати, вам передает привет мэтр Анрах, но мне сейчас не до лирики… Лодка, я так понимаю, внутри этой штуки? И вы конечно же ищете вход в туннель?

Он прямо-таки замурлыкал от удовольствия сытым котом, когда глаза ученого человека округлились в безмерном удивлении:

— Откуда вы знаете?

— Сказать вам, Тагарон, отчего у меня неплохо идут дела? — осклабился Сварог. — Оттого, что я не полагаю себя самым умным на свете. А вот вы, сдается мне, отчего-то решили, что умнее вас не сыщешь… Зря вы это, честное слово. То, что своим умом открыл один, может со временем открыть и другой — когда речь идет о кладе, за которым охотились и вы, и я. Вульгарно говоря, я вас, простите, вычислил, долго рассказывать. Давайте о насущном. Корабль моими людьми захвачен. С теми, кто вас охраняет, сейчас разберутся, — он с напускной небрежностью указал на своды трюма, над которыми вновь раздался недалекий гром пушек. — Лодка готова к спуску?

Тагарон, чуточку опомнившись, шагнул вперед:

— Вы не смеете… Это мое!

— Да бросьте, — сказал Сварог безмятежно. — Какое, к черту, ваше… Вы с потрохами стали принадлежать Стахору, как только попали к нему, надо же понимать… Это была игрушка Стахора, хотели вы того, или нет… а теперь будет моя.

Отвернувшись, он взобрался наверх, кивнул стоявшим возле люка и доброжелательно им улыбнулся:

— Продолжайте, господа, продолжайте… кому говорю?!

И для пущей наглядности потряс у них перед носом окровавленной саблей. Косясь на испачканное лезвие, двое, на вид — гильдейские мастеровые, стали откручивать большие железные барашки. Когда они закончили, Сварог подтолкнул их к лесенке, чтобы, чего доброго, не заехали сзади по башке и, понатужившись, отвалил люк. Снял с крючка лампу, посветил вниз.

Расплылся в блаженной, довольной улыбке, облегченно вздохнул. Все его догадки оказались верными. Занимая почти все пространство внутри, удерживаемая четырьмя цепями с какими-то хитрыми замками-захватами, вцепившимися в крючья на покатых боках, там стояла подводная лодка. Крайне напоминавшая те, что потопили корабль с каторжанами, разве что гораздо меньше. Но чертовски похожа — вся из плотно пригнанных досок, с небольшой башенкой, в которой четыре иллюминатора в бронзовых рамках, за кормой — шестилопастный винт, ага, и рули глубины… Вот он, люк…

Упираясь локтями, он повис над подводной лодкой, коснулся ее подошвами, встал на бочкообразный корпус. Ухватившись за прозаическую кованую скобу, отвалил люк, посветил внутрь, заглянул туда. Места там нашлось бы на дюжину человек. В корме — несколько параллельно установленных колес, широких и узких, в свете лампы разноцветно посверкивали многочисленные граненые камни, вставленные в ободья, спицы, втулки осей. От них уходили в самый хвост коленчатые тяги. Еще какие-то бронзовые шестеренки, кривошипы, маховики. Вся эта машинерия ему, повидавшему в жизни немало сложной техники, показалась заимствованной прямиком из мультфильма или с картинок к детским книжкам — но ведь она исправно работала, коли Тагарон совершил несколько погружений! Вот уж поистине — голь на выдумки хитра. Некий заменитель двигателя внутреннего сгорания, Анрах что-то такое говорил… Ага, в передней части, под самой башенкой с иллюминаторами — кресло, несколько рычагов и штурвальчиков… Управление, конечно, самое примитивное… Четыре бронзовых сосуда рядком — похоже, баллоны с кислородом, здесь умели получать чистый кислород, но вот применения ему пока что не находилось… Лампа со сложным зеркальным рефлектором — примитивный прожектор…

Он выбрался наверх и проворно спустился по лесенке. В трюме уже появился боцман Блай с парочкой своих ребят. Ах, как поджимало время! Следовало подумать в первую очередь о капитане Зо, которому сейчас приходится драться одному против троих, наверное, впервые в жизни не нападая, а пытаясь отвлечь противника на себя, увести подальше от «Радуги»…

— Блай, — сказал Сварог торопливо. — Эта посудина мне больше не нужна, зато вот этот сукин кот, — он кивнул в сторону торчавшего поблизости с убитым видом Тагарона, — необходим. Когда опустите нас, берите его за шкирку и гребите к берегу, но сначала выпустите ракету, чтобы капитан знал: у нас все получилось… — он коснулся рычагов подъемного механизма и уже через пару секунд, прекрасно зная теперь, как эта штука работает, продолжал: — Сначала повернете эти два рычага, потом эти два. Затем, когда люк откроется и лодка станет опускаться, осторожно, не торопясь вертите вот это колесо, пока захваты сами не разожмутся — вы сразу поймете, когда это произойдет, потому что все цепи ослабнут…

Тагарон таращился на него в немом изумлении. Сварог мимоходом ухмыльнулся:

— А что, мы не кончали университетов, но тоже кое-что можем… Мара, за мной!

Он обернулся — и оторопел. Кроме Мары, одним прыжком оказавшейся с ним рядом, Странная Компания, до последнего человека, дружно сделала шаг вперед. Лица у всех были азартные и непреклонные. Уговаривать их, Сварог понимал, бессмысленно и бесполезно, все равно не подчинятся, небольшой, но бравый отряд готов был следовать за командиром хоть к черту в зубы… Времени для прений и дискуссий не было совершенно, сверху доносился пушечный гул, хотя и заметно отдалившийся.

— Ладно, — сказал он быстро. — Вы люди взрослые, я никого за шкирку не тянул… живенько!

Сподвижники торопливо полезли мимо него по лесенке, цыкая на неуклюже карабкавшегося арирского короля, под тяжестью коего лесенка поскрипывала и тряслась так, что крепившие ее болты вот-вот должны были выскочить из гнезд.

Взлетев наверх последним, Сварог махнул боцману Блаю — тот взирал на сооружение с сомнением и недоверием — спрыгнул на спину лодки, нырнул в люк и моментально задраил его за собой. Упал в кресло, взялся за литой бронзовый штурвальчик. Все в порядке, теперь он умел этой штукой управлять.

Странная Компания стоя разместилась за его спиной. Сварог включил лампу, и вокруг, в тесном шлюзе, стало ослепительно светло — не таким уж примитивным оказался отражатель…

Лодку качнуло, и она быстро опустилась из ослепительного света во тьму. Ощущение было знакомое — словно в скоростном лифте. За спиной послышалось непроизвольное оханье, кто-то выругался. Над головой звонко клацнуло — разжались захваты, почувствовав, что сиденье из под него словно бы уходит, Сварог понял, что лодка свободно погружается, легонько отвел вперед правый рычаг, чуть подал на себя левый, в кормовой части послышался скрежет, перешедший в размеренный шум — странный двигатель исправно заработал, и лодка двинулась вперед с черепашьей скоростью. Вокруг была чернота, пробиваемая лишь лучом прожектора — большая рыба угодила в пучок света и, блеснув чешуей, ополоумевше унеслась во мрак. Сверившись с пришпандоренным тут же, под левым локтем, компасом, Сварог повернул лодку влево — и шел этим курсом до тех пор, пока луч прожектора не уперся в бугристый камень.

Тогда он повернул вправо и повел лодку вдоль берега, то и дело поворачивая нос так, чтобы осветить лучом скальную стену. За его спиной прозвучало несколько кратких замечаний, из которых явствовало, что командир — гений всех времен и народов, и не было еще на свете могучее богатыря.

— Молчать, — сказал он, сосредоточенно манипулируя рулями глубины. — Сам знаю. Не отвлекайте, душу вашу…

Внутри лодки понемногу становилось душно и жарко. Очень уж много народу активнейшим образом потребляли кислород в тесном пространстве.

— Леверлин, поверни кран у ближайшего баллона, — распорядился Сварог. — Выпусти немного… Досчитай до десяти и заверни обратно. Ага, правильно…

Мара пристроилась рядом с ним, влетав так, чтобы не мешать ему править. Сварогу впервые пришло в голову, что он ввязался в безнадежное предприятие — хоть он и пользовался «кошачьим глазом», видел лишь сплошную стену камня. Ни следа туннеля, ведущего под водой в недра Хай Грона.

Спокойнее, одернул он себя. Не пори горячку, ваше величество. Ты что же, решил, будто везуч настолько, что уже через пару минут после погружения высмотришь туннель? Что ухитрился захватить «Радугу» не где попало, а в аккурат поблизости туннеля? Не бывает таких чудес и такого везения, меру надо знать. Предстоит исследовать целые лиги этой бугристой, зияющей расщелинами каменной стены — и неизвестно еще, на какой именно глубине расположен вход в туннель, быть может, ты как раз сейчас проплыл над ним или под ним… Терпение и сто раз терпение…

Но как Сварог себя ни успокаивал, на душе творилось неописуемое, там боролись самые разнообразные чувства, его бросало из крайности в крайность — то верил, что вот-вот увидит черный провал (он просто обязан быть правильной формы и огромного диаметра!), то преисполнялся самой черной безнадежности, ругая себя мысленно, что свалял такого дурака, взялся за дело, которое и за пару недель не закончить… «Господи, помоги! — воззвал он в совершеннейшем отчаянии. — Помоги, господи! Ты ведь знаешь, каковы ставки в этой игре…»

…У него не было при себе часов. Ни у кого не было — отправляясь на захват вражеского судна ночной порой, как-то глупо украшать себя часами, протягивать цепочку по брюху… Неизвестно, сколько прошло времени в сумрачной духоте, влажной и жаркой до липкости, освежаемой изредка пронзительным шипением вырывавшегося из баллона кислорода. Кислород Сварог расходовал крайне экономно, неизвестно, каковы запасы и насколько их хватит. Глаза ломило от напряжения, от однообразия того, что открывалось взору — камень, камень, сплошной камень, расщелины, впадины, бугры, острые грани, причудливые тени, рыба промелькивает, роится вокруг, привлеченная невиданным зрелищем. Странная Компаниядавным-давно притихла. Сварогу, по крайней мере, пришлось чуточку легче — он как-никак мог видеть в темноте, а его сподвижники могли усмотреть в кромешном мраке только то, что освещал луч прожектора…

В какой-то момент он хотел даже выключить лампу, чтобы не мешала — ему она была все равно без надобности. Но не стал — и правильно сделал, как оказалось. Все решилось именно благодаря лампе…

Во время очередного маневра — нос в сторону скалы, нос от скалы — Сварог краешком глаза увидел правее и ниже некий слабый и тусклый отблеск, словно далеко от него вспыхнул и тут же погас огонек спички. Сознание уже чуточку туманилось от недостатка кислорода, от жары и духоты, от монотонности подводных скал — но все же хватило ума, чтобы подумать: в этом огоньке было нечто неправильное. Неоткуда под водой взяться такому вот огоньку, такому вот отблеску, и, коли уж Сварог его наблюдал, то это определенно означало нечто новое…

Он развернул лодку, направил ее назад, покрутил штурвальчик, набирая в цистерну — или систерну, как там ее правильно? — некоторое количество забортной воды, чтобы погрузиться глубже. Лодка опускалась вниз медленнее утюга, но и никак не с грацией воздушного шарика. По лбу, по бровям ползли крупные капли пота, то и дело солено щипавшие глаза, Сварог мотал головой, смахивая их, отчаянно пытался проморгаться.

Мара тихонько вскрикнула над ухом, машинально сжав его плечо тонкими сильными пальцами. Луч прожектора провалился внутрь чего-то вроде огромной пещеры, и там, внутри, снова сверкнул этот холодный блеск, приняв дугообразную форму…

Не думая, не рассуждая, на чистых инстинктах Сварог повел туда лодку, уже не обращая внимания на заливавшие глаза соленые ручейки. «А Тагарон, пожалуй что, мог и не усмотреть, — подумал он с вялым самодовольством. — Тагарон вряд ли умеет видеть в темноте, и он наверняка не понял бы, даже если увидел, что это бледное, тусклое сияние — отблеск луча прожектора на полосах светоотражающего материала… Откуда ему знать? Он и терминов-то таких в жизни не слышал…»

Эти полосы, разделенные большими промежутками, опоясывали туннель исполинскими кругами. Туннель был огромен, дощатая подлодка, сработанная пусть и особо доверенными, но самыми обычными столярами или корабелами, терялась в нем, словно иголка в пушечном жерле, мельком Сварог подумал: если в результате каких-нибудь давних катаклизмов туннель окажется завален, лодка прекрасно сможет в нем развернуться.

Чтобы жестоко не разочароваться потом, он заранее настраивал себя на самый провальный финал: туннель завален… там нет никакой базы… а если база и существует, там может и не оказаться субмарины… в сущности, он полагался лишь на тысячелетние байки… крайне стойкие байки…

Шипение кислорода, завершившееся коротким фырчаньем. Голос Мары:

— Последний баллон остался…

— Прибереги, — распорядился Сварог. — Кто знает…

И по-прежнему вел лодку вперед, сидя в жаркой, липкой, потной духоте. Хорошо еще, что никаких особенных усилий от него не требовалось — огромный туннель был прямым, как полет стрелы, светоотражающие кольца здорово помогали, так что он просто держал руки на рычагах, глядя вперед и боясь надеяться.

За спиной слышалось тяжелое, хрипящее дыхание, но никто не жаловался, даже не пискнул. Все понимали, что к чему и держались из последних сил.

Кольца внезапно кончились. Какое-то время Сварог, с трудом соображая, по инерции вел лодку вперед, а когда догадался, что это означает, ожесточенно завертел штурвальчики, вытеснявшие посредством каких-то неизвестных механизмов воду наружу. Установил рули. Дернувшись, лодка пошла вверх.

И закачалась, наполовину выскочив из воды. Сварог торопливо привел рули в горизонтальное положение, ударил по рычажку с затейливой медной головкой, и прожектор погас. Теперь те, кто не обладал «кошачьим глазом», не видели ни зги, да и Сварог не много смог рассмотреть: обширная водная гладь, далеко впереди — нечто протяженное, правильной формы… Лодка всплыла в подводном гроте, таком огромном, что не помогал и «кошачий глаз» — он позволял видеть в темноте, но не мог наделить человеческий глаз свойствами сильной подзорной трубы…

В следующий миг Сварог торопливо зажмурился — по глазам ударило ослепительное сияние, показалось, что это конец, что их вот-вот испепелит это обжигавшее ярче солнца свечение…

Понемногу перед глазами перестали плясать разноцветные пятна и полосы, он вернул свой взор в нормальное состояние — и убедился, что ничего жуткого не произошло. Просто-напросто далеко впереди зажглись неисчислимые шеренги прожекторов. Они не слепили, не били в лицо, они были направлены на воду, так что Сварог отчетливо видел крохотные круги, еще разбегавшиеся от качавшейся на воде лодки. Другие огни освещали высокий пирс, судя по структуре, не из камня сложенный, а, похоже, из бетонных плит. А у пирса, далеко впереди…

У Сварога перехватило дыхание. Он не полагал себя настолько уж мягкотелым, чтобы считать, будто к ручейкам пота на лице примешались слезы, но в такой момент все могло случиться… Очень уж подозрительно у него затуманились глаза, хорошо еще, что никто не мог это понять…

Он сморгнул то ли пот, то ли слезы. Следовало гордиться собой, следовало вопить и прыгать, махать руками, идиотски хохотать — но он был чересчур вымотан. Умение еще не означает, что он получил навыки — им-то как раз взяться было неоткуда. Заклинания позволяют овладеть лишь умением, и не более того, а навыки, как им и положено, приходят очень нескоро… Он был чертовски вымотан своим дебютом в роли капитана Немо.

Она была пришвартована у пирса, чуть левее того места, на причале, к которому Сварог медленно вел лодку. Она превосходила жалкое изделие хитроумного Тагарона примерно так, как превосходит тяжелый танк детскую игрушку. Она была хищно-красива, как всякое изготовленное человеческими руками оружие. Океанская субмарина, какие в своей прошлой жизни Сварог видел только в кино. Чем-то она походила на них, чем-то решительно отличалась. Могучий корпус не менее двухсот уардов в длину, сдвинутая к носу рубка, напоминавшая силуэтом прямоугольник с изящно округленными верхними углами. Перед рубкой — нечто, напоминающее орудийную башню с очень коротким и очень толстым стволом, позади рубки — ряды странных пирамидок, похожих на чешую вымершего дракона. Дощаник приблизился настолько, что субмарина нависла над ним крепостной стеной, и Сварог уже мог прочитать буквы на носу: «РАГНАРОК». И рассмотреть знакомую эмблему-крест из двух мечей и двух якорей, примерно на половине длины скрепленные свернувшейся в кольцо змеей со странной головой, глотающей собственный хвост…

Можно было всерьез гордиться собой. Он догадался правильно. Когда после Шторма прошли столетия хаоса и отката в совершеннейшее варварство, подлодка из соединения «Морские Короли», кем-то в незапамятные времена предназначенного для атаки на Великого Кракена, превратилась в людском сознании в легендарное Копье Морских Королей. Он догадался — и нашел…

— Люк, — сказал он хрипло, не узнавая собственного голоса.

Кто-то метнулся в совершеннейшем молчании, заскрежетали по резьбе барашки, грохнул откинутый люк. Внутрь хлынула сыроватая прохлада, показавшаяся невероятно сладкой на вкус.

Пройдя мимо субмарины, Сварог держался в паре уардов от причала, выискивая место, где можно было не просто пришвартоваться, а подняться наверх. И не видел пока. Одна бетонная стена высотой в десяток уардов. Ничего удивительного, причал не рассчитан был на дощатые скорлупки, надводная часть субмарины как раз на десяток уардов над водой и возвышалась, на нее попросту перекидывали с пирса трап…

Но ведь должны же тут быть для каких-то мелких надобностей и маленькие суденышки вроде обыкновенных моторок?! Наверняка. А значит, должен отыскаться и причал для них…

Так оно и оказалось. Чуть ли не в самом конце причала, занимавшего примерно четвертую часть водоема (в форме правильного круга с половину морской лиги шириной) Сварог увидел над самой водой совершенно прозаический деревянный настил. Возле него стояли полдюжины моторок и два катера размером побольше, и наверх от него уходила основательная лестница из железных прутьев.

Лодка ударилась яйцеобразным носом в свободное местечко, потеснив стукнувшиеся бортами моторки, и Мара проворно выпрыгнула на настил, уже без своего балахона, поясом привязала лодку к поручню, завязав другой конец на одном из ввинченных в борт кованых колец. Словно корову привязывала. Это выглядело так несуразно, обыденно, настолько не соответствовало титанической подводной базе и ее суперсовременному для своего времени оснащению, что Сварога прошиб нервный смех, и он не сразу справился с собой.

Вернул рычаги и штурвальчики в исходное положение, и колеса в корме перестали вращаться, застыли неподвижно. Встал с неудобного кресла — собственно, деревянной чаши на единственной ножке с гнутой спинкой из широком доски — насквозь промокший от пота, неимоверно уставший и столь же невероятно счастливым. Сказал во весь голос:

— Ну что, господа мои? Приехали…

И первым стал подниматься по металлической лестнице со ступеньками из дырчатого железа. Следом двинулись остальные. Все молчали.

Оказавшись на широком причале, он осмотрелся. Смешно, но в чем-то подводная база крайне походила на неизмеримо уступавшие ей в размерах, но совершенно схожие по предназначению логовища моряков Токеранга. Широкий пирс, длинная шеренга служебных помещений (складов и жилых домиков), над головой гирлянды светильников… Ну, ничего удивительного. Предназначение, вот именно, схожее до мелочей…

Величественное было зрелище, надо признать — огромное подземное озеро, ярко освещенное неисчислимым множеством прожекторов и фонарей, могучая субмарина у пирса. Как Сварог и надеялся, автоматика работала безукоризненно — скорее всего, некие датчики засекли всплывший на поверхность объект, и тут же включилось освещение. Вероятнее всего, создавшая базу держава, неизвестная ему по названию, господствовала в этой части океана в те, незапамятные времена — непохоже, чтобы здесь опасались вторжения, в противном случае не свет бы зажегся, а сирены взвыли, поднимая тревогу…

Он оглянулся на притихших сподвижников, подавленных всем этим подводным великолепием и размахом — держались кучкой, поглядывая по сторонам не то чтобы со страхом, но с некоторыми опасениями. Люди в такой одежде, с саблями на боку и кремневыми пистолетами за поясом были, конечно, насквозь неуместны на этом причале, рядом с грандиозной красавицей субмариной из другого времени — но прежние хозяева исчезли несколько тысяч лет назад, и это богатство не должно остаться бесхозным, да и претензии никто не предъявит…

— Гляди веселей! — браво прикрикнул он, нарочно ступая шумно.

Его величество король Арира, подозрительно озираясь, буркнул:

— А если тут эти… не к ночи будь помянуты…

— Перебедуем, — сказал Шедарис, выдвигаясь вперед. — Видывали мы лилипутов и покрупнее…

Ни малейшего шевеления вокруг, ни единого постороннего звука, только шум их собственных шагов. Воздух вовсе не казался на вкус затхлым, а строения выглядели так, словно их поставили позавчера, ни одна лампа над головой не мигала и не выказывала намерений перегореть, мимоходом Сварог вернулся мыслями к том самой загадке: как именно Тагарон собирался управиться с субмариной, если предположить, что он о ней что-то знал — а ведь, похоже, знал… Полагался на интуицию искусного мастера? Или тут таится что-то еще? Самонадеянный все же тип, с дерзким полетом мысли. Надо будет потом потолковать с ним по душам, авось удастся приспособить к каким-то полезным делам…

На лодку, и в самом деле, был перекинут трап с поручнями из канатов и аккуратными ступеньками из тесаных реек, набитых на широкую доску. Овальная дверь в боку рубки распахнута наружу.

Сварог медлил. Не то чтобы он чего-то опасался… Неужели так просто? Осталось подняться на борт… Не верится прямо, слишком будничным кажется воплощение в жизнь мечтаний, надежд и смелых догадок…

И он шагнул на трап, переборов некие внутренние препоны, которым у него не было точного названия.

Дзан-н-н! Сварог невольно отшатнулся.

Нечто вроде широкого турникета метро, выскочив с двух сторон из притолоки, перегородило вход почти целиком, оставив вверху и внизу неширокое пространство куда взрослый человек все равно не сумел бы протиснуться. По всему проему овальной двери размеренно замигали алые огоньки, слева выдвинулась пластина размером с книгу, и приятный женский голос, в котором, однако, сразу чудилось нечто механическое, сообщил:

— Вахта отсутствует. Признаков боевого дежурства нет. Согласно регламенту, проход на судно разрешен только лицам с соответствующим допуском. Просьба ввести таковой, если вы им располагаете.

Вот и поганый сюрприз, которого он подсознательно ожидал… Турникет не выглядел особенно прочным — но, Сварог подозревал, управиться с ним голыми руками и саблями окажется непросто. И не в турникете дело. Сто шансов из ста за то, что в случае попытки беззастенчивого разлома электроника преподнесет очередные сюрпризы. Вряд ли по ним хлестанет что-нибудь вроде спаренного пулемета, скорее, отключатся жизненно важные системы, и субмарина превратится в бесполезную громаду железа. Это гораздо вероятнее. И надежнее. А пулеметы-огнеметы — крайне несерьезно… Идеально подходят для охраны какого-нибудь наземного склада, но тут…

Крышка похожего на книгу предмета откинулась — и зажегся зеленоватый, продолговатый экранчик, под которым Сварог увидел ряды черных кнопок с белыми буквами и цифрами. Захотелсь взвыть от бессилия и столь жестоких шуточек судьбы. Найти желаемое, жизненно необходимое не для него лично, а для всего этого мира — и оказаться не в состоянии им воспользоваться…

Он понурился, уронив руки… и едва не взревел от радости. Как обычно и случается в подобные минуты с загнанным жизнью в тупик человеком, мозги работали с невероятной четкостью, словно безотказный ревнаган.

Сварог вспомнил моряцкий санаторий в Хелльстаде — и содержимое бювара штандарт-навигатора. Среди прочих бумаг, удостоверений и бланков нашлись тогда две глянцевых картонки с цветными полосками и цифирно-буквенными кодами. Одна украшена силуэтом корабля, другая — подводной лодки. Учитывая, что штандарт-навигатор, по всем прикидкам, был на флоте важной персоной…

Терять, в конце концов, нечего. Совершенно. Вспомнив код, он протянул руку, тронул пальцем чуть шероховатую клавишу, и она легко подалась, ушла в панель до краев. На зеленоватом экране загорелась соответствующая буква. Так-так-так…

Закончив, он отвел руку и без нужды взялся за пояс, чтобы никто не заметил, как подрагивает рука. Прошло не менее столетия, исполненного бездумного оцепенения, прежде чем женский голос с ничуть не изменившейся интонацией сообщил:

— Допуск действующий. Вход разрешен.

Турникет моментально исчез, огни погасли. Губы Сварогу покривила горькая, ироническая усмешка — для безмозглых машин словно и не было этих пяти тысяч лет, и слава Богу, слава Богу…

Чистейший коридор с полукруглым потолком, все выложено металлическими, вроде бы алюминиевыми панелями (Сварог давненько видывал в последний раз алюминий и оттого не мог определить толком). Неяркий свет ламп дневного света. Тишина.

— Задрайте кто-нибудь дверь, — бросил он, не оборачиваясь. — Вряд ли это сложно…

Командный пункт на земных подводных лодках располагался, насколько он помнил, в рубке. Следует ожидать, что и здесь…

Нажим на ручку, дверь подается мягко, бесшумно — дверь без единой таблички или хотя бы номера. Нет, непохоже. Обилие компьютеров с погасшими экранами, столов с картами, каких-то толстых книг… Скорее, штурманская. Ну-ка, вторую…

Вот теперь он был там, где и следовало обосноваться в первую очередь. Большая комната в форме полукруга. Четыре черных кресла, окруженных пультами и экранами. Одно из них чем-то отличалось от остальных — чуть побольше, чуть помягче, металлические детали не белые, а светло-золотистые. Рассуждая логически…

Решительно шагнув вперед, Сварог опустился в это кресло. Что-то мешало, тыкалось в бок — ага, абордажная сабля. Чуть сконфуженно, словно прежние хозяева субмарины могли его сейчас увидеть, Сварог стянул перевязь через голову и бросил саблю на пол.

Положил руки на пульт. Уже не в первый раз его прошило, пронизало насквозь, словно порыв ветра, это непередаваемое словами ощущение. Теперь он умел.

Странная Компания почтительно выстроилась за его спиной, затаив дыхание. Кто-то шумно отдышался — и тут же, судя по звуку и подавленному ойканью, получил чувствительно локтем в бок.

Умение и доскональные знания — опять-таки не одно и то же. Можно сказать, он освоил лодку примерно наполовину. Чтобы разобраться в остальном, одних безукоризненно работавших заклинаний было мало — нужно изучить память компьютеров, справочники, которые здесь наверняка найдутся… Но этим можно заняться и потом. Того, что он уже знал, было достаточно, чтобы, не мешкая, прийти на помощь капитану Зо.

Он тронул несколько клавишей. Тот же бесстрастный женский голос докладывал, что машинной вахты нет на месте, что вахты боевой части-один нет на месте, как и вахты боевой части-два, боевой части-три, что штурманская группа на вызов не отвечает, что центральный пост молчит. Но все эти безрадостные рапорты уже не могли испортить радости — женский голос всякий раз интересовался, не желает ли командир перейти на автоматическое управление данными подразделениями, замкнуть все на себя — и Сварог, легко догадаться, всякий раз именно этого и желал. Он уже понял, что этой подводной громадиной в состоянии управлять один-единственный человек, лишь бы знал, чего конкретно хочет и умел нажать нужные клавиши и вслух отдать нужные приказы. Поразительная техника! И, прежде чем нажать очередную полусферическую кнопку, он вновь подумал с горечью: как же так вышло, что создатели этой фантастической и грандиозной машинерии в одночасье однажды провалились в небытие? Что за катаклизм сотряс планету? Точнее, почему так вышло?

Но на эти вопросы ему не могла дать ответ никакая электроника, и не было времени на бесплодные умствования. Включив обзорные экраны, он осторожненько, буквально по сантиметрам отвел «Рагнарок» от причала, развернул его носом к туннелю и пошел на погружение.

Навыков бы еще, навыков в обращении с этой громадиной! Но откуда им взяться? На командном пункте царила приятная прохлада, невидимые кондиционеры исправно работали, но Сварог все равно обливался потом не в переносном, а в самом прямом смысле, ведя субмарину по туннелю в ореоле тускло сияющих кругов. Кто-то, быть может, мог его и упрекнуть, но сердце у него аж заходилось от щенячьего восторга — подводная громадина, грандиозное скопище искусных механизмов, хитрой электроники и жуткого оружия повиновалось ему, словно велосипед… душа пела нечто радостно-матерное.

Покинув туннель, он приблизился к поверхности на перископную глубину, поднял перископ, выстроил его на панорамный поиск и включил ночное видение. За его спиной вновь раздалось восхищенное оханье — на большом обзорном экране, охватывавшем все помещение по дуге, появилось четко различимое ночное море и ясные силуэты трех кораблей. Все было не зеленоватым, как в земных ноктовизорах, а светло-синим, но Сварог моментально освоился.

Один горротский корабль маячил далеко в стороне, окутанный пламенем — определенно вышел из боя и боролся сейчас с огнем. Два других выполняли непонятные Сварогу маневры, временами паля из пушек, пытаясь зажать «Божьего любимчика» в клещи или как там это у моряков именуется.

Сразу видно было, что «Божьему любимчику» досталось изрядно — паруса зияют огромными дырами с неровными краями, в двух местах над палубой столбы дыма, несколько пушечных портов слева разворочены прямыми попаданиями. Но он держался, маневрировал и стрелял. Горротские фрегаты не то чтобы одолевали — но их все же было два, не уступавших противнику размерами и числом пушек…

— Держитесь, ребята, — громко сказал Сварог сквозь зубы. — Сейчас тряхнет…

«Рагнарок», всплыв на поверхность, шел к одному из фрегатов, вспарывая воду бульбообразным носом, окруженный широкой полосой бурлящей пены. При ярком лунном свете его не могли не заметить, фрегат попытался отвернуть, но скорость у него была дохленькая по сравнению с тем, что мог выжать Сварог, даже не выжать, всего-навсего включить треть маршевого хода…

Субмарина ударила корабль в корму, но ее, огромную по сравнению с парусной, деревянной скорлупкой, даже не сотрясло как следует — хотя удар, конечно, почувствовался. Сварог отвернул влево, по неопытности дав слишком много газку, словно неопытный шоферский ученик. «Рагнарок» в результате ударил фрегат еще и правым бортом, описав в море широкую дугу, Сварог нацелился носом на место столкновения — и увидел, как горротец оседает в воду разбитой кормой, как рушится бизань-мачта, а за ней и грот, как два оставшихся участника драки совершили неуклюжие маневры, словно споткнувшийся человек…

Его лицо перекосила злобная радость. Это за Батшеву, подумал он, замедляя ход. За беззащитных, которых преспокойно расстреливали из-под воды ваши чертовы союзнички… Теперь на своей шкуре почувствуете, как оно бывает, когда вас громит нечто, неизмеримо превосходящее по совершенству…

Он коснулся клавиши. На экран мгновенно легли три алых концентрических кольца, крест-накрест пересеченные прямыми линиями. Потом раздвоились. Одно из них накрыло горротский фрегат, другое совместилось с «Божьим любимчиком».

Женский голос доложил:

— Цели захвачены, идет сопровождение. Противокорабельные ракеты на «товсь».

— Левый объект — цель! — крикнул Сварог в полный голос. — Правый — отставить! Левый — цель!!! Правый — отставить!!!

— Приказ принят, — без тени эмоции ответила электронная женщина, которая и женщиной вовсе и не была, а всего лишь мельтешением импульсов. — Левый объект — цель, правый — отставить.

Кольца, накрывшие силуэт «Божьего любимчика», исчезли, а те, что алели на фоне горротского фрегата, остались.

— Ракету по левому объекту! — крикнул Сварог. — Пуск!

Неизвестно, правильно ли он подал команду. Голос-призрак бесстрастно откликнулся:

— Принято. Пуск.

Ослепительный клубок огня отделился от носовой части лодки. Четкая дымная полоса понеслась к фрегату, коснулась его словно бы безобидно, беззвучно — и над морем встал разлапистый фонтан багрового пламени, пронизанного желтыми вспышками, взбухло темное облако, в нем бешено крутились, разлетаясь далеко над волнами, какие-то куски, обломки, нечто вроде лоскутьев…

Ракета определенно была рассчитана на то, чтобы причинить непоправимый вред гораздо более прочному и серьезному кораблю. Горротский фрегат она попросту разметала в щепки. Когда погасло пламя и немного рассеялся дым, когда осела взбаламученная вода, на том месте, где только что был фрегат, плавало лишь скопище чего-то непонятного, разрозненного.

Кто-то охнул за спиной Сварога, кто-то затейливо выругался — в семьдесят семь морских чертей и долбаного осьминога. Похоже, Тетка Чари.

— Вот так мы нынче воюем, судари мои, — сказал Сварог, оборачиваясь к ним, все еще не в состоянии убрать с лица прикипевшую, как маска, гримасу. — Впечатляет? Меня тоже…

Глава четвертая По ту сторону льда

— По правде говоря, я себе представлял эти места совершенно иначе, — сказал Сварог негромко. — Море мрака, Море мрака… Я-то полагал, здесь и вправду стоит вечный мрак. Как любой может убедиться, ничего похожего. Неприятный уголок, согласен, тоску навевает, неуютно здесь до того, что в затылке свербит… но где же мрак?

Он стоял на крыше рубки, у высоких, по грудь, металлических перил, красотой и продуманностью напоминавших кованую решетку какого-нибудь парка. Рука через них еще могла бы пройти, но человек ни за что бы не вывалился при самом сильном крене — к тому же перила автоматически выдвигались еще выше как раз в той стороне, куда «Рагнарок» опасно накренило бы (чего пока, к счастью, не произошло). Вся субмарина была напичкана подобными полезными хитростями, облегчавшими жизнь и работу экипажу, по крайней мере, те помещения, что они успели исследовать.

«Рагнарок» шел совсем тихим ходом — оставленная у штурвала Мара получила строжайший приказ не увлекаться и вести лодку со скоростью улитки, набираясь практики. Пресловутого мрака, из-за которого эти места и получили свое название, Сварог пока что не наблюдал. Море было почти обычным — разве что оттенок какой-то странный, сероватый — небо заволокли бело-серые облака, опять-таки мало отличавшиеся от привычной непогоды. Солнца не видно, однако субмарина и стоявшие у перил люди отбрасывали смутные тени. Вот только туман… Быть может, и не туман вовсе, высокие, до самого неба, полосы тянулись слева направо, напоминая, скорее, ленты, чем обычную туманную пелену. Ленты из шляпы неведомого фокусника столь исполинских размеров, каких и в самых страшных сказках не бывает. Они то закрывали от глаз все вокруг, то проплывали где-то над головой, так, что самые высокие мачты не задели бы их верхушками. Они колыхались, сминаясь гигантскими плавными складками, образуя то выступы, то впадины изящных геометрических форм. Было в них что-то устойчивое и неуловимо регулярное, отличавшее от обычной мглы, и вместе с тем они были невесомы и проницаемы, как самый обычный туман. Субмарина проходила сквозь них беспрепятственно. В конце концов, Сварог решился подняться на вольный воздух вместе со сподвижниками — и ничего страшного не произошло, разве что, когда лицо на миг оказывалось в этой зыбкой полосе, становилось самую чуточку холоднее, и ощущался запах, похожий на снежный. Магии в них не присутствовало ни капельки — правда, Сварог, наученный горьким опытом, зарекся делать твердые выводы.

Временами, однако, попадалось кое-что другое, заставлявшее верить, что название свое это море получило все же не зря — совершенно черные то ли айсберги, то ли острова, куски мрака довольно правильной формы, возвышавшиеся над водой и больше всего напоминавшие скалы, которые какой-то хулиган, располагавший кучей времени и массой возможностей, старательно опрыскал черной краской. При встрече с первым таким объектом Сварог инстинктивно отвел лодку в сторону, обогнул «скалу» — но радар показал, что плотностью эта штука равняется окружающему воздуху. Что вскоре же было подтверждено экспериментальным путем — проще говоря, с крыши рубки швырнули одну из совершенно ненужных здесь абордажных сабель, и она канула в черную пустоту. Вторая сабля, брошенная на привязи в глубины второй «скалы», была вытащена назад целехонькой. И тем не менее Сварог запретил совать в черноту руку — хотя пылавший научным энтузиазмом Леверлин и порывался было. Кто их знает. Если Белая Волна уничтожала все неживое, в неприкосновенности сохраняя живую материю, эти черные айсберги могли поступать с точностью до наоборот…

— Это смотря где, — сказала Тетка Чари, к которой Сварог в первую очередь и обращался, как к единственному на борту эксперту, однажды побывавшему на «Божьем любимчике» в сих негостеприимных водах. — Тут много разных диковинных мест. В одном уголке одно, а в другом совершенно другое, мы тогда часа два шли в совершеннейшем мраке, тьма стояла такая, что от бизани не видно было грота, и никакие факелы не помогали. А потом корабль вышел… я вам, честное слово, не вру… в какое-то другое место, и небо там было белесое, вроде скисшей сметаны, усыпанное звездами, совершенно как наше, — вот только звезды все до одной были черные. И при этом сияли. Не могу вам этого объяснить человеческими словами, но они были черные и сияли. И еще там стояли на небе две луны — одна в виде тоненького полумесяца, растущая, а вторая — почти цельный круг. Чем хотите клянусь, не носить мне титула — небо было белесое, а звезды и луны — черные… Черные — но светили и сияли. Чтоб мне лопнуть…

— Не стоит вам лопаться, — серьезно сказал Сварог. — Во-первых, вы нам всем нужны, а во-вторых, я заранее верю. Все возможно. По моему сугубому убеждению, вам еще повезло, что никуда не провалились без возврата — потому что иные, я слышал, проваливались с концами…

— Я тоже слыхала, — кивнула Тетка. — Ну, мы оттуда живенько ушли в туман, и очень быстро все исчезло…

Леверлин сказал вполголоса:

— А я слышал, что в Море Мрака есть явление, которое лучше всего назвать коловращением. Мол, в том самом месте, где одни путешественники встретили какое-то странное чудо, другие нашли нечто совершенно другое…

— Бывало такое, — нисколечко не думая, кивнула Тетка Чари. — Вот, скажем, Бугас, едва войдя в Море со строго определенного курса и на определенных координатах, наткнулся на кипящую, как он описывал, воду — холодное кипение, бурление скорее, и в нем бултыхались во множестве самые натуральные отрезанные человеческие головы. Все, как одна, синехонькие, словно от давних покойников — вот только глазами моргали и вроде бы даже вслед кораблю какую-то гнусь выкрикивали, в борт пытались зубами вцепиться. А через месяц Одо-Нахалюга в том же самом месте ни видел никакого бурления и уж тем более голов, зато наткнулся на какие-то странные льдины, словно бы и не льдины вовсе: тонкие, красноватые, и по ним какие-то огоньки играли. А те самые головы потом видел кто-то еще в совершенно другом месте. Есть похожие рассказы и про других. Так что вы правильно подобрали словечко — коловращение поганых чудес, точно…

— Вы мне вот что скажите, естествоиспытатели вы мои, — произнес Сварог нарочито безразличным, даже ленивым тоном. — Знает кто-нибудь точно — есть какие-нибудь специфические феномены для той точки в море, под которой затаился Великий Кракен? Не торопитесь, хорошенько подумайте. Мне нужно кое-что уточнить…

После недолгого молчания за его спиной завязалась дискуссия вполголоса, главным образом между Теткой Чари и Леверлином, хотя и другие не остались в стороне, добросовестно припоминая все, что доводилось слышать в жизни об этих местах. Сварог не прислушивался особо, ожидая конкретных результатов.

Он кое о чем умолчал, чтобы не ронять командирского авторитета и не расхолаживать пылавших энтузиазмом сподвижников…

Насколько мог, он освоился с субмариной, хотя многого не понимал до сих пор, например, представления не имел, что за энергия приводила ее в движение. Не атомная, по крайней мере. Некая энергия, которую собирали и копили, словно солнечные батареи, те самые странные пирамидки, покрывавшие добрую половину корпуса. Но и не солнечная — лодка прекрасно подзаряжалась, стоя под толщей камня…

Он понятия не имел, что за орудие находится в той самой носовой башенке. Прежде всего, оно не стреляло ничем, если можно так выразиться, материальным — всю внутреннюю поверхность ствола занимала некая ажурно-ячеистая конструкция из какого-то металла с многочисленными вкраплениями желтых ограненных кристаллов размером с кулак. Так что были сильные подозрения, что речь тут идет опять-таки о какой-то энергии. Энергетический пучок и, судя по некоторым наблюдениям, могучий, учитывая, какие мощности на орудие могли подаваться с корабельных агрегатов. Сварог знал, как из этой штуки стрелять, как менять подаваемую на неведомую пушку мощность, выяснил даже, покопавшись в памяти бортового компьютера, что называется она «гразерт» — но что это такое, на каком принципе действует, так и не доискался. Ничего удивительного. Вряд ли на каком-нибудь из земных крейсеров нашлись бы письменные разъяснения типа: «Корабельное орудие — это устройство, при помощи пороховых газов метающее металлический конус со взрывчатым веществом внутри»…

Со всем остальным проблем не было: торпеды обычные и предназначенные для Великого Кракена, ракеты, способные с одинаковым успехом работать как по кораблям, так и по суше, даже две башни с самыми обычными пушками, выдвигавшиеся из палубы на носу при необходимости — например, чтобы опять-таки врубить по береговым объектам.

Он, правда, там и не доискался пока что, в чем специфика приготовленных для Великого Кракена торпед. Знал лишь, что они отличаются от обычных — компьютер четко делили имевшиеся на борту торпеды на две категории: обычные и другие, те самые… Они и по виду отличались, в чем Сварог убедился лично. «Гостинцы для Кракена» были, похоже, серебряными, числом в полдюжины (по количеству носовых торпедных аппаратов), покрыты непонятными символами. Вполне могло оказаться, что и начинка их не имела ничего общего с обычной, чему никак не стоило удивляться — ну как же, волка-оборотня можно взять только серебряной пулей, а не обычной свинцовой…

Самое любопытное, пожалуй, открытие сделал не он, а Мара, в отличие от остальных его сподвижников, неплохо владевшая компьютером. Именно она обратила внимание Сварога на список офицеров экипажа — точнее, на то, что четверо из них, кроме обычных званий, именовались еще «братьями». Брат навигатор, брат флаг-лейтенант, брат даль-штурман… После чего были предприняты разыскания в соответствующих каютах и документах — и обнаружилось немало интересных вещиц. Рано пока что делать окончательные выводы, но Сварог всерьез подозревал, что означенные офицеры были не просто военными, а кем-то вроде членов воинствующих монашеских братств, какие и до сего дня существовали на Таларе. Как-то все это меж собой переплеталось — воинское соединение «Морские Короли» и монахи в списках экипажа, найденные в каютах предметы и молитвенники — и особые торпеды для Кракена. Найденного хватало для того, чтобы выдвигать такие именно гипотезы.

Но это, в общем, не имело сейчас особого значения, главное было известно — давным-давно сгинувшие подводники всерьез собирались уничтожить великого Кракена именно этими торпедами, а значит, был шанс и была надежда… О деталях и подробностях можно порассуждать потом, когда найдется достаточно времени, чтобы изучить лодку и ее архивы обстоятельно и подробно…

В конце-то концов, напомнил себе Сварог, именно так обстояло не только с загадочными торпедами. До сих пор никто не знал, почему именно серебро уничтожает иную нечисть окончательно и навсегда — но разве недочеты в теории мешали практике? Никоим образом, даже совершенно неграмотный, темный крестьянин мог прикончить оборотня, нашлась бы в хозяйстве серебряная пуля, меткой бы оказалась рука…

Гораздо хуже было другое. То, о чем он умолчал. Сварог командовал сейчас великолепной субмариной, как раз и предназначенной в незапамятные времена для уничтожения Великого Кракена, но при этом представления не имел, где ему искать цель…

Он лишь примерно представлял, где залег Кракен. И не мог, хоть ты тресни, привести субмарину к тому месту.

Потому что, как выяснилось очень быстро, великолепная навигационная аппаратура лодки оказалась бесполезной. Ее нельзя было совместить с нынешней реальностью, по крайней мере, сейчас, своими силами — не хватало умения ни у Сварога, ни у Мары, и заклинания ничем помочь не могли.

Все изменилось. Изменился угол, под которым ось вращения планеты была некогда наклонена к плоскости вращения. До Шторма он составлял примерно сорок градусов, а теперь — практически девяносто. Отчего, в свою очередь, решительным образом изменилось звездное небо над планетой, и великолепной электронике попросту не к чему было привязаться. Она не узнавала нынешнего небосклона, что выяснилось в первую же ночь. Как ни старался Сварог, приятный женский голос, начисто, к счастью, лишенный способности удивляться и негодовать, повторял две фразы: «Система не получает сигналов от навигационных спутников», «Система не в состоянии отыскать опорные точки звездной навигации». Ни обходные маневры, ни прямые приказы не помогали — нельзя было требовать от электроники больше того, на что она способна, компьютер не мог сориентироваться под этим небом, о чем настойчиво и докладывал. Быть может, его можно перепрограммировать без особых трудов, привязать к нынешней звездной россыпи — но ни Сварог, ни Мара этого не умели, а Элкон остался в Латеране…

Компасы всех разновидностей, имевшиеся на лодке, тоже были теперь бесполезны — та география, к которой они только и приспособлены, канула в небытие.

Так что методы в некоторых отношениях ничуть не отличались от тех, какими Сварог обнаружил вход в туннель — могучему, великолепному «Рагнароку» оставалось лишь бороздить Море Мрака взад и вперед, как самой обычной шлюпке, пока Сварог не высмотрит Кракена простым глазом. А это было гораздо труднее, чем даже на скорлупке Тагарона искать туннель…

— Лед, — громко и уверенно сказала вдруг Тетка Чари.

— Что? — встрепенулся Сварог, успевший глубоко погрузиться в собственные безрадостные мысли.

— Чаще всего поминают про лед, — сказала она. — Говорят и про какую-то черную радугу, и про диковинных, словно бы не от этого мира, рыб, вечно кружащих на поверхности над тем местом, про магнитную гору, про крики и стоны, опять-таки будто и не человеческими устами исторгаемые… Но вот чаще и упорнее всего поминают про лед. Так и в легендах говорится, и в балладах поется — «По ту сторону льда». Мол, Великий Кракен спит на дне, заслонившись ледяной стеной, а когда придет его время, стена начнет помаленьку трескаться, рассыпаться в куски… Вообще-то, в последние недели стали шептаться, что айсберги и есть те самые обломки ледяной стены. И что-то в этом есть. Откуда им еще взяться?

— Присоединяюсь, — кивнул Леверлин. — В серьезных книгах — то же самое. Лед. Слишком древний и назойливый мотив. Вот только в магнитную гору я не верю…

— Вольному воля, — пожала плечами Тетка Чари. — Но знавала я одного шкипера, который лет двадцать назад один только и выплыл из Моря Мрака на доске, когда магнитная гора притянула их корабль, и он об нее расшибся со всего размаху. После всего этого шкипер самую малость повредился умом, но человек был достойный доверия…

Леверлин дипломатично промолчал, хотя по его лицу было видно, что наука имеет на сей счет свое мнение, в корне несхожее с моряцким фольклором. Бони, похлопав себя по нескольку уменьшившемуся за время плаванья чреву, жизнерадостно сообщил:

— А вот у нас один дед рассказывал… Чтобы приманить Кракена, нужно отправить лодочку, а в нее посадить девицу, чтобы пела какую-то особую песню, которую и знающие старики не помнят. И непременно нужно, чтобы она была натуральной девственницей в свои шестнадцать годочков, даже нелапаной и нечмоканой. Но поскольку такую в жизни не найти, хоть золото предлагай по весу, Кракена, дед говорил, хрен приманишь…

Грянул общий хохот. Сварог, единственный не принимавший в том участия, досадливо поджал губы. Они никак не могли проникнуться всей серьезностью затеянного предприятия. Для них «Рагнарок» сам по себе стал восьмым чудом света, и на его борту они казались сами себе мифологическими витязями, свято веря, что командир, отыскавший такое сокровище и в два счета его укротивший до полного повиновения, одним махом свернет горы, подобно древним богатырям…

Он вздрогнул, поднял голову. Что-то менялось в происходящем. Исполинские ленты тумана, застилавшие полнеба, вдруг пришли в движение, они сминались, переплетались, завивались вовсе уж диковинными фигурами, словно подхваченные порывом сильнейшего урагана — но Сварог не чувствовал ни малейшего дуновения ветерка, да и остальные тоже. Полное безветрие стояло. И все-таки туман, корчась, уносясь комьями слева направо, поразительно быстро таял, горизонт очищался.

Потом в ту же сторону, слева направо, пошла странная рябь — низенькие борозды, извилистые и четкие, напоминавшие, пожалуй, дорожки на огромной грампластинке. Появившись от горизонта до горизонта, она моментально распространилась, захватила лодку, не причинив ей ни малейшего вреда, пошла дальше: бесконечные бороздки, никак не похожие на обычную волну, странно одинаковые, то ли от них и в самом деле неприятно ломило глаза, то ли это просто казалось… Куда ни глянь, эта бесконечная рябь.

Под ногами у Сварога дрогнула рубка — и он тут же понял, что это вся лодка содрогнулась, махина неимоверного веса. Это не удар, непохоже, чтобы налетели на что-то вроде подводной скалы, это выглядит так, словно…

Глянув на бульбообразный нос, наполовину выдававшийся из воды, обернувшись к корме, он окончательно осознал, что происходит. «Рагнарок» двинулся влево боком, как не способно ни одно судно, неважно, надводное или подводное, вся его левая сторона вспенивала воду, подняв явственную волну, срывавшуюся завихрениями с носа и с кормы…

Одним прыжком оказавшись у распахнутого люка, Сварог вмиг слетел вниз, словно заправский моряк — не касаясь ногами ступенек, скользя ладонями по перилам. Даже руки чуточку обжег от трения. За ним, отчаянно грохоча, ссыпались все остальные.

Подскочил к сидевшей в командирском кресле Маре, подозревая, что она по неопытности что-то напортачила. Мара вскочила, освобождая ему место, пожимая плечами с растерянной улыбочкой.

Упав в кресло, бросив взгляд на приборы, он моментально понял, что боевая подруга тут ни при чем. Так напортачить было попросту невозможно, нельзя даже по неопытности заставить субмарину делать то, что она не в состоянии делать…

На круглом экране все дальше расходились две линии, угол меж ними увеличивался с поразительной быстротой. Зеленая — намеченный курс лодки, красная — реальный. Субмарину все так же боком — разве что нос чуточку отклонялся — уносила влево какая-то посторонняя сила.

Сварог не думал и не рассчитывал. Без единой мысли или догадки в голове он повел лодку на срочное погружение — первое чисто рефлекторное побуждение, схожее с поведением испуганного зверя. Под водой, быть может, это кончится…

Ничего подобного, увы. И под водой лодку продолжало волочь в ту же сторону…

Пальцы метались по клавишам, никелированным рычажкам и кнопкам — так, словно все они были раскалены. Лодка клюнула носом, выполнила невероятный пируэт — хорошо еще, глубина была достаточная, чтобы не треснуться о дно. За спиной Сварога послышался стук, грохот, целая череда неописуемых звуков — это бедолаг сподвижников, не ожидавших подобных фокусов, сшибло с ног, проволокло по полу, на пару секунд вставшему под углом в сорок пять градусов, кого-тошвырнуло на пустые кресла, кого-то — на стену. Он не обернулся, некогда было: пустяки, ушибы, никто ничего не поломал, иначе орал бы благим матом…

Он добился своего! Теперь «Рагнарок» был обращен кормой к той точке, куда его волокла посторонняя сила. Сварог, пользуясь шоферской терминологией, выжимал газ — сначала врубил половинную мощность реактора, потом — три четверти, видя, что это нисколечко не помогает, решительно перебросил тумблер на «полный ход», так что квадратный выступ уперся в кромку гнезда…

Бесполезно. При обычных условиях субмарина должна была нестись сломя голову — не менее сорока узлов — но сейчас она, несмотря на то, что Сварог выжимал из реактора все возможное, все так же плыла хвостом вперед в совершеннейшую неизвестность.

На двух экранах размеренно замигали алые и ядовито-синие надписи, женский голос возвестил:

— Опасный режим работы реактора! Опасный режим работы реактора! Максимальная продолжительность работы в таком режиме — полторы минуты! По истечении срока — аварийное отключение!

Слева, в верхнем углу, вспыхнули синие цифирки, ежесекундно уменьшаясь на одну. Оправа мигала круглая красная лампочка, и в такт ей противно верещал звонок.

Сварог еще полминуты держал тумблер на «полном ходу», но потом все же решил, что рисковать бессмысленно. Сбросил скорость, медленно, плавно, а там и вовсе остановил винты, чтобы посмотреть, с какой скоростью их тащит, и какие в этом движении закономерности, если они есть.

Так, инерция погашена, теперь лодка движется кормой вперед исключительно под влиянием неизвестной силы… Шесть узлов… шесть и два, шесть и четыре…

Скорость росла. Понемногу, постепенно, но росла, и конца этому пока что не предвиделось…

Над ухом у него послышалось тяжелое дыхание. Он покосился за левое плечо. Тетка Чари, растрепанная, с разбитой бровью, цеплялась за спинку его кресла, все еще мотая головой, приходя в се6я после внезапных кувырканий по рубке.

— Я говорила, командир… — прохрипела она. — Магнитная гора, точно… Все, как рассказывали — уцапает корабль и волочет, пока он об нее, паскуду, не хряпнется вдребезги…

Верить ей не хотелось — чересчур мрачная перспектива — но не было пока что другого объяснения… Сварог и сам не помнил, когда у него в руке появилась зажженная сигарета. Роняя пепел на безукоризненно чистый пульт, он сгорбился в кресле, глядя на экран. Восемь и два, восемь и четыре… девять и два… Сквернее некуда.

— Что это? — рявкнул он, не оборачиваясь. — Нечистая сила, демон морской, природа, мать ее за ногу?

— Просто гора, — сказала Тетка, отчаянно пытаясь держаться если не браво, то хотя бы спокойно. — Магнитная гора, если вот так, на скорую руку прикинуть — природа, ага… Вроде бы…

Окинув рубку быстрым взглядом — все вроде бы целы, цепляются за что сподручнее, ожидая новых фигур высшего пилотажа — Сварог тремя-четырьмя движениями пальцев запустил винты, плавненько повышая обороты, крикнул:

— Народ, цепляйся что есть мочи! Сейчас крутанет!

И вновь выполнил головоломный маневр — на который, вполне может оказаться, в жизни не решился бы, будь он опытным подводником, профессионально обученным обращаться с этим чудом былой техники. Рули глубины, вытеснение воды, снова рули, мощность почти на полную… На несколько секунд взвыли, заверещали, замигали все тревожные сигналы, сколько их было, женский голос отчеканил очередную порцию увещеваний и черных пророчеств — но Сварог все же добился своего, развернул субмарину носом к той точке, которую за неимением других версий приходилось именовать пока что Магнитной Горой. И поднял «Рагнарок» на поверхность. Винты замерли, но лодка все равно несется, вздымая невысокую волну — уже четырнадцать с половиной узлов… Обзорный экран, фокусировка…

Субмарина, набирая и набирая скорость, перла по сероватой морской глади, под колпаком бело-черных облаков, и вокруг уже не было ни длинных полос тумана, ни мрака в виде айсбергов — зато впереди, словно вырастая из моря, поднимался все выше темный конус, крайне напоминавший видом самую обычную гору с неровными очертаниями, выступами и расщелинами. Если дальномер не врал, до нее оставалось с десяток морских лиг — но скорость росла, субмарину несло все стремительнее…

— Командир, да сделай ты что-нибудь, в трехнутого лешего! — взревел Бони.

Смешно, но в его рыке не было страха — одна, пожалуй что, досада на нерасторопность командира, во всемогуществе которого Бони, сдается, нисколечко не сомневался…

Сварог, не глядя, выплюнул окурок куда-то на пол. Не отводя взгляда от растущей горы, кривя губы, отчаянно закусив нижнюю чуть ли не до крови, ударил по клавише.

Женский голос послушно откликнулся:

— Боевая часть-один на автоматике. Гразерт готов к работе.

«Интересно, взяли за основу голос какой-то реальной девушки, или это чистой воды компьютерный синтезатор?» — мелькнула в голове у Сварога совершенно идиотская сейчас мысль. Отогнав ее едва ли не панически, он какое-то время ломал голову над формулировкой и наконец решился:

— Цель — прямо по курсу.

Сердце едва не оборвалось от волнения, и эта секунда ожидания показалась бесконечной, время то ли ползло, как улитка, то ли встало вообще.

— Природный объект прямо по курсу? — с явно вопросительной интонацией уточнил женский голос. — Скальная формация, плотность, по данным дальномеров…

— Отставить плотность! — крикнул он. — Подтверждаю. Цель — скальная формация прямо по курсу. Прицел!

На сей раз вместо алых концентрических колец вспыхнул зеленый круг с какими-то завитушками. И ничего более не произошло, голос молчал — очевидно, так и полагалось, все сработало.

Магнитная гора надвигалась, вырастая уже на полнеба. Теперь можно рассмотреть, что ее склоны не так уж и отвесны, что там протянулось нечто вроде узенькой береговой полосы, и на ней смутно виднеются какие-то непонятные предметы, которые при некотором напряжении фантазии и здравого рассудка можно признать и обломками невезучих кораблей. Ага, вон там, точно, мачта свесилась с берега в море…

— Огонь! — распорядился он и положил руку на блестящий шарик регулятора мощности.

Он по-прежнему не представлял, что это за оружие, как работает и на что способно, но у него просто-напросто не было другого выхода и другого оружия, которое можно пустить в ход. Ни торпеды, ни ракеты тут не годятся, им не совладать с высоченной скалой. Загадочный гразерт был последним шансом — и лучше не думать, что случится, если этот шанс окажется пустышкой.

— Огонь! — рявкнул он что есть мочи, потому что ничего так и не произошло.

— Гразерт работает, — откликнулся женский голос. — Мощность — одна десятая, цель в зоне поражения… мощность недостаточна…

Охваченный отчаянным азартом, Сварог одним движением большого пальца продвинул шарик до упора — на сей раз не дождавшись ни сигналов тревоги, ни устного предупреждения. Не походило что-то, чтобы у гразерта были аварийные режимы, приближение к коим чревато — никакой опасной черты…

— Да где ж ты, господи! — высоким голосом на пределе человеческой воли вскричал кто-то за его спиной, и Сварог, оцепеневший в диком напряжении, не узнал кричавшего.

Ничего вроде бы не происходило впереди — ни ослепительного жгучего луча, ни вспышек, никакого сияния, свечения… Ничего.

Но Магнитная гора изменилась. Она менялась на глазах. Ее очертания вдруг исказились, дрогнули, словно меж ней и Сварогом встала стена раскаленного воздуха или прошла пелена дождя. Ее контуры потеряли прежнюю четкость, подернулись чем-то вроде темной дымки, густевшей, черневшей с каждым мигом, дымка превратилась в непроницаемое облако мрака, растущего, разбухавшего неправильно быстро — скорость лодки выросла, но все же не столь уж была и стремительна, как, скажем, у торпедного катера…

В следующий миг гора полыхнула беззвучным взрывом — точно, беззвучным, иначе внешние датчики прилежно зафиксировали бы шум, черная туча взметнулась, закрыв весь экран, подернулась белесыми промоинами, эти дыры становились все светлее, уже можно было рассмотреть, что исполинская туча черной пыли, вставшая до самого зенита, с невероятной быстротой тает, распадается, словно скопище пыли, в которую вмиг превратилась гора, не просто лениво расползается в стороны, а каждая пылинка мчится прочь от соседок со скоростью ракеты…

Скорость падала, показалось сначала, что субмарина наткнулась на некую невидимую стену, но Сварог тут же сообразил, что «Рагнарок», избавившись от внешнего воздействия, попросту неуклюже, по инерции останавливался…

Там, впереди, почти ничего уже не было — но Сварог, порхая пальцами по рычажкам и клавишам, опустил дуло гразерта к самой воде и бил, бил, бил невидимым пучком энергии по тому месту, где только что вздымалась гора, для пущей надежности сметая последние обломки темного камня, еще торчавшие над водой, и они разбрызгивались облаками черной пыли, безумным фейерверком улетавшей в небо.

— Полное уничтожение цели, — твердил женский голос. — Полное уничтожение цели. Полное уничтожение…

Сварог это слышал и понимал, но никак не мог убрать пальцы с клавишей. Напрягшись, отодрал их от пульта судорожным усилием. Скорость упала до нуля. «Рагнарок» лежал в дрейфе. Все кончилось, Сварог по всегдашней своей привычке выиграл и этот бой. Он неудачно, случалось, водил в атаку полки и эскадры — но до сих пор не провалилось пока что ни одного предприятия, затеянного и претворенного в жизнь лишь в сопровождении Странной Компании. Вот и на этот раз…

Откинувшись на уютнейшую кожаную спинку, адмиральскую, честное слово, он долго сидел, чувствуя явственную дрожь в руках и полнейший сумбур в голове. За спиной смирнехонько торчали верные сподвижники, кто-то шумно шмыгал носом от избытка чувств. На обзорном экране расстилалась лишь сероватая водная гладь, ничего не осталось, все было сметено. Непонятно, что такое гразерт, но штука эта страшная: в несколько мгновений превратить в пыль высоченную скалу, по сути, целый остров…

Он представил зеленый круг прицела, наложенный на горротскую столицу — и содрогнулся от открывшегося в глубинах собственной души. То, что он на миг ощутил в себе, не имело ни названия, ни складного описания на человеческом языке, но оно кружило голову, и пугало, и манило, и отталкивало… Все ли он знал о себе? Ох, непохоже…

— Ну что? — громко спросил он, обмякнув в кресле и самым идиотским образом ухмыляясь. — Почему я не слышу громких хоровых славословий? Почему никто не аплодирует и не оглашает помещение триумфальными воплями? Мать вашу так, мы же эту пакость разнесли в хлам, ребятки…

Какое-то время стояла тишина. Потом его величество король Арира, ворона, залетевшая в высокие хоромы, громогласно топнул ногой об пол и басовито заорал:

— Командир… Командир… Да мать твою за ногу и об колодец, командир, чтоб тебя впереворот через гумно… Ты только прикажи, а я уж сдохну!

Потом на шею Сварогу легли тонкие сильные пальчики, и Мара зашептала на ухо самым нежным своим голоском, притягательным, мурлыкающим, но не лишенным скрытой насмешки:

— Ты был великолепен, повелитель, настолько, что я начала всерьез задумываться, не поставить ли тебе в моем Сегуре монумент? Чтобы ты там золотым копьем что-то такое поражал…

— На приличный монумент твоей убогой казны все равно не хватит, — сказал он, все так же глупо улыбаясь. — Перебьюсь…

— Убогой? — всерьез обиделась Мара. — Между прочим, я казну осмотрела старательно, проверила все описи, и не такая уж она маленькая. Если королевство бедновато, это еще не означает, что и казна…

Она замолчала, удивленно ахнув. Сварог, все это время сидевший вполоборота к ней, проследил направление ее взгляда, уставился на экран — и мгновенно стал серьезным. Рано расслабились, промелькнуло у него в голове. Не те места вокруг…

Огромный экран от края до края и сверху донизу покрылся натуральнейшей снежной метелью — снегопад, вмиг заволокший все доступное обозрению пространство, бушевал, взвихрялся, буйствовал, и это никак не могло оказаться какой-то электронной иллюзией, Сварог порой отчетливо различал каждую крупную снежинку в обметавшем «Рагнарок» потоке. Вот только снежинки были черные, все до единой. Черный снегопад кипел, датчики прилежно улавливали посвист ветра и шорох скребущих по обшивке снежных потоков…

Слева внезапно ожил индикатор, до этого упорно бездействовавший. Синие на черном цифры показывали не такое уж большое число, всего-то двузначное, пока что не увеличивавшееся — но Сварог понятия не имел, что именно отображают цифры. А потому двузначное число могло с равным успехом означать и совершенно безобидную ситуацию — и катастрофическую…

— Глаин! — рявкнул он, вспомнив, что именно так и следует обращаться к электронному мозгу лодки, отзывавшемуся женским голосом (вероятнее всего, это было сокращение от «главного информатория» или схожего термина).

— Слушаю.

— Что означают цифры на индикаторе… — наклонившись вперед, Сварог присмотрелся, — на седьмом индикаторе?

— Возникло магараль-излучение, — скупо проинформировал женский голос. — Поток незначительный.

— Что такое магараль-излучение?

Ответ последовал моментально:

— Вопрос непонятен.

Сварог даже и не пытался развивать эту бессмысленную дискуссию — по первой же реплике компьютера ясно, что он и в самом деле представления не имеет о сути загадочного излучения. Как наверняка не сможет ответить на вопросы вроде: «Что такое море?», «Что такое подводная лодка?». На борту в свое время, надо полагать, хватало специалистов, прекрасно знавших, что это за излучение такое — и никто не думал, что субмарина попадет в руки совершеннейших невежд…

Экран очистился — снегопад почти прекратился, только временами во всех направлениях пролетали колышущиеся струи черных снежинок. Раскатистый, трескучий грохот донесся снаружи, и во весь экран полыхнула черная молния, разветвленная и необозримая, переливавшаяся всеми оттенками черного сияния, черного огня.

— Говорила я! — крикнула за спайной Сварога Тетка Чари с законной, но глупой гордостью. — Черное, а сверкает…

Грянул такой громовой раскат, что она замолчала. В первый миг показалось, что лодка лопнула — так шарахнуло…

И все кончилось. Вокруг снова были только серое море и бледные облака. Но число на индикаторе начало расти, из двузначного оно невероятно быстро стало то ли шести, то ли семизначным, Сварог не собирался считать цифирки, не до того было — слева, над индикатором, засветились холодными сиреневыми огнями шесть прозрачных полушарий, до того бездействовавших, звонок издал пронзительный деревянный треск (самый противный звук из всех, какими до сих пор только орали здешние сигналы тревоги), и Глаин сообщил:

— Опасная концентрация магараль-излучения, состояние Синей тревоги.

Цифирки мельтешили, изменяясь с неуловимой глазу быстротой, их ряд уже насчитывал не менее дюжины, сиреневые огни мигали наперебой, беспрестанно, звонок трещал еще противнее, и бесстрастный женский голос доложил:

— Очень опасная концентрация магараль-излучения, состояние Красной тревоги.

Повысив голос, перекрикивая зуденье звонка, Сварог распорядился:

— Держитесь покрепче! Нюхом чую, дела пошли хреновые!

Будто полностью соглашаясь с ним, звонок залился столь мерзкой трелью, что в животе стало холодно от омерзения, череда синих цифр ударила влево, заняв все свободные ячейки, но и после этого цифры продолжали меняться. Неизвестно, что от этого ждать, но Сварог заранее подозревал самое плохое. Цифры застыли, слева загорелась жирная красная линия, и Глаин доложил:

— Предельная концентрация магараль-излучения. Белая тревога! Белая тервога! Белая тревога!

Сварог уже знал достаточно о всех этих разноцветных тревогах — и подумал, что угадал совершенно правильно — неизвестно, что происходит, но заранее можно сказать, что хуже просто не бывает…

— Белая тревога! — не унимался Глаин. — Белая тревога! Лодка практически в эпицентре! Немедленные действия экипажа! Маневры ухода!

Рассуждать было некогда, сработала старая военная закваска, если объявился некий эпицентр и необходимы некие маневры, то понимать ничего и не обязательно, достаточно предпринять конкретные действия… Он врубил «полный назад», «Рагнарок» моментально подчинился и кормой вперед рванулся назад, вспарывая волны чуть ли не со всей возможной скоростью. Со звериной радостью Сварог смотрел, как гаснет экранная черта, как цифры вновь начинают спазматическое дрожанье, идиотскую пляску — и в результате их длиннейший ряд становится все короче, короче, короче… Пока не осталось всего четыре — сущие пустяки по сравнению с только что отшумевшей вакханалией. И звонок заткнулся, и сиреневые лампочки погасли…

— Состояние тревоги? — подумав, спросил Сварог, опять-таки представления не имея, правильно ли формулирует.

— Оснований для тревоги нет, — откликнулся Глаин. — Непосредственной опасности для лодки нет. Концентрация магараль-излучения в эпицентре возрастает до критической… Прорыв!!!

Впереди, чуть ли не в лиге от «Рагнарока» взметнулся фонтан чего-то вспененно-белого, сверкающего, сиявшего мириадом радуг, он занял экран от края до края, а вершиной ушел куда-то в небеса, он состоял словно бы не из одной только воды…

Море словно вскипело вокруг — это обрушились мириады осколков, заливая экран сиянием неисчислимых радуг, и куда-то исчезли бело-серые облака, небосклон вновь стал голубым, на нем появилось солнце. Это его лучи как раз и играли на множестве осколков… льда! Исполинский фонтан ледяного крошева, взметнувшийся, быть может, выше башен небесных замков, обрушился в море, и насколько хватало взгляда, покрылось белоснежным крошевом, все так же сверкавшим под солнцем, и это было невероятно красиво, но тут же Сварог то ли непонятным наитием, то ли услышав неизвестно откуда прозвучавший голос, ясный, четкий, знающий все ответы на все вопросы, понял…

Страха он не испытывал — некогда было. Он крикнул только:

— Держись, команда! Последний парад наступает…

— Цель в зоне действия датчиков, — доложил Глаин. — Цель приближается, даю информацию…

Ну вот и все, подумал Сварог, опять-таки без малейшего страха, с холодной деловой сметкой опытного пулеметчика, углядевшего в прорези прицела приближавшиеся фигурки в ненавистных мундирах. Ну вот и все. Со свиданьицем!

— Цель на поверхности!

Вода впереди вскипела сразу во множестве мест, на поверхность вынырнуло скопище черных, извивавшихся щупалец, их было столько, что невозможно сосчитать, пучок взметнулся над лодкой на полнеба — но все же Сварог в первый миг ощутил, как это ни странно, разочарование…

Великий Кракен оказался не столь уж и великим. Он был огромен, конечно, в несколько раз превосходя по величине субмарину, тоже не крохотную — но все же не оказалось, Сварог собственными глазами убедился, того величия, о котором тысячи лет сочиняли страшные сказки. Чертовы змеи, Митгард с Ермундгадом, были даже поболее в длину…

Черные щупальца, сплетаясь кольцами, извиваясь, опускались на лодку, как исполинский невод, поздно было идти на погружение, и в мозг Сварогу ворвалась ледяная волна, заливая столь непостижимыми человеческому разуму эмоциями, чувствами и, может оказаться, мыслями, что это превосходило всякое понимание. Сохранилось лишь впечатление чего-то ледяного, липкого, невероятно чуждого всему нашему миру, всей нашей Вселенной, олицетворявшему всю ненависть и мерзость мира иного — оно поднималось по телу, превращая его в камень, достигло пояса, в рубке стало гораздо темнее, одного взгляда на индикаторы хватило, чтобы сообразить: «Рагнарок» теряет энергию, она утекает, хлещет, как кровь из рассеченной артерии…

Щупальца более не двигались, но ледяное, липкое, злобное поднималось все выше, надрывались аварийные звонки, вроде бы все без исключения, огни на пульте тускнели, оцепенение распространялось по телу, и уже не хотелось ничего делать, думать, хотелось расстаться с ненужными теперь человеческими чувствами, побыстрее раствориться в спасительном липком мраке, стать частичкой ледяной умиротворенности, которой предстояло затопить весь мир, что послужит лишь во благо…

Непонятно, откуда нашлись силы, но он стряхнул погибельное наваждение. И практически наощупь нашел нужные клавиши, рычажки, тумблеры, кнопки. Откуда-то из невероятного далека едва доносился бесстрастный женский голос, то ли творчество электронного синтезатора, то ли все, что осталось от жившей некогда реальной девушки:

— Первые шесть — пуск! Вторые шесть — пуск! третьи шесть — пуск! Сопровождение торпед по всему пути следования… Поражение цели! Поражение цели!

Мрак расступился, засияли лампы, налились жизнью огни на пульте, а на экране дыбилось нечто настолько непонятное, что Сварога замутило при одном его виде: то ли черный взрыв, то ли фонтаны, то ли сверкание черных молний, то ли бешено вертевшиеся сразу в десятке направлений смерчи. Бешено кружился неописуемый хаос — не земля и не воздух, не вода и не ветер, неизвестно что, и хотелось только одного: чтобы это побыстрее пропало, потому что такому просто не полагается быть в нашем мире…

Обрушился звук такой силы, что жалобно взвывшие датчики отключились один за другим, на экране вздыбился водяной вал, накрыл лодку, завертел, как щепку…

Никто не знает, сколько прошло времени — какое-то количество протекло со свойственной времени способностью проходить. Когда Сварог вновь стал способен думать и чувствовать, он обнаружил себя в кресле за пультом управления, и понял, что «Рагнарок» дрейфует на поверхности, посреди голубого моря, под ярким солнцем, где нет никаких следов Великого Кракена, а о его былом существовании напоминает лишь желтая на черном надпись: «Цель поражена». Понял, что все кончено.

Он не чувствовал особенной гордости — и оттого, что был опустошен до всех мыслимых пределов усталости, не имевшей ничего общего с обычной, и оттого еще, что победой в значительной степени обязан был другим. Тем, кого давным-давно не было на этой земле. Они почти все и сделали, кроме самого главного — а потом пришел Сварог с его привычкой все доводить до конца…

Обвиснув в кресле, чувствуя что-то влажное на лице, он произнес в пространство севшим голосом:

— Только не говори, что ты меня избрал, что на меня что-то такое возложено. Потому что мне страшно это знать, и я не знаю, как с этим жить, и я совершенно к такому не готов, это не по мне, это больше меня…

И никто ему не ответил, конечно, только за спиной раздался слабый стон — кто-то мучительно приходил в себя после всего обрушившегося. Хватило беглого взгляда, чтобы определить: среди барахтавшихся на полу рубки тел не наблюдается мертвых, а это просто прекрасно, господа…

Ощутив в себе слабый прилив сил, он кое-как поднялся из кресла. Значит, вот так. Вопреки сказкам и легендам, где светлый рыцарь и черный дракон бьются без передышки семь дней и семь ночей, вытоптав и разнеся вдребезги всю округу. Ну что же, в жизни большей частью так и бывает, достаточно одного меткого выстрела, без долгой перебранки, напыщенных речей и картинных баталий от зари и до заката…

Он наконец смог улыбнуться. И сказал, понемногу обретая голос:

— Благородные рыцари и дамы, короли и королевы, за ногу и об колодец! Кончай валяться! Ходят слухи, что мы победили — ну да чего еще от нас ждать? Мы такие…

И улыбнулся уже во весь рот, веря сейчас, что они и в самом деле бессмертны.

Эпилог

Вокруг не было ничего, напоминавшего бы Море Мрака. Вполне могло оказаться, его больше не было, чем черт не шутит. Вполне могло. Не зря же его не усматривалось на тех картах, что нарисованы до Шторма.

Голубая, искрящаяся водная гладь и голубой небосклон. «Рагнарок» лежал в дрейфе, а в небесной лазури над ним было не протолкнуться от летательных аппаратов, висевших на почтительном расстоянии, на большой высоте. Драккары Серебряной Бригады, боевые браганты в устрашающем количестве, множество виман. Ни один не стронулся с места, не изменил дислокацию. Они ждали. Сварог превосходно был знаком с тамошней аппаратурой — без сомнения, сверху давным-давно рассмотрели уже всех, кто стоял у перил на крыше рубки, и его, и прочих. Но ни одна воздушная машина не стронулась с места. Быть может, людям наверху не хватало духу — есть сильные подозрения, схватка в Море Мрака протекала с таким размахом, такими визуальными эффектами (один ледяной фонтан чего стоил, не говоря уж о последующем), что наверху многих прошиб холодный пот.

Ну и черт с ними, их эмоции и страхи сейчас Сварога нисколечко не трогали. Он стоял, облокотившись на перила, с высоким стаканом в руке, и в стакане алело вино из корабельных запасов — подводников всегда снабжали неплохо. Настроение было невероятно благостным: никто не дергал его за рукав, не приставал с неотложными государственными заботами, не требовал в очередной раз спасать мир, не ставил головоломных задач. Несказанная благодать!

Он посмотрел на сподвижников, уже успевших принять по паре стаканов корабельного вина. Он их всех любил. В этой драке они ничем ему не помогли, совершенно. Они просто-напросто в очередной раз без колебании и раздумий, по собственной охоте пошли за ним к черту на рога, прекрасно понимая, что могут не вернуться назад, и этого достаточно, чтобы любить их и доверять им всю оставшуюся жизнь. Сколько бы ни отведено этой жизни.

И что бы еще сделать для них такое, чтобы всем было понятно: других таких нет?

«Городу и миру!

Мы, Сварог Первый Барг, король королей, король Хелльстада и Хорена, Демура и Коора, Глана и Ронеро, Снольдера и Улада, Великий герцог Харланский, герцог Ямурлакский, барон Готар, князь Рут, князь Чедир, князь Инес, ярл Стенима и Галевина, Баррадина и Канира, Генерал-Старшина Ганзейской Палаты, Первый Патриций Балонга, Высокий Покровитель Вольных Маноров, сим объявляем, что постановили создать особую гвардейскую гран-алу, стоящую по старшинству выше всех прочих гвардейских частей подвластных Нам земель, наименовать гран-алу Нам угодно — „Странная Компания“. Командование таковой Нами постановлено держать за собой.

Полный список гвардейцев:

Мара, королева Сегура,

Бони Скатур Дерс, король Арира,

Шег, барон Шедарис,

Паколет, маркиз Гранау, барон Витил,

Леверлин, граф Грелор,

Чари, графиня Лендор.

Герольдам объявить на площадях, ярмарках и перекрестках дорог, дабы все знали, что такова Наша воля».

…И конные герольды понеслись в восемь сторон света.

6. Чёртова Мельница

Идти по жизни вообще нелегко.

Мэрилин Монро

Авторы стихов, приведенных в романе:

Роберт Бернс, Ольгерт Довмонт, Борис Пастернак, Перси Биши Шелли.

Талар под угрозой. Тонут голубые небеса в отсветах Багряной Звезды. Собираются в стаи и спешат в неизвестность летающие острова. И только король королей — Сварог Барг граф Гэйр — уверен, что ему предстоит новый подвиг. Но ждет ли слава короля королей?..

Легендарный герой русского фэнтези — Рыцарь из ниоткуда, 15 лет назад отправившийся в долгий дивный путь, возвращается в новом романе цикла.

Глава I Высокое искусство дипломатии

За все время подводного пути по могучему полноводному Ителу Сварог ни разу не поднимал перископ. Вовсе не оттого, что по реке в обоих направлениях буквально сновало превеликое множество кораблей, судов и суденышек, дворянских яхт и лодок, прочих плавсредств, любое из которых могло в неведении своем заехать по перископу днищем. Просто-напросто не было нужды в перископе. Аппаратура «Рагнарока» позволяла и без него обойтись. Специальный экран по левую руку от главного прилежно показывал, что творится над головой, фиксировал все плавучее в радиусе двухсот уардов — даже купальщиков, пару раз попадавшихся. Соответственно, другие приборы постоянно прощупывали рельеф дна, так что не было ни малейшей опасности налететь на какую-нибудь подводную скалу или, скажем, затонувший корабль — такие тоже порой попадались. Одним словом, пока что плавание напоминало скучную прогулку, Сварогу ничего не нужно было делать — ни отдавать указаний, ни прикасаться к чему бы то ни было на пульте.

Трудами Элкона, юного компьютерного кудесника, Сварогов трофей, если можно так выразиться, ассимилировался в нынешних временах, на нынешней планете. Всю прежнюю систему навигации Элкон убрал, точнее, скачал для последующего изучения, а взамен заложил новую, современную, ту, что использовалась нынешними моряками-речниками: карты звездного неба, траектория прохождения Солнца по небосводу, подробнейшие лоции для морей и рек и прочее необходимое. Обошлось, фигурально выражаясь, без насилия: возможность подобных операций явно была заложена в Главный компьютер заранее, и он нисколечко не сопротивлялся процедуре. Правда, по ее завершении принялся, раз уж такие дела, требовать и новые координаты навигационных спутников. Элкон кратенько объяснил, что отныне электронному навигатору предстоит жить и работать так, словно навигационных спутников не существует вовсе (как оно и обстояло). Человек-штурман непременно стал бы удивляться и задавать вопросы, но компьютер, как ему и полагалось по жизни, лишь принял к сведению новые правила игры, не вступая в дискуссии.

Сварог отправился в рейд (называя вещи своими именами, в набег) в полном одиночестве. С «Рагнароком» без труда мог управляться один-единственный человек, так что не стоило подвергать риску кого-то еще. Неизвестно, был ли риск и что он собой представлял — но это все-таки Горрот с его необъяснимыми погаными сюрпризами…

Ну что же. Сварог уже давным-давно плыл в горротских пределах. Он предусмотрительно держался центральной трети Итела, издревле носившей статус международных вод. Хотя… Инициаторы помянутых поганых сюрпризов, есть такое впечатление, вряд ли стали бы, обнаружив они подлодку и решив что-нибудь против нее предпринять, соблюдать Конвенцию о международных водах. Не те субъекты, как показывают наглядные примеры. Поди выясни, что там произошло в глубинах Итела, и кто в том виноват…

Но пока что обходилось. Все системы активной обороны в полной боевой готовности, все датчики работают на пределе возможностей — никто не попытался атаковать лодку каким бы то ни было образом, ничто не свидетельствовало, что она замечена.

И все-таки — Горрот…

Сварог изучил все, до чего только мог дотянуться в качестве хозяина секретных служб нескольких королевств и начальника девятого стола. Вряд ли осталось что-то, чего он не знал о Горроте — точнее выражаясь, он теперь знал все, что знали выше означенные службы. И никак нельзя сказать, чтобы это приблизило разгадку хоть на шажок…

Ну, а точной даты внезапно нагрянувших перемен не знал вообще никто. Если она существовала в виде конкретного дня и часа, ее никому не удалось зафиксировать. Просто-напросто с некоторого времени начало твориться неладное. Два с лишним года назад, вот вам и вся точность. «Лишнее», насколько можно судить, насчитывало пару-тройку недель. А то и поболее.

Первыми встревожились гланцы, для которых постоянной угрозой и вечным противником как раз и был Горрот — а потому они и держали в Горроте в несколько раз больше агентуры, чем любое другое королевство (для Ронеро Горрот, хоть и сосед, был не столь уж и серьезной угрозой, а Балонг по своему статусу и вовсе не испытывал ни малейшей тревоги, хотя шпионов для порядка в Горроте держал, а как же иначе?).

И завербованные гланцами в Горроте источники, и засланные туда гланские «кроты», прижившиеся, отлично законспирированные, нераскрытые, вдруг перестали выходить на связь и слать донесения в установленные сроки. И не то чтобы один, два, а семь… двенадцать… пятнадцать… двадцать… двадцать два… Именно тогда, доверительно признался глэрд Баглю Сварогу, он и заметил у себя первые седые волоски. Шпионаж — ремесло специфическое, со своими давным-давно сложившимися порядками и традициями. Нет ничего удивительного в том, что время от времени какой-нибудь агент, как бы ловок ни был, все же проваливается. Дело житейское, учено выражаясь, статистическая вероятность. Случается, что провал одного тянет за собой сложившуюся сеть. Это так же неизбежно, как боевые потери.

Но что прикажете думать профессионалу, когда в массовом порядке начинает сыпаться агентура, никоим образом меж собой не связанная? Даже не подозревающая о существовании друг друга? Когда один за другим бесследно исчезают люди, посланные выяснить судьбу пропавших? Недели через две стало окончательно ясно, что Баглю лишился всей своей агентуры в Горроте: восемьдесят два человека оседлых и одиннадцать направленных для выяснения. И он перестал посылать новых, уже заведомо зная, что лишь погубит их понапрасну…

Точно так же обстояло и с агентами других, подвластных отныне Сварогу государств — разве что потери были поменьше гланских. Как удалось установить чуть позже, с лоранскими шпионами все произошло точно так же.

В те же недели территорию Горрота, постепенно сгущаясь, полностью накрыла некая зона помех, сделавшая слепыми и глухими все средства наблюдения, какими располагал восьмой департамент. Имперский наместник в Горроте (в отличие от иных своих коллег, человек весьма неглупый и дельный), лишь разводил руками: он ничего не мог понять, сам лишился всей своей агентуры, а кое-какие хитрые приборы, имевшиеся в его резиденции, не зафиксировали каких бы то ни было перемен либо изменений в окружающем мире. Ни единого проявления новой, неизвестной магии. Ни следа новых техногенных явлений. Внешне все остается, как прежде: с господином имперским наместником обращаются с прежним почтением, он ведет прежний образ жизни, присутствуя на тех церемониях, которые его обязывает посещать этикет — вот только агентуры у него больше нет, ни единого человека. Работавшие на него придворные исчезли из дворца. Окольными путями удается выяснить, что кто-то оказался в тюрьме, а кто-то казнен (кстати, именно так обстоит и с теми, кто был завербован во дворце Стахора земными разведками). Всех своих людей в Горроте лишился и восьмой департамент. Никому не удается не то что восстановить прежнюю сеть, а хотя бы завербовать одного-единственного нового агента — вербовщики исчезают, разведчики, засланные с расчетом на оседание и внедрение, исчезают, несмотря на их безупречные «легенды».

Тупик. Глухая стена.

Хватаясь за соломинку (и, естественно, не сговариваясь), главы тайных служб всех заинтересованных королевств пытаются объяснить все пресловутой «изменой в рядах». Остается предполагать лишь, что агенты Стахора проникли во все без исключения соседские разведки и вычислили засланную в Горрот агентуру.

Эту версию отбрасывают очень быстро. Так попросту не бывает. Испокон веков случались и предатели, и двойные агенты, и проникшие в разведслужбы противника «кроты» — но ни один из таких не способен провалить всех. Даже если «кротом» окажется, скажем, глава ронерского «туманного кабинета», он попросту не может знать, кого именно заслали в Горрот Морское министерство, Пограничный корпус, наконец, сам король. И наоборот… Это в патриархальном Глане существует одна-единственная тайная служба, а в других государствах их несколько. И наконец, представить невозможно, что люди Стахора внедрились в восьмой департамент, точно так же потерявший всю свою агентуру, в том числе и двух благородных ларов (один исчез бесследно, а второй третий год покоится в фамильном склепе в виде золотой статуи. Как ни изучали ее наверху, ничего понять не смогли: все внутренние органы на месте, все крохотные жилочки, но все это непонятно почему стало чистейшим золотом).

Баглю (его интересы происшедшее задевало больше, чем чьи-либо другие) очень быстро придумал интересный ход. Лучшая из его бабок-ведуний, какую удалось отыскать, проплыла пассажиркой на рейсовом речном паруснике из Латераны в Балонг, причем выбран был тот рейс, что задерживается на сутки в Акобаре. Ничем не примечательная купеческая вдовушка, благообразная, несуетливая, неприметная, как кулек крупы на полке бакалейной лавки…

Бабка вернулась живехонькой и здоровехонькой. И решительнейше заявила: ни за все время следования в пределах Горрота, ни за сутки пребывания в акобарском порту она не почуяла ни тени, ни отзвука черной магии. Вообще ни капли чего-то нового, прежде неизвестного, не почуяла. В чем клянется своими сединами, уменьями и репутацией.

Баглю был подозрителен. И назначил самое тщательное исследование. Однако дюжина собранных им ведуний заверила: перед ним та же самая бабка Сбарри, что отплыла из Латераны. И никакой она не подменыш, и никаких посторонних воздействий на нее не оказывалось.

Баглю был упрям — и еще две бабки-ведуньи совершили путешествие за казенный счет по тому же маршруту. Сделав по возвращении точно такие же доклады. Тем временем та же идея осенила кое-кого в других королевствах — и через Горрот с задержкой в Акобаре поплыли ронерские ведуньи, снольдерские маги и даже харланский деревенский колдун. С тем же результатом. Тем же маршрутом проследовали с полдюжины безобидных на вид речных корабликов, от носа до кормы набитых аппаратурой восьмого департамента, пытаясь выявить уже не магию, а нечто техногенной природы. Безуспешно.

Так оно с тех пор и продолжалось: чьи бы то ни было агенты, проследовавшие через Горрот водой либо сухопутьем, все до единого возвращались невредимыми (правда, ни один из них не узнал ровным счетом ничего, что могло бы помочь в разгадке). Чьи бы то ни было агенты, пытавшиеся в Горроте осесть, опять-таки все до единого пропали бесследно. Попытки стали хоть и регулярными, но редкими — с целью убедиться, что ничего не изменилось. Ничего не изменилось.

В силу той самой статистической вероятности во всех странах порой вылавливали горротских агентов — но ни один из них ровным счетом ничего не прояснил касательно странностей. Хотя допрашивали их весьма пристрастно, не ограничиваясь словесами. Полное впечатление, что они попросту не понимали, чего от них хотят. Никаких таких изменений в жизни своего королевства они не усматривали. В конце концов их даже перестали вздергивать на дыбу — не по доброте душевной, просто поняли, что бесполезно…

Кое-какие перемены имперский наместник все же прилежно отметил. За пару месяцев во дворце сменилось примерно три четверти придворных, и добрая половина министров потеряла свои посты. Однако подобное сто раз происходило в других королевствах. Как ни анализировал «кадровые чистки» восьмой департамент, никакой логики в них не усматривалось. Кто-то казнен, кто-то оказался за решеткой, но большинство просто-напросто угодили в опалу классического типа — когда опальному высочайше повелевают удалиться в свое имение и носа оттуда не высовывать (а при отсутствии имения перебраться на жительство куда-нибудь в глушь). Все, работавшие на иностранные разведки, оказались на виселице либо в тюрьме — но среди казненных и заключенных хватало и тех, кто в жизни в иностранных агентах не состоял. Среди изгнанных в отставку министров имелись как важные, так и третьестепенные — и тут ни логики, ни системы. Все это выглядело опять-таки насквозь житейским делом. Вспомнили кстати, что Конгер Ужасный, войдя в свое время на престол, разогнал весь прежний двор и всех прежних министров, причем кое-кто угодил на Монфокон, а кое-кто за решетку. Один из великих герцогов Харланских лет триста назад пошел еще дальше — он, взявши бразды, вообще перебил всех придворных и министров покойного батюшки. Одним словом, не счесть случаев, когда короли перетряхивали приближенных, министров, генералов и высоких чиновников еще почище, чем Стахор. Так что к этому никак нельзя было прицепиться, поскольку происшедшее нисколько не заслуживало наименования «странностью».

Показалось, что кое-какая надежда замаячила после истории с подменой принцессы Делии бесплотным мороком. На очередной большой королевский прием воспрянувший было духом имперский наместник отправился, скрывая под пышным церемониальным нарядом несколько хитроумных компактных аппаратиков и детекторов. Увы, после тщательнейшего изучения записей оказалось: и король Стахор, и королева Эгле — самые обычные люди из плоти и крови, не мороки, не магические подменыши…

Четырежды во время визитов во дворец наместник ухитрялся пристроить в незаметных местах крохотные микрофончики — от безнадежности пришлось обратиться к этой архаике. Однако ни разу не удалось ничего услышать, ни словечка, словно микрофоны сразу после ухода наместника изымались и уничтожались — хотя наместник ручался чем угодно, что всякий раз проделывал это незаметно.

По чьему-то предложению из пыльных кладовых извлекли еще одно архаическое приспособление: довольно громоздкое по современным меркам устройство лазерной подслушки. Невидимый луч упирался в оконное стекло, которое во время ведущихся в комнате разговоров испускало тончайшие вибрации, превращаемые означенным устройством в членораздельную речь.

Наместник лично взобрался с этой штуковиной на чердак своей резиденции. И не услышал ни словечка, хотя прощупал лучом не менее двадцати находившихся в прямой видимости окон королевского дворца. Хотя в некоторых он ясно различал фигуры беседующих, даже невооруженным глазом, без бинокля. То ли устройство вдруг отказывало, оказавшись в Горроте (хотя все индикаторы вроде бы свидетельствовали, что аппарат в полной исправности), либо был поставлен некий барьер — но его не смогла бы не обнаружить кое-какая другая аппаратура, которой наместник располагал. А она не обнаружила.

С тех пор наместник дважды подавал в отставку, и дважды его с превеликими трудами уговаривали остаться. Последние года полтора… Нет, никак нельзя сказать, что земные тайные службы и восьмой департамент махнули рукой на Горрот. Просто-напросто все поневоле смирились с ситуацией, не имевшей разумного объяснения — тем более что внешне сохранялась полная обыденность, и не имелось никаких законных возможностей для каких бы то ни было санкций. С каковым обстоятельством был вынужден примириться столь великийзнаток законов, как Костяная Жопа. Месяца полтора назад Гаудин заводил со Сварогом крайне дипломатичный разговор, пытаясь склонить его отправить на разведку в Горрот Караха («Что, если на них все эти поганые странности не действуют?»). Сварог решительно отказал без всякой дипломатии — не было никаких гарантий, что ушастому сподвижнику, министру и барону удастся вернуться…

Правда, он приблизительно в то же время никак не смог отговорить старуху Грельфи, которой приспичило, изволите ли видеть, самолично произвести разведку на месте. Впрочем, ничего с ней не случилось — подобно своим многочисленным предшественницам и предшественникам совершила речное путешествие на борту корабля, часов десять отстаивавшегося в Акобаре — и вернулась невредимой, вдобавок чуточку сконфуженной. По ее собственным словам, там ничегошеньки не чуялось…

И только у Сварога имелся сейчас один-единственный козырь — хотя он еще не знал, козырь ли это, а если все же козырь, то выйдет ли от этого какая-нибудь польза…

Он встрепенулся, услышав приятный, бесстрастный женский голос:

— При сохранении прежней скорости субмарина через пять минут окажется в пределах Акобара, о чем напоминаю согласно вашим указаниям.

Сварог выпрямился в кресле. Он был собран и спокоен — настолько, что показался сам себе каким-то механизмом. Вот странность, он не испытывал сейчас никаких человеческих чувств, ни малейших эмоций, а ведь следовало бы…

— Замедлить ход до двух единиц, — распорядился он ровным голосом. — По достижении Эриса повернуть туда, сбросив ход до ноль три.

— Принято.

— Боевая тревога, — продолжал он столь же холодно. — Вторая батарея правого борта — шесть ракет в готовности, цель прежняя. Вторая батарея левого борта — шесть ракет в готовности, шесть — для второго залпа, цель прежняя.

— Приказ принят, — откликнулся мелодичный бесстрастный голос.

Только теперь он улыбнулся — криво, скупо. Горротские неведомые затейники от многого сумели себя обезопасить неведомым образом — от чужих разведчиков, от наблюдения, даже, как показал унылый пример, от вторжения соседской армии. И ничего нельзя было с этим поделать до появления «Рагнарока».

Зато теперь… Сидя в командирском кресле идущей малым ходом на глубине двадцати уардов субмарины, он прекрасно знал, где у Горрота ахиллесова пята.

Карты.

Обычные географические карты и планы городов. Горротцы могли закрыться от шпионажа, подглядывания и подслушивания. Могли загадочным образом обрушить на вторгшуюся армию скопище каменных глыб. Вполне возможно, держали в загашнике до лучших времен еще какие-то эффективные и убойные сюрпризы. Они, наконец, столкнулись с токеретами и сумели с их помощью захватить Батшеву.

Одного они сделать не в состоянии: собрать и уничтожить подробнейшие карты Горрота и точные планы своих городов, в том числе и столицы. Таковых за пределами Горрота имеются даже не сотни, а, надобно полагать, тысячи: у разведчиков, у военных, да просто в самых что ни на есть мирных географических атласах и учебниках для университетов. До вступления в игру «Рагнарока» это обстоятельство не способно было нанести Горроту ни малейшего ущерба. Но когда отыскалось Копье Морских Королей…

— Справа по борту Эрис, — прозвучал женский голос. — Выполняю поворот, скорость сброшена до ноль три.

Сварог покосился вправо — крохотная алая точка, ползущая по разветвленной зеленой линии, свидетельствовала, что маневр, о котором докладывает Глаин, выполняется в точности. Медленно-медленно, едва ли не со скоростью пешехода, «Рагнарок» поворачивал в приток Итела. Все. Международные воды покинуты несколько минут назад, за бортом — суверенная территория Горрота. Где горротцы, собственно говоря, имеют полное право разнести, как бог черепаху, любое проникнувшее сюда иностранное судно, хоть паршивый шестипушечный шлюп, хоть «Рагнарок» — в данную минуту закон не делает меж ними никакого различия. И никто их даже на пару грошей не оштрафует, они в своем праве…

Если у них найдется чем разносить. Даже если и так, Сварог исходил не из авантюрных побуждений, а из точного расчета. Вряд ли за неделю, прошедшую с момента захвата Сварогом субмарины, в Горроте успели просчитать все возможные его действия и установить какие-то надежные ловушки. Все их прежние каверзы — и разрушившая гланский королевский дворец исполинская капля воды, и летающие глыбы камня, и атака на Батшеву — несомненно, требовали какого-то времени на подготовку. А вот способны ли они заранее упредить задуманную Сварогом ответную акцию, вообще предугадать таковую?

Очень сомнительно. Хотя полной гарантии нет. Ну, в любом случае отступать поздно… Попала собака в колесо — пищи, да беги…

Судя по отметкам на крайнем левом экране, судоходное движение над головой едва ли не прекратилось полностью. Специфика места, знаете ли. Если Ител — своеобразная большая дорога, этакая трансконтинентальная магистраль, то Эрис, шириной уардов в сто и глубиной в пятнадцать, больше похож на тихий тупичок. Не зря у горротского простонародья его протекающий через Акобар участок именуется «барской речкой». Отсюда и до конца города по обоим берегам располагаются лишь министерства, дворянские усадьбы (главным образом титулованных персон, магнатов), прекрасные парки и увеселительные заведения, опять-таки предназначенные исключительно для благородного сословия. Соответственно, и Эрис — нечто вроде «благородной улицы», которую не положено паскудить своим присутствием всяким там торгашам и простолюдинам. Спокойную гладь Эриса украшают лишь дворянские яхты, на которых господа изволят совершать увеселительные прогулки — но сегодня будний день, нет никакого праздника на воде, и потому за то время, что «Рагнарок» преодолел полторы лиги, локатор зафиксировал один-единственный кораблик, да и тот не плыл, а причаливал к берегу — судя по карте, там располагалось именно что богатое поместье. И все равно, перископ поднимать не стоит пока что, мало ли кто глазастый обнаружится на берегу…

— Стоп, — распорядился Сварог. — Лодку удерживать ходами на месте. Карту на экран.

— Принято.

Только теперь нахлынули чувства и эмоции: напряжение, азарт, боевая злость… На втором справа экране вспыхнула карта: на бледно-кофейном фоне черными линиями нанесены контуры зданий, зелеными пятнами — сады и парки.

— Цель левого борта подтверждаю, — сказал он спокойно.

Три алых концентрических кольца, крест-накрест пересеченных прямыми линиями, легли на одно из зданий левого берега, в плане больше всего напоминавшее полумесяц с отрезанными концами.

Это было Морское министерство, пристанище горротских адмиралов. После долгих размышлений, планируя операцию, Сварог пришел к выводу, что именно его можно считать этакой символической целью для ответного удара. Стрелять по королевскому дворцу — пошлость. Пусть горротцы и снесли замок в Клойне, явно рассчитывая раз и навсегда прикончить Сварога, мы, господа, люди благородные и не станем уподобляться всякому быдлу, нарушающему рыцарские правила ведения войны. Мы, господа, выше этого…

Неизвестно точно, в каком именно государственном учреждении обретаются те, кто разрушил Клойн и обрушил каменные глыбы на его доблестные войска. Зато военно-морской флот себя как раз засветил в противоборстве со Сварогом. Батшеву и заняли господа военные моряки из-под «кляксы», они же устроили и экспедицию к Хай Грону, пытаясь завладеть «Рагнароком». Конкретный, персонифицированный враг. Которому и предстоит получить ответную плюху…

— Цель правого борта подтверждаю.

Перекрестье прицела легло на правый берег, на здание причудливой формы — скопище не соединенных меж собой квадратов, прямоугольников, кругов и полукружий, трапеций. Располагалось оно посреди обширного парка, судя по карте, усеянного множеством небольших павильонов и беседок.

Эта цель не имела ни малейшего отношения к военным объектам. Всего-навсего одно из тех самых роскошных — увеселительных заведений для высшей знати: ресторации и бордели, театрики и цирковые манежи, арены для петушиных боев и травли медведей собаками, игорные заведения и тому подобные местечки для развлечения пресыщенной, набитой золотом публики. В уничтожении этого шикарного вертепа Сварогу виделась некая циничная ирония, которую в Горроте, хочется верить, оценят по достоинству: одновременно взлетают на воздух серьезнейшая контора, Морское министерство, и один из дюжины роскошных бардаков. Ну, разве в этом нет циничной иронии? Да навалом!

Те, на правом берегу, в общем, насквозь непричастны… а разве во дворце в Клойне погибли солдаты или разведчики? Да нет, самый мирный народ, дворцовая прислуга: лакеи, горничные, печники и полотеры, ламповщики и поварята. Они тоже были ни к чему не причастны… Главное, в этом бардаке не окажется детей — их в это заведение водить не принято. Да и особого наплыва посетителей нет, до вечера еще далеко. Ну, что же… Иные вещи, приводящие обычного человека в ужас, короли проделывают, не моргнув глазом. Должность такая, господа…

— Левым бортом — залп и тут же — повтор, — отчеканил Сварог, не чувствуя ни малейшего душевного неудобства. — Правым бортом — залп. Пуск!

— Принято. Пуск.

Лодка едва заметно содрогнулась, самую чуточку, если бы не ожидал этого легчайшего сотрясения, мог бы и не заметить… Несколькими мгновениями позже красные круги исчезли, на их месте зажглись красные точки — двенадцать слева и шесть справа. Как и следовало ожидать, ракеты все до единой легли в цель. Наверху сейчас жуткий грохот, но под водой его не слышно…

— Подвсплыть под «зеркало»! Поднять перископ!

Замелькали красные циферки, число, каковое они обозначали, становилось все меньше, справа вспыхнула короткая, широкая зеленая стрелочка — лодка шла вверх, пока не остановилась так, что перила рубки от поверхности воды отделяло не более пары локтей. Вспыхнул огромный, вогнутый дугой экран перископа. Не беспокоя Глаин, Сварог сам легонько крутанул влево никелированное рубчатое колесико.

Покривил губы, по-прежнему ни о чем не сожалея и уж тем более не терзаясь угрызениями совести, отнюдь не приличествовавшими королевскому ремеслу. Подумал, что давно уже стал настоящим королем — вот только что-то безвозвратно пропало в душе, и это, конечно же, навсегда…

Слева, за острой крышей какого-то роскошного длинного особняка, над откосами темно-коричневой черепицы, над золочеными флюгерами и вычурными чугунными карнизами все выше и выше поднимался к небу исполинский столб тяжелого черного дыма, его клубы грузновато, можно бы даже сказать, солидно сворачивались, сливались в лениво вздымавшиеся струи, и в этом зрелище имелась своя жуткая прелесть — ну, понятно, для того, кто сидел в командирском кресле выпустившей ракеты субмарины…

По набережной, то и дело выскакивая на тротуар, промчался простоволосый, совершенно ошалевший всадник на совершенно ошалевшем коне, судя по богатому платью, не из простых свиней свинья. Несся он как раз в противоположную сторону, подальше от тянувшегося к облакам дыма.

Хмыкнув, Сварог развернул перископ влево. Как и следовало из плана города, бывшее увеселительное заведение оказалось в прямой видимости: меж двумя далеко отстоящими друг от друга зданиями Сварог прекрасно видел медленно распространявшееся во все стороны буйство багрово-золотистого пламени — горели деревья в обширном парке, свечками вспыхивали павильоны и балаганы, а посреди ширившегося огненного круга тянулись в небо полдюжины дымных струй — для этой цели не требовалось точности, ракеты, выпущенные «по площадям», обрушились вразброс…

Ну, хватит, налюбовался. Вспоминая классику, в нашем деле главное — вовремя смыться. Мало ли что может быть пущено в ход против нахального визитера…

В узком потоке Эриса «Рагнарок» ни за что не смог бы развернуться нормальным образом, места не хватало — но Сварог, прекрасно знавший об этом заранее, не медля ни секунды, распорядился:

— Задним ходом — в Ител! Ход — три единицы!

Перископ он не убирал еще секунд пять. Казалось, лодка осталась на месте, а красиво облицованные набережные, роскошные здания и два исполинских пожарища уносятся назад с приличной скоростью.

— Убрать перископ!

— Принято. Лодка сейчас достигнет Итела… — и приятный женский голос замолчал в ожидании необходимых команд.

— Уходим вверх по течению в сторону Глана, — распорядился Сварог. — Полный маршевый ход. Глубина — двадцать.

— Принято.

Заплясавшие красные циферки теперь изображали растущее число — «Рагнарок» быстро выходил на полный маршевый, превышавший полсотни морли^[6K1] в час. Ничего опасного не было в том, чтобы нестись на такой скорости: подводного движения по Ителу не существует, разумеется, если не считать старых знакомых, крохотных поганцев, но шансы на встречу невелики, а пределы Горрота следовало покинуть как можно быстрее. На месте Стахора он сам не на шутку обиделся и рассердился бы и непременно пустил в ход хоть что-то, способное догнать и качественно достать нахала… если только оно у Стахора есть…

Резко заверещал звонок. Один из экранов слева зажегся, на нем горело три алых точки, выстроившихся почти правильным треугольником. И тут же заговорил Глаин:

— Три подводных объекта встречным курсом. Скорость — до двадцати морли. Расстояние — семьдесят два морли… семьдесят одна…

— Отставить звуковой отсчет, — распорядился Сварог. — Ограничиться цифровым.

Он уставился на зеленые цифры в левом верхнем углу экрана. Число уменьшалось неспешно, но неуклонно, размеренно, словно работал часовой механизм: шестьдесят восемь… шестьдесят семь… шестьдесят шесть…

Он ничуть не сомневался, с кем встретился — больше тут оказаться просто некому… Но все же спросил:

— Размеры?

— От десяти до двенадцати уардов. Масса…

— Отставить!

— Принято. «Рагнарок» в зоне действия локаторов объектов, частотные характеристики излучения…

— Отставить! — рявкнул Сварог, мысленно выругав чересчур уж обстоятельную и педантичную дуру. — Боевой части три — боевую готовность.

— Принято.

Они сближались — «Рагнарок» и три подлодки токеретов. Правда, «крохи» наполовину сбросили ход, треугольник на несколько секунд увеличился в размерах чуть ли не вдвое, потом вернулся к прежним размерам. Впечатление такое, что они растеряны, ошарашены, не сразу и сообразили, какие маневры выполнять…

Что же, застава? Но имело ли смысл эту заставу держать? По дороге в Акобар Сварог никаких токеретов не встретил. Просто плыли по своим делам? Сбавили ход, но по-прежнему идут встречным курсом…

Сварог лихорадочно искал решение. Торпеды токеретов в силу маленького размера ядерный заряд нести никак не могут, а обычная их взрывчатка для внешнего корпуса «Рагнарока» никакой опасности не представляет по причине малого количества. Для деревянных здешних кораблей они, как Сварог видел собственными глазами, смертельно опасны, но супротив «Рагнарока» — шалишь… Все равно что палить из пистолета по танку.

Что же делать-то, ч-черт? Боевая часть три — это как раз и есть торпедные аппараты, в том числе противолодочные. Достаточно отдать приказ — и эту троицу разметет в клочки…

Следствием чего непременно будет нешуточное загрязнение Итела радиацией — ведь в клочки разлетятся и ядерные реакторы подлодок. Заканчивайся Ител в Горроте, оно бы и наплевать с высокой колокольни — но несущая смерть радиоактивная вода в конце концов непременно достигнет Балонга, отравит залив Даглати, а там и пойдет в океан…

— Курс прежний, скорость прежняя, — почти крикнул он. — В самый последний момент — маневр расхождения, вверх или вниз, судя по их курсу… Все понятно?

— Принято, — откликнулся Глаин.

Зажав в зубах незажженную сигарету, Сварог не отрывал глаз от экрана. Тридцать восемь морли, тридцать семь… тридцать шесть… они не стреляют, но это еще ничего не значит, быть может, хотят пустить торпеды с короткой дистанции…

Треугольник красных точек вдруг превратился в прямую линию — и тут же линия эта буквально провалилась вниз, на миг исчезнув с экрана, и тут же появившись вновь.

— Объекты идут на экстренное погружение, — доложил Глаин. — Сбрасывают скорость до нуля… ложатся на грунт…

Сварог весело оскалился. Ну да, никакая это не застава, они, безусловно, и знать не знают о происшедшем в Акобаре, они плыли по своим делам. Оценили размеры «Рагнарока», прикинули его возможности, сравнили со своими — и, не пытаясь глупо геройствовать, юркнули в кусты, переждать, полагая, должно быть, что за правильное поведение не получат по морде… И ведь не получат, лилипуты хреновы, их счастье…

«Рагнарок» пронесся высоко над улегшимися на грунт лодками, словно… Да черт с ними, с высокопарными аналогиями, просто пронесся. Лишь когда он отдалился морли на полсотни, Глаин доложил, что лодки начали потихонечку подниматься над дном. Вполне вероятно, в Токеранге уже знали, что «Рагнарок» отыскался, и знали, кто его нашел. Там, возле Хай Грона, Сварог не стал добивать третий горротский фрегат, качественно подшибленный капитаном Зо — и эти поганцы наверняка дотащились уже домой. Даже если они не посвящены в тайны экспедиции Тагарона, всего-навсего получили приказ эскортировать и охранять, не могли не видеть, как Сварог разнес ракетами в щепки остальные два фрегата. В Горроте наверняка имеется человек, который из рассказа моряков моментально сделает единственно верный вывод или уже сделал… Есть такой человек, а то и не один, не может его не быть, Тагарон не бескорыстным научным поиском озаботился, а шел к ясной, конкретной цели, горротцы точно знали, за чем идут…

Как бы там ни было, у них определенно не нашлось средств хоть что-то сотворить с «Рагнароком» — быть может, средства и имелись, но, чтобы пустить их в ход, требовалось больше времени, чем хватило Сварогу, чтобы покинуть пределы Горрота. Так и не обнаружив за собой никакой погони, он пересек ничем не отмеченную водную границу двух держав — о чем узнал только из сообщения Глаина и движения красного огонька по зеленой линии.

Предосторожности ради он прошел два десятка морли по родной гланской земле (то есть воде), не всплывая на поверхность. Судоходство здесь было оживленным, не следовало смущать умы речников, демонстрируя им «Рагнарок». Как справедливо выразился один умный еврей (кстати, коллега по ремеслу, то бишь король), во многом знании — многие печали…

Морли через полторы он приказал сбросить ход до самого малого, вскоре «Рагнарок» тихонечко свернул налево, в один из притоков и через несколько минут всплыл посреди окруженного поросшими лесом горами озера — продолговатого, глубокого, самой природой идеально созданного для потайной гавани. Здесь «Рагнарок» преспокойно мог развернуться, а положи его на грунт — ни один человеческий глаз не усмотрит лодку в темной воде.

Он видел на экране, как кучка людей с конями в поводу, стоявших уардах в ста от берега, возле бомбардировщика с хелльстадским флагом на хвостовом оперении, торопливо полезла в седла. Распорядился спокойно:

— Причаливаем. Выпустить трап. Когда я покину лодку, уйдешь на главную базу. Там отстаиваться до моего появления.

— Принято, — откликнулся приятный женский голос.

Какое-то время Сварог еще посидел, откинувшись на спинку кресла, медленно выпуская дым и лениво поругивая себя за то, что ввязался, называя вещи своими именами, в весьма рискованную авантюру. Он еще до отплытия знал, что это рискованная авантюра (мало ли какие сюрпризы могли сыскаться у горротцев), так что самобичевание получилось каким-то вялым и несерьезным. Главное, что риск не был глупым, а все остальное перемелется. Главное, что Стахор получил чувствительную оплеуху, и это лишь прелюдия, если события будут разворачиваться так, как Сварог предположил, то сегодняшняя рисковая вылазка окупится десятикратно…

Уже привычно, ловко пройдя по трапу, он ступил на каменистую землю. Глэрд Баглю и четверо его спутников из Медвежьей Сотни стояли верхами уардах в двадцати от берега. Не то чтобы благородные и лихие гланские вояки боялись «Рагнарока»… Просто не успели еще свыкнуться с этакой вот штуковиной, за что не стоит их упрекать.

За спиной Сварога тихонько стукнул втянутый трап, захлопнулся люк, шумно забурлила вода — винты заработали. Он не оглянулся. На компьютер, обладавший приятным женским голосом, можно было полагаться на все сто. Все приказы будут выполнены скрупулезнейше. Главная база располагается в Хелльстаде — так оно надежнее будет. Никто еще не высказал ему этого вслух, но кое-кто наверху страстно желал заполучить субмарину в свое полное распоряжение, так что предосторожность нелишняя…

Баглю прямо-таки в седле ерзал от жгучего любопытства, но, превозмогши неуместные в его солидном положении порывы, спросил степенно и чуть ли не равнодушно:

— Все в порядке, государь?

— Для кого как, — ухмыльнулся Сварог. — У нас с вами все в порядке, а вот в Акобаре сейчас переполох не на шутку. Вы только представьте себе, их Морское министерство отчего-то взлетело на воздух, и то, что от него осталось, сейчас наверняка уже догорело…

— Ох ты ж, незадача какая… — сокрушенно сказал Баглю, переглянувшись со своими ухмылявшимися молодцами. — Чего только на свете не бывает… Какие будут приказания, государь?

— Возвращайтесь в Клойн, — сказал Сварог. — Объявите боевую готовность пограничной страже и приграничным войскам, да и вообще поглядывайте в оба — мало ли что нам могут в отместку устроить, эти господа из Акобара, как мы уже убедились, способны на самые невероятные фокусы… А я лечу в Латерану: делу время, потехе — час…

Он кивнул и, пройдя мимо отсалютовавших ему гвардейцев с крайне довольными усатыми рожами, направился к самолету. Взбежал по лесенке, нажал кнопку, и лесенка тут же втянулась, дверь захлопнулась.

Пульт, за который он уселся, был посложнее имевшихся на снольдерских самолетах. Весьма даже сложнее. Поскольку, говоря по секрету, это был вовсе и не самолет, а вимана, выполненная в виде самолета и способная развивать сверхзвуковую скорость…

Это была не шалость, а жизненная необходимость. Очень уж широко раскинулись его нынешние владения. Даже пользуясь обычными самолетами, он терял кучу времени в разъездах — а вимана как раз массу времени экономила. Ну, а поскольку это была вимана благородного лара (обремененного к тому же серьезными воинскими и придворными званиями, а также должностями), ей, понятное дело, разрешалось бороздить небеса на тех высотах, что земным самолетам запрещены. И при необходимости отправляться прямиком в любой летающий замок, включая Келл Инир. Благородный лар вправе придавать своей вимане любой вид, никто ж не виноват, что у остальных не хватает фантазии, и они пользуются готовыми образцами. А местные… То бишь обитатели земли… Ничего они не заподозрят. Поскольку подавляющее их большинство о самолетах только слышало, в глаза не видя, откуда им сообразить, что пробег при взлете и посадке у этого самолета неправильно короток, а скорость неправильно велика? Вот разве что в снольдерской столице и паре-тройке других городов, где имелись и аэродромы, и авиаторы, и самолетостроители, приходилось, чтобы не возбуждать излишне умы, притворяться самым обычным самолетом — и пробег в этом случае «правильный», и скорость подозрений не вызывает, и винты прилежно вертятся, и моторы шумят…

Сварог посмотрел вправо. Всадники, коротким галопом удалившиеся уже лиги на две, не оборачивались. А потому ради экономии времени он не стал применять маскировочные приемчики — взмыл с места вертикально, со скоростью, от которой обычный здешний самолет моментально развалился бы. Ну, а грохот, возникающий при преодолении звукового барьера, непременно примут за отзвук далекой грозы, и не более того…

Настроение было превосходным.

Горротская дипломатия дала о себе знать даже раньше, чем он прикидывал — уже через сутки из снольдерской столицы в Латерану сообщили, что посол Горрота в Снольдере, выполняя волю своего монарха, просит короля Сварога о немедленной аудиенции. И просит, если только это возможно, предоставить ему самолет, чтобы как можно быстрее до Латераны добраться.

Ожидавший именно такого развития событий Сварог не тянул время — не тот случай, когда из соображений государственного престижа посла маринуют в королевской приемной когда часы, а когда и недели. А потому он велел немедленно исполнить просьбу высокоуважаемого господина посла.

(Истины ради нужно уточнить, что сформулировано это было несколько иначе. Сварог, ухмыляясь, произнес: «Ладно, быстренько посадите эту старую обезьяну в самолет, и пусть чешет. Только предупредите пилотов, что ли, чтобы бадейку припасли, а то он еще по неопытности всю кабину заблюет…». Статс-секретарь заверил его, что королевская воля будет исполнена в точности, хихикнув не из подобострастия, а совершенно искренне — Сварог знал, что молодой маркиз горротцев терпеть не может с тех пор, как на войне с Горротом погиб его старший брат).

Тонкая ирония судьбы заключалась в том, что при других обстоятельствах данный господин посол ничуть не стремился бы в Латерану. Как и его многочисленные коллеги из других стран…

Вот уже недели две многочисленная дипломатическая братия, никаких сомнений, в узком кругу доверенных лиц, где среди своих можно не стесняться, поминала короля Сварога последними словами, какие ни один дипломат, будучи в здравом уме, при официальных обстоятельствах вслух не произнесет. «Но обижаться на них за это не следовало, — думал Сварог, ухмыляясь. — Трудно им сейчас. Нелегко. Можно понять и быть снисходительным…»

Две недели назад он с соблюдением должного дипломатического протокола уведомил все сохранившие пока что суверенность державы, что именно Латерану намерен отныне избрать своей Резиденцией. То есть единственным местом, где намерен принимать послов, откуда только и будут исходить королевские указы. Ничего нового он не придумал и никаких правил не нарушал — испокон веков любой земной король имел право при желании оставить свою столицу столицей, но Резиденцию перенести куда ему вздумается. Вот именно, куда ему вздумается — лишь бы в подвластных монарху пределах. Еще не забыли, как король Гитре, самодур и сатрап, для пущего удобства перенес резиденцию в крохотную деревушку и обосновался там на мельнице, с прекрасной хозяйкой каковой состоял в самых что ни на есть тесных отношениях. Два года иностранные послы, стоически подавляя эмоции, ютились в походных шатрах на берегу речушки, камергеры двора обитали в курятниках, а первый министр за неимением других помещений обосновался на чердаке у старосты, и ему еще многие завидовали: просторный был чердак: светлый, чистый. И никто не мог ничего поделать, даже Костяная Жопа — поскольку все было по закону. Имел король такое право, и точка, правда, через два года мельничиха королю наскучила, и он вернулся в Андалу, но это уже другая история…

В отличие от незабвенного Гитре, прославившего себя не государственными свершениями, а множеством причудливых чудачеств, Сварог не собирался ни развлекаться, ни шутить. Соображения были насквозь практические: общаться с иностранными послами приходится довольно часто — но не королю же шастать ради таких встреч по своим многочисленным столицам, словно молочнику по клиентам? Кроме шуток, такое подрывало бы королевский престиж.

Опять-таки, случалось в прошлом, что король королей, то бишь монарх, располагавший двумя коронами (рекорд поставил триста лет назад король Самтеро, обладавший тремя, но это единственный случай, и побил рекорд только Сварог) именно из помянутых практических соображений собирал послов и министров, если можно так выразиться, в одно лукошко. Так что дипломаты могут втихомолку возмущаться сколько им угодно, но параграфы на стороне Сварога, а значит, извольте, господа мои хорошие, как писал классик, лопать, что дают…

Ну да, нелегко им, конечно. Во-первых, когда-то еще посольства восстановят надежный контакт со своими шпионами, каковых любой дипломат в стране пребывания имеет немало. Во-вторых, безнадежно рвутся налаженные за долгие годы связи в высшем обществе и влиятельных кругах, не имеющие ничего общего со шпионажем. Ну и, наконец, расходы на достойное обустройство на новом месте немалые. Ничего, похнычут, поматерятся, а там и привыкнут. При случае можно деликатно напомнить, как их предшественники тридцать с лишним лет назад по воле Гитре ютились в армейских шатрах, а к высочайшей аудиенции отправлялись на ту самую мельницу…

Ситуация, конечно, исполнена своеобразного юмора, который несомненно повеселит не одного Сварога, а еще многих — разумеется, за исключением господ дипломатов. Есть от чего посмеяться: в Латеране будут отныне обитать пять горротских послов, пять шаганских, пять лоранских, пять отцов-посланников Святой Земли, а также пять послов по делам Вольных Маноров и пять посланников к Ганзе. Будет весело и многолюдно. Пусть еще скажут спасибо, что Сварог пока что не требует скрупулезно выполнять параграфы и назначить послов в Хелльстад, а также в Три Королевства — потому что это уже были бы не практические соображения, а дурацкая шутка во вкусе Гитре…

А впрочем… Особой веселости Сварог как-то не чувствовал. Потому что другие обстоятельства дела могли только удручать.

Согласно тем же строжайшим, незыблемым и скрупулезно изложенным параграфам, не допускавшим юридических лазеек и двойного толкования, король королей не имел права собрать свои державы в одно. Даже если бы завладел всеми без исключения государствами Харума. Они обязаны были оставаться порознь — с прежними названиями, границами, флагами и гербами, орденами и армиями и многим, многим другим. В каждом из них Сварог (как и его предшественники, короли королей) пользовался всеми правами владыки и самодержца — но они оставались порознь. Этакое ненавязчивое воспоминание о том, что ничто не вечно, в том числе и короли королей…

Наткнувшись в свое время на это препятствие, Сварог очень быстро убедился, что уперся лбом в непрошибаемую стену — чересчур уж подробно и недвусмысленно все расписано, и порядок этот установлен в незапамятные времена, чуть ли не сразу после Шторма. Очень похоже, тут была не чья-то прихоть, а продуманное решение какого-то весьма неглупого государственного мужа Империи, всерьез (и справедливо, рассуждая с позиций высокой стратегии) озабоченного тем, чтобы земные державы, не дай бог, не усилились чрезмерно. Очень многое в государственных делах крайне упростилось бы для Сварога, стань его королевства единым целым — но как раз этого ему и не полагалось. Даже помаленьку заселявшиеся Три Королевства повинны быть скрупулезнейшим образом восстановленными в прежних границах, что Костяная Жопа особо подчеркивал во время их последней беседы. Вот здесь, Сварог прекрасно понимал, его заранее обыграли… нет, не так. Заранее и давным-давно приняли меры, чтобы какой-нибудь шустрый деятель, появись он рано или поздно (что в лице Сварога и имело место быть) не усилил земные державы сверх некоего установленного предела…

О чем он с бессильной злостью и размышлял в ожидании горротского посла. Утешало лишь то, что касаемо личности горротского посланца он ничуть не ошибся, заранее просчитал, кого именно Стахор к нему отправит.

По давным-давно сложившейся неписаной, но свято соблюдавшейся традиции посол той или иной державы в Снольдере считается как бы старейшиной среди своих коллег-земляков. Поскольку именно Снольдер, как ни крути — самая большая, богатая и сильная держава континента. Соответственно, легко догадаться, что почетное место занимает не просто особо знатный или удостоенный особых королевских милостей субъект, а прожженнейший карьерный дипломат, не одну собаку съевший на этом поприще. Даже не особенно и блещущие умом либо обожавшие почудачить монархи, как правило, оставались жесткими прагматиками в том, что касалось дипломатии — жизнь заставляла. Послом в Вольные Маноры и Сегур, в Харлан и Глан еще можно попасть непрофессионалу — в виде королевской милости. Но что касается более крупных и серьезных держав — шалишь, тут уж требуются знатоки этого нелегкого ремесла…

Сварог вдумчиво изучил принесенное Интагаром досье и утвердился в прежних догадках — горротцы отправили к нему матерого волчару. Сорок три года на дипломатической службе, начинал еще при дедушке Стахора с незавидного поста, какой только в посольстве существует — с канцелярского секретаря. До посла поднялся за девять лет, не имея особенной протекции и связей, исключительно за счет головы на плечах. За время службы, кроме многочисленных орденов, удостоен титула герцога и звания камергера двора. Имелась подробнейшая справка с перечислением его многочисленных побед в заседаниях Виглафского Ковенанта, дипломатических конгрессах, переговорах о мире, переговорах о торговых и шпионских делах, деликатных миссиях. Одним словом, этому палец в рот не клади — чего доброго, и голову откусит…

Когда секретарь Королевского Кабинета (дурак уникальный, но Сварогу на этой должности мало-мальски умный человек был и без надобности) с соблюдением должного церемониала доложил о прибытии господина посла, Сварог все же задержал его в приемной минут на десять. Во-первых, этикет именно этого и требовал (в конце концов, кто посол и кто король?), во-вторых, Сварог предварительно впустил через малозаметную дверь в глубине кабинета неприметного человечка средних лет, одетого отнюдь не по-придворному — снольдерского шпика из службы графа Рагана, сопровождавшего посла на самолете под видом лакея.

— Ну, и как там старый хрен? — спросил Сварог с искренним любопытством. — Не блевал?

— Ни попыточки, — верноподданнически склонившись, доложил шпик. — Весь полет просидел с каменным лицом, только трубочку потягивал, даже в окно он смотрел с таким видом, словно сто раз летал. Осмелюсь доложить, ваше величество, крепкий старикан… Зараза та еще, прошу прощенья за просторечие, болтало нас пару раз, а он сидит себе, как статуя и даже келимас ухитряется не расплескать… Я дюжину раз летал, и то мутило, а этому хоть бы хны. Зараза, — повторил он не без уважения.

Сварог уже вошел в образ (точнее, в один из образов монарха — суровый король принимает посла не самого дружественного государства), а потому не мог себе позволить откровенной ухмылки. Проделавши это лишь мысленно, он отработанным взглядом отправил низко кланявшегося шпика обратно в неприметную дверь, легонько хлопнул ладонью по золоченому шпеньку звонка, придал себе горделивую осанку и непроницаемый, насколько удалось, вид.

Аудиенция, как и просил посол, характер носила неофициальный, так что обошлось без обычных церемониально-протокольных помпезностей, сопровождавших официальные приемы: ни парочки раззолоченных фанфаристов, ни усыпанной самоцветами свиты, в общем, все по-спартански, без излишеств…

Правда, для посла все равно распахнули обе створки двери — что полагалось даже при неофициальном визите. Секретарь, стоя навытяжку, громко провозгласил приличествующие церемониальные глупости — мол, такой-то и такой-то, посол такого-то монарха прибыл к такому-то королю королей. Все это и без него прекрасно известно, но так уж испокон веков полагалось.

Не столь уж и большое расстояние, три четверти пути от двери до королевского стола, посол проделал крайне неторопливо — дело тут было не в старческой немощи, а в достоинстве посла, как-никак представлявшего сейчас персону своего короля. Да уж, до старческой немощи безусловно далековато: высокий жилистый старикан, хотя и доживший без малого до семидесяти, широкоплечий, с длинным бесстрастным лицом индейского вождя, дряхленьким никак не выглядел, хотя сед, как лунь. По данным тайной полиции, до сих пор регулярно пользуется услугами веселых девиц, каковые доставляются с родины и в посольстве обретаются под видом служанок — конечно же, достаточно хитер, чтобы не связываться с местными, прекрасно понимает, что они, к бабке не ходи, стопроцентно окажутся подставой контрразведки…

Посол остановился с бесстрастным видом. И он, и Сварог хорошо знали, что наступил самый щекотливый момент дипломатического протокола. Любой король или иная владетельная особа рангом ниже имеет полное право во все время аудиенции продержать посла на ногах, а послу не положено этим возмущаться и просить хотя бы табуретку. Правда, случается такое редко, всегда предшествует либо разрыву дипломатических отношений, либо войне. Сварог не намеревался подставляться и выглядеть агрессивной стороной, наоборот, он твердо решил быть белым и пушистым образцом воспитанности и миролюбий — чтобы агрессия и неприязнь всегда исходили от горротцев.

А посему, он сделал жест, и раззолоченный камер-лакей торжественно внес предназначенное для посла седалище. Не особенно и порадовавшее посла. Мебель для придворных церемоний делилась на девять разрядов: три вида табуреток, три вида стульев, три вида кресел. Собственные придворные накрепко знали, кто на что имеет право и при каких обстоятельствах — а вот с иностранными послами допустим любой из девяти вариантов…

Так вот, послу принесли низкий разряд стула — жесткий стул со спинкой, но без подлокотников. Что на дипломатическом языке означало крайне холодный прием…

Однако дипломатический волчара, как и следовало ожидать, и бровью не повел, опустился на стул так, словно ему предложили кресло высшего разряда — с мягкими сиденьем, спинкой и подлокотниками, вычурными гнутыми ножками, обивкой в золотых узорах.

«Сволочной дедушка», — мысленно заключил Сварог. И, поскольку посол не имел права первым завязать разговор, спросил вежливо:

— Как здоровье моего венценосного брата Стахора Четвертого?

— Его величество чувствует себя прекрасно, — церемонно ответил посол.

— Рад слышать, — сказал Сварог.

И произвел давно уже отработанное «милостивое наклонение головы» — вступительные церемонии закончились, пора было переходить к делу.

— В Акобаре случалась нешуточная беда, ваше величество, — произнес посол, честное слово, не без театральной скорби. — Неожиданные взрывы едва ли не до основания разрушили Морское министерство, а также большую часть увеселительного парка Ганимат. Разрушения обширны, и жертвы велики…

Он сделал паузу, определенно ожидая вопросов вроде: «Ну, и какого черта вы ко мне приперлись с этим, почтенный?» Однако Сварог молчал, глядя с величайшей готовность слушать далее — и, как он надеялся, с детским простодушием. Понявши в конце концов, что вопросов не дождаться, сволочной дедушка продолжал с той же наигранной скорбью:

— Как ни печально и неприятно мне это произносить, но именно вас, ваше величество, мы считаем виновником происшедшего. Удары были нанесены пущенными из-под воды ракетами невероятной мощи, каких не имеется на вооружении ни в одной державе Харума. У нас есть немало свидетелей, видевших, как по реке Эрис буквально у самой поверхности воды двигалась подводная лодка исполинских размеров…

Сварог вежливо, но непреклонно поднял ладонь, вынудив посла умолкнуть. Усмехнулся:

— О да, конечно… Я не сомневаюсь, что у вас в Горроте сыщется немало людей, привычных к созерцанию подводных лодок. В отличие от прочих держав, где столь экзотических средств передвижения отроду не видывали…

— Я вас не понимаю, ваше величество, — не моргнув глазом, сказал посол.

— То есть как? — картинно изумился Сварог. — Вы хотите сказать, что ничегошеньки не знаете про обретающиеся в Горроте подводные лодки?

— Совершенно не понимаю, о чем вы, ваше величество, — твердо произнес посол.

Сварог мысленно расхохотался, да что там — жизнерадостно заржал, простите за вульгарность. Как и следовало ожидать, посол не мог не угодить в нехитрую ловушку: теперь Сварог совершенно точно знал, что раззолоченный прохвост брешет, как сивый мерин, что о подлодках токеретов он знает. На лбу посла, если зорко присмотреться, появились мельчайшие бисеринки пота: человек его возраста, профессии и жизненного опыта наверняка знал, что любой лар моментально определит, когда ему говорят правду, а когда врут беззастенчивым образом. Прекрасно понимает, что угодил в капкан — но ничего поделать не может, вынужден разыгрывать свою партию до конца…

— И при чем же здесь я? — с младенческой наивностью спросил Сварог. — Ни в одном из моих военных флотов нет ни единой подводной лодки. Сами посудите: ну откуда им взяться?

— Насчет флотов я не сомневаюсь, ваше величество, — сказал посол. — Однако в вашем личном распоряжении находится подводная лодка… боевой подводный корабль былых времен, добытый вами на Хай Гроне…

— У вас и этому есть свидетели? — поднял брови Сварог.

Интересно, как на сей раз старичок вывернется? Никаких посторонних очевидцев быть не может. Моряки с третьего горротского фрегата, кое-как дотащившиеся до родных берегов, даже если и видели, как остальные два потопили вылетевшие из-под воды ракеты, свидетелями считаться не могут, поскольку никаким чудом не могли узреть остававшуюся на глубине подлодку…

— Свидетелей нет. Но мы совершенно точно знаем, что вы, как бы это выразиться, вступили во владение лодкой…

— Да, действительно, — сказал Сварог. — Вступил, не стану отрицать. Вступил во владение деревянной подводной лодкой, снабженной запрещенным имперскими законами движителем, сиречь толкающим винтом. И была эта лодка на корабле под названием «Радуга», плававшим под горротским флагом. Корабль захвачен моими людьми, при этом погибли лишь те, кто сопротивлялся с оружием в руках, зато в наших руках оказались все без исключения инженеры и рабочие, обслуживавшие подводную лодку, а также некий ученый муж, именующийся мэтр Тагарон…

— И вы так спокойно об этом говорите? Употребляя слова «захвачен моими людьми»? Насколько я знаю, в нашем военно-морском флоте попросту нет судна под названием «Радуга», это не военный корабль, а гражданское судно. Имевшее право, как любое другое, невозбранно плавать в водах Хай Грона, никоим образом не входящего в состав ваших владений. Вы откровенно признаетесь, что совершили…

— Пиратские действия? — понятливо подхватил Сварог. — Полноте, какое же это пиратство? Означенное судно везлокатегорически запрещенное имперскими законами устройство, эту самую подводную лодку, в таких условиях любой лояльный подданный империи вправе, если у него есть такая возможность, захватить нарушителей закона и сдать их властям. На этот счет существуют недвусмысленные правила… я не помню точно названия документа и номера параграфов, но при желании их нетрудно отыскать.

Теперь уже он сделал паузу, но посол промолчал. Сварог продолжал:

— Таким образом, в руках компетентных инстанций оказалось изрядное количество ваших подданных, дающих интересные показания…

Посол отчеканил:

— Судно «Радуга» не приписано к нашему военному флоту и не принадлежит к какой-либо государственной службе. Оно находилось в частной собственности помянутого мэтра Тагарона, опять-таки не состоящего на коронной службе в каком бы то ни было качестве. Мэтр Тагарон — сугубо частное лицо. Официальные инстанции не могут нести за него ответственность. Мы предоставили убежище Тагарону, как предоставляем его другим беженцам от тирании… и, естественно, не интересовались, чем он занимается, поскольку он, как я уже говорил, вел жизнь сугубо частного лица. У вас есть какие-либо доказательства, опровергающие мои слова?

— Никаких, — честно признался Сварог. — Как и у вас нет никаких доказательств касаемо моей вины в случившихся у вас несчастьях…

— И, тем не менее в нашем с вами положении есть существенная разница, — сказал посол. — Что ж, вы и в самом деле себя вели, как лояльные подданные империи… но у вас нет никаких оснований подавать официальную жалобу на Горрот в Канцелярию земных дел. А вот у нас есть все основания принести таковую и потребовать расследования. Расследование таковое, как вы, должно быть, понимаете, очень быстро выявит истину и, боюсь, приведет к неприятным для вас последствиям…

Самое смешное, что Сварог ничуточки на него не злился, даже раздражения не чувствовал. Скорее уж по королевской своей должности испытывал едва ли не восхищение оборотистостью и здоровым житейским цинизмом горротцев. Положительно, хваткие ребята: устроив кучу поганых сюрпризов и не оставив при этом улик, собрались официально жаловаться на Сварога за столь же предосудительные развлечения…

— Неприятная может получиться история, — сказал посол.

— Для исключительно земного короля — согласен, — сказал Сварог. — Но вы ведь, должно быть, знаете, что у меня есть, как бы точнее выразиться, еще одна ипостась… Прелюбопытнейший казус, на котором нет ни малейшего прегрешения перед законами. Я не только земной король, но, в то же самое время…

— Наслышан, ваше небесное великолепие.

— Вот видите, — сказал Сварог. — Причем ситуация пикантнейшая — нет никаких законов, установлений, регламентов, которые обязывали бы меня определенный срок… или при определенных обстоятельствах непременно пребывать в каком-то одном качестве. Все исключительно на мое усмотрение. Я сам определяю, кем мне в данную минуту быть, — простодушно улыбнувшись, он спросил: — Удобно я устроился, вы хотели бы сказать?

— В дипломатической практике избегают вульгарностей и просторечия, — отрезал посол.

Не было никаких сомнений, что про себя-то он думает именно так — а то и более нецензурными формулировками.

— Что поделать, так уж сложилось… — пожал плечами Сварог. — Вам нужно учитывать эти сложности…

— Я их учитываю, — сказал посол. — И тем не менее… Ваше величество, то есть ваше небесное великолепие… вы ведь хотите сказать, что именно в этой ипостаси сейчас изволите пребывать?

— Предположим, — сказал Сварог.

— По роду деятельности мне не однажды приходилось бывать в Канцелярии земных дел. Я немного разбираюсь не только в земном, но и в имперском законодательстве, в той его части, что касается поведения благородных ларов на земле. Есть некие пределы, коих недозволительно преступать даже наделенному нешуточными вольностями благородному лару. Вы, очень может быть, считаете иначе? Что ж, ваше право. Остается передать решение на усмотрение соответствующих имперских учреждений…

Особенного вреда этот тип, примись он кляузничать на Сварога не только в Канцелярию земных дел, но и в другие имперские инстанции, не причинил бы. Однако определенный резон в его деликатно высказанных угрозах был. В любом случае, история с рейдом на Акобар непременно повлечет за собой бюрократические разбирательства — долгие, запутанные, способные отнять у Сварога немало времени и сил. Учитывая, что за облаками у него хватает недоброжелателей, причем иные облечены некоторой властью… Есть нешуточный риск увязнуть в этих разборках надолго. Никто и слова бы не сказал, снеси Сварог с лица земли хоть весь Акобар — но исключительно усилиями положенной графу Гэйру согласно его положению дружины. Но когда был использован боевой корабль, созданный до Шторма… Нервы могут трепать долго и качественно, отвлекая он насущных дел…

— Иными словами, вы твердо намерены жаловаться? — спросил Сварог невозмутимо.

— Его величество Стахор Четвертый непреклонен… думаю, вы на его месте поступили бы так же?

— Возможно, — сказал Сварог. — Хотя… Предварительно я бы попытался договориться миром и прийти к некоему согласию…

— Я не говорил, что мы такое полностью исключаем…

— Тогда? — спросил Сварог небрежно. — Вы хотели бы получить убедительные гарантии, что более не повторится подобных… трагедий. Мне было бы достаточно вашего королевского слова… и слова вашего небесного великолепия.

— Я и мысли не допускаю, что вы можете в том или ином качестве нарушить слово, это было бы против всех правил чести…

— Продолжайте, — сказал Сварог.

— Я, собственно, все сказал…

— То есть, я должен просто-напросто торжественно поклясться, что в будущем никогда больше не произойдет… печальных инцидентов? И ничего не получить взамен? — Сварог ухмыльнулся… — Любезный посол, всякое соглашение должно быть взаимовыгодным, не правда ли? Мы с вами взрослые люди и в политике, согласно своему положению, должны разбираться… Односторонние выгоды, будем чуточку циничны, наличествуют лишь в тех соглашениях, что сильный заключает со слабым. Не будем притворяться неопытными либо идеалистами — именно так в дипломатии всегда и обстояло. Вот уж чего я никогда не признаю, так это того, что я слабее Горрота. Реальность этому противоречит, рискну предположить…

— Чего вы хотите? — без малейшего удивления спросил посол.

— Хороший вопрос, — сказал Сварог. — Резонный, деловой… Ничего невыполнимого я от вас не потребую. Мои условия состоят всего-навсего из двух пунктов. Первое. В последнее время произошли весьма загадочные и крайне неприятные… необъяснимые явления. Мой замок в Клойне был уничтожен обрушившейся с неба водой. На мою армию рушились неведомо как обретшие способность летать и падать каменные глыбы…

— Я слышал об этих загадочных природных феноменах, — сказал посол с абсолютно бесстрастным лицом. — Но не понимаю, какое мы можем иметь к этому отношение. Или вы располагаете…

— Не располагаю, — сказал Сварог.

— При чем же здесь тогда?..

— Я вас ни в чем не обвиняю, — сказал Сварог. — Я просто хотел бы, чтобы в будущем подобных… феноменов не происходило. Никогда и никаких. Я не к вам обращаюсь, я просто высказываю вслух свои желания… Второе. Ваши войска должны уйти из крепости Батшева.

— Вот на это мой повелитель вряд ли пойдет, — едва дождавшись паузы, сказал посол. — Ваш второй пункт, думается мне, бесполезно и рассматривать. Могу сказать это со всей уверенностью даже без консультаций с моим королем. Мы ведь даже не воевали против вас. Мы просто-напросто заняли пустующее укрепление, где не осталось никого живого. Почему так случилось, нам и самим решительно непонятно. Однако эта ситуация не нарушает никаких законов, ни земных, ни имперских, и не может быть поставлена нам в вину. В конце концов, вы вправе отвоевать крепость назад… разумеется, традиционными, законными способами…

— И вы нисколечко не опасаетесь, что там, — Сварог небрежно показал пальцем на потолок, — будет проведено расследование?

— Со мной департамент Канцелярии земных дел уже проводил расследование загадочного феномена, в результате коего погиб весь гарнизон крепости, — сказал посол. — Мне доподлинно известно, что нас никто не обвиняет в причастности к этой таинственной трагедии. Загадка, конечно… но мы здесь ни при чем. К нам нет ни малейших претензий со стороны каких бы то ни было имперских инстанций.

— Это вы так полагаете, — с благожелательной улыбкой сообщил Сварог. — Должен вас огорчить — все обстоит совершенно иначе.

— Вот как? Не соизволите ли пояснить?

— Охотно, — сказал Сварог, испытывая нешуточное злорадство.

Он имел дело с опытным игроком — но ни один игрок не в состоянии выиграть, если у противника обнаружилась пригоршня лишних козырей, которые можно выбросить на стол совершенно законно.

Он держал паузу. Посол напряженно ждал, несомненно, чутьем угадывая наличие в рукаве у противника каких-то козырей.

— В силу вашего положения вы, несомненно, регулярно читаете из Кабинетов императрицы и канцлера некоторые официальные бюллетени… (посол настороженно кивнул). Прекрасно. Тогда вы, быть может, обратили внимание, что некий граф Гэйр недавно назначен начальником девятого стола Кабинета императрицы?

— Мне доводилось это читать…

— А известно ли вам, какие функции выполняет означенное учреждение?

— Нет, — сознался посол. — В бюллетенях об этом ни словечка.

— Ох уж эта секретность… — вздохнул Сварог. — Ничего, вы человек высокопоставленный, ответственный и лояльный, вас можно ознакомить с некоторыми подробностями… Прошу.

Он выдвинул ящик стола и положил перед послом два листочка гербовой бумаги с печатным текстом. Отставив их на вытянутой руке (как свойственно страдающим дальнозоркостью) посол, судя по движению его глаз, сначала бегло пробежал текст, потом прочитал медленно, вдумчиво, не упуская ни единой строчки.

— Надеюсь, никаких неясностей? — вежливейшим тоном, любезно улыбаясь, поинтересовался Сварог.

Лицо посла неуловимым образом изменилось. Сохранило прежнюю индейскую бесстрастность — но в глазах все же явственно полыхнула нешуточная тревога. Сварог продолжал столь же дружелюбно:

— Вы, любезный посол, не можете не знать, что Кабинет императрицы — и, соответственно, все его столы — безусловно, стоят выше на иерархической лестнице, нежели Канцелярия земных дел со всеми своими департаментами…

— Мне это известно, — сухо сказал посол.

— Прекрасно, — сказал Сварог. — В таком случае ситуация не содержит для вас каких-либо загадок или неясностей. Никто не вправе вам запретить подавать в Канцелярию земных дел любые жалобы… И никто не вправе мне запретить начать собственное расследование разнообразных… природных феноменов и прочих загадочных событий. Более того. Я не исключал бы, что следствие по поводу случившихся в Горроте загадочных взрывов будет передано не восьмому департаменту, а подчиненному мне столу. Разумеется, это вовсе не означает, что я непременно начну расследование… Быть может, мы все-таки вернемся к тем двум пунктам, на которых я настаиваю? Я готов заключить соглашение, но непременно при соблюдении вами обоих пунктов. Итак?

— Я… Мне нужно изложить все королю.

— Ну разумеется, — сказал Сварог без всякого недовольства. — Именно так вам и надлежит поступить. Я готов подождать… но не особенно долго.

…Горротцы стали покидать Батшеву уже через три дня. Пилот посланного на разведку истребителя (по которому на сей раз не сделали ни единого выстрела, хотя он под конец долго кружил на бреющем полете, едва ли не касаясь колесами верхушек мачт), доложил, что солдатня грузится на корабли в страшной спешке, подгоняемая суетящимися офицерами, а горротский флаг уже спущен с флагштока на вершине самой высокой крепостной башни.

К вечеру из разведки вернулся второй самолет. Пилот доложил, что горротская эскадра уходит на всех парусах, а в крепости, насколько он рассмотрел, не осталось ни единой живой души. Можно было посылать в Батшеву корабли адмирала Амонда с новым гарнизоном.

В ответ на восхищенно-изумленный крик Амонда: «Как вам это удалось, ваше величество?!» Сварог скромно ответил:

— Всего-навсего не особенно и хитрый дипломатический маневр, дорогой адмирал, только и всего. Великая все же вещь — дипломатия. Отличных результатов можно добиться добрым словом…

И постарался не думать, насколько теперь возросла к нему ненависть горротцев.

Глава II Иные небеса

Увы, иные победы недолговечны — точнее, не победы сами по себе, а радость от таковых…

Уже на другой день Сварог, вернувши Батшеву под хозяйскую руку, не испытывал ни триумфа, ни даже особенной радости. Вспомнил очень быстро, что победа эта, рассуждая нелицеприятно, выглядит мелко по сравнению с главной заботой, колючим багряным огоньком, пылавшим над горизонтом. К тому же обнаружилась вдруг очередная загадка, опять-таки мелкая, но маленькие неприятности порой досаднее больших. О токеретах речь на сей раз не идет, так что никаких каламбуров.

Неприятностью это, в общем, не назовешь. Но в любом случае дурное настроение обеспечено…

Загадка пришла из прошлого, в тот момент, когда Сварог ее и не ожидал вовсе, он-то полагал, что вдова Гуродье и ее скромный домик на улице Зеркальщиков никогда уже не напомнят о себе.

Вдова в свое время оказалась не пожилой грымзой, а весьма даже симпатичной особой слегка за тридцать, так что осталось подозрение: покойный барон в домик наведывался не только по служебным надобностям — но кого это сейчас интересует…

Агентура барона Гинкера, личная агентура, которую Сварог с удовольствием бы прибрал под свою руку для собственных надобностей (барон не держал у себя нерасторопных дураков) после его безвременной кончины, как и следовало ожидать, дружно канула в небытие, несомненно (Интагар соглашался) выполняя заранее данные инструкции. С личной агентурой обычно так и случается. Вдовушка была не только хранительницей баронских бумаг, но еще и «почтовым ящиком», на ее адрес, как она сама призналась, приходило немало писем от орудовавших за пределами столицы агентов. «Почтовый ящик», и не более того. С агентами Гинкер никогда у нее не встречался. Для этого, конечно же, у него были свои явки. И, надо полагать, не одна. Понять, как разворачивались события после смерти барона, было нетрудно: те, кто работал в столице, сначала убеждались в отсутствии условного сигнала — как часто бывает, задернутая либо откинутая портьера, горшок с цветами на подоконнике либо, наоборот, пустой подоконник — и прочие нехитрые, но эффективные уловки. Ну, а потом, узнав о гибели принципала, агенты вмиг оборачивались самыми обычными обывателями, найти их нечего и пытаться, не дашь же в газеты объявление — а если и пойдешь на такую глупость, все равно ни один не явится…

С теми, кто пребывал где-то далеко, обстояло, конечно, чуточку иначе. Смерть людей, подобных Гинкеру, никакой огласки не получает, разве что в официальных бюллетенях, рассылаемых губернским гражданским властям и полицейскому начальству, появляется новое имя на должности протектора столицы — но эти новости остаются в узком кругу, да и не служат предметом обсуждения в провинции, которой, в общем, все равно, кто там нынче возглавляет столичные учреждения…

За полгода, прошедшие после смерти барона, на улицу Зеркальщиков пришло шесть писем, от четырех агентов (двое посылали донесения дважды). Всякий раз они представляли собой несколько совершенно бессмысленных строчек — хаотичный набор букв, не складывавшийся в нечто осмысленное.

Поначалу подчиненные Сварога полагали, что здесь необходима «сетка» — квадрат с вырезами. Сначала он накладывается на бумагу, в вырезах пишется донесение, потом промежутки заполняются набором букв — ну, а адресат, как легко догадаться, накладывает свой квадрат и читает.

Однако строчки содержали неравное количество букв — и вскоре Интагар предположил, что они имеют дело с хитрушкой, именуемой «прыг-скок». Пишется донесение. Потом внизу, под буквами, ставится заранее условленное число — и, отсчитав в алфавите столько букв, сколько требует та или иная цифра, составляется этот кажущийся бессмыслицей текст. Если под буквой «б» стоит, к примеру, тройка, то либо отсчитываются три буквы и ставится «е», либо буква берется третья по счету, и тогда появляется «д». Число желательно выбирать длинное — тогда земные дешифровальщики, не располагающие соответствующей техникой, окажутся совершенно бессильными. Даже если они будут точно знать, каким способом депеша зашифрована, жизни не хватит, чтобы произвести вычисления пером на бумаге. А потому этот шифр заслуженно считается самым надежным.

Но у Сварога имелись и мощные компьютеры, и, что важнее, заведовавший ими Элкон… Которому понадобилось всего-то четыре часа. Оказалось, донесение и в самом деле зашифровано «прыг-скоком», по системе «через столько-то букв», а ключ представляет собой восьмизначное число. Как только стало ясно, в чем тут хитрость, последующие шифровки компьютер уже щелкал, как орехи, тратя не более пяти минут. Элкон считал, что эти восьмизначные ключи представляют собой даты жизни каких-то известных людей — гораздо проще держать в памяти какое-то известное имя, нежели длинное число. Тем более что один из ключей совпадал с датой жизни Асверуса, если написать оную без черточки: 35533581…

Загвоздка в том, что сплошь и рядом верно расшифрованное донесение оказывается совершенно бесполезным…

Они попросту не понимали, о чем идет речь. Полдюжины шифровок оказались одинакового содержания: агенты доносили, что и на этот раз не достигли цели, ссылались на имена, географические названия и встречи, ничего не говорившие тем, кто не посвящен в суть дела. А примерно через полгода письма перестали приходить вовсе — определенно, агенты, добравшись до столицы, узнав, что барона больше нет, последовали примеру своих столичных собратьев. Единственное, что удалось установить, изучая почтовые штемпеля — вся четверка орудовала в провинциях Полуденного Ронеро. Прошел год с лишним, новых писем больше не приходило, и Сварог, распорядившись сдать бесполезные донесения в архив (пока что невеликий), начал помаленьку о вдове забывать.

И нате вам, внезапно в ничем не примечательный полдень возле дома вдовушки остановилась повозка, и почтарь вручил ей упакованную со всем тщанием посылку: обшитый холстиной и украшенный парой сургучных печатей лубяной ящичек, кроме надлежащих штемпелей, украшенный еще знаком, означавшим, что внутри находятся стеклянные предметы, а потому с посылкой следует обращаться особенно бережно — что по соответствующим тарифам оплачено. Недешевое удовольствие, между прочим.

Вдовушка, женщина неглупая и ответственная, помчалась к Интагару, а тот моментально связался со Сварогом. Сварог объявился в Латеране уже через полчаса.

Спешка оказалась ни к чему. Очередная головоломка, к которой и подступаться бесполезно, не зная заранее, в чем, собственно, дело…

Внутри ничего стеклянного не оказалось. Там, самым тщательным образом обложенный изрядным количеством утрамбованной пакли и ваты, пребывал самый обыкновенный глиняный горшок, внутри коего напихана та же пакля — а еще там сыскалось свернутое в трубочку донесение, подписанное «Шестой» (предшественники Шестого тоже значились под номерами, Гинкер, наверное, не любил кличек, предпочитая обходиться именно номерами).

Донесение Элкон щелкнул буквально за пару минут — никаких сюрпризов, снова «прыг-скок» с некоей датой, непонятно к какому известному в истории персонажу относящейся — но такие подробности никого и не интересовали.

Ну вот, изволите ли видеть… Неведомый Шестой то ли оказался пронырливее своих нумерованных коллег, то ли ему попросту свезло, что в разведке тоже случается. Он докладывал, что после долгих трудов и многочисленных подходов, потратив уйму денег и времени, все же «вышел на нужных», «долго входил в доверие» и, наконец, «побывал». Он очень извинялся за то, что трофей оказался столь зауряден и прост — но уверял, что ничего поинтереснее попросту не видел и не мог заполучить. Впрочем, по его глубокому убеждению, сам факт того, что удалось наконец «найти и побывать», невероятно ценен, «с чем господин барон, питаю надежду, быть может, согласится».

Вот такие дела. Самый обыкновенный на вид глиняный горшок — такие в большом ходу у крестьян, небогатых градских обывателей и даже не особенно зажиточных дворян. Низкий и пузатый, с широким горлышком. В таких держат разнообразнейшие съестные припасы — молоко, сметану, варенье, смалец, масло… да много чего.

Сразу можно сказать, что предназначалась эта посудина для человека с определенными средствами: если крестьянин, то, безусловно, зажиточный, если гильдейский мастеровой или градский обыватель — то не знающий нужды. Да и для дворянина средней руки ничуть не унизительно держать такой горшок в кладовой: ничуть не похож на дешевейшую посуду для бедняков, необожженную порой, кособокую. Изготовлен очень старательно, формы ласкают глаз, горшок покрыт светло-коричневой глазурью, широкое горло украшено орнаментом в три краски, а на боку, опять-таки тремя красками, изображены цветущие яблоневые ветви. Очень качественная подглазурная роспись — как это назвал один из консультантов (у Интагара их было немало, на все случаи жизни). В лавке или на ярмарке такой, как заверил тот же консультант, стоит не меньше семи-восьми медных сестерциев, беднота такие деньги на утварь тратить не будет — ей сойдет и товар ценой в пару грошей… Вот только где его сделали, установить так и не удалось — на донышке обнаружилось выдавленное клеймо мастера, но безусловно, как заверил, пожимая плечами консультант, не столичное — а провинциальных мастеров слишком много, чтобы вот так, с ходу назвать имя или хотя бы местность. Если начальство желает копать глубоко, он должен предупредить, что понадобится не одна неделя — пока изображение клейма получат начальники полиции провинций, пока они станут перебирать многие десятки зарегистрированных на доверенной им территории клейм…

Не особенно и раздумывая, Сварог все же приказал копать глубоко. Завернув горшок в ту же, снятую с посылки холстинку, взял его под мышку и полетел за облака, где его подчиненные могли продолжить изучение, пользуясь недоступными Интагару методами. Благо подчиненных у него прибавилось: с недавних пор образовался и самый натуральный научно-технический отдел, и магический. Он переманил на службу в девятый стол трех молодых инженеров из Магистериума и двух их ровесников, магов из Мистериора. Люди были толковые, к тому же честолюбивые, нацелившиеся не только на благородное познание, но и на карьеру — на чем Сварог их, собственно, и подцепил. В силу заоблачной специфики, то есть нешуточного долголетия ларов, продвижение по карьерной лестнице шло неспешно и туговато, что, конечно же, раздражало массу молодых честолюбцев, не имевших никакой возможности из этой системы выломиться. Ну, а у Сварога с его престижным и страдавшим от жуткого кадрового голода учреждением любой новобранец моментально прыгал на пару ступенек вверх — и быстро соображал, что здесь гораздо скорее продвигаются в чинах и должностях, вдобавок работа интересная, лишенная рутины. Так что он не сомневался: пройдет не так уж много времени, и примеру этих рекрутов последуют другие, главное, вовремя определять среди кандидатов стукачей, работающих на иных облеченных властью персон. Пока что таковых не выявлено, но они, конечно же, будут…

Первыми на горшок накинулись инженеры — и очень быстро развели руками, скучнея на глазах. Как они заверяли, это самый обыкновенный горшок, изготовленный на самом обыкновенном гончарном круге, расписанный самыми обычными красками и обожженный в самой обыкновенной печи. Химический состав глины и красок ничем практически не отличается от контрольных образцов, по распоряжению Сварога моментально купленных в латеранских лавках. Возраст — около года. Все. Больше сказать нечего. Скучнейшая вещь.

Потом за дело принялись маги — и очень быстро так же поскучнели, не обнаружив ни следа магии, чар, заклинаний и прочего, входившего в круг их профессиональных обязанностей. Скучнейшая вещь.

Из Латераны незамедлительно доставили старуху Грельфи — в самом дурном расположении духа, так как ее, оказалось, оторвали от чего-то важного. Поворчав вдоволь, ядовито фыркая: «Вы бы мне еще урыльник подсунули!», бабка, получив от Сварога необходимый в таких случаях ворох комплиментов и уверения в том, что она — последняя надежда, помягчела и с гордым видом, исполнившись приятного сознания собственной значимости, взялась за дело.

Через четверть часика заметно погрустнела, заявив, что ее все же оторвали от настоящего дела ради каких-то пустяков. Ничего она не обнаружила. Правда, по ее словам, горшок содержал в себе некую странность — но вроде бы неопасную и ничем не угрожающую. Легонькая странность, и все тут, а точнее она сказать не может, потому что описать свои впечатления и ощущения правильнее нет способа, случается так иногда, светлый король, сами должны знать, что я не всезнающая и не всевидящая…

Чуть поругавшись с магами (которые никакой такой «странности» не усматривали), бабка отбыла в Латерану завершать начатое. Сварог остался у разбитого корыта. Он и без Грельфи знал, что тут скрыта некая странность — касавшаяся не самого горшка, а обстоятельств его появления. Что-то это должно было означать — и серьезное, потому что глупостями покойный барон никогда не маялся. Чтобы заполучить эту «скучнейшую вещь», неведомый Шестой, без сомнений, та еще проныра, не менее полутора лет торчал в Полуденном Ронеро, старательно выполняя полученное задание, представления не имея, что барона уже нет на свете… И добился своего… чего? Поди догадайся…

В данную минуту клятый горшок стоял у пилотского кресла, на обитом роскошной ковровой тканью полу. Понурив голову, не глядя на приборную доску (автопилот браганта работал исправно), Сварог долго на него смотрел, прокручивая в памяти отчеты, пытаясь усмотреть хоть какую-то зацепку. Не усмотрел, о чем догадывался заранее.

Лежавший за его креслом Акбар пошевелился, опустил громадную голову к локтю Сварога, толкнул носом.

— Вот кстати, — сказал Сварог уныло. — Что скажешь?

Наклонился, взял левой рукой горшок и подсунул его под нос псу. Тот шумно втянул воздух носом, лениво фыркнул и отодвинулся с видом полнейшего равнодушия.

— Ну что же, — сказал Сварог. — Толковое экспертное заключение, если подумать, мало чем уступающее предшествующим…

Акбар пару раз стукнул по полу тяжелым хвостом. С некоторых пор он стал откровенно назойливо тереться возле Сварога, сопровождая его где только возможно и не всегда подчиняясь командам отвязаться. Чем это вызвано и что означает, Сварог и представления не имел — но он о многом не имел представления. Вот почему, например, небосклон сегодня, как он только что отметил, вынырнув из тягостной задумчивости, не вполне обычный, и безмятежная лазурь словно бы отливает багрянцем? Весь небесный купол напоминает полусферу из синего прозрачного стекла, то и дело озаряющуюся снаружи багряным свечением. Это никак не может иметь отношения к той самой багряной летучей дряни, находящейся еще довольно далеко — но прежде такого что-то не наблюдалось…

Переливчато закурлыкал сигнал. Увидев на пульте косую зеленую стрелочку, Сварог посмотрел в ту сторону, заметил совсем не далеко, слева, почти прямо по курсу, но уардов на сто пониже трассы полета — очередной летающий остров, на сей раз нешуточных размеров. И тут же заговорил автопилот, не женским, как на «Рагнароке», а самым что ни на есть мужским голосом, тоном предупредительного лакея:

— Слева по курсу — замок Келл Инир.

Рехнулся он, что ли? Императорскому замку здесь попросту неоткуда взяться — потому что он остался за кормой, в десятке лиг позади, Сварог его давно миновал, о чем совсем недавно прилежно сообщал тот же автопилот…

Вопросы задавать бесполезно: стандартный автопилот браганта в сто раз тупее Глаина и двустороннее общение с ним невозможно, он всего-навсего способен при необходимости какой-либо из пары десятков фраз продублировать показания приборов да выполнить опять-таки строго определенное, не такое уж большое число звуковых команд. Глаин по сравнению с этим безмозглым ящиком — сущий Сократ…

Сварог никуда не спешил, и потому, не колеблясь, быстрым движением руки отключил автопилот, потом резко сбросил скорость. Заложил вираж, по дуге пошел влево, к неведомо откуда здесь объявившемуся Келл Иниру, на довольно малой скорости, чтобы рассмотреть все хорошенько.

Очень быстро он пришел к выводу: как ни удивительно, но он и в самом деле неспешно приближается к главной императорской резиденции: длинное пятиугольное здание с башнями, обширный парк донельзя знакомых очертаний, сбившиеся в три группы домики поменьше, озеро…

Вот только издали можно было понять, что Келл Инир выглядит как-то неправильно, необычно…

Повсюду почему-то лежал снег — на крышах и кронах деревьев. Толстый слой снега покрывал весь летающий остров, полностью скрыв от глаза паутины парковых дорожек и мощеных тропинок. Озеро, сплошь затянутое льдом, представало округлым белым пятном. Равнина меж замком и закатным краем острова покрыта многочисленными разноцветными пятнами, да и замок, теперь можно с уверенностью сказать, выглядит как-то иначе: неведомо куда подевалась Жемчужная башня, вовсе не обрушилась, не рассыпалась, на ее месте ровный слой снега, нигде ни единого кирпичика, никаких развалин. Башня попросту пропала, как не было… Да и Коронная башня выглядит как-то непривычно, словно стала гораздо тоньше в диаметре, а крыша — гораздо выше, острее, да и крыта не знакомой темно-янтарного цвета черепицей, а зеленой, напоминающей чешую… Что же это творится — то? Это не тот Келл Инир, вдобавок совершенно заметенный снегом, что само по себе удивительно: Келл Инир, как и любой замок, плывет в небесах выше, чем идет дождь или падает небывалый для Талара снег. Да и среди летающих островов снег имеется только на двух. Один — это тот, на котором с исполинской елкой празднуют Новый год. Второй принадлежит известному чудаку графу Кайстелу, большому любителю сильванских снежных зим, пожелавшему, чтобы каждый год его манор,^[6K2] в полном соответствии со сменой времен года на Сильване, укутывался снегами точно так, как это в природе происходит…

За его спиной Акбар шумно приподнялся и сел, его горячее дыхание ерошило Сварогу волосы на затылке. Акбар вдруг заворчал грозно и недобро.

— Бог ты мой! — вырвалось у Сварога.

Он рассмотрел с небольшой высоты, что это за разноцветные пятна по всей равнине.

И повел брагант на посадку, мимолетно зачем-то коснувшись открытой кобуры, прохладной рубчатой рукояти бластера. Никакого шевеления, ничего живого — но рука сама хваталась за оружие. И неудивительно…

Брагант опустился в снег, на секунду окутался до половины взметнувшимся белым вихрем. Не дожидаясь, когда он уляжется, Сварог ударил по клавише и, едва прозрачный верх, разделившись надвое, исчез в фюзеляже, распахнул дверцу и выскочил наружу, моментально оказавшись в снегу. Ноги тут же словно бы облило нешуточным холодом.

Рядом, слева, у самого локтя метнулась широкая темная полоса — это Акбар со своим всегдашним проворством перемахнул через борт, широко расставив передние лапы, встал в снегу, заслоняя Сварога неведомо от чего, низко опустил голову, на загривке встопорщилась шерсть высотой в добрый локоть, из глотки рванулось злобное рычание. Он готов был рвать на куски… но ведь некого! Колючий холод, тягостная тишина, ни шевеления вокруг. И тела, лежащие в самых разных позах, припорошены снегом…

Сварог и сам не заметил, когда у него в руке оказался бластер. Временами налетал порывами леденящий ветер, мелкая снежная крупка противно стегала по лицу. Шагнув вправо, он обошел недобро рычавшего пса, проваливаясь в слежавшийся снег, кое-где поднимавшийся косыми застругами.

Не было ни удивления, ни страха, все обычные человеческие чувства куда-то пропали. Сделав всего несколько шагов, он опустился на колени, в снег, не чувствуя холода. Кажется, он сейчас и меча в спине не почувствовал бы.

Где-то в глубинах сознания разгорался самый настоящий ужас. Показалось, волосы встают дыбом.

Наполовину занесенная снегом Яна, в незнакомом ему зеленом платье с белой вышивкой, лежала на спине, нелепо разбросав руки, широко раскрытыми глазами смотря в небо. Лицо с застывшей на нем судорогой страха казалось восковым, глаза заволокла тонюсенькая пленка льда, быть может, замерзшие слезы. Золотистые пряди волос застыли скопищем нелепых сосулек, припорошенные снегом. Не в силах верить тому, что видит, Сварог осторожно протянул руку, коснулся одной из прядей — и она сломалась у него под пальцами, как сухая веточка. Сделав над собой нешуточное усилие, он приложил ладонь к щеке девушки — казалось, касался куска гладкого, промерзшего насквозь дерева.

Мысли мельтешили в столь паническом хаосе, что ни одну из них не удавалось осознать. Ужас помаленьку охватывал его, словно подступающая к горлу ледяная вода. Совсем близко раздался тягучий, протяжный вой, жалобный и словно бы растерянный. Акбар, задрав голову, закрыв глаза, выл так, что все внутри переворачивалось, хотелось опрометью бежать куда-то прочь, спасаться неведомо от чего, забиться куда-нибудь как мышь под метлу…

Невероятным усилием воли кое-как взяв себя в руки, он закричал что было сил:

— Да замолчи ты!

Акбар умолк, уставился на него, жалобно, совершенно по-щенячьи повизгивая. Пса била крупная дрожь.

В три шага преодолев разделявшее их расстояние, Сварог опустился на колени над лежащим вниз лицом, неизвестно когда замерзшим насмерть человеком в мундире Бриллиантовых Пикинеров. Именно его только что трогал лапой Акбар, слава богу, переставший выть. Ледяной ветер неприятно посвистывал над усеянной промерзшими трупами равниной.

Собрав все силы, понатужившись, Сварог взял покойника за холодные твердые плечи, с усилием перевернул.

И увидел собственное лицо, искаженное навечно застывшей гримасой, восковое, оскаленное.

Все, что с ним случалось прежде, оказалось все же не настоящим ужасом. Только теперь он ощутил настоящий.

Пошатываясь, всеми силами удерживая себя от того, чтобы сорваться в панику, в безумие, выпрямился во весь рост. Огляделся, унимая молотящее сердце. Акбар визжал и скулил. Ветер посвистывал как-то злорадно.

Растерянно вертя головой, Сварог, наконец, увидел.

Повсюду, куда ни глянь, небо приобрело багряный отлив, кое-где одолевший лазурь… только в той стороне, откуда он прилетел, виднелось обширное пятно безмятежной синевы, круглой формы, с неровными краями… и оно на глазах съеживалось, становилось меньше, поглощаемое багрянцем.

Справа, над заснеженными крышами и кронами, появилось неторопливо ползущее по странному небу овальное пятно тускловатого багряного свечения, казавшееся плотным, твердым, материальным. Лазурное пятнышко уменьшалось, уменьшалось…

Движимый не человеческими чувствами и догадками, а скорее уж инстинктом насмерть перепуганного зверя, он кинулся к браганту, вопя во всю глотку:

— Ко мне! Ко мне!

Его обогнала темная полоса, достигнув кабины браганта, вновь обернулась хелльстадским псом — в страхе прижавшемся к земле, стиснувшим морду лапами. Точно так же перемахнув через борт, Сварог рухнул в кресло, обеими руками ударил по клавишам, кнопкам и блестящим рычажкам. Брагант взвился над царством ледяной смерти, разворачиваясь на девяносто градусов, холодный ветер бил в лицо, Сварог наконец-то сообразил нажать нужную клавишу, поднимая верх. На предельной скорости, обогнав бы любой снаряд, несся в центр спасительного лазурного пятна, уменьшавшегося быстрее, быстрее…

Проскочил словно бы в дыру в багряной стене. И, заполошно оглянувшись, ее уже не увидел сзади — до горизонта простиралось безмятежное синее небо, нигде не видно иного Келл Инира. Только руки и лицо все еще сводило от холода. Понемногу возвращалась способность мыслить и рассуждать — покуда еще вяло, заторможенно, словно он боролся с кем-то нешуточно могучим.

Значит, вот так… Вероятнее всего, это Соседняя Страница, некий параллельный мир из множества невидимых неощутимо пребывающих и рядом, и в неизмеримой загадочной дали. И Яна там в точности такая, и он там есть, и чуточку иной Келл Инир, вот только там никто не спасся, все погибли… и он тоже. Глупо гадать, что их погубило, и так ясно, а почему, вряд ли узнаешь и уж никак не догадаешься.

Он скорчился в кресле, обхватив себя за плечи — трясло так, что зубы порой постукивали, мороз, царивший в мертвом дворце, словно бы успел проникнуть внутрь, выстудить тело под кожей…

Глава III Милые детские забавы

По свойственной ему (точнее, иногда обуревавшей) скромности Сварог устроился в уголке огромной приемной главы Канцелярии земных дел, украшенной с той чрезмерной, пошлой, дурной роскошью, что из всех имперских учреждений свойственна лишь означенной Канцелярии — для должного воздействия на земных королей. Все эти золотые чеканные пластины, россыпи самоцветов по стенам, яшмовые колонны в три человеческих роста, фонтан посередине, бьющий в малахитовой чаше тончайшей работы… Пошлость невероятная, но, поскольку заведена из практических соображений, пусть себе красуется…

Он представления не имел, почему его маринуют здесь вот уже добрых четверть часа — то ли его императорское высочество Диамер-Сонирил и в самом деле занят неотложными делами, то ли попросту хочет показать, что всегда главнее Сварога, в каком бы качестве оный Сварог сюда ни являлся. Сейчас Сварог, о чем свидетельствовал мундир Бриллиантовых Пикинеров, пребывал в облике графа Гэйра, однако согласно этикету принц короны вправе мариновать в приемной любого лара, сколько душе угодно. Субординация-с.

Думать над этим не хотелось — хватало более насущных и более неприятных дел. Вместо того чтобы лететь сюда, получив просьбу о встрече от Костяной Жопы, следовало бы поспешить в Магеру, в Балонг… или его личное присутствие там совершенно ни к чему? Пожалуй что. Пусть своим делом занимаются профессионалы, не стоит пока что путаться у них под ногами. Профессионалы, впрочем, ошарашены еще больше, чем он сам: Интагар сказал, что последний раз, уж он-то точно знает, главу секретной службы государства убивали прямо в кабинете лет сорок назад — когда к начальнику морской разведки Лорана заявилась в кабинет взбешенная отставкой последняя (точнее, теперь уже предпоследняя) любовница, и, разыгрывая ангелочка, украдкой сыпанула в бокал адмиралу надежный яд из перстня. А если не считать этого случая, не имеющего ничего общего с хитросплетениями тайной войны, то он, Интагар, второго и припомнить не может, тут уж нужно старинные архивы поднимать…

Ну вот не убивают в своих кабинетах руководителей секретных служб! Как-то это не принято, что ли. И тем не менее патриция Альдората, возглавлявшего вторую канцелярию Провизориума (то есть, специально для несведущих, тайную полицию Балонга), вчера посреди дня обнаружили в собственном кабинете бездыханным, и из груди у него торчала рукоять всаженного в сердце по самое перекрестье стилета. Судя по безмятежному лицу покойника, он даже удивиться не успел — и, вполне вероятно, хорошо знал убийцу, никак от него подобного не ожидал. Разъяренные женщины, конечно, способны на многое — но все же удар определенно мужской. Женщина, схватившись порой за кинжал, все же действует иначе, истерически пыряет железкой куда ни попадя — разумеется, если ее зовут не Мара. Здесь же, говорили профессионалы, чувствуется мужской почерк — кто-то, обладавший немалой наглостью, сноровкой, крови ничуть не боявшийся, вошел в кабинет, молниеносно нанес удар и исчез. И никто его даже не видел. Когда обнаружили труп, подняли тревогу, приказали охране перекрыть все выходы из здания и сгоряча изрядно пометались по этажам во все растущем количестве, но никакого постороннего злоумышленника так и не обнаружили. То ли он успел благополучно покинуть канцелярию, то ли, нельзя исключать, никуда и не уходил и даже старательно помогал искать и ловить самого себя, поскольку числился своим и подозрений не вызывал ни малейших…

Второе никак нельзя исключать: убийца должен прекрасно ориентироваться в здании, мало того, знать, как функционирует приемная покойного патриция. Вероятнее всего, он отирался на полукруглом балкончике по другую сторону коридора и улучил момент, когда секретарь Альдората приемную покинул и отправился в архив. Пробыл он там минут десять, и этого убийце хватило с лихвой.

Секретаря, естественно, тут же на всякий случай арестовали и водворили в одну из имевшихся здесь же камер. Он мог, конечно, оказаться и сообщником — но это еще не факт. Функций телохранителя он никогда не исполнял — чисто секретарские обязанности. И за бумагами, которые вдруг потребовались начальству, порой ходил по десять раз на дню. Ни уличить его, ни оправдать не получится до тех пор, пока не появится Сварог и не спросит в лоб, знает ли тот что-то об убийце. А пока что, как доложили Сварогу, секретарь дал интересные показания. Он был типичнейшей канцелярской крысой — высокого полета, в хорошем смысле. И упорно твердил: войдя в кабинет и обнаружив начальника убитым, он по многолетней въевшейся привычке окинул взглядом бумаги на столе. Так вот, одной недоставало, той, что лежала перед патрицием, когда секретарь уходил. Содержания он не знал, лично он ничего подобного начальнику не передавал — однако настаивал, что более всего эта бумага походила на постороннюю: она не была гербовой, лишена как синего квадратного штампа канцелярии в левом верхнем углу, так и тех писарских отметок, какие непременно появляются на всякой казенной бумаге, прежде чем она официальным путем попадает к начальнику в кабинет. Эта, секретарь клялся, была совершенно чистая. Но теперь она исчезла. Ни в кабинете, ни в карманах мертвеца и впрямь не нашлиисписанного листа, отвечавшего бы описанию секретаря. Может быть, уловка, а может, и чистейшая правда — к чему выдумывать эту историю, если она никоим образом секретаря не реабилитирует, и в его пользу нипочем не говорит…

Неприятная была история. Заграничной разведкой в Балонге занимались другие, а тайная полиция, как ей и положено, ведала чисто внутренними делами. Если сходу выдвигать версии (пусть и не настаивая пока что особо на их истинности), то картина могла изобразиться классическая: скажем, Альдорату поступил донос об очередном заговоре, и замешанные в нем люди оказались настолько влиятельны, что успели принять надлежащие меры. Не такая уж и фантазия, если учесть, что за последний год Альдорат вскрыл два заговора, в которых замешаны были весьма высокопоставленные фигуры, в том числе и патриции из тех, кто не мог примириться с нешуточным кровопусканием, учиненным Сварогом главной сокровищнице Балонга — что поделать, если освоение Трех Королевств требовало немалых денег. Сварог, честно пытаясь как-то компенсировать ущерб, дал банкирским домам кое-какие привилегии в своих королевствах и даже помог протиснуться на Сильвану, что было давней несбыточной мечтой господ банкиров — но иные все равно простить не могли, что нынешний Первый Патриций (к тому же получивший власть над Балонгом не вполне джентльменскими методами) вычерпывает золото из Круглой Башни прямо-таки ведрами, кадушками и ушатами. Главы первого заговора собирались вернуть отчизне прежнюю независимость путем классического мятежа — что было с их стороны довольно неумно, поскольку в Балонге давно уже расквартированы два снольдерских пехотных легиона, полк ронерских драгун и ронерская же морская пехота (деньги требуют надлежащей охраны, не правда ли?) Главари второго оказались поопаснее, эти всерьез прикидывали, как бы избавиться от наглого расхитителя посредством стали, свинца или яда…

Что бы за этим ни таилось, а утрата серьезная. Покойный Альдорат, человек умный и хваткий, своей должности как нельзя лучше соответствующий, был верен по-настоящему. Ему, как и многим другим и на земле, и за облаками, именно Сварог устроил нешуточный карьерный взлет, какого при других обстоятельствах ни за что не дождаться так быстро. Две категории людей бывают самыми преданными: исключительно благородные и те, кто всецело зависит только от тебя, причем точно знает, что с твоей смертью теряет все. Без Сварога Альдорат стал бы начальником тайной полиции и патрицием в лучшем случае лет через двадцать — и слишком много у него появилось врагов, чтобы он мог себе позволить черную неблагодарность, так что…

Заслышав, как отворяется дверь, он поднял голову — но это открылась другая дверь, из комнаты ожидания, и оттуда степенно выходили осанистые господа в годах: раззолоченные камергеры, два генерала в парадной форме, усыпанная бриллиантами дебелая пожилая дама со знаком главной фрейлины на пышной груди. Земные сановники, ага, причем мундиры, что характерно, лоранские. Похоже, его высочество вовсе и не выдерживал Сварога в приемной чванства ради, а был по-настоящему занят…

Завидев его, лоранские высокие господа отвесили довольно низкие поклоны, как и полагалось при встрече с его небесным великолепием, к тому же состоявшем в самом привилегированном императорском гвардейском полку. Дама церемонно присела. Судя по любопытным взглядам искоса, кое-кто из них его определенно узнал — ну-ну, любуйтесь, островитяне, мы за погляд денег не берем…

Как и подобало благородному лару, он ответил сухим кивком, не вставая, разумеется, небрежно отвернулся. Они ему и в самом деле были совершенно неинтересны: препустой народец, надо полагать, вульгарные дворцовые прихлебатели… По-настоящему интересных людей, вроде начальника разведки или талантливого вояки генерала Кадульфа, заочно знакомых ему по снимкам, среди этой братии что-то не усматривалось.

Золоченые двустворчатые двери кабинета принца распахнули изнутри два давно знакомых Сварогу великана-лакея в усыпанных самоцветами зеленых ливреях. На сей раз он, не мешкая, встал и поклонился — с одной стороны, этикет его нисколечко не обязывал, можно было и дальше сидеть, развалясь, с другой же, всякий галантный кавалер считает своим долгом приветствовать благородную даму стоя, тем более что она не просто земная дворянка, а целая королева. Ее величество Лавиния Лоранская, ага… Очаровательная стерва тридцати с небольшим годочков — прекрасная фигура, невероятно горделивая осанка, темные волосы, уложенные в затейливую прическу, холодные синие глаза, бриллиантовое сияние на уард вокруг. Спеси преисполнена несказанной — хотя, как многим известно, по происхождению всего-то дочка убогого королька из Вольных Маноров, древнего родом, но убогого владениями. Как сплетничают, в детские годы чуть ли не босиком бегала, чуть ли не в домотканом, быть бы ей супружницей столь же убогого персонажа в тех же Манорах, да случилось так, что Гастольд Лоранский, к тому времени вдовец, охотясь в Каталауне и проезжая через убогое королевство без всяких намерений нанести визит вежливости тамошнему венценосцу, увидел семнадцатилетнюю принцессу и воспылал — хороша, чертовка, этого у нее не отнимешь. Ну, честным пирком да за свадебку, коронованный папаша чуть от радости не помер… А самое интересное, господа мои, в том, что, когда Гастольд лет через пять скончался совершенно естественной смертью в давней и ожесточеннейшей борьбе с зеленым змием, молодая порфироносная вдова проявила нешуточный ум и хватку, каких от нее, в общем, и не ожидали, привыкнувши считать «замарашкой из Маноров». Сумела быстро отыскать надежных сподвижников, очень быстро оттерла от престола раскатавшую было губы родню покойного (к сегодняшнему дню поголовно вымершую в результате череды несчастных случаев) — и давно уже сидела на троне прочно, опираясь на тех, кто всем обязан был лично ей. Регентша, конечно — но, зная ее нрав, начинаешь всерьез сомневаться, что лет через десять ее сынок, родная кровиночка, ставши совершеннолетним, сумеет стать полновластным монархом. Не та баба…

Она чуть присела перед Сварогом, на миг склонив голову. Когда выпрямилась, где-то в глубине сапфировых глаз по-прежнему светилась холодная, рассудочная ненависть — не к благородному лару, понятно, к удачливому земному королю. Сварог церемоннейшим образом раскланялся. Четыре раза убийц подсылала, чертовка неукротимая, и вряд ли на этом остановится, краса ненаглядная… Ладно, переживем…

Сварог не смотрел ей вслед, когда она неторопливо удалялась в сопровождении свиты. Нетерпеливо повернулся к золоченой двери. Одна ее половинка захлопнулась, вторую лакей держал открытой. Бесшумно вынырнул кабинет-секретарь, поклонился:

— Граф Гэйр, его высочество вас просят…

Хорошо все же иногда побыть простым графом Гэйром, а не королем королей. Никакой дурацкой помпезности: и запропал куда-то великан-глашатай, так что обойдется без истошных церемониальных воплей, и кабинет-секретари исчезли, никто под руки не поддерживает, будто столетнего деда…

— Ваше высочество… — сказал он, остановившись перед огромным столом с позолоченными углами.

Принц-директор кивнул:

— Рад вас видеть, граф. Простите, что продержал в приемной, но вы сами, должно быть, видели посетительницу…

— Конечно, — сказал Сварог.

— Садитесь.

Сварог уселся. Справа из-за прозрачнейшего невидимого стекла исполинского аквариума тупо пялились на него огромные белоснежные карпы.

— Согласно этикету, следует предложить вам вино, фрукты, закуски. Быть может, мы обойдемся без скрупулезного соблюдения этикета? Конечно, если вы голодны или хотите вина…

— Ни то, ни другое, ваше высочество, — сказал Сварог не без настороженности.

— Прекрасно. У меня к вам срочное и серьезное дело. Можно бы сказать, не к вам, а к королю королей…

Черт его знает, что он там задумал, но на всякий случай следовало поостеречься. Сварог произнес твердо:

— Тысяча извинений, ваше высочество, но у меня столько дел, что в ближайшее время я никак не могу выступать в качестве короля королей…

— Ваше право, — сказал принц, недовольно морщась.

— Что-нибудь случилось? — спросил Сварог вежливо. — Быть может, на меня… то есть на короля королей снова поступили жалобы?

Очаровательная Лавиния уже дважды катала на него телеги — вульгарное определение, но очень точно отражающее суть дела. Оба раза требовала повлиять на короля королей, дабы вернул земли, некогда входившие в состав Лорана. И оба раза получала вежливые отписки: принц не питал ни малейшей симпатии к помянутому королю королей, но так уж карта легла: согласно незыблемым параграфам, Лоран, в свое время спустивший королевский штандарт над помянутыми землями, убравший оттуда всю администрацию и эвакуировавший население, добровольно отказался от своих прав, и земли перешли в разряд бесхозных…

— Да нет, с чего вы взяли?

— Я разминулся в приемной с очаровательной королевой Лорана…

— Да, очаровательная женщина, — кивнул принц. — И к вам, в самом деле, отчего-то не питает симпатий… Но разговор не об этом. Никаких жалоб пока что нет. Мне бы о другом хотелось поговорить. Вы сейчас, разумеется, остаетесь начальником девятого стола — и в этом качестве все же вынуждены поддерживать разговор о земных делах… Не так ли?

— Да, конечно, — сказал Сварог, пытаясь угадать, что за неприятный сюрприз ему на сей раз подготовили.

— Я слышал, вы крайне серьезно относитесь к Багряной Звезде?

— Да, — сказал Сварог.

— Могу вас заверить, я тоже, — сказал принц, поглядывая на него с непонятным выражением лица. — Милорд Гаудин по молодости лет может себе позволить откровенный скептицизм… но у меня есть кое-какие основания относиться к Багряной Звезде со всей серьезностью. Я всерьез опасаюсь, что она, как иные предсказывают, способна вызвать на Таларе катаклизм, не уступающий Шторму и Вьюге. Я пока что не знаю, как этому воспрепятствовать, но считаю, что мы обязаны приложить все силы…

Сварог выругал себя последними словами. Об этой стороне дела следовало подумать заранее — и сообразить, что у него сейчас нет более надежного и решительного союзника, нежели его императорское высочество Диамер-Сонирил…

Причины, конечно, лежат на поверхности. Сварог изрядно урезал полномочия господина директора, добившись, чтобы из его земель выставили имперских наместников, но здесь другое, похуже. Если грянет катаклизм и отбросит Талар в первобытное состояние, принц в одночасье станет никем и ничем. Пост свой, свою контору он, разумеется, сохранит, но не одна сотня лет пройдет, прежде чем на земле возродятся прежние государства. Слишком многое будет развалено по кирпичикам, в прямом и переносном смысле. Невелика честь управлять насмерть перепуганными, оборванными, голодными толпами, скитающимися по превращенному в груду развалин Харуму… Мотивы у принца, конечно же, насквозь шкурные — но какая разница? В политике никто не обращает внимания на этакую вот лирику. Главное, у принца есть причины встать плечом к плечу со Сварогом, когтями и зубами драться за спасение нынешнего своего положения…

Принц подался вперед, прямо-таки буравя Сварога взглядом, он вроде бы оставался вялым, расслабленным, но уже немного изучивший его Сварог с уверенностью мог сказать: для принца это означает примерно то же самое, что для человека более темпераментного — маханье руками, бурная жестикуляция…

— Вы нашли какой-нибудь способ повлиять на ситуацию? Какое-нибудь средство?

— Пока нет, — сказал Сварог со вздохом. — Как ни стараются мои люди…

На лице принца появилось откровенное разочарование.

— Ну что же вы так… — произнес он печально. — У вас репутация человека, способного горы свернуть…

Сварог молча пожал плечами. Нечего тут сказать.

— Ну, хорошо, будем надеяться на лучшее… — сказал принц. — А пока что я хотел бы с вами посоветоваться. Мои люди раздобыли интересную и крайне загадочную информацию…

Ну разумеется. Имперских наместников, называя вещи своими именами, выставили — но созданные ими агентурные сети остались. Да и мощные средства наблюдения за земной поверхностью никто у Канцелярии земных дел не отбирал. Из агентов этих, кстати, в дружеские объятия тайных полиций Сварога пока что попали считанные экземпляры, рядовые шпики, ни одного серьезного резидента пока что заполевать не удалось…

— Вам известно, что на земле кое-кто знает о существовании Багряной Звезды? О том, что она приближается? О том, какие последствия это может вызвать? О том, что знающие сплошь и рядом не держат язык за зубами?

— Ну, разумеется, — сказал Сварог. — Кто-то что-то такое прочитал в древних книгах, а кто-то обладает способностями. Пока что идут шепотки, не получившие большого распространения. Тех, кто попытался выступать в классической роли бродячих пророков, вещающих массам, мои люди отловили вовремя. Надеюсь, будут отлавливать и впредь… Конечно же, мои службы запускают в оборот другие слухи — противодействующие, дискредитирующие. Они это умеют.

— Вот в этой связи у меня есть вопрос… Что вы можете сказать о ронерской провинции Гартвейн?

— Да ничего особенного, — произнес Сварог после короткого раздумья. — Провинция как провинция, ничем особенным не выделяется. Средней величины, граничит со Снольдером, Гланом и Горротом. Патриархальная глубинка, фабрик и мануфактур практически нет, деревни в основном фригольдерские, хватает охотников и речников… Очень спокойная провинция, прямо-таки сонная глушь, мне, как королю, она ни малейших хлопот пока что не доставляла… Даже не знаю, что еще и добавить…

Он старался, чтобы выглядело так, будто он отвечает, не задумываясь — но тщательнейшим образом подбирал слова. Даже если принц решит его прощупать с помощью той, во многом неизвестной магии, которой располагают члены императорской фамилии, он ни за что не сможет уличить Сварога во лжи. Сварог ему нисколечко не лгал — он только лишь не сказал всей правды…

Что-то там, в означенной провинции, таилось. Именно из Гартвейна поступили четыре донесения из шести, отправленных Третьим и Одиннадцатым, именно оттуда Шестой прислал загадочный горшок. Покойный Гинкер крайне интересовался Гартвейном, а сие неспроста…

— Вы, случаем, не составили карту распространения по Харуму разговоров о Багряной Звезде?

— Вот чего нет, того нет, — сказал Сварог опять-таки чистую правду. — Девятый стол — учреждение новорожденное, у меня чертовски мало людей и совсем нет аналитиков. На земле же… Никто об этом как-то не задумывался. У меня есть более серьезные дела. В конце концов, я не представляю, чем мне помогла бы такая карта…

— Я, признаться, тоже, — кивнул принц. — И тем не менее мои аналитики карту таковую составили. Она заставляет задуматься и поломать голову… Не угодно ли?

Он сделал небрежное движение, и слева от Сварога вспыхнул огромный экран с картой Харума. Очертания континента изображены черным цветом, реки синим, государственные границы изумрудно-зелеными пунктирами. Еще через пару секунд территорию Ронеро покрыла тусклая паутинка бледно-оранжевых пунктирных линий — ага, границы провинций… Повсюду на карте — алые, пронзительно-колюче вспыхивающие огоньки.

— Острова я не стал принимать в расчет, — пояснил принц. — Вся информация туда поступает с континента. За исключением разве что Стагара, там аномально большое количество выявленных случаев. Но это и не удивительно — как-никак Стагар с его магами… Не о том речь. Присмотритесь хорошенько и постарайтесь вывести закономерности, которые здесь, конечно же, есть…

Сварог смотрел внимательно, с нешуточным интересом. Закономерности, конечно же, имелись. Возможно, к ним следовало применить какое-то иное название…

Если не считать Ронеро, повсюду алые точки мерцали хаотичной россыпью, в которой никаких закономерностей, пожалуй что, и не усматривалось, как не усматривается их в расположении звезд на ночном небосклоне.

Что до Ронеро — там обстояло гораздо интереснее…

Провинция Гартвейн представляла собою сплошное алое зарево, распространявшееся на часть как двух примыкающих провинций, так и приграничные районы трех смежных держав. Именно из Гартвейна тянулись во все стороны густые полосы алых точек, напоминающие уже не звездную россыпь, а Млечный Путь, с расстоянием они понемногу исчезали, превращались в скопище редких огоньков — но сам Гартвейн пылал, словно груда углей не прогоревшего костра.

— Что скажете? — спросил принц напряженно. — Есть основания утверждать, что все разговоры, все знания о Багряной Звезде распространяются из Гартвейна, или это моя стариковская фантазия разгулялась?

— Да нет, никаких фантазий, никаких случайностей… — медленно произнес Сварог. — Оттуда главным образом все и распространяется. Я ни о чем подобном и представления не имел…

— Вот я и говорю — молодо-зелено, — тоном строгого, но справедливого папаши сказал принц. — Одно дело — наподобие героев древнего эпоса и рыцарских баллад носиться на коне со сверкающим мечом наголо, что-то там захватывать, присоединять… И совсем другое — кропотливая аналитическая работа, учитывающая все аспекты и подробности. Здесь мы, старшее поколение, дадим сто очков вперед романтичной молодежи…

Его взгляд не оставлял сомнений, кого он в данный момент подразумевает под романтичной молодежью. Сварог уныло молчал. Следовало признать, что его, выражаясь высоким штилем, чувствительно приложили мордой об стол. Не станешь же вновь вспоминать о жуткой кадровой нехватке и недостатке техники — это, конечно, чистейшая правда, но выглядит очень уж жалко…

Избегая встречаться взглядом с принцем, он спросил:

— Я смогу получить эти материалы?

— Ну разумеется! — воскликнул принц. — Какие угодно. Все, что поможет. Вы уж постарайтесь, граф, иначе дело может кончиться ох как скверно…

…Элкон спросил с нескрываемым любопытством:

— Что там, в Балонге?

— Ничего, что позволило бы продвинуться хотя бы на шажок, — рассеянно ответил Сварог. — Советника пришлось с извинениями выпустить. Он совершенно ни при чем, абсолютно непричастен. Что же, ищут…

Он с превеликим облегчением снял патрицианскую накидку, синюю, с пышными рукавами, расшитую золотыми пчелами, символом банкирской бережливости и неустанных трудов. Движением пальца отправил ее в полет, она пролетела через всю комнату и повисла на вешалке. За ней последовала корона с зубцами в виде Круглой Башни. Сунув в рот сигарету, Сварог расположился в кресле недалеко от рабочего стола Элкона, сплошь заставленного самыми современными образчиками здешней электроники — одних компьютерных экранов горело три штуки, да вдобавок мигала куча разноцветных лампочек, что-то посвистывало, что-то курлыкало, что-то создавало полупрозрачные цветные фигуры, то исчезавшие сразу, то надолго повисшие над столом. Не без уважения поглядывая на всю эту во многом до сих пор загадочную премудрость, вакханалию передовых технологий, Сварог спросил:

— Ну, а у вас что стряслось, Элкон? Не вызвали же вы меня просто так? С дисциплиной вы дружите… хотя и нарушаете ее порой, откровенно говоря…

Юноша смотрел на него с каким-то непонятным выражением, словно бы колеблясь. Потом, побуждаемый властным взглядом Сварога, все же решился:

— Командир, я это изучал четыре дня… Пожалуй, пора и докладывать. Хотя я по-прежнему ничегошеньки не понимаю… Какая-то компьютерная загадка…

— Интересно, — сказал Сварог. — Весьма. Компьютерная загадка, в которой вы ничего не понимаете… Что-то я такого прежде не помню.

— Я тоже…

— Тогда выкладывайте.

— Я чисто случайно все это обнаружил, — сказал Элкон, развернувшись на вращающемся стуле лицом к Сварогу и уже не обращая внимания на свою сверкающую огнями беспокойную машинерию. — Вовсе и не собирался заходить в Детскую, что мне там делать…

— Детская — это что? Побольше конкретики, ладно?

— Детская — это специальная компьютерная сеть, — сказал Элкон. — Связывающая нашу детвору — именно что малышню не старше шести-семи лет. Те, кто постарше, уходят в другие сети, считают уже выше своего достоинства общаться с «младенчиками». Сетей таких несколько: Детская, Лужайка, Горная Беседка… В Беседке уже подростки, там и легкий флирт, и более-менее серьезные темы… Ну, а Детская… Малышня болтает на своем уровне развития, загадки друг другу загадывает, головоломки выкладывает… Словом, резвится незатейливо, как умеет. Я бы туда и не заходил, да недавно показал младшей сестренке пару полезных при компьютерном общении вещей, хотел посмотреть, усвоила она их, или урок был впустую. Оказалось, усвоила. Я от нечего делать задержался… и наткнулся на эту Бетту…

— Я вас умоляю, поконкретнее, — сказал Сварог нетерпеливо.

— Есть, командир, как раз и пошла конкретика… Понимаете ли, никак нельзя сказать, что в Детской многолюдно, там их всего-то человек сорок. Далеко не все у нас интересуются компьютерной сетью общения, увы… Всякий новый пользователь вызывает живейший интерес, как это всегда у детишек бывает. Они как раз, фигурально выражаясь, столпились вокруг новенькой, вокруг Бетты, засыпали ее вопросами, именно этот момент я и застал. И долго не уходил, пробило меня хорошенько… — Элкон покрутил головой. — Естественно, первое, что в таких случаях мелкие спрашивают — из какого ты манора, какой у тебя титул? Бетта — это имя или ник? Она очень общительная, судя по всему, отвечала быстро, ничего не скрывая… со свойственным малышне простодушием. Что такое ник, она не понимает вовсе, ее попросту так зовут — Эль-Бетта, Бетта… Живет она не в маноре, а «в доме». Титула у нее нет. Взрослый моментально удивился бы не на шутку — сеть предназначена исключительно для детей благородных ларов, все просто обязаны носить какой-то титул. Но малыши — народ бесхитростный и нелогичный, они как-то даже и не удивились вовсе, без титула, так без титула, они ж еще не уяснили накрепко, что титул непременно должен быть… Как-то эту тему проскочили, болтай дальше. У них там куча дежурных вопросов, один такой вскоре и прозвучал: над какими местами сейчас летит твой замок? Бетта с тем же простодушием отвечает: она живет не в замке, а в доме, и он нигде не летает, а крепко стоит на земле, как дому и положено, вот уже лет сто стоит, еще прадедушка строил…

— Что? — Сварог едва не выронил сигарету. — На земле стоит?

— Так и отвечала, — пожал плечами Элкон. — Я рассказываю все, как было. Малышня и этому не успела удивиться — как у них частенько бывает, вмиг переключились на другую тему, кто-то предложил поиграть в «трех гусят и лису», они и кинулись взапуски. Бетту, правда, пришлось учить, она об этой игре и представления не имела, что опять-таки предельно странно: это самая любимая игра малышни, в жизни в нее играть начинают, едва научившись ходить и говорить, я по себе и по друзьям прекрасно помню… Ну, а когда кончили играть, Бетту уже ни о чем особенно и не расспрашивали, приняли в компанию. Одним словом, я там проторчал четыре дня, как только выдавалась свободная минутка. Можно делать выводы, материала накопилось достаточно. Бетта там вполне освоилась, ее приняли, как свою, но она безусловно не отсюда. Порой обнаруживается, что она не знает самых очевидных вещей, которые у нас знает любой малыш. Она единственная, кто не выставила на аватарку ни собственного изображения, ни какой-нибудь картинки. Единственная, кто ни разу не выкладывала снимков, картинок, игр, требующих собственного графического оформления. Когда кто-то это подметил и спросил, Бетта ответила, что не может. Ее тут же попытались учить, но она твердила: дело не в том, что она не умеет или не знает, как, она просто не может… И в некоторые игры она не может играть опять-таки в те, что требуют от игрока посылать картинки… Полное впечатление, что ее компьютер гораздо примитивнее наших. Но, несмотря на это, она, я уже говорил, прижилась. Она веселая, общительная тараторка, с ней охотно общаются, и она общается без малейшей неловкости. Очень непосредственное создание… и я голову могу прозакладывать, что это именно что обыкновенная шестилетняя соплюшка. Но она — с земли. Командир, что вы так смотрите?

— Будь на вашем месте человек постарше и поопытнее, ох, я б сказал… — протянул Сварог. — И вы это носили при себе четыре дня?!

— Нужно же было разобраться в этой странности…

— Это не странность, — сказал Сварог, с величайшим трудом поборов желание высказаться простыми моряцкими или драгунскими словечками. — Это, любезный мой Элкон, Белая Тревога, и никак иначе. Я серьезно. На земле вдруг обнаруживается компьютер, способный входить в нашу сеть… Черт, у меня слов нет… У вас же на столе, вон там, справа, крохотная такая черная панелька с тремя разноцветными клавишами, вы давным-давно обязаны были нажать белую… или, в крайнем случае, попытаться засечь самостоятельно, откуда эта Бетта вещает…

— Командир… — произнес Элкон с ноткой укора. — Почему вы считаете, что мне это не пришло в голову? Даже если бы я не служил здесь, из чистого любопытства постарался бы отследить… но я прекрасно помню, где служу. В первый же день, когда они еще не успели наболтаться и разойтись, я врубил поиск… Бесполезно.

— То есть?

— Я просто-напросто не могу определить, откуда она выходит, — уныло сообщил Элкон. — Адрес не фиксируется, хотя любой наш адрес я бы определил довольно скоро. Я врубил автопоиск и обшарил все без исключения диапазоны. Ничего.

— А может она как-то… маскироваться? — спросил Сварог. — Я все же не силен в этой технике, честно признаюсь… Но вы понимаете, что я имею в виду?

— Понимаю, командир. «Замаскироваться» тут невозможно, ручаюсь. Как ни маскируйся, сам радиосигнал не спрячешь. Любую передачу, конечно, можно зашифровать… но наличие сигнала не спрячешь. А его нет. Я задействовал нашу наблюдательную станцию — безрезультатно.

— Ну, она у нас пока что одна-единственная, универсальностью и совершенством не блещет, — пожал плечами Сварог. — В Магистериуме наш заказ на дюжину «Филинов» выполняют лениво…

— Я знаю. А потому входил в наблюдательные сети восьмого департамента и Канцелярии земных дел, дал им парочку своих заданий. Вы же мне этого не запрещали…

— И не собираюсь, — сказал Сварог. — Соблюдайте закон, не лезьте в сети Канцелярии императрицы, Императорского кабинета и Канцлера. Все остальное меня не интересует, знать ничего не знаю, представления не имею… — он ухмыльнулся: — Лишь бы вы не запоролись. Теребить будут меня…

— Смею заверить, я ни разу не запоролся, — скромно улыбнулся Элкон. — Они ничего не подозревают, а если даже что-то и зафиксировали, в жизни не сумеют отследить и опознать…

— И что вышло?

— Опять-таки никаких результатов, — грустно признался Элкон. — Одно и то же: Бетта преспокойно болтает в сети, но ни одна из многочисленных станций не фиксирует идущего с земли радиосигнала. Бетты как бы и не существует… но она есть. У меня от безнадежности рождаются самые фантастические идеи: а что, если ее компьютер работает на каких-то других принципах? Которые мы сами не используем, а потому и не можем отследить?

— И на каких же?

— Не знаю, — понурился Элкон. — Но ведь должно же быть какое-то объяснение? Бетта есть…

— Выбор у нас, знаете ли, невелик, — сказал Сварог. — Радиоволны, инфракрасное излучение, магия…

— Проверено, — решительно сказал Элкон. — Не фиксировалось.

— Ну, давайте уж, если предались полету фантазии, добавим гравитационные волны и колебания земного магнетизма, — сказал Сварог, морщась.

— Вы серьезно?

— Серьезно, — молвил Сварог, — от безнадежности. Теперь-то уж все возможные виды излучений рассмотрели.

— Что же, мне попробовать и…

— А попробуйте, — сказал Сварог. — Чтобы окончательно убедиться. Нет — так нет. Зато мы все испробовали.

— Есть, — сказал Элкон, пожимая плечами и крутя головой. — Я, правда, решительно не представляю, как можно использовать в компьютерной связи гравитационные волны или земной магнетизм… Но если вы приказываете… Как только она опять появится… Сейчас-то ее нет, я давно уже поставил программу и держу Детскую под постоянным присмотром…

— А как она вообще ухитряется выходить в нашу сеть, эта загадочная соплюшка?

— Представления не имею, — сказал Элкон. — Но ведь выходит же. У меня младшая сестренка, я уже говорил, так что я немного изучил эту мелкоту. Вот не сойти мне с этого места — это именно что шестилетняя соплюшка…

— Которая без спросу включила папин компьютер…

— Да запросто, — сказал Элкон. — В прошлом году я оставил компьютер без блокировки, Бари его включила и ушла с него в Детскую, — он смущенно отвел глаза. — Хорошо еще, не стала лезть в «кладовку».

— Так то здесь, — сказал Сварог. — А откуда на земле оставленный без присмотра папин компьютер?

— Но она…

— Ладно, я уже уяснил суть проблемы, — прервал Сварог. — Она есть. И у меня нет оснований вам не верить, когда вы на службе… Впрочем, когда вы не на службе, тоже… А что, если все вульгарнее и проще? Какой-то земной черный маг ухитрился влезть в Детскую.

— А зачем?

— А он извращенец, — сказал Сварог. — Всякие, знаете ли, встречаются извращенцы. Может, ему доставляет удовольствие общаться с малышней, выдавая себя за шестилетнюю Бетту… Теоретически такое можно допустить?

— Теоретически — да. Практически — нет. Любое вторжение в наши системы с помощью черной магии было бы моментально зафиксировано.

— Я знаю, — сказал Сварог. — То я от безнадежности всякую чушь выдумываю… В конце концов, любой взрослый человек должен бы понимать, что его присутствие быстро засекут…

— Вот это как раз далеко не факт, — сказал Элкон. — Автоматически фиксируется появление черной магии, вообще присутствие чего-то необычного. Но специально никто за Детской не присматривает, там нет никаких наставников, учителей, общение как-никак чисто виртуальное. В систему, правда, изначально заложены программы-надсмотрщики. Если кто-то из малышни начнет нецензурно выражаться или затрагивать иные сугубо взрослые темы — вот тут виновника моментально выловят и будут воспитывать. Но когда нет никаких нарушений, малышня может общаться и играть без присмотра, сколько душе угодно. Как бы ни вошла Бетта, она вошла незаметно. При обстоятельствах, которые ничуть не встревожили охранные системы. Я ведь по чистой случайности оказался в Детской, да еще в то время, когда Бетта только что появилась, и ей задавали кучу вопросов…

— Может, нам проверить и Лужайку с Беседкой? — спросил Сварог. — Вдруг и там обнаружатся… престранные гости? Это сложно? Долго?

— Да нет, не сложно и не долго. Нужно только ввести программу… но и это не сложно и не долго. Вот только я серьезно сомневаюсь, что мы и там обнаружим непрошеных гостей. Те, кто постарше, быстро определят несообразность, не успокоятся, пока не выяснят, в чем тут дело. Это малышня над подобными странностями не задумывается совершенно. Бетта есть, с ней интересно, и этого достаточно.

— И если развивать тему… — задумчиво произнес Сварог. — То же самое касается и земли. Думается мне, что у тамошнего подростка будет достаточно ответственности… или просто страха перед родительским гневом, чтобы не лезть к компьютеру без спроса и никуда не выходить… А здесь… Что же, это и в самом деле чертовски напоминает жизненные реалии: шестилетняя соплюшка в простоте своей лезет куда не надо, а настрого ей запретить никто не догадался, потому что никто такого от нее и не ожидал… Ладно, я пошел. Ко мне собирается в гости милорд Гаудин, чую, разговор предстоит тяжелый… Есть предпосылки… Сообщите мне немедленно, как только появится Бетта. Даже если я буду говорить с Гаудином. Компьютер на земле — это поважнее любых бесед…

— Что-то придумали, командир?

— Придумал, знаете ли, — ухмыльнулся Сварог. — Если там и в самом деле шестилетняя девочка, она попадется… Точно, попадется. Черт, лучше заранее… У вас сейчас есть какие-то неотложные дела?

— Неотложных нет, одна рутина.

— Рутину — побоку, — решительно распорядился Сварог. — Идите в Детскую. Только не в своем истинном облике, конечно. Мне тут пришло в голову… Если они без уточнений так легко приняли Бетту, если их, как вы говорите, человек сорок… Они же не могут знать всех своих ровесников?

— Конечно, нет, — сказал Элкон. — Малышня…

— Значит, если там вдруг появится какой-нибудь гость лет шести, титулованный житель манора… пусть и несуществующего, никому и в голову не придет его проверять?

— Безусловно, не придет.

— А системы контроля?

— Вы же видите, они никак не реагируют на Бетту, — ухмыльнулся Элкон с крайне заинтересованным видом, кажется, начиная что-то соображать. — Если только гость не начнет непристойно ругаться или затрагивать взрослые темы…

— То бишь эротику?

— Ага.

— Ну, будем как можно неприметнее, — сказал Сварог. — Создайте этого сопляка, Элкон. По всем правилам: с портретом, с картинками… ну, вы лучше знаете. Потратьте часок, чтобы внедриться и стать своим. Получится?

— Да запросто.

— Вот и займитесь немедленно. Стыдно подобным образом поступать с детишками, но мы же не извращенцы, нас вынуждают обстоятельства…

— Ага! А потом…

— Вот именно, — сказал Сварог, вставая. — Когда появится Бетта, именно этот сопляк, поганец этакий, расставит ей ловушки, в которые она, может статься, быстро попадет…

Глава IV Печальная необходимость

Когда на обширную зеленую лужайку плавно и бесшумно опустилась знакомая вимана — светло-коричневый с желтым изящный домик под темно-коричневой черепичной крышей, Сварог стоял в коридоре верхнего этажа, смотрел в щелочку меж высоченных портьер из тяжелого темно-вишневого шелка. Он видел, как по ступенькам невысокого, в три ступеньки крылечка с витыми перилами спустился Гаудин — издали видно, невозмутимый, спокойный, как всегда, несуетливый в движениях, уж безусловно, уверенный в себе. Никто не показался следом, начальник восьмого департамента прошел к парадному крыльцу в полном одиночестве, неторопливо поднялся по лестнице, исчез под козырьком.

И тут же появился комендант летающего острова, преисполненный служебного рвения, воинственно топорщивший усы. В здешнем штатном расписании такой должности не имелось, но не было и параграфа, запрещавшего бы Сварогу завести у себя коменданта. Он и завел. Комендант иногда необходим, как воздух. Большим умом этот ретивый усач не блистал, но от коменданта подобных достоинств вовсе и не требуется, лишь бы был рьяным в службе да исполнительным — а вот с этим у бывшего лейтенанта-антланца обстояло прекрасно.

— И что? — спросил Сварог небрежно.

— Кроме пилота, там двенадцать человек с оружием.

Сварогу стало грустно: ситуация сама подталкивала его к намеченному, решительного объяснения по душам просто не избежать, как ни печально…

— Все по плану, — сказал он решительно.

Кивнул вытянувшемуся с решительным видом коменданту и направился к лестнице, без всякой спешки. Спустился на этаж ниже, вошел в собственную приемную, где по случаю визита высокого гостя сидел секретарь — в обычное время располагавшийся в комнате перед рабочим кабинетом Сварога. Этот кабинет и эта приемная были чисто парадными, служившими исключительно для приема сановных гостей, а потому отделанными роскошнее служебных помещений. Конечно, без той аляповато-дурной роскоши, что свойственна Канцелярии земных дел. Вообще-то за пару месяцев бытия этого здания Сварог с секретарем появлялись тут второй раз, их контора не принадлежала к тем, куда знатные посетители тянутся вереницами. В первый раз здесь побывал Канцлер — без всякого дела, хотел посмотреть, как Сварог обустроился. Вряд ли Гаудин явился с теми же целями, простым любопытством тут и не пахнет…

Ни единого слова не было произнесено — они с Гаудином обменялись лишь вежливыми кивками. Лицо визитера на сей раз было особенно бесстрастным — до нарочитости. Так что Сварог, увы, не ошибался…

Вежливо пропустив гостя вперед, он закрыл за собой дверь кабинета — успев еще увидеть, как в приемной появился комендант и, перехватив его взгляд, выразительно кивнул.

— Садитесь, милорд, — сказал Сварог, усаживаясь за роскошный пустой стол (с пустыми же ящиками). — Вино? Что-то еще?

— Нет, благодарю…

Они молчали, не встречаясь взглядами. Напряжение ощущалось прямо-таки физически, словно предгрозовая духота. Чтобы не оттягивать неизбежное, Сварог заговорил первым:

— Подозреваю, вас сюда привели крайне серьезные дела…

Свистела первая стрела холодной былью…

Словно бы с некоторым облегчением Гаудин взглянул ему в глаза:

— И, к сожалению, не особенно приятные…

— Случается… — сказал Сварог, и бровью не поведя. — Быть может, в таком случае побережем время друг друга? И не станем его тратить на дипломатические экзерсисы?

— Согласен, — ответил Гаудин бесстрастно. — К вам появились серьезные претензии, лорд Сварог…

— Вот совпадение, — сказал Сварог. — У меня тоже есть к вам серьезные претензии, давайте их друг другу выскажем… Разумеется, вам, как гостю, говорить первым…

— Благодарю за честь… Лорд Сварог, вы уже дважды игнорировали просьбу Магистериума передать им для изучения «Рагнарок»…

— Просьбы порой именно что игнорируют, — сказал Сварог совершенно спокойно. — Потому что это не более чем просьбы. Законных оснований для требований у них нет. Поскольку «Рагнарок», согласитесь, великолепно подпадает под параграф «О находках» из Кодекса Вольностей. Надеюсь, вы не станете это отрицать?

— Не стану, — согласился Гаудин. — Однако бывают ситуации, когда не следует цепляться за букву закона. «Рагнарок», знаете ли, имеет мало общего с простыми находками, сделанной в старые времена дребеденью. Даже Топор Дорана, если рассудить — не более чем занятная безделушка. А вот «Рагнарок»…

— И тем не менее позвольте уж когтями и зубами уцепиться за букву закона. Милорд Гаудин, я исхожу из насквозь житейских соображений. Мы оба с вами прекрасно понимаем, что «Рагнарок» в руках тружеников Магистериума послужит всего-навсего удовлетворению их безудержного любопытства… которое обычно ради благозвучия именуется «стремлением к познанию». Лично я, простите великодушно, этакую страсть поименовал бы просто — рукоблудие… Мне подлодка необходима по насквозь практическим соображениям. В океане преспокойно плавают две гигантских змеюки, одна из которых…

— Воплощение Чего-То Там, — кивнул Гаудин. В его голосе звучала легкая насмешка. — Я никогда не верил в легенду о Четырех Воплощениях. Старинные монахи отличались безудержным полетом фантазии и неприкрытой любовью к жутким легендам.

— Вы и в Багряную Звезду не верили до самого последнего момента.

— Ну, это другое… Значит, вы твердо настроены удерживать «Рагнарок» и далее?

— Настроен, — сказал Сварог. — До тех пор, пока у меня его не отберут законным образом.

— А подлодка Тагарона? Этот предмет никак не подпадает под Параграф «О находках». Подлодка, как и сам Тагарон — это уже моя юрисдикция.

— И моя тоже, — сказал Сварог. — Никак не поверю, что вы не читали сопутствовавшие указу императрицы нормативные документы, определяющие обязанности и права девятого стола. Тагарон у меня под арестом, я веду официальное следствие, его подлодка — вещественное доказательство. Опять-таки все по закону.

Гаудин легонько поморщился:

— Официальное следствие… Вы, конечно, отгрохали тут чуть ли не настоящий городок, но во всей этой громадине, — он небрежно повел рукой вокруг, — лишь горсточка людей. Простите, если задеваю ваше самолюбие, но здесь пока что — пародия на серьезную разведслужбу…

— Дело наживное, — сказал Сварог. — Самолюбия моего вы не задеваете ничуточки. Расширяемся помаленьку, богатеем людьми и техникой. В любом случае у меня достаточно сил, чтобы провести полноценное расследование — зачем здесь орава следователей? Я сам веду следствие — как и вы на моем месте поступили бы… А для выяснения второстепенных деталей, для черновой работы у меня хватает людей на земле. Да и здесь кое-какие квалифицированные кадры имеются…

— Не сомневаюсь, — тон Гаудина стал вовсе уж ядовитым. — Ваши юные компьютерные гении… На протяжении последних трех дней кто-то посторонний трижды проникал в наблюдательные системы восьмого департамента, и вдобавок загружал их какими-то своими заданиями.

«Молодчина Элкон», — подумал Сварог. И произнес тоном опытного дипломата:

— Слова «кто-то» и «какими-то» подразумевают, что вы не знаете конкретного виновника. Не так ли? Молчание — знак согласия. При чем тут я?

— Мы оба прекрасно понимаем, чьих это рук дело.

— Предположим, — сказал Сварог. — Именно что предположим. Но и здесь ни один закон не нарушен. Закон прямо запрещает проникать в архивы Канцелярии императрицы, Императорского кабинета и Канцлера. В остальном же любой благородный лар имеет право получать любую информацию, где ему заблагорассудится. Другое дело, что подавляющее большинство наших высокородных бездельников то ли забыли о некоторых своих правах, то ли совершенно ими не интересуются, кружась в вихре светских увеселений, как выражаются романисты. Закон забыт, но он действует…

— Ну, если вы такой уж законник… — недобро усмехнулся Гаудин. — В этом случае могу напомнить, что согласно тем же действующим законам я имею право вас арестовать.

— Арестовать? Не имеете. Есть строго определенный список прегрешений, за которые благородный лар может быть арестован. Не соблаговолите ли разъяснить, какие именно за мной числятся? Сам я ничего такого за собой не знаю…

— Ну хорошо… Арестовать я вас не могу. А подвергнуть временной изоляции — вполне. Если уж вы такой знаток законов, должны знать, что Канцлер в связи с приближением Багряной Звезды объявил чрезвычайное положение. Внешне это, в общем, никак не проявляется, большинство наших светских бездельников на это и внимания не обратило, потому что их это никак не затрагивает. Однако положение действует. Я имею право без письменного приказа императрицы подвергнуть временной изоляции любого— кроме Канцлера, министров и приравненных к ним лиц, а также членов Тайного Совета. Вы в эту категорию не входите…

— Ага, — сказал Сварог. — То-то вы притащили дюжину вооруженных до зубов молодчиков… Только не торопитесь их вызывать, ладно? Может получиться невесело…

— То есть?

— Милорд… — хмыкнул Сварог. — Это у вас не самомнение и уж ни как не недостаток ума. Просто-напросто вы чересчур уж привыкли за долгие годы к существующему положению вещей. И как-то подсознательно не можете смириться с новыми реалиями… Никакой сверхчеловеческой проницательности тут и не нужно, все лежит на поверхности. Вы меня… временно изолируете, а сами тем временем попытаетесь захватить «Рагнарок», подлодку Тагарона, самого Тагарона… быть может, и порыться вдоволь в памяти здешних компьютеров. Потом вам, конечно, придется доложить императрице, она немедленно прикажет меня выпустить, но дело будет сделано. Ведь так? Нехитрая комбинация, тут и голову ломать нечего, моя тайная полиция на земле и похитрей порой крутит… Вот только одно вы как-то упустили. Указ о чрезвычайном положении и мне дает полное право временно изолировать любого, кто не входит в перечисленные вами категории… Вы сами тоже в них не входите, не так ли? — увидев, как правая рука Гаудина плавным движением потянулась к браслету на левом запястье, поднял ладонь и быстро сказал: — Милорд, я вас умоляю, не губите людей зря… Ваша вимана давно уже под прицелом пары десятков серьезных стволов, там даже есть парочка «драконьих вздохов» и пара «гремящего огня». Комендант получил приказ, а мои приказы он выполняет исправно…

— Откуда у вас «драконий вздох» и «гремящий огонь»?

Картинно пожав плечами, Сварог громко вздохнул, уставясь в потолок:

— Милорд, вы меня удивляете… Где же ваш блестящий ум? Откуда? Из арсенала, конечно. Мне, как и вам, полагается отряд спецназа, я подал заявку, ее удовлетворили… Повторяю еще раз: у меня точно такая же разведслужба, как и у вас, и, если подумать, стоящая даже на ступенечку повыше: вы подчиняетесь Канцелярии земных дел, а я Императорскому кабинету, каковой согласно известным вам законам стоит на бюрократической лестнице на пару ступенек повыше… Давайте бросим эти забавы, а? Несолидно как-то, право. Вы можете арестовать меня, а я с тем же успехом — вас. Только позиция у меня лучше. У вас одна-единственная вимана, давно попавшая на прицел. Никакого воздушного подкрепления поблизости не обретается, иначе мне уже доложили бы. Если кто-то дернется, если ваши молодцы попробуют выскочить наружу, мои люди вмиг разнесут на атомы и их, и виману. И тогда уж я буду просто вынужден вас… временно изолировать. Если так произойдет, это хоть кому-то пойдет на пользу? Не говоря уж о том, что «Рагнарок» и лодка Тагарона — в Хелльстаде, самого Тагарона вам быстро ни за что не найти, а мои компьютеры подготовлены к чужому вторжению… Поиграли — и будет. Давайте считать, что этой по-мальчишески дурацкой демонстрации мускулов попросту не было. Согласны?

— Да, — обронил Гаудин.

— Я могу полагаться на ваше слово?

— Вы прекрасно знаете, что можете, — высокомерно выпрямившись, отрезал Гаудин. — Хорошо. Это было… не вполне продуманной глупостью.

— Рад слышать, — кивнул Сварог.

Гаудин, как всегда, великолепно держал удар — и лицо, и даже глаза оставались спокойными, бесстрастными, не отражавшими ни малейших эмоций. Хотя эмоции и чувства его, конечно же, переполняли. Любой тут рассвирепеет…

— Я не считаю, будто одержал какую-то победу, — сказал Сварог. — Просто-напросто я вас неплохо изучил и смог рассчитать на пару ходов вперед… У вас есть еще какие-то серьезные претензии?

— Конечно, — сказал Гаудин с прежней невозмутимостью. — С тех пор, как существует ваша служба, меж нами так и не наладилось полноценного сотрудничества. Нет законов, которые бы нас к этому обязывали, но этого, согласитесь, требует сама житейская практика. Вы достаточно пробыли в роли земного короля, должны прекрасно понимать: такое сотрудничество необходимо.

— Вербовочные подходы тоже в это понятие входят? — спросил Сварог безмятежным тоном.

— Простите?

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Поскольку занимались этим лично. Именно вы пытались вербовать моих юных сотрудников — маркиза Аркейна и баронессу Ролатан. Милорд, честное слово, я в полной растерянности. Куда подевался ваш ум и почему молчал ваш богатый опыт? Это уж, простите…

Гаудин холодно осведомился:

— Неужели вы намерены читать мне мораль?

— Ни в коем случае, — заверил Сварог. — Я не собираюсь давать вашим действиям каких бы то ни было оценок, и уж тем более не намерен примешивать мораль и прочие высокие материи. Разведка, само собой подразумевается — не пансион для благородных девиц… Я просто-напросто констатирую, что вы совершили грандиозную ошибку. Мои юные сотрудники из числа ларов — именно что юные. Их отличают присущие именно этому возрасту идеализм, романтика, благородство и прочие юношеские достоинства, в более зрелом возрасте, согласен, не всегда и уместные. А тут появляетесь вы и начинаете их вербовать, чтобы они на меня стучали… Вы бы видели их лица, когда они ко мне пришли… — он ухмыльнулся: — Томи Ролатан клянется, что влепила вам пощечину, и я ей верю…

Гаудин пожал плечами:

— Получить пощечину от дамы — не позор. Вот именно, очаровательная Томи… Она, часом, с вами не спит?

— Не надо пошлостей, — поморщился Сварог. — Она совсем молоденькая.

— Совершеннолетняя, — уточнил Гаудин. — Между прочим. Мара была гораздо моложе, когда вы… подружились.

— Это другое. И вы это прекрасно понимаете.

— Ну, как бы там ни было… Положительно, она в вас тайком влюблена. Видели бы вы, как она на меня бросилась дикой кошкой… Вам бы следовало воспользоваться случаем…

— Интересно, вы хотите меня оскорбить или просто вывести из равновесия? — спокойно сказал Сварог. — Не получится ни то ни другое. Вы безмерно упали в глазах этих молодых людей, простите за откровенность…

— Если откровенно, то их оценки моей скромной персоны меня не особенно интересуют… Давайте вернемся к главной теме.

— Давайте, — сказал Сварог. — Полноценное сотрудничество… Вот только его никак нельзя будет таковым назвать. Полноценное сотрудничество означает, что партнеры обмениваются полезной и взаимовыгодной информацией, и никак иначе. Вы же намерены только брать, ничего не давая взамен. Это ваше «полноценное сотрудничество» означает, что я должен буду передать вам массу ценной информации, не получив ничегошеньки взамен. А это просто-таки нелепо с практической точки зрения. Зачем мне быть смиренным поставщиком информации, зачем мне сообщать вам о делах, с которыми моя служба в состоянии справиться сама? Повторяю, здесь нет ничегошеньки от чванства. Один голый житейский практицизм. Сотрудничеством и не пахнет.

— Уверены?

— Уверен, — сказал Сварог решительно. — Потому что у вас нет абсолютно ничего, что могло бы меня интересовать в данный момент. Полная откровенность, так полная… Мои юные романтики, быть может, и не гении, но незаурядные мастера. Они проникли и за Серебряную Изгородь, и в Крепость, и даже, простите, в Камору. Не смотрите на меня так, мы уже поднимали эту тему. Никакие законы не нарушены. Защита у вас, конечно, стояла серьезная, но она, как выяснилось, не была рассчитана на юных компьютерных гениев. Видимо, в те времена, когда городилась защита, таковых попросту не было? В общем, все ваши архивы оказались для меня доступны. И это не принесло ничего, кроме унылого разочарования, честное слово… Вы намерены продолжать этот разговор?

— Да.

— Жаль, — сказал Сварог. — Мне искренне жаль. Потому что очень уж болезненно бывает порой расставаться с прежними иллюзиями, переоценивать жизнь и людей…

— Можно без этих красивостей?

— Это не красивости, — возразил Сварог. Вздохнул тяжко и непритворно. — Знали бы вы, как мне было грустно и больно в вас разочаровываться… Но я разочаровался в вас напрочь. Когда я здесь появился, когда делал первые, вот уж действительно младенческие шаги, я смотрел на вас снизу вверх с нешуточным уважением, да что там, с почтением. Как я вас уважал, вы бы знали… Нечто сродни юношеской влюбленности, право. Я всерьез верил: вот человек, который знает все тайны мира и способен справиться с любой угрозой… Так юный лейтенантик смотрит на седого рубаку в шрамах и орденах… А оказалось, вы совершенно не такой. Вы в сто раз мельче, слабее и беспомощнее. Ваша служба, если откровенно, кое в чем уступает иной земной тайной полиции. Добрая половина вашей агентуры занята исключительно тем, что бдительно надзирает за состоянием дел в земной науке, технике, инженерии, следит за университетами, книжниками, даже антикварами. Другая половина сплошь и рядом ничуть не превосходит уровнем и ценностью тех, кого вербуют земные разведки и тайная полиция.

— Как вы легко все ниспровергаете, — сказал Гаудин, пытаясь безмятежно улыбаться, что не вполне получалось. — Жаль, что в свое время, при создании службы, обошлось без ваших ценных советов… Вот только это было сотни лет назад, когда и ваших прадедов на свете не было…

— Да я и сейчас не даю оценок, — сказал Сварог. — Всего-то и хочу мотивировать свои мысли и поступки… Я не собираюсь вас критиковать. Я просто уверен, что в нынешней ситуации ваша служба абсолютно бессильна, бесполезна и, я бы даже рискнул выразиться, никчемна. Не торопитесь возмущаться, давайте с фактами в руках… Вы хоть что-нибудь знаете о Багряной Звезде? Вы способны оказать ей противодействие? Нет… Вы можете хотя бы поверхностно, общими словами объяснить, что происходит в Горроте? Нет… Меж тем это и есть две моих главных тревоги на сегодняшний день: Багряная Звезда и горротские загадки. Я бы с кем угодно сотрудничал, чтобы одолеть эти опасности или хотя бы узнать о них побольше… но какой смысл делиться с вами уже имеющейся информацией, если вы не в состоянии ничем быть полезным? Вы бы на моем месте вели себя иначе? Позвольте усомниться. Рассуждая с позиций жесткого практицизма, вы мне бесполезны, милорд… а возможно, не только мне. Чисто опереточная контора. Разубедите меня, если можете. Я был бы счастлив, честное слово, если бы вы меня переубедили. Скажите, что моим ребятишкам еще учиться и учиться, что есть другие, гораздо более надежно защищенные архивы… Дайте мне что-нибудь по Багряной Звезде и по Горроту, чего я не знаю сам. И уж я, со своей стороны… Молчите? Разубедите меня, черт возьми! — он почти кричал. — Я бы ничего так не хотел!

— Знаете, в чем ваша беда? — спросил Гаудин почти спокойно. — Вы чересчур увлеклись земными делами… хотя по положению своему должны думать в первую очередь об интересах империи. Так вот, могу вас заверить: что бы ни случилось, интересы империи не пострадают. Давным-давно существуют планы действий на случай… не приближения Багряной Звезды, конечно — на случай некоей глобальной угрозы. Ничего особенно и не пришлось придумывать, оставалось лишь проработать мелкие детали. Канцлер одобрил план «Журавлиный клин». Вы, быть может, не удосужились вникнуть в иные тонкости, но каждый замок, да будет вам известно, способен в считанные минуты стать…

— Межпланетным кораблем, — кивнул Сварог. — Я знаю. Защитное поле, удерживающее кислород и не пропускающее космических излучений, очистка воздуха, резервные движители…

— Вот именно. Если угроза придвинется достаточно близко, а воспрепятствовать ей так и не удастся, понадобится менее часа, чтобы абсолютно все замки, дворцы, маноры собрались в единую эскадру. Вам, как и всем прочим, давно уже должны были доставить манорпакет с точными инструкциями — но вы, я полагаю, давненько не бывали дома… Флотилия уйдет к Сильване и переждет на ее орбите пару недель. Сильвану эта напасть совершенно не затронет, она далеко в стороне. Когда Звезда удалится достаточно далеко, мы вернемся. Вот и все. Вероятнее всего, исчезнет и эта ваша вторая «главная проблема» — горротские тайны.

— Но ведь на Таларе, вероятнее всего…

— Разразится нешуточный катаклизм, — кивнул Гаудин. — Да, вероятнее всего. Но тут уж ничего не поделать. В конце концов, это всего лишь Талар. Согласно заслуживающим полного доверия расчетам, Шторм пережило около пятидесяти процентов населения земли, а Вьюгу — и вовсе семьдесят. Конечно, разрушения, подозреваю, будут нешуточными… но это всего лишь Талар.

Самым жутким были даже не его слова, а то, что произнесены они спокойно, даже чуть небрежно, с чрезмерным равнодушием, без тени злобы, удовлетворения, сожаления. Таким тоном зажиточный крестьянин встречает известие о том, что у него пала одна-единственная корова из пары дюжин: неприятно, конечно, но их еще полный хлев. Только теперь Сварог осознал по-настоящему, какая пропасть разделяет небеса и землю. Ни капли жестокости и зла — одно безмерное равнодушие…

В голосе Гаудина зазвучали покровительственные нотки:

— Постарайтесь смотреть на проблему, как вам в вашем положении и подобает. Тогда очень многое оцените иначе.

— Нет, — медленно выговорил Сварог, глядя ему в глаза. — Вас я буду оценивать по-прежнему. Вы оказались убоги и бессильны, вы — балаганный фигляр, всю жизнь игравший во всемогущего и всезнающего начальника разведки. Вы не смогли проникнуть во многие земные тайны не потому, что они были неважны для империи — оттого, что не смогли и не сумели. Я говорил с людьми из Магистериума и Мистериора. На земле именно что есть множество тайн, представляющих большой интерес для империи: хотя бы древние дороги. Да многое… Вот только вы не потянули. Сотню с лишним лет занимались ерундой, кукольными домиками, балаганом. И в конце концов проиграли Талар — по мелкоте своей и никчемности. — Он подался вперед, унимая ярость. — Я, в отличие от вас, намерен драться до конца. Я здесь попадал в переделки и почище, когда самому вот-вот можно было остаться без головы. И ничего, барахтался… И теперь побарахтаюсь. Не будет никакого сотрудничества. Вы мне бесполезны. И огромная просьба: не путайтесь под ногами. Если попробуете что-нибудь выкинуть…

— Даже так? — спросил Гаудин, сидевший с каменным лицом.

— Даже так, — спокойно сказал Сварог. — У меня мало времени, и я не могу себе позволить такой роскоши — отвлекаться на грызню с вами. Действовать буду жестко.

— Ого… А удастся?

— Удастся, — сказал Сварог. — Карты на стол, раз уж пошла такая игра… Кто предупрежден — тот вооружен. Позвольте напомнить, что юридически ваш департамент числится в составе Канцелярии земных дел, и его высочество имеет законное право отправить вас в отставку в любой момент. Об этом все как-то подзабыли, но законное право он имеет. Я приму все меры, чтобы моя… временная изоляция, если вы на это все же пойдете, не затянулась надолго, чтобы императрица о ней узнала как можно быстрее. К тому же я пользуюсь, так уж вышло, некоторой популярностью в Серебряной Бригаде, с которой вас связывают лишь сухие и формальные служебные отношения. Наконец, Бриллиантовые Пикинеры, капралом коих я являюсь, скверно относятся к обидчикам со стороны. Вы, конечно, можете меня убить… Вы наверняка это можете…

— Не придавайте своей персоне такое уж величие, — без улыбки сказал Гаудин. — Какая пошлость… У меня нет причин вас убивать, честное слово. Будь у меня такие причины, можете не сомневаться, я сделал бы все возможное… Но причин попросту нет. Так что барахтайтесь, сколько вашей душе угодно, это ничему не мешает, не нарушает никаких законов и не представляет ни малейшей угрозы для интересов империи. Я всего-навсего хотел выстроить с вами нормальные отношения…

— Да кому вы нужны, — кривя губы, сказал Сварог. — Пользы от вас ни на грош…

— Дальнейший разговор бесполезен, я вижу, — сказал Гаудин, вставая. Достал из-за обшлага небольшой пухлый конверт, зеленый, с золотой эмблемой Канцелярии земных дел, положил перед Сварогом. — Ознакомьтесь на досуге, вам будет небезынтересно. Честь имею откланяться.

— Честь имею, — повторил Сварог деревянным голосом.

Он подозревал что-то вроде пресловутой парфянской стрелы. И не ошибся: Гаудин, уже взявшись было за причудливую, сиявшую чистым золотом дверную ручку, обернулся, проговорил спокойно:

— Я не намерен с вами… грызться, и уж тем более, вот смех, вас убивать. Вы сейчас мало чем отличаетесь от ваших юных романтиков и попросту смешны.

— Что до меня, то я вас презираю, — сказал Сварог спокойно. — И если вы хорошенько подумаете над всем, что я говорил, быть может, и поймете, почему…

Легонько пожав плечами, не без усилий — не без усилий! — изобразив ироничную ухмылку, Гаудин распахнул дверь и вышел, аккуратно притворив дверь за собой и даже ею не грохнув — хотя Сварог ничуть такому не удивился бы. Все-таки бездна хладнокровия…

Он остался в одиночестве, сгорбился за обширным парадным столом. Тоска навалилась нешуточная: тяжело было все это говорить, еще тяжелее напрочь разочаровываться в человеке, когда-то казавшемся обладателем всех мыслимых тайн и недосягаемым образцом для подражания….

Аккуратно вскрыв конверт золотым ножом с рукоятью в виде грациозно изогнувшейся русалки, вытряхнул на девственно чистый стол пачечку листов с печатным текстом, щедро украшенных алыми надписями, синими и черными знаками, означавшими высшую степень секретности.

Ну, предположим, не самую высшую (которая именуется «Только для глаз императрицы»), но все равно, с украшенными таким вот образом документами могли знакомиться человек тридцать сановников империи. В том числе и он согласно служебному положению.

Бегло пробежав взглядом их все, вскочил, размашистыми шагами пересек кабинет, рванул дверцу изящного шкафчика, где красовался впечатляющий набор разноцветных бутылок всех форм, какие только известны здешним виноделам — это богатство предназначалось главным образом для неофициальных визитов его императорского высочества принца Элвара. Не раздумывая, ухватил за горлышко пузатую черную бутылку с узенькой желто-синей этикеткой, вынул верхний золотой стакан из полудюжины вложенных друг в друга.

Вернувшись за стол, наполнил стакан до краев и осушил единым махом, не почувствовав крепости выдержанного келимаса одного из лучших сортов. Уставясь в пространство, прошептал, неизвестно к кому обращаясь:

— А дела-то скверные, ребята…

Глава V Чертова мельница

Смущаться Мара не умела совершенно, как и ревновать. Сварог ее успел узнать за эти два промелькнувших года — насколько можно знать женщин. Однако сейчас и человек посторонний, впервые в жизни ее видевший, заподозрил бы игру. Чересчур уж картинно она конфузилась: водила носком красного сафьянового сапога по старинному паркету, склонила голову, старательно хлопая ресницами, руки держала за спиной… Ужимки в лучшем стиле провинциального театрика.

— Ну, ладно, — сказал Сварог терпеливо. — Вижу, как тебя смущение корежит… Излагай. Надеюсь, не прикончила очередного моего царедворца за попытку вульгарно поухаживать? А то на тебя не напасешься…

— Твои царедворцы уже давно знают, кто я такая и чего от меня ожидать, — сказала Мара, подняв голову, но продолжая ковырять паркет. — Почему меня сразу начинают подозревать в каких-то прегрешениях? Я к тебе просительницей пришла, и мне ужасно неловко…

— Верю, — сказал Сварог. — Тебя в роли просительницы и впрямь как-то трудно представить… Я даже и не помню… И что нужно?

— Пару горстей алмазов из твоих вентордеранских закромов. Не обязательно твоих пригоршней, можно моих. У тебя там все равно мешками пылятся… А мне для дела.

— Садись, — сказал Сварог, подавая пример. — Рассказывай. Что-то я не помню, чтобы тебе когда-нибудь требовались алмазы горстями и вообще приличные суммы…

— Раньше я была сама по себе, — оживившись, Мара присела к столу, выложила на него то, что держала за спиной — оказалось, свернутые в трубку бумаги. — А теперь я королева, и у меня государственные дела. А казна сегурская такие задумки не потянет… Короче говоря, собираюсь отобрать у горротцев остров Дике. Сам знаешь, какое это сокровище, там пещерный жемчуг, рубиновые копи, разные полудрагоценные минералы…

— Красное дерево, аметисты и много чего еще… — кивнул Сварог. — Дело, конечно, хорошее, но… Тебе не кажется, что ты пытаешься угрызть кусок не по зубам? Дике для Горрота — то, что именуется «жемчужиной в короне». Именно по причине тамошних сокровищ.

— И эту жемчужину вот уже тридцать восемь лет никто не пытается завоевать, — сказала Мара, разворачивая на столе верхний свиток, оказавшийся большой и подробной картой Дике с прилегающими водами. — Только всякие отчаянные головушки украдкой высаживались на безлюдных берегах, чтобы пробраться в пещеры, жемчугом поживиться, рубины поискать и все такое прочее… Главное, гарнизон там не особенно и большой, всего-то две роты в крепости Картан, пехотный полк и драгунский. Есть еще несколько сотен конной стражи, но она всю жизнь гоняется за теми самыми ловцами удачи, прекрасно знает это ремесло, но никакого опыта военной службы не имеет. Да и армейцы в основном пороха не нюхали, мои шпионы постарались на совесть, немало полезного выведали, да вдобавок за хорошие денежки прикупили полезной информации. Стоит взять Картан — и полдела сделано. Да что там полдела, считай, кампания выиграна.

— Интересно, чем ты ее собираешься выигрывать? — с любопытством спросил Сварог. — Сегурской армией из двух сотен человек?

— Я бы к тебе не пришла, если бы все не было тщательно продумано, — сказала Мара уверенно. — Ты король королей, тебе не годится вникать во всякие мелочи… Знаешь один из побочных эффектов того, что ты нахапал столько корон? Ты же не сошел с ума, чтобы воевать сам с собой — а потому образовалась масса безработных Вольных Топоров и оставшихся не у дел пиратов. Ну, кто сейчас будет выдавать каперские ронерские патенты, чтобы топили снольдерские корабли? И наоборот… Мои люди уже провели кое-какие предварительные беседы. Безусловно согласятся Бугас с «Невестой ветра», Варатан с «Беспутной русалкой», Лумис со своей флотилией из четырех вымпелов и еще человек шесть высокого полета, не считая дюжины-другой менее прославленных. Я могу рассчитывать не меньше чем на две тысячи Вольных Топоров. Суда для перевозки войск можно арендовать у ганзейцев, — она ткнула пальцем в карту. — Топоры высаживаются здесь, здесь и здесь, пока корабли лихим налетом штурмуют Картан — то есть часть притворяется, будто ожесточенно штурмует, а остальные высаживают десанты вот здесь и здесь. Кроме того, сотню головорезов можно заслать в порт заранее, под видом мирных путешественников, искателей работы и прочего привычного, неопасного народа. С суши крепость защищена хуже, чем та ее часть, что обращена к морю, прикрывает бухту и порт. Топоры несколькими конными отрядами ударяют сюда и сюда. Ударяем по драгунам, окружаем пехоту, поджигаем казармы конной стражи и дело сделано.

— Интересно, кто тебе помогал? Ведь без советчиков, есть подозрение, не обошлось…

— Конечно, помогали, — сказала Мара. — Два полковника Топоров, один отставной генерал из Ронеро — обосновался у меня на Сегуре, там у него поместьице, а жизнь у нас дешевая — и, наконец, капитаны. Меня уверяли, что здесь ничего нет от авантюры, вполне успешное предприятие может получиться. Я же говорю, тридцать восемь лет никто не пытался высаживаться на Дике, они там разленились и зажирели… Большие шансы на успех.

— Не спорю, — сказал Сварог. — А потом в Горроте с этим ни за что не смирятся. Любой бы на их месте разозлился. Они пошлют флотилию…

— Уж это непременно, — кивнула Мара. Развернула второй свиток, оказавшийся морской картой в три краски. — Мои капитаны эту флотилию будут встречать здесь и здесь. Есть все шансы чувствительно ее потрепать. А на Дике уже будут готовы к осаде. И, кроме того… — она уставилась на Сварога с проказливым лукавством. — Сдается мне, что кто-нибудь из земных королей с большим удовольствием вступит с Сегуром в союз и пошлет эскадры топить горротцев…

— Вообще-то ты неплохо просчитала, — сказал Сварог. — Я даже знаю, кто из земных королей моментально в эту баталию ввяжется. Адмирал Амонд, вот взять, спит и видит, как бы отплатить горротцам за ту историю с Батшевой… Да и моряки из других держав горротцев топить возьмутся охотно… А если флотилия будет идти под прикрытием подводных лодок токеретов? Тебя не было, когда они топили эскадру Амонда у Батшевы, ты не видела…

Мара прищурилась:

— А если объявятся токереты, против них можно бросить кое-что посерьезнее их лодочек… Или ты не решишься?

— Решусь, — мрачно сказал Сварог. — Займусь ими лично и с превеликим удовольствием, сама догадываешься… Должен признать, ты неплохо все просчитала. Взрослеешь…

— Положение обязывает, — скромно сказала Мара.

— Рад за тебя…

— Значит, одобряешь? И алмазов дашь?

Сварог тяжко вздохнул. Отведя взгляд, продолжал:

— План хороший. Шансов на успех немало. В другое время я бы тебе моментально отсыпал хоть целую кадушку алмазов и сыграл боевую тревогу на полудюжине эскадр… Я бы даже послал Гарайлу с парочкой полков — уж он-то быстренько наведет на острове порядок… Вот только время ты выбрала самое неподходящее. К нам, если ты запамятовала, идет Багряная Звезда. Меньше месяца осталось, утверждают знающие люди…

— Но ты же что-нибудь придумаешь? — передернула плечиками Мара. — У тебя всегда получалось. Сколько ты уже приложил всякой нечисти.

Ее лицо было столь безмятежным, что Сварог ощутил приступ тоскливой, беспомощной ярости — злился на весь мир, на себя и чуточку на нее. Она не понимала, как все серьезно, но от этого не легче…

Пытаясь успокоиться, он выдвинул ящик стола, достал тот самый зеленый конверт, бросил на стол перед Марой:

— Я тебе этого не давал, а ты этого не читала… Ознакомься вдумчиво…

Встал, подошел к высокому окну и равнодушно уставился на стоявшее в строительных лесах восточное крыло дворца — еще при отце Конгера пришедшее в запустение. У предшественников как-то руки не доходили все там отремонтировать, пришлось заниматься этим Сварогу. По косым лесенкам проворно сновали строители, работа спорилась, все прекрасно знали, что король в любой момент может на них глянуть из окон малого кабинета…

За его спиной едва слышно шелестели бумаги. Мара читала секретнейшие рапорты, сообщавшие, что две виманы Магистериума, отправленные на разведку к Багряной Звезде, внезапно и одновременно оборвали связь, а потом исчезли с экранов радаров следовавшей за ними на приличном расстоянии третьей, после безуспешных попыток как связаться, так и отыскать локаторами, во исполнение инструкций повернувшей назад. Багряную Звезду, кстати, не брал ни один радар, словно там ничего не было, или она поглощала лучи, как губка воду. Очень быстро (опять-таки выполняя заранее разработанные планы) к Багряной Звезде пошел брагант Серебряной Бригады, защищенный всеми достижениями науки и техники от любых возможных опасностей.

Оказалось, не от всех. Брагант, приблизившись на то же расстояние, что пропавшие виманы, замолчал и исчез.

Тогда за дело взялся военный министр — ради благолепия, конечно, именовавшийся гораздо более нейтрально, безобидно и благозвучно. Он прекрасно понимал, что шутки кончились, а потому не мелочился. Одна из орбитальных автоматических станций, о которой знал не всякий императорский министр, выпустила по Багряной Звезде три ракеты с ядерными боеголовками. Ракеты словно канули в космические бездны, ни единой вспышки взрыва не зафиксировано. Направленная на сближение до дистанции прямого удара космическая платформа с каким-то загадочным, но безусловно могучим излучателем разделила судьбу ракет. Военный министр, человек решительный, распорядился пустить в ход «Белый шквал». Что это за установка, Сварог до сих пор не вполне понимал, ему достаточно стало и объяснения, что ничего сильнее, страшнее и убойнее на вооружении просто не имеется.

Несущая этот непонятный «Белый шквал» станция пропала вместе с экипажем, а двумя часами спустя то же произошло с ее автоматическим систершипом.

Больше никто ничего не предпринимал. На Багряную Звезду ничто не действовало. Она летела той же трассой с той же скоростью — и нельзя было приблизиться к ней настолько близко, чтобы посмотреть, что же это, собственно, такое…

Решив, что прошло достаточно времени, Сварог обернулся. Прочитанные бумаги лежали на столе аккуратной стопочкой. Лицо Мары было строгим и серьезным.

— Вот так, — сказал он глухо. — Нечем на нее воздействовать. А я понятия не имею, что это такое и чем это можно разнести в пух и прах. Архивы восьмого департамента обшарены до донышка, и ничего полезного там не найдено. То же самое с архивами Магистериума… да вообще всеми, какие только есть. По чисто техническим причинам нам недоступен личный архив императрицы… правда, принц Элвар мне как-то доверительно сообщил, что помещается он в одной-единственной, не особенно и большой комнате и на три четверти состоит из того, что смело можно назвать хламом, интересным лишь самой фамилии. Он, как обычно, лыка не вязал, но я склонен ему верить: если бы там что-то было, эти знания давно пустили бы в ход. Уж оба дядюшки постарались бы в первую очередь, но ни тут лица заинтересованные: в случае катаклизма Диамер-Сонирил теряет свое положение, а Элвар — привычный образ жизни… Значит, и там ничего нет.

— Плохо, — сказала Мара с застывшим лицом.

— Куда уж хуже, — отреагировал Сварог. — Счет пошел на недели. А потому… Все свои планы насчет Дике, вообще все свои планы отложи-ка подальше. Лети на Сегур и перетряхни свои архивы. У тебя там сотни лет не было ни войн, ни мятежей, я слышал краем уха, архивы сохранились богатые. Вверх дном все переверни. Ничего другого я пока что придумать не в состоянии. Леверлин сидит в архивах Ремиденума. Бони с Паколетом носятся по Вольным Манорам и копаются в тамошних архивах. Тетка Чари в Фиарнолле, пытается хоть что-то узнать у пиратов… вот кстати, нужно потрясти Бугаса, он со своими учеными занятиями мог на что-нибудь натолкнуться… Шедарис в Глане — с той же задачей. Все спецслужбы роются в архивах… Что еще делать? Поэтому, не откладывая…

Он замолчал, поднял бровь. В приемной, отсюда слышно, явно разворачивался неуместный и непристойный в королевском дворце скандал: там чуть ли не в голос орали… Судя по звукам, опрокинулось одно из стоявших там массивных кресел. Это, по крайней мере, ничуть не походило на вторжение банды заговорщиков, иначе там давно раздался бы лязг клинков и пальба. И на том спасибо… Но какого черта?

Решительно подойдя к двери, он распахнул одну половинку настежь.

— Ваше величество, — закричал мэтр Анрах, коего гвардейцы непреклонно оттесняли к двери в коридор. — Я нашел!

Лейтенант Синих Мушкетеров вытянулся:

— Ваше величество, вы приказывали никого не пускать… Извольте видеть, нахально рвется, несмотря на все увещевания…

— Отставить! — рявкнул Сварог. — Пропустить!

Он вернулся в кабинет, пропустил туда проскочившего меж оторопевшими часовыми Анраха, захлопнул дверь перед носом недоуменно таращившегося лейтенанта, новенького, не успевшего еще изучить неписаную иерархию и ближайшее окружения короля. Надо было и здесь ратагайцев поставить, они давно освоились…

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Сварог.

Мэтр Анрах сиял, как новенький золотой солид, еще не бывавший в равнодушных пальцах банкиров. К груди он прижимал обеими руками небольшую толстую книгу, а под мышкой зажимал тонкий свиток. У Сварога вспыхнула сумасшедшая надежда.

— Садитесь, — сказал он, показывая пример. — Что у вас?

Бережно, словно хрустальную, Анрах положил перед ним книгу. Черный кожаный переплет потускнел и потрескался, позолота тисненого узора облупилась. Выглядела книга весьма старой. Из нее примерно посередине свисала закладка — длинный бумажный лоскут, судя по всему, оторванный небрежно, в спешке.

— Это из тех, что мы взяли в Горроте, — сказал Анрах тоном триумфатора. — «Энциклопедиум диковинок земных и небесных», издание четырехсотлетней давности. Считался утраченным, встречались только отрывки в других трудах. По самой достоверной гипотезе, был составлен самим…

— А это уже и неважно, пожалуй, — проворчал Сварог, отрывая книгу на обозначенном закладкой месте. — Что за черт?

Он с превеликим трудом разбирал — вернее, узнавал — лишь отдельные буквы: книга была напечатана каким-то незнакомым алфавитом, столь заковыристым, что он на миг ощутил себя неграмотным.

— Это алфавит Зорах, ваше величество, — заторопился Анрах. — Уже во времена напечатания книги был архаичным и насквозь устаревшим — но иные книжники его любили, это считалось хорошим тоном…

Не раздумывая, Сварог повернул книгу на сто восемьдесят градусов:

— Вы, я догадываюсь, к нему привычны? Читайте вслух, мне самому придется по складам…

Торопливо придвинув к себе пухлый томик, Анрах громко начал:

— Багровая Мельница, она же Чертова Мельница, она же Багровая Смерть. По отзывам, самый злокозненный и смертоносный из всех небесных уникумов. Заслуживающие доверия древние авторы… следует перечисление дюжины имен…

— Это пропускайте.

— Заслуживающие доверия древние авторы писали, что означенная Мельница, странствуя неведомыми путями в глубинах Вселенной, раз в несколько тысячелетий проходит в опасной близости от Талара, по некоторым свидетельствам, пролетая едва ли не над верхушками деревьев и крышами домов, так что оцепеневшие в смертном ужасе люди слышат злорадный хохот Клятого Мельника, а, впрочем, мало было тех, кто его слышал и остался в живых, поскольку Багровая Мельница несет неисчислимые разрушения, невиданные хвори и форменное сотрясение основ мироздания, так что небосвод и земля взбаламучиваются, меняясь местами и смешиваясь в жуткой неразберихе, и реки текут вспять, горы встают на месте плодородных нив и пустыни на месте гор, Солнце меркнет, и земля разверзается, поглощая обезумевшие людские толпы и великие города, и древние едины в том, что после пролета Багровой Смерти земля изменяется несказанно, остатки рода человеческого, нагие и пораженные смертным ужасом, бродят меж развалин, ибо гибнет все возведенное человеческими руками, словно и не бывавшее от века, и самый лик планеты меняется, вода приходит на место суши, а неведомая прежде твердь встает над водами. Происхождение сей летучей смерти неизвестно, загадочно и не прояснено доселе. Равно неизвестны средства избавления от нее, неизвестно даже, существуют ли они. Говорят, что против Багряной Мельницы бессильны любые ухищрения человеческого ума и творения человеческих рук. Иные же утверждают, ссылаясь на канувшие в бездну времен знания, что истребить Клятого Мельника может лишь человек, родившийся под другими звездами, хотя и неизвестно, как это следует понимать. Утверждают еще, кончину Клятому Мельнику несет не благородный или неблагородный металл, не камень, не самоцвет, не заклинания, не ворожба, а исключительно дерево, растущее без Солнца и звезд, без дождей и вихрей. — Анрах отодвинул книгу. — Все, ваше величество. Разве что в конце идет стандартная старинная фраза: «Кто знает более, пусть напишет, кто не верит, вправе не верить». Должен вам сразу сказать: «Энциклопедиум» издавна принято было считать точным источником, не один ученый на многочисленных примерах доказывал, что описания, приведенные здесь, относятся к реальным загадкам и уникумам. Не все труды сохранились, но кое-что уцелело. Не всякий раз отыщешь основания, но исключений из правил нет: отчего-то книжники единодушно считали, что в «Энциклопедиуме» нет баснословия, мифов и легенд, есть лишь неполные порой, но достоверные описания загадок Вселенной. Второго примера подобного единодушия я попросту не знаю, обычно, что греха таить, книжники никогда не приходят к единому мнению, споря и опровергая друг друга. Здесь они отчего-то всегдашнему обыкновению изменили…

Сварог подвинул к себе книгу, стал рассматривать большую, во весь лист, гравюру. Изображала она летящее в облаках карикатурное подобие ветряной мельницы, на конусообразной низкой крыше которой, охватив ее когтистыми лапами, помещался жуткий уродец в остроконечном колпаке. Огромная голова на худющем туловище, словно ушат на палке, из широченного распяленного рта торчат клыки, глаз насчитывается целых три, а вот ушей не видно. Далеко внизу, в разрывах облаков, виднеются рушащиеся высокие башни и крохотные, панически бегущие человечки.

— Вот картинка, вне всякого сомнения, представляет собой чистейший плод фантазии, — сказал Анрах. — Ни словечком не упомянуты очевидцы… А впрочем, как знать… Мало ли…

— А что у вас за бумага? Тоже старинная?

— Нет, — сказал Анрах, кладя перед ним свиток. — Это я сам только что записал, после того, как наткнулся в «Энциклопедиуме»… Понимаете ли, ваше величество, это очень старая песня, «Баллада о бессильных витязях». Кто ее сочинил, неизвестно, полагают, в глубокой древности. И поется она при строго определенных обстоятельствах. В обычной жизни, в кабаке или на домашней пирушке — когда человеку хочется послушать особенно грустную песню. Тогда ее исполняют неспешно и заунывно, на тягучий печальный мотив наподобие «Жалобы странника». Военные же неведомо с каких времен считают, что ее следует петь перед тяжелым сражением или решающим штурмом, считается, что это принесет удачу и позволит вернуться живым. Тогда уж поют на лихой маршевый мотив. Мы ее пели, когда я служил в кавалерии, — мэтр смущенно улыбнулся. — И вы знаете, вернулся целехоньким из четырех кампаний… хотя объективности ради следует уточнить, что немало было и таких, кому баллада не помогла, как они ни надрывали глотку…

Сварог развернул свиток.

Длинная была баллада, весьма невеселая, проникнутая смертной тоской: действительно, такое мог бы написать человек, в момент жуткого катаклизма оказавшийся вдалеке от любимой — и он, даром что старый солдат, бессилен был что-либо поделать с нагрянувшей напастью. Несметные птичьи стаи, заслонившие солнце, багряное сияние, залившее землю от горизонта до горизонта, равнина ходит ходуном под копытами перепуганных коней, могучая крепость рушится, рассыпается, словно карточный домик…

— Обратите внимание, — сказал Анрах. — Строфа «…и мельничные крылья кромсают облака» удивительно сочетается с гравюрой: здесь Чертова Мельница летит именно что в облаках, не так уж и высоко…

— Да, пожалуй… — кивнул Сварог. — Ну что же, мэтр… Вы сделали важное, чертовски важное открытие, я и слов-то не подберу, чтобы выразить вам благодарность… Великолепно… Вы уже разобрали все, что привезли из Горрота?

— Нет, еще добрая треть осталась…

— Продолжайте, не откладывая, — сказал Сварог властно. — Теперь мы знаем, в каком направлении искать. А радоваться и торжествовать некогда… Времени мало…

Едва за мэтром, прошагавшим к выходу не без горделивости, захлопнулась дверь, Мара сказала тихо:

— Что-то ты не особенно и воспрянул…

— С чего бы? — сказал Сварог тоскливо. — Предположим, все с первого и до последнего слова — чистейшая правда. Я готов даже поверить, что баллада написана человеком, которому удалось уцелеть в катаклизме — очень похоже, я бы не удивился, окажись оно правдой… И что? Мы хотя бы на шаг продвинулись? Мы и без этой инкунабулы уже не сомневаемся, что Багряная Звезда вызовет неслабое светопреставление… А дальше?

— Вообще-то, что касаемо человека, родившегося под другими звездами…

— Ну да, — сказал Сварог. — Это я. Предположим, мне удастся туда добраться. А не подскажешь ли, что это за дерево, которым только и можно Мельника сразить? Растущее без Солнца и звезд, без дождей и вихрей? Где это чудо-юдо взять?

Мара уныло молчала.

Глава VI Марчерет

Получив приглашение на большой императорский маскерад (подкрепленное просьбой Яны непременно быть), Сварог не стал особенно заморачиваться и ломать голову над костюмом — хватало дел поважнее. Велел, кроме полумаски, быстренько раздобыть ему подходящий по размеру мундир рядового снольдерских Смарагдовых Мушкетеров — что в Латеране особенного труда не составляло, на ее полуденной окраине казармы помянутых мушкетеров и располагались. Для императорского маскерада это был именно что маскерадный костюм.

Достали моментально — и он, на борза коня садяся, отправился в недалекое путешествие, проехать предстояло не более пяти лиг к полуночи от Латераны, где над обширным зеленым лугом, окаймленным живописными перелесками, висел в воздухе, на высоте уардов десяти, огромный красивый дворец, окруженный зеленым парком, соединявшийся с землей дюжиной широких лестниц в три пролета.

Это была очередная затея Канцлера — если подумать, весьма даже неглупая: большой императорский маскерад, куда не меньше чем ларов, приглашено и земной знати. Уже второй в этом году, но на первый Сварог попасть не смог, не имел физической возможности — он в то время как раз пребывал на морском дне, на базе «Стагар».

Неглуп наш Канцлер, ох, неглуп, Сварог в этом давно убедился… Во-первых, подобные увеселения добавят «допущенным к столу» харумским дворянам любви и уважения к императорскому престолу: приятно и сладостно быть допущенным… Во-вторых, что гораздо важнее, после иных завязавшихся знакомств неизбежно последуют смешанные браки, а это, как признался Канцлер в доверительной беседе со Сварогом, добавит свежей крови. Вообще-то это будет нарушением прежних традиций, говорил он, пожимая плечами, но бывает порой, что от иных замшелых традицийследует отказаться… Поскольку ларов мало. Не настолько мало, чтобы возникла угроза близкородственных браков, несущих вырождение, но угроза все же замаячила на горизонте, и отнестись к ней нужно серьезно. Сварог не мог не признать его правоты. В конце-то концов, говорил Канцлер со свойственным ему порой, приличествующим высокой должности здоровым цинизмом, несколько десятков, а то и пару сотен империя переварит и очень быстро сделает своими, они из кожи вон будут лезть, чтобы стать своими, тут и гадать нечего. Здесь он был кругом прав…

Настроение у Сварога было отнюдь не праздничное из-за множества повседневных королевских хлопот (и то если не считать багряную колючую искорку на небосводе). А потому он и не стремился окунаться в веселье, торчал у стены, возле покрытой искуснейшей резьбой каменной полуколонны, без особого интереса глядя на проносившиеся в танце маскированные пары.

Огромных залов было несколько, они далеко протянулись анфиладой — высокие, со сводчатыми потолками, роскошнейшие, помпезные: мозаичные полы, позолота, резной камень, сияние огромных хрустальных люстр, висевших высоко в воздухе без всякой опоры, портьеры и драпировки из лучших аксамитов, шелков и парчи… Сварогу иногда отчего-то казалось, что он угодил на станцию метро. Заоблачные дворцы для тамошних балов и маскерадов, несмотря на обязательное для империи великолепие, все же лишены столь дурной, вычурной, аляповатой, режущей глаз роскоши — но Канцлер из высоких государственных соображений велел ослепить земную знать пышностью…

Яну он пока что не видел, как ни приглядывался — неудивительно при здешнем многолюдстве. Зато узрел его величество Бони Первого, короля Арира и ярла уже доброй полудюжины прилегающих Вольных Маноров (хозяйственный наш мужичок, как и подобает справному крестьянину, прилагал немало сил, чтобы обрастать хозяйством). Одетый странствующим монахом, он не особенно изящно, но с большим энтузиазмом выкаблучивал в обществе наряженной зажиточной купчихой стройной блондинки. Узнав ее под маской, Сварог невольно фыркнул: о моральном облике благородной графини, высокой Госпожи Летающих Замков немало интересного могло порассказать преизрядное количество светских хлыщей и гвардейских офицеров, Сварог с год назад еле ускользнул, когда эта особа вознамерилась прибавить его к своей богатейшей коллекции. Ну что же, королю Арира сегодня гарантировано самое приятное времяпровождение, остается за него только порадоваться…

Рядом с ним остановился высокий худой мельник в темно-синей полумаске — глаза в прорезях, такое впечатление, не знали покоя, обшаривая толпу, как стоящий на боевом дежурстве локатор — небо. Ну да, вот уж кому веселье, а кому напряженнейшая работа — бдить недреманно, головой вертеть на триста шестьдесят градусов…

— Как обстановка, барон? — с полным пониманием и сочувствием осведомился Сварог.

Барон Абданк, начальник личной охраны императрицы, пожал костлявыми плечами:

— Да можно сказать, граф, пока благостная тишина, что радует. Ни тени магических воздействий, ни единой попытки проскользнуть во дворец кого-то, владеющего магией. Вот со стилетом за голенищем одного персонажа взяли на входе, будем разбираться… Ваши ведь тоже здесь? Я видел вашего Интагара, лекарем наряжен.

— Ну, у меня тут человек двадцать, — сказал Сварог. — Для порядка, здесь как-никак мое королевство. Сотрудников девятого стола я сюда брать не стал, чтобы не нарушать ваши прерогативы, но будучи местным королем, сдается мне, должен внести свой скромный вклад…

— Да бога ради, — махнул рукой Абданк. — Сказать по совести, я решительно не понимаю, какая спецслужба и на что имеет здесь право. Потому что этакое увеселение выламывается из прежних правил этикета и никакими параграфами не охвачено. То есть, я твердо знаю, что моя служба, как и при любых других обстоятельствах должна из кожи вон извертеться, а что касаемо юрисдикции прочих… да пусть над этим Канцлер голову ломает, коли уж он эти новшества взялся вводить. Лишь бы мне не мешали… Ваши не создают хлопот, и на том спасибо.

— А что, были уже… хлопоты?

— Да никаких пока, — сказал Абданк, напряженно уставился куда-то в сторону, поджал губы. — Даже его высочество пока что хлопот не создает, а там — кто его знает…

— Да, пока что не похоже… — сказал Сварог с большим знанием вопроса, тоже глядя в ту сторону.

Там, неподалеку, ни на кого, в общем, не обращая внимания, прохаживался осанистый субъект с внушительным брюхом, одетый в полный костюм собравшегося в лес обитателя Каталаунского Хребта: зеленый кафтан на шнуровке, кожаные штаны, ботфорты с закатанными ниже колен голенищами, каталана с чеканной серебряной бляхой. Разве что никакого оружия на поясе не имелось, зато висевшая у бедра фляга (да что там, натуральнейшая баклага) по размеру превышала обычные каталаунские и вмещала не менее трех квартанов.^[6K4]

Сварог понимающе ухмыльнулся. Дядюшка Яны, его императорское высочество принц Элвар (ставший при помощи Сварога заядлым самогонщиком), был, всем и каждому известно, чуточку помешан на Каталауне. Пропадал там при любой возможности, даже построил где-то в ущелье замок, где пировал не только с охотниками, углежогами, смолокурами и контрабандистами, но и с Волчьими Головами, обожал болтаться по деревенским пирушкам, ярмаркам и прочим провинциальным увеселениям, помогал деньжатами, путался с местными красотками, сто раз был посаженным отцом на свадьбах и не менее этого — своего рода крестным отцом на церемониях, заменявших здесь крестины. В Полуденном Каталауне он давно уже стал популярнейшей фигурой. Отчего именно Сварогу приходилось порой туговато: за последнее время принц Элвар четырежды заявлялся к нему, как к ронерскому королю, всякий раз ходатайствуя о помиловании очередного угодившего за решетку лихого молодца. Простодушно разводя руками, талдычил: «И за что к парнишке цепляться? Честное слово вам даю, Барг Ронерский, в жизни юноша ни одной глотки не перерезал, ни одной непорочной девы не снасильничал. Вполне приличный юноша. Ну, купца ограбил, так ведь живым отпустил и даже мула оставил. На то и купцы, чтобы их грабили, испокон веков повелось. Ну, овец угнал, так ведь все угоняют и не попадаются, а парнишку выдала какая-то зараза… Семейство самое почтенное, отца вся округа уважает, у сестры я на свадьбе был посаженным отцом, у дедушки три военных медали. Это же Каталаун, понимать надо…». Мысленно чертыхаясь. Сварог всякий раз подмахивал бумагу о помиловании и освобождении — как-никак, его императорское высочество. По крайней мере честно просил, другой член императорской фамилии на его месте самолично разнес бы тюрьму и выпустил своего протеже — и ничего бы ему за это не было, члены фамилии совершенно неподсудны земной юрисдикции…

Если не считать этих время от времени возникавших досадных недоразумений, Сварог к его высочеству относился с откровенной симпатией. Потому что человек был безобиднейший: в жизни не участвовал ни в одной дворцовой интриге, даже крохотной, никогда не стремился занять какой бы ты ни было официальный пост, придворных чинов не имел, орденов не домогался. Как пелось в старой песенке, была бы водка, да к водке глотка, все остальное — трын-трава. Белой вороной в семействе был благородный Элвар — но все с его чудачествами давно смирились…

— Ага, вот они кто, — сказал принц, останавливаясь перед ними и приглядываясь. — Барон… граф… мое почтение.

Ядреный запах доброго самогона витал вокруг него. Отстегнув свою баклагу, Элвар отвинтил серебряный колпачок, приложил горлышко к тубам и, не уронив ни капли, высосал одним махом не менее стакана. Утер губы рукавом зеленого кафтана, лихо крякнул, поболтал баклагой в воздухе:

— Не угодно ли, господа? Слеза!

— Я на службе, — ответил барон Абданк.

— Службист… — проворчал принц. — Ать-два левой… А вы, граф?

— Благодарствуйте, что-то не хочется, — сказал Сварог вежливо.

Настроение у него было невеселое, но все же не настолько, чтобы сосать из горлышка семидесятиградусное пойло — да и мало кто здесь на такой подвиг способен…

— Разучилось пить молодое поколение, — ворчал принц, завинчивая флягу. — Помню, в мою молодость так веселились, что порой замки весь день вверх ногами летали, и ничего, обходилось как-то…

— Вы не видели императрицу, ваше высочество? — спросил Сварог.

— Отчего же не видел? Довелось… А лучше бы и не видел… — буркнул Элвар. — Потому что я на нее сегодня смотреть не могу, не ругаясь мысленно углежоговскими словечками… Черт знает что… Я не замшелый консерватор, но есть же пределы… Ах, да! — он грузно развернулся в сторону Абданка. — Вот что, службист вы наш… Вы что, так ничего и не предпримете?

— По поводу? — казенным тоном осведомился Абданк.

— По поводу этого типа, что к ней прилип. Как прилип с самого начала, так и отлипнуть не может. Сколько можно возле нее отираться?

Барон тем же казенным тоном произнес:

— Данная маска не допускает никаких нарушений этикета. Нет правила, запрещавшего бы кавалеру в случае соблюдения этикета оставаться кавалером императрицы сверх определенного времени. Сама императрица неудовольствия не высказывает и о вмешательстве не просит. Что-то не так, ваше высочество?

— Да не нравится мне этот хлыщ, вот и все, — сказал Элвар упрямо. — Хоть ты тресни, не нравится.

— И это все претензии?

— А что, мало? — с досадой спросил принц. — У нас в Полуденном Каталауне есть, знаете ли, бабки, учат, как людей различать. Говорю вам, не нравится он мне…

С величайшим терпением Абданк ответил:

— Ваше высочество, у вас, в Полуденном Каталауне, конечно, есть масса интересного… Но я-то руководствуюсь уставом службы. Данная маска магическими способностями не обладает, оружия не имеет, этикета не нарушает, неудовольствия императрицы не вызывает. Не вижу причин для вмешательства…

— Ну так я сам вмешаюсь, — сопя, пообещал принц. — Подойду, да как шарахну фляжкой по башке… Благо это и не лар вовсе…

Абданк бесстрастно сообщил:

— Вы не можете не помнить этикета, ваше высочество. Лицо, затеявшее на маскераде скандал или драку, подлежит немедленному удалению, невзирая на личность…

— Да помню… — сварливо откликнулся принц. — Вы ведь, службист этакий, мне и размахнуться толком времени не дадите, а?

— Не дам, — сказал Абданк вежливо.

— Законники… — проворчал принц. — Ничего, тут есть несколько моих дворян, а они все ха-аррошие фехтовальщики. Я этой маске обеспечу добрую дуэль, с которой она своими ногами ни за что не вернется…

— Ваше право, — сказал Абданк. — Но исключительно за пределами дворца… Ваше высочество, почему бы вам не пойти потанцевать? Здесь много новых дам…

Фыркнув, его высочество сообщил:

— Как гласит пословица, куртуаз-винохлеб годен только во гроб. Чем-то одним надо заниматься. Нет, конечно, я женского пола не чураюсь… Знали бы вы, господа, какая на речке Гин обитает мельничиха… И, между прочим, вдовая… Но это совсем другое дело, господа. Вы себе только представьте: ясный солнечный день, щебечут птицы, жужжат пчелы, размеренно шумит мельничное колесо, и тут появляешься ты с букетом цветов… А на грубо сколоченном столе в тенечке, под деревом, уже свежайшие хлеб и сыр, ветчина розовеет, огурчики малосольные с отрезанными концами, кувшин вина… А в амбаре копна свежескошенного сена… Вот она где, господа мои, поэзия и романтика. А эти все маскерадные стервочки… — он подался вперед и ловко сцапал Сварога за локоть. — Граф Гэйр, можем мы пару минут поговорить наедине?

— Разумеется, — сказал Сварог, шагая за стиснувшим его руку принцем.

Никакой досады он не испытывал и неприятного не ждал: если уж его высочество обращается не к королю Ронерскому, а к графу Гэйру, безусловно не будет просить за очередного разбойничка с лесной стежки или попавшегося в королевском лесу браконьера, у которого дома семеро по лавкам, а прадедушка тридцать лет беспорочно прослужил писарем в ратуше…

Выпустив его локоть, принц приподнял портьеру, закрывавшую одну из многочисленных ниш, зло фыркнул, явно обнаружив там уединившуюся парочку. Та же история повторилась и у второй портьеры, а вот за третью, мельком туда глянув, Элвар скользнул с бегемотьей грацией.

Сварог вошел следом. Его высочество, ругаясь под нос, пытался удобно расположиться на мягком диване, обтянутом синим плисом в золотой цветочек, и это, конечно же, плохо у него получалось: диван был широкий, а спинка, далеко отстоявшая от кромки — совсем невысокая. Что поделать, ниши эти предназначались не для мужских конфиденциальных бесед — все здесь продумано именно для удобства влюбленных парочек, коим и не нужно удобство в вертикальном положении…

После нескольких безуспешных попыток устроиться уютно Элвар, яростно плюнув, уселся на краешек дивана, как школьник в классе. Сварог устроился рядом. Легонько отодвинул протянутую флягу.

— Граф Гэйр, — глядя на него серьезно и уныло, сказал принц. — Вы ведь наверняка читали отчеты по операции «Кольчуга»?

— Должность позволяет, — кратко ответил Сварог.

— Оказалось, ничего невозможно сделать…

Сварог лишь кивнул. Подавшись к нему, обдавая самогонным выхлопом, ухватив за рукав, принц Элвар заговорил негромко:

— Может, хоть вы сможете что-то сделать? Вы же столько уже геройств совершили, черт-те с чем справились… Все бесполезно, и все бессильны. На вас вся надежда… — он стал едва ли не захлебываться словами. — Вы понимаете… Если грохнет катаклизм, а он, очень на то похоже, грохнет, сметет к чертовой матери и наш Каталаун. Кто-то из людей, очень может быть, и уцелеет, я помню цифры, при Шторме погибла половина земных обитателей, а половина осталась… Но все равно, перекорежит вдребезги, не будет уже Каталауна… а я без него сдохну с тоски… Столько у меня там добрых приятелей, крестных детишек и просто веселых собутыльников… Вы же бывали в Каталауне?

— В Полуночном, — сказал Сварог. — Проездом.

— Ну вот, должны знать, что люди-то там отличные… А я для них ничего не могу сделать. Ну, разве что, взять к себе в замок дюжину, две, три, когда объявят «Журавлиный клин»… А остальные? А сам Каталаун? Я говорил с моим высокочтимым братцем, блоху ему в штаны. Говорил с Канцлером, с Янкой… Вполне возможно в срочном порядке сработать десятка три кораблей наподобие тех, что ходят на Сильвану. Я бы за пару недель на них посадил весь Полуденный Каталаун…

— И что?

— Не дают, — горько сказал принц. Выпрямился, произнес чужим голосом, явно пытаясь передразнить то ли Канцлера, то ли Костяную Жопу: — Во-первых чересчур велики энергозатраты и расход апейрона. Во-вторых, подобные действия вызвали бы, вы сами должны понимать, всеобщую панику… Лучше уж предоставить события их естественному течению — а там уж кому повезет… Вот так вот.

— А… императрица?

— Я не могу до нее достучаться, — сказал принц. — Она умная, добрая, да и остальные господа небожители не злые и не жестокие. Просто… Ну, просто так уж принято испокон веков — не принимать земные заботы всерьез, это в мозги въелось, понимаете? Это вот равнодушие. И ни злобы тут, ни жестокости, ни политики. Привыкли быть абсолютно равнодушными к земным хлопотам, вот и все. Еще с тех пор, как спокойненько упорхнули окончательно за облака после Вьюги… Понимаете?

— Да, — сказал Сварог.

— Вот и выходит, что я — единственный отщепенец, который на земле проводит не меньше времени, чем за облаками. И я не смог до них всех достучаться…

Идеальный и могучий был бы союзник, доведись преодолевать какие-то бюрократические рогатки. Кабаном сквозь камыши ломился бы. Но, вот беда, нет ситуации, где помогло бы его вмешательство. Общую эвакуацию населения с Талара ни за что не проведешь — даже у ларов не хватит сил и возможностей на столь масштабное предприятие, по крайней мере, в течение тех считанных недель, что остаются…

Одна-единственная возможность, шанс, вариант…

— А если поискать в Императорском архиве, — спросил Сварог.

Единственное хранилище информации, куда не способен проникнуть даже Элкон. Поскольку архив этот, защищенный сверх мыслимых пределов, существует исключительно в бумажном виде, без всякой электроники, и попасть туда могут только члены фамилии…

Элвар горько рассмеялся:

— Вот спасибочко, подсказали… Граф, я мозги не пропил окончательно. Я туда ходил еще две недели назад, перерыл все вверх дном. Ни строчки о Багряной Звезде. Вообще, скажу вам по секрету. Императорский архив помещается в одном-единственном невеликом зале и на три четверти состоит из сущего хлама. Нет там никаких полезных секретов… ну, по крайней мере, тех, что сейчас бы пригодились… Вот и получается, что на вас вся надежда. После всех свершений ваших… Вы ведь что-нибудь придумаете?

В глазах у него стояла такая мольба, что Сварогу стало стыдно и больно.

— Обязательно, — ваше высочество, — сказал он, вставая первым (что ничуть не противоречило здесь, на маскераде, обычному придворному этикету). — Непременно что-нибудь придумаю…

Отодвинул тяжелую портьеру, вышел и форменным образом побрел вдоль стены. Впервые за долгие, долгие годы ему хотелось плакать — от собственного унизительного бессилия. В голове крутились строки Асверуса:

Кто-то, видимо, знакомый, шагнул навстречу и попытался заговорить. Сварог прошел мимо, не поворачиваясь.

Он впервые в жизни оказался в совершеннейшем тупике. Раньше, и там, и здесь, как бы круто жизнь ни прихватывала, непременно впереди оказывалось местечко, куда можно рвануться всем телом, пусть и с нешуточным риском для жизни. Теперь был тупик. Идти просто-напросто некуда.

Точнее, ухватиться не за что. Никто ничего не знает, ни эти долбанные студенческие тайные братства, в которых состоит Леверлин, ни монахи. И те, и эти обладают кое-какими интересными секретами — но совершенно бесполезными в данную минуту. Ничего нет об этой багряной пакости и в привезенных Анрахом книгах. Ничего ни у кого нет.

Он неплохо знал Талар. И более всего бесила мысль, что где-то все же может таиться ключ к разгадке. Нельзя исключать, что где-нибудь в заплеснувших, траченых мышами, забытых за давностью лет архивах третьеразрядной разведки, а то и просто в дальнем углу заросшей паутиной библиотеки, куда сто лет не заходили потомки книгочея, может покоиться книга или бумага, как раз и содержащая ключ. Так может оказаться. Прецеденты известны. Но где искать? Неведомо…

— Командир!

Мелодичный женский голосок. Он остановился, поднял голову. Ну конечно. Томи, маркиза Лейт, ценный, несмотря на юные годы, сотрудник, крестьяночкой нарядилась: белоснежная рубаха с вышивкой, черный корсаж в золотой канители, красная пышная юбка колокольчиком, черные волосы распущены по плечам, как, собственно, незамужней крестьянке и не возбраняется. Драгоценности, конечно, для любой крестьянки — недостижимая мечта…

— Рад тебя видеть, — сказал Сварог, пытаясь стать беззаботным и вежливым. Вот уж на ней срывать дурное настроение никак не годилось. Особенно если учесть, что эта дуреха зачем-то втрескалась в него по уши, что ему было совершенно ни к чему, только жизненных сложностей добавляло.

— Командир, вы не пригласите меня на танец?

«И какого рожна я сюда приперся? — мелькнуло в голове Сварога. Можно подумать, других дел нет…»

— Конечно, Томи, — сказал он, протягивая ей руку.

Оркестр заиграл фарагуду — вот это, что называется, влип, угодивши на медленный танец, предписывающий некое подобие объятий, как в танго… Руки на талии девушки, ее ладони на плечах Сварога, все, как и надлежит — вот только будто бы невзначай придвинулась так, что он уже чувствовал ее грудь, неотрывно смотрела в глаза чересчур уж многозначительным взглядом.

Он без труда унюхал винный аромат, оценил раскрасневшиеся щеки и блестевшие глаза. Не пьяна, конечно, но бокальчиком явно не ограничилась.

— Знаете, мои родители познакомились на маскераде, — сказала Томи. — Побывали в уютных закоулках дворца, оба считали это мимолетным веселым приключением, но оба очень быстро поняли, что все совсем наоборот…

— Томи… — сказал он спокойно.

— Что?

— Так прижиматься невежливо. Против этикета.

— И ничего подобного, — сказала девушка, ничуть не отстранившись, глядя ему в глаза. — Посмотрите направо… или налево… Это на балу невежливо, а на маскераде очень даже допускается…

Покосившись вправо-влево, он вынужден был признать, что клятая девчонка права: там прелестницы прижимались к кавалерам и потеснее. Пора думать, как из всего этого выпутываться…

— Вы здесь один? Без спутницы?

— Один, — вынужден был сознаться Сварог.

— Это замечательно, — сообщила Томи. — Знали бы вы, как давно мне хотелось с вами побыть вот так, не на службе…

К его превеликому облегчению, фигуры танца потребовали разомкнуть объятия, и, не касаясь друг друга, отступив на пару шагов, проделать несколько неспешных пируэтов. Вот только потом все вернулось в прежнее состояние, и девушка прильнула к нему уже быстрее и увереннее.

«Ну на черта я тебе нужен? — мысленно возопил он. — Какого дьявола вообще в меня влюбляться? Меня совершенно не за что любить — королевскую морду, спецслужбистскую рожу, человека, который, очень похоже, ни одну женщину не способен любить по-настоящему, в поэтическом смысле… Будь ты обычной, ищущей мимолетных приключений, великосветской ветреницей, я бы, есть такой грех, не удержался, но в такой ситуации и пальцем тронуть не могу, как-никак ошметки принципов у меня остались…»

— Интересно, почему ты без ленточки-флиртовочки? — спросил он, в поисках безопасного русла, куда можно перевести разговор.

— Потому что не хотела, чтобы меня отвлекали флиртом. Я вас искала.

«Перевел, называется…»

— А хотите, я повяжу полосатую? — спросила Томи. — У меня с собой есть… Исключительно ради вас.

Откровеннее и предложиться невозможно…

— Может быть, когда танец кончится, вы покажете мне замок? — Томи не отводила шального взгляда. — Я никогда не бывала на верхних этажах…

— Там ничего интересного, Томи.

— Ну, неужели вы на маскераде откажете даме в таком пустяке? Может, ничего интересного и нет, но мне хочется посмотреть…

Сварог прислушался к музыке, прикинул, сколько фигур уже станцовано — ну, слава богу, фарагуда близилась к финалу. Пора удирать, потому что события галопом несутся к нешуточным сложностям, точнее — Томи их туда гонит…

Музыка умолкла, но Томи далеко не сразу отступила на подобающее расстояние. Сварог, уже обретя некоторую уверенность, теребил условленную мундирную пуговицу — третью сверху, с левой стороны, во внешнем ряду…

И с превеликой радостью увидел, что неподалеку с похвальным проворством обнаружился Интагар, наряженный медиком: длинная мантия, черная шапочка, украшенная серебряной бляхой с изображением обвивающей чашу змеи, кожаная сумка особого фасона. Вообще-то бульдожья физиономия в реальной жизни абсолютно не гармонировала с нарядом представителя столь благородной профессии — но дело было на маскераде, сейчас на нем красовалась белая носатая маска старинного фасона (в таких старинные доктора отправлялись на чумные эпидемии, набив нос ароматическими травами), открывавшая лишь рот и квадратный подбородок. Так что ничего, вполне пристойно…

— Куда вы смотрите? — нетерпеливо спросила Томи.

— Видишь вон того медика, что к нам спешит, — тихонько спросил Сварог тоном заговорщика. — Это мой здешний министр полиции. Сдвинулось наконец дело…

Она растерянно заморгала:

— Так вы…

— Вот именно, — сказал Сварог самым внушительным тоном, на какой был способен. — Ты же умная девочка, Томи, все понимаешь… Это они, — он широким жестом обвел беззаботную пеструю толпу, — безмятежно веселятся, а я работаю, у меня здесь операция раскручивается полным ходом. Подробности тебе знать не полагается…

— Я понимаю, — грустно сказала Томи.

— Умница, — сказал Сварог. — Вот за это ценю и уважаю…

— Только за это?

Интагар уже был в нескольких шагах.

— Томи, тысячу раз прости, но мне некогда, — сказал Сварог. — Служба! Случилась пауза, ее хватило на один танец, но, коли уж ко мне спешит министр, события рванули. И это до утра затянется, что поделать…

— Я понимаю, — также грустно повторила Томи. — Но ведь выпадет такой случай, когда вы не будете поглощены службой?

— Непременно, — сказал Сварог. — Какие наши годы? Ну, все, я должен идти, он явно рвется что-то сообщить…

Ободряюще улыбнулся и двинулся навстречу Интагару. Оказавшись рядом, шепнул:

— Возьмите меня за локоть и уведите подальше отсюда, в противоположную сторону. Другой рукой изображайте какие-нибудь загадочные пассы с самым озабоченным видом, какой у замаскированного возможен, говорите что-нибудь с таким видом, будто принесли мне срочное сообщение… В соседний зал.

Не выказав ни замешательства, ни удивления, Интагар моментально взял его под локоть и повлек в предписанном направлении. Украдкой оглянувшись, Сварог увидел, что Томи по-прежнему стоит возле изукрашенной колонны и печально смотрит вслед, вздохнул — ну что тут прикажете делать? Да ничего не надо делать, авось само пройдет…

Свободной рукой выписывая пассы, приличествующие скорее уж сценическому заговорщику, Интагар заговорил тихо, со своим обычным бесстрастием:

— Ее величество королева Сегура так и не прибыла, хотя твердо намеревалась быть на маскераде. Если бы она свершила посадку в Латеране, мне немедленно сообщили бы.

«Час от часу не легче, — подумал Сварог. — Что ее могло задержать? Что могло случиться с ее виманой, замаскированной под обычный самолет? Мара — человек обязательный, вдобавок он ей ничего не поручал. Означает ли это, что нужно беспокоиться? В последнее время ждешь любых неприятных сюрпризов… Ну какие такие неотложные дела могли ее задержать на кукольном Сегуре?»

Они оказались в соседнем зале, ничем особо не отличавшимся от только что покинутого — разве что капители колонн здесь выполнены в виде виноградных гроздьев, и резьба изображает вьющиеся виноградные лозы, а не простые узоры.

— Если у вас больше ничего, можете идти, — сказал Сварог.

Оставшись в одиночестве, он выбрал местечко поспокойнее, в углу. Знакомых поблизости вроде бы не усматривалось. Хваля собственную предусмотрительность, коснулся бляхи на тулье мушкетерской шляпы — и к нему довольно быстро приблизился наряженный балонгским банковским письмоводителем человек в синей полумаске — дежурный из девятого стола, коему на всякий случай вменялось в обязанность во все время маскерада неотступно держаться поблизости от начальства.

— Идите к связистам, — распорядился Сварог тихо. — Не знаю уж, где они тут засели…

— Здесь, на первом этаже…

— Без разницы, — сказал Сварог. — Немедленно выяснить, где вимана королевы Сегура, вообще, что с ней. Живо.

Дежурный кивнул и скрылся в пестрой толпе. Что же, как давно известно, лучше перебдеть, чем недобдить. Хотя повсюду вроде бы царит полное спокойствие, тишина и симметрия, даже неведомо откуда вынырнувший после долгого отсутствия герцог Орк ведет жизнь благонравную и размеренную, при встречах со Сварогом сохраняя ровную, отстраненную светскую вежливость…

Ждать пришлось минут десять — не самых приятных…

— Вимана ее величества стоит на своем обычном месте в сегурской столице, — доложил вынырнувший с неожиданной стороны дежурный. Вся бортовая аппаратура функционирует нормально, в режиме ожидания.

— Хорошо, идите…

Вроде бы нет поводов для беспокойства: мало ли какие, возникшие в последнюю минуту дела, могли ее задержать. Коронованных особ сплошь и рядом обременяют неожиданно всплывшими срочными делами — надо полагать, так обстоит и в крохотном Сегуре, каковой, как ни крути, есть все же доподлинное королевство…

Настроение у него чуточку поднялось, когда оркестр грянул каталаунскую райду — танец, имевший некоторое сходство то ли с казачком, то ли с мазуркой. Да-да, было в музыке нечто общее, что и не удивительно: здесь нот тоже семь, а количество звукосочетаний все же ограничено теорией вероятности. Множество здешних приключенческих и любовных романов, кстати, чертовски напоминают сюжетами и подбором героев иные земные — поскольку любовные перипетии и авантюрные приключения, в общем, везде одинаковы…

Быстрый был танец, бравурный, лихой. Ну, а поскольку он имел каталаунское происхождение, едва ли не первым в цепочке пронесся, тяжело колыша чревом, притопывая и ухая, его императорское высочество принц Элвар. Сплошь и рядом он не попадал в такт, потому что музыкального слуха лишен совершенно, о чем нисколечко не горевал — но этот недостаток восполнял нешуточной экспрессией. Как с ним частенько случается, ухитрился очень быстро оттоптать ноги парочке соседей, что соседи приняли отечески — лары прекрасно знали, кто это такой неуклюже топочет в каталаунском наряде, а земные приглашенные наверняка тоже уже прослышали.

Сварог вдруг обнаружил, что почти беззаботно притопывает в такт. И даже принялся напевать про себя:

Тут не было ни малейшей тоски по покинутой Земле — исключительно ностальгия по бесшабашной курсантской юности, когда казачок гремел на всякой танцплощадке, громко топали подошвы и туфельки, взлетали подолы мини-юбок…

И осекся, моментально лишившись веселого расположения духа. Наконец-то увидел Яну и сразу сообразил, отчего так раскипятился Элвар — ну да, самогон тут почти что и ни при чем…

Ее величество Яна-Алентевита, нетрудно догадаться, была несравненна и ослепительна. Никакого сравнения с той почти что девчонкой, которую Сварог увидел впервые два с лишним года назад. Вполне взрослая девушка. Определение «юная императрица» безвозвратно осталось в прошлом. Молодая императрица, так оно теперь будет правильнее.

Но вот наряд, господа мои… Действительно, стойкому консерватору Элвару, каковой пусть строгие, но короткие платья и то воспринимал, как бык красную тряпку, было от чего возмущаться. Любой пуританин незамедлительно ляпнулся бы в обморок, откинув ножки и смертно побледневши. Всего-то и наряда, что низкий алый корсаж, зашнурованный впереди, изрядно открывавший пленительные округлости, да короткая синяя юбка из какой-то непрозрачной, но легчайшей, как пух, материи, при любом резком движении взлетавшей так, что умопомрачительные загорелые ноги открывались буквально до крайнего рубежа приличия. Хотя рубеж этот стойко держался — Сварог слыхивал о подобных портняжных ухищрениях, коими особенно любили пользоваться не самые стойкие в моральном плане придворные красотки. А если учесть, что райда как раз и состояла из резких поворотов на две или три четверти, а порой и полных оборотов…

Черная полумаска, окаймленная поясками бриллиантиков, роскошное затейливое ожерелье из рубинов и сапфиров, заплетенная на две трети коса — ну, это все даже у законченных консерваторов не вызвало бы протеста. А вот левое запястье, в тридцать три морских черта и трекнутого осьминога…

Повязанная на нем голубая лента — это бы еще ничего, ибо означает всего-навсего «Готова к флирту». За исключением нескольких законченных гордячек, такую ленточку на бал-маскерад повязывает не только настроенная как следует повеселиться, не заходя далеко, светская дама, но даже иные молодящиеся старушки, до седых волос исполненные оптимизма и бодрости. Это бы еще ничего. А вот вторая, полосатая, желто-красная (именно о ней Томи и упоминала), означает нечто гораздо более игривое, так как гласит «Готова к вольностям». А эти вольности, Сварог знал на личном опыте, в девяноста девяти случаев из ста заканчиваются в тех самых многочисленных будуарах, коих согласно давним традициям маскерадов полно на верхних этажах. И потому эту ленточку наденет далеко не каждая — главным образом те дамочки, которых из светской деликатности принято именовать придворными ветреницами, хотя в обиходе, как легко догадаться, используются более смачные словечки.

Что это ей в голову ударило? Никогда прежде подобных номеров не откалывала, уж ей-то прекрасно известно, что полосатая ленточка по сути, недвусмысленный призыв всем и каждому: «Хочу в постель!». Что на нее такое нашло?

За плечом тяжко, словно пожилой морж, вздохнул Интагар. Обернувшись к нему, Сварог спросил тихо:

— В чем дело? Что это за наряд? Крестьянки всегда носят с корсажем рубашку или платье… А это больше на кабацкую танцовщицу смахивает.

— Ваше величество, — уклончиво сказал Интагар. — Мне по ничтожности моей совершенно не подобает судить…

— Повелеваю, — сказал Сварог холодным, истинно королевским голосом. — Ну?

Интагар откровенно мялся, но все же решился наконец:

— Ваше величество, маскерад, конечно — это вольности и раскованность, и этикет тут побоку… Все равно, своим дочкам я бы такое ни за что не позволил надеть.

— Они здесь, кстати?

— Да, обе. Я безмерно благодарен вашему величеству…

— Пустое, — нетерпеливо сказал Сварог. — Что не так? Ну?

— Ваше величество, коли уж откровенно… Если не считать украшения и маску, получится классический наряд портовой… девицы.

— Портовой шлюхи, вы хотите сказать? — нахмурясь, уточнил Сварог. Какие, к дьяволу, в порту девицы… Ах, вот оно что… Я как-то мало бывал в портах и на эту деталь внимания не обращал — хотя, если напрячь мозги, что-то подобное вроде бы и видел в Фиарнолле… То-то я схожих костюмов за все время заметил парочку, не больше…

— Вот именно, — угрюмо кивнул Интагар. — Это даже для маскерада малость… предосудительно. Нарядиться кабацкой танцовщицей — еще куда ни шло, а это уж чересчур. Да еще ленточка эта полосатая. На наших балах так себя ведут, тысячу раз простите, исключительно законченные оторвы. На императорском я впервые, порядков не знаю…

— Да и мне прежде на императорских такие наряды встречались крайне редко, — протянул Сварог. — И в здешнем многолюдстве их, как я говорил, два-три… — он зло выдохнул сквозь зубы. — Ну, а что тут поделаешь? Ее величество изволят развлекаться с ноткой предосудительности, а воля императрицы не обсуждается. То-то и родной дядюшка фыркал, как кабан в камышах…

Он глянул на цепочку танцующих, выгнувшуюся хитрыми изгибами так, что совсем неподалеку оставались Яна и ее кавалер, который, по заверениям Элвара, как прилип, так и не отлипает. Попытался опознать загадочную персону, но ничего у него не получилось — маска закрывала лицо целиком. Разве что по движениям ясно: не так уж и молод, не юный вертопрах какой, в зрелых годах. Полностью соблюден костюм Катарюса — здешнего персонажа комедии масок, во многом напоминавшего Пьеро: непризнанная творческая личность, порой поэт, порой художник, печальный романтик, не везучий и в жизни, и в любви, вечно вынужденный терпеть пинки и подножки от жизнерадостных нахалов вроде Бабитана или Гурамо, насмешки жестокосердных красоток. Селадонового цвета широкая блуза с кружевным жабо и рукавами до локтя, какую более всего любят художники, штаны в обтяжку, клетчатые, бело-черные (чисто сценический наряд, в жизни ни один творческий человек не наденет), черный пышный бант на шее, белоснежная маска, изображающая утрированно печальную рожу, красный колпак с белым помпоном на шнурочке, красные башмаки с загнутыми носками. Ну да, классический и законченный Катарюс — правда, в отличие от неуклюжего и нескладного на сцене Катарюса, облачившийся в его наряд незнакомец, по ухваткам видно, завсегдатай подобных увеселений, человек вполне светский. Танцует отлично, держится непринужденно, грациозен и ловок…

— Интагар, я уже привык, что вы знаете все на свете, — сказал Сварог. — Не подскажете, что это за хлыщ? Хотя, если это лар, вы знать его не можете, понятно… Или?

— Это не лар, ваше величество, — сумрачно откликнулся Интагар. — Это герцог Лемар собственной персоной.

От неожиданности Сварог и сам фыркнул почище натурального кабана, впился неприязненным взглядом. Как прилип, так и не отлипает… Едва выдастся момент склониться к ушку партнерши, болтает, болтает и болтает, наш известный мастер убалтывать… Сволочь такая, в бессильной ярости подумал Сварог, видя кокетливо воздетый к потолку взгляд Яны, ее игриво-отрешенную улыбку. Ну погоди, на Стагаре сгною, на Монфокон к чертовой матери отправлю, материалов на полдюжины плах и два десятка баниций…

Интагар произнес без выражения:

— Вообще-то мои парнишки могли бы его незаметно и быстренько изъять…

В его взгляде почудилось понимание и сочувствие — способные сейчас не утешить, а лишь еще более разозлить.

— Не получится, любезный мой, — вздохнул Сварог. — Права не имеете. Здесь имперская юрисдикция, и всем распоряжается лишь начальник охраны императрицы… Вам, увы, не по чину…

— А вам? — спросил Интагар. — Вы же начальник девятого стола? Или и вам в этом случае нельзя?

— Если подумать, можно… — задумчиво протянул Сварог. — В крайнем случае, выйдут легонькие межведомственные трения, вот и все, сущие пустяки… Но у меня нет здесь моих людей, я и не предполагал, что они понадобятся, у моей службы все же не те функции…

— Но вы же можете их вызвать?

Сварог обернулся и посмотрел на верного бульдога в упор:

— Вы полагаете, следует?

— Это же Лемар, — почти не промедлив, откликнулся Интагар. — С его, чтобы ему провалиться, чуть ли не колдовским умением убалтывать… А она совсем молодая и в некоторых смыслах, рискну заметить, от земных девушек мало отличается…

Сварог прекрасно понимал, какие мысли сейчас обуревают его верного костолома. Все знают, что жестокий и непреклонный бульдог начисто лишен обычных человеческих эмоций, но один-единственный пунктик у него все же есть, единственная слабинка: будь его воля, будь у него такая возможность, любую девушку бы уберег от опрометчивостей. Отец двух дочек, ага…

Сварог на какое-то время задумался над этой идеей всерьез. В конце-то концов здесь Томи, полноправная сотрудница девятого стола, самым официальным образом числящаяся на службе, так что с юридической стороной дела все в порядке. Если ей удастся выманить Лемара за пределы дворца, к подножию лестницы, где автоматически включаются ронерские законы… А если не удастся? Если этот скот всерьез нацелился на Яну? Прекрасно зная, что никаких законных препятствий перед ним не воздвигнуто? Тогда? Отправиться в комнату секретной связи (она тут, конечно же, обустроена для нужд соответствующих служб), вызвать полдюжины вязальщиков… Как там в кино? «Министры спишутся, выразят соболезнование…»

Он стоял в растерянности, не зная, на что решиться — и нужно ли на что-то решаться. Рядом нетерпеливо сопел Интагар.

— Подождем развития событий, Интагар, — сказал он, ругая себя в душе. — Ситуация очень уж деликатная…

— Я бы его давно, будь ваша воля… — недобро протянул Интагар. И осмелился подпустить в голос малую толику иронии: — Вот вам и развитие событий, ваше величество, можете лицезреть… Если это не развитие событий, то я — балерина…

Сварог даже зубами скрипнул. Оркестр играл марчерет — этакую помесь очень медленного танго с менуэтом, и освещение в огромном зале померкло — как и в прочих, надо полагать, во всех залах танцуют одно и то же…

Яна и Лемар оказались совсем недалеко. Герцог вольничал беззастенчиво: пользуясь медлительностью танцевальных фигур, провел кончиками пальцев по обнаженной руке Яны, от локтя к плечу, по плечу к шее, ладонь на миг задержалась под ключицами, вкрадчиво и где-то даже грациозно скользнула ниже. Другая все время длившейся чуть ли не минуту фигуры лежала не на талии, а на бедре, но Яна лишь опустила ресницы, не сделав ни малейшей попытки чему-то воспрепятствовать, даже когда кончики пальцев Катарюса прошлись по нежной коже над кромкой корсажа.

Интагар злобно сопел. Выругавшись про себя, Сварог подумал, что и тут законы бессильны: потому и померк свет, таков уж танец. Марчерет — единственный танец, во время коего кавалерам разрешается вольничать даже раскованнее, чем это проделывает Лемар — что и наблюдается повсеместно, на фоне иных парочек герцог выглядит сущим паинькой…

— Ваше величество… — едва ли не умоляюще протянул Интагар.

— Смирно. Молчать, — сквозь зубы откликнулся Сварог.

Танец подходил к концу, свет помаленьку разгорался, но еще прежде, чем он набрал прежнюю яркость, Лемар увлек Яну за высокую портьеру, в одну из множества ниш — без всякого сопротивления, положив руку на плечо.

— Такая вот ситуация, граф Гэйр… — без выражения процедил неведомо когда успевший возникнуть рядом барон Абданк. — Ну конечно, там ничего такого не произойдет, не принято…

— А если они пойдут наверх? — зло спросил Сварог.

Барон меланхолично пожал плечами и ничего не сказал. Сварог не сводил глаз с высокой темно-синей портьеры. Он не мог толком разобраться в своих чувствах — то ли ревность, то ли горечь и разочарование. Кровь стучала в висках, злость переполняла, вот и все. Казалось, прошло очень много времени, хотя на самом деле наверняка лишь несколько минут пролетело, прежде чем парочка показалась вновь. Яна поправляла корсаж, одергивала юбку, глядя на спутника с улыбочкой, за которую Сварог надавал бы ей оплеух, имей он такое право. На шее, над правой ключицей,явственно алело пятно, не оставлявшее загадок касаемо своего происхождения. Лемар что-то говорил, склонившись к ее ушку, украшенному затейливой серьгой с огромным сапфиром. Почти не задерживаясь, парочка направилась вдоль стены — прямехонько к неширокой лестнице, ведущей наверх, в глубины здания. Где располагались…

Сцапав Интагара за витой серебряный шнур полицейского погона, Сварог наклонился к его уху и шепотом распорядился:

— Пяток ваших молодчиков сюда, живо.

Оскалясь в недоброй улыбке, шеф тайной полиции принялся каким-то хитрым манером перебирать форменные медные пуговицы на камзоле — обеими руками, проворно, словно по клавишам барабанил развеселую польку. Очень быстро вокруг них сомкнулись пятеро субъектов в масках и безупречных костюмах, ничем не выделявшиеся на общем фоне — разве что недюжинной статью, шириной плеч и внушительными кулаками.

Яна с Лемаром уже поднялись ступенек на десять. Рука герцога хозяйски лежала на талии девушки. Показав одному из шпиков в ту сторону легким кивком, Сварог тихонечко распорядился:

— Проследить…

Тот едва заметно кивнул и двинулся в предписанном направлении — глядя со стороны, он перемещался неспешно и непринужденно, словно обычный гость, которому пришла охота лениво побродить.

— Граф Гэйр, что вы намерены предпринять? — настороженно осведомился Абданк, от цепких глаз которого эта сцена, конечно же, не укрылась.

— А вы? — жестко спросил Сварог. — По-моему, не осталось никаких сомнений и двусмысленных толкований…

Барон вновь пожал плечами, вроде бы чуточку понурился:

— Ничего я не намерен делать, граф Гэйр. Поскольку не наблюдается ни насилия, ни магических приемов. Не имею права вмешиваться, у меня личные, категорические, не допускающие тех самых двусмысленных толкований указания… Личные. Я на службе.

Что-то вроде этого он и ожидал услышать. Представил Яну в объятиях Лемара, на смятых простынях — и зубами заскрипел от злости. А, будь что будет, дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут… Будь что будет, но ты ее, скотина, не получишь…

— Какие там замки? — спросил он резко.

Барон Абданк откликнулся вроде бы совершенно равнодушным тоном:

— Замочная скважина снаружи, но внутри ее нет, чтобы запереться изнутри, поворачивают головку замка.

— А зачем вообще нужна замочная скважина снаружи?

— Леший его ведает, — сказал барон. — Традиция такая. Я так думаю, вдруг все же зачем-то понадобится быстро попасть внутрь… Еще при моем предшественнике в схожей ситуации некоего пожилого ловеласа хватил удар, девица перепугалась настолько, что не могла отпереть дверь лекарям, только визжала… Ну, или понадобится кого-нибудь тихонько арестовать, и такое бывало…

Когда Сварог перехватил взгляд Интагара, тот преспокойно кивнул, похлопав себя по накладному карману камзола.

— Что вы намерены делать, граф Гэйр? — тем же вялым и словно бы безразличным голосом спросил барон.

«Универсальный ключ у него наверняка есть, — подумал Сварог. — Но ведь не даст, не станет заходить настолько далеко — хитрован изрядный, как по должности и положено. Ладно, хоть не мешает, спасибо и на том…»

Он усмехнулся:

— Девятый отдел проводит операцию. О сути которой я имею право никому не сообщать, в том числе и вам. А вот вы не имеете права мне препятствовать, не так ли?

— Не имею, — вяло откликнулся барон. — Однако я, согласно правилам, вынужден буду написать отчеты канцлеру и министру двора…

— Хоть дюжину, — сказал Сварог, нетерпеливо топчась. — Ребята, за мной…

И первым направился к лестнице, стараясь не привлекать излишнего внимания, ленивым шагом. Интагар от него не отставал, четверка шпиков двигалась следом, грамотно изображая беззаботных светских бездельников.

Оказавшись на лестнице, вдали от посторонних глаз, Сварог наддал, перепрыгивая через две ступеньки. Следом топотали шпики. Очень быстро они оказались в длиннющем, неярко освещенном коридоре, где с одной стороны располагалась балюстрада с каменными перилами, откуда тянуло ночной свежестью, а справа — одинаковые двери, невысокие, темного дерева, филенчатые. Над некоторыми тускло светились зеленые фонарики, а над другими, уже занятыми, эти фонарики не горели.

Завидев издали шпика, локтем опершегося на балюстраду напротив одной из дверей, где круглый фонарик над притолокой, понятное дело, не горел, Сварог прибавил шагу. Оказавшись у двери, не сказал ни слова — просто энергично мотнул головой и сделал движение рукой, словно поворачивал ключ в замке.

Как и следовало ожидать, вымуштрованный шпик понял его и без слов — решительно шагнул к двери, извлекая из кармана стальную «лешеву лапку», покрытую на конце хитрыми выступами и вырезами, примерился к скважине.

— Что? — нетерпеливо спросил Сварог.

— Чепуха, ваше величество, — со спокойным достоинством знающего свое дело мастерового откликнулся шпик, уже аккуратно и бесшумно вставлявший отмычку в скважину. — Гвоздем такие открывать… Щас…

Раздался едва слышный скрежет, противное металлическое похрустывание — и шпик, обернувшись, кивнул, извлек свой инструмент. Сварог, нисколечко не колеблясь, рванул на себя вычурную бронзовую ручку, распахнул дверь и бесцеремонно вторгся в обитый полосатым шелком будуар, не особенно и большой.

Карбамильская лампа в изголовье, хотя и прикрученная, давала достаточно света, чтобы рассмотреть обнявшуюся на постели парочку. На полу валяются обе маски, красные башмаки, блуза Пьеро. Только теперь голый по пояс герцог отнял губы от девичьей шеи, недовольно обернулся. Приходилось признать, что для своих лет он сохранил отличную физическую форму — ну да, судя по доносам, пару часов в день гимнастикой занимался самым серьезным образом.

Понемногу на лице герцога разгоралась нешуточная ярость. Яна лишь повернула голову к вошедшим, удивленно подняв брови.

— Какого черта… — прямо-таки прошипел герцог, не хуже иного глорха.

Его ладонь, так и застывшая на обнаженном бедре девушки, послужила последней каплей. Цепенея от злости, Сварог шепотом рявкнул:

— Взять его!

Обежав его с двух сторон, шпики ринулись к постели, и, как-то ухитрившись и пальцем не коснуться императрицы или ее приведенного в совершеннейший беспорядок наряда, выдернули Лемара, словно морковку с грядки. Оттащив от постели на пару шагов, заломив руки так, что он согнулся и вновь зашипел, но уже от боли, уставились на Сварога в ожидании новых распоряжений. Не медля, он приказал:

— Соберите все его вещички, быстренько оденьте-обуйте. Маску на морду — и тихонечко, незаметно для окружающих — в Латерану. Суньте в камеру, все равно, куда, лишь бы было надежно. Утречком я с ним поговорю…

Указания были выполнены в считанные секунды: герцога моментально выпрямили, задрали ему руки вверх, проворно накинули через голову блузу, напялили маску, завязали тесемки, подхватив под коленки, рывком закорючили ноги в воздухе, во мгновенье ока надев башмаки.

— А теперь все вон отсюда, — спокойно распорядился Сварог. — Понадобитесь — позову…

Он захлопнул за ними дверь, повернул рубчатую бронзовую головку замка на несколько оборотов, до упора, обернулся к постели. Вот теперь его решимость и уверенность в себе моментально улетучились едва ли не напрочь. Было не то чтобы стыдно и уж совсем не страшно, но как-то неудобно. Весьма даже неуютно. Только сейчас подумал, как происшедшее выглядит со стороны…

Яна, приподнявшись на локте, разглядывала его с непонятным выражением, совершенно спокойная на вид, словно бы и не рассерженная. Приличия ради следовало бы отвернуться — ее наполовину расшнурованный корсет, собственно, ничего уже не скрывал, а юбка скомкана так, что о том самом пресловутом рубеже приличия приходится забыть начисто — но он стоял истуканом, не отводя взгляда, в каком-то дурацком оцепенении.

— Может быть, соизволишь объясниться? — спросила наконец Яна, опять-таки совершенно спокойным тоном, возможно, таившим близкую нешуточную грозу. — Я сейчас даже и не пойму — то ли это сцена из бездарного романа, то ли просто нахальство неслыханное… Всякие казусы случались с членами императорской фамилии, но такое…

Сварог наконец заставил себя разинуть рот. Содрогаясь от растерянности и смущения, произнес:

— Этот скот — первый развратник королевства, великий мастер по растлению юных девиц…

«Сейчас она мне заедет по физиономии, пожалуй, — подумал он тоскливо. — И в чем-то будет совершенно права…»

Однако Яна не шелохнулась, лишь прищурилась, улыбнулась:

— Ах, вот как… Но я-то не такая уж юная, да и с непорочностью рассталась… Быть может, мне как раз и хотелось побывать в руках первого развратника королевства? Ты, собственно, какое право имеешь так поступать? Я совершеннолетняя, если ты запамятовал.

— Я тебя не узнаю, — сказал Сварог. — Такое впечатление, что это вовсе и не ты…

— Да-а?

— Да. Ты никогда раньше так себя не вела, — он сердито уставился на две ленточки, по-прежнему повязанные на запястье.

Решимость понемногу возвращалась. То ли оттого, что в ее голосе по-прежнему не было гнева или злости (скорее уж обычная, всегда ей свойственная легкая насмешка), то ли оттого, что нужные слова все же появились…

Выпрямившись, Сварог четко произнес:

— Насколько я помню, ты меня назвала своим другом? Первый раз ты это говорила довольно давно, да и потом повторяла не раз… Я имел глупости считать, что ты не врала. Имел наглость и в самом деле считать себя твоим другом. Вот как друг я и посмел вмешаться. И убрать из твоей постели этого типа. Кто угодно, только не этот старый потаскун… Он бы тебя запачкал, и я с этого убеждения не сойду. А ты для меня всегда была чем-то удивительно чистым… несмотря на потерю невинности.

— А теперь что же? — тихо спросила Яна без улыбки. — Я в твоих глазах отныне шлепнулась в грязь?

— Ничего подобного, — сказал Сварог. — Ты для меня остаешься… тем, чем была, прежней. Но вот иначе я поступить не мог, извини… Должен был вышвырнуть отсюда этого… — он выпрямился и продолжал почти официальным тоном. — А теперь можете поступать, как вам угодно, ваше императорское величество. Отставка, опала, ссылка и что там еще… Не могу протестовать ни словечком…

Яна вдруг засмеялась — весело, безмятежно, звонко. Проговорила, смеясь:

— Высокие небеса, видел бы ты себя со стороны… Какой ты еще дурачок… Какой ты еще глупый, наивный, романтичный мальчишка…

— Я?! — едва ли не рявкнул Сварог в приливе искреннего возмущения.

— Ага, — безмятежно сказала Яна, улыбаясь так, что сердце у него ухнуло в неведомые бездны. — Ты, кто же еще? Отставка, ссылка, опала… Может, желаешь еще, чтобы тебе голову отрубили? Размечтался…

Гибко соскользнув с постели, мимоходом одернув юбку, она, шлепая босыми ногами по ковру, подошла вплотную, подняла голову и уставилась Сварогу в глаза с той же непонятной улыбкой. Наткнувшись взглядом на расшнурованный корсет, он торопливо отвернул голову, невольно вдыхая ароматы духов и молодого свежего тела. В голове царил совершеннейший сумбур.

— Ты был великолепен, — сказала Яна, улыбаясь. — Ты ринулся на защиту моей чести, как истинный рыцарь древних времен… — ее взгляд был озорным, мечтательным, нисколечко не рассерженным. — Ты наконец-то начал меня ревновать…

— Ничего подобного…

— Да начал… — сказала Яна тихо.

Прижалась, закинула руки на шею и надолго прильнула к его губам. Сварог стоял, чувствуя себя идиотом, уронив руки.

— Яна… — только и хватило ума выговорить, когда губы оказались свободными.

Чуть отстранившись, сцепив пальцы у него на затылке, глядя в глаза, Яна опустила длиннющие ресницы, сказала спокойно:

— Помолчи, ага? Ты такой умный и значительный, когда молчишь… Помоги мне расшнуровать эту штуковину до конца.

И он помог… и лежал он, и ни о чем особенном не думал, потому что было хорошо. Если не вспоминать, что ухитрился попасть в мастерски подготовленную ловушку — но, говоря по секрету, в ловушке этой оказалось не так уж и плохо, это вам не медвежий капкан и не «ледянка» на соболя…

Пошевелилась прильнувшая к нему Яна, шепнула на ухо:

— Я тебя не разочаровала? Почти что и никакого опыта. Ты у меня второй, правда, да и первый уже через две недели вылетел не только из постели, но и вообще с Талара… Может, тебе со мной скучно?

— С тобой не соскучишься, — усмехнулся Сварог, прижимая ее теснее. — Ни в каком смысле…

Нет, какая тут скука? Это ведь очень приятно для мужского самолюбия — когда попавшая к тебе в постель красавица оказывается чертовски неопытной. Здесь Яна предстала совершенно незнакомой: прежде он знал насмешливую, гордую, самонадеянную — а теперь абсолютно другая, тихая, покорно-нежная, готовая подчиняться и учиться. Так что даже не было досады на то, что его хитрющим образом провели…

И все же он сказал, не убирая руки:

— Хорошо же ты меня перехитрила, неопытная…

Яна подняла голову, улыбаясь в полумраке весьма даже лукаво:

— А что мне оставалось делать? Помнишь, полгода назад я ночевала у тебя в Хелльстаде? Я тогда часа четыре старалась не заснуть, хотя спать хотелось ужасно. Все думала: вдруг ты наконец придешь? А я сплю? Ты, конечно, постоял бы, а потом тихонько убрался на цыпочках… Почему ты тогда не пришел?

— Нахальства не хватило, — сказал Сварог чистую правду.

— Вот видишь… И сколько бы мне пришлось ждать, пока ты наконец наберешься нахальства? Или следовало поступить, как в романах — заявиться к тебе, картинно расстегнуть верхние пуговицы, потупиться и прошептать прерывающимся голосом: «Милый, возьми меня…»? Нет, у меня отчего-то это никак не получалось. Я вообще-то гордячка, ты давно должен был заметить… — глядя ему в глаза, Яна засмеялась ничуть не обидно, весело. — А так… Все прошло, как я и рассчитывала. Уж от кого-кого, а от герцога Лемара, славного своими постельными подвигами, ты бы непременно ринулся меня спасать… что и произошло. Интересно, когда ты догадался?

— Да довольно быстро, — сказал Сварог. — Когда время шло, а ты по-прежнему ничуточки не злилась — а ведь в такой ситуации любой взъярится… Тут до меня и начало помаленечку доходить. Да уж, неопытная…

— Ну, это разные вещи, милый — женский опыт и женское коварство…

— А откуда ты знала, кто такой Лемар?

— А мне Томи рассказывала. На прошлом маскераде, три месяца назад, он к ней прилип, в полной мере испытала его обаятельнейший напор — но устояла все же. Он и тогда был наряжен Катарюсом, кстати. Тебя не было, ты в очередной раз где-то геройствовал… Вот. А потом я запросила восьмой департамент, у них на него, если перевести в бумагу, досье высотой по колено…

— Одно-единственное досье высотой по колено… — проворчал Сварог. — У меня в тайной полиции для него завели второй шкаф, потому что в один материалы уже не помещаются. А шкаф, между прочим, под здешний потолок высотой и ширины соразмерной…

— Вот видишь. Уединись я с кем-нибудь другим, ты бы наверняка стиснул зубы и терпел — зная твою романтическую натуру и нежную и трепетную душу… ой! Не надо меня душить, я не виновата, что именно таковы у тебя натура и душа… В общем, Лемара ты ни за что не стерпел бы.

— Абданк знал?

— Ну что ты! Никто не знал. О таких вещах никому нельзя рассказывать…

— Ну, а если бы я все же стиснул зубы и удержался?

— Ты не мог удержаться, глядя, как меня куртуазно лапает Лемар, — уверенно сказала Яна. — Ни за что не мог. Как оно и оказалось… — Сварог почувствовал, как ее тело напряглось, а в голосе теперь явственно звучало волнение. — У нас ведь теперь… отношения, правда?

— Если ты хочешь.

— Нет, ничуточки, — сказала Яна сердито. — Я тебя завлекла в расчете исключительно на мимолетную интрижку, я ведь невероятно ветреная особа и любовников меняю, как перчатки… По мне не чувствуется?

— Ну, прости. Просто, мало ли… Все же, извини великодушно, я тебя давно знаю как особу взбалмошную… Не будешь отрицать?

— Не буду, — спокойно согласилась Яна. — А чего ты хочешь от бедной девушки, в шесть лет оставшейся сиротой? И уже в те времена прекрасно сознававшей, что она не абы кто, а Госпожа Четырех Миров? Притом, что единственным, кто пытался меня хоть самую чуточку воспитывать, был дядюшка Элвар, душа бесхитростная, незатейливая… Что выросло, то выросло. Вообще, такое чудовище могло бы получиться… Хочу. Конечно, хочу. Давно хочу, черт знает с каких пор.

— Только честно тебе признаюсь… — сказал Сварог. — Никак не могу сказать, что я тебя люблю. Ты потрясающая, ты великолепная, я для тебя горы сверну, что угодно сделаю, меня к тебе тянет невероятно… но никак не могу врать насчет любви.

— Вот и прекрасно, — безмятежно сказала Яна, моментально успокоившаяся. — Вот смех, но я про свое отношение к тебе могу сказать, если подумать, совершенно теми же словами… Совершенно теми же. Может, так даже и лучше? Влюбленность, как я слышала, иногда улетучивается, и остаются одни черепки или там пепел… Обещаю тебе не изменять… вообще-то я еще не умею, но и учиться не хочу… Веришь?

— Верю, — сказал Сварог и добавил, тщательнейшим образом подбирая слова: — Все бы ничего, но есть одно обстоятельство…

— Это ты про твою рыжую? — моментально подхватила Яна, словно бы и ничуть не удивившись. — Великие небеса, я вовсе не собираюсь тебе ставить условия и уж тем более требовать с ней порвать. К ней я совершенно не ревную, мы с ней, — она запнулась, подыскивая слова, — вообще-то в разных мирах… Вот о чем бы я тебя попросила, так это — не путаться с придворными вертихвостками. Мне, правда, будет неприятно…

— Ну, это легко обещать и легко выполнить, — сказал Сварог. — Я и забыл, когда последний раз имел с ними дело, так что…

— А эту свою рыжую ты… любишь?

— Вряд ли, — честно признался Сварог. — Просто… Просто, как бы тебе объяснить… Это уже часть меня. Мы с ней столько раз бок о бок ходили под смертью…

— А я смогу когда-нибудь стать частью тебя? Как думаешь?

— Абсолютно честно? Кто ж его знает, будет видно…

— Вот еще и за это я тебя обожаю, — фыркнула Яна. — За то, что никогда мне не преподносил романтического вранья, не кривил душой… Тебе придется по душе, если я буду такой же честной?

— Конечно.

— Так вот, если совсем честно… Мне бы очень хотелось, чтобы ты предстал в роли официального фаворита… ну, ты ведь знаешь, как это бывает, ты сам король и даже король королей… Это не ультиматум, если ты откажешься, ничего не изменится, мне все равно от тебя никуда не деться, я, пожалуй что, на тебя обречена… Но мне бы этого очень хотелось, ты себе не представляешь, как… — она приподнялась на локте и заглянула Сварогу в глаза. — Как я и думала, тебя чуть ли не перекосило… Что, настолько не по душе? Унизительно?

— Да нет, не унизительно, — сказал Сварог. — Дело, в принципе, житейское. Но — не по душе, тут ты права…

— Ну, а если бы ты постарался себя преодолеть? — зашептала ему Яна на ухо умоляющим голоском маленькой девочки, заблудившейся в дремучей чащобе, набитой злыми волками и сексуально озабоченными разбойниками. — Мне, правда, нужно…

— Ох, как ты умеешь голоском своим мелодичным актерствовать, когда понадобится… — сказал Сварог. — Похвастать хочется?

— Вот уж нет, — сказала Яна серьезно. — Ничего ты не понял… Ну, хорошо, давай совсем откровенно. Мне одиноко. Знал бы ты, как мне одиноко, какая порой тоска!

— А друзья?

— Я не это имела в виду. Друзья, конечно, есть, но это именно что друзья, и не более того, такие же молодые, беспомощные… У меня нет опоры, понятно тебе? Я одна. На меня порой пытаются пусть с соблюдением этикета, но все же давить министры и придворные чины, меня пытаются втянуть в свои интриги, использовать на своей стороне, заполучить в свои ряды, чего мне совершенно не хочется — потому что в этих дурацких крысиных боях нет ни правого, ни виноватого… Наконец, с некоторых пор мне форменным образом не продохнуть от желающих забраться ко мне в постель. Разумеется, все происходит без малейших нарушений этикета, но меня при любой возможности буквально осаждают… И очень малое число из них обуреваемы чистым вожделением. У большинства в глазах во-о-от такими буквами читается: ах, стать бы фаворитом, купаться в титулах и почете, в лести окружающих… Ты же сам король, ты прекрасно должен знать, как это бывает…

— Да знаю… — сказал он со вздохом, вспомнив полчища придворных красоток, действительно, форменным образом осаждавших его персону во всех без исключения подвластных державах. И у большинства из них в глазах, точно, во-о-от такими буквами…

— Вот видишь. Должен понимать, в каком я положении. И вдобавок я не мужчина. Не могу же я указом запретить все это? Ты же тоже не можешь… А ты… Тебе, я твердо уверена, все эти выгоды попросту безразличны. Плевать тебе на них, верно?

— Верно.

— Ну, вот… Хорошо. Наступим на шею императорской гордости… Я себя до сих пор чувствую не всесильной императрицей, а слабой девчонкой. С одной стороны, вроде бы все могу, а с другой… Я хочу быть за твоим плечом… А теперь решай, как хочешь, только как же с твоим обещанием горы для меня свернуть? Или это только на словах?

Ее очаровательное личико было серьезным, встревоженным, она застыла в неудобной позе, не сводя со Сварога глаз — можно поклясться, умоляющих искренне.

Он ей верил. Потому что сам был королем и мог понять многое, обычному человеку недоступное…

— Ты меня уговорила, — сказал он столь же серьезно. — Ладно, я официальный фаворит… Присягу какую-нибудь нужно приносить?

Яна облегченно вздохнула, опустила голову ему на грудь, прижалась, обняла:

— Ну что ты дурачишься? Прекрасно знаешь, что ничего такого и не нужно…

— Только предупреждаю сразу, — сказал Сварог. — Кое-какими выгодами своего положения я все же твердо намерен пользоваться, сразу говорю, чтобы не было недомолвок…

— Это какими? — поинтересовалась Яна, не меняя позы.

— Ну, например… — сказал Сварог. — Мне позарез нужен десяток наблюдательных спутников, а еще лучше, дюжина. Мне нужны подводные виманы — они просто-напросто не применяются, но я точно знаю — есть проекты и чертежи, по которым их можно построить за считанные часы. Нужно же отыскать в океанах и прикончить эту змеиную парочку, Митгард как-никак — одно из воплощений Князя Тьмы… Мне нужна солидная, хорошо оборудованная станция электронной разведки. Мне еще много чего нужно. А добывать все это обычным бюрократическим путем — такая канитель, даже при моих нынешних должностях…

— Ох, а я-то уж думала… — засмеялась Яна. — Какая же это выгода? Это работа на благо Империи… Решим, есть идеи… — и пытливо заглянула ему в глаза. — А что, у тебя и правда нет никаких личных просьб? Совсем-совсем?

— Есть, — сказал Сварог. — Личная и деликатнейшая. Томи ведь твоя старая подруга… Может, хоть ты сможешь как-то на нее повлиять? Понимаешь, она… она в меня врезалась по уши, и я никак не соображу, как ей объяснить, что мне это совершенно ни к чему…

— А воспользоваться? — вкрадчиво поинтересовалась Яна.

— Я не подонок, — сердито сказал Сварог.

— Вот за это я тебя и ценю… Не беспокойся, это у нее через пару недель пройдет. С ней такое периодически случается. Влюбляется по уши, какое-то время себя не помнит, а потом — как рукой снимет. В одиннадцать лет это был один лейтенант Бриллиантовых Пикинеров, в тринадцать — полковник Серебряной Бригады, в шестнадцать… Да столько раз… Уж я-то, будучи издавна наперсницей, столько наслушалась, в том числе и о тебе… Не переживай, это само пройдет. Бесследно. Такая уж у нас Томи, такой и останется…

— Спасибо, — серьезно сказал Сварог. — Правда, успокоила. А то я не представлял, как выпутаться…

…Они спускались по лестнице, держась за руки. Оркестр по-прежнему играл, хотя танцующих изрядно поубавилось, никто вроде бы не смотрел на них прямо, но народ был придворный, опытный, и потому при этом словно бы мнимом безразличии Сварог кожей чуял бесчисленные, мимолетные покалывания искоса брошенных удивленных взглядов — удивленных, любопытных, откровенно завистливых… При дворе сплошь и рядом самые обычные в других местах жесты носят двойной, всем понятный смысл. Если императрица идет, взявши кавалера за руку — это может означать только одно. Явление всем восьми сторонам света официального фаворита. И никак иначе.

Предприняв над собой немаленькое усилие, Сварог ухитрялся не чувствовать себя обезьяной в зоопарке — ну что же, получайте, дамы и господа, перед вами как-никак не очередной придворный хлыщ, не фертик тонконогий, а король Хелльстада и прочая, прочая, прочая.

«Вы меня еще бояться будете, бесполезные, — подумал он, не выпуская теплую ладошку сияющей Яны. — Я вас научу сапоги с вечера чистить и утром надевать на свежую голову…».

Они спустились с лестницы, в открытую провожаемые разве что пристальным профессиональным взором барона Абданка. Все прочие держались со светской бесстрастностью, включая Орка, чей цепкий взгляд Сварог успел перехватить.

— Ты прекрасно держишься, — сказала Яна шепотом, не поворачивая к нему головы и почти не шевеля губами. — Так и продолжай. Пусть знают… Ох!

Сварог вовремя отодвинул ее в сторонку — иначе на нее непременно налетел бы плечом принц Элвар, уже красный, как рак, явственно пошатывавшийся, способный выдохом перешибить ароматы парочки сельских винокурен. Коли уж он в таком состоянии — и думать жутко, сколько успел принять. Любой выпивоха, включая легендарного князя Клабура, давно бы лежал пластом в совершеннейшей нирване…

Окинув их мутным, но еще вполне осмысленным взором, принц жизнерадостно пробасил:

— Позволь тебя поздравить, дорогая племянница. А-атличный выбор. Сподобился. Дожил. Увидел, как ты все же попала в хорошие руки. Изъясняясь высоким старинным слогом, зело благостно зреть сие! И очи мои источают влагу…

— Ох, дядя… — вздохнула Яна. — Вас не переделаешь.

— Да хоть на семи наковальнях молотами лупи… — захохотал принц. Шагнул вперед и ухватил Сварога за рукав. — Вот кстати, граф Гэйр, то есть его величество король Барг Ронерский… У меня к вам пустяковое совершенно дельце. Можно сказать, припадаю скромным просителем, зная прославленное молвою милосердие ваше…

Тяжко вздохнув, Сварог спросил только:

— Где?

— В Барленде, — живо сказал принц. — Это такой убогий городишко в Полуденном Каталауне. Ваши судейские сатрапы, чтоб им провалиться, ввергли в узилище прекраснейшего по душевным качествам юношу, по совершенно вздорным обвинениям. Исключительно порядочный молодой человек, ни разу никому глотку…

— Давайте подробности, — прервал Сварог, вздохнув еще тяжелее.

Глава VII Простая детская игра

Сварог и не подумал распорядиться, чтобы арестованного герцога переодели, а тюремщики, естественно тоже не собирались этим озабочиваться по собственной инициативе. Так что Лемар, вошедший в приемную меж двух широкоплечих Интагаровых ореликов, по-прежнему щеголял в полном наряде Катарюса, даже в колпачке с помпоном. Только маску реквизировали, как ту деталь одежды, которую арестованным согласно каким-то циркулярам запрещалось иметь в камере.

Стоя в распахнутой двери рабочего кабинета, Сварог чуть развел руки гостеприимным жестом:

— Добро пожаловать, мой печальный романтик… Прошу в кабинет. А вы, — он обернулся к шпикам, — подождите здесь, пока герцог не освободится. Боюсь, вам придется и далее ему сопутствовать…

Шпики дисциплинированно вытянулись, поедая короля глазами. Сохраняя на лице полнейшую невозмутимость, герцог прошествовал в кабинет, выжидательно остановился у стола.

— Садитесь, садитесь, — сказал Сварог гостеприимно. — Никто вас пока что этой привилегии не лишал. Что до остального — вынужден вас огорчить… Кажется, придется вас все-таки повесить, любезный Лемар…

На благообразной роже великосветского прохиндея ни одна жилочка не дрогнула. Глядя в глаза Сварогу, он произнес безупречно светским тоном, как будто речь шла о совершеннейших пустяках:

— Осмелюсь напомнить, ваше величество, я дворянин…

— Ну что же… — сказал Сварог. — Какая, собственно, разница? Пусть будет позолоченный меч, согласно установлениям… Вряд ли эти процессуальные тонкости занимают превеликое множество народа, которое вздохнет с облегчением…

Он зорко следил за физиономией собеседника — но видел лишь грустную покорность судьбе, и не более того. Бесстрастное лицо само по себе казалось карнавальной маской.

Сидя безукоризненно прямо, герцог произнес едва ли не небрежно:

— Ваше величество, нельзя ли осведомиться, чем обязан такой уж немилости? Я, как лицо заинтересованное, хотел бы знать…

Сварог встал и, недобро ухмыляясь под нос, распахнул дверцу шкафа, где на тоненькой полированной полочке покоился толстенный том в картонной канцелярской обложке.

— Видите? — спросил он холодно. — Это, изволите ли знать, всего-навсего экстракт, то есть краткое изложение ваших прегрешений, созданное на основе многотомных уголовных дел. Я вас душевно умоляю: не нужно, глядя на меня честнейшими глазами, проникновенно вещать о происках завистников и клевете врагов. Положа руку на сердце, мы оба прекрасно знаем, как все обстоит на деле… По мнению коронных стряпчих, там хватит и на полдюжины смертных приговоров, а уж и тюремные и каторжные сроки таковы, что обычному человеку их ни за что не отсидеть, тут и трех жизней будет маловато…

— Ну что же… — печально молвил Лемар. — Приговоренный к смерти имеет право на некоторую откровенность, не так ли? Простите за дерзость, ваше величество, но мы оба знаем истинную причину подобной немилости…

Сварог смотрел на него не без уважения — хорошо держится, мошенник, на коленях не ползает, а ведь должен предполагать, что все всерьез…

— Предположим, — сказал Сварог. — И что это меняет?

Лемар сказал мягко, словно бы с легкой укоризной:

— По моему непросвещенному мнению, столь выдающейся личности, как вы, ваше величество, не вполне и пристало из-за вульгарной, пошлой ревности вести себя подобно чванливому тиранчику из Вольных Маноров. Это не лесть, государь, я и в самом деле крайне высоко вас ценю, счастлив был служить в меру скромных усилий…

— Ну что ж тут поделать, — усмехнулся Сварог не без цинизма. — В отличие от меня, вы всю сознательную жизнь прожили в этом королевстве, уж вы-то должны прекрасно знать, какими тиранами и сатрапами были короли Барги, как они частенько сносили головы из чистой прихоти. А я, как-никак, полноправный Барг, я просто обязан сохранять славные традиции предков…

По правде говоря, он не собирался Лемара казнить — даже если бы эта ночь закончилась совершенно иначе. В самом деле, мелко, пошло и недостойно мужчины. Намеревался лишь припугнуть немного — и вернуть в ссылку на Стагар, чтобы наконец вздохнули спокойно отцы юных девиц и суеверные богатые старухи…

— Ваша воля, государь, — сказал Лемар.

Его глаза излучали уже нешуточный укор. Прекрасно сознавая, что ведет себя как лопоухий юнец, Сварог тем не менее не удержался.

— Какая может быть ревность, любезный герцог. — Усмехнулся он. — Могу вам доверительно признаться, что известная вам особа вас всего-навсего использовала, чтобы вызвать ревность у другой особы, и не более того…

— Не могу подвергать сомнению слова вашего величества, — грустно сказал Лемар. — Тем более что на шее у вас еще явственно виднеется след жемчужных зубок… (Сварог, стараясь сделать это непринужденно, тут же застегнул распахнутый ворот рубахи). Значит, вот так обстоят дела… О, это женское коварство… Что же, после такого мне гораздо легче будет идти на Монфокон. Столь жестокого разочарования я еще не испытывал. Я, глупец, полагал в самонадеянности своей, будто это моя собственная скромная персона смогла заинтересовать известную нам обоим красавицу… Оказалось, я был лишь слепым орудием женского коварства… — в его голосе звучала безбрежная печаль. — Положительно, теперь не для чего жить. Я-то, глупец, потерял голову всерьез… Прикажете, ваше величество, удалиться к… тем господам? — в его голосе вдруг зазвучали насквозь деловитые нотки. — Однако предварительно я хотел бы распорядиться своими бумагами и узнать, кто будет моим преемником. Не сочтите за дерзость или самомнение, но не всякий способен успешно довести до конца задуманное согласно моим скудным наметкам…

— Какие еще наметки? — спросил Сварог деловито.

Герцог ответил ему в тон:

— Ваше величество, у меня столько едва задуманных, вчерне набросанных планов… Взять хотя бы способ, которым мы смогли бы изгнать Лоран из Виглафского Ковенанта…

— Так… — сказал Сварог. — А ну-ка, поподробнее…

— Вы, государь, теперь имеете в Ковенанте безусловное большинство голосов, — тоном опытного лектора начал герцог. — Однако Лоран, неспособный повлиять на исход голосования, способен отнять у нас массу времени и сил, забрасывая меморандумами и проектами хартий, топя в чисто процедурных вопросах…

Сварог поневоле сердито фыркнул. Так и обстояло: клятая Лавиния, не в силах повлиять на голосование, старательно топила дипломатов Сварога в самом настоящем море бюрократической волокиты, вынуждая Ковенант собираться вновь и вновь, чтобы обсуждать пустяковые тонкости, третьестепенные детали, идиотские прожекты, пусть и заранее обреченные на провал при голосовании. Это не приносило ни малейшего реального вреда, но нервы мотало не на шутку. Особенно в тех случаях, когда Лавиния, на что имела полное право, требовала созыва Коронной Палаты, то есть съезда монархов — и приходилось день-два торчать в роскошном зале Палаты, часами восседая на троне в полном облачении, слушая и поневоле обсуждая невероятные глупости, внесенные на рассмотрение исключительно затем, чтобы трепать Сварогу нервы. Стахор, несомненный враг, и то до такого не опускался — зато Лавиния оттягивалась по полной…

— Ваше величество, пикантность в том, что Лоран давно уже не имеет никакого права состоять в Ковенанте. И может быть оттуда на законном основании изгнан… Вы знаете историю с принцем Заритом?

— Представления не имею, что это за тип, — сказал Сварог.

— Младший сын горротского короля, младший из трех. Дело происходило триста с лишним лет назад. Юноша, как свидетельствуют хронисты, был крайне честолюбив и обуреваем жаждой власти. Однако третьему сыну в подавляющем большинстве случаев трон не доставался, приходилось до седых волос носить титул принца, с ним и сходить в могилу… Короче говоря, сей амбициозный молодой человек ухитрился составить заговор, оставшись неразоблаченным, с помощью своих сторонников захватил остров Дике, укрепился там и провозгласил себя королем Дике. Снольдер и Глан, а также несколько Вольных Маноров его признали официально — высокая политика, дурные отношения… Асмунд, тогдашний горротский король, обладал неплохими связями в Канцелярии земных дел. Ему удалось протолкнуть указ, согласно коему островные королевства не имели отныне права состоять в Виглафском Ковенанте — нужно же было хоть чем-то насолить непочтительному сыночку. Сегур — безвинно пострадавший за чужие грехи — из Ковенанта, согласно букве закона, тут же исключили — а Дике так и не приняли. Года через четыре очередная военная кампания против Дике увенчалась успехом, остров вернулся под горротскую корону, а Зарита захватили в плен.

— Интересно, что с ним сталось? — фыркнул Сварог.

— Отрубили голову, — пожал плечами Лемар. — Во-первых, такие вещи без последствий не оставляют, а во-вторых, следовало дать хороший урок двум остальным принцам, чтобы сидели смирно и не вздумали последовать примеру младшенького. Кстати, урок они усвоили — средний стал королем чуть ли не в пятьдесят, а другой так никогда и не сидел на престоле… Впрочем, эти мелочи нас сейчас занимать не должны. Главное, в указе было четко и недвусмысленно прописано: острова не имеют права состоять в Виглафском Ковенанте. В те времена Лоран островом не был — но после того, как тамошний король во время известных событий велел прорыть Великий Канал, Лоран с юридической точки зрения стал островом. Остров — это участок суши, со всех сторон окруженный водой. Это понятие не допускает ни двойных толкований, ни исключений. Так что вот уже сто с небольшим лет Лоран состоит в Ковенанте абсолютно незаконно. Исключительно благодаря тому, что об иных юридических тонкостях как-то забыли. Исключительно поэтому. Буква закона на нашей стороне. Разумеется, следует еще дать подробнейшее юридическое обоснование, составить немало бумаг — но это уже задача моего преемника…

— Не дурите, — угрюмо бросил Сварог.

— Простите, ваше величество?

— Не будет никакого преемника, — сказал Сварог, отводя глаза и борясь с неудержимым желанием дать как следует кулаком по столу. — Вы остаетесь на прежнем месте.

— А как же быть с Монфоконом? — осведомился Лемар вежливо.

— Обойдетесь без Монфокона, — отрезал Сварог, в очередной раз покоряясь неизбежности. — Пока что. Идите и работайте, немедленно составьте обширный, убедительный и юридически безупречный документ, с которым я мог бы отправиться в Канцелярию земных дел… Лемар…

— Да, ваше величество?

— Можете вы, мать вашу растак, жить поскромнее? — рявкнул Сварог.

— Я постараюсь, ваше величество, — смиренно заверил Лемар.

Его взгляд был олицетворением преданности и благонравия. Сварог ощущал нешуточное бессилие — но он и в самом деле ничего не мог сделать, этот прохвост оказался ему необходим, как воздух… И, что хуже всего, не мог этого не понимать…

— Когда-нибудь терпение у меня лопнет, — сказал Сварог уже нормальным голосом. — Не говоря уже о… прочем, мне осточертели жалобы оскорбленных отцов…

— Ваше величество, — сказал Лемар с прямо-таки одухотворенным лицом. — Даже если иногда некие юные особы оказывались у меня в гостях при… не совсем обычных обстоятельствах, честью клянусь: во всем последующем никогда не было и тени принуждения…

— Зарежут вас когда-нибудь в темном переулке, — усмехнулся Сварог.

— Надеюсь, этого не произойдет.

— Вот кстати… — с улыбочкой сказал Сварог. — А вам никогда не приходило в голову поухаживать за какой-нибудь из дочек Интагара? Редкостные красавицы…

— Жизнь мне, знаете ли, дорога, ваше величество, — серьезно сказал Лемар. — Вот уж в этом случае мой хладный труп очень быстро найдут в темном уголке городские подметальщики… Ваше величество, осмелюсь спросить… Кто была та черноволосая красавица, с которой вы танцевали на маскераде? Уж ею, по моим наблюдениям, вы нисколечко не увлечены, так что я позволю себе поинтересоваться…

Задохнувшись от бессильной злости, Сварог подошел вплотную и, зажав в кулаке дурацкое жабо Катарюса, тихо пообещал:

— Голову оторву. Самолично. Своими руками.

— Простите за опрометчивый вопрос, — сказал Лемар, ничуть не изменившись в лице. — Я все понял…

Отпустив его, Сварог подошел к двери и распахнул ее настежь. Шпики, не сговариваясь, исполненные служебного рвения, сделали шаг вперед.

— Можете идти, — сердито распорядился Сварог. — Господин герцог не нуждается в провожатых…

Они не на шутку удивились, сразу видно, но перечить и задавать вопросы, конечно же, не посмели. Низко поклонившись, четко повернулись через левое плечо и двинулись вон из приемной. Лемар, отвесив Сварогу церемонный поклон, зашагал в ту же сторону, вальяжный и представительный даже в маскерадном костюме, нелепом в коридорах дворца. Секретарь, навытяжку стоя, таращился на Сварога преданнейше.

— Никаких поручений пока что, — бросил Сварог и скрылся в кабинете, исходя той самой бессильной злостью.

— Ваше величество, ее величество королева Сегура…

Эту фразу секретарь протараторил уже в спину Маре, решительной походкой вошедшей в кабинет. Сварог сердито махнул на него рукой, секретарь понятливо склонил голову и скрылся за бесшумно затворившейся дверью.

Мара, щеголявшая в сегурском генеральском мундире, сиреневом, щедро расшитым золотыми дубовыми листьями, без церемоний плюхнулась в мягкое кресло, вытянула ноги в начищенных форменных сапогах. Спросила с любопытством:

— Что у вас тут творится? Иду я, а навстречу мне Лемар в маскерадном костюме…

— Да так, пустяки… — сказал Сварог.

Мара лукаво прищурилась:

— Ну что, тебя можно поздравить? Свежеиспеченного фаворита императрицы? Между прочим, я сто лет назад тебе советовала не быть дураком и не хлопать ушами. Что угодно готова прозакладывать: это она взяла инициативу в руки, ты сам еще долго топтался бы, как дрессированный медведь на ярмарке, маясь дурацким благородством… Ну вот оно все и сладилось. Надо же… Ничего, что я тут расселась, а не навытяжку стою, господин фаворит?

— Поди ты… — сказал Сварог, уткнувшись взглядом в стол и искренне надеясь, что щеки у него не пылают. — Уже донесли сплетники?

— Обижаешь. Не сплетники, а тайные агенты. Я как-никак королева, и разведка у меня поставлена… Когда прилетела, тут же рассказали во всех подробностях, как наш беспутный герцог, судя по всему, пытался злодейски совратить императрицу, но ты, надо полагать, ее спас, после чего… Голову так и держи.

Она подошла, накинула Сварогу на шею что-то массивное и тяжелое, оказавшееся золотой цепью с прямоугольными, покрытыми искусной чеканкой звеньями. На цепи болтался изрядных размеров орден, незнакомый, замысловатый, покрытый трехцветной эмалью и усыпанный сапфирами.

— Высшая награда Сегура, — безмятежно пояснила Мара. — Орден Морских Королей. То, что ты наконец-то свершил, безусловно заслуживает награды. Нет уж, не надо его снимать, если хочешь сделать приятное… Ну я тебя прошу! Тебе идет… — Мысленно махнув на все рукой, Сварог остался сидеть с дурацким орденом на шее. Весила эта хреновина, словно солидная купеческая гиря. Вновь усевшись в кресло, Мара осведомилась с легкой настороженностью:

— Интересно, а она насчет меня ничего такого…

— Абсолютно ничего, — сказал Сварог, старательно глядя в сторону. — Оказывается, она к тебе нисколечко не ревнует, в точности как ты…

— Не ценишь ты своего счастья, балда, — облегченно вздохнула Мара. — У тебя две великолепных женщины, очаровательные, умные, терпимые, и ни одна к другой не ревнует. Ты нас на руках носить должен, право слово.Неисчислимое множество народу жаждало бы на твоем месте оказаться…

— Идите вы, ваше величество… — тоскливо сказал Сварог. — И без ваших подколок жизнь нелегка…

— Я тебя не подкалываю, — заверила Мара. — Я за вас обоих искренне радуюсь, особенно за императрицу: сколько бедняжка времени и сил потратила, чтобы попасть в твои объятия, а ты чурбана бесчувственного изображал… Вот любопытно, она уже все умеет, или учить пришлось?

— Мара… — сказал он страшным голосом.

— Все, умолкаю, — покладисто согласилась Мара. — Уж и порадоваться за близкого человека нельзя…

— А кстати, что это ты так вырядилась? Никакой войны вроде бы нет. Просто пофорсить захотелось?

— Не совсем, — сказала Мара. — У меня был военный совет, я прямо после него улетела, переодеваться времени не было…

Сварог поднял голову, пытливо глянул на спутницу жизни. Она вновь что-то очень уж картинно изображала совершеннейшую невинность, бросив взгляд искоса, уставилась в потолок.

— Мы, кажется, уже все обсудили и пришли к единому выводу? — спросил он раздраженно. — Говорилось же, что твои лихие военные планы, при всей их толковости, следует отложить на потом…

— Я и отложила, — сказала Мара. — Ты же прекрасно знаешь: твоим прямым приказам я всегда подчинялась, подчиняюсь и буду подчиняться. Вот уже вторые сутки человек пятьдесят роются в архивах, я пообещала щедрые награды тому, кто найдет хоть что-то дельное о Багряной Звезде… Ну, а военные неожиданности… Честное королевское слово, все произошло помимо моей воли, я ничего такого не приказывала, понятия не имела…

— Что там у вас стряслось? — спросил Сварог фельдфебельским голосом.

— Ну понимаешь, так уж вышло… — покаянно сказала Мара. — Совершенно случайно… Бугас встретил в открытом море горротский корвет, плывший в одиночестве. И не какой-то незнакомый, а именно, что «Гривастого крокодила»… Если ты не помнишь…

— Прекрасно помню, — сухо сказал Сварог.

С «Гривастым крокодилом» у Бугаса были особенные счеты. Когда пару лет назад три горротских корабля изрядно потрепали чудом ускользнувшую в конце концов «Невесту ветра», взятый в плен Бугасов квартирмейстер был повешен на ноке рея именно этого корвета. После чего Бугас поклялся жизнь положить, но пустить эту посудину на дно, а впустую он такими обещаниями не разбрасывался…

— Ну, тогда сам понимаешь… — сказала Мара, старательно изображая раскаяние и сожаление. — Бугас за них тут же принялся со всем усердием. Горротцы в конце концов припустили прочь. Бугас не отставал… Дело было неподалеку от Дике… Бугас человек мстительный и азартный, любой бы на его месте…

— Ну да, — саркастически усмехнулся Сварог. — И никогда не делал культа из территориальных вод, с Джагеддином, помнится, он сцепился прямо на рейде Малабы, на глазах превеликого множества свидетелей…

— Вот и сейчас сгоряча не удержался… — сказала Мара. — Горротцам бы уходить под защиту пушек Картана, а они сдуру кинулись гораздо левее, к верфи, где никаких пушек нет… В общем, Бугас их поджег и потопил в полулиге от берега… В половине морской лиги, — уточнила она, хотя это не имело ни малейшего значения.

— А какая разница? — пожал плечами Сварог. — Сухопутная лига или морская? Если территориальные воды заканчиваются в четырех морских лигах от берега? Есть исключения, конечно, но не для этого случая… Погоди-погоди. Тут и голову ломать нечего. Бугас шел под сегурским флагом?

— Ага. Он ж у меня официальным образом принят на службу, имеет право…

— Неплохо, — сказал Сварог. — Корабль, идущий под государственным флагом, топит корабль другого государства в территориальных водах последнего. Причем топит военный корабль… Тебе напомнить, как это именуется в официальных документах?

— Не надо. Сама знаю.

— В том числе и «законный повод для войны», — сказал Сварог. — А если горротцы все же решат отплатить той же монетой? Я бы на их месте не на шутку разозлился. Им вовсе не нужно долго и старательно собирать армию вторжения — при твоем-то могучем воинстве в две сотни человек… Пошлют эскадру, посадят в трюмы полк морской пехоты… У тебя, правда, Бугас на службе…

— В порту, кроме него, стоят еще «Беспутная русалка» и «Серая касатка»…

— Что пнем по сове, что сову об пень… — поморщился Сварог. — Все равно маловато против эскадры… Ну, что ты снова ерзаешь? Говори уж…

— Ты мне не одолжишь «Рагнарок»? Я с ним хорошо научилась управляться. Я бы даже и торпед не тратила в случае чего, я же понимаю, что их мало и пополнить боезапас уже негде… «Рагнарок» их отпугнет одним своим присутствием, в конце концов, можно таранить, как ты тогда, возле Хай Грона… Сегур жалко. Люди же ни в чем не виноваты…

— Кто спорит… — проворчал Сварог. — Никто не виноват, кроме одной-единственной безответственной особы, которая доверяет государственный флаг кому попало… «Рагнарока» я тебе не дам, и не проси. Его сейчас никак нельзя выводить из Хелльстада, на него разевают рот и Магистериум, и восьмой департамент…

— Но ты же сейчас… Сам знаешь кто…

— Что бы я не предпринял, все это будет потом, — сказал Сварог. — Уяснила? Если они будут знать, что меня на лодке нет, неизвестно еще, как может обернуться. Пока я смогу что-то предпринять, они его уже разберут к чертовой матери…

— Но нужно же что-то делать… — Мара уставилась на него с искренней мольбой, без малейшего притворства.

— А кто сказал, что я ничего не стану делать? — буркнул Сварог. Не глядя, протянул вбок руку, дернул витой из жестких нитей золотой канители шнур, и, когда на пороге бесшумно возник секретарь, распорядился: — Адмирала Амонда ко мне немедленно. — Едва дверь затворилась, повернулся к Маре. — Составим договоры о военно-морском союзе Сегура со Снольдером и Ронеро. Пометим задним числом — проскочит… Отправлю в море достаточно солидную эскадру, с которой никто с бухты-барахты связываться не рискнет…. Авось и обойдется без большой войны, на нее мне сейчас некогда отвлекаться…

— Я тебя люблю беззаветно, — выпалила просиявшая Мара.

— Выпороть бы тебя, рыжее чудовище, — сказал Сварог мечтательно. — Только это, увы, нисколечко не поможет. Выпорол уже одну, но, подозреваю, урок пошел не впрок…

…Сварог нетерпеливо ерзал на вертящемся стуле, но поделать ничего не мог — детишки уже добрых четверть часа увлеченно играли в «переставочку», взапуски соревновались, кто больше составит новых слов из какого-нибудь длиннющего, наподобие «абракадабры» или «идиосинкразии». Элкону, по крайней мере, было чем заняться, он, чтобы не отставать от других, играл за своего персонажа, шестилетнего маркиза из вымышленного манора.

— Вот тут Бетта откровенно в хвосте, — сказал Элкон, проворно нажимая клавиши. — Ну конечно, откуда ей знать словечки наподобие «виманы» или «орбиты»… Ага, к финалу близится… Ну да, Бетта на последнем месте… Все!

— Давайте! — оживившийся Сварог придвинулся поближе к столу.

Элкон кивнул. Сварог тихонечко ему подсказывал реплики.

Карапузик-маркиз вдруг предложил:

— А давайте теперь играть в буквы-цифирки!

Естественно, моментально посыпались однотипные вопросы:

— А как это?

— Как это?

— Это что?

Ага, вот и Бетта присоединилась:

— Как это?

— Вы знаете, что у каждой буковки есть своя циферка? Свой номер в алфавите? — продолжал «маркиз».

Появилось несколько значков, означавших «озадаченность» — видимо, это были самые маленькие. А вот те, что постарше, не особенно и медлили:

— Ага!

— Ну да!

— Я знаю, меня учит мэтр!

И, к превеликой радости Сварога, наконец-то отозвалась и Бетта:

— Я знаю.

— Пусть каждый напишет название того места, где живет, — продолжал «маркиз». — А потом мы сложим все циферки, выиграет тот, у кого самое большое число. Понятно?

— Понятно!

— Ага.

— А «манор» считается?

— Нет, только название.

— Понятно!

— Коллат!

— Тайр!

— Шанири!

Сварог моргнуть боялся, таращась на экран.

— Туарсон!

Это Бетта! Кошкой метнувшись к соседнему компьютеру, Сварог ударил по клавишам, словно вошедший в экстаз джазовый пианист. Программа была включена заранее, оставалось только вставить в окошечко название…

Секунды ползли, как улитки. Он затаил дыхание. Экран вспыхнул. Справа — карта с тонкой красной стрелочкой, указывающей на черную точку с названием, слева аккуратные строчки.

«Туарсон — фригольдерская деревня в провинции Гартвейн, Ронеро. Двести одиннадцать дворов, тысяча шестнадцать человек обоего пола. Овцеводство, посевы ячменя, рыбная ловля, охота. Единственная мануфактура по выделке конской сбруи, принадлежащая градскому обывателю Филатро. Ярмарок нет».

Там были еще какие-то пустяки, но это уже не имело значения. Сварог разглядывал карту. То самое классическое захолустье — сотня лиг до гланской границы, деревня располагается у самых поросших лесом отрогов Каталаунского хребта, смело можно сказать, на отшибе, вдали от больших дорог и проезжих трактов. До самого ближнего соседнего села… ага, не менее сорока лиг. В такой глуши не то что компьютер — в такой батальон спрятать можно, если, как это обычно у крестьян и бывает, действует круговая порука, никто в большом мире и не узнает…

— Получилось! — воскликнул Элкон. — Командир, вы…

— Не гений, но что-то близкое, — скромно сказал Сварог. — Получилось… Что вы хотите, все-таки шесть лет… Но снова Гартвейн. Сплошные от него сюрпризы…

— Я могу войти в сеть восьмого департамента. Снова воспользоваться их наблюдательными системами.

— Я крепко подозреваю, они поставили защиту. Коли уж Гаудин прекрасно знает, что мы пользовались его системами, но не может ничего доказать…

— Конечно, поставили, — пожал плечами Элкон. — Я их обойду в два счета. Их компьютерщики, полное впечатление, пользуются замшелыми наработками столетней давности. Примитивный народец, ни капли фантазии и творчества… Все получится.

— Ну, попробуйте, — сказал Сварог. — Для очистки совести. Я абсолютно уверен, что вы увидите самую обычную деревню и ее жителей, занятых обычными крестьянскими делами. Уж если у них хватило мозгов неведомо как смастерить компьютер, он, несомненно, под открытым небом не стоит. Да и Бетта вряд ли забавляется во дворе или посреди улицы… Ну ладно, для очистки совести…

— Я мог бы туда отправиться…

— Я вас туда не пущу, — сказал Сварог. — В деревне, особенно захолустной и уж тем более такой, к любому чужаку относятся если не с подозрением, то самое малое настороженно. Вы не сможете убедительно изображать крестьянского парня… как и я не смогу прикинуться крестьянином так, чтобы поверили. Тут нужны совершенно другие люди…

Глава VIII Король посреди будней

— Они спят, все до единого, — предупредительно сообщил министр двора, неотступной тенью следовавший по пятам. — Я не стал распоряжаться, чтобы их будили, чуть ли не двое суток трудились без отдыха…

— И правильно, — сказал Сварог. — Пусть отдохнут…

— В статуе ни малейшего изъяна, все проверили тщательнейшим образом…

— Рад слышать, — сказал Сварог отстраненно.

И медленно принялся обходить кругом бронзовую конную статую в полтора человеческих роста высотой, поблескивающую свежим литьем, еще, казалось, источавшую жар плавильной печи.

Точная копия маленькой бронзовой статуэтки, одобренной им модели. Ни капли помпезности, все просто и строго — конь выгнул шею, грациозно приподнял правую переднюю ногу, едва касаясь копытом земли, Делия сидит в седле спокойно, непринужденно, с безмятежным лицом глядя вдаль, одетая в точности, как в тот последний день. Сварог остановился, глядя в ее бронзовое лицо, обрамленное рассыпавшимися из-под шляпы кудрями. Тем, кто становится монументами, это, в сущности, все равно, как и тем, кто удостоен не более чем убогой безымянной могилы… Ему вдруг показалось, что с того страшного дня на Морской площади минули десятки лет, и все стало невообразимо далеким прошлым, стершимся в памяти всех, кроме него. Перед глазами у него стояла дымная полоса, протянувшаяся высоко над головами толпы, а в ушах — бряцанье расстроенного дагараса и голос Шедариса, певшего одну из любимых баллад Вольных Топоров:

Он стоял с сухими глазами, стиснув зубы, словно наяву видел высокое пламя, пожиравшее неведомые города, распространявшееся вширь и вдаль, лизавшее каменные своды исполинской пещеры, о которой он по-прежнему ничего не знал — кроме ее незавидного будущего…

— Что, — встрепенулся он, опомнившись.

— Что-то не в порядке, ваше величество, — тревожно прошептал министр двора.

— С чего вы взяли, — холодно сказал Сварог. — Все в полном порядке, мое величество довольны…

Он ненадолго призадумался, рассуждая, как наградить Гая^[6K5] — чтобы и скупердяем не показаться, и не просыпать милостей чрезмерно: парень только начинает, негоже, чтобы занесся и почивал на лаврах. В конце концов, награждать живых гораздо проще, чем мстить за мертвых…

Не глядя на министра, прекрасно зная, что ни одно его словечко не пропадет даром, он сказал негромко:

— Мое благоволение передать устно. Гаю Скалигеру — орден Серебряной Совы и тысячу ауреев золотом. Мастерам — по сто золотых и по медали… какая там уместна для данного случая. Подмастерьям — по десятку золотых и сокращение оставшегося срока вдвое.^[6K6] Если у кого-то есть нужды, просьбы, долги, хлопоты — помочь и решить…

— Будет исполнено, ваше величество…

— Пьедестал?

— Соблаговолите пройти…

Сварог направился в дальний угол помещения — там, на высокой консоли, стояла та самая бронзовая модель, только теперь на прямоугольной каменной плитке светло-шоколадного цвета с красивыми черными прожилками.

— Мрамор из Ноллара, — прошелестел министр двора. — В полном соответствии с волей вашего величества. Вы приказали не устраивать высокого вычурного постамента… Точное подобие пьедестала. Плита уже отполирована, осталось приделать крепления и установить статую на Морской площади… У вашего величества будут замечания?

— Одно-единственное уточнение, — сказал Сварог, коснулся пальцем торца плитки. — Вот здесь пусть выбьют на постаменте: «В ожидании». Предупредите, что надпись не должна быть особенно глубокой. Что со временем придется ее сбить с торца, — его лицо на миг исказила злая гримаса. — Надеюсь, это случится уже скоро…

— Будет сделано, ваше величество…

Холодно кивнув, Сварог направился к выходу, распахнул скрипучую низкую дверь, вышел во дворик, где там и сям лежали груды угля, штабеля поленьев, угловатые мешки с бронзовыми слитками. Попахивало гарью из плавильной печи. Замурзанный сторож кинулся открывать ворота, Барута подвел Сварогу высокого рыжего коня, трое ратагайцев взлетели в седла.

Небольшая кавалькада крупной рысью выехала за ворота, оказавшись на широкой грязной улице, всадники подхлестнули коней и коротким галопом помчались посередине улицы. Небогато одетые прохожие, заслышав стук копыт, привычно шарахались в стороны. Никто и внимания не обращал на одетого довольно скромно короля королей и его немногочисленных спутников — чему Сварог был только рад.

Эта окраина Латераны не только роскошью, но и намеком на достаток не блистала — именно в таких и устраивают немилосердно дымящие плавильные печи, не допуская их в более респектабельные кварталы. Возле накрытого четырехугольной крышей, обложенного диким камнем колодца всадники свернули налево и, не меняя аллюра, двинулись той же окраиной — мимо невзрачных лавчонок, домиков с прохудившимися кровлями, третьеразрядных трактиров, лежавших у хилых заборчиков коров…

Через четверть часа они оказались перед высоченным глухим забором со столь же внушительными воротами, украшенными облупившейся вывеской «Медной гильдии кровельных дел мастер Бачалар с племянниками». Подъехав вплотную, Барута загрохотал в ворота сапогом, и они почти тут же распахнулись, а вскоре гулко захлопнулись за въехавшими.

В небольшом дворе не обнаружилось ровным счетом ничего, свидетельствовавшего бы, что здесь обитают кровельных дел мастера. Двор был пуст, если не считать двух дюжих молодцов с оттопыренными полами гильдейских кафтанов, примостившихся под навесами и вроде бы сонно подремывавших — однако, завидев Сварога, оба шустро вскочили и поклонились. Бросив поводья Баруте, Сварог направился к крыльцу добротного каменного домика, взбежал по выщербленным ступенькам. В крохотной прихожей обнаружился еще один малый с оружием под не застегнутым кафтаном. Он не кланялся, а замер по стойке «смирно». Почтительно доложил:

— Господин граф прибыл, государь.

— Да, я видел коня на привязи… — рассеянно отозвался Сварог и уверенно распахнул дверь направо.

Гаржак сидел за столом в комнатке с низким потолком, в обществе высокого глиняного кувшина.

— Сидите, — махнул рукой Сварог, шагнул к громоздкому старинному буфету, уверенно распахнул тяжелую дверцу и снял с полки высокий стакан отличного гларморийского стекла, синего в алых прожилках. — Налейте-ка и мне.

Гаржак проворно наклонил кувшин. Как и следовало ожидать, вино было отличным, ничуть не соответствующим непритязательному подворью, где якобы обитал мастер средней руки.

— Как постоялец? — спросил Сварог без особого интереса.

— А что ему сделается… Сидит себе, ест и пьет, только временами ноет о своей тяжкой участи, просит развеять тягостную неизвестность…

— Развею, — кивнул Сварог. — Очень скоро… Всю неизвестность как рукой снимет… — он допил вино, отставил стакан. — Мне хотелось бы вас спросить, граф… Я как-то прежде никогда и не интересовался этим вопросом, а вы должны разбираться… Как у нашей тайной полиции и подобных ей учреждений налажена работа среди крестьян? В деревнях.

— А никак, ваше величество, — нисколько не раздумывая, ответил Гаржак. — Так уж испокон веков повелось, не только у нас, повсюду крестьянами занимаются исключительно начальники полиции провинций. Вот они, точно, держат в деревнях свою осведомительную сеть. Которая занята главным образом тем, что высматривает и вынюхивает, не готовится ли где-нибудь мятеж. Ну, и тем, что касается уголовщины: скупщики краденого, скотокрады, фальшивомонетчики, укрыватели разбойников, содержатели притонов и прочая публика. Но это — главным образом близ больших дорог и трактов. И, конечно, пограничная стража охотится за контрабандистами. Ну, а в глуши, в сонной глубинке, никого нет, кроме обязательных осведомителей. Прочие службы в деревне попросту не работают. Там для них нет ничего интересного. Везде так обстоит, испокон веков.

Вот именно, сердито подумал Сварог. Везде и испокон веков. Вот и получается, что процентов семьдесят населения, обитающего, с точки зрения горожан, в той самой сонной глуши которую тысячу лет не охвачено вниманием спецслужб. Если нет донесений о замышляющемся бунте, никто и не почешется. А потом в захолустной деревушке внезапно обнаруживается компьютер… интересно, на что там можно наткнуться еще, если поискать по-настоящему?

— Интагар мне говорил, что вы трижды переряженным странствовали по деревням…

— Было, ваше величество, — кивнул Гаржак. — Но это никогда не имело отношения к крестьянам. Объектом интереса дважды были провинциальные дворяне, а в третий раз — крупный скототорговец из главного города провинции.

— Он говорил еще, что перевоплощаться вы способны мастерски…

— В кои-то веки он обо мне отозвался хорошо…

Сварог усмехнулся:

— Он вас по-прежнему терпеть не может, хотя давно уже не пристает с просьбами вас повесить или, по крайней мере, отправить за решетку. Однако надо отдать ему должное — он никогда не говорил, что вы плохой работник… Граф, я вас намерен отправить именно что в деревенскую глушь. Дело серьезнейшее и наверняка опасное. Боюсь, если вас раскроют, постараются избавиться так, чтобы и следа не осталось…

— Ну, это мы еще посмотрим… — хищно улыбнулся Гаржак. — Куда следует отправиться?

— Деревня Туарсон в провинции Гартвейн. Редкостная глушь. Не бывали?

— Не доводилось, — сказал Гаржак. — В Гартвейн заносило пару раз… и в похожие уголки, так что примерно я эту редкостную глушь представляю. Что я должен там искать?

Сварог помедлил.

— Честно признаться, я и сам плохо представляю, что именно вам следует там искать, — сказал он. — В детали я вас посвящать не буду — исключительно оттого, что объяснения отнимут много времени, а времени у нас мало. Вам надлежит искать необычное, все, что не соответствует жизни обычной провинциальной деревни. Нечто такое, чего там быть категорически не должно. Понимаете?

— Не до конца, но в основном, ваше величество…

— Это может быть что угодно, — сказал Сварог. — Приспособления, устройства, механизмы, знания, которым не полагается быть в обычной деревне.

— Оно там есть? — серьезно спросил Гаржак.

— Есть, — кивнул Сварог. — Уж в этом-то я уверен. Там живет шестилетняя девочка по имени Эльбетта. Понятия не имею, редкое это имя, или Эльбетт там носится целый выводок. Понятия не имею, как зовут ее родителей и из какой она семьи. Но она там живет. И как раз в ее доме могут отыскаться прелюбопытнейшие вещи… Вам не нужно ничего добывать — только вызнать, что там происходит, что там припрятано по углам… Справитесь?

— Постараюсь…

— Кем вы притворяетесь?

— Первый раз я был мелким приказчиком, — сказал Гаржак. — Но работать оказалось трудновато — для крестьян и подобная личность остается городским чужаком. Поэтому я с тех пор выступаю в роли бродячего точильщика. Вот эту персону в деревнях всегда встречают радушно. В каждом дворе есть самодельные точила, но крестьяне всегда рады мастеру с настоящим станком, точильным кругом. Ножи, топоры, косы, овечьи ножницы, секачи для мяса и капусты, да чего только ни тащат…

— Вы можете, не вызывая подозрений, задержаться там на недельку, а то и подольше?

— Деревня большая?

— Двести с лишним дворов.

— Запросто. В такой деревне раньше и не справишься. И всегда можно придумать благовидный предлог, чтобы задержаться еще на несколько дней. В таком обличье можно часами болтать с местными. Для захолустной деревни любой бродячий ремесленник — источник новостей из большого мира. Двести с лишним дворов… Значит, там непременно есть корчма, а то и не одна. И обязательно найдутся девушки, которые не прочь почесать язык с повидавшим свет городским парнем. Среди них попадаются страшные болтушки… а иногда, говоря по правде, и не особенно строгих нравов особы, что еще более облегчает задачу.

Сварог усмехнулся:

— А нет ли риска, что деревенские парни городскому бока обломают?

— Случается… — сказал Гаржак. — Но я давно научился держаться так, чтобы не давать повода для стычек. У них и на этот случай есть вековые традиции, от которых как-то не отступают, достаточно их знать и не лезть на рожон… Знающий обхождение бойкий парень, умеющий завлекательно рассказать о новостях, поддержать степенную беседу в корчме, позубоскалить с девушками, с парнями на выгоне, местного пойла пригубить, поиграть на том и на сем — а это значит, танцульки устроить с самим собой в роли музыканта… — он кивнул на стоявший в уголке виолон, простой, без лака и украшений, как раз и приличествующий бродячему ремесленнику. — Где танцы, там и бутылочка, языки развяжутся… Знакомое дело. Прикажете изобразить?

— Изобразите, — кивнул Сварог.

Проворно поднявшись, Гаржак взял виолон, устроился на лавке возле буфета и ударил по струнам:

Сварог смотрел на него не без уважения. Перед ним оказался совершенно другой человек — недалекий, но шустрый мастеровой-волокита, с томным, преувеличенным пафосом третьеразрядного актера бросавший пылкие взгляды в пустое пространство, где явно подразумевалась деревенская красотка, то и дело поправлявший усики ногтем большого пальца. Все ухватки и повадки битого жизнью бродячего ремесленника переданы мастерски — в меру вульгарный, в меру нагловатый дешевый кавалер с городской окраины. Сварогу такие не раз попадались во времена прошлых странствий по глухой провинции. Неотразимое впечатление такие молодчики производят на простоватых деревенских красоток, в жизни не бывавших дальше главного города (обычно городка) провинции, а то и просто-напросто близлежащей ярмарки.

— Довольно, — Сварог поднял ладонь. — Что же, убедительно… Только помните, что это, есть подозрения, не вполне обычная деревня.

— Магия? — деловито спросил Гаржак.

— Не похоже, чтобы там была магия, — сказал Сварог задумчиво. — Там что-то другое… Я почти ничего не знаю об этом местечке, но нет времени что-то выяснять… Да, и вот что еще… Вы знаете такую песню? «И содрогнулось небо, и плакала земля, когда багряный отсвет ложился на поля…»

— «Под горестные крики несметных птичьих стай…» — подхватил Гаржак. — Ну кто же ее не знает, ваше величество? Одна из самых известных «жалостниц», ее заказывают музыкантам в таверне, когда на душе кошки скребут. Мне тоже когда-то случалось, когда я страдал однажды от разбитого сердца — теперь-то приходишь к выводу, что зря страдал…

— Вы знаете, о чем эта песня, с чем связана?

— Да вроде бы с Багряной Звездой, — довольно равнодушно пожал плечами Гаржак.

— А что вы сами думаете о Багряной Звезде?

— Да ровным счетом ничего, ваше величество, — граф вновь пожал плечами, покрутил головой. — Никогда не интересовался старинными сказками и книжными премудростями.

— На сей раз придется, — сказал Сварог. — Внимательнейшим образом мотайте на ус, что в Гартвейне говорят о Багряной Звезде. И попытайтесь сами при случае навести на разговор…

Гаржак уставился на него пытливо, но без малейшей тревоги:

— Она что же, и правда есть?

— Возможно, — сказал Сварог, сохранив полную бесстрастность. — Это вам тоже предстоит выяснить. Но в первую очередь — Туарсон, то необычное, что может оказаться в деревне, эта Эльбетта… или одна из Эльбетт кое-что знает.

— Шестилетняя девочка? — серьезно спросил Гаржак.

— Шестилетняя девочка, — кивнул Сварог. — Родители недосмотрели, и эта девочка начала забавляться с некоей затейливой штуковиной, которой не то что в деревне, вообще на земле быть не должно… Поймите, у меня просто нет времени объяснять вам подробно, что это такое… Вам много времени понадобится, чтобы собраться?

— Пока доскачу, то да се… Точильный станок и необходимая одежда у меня дома… Три четверти часа — и я буду готов.

— Отлично, — сказал Сварог. — Я как раз управлюсь здесь, поговорю с нашим гостем… И приеду за вами. Я вам дам самолет, подумаем, где вас высадить, чтобы затратили на дорогу как можно меньше времени. В главный город провинции… как он там называется…

— Кардалайн.

— Да, вот именно… Я туда переброшу дюжину агентов потолковее, чтобы вы при нужде располагали подкреплением. — Сварог встал. — Ну, удачи. Поезжайте…

Кивнув графу, он вышел и направился в другое крыло домика, прошел по пыльному неширокому коридору, обитому выцветшим ситцем, синим в мелкий белый цветочек, мимо нескольких плотно прикрытых дверей, из-за которых не доносилось ни звука. В самом конце коридора, направо, вниз, в полуподвал, уходила древняя каменная лестница в дюжину ступенек, упиралась в низкую, обитую чуть поржавевшим железом дверь с полукруглым верхом и внушительным кованым засовом.

Охранники вскочили и вытянулись, как стойкие оловянные солдатики. Осторожно ставя ноги на выщербленных ступеньках, Сварог спустился к двери, повел подбородком в ее сторону. Один из охранников проворно отодвинул засов, второй распахнул дверь. Засов отодвинулся бесшумно, и дверь не скрипнула — его приказ был выполнен в точности.

Пригибаясь, чтобы ненароком не треснуться затылком о косяк из потемневшей цельной плахи и не нанести тем самым урон королевскому величию, он вошел, и его сразу окутала промозглая сырость. Небольшая комнатка с низким куполообразным сводом, несомненно, использовалась прежними хозяевами как кладовая — на полу до сих пор валялись обломки досок, клепки от бочек, какой-то уже непонятный, траченый временем хлам. Справа низкая, запертая на огромный ржавый замок дверь вела в соседние помещения — но Сварогу они оказались без надобности, и он не приказывал их обустроить. Длинные, высотой в ладонь, надежно зарешеченные окошки под потолком давали сейчас, в дневную пору, достаточно света.

Жестом приказав закрыть за ним дверь, он повернулся и с легонькой ухмылкой стал разглядывать узника. Особым комфортом мэтра Тагарона тюремщики не баловали — не в целях особого издевательства, просто-напросто не было смысла и надобности заботиться о нем, как о дорогом госте. Притащили какие-то невысокие ящики, кинули на них дерюгу — получилась постель. Еще один ящик поставили рядом — получился обеденный стол. В углу стояло ржавое мятое ведро, посредством распространявшегося запаха говорившее само за себя.

Мэтр Тагарон, свесив руки меж колен, сидел на постели, смотрел на Сварога сверху вниз с унылой злостью. Неделя заточения себя показывала: надетый поверх коричневого кафтана плащ Сословия Совы измят и покрыт непонятными пятнами, волосы спутались, нехоленая борода отросла и растрепалась. Ни малейшей жалости Сварог что-то не почувствовал.

Морщась от распространяемых ведром ядреных ароматов, Сварог придвинул ногой служивший столом ящик и без колебаний на него уселся — другой мебели все равно не было.

— Как себя чувствуете, любезный мэтр? — спросил он вежливо.

— Омерзительно, — отрезал Тагарон, затравленно посверкивая главами из-под спутавшейся шевелюры.

— Будем знакомы, — сказал Сварог. — Я — король Сварог Барг.

— Наслышан, — кратко ответствовал Тагарон.

— Интересно, вы непочтительный хам или просто раскисли? — спросил Сварог. — Встать перед королем и не подумали…

— У меня есть свой король, — все так же неприязненно сообщил ученый книжник.

Сварог искренне рассмеялся:

— Вы про Стахора? Ох уж мне эти оторванные от юридических реалий ученые мужи… Вы, любезный — сбежавший за границу без выправленной должным образом подорожной подданный короля Конгера, стало быть, теперь мой. Я не помню всех судейских хитросплетений, но подобное деяние обозначено в кодексах как преступление и чему-то там подлежит. Я вовсе не собираюсь притянуть вас за это к суду, просто хочу, чтобы вы уяснили свое положение должным образом… Речь о другом. Я велел каждый день поутру спрашивать вас, согласны ли вы дать показания. Не сомневаюсь, что те обаятельные молодые люди за дверью так и поступали — мои приказы, я давно убедился, выполняются скрупулезно. Однако мне так и не доложили, что вы согласны говорить…

— Не о чем мне с вами говорить, — сказал Тагарон. — Какие такие показания? Вы на нас самым пиратским образом напали в свободных водах, захватили мирное судно…

— Которое везло другое судно, подводное, оснащенное запрещенным движителем, канцелярски именуемым «толкающий винт»…

— Вот и дайте мне возможность предстать перед официальными лицами империи. Кто бы вы там ни были в другое время, сейчас вы — обычный земной король, не имеющий права самолично заниматься такими делами. Если бы вы выступали в ином качестве, мы бы беседовали не здесь.

— Беру свои слова обратно, — ухмыльнулся Сварог. — Касательно оторванных от юридических реалий ученых мужей. Должен признать, что в законах вы кое-что соображаете. Я слышал, раньше вы таких склонностей не проявляли… Поднатаскал кто-то? Интересно, а почему вы решили, что вам было бы лучше там? — он показал пальцем на низкий потемневший свод. — Прежде всего, там опять-таки попали бы в руки ко мне…

— В любом случае там действуют законы, а не произвол, — отрезал Тагарон. — Сомневаюсь, что там меня держали бы в этакой гнилой дыре, — он окинул подвал возмущенным взглядом.

— Произвол так произвол, — сказал Сварог преспокойно. — Ну, а чего другого вы хотели от Баргов? Буйная кровь, знаете ли… — он переменил тон, заговорил резко, холодно. — Вот что, почтенный мэтр… у меня нет ни малейшего желания вести здесь с вами словесные дуэли. Во-первых, времени нет, а во-вторых, воняет тут почище, чем в зверинце, а нос заткнуть нечем… Поэтому говорить будем кратко и по существу. Мне нужно, чтобы вы подробно рассказали, что вы делали в Горроте, кто там вам покровительствовал и содержал, кто помогал вам строить лодку и отправил к Хай Грону. Горротцы, конечно, от вас отказались самым официальным образом, о чем мне сообщил их посол. Они твердят, что просто-напросто в силу присущей им исстари доброты дали убежище почтенному ученому мужу, бежавшему от невыносимой тирании сатрапа и врага просвещения Конгера Ужасного. И ведать не ведали, чем вы там занимаетесь на собственные денежки, куда плаваете и зачем… Или вы ожидали другого? Неужели вы настолько глупы и младенчески наивны? Любое государство в столь щекотливой ситуации отречется громогласно от провалившегося… Но я-то прекрасно знаю, что в Горрот вы бежали в спешке, бросив здесь все свое имущество, да и деньги в банкирской конторе Улимана с сыновьями. У вас при себе был лишь тощий кошелек да и то, что на вас было тогда надето… Так что все создано на горротские денежки. Вот об этом и расскажите подробно.

— Не дождетесь.

— Ну вы и болван, — без малейшего раздражения сказал Сварог. — Даю вам срок до завтрашнего полудня. Если вы и к этому времени будете изображать гордую несгибаемость, я вас быстренько переправлю в Глан. Во-первых, там есть глухие места, где вас сам черт не найдет. Во-вторых, там хорошие палачи. Здесь сыщутся не хуже, но в Глане легче сохранить тайну. Уж там постараются, чтобы вы и не померли раньше времени, и язык развязали очень скоро. С гвоздями под ногтями и с содранной с задницы шкурой вы быстренько начнете петь получше любого баритона королевской оперы. И не смотрите на меня так. Я не чудовище. Я, к превеликому сожалению, король. А любой король руководствуется не слюнявой гуманностью, а жестокой истиной под названием «государственная необходимость». Сейчас она требует, чтобы я вас вывернул наизнанку. Значит, придется…

— Вы не посмеете…

— Интересно, с чего это вдруг? — ничуть не притворяясь, натуральным образом удивился Сварог. — С какой такой стати? Вы — беглец, вступивший за границей в сговор с врагами королевства. Людей покрупнее вас, знатных, сановных, титулованных за подобные проказы вздергивали на дыбу и разрывали лошадьми на площади — и не обязательно в ныне подвластных мне землях, повсюду… И никаких дискуссий! — рявкнул он, завидев, что Тагарон открыл было рот. — Я в своем праве. Если угодно поинтересоваться моими чисто человеческими чувствами, то таких, как вы, я ненавижу почище врагов. Враг — он и есть враг, ему положено… А умные головы вроде вас, по бескорыстной страсти к благородному познанию влипающие в самые грязные дела… Не будет никаких дискуссий. Подумайте над своим положением. Повторяю: срок до завтрашнего полудня. Не станете говорить, окажетесь в гланской пыточной. Счастливо оставаться.

Он резко повернулся и, не оглядываясь, пошел к двери. Оказавшись отрезанным от вони солидной дверью, облегченно вздохнул полной грудью, спросил, ни на кого не глядя:

— Часы есть?

Охранники, торопливо выворачивая карманы, предъявили ему часы: большущие круглые в стальном корпусе и квадратные поменьше, в потемневшем бронзовом. Критически присмотревшись к циферблатам, Сварог кивнул:

— Вроде бы ходят нормально… Каждый час будете заходить и отвешивать нашему гостю пару-тройку оплеух. Особенно не увлекайтесь, пусть он всего-навсего поймет, что церемониться с ним тут не будут. То же самое передайте ночной смене. Воды принесите, но ужином не кормить. Завтраком тоже. Если он пожелает мне что-то передать, сообщить немедленно. Все ясно? Молодцом…

Стал осторожно подниматься по щербатым ступенькам и был уже на середине, когда наверху, в проеме, показался запыхавшийся шпик, тот, что начальствовал здесь над всеми.

— Ваше величество! — выдохнул он, пуча глаза. — Глэрд Баглю…

Глава IX Беглец

Чтобы хорошенько присмотреться, выбрать место для посадки — и вообще понять сначала, можно ли тут приземлить — Сварог сделал три круга, на небольшой скорости, с каждым разом опускаясь все ниже. Уже после первого круга кто-то зоркоглазый и бдительный его заметил и тут же, надо полагать, поднял тревогу: на верхушках трех круглых башен, на галерее донжона, во дворе показались люди, уставившиеся в небо. У всех оказалось в руках оружие, у кого лук, у кого мушкет, но никто и не пробовал целиться: чересчур уж уникальным явлением была для Талара Сварогова вимана, так что его ни с кем другим не могли спутать.

Троюродный прадедушка Баглю, когда-то выбравший именно это место для возведения небольшой крепости, несомненно, обладал немалым житейским опытом. Крепость — точнее говоря, всего-навсего не особенно и большой замок — построена в глубине отдаленного горного ущелья, куда по земле приходилось добираться от более цивилизованных мест лиг двадцать, извилистым путем, пролегавшим меж скальными откосами, где в самом широком месте бок о бок могли проехать лишь четыре всадника. С трех сторон над крепостью вздымались отвесные горные вершины, с четвертой примыкала глубокая пропасть. Последние пол-лиги к воротам вела узенькая тропинка, где места хватало одному-единственному конному или пешему. Горстка отчаянных малых — особенно если заготовили достаточно провизии — могла защищаться тут против целой армии хоть год, хоть два. Впрочем, любая армия убралась бы отсюда гораздо быстрее — уж ей-то понадобилось бы несметное множество припасов, которые трудновато раздобыть в этом малолюдном и бедном краю. Баглю как-то упоминал, вроде бы шутливо, но с затаенной гордостью: его предки-родственники дважды держались здесь против войск старинных королей, с которыми ссорились. Оба раза венценосцы держали осаду ровно столько, чтобы не потерять лица, а потом трубили отход, высокомерно объявляя, что им-де жаль терять время на этот убогий курятник…

Сварог остановил виману в воздухе над мощеным двором, присмотрелся и вертикально повел ее вниз — очень медленно, чтобы ненароком не придавить кого-нибудь из толпившихся там. Ну, соображения у них хватило — прытко кинулись врассыпную, освободив даже гораздо, больше места, чем требовалось.

Он сажал «самолет» так, чтобы крылья оказались параллельны стене замка — но все равно, между кабиной и стеной осталось не более пяти уардов, да и между хвостом и донжоном примерно столько же. Размах здешней архитектуре был не присущ, что вполне объяснимо.

Он летел один, а потому лесенку пришлось опускать самолично. Привычно стал спускаться. Ножны меча, как их ни придерживай, то и дело колотили по легким перильцам. Ничего тут не поделаешь: благородному гланскому дворянину, а уж тем более королю, появиться за пределами дома без оружия так же неприлично, как без штанов… тьфу ты, без тартана…

Обитатели замка толпились на почтительном расстоянии, уважительно прижимая к груди береты с орлиными перьями и беличьими хвостиками — судя по одежде, поголовно простые ратники и замковая прислуга. Единственным обладателем дворянской цепи оказался глэрд Баглю, он неторопливо шел к Сварогу, согласно малому этикету, то останавливаясь и трижды притопывая левой ногой, чтобы громко звякала шпора, то прижимая к сердцу левую руку, то чинно касаясь ею берета, делая вид, что вот-вот его снимет, но, разумеется, так и не снял: господа глэрды с незапамятных времен обладают привилегией оставаться перед королем с покрытой головой. Сварог, коего этикет не обязывал выкидывать этакие церемониальные коленца, с потаенной радостью ограничился пресловутым «милостивым наклонением головы». Правда, пришлось еще выслушать пару-тройку длиннющих церемониальных фраз, какими всякий дворянин обязан встречать в своих поместьях короля: мол, и весь замок, вплоть до последнего закутка, к услугам его величества, и все здешнее народонаселение, вплоть до последнего поваренка, умрет на месте, выполняя королевскую волю… И все такое прочее.

Хорошо еще, надолго это не затянулось. Следуя приглашающему жесту почтительно отступившего на шаг хозяина, Сварог поднялся по узкому каменному крыльцу, где справа и слева сидели оскалившиеся медведи (сразу видно, сработанные не особо и талантливым, но чертовски усердным каменотесом), вошел в небольшую прихожую, обитую потемневшими досками, на которых не особенно и живописно развешано старинное оружие (содержавшееся, впрочем, в идеальном порядке — ни единого пятнышка ржавчины). Огляделся: несколько низких дверей, каменный пол, высоко над головой перекрещиваются толстые балки… Обнаружив в углу грубый стол с несколькими массивными креслами, туда и направился. Не теряя времени, уселся, жестом разрешил хозяину последовать его примеру, спросил нетерпеливо:

— Что случилось, Баглю? Вы меня неожиданно вызвали, да еще в этот медвежий угол… Снова что-то с Горротом?

— Можно и так сказать, — Баглю пожал плечами словно бы в некотором замешательстве.

— То есть? — спросил Сварог напористо.

— Видите ли, ваше величество… Нам сдался горротский посол…

— Сдался? — поднял брови Сварог. — Ну, не хотите же вы сказать, что у вас тут была война с посольством? Это как-то даже и чересчур, даже при нынешних напряженных отношениях…

— Простите, ваше величество, я неточновыразился… — Баглю явно пребывал в некотором замешательстве, что для него не свойственно. — Он… Перешел… В общем, вчера утром он ни с того ни с сего объявился на моем подворье на двух каретах: в одной он сам с семейством, во второй — сундуки с пожитками. И попросил об убежище в полном соответствии со старинной традицией: предстал передо мной босиком, с поясом, висящем на левой руке, произнес должные слова: мол, припадая к подножию престола, рассчитывая на великодушие моего монарха… Пришлось соблюсти традицию, я пообещал передать все на ваше благоусмотрение, через пару часов выехал сюда вместе с ним и его семейством — он очень просил спрятать его где-нибудь в глухом уголке…

— Интересные дела, — сказал Сварог, не зная, что и думать. — Я о таком что-то и не слышал даже…

— И не удивительно, ваше величество, — ответил Баглю задумчиво. — Вещь редкая. Лет девяносто назад тогдашний лоранский посол в Ронеро попросил убежища. А других случаев я и не припомню…

— А что там было девяносто лет назад?

— Дела житейские, — усмехнулся Баглю. — Господин посол был одержим неутолимой страстью к игре. Спустил в игорных домах Равены не только свои деньги и драгоценности жены, но и всю посольскую казну до последнего грошика, золотую и серебряную казенную утварь, даже лошадей с экипажами. Что тут оставалось?

— Интересные дела, — повторил Сварог. — А наш в чем таком провинился, что решил бежать и просить убежища?

— Представления не имею, — сказал Баглю. — Согласно той же традиции допрашивать его не имею права: он обо всем расскажет лишь вашему величеству. Может, конечно, наврать с три короба, ну, тогда придется проверять… Смело могу сказать одно: у меня нет никаких сведений о растрате им казенных денег на какие-то свои нужды.

— Значит, и не растрачивал, — сказал Сварог. — Зная ваш опыт… Я никогда не требовал подробного отчета, но представляю, как вы обложили горротское посольство…

— Смею думать, надежно, — со скромной гордостью, с легкой улыбкой сказал Баглю. — Как-никак наш главный противник…

— Может, что-нибудь по женской части?

— Исключено, — Баглю решительно мотнул головой. — Представьте себе, в противоположность очень и очень многим он супруге не изменяет. Редкостная красавица, брак по любви… Случалось, конечно, что со временем и такие браки заканчивались изменами, иногда обоюдными, но не сейчас… Я бы знал. Это в самом Горроте неким загадочным образом проваливаются все до единого шпионы, и очень быстро, а вот в посольстве работается прекрасно, на него горротские загадочные чудеса отчего-то не распространяются, у меня там столько соглядатаев…

— Ладно, не буду гадать, — сказал Сварог. — Расскажите-ка все, что у вас на него есть. Уж на такую персону, как горротский посол, у вас немало должно накопиться… Бумаги, должно быть, складывать некуда, а?

— Я бы так не сказал… — тонко усмехнулся Баглю. — Но пара полок в шкафу заполнена до отказа… Итак. Эгар, граф Канмор. Род очень старый и прославленный, но, как это порой и с такими родами случается, давно уже впал в то состояние, которое принято деликатно именовать «благородной бедностью». Не считая троюродного брата посла, которому повезло очень выгодно жениться, остальные живут исключительно службой и жалованьем. Нашему графу — тридцать с небольшим, он практически ровесник Стахора. В восьмилетнем возрасте попал в королевский дворец — какие-то старые связи работали. Вы ведь знаете, как это бывает.

— Знаю, — кивнул Сварог. — Пажом?

— Берите выше. «Товарищ по играм и забавам его высочества принца». В Горроте это официальное придворное звание, нельзя сказать, что особенно высокое, но иные высокородные родители стараются протолкнуть своих отпрысков на эту должность даже ожесточеннее, чем интриговали и боролись бы за звание камергера для себя лично. Ну, вы же понимаете… Постоянный участник игр и забав наследного принца… Дети сближаются, они растут… Некоторые «товарищи по играм» потом поднимались очень высоко. Были, правда, и такие, которые это звание очень быстро теряли: малолетний принц во многом ничем не отличается от обыкновенного ребенка, у него свои симпатии и антипатии. Какой-нибудь очередной навязанный взрослыми товарищ категорически ему не понравится — и ничего тут не поделаешь, приходится искать нового… Граф Канмор, однако, продержался в своем звании шесть лет, после чего получил следующее: «Спутник в учебе и благородных занятиях его высочества принца». Похоже, мальчишки подружились всерьез и крепко. Еще через два года принц стал совершеннолетним, после чего ему уже не полагалось официальных «товарищей» и «спутников». Но граф все равно остался при дворе — явно по настоянию Стахора. Стал камер-юнкером, и, что гораздо важнее — членом Академии Единорога. К ученым занятиям этот кружок не имел никакого отношения — собственно, во многом он напоминал Академию Лилий королевы Дайни Барг. Сам Стахор, «господин ректор», и девятеро «академистов». Все десять носили прозвища, которыми и пользовались в своем кругу. Всевозможные проказы на манер студентов Ремиденума, пирушки тайком, осада девичьих сердец — и не обязательно придворных… Словом, юные шалопаи развлекались, как могли, шесть лет. Потом король умер, Стахор взошел на трон, и его тогдашние советники, имевшие на него влияние, сумели внушить, что существование Академии далее неуместно, поскольку королю такое не приличествует, а времена Дайни Барг давно ушли в прошлое… Стахор взялся своих друзей устраивать. Кто-то занял неплохое место в военной службе, кто-то в гражданской, кто-то остался при дворе. Канмора и еще двоих Стахор сделал послами: у нас, на Сегуре, в Шагане. Решение, должен сказать, неглупое: все три державы — и мы в том числе, увы — в мировой политике играют небольшую роль, особенно Сегур, который никакой роли не играет вовсе. Но посол есть посол: титулы, привилегии, положение в обществе, деньги, непременные ордена… Восемь лет назад граф Канмор прибыл к нам с верительными грамотами и молодой женой. С тех пор и обитает… Безусловно неглупый молодой человек, хотя звезд с неба не хватает. Впрочем, у него и нет особых возможностей совершенствовать дипломатическое мастерство: между нашими странами никогда и не бывало каких-то изощренных дипломатических комбинаций, хитроумных политических игр. Воюем частенько — вот и вся дипломатия… В общем, переводя на армейские мерки, я бы его сравнил с толковым и исправным, но лишенным особенных карьерных перспектив лейтенантом. Обязанности выполняет исправно, в тайных пороках не замечен, доставшейся от предшественника шпионской сетью руководит нельзя сказать чтобы бездарно. За эти восемь лет родились два сына. Жена в изменах не замечена. В сущности, скучноватая, ничем не примечательная персона. Одна-единственная загадка тут есть. Около двух лет назад в посольство прибыл курьер с шифрованной депешей. Мои люди сумели снять копию. Если отбросить дипломатические обороты, графу предписывалось безвыездно пребывать в Глане, не посещая Горрот. И самое интересное… Я не исключаю, что его сотоварищи по Академии, сиречь послы в Сегуре и Шагане, получили аналогичные указания. Потому что только эта троица с тех пор безвылазно сидела в тех державах, куда их отправили — хотя остальные горротские послы на родину ездили частенько. Но это лишь мои предположения, не подкрепленные точной информацией. Правда, две недели назад маркиз Витеро, посол в Сегуре, все же уехал в Горрот. Причем поплыл не прямо в Клойн, а завернул к нам, вечер провел с Канмором. Увы, о чем они говорили… А что происходит при королевском дворе в Горроте, вот уже два года никому неизвестно. И вот теперь граф решил просить у нас убежища… Вот и все, пожалуй…

— Ну что же, — сказал Сварог, вставая. — Осталось прояснить, что возможно, самым простым способом… Пойдемте к вашему беглецу.

— Вообще-то он хочет разговаривать с вами с глазу на глаз… Просто-таки требует.

— Но неплохо было бы, чтобы вы, любезный Баглю, при разговоре присутствовали… — сказал Сварог.

— Ваше величество, — вкрадчиво сказал Баглю. — Вы ничего не имели бы против, если бы я присутствовал при вашей беседе так, чтобы граф об этом и не подозревал?

— Это было бы неплохо, — ухмыльнулся Сварог. — А что, можно что-нибудь… придумать?

— Я вас с ним сведу в Оленьей гостиной, — деловито сказал Баглю. — Очень удобное место. Она практически окружена потайным ходом, есть масса искусных приспособлений для подслушивания и подсматривания. В старину любили такие вещи — и не развлечения ради. Порой хозяин замка — и не только этого — сохранял свободу и жизнь именно благодаря этим придумкам…

— Ну что же, — сказал Сварог. — Будем соблюдать традиции славных предков, нам порой не грех у них поучиться житейской практичности… Показывайте дорогу. А по дороге кратко и емко изложите мне закон об убежище. Мне как-то не приходилось еще заниматься жаждущими убежища беглецами…

Отчего гостиная получила именно такое название, можно было догадаться с первого взгляда: повсюду на потемневших резных панелях красовались оленьи рога, огромные, разлапистые, судя по количеству отростков, принадлежавшие матерым самцам. Несколько дюжин, считая навскидку.

Баглю куда-то незаметно исчез, как призрак — он это умел. У двери выжидательно вытянулся усатый молодец в тартане цветов Баглю, с мечом и двумя кинжалами на поясе.

Опустившись в тяжелое старинное кресло со спинкой, увенчанной резной оленьей головой, Сварог оглядел комнату, пытаясь угадать, где могут располагаться потайные глазки и слуховые отверстия. Бесполезно и пытаться: такие вещи для того и устраиваются, чтобы их нельзя было высмотреть сходу. Старинные выцветшие гобелены, многочисленные резные орнаменты и прочие архитектурные излишества…

— Приведите… просителя, — сказал Сварог.

Усатый кивнул и проворно скрылся за дверью. Не прошло и минуты, как он, распахнув ее вновь, пропустил в гостиную молодого человека, одетого с небрежной роскошью старинного дворянства. Остался стоять у косяка, глядя приведенному в спину без всякого доверия: ну не любили тут горротцев, что поделаешь… Видно было, что он с превеликой охотой, достаточно королю мигнуть, пустил бы в ход весь свой богатый арсенал.

Властным жестом отослав его прочь, подождав, когда дверь плотно затворится, Сварог принялся пытливо разглядывать вошедшего. Баглю, как всегда, оказался точен в характеристиках — симпатичен, определенно не глуп, держится с осанкой человека, много лет состоявшего в придворных чинах, при королевском дворе — но сильной личностью не выглядит. Действительно этакий исправный лейтенант без особых перспектив. Человек покрупнее калибром обязательно постарался бы остаться при дворе и сделать там карьеру — с таким-то послужным списком…

— Садитесь, — кивнул Сварог. — Как вас зовут, я уже знаю. Как зовут меня, вы не можете не знать. Так что постараемся говорить кратко без лишних дипломатических красивостей, у меня много дел… — он усмехнулся. — Граф, как вы считаете, оказанный вам прием — суховат?

— Иного и ожидать не следовало, ваше величество, — едва заметно пожал плечами молодой посол.

Излишнего подобострастия в его тоне не наблюдалось, что Сварогу понравилось.

— Рад, что вы это понимаете, — сказал он бесстрастно. — В конце концов, вы до последнего времени представляли здесь страну, которую можно считать первой в списке врагов Глана… Поэтому отношение к вам будет не то чтобы враждебное, но определенно настороженное. И не только оттого, что вы из Горрота. История сама по себе, мягко говоря, удивляет. Крайне редко случается, чтобы убежища просили послы… А потому, думается мне, я вправе потребовать от вас полной откровенности. Или вы считаете иначе?

Молодой человек сказал почтительно, но твердо:

— Тысячу раз простите, ваше величество, но я не намерен выдавать доверенных мне государственных тайн. Это было бы против чести…

Сварог откровенно ухмыльнулся:

— Изъясняясь высоким слогом старых романов, такие взгляды делают вам честь… Не волнуйтесь. Никто не собирается требовать от вас каких-то тайн, это и в самом деле против правил… к тому же, простите уж, но вы и знать не можете никаких таких особенных тайн, не правда ли? Здесь, мы оба с вами прекрасно знаем, провинциальная глушь, захолустье… Речь о другом. Согласно закону об убежище вы обязаны подробнейшим образом изложить мотивы, толкнувшие вас на этот поступок. Обычно это полагается делать письменно, бумаги долго странствуют по инстанциям, поднимаясь снизу вверх, пока не попадут к королю на стол. Но в вашем случае обернулось так, что мы оба избавлены от бюрократической канители. Или вы предпочитаете обычную процедуру?

— Это было бы глупо, ваше величество, — сказал бывший посол. — Коли уж мы оказались с вами лицом к лицу… Мне хотелось бы закончить все быстрее, — он впервые проявил нервозность, улыбка была вымученной. — Жена места себе не находит, да и я никак не могу оставаться хладнокровным…

— Вот и прекрасно, — сказал Сварог. — Здесь, как мне объяснили, есть процедурные тонкости… Всякий беглец вправе просить убежища… но король, в данном случае я, не обязан предоставлять его всякому, кто о том попросит. Вам это должно быть известно?

— Разумеется, ваше величество.

Неторопливо, словно сам с собой рассуждая вслух, Сварог продолжал:

— Согласно букве закона, я могу дать вам убежище, а могу и отправить назад… а там уже, несомненно, знают, что вы бежали. Насколько я понимаю, вы со вчерашнего утра числитесь государственным изменником. Человек попроще мог бы отделаться тюрьмой или каторгой, но полномочный посол… Для вас возвращение не может закончиться иначе, нежели плахой. И вы, собираясь бежать, должны были прекрасно это понимать… Не так ли?

— Конечно, я это прекрасно понимаю…

— Вот тут-то и начинается главная интрига, я полагаю, — сказал Сварог. — В таких случаях шансов примерно поровну. Вы пошли на такой шаг, прекрасно понимая, что в случае отказа потеряете голову. Чтобы идти на такой риск, нужны чрезвычайно веские мотивы… Которые я обязан знать. Итак, что вас толкнуло?

Не отводя взгляда, граф тихо произнес:

— Да просто-напросто осознание того, что голову я могу потерять в любом случае…

— А вот это уже крайне интересно, — сказал Сварог. — Это надо понимать так, что на родине в самое ближайшее время вам все равно грозила плаха?

— Крепко подозреваю…

— Интересно, с чего бы вдруг? — усмехнулся Сварог. — Стахор, конечно, мой враг, но я всегда старался составить о нем объективное мнение. Врага нельзя оглуплять, недооценивать, закрывать глаза на его сильные стороны и положительные качества, если они есть. Его надо представлять себе достовернейше. О Стахоре я немного знаю. Вот уж на кого он не похож, так это на тупого тирана, рубящего головы из чистой прихоти. Ну в чем таком вы могли провиниться, восемь лет сидя вдали от родины? Или все же крепко провинились? В заговоре каком-нибудь участвовали, и все провалилось?

— Ничего подобного.

— Вот и рассказывайте, — сказал Сварог. — Подробно, но не растекаясь мыслью по ненужным мелочам, — он присмотрелся к собеседнику, прищурился. — Я вижу, вы волнуетесь… Может быть, кубок вина для храбрости? Я распоряжусь.

— Нет, благодарю вас, ваше величество. Не нужно. Я, конечно, волнуюсь, но не только в волнении тут дело… Я пытаюсь подобрать надлежащие формулировки, точные и исчерпывающие, а это, поверьте, нелегко…

— Вы же дипломат, — сказал Сварог без улыбки. — Должны уметь не только запутывать дело при необходимости, но и… формулировать. Точно и исчерпывающе. Например, когда отправляете домой посольские донесения. За восемь лет вы их столько должны были составить…

— Да, конечно. И все же, все же… — он рывком поднял голову, напрягся. — Если кратко… В Горроте, ваше величество, два последних года что-то очень и очень неладно. Я имею в виду в первую очередь королевский двор и самого короля. За пределами дворца, насколько я могу судить, продолжается самая обычная жизнь, прежняя. А вот внутри… Ваше величество, должен сразу предупредить: многое из того, о чем я буду говорить — не точные факты, а мои домыслы, догадки, попытки что-то проанализировать и свести в систему…

— Буду это учитывать, — кивнул Сварог. — Излагайте.

— Полагаю, ваше величество, мне не следует подробно рассказывать историю своей жизни? — он бледно улыбнулся. — Я прекрасно осведомлен о деловых качествах глэрда Баглю, у меня было достаточно времени, чтобы оценить его по достоинству. А потому не сомневаюсь: у вас уже есть мое достаточно полное жизнеописание…

— Не буду отрицать, — сказал Сварог без улыбки. — Что же, обычная практика… Да, можно сказать, что жизнеописание ваше достаточно полное. Итак… Ваша формулировка меня устраивает. В Горроте, точнее, в королевском дворце, два года творится что-то неладное… У этого «чего-то» есть точный срок? Точно определенная точка отсчета? День? Дата? Ну, как с каким-нибудь мостом — ночью он еще стоял, а утром обрушился…

— Понимаю, ваше величество… — лицо графа было хмурым и напряженным. — Даже если и есть такая точка, мне она неизвестна. Просто-напросто мне с определенного момента стало казаться, будто происходит что-то неладное. Далее я лишь укреплялся и укреплялся в этом убеждении. И наконец, когда приехал…

— Нет уж, конец пусть будет в конце, — решительно сказал Сварог. — Давайте с начала, так оно будет вернее… Что, как, почему…

— Так вот… Я был вдали от Горрота, и потому никак не могу определить точно, когда там это началось. Зато могу назвать день и даже час, когда все началось лично для меня. Видите ли, все эти шесть лет мы переписывались, бывшие члены Академии — мы трое, оказавшиеся за пределами Горрота, не только друг с другом, но и с оставшимися в Горроте, и с королем тоже. Конечно, при переписке с его величеством никаких фамильярностей не допускалось, король есть король — но тем не менее мы все вправе были позволять в общении с королем гораздо больше вольности, чем обычные придворные. Все подписывались теми прозвищами, что носили в Академии, и король тоже. В общем, так продолжалось шесть лет. И вдруг в ответ на свое последнее письмо я получил не ответ от короля, а рескрипт от министра двора, официальный, на гербовом бланке министерства, с большой печатью и оттиском министерского перстня. Министр мне устроил форменную выволочку, порой не особенно и стесняясь в выражениях. Мне категорически запрещалось впредь писать его величеству в столь развязном и неподобающем тоне, равно как и употреблять вместо положенного титулования какие-то «глупые прозвища, оскорбительные для монаршего величия». Как выяснилось чуть позже, точно такие же письма получили граф Гасфорт, посол в Шагане, и маркиз Витеро…

— Посол в Сегуре. Я знаю.

— Да, вот именно… Мало того, министр двора был новый. Конечно, любой министр на своем посту не вечен, но это имя… Я этого человека прекрасно знал. Он до того лет пятнадцать прослужил в министерстве двора, но на десятых ролях, без всяких перспектив — дрянной был человечишка, мелкий интриган и мелкий пакостник, с кучей грешков за душой. В министерстве его держали исключительно из-за дяди — он адмирал флота, человек влиятельный. Словом, уж кого-кого, а это пакостливое ничтожество я никак не ожидал обнаружить на министерском посту. В конце концов, король его даже не знал близко, для короля он всегда был одной из множества безликих фигур на заднем плане… И вдруг, изволите ли видеть… Как бы вы поступили на моем месте?

Не раздумывая, Сварог ответил:

— Я бы немедленно сел и написал друзьям в Горрот, чтобы объяснили, какая там чертовщина завертелась…

— Вот так я и поступил. Только ответы были предельно странными — уклончивыми, обтекаемыми, сухими. Мне писали, что им, изволите ли видеть, не подобает обсуждать поступки его величества, и предлагали впредь следовать их примеру. Словно чужой рукой писано. Я всех их знал с детства — и не узнавал сейчас никого. Полное впечатление, что все шесть писем написаны под чью-то диктовку, будто всех шестерых собрали в одном месте, дали перо, чернила, стали диктовать… Хотя, конечно, друг друга письма слово в слово не повторяли. И все равно…

— А почерк?

— Каждый, несомненно, писал своей собственной рукой, — ответил граф безрадостно. — Все почерка были знакомыми. А впрочем, любой почерк можно подделать, есть мастера… А еще примерно через месяц я получил от министра двора очередной разнос: мне запрещалось впредь в частной переписке с Гасфортом и Витеро обсуждать все, что касается короля и двора. Наверняка наши письма где-то перехватывали, вскрывали и читали… Я написал еще нескольким знакомым, вхожим во дворец — но ни один не сообщил ничего толкового. Та же уклончивость, сухость, словно писано под диктовку, а то и вовсе кем-то другим, мастерски подделавшим почерк. Трое из пятнадцати не ответили вообще: а ведь все эти люди, все до одного, были настоящими друзьями… Еще через несколько дней прискакал курьер, уже с собственноручно подписанной королевской грамотой. Мне без особых околичностей предписывалось безвыездно оставаться в Глане впредь до особого распоряжения. По сути, это была даже не немилость — опала. Как это бывает, когда человеку предписывается «незамедлительно отбыть в дальние имения». Только вместо дальнего имения — Глан… У меня твердая уверенность, что Гасфорт и Витеро получили те же самые рескрипты: они никогда не упоминали о том в письмах, но ни разу и не сообщали, что побывали в Горроте… Я попросил жену написать несколько писем. Две ее давних подруги — фрейлины королевы, еще несколько приняты при дворе… То же самое: одни молчали, другие отвечали уклончиво. За всем этим должно было скрываться нечто масштабное и серьезное: ну, вряд ли все затеяно исключительно против нас девятерых, бывших «академиусов»… Новый министр двора, новый министр иностранных дел — опять-таки мелкий, препустой человечек, которого никто и не ожидал увидеть на этом посту… Вот так оно все и началось.

— И как продолжалось?

— Собственно, говоря, никак, — пожал плечами граф. — Около двух лет, вплоть до недавнего времени, я так и просидел в совершеннейшем неведении: ясно было, что писать друзьям и знакомым бесполезно. Попробовал пару раз, не удержался — снова сухие отписки, а то и молчание… Я… Понимаете, ваше величество, я смирился. За все это время среди проезжавших из Горрота путешественников не оказалось никого, кто мог бы хоть что-то прояснить: ни один из них не бывал при дворе, а в стране, судя по их рассказам, не изменилось ровным счетом ничего.

— А близкие и родственники? Ваши и вашей жены? Вы же не могли не поддерживать с ними переписку?

— С некоторых пор никто из близких и родственников не отвечал на вопросы и не сообщал интересных новостей. «Как поживаете? Как дела?», «Малышка Траси выросла и вышла замуж за флотского лейтенанта», «Граф Бельгор окончательно промотался и живет теперь в единственном оставшемся у него именьице, на которое по его убогости даже нет покупателей». В таком вот духе. Пустая светская болтовня. А потом начались вовсе уж непонятные странности, уже не связанные с королем и двором. Во время осады крепости Корромир… боюсь, ваше величество не поверит…

— Подбежавшая к воротам собака, вдруг взорвавшаяся в крепостных воротах невероятной силы бомбой? — скучным голосом уточнил Сварог.

— Да, вот именно…

— Ну отчего же мне не верить, — сказал Сварог. — Верю. Видел своими глазами. Простите, не буду рассказывать, как так получилось.

— Да, конечно, я понимаю… — закивал граф. — Я-то об этом узнал, вот смех, от своих шпионов в Глане…

— Значит, ничего подобного прежде не было? — деловито спросил Сварог. — Никогда раньше ваши армейцы… или кто-то еще таких вещей не использовали?

— Никогда раньше, — твердо сказал граф. — В жизни не слыхивал. Ну, а потом эта вода, что обрушилась с неба на ваш здешний дворец, камни, упавшие на вашу армию… Такого прежде не бывало, не знаю, что и думать… Быть может, есть и другие загадочные случаи, только я про них не знаю…

«Уж это наверняка, — подумал Сварог, вспомнив живые бомбы, спалившие дотла домик бабки-гусятницы и гостиницу Тетки Чари, вспомнив рассказ о тюлене, вызвавшем цунами. — Вполне может оказаться, было еще что-то похожее, о чем мы оба не знаем…»

— Продолжайте, — сказал он сухо.

— После всего этого я окончательно уверился, что дело тут не просто во внезапно вспыхнувшем королевском самодурстве… кстати, абсолютно не сочетающемся с тем Стахором, которого я знаю больше двадцати лет… Что-то грандиозно-жуткое случилось… хотя страна, такое впечатление, ничего не замечает…

— Прямой вопрос, — сказал Сварог. — Ваше решение бежать как-то связано с вашей встречей с маркизом Витеро, случившейся недели две назад?

— Вы и это знаете? Ну да, конечно…

— Шпионаж — дело житейское, любезный граф, — сказал Сварог преспокойно. — Вы им сами занимались вплоть до последнего времени, должны понимать.

— Я понимаю…

— Итак?

— Витеро решил отправиться в Горрот на свой страх и риск, — сказал граф, зябко поеживаясь так, словно в гостиной стоял лютый холод. — Он из нас всех — самый горячий и нетерпеливый. У него попросту кончилось всякое терпение, не мог больше сидеть на этом чертовом острове… Его отец в последний год очень плох, и он решил использовать это печальное обстоятельство. Сыновние чувства возобладали над исполнением королевской воли… Он выразился примерно так: черт побери, в конце концов, голову мне не отрубят и в тюрьму не упекут. В крайнем случае с треском вышибут со службы и сошлют в дальние имения — но, по крайней мере, у меня будет шанс разобраться наконец во всей этой чертовщине…

— Резонно, — сказал Сварог. — И как, удалось ему что-то вызнать?

— Да, ваше величество. Два дня назад его доверенный слуга привез письмо, собственно, даже не письмо — большой, обстоятельный отчет. Витеро горяч и вспыльчив, но чертовски умен. Еще до того, как Стахор стал королем, Витеро год с лишним прослужил в разведке. У него по отзывам, блестящие аналитические способности, был там на хорошем счету, его уговаривали остаться, но это было не по его натуре — дни напролет сидеть, обложившись бумагами. Даже поднимаясь в чинах и получая ордена и прочие отличия, он до седых волос с этими бумагами и возился бы, а это категорически против его характера…

— Письмо вы сохранили?

— Нет, сжег, — признался граф чуть конфузливо. — Под влиянием минуты… Мне стало страшно… Но я все запомнил. Витеро многое успел выяснить. Выглядит все следующим образом… — он то ли старательно подбирал слова, то ли освежал в памяти содержание письма. — За эти два года, оказалось, Стахор форменным образом проредил, да что там, выполол приближенных. Витеро не брался вычислить точный процент, у него было мало времени, и он не считал, что узнал все, но главное определил… Прежних придворных и министров, сохранивших свое положение, можно по пальцам пересчитать. Остальных король форменным образом разогнал, большинству было предписано покинуть столицу и отправиться в дальние имения, какая-то часть оказалась за решеткой. Казней, правда, вроде бы не было… Все шестеро наших былых сотоварищей по Академии — за решеткой. По мнению Витеро, столь грандиозной чистки прежде не случалось ни в Горроте, ни где-либо еще. Большая часть изгнанных заняла свои места не при прежнем царствовании, а уже при Стахоре, чуть ли не всех он выдвигал и возвышал сам, ценил, уважал и доверял… Даже если предположить, что возник какой-то заговор, невозможно объяснить масштабы… По словам Витеро, это напоминает старательно скошенное трудолюбивыми крестьянами пшеничное поле: сплошная стерня, ни единого спелого колоса. Поле, конечно, вновь заросло, но это уже другие колосья… И вот что немаловажно… Вопреки обычной практике, в газетах и официальных бюллетенях для дипломатов и высших чиновников о большинстве смещений, новых назначений и отлучений от двора попросту не упоминалось. Сторонний наблюдатель, не имеющий других источников информации, был бы уверен, что на данных должностях и при дворе остаются прежние люди…

«Как оно с разведчиками и происходило, — подумал Сварог. — Посольства, как и прежде, читали газеты и бюллетени, но там, как только что выяснилось, была форменная липа. А если добавить, что налаженные связи обрывались, агентура исчезала… Вот оно что, выходит…»

— Витеро сделал кое-какие выводы, — продолжал граф монотонно, словно читал по писаному. — Он считал, что собрал достаточно сведений, чтобы выявить тенденцию. Ни при дворе, ни среди министров практически не осталось людей, более-менее близко соприкасавшихся с королем прежде. Сплошь и рядом даже с незначительных постов такие люди изгонялись массово — в то время как обладатели постов более крупных преспокойно оставались на своих местах, и все они, поголовно, прежде находились на значительном отдалении от короля. Витеро честно признал, что объяснить этого не может. Что сделал за короткое время, сколько мог. Чтобы продвинуться дальше, понадобилось бы попасть во дворец — но его туда не собирались приглашать, зато следили неустанно, днем и ночью… — граф нервно потер руки. — Все это обширное послание было написано обычным почерком Витеро — четким, разборчивым, мелким. Но на последнем листе приписка, сделанная словно бы в спешке, большущими корявыми буквами: «Ни за что не возвращайся в Горрот». Я сжег письмо, как уже говорил… Долго думал, советовался с женой, в конце концов она согласилась, что нам следует… И вот мы здесь…

— А куда девался слуга? — спокойно спросил Сварог. — Вернулся?

— Нет. Он сказал, что господин поблагодарил его за верную службу, дал кошелек золота и посоветовал, передав мне письмо, скрыться на все восемь сторон света, не возвращаясь в Горрот… Вероятнее всего, он так и поступил… Больше мне просто нечего рассказать, ваше величество…

Он смотрел на Сварога с тоскливой надеждой — слишком горд, конечно, чтобы просить вслух… Сварог молчал. В одном можно быть твердо уверенным: граф не врал. Вполне возможно, он о чем-то и умолчал, но лжи в его рассказе не наблюдалось ни капли. Все должно было именно так и происходить, как он рассказывал.

— У вас есть какие-нибудь собственные догадки? — спросил Сварог наконец. — Мысли по поводу? Предположения? Не могли же вы над таким не ломать голову…

Граф медлил недолго.

— Ну конечно же, я думал… — проговорил он как-то отрешенно. — Предположение у меня одно-единственное: Стахор все-таки нашел клады Шелориса. Вы когда-нибудь о них слышали, ваше величество? Иные утверждают, что в незапамятные времена…

— Ну да, как же, — сказал Сварог. — Якобы в незапамятные времена на месте Горрота располагалось Черное Королевство, которым правил могучий маг Шелорис. Черный маг, естественно. Но, как мне давным-давно объяснили знающие люди, это не более чем легенда. Реальных подтверждений вроде бы нет.

— Нет, — согласился граф. — И тем не менее иногда в Горроте раскапывали древние вещи, насыщенные черной магией и порой наносившие серьезный урон. И это уже не легенды.

— Согласен, — кивнул Сварог. — Я слышал кое-что. Кошка из черной бронзы, «смерть-дудка», ожерелье-душитель и еще пара-тройка вещичек, которым лежать бы в земле до конца времен… Однако, граф, подобные предметы находили и в других странах, в местах, которые ни одна старинная легенда с Шелорисом не связывает… Но все равно, продолжайте. Мне крайне интересны ваши предположения.

— У нас с незапамятных пор ходят легенды о кладах Шелориса, укрытых, в отдаленных уголках. Там якобы превеликое множество талисманов, магических предметов, колдовских книг и много чего еще. Как это обычно бывает, немало людей старательно искали эти клады и ищут до сего дня. Конечно, это сплошь народец определенного склада: прекрасно знающий, что любой предмет из этих кладов, если они только существуют, исполнен черной магий и губит душу, но тем не менее…

— И Стахор интересовался кладами Шелориса?

— Я бы так не сказал, — подумав, произнес граф. — Интересовался, да, но чуточку. Систематических, серьезных поисков не предпринимал никогда. Именно оттого, что эти клады — сгусток черной магии. Но вообще клады мы пару раз искали, еще будучи Академией Единорога. Из развлечения. Однажды даже выкопали несомненную купеческую захоронку — глиняный жбан с монетами двухсотлетней давности, из полудюжины государств. Но это был наш единственный успех. И вот теперь мне подумалось — а что, если Стахор все же отыскал такой клад? Быть может, совершенно случайно, не подозревая, что это сокровища Шелориса? По легендам, там не мало поганых вещичек, уродующих человеческую душу… Чего стоит одна Черная Корона. Тому, кто возложит ее на голову, она даст неслыханное могущество и власть — но выжжет душу так, что превратит в сущую головешку… Что, если Стахор ее нашел? Это многое объясняло бы: и то, что он избавился практически от всех, кого приближал и ценил, заменив их новыми приближенными, среди которых хватает недостойных людишек… И все эти зловещие чудеса вроде падающих с неба камней… Конечно, я не настаиваю, что это верная догадка. Но я искал хоть какое-то объяснение…

— Я понимаю, — сказал Сварог. — Ну что же… Считайте, что убежище вы получили. Потом это оформят по всем правилам, как там полагается, моему величеству нет нужды вникать в такие мелочи… Ну-ну, не стоит… — он встал, похлопал по плечу вскочившего молодого человека, явно собравшегося излить самые пылкие выражения благодарности. — Лучше ступайте-ка побыстрее обрадовать супругу. Бедная женщина наверняка томится неизвестностью…

— Да, конечно… Ваше величество… Я…

— Ступайте, обрадуйте графиню, — сказал Сварог твердо. — Мое благоволение.

Взяв за локоток ошалевшего от радости, растерявшего всю светскую невозмутимость графа, он буквально выставил беглого дипломата за дверь, нетерпеливо ее захлопнул, вернулся на середину комнаты и огляделся.

Легкий скрип раздался в совершенно неожиданном месте за его спиной. Сварог обернулся. Высокая резная панель, которую раньше и заподозрить было нельзя в том, что она служит потайной дверью, распахнулась на повизгивающих петлях, показался Баглю, фыркавший, чихавший, смахивающий перчаткой пыль с плеч.

— Сто лет не пользовались, — проворчал глэрд. — Паутиной заросло, мыши по ногам шмыгают, петли не смазаны…

Он захлопнул дверь, вновь ставшую добропорядочной панелью, деликатно посторонился, чтобы не запорошить и Сварога пылью.

— Потом почиститесь, — нетерпеливо сказал Сварог. — Ну, и что вы обо всем этом думаете?

— Если он не врет…

— Он не врет, — сказал Сварог. — Ни капельки. Вы же знаете, со мной такие номера не проходят.

— Ну что же — это все интересно, конечно. Теперь мы знаем хотя бы кое-что о происходящем в Глане… и, собственно, остаемся в том же месте. Что там творилось, теперь знаем, а вот что за всем этим стоит… Может, Стахор и впрямь откопал какую-нибудь Черную Корону?

— Вот в это я плохо верю, — подумав, сказал Сварог. — Клады Шелориса всегда ассоциировались именно что с черной магией. Но за эти два года в Горроте не обнаружено никакой магии, ни черной, ни светлой. Вы не хуже меня знаете: и в случае с «каплей» над Клойном, и в случае с падающими камнями ни малейшего присутствия какой бы то ни было магии не обнаружено. И наконец… — он помедлил. — Ну ладно, любезный Баглю, я вам выдам имперскую государственную тайну, третьестепенную, правда. Ну, да в любом случае дальше нас с вами это не пойдет. Так вот, за эти два странных года король Стахор и королева Эгле трижды бывали там, — он ткнул пальцем в потолок. — Дважды в Канцелярии земных дел, один раз на императорском приеме. И всякий раз соответствующие службы, не менее нас с вами осатаневшие от горротских непонятностей, их проверяли и изучали. Всесторонне, самыми разными методами, пустили в ход весь набор средств, какой только способны предоставить наука и магия. Вывод неопровержим: это люди. Самые обычные люди, как две капли воды похожие на себя прежних. Ни малейшего присутствия какой бы то ни было магии. Ни тени чего-то необычного. Поэтому лучше сразу расстаться с заманчивой, но безусловно ошибочной версией: будто настоящую королевскую чету изничтожили и заменили…

— Призраком-наваждением, как когда-то принцессу Делию? — понятливо подхватил Баглю.

— А, так вы знаете? — спросил Сварог без особого удивления.

— Ну конечно, — со скромной гордостью признался Баглю. — В этой истории было замешано довольно много людей, так что полную тайну сохранить ни за что не удалось бы. Конечно, широкой огласки эта история не получила, но люди… любопытные оказались в курсе.

— Так вот, здесь ничего подобного, — сказал Сварог. — Уж это-то можно утверждать со всей уверенностью.

Баглю вздохнул:

— А что если… Что если черная магия Шелориса была какая-то не такая? Какая-то другая чуточку? И нынешние средства и методы попросту ее не опознают как черную магию? Хотя на деле она черная магия и есть?

— Гадать можно как угодно, — пожал плечами Сварог. — Но это будет исключительно игра ума. В конце концов, мы с вами не знатоки магии, в этом вопросе мы жалкие дилетанты и не более того… Ну ладно, хоть что-то да узнали…

Глава X Прощание с юностью

Элкон вертел в руках черную пластинку овальной формы, величиной с женское зеркальце, покрытую хаотически разбросанными желтыми клеммами. Разглядывал ее с ироническим презрением и ворчал:

— Это даже не позавчерашний день — младенчество компьютерного дела. Антиквариат…

— Что нашлось, — смиренно, едва ли не виновато отозвался принц Элвар. — Там все в таком виде.

— Я-то считал, что императорский архив оборудован самыми передовыми технологиями.

— Да откуда ж… — уныло сказал принц. — Традиция… Туда и заходят-то раз в сто лет…

— Традиция… Давно следовало бы…

— Господин штандарт-юнкер! — жестяным фельдфебельским тоном сказал Сварог. — Извольте держаться должным образом в присутствии его высочества…

Элкон опомнился, приставил ногу и встал в довольно удачное подобие стойки «смирно»:

— Прошу прощения, командир…

— Работайте, — тем же тоном приказал Сварог.

— А получится что-нибудь с этим… антиквариатом? — спросил принц тревожно.

— Конечно, ваше высочество, — ответил Элкон уже более почтительным тоном. — Вот только возиться придется долго. Здесь нужно не менее двух адаптеров, перекодировка формата, а может, и что-то еще…

Он отложил пластинку и принялся сооружать у себя на столе загадочное устройство из серебристых коробочек, прозрачных кубиков, пронизанных сложным переплетением металлических нитей, черно-матовых дисков, мигающих цветными огоньками. Что-то соединял разноцветными проводами, чем-то щелкал.

Наблюдавший за ним Сварог мысленно усмехнулся. Что ни говори, а задумка была неплохая…

Его мальчики и девочки (вернее, достигшие уже совершеннолетия юноши и девушки) оказались работниками неплохими — умными, старательными, исполнительными. Вот только дисциплине им негде было научиться. И к своей службе они до сих пор относились с долей игры. Хорошо еще, что человечество давным-давно придумало лекарство от этих детских болезней — армию…

Еще месяц назад Сварог, поразмыслив как следует, военизировал свою контору по полной программе. Присвоил каждому звание по разработанной им самим системе, придумал мундиры, сочинил устав — короткий, но, как в армии и полагается, изощренный в формулировках, не допускающих двойного толкования. Должным образом зарегистрировал в вышестоящих инстанциях и пустил в ход. Три дня в неделю его бравые сотрудники обязаны были появляться на службе в мундирах — да и в оставшиеся дни иные штатские вольности были безжалостно изгнаны. В конце концов, чтобы служба медом не казалась, он ввел обязательные шестичасовые дежурства по манору — с практической точки зрения бесполезные и никому не нужные, однако опять-таки дисциплинировавшие. Он с превеликим удовольствием учредил бы еще и занятия по строевой подготовке, но это был бы уже перебор. За этот месяц он свою юную вольницу, конечно же, не превратил в полноценную воинскую часть, но подтянул изрядно…

Принц Элвар наблюдал за манипуляциями Элкона с почтительным уважением. Его высочество, вот чудо, был почти что трезвехонек — за час пребывания здесь осушил всего-навсего стаканчик из своей неизменной баклаги, что для него смотрелось едва ли не лютой абстиненцией. Молодец все же: заставил архивариуса и двух его подчиненных перерыть императорский архив сверху донизу, сам рылся во всех укромных уголках — и отыскал-таки одну-единственную, черт знает куда засунутую коробку, судя по надписи, имевшую прямое отношение к Багряной Звезде…

Ощутив во внутреннем кармане кафтана назойливую вибрацию, Сварог запустил туда руку и вытащил некое подобие «флейты Пана» — десяток прозрачных цилиндриков длиной со спичку и толщиной с сигарету. Один из них равномерно пульсировал неяркими синими вспышками. Не было нужды смотреть на условный значок, украшавший торец каждого цилиндрика: третий слева — это, конечно же, Интагар…

Ему так и не удалось, как он хотел, установить двустороннюю связь меж земными столицами и летающими замками. Слишком многие высокопоставленные сановники ныли о незыблемости иных традиций, вставляли палки в колеса и интриговали (сановных недоброжелателей у Сварога здесь, увы, хватало). А у него не было времени, чтобы посредством хорошо продуманной комбинации, найдя очередную прореху в законах, получить одобрение Яны или Канцлера. Поразмыслив, он применил гораздо более простое средство: кто-то из десяти его доверенных нажимал кнопку, и на это вот простенькое приемное устройство уходил сигнал-импульс, короткий, моделированный так, что его, по заверениям Элкона, не могли перехватить станции восьмого департамента.

Что-то там случилось интересное, требовавшее присутствия Сварога — точно тем же способом его вчера вызвал глэрд Баглю. Ну, синяя тревога — еще не красная и уж тем более не белая, так что подождет. Как подождет и мэтр Тагарон, в конце концов расклеившийся от хамского обращения и согласившийся, как говорится, разоружиться перед партией. Уж кто-кто, а Интагар прекрасно разбирается в нехитрой палитре из трех цветов. Синий — значит, может иподождать…

— Ну вот, теперь понятно! — триумфально возгласил Элкон.

— Что там? — спросил Сварог.

— Видеозапись, — сказал Элкон, барабаня по клавишам и не отводя взгляда от крохотного экранчика. — Седая старина, формат пять-альбан-два…

— Технические подробности побоку, — сказал Сварог. — Воспроизвести можете?

— Конечно. Еще несколько секунд, сейчас окончательно адаптируется… Какой экран?

— «Стену», — не раздумывая, распорядился Сварог.

— Есть, командир… Начали.

Справа, на месте одной из стен, загорелся огромный мерцающий, молочно-белый прямоугольник. Сварог развернулся туда на вращающемся кресле. Принц шумно передвинул свое, массивное и роскошное, предназначенное для почетных гостей.

В следующий миг экран засветился голубым и белым, появились летящие безукоризненным строем аппараты искусственного происхождения, которые Сварог опознал моментально.

Над белоснежным, бугристым облачным ковром, зиявшим многочисленными прорехами, шла тройка самолетов чуточку непривычного вида, но все равно сразу ясно было, что они, во-первых, реактивные, во-вторых, боевые. Для бомберов определенно маловаты — истребители или штурмовики. Скошенные крылья, двойные, светящиеся алым сопла, двойные кили, чуть скошенные наружу, длинные каплевидные кабины, острые носы, гроздья оперенных цилиндров под крыльями — ракеты, тут и гадать нечего…

Они шли уступом — в три эшелона, каждый правее и ниже левого крайнего. Судя по всему, съемка велась из кабины четвертого самолета, идущего с той же скоростью выше и чуть позади. Белые облака (судя по ним, на земле стояла прекрасная погода) еще более поредели, внизу медленно проплывала буро-зеленая земля с желтоватыми, геометрическими правильными очертаниями полей (похоже, к жатве еще не приступали), извивами речек, кучками крохотных коробочек — то ли деревни, то ли маленькие городки. Наметанным глазом десантника Сварог определил высоту в пять с небольшим лиг.

Легонько потрескивало, звучали казавшиеся чуточку механическими голоса — ага, это в наушниках ведущего съемку пилота.

— Акоран — Пятому. Три-шесть по радиусу.

— Пятый понял.

— Первый пояс не отвечает.

Эта монотонная, насквозь непонятная перекличка продолжалась довольно долго, и самолеты прежним курсом шли на той же высоте.

Слева булькнуло — это принц Элвар, отчего-то стараясь проделывать все совершенно бесшумно, наполнял серебряный стакан живительной водицей из баклаги. Перехватив взгляд Сварога, словно бы виновато улыбнулся, долил до краев, но пить не стал, сказал тихо:

— Это — до Шторма. Вроде бы непосредственно перед…

— Я понимаю, — ответил Сварог тоже отчего-то едва ли не шепотом.

— Внимание! — раздалось в наушниках у пилота. — Объект прошел второй зенитный пояс без видимых последствий. Пояс замолчал. Я…

Ворвались помехи — стрекотание, свист, треск. Голос словно бы отдалился, ослабел, хотя звучал по-прежнему четко:

— Акоран, цель идет через третий квадрат курсом три-ноль-двенадцать. Если будет идти прежним, и вы тоже, вы с ней скоро пересечетесь.

— Понял, — спокойно сказал пилот.

— При визуальном обнаружении — боевой заход, залп всеми бортовыми.

— Понял, боевой заход, всеми бортовыми…

— Акоран, цель приближается. Мои перехватчики…

— Пятый! Пятый! Пятый! — закричал пилот. — Пятый!

Он звал долго — но умолкнувший Пятый так и не откликнулся… В конце концов пилот перестал его вызывать, четко выговорил:

— Внимание, звено! Связь с центральным постом потеряна. Действуем согласно последнему приказу: при визуальном обнаружении боевой заход, залп всеми бортовыми.

— Есть.

— Есть.

— Есть… вот оно!!! Слева на четыре-два!

— Звено, боевой заход! Залп без команды на дистанции в шестьсот, всеми бортовыми.

— Есть!

Буро-зеленая земля внизу накренилась — это самолет лег на крыло, уходя влево, опускаясь вслед за синхронно свернувшим звеном. Очень быстро самолеты снизились до лиги с небольшим, теперь можно было рассмотреть крохотные домики, белоснежные суда на широкой реке, дорогу, по которой в обе стороны передвигались крайне похожие на автомобили коробушки.

— Вижу слева!

Сварог уставился туда. Слева со скоростью, значительно уступавшей самолетной, медленно опускаясь все ниже, летело нечто странное: насколько удается разглядеть на немаленьком расстоянии, продолговатый предмет, напоминающий то ли разрезанный вдоль дирижабль, то ли прозаический батон. Четкие очертания, ни разу не исказившиеся, ни следа реактивного выхлопа сзади, впрочем, крыльев, моторов и пропеллеров тоже вроде бы не видно — просто-напросто этакий батонообразный слиток багряного стекла с многочисленными темными вкраплениями. Отчего-то предмет этот, несмотря на правильные очертания, казался то ли слитком стекла, то ли сгустком багрового дыма…

Раздался новый звук — явственное, равномерное, монотонное стрекотанье, напоминавшее то ли шелест вертолетного винта, то ли рокот исполинской швейной машинки. А то и… Шум мельничных крыльев, вертевшихся невероятно быстро. Смешанный с чем-то вроде тягучего, злорадного, опять-таки с механическими нотками хохота…

То ли звено резко прибавило скорость, то ли четвертый самолет сбавил свою — ага, точно, так и есть, судя по наземным ориентирам, он летит теперь медленнее, поднимаясь чуть выше…

Под крыльями трех самолетов, стремительно сближавшихся с непонятным багряным предметом, взбухли клубы дыма, многочисленные ракеты понеслись к цели, оставляя за собой темные, ясно различимые, идеально прямые струи…

Сварог, не удержавшись, громко ахнул.

В некоей точке дымные трассы вдруг замерли на миг — а потом устремились к земле под безукоризненным прямым углом. Это было невозможно, но именно так и происходило. А парой секунд позже…

Меж багряным объектом и не изменившим курса звеном словно встала невидимая, но прочнейшая стена — почти одновременно все три самолета разлетелись тучами обломков так, словно на полной скорости вмазались в эту стену…

Земля встала дыбом, перевернулась, оказалась сверху — это последний уцелевший самолет уходил в немыслимом вираже, крутанув полубочку. Несколько мгновений спустя и земля, и облака приняли прежнее положение. Самолет поднялся на прежнюю высоту, описывая широкий полукруг. Справа, гораздо ниже, виднелся багряный предмет, безмятежно летевший прежним курсом под слабеющий стрекот и подобие злорадного хохота. А внизу…

Внизу происходило нечто жуткое. Поверхность земли напоминала теперь взбаламученную воду, беспокойное море: она вздымалась натуральнейшими волнами, ходила ходуном, вздыбливалась причудливыми буграми разнообразнейшей формы. Прекрасно можно было рассмотреть, как с вершины одного из таких бугров осыпаются дома только что стоявшего на том месте города, как широкая река разбрызгивается струями воды, сверкающими мириадами радуг, а русло, оказавшееся на гребне очередной земляной волны, лопается, рвется на части, исчезает… Уши резанул дикий, прямо-таки звериный вопль — это кричал пилот…

И все исчезло. Остался только мерцающий прямоугольник экрана.

— Это все, — произнес Элкон незнакомым, чужим голосом. — Больше там ничего нет.

Принц вяло-механическим движением поднес стакан ко рту и медленно, с прихлюпом высосал все до капли. Откашлялся, уставясь на мерцающий экран, протянул хрипло:

— Вот, значит, как оно выглядело… Это ж она, погань Багряная… Видали?

«Все совпадает, — подумал Сварог с изумившей его холодной отстраненностью. — Эта запись, гравюра из старинной книги, песня… И мельничные крылья кромсают облака… Что бы это ни было, оно входит в атмосферу, идет на бреющем над землей, и на земле…»

Что-то твердое толкнуло его повыше локтя — это принц протягивал полный стакан. Сварог одним духом хватил половину, а больше не стал, прокашлялся от ожога в горле, помотал головой, распорядился:

— Элкон, попробуйте увеличить эту… эту штуку до предела. Все сделайте, чтобы мы могли ее рассмотреть…

Махнув свободной рукой, он осушил стакан до донышка и вернул его принцу. Как это иногда случается, крепчайшее пойло ничуточки не подействовало, голова оставалась ясной. Вот, значит, как оно выглядело пять тысяч лет назад… И как это будет выглядеть уже через считанные недели, если не удастся ничего узнать, ничего придумать…

— Все, — сказал Элкон. — Больше ничего нельзя сделать, предел разрешения. С этим старинным форматом более точной реконструкции не получится… Будь это современная запись, еще имело бы смысл попытаться, а так…

Сварог посмотрел на экран. Багровый предмет теперь занимал его целиком, но особой ясности это не принесло. Удается рассмотреть лишь, что загадочные черные вкрапления, похожие друг на друга, будто горошины из одного стручка, словно бы протянулись правильными рядами, похожие то ли на растопыривших лапы паучков, то ли на некие шестеренки. Почти посередине — единственное пятно иных очертаний, гораздо больше. И все они не занимают равномерно багровое пространство, а лепятся к основанию. Словно продолговатое блюдо с сидящими на нем паучками накрыли стеклянным колпаком, а потом заполнили все пространство багровым дымом. Впрочем, само «блюдо» тоже выглядит прозрачным…

— Вот же погань! — с чувством произнес принц, наполняя стакан.

— Ничуть не похоже на природный объект, — медленно, ни к кому не обращаясь протянул Элкон. — Скорее уж что-то искусственное…

— Говорят же — Чертова Мельница… — откликнулся принц. — А мельница руками сделана…

Они еще долго сидели и молчали, глядя на огромное багряное пятно, как околдованные. Принц даже не притрагивался к баклаге. Сварог чувствовал себя прескверно: ни мыслей толковых в голове, ни догадок, одна тупая, тоскливая безнадежность.

— Ваше высочество, — сказал он, чтобы только не молчать. — Вы уверены, что это — все?

— Уверен, — угрюмо отозвался принц. — Говорю я, я их всех поставил на ноги, мы там перевернули все сверху донизу, вдоль и поперек… Ничего больше нет про эту погань.

— Пилот, конечно, уцелел, — сказал Элкон, тоже, очевидно, не в силах молчать. — Иначе запись сюда не попала бы.

— Да, конечно, — равнодушно сказал Сварог.

Покосился на свой стол — и понял, что зеленая лампочка мигает уже давно, только раньше было не до нее.

— Прошу прощения, господа, — сказал он, вставая. — Я сейчас вернусь. Да, вот что… Ваше высочество, наверное, следует показать запись Гаудину? Ему по должности положено знать такие вещи…

— В задницу его к лешему вместе с его департаментом! — угрюмо и сварливо отрезал его высочество. — Императорский архив — собственность фамилии, кому хочу, тому показываю. Все равно Гаудин со своим хваленым департаментом ничегошеньки не способен сделать, согласны? Столько лет занимался черт-те чем вместо настоящего дела… И наплевать ему, что будет там, на земле, а вот нам с вами как раз не наплевать…

Пожав плечами, Сварог вышел в прихожую. На двери, как он и распорядился, пылала алая надпись, гласившая, что внутри происходит важное совещание с участием членов фамилии, так что доступ не разрешен никому. В уголке навытяжку помещался комендант — а на небольшом бежевом диванчике сидел Канцлер собственной персоной. Явившийся без всякого предупреждения, что было в его стиле: в отличие от других сановников Империи Канцлер излишним чванством не страдал, при необходимости сплошь и рядом мог нагрянуть лично. Стряслось что-нибудь? Гаудин пожаловался? На него это не похоже, но в последнее время столь многое изменилось…

— Вот кстати, — непринужденно сказал Канцлер, вставая с таким видом, словно они разошлись пять минут назад. — Мне как раз нужно срочно с вами побеседовать, милорд Сварог. Или вы все еще заняты?

— Нет, мы закончили, — сказал Сварог. — Там сейчас принц Элвар…

— А! — с большим пониманием воскликнул Канцлер. — В таком случае, пройдемте в ваш кабинет? Вы наверняка успели устроить тут кабинет.

— Да, конечно, — сказал Сварог. — Пойдемте, герцог.

Они стали подниматься на третий этаж. По дороге неожиданно попалась Томи, в синем с серебряным шитьем мундире, с черно-золотой повязкой дежурного. Мундир смотрелся безукоризненно, а начищенные до немыслимого блеска сапоги отражали окружающее не хуже зеркала. На поясе красовалась причудливой формы коричневая кобура с одной из разновидностей здешних бластеров — оружие там лежало самое настоящее, заряженное должным образом. Сварогом это было придумано исключительно оттого, что оружие дисциплинирует и внушает нешуточное чувство ответственности — как и дежурства, пусть никому совершенно не нужные.

Вытянувшись в струночку не хуже, чем давеча комендант, Томи звонко отрапортовала:

— Дежурная по манору капрал Ролатон! Господин директор, за время моего дежурства никаких происшествий не случилось! Учреждение работает в обычном режиме!

— Вольно, — распорядился Сварог.

Ни муштре, ни шагистике он своих рябят не учил — правда, ходили слухи, что они, относясь к своей новехонькой форме со всей серьезностью, давно припрягли к этому делу коменданта — ну, а старому служаке такая просьба была только в радость. Вот только кое-какие манипуляции со своим мундиром Томи уже определенно проделала по собственной инициативе: он был обужен насколько возможно, так что фигурку обтягивал, будто кожура сосиску. Тут уж было собственное Сварогово упущение: разрабатывая устав, он как-то даже и не подумал о таких вещах, а юные проказницы не преминули воспользоваться…

— Как вам это удалось? — спросил Канцлер с некоторым удивлением, когда Томи осталась позади и слышать не могла. — Несколько месяцев назад это были обычные светские шалопаи и ветреницы, а теперь, мне докладывают, они работают, и работают всерьез…

— Им понравилось, — сказал Сварог. — Двоих, конечно, пришлось отсеять, но остальные девять работают на совесть. — Родители в восторге — из тех, что не цепляются за всевозможные замшелые традиции.

Канцлер продолжил задумчиво:

— Может быть, не помешает пересмотреть старую систему и уже сейчас понемногу пристраивать молодежь к делу… Сюда?

— Да, прошу вас.

Пройдя мимо вытянувшегося секретаря (как и все здесь, уже щеголявшего в мундире с нашивками штык-юнкера), они вошли в кабинет Сварога, не особенно и большой и уж никак не блиставший дурным великолепием — Сварог сам его обдумывал и обустраивал. Несколько книжных шкафов, стойка с оружием, портрет Яны, кое-какая необходимая аппаратура.

Канцлер уселся. Лицо у него было усталое, серое, не выспавшееся.

— Давайте без дежурных преамбул, — сказал он глухо. — Вот, извольте полюбоваться.

Он извлек из кармана золотистую палочку персонального компьютера, уставился на нее насуплено и хмуро, что-то пробормотал. Справа от стола возникло четкое изображение — словно бы внутренность роскошной убранной комнаты, но явно изуродованной каким-то внутренним катаклизмом: спинка высокого кресла косо срезана и ее часть испарилась в небытие, на стене, посередине высоченного, во всю стену гобелена на батальную тему зияет прожженная дыра, в которой виднеется синее небо с клочком белоснежного облака. Стол с золочеными углами косо стоит на полу, лишившись двух ножек и части столешницы. На взрыв это никак не походило — скорее уж по комнате метнулась волна мощной, все сжигающей энергии, и все, что оказалось на ее пути, бесследно исчезло, а все, что находилось в стороне, нисколечко не пострадало.

— Что это? — непонимающе спросил Сварог.

Канцлер отвел глаза:

— Это гостиная в маноре милорда Гаудина. Именно так она сейчас и выглядит. Дворецкий поднял тревогу, прибыли специалисты… Реконструировать события было нетрудно. Милорд Гаудин допустил ошибку, непростительную для человека его профессии и опыта: он просто-напросто нажал спуск югортана, отчего-то держа его дулом к себе. Уцелеть в такой ситуации невозможно. Это… было мгновенно. Видите, во что превратилась комната там, где прошел луч? Вон там, на столике, нашли конверт с завещанием и прочие бумаги, какие составляет человек, знающий, что его жизнь… вскоре оборвется.

— Вы хотите сказать… — едва выговорил Сварог, не в силах отыскать у себя какие-то мысли и чувства.

Канцлер холодно произнес:

— Я хочу сказать, что официальное сообщение будет гласить: милорд Гаудин трагически погиб при испытаниях нового образца оружия. Настоятельно прошу и вас не показывать, что знаете более остальных. Кто бы что ни думал — а пересуды пойдут скоро — официальное сообщение именно таким и останется. Вам понятно?

— Разумеется, — сказал Сварог.

— Вы в последнее время не замечали за ним ничего такого, что могло бы прояснить…

— Нет, — сказал Сварог, чувствуя себя крайне неуютно под испытующим взглядом Канцлера.

— И никто не замечал, я в том числе… Печальная, трагическая случайность… Но человеческая душа — потемки… Похороны будут, разумеется, проведены со всей торжественностью, учитывая занимаемый покойным пост и его заслуги перед империей… Расследование завершено, все, как на ладони. Внезапная депрессия, любовная неудача… да какой теперь смысл докапываться до причин? Что произошло, то и произошло. Ну, а поскольку ситуация, сами знаете, очень и очень непростая, оставим дежурное сочувствие и перейдем к делам практическим. Вам предстоит принять восьмой департамент… — он поднял ладонь, увидев движение Сварога. — Это не повод для дискуссий. Императрица только что подписала указ, глава Канцелярии земных дел наложил согласительную резолюцию. Так что вам следует в кратчайшие сроки принять департамент. Не оставляя руководства девятым столом.

— Но у меня множество дел…

— Никто от вас не требует их бросать, — отрезал Канцлер. — Занимайтесь ими и дальше, только установите побыстрее контроль над департаментом.

— Операция «Журавлиный клин»…

— Вот она вас волновать не должна, — сказал Канцлер. — Ею все равно занимается Императорский кабинет, участие восьмого департамента было едва ли не символическим, так что поручить заниматься этим тому, кто сейчас и занимается. Вы что-то хотите спросить?

— Вы против моего назначения?

— Никоим образом, — сказал Канцлер. — Еще год назад был бы против.

— Значит, вы теперь не подозреваете меня в попытках угнездиться на здешнем престоле?

— Вы никогда не сделаете ничего во вред Яне, — сказал Канцлер. — И этого мне достаточно, — он небрежно усмехнулся: — Ну, а рассуждая со свойственным государственным деятелям здоровым цинизмом, у вас все равно ничего не получилось бы. Две спецслужбы в одних руках — в общем, ничего страшного, особенно если учесть, как слаб и плохо стоит на ногах девятый стол. И если учесть, что существует еще статс-секретариат Императорского кабинета и еще пара-тройка крайне серьезных контор, способных неплохо себя показать в системе сдержек и противовесов… — он улыбнулся почти весело. — Знаете, я тоже живой человек и верю в чудеса. И иногда меня подзуживает мысль… собственно, это не мысль подзуживает, а оба их высочества… а что, если у вас получится? Вам уже удавались иные рискованнейшие и вроде бы безнадежные предприятия. Вдруг да и на сей раз случится чудо? Вдруг вы да отыщете что-то, что упустил Гаудин? — он поморщился. — Возможно, вам трудно поверить, но я не столь уж законченный бюрократ. Мне бы тоже не хотелось, чтобы планета пережила очередную Вьюгу, Шторм… — его глаза похолодели. — И все-таки в первую очередь я — сановник Империи, ее Канцлер. Поэтому… Можете вы дать мне слово: если все же ничего не удастся сделать, и дела пойдут плохо, вы не натворите никаких… глупостей?

— Мое слово, — сказал Сварог. — Любые глупости здесь бесполезны. Именно потому, что они — глупости…

— Ох, как мне хотелось бы никогда в вас не разочароваться, — холодно усмехнулся Канцлер. — У вас будут еще вопросы?

— И не один, — сказал Сварог. — Вот только они не имеют никакого отношения к тому, что сейчас происходит. Быть может, я их задам в другой раз… У меня будет такая возможность?

— Отчего же нет? Но сейчас давайте лучше обсудим кое-какие организационные вопросы. Это тоже нужно сделать, не откладывая.

— Да, конечно, — кивнул Сварог. — В первую очередь…

…Я его убил, подумал когда за Канцлером затворилась дверь. Можно сказать и так. Я ему высказал ту правду о нем, которую он боялся знать, но наверняка держал где-то далеко в уголке сознания. А правда заключалась в том, что он проиграл. Сейчас он оказался бесполезен, беспомощен, даже никчемен. Конечно, не во мне одном дело, не надо себя виноватить сверх меры. Ручаться можно, он еще и маялся потаенно тем, что ничего не в состоянии поделать с Багряной Звездой. И это все, вместе взятое… По крайней мере, мужской поступок, ага…

Он открыл шкафчик, налил себе до краев келимаса из лучшей бутылки — пузатой, черной, с узенькой ало-голубой этикеткой. Поднял к губам стакан великолепного марранского стекла с радужными цветными прожилками, сплетавшимися в изумительно красивую сеть. Медленно выцедил, как лекарство, долго сидел, чувствуя, как живой огонь разбегается по всем жилочкам — а голова, вот тоска, остается ясной. Повторил процедуру — и вот теперь его достало, его чуточку выбило в измененное сознание, и наконец-то пришла настоящая тоска.

Он печалился о том Гаудине, которого узнал сначала, в первые здешние месяцы — загадочный, ироничный, державший, казалось, в карманах все тайны мира. Ничуть не похожий на того, недавнего, которому пришлось бросить в лицо горькие истины.

Он печалился о своей юности. Только сейчас ему пришло в голову, что все случившееся с ним поначалу, было, если подумать, его юностью — лихой, отчаянной, мушкетерской, с обретением новых друзей, опасными странствиями, головокружительными приключениями и совершеннейшей неизвестностью впереди. Вот только юности свойственно проходить. И, надевши на голову первую свою корону из нынешнего множества, Сварог — далеко не сразу это сообразив — с юностью расстался навсегда. Началось другое — важное, полезное, чертовски нужное, напрочь взрослое, но уже ничего общего не имевшее с грохотом копыт по пыльной дороге, с грубоватыми прибаутками друзей… С лихой юностью.

Он не знал, долго ли так сидел, тоскуя о том, что никогда уже не вернется. В конце концов открыл ящичек стола, достал склянку с освежительным зельем — и через две секунды был трезвехонек. И по коридорам шагал уже взрослый человек, обладатель превеликого множества титулов и званий, холодный и собранный. Только взрослым людям достаются игры, где ставкой — вся планета…

Они там так и сидели — Элкон с превеликим терпением пытался посредством своих компьютеров выжать еще хоть что-то из образа Багряной Звезды — а Элвар тихонечко пристроился в уголке и прихлебывал свое зелье.

— Ничего нового, командир, — уныло доложил Элкон. — Беда с этим старинным форматом…

— И хватит, — сказал Сварог. — Неожиданно обнаружились более срочные дела. Ага, даже так. Мне нужно лететь в восьмой департамент, принимать начальство над этой почтенной конторой.

— Здорово! — ухнул Элвар. — Давно пора. — Гаудина что, сняли?

— Он погиб, — сухо сказал Сварог. — Несчастный случай. Так вот, Элкон вы полетите со мной. Единственное, что меня по-настоящему интересует в этом опереточном заведении — их наблюдательная сеть. Вот вы ее и возглавите. Пять минут назад вам присвоен чин лейтенанта Яшмовых Мушкетеров — не вздумайте задирать нос, исключительно для поднятия авторитета у тамошней публики. Главное для нас — немедленно взять под контроль их наблюдательную сеть и сделать так, чтобы она работала исключительно на наши нужды. Справитесь?

— Буду стараться, — ответил Элкон тихо и серьезно. — А можно будет взять туда парочку наших ребят?

— Решайте сами, — сказал Сварог. — Я только что подписал распоряжение, теперь вы — начальник их управления «Филин». Можете принимать любые решения. Есть у меня одна идея, ее нужно в скором времени пустить в ход… — он усмехнулся: — Ну как, господин лейтенант, голова не кружится?

— Немножко, — серьезно сказал Элкон.

— Главное — не заноситесь, — сказал Сварог. — Вряд ли там к нам относятся откровенно враждебно, но уж настороженности безусловно не оберешься. Они слишком долго варились в собственном соку, они, как это водится, исполнены профессиональной гордыни… Одним словом, будете дипломатом.

— Может, и мне туда с вами? — спросил задумчиво принц Элвар. — Сейчас глотну отрезвительного, выберу мундир попышнее — и помогу там парнишке на первых порах. Дадите и мне какую-нибудь должностишку?

«А ведь это неплохая идея, — подумал Сварог. — Присутствие принца императорской фамилии многих усмирит и покажет, что власть переменилась кардинально и бесповоротно…»

— Должностишку я вам дать не могу, ваше высочество, — сказал он с ухмылкой. — Для человека вашего положения мелкую должностишку занимать негоже, а серьезные заняты все до одной. А вот статус неофициального куратора от Императорского кабинета — совсем другое дело… Вполне по-бюрократически, в рамках традиций. Пойдемте, господа? У меня сегодня столько дел…

Глава XI От карьеристов тоже бывает польза

— Не знаю, ваше величество, может, ничего полезного тут и нет, — сказал Интагар крайне нейтральным тоном. — Но я обязан был вас вызвать. Пришел человек, затрезвонил в Колокол Правды…

— Это еще что такое? — с искренним недоумением спросил Сварог. — Что-то я такого не помню…

— Вы в свое время довольно бегло знакомились с королевским дворцом, сами приказали не обременять вас разными третьестепенными мелочами…

— Было дело, — сказал Сварог. — Что за Колокол?

— Он к тому времени как раз и был полузабытой мелочью, сохранявшейся традиции ради и согласно бюрократическим правилам… Видите ли, ваше величество, дедушка короля Конгера, пребывая однажды в особо милостивом расположении духа, как раз и распорядился этот колокол устроить. Там, снаружи, у полуденной стены дворца, есть башенка. Всякий подданный, какого бы сословия он ни был, имеет право зайти туда и позвонить в Колокол Правды. Означает это, что он просит аудиенции у короля. Король, согласно заведенному обычаю, аудиенцию обязан дать. Уже в старые времена было особо оговорено: пришедший имеет право звонить в колокол в одном-единственном случае — если ему стало известно, что от короля скрывают что-то очень важное.

— Могу представить, что там творилось в первые месяцы… — усмехнулся Сварог. — По головам лезли?

— Совершенно верно, ваше величество, — без улыбки кивнул Интагар. — Королю не было ни покоя, ни отдыха, и ничего тут не поделать — королевское слово… Пару раз действительно рассказывали крайне интересные вещи, а однажды оборотистый лакей сообщил о заговоре, который тогдашняя тайная полиция ухитрилась проглядеть. Но в массе своей народишко лез с мелочами, которые по ничтожеству своему считал важными и значительными: главный землемер провинции берет взятки, некий пьяный приказчик запустил в королевский портрет пивной кружкой, деньги на постройку моста разворовали, мост так и не построивши… В общем, пустяки, недостойные королевского внимания. Процедуру решили упорядочить, ввести наказания для тех, кто отрывал его величество от дел пустяками, которые с точки зрения монарха либо яйца выеденного не стоят, либо должны решаться на уровне мелких чиновников. О, ни плахи, ни даже тюрьмы, но и церемоний особых не разводили: ссылка для дворян, разжалование для военных, большие штрафы для сословий, порка для всех прочих… Вскоре, как легко догадаться, число желающих позвонить в колокол изрядно поубавилось. А уж тем более когда Конгер добавил еще и конфискацию движимого либо недвижимого, либо всего сразу… За время его царствования «звонарей» набиралось менее пары дюжин в год. Главным образом приезжие из провинций. За время своей службы я помню только два случая, когда речь шла о серьезных вещах: один опять-таки сообщил о заговоре, второй указал на известного купца как на крупного горротского шпиона, и это подтвердилось. Остальные несколько десятков подверглись тому или иному наказанию из существующего списка. Ну, а за время вашего пребывания на троне это первый случай.

— Как еще только колокол сохранился в действующем виде…

— О, с этим обстоит наилучшим образом, — крайне серьезно сказал Интагар. — Тогда же, при дедушке Конгера, решено было создать Департамент Колокола — с немалым числом чиновников, регистрационными книгами, обширными бюрократическими регламентами. Есть особые служители, которые следят за исправностью колокола, есть дежурные чиновники с четким распределением обязанностей… — он скупо улыбнулся. — В общем, за десятки лет «звонарей» становилось все меньше, а вот Департамент Колокола потихоньку разрастался, там сейчас раза в три больше народу, чем в момент учреждения.

— Ну да, как обычно… — поморщился Сварог. — Ничего с ними не поделаешь, плодиться будут, как мыши, если не прихлопнуть саму контору — но они и тогда разбегутся по таким же теплым местечкам… Что за звонарь? Вы его уже допрашивали?

— Не имею права, ваше величество, — сказал Интагар серьезно. — И никто не имеет — так уж заповедано его величеством Кергиусом Третьим… Он будет говорить только с вами.

— Но вы хоть выяснили, надеюсь, кто такой?

— Обижаете, ваше величество… — усмехнулся Интагар, заглянул в лежащий перед ним лист бумаги. — Конечно же, в сжатые сроки… Петар Курлич, двадцати трех лет, женат, есть дочь, по классному чину — писец.

«То есть мелюзга нижайшего, шестнадцатого класса, приравненная к армейским рядовым», — отметил Сварог, уже поднаторевший в бюрократических тонкостях.

Интагар бесстрастно продолжал:

— Служит в квартальном полицейском участке, в столе убийств. Вот уже пять лет. Служебным взысканиям не подвергался, но, по нашим сведениям, карьерных перспектив не имеет. Если нет связей или выгодного родства, из низших полицейских чиновников почти невозможно подняться выше, чем на пару классов — и то аккурат к пенсиону. Ну, конечно, можно раскрыть какое-нибудь громкое преступление — но у полицейских бумажных крыс такой возможности практически не бывает, они же не сыщики. Шуршат бумагами в канцелярии да проводят первичный осмотр места преступления… Что еще? Выпивает умеренно, в выходные дни и праздники, семейная жизнь протекает ровно и спокойно, без скандалов… правда, вот уже год в глубокой тайне поддерживает известные отношения со служанкой из кабачка «Золотая шишка». Жена не знает. Взятки берет в меру, ровно столько, сколько ему положено по чину и должности, не зарываясь. По моим наблюдениям, впечатления сумасшедшего не производит — разве что невероятно взволнован, но тут-то как раз ничего удивительного…

— Одним словом, скучный, неинтересный серый мышонок из заурядного полицейского участка… — задумчиво протянул Сварог.

— Вот именно, ваше величество.

— Но отчего-то решился позвонить в колокол, полагая, что от меня скрывают нечто важное… Ну, пойдемте, посмотрим на вашего мышонка. Да, насчет…

— Меры предосторожности приняты соответствующие, — сказал Интагар. — Еще в старые времена под видом знатоков тайн пытались проникать покушавшиеся на монарха…

Молодой человек в черно-красной полицейской форме, едва Сварог вошел, вскочил с табурета и вытянулся прямо-таки в струночку. Реденькие усишки, глуповатая физиономия, исполненная рвения и обожания… Действительно, колотит бедолагу от волнения, с порога видно…

— Ваше величество! — возопил молодой человек срывающимся фальцетом. — Петар Курлич, писец квартального…

— Я уже знаю, — мягко прервал Сварог. — Вот это — господин Интагар, начальник тайной полиции королевства. Не возражаете, если он будет присутствовать?

— Я… Как прикажете, государь…

— Отлично, — кивнул Сварог и уселся.

Еще пара минут понадобилась, чтобы уговорить господина Курлича все-таки сесть ради пущей непринужденности беседы. Пришлось даже прикрикнуть. В конце концов полицейский все же опустился на табурет — самым краешком седалища, так, словно готов был в любой миг взмыть по стойке «смирно».

Рядом с табуретом лежал мешок казенного вида — квадратный, парусиновый, со смазанным штампом полицейского участка и его номером. Горловина старательно замотана витым шнурком, скрепленным коричневой сургучной печатью размером с небольшую булочку. Сварог подметил, что Интагар глянул на этот мешок, сузив глаза, потом словно бы небрежно повел взглядом по комнате — определенно напоминая своим невидимым подчиненным о бдительности. Где они прятались, Сварог, разумеется, не мог определить — портьеры, огромные картины, лепные украшения, парочка высоких шкафов, одним словом, места хватит для дюжины стрелков. Которых Интагар, уж точно, расставил со всем тщанием.

— Ну что же, — сказал Сварог, как мог доброжелательно. — Рассказывайте, что у вас стряслось…

— У меня — ничего… Стряслось у господина Альдерона, это хозяин постоялого двора «Олень и арбалет»… Заведение средней руки, дворяне там обычно не останавливаются, но место, не в пример многим другим, приличное и нашему участку хлопот не доставляло.

Сварог усмехнулся:

— Надо полагать, господин Альдерон регулярно благодарил ваше начальство, как это обычно водится?

Писец мялся на краешке табурета. Сварог сказал небрежно:

— Вас, должно быть, не предупредили… Любезный господин Курлич, так уж случилось, что есть у меня способность моментально определять, правду мне говорят, или лгут. Вы уж это учитывайте в дальнейшем… Альдерон вам платил?

— Ну не нам, мелкой сошке, — сказал писец, таращась на Сварога с восторженным ужасом. — Господину начальнику участка. Вообще-то за ним не водилось грехов, которые следовало бы покрывать, просто традиция такая, не нами придумано, ваше величество…

— Не на вас и кончится, — с понятливым видом кивнул Сварог. — Ладно, будем считать, что дело это житейское. У нас в королевстве столько вековых традиций…

— У Альдерона и в самом деле приличное заведение, — приободрившись, продолжал писец. — Воришка или шулер туда ни за что не пролезет, а девок… а девок, простите за такие подробности, ваше величество, подбирают таких, чтобы ни в жизнь пьяного клиента не обворовали. Спокойное заведение, нам с ним никаких хлопот… а вот если взять парочку гадюшников в нашем квартале, ту же «Яблоневую ветвь» или «Приют истомившегося»… Ох, простите, я чего-то не туда повернул… Короче говоря, позавчера ранним утречком господин Альдерон к нам форменным образом примчался, запыхался весь, несся, видимо, сломя голову — при его-то обычной солидности… Он прошел к начальнику, а вскоре начальник вызвал меня и сказал, что в «Олене и арбалете» приключилось убийство. И посему мне поручается туда немедленно отправиться вместе с парой сыщиков — осмотреть там все, составить протокол, как полагается… а главное, провести дело без малейшего шума и держать язык за зубами, потому как заведение приличное и следует позаботиться о его репутации… Я переоделся в цивильное, у меня для таких случаев всегда висит в шкафу специальный наряд, в котором я выгляжу простым градским обывателем… ну, а сыщики и так никогда в мундирах не ходят… Пришли мы… А он там, на постели, уже совсем закоченел. Никец — ну, наш сыщик — сразу определил, что убили его еще глубокой ночью, часов за пять до рассвета. Мастерски, говорит, убили — стилетом в сердце, одним ударом, стилет так в груди и торчал… А еще Никец моментально определил, что окно как было заперто изнутри, так и осталось, и Бранис с ним согласился. По ихнему выходило, что убийца отпер замок отмычкой, тихонько вошел, одним ударом прикончил спящего, а потом долго и старательно ворошил его вещички. И обе дорожных сумки, и поясной кошель были наизнанку вывернуты, все, что там было, валялось на полу, как попало. Господин Альдерон, когда услышал про убийцу, который прошел ночью по коридору с отмычкой, пришел в совершеннейшее расстройство — это же какой удар по репутации… Он нас умолял ни словечком никому не проговориться…

Сварог усмехнулся:

— Сколько он вам дал?

— По пять золотых, — с убитым видом признался писец. — И мне, и Никецу с Бранисом. Мы так подумали: это ж не преступление покрывать, просто не болтать языком, и все тут — что нам и так уставы предписывают… Убийство это нам очень быстро показалось ужасно странным…

— Почему?

— Этот не взял денег, — выкатив от усердия глаза, сказал писец. — Вывернул кошелек на стол, видимо, что-то искал и в нем, но деньги так и остались лежать, серебряных ауреев там было, по описи, тридцать четыре, и двенадцать ауреев золотом, ну, и медяшки… Совершенно его деньги не интересовали, он за чем-то другим пришел. Только за чем, никто теперь не скажет, никто ж не знает, что у покойника при себе было раньше, когда он был жив, и, соответственно, не определить, что пропало…

Сварог слушал его с возрастающим интересом: писец звезд с неба безусловно не хватал, но свое полицейское ремесло знал неплохо. В том, что он говорил, был резон.

— Я составил протокол, а потом мы, как положено, все сложили назад. Носильные вещи и тому подобное упаковали в те же сумки, а деньги, и все документы, что нашлись при покойном, сложили в наш мешок, — он показал на означенный. — По документам это выходил Юлвар Пешер, член Золотой гильдии, приказчик торгового дома «Братья Бургато» из Ронеро… только потом оказалось, когда мы проверяли, что документы насквозь липовые: и Пешер такой не числится в гильдейских списках, и по проставленному адресу живут совсем другие люди, и нет в Ронеро никакого такого торгового дома, никто и не слыхивал про братьев Бургато… Но это уже потом было, а тогда я… — он передернул плечами, шумно почесал в затылке, заерзал. — Не то чтобы я такой сообразительный, просто есть старая инструкция: в странных случаях, не откладывая, проверить, не зашито ли что в одежде. Мы втроем сошлись, что случай самый что ни на есть странный: сколько раз бывали на жмурах… прошу прощения, на убийствах, но ни разу не видели, чтобы убийца оставлял деньги на столе, как мусор… Никец с Бранисом взялись перетряхивать вещички из сумок, а я взял с вешалки его хомерик. И только это я его вывернул подкладкой вверх, вижу: в двух местах швы неправильные какие-то, грубые, ни один хороший портной такого подмастерьям не спустит. А хомерик был и в самом деле дорогой, приличный, в самый раз для Золотой гильдии. Грубыми такими стежками зашито, я б, наверно, и сам так коряво зашивал, доведись нужда… Взял я ножичек, подпорол аккуратно там, где что-то твердое прощупывалось — и нате вам! Зашита там натуральнейшая бляха тайной полиции протектора, то есть покойного барона Гинкара, и уж она-то не поддельная, а самая доподлинная — есть в этих бляхах такие хитрушки, которые только полицейские знают. А в другой поле зашита шифрованная грамотка — буквы все до одной знакомые, но сложены в сущую бессмыслицу. Уж если бляха — то это, к гадалке не ходи, шифрованное донесение… Упаковал я все это отдельно и прямиком двинул к господину начальнику… — он понурился, умолк.

«Ага, — подумал Сварог. — Тут-то ты, сокол ясный, и усмотрел отличимый случай выдвинуться — потому что второго такого еще сто лет может не представиться…»

— Господин начальник сначала очень воодушевился, даже медаль мне обещал… а через день вызвал и ушат ледяной воды вылил — ну форменным образом… Я, говорит, Курлич, буду с тобой говорить как серьезный человек с серьезным человеком. Номер бляхи, говорит, мы быстренько проверили — и числится он среди тех номеров, что выданы были в свое время личным агентам покойного господина протектора. Такие вот личные агенты — особая статья. Выполняют они исключительно личные поручения протектора, в официальных бумагах все, что они добудут, никоим образом не отражается, а оседает у самого протектора — сплошь и рядом не на бумаге, а в голове. Ну, а поскольку господин барон уже полтора года как преставился, то донесение это для нас полностью бесполезно: ни одна живая душа, кроме двух покойников, барона и приказчика этого мнимого, понятия не имеет, о чем там речь. Даже если и удастся расшифровать, никто не поймет. Да и личных агентов протектора ищи-свищи. Они ведь, узнавши о смерти барона, моментально изничтожили бляхи, сожгли документы, если были, и притворились, будто они испокон веков мирные градские обыватели. Такой у них устав, которого никто в глаза не видел, но малость наслышаны… А посему, Курлич, говорит господин начальник, приказываю тебе и о бляхе, и о шифрованной бумаге позабыть начисто. Я, говорит, посоветовался там — и на потолок показывает — и получил оттуда высокое мнение: опечатать все, сдать в архив и забыть на веки вечные. Убийцу приказчика Пешера, само собой, искать будут со всем усердием — но про бляху и документ забыть. И если ты, Курлич, говорит господин начальник, будешь умным малым, каким я тебя прежде считал, и языком молоть не станешь, я тебе быстренько выхлопочу нашивки письмоводителя, до которых тебе, если по уставу, еще пять лет выслуги… А будешь дураком и не поймешь текущего момента — выгоню на улицу в патрульную полицию, уже без чина, и будешь ты до седых волос сапогами мостовую драить, даже до десятника не поднявшись… Что тут делать? Пришлось заверить, что я не дурак и текущий момент понимаю…

Сварог подумал, что квартальный начальник и те вышестоящие, с кем он советовался, пожалуй что, вовсе не дураки и не лентяи. Рассуждали они вполне резонно: все, что знал Гинкер, все, чем он занимался посредством личных агентов, умерло вместе с ним, помянутые агенты навсегда легли на дно, кому и зачем в этих условиях крохотный, жалкий обрывочек тайн покойного протектора? Что же, еще один хорошо законспирированный агент, сидевший где-то в глуши до самых последних дней и потому понятия не имевший о безвременной кончине барона? Да, очень похоже…

— Только сел я потом у себя и задумался, — продолжал писец. — А вдруг эта бумага, ваше величество, все же ценная? Похороним ее в архиве, через пять лет, по регламенту, спишут и сожгут — а там все же что-то полезное для короны? Есть у меня друг, пожалуй что, поумнее меня, а главное, с ним-то можно говорить откровенно, не выдаст. Посидели мы, прикончили бутылочку, и он мне посоветовал все же идти звонить в Колокол. Думал я, думал, взвешивал так и этак, а потом все же пошел… Так что теперь я всецело на милости вашего величества, какрешите, так и будет…

— Бумага там? — спросил Сварог, кивком указав на опечатанный мешок.

— Там все бумаги, какие только при покойном были. Я так подумал — если уж нести, так все до одной. Мало ли что из них можно знающим людям выцедить… Как вам будет благоугодно решить, ваше величество. Мне терять уж нечего. Только за то, что я этот, — он покосился на мешок со странной смесью любопытства и ненависти, — унес из участка, не то что без мундира на улицу выкинут, а, пожалуй, за решетку закатают…

Сварог поднялся и тут же взметнулся с табурета писец, встал навытяжку. Мешок оказался совсем не тяжелым. Покачивая им, Сварог сказал веско:

— Любезный господин Курлич, можете не беспокоиться. Вы действительно оказали большую услугу короне. Мое благоволение. Не будем спешить, я еще подумаю, какую награду вам назначить, но даю королевское слово: без достойной награды вы не останетесь.

Писец побледнел еще больше, закатил глаза, явно проявляя поползновения шлепнуться в обморок. Сварог покосился на Интагара. Тот сделал скупой жест. Из-за ближайшей портьеры, на ходу запихивая за пояс пистолеты, выскочили двое молодчиков, проворно подхватили ошалевшего от радости писца за локотки и удержали на ногах.

— Подыщите господину Курличу уютную комнатку, где он мог бы отдохнуть от всех треволнений, подкрепиться, выпить вина… — распорядился Сварог. — Пойдемте, Интагар.

В любом случае писец заслуживал награды — как-никак обнаружилась еще одна шифровка людей Гинкера. Быть может, совершеннейшая пустышка, но как знать…

Когда они вернулись в малый кабинет, Сварог плюхнул мешок на стол, достал кинжал и прицелился было разрезать шнурок. Интагар весьма непочтительно перехватил его руку:

— Ваше величество, подождите! Я сейчас позову людей, пусть они вскроют…

— Все, что этот парень рассказал — чистейшая правда, — сказал Сварог нетерпеливо.

— Не смею сомневаться, ваше величество. Но всякое бывает…

— Глупости. Мешок слишком легкий для бомбы.

— Всякое бывает, — повторил Интагар решительно. — Этот парень говорит чистую правду… а вот кто-нибудь другой мог туда запихнуть какую-нибудь отраву. Сколько раз людей использовали втемную, совершенно без их ведома…

В подобных случаях его было не переспорить. Сварог и не пытался. Он с четверть часа торчал в коридоре под дверью собственного кабинета, прямо-таки маясь от любопытства. Наконец дверь открылась, вышли два пожилых, одетых в темное господина, ничуть не похожих на агентов тайной полиции. Один, с благородной проседью, в золотых очках, поклонился:

— Все в порядке, ваше величество. Ничего опасного.

Сварог нетерпеливо вошел в кабинет. Интагар сидел за столом, он уже успел сложить бумаги в небольшую стопу, прикрыв ее бляхой. Вот бляха как раз сейчас интересовала Сварога меньше всего. Плюхнувшись в кресло, он кратко распорядился:

— Шифрованное письмо.

Интагар вытянул один из листов — не бумажный, а из тонкого полотна, покрытый аккуратными черными строчками, не разделенными на фразы и абзацы. Да, в точности такая, как прежние — хаотический набор, бессмысленные сочетания букв…

Сварог не стал начинать с шифровки — спешить было совершено незачем. Взялся за остальные бумаги.

Гильдейское свидетельство на имя Юлвара Пешера, старшего приказчика торгового дома «Братья Бургато». Доверительное письмо на имя того же Пешера, разрешающее ему заключать любые сделки от лица и по поручению означенного торгового дома. «Депозитная грамота», выданная Пешеру в столице банком «Барралонг» и открывающая неограниченный кредит в любом отделении данного банка.

Сварог молча показал документ Интагару.

— Вот это уже настоящий банк, — сказал тот. — Солидный. Серьезный. Отделения в каждой провинции, и за границей имеются. Вряд ли это подделка. Тут возникают два интересных обстоятельства. Неограниченный кредит… Значит, Гинкер проводил какую-то операцию, очень возможно, требовавшую немалых расходов. И еще, он должен был всецело доверять этому Пешеру или как его там по-настоящему. Иной, получив такой документ, снял бы сумму побольше, да и пустился в бега.

— Логично… — проворчал Сварог. — Ну, что там у нас дальше…

Подорожная на имя Пешера, выписанная до столицы в некоем городе Гаури провинции Кореслей. Оставшиеся три документа — практически однотипные: купчие на стандартных гербовых бланках. Согласно одной из них, Пешер приобрел в том самом городе Гаури «Дом на улице Вишневой, семнадцать, с прилегающим садом и надворными постройками». По второй, — опять-таки в Гаури он купил земельный участок площадью в два югора, «примыкающий к официально утвержденной городской черте и ограниченный согласно прилагаемой кадастровой выписке». Третья заключена на таверну «Жареная камбала» «вкупе со всем подворьем». Владельцем во всех трех случаях становился не Пешер, а торговый дом «Братья Бургато».

Встретив вопросительный взгляд Сварога, Интагар пожал плечами:

— Все купчие, мне думается, подлинные, составлены и заверены по всем правилам. Цены невысокие, примерно такими и должны быть цены на недвижимость в этой глуши. Кореслей — жуткое захолустье неподалеку от гланской границы.

— Случайно, не поблизости от Гартвейна?

— Ну да, провинция как раз с Гартвейном и граничит.

«И снова Полуденное Ронеро, отроги Каталауна, — подумал Сварог. — Вроде бы ничем не примечательные места, но, как выясняется, полные всевозможных странностей…»

— Одного я не понимаю, — сказал Интагар. — Зачем Гинкеру понадобилось покупать в глуши домишки, таверны и землю? Пешер наверняка не по собственной инициативе действовал, инструкции выполнял…

— Ну что же, — проворчал Сварог. — Остается прочитать донесение…

Он коснулся золотых накладок на правом углу стола. Повернул в определенном порядке. Они только со стороны казались намертво прикрепленными, а на самом деле прекрасно вертелись в разные стороны, нужно было только нажать предварительно одну из многочисленных бронзовых ракушек на торце стола.

Часть столешницы перед ним отъехала влево, отрывая клавиатуру компьютера. Одно нажатие — и в воздухе над столом возникла рамка экрана, большой прямоугольник, образованный бледно-золотистой полосой света.

Физиономия Интагара, как всегда в этом случае, преисполнилась печальной зависти. Он быстро разобрался в свое время, что такое компьютер, и давно уже мечтал его заполучить для служебных нужд. Сварог подумал, что теперь это вполне можно устроить — когда восьмым департаментом заведует он сам и некому больше за ним шпионить (изучая на скорую руку доставшееся ему хозяйство, он без особого удивления обнаружил целый отдел, занятый исключительно наблюдением за его скромной персоной, и дело там было поставлено на широкую ногу. Обижаться на покойного Гаудина не следовало — служба такая, дело житейское. По крайней мере, теперь Сварог знал поименно всех до единого царедворцев из своих земных королевств, стучавших на него в восьмой департамент. Слава богу, там не оказалось ни одного из тех, к кому он относился с особым доверием и симпатией).

В общем, теперь вполне можно снабдить Интагара компьютером. Интагар с компьютером — это, судари мои, великолепнейшее сочетание…

Сварог тщательно расправил шифровку, положил на нее крохотное черно-ребристое полушарие сканера, кивнул Интагару:

— Подсаживайтесь, какие уж тут от вас секреты…

Интагар с превеликой живостью подхватил свое кресло и устроился рядом — правда, из почтительности отодвинувшись на пол-уарда. Действительно, не было никакого смысла скрывать от Бульдога что-то, касавшееся личной агентуры барона Гинкера — Интагар о ней узнал задолго до Сварога…

Сканер челноком принялся сновать по строчкам, вправо-влево, вправо-влево… Строчки в быстром темпе появлялись на экране. Когда все послание было туда перенесено, Сварог включил программу Элкона, с помощью которой щелкали прежде гинкеровские шифровки.

На экране замерцали буквы, меняясь с такой скоростью, что человеческий глаз просто не в состоянии был это заметить, так что текст выглядел черным с белыми прожилками мигающим квадратом. Впервые столкнувшийся с этой процедурой Интагар взирал на Сварога тревожно и растерянно. Сварог показал ему жестом, что беспокоиться не о чем, все идет так, как и должно идти.

Ага! Мерцание приугасло, квадрат вновь распался на аккуратные строчки, буквы все еще сменяли друг друга, но уже гораздо медленнее, удалось даже прочитать отдельные, вполне осмысленные слова: «зеркало», «дом», «заклинание»…

Все. В правом верхнем углу вспыхнули большие синие буквы «Расшифровка закончена». Сварог склонился к экрану.

— Вот оно как… — выдохнул он вскоре.

«Господин барон, все полностью подтвердилось. В доме на Вишневой семнадцать и в самом деле висит зеркало, в котором можно с помощью соответствующего заклинания увидеть Багряную Звезду вблизи. Я наблюдал. Зрелище непонятное и странное, поэтому остерегусь делать выводы и строить предположения, пусть этим занимаются, кому надлежит. Дом мною куплен законным образом — после смерти последнего владельца он полтора года числился выморочным городским имуществом. Согласно инструкциям расследования касательно личности владельца не производил, чтобы не тратить времени. После завершения всех сделок направлюсь в Равену. Немаловажное уточнение: наблюдатель должен находиться перед зеркалом в одиночестве, иначе ничего не получится.

Семнадцатый».

И ниже — еще две строчки, но уже не бессмысленный набор букв, о который язык и глаза своротишь, а словно бы старательно записанная длинная фраза на незнакомом языке (заклинания частенько именно так и выглядят).

— Так вот оно что… — сказал Сварог. — Вот что они там искали, вооружившись неограниченным кредитом… Интереснейшие вещи можно отыскать в нашем пограничном захолустье, не правда ли, Интагар?

— Да уж, ваше величество… — сдавленным голосом поддакнул министр тайной полиции.

— Одного я не пойму: какого черта ему понадобилось покупать еще землю и таверну?

— Ну, если прикинуть… — раздумчиво протянул Интагар. — Может, он просто не хотел привлекать внимания. Приказчик солидного столичного торгового дома едет в жуткую глушь, чтобы приобрести там один-единственный домишко — судя по цене, это именно что небольшой домишко. Такие вещи всегда выглядят странно, о них начинают болтать, особенно в захолустье, где новостей мало… А вот если прикупить еще таверну и приличный кусок земли, распространить слух, что столичные купцы собираются тут завести какое-то предприятие… Так оно гораздо правдоподобнее выглядит. Я бы на месте этого семнадцатого так и поступил.

— Посмотрим справочник… — сказал Сварог, нажимая клавиши. — Гаури… Коронный город на самой границе с провинцией Гартвейн… Ага… Коронный город — это хорошо, там нет заносчивых магистратов, с которыми иногда бывают хлопоты, есть только назначенный бургомистр… Что там… Три тысячи сто сорок два жителя, драгунский полк на постое, основные занятия — садоводство и огородничество. На широкую ногу поставлено производство варенья, пастилы и прочих сладостей… Скорее уж деревня, за неизвестные заслуги возведенная в статус города, как это было с Кортенсом… И конечно же, Интагар, там отродясь не водилось ваших людей?

— Увы… — виновато ссутулился Интагар. — К чему? Там и обычной-то полиции наверняка нет, одна городская стража. Эти захолустные уголки никогда не представляли интереса…

— Ага, — с печальным сарказмом сказал Сварог. — Вот так мы все и думали. А в захолустных уголках, оказывается, интереснейшие вещи можно найти…

— Какие будут приказания? — спросил Интагар.

— Этим домом на Вишневой я займусь сам, — сказал Сварог. — Не ерзайте, без вашего участия не обойдется… Вы пока что срочно заберите дело об убийстве у полиции и пустите на него ваших молодцов. Землю ройте, как вы это умеете. Убийство это престраннейшее, что сообразит даже сопливый полицейский писец. Кто-то еще в игре, точно, хотя я и не понимаю, в чем тут дело…

…Нынешняя встреча с мэтром Тагароном состоялась уже не в сыром подвале, а в одной из комнат того самого дома. Да и выглядел беглый механикус чуточку респектабельнее: его во исполнение Свароговых инструкций хорошенько ополоснули из ведра, дали новую одежду — поношенный, но добротный наряд горожанина средней руки и даже выдали на минутку расческу.

— Давайте сразу внесем ясность, — холодно сказал Сварог. — Отношение к вам ничуть не изменилось. Мне просто не хотелось спускаться еще раз в… вашу прежнюю квартиру. Да и вымыли-приодели вас исключительно затем, чтобы не воняли. А то в прошлый раз меня блевать тянуло, а ведь я не из неженок…

Тагарон смотрел исподлобья, с бессильной злостью: мученик науки в когтях злобной инквизиции, ага…

— Ну, не будем терять времени? — сказал Сварог. — Коли уж вы, как мне доложили, готовы к разговору… И начнем мы с вашей подводной лодки, точнее, с ее движителя. Скрывать не стану: все, кто его изучал, и не только на земле, в полнейшей растерянности. Никто просто-напросто не понимает, как эта штука работает и на каких принципах создана. Быть может, вы внесете ясность? Можете с заковыристой научной терминологией, я добросовестно попытаюсь понять, а чего не пойму, потом попытаются понять те, кто будет читать бумаги… — он покосился в сторону, где за маленьким столиком сидел, сосредоточенно прицелясь карандашом в лист бумаги, мастер скорописи. — Итак?

Тагарон откровенно мялся. Потом сказал:

— Это связано с земным тяготением, с магнетизмом…

И надолго замолчал.

— И это все, что вы можете сказать? — вкрадчиво поинтересовался Сварог.

Тагарон, набычась, кивнул.

— А ведь вы, что интересно, ни капельки не врете, — сказал Сварог. — Что блестяще подтверждает кое-какие мои предположения… Я о вас знаю достаточно. Вы, собственно говоря, не ученый, не теоретик. Вы просто-напросто механик-практик, пусть и весьма искусный. Вы никогда ничего не изобрели сами, всегда пользовались чужими идеями, правда, сплошь и рядом творчески их развивая и усовершенствуя… Верно?

— Вы совершенно правы, ваше величество, — ответил Тагарон с легкими потугами на сарказм. — Должен заметить, что я никогда и не провозглашал себя ученым или изобретателем… Не соизволите ли поведать, кто вам рассказал о моей скромной персоне? Уж не Анрах ли?

— Ну да, в том числе и Анрах, — спокойно кивнул Сварог. — Что это вы так кривитесь, любезный мой? Анрах — очень ответственный человек, бывший гвардейский офицер, сейчас служит научным консультантом в крайне серьезном учреждении. Он никогда не был вам очень уж задушевным другом и никогда не давал вам обещаний хранить что-то в тайне… Поэтому не будем отвлекаться. Расклад прост. Коли уж вы и сами ничего не понимаете в движителе, вы его не изобретали. Вы его где-то раздобыли готовым. Где? Я уверен, вы его у кого-то попросту купили. Тайная полиция раскопала, что примерно за полтора года до бегства из Ронеро вы вдруг начали в лихорадочном темпе распродавать имущество. Продали загородное именьице, дом в Равене — после чего стали жить в съемном. Продали драгоценности покойной супруги, серебряную посуду, даже часть библиотеки. Мотивы… собственно, мотивов не усматривалось вовсе. К азартным играм вы никогда не питали склонности, так что и речь не идет о каких-то карточных долгах, на женщин тоже не тратились, служанками обходились — дешево и удобно… После этого вы не делали никаких крупных покупок, и ни в одном банке вырученная вами немаленькая сумма не засветилась. Она словно провалилась под землю… или, как теперь ясно, в чей-то карман. Да?

Тагарон мрачно кивнул.

— Излагайте, — сказал Сварог. — К вам кто-то пришел с товаром, или обстояло иначе?

— Иначе, — сумрачно сказал Тагарон. — Не знаю, известно ли вам, или нет… В Равене есть научный черный рынок наподобие тех, где торгуют ворованным, курительной дурью или контрабандой. Только на этом…

— Я знаю, — кивнул Сварог.

Такой рынок и в самом деле существовал — и даже для хватких работничков Интагара во многом, в отличие от всех остальных, оставался загадкой, не профильтрованной еще должным образом агентами тайной полиции. Причины просты. За ворованным всегда тянется след. Курительная дурь и контрабанда сплошь и рядом движутся хорошо известными маршрутами. Да и контингент в этом ремесле занят специфический. Совсем иначе обстоит с черным рынком, где торгуют состоящими под запретом научными книгами и механизмами и разными прелюбопытными диковинками, то из случайно вырытого клада, то раздобытыми где-нибудь в Иллюзоре (а то и до недавних пор — в Хелльстаде). И покупатели, и продавцы, и посредники никак не принадлежат к числу обычной полицейской клиентуры. К тому же огромную роль тут играет случай. Интагар как-то горячился: ну невозможно же предсказать и просчитать заранее абсолютно неизвестного прежде персонажа, внезапно вынырнувшего на свет божий с чем-то запретным, выкопанным неведомо где!

— Ко мне пришел человек… Посредник…

— Личность этого посредника меня пока не интересует, — сказал Сварог. — Главное, вы не врете. Продолжайте в том же духе.

— К нему пришел некто, желавший продать чертежи и модель некоего механизма. Пришел по хорошей рекомендации от заслуживающего доверия человека, не первый год причастного к… нашему делу. Меня это заинтересовало, и я с ним встретился. Посмотрел модель в действии. Показал знающим людям имевшиеся при ней расчеты — ну, могло же оказаться так, что этот движитель прекрасно работает в виде крохотной модельки, а вот будучи выполнен в большем масштабе, окажется бесполезным, даже детскую коляску не сумеет сдвинуть с места… На сей раз обстояло иначе. Математики, двое неплохих, меня заверили, что вещичка перспективнейшая. И я решился. Такого мне в руки еще не попадало. Он хотел много, очень много, но прав был, стервец — вещь того стоила. Вот я и продал все, что мог, кое в чем изрядно продешевил, но время поджимало — он торопился и торопил меня.

— Что за человек?

— Да кто же его знает… — сказал Тагарон. — Средних лет, одет небогатым купцом, но, по моим наблюдениям, вполне мог принадлежать к Сословию Совы — чувствовался книжник… Имя он наверняка назвал вымышленное. Он проговорился мимоходом, что приехал из Градиса, но это опять-таки могло оказаться выдумкой…

Сварог насторожился. Градис был главным городом провинции Гартвейн — откуда странности в последнее время потоком хлынули…

— Я, знаете ли, не оторванный от мира книжный червь, — продолжал Тагарон. — Кое-какой житейской сметкой и практичностью, надо думать, обладаю… У меня создалось впечатление, что товар свой он… ну, если не украл, то все равно что-то нечисто было с этим товаром. Казалось, он пустился в бега, и теперь, получив изрядную сумму, намерен податься на другой конец земли. Как бы там ни было, он откровенно опасался слежки, уж об этом-то можно говорить с уверенностью… Словом, сделка состоялась. И я никогда его больше не видел.

— Вы снова ни капельки не соврали… — задумчиво сказал Сварог. — Значит, все так и было… Одного я в толк не возьму: как вы намеревались этот движитель использовать? Я видел у Анраха модель вашей подводной лодки, довольно давно… Но вы же прекрасно должны были знать, что винт запрещен…

— Подводная лодка — это побочный эксперимент, — сказал Тагарон словно бы даже с едва уловимой ноткой превосходства. — Я тогда просто забавлялся с новой игрушкой, прилаживал ее так и сяк, и к тому, и к другому… Анрах получил в подарок безделушку, модель лодки без внутренностей, я ему ничего о движителе не говорил. Как использовать? Вы совершенно точно подметили, ваше величество — я практик. И увидел прекрасный случай разбогатеть. Ну да, винт запрещен, я прекрасно знаю… но ведь можно приспособить движитель к разрешенным гребным колесам судна, к токарному станку, к водяному насосу, да мало ли… Что касается самого движителя, он не числился в реестрах запретных механизмов. Или я ошибаюсь?

— Да нет… — сказал Сварог. — Нельзя запретить то, о чем прежде и не слыхивали…

— Вот видите. Соответственно, и принцип действия не числится в запрещенных. Я мог бы взять патент, присовокупив к чертежам достаточно убедительную порцию наукообразной чуши. Заинтересовать купцов или банкиров и производить двигатели быть может, даже не сотнями — тысячами. Это же золотое дно…

— Возможно, — сказал Сварог. — Очень может быть. Но вам не приходило в голову, что соответствующие инстанции, ознакомившись с вашим патентом, могли его и запретить?

— Могли. А могли и разрешить. В этом случае выгода стократ окупила бы все расходы.

— Тоже верно… И что было потом?

— Потом появились они… Еще до того, как я успел подать бумаги на патент.

— Кто?

— Не знаю, — сказал Тагарон. — Представления не имею. Как ни ломал голову с тех пор, не догадался. Обычные, ничем не примечательные люди, не похожие на бандитов, я бы даже сказал, скорее, принадлежащие к ученому сословию: порой в разговоре проскальзывали словечки и обороты, именно этому сословию свойственные, — он зябко передернулся. — Но это в то же время были страшные люди. Как-то это у них сочеталось. Убили бы и не поморщились. Мэтра Кердина… того посредника… определенно убили именно они, да еще пытали предварительно — иначе как бы им удалось до меня добраться? Тайну знали трое: я, продавец и Кердин… но из разговора с ними я вынес убеждение, что сведения они получили именно от Кердина…

— И что они хотели?

— Получить назад то, что, как они заявили, было у них украдено. Хотели, чтобы я вернул все: чертежи, модель… И забыл обо всем. Без гроша компенсации. Едва я заикнулся о деньгах, их главный сказал, что сохранение мне жизни будет лучшей компенсацией. Видели бы вы его и слышали… Он не ругался, не повышал голоса, изъяснялся тихо, вежливо, можно сказать, культурно… Это-то больше всего и пугало. Я знаю жизнь, до седых волос дожил. Такие, если обещают, непременно прирежут…

— Интересно… — произнес Сварог. — Вы по-прежнему говорите чистейшую правду… Как по-вашему, это были люди?

— А кто же еще? — фыркнул Тагарон.

— Самые разные создания могут замаскироваться под человека…

— Простите, не учен опознавать таких созданий. Магией не владею нисколечко. Они выглядели в точности как люди, они держались и говорили, как доподлинные люди, у одного в ноздрях росли волосинки, у второго на ладони был старый шрам, от двух припахивало так, словно они пару недель не меняли белье и чулки. Натуральнейшие люди… скоты! — яростно фыркнул Тагарон. — Один приставил мне нож к горлу, а остальные обыскали дом. И ничего, конечно, не нашли. Я давно уже к тому времени снял у одного разорившегося токаря его мастерскую, на другом конце города, там и держал все, там и работал. Они явно не успели еще ее проследить. И потому предъявили мне незатейливый ультиматум: двое суток на раздумье, а потом либо я добровольно отдам им все, либо они «найдут возможность» узнать от меня, где все спрятано, только в этом случае мне уже не жить… — он вновь передернулся. — И они бы сумели, я назавтра решил потолковать с Кердином — и узнал, что его нашли… каким его нашли…

— И они, конечно же, предупредили, чтобы вы не вздумали соваться в полицию, иначе…

— Ну да, — сказал Тагарон. — Они и тут не шутили, я уверен. С того момента, как они ко мне заявились, слежка началась постоянная.

— Так… — сказал Сварог. — А потом они признались, что прибыли из Горрота? И предложили уже деньги, если вы с ними отправитесь? Или все было как-то иначе.

— Иначе. Где-то к полудню второго дня… Я бродил по городу, шел, куда глаза глядят, думал, как выкрутиться, но не мог ничего придумать… Была мысль сдаться тайной полиции, ничего другого просто в голову не приходило… Это было на окраине… Меня догнала карета, оттуда вдруг выскочили, закинули внутрь, карета помчалась… Те двое, что за мной таскались, были пешие, они тут же отстали… И вот этот, главный в карете, был уже горротец. Он сказал, что наслышан о моем аппарате. И о моих… осложнениях. Предложил убежище, работу под высоким покровительством, весьма приличное жалованье… Я, честно скажу, долго и не колебался. А что мне оставалось делать? — воскликнул он с вызовом. — Либо потерять все, либо лишиться жизни… Вот не будете ли так любезны сказать, ваше величество, как вы поступили бы на моем месте? Окажите такую честь…

— Ну что же, — сказал Сварог. — Если откровенно — даже и не знаю. Вполне возможно, будь я вами, окажись на вашем месте, я бы тоже принял предложение…

— Тогда почему же вы смотрите на меня, как на червяка какого-то?

— Да бросьте, — сказал Сварог. — Я на вас смотрю, как на человека из вражеских рядов, а это нечто другое… Значит, вы приняли предложение…

— Принял. Конечно, и эти могли, заполучив аппарат, всадить мне нож под ребро и оставить валяться в той мастерской, но в такой оборот я особенно не верил. Этот человек, что говорил со мной… Очень умный и циничный человек, знаете ли. Он сказал честно: гораздо практичнее меня не убивать, а взять на службу. Я как-никак давно работал и с чертежами, и с движителем, дешевле обойдется платить мне деньги, пусть даже немаленькие, чем их людям начинать работу с нуля. К тому же я могу оказаться полезен им как механик. Вот такая логика звучала очень убедительно. Я назвал им место, мы поехали туда, и уже через полтора часа со всей поклажей сидели на горротском корабле. Документы для меня у них были отличные… Вот так я и попал в Горрот.

— Четыре года назад, насколько я знаю… — задумчиво подытожил Сварог. — Ну, рассказывайте, как вам там жилось…

Как выяснилось, и жилось в Горроте Тагарону сытно, но скучновато. Обещанное немаленькое жалованье ему платили исправно, но засадили практически под арест, увезли куда-то в глушь, в какое-то старинное запущенное поместье на берегу Итела. Там было обширное подземелье, а в подземелье — огромный бассейн, наполнявшийся водой из реки по подземному туннелю. Там Тагарон и работал над лодкой — со строжайшим запретом выходить из здания, даже на балконы или идущую вдоль первого этажа открытую галерею. (Ну да, все понятно, боялись, чтобы Тагарона там не засекли наблюдатели ларов). Кормили отлично, «служанок» привезли сразу двух, так что все бы неплохо, но — тюрьма тюрьмой…

Работа шла туго. Ну, не то чтобы туго, просто — страшно медленно. Тагарон обнаружил, что построить настоящую подводную лодку оказалось гораздо более трудным делом, нежели ему представлялось поначалу. У него были только движитель, модель и идея. На практике пришлось ломать голову над разнообразными деталями: герметичность, приспособления для дыхания, надежная передача от движителя на винт, система управления… Почти всего этого раньше попросту не существовало, взять чертежи было негде — и Тагарону впервые в жизни пришлось по-настоящему изобретать. У него, в общем, получалось, но опять-таки страшно медленно. За эти два года в бассейне пошли на дно или разбились о стены восемь опытных экземпляров, да вдобавок погибла пара человек из обслуги. Некий полковник Фалькас (по мнению Тагарона, не из разведки, а военный моряк), самый главный там, в поместье, понемногу терял терпение, начинал уже ругать и покрикивать, грозился отобрать девок и урезать жалованье. Тагарон никак не мог ему втолковать, что работа, в общем, на верном пути, все обязательно получится, вот только экспериментов и опытных образцов потребуется еще немало.

Внезапно, около двух лет назад, все переменилось самым решительным образом. Тагарона вдруг перевезли в местечко не менее глухое, но не в пример более уютное: большое поместье гораздо более современной постройки на берегу обширного, окруженного горами озера. Там все обстояло совершенно иначе: ему не только не запрещали отныне покидать здание, но даже разрешили гулять по окрестностям, сколько влезет, правда, в сопровождении охранника. Полковника Фалькаса он больше никогда не видел — здесь всем заправлял некий советник Ноттин из Сословия Совы, полная противоположность тупому солдафону. Кормить стали еще лучше, а что до девок, то новые оказались еще краше. Но главная перемена заключалась в том, что лодки теперь стали испытывать, практически не таясь, под открытым небом, прямо на озере, на мелководье.

А вскоре появился граф — и стал наведываться часто. Амель, граф Брашеро. Он так никогда и не назвал своей должности, но, судя по тому, как все здесь, включая Ноттина, перед ним на цыпочках ходили, пост занимал немаленький. Ознакомился с трудами Тагарона (причем, по мнению мэтра, держался, как человек понимающий), за проволочки не ругал, говорил, что все понимает и даже подбросил парочку недурственных идей, ускоривших работу.

После первого же приезда графа закипела работа, уже не имевшая отношения к Тагарону. Прибывали целые караваны тяжело груженых повозок, приезжали новые люди, в многочисленных конюшнях, флигелях и прочих постройках поместья было устроено несколько мастерских и лабораторий. Чем занимались там, Тагарон представления не имел: советник Ноттин настрого запретил ему разговаривать с новоприбывшими об их работе (уточнив, что и они получили те же указания касаемо Тагарона). Собственно говоря, то, что это были мастерские и лаборатории, Тагарон вычислил самостоятельно: от одних зданий на всю округу иногда несло мерзкими химическими запахами и из труб валили разноцветные дымы, из других постоянно доносились какие-то механические шумы, а в одном из флигелей однажды случился взрыв с пожаром. Тагарон оказался единственным, чье творение пребывало, так сказать, на вольном воздухе — все остальные трудились за закрытыми дверями.

— Дальше… — протянул Тагарон. — Дальше, собственно, и не было ничего особо интересного. Лодка в конце концов получилась, ее долго испытывали на озере, потом разобрали, перевезли на берег моря, в какой-то уединенный поселок, собрали тщательно, еще две недели испытывали в море, потом погрузили на «Радугу», и она отправилась к Хай Грону.

— Ну, а дальше… Вы все прекрасно знаете, — пожал плечами Тагарон.

Сварога чертовски заинтересовал этот граф, несомненно, руководивший в Горроте разработкой крайне интересных вещичек. Вряд ли в тех мастерских и лабораториях шла работа над чем-то обычным, скорее уж тамошние мастера были под стать Тагарону.

Он постарался выжать из Тагарона все подробности, какие тот мог вспомнить. Человек лет сорока с небольшим, держится уверенно и властно, на выскочку или мелочь ничуть не похож, безукоризненно вежлив в обращении, но ощущается, что в любой миг, не моргнув глазом и не терзаясь угрызениями совести, может приказать повесить всех на воротах. Безусловно, образован и не чужд наукам. Да уж, не мелкая рыбешка… Вот именно, подумал Сварог, около двух лет назад. Именно эта фраза в последнее время частенько звучит в сочетании со всевозможными загадочными событиями, так и не получившими пока объяснения. Около двух лет назад вдруг обнаружилось, что наблюдательная аппаратура бесполезна в Горроте, и никто до сих пор не прояснил, почему. Около двух лет назад со Стахором определенно произошли некие перемены, он разогнал практически всех, кто был к нему прежде близок и окружил себя новыми людьми. Около двух лет назад как начали пропадать бесследно направляемые в Горрот разведчики остальных держав, так и пропадают доныне (да вдобавок можно вспомнить историю с золотым человеком). Около двух лет назад подводную лодку Тагарона вытащили из подземелья и самым беззастенчивым образом принялись испытывать под открытым небом — так могли поступить лишь те, кто прекрасно знал, что наблюдений отныне можно не опасаться, как и агентов противника. Черт бы их всех побрал, что же там все-таки происходит?

— И это все, что вы можете рассказать о графе?

— Да.

Сварог нехорошо усмехнулся:

— А вот теперь вы, любезный мой, врете. И никакой ошибки быть не может, — Сварог подпустил металла в голос. — Ну?

— По-моему, он… лар.

— Почему вы так решили? — резко, не давая передышки спросил Сварог.

— Я однажды чисто случайно оказался свидетелем… Он меня не видел, я был в дверях… Граф стоял возле полки, и оттуда обрушилась стоявшая на самом краешке бронзовая ваза — кажется, он задел полку локтем, а она была шаткая… Я прекрасно видел: ваза летела ему точнехонько на макушку, обычному человеку она должна была проломить череп…

— Ну? И что?

— В самый последний миг она отлетела в сторону, словно отброшенная какой-то неведомой силой, — сказал Тагарон, понизив голос и вжав голову в плечи. — Отлетела, загрохотала по полу, граф, конечно, повернулся в ту сторону, а я побыстрее убрался, пока он меня не заметил… Насколько я знаю, именно так и обстоит с благородными ларами, которых не может поразить ни один летящий предмет, неважно, пущен ли он человеческой рукой, или это произошло от естественных причин…

— Правильно, — медленно произнес Сварог. — Именно так и обстоит…

— И тогда я окончательно перестал что-либо понимать! — визгливо, прямо-таки по-бабьи воскликнул Тагарон. — Еще и лар вдобавок ко всему!.. Я никогда не собирался впутываться во всякие интриги и тайны! Я просто хотел жить хорошо…

— Успокойтесь вы, — сказал Сварог, вставая. — Будете жить. Очень может быть, и с девками…

Потеряв пока что всякий интерес к своему пленнику, не оглядываясь на него и уж тем более не прощаясь, вышел за дверь. Сыскарь вопросительно придвинулся.

— В тюрьму его, — сказал Сварог равнодушно. — Все равно, в какую, лишь бы сидел надежно, «секретным арестантом»…

Отвернулся и неторопливо направился к выходу. Ломать голову не следовало — версия имелась давным-давно. Он вспомнил Равену, дом с высоким крыльцом, погруженную во мрак комнату. Вспомнил человека, чья плоть и кровь медленно, но неотвратимо превращались в золото. Вновь услышал глухой, бесстрастный голос лорда Раутара:

— Когда доберетесь, передайте Гаудину, что у Стахора в Горроте — Ледяной Доктор. Запомнили? Ледяной Доктор…

Ледяной Доктор. Безусловный лар. Гениальный полубезумный экспериментатор, не обремененный в своих жутковатых научных забавах хотя бы каплей морали и этики. Гаудин уверял, что собственными глазами видел труп Доктора, убитого при погоне, которую самолично возглавлял. Но если вспомнить, что Гаудин не раз ошибался…

Мрачнее тучи, он сбежал по ступенькам, выхватил поводья у Баруты, взмыл в седло. Замурзанный сторож едва успел распахнуть створку ворот, Сварог помчался по улице галопом, слыша сзади стук копыт ратагайских коней. Прохожие привычно шарахались, подковы взметали грязь.

Ледяной Доктор — даже если это и он — мог подождать. Все на свете могло подождать. Самым важным сейчас было зеркало, висевшее в пустом домике — зеркало, в которое можно рассмотреть вблизи Багряную Звезду, Чертову Мельницу…

Глава XII Тяф! Тяф! Тяф!

Из-за специфики городка и гостеприимство местное было специфическое: вместо вина бургомистр выставил на стол дюжины две графинов с наливками и настойками — на всевозможных ягодах и фруктах. И усиленно потчевал. Сварог не особенно и отказывался, отдавая должное всему подряд: все равно у него в кармане лежала склянка с отрезвляющим зельем.

Бургомистр был маленький, толстенький, с лицом, сразу выдававшим большое пристрастие к главной отрасли городского производства, — и человеком большого ума, а также хитрости никак не выглядел.

— Сказать по правде, почтенный Торма, я рад, что наконец-то нашелся хороший покупатель на все, что слишком долго не могло найти хозяина, — тараторил он, откупоривая новые бутыли. — Вы ведь, я так понимаю, намерены перебраться к нам на жительство?

— Вот именно, — сказал Сварог.

— Это хорошо, — кивнул бургомистр. — Новые владельцы недвижимости — это новые плательщики налогов, хе-хе. И потом, человек с капиталами будет весьма полезен. Вы уж простите, что я так меркантильно, да что поделаешь, должность такая…

— Ничего, — сказал Сварог. — Я сам человек меркантильный, как всякий купец.

— И не просто купец… О, вот и вы, наконец, Сувайн! А я уж начал гадать, куда вы запропастились… Знакомьтесь: почтенный Торма Трай, купец из Равены. А это господин Сувайн, наш управитель канцелярии. Наш, так сказать, первый министр, да простится мне за столь фривольное сравнение…

Сварог молча поклонился. Здешний первый министр, не церемонясь, подсел к столу. «Интересные дела», — подумал Сварог. Он вспомнил фразу из какого-то земного детектива: «Он мне показался чересчур сильной личностью, чтобы сидеть в крохотной таксомоторной фирме».

Действительно, этот самый Сувайн казался слишком сильной личностью для того, чтобы заправлять канцелярией захолустного городишки. Мужественное лицо с резкими чертами и сильным подбородком — ему бы больше подошел офицерский бадагар, а то и придворный мундир. Однако, судя по платью, самый обычный чиновник. Ну, мало ли по каким причинам умные и волевые люди застревают в глуши — тут и отсутствие протекции, и какие-нибудь провинности, наконец, просто случая не подвернулось…

Судя по последней фразе бургомистра, прерванной приходом Сувайна, наступало время неизбежных вопросов. Сварог к ним приготовился заранее, потому что прекрасно понимал свое положение. Когда преуспевающий столичный негоциант скупает недвижимость в глуши, это само по себе вызовет вопросы. Но когда вдобавок негоциант этот с оравой приказчиков прилетает на самолете, который здесь видели впервые в жизни…

Но что поделать, не было у Сварога времени тащиться сухопутьем или плыть по Ителу…

— Похоже, что вы — купец не из мелких, почтенный Торма, — продолжал бургомистр прерванные речи. — Не абы как к нам заявились, а на самолете прилетели. В жизни бы не подумал, что однажды придется самолично лицезреть это чудо техники. Полгорода до сих пор торчит там, на пустыре, глазеет вовсю. Я-то слышал, самолеты предназначены только для военных целей…

— Так и было до последнего времени, — сказал Сварог без малейшей запинки. — Однако обстановка изменилась, сами понимаете… И самым решительным образом.

Он покосился на свой собственный парадный портрет, висевший на почетном месте. Терпеть не мог эти портреты: короля полагалось изображать величественным, напыщенным, чванным, одетым в геральдическую мантию, усыпанным парой килограммов самоцветов, в короне, со скипетром… Разумеется, сейчас его не могла бы опознать ни одна живая душа: конечно же, заклинание, напрочь изменившее внешний облик…

— Войн теперь станет гораздо меньше, — продолжал Сварог уверенно. — Не может же король допустить, чтобы воевали меж собой подвластные ему державы…

— Да уж конечно! — подхватил бургомистр. — Такие вещи мы понимаем и тут, в глуши. Это как если бы разные концы нашего городка вздумали вдруг воевать по всем правилам…

Сварог безмятежно продолжал:

— В окружении короля нашлись умные люди, посоветовавшие, чтобы самолеты не простаивали, найти им мирное применение. Скажем, перевозить особо скоропортящиеся товары, сдавать внаем тем, кто по своим надобностям хочет путешествовать особенно быстро…

— Дельная мысль, — закивал бургомистр. — Умнейшие, должно быть, люди… Вот взять иную ягоду: далеко ее не повезешь, быстро портится, а ведь где-нибудь подалее отсюда можно взять не в пример лучшую цену… Вы согласны, Сувайн?

— Безусловно, — веско промолвил управитель. — Лично я не отказался бы от десятка самолетов в личном владении. Для иных торговых операций — вещь незаменимая.

— Увы, до этого еще не дошло, хотя когда-нибудь непременно дойдет, пожалуй, — сказал Сварог. — Но уже сегодня можно нанять самолет для деловой поездки.

— Недешевое, должно быть, удовольствие… — протянул бургомистр с нешуточным уважением на лице.

— Не из дешевых, — согласился Сварог. — Но вы же деловые люди, господа, знаете, что бывают случаи, когда никаких расходов не жаль…

— Уж это точно, — закивал бургомистр. — Сэкономишь грошик — потеряешь аурей… — он постарался придать своей простецкой физиономии выражение дипломатической хитрости, что вышло не особенно и удачно.

Сварог понял, каков будет следующий вопрос — ну, он и к нему был готов…

Бургомистр осторожно начал:

— Почтенный Торма, люди везде любопытны, а уж в нашей глуши, где приезд всякого свежего человека — целое событие… Если не секрет, что в наши края привело преуспевающего столичного купца? Да вдобавок не пожалевшего денег на наем самолета? Сплошь и рядом всевозможные банкроты, скорбно подсчитав остаток капиталов, перебираются в глухую провинцию, чтобы вести скромную жизнь… Но вы на банкрота ничуть не похожи. И на человека, попавшего в немилость — тоже…

— Кое-какие секреты тут есть, — усмехнулся Сварог. — Я их вам расскажу, если пообещаете хранить все в тайне до поры до времени. Тем более чем немаленькие выгоды ждут всех…

Высшие сановники переглянулись.

— Клянусь чем угодно! — воскликнул бургомистр. — Клянусь Хорсом, здоровьем жены и деток, нынешним урожаем… Сувайн?

— Клянусь чем угодно, — кратко ответил управитель.

— Только помните, господа, — внушительно сказал Сварог. — Все, что я вам расскажу, пока еще кое в чем остается государственной тайной, и если станет известно, что я распустил язык, мне несдобровать… и не только мне…

— Это понятно, — кивнул Сувайн. — Будьте уверены, ни словечко из этой комнаты не просочится.

— Чтоб меня гром разразил на этом самом месте! — пылко воскликнул бургомистр. — Чтоб у меня зеленая плодожорка сады поела под самый корень…

— Ну так вот… — неспешно, внушительно начал Сварог. — Ни для кого не секрет, что дела у нас с Горротом плохи. Собственно говоря, они всегда были плохи, но теперь — особенно. Поэтому уже принято решение полностью закрыть большой тракт на Горрот. Отменить его, если можно так выразиться. Новый тракт будет вести в Глан. Вряд ли стоит показывать маршрут подробно, скажу лишь главное: он пройдет всего в полулиге полуночнее вашего городка. Объяснения, надеюсь, не нужны?

Челюсть бургомистра форменным образом отвалилась. Выражение его простецкой физиономии было неописуемым. Сувайн держался гораздо спокойнее, но и его никак нельзя было назвать невозмутимым.

— Пресвятые небеса! — возопил бургомистр, едва обретя способностьговорить. — Да это же то, о чем мы всегда мечтали, начиная с дедов-прадедов — близости к Большому Тракту! Это же… Это же…

— Несравнимая с прежней выгода, — склонил голову Сувайн. — Вот оно в чем дело, почтенный Торма… Вы заранее узнали об этом решении и решили извлечь из этого некоторую прибыль?

— Да конечно же! — воскликнул бургомистр. — Теперь понятен характер ваших покупок. Дом, где можно устроить контору, таверна — ну, само по себе понятно… немалый кусок земли, где нетрудно завести мастерские по переработке фруктов и ягоды — варить варенья и желе, готовить наливки… А покупатель — вот он! К нему не придется ехать за двадцать лиг на губернскую ярмарку, он сам будет валом валить в обе стороны всего-то в полулиге… — его лицо приняло по-настоящему хитрое выражение. — А ведь в городе еще немало земель и строений, ценных именно с этой точки зрения, так что оборотистому человеку… — он заговорил вкрадчиво. — Однако, почтенный Торма, жизнь в маленьких городках, так уж исстари повелось, течет не только по законам, но и по обычаям, так уж от прадедов…

— Да, конечно, — кивнул Сварог.

— Если вы понимаете эти тонкости…

— Прекрасно понимаю, — сказал Сварог. — Не новичок в купеческом деле. И я, и мои компаньоны заранее предвидели, что для пущего успеха дела следует создать здесь, на месте, новый торговый дом и принять в него пайщиками людей… превосходно знающих местные проблемы и оттого способных оказаться крайне полезными… Вы согласны с такой идеей?

— Ну конечно же! — вскричал бургомистр, не сделав паузы ни на миг. — Великолепная идея!

— Вот только, я думаю, не стоит умножать сверх необходимости число пайщиков, — сказал Сварог с тонкой улыбкой. — Не ограничиться ли нам здесь присутствующими? Или у вас будут возражения?

— Никоим образом, — сказал Сувайн. — Больше пайщиков — меньше доходов…

— Никоим образом! — ликующе подхватил бургомистр. — Уж не засесть ли нам прямо сейчас за составление планов, господа?

— Если не возражаете, я бы присоединился чуть погодя, — сказал Сварог. — Нужно же наконец взглянуть на все, что наш приказчик здесь купил… А вы пока что, господа, можете обдумать эту идею.

Как он и рассчитывал, оба не стали набиваться ему в провожатые — бургомистр, пылая жаждой наживы, потащил из стола чистые листы бумаги. Чтобы соблюсти видимость вежливости, он спросил:

— Я надеюсь, вам не нужен провожатый?

— К чему? — пожал плечами Сварог. — Со мной приехали двое приказчиков, они наверняка успели уже все осмотреть — шустрые парни. И уж, конечно, проводят…

На лестнице он хлебнул отрезвляющего зелья из склянки, посмотрел на часы. Светское общение с местными властями отняло едва ли не два часа, но по-иному, увы, здесь и не получилось бы. Это в крупном городе, привыкшем к превеликому множеству заезжих купцов (а то и к самолетам) преспокойно можно, не привлекая ничьего внимания, сходу отправиться к нужному дому хоть целой дюжиной. Но здесь, где на каждого приезжего оборачивается вся улица… Да вдобавок прилетев на самолете…

Едва он сделал несколько шагов от крохотной ратуши, как из корчмы неподалеку моментально появились, направились к нему двое, в которых любой за версту признал бы приказчиков — понятия не имея, что угодил пальцем в небо…

— И что там? — спросил Сварог.

Оба двигались следом, почтительно приотстав на полшага, как и полагается сопровождающим патрона вымуштрованным приказчикам.

— Домишко простоял пустым полгода, ваша милость. Наследников не нашлось, он и перешел к городу как выморочное имущество.

— Владелец?

— Какой-то старый дворянин. Лет пять назад перебрался сюда из главного города провинции, когда совсем промотался и издержался. А здесь жизнь дешевая.

— Что о нем здесь говорят?

— Ничего интересного, ваша милость. Старикашка был чванный, ни с кем практически не общался — ну и ему, естественно, никто не навязывался. Даже в здешние питейные заведения заходить считал ниже своего достоинства. Вино и пиво заказывал домой. Слуг по причине бедности не держал — кухарка и та была приходящая. Сидел дома сиднем…

— Вообще-то этакое затворничество может иметь и другие причины, кроме чванства и бедности…

— Понимаю, ваша милость, — кивнул сыскарь. — Нет, ровным счетом ничего такого. Уж если бы после его смерти в доме нашли хоть что-то необычное, обязательно рассказали бы — такое тут год обсуждали бы… Нет, ничего такого. Обычные убогие пожитки разорившегося дворянина, вынужденного прозябать в глуши. Там, конечно, может оказаться и тайник — кто бы здесь вздумал искать тайники, местным и в голову не придет…

— Пожалуй, — сказал Сварог. — А что сталось с пожитками?

— Мебель всю оставили, как стояла. Одежонку в большом городе раздали бы нищим, а посуду и прочие мелочи отправили к старьевщику, но в этой дыре нет ни нищих, ни старьевщиков. Так что все попросту сложили в мешок, запечатали казенной печатью и упрятали в подвал ратуши — вдруг будущему покупателю что-то оттуда да понадобится.

Ничего необычного в доме, повторил про себя Сварог. Действительно кому (неважно, здесь или в столице) покажется необычным самое обыкновенное зеркало на стене…

— Интересно, почему дом простоял непроданным целых полгода? — сказал он, размышляя вслух. — Не бог весть какие деньги за него, судя по купчей, получили, но для здешней казны и это — прибыток…

— А я местным с дурацким видом задал этот вопрос, ваша милость, — усмехнулся сыскарь. — Растолковали подробно. Местная специфика, понимаете ли. Здешних в первую очередь интересует не дом, а сад и земля, пригодная под огороды. Вот с этим как раз обстояло не лучшим образом. Сад небольшой, да вдобавок хозяин его запустил совершенно: благородному дворянину, известно, в позор заниматься садоводством. У себя в поместье — другое дело, но домишко-то не попадает в категорию поместья или имения. А кусочек земли, что годится под огород, зарос бурьяном в человеческий рост. Изгорбатишься, пока приведешь его в божеский вид. Местные говорят, рано или поздно кто-нибудь обязательно приобрел бы, цена ведь небольшая — но только после уборки урожая или как там это у огородников называется — когда будут и время, и рабочие руки, чтобы расчистить все как следует…

Они неторопливо шагали по широкой пыльной улице. Более всего городишко походил на деревню: дома разбросаны далеко друг от друга, повсюду огромные сады и далеко протянувшиеся огороды. Уютное местечко, если подумать… вот только как здесь оказалось это зеркало? А впрочем, именно в таких местах возможны самые неожиданные находки; войны проходят стороной, мятежей лет сто не случалось, мало ли что могло сохраниться бог знает с каких времен…

— Пришли, ваша милость.

Ветхий покосившийся забор, накренившаяся калитка… Домик в два этажа стоял посреди сада, и в самом деле пребывавшего в жутком запустении: землю устилает толстый слой накопившейся за несколько лет жухлой листвы, сорняки произрастают буйным цветом, а справа, и действительно, тянутся заросли бурьяна высотой в человеческий рост.

Сварог присмотрелся к убогому балконишке, издали понятно, выглядевшему инородным телом: ну конечно, этот чванный старикашка не забыл осуществить дворянское право на балкон. Денег вот только не было, и балкон получился размером с трактирный столик…

Один из сыскарей распахнул перед Сварогом отчаянно заскрипевшую калитку, и они направились к дому по прямой заросшей тропинке. Окна такие пыльные, что и не рассмотреть внутренности дома. Деревянное крыльцо поскрипывало и даже пошатывалось.

— Отпирайте, — распорядился Сварог.

Сыскарь достал связку ключей, найденных среди других вещей покойного Пешера. Рассуждая логически, вместе с купчей Пешер обязательно прихватил бы и ключи от дома, так что который-нибудь должен и подойти…

Подошел третий.

— Ну, ребятки, смотрим в оба, — сказал Сварог. — Мало ли что…

Низкая дверь распахнулась с жутким скрипом, в нос моментально ударил запах пыли, старого хлама и запустения. Из-под их ног в дальний угол юркнула серая домашняя мышь, не особенно даже и торопясь — интересно, почему она не сбежала из дома, где вот уже с полгода не сыщешь ни крошки съестного?

Ах, вот оно что… В комнате, где они вошли, в углу лежала аккуратно свернутая холстина, вовсе не выглядевшая пыльной. Рядом стояла парочка пустых бутылок, выглядевших так, словно их сюда принесли всего-то пару дней назад. Тут же валялся кулек с зиявшей в нем дырой, проделанной явно мышиными зубками. Ну да, конечно. Местная молодежь, надо полагать, очень быстро додумалась использовать пустующий дом для амурных дел: выпивка, закуска, холстинное ложе любви…

Интересно, как они сюда забираются? А что тут думать…

Сварог подошел к выходившему на задворки, в запущенный сад, окну, присмотрелся, потрогал створки. На подоконнике — ни следа пыли, створки не запреты на массивные кованые шпингалеты, а лишь притворены.

Распахнув их, Сварог высунулся в сад: ага, под окном даже для удобства чурбак положили.

Так и оставив окно распахнутым, обернулся.

На противоположной стене он увидел зеркало — овальной формы, высотой в половину человеческого роста, в массивной, с претензиями на вычурность, раме. Монументальное изделие, сразу видно, крайне почтенного возраста. Что же, вот оно? Или…

— Быстренько обойдите весь дом, — приказал он. — И чердак тоже. Посмотрите, есть ли здесь еще зеркала, кроме вот этого…

Оба направились к выходу с ретивым равнодушием людей, привыкших получать самые неожиданные приказы и исполнять их без размышлений. Оставшись один, Сварог подошел к зеркалу вплотную.

Да, оно было старое, очень старое: по краям разрушилась амальгама, оставив причудливые разводы, деревянная рама источена шашелем. Как ни разглядывай, ничего необычного в нем не усмотришь. Оно исправно отражало комнату, а также Сварога — как это за зеркалам водится, в его истинном облике, а не «личине».

Он так и стоял, когда вернулись сыскари, и старший доложил:

— Нигде, ваша милость, ни одного зеркала, ни висячего, ни ручного. Мы уж и в сундуки заглянули…

— Ну что же… — сказал Сварог, охваченный нешуточным воодушевлением с тревогой вперемешку. — Идите и караульте в прихожей. Никого не пускать, без моего приказа сюда не входить.

Они вышли, опять-таки без малейшего удивления. Нетерпеливо придвинувшись к зеркалу еще ближе, почти касаясь лбом прохладного стекла, он отметил, что зеркало вытерто начисто, ни единой пылинки: ну конечно, любая представительница женского пола, оказавшаяся здесь с кавалером не упустит случая, обнаружив зеркало, перед ним повертеться…

Медленно, раздельно, внятно он начал:

— Абаукирате кане ойте, абаукирате кане сабе…

Заклинание он выучил наизусть и говорил без малейшей запинки, не опасаясь ничего напутать.

— …киратумане сай!!!

Зеркало вдруг потемнело, как кусок угля, раздалось что-то вроде короткого зловещего хохота — и в лицо Сварогу ударил вихрь словно бы ледяного крошева, ослепил, отшвырнул назад, он растянулся на полу…

Что-то непонятое, странное, дикое с ним происходило.

Тело пронизали судороги, его трясло, словно ухватился за провод под током, болезненные корчи как-то странно согнули, прекрасно сидевшая на нем, по мерке сшитая купеческая одежда вдруг словно бы стала огромным бесформенным мешком, спеленавшим, как младенца. Он бился и корчился, пытаясь выпутаться, решив, что теперь уже не до секретности — что-то явно пошло не так! — громко закричал, зовя сыскарей.

И вместо человеческого голоса в комнате раздался заливистый, жалобный собачий лай.

От неожиданности Сварог забился еще яростнее — и наконец освободился от спутывавшей его ткани. Вскочил…

Но тут же упал на четвереньки, на руки… нет, на покрытые темно-рыжей шерстью собачьи лапы. Хотел поднять руку — и поднялась собачья лапа, и пришлось тут же на нее опереться, чтобы не потерять равновесие.

Несколько мгновений он разглядывал себя — живот, ноги, лапы, оглянулся за спину — и увидел кудлатый темно-рыжий хвост. Закричал, то ли от удивления, то ли от страха — и вновь вместо человеческой речи прозвучал собачий визг.

Это он сам и был…

Он стал собакой. Самой натуральной. Темно-рыжий пес стоял над клочьями разодранной одежды, лапы подгибались и дрожали, откуда-то из глубин сознания наплывало самое настоящее безумие. Это была доподлинная реальность. Это именно с ним произошло наяву. Король Сварог Барг теперь был собакой.

Окружающий мир в чем-то резко изменился. Запахи, удесятеряясь в силе, хлынули в нос, теперь он точно знал, что в разорванном мышкой кульке было яблоко и печенье, что запах вина из пустых бутылок носит явственный грушевый привкус. Запахи накатили волной, затопили, полмира теперь состояло из запахов.

И слух стал гораздо… нельзя описать, слова не подворачиваются. Сильнее, мощнее… Одним словом, и слух, как возможность чуять запахи, удесятерился в силе. Он отчетливо слышал теперь отчаянную возню в прихожей, чей-то болезненный вскрик, падение тела, яростное пыхтение борющихся, отчаянную возню, протяжный не то стон, не то всхлип, чей-то повелительный голос:

— Кончайте его!

В следующий миг дверь распахнулась, и ворвался не кто иной, как управитель городской канцелярии, господин Сувайн, с пистолетом в одной руке и скрамасаксом^[6K7] в другой. Сейчас его волевое, решительное лицо было лицом убийцы.

Он выпалил с порога. Сварог не успел шарахнуться в сторону, но и боли не почувствовал. На миг лицо Сувайна исказилось от удивления, но он тут же опомнился, оскалясь, ринулся вперед, умело и ловко занося скрамасакс для страшного удара, а следом за ним, толкаясь, застревая в дверях, мешая друг другу, ломились какие-то молодчики, вооруженные до зубов…

Все происходящее Сварог видел теперь в совершенно другом ракурсе — с высоты пусть и крупного, но пса, то есть где-то на уровне человеческого пояса. Он ничего не понимал и не пытался понимать. Некогда было. Совершенно ясно, что его люди убиты, а сейчас примутся убивать и его самого, совершенно беззащитного перед дюжиной клинков…

Работало не сознание, а инстинкты. Быть может, даже не человеческие, а собачьи. Неумело развернувшись, скребнув когтями по трухлявым половицам (еще несколько выстрелов сзади!) он метнулся к окну, оттолкнулся задними лапами и выпрыгнул.

Форменным образом взвыл от боли — он удалился передними лапами и мордой о тот самый чурбан под окном. Поднялся на ноги и, ведомый тем же инстинктом, припустил вглубь заброшенного сада.

За спиной раздавались выстрелы и крики, потом выстрелы прекратились, раздался крик управителя:

— За ним! В погоню! Идиоты!

Нечеловеческий вопль — ага, похоже, кто-то повторил неудачу Сварога, приземлившись прямо на чурбан, но с гораздо более печальными результатами: если и не сломал ногу, то вывихнул точно. Он так и орал, не переставая.

Сварог бежал — и как-то так это у него ловко выходило, как у настоящей собаки, словно давненько умел бегать на лапах. Ветки кустарника выдирали клочья шерсти, высокая жесткая трава хлестала по морде.

Он понемногу замедлил бег, а там и вовсе остановился. Вновь заработали инстинкты — правда, при определенном участии человеческого ума…

То, что с ним произошло, было жутким, непонятным и страшным, но сейчас не время пытаться хоть что-то осмыслить. Сейчас следовало решить одну-единственную насущнейшую задачу: оторваться от погони. Найти укрытие, безопасное место, где можно будет относительно — относительно, конечно! — спокойно все обдумать. Если поддаться панике и в самом деле превратиться в перепуганную насмерть загнанную собаку — конец. Уж коли человеческое сознание никуда не делось, осталось при нем, следует этим бесценным инструментом воспользоваться…

Судя по звукам, его преследователи неслись по пятам так же остервенело, бездумно, напролом, охваченные известным азартом погони. Медленно-медленно ступая, прямо-таки скользя меж кустов, он отошел на десяток уардов вправо, а потом, сделав над собой определенное усилие, двинулся навстречу погоне — но, разумеется, на приличном от нее расстоянии. В горячке погони они не станут оглядываться по сторонам, да и кустарник высок…

И очень быстро настал момент, когда с погоней он разминулся — они, топоча и хрустя ветками, пронеслись дальше, а Сварог тихонечко двинулся в противоположном направлении — к дому. Вот именно, к дому. Там его будут искать в последнюю очередь, как-то так исстари подразумевается, что человек — тьфу, уже не человек! — в его положении постарается оказаться как можно дальше от места нападения. Ну, а мы поступим совершенно наоборот…

Оказавшись совсем близко от дома, он старательно принюхался, но не учуял ничего живого. Зато сильно пахло кровью и свежей смертью. Бедняги, толковые были ребята… Но кто же мог предвидеть…

Сквозь пролом в боковой стенке крылечка он осторожно протиснулся внутрь, забился в самый темный угол. Вообще-то рискованно, получается, что сам загоняешь себя в ловушку — но придется рискнуть. Все его преследователи — самые обычные люди, и не более того. Окажись среди них хоть один необычный, погоня не пронеслась бы мимо, очертя голову, не разминулась бы…

Он лежал в темноте, вывалив язык, тяжело дыша. Теперь, когда пришло спокойствие, он в полной мере осознал, что с ним произошло — и провалился в такой ужас и отчаяние, что едва не взвыл на весь сад. Это было дико, невообразимо, неправильно. Этого не должно быть. И тем не менее…

Сварог подозревал, что довольно долго провалялся в этом оцепенелом отчаянии, тоскливом ужасе, прежде чем стала возвращаться некоторая ясность мыслей. Черт его знает, как оно там обстоит, никогда не интересовался специально, но, не исключено, став собакой, получил и некую толику звериных инстинктов вдобавок к человеческому сознанию. Быть может, они и помогли опомниться быстрее, не валяться, как падаль, содрогаясь в дикой тоске.

Рассуждать нужно быстро, лихорадочно быстро. В нынешнем своем положении выиграть можно, только опережая противника мыслью. Потому что другого оружия попросту нет.

Это заговор, конечно. Натуральнейший. Можно, конечно, предположить, что с заклинанием, с самим зеркалом произошла какая-то накладка, и зеркало, вместо того чтобы показать Багряную Звезду, превратило его в собаку… но чтобы именно сейчас, именно в тот же миг ворвался человек, которому по должности надлежит быть мелким, городским чиновником, во главе дюжины вооруженных головорезов, всерьез собрался убить? Таких совпадений не бывает. Значит, все взаимосвязано. Сувайн знал заранее, что Сварог пойдет в домик с зеркалом, а отсюда проистекает…

Отсюда проистекает, что заговор серьезный, крупный и, не побоимся этого слова, изящный. Коли уж Сварога превратило в собаку то самое заклинание, что было прочитано в донесении покойного Пешера…

Л-ловко, мать вашу за ногу! До чего же ловко! Недюжинного ума человек все придумал, рассчитал и устроил. Труп Пешера со всеми его пожитками — сплошная инсценировка. Ловушка. И донесение, конечно же, фальшивое. Немало людей на земле знало, что королю Сварогу попали в руки несколько донесений агентов покойного Гинкера, и король нашел способ их расшифровать. Кто-то оказался предателем. А кто-то знал, как именно агенты Гинкера шифруют свои донесения. Вот и состряпали поддельное, использовав в качестве наживки главную заботу Сварога — Багряную Звезду.

Тот полицейский сопляк говорил чистейшую правду… Так что это, конечно, не он. Он видел тело, он нашел бляху и донесение — и кто-то умный и хитрый, которому сопляк доверял, подтолкнул его идти к королю, должно быть, выдумав убедительную причину для того, чтобы самому остаться за сценой. Довольно незатейливо, но чертовски эффективно.

Это, конечно, какая-то организация. Ни за что не может один человек, будь он хоть семи пядей во лбу, и убить Пешера, и подготовить реквизит, и устроить так, чтобы убийство произошло как раз в дежурство полицейского сопляка, и мягонько подтолкнуть сопляка, и обеспечить Сварогу здесь самый теплый прием. Какая-то серьезная компания подобралась…

Он насторожил уши: к крыльцу приближались двое, не спеша, спокойными шагами — теперь, в своем новом положении, он легко определял такие детали.

— Выстрелы могут встревожить окрестных жителей… — послышался незнакомый голос.

Ответил Сувайн, с едва уловимой ноткой превосходства:

— Сразу видно, что вы житель больших городов, любезный Одо… Вот-вот вишня начнет окончательно созревать, как всегда, налетят стаи дроздов. Старая садоводческая магия не всегда помогает, да и не каждый ею владеет, так что отпугивать будут выстрелами. Со дня на день в городке начнется жуткая канонада. Если кто-то нас слышал, обязательно решил, что кто-то уже начал…

— Ну, хоть с этим все в порядке, — фыркнул незнакомый Одо. — А вот с главным… Простите великодушно, Сувайн, но винить тут некого, кроме вас.

— Я стрелял в него в упор, уардов с двух, в голову. Я неплохой охотник, знаете ли. И люди у меня стреляют неплохо. Но пули рикошетили каким-то чудом…

— Никакого чуда, — скучным голосом ответил Одо. — Это всего-навсего означает, что лар, даже обращенный в собаку, сохранил свои качества. Ладно. В этом вы не виноваты. И никто не виноват. Я впервые в жизни сталкиваюсь с тем, что в собаку обращают лара. До сих пор речь шла исключительно об обычных людях. Кто же мог предвидеть… Но, в конце концов, это не главное. В главном вы все же оказались не на высоте. Почему окно было открытым?

— Дом пустой, за ним никто не присматривает… — отозвался Сувайн сокрушенно. — Сюда повадились лазить молодые парочки, явно они и оставили…

— Ну вот видите, — сказал Одо с той нехорошей вкрадчивостью, от какой виновного бросает в холодный пот. — Вы об этом прекрасно знали. И не поставили человека под окном. Следовало бы вообще расставить половину людей вокруг дома. Вы, простите, поступили в традициях вульгарной деревенской драки — ворвались всей гурьбой, и он смог уйти…

— Мне раньше не приходилось…

— Следовало попросить совета, — сказал Одо. — Изложить свой план заранее. Но вы были самоуверенны и напористы, твердили, что все подготовлено идеально… — он непритворно вдохнул. — И я имел глупость вам поверить. Решил, что на вас всецело можно положиться. А вы… Отличиться-то вам хотелось, но вот соображения не хватило…

Сувайн, к некоторому удивлению Сварога, промолчал — должно быть, субординация, объединявшая этих двоих была такова, что Сувайну следовало засунуть оскорбленную гордость подальше…

— Ну ладно, — сказал Одо. — Не будем мелочно препираться. Не до того. Нужно побыстрее обмозговать, что делать дальше. Он сбежал. Это скверно. Но не смертельно. Он — один-одинешенек, к тому же в собачьем облике. Весь окружающий мир видит в нем не более чем собаку. Воду он еще найдет, а вот с едой будет гораздо труднее… Связаться со своими людьми у него нет ни малейшей возможности. Самолет… Крепко сомневаюсь, что собачьи лапы способны управлять самолетом — да и не проберется он туда… Говорить он не может… — Одо неприятно хохотнул. — А если бы и мог, что-то мне не верится, чтобы здешние люди поверили бы псу, утверждающему, что он не кто иной, как король Сварог…

— Собака может писать, — мрачно сказал Сувайн. — Когтем по земле.

— Черт, верно… Ну и что? Представляю себе бесхитростного местного жителя, когда самая обыкновенная собака начнет писать ему на земле, что она, собака эта — король Сварог… К тому же у вас маловато грамотных, я так полагаю?

— Хорошо, если один из пяти-шести.

— Отлично… Вообще, как, по вашему мнению, будут реагировать местные, если пес начнет выцарапывать в пыли послание?

Сувайн немного подумал, потом сказал:

— Подавляющее большинство, я так полагаю, без затей двинет этакому псу по башке поленом или приколет вилами. Народец у нас простой, примитивный, во многих отношениях — типичная деревенщина. Таких вещей принято опасаться — нечисти, чертовщины.

— А меньшинство? — вкрадчиво спросил Одо.

— Меньшинство… Да пожалуй, посадит этакое чудо на цепь покрепче и потащит продемонстрировать этакую диковину… — он нехорошо, зло рассмеялся. — Городским властям.

— Так… И с этой стороны обстоит вроде бы неплохо… Ну что же, Сувайн, давайте подумаем… Оттуда, с неба, наблюдения точно не велось — иначе над нами уже висели бы боевые машины высокородных небесных господ…

Сварог мысленно выругал себя на все корки — да, это единственная промашка, которую он допустил. Элкон предлагал повесить постоянное наблюдение, но Сварог, особенно и не раздумывая, самонадеянно решил, что в этом нет нужды…

— Своим ближайшим соратникам он, конечно же, все рассказал, — продолжал Одо. — А соратнички эти, знаете ли — тот еще народ. Вы в жизни не слышали про господина по имени Интагар или рыжую девку с королевским титулом, но поверьте мне на слово: люди опаснейшие. Есть там еще одна милая старушка по имени Грельфи, которую я, будь моя воля, живьем бы изжарил… — его голос дрожал от лютой злобы. — Вот с ней мне приходилось сталкиваться лицом к лицу… Так вот, пройдет какое-то время — и они встревожатся, не получая известий от короля. И вот тогда… Нетрудно поставить себя на их место. Сыскарей сюда нагрянет больше, чем жителей в вашем городишке, и они начнут перетряхивать тут все вверх дном. Да вот, кстати, на их месте я бы еще непременно поднял по тревоге драгунский полк и велел оцепить город так, чтобы мышь не выскользнула. Вполне вероятно, они и это сделают. А уж если с ними сюда припрется Грельфи, чертова бабка быстренько восстановит всю картину происшедшего…

Сувайн сказал неуверенно:

— Зеркало можно уничтожить… Там, в глубине сада, есть заброшенный колодец, довольно глубокий, я как раз собирался сбросить туда трупы… Можно и зеркало заодно. Или разбить, разбросать осколки, раму сжечь… Можно, наконец, сжечь и дом…

Одо сказал, не скрывая издевки:

— Сувайн, уж простите, но в этих вещах вы не разбираетесь абсолютно. Не поможет, могу вас заверить. Она все равно прочтет, что было и как. Сильна, стерва… К чему я клоню? К очень простой истине: они, конечно, встревожатся, но не сразу. Чутье, опыт и знания мне подсказывают, что два-три дня у нас в запасе есть. Быть может, скорее два, чем три — будем пессимистами, это нас подстегнет… А дальше они всей оравой сядут на самолеты, нагрянут сюда… и, честно признаюсь, я-то смогу ускользнуть, с большой долей вероятности, а вот вам останется только застрелиться. Или зарезаться, повеситься, утопиться — как вам более по вкусу. С собой я вас не возьму — зачем вы нам, проваливший дело? Уж простите за подобную откровенность, но мы с вами играем в крайне серьезные игры. Да, вот именно. Вам останется зарезаться. Потому что король Сварог, возвращенный в прежнее состояние — а это, между прочим, не так уж и трудно совершить людям знающим — чует мое сердце, очень на вас рассердится. Я бы на его месте ух как рассердился. К тому же он и так нрава тяжелого…

— Вы хотели говорить о деле, — бесстрастно сказал Сувайн, с великим трудом, должно быть, переносивший насмешки.

— Ну, извините, отвлекся. Итак… Мне думается, я довольно точно предсказал будущие действия королевских сподвижничков. Это не особо и сложно. И, подозреваю, сам Сварог, если только уже способен здраво рассуждать, думает примерно так же. Собственно, его задача — отсидеться эту пару-тройку дней где-нибудь в укромном местечке. А наша задача, соответственно, найти его раньше. У вас есть соображения?

Крайне неуверенным тоном Сувайн протянул:

— Что-то такое в голове крутится… Не могу еще точно сформулировать…

— А вы побыстрее, — с ласковой угрозой посоветовал Одо.

— А что, если так… Все знают, что я заядлый охотник и держу неплохую псарню. Предположим, я за большие деньги выписал из Снольдера гончака редкой породы… но по оплошности перевозчиков он сбежал. Любому, кто поймает его и доставит ко мне, я заплачу десять ауреев золотом… Для наших мест это очень приличные деньги, любезный Одо. Все без исключения городские мальчишки будут рыскать по садам и задворкам, да и немало взрослого народа победнее. Нужно только побыстрее распространить это известие по корчмам, среди записных разносчиков сплетен и главных городских болтунов…

— Ну что же… — задумчиво сказал Одо. — В принципе, неплохо… В принципе… Но хотелось бы чего-то более… эффективного…

— Значит, мне начинать…

— Нет, погодите пока, — решительно сказал Одо. — Не будем хвататься за первую же подвернувшуюся идею. Пойдемте к вам, посидим, выпьем чуточку винца, не увлекаясь, и уж там порассуждаем, как следует. У меня тоже уже есть кое-какие идеи, я знаю, кого вызвать на подмогу, правда, это требует какого-то времени… Зато надежнейше… Зовите ваших головорезов, они совершенно зря прочесывают сад. Наш беглец наверняка забился в укромное местечко далеко отсюда. Он слишком ошеломлен, как любой на его месте, но вскорости, Сувайн, он малость опомнится и начнет думать. А мозги у него неплохие.

— Чихал я на его мозги, — мрачно сказал Сувайн.

— А вот это вы зря…

— Ладно, вам виднее, Одо. И все равно, сейчас это не более чем собака. Абсолютно не знающая города, голодная. Трудновато ему будет отыскать укромное местечко, где можно отсидеться пару дней… Прикончу тварь…

— Я на вас полагаюсь, Сувайн, — сказал Одо с едва заметной иронией. — Пока что полагаюсь. Зовите ваших обломов, пусть живенько спустят трупы в этот ваш колодец, и отправимся обсуждать дела, а то вечереет уже…

Послышался заливистый свист — должно быть, Сувайн. И точно, вскоре затопали дюжины две ног. Судя по звукам, из дома выволокли трупы. Еще через какое-то время настала совершеннейшая тишина, но Сварог все равно еще очень долго лежал, боясь пошевелиться, ожидая какого-нибудь подвоха, хотя и понимал, что это глупо — знай они, что он тут, в двух шагах, забился под крыльцо, без всякого изощренного коварства разломали бы его к чертовой матери, и ему пришел бы конец, потому что пес, даже крупный, просто-напросто не в состоянии выжить, схватившись с дюжиной вооруженных скрамасаксами убийц…

Настроение у него чуточку поднялось — с той самой минуты, как Одо сказал, что вернуть Сварога в прежнее состояние людям знающим не так уж и трудно. Но, в общем и целом, чувствовал он себя премерзко — как любой на его месте. Еще и оттого, что все сильнее хотелось пить, и с темнотой, как ни крути, придется вылезти в поисках какого-нибудь ручейка. О еде пока что стараемся не думать. Подумаем о насущных проблемах бытия…

Кем бы ни был этот загадочный Одо, в каком бы тайном обществе ни состоял (какой-нибудь уцелевший куклос? «Черная благодать»?), он, несомненно, столичная штучка. Речь у него совершенно не похожа на говор Полуденного Ронеро — а вот на говор коренного обитателя Равены похожа весьма. Сварог прожил на земле достаточно долго, чтобы разбираться уже в этих вещах.

Он знает Мару, знает Интагара — а со старухой Грельфи даже, тут и сомнений быть не может, вступал в какую-то стычку. Учитывая, что на земле она обосновалась вслед за Сварогом около двух лет назад, и занималась тем, что гоняла главным образом черных — можно сделать кое-какие предварительные выводы, черновые наброски. Очень похоже, это именно черные…

Действительно, все будет выглядеть примерно так, как излагал сообщнику Одо. Улетая сюда, Сварог не оставил никаких четких инструкций и не назначал срока, после которого следует объявлять тревогу — но все примерно так и будет выглядеть. Через день-два — увы, не раньше — его верные сподвижники начнут беспокоиться. Мара, Элкон и Интагар соберутся на совет. Вполне возможно, к тому времени успеет вернуться и Грельфи — она-то как раз не в курсе, но ее непременно позовут как большого специалиста в некоторых делах. Пройдет еще какое-то время — а там они обязательно догадаются: что-то пошло наперекосяк. И в воздух взмоют бомбардировщики, битком набитые специалистами нужного профиля. Вся наблюдательная сеть будет пущена в ход — хотя от нее-то мало надежды. Даже если Элкон увидит, как по главной улице городишки толпа головорезов, сжимая кольцо, гонит темно-рыжего пса — откуда он будет знать, что это Сварога убивают?

Игра проста: нужно отсидеться. Вот только где? Здесь оставаться не следует — вдруг Одо (большой мастер ставить себя на место противника, это уже ясно) решит нагрянуть?

Стоп, стоп! Превратившись в собаку, Сварог тем не менее сохранил свойства лара. Пули его по-прежнему не брали… а как обстоит с заклинаниями? Если и они при Свароге остались, проблему питья и еды можно снять моментально.

Он попробовал. Ничего не получилось. Кажется, ясно, почему. Ему давным-давно объяснили: даже когда человек произносит заклинание мысленно, это всегда сопровождается движениями гортани, соответствующими произношению тех или иных слов. Человеческой гортани. Собачья же совершенно не приспособлена для членораздельной речи. Так что — отпадает. Остается только известной степени неуязвимость — но не от вил в бок, не от топора по башке, не от клинка в горло… А пищу и воду придется как-то раздобывать самому, причем с водой, конечно же, гораздо проще…

Только теперь у него появилось время разобраться с правой передней лапой — с самого начала там что-то мешало, вроде бы какой-то посторонний предмет. В сгустившейся уже темноте он пустил в ход все доступные в его положении методы исследования: потыкал носом, языком, зубами…

Ага, вот оно что! На среднем пальце так и осталось массивное золотое кольцо, приличествующее солидному купцу — хотя, конечно, без самоцвета, положенного лишь дворянам. Крепко сидело. Нужно постараться и обязательно стянуть его зубами, чтобы не мешало бегать…

Нет! Пришедшая в голову идея была насквозь авантюрной, а то и откровенно рискованной, но попробовать безусловно стоило. О чем-то похожем он с полгода назад читал: делать было нечего, а под руку попался сборник здешних старинных сказок наподобие «Тысячи и одной ночи». Так вот, там выгорело…

Вскоре у него появилась еще одна потребность, вовсе уж неотложная — и он, сторожко прислушиваясь, выбрался из-под крыльца. На небе было уже полно звезд, стояла тишина, бурьян покачивался под легоньким ветерком. Матерясь про себя, Сварог задрал лапу на угол крыльца — ну, что поделать, теперь придется только так…

Ну что, пойти поискать воду?

Глава XIII Благонадежный покупатель и честный продавец, довольные друг другом

Как ни крути, в происходящем имелась толика пусть печального, но юмора.

Хорошенькой получилась прогулка короля королей, владетеля большей части Харума, камергера Небесной Империи и прочая, и прочая — по немощеным пыльным улочкам захолустного городишки, гораздо ближе по многим параметрам стоявшего к деревне. Со смеху лопнуть можно — не будь все так грустно…

Признаться, Сварог долго набирался смелости, прежде чем утренним временем выйти в город. Ночью было гораздо проще: нашел ручеек неподалеку от дома, напился от пуза и вернулся назад, никем не замеченный. Ночной жизни тут не существовало, разве что несколько раз попадались влюбленные парочки, которых трусящая вдоль заборов и изгородей собака не интересовала вовсе. Одна из парочек очень уж уверенно, очевидно, не в первый раз направилась на зады чертова домика — и Сварог выждал, пока они заберутся внутрь через то самое окно, прежде чем тихонечко забиться под крыльцо.

Однако прошло какое-то время, и он успокоился. Горожане к нему относились, как к пустому месту — да впрочем, сам он именно так и отнесся бы к неспешно бредущему темно-рыжему псу. Находились, правда, любопытные, таращившиеся на него долго: ну да, в этой дыре горожане наверняка знают наперечет не только друг друга, но и собак с кошками, да и прочую живность. С полувзгляда определят нездешнего. Впрочем, и любопытные в конце концов уходили по своим делам.

Сварог быстро усвоил: главное — держаться в сторонке, у самых заборов, не лезть под ноги, чтобы не получить мимоходом пинка — не злобного, а так, ленивого. Ни на кого, боже упаси, не скалиться, вообще демонстративно изображать, что приблудная псина целеустремленно тащится куда-то по своим делам.

Один раз только вынырнувший из переулка босой мальчуган, не раздумывая, такое впечатление, чисто машинально запустил в Сварога комом земли. Разумеется, ком отлетел в сторону. Сорванец так и вылупил глаза — а Сварог побыстрее прошмыгнул мимо. Вполне возможно, паршивец и расскажет дружкам-приятелям о странной собаке, от которой отлетают, словно неведомой силой отброшенные, комья земли, так метко пущенные в бок. Но произойдет это наверняка не скоро, и до взрослых болтовня мальчишек вряд ли дойдет.

Никто пока что не проявлял поползновений изловить гончака редкой породы, за которого господин управитель обещал кучу деньжищ, никто не тыкал пальцем, не орал: «Лопни мои глаза, да это ж та самая псина, за которую награда обещана!» То ли Сувайн и Одо отказались по размышлении от этой идеи, то ли известие о сбежавшем гончаке еще не успело широко распространиться…

Поразмышляв, он понял, почему ему здесь так спокойно.

В этом городишке-деревне не было праздных. В пыли у ворот и заборов играли, возились вовсе уж маленькие дети, лет до шести — а те, кто постарше, Сварог уже насмотрелся, работали в садах и на огородах наравне со взрослыми. Судя по всему, здесь наступила страда: на огородах дергали морковь, лук и репу, копали картошку, в садах собирали ягоды — а там, где росли вишневые деревья, бдительно расхаживали аборигены обоего пола и всех возрастов, поглядывая в небо, держа наготове трещотки, а то и ружья. Неподалеку бабахнула пара выстрелов — причем окружающие и ухом не повели. Ага, картина Васнецова «Дрозды прилетели»… Да и тот сорванец, Сварог вспомнил, тащил какой-то сверток, видимо, был послан по делу, отчего одним-единственным земляным комом и ограничился.

В большом городе пришлось бы гораздо хуже: в центр вообще соваться бы не стоило, поскольку там вовсю орудуют собачники, а на окраинах хватает других опасностей: ватаги уличных мальчишек, пьянчуги у кабаков, гужевавшиеся там уже с рассветом, да просто мелкая шпана, которой ничего не стоит за неимением другого развлечения пришибить собаку кирпичом. И, наконец, аптекарские подмастерья, рыщущие в поисках собачьего жира.

Черт побери, каким необычным предстает мир с точки зрения собаки — то есть обращенного в собаку человека, в отличие от собаки способного размышлять и анализировать…

Жажды он не испытывал, ручейков здесь хватало (судя по всему, за ними здесь тщательно следили, создав подобие оросительной системы, крайне необходимой садоводам и огородникам — иные были обложены камнем и прямизной напоминали скорее искусственные каналы).

Гораздо хуже обстояло с урчащим от голода брюхом. Вот уж поистине кишка за кишку заходит… И, что самое унылое, отовсюду плывут с кухонь аппетитнейшие запахи, главным образом самых незатейливых кушаний, но и они голодному представляются яствами с королевского стола… А вот это низкое длинное зданьице без окон — несомненная коптильня, оттуда идут вовсе уж упоительные ароматы… Сварог побыстрее пробежал мимо, захлебываясь слюной и старательно ее глотая: нельзя распускать слюни, а то примут, чего доброго, за бешеного и всерьез возьмутся истреблять, не подозревая, что играют на руку Сувайну с компанией…

Вскоре ему неожиданно повезло. Он оказался возле дымившего трубой домика, который, судя по запахам, был пекарней — волшебные благоухания свежего хлеба…

— Эй ты! Фью-фью!

Сварог повернулся в ту сторону, из осторожности не приближаясь. На крыльце появился здоровяк в белой блузе до колен и белых полотняных портках, усыпанный мукой так, что гадать о его профессии не приходилось. Он снова почмокал Сварогу, посвистел. Сварог помахал хвостом — что у него получилось как-то само собой, словно всю жизнь тем и занимался.

— Жрать будешь? Все равно выкидывать…

Пекарь продемонстрировал ему ковригу хлеба изрядных размеров, крепко, местами до черноты подгоревшую с одного бока. Словно боясь, что именно его заподозрят в подобном промахе, пробурчал:

— Подмастерье косорукий, остолоп… Будешь?

Ожесточенно виляя хвостом, Сварог изобразил самый живой интерес. Пекарь бросил ему ковригу, зевнул и направился в дом, проворчав напоследок:

— Хур Симаргл…

Цепко ухватив нежданный подарок судьбы, Сварог припустил прочь, найдя укромный уголок за колодцем, улегся там, зажал ковригу передними лапами и смолотил в два счета не брезгуя подгоревшими корками. На душе моментально стало веселее, а в животе больше не урчало.

А вот это обязательно надо учесть, подумал он. «Хур Симаргл». Для приверженцев Крылатого Пса благое дело — накормить бесприютную собаку. Пекарь, правда, сработал по принципу «На тебе, боже, что самим негоже», но это уже другой вопрос… Вряд ли он единственный здесь приверженец Симаргла, должны быть и другие, вот их-то и следует держаться, эти ни за что не обидят, а уж кусок обязательно подкинут. Только как же их вычислить? Далеко не каждый украшает входную дверь изображением Крылатого Пса — у пекаря ничего подобного не было…

— А это повод для стихов! — раздался рядом хмельной голос. — Счастливей пес, жующий подгорелую ковригу… Чем кто-то там… Ну, это потом придумается… Насколько же счастливей псина, тварь, жуя ковригу… Ну так как-то…

Сварог вышел из-за колодца и настороженно уставился на индивидуума, явно настроенного с ним общаться.

Предельно странный был индивидуум. Во-первых, первый праздношатающийся, которого Сварог тут увидел за все утро, да вдобавок изрядно пьяный. Во-вторых, одет он был не как градский обыватель, как член Сословия Совы, объединяющего ученых, книжников, книготорговцев и учителей: классический плащ особого фасона с пелериной, круглый берет с серебряным изображением совы. Вот только плащ жутко замызган — удачнее слова и не подберешь — а из двух серебряных блях на воротнике с изображением книги и пера осталась только одна (цепочка, коей положено бляхи соединять, вовсе куда-то испарилась). Берет тоже выглядит так, словно им не далее как полчаса назад старательно чистили сапоги, потемневшая, сто лет не начищавшаяся серебряная сова красуется на нем не прямо, а завалившись чуть ли не на девяносто градусов. Лет сорока, пропитая небритая физиономия с реденькими усишками, подбородок в свежих ссадинах — ага, приложился где-то…

«Круто», — подумал Сварог не без веселости. Конечно, и члены иного Высокого Сословия порой оказываются на самом дне жизни, что Сварог во времена своих прошлых странствий наблюдал неоднократно — но и в этом случае они, как правило, до последнего пытаются держать некоторый фасон, задирая нос перед «простонародьем». Настолько опустившегося представителя Сословия Совы Сварог узрел впервые в жизни…

— Я вижу, ты счастлив, четвероногий! — патетически воскликнул пьяный. — И я счастлив! Я обязательно напишу стихи, где поставлю наше счастье выше дурацкого счастья набитых золотом и живущих правильно (он покривился в брезгливой усмешке) скучнейших двуногих… Жвачные! — возопил он с внезапной яростью. — Животные! Лишь ты да я по-настоящему свободны… вот только, тварь кудлатая, ты не сможешь оценить ни степень своей свободы, ни гениальность моего стиха, который я после встречи с тобой обязательно напишу… Неразумная ты тварь…

Не стоило с ним оставаться далее — пьяные, как известно, подвержены резкой смене настроения. Сейчас благодушен, а через минуту, чего доброго, начнет с доской гоняться — вон там как раз валяется короткая, обломанная доска. Поэтому Сварог, помахивая хвостом, бочком-бочком отодвинулся, а оказавшись достаточно далеко, припустил прочь по улице, не бегом, но рысью… За спиной еще долго раздавалось занудное, патетическое бормотанье — очевидно, поэтическая декламация. Интересно, чем такой субъект может заработать здесь себе на жизнь? Вероятнее всего, как и в огородах — сочиняя разные петиции и ходатайства неграмотному народу…

Сварог пошел медленнее, по-прежнему игнорируемый окружающими — но это и хорошо, это просто великолепно… Стоп!

Он шарахнулся за угол, укрывшись за очередным колодцем — солидным, каменным, с жестяной крашеной крышей — осторожненько выглянул.

Да, подозрительно… По улице проехал верховой — очень медленно, практически шагом, хотя конь под ним был великолепный и мог показать неплохой аллюр. Самый обычный человек средних лет, с усами на военный манер, вот только одет не по-обычному: зеленый кафтан со шнуровкой на груди вместо пуговиц, кожаная каталана, по тулье повязанная шнурком с нанизанными на него неизвестно чьими клыками. На боку — скрамасакс с черной рукоятью, за пояс заткнут пистолет. Встречные с ним раскланиваются — без лишней почтительности, как с ровней, он кивает в ответ всякий раз. И все бы ничего, но глаза у него так и бегают в обе стороны, и тут уж никакой ошибки быть не может: высмотрень… Примерно такого облика молодчики и ворвались вчера в дом…

Логично. Если Сувайн наряду с исполнением своих служебных обязанностей занимается и темными делишками — а так оно и есть, несомненно — ему просто необходима личная бандочка. Каковая вчера себя и проявила во всей красе. Судя по тому, что прохожие его прекрасно знают, а он ведет себя абсолютно непринужденно, банда прекрасно легализована. Городская стража? Нет, те городские стражники, что встречали вчера самолет, были одеты совершенно иначе, из оружия носили лишь дубинки в локоть длиной, да и лошаденки у них гораздо хуже этого каурого красавца… Ага. Сувайн говорил вчера, что он заядлый охотник, из дальнейших его слов можно сделать вывод, что держит свору собак… вполне возможно, под видом егерей при нем эти головорезы и состоят. Управитель городской канцелярии, несомненно, принадлежит к числу местных олигархов, может себе позволить держать псарей с егерями, никто и не удивится…

Дождавшись, когда всадник удалится, Сварог пошел дальше. Он словно бы оказался в новом мире — в мире неимоверно сильных запахов. Абсолютно все окружающее пахло так резко, как ни один человек никогда не унюхает. Нагревшееся на солнце дерево, лошадиный навоз, волна аромата мясного супа от ближайшего дома, ношеная одежда, глина, лужица лошадиной мочи… Даже изгороди, кусты в садах, крашеные ворота имели, оказывается, свой далеко распространявшийся запах. С непривычки такое обилие запахов и их крепость здорово раздражали.

И все же именно благодаря собачьему чутью он обнаружил то, что искал — унюхал гораздо раньше, чем рассмотрел вывеску над входом в небольшую лавчонку, разумеется, не писаную, а оформленную со старинной незатейливостью: вырезанный из дерева окорок с изрядно облупившейся краской, висевший на вбитом в стену горизонтальном штыре. В городах подобных наглядных пособий давно уже не встретишь…

Остановившись на противоположной стороне улицы, глотая слюнки — ах, какие запахи колбас и копченостей плыли изнутри! — он какое-то время присматривался. Распахнутая настежь дверь патриархально приперта булыжником, отсюда видно, что покупателей нет, а справа, на грубоватой работы стуле восседает субъект, который может оказаться только владельцем, и никем иным…

Ну что ж, рискнем… Пересекши улицу, Сварог преспокойно вошел в лавку, уселся посередине и уставился на хозяина, в виде приветствия махнув пару раз хвостом.

Лавочник так и вылупился на него с несказанным удивлением. Пожилой мужик, краснолицый, седоватый, с роскошными бакенбардами (фирменный шик мясников), не сказать, чтобы злобного вида. Рядом с ним, прислоненная к стене, стояла толстая сучковатая палка, способная сойти и за незатейливую трость, и за дубинку — учтем…

Какое-то время стояло молчание. Ах, какое великолепие висело над прилавком и лежало на нем: колбасы разных цветов и толщины, гирлянды сосисок, окорока, куски и полосы копченого мяса… Нос у Сварога буквально задыхался.

— Чтоб мне сдохнуть! — воскликнул наконец хозяин. — Всякого навидался, а вот такой наглости что-то не помню. Чтобы приблудная псина в лавку входила с таким видом, словно она что-то купить пришла и настоящими деньгами рассчитаться… — и он хохотнул, качая головой.

Действительно, не походит на злобного мизантропа… может, повезло наткнуться на еще одного приверженца Симаргла?

— А знаешь что? — сказал хозяин довольно добродушно. — Мне этакая наглость нравится. Ничего похожего на трусливую шавку, которая, хвост поджавши, норовит хапнуть кусок и удрать… Ишь ты, расселся, как благородный на баронской свадьбе… Фу-ты, ну-ты… Ладно, уговорил. Трусливой побирушке я бы сходу врезал по хребту, — он покосился на палку, — а тебе, пожалуй что, дам цельное кольцо колбасы. Я не из симаргловцев, просто колбаса стала припахивать, и покупателям ее предлагать неловко — должна быть у заведения своя честь. Ничего, не гнилая, просто припахивать начала, ты не человек, ты сожрешь за милую душу, вот только спасибо не скажешь по неразумию…

Только теперь Сварог почувствовал, что сквозь могучий гром симфонического оркестра (то бишь лавину вкуснейших мясных запахов) одинокой тихонькой скрипочкой пробивается другой аромат, для него сейчас совершенно неактуальный: спиртное, изготовленное несомненно с применением вишни. Стало ясно, что природная незлобивость хозяина еще и усугублена. Сварог присмотрелся. Сучковатая палка стояла о правую руку от хозяина, а по левую, вверх дном — светло-желтая плетеная корзина, которой тут вроде бы совершенно нечего делать. Еще скрываясь когда-то на Бараглайском холме, он наблюдал эту хитрушку лавочников и приказчиков. Хозяин, конечно, не пьян, но весь день будет пригубливать по стопочке.

— Ну, что смотришь, — спросил хозяин благодушно. — Залежавшуюся колбасу не жрешь, благородная морда?

Сварог старательно закивал — медленно, размашисто, стараясь, чтобы это как можно более походило на человеческий жест.

Лавочник как-то моментально осунулся лицом. Он не испугался и не удивился — просто ощутил, что реальность вокруг него вдруг перешла в какое-то другое состояние…

— Ты это… чего? — спросил он тихо. — Ты ж как будто по-человечески киваешь…

Сварог еще несколько раз старательно кивнул, отчаянно пытаясь придумать какой-нибудь жест, смотревшийся бы исключительно по-человечески. Так и не придумал: собаке это трудновато… Помотал головой, на сей раз изображая отрицание…

Окраина городишки, где располагалась лавка, была песчаной — и, несмотря на раннее время, песку на половицах было изрядно, что вполне годилось…

Повернувшись спиной к хозяину (чтобы тот не ломал глаза, читая в зеркальном отражении), он вмиг нацарапал когтем по песку: «Ага». Алфавитом Ринт, самым незатейливым — труднее и дольше было бы, напиши он затейливым Аугелом или Батаром.

Обернулся. Лавочник таращился на него вовсе уж совершенно очумело.

— Буквицы… — жалобно протянул он. (Сварог энергично закивал). — Я только имя свое подписывать и умею, да пару вывесок прочту… то есть одну от другой отличу… но это ж точно буквицы…

Его рука инстинктивно дернулась к дубинке. Сварог коротко, предостерегающе рыкнул, почувствовав себя хозяином положения. И точно, лавочник моментально отдернул руку, сказал осторожно:

— Прошу прощеньица, я ничего такого не хотел, рука дернулась, чтоб мне с этого места не сойти… — он понизил голос почти до шепота. — Ой, сдается мне, что ты… что вы… что никакая вы не собака… Да?

Сварог закивал. Только бы черт не занес в лавку покупателя или кого-нибудь из домочадцев, если таковые имеются! Некое подобие контакта стало налаживаться…

Лавочник малость побледнел. Протянул левую руку, не глядя, привычно поднял за донышко корзину. Сварог угадал правильно: там стояла пузатая темная бутылка без этикетки и глиняная, покрытая синей поливой стопка.

— Ничего, если я… — пропыхтел лавочник.

Сварог закивал. Хозяин вмиг наполнил стопку до краев, пролив даже немного на пыльный пол (точно, вишневка), не глядя, не отрывая глаз от Сварога, на ощупь поднял ее ко рту и вмиг опорожнил. Сразу видно было, что это придало ему чуточку бодрости.

— Вот оно, значит, что… — произнес он настороженно. — Вот оно, значит, как… Сам я такого не видел, только от людей слышал, ну так ведь в Каталауне, считай, обитаем, а ваших там по лесам, что гря… много, ага… Надо ж, никогда к нам не забре… не заходили, я хотел сказать… Господин оборотень! — воззвал прямо-таки молящим голосом. — Я в ваши дела никогда не лез, слова плохого о вас не сказал… Вздумалось вам поразвлечься — дело житейское, мы понимаем… Только к чему вам глумиться над убогим колбасником? Сами посмотрите: лавчонка крохотная, прибыль мизерная, старуха пилит, дочка до утра шляется, да огрызается еще, если вздумаешь нотацию высказать… Мелкий я, скучный, совсем даже неинтересный… Ну какое из меня развлечение? Слезки одни… Берите, что хотите… — он широким жестом обвел лавку. — Только, душевно вас умоляю, идите куда-нибудь еще… Поразвлечься можно над старым Фиштой: в детишек камнями пуляет, втихомолку деньги дает под заклад… Или взять…

Сварог подошел совсем близко (лавочник прижался спиной к стене), поднял правую лапу и как следует помаячил ею перед глазами мясника. Тот присмотрелся, подергал себя за правую бакенбарду:

— Чтоб мне лопнуть, да у вас там золото! Натуральное! Что мы, золота не видывали? Экая здоровая перстенюга… Столичному купцу впору… Это как это? Оборотень при кольце? Сроду про такое не слышал… — у него в глазах зажглась надежда. — Может, вы и не оборотень вовсе? Как бы это так спросить, чтобы сразу было ясно… По-людски вы не говорите, вижу… Изволите быть оборотнем?

Сварог замотал головой.

— Честное благородное, вы не оборотень?

Сварог замотал головой.

— Но вы ж, конечно, и не собака? Кивните, будьте так добры, если вы не оборотень…

Сварог добросовестно кивнул.

— И если вы не собака…

Сварог кивнул.

— Неужто человек будете?

Сварог закивал. На лице лавочника выразительнейшим образом отразилось невероятное напряжение мыслей. Вся сообразительность, видно, была призвана, чтобы разгадать загадку…

— А вот мы рассудим и прикинем… — бормотал лавочник, как-то между делом опрокинув еще стопку. — Ежели вы человек в виде собаки, но не оборотень… Это кто ж вы тогда есть… — он буквально просиял. — А чего тут соображать? Если вспомнить, чему старики учили, да что люди говорят, только одно и остается… Обращенный, а?

Сварог, чуть подумав, кивнул. Определение, в общем, вполне подходило.

— Это другое дело. Это бывает, — лавочник выглядел так, словно тяжкий груз с плеч сбросил. — Это получается, вас кто-то… это самое… в собаку?

Сварог кивнул.

— Это бывает, — с облегченным вздохом повторил лавочник. — Вон в соседней провинции лет сорок назад мачеха, чтобы все наследство себе захапать, пасынка оборотила волком. Года полтора он где-то мыкался, а потом попал, видать, на того, кто мог его перекинуть назад… Вернулся, а эта стерва уже вовсю хозяйствует… Рассказал все, ну, деревенские ее и утопили в пруду… Ох ты ж! Выходит, подгадил вам кто?

Сварог кивнул. Пасть непроизвольно дернулась, вырвалось рычание.

— Наш будете, городской? (Сварог замотал головой). Ага, пришли откуда-то… Знающего человека ищете, чтобы, значит, в прежний вид? (Сварог кивнул). Вот уж у нас в городе, должен вас огорчить, точно не найдете, отроду не слышал, чтобы кто умел… Вот в Гартвейне, говорят, таких много… А у нас — нет, не бывало отроду. Есть один, дождь вызвать может, ну, еще дроздов кое-кто умеет словом отгонять… ага, еще старый Берик может кошек взглядом с забора сбрасывать, мы сколько раз видели… Но вот таких, какой вам нужен, не водится. Надо вам в Гартвейн подаваться, глядишь, там и найдете.

Сварог ему охотно верил: как показывают последние события, в Гартвейне может обнаружиться что угодно, самое удивительное…

— Эх, вот с кем вам потолковать… — заговорил лавочник уже совершенно спокойно, надо полагать, примирившийся с существованием Сварога и больше его не боящийся. — Есть у нас тут человек, зовется мэтр Гизон, очень даже непростой человек для нашей глуши. Здешний, а как же, тут и родился, мы с его отцом приятели. Большого ума был уже с детства, сам читать научился по старой книжке, потом тогдашний бургомистр, приметя в нем немалые способности, отправил учиться в провинциарий,^[6K8] а оттуда, уж не знаю толком как, попал аж в Равену, в какой-то тамошний старинный и ученейший университет. Вышел в Сословие Совы, представляете? Единственный из нашего городишки, кто вышел в Сословие. И служил в столице на какой-то хорошей должности при королевском архиве. Родители малость нос задрали, и было от чего, я б тоже задрал, выйди мой сорванец в Сословие… — он тяжко вздохнул, потеребил обе бакенбарды. — Вот только через лет несколько… Вернулся он к нам. Говорил сначала, будто службу потерял из-за интриг и завистников, ну да мы быстро разобрались, что к чему… В местечке вроде нашего такое не скроешь… Винище злодейское, каковое есть яд… — он задумчиво налил себе стопку помянутого яда и меланхолически выкушал. — Служил сначала в управе, потом раз сорвался, два сорвался, бургомистр его и выставил, уже нынешний. Ну да понятно, на службе не приветствуется… Вот и живет, бедолага, главным образом тем, что пишет разные казенные бумаги, если у кого надобность возникнет, объясняет и растолковывает иные бумаги, что из провинции приходят — иной раз такое пришлют, что без сугубого знатока не разберешься… Даже бургомистр с господином Сувайном его порой тихонечко, с заднего крыльца приглашают, чтобы помог разобраться в очередной казенной головоломке… Одним словом, мыкается, смотреть жалко, а ведь всего-то тридцать лет парню. Ему бы жену дельную, чтобы в руки взяла, но кто ж за него теперь дочку отдаст, вдосыт на него наглядевшись…

Никаких сомнений, он говорил о том самом опустившемся пропойце, с которым Сварог уже свел ненароком знакомство. Тридцать лет?! Выглядел на все полсотни…

— Так вот к чему я говорю, — продолжал лавочник. — Мозги-то он пропил основательно, но все ж далеко не до конца — до сих пор и бумаги пишет толково, и эту… юридическую юстицию разъясняет. Может, он и знает, как вам помочь? Вы с ним быстро договоритесь — будете писать, а он вмиг прочитает… — он отвернулся, прислушался, вскочил с неожиданным проворством и распахнул боковую дверь. — Скройтесь пока, покупатель идет!

Сварог проворно нырнул в дверь и оказался на обширном дворе: два солидных амбара, конюшня, моментально опознанная по запаху навоза, вход в погреб… В одном конце двора стояла неказистая, но прочная повозка, в другом — большая собачья будка — надо полагать, бесхозная, будь во дворе собака, давно бы выскочила, учуяв непрошеного собрата.

Дверь мясник прикрыл неплотно, и Сварог прекрасно слышал, как хозяин беседует с женщиной, судя по голосу — не первой молодости, а судя по некоторым обмолвкам — не хозяйкой дома, а кухаркой какого-то зажиточного жителя. Все закончилось быстро: мясник по извечной привычке торгового человека пытался всучить ей то и это, но она твердо стояла на своем: господа послали купить постной ветчины и кольцо печеночной колбасы, той, что без перца, и денег дали соответственно, в обрез.

Вскоре лавочник — коего, как выяснилось из подслушанного разговора, звали Оллан — открыв дверь, поманил Сварога. Заняв прежнее место, продолжал:

— Вот к чему я и веду: может, мэтр Гизон что знает? Вам бы к нему… Растолковать дорогу?

Сварог замотал головой.

— Ну, а чего ж вы от меня-то, господин обращенный, в конце концов, хотите? — в некоторой растерянности вопросил Оллан.

Сидя во дворе, Сварог уже продумал кое-что. Он положил на колено лавочнику лапу с кольцом, несколько раз ткнул в кольцо носом, потом встал, отошел к прилавку и уставился на колбасы с окороками, поглядывая то на них, то на хозяина, помахивая хвостом. Вернулся к лавочнику, сел, вновь поднял лапу с кольцом.

Оллан долго таращился на него, пытаясь понять смысл этой пантомимы. Потом, словно настигнутый неким озарением, налил себе стопку и осушил. Что характерно, это моментально повысило его интеллект.

— Ах, вот оно что! — воскликнул Оллан, ухмыляясь. — Вы, стало быть, на это колечко у меня купить хотите разного всякого? (Сварог торопливо закивал). Вот это совсем понятно, дело торговое, житейское, любого покупателя надо улестить, если у него есть чем рассчитаться… — он нахмурился, почесал в затылке. — Только я ж не ювелир, совершенно не возьму в толк, как нам ваше колечко оценить, чтобы никому не в обиду… Ага! Придется старого Фишту кликнуть. Он, конечно, прохвост и мерзавец, с удовольствием бы поглядел, когда его подворье гореть станет, но другого знающего человека у нас просто нету. Ближайший настоящий ювелирных дел мастер со своей лавкой — в Котуле, за двадцать лиг от нас… Крути не крути, хошь не хошь, а придется Фишту кликать… Согласны? Я живенько сорванца пошлю.

Сварог кивнул. Заклинания он творить не мог, но все его способности остались при нем — и он знал, что Оллан не соврал ему ни разу. Так что придется доверять и далее…

Кольцо Оллан не без труда стянул, притащив из задней комнаты мокрый кусок мыла и изрядно намылив Сварогу лапу. Мальчишка обернулся быстро, Фишта, видимо, жил недалеко — и Сварог, вновь укрывшись на дворе, слушал, как происходит торг. Увы, неравноправный: Фишта, старичок с противным голосом, откровенно крутил, вилял и пудрил мозги, а Оллан, конечно же, не обладал достаточными познаниями в ювелирном деле, чтобы достойно дискутировать.

Наконец лавочник открыл дверь и поманил Сварога.

— Вот, извольте, — сказал он, показывая на ладони три золотых монеты (между прочим, уже новехоньких, со Свароговым профилем). — Три аурея дал, жила этакая. Нутром чую, что колечко ваше стоит побольше, я только по весу прикидываю, что золота на него пошло столько, сколько весят ауреев шесть, ну да что же тут поделать? И не разбираюсь я, и идти больше не к кому… Как вам, ничего? (Сварог кивнул). Ну и прекрасненько. Вот только… — Оллан подергал бакенбарды в нешуточной задумчивости. — Цена у меня, конечно, одна, что для людей, что для таких… как ваша милость, иначе выйдет несправедливо. Вот только как же вы унесете то? На три золотых с меня полагается вот такой мешок всякого товара, — он изобразил руками размеры мешка. — Вам же его волоком тащить придется, а если люди увидят, что собака — уж простите — мешок тащит, то непременно шуганут и отберут все… Как же нам быть — то с вами, чтобы все вышло по-честному?

Подумав, Сварог поднял лапу и проделал такие манипуляции.

О словно отмечал высоту стоявших на полу нескольких невысоких предметов. Оллан наблюдал за ним, озадаченно теребя бакенбарды.

— Чтоб это значило… — бормотал он. — Как бы несколько раз… Ага! Вы, стало быть, у меня столоваться хотите, чтоб как бы завтрак, обед и ужин? (Сварог закивал). Тоже выход. Приходите три раза в день, я так приблизительно прикидываю, недели на две денег хватит… Договорились? (Сварог замотал головой). А вот теперь уж я ничего не понимаю…

Оглянувшись на него, Сварог выскочил в приоткрытую дверь, быстренько добежал до конуры, уселся с ней рядом и выразительно замотал головой в ее сторону.

— А, вон оно чего… — кивнул вышедший за ним следом Оллан. — Вы, как бы это сказать, и жилье у меня снять хотите?

Сварог закивал. Оллан посмотрел на него — и вдруг расплылся в улыбке.

— А знаете что? — воскликнул он весело. — А почему б и нет? Денег за постой с вас брать как-то даже и совестно, я ж не хозяин постоялого двора, а это конура, не комната… Тут такое дело… Живите сколько хотите… то есть, я так прикидываю, недели две, пока вам есть чем за провизию платить, — предусмотрительно добавил он. — Только такое дело… Вас не затруднит, как бы в виде уплаты, время от времени по двору ходить и погавкивать, как обычной собаке и полагается? Тут штука в чем… С сегодняшней ночи начинается Марутино Трехдневие… не слышали? Ну да, вы ж явно издалека… Три ночи народ будет веселиться вовсю, и молодежь в том числе. От нее-то, от молодежи, и все беды. Ладно, когда они за городом на пустоши будут через костер прыгать, я и сам когда-то со старухой… Но они ведь три ночи напролет еще и безобразить будут, не так чтобы опасно, но шкодливо. Полагается так испокон веку. Марута, если вы не знаете, была фея ужасно озорная, вот и полагается… — он хмыкнул, смущенно потупился. — Помню, лет тридцать назад мы и сами… Положено ж… В общем, могут и повозку со двора укатить леший знает куда, и колбасы из ледника потаскать, и мало ли что… Мы, помню, один раз у старого Патура — он тогда живой был — корову тихонечко свели со двора, сажей размалевали и ухитрились по ступенькам завести на галерею, что вокруг хлебного амбара Монгара ведет, на изрядную верхотуру. Ну, глаза ей тряпкой завязали, травой манили, в зад пихали, темно было… — он, мечтательно заведя глаза к нему, захихикал. — А утром, когда рассвело, она сойти боится, стоит там, на верхотуре, орет благим матом на весь город… Патур бегает, Монгар ругается, а мы в толпе стоим смирнехонько, как будто и ни при чем… Только когда потемнело вечером, ее кое-как вниз свели… Понимаете теперь? (Сварог кивнул). Ну вот… Туда, где злая собака, никто не полезет, кому охота заполучить драные штаны и покусанную задницу? А у меня Беляк от старости неделю как помер, все знают, что я нынче без собаки… Сговорился с Илахом взять щенка, у него хорошие, да ему ж еще неделю мамку сосать… А ежели вы будете время от времени погавкивать да порыкивать, никто и не сунется. Я скажу, будто купил по случаю злющего пса… Что вы опять головой виртуозите? Ах, нет? Не хотите, чтоб про вас знали? Ну, понятно… Тогда уж предупреждать я никого не буду, а вы все равно погавкивайте, ладно? Голосище у вас… внушительный. Мало ли откуда собака во дворе взялась, главное, имеется и гавкает… Ну так как, возьметесь?

Сварог закивал. Не столь уж обременительный труд взамен великолепного укрытия. Плохо только, что после первой же ночи пойдут разговоры: «А у Оллана собака во дворе завелась». В такой глуши и это — интересная новость. Рано или поздно разговоры эти непременно дойдут… Ну что ж, придется рискнуть… очень уж ему повезло с этим добродушным толстяком…

Кивнув в последний раз, Сварог протянул хозяину лапу, которую тот машинально пожал, словно протянутую руку.

Глава XIV В ученом обществе

Жизнь определенно приобрела некое благолепие: все относительно чего-нибудь да относительно…

Король королей Сварог Барг безмятежно распростерся возле своей нынешней резиденции — старой, но добротной конуры из потемневших досок, крытой ржавой жестью. Утреннее солнышко еще не припекало, но уже приятно грело, завтрак из первосортных колбас и ветчины оказался таким, что есть нисколечко не хотелось. Ночное дежурство выдалось не столь уж и обременительным: несколько раз и впрямь, заслышав шепотки-смешки и осторожные шаги по ту сторону забора и у ворот, приходилось, подойдя вплотную, рычать и лаять на совесть, но ближе к утру все угомонилось, должно быть, прошел слушок, что собака у Оллана вдруг да и завелась…

Прижился, можно сказать. Неизвестно, какую басню преподнес домочадцам Оллан, но приняли ее без особого удивления — а собственно, чему тут удивляться? Ну, купил по случаю батя собаку, дело нужное… Ранним утречком вышла посмотреть на Сварога «старуха» — собственно, не такая уж и старуха, ровесница Оллана, лет пятидесяти. Вид у нее, правда, был настоящей мегеры — чертовски неприятная баба. Постояла, поджав губы, глядя на Сварога так, словно собиралась потребовать подорожную и прочие удостоверяющие личность документы — но, конечно, ничего такого делать не стала, постояла-похмурилась да и ушла. Сварог слышал, как она в лавке сварливо заявила:

— Уж за два сестерция мог бы подыскать и получше… Вечно тебя, дурня, облапошат…

— Так ведь медные сестерции, не серебряные, мать, — с кротостью, должно быть, выработанной долгими годами, отозвался Оллан. — Хороший пес, верно тебе говорю. Всю ночь прогавкал. Сама видела — урона ни на грош, «марутники» как пришли, так и ушли… Что, не так?

— Ну, так… Смотри, чтобы малого не куснул…

— Да он не кусливый. Соображает, где хозяева, а где кто.

— Ладно, ладно… Положи уж чего пожрать…

Вскоре во дворе появился Оллан с большущей миской какой-то бурды, даже издали неаппетитной на вид — все кухонные остатки налицо. Подмигнув Сварогу, хозяин унес миску в свинарник, принес пустой, поставил рядом с конурой, проговорил тихо:

— Ну, я пошел лавку отпирать, а вы уж тут…

Потом выглянула прехорошенькая дочка — уму непостижимо, как у этакой мегеры… Во двор выходить не стала, с любопытством поглазела на Сварога и исчезла.

За ней появился «малой» — вихрастый и конопатый босоногий мальчишка лет двенадцати. Этот оказался посмелее сестры — подошел к конуре так, что от Сварога его отделяла лишь пара шагов. И долго разглядывал с этаким деловитым лукавством — явно замышлял, стервец, какую-нибудь проказу вроде привязанной к хвосту консервной банки. По хитрой рожице видно — вскоре что-нибудь такое да отчебучит, паршивец, нужно быть настороже…

Хорошо еще, что сорванец был уже в том возрасте, когда простой народ праздности у детей не допускает. Вскоре мальчишка появился уже в башмаках, открыл конюшню, вывел пузатую лошадку мышастой масти, умело ее запряг, распахнул ворота и поехал куда-то со двора.

— Эй, а ворота? — крикнула девушка, появляясь в двери.

Не оборачиваясь, мальчишка важно бросил:

— Сама закроешь. Не мужское это дело — ворота запирать…

И подстегнул лошаденку, пустившуюся рысцой.

— Чтоб тебя! — беззлобно воскликнула девушка. — Мужик нашелся… — покосилась на Сварога. — Эй, рыжий, ты не кусаешься?

Сварог, не двигаясь, старательно замолотил хвостом по земле. Она решилась, пробежала мимо, закрыла ворота и накинула перекладину. Возвращаясь, остановилась довольно близко, хотя вплотную подойти и не решилась. Улыбнулась во всем юном очаровании:

— Эй, рыжий, ты не кусаешься? А то мне по двору сновать, дел поутру куча…

«Куснул бы я тебя, конопушечка, будучи в другом обличье…» — философски подумал Сварог и вновь замолотил хвостом. Впрочем, судя по пятну у нее на шее, эта светлая мысль не ему первому пришла в голову не далее как прошедшей ночью…

Успокоившись, она принялась хлопотать: протащила тяжеленную бадейку с пойлом для свиней, насыпала зерна квохчущим курам, подоила корову, убрала какой-то мусор в углу двора. Девчонка, сразу видно, домовитая и хозяйственная. Сварог от нечего делать наблюдал за ней неотрывно.

Покончив со всем этим, подошла к конуре, присела на корточки и озабоченно уставилась на Сварога:

— Ах ты, рыжий… Мне ж еще теперь и за тобой убирать… Вот как бы тебя научить срать в одном месте?

Сварог замолотил хвостом, обуреваемый отнюдь не собачьими мыслями: ну конечно же, собачий нос великолепно ощущал запах юного здорового тела. Юбчонка подоткнута выше колен, корсаж не зашнурован, рубаха распахнута… Он как-то так невольно облизнулся.

Девушка чуть порозовела:

— Ну тебя! Как-то так уставился… — и машинально запахнула рубаху — а ведь почуяла некие флюиды, егоза…

— Илга! — громко позвал Оллан, появившись в дверях.

— Пап? — отозвалась она, не вставая с корточек.

— Что расселась? Иди быстренько помоги матери колбасы развешивать!

Голос его звучал как-то незнакомо — резкий, неприязненный даже… Едва слышно девушка пробормотала себе под нос:

— Ага, до первой стопочки мы зверем рычим… — и уже громко откликнулась: — Иду, пап!

Вскочила и убежала в дом. Тщательно — что-то очень уж тщательно — прикрыв дверь, Оллан быстрыми шагами направился к Сварогу, покряхтывая, опустился на корточки. Лицо у него было хмурое, озабоченное.

— Такое дело, господин обращенный… — сказал он тихо, очень серьезно. — Уходить вам надо, вот что… Вы уж так не смотрите, а послушайте… Вот буквально пару квадрансов назад, не успел я ставни открыть, заявился господин Гауртон, главный егерь господина Сувайна, и с ним еще двое, незнакомые, но тоже одеты, как егеря, со скрамасаксами и пистолями. Рожи у них весьма даже неприятные… И начали меня выспрашивать, не видел ли я тут собаку… по описанию в точности, как вы. И все бы еще ничего… — лавочник понизил голос до шепота, в глазах у него был натуральный страх. — Но у одного из тех, незнакомых, шнуровка на кафтане распущена, и этак вот за пазухой, — он показал на себе, — сидит какая-то крыса… ну, наподобие здоровенной крысы, только уши совершенно не крысиные, острые, и морда гораздо покороче крысиной будет… Лапами передними в кафтан вцепилась, удобно так сидит, усами пошевеливает, сама бурая, а глазки красные, и так она ими на тебя пялится, будто вот-вот заговорит… — его явственно передернуло. — Мерзость такая, сбросил бы на пол, да кочергой насмерть и пришиб… И нюхает, нюхает, носом водит, как гончак на следу… И отчего-то мне стало совершенно ясно, что совсем врать нельзя… Вот ясно стало, и все тут… Я и говорю: точно, мол, вчера под вечер, когда я уж запирать собирался, пролезла именно такая собака, как вы описываете, попыталась с прилавка круг колбасы сдернуть… Я, мол, хвать палку и на нее, а она, наглая рожа, вместо того, чтобы бегом бечь, еще на меня стоит и скалится, и взгляд у нее какой-то странный… Принялся я ее гонять по всей лавке, палкой махая, еле выгнал… Вот так, говорю, и было… А этот хренов крыс так на меня таращится… как будто вот сию минуту лапу вытянет и завизжит: «Брешешь!» Не знаю почему, но мурашки по спине… Но ничего, обошлось… Хоть и смотрели угрюмо… И говорят…

Вслед за тем Сварог выслушал пространное изложение версии со сбежавшим ненароком дорогущим гончаком, новым приобретением господина Сувайна, каковое при обнаружении следует вернуть владельцу за солидное вознаграждение. Значит, запустили все-таки в народ именно эту версию…

— И ведь не сразу ушли… — шептал Оллан, поеживаясь. — Я ж видел — у ворот болтались, у забора крыс этот все принюхивался… Потом ушли. Ох, не нравится это мне… Будь они одни, я бы, может, не беспокоился бы особо и не говорил вам идти со двора, но крыс этот непонятный… В жизни таких не видел и не слышал даже… Вот и думаю теперь: а вдруг они вернутся, чего другое приволокут? Еще посильнее нюхливое…

Он не врал. Ни капельки. И в том, что он говорил, был нешуточный резон: Сварог давно уже уверился, что Одо — персонаж весьма непростой. Действительно, может найтись кто-нибудь более изощренный в следопытском искусстве, чем этот непонятный «крыс»…

Лавочник вытер рукавом обильный пот со лба. Продолжал прямо-таки с мольбой:

— Вы уж не посетуйте, ваша милость, но думаю я в первую очередь о себе. Вы б на моем месте тоже так думали. У меня ж дети… Да и вам, в случае чего, несдобровать… Сказочку эту про сбежавшего гончака пусть в своей башке рассказывают… — он оглянулся по сторонам. — Выходит, господин Сувайн… к вашим невзгодам имеет некоторое касательство? (Сварог кивнул). Вот даже как… Уж про это я не думал. Слухи ходили, но так себе, пустяковые, да и шептались людишки несерьезные… А вот про другое… Если вы не знаете, то городом, да и всей читой^[6K9] правит вовсе даже не бургомистр, а именно что господин Сувайн. Бургомистр — так себе, тряпка… И люди серьезные среди своих про господина Сувайна давно уже говорили всякое… Тут и контрабанда, и шалости на Большом Тракте, и много чего еще… Егеря эти его — они, болтают, не только егеря… А теперь еще и вон что оказалось… По правде сказать, шепчутся давно и много — и только… Потому что, рассуждая на практический крестьянский манер, нам, горожанам, ни от господина Сувайна, ни от его егерей никогда не было ни малейшего вреда. Так что… Коли уж нас никто не трогает… Остается болтать втихомолочку. Правда — вещь, конечно, хорошая, святая, можно сказать, вещь. Только кто ж тут будет искать правду ради правды, когда — хозяйство и дети? Это в столицах всякие тайные полиции и Звездные Палаты, а в нашей глуши до простого коронного полицейского неделю на повозке трястись… Тем более что никому никакого вреда… Может, в ваших местах и рассуждают по-иному, да там наверняка жизнь другая. Ну, а мы — уж такие, какие мы есть… Выше головы не прыгнешь, плетью обуха не перешибешь, пожар из стопочки не зальешь… Верите вы или нет, но я, правда, не только за себя боюсь. Вы со мной были по-честному, и я к вам по-честному… А ну как они, если уж занимаются этаким, пустят по следу кого посильнее? Мало ли на этом свете всякой нечисти?

Сварог молчал, уставясь в землю. На душе стало невыносимо мерзко: только-только показалось, что обрел надежное укрытие…

— Я, конечно, понимаю, что нехорошо этак вот со двора вышибать… — сказал Оллан. — И думаю, вам ведь ясно, в первую очередь не о собственной шкуре даже, а о детях… Презираете?

Сварог отрицательно замотал головой. Не было у него сейчас права презирать. Такова уж здешняя селяви. В конце концов, не выдал, хотя мог сдать в два счета…

— Нужно вам к мэтру Гизону, вот что, — уверенно произнес Оллан. — Ученый человек, и далеко не весь ум пропил. Если и не поможет, то, может, знает что… Я вам подробно объясню, где у него домишко, ага?

Сварог кивнул. Оллан тем временем вытянул из кармана нечто наподобие платка, свернутого длинным тонким жгутом.

— Давайте я вам на шею повяжу, ваша милость, — сказал он деловито. — Тут, стало быть, все остальные ваши денежки, на которые вы еще наестся не успели. Два аурея, двадцать один серебряный сестерций, две ливры, семигрошевик. Все в точности, как надлежит. Мало ли при каком случае вам деньги пригодятся, а мне чужого не надо, я на заработанное жить привык…

Сварог позволил обвязать себе шею платком: черт его знает, вдруг и пригодится…

— Я бы вам еще и колбасы на дорогу дал, — сказал Оллан, тщательно проверив узел. — Но ведь увидят собаку с колбасой в пасти, камнями пулять начнут, подумают, сперла… Вот так, теперь не сорвется и не размотается… Пойдемте, я вас задней калиткой выведу…

«Хороший ты все-таки мужик, — подумал Сварог, вставая. — Удастся выкрутится из этой напасти — подъеду к лавке во всем надлежащем королевском величии, золота насыплю… А конопушке надену на шею что-нибудь такое, что все подруги от зависти дружно скончаются…»

Вслед за Олланом он прошел меж конюшней и коровником, свернул за конюшню. Там в высоком заборе обнаружилась приземистая калиточка — человеку пролезть, в три погибели согнувшись, ну, а собаке — запросто.

— Еще отец в молодости устроил, — сказал Оллан. — Тогда войны и до нас докатывались, мало ли что… Значит, вот так — через сад, потом налево, у первого колодца с деревянной крышей — он там один такой — сворачиваете в переулок, где слева солидная усадьба с зелеными воротами…

…Очень быстро Сварог обнаружил, что отношение к нему аборигенов изменилось разительно. Вчера он был для всех пустым местом, ну, а нынче — совсем наоборот…

Толстая тетка, тащившая из огорода ворох огромной моркови, завидев Сварога сквозь невысокий заборчик, более всего похожий на земной штакетник, так и застыла, разжала руки, морковь посыпалась наземь, а тетка, не обращая на это внимания, развернулась и, переваливаясь, затрусила в огород, вопя:

— Дампи! Дампи! Иди сюда скорей!

Сварог прибавил ходу. Из огородов, со дворов — повсюду, едва заметив его, реагировали примерно так, как та тетка: кто впадал в ступор, кто начинал звать домочадцев. Несомненно, весь город уже знал, что к чему…

Оставалось совсем немного до цели, когда с повозки, медленно ехавшей по узкой улочке, соскочили трое местных и, растянувшись цепочкой, перегородили дорогу, таращась на него радостно-удивленно.

— Ну точно, кум, — пропыхтел один. — Как две капли… Эй, фью! Фью! Хорошая собачка! Иди сюда, колбаски дам…

Остальные молча надвигались, изображая умильные улыбки и делая подзывающие жесты. Чуть сбавив скорость, Сварог направился прямо к ним с самым доброжелательным видом, улыбаясь по-собачьи и махая хвостом — а в последний момент, оказавшись рядом, рывком проскочил меж двумя разомлевшими от нечаянной удачи аборигенами и припустил наутек. За ним кинулись, но куда уж трем брюханам солидных лет догнать собаку…

Обошлось. Так, кривая улочка, состоящая из одних заборов, круглый каменный колодец, заброшенная рощица из вязов, канава…

Похоже, он вышел в нужное место. Со всех сторон — высокие глухие заборы (как он уже знал, свойственные огородам, где выращивают самую дорогую ягоду наподобие клубники и еще какой-то чисто местной, синей, во рту тающей), пригородный лесок… Вот и покосившийся штакетник (будем уж называть его так, как привычнее), окружающий небольшой домик: одноэтажный, каменный, с заметно покосившейся крышей. Ни единого прохожего или повозки — глухая окраина…

Присмотревшись к калитке, он решительно толкнул ее носом и вошел. Остановился, втянул ноздрями воздух — и обходя дом, пошел на запах немытого тела, заношенной одежды и застарелого перегара.

Там, на задворках, как и следовало ожидать, обнаружился источник запахов, сиречь мэтр Гизон. Бывший почтенный книжник, а ныне пролетарий умственного труда сидел на дряхлой лавочке и задумчиво взирал на ветхий штакетник, за которым тянулся заросший бурьяном пустырь, а за пустырем — чахлая рощица. К превеликой радости Сварога, земля здесь была песчаная, рыхлая, идеально подходившая для его целей.

Он подошел, толкнул Гизона в бок носом. Тот медленно повернулся, глядя с таким видом, словно ничуть не удивился нежданному гостю, пусть и четвероногому. Сварог принюхался. Положительно, пахло только вчерашним, к опохмелке маэстро пера еще не приступал, возможно, и денег нет, и из дома вынести на продажу уже нечего.

Решивши брать быка за рога, Сварог повернулся и в два счета нацарапал на песке рядом с разношенным башмаком хозяина: Я — ЧЕЛОВЕК. Тем же алфавитом, что и прежде. Буквы получились кривые и корявые, но уж член Сословия Совы мог прочесть без труда.

Гизон и прочел. После чего, глядя на Сварога ну совершеннейше спокойно, сказал устало и деловито:

— Ну, здравствуй в который раз, подружка-белоснежка… Лихорадочка моя белоснежная, горячечка… Что-то новенькое на сей раз… Ушастые крыланчики не раз летали, мохнатые прыгунчики частенько скакали, и мыши со скрипочками навещали, и золотые тараканы, и зайцы с полицейскими бляхами… А теперь вот собака, которая пишет, что она человек… Скверно. Не в облике дело, приходили гости и омерзительнее, просто я тебя, хвостатый гость, вижу впервые и оттого не знаю, как классифицировать. Давно известно: когда приходят крыланчики или мышки-скрипачки, лучше толком опохмелиться и заспать, прыгунчиков и тараканов нужно перетерпеть на трезвую голову, а от прочих заварить отвар из сухой соняшницы… А вот это как избыть, подсказал бы кто? Или ты тоже говорящее, как зайцы?

Вот такого оборота дела Сварог никак не ожидал. Ждать можно было какого угодно приема, но быть принятым за очередную алкогольную галлюцинацию… Он сердито похлопал лапой по надписи.

— Ну я же говорю — прочитал, — с тем же унылым спокойствием сообщил мэтр Гизон. — Человек ты, что тут непонятного… Зайцы — те так прямо и говорили, что они из тайной полиции, а крыланчики хором пели баллады и непристойные вирилэ… Располагайся уж, я понимаю, ты надолго, вы все надолго заявляетесь, ни одна сволочь на пару минут не заглянула, все норовите поселиться… Ты пиши еще что-нибудь, если охота, а я пока подумаю, похмеляться или соняшницу заваривать… Чутье должно подсказать… Интуиция, знаешь ли…

Всерьез рассердившись, Сварог вскочил и сильным толчком сбросил пьянчугу со скамейки. Рыкнув, примерился и, насколько уж удалось, отвесил передними лапами подобие оплеух.

Гизон лежал, не шевелясь, но челюсть у него отвисла, а лицо перекосилось в несказанном удивлении.

— Так же не полагается, — едва выговорил он. — Ты себя так никогда не вела, Белоснежка… Всегда вы были бестелесные, неощутимые, словесно порой доставали так, что и сказать невозможно, но бить никогда не били… Ты как настоящий…

Сварог стер лапой написанное, размашисто начертал: Я НАСТОЯЩИЙ, ИДИОТ! И для пущего подтверждения встал Гизону на грудь передними лапами, потоптался на нем, как следует.

— Клянусь локонами Бригиты… — прошептал Гизон. — Ты ведь натурально твердый… Да слезь ты с меня, не топчись! Больно же! Я и так не знаю, на каком я свете… Хватит когтями драть!

Ткнув напоследок носом в небритую физиономию, Сварог отступил на шаг и написал: СЯДЬ, ПОГОВОРИМ.

Охая, кряхтя, потирая разные части тела, Гизон кое-как уселся, крутя головой, постанывая. Сварог написал: ПОВЕРИЛ, ПЬЯНЬ?

— Ну ты не очень-то! — огрызнулся Гизон. — Не с деревенщиной разговариваешь! Несмотря на мои прискорбные жизненные обстоятельства, из Сословия меня не выключили, так что изволь… Ну верю, верю… Если я тебя потрогаю, нецапнешь? Нет? Теплый, вполне плотский, шерсть натуральная…

— РЕМИДЕНУМ? — написал Сварог.

— Вот именно! — приосанившись даже, ответил Гизон. — Если ты знаешь, что это такое, должен понимать…

— БЕЙ ПОЖАРНЫХ! — написал Сварог. — ТИМОРУС ПРЕЗРЕНЕН, КЛЯНУСЬ ТРЕМЯ СОВАМИ!

— Бригита милостивая! — выдохнул Гизон. — Ты… вы… неужели коллега, хоть и в столь неприглядном облике? На каком факультете учились?

Сварог превозмог соблазн выдать себя за студента Ремиденума — тамошнюю жизнь он знал поверхностно и очень быстро прокололся бы на куче мелочей. Поэтому написал: БЫВАЛ ТАМ. ДРУЗЬЯ.

— В друзья у нас принимают с большим разбором… — сказал Гизон. — Это рекомендация, да… А вот забавно: я вас, сударь, нисколечко не боюсь. Потому что человек в облике животного может оказаться либо оборотнем, либо обращенным, и никем третьим… Оборотень — дело опасное, кто знает, что ему взбредет на ум и как он вздумает развлекаться, но вы, похоже, знаете реалии Ремиденума, а значит, обращенный… Ага, киваете… Пожалуй, я все же подлечусь…

Он с неожиданным проворством вскочил и рысцой направился за дом. Сварог терпеливо ждал. Вскоре появился, неся оплетенную бутыль немалых размеров и глиняную кружку. Поставив все это на лавочку, он хлопнул себя по лбу:

— Про вас-то я, сударь, и не подумал… Вам миску? Так будет сподручнее…

Сварог замотал головой. Признаться, выпить хотелось ужасно, но он представления не имел, как подействует на собаку даже небольшая доза алкоголя, так что лучше не экспериментировать…

— Ну, как хотите, — пожал плечами Гизон. — Честью было предложено…

Он налил себе полную кружку, обеими руками поднес ко рту, морщась, изрядно отхлебнул. Его, бедолагу, так и перекосило.

Прикинув, куда мэтр блеванет, если случится, Сварог отодвинулся в сторонку.

Обошлось. С содержимым кружки — судя по запаху, вино — мэтр управился мастерски. Посидел, закрыв глаза. К нему, сразу видно, возвращалось хорошее настроение. Даже щеки порозовели: ну да, умелая опохмелка делает чудеса…

Сварог позволил ему допить и вторую кружку, после чего решительно положил лапу на горлышко бутыли и оскалился.

— Я понял… — сказал Гизон. — Ладно, ладно, дайте я только пробкой заткну, чтобы не выдыхалось… Ну да, обращенный… Оборотень ни за что не попал бы в Ремиденум… — и уставился с хитрецой. — А не подскажете ли, сколько окон в корчме «Астролябия и свиток»?

— Гав! Гав! Гав! Гав! — сказал Сварог.

— Верно… — протянул Гизон. — Четыре… Пятое фальшивое, и знать это может только тот, кто бывал внутри… А где там стойка, слева или справа? Вы напишите… Верно, слева… Бывали. Не врете, — промолвил он с пьяноватым умилением. — Равена… Прекрасный город… Что это вы пишете? Есть шанс вернуться? Ну, знаете, чтобы такое обещать человеку вроде меня, волею обстоятельств низвергнутому в эту дыру, надо обладать немаленьким влиянием… Обладаете? Да вы вообще кто? Что-о? — он посерьезнел. — Барон? Звездная Палата? Так-так-так-так-так… Ежели взять да поверить, то без труда возникают версии касательно того, как вас обернуло… Выслеживали кого-то надлежащего и не рассчитали силенок? В ловушку угодили? Да? Ну, сударь мой, в здешних местах надо быть осторожнее, это вам не столица… Мне, хвала Бригите, с этим и сталкиваться не приходилось, но я же здесь родился и вырос, знаю, сколько здесь по углам тихонечко посиживает всякого… В два счета оборотят, а то и похуже, вам еще повезло… Что же вы от меня-то хотите, ничтожного ныне?

Начался серьезный разговор — Сварог то писал, то кивал или отрицательно мотал головой в ответ на вопросы Гизона. Надо сказать, опустившийся мэтр, распохмелившись, соображал толково… Сварог стойко придерживался «легенды», которую ему неожиданно подсунул сам мэтр — получалось весьма даже правдоподобно: барон, не последний по рангу сыщик Звездной Палаты, выслеживал тут очередную нечисть и ненароком угодил в ловушку. Вот правде Гизон мог и не поверить…

— Значит, говорите, Сувайн… — задумчиво произнес Гизон. — Знаете ли, я нисколечко не удивлен: были у меня кое-какие наблюдения и подозрения… Вот так оборот… Не скажу, чтобы мне от этого стало веселее жить… Значит, все, что вам нужно — это укрыться на пару дней, а там непременно прилетят самолеты с вашими друзьями… Уверены? Ну, будем считать, что вам виднее… Что? Да нет, не стану я выдавать вас Сувайну. Во-первых, если вам поверить, возникает фантастический шанс вернуться в Равену, а это перевешивает все возможные выгоды… Сколько там за вас даст Сувайн, не особенно и много… Во-вторых, ничего он наверняка не даст, а прикажет тихонько прикончить. Умнейший человек, чем бы он там потаенно ни занимался. Какой-нибудь деревенщине он честно отсыпал бы золота, а вот насчет меня у него моментально возникнут подозрения: уж не узнал ли я от вас что-нибудь, чего знать не полагается… Так что не волнуйтесь, не собираюсь я вас выдавать, себе дороже встанет…

«Он не врал», — определил Сварог. И немного успокоился.

— То-то со вчерашнего вечера прошел слух про сбежавшего дорогого гончака… — продолжал Гизон. — Неглупо придумано, уже через пару часов народец окончательно бросит свои обычные занятия и примется рыскать по улицам: десять золотых для нашей глухомани деньги завлекательнейшие… Вот только лично для меня гораздо привлекательнее то, что вы обещаете… Я не игрок по складу характера, но рискнуть стоит, вдруг все так и выйдет, как вы излагаете… — он мечтательно прищурился. — Равена… Как мне ее не хватает… И как мне хочется всему этому верить всецело… Вы точно уверены, что самолеты прилетят? Ну, будем считать, что вам виднее… Что? Ваши следы? А вот тут я никакого беспокойства не вижу. По нашей улочке — если только она заслуживает названия улицы — регулярно гоняют скот к Большому Тракту, и как раз сегодня к полудню должен пройти гурт. Я-то знаю, сам вчера написал для старшины гуртоправов пару бумаг, за что и вознагражден сей благодатью, — он кивнул на бутыль. — Полсотни коров, отара овец не маленькая… Как обычно, улочку настолько перепашут копытами и загадят навозом, что от ваших следов, простите за каламбур, и следа не останется… А теперь, коли мы все обговорили, не позволите ли нацедить еще кружечку? Я, как видите, соображения не теряю. Подумаешь, сливовица… А потом станем думать, как вас устраивать…

…Сварог проснулся внезапно, словно от резкого толчка. Не поднимая головы, прислушался и принюхался. В соседней комнате похрапывал окончательно упившийся к вечеру Гизон, выводя затейливые рулады и фиоритуры — а больше никаких звуков и не слышалось. Все запахи, что он улавливал, были прежними: неприглядный букет ароматов обиталища одинокого пьяницы — засаленные простыни, прокисшая еда, многочисленные пустые бутылки из-под разнообразнейшего спиртного…

И все-таки что-то было не так. Определенно.

Он приподнялся, сел, поводя ноздрями, пытаясь уловить сквозь переполнявшие дом унылые и противные запахи что-нибудь другое. Бесшумно подкрался к распахнутому окну, выходящему на задворки — он вечером сам заставил Гизона распахнуть все окна, чтобы в случае неприятных сюрпризов не оказаться в ловушке…

Поднял нос к подоконнику. Сразу же усилился запах коровьего и лошадиного навоза вкупе с овечьими катышками — к полудню по улице действительно прогнали гурт несколько всадников.

Тихие шорохи? Да, никаких сомнений. Едва слышно, как похрустывает песок под ногами обходящих дом людей. Как бы тихо они ни старались двигаться, собаку не проведешь…

А теперь и запах пота, одежды, сапог, табака… и железа.

Отыскали-таки, сволочи… Опять не повезло.

Сварог бесшумно отпрянул в сторону — мимо окна на цыпочках проскользнул человек. Второй, судя по запахам, прижался к стене рядом с окном, совсем близко от замершего Сварога. Ну да, после неудачи в домике они кое-что учли и сейчас явно окружают жилище, чтобы следить за окнами…

Страха, конечно, не было — одна рассудочная злость. Сварог лихорадочно просчитывал все возможные варианты — а их имелось не так уж и много. Впрочем, у погони их тоже не особенно много…

Он бесшумно приблизился к распахнутой двери в прихожую — ну да, на крыльце тихонько топтались, пробуя дверь. С вечера Сварог проследил, чтобы Гизон старательно запер ее на огромную кованую задвижку. Дверь к косяку прилегает плотно, так что ничего у них не получится — а высаживать замучаются, в старые времена двери как раз и делали добротными, чтобы всякая шушера с ходу выломать не смогла — а дом построил еще дед Гизона.

Та-ак… Что-то небольшое, невысоконькое одним прыжком оказалось на подоконнике, уселось там, поводя головой с круглыми ушами, посверкивая красными глазками-бусинками — какая-то зверюшка величиной даже поменьше кошки. Похоже, знаем мы, что это за зверюшка…

Решение было неожиданным — но он не колебался. Метнулся к подоконнику, сцапав зверюшку клыками за шиворот, втянул ее в комнату. Снова, такое впечатление, собачье тело само знало, что делать. Резко встряхнул, мотнув головой сверху вниз — послышался противный тихий хруст, тварь обвисла у него в пасти и, когда Сварог разжал зубы, шмякнулась на пол, где и замерла недвижно.

Рядом, за окном, кто-то тихо охнул от неожиданности, послышался возбужденный топот, в дверь тотчас забарабанили то ли кулаки, то ли сапоги, послышались крики:

— Мэтр Гизон, открывайте! Городская стража!

Распластавшись в прыжке, Сварог вымахнул в окно. Сбоку, как и ожидалось, к нему метнулась темная фигура, занося скрамасакс. Подпрыгнув, Сварог вцепился в запястье державшей оружие руки и с неизвестным прежде наслаждением сомкнул челюсти, ощущая, как дробит кость. Раздался дикий вопль, скрамасакс пролетел рядом, воткнулся в землю. Справа и слева уже бежали к ним те же темные фигуры с занесенными тесаками — и Сварог, выпустив орущего, метнулся к штакетнику по давно продуманному пути. Перепрыгнул его с разлета. Сзади грохнула пара пистолетных выстрелов, он и ухом не повел — сгоряча это они, должно ж уже знать, идиоты… Пронесся по пустырю, с налету раздвигая густой бурьян, кинулся к рощице.

Во рту стоял омерзительный вкус крови и неизвестно чьей шерсти, но некогда было на это отвлекаться, и отплевываться некогда. Взрыв землю задними лапами, он с маху остановился под крайними деревьями, оглянулся. Слишком темно, чтобы разглядеть, что делают люди возле дома, одно ясно: погони нет. И из рощицы никто навстречу не кинулся. Принюхиваясь и прислушиваясь, он уже неспешно, бесшумно заскользил меж деревьями.

Глава XV Странники

Рассвет он встретил в отнюдь не комфортабельных условиях. По сравнению с сегодняшним утром раем была не только конура Оллана, но и пропахшая черт-те чем хибара мэтра Гизона…

Пройдя рощицу, он увидел далеко впереди огни домов — там, оказывается, тянулась немаленькая улица. Свернул вправо, угодил в сады, один раз на него выскочила маленькая лохматая собачонка и с расстояния уардов в пять долго поливала истерическим лаем: он, конечно, был побольше и пострашнее, но моська чувствовала себя дома. Пришлось сделать крюк и далеко обойти.

Потом на пути попался широкий спокойный ручей, по виду больше похожий на искусственный канал. Вспомнив старый, но действенный прием, Сварог вошел в воду (оказалось кое-где по грудь) и проплыл так уардов сотню. Даже если у погони нет ничего наподобие запасного крыса, они могут пустить по следу самых обычных собак, у Сувайна ведь приличная свора (хорошо еще, что пока не додумались, всецело полагаясь, должно быть, на придушенную Сварогом тварюшку)…

Выйдя из воды, он оказался на широкой улице, где огни в домах горели редко-редко. Прошел ее, свернул… и понял, что начинает блуждать. Абсолютно не представлял, где очутился, ясно только, что все же не в центре городка, а ближе к окраинам. Ничего хорошего от этих бессмысленных блужданий получиться не могло — опасности пока нет, но пользы никакой. Поэтому, забредя в достаточно глухое местечко, на зады каких-то длинных низких амбаров и обнаружив там лежащую на земле горизонтально пустую бочку, он решил не болтаться больше по незнакомым улицам, словно неприкаянная душа, а воспользоваться этим, пусть и ненадежным укрытием. В бочке, хорошо еще, пахло не какой-нибудь дрянью, а зерном…

Спал он, конечно, вполглаза, да, собственно, почти и не спал — то и дело, очнувшись от беспокойной дремы, порой наполненной кошмарами, высовывал из бочки голову, прислушивался и принюхивался. Так что к рассвету чувствовал себя разбитым. Да и в животе урчало не на шутку — мэтр Гизон не особенно и утруждал себя заботой о пропитании, так что Сварогу досталась лишь изрядно зачерствевшая краюха хлеба и полкруга скверной дешевой колбасы, начавшей уже попахивать.

А главное, теперь он совершенно не представлял, что делать и куда направиться. Если откровенно, ему до сих пор попросту везло: повезло наткнуться на Оллана, а через мясника оказаться у Гизона. Как ни парадоксально это звучит, но ему повезло и в том, что он сейчас — собака. Человек на его месте, есть сильные подозрения, если и не попался бы в лапы погони, то ему пришлось бы гораздо труднее. Человеку гораздо легче поймать человека, чем собаку. Собака и бегает побыстрее, и нюх ей помогает издали учуять погоню… Надо добавить: повезло еще и в том, что Одо с Сувайном, какими бы ни были хитрыми и коварными, вряд ли когда-нибудь устраивали охоту на собаку, да еще в городке…

Снова идти к Оллану безусловно не стоит: жаль подставлять хорошего мужика, мало ли что. Действительно, двое детей… Гизона наверняка уволокли куда-нибудь в подвал для обстоятельного допроса. Если не сокрушаться о горькой судьбинушке мэтра, а со здоровым цинизмом подумать о собственной выгоде — пленение Гизона ничем Сварогу не грозит. Гизон, конечно, может после соответствующей обработки рассказать, что его постоялец ждал подмогу и выручку на самолетах — но Одо и сам догадался о таком повороте событий — говорил же тогда Сувайну…

Но самолетов пока что нет, и неизвестно, когда будут. Можно, увы, признать, что Одо с Сувайном на два хода впереди. Во-первых, у Сварога нет надежного укрытия и неизвестно, где его найти, во-вторых, их придумка о сбежавшем гончаке уже распространилась по всему городу, и все его население будет ловить Сварога с превеликим рвением, прельщенное известием о десяти золотых кругляшках… с его собственным профилем, мать твою! Второй Оллан, будем реалистами, вряд ли попадется на пути…

Он решительно не знал, что теперь делать. Рассвело, поблизости уже пару раз проехали повозки, горожане проснулись ни свет, ни заря и принялись за работу, словно усердные муравьи… а еще они будут одним глазком то и дело зыркать по сторонам, чтобы не упустить счастливый случай…

В конце концов кое-какое подобие плана все же родилось. Если оставаться в городе слишком опасно, следует обосноваться за городом. Где-нибудь в лесочке или рощице, каких здесь много, примыкающих к городку. Лучше всего поблизости от пустыря, где остался его самолет — если прилетят, будут приземляться именно там… С трех сторон пустыря, он помнил, как раз и простиралось редколесье. Конечно, нужно учитывать, что там может оказаться засада. Да вдобавок придется обходиться без еды, которую негде раздобыть. Но тут уж ничего не поделаешь. Другого плана и быть не может. Не сидеть же тут в бочке пародией на Диогена… Быстро заметят.

Приняв решение, он не медлил: выбрался из бочки и, прикинув, в какой стороне располагается ближайшая окраина, направился в ту сторону.

И через пару минут наткнулся на аборигена, с деловитым видом ворошившего вилами какой-то хлам на задворках амбаров. Они, можно сказать, столкнулись нос к носу, Сварог выскочил из-за угла и моментально попался трудяге на глаза. Тот форменным образом оцепенел, уставившись на Сварога вытаращенными глазами. «Ну вот, — подумал Сварог, прикидывая, куда юркнуть, — сейчас определенно ловить примется, сволочь златолюбивая…»

Однако обернулось совершенно иначе. Местный выронил вилы (чудом не угодившие ему зубьями по ноге), кинулся к ближайшей сосне (их тут немало росло)… Сварог и глазом моргнуть не успел, как абориген взлетел к самой кроне, на высоту уардов шести, причем, по голому стволу — ну, чисто кот по телеграфному столбу… А ведь в годах уже, с брюшком… Что на него нашло?

И тут же абориген со своей верхотуры завопил, будто его резали — безостановочно, оглушительно, жалобно, на одной ноте, словно пароходный гудок. У Сварога в ушах заломило. Подумав, что этак сюда весь город сбежится, он шарахнулся, и, заслышав, что с обеих сторон и в самом деле бегут люди, проворно втиснулся в узкий промежуток меж двумя амбарами, отступил задом вглубь — теперь его не видел ни оравший на сосне, ни бегущие по улице.

Он и сам не знал, почему так поступил, вместо того, чтобы опрометью кинуться прочь. Какое-то предчувствие, что ли. Местный вел себя насквозь неправильно, и это было странно: ему бы полагалось, заслышав пленительный звон золота, подманивать или ловить Сварога — а он повел себя так, словно не собаку узрел перед собой, а голодного и разъяренного каталаунского тигра (вообще-то это никакой не тигр, а очень крупная рысь, но все равно, зверь опасный). Может, удастся подслушать разговор, из которого что-то станет ясно? Будет же он объяснять бегущим, отчего вдруг взялся выкидывать цирковые номера…

— Чтоб мне провалиться! — послышалось совсем рядом. — Жамый Пиритуш, чего это вы на сосне-то?

— Он прямо на меня выскочил! — громко, с истерическими нотками отозвался сверху Пиритуш. — Тот самый пес, бешеный! Как я успел, как я сюда залез — сам в толк не возьму… А он как чесанет по улице, во-он туда…

— Та-ак… — тихо и недобро произнес другой голос. — Значит, поблизости где-то, тварь…

— Да нет же, Пиритуш говорит, по улице чесанул…

— Все равно, где-то в околице… У кого что?

— У меня грабли… Толку-то…

— У меня нож…

— Ну, это чуть получше… Ага! Вон вилы валяются! С вилами уже сподручнее…

— Я сбегаю к бургомистру?

— Давай, со всех ног. Куда он, Пиритуш говорит, побежал? Туда? Значит, давай в противоположную, а то попадешься ему ненароком, вмиг глотку перехватит…

Затопотали удалявшиеся шаги. Оставшиеся переговаривались:

— Вот он где, зараза, оказался… Ну да, тут воды нету, а бешеная собака воды завсегда боится…

— Жамый Фили, вы вилы-то наготове держите, вдруг выскочит…

— Да держу… В колокол надо бы ударить…

— Да и так весь город на ногах. Я сам не видел, а вот Чибер видел, как эта тварь все семейство Баругана разделала. Чибер говорит: я хоть и мясник, а когда людей в таком виде узрел, меня тут же, на крыльце, наизнанку вывернуло. Живого места не было, кровища везде, Чивер сказал…

— А с чего это он сбесился?

— А кто его знает? Легче нам будет, если узнаем, отчего? От чего собака бесится? Бесится, и все…

— К драгунам бы послать. Так и так, помогите, что вы, не люди, что ли? Их там целый полк, а народ хваткий и вооруженный до зубов…

— Я так полагаю, бургомистр или господин Сувайн уже додумались. Если у командира совесть есть, не откажет… А то от нашей стражи толку мало…

— Еще егеря господина Сувайна есть.

— Сколько их? Дюжина… Тут бы и в самом деле драгун, чтобы прочесали весь город, как граблями. Враз прикончат.

— Вы как хотите, а я домой. Вдруг этот бешеный вломится? Вломился же он к Баругану…

— Точно, пошли.

— Эй, а как же я? Я что-то сам вниз и не могу даже…

— Вы уж, Жамый Пиритуш, посидите пока. Ветка, я гляжу, у вас удобная, не свалитесь. Потом придумаем, как вас снять, а сейчас некогда… Пошли!

Судя по звукам шагов, все торопливо удалялись. Пиритуш пытался их звать, вернуть, но, видя, что бесполезно, разразился бессильными ругательствами.

Сварог почувствовал, как его прошибла холодная дрожь. Такого оборота он никак не ожидал. Значит, вот так… На смену сказочке о сбежавшем гончаке запустили жуткий рассказ о бешеном псе — том самом гончаке, конечно. Вполне возможно, что этот их Чибер не работает на Сувайна, а в самом деле видел зверски убитое семейство некоего Баругана — этим подонкам ничего не стоит для правдоподобия и в самом деле кого-то прикончить, так даже надежнее… Они спешат, нервничают, вот и придумали…

Теперь ситуация для Сварога осложнилась несказанно. Нужно признать, эти мерзавцы придумали эффектнейший ход: бешеную собаку моментально кинутся истреблять, что в городе, что в деревне, все, у кого найдется крупица смелости, похватают вилы с топорами и бросятся обшаривать городок, защищая жен с малыми детушками, да и себя самих…

Пустая улица, не особенно и застроенная. Песок летит из-под лап… Конский топот справа!

Из переулка выскочил городской стражник с пикой наперевес, зачем-то нацепивший в дополнение к уставному серому камзолу старый, нечищеный, тронутый ржавчиной рокантон. Форменным образом вызверившись, с испуганно-злой физиономией, он направил коня на отпрыгнувшего к забору Сварога, попытался достать пикой, зажав ее в кулаке острием вниз. Получалось у него скверно — вряд ли когда-то приходилось пускать свой дрын в ход, да и лошадка, как ни дергал поводья всадник, не смогла прижать Сварога к забору — наверняка всю жизнь трюхала по улицам, большей частью шагом, и никаких курбетов, на которые горазд хороший строевой конь, выделывать попросту не умела. Без особого труда увернувшись от заржавленного острия, Сварог подпрыгнул, рявкнул, щелкнул зубами у самой лошадиной морды. Лошадка шарахнулась с истошным жалобным ржаньем, взмыла на дыбы, и всадник полетел в дорожную пыль, причем острие пики уперлось в землю и древко переломилось с хрустом.

Стражник заорал, закрываясь руками. Перепрыгнув через него, Сварог огляделся. Топот, вопли! С двух сторон по переулкам набежали немаленькие кучки горожан, с вилами, топорами, цепами, а кое-кто попросту с длинными жердями — оставаясь в руках владельцев, даже жерди были для Сварога так же смертельны, как для обычного человека… или собаки.

Он метнулся туда, где облавы пока что не было. Слыша за спиной топот и яростные крики, перепрыгнул низкий заборчик и понесся садами. С воплем шарахнулась женщина, рассыпав вишни из ведра — он пронесся мимо, и внимания не обратив. Появившийся меж деревьями экземпляр в соломенной шляпе метко запустил в него вилами — с ожидаемыми последствиями, вилы улетели куда-то, не коснувшись собачьего бока.

Сварог наддал, несясь тем путем, которым сюда пришел на рассвете, мимо высоких заборов, чахлых рощиц, обширных огородов. Пару раз то справа, то слева раздавались крики. Сварог несся. Одним прыжком перемахнул давешний ручей.

Взлетел вверх по пологому песчаному откосу, остановился в сосновом лесочке, перевел дух.

Справа послышалось далекое пение трубы. Горнист уверенно выводил сигнал, прекрасно Сварогу знакомый: «Колонна, короткий галоп!»

Сквернее некуда. Итак, командир полка снизошел к беде горожан и поднял в седла, надо полагать, весь полк. Вскоре городок буквально затопят драгуны. Две тысячи всадников, превосходно обученных в том числе действовать с седла пикой и мечом против пешего противника. А вооруженные чем попало горожане, без сомнения, сейчас обшаривают все укромные закоулки в городке, которые они, в отличие от Сварога, прекрасно знают с детства, и наперечет…

Он побежал, взяв чуть левее, уже видя, что сумел выбраться из города. Места потянулись насквозь необитаемые, лес густел, ни единой тропинки не видно. Сварог взбирался все выше и выше по склону невысокой горушки, заросшей сосняком.

Остановился на вершине, найдя удобное местечко меж двумя деревьями, с которого открывался вид далеко вперед. Что происходило в оставшемся за спиной городке, видеть он не мог, зато прекрасно рассмотрел противоположный склон, лесистый, спускавшийся к равнине, где на горизонте виднелась зубчатая синяя полосочка — отроги Каталаунского хребта. Неподалеку от них как раз и должен пролегать Большой Тракт. Карту Сварог прекрасно помнил: примерно в полусотне лиг к полночному закату Тракт раздваивается, правая дорога уходит к Ителу, за которым, совсем недалеко от реки, начинаются горротские владения, левая сухопутьем тянется к гланской границе.

Нисколечко уже не колеблясь, Сварог рысцой стал спускаться с горы, направляясь в сторону Тракта, до которого было лиг двадцать. Решение пришло неожиданно, но он практически и не раздумывал…

Даже если самолеты вот сейчас, сию минуту приземлятся на пустыре, пробраться к ним будет невозможно, непременно ухайдакают по дороге. Горожане, чуть ли не поголовно высыпавшие на улицы, да вдобавок драгунский полк… Нереально. Укрыться в окрестностях городка, выжидая удобного момента — опять-таки слишком опасно. Поймут ли прилетевшие, услышав о всеобщей охоте на бешеную собаку, что речь идет о Свароге. А если нет? Понадобится вовсе уж фантастическое стечение счастливых обстоятельств, чтобы добраться до них невредимым…

А потому он выбрал другой путь — он, конечно, отнимет больше времени, но станет гораздо безопаснее. Не мудрствуя и не рискуя, Большим Трактом уходить в Глан. До гланской границы — менее сотни лиг. Еще немного — и он окажется за пределами читы. А у гланских пограничников давным-давно есть интересная статья устава…

Грамотностью большинство стражей Родины похвастать не может. Да и агенты, отправляемые в сопредельные страны (точнее, отправлявшиеся до недавних пор) частенько неграмотны. Поэтому Баглю, одиннадцать лет назад занявши свой нынешний пост (и оказавшись еще и начальником над пограничной стражей) нашел великолепный выход. Любому новобранцу в первый же день службы: если вышедший к пограничникам человек с другой стороны начертит — хоть прутиком на земле — три руны, Фиарр, Тер и Брадос, человека такого следует немедленно доставить к начальству, при необходимости накормив-напоив и удовлетворив иные нужды, какие у него могут возникнуть. Раз начертил именно эти руны, в таком сочетании — доверенный человек глэрда Баглю. Сочетание рун — целых три — исключает случайное совпадение.

Голову можно прозакладывать, что, когда те же самые руны начертит собака, ее не прогонят к чертовой матери, а постараются точно так же доставить к Баглю. Подобного прежде не случалось, — но сочетание рун говорит само за себя. Ручаться можно, что именно так и будет. В любом случае, узрев этакое чудо, собаку, знающую пароль для секретных агентов, стражники непременно позовут начальника заставы — а уж начальники-то поголовно грамотны и без труда смогут прочитать все, что Сварог накорябает лапой по земле.

Около ста лиг… Даже учитывая, что он голоден, устал и не привычен к долгим марш-броскам на четырех лапах, можно добраться самое большее дня за два. Надежда всегда придает сил, а тут не просто надежда, нечто большее. Хорошо бы, конечно, прибиться к кому-нибудь из путешествующих по тракту, чтобы проделать весь путь или часть его на повозке, но это чересчур уж фантастично. На камнях Тракта ничего не напишешь, да и не будет никто обращать внимания на собаку, пусть даже и располагающую некоторой суммой денег, достаточной, чтобы нанять не повозку, а целый обоз. Шуганут без разговоров — и вся недолга. Придется на своих двоих… тьфу ты, на своих четырех…

Часа через два, изрядно уже уморившись, он вышел к Большому Тракту — добротно вымощенной камнем дороге шириной уардов в двадцать, выстроенной некогда на века и строгими приказами всех без исключения королей содержавшейся в порядке трудами губернаторов провинций. Постоял, переводя дух, шумно дыша, вывалив язык, с которого прямо-таки ручьем текло.

Нельзя сказать, что перед ним был поток проезжающих — но движение оживленное, пустым Большой Тракт остается на считанные минуты. Купеческие обозы, порой из нескольких десятков старательно зашпиленных повозок, всадники благородного облика, всадники, одетые попроще, немногочисленные пешие, кареты, казенные обозы из фур установленного образца, порой сопровождаемые военным конвоем… Вот уж где нет риска столкнуться с обитателями покинутого им городка: исстари установлено, что населению примыкающих к Тракту провинций пользоваться им для своих поездок запрещено, Трактом имеют право передвигаться лишь те, кто путешествует на дальние расстояния, через территории трех и более провинций…

Отдышавшись и переведя дух, Сварог рысцой двинулся по обочине вдоль Тракта, держась уардах в десяти от него. Как и следовало ожидать, никто из путешественников — в том числе и те, кто останавливался дать передышку коням или перекусить, не обращали внимания на такую пустяковину, как озабоченно трусящая куда-то собака. Один раз даже кинули кусок хлеба — несколько молодых весельчаков с пароконной повозкой, расположившиеся не просто перекусить, а и чуточку выпить, судя по одежде — приказчики небогатого купца. Быть может, приверженцы Симаргла. Сварог остановился, благодарно помахал хвостом, сжевал хлеб и, напившись из ручейка, затрусил дальше.

…Еще через пару часов, утомленный не на шутку, он увидел справа, в ложбинке, уардах в пятидесяти от Тракта, расположившуюся на привале компанию. Похоже, они обустраивались не на квадранс — лошади из обоих коробчатых фургонов выпряжены и пасутся тут же, дымит костерок, над которым на тагане висит закопченный котел…

Сварог присмотрелся. Насколько можно разглядеть, там четверо — двое мужчин и две женщины (ну, может, кто-то еще остался в фургонах). Что интересно, оба фургона пестрейшим и ярчайшим образом размалеваны разноцветными красками, изрядно уже полинявшими под непогодой: полосы, круги, треугольники, просто кляксы, сочетание цветов порой режет глаз — но заметно издали…

Он знал такие фургоны. Бродячие циркачи, странствующие фигляры, тут и сомнений быть не может. Конечно, народ среди них попадается всякий — порой под фигляров маскируется бродячая разбойничья шайка, а иногда, под этаким вот прикрытием на сопредельную сторону проскальзывают шпионы. Однако в массе своей настоящие фигляры — народ бедный, неопасный и видывавший виды. К полиции они особенной любви не питают (да и для полиции нет особого смысла держать среди них агентуру, разве что для каких-то конкретных акций, наподобие той, о которой рассказывал Гаржак), законы по причине своей легкоуязвимости стараются не нарушать, привыкли ко всему на свете. В свою очередь, и полиция к ним без особенной нужды не цепляется, не имея конкретных поводов.

А если попробовать? Среди фигляров как раз немало грамотных, побольше даже, чем среди более высокопоставленных гильдий — и, как уже говорилось, народ тертый, развитой, порою исколесивший весь Харум вдоль и поперек. То, от чего иной провинциал, неважно, горожанин или крестьянин, шарахнется в испуге, фигляры примут не в пример более спокойно…

В конце концов, не убьют же? Самое большее, запустят горящей головней или камнем, что для него и вовсе безопасно….

Приняв решение, Сварог стал шагом спускаться в ложбинку, разглядывая сидевших вокруг костра. Их было четверо. Крепкий мужчина лет сорока, светловолосый, с аккуратно подстриженной бородкой. Второй гораздо старше, лет шестидесяти, невысокий, лысый, с морщинистым подвижным лицом старого клоуна или мима. Красивая женщина несколькими годами младше бородатого. Совсем юная девушка, настолько похожая на женщину, что никаких сомнений — дочь. Обе темноволосые, синеглазые. Вот уж на кого эта компания похожа меньше всего, так это на разбойничью шайку, притворившуюся фиглярами. Хотя, скажем, контрабандистами они вполне могут оказаться…

Видя, что на него никто не обращает внимания, он остановился уардах в пяти от костерка — из котла приятно пахло мясной похлебкой — и громко гавкнул.

Вот теперь на него уставились все четверо — без страха, но и без особого любопытства. Лошади, фыркнув, подняли головы и тут же отвернулись, продолжая спокойно пастись.

— Не похож на бешеного, — сказал пожилой. — Ни капельки. А для бродячего не особенно и худой… Тебе чего?

— Ага, сейчас! — насмешливо подхватила девушка. — Сейчас он тебе и ответит человеческим голосом: здравствуй, дядюшка Патек, не угостишь ли похлебкой?

— У него слюнки текут, — сказала женщина. — Этак весь на слюну изойдет. Голодный.

Бородатый веско, с видом предводителя и самого главного тут обронил:

— Кости все равно останутся. Если умный — будет сидеть и дожидаться. А будет наглеть — отхватит палкой. Ага, лег смирнехонько… Умный.

Ну что же, по крайней мере, его не гнали и даже готовы были расщедриться на оставшиеся от ужина кости… Сварог лежал, разглядывая странников, переставших обращать на него внимание — только девушка временами с любопытством бросала быстрые взгляды. На шее у нее Сварог заметил серебряное ожерелье, потемневшее, искусной работы. Интересно. Фигляры принадлежат к самой низшей, Железной гильдии, ей, как и Медной, ношение не то что золотых, но даже и серебряных украшений категорически запрещено стародавними писаными правилами. А впрочем, это еще ни о чем не говорит. Женщины есть женщины. В большом городе к девчонке моментально прицепилась бы полиция и влепила нешуточный штраф, а вот в провинции на такие вещи обычно смотрят сквозь пальцы — за исключением провинциариев.

На поясе у бородатого висит внушительный нож с ручкой из оленьего рога — ну, на сей раз ничего противозаконного, в путешествии такое право имеет любой, и члены низших гильдий, и крестьяне. На груди у него, как и положено, гильдейская бляха: королевская корона, эмблема гильдии, два перекрещенных дорожных посоха, свидетельствующие, что обладатель бляхи не «приписан» к определенному городу или провинции — ничего странного, фиглярам так и полагается… У пожилого такая же бляха… и у девчонки тоже, значит, она числится полноправным подмастерьем… ага, и у женщины бляха на груди, а не ее уменьшенное подобие на цепочке на шее. В общем, все при деле.

Ну что, рискнем?

С того времени, когда Сварог увидел лежащий рядом с бородатым виолон, он уже не ломал голову, каким образом себя предъявить. Встал, подошел к виолону, приметился и царапнул струны когтями, а когда они издали немелодичный звон, поднял голову и взвыл. Еще раз дернул, взвыл…

Вот теперь на него уставились все четверо.

— Лопни мои глаза! — воскликнул пожилой дядюшка Патек. — Да он вроде бы как играет и поет!

Глядя на него, Сварог неторопливо кивнул пару раз.

— Ортог, ты видел? — охнул пожилой. — Кивает, будто говорит: ну да, так и есть… Эй… Ты собака?

Сварог, неотрывно уставясь на него, так же неторопливо замотал головой. И тут же отпрыгнул подальше — бородатый Ортог с неожиданным проворством выхватил нож, вскочил, пригнулся, целясь в Сварога хорошо заточенным клинком, не сводя с него глаз, распорядился:

— Патек, беги за топором! Маритана, Кайя, быстренько мне за спину!

Пожилой не так уж и быстро направился к фургону, поминутно оглядываясь. Девушка юркнула бородатому за спину, а вот женщина осталась стоять, пытливо разглядывая Сварога. Сказала раздумчиво:

— Отец, что ты раскипятился? Что уж так сразу?

— За спину мне! — сквозь зубы приказал Ортог. — Мало слышала про здешних оборотней? Кайя, кому говорю!

Женщина, не двигаясь с места, разглядывала Сварога с нешуточным любопытством.

— Отец, вечно ты торопишься… — сказала она спокойно. — Трудно, что ли, проверить?

Она достала из кошеля на поясе серебряную монету и бросила в Сварога — по-женски отведя назад всю руку.

Промахнулась. Монета упала в паре шагов перед Сварогом. Мигом сообразив, что к чему, он подошел, спокойно наступил на нее, потом опустил голову и после нескольких безуспешных попыток все-таки ухватил зубами. Сел, держа монету в зубах, виляя хвостом.

— Ой, пап! — взвизгнула девушка. — Не действует!

— Ну, — поддержал Патек, успевший-таки вернуться с топором, но державший его в опущенной руке. — Нисколечко не действует. Ортог, отроду не бывало таких оборотней, чтобы на них серебро не действовало. Оборотня б жгло, как угольями…

— Может, монета фальшивая, — настороженно бросил Ортог, не отводя глаз от Сварога.

— Натуральное серебро, — спокойно сказала Кайя.

— Это точно, — подтвердил Патек. — Чтобы я да фальшивой монеты не распознал? Шалишь… Ортог, это, точно, не оборотень.

— Хрен редьки не слаще, — бросил Ортог. — Не оборотень, так обращенный, тут уж только одно из двух…

— Так ведь совсем другое дело…

— Не скажи, — упрямо возразил Ортог. — Мало ли за что его могли… Помнишь, в Ратардине рассказывали про того мерзавца? Который настолько достал деревню, что мужики собрали денег на знающего человека, а когда тот его оборотил волком, в лес погнали? Так что кто его знает, этого красавца…

— А вот мы сейчас и посмотрим, — спокойно сказала Кайя и направилась к Сварогу.

— Кайя! — прямо-таки взревел Ортог.

— Не шуми, отец, — сказала она, не оборачиваясь. — Подумаешь, чудище болотное… Это ж сейчас просто собака…

Ортог остался стоять, крутя головой, скрипя зубами, не выпуская ножа: ну, кажется, ясно, кто тут глава семьи… Подойдя вплотную, Кайя без всякого страха положила Сварогу ладонь на голову. Сварог не шевелился. Так-так-так… Никакая не колдунья, не ведьма, магией не владеет — просто-напросто кое-какое слабое умение теплится. Так иногда случается с людьми, у кого в роду были сильные знающие: умения не унаследованы, но огонечек остался…

— Вот что я тебе скажу, отец, — обернулась она. — Нет в нем ни зла, ничего бы то ни было черного. Зато несправедливостью так и шибает. Несправедливо с ним поступили, вот что я тебе скажу. Уж такие-то вещи…

Вот чертовка, не без восхищения подумал Сварог. Я же должен быть вообще закрыт от подобного, ничего она не должна почувствовать, ни зла, ни добра, ни случившейся несправедливости.

Видимо, обращение в собаку как-то повлияло на обычную защиту…

К некоторому его удивлению. Ортог, хотя и выглядел нешуточным упрямцем, в дискуссию вступать не стал. Сунул нож обратно в ножны и независимым тоном процедил:

— Тебе, мать виднее… Патек, да что ты стоишь с топором, как дурак? Дрова рубить собрался?

— Ой… — в совершеннейшем восхищении протянула девушка, выходя из-за спины отца. — Обращенный, мам? И несправедливо? Как в романе…

— Во-во… — пробурчал Ортог. — Интересно, что ему от нас надо? — он не смотрел на Сварога. — Только пожрать?

Сварог помотал головой, подошел к ближайшему фургону, положил лапу на опущенную в задке лесенку.

— Лопни мои глаза! — охнул Патек. — Да он, кажись, в попутчики просится!

Сварог закивал.

— Тоже, нашелся попутчик… — пробурчал Ортог. — Самим жрать нечего…

— Отец… — решительным тоном сказала Кайя.

— Ну? Пятнадцать лет как отец…

— Тебе в жизни бывало скверно?

— А то не знаешь…

— Тебе люди помогали? Просто так, по доброте?

— Ну, случалось…

— И сколько раз случалось… — кивнула она. — А мы что, не люди? Человека в животное перекинули, совершенно несправедливо… Это малость похуже, чем все, что с нами случалось…

— Оно так, Ортог… — нейтральным тоном поддержал Патек.

— Ой, пап… — девушка смотрела на Сварога во все глаза. — Ну раз так, то нельзя же… Вон, у него лапы сбиты чуть не в кровь… Ему бы и в самом деле в фургоне проехать…

— Жалостливые все… — бурчал Ортог, но уже без злобы. — Несправедливо обращенный, как в романе… И вообще, Маритана, это заколдованный принц… или там герцог. Ты его сейчас поцелуешь, он обратно обернется славным витязем, писаным красавцем, да тут же на тебе и женится… И будешь жить-поживать в замке, есть-пить на золоте… Иди, поцелуй, авось…

— Пап, ну что ты зверя из себя строишь…

— Да мне-то… Леший с ним, — сказал Ортог. — Пусть едет, раз уж такое… Только куда этому молодчику надо, хотел бы я знать? — Он уставился на Сварога. — Куда? В Горрот? Нет? В Глан? Ну, мы и сами в Глан… Только имей в виду, сударь милостивый: вот эта похлебка, что сейчас доспеет — последняя. И монета у Кайи тоже последняя. Так что, если завтра нигде не заработаем, жить придется с пустым брюхом, всем, и тебе тоже. Что это ты?

Подойдя к Кайе, Сварог наклонил голову и принялся старательно тереться шеей о ее колено.

— Что такое… — недоумевающе протянула она. — Тряпица… Или платок… Хочешь, чтобы я развязала, да? Отец! Ты посмотри, сколько у него тут денег.

— Угу… — проворчал подошедший Ортог. — Хоть он и жертва несправедливости, как ты, мать, заверяешь, а денежками не обижен…

— Ну что ты носом тычешься? — с материнской интонацией спросила Кайя. — Хочешь, чтобы я взяла? Точно? Ну, вот видишь, отец, человек деньги предлагает… Знаешь, как решим? — сказала она хозяйственно. — Если завтра не удастся ничего заработать, обязательно возьму пару сестерциев, без всякой ложной гордости — денег-то и впрямь нет… А пока носи, — она ловко завязала платок вокруг шеи Сварога. — Мало ли где тебе еще пригодится… Зачем тебе, кстати, в Глан? Там что, могут помочь? Понятно… Ну, давайте ужинать, готово ведь…

…Сварог, привыкший к самым невероятным поворотам судьбы, лежал у давно прогоревшего костерка — с приятным ощущением сытости в брюхе и полным спокойствием на душе. Вечерело, но с Тракта по-прежнему доносился неумолчный шум — стук колес, стук копыт. Погони до сих пор никакой не объявилось — но провести ночь, конечно же, следует не в фургоне, а на вольном воздухе, на всякий случай…

Ортог и Кайя о чем-то тихо переговаривались, сидя возле фургона и разглядывая карту. Патек, ко всему происшедшему относившийся с философским спокойствием, лежал неподалеку на расстеленной холстине, покуривал трубочку и смотрел в небо. Сварог ему мучительно завидовал: курить все эти дни хотелось адски, но тут уж ничего не поделаешь…

Подошла Маритана, присела на корточки, глядя на него с прежним жадным любопытством.

— Жутко мне интересно, за что тебя… так, — сообщила она тихонько. — А вдруг и правда какая-нибудь любовная история?

Сварог замотал головой.

— Нет? — сказала она с великим сожалением. — А за что ж тогда? Хотя, подожди, надо ж сначала догадаться, кто ты такой? Местный? Нет? Издалека? Ага… Ты крестьянин? Нет… Гильдейский? Тоже нет… Из Сословия? Военный? Моряк? Неужели лар? Ух ты! — восхищенно выдохнула она. — Правда? Может, у тебя и титул есть? Ух ты! Маркиз? Виконт? Барон? Граф! Честно, не врешь… не врете? Ну, надо же… И за что же с вами так, какие-нибудь дворцовые интриги?

Сварог кивнул. Собственно говоря, он нисколечко не врал — среди его титулов имелся и графский, а происшедшее с ним, пожалуй, можно назвать и дворцовыми интригами:безусловно, у Одо имелись сообщники, вхожие в один из его дворцов, иначе откуда он знал столько? Вполне возможно, что и сам Одо — мелкий исполнитель, а главный, сволочь такая, занимает немаленький пост, носит придворный чин, и Сварог, вполне может оказаться, давно с ним знаком. Невозможно же регулярно устраивать проверку на лояльность скопищу придворных, военных и прочих чинов, выстраивать их в длиннейшую шеренгу и, обходя ее, расспрашивать каждого: «А не злоумышляете ли вы против меня?» «А не состоите ли в „Черной благодати“?». Нереально. При близком, непосредственном общении с человеком такое почувствуешь сразу — но мало ли в его королевствах высокопоставленных особ, с которыми он ни разу не беседовал накоротке? Вот и замешалась среди них какая-то сволочь…

Маритана на миг потупилась:

— А вы, должно быть, молодой и красивый? Нет? Но не старик же? — воскликнула она, чуть разочарованная, но явно жаждавшая, чтобы хоть что-то напоминало сцены из дамских романов. — Не старик… Средних лет, да? А в Глане вам, значит, вернут прежний облик… Вы потом соизволите ко мне прийти? Ужасно хочется посмотреть, какой вы на самом деле. Правда? Обещаете? Мы в Глане будем долго. Там, знаете ли, народ поприятнее, — она опустила глаза. — А то натерпелась я тут, от провинциальных дворянчиков и просто всяких… с толстыми кошельками. Думают, если девушка из Железной гильдии, да еще фиглярка, достаточно монетами позвенеть и поманить пальцем… И к маме приставали… А в Глане люди проще и доброжелательней, папка там бывал, он знает… Киваете? Бывали там? А как вы думаете, удастся там надолго поселиться? А то и вообще перейти в тамошнее подданство? Кивает… не плохо было бы… — она оглянулась на родителей и заговорила совсем тихо. — А то папку, скажу вам по секрету, выслали из Равены и запретили нам еще целую кучу губерний, получается, полстраны. Сказали, вернемся — посадят… Вы не подумайте дурного, просто папка у нас бесшабашный… Сочинил однажды песенку про короля Сварога, начал распевать по окраинам… И ничего там такого не было особенного… — она склонилась к уху Сварога и шепотом пропела:

Вот… А дальше поется, что сам папка во дворце, на троне очень быстро умер бы со скуки, и ему гораздо приятнее раскатывать по всему свету вольной пташкой. Корявенькие вирши, конечно, поэт из папки никудышный… но вот подумайте сами, разве тут есть что-то оскорбительное для королевской чести? Одно озорство, и все. А папку неделю продержали, потом всех выслали… Ему написали «непочтение без злоумышления», сказали, что еще легко отделался… Что при Конгере было бы гораздо хуже, а Сварог милостив… Неужели он и такими пустяками занимается? Ну, зачем ему? Он такой… великий. И боится каких-то глупых песенок…

Сварог ощутил жгучий стыд. Об этой истории он в жизни не слыхивал — она относилась к тем мелочам, о которых Интагар никогда не докладывает, а сам Сварог не интересуется. Выражаясь в просторечии — бытовуха, пустяки. Кто ж знал, что эти пустяки бывают воплощены в живом облике такой вот четверки… Ну да, некоторые послабления последовали с его восшествием на престол… но масса законов, чуточку смягченных, не отменена, и механизм работает по-прежнему… И ведь нельзя иначе, Конгер был прав, поводья нужно ослаблять медленно, ужасно медленно, народ наш, увы, сплошь и рядом любые послабления принимает за слабость власти и наглеет, распускается… Король просто обязан проявлять порой твердость… но как быть, если сухие строчки протоколов вдруг оборачиваются такой вот девчонкой с доверчивыми глазами?

— А вы видели короля Сварога? Бывали во дворце? Ух ты… Он сердитый? Нет? А вот в народе втихомолку говорят, что сердитый. Гонят людей в Три Королевства, даже если кто-то не хочет, два новых налога ввели… — она вздохнула. — Я бы вас про многое порасспрашивала, только не получится вот так — кивками и метаньями головы… Вы потом со мной встретитесь? Расскажете про дворец и короля? А то одни говорят, что Сварог, хоть и герой, но злющий, другие твердят, что просто должность у него такая — тираном быть… Я сама даже и не знаю, что я видела…

На счастье Сварога, к ним подошел Ортог. Беззлобно хмыкнул:

— Шушукаетесь? Ну, и что интересного тебе наш новый попутчик порассказал?

— Пап, а он, оказывается, граф. И во дворце бывал…

Ортог фыркнул:

— Я ж тебе говорю: целуй его быстрее, не упускай, дуреха, своего счастья. Авось обернется графом…

— Пап, да ну тебя…

— О тебе же забочусь, глупая… — он отвесил Сварогу церемонный поклон. — Вдруг да вы холостой, ваше сиятельство? И, как в ее любимых романах, только и мечтаете, чтобы жениться на своей спасительнице? — он изменил тон. — А если серьезно, Маритана, завтра нам может и повезти. В десяти лигах от тракта есть фригольдерское село. Не знаю, чем они там живут, но если у них не страда, можем немного подзаработать. Всем придется потрудиться как следует… кроме нашего попутчика, понятно. Его, к превеликому сожалению, к делу не приспособишь никак.

Сварог смотрел через его плечо. Небо потемнело, но звезды еще не показались — только там, где обычно, колючим огоньком горела Багряная Звезда. Он вновь ощутил досадное бессилие — Чертова Мельница приближалась, а Сварог до сих пор не знал, что с ней можно сделать, и можно ли вообще… Считанные недели остались…

К ним подбежал Патек, на ходу пряча в карман трубку. Сказал радостно:

— Господа мои, есть еще мозги в этой старой лысой башке! Я такое придумал…

— Ну? — кратко спросил Ортог.

— Конечно, если наш попутчик согласится… Но, в конце концов, тут нет ничего для него унизительного… даже если вы, сударь, и в самом деле из благородных. Всего-навсего немного помочь бедным фиглярам…

— Ну, давай говори дело, — сумрачно поторопил Ортаг.

Патек обвел всех ликующим взглядом:

— Судари мои и сударыня! Мне вот пришло в голову, что наш попутчик и в нынешнем своем качестве способен принести немалую пользу для фиглярского дела…

— Дело давай.

— А вы еще не догадались? — воскликнул Патек. — Лопни мои глаза, ведь получится классическая Ученая Собака!

Глава XVI Тихая уютная деревня

— Повезло нам, — тихонько сказала Маритана. — Нет у них страды, почитай, вся деревня собралась…

Она сидела рядом со Сварогом и тоже наблюдала за происходящим через щелочку в занавеске, прикрывавшей распахнутую дверь в задке фургона. Сварог подумал: знай он заранее и сохрани он членораздельную речь, мог бы их предупредить, что, действительно, никакой страды нет. Главные занятия здесь по скудости земель — овцеводство, рыбная ловля и охота. Есть еще не особенно обширные посевы ячменя (почти весь урожай сбывается на пивоварни в близлежащем городке), но его еще рано убирать…

— Почтенные! — неожиданно зычным, хорошо поставленным голосом возгласил дядюшка Патек, встав перед собравшимися. — Мы не самые лучшие на этом свете, но и не самые худшие…

К некоторому удивлению Сварога, ожидавшего шуток и кривляний на манер балаганного зазывалы, Патек держался осанисто, говорил серьезно, словно читал вслух очередную официальную бумагу из провинциария. Сварог недоуменно покосился вправо — там висел на гвоздике классический шутовской наряд: полосатое желто-сине-красное трико с пришитыми повсюду разноцветными помпонами.

Маритана перехватила его взгляд и, видимо, поняла:

— А он тут так и провисит, господин граф… Это в больших городах простонародье обожает, когда ломаются шуты, а крестьяне совсем другие, они кривляний не любят, и клоуны у них не в чести. С ними надо серьезно, обстоятельно…

Закончив свою недолгую речь, Патек отступил. Вперед вышли принаряженные Ортаг с женой. Зазвучали аккорды виолона, они запели на два голоса.

Маритана шепнула:

— Обожают крестьяне балладу о рыцаре, деве и драконе…

Действительно, стояла совершеннейшая тишина. Поэтом Ортаг наверняка был никудышным, но пел красиво, басом. Они с Кайей мастерски тянули в два голоса: временами, когда начинался очередной куплет, Ортаг понижал голос, так, что его едва было слышно, и над обширной деревенской площадью взлетал чистый, звонкий, совсем молодой голос Кайи:

…И правда, похоже, собралась вся деревня, за исключением самых дряхлых и самых маленьких. Люди стояли почти замкнутым кругом, в центре на единственном табурете расположился староста — пожилой, с проседью, с лицом умным и хитроватым.

Слушали с величайшим вниманием, даже детишки больше не шумели и не возились. Звонкий голос Кайи был исполнен трагического надрыва.

И все закончилось длинным, затухающим аккордом. Люди, чуть присев, вразнобой, ожесточенно принялись хлопать себя ладонями над коленками — именно так у крестьян испокон веков и принято аплодировать, в отличие от города, где все же хлопают в ладоши. Староста, конечно, остался неподвижен — ему, надо полагать, неуместно… А человек за его правым плечом…

Самые обыкновенные жители провинциальной глуши: землепашцы с клочками соломы в волосах, рыбаки в высоких кожаных сапогах, чабаны в войлочных плащах, охотники. Все здесь самое обычное, заурядное даже…

Кроме названия. Деревня именовалась Туарсон…

Ортаг и Кайя затянули новую, уже знакомую Сварогу, в отличие от первой, балладу — о неудачливом мельнике. Баллада была веселая, и зрители в нужных местах хохотали от души.

Сварог обводил взглядом толпу. За все время пребывания в деревне он не почуял магии, ни капельки: впрочем, и раньше было ясно — здесь что-то другое… Еще в первые минуты, вот ведь что, у него слово бы споткнулся взгляд — когда он увидел того самого, за правым плечом старосты. Никогда прежде со Сварогом не случалось — но взгляд как-то так споткнулся…

Самый обычный человек: лет сорока, в костюме охотника, черноволосый, усатый, ничего в нем нет неприятного. К сожалению, стоит слишком далеко, чтобы Сварог мог его прощупать. Вот только о него как-то странно запнулся взгляд — а еще, когда крестьяне взялись хлопать на свой манер, в первый миг руки черноволосого машинально дернулись так, словно он привык аплодировать исключительно по-городскому. Потом опомнился, как все, присел и принялся хлопать себя над коленками, но этот миг был…

Потом Маритана жонглировала булавами, шарами, зажженными факелами — и получалось это у нее достаточно ловко. Потом дядюшка Патек в мертвой тишине медленно глотал меч — натурально, без всякого обмана, предварительно показав ближайшим и попросив удостоверить, что здесь нет никакого мошенничества. Сварог такое видел впервые в жизни, даже на него произвело впечатление, что уж говорить о крестьянах.

И наконец Патек провозгласил:

— А теперь, почтенные — Ученая Собака! Особыми талантами она не блещет, писать и читать, к примеру, не умеет вовсе — зато считает не хуже губернского счетовода. Чтобы вы убедились в отсутствии всякого жульничества, наших вещичек мы собаке предъявлять не будем. Соблаговолите, кто желает, выложить что-нибудь свое — и собака его вмиг сочтет.

Сварог, вымахнув из фургона, подбежал к Патеку и уселся рядом. Пауза тянулась недолго — рослый парень с живым, лукавым лицом первого затейника, хохоча, вмиг сорвал шапки с нескольких приятелей, подошел к Сварогу, положил перед ним две и спросил весело:

— Ну-ка, сколько я кладу?

— Гав! Гав! — ответил Сварог.

— Ух ты! А теперь?

— Гав! Гав! Гав! Гав!

Выступать в роли ученой собаки оказалось скучнейшим делом: парень то убирал шапки, то добавлял, то присоединял к ним всякую мелочь из карманов — трубку, кисет, складной нож, моток бечевки. Оставалось лишь прогавкать соответствующее количество раз.

Правда, параллельно, оказавшись наконец рядом, Сварог старательно изучал Черноволосого. Результат оказался загадочным: ни капли магии, ничего подобного, но явственно ощущается исходящая от человека некая непонятность. Так совсем недавно было со старухой Грельфи: она упорно чувствовала некую непонятность, но не могла объяснить, в чем та заключается. Теперь, когда и с ним такое случилось впервые в жизни, Сварог ее отлично понимал…

Наконец, когда прискучило, парень вернулся в толпу и стал раздавать шапки приятелям. Вперед вышел охотник с широким добродушным лицом записного балагура и громко возвестил:

— Вот нутром чую, что тут плутовство, а доказать не могу!

Патек моментально откликнулся:

— А вы сами проверьте. Мы, все четверо, чтобы было уж совершенно по-честному, вообще с глаз долой уйдем…

— А давайте! — азартно воскликнул охотник. — Чтоб по-честному!

Вся четверка скрылась в фургоне. Охотник подошел к Сварогу, громко приговаривая:

— А чтоб совсем по-честному, мы вот так сделаем…

Со сноровкой привыкшего обращаться с собаками человека он взял Сварога за обвязанный вокруг шеи платок и развернул мордой к толпе, спиной к фургону, а для пущей надежности еще и встал так, чтобы полностью заслонить спиной фургон от Сварога. Пошарив по карманам, извлек горстку монет, парочку свинцовых пуль, круглую коробочку из рога, судя по запаху, табакерку. Приговаривая: — Вот теперь мы тебя и испытаем, господин счетовод… Ну-ка, сколько у меня на ладони всего?

Он убавлял, прибавлял — а Сварог старательно лаял. Лицо охотника становилось все более удивленным, и вскоре он, распихав все обратно по карманам, сдвинув каталану на нос, ожесточенно чеша в затылке, возгласил:

— Народ, а ведь все без обмана! Сам считает! А магии тут ни на кончик ногтя. Сами знаете, что мне от бабки досталось — ничего такого не знаю и не умею, просто-напросто магию чую моментально, будто какой сильный запах… Ни капли! По-честному! Умеет псина считать…

Сварогу зааплодировали — нужно признать, гораздо жиже, нежели остальным фиглярам. Вообще, сильнее всех хлопали при исполнении баллад, особенно про рыцаря, деву и дракона. Сварог хотел было раскланяться, но вовремя спохватился: не стоило показывать себя слишком умной собакой…

Он поймал на себе внимательный взгляд Черноволосого — нет, ни какого бы то ни было воздействия с его стороны, ни попытки магически прощупать. Просто слишком уж внимательный, слишком уж цепкий взгляд. Интересный человек, нужно его хорошенько запомнить, при случае, в более удобных обстоятельствах, быть может, и следует пообщаться…

Черноволосый не отводил взгляда — и Сварог, отвернувшись от него, принялся демонстративно чесать лапой за ухом, изображая натуральнейшую собаку.

…По деревне он бродил невозбранно, никто на него не кричал и не гнал — поглядывали, с ухмылочкой крутили головами, и только. Сидевшая у колодца кучка охотников — среди них был и тот, балагур — приветствовала его веселыми возгласами. Один как раз рассказывал, что считающая собака — это, в принципе, не так уж и удивительно, вот сам он видел одного гончака, так тот был даже почище, читать умел… ну, не так чтобы книги, но вот вывески читал, сразу определял, где корчма, где управа, где гербовые доски королевских лесничих с запрещающими охоту надписями. Судя по реакции слушателей, оратор давно числился среди записных вралей…

Сосчитав по просьбе охотников очередную порцию монет и пуль, получив за это кусок пирога с зайчатиной, Сварог сжевал вознаграждение, помахал хвостом и направился дальше. Он и сам не знал, зачем слоняется по улицам, не рассчитывал обнаружить ничего странного — просто тянуло, коли уж выпал случай, осмотреться как следует.

Ну, и толку? Повсюду — самые обычные люди, поглощенные самыми обычными занятиями, нигде не то чтобы следа магии, но и той загадочной непонятности, что исходила от…

— Бетта, ну хватит, что ты!

Сварог резко остановился, повернул голову. Бетта?!

На лавочке у ворот ревела девчоночка лет шести, светленькая, в синем платьице и красном корсажике. Зажав лицо ладошками, рыдала самозабвенно, взахлеб, как умеют только в детстве. Другая девчонка, гораздо старше, лет четырнадцати, сидела перед ней на корточках и пыталась успокоить:

— Бетта, да хватит уже! Ну что такого случилось?

— Они уходят… Очень-очень далеко… — всхлипывала Бетта.

— Да кто?

— Друзья… Подружки…

— Ох, ну ты опять выдумывать начинаешь… — по-взрослому серьезно вздохнула вторая, очень похоже, старшая сестра. — Сколько можно, Бетта? Никто никуда не ушел, все друзья и подружки в деревне, только Ксанти уехал с отцом в город, но он же непременно вернется деньков через пару…

— Ты не понимаешь… Это не те… Это те, которые там… — Бетта подняла к небу заплаканное личико. — Они уже уходят, и неизвестно, когда вернутся…

— Ой, да не выдумывай! Ну какие у тебя там могут быть друзья? Там — Высокие Господа Небес… Горе ты мое, ты ж уже большая, должна понимать и не завираться совсем уж… О! Смотри, кто пришел! Ученая собака, которая считать умеет. Хочешь, она тебе посчитает? Ты ей что-нибудь покажешь, а она посчитает, сколько у тебя чего… Песик! Песик!

— Не надо мне никакого песика… — рыдала Бетта. — Ничего не хочу считать. Они уходят, сами сказали…

Сварог смотрел на нее во все глаза: ну, здравствуй, милая… Нужно запомнить дом, ворота, непременно встретимся в другое время, нужно же узнать, как тебе такое удается… Не телепатка же ты, ничего такого не ощущается. Обязаны быть какие-то приспособления, непременно…

Он побрел дальше. Собственно, и не было смысла шляться дальше по Туарсону — хватало и того, что он обнаружил Бетту. Нет, ну а вдруг? Вдруг что-то да откроется…

Но ничего ему больше не открылось — кроме развеселой компании парней и девушек, сидевшей на аккуратно сложенных у забора бревнах — неошкуренных, сухих, сразу видно, явно предназначенных на дрова. Он не свернул бы в тот переулок, прошел бы мимо. Но замер, как вкопанный, услышав вслед за аккордами виолона знакомый баритон:

Среди прочих на бревне непринужденно разместился граф Гаржак, одетый соответственно принятой на себя «легенде». Самую чуточку ломаясь, со всеми повадками городского ухаря невысокого полета, томно ухмыляясь, он наигрывал и пел с преувеличенной театральностью:

Судя по лицам остальных, граф давно был принят в компанию. Интересно, наткнулся он уже на Бетту, живущую в паре минут ходьбы отсюда, или продолжает искусные подходы…

Господи, Гаржак… Из того мира, куда неизвестно когда удастся вернуться… Сварог стоял, тоскливо уставясь на меломанствующего графа: вот уж кто великолепно умеет читать по-писанному… но не при остальных же писать… знать бы, где он остановился… но завтра с рассветом фигляры собрались тронуться в путь… Остаться здесь? Найти Гаржака? Но даже если Сварог его отыщет и объяснится, графу придется добираться до Гаури даже дольше, чем Сварогу до гланской границы. Так что бессмысленно…

— О! Собака! Та самая, ученая!

— Тю-тю-тю! Иди сюда!

— Иди, посчитаешь что-нибудь! Колбасы дадим!

— Это еще что! — засмеялся Гаржак. — Видел я одного пуделя, так тот умел натуральнейшим образом выговаривать «вино». Больше, правда, ничего не умел…

— А что… У Бонета пес выговаривал «мама», я своими ушами слышал, когда пес еще был живой…

— Иди сюда, счетовод!

Совершенно не тянуло их развлекать, муторно стало на душе невероятно — и Сварог, бросив на Гаржака последний тоскливый взгляд, затрусил прочь.

…Староста степенно вошел под навес возле постоялого двора, где обедали все четверо — а рядом примостился Сварог со своей миской, в охотку наворачивая вареную требуху с кашей. Лицо у старосты было непроницаемое, замкнутое, его сопровождал рослый малый в одежде охотника, с ножом на поясе.

Ортаг отложил ложку, привстал:

— Наше почтение, жамый…

— Наше почтение, — без выражения сказал староста. — Вы доедайте, не вставайте, чего уж… Я не губернатор какой… Хорошо вас тут кормят?

— Неплохо.

— Ну вот и ладненько… — вздохнул староста. Положил на стол из некрашеных досок небольшой звякнувший мешочек. — Тут вот еще немножко, к тому, что вы собрали… От управы, стало быть… В дороге пригодится…

— Благодарствуйте… — сказал Ортаг чуть настороженно.

Сварог его понимал. Был в этом внезапном визите оттенок некоей странности — с чего бы высокой по здешним мерам персоне, старосте процветающей фригольдерской деревни, лично снисходить до бродячих фигляров, чтобы подбросить им еще малую толику денежек. Послал бы писца или этого вот молодчика, уставившегося очень уж неприязненно…

— Да что там… — отмахнулся староста. — Так, пустячок… Только вот что, жамый Ортаг… Вы уж, когда доедите, будьте так любезны прямо-таки незамедлительно ехать прочь из деревни, своей дорогой, куда вы там собирались… Незамедлительно, вот именно…

— Что случилось, господин староста? — тихо спросил Ортаг, помрачнев на глазах.

— Да ничего не случилось. И не хочу я, чтобы что-нибудь случилось… — староста, преувеличенно прикряхтывая по-стариковски, опустился на лавку напротив Ортага. — Мы тут люди, знаете ли, простые, и жизнь у нас простая, незатейливая. Может, кому не понравится, но уж какая есть… Привыкли жить по-своему, уж не посетуйте… Или вы против?

— Да как же мне быть против? — сказал Ортаг, натянуто улыбаясь. — Тут все ваше, а значит, и порядки свои…

— Вот как вы все распрекрасно понимаете, жамый, — кивнул староста одобрительно. — А значит, соображаете, что ни к чему вам лишние хлопоты, да еще в чужом краю, где прав у вас, откровенно говоря — фига да маленько…

— Что случилось, господин староста? — повторил Ортаг.

— Ничего, говорю же, не случилось. Просто так обернулось, что вы тут совершенно не ко двору. Ничего не скажешь, поете вы с женушкой красиво, душевно поете, век бы слушал. И доченька ваша, хоть и молоденькая совсем, ремесло знает. И дядюшка ваш железо глотает самым натуральным образом, залюбуешься… Вот только этакое мошенство нам тут совершенно ни к чему, — он откровенно уставился на Сварога. — Не надо было нам этакое подсовывать под видом обыкновенной ученой собаки… И не взметывайтесь с лавки с оскорбленным видом, жамый, я вас душевно умоляю. Вы ж прекрасно соображаете, что к чему, а? Соображаете…

Стояла напряженная тишина. Ортаг молчал, понурясь.

— Ну вот совершенно ни к чему нам тут этакое… — тем же вялым, лишенным эмоций голосом продолжал староста. — А потому будьте любезны, как доедите, садиться на облучки и уезжать подобру-поздорову. Вот именно, подобру-поздорову. Пока честью просят. Кто-нибудь другой на моем месте поступил бы и покруче, ну да я человек, право слово, совершенно не злобный. Езжайте уж добром, куда вам там… Так оно для всех лучше будет и спокойнее. Ведь правда?

— Как прикажете, — сказал Ортаг, не поднимая глаз.

— Да разве ж я могу вам приказывать? Вы человек сторонний, к деревне не приписаны. Я вам советую, по-отечески прямо, и не более того… — его голос набрал жесткость. — Я там распорядился, на конюшне, ваших лошадок запрягли уже, овсеца подбросили напоследок… Уезжайте уж по-хорошему…

— Сейчас же уедем, — сумрачно сказал Ортаг.

— Да зачем же сейчас? Я ж говорю — дообедаете спокойно… а там уж извольте сразу в путь. Удачной вам дороги и всех благ.

Он, покряхтывая, встал, едва заметно поклонился и степенно направился прочь. Охотник, задержавшись на миг, выразительно поиграл густыми бровями, ухмыляясь, многозначительно похлопал по рукояти ножа и заспешил вслед за принципалом.

Шумно отодвинув миску, в которой тяжело плескалась густая похлебка, Ортаг распорядился:

— Пошли. Не помрем и без жаркого, деньги есть… — он взял со стола мешочек, подкинул на ладони и опустил в карман. — Расщедрился напоследок… Вообще-то он прав, другой бы на его месте…

Никто не произнес ни слова — остальные молча, с серьезными лицами вставали из-за стола. Сварог виновато отвернулся.

— Да вам-то уж чего кукситься… — хмыкнул, глянув на него, Ортаг. — Вы тут ни при чем. Не вы ж все затеяли, придумал Патек, а я, дурак, согласился…

— Кто ж знал, что они просекут… — пожал плечами Патек.

— Да я и тебя не виновачу, — буркнул Ортаг. — Пакостное занятие — виноватых искать, когда в этом нет никакого смысла. Оба хороши. Решили, проскочит, а оно не проскочило. Кто-то у них тут есть знающий, и гадать нечего. Крепенько ж они иные вещи недолюбливают, если вызверились даже не на оборотня, а на простого обращенного… Ну, чисто монахи, туда их… Ну, что молчишь? — повернулся он к Кайе. — Скажи опять, что я дурень набитый!

— Да зачем же, отец? — ответила она спокойно, с привычным, надо полагать, терпением. — И вовсе ты не дурень. Думали, проскочит, а оно не проскочило, бывает… — она нахмурилась. — Только вот что интересно: я за все время ни разу вблизи от нас знающего не чувствовала…

Я, что характерно, тоже, мысленно добавил Сварог. Значит, у них отыскалось что-то другое, на то это и Туарсон, от которого, как показывает опыт, можно ожидать любого сюрприза…

— Ну, пойдемте, — нетерпеливо поторопил Ортаг. — Пока они тут добренькие…

— Ух ты! — вскрикнула Маритана, задрав голову вверх. — Папка, посмотри! В жизни такого не видела!

Все уставились в небо, в том числе и Сварог. Действительно, зрелище небывалое…

С полудня приближались летающие замки, плывущие в небесах безукоризненно точным строем, их было не менее трех десятков, и двигались они гораздо быстрее обычного, не беспечно плавали, как обычно, а спешили куда-то целеустремленно. Землю размеренно накрывали огромные пятна густой тени, когда очередной замок заслонял солнце.

Скрылись с глаз они очень быстро.

— И точно, ни разу не видел, чтобы они этак вот, большой стаей, да быстро… — протянул Патек.

— Нам-то какое дело? — сердито сказал Ортаг. — Мало ли что взбредет в голову Высоким Господам… Пошли уж!

Замыкавший шествие Сварог подумал, что это больше всего похоже на объявленный вдруг «Журавлиный клин». Примерно так и должно выглядеть. «Они уходят…» — плакала Бетта. Кажется, они и впрямь уходят — недели на две раньше намеченного срока. Почему вдруг? Канцлер известен тем, что скрупулезно соблюдает во всех делах им же намеченные сроки и требует того же от других. Или сейчас у него не выдержали нервы, и он приказал начать исход раньше? Почему бы и нет…

— Как утки, которых вспугнул кто на болоте… — фыркнул Патек.

— Отец… — тихонько сказала Кайя. — А ведь давненько уж говорят, что к нам летит…

— Чертова Мельница? — фыркнул Ортаг. — Слушай больше эти сказочки. Нет никакой Мельницы.

— А помнишь, что говорил монах в Заруме?

Не останавливаясь, Ортаг фыркнул:

— Странствующие монахи, мать, они вроде нас — ради миски похлебки или пары монет любой фокус покажут, любую басню сплетут… Публика известная.

Она ответила задумчиво:

— А мне вот порой кажется, будто я ее вижу. Вон там…

Сварог вздрогнул: она показывала в точности туда, где сам он и днем прекрасно видел багровый огонек, разве что изрядно поубавивший яркости при солнечном свете…

Ортаг остановился, глянул на жену очень внимательно:

— Кажется? А не — точно? Ну, если кажется, то ерунда. Кажется, перекажется, перемелется… Вот если б ты сказала, что точно, я бы, знаешь, поверил… А так… Ладно, пошли. Нужно убираться, а то еще передумают…

Глава XVII Один-одинешенек

— Дядюшка Патек… — сказала Маритана, сидевшая на облучке рядом со шпагоглотателем. — А вот вы в Чертову Мельницу верите?

— Если честно, даже и не знаю. Как-то получается… Очень уж жутко: все сметет с лица земли, ни хижинки не останется… Жизнь меня научила: когда болтают о чересчур жутком, всегда получаются побасенки. Ты-то, конечно, не помнишь, откуда тебе помнить… Лет двадцать назад по полуночным губерниям шлялся один… пророк. Я его сам в Чибольде видел и слушал. Такой, знаешь, как порядочному пророку и положено: лохматый, грязный, в драной рогоже на голое тело, босиком… Так вот, вещал он перепуганному народу, что через два месяца из Итела полезут в превеликом множестве огненные ящеры, будут, мол, пыхать огнем во все стороны, куда ни попадя, и спасется только тот, кто догадается скрыться в горах, потому что ящеры эти гор почему-то боятся и туда не забредают. Такой, знаешь ли, был пророк… внушительный. Как выпрямится во весь рост, как руки начнет простирать, глазищами сверкает, басом гремит… Иных впечатляло, люди приходили в смятение и панику, некоторые даже, похватав, что под руку попалось, направлялись к ближайшим горам… Двадцать лет прошло, а не два месяца. Вылез хоть один огненный ящер? То-то…

Сварог, лежавший за занавеской, за их спинами, слушал болтовню вполуха — у него до сих пор на душе было тяжело после случайной встречи с Гаржаком.

— А что потом было с пророком?

— А ничего хорошего, — хихикнул Патек. — Иных, случалось, после таких вот несбывшихся ужасов народец и сам колошматил чувствительно… Но с этим было иначе. Земли были герцогские, а герцог — может, и живой до сих пор, совсем нестарый был тогда — оказался не только суровым, но и с юморком. Когда среди прочих с его земель побежали его собственные крепостные, он, понятно, осерчал. Велел схватить пророка и привести. И сказал ему так: ваше пророчество, погостите-ка оставшееся время у меня в замке, в уютной комнатке с запором снаружи. Если ящеры и в самом деле полезут, у меня будет время вознаградить вас по-королевски, чем хотите, золотом либо землями. Ну, а если не полезут, уж не посетуйте, велю запороть… Этакий, знаешь ли, был красавчик — брюнет, статный, взгляд хищный, улыбка наглая… Женщинам нравился… и любил воровать с большой дороги красоток попроще, за которых заступиться некому. Вот окажись мы там, тебя бы его ловчие точно украли…

— Да ну вас!

— А я серьезно. Потом уж старались его владения обходить-объезжать — а то налетят ловчие, сцапают с повозки дочку или даже жену, и никак ты их потом не выручишь, разве что королю в ноги броситься, да поди ты доберись до короля… Да и герцог у него был в большом фаворе…

— Вы про пророка, дядюшка Патек!

— А что пророк… Когда срок вышел, герцог, как он сам сказал, ради пущей беспристрастности, выждал лишнюю неделю. А когда и неделя минула — ну, запороли, как и было обещано. Мне его и не жалко нисколько: видела бы ты, какая паника поднялась… Хотя кто их поймет, пророков, кто ж заранее определит, который настоящий, а который врет… Что-то давненько я их не видел, перестали как-то шляться…

— Но мама же вроде видела…

— Вот то-то, что «вроде». Сама сказала: кажется. А маму твою я знаю сколько лет, это ж я их с твоим папкой познакомил, когда…

— Сто раз рассказывали.

— Ну болтун я, Тана, болтун… В общем, я, как и твой папка, давно понял: когда она говорит уверенно, все так и есть. А если кажется — то оно и есть мерещится…

— А монах? Я ведь тоже слышала…

— Охо-хо, монах… — тяжко вздохнул Патек. — Мы с твоим папкой, сама знаешь, насчет веры придерживаемся двух совершенно разных мнений, но что до бродячих монахов, тут я с ним согласен целиком и полностью: среди них и в самом деле попадаются фантазеры, балаболы, а то и, прости, Единый, сущие прохвосты. Один на моей памяти продавал в Покортуке камешки, якобы… ну, ты уже совсем большая, тебе можно… Камешки, якобы совершенно унимающие у женщины боль при родах. Успел их продать не одну пригоршню — и унес ноги раньше, чем обнаружилось, что никакой боли они не унимают, надо полагать, в придорожной канаве собраны… А ведь монах… А другой… Довелось мне однажды с ним три дня пить в Равене. Хорошо погуляли, душевно, и с винцом, и с… кхм… ну, короче, как следует. Этот ни у кого денег не выманивал и облапошивать людей не пытался. Вот только толковал мне три дня напролет, что знает, кто у нас Воплощение Воздуха, и где засел (Сварог моментально навострил уши). Ты ведь знаешь, что такое Воплощение Воздуха?

— Ага. Мама рассказывала. Четвертое, никому неизвестное.

— Хе-хе-хе… Никому, понимаешь ли, неизвестное, а вот ему, если верить, прекрасно известное. После второго кувшина принимался расписывать ужасы, даже на бумажке карту чертил, если попадалась бумажка. Самое интересное, что монах был не странствующий, а из местного монастыря, отец Юло, ага… Большой был краснобай. Только, я так понимаю, ему и в собственном монастыре не особенно верили — самый обычный монашек, ничем не примечательный, грешил напропалую против некоторых заповедей… что ж, прикажете верить, будто такому будет божественное откровение наподобие того, как это случилось с Катбертом-Молотом? Ох, крепко сомневаюсь… А без божественного откровения, я так думаю, такие вещи и не узнать. Никто не знает, в том числе почившие во благодати святые, а этот пьянчуга и бабник, видите ли, сподобился… Не бывает так. Божественные откровения не монетки в день королевского тезоименитства, чтобы их разбрасывать кому попало. Уж коли ты не святой и даже отдаленно не приблизился…

— Дядя Патек! — вдруг вскрикнула Маритана с таким отчаянием и страхом, что Сварог вскочил.

И тут же полетел в задок фургона — Патек рывком натянул поводья так, что лошадь, похоже, аж на дыбы встала.

— Ты что, дуреха? Ничего такого вокруг…

— Да я не про вокруг… — убитым голосом произнесла Маритана. — Дядюшка Патек, ожерелье потерялось…

— Тьфу ты, я неизвестно что подумал… Погоди, его ж, и точно, у тебя на шее нет… Как же ты так, с шеи? Может, за вырез упало, ты пошарь…

— Да не с шеи… Там застежка сломалась, погнулась так, что кожу царапало. Ну, я и сняла — еще когда с Тракта съезжали, чтобы путь срезать. Положила рядом на облучок, вроде лежало надежно… Потом, видимо, упало, я с тобой заболталась, не заметила, как свалилось…

Патек засвистел в два пальца — видимо, останавливая идущий впереди фургон.

— Ну что ж ты так… — протянул он укоризненно. — Сама знаешь, вещь памятная… Ну да, когда свернули с Тракта, первая лига была — сплошные ухабы, трясло вовсю… Там оно, видимо, и…

— Что там у вас? — послышался голос Ортага.

Маритана принялась всхлипывать. Сварог слышал, как она повторила все отцу. Наружу он и носа не казал — чисто семейные дела, к чему тут лишние свидетели.

— Где у тебя мозги были… — с непритворной злостью сказал Ортаг. — В фургон нужно было, в мешочек…

— Мамина память, — послышался грустный голос Кайи. — Единственное, что оставалось…

— Ну, Тана…

— Пап, я ж не нарочно…

— Еще б ты нарочно… Нет, хоть и выросла, а ремня все равно получишь на совесть. Иди-ка сюда…

— Погоди, Ортаг, — сказал Патек рассудительно. — Ремнем, конечно, недолго, а делать-то что?

— Назад погоню! — рявкнул Ортаг. — Пешедралом! Пусть идет по обочине и смотрит в оба!

— Остынь. Проехали мы лиг десять, а то и побольше. Часа два ей туда идти одной, столько же обратно… Это ведь явно где-то возле самого Тракта, на тех клятых ухабах…

— Ладно, ладно… Сейчас выпрягу Жука и сам поеду.

— Много ты с седла рассмотришь, ты ж малость подслеповатый.

— А что прикажешь делать? Кайя, молчишь? Молчишь… А сама чуть не плачешь… — Ортаг выругался, затейливо и с чувством. — Ну да, матушкина память, единственная… Что ж тут поделать, разворачиваем фургоны, едем все назад. Не оставлять же на дороге… Эх, судьбинушка… Туда десять, обратно десять… Лошади приморились. До деревни уже сегодня не доберемся, придется тут, в глуши, ночевать… Срезал дорогу, называется… Ладно, — решительно сказал он. — Поворачиваем.

И тут Сварогу пришла в голову великолепная идея. В конце концов, он сейчас был именно что собакой…

Не теряя времени, он высунулся за занавеску, протиснулся меж Патеком и плачущей Маританой, спрыгнул с облучка и запрыгал вокруг Ортага, гавкая, отбегая назад, возвращаясь.

— Без вас тут тошно, сударь обращенный… — проворчал Ортаг.

— Погоди-погоди… — протянул Патек в некоем озарении. — Лопни мои глаза! Никак вы хотите сбегать? (Сварог закивал). А что? Очень даже неплохо придумано. Собака, даже трусцой, гораздо быстрее обернется, чем мы с фургонами. Сударь наш, простите за прямоту, ехал в фургоне, не устал ничуточки, сытый…

— И правда… — с надеждой в голосе сказала Кайя. — Так будет быстрее, коли уж вы, сударь, готовы помочь…

— И потом, у собаки чутье имеется, — сказал Патек. — Тана, слезь с облучка, подставь шею, пусть сударь как следует принюхается: вдруг в высокой траве, мало ли что… Живо!

Все еще всхлипывая, Маритана покорно спрыгнула с облучка, присела на корточки, подставила шею. Сварог старательно принюхался и как-то так не удержался, легонько лизнул в шею.

Маритана отстранилась, попыталась улыбнуться сквозь слезы:

— Вы уж, господин граф, язык не распускайте, хоть вы сейчас и собака…

— Да тебя б зубами цапнуть… — фыркнул Ортаг. Добавил деловито. — Ладно. Раз такое дело, останавливаемся на привал. Вон полянка подходящая. Будем ждать.

— Вы уж найдите, пожалуйста… — с тоской сказала Кайя.

Сварог кивнул, повернулся и затрусил по обочине, склонив голову к земле.

…Большой Тракт уже виднелся впереди, не далее чем в полулиге, когда в неизменный за все время фон — земля, трава, хвоя, временами конский навоз — ворвалась новая нотка: знакомый запах молодой свежей кожи. Резко остановившись, Сварог принялся раздвигать мордой высокую траву. И вскоре обнаружил ожерелье, потеря лежала себе преспокойно, сбившись в комочек. Осторожно забравши его в пасть вместе с оборванными травинками, радостный Сварог пустился в обратный путь.

Очень быстро сообразил, где он сможет пойти напрямик, чтобы срезать дорогу на парочку лиг. Он хорошо помнил, как они ехали и где, да вдобавок смотрел карту вместе с Ортагом: фургонам пришлось далеко обогнуть гряду невысоких лесистых холмов, потому что именно так изгибалась почти заброшенная проселочная дорога — да и не одолели бы кони эти склоны. Зато Сварог без труда мог двинуть напрямик — туда в гору, зато обратно под гору, точно, на пару лиг короче будет…

К холмам он и свернул. Заблудиться не боялся: не такие уж вокруг и лабиринты, а ориентироваться на местности он прекрасно научился еще в прошлой жизни. По-настоящему опасных зверей вроде каталаунских тигров или горных медведей в округе, говорили, не водится, вот лигах в тридцати к полуночи — да, появляются…

Он и не заблудился. Примерно там, где и рассчитывал, вновь вышел на полузаброшенную дорогу, где в траве четко виднелись свежие колеи от колес фургонов. Неспешной трусцой пустился в обратный путь — он не то чтобы вымотался, но немного приустал. Десять лиг туда, обратно на пару меньше, зато пришлось в гору взбираться…

Еще издали ему в нос ударил тяжелый запах крови — и он, не рассуждая, понесся бегом. Поляна, фургоны…

Из пасти у него невольно вырвался горестный вой.

Кровью пахло вовсе уж тяжело, удушливо. Еще издали он увидел, что обе лошади лежат в оглоблях неподвижно, словно мертвые… да они и есть мертвые. Ортаг застыл навзничь, остановившимся взглядом наблюдая небо — лицо совершенно спокойное, видимо, все произошло неожиданно и моментально — ну да, напротив сердца торчит железное оперение короткого арбалетного болта… совсем рядом ничком лежит Патек, с таким же болтом в левой лопатке…

Сварог разжал пасть, и никому уже не нужное ожерелье упало в траву…

Совсем скверно на душе стало, когда он чуть подальше, уже в чащобе, обнаружил Кайю и Маритану. Вот их убили не сразу, далеко не сразу. Сварог, если прикинуть, отсутствовал часа два с половиной, а за это время…

Их, безусловно, расспрашивали, и сразу видно, как — люди, не знавшие жалости и не стеснявшиеся в средствах. Потом изнасиловали, обеих…

Он ничего не мог с собой поделать — стоял, расставив передние ноги, подняв голову к небу и выл. Бессильная ненависть захлестывала так, что в глазах темнело. Если только ему удастся вернуться в человеческий облик, все тайные полиции королевства, сколько их ни есть,будут, оставив прежние дела, ловить Одо и Сувайна, а потом Баглю позаботится, чтобы они подыхали очень медленно и очень невесело… Да, так и будет, но кого ты этим вернешь? Кого вообще вернула с того света самая изощренная месть, хотелось бы знать?

«Бог ты мой, и ведь это не в первый раз», — в тоскливом, горестном смятении подумал он. Случалось уже, что хорошие люди гибли, если подумать беспристрастно, исключительно из-за того, что он незваным и непрошеным вторгся в их жизнь… ну, правда, без злого умысла и не забавы ради — на пути к очередному, изволите ли знать, героическому свершению. И ведь сейчас даже этим не оправдаешься, он просто-напросто бежал, скрывался.

Усилием воли он заставил себя успокоиться, рассуждать холодно и трезво. И принялся бегать вокруг удушливо пахнущей кровью поляны.

Довольно быстро по следам и запахам удалось многое восстановить: несколько всадников подъехали чащобой довольно близко, оставили коней на одного из своих, подкрались к полянке, где никто такого визита не ждал — и началось… Это не простые разбойники, конечно — в фургонах никто даже и не пытался рыться, у мужчин не вывернуты карманы, не срезаны кошельки… Да и с какой стати обычным разбойникам убивать лошадей — они сами по себе неплохая добыча, коневодства в этих местах нет, лошадей завозят издалека, и они в цене… Погоня его все-таки достала — ну, предположим, не его самого…

Он вернулся к дороге. Всадники, судя по следам, галопом ускакали в ту сторону, куда он недавно уходил. Очень похоже, то ли Маритана, то ли Кайя не выдержали и рассказали все — и невозможно их за то винить… Наверняка так и было. Не вздумай он срезать дорогу — возможно, столкнулись бы нос к носу…

Доскакав до Тракта и не найдя его нигде, они, конечно, вернутся. Вряд ли это недотепы, наподобие горожан с вилами — явно кто-то гораздо более опасный, хорошо вооруженный, хваткий, умеющий ориентироваться в лесу. Не егеря ли Сувайна? Очень может быть…

Стоя на дороге, он прислушивался — нет, стука копыт пока не слышно, лесная тишина безмятежна. И все равно, они обязательно вернутся. Собак с ними нет, ни единого собачьего следа… а впрочем, иногда охотники возят собак на седле, чтобы не вымотались прежде времени, даже специальные короба есть, к седлу притороченные… А если вдобавок с ними нечто вроде той «крысы»… Они постоянно опаздывают, не так уж и надежно то, чем они для поисков располагают, но все равно, медлить нельзя. Карту Ортага, весьма подробную, он запомнил хорошо. На полуночный закат, и лучше бездорожьем, чащобой, лиг через десять будет Большой Тракт, и не так уж далеко до гланской границы, а если еще в паре мест срезать путь…

Не в силах еще раз взглянуть на женщин, он опустил голову и двинулся чащобой, тихонечко подвывая от бессильной ненависти и лютой тоски.

…Сварог вынырнул из тяжелого, неспокойного сна, ощутив натуральное удушье — шею словно петлей стиснуло, но это не человеческие руки и уж тем более не звериные лапы, никто на него не навалился, не держит…

Машинально, еще не открыв глаз, он поднял руки к горлу, что есть силы рванул душившее, лопнувшее с треском — ага, мелькнуло в сознании, платок с деньгами — отбросил, вздохнул жадно, полной грудью…

И теперь только сообразил, что проделал это человеческими руками — горло еще чувствовало упершиеся в кадык собственные пальцы! Рывком приподнялся, сел — на человеческую задницу! — заполошно, изумленно уставился на собственное тело…

Голое человеческое тело. Задницу чувствительно покалывала сухая хвоя, чего во сне не бывает. Чтобы убедиться окончательно, Сварог встал на ноги в темноте, а когда человеческие глаза к ней привыкли, положил обе руки на толстый ствол ближайшей сосны. Твердый, шершавый, реальный, ладони враз перепачкались в липкой смоле…

Выскочив на небольшую полянку, он пустился в дикий пляс, высоко вскидывая коленки, нелепо махая руками, подпрыгивая. Радость в сознании не умещалась. Справа зашумели кусты — это, судя по звукам, в панике улепетывала какая-то мелкая ночная животинка.

Широко раскинув руки, поворачиваясь вправо-влево, Сварог затянул во всю глотку:

Потом перед глазами у него встала поляна, и он замолк, опустил руки. Он и не пытался догадаться, почему все произошло именно так, само собой, среди ночи. Никогда не изучал магию, не то что всерьез, а даже и поверхностно, пользовался готовыми заклинаниями, подобно посетителю ресторана, понятия не имеющему, как приготовить бифштекс — время от времени болтал со знающими людьми. Кто-то говорил, то ли Грельфи, то ли Бони, что иные заклинания могут сами по себе ослабевать, спадать, как падает порвавшееся ожерелье… И черт с ней, с теорией. Заклятье само собой свалилось, и ладно… Времени терять не стоит. Тем более что ночная лесная прохлада стала пробирать не на шутку — густой собачьей шерсти больше не было.

Точнее, осталась, но уже не при нем — почувствовав босой ступней мягкое, он наклонился, поднял клок шерсти, ею все вокруг усыпано. Вот, значит, как это выглядит, шерсть осталась, но вся осыпалась… Где-то он и про такое слыхивал… да нет, читал в прошлой жизни…

Не теряя времени, сосредоточенно и методично Сварог занялся делом. Извлек из воздуха носки и подштанники, натянул, взялся за рубашку… Кто бы мог подумать, что столь дикую радость, едва ли не оргазм, может вызвать простое надевание рубашки и натягивание сапог…

И пары минут не прошло, как он оказался одетым в дворянское платье, в бадагаре на голове, при мече и паре заткнутых за пояс пистолетов. Теперь хоть каталаунский тигр нагрянь…

Усевшись на поваленное дерево, он жадно выкурил две сигареты подряд, сгоряча выхватил из воздуха и третью, но это оказалось чересчур, и он затоптал сапогом едва зажженную.

Посмотрев на звезды, встал и уверенно направился на восход. Планов менять не собирался: до гланской границы совсем близко, тем более что явиться туда предстоит в человеческом облике. Пограничники могут и не знать его в лицо, но все равно, будет гораздо легче… Лиг двадцать осталось, пустяк, а если еще и…

Вспомнив карту, он забрал чуточку левее и вскоре оказался на вершине гребня. Вниз спускался очень длинный и пологий откос, и далеко впереди, правее, на земле словно бы мерцала колышущаяся красноватая звездочка — костер, конечно. Вот она, деревня…

Сварог стал спускаться по склону, мурлыча под нос печальную балладу «Воспоминания монаха».

Он ничего не мог с собой поделать, несмотря на недавние горестные события — откровенная радость от возвращения в человеческий облик оказалась слишком сильна.

Еще издали, с превеликой радостью применив и ночное зрение, и «подзорную трубу», он рассмотрел лошадей на лугу — несколько лениво пощипывали траву, но большинство спали стоя. У костра трое мальчишек — чепуха…

Подойдя совсем близко, он высмотрел гнедого жеребца — как подсказывало фамильное чутье Гэйров-лошадников, ходившего не в упряжи, а под селом. Должно быть, принадлежит какому-нибудь справному охотнику, их тут хватает…

Сварог направился прямо к облюбованному коню. От костра, еще издали захлебываясь лаем, примчались два здоровенных кудлатых пса, заметались перед ним, припадая на передние лапы, рыча. Вынув меч, Сварог небрежно отмахнулся клинком. Псы попались сообразительные и наброситься не пытались, хотя шуму производили немало.

От костра уже бежали, подняв рассыпающие снопы искр факелы. Сварог спокойно ждал. Наконец колышущийся свет факелов упал на него, осветив заодно и лица мальчишек — азартные, не особенно и испуганные. Один натянул рогатку, целясь в Сварога, похоже, серебряной монеткой.

— Уши надеру, отрок, — добродушно сказал Сварог. — Ну какой я оборотень? Будь я оборотень, ваши собачки давно бы убежали, поджав хвосты под задницу… Собак отзовите, сорванцы.

— Что вам нужно, лаур? — настороженно откликнулся один, видимо, вожак или заводила. — Пестряй, Беляк, назад! Если вам в деревню, нужно пойти во-он туда, увидите тропу — и уж по ней прямо до деревни, не заблудитесь…

— Да нет, — сказал Сварог. — Мне конь нужен. Вот этот. До зарезу нужен, так уж сложилось…

Он бросил меч в ножны, присел на корточки и принялся привычно распутывать передние ноги гнедого. Тот стоял спокойно, усмиренный теми же приговорками Гэйров.

Мальчишки топтались на месте, растерянно переглядываясь — а что им еще оставалось?

— Благородный лаур… — растерянно протянул тот, заводила. — Вы уж будьте так любезны, не безобразьте…

— Это получается чистое конокрадство, а за такое и благородному по закону причитается…

— Законник… — проворчал Сварог, отбрасывая путы и выпрямляясь. — От горшка два вершка… — он подпустил в голос металла. — Слышали когда-нибудь такие словеса — королевская служба? Именем короля!

— Так-то оно так… — пробурчал немного оторопевший заводила. — Но ежели вы, лаур, неправду говорите, то сами знаете, что бывает… Не любит король Сварог, когда его именем не по праву прикрываются…

— Вот это точно… — кивнул Сварог.

Он опустил руку в карман камзола, пробормотал должное заклинание, а когда ладонь наполнилась золотом, вынул руку и швырнул монеты под ноги подросткам:

— Я вам не конокрад, отроки. Коня я покупаю.

— Ух ты… — завороженно протянул кто-то. — Да тут на трех добрых коней хватит…

— А ты как думал? — откликнулся Сварог не без веселости. — Мы люди наглые, но честные. Один золотой оставьте себе на всех, а остальное — хозяину. Скажите, что я очень извинялся, но ничего не поделаешь, королевская служба…

К превеликому сожалению, он не умел создавать седел и прочей конской сбруи. Пароходы мог, а вот сбруя… Как-то даже и не предполагал никто, что ему это умение понадобится, обычно то ли подворачивался нужный конь, то ли оседланный…

Ничего, есть навык. Далеко до предков-Гэйров, но все же… И охлюпкой доедем. Он ухватил левой рукой жеребца за гриву, вскочил ему на спину.

— А зовут-то вас как, ваша милость? — спросил заводила, уже, сразу видно, смирившийся с происходящим. — Чтобы уж совсем по-честному?

— Запомнить — плевое дело, — отозвался с коня Сварог. — Король Сварог Барг. — Всего наилучшего, отроки!

Развернув жеребца на восток, он гикнул и наподдал каблуками по бокам. Жеребец пошел крупной рысью. Сделав крюк, чтобы объехать деревню, пустился прямиком на восход, к Большому Тракту — в прежнем своем виде не было нужды Тракта избегать.

Он не гнал коня — граница была совсем недалеко, да и скакать галопом без седла не особенно и удобно. Ехал перелесками, лугами, пустошами, темнота вокруг серела, светлела, на восходе появилась тоненькая, как ниточка, золотисто-алая полоса…

И едва она появилась, Сварога словно скрючило, согнуло, державшиеся за гриву руки сами собой разжались, лапы бессильно скользнули по конской шее, неспособные ни за что ухватиться, бадагар слетел с головы, всего словно спеленало — и он кубарем полетел с коня, забился на земле, еще не осознавая происходящего, спеленатый одеждой, как младенец…

Жеребец унесся, испуганно храпя. Сварог, уже понимая, что с ним произошло, долго бился и перекатывался по земле, понемногу высвобождая собачье тело из человеческой одежды. Когда это наконец удалось, он поднялся на все четыре лапы, яростно матерясь про себя, чувствуя прямо-таки детскую обиду на этакие сюрпризы. Отпустило, да не совсем. Человеческий облик вернулся только с темнотой, а с первыми солнечными лучами… Означает ли это, что наложенное на него заклятье слабеет? Не исключено. Ладно, к черту размышления и сожаления. Осталось совсем немного, не будем расхолаживаться и сбиваться с темпа…

Темно-рыжий пес направился навстречу восходу.

Глава XVIII Люди и звери

Конный вылетел из тающего утреннего тумана, как призрак Дикого Ловчего — но громкий стук копыт свидетельствовал, что он вполне материален. Перевесился из седла, оскалясь, заносил плеть. Невольно взвизгнув, Сварог шарахнулся. Прямо перед мордой промелькнули конские копыта, совсем близко раздался тяжелый жужжащий свист рассекаемого воздуха.

Он припустил что есть мочи, забирая к лесу. В конец нагайки, конечно же, вплетена свинцовая мушкетная пуля, а то и картечь — такими плетками в Ратагайской Пуште раскраивают волку череп, с седла, на всем скаку… Смертельно…

Сзади грохотали копыта, всадники яростными криками понукали коней. Сварог наддал, сколько хватало прыти, оглянулся на бегу. Пятеро всадников неслись во весь опор, растянувшись вереницей — двое вырвались вперед, трое отставали на пару корпусов… Даже и гадать не надо, что это за люди…

Преследователи поняли его намерения в самый последний момент, и передний всадник заорал на коня вовсе уж дико, пытаясь отрезать Сварога от леса — но опоздал, сволочь, опоздал… ворвавшись в лес, Сварог принялся петлять меж стволами, выбирая места, где чащоба гуще, где заросли кустарника. Немилосердно драл бока об упругие ветви — но конным приходилось хуже, они-то поубавили прыти еще больше: и петлять меж стволов лошади не так сподручно, как собаке, и смаху в густой кустарник она не вломится, не пойдет, и всаднику нужно смотреть в оба, чтобы не впечататься башкой в низкий сук…

Кое-что он выиграл, увеличив расстояние меж ним и погоней — но оторваться окончательно, уйти из виду никак не удавалось. Погоня наверняка не знала этого леса — но и он тоже, один раз, перепрыгнув поваленный ствол, едва не ухнул в обнаружившийся там земляной провал — где непременно поломал бы к черту лапы, а то и хребет, потом вдруг вылетел на кромку скалистого обрыва, едва успел притормозить и шарахнуться…

Сзади раздался истошный вопль, тут же оборвавшийся — ага, один угодил-таки в неприятности… Однако оставались четверо. Они, кстати, ни разу не выпалили, не пускали стрел — ну, конечно же, прекрасно знали, с кем имеют дело… Временами Сварог оглядывался на бегу, рискуя вмазаться в дерево — нет, не отстают, мерзавцы, никак не могут приблизиться, но и не отстают, отличные наездники, должно быть, и кони добрые, привычны к лесу…

Сколько это может продолжаться? Опасная игра…

Деревья чуть поредели — и всадники с торжествующими воплями сократили наполовину расстояние меж ними и беглецом… Ага, сволочи такие!

Сварог выбежал к голым скалам, серым, покрытым желтыми пятнами лишайника — и меж ними вверх уходила узкая, крутая расщелина, сплошь засыпанная мелкими камешками.

Сварог наддал, забирая все выше и выше. Там, за расщелиной, вполне мог оказаться обрыв, а то и тупик, где его возьмут тепленьким — но, с другой стороны, откос настолько крут, что собака по нему взберется с величайшим трудом, а вот лошади не взберутся вообще, так что стоит рискнуть. Есть шанс, увидев, что там, впереди, броситься назад, проскочить меж всадниками…

Отчаянно пытаясь сохранить равновесие, не кувыркнуться вниз, он карабкался по откосу, разметывая тучи камешков, временами на пару шагов съезжая вниз, не было времени и возможности оглянуться, но он с радостью слышал перестук копыт далеко внизу, яростную ругань, тщетные понукания — они остались там, у подножия, как ты коня ни хлещи, как на него ни ори, он на такую кручу не полезет…

Оп-па! Судя по изрядному шуму, одному все же удалось заставить коня двинуться вверх — но конь тут же рухнул вместе с всадником, покатился вниз…

И тут внизу люди заорали так, что Сварог, инстинктивно ощутив некие серьезнейшие изменения в происходящем, остановился, кое-как удерживаясь на крутом склоне, повернул голову.

И обмер. Длинное темное тело, вытянувшись в воздухе метнулось откуда-то справа — и опустилось прямехонько на бок силившейся встать лошади, оказавшись каталаунским тигром. Яростное шипение наподобие того, какое издает разъяренная кошка, только раз в десять помощнее, короткое рычание, истошно заржала лошадь, нечеловеческим криком захлебнулся всадник — и тут же умолк, тигр тряхнул его, как крысу, брызнула кровь…

Внизу бабахнул пистолетный выстрел — бесцельный, слышно прекрасно, как пуля ушла в кроны, сшибая хвою… Окружая сбившихся в кучку всадников, со всех сторон ринулись проворные, жуткие звери, такие же тигры, числом не меняя десятка, бросились на спины лошадям, выбивая из седел всадников. Истошные, панические вопли, почти человеческие крики лошадей, рык, шипенье, кровь…

Сварог оцепенел. О повадках каталаунских тигров он немало наслышался от принца Элвара — его высочество на них давно и азартно охотился, с полдюжины привез живыми для зверинца у себя в маноре…

Тигры никогда не ходят стаями. Каталаунский тигр — заядлый одиночка. У каждого из них свои владения с помеченными границами, и вторгшегося собрата ждет бой не на жизнь, а на смерть. Собравшись стаей в результате какой-то небывалой случайности, тигры тут же передерутся меж собой, не обращая внимания на все окружающее, так уж они устроены. Чтобы они, откинув инстинкты, нападали стаей, словно волки… Не бывает. Следовательно…

Он так и не додумал — внизу мелькнули проворные звери, сбившись в стаю, бегом унеслись, пропали из виду. Разбегались в разные стороны ржавшие, исцарапанные когтями лошади, та, упавшая, тоже ухитрилась наконец вскочить и, роняя на землю крупные капли крови, припустила в чащу. Настала совершеннейшая тишина. Только удушливый запах крови, достигший Сварога — и пять неподвижных тел…

Кое-как взяв себя в руки, прислушиваясь к тишине, Сварог осторожно спустился с откоса, обгоняемый ручейками камней. Пренебрегая вязким запахом крови, обошел всех. Зрелище не для слабонервных, но лица целы. Среди мертвых не оказалось ни Одо, ни Сувайна — должно быть, возложили исполнение задания на шестерок. Вполне может оказаться, Одо и не умел ездить верхом…

Как бы там ни было, путь свободен. Сварог задрал голову, пытаясь сориентироваться по солнцу, в какую сторону ему идти: убегая, он петлял так, что потерял всякое представление о восьми сторонах света…

Сверху послышался короткий могучий рык. Сварог повернулся туда — и вновь застыл, как вкопанный. На вершине откоса, куда он только что так рвался, сидел каталаунский тигр — огромный, матерый, буро-серый — и смотрел на него желтыми глазищами с черными кошачьими зрачками. Больше он не рычал, не скалился — сидел и смотрел, пристально и неотрывно. Казался совершенно спокойным и уверенным в себе — ну еще бы…

Сварог не шелохнулся, испытывая нечто вроде тупой безнадежности. Это каталаунский тигр, и все тут. Даже знаменитые каталаунские кувары, огромные лохматые псы, способные шутя расправиться с волком, против тигра в одиночку не выстоят. Бывали случаи, когда им это удавалось все же, и пес, хоть изодранный, оставался в живых — но случаи эти по пальцам можно пересчитать, они известны наперечет, стали достоянием охотничьего фольклора и книг про охоту…

Оставалось, вспоминая только что промелькнувшее перед глазами небывалое зрелище, надеяться, что это не простой тигр…

Тигр поднялся на четыре лапы, встряхнулся, словно вылезши из воды, замотал усатой башкой, густая длинная шерсть встопорщилась, будто под сильным ветром… зверя словно закутало полупрозрачным туманом, повторявшим его очертания, колыхавшимся, как пламя на ветру, непонятным каким-то…

Потом туман рассеялся. Там, где только что был тигр, стоял на четвереньках человек. Он неторопливо поднялся на ноги, абсолютно голый, мускулистый, с лохматой шевелюрой и спутанной бородой, недобро зыркавший желтыми глазами из-под густых бровей, здоровенный, сразу видно, недобрый какой-то…

Не было ни облегчения, ни страха. Сварог молча ждал дальнейшего развития событий, потому что ничего другого не оставалось.

— Эй, ты! — прикрикнул оборотень. — Лезь сюда, быстро! Кому говорю! Карабкайся…

Голос вполне человеческий, разве что в нем присутствует некий непонятный оттенок, людским голосам определенно не свойственный — словно сквозь аккорды виолона чувствуется звучание какого-то иного, более грубого инструмента…

Сварог стоял в ошеломлении.

— Я кому сказал? — рявкнул голый здоровяк. — Или мне спуститься и тебя за шкирку на себе волочь? Влезешь, не сдохнешь…

Сзади, послышалось тихое ворчание. Там, отрезая дорогу в чащу, сидели еще три тигра. Крайний справа рыкнул на Сварога коротко и недвусмысленно.

Он стал карабкаться на откос. Из-под лап текли каменные ручейки, теперь, когда не было за спиной погони, подниматься оказалось гораздо труднее, чем в первый раз, он то и дело съезжал вниз — и всякий раз, поднимая голову, встретив презрительно-насмешливый взгляд оборотня, задыхался от злости и унижения, напрягал все силы, карабкался…

Когда осталось совсем немного, оборотень спустился на пару шагов, ухватил Сварога за шкирку и сильным рывком прямо-таки выкинул наверх, бормоча что-то насмешливое. Там, за откосом, не оказалось ни тупика, ни обрыва — такая же чащоба без тропинок и просветов.

Сварог стоял, не зная, что дальше делать. Лохматый, уперев руки в бока, разглядывал его с нескрываемым превосходством.

— Людишки… — буркнул он. — Шавка… Не обоссался еще со страху? Вот и дальше постарайся не обделаться. Ничего страшного не будет. Пошли.

Он повернулся и неспешными размашистыми шагами направился в чащобу, ни разу не оглянувшись. Сварог поневоле поплелся следом. Стараясь вернуть душевное равновесие, подумал: «Везет мне на разные встречи, какие твари только ни попадаются…» Он хотел, чтобы эти мысли звучали бесшабашно и весело, но получалось как-то уныло…

Они шли недолго. Вскоре открылась большая поляна с какими-то незнакомыми цветами, желтыми, росшими гроздьями наподобие сирени. Остановившись, оборотень небрежно оглянулся через плечо:

— Ждем…

Смаху упал на четвереньки, встряхнулся… Все повторилось, разве что в обратной последовательности; полупрозрачный туман, проступившая сквозь него колышущаяся буро-серая шерсть… Несколько секунд — и рядом со Сварогом стоял натуральный каталаунский тигр, источавший сильный звериный запах.

Желтые, приятно пахнущие цветы, росистая патина меж деревьев, изящно вырезанные листья папоротника, покойная тишина…

Тигр — даже стоя на всех четырех, он превосходил ростом на пару локтей — рыкнув, толкнул Сварога плечом. Сварог вздрогнул, посмотрел в ту же сторону.

Девушка неторопливо и грациозно шла к ним через поляну — точеная фигурка, зеленое платье простого покроя из какой-то непонятной ткани, на плечи падают длинные волосы цвета то ли меда, то ли прозрачной, незагустевшей сосновой смолы, перехваченные на лбу кожаным ремешком с большим ограненным кристаллом сочно-зеленого цвета… Она двигалась так, словно составляла одно целое с цветами и папоротником, с высокой травой, Сварог не смог бы описать словами свои впечатления, но это было настолько красиво и загадочно, что он засмотрелся, как завороженный.

Тигр сорвался с места и кинулся к ней. Пробежав половину разделявшего их расстояния, повалился на спину, заболтал лапами, словно расшалившийся котенок, катался, приминая густую траву. Вскочил, бросился к ней, запрыгал вокруг, припадая на передние лапы, прямо-таки поскуливая, тычась башкой.

Девушка, не глядя, мимолетно погладила его по голове, оттолкнула ладонью, с той же нечеловеческой грацией двинулась к Сварогу. Остановившись в шаге от него, произнесла чуть насмешливо, мелодично:

— Хорошенький у тебя вид… Следовало бы быть поосторожнее…

Сварог в жизни ее не видел — но ему был памятен и этот чуть хрипловатый, насмешливый голос, и глаза — зеленые, цвета весенней яркой листвы… Лесная Дева, вот оно как… Испытав несказанное облегчение, он сел в траву, зажмурился на миг.

Хозяйка леса тоже опустилась в траву, села, опершись на руку, по-прежнему казавшаяся частью цветущей поляны. Небрежное движение узкой ладони — и тигр покорно затрусил в чащобу, пропал с глаз.

Лесная Дева смотрела на Сварога — чуть отрешенно, с непонятным выражением на прелестном лице. От нее пахло не человеком, а лесом — сосновой хвоей, цветами, травой, легкой сыростью бочагов. У Сварога затеплились нешуточные надежды.

— Ты в самом деле не мог быть поосторожнее? — сказала она укоризненно. — Что с тобой случилось? Я не могу видеть там, где нет леса… Ах да, ты же и ответить не можешь… Но ясно, что тебя кто-то перехитрил, иначе ты не стал бы собакой…

Сварог виновато потупился. Потом уставился на нее — он крепко подозревал, что взгляд у него был умоляющий…

— Должна тебя огорчить, — сказала она тихо. — Вернуть тебе прежний облик я не могу. Не умею, — она перехватила устремленный в чащобу взгляд Сварога. — Нет. Они — совсем другое, не я их такими сделала. А если ты слышал другое, это все глупые сказки — о том, как я будто бы превращала в зверей неосторожных и непочтительных, то ли отвергнувших мою любовь, то ли настойчиво искавших моей любви, то ли просто подвернувшихся под горячую руку… Сказки. Этого я не умею.

«Так зачем же ты велела меня притащить? — подумал он. — Потолковать о старых добрых временах? Из любопытства? Ладно, спасибо и на том, что твои милые кошечки разделались с погоней…»

Она продолжала:

— И еще. Вопреки другим сказкам, я стараюсь не вмешиваться в человеческие дела без особой надобности. Ни с добром, ни со злом. Я не добрая и не злая — лес не бывает ни добрым, ни злым, только и всего… Я вам тогда предсказывала, вернее, пыталась объяснить, как вижу ваше будущее… Признаюсь, это было из чистого развлечения. Мне доступны очень многие из чувств, которые испытываете вы. Тогда мне стало скучно, а вы ехали чуточку странноватой компанией… — в ее глазах и впрямь светилось обычное человеческое любопытство. — Интересно, что-то уже сбылось? Сбылось… Все? Нет… Кое-что, надо полагать, да? Хорошее? И плохое? Ну, тут уж я совершенно не виновата, я вижу и не более того… Ты уставился зло… За те предсказания? Нет… Ну да, ты, видимо, надеялся, что я смогу вновь сделать тебя человеком? Вот оно что… Но я, и правда, не умею… Не нужно так смотреть…

Сварог виновато лизнул ей руку — других способов извинения в его положении не имелось. Теплая человеческая рука, если не знать, ни за что не догадаешься…

— Не переживай, — усмехнулась она. — Если я не умею тебе помочь, это еще не значит, что я не знаю, как это сделать. Так что не смотри на меня больше так, сиди и слушай, говорить ты все равно не можешь…

Сварог кивнул.

— Признаться по совести, я не знаю, как бы поступила, встреться ты мне при других обстоятельствах, — сказала Лесная Дева. — То ли помогла бы, то ли нет. Вполне возможно, все зависело бы от настроения. Лес, знаешь ли, переменчив… Но так уж сложилось, что ты мне нужен. Если совсем откровенно, ты мне необходим…

Она замолчала, задумчиво глядя куда-то поверх его головы. Ее глаза стали темнее, Сварогу это не показалось. Неподалеку над гроздью желтых цветов басовито жужжал шмель, в лесу безмятежно щебетали птицы.

Ее лицо стало отрешенным и грустным. Она заговорила, все так же не глядя на Сварога, словно и не к нему обращаясь, в мелодичном голосе послышалась печаль и даже страх:

— Я умею видеть не только будущее, но и возможное будущее. Ты знаешь, что к нам приближается Багряная Звезда? Знаешь… И тебе не нужно объяснять, что это такое? Очень хорошо… — она посмотрела в глаза Сварогу взглядом испуганной малолетней девочки, заблудившейся в лесу. — Когда я пробую видеть возможное, появляются страшные картины. Леса, если смотреть из облачной выси, похожи на скопище обгорелых спичек, их больше нет, да и сам Каталаунский хребет превращается в… нечто иное. Горы рушатся, превращаясь в необозримые каменные осыпи, реки испаряются, гибнет все живое… Если не будет леса, я тоже погибну. Меня еще не было, когда это уже случилось однажды, но жили мои… предшественники. И уцелели из них немногие. Я — смертное создание, король. Могу прожить еще очень, очень долго, даже пережить тебя, как ты переживешь обыкновенных людей… но если не стает леса, я погибну вместе с ним. И я сама не в состоянии ничему помешать. Я не могу видеть, что происходит там, где нет леса, но это не значит, что я не осведомлена о делах остального мира. Весьма даже осведомлена. В моих владениях немало городов… а значит, и библиотек. В лесу бывают самые разные люди. Наконец, у меня есть среди людей… ну, безусловно, не друзья, но собеседники. Так что знаю я о вас немало… Ты когда-нибудь слышал о пророчестве, согласно которому Безумного Мельника может уничтожить только человек, родившийся под другими звездами? Прекрасно… А тебе не приходило в голову, что оно может относиться к тебе? Приходило? Ну да, ты весьма неглуп, король, да и возможности у тебя большие… Значит, все же наткнулся где-то? В каких-то старых книгах? Я так и думала… Так что я просто обязана тебе помочь. Не из доброты, а оттого, что от этого зависит и моя жизнь… Если тебе и вправду удастся… — в ее голосе звучала неприкрытая, жгучая надежда. — Я не гордячка, лес лишен гордыни. Поэтому можно смело признаться: если тебе удастся, я буду у тебя в долгу на всю оставшуюся жизнь — твою, мою… Мне так же хочется жить, как и людям, я не бессмертная…

Впервые за все время своей собачьей одиссеи Сварог ощущал столь сильную злобу на собственное бессилие. На то, что он не может говорить. Он задал бы сейчас множество вопросов. И самый главный — как ему добраться до распроклятой Мельницы? Даже если пророчество говорит о нем, как до нее добраться? Что это за странные строчки — «…утверждают еще, кончину Клятому Мельнику несет не благородный или неблагородный металл, ни камень, ни самоцвет, ни заклинания, ни ворожба, а исключительно дерево, растущее без Солнца и звезд, без дождей и вихрей…» Где может расти такое дерево?

Даже если она умеет читать, поблизости не видно подходящего кусочка земли, на котором можно было бы чертить буквы. Быть может, она сама догадается поискать такой?

Лесная Дева грациозно поднялась:

— Пойдем.

Сварог обрадованно вскочил и пошел следом. Увы, его ожидания не сбылись: пройдя пару сотен уардов, она остановилась перед возвышавшейся над деревьями серой скалой, чуточку напоминавшей обрубок колонны. Писать здесь было решительно не на чем…

Она показала на шершавый серый камень:

— Вот здесь — проход на Древние Дороги. Мне самой туда пути нет. Я не могу тебе объяснить… Так обстоит. Но я твердо знаю: то, что всем нам может помочь, как раз и находится на Древних Дорогах. Я не знаю, кто это, или что это — но оно там. Пойдешь?

Сварог отчаянно закивал.

— Должна тебя сразу предупредить: я умею открывать путь туда, но представления не имею, можно ли будет пройти по нему обратно. Люди говорят разное, и неизвестно, кому верить. Так что риск для тебя нешуточный. Войти-то ты войдешь, а вот удастся ли выбраться назад… Но оно — там… Пойдешь?

Сварог кивал так, что шею заломило. Как частенько бывало прежде, на любой риск следовало наплевать — потому что других вариантов попросту не имелось…

— Мне видится какой-то дом, — сказала Лесная Дева. — Не так уж и далеко отсюда, каменный, в два этажа, с высокой узкой крышей. С ним, кажется, все и связано.

Она начертила указательным пальцем в воздухе какую-то сложную фигуру — и меж ними и скалой зажегся, повис в воздухе загадочный знак.

— Насколько я поняла, тебе нужно будет повернуть налево и идти, пока ты не увидишь этот знак. Где и на чем — представления не имею. Но именно там нужно сойти с дороги и осмотреться в окрестностях, дом где-то там, он связан с этим знаком… — она взглянула на Сварога с чисто женским лукавством. — Ну что ж, коли так все обернулось, самое для тебя приятное я приберегла напоследок. Именно там ты себе можешь вернуть прежний облик…

Глава XIX Обитатели укромных уголков

Когда на серой поверхности скалы появилась огромная круглая дыра, окаймленная мерцающей радугой, и по ту сторону Сварог увидел толстенные стволы деревьев, он метнулся вперед, не раздумывая. Перемахнул нижнюю кромку, открывшуюся над землей на высоте пары локтей, приземлился на той стороне — на хрустнувший под лапами толстый ковер слежавшихся сухих иголок странного блекло-серого цвета. Вокруг него уходили ввысь деревья в добрых три обхвата — морщинистая кора, похожая на сосновую, но светло-коричневого цвета, да и морщины похожи на затейливый узор. Оглянулся — уже никакой дыры, в обе стороны и вверх, насколько хватает взгляда, уходит серая стена, больше похожая на густой неподвижный туман, чем на нечто материальное. Сварог так и не решился попробовать ее на ощупь лапой — скорее всего, ничего не случится, да бог с ними, с пустыми экспериментами…

В здешнем лесу оказалось сумрачно — он задрал голову и убедился, что темно-сиреневые кроны полностью закрывают небо — или что тут имеется вместо неба. Побежал вперед в совершеннейшей тишине — и уже буквально через минуту замер, впечатленный открывшимся зрелищем.

Да, Древняя Дорога производила нешуточное впечатление и на видавшего виды… Шириной уардов в двадцать, вымощена уложенными «елочкой» серыми, по виду каменными блоками. По обе стороны — поднимавшиеся на ладонь, не выше, бордюры, закругленные сверху, из того же камня. По другую сторону (как, впрочем, и по эту) — широкое пустое пространство, заросшее невысокой светло-серой травой, а за ним — такая же стена высоченных деревьев. Вот теперь, отсюда, можно было отлично рассмотреть их кроны — наподобие еловых, только покрыты иголками сиреневого цвета..

Сварог прошел по траве — по ощущениям, самая обычная трава, разве что светло-серая. Правда, пахло здесь иначе. Он не смог бы объяснить, в чем отличие — просто иначе, и все тут. Посмотрев вверх — небо над головой сероватого цвета, словно затянуто облачной хмарью. Нигде не просвечивает солнечный диск, но вокруг довольно светло. Если вся растительность иного цвета, нигде не видно зелени, здесь, скорее всего, нет хлорофилла, все как-то иначе. Надо же, подумал он удивленно, какие высокоученые мысли в голову приходят… Читал что-то такое сто лет назад, вот и вспомнилось…

Он простоял так довольно долго — в совершеннейшей тишине. Ни дуновения, трава и кроны совершенно неподвижны, как на старой фотографии, что самую чуточку напрягает..

Древняя Дорога внушала серьезное уважение: все выглядит так, словно умелые мастеровые закончили ее только вчера, ни единой трещинки в камне, ни единой щербинки, а ведь она должна была существовать еще до Шторма, сколько тысячелетий вот так величественно простирается, неизвестно никому на свете. Одни ученые на основе неведомо каких знаний писали, что Дороги созданы еще изначальными, другие это опровергали, считая их гораздо более молодыми, делом рук далеких предков-людей — но никто ничего не знал точно, зато откровенных фантазий, сказок — хоть отбавляй….

«Решено, — подумал он. — Если только выберусь отсюда, если только все обойдется — вызову коня Горлорга и покатаюсь по здешним местам. Года полтора лежит в дальнем ящике стола массивная треугольная железяка, напоминающая формой наконечник копья с выпуклыми гранями, все руки не доходят за обилием текущих пустяков и всякой текучки…»

Осторожно потрогал лапой бордюр — вроде бы натуральный камень, прохладный и твердый. Перемахнул на Дорогу и, как наставляла лесная фея, повернул налево, припустил размеренной трусцой. Стук когтей по камню был единственным звуком, нарушавшим здешнюю тишь. Окружающий ландшафт оставался неизменным — разве что в одном месте деревья подступали к Дороге ближе, в другом отодвигались дальше, кое-где обочины заросли не травой, а светло-серым кустарником с длинными листьями, порой над кронами виднеются верхушки округлых холмов желтоватого цвета.

Приостановился. По обе стороны дороги возвышались на высоту человеческого роста темные, почти черные каменные столбы, украшенные короткой строчкой загадочных иероглифов, идущих сверху вниз. Походило на верстовые столбы. Знаки на обоих столбах одинаковые — но среди них нет того, о котором предупреждала Лесная Дева: ну да, он должен быть один…

Сварог остановился, прислушался. Никаких сомнений — в здешней мертвой тишине далеко разносился приближающийся звук, похожий на ритмичный скрежет — не повозка, не конь, не пешеход… Доносился он с той стороны, куда Сварог направлялся. На всякий случай он сошел с Дороги, отошел на несколько уардов от бордюра — мало ли какие тут странники и порядки. Тем более что на Больших Трактах, не надеясь на законопослушание путников, порядок поддерживают конные разъезды, а здесь не видно никого, хотя бы отдаленно похожего на дорожную стражу. Черт, если что, возможности для бегства предельно ограничены: странный лес, в ширину простирающийся самое большее на лигу, а за ним — туманная стена, непреодолимая для невежд вроде него. Но, окажись, что тут странствует нечто опасное, лесная фея наверняка бы предупредила? Коли уж она знает о доме и озере, расположенных не близко отсюда, в состоянии сюда заглядывать…

Вскоре показался источник непонятого звука: здоровенный, весь в бурой чешуе, ящер длиной уардов в пять, скорее уж огромная ящерица наподобие гланских горных, только те чуть не вполовину меньше и черно-серые…

Ящер целеустремленно продвигался по правой стороне Дороги — если прикинуть, его аллюр соответствовал крупной рыси коня. На спине у него высилось прикрепленное черной затейливой сбруей кресло, а в кресле неподвижно замерла фигура в черном плаще, с опущенным на лицо капюшоном. Трудно сказать, отчего, но у Сварога сложилось впечатление, что если капюшон будет откинут, обнаружится физиономия, ничуть не похожая на человеческую…

На Сварога ни верховое животное, ни всадник не обратили ни малейшего внимания, разве что ящер, пробегая мимо, на миг покосился желтым глазом с вертикальным зрачком — и, не меняя аллюра, пронесся мимо. Это его серповидные когти и производили тот звук. Когда ящер оказался напротив, Сварога прямо-таки обдало волной непонятности, исходившей от путника. Неизвестно, кто он такое — но магии нет ни на грош…

Благополучно разминувшись с мирным, надо полагать, странником, Сварог вернулся на Дорогу и побежал дальше. Только теперь он обратил внимание, что не отбрасывает тени, словно стал привидением или упырем. Впрочем, и ящер с всадником тени не отбрасывали, и деревья, и кусты… Мир без теней. Без дуновения ветерка. Без солнца и, надо полагать, без звезд. Без всякой лесной живности. Не то чтобы неприятно, но как-то неуютно.

Еще два раза ему попадались «верстовые столбы», выглядевшие в точности, как и первые: невысокая колонна со скругленной верхушкой, загадочные письмена вертикальной строчкой… К надписям Сварог больше не приглядывался и не собирался выяснять, отличаются ли они на разных столбах — не в научной экспедиции…

И долго еще стук его когтей по камню оставался единственным звуком, нарушавшим здешнюю тишину. Единственным встречным оказался всадник на ящере. В этом смысле никак не похоже на Большой Тракт — не скажешь, что движение оживленное. Ну, и к лучшему, наверное…

Ага! Он остановился. Справа вместо привычных уже верстовых столбов стояла каменная плита высотой в получеловеческий рост и толщиной в ладонь. На ней красовался тот самый знак, что начертила Лесная Дева — примерно такой же величины. Пониже — вертикальная строчка из семи иероглифов. А сразу за плитой — разрыв в бордюре, три совсем невысоких каменных ступеньки — такое впечатление, чисто символическая лестница. Более всего походило на дорожный указатель — у плиты не было пары на противоположной стороне дороги, она красовалась в гордом одиночестве, да и лестницу зачем-то соорудили… То самое место.

Возликовав, Сварог даже не спустился по символическим ступенькам — перепрыгнул их, очутился на траве. И сразу обнаружил утоптанную неширокую тропу, уходящую в лес. Неизвестно, кто тут шастал, но делали это достаточно часто и долго, на совесть утоптано… Вот, наконец, и след обитателей… Сам Сварог, пожалуй, ни за что не согласился бы тут обитать — впечатляющая дорога, удобная, но уныние наводит…

Так-так-так… Он остановился и долго рассматривал явный признак разумной деятельности. Одно из деревьев рядом с тропинкой, было, несомненно, спилено кем-то, кто обладал пилой и подходящими для нее конечностями: аккуратный пень высотой в пару ладоней, верхняя часть ствола с нетронутой кроной лежит верхушкой к Дороге. Древесина на спиле — и на торце ствола — приятного густо-медового цвета, прозаические годовые кольца четко просматриваются…

Он не был знатоком лесорубного дела, не припомнить даже, когда в последний раз приходилось пилить и колоть дрова или наблюдать лесорубов за работой. Но все равно, сразу видно, что спилили дерево не сегодня и не вчера: слежавшиеся кучки опилок, вороха коры, хвоя из светло-сиреневой стала темной. Если прикинуть, неведомые лесорубы, уронив дерево, взяли примерно треть ствола, распилив его на аккуратные кругляки толщиной с ладонь (что легко установить, глядя на аккуратные кучки опилок), кругляки ошкурили и забрали с собой, а все остальное оставили. На серьезные лесозаготовки это никак непохоже — просто-напросто кому-то понадобилось некоторое количество древесины, именно что с треть ствола… Зачем — и гадать бесполезно, все равно не догадаешься.

Он пошел по тропинке, нигде больше не узрев порубок, ни свежих, ни старых. Меж деревьями показались желтоватые холмы…

И Сварог вышел на обширную поляну. Холмы — на сей раз кое-где поросшие светло-серым «остролистом» — стояли кучкой, и в просвете меж двумя ближайшими виднелось…

Он побежал. Оказался на берегу небольшого, почти круглого озерца с темной спокойной водой, неподвижной, как поверхность зеркала — и, не раздумывая, охваченный яростной надеждой, метнулся вперед, прыгнул, обрушился в воду с шумным всплеском, вздымая брызги, нырнул, погрузился с головой. Самая обычная вода, не пахнущая тиной или болотом, ничем не пахнущая, темная, прохладная…

Замолотил лапами — и очень быстро все изменилось, теперь водузагребали растопыренные человеческие пальцы, человеческие ладони, человеческие руки и ноги!!! Сварог выплыл на поверхность, утвердился ногами на твердом, без ила и камушков дне, стоя в воде по пояс — человек…

Вокруг на взбаламученной воде тяжело колыхались намокшие клочья темно-рыжей шерсти. Он знал, что на сей раз обратное превращение — окончательное и бесповоротное, но, как ни странно, не испытывал той жгучей радости, что в прошлый раз. Просто некогда было. Он точно знал, что ему предстоит делать — незамедлительно, не откладывая, не тратя время на дикарские пляски…

Вылез из воды, попытался было по сложившейся уже привычке отряхнуться по-собачьи, смущенно фыркнул и достал из воздуха огромное полотенце. Деловито и быстро занялся экипировкой, одеваясь словно по сигналу боевой тревоги. Через минуту уже стоял на берегу в облике дворянина, с мечом и пистолетами за поясом, жадно затягивался сигаретой.

Швырнул окурок в успокоившуюся воду, чисто машинально, спохватившись, торопливо присел на корточки и выловил его горстью, пока не успел размокнуть — колдовское озеро, да еще такое полезное, следовало уважать…

Огляделся пытливо. Похоже, утруждать себя долгими поисками не придется — тропа, по которой он сюда пришел, проходила совсем рядом с озером, сворачивала влево, за холм. Туда Сварог и двинулся незамедлительно.

Дом он увидел очень быстро: аккуратный, в два этажа, каменный, с высокой узкой крышей, покрытой коричневой черепицей. Крыльцо с перилами… и по обе стороны от него большие клумбы, на которых растут совершенно земные цветы: георгины, настурции, таларская синяя красавка, розовый вьюнок обвивает воткнутые в землю палки, алеют гроздья душистого багрянца… Клумбы выглядят ухоженными, ничуть не заброшенными. Интересно… Что, тут есть женщина? Ни один мужчина, (разве что член гильдии садовников и огородников) не станет так возиться с цветочками… Ну… Со скуки? Дом тоже не выглядит заброшенным, есть в его облике нечто неуловимо свидетельствующее: здесь живут…

Сварог осторожно, прислушиваясь к тишине, направился прямо к крыльцу. Дом казался перенесенным сюда прямехонько из какого-нибудь богатого квартала большого города. Неужели здесь имеются каменотесы и строители, кровельщики и черепица? Что любопытно, ни следа дымовой трубы — как же они с готовкой в таком случае устроились?

Входная дверь чуть приоткрыта — этак гостеприимно, словно лихих людей здесь не опасаются вовсе… а в самом деле, откуда им тут взяться?

Сварог, как ни приглядывался, не обнаружил дверного молотка, а ведь он имеется в самых бедных домишках, таковы уж таларские обычаи: в городах пришедшие с добром гости непременно стучат молотками, в деревнях есть особый протяжный возглас, которым извещают о себе… а кулаком в дверь барабанит, пренебрегая молотком, исключительно полиция. Так что начнешь тарабанить в дверь кулаком — здешние обитатели, если только они дома, черт знает что подумают…

А потому он решительно потянул на себя бесшумно распахнувшуюся дверь и без церемоний вошел в небольшую прихожую, до потолка отделанную резными панелями из темного дерева — ничего похожего на медового цвета древесину здешних сосен. Справа самая обычная вешалка, рядок медных крючков на темной доске — на одном висит бадагар с белым пером — похоже, здесь обитают люди благородного происхождения… Тишина.

Сварог прислушался. Слева явственно плескалась вода, и человечески голос неразборчиво мурлыкал какую-то песенку. Туда Сварог и двинулся, держа руку поблизости от рукояти пистолета — тесновато все же, чтобы как следует размахнуться мечом…

Дверь приоткрыта. Ага, кухня. Посередине длинный стол с дюжиной жестких, но красиво выглядевших кресел, все они, кроме двух задвинуты под стол, вплотную спинками к столешнице. Печь — что-то в ней странноватое, но приглядываться некогда. Раковина с двумя кранами, сияющими начищенной медью — совсем интересно. Вроде бы ничего удивительного — зажиточные люди без труда смогут воспользоваться водопроводом… но откуда здесь водопроводы?

Вошел в кухню, остановился в дверях. Слева еще одна дверь, приоткрытая, из-за нее-то и доносится плеск воды, мурлыкающий незнакомую песенку голос. Мужской голос, что облегчает задачу — любая женщина встретила бы незваного гостя истошным визгом, не сразу удалось бы с ней договориться…

Он громко кашлянул, позвал:

— Хозяин! К вам гости!

Песня моментально оборвалась, что-то стукнуло, что-то упало и звонко покатилось — и буквально через пару секунд из ванной вылетел абсолютно голый мужик с мокрыми, прилипшими ко лбу темными волосами, мокрой короткой бородкой. С мечом в руке. Держа его умело, закрываясь от возможного удара классическим «перекосом», он уставился на Сварога весьма недружелюбно, да что там — яростно. Такой негостеприимный, или гостей тут не бывает вообще, и любого незваного именно так и полагается встречать?

— Ну зачем же вы так, — примирительно заговорил Сварог, отступая в прихожую, примериваясь, как выхватить меч и защищаться в случае атаки. — Я человек мирный, и у меня к вам дело…

Стукнула входная дверь, появилась молодая женщина в мужском наряде каталаунского охотника — красивая, темноглазая, волосы свернуты в узел на затылке, только на лоб выбилась из-под кожаной каталаны русая прядь, а на поясе…

Словно бы ничуть не удивившись и не растерявшись ни на миг, она выхватила из ножен скрамасакс и приняла боевую стойку. Походило на то, что обращаться с этим ножичком она неплохо обучена.

И тут Сварог ее узнал. Столько раз разглядывал на экране ее снимки, тщетно пытаясь высмотреть… да он и сам не знал, что надеялся углядеть. Невероятно, дико, невозможно — но сердитая красотка со скрамасаксом в руке как две капли воды походила на горротскую королеву Эгле. Амазонка, чтоб ее… Дочки владетелей Вольных Маноров сплошь и рядом растут не кисейными барышнями, а уж эта, из горного княжества Скатерон…

Покосился на голого, стоявшего в дверях с мечом наготове и пепелившего Сварога столь же ненавидящим взглядом, что и красавица у входа. Если представить его с сухими, аккуратно причесанными волосами… Что за черт? Получится вылитый Стахор Четвертый, король Горрота, давний, непримиримый и во многом загадочный враг. Когда двое так похожи на Стахора и Эгле — это уже не случайное совпадение… Так что же, эти, по мнению Лесной Девы, должны ему помочь? Вот уж от кого помощь последует в самую распоследнюю очередь…

Затягивать не стоило. Отступив к стене, он вынул пистолет, звонко взвел курок и взял на прицел женщину. Не вполне рыцарское поведение в стычке, но они здесь знают все ходы-выходы, углы-закоулки, а Сварог понятия не имеет, чего еще ожидать… Черт, но это же вправду Стахор и Эгле!

— Бросьте железку, моя венценосная сестра, — сказал он неласково. — Стрелять буду, не колеблясь, настроение у меня давно дурное… И вы, мой венценосный брат, забросьте-ка меч за спину, в кухню. Вы же не хотите, чтобы с ней случилось что-нибудь плохое?

Прямо-таки зашипев сквозь зубы в бессильной ярости, женщина отбросила скрамасакс на середину прихожей. Не отводя дула, держа в поле зрения главным образом двойника Стахора, Сварог усмехнулся:

— Я не шучу, брат мой венценосный… Живенько!

— Какой еще брат? — зло спросил мужчина, не глядя, отшвырнул за спину меч.

— Обычное обращение между нами, королями, — сказал Сварог. — Вот ваша дама, полное впечатление, ничуть не удивлена…

— Ты его не узнал? — отчаянно вскрикнула женщина. — Это же Сварог Барг!

— Он самый, — сказал Сварог, чуть поклонившись ради такого случая. — А вы ведь королева Эгле? Верно? В таком случае сей не обремененный одеждой господин, конечно же, король Стахор? Я и теперь угадал? Надо же, какая встреча… Должен заметить, мужской наряд вам крайне к лицу, моя венценосная сестра. Не могу отвесить такой же комплимент его величеству за отсутствием на нем одежды…

Эгле стояла, вытянувшись в струнку — в лице ни кровинки, карие глаза пылают бессильно и яростно.

— Можете вы обойтись без этого? — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал гордо и презрительно. — Пришли хватать — хватайте. Но извольте не унижать и не издеваться, вы все же король, и мы не холопы…

На лице у нее было такое отчаяние, что Сварогу стало чуточку неловко.

— Здесь какое-то недоразумение, моя королева, — сказал он примирительно, не опуская, впрочем, пистолета и зорко наблюдая за парочкой. — Я вовсе не собирался вас «хватать», в противном случае здесь было бы не протолкнуться от моих людей, в таких делах я не разыгрываю романтика-одиночку, подхожу серьезно. Я вообще не предполагал встретить тут именно вас. Честное слово, клянусь чем угодно, — он хмыкнул: — Уж поверьте, я не намерен унижаться до ложных клятв, чего-чего, а этого за мной никогда не водилось…

Нельзя сказать, что она успокоилась — но в карих глазах появилась надежда. Она выглянула в приотворенную дверь, сказала, на каталаунский манер напевно растягивая гласные:

— В самом деле, никого…

— А здесь? — быстро спросил Сварог. — В доме есть еще кто-то, кроме вас?

— Никого, — машинально ответила она.

Она не лгала — а ведь умение Сварога моментально отличать правду от лжи не могло подвести здесь — коли уж все остальное исправно служит…

Однако пистолет он не убрал, разве что немного опустил ствол — как-никак это была горротская королевская чета…

— Значит, вы действительно Стахор и Эгле… — протянул он. — Любопытно… Я понятия не имел, кого здесь встречу…

— Тогда зачем вы пришли? — настороженно спросила она.

— Долго рассказывать… — ответил Сварог.

— Можете вы не целиться в женщину? — неприязненно сказал Стахор. — Будьте мужчиной…

— Как вам угодно, мой венценосный брат, — сказал Сварог, направив пистолет в его сторону. — Простите уж, но у меня есть дурная привычка целиться и в женщин, когда они хватаются за мужское оружие. Тут уж рыцарство как-то и не уместно, согласитесь… Меня ничуть не прельщает возможность получить клинок в бок, даже от столь очаровательной женщины… У вас в ванной есть еще оружие?

— Нет, — сумрачно сказал Стахор, не соврав.

— Ну да, будь там что-то еще, вы бы и его прихватили… — сказал Сварог. — Быть может, вы пойдете и оденетесь? А то вид у вас сейчас совершенно не приличествующий королю… (Стахор покосился на супругу). Не волнуйтесь, я не причиню никакого вреда очаровательной королеве… пока она не кидается на меня с оружием…

Оглядываясь на него недоверчиво и враждебно, Стахор все же побрел в ванную.

— Признаться, вы меня удивили, моя королева, — сказал Сварог, чтобы не торчать в ожидании возвращения врага немым истуканом. — То, что вы, оказывается, знаете путь на Древние Дороги, само по себе способно удивить. Как и то, что вы здесь только вдвоем. Ни единого человека свиты, что весьма странно для мужчины, росшего наследным принцем королевства, и женщины, росшей княжной… Неужели среди ваших приближенных не нашлось ни единого человека, которому можно довериться? И вы отравляетесь сюда отдохнуть и развлечься только вдвоем? — он искренне недоумевал. — Кто-то же должен готовить и убирать, ухаживать за цветами… Неужели вы сама всем этим занимаетесь? Я знаю, наследницы Вольных Маноров порой не белоручки, но все равно, странно как-то…

— Мы здесь не развлекаемся, — сказала Эгле не самым дружелюбным тоном. — Мы здесь скрываемся.

— Эгле! — недовольно сказал появившийся в дверях Стахор, уже полностью одетый.

— А какой смысл молчать? — пожала она плечами. — От него не отвяжешься. Наслышана, как и ты, какой он упрямый в достижении целей. И наверняка считает нас врагами… и его можно понять. Так что лучше сразу внести ясность. Мы здесь скрываемся, мой венценосный брат…

— И давно? — спросил Сварог, подозревая, что вид у него сейчас донельзя глупый.

— Почти два года.

Она не врала.

Сварог ошеломленно уставился на ее:

— А кто же тогда на горротском троне?

— Нам это хотелось бы знать в сто раз сильнее, чем вам, — с неприкрытым сарказмом ответила Эгле. — Но пока что так и не удалось выяснить…

«Вот это так сюрприз, — подумал Сварог, все еще не в силах оправиться от изумления. — С кем же я тогда давненько воюю? Уж никак не с этими двумя. Что ж, это кое-что объясняет, не столь уж и многое, но кое-что…»

— Не пройти ли нам в кухню? — спросил он. — Там у вас, я вижу, можно уютно посидеть… Давайте поступим подобно героям старинных романов-«странствий»: путники рассказывают друг другу свои истории… Вы расскажете, что с вами случилось, а я расскажу, что произошло со мной, — он наконец заткнул пистолет за пояс. — Но предупреждаю честно: хоть и вижу, что вы не врете, полного доверия к вам нет, а дружескому расположению просто неоткуда взяться…

— Вот совпадение… — ответила Эгле не без дерзости. — То же самое я смело могу сказать о вас…

Сварог вошел в кухню вслед за Стахором, держась от него поодаль — лишняя предосторожность не помешает. Эгле вошла следом. Как-то так получилось, что горротская королевская чета и Сварог разместились по разные стороны стола, словно дипломаты на переговорах. Некоторое напряжение чувствовалось до сих пор.

— Может, он сначала расскажет первым? — предложил Стахор.

— Какая разница, кто начнет? — пожала плечами Эгле. — Он же обещал, что расскажет. Все, что мы о нем слышали, свидетельствует, что слово он держит…

— Есть у меня такая привычка, — кивнул Сварог.

— Ну, хорошо, — сказал Стахор, сразу видно, тщательнейшим образом подбиравший слова. — Не знаю, что из всего этого выйдет, но действительно, непохоже что-то, чтобы вы нагрянули сюда по нашу душу… Произошло то же самое, что когда-то случилось с Делией Ронерской — уж эту историю вы прекрасно знаете. Не совсем то же самое, но весьма напоминающее… Мы были в Вендисе… это один из королевских замков лигах в ста от Акобара, все трое, мы и сын. На рассвете поднялся переполох — какие-то странные создания смяли охрану и ворвались в замок. Проворные, верткие твари, этакая помесь человека с гигантским котом… Люди против них выстоять не могли, мои мушкетеры и охрана оказались буквально вырезаны. Пришлось бежать сюда. Точнее, через здешние места в другие… но в конце концов мы обосновались здесь. С нами были еще два мушкетера и лакей. Какое-то время они ходили в Горрот, первые месяцы, пока не пропали, один за другим. Но узнать там успели достаточно, — он невольно сжал кулаки. — Оказалось, что мы с Эгле как ни в чем не бывало восседаем на троне, и сын при нас. И я, изволите ли видеть, решительно переменил многое — отправляю в изгнание прежних друзей, смещаю министров и назначаю новых, большей частью никому не известных прежде, незаметных персон… Ну, остальное вы должны знать и сами, у вас сильная разведка, и не только на земле…

— Я с вами буду откровенным, — сказал Сварог. — Никому так и не удалось установить толком, что, собственно, происходит в Горроте. Ни земным разведкам, ни… другим. Кто все это затеял, я и представления не имею. Одно могу сказать точно: те, кто сидит на вашем месте, в вашем облике — не какие-то там магические мороки, как в случае с Делией, а люди из плоти и крови, не имеющие ни малейшего отношения к магии и не владеющие таковой. Я с ними немного общался там… — он показал большим пальцем на потолок. — Они похожи на вас, как две капли воды, и это самые обыкновенные люди…

— Ничего не понимаю, — сказал Стахор угрюмо. — Точных сведений получить не удается, а гадать мы устали давно…

— Вот кстати, если это не такой уж страшный секрет… — сказал Сварог. — Из того, что вы сказали, недвусмысленно вытекает: вы умеете проникать на Древние Дороги… И даже в какие-то другие места… Куда?

Они переглянулись.

— Скажи ему, — кивнула Эгле. — В конце концов, нам это ничем не навредит, а он никак использовать не сможет….

— Вы правильно догадались, — сказал Стахор. — Впрочем, это было нетрудно… Умею. Умела и мать. Я и родился-то в одной из Заводей… — он помедлил. — Именно такое наставление матушке дала одна колдунья — что рожать она должна непременно в той Заводи, и нигде иначе. Мать ее послушалась — сильная была старуха, я ее еще застал подростком…

— Почему? — спросил Сварог.

Стахор с невозмутимым видом пожал плечами:

— Кто их знает, колдуний… Если они не хотят объяснять сразу, от них никогда ничего не добьешься…

«А вот теперь вы, гражданин, совравши… — подумал Сварог. — Ну, я на его месте тоже не стремился бы к полной откровенности, что-то важное обязательно попридержал бы, как козырную розу в рукаве…»

— Именно в той Заводи мы попытались сначала обосноваться, — продолжал Стахор, все так же тщательно подбирая слова. — Не сложилось, увы. Не то чтобы к нам там были враждебны, просто… не сложилось. Прижились здесь. Не самое уютное место, но выбора нет. Приходится…

— А вы-то как здесь оказались в полном одиночестве? — спросила Эгле. — Я что-то не слышала, король королей, чтобы вы умели проникать на Древние Дороги…

— Со мной случилась небольшая неприятность, — сказал Сварог спокойно. — Нашлись недоброжелатели, которые устроили так, что я превратился в собаку. Была масса приключений, веселых и печальных, но в конце концов одна старая знакомая посоветовала окунуться в ваше озеро, заверяя, что оно исцелит.

— Да, это очень интересное озеро… — ничуть не удивившись, кивнула Эгле. — У вас, значит, все же появились знакомые, знающие путь на Древние Дороги?

Сварог кивнул:

— Я, правда, не знал раньше, что она умеет… Как-то не выпадало случая об этом поговорить.

— А кто она, секрет?

— Ничуть, — сказал Сварог. — Лесная Дева. Вам не доводилось с ней встречаться?

— Слышали много, а встречаться не доводилось… И ваша шерсть, конечно, до сих пор плавает в озере?

— Ну да, — сказал Сварог. — Хотите взглянуть своими глазами?

— Я бы хотела…

— Давайте пойдем и посмотрим, — сказал Сварог, вставая. — Коли уж не доверяете до конца…

Эгле прищурилась:

— А вы нам до конца доверяете?

— Нет, — признался Сварог. — Слишком неожиданная и поразительная встреча…

— Вот видите…

— Да я все прекрасно понимаю, — сказал Сварог. — Вы не доверяете мне, я не доверяю вам… Дело житейское. А потому вы, полагаю, не обидитесь и не рассердитесь, если я вас попрошу идти впереди?

— Ничуть, — улыбнулась Эгле уже почти спокойно.

Дело даже не в том, что Стахор разок соврал, думал Сварог, шагая следом за ними по утоптанной тропинке. Он о многом умалчивает. Сам проговорился — очевидно, не придав этому значения — что бежавшие вместе с ним сюда люди выходили в Горрот первые месяцы, а потом пропали, не вернулись. И тем не менее, как явствует из некоторых обмолвок, Стахор с Эгле по-прежнему получают самые свежие известия о том, что происходит в мире. Выбираются сами куда-то, или у них есть некие друзья в большом мире? Куда, например, делся сын? Неужели погиб? Или живет где-то в другом месте под опекой надежных людей, так что за него можно не беспокоиться? Говорит главным образом Эгле, Стахор предпочитает отмалчиваться — а ведь он нисколько не похож на подкаблучника, предоставляющего инициативу женушке, судя по тому, что о нем известно, никогда не был подкаблучником. Значит, настороже, предпочитает помалкивать…

— Вот, извольте, — сказал Сварог, показывая на озеро. — До сих пор плавает…

Вставши на колени у самой воды, Эгле коснулась обеими ладонями неподвижной глади, опустила голову. Ровным счетом ничего не произошло — но она оставалась в неудобной позе довольно долго, значит, что-то все же происходило, только Сварог не мог это видеть и чувствовать. Одно ясно: никакой магии, здесь что-то другое. Нигде на Древней Дороге он не ощущал присутствия магии…

— Вы не соврали, — сказала Эгле, грациозно поднимаясь на ноги, отряхивая с ладоней капельки воды. — Все так и было.

— И как вы это узнали?

— Я уже говорила: это очень интересное озеро… — уклончиво улыбнулась Эгле. — В этих местах многому можно научиться…

— Ну, хорошо, — сказал Стахор, кажется, с легким нетерпением. — Я начинаю верить, что вы не питаете против нас никаких… замыслов. — Но что вы намерены делать дальше?

— Вот здесь-то, сдается мне, и начинается интрига… — сказал Сварог с ухмылочкой. — У меня создалось впечатление, что вы, сидя тут затворниками, тем не менее регулярно получаете сведения о том, что происходит в мире…

— Предположим, — спокойно произнес Стахор. — И что же?

— В таком случае вы должны знать, что Багряная Звезда приближается. И наверняка представляете, что за этим последует. Здесь, конечно, вам ничего не угрожает, я так полагаю — Древние Дороги, как я сам убедился, пережили и Шторм, и Вьюгу, и, должно быть, немало других напастей… Но вряд ли вам безразлична судьба вашего королевства…

— Разумеется, не безразлична.

— Вот, понимаете ли… — сказал Сварог. — В одной из старых книг я недавно наткнулся на интереснейшую вещь… Там утверждается, что уничтожить Клятого Мельника, то бишь, надо полагать, хозяина Багряной, может только человек, родившийся под другими звездами. Вы, вероятно, не знаете, но я как раз родился не здесь, в другом мире, а следовательно, и под другими звездами… Почему бы не предположить, что эти строчки относятся ко мне?

Стахор и красавица-королева переглянулись.

— Почему бы и нет? — невозмутимо кивнул Стахор.

— Есть серьезнейшая загвоздка… — сказал Сварог. — Даже если это обо мне, я представления не имею, как мне до Багряной Звезды добраться. Не вижу такой возможности.

Эгле прищурилась:

— А как же все ваши совершенные и могучие летательные аппараты? За облаками их несметное количество, разнообразных…

— Они не в состоянии приблизиться, — честно признался Сварог. — Ни один, отправленный к Багряной Звезде, не вернулся. Все оружие, какое только пускалось в ход, оказалось бессильным… впрочем, именно так обстояло и во времена ее первого появления, при Шторме — тогдашнее оружие тоже против нее не действовало, я видел своими глазами…

— Это не первое ее появление, — тихо сказала Эгле.

— Да какая сейчас разница, — махнул рукой Сварог. — Главное, у меня нет возможности до нее добраться…

— И вы полагаете, что у нас такая возможность есть? — подняла брови Эгле.

— Откуда я знаю? — сказал Сварог. — Но Лесная Дева говорила, что здесь стоит дом… и очень точно описала ваш. Она сказала еще, что в доме есть кто-то… или что-то, что мне поможет до этой пакости добраться. Она, такое впечатление, не может, не способна в точности разглядеть, что здесь происходит — но все, о чем она говорила, сбывалось…

— И вы готовы рискнуть? — без выражения спросил Стахор. — Учтите, в старых книгах и пророчествах нигде не уточняется, что Багряную Звезду удастся одолеть, что победитель непременно вернется целым и невредимым. Повсюду говорится «может». А это еще не означает «сделает» или «вернется живым»…

— Ну, а что прикажете делать? — пожал плечами Сварог. — У вас — одно-единственное королевство. У меня, как вы наверняка знаете — гораздо больше… Придется рискнуть… Что вы молчите?

Эгле произнесла с легкой иронией:

— У вас, положительно, есть одно интересное качество, мой венценосный брат, привычка, а может, дар — оказываться в нужном месте в нужное время…

Она смотрела через плечо Сварога. Сварог резко обернулся. Невольно положил руку на рукоять пистолета.

По тропинке прямо к ним шагали люди — растянувшись цепочкой, неторопливо, целеустремленно, спокойно.

Глава XX И увидел конный, и приник к копью…

Они приближались — люди средних лет, ни одного юнца, одетые, как каталаунские жители, оружия не видно, кроме ножей у пояса, какие здесь носят все мужчины, начиная лет с десяти, а порой и женщины, в самых неспокойных районах.

И впереди шагал тот чернобородый, что наблюдал тогда представление и Сварога в роли ученой собаки. Как и в тот раз, от него веяло непонятностью — как, впрочем, от всех.

После недолгого раздумья Сварог разжал пальцы, выпустил рифленую, изящно выгнутую рукоять. У него не было ни единого шанса. Даже если бы каким-то чудом удалось победить всех, неизвестно, как отсюда выбраться в большой мир. Не пытать же королевскую чету, если они откажутся объяснить? К тому же, вполне может оказаться, что проникать сюда способен только сам Стахор, и никто другой этими знаниями воспользоваться не сможет… Со всевозможными тайными знаниями и необычными умениями так порой и обстоит.

Он стоял и ждал. Ничего другого не оставалось. Увидев его, чернобородый нисколечко не изменился в лице, не замедлил шага. Подойдя вплотную, он церемонно раскланялся перед Эгле (похоже, как человек, знающий светское обхождение), поздоровался за руку со Стахором, как со старым знакомым, глянул на Сварога:

— Ваше величество? Я вижу, у вас все кончилось хорошо? — он мельком глянул на клочья намокшей шерсти. — Простите уж, в Туарсоне я вас не узнал, я не маг… Мои поздравления.

— Благодарю, — сказал Сварог. — С кем имею честь?

— Меня зовут Вингельт, — без заминки ответил чернобородый.

Остальные, полукругом стоявшие за его спиной, смотрели на Сварога довольно равнодушно, без злости, но и без малейшего расположения. Никто из них представляться не стал.

— Время? — спросил Стахор спокойно.

— Время, — кивнул Вингельт. — Она совсем близко, — он обернулся. — Олат, посмотри…

Сварог видел, как Эгле во мгновение ока помрачнела, на ее лице была тревога и тоска. Помянутый Олат, пройдя мимо Сварога, как мимо пустого места, опустился на колени над водой, протянул руку, коснулся неподвижной глади каким-то странным медальоном на цепочке, погрузил его весь, очень быстро вынул…

На поверхности воды появилось вовсе уж темное, черное пятно круглой формы, размером с тележное колесо, сплошь усыпанное холодными огоньками. На фоне созвездий — Сварог узнал некоторые — двигалась ослепительно сиявшая багряная точка. Очень интересные у них тут озера…

Олат смотрел на это зрелище недолго. Выпрямился — черное пятно тут же превратилось в обычную поверхность воды — кивнул:

— Торопиться не надо, но поспешать следует…

Эгле бросилась к Стахору, уткнулась лицом в его плечо. Король погладил ее по плечу, решительно отстранил:

— Ну, что поделать, время…

Она послушно отступила на шаг, в глазах стояли слезы, но Эгле, сразу видно, умела держать себя в руках.

— Багряная Звезда? — спросил Сварог, кивнув в сторону озера.

— Она самая, — спокойно отозвался Вингельт.

— Я правильно угадал? Вы собираетесь…

— Собираемся ее уничтожить… то есть попытаемся. Я правильно угадал? — он мастерски повторил интонацию Сварога. — Хотите поучаствовать?

— Если вы не против.

— Ну отчего же мне быть против? Лишний меч никогда не помешает, в особенности, когда речь идет о вас… Пойдемте?

Все происходило просто, буднично, без лишних слов и суеты, как оно сплошь и рядом бывает с серьезными делами. Вингельт, все такой же безучастный и непроницаемый, направился по тропинке в ту сторону, откуда пришел, за последним из его людей двинулся Стахор, а уж за ним пошел Сварог, успев услышать короткий всхлип Эгле. Не было ни эмоций, ни чувств. Это происходило, и все тут.

Возле срубленного дерева его осенило, он приостановился, произнес вслух, не удержавшись:

— Дерево, растущее без Солнца и звезд, без дождей и вихрей…

Остальные молча удалялись, даже ухом не поведя.

— Оно самое, — повернув голову, ответил на ходу Вингельт. — Не отставайте, ваше величество…

Сварог заторопился вслед. Люди вышли к Древней Дороге, пересекли ее, прошли лесом. Вингельт на ходу манипулировал руками перед грудью, но что он там делает, Сварог со своего места в цепочке рассмотреть не мог. Серая туманная стена. Высокий прямоугольный проем, окаймленный знакомым радужным мерцанием, за ним виднеются обычные сосны. Следом за другими Сварог переступил на ту сторону, оглянулся — ни прохода, ни Дороги, обычная чащоба, и ничего больше…

Люди шли по лесу — без всяких тропинок, не петляя, разве что все больше и больше забирая влево. Что это были за места, Сварог, естественно, не мог угадать. Типично каталаунский пейзаж, и все тут…

Вскоре обнаружилась большая поляна, и на ней стояла длинная постройка — дощатая, без окон, с низкой двускатной крышей, покрытой сосновыми ветвями. Такие временные пристанища обычно строят на сезон углежоги, смолокуры и лесорубы — вот только размером они гораздо меньше, и окошки прорезаны…

Один за другим люди ныряли в низкую скрипучую дверь. Войдя последним, Сварог был ошарашен не на шутку.

Внутри, занимая чуть ли не все свободное пространство, громоздился аппарат, похожий на дирижабль или подводную лодку — разве что без внешних двигателей и винтов. Но сзади виднелись штуки, как две капли воды похожие на рули глубины и высоты. Заостренная с двух сторон сигара светло-коричневого цвета, впереди — прозрачный конусообразный колпак, вдоль борта тянется ряд круглых иллюминаторов, распахнута выгнутая дверь, и пришедшие один за другим поднимаются туда по самой что ни на есть прозаической приставленной лесенке, сколоченной надежно, но грубо из тонких сосновых стволов.

Сварог поднялся последним. Стоявший у проема Вингельт захлопнул дверь, задвинул массивный засов. Все происходило молча, несуетливо, буднично: люди рассаживались на тянувшихся вдоль бортов скамьях, где уже сидели человек десять, точно так же одетые. Пришедшим передавали по рукам мечи и топоры на длинных топорищах, выглядевшие как-то странно. Дошла очередь и до Сварога, сидевший рядом равнодушно сунул ему меч. Вместо ножен — овальное железное кольцо на веревочной перевязи.

Меч оказался не легче железного — но это, несомненно, дерево из тех лесов: густо-медовый цвет, красивые прожилки… Выточен тщательно, хорошо отшлифован, прямо-таки отполирован, в точности повторяет форму обычного меча, лезвие доведено до нешуточной остроты, а вот рукоять почти не обработана, благодаря чему не скользит в руке, очень удобная. И топоры, отсюда видно, тоже деревянные…

Впереди, у прозрачного колпака — нечто наподобие пульта управления — длинный ящик с горящими на крышке разноцветными огоньками, кругами, в которых мельтешат разноцветные полосы, вертикальными прорезями (по ним вверх-вниз то ползают, то прыгают цветные шарики). Два кресла — опять-таки деревянные, без затей. Перед левым еще — несколько высоких рычагов со странными рукоятями.

За рычагами уже был незнакомец, а в правое кресло торопливо уселся Олат, оба принялись манипулировать рычагами и причиндалами. Ничего, напоминавшего бы звук работающих двигателей.

Сварог вертел головой вправо-влево, в чем ему никто не препятствовал, все сидели сосредоточенные, серьезные, поставив меж колен топоры и мечи. Внутри аппарат предстает словно бы сколоченным из недлинных, хорошо оструганных и соединенных без малейшего зазора досок, в торцах украшенных кругляшками цвета меди, более всего напоминающих шляпки гвоздей. Хвостовая часть занята громадным устройством, с первого взгляда похожим на дело рук допившегося до белой горячки механика — причудливо соединенные металлические и деревянные колеса, валы, кривошипы, огромные шестерни, усаженные кругами из разноцветных то ли стекляшек, то ли самоцветов, отшлифованных в форме пирамидок, полушарий, призм и кубиков. Иные кольца и шестерни начинали вертеться — все быстрее и быстрее. Несколько уже превратились в туманные круги, стекляшки на шестернях сияли разноцветными яркими концентрическими окружностями, казавшимися неподвижными…

Чем-то эта загадочная машинерия напоминала движитель подводной лодки Тагарона, принцип работы коего так и оставался пока загадкой. Есть нечто общее, определенно. Вот у кого Тагарон раздобыл секрет… Что же, эта штука способна подняться на орбиту и выйти в космос? Но ведь подводная лодка Тагарона исправно плавала на глубине… Вот только кислородных баллонов, как на лодке, здесь что-то не видать, однако воздух свежий, ничуть не спертый, им легко дышится… Ну, мало ли что… Зачем-то да тянутся вдоль бортов похожие на половинки труб ящики с россыпью отверстий. Не задавать же с глупой рожей наивные вопросы, словно впервые в жизни увидевшая паровоз деревенщина…

Вингельт подошел, остановился над ним, сказал негромко:

— Наставления очень просты, ваше величество: будем рубить все, что увидим…

— Вы хотите подняться… туда? — Сварог ткнул пальцем в потолок.

— Конечно, — сказал Вингельт. — Нельзя ей позволять входить в атмосферу, нужно перехватить раньше.

— Нас же собьют… — сказал Сварог. — По достижении определенной высоты…

Вингельт покривил губы в подобии усмешки:

— Посмотрим. Вдруг да и обойдется…

И отошел к креслам. Постоял, заглядывая через плечо пилотов, обернулся, громко произнес:

— Поднимаемся!

Сварог приник к иллюминатору — единственный, кто так поступил, остальные сидели, глядя перед собой спокойно и отрешенно. Замелькали доски, на несколько мгновений вокруг взлетели разлапистые сосновые ветки — странный корабль, пробив хлипкую крышу, вертикально уходил ввысь. Чащоба словно провалилась вниз, будто упущенное в колодец ведро, почти моментально превратилась в неровную зеленую поверхность, а там и в сплошное зеленое пятно с неразличимыми деталями. Если верить глазам, корабль шел в небо на приличной скорости, не уступая, пожалуй, драккару — а если верить ощущениям, преспокойно стоял на земле: ни малейшего ощущения подъема, дощатый пол не уходит из-под ног, ни на миг не возникает легкой невесомости, сердце не замирает, не подступает к горлу, никакого колыхания, болтанки… В точности как на любом летательном аппарате ларов — но это какая-то другая техника, ни в чем не уступающая, слышно только тихое монотонное жужжанье вертящихся колес и шестерен…

Лазурь за окном потемнела, стала густо-синей, фиолетовой, черной… Какая скорость! Ее не ощущается, Вингельт преспокойно стоит, опершись ладонью на спинку кресла Олата… Вокруг в черноте засияла россыпь звезд, пожалуй что, они уже не на орбите, поднялись гораздо выше, вышли из поля тяготения планеты… Как им все это удалось, где они все это прячут, где прячутся сами и кто они такие, прах их побери? «Мало я знаю о своих владениях и подданных, ох, мало…» — с горькой иронией подумал Сварог. Эта штука, есть подозрения, и до соседних планет доберется при необходимости… и где же боевые орбиталы ларов, автоматически сбивающие любой объект, поднявшийся выше запретной черты? То ли бездействуют, то ли отчего-то не видят…

— Вот она! — почти крикнул Олат. — Правильно вышли, прямо по курсу!

Не такой уж он невозмутимый, каким пытается казаться… Да и все остальные повернули головы, привстали, глядя вперед…

Там, впереди, светилось багряное сияние, быстро приближавшееся, растущее, заслонявшее все больше звезд…

— Олат, сможешь ее остановить? — быстро спросил Вингельт, тоже, судя по голосу, подрастерявший прежнюю невозмутимость.

— Попытаемся, — звенящим голосом откликнулся Олат. — Старались же…

Он яростно манипулировал торчавшими из ящика металлическими рукоятями, дергал рычажки, вертел колесики… Послышался высокий чистый звук, словно лопнула струна, перед носом корабля, затмив багровое сияние, вспыхнула стена золотистого свечения, пронизанного словно бы тоненькими, ветвистыми, алыми разрядами молний, рванулась вперед, растаяла, осталось только багряное сияние, заполнившее все доступное взгляду пространство…

— Остановили!!!

— Пробивай колпак!

Корабль ощутимо тряхнуло, вскочивший на ноги Сварог разглядел, как откуда-то из-под прозрачного носа рванулся темный клубок, моментально распавшийся на рой бешено вертящихся дисков, и они умчались вперед, рассыпаясь, словно хорошо обученные егеря, уменьшаясь на глазах…

— Есть дыра! Есть!

— Вперед!

Несколько мгновений — и тускловатое багряное сияние охватило со всех сторон, обволокло корабль целиком, словно проглотило… За иллюминатором, внизу, показались медленно вертящиеся предметы правильных очертаний и разнообразных форм, корабль опускался ниже, ниже… Легонький толчок… В два прыжка оказавшись возле двери, Вингельт отодвинул засов, распахнул дверь, крикнул:

— Пошли!

Люди с той скамьи, где сидел Сварог, один за другим кидались в дверной проем — и он, когда подошла его очередь, подбежав к двери, спрыгнул с высоты локтей двух, почувствовал под ногами твердую поверхность — и отскочил, чтобы не мешать следующим.

Огляделся, выхватив деревянный меч — когда увидел, что то же сделали уже выпрыгнувшие.

Он стоял на твердой, ровной, гладкой поверхности цвета раскаленной печной конфорки — но ни малейшего жара под ногами не ощущалось. Багряное сияние продолговатым колпаком накрывало ее — и сзади зияла огромная, неправильной формы дыра, за которой чернел космос и холодно сияли звезды. Похоже, края дыры медленно, неуклонно ширились, словно помаленьку оплавлялись, сгорали, словно сияние таяло….

Перед ними простиралась равнина, покрытая стоявшими не так уж густо, в беспорядке угольно-черными сооружениями. Горизонтальные колеса с широкими ободьями и спицами, крылья наподобие мельничных — странной формы, по пять, семь, даже девять, на оси, огромные сдвоенные коромысла, чуть растянутые в ширину круги, наподобие антенн радаров, нечто наподобие растопыренных гигантских веников… да столько там было причудливых штук… И все это вращалось на подставках в виде колонн, постаментов, полушарий — словно бы лениво, неспешно, беспрестанно, и здесь, вот удивительно, можно было дышать свободно, и отовсюду доносился размеренный механический стрекот, словно бы стук исполинской швейной машинки, шелест вертолетного винта, шум мельничных крыльев, смешанный с чем-то вроде тягучего, скрипучего, злорадного механического хохота…

— Руби! Время!

Стоявший рядом со Сварогом кинулся к медленно вертевшемуся черному горизонтальному колесу, занеся меч обеими руками, ударил. Сварог затаил дыхание.

Взлетел снопик неярких голубоватых искр, послышалось жалобное звяканье. Меч взлетел еще раз, опустился… В ободе колеса появился проем, отрубленный кусок отлетел в сторону и упал далеко не сразу, так, словно был сделан из чего-то крайне легкого, почти невесомого. Человек в нешуточном остервенении набросился на вертевшееся колесо, нанося могучие удары, резко выдыхая, словно дрова рубил. Плавно, лениво как-то, почти невесомо разлетались куски обода, вот уже и обода не осталось, одни обрубки разной длины торчат, вращаясь… вот и ось перерубил, над постаментом торчит нелепый огрызок…

Это словно послужило сигналом — люди рассыпались, взлетали мечи и топоры, сыпались снопы неярких, не обжигающих искр, повсюду разлетались черные куски самых причудливых очертаний, все так же плавно, будто подхваченные ветром клочья соломы. Выйдя из оцепенения, Сварог подскочил к черному разлапистому «венику» чуть-чуть повыше его ростом и, не размениваясь на шинковку, рубанул по оси. «Веник» моментально завалился, задев-таки Сварога по плечу — но он и в самом деле оказался чертовски легким, никакого вреда не причинил, рухнул рядом. Ноздри защекотал слабый неприятный запах чего-то горелого.

В азарте он перебросил меч в левую руку, выхватил свой — и от души рубанул обеими по крыльям «мельницы». Деревянный отсек кусок — а стальной, встретив препятствие, со звоном разлетелся, так что в руке остался только эфес с косым обломком… Смущенно выругавшись, Сварог отшвырнул эфес и врубился в мельничные крылья так, что клочья полетели. Потом догадался упростить работу, подставить меч возле самой оси — и крылья, наталкиваясь на него, отлетали одно за другим.

Время, казалось, остановилось. Люди, растянувшись неровной цепочкой, вгрызались в скопище черных вертячек, оставляя за собой усыпанное обломками пространство. Пару раз Сварог машинально оглядывался — корабль с распахнутой дверцей, залитый внутри светом, отдалялся, отдалялся…

— Вот он! — завопил кто-то. — Идет!

Среди размеренно вертевшихся штуковин показалось нечто неподвижное — прямоугольное, с закругленными углами и крышей в виде чуть сплюснутого полушария строеньице. Там распахнулась широкая, закругленная сверху дверь — изнутри вырвался алый свет — и из нее показалась высокая темная фигура. Ростом раза в полтора выше человека, но очертания и пропорции мало похожи на человеческие. Этакая чуть срезанная снизу, повернутая вниз черенком груша, державшаяся на коротких кривых ногах. Длинные, чуть ли не до земли, руки, кажется, с двумя суставами, утопленная в плечи голова — словно половина дыни с тремя горевшими алым фасеточными глазами и решетчатым полушарием на месте рта…

Фигура двинулась к людям, издавая отчетливо слышимое поскрипыванье, «рот» замерцал алым, раздалась громкая, шипящая, абсолютно непонятная, но безусловно членораздельная тирада, поток замысловатых слов с преобладанием согласных, звучавших жалобно, сердито, угрожающе…

— Назад! — истошно завопил неведомо откуда вынырнувший Вингельт. — Кому говорю, назад!

Человек с топором то ли не слышал его, то ли в азарте не собирался подчиняться. Он ринулся к чудищу («Если это не Клятый Мельник, то я не я», — пронеслось в голове у Сварога), замахнулся топором…

Кто-то громко, непроизвольно выкрикнул:

— Ай…

Здесь было довольно светло, и Сварог видел все, как на ладони. Руки Мельника протянулись в сторону нападавшего, веером растопырились ладони с полудюжиной длинных, многосуставчатых пальцев… Человека с топором они не коснулись — но там, где он только что стоял, взметнулось багровое облачко, взлетевшее выше головы Мельника и невероятно быстро рассеявшееся. Остался замерший в нелепой позе скелет, сжимавший занесенный топор — а через пару мгновений он обрушился, превратившись в кучку костей, на которые плюхнулся топор…

Поскрипывая, жалобно квохтая, угрожающе шипя, Мельник, все так же вытянув руки, развернулся в сторону ближайшего к нему человека, и все повторилось: взлетевшее и мгновенно растаявшее багровое облачко, застывший на миг скелет, тут же рассыпавшийся, и еще одно облачко, и еще…

— Ваше величество, — раздался отчаянный крик Вингельта.

Сварог рванулся вперед, ни чувствуя ничего, кроме ненависти и холодного, рассудочного боевого азарта. Черные веера ладоней тут же развернулись в его сторону, он ощутилнечто вроде порыва теплого ветерка, зажмурился на миг — но, сообразив, что цел и невредим, не замедлил бега, взмахнул мечом.

Отсеченная кисть руки упала ему под ноги — тяжело, со стуком, прямо-таки с грохотом, словно весила нешуточно много. Из обрубка вырвался пучок длинных, дергавшихся, похожих на червей багровых искр. «Сволочь, — подумал Сварог, — ты ж не живой…» И ударил еще раз.

Справа от него мелькнул клинок — и правая рука Мельника, отсеченная по самое плечо, тяжело грянулась оземь. Резко повернувшись, Сварог увидел Стахора — горротский король-изгнанник, растрепанный, оскаленный, вновь размахнулся, и в боку жалобно завывшего создания появилась глубокая щель, откуда ударил пучок длинных извивавшихся искр.

Вдвоем они крушили, кромсали, молотили.

— Ноги!!! — крикнул Стахор, на себя не похожий в алом мерцании непрерывно взметавшихся искр.

Сварог понял. Отработанным еще в былые времена пируэтом он ушел с дороги чудища, оказался у него за спиной, примерясь, рубанул. Отсек правую ногу у самого туловища, отпрыгнул поскорее — Мельник завалился вправо, рухнул со страшным грохотом. Меч Стахора обрушился ему на голову, отрубив чуть пониже «рта» — и она отвалилась, светя изнутри алыми и оранжевыми вспышками, брызгая искрами, напоследок бормотнув что-то неразборчивое, жалобное, затухающее. Робот, конечно же, робот…

Держа меч наготове, Сварог бросился к домику, заглянул внутрь. Никого.

Противоположная стена на две трети покрыта выступающими из нее косыми коробками — целое море разноцветных огоньков, дикая пляска света, противное дребезжанье звонков, длинный тоскливый вой — видимо, аппаратура получившего нешуточные повреждения аппарата на все лады подавала сигналы тревоги, уже никого не способные обеспокоить… Вот, значит, как… Вот, значит, что…

Он выскочил и присоединился к остальным, ожесточенно рубившим под повелительные крики Вингельта, призывавшего спешить, спешить, спешить… Летели черные причудливые обломки, там и сям рассыпались искры, механический стрекот и подобие злорадного смеха становились все тише, тише…

А там настала совершеннейшая тишина. Сварог остановился. Перед ним стояла стена багряного сияния. А позади — овальная равнина, покрытая грудами причудливых обломков. И никакого больше движения, только кучи угольно-черного хлама. Пробитая кораблем дыра рассыпалась, увеличившись в несколько раз, полностью открыв созвездие Меченосца и широкую полосу Млечного Пути.

— Все назад!

Сварог побежал за остальными. Слышал, как за распахнутой дверью заливаются звонки и сирены тревоги. Четвертованный и обезглавленный Клятый Мельник еще испускал пучки тускнеющих искр. До чего легко, оказывается… если только знать, как…

Люди вереницей прыгали в распахнутую дверь, плюхались на деревянные лавки. Сварог прыгнул на свое место, тяжело отдуваясь. Звонко задвинувший засов Вингельт схватил за плечо пилота, что-то закричал ему в ухо. Тот кивнул, взялся за рычаги. Сварог ожидал, что корабль взлетит и уйдет в дыру — но время шло, а в иллюминаторах так и стояло багровое сияние, причем Вингельт вовсе не выглядел встревоженным, он больше не командовал, стоял с видом невероятно уставшего человека, сложив руки на груди, опустив голову. Похоже, все шло по задуманному… что?

Повернув голову, Сварог не увидел ни одного лица, на котором сияла бы радость триумфатора. Все сидели, ссутулившись, понурив головы, равнодушные, отрешенные, безмерно уставшие. Ничего удивительного, в прошлой жизни, когда возвращались, у всех, и у него самого, были точно такие же лица…

Он встал. Чуть пошатываясь, добрался до противоположной стены и через плечо сидящего, даже не поднявшего на него глаз, выглянул в иллюминатор. Виднелся краешек дыры — и там уже не было ни звезд, ни космической черноты, темно-фиолетовое небо светлело, светлело, светлело… становилось густо-синим, светлело… Вот оно что, корабль волокет остатки на землю…

Сварог вернулся на свое место. Он и не заметил, когда меж пальцами появилась зажженная сигарета. Жадно затянулся. Человек напротив, рассеянно, отрешенно шаря по карманам, вытянул кисет и трубку — и справа тоже поднялся табачный дымок. Нашел взглядом Стахора: король привалился затылком к стене, прикрыв глаза, взлохмаченный, лицо, как и у остальных, покрыто словно бы мазками сажи. Сам Сварог наверняка сейчас выглядел не лучше.

Его толкнули локтем в бок — сосед слева протягивал пузатую флягу с выдернутой пробкой. Кивнув в знак благодарности, Сварог поднес горлышко к губам, крепко подозревая, что там не вода —…и убедившись по запаху, что угадал правильно. Проглотил изрядную долю неплохого келимаса, словно воду хлебал. Вернув флягу, закинул голову, прижался затылком к твердым доскам. Кажется, медленно отпускало. Как иногда случается, ему и не верилось, что пришел полный, окончательный успех — в сознание пока что не вмещалось.

Не выдержав в конце концов, он встал, подошел к Вингельту и спросил, кивнув в сторону прозрачного носового колпака:

— Это Изначальные?

За стеклом багровела овальная равнина, покрытая кучами обломков. И тишина.

Вингельт чуть приподнял голову, так, словно ему было тяжело сделать это нехитрое движение. Ответил негромко, устало, без выражения:

— Это седая древность… Невообразимо старая штуковина… Так-то вот…

Он словно отталкивал взглядом, никак не расположен был к разговору. Сварог оставался рядом, хотя и поругивал малость себя за бесцеремонность.

— Вот так просто… — вырвалось у него.

— Ну да, — тем же тусклым голосом ответил предводитель непонятных людей. — В особенности, если готовить это долгие годы…

Он глянул вовсе уж неприязненно, ему больше всего хотелось остаться наедине с собой — и Сварог чуть ли не виновато отошел, уселся на свое место, прижался затылком к стене, закрыл глаза.

Ну что же, с жуткими загадками так иногда и случается — взять хотя бы Хелльстад… Столько несчастий и катаклизмов, столько страшных сказок и печальных баллад, столько книжников ломали головы и в тщетных поисках истины противоречили друг другу… Все оказалось, если рассудить, где-то даже банальным — ни злокозненной магии, ни происков темных сил, ни человеконенавистнических замыслов — всего-навсего боевая летучая машина давным-давно сгинувшей расы из невообразимо далекого прошлого, заблудившееся в тысячелетиях и космических просторах древнее недоразумение, успевшее причинить столько бед и несчастий…

За иллюминатором показалась безмятежная синева.

Глава XXI …И охотник вернулся с холмов

Когда Вингельт распахнул дверь, Сварог вышел третьим. Огляделся. Корабль стоял на опушке пустого леса — по всем приметам, каталаунского — а уардах в ста, на равнине, лежало то, что осталось от Багряной Звезды — огромная овальная платформа толщиной в пару уардов, покрытая грудами черных обломков, над которыми возвышался домик, оставшийся нетронутым. Колпак из багряного сияния уже почти совсем растаял, от него поднимались ввысь струйки бледно-розового дыма и тут же таяли, кое-где обломки чадили.

Все были чумазые, растрепанные, расхристанные, перепачканные черной сажей — как и Сварог наверняка.

— Это не опасно? — спросил он, кивая на бренные останки летучего ужаса.

— Издохшая — ничуть, — спокойно ответил Вингельт. — Иначе я бы не стал… — он оглянулся на своих. — Ребята, поторапливайтесь! Зная упорство и любознательность его величества, сомнений быть не может: как только он доберется до места, откуда сможет отдавать приказы, по нашим следам бросятся все секретные службы, какие у короля найдутся. А их столько, что со счету собьешься…

Ну да, конечно, наступила обычная жизнь с ее сложными реалиями… Откровенно, ничуть не скрываясь, Сварог передвинулся так, чтобы за спиной у него никого не оказалось.

— Это вы зря, — сказал Вингельт. — Никто ничего не замышляет. У нас с вами есть общие цели — настолько, чтобы мы не питали к вам зла, но не настолько, чтобы с вами дружить. Я понимаю — такая уж у вас должность. Мы привыкли, которую тысячу лет ловят, и безуспешно. Так что распрощаемся.

— Почему? — спросил Сварог.

Вингельт ответил, не промедлив:

— Потому что вы не просто земной король, а еще и Высокий Господин Небес. Вот с ними нам решительно не по пути, уж не посетуйте… — он смотрел строго и серьезно. — Ваше величество, можете вы снизойти к небольшой просьбе? Пожалуйста, не трогайте Туарсона. Даю вам честное слово, деревня ни при чем, никто там не знает, кто я такой. Они хорошие люди, бесхитростные…

«Удачное словцо подобрали, сударь, — подумал Сварог. Вот уж воистину бесхитростные. Особенно кроха по имени Бетта…»

— Спасибо, что вовремя сказали, — бросил он с неприкрытым сарказмом. — А то я уж было собирался выжечь деревню дотла по своему всегдашнему обыкновению… Не трону я ваш Туарсон, успокойтесь. Вряд ли вы там еще покажетесь. Но искать я вас буду, уж не посетуйте, должность такая, вы совершенно правы. Я верю, что вы не замышляете никаких заговоров, но не в том дело…

— Я понимаю, — сказал Вингельт. — Могу я дать вашему величеству добрый совет? Не тратьте понапрасну силы. Опыт у нас богатейший, так что ничего не получится…

— Вы полагаете? — прищурился Сварог. — А вот сдается мне, что и вы оставляете следочки… — он кивнул в сторону корабля. — После того, что я там увидел, никаких сомнений: тот человек, что продал Тагарону чертежи некоего движителя, был из ваших. Вот только наплевал на некие идеалы и пленился прозаическим звоном золота…

— Бывает, — без раздражения кивнул Вингельт. — Разве я говорил, что мы совершенны? Однако могу вас заверить, меры давно приняты, и никакого следочка не осталось…

— Но мы могли бы…

Вингельт произнес мягко:

— Ваше величество, я отношусь к вам с уважением. И не только я. Здесь не тронный зал, и я не придворный, так что это не лесть. Вы сделали немало полезного, и наверняка еще сделаете. И тем не менее даже ради вас никто не будет нарушать тысячелетние установления. Несмотря на ту жажду познания, что вас обуревает…

— Кто вы такие, в конце концов? Керуани? Кто-то еще?

Вингельт молча смотрел на него, откровенно улыбаясь — и в этой улыбке угадывалось нечто покровительственное, словно взрослый наблюдал за ребенком. Сварога эта улыбка разозлила — и придала сообразительности.

— Ах, вот оно в чем дело… — сказал он, оглядываясь на останки Багряной Звезды. — Жажда познания, разумеется… Конечно, она обуревает не меня одного… У вас просто нет такого местечка, куда бы вы могли уволочь это и вдумчиво исследовать… Видимо, именно так и обстоит… Вы хотите, чтобы ею занялись мои люди… а потом попытаетесь подобраться к этим знаниям? Для того и свели ее аккуратненько с орбиты… Приземлили нетронутой…

Он не сомневался, что именно так и будет обстоять. Уж если замурзанная деревенская кроха из захолустья смогла неведомо как войти в компьютерную сеть ларов, пусть не в серьезную, крепко защищенную, да вдобавок так, что всеми имеющимися в наличии техническими средствами ее не удавалось засечь… На что тогда способны взрослые? Эти?

— Вы не тем сейчас заняты, ваше величество… Вам следовало бы побыстрее придумать какую-нибудь достаточно убедительную историю про то, как вы в одиночку одолели Багряную Звезду…

— Я?!

— А кто же еще? — усмехнулся Вингельт. — Вы же видите, мы нисколько не расположены в публичности и вовсе не стремимся выступать в роли увенчанных лаврами героев. Его величество Стахор тоже в силу известных причин не стремится к почету и шумной огласке. Придется уж вам одному отдуваться, то бишь взвалить на себя всю славу. Вы совершили уже столько славных подвигов, что никто и не удивится очередному. Думаю, вы сумеете что-нибудь придумать. Это легко. Скажем, некий скромный провинциальный волшебник, опять-таки не жаждущий огласки, вручил вам летающий коврик, на котором вы и добрались до Мельницы… Что-нибудь в этом роде… Никто не будет искать несоответствия, зачем, когда вот оно, наглядное доказательство подвига — словно сраженный дракон из сказок и баллад…

Он бросил взгляд на небо, приложил к уху овальную костяную пластинку в золотой оправе, усыпанную многочисленными дырочками. Чуть зажмурившись, словно бы прислушивался. Убрав загадочную штуковину в карман, обернулся:

— Ребята, поспешаем! Скоро здесь будет людно… Прощайте, ваше величество…

— До свидания, — упрямо сказал Сварог.

Вингельт хмыкнул, глядя на него дерзко и весело, поклонился и, отвернувшись, направился к кораблю. Что-то достал из кармана, что-то с этим предметом проделал, забросил его внутрь и захлопнул выгнутую дверцу. Не глядя более на Сварога, пошел к лесу. Его люди вереницей двинулись следом.

— Стахор! — окликнул Сварог.

Настоящий горротский король нетерпеливо обернулся.

— Вам не кажется, что уж мы-то друг другу нужны? — спросил Сварог. — С тем, что вот уже два года творится в Горроте, я хочу разобраться не меньше вашего. А эти господа, — он кивнул в строну уходящих, — сдается мне, помочь не могут, иначе давно бы уже помогли, вы среди них давно свой, это видно… Нам бы следовало держаться друг друга…

— Возможно, я так и поступлю, как вы советуете, — невозмутимо ответил Стахор, поклонился и пошел вслед за остальными. Вскоре все они пропали с глаз, скрылись в чащобе, и Сварог остался совершенно один: далеко не впервые в жизни.

Оглянулся. Внутри корабля полыхнула беззвучная, рыже-золотистая вспышка, он наполнился внутри неярким свечением, оно вырвалось наружу, окутало, обволокло — а когда рассеялось, корабль выглядел совершенно иначе, став серо-черного цвета, как обгоревшая головешка, иллюминаторы и прозрачный носовой колпак потускнели. Легонький порыв прохладного ветерка — и корабль осыпался облаком невесомого пепла. Остался лишь овал выжженной травы, напоминающий след от большого костра.

Сварог стоял на опушке в совершеннейшей тишине. Только безмятежная, безоблачная синева небесного купола, легонький ветерок и отдаленный птичий щебет. Он обнаружил, что потерял где-то пистолеты, а с ними и пояс, все пуговицы с камзола, весь перепачкан сажей, победитель Багряной Звезды, изволите ли видеть, единственный победитель…

Он стоял, понурившись, и в ушах звучал высокий, чистый голос Кайи:

Он не помнил, чтобы когда-нибудь испытывал такую тоску и горечь, переходившие в лютое отчаяние и отвращение к самому себе.

Всадник в шлеме сбитом, сшибленный в бою… Нет, ничего подобного. Ему случалось терпеть нешуточные поражения: и в Горроте, и под Батшевой, когда погибла эскадра. Ну, что тут поделать, жизнь не может состоять из одних побед…

Здесь что-то совершенно другое. Верный конь, копытом топчущий змею… Ага, вот именно. Он выступил в роли второстепенного персонажа, рыцарского коня, успевшего малость потоптать змеюку — но победил ее все же рыцарь…

Прекрасно обошлись бы и без него. Перед глазами у него встал Стахор, ожесточенно рубивший робота. Без сомнения, звезды над той Заводью, где родился горротский король по совету колдуньи, именно что другие. Вот только Сварог в приступе гордыни решил, что все древние пророчества касательно грядущих славных героев должны непременно относиться к нему. А может, и не гордыня, попросту привык, так уж сложилось…

Дело тут вовсе не в ущемленном самолюбии. Он не хотел, не имел права выступать в роли единственного героя, победителя-одиночки — но на него взвалили этот груз, не спрашивая согласия. Это-то и было самым скверным…

Он поднял голову, заслышав далекий еще, слабый, тихий, но чертовски знакомый гул.

Два бомбардировщика прямо-таки свалились из зенита, промчались над головой, развернулись… Вращались исправно винты, слышался шум моторов — вот только развернулись они под углом в девяносто градусов, левым крылом вперед — как может только вимана… На миг замерев в воздухе, оба отвесно опустились на равнину уардах в десяти от него. Винты из туманных кругов моментально превратились в неподвижные лопасти, шум моторов умолк, словно выключатель повернули, распахнулись дверцы, на траву опустились лесенки…

Сварог безучастно смотрел, кривясь от горечи. Первой с помощью двух дюжих молодцов на землю спустилась старуха Грельфи и проворно засеменила к Сварогу — любила она прикидываться дряхлой немощью, но, случись что, проворство выказывала нешуточное…

— Ну и дурень ты, светлый король, уж прости на худом слове, — с укоризной сказала она, порицающе качая головой. — Кто ж лезет к зеркалам с непроверенными, неизвестными заклятьями? Хорошо еще, что…

Упершись в нее мрачным взглядом, Сварог произнес металлическим голосом:

— Отставить нравоучения…

Старуха, обладавшая изрядным умом и проницательностью, едва глянув на него, моментально умолкла. Пройдя мимо нее, Сварог повелительным жестом остановил ораву спешивших к нему людей, поманил Интагара. Он впервые видел своего верного бульдога поспешавшим трусцой. Брыластая грубая физиономия лучилась неподдельной радостью: ну конечно, дело тут не только в собачьей преданности, кто-кто, а уж Интагар, стрясись со Сварогом нечто непоправимое, терял все, в том числе и голову…

Душа просила действий. Душа, откровенно признаться, просила крови, конского топота, пожарищ… Схватив Интагара за рукав коричневого камзола, Сварог притянул его вплотную и спросил деловито:

— У вас есть связь с Гаури?

— Конечно…

— А ваши люди там есть?

— Конечно. Кого там только нет, все прилетели на шести самолетах…

— Отлично, — сказал Сварог, осклабясь. — Там, под городком, квартирует драгунский полк…

— Да, Девятый…

— К черту нумерацию… Немедленно свяжитесь с кем там вам удобнее. Девятому драгунскому — окружить городишко так, чтобы мышь не прошмыгнула. Правителя городской канцелярии Сувайна взять немедленно. Следом бургомистра, он тоже при делах. С ходу пусть начнут бить морды, уверять, что полиции все известно и требовать подробностей, ну, вы понимаете… Только брать живыми, непременно живыми… — он чувствовал, как лицо ему свела злая гримаса, но поделать ничего не мог. — Мое величество будет творить справедливость, у меня это прекрасно получается, особенно задним числом… Что вы стоите? Живо! Кому говорю?!

Глядя на него с почтительным страхом, Интагар отбежал на несколько шагов и стал рыться по карманам в поисках переговорного камешка-таша. Остальные прилетевшие, поколебавшись, двинулись к Сварогу, то и дело оглядываясь на останки Багряной Звезды, еще курившиеся розовыми и черными дымками. Кого тут только нету…

Мара бросилась ему на шею, прижалась, шепнула на ухо радостно-сварливым голосом:

— Сказочный герой, ну тебя к лешему… На минутку одного оставить нельзя, непременно в подвиги вляпаешься…

Сварог мягко, но непреклонно отстранил ее, шагнул вперед, встал перед аккуратной — сказались строевые занятия — шеренгой своих юных сподвижников. Все они красовались в присвоенной девятому столу форме (за исключением Элкона, щеголявшего в форме лейтенанта Яшмовых Мушкетеров), чуть ли не по самые уши увешаны разнообразными кобурами, вид имеют самый бравый и решительный — стойкие оловянные солдатики, черт побери…

Он оглянулся. Прочие прилетевшие без команды держались на почтительном расстоянии, за исключением Мары, стоявшей совсем близко с видом гордым и независимым.

— Мы вас все это время искали, командир, — сказал Элкон, выступив на полшага вперед. — Только ничего не получалось, никак не могли засечь. Сегодня на рассвете обнаружили, но не успели долететь, вы вновь пропали, потом опять обнаружились и опять пропали, только теперь…

Сварог посмотрел на небо. Оно было пустым — а ведь следовало бы ожидать, что там станет мельтешить куча драккаров, брагантов и виман, как тогда, после гибели Кракена…

— Почему никого нет? — он дернул подбородком вверх. — Что, улетели до срока?

— Да, — сказал Элкон. — «Журавлиный клин» объявили раньше времени. Багряная Звезда попала в гравитационное поле Семела, получила неожиданное ускорение, рванулась, как камень из пращи… Все над Сильваной. Императрица приказала найти вас во что бы то ни стало, кроме нас, работало два десятка поисковых команд, Канцлер всех отозвал в самый последний момент… Императрица вызвалась остаться и лично руководить поисками… По некоторым данным, ее увезли силой…

— И правильно сделали… — пробурчал Сварог. Окинул всех нехорошим, тяжелым взглядом и спросил со вкрадчивой угрозой: — А как же в таком случае вышло, соколы мои и соколицы, что все улетели, а вы обнаружились здесь? Я сильно сомневаюсь, что Канцлер вам это позволил…

— Мы обязаны были вас найти, командир, — невозмутимо сказал Элкон. — Пока имеется хоть ничтожный шанс.

— Сопляки… — сказал он сквозь зубы. — Щенята самонадеянные… Да как вы…

Томи сделала шаг вперед. Ее очаровательное личико выглядело невозмутимым, абсолютно нераскаянным, глаза сияли.

— Командир… — сказала она негромко. — Вы же сами нас учили, что мы — гвардия. Мундир, честь и долг… Не станете же вы уверять, будто все это была игра?

И уставилась испытующе, лукаво, чертовка… Сварог потерянно молчал. «Выучил на свою голову, — покаянно подумал он. — Мундир, долг и честь. Неизвестные здесь прежде песни, которых они от него наслушались. Помни, друг мой юный, позабыв про страх — о себе не думай, думай о друзьях…»

— Да вы хоть понимали, что может… — выговорил он, уже ничего не чувствуя, кроме тоскливого опустошения.

— Понимали. Но мы — гвардия, — отрезала Томи, стоя навытяжку.

Сварог смотрел на них с вялым изумлением. Элкон, Томи… маркиз Шамон, белобрысый увалень, светлая головушка… Канилла, графиня Дегро — красотка растет, а также великолепный специалист по поисковым системам… Юнцы и девчонки, выросшие в роскоши, какую только способен обеспечить здешний мир… Да как же мне удалось за неполных полгода воспитать из них стойких оловянных солдатиков? Конечно, они по молодости лет бесшабашно относятся к смерти, но достаточно взрослые, чтобы понимать, что такое опасность… И ведь все девять здесь, чертенята… Чудес не бывает. Значит, в них уже было заложено нечто, в столь жуткий момент сделавшее их гвардией. Умеет Яна подбирать друзей…

Элкон невозмутимо сказал:

— Вообще-то мы не нарушили ни устава, ни каких бы то ни было писаных законов. Операция «Журавлиный клин» проходила без всякого документального обеспечения, основываясь исключительно на устных распоряжениях Канцлера. Девятый стол не получал официального приказа о передислокации, как и Восьмой департамент. Точно так же я не получал приказа от командира Яшмовых Мушкетеров. Ни малейшего нарушения…

— Законники… — проворчал Сварог уже беззлобно. — Как вас только не хватились, обормотов?

Томи загадочно улыбнулась:

— А почему они должны были нас хватиться? Мы все в данный момент пребываем в здании девятого стола, как ни в чем не бывало, мы общаемся по видео с внешним миром, и ни у кого пока что не возникло и тени подозрения… Ну, по крайней мере до тех пор, пока кто-то наподобие Канцлера, которому ничем глаза не отведешь, не заявится лично… Но теперь это уже не имеет значения, верно?

— Лиса… — сказал Сварог. — «Стеклянная тень» или «синий морок»?

— «Тень», — сказала Томи. — Так надежнее. Ротгар у нас мастер «стеклянной тени»…

— Вольно, — так и не улыбнувшись, сказал Сварог.

Безукоризненный строй дрогнул, теперь они откровенно оглядывались на равнину с совершенно детским любопытством.

— Командир, а можно… — произнес Элкон уже совершенно другим голосом, ничуть не похожий сейчас на бравого гвардейца. Сгоравший от нешуточного любопытства мальчишка…

— Идите посмотрите, — кивнул Сварог. — Только ни к чему не прикасаться, ясно?

Они едва ли не бегом кинулись к Багряной Звезде, только Томи задержалась и, глядя на Сварога преданно, обещающе, завороженно, выпалила:

— Командир, вы герой. Проделать такое в одиночку…

И заспешила следом за остальными.

— В точку, — сказала Мара без тени насмешки. — Такого я даже от тебя не ожидала, а уж я-то знаю, на что ты способен, насмотрелась… Ты человек скромный, но уж не обессудь, я тебе в Сегуре памятник поставлю. Серьезно.

— Не вздумай, — ответил он без улыбки. — Разнесу к чертовой матери, слово короля… Иди к ним, пусть кто-нибудь свяжется с Сильваной, нужно же сообщить, что все кончилось и бояться больше нечего. Марш!

У него перехватило горло, и он, содрогаясь от переполнявшей горечи и стыда, отвернулся, чтобы никто не видел его лица. Отнюдь не подобающего славному герою, даже чрезвычайно скромному.

7. Слепые солдаты

И было, что наутро они снова выступили в бой; и был велик и страшен тот день; все же они остались без победы.

Книга Мормона, Ефер, 15,17

Авторы стихов, приведенных в романе: Александр Величанский, Ольгерд Довмонт, Хорхе Манрике.

В пышных церемониальных встречах идет парадная жизнь Сварога, поочередно выступавшего в роли аж семи королей и одного великого герцога. Венценосные особы безмятежно съезжаются в резиденцию Виглафского Ковенанта — величественный замок, сейчас самое безопасное место на всем Таларе. Все вульгарные пикантности и пороки — измены, ревность, насилие и обман… — скрыты за ставнями королевских покоев. Где-то там зреет заговор, а в ответ ему — праведная месть! Пусть легкий ветерок лениво колышет многочисленные флаги, гордо реющие над королевскими резиденциями. Но, рассвирепев над морями и океанами, он запросто может превратиться в огненный шквал. Который сорвет белый флаг с черным солнцем на башнях острова Дике.

Глава I Королевские будни

Широкий подвал тянулся, вероятнее всего, не менее чем на лигу — и тройной ряд синевато-белых ламп, уходя вдаль, понемногу сливался в одну линию, а линия превращалась в ниточку, в паутинку, конца которой от ступенек разглядеть никак не удавалось. Уж в этом случае покойный Фаларен мелочности не проявил и свой жуткий зверинец отгрохал с нешуточным размахом. Так, что Сварог все еще не мог отойти от изумления. Грандиозное оказалось сооружение. Поневоле впечатляло.

Он неторопливо шагал, заложив руки за спину, медленно поворачивая голову вправо-влево. У его правой ноги, неотступно сопровождая с навыком опытного придворного, вальяжно выступал Золотой Кот, еще одно неожиданное приобретение. Создание это и в самом деле как две кали воды походило на здоровенного откормленного кота, в золотых кудряшках шерсти, с толстым пушистым хвостом и немигающими желтыми глазами с вертикальным, как полагается, зрачком. Еще один механизм, по какому-то королевскому капризу выполненный из золота, по крайней мере, снаружи. Все копии живых существ при королевском дворе покрыты натуральнейшим золотом — ну а что у них внутри, Сварог и не собирался выяснять. Чересчур уж детским поступком было бы разбирать кого-нибудь из безмозглых болванов-лакеев, чтобы только узнать, что у них внутри.

Правда, Золотой Кот к безмозглым никак не относился, наоборот. Изъяснялся грамотнейше, лексикон у него был богатый, искусственный интеллект поразительный, и, если не поворачиваться к нему, не видеть, оставалось полное впечатление, что беседуешь с умным и эрудированным человеком.

У покойного короля он выполнял примерно те же функции, что Интагар у Сварога — начальник тайной полиции да вдобавок совмещавший функции полудюжины земных министров (что, впрочем, вряд ли являлось очень уж трудным делом, учитывая специфику Хелльстада, а также здешнее население).

Умен был Фаларен, лишний раз убедился Сварог. Единолично руководить всеми делами королевства, пусть даже такого специфического — не монаршее дело. Нужен кто-то особо доверенный, на кого можно взвалить львиную долю работы: но, опять-таки учитывая специфику, никак не следует поручать такой пост человеку. Людям Фаларен (как и Сварог на его месте) отводил исключительно роли мелких шестерок (каковой, если за глаза называть вещи своими именами, был тот же мэтр Лагефель). Вот покойничек и создал себе умнейшего робота, каким образом, теперь уже не доищешься. А вот почему придал вид не человека, а кота, тоже теперь не узнаешь…

Справа и слева, хвостами к стене подвала, головами к проходу, сложив крылья, подобрав лапы, лежали Золотые Драконы, не столь уж впечатляющих размеров, но крайне внушительные на вид. Синевато-белые отблески ламп тусклыми искорками отражались в их потухших сейчас фасеточных глазах. Вовсе не глаза это были, конечно, а линзы мощных лучеметов. Вряд ли только ими ограничивалось бортовое вооружение золотых ящеров: там, где крылья соприкасались с туловищами, чернели какие-то подозрительные круглые дыры, по полудюжине с каждой стороны, крайне напоминавшие авиапушки из навсегда покинутого Сварогом мира. Но это, конечно, что-то гораздо серьезнее…

Драконов Сварог не считал — просто отметил в уме, что их тут несколько десятков. Дальше потянулись ступенчатые стеллажи из темного дерева, от пола до потолка, и на них в дюжину рядов восседали Золотые Филины, размером не превосходившие живых, ушастые, с теми же тускло-фасеточными глазами. Вот этих, считая навскидку, наберется несколько сотен. И, как следовало из толковых, доступно высказанных объяснений Золотого Кота, одна такая птичка могла, пожалуй, провести успешный воздушный бой если не с боевой виманой или драккаром, то уж безусловно с боевым брагантом — и еще неизвестно, кто остался бы победителем…

Пригасшее было удивление вспыхнуло вновь, когда он дошел до стеллажа, где аккуратнейшими рядочками помещались Золотые Воробьи, опять-таки величиной с живых. Он хотел было задать вопрос спутнику, но по наитию догадался и сам, в чем тут хитрость. Идеальное оружие для шпиона и диверсанта. Десяток-другой тайных агентов, проникших в намеченный ко взятию город с карманами, набитыми такими вот воробушками, способны нанести противнику урона больше, чем парочка полков морской пехоты…

Военно-воздушные силы закончились. Начались, так сказать, сухопутные войска. Тесными рядами, бок к боку, стояли Золотые Псы (здоровенные, наподобие каталаунских пастушьих волкодавов), Золотые Кабаны ростом чуть ли не по грудь Сварогу. У него осталось впечатление, что дырки в пятачках этих милых свинок выполнены отнюдь не для пущего сходства с живыми прототипами: не зря же ноздри, отсюда видно, закрыты изнутри серебристыми острыми конусами сложного плетения…

Золотые Нетопыри (выводившие из строя живую силу противника мощным ультразвуковым пучком, моментально ответил на вопрос Золотой Кот), Золотые Ящерицы (юркие, проворные, трудно уязвимые в силу малых размеров огнеметы), даже Золотые Ежи — про этих Сварог и не стал спрашивать, все равно ясно, что не для добрых дел предназначены.

Потом кончилась и разнообразнейшая живность. Далее уже располагались не копировавшие всевозможную фауну устройства, а самая натуральная военная техника, пусть и насквозь незнакомая. Круглые, овальные и прямоугольные платформы на дюжине паучьих лап, на них установлены разнообразные непонятности: пакеты из полудюжины овальных труб, утыканные длинными иглами шары, пирамиды из шариков без шипов, загадочные решетчатые конструкции, ряды блестящих конусов на высоких стержнях, нечто вроде огромных овальных тарелок… И прочая загадочная машинерия. Судя по некоторым наблюдениям, часть этих устройств можно было поднимать под достаточно большим углом возвышения — наподобие зенитного орудия.

В самом конце, на протяжении уардов полусотни, стояли вовсе уж химерические устройства — все до одного, сразу видно, опять-таки способные передвигаться самостоятельно. Иные, казалось, мог придумать исключительно параноик, по недосмотру начальства прижившийся в военном конструкторском бюро. Но вот уж кем не был покойничек Фаларен, так это параноиком. Чтобы не угодить в смешное положение, Сварог пока что не стал требовать пояснений, дабы не повторилась история с "Рагнароком", когда Глаин охотно отрапортовал ему, что в носовой части лодки установлен гразерт, но что же такое гразерт, объяснить так и не смог…

Он поднялся по дюжине ступенек, прикрыл за собой бесшумно захлопнувшуюся дверь, присел на скамейку у входа и с удовольствием вдохнул прохладный вечерний воздух. Уже привычно откинув полу алой королевской мантии, потянул из кармана сигареты. Золотой Кот устроился рядом с ним, усевшись по-кошачьи.

Вот такие дела. Догадывался, что Фаларен не был по натуре пацифистом, но чтобы до такой степени… Не нужно было подробно и обстоятельно расспрашивать Золотого Кота о каждой разновидности боевых машин, и без того можно составить кое-какое впечатление. Дело даже не в Харуме — Харум эта армада могла захватить в считаные недели. Пожалуй что, и ларам это воинство могло причинить нешуточные неудобства. Особенно если допустить, что естественную в боях убыль военной техники Фаларен мог восполнять по мере надобности. Особенно если вспомнить, что его база, то есть Хелльстад, неуязвима для любого воздействия ларов, как недавно обмолвился канцлер, даже пресловутый "Белый шквал" тут бессилен…

Он безмятежно пускал дым, разглядывая располагавшийся совсем недалеко Вилердеран — второй замок Фаларена, но не паривший над землей подобно Вентордерану, а испокон веков стоявший на своем месте (как, собственно, замкам и положено на Харуме). Красивое здание из желтого с темными прожилками камня, с башенками, шпилями, галереями и острыми крышами, крытыми светло-коричневой черепицей. Что-то около двух тысяч лет назад, как выяснилось, скучающий Фаларен в поисках новой игрушки возвел этот замок, набрал себе самый настоящий двор (за хорошие деньги подыскав по всему Харуму благородных дворян и дам, придворных поэтов и лакеев), завел даже конюшни и зверинец. С полгода изображал обычного земного короля, потом игрушка прискучила, людей отправили восвояси, щедро наградив, а четвероногих обитателей конюшен и зверинца попросту выставили за ворота (добрая половина из них в Хелльстаде уцелела и прижилась, плодя потомство). С тех пор Фаларен в замке не появлялся ни разу, но все сохранилось великолепнейшим образом: дворец с его механическими обитателями, беседки и фонтаны, искусственные водопады и гроты. Вот только от его величества так и не поступило указаний ухаживать за парком — и парк разросся, превратившись в дикую чащобу, давно скрывшую мощеные дорожки…

Еще неделю назад Сварог и не подозревал, что обладает, оказывается, еще и этакой недвижимостью. Он попросту все эти годы бывал в Хелльстаде редко, случайными наездами, постоянно откладывая на потом и изучение компьютера, и полную инвентаризацию недвижимости, начиная от того загадочного постамента с каменной птицей и кончая военно-морскими домами отдыха. И наконец выбрал время, засел здесь на двое суток, настрого наказав беспокоить его разве что в случае какой-нибудь очередной глобальной жути вроде Багряной звезды.

И сразу отыскалась масса интересного, в том числе Вилердеран. В ответ на упрек мэтр Лагефель пожал плечами и сказал, что у него не было приказа рассказывать новому государю о каких бы то ни было строениях, ему лишь поручалось в свое время представить полный список всех обитателей Хелльстада с развернутой характеристикой таковых — что он и исполнил в точности. Он был совершенно прав, Сварог смущенно фыркнул и взял попреки назад.

Сейчас он думал, что Вилердерану, кажется, суждено простоять в том же положении неведомо сколько лет. Роскошный замок, конечно (Сварог его успел на скорую руку осмотреть), но что с ним прикажете делать? Никакого двора из людей он здесь заводить не собирался, всякий раз, прибыв в Хелльстад, останавливался в Вентордеране, там же принимал и редких немногочисленных гостей. Библиотека, компьютер — все в Вентордеране. В Вилердеране тоже есть парочка сильных компьютеров — они лишь поддерживали защиту замка (Фаларен, надо полагать, постоянно ждал от ларов какого-нибудь очередного нехорошего сюрприза, в чем был прав) да обеспечивали деятельность чего-то вроде научной лаборатории, где Фаларен, пока жил здесь полгода, производил какие-то эксперименты, насколько удалось понять, дурацкие и бесполезные… В общем, Сварога замок не интересовал вовсе. Особенно после того, как оказалось, что там нет никакой аппаратуры, способной обнаружить вход в пещеру токеретов.

Вот именно, токереты… Золотой Кот (как и подобает начальнику тайной полиции) о них прекрасно знал, но знания его оказались крайне куцыми: да, где-то под Хелльстадом есть огромная пещера, где обитают крохотные человечки, вроде бы лишенные души, — но у Фаларена никогда не было с ними никаких отношений, ни дружеских, ни враждебных, и ни разу Кот (практически ровесник Хелльстада, созданный Фалареном вкупе со всем прочим) не получал указаний токеретами заниматься. Вообще, Золотой Кот за последние лет пятьсот королем не вызывался ни разу, никаких распоряжений касательно чего бы то ни было не получал, так и торчал здесь. Человек давно рехнулся бы после нескольких столетий одиночества, но роботу такое, разумеется, не грозило.

Покосившись на застывшего статуей новоявленного сотрудничка, Сварог подумал: хорошо все же, что это робот. Окажись на его месте человек, еще неизвестно, как сложились бы отношения: мог сразу сбежать за пределы Хелльстада, как тот ронин, а мог и, улучив момент, возгнать узурпатору что-нибудь острое в спину. Золотой Кот же принял появление нового короля как нечто само собой разумеющееся и даже не задал ни единого вопроса: сначала был один король, теперь появился другой, в той же мантии и той же митре, вот и все. Сварог догадывался, в чем тут дело: должно быть, вложенные в Кота программы попросту не предусматривали такого события, как смена короля. Соответственно, не было ни планов на сей счет, ни собственного отношения к происшедшему. Молчаливо подразумевалось, видимо, что Фаларен будет занимать свой трон вечно…

— Это единственный арсенал? — спросил Сварог.

Кот моментально оживился, поднял голову, потускневшие было глаза налились желтым:

— На берегу Итела есть еще один, ваше величество. Триста Золотых Касаток и пятьдесят Золотых Гривастых Крокодилов — для действий против кораблей и портов. И сотня Золотых Щук — если потребовались бы какие-то мелкие акции на Ителе.

Крепенько все было продумано, не без уважения подумал Сварог. Отчего же, старательно создав всю эту армаду, Фаларен так никогда и не пустил ее в ход? Опасался, что, начав завоевывать Харум, переступит некую черту, за которой лары вовсе уж остервенеют? Сварог никогда никого здесь об этом не спрашивал прямо, но у него имелось серьезное подозрение: в случае какой-то по-настоящему глобальной угрозы, исходящей с земли, и Канцлер, и военный министр без особых угрызений совести оставят от Талара лишь исполинское облако пыли и камней. А уж Фаларен со своим механическим воинством как раз и был бы угрозой глобальной…

Или все было иначе? И это золотое воинство оказалось очередной наскучившей игрушкой? Создавать ее, продумывать было, без сомнения, чертовски интересно, но вот потом… Потом Фаларен, нельзя исключать, мог попросту и подумать: "А собственно, на кой мне черт что-то завоевывать?" И забросить арсеналы, как забросил Вилердеран, как забросил когда-то Орлиное Гнездо — совсем небольшой красивый замок, возведенный на вершине скалы у подножия Гун-Деми-Тенгри, откуда открывался великолепнейший вид на Хелльстад, на многие сотни лиг.

Или здесь крылось что-то еще, о чем уже никогда не догадаться? Кто ж знает…

— Имеются какие-то мастерские, на которых можно производить новые партии?.. — он показал большим пальцем за плечо, на дверь арсенала.

Кот прекрасно понял его жест:

— Да, государь. Подземные заводы в десятке лиг отсюда. Прикажете показать на карте?

— Как-нибудь потом, — небрежно отмахнулся Сварог.

А вот теперь следовало подумать о главном: пригодится ли ему для каких-то практических целей вся эта армада, мощь, по сравнению с которой "Рагнарок" выглядит детской игрушкой?

После долгих и серьезных размышлений он пришел к выводу: пусть уж все так и остается на прежнем месте. Для войн на Харуме ему достаточно и того, что уже имеется в распоряжении. Воевать с Небесной Империей он, разумеется, не собирается. Конечно, оставался Горрот. Вот именно, Горрот… Против Горрота вся эта золотая орава оказалась бы как нельзя более кстати. Никакое оружие ларов на его территории, как достовернейше установлено, не действует, оно просто-напросто перестает работать (и все приборы наблюдения отказывают, от орбитальных до портативных, которые брали с собой агенты). Но кто сказал, что это распространяется на оружие, произведенное в Хелльстаде? Проверить, в конце концов, несложно. Поручить Коту послать по Ителу в горротские пределы одну-единственную Золотую Щуку, чтобы она где-нибудь в глуши попробовала… ну, скажем, спалить паршивую рыбачью лодку. И если удастся…

И если даже удастся, все равно нельзя пускать на Горрот это золотое воинство. Горрот он, предположим, разобьет без труда… и тем самым покажет Канцлеру, чем располагает как король Хелльстада. Ход мыслей Канцлера и его решения в этом случае предугадать невозможно. Он еще терпит Сварога в качестве короля нестрашного курьеза-Хелльстада, совершенно безобидного для окружающего мира, диковинного реликта Шторма, населенного экзотическими тварями. А вот как он отнесется к Сварогу, располагающему силой, способной на равных потягаться со всей мощью ларов? Чертовски интересный вопрос… Сердце вещует, что отношение может перемениться самым решительным образом… Тут, если что, и Яна не спасет… и даже не узнает, что стало причиной его безвременной кончины. Не надо строить иллюзий по поводу собственной неуязвимости. Таковой попросту не существует. Будем реалистами: если Канцлер усмотрит в Свароге нешуточную угрозу для империи, в конце концов найдет способ отправить его к праотцам. Так, что и Яна не догадается. Он не добрый и не злой, он — Канцлер Империи, и все тут… Должностьтакая.

Единственное, что пригодится, причем не за пределами Хелльстада, а именно что в пределах — та сотня Золотых Шмелей, что сидит аккуратными рядочками на соответствующем стеллаже в подземелье. Миниатюрные воздушные разведчики, гораздо совершеннее двух дюжин Золотых Пчел мэтра Лагефеля, которые вот уже почти год, неустанно рыская над Хелльстадом, не могут обнаружить не то что вход в пещеру токеретов, но даже ее точное расположение. Сварог давно уже предполагал, что вход следует искать именно там, где они столкнулись с крохотными вертолетами, где растут карликовые дубы, и Пчелы проутюжили там все вдоль и поперек, но ничегошеньки не нашли. Быть может, Шмелям повезет больше…

Он решительно встал, затоптал окурок. Кот оживился, присел на задние лапы:

— Будут какие-то приказания, ваше величество?

— Конечно, — сказал Сварог, привычным движением извлекая из воздуха карту Хелльстада. — Поднимите всех до единого Золотых Шмелей. Пустите в круглосуточный поиск. Они способны отыскать подземные пустоты?

— Да, ваше величество, ведь это на войне порой необходимо…

— Прекрасно, — сказал Сварог. — Пусть ищут пещеру токеретов. А если удастся, пусть ищут и вход. Особенное внимание уделить вот этому району, — он показал пальцем на карте. — Далее. Пошлите по Ителу Золотую Щуку в пределы Горрота.

— Насколько далеко?

— Не особенно далеко, — сказал Сварог. — Лига-другая в пределах Горрота, этого будет достаточно. Ее задача — попытаться нанести пусть минимальнейший, но ущерб. Спалить привязанный на берегу рыбачий челнок, сжечь какую-нибудь хибарку на берегу. И тому подобное. Понимаете?

— Да, ваше величество. Вы хотите проверить, будет ли наше оружие действовать в Горроте?

— Вот именно, — сказал Сварог. Спохватился: — А откуда вы, собственно, знаете, любезный, что чье-то оружие в Горроте не действует?

— С некоторых пор в Горроте не действует оружие ларов, — бесстрастно, как всегда, ответил Золотой Кот. — Наш Центр, — он показал в сторону Вилердерана, — до сих пор подключается к некоторым компьютерным сетям ларов и получает обширную информацию. Так постановил его величество, когда одновременно с постройкой дворца создавался Центр. Король около пятисот лет не запрашивал информации, но не было приказа прекратить ее сбор…

— Почему вы ничего не сказали о Центре? — рявкнул Сварог.

— Потому что вы не спрашивали, ваше величество.

Сварог моментально остыл: вспомнил что имеет дело не с человеком. У роботов своя логика. Сварог не требовал от него рассказать обо всех технических хитростях дворца — он просто-напросто ходил по залам и изредка задавал вопросы насчет каких-то конкретных штук (главным образом тех, что выглядели особенно экзотично). И допустил, как оказалось, крупную промашку. Правда, его извиняло то, что прежде он не имел дела с интеллектуальными роботами и не знал их привычек.

— Вот именно, — повторил он. — Нужно проверить, будет ли наше оружие действовать в Горроте…

Оглянулся на Вентордеран, метрах в трехстах от подземелья повисший над самой землей с опущенной лестницей. Ладно, в Глан он успеет, и эта сволочь Одо никуда не денется, пара часов роли не играет…

Он небрежным движением пальца заставил карту раствориться в воздухе и распорядился:

— Выпускайте Шмелей и Щуку. Потом покажете мне Центр.

Центр производил впечатление. Вдоль доброй половины чердака протянулась анфилада из четырех комнат, вместо дверей снабженных высокими арками. В каждой торчали из стены полдюжины огромных стеклянных полусфер (в одних размеренно и неторопливо кружили, переплетаясь и меняя цвет, неяркие полосы света, в других столь же неторопливо перекатывались мириады разноцветных шариков). Меж ними и арками стояли по три компьютерных стола, за ними восседали золотые обезьяны чуть ли в человеческий рост, все поголовно украшенные черными беретами. Вполне возможно, Фаларен со своим замысловатым чувством юмора не зря сделал компьютерщиков именно обезьянами и нацепил береты, пародирующие головные уборы Сословия Совы, разве что без эмблем. Обезьяны сидели, как отлично вымуштрованные, вот только особой работы что-то не замечалось — так, кое-где вспыхивали цветные огоньки и змеились радужные полосы.

Все они синхронно встали, поклонились Сварогу и вновь навытяжку устроились перед пультами. Судя по всему, руководствуясь той же логикой: был один король, а теперь пришел другой…

Золотой Кот проворно показал лапой:

— Зал защитных устройств. Мало ли что может произойти… Зал наблюдения за системами ларов: компьютерными, наблюдательными, защитными. Зал манипулирования нужными районами во время прихода незваных гостей. Зал наблюдения за Таларом.

Сварог в который уж раз подумал о покойнике не без уважения: спесив был и капризен, но отнюдь не глуп, не просто кочевал по своему королевству в летающем чуме под названием Вентордеран… Он обратил внимание: справа у каждого стола располагался особый стул, пустой, гораздо роскошнее тех простых, на которых сидели обезьяны, напоминавший формой и цветом вентордеранский королевский трон.

— Место короля, — кивнул Золотой Кот, с проворством истого министра полиции перехватив его взгляд. — Вот только государь очень давно перестал здесь бывать, сказав, что ему стало неинтересно. Вся самая важная информация, конечно, моментально передавалась в компьютер Вентордерана, но гораздо менее важная просто копится, Центр работает на одну десятую мощности, не более того. Идет рутинное дежурство.

Искушение оказалось слишком сильным… Сварог, не колеблясь, уселся на королевское место в зале наблюдений за системами ларов. Положив руки на пульт, через миг, как и следовало ожидать, знал, как со всем этим управляться. И хладнокровнейшим образом вошел в сеть Кабинета Канцлера. Согласно той же хитрейшей юридической казуистике он не нарушал законов: сюда запрещалось входить с небесных компьютерный сетей, а касаемо земных никакого запрета не было: исключительно оттого, что на земле таковых не существовало, но это уж юридические казусы…

Сначала ничего интересного он не обнаружил — огромные папки касаемо каких-то чисто хозяйственных дел, большей частью совершенно непонятных. Потом попались вещи поинтереснее: отчет отдела, занятого исключительно наблюдением за Хелльстадом — впрочем, состоящий из грустных констатаций того факта, что очередное хитрое наблюдательное устройство оказалось бесполезным. "Вот так-то, судари мои, — злорадно проворчал он. — Здесь вам не там…"

Он не особенно и удивился — более того, ничуть не удивился — наткнувшись на отдел, занятый исключительном наблюдением за его персоной, перемещениями и, по возможности, кругом общения. Обижаться и сердиться не следовало — на то он и Канцлер, должность такая… Ага, вот и полный список работавших на Канцлера земных придворных — ну, никого о ком стоило бы сожалеть и злиться за стукачество, люди Канцлера выбирали самых незаметных, но способных пролезть в любую щель. Надо отдать Канцлеру должное: донесения о встречах Сварога с Яной составлялись в самых сухих и обтекаемых выражениях. Ага, он и возле Элвара парочку людей держит, и возле Диамер-Сонерила, и возле кучи сановников, способных на что-то серьезно влиять. Впрочем, Сварог на земле устроил примерно то же самое — должность такая…

Он поневоле зачитался отчетом об акции, лирически именуемой "Луговая ромашка". С давних пор, выдумав какое-то новое оружие, его украдкой пытались применить против Хелльстада — где-нибудь на окраине, авось что интересное да получится. Речь, правда, не шла об очень уж убойных вещах — так, мелочи. Имелось донесение военного министра: как бы ни пылали любопытством "эти господа из Магистериума", применение "Черной молнии", "Огненного колеса" и уж тем более "Белого шквала" способно вызвать непредсказуемые, но безусловно тяжкие последствия для примыкающих к Хелльстаду районов Талара.

Так-так-так… Оказывается, некоторые вроде бы мирные с виду торговые — а то и пиратские корабли, — заходившие в Ител на территории Хелльстада, были на деле замаскированными лабораториями с той самой новейшей аппаратурой. И, как со злорадством отметил Сварог, от этой аппаратуры ни разу не случилось никакого толку, просто-напросто отказывалась работать. А посему в отчете имелась написанная еще полтора года назад каким-то советником Кулганом крайне пессимистичная докладная, призывавшая не тратить время, технику и силы на это безнадежное предприятие, за столько тысяч лет ни разу не приведшее к успеху. Ничьей резолюции на ней не имелось, но, судя по тому, что на последующие полтора года все работы прекратились, Канцлер к ней прислушался.

Вообще, много чего интересного обнаружилось в архиве Канцлера — но Сварог понимал, что придется тут просидеть несколько дней, а такой роскоши он себе не мог позволить. Главное, ниоткуда не явствовало, что Канцлер замышляет против него что-то недоброе — наоборот, накладывал на кое-какие сообщения агентуры весьма одобрительные для Сварога резолюции.

Он уже хотел было выйти, но наткнулся на папку нешуточных размеров, озаглавленную с тем самым дурным канцеляризмом, с каким безуспешно и вяло боролся у себя на земле. "Подробный и обстоятельный отчет о жизни и поведении Ее Императорского Величества Высокой Госпожи Четырех миров с момента восшествия на престол Империи и до настоящего времени".

"Ах, ты ж, сукин кот, — подумал Сварог не без профессионального восхищения, — ты и ее под колпаком держишь, разумеется, из самых что ни на есть высших государственных соображений…"

И вот тут вот искушение выхлестнуло за все пределы, оказалось слишком велико. Возможно, он поступал и чуточку непорядочно, как знать… Хотя, как частенько случается, тут же подвернулось вполне убедительное оправдание: зная все, что знает о Яне Канцлер, быть может, удастся это использовать именно что в ее пользу, почему бы и нет?

Он повернулся к ближайшему обезьяну:

— Сколько времени потребуется, чтобы скопировать этот отчет?

— Не более двух минут, государь. Если для компьютера Вентордерана, получится еще быстрее.

— Займитесь, — сказал Сварог, опять-таки не испытывая никакого раскаяния.

В конце концов, если наткнется на что-то по-настоящему личное, слово себе дает, сотрет моментально, ни одним глазком не заглянет… Стыдно чуточку, но никак не удается себя пересилить: как никак, это его девушка. И, между прочим, достоверно известно, что ей-то случалось читать отчеты о его поведении — очень уж надежные косвенные данные имелись. Профессия такая, что поделаешь… Никогда бы не полез в ее личный дневник или письма, но тут со всем другое: официальный документ, судя по шифру, доступный примерно десяти высокопоставленным сановникам…

— И там, наверху, ни разу не обнаружили, что вы подключаетесь к их сетям? — с любопытством спросил он.

— Ни разу, государь. Наша система работает на других принципах.

— На каких? — машинально спросил Сварог.

И выслушал пространную лекцию о каком-то пробое в апейрон-поле, позволяющем создать точечный канал. Дослушать пришлось до конца — он понимал одно слово из десяти, но прерывать Обезьяна было как-то неловко, пусть даже роботы не способны испытывать эмоций и мысленно комментировать поступки хозяина. Вот заключительную часть он понял прекрасно, для этого не нужно было иметь семи пядей во лбу: в свое время физика ларов почему-то прошла мимо этого явления, никто его не изучал, а, следовательно, не было и соответствующей аппаратуры. Вполне возможно, точно так же обстоит и с Беттой, пронеслось у него в голове. Нечто такое, мимо чего высокомудрый Магистериум отчего-то прошел…

Он положил в карман небольшой черный кругляшок со сложным золотистым узором и поднялся, чтобы уйти. Мысленно хлопнул себя по лбу: почему не подумал об том раньше, балбес?

Наблюдательные системы ларов отчего-то бессильны разглядеть что-либо в Горроте… а как обстоит со здешними? Уж если здешние умельцы сумели подключиться к компьютерной сети ларов…

Он прошел в четвертый, последний зал, опустился в кресло и приказал очередному безучастному, как древняя каменная баба, обезьяну:

— Покажите мне Акобар. С высоты… уардов ста.

Обезьян обычным, их лишенным эмоций голосом отчеканил:

— Простите, государь, сначала придется сделать "проход"…

— Как это? — не понял Сварог.

Обезьян объяснил, причем так, что сейчас Сварог понимал все прекрасно, кроме пары-тройки каких-то специфических терминов. Наблюдательные системы ларов располагаются высоко в воздухе, и потому всегда получается "вид сверху" — ну, а чтобы рассмотреть что-то подробнее, нужно "снижаться". Здешние системы устроены как-то иначе, "взгляд" наблюдателя перемещается над землей, подобно птице, при нужде приходится подниматься вверх, поворачиваться вправо-влево. Иная методика, только и всего. Здешние устройства даже совершеннее: "глаз-ухо" можно завести внутрь дома, осмотреть любую комнату — на что техника ларов не способна.

— Ну, тогда подойдите к Акобару, — сказал Сварог и уточнил, предчувствуя от педантичного робота именно такой вопрос: — со стороны заката.

Экран вспыхнул, но вместо города на нем появился лишь странный черно-белый узор, неподвижный, красивый, напоминающий исполинскую снежинку.

— Это еще что такое? — сердито спросил Сварог.

— Не знаю, — бесстрастно ответил Обезьян. — Такого никогда не наблюдалось государь. Неизвестный эффект.

— А когда последний раз наблюдали за Горротом?

Обезьян ответил мгновенно:

— Восемнадцать лет назад, три месяца семь часов сорок семь минут назад, Государь.

— Так… — проворчал Сварог. — Интересно…

Он не собирался сдаваться так быстро — и по его командам Обезьян добрый квадранс манипулировал аппаратурой. Пытался "подойти" к разным городам на разных высотах. Пытался "зайти" в город по Ителу. И всякий раз возникал тот же красивый, непонятный, начинавший уже бесить узор. Тогда Сварогу пришло в голову, что приборы, несмотря на их здешнюю фантастическую долговечность, могли и забарахлить.

Однако от этой мысли пришлось отказаться, когда экран исправно показал Дике, какие-то неизвестные, заросшие густым лесом крутые берега (Сварог до сих пор успел обозреть лишь малую частичку острова, главным образом, порт с крепостью, и потому не мог определить место, да и не стоило уточнять, главное — система работает). Ну, что же, и для систем ларов Дике был полностью доступен, а вот сам Горрот закрыт начисто…

Чисто для проверки он назвал Обезьяну еще несколько мест — в Снольдере, в Ронеро, на Сегуре. И всякий раз система работала исправнейшим образом. Вот так, значит… Единственное отличие в том, что здесь появляется та чертова "снежинка", а на экранах ларов словно бы кружит снежный буран, метель из белых хлопьев, за которыми не удается ничего рассмотреть… Суть одна и та же. Полная блокировка.

— Ваше мнение? — спросил Сварог.

— Представления не имею, государь, что это. Ничего подобного прежде никогда не случалось.

— А если предположить, что перед нами искусственно созданные помехи?

Без всякого раздумья Обезьян ответил:

— Теоретически можно допустить и такое объяснение.

— Можете выяснить точно?

— Конечно, государь. Но времени потребуется много. Подобная задача никогда раньше не ставилась. Не могу сказать заранее, сколько времени это отнимет, но определенно много часов. Нужно составить новые программы, произвести действия, какие никогда раньше не производились…

— Займитесь немедленно, — сказал Сварог и встал.

У него не было времени торчать здесь "много часов"…

— Если это искусственный барьер, сделайте все возможное, чтобы его преодолеть, — добавил он и направился к выходу, сопровождаемый Золотым Котом.

Выбравшись из чащобы, он задержался. Золотой Кот, выжидательно замерший у ноги, спросил:

— Будут ли еще какие-то приказания, ваше величество?

— Золотые Шмели пусть работают днем и ночью, — сказал Сварог. — Если будут хоть какие-то результаты, немедленно о них сообщать мэтру Анраху. Вот кстати… Запомните накрепко. Мэтр Лагефель был и остается лишь передатчиком моих распоряжений… а вот что касается мэтра Анраха — во всех делах, что связаны с исследованием Хелльстада, он может самостоятельно что-то предпринимать, как если бы я сам приказывал, подтверждения у меня требовать не следует. Только в этих делах, — уточнил он вящей предусмотрительности ради. Абсолютно ни в чем он Анраха не подозревал и доверял ему всецело, но было бы неосмотрительно передавать кому бы то ни было полную власть над Хелльстадом.

— Далее, — продолжал он раздумчиво. — Центр. Те задания, что я им дал, они наверняка будут выполнять скрупулезно, и ваше вмешательство тут не требуется. Но поручите им еще одно… Пусть остаются постоянно подключенными к системам верхних, — он ткнул пальцем в усыпанное звездами ночное небо. — Любое упоминание обо мне должно фиксироваться. Составлять регулярные сводки.

— Нет нужды отдавать такое приказание, государь, — сказал Кот. — Точно такое же указание действовало при вашем предшественнике… разве что он давно, очень давно не интересовался сводками. Так что придется всего лишь заменить в программах его имя на ваше. Это минутное дело.

— Тем лучше, меньше работы, — сказал Сварог. — Сводки мне нужны еженедельные… разумеется, если все будет обстоять спокойно. В случае, если окажется, что против меня что-то замышляется, извещать меня немедленно, — он оглянулся на темные башни, возвышавшиеся над дикой чащобой.

Кот успел рассказать практически обо всем, что касалось Вилердерана. В его обширных подземельях, кроме огромного винного погреба (способного привести в несказанное умиление принца Элвара) смирнехонько торчали сотни две болванов, Золотых Лакеев, обладавших именно тем минимумом интеллекта, что необходим дворцовому слуге. И примерно такое же количество уже не человекообразных роботов, как раз и предназначенных для обустройства окрестностей и, при необходимости, любых переделок.

— Выведите из подвала всех "рабочих", — распорядился Сварог. — Пусть трудятся круглосуточно: убрать эти дикие дебри, восстановить парк, фонтаны… все прочее. Одним словом, Вилердеран должен вернуться в то состояние, в каком он пребывал, когда здесь обитал мой предшественник. Все понятно?

— Разумеется, государь.

Самому Сварогу восстановленный в прежнем блеске замок был необходим не более, чем ронерскому драгуну — учебник математики. Его здесь интересовал исключительно Центр. Однако представилась возможность, самому палец о палец не ударив, разделаться с одним из бюрократических требований Диамер-Сонирила. Согласно каким-то там очередным параграфам, любой земной король обязан был обладать замком или хотя бы резиденцией. Вентордеран ни под одну из этих категорий, как оказалось, не подходил — потому что летал, то есть перемещался. А замок или резиденция обязаны были прочно и постоянно стоять на определенном месте, как и полагается всем земным зданиям. Смешно, но та знаменитая мельница, где самодур Гитре когда-то устроил резиденцию, ни одному параграфу не противоречила — поскольку пребывала на одном месте и перемещаться была не способна.

Откуда росли уши, Сварогу уже давненько рассказал один из секретарей Диамера-Сонирила. Лет двести назад Варде Ронерский, не просто самодур, а окончательно тронувшийся умом субъект, устроил свою резиденцию в обозе из десятка повозок — и принялся этаким цыганским табором кочевать по стране, останавливаясь разве что на ночлег, да и то не всегда. Эта затея принесла очень многим, и за облаками, и на земле, в сто раз больше неудобств, нежели мельница Гитре. Именно тогда и появился параграф касаемо постоянства. Ну, а примерно через месяц, когда сановники и министры, осатанели от такой жизни, короля-странника со всем возможным в такой ситуации почтением сгребли гвардейцы и поместили под присмотр лейб-медиков в уединенный замок. Регентом стал старший сын, и все наладилось… А параграф, разумеется, остался.

"Одной заботой меньше, пусть и мелкой, — подумал Сварог, шагая к лестнице Вентордерана. — Будет его высочеству великолепный замок, полностью отвечающий параграфам. А там как-нибудь можно и Элвара в гости пригласить, на экскурсию по винным погребам…"

Он неспешно поднялся по лестнице, мысленно отдав соответствующий приказ… Вентордеран двинулся на закат — там, с той стороны границы, лигах в трехстах отсюда, Сварог оставил свою виману-самолет.

Вот с этим серьезным неудобством ничего нельзя было поделать. Абсолютно все, сделанное наверху, здесь работать отказывалось. Оружие не действовало, любой летательный аппарат, едва пересекши хелльстадскую границу, плюхался наземь, и вся его аппаратура моментально вырубалась. Фаларен в свое время позаботился, конечно. Вот только Сварогу приходилось, прибывая в Хелльстад, оставлять виману на границе, у которой нужно было постоянно держать Вентордеран. То же касалось и всех сподвижников, соратников и сотрудников, прибывавших по делу. Меж тем, что любопытно, "Рагнарока" это совершенно не касалось, субмарина преспокойно плавала по Ителу в пределах Хелльстада, приставала к берегу, и ее оружие (Сварог специально проверил) действовало безотказно. Почему обстояло именно так, он еще не доискался. Была лишь версия, что Фаларенова придумка не действует на предметы, созданные до Шторма, — но вот научного обоснования у версии не имелось, а оно, Сварог считал, не помешало бы.

Пройдя в свой малый кабинет (давным-давно переделанный под его собственные нужды), повесив мантию на золотой крючок и сняв митру, Сварог какое-то время задумчиво рассматривал тот самый черный диск со сложным золотистым узором, содержавший массу интересных подробностей о жизни Яны. Увы, знакомство с ним следовало отложить на потом — такой массив информации отнял бы часа четыре, а времени не было. Следовало поспешать в Глан, не отвлекаясь ни на что постороннее.

Он брезгливо поморщился, представив, чем вскоре придется заниматься, — но ничего тут не поделаешь: просто необходимо…

Глава II О скучных финансах

Эта комната немаленькой гланской пыточной вполне официально носила название "увещевательной" — здесь, и правда, клиента сначала уговаривали рассказать по-хорошему все, что интересует хозяев, не доводя дело до посещения более неприятных помещений. А потому она имела вид стандартного канцелярского кабинета средней руки: стол, несколько жестких кресел, писец за столиком в углу. Правда, чтобы клиент не забыл, что пребывает все же не в каком-нибудь департаменте уличного освещения, в углу помещался один-единственный предмет богатого здешнего инструментария: затейливый агрегат размером с комод, предназначенный для следственных действий, способных ужаснуть многих.

Обстановка царила самая спокойная, деловая, ни тени суеты. Глэрд Баглю, за долгую службу навидавшийся всего на свете, сидел в углу со скучающим видом (ничуть не притворяясь). Одноглазый главный палач и его прилежные сотрудники тоже не проявляли ни малейших эмоций. Да и Сварог, уже обвыкшийся и с этой стороной королевского ремесла спокойно курил за столом, где устроился как старший по положению.

Словом, можно сказать, покой и безмятежность. Портил эту картину только господин Одо, которого во избежание случавшихся порой сюрпризов крепко держали за локти два дюжих помощника палача. Волновался, болезный, и бледен был, как смерть, и пот с него лил чуть ли не струями, его непроизвольно подергивало и корчило, а временами он постукивал зубами. Правда, никаких позорных запахов от него пока что не распространялось, но это во многих случаях исключительно вопрос времени. Классическая картина: человек рассчитывал на успех предприятия и немаленькое, надо полагать, вознаграждение, но столкнулся с полным крахом всех приятных надежд…

— Покажите ему, — распорядился Сварог, не повышая голоса.

Один из помощников палача проворно бросился к низенькой дверце в углу и распахнул ее настежь. Державшие Одо проворно подтащили его к двери и поставили так, чтобы прекрасно видел, что там внутри. Главный палач деловито распорядился:

— Таз давайте. А то все они норовят пол запачкать, плевать им, кто убирать будет…

Самый младший подмастерье (тот, что до сих пор путал здешние инструменты) проворно подскочил с большим жестяным тазом и встал так, чтобы при необходимости моментально его подсунуть клиенту.

Сварог со своего места не видел, что там, в комнатке — но прекрасно знал, что сейчас предстало взору господина Одо. Там, на каменном полу, прикованное за ноги цепью к стене, сидело нечто, до сих пор имевшее большое сходство с человеком. Вот только выглядело оно жутко: все в засохшей крови и лоскутьях кожи, со значительной убылью пальцев на руках и ногах, лишенное ушей, носа и кое-чего более существенного… До Сварога порой долетало тихое поскуливание — устал, угомонился наконец, уже не орет, как в первый день…

Решив, что прошло достаточно времени, Сварог приказал:

— Ко мне его.

Дверь захлопнули, Одо вернули на прежнее место перед столом, на сей раз держа еще крепче — потому что ноги у него подкашивались и волочились по полу. Подмастерье с тазом бдительно помещался на удобной позиции. Одо оказался покрепче, чем предполагалось: наизнанку его таки не вывернуло, но из бледного он стал каким-то зеленоватым, потел так, словно его поливали из лейки, закатывал глаза и трясся. Один из помощников сунул ему под нос резко пахнущую склянку и рявкнул:

— Нюхай, зараза, со всем усердием! Вздумаешь в обморок падать, железом пригрею!

Одо старательно и шумно втянул обеими ноздрями, замотал головой, зачихал. Нельзя сказать, чтобы после этого он стал выглядеть пристойнее, но в обморок падать вроде бы не собирался. Сварог показал пальцем — и клиента усадили на жесткий стул, все так же старательно держа за локти.

— Ну, хватит, — сказал Сварог холодно. — Все равно не поверю, что вас полностью вышибло из разума. Наверняка видывали виды в этой жизни и вряд ли впервые вступили на скользкую дорожку… Будете говорить нормально, или приказать вам для начала уши калеными щипцами прижечь… нет, вонь будет. Что-нибудь другое, не опасное для здоровья, но крайне болезненное…

— Осмелюсь предложить, государь… — почтительно сказал главный палач. — Нос в тиски. Ни запаха, ни особого вреда для здоровья, зато болюче…

— Пожалуй, — сказал Сварог. — Принесите.

— Н-не надо! — вырвалось у Одо.

— Не надо, — сговорчиво повторил Сварог. — Итак, вы готовы говорить членораздельно и со смыслом… Вы его узнали? Этого, за дверью? Нет? Ну конечно, сейчас его родная мама не узнает… И все же… Вы неглупый человек, у вас, возможно, есть догадки и соображения?

Молчание длилось недолго. Одо, обливаясь потом, прошелестел:

— Сувайн…

— Он самый, — сказал Сварог. — Впрочем, чтобы сделать такое умозаключение, особого ума не требовалось: у вас был один-единственный, более-менее посвященный в ваши грязные дела сообщник, остальные — рвань, исполнители… Все верно, Сувайн, который, как нетрудно догадаться, выдал абсолютно все о ваших делах, что только знал. Правда, после этого с ним еще довольно долго упражнялись здешние мастера…

— Зачем? — вырвалось у Одо.

— Не из личной мести, — серьезно сказал Сварог. — Уж поверьте королевскому слову. Я бы никогда не приказал пытать человека, который хотел меня убить, из чистого удовольствия. Как-то это мне не свойственно, правда. Меня столько раз пытались убить, что даже и глупо в очередной раз злиться всерьез. Ну, хотели убить… Дело житейское. Подозреваю, не раз еще попытаются, к чему нервы тратить… Тут другое. Когда меня ловили, егеря вашего Сувайна убили бродячих комедиантов. Мужчин просто убили, а женщин еще пытали и насиловали. А ведь они были совершенно ни при чем… и неплохие были люди…

Едва он замолчал, Одо вклинился, почти крича:

— Я им ничего подобного не поручал! Вообще ничего не знал, как вас там ловят…

— А я вас в этом и не обвиняю, — пожал плечами Сварог. — Просто вы были главным. А я поклялся там, над трупами, что все, причастные к тому делу, света белого не взвидят… Те егеря мертвы — увы, не моими трудами. Сувайн получил сполна. Остались вы один. Ну, конечно, делу время — потехе час. Потеха начнется только после того, как вы выложите все, что меня интересует, — он нехорошо ухмыльнулся. — А вы все выложите, Одо. Здешние мастера умеют извлечь любую правдочку… Бывали осечки, Баглю?

— Ни единой, государь, — кратко ответил из своего угла глэрд.

— Вот видите, — сказал Сварог. — У меня мало времени, поэтому с вами сразу начнут работать обстоятельно и всерьез. Вас уже проверили люди, наделенные соответствующим даром. Есть конечно, колдуны… или просто люди, раздобывшие заклятья, делающие их совершенно нечувствительными к боли. Но вы не колдун и никакими заклятьями не владеете. Правда… Мне доложили, что общаться вы с какими-то колдунами или магами общались, а как же, и довольно плотно. Остались следы. Их даже я вижу, хотя маг из меня никудышный. Знаете, это выглядит так, словно человек здорово испачкался в саже… Вы самый обычный человек, и вам будет больно. Вот только кто вы такой… Попробуем подумать, немного времени найдется. Ваши ронерские бумаги на имя градского обывателя Лелиано — фальшивка, очень искусная, правда, попахивающая не частным промыслом, а государственной конторой. Вы поняли, почему те люди, не похожие на палачей, раздели вас догола и осматривали самым тщательным образом?

— Н-не совсем, — признался Одо.

— Ну, это так просто… — усмехнулся Сварог. — О человеке очень много могут сказать его тело и руки… Тело у вас сытенькое, упитанное, руки — прямо-таки аристократа, хотя нет, тут нужно подобрать какое-то другое определение. В конце концов, господа дворяне, никогда, конечно же, не работающие руками, тем не менее, много ездят верхом, тренируются с оружием, а это оставляет свои следы. Даже у королей. С вами обстоит совершенно иначе. Руки у вас такие, словно вы отроду не держали в руках ни поводьев, ни меча. Нежные, как у придворной красотки. И ступни такие же, полное впечатление, что только здесь вам пришлось достаточно часто ходить пешком, и вы изрядно сбили ноги… Зато на пальцах у вас те самые знающие люди обнаружили старые, крайне специфические мозоли, какие остаются у тех, кто долго пользуется пером, большими ключами, всевозможными счетными машинками. У вас руки ученого, канцеляриста, купца, банкира… Но для первых трех категорий вы очень уж холеный. Ну и наконец… Вы растягиваете гласные в конце слов, глотаете гласные после "п" и "м", часто вместо "з" употребляете "с". Так говорят либо уроженцы Балонга, либо те, кто прожил там много лет. Одним словом, вы из Балонга.

— Предположим… — сказал Одо, настороженно поблескивая глазками.

— Без всяких там "предположим", — сказал Сварог. — Вы, безусловно, из Балонга. Конечно, вторая канцелярия Провизориума, получи она такой приказ, довольно быстро установит вашу подлинную личность, но к чему нам тратить время, если вы в том месте, где развязывают любые языки? Сами все выложите… — он сделал паузу. — Быть может, вы догадываетесь, каков бывает на таких вот допросах первый, прямо-таки традиционный вопрос? Ну, шевелите мозгами, вы ведь умны, я успел убедиться, да и оклемались немного, глазки больше не закатываете, в обморок рушиться не собираетесь, даже при виде Сувайна не сблевали, а ведь порой и закоренелых разбойничков выворачивает… И некоторая работа мысли у вас уже определенно прослеживается, верно? Вы начали думать, преодолев первое ошеломление и страх. Человек вроде вас, оказавшись в таком положении, очень быстро начинает лихорадочно искать выход… Я ведь прав, Одо? Вы уже и не потеете почти, и взгляд у вас осмысленный… Так какой здесь первый, традиционный вопрос?

Одо криво усмехнулся:

— Не соглашусь ли я расколоться без пыток?

— Вот именно, — сказал Сварог. — И у вас шкура останется целой, и людям в поте лица трудиться не придется… Всем удобно.

Писец в углу встрепенулся, оживился, взял из стопки бумаги верхний лист и нацелился на него стилосом.

Глядя Сварогу в глаза с примечательной смесью надежды и злости, Одо с расстановкой произнес:

— Я не уверен, что мне выйдут какие-то удобства.

— Почему? — спокойно спросил Сварог.

— Я выложу все, а потом меня все равно начнут пытать, как Сувайна, — его легонько передернуло. — Из этой вашей мести, согласно той вашей клятве… Где же тут удобства?

— Резонно… — проворчал Сварог. — Хотя… Знаете ли, Одо, с клятвами, в отличие от недвусмысленных обещаний, порой обстоит… по-всякому. Их никак не годится нарушать, но их порой можно… толковать. Здесь тоже есть лазейка — и моей чести ущерба не выйдет, и вам будет выгода… Да, я сказал тогда "все, причастные к этому делу…" Но под этим делом можно ведь понимать не все ваше предприятие, а лишь убийство комедиантов. К которому вы и в самом деле не имеете никакого отношения, не приказывали их убивать, вообще о них не слыхивали… Что, если мы посмотрим на вещи с этой точки зрения?

Одо смотрел на него исподлобья, колюче, недоверчиво. Но в глубине горела надежда…

— Почему бы вам и не рискнуть? — спросил Сварог с ухмылкой. — По крайней мере, я даю вам шанс. А в вашем положении, любезный, умный человек хватается за любой шанс…

— И никаких гарантий… — проворчал Одо.

— Шанс — это не гарантии, это просто шанс, — сказал Сварог. — А впрочем… Королевское слово, данное при свидетелях, — это уже не клятва, которую порой можно толковать по-разному… Вы согласны?

— Допустим, — настороженно процедил Одо.

Сварог коснулся своей золотой цепи, состоявшей из цветов чертополоха вперемешку со старинными геральдическими знаками, означавшими пламя и отвагу. На цепи висел золотой гланский герб — как принято повсеместно, герб государства в то же время и герб его короля. Положив на него ладонь, Сварог чуточку сжал пальцы.

— Слушайте меня внимательно, Одо, — сказал он холодно, выразительно, четко. — Даю вам королевское слово: если вы сами добровольно выложите все — но именно что все — пытать вас не будут. Пальцем не тронут. Более того. Вас не предадут ни плахе, ни виселице, ни огню, вас не отравят, вас не закопают заживо. Вы останетесь под замком, что правда то правда, но умрете вы естественной смертью, сколько бы ни прожили. Клянусь вам в том королевским гербом при благородном свидетеле и многих неблагородных. Устраивает вас это?

Одо подался вперед так стремительно, что помощники палача не сразу спохватились, лишь через пару секунд припечатали его спиной к жесткой спинке кресла.

— И не раздерут лошадьми, — быстро, словно в горячечном бреду, проговорил он. — И не отдадут на съедение диким зверям. И не бросят в воду в мешке с кошками.

— И не раздерут лошадьми, — усмехнулся Сварог. — И не отдадут на съедение диким зверям. И не бросят в воду в мешке с кошками. Повторяю, жить вы будете за решеткой, пока не умрете естественной смертью. Ну? Я вам по всем правилам дал клятву на королевском гербе. Серьезнее клятвы просто не бывает, вы не можете не знать…

— И не уморят голодом! — воскликнул Одо.

— И не уморят голодом, — кивнул Сварог, все еще держа руку на гербе. — Ну, вы будете еще что-нибудь вспоминать или наконец перейдем к делу?

— И не используют против меня убийственную магию, — выпалил Одо.

— А вы изряднейший зануда… — поморщился Сварог. — И не используют против вас убийственную — да и какую бы то ни было другую — магию. Ну, все на этот раз? Или еще что-то? Да, и с башни вас сбрасывать не будут, и на бочку с порохом сажать не станут… Ну, я же сказал: жизнь за решеткой и естественная смерть.

— Навечно? — спросил Одо.

— Хотите чистую правду? — ухмыльнулся Сварог. — Не знаю. Я же вас не обманываю, а разговариваю предельно откровенно. Бывает, людей извлекают даже из вечного заключения, если они окажут какие-то особенные услуги. Как будет в вашем случае, мне неизвестно. Поэтому ничего не могу обещать заранее.

Одо откинулся на спинку кресла, прижался к ней затылком, прикрыл глаза.

— Вот теперь я начинаю вам верить, — почти прошептал он. — Когда хотят обмануть, дают любые обещания…

— Я вас не обманываю, вот и не даю любых, — сказал Сварог. — Ну, закончим с клятвами и обещаниями? Чтобы знать, ждать ли от вас каких-то особенных услуг, нужно, сами понимаете, чтобы вы выложили все. Имейте в виду: я умею определять ложь…

— Я знаю.

— А еще мы поступили очень хозяйственно, — сказал Сварог. — Не стали отрезать Сувайну язык, так что он в любую минуту дополнит ваши показания, если вы решите о чем-то умолчать. И, хотя вид у него крайне предосудительный, и здешние господа мастера, и врачи клянутся: все, что он перенес, ни жизни, ни здоровью, в общем, не угрожает. Может прожить хоть лет двадцать… Что же, мы договорились?

— Договорились, — буркнул Одо, опустив глаза.

— Отлично, — сказал Сварог и встал. — Давайте поменяемся местами любезный Баглю, вы кое в чем искуснее меня…

Он скромно уселся в углу — так, чтобы видеть лицо Одо и в мгновение ока определить, если тот соврет. Занявший место за столом глэрд Баглю спросил жестко:

— Настоящее имя, происхождение?

— Одо Каторат. Сын патриция Гила Катората…

"Тьфу ты, — подумал Сварог, — а я все ломал голову, кого он мне напоминает… Ах, как интересно заворачиваются дела…"

…Молодчики Интагара проворно и бесцеремонно приняли все меры, чтобы подопечный, чего доброго, не вздумал сбежать вне края, куда никакая тайная полиция не имеет доступа. Содрали алый плащ с золотыми пчелами, сняли с шеи золотую пектораль, а с пальцев все до единого перстни. Убрали все, где могло оказаться крохотное хранилище яда. От стола оттеснили сразу же: Интагар рассказывал Сварогу давний случай, когда некий вельможа, затеявший заговор против Конгера, в одну из позолоченных завитушек как раз и велел доверенному человеку заделать маленькое приспособленьице. Когда заговор был раскрыт, и в кабинет к сановнику ворвались люди из Багряной Палаты, он, предвидя долгие пытки и не самую примитивную казнь, хлопнул ладонью по завитушке, из крохотного пузырька с ядом выскочила игла, вонзилась… Обыскали, выложили на стол содержимое карманов и толкнули клиента на стул для посетителей, бдительно вставши по обе стороны и следя за его руками.

Подвергнутый этой унизительной процедуре впервые в жизни, подопечный тем не менее сохранял полнейшее хладнокровие — и даже, пожалуй, смотрел с толикой презрения. Сидел в исполненной достоинства позе, гордо задрав голову. Статная фигура, красиво уложенная шевелюра с ниточками седины, ухоженная борода с седыми прядями, абсолютно невозмутимое лицо. Патриций Круглой Башни Гил Каторат, в нынешней иерархии — второй в Балонге человек после Сварога, глава одного из трех крупнейших банкирских домов государства. Глава третьего по счету заговора, несказанно превосходившего первые два не только по изощренности, но и по размаху, по количеству вовлеченных патрициев и нобилей. Грубо прикидывая, заговор объединил две трети здешних владельцев банков и их наиболее приближенных финансистов. Персон, благодаря положению и жизненному опыту, умевших хранить тайны. И тем не менее бедняга Альдорат нащупал кое-какие ниточки — но сделать ничего не успел…

Прошло уже две недели с тех пор, как всем им стало ясно, что король живехонек, пребывает в человеческом облике, а Одо с Сувайном исчезли неведомо куда. И тем не менее никто из них даже не попытался скрыться. Впрочем, это понятно и без объяснений Интагара. Специфика профессии. Это какой-нибудь дворянин (мало ли примеров?) в подобном случае набивал карманы фамильными драгоценностями, напяливал гильдейский камзол и пускался в бега. С банкиром, особенно высокого полета, обстоит совершенно иначе. Если он заранее не приготовил себе на другом конце континента надежное убежище с новыми документами, жильем и запасом золота, в считаные дни бегство не подготовишь и слишком много с собой не унесешь. Лишившись своего банка, патриций становится никем. И очень трудно ему скрыться в мире, который ему совершенно незнаком… Пара-тройка нобилей помоложе и попроворнее, правда, пустилась в бега, но Интагар заверял, что выловить их будет нетрудно.

Сварог подошел к столу и, задумчиво покачиваясь с пятки на носок, осмотрел все, что там лежало. Ничего интересного: массивные золотые часы в бриллиантовой осыпи, карандаш в золотом футлярчике, еще несколько подобных безделушек. Ничего интересного, кроме…

Вот это было что-то насквозь непонятное и совершенно не сочетавшееся с прочим. Сварог взял черный камень — тяжеловатый, идеально отполированный, овальный, с выступавшим на одной стороне круглым бортиком и продолговатой луночкой внизу. Ни с какого боку не драгоценный. Талисман? Мало ли какие талисманы с собой таскают даже самые солидные и богатые люди…

Пожав плечами, он положил странный камень обратно — не было времени заниматься пустяками. Подошел к патрицию почти вплотную, уставился в глаза, но Каторат стойко выдержал его взгляд.

— Все, надеюсь, понятно? — спросил Сварог спокойно.

— Конечно, — столь же ровным, недрогнувшим голосом ответил патриций. — Коли уж вы в человеческом облике и ворвались ко мне с полицией… — в глазах у него впервые мелькнуло что-то похожее на тревогу или горе. — Вы пытали Одо?

— И пальцем не тронули, — сказал Сварог. — Он оказался очень здравомыслящим человеком, без всяких пыток выложил все, что знал. Конечно, он знал далеко не все, но все, что знал, рассказал. Если помните, я умею определять, лжет ли человек или говорит правду…

— Что с ним? — голос патриция лишился прежней бесстрастности.

— К сожалению, он мертв, — не моргнув глазом, солгал Сварог. — Ему все же не хватило здравомыслия: показалось, что подвернулся удобный случай для бегства, темнело, конвоиры стали стрелять… Мне, право, жаль. Он мне был еще нужен…

Патриций прикрыл глаза, хотя его лицо осталось столь же бесстрастным. "Кто ж тебе виноват, сволочь? — без всякого сочувствия к отцовской скорби подумал Сварог. — Никто тебя не заставлял вовлекать любимого сына в заговор и поручать именно ему такое…"

— Хватит жмуриться, — сказал Сварог.

Когда патриций поднял веки, в глазах у него стояла ненависть — холодная, бессильная. Он почти прошептал:

— Как вам везет… Просто невероятноевезение…

— Согласен, — сказал Сварог. — Везение чистейшей воды. Вы все великолепно продумали, стоит отдать вам должное… Где вы раздобыли зеркало и заклинание?

Патриций покривил уголки губ:

— В закрома к банкирам стекается столько интересных вещей… Далеко не одни только деньги.

— Нужно будет учесть, — серьезно сказал Сварог. — Я как-то никогда не думал об этой стороне вопроса… — он наклонился к Каторату и негромко спросил: — Почему? Зачем вы все это устроили, да еще с таким размахом? И стольких вовлекли? Я действительно не понимаю. Неужели все дело в том, что я взял примерно четверть содержимого Круглой Башни? Но это ведь был не грабеж. Это был самый натуральный займ. В обеспечение вам были даны в Трех Королевствах и земли, и корабельные леса, и рудники, даже парочка золотых… Объясните, Каторат. Или вы думали, что вас каким-то образом обманут?

— Нет, — сказал патриций. — Видите ли… Обеспечение, конечно, неплохое, но слишком уж велики суммы, которые пошли на долгий займ. Банкиры не любят слишком долгих займов, а уж когда речь идет о таких деньгах… Слишком много времени прошло бы, прежде чем деньги стали бы возвращаться, не говоря уж об извлечении прибыли. Земли еще нужно осваивать, леса — рубить и вывозить древесину, рудники — разрабатывать, восстанавливать… Есть банкирские дома, которых устраивают долгие займы… Но не меня.

— Ну вот, кое-что проясняется, — сказал Сварог. — И все вовлеченные в заговор собратья по ремеслу, конечно, из тех, кто рассуждает точно так же?

— Разумеется. К тем, кого это устраивало, не было смысла обращаться.

Сварог пытливо уставился на него:

— И это что, единственный мотив?

У него осталось впечатление, что патриций помедлил оттого, что собирался солгать, — но, видимо, тут же вспомнил, что со Сварогом такие номера откалывать бессмысленно.

— Нет, — сказал он наконец. — Простите за прямоту, но вы перестали быть для нас нужным.

— Ах, вот оно что… — Сварог усмехнулся. — Великого Кракена больше нет, Багряной Звезды — тоже, все нужные вам привилегии вы от меня получили, на Сильвану влезли… В самом деле, зачем вам теперь я… Это все? Или есть ее что-то?

Ровным голосом, словно читал лекцию, патриций продолжал:

— Впервые за тысячи лет создалась уникальнейшая ситуация. Ни в Снольдере, ни в Ронеро, ни в Харуме, ни в Глане нет прямых наследников престолов. Точнее, осталась одна-единственная Старая Матушка, но это… — он вновь покривил губы, — это, в конце концов, не столь уж серьезная проблема… Если бы с вами и с ней приключилась какая-нибудь неприятность… Нигде нет прямых наследников с железными, неоспоримыми, юридически безупречными правами на престол. Только незаконные отпрыски вроде Арталетты и далекая родня прежних монархов…

— Достаточно, — сказал Сварог. — Я прекрасно понял. Повсюду хаос, повсюду начинаются войны меж претендентами на престол, Горрот и Лоран, конечно же, моментально вступают в игру, пытаясь захватить все, что удастся… Это, пожалуй, на годы. На долгие годы. И повсюду — вы. Согласно старинным установлениям, неприкосновенные для всех воюющих сторон. Вы продаете оружие всем и каждому, ссужаете деньги, пусть даже долгие, давите конкурентов — те банкирские дома в четырех странах, что для вас сейчас пусть и не опасные, но все же конкуренты, — получаете массу прибыли и выгод… По сути, подгребаете под себя континент… — он покрутил головой не без некоторого восхищения. — Неплохой план…

— И вполне выполнимый, — бесстрастно сказал патриций. — Если бы не ваше везение… — губы снова покривились. — Возможно, король Сварог, вы и считаете нас какими-то чудовищами, вселенскими злодеями, подлецами, каких свет не видел… Но это ваша точка зрения, человека с другой стороны. Для нас подобное — образ жизни. Мы так живем тысячи лет. Цель банкира — извлекать прибыль. Всегда. Везде. Из всего, что возможно. И не плестись в хвосте событий, а самим создавать ситуации, когда прибыль может оказаться весьма достойной. Такова истина. Вы, наверное, меня ненавидите?

— Честное слово, нет, — усмехнулся Сварог. — По очень простой причине: у меня есть немало гораздо более серьезных объектов для ненависти. А вы… Ну, по большому счету, дело житейское. Банкиры, стервятники, заговоры, своя жизненная философия… Некогда мне тратить на вас ненависть. Тем более что вы проиграли начисто, а я, соответственно, выиграл немало… — он продолжал жестче, напористее: — А посему оставим эту праздную болтовню и перейдем к делам конкретным. Ваш сын знал далеко не все. Зато вы знаете все и всех. О чем должны рассказать вплоть до мельчайших деталей, сами понимаете. Вопрос только в том, как будет проходить наша откровенная беседа: здесь же, в этой комнате, или в пыточных подвалах? Проявите то же здравомыслие, что ваш сын, или вас придется убеждать?

— Здесь, — почти не промедлив, сказал патриций. — Я не переношу боли, даже самой легкой. Что ж, все рухнуло, остается только избежать пыток… — он поднял на Сварога глаза, которые сейчас никак нельзя было назвать спокойными или бесстрастными. — Но вот потом… Когда я выложу абсолютно все? Вы же меня казните?

— Могу вас заверить, что нет, — сказал Сварог без улыбки. — Знаете, с некоторых пор я очень редко применяю смертную казнь. Потому что у меня катастрофически не хватает рабочих рук в Трех Королевствах. Конечно, есть люди, которым опасно сохранять жизнь даже на каторге. Но вы все к таковым не относитесь. Без ваших банков вы абсолютно не опасны. И не настолько еще стары, чтобы не смогли орудовать киркой и лопатой.

— Пожизненная каторга?

— Но все-таки — жизнь, — холодно усмехнулся Сварог. — Или у вас есть другие предложения? — спросил он иронически.

— Есть, — спокойно сказал патриций.

— И какое же?

— Заключение, пусть и пожизненное, но в моем собственном доме. Его нетрудно превратить в тюрьму: решетки на окнах, замуровать большинство дверей, поставить стражу. Со всеми чадами и домочадцами и достойным содержанием.

Сварог даже оторопел чуточку: это даже не наглость, это что-то другое. Он видел особняк Катората и даже пару раз бывал там: роскошная тюрьма, что уж и говорить, любой приговоренный к отсидке от такой бы не отказался…

Он спохватился и постарался придать лицу самое бесстрастное выражение — а вот Интагар, стоявший за спинкой кресла, сразу видно, все еще не мог опомниться от услышанного.

— Интересно, — сказал Сварог. — Очень интересно. Ну, с ума вы, конечно, в одночасье не сошли… Если подумать… Вы полагаете, у вас в рукаве и в самом деле есть что-то, что позволяет торговаться и выдвигать такие условия?

— Я позволю себе именно так и полагать, — сказал патриций, напряженно глядя ему в глаза.

— Ну? — почти грубо спросил Сварог.

— Я имею в виду "королевский секрет". "Королевское помилование особого рода". Насколько я знаю, эта традиция не нарушается никогда и нигде? Смягчение наказания в обмен на секрет, имеющий для короля особую важность?

— Да, все верно, — медленно сказал Сварог. — Эта традиция не нарушается нигде и никогда…

— Вот это и будет мое условие — не просто смягчение наказания, а именно то наказание, о котором я вам говорил.

— Условие… — протянул Сварог. — Когда человек в вашем положении выдвигает условия— это крайне интересно. Тем более что человек вы весьма неглупый, я это на своей шкуре испытал… Говорите. Только помните, что всегда король сам, один оценивает, насколько важен секрет.

— Я знаю. И полагаюсь не столько на вашу честь, сколько на ваш ум, король Сварог… Разрешите подойти к столу и взять тот черный камень?

— Идите, — не колеблясь, кивнул Сварог.

Он не чувствовал пока что никакой опасности. Магии в том камне, он сразу определил, было не больше, чем в мусоре на улице. Даже если это какое-то неизвестное оружие, то оно может оказаться исключительно метательным и Сварогу причинить вред не в состоянии. Вот остальные…

Чуть отодвинувшись, он опустил руку в карман и сжал рубчатую рукоятку бластера. В случае чего убивать этого скота ни в коем случае нельзя, из него еще нужно выжать подробнейшие показания о заговорщиках… но таковые он превосходно может дать и оставшись без рук. Вряд ли пожилой банкир владеет оружием лучше Сварога…

Не раздумывая, он открыто вынул бластер и держал так, чтобы при опасности вмиг лишить патриция блудливых рученек. Тот покосился со вполне объяснимым легким удивлением — ну да, впервые в жизни видел бластер…

— Это такое оружие, — сказал Сварог спокойно. — Если попробуете выкинуть какой-нибудь фокус, останетесь живы… но без рук. Показания вы и в таком состоянии прекрасно сможете давать…

Патриций сказал без тени иронии, даже с некоторым одобрением:

— Вы предусмотрительны, король Сварог…

— С такими, как вы, станешь… — проворчал Сварог, держа его на мушке. — Ну?

Патриций подошел к столу. Слева и со спины к нему вплотную придвинулись молодчики Интагара — напряженные, подобравшиеся, готовые ко всему. Справа, в паре шагов, поместился Сварог, уже прикинув, как в случае поганых сюрпризов хлестнет лучом бластера, словно плетью — сверху вниз, по запястьям. Интагар встал по другую сторону стола, опустил было руку в карман, но, встретив повелительный взгляд Сварога, вынул ее пустой.

Патриций даже не стал брать камень в руки — он просто положил подушечку большого пальца в ту самую луночку, зажмурился, пошевелил губами…

Сварог видел, что у обоих сыщиков буквально челюсти отвисли. Интагар держался гораздо лучше, он-то был уже этим знаком, но все равно, изумление на его бульдожьей физиономии изобразилось несказанное. Сварог подозревал, что его собственная физиономия не являет сейчас собою образец хладнокровия.

На темной поверхности стола, меж его краешком и камнем появилась самая настоящая клавиатура компьютера.

Она была нематериальна, состояла из полос неяркого синего света, но все же это была именно она, пусть чуточку и не такая, к каким Сварог здесь привык: буквы, полный алфавит, дюжина непонятных значков… Другого истолкования этому просто невозможно дать: натуральная клавиатура компьютера… или нечто, похожее на нее как две капли воды…

Патриций, косясь на бластер в руке Сварога, стараясь двигаться медленно и плавно, выпрямился, убрал руки со стола. Спросил чуточку хрипловатым от волнения голосом:

— Желаете увидеть, как это работает?

— Сделайте одолжение, — сказал Сварог и махнул сыщикам: — Ребятки, подержите-ка его покрепче, только правую руку оставьте свободной…

Те моментально выполнили приказ. Патриций, на миг утратив невозмутимость, покосился на Сварога удивленно. Но Сварог-то знал, что делал, прекрасно помнил, как тогда, в Вентордеране, второй царедворец (не отысканный до сих пор, хотя все еще ищут, и усердно) через тамошний компьютер юркнул неизвестно куда. Абсолютно неизвестно, на что способна эта черная хреновина, так что Катарат тоже может отколоть номер…

— Давайте, показывайте, — распорядился он.

Патриций медленно протянул свободную руку, прошелся пальцами по клавиатуре со сноровкой человека, давно и умело владеющего компьютером. "Бетта! — мелькнуло в голове у Сварога. — Или тут другое?"

Он напрягся, но тут же расслабился. Никаких неприятных сюрпризов не произошло. Перпендикулярно к темной полированной поверхности стола зажегся… нет, не экран, а просто какой-то длинный текст размером уард на уард. Сварог присмотрелся. Крупная надпись вверху: "Сноль, биржа паевых листов, сегодня". А далее — названия, названия, цифры, цифры…

— Это… — начал было патриций.

— Я знаю, что это такое, — сухо оборвал Сварог.

Уж такие вещи полагалось знать королям, если они прилежно занимаются государственными делами. Паевые листы — нечто очень похожее на акции покинутого им мира. Акции предприятий, рудников, торговых домов, корабельных, транспортных и прочих компаний — тех, что не пребывали в единоличном владении. Соответственно, давно уже существуют и биржи, и биржевая игра. Текущая довольно вяло, без того размаха, что на Земле в конце двадцатого века, но доходы приносящая. Не астрономические, но солидные.

Откуда эта информация происходила, стало ясно сразу же: в правом верхнем углу Сварог увидел две знакомых эмблемы: одна вычурная, побольше, вторая маленькая, гораздо более скромная. Второй департамент Канцелярии земных дел, надзиравший за таларской экономикой. Все данные черный булыжник спер оттуда, — и уж безусловно не в первый раз, а значит, его никто не зафиксировал и не отследил… как и компьютер Бетты. Вот такие веселые дела: на Харуме обнаружился уже второй компьютер, незамеченным подключавшийся к системам ларов… вот только забавы Бетты в сто раз безобиднее.

— Так-так-так, — сказал Сварог. — Кому-кому, а уж вам знакома эта эмблема… — он показал на герб Канцелярии. — И вы прекрасно знаете, откуда воруете… Только биржевые отчеты?

— Нет, конечно, — сказал патриций. — Там еще много полезного: сведения о ярмарках и торгах, протоколы коллегий по банкротствам, новейшие указы королей касательно финансов, экономики. Обладая всем этим…

— Да можете не объяснять, — поморщился Сварог. — Тоже мне, загадка. Вы все это узнаете гораздо раньше, чем все остальные, на чем зашибаете неплохую денежку, оборотистый вы наш… И откуда же вы это взяли? На земле такую штуку изготовить невозможно. Добрый волшебник подарил или черта вызвали на перекрестке восьми дорог, как оно полагается?

— Вы не поверите…

— Вы забыли, что мне нет нужды верить или не верить, — пожал плечами Сварог. — Вы станете рассказывать, а я определю, врете вы, или нет…

— Совсем из головы выскочило…

— Ну?

— Не было ни доброго волшебника, ни черта, — сказал Катарат уже без прежней бесстрастности, с некоторым волнением. — Полтора года прошло, а я все ломаю голову и не могу додуматься… Хотя, в принципе, какая разница? Он есть и работает исправно… Он просто появился. Понимаете? Взял и появился. Когда я собирался отходить ко сну и пришел в спальню, он лежал на ночном столике, прямехонько под лампой. И он заговорил со мной. Довольно приятным женским голосом… похожим скорее не на голос молодой девчонки, а зрелой женщины, неглупой и рассудительной… Я удивился и испугался, конечно, но не настолько, чтобы с воплями бежать из спальни, созывать слуг… Я в жизни повидал вещи и пострашнее говорящих камней, особенно в молодости, когда был еще всего-навсего старшим писцом у дядюшки в банке, объездил весь Харум, бывал даже в Ямурлаке… Ну, камень. Ну, говорящий. И только. Вы знаете, что меня еще успокаивало? Ее тон. Интонации как две капли воды походили на речь купца или банкира, собравшегося предложить собрату по ремеслу выгодную сделку. Это меня как-то и совсем успокоило… Короче говоря, она сказала, что этот камень — "машинка знаний". Что она позволяет забирать знания из компьютерных сетей ларов…

— Ого! — фыркнул Сварог. — Какие вы слова знаете…

— Я обо всем этом и понятия не имел, — хмуро сказал патриций. — Откуда бы мне знать такие вещи? Это она мне все подробно растолковала… кстати, не так уж сложно понять, если объясняют толково…

Действительно, мысленно кивнул Сварог. В принципе, дело нехитрое. Вон взять хотя бы Интагара — моментально разобрался что к чему, через несколько дней получит компьютер и Томи в качестве наставницы. А уж потом держитесь, соколы мои, Интагар с компьютером — это нечто…

— Я спросил, кто она. Она тут же ответила: Фея Знаний, бескорыстно одаряющая людей знаниями, — он глянул на Сварога беспомощно, даже испуганно. — Я потом наводил справки у знающих людей, лучших, каких только можно найти за деньги. Никто не знает о такой фее, о ней нигде ни словечка…

Вот именно. Сварог в жизни о такой фее не слыхивал. Конечно, он и сегодня не стал бы утверждать, что знает абсолютно все нечеловеческие сущности (многие для его дел просто бесполезны, и заучивать их списки ни к чему). Но о фее, одаривающей людей вполне материальными дарами, непременно упоминалось бы на первых страницах ученых трактатов и сводок тайной полиции, что земной, что небесной…

— И дальше?

— Она спросила, какие знания я хотел бы получать от камня. И тут…

— И тут вас осенило, — усмехнулся Сварог.

— И тут меня осенило, — с подобием бледной улыбки кивнул патриций. — Такая выгода… Конечно, я осторожничал, долгую жизнь прожил, прекрасно знаю, кто иногда является без приглашения и предлагает подарки, которые потом боком выйдут… Но она ничего не хотела. Понимаете? Ничего! Никаких договоров, подписанных кровью из пальца, никаких обязательств, клятв, ответных услуг. Ничего. Поставила одно-единственное условие: держать это в полной тайне от всего окружающего мира. И даже не грозила никакими карами в случае нарушения условия, просто сказала: я человек разумный, с большим жизненным опытом, сам должен понимать, что это условие следует соблюдать — к собственной выгоде. И была совершенно права. Словом, я пообещал. Она очень быстро научила меня обращаться с камнем, это оказалось совсем нетрудно…

— И вы начали зашибать денежку… — фыркнул Сварог.

— Не сразу, — серьезно сказал патриций. — Сначала я нашел надежного мага, не шарлатана и не слабачка, умеющего держать язык за зубами, если вознаграждение ему отмеривают горстями. Он заверил, что здесь нет ни тени черной магии или присутствия нечистой силы. Что это просто камень. Правда, он усматривал в камне некоторую странность, объяснить, в чем она заключается, не мог, но все так же заверял, что с черным это не связано никак. Я так полагаю, чуял, что это все же не просто камень… коли уж это машинка, у нее должна быть какая-то внутренняя суть, какой-то свой механизм, верно?

— Безусловно, — задумчиво протянул Сварог.

Прекрасно помнил, что старуха Грельфи пару раз именно в таких выражениях отзывалась о парочке предметов: есть, мол, некая неопределимая, но не имеющая никакого отношения к черному странность…

— Ну, тогда я окончательно успокоился и начал с камнем работать, — продолжал Катарат. — И полтора года все шло прекрасно, камень ни разу не подвел, знания шли самые верные, а высокие небесные господа, — он усмехнулся уже вольнее, — как фея и говорила, так и не заметили, что скромная мышка-норушка что ни день крадет у них на кухне крошку-другую… Впрочем, это ведь не кража в обычном понимании, не так ли, государь?

Сварог промолчал с суровым видом, но про себя подумал, что ситуация и впрямь несколько пикантная: там, наверху, нет ни единого закона, запрещавшего бы земным жителям вторгаться в компьютерные сети ларов. Исключительно по той простой причине, что в пользовании у землян — как предполагалось! — нет ни единого компьютера и неизвестно, появятся ли вообще. Ну, разумеется, всегда мог найтись очередной гений из тех, что далеко опережают свое время, а то и освоивший новые заклинания маг. Но при обнаружении таковых их не в замок Клай или тюрьму Лорс упрятали бы, а просто-напросто забрали наверх на всю оставшуюся жизнь и приспособили бы к делу в Магистериуме или Мистериоре — так гораздо практичнее. Но, в любом случае, нарушения законов нет, потому что нет самих законов…

— Фея больше не объявлялась, — добавил Катарах. — Впрочем, она сразу предупредила, что так и случится… — он заговорил быстрее, явно волнуясь: — Ваше величество, я совсем забыл уточнить: с этим камнем могу управляться только я. Есть слова, которыми его мысленно включаешь или выключаешь… но никто другой, даже зная их в точности, ничего не добьется. Это работает только в моих руках…

Поразительно, но он не врал! Впрочем…

— Иными словами, если мне необходим камень, необходимы и вы? — усмехнулся Сварог. — И неразумно загонять вас в Три Королевства ворочать киркой или сажать в подземелье? На это вы мне мягко и ненавязчиво намекаете?

Бледный, напряженный, неотрывно глядя Сварогу в глаза с некоторым подобием вызова, патриций произнес:

— Ваше величество, камень работает только у меня в руках…

— Посмотрим, — с легкой ухмылочкой сказал Сварог. — Выключите его. Отлично. Ребятки, отодвиньте господина бывшего банкира в сторонку…

Подойдя к столу, он привычным жестом, как не раз это проделывал с самыми разными устройствами, положил обе ладони на прохладный гладкий камень, сосредоточился…

И ничего не произошло. Ровным счетом ничего. Впервые умение Сварога в мгновение ока проникать в суть любого устройства и понимать, как им управлять, отказало. Начисто. Как не бывало такого умения. Он словно стоял перед толстенной стеной, положив на нее ладони, — а стена не механизм, она не более чем стена.

Не соврала неведомая фея или кто там скрывался за приятным женским голосом… Защита, конечно. Способная без труда противостоять технологиям ларов. Ну, на Харуме это не первый случай, взять хотя бы Хелльстад и Горрот… Кто? И откуда?

Он взял камень, оказавшийся не таким уж тяжелым, преспокойно опустил в карман камзола.

— Ваше величество! — вырвалось у патриция.

Обернувшись к нему, Сварог некоторое время держал паузу, не отводя от патриция сурового взгляда, — чтобы сукин кот получил хотя бы порцию моральных терзаний, мучаясь неизвестностью по поводу своей участи. Заработал…

— У вас есть родные? Близкие? — спросил Сварог.

— Никого, кроме Одо… — он спохватился, лицо застыло. — Никого. Вдовею шестой год, больше детей нет, а с семейством сестры с давних пор как-то не сложились отношения…

— Это даже облегчает задачу, — сказал Сварог бесстрастно.

— Что вы имеете в виду? — настороженно спросил патриций, судя по его виду, все же ожидавший самого худшего.

— Да ничего особенного, — сказал Сварог уже рассеянно. — Ну что же, это настоящий "королевский секрет", согласен. И традиции нужно уважать. Вот только вы, любезный, хотите того или нет, отправитесь ко мне в гости. Туда. — он показал пальцем в потолок. — Погостите, и долго. Поскольку влипли в историю, какая непременно кончается подобным приглашением в гости. О чем, надо полагать, не раз подумывали и раньше — уж в таких вещах должны разбираться по роду деятельности и житейскому опыту…

…В той самой "увещевательной", где вчера Сварог беседовал с Одо, дюжине человек было тесновато, не рассчитана она на такое количество народу. Но делать нечего, во всем обширном хозяйстве Баглю не было комнаты побольше, не заставленной орудиями производства… Правда, тесниться плечом к плечу все же не пришлось, меж жесткими казенными стульями оставалось свободное пространство. По коему и расхаживал Сварог, заложив руки за спину, в последний раз подыскивая наиболее точные формулировки.

Молодой герцог Брейсингем, восходящая звезда снольдерской государственной машины, выглядел самым безмятежным. Он к тому же непринужденно устроился не на стуле, а на крышке того самого пыточного приспособления жуткого вида — где и в самом деле можно было рассесться гораздо удобнее (несомненно, первый и последний случай в истории комнатки). Остальные, примерно половина, чувствовали себя, сразу видно, чуточку угнетенно — все прекрасно понимали, что их привезли сюда отнюдь не в качестве клиентов заведения, но таково уж было заведение…

Сварог прошел к единственному свободному стулу, сел и сказал весело:

— Профессор, ну что вы, право… Довольно уж озираться украдкой с таким видом, словно за вами вот-вот придут. Вы же все понимаете…

— Понимаю, государь, — со скорбным видом отозвался старичок в мантии и берете Сословия Совы. — Но место больно уж… неуютное.

— Зато идеально подходящее для секретнейшего совещания, — сказал Сварог серьезно. — Здесь можно совершенно не опасаться шпионов. Они если и попадают сюда, то совершенно в другом качестве. Давайте-ка, господа мои, настроимся на деловой лад. Это касается тех, кто, подобно господину профессору, испытывает душевное неудобство. Брейсингем, сидите спокойно и не трогайте больше рычагов — а то еще заработает, чего доброго… Вот так. Все должны настроиться на деловой лад…

И он оглядел присутствующих взглядом строгого учителя. Присутствующие отобраны по узкопрофессиональному признаку: барон Грауш, снольдерский Хранитель Сокровищницы, граф Дино, только что сделанный Сварогом Первым Казначеем Казначейства, глэрд Киармор, Главный Ключарь королевства (все трое, если отвлечься от предписанных традицией пышных старомодных титулов — министры финансов). Герцог Брейсингем — как управленец, занимавшийся в том числе и финансами. Ключник-капитан Федероу — министр финансов Ганзы, четверо крупных банкиров, наиболее ожесточенно конкурировавших с коллегами из Балонга (двое из Снольдера, двое из Ронеро). И, в качестве возможных консультантов, два университетских профессора, из Ремиденума и снольдерского Каорна, всю жизнь преподававших финансы и банковское право. Пока что — ни единого чина из тайной полиции, их время еще придет…

— Прошу полного внимания, господа мои, — сказал Сварог насквозь деловым тоном. — Многие из вас — а все здесь люди весьма не глупые — наверняка обратили внимание, что подбор участников совещания, если можно так выразиться, крайне специфичен (ганзеец машинально кивнул). Речь у нас пойдет исключительно о финансах. Точнее, о Балонге. Я принял решение закрыть примерно две трети банков Балонга. На вечные времена. Банки закрыть, капиталы конфисковать, долговые расписки и векселя обратить к нашей собственной пользе…

Он сделал паузу, обвел взглядом присутствующих. Равнодушных не оказалось, примерно у половины лица стали удивленными, а у другой — откровенно радостными. Ганзеец даже, не сдержавшись, весело оскалился и махнул перед грудью сжатым кулаком. Ну, человека можно понять и простить столь явное выражение эмоций — очень уж большими антагонистами испокон веков были Ганза и Балонг. Ганзейцам для успешных трудов позарез необходимо, чтобы повсюду как можно дольше стоял мир, от войн им один ущерб. Ну, а с Балонгом обстояло как раз наоборот, как об этом с профессиональным цинизмом толковал патриций Каторат…

Решив, что дал им достаточно времени на усвоение столь ошеломительной новости, Сварог продолжал:

— Это не произвол и не самодурство Сварога Барга. Это справедливое возмездие, именно так. Примерно две трети банкиров Балонга составили заговор против моей скромной персоны. Не мятеж с целью борьбы за прежнюю независимость, а заговор с целью убийства означенного Сварога Барга (заметив хитрый блеск в глазах ганзейца, он заговорил еще суше, жестче). Мое королевское слово, господа — никакой провокации или облыжного навета. Заговор был, прекрасно продуманный, и мне удалось остаться в живых по чистой случайности. Ну, это длинная и невеселая история, она не имеет отношения к нашему совещанию… Заговор раскрыт, все его участники выявлены поголовно, — он скупо, очень скупо улыбнулся. — Повторяю, никакого произвола. Наоборот, скрупулезнейшее соблюдение законов самого Балонга. Я был и остаюсь Первым Патрицием, а по тамошним законам люди, покушавшиеся на жизнь Первого Патриция, признаются государственными изменниками и подлежат не только казни, но и полной конфискации имущества. Все по закону. Канцелярия Земных Дел не сможет усмотреть в наших действиях ничего противозаконного. Позиция наша железная. Конкретика выражается в том, что мое величество получает в полную собственность примерно две трети содержимого Круглой Башни, все движимое и недвижимое имущество означенных банков, все выданные им векселя, долговые расписки и заемные письма. Филиалы за пределами Балонга — или какую-то их часть мы сохраним, сменив, разумеется, персонал. Такие вот новости, господа мои. И в связи с этим мне необходимо в кратчайшие сроки, здесь и сейчас получить ответ на один-единственный вопрос, который меня всерьез тревожит… Не вызовет ли этот разгром — назовем вещи своими именами, мы же не дети — какого-то обширного и опасного финансового кризиса? Вы лучшие финансисты Харума, господа, без лести. Потому я вас здесь и собрал, что вы — лучшие. Я покину вас примерно на квадранс. Если возможно за этот срок получить полностью правдивый, обоснованный ответ — найдите его…

Он встал, осторожно протиснулся меж сидящими и вышел, тихонько прикрыв за собой низкую сводчатую дверь. На приличном расстоянии от нее по длинному узкому коридору взад-вперед размеренной походкой расхаживал глэрд Баглю, вооруженный до зубов. Исполнял роль простого часового — учитывая состав совещания, с гордостью.

Сварог подошел к нему, на ходу доставая сигарету:

— Ну, как обстановка?

— Спокойнейшая, мой король! — браво отрапортовал Баглю. — Что касаемо людей — замок оцеплен так, что мышь не прошмыгнет. А что до колдовства — старухи пока не обнаружили ни единой попытки магическим образом сюда проникнуть и подслушать…

Ничего удивительного, подумал Сварог. Не зря же Интагар организовал все так, чтобы срубить с хвоста любую слежку, кто бы ею ни занялся, с земли или с небес. Нет, но как прекрасно все складывается: две трети содержимого Круглой Башни — да на треть этого можно в Трех Королевствах столько полезного наворотить. А Маре на расходы по вторжению на Дике хватит вовсе уж скромных по сравнению со всей добычей сумм. И будет из чего профинансировать строительство пяти новых железных дорог. И второго паровозного завода. И достроить Дилошский университет. И поднять пособия переселенцам в Три Королевства. И много чего еще, нужного в хозяйстве, оплатить. И ведь, как в том анекдоте, все правильно. Ни провокации, ни облыжных наветов. Сами напросились. Тебя повесят, а ты не бунтуй…

Он вздохнул: насколько проще и веселее жилось раньше, не имея за душой ни единой короны — рубал чудовищ, убегал от чудовищ, скакал в погоню и удирал от погони, отвечая исключительно то за данное поручение, то за Странную Компанию… А теперь… А теперь в голове сметы и расчеты, экономика и финансы…

Хотя… Оставались еще неразысканные токереты и тайны Горрота, а также болтавшиеся где-то в глубинах две исполинских змеюки. Вот это, есть подозрения, будет отличаться от скучных и серых королевских будней…

Он дал им, сверх квадранса, еще десять минут — хотя они там и финансисты от Бога, дело слишком серьезное… Истребив три сигареты подряд, вернулся в комнату.

И обнаружил там полное молчание — коему, несомненно, предшествовал жаркий спор: кое-кто раскраснелся, ганзеец расстегнул верхние пуговицы кафтана, кто-то переводит дыхание…

Сев на свое место, Сварог спросил:

— Итак, господа мои? Барон Грауш, вы самый старший по возрасту из заведующих королевскими финансами. Быть может, вы и изложите общее мнение? Если только к нему пришли…

Барон, явно польщенный, встал, выпрямился:

— Государь, вопрос оказался не столь уж сложным, и времени для продуманного ответа вполне хватило. Серьезный кризис и в самом деле может грянуть, но в одном-единственном случае: если мы ликвидируем филиалы данных банков за пределами Балонга. Они чересчур уж крепко вплетены своими финансовыми операциями в экономику Снольдера, Ронеро, да, пожалуй, и Харума. Глан, правда, это практически не заденет…

Глэрд Киармор явственно пробормотал себе под нос:

— Да уж, не пускаю я сюда этих процентщиков-кровопивцев…

— Пограничье и Вольные Маноры серьезный кризис, в общем, тоже не накроет, — продолжал барон. — Но, повторяю, Снольдер и Ронеро достанется не на шутку. Конечно, нет необходимости сохранять все абсолютно филиалы, но значительную часть их следует оставить. Коли уж это будут наши банки, они нам самим пригодятся. Вот это и есть ответ.

— У кого-нибудь есть возражения? — спросил Сварог, обведя пристальным взглядом присутствующих. — Если есть, прошу высказываться со всей откровенностью.

Все, однако, молчали, и не похоже по лицам, будто кто-то все же имеет собственное мнение, но решил его затаить. Только ганзейский казначей проворчал:

— Моя б воля, я б их все позакрывал. Но коли кризис… Вам, господа, виднее. Вот только надо бы их помаленьку переналадить, чтобы не были больше нацелены на прибыль от войны.

— Большую часть, — сказал герцог Брейсингем. — Но не все. Нам понадобится какое-то количество филиалов, работающих и на войну, — у его величества еще хватает противников, так что совсем нам от войн не избавиться.

— Пожалуй что, — кивнул ганзеец.

После короткого молчания Сварог спросил:

— Я полагаю, высказались все, кто хотел? Теперь слушайте внимательно, господа мои. С этой минуты вы все, здесь присутствующие — особая королевская комиссия по управлению доставшимся нам наследством. Такова моя воля. Я распорядился, вас сейчас же перевезут в… — он усмехнулся, — в гораздо более уютный замок, где нет никакой здешней машинерии. Работать придется день и ночь, учтите, в нашем распоряжении — считаные дни. Никому из вас нельзя долго отсутствовать на постах. Так что, я вас прошу, напрягите все силы… В чем ваша задача? Как можно быстрее рассчитать, какие филиалы оставить, какие — закрыть. Подобрать для остающихся надежный персонал. Кстати, все документы уже изъяты из банков в Балонге, к вечеру их доставят сюда самолетами — а с ними и некоторое количество банкиров. Еще раньше прибудут несколько высокопоставленных господ из секретных служб — вам на подмогу, для решения специфических задач. Особое внимание уделите векселям, долговым распискам и заемным письмам. Тут, сдается мне, следует провести некую… сортировку. Если какой-то долг вредит государственным интересам какого-либо из моих владений — аннулировать. Может оказаться так, что в долговую паутину попал и не в состоянии выпутаться какой-то ценный для государства человек… или просто, скажем, вдова с малыми детушками, которую при неуплате вышвырнут на улицу. В подобных случаях — тоже аннулировать. Но это, повторяю, должна быть именно что сортировка, а не долговая амнистия для всех абсолютно. Государственные долги Балонгу, разумеется, аннулировать полностью. Остается еще треть уцелевших банков, на которые мы не в состоянии воздействовать подобным образом, но тут уж ничего не поделаешь. Зато все, что зависит от наших банков, должно быть перестроено так, чтобы служить нашим интересам, и только нашим. Да, все сегурские долги нашим банкам списать полностью, — он нехорошо усмехнулся. — А вот во всем, что касается Лорана, Горрота и Святой Земли — никакой мягкости. Ни малейших уступок, скидок, продлений и послаблений. Все, что они нам должны, следует драть точно в срок…

— Простите, государь… — громко произнес граф Дино.

— Да?

— Последние распоряжения могут касаться только Лорана со Святой Землей. Горрот три года назад выплатил все свои долги и с тех пор не должен никому. Ни монеты. Не вполне понимаю, как им это удалось, но удалось как-то…

— Интересно… — проворчал Сварог. — Я об этом не знал… Шаган в должниках?

— Да.

— Здесь — особое отношение. Шаган — дружественное нам государство. Ничего не списывать и не аннулировать, но при нужде широко применять все существующие в банковских делах льготы. Что еще? Финансистов из Харума подключить к работе только после того, как план будет полностью готов. Какой-то Харум, знаете ли, мутный, мало там искренней верности — а вот пролоранская партия имеется… Ну, вот и все, пожалуй. Если я что-то упустил, если понадобятся еще какие-то крупномасштабные меры, разрабатывайте их сами. Но, повторяю, постарайтесь превзойти самих себя, у вас в запасе считаные дни…

— Сильвана, — сказал граф Дино. — Нужно составить те же планы для наших банков там.

— Вот я и говорю, — сказал Сварог. — Все, что я упустил, разрабатывайте сами, у вас все полномочия. Указ о создании вашей комиссии я уже подписал, его вам выдаст глэрд Баглю. Все должно быть по закону… — он встал, и следом торопливо поднялись остальные. — Там во дворе кареты, господа, езжайте, и успехов вам. Я улетаю в Ронеро.

Он не сразу, но заметил, что барон Грауш держится в уголке, явно стараясь остаться с ним наедине. Дождавшись, когда так и произошло, Сварог с интересом осведомился:

— У вас что-то личное, барон? Или есть какие-то секреты?

Барон мялся, вертел в руках шляпу, немилосердно комкая поля. Видимо, решившись, поднял глаза и с покаянным видом выпалил:

— Простите, ваше величество!

— Это еще за что? — с искренним изумлением вопросил Сварог. — Обязанности свои выполняете исправно, из казны ни монетки не присвоили…

— Видите ли, ваше величество… Когда обсуждалось ваше… приглашение на снольдерский трон, я был решительно против. Считал, что вы не справитесь, что вы человек для этого, простите за вульгарность, ремесла случайный… Теперь мне стыдно за те мысли и те речи… Просите, ваше величество…

— Да полноте, барон, — сказал Сварог. — Забудьте все. Я приказываю, — он рассмеялся. — По чести говоря, между нами, я тоже одно время полагал, что не справлюсь. Но вроде бы получается, а?

…Четверо всадников, придерживая коней, медленно спускались по высокому пологому откосу к берегу Итела, над которым стояло уединенное здание. Сверху Сварог прекрасно рассмотрел подворье: посреди — не особенно и большое здание, как две капли воды похожее на обыкновенный купеческий лабаз (глухие стены, только под самой покатой крышей тянется ряд зарешеченных окошечек, невысокая, обитая железом дверь). Вдоль забора еще три домика, поменьше — для охраны и обслуги. Конюшня, собачник. На добрых пару лиг вокруг — ни проезжих дорог, ни тропинок. Жители Равены старались обходить это местечко десятой дорогой даже при отсутствии официального запрета тут появляться…

Видимо, их давно заметили снизу — когда Сварог в сопровождении Баруты и пары ратагайцев подъехал к воротам, их торопливо распахнули и навстречу вышел пожилой человек в бордовой накидке Багряной Палаты с золотыми языками пламени на левом плече и золотым шитьем советника на правом, с невыразительным, даже скучным лицом поседевшего на королевской службе педанта.

— Ну что? — спросил Сварог, спрыгивая с коня.

Советник низко поклонился:

— Они там. Прошу вас, государь.

Сержант в бордовом мундире торопливо распахнул перед идущими тяжелую дверь. Сварог, как и подобает королю, вошел первым, озираясь без всякого любопытства.

По периметру здания шел проход шириной уарда в два — а все остальное занимала кубическая яма со стороной уардов в десять. Вся она была выложена темным гранитом, прилаженным так искусно, что между швами блоков нельзя просунуть и бритвенное лезвие — и ни одна капелька воды наружу не проникнет. На уард ниже кромки странное сооружение сплошь закрыто толстой решеткой с железными лесенками поверху и несколькими решетчатыми люками.

Сварог присмотрелся. В противоположной стене, уардах в трех над каменным полом, зияло круглое отверстие диаметром в пол-уарда. Из него тонюсенькой, со спичку, струйкой непрерывно вытекала вода, уже оставив на полу лужицу размером с военный плащ. Прямо посередине помещения стояло странноватое сооружение — несколько составленных вплотную друг к другу каменных прямоугольных колонн, самая верхняя достигала в высоту не менее трех человеческих ростов. Срезы колонн достаточно большие, чтобы на них мог поместиться человек. Ну да, вот оно что: приговоренный может искать спасения на этой "лестнице", только не спасется и на самой высокой колонне, вода поднимается гораздо выше, и тут уж придется вплавь, сколько продержишься…

Те, внизу, их пока что не видели — там стояла тишина. Видимо, инстинктивно убрались к противоположной от трубы стене, торчали сейчас где-то под ногами Сварога и его спутников…

Сооружение это велел возвести восемнадцать лет назад Конгер Ужасный, — в поисках наиболее изощренного наказания за особо мерзкие преступления, тогда же перечисленные в особом реестре. Сомнительная честь стать первым клиентом заведения выпала некоему молодому маркизу из старинной и почтенной фамилии. В общем, обычная история: даже в таких семьях не раз бывало, что заводился позор семьи…

Маркиз был из тех игроков, у кого это увлечение переросло в манию: кости, карты, гусиные бои, вообще любая игра, где на кону стоят деньги. Как случалось со многими, его преследовала фатальная невезучесть. Стандартная, в общем, история: займы, векселя, из дома начинает пропадать посуда из благородных металлов, а иногда и фамильные драгоценности, отец, в конце концов, отказался оплачивать долги сыночка и всерьез пригрозил: если тут не возьмется за ум, от него отрекутся по всем правилам.

Для вертопраха-маркиза положение осложнялось еще и тем, что шансов на майорат не было: маркиз был вторым сыном. В совершеннейшем отчаянии он попросил отца сейчас же выделить ему "лоскут" — ту сумму, что по законам наследования причитается младшим братьям и сестрам. Суровый батюшка — говорят, кремень был не мягче отца Леверлина — категорически отказал, заявил, что не хочет, чтобы семейные деньги моментально перекочевали к ростовщикам и содержателям игорных домов. А был он еще не стар, лет сорока пяти, здоров и крепок, как и старший брат маркиза, так что надеяться на их кончину не приходилось…

Маркиз, к тому времени окончательно превратившийся в "ночного дворянина", украл из спальни матери два перстня с крупными камнями, обратил их в деньги и принялся искать нужного человека — благо к тому времени обзавелся обширными знакомствами на "темной стороне улицы". А зверь бежит, да прямо на ловца… Довольно быстро он вышел на некоего аптекаря, владельца солидного заведения в центре города. Вот только этот почтенный знаток фармакопеи основную часть дохода получал, если можно так выразиться, с заднего крыльца, сбывая надежным людям порошочки и жидкости, в считаные мгновения разлучавшие тело с душой, — причем большей частью собственного изобретения, такие, что их не могли обнаружить здешние врачи. Еще один, мать его, гений, опередивший свое время…

Сторговались. Маркиз маскировки ради вел самый благонамеренный образ жизни, сидел дома, читал книги — так что родня начала считать, что молодой гуляка принял к сведению отцовское предупреждение. В конце концов, и такое часто случалось.

Через неделю, перед обедом, маркиз собственноручно (опасно было подкупать слуг, мало ли что) вылил пузырек прозрачной жидкости в кувшин с вишневым прохладительным напитком, который, он знал, пить будут все до одного. Перед самым обедом ему принесли письмо срочной почты (которое маркиз сам себе отправил). Прочитав его, он объявил отцу, что обедать не будет, должен ускакать по срочным делам. Один старый знакомый выхлопотал емунеплохое местечко в министерстве двора, с таким доходом, что удастся довольно быстро отделаться от кредиторов и вообще благонравно делать карьеру при дворе. И даже дал прочитать написанное измененным почерком письмо.

Отец даже растрогался. И благословил. Маркиз ускакал, а все семейство уселось обедать. Там, за столом, их и нашли мертвыми в конце обеда пришедшие подавать десерт слуги: отца, мать, гостившую у них тетушку, старшего брата, младшую сестренку одиннадцати лет и младшего брата неполных шести годочков…

Конечно, были медики, полиция и вскрытие. Но аптекарь свой немалые денежки получал не зря: врачи не нашли яда. Маркиз (отныне полноправный наследник) рвал на себе волосы, заливался рыданиями, бил головой об стену — словом, горевал долго и бурно. Конечно, у полиции были подозрения на его счет — как обычно в таких случаях и бывает. Но не было ни малейших улик, да и мнение опытных медиков работало в пользу маркиза, а черной магией тут и не пахло.

Маркиза сгубила непредвиденная случайность. Муж той самой отравленной тетушки, занимавший хорошую должность в министерстве двора, давненько уж был весьма ценным агентом Гаудина, с которым при очередной встрече и поделился подозрениями. А Гаудин в таких случаях помогал своим людям, чем мог — быть может, не из душевного благородства, а чтобы покрепче привязать к себе благодеяниями…

Восьмой департамент вступил в игру. Ночью устроили эксгумацию — и покойников взялись исследовать уже специалисты Гаудина, против которых гений фармакопеи смотрелся бледно. Яд быстро обнаружили, изучили, описали. После чего маркиза плотно обложили сыщиками восьмого департамента — и через два дня засекли, что он отправился к аптекарю, чтобы заплатить вторую часть суммы. О том, что в воротнике его плаща уже вшит крохотный микрофончик, маркиз не подозревал, он в жизни не слышал о существовании микрофонов…

Из канцелярии земных дел Конгеру были отправлены официальные бумаги, извещавшие, как развлекаются иные его маркизы, — с приложением медицинского заключения. Маркиза и аптекаря брала уже Багряная Палата — и довольно быстро выбила признание. Аптекаря Гаудин со свойственным ему чуть циничным прагматизмом забрал к себе (мало ли, как и где может пригодиться, отбросов нет, есть кадры), а маркиза оставил в полном распоряжении Конгера. Конгер его и отправил в то самое заведение, велел заведовавшему машинерией инженеру отрегулировать и пускать воду так, чтобы отравитель прожил не менее недели. Так и вышло. Его даже регулярно кормили, опуская на веревке корзину — чтобы не ослабел и не свалился раньше времени, чтобы дергался до последнего…

По наклонной железной лесенке с высокими перилами Сварог спустился на другую, пролегавшую по решетке. Оглянулся. Ага, вот они сидят у стены. Что за выражение на бывшей физиономии Сувайна — сплошь покрытой засохшей кровью гротескной фигуры — уже не определишь, а у Одо такой вид, словно он с яростной надеждой обдумывает планы бегства, но куда ж отсюда сбежишь…

Сапоги Сварога грохотали по железным перекладинам довольно громко — и те двое внизу вскинули головы. Сувайн так и остался сидеть у стены, уронив руки меж колен, а вот Одо, проворно подбежав так, что Сварог оказался прямо над ним, задрал голову. Давненько уж Сварог не наблюдал на чьей-либо физиономии такой ненависти, обращенной на его скромную персону… И на человека-то уже не похож…

— Предатель! Клятвопреступник! — завопил Одо, зачем-то подпрыгивая, как будто мог дотянуться до решетки.

Холодно усмехнулись, Сварог ответил спокойно:

— Боюсь, вы ошибаетесь, любезный. И вовсе уж зря именуете меня клятвопреступником. Освежите в памяти данную мною клятву, от первого до последнего словечка. Я клялся не проделывать с вами многих вещей — и никто их не будет проделывать. Я, кроме этого, обещал, что вы будете жить за решеткой, пока не умрете естественной смертью. Так и произойдет. Вы за решеткой, и вы умрете естественной смертью. Клятва не нарушена ни в одной букве. Вас даже будут кормить. Иначе это уже выйдет нарушение клятвы, а я клялся не морить вас голодом… Ну, а в том, что вы никогда не слыхали об этом месте и не приняли его в расчет, я не виноват… Примечания мелким шрифтом, как это частенько бывает в ваших банкирских векселях и закладных… В общем, ругайте меня как угодно, но вот слово "клятвопреступник" здесь не годится.

Одо, грянувшись наземь, принялся форменным образом колотиться об пол. Сварог смотрел на обоих мрачно и почти равнодушно. Не было ни радости, ни мстительного удовлетворения, только опустошенность и тоска. Тоска еще и от того, что правосудие сплошь и рядом оказывается запоздавшим, и никого уже не вернешь, и ничего уже не поправишь. В ушах у него вновь звучал чистый, высокий голос Кайи:

Он резко повернулся и, уже не слушая раздававшихся снизу воплей, быстро пошел по лесенке. Поднялся наверх, повернулся к ожидавшему приказаний советнику:

— Продолжайте…

— Сколько они должны прожить? — без малейших эмоций осведомился советник.

Сварог хотел было ответить "Сутки". Но тут же вспомнил, в какой кровавый хаос превратился бы Харум после его внезапной смерти, сколько погибло бы мирных людей…

— Трое суток, — сказал он твердо. — Кормите хорошо…

И быстрыми шагами, ни на что вокруг не глядя, вышел из жуткого дома, одним махом взлетел в седло и пустил коня в ворота, когда их успели распахнуть только наполовину. Галопом понесся над берегом, по пустынной равнине. Светлый король Сварог в очередной раз совершил правосудие над заведомыми мерзавцами, едва не устроившими так, что весь Харум залило бы кровью и заволокло дымами пожарищ, — почему же на душе только опустошенность и тоска?

Въехав в город, он не особенно и сбавил аллюра, несся окраинными улицами, пока не выехал к аэродрому. Часовые у ворот, узнавшие его издали, отсалютовали мушкетами. Сварог проехал примерно половину длинного ряда обычных самолетов, натянул поводья у своей виманы, ничем не отличавшейся от других.

Бросив поводья Баруте, распорядился:

— Возвращайтесь во дворец. Скажи там, что меня не будет самое малое сутки.

— Понятно, государь, — поклонился Барута. — Доброй дороги.

И проворно отъехал подальше — к самолетам он до сих пор относился очень неодобрительно. Сварог взбежал по ажурной лесенке, втянул ее за собой, сел в кресло и в полминуты задал программу автопилоту. Самолет, правдоподобия ради чихая выхлопами и вращая винтами, выкатился из ряда и, как полагается, совершив длинный разбег, взмыл в небо. Оказавшись достаточно далеко от столицы и поднявшись высоко, он вышел на сверхзвук и помчался к границам Хелльстада, к тому месту, где поджидал Вентордеран.

Маленький отдых, подумал он. Неотложных дел нет, все вроде бы идет благополучно. В Балонге уже заняты все до одного грешные банки и арестованы все до одного причастные к заговору, сейчас, без сомнения, завзято топящие друг друга — с заговорщиками так частенько и бывает. В столице ни малейших беспорядков — учитывая, сколько там Свароговых войск, переброшенных туда якобы для выдвижения в Горрот… Надо считаться и с тем, что кое-кто из неповинных в заговоре начнет однажды думать: "А вдруг и до нас дойдет очередь?" Уж это обязательно. Нужно будет собрать их вскоре, успокоить, дать королевскую клятву, что ни один неповинный более не пострадает, обрисовать кое-какие интересные перспективы… В конце концов, как это у банкиров водится, подавляющее их большинство наверняка испытывает сейчас не классовую солидарность с пострадавшими, а радость от того, что из игры вышли серьезные и крупные конкуренты. Как тогда сказал Катарат? "Образ жизни". Вот именно. Катарата, конечно, придется забрать с собой, в девятый стол — ну что поделать, если только этот сукин сын умеет обращаться с загадочным камнем-компьютером?

Глава III Жила-была девочка…

Сварог уютно устроился в малом кабинете Фаларена — в отличие от всех прочих блиставших роскошью помещений Вентордерана, эта небольшая комната обставлена совершенно иначе: скорее уж напоминает виденные им кабинеты на базе "Стагар" или комнаты военно-морского санатория. Совершенно тот же стиль мебели, те же светильники, и обои похожи, и картины с кораблями, и даже потемневший штурвал на стене. Ностальгия, а? Наверное, иногда ему надоедала выдуманная и заведенная им самим пошлая роскошь, и он уходил сюда, как бы возвращаясь в прошлое… Высокий бар битком набит нездешними напитками (подобные бутылки Сварог видел тогда в санатории): иной, не нынешней формы, другие этикетки, другие названия, разве что слова "келимас", "вино", "ликер" написаны в точности, как пишутся сейчас. Правда, с ходу и не определить, что такое "басьен", "толаж" и "оутон", но и с этим помаленьку разберемся. Откупорив пузатую бутылку королевского келимаса под названием "Старый дуб" и изображением могучего лесного великана на этикетке, Сварог принюхался, определил полное отсутствие яда, сделал маленький пробный глоточек и остался вполне доволен. Вызвал слугу и потребовал блюдо с закусками, что золотой болван исполнил со всегдашним проворством. Вслед за слугой в дверь просочился Золотой Кот, остановился в сторонке, ухитрившись придать себе равнодушно-выжидательный вид. Положительно, было в нем что-то от Интагара. Познакомить их как-нибудь забавы ради?

— Итак? — спросил Сварог, когда слуга вышел.

— Очередные драки и стычки между неразумными тварями… Ничего серьезного, все как обычно. Это неинтересно?

— Неинтересно, — сказал Сварог.

— Вот в этом месте, — он зажег рядом с собой небольшую карту Хелльстада и коснулся когтем точки на ямурлакской границе, — полчаса назад в наши пределы вступили очередные искатели сокровищ. Три человека с лошадью.

— Черт знает что, — проворчал Сварог. — До сих пор проходной двор устраивают… Когда остановятся на ночлег, соберите все наши "страшилки" и устройте им хорошее представление.

— А если не сбегут, государь?

— Ну, тогда пошлите Серебряный Вихрь, пусть вышвырнет всю компанию. Что Лагефель с Анрахом?

— Вторые сутки усердно работают со всеми наличными Золотыми Шмелями, но успехов пока нет… Вот и все наши новости.

— Идите, — сказал Сварог.

Золотой Кот лихо повернулся через левое плечо и тихонько вышел. Идеальный все-таки министр тайной полиции — не предаст, на деньги не польстится, в заговор не впутается. Заботы у него, правда, кукольные по сравнению с прочими подвластными Сварогу державами, ну да что тут поделаешь…

Он уселся в уютное кожаное кресло перед невысоким столиком с компьютером — здешним, конечно, его собственные превратились бы тут в безжизненные коробки. Достал черный диск, покрытый затейливым золотым узором, положил его на панель компьютера. Налил себе добрую порцию келимаса и медленно вытянул. До сих пор останавливало что-то.

Сварог вновь перечислил сам себе прежние аргументы. Будь это личный дневник Яны, ее письма — он, честное слово, носу бы туда не сунул. Но это, как он уже убедился, просмотрев первую страницу, — официальный документ из Кабинета Канцлера, пусть и помеченный значком высшей секретности, тем не менее, судя по коду, в любой момент доступный самое малое двадцати высшим сановникам империи, в том числе и Гаудину. Ну, а если учесть, что Сварог — полноправный преемник Гаудина, да еще шеф девятого стола… Это уже не моральная проблема, а чисто бюрократическая. Если добавить, что сам Сварог в архивы Канцлера не лазил, за него это давным-давно проделали другие, а он всего-навсего отыскал бесхозный документ… С формальной точки зрения — никаких зацепок. Вообще, нужно было ставить на ваши компьютеры защиту получше, господа, самонадеянность подвела…

Он решился. Налил себе еще бокал и вставил диск.

Начинался "Отчет" официальным сообщением о внезапной смерти Императора, последовавшей, как утверждалось, от сердечного приступа. Медицинского заключения в отчете нет. Быть может, оно отыщется в других досье, не входящих в отчет, надо будет потом поискать, пусть обезьяны потрудятся… Вот так просто — свалился Император, могучий мужик тридцати с небольшим лет по земным меркам, прямо на пиру с сердечным приступом, и все попытки медиков вернуть его к жизни оказались тщетными…

Черт, и никаких бумаг о расследовании! А ведь Канцлер с Гаудином (как он сам на их месте) следствие провели бы обязательно, пусть проформы ради. Ну, поищем. Быть может, и эти бумаги — в каких-то других досье…

Между смертью Императора и коронацией Яны — перерыв в восемь дней. Ни единого документа. Недельный траур? Или вокруг опустевшего трона что-то происходило? Сплошь и рядом, когда законной наследницей престола оказывалась малолетняя кроха, начинались события…

Вообще, интересные дела у них творились не так уж и давно. За полгода до смерти Императора Императрица, большая любительница охоты, отправилась на Сильвану. И погибла там опять-таки естественной смертью. Одна из тех трагических случайностей, что порой встречаются на охоте, — зверь поднят, началась азартная погоня, всадники рассыпаются по лесу, теряют друг друга из виду, сколько раз и коронованные особы оказывались в полном одиночестве. Эта история как раз была Сварогу отлично известна — он наткнулся в архивах восьмого департамента на отчеты, помеченные даже чуть меньшей степенью секретности. Ее величество неслась галопом, исчезнув с глаз егерей и охраны, горячий жеребчик, судя по следам, понес в чащобу, толстая дубовая ветка оказалась как раз на уровне головы всадницы, и она не успела пригнуться… Никаких следов злоумышления…

Но вернемся к коронации. Вполне вероятно, были какие-то если не события, то интриги, причем вовсе не обязательно направленные на свержение Яны. Кто-нибудь — любители всегда найдутся — мог бы попытаться потеснить Канцлера, в чьих руках оставалась вся власть, и пропихнуть себя в регенты. Регент при шестилетнем монархе — тот же монарх.

Ага, протокол совместного заседания Палаты Пэров и Тайного Совета! Идея о регенте возникла почти сразу же. Однако принц Элвар регентом быть категорически отказался, заявив, что это не по его уму — государственные дела. Точно так же поступил и Диамир-Сонирил, чему Сварог ничуточки не удивился: конечно, принц просто-напросто не хотел оставлять свой идеально отлаженный механизм, Канцелярию земных дел, ради еще большего, но незнакомого и неотрегулированного в его вкусе.

Были еще принцы и принцессы крови, числом двадцать три человека обоего пола, дальние родственники императорской фамилии — но публика все сплошь несерьезная, занятая исключительно светскими увеселениями и по давней традиции допускавшаяся разве что к третьестепенным государственным делам (Сварог это давно знал). Препустой народец (как тогда казалось заседавшим). Выступили только два принца крови (точнее, надо полагать, дали выступить только двум), всецело поддержавшие обоих принцев короны.

Интересно, интересно! Барон Аркас, член Тайного Совета, вдруг предлагает назначить регентом пэра Империи герцога Ингера, "известного своим государственным умом, неустанными трудами на благо Империи и неутомимой энергией". Его поддерживают еще двое пэров…

И вот тут, очень похоже, слаженно выступают противники этой идеи. Принц Элвар в короткой эмоциональной речи твердит, что регентство — пережиток седой старины и за последние две тысячи с лишним лет как-то даже и не применялось. Диамир-Сонирил закатывает длинную речь, пересыпанную ссылками на параграфы, законы, кодексы, регламенты. Сварог ничего толком не понял (да наверняка и все присутствующие тоже), но заключительная фраза ясна: принц присоединяется к мнению брата. Тут уже принцы и принцессы крови, словно хор в древнегреческой трагедии, в полном составе наперебой нудят с мест, что и они против регентства как пережитка прошлого. Ну вот, наконец! Выступает командир гвардии и деликатнейше, изящными намеками, хитросплетением дипломатических словес дает понять, что военным эта затея тоже не по вкусу, что согласно законам о престолонаследии, и высшие государственные учреждениях, и гвардия, и армия, и Серебряная бригада пока что всецело подчиняются Канцлеру, а вот механизм подчинения вооруженных сил этому самому полузабытому регенту вроде и не установлен законами… И неизвестно еще, когда будет установлен. Военные быть в таком подвешенном состоянии не привыкли, ну совершенно…

Это, конечно, ультиматум, хотя и облаченный в изящные дипломатические формулировки. Не случайно дискуссия как-то стихает, комкается и наконец приходит к концу. Чуть ли не единогласно принимаются окончательные решения. Никаких перемен в системе правления и управления. Канцлер остается на своем посту. Все министры, главы канцелярий, кабинетов и коллегий остаются на своих местах. После окончания недельного траура Яна-Алентевита Кейнгор, принцесса короны и наследница престола, должна быть коронована. Другими словами, Канцлер победил с разгромным счетом. Нигде в бумагах об этом не упоминалось, но Сварог, не новичок в таких делах, крепко подозревал, что Келл Инир, где происходило совещание, был еще до его начала набит гвардейцами и людьми из Серебряной бригады, — такие дела иначе не делаются, не зря противники Канцлера (умелые интриганы, надо полагать) сдались так легко.

Что-то имена знакомые мелькнули… Герцог Ингер и барон Аркас. Вот именно, эти два субъекта давным-давно арестованы как главари окопавшейся в Империи "Черной благодати" и остаются в тюрьме Лоре, откуда выйдут только ногами вперед — как и их сообщники из придворных, Магистериума и Мистериора…

Далее Сварог просмотрел видеозапись коронации — зрелище долгое, невероятно пышное и для человека постороннего чертовски скучное. Сложные перемещения по огромному залу раззолоченных, брызжущих самоцветами процессий, нечто напоминающее медленный балет (смысла этого зрелища Сварог так и не понял), удаляется шеренга рыцарей в белом, держа мечи острием вниз, на их место заступают рыцари в золотистом с клинками острием вверх (ну, это понятно, на земле есть похожее, символы прежнего царствования и нового)… В общем, роскошнейшее, наполовину непонятное, нудное, долгое зрелище. У Сварога чуточку защемило сердце, когда он увидел Яну крупным планом: на чересчур большом для нее троне, так что ножки далеко не доставали до земли (хорошо еще, догадались подставить золоченую скамейку), сидела шестилетняя девочка в короне и мантии, залитая алмазным блеском — вот только личико у нее оставалось печальным, отрешенным, словно она напряженно ждала момента, когда все это кончится, можно будет забиться в уголок и поплакать. Осиротевшая восемь дней назад шестилетняя кроха, не вполне видимо и понимавшая, зачем ее принуждают во всем этом участвовать, восседая неподвижной куклой. Только принц Элвар (разумеется, поддавший), смотрит на нее с искренним сочувствием, временами наклоняется и что-то шепчет в ухо. У всех остальных скорее не человеческие лица, а маски актеров, старательно исполняющих сложнейшую пьесу. Угнетающее зрелище, которое Сварог побыстрее запил бокалом келимаса.

А это уже год спустя — Канцлер вместе с несколькими пэрами, членами Тайного совета и обоими принцами короны обсуждает действительно серьезный, нужный и правильный вопрос: какое образование должна получить императрица, как будет протекать учеба и как ее организовать.

Серьезный, нужный и правильный вопрос… Стоп, стоп! Тут определенно имелась некая несообразность. Ага, вот оно! Совершенно непонятно, зачем понадобилось собирать столь представительное совещание, когда достаточно было бы вызвать парочку специалистов из Магистериума? О здешней системе образования Сварогу еще в прошлом году подробно рассказывали Элкон и Томи. К шести годам ребенку с помощью той самой аппаратуры Магистериума, которую Сварог испытал на себе, вкладывают в голову минимум необходимых пока что знаний: чтение и письмо, умение общаться с помощью детской компьютерной сети, а вдобавок курс придворного этикета, геральдики, генеалогии, истории Империи (каковая, как не без оснований полагал Сварог, крепенько фальсифицирована). В семь детишки с помощью магов из Мистериора осваивают фамильную книгу заклятий (лишь наполовину общую для всех, остальная половина содержит знания и умения, присущие какому-то конкретному роду). Далее их на пару лет, собственно говоря, оставляют в покое, пусть играют и забавляются, как хотят. И только к девяти вкладывают в голову, опять-таки в Магистериуме, обширные курсы многих наук. И после того начинается настоящая учеба. Сварог прекрасно помнил, что тогда сказал магистр: "Можно вложить человеку в память гигантские вороха справочников, учебников, географических атласов, руководств по управлению аппаратами и агрегатами. Но подлинно профессиональные знания он должен получать обычным путем, осмысливать их, впитывать…"

Учеба таковая продолжается три года. За это время специалисты из Магистериума определяют, есть ли у ребенка склонности и способности к тем или иным наукам. Если да, он поступает уже в трехлетний Лицей при Магистериуме — всерьез овладевать наукой либо специальностью.

Если, конечно, захочет. Поскольку тут не может быть никакого принуждения, подавляющее большинство дворянских недорослей (особенно девушки) идти в Лицей отказываются категорически, предпочитая вести светскую жизнь при дворе. Так что в Лицее обычно обучается не более двадцати человек — оттого-то и приходится выискивать на Сильване способных антланцев и давать им полное образование. В Магистериуме уже примерно половина сотрудников — именно что антланцы, пусть и считающиеся второсортными, но выученные на совесть. Иные спесивые высокородные господа не раз заявляли, что не стоит давать серьезное образование "быдлу", но Канцлер прекрасно знает о дикой нехватке ученых и инженеров…

Бывает по-разному. Скажем, Элкон, у которого нашли нешуточные способности к неким "кварковым биотехнологиям", в Лицей не пошел, несмотря на все уговоры, как раз потому, что заниматься хотел компьютерами, и только компьютерами, а Канилла, графиня Дегро, которой прочили карьеру А-физика (редкость для девушки), столь же твердо заявила, что ее привлекают электронные системы станцией наблюдения, а от А-физики ее форменным образом тошнит…

Одним словом, система давно отработана, наверняка охватывает и принцев короны, и, как в данном случае, малолетнюю императрицу. К чему же понадобилось созывать столь представительный совет?

Ага, вон оно в чем дело! Интересно, и весьма… О подобных исключениях из правил Сварог и не слыхивал — во всяком случае, Элкон ни словечком не упоминал…

Далее шел документ, подписанный тремя высокопоставленными чиновниками Магистериума и двумя магами Мистериора — тоже, судя по титулам, не последними людьми в своем заведении. Оказалось, во-первых, что Яна уже освоила фамильную императорскую книгу заклятий, на год раньше обычного срока. Принц Элвар пояснил, что сделано это было по личному указанию императора, не соизволившего объяснять кому бы то ни было, даже родным братьям, мотивы своих поступков. Между прочим, это произошло через неделю после гибели императрицы (уж не предчувствовал ли император что-то такое? — подумал Сварог).

Гораздо интереснее оказалось "во-вторых". По единогласному мнению всех пятерых, подписавших сей меморандум, Яну попросту нельзя было обучать с помощью тех самых аппаратов, в считаные секунды набивающих голову человека массой разнообразных знаний. Нельзя, и все тут, категорически. Первый случай за всю историю Империи. Всех поголовно можно, а Яну — нельзя. Чересчур велик риск, что кончится серьезным мозговым расстройством, а то и необратимым сумасшествием.

Вот это так бомба… Пятерка ученых мужей привела подробные и обстоятельные аргументы в пользу своего убеждения, занимавшие три листа. Вот только Сварог из всего этого не понял ни словечка. Канцлер, судя по всему, тоже — согласно следующей бумаге, он вызвал всех пятерых на совет, и объясняли они суть часа полтора — видимо, мучительно подыскивая наипростейшие объяснения сей высокоученой галиматье. И явно Канцлера в конце концов убедили. Поскольку он отдал приказ: механические средства обучения исключить полностью, все возложить исключительно на живых людей (ну, разумеется, компьютеры в роли подручных средств дозволялись — но никакого технотронного воздействия на мозг). Интересные дела, покачал головой Сварог. Что же она за уникум такой? Из ученого меморандума понять решительно невозможно, как ни бейся…

Так что пришлось составить долгосрочную программу обучения, подробно расписанную, как и перечень ученых мэтров, коим предстояло стать прилежными преподавателями для одной-единственной ученицы. Поскольку без руководителя такие программы обставлять безусловно не стоит, после короткой дискуссии единогласно назначили на эту роль лейб-медика Яны, как-никак знавшего ее с младенчества. Для порядка приставили к девочке еще и двух пожилых фрейлин покойной императрицы (фрейлины свое звание сохраняют пожизненно). И, полное впечатление, решив, что сделали достаточно, создали действенный механизм, умыли руки, с головой уйдя в свои обычные дела. Длиннейшая вереница последовавших за этим историческим совещанием документов состояла из коротеньких, казенно-сухих отчетов опять-таки приставленного к девочке камергера двора: что преподают в данный момент, каковы успехи, а то и неудачи.

Начали, конечно, с того, что, по мнению царедворцев, в первую очередь необходимо монаршей особе: придворный этикет Империи и земных королевств, история императорской фамилии и Империи, геральдика и генеалогия земная и небесная, краткий курс истории земных государств. Легко представить, какое "удовольствие" доставляла эта заумь шестилетней девочке — тем более, что этот важнейший, по мнению царедворцев, курс растянулся на четыре года. Камергер частенько (и наверняка уныло) сообщал в еженедельных отчетах: "ее величество изволят капризничать", "ее величество изволят требовать, чтобы отведенное для занятий время сократили наполовину", "ее величество назвали тему урока пусть не непристойными, но безусловно неприглядными словами". И даже "ее величество отказались от урока, скрывшись за постами Бриллиантовых Пикинеров, куда преподаватель и госпожи фрейлины не имеют доступа!" Читая все это, Сварог только ухмылялся: вы бы ей еще вздумали А-физику преподавать, интеллигенты…

Худо-бедно, но обучение как-то продвигалось (судя по некоторым обмолвкам, после всевозможных компромиссов, послаблений и внеочередных развлечений в виде подкупа и поощрения).

Впрочем, самым печальным (Сварог это быстро понял) было даже не то, что на малолетнюю девочку обрушили горы зауми. Учить ее учили, но никто не воспитывал. Как это в обычае и на земле, Яне выделили в качестве официальных друзей и подруг для игр и забав чуть ли не две дюжины ее ровесниц и ровесников из самых знатных семей. Больше половины из них, не придясь Яне по сердцу, со временем были по ее настоятельному требованию отставлены, зато остальные (кстати, те, кто сейчас почти поголовно служил у Сварога в девятом столе) стали настоящими друзьями и подругами (насколько можно быть другом или подругой императрицы). И все же… Возле нее так и не было никого, кого можно было назвать настоящим воспитателем. Фрейлины на ту роль никак не годились. Вероятнее всего, и Канцлер, и высокие сановники в свое время просто не подумали, что воспитатель ребенку необходим…

Характер у Яны стал портиться на глазах, о чем прилежно и с тревогой докладывал уже лейб-медик. Лет в восемь с ней впервые случился приступ— тот самый всплеск неконтролируемой магии, что Сварог самолично наблюдал у себя в замке, когда она рассердилась на канцлера. Сорвавшиеся с креплений роскошные люстры порхали по залу, пока не разбились об пол, плясала мебель, падали статуи, с одежды присутствующих облачками разлеталось золотное шитье…

Встревоженному Канцлеру ни лейб-медик, ни маги из Мистериора не смогли объяснить, в чем тут дело. Честно признались: иная древняя магия императорской фамилии до сих пор секретом фамилии и остается. Секретом, недоступным даже принцам крови…

Диамер-Сонирил ясности внести не пожелал, сухо сообщив Канцлеру, что это секрет фамилии — в подтверждение чего, как и следовало ожидать, вывалив ворох параграфов, как он это прекрасно умел. Принц Элвар поступил и того проще: осушив стакан, буркнул: "Герцог, это дела семейные, и нечего тут вынюхивать…"

И случилось так, что именно принц Элвар, гуляка, бродяга и искатель приключений, проводивший в Каталауне больше времени, чем в небесных замках (но никак не глупец и не простак!), поправил дела. Вот уж о ком никак нельзя было сказать, что он пропил мозги… Вечный холостяк, он не представлял толком, как воспитывать малолетних детей, но каким-то здоровым инстинктом чувствовал, что воспитывать их нужно. А потому назначил себя самозваным воспитателем, принялся за дело, как умел, даже подсократив ради такого случая употребление алкоголя (ну, примерно наполовину). И заявил канцлеру, что всю эту церемониальную заумь следует крепенько подсократить, то есть отводить ей лишь половину прежнего времени — ну, а об остальном он сам позаботится, пока девчонка и в самом деле не повредилась умом от всей этой белиберды, которой сам он в свое время обучался через пень-колоду и не считает, что это пошло ему во вред.

За воспитание племянницы (которую искренне любил, в отличие от Диамер-Сонирила, тот к Яне был равнодушен, впрочем, как и ко всем без исключения обитателям Империи) принц Элвар взялся незатейливо, как уж ему душа подсказывала. Он просто-напросто практически каждую неделю забирал Яну с собой в Каталаун, таскал за собой по деревенским праздникам, свадьбам и прочим торжествам (а когда чуть подросла, стал брать и на охоту). Более того, он ее регулярно брал в гости, когда отправлялся к своей очередной тамошней подруге. Благо все они наперечет были не какими-то там гулящими девками, а вполне приличными одинокими женщинами с неустроенной судьбой, часто — молодыми вдовушками с детьми. При той невероятной популярности, какой пользовался в Каталауне принц (иные его именовали некоронованным каталаунским королем, к хорошо скрываемой досаде земных владык, коим принадлежали те или иные области Каталауна), его племянницу везде принимали со всем радушием, женщины сплошь и рядом видели в ней не блестящую императрицу, а "бедную сиротинушку", так что кое-какую долю женского тепла и участия она получила. Канцлеру эти регулярные поездки в Каталаун были крайне не по нутру, но против принца короны он был бессилен — ну, что поделать, если принц располагался выше всех и всяческих законов? Да к тому же самой Яне такое времяпровождение нравилось ужасно. Единственное, что мог сделать Канцлер в компании с Гаудином, — постараться, чтобы Яна всегда была надежно прикрыта группой телохранителей.

В самом начале, когда принц только приступил к воспитанию на свой лад, он привез из Каталауна одну из лучших бабок-сказочниц, знавшую невероятное количество сказок, легенд, баллад, песен и баек из жизни. А чуть погодя через своих ронерских знакомых сманил на небеса старуху Грельфи — чтобы развлекала Яну безобидными, но эффектными колдовскими штучками. Бабку поселили в Келл Инире, применив официальную формулировку "состоящая при императорских покоях прислужница", а для Грельфи оборудовали тот самый летающий островок-декорацию, где Сварог и побывал вскоре после прибытия сюда.

Снимков Яны (украдкой сделанных в Каталауне соглядатаями канцлера) в отчете хватало. И Сварог признал, что принц, несмотря на все его чудачества, выбрал правильный путь. К двенадцати годам Яна форменным образом расцвела, еще больше похорошела, выглядела на пару-тройку лет старше, отлично ездила верхом, умела танцевать все каталаунские танцы, стрелять из лука и мушкета, имела на счету пару оленей, кабана и несколько зайцев с лисицами, научилась даже печь пироги. Ничего похожего на ее прежние снимки — мрачноватая, неулыбчивая, губы плотно сжаты, в глазах устойчивая тоска…

Один только раз случился мелкий досадный инцидент. В Каталауне взрослеют быстро, и за девушками возраста и облика Яны местные парнишки уже пытаются неуклюже и застенчиво ухаживать. Ну, а Яна изрядно прониклась Каталауном… В общем, на одной из шумных свадеб Элвар чисто случайно обнаружил, что племянница и младший брат жениха, парой лет ее старше, целуются за углом амбара — впрочем, робко и неумело. Яна получила легонький подзатыльник, ее кавалер — полновесный, оба выслушали серьезную нотацию с упором на то, что дело тут не в императрицах и крестьянах, а просто обоим еще рановато подражать взрослым. После чего Элвар через своих многочисленных тамошних приятелей велел потихоньку распустить известие: ежели кто-то его племянницы коснется хоть пальцем не в танце, жутко и думать, что ждет виновного. К каковому известию все отнеслись очень серьезно. Канцлеру, конечно, настучали, и он в деликатных фразах выразил принцу неудовольствие, но тот, вынудив его хлопнуть стакан из своей верной баклаги, отмахнулся: ничего страшного, если девчонка двенадцати лет однажды неумело чмокнула парнишку, главное, меры приняты, больше такого не повторится, слово принца короны… И не без ехидства добавил: по достовернейшим данным, собственная доченька Канцлера, всего-то на год старше Яны, намедни в темном уголке Изумрудной лестницы целовалась с пажом и, по докладам, не так чтобы робко и неумело… У принца Элвара, как ему и полагалось по титулу, имелась и своя свита, и гвардейская рота, и библиотекарь, и канцелярия с должным количеством соглядатаев. Другое дело, что из-за образа жизни принца все это немалое количество людей бездельничало годами, помаленьку зверея от скуки.

Как явствовало из множества бумаг, составленных уже после событий, лучше бы было Канцлеру поглядывать в другую сторону. Да и принцу не помешало бы внедрить в свиту Яны парочку ловких соглядатаев. Да вот, проморгали. Никто и подумать не мог, что не на земле, а в Келл Инире к ней может подкрасться нешуточная беда…

Когда Яне было двенадцать, согласно давнему плану, ей предстояло пройти и курс изящных искусств. Кандидат в преподаватели имелся, как тогда полагали, великолепный: молодой, лет тридцати по земным меркам, герцог Наргел, старой, почитаемой фамилии, обладавший большими познаниями и опытом именно что в изящных искусствах. Коллекционировал живопись (был даже своим человеком на Бараглайском холме и Квартале Палитры в Сноле), сам недурно рисовал, особенно портреты дам, кроме того, в своем сильванском поместье устроил самую настоящую балетную школу, куда набирали ровесниц и ровесников Яны. Это длилось уже несколько лет, и повзрослевшие танцоры и танцорки "первого набора" не раз выступали с большим успехом и в Келл Инире, и при некоторых королевских дворах на земле (за что герцог удостоился нескольких земных орденов, имперской "Золотой Арфы" и мантий почетного члена Сословий Свободных Искусств в Снольдере, Ронеро и Лоране). Одним словом, самый подходящий человек, как было решено в свое время высокой комиссией еще пять лет назад.

Как выяснилось позже (когда все хватались за головы и наперебой обвиняли друг друга в преступном ротозействе), этот знаток и ценитель искусств, обаятельный красавец с великолепной репутацией при дворе оказался еще и блестящим конспиратором, ведущим двойную жизнь. Умен был, сволочь, и коварен… Никто об этом не подозревал (включая соответствующие службы Канцлера и Гаудина), что юные девицы из сильванской балетной школы с самого начала служили ему натуральным гаремом. Таковы уж у него были пристрастия касаемо совсем юных. Нечто вроде герцога Лемара, только, пожалуй, погнуснее: Лемар, надо отдать должное прохвосту, все же таких вот малолеток никогда не трогал.

И этот живописец-балетоман, вульгарно выражаясь, положил глаз на Яну…

Учебные курсы никто не контролировал — в том смысле, что никому никогда не приходило в голову проверять, какими учебными пособиями пользуются на каждом из них. Камергер всего-навсего интересовался у очередного преподавателя, такого же благородного лара, как идут уроки, делает ли ее величество успехи или Канцлера особенно порадовать нечем. И со спокойной совестью отправлял очередную короткую отписку.

Воспользовавшись этим упущением, герцог старательно подобрал для Яны весьма специфический курс наглядных пособий (скульптура, живопись, поэзия и проза). Ничего не скажешь, он состоял исключительно из классики, небесной и земной, но эта классика, вместе взятая и по отдельности, категорически не годилась для девочки двенадцати лет, которой рано было столь углубленно, долго и подробно знакомиться с иными сторонами взрослой жизни. И которая, как в том возрасте сплошь и рядом бывает, уже начала проявлять робкий интерес к этим самым сторонам и успела пару раз поцеловаться…

Все эти "пособия", до одного, имелись в отчете (где, начиная с того момента, бумаги помечались уже гораздо более высокой степенью секретности, предназначаясь лишь для обоих принцев, Канцлера, начальника его разведки и Гаудина). Книги Сварог даже бегло читать не стал — он знал несколько названий, парочку одолел в свое время, а что до остальных — хватило иллюстраций. Альбомами Седеса и Каранто, пусть они и великие художники, следовало долго и старательно лупить по голове того, кто их подсунул двенадцатилетней девчонке, пусть и выглядевшей старше своих лет, — как и увесистым томом сонетов Жега Маделара. Ну, и все остальное было того же пошиба. Все было рассчитано на то, чтобы мягко и ненавязчиво, вливая отраву по капельке, оказать на девчонку определенное действие и как следует разжечь неподходящее в ее возрасте любопытство…

По этому, с позволения сказать, курсу изящных искусств Яна занималась четыре месяца — как кое-кто и рассчитывал, с большим интересом, даже резко сократив поездки в Каталаун. Естественно, у нее возникало много вопросов — на которые учитель отвечал подробно, тактично, деликатнейшим образом подбирая слова. Что служило очередными капельками яда. Ни разу за эти месяцы герцог не попытался выйти за рамки отношений "учитель-ученица". Потом стало ясно, что это не самодеятельность записного педофила, вздумавшего украсить свою коллекцию редкостной жемчужиной, а заговор, и серьезный — но позже, гораздо позже… А пока что меж девочкой и мэтром установились весьма доверительные отношения и разговоры шли очень уж откровенные — ну не с кем взрослеющей девочке было откровенно поговорить о некоторых вещах — не с фрейлинами же. Тем более что к тому времени Яна уже порой перешептывалась с подругами о том и о сем, чего благонравные девочки из хороших семей вроде бы еще знать не должны. Однако любой дворец — никак не монастырь, тут даже юные девицы невольно насмотрятся и наслушаются всякого. А герцог искусно вел свою партию — так что Яна, как со многими до нее случалось, решила, будто в него влюблена. Тем более что парочка ее подруг уже призналась ей в том же самом — правда, в отношении других объектов…

Лейб-медик, благообразная сволочь, которого Яна знала с тех самых пор, как себя помнила, в заговоре состоял, как позже оказалось, с самого начала. Именно он, когда Яна в очередной раз захандрила и стала рваться из Келл Инира все равно куда, и предложил Канцлеру вроде бы абсолютно безобидную идею. Сменить обстановку полностью, самым решительным образом. Отправить императрицу на Сильвану недели на две, без обычной надоевшей свиты, "официальных друзей и подруг" и осточертевших фрейлин (которых, Канцлеру самому должно быть известно, Яна и ее друзья иначе как "копчеными селедками" за глаза не именуют). Чтобы прожила эти две недели в поместье герцога, училась бы там танцам, общалась исключительно с балеринами, своими ровесницами и даже жила бы вместе с ними в общей спальне.

Сама Яна эту идею приняла с несказанным восторгом и заявила, что готова отправиться на Сильвану немедленно. Канцлер, не особенно и раздумывая, идею одобрил. Не господь Бог и не первый мудрец Вселенной, он попросту не ожидал такой наглости и такого коварства. К тому же они с Гаудином были тогда замотаны, как ломовые лошади, с головой уйдя в распутывание и урегулирование головоломной и тяжелой интриги — как позже выяснилось, инсценированной заговорщиками для отвлечения внимания от Сильваны.

Одним словом, девочка сама кинулась в мастерски поставленную ловушку. Привыкла, что императрица всегда находится в совершеннейшей безопасности, особенно в имении человека с прекрасной репутацией, в которого она к тому же… А тут еще лейб-медик, сука гладкая, перед отлетом на Сильвану очень деликатно и тактично дал примерно такое напутствие: вполне возможно, ваше величество, вы там столкнетесь с чем-то, с чем прежде не встречались, и там будут происходить непривычные для вас вещи, но пугаться этого не следует, все люди взрослеют и вы тоже, у взрослеющих появляются новые интересы и желания, которые не стоит сдерживать, собственно говоря, заверяю авторитетно, вам следует рассматривать все происходящее как очередной курс обучения, который проходят все благородные девицы…

Конечно, на Сильвану с ней отправились гвардейцы, телохранители и слуги, среди которых имелись агенты как Канцлера, так и Гаудина. Однако гвардия и охрана в таких условиях несут службу в отдалении, охраняя скорее подступы к поместью, а слуги не топочут по пятам и не дышат в ухо, в особенности если императрица им приказывает реже попадаться на глаза. И уж тем более не имеют доступа в девичьи спальни. Так что Яна с самого начала самым тесным образом общалась с двумя дюжинами балеринок, герцогских шлюшек, форменным образом отгородивших ее якобы невзначай от прилетевших с ней слуг.

С этими юными шлюшками взрослые, коварные, умные и циничные люди предварительно работали долго и старательно, распределяя роли, мизансцены, доверительные рассказы и якобы случайные вопросы. Крутая была дрессировочка, как потом выяснилось.

Задача была поставлена четко и недвусмысленно: лишь самую капельку выходя за пределы положенного почтения к венценосной особе, мягко, деликатно и неустанно обрабатывать ее днем и ночью. Внушать, что в ее годы близость с мужчиной — самое естественное дело, рассказывать, как это приятно и увлекательно, делитьсясобственным богатым опытом, самую чуточку посмеиваться над ее невинностью, твердить, как влюблен в нее герцог, ссылаться на многочисленные примеры из того же курса классики…

Балеринки оказались обаятельными, веселыми и остроумными девчонками, к тому же ничуть не похожими на ее прежнее окружение, — и Яна, в восторге от столь необычного отдыха, сдружилась с ними моментально. Два дня она старательно разучивала бальные танцы, и все это время действие понемногу раскручивалось: фривольные разговорчики, пикантные анекдоты, сначала ее учили не стесняться танцевать в одном только прозрачном балахоне перед музыкантами и балетмейстерами, потому что они не более чем слуги, а слуга, собственно, и не мужчина вовсе, а предмет мебели, живой инструмент (эти поучения, впрочем, ничем не отличались от тех, которые Яна выслушивала в Келл Инире с раннего детства). Потом учили не стесняться еще более скудно одетых партнеров-мальчишек, речь ведь идет о большом искусстве (и это внутреннего сопротивления не встретило, Яна не раз бывала в балете).

Яд сочился по капельке, особенно ночью в общей спальне. Те же фривольные истории из собственного опыта, взрослые тайны, продиктованные вроде бы чистой воды любопытством, расспросы о любовных отношениях при императорском дворе. Признаться по совести, такая девичья болтовня свойственна не одним только злачным местечкам вроде герцогского гарема. В отчете отыскалась бумага, где некий агент Канцлера, явно пытаясь задним числом оправдаться, уверял: по достоверным данным, в Келл Инире императрица и ее "официальные подруги" порой вели столь же фривольные разговоры. Переходный возраст, ничего не поделаешь…

На третью ночь Яну, без всякого труда, достаточно шутливо взяв "на слабо", научили танцевать тоголаду с раздеванием, здешний аналог стриптиза. На четвертую, опять-таки без особого труда, затянули в эротические игры изрядно развращенных балеринок. На пятую в спальне объявилось несколько мальчиков-балерунчиков, и игры стали еще фривольнее.

Сварог временами поскрипывал зубами, читая подробные протоколы допросов. Самое печальное, что юная девушка участвовала во всех этих забавах собственной волей: переходный возраст, любопытство, стремление ни в чем не уступить новым подругам, раскованным и познавшим все на свете. Да и лейб-медик, которому она привыкла доверять, высказался достаточно определенно. Девчонка не понимала, что ее умело развращают, шажок за шажком…

В ту ночь она проиграла три раза. Один раз, платя проигрыш, пришлось танцевать тоголаду для всех, дважды она на квадранс уединялась с парой мальчиков в задней комнатке, откуда выходила красная до ушей — руки выигравшие распускали изрядно.

Все дело в обстановке, которую для нее искусно создали. Ни тени принуждения или грубости, отношение самое почтительное, разве что с легонькой ноткой фамильярности, вполне уместной в этих обстоятельствах. Даже тогда, в задней комнате белозубые юные красавчики держались предельно вежливо. Обаятельные улыбки: "Яна, ты позволишь?", "Я расстегну, да?", "Можно, я сниму?" Восхищенные взгляды: "Ты лучшая на свете!" Хитрые подначки: "Яна, ты сама согласилась играть, но никто здесь никого не неволит, можешь уйти в любой момент, если считаешь, что еще маленькая для таких игр…" Постоянные комплименты: "Яна, ты чудесная! Мы слышали, ты надутая чванная злючка, прямо-таки боялись тебя поначалу, а ты такая… Ты такая…"

Потом она, по прекрасно знакомой Сварогу азартности характера, сама ввязалась в игру посерьезнее, прекрасно зная к тому времени, что проигрыши в этом случае платят уже "игрой на флейте любви". Разумеется, все было подстроено так, что выиграть она не могла ни разу, ни при какой погоде… И более часа провела в одной из задних комнат с тремя танцорами. Обаятельные мальчики потешились вволю, изощряясь, как только возможно в такой ситуации. Понятно, какие побуждения ими двигали, кроме старания прилежно выполнять герцогские приказы: антланцы, вечные холопы, быдло — и вдруг им выпадает случай сделать "флейтисткой" саму императрицу. В чем они потом признавались на допросах — несомненно, лязгая зубами и белые от ужаса…

Вся эта компашка старательно докладывала герцогу о малейших деталях. Было отмечено, что на следующую ночь, когда снова явились обаятельные, вежливейшие юнцы, Яна держалась уже совершенно спокойно, обвыклась и освоилась, оказавшись в результате неизбежных проигрышей в задней комнате, уже не краснела почти. Глупенькая девочка начала привыкать к новым забавам. Сварог выругался поначалу, читая очередные показания, но потом подумал не без самокритичности: собственно говоря, в полузабытые советские времена в старших отрядах пионерских и спортивных лагерей порой после отбоя происходили вещи, не особенно и отличавшиеся от кропотливо описанных забав. Старо, как мир: девочки торопятся познавать жизнь…

Те, чьи приказы выполнял герцог, задачу перед собой поставили серьезную: развратить Яну до крайних пределов, подсадить на подобные развлечения, как на наркотик, заставить видеть только в них цель и смысл жизни. Благо в таком возрасте из человека можно при известном мастерстве вылепить что угодно… Впрочем, и настоящие наркотики — пресловутая курительная дурь с островов — тоже планировалось пустить в ход чуть попозже. Хотели добиться, чтобы к совершеннолетию стала законченной шлюхой и наркоманкой, которой дела Империи абсолютно неинтересны. Ну, а правили бы другие, найдя способ избавиться и от Канцлера, и от Гаудина, и от полудюжины крупных фигур. Ни крови, ни трупов. Ни переворота, ни отречения, ни самоубийства — просто-напросто императрица стала бы чисто декоративной фигурой, а Империя перешла бы в другие руки…

Сварог нигде не нашел прямых аналогий и упоминаний, но у него создалось впечатление, что заговорщики прекрасно помнили историю Элтис Лоранской двухсотлетней давности. Юную королеву, в четырнадцать лет оставшуюся без родителей и взошедшую на трон, точно такие же умные и коварные господа сановники мастерски приохотили ко всем видам любви и многодневным попойкам. В истории можно насчитать немало королев, которые, не чураясь ни любовников, ни пиров, тем не менее долго и толково правили железной рукой. Элтис оказалась слаба — и последующие десять лет, пока королева все свободное время без остатка делила меж мягким ложем и пиршественным столом, страной правил вкупе с сообщниками некий граф, дальний родственник правящей династии. В конце концов его все же зарезали "товарищи по партии", решив, что зарвался и забрал себе много воли, — но последующие восемь лет ничего в жизни королевы не изменили. Потом, правда, когда она умерла, перебрав то ли вина, то ли возбуждающих зелий, ее племянник, до того много лет притворявшийся безобидным дурачком, сумел привлечь на свою сторону гвардию, перерезал кучу сановников и правил долго, но это уже другая история…

В очередную ночь Яну с таинственным видом зазвали в уединенную спаленку, где уже поджидал герцог с огромным букетом лилий (здешний символ беззаветной любви), проникновенными, романтичными признаниями в любви и даже легонькими намеками на самоубийство в случае ее холодности. Неделя обработки свое дело сделала — Яна и не подумала уходить. Была "флейта", был "шмель в розовом бутоне", но до главного все же не дошло, Яна в последний момент испугалась. Правда, пообещала через день-два, окончательно собравшись с духом, уступить. Герцог, разумеется, был сама галантность, заверяя, что готов ждать. Потом показал ей видеозапись одного из "заседаний" Академии Лилий королевы Дайни Барг и сказал, что следующей ночью здесь состоится нечто подобное, только еще более роскошное и красивое — и он намерен сделать Яну королевой праздника.

Очень возможно, так бы и произошло. А на оставшуюся неделю, как выяснилось на допросах, для нее была приготовлена обширная программа: всевозможные групповушки, все виды любви, какие только могут прийти в голову здешней публике, наркотики и немало прочей гнуси. Какой она уехала бы отсюда, и думать не хочется. Ну, а в Келл Инире ее, конечно, не оставили бы в покое, закрепляя успех.

Читая все это, то и дело взбадривая себя келимасом, Сварог все же подсознательно надеялся на счастливый финал: вспоминал тот ее визит к нему, когда она, стоя возле панно с единорогом, аллегорическими фразами призналась в недавней потере невинности. Следовательно, отсюда она отбыла невинной, черт возьми!

Так оно и оказалось. Случалось уже, что весьма даже ловкие и коварные заговорщики проваливались оттого, что все внимание уделяли равным себе по положению, а на всевозможную мелочь не обращали внимания со всей дворянской спесью. Впрочем, тут был еще и счастливый случай…

Бабка-сказочница, все еще состоявшая при дворе, от скуки бродила по покоям Яны, куда имела беспрепятственный доступ (кроме комнаты личной связи Яны, но туда из знатных-то допускались считаные единицы). В конце концов она отправилась в учебный зал, битом набитый "наглядными пособиями" в надежде отыскать там что-нибудь интересное для обозрения (как раньше там же в отсутствие Яны и очередного учителя любовалась загадочными приборами и механизмами, непонятными, но крайне интересными на вид).

Интересного она там обнаружила целую груду, начиная со статуй и статуэток, по ее собственному выражению, "похабных донельзя". Потом, то и дело отплевываясь, полистала альбомы Седеса и Каранто и пару-тройку других. Ни писать, ни читать она не умела, но картинки в книгах говорили сами за себя. "За что ни возьмись — похабень!" — прокомментировала она потом.

Бабка призадумалась своим цепким и практичным деревенским умом. С одной стороны, она давно знала, что у высоких господ свои нравы и причуды. С другой же… Четыре года она прожила в Келл Инире, общаясь, понятно, исключительно со слугами (а слуги, как известно, всегда знают о господах больше, чем те сами о себе), так что кое-какое представление о нравах и обычаях дворцовой жизни составила. По этим представлениям выходило: взрослые высокородные господа, конечно, позволяют себе изрядную вольность нравов, но вот четыре месяца подряд учить двенадцатилетнюю девчонку с помощью всей этой "груды похабени" — получается как-то и неправильно. Особенно если учесть, что она была свидетельницей того, как принц Элвар влепил по подзатыльнику Яне и тому парнишке за безобидный, в общем, поцелуй. "Ну вот нюхом я чувствовала, господин Гаудин: тут что-то неправильное, воля ваша!"

К кому из высоких господ обратиться, она просто не представляла. Как искать принца, решительно не знала — видеосвязь она освоила ровно настолько, чтобы связываться с подругой, старухой Грельфи.

Она и связалась. И поделилась сомнениями: как-то это оно, пожалуй, неправильно… Господские нравы, конечно, для простого человека — темный лес, но все равно, что-то тут не то… Девчонка ж совсем… Вон, за простой поцелуй получила по шее от его высочества, а тут…

Грельфи, с ее острым как бритва, умом не тратила времени на охи и ахи. Подробно расспросив бабку обо всем, что она там видела, велела сесть где-нибудь тише воды, ниже травы. И отключилась. После чего, владея видео гораздо лучше сказочницы, стала разыскивать принца Элвара. К счастью, он не болтался в очередной раз по каталаунским чащобам, а пировал у себя в маноре со своими гвардейцами и пребывал еще в том состоянии, когда мог воспринимать окружающее довольно здраво.

Принц, давно уже знавший, что старая колдунья — женщина большого ума и паниковать по пустякам не станет, нисколько не колебался. Он прихватил своего секретаря (радешенького, что после долгого безделья подвернулось хоть какое-то дело), двух сыщиков из своей канцелярии, сделав кругаля, забрал еще и Грельфи, зная массу интересных способностей, которыми она обладала, — и полетел прямиком в Келл Инир.

Тщательно осмотрев "учебные пособия", он высказал вслух мысль, что тут и в самом деле что-то нечисто. Секретарь (исполнявший еще и ничуть не обременительные обязанности библиотекаря) поддакнул, добавив, что ему приходилось где-то читать о подобных случаях — когда юных девиц мастерски совращали при помощи таких вот "курсов". Сыщики высказались в том же духе. Грельфи заявила, что здесь она ничего такого не чует, здесь ничего такого не происходило, но все это, голову на отсечение, насквозь неправильно…

Принц был давним и заядлым охотником — и в принципе то, что пришло ему в голову, от охоты отличалось мало. Отправив две виманы в Каталаун, он поднял свою гвардейскую роту, посадил ее на три межпланетных браганта, способных достигать соседних планет за какой-то час, — и на полной скорости помчался на Сильвану.

Оставив две машины с большей частью гвардейцев на орбите, он приземлился в поместье, где его со всем должным почтением встретил герцог.

Не было ни взрыва ярости, ни даже скандала. Давний и заядлый охотник — а это занятие не терпит ни вспыльчивости, ни поспешности, — принц с безмятежным видом налил герцогу стакан из своей баклаги (пришлось выпить, а куда денешься, получить что бокал, что простой стакан из рук принца короны — большая честь). Тогда принц с самой теплой и безмятежной улыбкой объявил, что решил вот взглянуть, как идут дела у племянницы в овладении бальной премудростью.

Как может отказать герцог в подобной просьбе его высочеству? Они направились к летнему амфитеатру — принц с герцогом, пара гвардейцев (старательно делавших вид, что они тут чисто для почета) и старуха Грельфи, на вид благостная и отрешенная, но уже пустившая в ход незаметно для окружающего мира кое-какие свои ухватки.

Уже само по себе зрелище Яны, в одной коротенькой прозрачной тунике танцевавшей под приятную музыку с полудюжиной подруг, принцу доброго настроения не прибавило (надо сказать, балет он не понимал и терпеть не мог). Однако он сдержался, сделав вид, что речь идет о каком-то пустяке, отвел старушку в сторону и поинтересовался:

— Ну как?

Грельфи ответила шепотом:

— Ваше высочество, блудом здесь несет, как из нечищеной конюшни навозом. И от нее, простите великодушно, тоже уже попахивает изрядно. А тот, — она повела глазом в сторону герцога, — успел руку приложить, от него ее кожей пахнет…

Дальнейшее разворачивалось молниеносно. Двое гвардейцев моментально по знаку принца сгребли герцога. Остальные, выскочив из браганта, заняли позиции. С небес тут же обрушились две машины с остальными.

Заметившие что-то неладное и сбежавшиеся сюда гвардейцы с телохранителями, узнав принца и подчиняясь его грозному рыку, проворно выстроились в две шеренги с приказом так и стоять, под ногами не путаться. Гвардейцы принца быстренько прочесали поместье, согнав к амфитеатру всех его обитателей, — а потом, вместе с балеринками, загнали в самое большое здание с приказом охранять и ждать дальнейших распоряжений. Напоследок принц приказал уничтожить здешний узел связи к чертовой матери. И стал полным хозяином положения. Одна только Яна стояла посреди амфитеатра, уронив руки, и округлевшими глазами таращась на непонятные события.

— Он не один, — шепнула Грельфи на ухо принцу. — Он только подручный.

— Разберемся, — заверил принц.

Не тратя времени на долгие объяснения, он попросту сдернул с одного из гвардейцев плащ, закутал Яну и буквально за шиворот потащил ее в брагант, по дороге отдав гвардейцам дополнительные распоряжения и оставив обоих сыщиков, чтобы в темпе начали расспросы.

Когда брагант несся к Талару, принц затащил все еще удивленно хлопавшую глазами Яну в небольшую комнатку, выставив оттуда штурмана, не утерпев, опрокинул стакан и два счета объяснил племяннице, куда она попала и что с ней, без всякого сомнения, намеревались сделать. Не то чтобы он особенно не выбирал выражений, но лексиконом пользовался довольно вольным. Потом потребовал не хныкать, а рассказать, чем она тут занималась, напирая на то, что там, за дверью, старуха Грельфи, которая без всяких сыщиков докопается до правды.

Яна уже ревела в три ручья, рассказ обо всем здесь пережитом пришлось вытаскивать буквально по крошечке. Впрочем, принц не особенно увлекался деталями, перестал, когда понял, что главного не произошло. К тому же его крайне заинтересовало упоминание Яны о лейб-медике и его наставлениях. Принц, какой-никакой завсегдатай двора, прекрасно знал, что эта парочка, герцог и медик, никогда не были не то что друзьями, но даже добрыми приятелями. А потому начал думать (вспомнив к тому же последнюю реплику Грельфи), что речь идет, пожалуй, о натуральном заговоре. После чего вышел и с большой сноровкой принялся бить герцогу морду, угрожая, что вот прямо здесь, своим неразлучным охотничьим ножом отхватит нечто крайне герцогу дорогое, если немедленно не услышит пары-тройки имен, — за каковую хирургическую операцию ему ничего не будет, ясен пень.

Он был не на шутку страшен — громадный, пьяный, расхристанный, со сверкающим ножом в добрый локоть, зажатом в волосатом кулаке. Герцог, прекрасно знавший, что принцу и в самом деле ничего не будет, заложил лейб-медика, еще парочку высоких господ, потом, как это частенько случается, затянул длинный, плаксивый рассказ про то, как его, голубиную душу, обманом заманили, совратили с пути истинного и вовлекли во всякие непотребства коварные, злые люди. Сам он пошел на это исключительно из-за беззаветной любви к Яне, от которой давно потерял голову. Эти излияния души были бесцеремонно пресечены принцем пинком под ребра.

Когда брагант прибыл в манор принца, там уже дожидались прибывшие на тех самых двух виманах из Каталауна с полсотни старых знакомых, сподвижников по охотам и гулянкам (добрую половину из них принц избавил кого от решетки, кого от чего похуже). Особого уважения к здешним высоким господам эта лихая публика не испытывала, а за принцем готова была в огонь и в воду…

По приказу принца двое из них, достав ножи, занялись герцогом уже не спеша и обстоятельно, громко комментируя предстоящие манипуляции. Обошлось без особого членовредительства, все ограничилось парой царапин — герцог, впервые в жизни угодивший в такую ситуацию, сыпал именами и подробностями так, что секретарь едва успевал записывать.

К некоторой радости принца, ни Канцлера, ни Гаудина среди заговорщиков не оказалось. Однако Элвар решил все же преподать урок кое-каким самонадеянным разгильдяям, за мелкими интригами проглядевшим столь серьезный заговор. Благо времени у него хватало, если верить герцогу (а ему, пожалуй, можно было сейчас верить), в заговор не вовлечен никто, имевший бы отношение к гвардии, армии или Серебряной бригаде, так что вооруженного противодействия опасаться не следовало.

Бабку Грельфи принц отправил успокаивать все еще рыдавшую Яну. Двух остававшихся при нем гвардейцев — арестовать лейб-медика (остальные, пожалуй что, могли и подождать, никуда не денутся). Сам же с полусотней каталаунцев вылетел в манор, где располагался Кабинет Канцлера, представлявший собой красивое трехэтажное здание, ничуть не похожее на крепость. Охраны там было — по пальцам пересчитать, четверо или пятеро обленившихся гвардейцев, прекрасно помнивших, что этот манор в жизни не подвергался нападению, штурму, налету. День к тому же выдался воскресный, выходной, так что в здании был только Канцлер и полдюжины дежурных чиновников. Свое подразделение спецназа у Канцлера, как и у Гаудина, имелось, но дислоцировалось оно в Келл Инире.

Так что здание было занято в считаные минуты. Принц прекрасно знал его планировку — и оттого нападавшие первым делом ворвались на узел связи и в кабинет Канцлера. Невооруженные связисты сдались без сопротивления, не особенно и рассуждая, — благородному лару приставленный к горлу клинок опасен не менее, чем обитателю земли… Точно так же и секретарь в приемной Канцлера смирнехонько встал к стеночке под нацеленным на него клинком, не задавая излишних вопросов. В общем, Канцлер был в одночасье лишен связи с внешним миром и решительно ничем не мог более управлять.

В кабинет к нему принц Элвар ввалился в одиночку — чтобы не посвящать спутников, пусть и старых приятелей, в иные неприглядные секреты. Кратенько обрисовал, как обстоят дела в данном маноре и любезно попросил не дергаться.

Сохранивший полнейшую невозмутимость Канцлер поначалу поинтересовался, не есть ли происходящее с принцем помрачением ума от келимаса — должно же таковое когда-нибудь наступить после стольких лет беспросветного пития? Принц гордо ответствовал, что он и пьяный ловчее и сообразительнее иных трезвых. Кратенько рассказал о происшедшем, предъявил составленный секретарем список заговорщиков, заверил, что один пленный, дающий у него в маноре искренние показания, уже есть. И в завершение посоветовал (правда, под его бдительным присмотром) связаться с его манором.

Канцлер связался. Увидел на экране все еще хныкавшую Яну, закутанную в гвардейский плащ поверх прозрачной бальной туники. Утешавшая ее Грельфи, завидев Канцлера, тут же, не выбирая выражений, высказала все, что думает об уме и расторопности его и Гаудина, едва не проглядевших, как императрица по милости людей, в первую очередь и обязанных ее беречь, как зеницу ока, едва не вляпалась в большую и серьезную беду.

Только тогда Канцлер поверил. Грельфи он недолюбливал за ее привычку частенько резать правду-матку в глаза, невзирая на лица (хитрая ведьма прекрасно понимала, что пока она служит при императрице, ни Яна, ни принц Элвар не дадут ее никому пальцем тронуть). Но относился к ней достаточно серьезно. Никаким дурацким розыгрышем и не пахло.

Канцлер вскричал, что следует действовать. Принц Элвар, не убирая прихваченного из манора меча в ножны, ответил, что неизвестно еще, кто будет действовать. Поскольку у него есть сильные подозрения, что Канцлер с Гаудином, хотя и не значатся в наспех составленном списке заговорщиков (включающем, возможно, далеко не всех), могут тоже состоять в заговоре. Иначе как же случилось, что они просмотрели такое? Из чистого головотяпства? Ой ли?

Канцлер, надо полагать, взвился. Вряд ли принц верил, что замешаны и он с Гаудином, — наверняка хотел просто-напросто в отместку за нешуточное разгильдяйство наказать легоньким моральным террором. Сухие строки отчета детали обходили молчанием, но, несомненно, состоялся разговор на повышенных тонах (в той степени, в какой опытный царедворец Канцлер мог себе это позволить, пререкаясь с принцем короны). Принц Элвар грозил, что объявит Угрозу Короне, вышибет в отставку не только Канцлера с Гаудином, но и дюжину-другую занимающих высокие посты, не даст возможности собраться ни Тайному Совету, ни Палате Пэров (поскольку и там могут оказаться заговорщики), созовет Ассамблею Фамилии (все без исключения принцы и принцессы), подтянет туда гвардию и в два счета большинством голосов изберет себя, учитывая молодость Яны и вопиющую некомпетентность разогнанного руководства, Временным Хранителем Трона. И уж тогда покажет всем, с какого конца у черепахи хвост…

Канцлер, несомненно, пережил немало неприятных минут и оказался в отчаянном положении: ситуация вполне позволяла подверстать это дело под эдикт об Угрозе Короне, и принц имел полное право все это проделать. Тем более что гвардия за ним, безусловно, пошла бы, а у Канцлера не было никаких законных возможностей этому помешать, разве что поднять мятеж, на что он никогда не пошел бы…

Отчет умалчивал, как получилось, что принц отказался от прежних обвинений и спорщики помирились. Видимо, Элвар решил не затягивать забаву, поскольку нужно было действовать. Что он и разрешил великодушно Канцлеру, а сам, забрав каталаунцев, улетел к себе в манор — на Яну опять накатило, и со стен летели картины, мебель разлеталась в щепки, с треском рвались продольными лоскутами гобелены с охотничьими сценами, под потолком кружили сорвавшиеся с подставок оленьи рога и кабаньи головы, воздух был полон пляской длинных сиреневых искр, слуги и гвардейцы попрятались кто куда…

В бумагах не значилось, как Элвару удалось в конце концов и ее успокоить, — видимо, их составители и сами не знали. Но удалось как-то. Яна потребовала у дядюшки немедленно увезти ее в Каталаун, и они отправились в замок принца в глухом ущелье, где Яна просидела неделю, категорически отказываясь возвращаться в Келл Инир, вообще разговаривать с кем бы то ни было наверху. Канцлер предложил принцу прислать пару хороших психологов, но Элвар, не особенно и дипломатично отказавшись, поступил по-своему: велел срочно доставить в замок двух давно знакомых ему знахарей из соседней провинции. Старички поили Яну какими-то травами, "вытягивали ладонями умственную боль", натирали какими-то бальзамами, душевно с ней беседовали и за день почти полностью вернули душевное спокойствие. Ничего удивительного, Сварог был наслышан о таких вот лесных старичках от надежных людей…

Как оказалось, Яну больше всего удручало даже не то, что с ней проделывали в поместье, — к тому она отнеслась довольно спокойно, признавшись дядюшке в откровенном разговоре, что все это было не унизительно, а интересно и приятно. Ее невероятно ранило другое — что все эти веселые, дружелюбные, ласковые мальчики-девочки оказались подлецами. Девчонка впервые столкнулась с настоящим коварством, предательством, обманом…

Тем временем наверху бушевала потайная гроза. Судя по очередным отчетам, Канцлер осатанел. Ко вполне понятной злости на заговорщиков, есть подозрения, примешивался и жгучий стыд за свои промахи и упущения. Белая тревога по нескольким секретным сетям связи. Гвардия и армия подняты в ружье и рассредоточены в ключевых точках. Боевые драккары Серебряной бригады, числом не менее дюжины, повисли над каталаунским замком принца. Боевые орбиталы получили сигнал "Пожар".

Вот тут Сварог испытал нешуточное удивление, впервые в жизни узнавши, что эти орбитальные автоматы, набитые серьезным оружием, предназначались не только для возможных боевых действий против земли, возникни такая потребность. Оказалось, что по этому самому сигналу боевые роботы могли в пару минут переместиться на орбитах так, чтобы держать под прицелом летающие замки ларов. Все до одного, даже Келл Инир, маноры принцев и самого Канцлера.

Начавшиеся аресты проходили так, чтобы не привлечь ни малейшего внимания окружающих. Заговорщиков тихонечко выдергивали из маноров, с балов, из присутственных мест и казарм. После чего они попадали прямиком в пыточную к Канцлеру.

Здесь Сварог снова удивился не на шутку — оказывается, в распоряжении Канцлера и Гаудина имелась своя пыточная. Разумеется, она ничуть не походила на земные, но суть была та же. Хитрая аппаратура (некие "нейрогенераторы", "мнемозонды" и прочая замысловатая машинерия) вытаскивала из мозга допрашиваемого воспоминания на много дней назад и могла причинить нешуточную боль, правда, не физическую, но узнику от того не легче…

То же самое происходило на Сильване — потому что, оказалось, и там были сообщники. Не считая антланцев из герцогского поместья, было арестовано около пятидесяти благородных ларов, причем мелкоты среди них обнаружилось мало. Высокопоставленных, к некоторому облегчению Канцлера, среди них не нашлось, но все же народец не из мелких: несколько камергеров двора, лейб-медик, чиновники, занимавшие не столь уж низкие посты в серьезных государственных учреждениях, даже парочка армейских офицеров и канцелярии, советник из восьмого департамента…

Клубок размотали за сутки — и на конце его, к нешуточному удивлению Канцлера с Гаудином (да и читавшего все — это Сварога), оказался не кто иной, как его младшее императорское высочество, принц крови, мужчина средних лет, в списке возможных претендентов на престол в случае, скажем, внезапно умершей без наследников Яны и покинувших наш мир принцев короны, стоявший всего на предпоследнем месте (что означало: трона ему не видеть никогда в жизни, разве что большинство очереди скосит некий мор). Вот уж на кого бы подумали в последнюю очередь. Всю жизнь его полагали недалеким чудиком — анахорет, затворник, интересуется лишь своей богатейшей коллекцией бабочек, редкие виды для него на обеих планетах выискивают с полсотни обученных энтомологии — экспедиций из антланцев и нанятых на Таларе и Сильване ученых. В гости к нему старались не ездить даже ближайшие родственники, зная, что придется выслушивать часовые монологи об экспонатах коллекции. Молодая жена в конце концов не выдержала, согласно позволявшим такое законам, завела себе отдельный замок и жила весело (вот только любой, неосторожно ляпнувший слово "бабочка" либо "мотылек", из замка изгонялся навсегда). Двое взрослых сыновей от первой, покойной жены тоже наносили батюшке визиты раз в год, когда к тому имелись церемониальные поводы и было не отвертеться.

В который раз оказалось, что в тихом омуте черти водятся. Этот чудик, коего никто не принимал всерьез (а многие о его существовании, никогда не встречая ни при дворе, ни на балах, попросту забыли), оказался человеком коварного и острого ума, которому очень хотелось править Империей — пусть даже в качестве регента при кукле Яне. Впрочем, судя по имевшимся в деле намекам, проныра рассчитывал, укрепившись, сделать так, чтобы с куклой произошел какой-нибудь несчастный случай…

Все, что касалось планов и намерений этой высокородной персоны, стало известно исключительно из показаний других. Поскольку принцы крови, подобно принцам короны, стояли выше любых законов Империи. А потому вульгарно вызвать его на допрос, не говоря уж о том, чтобы арестовать, было делом немыслимым…

Кое-какие зацепочки все же сыскались. Поскольку были применены самые жуткие статьи Карного Кодекса "Государственная измена" и "Злоумышление против монарха", наказания в таких случаях не могли избежать и принцы, что крови, что короны. Правда, наказание, если разобраться, было прямо-таки детским: всего-навсего вечная ссылка на Сильвану по указу императрицы (Яна этот указ подписала через пару дней после возвращения в Келл Инир, недобро улыбаясь) — под неустанный присмотр, но в не такой уж убогий летающий замок с парком, соответствующий сану ссыльного. Древние традиции, что поделать…

Зато с остальными не церемонились. Благодаря двум вышеупомянутым статьям, законы позволяли вести суд не Суду Императорской Короны (чьи приговоры всегда оглашались), а Пылающей Скамье (состоявшей из двух принцев Короны, двух коронных прокуроров и нескольких высших сановников). Не предписывали (иногда такие дела, когда требовалась именно что огласка, передавались именно в Суд), но оставляли на усмотрение Канцлера с санкции императрицы.

Санкцию Канцлер получил без труда. Пылающая Скамья гуманизмом маяться не намеревалась. Все до единого антланцы, обитатели поместья герцога, навечно исчезли на какой-то сильванской каторге для антланцев и вообще простонародья, подобно Катайр Крофинду, располагавшейся на каком-то отдаленном острове. Все без исключения благородные лары опять-таки навечно исчезли за черными воротами тюрьмы Лоре. Подробностей не посвященные в тайну Высокие Господа Небес не знали до сих пор. Агенты Канцлера быстро распустили слух, что имел место обычный заговор, что на Сильване собирались убить Яну и возвести на трон помянутого обожателя бабочек. О случившемся оживленно судачили чуть дольше обычного, учитывая личность главного заговорщика ("Мы-то думали, а он-то оказался!"), но в конце концов перестали. Всей правды "общественность" так и не узнала, а те, кто ее знал, были предупреждены лично Канцлером: если хоть словечком проболтаются, пойдут той же дорожкой.

Вылетели из своих кресел человек пять из восьмого департамента, примерно столько же из Кабинета Канцлера, младший лейб-лекарь, трое из Канцелярии образования и добрая дюжина сановников Министерства двора. По большому счету — это все были чистой воды "стрелочники", практически ни в чем не виноватые, — но так уж в таких делах полагается, обязательно нужно разобраться как следует и наказать кого попало. Канцлеру как-то не хотелось отправлять в отставку самого себя — да и Гаудина он, поразмыслив, оставил на прежнем месте — и у него хватило совести не устраивать тому выволочку, потому что пенять следовало и на себя самого…

Зато отправленный в отставку начальник охраны Яны (которого и сменил тогда барон Абданк), по глубокому убеждению Сварога, вовсе не был невинно пострадавшим, поскольку по должности обязан обеспечить полную безопасность императрицы. Сварог на месте Канцлера, пожалуй, и за решетку бы отправил…

Единственным избежавшим Пламенной Скамьи и вечного заключения оказался герцог Наргел — впрочем, тем, кто оказался за решеткой и на каторге, завидовать ему не стоило. Принц так и не отдал его Канцлеру, как тот ни настаивал. Просто-напросто дня через три при дворе разнеслась весть, что герцог Наргел, приглашенный его высочеством на охоту в Каталаун (большая честь для любого дворянина), как-то так оплошал, что угодил в зубы Каталаунскому тигру, откуда уже не вырвался. Свидетелями сего прискорбного случая оказались как принц собственной персоной, так и добрая дюжина местных егерей. Мнения принца Элвара о законах и законниках (Сварог убедился на собственном опыте) сплошь и рядом расходились с общепринятыми — и, пожалуй, в данном конкретном случае Сварог в душе был полностью на стороне принца…

Естественно, задним числом все оказались невероятно умными и дельными. Охрану Яны заменили почти полностью и организовали так, чтобы впредь ничего и отдаленно похожего не повторилось. Принц Элвар, благодаря сыгранной им в событиях роли, какое-то время командовавший везде и всюду (что Канцлер переносил со стоическим смирением), не преминул внести свою лепту. Во-первых, включил в охрану Яны четырех лихих молодцов из Каталауна (в Каталауне им, говоря откровенно, в силу житейской непоседливости стало жарковато, но принцу были преданы, как собаки). Во-вторых, включил в ее свиту четырех опытных соглядатаев (самым вульгарным образом за приличные деньги купленных им у одного из владельцев Вольных Майоров). И наконец, привез из Каталауна же тетку одной из своих тогдашних подруг, неграмотную, но умную, понимавшую жизнь насквозь, вдовую лет пятидесяти, после смерти мужа лет десять отлично управлявшуюся с немаленькой овчарней (и ухитрившуюся так наладить отношения с лесными удальцами, что за эти годы у нее ни овечки не пропало). Каковую своей волей определил в воспитательницы к Яне, заявив Канцлеру:

— Ни буковки не знает, зато баба золотая. Трех дочек подняла и замуж выдала, так что и тут не оплошает. Были тут уже грамотные и ученые… И что вышло?

Канцлер и это принял стоически — поскольку начал подумывать, что принц Элвар, даром что пьяница и полностью пренебрегающий придворным этикетом бродяга, все же часто бывает прав. Потому, когда Элвар привез седенького профессора из Ремиденума и объявил, что он-то и будет учителем изящных искусств, Канцлер встретил это без малейших эмоций, махнув рукой, удалился к себе и в одиночку прикончил бутылку келимаса, что ему было вообще-то не свойственно. А принц, поразмыслив и сочтя свою миссию выполненной, отправился в Каталаун и устроил там грандиозную гулянку в своем замке для всей округи — с фейерверком, плясками на лугу и купанием в пруду двух на свою беду оказавшихся поблизости королевских лесничих (правда, бедняг до смерти все же не закупали, а отпустили души на покаяние, дав денег и напоив).

Тем и кончилось. Никто ничего не узнал, со временем и официальная версия событий перестала быть интересной темой для пересудов. Разве что Яна еще с год форменным образом шарахалась от юных дворцовых кавалеров, начинавших уже с ней флиртовать, не выходя за пределы строгого придворного этикета. Правда, через годик с лишним она, согласно донесениям, рассказала обо всем случившемся на Сильване лучшим подругам, Томи Ролатен и Канилле, но те, как и обещали, больше никому не проболтались. За это время с ней случилась еще пара приступов— но, насколько можно судить из казенных фраз, воспитательница в конце концов мягко и ненавязчиво, с деревенской простотой, но искусно выправила ей душу, как хороший костоправ вправляет вывихнутый сустав, и Яна, пожалуй что, стала прежней, а эта грязная история отодвинулась куда-то далеко, как тяжелый сон… На имевшейся в отчете фотографии, сделанной за пару месяцев до появления здесь Сварога, она уже выглядела такой, какой Сварог ее привык видеть: веселая, беззаботная, улыбается, стоя с высоким луком возле мертвого вепря, утыканного доброй дюжиной стрел. На ней каталаунский наряд, пейзаж знакомый — видимо, очередная охота принца. Правда, телохранители придвинулись к ней чуть ли не вплотную, чувствуется рука барона Абданка…

Оставив изображение на экране, Сварог долго смотрел на нее, откинувшись в кресле с нетронутым бокалом и хмуря лоб. После всего, что узнал, он не чувствовал к Яне ни злости, ни ревности. К кому? К глупенькой девчонке, чудом выбравшейся из серьезного переплета? Скорее уж, он испытывал нежность и жалость. И запоздавший на годы страх от того, что вся та затея могла и увенчаться успехом…

Уже из чистой педантичности он в быстром темпе просмотрел все оставшееся. Канцлер, чтоб ему ни дна, ни покрышки, до сих пор держал ее под строгим надзором: донесение о ее первой встрече со Сварогом, о том маленьком приключении в дворцовом парке, о полете к старухе Грельфи… Хорошо еще, что только следили, заразы, а разговоров не записывали… Отчета о том случае, когда при Канцлере и Свароге на Яну снова накатило, разумеется, нет, Канцлер не настолько уж бюрократ, чтобы самолично писать отчет о событии со своим собственным участием… Так-так-так… Глубокомысленное заключение какого-то субъекта в звании статс-медика и канцелярии советника, на бумаге с эмблемой Кабинета Канцлера: по мнению этого учено-канцелярского субъекта лорд Сварог, граф Гэйр никакой опасности для императрицы не представляет, поскольку, как явствует из донесений "соответствующих лиц", обращается с ней со всей возможной учтивостью и не проявляет ни малейших поползновений…"Ну, спасибо, милостивец…" — покачал головой Сварог, лениво выругался и хлебнул келимаса.

Ну, никак не могут уняться, черти, до сих пор! Вот она, прилежно зафиксированная поездка в Хелльстад, когда Яна была порота, что вполне заслужила. Разумеется, заканчивается донесение унылой фразой, поневоле заставившей Сварога злорадно ухмыльнуться: "После пересечения объектами границы Хелльстада какое бы то ни было наблюдение стало невозможным". А что же вы хотели, у нас в Хелльстаде не забалуешь, таким, как вы, не разгуляться…

Ага, ага… Некий "Прьнунок" прилежно докладывает о маскераде, о том, что Сварог с Яной уединились на несколько часов, после чего лорд Сварог был явлен публике в качестве несомненного фаворита… Ну, и дальше не оставили в покое, продолжая прилежно отслеживать их полеты на Харум: визит в Готар засекли, две поездки в Каталаун тоже, и в Сноль, и в Глан, а вот когда мы ездили в Латерану, определенно срубили шпиков с хвоста — ни словечком не упоминается… И насчет Пограничья отчитались… а вот касаемо Ямурлака опять-таки проморгали… Все, новых донесений нет, потому что не было пока и новых поездок…

Сварог подумал, что удовольствие отныне будет обоюдным: Канцлер неустанно пускает за ними с Яной своих ищеек, а Сварог теперь имеет возможность копаться в бумагах его Кабинета, сколько душе угодно. Один-один. Так что совершенно не стоит злиться на постоянную слежку: и потому, что архивы Канцлера теперь для Сварога открыты, и оттого, что Канцлер, если рассуждать с позиций набравшегося кое-какого опыта короля, не из пустого любопытства все это крутит, а, если отнестись беспристрастно, государственное дело делает. Памятуя, как однажды уже крупно лопухнулся со всей этой грязной историей. Вот именно. Бедная девочка, глупая соплюшка, будь сейчас здесь, зацеловал бы, заласкал… Теперь главное — в жизни не проболтаться, что знаком с той давней историей. И вообще…

Он без колебаний протянул руку и нажал клавишу "Очистить диск". Никогда больше не следовало к этому возвращаться. Он по-прежнему не ощущал ни малейших угрызений совести за то, что незваным и непрошеным влез в эту грязную тайну, но намеревался побыстрее выбросить ее из памяти, как это, несомненно, удалось Яне.

Компьютер доложил, что диск очищен полностью. Сварог выключил его, налил себе еще стаканчик. Планов на вечер не было никаких, и срочных дел в его королевствах не было никаких. Загадочный камень-компьютер прилежно изучают в лабораториях восьмого департамента, в Балонге все идет без сучка, без задоринки, Горрот в последнее время притих, никто не вызывает, ни с земли, ни сверху… Благодать. Полное расслабление души и тела. А посему можно себе позволить отдохнуть незатейливо: спросить еще бутылку и послушать какие-нибудь песни из фонотеки Фаларена — в обоих замках обнаружилась богатейшая коллекция песен, музыки и фильмов — примерно половина музыки и песен, как объяснил Золотой Кот, сочинена на земле уже после Шторма, а другая половина и все, разумеется, фильмы — из времен, предшествовавших Шторму. Или взять фильм? Ни одного еще не видел, написанные до Шторма музыку и песни слушал пару вечеров, один раз вместе с Яной, а вот фильмам как-то не уделял внимания…

Послышалось знакомое деликатное царапанье, и в кабинет, не услышав запрещающего окрика, тихонечко проник хвостатый министр тайной полиции. Преданно таращась на Сварога снизу вверх ну в точности кошачьими, желтыми с черным вертикальным зрачком глазами, доложил:

— В пределах Хелльстада, в двадцати лигах от границы Ямурлака, станция слежения зафиксировала летящую в воздухе по параболе человеческую фигуру. Защитный барьер никакого воздействия не оказал, человек продолжает снижение. Ситуация чрезвычайная, на моей памяти такого не случалось. Если объект будет продолжать движение по прежней траектории, самое большее через полторы минуты опустится рядом с Вентордераном. Какие будут указания, государь? Поднять охрану?

— Ничего не предпринимать! — рявкнул Сварог, вскакивая. — Опустить лестницу, зажечь иллюминацию для торжественных встреч. Встречаем гостя. Понятно?

— Конечно, государь.

— Марш!

Хвостатый министр проворно улетучился в коридор. Сварог стоял с дурацкой улыбкой. Возможны, конечно, вовсе уж невероятные чудеса но, если держаться ближе к реальности, кроме него самого, один-единственный человек в мире способен опуститься в Хелльстаде, преодолев его защиту…

Каждый лар в силу своих способностей, собственно, может довольно быстро,без всяких летательных аппаратов попасть на землю. Достаточно спрыгнуть с парапета своего летающего замка — и плавно, неспешно, примерно со скоростью парашютиста опуститься на землю, не ощутив даже легчайшего толчка. Вот только с Хелльстадом это не работает. Вознамерившийся попасть сюда обитатель небес останется живехонек и здоровехонек — вот только на высоте примерно лиги, наткнувшись на защитный барьер (непроницаемый и для станций слежения ларов) этот незадачливый путешественник столь же неспешно опишет линию, повторяющую очертания барьера (смотря в каком месте прыгнет, обормот, полет может оказаться и очень долгим) и невредимым опустится наземь аккурат на границе Хелльстада.

Исключение здесь единственное — Яна-Алентевита. Почему-то ее одну барьер пропускает так, словно вдруг перестает существовать. В первый раз, когда Яна с ним сюда спрыгнула, Сварог попросту не знал об этом свойстве барьера, то потом, когда выпало время изучить всю машинерию Хелльстада, обнаружил эту несомненную загадку, но объяснения не получил. Компьютеры Хелльстада не могли ответить, почему так получается, а Яна в ответ на прямой вопрос с самым безмятежным видом пожала плечами:

— Я, правда, не знаю, почему так получается… Я могу, и все.

В отчете упоминалось о некоем документе, составленном в Мистериоре, когда там года два назад в очередной раз изучали магические способности Яны, чем-то отличавшиеся от всех прочих. Нужно будет поискать, авось удастся хоть что-нибудь понять. Давно известно, что она владеет какой-то другой магией…

Он задрал голову, стоя на верхней площадке лестницы — но не смог разглядеть в ночном небе человеческую фигурку, мешали зажегшиеся в превеликом множестве разноцветные фонари, полный набор для торжественной встречи.

Самое интересное, что в Горроте все обстоит гораздо хуже для тех, кто рискнет туда спуститься. Один бесшабашный дворянин спрыгнул на спор — и, рухнув камнем, разбился в лепешку. После чего никто уже таких экспериментов не повторял. Мало того, та же участь постигла и обычный летающий замок с автоматическим управлением, пущенный уже не развлекавшимися спорщиками, а восьмым департаментом. Замок рухнул, как камень, наполовину разрушившись. Никто после этого не посылал Стахору никаких нот и не требовал объяснений: ясно было, что в ответ придет исполненное искреннего недоумения послание: его величество решительно не понимает сути происшедшего феномена, к которому, конечно же, никто в Горроте не имеет ни малейшего отношения. Как это было в первый год появления Сварога, когда чья-то рисковая головушка в восьмом департаменте решила отправить в полет над Горротом брагант с экипажем. И получилась груда железа с трупами. И именно такое недоуменное послание пришло тогда от Стахора.

Сварог ругнулся про себя: ну да, такая уж страна природных феноменов — Горрот… Единственное, что удалось установить, угробив над Горротом еще несколько автоматических аппаратов — если защита Хелльстада простирается не более чем на лигу в высоту и всякого человека, либо летательный аппарат или замок без всяких повреждений попросту относит к границам, то в Горроте на высоте трех лиг воздух словно перестает удерживать людей, летательные аппараты, замки, и они рушатся вниз. Держась выше, над Горротом можно летать, пока не надоест, но системы слежения все равно остаются слепыми. Вот в этом плане с Хелльстадом обстоит точно так же: держась повыше лиги, над ним можно летать сколько угодно, но системы наблюдения не работают, даже обычная оптика (пробовал не раз) отказывает, стекла биноклей и подзорных груб словно покрываются непроницаемой серой пленкой (в Горроте с оптикой обстоит, кстати, точно так же, разве что вместо серого тумана — мельтешение белых снежинок…)

Ага! Знакомая фигурка, типично женским движением придерживающая подол короткого платья (когда так спускаешься в платье, подол в полном соответствии с законами природы взметает вовсе уж неприлично), опустилась на землю возле нижней ступеньки. Сварог сбежал вниз, крепко обхватив Яну, стал отчаянно целовать ее лицо так, словно в следующий миг ее могли навсегда вырвать у него из рук. Она не сопротивлялась, в переплетении разноцветных огней казалась прелестнее, чем когда-либо.

Чуть погодя все же легонько забарахталась. Сварог понял и отпустил ее, не сводя глаз.

— Откуда столь бурные страсти? — спросила она то ли насмешливо, то ли недоуменно.

— Соскучился, — сказал Сварог, не отпуская ее тонкой талии.

Яна пожала плечами:

— Два дня не виделись…

— А что, за два дня нельзя чертовски соскучиться?

— Пожалуй, — она лукаво прищурилась. — Что, я, и правда, на тебя так действую?

— Сама видишь, — сказал он.

— Приятно слышать… Пустишь переночевать? Как в той сказке про принцессу и дровосека?

— Конечно, — сказал Сварог. — Ты почему не предупредила? Тебя, конечно, моментально засекли в воздухе, но мало ли что… Тут есть тупые создания, которые и меня в грош не ставят, иногда вразумлять приходится…

— Но возле самого замка они ведь не рыщут?

— Да нет, — сказал Сварог не без самодовольства. — Давно отбил охоту.

— Меня твои твари не пугают нисколечко. Если что, узлом завяжу, честное слово…

Вполне могло оказаться, что она нисколечко не шутила.

— Не веришь? — словно бы даже с некоторой обидой спросила Яна.

— Да верю… И все равно, трудно было предупредить?

Яна безмятежно улыбнулась:

— А может, я хотела внезапно застать соперницу…

— Ну да, — проворчал Сварог. — Их тут сейчас видимо-невидимо, с визгом по шкафам прячутся…

— Ну, не дуйся, я же шучу.

— Да я понимаю…

— Что ты на меня смотришь как-то странно?

Ну как ей было сказать, что он сейчас видит перед собой не очаровательную молодую женщину, а глупенькую девчонку, с пылающими ушами выходящую из задней комнаты в спальню балерин, и за спиной у нее торжествующе ухмыляются вежливые подлые мальчики?

— Да нет, ничуть не странно, — сказал он насколько мог естественнее. — Пойдем?

Обнял ее за плечи и повел вверх по лестнице меж двух рядов ажурных фонарей, где синие перемежались с желтыми. На верхней ступеньке, обок входа, сидел Золотой Кот — в позе обычной кошки, разглядывая гостью.

— Ой, какая прелесть! — воскликнула Яна, приостановившись. — А раньше я ее у тебя не видела? Ее погладить можно?

— Пожалуй, не стоит, — сказал Сварог. — Видишь ли, это не кошка, это, собственно, министр тайной полиции…

— Разыгрываешь?

— Поприветствуйте гостью, — распорядился Сварог.

Кот проворно взмыл на задние лапы, приложил левую к груди и раскланялся:

— Добрый вечер, прекрасная дама. Его величество говорит чистую о правду: я действительно исполняю в королевстве примерно такие функции…

У Яны даже рот приоткрылся от изумления.

— Милая, это Хелльстад, — тихонько сказал Сварог ей на ухо. — Так что министры тут бывают… своеобразные.

— Интересно вы тут живете… — покрутила Яна головой.

— Да не особенно, если подумать, — пожал плечами Сварог. — Пойдем?

Глава IV Невеста и Змей

Пока Сварог курил, блаженно расслабившись, Яна забавлялась светильниками — порхающими по спальне шарами света, разноцветными согласно спектру радуги (но краски были не густые, а акварельно-прозрачные). Заставляла их выписывать разнообразные фигуры высшего пилотажа, летать то змейкой, то вереницей, то увеличивала до размеров арбуза, то сжимала в "вишенку", в конце концов, озорно покосившись, увенчала одной такой синей "вишенкой" некую деталь экстерьера Сварога.

— Не хулигань, — сказал он лениво.

Она отправила светильник в медленное кружение над постелью, сказала не без грусти:

— Как мне завидно, что у нас таких нет… Мне они страшно нравятся…

— И молчала… — сказал Сварог. — Я их тебе подарю, сколько хочешь. Чтобы их переносить, нужна особая шкатулка, но в замке этих шкатулок…

— А они будут работать там, наверху?

— Будут, — заверил Сварог. — Я забрал к себе в манор дюжину. Очень удобно читать ночью или сидеть за компьютером, — он усмехнулся. — Вот только окружающим, подозреваю, будет немного не по себе, когда по твоим покоям будут порхать хелльстадские светильники…

— Уж это непременно, — тихонько рассмеялась Яна. — Ничего, переживут. Мне бы еще щеночка гарма, чтобы я сама его воспитала… Я попрошайка, да? Но ты ведь сам, стоит мне появиться, таскаешь к сундукам с драгоценностями и предлагаешь выбирать пригоршнями. Драгоценности красивые, старинные, но когда они стоят полными сундуками, как-то даже и неинтересно… Если уж ты все равно заваливаешь меня подарками, можно, я буду выбирать по своему вкусу?

Сварог хохотнул:

— Щенка найти нетрудно. Мне как раз докладывали, что пару дней назад погибла мамаша. Опять рукеры, чтоб их… Его, как водится, не оставляют кормящие матери из той стаи. Совсем кроха, еще глаза не открылись. Можно забрать. Когда у него откроются глаза и первая, кого он увидит, окажешься ты, будешь для него самым главным существом на всю оставшуюся жизнь. Как у меня с Акбаром. Знаешь, я пытался свести его со здешними гармами, но он их как-то даже и не воспринимает как собратьев. Привык обитать среди людей… — он рассмеялся громче: — Вот только… Обитатели Келл Инира заработают непреходящее нервное расстройство, когда ты будешь расхаживать по дворцу в сопровождении гарма. При вашем-то отношении к Хелльстаду, многие его до сих пор панически боятся…

— Ну, я-то не боюсь нисколечко, — с некоторой гордостью сказала Яна. — Могу хоть завтра пойти гулять, мне, кстати, давно хотелось посмотреть тот санаторий, про который ты рассказывал. Полностью сохранившееся здание из времен до Шторма… — мечтательно протянула она. — Причем не какая-то избушка, а санаторий для высокопоставленных офицеров… Отпустишь завтра?

— Отчего же нет? — сказал Сварог. — Только с охраной и никак иначе, — заметив в неярком желтом сиянии фонаря ее недовольную гримаску, он повторил твердо: — И никак иначе. Я верю, что ты владеешь какой-то очень древней и очень сильной магией, что ты сильнее любого в Империи — но по Хелльстаду ты, обижайся не обижайся, будешь гулять исключительно с охраной. И — никаких фокусов вроде того, за который тебя пришлось… поучить. Договорились?

— Договорились, — буркнула Яна.

— Нет уж, дай честное слово.

— Честное слово, — сказала она чуточку сердито. — Такое впечатление, что ты меня до сих пор считаешь взбалмошной девчонкой. А я уже взрослая.

— Да я просто о тебе забочусь, — сказал Сварог. — Можно подумать, дядюшка Элвар в свое время в Каталауне отпускал тебя бродить где попало без кучи телохранителей… Наоборот. Верно?

— Верно, — согласилась она легко. — Ну, хорошо, хорошо, я ведь дала честное слово… Ни шагу без охраны.

— Вот и прекрасно, — сказал Сварог с облегчением — когда она давала честное слово, никогда его не нарушала. А "примечаний мелким шрифтом" тут никак не усматривалось.

Он бездумно уставился в потолок, усеянный множеством ограненных в виде полушарий желтых опалов, складывавшихся в созвездия, — точное подобие кусочка ночного небосклона, только видимого не отсюда, а от Катайр Крофинда (он специально проверял как-то от безделья. Должно быть, с тем местом у Фаларена были связаны какие-то очередные ностальгические воспоминания — на следы таковых частенько можно было наткнуться в обоих дворцах).

Настроение было прекрасное. Не нужно было никуда лететь сломя голову, маяться с неразгаданными тайнами и государственными делами, чертовски приятно было вот так беззаботно валяться и болтать о пустяках с прильнувшей к нему красавицей.

— Вот кстати, все забывал спросить, — сказал он лениво. — А почему ты все время выбираешь именно эту спальню? Есть полдюжины других, почти все даже красивее…

Яна смешливо фыркнула ему в ухо:

— А это моральная компенсация.

— Как это?

— Ты просто забыл. Именно в этой спальне я когда-то чуть ли не до утра ждала, когда ты придешь. А ты так и не пришел…

— Злопамятная ты у меня, — сказал Сварог.

— Как всякая женщина, милый… — Яна прижалась теснее, обняла его за шею левой рукой и прошептала на ухо: — Скажи честно: я тебе, правда, еще не надоела?

Сварог насторожился — что-то очень уж серьезным после беззаботной болтовни у нее был голос…

— Черт знает что, — сказал он с искренним недоумением. — Ну, почему ты должна мне надоесть? С чего бы вдруг?

— Ну, я прекрасно понимаю, что неопытная и неумелая. Может, тебе со мной скучно. У тебя было столько женщин… Да и все эти твои королевские балеты, придворные красотки…

Ее голос оставался серьезным, и Сварог, чтобы побыстрее перевести все в шутку, приподнялся, обеими руками легонько сжал ее шею и страшным шепотом вопросил:

— Шпионишь?

— Вот уж не за что бы ни стала! — воскликнула она с нешуточной обидой. — Из гордости не стала бы!

Сварог вкрадчиво поинтересовался:

— Но в донесения-то порой заглядывала, признавайся? Я ведь прекрасно знаю, что агентура Канцлера в моих дворцах на меня прилежно кропает донесения… и прекрасно знаю кто, всех поголовно, но пусть уж люди стараются, служба такая… Заглядывала?

— Ну… Иногда… Одним глазком… — покаянно призналась Яна. — Очень редко. И никогда не читала целиком. Ты понимаешь…

— Понимаю, — сказал Сварог. — Неодолимой силы женское любопытство.

— Сердишься?

— Ни капельки, — сказал он как мог убедительно. — Хоть подряд читай. И регулярно.

— Не буду, — отрезала Яна. — Это означало бы, что я тебе не доверяю. Говорю же: очень редко, одним глазком… Правда, не сердишься?

— Нисколько, — сказал он. — Честное слово.

Где тут было сердиться, когда у самого рыльце в пушку после того, как прочитал некий секретнейший отчет?

— Я говорила Канцлеру, что эту его агентуру следовало бы отозвать, но он постоянно твердит про высшие государственные интересы, говорит, что единственный, за кем не ведется наблюдение, — он сам…

— Счастливый он человек, — сказал Сварог. — А мне вот до сих пор приходится следить за самим собой.

— Как это? — с любопытством спросила Яна.

— Да очень просто, — ответил он без улыбки. — В свое время Гаудин организовал в восьмом департаменте немаленький отдел, который занимался исключительно наблюдением за моей скромной персоной. С неплохой агентурной сетью по всем моим королевским дворцам и в полудюжине других мест. Человек с полсотни старательно строчили подробные донесения… Когда возглавил департамент, я, естественно, решил эту лавочку прикрыть. Однако его высочество Диамер-Сонирил не позволил. Любые сокращения в подвластном ему учреждении для него — как нож острый. Зато расширение — наоборот, как маслом по сердцу. Незыблемые законы бюрократии, у меня на земле ничуть не лучше, при любом удобном случае плодятся, как кролики. Одним словом, отдел исправно функционирует, и раз в неделю немалая стопа донесений обо мне ложится на стол начальнику восьмого департамента, то есть мне…

— А ты?

— А что — я? — пожал плечами Сварог. — Читать их, сама понимаешь, нет смысла, а выбрасывать казенные бумаги не положено. Всякий раз приказываю зарегистрировать и сдать в архив согласно правилам секретного делопроизводства…

Яна хохотала — звонко, самозабвенно, весело. Отсмеявшись, все еще фыркая, сказала:

— Знаешь что? Учреди какой-нибудь новый отдел, можно даже маленький. Лишь бы это было то самое пресловутое расширение учреждения. Чтобы восстановить с дядюшкой добрые отношения. Я с ним недавно разговаривала… Не то чтобы он затаил на тебя злобу, но настроен все же недружелюбно — после той истории, когда ты добился, чтобы из твоих королевств убрали наместников. Отношения сразу и наладятся. Мало ли зачем он тебе может понадобиться в будущем, лучше, чтобы у вас были хорошие отношения…

— Опоздала, — сказал Сварог. — Я тут кое-что уже придумал. И отнюдь не маленькое. Тут не то что добрые отношения восстановятся — он будет в совершеннейшем восторге, верно тебе говорю… Потом расскажу, долгая история…

Какое-то время они лежали молча, прижавшись друг к другу. Потом Яна, почти в полном мраке (все светильники она согнала под потолок) повернула к нему лицо и сказала чуточку напряженно:

— Ты всегда говорил, что горы для меня свернешь, звезду с неба достанешь, в общем, что угодно сделаешь… А сможешь выполнить еще одну маленькую просьбу?

Сварог насторожился: так уж получалось, что все без исключения ее "маленькие просьба" для него оборачивались нешуточной головной болью и лишними хлопотами: и восьмой департамент пришлось принять, и создавать девятый стол на пустом месте, в иных министерствах и коллегиях старательно заседать, проталкивая те или иные ее решения и задумки в качестве дополнительной ударной силы… Ну что ж, он, в общем, привык. И не отказывался ни разу, иначе и впрямь получилось бы как-то неудобно: луну с неба обещаешь, а в житейских делах помочь отказываешься…

— Ты же знаешь, — сказал он самым беззаботным голосом. — Только попроси, а уж я из шкуры вылезу…

Яна поцеловала его в щеку:

— Я тобою навсегда покорена, обольщена и пленена… — и тем же напряженным голосом прошептала на ухо: — Можно, я за тебя замуж выйду?

Сварог прямо-таки оцепенел от неожиданности, смешавшейся с полудюжиной других, самых разнообразных чувств. С потолка, повинуясь движению пальца Яны, медленно опустился большой шар бледно-оранжевого цвета и повис над постелью, прекрасно осветив их лица. Яна улыбнулась, опять-таки чуть напряженно:

— Ой, как ты перепугался…

— Ничего подобного, — сердито сказал Сварог.

— Перепугался, — уверенно сказала Яна. — Мужчины всегда пугаются, когда женщины сами им это предлагают. Я знаю, мне столько раз рассказывали придворные дамы…

— Да не испугался я, — сказал Сварог, прикинув, как здорово было бы оказаться сейчас где-нибудь на другом конце континента. — Просто это чертовски неожиданно, ошалеешь тут…

— Сейчас я тебя излечу от всяких страхов, — пообещала Яна загадочным тоном. — Ты меня должно быть, не так понял… Можно, я выйду за тебя замуж исключительно здесь? В Хелльстаде? Не за графа Хэйра, а за короля Хелльстада? — то будет не законное имперское бракосочетание, а всего лишь брак в одном из земных королевств, — определенно, она чуточку волновалась. — Честное слово, я не собираюсь здесь претендовать абсолютно ни на что, даже на эти светильники, если только сам не подаришь. Все, что я хотела бы — это титул королевы Хелльстада… ну, и мантию с митрой. Все остальное так и останется твоим. Пальцем ни к чему не притронусь без твоего разрешения.

Сварог шумно вздохнул — про себя, естественно. Ну что же, все оказалось не так страшно. С перепугу решил, что она собралась затащить его на трон Империи — последнее место в этом мире, куда ему хотелось бы попасть. Что ж, если подумать… Прямо-таки безобидная игра. В ее честном слове сомневаться не приходится, если она так говорит, значит, ей действительно нужны только титул и церемониальный королевский наряд. Новую забаву придумала, малость повзрослевшее создание…

— Что ты молчишь? — спросила Яна, напряженная, как струнка. — Если не хочешь, скажи сразу. Я же гордячка, упрашивать не буду, нет так нет…

Сварог улыбнулся ей искренне, ничуть не притворяясь:

— Вита, ты не поняла… Я просто задумался, как делать предложение. Полагается же в таких случаях делать предложение по всем правилам, особенно когда речь идет о венценосных особах? Мне, наверно, нужно вылезти из постели и одеться пристойно, да и тебе что-нибудь накинуть…

Охватившее ее напряжение мгновенно исчезло, она улыбнулась прямо-таки по-детски радостно, счастливо рассмеявшись, сказала тихо:

— К чему все эти церемонии? Ты, главное, предложи…

Недолго думая, Сварог взял ее за руку и, глядя в глаза, спросил:

— Моя красавица, вы согласны разделить со мной хелльстадский трон?

— Да, — ответила она, не промедлив ни секунды. — Да…

И бросилась ему на шею. Поцелуй был долгий, жаркий, и оторвались друг от друга они нескоро. Яна легла на спину, закинула руки за голову и, глядя в потолок, с мечтательной улыбкой продекламировала:

— Яна-Алентевита Первая, королева Хелльстада… Спасибо.

— Да пустяки, — сказал Сварог тоном бескорыстного филантропа и добавил про себя: милая, игрушек мне не жалко. И не то сделаешь, чтобы лишний раз полюбоваться ее радостным и веселым личиком…

Он мановением пальца наполнил два бокала шипучим темным агревильским, бокалы проплыли по воздуху и оказались у них в руках.

— Уж за это безусловно стоит выпить, — сказал он благодушно.

— Ты и не представляешь, как я тебе благодарна, — сказала Яна, глядя на него прямо-таки обожающе.

Они выпили, и опустевшие бокалы уплыли назад на ночной столик. Тут-то Сварог и сообразил, что за заноза угнездилась в голове. Как-никак понаторел в государственных делах, бюрократических играх и штудировании законов — чем, положа руку на сердце, занимался гораздо больше и прилежнее Яны.

— Подожди, — сказал он хмуро. — Подожди… Ты только не подумай, что я собрался идти на попятный, но ведь это все будет не по закону, вопреки Брачному Эдикту. А изменять законы самостоятельно и ты не можешь, придется Законодательную Ассамблею собирать…

Действительно, в Брачном Эдикте все было прописано четко, не допуская двойных толкований: "Любой лар имеет право жениться как на лариссе, так и на жительнице земли, независимо от ее положения. Любой лариссе запрещено выходить замуж за обитателя земли независимо от его положения". Поскольку давно известно: ребенок лара от земной женщины обретает все свойства лара, а плод любви лариссы и обитателя земли — ни малейших…

Сварог уныло продолжал:

— С точки зрения закона ты ведь выходишь замуж не за лара, а за короля Хелльстада, который юридически считается обитателем земли. И никаких лазеек для субъектов вроде меня, единого в двух лицах, не предусмотрено. Вот тут уже Геральдическая коллегия ничем не поможет, хотя старички меня и обожают…

Он замолчал — Яна смотрела на него как-то очень уж странно. Но определенно лукаво и весело. Ее голос зазвучал так, словно взрослая женщина объясняла самые очевидные вещи крохотному несмышленышу:

— С глубоким прискорбием должна констатировать, ваше величество, что вы все же скверно разбираетесь в основополагающих законах империи…

— Объясни, — нетерпеливо сказал Сварог. Что-то очень уж уверенно она держалась.

Яна заговорила уже не так покровительственно — просто деловито:

— Ты, наверное, сто раз проходил по тронному залу… И наверняка не соблаговолил прочитать подробно Эдикт об императорской фамилии, да?

— Сказать по совести, я его даже бегло не читал, — признался Сварог. — Так, посмотришь мимоходом…

Ну да. Высоченная, в два человеческих роста плита из светло-серого мрамора с розовыми прожилками, на которой позолоченными буквами, алфавитом Аугел высечен не особенно и длинный текст, параграфов двадцать, сотни две строчек. Герб императорской фамилии наверху, красивый орнамент по периметру…

— Все будет совершенно законно, — сказала Яна наставительно. — Потому что пункт первый Эдикта гласит: "Императорская фамилия не принадлежит к дворянству Империи, поскольку стоит над ним, над любыми его титулами". Проще говоря, я — не дворянка. Не ларисса. И ко мне Брачный Эдикт не имеет ни малейшего отношения, потому что касается одних дворян. А в Эдикте о королевской фамилии брачным делам отведена одна-единственная строчка: "Вступая в брак, любое лицо, принадлежащее к императорской фамилии, руководствуется исключительно собственной волей, независимо от положения избранника или избранницы". — Яна улыбнулась во весь рот. — Тебе не кажется, что такая формулировка допускает самые расширительные толкования? Нет, конечно, подразумевалось, что лицо императорской фамилии будет выбирать себе жениха или невесту среди ларов и ларисс, но все эти "подразумевания" юридической силы не имеют и вообще не существуют в виде писаных документов. Эдикт был составлен в первые годы империи и с тех пор изменениям не подвергался ни в единой строчке. В те времена никому просто и в голову не пришло бы, что члены императорской фамилии могут связать себя брачными узами с обитателями земли — там, внизу, царил сущий хаос, едва ли не первобытные времена… Ну, а потом как-то сама собой сложилась традиция. Трижды за всю историю Империи мужчины ее нарушали, женившись на земных принцессах. Ну, и многие, подобно дядюшке Элвару, погуливали на земле — женщины, кстати, тоже, я тебе потом дам почитать одну интересную книжку обо всех этих похождениях, она существует лишь в шести экземплярах, и все хранятся в личном императорском архиве. Ни разу не случалось, правда, чтобы женщины, члены фамилии, выходили замуж за обитателей земли. Нет, никто специально не запрещал, просто так уж сложилось… Но прямого запрета, еще раз повторяю, нет. Так что все вынуждены будут с этим смириться. Я умница? — лукаво улыбнулась она, уютно устраиваясь рядом и примостив голову на грудь Сварогу.

— Умница…

— То-то. Не один ты умеешь выискивать прорехи в законах. Между прочим, когда я распускала Палату Пэров и Тайный Совет, я и тогда не своевольничала, а отыскала парочку совершенно забытых, но не отмененных старинных законов, которые можно было толковать на разные лады. И наши милые старички из Геральдической коллегии истолковали их именно так, как мне требовалось…

— Понятно, — сказал Сварог. — Никаких юридических препятствий… Отлично. Вот только скажи честно, зачем тебе это? Повеселиться?

— Никоим образом, — ответила Яна тем же серьезным, взрослым, деловым голосом. — Все серьезно. Это для дела. Видишь ли… Хотя я и разогнала иные замшелые пережитки старины, хотя и правлю единолично, но сих пор немалое число людей — в том числе и облеченных властью сановников — ко мне относится с долей несерьезности. Прямо это не высказывается, конечно, но частенько дает о себе знать, когда я занимаюсь государственными делами. В глазах во-о-т такими буквами читается, что они видят перед собой прежнюю девчонку. Отсюда порой проистекают… разные сложности. Никакого открытого неповиновения — но мои предложения и решения слишком часто пытаются не принимать всерьез, заболтать в ненужных дискуссиях, изуродовать кучей поправок на свой вкус… Там, где отец добился бы результата в пять минут, мне приходится иногда тратить часы, а то и дни. Все сводится к одному: многие, подобно некоторым, — она обожгла Сварога многозначительным взглядом, — считают, что я еще не вполне повзрослела. И ведут себя соответственно. Это касается и иных придворных хлыщей, которые, невзирая на наличие тебя, пытаются "разбудить мое сердце", опять-таки держась так, словно я — юная глупенькая дебютантка, впервые выехавшая на большой бал. Нет уж! — она, нахмурясь, решительно подняла ладонь. — Не надо так бычиться и грозно сопеть. Никаких имен я тебе все равно не назову, ты их, конечно, поубиваешь, а они, если разобраться, ни в чем не виноваты. И потом, я никогда не собираюсь тебе изменять, так что успокойся, продолжим о серьезных делах… У нас многие тысячи лет принято бояться Хелльстада, это прямо-таки в генах. Исключения — редчайшие, по пальцам можно пересчитать. Этот страх прочно сидит в подсознании у девяноста девяти человек из ста. Даже Канцлер, признаюсь по секрету… Даже теперь, когда королем Хелльстада стал ты, положение не изменилось — нельзя в одночасье изменить то, что сидело в умах тысячелетиями…

Вот тут Сварог ее прекрасно понимал. Помнил, какими были глаза не только у антлантцев, но и у многих благородных ларов, когда он появлялся в Канцелярии земных дел в алой мантии и митре из серебряных сосновых шишек. Даже в вечно холодном, бесстрастном взгляде его высочества Диамера-Сонирила иногда проглядывало в глубине нечто такое…А уж когда он однажды неосмотрительно заявился на один из балов в полном наряде хелльстадского короля — народец попроще и поглупее откровенно шарахался, иные знакомые (весьма неглупые) держались с ним скованно, не так, как обычно…

— Не надо объяснять долго, я думаю? — усмехнулась Яна. — Могу тебя заверить: едва я появлюсь на каком-нибудь ближайшем совещании государственных мужей, в наряде королевы Хелльстада, едва станет известно, что у меня есть законные права на этот титул — отношение ко мне моментально станет другим. Тем, какое мне и требуется. И останется таковым. А уж если не расхолаживать эту публику, прихватить в Келл Инир пригоршню мелких безобидных безделушек вроде этих фонариков и демонстрировать их на публике… Ну как? — вкрадчиво поинтересовалась она. — Ты и теперь, подобно тем чванным болванам, будешь считать, что я еще не вполне повзрослела?

Сварог взял ее тонкие пальчики и поцеловал.

— Считай, что я был самонадеянным дураком. Ты совсем взрослая. Приходится признать. Идея отличная, все они именно так и будут держаться…

— Не сомневайся, — кивнула Яна.

"Черт, — подумал Сварог, — а ведь действительно выросла. Незаметно так пропала куда-то прежняя взбалмошная девчонка…"

Этакие новости просто необходимо было запить добрым бокалом агревильского, что они и проделали. И очень даже невинно лежали рядышком, уставясь в потолок, погрузившись в собственные мысли.

Яна неожиданно фыркнула, повернулась к нему с улыбкой:

— Когда я копалась в законах, наткнулась на массу интересных вещей. Вот ты, король королей, наверняка не знал, что имеешь право вступать в законный брак в каждом своем королевстве? Естественно, не с одной и той же персоной, а с разными невестами, представляющими то или иное королевство?

— Вот это да! — восхитился Сварог. — Заманчивая перспектива…

Яна произнесла нарочито бесстрастным голоском:

— Вот только мне было бы очень неприятно, если бы ты взялся это осуществлять на практике…

— Не беспокойся, — сказал Сварог, обнимая ее покрепче. — Честью клянусь ограничиться одной супругой-королевой.

Яна задумчиво сказала:

— Вообще-то я готова сделать исключение для королевы Сегура, но только для нее одной… Ты нас когда-нибудь познакомишь, наконец?

— Постараюсь, — сказал Сварог. — Скоро, кстати, Виглафский Ковенант, вот и случай…

— Но Сегур — не член Ковенанта.

— Будет, — сказал Сварог. — Я тут придумал одну интригу, долго рассказывать, но все будет законно… познакомитесь.

"Хорошенькая перспектива, — подумал он уныло. — Способная повергнуть в тоску любого мужика. Скверно, когда две любовницы узнают друг о друге и начнут, естественно, враждовать, попутно предъявляя тебе самому разнообразные ультиматумы типа "или я, или эта драная кошка!" Но когда две близких тебе женщины, умные и острые на язычок, прекрасно тебя знающие, мало того, что не имеют ничего против сложившегося треугольника, но еще и подружиться собираются… Положеньице… Даже названия с ходу не подберешь…"

— Что ты погрустнел? — тихонечко спросила Яна. — Жениться боишься?

— Да нет, тут другое, — сказал Сварог хмуро. — Я сделал тебе предложение, и ты его приняла, прекрасно. Но это поэзия, а есть еще нешуточная груда грубой житейской прозы. И мне ее предстоит взвалить на плечи. У меня в Хелльстаде еще нет утвержденного Канцелярией земных дел Брачного кодекса. Здесь, собственно, один постоянный житель — метр Лагефель. Иногда надолго задерживаются мэтр Анрах с Карахом и Элкон. Наездами бывают Мара, ты, я. Ну, к чему в этих условиях было озадачиваться еще и брачным кодексом? А ведь все должно быть законно, по-настоящему, по всем правилам: кодекс, официальная бумага о бракосочетании, свадебная церемония… Кодекс я напишу в сжатые сроки, возьму пару-другую в своих королевствах и попросту передеру с учетом здешней специфики. Со свадебной церемонией будет посложнее, тут уж придется кучу их изучить и опять-таки переработать применительно к нашим условиям… И само заключение брака… Ага, вот кстати! Ты себя к какой церкви причисляешь?

— Я даже и не знаю… — чуть растерянно сказала Яна. — У нас вообще как-то не в ходу причислять себя к какой-то церкви… ну, может, один из сотни, вроде герцога Кралена, у него и часовня Единого в маноре, и священник…

"Вот и лезет к вам "Черная благодать" с "Черной радугой", а то кто похуже, как в настежь распахнутые ворога", — сердито подумал Сварог.

— Ну, вообще-то… — задумчиво продолжала Яна. — Иногда молилась Единому, да и сейчас бывает… Несколько раз Бригите… В Каталауне оставляла подношения Кернунносу, но там все так делают, — она покрепче прижалась к Сварогу. — Знаешь, однажды ночью, в грозу, когда мы пережидали ливень в шалаше, видели Кернунноса, не в виде оленя с лошадиным хвостом, а в облике человека с оленьей головой. Гроза была жуткая, молнии сверкали беспрестанно, мы все прекрасно видели, как он медленно пересек поляну и скрылся в чаще. Он иногда бывает жесток к людям, но нам ничего не сделал. Вот такие у меня отношения с богами…

— Понятно, — сказал Сварог, кое-кого припомнив. — А ты ничего против не имеешь, если нас соединит священник Единого?

— Пожалуйста, — сказала Яна. — Только чтобы все было всерьез.

— А ничего, если бумагу о заключении брака нам выдаст Карах? Он как-никак — официально признанный Канцелярией земных дел канцлер королевства.

— Ну, если официально утвержденный… Тогда все законно.

— Ну вот, — в нешуточном раздумье пробормотал Сварог. — Со священником решили, с главой церемонии решили — но это самые простые и легкие вопросы. А вот над кодексом и церемонией мне придется изрядно потрудиться…

— Ну, предположим, у меня тоже будут нешуточные хлопоты, — очень серьезно сказала Яна. — Мне еще нужно будет придумать платье, чтобы было великолепным и неповторимым…

Сварог покосился на нее — Яна лежала, уставясь в потолок со столь отрешенным, серьезным, сосредоточенным видом, словно пыталась разгадать какую-нибудь великую научную загадку. Перед глазами у нее, конечно, уже стояли ткани, кружева, ленты, вышивки и все такое прочее. Сварог благоразумно воздержался от шутливых комментариев. Одна из тех ситуаций, когда бал правит женская логика в ее чистейшем виде — и встревать тут никак нельзя. Тем более что это как раз один из классических признаков взросления, есть такое подозрение. Свадебное платье — это, конечно, важнейшая деталь предстоящей церемонии, самый главный и тяжелый труд, и попробуй только, господин новоиспеченный жених над ним посмеяться или поставить важность и главенство под сомнение…

Яна целиком ушла в себя, неотрывно глядя в потолок, временами беззвучно шевеля губами. Над ней в воздухе стали появляться зыбкие, полупрозрачные, словно сотканные из неяркого разноцветного света контуры платьев, разнообразных фасонов рукавов, кружевных воротников — ага, значит, она и такое умеет. Сварог осторожненько слез с постели, прошлепал босиком к изящному шкафчику в углу — Яна и внимания не обратила, словно мира вокруг для нее сейчас и не существовало.

Подобные резкие изменения в судьбе и предстоящие хлопоты требовали прояснить ум чем-нибудь покрепче агревильского. Он достал темную бутылку келимаса под названием "Фрегат" с парусным кораблем на этикетке (из винных погребов предшественника), наполнил высокий бокал и с удовольствием высосал. Постоял, глядя на Яну, с головой ушедшею в свое самое важное на свете занятие. Обнаженную, прекрасную, желанную… повзрослевшую. Чувства его представляли собой совершеннейшую мешанину. Невеста… Законная супруга, пусть только здесь… Королева Хелльстада…

Поскольку он ничуть не сожалел о предстоящем, за это дело следовало выпить еще. Не озаботившись накинуть халат, он уселся с высоким бокалом в низкое удобное кресло, ничуть не холодное, сохранявшее ровно столько приятного тепла, сколько сидящему сейчас необходимо — ну, это же Вентордеран, не живой и словно бы живой верный пес.

После второго доброго бокала стоявшие перед ним задачи уже не казались такими неподъемными. Брачный кодекс в два счета сработает Карах, уже набивший руку на составлении необходимых Канцелярии небесных дел обширных бумаг. Церемониймейстеров, и неплохих, в его королевских дворцах, как собак нерезаных, собрать в одном месте и озадачить, пообещав ордена за срочность. Священника придется искать по всему Полуденному Каталауну, но хваткие люди и с этим быстро справятся, если выделить им пару-тройку виман. Ах да, гости… И про гостей надо подумать. Вот о чем не стоит и голову ломать, так это о музыкантах, они попросту не понадобятся — в Вилердеране великолепные музыкальные центры с электроникой и компьютерами… Дело поразительно быстро налаживается, за это и третий бокал поднять не грех…

Яна повернула голову, позвала:

— Подойди, посмотри, что получается…

Глаза у нее были затуманено-счастливыми. И над постелью, и рядом с ней висели в воздухе дюжины две платьев, выглядевших уже не туманными контурами, а вполне материальными. Ну вот, начинаются служебные обязанности жениха, а их обычно невпроворот…

Браво разделавшись с третьим бокалом, Сварог пошел к постели.

— Какое, по-твоему, лучше? — спросила Яна.

Присмотревшись к пышным нарядам — один другого краше, — он сказал то, что и думал:

— Не знаю, не могу выбрать… Все красивые.

И тут же напоролся на очередной выпад женской логики: Яна, словно бы даже с некоторой обидой, надула губки:

— Тебе все равно, в чем я буду?

Сварог не растерялся и с ответом не медлил. За время службы королем приобрел кое-какие навыки дипломатии — чего стоила одна выигранная словесная дуэль с горротским послом, а уж тот был противником первостатейным…

Он сказал веско:

— Я просто думаю, что не стоит торопиться и хвататься за первое попавшееся, за то, что ты придумала на скорую руку, первое, что в голову пришло. Все равно пройдет самое малое неделя, прежде чем сможем устроить свадьбу: пока составим Брачный кодекс, зарегистрируем, разработаем церемонию, все остальное… Ты за это время успеешь придумать столько платьев красивее, посоветуешься с подругами, с придворными портнихами…

— Пожалуй, ты и прав… — сказала Яна.

Шевельнула пальцами — и все исчезло. Накинув невесомый халат, словно сотканный из снежинок, она слезла с постели и, стоя перед Сварогом, пытливо на него уставилась:

— А ты не против, если мы проведем парочку обрядов? Каталаунских, обязательных для Обручальной ночи? Я столько прожила в Каталауне, да и воспитывали меня в последние годы тамошние старухи…

— Да пожалуйста, — сказал Сварог и осторожно добавил: — Только без всякой черной магии… и чтобы Кернуннос, чего доброго, под окна не приперся…

Яна рассмеялась:

— Кернуннос Каталаунского хребта никогда не покидает. А черной магии — ни капельки, не любят ее в Каталауне…

— Ну, тогда валяй, — сказал Сварог, которому действительно стало интересно. Сам он каталаунские обычаи знал скверно, редко там бывал, и все проездом.

Яна прошла к высокому стрельчатому окну, протянула руки над подоконником. Сварог не мог рассмотреть, что она делает, но, когда отступила, увидел: там стоял красивый светильник, кажется, глиняный, весь в искусных узорах, и над ним поднимался высокий, в ладонь, язычок золотисто-алого пламени.

— Ну как, ничего страшного? — улыбнулась Яна, возвращаясь к нему. — В ночи такой огонь видно издали, и всякий, кто его увидит, знает: в доме Обручальная ночь. Даже беспринципные разбойники не решатся вломиться в такой дом, чтобы грабить. Знают прекрасно: им потом жизни не будет, все на них ополчатся и не успокоятся, пока не прикончат…

— Неплохая традиция, — сказал Сварог.

Яна словно бы погрустнела, взяла его за руку, отвела к постели и они легли. Сварог потянулся было ее обнять, но она уклонилась, даже отвернулась, став словно бы не на шутку печальной. Негромко, напряженно сказала:

— Другая традиция не такая веселая: жених с невестой обязаны рассказать друг другу, что с ними в жизни случалось грязного, скверного, порочного… Если уж мы взялись соблюдать обряды… Это один из самых важных…

Вот уж этот обряд Сварогу оказался категорически не по душе — он прекрасно знал, что услышит и не горел желанием выслуживать вторично, да еще от самой Яны. Он воскликнул беспечностью:

— Да что с тобой могло быть порочного? Варенье таскала с дворцовой кухни магическим образом…

— Да нет, было кое-что похуже… — грустно сказала Яна. — Очень грязная история случилась, когда мне и тринадцати не было…

— А если я не хочу этого слушать? — сказал Сварог.

— Придется, — сказала Яна спокойно, но твердо. — Если уж начали… И я хочу, чтобы ты все обо мне знал, без недомолвок. Дай мне, пожалуйста, чего-нибудь покрепче, только не очень много…

Сварог движением пальца отправил к ней через всю спальню бокал, наполненный келимасом примерно на четверть. Разделавшись с ним одним глотком, чуть поперхнувшись, Яна заговорила, все так же отвернувшись от него, глядя в стену, обитую тисненой золотом кожей.

Ее голос звучал ровно, отрешенно, словно и не о себе рассказывала, а о ком-то другом. В излишние подробности она не вдавалась, но и не скрыла ничего, рассказывала все, как было: о забавах в спальне, о том, как постоянно проигрывала и платила проигрыши, о том, как ее сделали "флейтисткой", о том, как была в постели с герцогом, о том, что все это, как ни удручает, ей нравилось. Рассказав, как в поместье прилетел принц Элвар и забрал ее оттуда, она замолчала так, что стало ясно: конец исповеди.

Сварог терпеливо ждал. Она так и лежала — отвернувшись, напрягшись. Потом спросила звенящим от нешуточной тревоги голосом:

— И как ты теперь ко мне относишься?

Не встретив ни малейшего сопротивления, Сварог повернул ее к себе, обнял, крепко поцеловал в губы и прошептал на ухо:

— Совершенно как прежде, Вита…

Он специально вновь назвал ее так, как дозволялось только самым близким людям. Интересно, тот сволочной герцог в самом деле стал жертвой каталаунского тигра или попросту получил в спину полдюжины кинжалов? Впрочем, на месте принца Сварог непременно посчитал бы, что обычное железо — очень уж просто, быстро и легко. И постарался организовать встречу герцога с тигром. Очень может быть, Элвар тогда рассуждал точно так же…

— Правда? — тихонько спросила Яна.

— Честное слово, — сказал Сварог. — Глупенькая соплюшка сдуру впуталась в грязную историю… Бывает. Давай забудем всю эту гнусь покрепче, а?

Яна облегченноулыбнулась:

— У меня камень с души…

И тут же, приподнявшись на локте, посмотрела строго, вопросительно. Сварог сообразил, что настал его черед. И ушел в раздумья: вроде бы не должно было в его жизни быть особенно уж грязного, скверного, порочного. Да нет, это он себе определенно польстил…

Не глядя на Яну, он сказал медленно, раздумчиво:

— Чтобы сделать меня королем, перебили кучу народу. Нет, честное слово, я сам ни разу не отдавал таких приказов, это все делали те, кто твердо решил возвести меня на трон… Но убитых все равно было немало, на два трона я, получается, взошел по трупам, да и один княжеский титул мне достался через кровь, я ее вовсе не хотел, но так сложились обстоятельства…

У него перехватило горло: перед глазами встал князь Рут, смелый, отчаянный, погибший исключительно оттого, что не смог приспособиться к житейскому цинизму нашего мира и остался записным романтиком, которым в этом мире неуютно. Сварог продолжал глухо, негромко:

— Один раз я был неподалеку и видел, как все происходило. В другой раз я прекрасно понимал, что этих людей, возможных претендентов на престол, убьют, — но притворился перед самим собой, будто не понимаю. Хотя прекрасно знал, что за человек мой начальник тайной полиции… Наверное, это все же гнусно, а? — теперь он, в свою очередь, избегая встречаться с Яной взглядом, спросил: — И как ты теперь ко мне относишься?

Не было никакой тягостной паузы. Приподнявшись над ним на локтях, засыпав лицо и плечи пышными прядями золотистых волос, Яна сказала безмятежно:

— Совершенно как прежде, честное слово. Когда речь идет о коронах и тронах, чего только не случается… Уж я-то знаю и понимаю… Забудь обо всем покрепче…

Склонилась, прижалась и прильнула к его губам.

…Сварог проснулся оттого, что его осторожненько теребили за свесившуюся с постели руку. Открыв глаза, он увидел Золотого Кота — тот, приподнявшись на цыпочки, легонько постукивал Сварога когтями по ладони. Охамел, скотина…

Яна безмятежно спала, уткнувшись лицом в сгиб локтя. Тщательно накрыв ее невесомым синим покрывалом, Сварог встал с постели, накинул халат, без всяких церемоний сгреб своего министра тайной полиции за хвост и пошел прочь из спальни. Министр покорно висел вниз головой, как игрушка.

Закрыв дверь спальни и отойдя от нее подальше, Сварог уселся на мягкий коричневый диван какого-то неизвестного стиля — должно быть, из очень уж далекого прошлого, если не из времен до Шторма, — швырнул рядом Кота и сердито осведомился:

— Какого черта вы врываетесь в спальню, когда я не один?

Естественно, на физиономии Кота не отразилось никаких эмоций — откуда они у робота, пусть разумного и совершенного? Усевшись, как человек, оперевшись спиной и вытянув задние ноги, Золотой Кот спросил:

— Надо ли понимать это так, государь, что вы на меня прогневались?

— Вот именно, — сказал Сварог.

Кот пожал плечами — оказывается, он был способен на этот человеческий жест:

— Здесь кроется загадка, точнее, логическая неувязка, которую я своей, вложенной в меня логикой никогда не мог разрешить. Мне известно, что мужчины и женщины в постели занимаются определенными вещами, это считается естественным и приносит им удовольствие… правда, в силу своей сущности я не могу осознать, что означает термин "удовольствие". Но здесь и возникает логическая неувязка: если эти занятия вполне естественны и составляют неотъемлемую часть человеческой жизни, почему люди так озабочены, чтобы при этом не было свидетелей? Не только других людей, но даже таких, как я? Впрочем, случаются исключения, насколько я могу судить по опыту общения с покойным королем. Иногда он мне категорически запрещал входить в спальню, когда был там с женщиной… а иногда разрешал и выслушивал доклад в присутствии женщины. Иногда в спальне короля находилось одновременно две или три женщины. Эти логические неувязки я не в состоянии решить…

Пока Золотой Кот все это нес — как обычно, бесстрастным, лишенным эмоций голосом робота, — у Сварога как-то помаленьку и злость прошла. В конце концов, не человек, механизм, это все равно, что Яна оказалась обнаженной в присутствии светильника или компьютера… Золотой Кот продолжал:

— Есть еще один аспект проблемы: у меня до сих пор, государь, нет точных инструкций, как я должен поступать, если вы пребываете в спальне с дамой?

"Пожалуй, — самокритично подумал Сварог, — я тут и впрямь недосмотрел. Не учел, что роботам нужны точные инструкции. Очень уж мало общался с роботами…"

— Точные инструкции будут простыми, — сказал он, закуривая. — Когда у меня в спальне дама — и носу туда не казать… разве что вдруг случится такое чудо, что я сам позову. Это понятно?

— Совершенно, — заверил Кот. — Инструкции приняты к исполнению.

Настроение у Сварога было безоблачным, и он даже чуточку пожалел этого золотого обормота, не способного понять людей.

— Что до логических неувязок, господин министр… — сказал он задумчиво, гадая, как лучше всего сформулировать. Ага! — Объяснение есть. У людей существуют свои программы поведения, которым они старательно следуют, пусть и допуская иногда редкие исключения. Теперь вам понятно?

— Да, государь. Логически непротиворечивое объяснение, которое я способен осознать во всей полноте. Простите, ваше величество… Мне по моему положению необходимо выяснить статус находящейся сейчас в спальне дамы. Это случайная шлюха, как выражался о некоторых своих дамах покойный король? Или постоянная подруга наподобие госпожи Мары, с которой я уже знаком? Или она подлежит какой-то другой классификации?

— Последнее, — сказал Сварог, — это моя невеста, будущая жена. Эти термины тебе понятны?

— Да, государь, они заложены в память в той ее части, что касается человеческих обычаев. Насколько я понимаю, при наличии девушки под названием "невеста" обычно в скором времени происходит церемония под названием "свадьба"?

— Вот именно, — сказал Сварог. — А поскольку состоится она в Вилердеране, озаботьтесь, чтобы он в кратчайшие сроки идеально…

— Вы уже дали распоряжения насчет парка. Работы идут круглосуточно, я задействовал все устройства и слуг, какими располагаю…

— Постарайтесь как следует, — приказным тоном сказал Сварог. — Через неделю и парк, и дворец должны выглядеть безукоризненно… — и только сейчас до него дошло. — Любезный министр, а отчего это вы явились будить меня спозаранку? Если Анрах с Лагефелем наконец нашли пещеру, вы должны были доложить сразу, а не пускаться в рассуждения о логике!

— Пещеру они пока что не обнаружили, государь. Золотых Шмелей не так уж много…

— Можете вы в мастерских, про которые говорили, в сжатые сроки произвести еще… скажем, пятьсот?

— Без малейших хлопот, государь. Это отнимет примерно сутки.

"Надо будет выбрать время и осмотреть мастерские, — подумал Сварог. — Чтобы точно выяснить, каков, говоря казенным языком, полный ассортимент продукции".

— Но зачем-то же вы заявились в спальню?

— Подземной пещеры господа мэтры пока что не нашли, но они только что обнаружили пещеру, где укрывается Лотан. Вы в первый же день, давая поручения, велели разыскать и его, в том случае, если он действительно находится в Хелльстаде. Он здесь. В пещерке на берегу небольшой речки примерно в ста лигах от Вентордерана. Согласно поступившей информации, он жив… хотя определенно не здоров.

Сварог оживился. Вот уж кто его давно интересовал, так это Лотан, легендарный семиглавый змей, якобы знавший все ответы на все вопросы. Согласно сказкам, он еще с незапамятных времен, чуть ли даже не до Шторма, скрывался от людей, устав отвечать на вопросы. Некоторые следы вроде бы вели в Хелльстад. Правда, большинство книжников (в том числе и Анрах) в существование Лотана не верили, считая чисто мифологическим персонажем.

— Это действительно Лотан? — спросил Сварог.

— Никаких сомнений, государь. Восемьсот три года назад, когда покойный государь с ним последний раз беседовал, я присутствовал при разговоре и прекрасно его рассмотрел. С тех пор государь с ним больше не встречался, а Лотан перебрался в какое-то другое место. Меня это не интересовало, потому что не было приказа его искать…

— Он агрессивен?

— Ничуть. Собственно, кроме знания ответов на все вопросы и крайнего долголетия, никакими другими особыми способностями он не обладает.

— А как прежний король управлялся с его привычкой загадывать головоломные загадки, без которых не получить ответов на вопросы?

— Ничего подобного нет, государь, — ответил Золотой Кот. — То, что Лотан предварительно задает сложные загадки, в незапамятные времена выдумал какой-то сказочник, и помаленьку это мнение утвердилось. Лотан просто отвечает на вопросы: каждая голова на один вопрос. И только. Чтобы получить новые ответы, нужно вновь прийти к нему не ранее чем через неделю, иначе он не будет говорить.

"Ну что же, — подумал Сварог, — не так уж плохо. По семь вопросов в неделю — это неплохая штука…"

Он хотел было отдать кое-какие распоряжения, но случайно бросил взгляд в высокое стрельчатое окно. Вдали, у самого горизонта, громоздились буроватые скалы, казавшиеся на таком расстоянии кучей камешков, и над ними поднимался узкий треугольничек, отливавший белым, синим и голубым. На самом деле — исполинский пик над бурыми скалами и густыми лесами, покрывавшими пологие отроги гор. Гун-Деми-Тенгри, как именовали его во внешнем мире — Гора Грозящих Небу Демонов. Согласно многочисленным легендам, там обитали невероятно могущественные и злокозненные демоны, которых боялся и даже король Хелльстада, никогда не приближавшийся к тем местам. У Сварога как-то руки не доходили проверить, как все обстоит на самом деле — и постоянно находились дела поважнее, и за все время, что Сварог пробыл здесь королем, оттуда не появлялось никакой нечисти.

— А вот что вы скажете насчет Гун-Деми-Тенгри, любезный мой?

— Так ее называют во внешнем мире. В Хелльстаде эти места именуются далеко не так пышно: горы Лорей.

— Там действительно обитают какие-то демоны?

— Снова народные сказки, ваше величество. Там испокон веков обитает скучный и неинтересный народец. Те магические способности, какими они обладают, направлены исключительно на их собственное потребление и против внешнего мира попросту не могут быть использованы. Покойный король туда иногда летал, но исключительно для того, чтобы, как он выражался, прихватить красивую девку, чтобы погостила недельку. Насколько я знаю, это нетрудно. Больше гора его ни с какой стороны не интересовала.

"Черт знает что, — подумал Сварог. — Еще одна завлекательно-жуткая легенда оказалась сказкой. Какой-то безобидный народец, к которому Фаларен летал за девками… Все равно, когда будет свободное время, надо самому туда слетать. Не может же быть так, чтобы у них не оказалось никаких знаний, которые могут пригодиться. А вот Лотана не стоит откладывать на потом, дело не такое уж долгое, а польза выйдет несомненная…"

Он встал и решительно сказал:

— Я лечу к Лотану. Даму в моей спальне зовут госпожа Яна. Если она проснется, пошлите к ней камердинера со слугами — завтрак, может быть, что-то еще… Обращение самое почтительное.

— Я не должен ни от кого скрывать, что это ваша невеста, государь? — деловито поинтересовался Золотой Кот, спрыгивая с дивана.

— Наоборот, — сказал Сварог уверенно. — Пусть все знают, что это их будущая хозяйка. Если она спросит обо мне, скажете, что я отлучился ненадолго по пустяковому, но неотложному делу, в суть которого вы не посвящены, и скоро вернусь. Да, вот что еще. Несколько дней назад в схватке с рукерами погибла самка гарма, остался детеныш… Сможете доставить его в Вентордеран?

Будь это человек, он непременно бы замялся — такое осталось впечатление. Кот сказал, понурив голову:

— Лучше будет, ваше величество, если вы сделаете это сами. Гармы — самые верные ваши подданные, вам они щенка отдадут. А вот если его отправятся забирать наши Золотые Слуги… Гармы их непременно поломают в кусочки.

— Учту, — сказал Сварог.

…Давно уже оказалось, что алая мантия короля Хелльстада — не просто церемониальная хламида. Сейчас она, удерживаемая лишь чеканной золотой бляхой на горле, превратилась в большие, хищно вырезанные крылья — на которых Сварог и несся с приличной скоростью над зеленой равниной, кое-где покрытой островками молодых дубов. Как-то было все устроено так, что он совершенно не ощущал бившего в лицо ветра, неизбежного на такой скорости. Теперь понятно, почему в Вентордеране не сыскалось никаких экипажей, ни летающих, ни ездивших бы по земле — к чему они были королю при такой-то мантии?

Глянув влево, он решительно повернул туда — не столь уж большой крюк пришлось делать, отклоняясь от маршрута. Покрепче сжал рукоять Доран-ан-Тега, губы покривила злая усмешка.

Внизу, уардах в ста под ним, по равнине в хорошем темпе чесала немаленькая стая рукеров, штук сорок.

Больше всего они походили на шимпанзе или павианов — размером примерно с человека, бесхвостые, заросшие густой коричневой шерстью, с классическими обезьяньими мордами и внушительным набором клыков плотоядных зверей. На четвереньках они в беге лишь немногим уступали скачущему быстрым аллюром всаднику. На спинах самок кое-где устроились накрепко вцепившиеся всеми четырьмя лапами в шерсть матерей детеныши.

Вот именно, не более чем обезьяны, совершенно безмозглые создания, ни разу не замеченные в употреблении ни огня, ни каменных орудий, ни хотя бы веток в роли дубин. Сварога они в грош не ставили (как раньше в грош не ставили Фаларена) — обычное хищное зверье, расценивавшее все, что не рукер, как добычу. Иногда даже, хоть и очень редко, собравшись немаленькой стаей, нападали на глорхов. Но главное, за что Сварог их терпеть не мог, — за то, что они состояли в лютой вражде с гармами (при взаимной ненависти). До больших баталий дело не доходило — но рукеры пользовались любым случаем, чтобы напасть на одинокого гарма, а еще лучше, если повезет, на одинокую самку с малышом — потому что самка примерно на месяц после рождения щенка теряет способность перемещаться и справиться с ней гораздо легче, чем с обычным гармом. (Сварог давно выяснил совершенно точно, что на мать Акбара напали тогда именно рукеры).

Впрочем, и гармы при случае спуску не давали. Так что рукеры обретались в основном в дальних пределах, меж горами и морским берегом. Но вылазки делали частенько — как, несомненно, эта банда. Сначала Сварог собирался, не церемонясь, истребить их начисто (что было бы не особенно трудным предприятием), но по размышлении оставил эту затею. Отчего-то же Фаларен, отнюдь не светоч доброты, так не поступил? Не исключено, что, истребив рукеров полностью, Сварог нарушил бы кое-какие здешние экологические цепочки, нанеся вред в итоге тем же гармам (как то случалось и на Земле, классические примеры — волки и олени, львы и антилопы. Если прекращается прежняя отбраковка, лишенный прежнего врага вид оказывается перегружен старыми, больными и хилыми). Так что он ограничивался тем, что, подобно Фаларену, старался держать рукеров в удаленных окраинах Хелльстада, а слишком наглых порой приказывал перебить к чертовой матери, посылая из Вентордерана Бронзовых Соколов, свою личную охрану.

Вот и сейчас не следовало спускать такого нахальства — всего-то в ста лигах от Вентордерана… Не увлекаться особенно, но напомнить, кто в доме хозяин…

Его заметили, когда он с пронзительным разбойничьим свистом пристроился в хвост бегущей стае на высоте уардов десяти. Оглядывались, скалились на бегу, кое-кто злобно взмахивал когтистыми лапами — но все так же неслись, не сбавляя темпа, даже не пытаясь остановиться и сбиться в круг для обороны. Явно нахальный молодняк, впервые выбравшийся в края, где рукеров никак не привечают, наоборот. Ничего, соответствующий опыт они сейчас получат…

Снизившись еще чуть-чуть, уравняв скорость с их бегом, Сварог, размахнувшись не особенно и широко, метнул Доран-ан-Тег. Топор, превратившись в туманный круг, окаймленный ярко-алой полосой, прошелся по бегущей стае, как коса по пшеничному клину. Брызги крови, визг, вопли, взлетела отрубленная коричневая башка, неприглядные куски…Рукеры, дико вопя, кинулись врассыпную по равнине, потеряв, как определил сбавивший скорость Сварог, не менее десятка. Следовало бы положить всех, ну да черт с ними, будут теперь знать, что в этих местах запросто обрушивается с неба нежданная смерть…

Ухватив древко вернувшегося в руку топора, он вышел на прежний маршрут и прибавил скорость. Потом полетел гораздо медленнее — начинались знакомые по компьютерным кадрам места: густой лесок в форме подковы, узенькая извилистая речушка, не имевшая сообщения с Ителом, впадавшая в большое озеро лигах в двадцати отсюда, высокий обрыв слева, палево-желтый, из слежавшегося песка… Ага, песчаный обрыв сменяется скальным, гораздо повыше, меж ним и рекой широкая полоса светло-желтого песка (между прочим, отличный пляж, река неглубокая, без омутов и водоворотов, течет неспешно). А вот и темное пятно — вход в небольшую пещеру — все, как засняли Золотые Шмели…

Сварог опустился на землю (сапоги из тончайшей кожи по щиколотку ушли в песок, крылья сложились, мантия стала обычной мантией). Сделал несколько шагов вперед, остановился в нескольких уардах от входа в пещеру, сбоку. И тут же вдохнул волну ужасного смрада, идущего из пещеры — густые запахи гнили, разложения, падали. Уж не не опоздал ли? Он так и не уточнил, улетая из Вентордерана, жив ли еще Лотан, создание долгоживущее, но не бессмертное…

Входить в пещеру, откуда тянулась волна смрада, как-то не хотелось — он и под открытым небом-то еле выдерживал вонь. Опершись на топор, он трижды, как оказывается, полагалось, позвал на змеином языке:

— Лотан! Лотан! Лотан!

Весь обратился в слух. Положительно, внутри раздались какие-то звуки — словно бы тихий шорох щебенки, по которой чуть передвинулось тяжелое тело. Сварог позвал снова:

— Лотан! Лотан! Лотан! Выйди! Выйди! Выйди!

Шорох теперь звучал так, словно это самое тяжелое тело безостановочно двигалось к выходу из пещеры. Сварог отступил на несколько шагов, поудобнее перехватив древко топора. Судя по тяжелому запаху, с премудрым змеем дела обстояли крайне скверно и у него в преддверии смерти мог испортиться характер…

Ага! Из пещеры показалась змеиная голова, большая, размером с баранью, не плоская, как обычно бывает у змей, а словно бы высоколобая. За ней медленно-медленно потянулось тело — и, наконец, Лотан вытянулся на песке целиком, во всей красе.

Хотя какая уж там краса… Наоборот. Лотан, вопреки легендам, оказался не особенно и велик, длиной уарда в четыре и толщиной с фонарный столб. Зеленовато-черная чешуя во многих местах осыпалась, открыв сочащееся гноем темно-красное мясо. Змей лежал на боку, выставив белесоватое брюхо — тоже во многих местах лишенное чешуи. У обычных змей не бывает век, но у Лотана они были, светло-серые, и сейчас наполовину прикрывали желтые глаза с черным вертикальным зрачком. Они так и не поднялись, когда змей уставился на Сварога.

Иные старые картинки, как сейчас оказалось, изобразили Лотана в полном соответствии с реальностью: большелобая голова, по обе стороны от нее двумя вертикальными рядами — шесть поменьше.

Вот только Лотан уже не был семиглавым. Живой, пусть и подрастерявшей чешую, осталась одна, главная. Слева от нее, пониже, торчал голый череп, сразу видно, пустой изнутри, лишь кое-где покрытый клочками чешуи. Череп справа и пониже пребывал в еще более худшем состоянии: нижняя челюсть давно отвалилась. С остальными четырьмя обстояло и вовсе печально: черепов нет, остались лишь четыре позвонка, торчащие из гниющих ран. Это конец, подумал Сварог, вряд ли застанешь его в живых, вернувшись через неделю, так что следует рассчитывать на один-единственный вопрос. И следить за языком. Не дай бог, машинально сболтнешь что-нибудь вроде "Давно вы здесь?" — и это как раз и окажется тот единственный вопрос, на который ты имеешь право…

Змей лежал на боку, вытянувшись, не поднимая головы из песка, разглядывая Сварога с непонятным выражением полузакрытых глаз. Сварог превозмогал тяжелый запах, как только мог.

— Посмотрите-ка… — сказал Лотан. — Король Сварог Барг собственной персоной…

Сварог едва не бухнул: "Вы меня знаете?" — чем бесповоротно погубил бы единственный шанс задать настоящий, серьезный вопрос. И настрого наказал себе сначала произносить мысленно каждую реплику, а уж потом изрекать ее вслух.

— Пришли задавать вопросы? — спросил Лотан, не шевелясь.

— Да, — сказал Сварог. — Это возможно…

— Конечно, — сказал Лотан. — Только, как сами видите, больше одного-единственного вопроса вам не задать… — он испустил несколько кашляющих звуков, что в змеином языке соответствовало смешку.

— Значит, я могу задать вопрос…

— Можете, — сказал Лотан. — Но будет условие.

"Все-таки загадки начнет загадывать?" — подумал Сварог, но на сей раз, как и решил, про себя, не торопясь проговорил фразу.

— Я готов выслушать ваше условие, — сказал он.

— Ну что же, вы умно держитесь, — сказал Лотан бесстрастно. — Кто-нибудь другой тут же спросил бы: "Какое условие?" и все потерял бы… Потому что я сомневаюсь, что через неделю буду в состоянии отвечать на вопросы… Условие простое, нетрудное. После того, как выслушаете ответ, отрубите мне голову. Все, что я о вас знаю, позволяет судить, что вы это проделаете без моральных терзаний… Вы ведь понимаете ситуацию?

— Конечно, — сказал Сварог.

Что ж тут не понять? Не хотелось премудрому змею еще несколько дней агонизировать, уже наполовину сгнивши заживо. Он мог бы, конечно, сползти в реку и лечь на дно, там достаточно глубоко, уарда три, но тонуть — процедура паскудная и долгая. Зато молниеносный взмах лучшего в мире топора — это мгновенно. Сварог подумал, что на его месте поступил бы точно так же.

— Обещаю, — сказал он спокойно.

— И каков же будет вопрос?

Сварог какое-то время медлил. Собираясь сюда, он долго и старательно все обдумывал, примерно из десятков двух отобрал те вопросы, что казались ему самыми важными и нужными. Семь. А оказалось, задать он может один-единственный…

Все. Он больше не колебался. Спросил:

— Кто Воплощение Воздуха?

Почти без паузы Лотан ответил:

— Безумный Зодчий, — и вновь издал змеиный смешок. — Честное слово, не рассчитывайте, что я протяну еще неделю. Если и получится, буду в беспамятстве и из него уже не выйду…

Он перевернулся брюхом вниз, вытянулся, полностью прикрыв глаза. Произнес бесстрастно:

— Вы обещали, король Сварог.

Сварог сделал шаг вперед, не испытывая ни малейших эмоций, кроме сожаления от того, что больше так ничего и не узнать. Доран-ан-Тег взлетел, рубин в навершии кроваво сверкнул в лучах полуденного солнца.

Шагая прочь по песчаному берегу, он думал: это все-таки лучше, чем ничего, это след. Лотан никогда не врал. По крайней мере, теперь точно известно, кто. Быть может, Гинкер оттого так и интересовался Безумным Зодчим, что знал нечто? Нужно внимательнейшим образом изучить его бумаги, которые Сварог в свое время проглядел лишь мельком, полагая Безумного Зодчего, как и многие, чисто мифологической фигурой. Есть еще тот монах, о котором рассказывал дядюшка Патек, по его словам выходило, что тот разговор состоялся не так давно и монах жив-здоров, если поднять на ноги орду сыскарей…

Одним движением превратив мантию в крылья, он взвился в воздух.

Глава V Новости, претензии, загадки

— Конечно, разговор у нас исключительно приватный и крайне деликатный, — сказал Канцлер. — Определенным образом, если пройти по некоторой цепочке, вы все же мне частично подчиняетесь, как все прочие, кто состоит на государственной или военной службе. Но вам я приказать ничего не могу, и мы оба прекрасно понимаем, почему… Поверьте, — добавил он быстро, — я никоим образом не хочу вас обидеть, вообще как-то задеть.

— Верю, — сказал Сварог.

— Я к вам искренне расположен…

— Верю, — повторил Сварог вежливо.

— Давайте начистоту… Мне кажется, вы с Яной чересчур увлеклись странствиями по земле. Вы ведь прекрасно понимаете, ваши перемещения постоянно… — он замолчал, сердито шевеля губами.

— Отслеживаются, — сказал Сварог, ничуть не сердясь.

— Вы должны меня понять. Как Канцлер Империи я просто обязан это делать. Заботясь в первую очередь о безопасности императрицы…

Ах, как славно было бы, с нахальной усмешкой глядя ему в глаза, исполненным скрытого ехидства тоном произнести с расстановочкой: "А где же вы были несколько лет назад с вашим всезнающим Гаудином, когда ее едва не сделали записной шлюхой?" Но, увы, эта реплика, скорее всего, так никогда и не прозвучит…

— Простите, Канцлер, — сказал Сварог. — Я что-то не припомню случая, когда она, будучи со мной, подвергалась бы опасности…

Канцлер досадливо вздохнул.

— Вполне возможно, я неверно формулирую… — сказал он. — Речь, собственно, идет не о безопасности… Но вы, по моему глубокому убеждению, и в самом деле чересчур уж увлеклись земными странствиями. То она на ночует в вашем ронерском дворце, то вы с ней, как ни в чем не бывало, одетые даже не дворянами, а градскими обывателями, заявляетесь в Снольдер на Милетскую ярмарку и развлекаетесь там, как принято у простолюдинов: карусели-качели, бег с сырыми яйцами в ложках и все прочее… Сидите в кабачках в Ремиденуме среди буйных студентов, у которых каждая вторая песня — непристойная… И самое удручающее, что ни она, ни вы не надеваете "маски". Мне известно совершенно точно.

— Знаете, что самое забавное? — спросил Сварог. — Что ее ни разу не опознали, даже в моих королевских дворцах. Чисто психологический момент: никому и в голову не придет, что эта красивая девушка в простом гильдейском платьице, со скромными, приличествующими гильдии украшениями — императрица. Даже мои придворные, которые частенько, согласно своей привилегии, смотрят телевизор и частенько проходят мимо ее парадных портретов, ее точно так же не узнают. Никому в голову не приходит, что Императрица Четырех Миров способна появиться вот так, запросто… особенно на ярмарке, в заведении для гусиных боев или скромном кабачке. Между прочим, за пределами дворцов меня тоже практически не узнают. По тем же самым психологическим мотивам: очень мало людей знают, что я вот так, запросто, выхожу порой в народ… К чему еще и "маски"? Я ведь никогда ее не водил и не поведу ее в какое-нибудь по-настоящему ненадлежащее место: подозрительные портовые кабачки, таверны с плохой репутацией и так далее…

— А ваши приключения в Пограничье? Когда вы провели ночь на постоялом дворе "Синий вепрь" и даже ходили на местные танцульки? Опять-таки без "масок"…

— "Синий вепрь" по земным меркам — вполне приличное заведение, — сказал Сварог. — Весьма уважаемое на большом тракте: чистая публика, хозяин без подозрительных связей, моя тайная полиция его давно проверила. Ну да, что скрывать — там есть и бордель. А как же иначе — большой тракт, много проезжающих… Но он расположен примерно в полулиге от "Вепря", на отдельном подворье, и девкам строго запрещено появляться на постоялом дворе. Яне там очень понравилось, она сама меня просила свозить ее в какое-нибудь местечко поглуше и попроще…

Канцлер протянул самым саркастическим тоном:

— Уж не хотите ли вы сказать, что ей понравилось и происшествие на танцульках?

— Да какое уж там происшествие…

— А как это еще назвать, по-вашему? — фыркнул Канцлер. — Подвыпивший гуртовщик хлопает ее пониже спины и предлагает пойти с ним за полдюжины серебрушек…

— Судя по вашей осведомленности, там были ваши люди?

— Конечно, — мрачно сказал Канцлер.

Сварог усмехнулся. Называть тот пустяк "происшествием" — явное преувеличение. Яна, даже не оборачиваясь, врезала локтем нахалу пониже пояса с кошелем, а подоспевший Сварог за шкирку вывел пьянчугу во двор и поучил правилам хорошего тона — не особенно увлекаясь, так что тот ушел на своих ногах. Никто их с Яной и словом не попрекнул — гуртовщик-пьяница откровенно нарушил этикет приличных деревенских танцев, для него могло обернуться и похуже…

— Значит, вы должны знать, чем все кончилось. Нарушитель этикета — а в подобных местах, надобно вам задать, свой этикет соблюдается не менее строго, чем где-нибудь при дворе, — получил свое, мы с Яной преспокойно протанцевали до закрытия… Ну да, мы там ночевали. И что? Все равно согласно подорожной мы числились супружеской парой из Галевина… и неподалеку от нас, кстати, всегда были четверо моих орлов из тайной полиции. Все.

— Вы считаете нормальным, когда императрицу хлопают по заду, как обычную девку?

— Этот пьянчуга и представления не имел, что перед ним императрица, — усмехнулся Сварог. — А Яна особого значения этому придавать не стала, если чем и возмущалась потом, так-то тем, что ее оценили всего-навсего в полдюжины серебрушек…

— Давайте все-таки держаться посерьезнее, — сказал Канцлер. — Вам не приходило в голову, что вместо шлепка по заду мог быть и удар ножом в спину?

— Исключено, — серьезно сказал Сварог. — Никто не мог знать заранее, что мы будем именно там. Поймите, Канцлер, это не я ее силком таскаю по всем этим местам, это она частенько заявляет, что хочет развлечься внизу — самым пристойным образом, во вполне приличных местах… И мне кажется, что-то ей нужно. Всегда прибавляет бодрости и веселости. Вы же должны лучше меня знать, что она недолюбливает Келл Инир… И церемониальные развлечения тоже. Ничего страшного, в конце концов, не происходит. Вы ведь должны видеть какой веселой и оживленной она возвращается из таких поездок.

— Предположим, — пробурчал Канцлер. — Видел.

— Мало ли наших молодых дворян — да и людей постарше — частенько развлекаются внизу?

— Но она императрица, — сказал Канцлер. — Для ее величества подобное поведение в глазах многих выглядит предосудительно. При дворе уже ползут шепотки, бросающие легкую тень на репутацию Яны…

Ну вот тут-то Сварог знал, чем ответить. Нарочито бесстрастным, даже чуточку наивным тоном он сказал:

— Неужели вы хотите меня уверить, что такое происходит впервые за всю историю Империи? Знаете, мне недавно дали почитать очень интересную книгу, сочинения некоего барона Клегга "Там, под облаками". Чертовски интересная книга. Из нее следует, что немало императоров — а то и императриц — частенько развлекались на земле… причем порой далеко не так безобидно, как мы с Яной. Насколько я помню, всего-то лет двести назад императрица Агнеш, будучи еще молодой и незамужней, неделями жила на Бараглайском холме у своего… знакомого художника. Который к тому же написал три ее портрета, где из одежды на ней имеются лишь украшения. Говорят, все три до сих пор находятся в архиве императорской фамилии. Тогда тоже поползли шепотки, но Агнеш их пресекла быстро и решительно…

Он чуточку блефовал. Книгу эту еще ни читал, Яна только вчера обещала дать, но рассказала об императрице Агнеш. И обещала как-нибудь показать и портреты — художник со временем стал знаменитостью, как и многие другие люди искусства, с которыми дружила Агнеш, какое-то чутье у нее было на таланты…

— А, ну конечно… — саркастически ухмыльнулся Канцлер. — Уникальная книга, существующая лишь в семи экземплярах…

— Мне говорили — в шести.

— Шесть — в Императорском архиве, — усмехнулся Канцлер. — Седьмой у меня, под семью замками, конечно. А вам известно, как реагировал тогдашний император на творение барона? Он-то как раз терпеть не мог подобные развлечения. Ну, и забота о чести фамилии… Клегг не успел напечатать в своем маноре и сотни экземпляров. Их все до единого изъяли вместе с рукописью, рукопись уничтожили, книги тоже, уцелели только эти семь. Барона лишили придворных чинов и военных званий, сослали на Сильвану, где он и прозябал в довольно унылых местах почти десять лет. Потом старый император умер, его преемник вернул барона на Талар, восстановил в чинах и званиях, но книга все равно осталась под запретом…

Сварог с крайне наивным видом спросил:

— И что, это означает, что книга лживая и клеветническая?

Хмуро уставясь на него из-под густых бровей, Канцлер проворчал:

— Там все правда, от начала и до конца. Но нужно же заботиться о репутации императорской фамилии. Принц Элвар, в конце концов, мужчина, и к его чудачествам как-то притерпелись со временем. Но Яна — молодая девушка. Женское поведение всегда судят строже, чем мужское. А здесь… Сначала она годами пропадала в Каталауне с Элваром, вращаясь среди пограничных головорезов, контрабандистов и обычного простонародья. Сущий сорванец с исцарапанными руками, ужасными манерами, знанием словечек, которые никак не должна была знать. Теперь вот вы потакаете ее прихотям. Ручаться можно, ни разу не пробовали ее отговорить…

Сварог усмехнулся:

— Вы знаете Яну гораздо дольше моего… Легко ее отговорить, если она что-то задумала? Знаете, в чем дополнительная трудность, Канцлер? Она выросла. Именно так. Я окончательно убедился. И больше никогда в жизни не назову ее "взбалмошной девчонкой". Вы знаете ее дольше, но я ближе к ней, чем вы. Так вот, говорю вам со всей серьезностью: она выросла. Все, что вы наблюдаете, — уже не взбалмошность, а продуманные поступки вполне взрослой молодой женщины, желающей вести именно такой образ жизни. Или вы считаете, что я ошибаюсь?

— Да нет, — проворчал Канцлер. — И все равно: старинные установившиеся традиции, репутация монарха… Мнение двора, наконец, которое нельзя игнорировать совершенно… — он поднял на Сварога хмурый взгляд: — Знаете, что в последнее время особенно шокировало двор? То, что она по нескольку дней гостит у вас в Хелльстаде…

Последнее слово он произнес со столь непередаваемой интонацией, что Сварог окончательно убедился: в желании Яны заполучить титул королевы Хелльстада не было ни капли забавы. Ох, она их построит, научит чистить сапоги с вечера и надевать на свежую голову. Как он произнес "Хелльстад"…

Сварог пожал плечами:

— Не могу же я ее туда не пускать? Гнать прочь? Ей там нравится… и больше всего то, что она, по ее собственным словам, которые вовсе не просила держать от вас в тайне, там полностью свободна. От всего и от всех. Это опять-таки не слова взбалмошной девчонки, Канцлер, это прозвучало так, словно было сказано вполне взрослым человеком… Выросла девочка, что поделать. И точно знает, как ей хочется жить.

Какое-то время Канцлер угрюмо молчал, глядя в сторону, потом спросил:

— Она намерена там оставаться еще на несколько дней?

— Да, — сказал Сварог. — Все равно неотложных государственных дел не предвидится… да и когда они были в обилии? Вы лучше меня знаете, что государственные дела у нее отнимают пару-тройку часов в неделю, империя — это отлаженный механизм.

— Где она сейчас? В этом вашем летающем замке?

Сварог ничуть не удивился, что Канцлеру известно о существовании Вентордерана: с высоты немногим более лиги его можно прекрасно рассмотреть и невооруженным глазом.

— Да, конечно, — сказал он. — Очень уютный замок. Кстати, я от чистой души готов пригласить вас в гости. Да и вообще показать вам Хелльстад, чтобы вы убедились своими глазами: нет там никаких особенных ужасов. Попадается кое-что… странноватое, но далеко не на каждом шагу.

— Благодарю за приглашение, — сказал Канцлер ровным голосом. — Постараюсь как-нибудь непременно воспользоваться, когда буду свободен от дел… Пока что слишком много времени уходит, чтобы Империя оставалась тем самым отлаженным механизмом… В замке она в полной безопасности?

— Вы полагаете, я оставил бы ее там одну, существуй хоть малейшая опасность?

— И что она сейчас делает?

Сварог взглянул на часы:

— Скорее всего, уже отправилась гулять. Помните, я вам рассказывал про военно-морской санаторий, сохранившийся со времен до Шторма? Она как раз собиралась его осмотреть.

— Гуляет по Хелльстаду?.. — вырвалось у Канцлера едва ли не со стоном.

В глазах у его стояло нечто такое, что Сварог в который раз убедился: Яна была права, подсознательный страх перед Хелльстадом прочно засел тут в головах. Даже Канцлер побледнел чуточку…

— Успокойтесь, Канцлер, — сказал он насколько мог убедительнее. — Она отправилась туда в замке.

— Но ведь она выйдет… Будет ходить там, осматривать здания…

— Я принял все возможные меры, — сказал Сварог. — Ей в тех местах абсолютно ничего не грозит, но все равно, охрану я к ней приставил сильную. Вы и представить не можете, как надежно ее охраняют…

Он нисколечко не преувеличивал: Золотой Кот в роли гида, шесть гармов, не отступающих ни на шаг, полдюжины Золотых Филинов несут стражу в воздухе, а для вящей надежности уардах в двухстах над всеми парит Золотой Дракон. При малейшем намеке на опасность земля будет гореть на лигу вокруг, не говоря уж о том, что способна натворить полудюжина разъяренных гармов…

— Честное слово, Канцлер, она в полной безопасности, — твердо сказал Сварог.

— Вашими бы устами… — проворчал Канцлер. — Ладно, поговорим о делах… О самых серьезных…

При всем уважении к Канцлеру Сварог не удержался от матерного выражения в его адрес — мысленно, конечно. Явился разговаривать о самых серьезных делах, с них и надо было начинать, а не лекции читать насчет морали и правил хорошего тона…

— Вы, наверное, согласитесь, что самую большую опасность для нас представляют токереты? — спросил Канцлер. — Собственно, не для нас— для Харума. Но, и в этом ничего хорошего. Особенно если учесть, что они, тут двух мнений быть не может, стали дружить с Горротом — а что творится в Горроте и кто там засел, мы до сих пор понятия не имеем…

— Вы не исключаете, что Ледяной Доктор все же остался жив?

— Исключаю, — сказал Канцлер. — Категорически. Труп был исследован всеми возможными методами и опознан.

— Но должны были быть помощники, ассистенты, лаборанты, не знаю, кто там еще…

— В свое время они все погибли, — сказала Канцлер. — В архивах восьмого департамента есть все материалы, изучите… Итак, токереты… В нынешнем своем виде они представляют опасность только для жителей земли. А вот что они намерены делать дальше… Не зря же в том документе упоминается проект "Нормальный размер".

— Вот именно, — сказал Сварог. — Ребятки, я сам убедился, агрессивные до предела. А значит, на уме у их всякие пошлости: обрести нормальные размеры, выбраться-наверх и начать захватывать все, что удастся…

— Очень похоже.

— Я абсолютно не разбираюсь в таких делах… — сказал Сварог. — Уменьшить человека можно, я на своей шкуре убедился, когда меня сбросили в ту чертову детскую игрушку… А вот увеличить? Есть какие-нибудь технические возможности? Технологические приемы?

— Давным-давно, — сказал Канцлер. — У нас. Правда, никто до сих пор не занимался увеличением человека, потому что это, собственно говоря, ни к чему. Ну, зачем? Когда открыли этот эффект, ученые какое-то время забавлялись, увеличивая мышек до размеров быка… ну, и тому подобное. Очень быстро им это надоело, и работы прекратились. С неодушевленными предметами они продолжаются до сих пор: так создаются летательные аппараты, замки, в общем, многое. Так рациональнее. Понимаете? Если изготовить самым искусным образом, допустим, замок и увеличить его с помощью генераторов, экономия энергии составит процентов сорок.

— И, попади к ним в руки эти технологии, они смогут точно так же увеличить свои подводные лодки?

— Вполне возможно. И еще какое-нибудь оружие, о котором мы пока не знаем, — Канцлер усмехнулся. — И все мы здесь понимаем, в чем для них состоит главное препятствие. Энергия. Эти процессы требуют громадного расхода энергии. Мы у себя располагаем установками для получения энергии. Они — вряд ли. И мы ни разу не засекли работу чужих накопительных установок. Это внушает некоторый оптимизм.

— И в Горроте тоже не засекли?

Канцлер бросил на него быстрый взгляд:

— Вы же прекрасно знаете, что в Горроте мы ничего не в состоянии засечь… — его лицо стало жестким. — Вы полагаете, что в Горроте…

— Ничего я не предполагаю, — сказал Сварог. — По недостатку информации. Гадать можно как угодно, но до истины все равно пока докопаться невозможно…

— А у себя? — сказал Канцлер, не сводя с него пристального взгляда. — Вы их так и не нашли?

— Ищем день и ночь, — сказал Сварог. — Есть там у меня устройства… В конце концов, огромная подземная пещера — не иголка. Найдем, я распорядился в первую очередь искать возле Итела, пещера наверняка примыкает к Ителу, иначе они вряд ли смогли бы выпускать в реку свои подводные лодки… Работаем крайне деликатно, чтобы не спугнуть их, мало ли что от них можно ожидать… — он невесело усмехнулся. — Это оружие ларов в Хелльстаде не работает, а вот насчет токеретов, боюсь, обстоит совершенно иначе. Я своими глазами видел, как их вертолеты лупили из пулеметов — а у них есть кое-что и почище пулеметов… Если они решат вылезти и пойти на меня войной, мне, честно говоря, придется туго. Мне-то воевать практически нечем.

— А что, ваш предшественник не озаботился оружием? — небрежно спросил Канцлер.

Слишком небрежно…

— То-то и оно, что нет, — сказал Сварог самым естественным тоном. — Полное впечатление, что они его совершенно не заботили, обе стороны держали нейтралитет. Так что мне нужно быть очень осторожным…

Трудно сказать, поверил ему Канцлер или нет.

— Ну, и на земле есть кое-какие следы, — сказал Сварог. — Я ведь приготовил вам в свое время обстоятельный доклад и, честное слово, ничего не утаил…

— Да, чтение интересное, — кивнул Канцлер. — Сотни полторы лет назад их обнаружили, пытались даже захватить лодку — с их-то скудным арсеналом средств… Мы конечно, пустим в ход что-то более действенное, — он положил перед Сварогом большой белый конверт с эмблемой высшей секретности. — Почитайте потом, вам положено по должности… Я решил создать новое подразделение — Морскую бригаду. Центр управления, орбитальные станции слежения за морскими глубинами, такие же станции на дне, кроме того, примерно двести боевых машин, идеально приспособленных для уничтожения подводных лодок. Примерно десять процентов — с экипажами, остальные — боевые автоматы. Максимум через десять дней мы будем всем этимрасполагать… — он опустил голову, поморщился. — И вот здесь возникает не вполне приятная коллизия… Я в сложном положении. Императрица желает поручить командование бригадой вам… а я, простите, полагаю, что вы и без того загружены самыми разными делами. Поймите меня правильно. Я вовсе не имею ничего против вас. Я вам доверяю. Но если вспомнить, сколько вы уже на себя взвалили…

— Все правильно, — сказал Сварог, ничуть не кривя душой. — Двести боевых машин, система станций слежения… Нет уж, еще и это я просто не потяну.

— Рад, что вы это понимаете, — сказал Канцлер с некоторым облегчением. — Есть отличная кандидатура — маркиз Оклер, лейтенант Серебряной бригады. Очень перспективный офицер…

— Я его немного знаю, — сказал Сварог. — Толковый малый.

— Тем лучше. Значит, сработаетесь. Я хочу, чтобы вы с ним работали в самом тесном сотрудничестве. И я надеюсь…

— Я постараюсь уговорить императрицу, — сказал Сварог. — В конце концов, шея у меня не железная, я не могу волочь столько…

Наступила какая-то неловкая пауза — скорее всего, это было единственное дело, с которым пришел Канцлер. Но поскольку он так и сидел в кресле, Сварог тоже не вставал и не задавал вопросов. Субординация как-никак.

Канцлер вдруг поднял голову, и на его лице вновь появилось что-то вроде тревоги:

— Я надеюсь, вы обеспечите ей в Хелльстаде полную безопасность. Как у вас в Балонге?

— Полный порядок, — сказал Сварог. — Заговорщики переловлены все до одного, все спокойно…

Он не стал пока что рассказывать Канцлеру о черном камне-компьютере — не собирался скрывать вообще, просто-напросто рано. Посмотрим, не удастся ли что-нибудь сделать собственными силами, а уж потом…

— Канцлер, я бы хотел задать еще один вопрос… — сказал Сварог. — Вы сами согласились, что я занимаю довольно высокое положение: восьмой департамент, девятый стол… И тем не менее есть вещи, которых я до сих пор не знаю. А мне их, думаю, полагалось бы знать. В конце концов, это касается и меня, как земного короля… Что это за люди — Вингельт с компанией? Вы не считаете, что мне нужно знать такие вещи? В архивах восьмого департамента я о них ничего не нашел.

Канцлер поморщился, словно бы досадливо, долго молчал.

— Ну, хорошо. В конце концов… — сказал он нехотя, — есть в архивах материалы, есть. Просто вы не знали, что речь идет именно об этой компании… "Дело о хитрых мастерах" — так это именуется. Неужели не попадалось на глаза?

— Что-то такое припоминаю, — сказал Сварог. — Очень тощая папочка. Циркуляры о выявлении необычных технических средств, каким согласно уровню земной науки и техники вроде бы и появляться не должно. И дюжины две рапортов — в большинстве своем проистекающих от излишнего служебного рвения. Единственный из них толковый касается Тагарона с его винтом…

— Это о них, — отводя взгляд, сказал Канцлер. — Именно так их и зашифровали, ради пущей конспирации. Черной магии там нет, ни следа. Так что, если подумать, название полностью отвечает ситуации. Хитромудрые мастера…

— Кто они? — спросил Сварог.

Канцлер выбрался из-за стола и, заложив руки за спину, прошелся по комнате наискосок. Лицо у него было хмурое и озабоченное, и Сварог стал уже подозревать, что не дождется ответа… Ну, что же, вернуться в Хелльстад и пошарить по кое-каким базам данных, коли уж начал…

Вернувшись к столу, Канцлер уселся и снова помолчал, с тем же хмурым видом, чуть ссутулившись.

— Это лары, — сказал он наконец тусклым, усталым голосом. — Это самые настоящие лары, среди них есть даже парочка моих дальних родственников, — он упорно не встречался со Сварогом взглядом. — Видите ли, когда случилась Вьюга… в обществе начались очень оживленные дискуссии по поводу будущих путей развития. Большинство придерживалось консервативной точки зрения — окончательно уйти за облака и вести именно такой образ жизни, который вы сейчас наблюдаете. Мы сами по себе, земля сама по себе… ну разумеется, под надлежащим присмотром и контролем. Нашлось еще и меньшинство, предлагавшее прямо противоположное: остаться на земле и поднимать ее развитие до нашего уровня. Как вы, должно быть, догадываетесь, меньшинство проиграло. Время было тяжелое и сложное, накал дискуссий крайне жарким… — он поднял голову, криво улыбнулся: — Нет, не подумайте, никакой схватки, гражданской войны, хотя иные горячие головы и готовы были схватиться за оружие… Разойтись, удалось, в принципе мирно. Мы ушли за облака, а они остались внизу. Конечно, прихватив с собой немало техники и неплохую электронную библиотеку… Было их всего-то человек пятьсот…

— И что потом? — тихо спросил Сварог.

Канцлер бледно улыбнулся:

— А ничего, собственно. Они пропали. Была еще парочка бурных лет, всем стало не до них, когда все немного успокоилось, их стали искать — и не нашли. Нет, они не погибли — они просто растворились в безвестности. Мы наблюдали очень внимательно, но они никак не проявляли себя. Даже и не пытались, согласно своим прежним убеждениям, "поднимать" землю на новый уровень прогресса, — взгляд у Канцлера был жесткий, холодный. — Видимо, поняли, что мы без труда сможем этому помешать. С тех пор ситуация так и осталась без изменений: мы так и не смогли никогда задержать ни одного из них, но мы знаем, что они где-то там, — он ткнул пальцем в пол. — Что где-то есть лаборатории, что они занимаются чем-то своим, их наука пошла в ином направлении, нежели наша. Они ни разу не пытались что-либо против нас предпринять. Они просто укрываются где-то мастерски и занимаются своими делами.

— Причем иногда даже помогают, как в случае с Багряной Звездой?

— Они помогли Талару, а не нам, — сказал Канцлер. — Мы их вообще больше не интересуем. Они считают наш путь развития тупиковым… а я считаю то же самое касательно их. Подумайте сами: что они могут сделать и что изменить? Были паникеры, считавшие, что они копят оружие и собираются в один прекрасный день развязать против нас войну… но прошло тысячи полторы лет, и эти прогнозы не подтвердились. Так что ситуация… не знаю даже, как ее и охарактеризовать. Они сами по себе, мы сами по себе. Судя по тому, что вы рассказывали, они располагают крайне интересными вещичками… Но никого из них так и не удалось взять.

— А почему бы их просто не оставить в покое? — спросил Сварог.

Канцлер рассмеялся коротко, трескуче.

— Очень пикантно слышать это от вас, король Сварог… — произнес он, не скрывая насмешки. — Особенно после того, как вы едва вернувшись из Каталауна с останками Багряной Звезды, собрали всех ваших руководителей тайных полиций и разведок и велели ловить людей из компании господина Вингельта, приложив все мыслимые усилия… Кстати, составленные вашими сыщиками циркуляры почти слово в слово повторяют те, из "Дела хитрых мастеров"… Не подскажете ли, какие у вас были мотивы?

Сварог смущенно улыбнувшись — уел, уел! — пожал плечами:

— Ну как вам сказать… Когда в твоем королевстве вдруг обнаруживается тайное общество с непонятными целями, причем обладающее нешуточной силой, поневоле встревожишься. Пусть даже они никак себя не проявили и ничего вроде бы не готовят…

— Все правильно, — кивнул Канцлер. — Вполне разумная предосторожность. Именно так рассуждали и мы. Силы нешуточные, цели абсолютно неизвестны…

— Во всяком случае, ясно одно, — сказал Сварог. — Они никак не связаны с Горротом. Иначе ни за что не прятали бы настоящего Стахора.

— Логично… Но этого слишком мало.

— А вы не пытались как-то наладить переговоры, поискать компромисс…

— Они не пытались, — сказал Канцлер. — А мы попросту не знаем, где их искать. На Древние Дороги мы до сих пор не можем попасть… — его лицо исказилось самым настоящим охотничьим азартом. — Ничего бы я так не хотел, как поймать одного из них. Даже не допрашивать, а просто поговорить…

У Сварога, откровенно говоря, было такое же желание. И, провожая Канцлера до дверей согласно этикету, он вдруг подумал о самой простой возможности, про какую просто-напросто запамятовал за грудой дел. А ведь из этого могло бы что-то получиться, не такая уж глупая идея…

Глава VI Похвастаться нечем

Глядя вслед степенно удалявшемуся Канцлеру, он увидел, как из кресла торопливо выскочил Элкон, наверняка дожидавшийся достаточно долго. В руке у него был небольшой и плоский пластмассовый пакет, в каких здесь держали здешние флэшки. Сварог закрыл за ним дверь, успев мимоходом кинуть секретарю:

— Меня — ни для кого, разве что по Белой Тревоге…

Элкон, не теряя времени, отрыл коробочку и выложил на стол четыре "спички" — белых, величиной с мизинец и синими круглыми головками. Одну тут же отложил в сторонку:

— Это — по "черному камню"…

Лицо у него было не радостное и не унылое — скорее уж юный соратник имел вид человека, пребывавшего в тягостных раздумьях. Сварог старался как можно реже устраивать настоящие разносы своему юному воинству и повышать на них голос, но на сей раз все же спросил достаточно жестко:

— Почему в электронном виде? Я же приказывал все материалы сделать исключительно в бумаге. Чтобы попали к Канцлеру чуть попозже…

Без малейших признаков смущения или раскаяния Элкон ответил:

— А они уже давным-давно попали к Канцлеру. Еще до нас. Это не первый такой камешек…

— Ну, тогда садитесь и докладывайте, — сказал Сварог. — Сначала о нашем.

Он чуть отодвинулся, и Элкон уселся за соседний стул перед компьютером. Вложил "спичку" в отверстие наверху синего конуса, пробежался по клавишам. Сварог присмотрелся. Довольно длинный текст, чье окончание уходило за нижний обрез экрана, показался ему китайской грамотой: сплошь химические формулы, непонятные значки, цифры, графики… И так — до самого конца, где стояла подпись одного из переманенных им у Магистериума ученых.

— Ничего не понимаю, — сказал он раздраженно. — Вы не додумались сделать какой-нибудь перевод?

— Я просто-напросто старательно запомнил все, что мне объяснили, — сказал Элкон. — Если совсем коротко, командир — это камень. Самый обыкновенный камень, на роль компьютера подходящий не больше, чем эта вот ваша пепельница. Сохраняет линии магнитного поля, но сам магнитным полем не обладает. Ярко выраженная кристаллическая структура додекаэдрического типа. Вот тут, дальше, длинный список свойств. В реакцию с большинством химических соединений не вступает, разве что серная и соляная кислоты действуют на него разрушительно…

— Вы что, кислотой на него капали? — спросил Сварог. — Я же приказывал — не портить!

— Командир, дослушайте до конца, — сказал Элкон уверенно. — Все опыты на разрушение давным-давно проделывали с другим камнем, я просто считаю: если наш остальным полностью соответствует по составу, по всем параметрам, значит, и воздействиям подвергается тем же… Логично?

— Логично, — проворчал Сварог.

— В общем, это просто камень. Каким образом он в состоянии выступать в роли компьютера, никому и в этот раз непонятно. И тем не менее, как вы инструктировали, я после всех исследований и анализов дал его патрицию. У него в руках он вновь заработал как ни в чем не бывало…

— А что там с другими?

— До сих пор в руки восьмого департамента попали шесть, — сказал Элкон. — Пять были захвачены полтора года назад в одном из притонов ронерской "Черной благодати" — правда, все, кто там был, успели ускользнуть, и Гаудину досталась лишь пара сундучков с разнообразными предметами.

Если не считать камней, ничего нового там не оказалось — неплохой набор их "черных талисманов" и прочих меченых черной магией штучек. Но в том-то и дело, что камни не несли на себе ни малейшего следа черной магии. Их тогда же самым тщательным образом исследовали. Тогда еще никто не знал, что это компьютеры. Их по окончании следствия положили в архив "текущих загадок" — ну, тот, куда складывают незакрытые дела в надежде, что позже по ним прибавится информации… А полгода назад ронерский фрегат захватил "Пьяного осьминога" капитана Латра. Был такой пират, не особенно и уважаемый в своей среде — за то, что баловал с черной магией, плавал на Диори к тем местам, что имеют очень уж скверную репутацию, даже пытался искать Черную корону. Вы лучше меня знаете: "приличные" джентльмены удачи таких забав не любят.

— Да уж… — кивнул Сварог.

— Капитан погиб при абордаже, но примерно половина команды попала в плен. В капитанской каюте камень и нашли. Потом, когда их привезли на берег, в Морское бюро, стали вдумчиво допрашивать, и боцман, и кок показали интересные вещи. По их словам, камень этот подарил капитану какой-то морской дух. Оба пару раз видели, как капитан клал на камень руку, и тогда на столе вспыхивали как бы заключенные в прямоугольник ряды букв и непонятных значков. А над столом загоралась вроде бы карта, на которой были помечены разные корабли: иногда военные, но чаще всего — интересные купцы с ценным грузом. Оба клялись, что так и было — и уверяли, что пользоваться этой штукой мог только капитан, в руках кого бы то ни было постороннего она оставалась простым камнем… По-моему, это как две капли воды напоминает компьютер патриция, а? Ну вот… Потом камень через людей Гаудина в Морском бюро попал в Восьмой департамент и был признан аналогичным тем пяти. И после исследований — по сути, повторивших прежние — положен в тот же архив. Так что наш магистр ничуть не удивился, увидев этот камешек, скорее уж, скучающе пожал плечами: ну вот, еще один… Правда, у нас было большое преимущество перед предшественниками: у нас имелся человек, способный с компьютером работать. Так что эксперты заставили патриция работать, а сами окружили его разнообразнейшей аппаратурой…

Сварог невесело усмехнулся:

— Я подозреваю по вашему унылому лицу, что и эти исследования закончились ничем?

— Ну да, — мрачно кивнул Элкон. — Аппаратура ничего не зафиксировала. Ни малейшего присутствия каких бы то ни было известных науке излучений. Никто не понимает, почему эта штука работает, и никто не понимает, как. А в заключение — еще один интересный момент. Это не наш камень, не таларский. На Таларе просто-напросто не существует таких минералов. Что определили еще в первый раз, с той пятеркой. По той же методике был проверен и камень капитана Ланта, и наш. Проверить это было предельно просто: всего-навсего запросить архив департамента геологии канцелярии земных дел. На Таларе такого минерала нет… то есть он, быть может, и таится в каких-то неоткрытых залежах, но научному миру пока что не попадался.

— А другие планеты?

— Все поочередно, кто занимался камнями, приходили к тем же выводам и запрашивали соответствующие архивы, — сказал Элкон с видом отличника, прекрасно вызубрившего урок. — Ничего не нашли.

— Метеорит? — вслух предположил Сварог.

— Выдвигали и такую версию. Только доказательств никаких. Боюсь, командир, нам придется точно так же отложить дело в соответствующий архив…

— Пожалуй, — мрачно согласился Сварог. — Только сначала составьте донесение Канцлеру… Не представляю, что тут еще можно сделать, — он посмотрел на остальные "спички": — А здесь у вас что?

Элкон чуточку замялся:

— Помните… Вы как-то приказали мне, как следует пошарить в архивах и поискать что-нибудь странное, касающееся Горрота? Что-то, выбивавшееся бы из обычного хода вещей? Вы тогда особо подчеркнули: какую бы глупость я ни обнаружил, смеяться вы не будете. Лишь бы это было что-то странное…

— Прекрасно помню, — сказал Сварог. — Уговор в силе. Когда дело касается Горрота, мне абсолютно не до смеха… Откопали что-то?

— Не пойму, то ли странность, то ли несуразность… — он извлек "спичку" и вставил новую. — В отличие от предшествующей истории с камнями, эти бумаги списаны в "мертвый" архив, в ту его часть, что на жаргоне именуется "мусорный ящик". Знаете такую?

— Успел ознакомиться, — сказал Сварог.

— Ну вот… В восьмом департаменте не пропадает ни одна бумажка, то есть ни один файл, но "мусорная корзина" — это гроб. Сто против одного, что эти документы никогда не будут извлечены. Я бы тоже внимания не обратил, но я настроил поиск на "Горрот, события ближайших пяти лет". Там не было ровным счетом ничего интересного, в той куче, что на меня свалилась, но вот это… Как-то все чуточку неправильно…

Сварог ощутил легонький охотничий азарт:

— Знаете, Элкон… Вот лично я верю в чутье. Поскольку не раз случалось, что оно меня не подводило. Может, и у вас что-то такое сработало? Пора бы. У человека на нашей службе рано или поздно должно появляться чутье, иначе грош ему цена… Показывайте, что там у вас.

Элкон не без запинки начал:

— Четыре года назад по приказу Стахора в Горроте начались грандиозные работы по установке новых межевых столбов и пограничных знаков. Охватившие все королевство. Автор донесения чуточку недоумевал, зачем все это затеяно: по его сведениям, старые межевые столбы были, в общем, в приличном состоянии и заменять большинство из них не было особенной нужды. Правда, они были самых разных видов и возрастов: от относительно новых до совсем старинных, поставленных пару сотен лет назад. Теперь и межевые столбы, и пограничные знаки заменяли на единый образец. Вот, посмотрите изображение. Как горошины из одного стручка.

— Объяснения какие-нибудь ходили?

— Широко ходили слухи, что это очередной каприз короля. Что Стахор намерен привести дороги своего королевства в единообразный, унифицированный вид. Никто не стал этому особо удивляться: в свое время у иных королей случались причуды и гораздо более странные. А здесь, как-никак, практическая польза…

— Не вижу пока ничего странного, — сказал Сварог.

— А оно все же есть, как решил в конце концов наш резидент, — сказал Элкон. — Сами посмотрите. Алые точки — это столбы и знаки. Тонкие голубые линии — большие тракты. Посмотрите, подумайте…

Он зажег контурную карту Горрота, усеянную помянутыми алыми точками и тонкими голубыми линиями. Масштаб он выбрал не особенно большой, и точки сливались в сплошные алые линии, больше всего напоминавшие паутину: центр был в Акобаре, от него к границам расходились иногда прямые, иногда не особенно линии, соединенные поперечными.

В первый момент Сварог не увидел ничего необычного.

— Ну и что? — пожал он плечами.

— Я тоже не усмотрел сначала ничего странного, командир, — сказал Элкон. — А потом стал читать донесение дальше. По примеру его автора добавил на карте море и горы… А теперь? Так-таки ничего странного?

— А вот теперь странного хоть отбавляй… — сказал Сварог, присмотревшись.

Во-первых, столбы и знаки практически полностью очерчивали границы Акобара: цепочки знаков тянулись вдоль морского берега непрерывной линией, проходили по горам, по диким местам, где пограничных знаков не меняют лет по пятьсот, а иногда и не ставят вообще. Во-вторых, алые ниточки межевых столбов пересекали горы, практически не петляя, даже там, где больших дорог отроду не имелось. В-третьих, пара-тройка обозначенных светло-синим больших трактов оказалась полностью лишена алых точек…

— Вы поняли, командир?

— Начинаю кое-что соображать, — сказал Сварог. — Когда-то пограничные знаки выставляли сплошной цепочкой вдоль всего побережья? Кстати, на каком расстоянии друг от друга?

— Как обычно и полагается — две лиги.

— Да черт возьми! — сказал Сварог. — На морском побережье никто и никогда не выставлял пограничных знаков, что-то я среди известных самодуров ни одного не припомню… И посмотрите, как они идут по горам напрямик там, где дорог, собственно, и нет… А вот тут и вот тут — знаю я эти тракты — межевые столбы просто необходимы, но их нет…

— Там оставлены старые.

— Это ж сколько труда нужно было вбухать…

— Работали восемь месяцев, — сказал Элкон. — С предельным напряжением сил. И, вот что интересно, совершенно непонятно, из каких источников эта стройка финансировалась. По подсчетам резидента, она должна была поглотить не менее трети годового бюджета государства, но изъятия таких сумм из казны не зафиксировано… впрочем, как и из личных королевских средств. Словно пришел неизвестный благодетель, располагавший неограниченными средствами, и все оплатил… В общем, резидент высказал заключительное мнение, звучавшее примерно так: по его убеждению, коли уж часть больших трактов осталась без новых столбов, которые просто обязаны там быть — главные дороги королевства, где и заботиться о престиже, как не там? — коли уж с точки зрения нормального землемера и строителя дорог — эти столбы в горах, в глухих местах выглядят совершенно ненужными, коли уж пограничные знаки вдоль моря и опять-таки непроходимых гор смотрятся совершенным идиотством — дело заслуживает самого пристального рассмотрения. Очень уж это не похоже на весьма неглупого короля Стахора, никогда не позволявшего себе раньше такого самодурства, да еще с подобным размахом… Одним словом, он требовал детального расследования.

— Его провели? — спросил Сварог.

Элкон печально усмехнулся:

— Посмотрите резолюцию начальника отдала, командир…

Сварог прочел вслух:

"У меня создалось впечатление, что нашему любезному лорду Раутару скучновато в Горроте, и он никак не может подобрать себе настоящего дела. Стоит подумать, чтобы использовать его таланты где-нибудь в другом месте…"

— Постойте… — сказал Сварог. — Лорд Раутар… Тот самый?

— Именно, командир. Так уж вышло, что у него сложились неприязненные отношения с начальником отдела… Короче говоря, бумага не получила хода. Раутара перевели в Снольдер, с понижением. Позже ему все-таки удалось вернуться в Горрот, уже рядовым агентом… но вы лучше меня знаете, что с ним произошло.

— Да, — бесстрастно сказал Сварог. — Гораздо лучше…

Четыре года назад, подумал он. На троне тогда еще преспокойно сидел настоящий Стахор. Это запутывает интригу, а? Те, в домике на обочине Древней Дороги, несомненно, настоящие Стахор и Эгле… Что творится? Неизвестно кем оплаченный грандиозный труд в масштабах всего королевства, столбы и знаки, которые далеко не везде отвечают своему истинному предназначению, а примерно в половине случаев попросту не нужны…

— Когда полностью завершилось строительство? — спросил он.

— Вот тут есть точная дата, — сказал Элкон. — Король устроил праздник, раздавал награды и пожалования…

— А через сколько времени после этого территория Горрота стала непроницаемой для наших средств наблюдения?

Элкон долго смотрел на него, по-детски разинув рот. И наконец выдохнул:

— Командир, вы гений…

— Услышу еще раз что-нибудь подобное — уволю, — хмуро сказал Сварог. — Никакой я не гений. Просто не верю в совпадения. Воздвигнута предельно странная сеть межевых столбов и пограничных знаков, а вскоре… Так через сколько времени?

— Через две недели.

— А еще через несколько месяцев королю с королевой чудом удается бежать, их место занимают подменыши и начинается черте что…

— Но ведь все возводилось еще при настоящем Стахоре?

— Быстро соображаете, Элкон, — сказал Сварог. — Конечно, при настоящем. Вот этого я пока что понять не в состоянии, тут своя загадка, и до нее еще докапываться… Но что касается знаков… Посмотрите, какая аккуратная паутина, в ней даже регулярность какая-то чувствуется…

— Защитная система? Излучатели?

— Вот уж наверняка что-то вроде, — сказал Сварог.

— Но наши системы не зафиксировали никакого излучения…

— Элкон… — поморщился Сварог. — Вы что, мало странностей видели за последнее время? А камушки-компьютеры, чье присутствие не фиксируется? А компьютер Бетты? Вот, кстати, нужно наконец заняться Беттой… А все остальное?

Он вспомнил летающую машину Вингельта, которую не засекли следящие за небом станции ларов. Тот же самый принцип. Который и в Хелльстаде себя прекрасно проявляет, кстати: там тоже ни капли магии, там, как поведал Золотой Кот, какие-то устройства по периметру Хелльстада, обеспечивающие и неуязвимость, и защиту от любопытных глаз и ушей… Установленные покойным королем еще в самые первые годы, когда он обустраивал свое хозяйство от любого постороннего вторжения.

Элкон нахохлился над столом. Хлопнув его по плечу, Сварог сказал наигранно бодро:

— Ну, что вы пригорюнились, господин лейтенант гвардии? Ничего жуткого не происходит. Это не дьявол, потому что дьявол, как меня заверяли монахи, никогда не делает ошибок. Это люди. Люди, не подумавшие, что эта странность может однажды кому-нибудь броситься в глаза. И какие-то другие технологии, только и всего.

— Да я ничего такого и не говорю… — сказал Элкон, подняв голову, браво выпрямившись, вообще стараясь смотреться соколом в глазах отца-командира. — Я вообще-то в дьявола не верю…

— А вот это вы зря, — сказал Сварог. — Я, например, с ним сталкивался нос к носу… После чего сомневаться в его существовании никак не могу, — перехватив вспыхнувший любопытством взгляд Элкона, он покачал головой: — Нет, как-нибудь потом, не до того. Давайте подумаем, что мы можем сделать… и можем ли мы на данном этапе что-то сделать…

Как уже не впервые случалось, он усмехнулся про себя, бросив взгляд на верного сотрудника. Элкон даже чуточку переминался на месте — ну да, не терпелось юному графу вскочить в седло, вонзить шпоры в бока горячего жеребца и нестись во весь опор, размахивая шпагой. Конечно, это уже не "детский сад", каким в первые недели безусловно были его юные сподвижники. Элкон и на войне побывал, и серьезными делами занимался, но все равно, много времени понадобится, чтобы воспитать его как следует…

— Сядьте, Элкон, — усмехнулся он и уселся первым, подавая пример. — Сделать мы, собственно, не можем ничего. Можно было бы, конечно, подкатить пушку и шарахнуть научного любопытства ради по одному из пограничных знаков — а ну-ка, что с ним будет? Если это и правда один из множества излучателей некоей системы, он наверняка не каменный, а из какой-нибудь синтетики… Но… Во-первых, иная синтетика бывает тверже камня, а во-вторых, мы им покажем, что знаем. А вот этого никак нельзя. Мы не знаем о них ничегошеньки. Мы, в конце концов, даже не можем быть уверенными, что это система излучателей — хотя эта версия многое объясняет, в частности, их полную закрытость от наших средств наблюдения…

— Наши наблюдательные системы ни разу не фиксировали какого бы то ни было излучения, исходившего от этих столбов.

— Ну, здесь снова две версии, — сказал Сварог. — Может быть, никакого излучения нет. А может, они работают на других технологиях, и у нас просто нет аппаратуры, способной что-то засечь. Наукой у нас, считая антланцев, занимаются всего-то человек триста. А этого, по-моему, маловато, чтобы изучать все. Даже располагая мощными компьютерами. Могут быть целые направления тех или иных наук, мимо которых мы просто-напросто прошли — при таком-то малолюдье. Или я рассуждаю, как невежда?

— Ну что вы, командир, — сказал Элкон. — В точности такие разговоры мне приходилось слышать и в самом Магистериуме. Кое-кто откровенно печалится, что не в состоянии объять необъятное. Самый лучший компьютер сам по себе научных открытий совершать не может…

— Хорошо, — сказал Сварог. — Давайте в качестве рабочей версии считать, что это и в самом деле система защиты. Она заставила наблюдателей ослепнуть и оглохнуть, она сбрасывает с небес любые наши летательные аппараты… а может, способна еще на какие-нибудь пакости. Очень уж много странностей и нехороших совпадений с ней связано… Допустим. Система. Ну и что? Мы понятия не имеем, кто там ею управляет и чем он еще располагает. И потому будем пока старательно притворяться, что ничего не замечаем…

— Вы будете докладывать Канцлеру?

— Чуть погодя, — сказал Сварог. — Думается мне, Канцлер придет к тем же выводам, что и мы сейчас, к чему тогда торопиться? У меня пока что есть одна идея… Сколько раз вы у меня просили разрешения тихонечко пошарить по архивам Кабинета Канцлера? Раз десять?

— Да уж не меньше, — ухмыльнулся Элкон. — Хотите сказать, что на этот раз…

— Ну что вы, Элкон, — сказал Сварог, ухмыляясь не без цинизма. — Запрет остается в силе. Что там у нас сказано в Кодексе о компьютерной сети Империи? Помните наизусть?

— Конечно, — сказал Элкон. — Вы, простите, мне столько раз повторяли… Любому лару запрещено с помощью компьютерной сети Империи вторгаться в архивы Кабинета Императрицы, Кабинета Канцлера и в отдельные области имперских учреждений, точный список которых приводится…

Сварог ухмыльнулся очень уж цинично:

— Ключевые слова здесь — "компьютерная сеть Империи". Но Кодекс ни словечком не запрещает вторгаться в данные архивы с помощью других сетей. Исключительно потому, что не подозревают об их существовании, но какая разница? Мы не нарушаем закон, мы просто его обходим, пользуясь его несовершенством, а это совсем другое дело, вам не кажется?

— Другие сети… — повторил Элкон. И вдруг его лицо форменным образом озарилось: — Командир, неужели у вас в Хелльстаде…

— Полетели, — сказал Сварог, вставая. — Сюрпризы гарантированы.

…Искусно маневрируя алыми крыльями, Сварог описывал полукруг у массива Гун-Деми-Тенгри, держась на приличном расстоянии. Конечно, роботы не умеют врать и лишены коварства, но лишняя осторожность не помешает.

Не обнаружив никакой опасности, он решился и летел теперь буквально в сотне уардов — мимо голых бурых скал, мимо поросших густыми зелеными лесами отлогих склонов и горизонтальных плато. И опять-таки не чувствовал магии — ни черной, ни любой другой. Теоретически рассуждая, здесь не должно обитать никаких таких существ, превосходящих в магии и иных умениях покойного создателя этого мира. Это он, как-никак здесь все придумал и устроил… ну, почти все. Вот только практика иногда расходится с теорией… Ага!

Он повис в воздухе в позе спокойно стоящего человека. Крылья едва заметно трепетали.

Уардах в трехстах впереди и чуть пониже тянулось очередное плато, исполинским уступом выдававшееся над пропастью, примыкавшее другим краем к основанию высоченного ледяного пика — обширное, почти прямоугольных очертаний. Примерно две трети его заросли густым лесом, опять-таки из знакомых и за пределами Хелльстада деревьев. Ничего экзотического. Весьма даже напоминает каталаунские леса…

А над самым обрывом, отгороженный от него широкой галереей с шеренгой фонарей, стоял дом. Не особенно и большой, но и не маленький, чем-то неуловимо напоминавший старинные замки Талара и Земли — высокие крутые крыши с затейливыми флюгерами, декоративные башенки, выступающие эркеры, светло-коричневая черепица, светло-желтые кирпичные стены, уходящие в чащобу дорожки, вымощенные разноцветными камешками, образовывавшими красивые узоры. Возле балюстрады — с дюжину легких шезлонгов, установленных так, чтобы те, кто в них сядет, могли любоваться пейзажем. Вид отсюда, конечно, открывается великолепный, на многие десятки лиг, не хуже, чем из "Орлиного гнезда" Фаларена…

Чем дольше Сварог наблюдал, тем больше убеждался, что меж этим зданием и военно-морским санаторием найдется немало общего. То же сочетание цветов, и крыш, и стен, разве что чуточку иных оттенков, некое неуловимое сходство стиля, ну, а здешние и тамошние фонари словно вышли из одной мастерской ручной ковки…

Он решился. Медленно спустился вниз, пролетел над балюстрадой, встал на веранде, вымощенной треугольными плитками палевого цвета. Перехватил поудобнее Доран-ан-Тег, готовый в любой момент вертикально взмыть в небо на максимальной скорости. Как-никак ему в свое время уши прожужжали насчет Гун-Деми-Тенгри и обитающих там демонов… в точности как поколениям ларов о Хелльстаде, а?

Закругленная сверху дверь, представлявшая собой многоцветный витраж, неспешно распахнулась, вышли двое и стали спускаться по высокому крылечку с коваными изящными перилами, явно сработанными тем же мастером, что трудился над фонарями. Сварог подобрался, не трогаясь с места. Молодой человек и девушка, одетые во что-то вроде коротких туник почти одинакового фасона, опоясанные усыпанными самоцветами золотыми поясами. Открытые на всю длину ноги босы, юноша — темноволосый кудрявый красавчик, девушка — очаровательная блондинка с волосами чуть ли не до пояса. Никаких украшений, только у девушки над правым ухом что-то вроде золотого цвета ажурной плетенки с синими камнями. Они еще издали улыбались Сварогу обаятельно, открыто, дружелюбно. Он не спешил изображать в ответ улыбку в сорок четыре зуба. Эта очаровательная парочка, как давно научил жизненный опыт, могла оказаться кем угодно, не к ночи будь помянутыми…

И он врубил все свое умение. Нет, никаких личин, эти симпатичные молодые люди были именно тем, кем выглядели: беззаботной молодой парой в диковинных нарядах. Черной магии — ни дуновения. Запашок магии все же присутствует — но обычной, если можно так выразиться, бытовой, не выше той, какой обучены антланские слуги в небесных замках, с ее помощью расставляющие посуду на стол и чистящие фамильное серебро. Это не маги. И не лары. Просто молодые люди, владеющие кое-какой немудреной, бытовой магией.

Сварог расслабился чуточку — но не окончательно. Они остановились шагах в четырех, юноша поклонился, прижав ладонь к сердцу, девушка присела почти так же, как приседают во дворцах перед королями придворные дамы. Улыбнулась вовсе уж ослепительно. Судя по всему, такая раскованная резвушка — юноша еще стоял, таращась на Сварога то ли удивленно, то ли с толикой испуга, а она заговорила вполне непринужденно:

— Добрый день, ваше величество. Рады, что вы изволили навестить нашу скромную обитель. Вы ведь новый король Хелльстада, верно? Тот самый знаменитый Сварог Барг?

— Вы обо мне слышали? — вежливо, но настороженно спросил Сварог.

Она рассмеялась определенно кокетливо:

— Мы же не сидим здесь затворниками, государь, часто бываем в большом мире и знаем все его новости. Ну, а уж о вас нельзя не услышать с некоторых пор. Впрочем, мы впервые узнали о вас, когда стало известно, что в Хелльстаде новый король… Меня зовут Бирута, а это Уго. Он немного увалень, да к тому же оробел перед вашим величеством, ходят слухи, что вы суровы…

— Да ладно тебе… — пробормотал кудрявый Уго. — Вечно ты… Рад приветствовать, ваше величество. Как верные подданные вашего величества и в соответствии с традициями…

Он, похоже, запутался в приготовленной высокопарной фразе и смущенно замолчал. Бирута фыркнула:

— Я же говорила — увалень… Но, правда, ходят слухи, что вы крайне суровы…

— Только не с такими девушками, — сказал Сварог, ощущая некоторую непринужденность. — Кто это вам наговорил?

— Ну как же, во многих ваших королевствах и во дворцах тоже… — она сделала лукаво-испуганную гримаску. — Ваше величество, вы не разгневались на мой дерзкий язык? Он у меня, все говорят, без костей…

— Ну что вы, — сказал Сварог. — Таким девушкам обычно прощается очень и очень многое… кроме разве что черной магии и заговоров.

— Ну, тогда мне ничего не грозит, — сказала Бирута, мастерски изобразив, будто охолонула от лютого страха. — Черной магией я не владею, заговоры составлять не умею… Правда, другие говорят, что вы не так уж и суровы… Ваше величество, не угодно ли присесть? Правда, эти креслица…

Она шевельнула пальцами правой руки, и рядом со Сварогом возникла более обстоятельная мебель: не особенно массивное, изящное золоченое кресло.

— А вы? — спросил Сварог, оставаясь стоять.

Ее личико преисполнилось восторга, кажется, вполне не наигранного:

— Вы разрешаете сидеть в вашем присутствии?

— Конечно, — сказал Сварог. — Садитесь оба.

Она вновь шевельнула пальцами, и возникли еще два кресла. Буквально толкнув в одно из них молчаливого Уго, девушка грациозно опустилась во второе, закинула ногу на ногу — крайне эстетическое зрелище — улыбнулась:

— Не сочтите за лесть, ваше величество, но я сразу поняла, что вы — человек совсем иного склада. Хотя и не стоит дурно о покойниках, но покойный король не всегда… был образцом галантности.

Краешком глаза Сварог подметил, что на лице Уго мелькнула сердитая, чуть ли не злобная гримаса. С Фалареном у него явно были связаны не самые лучшие воспоминания.

— Вы здесь живете? — спросил он.

— Ну да, — безмятежно улыбнулась Бирута. — Все шестеро. Правда, Кай и Гиби сейчас в Ронеро, на маскараде, а Дигор с Альфиной отправились на Сильвану… Простите, ваше величество, никто не ожидал, что вы появитесь так неожиданно, иначе все остались бы дома вас приветствовать…

— Пустяки, — великодушно сказал Сварог. — Я просто… пролетал мимо и обратил внимание на ваш дом. Мне говорили, что здесь кто-то живет, но я спешил, не интересовался подробностями…

— Ну, разумеется, — серьезно кивнула она. — У вас столько важных дел, я наслышана…

— Столько, что у меня, собственно, и не хватало времени как следует изучить Хелльстад, — сказал Сварог чистую правду. — Вот, выбрал время… Значит, ваши друзья кто в Ронеро, кто на Сильване… И как вы это делаете?

— О, это просто! — беззаботно воскликнула Бирута. — Посмотрите во-он на ту скалу, ваше величество, ту, что с плоской верхушкой и колючим кустарником…

Сварог машинально повернул голову в ту сторону. Скала располагалась от него примерно в полулиге. В следующее мгновение рядом с высоким колючим кустом возникло яркое пятно. Это Бирута в своей диковинной тунике, при каждом движении переливавшейся всеми оттенками радуги, стояла там и махала ему рукой. Он оглянулся — напротив него сидел один Уго, казавшийся безучастным и скучающим, а кресло Бируты было пустым. Еще миг — и она возникла в нем, закинула ногу на ногу, безмятежно улыбнулась и просто сказала:

— Вот…

"Интересно, — подумал Сварог. — Лары так не умеют, Магистериум к такому только подбирается… который год подбирается".

— Мы умеем, — так же просто и непринужденно сказала Бирута. — Все.

— И на Сильвану — таким же образом?

Ее глаза озорно блеснули:

— Уго! Отправляйся-ка на Сильвану и привези его величеству какой-нибудь достойный подарок. Сам подумай, что придется королю по вкусу…

— Оружие, — сказал Сварог эксперимента ради. — У них там в Гургане делают замечательные кинжалы — черный узорчатый булат, рукоятка из яшмы…

— Уго, ты слышал? Только переодеться не забудь, а то вечно с тобой хлопоты… Ну, что нахохлился? Я кому сказала?!

Тяжко вздохнув, Уго выпрямился в кресле… и исчез. Выглядело это эффектно, что уж там.

— Ужасный копуша и лентяй, — сообщила Бирута. — К тому же у него сейчас какая-то неутоленная страсть в Латеране, он бродит унылый и печальный, натыкается на мебель… Без него как-то веселее, вы не находите, ваше величество?

— Пожалуй, — искренне сказал Сварог.

— В таком случае… Быть может, показать вашему величеству дом? И мою спальню?

Сварог взглянул ей в лицо. Она ответила откровенным взглядом, облизнула сочные губы кончиком языка, улыбнулась так, что двойных толкований это не допускало.

Сказать по совести, с неделю назад он охотно принял бы приглашение — девчонка была живая, настоящая, очаровательная — спасу нет. Но сейчас, нежданно-негаданно оказавшись в роли жениха и всего-то чуть больше суток назад, показалось как-то неудобно…

— В следующий раз, Бирута, — сказал он мягко. — Сегодня у меня день сплошь посвящен государственным делам… Что ты на меня так странно смотришь? — он усмехнулся. — Коли уж обо мне наслышана, должна знать, что красавицами я отнюдь не пренебрегаю. Никаких таких… особых пристрастий.

— Я не странно улыбаюсь, — сказала Бирута. — Я облегченно улыбаюсь. Кажется, жизнь меняется в лучшую сторону… Ваш предшественник был, как бы деликатнее выразиться, человеком совсем другого склада…

Сварог вспомнил слова Золотого Кота. Ну конечно, Фаларен их всех здесь… Ну, а о хамстве и самодурстве покойничка Сварог имел некоторое представление.

— Я понимаю, государственные дела, — сказала Бирута и улыбнулась той же многообещающей улыбкой. — Но вы соизволите вспомнить обо мне, когда дела будут позади?

— Конечно, — сказал Сварог.

— Я бы с удовольствием провела ночь в Вентордеране. Мне больше всего нравится Янтарная спальня…

"Не получится, милая", — подумал Сварог — истины ради, с ноткой сожаления. Именно Янтарную спальню облюбовала Яна, а у Яны по поводу спален есть легкий пунктик, который она сразу высказала: что никогда не ляжет с ним в ту постель, где он уже однажды был с другой. И взяла слово никогда не приводить другую в ту спальню, где они со Сварогом… Хорошо еще, в Вентордерне полдюжины королевских спален, и Мара давно выбрала для себя Изумрудную.

Он шутливо спросил:

— А некий молодой человек, который сейчас на Сильване ревновать не будет? Ведь, насколько я понял…

— Глупости, — Бирута сделала гримаску. — За все эти годы мы научились к таким вещам относиться спокойно. Можно даже сказать, совершенно равнодушно.

И только тут до Сварога дошло, что сидело у него в подсознании занозой уже довольно долго…

— Послушай, — сказал он, стараясь говорить непринужденно, лениво, — значит, вы и в Горрот можете вот так попасть?

На ее лице появился непритворный страх:

— Только не в Горрот! Туда нельзя!

— Почему?

— Мы там бывали тысячу раз, никто ничего подобного и не ждал… Года три назад Илкер и Альфия туда отправились на какое-то представление, как сто раз до того… В облике горротских дворян, как обычно… И вдруг что-то случилось. Они успели передать, что за ними гонятся, что уйти они не могут, потому что вся наша магия там перестала действовать… чтобы мы никогда больше там не появлялись, там смерть… Они не вернулись. Когда у меня выпал случай… пообщаться с королем, я ему все рассказала и попросила что-нибудь узнать… — Бирута печально понурилась. — Но он сказал, что ему наплевать, что он не станет ради них возиться… И посоветовал нам туда не соваться, если жизнь дорога… Мы больше ни разу и не совались… Там что-то скверное.

— Да уж, сквернее некуда… — проворчал Сварог. — Послушай, а как вы вообще здесь оказались? И как получилось, что умеете все это?

— Мы просто прилетели отдохнуть, все восемь, — сказала Бирута. — Мы старые друзья, старая компания… Вертолет до сих пор стоит где-то там, — она небрежным жестом указала на чащобу, —сквозь него проросли деревья… но зачем он нам теперь? В общем, мы прилетели отдохнуть, мы здесь часто бывали, это домик отца Альфии. Два дня все было прекрасно, а потом вдруг отключились все телевизоры, гору затрясло, мы выбежали на террасу, а вокруг творилось такое… Вон там, — она показала рукой куда-то вниз, — были в то время непроходимые почти леса, заповедник… Деревья вырывало с корнем, они летали по небу, как пушинки, на небе и на земле творилось что-то жуткое… Мы тогда еще, конечно, не знали, что это Шторм…

Сварог оторопело уставился на нее. Ей нельзя было дать и двадцати пяти. Впрочем, и Фаларен не выглядел старцем…

— Подождите… — выговорил он хрипло. — Значит, вы жили на Таларе еще до Шторма?

— Ну да, — самым будничным тоном сказала девушка.

— И что делали? Где работали?

— Работали? — она недоуменно подняла красивые тонкие брови. — Никогда мы нигде не работали, зачем? У отца были крупнейшие судостроительные заводы в Ропшере, у матери Уго — несколько банков… в общем, у всех у нас родители были достаточно богаты. Один Илкер, правда, работал у отца, но пару месяцев в году, исключительно забавы ради, когда становилось очень уж скучно…

"Понятно, — подумал Сварог. — Совершенно как в том давнем случае с самолетиком, о котором рассказывал Гаудин. Только этим повезло гораздо больше, пересидели здесь все катаклизмы, и, кажется, можно догадаться, почему…"

— И что было дальше?

— Дальше продолжался весь этот ужас — с землей, с небом, со всем миром. Только продолжалось это недолго. Все успокоилось, правда, вся окружающая местность напрочь изменила облик, если не считать нашей горы… А еще раньше через нас пронесся… Поток. Сквозь нас. Я не могу вам его описать, нет таких слов в человеческом языке. До сих пор не понимаю, что это было и как получилось, но теперь мы знали все. Что мы отныне бессмертны, что можем одним усилием мысли перемещаться куда угодно и даже на другую планету, воздвигать дворцы, создавать любые наряды, яства и вина — правда, только те, что знали до этого…

— И что еще?

— А ничего больше, — сказала Бирута, пожимая плечиками. — Но разве этого мало? Так здорово все это уметь… Ой, какая я дура! Нужно же накрыть стол для вашего величества…

— Благодарю, не стоит, — сказал Сварог.

— Как прикажете…

— И дальше? — спросил он.

— Еще несколько дней вокруг продолжались всякие странности на земле и в небе, но как бы мелкие, не особенно страшные… Телевизоры не работали, электричества не стало, генератор превратился в нечто странное вроде "заумной скульптуры"… Ну, а потом появился король. И все объяснил. Сказал, что нашего мира больше нет, что он сметен каким-то катаклизмом и добрая половина населения планеты погибла, все лежит в руинах… Что теперь тут отныне и навсегда его королевство, а мы, раз уж так случилось — его подданные. Наши мальчишки возмутились, но он показал, на что способен, и нам не оставалось ничего другого, кроме как покориться и принять его власть…

— Но вы же могли попросту сбежать. Коли уж умели мгновенно переместиться куда угодно?

— Мы еще не успели к своим способностям привыкнуть, — сказала Бирута с мимолетной грустью. — А потом… Где бы мы ни оказывались, он нас всюду находил. Появлялись проворные золотые твари, его лакеи, хватали и возвращали… — она вздохнула, глядя, такое впечатление, куда-то в прошлое. — Да и куда было бежать, собственно — повсюду развалины, рыщут то орды полудикого вида, то самые настоящие банды, меня однажды чуть не изнасиловали, а Илкера едва не убили… Словом, мы быстро смирились. Тем более что никаких таких тягот и лишений нам и не пришлось переживать. Дом ничуть не пострадал, появилось новое освещение, можно было жить с прежним комфортом, — она опустила глаза. — Разве что время от времени король… приглашал к себе. Но шли годы, и мы привыкли.

— Вы что же, так и сидели здесь? — спросил Сварог. И про себя добавил: "И не рехнулись? Вот Фаларен, тот определенно к концу столь внезапно оборвавшегося правления подвинулся умом, и крепко…"

— Ну что вы! — живо возразила Бирута, беззаботно улыбаясь. — Король нас здесь взаперти не держал, мы большую часть времени проводили за пределами Хелльстада, в большом мире…

— И что же вы там делали?

— Как это что? — недоуменно подняла брови Бирута. — Развлекались. Через несколько лет появилось столько возможностей… Жизнь понемногу налаживалась, люди стали создавать государства… конечно, самые примитивные, варварские, но это-то и было так интересно, романтично… — ее красивые серые глаза сияли подлинным восторгом. — Знаете, я однажды была любовницей одного такого короля. Как в историческом фильме, честное слово: замок из бревен, на стенах чадят факелы, вместо постели звериные шкуры… Только я выдержала недели две и сбежала: надоело полное отсутствие комфорта, — она фыркнула, прикрыла рот ладошкой. — Когда даже нужду приходилось справлять за углом какого-нибудь свинарника… Ну, а потом пошло гораздо приятнее. Государства помаленьку развивались, появлялось все больше бытовых удобств… Вьюга, правда, очень напортила, но после нее все пришло в норму еще быстрее, чем после Шторма, — она мечтательно подняла глаза в небо, отрешенно улыбнулась. — Какие были маскарады, рыцарские турниры, королевские балы и разные праздники… Кем я только не побывала: фавориткой нескольких королей, любовницей множества знатных особ, актрисой, пленницей пиратов, даже шлюхой в портовом борделе, ради остроты ощущений. Мы даже соревновались, кто больше приключений пережил. Изображали призраков, регулярно появлявшихся в одном и том же месте и со зловещим хохотом растворявшихся в воздухе… Можно рассказывать до утра. Не знаю, не помню, сколько прошло лет, но мы очень быстро перестали тосковать по тому миру — здесь оказалось гораздо интереснее, здесь до сих пор масса развлечений, которые невозможны были в нашем мире…

Ее личико прямо-таки пылало воодушевлением.

— И так — пять тысяч лет? — спросил Сварог.

— Ну конечно! Здесь так классно! До сих пор не все возможные развлечения исчерпаны, — она лукаво прищурилась. — Я еще у ларов не напроказила как следует… я ведь и в их замки моту попадать, — она заливисто рассмеялась. — Вы только никому не рассказывайте, ваше величество, обещаете? Я уже две недели появляюсь в полночь в замке одного симпатичного графа, придумала себе убедительную легенду, и мы с ним всякий раз забавляемся до утра…

"Надо же как, — подумал Сварог. — А ведь до сих пор никто из придворных — и я сам — не верил и не верит рассказам графа Рутвела, уверяющего, будто к нему что ни полночь является в гости прекрасная Ночная Фея, невероятно искусная в любви… А получается, чистая правда, зря беднягу вышучивали за спиной…"

Потом он подумал: уж не обладал ли разумом тот загадочный Поток? Давши каждому столько, сколько тот заслуживал? Фаларен, уж безусловно, не был светочем ума — но человеком дела. Вот и получил возможность создавать замки, компьютерные центры, хитроумное оружие и разнообразную аппаратуру, да что там, целое государство смог смастерить. А эти пустоцветы, убившие пять тысяч лет на примитивные развлечения и готовые продолжать еще столько же, ни разу не заскучав, обрели, в сущности, довольно убогий набор способностей… Каждому свое.

Очаровательная Бирута продолжала, чуть погрустнев:

— Одна беда: король в последние годы стал жестоким и неприятным. Он говорил, это от пресыщения и скуки. Как ему может быть скучно, когда сил и возможностей у него было в сто раз больше, чем у нас? Все, что начало твориться… Хорошо, что теперь его больше нет, — она взглянула с неподдельной тревогой: — Ваше величество, вы ведь не будете с нами грубы?

— Ни в коем случае, — сказал Сварог и встал (она тоже торопливо вскочила). — Простите, красавица, но мне пора. Государственные дела. Рад был с вами познакомиться, мы наверняка еще увидимся…

Бирута вдруг упала перед ним на колени, обняла его ноги и, глядя снизу вверх, уставилась с неприкрытой мольбой…

— Ваше величество! — у нее на глазах появились слезы. — Всякий новый король оделяет милостями, смягчает участь… Я повидала столько королей… Умоляю вас: уничтожьте Красный Павильон! Мне почему-то кажется, что вам он никакого удовольствия не доставит… Умоляю вас! Мы и без того в полной вашей воле…

Пожав плечами, Сварог нагнулся, взял ее за плечи и без труда поднял с колен. Правда, она тут же выказала поползновения вновь на них рухнуть. Придерживая ее за плечи, чтобы стояла в полный рост, Сварог сказал недоуменно:

— Честное слово, не понимаю, о чем ты…

— Значит, вы в нем еще не были… — прошептала Бирута. — Велите, чтобы вам показали. И уничтожьте его, умоляю вас!

В ее лице и голосе было столько мольбы, что Сварогу стало неловко.

— Хорошо, — сказал он, отпустив девушку и помаленьку отступая. — Посмотрю, что это такое, и если там что-то неприглядное…

— Это мерзость! — вскрикнула Бирута, лишившаяся прежнего веселья и беззаботности.

— Хорошо, хорошо, — сказал Сварог. — Разберемся…

— Ой! Уго так и не вернулся с подарком для вас…

— Я к вам еще как-нибудь загляну в гости, — пообещал Сварог и вертикально взмыл в воздух.

Без труда сориентировавшись — на голове у него была королевская митра, — направился к своим замкам. Первое время он горько ухмылялся и качал головой: зловещая гора Гун-Деми-Тенгри, обитель злых демонов, овеянная тысячелетними жуткими легендами… Вот они, демоны — кучка аристократических отпрысков, никому не опасна и ни на что полезное употреблена быть не может…

Стоп, стоп! Пожалуй, насчет пользы он попал пальцем в небо. Конечно, если возьмешься просто расспрашивать этих шестерых о жизни до Шторма, получишь богатейшие, но бесполезные познания о тогдашних ночных клубах и прочих увеселительных местечках, где прожигала жизнь золотая молодежь. Но если пустить в ход кое-какую аппаратуру восьмого департамента, извлекающую из человеческой памяти все, что человек когда-либо и видел и слышал… Вот это уже несомненная польза. Хоть что-то полезное эти шестеро видели, пусть из окна своих роскошных лимузинов, хоть что-то слышали — те же новости по телевизору. Пусть видели мельком, пусть слушали вполуха — но все это осталось у них в мозгу. С тех времен, о которых рассказывал Гаудин, много воды утекло, аппаратура стала гораздо совершеннее и никакого вреда изучаемому не принесет. Правда, и это придется отложить на потом, никакие знания, пусть самые полные, о жизни до Шторма не помогут разобраться с двумя насущнейшими хлопотами и опасностями: Токерангом и Горротом…

Глава VII Облака под нами

Картина открылась самая мирная, привычная: Вентордеран с опущенной лестницей стоял на земле уардах в ста от Вилердерана — и лесная чащоба вокруг последнего убавилась, пожалуй что, наполовину: там суетились десятки вспыхивавших ярким золотом в солнечных лучах машин, сверкали загадочные разноцветные вспышки, вроде бы получалось что-то осмысленное…

Но Сварог посмотрел туда лишь мельком и направился к полуденному крылу Вилердерана — в отличие от полуночного, крыша там была не крутая, а совершенно плоская, крытая не черепицей, а плитками неотшлифованного розового мрамора. Золотой Кот, показывая ему замок, пояснил: когда-то, еще забавляясь этим замком и пышным королевским двором, Фаларен устраивал тут танцы под открытым небом, благо размеры были приличные: сотни полторы уардов на полста.

Именно там, высоко над розовой крышей-танцплощадкой парил в вышине Золотой Дракон, а пониже, над шпилями окаймлявших крышу башенок, ходили кругами Золотые Филины. У высокой, почти в человеческий рост балюстрады, окружавшей крышу, сидели равномерно рассредоточившиеся по всему периметру гармы, шестеро, мордами наружу, время от времени бдительно вертели головами.

Ах, вот оно что — почти в самом центре крыши разложено темно-вишневое полотнище, и на нем распростерлась ничком обнаженная женская фигурка, положив голову на руки. Волна роскошных золотых волос скручена в тугой узел, чтобы загорели шея и плечи. Будущая королева Хелльстада осваивалась.

Сварог опустился в нескольких шагах, неторопливо подошел. Яна приподняла голову, улыбнулась ему разморенно:

— Всегда мечтала хорошо загореть, но никогда не получалось…

— А Сильвана? — спросил Сварог, присаживаясь на корточки. — Пляжи Ракамерати? Я так до сих пор на Сильвану и не выбрался, но, судя по видео, места замечательные…

— Ну, понимаешь… — произнесла Яна чуть смущенно. — Охрана, конечно, маячила где-то за горизонтом, но я никогда не могла отделаться от впечатления, что за мной продолжают наблюдать с орбиталов… А уж здесь-то это полностью исключено…

— Да уж, будь уверена, — сказал Сварог не без гордости.

Яна оглянулась на ближайшего гарма:

— Они от меня не отходят даже здесь…

— У них приказ, Вита, — пожал плечами Сварог. — Именно так и охранять, пока ты находишься вне Вентордерана. Канцлер за тебя очень уж беспокоится, когда он услышал, что ты гуляешь по Хелльстаду, его чуть удар не хватил…

— Вот видишь, — серьезно сказала Яна. — Даже Канцлер… Говорю же, я не из пустого баловства титул здешней королевы прошу…

— Я понимаю, — серьезно сказал Сварог. — Ты Элкона не видела?

— Как только ты улетел, Элкон прилип к твоим компьютерам и оторваться от них не может, — фыркнула Яна. — Даже пообедать со мной отказался, попросил слуг, чтобы ему принесли туда. Он в упоении. Бормочет, что поселится здесь навсегда… то есть поселился бы, если бы не служебные обязанности. Я сама чуточку удивилась. Исстари повелось считать, что Хелльстад — царство черной магии и чудовищ, а у тебя, оказывается, великолепные компьютерные залы…

— Черной магии тут нет ни капельки, — серьезно сказал Сварог, присев рядом с ней на корточки. — Чудовища вообще-то присутствуют, хоть и не в таком количестве, как об этом болтают во внешнем мире. Но и компьютеры найдутся. У меня к тебе большая просьба… Можешь не рассказывать Канцлеру, что у меня тут имеется компьютерный центр?

— Ни словечка. Честное слово будущей королевы Хелльстада, — Яна коварно улыбнулась. — Я ему вообще не рассказываю ничего о том, что вижу в Хелльстаде, хотя он и пытается порой деликатно расспрашивать. Всегда отделываюсь двумя фразами: "Там очень красиво" и "Там очень мало тех ужасов, о которых толкуют столько лет".

— А почему не "вообще нет", а "очень мало"?

— Ну как ты не понимаешь? — удивилась Яна. — Большая политика. Они все должны по-прежнему хоть чуточку, но бояться Хелльстада и полагать, что некие ужасы здесь все же есть. Иначе зачем я все это устраиваю? Навязываюсь тебе в жены именно здесь? — она склонила голову к плечу, глянула смешливо и загадочно. — Хотя, быть может, я и в другом месте попыталась бы к тебе в жены навязаться…

Какое-то опасное направление принимали в последнее время ее мысли… Сварог никак не чувствовал себя созревшим для настоящей женитьбы. И решил отшутиться:

— За чем же дело стало? Ты сама говорила, я имею полное право сочетаться законным браком в каждом твоем королевстве… Начнем играть свадьбы одну за другой. Яна-Алентевита Гланская, Яна-Алентевита Ронерская… Яна-Алентевита, Высокая Покровительница Вольных Маноров…

— Нет уж, — серьезно сказала Яна. — Это уже получится сущая комедия. А то, что мы задумали, дело вполне серьезное. — она, не поворачивая головы, коснулась кончиками пальцев плеча и озабоченно сказала: — Кажется, пора на спину переворачиваться…

— Как хочешь, — сказал Сварог с весьма недвусмысленными интонациями. — Но в этом случае мало ли что может произойти… Охрану я вмиг разгоню за тридевять земель, подглядывать некому…

Яна все же перевернулась на спину, грациозно прикрылась обеими руками, словно речная нимфа с какого-то классического полотна. Повернув к нему голову, сообщила вкрадчиво:

— А я буду кусаться и царапаться. Правда. Понимаешь ли, я подумала и приняла твердое решение: до свадьбы нам вместе пока что не быть. Ну, чтобы это хоть как-то походило на невинность невесты… — и озабоченно нахмурилась: — Ты не обиделся?

— Ну что ты, — искренне сказал Сварог. — Что-то в этом есть…

Яна загадочно улыбнулась:

— Я уже говорила, что к Маре тебя не ревную… Хотя мне и было бы приятно, если бы и ты последовал моему примеру…

— Я постараюсь, — сказал Сварог. Засмеялся: — Как ты ее сняла?

Он только сейчас опознал по золотым кольцам на краю темно-вишневого полотнища одну из бархатных портьер в зале на четвертом этаже.

— А я и не снимала, — улыбчиво щурясь, все так же грациозно прикрываясь, ответила Яна. — В конце концов, императрице не положено заниматься столь грубой житейской прозой. Я позвала слуг, они и сняли. Твой министр тайной полиции, который с хвостом, меня с утра предупредил, что слугам велено исполнять все мои приказания. Это ты позаботился?

— Нет, — сказал Сварог. — Я сам как-то и забыл… Это он сам сделал логические выводы из понятия "невеста", точно. Ладно, не буду тебя больше смущать нескромными взглядами, невинную невесту, загорай в вольной позе. Пойду государственными делами заниматься.

Легонько погладил Яну по щеке, встал и направился ко входу в полуночную часть замка. На полпути остановился, свернул к балюстраде и долго смотрел вниз. Работа в лесу прямо-таки кипела: суетились десятки золотых механизмов самой диковинной формы, темно-синими лучами в мгновение ока подсекали деревья, от тоненьких до великанов в три обхвата, взмывали золотистые решетки на золотистых щупальцах, и деревья, не успев даже покачнуться, исчезали в облаках сиреневых вспышек, не оставлявших ни пара, ни дыма, то же происходило с подрезанными зарослями кустов, уже местах в двадцати открылись немаленькие участки красиво вымощенных дорожек, по которым шустро ползали полусферы размером с черепаху, но отнюдь не черепашьей скорости, и там, где они катили, исчезали вековая пыль и земля, разноцветная плитка узорчатых дорожек прямо-таки сверкала. Десятка два таких же полусфер орудовали в чаше фонтана, посреди которой на круглом постаменте возвышалась статуя ядовито-зеленого цвета — и на глазах становилось ясно, что бурая чаша на самом деле сделана из розового мрамора, а из-под зеленой окиси проступала начищенная бронза. Поодаль юркие многолапые создания трудились над беседкой, очищая ее от густых плетей ползучего вьюнка, над небольшим горбатым мостиком, перекинутым через давным-давно высохший ручей, — а дно ручья чистили от сухой листвы и прочей дряни прыткие штуки вроде маленьких бульдозеров, сгребая всю ту дрянь в кучи и по мере продвижения уничтожая кучи без следа теми же сиреневыми вспышками. Да, работа кипела, почище, чем на ударной комсомольской стройке…

Войдя в широкий коридор, Сварог тут же увидел Золотого Кота, сидевшего на диване у стены в человеческой позе — позы министр тайной полиции менял совершенно непредсказуемо, без всякой системы. Завидев Сварога, он проворно соскочил с дивана, принял некое подобие стойки "смирно" и доложил:

— Работы в парке ведутся непрерывно, ваше величество.

— Да я видел, — сказал Сварог.

— Господин Элкон продолжает работать в компьютерном центре. Ему оказывается все необходимое содействие согласно вашим распоряжениям. Мэтр Лагефель и мэтр Анрах продолжают работу. Мною на свой страх и риск было отдано распоряжение слугам выполнять все приказы вашей невесты. Надеюсь, я поступил правильно? Из логического понятия "невеста" вытекает, что спустя некоторое время она станет вашей женой и все равно получит право распоряжаться слугами. Это логично?

— Это логично, — сказал Сварог. — Поступили правильно.

— Я не выполнил только одну просьбу вашей невесты: после возвращения в замок снять охрану. Поскольку ваши указания на сей счет были исчерпывающи и категоричны.

— И это правильно, — сказал Сварог. — Как прошла поездка?

— Насколько я могу судить, ваша невеста была в восторге. Она осмотрела все здание и забрала оттуда два десятка книг. Я посчитал, что препятствовать ей не следует.

— И это правильно, — зевнул Сварог. — Вот что… Нам бы следовало срочно решить еще одну небольшую проблему. Я должен постоянно к вам обращаться, звать вас… а для этого нужно установить какое-то одно обращение. Как к вам обычно обращался покойный король?

Золотой Кот старательно отчеканил:

— Раззява хвостатая, тварь усатая, кошак драный, чаще всего — последнее. Кроме того…

Он произнес еще четыре слова, но Сварог не понял ни одного. Вероятнее всего, это были высокопробные образцы флотской брани, вместе с Фалареном канувшие в небытие. Все это Золотой Кот произнес без тени обиды: роботы обижаться не умеют и не понимают, когда их оскорбляют. Можно, наверное, создать соответствующую программу, чтобы соображали, что к чему… или понятие "оскорбление" для роботов останется таким же непознаваемым, как любовь меж мужчиной и женщиной?

— Разнобой какой-то получается, — сказал Сварог. — Слишком много обозначений. Давайте, любезный мой, поступим проще. Отныне вы будете — Мяус. Устраивает?

— Служу его величеству, — отчеканил новоявленный Мяус, наверняка принявший новое имя совершенно равнодушно. До чего легко работать с роботами и как иногда трудно — с людьми…

— Инциденты во время прогулки были? — спросил он.

— Никаких, ваше величество. Здание было заранее обыскано телохранителями, остававшимися там и во время визита госпожи королевской невесты.

— Стоп, — сказал Сварог. — Что еще за телохранители? Вы о них никогда прежде не говорили.

— Вы не спрашивали, ваше величество.

Сварог чертыхнулся про себя — нет, иногда и с роботами нелегко Ну да, я же ни разу его не просил рассказать о всей системе безопасности и всех силах, которыми Мяус располагает. Так что сам и виноват.

— Сколько их у вас?

— Пятьдесят, ваше величество, — прилежно доложил Мяус. — Использовались главным образом в прежние времена, когда покойный король считал необходимым приставить охрану к пребывающим постоянно во внешнем мире персонам, почему-либо его интересовавшим.

— Интересно, — сказал Сварог. — Показать хоть одного можете?

Мяус не произнес ни слова, головы не повернул, остался на месте — но из-за ближайшей портьеры вдруг появилось существо золотого цвета, проворно подошло к ним и остановилось в двух шагах. Ростом с человека, не особенно и гротескного облика, разве что все оно, словно леопард пятнами, было покрыто маленькими то ли глазками, то ли объективчиками, прикрытыми фиолетовыми линзами.

Мяус деловито пояснил:

— При необходимости может как посылать единичные удары лучом, так и накрыть огнем всю полусферу вокруг себя и подлежащего охране лица. А также накрыть клиента силовым полем, непреодолимым для любого оружия и примерно половины оружия ларов. Благодаря имеющимся технологиям легко может быть замаскирован под обычного человека. Существует программа, позволяющая вложить ему в мозг определенный словарный запас для наиболее простых и распространенных житейских ситуаций, встречающихся в большом мире.

Сварог смотрел на усеянного линзами лучеметов телохранителя с некоторой тоской. Взять бы полсотни этих дядек и ворваться с ними в горротский королевский дворец — то-то повеселились бы… Нельзя. Во-первых, нельзя их светить перед внешним миром по тем же причинам, что и арсенал, во-вторых, так и остается пока неизвестным, будет ли хелльстадское оружие действовать в Горроте, — Золотая Щука еще не вернулась, рановато, хотя плавает гораздо быстрее обычных рыб…

— Так… — сказал Сварог. — Отправьте его на место. Отлично. Чтобы мне опять не попадать впросак, мы с вами, старина Мяус, в ближайшее время сядем и плотно побеседуем. Вы мне расскажете абсолютно обо всем, чем располагаете.

— Как будет угодно вашему величеству.

— И последнее, — сказал Сварог. — Что такое Красный Павильон?

Мяус отрапортовал без малейшей запинки:

— Так именуется здание, расположенное в парке примерно в трех стах уардах от Вилердерана. Вплоть до последнего времени служило местом частых развлечений покойного короля — тех самых, чей смысл мне по сути своей непонятен, но которым вы, люди, уделяете значительную долю времени.

"Понятно, — подумал Сварог. — Мало ему было восьми спален в летающем замке и чертовой уймы в стоящем мирно на земле. Еще и персональный притончик соорудил. Ну что же, нужно посмотреть, почему красотка Бирута на коленях и со слезами на глазах умоляла этот павильон истребить — как ни крути, тоже часть наследства…"

— Проведите меня туда, — распорядился он.

Загадочный Красный Павильон оказался небольшим прямоугольным зданием без окон и с невысокой крышей, и в самом деле красным, до карниза расписанным белыми лилиями — символом беззаветной любви. На сей раз, к некоторому удивлению Сварога, Мяус не поторопился распахнуть перед ним дверь, даже на невысокое крылечко не поднялся.

— В чем дело?

Мяус равнодушно отрапортовал:

— Доступ туда всегда имели двое слуг, и сейчас находящихся внутри. Всем остальным, в том числе и мне, король категорически запретил туда входить. Будут иные указания?

Сварог подумал немного и сказал:

— Нет, указания прежние. Подождите меня здесь.

Он решительно повернул ручку, вошел и оказался в небольшой прихожей, украшенной беломраморной статуей обнаженной женщины неплохой работы и очередным золотым болваном, неотличимым от прочих лакеев — разве что на груди у него, там, где у человека сердце, красовалась белая лилия.

Никаких шероховатостей не возникло — едва Сварог вошел, лакей сделал два шага вперед и наклонился в поклоне. Потом спросил:

— Ваше величество будут развлекаться?

— Нет, — сказал Сварог. — Я просто хочу осмотреть павильон, — и добавил ядовито: — Надеюсь, ничего не имеете против?

Лакей отступил от внутренней двери, отчеканив:

— Никто и ничто не может сопротивляться вашему величеству.

Сварог вошел в довольно обширное помещение, постоял на пороге, огляделся, неторопливо изучая взглядом окружающее. В конце концов выругался вслух — не очень громко, но очень грязно.

Единственным нормальным предметом обстановки оказалась самая обычная кровать, задвинутая в угол. Справа на стене в десяток длинных рядов висели самые разнообразные плетки и хлысты — короткие и длинные, плетеные и из одного ремня, иные с несколькими хвостами. Вдоль левой стены — пять замысловатых металлических устройств, напоминавших то козлы для пилки дров, то столик с прямоугольной крышкой, то вообще непонятно что. Сварог медленно прошелся мимо них в совершеннейшем недоумении, приглядываясь, почесывая в затылке. Ага, вот тут нечто напоминающее кандалы на короткой цепи, и внизу тоже, и здесь…

И выругался еще грязнее. Все эти штуки, снабженные цепями и наручниками, предназначались для того, чтобы приковывать к ним женщин в разных позициях. Дальнейшее, учитывая увешанную плетками стену, комментариев не требовало.

Сплюнув на мозаичный пол, он распахнул дверь и вошел во вторую комнату. Плеток там не обнаружилось — зато справа стоял высокий шкаф наподобие карточного, судя по ручкам, ящиков было десятка три.

Сварог методично принялся их выдвигать. В одном лежали, в общем-то, безобидные предметы, которыми может пользоваться и нормальный мужик, не рискуя быть зачисленным в извращенцы. В другом — вещички, как раз и способные такие подозрения возбудить. В остальных… Сварог попросту не понимал, что это за штуки такие и для чего их можно приспособить — то ли буйной фантазии не хватало, то ли грязного воображения.

Слева опять-таки стояли аккуратным рядком с полдюжины устройств — но тут уж Сварог просто-напросто не мог понять, что с их помощью можно вытворять с людьми. А вон тот ящик наполнен сверкающими инструментами, более приличествующими дантисту или палачу, — острейшие лезвия, клещи разных форм, пилки и шилья…

Он вновь увидел перед собой брюзгливое лицо Фаларена, услышал исполненный невероятной скуки голос: "…и со временем обнаруживаешь, что собственноручно содрать кожу с какой-нибудь принцессы так же скучно, как и…" И ему начинало понемногу вериться, что король тогда не абстрактным мечтаниям предавался, а вспоминал. При взгляде на тот пыточный инструментарий верилось, скорее, в последнее. "Бог ты мой, — чуть ли не в панике подумал Сварог, — да у него окончательно сорвало крышу, и давненько! Полная вседозволенность, полнейшая безнаказанность, пресыщение и скука… Извращенец на всю голову". Ага, а ведь догадался, кажется, проникнувшись здешней грязью. Вот эта штука, напоминающая осьминога с шестью бессильно повисшими щупальцами, над деревянной доской с наручниками сверху и снизу. На конце каждого щупальца резьба, если привинтить туда кое-что, получится механический насильник. Но предназначение остальных замысловатых штуковин остается непонятным, хоть ты тресни…

Распахнул дверь в последнюю, третью комнату. Второй золотой болван склонился в поклоне, и тут же Сварог шарахнулся к стене — потому что ожила и вторая статуя, уже полнейшее подобие человека, великолепное по исполнению. Совершеннейшее подобие, напоминающее скорее человека, покрытого золотой краской, — настолько он гибок и пластичен в движениях, с весьма выдающимся мужским достоинством. И губы растянулись в почтительной улыбке, и кожные складки обозначились, когда он приложил руку к груди, склонил голову…

Именно эта тварь, больше похожая на живого человека, чем на статую, вежливейше осведомилась у Сварога:

— Его величество наконец-то заполучил предмет своей мечты?

— Прочь! — рявкнул Сварог, до боли в пальцах стиснув древко Доран-ан-Тега.

Золотой истукан, до жути похожий на живого человека, покорно отступил в угол, где и остался стоять, сложив руки на груди.

Сварог оглядывал комнату, холодея от бешенства. Прямо перед ним, на противоположной стене — то ли позолоченная, то ли золотая крестовина, сверху и снизу снабженная наручниками и увенчанная не чем иным, как точным подобием императорской короны. Сбоку на стене — портрет во весь рост — обнаженная Яна на коленях в золотых кандалах. Под ним — три ряда плеток, разнообразных, уже гораздо более роскошных: золотые рукояти, крученый шелк… Высокий черный шкафчик с тремя длинными ящиками. Сварог и заглядывать туда не стал, боясь, что сорвется и начнет крушить все вокруг. Роскошная кровать в углу. В другом — уже знакомый механический насильник, только этот золотой, самоцветами усыпан, как и рама с наручниками, как и рукоятки плеток.

Вот именно — полнейшая безнаказанность, пресыщение и скука. И окончательно поехавшая крыша. Это ведь не шутки, это приготовления всерьез… С запоздалым ужасом Сварог подумал, что тот долбаный извращенец мог, рассуждая холодно, добиться своей цели. Например, во время очередной охоты Яны в Каталауне. Вооруженного лучеметами летающего и бегающего по земле зверья в арсенале столько, что оно способно справиться с любой охраной, не ожидающей такого. Воздушного прикрытия на таких охотах, он прекрасно помнил, никогда не бывало. С помощью открытого вентордеранским компьютером "окна" Фаларен со своей пленницей мог мгновенно уйти в Хелльстад, где оказался бы недосягаем, — хоть сутки напролет долби по нему "Белым шквалом", толку не будет. А она — в этой комнате…

Он резко повернулся и вышел, почти выбежал, с грохотом захлопнув за собой дверь. Сбежал по ступенькам, остановился над Мяусом и рявкнул:

— Немедленно уничтожить!

— Что именно? — невозмутимо спросил Мяус.

Сварог, кипевший от ярости, все же вспомнил, что имеет дело с роботом. Стараясь говорить хладнокровно и подбирать исключительно четкие формулировки, произнес:

— Красный Павильон немедленно уничтожить дочиста, чтобы от него ничего не осталось. Я видел там какие-то машины, они сжигают деревья, не оставляя пепла… В общем, сами решайте, что использовать.

— Нужно ли предварительно вывести из Павильона слуг? — уточнил Мяус, как всегда, невозмутимый.

— Нет, — сказал Сварог отрывисто. — Приступайте, немедленно!

И снова Мяус никуда не пошел, даже не повернулся, лапой не шевельнул, остался на месте — но очень быстро меж деревьями показалась колонна из полудюжины тех самых золотых механизмов, похожих на крабов. На спине у каждого колыхалось гибкое щупальце с овальной решеткой.

— Ваше величество, соблаговолите немного отойти, — сказал Мяус и сам отошел на несколько шагов.

Сварог отошел, остановился рядом с ним. Колонна разомкнулась, окружила Красный Павильон — по одному "крабу" с торца, по два с длинных сторон прямоугольника — щупальца выпрямились, казались теперь жесткими, как палки… Неяркие сиреневые вспышки заволокли Павильон сплошным облаком, оно простояло несколько секунд, а потом не то чтобы рассеялось, полностью исчезло, словно выключатель повернули, — и на месте Павильона теперь была лишь неглубокая прямоугольная яма, от которой знакомо запахло свежей землей. Снесли вместе с фундаментом.

Еще раз смачно сплюнув под ноги, он резко повернулся и направился к замку. Проворно семенивший на задних лапах Мяус от него не отставал. И внезапно Сварог вздрогнул. Его, словно удар тока, прошил новый, неизвестный прежде страх. Страх стать если не таким же законченным подонком и извращенцем, то чем-то отдаленно похожим. Впереди у него, если не погибнет ненароком — сотни лет жизни и сотни лет власти. А ведь можно найти тысячу примеров, как власть портила людей, не обладавших долголетием ларов или Фаларена. Тот же Фаларен в свое время основал Тавидейский университет — есть сильные подозрения, для развлечения, от скуки, — но две тысячи лет прошло, а университет на прежнем месте, он даже числится в дюжине лучших таларских университетов. Молодой Конгер, взойдя на трон, первые годы снижал налоги и подати, строил десятками приютские дома для подкинутых младенцев, для оказавшихся без средств к существованию одиноких стариков, калек. Убрал из Карного кодекса добрую половину тех преступлений, за которые полагалась смертная казнь, заменив ее более легкими наказаниями. А потом как-то незаметно все стало возвращаться на круги своя, и прекратилось строительство приютов, и "смертных" статей стало даже больше, чем прежде, налоги и подати не просто вернулись на прежний уровень — появилось немало новых, так что в конце концов Конгер получил прозвище Ужасный… Где тут рубеж, который можно перешагнуть незаметно для себя самого?

По дворцу он шагал, хмурый, как туча. Элкон обнаружился во втором компьютерном зале, он работал так отрешенно, что, полное впечатление, не заметил бы и атомного взрыва рядом с замком. Сварог, не глядя, что там на экране, положил соратнику руку на плечо. Судя по жесту, Элкон чуть-чуть ее бесцеремонно не сбросил, но вовремя опомнился, поднял затуманенные глаза.

— Ну, какое от всего этого впечатление? — спросил Сварог.

— Командир… — протянул Элкон удивленно и словно бы даже с некоторой обидой, — здешние компьютеры лучше наших. Любых. Пара новейших наших разработок, которые еще не ввели в обиход, здесь уже присутствует сотни лет…

— Для себя человек старался, — проворчал Сварог. — Что тут скажешь… — чтобы напомнить завороженному новыми игрушками Элкону, что они, собственно, на службе, Сварог чуточку прибавил металла в голос: — По нашим задачам удалось что-нибудь накопать, лейтенант?

Элкон словно очнулся, возвращаясь в суровую реальность службы. Сварог придвинул кресло, сел рядом, нетерпеливо спросил:

— Ну?

— Нашлось кое-что интересное, — сказал Элкон. — Тот самый случай, когда полное отсутствие информации интригует гораздо больше, чем ее наличие…

— Конкретнее, — сухо сказал Сварог.

— Третье бюро Кабинета Канцлера — это его личная спецслужба…

— Я знаю, — сказал Сварог. — И что там?

— Там есть файл, где собраны все материалы по черным камням, что были Канцлером получены от восьмого департамента, Магистериума и Мистериора. И к ним добавлена одна-единственная бумага, где всего несколько строк: "Судя по результатам анализов и исследований, камни происходят с Нереиды. Ситуация настолько ясна, что необходимости в повторных анализах не вижу". И резолюция Канцлера: "Согласен".

"Вот так, — подумал Сварог. — Одна из двух планет, формально входящих в состав Империи Четырех Миров, но словно бы и не существующих". Он прекрасно помнил: за те несколько лет, что провел здесь, единственный раз встретил упоминание о Нереиде и Тетре: когда просматривал у себя в замке, еще толком и не освоившись, краткий курс истории, предназначенный, как он теперь знал, для самых маленьких. И все. Никто, никогда, ни разу не заговаривал с ним о Нереиде и Тетре, и в разговорах других эти названия ни разу не всплывали. Планеты есть, но их словно бы и не существует…

— Элкон, — сказал он, — что вам известно о Нереиде и Тетре?

— То же, что и всем, — пожал плечами Элкон. — Краткий курс истории Империи для самых маленьких, первый год обучения. Я могу процитировать дословно: "После Шторма Нереиду и Тетру накрыли жуткие катаклизмы, уничтожившие биосферу планет полностью. С тех пор они остаются безжизненными, и условия на поверхности таковы, что нет ни смысла, ни возможности проводить какие-то исследования". И это все, командир. Больше учебные программы к этой теме не возвращались. Второй раз она всплыла, когда мне исполнилось пятнадцать лет — у нас, достигнув этого возраста, юноши и девушки получают право самостоятельно управлять летательными аппаратами. Есть довольно объемистый Кодекс Полетов, который полагается изучить от корки до корки и сдать экзамены. Вы разве с ним не сталкивались, когда… попали сюда?

— Нет, — сказал Сварог. — Как-то получилось, что мне сделали поблажку, что ли. Всего-навсего растолковали: если я соберусь предпринять что-то недозволенное, меня заранее предупредит автопилот.

— Повезло вам, — невесело усмехнулся Элкон. — А нам всем приходилось зубрить и сдавать экзамены — отчего-то эти знания не полагается просто вкладывать в голову, как обстоит с многими другими — зубрежка и экзамены. Запретов, собственно, не особенно много: нельзя, когда твой аппарат находится в видимом состоянии, садиться на Таларе или Сильване. Совершать полеты на Сильвану можно без уведомления — но если ты задумал слетать к другим, непременно следует сначала поставить в известность Космический департамент и получить разрешение. Вдобавок к тому есть обширная инструкция о правилах поведения при таких полетах — запрещено совершать посадку, можно только рассматривать необитаемые планеты с орбиты… А если все же рискнешь — отчаянные юнцы попадаются до сих пор, — навсегда лишаешься Пилотского Листа и всю оставшуюся жизнь сможешь летать исключительно в качестве пассажира.

— И правильно, по-моему, — проворчал Сварог. — Чтобы всякие сопляки не играли в планетологов… Ну, а что в тех правилах сказано о Нереиде и Тетре?

Элкон как-то грустно улыбнулся:

— Очень кратко и совершенно недвусмысленно. Нереида и Тетра — запретные зоны. Запретные зоны охватывают сферу космического пространства вокруг обеих планет в миллион лиг радиусом. Автопилоты настроены так, что попросту не дадут кораблю войти в запретную зону. Вообще, летать в тех направлениях не рекомендуется. Можно заработать ограничения в Пилотский Лист. Есть служба, которая постоянно следит за перемещением аппаратов в космосе и в случае нарушений реагирует моментально.

"Ага, — подумал Сварог. — И здесь без ГАИ не обошлось…"

— И с какого времени запретные зоны существуют? — спросил Сварог. — Наверняка ведь и вы, и азартная молодежь вроде вас пыталась хоть что-то раскопать в компьютерной сети, а?

— Ну конечно, — усмехнулся Элкон. — Только все бесполезно. Когда были введены запретные зоны, неизвестно. Никакой информации. По косвенным данным — давно, очень давно, возможно, тысячи лет назад.

— Интересно, — сказал Сварог. — Условия там таковы, что нет возможности проводить какие бы то ни было исследования на поверхности, планеты объявлены запретными зонами… а люди Канцлера тем не менее быстро определили, что камни происходят с Нереиды…

— Есть кое-что еще интереснее, командир, — сказал Элкон. — В Третьем бюро есть сектор, который так и называется: "Сектор Нереиды и Тетры". И это — вся информация, неизвестно, кто возглавляет сектор, а о том, чем он занимается, — ни строчки. Хотя, если он существует, должен же он чем-то заниматься? Сначала я подумал, что материалы сектора защищены так надежно, что там, — он ткнул большим пальцем вверх, — даже неплохой знаток компьютеров вроде меня не может не только взломать защиту, но даже найти, где они. Но… — он, похоже, сам не замечая, что делает, погладил панель компьютера, словно девичью щеку. — Ваши компьютеры, я уже убедился, проламывают любую защиту. Почти все время, пока вас не было, я только тем и занимался, что искал в Кабинете Канцлера хоть какую-то информацию об этом секторе. И ничего не нашел. Никаких особо засекреченных хранилищ нет. Так что у меня только два объяснения: либо материалы находятся в Кабинете Императрицы… куда вы мне запретили входить…

— И никогда не разрешу, — сказал Сварог. — Хоть мы с вами, собственно говоря, парочка компьютерных разбойников, пусть не нарушающих закон, а отыскавших в нем лазейку, должны быть какие-то пределы и этика. Остатки этики, — добавил он с грустной ухмылкой. — Так что в Кабинет Императрицы нос не совать.

Элкон надменно, обиженно выпрямился в струнку:

— Командир, я хоть однажды нарушал ваши прямые приказы?

— Нет, — сказал Сварог. — Извините, Элкон, мелочных придирок больше не будет…

И подумал, что поступил осмотрительно, когда, перед тем как допустить Элкона к компьютерам, заблокировал чертов "Отчет о поведении императрицы" так, чтобы тот был доступен только ему одному. Не стоило парню этого читать…

— А второе объяснение? — спросил он.

— Если сектор работает — а ведь он по-прежнему числится в штатном расписании, значит, должен работать, пусть даже занимаясь совершеннейшими пустяками… Если он работает, все материалы содержатся исключительно в бумажном виде, никакой "электронки". Исключительно в бумаге и в личных сейфах Канцлера. Ну, а проникнуть туда попросту нереально. Это даже не высшая степень секретности, это запредельная секретность.

— Пожалуй… — протянул Сварог. — В ходе всех этих ваших изысканий какие-нибудь соображения появились?

Элкон поколебался, потом, не отводя взгляда, сказал твердо:

— Возможно, с Нереидой и Тетрой обстоит не совсем так, как нас учат…

— А возможно, и совсем не так, — хмуро поддержал Сварог. — В истории такие ситуации случались столько раз, что со счету собьешься. И я даже не представляю, что тут можно придумать… — он хлопнул ладонью по столу. — Не смотрите на меня так! В Кабинет императрицы никто из нас не войдет. Что вы вдруг заерзали?

— Командир… — Элкон мялся, какое-то время старательно избегал его взгляда, потом все же поднял глаза и, очевидно, набравшись смелости, сказал: — Тысячу раз простите, что я касаюсь этого…Если вы оскорбитесь или рассердитесь, готов понести любое наказание… В общем, в силу известных обстоятельств…

— То есть в силу известных отношений между мной и Яной? — усмехнулся Сварог, в общем, не оскорбившись и не рассердившись. — Вы имеете в виду, мне следовало бы спросить у нее? Да? — Он вздохнул. — Элкон, вы уже давно показали себя мужчиной, так что разговор будет мужской. Честно признаюсь, меня не раз подмывало это сделать. Спросить не только о Нереиде и Тетре, но и о некоторых других секретах, которые меня страшно занимают… Но, понимаете, какая штука… Я не особенно обременен принципами, но кое-какие имеются. Так вот, у меня есть стойкое убеждение: в подобной ситуации настоящий мужик не имеет права выведывать государственные тайны у девушки, с которой спит. У вас может быть другая точка зрения, это не хорошо и не плохо, не мне судить… Но мои убеждения именно таковы.

— Простите, командир… — выдавил Элкон, опустив глаза и даже чуть покраснев. — Брякнул, не подумав… Вы правы, наверное, а я просто глупый сопляк…

— Ладно, — сказал Сварог. — Забудем. Мало ли что человек может брякнуть, когда…

Они вздрогнули, непроизвольно повернули головы. Высокая массивная дверь компьютерного зала распахнулась так, что с грохотом ударилась о стену, ободрав вычурной ручкой роскошные обои.

И вошел мэтр Анрах, взъерошенный, на себя не похожий, выглядевший так, будто либо внезапно рехнулся умом, либо недельку пил с кем-то вроде принца Элвара. Волосы у него были всклокочены, движения чуть неуверенные, как у пьяного, а на лице ослепительно сияла улыбка невыразимого блаженства. Таким его Сварог никогда не видел.

Прислонившись спиной к стене возле двери, легонько мотая головой вправо-влево, блаженнейше ухмыляясь, Анрах таращился на них, кажется, что-то шепча про себя. Золотые Обезьяны смотрели на него с полнейшим бесстрастием, как роботам и полагалось.

— Господа мои… — протянул Анрах. — Господа мои…

Что-то незаурядное должно было произойти — но мэтр, очень похоже, и не собирался выходить из нирваны, в коей пребывал. Вспомнив, что старик, помимо всего прочего, еще и бывший офицер гвардейской кавалерии, Сварог взмыл со стула, уперся в научного консультанта свинцовым фельдфебельским взглядом и рявкнул так, словно и в самом деле был фельдфебелем, застукавшим канонира при попытке пропить пушку:

— Что за вид, Анрах? Немедленно приведите себя в порядок и доложите, как следует!

Подействовало, но не стопроцентно. Мэтр отодвинулся от стены, пригладил волосы, одернул камзол, но улыбка оставалась столь же блаженно-широкой.

— Господа мои! — воскликнул он, раскрасневшись. — Золотые Шмели… Они…

— Ну? — рявкнул Сварог, уже нисколечко не играя.

— Золотые. Шмели. Начали. Оконтуривать. Пещеру. Токеретов, — четко выговорил Анрах. — Начали! Уже!

Сварог оказался в коридоре первым. Буквально через полминуты они сидели перед огромным, на полстены, экраном, не сводя с него глаз. На контурной карте Хелльстада, на закатной стороне, совсем недалеко от готарскои границы, синела тонкая линия в виде неправильного овала. Вот овал замкнулся совершено, линия стала густо-синей, над картой зажглись ряды цифр — не особенно и интересные сейчас.

Пещера токеретов имела форму неправильного овала, примерно третью заходившего на противоположный берег Итела. Максимальная длина — двести две лиги с какими-то уардами, максимальная ширина — шестьдесят восемь лиг, опять-таки с какими-то уардами. Глубина — триста сорок шесть уардов. Слой земной коры над пещерой — сорок три уарда.

Странное дело, но Сварог не ощущал особой радости, скорее уж чуточку тоскливую усталость. Так частенько бывает, когда долго и упорно к чему-то стремился и достиг наконец цели.

— Мы их нашли! — ликующе воскликнул мэтр Анрах. — Нашли!

— Мы нашли пещеру, — сказал Сварог медленно. — Но нигде и намека не видно, что удалось найти вход…Простите уж, что я хмур посреди всеобщего ликования… на которое вы, мэтр, безусловно имеете право, вы проделали великолепную работу, вам цены нет… Но нам теперь нужен вход.

— Дайте срок! — браво вскричал мэтр Анрах. — Нашли пещеру, найдем и вход!

— Конечно, — сказал Сварог, старательно улыбаясь, придавая себе веселый вид, чтобы не расхолаживать ликующих сподвижников. — Сейчас пошлю лакея за какой-нибудь пыльной бутылочкой, нужно же отпраздновать…

Вход, стучало у него в висках. Вход. Это все прекрасно, Анрах молодец, он все хорошо рассчитал, не искал наобум, бросил все силы на тот именно район, приведя длинный ряд аргументов, буквально вычислили пещеру…

Но нам нужен вход.

Глава VIII Вредный вред и безвредный вред

Поначалу Сварог, собираясь лететь в Туарсон, допустил оплошку: не особенно и задумываясь, решил, как и в Фиарнолле, нарядиться советником. Однако Катлок, один из ближайших помощников Интагара, отвечавший за операцию, эту идею раскритиковал мгновенно. Сказал убедительно:

— Не по тем местам, государь, наряд. Слишком роскошно для такой глуши. В том захолустье даже губернатор до советника не дотянул, даже не в департаментских советниках, а в департаментских секретарях пребывает — захолустная провинция, паскудная. Мне с мужичьем, и в глухомани тоже, работать приходилось, и я их хорошо знаю. Если заявитесь туда советником в золотом шитье, для них это будет все равно что явление короля. Там у них и канцеляриста-то видел один из сотни, где-нибудь на окружной ярмарке или во время налоговой переписи… Советник для них — фигура вовсе уж высокая. Моментально замкнулся, как улитки, оцепенеют от почтения, слова придется клещами вытаскивать, по одному в час… Нужно к их уровню спуститься как можно ближе… Граф Гаржак не даст соврать.

— Все правильно, ваше величество, — подтвердил Гаржак. — Самого простого чиновничьего мундира будет достаточно. Главное, власть. А то ведь и в самом деле будут стоять, как истуканы, глаза пучить и языком еле ворочать…

Специалистам следовало верить, и потому Сварог, не вступая в дискуссии, облачился канцеляристом — убогий чин, третий от конца, всех украшений и есть, что три коротеньких, вышитых серебром веточки остролиста на каждом рукаве, да узенькая серебряная кайма на воротнике. И пояс надел не дворянский, а серебряный, Сословия Чернильницы. Гаржак и трое сыщиков предстали в облике простых писцов, чьи мундиры обременены лишь чиновничьими бляхами. Катлок пребывал в образе коронного полицейского, тоже в невысоком чине. Власти провинции решили ни во что не посвящать, вообще с ними не контактировать — а зачем, собственно? Умельцы Интагара в два счета состряпали полдюжины убедительных бумаг якобы из губернаторской канцелярии, предписывавших старосте оказывать приезжим из столицы все мыслимое и немыслимое содействие. На одной из бумаг стояла даже губернаторская подпись (которую тот наверняка признал бы за свою). Уж кто-кто, а деревенский староста просто обязан был уметь читать…

Сварог прекрасно помнил туарсонского старосту — пожилого, с проседью, с умным и хитроватым лицом. Правда, староста его узнать никак не мог — когда они виделись в последний раз, Сварог пребывал в облике собаки. Все прошло, как по маслу — староста ознакомился с бумагами и проникся. Вот только Сварог пару раз уголком глаза поймал чрезвычайно странные взгляды, исподтишка брошенные на него старостой. Пожалуй что, староста видел где-то портреты Сварога и сейчас, подобно тому каторжнику на корабле, ломал голову, думая примерно следующее: "Вот оторвите мне голову, но видел уже этого молодчика, но только где?"

Родители Бетты в оцепенение не впали, но изумились страшно (что неудивительно). Мать стояла молча, по крестьянской привычке теребя передник, а отец, сразу видно, мужик с характером, сказал старосте с нотками некоторой строптивости:

— Воля ваша, конечно, только как-то это все неправильно — допрашивать с полицией шестилетнюю кроху да еще с глазу на глаз, без родителей… Ну что она могла натворить? Шесть лет девчонке…

— Жамый Кадерт, — сказал Сварог исключительно вежливо, — никто и не говорит, будто ваша дочка что-то натворила. Просто-напросто так уж случилось, что она, собирая грибы в лесу, кое-что видела издали. Вот о том, что она видела, я ее и хочу расспросить самым деликатным образом.

— Это что ж такое она могла видеть? — строптиво буркнул Кадерт.

— Государственная тайна, — развел руками Сварог. — Уж если нас послали сюда из Равены… Вы вроде бы человек неглупый, сами должны понимать…

— Ты тише выступай, Кадерт, — веско сказал староста. — Уж если господа чиновники и полиция из самой столицы…

— Да я не выступаю, — пробурчал Кадерт. — Знать бы только, что ей от этого никакого вреда не будет…

— Помилуйте, жамый, какой добросовестному свидетелю может быть вред? — пожал плечами Сварог. — Наоборот, свидетелю по этому делу вознаграждение положено, пять ауреев золотом…

— Вот то-то и оно, — проворчал хозяин. — Уж коли пять ауреев золотом, да вдобавок чиновники с полицией из самой столицы, дело хитрое. А от таких сплошь и рядом вред бывает…

— Все сказал? — осведомился староста тем самым голосом, каким говорил, выставляя тогда из деревни комедиантов — вроде бы бархатнейший, только бархатом прикрыта сталь…

Кадерт это, должно быть, прекрасно понял, должен был знать старосту — односельчане, с детства знакомы. И, понурив голову, пробубнил уныло:

— Я ж не препятствую. Я ж умом не рехнулся, чтобы королевской службе препятствовать… Только бы вреда какого не было…

"Смотря что в этой ситуации считать вредом…" — подумал Сварог, жестом велел своим людям оставаться на месте и пошел в соседнюю комнатку.

Обстановка там наблюдалась самая мирная: Гаржак показывал Бетте старый фокус с ременной петлей, она никак не могла угадать, смеялась, азартно тыкала пальчиком в свернутый ремешок… Ну конечно, то была та самая плачущая кроха, которую Сварог видел со старшей сестрой, будучи собакой — только теперь, разумеется, веселая, раскрасневшаяся. Самая обычная крестьянская девчоночка шести лет от роду. Которая как-то ухитрялась входить в компьютерную сеть ларов…

— Ну, мы потом доиграем, — сказал ей Гаржак тоном закадычного друга, сунул ремешок в карман и встал. — Вот этот господин с тобой должен поговорить о серьезных вещах…

Он вышел, тихонько притворив за собой низкую некрашеную дверь. Бетта уставилась на Сварога с явной досадой — ну, конечно же, ей хотелось поиграть еще… Ни страха, ни даже робости Сварог в ней не заметил. Он присел рядом с ней на добротно сколоченный неуклюжий стул, дружески улыбнулся и сказал:

— Значит, ты и есть Эльбетта…

— Бетта, — сказала она, глядя с любопытством. — Эльбеттами взрослых девушек зовут, а я еще маленькая. А эти веточки на рукавах у вас зачем?

Сварог замялся, подыскивая ответ попроще. Нашел:

— А зачем у вашего старосты бляха на цепочке? На шее висит?

— Так положено, — сказала Бетта. — Чтобы все видели, что он староста.

— Ну вот, — сказал Сварог. — А мне положено на рукавах эти веточки носить. У старосты своя должность, у меня своя.

— А какая?

— Рассматривать всякие серьезные дела, — сказал Сварог.

— Как полицейский?

— Ну, примерно так… — сказал Сварог.

— А зачем вы тогда ко мне пришли? — с искренним удивлением спросила Бетта. — Я же еще маленькая, у меня и нет никаких серьезных дел, у Викеты тоже нет, хотя ей целых четырнадцать… Может, вы наш дом с каким-то другим перепутали?

— Да нет, — сказал Сварог. — Именно с тобой и нужно поговорить, Бетта… Вот кстати, как получилось, что ты знаешь грамоту? В шесть-то лет? В деревне ведь не каждый взрослый умеет читать и писать, а ты уже грамотная…

Бетта звонко рассмеялась:

— Ну какое же это серьезное дело? И совсем несерьезное… Меня дядя Махет три месяца как научил. Он мне хочет наследство оставить. Он гусей разводит, их у него штук… — она подняла глаза к потолку, пошевелила губами, насупилась. Видимо, в математике была еще не сильна. — Много. Целых четыре гусятника. Очень прибыльное у него дело, — сказала она, явно повторяя слышанные от кого-то из взрослых слова. — А наследников у него нету. Тетя Заира умерла два года назад, а сын, мой двоюродный братец, сбежал в солдаты, когда меня еще на свете не было. Вот дядя Махет и решил оставить все мне. Он меня любит, и я его люблю, не из-за наследства, а просто так. Он хороший. Только болеет очень, — она печально нахмурилась. — Может даже помереть. Вот и выучил меня грамоте уже теперь, потому что в этом ремесле без грамоты нельзя. Сейчас счету учит. Говорит: если завтра помру, ты, конечно, заправлять хозяйством еще не сможешь, но сумеешь присмотреть за приказчиком и птичницами, если будешь уметь читать, писать и считать… А что, я бы смогла, только нужно еще счет подучить… — она выпрямилась, сказала с комической важностью: — Неплохо ведь в шесть лет за большим гусятником присматривать?

— Неплохо, — кивнул Сварог. — Этак, пожалуй, тебя, не дожидаясь, пока вырастешь, Эльбеттой звать начнут…

— Хорошо бы, — сказала Бетта мечтательно.

— А гусей ты любишь?

— Терпеть не могу, — призналась Бетта. — Они противные, стоит пройти поблизости, начинают шею вытягивать, шипеть, щипать грозиться… Но что поделаешь, если хорошее хозяйство? — сказала она с взрослой, прямо-таки крестьянской рассудительностью. — Я найму парня, чтобы ходил за мной с хворостиной и отгонял их, когда будут подкрадываться… Правильно ведь?

— Правильно, — сказал Сварог.

Ну вот. Они сидели и болтали, самые непринужденные отношения сложились, так что пора переходить к делу…

— Вот… — сказала Бетта. — Только какое же это серьезное дело? Это просто гусятник…

— Меня не гусятник интересует, — сказал Сварог. — Вот теперь давай поговорим о том самом серьезном деле. Меня зовут… дядюшка Гэйр, и я — дядя Дарна… с которым ты разговариваешь с помощью черного камешка. Я ведь и всех остальных знаю — Тора, Реди, Ласточку, Филутину…

Не было другого выхода, коме как блефовать, поминая именно о камне. В конце концов, у нее могло оказаться что-то совершенно другое. Но, с другой стороны, если до сих пор всегда были черные камни, почему бы и здесь не оказаться такому же? В любом случае, он совершенно правильно назвал тех ее друзей-подружек, с кем она чаще всего общается в сети…

Бетта отпрянула, ее личико моментально стало замкнутым, испуганным.

— Какой такой черный камушек? — весьма ненатурально изобразила она крайнее удивление. — Не знаю я ни про какой черный камушек…

Вот только при этом она машинально прикрыла руками карман на переднике. Не особенно и большой карман. Ни один из попавших в руки Сварога и восьмого департамента камней туда б не влез. Но у нее вполне может оказаться маленький, удобный именно для детской ладошки…

— Бетта, не бойся, — сказал Сварог насколько мог ласковее. — Я к тебе пришел как друг. Потому что ты дружишь с моим племянником… и с теми, кого я только что назвал, и еще со многими… И я вовсе не собираюсь отнимать у тебя камушек. Наоборот, могу подарить еще один, даже лучше…

Бетта смотрела на него все так же настороженно, пугливо. Не стоило затевать с ней словесный поединок, как со взрослой. Как-никак это шестилетний ребенок — вот мы его сейчас и удивим настолько, что быстро перестанет дичиться…

Он достал из-за обшлага короткую палочку золотистого цвета — один из своих походных компьютеров. Положил его на стол перед Беттой, — провел над ним указательным пальцем, подав мысленно нужную команду — и на столешнице ярко-сиреневым цветом изобразилась клавиатура, вспыхнул экран, и на нем появилась заставка, выбранная Сварогом с учетом именно детской психологии: красавец корабль с раздутыми парусами, медленно плывущий над облаками, над казавшимися сверху крохотными замками и башнями…

Ухмыльнулся про себя, видя, что рассчитал все правильно: Бетта завороженно уставилась на экран (ничуть не удивившись ни ему, ни клавиатуре, ну да это и понятно).

— Ой, красиво как… — выдохнула она. — Картинки… И все цветное… А у меня все черно-белое и нет никаких картинок…

И, спохватившись, что проговорилась сама, зажала рот ладошкой, глаза стали круглые от испуга.

— Хочешь попробовать? — мягко спросил Сварог, показывая на клавиатуру. — Посмотреть еще картинки? Там их много…

Видно было: хотя и испугалась чуточку, ее тянет к компьютеру, как магнитом.

— А… можно? — робко произнесла она, уже не прижимая руками кармашек.

— Пожалуйста, — сказал Сварог. — Ты же умеешь.

Бетта осмотрелась, озабоченно сдвинула брови:

— Тут есть незнакомые значки, я таких не знаю… Вот тот, тот, и весь тот рядок…

— Вот этот значок означает "Вход", — подсказал Сварог.

Бетта подняла на него глаза:

— Вы хотите сказать, "ключ"?

Видимо, у того, кто учил ее компьютерной грамоте, была своя терминология…

— Ну, пусть будет ключ, — сказал Сварог. — Нажимай.

Она, не колеблясь, коснулась сиреневого значка. Недоуменно подняла брови:

— А что такое "главная страница"?

— Полный список всего, что там есть, — пояснил Сварог. — А у тебя это как называется?

— А у меня нет никаких списков, — сказала она. — У меня только "ключ" и "дверь", открываешь дверь — а за ней друзья…

"Понятно", — подумал Сварог. Узкоспециализированная штука. У патриция были только биржи и схожие заведения, у того пирата — данные о морях и кораблях…

— Видишь этот кружочек? — спросил он. — Если станешь водить по нему пальцем, вон та стрелочка выйдет на нужную надпись… Наведи ее на "главную страницу"… нажми тот знак… вот тебе и список открылся. Теперь попробуй сама.

К некоторому его удивлению, Бетта освоила все едва ли не мгновенно. После нескольких вполне понятных ошибок (Сварог подсказывал, как их исправить) довольно ловко навела курсор на "Картинки", чуть подумала, выбирая что-то из открывшегося списка, уже совсем уверенно открыла "Платья, наряды, украшения" — и завороженно уставилась на медленно плывущие справа налево пышные платья для придворных балов. Ну, женщина, конечно, фыркнул про себя Сварог. Хоть и шестилетняя. Мальчишка, ее ровесник, конечно же, выбрал бы корабли или оружие, в "Картинках" все это есть…

— Бетта, у вас в доме курят? — спросил он негромко.

— Да-да, — отозвалась она, не отрываясь от экрана. — Папка трубкой дымит везде, только в спальне мамка ему запрещает…

Сварог извлек из воздуха сигарету и прикурил от огонька на кончике пальца — все равно Бетта никого и ничего не видела вокруг, кроме роскошных платьев и затейливых украшений. "Вот и все, — удовлетворенно подумал Сварог, выпуская дым, — она — моя. В хорошем смысле слова, конечно. Но как быстро освоилась, чертенок! А впрочем, что тут удивительного — двухмесячная практика, если ее клавиатура такая же, как у патриция, мой компьютер немногим и отличается…"

Усмехнувшись, он подал очередную мысленную команду — и экран погас, клавиатура исчезла. Бетта повернулась к нему — классический образ ребенка, у которого вдруг отобрали любимую игрушку. А уж глаза! Все, детка, ты моя, подумал Сварог не без легкого цинизма. Тебе с этого уже не соскочить…

— А почему он…

— Как бы тебе объяснить… — задумчиво начал Сварог. — Он должен питаться, как человек…

— Ну да! — прервала его Бетта. — Вы не держали его на солнышке?

— Совсем забыл, захлопотался, — сокрушенно сказал он. — А твой камешек тоже нужно держать на солнышке?

— Ага, — ответила Бетта, поколебавшись лишь краткий миг. — Если подержать его на солнышке часа четыре, он потом неделю исправно работает…

— Вот и у меня та же история, — сказал он с грустным видом. — Но нельзя ведь выносить его во двор при всех…

— Конечно, — со взрослой серьезностью кивнула Бетта. — Никто не должен знать… Баглок так и предупредил: никто не должен знать… Но вы ведь свой, дядюшка Гэйр, я теперь вижу…

— Может быть, покажешь твой? — спросил он осторожно. — Раз уж мы свои люди…

Поколебавшись лишь самую чуточку, Бетта сунула руку в кармашек и вынула в точности такой черный камень, овальный, идеально отполированный, с выступающим на одной стороне круглым бортиком и продолговатой луночкой внизу. Несомненно, из той же самой неведомой мастерской. Только гораздо меньше размером — не для мужской ладони, а для ладошки шестилетней девочки.

— Ну, я таких насмотрелся, — сказал он небрежно. — Только ты можешь его включить, верно?

— Ага, — кивнула Бетта.

— Значит, это Баглок тебе его дал? — спросил Сварог небрежным тоном.

— Ну да, — сказала Бетта. — Я собирала грибы в лесу и вдруг увидела под кустом камешек. А потом раздался голос Баглока. Сам он не показался, он ведь не всегда показывается… (Сварог не стал задавать вопросы касаемо личности этого самого Баглока, в конце концов, не это сейчас было самым важным). Он спросил, чего бы мне больше всего хотелось… А я… — Бетта смущенно улыбнулась. — Я так и сказала… Знаете, дядюшка Гэйр, мне всегда страшно хотелось поговорить с ребятишками, которые живут там, в летающих замках… Раз там есть взрослые, там ведь должны быть и ребятишки… Баглок мне объяснил, как управляться с камешком… в голове все словно само собой укладывалось… Вот и все… Ой! — вскрикнула она вдруг, прижав ладони к щекам. — Как же я сразу не сообразила, дуреха… Если вы дядя Дарна, значит вы… Вы тоже… Ваше Небесное Великолепие… — почти прошептала она испуганно. — Вы пришли меня отругать за то, что я без спроса посмела…

Сварог рассмеялся вполне искренне.

— Глупости, Бетта, — сказал он насколько мог убедительно. — С чего бы мне тебя ругать? Ты ведь ничего плохого не сделала. Ну, посмотри сама — похож я на человека, который собирается тебя ругать? Или сердится? Если бы я сердился, уж ни за что не стал тебе показывать… — он взял со стола золотистую палочку, подбросил на ладони.

— Но я же посмела без разрешения прийти к Высоким Господам Небес…

"Ну да, — подумал Сварог, — все-таки уже шесть лет. Успела уже усвоить, учено выражаясь, азы социальной структуры общества. А вот те карапузики, наверху, оказались гораздо беззаботнее, их явно еще не учили всерьез этим азам…"

Он наклонился и накрыл рукой ее маленькую ручонку.

— Честное слово, Бетта, — сказал он, — никто на тебя не сердится. Все твои друзья и подружки тебя давно приняли как свою, верно ведь? Ну, улыбнись. Никто на тебя не сердится.

— А зачем тогда с вами полицейский и все эти? — в ее глазах и голосе еще оставалась настороженность.

— Да он не полицейский, — сказал Сварог. — Он просто так одет. Понимаешь, когда мы спускаемся к вам, на землю, нам полагается ходить с охраной. Положено так. Нельзя мне расхаживать по земле в одиночку. Так что это всего-навсего моя переодетая охрана.

Кажется, она поверила. Даже улыбнулась:

— А вы что, боитесь, вас кто-нибудь обидит? Вы же такой здоровенный, может, даже Зимира поколотите…

— А это кто?

— Лучший кулачный боец в Туарсоне, — пояснила Бетта. — Когда по праздникам бывают кулачные бои, он всех побивает. Но вы, наверно, его побьете…

— Надо как-нибудь попробовать… — хмыкнул Сварог. — Да нет, Бетта, никого я не боюсь. Просто так уж положено. Как старосте носить бляху. Ну, успокоилась? Поверила, что никто на тебя не сердится и ругать не собирается?

— Да вроде бы, — сказала она, пытаясь улыбаться беззаботно. — Вы совсем сердитым не выглядите… Дядюшка Гэйр… А зачем вы все-таки ко мне приехали?

— Чтобы пригласить в гости, — сказал Сварог буднично. — У вас ведь, в Детской, две недели шла игра, ты лучше меня должна знать… "Золотой Ветер", правильно? Ну вот, и ты выиграла. Сегодня вечером там, — он ткнул пальцем в потолок, — будет праздник, все соберутся поздравлять победительницу. И вручать награду. Игрушку даже лучше, чем эта, моя, — он поводил в воздухе золотистым стержнем. — Ну, а поскольку победила ты, как же без тебя обойтись? Сможешь там погостить, увидишь массу интересных вещей…

— Так не бывает… — завороженно прошептала Бетта, глядя на него сияющими глазами, — это сказка, сон?

— Хочешь, я тебя ущипну? — усмехнулся Сварог.

— Ой, больно!

— Ну вот, никакой это не сон. Только отправляться, Бетта, нужно прямо сейчас, день уже к вечеру клонится… Сможешь быстро собрать все, что тебе там понадобится? Платья, игрушки какие-нибудь?

— Конечно… — она казалась одурманенной. И вдруг испуганно спросила: — А папа с мамой отпустят?

— Отпустят, — серьезно сказал Сварог, — с ними поговорю.

— Значит, мы полетим?

— Полетим, Бетта, — кивнул Сварог. — Ну что, беги быстренько собирайся? А я поговорю с папой и с мамой. Да, камешек положи в карман, не оставляй на столе, никто ведь не должен знать…

— Конечно… Бегу… Дядюшка Гэйр…

И она бросилась прочь из комнаты. Сварог не без грусти посмотрел ей вслед, вышел в другую комнату, сделал выразительный жест, и все моментально пришло в движение: Катлок, крепко ухватив за локоть старосту, повлек его к входной двери, деловито приговаривая:

— Пойдемте, староста, тут секретное дело обсудить нужно…

Отца с матерью сыщики без грубости, но непреклонно оттеснили на кухню и закрыли за собой дверь.

— Гаржак, — сказал Сварог. — Вы в Каталауне не новичок… Кто такой Баглок?

— Ну… Что-то вроде лешего. Очень непостоянен: может одарить человека, а может и поиздеваться: в лесу закружит или что-нибудь вроде того, убить не убьет, но неприятностей причинит немало.

— Реальная лесная нечисть или мифологическая?

— Мифология чистой воды, — сказал Гаржак. — Давным-давно проверено.

— Понятно, — сказал Сварог. — Идите, помогите девчонке собраться. Мы немедленно вылетаем.

Оставшись в одиночестве, он долго сидел не шевелясь, ссутулившись, свесив руки меж колен. Пытался понять, стоит себя в чем-то упрекать или нет. Поразмыслив, пришел к выводу, что все же не стоит.

Бетта никогда уже не вернется на землю — как и вся ее семья. Сварог ей не врал ничуточки — она и в самом деле объявлена победительницей игры, вечером действительно состоится праздник для малышей. Говоря по совести, игру выиграл совсем другой, шестилетний маркиз под ником "Проказник" — но никто об этом никогда не узнает. Пришлось так поступить для пользы дела. Не столь уж большой урон для малыша.

Бетте вручат приз. Завтра дадут вдоволь позабавиться с компьютерами. Послезавтра свозят на Сильвану. Потом… Ну, там целая программа, Сварог не вникал во все детали. Главное — завертеться в вихре безобидных развлечений, какие только можно придумать для шестилетней девочки с земли. Опутать. Незаметно подвести к точке, когда ей самой не захочется возвращаться назад. После всего, что она увидит за облаками, ей покажутся невероятно убогими, скучными и родная деревушка, и гусиное наследство. Шесть лет, всего шесть. Можно вылепить что угодно, как из пластилина.

Умные, знающие дело люди поставят все так, что она время от времени будет все же работать и с черным камнем — как и патриций, обитающий сейчас взаперти (правда, в большом комфорте). Пусть камни работают и дальше — пока не проявит себя тот, кто их подбрасывает от имени сказочных леших и несуществующих фей. Должен же он как-то себя проявить, какая-то задача перед ним стоит — ну не может же он дарить эти чертовы камни просто так, по доброте душевной? Должна быть какая-то задача и цель…

Есть и еще одна сторона проблемы. При диком кадровом голоде, царящем в девятом столе, Бетта вполне может стать ценным приобретением. Конечно, лет через десять, не раньше — но у нас впереди столетия, что нам стоит подождать десять лет?

Сейчас Катлок, предъявив старосте бляху даже не тайной полиции, Багряной Палаты, проводит с ним разъяснительную работу. Завтра же староста должен с самым сокрушенным видом разнести по деревне весть, что мирный шорник Кадерт на самом деле оказался местным главой "Черной благодати", а потому вчера вечером вместе со всей семьей был взят и увезен одним из тех учреждений, которые к ночи и поминать не стоит. И это все, что знает сам староста. Прокатит. Какое-то время судачить будут так, что языки сотрут потом привыкнут, и эта история войдет в список местных мелких "бывальщин", о которых не всегда и вспоминают за чаркой. Там, наверху и отца с матерью, и старшую дочку пристроят куда-нибудь слугами, на непыльную работенку, жить будут в комфорте, о котором и мечтать не могли, с Беттой видеться им позволят. Такие дела.

И абсолютно не в чем себя упрекнуть. И нет во всем этом ни подлости, ни жестокости. Наоборот, господа, наоборот… Если бы Сварог не отстоял перед Канцлером свой план, этот, в ход были бы автоматически пущены другие варианты зачистки. А их всего два. В обоих Бетту увозят за облака. В мягком варианте в лесу находят вполне опознаваемые останки "Бетты", растерзанной забеглым волком. В жестком — родители и старшая сестра всю оставшуюся жизнь проведут под неусыпным присмотром на одном из далеких островов. Стандартный регламент зачистки мест, где произошло странное, составленный и утвержденный давным-давно. Иногда это касается не одной-единственной семьи, иногда случаются зачистки и помасштабнее…

Поэтому Сварог считал, что ему не в чем себя упрекнуть. Он выбрал свой вариант, не предусмотренный регламентами, но одобренный Канцлером. Вариант, при котором всем увезенным отсюда житься будет очень даже неплохо.

И все равно, в горле сидел какой-то липкий, противный комок — из-за того, что вновь пришлось корежить человеческие судьбы. Прекрасно зная, что иначе нельзя, и тем не менее, господа мои, тем не менее…

Он повернул руку ладонью вверх, чуть раздвинул пальцы — и меж ними оказался пузатый бокал келимаса. Медленно вытянув его сквозь зубы, Сварог поставил бокал на стол. "Вот так и живем, — вертелось у него в голове, — вот так и живем…"

Хлопнула дверь — влетела сияющая Бетта. Гаржак нес за ней не такой уж и большой узел из полосатой материи.

— Дядюшка Гэйр! А где мама с папой? Нужно же им сказать…

Сварог развел руками:

— Они ушли со старостой, Бетта. Какие-то срочные дела в мастерской…

— Но как же…

Сварог подошел, наклонился и шепнул ей на ухо:

— Под большим секретом, малышка: им разрешили побывать на празднике, посмотреть, как тебе вручают приз.

— А Викету тоже возьмут?

— Конечно, — сказал Сварог. — Пусть порадуется за младшую сестренку. И убедится, что зря тебе не верила. Ведь не верила?

— Ой, как высмеивала… Говорила, я помешалась…

— Она кому-нибудь рассказывала о том, что ты ей рассказывала?

— Ой, да нет! Так и говорила: буду помалкивать, не хочу, чтобы меня дразнили, что у меня сестренка чокнутая…

"Совсем хорошо, — подумал Сварог. — Никаких лишних хлопот".

— В общем, всех твоих родных ты сегодня вечером увидишь на празднике, — сказал он, взяв Бетту за руку и деликатно направляя к выходу. — Пойдем?

— Пойдем! — радостно воскликнула она, вырвала руку и первой выскочила из дома, подпрыгивая и что-то напевая под нос. "Тоже неплохо, — подумал Сварог. — Мысленно она уже там. Первый шаг сделан".

— Пойдемте, Гаржак, — сказал он хмуро.

…Сварог, откровенно говоря, ничего не понимал в том, что видит. На экране Бетта, сидевшая за большим и сложным пультом незнакомого Сварогу компьютера, азартно и проворно стучала по клавишам всеми десятью пальчиками. На огромном экране выплясывали причудливый танец разноцветные полумесяцы, в их перемещениях, слияниях и сцеплениях определенно был какой-то смысл, но никак не для Сварога, освоившего компьютер ровно настолько, сколько необходимо для нормальной работы. Однако он ориентировался на Элкона — тот, наблюдая непонятное зрелище, прямо-таки сиял.

— Что, у нее неплохо получается? — спросил Сварог.

— Неплохо? Не то слово! — воскликнул Элкон с нешуточным энтузиазмом. — Это "Пестрый хоровод", один их самых сложных тестов. Не всякий опытный компьютерщик сможет за квадранс дойти до четвертого уровня, а она уже на девятом… А ведь всего неделю занимается… Верно вам говорю, командир, если с самого начала делать упор в ее образовании на компьютерные технологии, через десять лет получим компьютерного гения.

— Вроде тебя? — лениво поинтересовалась Яна, сидевшая в уголке и чуточку скучавшая.

— Гораздо выше, — сказал Элкон. — Я как раз сильно сомневаюсь, что я гений… хотя, конечно, кое на что способен, — добавил он с некоторым пижонством.

— Как она себя ведет? — спросил Сварог.

— Как вы и рассчитывали, командир, — сказал Элкон. — Она в полном восторге, не вылезает из зала и уже просит дать ей поработать на "Туманности-400". Я думаю разрешить. Это очень серьезный компьютер, посмотрим, что у нее получится…

— А все остальное?

— Родителей навещала всего дважды, но это, по донесению сопровождающего, как-то наспех. О том, чтобы вернуться на землю, даже и не заикалась. Наоборот, — он ухмыльнулся. — Просила узнать, разрешит ли ей дядюшка Гэйр погостить тут еще…

— Дядюшка, конечно, разрешит, — сказал Сварог без улыбки. — Дядюшка добрый, пока спит зубами к стенке… Это все прекрасно. Другое дело, Элкон, что у нас тут возникла досадная загвоздочка. Я час назад говорил с Канцлером. Он настроен вполне доброжелательно, но прямо сказал, что следует соблюдать порядок. Иными словами, Бетту нужно как-то здесь легализовать, придать ей определенный статус. И вот тут начинаются сложности… Совершенно непонятно — вот лично мне — какой ей статус можно придать. Будь она совершеннолетней, никаких хлопот — я бы ее попросту зачислил на службу по категории "персонал земного происхождения". Но с шестилеткой так поступить нельзя, это против всех регламентов. Остается только статус "опасного свидетеля"… который получили ее родители и старшая сестра. С ними-то никаких проблем, как и планировалось, пристроили слугами в Канцелярию метеорологии. Они-то — самые обычные люди, они нас совершенно не интересуют. А если и Бетте присвоят статус "опасного свидетеля", никакого компьютерного гения мы из нее сделать не сможем и образования дать не сможем. Отправят в школу служанок, и точка.

— Подумаешь, — сказала Яна беззаботно. — Я самовластная правительница или нет? Секретарь сочинит очередной рескрипт об исключении из правил, я подпишу…

Сварог повернулся к ней и сказал серьезно:

— Канцлер очень просил придумать что-нибудь такое, чтобы все соответствовало законам. И так, мол, общество недовольно, что в последнее время прямо-таки хлынули, как зерно из мешка, рескрипты об исключениях из правил, что ее величество себя ведет без должной величавости, кое-кто проливает слезу по распущенным Тайному Совету и Палате Пэров… Потаенный, но едва ли не всеобщий ропот…

— И в гвардии тоже? — прищурилась Яна. — А в армии?

— У военных — лишь единичные случаи, по данным восьмого департамента, — сказал Сварог. — Главным образом родственники тех, кто оказался не у дел после твоих… реформ.

— Ну, так о чем же тогда беспокоиться? — очаровательно улыбнулась Яна.

— Я тебе скажу, как монарх монарху, — заявил Сварог очень серьезно. — Просто прекрасно, что ты пользуешься безоговорочной поддержкой гвардии, армии и Серебряной бригады. Но на одной той поддержке сидеть не стоит. Когда ропот едва ли не всеобщий… нет, это не опасно, но все же скверновато. Я у себя на земле кое-чему научился… Неплохой вариант — когда высшее общество расколото примерно наполовину. Тогда и не о чем особенно беспокоиться и ничего не надо предпринимать: будут грызть друг друга и следить друг за другом сами, прохвосты… Но тут другая ситуация: все твои новшества и поведение раздражают слишком много людей. И с этим надо считаться. Ты уже взрослая, должна учитывать такие вещи…

Яна строптиво поджала губы, но промолчала. Неплохо, констатировал Сварог. Еще с год назад обязательно бы стала держаться, как взбалмошная девчонка…

— Одним словом, нас очень просили скрупулезно соблюдать законы и регламенты, — сказал он. — Но я ничего не могу придумать… Элкон, нет ли светлых идей?

— Ни единой, — хмуро признался Элкон. — Я, конечно, уже навострился на службе обходить законы, но все же не великий их знаток…

— Мужчины… — насмешливо протянула Яна. — Грозные монстры секретных служб… Что бы вы без меня делали… "Закон о бастардах". Изучали вдумчиво?

Сварог с Элконом переглянулись и пожали плечами.

— По-моему, нас с графом он пока что не касается… — сказал Сварог.

— Ну, так вот, слушайте внимательно, — тоном опытной учительницы сказала Яна. — Ребенок, рожденный земной женщиной от лара… Что с ним?

— Ну, обладает всеми свойствами лара, — сказал Сварог.

— Правильно, — сказала Яна. — А потому всякий лар, узнавший, что на земле у него родился ребенок, обязан сообщить о данном факте в Канцелярию земных дел. После чего ребенок, простите за канцелярщину, изымается и поручается опеке четырнадцатого департамента земных дел… либо любому лицу, пожелавшему бы взять на себя роль опекуна. К совершеннолетию он получает все права лара, усеченный герб родителя… тут давно разработан стандарт, левая часть родительского герба сохраняется, а на правой помещается стандартный символ "одинокое дерево".

— Интересно… — сказал Сварог. — А если герб состоит из одной-единственной фигуры и не разделен на поля?

— Ну, и в этом случае он тоже режется пополам, — сказала Яна. — Левая часть остается, а на правой — "одинокое дерево". Далее. Имя сразу дается новое, не родительское, титула не полагается — просто "лорд такой-то". Правда, если случается, что род родителя пресечется, вместо перевертывания герба и вычеркивания его из гербовника, он передается бастарду. Такое, кстати, бывало. И многие бастарды выслуживали титулы. Конечно, в обществе их не все принимают как равных, некоторые, особо спесивые, и на поклон не ответят, и в разговор не вступят… но явление существует. Сейчас у нас примерно три сотни бастардов.

— Когда ты всего этого нахваталась? — с интересом спросил Сварог.

— Я как-никак императрица, ты не забыл? — сказала Яна. — На окончательное утверждение бумаги всегда поступают ко мне. Я с этой процедурой впервые столкнулась пять лет назад, а вчера как раз был одиннадцатый случай…

— Но Бетта-то тут при чем? — недоуменно вопросил Сварог.

Яна демонстративно, тяжко вздохнула, покачала головой:

— Мужчины такие тугодумы… Никаких экспертиз не проводится. Достаточно прошения, поданного в Канцелярию земных дел. Некий благородный лар вдруг обнаружил, что его посещение деревни Туарсон шесть лет и девять месяцев назад не осталось без последствий… И заработает отлаженный механизм дядюшки Диамер-Сонирила… Ну, вам все понятно, или еще что-нибудь растолковать? — хотя она сидела в низком кресле, удивительным образом казалось, что Яна взирает на обоих свысока.

— Да нет, теперь все понятно, — сказал Сварог радостно. — Ну, коли уж нет никаких экспертиз… Одно только слово благородного лара… (как в старом земном анекдоте, подумал он — "и тут как поперли мне козыри, как поперли…"). Значит, надо искать кого-то надежного. Я тут всего три с лишним года, а Элкон при всех своих талантах никак не может по возрасту оказаться отцом шестилетнего ребенка… О! — воскликнул он, воздевая палец. — Брагерт! Этому шалопаю такая проделка будет весьма по вкусу. И уговаривать не придется.

— А воспитателем мог бы быть я, — сказал Элкон. — Бари — ее ровесница, они были знакомы заочно по Детской, а на празднике познакомились вживую… Отлично все складывается!

Не теряя времени, Сварог подошел к столу и нажал клавишу.

— Господин директор? — откликнулся секретарь.

— Немедленно разыщите милорда Брагерта и попросите явиться ко мне.

— Минуточку, господин директор… — какое-то время стояла тишина, потом секретарь отозвался с нотой разочарования. — Простите, но милорд Брагерт два дня назад отправился с заданием в Лоран, и раньше чем через неделю ждать его не следует… господин директор! Буквально только что поступило сообщение: его высочество принц Элвар интересуется, можете ли вы его принять по срочному и неотложному делу. Он сейчас в Каталауне, готов вылететь немедленно…

Сварог тяжко вздохнул, подчиняясь неизбежному. Сказал:

— Сообщите, что всецело к услугам принца… — и, отключив связь с приемной, повернулся к собеседникам, печально покачал головой. — Могу спорить, опять какого-то крестника его высочества или просто очередного "золотого парня" замели на угоне овец или грабеже купцов, снова придется миловать кого-то… Ладно, не впервой… В конце концов, он никогда не вступается за откровенную сволочь, и это хорошо… Что, Элкон?

— Если я вам больше не нужен, я бы полетел к Бетте…

— Да, конечно, — сказал Сварог.

Когда за Элконом закрылась дверь, он подошел к Яне и уставился на нее долгим взглядом. Она сидела, вольно закинув ногу на ногу, в коротеньком и легком красном платье, загорелая, свежая, после недели отдыха в Хелльстаде пребывавшая в отличнейшем настроении…

— Вот таких взглядов не надо, — сказала Яна с чарующей улыбкой. — Я ведь и в самом деле твердо решила, что до свадьбы ничего у нас не будет. Так хочется побыть неким подобием невинной невесты… Да и дядя сейчас прилетит.

— Да я так… — сказал Сварог, — с эстетической точки зрения.

Ее личико вдруг приняло ошеломленно-горделивое выражение — словно у ученого мужа, открывшего новый закон мироздания.

— Вот оно! — воскликнула Яна.

— Что?

Яна лукаво улыбнулась:

— А вот дядюшка Элвар и будет счастливым папашей Бетты. Так даже лучше. Бастарду императорской фамилии положен полный герб и титул, обычно маркиза или виконта. Леди Бетта, маркиза как-ее-там…

— Думаешь, он согласится?

— Быстренько уговорю, — заверила Яна. — Ты же успел его узнать, уже, наверное, пару бочек на пару осушили… Да и в конце-то концов, тыстолько раз по его ходатайству миловал всяких шаромыжников… Может он хоть раз ответить любезностью? Правда, вы с ним опять налакаетесь безбожно… Ладно, я останусь и буду за вами присматривать… Или у тебя срочные дела?

Сварог мотнул головой:

— Так уж сегодня счастливо сложилось, что и дел особых нет, и найдется чем принца попотчевать, да и самому отведать… Час назад посыльный от канцлера привез подарочек. С коротким, но благорасположенным письмом…

Он достал из шкафа и поставил на стол изящный деревянный ящичек, снял крышку-коробку, открывая подставку с весьма заманчивым содержимым.

Яна фыркнула:

— Ну конечно, какие еще подарки мужчины могут делать друг другу…

— Милая, — сказал Сварог, чувствуя, как его лицо становится одухотворенным. — Это тебе не обычное пойло, а напиток, достойный винных погребов Келл Инира…

На подставке, на маленьких, тонкой работы козлах лежал бочоночек из темных дубовых дощечек, вместимостью квартанов в пять (примерно 4 литра). Судя по клеймам, аккуратно заполненным алой краской, это был келимас, и не просто келимас, а один из лучших таларских сортов, с полуострова Ройре, да вдобавок двадцатилетней выдержки. Довольно редкая вещь — виноградники на Ройре небольшие, всякие келимасы Сварог пивал, а такого не доводилось.

Тут же, в гнездах деревянной подставки, стояли четыре деревянные же стопки. Сварог достал одну, повертел, но так и не смог определить, из какого дерева она сделана. Одно ясно — порода ценная. Бело-желтовато-коричневые узоры древесины так и ласкали глаз — особенно в сочетании с бочоночком. Снаружи чарки идеально отполированы, а внутри дерево оставлено нетронутым — и не понять, какая сторона красивее.

Подойдя к столу, Яна обозрела подарок и уверенно сказала:

— Налакаетесь.

— Да что тут пить? — спросил Сварог, поглаживая бочоночек. — Кошачьи слезки… Вот, кстати, очень светский у вас лексикон, ваше величество…

— Это все Каталаун, — безмятежно сказала Яна, глядя на него невиннейшим взором. — Я в детстве, да и позже, столько времени там провела с дядюшкой… А народ там простой, говорят незатейливо… — она потупила глаза в наигранном смущении. — Да, я и забыла покаяться еще в одном прошлом грехе. Когда мне было без малого двенадцать, я за амбаром целовалась с мальчиком. Точнее, пытались, тыкались плотно сжатыми губами… Дядюшка нас застукал, и была такая взбучка, что я навсегда зареклась принимать в Каталауне ухаживания… Я навсегда пала теперь в твоих глазах, или все же простишь?

— Скрепя сердце и собрав волю в кулак, — сказал Сварог. — Я ведь чуточку знаю Каталаун… Винцо ты тоже там в первый раз попробовала?

— Ну да, — сказала Яна без малейшего раскаяния. — Когда девочкам там исполняется двенадцать, им уже начинают наливать. Правда, слабенькую наливку или легкое вино, и на все застолье выделяется одна-единственная чарка. И строго следят, чтобы не было попыток добавить.

— Так что глоточек-то ты выпьешь…

— Глоточек-то я выпью, — сказала Яна. — Как-никак двадцатилетний "Ройне", причем настоящий…

Сварог прекрасно понимал, что она имела в виду. Еда и питье, сотворенные магическим образом, ничем не отличаются от настоящих, однако есть один нюанс… Когда ты создаешь бокал келимаса, это тот же самый келимас, что был в прошлый раз и в позапрошлый, и во все предшествующие разы. И бифштекс всегда один и тот же, в сотый раз подрумянен левый бочок, в сотый раз самую чуточку недожарен правый, поскольку все всегда выполняется по заданному образцу. Именно потому созданную магическим образом провизию и напитки предпочитают употреблять в самом крайнем случае — ну, скажем, как Сварог во время своих странствий по земле. Настоящее — оно и есть настоящее…

— А может, и два глоточка, — сказала Яна. — Или три. В любом случае не полными чарками, как вы сейчас начнете…

— Кстати, что это за дерево? Никогда такого не видел.

— Сильванская горная береза, — пояснила Яна. — Довольно редкая порода, растет в крайне труднодоступных местах и очень ценится. В одном княжестве из нее даже медали делают, по рангу соответствующие серебряным… У меня в сильванском охотничьем домике вся мебель из горной березы, у гиперборейского царя из нее трон… Есть одно поверье насчет супружеской постели, но я его тебе пока не скажу, я уже вошла в состояние невинной невесты… И нечего на меня так смотреть…

— Вот положа руку на сердце, чисто эстетически, — сказал Сварог, откровенно любуясь ею. — Загоревшая, веселая, ни капли меланхолии. Глаз радуешь.

— Ага. А дай тебе волю, мое платьице мигом в другой конец комнаты улетит…

— Но я же пообещал, что принял твое условие, и до свадьбы — никаких глупостей…

И тут ему в голову пришла великолепнейшая идея. Да что там, гениальная. Почему он один должен страдать в тисках добродетели? Это несправедливо, право же…

— Госпожа моя невеста, — сказал он вкрадчиво. — А вам не кажется, что в этих предсвадебных условиях допущена явная несправедливость по отношению к жениху?

— Какая? — с искренним любопытством спросила Яна. — Правда, я в толк не возьму, господин мой жених…

— Условия ставила только одна сторона, то есть ты, — сказал Сварог. — А почему я лишен такого права?

— А какие у тебя могут быть условия? — изумленно спросила Яна. — Нет, правда? В толк не возьму…

Сварог наставительным тоном сказал:

— Невеста в преддверии свадьбы должна быть добродетельной и скромной, так?

— Ну, вообще-то так… — протянула Яна.

— Вот именно. Коли уж речь пошла о добродетели и скромности, мне категорически не нравится, что моя невеста расхаживает в таких коротких платьях, пусть они и соответствуют нынешней моде. У тебя от колен до подола — расстояние в две моих ладони. С учетом большого пальца.

— Врешь и преувеличиваешь, — она посмотрела на свой подол. — Как ни прикидывай — одна твоя ладонь… ну, может, еще палец…

— Все равно, — сказал Сварог. — Условие у меня такое: чтобы ты с завтрашнего же дня и до свадьбы ходила исключительно в платьях, прикрывающих колени. И без всяких вырезов.

— Ты серьезно?

— Абсолютно, — сказал Сварог. — После свадьбы — пожалуйста, и платье укорачивай, и с вырезом щеголяй. А пока что… Я серьезно. Я твое условие принял. Справедливость требует, чтобы и ты приняла мое.

— Садизм какой-то…

— А не позволять до тебя даже пальцем дотрагиваться, пока ты в невестах, это не садизм?! Нет уж, Вита, давай по справедливости. Условие на условие.

— Ну, хорошо. Обещаю, — с крайне недовольным видом сказала Яна и пробурчала под нос: — Хорошо хоть не до полу… А что подумают при дворе? Мы же все сохраняем в тайне до последнего дня…

— А что подумают? — пожал плечами Сварог. — Подумают, что ты по очередному капризу решила переменить моду. И тут же оденутся соответственно. Ну, так ты обещаешь?

— Обещаю, — с превеликой неохотой сказала Яна. — Только ты постарайся побыстрее все уладить…

— Стараюсь вовсю, — сказал Сварог.

И говорил чистую правду. Карах, отставленный от всех прочих дел (коих у него, откровенно говоря, и не было почти), в лихорадочном темпе составлял Брачный кодекс, в качестве образца имея перед собой таковые кодексы из шести королевств. В Латеране два придворных церемониймейстера, из Снольдера и Ронеро (коим за быстроту и качество были обещаны не самые низшие ордена) столь же стахановски трудились день и ночь. Сварог дал им кое-какие исходные данные, а в остальном полагался на их опыт. Метавшиеся по Полуденному Каталауну сыщики донесли, что напали на след отца Грука и отыщут в самом скором времени. Список гостей Яна со Сварогом после вдумчивого обсуждения уже составили. Мяус рапортовал, что буквально через два дня дворцовый парк будет возвращен в то состояние, в каком он пребывал, когда во дворце кипела жизнь.

Замигала синяя лампочка, послышался голос коменданта:

— Господин директор, вимана его высочества только что совершила посадку.

— Возьмите почетный караул и проводите его высочество ко мне, разумеется, без доклада.

— Ну, сейчас пойдет гульба… — хмыкнула Яна.

— Мы постараемся не увлекаться, — ханжески пообещал Сварог.

— Это с дядюшкой-то? — фыркнула Яна. — Ну-ну, оптимист ты у меня, вроде бы должен уже неплохо его знать, второй год чарками стучите. Я, конечно, с вами посижу, но только до того времени, когда дядюшка начнет орать любимые каталаунские песни… Игривые…

— А в Каталауне ты их мало наслушалась? — фыркнул Сварог, всецело поглощённый хозяйством: перенес бочонок и стопки на стол в углу, как раз и служивший для приемов гостей. Достал блюда с закусками — настоящие.

— А в Каталауне, между прочим, с этим на застольях строго, — сказала Яна. — Если дом приличный, никто при детях похабщину горланить не будет — из-за стола вышибут… Так, мне на палец. Дядюшке можешь полный, а тебе и половины достаточно.

Сварог, в глубине души вполне согласный с таким раскладом, последовал ценным указаниям. Две чарки стояли на столе, свою он держал в руке, когда дверь с грохотом распахнулась и ввалился принц Элвар, веселый, небритый, в высоких сапогах и зеленом кафтане, с арапником за поясом.

— Ух, какого секача загнали! — браво рявкнул он с порога. — Клычищи…

— Ну вот, есть повод отпраздновать, — сказал Сварог. — Тут как раз прислали в подарок волшебный напиток…

— Ну-ка, ну-ка… — принц шагнул к столу, озирая его с живейшим любопытством.

Его лицо внезапно исказилось в неописуемой гримасе, и он, побледнев, как смерть, схватился за рукоять арапника. Все прошло молниеносно — арапник свистнул в воздухе, запястье Сварога обожгла жгучая боль, чарка выпала, и все содержимое растеклось темным пятном по узорчатому ратагайскому ковру. С неожиданным проворством принц обогнул стол, оттесняя от него Яну и Сварога. И заревел Сварогу в лицо:

— Вы где это взяли, идиоты?

— Канцлер прислал в подарок… — ошеломленно выговорил Сварог.

Принц рухнул в кресло, отодвинув локоть от полной чарки так, словно это была болотная гадюка.

— Не может такого быть… — пробормотал он.

— Мне доложили… — сказал Сварог растерянно. — Вимана была цветов канцлера, посланец в мундире его канцелярии, классный чин.

— Король, мать твою… — прохрипел принц. — Дите малое… Как тебя до сих пор не прикончили…

— Дядя, — твердо сказала Яна, — что-то я подобного буйства даже за вами не припомню…

— Буйства? — взревел принц. — Да твоего отца именно так и отравили, такими вот чарочками… — он с размаху хлопнул себя ладонью по губам. — Договорились же молчать, черт…

Сварог придвинулся к Яне, готовый ее подхватить — казалось, она сейчас потеряет сознание. Но длилось это только миг. Она отстранила руки Сварога, как чужого, села в кресло перед одним из пультов, уверенно нажала несколько кнопок и сказала резко, холодно: — Герцог? Извольте немедленно прибыть в девятый стол. Немедленно.

И ударила по клавише прежде, чем Канцлер успел что-то ответить, он так и исчез с экрана. Повернула к Сварогу прекрасное, ожесточенное лицо:

— Сколько у тебя здесь вооруженных?

— Человек сорок, — пожал он плечами.

— Подними всех. Когда Канцлер войдет в здание, всех его спутников немедленно арестовать. Пять человек в приемную. Ну? Или мне самой приказать? Где тут у тебя связь с комендантом?

Сварог, так ничего толком и не понимая, нажал нужную клавишу и передал распоряжение. Нагнувшись над его плечом, Яна громко сказала:

— Моим именем, комендант!

— Слушаюсь! — ответил комендант браво.

Судя по тону, он ничего не понимал, но полагал всегда, что понимать приказы в его обязанности не входит, — за что Сварог его и ценил…

На соседнем пульте зажглось несколько лампочек. Судя по их сочетанию, комендант объявил по зданию боевую тревогу, полагая, очевидно, что каши маслом не испортишь. Сварог ничему не препятствовал — он наконец-то смог думать, рассуждать, прикидывать.

— Яна, это не Канцлер, — сказал он задумчиво. — Никак не Канцлер. Он не стал бы так подставляться, посылать свою виману, своего чиновника… И потом, он прекрасно знал, что ты здесь, не мог не догадываться, что мы выпили бы оба… А мне только раз говорили, вот хотя бы его высочество: уж если Канцлер против тебя что-нибудь задумал, у него была за все эти годы масса возможностей обстряпать все чисто…

— Это никак не Канцлер, Яна, — сумрачно поддержал принц Элвар. — В самом деле, уж он-то мог устроить всякое… Кто же будет так подставляться, столько свидетелей…

— А я и не считаю, что это Канцлер, — отрезала Яна. — Просто-напросто настало время поговорить по душам, и не только с Канцлером. Мне надоело, что он, пусть и не врет, столько лет не говорит всей правды… И лучше не мешайте оба!

Сварог стоял молча. Принц Элвар тоже помалкивал. Перед лицом столь ярко выраженного классического Монаршего Гнева стоило помолчать…

— У тебя тут есть какие-то эксперты… — сказала Яна Сварогу приказным тоном. — Вызови быстро. Пусть возьмут пробы из чарок и из бочонка.

…Канцлер сидел ссутулившись, лицо напоминало застывшую маску. Он прочитал про себя данные экспресс-анализа, положил листок на стол, сказал, опустив глаза:

— Все, как и в тот раз. Келимас в бочонке абсолютно безопасен. В чарках — отрава… Можно вопрос? Кто-нибудь на миг допускает, что это я?

— Никто, — отрезала за всех Яна. — Отчего ситуация веселее и легче не становится. С лорда Сварога никакого спроса — его в те времена здесь просто не было. А вот вы двое, да вдобавок покойный Гаудин… Я несколько раз задавала вопрос вам обоим: был ли отец отравлен? Вы уверяли, что это глупости… Извольте объясниться. Дядя…

— Ну, понимаешь… — принц Элвар ерзал на стуле и вообще чувствовал себя крайне неуверенно. — Канцлер не так уж и виноват, и Гаудин тоже… Мы тогда собрались на совет: я, Диамер-Сонирил, несколько наиболее толковых принцев крови, надежных сановников… Решено было сохранить все в тайне. Не рассказывать же тебе, шестилетней, как все случилось?

— А вам не кажется, дядя, что я уже совершеннолетняя? — поинтересовалась Яна с неописуемым сарказмом.

— Ну, понимаешь… — покаянно сказал принц. — Хотели подождать, пока ты еще немного подрастешь…

— Благодетели… — покачала головой Яна. — Берегли от сложностей жизни… Как я вам благодарна…

Канцлер наконец-то поднял глаза:

— Ваше величество, я себя не выгораживаю. Просто хочу сказать, что решение было принято единогласно. Ввиду… особых обстоятельств. Видите ли, покушавшихся так никогда и не нашли, и до сих пор неизвестно, кто это был. Ясно одно: никто не готовил переворота, мятежа, смены династии или хотя бы вашего отстранения. Те, кто все это устроил, отравили императора — и только…

— Они где-то здесь, — сумрачно сказал принц. — Понимаешь, Янка? Кому-то из них ты наверняка давала титулы и ордена, назначала на высокие посты… Они где-то здесь. Вот мы и боялись, что ты, узнав правду в юном возрасте, сгоряча наломаешь дров. Уж если тогда не удалось их обнаружить, у тебя тем более ничего не получилось бы. А вот они могли предпринять что-то, чего никто не мог бы предотвратить… Лорд Сварог, вы в данном случае лицо беспристрастное, можете быть судьей. Как вы поступили бы на нашем месте?

Сварог долго молчал. Потом сказал медленно:

— Пожалуй, я бы тогда с вами со всеми согласился…

Яна обожгла его взглядом — но все же атмосфера в кабинете была уже не столь напряженной.

— Как это случилось? — спросила Яна вполне рассудочным тоном. — И в чем секрет…

Принц вздохнул. Взял чистый бокал из шкафа Сварога, налил до краев келимаса и осушил. Морщась, сказал:

— Рекомендую, дамы и господа… Келимас абсолютно безвредный, как и тот…

— Какая-нибудь юридическая ловушка в заклинаниях? Если только так можно говорить о магии? — спросил Сварог. — Прореха? — он вспомнил кое-какие поучения Грельфи. — Вредный вред и безвредный вред?

— Вот именно, — угрюмо отозвался принц. — Из этой самой клятой разновидности… Любой из нас, здесь присутствующих, моментально определит наличие в его бокале яда. А что есть яд? Природное либо составленное человеком зелье, смертельное для человека. Здесь ничего подобного. Потом выяснилось: когда дубильные вещества келимаса попадают в посуду из гипорборейской березы, образуется, как его там, химическое соединение с длиннющим названием. Я его еще тогда забыл. Главное, для человека это смертельный яд… формально не попадающий под категорию ядов. Келимас, разумеется, был проверен специалистами своего дела, как и все, что подается на стол королю. Посуда была проверена на наличие ядов. А потом они соединились, келимас и береза… — он тяжко вздохнул и налил себе еще.

Сварог, подумав, последовал его примеру — и Канцлер тоже. Даже Яна, чуть подумав, налила себе немного густо-янтарной жидкости.

— Подарок поступил якобы от царя Гипербореи, — сказал Канцлер. — Правда, потом оказалось, что царь его не посылал. Все замыкалось на главном кравчем… вполне доказавшим за долгие годы преданность трону. Он его и принес. Там тоже были четыре чарки. Кроме императора, они достались его высочествам и мне. Дюжине приближенных налили тоже, но в обычные бокалы, — на его лице появилась бледная тень улыбки. — Меня и обоих принцев спас строгий этикет торжественных обедов. Лишь когда император выпьет, поставит чарку на стол, имеют право пить остальные, — его лицо исказилось болезненной гримасой. — Император даже не успел допить. Он стал клониться на спинку кресла, лицо застыло, глаза гасли, в уголках рта появилась кровавая пена… конечно, переполох, паника… Лейб-медики оказались бессильны. Главный кравчий был обнаружен неподалеку в коридоре с кинжалом в сердце. Никаких следов. Ни наука, ни маги…

Настала долгая тягостная тишина. По лицу Яны текли слезы. Она не плакала — просто слезы текли и текли.

— И они где-то здесь… — выговорила она совсем тихо.

— Именно поэтому нельзя было допускать… опрометчивых решений, — произнес Канцлер с ноткой прежней жесткости в голосе. — Правда, о том, что ваше величество здесь, знал только я — я имею в виду, из тех, кто находился за пределами манора. Либо у них есть здесь сообщник, который известил, что вы здесь, либо все было приготовлено исключительно для лорда Сварога…

— Ну, что касается сообщника здесь… — сквозь зубы проговорил Сварог. — Будет очень просто выяснить, есть он или нет. Есть безошибочные способы, я в свое время наладил неплохую контрразведку, именно потому, что ко мне стали засылать агентов… Правда, мало, но работать умеют…

Канцлер хладнокровно спросил:

— Ваше величество, можно спросить напрямую: если я буду арестован… или отстранен, можно ли твердо рассчитывать, что мое место займет лорд Сварог?

— Ни в коем случае, — вырвалось у Сварога.

Взглянув на Яну, он увидел, что она успела за кроткое время привести себя в порядок: вытерла слезы, сидела с непроницаемым лицом. И недовольно поджала губы, услышав реплику Сварога.

— Мы не раз говорили, верно? — сказал он насколько мог мягко. — Я просто-напросто не вытяну всего этого, вместе взятого. Я и так на себя взвалил слишком много. Ничего хорошего не получится.

— Вот видите, ваше величество, — сказал канцлер бесстрастно. — Вы назначите на мое место кого-то исключительно по личным симпатиям… и нет гарантии, что им не окажется тот… кому как раз не следует там оказаться.

— Иными словами, вы снова выкрутились? — не без ехидства спросила Яна после короткого молчания.

— Я бы назвал это иначе, ваше величество, — мягко сказал Канцлер. — Мне в очередной раз удалось оправдаться. Честное слово, я ничего не мог сделать в той ситуации. Именно потому, что это, судя по всему, был не обширный заговор, а работа одного человека, в крайнем случае, двух-трех. И потому все наши службы оказались бессильны.

Яна, пусть и с некоторым неудовольствием на лице, коснулась клавиши:

— Комендант? Все только что отданные мною распоряжения отменяются. Извините, Канцлер, я, кажется, погорячилась, но обстоятельства…

— Не стоит извинений, ваше величество, — серьезно сказал Канцлер. — Я привык. За семь лет правления вашего отца меня дважды отстраняли от дел, а уж за сорок лет службы у вашего дедушки это происходило столько раз, что я счет потерял. Причем, это иногда обставлялось гораздо эффектнее…

— Ну что тут поделать, Янка, — сказал принц Элвар, с непринужденным видом наливая себе полный бокал келимаса. — Так уж получилось, что герцог лучше всех, кого я знаю, управляется с этим механизмом. Талант у него такой… Я и сам его когда-то черт-те в чем подозревал, а потом выяснилось, что напорол горячку…

— В следующий раз, лорд Сварог, — сказал Канцлер, — получив подарок вроде этого, немедленно свяжитесь с дарителем и поблагодарите лично. Вполне может оказаться, что он о "своем" подарке и понятия не имеет…

— Вот это правильно, — буркнул принц. — Многие вас недолюбливают, чего уж там. Многие не настолько, чтобы идти на такое, но человеческая душа — она ж потемки, — он откровенно потянулся к бочонку и грустно сказал: — Очень уж долго не случалось отравлений, последнее произошло еще до моего рождения. Может, еще и поэтому сыскари навыки потеряли…

— Каждый день узнаешь о жизни что-то новое, — с горькой иронией произнесла Яна. — Оказывается, почти никому в Келл Инире доверять нельзя. Теоретически каждый может оказаться…

— Такова уж участь монархов, ваше величество, — мягко сказал Канцлер. — Вот вам еще одна взрослая истина…

— Кто будет проводить расследование? — мрачно спросил Сварог. — Мои люди или ваши?

— Это несущественно, — сказал канцлер. — Я поручу кое-кому… можете и вы, кто же вам запрещает? Только, простите, у меня есть предчувствие, что никто ничего не добьется. Наверняка уже не существует ни той виманы, ни того антланца — в подобных делах не считают пешек…

Яна вдруг встала и, полностью игнорируя прочих, подошла к Сварогу, обхватила обеими руками, прижалась:

— Увези меня в Хелльстад. Немедленно. Там уютно и покойно, я не могу сейчас в Келл Инир… — она подняла на Сварога сухие глаза, грустные и злые. — Ну, или мне приказать коменданту увести манор в Хелльстад, спрыгнуть и самой искать Вентордеран?

— Ну что ты такое говоришь… — сказал Сварог, осторожно высвободился из ее объятий, подошел к столу и коснулся клавиши:

— Комендант? Уводите манор к хелльстадской границе, к точке "Ворота".

— Ваше величество! — непроизвольно вырвалось у Канцлера. — Нужно обсудить кое-что по очередному Виглафскому Ковенанту, да и лорда Сварога это касается…

— Это подождет, — небрежно сказала Яна, не оборачиваясь.

Глава IX О методах воспитания и прочем

Бравый усатый гвардеец распахнул перед ним одну половинку высокой дубовой двери. Второй взял мушкет "на караул". Сварог небрежно кивнул и вошел в свои собственные покои Латеранского дворца, куда посторонним было так просто не попасть. Здесь царили тишина и почти полное безлюдье, разве что временами проскальзывали бесшумные, как мыши, камер-лакеи, да стояли на поворотах и лестничных маршах недвижные часовые. "А вот двинет один такой мечом в спину… — подумал он вдруг. — Канцлер прав: невозможно заранее просчитать всех"…

Он не испытывал особого волнения после случившегося; еще раз увернулся от смерти. Бывает. В этом не было никакого кокетства, его частенько пытались убить, так что, можно считать, дело житейское. Издержки профессии…

Наоборот, настроение было бодрое и деловое. Они кое-чего добились в последнее время. Они приобрели Бетту — которая в будущем очень даже пригодится. Они отыскали Токеранг — хотя до сих пор не смогли обнаружить туда вход. С маркизом Оклером, командиром новоиспеченной Морской бригады, у него были прекрасные отношения — а это сулило на близкое будущее кое-какие интересные планы. Жизнь била ключам, можно сказать…

Навстречу попался министр двора, сплетник, доносчик и казнокрад, но человек полезный. Отбросов нет, есть кадры… Завидев Сварога, он остановился как-то очень уж выжидательно, держа на виду большую сафьяновую папку, в каких архитекторы носят чертежи. Судя по тому, что она была украшена золотым королевским гербом, речь шла именно о дворцовых архитекторах.

— Итак? — спросил Сварог, приостанавливаясь.

— Ваше величество! — вдохновенно воскликнул министр двора. — Полная реставрация закатного крыла закончена!

Причины вдохновения понять было нетрудно — по сложившейся традиции именно министр двора оказывался первым в списке награжденных и пожалованных.

— Часа через два осмотрю, — сказал Сварог и пошел дальше.

Свернул налево, поднялся на два марша по лестнице и оказался в коротком коридоре, где разместил Интагара с парочкой помощников, чтобы были под рукой. Вот уже десять дней здесь обитала и Томи, отправленная в Латерану с довольно серьезной миссией: обучить Интагара пользоваться компьютером. Виртуоза из него, конечно, не сделаешь, но азы он усваивает, и неплохо. Интагар с компьютером — это, судари мои, сочетание…

Охраняли этот коридор особенно тщательно — главным образом даже не от иностранных шпионов, а от тех, кто до сих пор стучал на Сварога наверх. Лучше уж держать все втайне до поры до времени, а уж потом поставить кое-кого перед фактом…

С диванчиков по обе стороны коридора вскочили сразу четверо сыщиков, трое просто вытянулись с тупо-ревностным видом, а четвертый простер недоверие настолько, что поднял перед лицом короткую серебряную загогулину, способную вмиг определить, сам Сварог сюда нагрянул, или это некий злоумышленник в маске Сварога. Сварог и не подумал сердиться — он эту штуку сам сюда привез и обучил часовых пользоваться.

Еще один коридор, несколько дверей справа и слева. Сварог без стука распахнул первую справа. И не обнаружил там никакой работы: компьютеры на трех столах бездействуют, Интагара нет, только Томи примостилась в углу в низком кресле, и рядом с ней на столике — высокая черная бутылка неплохого таромайского вина и радужный бокал.

Когда Сварог вошел, она чисто машинально сделала движение пальцами — и вместо бутылки с бокалом на столе обнаружился стеклянный кувшин, по виду с вишневым соком, и высокий стакан с цветными стеклянными медальонами и тонкой гравировкой. Сварога, конечно, эта иллюзия обмануть не могла — для него кувшин оставался полупрозрачным видением — так что все явно предназначалось для Интагара.

— Так-так-так, — сказал Сварог. — Все-таки дворец на вас плохо влияет, красавица моя. Переняли у гвардейских лейтенантов привычку начинать утро с пары бокалов?

— Всего бокальчик, — сказала Томи без особого раскаяния. — Здесь не только гвардейские лейтенанты, но и фрейлины с утра имеют привычку…

— Ладно, — сказал Сварог, садясь напротив. — Лишь бы ты эту привычку не прихватила с собой наверх, в девятый стол, вот тогда я рассержусь всерьез… Ну, как живется во дворце?

Внедрить ее во дворец никакого труда не составляло: вдруг взяла да и появилась еще одна дворяночка из далекой провинции. То, что никто раньше такой фамилии не слышал, ничему не мешало: мало ли в провинции захолустных родов, которые знают все наперечет только замшелые старцы-герольды? К тому же обитателями интагаровых комнат как-то не принято особо интересоваться и уж тем более приставать с расспросами. Правда, какая-то зараза, как водится, тут же пустила по дворцу слух, что это очередная любовница Сварога, встреченная им где-то в глуши, как в "Романе о принце Кальберте" — но это, если подумать, не особенно и напрягало, а саму Томи только веселило (Хорошо еще, к сему времени она, как и предсказывала Яна, перестрадала, и Сварог больше не числился у нее в объектах пылкой страсти).

— Прекрасно живется, — сказала Томи, но самым унылым тоном, насупясь и хмурясь.

— Что такое? — удивился Сварог.

— Хоть волком вой, — мрачно сообщила Томи. — Скоро на стену полезу.

— Нате вам, — сказал Сварог озабоченно. — Обидеть тебя здесь никак не могли, дворец у меня — приличное заведение. Надоело тут торчать? Или Интагар науку плохо усваивает?

— Да нет, к некоторому удивлению, очень даже неплохо…

— Тогда откуда меланхолия?

— Он меня воспитывает! — сердито выпалила Томи, так и сверкая глазами. — Платья у меня слишком короткие, и вырезы чересчур глубокие… Оцените сами: так или нет?

— Да нет, — сказал Сварог, присмотревшись. — Все в пределах приличий, тут у меня иные юные озорницы подолы на пару пальцев укорачивают, так что ты вполне скромно смотришься…

— Ну вот! — фыркнула Томи. — А он каждую свободную минутку цепляется, как репей, талдычит о добродетели, подобающих для приличной девушки нарядах и прочих высокоморальных вещах… Сил моих больше нет. А уж если мне вздумается с кем-нибудь пофлиртовать… Не подумайте ничего плохого, командир, я имею в виду именно что легкий безобидный флирт… Тут уж такой поток нравоучений начинается: о том, как коварны дворцовые ловеласы, как неопытны юные девицы вроде меня… Полное впечатление, что это он пишет те сентиментальные романы под псевдонимом Баронесса Грайли…

— Вот уж Баронесса Грайли — точно не он, — сказал Сварог с большим знанием вопроса. — Мне как-то докладывали. Это трое студентов из Латеранского университета развлекаются — и, между прочим, неплохо зарабатывают, стервецы. Интагар, я думаю, роман не взялся бы сочинять даже под страхом виселицы.

— Все равно, — строптиво сказала Томи, — эти его нравоучения уже в печенках сидят.

— Потерпи немного, — примирительно сказал Сварог. — Видишь ли, пунктик такой у человека. Отец двух дочек, что поделаешь. Ты сама должна была прекрасно видеть: он их даже заставляет носить платья на пару пальцев подлиннее да и вырезы гораздо скупее, чем требует мода…

— И много ему это помогло? — прищурилась Томи с таким видом, словно показала ему язык. — У старшей, между прочим, роман с одним лейтенантом из Верных Мушкетеров, они уже спят вместе. У младшей тоже роман, только она пока не решается… Что-то у вас, командир, глаза на лоб полезли? Так частенько случается с девицами, коих воспитывают в излишней строгости. И вся тайная полиция папеньки до сих пор не дозналась…

Сварог повертел головой в нешуточном удивлении:

— А ты откуда знаешь?

Томи многозначительно прищурилась:

— Командир, в вашем дворце добродетельные девицы частенько устраивают посиделки за полночь и многим делятся, в том числе сердечными тайнами…

— Представляю себе, — проворчал Сварог. — А почему ты мне все это выкладываешь? Ты же всегда славилась умением хранить тайны, особенно чужие сердечные.

— Когда с меня берут слово, — пояснила Томи. — А сейчас никто слова не брал, — ее личико стало озабоченным. — Только вы не проговоритесь…

— Успокойся, ни в коем случае, — сказал Сварог. — Уж я-то его знаю: плохо придется воздыхателям… Если уж герцог Лемар девушек стороной обходит… Ладно, попытаюсь что-нибудь придумать. А ты смотри, не увлекайся винцом с утра… И вот это нравоучение изволь принять всерьез.

— Есть, командир, — отозвалась она чуть мрачновато.

— Значит, учеба идет неплохо… — задумчиво сказал Сварог. — Это хорошо…

— Удивительно быстро все усваивает.

— Мозги-то у него золотые… — проворчал Сварог и встал. — Ладно, зайду к нему, поговорю и о тебе. Потерпи, неделька осталась…

— А можно, я еще на пару дней задержусь? — с мнимо простодушным видом поинтересовалась Томи. — В качестве моральной компенсации за все эти потоки нравоучений?

Сварог присмотрелся к ней и уверенно сказал:

— А, ну да… Через девять дней бал в Малом дворце… Угадал? Угадал… Что, какой-нибудь молодой лейтенант?

— Ну, он вообще-то не военный… Командир, я же говорила — только легкий безобидный флирт. А от ловеласов я умею отбиваться, даже Лемара в свое время отставила…

— Да, он мне жаловался, — фыркнул Сварог. — Ладно, разрешаю. В рамках приличий…

Кабинет Интагара помещался на противоположной стороне коридора, в конце. Как он и ожидал, хозяин, нацепив на нос очки в круглой золотой оправе (плохо гармонировавшие с бульдожьей физиономией), по уши закопался в какие-то бумаги, иные из них крайне потрепанного вида, со множеством казенных штампов.

— Заговор на горизонте? — спросил Сварог, плюхаясь в кресло.

— К счастью, ваше величество, ничего подобного не предвидится, — серьезно ответил Интагар, откладывая стопу. — Это все дело Асверуса. Пытаюсь доискаться, в каких еще побочных архивах можно обнаружить следы. Помните, как это было с Гиуне? Самого дела о крохотных подводных лодках не нашлось, а оно обязано было существовать…

— Уверены?

— Уверен. Согласно тогдашним правилам делопроизводства, пусть и секретнейшего — обязано было быть. Его могли уничтожить… а может, и пылится где-нибудь в архивах, совершенно не имеющих касательства к тайной полиции или другим аналогичным службам. Помните, как было с Гиуне? Прекрасно сохранились побочные бумаги — записи в Книгах Сословий и гильдейских списках, распоряжения о выдаче взрывчатки из Пороховой башни, о лошадях… — он вздохнул. — Будь все эти записи в компьютерах…

"Быстро осваивается с техникой, о которой месяц назад и не слыхивал, — подумал Сварог. — Только откуда ж эти данные в компьютерах. Судя по архивам восьмого департамента и Кабинета Канцлера, вся эта история с ловлей подлодки в свое время прошла совершенно незамеченной для обеих якобы всезнающих служб…"

— Отвлекитесь на минутку, — сказал он. — Это подождет. Вам в жизни никогда не встречалась такая штука? Похожая, быть может?

Он достал из кармана и положил перед Интагаром прямо на бумаги один из черных камней-компьютеров, позаимствованных из архивов восьмого департамента — тот самый, что принадлежал некогда знаменитому пирату.

Интагар снял очки, повертел камень в руках и сказал самым будничным тоном:

— А как же. У меня в архиве, ну, в точности такой же пылится лет пятнадцать. Так называемый талисман "Карата-Проныры". Был такой главарь шайки, был повязан и с каталаунскими контрабандистами, а в последнее время стал еще и крутить шашни со снольдерской разведкой. В конце концов удостоился такой славы в узких кругах, что сам король распорядился взять живым или мертвым. Времени мы на него потратили едва ли не больше, чем на десяток субъектов того же полета… — Интагар поднял голову, посмотрел на Сварога строго и серьезно: — Полное впечатление, государь, что он продал душу сами знаете кому, отец Алкес из Багряной Палаты даже приставил к той группе, что занималась Каратом, двух своих людей. Очень уж был удачлив и везуч, поганец, знал наперед то, что обычный человек и знать не должен. Но и промахи бывали. На одном из таких промахов его и подловили. Лично я постарался бы взять его живым, но такие операции, знаете ли… Когда сам король велит взять живым и мертвым, когда за спиной торчит и всюду сует нос Багряная Палата… Все на нервах, сначала стреляют, потом думают… Хуже нет таких операций… Короче говоря, когда он стал уходить по крышам, сыскари устроили нешуточную пальбу. Ну, и сбили с крыши, как птицу с ветки… Именно такой камешек при нем и нашли. Пара-тройка его людей твердила, что это какой-то загадочный талисман, что благодаря ему Карат и ускользает от полиции, и еще много чего проделывает… Вот только Багряная Палата не нашла в этом камушке ни тени магии — ни черной, ни любой другой. По этой же причине никто не стал тревожить такими пустяками… — он многозначительно показал пальцем на потолок. — Камень вернулся к нам, и его на всякий случай вместе с прочими бумагами сунули в архив — не особенно и секретный шкаф, "хранение — четверть века". Через десять лет все изничтожат, в том числе и камень.

— Найдите дело в архиве, — сказал Сварог. — И передайте мне вместе с камнем. Далее. Если кто-нибудь, когда-нибудь, где-нибудь прослышит об обладателе точно такого камня, хозяина брать живьем. Любой ценой. Все понятно?

— Конечно, — сказал Интагар.

— Да, и вот что еще… — сказал Сварог. — Уже не имеющее отношения к службе… Я тут слышал, вы усердно воспитываете в духе добродетели своего учителя, баронессу Мерчем?

Вот тут выражение лица старого шпика стало неописуемым — и, что характерно, очень человечным. Таким его Сварог видывал раз в сто лет.

— Ваше величество, — прямо-таки умоляюще начал Интагар, — юные девушки в этом возрасте обязательно нуждаются в…

— Отставить, — сказал Сварог. — Больше никаких нравоучений. Ни словечка. Я достаточно ясно выразился?

— Конечно, ваше величество, — сказал Интагар своим обычным почтительным тоном. — Будет исполнено. Больше ни словечка.

Однако где-то глубоко-глубоко в глазах у него теплилась уверенность в собственной правоте — хотя приказ, можно не сомневаться выполнит в точности. Сварог ухмыльнулся про себя, представив физиономию Интагара, застань он старшую дочь в постели с гвардейским лейтенантом. Да нет, тут не до смеха, таким Интагара лучше не видеть… Но, в конце концов, а вдруг там большая любовь?

Через квадранс он шагал в закатное крыло в сопровождении министра двора, главного королевского архитектора и еще полудюжины чиновников рангом поменьше — вся компания приобрела этакий горделиво-скромный вид, свершив нешуточное дело строителей, ваятелей и мастеров изящного украшения. Хотя реальные труды положил, конечно, только один, главный архитектор, да и тот в силу занимаемого поста, надо полагать, не особенно и утруждался. А вот тех, кто реально строил, ваял и украшал, предусмотрительно убрали подальше с глаз его королевского величества, чтобы не оскорбляли взора непрезентабельным рабочим видом. "Ну, этой шайке, конечно — ордена, — думал Сварог. — Согласно традиции. Но и остальных надо не забыть, потом взять полные списки…"

Переходы, залы и лестницы его не особенно и воодушевляли — это была скрупулезно восстановленная мрачноватая архитектура более чем трехсотлетней давности с перекрещенными высоко над головой дубовыми балками, темными панелями, вечнозелеными рагониями в кадках и черными рыцарскими доспехами в нишах. В свое время подобный стиль был в большой моде, но сейчас выглядел чересчур угрюмым. Знал бы раньше — и восстанавливать бы не взялся, но за всеми делами ни разу сюда не заглядывал, а просмотренные мельком проекты и чертежи, конечно, этой мрачности как раз не передавали. "К чему бы все это приспособить? — ломал он голову. — Интагару, что ли, отдать под его дворцовое хозяйство? А то нынешние его помещения должной жути на клиентов не наводят… Впрочем, с пристрастием он клиентов во дворце, понятное дело, не допрашивает, но они и тут бывают, так что решено…"

Кто-то, забежав вперед, услужливо распахнул перед ним высокую дверь с полукруглым верхом…

Сварог с маху остановился на пороге, испытав сложные, непонятные самому ему чувства. Перед ним была точная копия того зала, что он несколько раз посещал мимолетным видением, и всякий раз буквально пронизывал тоской и отчаянием, слово ледяной вихрь, даже кости холодивший…

Круглый зал сплошь в черных и красные тонах, высокие стрельчатые окна в золотисто-алых витражах, черные рыцари в простенках, никакой мебели, только массивный темный стол посередине, круглый, окруженный такими же темными стульями с высокими закругленными спинками. Сварог машинально сосчитал их: одиннадцать. Спинка одного чуточку повыше, и в нее врезано золотое изображение ронерской короны. На столе перед каждым креслом — плоская золотая чаша. Точная копия его видений. Тоска и отчаяние…

Он осторожно сделал несколько шагов вперед, словно ступал по тонкому льду. Следом, не смея опережать, с черепашьей скоростью двигалась свита. Подойдя к столу, Сварог коснулся подлокотника одного из кресел, взял в руки тяжелую золотую чашу, поставил назад. Прислушался к себе: нет, никаких особенных чувств, ни тоски, ни отчаяния, вообще ничего…

— Что это за зал? — спросил он в пространство, небрежно, властно, зная, что ответ последует незамедлительно.

Первым отозвался министр двора, как старший по положению:

— Изволите видеть герб, ваше величество? И драконов, выгравированных на дне каждой из чаш? Король Лауберт Третий здесь устраивал поминальные тризны, когда погибал или умирал кто-то из членов его Ордена Дракона… изволите видеть, их было всего одиннадцать. Рыцарей становилось все меньше и меньше, потому что новых не прибавлялось… Это очень длинная история, и вряд ли вашему величеству захочется тратить время, выслушивая ее сейчас, благо есть книга…

— Не захочется, — сказал Сварог бесстрастно. — Что, зал только для этого и служил?

— Именно, ваше величество. Пиршественная зала рыцарей Ордена Дракона находится в том же крыле… Изволите осмотреть?

— Нет, — решительно сказал Сварог.

Никаких таких зал, похожих на пиршественные, ему никогда не мерещилось в подобных мимолетных видениях — только этот, как две капли похожий…

— Нет, — повторил он. — Потом. У меня срочные дела.

Прошел мимо торопливо расступившихся придворных и зашагал назад по мрачному коридору. Представления не имел, что все это означает и как к нему относиться. Но ледяной ветер, тоска и отчаяние прочно сидели в памяти.

Приказать разломать к чертовой матери все это крыло? Удивятся про себя, но разломают столь же старательно, как строили — с королевскими капризами не спорят. Но чему это поможет, и должно ли это чему-нибудь помочь, и способно ли?

Приостановился, небрежно взял двумя пальцами за локоть министра двора и распорядился:

— Составьте список всех, занятых на строительстве. Всех. С указанием чина, сословия или гильдии.

— Список давно составлен, ваше величество, — почтительно прошелестел министр двора.

— Тем лучше, — сказал Сварог. — Пойдемте.

Но, когда за ним уже тронулись полукругом, остановился так резко, что министр двора едва не налетел на него и в ужасе шарахнулся. Обернулся, обвел всех пытливым взглядом:

— С этим залом не связаны ли какие-нибудь легенды? Проклятия? Призраки?

Придворные переглянулись.

— Никаких, ваше величество, — заверил министр двора.

— Ничего подобного, — поддержал архитектор. — Правда, в конце концов король Лауберт, переживший всех своих рыцарей, остался один и не один год правил тризну в одиночестве, но это ведь не имеет никакого отношения к проклятиям и призракам, и нет никаких легенд…

Оба не врали ни словечком.

— Ладно, — хмуро сказал Сварог. — Пойдемте.

"Означает эточто-нибудь, или нет? — думал он, шагая по мрачным коридорам. — И почему это непременно должно что-то означать?"

Глава X Перебежчица

С вершины холма Сварог лениво, без особенных мыслей разглядывал резиденцию Виглафского Ковенанта. Дюжина не особенно больших домов (скорее крохотных дворцов), и все похожи друг на друга, как горошины из одного стручка (чтобы никто из господ монархов не почувствовал себя ущемленным, формально равны и властитель огромного Снольдера, и крохотного Сегура). Внутри, конечно, каждый из королей обустраивался, как ему нравилось. Все королевские резиденции соединены недлинными крытыми галереями и центральные гораздо более высоким дворцом круглой формы. Форма эта вызвана исключительно функциональностью: и зал заседаний круглый (дабы опять-таки кто-то не почувствовал себя ущемленным), и пиршественный зал, и еще парочка второстепенных. Вокруг, разумеется, рай земной с великолепным парком, беседками, извилистыми ручейками, озерцами (иные весьма даже рыбные, если кому-то из высоких гостей захочется порыбачить) и прочими архитектурными излишествами. И нигде, куда ни глянь, не видно ни единого часового — однако Сварог по долгу службы знал — несколько их укрыто там и сям…

Впервые за последний месяц он пребывал в столь великолепном настроении. Даже то, что его несколько дней назад пытались убить, настроения не портило — врожденный оптимизм подсказывал, что убить его попытаются еще ни раз, и не нужно делать из этого драмы, следует либо опередить противника, либо никогда больше не попадаться в столь дурацкие ловушки вроде историй с зеркалом и мнимым презентом от Канцлера.

Ну, а это большое и красивое здание, в общем, было сейчас самым безопасным местом на всем Таларе. Ибо с давних пор бытовая сторона тщательно контролировалась ларами. Монархи прибывали с небольшой свитой, исключительно из лакеев, и никто, включая их величеств, не мог пронести внутрь абсолютно ничего, что могло бы послужить в качестве оружия. Даже брадобрей был здешний. Порядок такой установился во времена, которые принято называть "незапамятными", — поскольку тогдашние короли, люто враждовавшие с кем-то из коллег по ремеслу, в свое время непринужденно сводили счеты и здесь, в результате чего один король был убит прямо в Круглом Дворце, а другой тяжело ранен. Тогда-то и ввели драконовские меры безопасности, действовавшие несколько тысячелетий.

Впрочем, уже лет через двести правила пришлось еще более ужесточать, запретив женщинам — и королевам, и простым служанкам — носить в волосах длинные острые шпильки. Тогда как раз вовсю развернулись Белые Лисы — жутковатое общество женщин-убийц, невероятно искусных во владении всем, что только могло сойти за оружие, и работавших не за идею, а за хорошую плату. Устранить соперника в любви, фамильного врага рода, конкурента в торговле или банковском деле, помочь нетерпеливому наследнику, заждавшемуся смерти владельца майората… ну, и за очень хорошую плату избавить монарха от врага-коллеги. Довольно долго эта обитель, располагавшаяся в одном из Вольных Маноров, притворялась мирным женским монастырем. И никто ни о чем не догадывался. Очаровательной молодой женщине тысячу раз легче проникнуть в спальню благородного господина, нежели хмурому типу с кинжалом под полой. При красотке никакого оружия — не считать же таковым длинную шпильку в пышной прическе? А меж тем эту шпильку можно было воткнуть так, что жертва совершенно не ощутила бы боли, да и скончалась не сразу, а через пару дней. Именно такой конец и настиг одного из тогдашних ронерских королей, имевшего неосторожность зазвать к себе в спальню смазливую служанку своего давнего и упорного соперника — полагая, что уж от нее-то подвоха ждать не следует.

Но, как веревочке ни виться… В конце концов, и земные спецслужбы, и восьмой департамент начали кое-что сопоставлять и анализировать — да и слухи вкупе с агентурными донесениями пошли… И подозрения превратились в твердое убеждение. Перепуганный герцог того Манора (самое забавное, что он, достоверно было установлено, и понятия не имел, кого приютил) распорядился взять обитель штурмом, предводительницу Белых Лис (оказавшуюся лишенной наследства ронерской графиней) сожгли на костре, остальным без церемонии отрубили головы тут же. Чем, правда, с проблемой окончательно не покончили: во время штурма какое-то количество лис оказалось за пределами "обители" — и моментально ушли в подполье, все так же выполняя заказы и готовя себе смену в индивидуальном порядке. Как за ними ни охотились, всех до единой выловить, конечно, не удалось — еще и оттого, что иная тайная полиция, сцапав такую вот искусницу, не на плаху ее отправляла, а приспосабливала к делу. Интагар в свое время клятвенно заверял Сварога, что пара дюжин Белых Лис действует и сейчас, столетия спустя. Вовсе уж глубоко залегши на дно и не связываясь с государственными конторами…

Легкий ветерок лениво колыхал многочисленные флаги, гордо реявшие над королевскими резиденциями, — пикантность ситуации, понятно, в том, что восемь из двенадцати принадлежали Сварогу. Разорваться он не мог, конечно, а потому для вящего психологического воздействия выступал в облике хелльстадского короля и обитал в соответствующей резиденции. Что ж, это на многих производило впечатление — алая мантия, серебряная митра из сосновых шишек. Никаких сомнений, Яна все правильно рассчитала, решив стать королевой Хелльстада…

Были и другие пикантности — например, на церемонии торжественного открытия Ковенанта, когда пышно одетый герольд проводил, вульгарно выражаясь, перекличку. Стоя в центре зала (где заняты были лишь пять кресел с высокими спинками, украшенными гербами), он ударял высоким золоченым жезлом в пол и пафосно возглашал:

— Его величество король Снольдера… — церемониальная пауза.

И Сварог откликался:

— Присутствует на высоком собрании!

— Его величество король Ронеро…

Сварог снова откликался.

— Его величество король Глана…

Ну, и кому тут прикажете откликаться, как не Сварогу?

Примерно та же картина наблюдалась и в полудюжине других освященных столетиями церемоний, когда Сварог поочередно выступал в роли аж семи королей и одного великого герцога. Порой все же похохатывая про себя — но все окружающие, включая присутствовавшую на торжественном открытии Яну, держались чопорнейшим образом. А заключительная пикантность состояла в том, что Сварог еще и охранял эту сходку в качестве главы восьмого департамента и каждый вечер принимал агентов, выслушивал донесения о подопечных. Сплошную дребедень, конечно. Ну, кому интересно, что Лавиния Лоранская привезла в своей свите юного смазливого графа и каждую ночь его использует с большой фантазией? А Стахор и Эгле Горротские с первого дня проводят ночи в отдельных спальнях?

Вот именно, Горрот… Ничего интересного для службы Сварог за эти четыре дня так и не смог обнаружить. Стахор и Эгле, коих ему наконец-то преставился случай рассмотреть вживую на расстоянии вытянутой руки, выглядели точнейшими копиями настоящих, укрывшихся где-то на Древних Дорогах, — и были самыми обычными людьми, не владевшими и крошкой магии. И с их слугами все обстояло точно так же уныло — три лакея королевы и три камеристки королевы, все шестеро — опять-таки самые обычные люди, знанием магии не отягощенные. Хотя это запрещалось каким-то покрытым тысячелетней пылью циркуляром — подглядывать и подсматривать за монархами в их резиденциях — Сварог цинично и с заранее обдуманным намерением велел напихать в резиденцию горротских владык чертову уйму "глаз" и "ушей", чуть ханжески оправдываясь перед самим собой, что в данном случае особые обстоятельства важнее замшелого циркуляра.

Правда, это не дало ровным счетом ничего полезного. Фальшивые король и королева Горрота у себя в резиденции не общались вообще. Даже старались не встречаться — что было не так уж трудно при наличии у них разных спален и разных столовых. Только однажды, вечером, король вдруг заявился в спальню супруги, бесцеремонно поставил ее на колени и заставил "сыграть на флейте любви" — но проделано было все так грубо и без единого словечка, словно его величество мимоходом, по нужде воспользовался случайной шлюхой. Судя по взгляду, которым королева проводила безмятежно удалявшегося супруга, уж она-то его точно тихо ненавидела. Да и он, судя по поведению, ни малейшей симпатии к супруге не испытывал, обращаясь, словно с мебелью, что было, конечно, интересно — узнать о царящих меж ними отношениях — но решительно непонятно, как эту информацию можно использовать…

Сварог смотрел с холма на дворец, задумчиво улыбаясь. Нынешний Ковенант, уже практически закончившийся (разве что завтра вечером состоится заключительное застолье), он имел все основания считать своим нешуточным триумфом. И стал всерьез подумывать, что обладает все же кое-какими дипломатическими способностями…

Практически все, что здесь рассматривалось и утверждалось, устроил не кто иной, как он. И это давало кое-какие основания легонько гордиться собой…

На сей раз именно он стал инициатором созыва Ковенанта. А за двое суток до того имел четырехчасовую беседу с его высочеством Диамером-Сонирилом — предусмотрительно выступив в качестве директора девятого стола.

Для начала он буквально ошарашил Костяную Жопу известием, что Лоран, если подходить со строгими юридическими мерками, которую сотню лет состоит в Ковенанте абсолютно незаконно, поскольку является островом — а таковым членство в Ковенанте запрещено было в свое время особым указом, подписанным не кем иным, как его высочеством и утвержденным тогдашним императором, дедушкой Яны. И выложил на стол бумагу, составленную его верными крючкотворами, теми самыми, давно переманенными из других канцелярий и повышенными в чинах как раз для таких случаев.

Заметно растерявшись, принц смог пробормотать лишь, что "Лоран когда-то был частью континента". Сварог, хорошо проинструктированный теми же крючкотворами, принялся сыпать параграфами, напоминая: никак не подлежит двойному юридическому толкованию понятие "остров" как "часть суши, со всех сторон окруженная водой". А ширина Великого Канала — как-никак две лиги, а кое-где и чуть побольше…

Диамер-Сонирил выглядел так, словно от него должны были безжалостно отсечь кусок живого мяса. Точно уловив момент, Сварог изменил тактику и бесстрастным дипломатическим тоном предложил отличный выход, достаточно немудрящий… Принц почти что и не сопротивлялся. После недолгих переговоров, осыпая друг друга параграфами, сошлись на том, что следует немедленно направить ходатайство императрице с просьбой отменить "Указ об островах", как фактически устаревший и не соответствующий современным политическим условиям. В этом случае Лоран оставался в Ковенанте… и в Ковенант автоматически возвращался Сегур, пострадавший в свое время совершенно безвинно за чужие грехи.

Вслед за тем Сварог принялся посыпать главу пеплом и каяться в юношеской горячности и неопытности своей как короля. Он глубоко сожалел, что в свое время исключительно из глупых амбиций потребовал удалить из своих королевств имперских наместников. Потом напомнил о своей старой шутке, принятой принцем вполне серьезно: назначить еще и в каждую провинцию имперского проконсула.

Он рассчитал все правильно. Костяная Жопа, умилившись и расслабившись, ничуть не сердясь, стал мягко выговаривать Сварогу за эту самую юношескую горячность, за нежелание слушать советы гораздо более опытных людей, стаю собак съевших на управлении и государственных делах. Сварог старательно смущался, то и дело потупляя глазки и бормоча, что все от неопытности. А сам прекрасно видел, что принц блаженствует: новые вакансии, расширение полномочий, да что там, новые департаменты!

В общем, получилась не выволочка, а мягкое отеческое внушение. После чего, опять-таки совместно, составили второе ходатайство императрице — с просьбой отменить "Указ об удалении наместников" и утвердить свежеиспеченный "Указ о наместниках и проконсулах" — в целях совершенствования механизма государственного управления.

Ну, а потом, пока принц пребывал в блаженно-расслабленном состоянии, остальное протолкнуть было совсем просто. Речь зашла о том, чтобы вернуть в Ковенант Три Королевства — сиречь принадлежащие Сварогу Хорен, Демур и Коор. Благо юридических препятствий тому не имелось ни малейших. Означенные королевства никто в свое время не исключал из Ковенанта — они с некоторых пор просто-напросто сами не могли принимать участие в его работе, будучи, как известно, захвачены Глазами Сатаны. Но теперь-то все обстояло иначе: у каждого имелся законный, признанный Канцелярией земных дел и утвержденный императрицей король, а также полный свод всех необходимых Реестров, Кодексов, законов и прочих бюрократических фолиантов, без которых королевство — не королевство. Дело решилось буквально в пять минут — и еще примерно столько же заняло третье ходатайство императрице — с просьбой утвердить указ "О восстановлении в Виглафском ковенанте королевств Хорен, Демур и Коор".

И вовсе уж пустяком было подсунуть принцу на утверждение Брачный кодекс королевства Хелльстад — творение Караха с небольшой редакторской правкой Сварога. Диамер-Сонирил утвердил его молниеносно, малость попеняв Сварогу за то, что именно отсутствие этого документа до сей минуты оставалось досадной прорехой, мешавшей завершить полный свод для Хелльстада.

С нешуточным удивлением Сварог обнаружил, что в Диамер-Сонириле, которого он считал едва ли не роботом, все же сохранилось нечто человеческое. Покончив с формальностями, подписав бумаги и поставив печати, принц уставился на Сварога с несомненными проблесками именно что живого человеческого любопытства в выцветших глазах:

— Позвольте неформальный вопрос, господин директор? Вы, помнится, сами уверяли не так давно, что Хелльстаду Брачный кодекс решительно ни к чему? Поскольку человеческих существ там обитают только двое и те одного пола? Что изменилось?

Сварог ухмыльнулся про себя. Поклясться можно, что принц и не обратил внимания на одну из строчек, затерявшихся посередине Кодекса: "В законный брак в Хелльстаде могу вступать и лица, из коих один (одна) либо оба подданными Хелльстада не являются". Для подстраховки вставлено, чтобы не сыскался потом какой-нибудь крючкотвор…

— Времена меняются, — сказал он безмятежно. — Ко мне в Хелльстад помаленьку стал стекаться народец, есть сведения, что иные из них намереваются заключать браки…

Тут уж любопытство принца сменилось некоторым боязливым удивлением:

— К вам идут люди? В Хелльстад?

Сварог лишний раз убедился, что Яна права: слишком глубоко у них у всех тут засел в подсознании страх перед Хелльстадом.

— Ну, не так чтобы толпами, однако приходят, — сказал он, подумав. — Человек — такое существо, что везде устроится. А королевство у меня не такое уж жуткое, как о том болтают. Вы же знаете, даже императрица иногда там бывает…

— Она всегда была экстравагантной девочкой… — доверительно признался Диамер-Сонирил. И внезапно, словно осененный гениальной идеей, воскликнул: — А не провести ли мне у вас личную инспекторскую проверку, как это положено раз в три года с земными королевствами?

Его осанка и выражение лица исполнились такой горделивой отваги, словно принцу предстояло один на один выйти с дрекольем против глорха.

— Отличая идея, ваше высочество, — сказал Сварог, всем своим видом давая понять, что оценил отвагу принца по достоинству. — В самом деле, личная инспекторская проверка — неотъемлемая процедура работы Канцелярии. Вы будете первым государственным чиновником, посетившим Хелльстад…

Он хотел добавить "За такое не грех и памятник поставить" — но побоялся пересолить. И покидал Канцелярию, не без оснований полагая, что отныне находится с принцем в прекраснейших отношениях (ну, конечно, в первую очередь из-за указа о наместниках и проконсулах, но какая разница? Хорошие отношения с принцем короны, да еще занимающим такую должность, — вещь полезная. Мало ли как в жизни обернется. Особенно если учесть, что среди обитателей летающих замков объявились не просто недоброжелатели, а враги, готовые даже на убийство…)

Все три указа Яна подписала в тот же вечер (исторической точности ради — в одной из спален Вентордерана). Поинтересовалась только, не будет ли напрягать Сварога такая орава наместников и проконсулов. Сварог (уже поговоривший по этому поводу со своими крючкотворами) браво ответил, что это его нисколечко не напрягает: есть кое-какие императорские эдикты, указы и законы, при умелом пользовании которыми вся эта орава бездельников будет ходить у него по струнке. И оба, осушив по бокальчику, долго хохотали, предоставив, как нелегко будет отыскать наместника и проконсулов для Хелльстада: добровольцев днем с огнем не найдешь, конечно, а назначенные волей принца будут изобретать любые мыслимые предлоги, чтобы только отказаться от такой чести. А уж те, кто сюда все же попадет… Легко представить впечатления проконсула, назначенного в ту из провинций, где обитают глорхи или Бродячие Дубравы, — пусть даже их резиденции непреодолимы для любого гостя извне. Получится уютная тюремная камера, где заключенный запер сам себя изнутри…

Тьфу ты, черт! Здесь наместник не сможет отсиживаться в защищенной от всех на свете опасностей резиденции, потому что в Хелльстаде ни одно устройство ларов не работает. Придется и с этой проблемкой повозиться, придумать что-то… Наместника и проконсулов сюда обязательно следует затащить — будет лишнее развлечение в часы дурного настроения. Указ о наместниках и проконсулах императрицей подписан? Так что извольте выполнять, господа…

Размышляя о том, что теперь придется еще и резиденции этим обормотам устраивать, он спустился с холма — неспешно, можно сказать, величаво. Здесь королям полагалось разгуливать за пределами дворца именно что величаво — да и во дворце держать себя крайне достойно.

Вот он и шагал величаво, опираясь на посох, который Мара меж своими непочтительно именовала "шестеренкой" — поскольку на отходящих от его вершины горизонтальных золотых стерженьках размещались одна корона великого герцога и восемь королевских, так что и в самом деле напоминало шестеренку.

Он прошел меж двумя маленькими дворцами, ронерским и гланским и, поскольку здесь посторонних глаз опасаться не следовало, приложил ладонь к каменному барельефу, изображавшему русалку (не настоящую, а, как полагала исконная традиция, хвостатую). Перед ним бесшумно и плавно распахнулась невысокая дверь — там, где еще миг назад словно бы была монолитная стена из розоватого кирпича. Вошел, оказался в нешироком коридоре, направился к лестнице. Здесь, в Круглом Дворце, имелось немало помещений, коридоров и лестниц, о которых коронованные гости и не подозревали.

Миновав несколько дверей без надписей или каких-либо отличительных знаков (свои и так прекрасно знали, где что), вошел в центр наблюдения, где два десятка экранов показывали коридоры, лестничные марши, всевозможные каминные и гостиные, где иногда встречались в насквозь неофициальной обстановке монархи. А также стоянку виман — монархов ради экономии времени доставляли сюда на виманах. Там же располагалась и его собственная, выполненная в виде снольдерского самолета. Все это было устроено давным-давно, так что Сварогу не пришлось прилагать ни малейших трудов, чтобы установить еще и наблюдение за домом горротской королевской четы. Цинично рассуждая: если спецслужбам запрещено смотреть и слушать монархов в их резиденциях, но соответствующая аппаратура тем не менее установлена, значит, иногда кто-то же да подсматривает и подслушивает? И есть сильные подозрения, что его должность начинается с буквы "К"…

Он с превеликим облегчением поставил в угол "шестерню" и повесил на крючок хелльстадскую корону.

— Ничего интересного? — вяло поинтересовался у дежурного, видя, что на всех экранах — тишь, гладь да божья благодать.

— Уже ничего, — сказал дежурный. — Полчаса назад королева Эгле поставила у двери снаружи на караул служанку, надо полагать, самую доверенную, и занималась магическими практиками, самым бездарнейшим образом…

— А вот это интересно, — сказал Сварог, присаживаясь в углу у столика с компьютером. — Запись сделали?

— Конечно.

— Давайте.

Подавляющего большинства магических практик и колдовских церемоний Сварог в жизни не видел и вообще не знал (а справочники и эксперты на что?), и потому открывшееся ему зрелище было чем-то новым, прежде невиданным. "Королева", сидевшая за столом с хмурым и сосредоточенным лицом, поставила перед собой черное зеркало в затейливой темной оправе — а может, и не зеркало, может, идеально отполированный камень, в любом случае, видно, что оно худо-бедно отражает лицо самозванки. Зажгла с двух сторон черные свечи и, водя ладонями над разложенными перед ней металлическими рунами, шептала что-то — настойчиво, непрестанно.

Время шло, и становилось ясно: ничего у нее не получается. Она то раскладывала руны в ином порядке, то снимала нагар со свечей, то чуточку поворачивала зеркало под другими углами. Но бесполезно, ее лицо становилось все более хмурым и безнадежным. Длилось это минут десять. В конце концов "королева", выругавшись затейливо и умело, выдвинула ящик стола, побросала туда магический реквизит вместе с потушенными свечами. Подперла щеки кулаками, уперла локти в стол и угрюмо уставилась в стену.

— Не получилось, а? — хмыкнул Сварог.

— И не должно было получиться, — сказал дежурный, — это довольно простая процедура на вызов хохлика, чтобы исполнил три желания. Хохлик — нечисть из мелких, вроде капрала в армии, да и желания он выполняет, как бы это выразиться, себе под стать. Мелкие. Ящик вина он еще припрет, а вот дом врага уже не разнесет в щебенку, кишка тонка. Их вообще-то очень мало осталось, но если правильно все делать, вызвать можно.

— А что у нее не так?

— У нее не хватает рун, — пояснил дежурный. — Должно быть девять, полный набор, а у нее только шесть. Тут уж, как их ни перекладывай… Должна быть еще третья свеча, прямо напротив зеркала. И следует снять все украшения — а у нее, сами видите, и кольца, и браслет, и ожерелье. Может, она в довершение всего еще и с заклинаниями что-нибудь напутала…

— Понятно, — сказал Сварог. — Слышала звон, да не знает, где он. И уж, безусловно, понятия не имеет о "колпаке"…

Он толком не интересовался деталями, но знал, по должности полагалось — над Дворцом Ковенанта, включая прилегающий парк, установлен некий купол, под которым невозможно любое применение магии, колдовства, ведовства — ларов это не касалось, только земных людей. Эта штука была устроена лет через десять после того, как запретили проносить внутрь любое оружие. Человек — скотина изобретательная. Один из лоранских королей, как оказалось, неплохо выучившийся стагарской магии, обрушил на заклятого врага, тогдашнего герцога Харланского, довольно серьезную порчу, что выяснилось не сразу. Герцога, разумеется, спецы из Мистериора от этой напасти излечили (так, что он и сам не узнал), лоранский проныра, конечно, остался безнаказанным — но пришлось возводить купол. И наблюдать за встречами королей в неформальной обстановке, во всех этих гостиных, каминных и термах — в конце концов, если уж кого-то подопрет, может врага и стулом по голове огреть. Бывали, правда, исключения, когда подсматривать и записывать считалось неэтичным — касалось это исключительно случаев, когда король и королева из разных держав встречались отнюдь не для того, чтобы разговоры разговаривать (редко, но и такое бывало — ну, скажем, был у гланского принца пылкий роман с княжной из Вольных Маноров, но папенька из соображений большой политики выдал ее за принца лоранского. Когда разлученные влюбленные оказались на престолах, пользовались любым предлогом, чтобы собрать Ковенант, а вечером бывшая княжна, подлив мужу надежного снотворного, уединялась в одной из гостиных с гланским королем).

— Ну вот, опять, — сказал дежурный без всякой тревоги, скорее насмешливо.

— Что? — спросил Сварог.

— Второй экран слева в третьем ряду. Видите, там расхаживает горротская служанка. Это та самая, которую королева оставляла на страже, когда пыталась колдовать. Я ее засек минут двадцать назад. Все это время форменным образом отирается в Синем коридоре, куда выходят галереи из королевских резиденций. Довольно неуклюже делает вид, будто любуется картинами и лепниной — такая вот ценительница искусства… Самое интересное, что болтается она исключительно возле ваших выходов, словно поджидает. Охрана не вмешивается — слугам, собственно, не запрещено там болтаться… другое дело, что они никогда в том не были замечены: а зачем им, собственно, болтаться по коридорам, когда могут в любой момент понадобиться хозяевам? Да, больше двадцати минут так болтается… Можно сделать предположение, что поджидает вас.

Сварог быстро встал, нахлобучил митру и подхватил посох.

— А вот это уже что-то интересное посреди наших серых будней, — пробормотал он довольно громко. — Пройду-ка я мимо и посмотрю, что будет…

— Прикажете нацелить охрану на усиленное наблюдение?

— Да вы что, любезный? — фыркнул Сварог. — Сопливая девчонка без всякого оружия, не обладающая магией… Спасибо за заботу, но я уж как-нибудь сам справлюсь… Где она сейчас? Ага, возле ронерского выхода…

Он вышел в коридор и прошел уардов двести, чтобы выйти из потайной двери, наиболее близкой к тому выходу. Придал лицу и осанке должную величавость (давно научился уже) и, постукивая посохом, направился в нужном направлении.

Служаночка, старательно изображавшая, будто любуется мозаикой, где меж высокими зелеными водорослями плавали и ползали разнообразные обитатели морского дна, вполне естественным движением повернула голову на стук посоха — никто тут не ходил с посохами, кроме королей. Узрев Сварога, прямо-таки просияла. Низко присела в церемониальном реверансе, встала, прошла мимо, при этом сделав быстрое движение рукой — и Сварог почувствовал меж пальцев маленький легкий предмет. Неторопливо зажал его в кулаке — на ощупь больше всего походило на бумажную трубочку. Недолго думая, открыл дверь на галерею, ведущую в его ронерскую резиденцию, быстрым шагом добрался до помянутой — и только там, в своей роскошной прихожей, разжал ладонь. В Синем коридоре могли подсматривать-подслушивать и другие (и наверняка это делали), а у себя он везде поставил мощную защиту от чужих глаз и ушей. Мало ли что тут такое…

Действительно, небольшая бумажная трубочка, перевязанная желто-красной лентой — прекрасно известно, что она означает на маскерадах, да и любовные письма воздыхателям дамы сплошь и рядом ими перевязывают — чтобы кавалер, если попадется робкий, не терзался сомнениями, а заранее знал, чего ждать.

Ни о какой ошибке, подобной известному недоразумению из "Трех мушкетеров", и речи быть не могло. Здесь обитает не так уж много народу, а королей всего-то три — так что горротская записка могла предназначаться только Сварогу. С нешуточным любопытством он аккуратно снял ленточку, развернул бумагу. Ну да, записка. Отличная бумага, в левом верхнем углу золотом вытеснена горротская корона. Одна-единственная строчка, выведенная красивым почерком:

В десять вечера жду в Сиреневой гостиной.

Э.

Гадать, кто такая эта "Э", не имело смысла — она там одна такая. Ее величество, она же загадочный подменыш.

Сварог задумчиво пробормотал:

— Гутен морген, гутен таг, хлоп по морде, вот так так…

Он решительно не представлял, что и думать. С какого такого перепугу поддельной королеве вздумалось посылать ему любовную записку, не оставляющую сомнений о ходе свидания? Ну, предположим, включив спецслужбистскую логику, — записку, оформленную как любовную. И все равно — какого рожна?

Пуганая ворона куста боится… Покушение? Но каким образом его можно устроить здесь, где никто из гостей не имеет ни оружия, ни возможности воспользоваться магией? Разве что у них есть сообщники среди тех, кто обслуживает систему контроля? В конце концов, если вспомнить смерть императора и попытку отравления Сварога… Или она — одна из немногих уцелевших Белых Лис (за каковую, доставленную целой и невредимой, всякая тайная полиция готова расплатиться золотом по весу)? И в качестве оружия может использовать нечто, о чем не подумали и многоопытные спецы секретных служб Империи? Да нет, в замке, битком набитом охраной и камерами слежения… с другой стороны, люди непосвященные о многочисленной охране и камерах не подозревают… а с третьей стороны, среди посвященных могут оказаться сообщники злодеев-покусителей…

Вот положеньице! Оставить записку без внимания и не ходить никак нельзя — тут и любопытство, и чисто профессиональный интерес. Он взглянул на часы. Всего-то без пяти девять, так что времени предостаточно. А уж людей в его распоряжении…

Уже через две минуты он стоял посреди Сиреневой гостиной, глядя, как немаленькая команда шурует буквально повсюду. Задача у них не особенно сложная: гостиная небольшая, примерно пять на пять, изящный золоченый столик с четырьмя хрупкими на вид креслицами (Сварог запамятовал, как именуется этот стиль), пузатый шкафчик на гнутых ножках, низкий широкий диван, где парочка может устроиться очень вольготно. Обивка мебели, сама мебель, обои, портьера невысокого окна — все выдержано в сиреневых тонах, ткань украшена бледно-золотым узором. Солидный засов на двери изнутри, конечно. Одним словом, классическое уютное гнездышко для любовных свиданий. Подобных здесь с дюжину. Это сейчас таков уж расклад, что количество коронованных особ весьма ограничено — а в былые времена, когда некий предприимчивый субъект не обзавелся еще "шестеренкой", точнее, даже гораздо раньше здесь бывало весьма многолюдно: короли и королевы, принцы и принцессы… Некоторые принцы, пользуясь случаем, увлекали сюда кого-нибудь вроде матушкиных камеристок (а то и служанок другой королевской четы), иные принцессы тоже вели себя, деликатно выразимся, легкомысленно. Да и иные короли… Да и иные королевы… Судя по архивам, случались ночи, когда свободных гостиных не было вообще, — и те высокородные шалуны и шалуньи, которые робостью не страдали, уединялись в каминных (хотя они и не запирались изнутри), а то и выискивали другие укромные уголки.

Через четверть часа специалисты заверили, что здесь не то что спрятанного оружия — спрятанной иголки не сыщется, а о присутствии черной магии смешно и говорить. Чисто.

— Потайные двери? — спросил Сварог.

— Никаких.

— Проверьте засов, — распорядился он.

Потому что, коли уж настроил себя на пессимистический лад, стоит просчитывать любые варианты. Предположим, разъяренный горротский король, застав неверную супругу на месте преступления, тихонько прокравшись, вонзает сопернику в спину меч… стоп-стоп-стоп, откуда у него меч? Не может у него оказаться не то что меча, но и простого перочинного ножика…

— С засовом все в порядке.

Сварог не собирался останавливаться на достигнутом. В таких случаях лучше посмеяться потом над собой, чем допустить, чтобы чужие смеялись над твоей могилой. Истории с зеркалом и келимасом его не напутали — просто здорово прибавили осторожности. Чему способствовали и поучения, выслушанные потом от самых разных людей: и от Интагара (очень почтительно), и от Мары с Грельфи (непочтительно, с использованием крепких словечек), и от Канцлера (говорил сухо-дипломатично)…

Когда в половине десятого специалисты закончили, уверив его, что гостиная совершенно безопасна, Сварог так в ней и остался, приказав слугам из его ближайшей резиденции накрыть богатый стол (чтобы есть и пить только свое). Украдкой подлитый или подсыпанный "юридически заверенный" яд он распознает сразу. В общем, ушки на макушке — и любопытство грызет неимоверно…

Он удобно устроился в кресле, оказавшемся хрупким только на вид, налил солидную порцию "Кабаньей крови" и, в общем, чувствовал себя уютно. Службы наблюдения и охраны уже получили соответствующие инструкции. В коридоре напротив гостиной заняли позицию четверо невидимок — самых настоящих. Есть такие балахоны, напоминающие маскхалаты, с капюшоном и прозрачным гибким забралом. Надел, повернул соответствую шишечку на поясе — и стал совершенно невидим. Так гораздо проще и рациональнее, чем использовать магию, — к тому же большая часть рядовых охранников сложной магии не обучена. Увидеть такого невидимку можно с помощью аппаратуры ларов — ну, и еще на это способны иные сильные маги-колдуньи. Старуха Грельфи, к примеру.

Рацию, замаскированную под обычный портсигар (опять-таки настоящие сигареты предпочтительнее магических, и портсигары здесь в большом ходу), он держал под локтем на столике. Без десяти десять поступило донесение "невидимки": королева Эгле появилась в Синем коридоре. Ничего напоминающего оружие при ней нет, платье такое, что оружие под ним вряд ли спрячешь… вот только она несет с собой довольно большой, но, похоже, не особенно и тяжелый узел из полосатой материи. Буквально тут же последовало новое сообщение: королева тщательно запрятала узел за высоким постаментом одной из статуй, стоявших в многочисленных нишах, и в сторону Сиреневой гостиной двинулась налегке.

Даже в голосе вышколенного охранника сквозило легкое удивление. Ну, а сам Сварог, услышав про узел, отчаялся хоть что-то понять. Узлы еще какие-то дурацкие…

Он распорядился бдить недреманно и отключил рацию. Как раз вовремя: дверь открылась, и Эгле (будем уж ее так называть для простоты и экономии времени) вошла, остановилась на пороге и легонько вздрогнула от неожиданности при виде Сварога (ну, спишем на естественную женскую реакцию). Потом демонстративно, звонко задвинула засов, заложив руки за спину, прислонилась спиной к обитой сиреневым атласом двери и с легкой улыбкой стала разглядывать Сварога.

Сварог тут же встал, как и подобает светскому кавалеру. Она до жути походила на настоящую Эгле — распущенные по плечам русые волосы, карие глаза, фигура, осанка, тоже чуть склоняет голову к левому плечу… Точнейшее подобие — столь же очаровательное. Вот только… Чего-то не хватает в лице, самую капельку — той дерзости, воли, решительности, что присуща княжне из горного Скатерона. Этакий мягкий, домашний вариант. Есть вещи, которых никто на земле не в состоянии подделать, хоть тресни. Эта явно не ездила на коне с пяти лет, не стреляла из лука или мушкета в темноте на шорох, не прыгала из седла на спину волку, грабастая его за уши…

Сварог давно уже смотрел на нее чисто мужским взглядом, Эгле (плевать, настоящая или двойник) того стоила. Легкое алое платье, расшитое золотой канителью, красиво гармонирует с сиреневой обивкой двери, подол, пожалуй, на три пальца повыше, чем предписывает этикет (великолепные ноги!), да и вырез чуть посмелее, чем надлежит, плечи обнажает почти целиком. Одним словом, мысли любого нормального мужика просто обязаны устремиться в определенном направлении — галопом, наметом, со скоростью света…

Естественно, и со Сварогом произошло то же самое — правда, он старательно держал себя в руках, памятуя о том, что перед ним — Горрот. Одна из горротских тайн.

— Король, брат мой, вы не онемели? — с лукавой улыбкой осведомилась она (и голос неотличим от голоса настоящей!).

— На какое-то время, — сказал Сварог. — Увидев вас вблизи. Честно говоря, я до сих пор в недоумении, получив вашу записку…

Она прищурилась:

— Никогда не поверю, будто вам неизвестно, что означает эта ленточка…

— Прекрасно известно, — сказал он. — Но никак не ожидал, что вас могла привлечь моя скромная персона…

— Ну, это уже чисто женское кокетство… — улыбнулась Эгле. — Уж кого нельзя назвать скромной персоной… По характеру вы, может, и скромник, но по делам…

— Да так, пришлось побуйствовать и там и сям, — сказал он с простецкой ухмылкой. — Честное слово, сплошь и рядом — не по собственному желанию. Обстоятельства так сложились… Право, я удивлен. Когда такую записку присылает, прямо скажем, враг…

— Враг? — Эгле в чуточку наигранном изумлении подняла темные брови. — Вот теперь вы меня удивили не на шутку. С какой стати я числюсь среди ваших врагов?

— Но позвольте… — протянул Сварог с ничуть не наигранным, искренним удивлением. — У меня, мы оба знаем, сквернейшие отношения с Горротом, мы, собственно, воюем…

— Вы воюете с моим мужем, а не со мной, — безмятежно сказала Эгле. — Меня эти ваши распри совершенно не касаются. Вы всерьез считаете меня врагом только оттого, что я его жена? Что за вздор! Я совершенно не вижу в вас врага. Можете вы ответить той же любезностью? С какой стати нам быть врагами?

Ее глаза смотрели искренне, ее голос звучал искренне — и Сварог, пользуясь своим умением, знал, что она говорит правду. Кем бы ни была эта женщина, она не считала его врагом. Интрига запутывается все заковыристей…

Эгле прошла мимо него, но не в сторону стола — прислонилась спиной к стене совсем рядом с диваном, все так же заложив руки за спину.

— Вы меня боитесь? — спросила она вдруг.

— Отчего бы?

— Тогда почему не подойдете ближе?

Сварог подошел почти вплотную, отметив: а глазенки-то беспутнее, чем у настоящей. Определенно, беспутнее…

— Я боюсь того, чего не понимаю, — сказал он без улыбки. — Сейчас я не понимаю вас. Не понимаю, почему вы пришли.

— Потому что меня, увы, нельзя назвать образцом добродетели, — с безмятежной улыбкой глядя ему в глаза, сказала Эгле. — Потому что отношения с мужем у меня омерзительнейшие (вот этому Сварог охотно верил, вспомнив визит муженька в ее спальню). Потому что мы с вами взрослые люди и точно знаем, чего хотим. Я вам нравлюсь?

— Не то слово, — сказал Сварог чистую правду.

— Тогда? — она тихонько рассмеялась. — Или вы опасаетесь… Что ж, вполне понятно: славный герой Сварог будет выглядеть смешно, когда в дверь начнет ломиться не дракон или вурдалак, а ревнивый муж… Не беспокойтесь. Я ему подлила в вино немного настоя из синей камнеломки. Достаточно, чтобы он не проснулся до полудня, — она вынула руки из-за спины и положила ему на грудь. — Так что до утра я ваша…

Ну, вот где тут можно спрятать оружие, даже если она и вправду Белая Лиса? Ни перстней, ни браслетов… И ожерелья нет, и нет в волосах тех самых пресловутых шпилек…

Сварог придвинулся вплотную, расстегнул все четыре пуговицы платья и стал вольничать руками, как умел и привык. Она прижалась к стене, закрыла глаза, закинула голову, явно подставляя губы для поцелуя — но Сварог прекрасно помнил, что она этими губами выделывала не далее как вчера. И целовать стал в шею. Запустил в ее роскошные русые волосы обе руки, словно в порыве страсти — и не нашарил там никаких шпилек-заколок. Эгле не сопротивлялась, ни тогда, ни потом, когда он, выражаясь куртуазно, распространил атаки и приступы значительно ниже. Где опять-таки не обнаружил ничего, способного сойти за оружие. Эгле добралась до его губ — ну, не отпихивать же? И ее поцелуи нисколько не походили на укусы вампира — впрочем, вампира Сварог определил бы давно. В общем, сохраняя в душе отстраненность, исследовать больше было просто нечего — в служебном смысле. При ней не было ничего, способного сойти за оружие, это была обычная женщина, пришедшая отдаться, так что следовало пустить события по известной накатанной колее… Без малейшего внутреннего сопротивления. Всего-то навсего напомнив себе, что он не Яне изменяет, а попросту участвует в какой-то сложной игре, которая просто обязана тут быть. Хорошо, допустим, особа легких нравов, пришла без всяких обязательств переспать с понравившимся ей мужиком… но в эту якобы обыденную, насквозь житейскую картину никак не вписывается тот загадочный узел, спрятанный ею за статуей…

Она вдруг начала сопротивляться — сначала легонько, потом всерьез: когда Сварог стал деликатно увлекать ее к дивану. Даже руками в грудь уперлась.

— Что-то не так? — тихонько спросил Сварог.

Эгле прошептала ему на ухо:

— Я не монашенка, но это слишком пошло — здесь. Как фрейлина с пажом или служанка с принцем… Можешь пригласить меня к тебе в спальню? — фыркнула. — У тебя их здесь столько… Хоть какая-то должна быть свободной?

— Они все свободны, — сказал Сварог, аккуратно приводя в порядок ее платье. — Пойдем?

Они вышли в коридор. Сварог с самым безмятежным видом приобнимал ее за плечи, стараясь не думать, сколько "невидимок" за ними сейчас наблюдают. Ну, в его резиденции нет ни ушей, ни глаз… А поскольку ронерская ближе всего, туда и свернем…

По дороге к спальне им встретился один-единственный лакей — ну, правда, все слуги в его здешних резиденциях были людьми Интагара, но к чему об этом распространяться на весь белый свет? Главное, все они управлялись со своими обязанностями не хуже настоящих слуг.

— Ужин на двоих в спальню, — небрежно бросил ему Сварог, распахивая дверь перед Эгле.

Она вошла, озираясь с любопытством, села в кресло, пожала плечами:

— Я думала, у тебя все как-то иначе…

— Мечи, засушенные драконьи головы… — в тон ей подхватил Сварог. — Ага?

— Ну, что-то вроде… Ты же личность прямо-таки легендарная. Это не комплимент, просто так и есть…

— Так ведь это еще не основание, чтобы захламлять спальню драконьими головами и вурдалачьими чучелами, — с простецкой улыбкой сказал Сварог.

Вошел слуга, поставил на столик большой, щедро уставленный поднос и с поклоном удалился. Сварог привычно наполнил бокалы, еще раз напомнив себе: это не измена, не беготня за юбками, это участие в какой-то загадочной игре, которую просто необходимо вести…

Едва бокалы опустели, Эгле встала, расстегнула пуговицы, спокойно сняла платье, алые кружевные трусики и пошла к постели. Откинула покрывало, легла, с легкой улыбкой глядя на Сварога. Вот чего в ней не было — так это вульгарности, она держалась просто и естественно, порой действительно напоминая взаправдашнюю королеву.

— Ну что же ты? — спросила она, Сварог мог бы поклясться, ласково.

Положительно, вульгарности в ней ни на грош… Сварог избавился от одежды, присоединился к ней, и все началось так же просто и естественно — словно они здесь лежали не впервые.

Часа через два онвытянулся на постели, приятно измотанный, сунул в рот сигарету и принялся пускать дым. Эгле молча лежала рядом, положив ему голову на плечо. И это в ней нравилось. Сварог терпеть не мог женщин, которые после происшедшего либо начинают тебя тормошить и тискать, старательно выясняя, насколько пусику-мусику было хорошо, либо принимаются болтать, порой о самых неожиданных вещах. Что бы там ни было, великолепная женщина, подумал он. И неглупая, и тактичная, это чувствуется, а уж в постели… Чтобы обращаться с ней так, как на его глазах обращался мнимый Стахор, нужно быть изрядной скотиной… стоп-стоп. Это и называется "попасть под обаяние". Поостережемся пока что попадать. Может быть, эта красавица, такая приятная в обращении с ним, у себя дома, в Акобарском дворце, перебрала всю дворцовую стражу и до псарей докатилась, так что у "Стахора" хватает оснований ее тихо ненавидеть.

Потершись щекой о его плечо, Эгле спросила:

— Тебе со мной хорошо?

Правда, и это было произнесено так, что не подпадало под категорию женских штучек после, которые Сварог терпеть не мог. С той же простотой и естественностью.

— Ты просто чудо, — сказал Сварог. — Это не ритуальный комплимент, это правда.

— Я тебе верю, — сказала она, поглядывая как-то странно. — Потому что чувствую искренность. Не буду себя навеличивать, но я неглупая…

— Я заметил, — сказал Сварог.

— И ты до последнего ждал от меня подвоха, какой-нибудь опасной каверзы…

— С какой стати? — Сварог постарался удивиться как можно натуральнее. — Только потому, что ты из Горрота? Вздор.

— Нет, — ровным, спокойным голосом сказала лежащая рядом с ним женщина. — Потому что ты прекрасно знаешь, что я не настоящая Эгле, а он не настоящий Стахор.

Вот это был ударчик! Сварог на какое-то время растерялся совершенно — не настолько, чтобы его можно было брать голыми руками, но ошеломило его изрядно…

Опомнившись наконец, он повернулся к женщине, взял ее за подбородок, приподнял голову и холодно спросил:

— Почему ты решила, что я именно так о вас думаю?

— Долго объяснять, — сказала она, глядя без страха. — В общем… Я подслушала. Один человек, к чьим словам следует всегда относиться очень серьезно, сказал "мужу": "Сварог прекрасно знает, что вы все трое, вместе со щенком — подменные". Муж залепетал: "Откуда? Быть не может!" "Знает, — сказал тот человек. — Не так давно, но знает…". Дальше подслушивать было опасно, и я тихонечко скрылась… Между прочим, по-настоящему меня зовут Литта.

— Красивое имя, — сказал Сварог. — Серьезно. Вот только почему, милая Литта, ты мне все это выложила? Теперь тебя можно подозревать в чем угодно…

— Не надо меня ни в чем подозревать, — сказала она чуточку устало. — Правда.

— Ну, и зачем ты в том случае полезла ко мне в постель?

— Я думала… после этого мы будем чуточку ближе, и легче будет с тобой все обсудить…

Она не врала.

— И что же ты намерена со мной обсуждать? — резко бросил Сварог.

— У тебя что, отношение ко мне изменилось резко и бесповоротно? — тихо спросила Литта. — Я тварь, да? Или что-то вроде того?

Как ни странно, этот тихий, усталый голос вызвал в нем жалость…

— Если честно, я просто не знаю пока что, как к тебе относиться, — сказал Сварог уже мягче. — Но ты ведь неглупая… Кого я сейчас рядом с собой вижу? Самозванку, подменыша, в результате какого-то заговора севшую на трон вместо настоящей королевы. Как, по-твоему, я должен к этому относиться?

— Заговор устраивала не я. Собственно, я просто кукла… О чем мне в последнее время говорят уже в лицо.

— Ну, и чего же ты теперь от меня хочешь?

— Я пришла сдаться, — сказала Литта просто. — Как сдаются на войне попавшие в безнадежное положение. Я прекрасно знаю, кто ты. Восьмой департамент, девятый стол, любовник императрицы… У тебя огромная власть. Тебе ничего не стоит забрать меня туда, — она указала на потолок. — И оградить от всех возможных опасностей. Дай честное слово, что ты меня увезешь и защитишь, а я даю честное слово, что расскажу все. Все, что знаю.

В таких случаях не раздумывают и не медлят. Такой успех выпадает раз в жизни. Сварог мельком подумал, что его ждет куча сложностей, но нисколько не колебался.

— Честное слово, — сказал он.

Литта откинулась на подушки с тяжким вздохом облегчения, закрыла глаза. Улыбка на ее лице, пожалуй что, была близка к блаженной.

Тем временем Сварог на всякий случай тешил подозрительность. Очень уж серьезное дело. Рассматривая все варианты, можно и предположить, что красотку ему подставили. Но зачем? Живая бомба, чтобы разнести наверху что-нибудь важное? Отпадает. Такую бомбу он почуял бы сразу. Накормить дезинформацией? А вот это более правдоподобно. Тому, кто с таким совершенством создал двойника, вряд ли трудно создать второго. Кто сказал, что эта — именно тот подменыш, третий год восседающий на троне вместо настоящей Эгле? Вполне может оказаться, что это — двойник двойника.

Вполне жизненная версия. Вот только проверить ее очень просто. Шпионов туда не зашлешь, но дипломаты остались. И если в ближайшее время от них начнут поступать донесения, что королева перестала появляться на публике совсем… Тогда все в порядке, и Литта не двойник двойника, а всего лишь двойник…

— Послушай-ка, — сказал он задумчиво, — а почему это ты вдруг решила покинуть столь тепленькое местечко? Должны быть серьезные причины…

— Меня бы там очень скоро убили, — ответила она, не открывая глаз. — И этого скота тоже, ручаться можно. Только я видела, к чему все идет, а он, болван самовлюбленный, внимания не обращает… — и вдруг она буквально вскинулась на постели, словно под известным местом оказался ежик. — Чего же мы сидим? Нужно бежать!

— Успокойся и полежи спокойно, — сказал Сварог решительно. — Ты же сама говорила, что муженек не проснется до полудня… Кстати, служанки в курсе?

— Только Тета, она меня и выпустила тихонько. Остальным двум я не доверяю, а на Тету положиться можно, я давно проверила…

— Ну вот, — сказал Сварог. — Служанки должны тебя будить? В какое-то определенное время?

— Нет, — помотала головой Литта. — Я специально приказала, чтобы завтра утром ждали, когда я сама проснусь, и вошли не раньше, чем позвоню…

— Вот видишь, — сказал Сварог. — Времени навалом. К чему дергаться? Бегство, я тебе скажу — высокое искусство, — от нечаянного, нешуточного успеха он стал чуть расслаблен и говорлив. — Тебе наверняка этого знать неоткуда, а мне вот, когда еще не выбился в короли, не раз приходилось бегать — причем за мной всякий раз шла погоня, каковой сейчас нет и быть не может… Полежи, помолчи. Дай подумать.

А подумать было над чем. Нет ничего проще, чем вывести ее из дворца, посадить в виману и умчать в безопасное место. А вот потом…Что будет потом, когда неведомые кукловоды узнают, что их кукла вдруг пропала? В Горроте обосновался кто-то чертовски умный. Коли уж они знают, что он знает о подменышах… К тому же этот Брашеро, согласно показаниям Тагарона, несомненный лар… И может иметь наверху сообщников… Наверху по углам сидит еще немало сволочи, уж если за все эти годы так и не доискались, кто отравил императора… Очень быстро догадаются, в чьи руки попала сбежавшая от злобного Карабаса-Барабаса кукла…

Вряд ли они в ответ смогут предпринять нечто масштабное против Свароговых королевств и уж тем более против ларов. Но они будут знать, что кукла — у Сварога. Не стоит обольщаться, вряд ли она знает особенно много — там подслушала, там подглядела, что-то увидела случайно… И тем не менее… Главное, они будут знать, что Литта у Сварога. Что-то изменят в своей работе, что-то перенесут в другое место… Это наверняка касается мелочей, и тем не менее… Вот если бы обернуть все так, будто она не со Сварогом сбежала, а произошло с ней нечто иное…

Но как? Он мог пройти в спальню Литты и в три секунды сотворить ее двойника — висящего под потолком на шнуре от портьеры. Одна беда: двойник тот будет нематериален. Отпадает. Внезапный пожар, полностью выгоревшая спальня, уже мало напоминающая человека головешка на постели? Он даже знал, где можно быстренько раздобыть труп…

Отпадает. Будь здесь одни его люди — прокатило бы. Но здесь и люди Канцлера, и изрядное число обслуги из Канцелярии земных дел… Пожар довольно быстро заметят и потушат. Хотя… Если поднять молодых сподвижников или спецназ девятого стола, обрядить их в "невидимки", снабдить нужными средствами, каких в арсенале достаточно… Теплее, теплее… Тогда операцию и впрямь можно провести за считаные секунды, никто и опомниться не успеет, как все выгорит…

Вот только кукловоды непременно зададутся вопросом: а с чего это, собственно говоря, спальня вспыхнула? "Головешку" непременно увезут в Горрот, чтобы торжественно похоронить в фамильной усыпальнице. И кто-нибудь особо подозрительный и недоверчивый, исследовав труп, в два счета определит, что это не Литта. И… И мы вернулись на исходные позиции. Чужой труп подбрасывать нельзя. Она должна как-то исчезнуть, как будто ее черт унес… Черт унес!

— Литта! — позвал он. И, когда она открыла глаза, спросил строго: — Там, в Горроте, во дворце, многие знали, что ты балуешься черной магией?

Ее глаза округлились то ли от удивления, то ли от испуга:

— А откуда ты вообще знаешь…

— Я спрашиваю, знали? — рявкнул Сварог.

— Ну… некоторое.

— А эти твои хозяева?

— Да…

Сварог блаженно оскалился, вытянул ноги, полусползши с кресла. Даже зажмурился от удовольствия.

— Я человек скромный, Литта, — сказал он, ухмыляясь во весь рот. — Но не стыжусь признаться, что иногда бываю гениален… Правда.

— Ты о чем? — настороженно спросила Литта.

— Так, трудовые будни… — отмахнулся Сварог. — Одевайся быстренько, благо тебе много времени и не нужно.

Ну конечно — трусики натянуть да платье накинуть, ну, еще в туфельки влезть. Она уже стояла, полностью одетая, когда Сварог еще заканчивал с камзолом. Надо бы на всякий случай… Что бы были лишь косвенные улики… Не все системы наблюдения подчиняются ему…

Он порылся в памяти — ну конечно, он ведь исключительно "мужской портной", ничего женского сотворить не в состоянии. Подумав чуточку, извлек из воздуха два тяжелых серых габарота — военные плащи для караульных, рассчитанные на любую непогоду. До пят длиной, капюшон может полностью закрыть лицо…

Один быстренько накинул сам, проворно просунул палочки-застежки в петли, другой бросил Литте:

— Надевай.

— Зачем?

— Ты хочешь отсюда сбежать или разговоры разговаривать?

Подействовало. Она накинула плащ, Сварог быстренько помог ей застегнуться.

— Послушай, — сказала Литта. — А нельзя с собой и Тету взять? Она хорошая девочка, верная… Их ведь всех трех потом непременно начнут в Акобаре пытать…

Уж это точно, подумал Сварог. Причем, есть сильные подозрения, не патриархальными методами глэрда Баглю, а с помощью более современных технологий, придуманных не на земле. Собственно, это и не пытки вовсе. Зальют верной Тете в рот стаканчик фиолетовой жидкости — и минуты не пройдет, как готова будет помимо воли ответить на любые вопросы (сам Сварог "сыворотку правды" ни разу не применял, так уж сложилось, всякий раз оказывались под рукой именно патриархальные средства)…

— Сейчас ее с собой брать не стоит, — сказал он, не раздумывая. — Но потом я ее обязательно вытащу.

— Как?

— Ну, Литта… — ухмыльнулся он. — Ты как-то не подумала, что расследовать завтра твое таинственное исчезновение придется мне. Ну, не мне одному, однако справимся… Пошли.

— Я только заберу узелок…

Тьфу ты, а Сварог про этот загадочный узел совершенно забыл…

— Что, возвращаться в спальню? — прикинулся он ничего не знающим.

— Нет, я его спрятала в Синем коридоре, за статуей, в нише…

— А что там?

— Как это — что? — словно бы даже чуточку удивилась Литта. — Мои драгоценности, конечно. Те, что я обычно ношу, и еще то, что удалось, не привлекая внимания, вынести из сокровищницы.

— Логично… — проворчал Сварог. — Ладно, пошли, заберем.

Через несколько минут две фигуры в габаротах с низко нахлобученными капюшонами вышли из дворца через один из боковых входов и скорым шагом направились к стоянке виман.

Никто им, разумеется, не препятствовал.

Глава XI Повествующая о том, что в театре сплошь и рядом самое интересное происходит не на сцене, а за кулисами

Обычно посторонние в замаскированные под самолеты виманы Сварога не попадали — разве что в качестве перевозимых пленных, которые уже ничего и никому не растреплют (впрочем, Литта тоже относилась к таким). Так что внутри они были оборудованы без глупой роскоши, но с комфортом: мягкие кресла, красивая обивка, бар, музыкальный центр, пол — имитация дубового паркета. В хвосте даже имеются две откидных постели, пошире и помягче грубых солдатских коек. Мало ли что может приключиться. Один раз Сварог вез на такой в Каталаун вдрызг упившегося принца Элвара (так было проще, чем лить в рот бесчувственному отрезвляющий напиток), и с полгода назад во время одной несложной операции, чтобы не соваться в городок на ночь глядя, они с Гаржаком переночевали на лесной поляне, а в последний раз, что уж там, в этой самой вимане они с Яной провели ночь на одном из островков Инбер Колбта (в чем была и смешная сторона: Яна, как-то не ассоциируя виману с замком, забыла по всегдашнему своему обычаю поинтересоваться, не было ли до нее на этой постели другой женщины, — а Мара-то месяц назад как раз именно на ней и побывала. Сварог, честно признаться, просто как-то не подумал, иначе непременно устроился бы с Яной на другой. Но Яна ведь не спрашивала? Вот и ладушки).

— И мы на этом… полетим? — с неописуемой смесью ужаса и восторга спросила Литта.

— Еще как, — сказал Сварог, настраивая автопилот. — Кстати, если хочешь выпить, вон в том красивом шкафчике всего навалом…

— А ходить можно?

— Можно, — буркнул Сварог. — Можно даже плясать, тут и музыка есть, но мне что-то не до плясок да и тебе наверняка тоже…

А ведь действительно, было дело пару недель назад, когда он здесь отплясывал с Яной, Элконом и Томи, возвращаясь из Каталауна — под задорную мелодию из коллекции Фаларена. Оказалось, у покойного предшественника имелась приличная коллекция музыки и фильмов — абсолютно все из времен до Шторма. Жаль, что редко выпадало время смотреть и слушать, это его спецы из "восьмерки" и "девятки" просматривали фильмы по десять штук в день — не удовольствия ради, а изучая жизнь до Шторма. В любой фильм, если он не фантастический, конечно, попадает масса бытовых подробностей и крайне интересных для нынешних исследователей фраз. Сам Канцлер, опять-таки не удовольствия ради, просмотрел уже фильмов сорок и твердо намеревался одолеть все три сотни…

Закончив с автопилотом, он включил систему "общая тревога" и отправил каждому из юных сподвижников (за исключением Томи, все еще учившей Интагара азам компьютерной премудрости) приказ немедленно вылететь в манор девятого стола. А коменданту велел вывести манор к точке "Ворота" — там, где Сварог обычно оставлял виману и, пройдя всего-то пару десятков шагов уже по хелльстадской территории, поднимался в поджидавший там Вентордеран. Именно туда он сейчас и собирался — если спрятать Литту там, долгонько кукловоды не узнают, что она жива-здорова…

Литта, ступая по полу, словно по тонкому льду, сходила к бару и вернулась с налитым до краев бокалом — потянув носом, Сварог мгновенно определил келимас.

— Тебя не развезет? — поинтересовался он по-деловому. — Нам еще говорить и говорить…

— Нет, я буду помаленечку прихлебывать… — она бледно улыбнулась. — Все нервы перепутались…

— Нет, так не пойдет, — решительно сказал Сварог. — Выпивка — дело серьезное… Сейчас я тебе покажу хитрый фокус, а ты смотри в пол, пока не досчитаешь до десяти… И глаз не поднимать!

Мимоходом нажав красную клавишу с изображенными на ней золотом крылышками, он сходил к бару, наложил полный поднос разнообразных закусок, налил и себе изрядный бокал келимаса. Все это время вимана вертикально поднималась вверх уардов на сто, ложилась на курс, выходила на максимальную скорость — чего в салоне, конечно, не ощущалось совершенно, казалось, машина так и стоит в траве. Потому он и заставил Литту смотреть в пол — чтобы не пугать непривычным зрелищем. Помнил, как Тагарон — днем, правда — на взлете едва не облевался с испугу, ученый человек…

— Ну вот, — сказал он, вернувшись. Поставил поднос на выдвинувшийся из пола меж двумя креслами столик, уселся. — Теперь у нас не пьянка, а правильное застолье… Твое здоровье!

Литта отхлебнула довольно приличный глоток, не поперхнувшись и не закашлявшись. Умеет пить девочка, одобрил Сварог. И выразительным взглядом заставил ее взять с подноса и сжевать солидный ломтик ветчины.

— Ладно, пить ты умеешь, вижу, — сказал он. — Только постарайся растянуть бокал на подольше. Разговор у нас будет долгий, не нужно мне, чтобы у тебя язык заплетался и мысли путались…

— А лететь нам долго? — спросила разрумянившаяся Литта.

— Минут сорок с лишним, — сказал Сварог.

— Ну, если я за это время выпью два таких бокала, при отличной закуске, и язык не будет заплетаться, и мысли не станут путаться…

— Точно?

— Точно.

— Как выражается отец Грук — блажен, кто знает меру… — проворчал Сварог. — У него у самого меру знает душа… вот только душа у него широкая… Ладно, если я замечу, что ты плывешь, попросту отрезвлю вмиг.

— А ты можешь?

— Сколько я всего могу… — проворчал Сварог. — Иногда самому страшно… Поубавить бы, да жаль, привык…

— А когда мы полетим?

— А мы уже пару минут как летим, — ухмыльнулся он. — Это и есть обещанный фокус.

— Нет, правда?

— Чистейшая.

Ничего особо жуткого не произошло — Литта всего лишь взвизгнула и свободной рукой вцепилась в мягкий поручень кресла.

— Брось, — сказал Сварог. — Ничего страшного ведь не происходит? — и прибавил металла в голос: — Милая, мы не на развлекательную прогулку выехали, ты не забыла? Я, в принципе, готов признать тебя жертвой злых людей и роковых обстоятельств — но такое положение еще нужно заслужить полной искренностью. Лететь нам минут сорок. Вот и начинай. Уловила?

Тон подействовал: Литта сразу стала серьезной, чуть хмурой, отпила еще глоток.

— Ну, начинай, — сказал Сварог. — В меру подробно, в меру кратко, держись золотой середины. Итак, давно ты в это влипла?

— Года два с лишним назад. Примерно за месяц до того, как с королевской четой… случилось…

— Что? — быстро спросил Сварог.

— Я не знаю, правда…

— Вижу, — сказал Сварог. — Кстати, имей в виду: я умею моментально определять, когда мне врут, а когда говорят правду. Постарайся об этом не забывать, пока будешь рассказывать. Итак, за месяц с лишним до событий ты жила себе поживала, ни о чем таком не ведая… Чем занималась, кстати? У тебя правильная речь, ты не похожа на простолюдинку, да и… Дворянка?

— Представь себе, дворянка, — как-то грустно усмехнулась Литта. — Без титула, правда. Знаешь, как это бывает… Род старинный, но впавший в полную убогость. Когда я родилась, отец совершенно разорился, служил в Адмиралтействе. Правда, он был в чине департаментского секретаря — десятый класс, приравнен к капитанам, — так что мы не бедствовали. Но и не роскошествовали особенно. Домик был не свой, а наемный, но на приличной улице, у отца хватило денег, чтобы оплатить мне учебу в Пансионе Атласных Лент… Это такое заведение для благородных девиц положения примерно моего, не самое лучшее, но и не самое худшее…

— Можно покороче? — сказал Сварог.

— Покороче… Пансион я закончила в шестнадцать, и отец тут же вознамерился выдать меня замуж. Был у него на примете отличный кандидат, советник оттуда же, из Адмиралтейства. Интендант. Ну, ты сам понимаешь…

— Понимаю, — сказал Сварог. — Как говорил один умный генерал, любого интенданта, прослужившего три года, можно вешать без суда и следствия… Состояньице, именьице, денежки в банке… Старик или просто отвратная рожа?

— Старик, — сказала Литта, глядя куда-то вперед поверх бокала. — Мерзкий старикашка… Отец, когда меня уговаривал, говорил, что это-то и хорошо: долго не протянет, наследников, кроме меня, не будет, если я вдобавок буду его уматывать в постели, быстрее удар хватит…

— Душевный у тебя был папаша, — усмехнулся Сварог.

— Да уж… А я, веришь ты или нет, с раннего детства буквально болела театром. И получилось все, как в романах: сбежала из дома с дюжиной серебрушек и парой платьев в узелке, почти не мыкалась, взяли меня в одно убогонькое заведение… Можешь не верить…

— Я уже сказал, — бесстрастно ответил Сварог. — "Верю-не-верю" тут ни при чем. Я знаю, что ты сейчас говоришь правду. Постарайся и дальше так же.

— Ну вот… Года четыре я поднималась— от полной убогости к убогости поменьше, а там и еще меньше… — она глянула на Сварога с каким-то бесшабашным вызовом. — Знаю, о чем ты подумал… Ну да, когда это было необходимо, собой расплачивалась. Я хотела быть настоящей актрисой, понимаешь?

— И стала?

— Представь себе, — сказала Литта. — Между прочим, говорили, что я неплохая актриса, — в том числе и люди, которые ничего не рассчитывали от меня получить… К двадцати двум прижилась во вполне приличном театре. И главные роли, и признание, одна беда — театр был "хлипкий"…

— Это как?

— Можно, я тебе кратенькую лекцию прочту о видах театров? Что бы ты лучше понял мое положение?

— Валяй. Но — кратенькую.

— На самой вершине, конечно — Королевский театр, — сказала Литта. Мечта тысяч, но везет единицам… Пониже стоят театры, входящие в Сословие Свободных Искусств — регулярные дотации от Сословия и казны, но главное — статус. Туда тоже адски трудно подняться из низов. Очень хороши "театры вельмож" — те, которым покровительствуют, порой долгими годами, знатные и богатые театралы. Кстати, далеко не все из них спят с актрисами. Другое дело, что они ненадежны. Вот представь: двадцать лет какой-нибудь герцог содержал театр, и все это время его наследники на такое мотовство смотрели зверями. И вдруг благодетель умирает… Единицы заранее составляют завещание, где оставляют часть наследства на содержание театра. Подавляющее большинство либо об этом не задумывается, либо умирает внезапно, без завещания. И все, конец, наследники радостно объявляют, что театр может жить, как хочет… Ну, и ниже всех — "хлипкие". Их так зовут за полную неопределенность будущего. С одной стороны, они числятся приличными, куда не зазорно прийти и дворянину с семьей. С другой — полагаться приходится только на себя. А случиться может многое. Сменился владелец и привел дело к упадку, умер старый директор и пришел недотепа, переманили ведущих артистов, возник конфликт в труппе или меж режиссером и труппой. Да масса причин! Но конец один: театр начинает хиреть и опускаться в разряд "убогих", куда и члены высших гильдий заходить считают неприличным. Да вдобавок "хлипкие" театры, при всем их приличии, все же числятся по Железной гильдии — фигляры… Вот в таком "хлипком" я и прослужила шесть лет. И главные роли бывали часто, и многие зрители ходили "на меня", и зарабатывала неплохо, но вот подняться выше — никак! Какой-то рок…

— Но ведь наверняка должны были быть и поклонники, — сказал Сварог с легкой усмешкой. — А ты сама говорила, что платила…

Отхлебнув келимаса, Литта повернулась к нему с тем же вызовом:

— И будь уверен, расплатилась бы с тем, кто помог бы… Но не с кем было. Поклонники были и богатые, и знатные, и влиятельные… — она покривила губы. — Можешь обо мне думать, что хочешь, но я с ними спала. И не всегда из-за одних денег и камешков — я нормальная молодая женщина, мне нужен мужчина… Это все-таки несколькими ступеньками выше проституции. Проститутка в борделе обязана ложиться с каждым, кто заявится. Актриса, пока молода, красива и пользуется некоторой известностью, может выбирать. Между прочим, разборчивые, не прыгающие с ходу под любой золотой мешок, котируются выше, и отношение к ним уважительнее, и репутация у них выше. Я была как раз из таких. Ни за что не ложилась под какого-нибудь урода, усыпанного алмазами… правда, старалась и не заводить отношений с юными красавчиками с пустым карманом. Выбирала такого, чтобы был и богат, и щедр, но не особенно стар и не урод. И так тянулось все эти четыре года, — она обвела пальцем лицо. — Уж поверь, мое прежнее личико было немногим хуже этого… — она улыбнулась как-то печально. — Оплачивала квартиру на приличной улице, у меня был экипаж, служанка, камеристка, повар и работник… Один поклонник меня даже водил на малый дворцовый бал. Но я же говорю — рок какой-то! — она в досаде стукнула кулачком по поручню. — Постоянно как-то так складывалось, что ни один мой поклонник — знатный, богатый, иногда вхожий во дворец! — не обладал именно теми связями, что позволили бы меня устроить в один из театров Сословия. Как проклятие какое-то лежало… Многое они могли, но не это… И оставалась я в Железной гильдии. Фиглярка с золотым дворянским поясом, умора — отец, когда я сбежала, меня проклял и велел передать, что на порог не пустит, но не отрекся почему-то и герба не лишил… А театр давненько уже шатался. Двоих ведущих актеров и одну актрису переманили. Умер старый режиссер, талантливый человек был, пришел новый, гораздо слабее… да еще начал меня домогаться, грозя, что лишит главных ролей, а то и вообще найдет способ тихонько выставить. Владелец увлекся какой-то шлюхой и театр забросил совершенно. Пошли скандалы в труппе, появились враждующие лагеря, интриги… В общем, полный набор неприятностей. Делалось все хуже и хуже. Старики в открытую говорили, что больше года мы так не протянем. И уходили при первой возможности. А мне уходить было некуда. Как-то так сложилось, что не было достойных предложений… вообще-то одно было, в такой же "хлипкий", только гораздо тверже стоявший на ногах, но там пришлось бы постоянно спать с владельцем, а это была такая жаба, что меня от него издали тошнило. Вот такая сложилась ситуация. Театр помаленечку рушится. Дураку ясно. У меня только две возможности: либо опускаться до убогого балагана, либо пойти на содержание к кому-нибудь из поклонников — и ведь многие предлагали… Но в этом случае о театре пришлось бы забыть навсегда и стать обычной великосветской проституткой. Лет за десять такой, с позволения сказать, карьеры можно было скопить кое-какое состояньице, примеров хватало… но мне-то нужен был театр, черт побери! — она допила свой бокал и просительно глянула на Сварога: — Можно второй? Как раз все начинается…

Сварог присмотрелся к ней, подумал, что в случае чего безжалостно отрезвит, кивнул:

— Сейчас принесу. Только не увлекайся, это и в самом деле будет последний.

Отошел к бару, услышал за спиной, как стучат каблучки. Обернулся. Литта стояла у окна — видимо, выпитое придало смелости — и смотрела вниз.

— Темнотища какая… — протянула она. — И земли совершенно не видно, только вон там словно бы кучка светлячков…

— Это город, — сказал Сварог, решительно взял ее за локоть. — Иди, садись и рассказывай. Коли уж начинается…

Усевшись рядом, Литта, вопреки его ожиданиям, не отпила, а скорее пригубила. Глядя куда-то вперед, чуть отрешенным голосом начала:

— Ну, вот… После первого акта прислужница принесла мне в гримерную аккуратный бумажный сверточек — мол, это мне просил передать "очень приличного вида дворянин из публики". Я и не подумала удивляться — уже столько раз такое случалось… Конечно же, подарок и записка. Судя по тому, что сверточек легковат, там кольцо. Прости за цинизм, моя профессия меня немного испортила… В таких случаях ощущаешь нечто вроде охотничьего азарта. Начинаешь гадать: насколько ценный предмет внутри, как выглядит тот, кто его прислал, годится ли… Тут есть свои неписаные правила. Можно оставить подарок себе и отказать, но пославший всегда начинает надоедать, ждать у заднего входа, дарить новые подарки… Впрочем, сплошь и рядом, если возвращаешь подарок, творится то же самое… В общем, я развернула сверточек — и обомлела. Приросла к полу. Действительно, изящное золотое кольцо с брильянтом… но каков брильянт! Чуть ли не с вишню. Я к тому времени неплохо разбиралась в камнях, у меня была небольшая… коллекция. Камень настоящий, никаких сомнений. Редко у кого из моих и знатных друзей были перстни с подобными. Впору подумать, что в зале сидит король — иногда ведь такие случаи бывали, хоть и в сто раз реже, чем о том болтают… Королеве такой носить… Читаю записочку, она стандартная, все так пишут, ну буквально слово в слово: "Амель, граф Брашеро, просил бы позволения засвидетельствовать после спектакля свое почтение великолепной актрисе Литте Аули". Только там еще приписка, какую я вижу впервые в жизни: "Если госпожа Литта того не пожелает, прошу оставить эту безделушку себе и, со своей стороны, обязуюсь никогда более не докучать". О таком только в романах пишут, а в жизни я ни от кого не слышала… Что, и тебя проняло?

— Проняло, — сказал Сварог кратко.

Он просто весь подобрался, словно напавшая на след гончая. Амель, граф Брашеро. Тот самый опекун Гонзака. Несомненный лар. Хотя выводы делать рано, пусть она его сначала опишет…

— Ну, если для него такой камень — "безделушка"… — протянула Литта. — Тем более стоит посмотреть на человека, иначе потом не простишь себе, умрешь от любопытства… Я кое-как опомнилась и сказала прислужнице, чтобы после спектакля привела его за кулисы. Потом сообразила, выскочила на сцену, хотела посмотреть в щелочку, к кому она подойдет — но опоздала, она уже возвращалась. Девица была не большого ума. Твердила одно: "не молодой, но и не дряхлый. Такой весь из себя основательный господин…" Второй акт, честно говоря, я доиграла кое-как — себя не помнила от любопытства. И вот он пришел в гримерную…

— Опиши-ка его поточнее, — сказал Сварог.

— Лет сорока с небольшим, пониже тебя примерно на полголовы, — прилежно начала Литта. — Волосы темные, ни сединки, выбрит наголо, ни бороды, ни усов, хотя большинство дворян усы все же носят… Нос прямой, губы полные, темноватые, глаза серые. Золотой дворянский пояс, перстень с графской короной… Видно, что очень сильный, не здоровяк, а просто очень сильный… Эх! — воскликнула она с непонятной интонацией. — Такое вот описание внешности ничего не дает…

"Кому как, — подумал Сварог. — Описание в точности соответствовало тому Амелю, графу Брошеро, о котором рассказывал Тагарон…"

— Главное, какой он, — продолжала Литта словно бы даже с воодушевлением. — Он не чванился, не задирал нос, разговаривал вежливо — но в нем чувствовалась та-а-кая внутренняя сила… Я не про мускулы, понимаешь? Я даже сейчас не могу подобрать нужные слова, после двух лет знакомства… Эта сила и потаенная властность в нем были везде, как кровь в сосудах, он ими был пропитан… Это был мужчина. Из тех, от кого женщины тают… Вот он поведет пальцем — и всех, кто сейчас в театре повесят на воротах… или набьют полные карманы золота… Он нисколечко не играл человека высокого полета, он им действительно был… Ты не женщина, тебе не понять… Какой мужчина…

— Такое впечатление, что ты в него до сих пор влюблена, — фыркнул Сварог.

— Я и тогда не была в него влюблена, — серьезно ответила Литта. — Никогда не была в него влюблена. Это было невозможно. Все равно что любить каталаунского тигра. Тигров не любят, тут другое… Я оказалась под ним — в переносном смысле, конечно. Пожалуй, он мог бы меня взять прямо там, в гримерной, я бы нисколечко не сопротивлялась… Таким не сопротивляются. Таким хочется принадлежать.

"В общем, как выражаются девки в деревнях, Бабья Погибель, — мысленно прокомментировал Сварог. — Снова этот крайне интересный граф…"

— Мы немного поговорили, — продолжала Литта. — Честное слово, я себя чувствовала сопливой девчонкой, которую впервые в жизни позвал на свидание первый мальчик на деревне. Мялась, чувствовала, что краснею… Он держался идеально, притворялся, будто ничего этого не замечает, направлял разговор, так что в конце концов я кое-как отошла… Очень деликатно поинтересовался, не окажу ли я ему честь с ним поужинать… в "Золотом яблоке". Меня даже разочарование пробило…

— Почему?

— "Золотое яблоко" — один из лучших ресторанов, там целый этаж отведен под отдельные кабинеты… но ни в одном нет постели. Там никогда не спят с женщинами, там действительно только завтракают, обедают, ужинают, смотрят представление. Вот "Принцесса Амальта" и "Лазурное море" — заведения того же класса, но там в кабинетах кровати есть, в каждом, за портьерой, в нише… Начинаешь понимать? Если мужчина тебя приглашает в "Золотое яблоко", это означает, что он вовсе не намерен укладывать тебя в постель сегодня же. Он ухаживает…Все моментально расставлено по местам, никаких недомолвок…

— Понятно, — сказал Сварог. — И ты, конечно, я так догадываюсь, даже не поломалась чуточку для приличия?

— А зачем? — серьезно сказала Литта. — получилось бы излишнее жеманство. Здесь и так все было четко обозначено… ну да, иногда как раз такие вот вежливые кавалеры оказываются жуткими извращенцами, я сама не сталкивалась, но были случаи… Тут уж приходится полагаться на везение, а оно у меня есть, проверено… В общем, у черного хода стояла его карета, очень скромно украшенная — хотя иные знатные любят чуть ли не целиком кареты золотить… Герб с графской короной на дверцах… Я заехала домой, надела лучшее платье, украшения… В "Яблоке", как всегда, все было роскошно: три перемены и отдельно десерт, меж второй и третьей переменами мы ходили смотреть представление: шпагоглотатели, извергатели огня, жонглеры, танцовщицы. Ну разумеется, никаких тоголад и прочих вульгарностей, один "Балет фей". Знаешь, что это такое?

— Знаю, — сказал Сварог.

Он с удовольствием посмотрел бы это зрелище вживую (раньше видел только в записи), но для этого надо попасть в Горрот… Потому что "Балет фей" — один из цехов Сословия Изящных Искусств, секреты свои хранит железно, и существует этот вид искусства только в Горроте. И платья не прозрачные, и длиной до пола, и рукава длинные — но как-то так они шиты, как-то так танцуют "феи", что получается даже соблазнительнее, чем если бы они плясали голыми. Немудрящее вроде бы представление, но повторить его никому не удавалось, и иные короли специально засылали в Горрот в качестве шпионов лучших балетмейстеров, но и те ничего не добились…

— Мы болтали о всякой всячине, — продолжала Литта. — Обычная застольная беседа. Выяснилось, что граф служит при министерстве двора, советником. У меня сдуру вырвалось:

— Всего-то?

Он ухмыльнулся своей неподражаемой ухмылкой — тут смесь и веселья, и легкого превосходства, и иронии, я ее даже описать точно не могу — и сказал:

— Литта, дело не в должности, а в возможностях… — и неожиданно спросил: — Сказать честно, чем ты мне особенно нравишься? Я был знаком с несколькими актрисами. Как бы это выразиться… примерно твоего положения, а то и ниже. Так вот, все они, едва заслышав про министерство двора, моментально начинали просить пристроить их в театр получше. А ты ни о чем подобном не заикаешься, — и улыбнулся так грустно, обезоруживающе. — И правильно, между прочим. У меня нет никаких связей в том мире, мой департамент занимается совсем другими делами…

Вот тут он мне самым безбожным образом врал, несмотря на честнейшие глаза и простецкую улыбку. Уж чиновник-то министерства двора мог бы актрису поднять за пару дней. Как раз министерство двора и ведает Королевским театром и участвует в работе театров Сословия. Так что, даже если он занимается "совсем другими делами", у него в своем министерстве наверняка есть нужные связи с департаментом театров…

— Интересный какой-то жмот получается, — задумчиво сказал Сварог. — Запросто дарить кольца с огромными бриллиантами, предупреждая, что за них не нужно отрабатывать — это он может. А устроить в хороший театр, что для него раз плюнуть — так это нет…

— Вот и я удивилась сначала, — сказала Литта. — И только потом, когда все произошло, поняла, в чем тут был простой расчет. Ему нужно было, чтобы я оставалась в полнейшей житейской неуверенности, на сцене готового вот-вот обрушиться театра, без малейших перспектив и будущего… Потом сам поймешь. После ужина он отвез меня домой, помог выйти из кареты, поцеловал руку, поблагодарил за приятный вечер — и ни малейших намеков напроситься в гости… Сел в карету и уехал. Я стояла, смотрела вослед, и казалось, что это сон, но все вокруг было реальным, в том числе и огромный камень на пальце… А дальше… — она мечтательно улыбнулась. — Дальше началась сказка. Даже теперь, после всех невзгод, приятно вспомнить… Мы встречались каждый день, или вечером после спектакля, или днем… Да, я забыла про часы, тебе это наверняка интересно…

— Какие часы? — насторожился Сварог.

— Тогда же, в первый вечер в "Яблоке" он как-то умело свел разговор на талисманы. Спросил, верю ли я в них. Как не верить? Я даже знала самую настоящую колдунью, которая их делала, знала людей, носивших настоящие талисманы, не те подделки, что шарлатаны впаривают богатым провинциалам… Он сказал:

— Ну, тогда ты не удивишься… У меня тоже есть талисман. От деда. Позволяет узнать, что собой представляет человек… Слышала о таких?

Я сказала, что слышала, хоть и не видела никогда. Он достал часы — большие, явно старинного фасона, сейчас такие гири носят разве что старики. Задняя стенка была покрыта черной эмалью, с врезанной в нее затейливой золотой сеточкой — а циферблат я так и не увидела. Граф спросил мягко, но настойчиво:

— Ты позволишь? Это не страшно и ничуть не вредно…

Я кивнула, будто зачарованная. Он встал, приложил эмалевую крышку мне к виску, а сам смотрел на циферблат. Я ничего не почувствовала, и длилось это недолго. Циферблата я так и не увидела, но на лице у него отразилась несомненная радость.

— Ну и какова же я? — спросила я словно бы шутливо, а сама была вся в напряжении — мало ли что ему талисман показал, вдруг он сразу же после ужина распрощается навсегда… Хотя на лице у него, точно, радость…

Он сказал серьезно:

— Талисман показывает, что ты неплохой человек, Литта. Не шлюха, не стяжательница. А то, что было… В пределах некоей нормы. Именно та мера житейских уступок, на которые порой приходится идти…

Брехал, как сивый мерин, подумал Сварог. Это, несомненно, какой-то аппарат, какие, к черту, талисманы, не бывает таких… Что-то он снял совершенно другое… Что бы это могло быть? Сразу и не сообразишь, что у него там втиснуто было в корпус старинных часов… К виску, совсем недолго… Стоп! Он лар, теперь в этом нет никаких сомнений, но в Горроте не работает аппаратура ларов. Никакая. Что же, какие-то другие технологии? Кем разработанные и где?

— Рассказывай про свою сказку, — сказал он, понимая, что с наскока в этой загадке все равно не разберется.

— Это была сказка… — протянула Литта. — Лучшие рестораны, лучшие танцевальные залы — я люблю танцевать, да и он оказался неплохим танцором. Цирк, тоже лучший в королевстве… Речной праздник на Эрисе с фейерверками, танцовщицами, изображавшими русалок… Да чего там только не было, на том празднике… Один раз он меня даже привел на малый королевский бал, во дворец, и несколько минут мы танцевали рядом с королем и королевой, в соседних парах… И подарки чуть ли не каждый день: украшения с такими же крупными камнями, великолепные платья, всякие безделушки, тоже очень дорогие… И при всем при том — ни малейших намеков на постель. Ни малейших. Все эти две недели. А ведь я у него в глазах замечала не раз мужской интерес, такие вещи женщины моментально замечают… Две недели. Лучшие развлечения, подарки, в общем, расходы нешуточные. Если посчитать, во что ему все это обошлось, на такие деньги можно купить неплохое имение. И — ни малейшего намека, ни единого прикосновения, только целовал руку на прощанье, — она сделала добрый глоток. — Я просто извелась в догадках. Уж, безусловно не импотент, — она лукаво покосилась на Сварога. — В некоторых фигурах некоторых танцев это можно определить, ты должен знать… Тогда что? Иногда знатные особы чудят, порой крайне затейливо и изощренно. Но вот на кого он меньше всего походил, так это на чудака. От всех этих непонятностей мне в голову начала лезть уже совершеннейшая дурь — а вдруг он, скажем… — она покосилась на темное звездное небо за окнами: — Ну, не к ночи будь помянут? И охотится таким образом за моей душой? Или он узнал вдруг, что я его внебрачная дочь — матушка, увы, своим поведением давала повод и для таких предположений. По возрасту, в принципе, подходит, хотя должен был быть совсем юным… Да какие только дурные фантазии в голову ни лезли! Согласись, это необычно?

— И весьма, — согласился Сварог искренне.

— В конце концов, я сорвалась. Выпила лишку в том же "Золотом яблоке". Мы к тому времени уже перешли на "ты", я и бухнула:

— А когда будет постель?

Снова эта его неподражаемая улыбочка:

— Ты так рвешься со мной спать?

А меня уже понесло. Я хлопнула еще один немаленький бокальчик и сказала:

— Ну не так чтобы рвусь… Хотя я тебе никак не отказала бы… Просто все это — страннее странного. Ты потратил на меня кучу денег и времени, окунул в роскошь, как муху в банку с медом, я иногда вижу по глазам, что ты меня хочешь… но две недели лишь целование руки на прощанье… Так не бывает, Амель. Я не девочка, повидала жизнь, прошла через кое-что… Так не должно быть. В чем дело? Меня это уже чуточку пугать начинает…

Он смотрел на меня серьезно, без тени улыбки. Потом сказал:

— Литта, а ты гораздо умнее, чем мне казалось сначала…

— Мне частенько говорили, что я не дура, — огрызнулась я.

Вот тут он улыбнулся:

— Иные девушки на твоем месте только радовались бы таким отношениям: засыпают подарками и развлечениями, но при том и пальцем не трогают… Или тут в другом ответ? Ты молодая, темпераментная, две недели без мужчины напрягают…

— Если честно, и это тоже, — сказала я, пьяненькая. — Но не главное. Я же говорю, начинаю пугаться чуточку. В жизни таких отношений не бывает, только в романах… Когда пытаюсь обо всем этом думать, в голову лезет уже совершеннейшая ерунда…

Он смотрел на меня очень уж грустно:

— Хочешь правду? Это обет. Они, между прочим, даются не только в романах. Когдаумерла жена — а я ее любил по-настоящему — дал обет семь лет не иметь женщин. Серьезный обет, у монахов Братства святого Круахана. Не знаю, как у тебя с этим обстоит, но я человек верующий, хотя прихожанин нерадивый… Теперь понимаешь? Я был тогда в таком состоянии…

— И когда истекает этот твой обет?

— Через месяц, — сказал он все так же серьезно. — И будь уверена: через месяц будет все…

Тогда я ему поверила: пьяна была уже изрядно, история была такая сентиментальная… а подобные обеты, я слышала, и в самом деле дают… хотя иные их не соблюдают, не выдерживают до срока… А вот потом, на трезвую голову… Мне просто захотелось проверить. Знающие люди подсказали, в какие конторы и к каким чиновникам обращаться. Золото у меня было… Ну, вот попытайся, умный и проницательный, догадаться, что я нашла?

— Жена была здоровехонька, — сказал Сварог. — Или он вообще никогда не был женат.

— В сто раз интереснее! — с хмельным воодушевлением воскликнула Литта. — Оказалось, что его нет. Ну, попросту нет. В книгах Геральдического департамента не обнаружилось не то что графов, но просто дворян Брашеро. Нет в Горроте такой дворянской фамилии. Понимаешь? Нет и не может быть никакого графа Брашеро… а меж тем он существует во плоти, и не просто существует: служит при министерстве двора, лично известен королю — я сама видела, как на том малом балу они с королем, отойдя в сторонку, беседовали минут пять, и король держался с ним, как со знакомым…

— Ну, в конце концов, можно подыскать объяснение, — сказал Сварог. — Просто-напросто он не горротец по происхождению. Он приехал из другой страны, быть может, очень давно. Ты ведь не развернула столь бурной деятельности, чтобы искать следы в других королевствах?

— Нет, — призналась Литта. — Хотя собиралась… Видишь ли, он все говорил мне о себе как о горротском уроженце. О том, что его роду две тысячи лет, что родовые поместья у него в Полуденном Горроте… А оказалось… Вариантов было два: либо он и в самом деле дьявол, либо авантюрист и самозванец не просто высокого — высочайшего полета. Многим успешно удавалось выдавать себя за дворян, но никто не взлетал так высоко… Я как-то склонялась ко второму — ну не хотелось мне о первом думать, сам понимаешь, очень уж жутко…

— И как же ты обошлась со своими открытиями? — усмехнулся Сварог.

— А никак, — ответила Литта. — Просто не успела. Эти мои изыскания отняли примерно неделю — и буквально на следующий день после того, как я окончательно все выяснила, он меня впервые пригласил к себе в особняк — у него роскошный дом, едва ли не дворец, буквально в двух кварталах от королевского замка… Я испугалась не на шутку, только когда оказалась в особняке и мы сидели в малой столовой, — вечерело, ужин был подан для двоих… Я вдруг подумала, что правдой все-таки было первое. Что он и в самом деле дьявол, без труда узнал о моих изысканиях, и теперь случится что-то жуткое… А я даже молитв от нечистой силы не знала… верю в Единого, но креста не ношу и в храме последний раз была уж и не упомню, когда…

А он держался, как обычно. Вот только после первого блюда все и началось. Он сказал самым обыденным тоном:

— Литта, у меня к тебе есть серьезное предложение. Как-то у вас в театральном мире именуется? Ага! Считай, что я антрепренер. И предлагаю тебе гастроли: очень долгие, невероятно доходные…

— А что за роль? — осторожно спросила я.

— Ты будешь играть королеву Эгле.

— Я и не слышала, чтобы кто-то собирался ставить о ней пьесу, даже не слышала, что такая написана…

— Написана, — сказал он без улыбки. — До последней точки. И труппа готова, не хватало только актрисы на роль королевы. Но теперь она у меня есть.

Черт возьми, подумала я, неужели кончилось невезение? Такую пьесу должны играть даже не в театрах Сословия — в Королевском…

И спросила:

— А в каком театре?

Он преспокойно сказал:

— Театром будет сам королевский дворец.

— Вот теперь ничего не понимаю… — пролепетала я.

— Я объясню, — сказал он спокойно, даже весело. — Ты будешь играть королеву Эгле в том смысле, что сядешь вместо нее на трон… Я же говорил, спектакль ожидается долгий, на годы… Ты будешь играть королеву… а человек, который станет играть короля, у нас уже есть.

— Подожди… — я ничегошеньки не понимала. — Я же на нее совершенно не похожа…

— Будешь похожа, — сказал он. — Так, что родная мать, княгиня Скатерона, не отличит.

И только тут до меня дошло.

— Но как же так? — чуть ли не закричала я. — А настоящие?

— А их не станет, — спокойно сказал он. — Но никто об этом, разумеется, не узнает. Потому что на троне преспокойно останетесь вы со Стахором… И жизнь будет продолжаться, как ни в чем не бывало. Ну, конечно, "Стахору" будут подсказывать, что делать и какие указы подмахивать, иначе зачем все и затевать? Зато от тебя, в общем, не понадобится особенных трудов — Эгле в управлении королевством практически не участвует. Твоему муженьку еще придется потрудиться, подписывая указы, заседая в Палате Пэров и прочих заведениях, произносить речи… Тебе будет гораздо легче — никаких трудов, беззаботная жизнь королевы…

— Ты с ума сошел? — спросила я в полном расстройстве чувств.

— Честное слово, нисколечко, — серьезно сказал он. — В сущности, ничего необычного не происходит. Самый обычный дворцовый переворот, устранение королевской четы… Сколько их было в истории? Отличие только в том, что на сей раз никто ничего и не заметит, потому что на троне останутся Стахор и Эгле, которых ни одна живая душа не отличит от настоящих. Ты только представь, какое великолепное у тебя будущее — на всю оставшуюся жизнь…

— Ты дьявол? — бухнула я напрямик.

Он усмехнулся, поднял салфетку — под ней оказался серебряный крест Единого — взял его в руки, повертел, даже приложил ко лбу:

— Как, по-твоему, дьявол или любая другая нечистая сила — на такое способны?

Нет. Уж я-то точно знала, что нет. В пансионе у нас был вероучитель, и уж кое-какие основы я помнила…

Хорошо, он человек. Только легче мне от того не стало…

И покушение на цареубийство, дворцовый переворот… Верная плаха даже для замешанной в заговор мелкоты — а мне-то предлагают одну из главных ролей…

Полное впечатление, будто он угадал, о чем я думаю. Сказал даже не спокойно, скорее небрежно:

— Ничего не бойся. Проиграть мы просто не можем — на такой уж стадии предприятие. Через неделю ты уже будешь сидеть на троне, и все будут принимать тебя за Эгле.

— Но как, как? — завопила я, чуть с ума не сходя. — Как ты сделаешь меня точным подобием Эгле? Магия какая-то?

— Никакой магии, — сказал он. — Есть другие способы. Скоро сама убедишься.

— Подожди, а принц?

— Та же история, — пожал он плечами. — Все будут считать, что этот — настоящий принц…

Тут мне удалось взять себя в руки. Жизнь меня все же чуточку пожевала — настолько, чтобы не раскисать…

Я встала и, стараясь говорить как можно спокойнее, начала:

— Хорошо, я все обдумаю, и, когда что-то решу, приеду…

Он расхохотался, честное слово, как ребенок.

— Литта, ты же умница, — сказал он, наконец. — А говоришь такие вещи… Ты и в самом деле думаешь, что тебя отсюда выпустят после всего, что ты только что услышала?

Да уж, конечно, запоздало сообразила я. Ни за что не выпустят.

— Садись, — сказал он, и я села, как марионетка. Он налил мне вина и продолжал своим обычным тоном, без всякой насмешки или угрозы: — Литта, ты умница. Бросаться к окну, распахивать его и взывать к прохожим о помощи — бесполезно. Я поставил хитрый замок. Вскакивать и нестись к выходу сломя голову — бесполезно. В коридоре мои люди, и на лестнице, и у всех дверей… Ты молодец. Не делаешь глупостей, не бьешься в истерике… Все поняла, будешь вести себя спокойно, правда? Знаешь, я собой доволен. Сделал неплохой выбор, — и накрыл мою ладонь своей. — Говорю тебе, через неделю ты будешь королевой.

Вот тут я не сдержалась — выругала его. Последними словами. Было где наслушаться в первые годы после побега из дома.

Он нисколечко не рассердился. Только пожал плечами:

— За что? Я не делаю тебе ничего плохого, совсем наоборот. Оставшуюся жизнь ты проживешь королевой Горрота — со всеми выгодами и благами, проистекающими из такого положения. Это царский подарок, Литта, а ты, хотя и умница, меня костеришь бордельными словечками…

Я что-то пробормотала — сама не помню, что. Он наклонился, взял меня за руку, впился взглядом и со своей неподражаемой улыбочкой сказал:

— Есть только два мотива, которые заставляют тебя сопротивляться. Только два… Вот мне и любопытно послушать, который из них тобой движет. Тебе жаль королевскую чету? Или просто боишься, что все откроется и всем отрубят головы? Скажи честно.

И понимаешь, он явно видел по моим глазам, что я боюсь только плахи. С какой стати я должна была жалеть королевскую чету? Совершенно чужих для меня людей? Которых и видела-то раз в жизни? Вот я вчера читала в газете, что на Большом Ронерском тракте, в трех лигах от харланской границы, разбойники убили крупного купца из Сноля Тана Добарто. Тебе его жалко? По-настоящему? Так, чтобы тоска сердце сжимала? Ну?

— Нет, — вынужден был признаться Сварог.

— Вот видишь. А разве мы с тобой чудовища или бездушные твари? Никто по-настоящему не жалеет чужих, незнакомых людей — ну разве что, если это поэт, артист или писатель, которого ты любил…

Короче, граф усмехнулся:

— Прелесть моя, Литта, ты боишься исключительно плахи… Клянусь чем угодно, этого не будет. Все настолько хорошо подготовлено, что осечки быть не может. Это можно сделать хоть сейчас. Собственно говоря, неделя отсрочки нужна исключительно для одного: чтобы сделать тебя королевой Эгле. Что до короля…

Он усмехнулся, позвонил и, когда вошел лакей, распорядился:

— Пригласите его величество пожаловать.

И почти сразу же вошел… король Стахор. Совершенно такой, каким я его видела на балу, даже одет точно так же.

Граф весело спросил:

— Дружище, кто вы такой?

— Что за дурацкий вопрос? — произнес этот голосом настоящего короля, пожимая плечами. — Король Стахор, конечно. А это, я так понимаю, моя дражайшая супруга?

— Еще не совсем, — сказал граф. — Ну, Литта? Если хочешь, подойди, потрогай супруга, чтобы убедиться, что он настоящий… Хотя, по-моему, и так видно…

Я не встала, не пошевелилась, я и так видела, что этот человек похож на короля, как брат-близнец. Граф сделал небрежный жест, будто лакея отсылал, и "король" вышел.

— Что скажешь, умница? — осведомился граф.

Не поднимая глаз, я спросила:

— И я что, буду точно такой же Эгле?

— Ну, разумеется, — сказал граф. — Совершенно такой же.

— Но как такое возможно…

— Литта… — сказал он с мягким укором, — не стоит забивать себе голову вещами, которых все равно не поймешь. Какая бы ты ни была умница, в сложных науках не разбираешься совершенно. Так что заканчивай с пустыми вопросами. Будем продолжать ужин?

— Нет, — сказала я, чувствуя, что голова идет кругом. — Ничего сейчас не хочу… Дай мне какую-нибудь комнатку, пусть в подвале, пусть с решетками на окнах, лишь бы я могла лечь и полежать…

— Великие небеса, ты считаешь, что я способен посадить тебя в подвал? — рассмеялся он так, словно этого разговора не было, и мы сидели в каком-нибудь "Золотом яблоке". — Может быть, желаешь еще гнилую солому и крыс? Размечталась… — он звонком вызвал лакея и распорядился: — Проводите даму в ее комнату.

Вставши, я демонстративно прихватила со стола непочатую бутылку вина и бокал. Граф не препятствовал, только усмехнулся:

— Что ж, тоже метод…

За дверью оказались еще два лакея, бдительно так придвинулись, хотя бежать я и не собиралась, понимала, что бессмысленно. Комната мне досталась вполне роскошная, под стать особняку — вот только меня тут же заперли снаружи, а на обоих окнах я обнаружила два хитрых замка. Постояла у окна — уже совсем стемнело, зажглись фонари, проезжали кареты, ехали всадники, шагали люди — и мне казалось, что все они в каком-то другом мире…

Я сбросила платье, забралась в роскошную постель и принялась отхлебывать прямо из горлышка, что уж тут церемониться. В голове стояла совершеннейшая пустота, ни мыслей, ни чувств — слишком уж удивительная и грандиозная беда на меня свалилась. Помаленьку прикончила бутылку, и так мне стало себя жалко, что заревела в три ручья. Даже не слышала, как вошел граф. Встал рядом с постелью и серьезно сказал:

— А вот это совершенно ни к чему. Не из-за чего слезы лить. Тебе бы порадоваться…

Я сквозь слезы пустила его руганью через три забора… Он усмехнулся, разделся неторопливо, лег рядом со мной. Я нисколечко не сопротивлялась, мне было все равно. И он меня взял. Ничуть не грубо, он все делал ласково, нежно, умело, так, что в конце концов я стала отвечать. До сих пор подозреваю, что он меня хотел именно такую — зареванную, беспомощную, слабую… Я его, смею думать, хорошо узнала за два последующих года. Он никак не извращенец, ничего такого. Просто властолюбие у него дикое и проявляется сотней разнообразных способов. Это не то властолюбие, когда человек мечтает сидеть на троне или каком-нибудь высоком посту. Тут другое. Ему нравится ломать людей, делать их своими куклами. Меня он, во всяком случае, сломал. Почти… — с неожиданной злобой улыбнулась, почти оскалилась Литта. — До конца все же не доломал, коли уж я здесь, с тобой… — и, по непостижимой женской логике меняя тему, сказала уже без всякой злости: — Но любовник он все-таки великолепный, этого у него не отнять…

Она помолчала, допила остававшееся в бокале, повернулась к Сварогу:

— Можно еще? Ты же видишь, язык не заплетается…

Сварог посмотрел на часы, пригляделся к Литте и сказал:

— Ладно. Только рассказывай покороче, без лирических отступлений. Время есть, но его не особенно много…

— Постараюсь… В общем, ночь я провела с ним, и это было только к лучшему — некогда было сокрушаться и жалеть себя. А потом… Уже под утро мы начали очередную бутылку, по бокалам разливал он — и явно что-то подлил или подсыпал, потому что я уснула мгновенно, едва отпив, даже не знаю, что было с бокалом, видимо граф его успел подхватить.

Проснулась в другой комнате, впрочем, столь же роскошной, тут вдобавок было еще и зеркало, выше человеческого роста. Портьеры были распахнуты, судя по солнцу, часа два пополудни… Я пошевелилась — и поняла, что как-то странно себя чувствую. Совершенно необычное чувство, ничуть не похожее ни на головную боль после перепитого, ни на что вообще испытанное. Я лежала и пыталась это чувство осознать. Не болело, нет, но беспокоило… Словно бы по всему лицу, под кожей продернули то ли нитки, то ли что-то вроде канители, золотой или серебряной. Я открыла рот, закрыла, похмурилась, в общем, поиграла лицом — и всякий раз оставалось ощущение той тонюсенькой сетки. Не болело, но беспокоило именно своей непривычностью. Я стала трогать лицо — но ничего под кожей не нащупала. И только тут сообразила…

Мои волосы были не мои! Русые, гораздо длиннее моих, наполовину прикрывавшие груди — а у меня от природы каштановые, и вчера они были лишь на пару ладоней пониже плеч… В первую очередь я подумала, что на меня зачем-то напялили парик, попыталась его снять — не получилось, это был не парик, а самые настоящие волосы. И на правой руке, меж локтем и запястьем, обнаружился шрамик, чуть извилистый, длиной в палец — раньше у меня ничего подобного не было…

И тут меня словно подтолкнуло что-то, вскочила с постели в чем мать родила, кинулась к зеркалу…

Меня в зеркале не было. В зеркале отражалась королева Эгле, в точности такая, какой я ее видела в двух шагах от себя на балу — разве что волосы не уложены в прическу, а распущены, ну, и голая, конечно. Я подняла правую руку — и она подняла. Я пошевелила пальцами — и она пошевелила. Вот так. Меня больше не было, я теперь была она…

Я присматривалась то к отражению, то к себе — ну да, и тело чуточку другое, и пальцы на руках, и шея… Знаешь, что самое смешное? Такое тело мне гораздо больше нравилось. Нет, у меня и раньше была неплохая фигурка, и ноги стройные, и груди не отвисли — но это тело было гораздо холенее. За ним явно ухаживали лучшие мастера таких дел, располагавшие лучшими притираньями, бальзамами, ну, всяким таким… Я за собой всегда следила, и доходы были неплохие, но такого ухода за телом устроить бы себе не смогла. Тело королевы…

И тут же за моей спиной голос графа произнес то же самое:

— Тело королевы…

Я обернулась. Он стоял и улыбался. Ага, вот оно в чем дело — в дальнем углу распахнута невысокая и узкая потайная дверь… А он продолжал деловито:

— Бедра, конечно, чуточку пошире — она рожала, а ты нет… Но это нисколько не портит фигуру, правда?

— Но как же… — только и смогла я пролепетать.

— Наука делает чудеса, Литта, — сказал граф все так же весело. — Ну что? Хочешь, я дам тебе одеться и выйти на улицу? Там ты начнешь доказывать прохожим, что ты не королева Эгле, а актриса Литта Аули… И к тебе кликнут врачей — практически все обитатели этого квартала приняты при дворе, сто раз видели королеву, решат, что с ее величеством приключился внезапный припадок безумия, и она незамеченной ухитрилась выскользнуть из дворца… Шучу, конечно. Выпускать тебя на улицу слишком опасно. Настоящая еще во дворце, как-то неудобно и странно получится, если вдруг окажется, что в столице сразу две королевы — одна завтракает во дворце, вторая бродит по улицам… А ты молодец… Эгле. В обморок не хлопаешься, даже глаза не закатываешь. Лишний раз убеждаюсь, что в тебе не ошибся. С другой, точно, было бы гораздо больше хлопот…

А я, действительно, как-то не собиралась ни в обморок падать, ни биться в истерике. Малость битая жизнью девочка… Решила доказать ему, что силу воли сохраняю — надела пеньюар, села в кресло у постели, закинула ногу на ногу и постаралась говорить как можно спокойнее:

— Что же, мне теперь неделю сидеть тут взаперти в таком виде?

— Четыре дня, — поправил он с ухмылкой. — Видишь ли, все научные процедуры, что с тобой происходили, заняли чуть больше, чем трое суток, и все это время ты была в беспамятстве… А свобода у тебя будет… относительная. Не надувай так губки, четыре дня — гораздо лучше, чем неделя.

— Постараюсь вытерпеть, — сказала я ядовито.

Он подошел, остановился надо мной, посмотрел на мои голые ноги:

— Вот кстати, королевам этикет строго запрещает так сидеть — закинув ногу на ногу. Императрица, правда, так часто сидит, но за облаками другой этикет, ее величеству многое позволено… Ну ничего, это мы поправим, ты многому научишься… Хорошо себя чувствуешь?

— Отлично, — сердито отрезала я.

— Вот и прекрасно, — сказал он с чертиками в глазах. — Актрису Литту я уже пробовал, а вот королеву Эгле еще нет. А хотелось, признаюсь тебе, чертовски…

Он поднял меня из кресла и стал снимать пеньюар. Я не сопротивлялась — зачем, я теперь была его куклой…

В общем, Сварогу нравилось, как она держалась. Не била на жалость, не пыталась представить себя этакой безвинной овечкой среди злых волчищ — хотя пару раз ненавязчиво подчеркивала, что попала в безвыходное положение (с чем, признаться, нельзя не согласиться), рассказывала спокойно (пусть временами и растекалась мыслью по древу), деловито.

— А дальше?

Литта печально усмехнулась:

— Он был настолько вежлив, что спросил, какую комнату я предпочитаю: нынешнюю или прежнюю. Я, не особенно и раздумывая, выбрала прежнюю. Потому что там стояло это зеркало. Следовало почаще смотреть на себя новую и привыкать. Я уже не сомневалась: если они и впрямь смогли сделать такое, все остальное случится в точности так, как рассказывал граф… — она покосилась с вызовом. — Ты меня осуждаешь? Но я, в самом деле, совершенно ничего не могла сделать. Вырваться из особняка не было никакой возможности, оставалось плыть по течению. И не думай, что на душе у меня было так уж спокойно, я себе места не находила…

— Осуждать я тебя не собираюсь, — сказал Сварог. — Читать мораль — тем более, я не священник. Рассказывай, что было дальше, время скоро начнет поджимать.

— Но до утра еще столько времени…

— И проводить нам его по-разному, — терпеливо сказал Сварог. — Ты будешь дрыхнуть в роскошной спальне, винца выпей, если захочешь — а мне нужно за эти оставшиеся часы сделать так, чтобы весь мир думал, что ты погибла. Твои горротские друзья должны так и считать…

— А у тебя получится? — спросила она деловито.

— Постараюсь, — ответил Сварог. — Ну, что было дальше?

— Я спросила, не может ли он распорядиться, чтобы из моей квартиры привезли драгоценности. Платья, конечно, теперь не нужны, но драгоценности… Он рассмеялся и сказал: самые умные женщины не более чем женщины. У меня будет в полном распоряжении королевская сокровищница, а я беспокоюсь о кучке дешевых поделок… Он, впрочем, распорядился, и драгоценности привезли. И принесли телевизор — я о них только слышала, но раньше не видела. Вот он очень пригодился: в тот день меня никто не тревожил, только приносили обед, ужин… Вечером пришел граф, и мы… А вот назавтра началось самое интересное. Меня отвели в какую-то странную комнату, я и не думала, что в особняке может оказаться такая… Никакой мебели, обои, правда, ничем не хуже тех, что были в тех покоях, которые я уже видела. Пусто, только посередине стояло какое-то странное кресло из синего металла, с подставкой для ног. Там на подлокотниках и ниже были ремни с пряжками — сразу видно, предназначенные для того, чтобы человеку привязывать руки-ноги. По обе стороны подголовника две таких металлических… как бы змеи, из блестящих колечек, и у каждой вместо головы — фиолетовые шары величиной с кулак, со множеством мелких граней. Рядом ящик с косой крышкой, на которой мигали огоньки и светились разные знаки. На магию это как-то не походило, а вот на пыточную — очень даже… Пришел старик, совсем седой, одетый богато. С графом он держался, как с равным. Граф сказал, что мне нужно туда сесть. Что ничего страшного со мной не случится. Улыбнулся:

— Ты мне еще долго будешь нужна, Литта… ох, прости, Эгле. Больно не будет, честное слово. Ты сядешь сама или тебя нужно будет привязать?

Ну конечно, за дверями были наготове лакеи… Я не хотела, чтобы меня лишний раз унижали, хотела сохранить хоть капельку самолюбия. И уселась сама. Оказалось, эти змеи очень гибкие, старик без труда изогнул их так, что шары оказались у самых моих висков. И что-то стал делать с ящиком.

Боли и правда не было. Но то, что началось… Даже не знаю, как описать… Мне в глаза будто ударила лавина из лиц, комнат, лестниц, парков… все смешалось в голове… в уши сто голосов кричали что-то… Я потеряла сознание. Когда очнулась, нигде ничего не болело, старика не было, остался один граф. Он тут же спросил:

— Кто у тебя начальник тайной полиции?

"Откуда я знаю? — хотела я ответить. — У меня и тайной полиции нет…" И вдруг отбарабанила:

— Барон Скалитау.

— А церемониймейстер?

— Граф Филори, — так же быстро сказала я, ничего не понимая.

Он задал еще несколько вопросов, точно таких же — кто занимает такую-то должность при дворе. Я моментально называла имена. И знаешь, каждый раз у меня сами собой всплывали в памяти лица всех этих людей.

— Все великолепно, — сказал граф. — А теперь поброди-ка мысленно по своему дворцу. Ну, скажем, для начала — из тронного зала в малый кабинет короля…

И у меня тут же получилось! Я мысленно шла по коридорам и переходам, которые прекрасно знала, уверенно сворачивала, поднималась, спускалась… Попробовала еще, еще… Я теперь знала королевский дворец так, словно прожила там всю жизнь, любое место, какое граф называл, тут же вставало перед глазами…

Обучающая машина, конечно. Сварог сам прошел через такую. Литта описывала, похоже, тот же образец… но мать твою, техника ларов, сколько раз говорилось и подтверждалось опытным путем перестает работать в Горроте! Как они ухитрились, умельцы?

— Вернулся старик, — продолжала Литта. — Переглянулся с графом, тот кивнул, и граф сказал мне:

— Будет еще одна процедура. Теперь убедилась, что это не страшно?

— А я и в первый раз не боялась, — отрезала я.

Он присмотрелся ко мне, хмыкнул:

— Ну-ну, самоутверждайся… Если не во вред делу — сколько тебе угодно…

Старик снова придвинул мне шары к вискам. Теперь было чуточку по-другому: глаза словно туманом заволокло, я оставалась в полном сознании, только в висках легонечко, совсем не больно покалывало. Когда это кончилось, граф сказал:

— Ты помнишь, что у тебя в верхнем ящике розового комода в опочивальне?

У меня перед глазами встала опочивальня королевы Эгле, и я ответила без запинки:

— Два гребня, позолоченный с изумрудами и костяной, из клыка того вепря, которого я сама убила в Каталауне… Изумрудная брошь… Коробочка сахарных барашков для сына… Перстень…

— Достаточно, — прервал он. — Встань и пройдись по комнате.

Я подчинилась. И вдруг поняла, что у меня изменились походка, движения… Они тоже были не мои…Я теперь совершенно по-другому поправляла волосы, садилась, подавала руку для поцелуя.

— Это тоже она? — спросила я графа.

— Да, — сказал он спокойно. — Поняла? Умница. Ты будешь двигаться, как она…

За ужином оказалось, что и приборами я теперь пользуюсь по-другому, другими движениями. А вечером, когда пришел граф, оказалось, что и любовью я теперь занимаюсь совершенно по-другому… Ты помнишь, как мы… сегодня?

— Где ж тут забыть? — фыркнул Сварог. — Часа не прошло…

— Это была Эгле, — сказала Литта, глядя очень печально. — Понимаешь? Не я. Она. Нет, удовольствие-то получала я… но в прежней жизни я любовью занималась чуточку иначе. Так с тех пор и пошло, все эти два года — я ходила ее походкой, двигалась ее движениями, любила ее ухватками… Мое, прежнее, пропало навсегда. Это жуткое ощущение, я к нему привыкала очень долго. Моим осталось только сознание и воспоминания. Все остальное — ее. Так жутко было поначалу… Наутро я сказала графу: хочет он или нет, а я напьюсь вдрызг, в лежку… Он сказал: пожалуйста, все закончено. Я попросила принести шесть бутылок…

Дальнейшее Сварог слушал вполуха. Думал о другом — о тех обрывках знаний, что выдернули из сознания настоящей Эгле и вложили в голову Литте.

Теоретически, ему давно рассказывали в Магистериуме, возможно полностью вынуть сознание, личность человека и вложить в голову другому, начисто уничтожив при этом личность прежнюю, а "высосанного" оставить полным идиотом. Именно теоретически — потому что за попытку претворения такого в жизнь еще лет пятьсот назад тогдашний император ввел смертную казнь. Независимо от личности провинившегося. Даже за попытку собрать необходимую для этого аппаратуру — смертная казнь. Мудрый был человек, надо отдать ему должное…

В данном случае граф располагал кое-чем другим, попроще — так называемой "хваталкой", способной украсть из человеческого мозга не всю личность целиком, а кусочки. Человек и знать не будет, что его "обокрали" — зато украденное можно без труда загрузить в другой мозг, как с Литтой и проделали. Устройство миниатюрное, не больше портсигара. Королева Эгле спокойно шла по коридору, и кто-то, прекрасно ей знакомый, не возбуждающий никаких подозрений, прошел навстречу, вежливо поклонившись — и нажал кнопку в кармане… Королева обедала — и кто-то, находившийся тут же, нажал кнопку в кармане… Королева садилась, вставала, протягивала руку для поцелуя, занималась любовью с мужем, а где-то рядом кнопка щелкала, щелкала, щелкала… Давным-давно известно, как сконструировать такой приборчик, — но любой уличенный в попытке его смастерить, уже никогда не выйдет из замка Клай…

По спине у него прополз неприятный ледяной холодок. Дело могло обернуться гораздо более скверно, чем ему сначала казалось…

То, что у Литты будто бы волшебным образом изменилось и лицо, и тело, его как раз нисколечко не удивило, он давно уже знал, как это делается. Пластическая хирургия у ларов на высочайшем уровне — именно потому там, за облаками, практически нет некрасивых, кривоногих, толстяков, даже старики и старухи без морщин. Редко-редко среди пожилых встречаются консерваторы, не желающие этим пользоваться. Да и принц Элвар не раз громогласно заявлял, что его брюхо — его родное брюхо, наглядное свидетельство весело прожитых лет, и он ни за что от него не откажется.

Правда, заведение, где все это проделывают, находится под негласным, но строжайшим контролем людей Канцлера — чтобы не обнаружилось вдруг двойников, мало ли на какие хитрости способны иные беззастенчивые субъекты… Как в воду смотрел Канцлер в свое время… Это, в общем, пустяки. А вот то, что горротская шобла располагает "хваталками" — гораздо хуже и опаснее. "Брашеро" — лар, у него могут быть сообщники здесь, наверху. Не столь уж и трудно с этой поганой штукой в кармане оказаться рядом с Канцлером, с Яной, с самим Сварогом, никто из них ничего и не почувствует, а уж изготовить двойника — и вовсе просто… Как только утром в Замке Ковенанта появится Канцлер (а он непременно там появится), надо ему все объяснить, чтобы втихомолку объявил Белую Тревогу кое-каким службам и принял меры, он в том разбирается лучше Сварога, до сих пор мало уделявшего внимания заоблачным интригам и персонам (хотя в восьмом департаменте имелся соответствующий отдел наподобие земной тайной полиции, присматривающей за своими…)

— Все произошло совершенно неожиданно и буднично, — продолжала Литта. — Утром ко мне в комнату вошел граф вместе со Стахором — я так и буду его звать Стахором, потому что настоящего имени до сих пор не знаю… И сказал весело:

— Ну, что же, ваши величества, извольте собираться и ехать восседать…

На улице стояла простая карета, без гербов — я знала, что королевская чета иногда и в город, и в загородные замки выезжает именно так, скромно. В карете сидел юный принц, тоже, как две капли воды… Граф сел к нам, и мы поехали. Через квартал к нам присоединился небольшой эскорт из Синих Мушкетеров, во дворец мы въехали через боковые ворота. Все выглядело вполне обыденно — венценосное семейство вернулось из загородного замка… где настоящие и в самом деле тогда были, но вот что с ними сталось, не знаю до сих пор… Все оказалось совсем просто: я очень уверенно прошла в "свои" покои, уверенно отдавала приказания служанкам и камеристкам — я их всех теперь знала в лицо и по именам… — она грустно улыбнулась. — Вот, мы и вооссели…Очень быстро началась форменная "генеральная уборка", как-то с улыбочкой назвал граф. Начали…

— Ну, то я знаю, — сказал Сварог. — Быстренько убрали личных друзей короля и королевы, придворных, министров, оставшихся можно по пальцам пересчитать, а значит, они были в заговоре. Окружение ваше ближнее почти полностью обновилось…

— Ага. За каких-то полтора месяца никого из прежних почти и не осталось. Фрейлин, камеристок и служанок мне сменили всех до единой. Кстати, министр тайной полиции остался на месте, а значит, он-то точно был в заговоре…

— Ну, и как правилось? — усмехнулся Сварог.

— А никак. Как граф и говорил, мне совершенно не пришлось вникать в государственные дела… впрочем, и настоящая королева ими почти не занималась. Стахору тоже править не пришлось, ни в малейшей степени, все решал граф, приносил на подпись бумаги, советовал, подсказывал… — она улыбнулась со злым торжеством. — Пожалуй, мне повезло больше. У меня не отбирали власти, потому что Эгле и так ею не обладала… хотя, как я потом слышала, кое-какое влияние на мужа оказывала, не особенно большое, он был сильный человек… А вот нынешний Стахор как раз и стал самой настоящей марионеткой, совершеннейшей… Ему это не особенно и нравилось, он, конечно, не рвался к настоящей власти, хватало ума, чтобы понимать свое положение, но просил у графа оставить ему хотя бы мелочь…Граф отказал, дело было при мне, похлопал его по плечу и сказал небрежно:

— Дружище, ну к чему вам себя утруждать? Тем более мелочами? Пользуйтесь вовсю благами и выгодами своего положения, а о делах позаботимся мы, скромные…

Кстати, граф никоим образом не поднялся— он остался при министерстве двора в том же чине, но фактически был первым министром, при дворе, что особенно и не скрывалось, придворные относились к нему с должным почтением. Ну, в конце концов, такое и раньше не раз случалось — когда королевский фаворит, оставаясь в невысоком чине, иногда фактически был первым министром, а то и управлял страной вместо слабого короля. Никто и не удивлялся… А я… Собственно говоря, граф меня нисколечко не обманул, я получила все, что он обещал: роскошь, почтение двора, пышные церемонии, праздники и балы… — вот только голос у нее что-то был грустным.

— А вот теперь самое главное, — сказал Сварог. — Что тебе за эти два года удалось узнать о ваших кукловодах?

— Я тебя честно предупреждала: не очень много… Чересчур опасно было бы глубоко влезать в их дела, налаживать собственную шпионскую сеть, — она горько усмехнулась: — Я ведь умница, мне столько раз говорили… И я очень быстро поняла: все затеяно отнюдь не для того, чтобы граф таким образом получил возможность управлять страной, нет уж, все должно быть сложнее… Но и сложа руки не сидела. Среди камеристок и служанок — новых, я имею в виду — конечно, многие за мной шпионили, но вряд ли граф так уж старательно отбирал и определял в шпионки каждую. Их было с полсотни, вряд ли ему это оказалось нужно — сделать шпионками всех подряд. Я осторожненько присматривалась, изучала, прощупывала… и примерно через полгода убедилась, что могу полагаться на Тету. Ни во что не посвящена, сметливая, она у меня и стала в единственном лице тайной полицией. Правды я ей конечно, не рассказала, слишком опасно, да она и не поверила бы, решив, что королева рехнулась… Я ей преподнесла другой, вполне убедительный мотив: мол, она сама видит, что с королем что-то неладно, коли уж он так себя ведет и все это творит. А потому и королеве на всякий случай нужно иметь собственные глаза и уши, выведывать о том и об том. Она нисколько не удивилась: хоть и из Железной гильдии, но девочка умная, согласилась со мной, что дела творятся не вполне обычные, раз король так изменился и такое творит. Осмелилась даже осторожненько предположить, что его величество малость подвинулось умом. Я сказала, что и мне так кажется. Что мне удалось вызнать… Ну, одно само по себе бросалось в глаза — свежевозведенная стена. Оказалось, еще при прежнем Стахоре часть дворца отгородили глухой стеной. Официально было объявлено, что это особо личные покои королевском четы, куда имеют доступ лишь особо доверенные люди. Приняли это без удивления — короли чудили и замысловатее… В общем, там как бы государство в государстве: своя стража, своя прислуга, никто из них с остальными обитателями дворца практически не общается… Именно там большую часть времени и проводит Брашеро — и несколько его доверенных лиц. Есть среди придворных с полдюжины таких. Герцог Орк тоже частенько там бывает. Это, если ты не знаешь…

— Знаю, — нетерпеливо сказал Сварог. — Отлично знаю. Дальше. Происходило там что-нибудь такое… необычное, незаметное снаружи? Необычные дымы, огни?

— Нет, ничего подобного. Мы со Стахором там бывали примерно раз в месяц — я так полагаю, для полного правдоподобия. Коли уж это наши личные покои, должны же мы их посещать… Но я не видела ничего, совершенно ничего. Там, внутри, стоят три довольно больших здания, самые обычные на вид — вот и все, что я видела. Нас проводили в павильон неподалеку от ворот, кормили обедом или ужином и выпроваживали. Все время, пока мы там были, место казалось вымершим — ни единого человека не показывалось. А там должно обитать самое малое несколько десятков человек, если не сотня с лишним…

— И почему ты так решила? — спросил Сварог небрежно.

Литта усмехнулась с некоторым торжеством:

— Потому что самые загадочные и тайные, укрытые от всех люди, знаешь ли, должны есть и пить. Кроме тех трех зданий и павильона, там есть несомненная поварня, самого классического облика — при нас печи не дымили, но потом я частенько видела, как в том месте над стеной появляется дым, обычный кухонный дым. Тета где сама подсмотрела, где послушала, что болтают слуги. Ей даже не пришлось самой что-то выведывать, задавать наводящие вопросы; дворцовая прислуга, большей частью не замененная — они-то близко с королевской четой не общались — давненько, еще при настоящем Стахоре, судачила об этом загадочном месте, правда, с большой оглядкой: такие пересуды и раньше не приветствовались, а уж тем более при нас…В общем, туда часто и регулярно въезжают повозки с провизией и винами. Один из младших поваров при Тете разговорился: глубокомысленно вещал, что он, как мастер своего дела, клянется и божится: там, за стеной, может обитать примерно сотня человек… в любом случае, несколько десятков. Вот это, пожалуй, главное мое наблюдение… Ну, боялась я искать себе много шпионов, ну вот боялась! С графом шутки плохи. То, что проделано один раз, можно проделать и во второй. На моем месте вполне могла оказаться новая…Я сама подслушала, как граф однажды обрезал Стахора, когда тот в очередной раз попытался просить позволения чем-то там поуправлять. Ну, не грубо обрезал, просто сказал со своей неподражаемой улыбочкой:

— Дружище, а вы никогда не думали, как просто и вас заменить?

Ну что бы тебе еще… Где-то в горах, лигах в двухстах от Акобара есть какое-то их важное место. Брашеро там часто бывает, а в последнее время буквально оттуда не вылезает. На восход от столицы. Я смотрела карту — судя по расстоянию и направлению, это горная цепь Каррер, дальше-то тянется равнина, вплоть до пограничных гор… Я даже знаю, как это место называется: "Горное гнездо". Но представления не имею, что там. Что-то очень, очень важное… Что еще? Брашеро, как через несколько месяцев выяснилось, лар. Получилось так, что…

— Вот это пропускаем, — сказал Сварог. — Кто он такой, я прекрасно знаю. Дальше.

— И один из его доверенных лиц — несомненный лар. Про остальных не знаю, но не удивлюсь…

"Я тоже не удивлюсь", — подумал Сварог. Теплая компания собирается. Собственно, согласно законам Империи за одни "хваталки" можно устроить туда веселый налет спецназа, перехватать всех к чертовой матери, даже особого указа императрицы не нужно, имеющихся законов достаточно… но есть сильное подозрение, что налет, как ни унизительно признавать, провалится: машины рухнут, оружие откажет…

— И это все?

— Пожалуй что, все, — сказала Литта, пожав плечами и глядя явно настороженно, как будто опасалась, что ее за столь скудные сведения возьмут за шкирку и выкинут из самолета. — Я сразу предупреждала, что не так уж много знаю…

— Не напрягайся, — усмехнулся Сварог. — Слово я всегда держу. И скажу тебе по секрету: ты не так уж и мало полезного рассказала…

Он не стал уточнять — к чему ей такое знать сейчас? — что есть способы вытащить из ее прелестной головки абсолютно все ее воспоминания за эти два года. Все, что она видела и слышала — а там вполне может оказаться нечто важное, чему она не придала значения, потому что попросту не поняла, что именно видит и слышит. И уж безусловно интересны рожи всей этой честной компании, тут, несомненно, появится след… Правда, результатов придется ждать долго…

— Успокойся, — сказал он уже помягче. — Весьма полезные вещи рассказала, и дальше будешь мне нужна…

— В каком качестве? — спросила она не то чтобы успокоившись — откровенно игриво.

— Там разберемся, — сказал Сварог. Глянул на часы — время еще было. — А вот теперь, коли ты не знаешь больше никаких тайн, поговорим о другом… Я хочу, чтобы ты подробно изложила мотивы, по которым решила сбежать с трона. Тебе там было, сама говоришь, довольно уютно…

— Ты подозреваешь, что меня подослали?

— Умница, — сказал Сварог. — А тебя подослали?

— Нет! — сердито сверкнула она глазами. — Говорю тебе, нет!

— Не врешь… — задумчиво произнес Сварог. — И все равно, не могу я оставить не проясненной эту сторону дела. Прости, но я не верю, что у тебя вдруг проснулась совесть, и ты решила больше во всем этом не участвовать. С твоим-то здоровым житейским цинизмом. Я нисколько не осуждаю, просто должен знать…

— Можно еще бокал?

— Можно, — без колебаний сказал Сварог.

Она уже чуть пьяна — но поскольку речь пойдет уже не о тайнах, можно выслушать ее и поддавшую…

— Тоже кратенько?

— Как хочешь, — сказал Сварог. — Время у нас еще есть.

— Собственно, все из-за Стахора… — сказала Эгле, и на ее лице отразилась нешуточная злость. — Отношения у нас с самого начала не то чтобы не заладились… просто мы оба, такое впечатление, были друг другу антипатичны. Его мотивов не знаю, а мои… Дешевенький человечек, тряпка, грош цена. Он никогда ничего о себе не говорил, но голову могу прозакладывать, что он тоже актер… точнее, актеришка из какого-нибудь балагана, ступенек на несколько пониже моего театра. Своих я всегда узнаю, а таких вот балаганных ничтожеств повидала достаточно. Видел бы ты, как он до сих пор упивается церемониями, велит разрабатывать новые, еще пышнее — вот в этом граф ему никогда не препятствовал, по-моему, графу было все равно… Честное слово, я так его описываю не от обиды за все, что от него пришлось перетерпеть, а потому, что он и впрямь жалкое балаганное ничтожество. Понятия не имею, почему граф выбрал такую дешевку. Если ему нужны были полные тряпки, почему он и на роль Эгле не взял кого-нибудь поглупее меня?

"А действительно, почему? — подумал Сварог. — Ведь видел же, что девочка весьма неглупа, я бы на его месте взял на роль именно что пустую дурочку, ничтожество вроде Стахора, как она его описывает. Так гораздо практичнее и безопаснее. Положительно, тут зацепочка какая-то…"

— В опочивальню ко мне Стахор заявился в первую же ночь, — продолжала Литта. — Я тебе ручаюсь чем угодно: он пытался забыть, что я — это я и видеть во мне настоящую Эгле, попавшую в лапы этому ничтожеству… Полный свет оставил, велел раздеться медленно, потом заставлял говорить непристойность, вытворять черт знает что, практически насиловал… Так себя с женщинами ведут только люди неполноценные… Хорошо еще, что примерно через месяц я, то есть Эгле, ему надоела, и он переключился на других. Вел себя, как тупое, капризное дите в кондитерской лавке, где можно жрать в три горла.Пожалуй что, в самом деле поставил себе такую цель: перетрахать во дворце все, что движется, если оно женского пола и симпатичное… Меня это вполне устраивало. Года полтора мы почти что и не общались, случалось, по неделе словечком не перекинемся, разве что на людях сохраняли благолепие — но правдочку-то знали все, до последних поварят… И черт с ним. Говорю же, меня вполне устраивало, что он не лезет ко мне… Года полтора продолжалось это блаженство. Иные фрейлины, полагая, видимо, что окажут мне этим услугу и добьются выгоды, старательно на него доносили. Я не обращала внимания. Честно признаться, я все это время жила с графом. Только с ним, правда. Даже Орка отшила, когда он начал приставать. Я думала, изнасилует, после всего, что о нем наслушалась…

— Да нет, — сказал Сварог. — У него, изволите ли видеть, принцип: женщину он должен получать исключительно добровольно, мол, насилуют только ущербные, неполноценные. В общем, я в этом с ним согласен…

— Да, он и мне примерно то же самое сказал с улыбочкой и больше никогда не лез… Ну, короче говоря, года полтора мне жилось весьма неплохо. А потом стало плохеть… — Литта грустно ссутулилась в кресле, голос стал тусклее, печальнее. — Самое скверное — граф начал ко мне помаленьку остывать, чем дальше, тем больше. Уж такие-то вещи опытная женщина чувствует, как бы мужчина не притворялся, лар он там, или кто… Спали все реже, отношение его ко мне стало меняться, больше равнодушия чувствовалось… Ну, это-то не самое скверное. Оно чуть погодя началось. Муженек наигрался. И вновь обратил внимание на меня. Только за эти два года настолько разболтался, что начались сплошные извращения. Ну, скажем, привел трех гвардейцев и возжелал, чтобы они меня при нем… Что я могла против трех здоровенных мужиков? Как повелел, так и исполнили. Приводил двух потаскушек в дворянских поясах, и они меня, опять-таки на его глазах, учили женской любви… Да там столько было всякого… Рассказывать противно. За месяц превратили в последнюю шлюху. Я пробовала жаловаться графу, но он уже смотрел как бы сквозь меня, обещал "что-нибудь придумать", иногда и в самом деле Стахор от меня на недельку отвязывался, но потом все опять начиналось. Я даже посылала Тету к одной колдунье, которую сама знала. Она очень неплохо зарабатывала на отворотных амулетах. Наденешь такой на шею — и у любого мужчины, если ты его сама не хочешь, извини за прямоту, стоять не будет ни за что. Моя знакомая по театру у нее покупала такой, когда к ней, как с ножом к горлу, стал липнуть владелец — и прекрасно сработало… Только Тета вернулась ни с чем. Бабку она застала пьяную в дым, и та сказала: извини, девочка, больше не работаю. И никто не работает. Не понимаю, что происходит, и никто не понимает, но вот уж года полтора, как на территории королевства не действует магия. Никакая. Говорила, люди специально уезжали из столицы, в другие провинции, в захолустье, в горы… Бесполезно. Нигде не действует. Никакая. Говорила, куча ее собратьев по ремеслу, видя такое дело, потихонечку сбежала из Горрота, она и сама собирается на старости лет… Потому что работать невозможно, а накопления почти проедены… Правда, дня через два я все же решилась, снова послала к ней Тету, чтобы спросила: может, у нее найдется что-нибудь старое, вдруг да у меня и сработает…

— Набор предметов, чтобы вызвать хохлика?

В ее глазах мелькнул испуг:

— Откуда ты знаешь?

— Ты же сама говорила, что она собиралась уезжать, — сказал Сварог. — Она и уехала. В Глан. А там попалась моей тайной полиции, и много интересного рассказала, в том числе и про тебя.

— А-а… Ну да, хотела вызвать хохлика. Догадываешься, какое у меня было бы первое желание?

— Ну, еще бы, — сказал Сварог. — Куда-нибудь подальше от Горрота…

— Только у меня ничего не получилось. Бабка подробно рассказала Тете, что делать и какие заклинания произносить… но ничего не получилось. А потом пришел Брашеро и с улыбкой мне сообщил, что не стоит зря тратить время и силы: в Горроте давно уже не работает никакая магия. Он даже не отобрал все эти штуки.

— Я бы на его месте тоже не отбирал, — усмехнулся Сварог. — Потому что печальная истина такова: бабка тебе подсунула неполный набор рун. И еще — нужны три черных свечи, а не две, и заклинания следует произносить, будучи без всяких украшений…

— Ой, а я не сняла… Она не говорила Тете…

— Да все просто, — сказал Сварог. — Она тебе подсунула свой старый хлам, который из-за неполноты уже не годился в дело…

— Сволочь старая, — сказала Литта и затейливо выругалась.

— На дураках жулье живет, — пожал плечами Сварог.

Он не сомневался, что старая проныра наверняка слиняла из города сразу же после ухода Теты. Была полностью готова к отъезду, а тут подвернулся шанс заработать напоследок легкие денежки…

"Мать твою так, — подумал Сварог. — Как только будет свободная минутка, соберу начальников разведок и тайных полиций и вломлю по первое число. Ни единая контора из множества не зафиксировала массового бегства магов и колдуний из Горрота — а ведь не исключено, кое-кто из них мог бы что-то полезное и рассказать…"

— Потом начались развлечения вообще прежде невиданные, — продолжала Литта тем же тусклым голосом. — Стахор где-то раздобыл такую штучку… небольшую, вроде портсигара. Она делает картинку — в секунду. Вот наводят ее на тебя — и картинка готова, твое изображение в цвете… Он этим долго развлекался, получилась целая груда альбомов, я прихватила один, на случай, если ты не поверишь…

"Да уж что тут не поверить в обычный фотоаппарат?" — мысленно ответил ей Сварог, а вслух ничего не сказал, конечно.

Порывшись в своем узле, Литта сунула ему альбом в черном бархатном переплете, на коем золотом была вытеснена горротская королевская корона и надпись: "Моя очаровательная Эгле". Без всякого интереса полистал. Да, хороший фотоаппарат, снимки не только цветные, но и объемные. Обнаженная Литта во всевозможных позах — причем снимки безусловно нужно отнести не к эротике, а к порнографии. Король-фотолюбитель, ага…

Когда он вернул альбом, Литта сердито швырнула его на пол и продолжала:

— Альбомов таких уже штук двадцать, это я взяла самый тоненький и маленький, чтобы много места не занимал… Потом началось вовсе уж грязное… Я ведь два года смотрю телевизор, знаю, что такое "фильм". Он притащил другую штуку, чуть побольше и посложнее на вид — и стал делать фильмы. В главной роли, если ты не догадался, всегда я. Длинные фильмы, костюмированные, с диалогами, разговорами… Сюжеты — на одну колодку. Невеста ехала венчаться, но ее карету на лесной дороге перехватили трое разбойников… Юная дворянка нечаянно зашла в подозрительный кабак и оказалась в задней комнате с тамошними бандитами… Девушка переоделась юнгой и уплыла на корабле, но матросы обнаружили, что это не парень, а девушка… И тому подобное. Всегда с насилием, всегда по нескольку человек, они меня по-настоящему и по-всякому… Я пошла к Брашеро — а он сидит и с интересом смотрит "Невесту на лесной дороге"… Тебе не кажется, что от одного этого сбежишь к черту на рога?

— Пожалуй, — сказал Сварог. — Так, стоп… Интересная обмолвочка: "От одного этого". Значит, было что-то еще?

— И гораздо посерьезнее фильмов, — сказала Литта, вся напрягшись. — Они решили с нами кончать. Со Стахором и со мной. Ничего такого я не подслушивала, никакого обсуждения зловещих планов, но… женской интуицией чуяла. Очень уж изменилось отношение и ко мне и к муженьку, однажды я перехватила взгляд Брашеро, когда он смотрел на Стахора, — так на охоте поверх дула мушкета смотрят, когда прицеливаются. Я бывала на королевских охотах… И не один Брашеро. У многих из его шайки взгляды украдкой были… как у охотника на дичь. И еще… Граф знал, что я умная, и прекрасно видел, что меня эти альбомы и фильмы довели уже черт знает до какого состояния, что я могу сорваться. А ведь ему это было бы крайне невыгодно. И тем не менее он позволял, чтобы со мной это проделывали, почти перестал со мной спать, однажды буквально рявкнул, когда я что-то не так сказала: "Ты, кукла в короне!" Я не буду все свои наблюдения и впечатления пересказывать, ладно? И так достаточно… Объяснение такому его поведению, я подумала, можно дать одно: мы ему не нужны надолго, и не так уж много времени осталось…

— Логично, — задумчиво сказал Сварог. — Действительно, с вами только лишние хлопоты и расходы, если подумать… Королевскую чету зарубит спятивший стражник, которого тут же сгоряча пристукнут сослуживцы, на троне окажется десятилетний король… Кстати, как там с мальчишкой?

— Маленькая скотина, — отрезала Литта. — Звереныш. Такое впечатление, что подобрали где-то в трущобах. Я с ним практически и не общалась, разве что на иных официальных церемониях, да и Стахору на него, сам понимаешь, плевать. Ну, никто особенно не удивляется, в королевских семьях сплошь и рядом отцы-матери с детьми мало общаются… Этот паршивец очень подружился с Орком, хвостиком за ним ходит. Змееныш, так бы и удавила… Тета точно вызнала, что он самых красивых своих служанок сделал "флейтистками", а одну уже и… А ведь десять лет щенку… К совершеннолетию они из него, точно, сообщника сделают, и убивать не придется… Слушай! — воскликнула она с пьяной настойчивостью. — Ну, сделай что-нибудь, чтобы вытащить Тету! Ради твоего же удобства — она ведь не выдержит пыток, расскажет все, как было…

— Вытащу, — сказал Сварог. — Непременно. Эй, ты куда? — спросил он, увидев, что Литта, уже не спрашивая разрешения, направляется к шкафчику за новой порцией. Махнул рукой: — А, ладно…

В конце концов, допрос, собственно, и закончен, на сегодня хватит — так что пусть хоть в хлам теперь нарежется. Правда, не успеет — лету оставалось минут пять.

— Бутылку принеси, когда себе нальешь, — распорядился он.

И задумчиво сидел с бокалом в руке, отхлебнув лишь пару глотков. Включил музыку — снова что-то из коллекции Фаларена, приятная мелодия без слов, напоминающая танго, но не грустное. Угроза оказалась еще серьезнее, чем ему казалось: чертовы "хваталки" в их руках… Где гарантия, что они не захотят повторить трюк, но уже, в буквальном смысле слова, повыше? Что-то надо предпринимать уже сегодня…

Мелодично мяукнул сигнал — вимана вертикально шла на посадку, и за окнами справа всего-то уардах в двадцати виднелся залитый огнями Вентордеран.

— Ну, пошли, — сказал Сварог. — Прибыли.

Взял ее узел и помог спуститься по лесенке — ее уже явственно пошатывало. Литта огляделась, чуть поеживаясь от ночной сырости:

— Это, я так понимаю, и есть твой замок? А почему он на земле? Я думала, мы за облаками уже…

— Сейчас взлетит, — сказал Сварог. — Так надежнее, след сбиваем…

Он не стал говорить ничего про Хелльстад — чего доброго, перепугается, устроит истерику, за шиворот волочь придется… Посмотрел вверх — чуть левее на небосклоне виднелся словно бы овальный вырез без единой звездочки — ну да, комендант, как обычно, в точности выполнил приказ, и манор ждет…

— Пошли, — распорядился он.

— Подожди, — Литта довольно крепко взяла его за отворот камзола. — Отношение ко мне — какое?

"Умная девочка, — подумал Сварог. — Надралась, а соображения не теряет…"

— Хочешь чистую правду? — спросил он. — Любить тебя мне не за что, осуждать и ненавидеть, впрочем, тоже… Сформулируем так: нормальнее отношение. С ноткой дружеского расположения. С ноткой…

— Вот оно как…

— Ага. Именно так. Устраивает?

— Могло быть хуже… — побормотала она и направилась к замку.

Оказавшись в роскошной прихожей, она нацелилась было разглядывать окружающие диковины, но Сварог, нетерпеливо сцапав ее за локоть, повел на второй этаж. Не особенно раздумывая, затолкнул в одну из маленьких спален, включил свет и мысленно произнес одно из замковых заклинаний. Спросил:

— Подходит?

— Да я бы сейчас и в шалаше от радости пела, — сказала Литта. — А выпить мне здесь дадут?

— Сколько хочешь, — фыркнул Сварог. — Значит, так… Жить будешь здесь. Я обязательно прилечу днем. Выйти даже и не пробуй, на входе заклинание, на окне тоже.

— Как велишь… — с пьяной улыбочкой приняла Литта некое подобие стойки "смирно". — Какое окно, куда мне бежать…

— Ну вот и прекрасно, — сказал он. — До встречи.

Повернулся и вышел. Обнаружив в коридоре Мяуса, присел на корточки и тихо сказал:

— Дама будет жить здесь. Она пленница. Понятно?

— Конечно, государь. Будут какие-то особые распоряжения?

— Никаких, — сказал Сварог.

Вытянул перед собой руки, пошептал — и руки тут же потянуло вниз под тяжестью подноса с блюдами, тарелочками и четырьмя бутылками вина — пусть хоть в хлам нажрется, сейчас это несущественно. На миг снял "запор", поставил поднос на столик перед устроившейся уже в кресле Литтой, молча вышел, поставив "запор" обратно и почти бегом направился прочь из замка. На ходу бросил золотому истукану-привратнику:

— Лестницу поднять. Защиту включить. Дислокации не менять.

И уже бегом кинулся к вимане. Упал на сиденье, взял резкий старт — и уже через пару минут приземлялся перед парадным входом в девятый стол, на обширном лугу, где стояли аккуратным рядком браганты. Сбежал по лесенке, сразу усмотрев некую неправильность… ага! Томи в Латеране, значит, прилететь должны были семь человек — а брагантов всего шесть, что за несуразица?

Влетев в вестибюль, он, однако, обнаружил там всех семерых, тут же вскочивших при его появлении. Семь человек, шесть брагантов… ладно, не до того сейчас. Так, одеты по-походному, сумки тут же…

Все же он спросил:

— Снаряжение взяли все? Согласно инструкциям коменданта?

— Конечно, командир, — словно бы даже чуточку обиженно ответила белокурая красавица Канилла.

— Тогда за мной, — нетерпеливо распорядился он. — Все в виману, быстренько!

Когда они взлетели, и вимана вышла на максимальную скорость, Сварог наконец позволил себе расслабиться. Сидя в своем кресле, неторопливо выкурил сигарету, потом встал и, заложив руки за спину, повернулся лицом к остальным. Бравая юная команда взирала на него с азартом и немым вопросом.

— Слушаем внимательно, — начал он. — У нас впереди сорок минут полета, так что сумеем все обсудить вдумчиво и подробно. Но вот что я вам скажу сразу: мы обязаны сработать молниеносно. Прямо-таки молниеносно. Это первое, это главное, это самое важное: молниеносно. Теперь — об акции…

…Канцлер, стоя с заложенными за спину руками, с непонятным выражением лица рассматривал крохотный дворец, отведенный для горротской королевской четы. Два высоких окна опочивальни Эгле были не то чтобы выбиты — просто большая часть стекол исчезла начисто, а сохранившиеся в рамах остатки неострыми осколками торчали, а шли по всему периметру — этакой волнистой линией. Из обоих окон еще тянулись становившиеся все тоньше струйки белесоватого дыма.

— Черт знает на что способны демоны… — сказал Сварог тихо.

Он стоял тут же, в парадном мундире девятого стола — черном с сиреневым, вышитым на груди золотыми генеральскими лотосами, а по обшлагам и фалдам — затейливыми золотыми узорами.

— Наглости у вас… — фыркнул Канцлер.

— Демоны… — с притворой наивностью развел руками Сварог. — Злокозненные, твари…

— Вы же не рассчитываете, что я всерьез в это поверю? — спросил Канцлер мрачно.

— Нет, конечно, — сказал Сварог. — Просто в роль вхожу, мне же сейчас со Стахором беседовать…

— Вам не кажется, что вы чересчур заигрались?

— Простите, Канцлер?

— Вам не кажется, что украсть королеву Эгле — уже перебор?

— Я никого не крал…

— Вообще-то я могу поверить, что она ушла с вами без сопротивления, — сказал Канцлер. — Записи камер наблюдения показали такую сцену: к вашей вимане прошли двое, один высокий, другой пониже, причем не походило, чтобы первый увлекал второго силой… Ладно, вы ее не крали. Вы ее увезли. А примерно через полтора часа ваша вимана вернулась, оттуда вышли восемь человек в "невидимках". Войдя в здание, направились в "горротский" домик, где пробыли не более десяти секунд, после чего в королевской опочивальне началось черт знает что… — он угрюмо засопел. — Вообще-то, надо отдать вам должное — вы великолепно подготовили ваших сопляков и соплячек, штурм-бросок, занявший не более десяти секунд — это отличный результат… Но я повторяю свой вопрос, пусть в иной формулировке: вам не кажется, что вы заигрались? Какого черта вы увезли королеву?

— Потому что у меня не было другого выхода, — сказал Сварог спокойно. — Потому что она сама ко мне пришла и попросила увезти ее к нам, обещая в обмен рассказать все, что ей известно. Оказалось, ей известны кое-какие любопытные вещи… Как бы вы поступили на моем месте, когда такой свидетель сдается сам? И дает интереснейшие показания.

Канцлер долго молчал, все так же созерцая увечный особняк. Как всегда, понять по его лицу, о чем он думает, было решительно невозможно. Наконец он протянул:

— Значит, она занималась черной магией, что-то напортачила, и ее уволокли демоны… "Стахор", я думаю, поверит… а поверят ли те, в Горроте? Коли уж там лары, кто-то из них может знать о некоторых свойствах здешнего защитного колпака…

— Даже если не поверят, наплевать, — сказал Сварог. — Всем на это нужно плевать… — он достал маленькую прозрачную коробочку с небольшим золотистым диском. — Мы летели сорок минут, все это время она рассказывала, и я записал весь разговор… Я вас прошу… я вас прямо-таки умоляю, Канцлер: оставьте мне весь цирк с расследованием, а сами в одном из кабинетов прослушайте запись. И сами поймете, что грозит Империи…

Канцлер поднял бровь:

— Империи?

— Да вот представьте себе, — сказал Сварог отчаянно и зло. — Я, вы, императрица — все под ударом. Честное слово, я не преувеличиваю. Это даже не Белая Тревога, не чрезвычайное положение, это гораздо хуже, не знаю даже, как и назвать…

Повертев в толстых пальцах коробочку, Канцлер сказал:

— Я еще никогда не видел у вас такого лица…

— Потому что мне сейчас по-настоящему страшно, — честно признался Сварог. — Наверное, как никогда в жизни… Канцлер, я вас умоляю, немедленно прослушайте запись!

— Где королева?

— У меня в Хелльстаде.

— Почему не в восьмом департаменте или девятом столе?

— Потому что я сейчас никому не верю, — сказал Сварог, чувствуя, как лицо стягивает застывшей маской. — То есть я верю своей молодежи, вам, императрице… а вот больше не верю никому. Когда вы прослушаете запись, вы, вполне вероятно, будете рассуждать точно так же… Канцлер, я вас умоляю, не тяните!

— Ну, хорошо, — сказал Канцлер без выражения. — В конце концов, сорок минут ничего не решают, а таким я вижу вас впервые…

Он не особенно и быстрым шагом направился ко дворцу. Оставшись в одиночестве, Сварог выхватил из бокового кармана плоскую коробочку и надавил на клавишу, не отпуская. Очень быстро Яна откликнулась, судя по голосу, уже проснувшаяся.

— Вита, ты мне веришь? — спросил Сварог.

— Ну что за вопрос, конечно… пока не касается женщин. Тут я допускаю варианты…

Ее голосок был веселым, беззаботным, даже игривым.

— Вита, положение такое, что не до шуток, — сказал Сварог насколько мог убедительнее. — Если ты мне веришь, если я для тебя что-то и правда значу, не задавай вопросов, а делай все, что я сейчас скажу…

Уже через несколько минут он вошел в Синий коридор. У резных дверей ведущей в горротский особняк галереи стояли двое верзил из спецназа девятого стола. При виде Сварога они подтянулись, держа свои замысловатые, серебристого цвета пушки в полном соответствии с уставом: ствол на сорок пять градусов.

— Было что-нибудь? — спросил Сварог.

Тот, что стоял справа, позволил себе намек на усмешку:

— Их величества, все до одного, включая принцессу Шагана, минут десять здесь толпились, как самые обычные уличные зеваки. Все выглядели до предела удивленными, только ее величество королева Сегура поглядывала в потолок и загадочно ухмылялась…

"Сообразительный бесенок, а как же", — одобрительно подумал Сварог. Спросил:

— Вы им вежливо предложили разойтись?

— Конечно. Согласно полученным инструкциям. Предельно вежливо. Они разошлись, разве что королева Сегура то и дело оглядывалась, хмыкала, ухмылялась, крутила головой… Его величество король Горрота у себя в резиденции… в крайне расстроенном состоянии. Специалисты, согласно полученным приказам, туда еще не входили…

— Ну да, ну да… — сказал Сварог. — Дайте-ка пройти…

Верзилы расступились, и Сварог неторопливо направился по галерее — следовало тянуть время как можно дольше, чтобы Канцлер успел прослушать всю запись. А тогда мы посмотрим на его лицо… И послушаем, какие приказы он станет отдавать… нет, конечно, не удастся, он это непременно сделает в одиночестве…

Он уверенно шагал по коридору, куда свернул из прихожей — всего пару часов назад сам был здесь с ребятами, так что знал дорогу… Ага! Не может на месте усидеть, нервишки звенят…

В роскошной прихожей, за которой располагалась опочивальня королевы, от стены к окну и обратно, прямо-таки челноком расхаживал трусцой поддельный король Стахор. Он даже не пытался в опочивальню попасть: дверь надежно загораживали двое верзил, таких же, что стояли в коридоре. Вид у них был столь грозный и непреклонный, что королек даже глянуть в их сторону боялся, не говоря уж о том, чтобы попытаться пройти.

Сварог усмехнулся. Это была не самая плохая мысль — зачислить на службу в качестве спецназа девятого стола свою личную дружину, все равно сидевшую без дела. Ни в каких боях или операциях они, конечно, отроду не участвовали, как и дружины всех прочих ларов — но все равно, тренировали их регулярно и неплохо. Лучше уж держать на таком месте людей, в которых заранее уверен. Вражий агент в личную дружину никак затесаться не может, правда, осведомители Канцлера среди них могут оказаться, но это дело житейское…

— Король Сварог?

— В данную минуту — нет, — сказал Сварог чистую правду. — Лорд Сварог, граф Гэйр, камергер двора, начальник восьмого департамента и девятого стола. Уж вам-то прекрасно известно, что это за учреждения… Прибыл вести расследование.

С полувзгляда становилось ясно, что Литта нисколечко не преувеличивала, выставляя своего "супруга" полным ничтожеством, дешевкой. Таковым он, несомненно, и являлся. Суслик. Крысеныш. Точная копия Стахора, но в лице ни намека на энергию и волю, коими в избытке обладал настоящий. Пришибленный, жалкий, с бегающими глазами, готов встать перед Сварогом навытяжку. Угодив в такую ситуацию, расклеился без помощи и поддержки, без хозяев. Затащить в сортир, дать пару раз по морде — и можно вербануть в три минуты. Вот только смысла никакого нет: этот любитель порнографии в отличие от Литты не знает ничегошеньки, наверняка никогда и не пытался проникнуть в тайны хозяев. Кстати, есть в этой ситуации и свой юмор: впервые после нескольких тысячелетий на земле заработала киностудия, снимающая порнофильмы. До Шторма их была куча — когда Сварог просматривал видеотеку дома отдыха для моряков, обнаружил, что добрых три четверти тамошних дисков — либо эротика, либо откровенное порно. Ну, конечно, бравые морские офицеры на отдыхе свою жажду культуры утоляли отнюдь не классикой…

— Господин камергер… граф… директор…

— Обращайтесь ко мне просто: лорд Сварог, — сказал Сварог и подпустил в голос немного легкой, отеческой укоризны: — Ваше величество, со всем почтением к вашему сану вынужден все же заметить, что вам не следовало позволять супруге заниматься черной магией…

— Да что вы такое говорите? — прямо-таки взвизгнул двойник. — Я не знаю ничего такого…

— Не сомневаюсь, — сказал Сварог. — У вас вид человека, говорящего правду. Значит, супруга занималась этим втайне от вас… Случается.

Теперь-то уж совершенно ясно: все послания, которые получал Сварог в качестве земного короля от "Стахора", писаны наверняка не кем иным, как Брашеро: легкий, изящный слог, тонкая ирония… Письма вполне соответствуют образу графа, каким его описывала Литта… Сильный противник, никаких сомнений…

— Пойдемте посмотрим? — предложил Сварог, сделав небрежный жест своим орлам.

Они расступились, Сварог первым вошел в опочивальню, за ним прямо-таки вбежал двойник — и остановился на пороге. Зрелище и впрямь жутковатое. На месте огромного, богато украшенного гардероба с платьями королевы — куча невесомого серого пепла (это Родрик, граф Телле, хваткий парень, как две капли воды похожий на Маугли из советского мультфильма, швырнул туда маленькую такую термическую гранатку). Балдахин огромной постели — и атласное постельное белье — там и сям зияют дырками с опаленными краями (это красавица Канилла лупила из поставленного на малую мощность бластера). Стены покрыты хаотичными, иногда пересекавшимися выжженными полосами — работа Палема, маркиза Кладеро (лучшие результаты на стрельбище, первенство держит с самого начала). На полу, на мягком ковре, огромный, чуть неровный выжженный круг — это уже постарался сам Сварог. А в круге — опрокинутый столик, возле него рассыпаны разнообразнейшие предметы. Тут не только набор Литты для вызова хохлика, но и "черное веретено", и "чертова рогулька", и метелка из омелы, и "ведьмин горшок" — никаких подделок, имитаций, доподлинные атрибуты черного мага либо злой колдуньи, к приезду Сварога в девятый стол доставленные Элконом из секретной кладовой восьмого департамента, хранилища "вещественных доказательств". Комар носа не подточит…

— Так-так-так… — произнес Сварог тоном опытного эксперта, зайдя в круг, наклонившись и разглядывая все это непотребство. — Вы когда-нибудь видели такие вещи, ваше величество? Не у супруги, вообще? Подойдите смелее, никакой опасности уже нет. Ну?

Подменыш приблизился бочком-бочком-бочком, так и не осмелившись вступить в круг, посмотрел издали и прямо-таки возопил:

— В жизни не видел ничего подобного!

— Ваше счастье, — сказал Сварог меланхолично. — Что ни возьми — атрибуты черной магии, которые здравомыслящему человеку лучше обходить десятой дорогой. Если вам интересно, вон то…

— Избавьте! И слушать не хочу!

— Наверное, вы правы, — столь же меланхолично сказал Сварог. — И слушать не стоит…

— Но где же она?

Сварог с глубокомысленным видом указал на окна опочивальни (работа маркиза Шамона):

— Видите? Так уж сложилось, что мне давно приходится заниматься охотой за черными магами, и кое-какой опыт у меня есть. Мне совершенно ясно, что ваша супруга пыталась вызвать демона — подбор предметов как раз об этом и свидетельствует. И что-то у нее не сложилось, она не справилась. А демоны — создания весьма злобные. Есть у них скверная привычка: уволакивать бедолагу, не сумевшего взять над ними власть…

— Куда? — вырвалось у подменыша.

Сварог пожал плечами:

— Честно признаться, никто, даже лучшие специалисты, не знаю… Есть разные версии… и все до одной весьма неприятные, так что лучше и говорить не стоит… Ваша супруга оказалась очень неосторожна и самоуверенна… Ваше величество, как это ни прискорбно, но после такого я просто вынужден взять у вас… объяснения. Имперские законы касаемо черной магии, знаете ли.

— Я понимаю… Конечно… Конечно…

— Вот и пойдемте побеседуем, — сказал Сварог.

Минут десять он мурыжил подменыша, твердившего, что он ни о чем подобном и представления не имел — это было чистейшей правдой, но Сварогу следовало как-то убить время, пока Канцлер прослушает запись до конца. Потом принялся за служанок, поодиночке вызывая их в королевский кабинет, который хозяин уступил ему с величайшей готовностью, — самым активным образом сотрудничал со следствием, суслик…

Две из них, твердившие с ужасом, что ни о чем знать не знают, ведать не ведают, были совершенно искренни. Не то, что Тета — симпатичная девочка, смышленая, неглупая. С самым невинным видом глядя Сварогу в глаза, она честнейшим голоском твердила, что королева в жизни не занималась черной магией и не имела дел с какими бы то ни было магами, ведьмаками, знахарями и колдуньями — и, разумеется, безбожно лгала. Но с таким искренним и убедительным видом… Хорошая девочка. Преданная по-настоящему. Коли уж обещал, надо спасать…

Отыскав подменыша, Сварог суровым тоном сообщил ему, что властью, данной ему законами Империи, арестовывает и забирает с собой немедленно всех трех служанок. "Его величество" пребывал в таком расстройстве чувств, что не то что не протестовал — вообще ни словечка не выдавил, только покорно кивал, и лишь в самом конце разговора осмелился открыть рот и поинтересоваться смиренно, можно ли ему теперь отбыть в родное королевство. Сварог не без скрытого злорадства сообщил, что его величеству, увы, еще придется на какое-то время здесь задержаться. И велел своим ребятам увести всех трех служанок. На двух остальных ему, было, в принципе, наплевать — но как-то не хотелось, чтобы их пытал в Горроте Брашеро. Да и у них, быть может, удастся выведать хоть крохи полезной информации…

Когда он следом за убитыми горем арестантками и их конвоем вышел в Синий коридор, сразу увидел нетерпеливо переминавшегося у охраняемой двери субъекта в сине-сером мундире Кабинета Канцлера, судя по знакам различия, чина не такого уж мелкого. Тот сразу же бросился к Сварогу и тихонько сообщил:

— Лорд Сварог, Канцлер просил вас немедленно прийти…

— Пойдемте, — охотно согласился Сварог. Глянул на часы — ну да, Канцлер одолел запись…

Канцлер сидел в небольшом кабинетике, судя по пультам и креслам, рассчитанном на троих человек — ну да, одна из комнаток его людей здесь, что тут гадать? На лице Канцлера Сварог не увидел ни страха, ни тревоги — оно попросту выглядело застывшей маской: что ж, Канцлер всегда неплохо умел скрывать свои чувства. Хотя, быть может, пару минут назад, наедине с собой, он и дал волю эмоциям, и лицо у него, не исключено, было, как недавно у Сварога…

Небрежно махнув Сварогу на свободное кресло, Канцлер сказал бесстрастно:

— Вы были правы. Это очень серьезно.

— При том, что она все время говорила только правду, — сказал Сварог.

— Конечно, таких результатов можно было добиться только с применением "хваталок"… Но давайте сначала о другом, — он уперся в Сварога тяжелым хмурым взглядом. — Я никак не могу связаться с императрицей, даже по каналу, предназначенному для каких-то чрезвычайных обстоятельств, который круглосуточно открыт… Я уже успел установить, что так связь прерывается в одном-единственном случае… — и он многозначительно замолчал.

— Совершенно верно, — сказал Сварог. — Она в Хелльстаде. Уж там-то она в полнейшей безопасности.

Он ожидал протеста или недовольства, но Канцлер, чуть кивнув, сказал вовсе не сердито:

— Возможно, вы поступили совершенно правильно…

— В Келл Инире ведь нет защиты от "хваталок"?

— Нет, — сказал Канцлер. — Никто не ожидал, что они могут оказаться все же изготовленными — при том строжайшем контроле, что установлен за Магистериумом… Многие там, конечно, вольнодумцы, если не хуже — там, думаю, и сегодня сыщется пара-тройка человек, которых следовало бы арестовать… Но это совсем другое. Как бы там ни обстояло с состоянием умов, контроль за всеми абсолютно технологическими процессами налажен строжайший. Там просто невозможно в тайне собрать какое бы то ни было мало-мальски сложное устройство, тем более из запретного списка, — он не усмехнулся — просто пошевелил губами так, что это походило на улыбку. — Судя по вашему лицу, лорд Сварог, вы сейчас последними словами костерите старых ретроградов, прохлопавших, проглядевших, не предусмотревших… Что-то вроде, а?

— Ну… — пожал плечами Сварог.

По правде говоря, именно этим он мысленно и занимался.

— А вот это зря, — сказал Канцлер с металлом в голосе. — Потому что вы оказались ничуть не предусмотрительнее. Вы до беседы с этой вашей Литтой принимали хоть какие-то меры предосторожности против "хваталок"?

— Никаких, — признался Сварог чуточку смущенно. — Кто же мог знать.

— Вот видите… — сказал Канцлер без всякого укора. — Нет никаких старых ретроградов, прохлопавших ушами. Никто не мог предвидеть, вы сами в том числе… Ну что же. Императрице и в самом деле лучше всего провести недельку в Хелльстаде. Мы, сами понимаете, пока что не в состоянии ничего предпринять. Выбрасывать туда десант бессмысленно — транспортные средства, аппаратура и оружие тут же откажут. Вы, конечно, можете бросить в Горрот ваши земные армии… но где гарантия, что их не встретят убийственные сюрпризы вроде тех, с которыми вы уже сталкивались?

— Вот именно, — зло сказал Сварог. — Я бы мог хоть сейчас вторгнуться в Горрот силами, втрое-вчетверо превосходящими его обычную армию… Но вы правы, Канцлер. Могут быть сюрпризы, и еще более масштабные. И снова не будет никаких доказательств. Руки чешутся испробовать "Белый шквал"… правда, его у меня нет.

— Испробовано, — бесстрастно сказал Канцлер. — Две недели назад. Ночью, благо "Шквал" действует без всяких звуковых и световых эффектов. Орбитал ударил, естественно, по совершенно безлюдному месту — по горам, примыкающим к гланской границе. Возле нее, на территории Глана, как раз и расположились наблюдатели… — он все же усмехнулся, но очень скупо. — Простите уж, ваше величество, что мои агенты без спросу болтались по вашему королевству…

— Пустяки, — сажал Сварог.

— Так вот. Удар "Белого шквала" был произведен на одну пятую мощности — но и этого бы хватило, чтобы превратить в пыль тамошнюю горную гряду на площади лиг в сто в длину и ширину. Но наблюдатели не увидели ничего. Не сработало. Как это ни унизительно признать, но оружия против них у нас пока нет. Придется какое-то время держаться в глухой защите. Примерно через неделю будет произведено достаточное количество аппаратуры, нейтрализующей действие "хваталок", — чтобы защитить Келл Инир и важнейшие учреждения, их виманы, раздать определенному количеству человек, в первую очередь, понятно, императрице, портативные защитные средства, размером не более портсигара. Производство будет продолжаться, чтобы защитить все и всех… Что вы хмуритесь?

— Это, конечно, неплохо, — сказал Сварог. — А что, если у них есть сообщник в Магистериуме, и они, все узнав, кое о чем догадаются? Пока что у нас есть некоторый шанс, что они поверят версии с демоном…

Канцлер поднял бровь. Положительно, его голос был веселым:

— А при чем тут Магистериум? Зачем ему вообще знать?

— Ах, вот оно что… — произнес Сварог после недолгого молчания. — То-то в документах вашего Кабинета… да и некоторых других контор иногда упоминается некий Технион. Просто упоминается, такое впечатление, будто все и так прекрасно знают, что это такое… Причем даже в тех бумагах, что не помечены и низшей степенью секретности… Ваш противовес Магистериуму? Интересно, не уступающий по масштабам, или?

— Ну конечно, уступающий, — сказал Канцлер. — Однако, если перевести на земные мерки, это все же не мастерская ремесленника, а полноценная фабрика. В Магистериуме пятьдесят шесть человек, а у меня только девятнадцать… но зато мои люди, не уступая талантами и способностями, все, как один, обладают правильными взглядами на жизнь. Никакого свойственного Магистериуму легкого брожения в умах, иногда приводящему черт знает к чему… Короче говоря, они справятся быстро. Через неделю Яну можно будет возвращать из Хелльстада.

— Нет, — сказал Сварог.

— Простите? — поднял бровь Канцлер.

— Она там останется, пока я не разделаюсь с горротской шайкой, — твердо сказал Сварог. — Подождите, не перебивайте… Уже два года, как эта банда поменяла монархов на горротском троне. Граф Брашеро, как его описывают все свидетели, — волчина серьезный. Плацдарм они себе создали. А что, если их замыслы простираются дальше и шире? Я верю, что защита надежна. Но что, если они уже поработали "хваталками"? Никто ничего не подозревал… Не столь уж глупая версия, Канцлер, мне кажется. И если у них уже готовы двойники? Яны, ваш, мой? Хотя нет, со мной наверняка будет обстоять по-другому. Случись что, меня не станут подменять двойником, а просто убьют. Здесь очень мало людей, способных обнаружить подмену, я мало общаюсь со здешними— но вот внизу таких людей множество. И хотя это всего лишь земля, но непременно пойдут слухи, будут предприняты какие-то действия, информация достигнет здешних контор… Я тут прикинул, быть может, и не вполне прав, но… Мне представляемся, что для успеха предприятия достаточно убрать всего-то человек двадцать: вас, меня, всех моих ребят — они друзья Яны с детства, уж они-то сразу заметят… Обоих принцев, нескольких министров… Со всеми остальными она всегда держалась на некотором расстоянии, изменения в ее поведении припишут взбалмошности, которая ей, увы, свойственна, хотя и понемногу пропадает…

— Ну, что же, — сказал Канцлер. — Вовсе не глупая версия. С одним дополнением: меня тоже не будут заменять двойником. Из опасения, что знают не всех, способных определить подмену… Однако… Вы так браво произнесли: "Разделаюсь с горротской шайкой", А ведь это не так просто… — он впился в Сварога пытливым взглядом. — Или у вас в Хелльстаде все же есть средства, способные в этом предприятии помочь? Но вы — вполне логично, согласен — не хотите о них говорить, предпочитая придерживать козырные розы в рукаве? Вполне понятное поведение, я бы на вашем месте так и держался…

"Умен, сволочь, — подумал Сварог, — проницателен и хитер. Ну, другой бы не продержался столько лет на этом посту, особенно при дедушке Яны…"

— Честное слово, Канцлер, — сказал Сварог. — Сейчас у меня в Хелльстаде нет ничего такого, возможно, в будущем появится, но я не особенно на это рассчитываю…

— Ну, в таком случае дело может затянуться.

— Жилы надорву, — сказал Сварог. — Из кожи вон вывернусь. Как говорил герой одной пьесы — я удачлив, ваше сиятельство. А я и в самом деле удачлив, жизнь показала. Давно и часто некоторые утверждают, что везение — чисто физическая категория.

— Допускаю, — сказал Канцлер. — И все равно… Если затянется надолго? Настолько, что ей самой надоест в Хелльстаде? У меня нет ни малейшей возможности извлечь ее оттуда силой, мы оба это прекрасно понимаем… но если она захочет уйти сама? Вы ведь, надеюсь, понимаете, что не сможете ее удержать? На нее снова накатит, и она одним взглядом запеленает вас в ковер…

— Знаю, — сказал Сварог понуро. — Можете вы мне наконец рассказать правду, Канцлер? Почему она такая? Вы прекрасно знаете, что магия ларов в Хелльстаде не действует… Впрочем, открою вам одну из своих государственных тайн — все же действует. Но остается лишь частичка, позволяющая лару совершать действия, направленные исключительно внутрь, в обеспечение собственных потребностей: залечить рану, создать сигарету, пирожное, вино… Не более того. А вы очень уж уверенно говорите, словно заранее знаете, что Яна и в Хелльстаде способна на внешнее воздействие… А она и правда способна. Дважды на моих глазах применяла внешнее воздействие, и серьезное. Почему она такая?

Канцлер молчал недолго.

— Ну что же, в конце концов это тоже государственная тайна, — сказал он бесстрастно. — Но она давно перестала быть тайной, все и так знают, в чем дело… Яна — единственная в Империи, кто обладает другой магией. Древней, "доштормовой". Давным-давно, когда в ходу были еще разные языки, это стало называться Дор Террах — Древний Ветер. Это нечто совсем другое, совсем… Ладно. Получайте настоящую государственную тайну, очень уж вы глубоко погрузились в самые секретные дела. Но если проговоритесь хоть единому человеку — убью, — добавил он спокойно, без всякой аффектации. — Верите?

— Верю, — сказал Сварог серьезно. — Уж вы-то способны…

— Часть официальной истории Империи — ложь, — сказал Канцлер. — В той ее части, что касается апейрона. Он был не всегда. Поток шел из глубины Галактики и достиг Солнечной системы так, что это совпало со Штормом. Не спрашивайте меня, есть ли какая-то связь между этим событием и Штормом. Никто не знает. До сих пор не удается выяснить. Собственно, проект "Алмазная стрела" — ну, что скрывать, если вы о нем давно знаете — то есть разработка машины времени, затеян для одной цели: прорваться все же в прошлое и точно установить, есть ли какая-то связь между приходом апейрона и Штормом… Это была преамбула. Теперь главное. Вся нынешняя магия, наша ли, земная ли, основана на апейроне, который для нее так же необходим, как кислород для дыхания. Одни только далекие предки Яны владели Древним Ветром. Потому и основали императорскую династию. Потому у нас случались убийства монархов, но никогда не было переворотов с попытками сменить династию. Лары просто не будут подчиняться императору, такому же, как они сами. Другое дело — обладательница Древнего Ветра… Ну, или обладатель. Правда, у мужчин это отчего-то выражено гораздо слабее, им доступна примерно половина того, на что способны женщины. Отца Яны даже Древний Ветер не уберег от хитрого яда… а вот женщина почувствовала бы… И никакая здешняя магия на Яну не действует.

— Так… — сказал Сварог. — А ее предки, случайно, были не из Керуани?

— Вполне возможно, — сказал Канцлер. — Но в точности неизвестно. О Керуани и до Шторма было известно очень мало, они, в отличие от некоторых нынешних магов и колдунов, являли собой по-настоящему тайное сообщество. Мы знаем одно: когда начался Шторм, они исчезли. Несомненно, предвидя катаклизм заранее. То письмо, что вы привезли — ну, то, где девица пишет моряку — эту гипотезу подтверждает. По некоторым деталям, девушка — несомненная Керуани. Но, повторяю, они же исчезли и никогда более не появлялись. Впрочем, Яна может быть и не из Керуани — до Шторма существовали и другие разновидности магии, со Штормом и исчезнувшие. Как бы то ни было, семейство Яны — единственные, кто владеет Древним Ветром, — он скупо усмехнулся. — Другое дело, что даже у Яны не возникает нужды пускать свое умение в ход. Багряную Звезду, кстати, она не сумела остановить, хотя и пыталась — видимо, против нее Древний Ветер тоже был бессилен, из очень уж древних он времен… Принцу Диамеру-Сонирилу доступный ему Древний Ветер совершенно не нужен, он вполне доволен жизнью и своим положением, даже от престола отказался, ему достаточно своей конторы. И уж тем более Ветер не нужен принцу Элвару — кроме техслучаев, когда дело касается его каталаунских странствий… К чему я все это говорю? Вы должны прекрасно понимать, что силой ее ни за что не удержите. Весь Хелльстад она вам, быть может, и не разнесет, но способна на многое…

— Я знаю, — сказал Сварог.

У него вновь встала перед глазами равнина, усеянная не менее чем полусотней дико метавшихся, дико завывавших огненных клубков. Стая рукеров растерзала очередную самку гарма с детенышем. Яна — уже получившая от Сварога своего щенка — случайно оказалась поблизости. И разъярилась…

— Что же, придется из кожи вон лезть… — сказал он мрачно. — Узнать бы еще, кто такой Брашеро, быть может, что-то прояснится…

— Пока что не вижу возможности это выяснить, — сказал Канцлер. — Я бы с превеликим удовольствием арестовал Орка и как следует допросил, он, безусловно, если не замешан, то кое-что все же знает, но нет законных оснований, мне тут же напомнят о Хартии Вольностей, а ее я обязан соблюдать даже в этих условиях. Ему невозможно предъявить никаких улик. Уж вы-то знаете, в свое время, как ни старались, не нашли… Хотя мы прекрасно знаем, что они должны быть… Его пребывание в Горроте само по себе не улика, все знают, что он лет шесть болтается по земле, проводя там больше времени, чем здесь, что в Горроте он отирался еще задолго до подмены… Вот кстати, касаемо Брашеро. Следовало бы в самое ближайшее время изыскать способ в полной тайне привезти ее сюда и снять воспоминания…

— Ничего не имею против, — сказал Сварог. — Но когда еще будут результаты? Сколько ваши люди бьются с воспоминаниями Тагарона? Уже больше месяца, и до финала далеко…

Канцлер сердито вздохнул. Сварог его прекрасно понимал. Нельзя извлечь из человеческого мозга выборочно какие-то конкретные воспоминания. У Тагарона (не причинив ему тем самым ни малейшего вреда) считали из мозга все воспоминания о проведенных им в Горроте годах — но чтобы их расшифровать и разбить на отдельные картинки, потребуется еще не меньше месяца работы мощных компьютеров. Элкон объяснил Сварогу, в чем тут трудность: снятые таким образом воспоминания напоминают телевизор, на который подают картинки одновременно несколько тысяч станций. Или лист бумаги, на котором разными почерками, разными чернилами, в разных направлениях нанесено опять-таки пару тысяч записей. И "чистить луковицу", как это именуется неофициально — адски сложное и долгое занятие…

— Все равно следует, не откладывая, снять воспоминания и с вашей Литты, — сказал Канцлер. — Пара месяцев — это все же не год… Кстати, вы не догадались, зачем он ей прикладывал к виску "часы"? Нет? Да все очень просо, он читал спектр…

— Ах, вот оно что… — сказал Сварог. — А я и правда не додумался…

"Спектром" официально именовалась у соответствующих специалистов та до сих пор загадочная штука, что в том мире, откуда Сварог пришел, звалась биополем, аурой, излучениями мозга. Спектр не столь уникален и неповторим, как отпечатки пальцев, спектры у двух человек из примерно десяти тысяч могут совпадать практически полностью, быть идентичными. Теперь понятно, почему Брашеро все же рискнул взять умницу— у него не было другого выхода, неизвестно, сколько времени пришлось бы искать другую, с точно так же совпадающим спектром. Теперь понятно, почему во время визита мнимых Стахора и Эгле в Канцелярию земных дел и в Ковенант их не смогли расколоть, как ни изощрялись с аппаратурой: исследовали главным образом спектры, а они-то как раз и совпадали…

Канцлер нетерпеливо пошевелился в кресле:

— Если у вас нет больше серьезных вопросов… Мне нужно лететь в Технион.

— Никаких, — сказал Сварог, охотно вставая. — Мне тоже срочно нужно в Латерану, там у меня министр тайной полиции, похоже, снова откопал что-то интересное, раз оно помечено Красной тревогой. Но никакой угрозы, иначе была бы Белая…

Еще издали, подходя к стоянке (где сейчас виман и брагантов стояло втрое больше, чем обычно), он увидел своих непринужденно расположившихся прямо на траве ребят-девчат. И обратил внимание на одно интересное обстоятельство: красавица Канилла и Родрик-Маугли сидят наособицу от остальных, вернее, полулежат, держась за руки, и златовласая головка Каниллы у парня на плече, а все остальные не обращают внимания с видом людей, прекрасно все знающих, понимающих, тактичных.

Ах, вот оно что, подумал Сварог. Ну, они, в принципе, совершеннолетние… Теперь понятно, почему на семь человек пришлось только шесть брагантов — именно эта парочка посреди ночи пребывала вместе и, не соблюдая особой конспирации, прилетела на одном. Вот только где они уединяются, интересно? Уж безусловно не в замке родителей кого-то из них — здешний этикет такого не допускает. На собственный манор никто не имеет права до выхода замуж, женитьбы или достижения пятидесятилетнего возраста. Приютили какие-нибудь знакомые, молодожены немногим старше, прекрасно все понимающие и сочувствующие? Нужно будет уточнить — командир такие вещи о своих подчиненных обязан знать…

Завидев его, все, в том числе и влюблённая парочка, проворно вскочили и выстроились в стройную шеренгу. "Надо будет повесить коменданту какую-нибудь медальку, — подумал Сварог, — по строевой части он их хорошо вымуштровал. Это нужно, это дисциплинирует".

— Вольно, — сказал он, останавливаясь перед строем. — Элкон остается, а все остальные — в замок. Составьте официальный протокол осмотра места происшествия сотрудниками девятого стола. Канилла ты не только красавица и хороший специалист, ты самая хитрющая лиса из всех здесь присутствующих. Тебе и писать протокол — так, чтобы описание всего сожженного-опаленного ни в малейшей степени не напоминало результаты действия нашего оружия — а именно что следы ярости демона… Возьмите письменные показания у этой паскуды, мнимого короля — но держась предельно уважительно, он пусть и земной, но король, а вы хотя и лары, но всего лишь гвардейцы в невеликих чинах… Потом — письменные показания всех трех служанок. Ту, которую зовут Тета, заберете с собой и устройте у нас в маноре. Приглядывайте — она не арестованная, но и не гостья… Две остальные меня абсолютно не интересуют… правда, тоже могут пригодиться… пожалуй что, отправьте их в Келл Инир, в какой-нибудь из домов для слуг. Пусть пока что бездельничают… Что еще? Видеозаписей опочивальни, конечно, не делать — а то еще кто-то посторонний догадается об истинном характере повреждений. Следов не останется, мы хорошо поговорили с Канцлером, он приказал провести полный ремонт в опочивальне сразу же поле того, как вы закончите… Ну да, отсутствие видеозаписи — это серьезный служебный промах… Ну, мы его спишем на вашу неопытность и недолгий срок службы. Я вам официальным приказом влеплю выговор, а неофициально прошу на этот выговор начихать… Шагом марш! Если что, я в Латеране.

Шестеро быстрым шагом направились к зданию. Со стоянки вертикально, на форсаже взмыл синий с золотом брагант Канцлера, следом взметнулись еще два, с охраной, надо полагать — и правильно, мало ли что…

— Элкон, я опять взвалю на вас нешуточную работу, — сказал Сварог. — Вы ведь наверняка знаете: еще не меньше месяца пройдет, пока расшифруют воспоминания Тагарона…

— Конечно.

— А Брашеро, чтоб ему сдохнуть, мне нужен уже сегодня, вчера… — сказал Сварог. — Мне тут пришла в голову очередная гениальная идея — ну, что поделать, бывает такое со мной… Судя по тому, что он постоянно пребывает в Горроте, здесь он нигде не служит, ни по военной части, ни по гражданской. Следовательно, проходит по разряду "светское общество". Отправляйтесь в манор и ступайте в Геральдическую коллегию, в ее отдел Гербовых книг. Начинаете понимать?

— Начинаю, — сказал Элкон не без азарта.

— Отлично, — сказал Сварог. — Светских бездельников у нас двенадцать с чем-то тысяч…

— Тринадцать с чем-то.

— Не столь уж существенная разница… В первую очередь исключаем, разумеется, женщин. Оставляем только мужчин в возрасте… от трехсот пятидесяти до пятисот… нет, до пятисот пятидесяти, он может выглядеть моложе своих лет, что не столь уж редко встречается… Как полагаете, сколько в этом случае останется потенциальных кандидатов?

Элкон что-то прикинул в уме, шевеля губами:

— Полагаю, четверть… или побольше, но никак не меньше.

— Вам потребуется, я так думаю, всего-то с полчасика, чтобы скачать портреты тех, кто нас интересует. Вот потом — да, будет тягомотина… Полетите в Хелльстад, усадите Литту к компьютеру и покажете ей все портреты. Примерно тысячи три, а то и четыре… Кладем по четверти минуты на портрет, она сообразительная девушка, ей достаточно четверти минуты… Конечно, это работа, я так прикидываю, часов на двенадцать примерно…

— Пожалуй.

— Но это все же не месяц, — сказал Сварог. — Не утомляйте ее особенно, через каждые пару часов делайте перерывы. И не возвращайтесь оттуда, пока она не посмотрит все…или не наткнется на Брашеро раньше.

— А если он с Сильваны? — деловито спросил Элкон. — Или все же служил, но в отставке?

— Проверим тем же способом сильванцев и отставников, — сказал Сварог. — Если не поможет, проверим всех соответствующего возраста, в крайнем случае, прихватим и тех, кто старше пятисот пятидесяти. При самом пессимистичном раскладе это отнимет не более недели?

— Да, примерно.

— Все-таки не месяц?.. — сказал Сварог. — Да, вот еще что… Вы в некоторых смыслах человек вполне взрослый, ни в кого не влюблены, просто романы крутите. Я даже знаю с кем вы крутите роман в Латеране, во дворце — Интагар у меня не зря золотой пояс таскает… — Сварог хмыкнул. — Ну, вот видите, с полгода назад вы бы малость покраснели, а сейчас улыбаетесь загадочно, с оттенком гордости, как и положено опытному покорителю женских сердец… И правильно, я так думаю. К чему все это я? Литта, чует мое сердце, попытается установить с вами самые тесные, дружеские отношения, такая уж у нее манера. Проще говоря, потащит в постель. Если так произойдет, не отказывайтесь, в конце концов это не старая мегера, а молодая красотка, как две капли воды похожая на королеву Эгле. Вопросов нет? Тогда летите. Я договорился, чтобы вам дали вон тот брагант, зеленый с черным, берите смело.

И удачи вам, удачи…

Сварог бил наверняка и не мог не выиграть. В упомянутом им отделе хранятся гербовые книги каждого рода — с незапамятных времен, с самого начала. Давненько уж — не только в бумажном, но и в электронном варианте. И тех родов, что пресеклись, и тех, что здравствуют. Всех. Согласно давней традиции, в "электронке" хранится фотография всякого и всякой — ребенка и старика, мужчины и женщины. И обновляется она регулярно: от года до двадцати (именно в двадцать кончается "взросление") — раз в год, далее — раз в десять лет. Кто ввел такое правило и зачем, не ведают даже всезнающие старички из Геральдической коллегии. Не затем же, чтобы разоблачить затесавшегося к ларам самозванца с земли? Такое совершенно невозможно. Или это как-то связано с существованием на земле Вингельта и его собратьев? Тайна сия велика есть.

С этой системой Сварог столкнулся год назад, когда из чистого любопытства просматривал гербовую книгу Борна. И изучил систему хорошо. Естественно, по вполне понятным причинам не могут обновляться фотографии тех, кто ушел на землю в отшельники (как Ройл и, оказалось, еще несколько), тех, кто затерялся на земле, оборвав всякие связи с Империей, но отшельничеством не мается, наоборот (как Борн, и не он один), тех, кто пропал без вести (как его отец и, оказалось, еще с полдюжины ларов за последнее столетие). Все остальные там есть. По тем же самым древним законам бумажный отдел охраняется строжайше, а электронный устроен так, что любой желающий может навести любые справки — и не более того. Ни один компьютерный гений не в состоянии изменить хотя бы запятую в имеющихся данных. И никто не способен украсть бумаги. Так что Брашеро, хоть возьми он в подмогу Князя Тьмы, не мог бы уничтожить записи о себе и свою фотографию. Она там есть, должна быть. И вряд ли Брашеро обосновался в Горроте настолько давно, что по последнему снимку его теперь невозможно узнать. Сомнительно, чтобы он там просидел хотя бы десять лет. Ледяной Доктор, кстати, был убит (или все же как-то ухитрился обмануть всех и уцелеть) шесть с половиной лет назад. Перед тем, как бежать, он не только уничтожил в прах и пепел парочку своих лабораторий (изрядных размеров здания), но и хладнокровнейшим образом перебил всех своих сотрудников. Трех ларов — ножом в спину, в разных комнатах, восьмерых антланцев попросту собрал в одном из залов и расстрелял из бластера. Сотрудники его известны наперечет, так что Брашеро никак не может оказаться одним из них, чудом спасшимся. И самим коварно уцелевшим Ледяным Доктором он оказаться не может — доктору было крепенько за шестьсот, а пластическая хирургия может удалить морщины и жир, подправить изъяны внешности, но не способна сделать так, чтобы человек выглядел моложе на двести лет. И полностью, до неузнаваемости изменить внешность Брашеро не мог — согласно каким-то древним законам природы лар, полностью изменивший внешность, теряет все способности лара, ничем теперь не отличаясь от обычного человека. А Брашеро способности лара сохранил — вспомним рассказ Тагарона о вазе, падавшей графу прямехонько на голову, но отлетевшей в сторону. Есть подозрения, что это не природа постаралась насчет неминуемой после полного изменения внешности утраты способностей, а в самом начале, когда многое только формировалось, какой-то умный и предусмотрительный император намеренно ввел такое правило, и оно сохранилось незыблемым. Вполне возможно — чтобы не возникло, скажем, проблем с питающими коварные замыслы двойниками — тут вам и претенденты на престол, и претенденты на чужое наследство, и мало ли что еще… Так что все зависит исключительно от того, достаточно быстро Литта наткнется на нужный снимок или придется перебрать чуть ли не все. В любом случае это отнимет не более недели…

Не глядя вслед Элкону, он быстрым шагом направился к своей вимане, поднялся в кабину и задал автопилоту курс на Латерану. В квадранс должен был уложиться. Поразмыслив, плеснул с полбокала келимаса и включил музыку. Тарина Тареми, еще одна звезда доштормовых времен из коллекции Фаларена, ему весьма нравилась. Как она выглядела, он представления не имел, но голос был красивый, молодой, с долей трагического надрыва, цеплявшим за душу и трезвого, ну, а уж выпивать под ее песни, если есть соответствующее настроение…

Никаких особых музыкальных изысков — только два виолона и что-то крайне напоминавшее скрипку. И звонкий голос с легкой хрипотцой:

Он вовсе не стремился нагонять на себя тоску, еще чего не хватало — просто песня идеально подходила к его настроению…

Пригубив келимаса, он подумал, что потом нужно послушать еще "Слепых солдат", как раз хватит времени. И подумал еще, что все они сейчас напоминают тех самых солдат из песни Тарины, внезапно ослепленных волей злого колдуна. Они великолепные бойцы, прекрасно владеют оружием и способны победить любого врага — но оказались вдруг слепыми и стоят, поводя наугад клинками, не зная, где враг и что он делает, не в силах нанести меткий удар…

Ему пришло в голову, что с ним самим и его сподвижниками обстоит еще хуже — все мы сейчас не просто слепые солдаты, у нас и оружия нет, а то, что есть, придется пустить в ход лишь в самом крайнем случае, когда другого выхода просто не останется, да и неизвестно еще, подействует ли оно, — отправленная в Горрот Золотая Щука вернется еще не скоро… если вернется вообще. Но вернулся же невредимым "Рагнарок"? Или после его визита в Горроте приняли какие-то меры предосторожности? Ну, подождем пару дней, примерно таков расчетный срок, вот если она и тогда не вернется, повесим нос, а пока что не стоит заранее списывать со счетов проворную рыбку…

Глава XII Синеглазое горе

Барон Фаторус, снольдерский коллега Интагара, выглядел полной противоположностью тому: сухопарый, с копной седых волос, тонкими ладонями и длинными изящными пальцами скрипача. Больше всего он походил именно что на музыканта, но, Сварог достоверно знал, никогда в жизни ни на каких музыкальных инструментах он не играл. Просто так уж сложилась жизнь: юный барон, согласно категорическому заключению медиков, оказался чересчур субтилен для военной службы (к которой не особенно и не стремился), а потому пошел служить по гражданской части. Побывал в министерстве иностранных дел — не приглянулось, перешел в казначейство — и оттуда ушел еще быстрее. Как-то так само собой получилось, что он оказался в рядах тайной полиции и за тридцать лет службы поднялся до ее главы. Человек на своем месте, вполне надежный — активнейшим образом участвовал в перевороте, забросившем Сварога на снольдерский трон, потому что, как многие, считал, что прежний король попросту губит страну.

— Простите за прямоту, ваше величество, но вы чересчур мало внимания уделяете Харлану, — говорил он негромким, звучным голосом, словно лекцию студентам читал. — Поскольку прямоту в наших скучных делах вы только приветствуете, я не опасаюсь вашего гнева…

— И правильно делаете, — сказал Сварог. — Там что-то серьезное?

— Я не сказал бы, что слишком серьезное, но достаточно хлопотное. Очередной заговор. Тамошний начальник тайной полиции, простите за резкость, тряпка и трус. Он попросту боится знать слишком много, а с такими настроениями на подобной должности находиться никак нельзя.

— Честно признаться, кого привели, того и назначил, — сказал Сварог. — Мне гарантировали, что человек верный…

— Безусловно. Но верность в сочетании с такими качествами немного стоит. Я бы осмелился предложить вам хорошую кандидатуру…

— Мы это обсудим попозже, — сказал Сварог. — Что за заговор?

— Как сообщают мои люди — тамошняя тайная полиция фактически самоустранилась — замешаны самое малое трое влиятельных баронов с обширными владениями и большими дружинами, не менее полудюжины царедворцев, кроме того, они не без оснований рассчитывают на один из драгунских полков. Не слишком серьезно, но, безусловно, и не мелко.

— Меня убить собираются? — деловито осведомился Сварог.

— И речи не заходило. Считают, что вы им не по зубам. Расчеты у них другие. Где-то в глуши откопали дальнего родственника покойной герцогини Мораг — мы проверили, настоящего. Ну, а дальнейшее предугадать было несложно: мятеж под предводительством законного, пусть и дальнего родственника правившей династии против чужеземного узурпатора… Под таким лозунгом вполне можно устроить серьезную смуту. Шансов на успех, конечно, никаких, но смута может разгореться серьезная, Тем более что там, не в первый раз, замечены лоранские агенты и лоранское золото…

"Говоря по совести, во всем этом есть толика сермяжной правды", — подумал Сварог. Из всех его владений Харлан единственный был каким-то нескладным. Если все остальные королевства, и Ганза, и Балонг (ну, не считая Больных Маноров, которые легонечко принудили по причине их слабости), харланским троном Сварог, что уж там, завладел исключительно своим хотением, вынудив тогда Хартога отречься в свою пользу. Хартог был официально утвержден императрицей, Сварог тоже, но все равно… Как-то не лежала у него душа к Харлану, скучному, кондовому, ничем не интересному герцогству, он там побывал всего-то раз. И держал в хозяйстве единственно как неплохой плацдарм для возможных военных действий против Лорана…

— Конечно, в открытом бою вы их разобьете, — продолжал барон. — Однако выдвинутый ими лозунг может долго будоражить сознание… Позвольте указать вам на одну вашу несомненную ошибку?

— Указывайте, — сказал Сварог без всякого раздражения.

— Все это время вы откровенно пренебрегали Харланом, — сказал барон мягко. — Заезжали туда всего раз, да и то как-то мимоходом… Они не чувствуют в вас своего великого герцога. Даже те, кто не собираются бунтовать, недовольны. Герцог вроде бы есть, но не посещает свои владения… По моему глубокому убеждению, вам бы следовало, несмотря на занятость, поехать в Харлан — со всей возможной пышностью — и пробыть там не менее недели. Устроить парочку больших придворных балов, закатить пир до небес для дворянства, раздать пригоршню-другую орденов, устроить для простого народа что-нибудь эффектное… ну, знаете, с жареными быками, бочками вина и кулачными боями или там фехтованием на пастушьих посохах, чтобы победитель получил какую-нибудь мелочь, но непременно из ваших рук… — барон тонко улыбнулся. — Простите старика за вульгарность, но неплохо было бы еще уложить пару-тройку самых распутных придворных красоток, а уж если еще и облагодетельствовать на сеновале какую-нибудь смазливую крестьяночку, подарив ей потом перстень с брильянтом… Вам следует показать себя там, эффектно, щедро и пышно. Монеты побросать в толпу горожан, произнести пару речей, хваля Харлан… Это заставит заговорщиков стать овечками, их все равно придется брать, прежде чем выступят — но вот память вы о себе оставите неплохую. Да, еще, конечно, нужно публично снести головы парочке очень уж явных знатных казнокрадов и повесить с полдюжины представителей сельских властей, особо ненавидимых простым людом. У меня есть список кандидатов — и на казнь, и на награждение, оба очень хорошо продуманы… ну, а красавиц вы, конечно, вольны выбирать сами, не могу же я и здесь давать вам советы, не знаток…

— Правда? — весело спросил Сварог.

Барон любил выглядеть едва ли не дряхлым старичком, но было-то ему всего шестьдесят один, и, как Сварог точно знал, в данный момент вдовый барон крутил амуры с небогатой дворяночкой вдвое его младше (по отчетам, дело не только в подарках, дама вполне им довольна в постели).

Барон, судя по всему, прекрасно все понял, но нисколечко не смутился. Сказал спокойно:

— Всякий мужчина предпочитает сам выбирать себе женщин, а не полагаться на советы…

— Именно, — сказал Сварог. — Хорошо, я постараюсь выкроить недельку, если это так важно…

— Это очень важно, — убежденно сказал барон. — И, кроме того, вам крайне не помешало бы точно таким же образом провести недельку в Снольдере…

— Что, и там заговор?

— Слава Единому, ничего подобного, — сказал барон. — Была парочка сопливых гвардейских лейтенантов, всерьез собиравшихся совершить на вас покушение, если появитесь у нас, — у одного дядя при вашем восшествии на престол потерял хорошую должность при дворе и впал в немилость, у второго погиб брат во время… трагических событий в загородном дворце покойного короля. Обоих мы аккуратно взяли — а в остальном все тихо, можно сказать, благостно. Знать и купечество, можете мне поверить, ценят ваши меры, предпринятые для процветания страны, правительство ваше сидит прочно, военные равняются на маршала Гарайлу, а уж Ратагайская пушта за вас порвет глотку любому. И тем не менее… Многие ощущают себя как бы брошенными, понимаете? Они ничуть не настроены против вас, они чуточку обижены, что вы давно не уделяли им времени. Так что неделька в Снольдере — в принципе, по тому же практически сценарию — пошла бы на пользу…

— Знаю, — вздохнул Сварог. — И в Ронеро от меня ждут того же самого, и в Глане. Вот покончу с одним очень серьезным делом — и объеду все четыре страны, да и по Вольным Манорам нужно хотя бы рысью проскакать, Три Королевства навестить… Ганзейцы и те меня просят присутствовать на каком-то грандиозном морском параде… Я обязательно все это сделаю, барон… как только покончу с делами. Очень серьезные дела, поверьте…

— Горрот? — совсем тихо спросил барон.

— Именно, — сказал Сварог. — У вас нет ли оттуда каких сведений?

— Как у всех, — пожал плечами барон. — Никаких. Поверьте, я бессилен…

— Верю и нисколечко не упрекаю, — сказал Сварог. — Что-то еще?

— Да. Я, правда, не знаю, насколько это важно… — барон извлек из кармана конверт и подал Сварогу. — Здесь два стихотворения Асверуса. Коллега Интагар в свое время просил меня, если отыщутся хоть какие-то материалы по Асверусу, прислать ему. Вот и нашлись. В архивах моего же ведомства. Судя по сопроводительной бумаге, они были найдены соответствующими специалистами в архиве покойной королевы Дайни Барг, когда после ее смерти и последовавшей легкой смуты наши войска заняли Латерану…

"Ну, это ерунда, — подумал Сварог. — Два стихотворения Асверуса — невеликое приобретение…"

— К сожалению, мы не нашли в тех архивах никаких следов досье, — сказал барон. — А ведь, согласно правилам тайных служб, оно просто обязано было существовать… Быть может, уничтожено?

— Все возможно, — сказал Сварог.

Он прекрасно понимал, о чем говорит барон: о досье на токеретов. В Снольдерском Морском бюро оно, полное, заведенное еще двадцать лет назад и, пусть скуднейшее, но иногда пополняемое, и сегодня лежит среди незакрытых. Сварог его давно прочитал. Сначала лет десять случайным свидетеля никто не верил, потом нашлись убедительные доказательства, и открыли досье. Несмотря на все усилия, так и не удалось ни захватить подлодку, ни обнаружить, где находится Токеранг, — но снольдерская морская разведка, пусть и при скуднейших результатах, дела не закрывала…

Так вот, в свое время просто обязано было существовать такое же досье и в Ронеро. Судя по косвенным данным, Асверус выступил тогда к озеру не с бухты-барахты, он прекрасно знал, кого именно намеревается поймать в ловушку. Отсюда проистекало, что просто обязаны были быть какие-то предварительные донесения, данные наблюдений, заключения спецов… короче говоря, досье, открытое дело. Но ни в одном архиве на него еще не наткнулись, как ни искали, даже в Балонге, даже по Вольным Манорам…

— Ваше величество, — мягко, но настойчиво сказал барон. — Право же, зря вы так небрежно сунули в карман конверт со стихами. Когда мне их разыскали, они около ста двадцати лет пролежали в пакете, помеченном высшей степенью секретности — "только для глаз короля". Я сам ни за что не позволил бы себе при таких обстоятельствах сорвать печати, но все дело в том, что пакет обнаружил молодой, не лишенный некоторой бесшабашности сотрудник. Вроде вашего графа Гаржака, о котором я немного наслышан. И распечатал, оправдывая себя тем, что согласно одному из параграфов Уложения о секретных архивах истек срок давности. Кстати, с точки зрения закона, он прав, я не стал его особенно наказывать, ограничившись словесной выволочкой. Благо он сам чувствовал себя неуютно — прочитав, примчался ко мне каяться… Я тоже прочитал — и понял, что дело безусловно выходит за пределы моей компетентности…

Очень уж серьезный был у него вид. Сварог достал конверт, извлек два листочка пожелтевшей от времени бумаги — ну да, знакомый уже почерк Асверуса, на обоих проставлены даты: Асверус, к нешуточной радости литературоведов, датировал каждое свое стихотворение, которое считал законченным. Прежде всего Сварог как-то машинально сосчитал строчки: в одном восемнадцать, в другом всего-то восемь. Прочитал то, что длиннее, удивленно пожал плечами:

— И что здесь такого? Почему "Только для глаз короля"?

— Есть там интересные строчки… — без выражения произнес барон. — Разъяснения вам тут же даст господин Интагар, коли уж ему поручено все дело, а я, с вашего позволения, устраняюсь. Дела я не веду, и это совершенно не в моей компетенции. Но вот в другом есть строчка, не требующая пояснений…

Сварог быстренько прочитал короткое — и уже вторая строчка…

— Черт побери! — воскликнул он.

— Да, так и обстоит, ваше величество… Надеюсь, теперь вы понимаете мотивы, по которым я устраняюсь?

Сварог встал:

— У вас есть еще важные дела?

— Нет, ваше величество. Мне хотелось бы обсудить с вами разные текущие мелочи, но это подождет…

— В таком случае я вас, простите, оставляю, — сказал Сварог. — Не сомневаюсь, что вас разместили должным образом…

— Да, все в порядке.

— Отлично, отлично… — нетерпеливо сказал Сварог.

В коридоре, помня о королевском достоинстве, пошел неторопливо — хотя хотелось нестись сломя голову. На одной из широких лестниц буквально нос к носу столкнулся с Марой, спускавшейся вниз. На ней снова красовался сегурский генеральский мундир. Сварог представления не имел, что она успела его опередить первой прилететь сюда из Виглафа.

— Ага, — догадался он. — С адмиралами собралась совещаться?

— Ну да, — сказала Мара. — Время-то поджимает…

Поодаль обнаружился главный церемониймейстер, взиравший на них с крайней печалью. Бедняга жизнь прожил, долгую службу отслужил в убеждении, что любая встреча двух монархов непременно должна сопровождаться пышными церемониями с пушечной пальбой, торжественными въездом в столицу и прочими красивостями. То, что королева Сегура заявлялась вот так, запросто, его просто убивало, — но перечить он не осмеливался после краткого внушения, сделанного ему Сварогом…

— Рад за тебя, — сказал Сварог. — Только, умоляю, не вздумай проситься на корабль регулярного флота. На суше у тебя есть кое-какая репутация, да и пираты, пусть вздыхая в душе, пустят тебя на мостик — но в военно-морских флотах традиции прежние: никаких женщин, будь она хоть трижды королева…

— Да знаю. Мне уже объяснили… и убедили, — Мара обворожительно улыбнулась, понизила голос: — Я могу нынче вечером рассчитывать на приглашение в твою спальню? А то что-то долго мы в разлуке…

— Я не знаю, буду ли ночевать в Латеране, — сказал Сварог, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. — Вообще не знаю, где буду сегодня вечером. Кошка, тут завертелись такие дела…

Мара мгновенно стала серьезной:

— Ага, то-то у тебя такой вид, будто ты готов галопом припустить… Ладно, подождем другого случая, — сказала она без малейшей обиды (уж боевой-то подруге такие вещи положено понимать с полуслова, что всегда и происходит). — Вот только… Я тут заглядывала к Интагару кое о чем посоветоваться… Даже не знаю, что и сказать, но такое впечатление, что он малость подвинулся умом…

— С чего вдруг?

— Интагар читает Асверуса, — округлив глаза в неподдельном изумлении, сказала Мара тихонечко. — Вот-вот, именно так и обстоит. Обложился мало того, что книгами Асверуса, но и трудами литературоведов… Интагар и Асверус, вообще, Интагар и изящная словесность… Категорически несовместимо. Может, лейб-медика к нему отправить?

— Да нет, — сказал Сварог. — Он делом занят.

— Тьфу, а я-то подумала… — облегченно вздохнула Мара. — Значит, есть чем заниматься? Новые следы?

— Еще какие, — сказал Сварог. — Тебе отвели комнаты, где обычно?

— Разумеется.

— Если найдется время, я к тебе загляну, — сказал Сварог. — Масса нового и интересного… Все, я спешу…

Пренебрегая присутствием церемониймейстера, поцеловал ее в щеку и двинулся вверх по лестнице со всей возможной скоростью, какую только позволял королевский сан.

Интагара он отыскал не в кабинете, а в соседней комнате, побольше. Обстановку оценил с порога: действительно, тот, кто хорошо знает Интагара, но представления не имеет о его нынешнем задании, начнет о медиках подумывать… Это была не комната, а скорее уж кабинет профессора изящной словесности Ремиденума: два стола (и третий, за которым сидел Интагар) завалены тонкими книжками, толстыми томами, какими-то рукописями. На тех корешках, что оказались обращены к Сварогу, — соответствующие заголовки: "Погода и атмосферные явления в поэзии Асверуса", "Асверус и каталунские легенды", "Влияние окружающих пейзажей на творчество Кагинарского кружка"… и тому подобные изыски пытливой научной мысли. Интагар, когда Сварог вошел, как раз читал фолиант под заглавием "Морские темы у Асверуса".

— Толково подготовились, я смотрю, — сказал Сварог, присаживаясь напротив и доставая сигарету.

— Ох, ваше величество… — на бульдожьей физиономии читалась откровенная тоска. — Этак, чего доброго, если прогоните, смогу подрабатывать литературоведом… даже слово это клятое уже выучился без запинки произносить… — он отложил книгу переплетом вверх. — Я, конечно, шучу — когда это прогнанному министру тайной полиции удавалось потом не то что на стороне подрабатывать, а вообще в живых остаться…

— Ну, вас-то это не должно пугать, — сказал Сварог.

— Очень надеюсь… Просто шутки у меня всегда… такие. Ваше величество, честно признаться, в толк не возьму, зачем нужно это чертово литературоведение? Поэзия сама по себе — это понятно, это нужно. Сам я первый раз в жизни стихи читаю, но ведь многим нужно. Дочки вон у меня взахлеб… Опять-таки из поэзии получаются песни… а я, когда был молодой, тоже любил за столом попеть… а вот теперь оказалось, что пару раз как раз и пел Асверуса… Ну так, к чему это я? Вот жил человек, писал стихи, отличные, раз их и через двадцать лет читают, песнями поют… Ну, поставили памятник — может, и заслужил. Но вот на кой черт все это? — он широким жестом обвел груды книг. — Все эти морские темы в творчестве и влияние насморка в таком-то году… Что, стихи лучше станут, или хуже? А уж это… — он брезгливо, словно дохлого мыша за хвост, поднял толстый том, озаглавленными "Женщины в жизни Асверуса". — Эти-то сплетни к чему вытаскивать? И расходятся эти книги среди кучки чокнутых профессоров, в отличие от самих стихов. И ведь все это за казенный счет печатается… — в его глазах пылало искреннее недоумение. — Зачем?

— Хотите правду, Интагар? — усмехнулся Сварог. — Я и сам абсолютно не поймаю, зачем это все, за каким чертом… Ну, вот повелось так. Не нами, как говорится, заведено. Вот и приходится отстегивать денежки из казны… Положено так…

— Положено… — пробурчал Интагар. — Я вот тут, между прочим, прочитал Барзака — и знаете, интересно. Я кое к чему подходил исключительно с точки зрения ремесла — так что быстро вычислил, кто именно среди них стучал в тайную полицию — а ведь и не подумаешь, как это обычно водится. Но вообще, интересно. Но, обратите внимание: Барзак книгу свою издавал на собственные деньги. Вот бы и эти, коли уж им без этого жизнь не в жизнь…

— Так то Барзак… — сказал Сварог. — А эти предпочитают за счет казны забавляться. Ладно, давайте о делах. Коли уж дали Красную тревогу…

Интагар мгновенно подобрался, лицо стало соответствующим:

— Ваше величество, позвольте начать издалека, с самого начала?

— Валяйте, — сказал Сварог. — Времени у меня много.

— Поскольку речь пойдет именно о женщине, я на эту тему и составил экстракт… — он положил короткопалую руку на невеликую стопку исписанных аккуратным почерком листов. — Ну, врать не стану, не я сам, есть у меня полезный человек по этой части…

Сварог нисколечко не удивился. "Полезные люди" у Интагара имелись решительно везде — от великосветских салонов и университетов до портовых борделей и подозрительных трактиров. Хозяйственный человек Интагар…

— Профессор? — с большим знанием дела спросил Сварог.

— Нет, хватило студента, — сказал Интагар. — Ремиденум, выпускной курс кафедры изящной словесности. Ну, вы же знаете эту необузданную публику, хоть они там и таланты, а на каждого лежит куча полицейских протоколов за разные художества… Чтобы ему было проще выбираться из полицейских каталажек, я ему выдал нашу бляху с наказом не злоупотреблять — а он мне иногда помогает. Толковый парень, без него я бы гораздо дольше… Дело выглядит так. Граф Асверус, как лично мне кажется, в отношениях с женщинами был, попросту говоря, мужиком правильным. Романов имел кучу, но хвастать победами не любил, а уж своих замужних подруг и вовсе прятал. — Интагар грустно усмехнулся. — Но бабы есть бабы… Гораздо позже, когда Асверус стал посмертной знаменитостью, двое из них, при живых мужьях, сами издали мемуары — про себя и Асверуса. И уж так расписали… И та, и другая, изволите видеть, были единственными любовями…Уж не знаю, как к тому мужья отнеслись, лень было копать… Но дело-то в том, что, как неопровержимо доказал мне студент с кучей конкретных примеров, у Асверуса до самого последнего времени не было никаких таких любовей. Вообще. Жил легко, крутил легкие, ни к чему не обязывающие романчики — полюбились и разошлись, по обоюдному согласию. Ни разу не попадалось упоминаний, чтобы кто-то из женщин потом страдал или травиться пытался… Оказалось, он в свое время тоже побывал в любовниках Дайни Барг. Но и там все прошло легко — две недели тру-ля-ля в постели, потом дружески улыбнулись и преспокойно разошлись, так оно у него и протекало всю сознательную жизнь… только вот примерно за месяц до гибели его, никаких сомнений, накрыло всерьез. Вы знаете эту историю или вам рассказать?

— Знаю, — сказал Сварог без всякого интереса. — Ну да, классический случай: он-то влюбился всерьез, может быть, впервые в жизни, а ей, кроме легкого романа, ничего и не было нужно. Как же… Златовласка, она же Синеглазка, она же сначала Синеглазое чудо, после разрыва — Синеглазое Горе. Все обращенные к ней стихи собраны в цикл "Златовласка"…

— Вот и у меня в точности такой экстракт… А вы знаете, что она — самая загадочная из его женщин?

— Ну да, — сказал Сварог. — В отличие от большинства его подруг о ней практически ничего не известно. Даже имени, — он усмехнулся. — Благодаря чему наши гробокопатели в беретах с совами получили возможность написать целую кучу книг, подобрали дюжины две кандидаток, и каждый свою отстаивает так, что пух и перья летят…

— Вот именно. Барзак, если вы читали, очень над этой загадкой бился…

— Читал, помню, — сказал Сварог. — И ничего не добился, в отличие от ученых мужей, оказался то ли умнее, то ли совестливее, и кандидаток не искал… Ну, а у вас что?

— А я ее нашел, — просто и буднично сказал Интагар. — это ларисса. Я твердо уверен.

— Вот оно как! — сказал Сварог, моментально стряхнув легкую скуку. — Аргументы?

— Сейчас… — Интагар покопался в листках своего Экстракта, нашел нужный и прочитал вслух:

— Объясните подробно, — сказал Сварог. — Откровенно скажу, не понимаю, где тут ключ.

— Все не так уж сложно, ваше величество… позвольте, я сейчас…

Интагар взял со стола книги, унес их на другой, развернул длинный, широкий, пергаментный свиток, судя по виду, довольно старый. Пока он старательно придавливал все четыре угла — который чернильницей, который извлеченным из ящика стола коротким пистолетом, Сварог успел присмотреться. Золотой тушью высшего сорта там был изображен прямоугольник, со всех сторон окруженный направленными к нему под углом девяносто градусов надписями. Свободное место украшено очень мастерски нарисованными виньетками и узорами, а в уголке золотой же тушью — ронерский королевский герб.

— Хрусталь — это сам по себе след, — сказал Интагар. — Не просто хрусталь, а разноцветный и в большом количестве — "чаща"… Я и это изучил, нашелся полезный человек… В те времена, сто двадцать пять лет назад, секрет знаменитого марранского разноцветного хрусталя был давно утрачен — как-то так получилось, ну, нам это должно быть неинтересно… Чуть ли не сотня лет прошла, как потеряли секрет. Естественно, сохранившийся был в бешеной цене? Знатные господа друг перед другом хвастали, у кого сервиз больше и разнообразнее, мне в старых бумагах попался случай, когда некий барон слугу за разбитое блюдо тут же, в столовой, кинжалом проткнул… Ну, а у королей, понятно, были вовсе уж роскошные, ценились дороже, чем золотая посуда — кого, в конце концов, удивишь золотом, даже мастерской работы… Золотых дел мастера никуда не делись, а вот разноцветный хрусталь… Теперь посмотрите сюда, вот имя: Шеллон, граф Асверус…

— Подождите. А что это за прием?

— Ах да… Простите, тороплюсь… Это — так называемый малый торжественный прием, то есть, как правило, для добрых знакомых, фаворитов и фавориток… в общем, то, что именуется "ближний круг". Даже высшие государственные сановники сплошь и рядом на такие приемы не попадают, если король или королева к ним, в принципе, равнодушны. Обратите внимание, гостей достаточно мало, всего тридцать четыре, а здесь, на торце, где располагаются кресла королевской четы, значится только имя Дайни Барг — супруг видимо, как обычно, носился по лесам… Кресла расставлены так, что люди сидят аккурат напротив друг друга. Вот Асверус…

— Ага, — сказал Сварог, наклоняясь над листом. — А напротив… А напротив — Гражина, маркиза Таугели… Имя скорее горротское, чем ронерское…

— Все совпадает, — сказал Интагар, азартно блестя глазами. — Синеглазка напротив, чаща разноцветья хрусталя, стихотворение датировано тем днем, когда состоялся обед. Это убедительно?

— Довольно-таки… — сказал Сварог.

— Судя по дате, меж ними, еще, возможно, и не начался роман, — продолжал Интагар. — Быть может, он вообще впервые ее увидел… Точные даты, когда именно началось, никому не известны — это разрыв и последующие его метания очень точно датируются по стихам…

— Короче, — сказал Сварог. — Из чего следует вывод, что она — ларисса?

— Во-первых, из самого имени, — сказал Интагар. — великолепно просто, что вы изволили пожаловать мне компьютер. Без него я бы, конечно, и так все выяснил, но ушли бы недели… В общем, такого дворянского рода, Таугели, вообще нет. Нет его на Харуме, нигде в геральдических книгах не значится. А меж тем никакая самозванка не смогла бы проникнуть на такой прием. Где королева лично отбирала гостей и каждого знала. Конечно, иные шустрыесамозванцы и при дворе ухитрялись быть приняты — но, повторяю, на такой прием им в жизни не попасть. Все они там поголовно должны были быть добрыми знакомыми королевы…

— Ну, и что вы накопали касаемо этой Гражины? — спросил Сварог. — Зная вас, не сомневаюсь, что вы немедленно кинулись копать…

— Она появилась ниоткуда примерно за две недели до приема, — сказал Интагар. — Бумаги прекрасно сохранились — ничуть не секретные архивы Нотариальной палаты. Есть точная дата, когда именно Гражина, маркиза Таугели, сняла особняк в Равене — по всем правилам, через помянутую палату, с оплатой на три месяца вперед. Судя по адресу, недостатка в деньгах она не испытывала. Всего через день она, опять-таки должным образом, снимает не менее роскошный особняк в Латеране… Через день…

Сварог понятливо кивнул. Все было ясно и так. Самолетов тогда еще не было, расстояние меж Равеной и Латераной приличное, современные речные пароходы, отнюдь не медленные, преодолевают его дня за три… а тогда и пароходы были хуже. Обычный земной человек такое расстояние за день преодолеть не может. Вариантов не слишком много: либо она из тех немногочисленных колдуний, что еще сохранили умение летать по воздуху, либо у нее была под рукой вимана или брагант…

— В обоих городах сделки она заключала сама, — сказал Интагар. — Подписи идентичны. Далее. Уже через два дня после прибытия в Латерану ее имя появляется в списке гостей дворцового маскерада — полное впечатление, что она к нему и подгадала… Обратите внимание: никому прежде неизвестная женщина объявляется в Латеране, и тут же принята при дворе. Конечно, бывает разного рода протекция, но, учитывая вышеизложенное… Появление ниоткуда и день, разделяющий ее появление в Равене и Латеране — это доказательства?

Сварог снова кивнул:

— Доказательства.

— Я, конечно, могу только строить предположения… Но если она ларисса, она вполне могла познакомиться с королевой у вас. Я откопал дворцовые журналы. За неделю до появления Гражины Дайни Барг, подобно другим земным монархам, присутствовала на большом балу в Келл Инире — это в последнее время устраивают маскерады и балы, где немало земных дворян, а в те годы ничего подобного не было, никаких дворцов вроде того, где мы с вами тогда были на маскераде. За облака в виде особой милости приглашались только короли. По-моему, весьма правдоподобная версия: они познакомились на том балу, и Гражина — ну конечно, имя вымышленное, я за всю жизнь только раз сталкивался со случаем, когда высокие господа небес появляются на земле под собственным именем, речь, конечно же, о герцоге Орке… Словом, Гражина прилетела в гости. Судя по договорам найма, месяца на три. Не первый случай, сплошь и рядом… Ну вот. Дальше нам и так все известно — Асверус влюбился всерьез, а она явно ответила что-то вроде "поиграли — и будет". А исчезла она так же внезапно и в никуда, как внезапно появилась из ниоткуда. В тех самых договорах найма значится: нанимательница вышла из особняка в Равене и более не появлялась ни там, ни в Латеране. Кстати, она могла получить назад плату за полтора месяца, с вычетом каких-то процентов — но так никогда и не обращалась ни к домовладельцам, ни в Нотариальную палату… Пришла из ниоткуда, исчезла в никуда… — он конфузливо улыбнулся. — Черт, прямо первая строчка стиха получается… Я вас убедил, ваше величество?

— Убедили, — сказал Сварог. — Убедили бы даже, не будь другого источника. А он есть. К нам приехал барон Фаторус, вы, конечно, знаете?

— Конечно. Мы должны добыли встретиться вечером, как следует потолковать о делах…

— Он привез с собой документы, которые решил отдать мне, не дожидаясь встречи с вами, — Сварог достал два пожелтевших листочка и показал Интагару. — Это два стихотворения Асверуса, их тайная полиция отыскала в архивах после взятия Латераны, сто двадцать лет они хранились в архивах с пометой: "Только для глаз короля". Почему, сейчас поймете сами… Читайте.

Он подал Интагару листок с коротким стихотворением.

— Вот так, — сказал Сварог, когда Интагар опустил руку с листком. — Вторая строчка — неопровержимое доказательство, вкупе с тем, что вы уже накопали… Теперь вот что… Я прекрасно понимаю, почему это стихотворение оказалось под таким графом секретности, почему барон с превеликим облегчением перепоручил его мне, раньше, чем встретился с вами. Ну конечно, кто бы вмешивался в дела Высоких Господ Небес… Это понятно. Но мне совершенно непонятно, почему вместе с этим стихотворением в тот же конверт попало и второе, на мой взгляд, безобиднейшее… Вот, читайте, может, вы мне что-нибудь объясните…

— Понятно… — тихо сказал Интагар, дочитав.

— Что? — жадно спросил Сварог.

— По форме— это так называемые "гербовые вирши в стиле балерио", — сказал Интагар. — Я запомнил, пока рылся в книгах, на всякие вещи натыкался… Среди поэтов тогда было в большой моде сочинять вирши, в которых они описывали фигуры в гербе предмета своего воздыхания, сплетая всякие там ассоциации и прочие красивости. Иногда это касалось тех, с кем роман успешно проходил, а иногда — грусть после разрыва, вот как здесь… Это описание ее герба, полагалось делать полное. Грифон, черный всадник — точнее, как принято в геральдике, "черный рыцарь", и шиповник…

— Ну и что? Вымышленное имя, вымышленный герб… Человек, выступающий в образе земного дворянина, обязательно должен иметь еще и герб…

— Она не могла пользоваться здесь этим гербом, коли уж выдавала себя за земную дворянку, — тихо сказал Интагар. — Иначе всем моментально стало бы ясно, кто она — а ведь никто и словечком не упоминает о ларриссе…Видите ли, ваше величество, всевозможные рыцари, пешие и конные, в земной геральдике встречаются частенько, как и шиповник с прочими цветами. Но есть две гербовых фигуры, которые позволены только ларам, а на земле запрещены в геральдике — грифон и лилия… Это ее настоящий герб, ваше величество, — он смотрел так, словно Сварог сам должен был о чем-то догадаться. — Вряд ли она выглядела старше Асверуса, прошло всего сто двадцать пять лет…

И тут до Сварога дошло.

— Да ведь она и сейчас должна быть жива! И даже не особенно стара! — буквально рявкнул он.

— Именно, ваше величество…

— Ага! Думаете, у нее могут оказаться какие-то бумаги?

— Не знаю, ваше величество. Вот тут уж не берусь ни о чем судить…

— Где у вас стоит компьютер? Ага!

В два прыжка оказавшись возле столика с компьютером в дальнем углу, Сварог прямо-таки забарабанил по клавишам. И, едва на экране появился Элкон, выпалил:

— Где вы сейчас?

— В конторе, — спокойно ответил Элкон, — как раз закончил со снимками, набралось четыре с небольшим тысячи. Сейчас лечу в Хелльстад…

— Задержитесь, — сказал Сварог. — Слушайте внимательно. Мне нужно срочно выяснить, кому из ларов принадлежит некий герб. Я не знаю, какой он формы, и как разделен, но совершенно точно известно: на нем грифон, черный конный рыцарь и шиповник… не знаю, белый или красный. Все это можно выяснить в считаные минуты. Далее. Мне нужно знать, что за женщина пользовалась этим гербом сто двадцать пять лет назад. Тогда она была молодой, значит, и сейчас не стара. В те времена она могла быть незамужней, потом выйти замуж и пользоваться теперь гербом мужа… но герб-то все равно остался в гербовнике… Элкон, мне это нужно немедленно! Если нет в точности такого герба, подберите все схожие. Элкон, это срочно!

— Пустяки, командир, — Элкон невозмутимо пожал плечами. — Займет от силы квадранс, а то и меньше…

Когда он исчез с экрана, Сварог, вновь плюхнувшись в кресло, закурил, достал из воздуха стопку келимаса. Поставил вторую перед Интагаром:

— За успех! Вам в любом случае полагается орден… Заслужили.

— Но получается, после этих стихов, что я работал зря…

— Вот это уж вздор, — сказал Сварог. — Вы отлично провернули серьезную работу… а стихи отыскались случайно, могли и не найтись. Так что все заслуги — за вами.

Только тут он сообразил, что это можно проверить совершенно точно — просто не подумал о таком варианте, поскольку он был стопроцентно легальным, а Сварогу вечно приходилось иметь дело с совершеннейшей нелегальщиной… Ну ладно, не стоит сейчас отрывать Элкона, пусть ищет…

Вот кем Интагар никогда не был, так это трезвенником. Стопку он осушил с явным удовольствием. Посидел немного и осторожно спросил:

— Ваше величество, я точно могу быть уверенным, что мне это сойдет с рук — и кивнул в сторону компьютера. — Маркиза Томи как-то все же проговорилась, что его работу наверху могут обнаружить…

— Ну да, — сказал Сварог, ухмыляясь не без цинизма. — И все донесения об этом лягут ко мне на стол… Все б порядке, Интагар, вас это совершенно не должно волновать.

Он самую чуточку лукавил. Компьютер Томи настроила так, чтобы Интагар полной ложкой черпал любую информацию о земных делах из архивов Канцелярии земных дел — там она полная и богатейшая. А Элкон озаботился, чтобы "дорожка" проходила окольными путями и невозможно было отследить, кто именно шарит по архивам, да и сами поиски останутся неведомы для тамошних спецов. Но, увы, саму работу компьютера не скроешь, его могут очень быстро вычислить, определить, где он находится. И донесения ложатся не только на стол Сварогу в "восьмерке" и "девятке" (как уже ложились две недели), но и на стол Канцлера. И коли уж Канцлер за эти две недели не предпринял никаких мер, ни словечком не намекнул Сварогу, что знает (а он должен прекрасно понимать, кто тут развлекается), — выходит, смотрит сквозь пальцы на очередное Сварогово мелкое хулиганство, понимает, что это исключительно для пользы дела…

— Еще по стопке? — предложил Сварог.

— Не отказался бы…

— Держите. За…

Компьютер мелодично мявкнул, и Сварог, поставив нетронутую стопку, кинулся к нему, мельком глянул на часы — девять минут, ай да Элкон, пожалуй, по итогам операции и ему следует медальку повесить…

— Ничего сложного, командир, — сказал Элкон со свойственной ему в таких случаях напускной небрежностью. — Нескольких гербов нет, есть только один, в точности отвечающий описанию. Вот, смотрите (Сварог поманил Интагара, и тот буквально подскочил к столу). Вывожу на экран.

Изображение превратилось в два — правую половинку экрана занимал Элкон, вторую — герб. Классический гербовый щит ларов — домблон, только с двумя вырезами по сторонам, у верхней кромки. Рассечен по вертикали пополам. Справа — золотой с черным грифон, слева — черный конный рыцарь. У верхней кромки, на рассекающей линии — колючая веточка алого шиповника.

Сварог не успел открыть рта — Элкон, предвидя дальнейшие вопросы, продолжал:

— Сто двадцать пять лет назад это был родовой герб Эльтилеты, маркизы Белуа. Тогда ей было двадцать. Восемнадцать лет спустя она вышла замуж, теперь, естественно, пользуется гербом мужа. Теперь она Эльтилета, графиня Дореак. Муж в долгой командировке на Сильване, она тоже там, но завтра поутру должна вернуться. Последний снимок из Гербовой книги сделан два года назад.

На месте герба появилась златовласая, синеглазая красотка, с затейливой прической замужней женщины, в открытом белом платье, с сапфировым, в тон глазам, ожерельем на шее. Выглядела она лет на двадцать с небольшим — ну конечно, всего сто сорок пять… И не казалась ни порочной, ни жестокосердной, наоборот, довольно милой. Именно такой, в точности такой она должна была предстать перед Асверусом — Синеглазое Чудо, Синеглазое Горе…

— Теперь вот что, — сказал Сварог. — Проверьте быстренько по архивам восьмого департамента — регистрировалась ли она для полета на землю. С большой долей вероятности — в фионе три тысячи пятьсот восемьдесят первого Харумской эры — мне некогда переводить это в наши даты, а вам — раз плюнуть…

— Ну, это и вовсе быстро, — сказал Элкон. — Я даже отключаться не буду…

Он опустил глаза, судя по движениям плеч, его пальцы порхали по клавиатуре. Не прошло и минуты, как он поднял взгляд:

— Регистрировалась. Под именем Гражины, маркизы Таугели.

— Отлично, — сказал Сварог. — больше поручений нет, отправляйтесь в Хелльстад и делайте, как оговорено.

Когда экран погас и они вернулись за стол, Сварог вновь наполнил стопки:

— За это, право же, стоит выпить. И за успех дела, и за ваш орден. Заслужили. Даже не будь бумаг барона, я бы ее нашел, коли уж она регистрировалась… Это вообще-то секрет, но вы со мной одной веревочкой повязаны на всю оставшуюся жизнь… Видите ли, благородные лары и лариссы в силу извечных вольностей могут отправляться на землю, вообще не ставя никого в известность. И пребывать там, сколько душе угодно. Правда, из всех таких один Орк совершенно не скрывает, кто он, даже настоящее имя не держит в тайне — а прочие все же притворяются землянами. Но иные официально регистрируются в восьмом департаменте — выбранное имя, место назначения… Это, в общем, не из законопослушности — чаще всего так поступают молодые, робкие девушки и… прямо скажем, трусоватые любители развлечений. Зарегистрированный получает датчик и устройство, позволяющее подать сигнал тревоги, в случае опасности помощь подоспеет очень быстро…

— Да это не секрет, — признался Интагар. — По крайней мере, для начальников тайных полиций. За то время, что я на нынешнем посту, раз двадцать получал из восьмого департамента — имя и указание обеспечить постоянную негласную охрану. Вот тут вы совершенно правы, — он деликатно усмехнулся. — Судя по моим наблюдениям, это всякий раз были либо совсем молодые девушки, либо трусоватые любители развлечений. Я давно уже понял, что истинные искатели приключений, вроде Орка, отправляются на свой страх и риск… как и дамы определенного склада, ищущие определенных развлечений. Вроде герцогини Аколем… вы ведь знаете такую?

— Знаю, — сказал Сварог с безразличным видом (ну, как же, немало в свое время побегал от этой распутной красотки, жаждавшей его присоединить к своей немаленькой коллекции). — Она все еще на Бараглайском холме?

— Ну да, — сказал Интагар. — Если вам нужны сведения…

— Ни малейших, — отмахнулся Сварог. — Сведения будут удручающе однообразны, разница лишь в именах и адресах. На кой она мне сдалась… Просматриваете?

— Конечно, — сказал Интагар. — Все-таки герцогиня, жена камергера императорского двора… Вообще стараемся присматривать за выявленными— мало ли что, хоть они и не регистрируются, и указаний насчет них я не получаю… Супруга камергера…

"У которого рога не во всякие ворота пройдут", — мысленно добавил Сварог. Впрочем, камергера это нисколечко не волнует, поскольку и он, со своей стороны, нимало не удручаясь художествами супруги, волочится за каждой юбкой, в прошлом году даже вокруг Яны со всей деликатностью круги нарезал. Одним словом, здоровая, устойчивая, крепкая семья, счастливый брак…

Он как-то сразу расслабился, обмяк. Не нужно было никуда мчаться, что-то срочно предпринимать, выяснять, пресекать, принимать меры… Графиня вернется только завтра, результаты у Элкона появятся, может быть, даже послезавтра, Золотая Щука и вовсе должна объявиться, если уцелела, дня через два… Никаких срочных дел. Лететь в Хелльстад, или… Или.

— Вы прекрасно поработали, Интагар, — сказал он, вставая. — Орден за мной. Пойду немного отдохну…

— Ваше величество…

— Не смотрите на меня так умоляюще, — усмехнулся Сварог. — Если завтра окажется, что у нее в самом деле остались какие-то бумаги и она их не выкинула, вы с ними первым после меня познакомитесь, вам по должности положено…

Он кивнул, вышел и направился в закатное крыло вялой, расслабленной походкой — так приятно было никуда не спешить и знать, что нет на сегодня никаких дел… Никто его сегодня больше не побеспокоил неприятными сюрпризами, вообще новостями. Так что он лежал, довольный и покойный, обнимая прильнувшую к нему Мару, в бледно-сиреневом свете единственной карбамильской лампы, слушая Тарину Тареми:

Мара пошевелилась, спросила чуть обиженно:

— А почему ты даже не спрашиваешь, как у меня дела с предстоящей кампанией?

— А зачем спрашивать? — лениво ответил Сварог. — Коли уж морскую операцию разрабатывал адмирал Амонд, а действия конницы — князь Гарайла, тут и спрашивать ничего не надо. Ты уж только постарайся особенно не высовываться и не лезть в самое пекло…

— Постараюсь, — самым искренним тоном заверила Мара (но Сварог прекрасно зная боевую подругу, что-то не особенно ей верил). — Буду держаться, как королеве положено…

— Ага, — сказал Сварог, — великолепный образец уклончивой формулировки. Королевы разные бывают, взять хотя бы Джалию Гланскую, та лично кавалерийские атаки возглавляла…

— Да ладно, — фыркнула Мара. — Не буду я в самое пекло, уговорил…

— Послушай, — осторожно начал Сварог. — А вот как ты отнесешься к тому, что я женюсь?

Мара живо приподнялась на локте, заглянула ему в глаза:

— Я искренне надеюсь, ты не мне собрался замужество предлагать? Я вовсе не собираюсь за тебя замуж, мне с тобой и так хорошо, да и гордой, независимой королевой побыть хочется. Так-так-так. На Яне?

— Да, — сказал он все так же осторожно.

— Блеск! — воскликнула Мара, наклонилась и звонко его расцеловала. — Ты, как всегда, великолепен. Там? — она показала пальцем в потолок.

— Да что ты, — сказал Сварог. — От такой перспективы я бы отбивался руками и ногами… В Хелльстаде. Ну, вот хочет она быть еще и королевой Хелльстада…

— И правильно, — чуть подумав, заключила Мара. — Наверху перед ней в струнку вытянутся и на цыпочках ходить будут, они ж тоже Хелльстада боятся… Вот здорово! — воскликнула она с неподдельным энтузиазмом. — Соберем всех старых друзей, на свадьбе погуляем… Я, со своей стороны, берусь дать ей немало полезных советов касательно ублажения мужа…

— Ничуть ты не изменилась, рыжее чудовище, — фыркнул Сварог.

— И не собираюсь, — отрезала Мара. — Какая есть, такой и останусь навсегда. Это не тупость и не упрямство, а целеустремленность и постоянство характера… Так что я за тебя очень рада. А то в последнее время, с тех пор, как я на Сегуре, за тобой толком и присмотреть некому. Чуть отвернешься — а ты шмыгнешь учинить очередное геройство… Ничего, теперь Яна за тобой будет присматривать, она девушка рассудительная… Можешь меня потом убить, но я ей обязательно объясню, толково и обстоятельно, как за тобой следует присматривать… Нет, точно здорово! А когда?

— Довольно скоро, думаю, — сказал Сварог.

— Ну, Дике я взять успею… Надо будет какое-нибудь платье придумать… Слушай! — воскликнула она вдруг. — А когда мы, наконец, будем громить Горрот? И крохотулек? Ведь давно пора, а то как гвоздь в башмаке…

— Дойдет черед, — сказал Сварог, не желая встревать в серьезные разговоры о нешуточных сложностях. — Иди сюда…

…Вылезши из служебного браганта, он шагал к замковой лестнице четким, едва ли не маршевым шагом — в парадном черно-сиреневом мундире, со всеми орденами, имперскими и земными, при мече, пусть и коротком, церемониальном. Вполне возможно, графиня сейчас наблюдала за ним из окна, и Сварог с самого начала старался предстать не пустым светским визитером, а мрачным генералом, пребывавшим при исполнении не самых веселых служебных обязанностей…

У входа, по обе стороны высокой двери, стояли шесть дружинников в парадной форме — все по этикету, именно так и надлежит встречать и генерала, и камергера двора, если он является в мундире, кто-то вовремя подсуетился… а вот, как и следовало ожидать, дворецкий объявился, разряженный, как павлин-мавлин…

Сверкнули шесть огненных мечей, бравые молодцы дружно рявкнули приветствие, дворецкий осыпал его потоком затейливых фраз, все по этикету, черти б его побрали. Сам виноват, вырядился в мундир, но тут уж ничего не поделаешь, нужно с самого начала чуточку надавить на нее официальностью, по данным восьмого департамента — ни крупинки железа в характере, мягкая такая, из тех, что зовутся "домашними" — хотя балы и развлечения любит, часто посещает, двое детей, фрейлина императрицы (в Империи, в отличие от земли, во фрейлинах могут оставаться и после замужества, и получить эту почетную должность, будучи замужними), в изменах мужу не замечена. Супруг, правда, порой гуляет на стороне, хотя не так уж часто…

Графиня встретила его в холле — знак отменной вежливости. Да, она по-прежнему выглядела на двадцать с небольшим, и такой ей оставаться еще долго — Синеглазое Чудо, Синеглазое Горе, простое, но изящное домашнее палевое платье, простая домашняя прическа, украшений нет, кроме небольших сережек…

Сварог выполнил полагавшийся церемонный поклон.

— Граф Гэйр? Я не ждала вашего визита, но все равно, рада вас видеть, о вас рассказывают столько интересного…

Спокойный, ровный, мелодичный голос — вот только взгляд задержался на мече, без малейшей тревоги, но с несказанным удивлением. Конечно же, она прекрасно знала этикет и понимала, что человек при мече может явиться исключительно ради каких-то служебных обязанностей.

— Быть может, вам нужен мой муж, — спросила она чуть недоуменно, видя, что он перехватил и понял ее взгляд. — Он еще с неделю будет на Сильване…

— Мне нужны именно вы, графиня, — сказал Сварог с вежливой непреклонностью. — Хотелось бы с вами побеседовать. Извините, служба требует…

— Ну конечно, если так нужно, — сказала она просто. — Я еще не видела таких мундиров… Это девятый стол, надо полагать?

— Да, — сказал Сварог.

— О нем тоже ходят разные интересные разговоры… но никто ничего не знает толком. Маркиза Ролатан, баронесса Лейт, мать Томи — моя давняя подруга, но Томи ей ничего не рассказывает, ссылается на служебные тайны… Ох! Что же я держу вас в холле… Пойдемте? Кофе?

— Пожалуй, — сказал Сварог, отстегивая меч, как и полагалось приглашенному к столу офицеру, пусть явившемуся исключительно по служебной надобности. При оружии остаются до конца, лишь когда проводят арест, а какие тут могут быть аресты…

Раззолоченный лакей, как полагалось, унес его меч на вытянутых руках к вешалке для оружия — сейчас, конечно, пустовавшей. Небольшая гостиная, выдержанная в палевых, в тон ее платью, тонах, легкий столик с позолоченными углами, фарфоровый сервиз в сине-красной росписи… Сварог постарался выпить свой кофе со всей быстротой, дозволявшейся этикетом, — графиня, едва пригубив, неотрывно смотрела на него, без малейшего напряжения и тревоги, с несказанным удивлением и, пожалуй что, с любопытством: женщины остаются женщинами…

— Я бы хотел задать вам несколько вопросов, графиня, — сказал Сварог. — О… былых временах. Возможно, иные из них будут не вполне тактичными, но такова уж служба… Если какие-то покажутся вам вовсе уж нетактичными, скажите прямо. В конце концов, это не допрос… хотя дело официальное и весьма серьезное.

— Вы меня заинтриговали, — сказала она, чуть улыбаясь. — Как любую на моем месте… Вряд ли вы станете задавать вовсе уж нетактичные вопросы, так что начинайте, мне очень любопытно. Представления не имею, зачем я понадобилась вашей службе, но это и есть самое интригующее…

— Сто двадцать пять лет назад вы посещали землю, — сказал Сварог. — Равена, Латерана… бывали где-то еще?

— Нет, только в этих двух городах, — охотно ответила она.

— Насколько я догадываюсь, в Келл Инире, на большом балу, вы познакомились с королевой Ронеро Дайни Барг?

— Да, — так же легко ответила она. — Балы и торжества продолжались неделю, так что мы, можно сказать, подружились. Знаете, женщины не знают середины. Либо сразу становятся подругами, либо с первой же встречи понимают, что терпеть не могут друг друга. Мы как-то очень быстро сблизились, нам было друг с другом интересно. Я впервые видела жительницу земли, причем королеву, а Дайни до того бывала у нас исключительно по официальным делам, в Канцелярии земных дел, — графиня улыбнулась. — Впрочем, она моментально освоилась и веселилась, я бы сказала, очень энергично.

"Ну конечно, — подумал Сварог. — Зная вольный нрав Дайни, легко догадаться, что за эту неделю в ее спаленке побывал не один здешний кавалер. Ну, такова уж была Дайни Барг, да и муженек ей достался, если вспомнить…"

— Когда мы прощались, она пригласила меня в гости, — продолжала графиня. — Я зарегистрировалась должным образом в восьмом департаменте — мне тогда едва исполнилось двадцать, я никогда прежде не была на земле, а теперь предстояло отправиться туда в одиночку… Не то чтобы я чего-то боялась, но некоторую робость испытывала. Почти сразу же я попала на малый прием, торжественный обед для ближнего крута…

— И там вы познакомились с Шеллоном, графом Асверусом?

Без сомнения, она прекрасно помнила и те события, и Асверуса — ее взгляд стал отстраненным, словно бы затуманенным, на губах играла отрешенная улыбка — с таким лицом люди обычно вспоминают безусловно приятные события своей юности…

— Да, именно там… Он уже через пару часов преподнес мне сочиненный тогда же мадригал…

Сварог негромко процитировал:

— В нежданном, тихом, плавном повороте из-под бедняги уплыла земля… Это?

— Да, — сказала она, ничуть не удивившись. — Вы читали, конечно… Оказалось со временем… уже после…что он был большим поэтом, ему даже поставили памятник… где он ничуть на себя не похож, он всегда очень просто держался и не принимал столь напыщенных, горделивых поз…

— Ну, что же вы хотите, графиня, с памятниками так сплошь и рядом обстоит…

— Тогда я не видела в нем большого поэта, — призналась графиня. — Приятный, остроумный, что скрывать, интересный придворный кавалер… Стихи писали и пишут очень многие, только время дает возможность оценить, кто чего стоит. Стоил…

Сварог уже понял, что она далеко не глупа.

— Об Асверусе мне и нужно с вами поговорить, — сказал он без малейших колебаний. — Обо всех тогдашних делах.

Ее светлые брови удивленно взлетели:

— Эти дела до сих пор могут кого-то интересовать? Все давно умерли, столько времени прошло…

— Эти дела оказались настолько живучими, что и сейчас продолжаются… — сказал Сварог. — Вот теперь, графиня, и последует, быть может, нетактичный вопрос… Ваши отношения с Асверусом…

Она промедлила лишь самую чуточку:

— По-моему, здесь нет ничего особенно нетактичного… Коли уж вы не светский сплетник, а генерал на службе… В конце концов, во всем этом не было ничего постыдного. Я не монашенка была в то время, у меня уже случилась парочка настоящих романов, тем более я тогда была незамужней и свободной от обязательств перед кем бы то ни было… У нас очень быстро начался роман… и очень быстро стал настоящим, — она на миг опустила глаза. — Классический, легкий, ни к чему не обязывающий… то есть это мне так казалось… недели три все шло просто прекрасно, а потом… — она снова замялась на миг, но решительно продолжила: — Оказалось, что он влюблен по-настоящему, впервые в жизни, как он клялся дворянской честью, потерял голову… Но я-то ничего такого не хотела! У меня не было к нему ровным счетом никаких чувств — ровно столько, сколько отведено на мимолетный роман. Я ему это говорила с самого начала, никогда не врала будто люблю. А он… Он ничего не хотел слушать, совершенно потерял голову… Все это стало очень тягостно, у нас состоялось решительное объяснение… называя вещи своими именами, разрыв. А он… Он никак не хотел с этим примириться, не мог взять в толк, что я его не люблю. Дважды буквально врывался ко мне в особняк, и оба раза были тяжелые объяснения… В конце концов, я велела слугам не пускать его в дом ни под каким видом… Граф, ну что мне еще оставалось делать? — воскликнула она прямо-таки беспомощно. — Я не любила его и не считала, будто когда-нибудь полюблю! Разве я в чем-то виновата?

— Ну что вы, графиня, — сказал Сварог искренне. — Если подумать, история банальнейшая, различие лишь в том, что иногда нелюбящей бывает женщина, а иногда мужчина не любит… (он вспомнил Томи, хвала небесам, давно излечившуюся от очередной пылкой влюбленности — на сей раз в него). — Ни в чем вы не виноваты.

Он входил сюда, ощущая легкую злость на эту синеглазую красавицу, но теперь все это схлынуло. Перед ним сидела не великосветская шлюха и не роковая красотка, обожавшая коллекционировать сердца. Банальный мимолетный роман, ну вот не любила она его, и все тут… Если бы Асверус, скажем, застрелился из-за нее или иным способом покончил с собой, еще можно было бы зло ворчать про себя: погубила великого поэта, стервочка бесчувственная… Ни в чем она не виновата.

— Это становилось тягостным, — тихо продолжала графиня. — Он бродил под окнами, словно юнец… На мое счастье, он куда-то уехал, а Дайни пригласила меня в Латерану. Правда, я там надолго не задержалась… — она снова ненадолго опустила глаза. — Если вы столько знаете о тех временах… вам ведь известно, что такое Академия Лилий?

— Конечно, — сказал Сварог.

— Я говорила, что не монашенка, — сказала графиня самую чуточку смущенно. — И потом, до замужества, у меня случались романы… как у всех. Но Академия Лилий… Для меня это было чересчур. Таких забав я всегда сторонилась, это не мое… Дайни сначала настойчиво приглашала меня участвовать, я отказалась наотрез. Она ничуть не обиделась, она была умница — но все равно, в Латеране мне стало как-то чуточку неуютно. Выпадала из общей картины. Весь двор очень увлеченно предавался нескончаемому… веселью, меня форменным образом осаждали кавалеры, иные сами по себе, а иные пытались вовлечь в игры наподобие Академии Лилий. Конечно, все было строго в пределах этикета, но мне так не хотелось. И, оставаясь там, я себя чувствовала совершенно инородным телом… В общем, я вернулась в Равену и решила, что, пожалуй, пора возвращаться домой. Разве что намеревалась задержаться на пару дней, чтобы посмотреть Шествие Гильдий, мне говорили, это очень красивая и пышная церемония…

— Простите, графиня, я перебью… — сказал Сварог, форменным образом затаив дыхание, весь в нешуточном напряжении. — Асверус, случайно, не передавал вам на хранение каких-нибудь бумаг?

— Да, оставлял, — нимало не промедлив, ответила она. — Неужели они и сейчас кому-то интересны?

— И что с ними стало? — спросил он, явственно ощущая, как напряжена каждая клеточка, каждый нерв.

— Они и сейчас лежат у меня в секретере, в дальнем ящике. В полной сохранности, — безмятежно сказала графиня. — Сама не знаю, зачем сохранила… просто они остались лежать там, знаете, как это бывает со всякими безделушками, особенно памятными? Граф! — воскликнула она с легкой тревогой. — Простите, но у вас такое лицо… Вам нехорошо?

— Ну что вы, — сказал Сварог, не ощущая ни облегчения, ни радости, просто чувствуя себя ватной куклой. — Вы не представляете, что эти бумаги для меня значат, и как я боялся, что они пропали навсегда…

— В чем же дело? — пожала она плечами. — Мне они совершенно не нужны, а вам, видимо, необходимы… Позвать лакея, чтобы принес прямо сейчас?

— Нет, не обязательно, — сказал Сварог, отходя. — У меня еще пара вопросов, чтобы уточнить кое-что…

Перехватив его тоскливый взгляд, графиня чуть улыбнулась:

— Забудьте об этикете, вам сейчас просто необходимо, я же вижу. Я неплохо знаю мужчин… Вот чистая чашка…

Наполнив кофейную чашку до краев выдержанным, судя по запаху, келимасом, Сварог ее вульгарно жахнул так, словно сидел сейчас в солдатском бивуаке.

— Отлично. А теперь налейте себе вторую, — заботливо сказала графиня. — Я видела мужчин в подобных ситуациях… Кстати, можете курить, если хотите, муж у меня курит…

Опустошив вторую и закурив, Сварог чуть посидел с закрытыми глазами. Он еще не знал, что выиграл — но, безусловно, не медяки…

— Как это все произошло? — спросил он.

— Он объявился у меня внезапно, буквально ворвался, слуги не успели доложить… Вообще не понимаю, как они его пустили, до этого они старательно выполняли мой приказ… Это были надежные люди, не польстились бы на золото и не испугались бы оружия…

Для Сварога тут ничего непонятного не было. Конечно же, на сей раз у Асверуса была при себе какая-то грозная бляха… да нет, бери выше, у него тогда оставалась жуткая королевская байза, наверняка украшенная знаками, вещавшими, что ее владелец волен повесить кого угодно, не сходя с места, тут же, на воротах… Тертые столичные слуги не могли не разбираться в таких вещах, они попросту струхнули… Было от чего.

— Я поначалу решила, что предстоит очередное тягостное объяснение, — сказала графиня. — Но нет… Да он и выглядел прямо-таки незнакомым — осунувшийся, небритый, весь в дорожной пыли, не то что грустный, а прямо-таки угнетенный… У него была с собой кожаная укладка для бумаг, довольно тяжелая на вид… Ни о каких чувствах и речи не заходило. Он попросил… да что там, он форменным образом умолял взять его бумаги на сохранение. "Ради всего святого…" И так далее… Он, право же, готов был умолять на коленях… — графиня тихонечко вздохнула. — Мне стало его попросту жалко, он был в таком виде… Я велела принести келимаса, он его пил почище, чем сейчас вы… Сказал, что эти бумаги невероятно важны, что за ними уже идет охота, а он сейчас никому не доверяет, потому что Дайни погибла, и в Латеране творится что-то скверное… но для меня никакой опасности нет, никто и не подумает, что бумаги у меня, он совершенно уверен, что за ним не следили… Когда — и если— все обойдется, он напишет мне через канцелярию земных дел, как это принято, и я отошлю ему бумаги назад… Я заверила, что все так и сделаю, — она печально покривила губы. — Он выглядел таким разбитым, опустошенным… словно потерпел некое серьезнейшее поражение… И вооружен был до зубов, кроме меча и кинжала, четыре пистолета на поясе, под плащом… Он сказал, что мне следовало бы побыстрее вернуться к себе… Посмотрел так печально, поцеловал в щеку и быстро ушел. Через несколько часов его убили на улице, я об этом узнала назавтра, Асверус был в Равене весьма заметной фигурой… Назавтра же по Равене покатились слухи, разговоры, крайне неприятные новости… Дайни и в самом деле погибла вместе со многими из ближнего круга, никто не знал точных обстоятельств, но слухи кружили самые жуткие — что всех их убили демоны, что вскоре и в Равене начнется разгул нечистой силы, что снольдерские войска уже переходят границу, идут прямиком на Равену… Я сама видела — флаг над королевским дворцом был наполовину приспущен и увит белыми лентами — значит, Королева и правда умерла… На улицах появились войска, одни стояли караулами вместе с полицией, другие куда-то проходили через город, конные и пешие… Вы не представляете, что творилось в городе, простолюдины бежали, нагрузив на повозки домашний скарб, да и иные дворяне торопливо покидали Равену, особенно те, чьи поместья располагались на закате, куда снольдерцы добрались бы в последнюю очередь, а то и не добрались бы вообще… Мне стало страшно, я подала сигнал тревоги, и за мной очень быстро прилетели на "невидимке"… Вот и все. Я больше никогда не бывала на земле, мне как-то хватило одного такого приключения… ну разве что, сопровождала императрицу на Ковенант в качестве дежурной фрейлины, но это было совсем другое… Правда, это все. Наверное, теперь… — Она коснулась одного из позолоченных завитков и, когда за ее плечом бесшумно возник предупредительный лакей, не глядя на него, распорядилась: — Мой кабинет, секретер из розового дерева, правый нижний ящик. Там лежит портфель, принесите… Граф, налейте себе еще, если хотите.

И минуты не пошло, как лакей вернулся — с большим портфелем из светло-коричневого сафьяна. В углу золотом вытиснен тот же герб, что красовался над входом в замок.

— Возьмите, — просто сказала графиня. — Там не только бумаги, там еще и мешочек с ожерельем, быть может, вы и о нем знаете…

— С крохотными, оправленными в золото черепами?

— Да. Какое-то время, пару лет, я его носила — к нам тогда попала с земли мода на "балерио"… вы наверняка знаете, что это такое, при вашей-то осведомленности…

— Когда Асверус дарил его вам, ничего о нем не рассказывал?

— Нет. Просто подарил, и я охотно приняла — мода на "балерио" тогда прямо-таки свирепствовала, как это частенько с модой случается… Берите, мне оно совершенно не нужно. Прошлое я иногда вспоминаю, как многие, но у меня нет привычки перебирать какие-то памятные вещички… У вас такой вид, словно вы хотите немедленно куда-то мчаться… Что ж, не стану задерживать… хотя с удовольствием увидела бы вас еще в качестве обычного гостя. Я говорю искренне. Всегда буду рада…

Она поднялась, и Сварог поднялся следом, сжимая в левой руке золоченую ручку довольно тяжелого портфеля. Златовласка, глядя на него как-то печально, спросила:

— Ведь я, правда, ни в чем не виновата?

— Совершенно ни в чем, — сказал он, целуя тонкие пальчики, — клянусь чем угодно. Человек никогда не виноват в том, что он — есть.

…Он гнал брагант на высокой, совершенно не нужной сейчас скорости, несся низко над облаками, напоминавшими покрытую сугробами снежную равнину. Сидел с застывшим лицом, держа так и не раскрытый портфель на коленях, слушал Тарину Тареми:

Его захлестывали чувства, которые пришли впервые в жизни, и им не удавалось подыскать названия.

Прошло сто двадцать пять лет, на земле давным-давно умерли все, кто помнил те времена, — а Златовласка осталась в точности такой же, какой была тогда…

Только теперь он в полной мере осознал, что такое долголетие ларов, только теперь проникся и понял, насколько это жутко, по крайней мере, для него. Если его все же где-нибудь не ухайдакают, он проживет не меньше своих юных сподвижников — когда попал сюда, долголетие ему включили с самого начала. Лет семьсот. На его глазах будут стареть и дряхлеть, уходить все добрые знакомые, и Мара… а он останется таким же, как сейчас. Ну, предположим, Странную Компанию от такой участи легко избавить, в Хелльстаде кое-что найдется… но там не хватит на всех, кого он знает и ценит, к кому испытывает дружеское расположение… или просто нужду в отличном мастере своего дела. Они все когда-нибудь уйдут, все до одного, появятся совершенно новые люди, и это повторится снова, и снова… И ничего с этим не поделать, ничего не изменить. Жутко-то как…

Механическими движениями он отстегнул позолоченные застежки портфеля, небрежно отложил на сиденье мешочек с ожерельем, наполовину вытянул немаленькую стопу листов, поворошил. Иные украшены гербами, эмблемами, типографским способом выполненными надписями: министерство двора… тайная полиция… третий стол дворцовой стражи, ясно, что за контора, она и сейчас существует с теми же функциями… иные бумаги написаны почерком Асверуса… Донесения, рапорты… ага, военно-морская разведка…

Это, вне всякого сомнения, и есть считавшееся утраченным досье. Только радости нет, одна тяжкая усталость, как не раз прежде случалось в подобных случаях…

Глава XIII Отнюдь не последняя

Он раскрыл поле зрения главного перископа "Рагнарока" так, что обзор был на сто восемьдесят из трехсот шестидесяти румбов.

Особенных изменений пока что не произошло — парусные корабли и пароходы все так же шли вереницей, идеальным кильватерным строем, их обращенные к берегу правые борта то и дело заволакивались густым дымом, взлетали ракеты с "горродельским огнем", оставляя за собой тонкие, черные дымные полосы. Все они били по крепости Кортан, прикрывавшей вход в огромную бухту, где располагался главный порт Дике и примыкавший к нему немаленький город. Крепость — черный гранитный полумесяц, выгнутый в сторону моря, с тремя башнями — ожесточенно огрызалась. Однако ее снаряды большей частью взметали фонтаны воды далеко от атакующих кораблей — а вот те били гораздо метче, добрая половина пушек Кортана выведена из строя. Кортан строили в свое время неплохие военные инженеры, и расположили грамотно, там, когда все началось, было сорок с лишним пушек и десяток установок для ракет с "горродельским огнем". Однако в последний раз бой она принимала тридцать восемь лет назад, когда приплыла снольдерская эскадра, так что уже несколько поколений канониров попросту не имели ни малейшего боевого опыта, тренировки, конечно, были, но вряд ли уж частые — кажется, по уставу полагается четырежды в год. А штурмовали крепость морские волки, понаторевшие в сражениях… Так что добрая половина крепостных широких бойниц уже курилась изнутри дымом, и тамошние пушки молчали…

Слева красовались верфи, которые надлежало оставить нетронутыми, — самим пригодятся. Справа от Кортана как-то меланхолично пылал горротский корвет, не успевший сняться с якорей, давно покинутый командой, — его подожгли первые же корабли, вынырнувшие из рассветного тумана, как призраки. Атакующие корабли огибали его на приличном расстоянии— там вот-вот должен был рвануть пороховой погреб.

Даже не превращая перископ в мощную подзорную трубу, Сварог видел отсюда, что в бухте так и стоят у причалов многочисленные корабли — ни одного военного там не оказалось, и гражданские морячки, как люди разумные, с них попросту сбежали в город — даже возникни у них желание геройствовать, воевать было бы нечем. Совсем неподалеку от них медленно крейсировал взад-вперед пароход под ронерским флагом, ухитрившийся почти без повреждений прорваться в бухту сразу же, на рассвете. Пушки Кортана ему были неопасны, они расположены так, что не могут обстреливать бухту, — а на берегу что-то никто не горел желанием открыть боевые действия. И пароход попросту присматривал, готовый открыть огонь, если на берегу все же возникнет некая угроза.

Атакующие корабли тянулись бесконечной вереницей, под самыми разными флагами, их было много, очень много, добрая половина военных флотов трех королевств и Ганзы и изрядное число пиратских под сегурским флагом.

Что, собственно говоря, произошло, господа мои? Да ничего особенного. Нечто такое, что случалось десятки раз. Несколько государств подписали договор о создании Морской Лиги, военный флот которой обязывался немедленно прийти на помощь любому члену Лиги, подвергшемуся нападению на море. Если конкретно, договор подписали королева Сегура, короли Снольдера, Ронеро и Глана, а также Генерал-Старшина Ганзейской Палаты. То, что последние четверо были одним и тем же лицом, разве что расписавшимся четырежды и поставившим четыре разных печати, делу повредить никак не могло. Очередная прореха в законах, земных и небесных. Очередная каверза, которую никто не предусмотрел…

Сварог не имел права объединять свои королевства в одно — но не имелось законов, запрещавших бы означенным королевствам заключать меж собой самые разнообразные союзы — морские договоры, военные, торговые и прочие. Никто не мог запретить Сварогу заключать эти договора и союзы самому с собой. Цинизм ситуации немного смягчало наличие королевы Сегура — а в последний момент к договору примкнул и Бони Первый, король Арира: два из шести его Маноров примыкали к Ителу, следовательно, имели полное право на речной и морской флаг. Прежде Маноры эти, княжество и маркизат, ограничивались небольшим речным торговым флотом да вовсю торговали "правом на морской флаг" — за каковое щедро платила специфическая публика вроде капитана Зо, Бугаса и их коллег по увлекательному ремеслу. Однако теперь Бони, обрадовавшись настоящему делу, поставил под свой флаг пиратскую эскадру капитана Лугера из трех вымпелов — и сейчас важно стоял на мостике одного из них в свежепошитом адмиральском мундире. Вроде бы и Паколет с ним сорвался, движимый теми же побуждениями борьбы со скукой и ожирением, это не игрушки — Лугер старый, опытный волк, и на его кораблях больше сотни пушек…

А там и случай подвернулся, бывает же такое очень кстати, уж если везет, так везет…

Стоявший в одном из ганзейских портов горротский фрегат вдруг взял да и шарахнул по соседу слева, мирному, торговому, не несшему никакого вооружения ганзейскому гукору — причем сразу из трех орудий, поганец этакий, перед рассветом, когда было еще темно. Пожар на гукоре не возник, никого не убило и даже не ранило, но повреждения корабль получил серьезные. Мирный корабль в своем собственном порту приписки подвергся откровенному нападению горротского военного корабля. Это, знаете ли, кое-чем попахивало…

Срочно прибывший в капитанат порта командир горротского фрегата, бледный, как полотно, твердил, что он здесь совершенно ни при чем, — что никаких приказов открыть огонь по мирному кораблю он не отдавал, и никто не отдавал, что с фрегата, как выяснилось, исчезли трое канониров нижней палубы, которые, безусловно, самочинно все это и устроили.

Чины капитаната, отнюдь не дружески расположенные к гостю, качали головами, переглядывались и не особенно скрывали, что подобное объяснение их совершенно не устраивает, что, собственно говоря, никто этих канониров не видел, а потому само их существование под большим вопросом.

Самое пикантное, что они нисколько не лицедействовали — для них случившееся тоже было полной неожиданностью. Зато пара-тройка неприметных людей, вообще не состоявших на ганзейской службе, прекрасно знала, где именно сейчас пребывают означенные канониры, попивая винцо и весело считая только что полученные золотые. Но неприметные ни за что не проболтались бы…

В общем, горротца не особенно и слушали. Все было ясно и так: вероломное нападение на одного из членов Лиги… далее все по договору…

Второе счастливое совпадение заключалось в том, что немаленький военный флот членов Лиги в момент злодейского нападения на ганзейский гукор не в гаванях стоял, а, сведенный в четыре эскадры, находился на полпути от Дике. Куда немедленно и направился, получив известие о злодейском нападении на одного из членов Лиги — боевые корабли, транспортные суда, везущие полк ратагайской конницы, и восемь сотен Вольных Топоров под командой Шега Шедариса (и, соответственно, коней для них).

Третье счастливое совпадение — подлодок токеретов можно было не бояться, потому что тем же маршрутом в подводном положении двигались целых девятнадцать "ящеров" — боевых машин Морской бригады. Маркиз Оклер во главе, и трое его подчиненных, каждый из которых возглавлял пятерку беспилотников. Боже упаси, они вовсе не участвовали в событиях, они просто-напросто вышли на боевое патрулирование, охотясь за токеретами. Ну, а то, что совпали маршруты их и эскадры — случаются совпадения и удивительнее…

И, наконец, четвертый счастливый случай… Почти весь горротский военный флот, разбившись на две эскадры, прикрывал у Харума берега родного королевства. Поскольку горротская военно-морская разведка за приличные деньги купила в Равене у продажного чиновника Адмиралтейства подробный план предстоящего вторжения в Горрот крупными силами Морской Лиги: согласно ему, одна сводная эскадра намеревалась через залив Даглати войти в устье Итела и ударить по горротской столице, а вторая — высадить серьезный десант у входа в залив Мардин. Чиновник этот давненько работал на Горрот, информацию поставлял дельную и толковую, ему безоговорочно верили… но совсем недавно он оказался в длинной шеренге коллег, вдоль которой неторопливо шагал Сварог и задушевно спрашивал каждого:

— А вы не шпионите ли для иностранцев?

В конце концов, никто не заставлял горротцев покупать этот план и верить в него. Сами лопухнулись, сами и виноваты…

Сварог посмотрел на экран. Бой продолжался, он теперь кипел и на берегу, у редутов, прикрывавших крепость с суши. Несколько сотен спешившихся Вольных Топоров немалым числом пушек обстреливали укрепления. Где сидели точно такие же лопухи, как и в крепости, отродясь не нюхавшие настоящей войны, тем более с Топорами…

Сварог досадливо поморщился. Категорически ему не нравилась правая башня крепости — оттуда палили гораздо метче и эффективнее, чем все остальные. Вот фрегат под снольдерским флагом накрыло прямым попаданием, и он резко взял влево, уходя из строя в открытое море: с заметным креном на правый борт, с возникшим на юте пожаром, с обрушившейся за борт, сбитой ядром грот-мачтой, тормозившей ход. Сварог видел, как суетятся моряки, торопливо рубя такелаж, чтобы освободиться от мачты.

Пожалуй что, это неспроста — есть сильные подозрения, что пушкарей крепости усилили людьми, имевшими боевой опыт… Твою мать! В щепки разлетелось правое колесо ронерского парохода, и он нелепо закружился вокруг собственной оси, остановив движение колонны…

Сварог не колебался. Пробежался по клавишам, отдал нужные команды бесстрастному Глаину. "Рагнарок" чуть заметно дрогнул, справа и слева в белопенных фонтанах брызг из-под воды взмыли шесть продолговатых черных тел, и, моментально выпустив крылья, светя короткими оранжевыми "факелами", ушли к крепости по высокой параболе, над атакующими кораблями.

Спустя несколько секунд шесть крылатых ракет, как и следовало ожидать, влепились точнехонько в бойницы верхнего и предпоследнего этажей правой башни, откуда тотчас же выплеснулись длинные полосы черного дыма, и там, внутри, полыхнуло пламя. Нижний этаж правой башни уцелел, но от него-то и было меньше всего вреда…

Сварог цинично усмехнулся: в горячке боя пройдет незамеченным, а если прицепится кто-нибудь сверху, можно с невинной рожей сослаться на плохое техническое состояние "Рагнарока" и небольшой опыт Сварога в умении с ним обращаться — что и повлекло за собой непроизвольный пуск ракет. Воюй они с Лораном, еще можно было бы ожидать выволочки от Канцлера, но коли уж дело касается Горрота, он промолчит. В любом случае "Рагнарок" с некоторых пор официально числился в арсенале девятого стола, так что отбрешемся как-нибудь…

Справа в нескольких местах густо дымили пожары — Топоры неплохо работали против редутов, а заодно подожгли здание, стоявшее у самого берега уардах в двухстах правее. Вряд ли они в столь ответственный момент стали бы развлекаться бесцельными поджогами. Очень уж подозрительно близко от горящего корвета здание стояло — вполне возможно, там засели моряки и начали палить по Топорам. Наверняка у Шега была какая-то военная необходимость…

Ратагайской конницы (под личным командованием Гарайлы, одетого в скромный капитанский мундир) он не видел да и не должен был видеть — она, вместе с несколькими отрядами конных Топоров, описав широкую дугу по суше вдали от берега, должна была ударить по казармам пехотного и драгунского полков, а также конной стражи. А раз должна была, значит, и ударила — на Черного Князя можно полагаться…

Заметив непонятный взрыв слева — точнее, самый его краешек — Сварог развернул туда перископ. И аж присвистнул. Высоко, чуть ли не на сотню уардов, взметнулся исполинский столб выброшенной нешуточным взрывом земли, он еще стоял в воздухе, очень медленно опускаясь, истаивая, рассеиваясь — но это должно было продлиться долго. Ага. Сейчас, безусловно…

И точно, на левом экране показались три точки, идущих колонной с приличной скоростью, и тут же ожил Глаин:

— Слева — три подводных объекта. Идут расходящимся курсом на фар-фар-ней, скорость…

— Оставить без внимания, — распорядился Сварог.

Что тут было голову ломать? Токереты удирали сломя голову со своей самолично подорванной базы, Сварогу они нисколечко не мешали, было кому ими заняться и без него, самым официальным образом…

— Слева по курсу — два объекта, идущих нор-нор-бра, скорость…

— Оставить без внимания, — повторил Сварог.

Там, на экране, навстречу трем быстро перемещавшимся точкам вышли три других, остановились, развернувшись в шеренгу. Пару секунд ничего не происходило, потом три удиравших подлодки как-то странно дернулись, будто налетев на невидимую стену, резко сбавили ход, расплылись в разные стороны, как-то хаотически закружили, становясь все меньше…

— Три первых объекта идут на погружение, — прилежно доложил Глаин.

Сварог мог бы его (ее?) подправить: не идут на погружение, а тонут с мертвыми уже экипажами. Теоретические расчеты блестяще подтвердились на практике. Первое же боевое применение, оно же испытание направленных инфразвуковых излучателей прошло успешно, Оклер, пожалуй, заработает медаль, и не он один. Отстреливать подлодки токеретов обычными торпедами, разнося их в лохмотья, безусловно не стоило, чтобы не устраивать радиоактивное заражение моря. Инфразвуковой удар гораздо предпочтительнее — при достаточной мощности человека ждет сначала паника и безумие, потом, очень быстро, остановка сердца… как только что выяснилось, и токерета тоже. Глубины здесь не особенно большие, подлодки легко удастся извлечь еще сегодня и как следует изучить…

Вот они! Справа, на широком пространстве меж пылающими редутами и горящим домом, промчался немаленький отряд конницы, перед которым скакал знаменосец с сегурским флагом. Поотстав от него на один корпус, неслась на вороном коне уступавшая прочим ростом фигурка в синем плаще и сверкнувшем на солнце, ярко начищенном рокантоне. Следом густой колонной мчались всадники.

Сварог облегченно вздохнул. Мара, конечно, слукавила, пообещав не соваться в самое пекло, — поди определи, где именно оно тут располагается, — но его наставления выполнила: не надела, как собиралась было, красный плащ (очень уж хорошая мишень), зато каску надела и, кажется, кирасу. Все ж меньше беспокойства. Конечно, где-то рядом с ней там скачет сейчас Шег Шедарис, твердо намеренный собственной грудью закрыть и от клинков, и от пуль, — но мало ли как может обернуться — так что Сварог волновался всерьез, прекрасно зная, что такое бои и какие глупые случайности иногда выпадают. Но нельзя было ее туда не пустить, на всю жизнь обиделась бы…

Последние всадники исчезли в заволокшем редуты дыму. Колонна кораблей продолжала размеренное движение, она казалась бесконечной. Огонь из крепости становился все слабее, все больше бойниц дымили, из некоторых вырывалось пламя. Лишившийся грот-мачты фрегат лежал поодаль в дрейфе, все так же кренясь на правый борт, но тонуть явно не собирался — да и пожар там уже потушили. Подбитый пароход, остановивший уцелевшее колесо, уводил на буксире в открытое море двухмачтовый парусник под снольдерским флагом — вот там пожар еще тушили…

Прошло не так уж много времени, и Сварог увидел шевеление на плоской зубчатой крыше центральной башни, главной, высотой наполовину превосходившей остальные. Присмотрелся, не включая "подзорную трубу" — все и так было ясно.

Пушки крепости больше не стреляли, ни одна. Несколько казавшихся отсюда крохотными фигурок появились на крыше, у высокого флагштока, на котором все еще полоскался на ветру белый флаг с черным солнцем — и одна фигурка, в синем плаще и рокантоне, была пониже ростом остальных. У Сварога отлегло от сердца. Горротский флаг рывками пополз вниз, опустился окончательно, там вспыхнуло яркое пламя — ну конечно, фирменный стиль Вольных Топоров, у которых издавна принято поджигать спущенные вражеские флаги перед тем, как их сбросить вниз…

Пылающий горротский флаг, разгораясь все ярче и ярче, быстро пожираемый огнем, нелепым лоскутом падал вдоль черной гранитной стены, пролетая мимо дымящих бойниц. А на флагштоке рывками поднимался другой, сине-красный сегурский, вот он достиг вершины и развернулся на ветру — честное слово, гордо. С палубы переднего корабля высоко взлетела зеленая ракета, и корабли стали замедлять ход, видно было, как там убирают паруса.

Все. Как там закончилось у Гарайлы, если уже закончилось, и думать не стоит — ратагайским полком и Вольными Топорами он в два счета расколошматит здешних байбаков… Все. Остров Дике перешел во владение сегурской короны — а если горротцы сюда сунутся, их встретит весь присутствующий флот, которому еще долго оставаться в бухте, часть которой вскоре отведут под базу Морской Лиги. И, между прочим, добрых семьдесят процентов ежегодного дохода горротской казны составляли именно доходы от Дике. Пусть Брашеро и его шайка попробуют это поправить… Никак не получится…

— Справа на небольшой скорости приближается подводный объект, — доложил Глаин. — Подходит практически вплотную…

— Оставить без внимания! — весело рявкнул Сварог. — Подвсплытие по основание рубки!

Они поднялись над спокойной темно-зеленой водой почти одновременно: башня "Рагнарока", на которую уже поднялся Сварог, и верхняя часть "ящера", судя по эмблеме, управлявшегося маркизом Оклером. "Ящер" значительно уступал размерами и был гораздо ниже — так что Сварог, открыв крышку прикрепленного на перилах резервного пульта управления, осторожно погружал лодку, пока над водой не осталось всего-то с полуарда башни. Теперь он был на одном уровне с маркизом, стоявшим у перил кабины. Оклер все тот же — лихой усатый красавец в известных всей гвардии и армии пижонских белоснежных сапогах, вот только мундир, естественно, другой. Он улыбнулся Сварогу — их разделяло метров пять — и приподнял возникшую у него в руке чарку с келимасом:

— Не могу чокнуться, — блеснул он великолепными зубами. — Но это пустяки. За удачу!

— За удачу! — ответил Сварог, поднимая свою чарку.

Окружавшие Мару на башне Топоры весело палили в воздух. Небо было безоблачным, лазурным, жизнь — не столь уж угрюмой. Кое-какую победу они все же одержали, оставаясь слепыми солдатами…

Когда они осушили чарки и по морскому обычаю швырнули их за борт, Оклер ухмыльнулся:

— А знаете, лорд Сварог, в море, оказывается, очень интересно, чертовски, я и не предполагал…

— Я знаю, — без улыбки кивнул Сварог. — Вам еще столько предстоит увидеть, мой друг… Подозреваю, и мне тоже…

Сегурский флаг на главной башне реял по ветру гордо.

Красноярск, декабрь 2012.

8. Из ниоткуда в никуда

Глава I ПЕРВЫЕ ШАГИ

Подземный завод произвел на Сварога впечатление несравнимо большее, нежели Арсенал. И не оттого, что оказался раза в четыре крупнее. Из-за своего вида. Бесконечные анфилады высоких сводчатых залов заполнены самой что ни на есть диковинной на вид машинерией, где ничему названия с ходу не подберешь. Все это, конечно, сейчас не работало, но, по объяснениям Мяуса, могло быть пущено в ход в любой момент — у каждого диковинного агрегата с тупым терпением роботов стояли кучки Золотых Гномов (вот уж которую сотню лет).

Из чистого любопытства Сварог приказал запустить один из не похожих на станки станков — ради экономии времени выбрав самую маленькую по размеру, а значит, и самую быструю в изготовлении боевую единицу из Арсенала. Гномы тут же засуетились, одни полезли куда-то вверх по спиральным лесенкам, другие принялись что-то нажимать и крутить. Внутри прозрачных цилиндров завертелись синие спирали, покрытые разноцветными шариками, наполовину торчавшие из высоких ящиков шестерни пришли в размеренное движение, крутились туманные диски, перебегали цепочки огоньков. Буквально через пару минут откинулась передняя крышка невидного серого ящика размером с коробку для ботинок, и оттуда на блестящей пластине выехал Золотой Воробей. Убедившись, что он не горячий, Сварог хозяйственно прибрал его в карман и двинулся дальше под бесстрастный баритон Мяуса.

И вскоре не на шутку обрадовался, обнаружив устройство по производству таких богато украшенных и комфортных летающих лодок — летавших, как оказалось, не так уж высоко, но быстро. Ну да, Фаларен давно должен был придумать какое-то средство передвижения, чтобы не гонять по пустякам Вентордеран. Сварогу эти штуки пришлись как нельзя более кстати: до сих пор, чтобы попасть от точки «Ворота» в Велордеран, и ему самому, и его гостям приходилось именно что гонять Вентордеран, как такси — лиг двести. Теперь проблема снималась: наштамповать десятка два лодок и поставить их возле «Ворот». Свои быстро научатся с ними обращаться, а чужие сюда не попадут.

Не теряя времени, он велел сделать десятка два лодок и доставить их к указанной точке. Пошел дальше. Натолкнулся на очень интересный цех — где, если можно так выразиться, мастерили диверсантов и шпионов. Совершенно безобидная, обычная на вид шелудивая лошадка может, получив приказ, шарахнуть лучевым ударом так, что окружающим мало не покажется. Облезшая собака, подобравшись к пороховому погребу, взорвется сама и погреб взорвет (похоже, именно до этих технологий самостоятельно додумались те, в Горроте). Ну, и так далее — безобидные овечки, ничем не примечательные коты, свиньи, сороки и прочая живность, на которую никто никогда и не подумает. Правда… По некотором размышлении Сварог пришел к выводу, что и эта диверсионная шатия-братия в данный момент бесполезна, поскольку точно так же не может быть использована против Горрота — опять-таки выдашь себя, показав, чем располагаешь…

Вот роботы-шпионы в виде той же разнообразнейшей живности вполне могут быть употреблены в дело. В какой-нибудь из комнат Акобара Брашеро с сообщниками обсуждает планы и строит козни — а в дальнем темном углу примостилась самая обычная вроде бы мышка, записывающая каждое словечко. Или над «запретной» частью дворца вдруг начнет кружить самая обыкновенная ворона. Стоит попробовать. Но не раньше, чем выяснится, что произошло с Золотой Щукой. Кто их там знает, горротских умельцев — вдруг они в состоянии моментально засекать такие устройства?

Один нюанс: во всем огромном заводе так и не нашлось устройств, способных производить ручное оружие наподобие карманных бластеров или более солидных по габаритам стрелялок. Какие бы военные кампании в свое время ни планировал Фаларен, пехотой он при этом явно не собирался пользоваться — в чем, быть может, и был тогда прав. Одних боевых машин вполне достаточно. И, как показывает история, найдется превеликое множество людей, готовых перейти на сторону завоевателя, пусть даже такого экзотического…

Выйдя из подземелья (вход в которое, как и в Арсенал, был замаскирован безобидным изящным павильоном), направляясь к Велордерану, Сварог в который уж раз подумал, что покойный предшественник, несмотря на все его пороки, был чертовски неглуп. Спрятав под землю завод и Арсенал, он словно бы убавлял Хелльстаду серьезности. Нельзя ведь сказать, что наверху вовсе уж ничего не знали о Хелльстаде. Невидимая защита Хелльстада простирается не на такой уж большой высоте, и пролетающий над ней наблюдатель мелких деталей, конечно, не рассмотрит, но уж замки-то узрит. В досье, беззастенчиво извлеченном из компьютеров Кабинета Канцлера (оно оказалось чуточку полнее, чем соответствующее досье восьмого департамента), прилежно описаны и оба замка, и военно-морской санаторий (назначения коего, как следовало из глубокомысленных, но бесполезных аналитических обзоров, так и не поняли в обеих конторах) — санаторий стоял словно бы сам по себе, Фаларен его навещал пару раз в год, и только. Ну, лично для Сварога тут было все ясно: короля иногда охватывала ностальгия по прежним временам, и он проводил там ночку.

Ну, и большинство неразумных обитателей Хелльстада можно было рассмотреть с высоты так, чтобы составить о них некоторое представление — имелись отчеты о наблюдениях и за глорхами, и за гармами, и много за кем еще. А уж когда в свое время Фаларен по известному капризу решил устроить в Велордеране настоящий королевский двор, для чего собрал сотни три придворных и прислуги, легко догадаться, что среди них оказались не только разведчики земных королей, но и люди восьмого департамента и Канцлера. Толковой информации от них от всех, как опять-таки легко догадаться, не поступило и на копейку. Поскольку ничего они не могли видеть, кроме замка с парком, за пределы коего их не выпускала система защиты. Ну, а компьютерный центр так и остался тайной даже для тех, кто прекрасно знал слово «компьютер»…

Одним словом, Фаларен в свое время неплохо все просчитал: с одной стороны, Хелльстад благодаря своим чудищам внушает панический ужас, с другой, он в чем-то и неинтересен: ничего любопытного для профессионалов, один замок летает, другой стоит, есть еще Орлиное Гнездо и санаторий. Пожалуй, нужно сохранять эту традицию и далее…

Не входя в компьютерный зал, он заглянул внутрь. Ну что ж, нормальная деловая обстановка: на компьютере, что расположен у правой стены, увлеченно работает Элкон, а в противоположном конце зала на совесть трудится Литта. Никто, конечно, и не собирался в сжатые сроки обучать ее компьютерной грамоте — к чему? Ей просто-напросто показали клавишу, с помощью которой она могла менять фотографии, и другую — чтобы при появлении нужной остановить ее на экране. Для данной ситуации вполне достаточно…

Да уж, Литта трудилась на совесть — насколько мог рассмотреть Сварог со своего места, фотографии сменяли друг друга уже секунд через пять вместо запланированных пятнадцати: ну, собственно, этого времени вполне хватит, уж своего-то покровителя-мучителя она должна опознать моментально…

Сварог недовольно поморщился: рядом с ней, на хрупком столике стояли бутылка, бокал и блюдо с пирожными. Впрочем, не похоже, чтобы она этим злоупотребляла, бутылка едва почата, и Литта в рабочем азарте не обращает на нее внимания. Ладно, пусть ее, легонький стимул не помешает…

Он подошел, опустился в «королевское» кресло. Элкон повернулся к нему с видом довольно-таки торжествующим.

— Что, есть кое-какие успехи? — спросил Сварог.

— Посмотрите, командир, — Элкон подал ему три фотографии. — Брашеро пока что нет, но вот эти трое, она клянется, общались с ним подолгу и чаще других, собирались на совещания в тщательно охраняемых комнатах, не вылезали из «запретной» части замка… Ближайшие сотрудники, тут и голову ломать нечего.

— Действительно… — проворчал Сварог, разглядывая фотографии.

Одни мужчины, понятно (он и раньше как-то подсознательно считал, что женщин к такому делу не допустят). Ничем особенно не примечательные физиономии, как говорится, безусловно отмеченные печатью интеллекта, один выглядит на тридцать, двое других — на сорок с лишним. И, что интересно, на каждом рабочая одежда Магистериума: строгие синие камзолы, украшенные на груди давным-давно знакомой эмблемой, заключенной в полумесяц колбой.

— Ах, вот оно как… — произнес сквозь зубы Сварог. — Ну что же, весьма логично. Что бы там ни происходило, в ход пущены какие-то высокие технологии, в которых получивший домашнее образование самоучка уж никак не силен… Вот только интересно, как они ухитряются долго отсутствовать в Магистериуме, — а ведь долгое отсутствие на рабочем месте там не приветствуется, это даже я знаю. Фанатики науки порой и выходные прихватывают для работы, и часть отпуска…

Элкон ухмыльнулся как-то загадочно:

— А им, собственно, и нет более нужды присутствовать в Магистериуме. Они, изволите ли знать, все поголовно покойники. А покойник на рабочем месте присутствовать никак не может…

— Объясните, — спокойно сказал Сварог. — Вы ведь наверняка успели все проверить.

— Да, сейчас добираю мелочи… — он продемонстрировал снимки тех, что постарше. — Вот это — лорд Кларин, маркиз Чейби и лорд Селерт, граф Донар. Оба занимались антигравитацией и парой сопутствующих дисциплин. Оба погибли на вимане Магистериума, когда отправились на пару миллионов километров от Талара производить какой-то сложный эксперимент. Никаких следов: вимана не то чтобы даже на мелкие кусочки разлетелась, а превратилась во вспышку излучения. Расследование ничего не дало: о сути эксперимента было известно очень мало. Тамошняя ученая публика обожает, кроме плановых работ, заниматься еще и самодеятельностью. На это в Магистериуме смотрят сквозь пальцы: иногда самодеятельность таковая дает неплохие результаты. Правда, после подобных катастроф с человеческими жертвами обычно закручивают гайки… но очень быстро все возвращается на круги своя.

— Так, — сказал Сварог. — И когда сей прискорбный случай произошел?

— Около семи лет назад. Буквально за пару месяцев до разгрома лабораторий Ледяного Доктора и его гибели. Вот только наша прекрасная беглянка, — он повел подбородком в сторону Литты, — клянется, чем угодно, что ошибиться никак не может, что за два года во дворце они ей примелькались и последний раз она их видела аккурат перед поездкой на Ковенант…

— Вот, значит, как, — проворчал Сварог. — Мученики науки, очередные жертвы страсти к познанию… А Третий? Тоже нечто в этом роде?

— Не совсем, — сказал Элкон. — Окстон, барон Кальдр. Один из лучших электронщиков Магистериума. Пропал без вести где-то в Полуденном Каталауне. У него была одна страсть — охота. И отправлялся он на землю, как многие, не регистрируясь, а значит, без устройств связи и «маяков». Его, конечно, искали, и долго, но никаких следов не обнаружили. Любил охотиться в одиночку, без ловчих и егерей. Исчез он примерно за неделю до… всей шумихи с Ледяным Доктором.

— Шустрые покойнички… — сказал Сварог. — Который год творят черт-те что, вместо того, чтобы смирнехонько пребывать там, где покойникам и полагается…

— Тут одна загвоздка, — сказал Элкон. — Какие бы то ни было контакты с Ледяным Доктором не отслеживаются… А впрочем, это еще ни о чем не говорит. Ледяной Доктор несколько лет развлекался без всякого за ним наблюдения, им и занялись-то буквально за месяц до… событий… А из чистого любопытства его посещали слишком многие…

— Вот оторвите мне голову, но Брашеро, очень похоже, из той же шайки, — он с досадой покосился на Литту. — Если так, вряд ли сильванец… Много ей осталось?

— Менее четверти, — сказал Элкон. — Знаете, командир, мне пришло в голову… Тут могут быть чисто технические причины. Гербовые книги расположены по алфавиту, соответственно, по алфавиту и снимки подбирались. Его фамилия может начинаться на одну из самых последних букв алфавита.

— Может быть, — проворчал Сварог. — Зато в Горроте, такое впечатление, он — самая первая буква алфавита… — Он усмехнулся. — Ну как, установили с ней очень дружеские отношения?

— Собственно, она сама их установила, — стараясь говорить как можно безразличнее, ответил Элкон. — Едва я прилетел, и стали знакомиться. Ну, у меня же были инструкции… Пришлось выполнять.

Сварог хмыкнул:

— Превозмогая себя, со внутренним борением, стиснув зубы…

— Ну, я бы так не сказал… — в тон ему ответил Элкон. — Вообще-то она ничего, столько пришлось пережить, даже жалко чуточку…

— Ну да, — сказал Сварог, — это и была задача номер один: сделать так, чтобы все жалели бедняжку. По совести говоря, она и в самом деле оказалась в безвыходных обстоятельствах, но это еще не означает, что с ней надо сюсюкать и водить вокруг нее хороводы. Если бы она не почувствовала, что ей там становится горячо, и дальше наслаждалась бы всеми прелестями королевского положения. Она хорошая актриса, Элкон, учтите. Ничего не пыталась у вас выведать? Пусть намеками…

— Абсолютно ничего, я бы заметил. Вы же сами предупреждали, чтобы я был начеку в этом именно смысле…

— Ну и отлично, — сказал Сварог. — Справку насчет энергетических мощностей подготовили?

— Давно, она ведь совсем коротенькая получилась…

Сварог внимательно прочитал справку, занявшую не более половины листа. Благо читать там было особенно нечего. С одной стороны — масса объекта, с другой — мощность. Количество энергии, каковая потребовалось бы, чтобы превратить токерета в создание, ничем не отличающееся размером от обычного человека, — и соответствующим образом, в том же масштабе, увеличить их снаряжение — от автоматов и вертолетов до подводных лодок.

— А выводы?

— Я не энергетик, вы же знаете, — сказал Элкон. — Но с хорошими специалистами проконсультировался — конечно, не объясняя им сути дела. И обдумал кое-что… Чтобы представлять для нас достаточно серьезную угрозу, отдельными диверсионными группами никак не обойдешься. Нужны тысячи солдат нормального размера… и, скажем, несколько десятков подводных лодок… а то и чего-то еще. Мы ведь до сих пор не знаем, что у них в рукаве. Ну, допустим, немалое число истребителей, которые ждут своего часа. Как бы то ни было, я бы рискнул предположить, что у них самих столь колоссального количества энергии нет. Иначе давно бы решились… Я тут кое-что прикидывал. Даже если застроить половину Токеранга ядерными реакторами, все равно такого количества энергии им не получить, — он усмехнулся. — У них же и реакторы должны быть маленькими. Есть другой путь: энергосборники, улавливающие всевозможные виды космического излучения и превращающие их в этакие «энергетические консервы». Вот это вполне реально. Примерно так, как мы давно уже концентрируем апейрон. Одна немаловажная деталь: чаши энергосборников, судя по старым техническим энциклопедиям, которые я просмотрел, должны быть немаленьких размеров, десятки уардов в поперечнике, и располагаться либо на орбите, либо на поверхности земли. Сами энергохранилища можно и под землю упрятать, это, в конце концов, несущественно. Вот так это выглядело в старину, когда мы еще не открыли принцип концентрации апейрона. Иллюстрация из Музея техники.

Он коснулся клавиши, и на экране появилась висящая в усыпанной звездами космической черноте ажурная чаша. Элкон пояснил:

— Вон та красная точка справа — вимана. Для иллюстрации масштаба.

— Да… — сказал Сварог. — Оценил. Тут добрая сотня уардов в поперечнике… Они еще где-нибудь остались?

— Зачем? — пожал плечами Элкон. — Все до единого демонтированы пару тысяч лет назад.

— А подробная документация? Рабочие чертежи?

— Все в Музее техники.

— В открытом доступе? — спросил Сварог, чувствуя, как по спине пополз неприятный холодок.

— Конечно, — сказал Элкон. — Какой смысл был их секретить?

Он вдруг уставился на Сварога, чуть побледнев.

— Вот именно, — сказал Сварог. — Тоже подумали о том же самом, а? Ну да, тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы связать очевидные вещи. Полная документация и все чертежи в открытом доступе, как музейный хлам. Кучка не самых бездарных ученых из Магистериума, старательно инсценировавших свою смерть. И немаленькая территория Горрота, абсолютно недоступная для наблюдения. Вот там энергоприемников можно установить чертову уйму, где-нибудь в горах — Литта, кстати, упоминала про какое-то «Горное гнездо», не так уж далеко от столицы… На той части Итела, что входит во владения Горрота — и, соответственно, недоступна наблюдению, — можно пришвартовать не то что десятки, сотни подлодок, которых мы до последнего момента просто не увидим.

— Вы уверены? — тихо спросил Элкон.

— Ни в чем я не уверен, — сказал Сварог почти грубо. — Просто выдвигаю версию… смею думать, не самую дурацкую. Должен же быть какой-то — и весьма серьезный — мотив, из-за которого токереты вдруг стали оказывать горротцам нешуточные услуги вроде нападения на Батшеву? Такие вещи никто не делает из чистой филантропии, это я вам как король говорю. Союз двух государств всегда подразумевает взаимную выгоду. Быть может, для Токеранга она в первую очередь в том и заключается, чтобы получить от Горрота необходимую энергию? Это многое объясняло бы…

— Но если так, мы в скверном положении… — сказал Элкон.

— Мы в хреновейшем положении, если это так, — сказал Сварог. — Я имею в виду в первую очередь Талар. Для Империи это, полагаю, не так уж и страшно… но, в любом случае, как только они вылезут из-под защиты Горрота, будет серьезная война. Неба это не коснется, я полагаю, а вот Земле от такой войны придется ох как несладко… — он наклонился вперед и впился взглядом в глаза собеседника: — Или вам, Элкон, как многим, тоже наплевать, что будет с Землей?

— Не наплевать, — сказал Элкон, бледный, серьезный, не отводивший глаз. — Честное слово. Я здесь… — он замялся, подыскивая нужное слово, — прижился. Конечно, не так, как его высочество принц Элвар, но все же… Нет, не наплевать! Командир, вы сами нас учили… Я готов драться…

— С кем? — вкрадчиво спросил Сварог. — Вот то-то, что молчите. С кем, мы теперь примерно представляем. Но вот как… — он похлопал юного сподвижника по колену. — Не паникуйте, Элкон. Хуже нет, когда начинается паника и опускаются руки. Есть кое-какие шансы… Что?

Он обернулся к Мяусу, объявившемуся поблизости с каким-то очень уж выжидательным видом. Хотя роботам эмоции и не свойственны, но сейчас Мяус удивительным образом напоминал Интагара.

Золотой Кот самым недвусмысленным образом, едва заметно повел головой в сторону коридора.

— Погодите минутку, — сказал Сварог, резко вставая. — Тут какие-то дела…

Он вышел в коридор, прошел шагов пять и плюхнулся на роскошный мягкий диван. Мяус ловко запрыгнул следом.

— Простите, ваше величество, — сказал он, — но я не знал, можно ли о таких вещах говорить при господине Элконе. Я имею в виду Золотую Щуку и прочее из Арсенала…

— Никогда не следует, — сказал Сварог твердо.

Он доверял своим ребятам, но до поры до времени о существовании Арсенала должен был знать только он один. Слишком молоды, сподвижнички. Он бы и от Яны это скрыл, но тут уж никуда не деться — она кое-что видела, не так давно ее охраняли Золотые Филины и Золотой Дракон. Правда, и Яна не знает, сколько золотых тварей в Арсенале, и про Арсенал не знает…

И тут до него дошло. Он едва не вскрикнул:

— Что со Щукой?

— Она только что вернулась, ваше величество, — бесстрастно ответил Мяус. — Она сделала видео акции… Желаете просмотреть?

— Нет, потом, — нетерпеливо сказал Сварог. — Докладывайте.

Выслушав все, он не испытал особенно ликования — но громадное облегчение было налицо. Сварог откинулся на спинку, вжавшись затылком в мягчайшую обивку диванной спинки, прикрыл глаза, это, конечно, никакая не победа. Это просто Очень Хорошая Новость…

Золотая Щука, как и положено роботам, задание выполнила педантично, не рассуждая и не своевольничая. Проникнув в пределы Горрота на десять лиг и, оказавшись в совершенно безлюдных местах, она подвсплыла, выпустила перископ и долго, тщательно осматривала берег, пока не убедилась в совершеннейшем отсутствии на приличном расстоянии вокруг человеческих особей. Зато на бережку имелось строение (судя по описанию Мяуса, дряхлый рыбачий сарайчик), а возле него на воде — привязанная к столбику лодка.

По ней-то Щука в полном соответствии с инструкцией и шарахнула зажигательным лучом на трети мощности, спалив всю надводную часть в мгновение ока (что вполне могло сойти за удар молнии). После чего Щука (опять-таки в полном соответствии с инструкциями) развернулась и направилась обратно на малой скорости — она должна была уйти на глубину, если ее кто-то или что-то атакует. Но никаких атак не последовало, и она благополучно покинула горротские территориальные воды — в точности как не так давно случилось со Сварогом на «Рагнароке».

Ну что же, это, пожалуй, и называется: «Мы еще побарахтаемся». Хелльстадские наблюдательные системы, как и системы ларов, на территории Горрота не действуют — но если оружие ларов в Горроте бессильно, то хелльстадское действует исправно. И «Рагнарок», и Золотая Щука и побывали там, и оружие пускали в ход, и ушли незамеченными.

Что ж, если не будет другого выхода, если окажется, что дальше бездействовать просто нельзя, придется рассекречиваться. Расконспирироваться. «Дорожные знаки» — это, конечно же, какая-то сложная система, быть может, как раз и накрывающая Горрот этакой «шапкой-невидимкой». Любая сложная техническая система, охватывающая целую страну, просто обязана иметь единый центр управления, это вам скажет любой инженер. И есть сильные подозрения, что этот центр как раз и расположен в «запретном дворце», чтобы был под рукой. А возможно, там что-то еще, не менее интересное.

Дюжина Золотых Драконов над дворцом — и от тех загадочных зданий камешка не останется. А вот потом… Потом невозможно предугадать, как сложатся отношения с Канцлером, обнаружившим вдруг, какой боевой благодатью Сварог располагает. И наплевать. Главное, не будет той жуткой войны, которая может развернуться. Тут уж собственные удобства — на десятом плане…

Если смогла наблюдать Щука, значит…

— Мяус, — сказал Сварог. — Сколько потребуется времени, чтобы изготовить… ну, скажем, пятьдесят Золотых Шмелей?

Почти без промедления Мяус ответил:

— Около полутора часов, государь.

— Отлично, — сказал Сварог. — Немедленно отдайте распоряжения. Когда они будут готовы, в общий поиск их не включайте. Вечером я им дам конкретные задания и укажу маршруты.

— Будет исполнено, ваше величество.

Даже не разведка боем — крохотное подобие коей выполнила Щука. Просто разведка. Если все пройдет гладко…

Он подхватился с дивана, услышав в компьютерном зале визг Литты. Кинулся туда, не успев ни о чем подумать.

Когда он ворвался в компьютерный зал и добежал до дальнего его края, Литта уже не визжала. Ничего страшного с ней не происходило, наоборот — откинувшись в кресле, блаженно улыбаясь, она наполняла свой бокал. Встретив взгляд Сварога, нимало не смутилась, долила золотистого вина почти до краев, с большой сноровкой осушила, кивнула на экран:

— Вот, господа мои, извольте получить. Амель, граф Брашеро. Собственной поганой персоной.

И стала наливать себе снова. Сварог ей не препятствовал. Они с Элконом, стоя за ее спиной плечом к плечу, разглядывали фотографию мужчины лет сорока с небольшим. У Сварога отчего-то создалось впечатление, что этого человека он уже видел, хотя такого не могло быть. Просто, надо полагать, Литта очень точно описала то в лице, что Асверус в одном из стихотворений о статуе древнего владыки поименовал «надменный пламень».

Да, действительно… Красивое, жесткое и волевое лицо человека, убежденного, что все остальные — глина, из которой можно лепить все, что угодно. Те трое, сразу видно, гораздо жиже. А это — несомненный главарь, и к старухе Грельфи не ходи. Серьезный попался противничек…

И на нем тоже — синий камзол Магистериума с золотой колбой в золотом полумесяце. Окружить бы этот гадюшник боевыми драккарами и всех до одного взять… Есть сильные подозрения, что это — затаенная мечта не только Сварога, но и Канцлера, увы, невыполнимая по причине чертовой Хартии Вольностей. Есть сильные подозрения, что и сегодня кое-кто из тамошних подвижников науки совершенно зря разгуливает на свободе…

— Правда, я молодец? — спросила Литта, хмельно поблескивая глазами. — Получайте урода…

— Молодец, — сказал Сварог.

После чего решительно отобрал у нее бутылку с бокалом и поставил под стол по соседству.

— Эй! — негодующе воскликнула Литта. — Я же его нашла!

— Найти-то нашла, но работу не закончила, — сказал Сварог, глянул на зеленые циферки в правом нижнем углу экрана. — У тебя еще триста с лишним непросмотренных физиономий. Может оказаться, увидишь еще кого-нибудь знакомого. Пара бокалов для тебя — пустяки, винцо слабенькое, голова должна быть ясной…

Литта недовольно надула губки, но Сварог, считавший себя кое-каким знатоком женской натуры (поскольку полных знатоков женской натуры нет, не было и не будет), кое-какие меры перед визитом сюда принял — не касаемо такого вот случая, просто в рамках материального стимулирования. Сунул руку в карман, вытащил за кончик расстегнутое ожерелье, прихваченное в одном из сундуков Вентордерана, покачал имперед глазами девушки:

— Хорошо закончишь работу — будет твое.

Глаза у Литты округлились. Сварог прекрасно ее понимал: дело, конечно, не в прекрасной работе неведомого ювелира. Просто брильянты, неизвестно как и от кого попавшие к Фаларену, наверняка превосходили величиной любые, какие ей только в Горроте дарил Брашеро.

— Быть не может… — завороженно выдохнула Литта. — Они настоящие?

Сварог усмехнулся, спросил укоризненно:

— Как по-твоему, я похож на человека, способного подсунуть очаровательной женщине стекляшки? — подтолкнул ее к креслу. — Ну, давай, тут работы самое большее на полчасика… — повернулся к Элкону: — Ищите еще одного покойника, граф. Чует мое сердце: перед нами — очередной воскресший покойничек…

Увы, минут через пять он выглядел чуточку сконфуженно: поторопился во всеуслышание хвастаться чутьем, а оно возьми и подведи… На сей раз (быть может, разнообразия ради) перед ними оказался не воскресший покойник, а человек, вроде бы числившийся среди живых.

И человек, действительно, незаурядный… Лорд Кобарт, герцог Тольдер, четырехсот восьмидесяти двух годочков от роду, когда-то — одно из светил Магистериума, академик и орденоносец, один из лучших в Империи специалистов по А-физике (то есть тому разделу физики, что занимается апейроном). Однако лет сто назад герцог, уж бог весть по какому побуждению, решил уйти из большой науки в большую политику. Благо по знатности рода обладал хорошими связями при дворе, к тому же один из его прапрадедушек был незаконным отпрыском тогдашнего императора. (Чем здесь, как и когда-то в средневековье на Земле, принято не стыдиться, а гордиться, даже в герб официальным образом добавляется особая геральдическая фигура под названием «повязка лазоревая с четырьмя зубцами в правом верхнем углу»). Поначалу все вроде бы шло гладко, но потом все внезапно расстроилось. Располагай Сварог с Элконом только официальными сведениями из Гербовой книги, пришлось бы долго ломать голову в тщетных попытках догадаться, отчего столь блестяще начавшаяся карьера вдруг сорвалась под откос. Но у них имелись под рукой и архивы восьмого департамента, и доступ к бумагам Кабинета Канцлера. История, в общем, банальная: набрав кое-какой вес при дворе и сколотив свою партию, герцог начал всерьез копать под Канцлера, целя на его место. Каким бы он ни был научным светилом, придворным интриганом оказался не самым способным: под Канцлера не раз копали и более матерые волчары, с юных лет окунувшиеся в дворцовые интриги. И всякий раз проигрывали. В официальных документах это, конечно, именовалось деликатно: «его величеству императору благоугодно было удовлетворить прошение лорда Кобарта, герцога Тольдера, об отставке его со всех занимаемых постов». Глядя на вещи циничнее, нет сомнений, что Канцлер попросту с треском вышвырнул за дверь незадачливого конкурента. Герцог после того, в общем, не впал в меланхолию, не запил и уж тем более не покушался на самоубийство — хотя с подобными честолюбцами случалось и первое, и второе, и третье. Он просто-напросто вернулся в Магистериум, со всем пылом продолжал прежние изыскания и даже стал открывателем «эффекта Кобарта», за каковое достижение и получил академика (Сварог с Элконом решили не уточнять, что это за эффект такой, — во-первых, к их делам это наверняка не имело никакого отношения, а во-вторых, вряд ли поняли бы, в чем там суть). Одним словом, научная карьера герцога протекала просто блестяще…

До поры до времени. Примерно семь лет назад научные круги двух планет сотрясла сенсация: Кобарт, как оказалось, в глубокой тайне не один год занимался каким-то проектом, при успехе которого взмыл бы, переводя на привычные Сварогу аналогии, в Ньютоны, Эйнштейны или Фарадеи. А оказалось вдруг, что время и силы потрачены зря: направление тупиковое, исходные предпосылки ошибочны, идея изначально была пустышкой. И все такое прочее. Сварог с Элконом и тут не пытались ничего понять, но оба слыхивали, что в случае подобных ударов судьбы иные научные светила и петлю на шею накидывали…

Кобарт оказался покрепче духом. Покушаться на свою драгоценную жизнь он не стал, но официально ушел из Магистериума, вообще из науки и форменным образом подался в отшельники — как в свое время Ройл и еще несколько человек. Разница оказалась в том, что Ройл прочно обосновался на прекрасно известном всем необитаемом островке, а Кобарт пошел дальше: улетел на Сильвану, где со временем потерялся из виду: сначала жил в каком-то захолустном гиперборейском городишке, потом переселился в вовсе уж глухую деревушку, а там и затерялся в безлюдных чащобах. Ни одна из спецслужб его не разыскивала, поскольку к этому не было никаких поводов, так что теперь ни одна живая душа в Империи понятия не имела, где обитает отшельник и жив ли он вообще…

Ну, а отшельник, как прекрасно знали все здесь присутствующие, тем временем вел в Горроте отнюдь не отшельническую жизнь во дворце усаженной им на престол поддельной королевской четы, ставши, никаких сомнений, подлинным хозяином королевства. И при этом с помощью считавшихся мертвыми неплохих специалистов Магистериума заворачивал что-то масштабное, непонятное и безусловно направленное отнюдь не на то, чтобы принести Империи пользу или одарить ученый мир настоящим эпохальным открытием…

— И вот вам в завершение хороший документик, — сказал Элкон. — Характеристика, в свое время написанная кем-то из аналитиков Кабинета Канцлера: «Интеллект высшей степени, честолюбие непомерно, полное отсутствие каких бы то ни было морально-этических принципов».

— Веселая бумажка, — кивнул Сварог, — такой экземпляр способен натворить дел, если его вовремя не остановить… И лучше всего, поверьте моему опыту, пулей в лоб… Ладно. Литта пусть занимается своим делом, а вы, пока она перебирает благородные рожи, войдите в архив Музея техники, благо открыт для всеобщего доступа. Подберите мне материалы по энергоприемникам, накопителям энергии и всему, что с ними связано. Технологии изготовления, сроки монтажа, типичные образцы, необходимый для обслуживания персонал и все такое прочее…

Он похлопал юного сподвижника по плечу, вышел в коридор и плюхнулся на тот же мягчайший диван, возле которого торчала роскошная пепельница в виде хрустальной чаши на золотой ножке. Фаларен не курил, но Мяус, едва освоившись с этой привычкой Сварога (естественно, принятой им с полным отсутствием эмоций), сделал логические выводы и набил весь замок пепельницами (среди них оказалась вовсе уж экзотическая, передвижная, проворно семенившая за Сварогом, когда он расхаживал по замку с сигаретой во рту. Сначала она Сварога раздражала, но потом он притерпелся и пришел к выводу, что штука все же полезная).

Что теперь у нас на очереди? Конечно же, Токеранг. Пока что совершенно неясно, как подступиться к шайке Брашеро (будем по привычке именовать его так и дальше), есть лишь первые наметки, зато Токеранг — под рукой. И есть идеи, которыми следует озаботиться в первую очередь.

Проход в пещеру с земли безусловно существует, и он, надо думать, мало похож на кротовью нору — уж если по нему в свое время свободно пролетали вертолеты, пусть и размером с кошку… Его, конечно, предосторожности ради могли тогда завалить… а могли и не завалить, должны же были сообразить, что не с Фалареном имеют дело, а с очередными рисковыми бродягами, осмелившимися проникнуть в Хелльстад… Ладно, оставим труды Золотым Шмелям. Сейчас следует подумать о другом входе. Подводном.

Пещера глубока, более трехсот уардов. Если подумать и прикинуть… Дно Итела — это, собственно говоря, потолок Токеранга, его, если можно так выразиться, небосклон. Вряд ли подводные лодки поднимают в Ителе со дна пещеры, громоздить подъемники в триста уардов высотой было бы чудовищно нерационально.

Гораздо проще другой вариант: устроить базу подлодок где-то «под потолком» пещеры, в одной из ее стен, чтобы оттуда лодки через какую-то систему шлюзов попадали в реку. Работка тоже, конечно, адова — но, поскольку подлодки давным-давно плавают по Ителу, она однажды была проделана… Должны быть шлюзы, скорее всего, хорошо замаскированные, как в Фиарнолле. Но поскольку это все же не магия, а техника…

Сварог жестом подозвал смирнехонько сидевшего на другом конце обширного дивана Мяуса.

— Я уже знаю, что у Золотых Щук есть и радары, и сонары, — сказал он. — А как насчет детекторов металла?

— Имеются, государь, — сказал Мяус. — Щуки в свое время предназначались в первую очередь для разведывательных, а уж потом боевых задач.

— Отлично, — сказал Сварог, достал из воздуха карту Хелльстада и разложил на диване меж собой и собеседником. — Выведите в Ител всю сотню Золотых Щук. Все внимание — вот этому участку, — он провел указательным пальцем по той части Итела, что протекала над Токерангом. — Пусть тщательнейшим образом исследуют и дно, и оба берега под водой. Должны существовать какие-то шлюзы, люки, через которые подлодки попадают наружу и возвращаются назад, и они наверняка из металла… Это логично?

— Это логично, — согласился Мяус. — Однако существуют еще и сверхпрочные синтетические материалы, государь. Крепче любого металла. Мне ничего неизвестно о наличии у противника таковых, но он может ими располагать…

С легкой руки Сварога он давненько уж употреблял в отношении токеретов именно что слово «противник».

— Действительно, — сказал Сварог. — Это тоже следует учитывать, черт их знает, тамошних умельцев… Золотые Шмели способны находить пустоты. А Щуки?

— Точно так же, государь.

— Отлично, — сказал Сварог. — Из чего бы у них ни были люки, в любом случае за ними — пустоты… Поэтому пусть с самого начала работают по двум направлениям: ищут и металл, и пустоты. Самым тщательнейшим образом исследовать каждый квадратный уард берегов и дна… А, вот что! До этого подлодки токеретов встречались под водой с нашими объектами?

— Нет, ваше величество. Появление подлодок впервые зафиксировано сто восемьдесят лет назад — а наши, как вы изволите выражаться, объекты не выходили в реку пятьсот лет.

— Отлично, — сказал Сварог. — Отсюда вытекает, что токереты наверняка вообще о них не знают… Так вот: если подлодки и наши Щуки встретятся, Щукам ни в коем случае не вступать в бой. Пусть всей стаей на полной скорости уходят в сторону Пограничья. Чтобы токереты не связали их с нами и не поняли, что это именно мы их ищем. Пусть думают, что это работают лары… Все. Вопросы есть?

— Никаких.

— Тогда за работу, — сказал Сварог.

…Вот и сидел он сейчас один-одинешенек в кабине виманы, стоявшей в горной долине на гланской территории, лигах в пяти от горротской границы. Места были глухие, безлюдные, едва перевалило за полночь, и над горами романтически сверкала россыпь звезд — только Сварогу на эти романтические пейзажи было наплевать. Нет, не на свидание пришел, а собрался посреди ночи баловаться энтомологией. Прикладной энтомологией, если точно. Проще говоря, запустил в Горрот полсотни Золотых шмелей, разбитых на три вереницы, тремя разными маршрутами. Одна ушла влево, на Бористайскую равнину, чтобы осмотреть сверху несколько деревенек и довольно крупный город, центр пограничной провинции — не с какой-то конкретной целью, просто чтобы выяснить, удастся ли сделать это незамеченными и безнаказанно. Вторая шла над Ителом, над самой водой, третья, держась низко, огибая самые высокие горные вершины, двигалась прямехонько над горным хребтом Каррер — опять-таки чтобы выяснить, можно ли им проникнуть в Горрот и уйти целехонькими. Сварог в данном случае рассуждал со здоровым цинизмом полководца: Золотых шмелей при необходимости можно клепать сотнями, потеря этих нисколечко его не ослабит, да и на него в случае чего вряд ли подумают: до самых последних дней ни одна живая душа на Таларе, в том числе и он сам, представления не имела о существовании Шмелей. Подумают, если что, в первую очередь на ларов, пустивших в ход что-то новенькое… Ну, если вернутся целыми и невредимыми — совсем хорошо…

Впрочем, до сих пор, хотя Шмели углубились на добрую сотню лиг в глубь горротской территории, тревожных звоночков не прозвучало: на трех экранах, висевших перед ним прямо в воздухе, исправно отображалось то, что попадало в объективы Шмелей-флагманов. Никакого внешнего энергетического воздействия Шмели не испытывали — проще говоря, никто не щупал их радарами или схожими приспособлениями. Вот это, правда, ни о чем еще не говорило: у горротских умельцев могли отыскаться технические сюрпризы, на которые детекторы Шмелей попросту не рассчитаны. Как, например, вся наблюдательная сеть ларов не могла отследить «черные камни». Но как бы то ни было, пока что все шло благополучно. На правом экране — голые скалы, расселины, пики и крутые каменные откосы, на центральном — безмятежная гладь Итела с редкими рыбацкими суденышками и речными пароходами, на левом — провинциальный центр (Шмели кружили над ним на высоте уардов двухсот — кто бы их рассмотрел невооруженным глазом в такую темень?) Все нормально пока.

Ничего нельзя, конечно, утверждать точно, но Сварог крепко сомневался, что в Горроте устроили что-то вроде системы радарного наблюдения за воздушным пространством королевства. Зачем, если вдуматься? Те, в Горроте, и так знают, что любые летающие машины ларов камнем рушатся, едва оказавшись над страной. Чего же им в таком случае бояться? Снольдерских самолетов? Ну да, во время последней военной кампании, столь бесславно завершившейся для Сварога, его самолеты (обычные самолеты земного производства) летали над горротской территорией, и с ними ничего не случилось, кстати. Но вряд ли в Акобаре видят серьезную угрозу в них. Их и сотни не наберется…

К тому же горротских умельцев мало, чертовски мало. Правда, не четверо, как поначалу считали, а шестеро. Уже в самом конце Литта опознала еще двоих старых знакомых — чьи фамилии начинались с двух последних букв алфавита. Маркиз и граф, опять-таки питомцы Магистериума, не достигшие и трехсот, оба, как тут же уточнил Элкон, считались весьма способными энергетиками. Как и следовало ожидать, один числился в империи мертвым, другой — без вести пропавшим. Маркиз опять-таки стал жертвой какого-то крайне рискованного эксперимента, затеянного им на свой страх и риск: его лаборатория, располагавшаяся в отдельном маноре, вдруг полыхнула так, что ни от экспериментатора, ни от его аппаратуры практически ничего и не осталось, да и здание разнесло едва ли не в щебенку. Комиссия Магистериума (и втайне работавшие параллельно с ней спецы из Техниона) пришли к выводу, что столкнулись с классическим несчастным случаем. Маркиз, очередная жертва науки, был официально признан мертвым. С графом обстояло чуточку иначе. Он взял да и пропал без вести где-то в Ронеро. Тут уж расследование вел восьмой департамент, но ничего не добился. Кружили слухи, что граф по примеру многих небожителей крутил роман с некоей придворной красоткой и (не первым уже) стал жертвой ревнивого обожателя красавицы, имевшего скверную привычку подсылать к соперникам наемных убийц. Ни источника слухов, ни конкретных имен установить так и не удалось — зато было известно, что похожие случаи не редкость. Так до сих пор и числится пропавшим без вести. Между прочим, и «гибель» маркиза, и «пропажа без вести» графа произошли опять-таки буквально за пару месяцев до гибели Ледяного Доктора.

Поскольку вся процедура отняла не более суток с небольшим, а результаты дала отличные, Сварог велел Элкону проделать то же самое со снимками сильванских ларов соответствующего возраста: ученые обеих планет вовсе не держатся отчужденно друг от друга, наоборот, дружат и сотрудничают самым тесным образом. Вполне может оказаться, Брашеро имел сообщников и на Сильване.

Ну, а пока что… На сегодняшний день картина выглядит так: в Горроте давно и старательно работают один из лучших А-физиков и один из лучших электронщиков Империи, два крупных специалиста по антигравитации и парочке сопутствующих дисциплин, два серьезных энергетика. Вообще-то там с ними крутится еще и Орк, но уж он-то ни в какой серьезной работе участия принимать не может — всем прекрасно известно, что какими бы то ни было научными знаниями герцог не обременен, положенный трехлетний курс обучения прошел только потому, что это категорически обязывает всех без исключения, а вот в Лицей, как очень и очень многие, идти отказался, хотя наставники вроде бы и обнаружили у него способности к океанографии. Да уж. Орк и океанография — это как-то решительно не вяжется. Как не вяжутся Орк и любая другая наука. Вероятнее всего, он им нужен просто-напросто как авантюрист высшей марки, «лаборант по грязным делам», ха… Такие в подобном предприятии необходимы не менее, чем ученые мужи…

Какими же делами может заниматься компания с таким подбором участников? Одно можно уже, пожалуй, считать доказанным: они создали некую защитную систему, выводящую из строя на территории Горрота любую технику ларов, — пресловутую сеть «дорожных столбов». Но это, конечно же, не самоцель, они попросту обеспечили себе защиту от посторонних ушей и глаз, чтобы заниматься без помех… чем? Быть может, и в самом деле, договорившись с токеретами о взаимных услугах, создают энергонакопители? А в Токеранге именно то предприятие именуется «Проект „Нормальный размер“»?

Если так, то главный вопрос: на какой они стадии? Пока Сварог добирался сюда из Хелльстада, успел изучить подготовленные Элконом документы из архива Музея техники. Понял не все, но главное усвоил. Чаша энергоприемника — немаленьких размеров и монтируется из множества фрагментов. А они, в свою очередь, изготовлены из сплавов, которые на Земле никто пока что не в состоянии производить. (Энергоприемник — сооружение, объемом примерно равное пяти-шести железнодорожным цистернам (каковы они в мире, покинутом Сварогом). Опять-таки — сложные сплавы, особым образом изготовленные хрустальные и эбонитовые диски в немалом количестве, электронная аппаратура, кабели, наконец… Откуда кучка людей, пусть поголовно талантливых ученых, все это возьмет? Создать все в Горроте при помощи технологий ларов невозможно — потому что никакие технологии ларов там не работают. Некие сообщники за облаками, потихонечку штампующие у себя в манорах фрагменты и детали и переправляющие их в Горрот? Возможно, не столь уж бредовая гипотеза. Это «хваталки» строжайше запрещены законом, а в данном случае речь идет об экспонатах из Музея техники. Никто и не встревожится, узнав, что некий благородный лар решил построить у себя в маноре точную копию древнего энергоприемника. Как никто не тревожится, зная, что барон Киларни собрал у себя в маноре огромную коллекцию земных паровых машин (все экземпляры — действующие). Мало ли чудаков с самыми экзотическими хобби? А детали энергоприемника тем временем потихонечку переправляются в Горрот…

Нужно, пожалуй что, дать приказ соответствующему отделу восьмого департамента проверить всех подобных чудаков. Посоветоваться на сей счет с Канцлером. Принять еще кое-какие меры…

Погасив окурок, Сварог надел лежавшую на соседнем кресле королевскую тиару и дал Золотым Шмелям приказ возвращаться. Не стоило в первую же попытку наглеть и лезть на рожон. Проникли в глубь Горрота на сотню лиг — и достаточно. Теперь посмотрим, как они будут возвращаться…

Они вернулись все до единого — целыми, невредимыми, незамеченными. Что вселяло некоторый оптимизм и позволяло строить планы на будущее…

Глава II ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ

Заложив руки за спину, Сварог стоял у высокого окна, в кабинете на последнем рабочем этаже Велордерана и смотрел вниз то ли с некоторой завистью, то ли с легким раздражением. Пожалуй, оба чувства присутствовали.

Там, внизу, раскинулся роскошный парк, приведенный в идеальнейшее состояние. Чащобы прорежены, проложены аллеи, в иных местах кустарник лишь прорежен, зато в других аккуратно подстрижен в виде геометрических фигур и зверей, дорожки из разноцветных камешков чуть ли не сияют, идиллически журчат ручейки, разбрасывают радужное сияние невысокие водопады, бьют фонтаны, украшенные начищенными бронзовыми статуями, а то и целыми скульптурными композициями, новехонькими выглядят горбатые мостики, пестреют клумбы, аккуратно подстриженные обширные лужайки кажутся с высоты бархатными полотнищами…

На одной из таких лужаек продолжались безмятежные забавы: Яна, в черных штанах и белой рубашке с кружевным жабо, азартно играла в догоняшки с палевым щенком размером с крупную овчарку — тем самым сиротой, которого Сварог без всякого сопротивления забрал у гармов. Совсем малыш, но кое-какие способности уже включились, как тогда у Акбара на «Божьем любимчике», — и потому вместо щенка, уже настигнутого Яной, почти ухитрившейся ухватить за шиворот, вдруг возникала туманная полоса, вмиг ускользавшая из рук императрицы и вновь становившаяся палевым щенком в десятке уардов от нее. Акбар лежал тут же, положив голову на лапы, снисходительно наблюдая за этой возней. Временами, для разнообразия, щенок подскакивал к нему, пытался хватить то за бок, то за ухо — но буквально отлетал после короткого гулкого рявканья (у гармов, как и у собак покинутого Сварогом мира, считалось в порядке вещей в воспитательных целях гаркнуть как следует на расшалившегося сопляка). Всем было весело и беззаботно, не то что Сварогу, которому предстояло несколько часов работы: далеко не все бумаги в пролистанном им «досье Асверуса» были исполнены безукоризненным почерком канцеляристов, иные словно курица лапой нацарапала — а изучить следовало все…

Он присмотрелся. Охрана, разумеется, бдила. На фоне зелени прекрасно можно было различить полдюжины гармов, сидевших так, что они образовали упиравшийся в стены замка полукруг с радиусом уардов в сотню. Ни Золотых Филинов, ни Дракона Сварог из своего окна не видел — кружили высоко. Вполне возможно, он перегнул палку с безопасностью, поскольку и так постоянно включены системы, накрывавшие не только дворец, но и парк пятью колпаками защитных полей — с пятью разными функциями. Однако и себе слово дал, и Канцлеру пообещал: за пределами обоих замков Яна без охраны ни за что не покажется. Он не боялся чего-то конкретного — просто хотел довести безопасность до предела, пусть даже до абсурда. Одну он в свое время не уберег…

Сама Яна поначалу откровенно высмеивала вслух доведенные до абсурда меры безопасности. Сварог, чтобы не вступать в пустые дискуссии, попросту дал ей послушать запись разговора с Литтой — после чего Яна чуточку посерьезнела и перестала критиковать его заботу о ней, по крайней мере, вслух.

Ага, вот… Справа, над кудрявыми кронами деревьев, прошел Золотой Филин — неспешным, спокойным полетом. Поднялся выше, исчез с глаз. Сварог в который уж раз подумал о вторжении в горротский королевский дворец с помощью «ограниченного контингента» своих золотых птичек. Никакой армады вторжения. Дворец вплотную примыкает к реке, от гранитной набережной отделен лишь широкой лестницей ступенек в пятьдесят. Предположим, что у набережной вдруг всплывает «Рагнарок», из распахнутого грузового люка (есть такой позади рубки, примерно пять на шесть уардов) взлетают всего-то десятка три Золотых Филинов и обрушиваются на дворец, уничтожая расчеты нацеленных на реку двух десятков пушек и полудюжину ракетных установок, нанося лучевые удары по «запретной» части дворца. Тем временем по той самой лестнице парадный вход во дворец атакуют полсотни морских пехотинцев. Примерно столько людей и Филинов грузовой трюм в состоянии вместить, а то и побольше поместится. Ну, а «Рагнарок» при необходимости поддерживает огнем воздушные и наземные силы. Тем временем по центральной, нейтральной, никому не принадлежащей части Итела подходят пароходы с десантом…

И в который уж раз сам себе привел все прежние возражения. Без авиационного прикрытия, то бишь Филинов, слишком рискованно затевать такое предприятие, даже имея «Рагнарок». Они просто необходимы на тот случай, если во дворце отыщется, кроме банальных пушек и ракет с «горродельским огнем», еще что-то, сделанное уже умельцами, и, вполне возможно, способное причинить существенный ущерб даже «Рагнароку». «Рагнарок», в конце концов, всего лишь обычная субмарина, не располагающая ни защитными полями, ни прочими роскошествами. Обычная субмарина, пусть даже снабженная серьезным оружием и построенная из сверхпрочных сплавов. Мало ли что может отыскаться в заначке у противника. «Штурмовая авиация» просто необходима — но светить ее нельзя. Конечно, Канцлер не подозревает об истинных размерах Сварогова золотого воинства, можно бы с наивным лицом и соврать: мол, в Хелльстаде всего-то три десятка этих симпатичных птичек, ранее служивших личной охраной покойному королю. А больше нету и взять неоткуда. Но с Канцлером, человеком умнейшим и хитрейшим, в такие игры играть опасно… Невозможно просчитать его реакцию и последствия. Так что оставляем этот вариант на самый, самый, самый крайний случай. Когда окажется, что если его не применить, — все рухнет.

Есть и другой вариант, правда, чисто теоретический. Перед нами — не обычное государство, где в случае гибели или пленения какого-нибудь важного генерала управление тут же подхватят дюжины две других. Горротских кукловодов слишком мало, по пальцам можно пересчитать — а значит, решения принимают и приказы отдают буквально двое-трое субъектов — в первую очередь Брашеро, конечно, и парочка его особо доверенных лиц. Вот если бы удалось каким-то лихим налетом повязать эту пару-тройку ключевых фигур, что, несомненно, парализовало бы всякое сопротивление… Вот только как это устроить? Сварог решительно не представлял. Даже бледного подобия толкового плана в голову не приходило…

Сердито фыркнув, он отвернулся от беззаботной идиллии за окном, отошел на пару шагов. Одно движение пальца — и окно плотно закрыли тяжелые вишневые портьеры. Второе — и кабинет окутан «пологом тишины», обеспечив полную звукоизоляцию от окружающего мира. Третье — и в наступившем полумраке над столом вспыхнула люстра.

Сварог сел за стол, где стоял лишь небольшой компьютер и лежала пухлая стопа пожелтевших от времени листов — «досье Асверуса», как это в обиходе именовалось. Хотя, ради исторической точности, так следовало бы называть вторую половину бумаг — начинали дело совсем другие люди (правда, так и оставшиеся безымянными).

Зато (хотя с историческими событиями сплошь и рядом случается совсем наоборот) достовернейше известно имя обитателя Талара, первым в истории не просто увидевшего подлодку токеретов, но ухитрившегося остаться в живых и обо всем рассказать. Вот оно, в первой же бумаге — Миррар Корб, подшкипер правого борта рыболовного гукора «Ласточка», вышедшего на промысел в составе «плавучей мастерской», принадлежавшей некоей фирме под названием «Артилас Снорр и сыновья»… стоп, стоп! А собственно, что это за такая «плавучая мастерская»? Никогда раньше такого термина не слышал — а впрочем, как-то не особенно интересовался рыболовством, для этого есть соответствующие департаменты…

Пришлось отложить пока что бумаги и взяться за компьютер. Особых трудов не потребовалось, хватило минут десяти, чтобы разобраться с системой таларских рыболовных судов, общей для всех держав континента.

В расчет не берется «мелочь пузатая», то есть всевозможные шаланды, баркасы и прочие корытца, кустари-единоличники, никогда почти не отходящие от берега далее, чем на четыре-пять морских лиг. Рыболовный флот открытого моря делится на три категории.

В официальных бумагах употребляются казенные термины, но в обиходе, как частенько случается, приживаются свои словечки. «Сотняги» — те, кто уходит от берега на сотню морли с лишком. «Пятисотки», соответственно, морли на пятьсот. Третья, элитная категория — это целые флотилии океанского плавания, принадлежащие богатым промышленникам. А «плавучими мастерскими» они именуются оттого, что пойманную рыбу обрабатывают прямо в море: примерно половина кораблей забрасывает неводы, на остальных устроены засолочные, коптильни, приспособления для вяленья. Как правило, именно такие флотилии ловят рыбу самых дорогих, деликатесных пород — а ее косяки обычно держатся далеко в открытом море.

Одна такая флотилия и вернулась неожиданно в Ронеро, не заполнив и половины трюмов. Ее капитан-управляющий и упомянутый подшкипер, что характерно, даже не к хозяину отправились первым делом докладывать, а из порта поехали в Морское бюро (прямо об этом не говорилось, но у Сварога осталось впечатление, что означенный подшкипер в Бюро как раз и подрабатывал).

В самых расстроенных чувствах он стал излагать такое, отчего допрашивавший его дежурный чиновник недоверчиво задумался. По словам Корба, «Ласточка» стала вытягивать невод, судя по весу, с неплохой добычей. За чем он и присматривал, надзирая в силу судовой роли именно за правым бортом.

Вот только добыча оказалась, мягко скажем, странная… Среди месива серебристых, бившихся мерлангов поблескивало металлом нечто странное: заостренная с двух сторон труба длиной уардов в десять, с какой-то странной «башенкой» наверху, дергавшаяся, как живая. Один ее конец запутался в сети, и вся она как-то странно гудела, рычала, взревывала, но не как животное, а словно бы «по-пароходному» (к тому времени уже лет двадцать как появились первые пароходы, и было с чем сравнивать). Никто прежде такой штуки не видывал, но на животное оно ничуть не походило. Подшкипер Корб, как ему и надлежало по должности, велел не толпиться у борта всем скопом, не таращить зря глаза, а вернуться к лебедкам и вытаскивать невод на палубу — ну, а там разберемся. Сам он побежал доложить капитану — что его и спасло.

Он был в паре шагов от капитанского мостика, когда сзади громыхнуло так, «как он в жизни» не слышал. Подшкипера подняло в воздух, по высокой дуге вышвырнуло за борт, он, не потерявши сознания, кое-как выплыл на поверхность, где и уцепился за какой-то брус — третий раз попадал в кораблекрушения, навык имелся.

Когда стал оглядываться, ошарашенный, «Ласточки» на воде не было, вместо нее плавала куча обломков — за некоторые цеплялись те, кому точно так же повезло, ну, конечно, крики стояли, вопли…

А потом настала жуткая тишина и сразу вскоре — размеренное стрекотание, словно заработала исполинская швейная машинка. Выглянув из-за своего бруса, Корб увидел врезавшееся в память на всю жизнь: по широкой дуге, обходя обломки, двигалась то ли другая, то ли та же самая штука — и перед башенкой у нее ожесточенно плевался огнем двойной стволик, и это, безусловно было какое-то оружие: подшкипер хорошо видел, как рыбаки, цеплявшиеся за обломки, вдруг, брызжа кровью, разжимали руки и камнем уходили ко дну. Сообразив, что движется эта непонятная смерть в его сторону, подшкипер нырнул как мог глубже, видел, как над ним прошла узкая длинная тень, оставлявшая за кормой пенистый след, — и, когда дышать стало абсолютно нечем, вынужден был выгрести на поверхность, а там уже стояла полная тишина, ни единой живой души — и непонятный предмет исчез без следа…

Прочитав все это, Сварог не сомневался, что подлодок было две. Первая, если ей качественно опутало винт сетями, ни за что бы не смогла высвободиться. Дело не в размерах. Даже на покинутой им Земле самые современные субмарины, случалось, угодив винтами в рыбачьи сети, становились беспомощными. Конечно, подлодок было две — и одна явно подорвала себя по милой привычке токеретов, а вторая постаралась, чтобы не осталось свидетелей. Если у них там стояла спаренная автоматическая пушка — для людей нормального размера ее снарядики были чем-то вроде разрывной пули…

Капитан-управляющий мог добавить немного: на одном из кораблей-коптилен, находившихся поблизости, услышали отдаленный взрыв, увидели взметнувшийся над морем столб воды — и, зная, что где-то там дрейфует «Ласточка», пошли в ту сторону. Вместо «Ласточки» они увидели плавающие по воде обломки, клочья сетей и цеплявшегося за какую-то деревяшку подшкипера Корба. Когда его подняли на палубу, вел он себя, как безумец, — хватал за одежду всех, кто оказался рядом, кричал, что нужно немедленно уплывать, иначе всех достанут подводные железные чудовища. (Сам Корб, как из его показаний следовало, решительно ничего такого не помнил и уверял, что внятно и членораздельно предупреждал об опасности).

Капитан оказался в сложном положении. С одной стороны, не стоило возвращаться в порт с наполовину наполненными трюмами.

С другой… Крайне убедительно выглядели даже не бредовые вопли подшкипера, а плававшие вокруг обломки «Ласточки». И могучий взрыв, что ни говори, действительно был. Меж тем на «Ласточке» не было ничего, способного так взорваться, превратив корабль буквально в груду щепы… К тому же морской волк не раз слышал о случаях, когда в океане в невод попадали самые загадочные предметы — иногда безопасные, а иногда — не к ночи будь помянуты. На эту тему давненько сложился обширный свод морского фольклора, где правда, как водится, самым причудливым образом перемешана с легендами. К тому же экипаж, посмурневши, стал едва ли не в полный голос поговаривать, что лучше бы унести ноги, пока не случилось чего-нибудь похуже. Естественно, вспомнили и вовсе уж ни к селу ни к городу — Серую Погибель, которая, всем известно, появляется только на рассвете…

Предпочтя не доводить дело до бунта, капитан приказал ставить паруса и передать остальным кораблям, что флотилия возвращается в Джетарам. Ну, а с дергавшимся подшкипером поступили испытанным способом — залили в глотку бутылку рому, да и потом, на протяжении почти всего обратного пути, держали в состоянии полного алкогольного опьянения — это проще, чем привязывать к койке и отряжать кого-нибудь в качестве сиделки.

Как явствовало из штампов и резолюций, в Морском бюро отнеслись к показаниям подшкипера крайне прохладно. То ли на дежурстве торчал особо закоренелый бюрократ, то ли сработала инерция человеческого мышления: коли уж никто прежде ни о чем подобном прежде не слышал… К тому же подшкипер допустил большую ошибку: вместо того чтобы держаться спокойно и говорить убедительно, он начал биться едва ли не в истерическом приступе, крича, что говорит чистейшую правду и требует, чтобы его слова довели чуть ли не до самой королевы…

В результате чего на бумагах с его показаниями очень быстро оттиснулся штамп «оставить без последствий» — правда, поскольку в этой конторе ни одна казенная бумажка, раз начатая, уже не пропадала, ее отправили в архив «третьего разряда хранения» (где через пять лет должны были списать и спалить в печи). На том дело вроде бы и кончилось.

Вот только месяцев через пять в Джетарам пришел корвет «Альбатрос» — и его капитан, не мешкая, немедленно кинулся в Морское бюро. Куда, впрочем, и так должен был в первую очередь явиться с докладом. Открытым текстом об этом не говорилось, но, судя по некоторым данным, корвет выполнял какое-то хитрое задание в рамках военно-морской тайной войны: не зря же, как выяснилось с первой же страницы, корвет был выкрашен в темный цвет, шел под черными парусами и темной ночью оказался на якоре у одного из «бесхозных» островов Девайкир, незаметный с моря на фоне леса. Давно известно, что возле островов Девайкир крутится масса интересных дел…

Капитан бодрствовал среди ночи (еще одно косвенное свидетельство, что речь там шла о чем-то интересном). И потому он сначала собственными глазами, а потом в подзорную трубу разглядел примерно в четверти морской лиги от берега три странных суденышка, идущих кильватерным строем. Больше всего они походили на погруженные наполовину толстые трубы длиной уардов в десять, и над каждой торчало что-то вроде башенки, и за кормой у каждой клокотала взбаламученная вода — хотя там не удалось высмотреть ничего, похожего на пароходное колесо. Более того, у башенок стояли люди и было установлено нечто вроде пушек — но люди-то, учитывая масштаб, были не выше мизинца, да и пушки крохотные. Капитан несколько минут наблюдал, как эти странные кораблики шли параллельно берегу, потом флагман погрузился и пропал с глаз, а два других двигались тем же маршрутом, пока не исчезли за мысом…

В завершение капитан уточнил, что его слова могут подтвердить наблюдавшие ту же самую картину шесть человек ночной вахты, один из них офицер, а также «известная Морскому бюро фигура — по возвращении с места пребывания». Шпиона высаживали, точно…

Вот к этому рапорту отнеслись гораздо серьезнее — еще и оттого, что помянутые шестеро, допрошенные порознь, дали в точности такие же показания. Да и капитан, такое впечатление, был на хорошем счету и в сочинении морских побасенок не замечен…

Машина закрутилась. Кто-то — то ли жаждавший выслужиться молодой карьерист, то ли старый бюрократ с отличной памятью — вспомнил о подшкипере Корбе и его показаниях. Показания срочно извлекли из архива, а самого подшкипера не без долгих трудов отыскали в Джетараме, где он, списанный после той истории на берег, служил ночным сторожем на одном из складов той же фирмы. Описания, в принципе, совпадали. Всех восьмерых заставили изобразить на бумаге, как уж вспомнят и как получится, описания этих штук. Рисунки опять-таки выглядели крайне похожими.

Вот тогда уж в Морском бюро призадумались не на шутку. На завтра же в Адмиралтейство ушел пространный отчет, в котором кто-то неглупый, помимо прочего, написал: «Судя по показаниям свидетелей, означенные предметы явно несут на борту какое-то оружие и потому могут представлять безусловную опасность для военного и торгового флота». Было это сто двадцать восемь лет назад, так что ронерским морякам выпала честь стать первооткрывателями токеретов (Снольдер подключился к этому лишь два года спустя, похоже, получив кое-какие сведения через свою агентуру).

Из Адмиралтейства прибыл проверяющий в немаленьком, пусть и не адмиральском чине. И написал в отчете, что свидетели ему представляются надежными, а ситуация — крайне серьезной. Именно на его бумаге была наискось, размашистым, небрежнейшим почерком изображена резолюция: «Согласен. Начать расследование, по возможности, взять пленных». Подпись оказалась совершенно неразборчивой, но давно известно — чем выше начальство, тем сквернее у него почерк, к тому же резолюция была наложена зелеными чернилами, какими в Адмиралтействе пользуются только адмиралы.

И дело закрутилось… Нельзя сказать, чтобы оно блистало особенными достижениями. Некий гран-коммодор из Морского бюро, которому поручили заниматься подлодками (впрочем, повсюду употреблялся термин «загадочные подводные суда»), когда из Адмиралтейства у него потребовали план действий, честно признался, что не в состоянии пока что составить толкового. Потому что решительно не представляет, где искать эти подводные суденышки, как и какими средствами. Письменную выволочку он получил, но не особенно сильную, надо полагать, работник был дельный, да и в Адмиралтействе сидели не идиоты. Сварог на их месте, пожалуй, тоже не метал бы громы и молнии.

После некоторого замешательства некоторые наметки все же были составлены. Работать стали так, как любая спецслужба на их месте. Для начала обшарили все архивы, где могло оказаться что-то полезное. Такового не обрели. Выяснилось даже, что подобных крохотулек на подводных судах не существует даже в морском фольклоре. После чего был составлен особо секретный циркуляр, предназначавшийся исключительно для командиров военно-морских кораблей: внешний вид такой-то… при обнаружении вести наблюдение… если благоприятствует ситуация, взять в плен, а то и захватить подлодку… одновременно куча агентов низшего разряда, из тех, кто отирается по портовым кабакам, получила задание: помимо прочего, прислушиваться, не прозвучат ли такие-то и такие-то разговоры… Ну, и, как водится, через агентуру в соседних государствах выяснить, не известно что-либо там. Пожалуй, это все, что можно предпринять в такой ситуации. О Токеранге, естественно, никто не подозревал, токеретов считали обитателями океана, вроде русалок — только до сих пор не попадавшимися на глаза…

У Сварога появилась версия, которую он пока что не мог проверить. Подлодки, старательно зарисованные очевидцами сто двадцать восемь лет назад, и те, что он видел сам, изрядно отличались внешним видом. Нынешние выглядели как-то современнее, что ли. Вполне возможно, что те, старые, были еще не атомными, а дизельными. Вполне возможно, что сто двадцать лет назад токереты только начали морские плавания. Почему бы и нет?

На протяжении следующих двух лет ни малейших успехов добиться не удалось. Агентура из портовых кабаков ничего толкового в клювике не притаскивала, сведений от капитанов не поступало.

В конце концов, кто-то — видимо, от бессилия — обратился к стагарским колдунам, но хотя и получили приличное вознаграждение, ясности не внесли: трое подряд твердили, что о таком морском волшебстве отроду не слышали и не знают, чтобы кто-нибудь слышал. Так что это, очень может быть, и не волшебство вовсе. И вообще, если бы им предъявили кусочек такого суденышка, а то и самого «крохотульку», можно было бы сказать хоть что-то определенное, а так…

Правда, один-единственный случай за эти два года можно было отнести, уж, безусловно, не к успехам, но к точной информации. Бригантина «Косатка», входившая в состав ронерского военно-морского флота (и, очень похоже, выполнявшая у островов Девайкир какую-то хитрую миссию наподобие той, с которой ходил «Альбатрос»), вдруг посреди ночи вышла на связь посредством таша (они как раз начинали входить в обиход), и капитан сообщил, что преследует в бухте именно такое подводное суденышко, чье изображение имеется в секретном циркуляре, переданном ему, как и прочим капитанам, два года назад. Еще через пару минут капитан доложил, что обстреливает неприятеля из обоих носовых орудий.

Потом замолчал навсегда. Когда вышли все сроки возвращения «Косатки», Морское бюро отправило в ту бухту замаскированный под жемчуголов корабль. И в первый же день ныряльщики обнаружили у самого берега, на глубине уардов пятнадцати, лежащую на дне «Косатку» с огромной пробоиной в левом борту. Судя по отчету командира, оказавшегося цепким и въедливым, часть обнаруженных там же, на дне, скелетов выглядела так, словно их расстреляли чем-то вроде разрывных пуль…

В общем, дело застопорилось. И очередная бумага из заметно похудевшей, даже более чем наполовину стопы, была краткой инедвусмысленной: передать дело из Морского бюро во второй стол дворцовой стражи — хотя самому Бюро по-прежнему держать это дело на заметке. Собственноручная подпись королевы Дайни Барг и ее малая печать. И еще одна бумага за ее же подписью: поручить дело капитану Асверусу…

Почему получилось именно так, не было нужды ломать голову. Сварог тут же наткнулся на подробный рапорт Асверуса — судя по канцелярским штампам, грифу и пометкам, извлеченный из совсем другого дела, относившегося как раз к разведке дворцовой стражи. Начиналось все с доноса, отправленного Асверусу неким «Звездочетом» — судя по орфографии и стилю, человеком с образованием (ну, и такие среди стукачей не редкость). Означенный Звездочет подробно описывал, как некий граф Дольфи, знаменитый в столице мот и повеса, в последнее время в узком кругу постоянных собутыльников стал похваляться, что открыл-де новый вид убийства (а то и цареубийства), от которого любого, даже монаршую особу, не способна спасти никакая охрана. Уж кого-кого, а дворцовую стражу такие штукари интересовали в первую очередь… (К тому же этот Звездочет, судя по некоторым деталям, не лакеем при графе служил, а именно что был своим в том самом узком кругу постоянных собутыльников — следовательно, дворянин, не иначе).

Асверус отреагировал немедленно. Судя по дате, он назавтра же вызвал агента на явочную квартиру, и тот накатал пространный доклад о крайне интересных событиях, чуть ли не каждый вечер происходивших в особняке графа за крепко запертыми дверями. Для того самого узкого круга — с которого предварительно была взята клятва хранить тайну, иначе проговорившийся умрет самым загадочным образом и никто никогда не докопается до истины.

Сварог не сразу догадался, что напоминает ему эта история. Потом сообразил: рассказ отца Алкеса о событиях в Равене восемнадцатилетней давности. Почти то же самое, разве что с некоторыми вариациями. Оказывается, виконт Башар не первым это придумал…

По обстоятельному рассказу Звездочета, граф развлекал своих близких друзей крохотными человечками.

У него была особая комната, где крохотулек в клеточках содержалось десятка три, мужчины и женщины. Все там было продумано до мелочей: арены для гладиаторских боев, театральные сцены, освещение, пластины увеличительных стекол. Все это умещалось на нескольких столах, так что можно было переходить от зрелища к зрелищу. Все почти как у Башара: воины, когда в доспехах, когда без, дрались самым настоящим боевым оружием — и невезучие гибли, женщины исполняли танцы с раздеванием, а иногда крохотулек обоего пола, роскошно одетых, усаживали за пиршественный стол, заканчивавшийся, к потехе зрителей, преизрядной оргией. Иногда крохи, одетые егерями, охотились на мышей и прочих мелких зверюшек (в отличие от своего последователя, граф их все же крысами и змеями не травил).

Звездочет первым делом попытался выкупить у приятеля парочку крохотулек, справедливо полагая, что в этой просьбе не будет усмотрено ничего подозрительного — кому же не захочется такую игрушку? Однако граф (разговор проходил один на один), посерьезнев, ответил, что это решительно невозможно. Крохи эти ему подарены со строгим наказом никому не передаривать. Их, собственно, и показывать-то не следовало, но граф не смог удержаться, чтобы не продемонстрировать такую диковину ближайшим друзьям. Так что виконту (ага, Звездочет все-таки был дворянином) лучше не требовать невозможного и никому постороннему не рассказывать, иначе чревато самыми скверными последствиями…

«Он крепко сжал мою руку, — писал Звездочет, — и, ухмыляясь, сказал:

— Представь, что такая кроха проберется к тебе, дружище, в дом с достаточно длинным мечом… Кто его заметит и кто потом найдет?

— Тьфу ты, — сказал я. — Это и есть твой совершенный способ цареубийства?

— Но ведь согласись, самый совершенный способ? — засмеялся он. — От таких и в королевском дворце никакая стража не спасет. Ты не подумай, я ничего такого не замышляю, я просто рассуждаю отвлеченно…

— А это, часом, не нечистая сила? — спросил я осторожно.

— Вздор! — захохотал граф. — Самые обычные люди, только маленькие.

— И где таких ловят? — спросил я. — Ты не представляешь, как мне хочется завести такой театрик! Дольфи, мы с тобой сто лет знакомы, старые друзья… Где-то же их таких ловят? Что угодно отдал бы…

Он словно бы задумался и даже чуточку протрезвел.

— Что угодно, говоришь… — сказал он задумчиво. — Ну, душу они у тебя просить не будут, они не по той части… Говорю тебе, тут нечистой силой и не пахнет… А вот услугу оказать можешь. Есть, знаешь ли, один горный король, о котором никто не слышал, потому что он не любит публичности… Нужны ему, понимаешь ли, разные мелкие услуги. А он в обмен, кроме золота, может тебе отдать пару дюжин таких вот… которые у него, как у нас простолюдины. Интересует?

— Еще бы, — сказал я. — Если без всякой нечистой силы.

— Говорю же, никакой нечистой силы… Вот, кстати… У тебя ведь загородный дворец стоит на самом берегу Итела?

— Из окна до воды доплюнуть можно, — сказал я. — Только пользы от него никакой: обветшал так, что дешевле снести и новый построить, но дядюшка за него держится и мне его отписал с условием до его смерти не перестраивать…

— Это хорошо… — сказал он как-то задумчиво. — Может, и удастся что-нибудь сделать для старого друга… Тайны ты вроде бы хранить умеешь… — он подвел меня к окну, за которым катил воды вечерний Ител, — а уж сколько тайн хранит эта река, кто бы знал… Ну, хорошо. Приезжай завтра часикам к девяти, ко мне как раз должен заглянуть один человек, смотришь, и договоритесь. Но запомни накрепко: проболтаешься — смерть…

— А заговора здесь никакого нет? — спросил я на всякий случай.

— Виконт, виконт, ты всегда был, уж извини, трусоватым… Нет здесь никакого заговора. Одни только развлечения благородных дворян, как видишь…»

Сварог еще раз перечитал фразу: «Он подвел меня к окну, за которым катил воды вечерний Ител». Несомненно, дом графа стоял на берегу реки. И загородный дворец виконта-стукача тоже стоял на берегу реки, к тому же за городом — чем, надо полагать, их и заинтересовал…

Отложив последний лист с подписью Звездочета, Сварог взял следующий — короткую записку Асверуса королеве, где тот писал: вполне вероятно, что неведомые крохотульки из дома графа имеют несомненную связь с хозяевами подземных суденышек. Неужели на Таларе много стран, населенных лилипутами? Притом, что никто о них никогда не слышал, даже в архивах ни малейших упоминаний, даже в сказках и крестьянских побасенках… Логичнее будет предположить, что мы имеем дело с одними и теми же. Кстати, они вряд ли — обитатели океана, поскольку дышат воздухом, как и мы.

Резолюции на записке не имелось никакой, как и канцелярских штампов — видимо, передана из рук в руки, и разговор по ней на бумаге не фиксировался. Сварог медлил переворачивать очередную страницу. Попытался сначала угадать, что они предприняли. Конечно, заманчиво было бы ввести того Звездочета в круг посвященных… Слишком рискованно все же — по бумагам видно, небольшой отваги субъект, мог что-нибудь напортачить… С другой стороны… Что же это за человек, который придет завтра? Может быть, как раз… Вот тут бы его и захватить, расспросить вдумчиво… на худой конец остаются эти, в клетках, хоть что-то да знают… У токеретов дурная привычка подрывать свои подлодки вместе с собой… но откуда это могли тогда знать Дайни и Асверус? И как сам Сварог поступил бы на их месте?

Ладно, к чему гадать, если все, что произошло, уже случилось сто двадцать шесть лет назад? Достаточно перевернуть лист…

Они решили брать особняк штурмом!!! Вот он, полный отчет — и Асверуса, и двух его помощников, и Звездочета. В назначенный час Звездочет как ни в чем не бывало (хотя наверняка поджилки тряслись) приехал к старому приятелю. И, войдя в его кабинет, увидел престранное зрелище: на столе стоял вовсе уж кукольный стульчик, на котором восседал крохотный человечек в мундире наподобие военного. Рядом с ним стояла черная коробочка повыше ростом его самого, чья передняя сторона закрыта серебристой сеткой (ну конечно, микрофон и усилитель, сообразил Сварог). Еще в коридоре граф предупредил, что разговаривать с гостем следует тихо, почти шепотом, никак не в полный голос. А перед тем, как войти, шепнул на ухо:

— Имей в виду: наш гость, хотя и крохотный, чином не менее адмирала, так что держись вежливо…

Так виконт и поступил: войдя в комнату, снял шляпу, раскланялся по всем правилам, на что крохотный адмирал лишь сухо кивнул головой, словно простолюдина приветствовал. В другое время виконт, быть может, и обиделся бы, но сейчас не до пустяковых обид: нервы напряжены, как струны: уж Звездочет-то прекрасно знал, что особняк окружен, что лакея в прихожей, несомненно, уже малость придушили и по лестницам наверх рвутся лучшие сыскари, умеющие передвигаться бесшумно, как тени… И беспокоился об одном: удастся ли ловко вынуть из кармана врученную Асверусом шелковую сеть с мелкими ячейками…

— Ну что же, рад приветствовать, — жестяным голосом заговорила черная коробочка (виконт подметил, что человечек держит у рта крохотную бусинку, а от нее тянется к коробке нечто вроде черной бечевки). — Гостеприимный хозяин сообщил, что вы готовы участвовать в наших делах?

— О которых я, к сожалению, знаю слишком мало, — светским голосом ответил виконт.

— Тем лучше для вас, — сказал человечек. — Знать о наших делах много — не всегда полезно для здоровья и самой жизни…

— Я понимаю, — сказал виконт. — Коли уж мне предлагают какую-то сделку, обычно принято раскрывать детали? Хотя бы в общих чертах?

Он боялся сейчас всего на свете: этих двух, Асверуса, несомненно занимавших дом сыщиков, вообще неизвестно чего, стоявшего за этими крохотульками. Но как порой случается с людьми подобного склада, трусость лишь прибавила наглости.

— Хотя бы в общих чертах? — повторил он.

— Что же, это логично, — кивнул человечек, сидевший в позе, определенно исполненной властного достоинства. — Однако наш друг должен был предупредить, что плата за разглашение тайны одна — смерть? От которой вас в случае измены никто и ничто не спасет?

— Я дворянин, сударь… — простите, не знаю вашего имени и звания, — сказал Звездочет, сам удивляясь собственному спокойствию. — И привык держать слово. В особенности, когда речь идет о выгодной сделке.

— Ну что же, — сказал человечек. — Коли уж вы должным образом предупреждены… У вас есть загородный особняк лигах в десяти от города. Я хотел бы его снять… нет, не весь. Мне было бы достаточно подвалов. Такой уж я странный постоялец. Вы согласны сдать мне ваши подвалы?

— Конечно, — сказал виконт. — Честно признаюсь, они мне самому не особенно и нужны, стоят пустыми который десяток лет, никто там и не бывает.

— Отлично, — сказал человечек. — Что же вы хотите получить взамен за… долгосрочную аренду?

И тут грохнула дверь, ворвались сыщики. Краем глаза Звездочет видел, как графа моментально сбили на пол, — но некогда было отвлекаться, он, выполняя свою задачу, рванулся вперед, выхватывая из кармана сеть, разворачивая, в отчаянном броске пытаясь накрыть вскочившего человечка… И накрыл! Асверус раз двадцать заставил его отрабатывать этот прием, так что все прошло гладко: Звездочет прижимал к столу сеть четырьмя растопыренными пальцами, больше всего боясь нечаянно удавить бившееся под ней крохотное создание…

Потом рядом возник Асверус, проворно отодвинул в сторону, подхватил сеть и вместе с крохотным пленником, замотав его еще надежнее, опустил в раскрывавшуюся сверху мышиную клеточку — из дорогих, золоченых. Поднес ее к глазам, присмотрелся, спокойно бросил:

— А вот этого не нужно…

И, запустив туда два пальца, осторожно прижал руку крохотульки, в которой поблескивал какой-то крохотный предмет, как мог осторожнее выдернул его из лилипутских пальцев, и он почти беззвучно упал на пол.

— Отыщите его! — распорядился Асверус.

Кто-то с огромной лупой в руке — видимо, многое было заранее продумано — тут же принялся ползать на корточках у стола и вскоре с торжествующим видом показал что-то блестящее, осторожно держа его кончиками пальцев. Казалось, весь дом был набит сыщиками — никто уже не таился, повсюду топот, громкие голоса. Звездочет видел, как откуда-то из глубины дома вынесли две клетки с участниками «представлений» — они там все сбились в кучки в одном углу и чувствовали себя, должно быть, прескверно.

Граф, которого уже подняли с пола, но за локти держали крепко, вдруг отчаянно заорал:

— Он же здесь не один, идиоты! Сейчас все взлетит на воздух!

На том донесение Звездочета кончалось — по чисто техническим причинам. Как явствовало из подробного донесения Асверуса, Звездочет первым рванул к выходу, да так, что мог обогнать любого зайца, — и остановили его только сыщики, окружившие особняк плотным кольцом. Однако и сам Асверус, крайне серьезно отнесшись к воплям графа — порывавшегося к тому же вырваться от конвоиров и бежать прочь, приказал покинуть дом, благо нужная добыча имелась.

Все на воздух не взлетело — но, когда они были уже на первом этаже, в подвале что-то оглушительно грохнуло, потянуло дымом; затрещал огонь. Хорошо еще, пожарная команда, пусть и не приготовленная заранее, примчалась быстро.

(Забегая вперед: когда пожар потушили, подвал осмотрели очень тщательно, но не обнаружили ничего похожего на качественно оборудованную базу наподобие тех, что Сварог своими глазами видел в Гиуне и Фиарнолле. Видимо, токереты и впрямь совсем недавно вышли в реки и моря, только-только начали осваиваться, искать помощников среди людей, укрытия в городах. Из подвала, частично расположенного ниже уровня воды в реке, был просто-напросто пробит туннель, достаточный для того, чтобы через него прошла подводная лодка. Там было устроено что-то вроде причала, а на нем явно стояли раньше крохотные домики — но разобраться в этом не было никакой возможности, все сожрал огонь).

Едва пожар потушили, Асверус распорядился обыскать особняк тщательнейшим образом с помощью терьеров-крысоловов. Всю добычу составили полдюжины крыс и труп крохотного человечка, лежавшего у входа в подвал с пистолетом у виска: ага, токереты уже тогда завели эти самурайские обычаи — живьем в плен не сдаваться… Крепкая деревянная дверь, запиравшая вход в туннель из реки, так и осталась запертой изнутри — значит, лодки там не было, она должна была вернуться позже, оставив пока что двух резидентов.

Точно, у Асверуса многое было продумано наперед. Своих пленников он отвез в одну из башен Монфоконской тюрьмы, куда под дверь и мышь не пролезет, а узкие зарешеченные окошки расположены слишком высоко для нормального человека. И вызвал нескольких специалистов, которые неплохо умели обращаться с миниатюрными существами и предметами: энтомологов и ювелиров. Первым делом принялись за человека в мундире, с помощью луп и тонких пинцетов помогли ему разоблачиться, обыскав на предмет оружия. Ничего не нашли — кроме пистолета (все же отысканного) там ничего и не нашлось. «Ну конечно, — подумал Сварог, — это они потом навострились использовать взрывчатку, не только строить впечатляющие эллинги, но и взрывать их в пыль…»

На всякий случай, чтобы окончательно убедиться, с кем имеет дело, Асверус раздобыл где-то и старую колдунью, похоже, и раньше оказывавшую ему какие-то услуги в обмен на защиту от Багряной Палаты. Бабка заверила, что нечистой силой тут и не пахнет: самые обыкновенные создания из плоти и крови, вот только, полное впечатление, человеческой души у них не имеется.

Поскольку ту черную коробочку (микрофон с усилителем, конечно) тоже успели хозяйственно прихватить с собой, казалось сначала, что договориться будет просто. Ничего подобного. Клиент попался страшно неразговорчивый и хамоватый: если что и звучало из его крохотных уст, так то угрозы смертью «верзилам», не представляющим толком с кем связались, да словечки, которые могли быть исключительно ругательствами.

Тогда, как нетрудно догадаться, за него взялись всерьез. Прямо об этом опять-таки не писалось, но упоминалось, что после долгих запирательств были вызваны мастера… Сварог на месте Асверуса поступил бы так же, так что ужасаться нравам давно минувших дней не следовало. А ля гер ком а ля гер. В конце концов, не люди первыми начали…

Судя по скупым упоминаниям, хотя призванные и были мастерами своего дела, поначалу пребывали в замешательстве: трудно было с ходу сообразить, как работать с этакой крохой. Однако понемногу дело пошло. Вот только закончилось все провалом: токерет ухитрился выдержать все меры воздействия, пока в конце концов не скончался, после чего поступил в распоряжение особо доверенных медиков. Далее в деле имелись протоколы вскрытия, с иллюстрациями красками — а заодно и скрупулезный рисунок военной формы, кое-чем отличавшейся от той, что Сварог видел на токеретах в Фиарнолле — ну да, прошло сто двадцать лет, военная форма имеет тенденцию со временем меняться… Тут же отыскался и крохотный пистолет — в маленьком запечатанном конверте из плотной бумаги, приклеенном к одному из протоколов.

Тогда Асверус взялся за остальных, предварительно продемонстрировав им крохотного покойника как пример несговорчивости. Эти говорили много и охотно, взахлеб перебивая друг друга, так что пришлось наводить порядок и очередь. Вот только ничего такого уж важного от них узнать так и не удалось. Асверус в конце концов пришел к выводу, что в этом случае граф Звездочету нисколечко не соврал: эти и в самом деле как две капли воды походили на темных простолюдинов, ничуть не посвященных в замыслы военных. Со всеми вдумчиво работать не стали, но двух выбранных наугад выспрашивали до тех пор, пока они не отправились следом за офицером. Все поголовно, и мужчины, и женщины твердили одно и то же: страна, где они живут, называется Токеранг и располагается в огромной подземной пещере, где именно, им неизвестно (слов «географическая карта» или «глобус» они попросту не понимали, читать-писать не умели). Да и о собственном государстве имели самое приблизительное представление: где-то в столице были король и знать, а вот лично они всю жизнь принадлежали благородному архонту Чегентару, которого, впрочем, тоже в жизни не видели, поскольку с рождения мирно землепашествовали в одной из его отдаленных деревень, и самая высокая персона, с которой имели дело, — сельский управитель. Ничего больше они, собственно, о Токеранге рассказать и не могли — разве что уточнили, что бунты среди простого народа очень уж редки, потому что король всегда посылает против бунтовщиков жуткие летающие машины, которые все выжигают огнем с неба, и спасается только тот, кому удается скрыться в Полуденной Чащобе — но и там жизнь не в жизнь, в покое не оставляют, охотятся и вылавливают.

Все они, как оказалось, были закоренелыми недоимщиками (уверяя, что не по своей вине, а из-за двухлетних неурожаев). В конце концов управитель, и до того грозивший особенно жуткими карами, как-то заявился с солдатами, велел их всех похватать, связать и бросить в летающую машину без окон. О воздушном путешествии, впервые в жизни предпринятом не по своей воле, они вспоминали с неописуемым ужасом. Ну, а потом они оказались в каком-то необозримом зале, где рядами, десятками стояли в воде странные железные штуки, по их описанию как две капли воды похожие на подводные лодки. В одну из них их и загнали, сунули в помещение без окон и очень долго куда-то везли, не меньше недели, а то и побольше. Последний раз в похлебку, видимо, что-то подмешали — они все крепко уснули и проснулись уже в клетках, в каком-то замке, где все было невероятно великанское: и мебель, и исполины-люди. Великаны кормили их хорошо, но постоянно использовали в грязных и страшных забавах (тут Сварог пропустил пару страниц, потому что все это уже читал в одном из отчетов Звездочета).

Видя, что ничего больше от них не добиться, что это и в самом деле темные землепашцы из глухой провинции, Асверус взялся, так сказать, за десерт — за графа Дольфи, с которым заранее пообещал не церемониться в случае запирательства, благо для людей обычного размера в башне припасено много интересного… Не придется ломать голову, как им воспользоваться. Граф кололся, как сухое полено. Для начала он перечислил всех, кто был зрителем на его забавах, — и за ними тут же помчались кареты с занавешенными окнами, потому что всю эту компанию ради сохранения тайны следовало изолировать. Потом он какое-то время ныл, что пошел на это, во-первых, от научного любопытства (как никак один семестр Ремиденума, откуда выставлен по бездарности), а во-вторых, от грозившего в ближайшее время разорения. Ну и, наконец, он не сам связался с этим чертовым отродьем, его, дитятко безвинное, подбил на это дело старый знакомый, барон Морнаг. Именно он, несколько дней явно прощупывая собеседника, в конце концов, предложил надежный, а главное, ничуть не нарушающий законов способ немного поправить дела. Есть, понимаете ли, любезный граф, арендаторы, которые готовы за немалую цену снять любой дом, лишь бы он стоял на реке. Странные такие арендаторы, между нами говоря, но к нечистой силе не имеют никакого отношения, зато, что немаловажно, расплачиваются чистым золотом, а то еще и разными интересными штучками. Им, собственно, нужен даже не дом, а подвал наподобие вашего…

И рассказал, как страшно выгодно сдал этим загадочным арендаторам свой домишко в отдаленной провинции Накеплон, на реке Гиуне, от которого, собственно, давно уже не было никакой пользы. Жильцы, уже два года как там обосновавшиеся, платят исправно и в срок… вот только есть у них такое обыкновение: требуют соблюдения строжайшей тайны, и нарушение этого условия карается смертью, от которой не защитишься и нигде не спрячешься…

В Высшем свете об этом пока что не проведали, но сам-то граф прекрасно знал: финансовые его дела до того плохи, что тут, пожалуй, и душу заложишь сами знаете кому — лишь бы не вылететь из блестящего дворцового общества и сохранить прежний образ жизни. Так что ломался он недолго, можно сказать, вообще не ломался.

На другой день к нему явился барон, с превеликими предосторожностями достал из кармана маленькую коробочку, оказавшуюся внутри обитой простеганной ватой, где в кукольном креслице, пристегнутый ремнем поперек груди, восседал крохотный, с палец, человечек, одетый во что-то вроде военного мундира. Черная коробочка, бусинка на бечевке… Разговор наладился быстро. Человечек, даром что крохотный, держался крайне властно, так что барон без труда угадал в нем птицу своего полета. Попытки легонько задрать цену человечек отбил легко — вообще, у барона осталось впечатление, что он уже не раз общался с обычными людьми и торговаться умел. В конце концов, ударили по рукам — в фигуральном смысле, конечно. Барон уточнил: кроме сдачи в аренду подвала, графу следует нанять пару-тройку мастеров, чтобы пробили из подвала туннель, сообщающийся с рекой, ниже уровня воды — и вдобавок смастерить надежно прикрывающую его дверь, а заодно устроить в подвале нечто вроде помоста и установить ведущую от входной двери к воде маленькую железную лесенку (граф смекнул: по размерам как раз подходящую для таких вот крохотулек). Наброски имеются, вот они, извольте. Ну, и что касается аванса…

Барон высыпал на стол пригоршню золотых слиточков — каждый не больше фаланги мизинца, но золото было настоящее, высокопробное, к тому же, целая пригоршня. Чуточку растерявшись от всех этих неожиданностей, граф вопросил:

— С меня потребуются какие-то клятвы?

Он плохо мог разглядеть мимику на крошечном личике, но человек в кукольном кресле, похоже, холодно улыбнулся:

— К чему эти пустяки, любезный граф? Просто представьте себе, что однажды к вам на подушку посреди ночи взберется создание моих размеров, вооруженное острейшим мечом в свой рост, которого достаточно, чтобы перерезать вам сонную артерию? Наконец, есть еще и яды… Зачем нам разводить глупости с клятвами? Клятвы люди сплошь и рядом нарушают, а вот неминуемая смерть в виде кары за развязавшийся язык — это гораздо действеннее…

На чем, собственно, переговоры и завершились. Граф нанял трех мастеров, быстро сделавших всю нужную работу. Он заикнулся было, не станут ли они болтать, но барон с нехорошей улыбочкой ответил:

— Не думаю, что у них будет на это время…

И увез мастеров в своей карете. Оказалось, были еще и дополнительные условия: отныне графу не полагалось спускаться в свой собственный подвал — а в комнатке около входа в него, очевидно, не полагаясь на честное графское слово, в три смены дежурили люди барона, все поголовно с физиономиями, на которые не стоило лишний раз и смотреть, особенно ночной порой.

Предприятие заработало. Первые дней десять, правда, барона это немного утомляло — к нему, что ни вечер, заявлялся крохотный человечек в мундире (уже, кажется, другой, с ухватками опытного сыскаря) и несколько часов изводил вопросами о Ронеро: от флота до экономики, от системы правления до придворных нравов. Граф убедился, что имеет дело с совершеннейшим чужаком, не знавшим о стране элементарный вещей, но отвечал исправно, благо за каждую такую беседу получал небольшую премию в виде тех же золотых слиточков размером с ноготь. Потом мучитель исчез навсегда. Тот, первый, еще заходил два раза за две недели, полное впечатление, с визитом вежливости (а то и присмотреть, как идут дела), но потом пропал и он.

Крохотных простолюдинов для забав граф выпросил у него в последний раз по совету барона. Человечек, в общем, особого неудовольствия не выказал, усмехнулся только:

— Я вижу, и здесь наши обычаи схожи…

И примерно через неделю доставил требуемое, предупредив лишь, что посторонним эти зрелища показывать ни в коем случае не следует. Иначе последствия будут теми, о которых уже предупреждали.

Граф оказался не только любопытным, но и гораздо хитрее, чем, должно быть, полагали крохотные собеседники. Уже в первую же ночь он осторожненько вытащил из клетки одну из женщин, и, многозначительно поводя перед ней раскаленной докрасна иголочкой, допросил как следует. Узнавши ровно столько, сколько Сварог уже прочитал в протоколах допросов.

Идиллия длилась примерно два месяца. Люди барона дежурили исправно, крохотульки больше не появлялись, вознаграждение через барона поступало. Так что граф чуточку разболтался. И стал приглашать к себе на редкостное зрелище старых приятелей, в которых нисколько не сомневался, — в том числе и Звездочета…

Вот такая была история. Графа и свидетелей его забав во избежание огласки упрятали в тихое местечко, откуда они могли выйти ногами вперед. А вот дальше… Собственно говоря, никто не знал, что делать дальше. Секретнейший совет в составе королевы Дайни, Асверуса, начальника тайной полиции, двух адмиралов и трех высокопоставленных чиновников из Морского бюро пришли к выводу, что они, собственно говоря, не продвинулись вперед ни на шаг. Обыскивать все дома, стоящие на берегу Итела (уже не было никаких сомнений, что подводные лодки плавают и по Ителу), было бы предприятием неподъемным. Где находится Токеранг, никто и примерно не представлял. Оставалось одно: обязать многочисленных лакеев, камердинеров и прочих кучеров, шпионивших за знатью по указке тайной полиции и второго стола дворцовой стражи, держать ушки на макушке и немедленно сообщать, если в каком-нибудь особняке вдруг обнаружатся крохотные человечки. Впрочем, был еще один вариант — река Гиуне, и относительно нее специалисты своего дела стали разрабатывать соответствующую операцию. В деле сохранился доклад оставшегося безымянным морского сапера, в котором он рискнул предположить: самый обыкновенный бочонок с порохом, взорванный в воде неподалеку от лодки, должен произвести на нее примерно такое же действие, как на рыбу, которую разгульные солдаты глушат гранатами…

Что до оставшихся в живых коротышек… Королева Дайни, умная и с успехом заменявшая мужа на троне, все же оставалась женщиной — и не могла пройти мимо такой игрушки. По ее приказу надежные мастера, не привыкшие болтать, быстро соорудили прозрачный кукольный домик из прочного хрусталя с кучей мебели и кухонной утвари, где в покоях Дайни крохотульки и были поселены. С приказом жить самой обычной жизнью — готовить еду, устраивать балы, а то и дуэли из-за женщин, заниматься любовью. Дайни, в общем, не была ни зла, ни жестока — просто у Сварога осталось впечатление, что она не воспринимала их как людей. К тому же оказалось, что у них и души нет…

Министр тайной полиции, человек, с подозрением относившийся ко всему на свете, кроме своей королевы, тогда же письменно высказал свое особое мнение. Он-то как раз считал, что о подобной королевской забаве слухи рано или поздно могут дойти до тех, кого самое время начинать усердно искать. А потому лучше бы этим коротышкам куда-нибудь пропасть навсегда.

Дайни, увлеченная новой игрушкой, не соглашалась. Министр умел добиваться своего. Точных улик против него так никогда и не обнаружилось, но недели через две все обитавшие в домике крохотульки скончались от какой-то неведомой хвори. Докторов ради пущей секретности привлекать не стали (Сварог подумал: видимо, тогда Асверус и заполучил черепа, которые пошли на украшения в стиле модного тогда балерио).

Собственно, досье на том и кончалось. Остальное Сварог знал и так. Асверус со своим отрядом отправился к речке Гиуне. И вернулся аккурат к тому времени, когда в Академии Лилий случилось нечто жуткое. Учитывая, что окружавшее павильон озеро через целый каскад себе подобных и узких, но глубоких речушек, сообщалось с Ителом, там вполне могла пройти подлодка токеретов, вооруженная ракетами с отравляющим газом наподобие того, что применялся при штурме Батшевы. Концы в воду. Вряд ли младший брат короля Горомарте, вскоре воссевший на трон после смуты и неразберихи, был в сговоре с токеретами. Они, надо полагать, тут пребывали, недавно, не успели еще толком освоиться и забраться так высоко. Просто-напросто младшенький методично вырезал всех особо доверенных людей Дайни, как это сплошь и рядом случается при перемене царствования — так уж все совпало…

Одним словом, досье Асверуса исчезло за облаками на добрых сто двадцать пять лет. Практически все важные фигуры, к нему причастные, либо погибли, либо были чересчур озабочены собственным выживанием при новом короле. Сам Асверус умер на пыльной улочке с кинжалом в сердце. Не осталось никого, кто стал бы заниматься токеретами ревностно. Все эти сто двадцать пять лет шла, в общем, рутинная работа — редкие наблюдения подводных лодок в море или Ителе, редкие сведения (большей частью принимаемые за морские басни и легенды). Примерно то же самое происходило и в Снольдере — просто-напросто не нашлось человека, способного с головой уйти в проблему. Да и токереты за прошедшее столетие с лишним конспирировались не в пример лучше. И вместо примитивных подвалов, как в прошлые годы, понастроили, надо полагать, немало самых настоящих укрытий, наподобие того, что он видел в Фиарнолле. Или того, что взлетело на воздух при штурме Дике. И, надо полагать, сообщников среди людей у них уже имелось гораздо больше, чем сто лет назад. А если учитывать все непонятности, что творятся в Горроте… А поскольку хлопоты наши состоят не из одних токеретов…

Он вздохнул, отодвинул досье и поднялся. Мяус, все это время неподвижно просидевший в углу, выжидательно пошевелился.

— Сведений от Щук никаких? — спросил Сварог.

— Я бы непременно доложил, государь. Поиски продолжаются, с крайней методичностью, как вы и приказывали.

Сварог подумал: а ведь сейчас, пользуясь передышкой, самое время слетать в Гартвейн. Точнее, в Туарсон. Только сначала нужно через Интагара принять кое-какие меры, чтобы на сей раз предстать не в облике скромного канцеляриста…

Глава III ЗЕМЛЯ И ВОДА

Сварог сидел под навесом того самого постоялого двора, где не так уж и давно наворачивал собачью еду из собачьей миски, да так, что за ушами трещало. Староста, степенно сложив руки на животе, стоял в двух шагах от него — все такой же, пожилой, с проседью, с лицом умным и хитроватым. Правда, хитрости сейчас почти не наблюдалось, а вот недоумение присутствовало в полной мере.

Сварог невозмутимо огляделся по сторонам. Крестьяне стояли на почтительном расстоянии, уардов в триста, тесно заполнив выходившие на площадь улочки. Никто их не гнал, просто они, должно быть, по известной привычке старались держаться подальше от любого начальства, от которого, откровенно говоря, деревне всегда одни неприятности — а тут изволил пожаловать сам король, пусть и не в королевском блеске, в достаточно скромном темном камзоле, темных штанах и сапогах без церемониальных золотых шпор. На шее у него, правда, висел единственный орден, сегурский, Морских Королей — ну да в таких делах нужно хотя бы минимумом обозначить, у короля должна болтаться на шее хотя бы одна орденская цепь, это всем известно… это как-никак не пресловутое «хождение в народ», когда можно вырядиться хоть свинопасом…

Далеко вокруг была совершеннейшая тишина. По окружности площади, примерно меж Сварогом и крестьянами, стояла редкая цепочка Черных Егерей, а шагах в двадцати справа теснилась кучка самых разных людей: ошалевший от верноподданнического ужаса губернатор, лицезревший коронованную особу впервые в жизни, невозмутимый Интагар и с полдюжины его людей, неизбежный министр двора и Элкон, щеголявший в чуточку мешковатом мундире дворцовой стражи, — потому что весь, от пяток до ушей, был увешан компактной сложной аппаратурой — поскольку был оптимистом и надеялся с ее помощью хоть чего-нибудь добиться. Сам Сварог особенного оптимизма не испытывал.

— Садитесь, староста, — сказал Сварог, указывая на лавку напротив. Староста даже отшатнулся:

— Никак невместно в присутствии вашего королевского великолепия… Вон, господа министры стоят, как придорожные столбики…

— Разговор у меня не с ними, — сказал Сварог терпеливо. — И мне, между прочим, неудобно пялиться на вас снизу вверх, задрав шею — скамейка низенькая, а вас бог ростом не обидел… — и вполне привычно подпустил в голос королевского металла. — Король вам приказывает сесть, жамый. А повеления короля положено выполнять… Ну?

Тут только староста решился, осторожненько присел на край скамейки. Глаза у него были умные и печальные.

— Что ж нас эти, из губернии, заранее не предупредили… — сказал он мрачно. — Гирлянды бы развешали, плошки зажгли, девки в праздничных нарядах станцевали бы, как полагается…

— К чему вся эта суета? — усмехнулся Сварог. — Я к вам всего лишь ненадолго заехал по делу. Совсем недавно уже заезжал один раз, только одет был гораздо скромнее. Помните, надеюсь?

Староста осторожно пожал плечами с таким видом, словно никак не мог сообразить, должен он помнить прошлый визит Сварога или нет. Глаза стали еще более печальными.

— Послушайте, жамый, вы меня боитесь? — напрямую спросил Сварог. — У меня вроде бы нет особо жуткой репутации тирана, и по капризу души, мое слово, просто так на воротах не вешаю… А станьте-ка поразговорчивее, король велит…

— Да я и не знаю, как полагается с королями разговаривать, — ответил староста осторожно. — Я и губернатора-то сегодня увидел впервые в жизни… Крестьянин, изволите ли знать, всего непонятного бояться приучен. Поди пойми, с чего оно такое… А когда ваше величество заезжает вот так запросто, не церемониальным проездом и даже не на охоту…

«Логично, — подумал Сварог. — Непонятное всегда пугает — и порой людей повыше этого деревенского анахорета…»

— Ну, постараемся развеять все непонятности, — сказал Сварог. — Так выпало, любезный староста, что я ищу одного человека, который часто бывал в Туарсоне и, по некоторым сведениям, с вами был вроде бы в неплохих отношениях… Знаком вам такой господин Вингельт? Повыше вас, но помоложе лет на двадцать, в последний раз он был в охотничьем костюме…

— Много здесь охотников бывает, — сказал староста. — Такая уж дорога — прямиком из Гартвейна в Каталаун. Многие ездят.

— Значит, не помните?

— Не припоминаю что-то.

— А вот теперь вы врете самым наглым образом, — сказал Сварог. — Допускаю, что наслушались обо мне всяких дурацких россказней, но если слышали, что я умею отличать правду ото лжи, то на сей раз вам нисколечко не соврали. Умею. Врете. Как нанятой. Знаете вы его… Когда тут у вас не так давно выступали бродячие фигляры, стояли вы рядом, как добрые друзья, да и с площади ушли вместе… Или этого тоже не было?

— Было, ваше величество, — сказал староста. — Только человек-то вроде неплохой, мою старшую от трясовицы вылечил, не пойму, к чему вздумалось за ним гоняться…

— А почему вы решили, что за ним гоняются? — быстро спросил Сварог. — Вы вообще видите что-нибудь похожее на погоню? Ну?

— Как вам сказать, ваше величество… Когда в деревне начинает твориться даже и не поймешь что… То сам король, переодетый канцеляристом, увозит Бетту вместе с семейством — а ведь безобидные люди были! — и потом опять появляется уже в виде короля, тут уж даже не знаешь, что и думать… У нас в деревне одно желание: жить бы спокойно, и чтоб никто не тревожил…

— Знаете, староста, чем отличается глупый король от умного? — спросил Сварог. — Глупый подбоченится, побагровеет весь и ну давай орать: «Запорю! Повешу! Голову долой!» А умный король, голоса не повышая, скажет примерно следующее: это от вас от самого зависит, жамый, останется деревня и дальше сто лет жить спокойно или спокойной жизни настанет конец… Для вас первого. А у вас должность не такая уж и хлопотная, от людей уважение, хозяйство немаленькое, две внучки…

— Ваше величество, — едва слышно произнес староста. — Да что ж я вам сделал-то?

— Мне? Ничего, — сказал Сварог. — Не считая того, что врете. Хорошо. Будем считать, что человек неплохой. Я и не говорю, что он чем-то плох. Просто-напросто сложилось так, что он мне крайне необходим. И если вы дальше будете врать — уж не взыщите… Король — должность суровая… В особенности, когда им движет не каприз, а неотложное дело… Человека поглупее я бы стращать начал разными ужасами, да вы ж умница, иначе столько лет в старостах не продержались бы… Сами все должны понимать. Ну? Давайте-ка о Вингельте. И не врать.

Староста тяжко вздохнул:

— Тут и сказать почти нечего…

— Посмотрим, — сказал Сварог. — Только учтите: терпение мое кончилось.

Староста, поерзывая на скамейке, то поднимая глаза, то опуская в пыль, заговорил. Вингельта он знал лет пять и, хотя никогда не задавал никаких вопросов, сам лично полагал его небогатым дворянином из Гартвейна. Именно из Гартвейна — там его, случалось, раз несколько в год встречали выезжавшие туда на ярмарку сельчане… А сам Вингельт частенько, раз в два месяца, а то и почаще, проезжал из Гартвейна охотиться в Каталаун — и всякий раз возвращался с добычей, если была крупная, то, по старому охотничьему обычаю, тому сему раздавал часть. Иногда останавливался на туарсонском постоялом дворе, иногда нет, торопился. Если останавливался, обязательно посиживал со старостой в корчме за парой кружек.

По мнению старосты, человек был, хоть и не богатый, но основательный — и о жизни с ним поговорить можно было серьезно, и толковый совет послушать, и травником он был неплохим, внучку вон от трясовицы вылечил, и другим, бывало, помогал. И вот уж в чем староста готов поклясться, ни с разбойниками не имел ничего общего, ни с контрабандой.

— И пояс дворянский носил? — спросил Сварог. — И перстень?

— Чего не было, того не было. Ну, да в нашей глуши многие и не носят: бывают бедные и чванливые, а бывают бедные, да простые… Ну, что еще? С девками любил пошутить и перемигнуться, но никогда не охальничал, как иные благородные, ежели понимаете, о чем я… Иным, бывает, наплевать, что село фригольдерское, порой случаются загвоздочки…

— Все рассказали?

— Да все вроде.

— Опять врете, — сказал Сварог. — Я ведь, кажется, говорил, что терпение мое кончилось? — он холодно усмехнулся: — Не бойтесь, на воротах никого вешать не буду. А только так уж вышло, что с большого тракта аккурат по вашим местам идут к гланской границе три сотни Вольных Топоров. Определю я их к вам, пожалуй, на пару недель на постой. Людям и коням отдых нужен. Казарм у вас нет, ну да по домам разместим как-нибудь…

Вот теперь он без всякого сочувствия увидел у старосты на лице непритворный ужас. Двухнедельный постой трех сотен Вольных Топоров. И в такой вот деревушке — это, конечно, не конец света, но и не детский праздник в увеселительном парке…

— Ваше величество… — пробормотал староста, бледнея.

— Ну, кто же виноват, что вы по-хорошему не хотите? — усмехнулся Сварог. — Притом, что вопрос у меня один-единственный. Какое-то время назад, я уже говорил, у вас останавливались на денек подзаработать бродячие фигляры. С ними был пес. В тот же день вы их отсюда вышибли — ну, надо сказать, не столь уж грубо, могло быть хуже… А вышибли оттого, что опознали в их собаке не просто пса, а оборотня. Верно?

— В-верно… — прошелестел староста.

В самом старосте Сварог не чувствовал магических способностей, ни на каплю. А потому, не давая старику опомниться, продолжал:

— Вы опознали, или Вингельт?

— Вингельт, — с тяжким вздохом признался староста. — Так и сказал мимоходом: а вы знаете, жамый, собачка ихняя вовсе не собачка, а обернутый в собаку человек. А мы здесь у себя такого не любим. Вы не подумайте, Вингельт с черной магией не знается, ничего за ним такого, иначе б я и сам его в село сроду не пустил. Просто… Ну, знает он чуточку. Это ж не черная магия и не магия вообще. Знает человек по мелочам того и сего, вот и весь сказ… Уж это в деревне испокон веков терпят, оно ж большей частью безобидное, а то и к пользе…

— Все рассказали?

— Все! — истово воскликнул староста.

— Вот теперь — верю, — сказал Сварог. — Посмотрите вон туда. Видите молодого человека в сером кафтанчике? Вы уж его, как только я уеду, пристройте слугою в корчму. У вас, я слышал, тамошнего слугу только что полиция приняла за шашни с теми ребятками, что таскают через границу туда-сюда всякую всячину. И не распахивайте глаза так удивленно, мне лучше знать. В общем, устройте его в корчму, найдите, где ему голову преклонить, он парнишка простой, небалованный. И чтобы ни одна живаядуша не знала, что он от меня. И если, паче чаяния, объявится Вингельт, вы парнишке тут же сообщите, — он положил старосте руку на плечо и задушевно сказал: — А если хоть чего-то из этого не выполните, то лучше бы вам на свете не родиться, и Туарсону тут не строиться… Уяснил?

— Чего уж там, — угрюмо отозвался староста. — Люди, правда, болтать начнут…

— Вы на то и староста, чтобы сделать так, чтобы не болтали, — жестко сказал Сварог. — Придумайте сами что-нибудь подходящее, сам парнишка помалкивать будет, он болтать не мастак… Да, вот что. Люди ведь заметят, что вы с нашего разговора смурной вернулись, уж это непременно. Вот вы им и скажите почти что правду: мол, его величество хотел у вас на пару недель Топоров расквартировать, да вы, собрав всю житейскую сметку, его отговорили… Идите уж. И хорошенько помните, что шутить я не люблю, но если уж возьмусь — то впереди все разбегается, а позади все рыдает…

Он поднялся первым и, не оглядываясь на старосту, направился к своим. На душе было снова чуточку мерзко — еще одного, неплохого, в принципе, мужика, петлей стращал. Но что тут прикажете делать, если Вингельт вдруг да объявится? Вряд ли он обладает провидческим даром, вряд ли предвидел появление Сварога в облике собаки и — а значит, скорее всего, и правда жил в Гартвейне, надо будет и там для очистки совести запустить частый невод. Человек не исчезает бесследно, даже такой примечательный, могут остаться ниточки, привязки, следочки…

Все стояли неподвижно, только Элкон нетерпеливо пошел навстречу. Сварог уже знал, когда у юного сподвижника бывает такое лицо. И спросил тихо:

— Засекли что-нибудь?

— Абсолютно ничего, — ответил Элкон. — Но из Хелльстада отличные новости…

— По коням! — распорядился Сварог.

Не стоило и уточнять, что за новости. В Хелльстаде последние дни занимались одной-единственной проблемой…

Прежде чем подойти к коноводам, он все же задержался на минутку, отвел в сторону Интагара и спросил:

— Какую легенду подобрали парню? Он нынче же станет объектом самого пристального интереса…

— По-моему, неплохо, — сказал Интагар. — Он у нас — племянник и единственный наследник некоего барона из Равены. Вот только кутежами, векселями и прочими прелестями разгульной жизни так разозлил дядюшку, что тот наследства лишать его все же не стал и отрекаться не стал, чтобы не пресекся род, но наложил наказание: молодой человек должен год проработать в самой что ни на есть глухой провинции, пробавляясь самым простым трудом. А там посмотрит на его поведение. Такая версия как раз вызовет не подозрения или недоверие, а любопытство. Сам староста, конечно, ни капельки не поверит…

— Не сомневаюсь, — сказал Сварог. — И черт с ним. Вовсе не обязательно, чтобы он верил. Главное, чтобы разнес по деревне нашу версию и не проболтался о настоящей. Поговорите-ка и вы с ним, Интагар. Я вроде бы произвел на него должное впечатление, и тем не менее… Самое смешное, что мои угрозы могут не возыметь на него должного действия. Исключительно оттого, что он впервые в жизни сталкивается с королем, и королевский гнев для него — понятие отвлеченное, не вполне укладывающееся в сознание и прежний житейский опыт. А вот полицейский не особенно и высокого чина — это как-то ближе, проще и понятнее…

Интагар, наряженный в мундир городской полиции с нашивками секретаря, то есть приравненного к армейскому сержанту мелкого чиновника, кивнул:

— Пожалуй что, государь. А потом — в Гартвейн?

— Именно, — сказал Сварог. — Наводните его агентами, насколько удастся. Вингельт никак не предполагал, что ему придется внезапно сменить местожительство, он жил там достаточно долго и должен был обрасти приятелями, добрыми знакомыми из непосвященных, а значит, могут отыскаться хоть зыбкие, но следочки… Удачи!

Он принял поводья у ликтора и вскочил в седло, с ходу дал коню шенкеля.

…Про Ихтиандра, коллегу некоторым образом, он вспомнил в самый последний момент, когда уже собирался нырять под воду, — а потому, не раздумывая, подозвал одну из Щук и без особого труда взгромоздился на нее верхом. Рыбина была здоровенная, уарда в полтора, так что сиделось у нее на загривке не особенно и удобно, но надежно. В самом деле, какой смысл расхаживать пешком по дну, если под рукой есть верховые щуки?

— Ты там поосторожнее, — сказала Яна, стоявшая у самого берега — конечно же, в сопровождении охраны из живых псов и летающих механизмов.

— Как обычно, — сказал Сварог и отдал мысленную команду.

Щука медленно погрузилась, и, когда над его макушкой сомкнулась вода, стала плавно спускаться вниз, к самому дну (глубина Итела здесь, как и везде, была приличная, уардов тридцать), еще четыре двинулись следом в качестве охраны — он и правда собирался быть предельно осторожным. Мало ли какие сюрпризы мог таить подводный вход в пещеру…

Дно здесь было ровное, каменистое. Щука плыла уардах в двадцати от левого берега, крутого откоса. Сварог, напрягая «совиное зрение», как ни всматривался, не мог рассмотреть ничего, походившего бы на крышки огромных люков — впрочем, и в Гаури, и в Фиарнолле выходы были замаскированы отменно, рядом стоя — не разглядишь. Сначала ему мешало, что ноги как-то нелепо болтаются, но потом он догадался переплести их под щучьим брюхом, и сразу стало уютнее.

Вскоре щука остановилась, удерживаясь на месте против течения сильными движениями хвоста и плавников. Отплыла едва ли не на середину реки, развернулась носом к левому берегу — на первый взгляд, сплошному каменистому откосу. Вторая, остановившись рядом, испустила конус бледно-сиреневого сияния, он разрастался, ширился, пока не уперся в берег. Стал еще шире.

Внутри него проявился тонюсенький, словно паутина, идеально ровный круг уардов пяти диаметром — первый из тщательно замаскированных люков, располагавшийся над самым дном. Совершенно такой же, как на тех двух базах, где он побывал. Не колеблясь, Сварог отдал Щуке приказ возвращаться. Не было смысла осматривать все люки подряд, достаточно знать, что их тут двадцать — при нужде можно моментально выпустить в реку целую флотилию.

Он уже видел карту, составленную Золотыми Шмелями: под самым «потолком» пещеры, если можно так выразиться, слева, если стоять лицом к Ителу на левом берегу, располагалась еще одна пещера, геометрически правильный параллелепипед длиной в полторы лиги, шириной в четыреста уардов и высотой в сто. Судя по форме, эта пещера была насквозь рукотворная. Верфь и база для подводных лодок. Труды в нее должны быть вложены колоссальные, учитывая, что все грузы приходилось поднимать под потолок на высоту уардов трехсот — но у него давно уже сложилось твердое убеждение, что короли Токеранга, подобно фараонам, строителям пирамид, рабочего люда не жалели, не считали и слова «невозможно» терпеть не могли… Делать здесь больше было нечего, и он приказал Щуке подняться вверх, довольно ловко перепрыгнув с ее спины на берег. Яна терпеливо сидела на траве, неподалеку стоял Вентордеран, а поодаль, естественно, полукругом расселись гармы, высоко в воздухе кружили Золотые Филины, и вовсе уж под облаками парил Дракон.

— Ну, что там? — спросила Яна, оживившись.

— То, что и следовало ожидать, — сказал он. — Два десятка люков, сквозь которые они уходят в Ител. И только-то.

— А почему ты такой невеселый? Мы же теперь знаем…

— Ну и что? — пожал он плечами. — Не столь уж великое достижение.

— Почему?

— Потому что входа с земли мы так и не нашли пока, а он должен существовать, — терпеливо пояснил Сварог. — Ты видела карту их базы? Ну вот… Сама по себе та база — пустячок, о котором и говорить смешно. Всего и дел — подогнать «Рагнарок», разнести в пыль и лодки, и вообще этот кусок берега, а потом столь же качественно разнести все, что внутри. Мы лишим их подводных лодок — и только. К тому же наверняка не всех — какие-то сейчас должны плавать черт-те где. Чем они могут ответить — неизвестно. Что вообще есть у них там, в пещере — неизвестно. Сколько баз они устроили на Таларе, сколько людей на них работают и какие посты занимают — неизвестно.

— Выходит, дела скверные? — тихо спросила Яна.

— Да нет, пожалуй, — подумав, ответил Сварог. — Скверное — то, что мы о них ничегошеньки не знаем. Вот если бы у меня были пленные, если бы я смог провести разведку в Токеранге, дело упростилось бы невероятно. Хорошо хоть, Канцлер работает вовсю…

Канцлер зря времени не терял. Вторую неделю его Технион штамповал орбиталы с излучателями, способными покрыть всю планету полем, в зоне действия которого невозможны ядерные реакции — а значит, и ядерные взрывы. Так что у токеретов больше не получится шантажировать взрывами атомных бомб в земных городах. Правда у токеретов есть еще боевые отравляющие вещества, против которых пока что ничего не удалось придумать. И вот что еще: Хелльстад от взрывов ядерных бомб нисколечко не застрахован, на него не распространяется действие этого самого поля. А собственные защитные системы прикрывают только оба замка. Вообще, как ни копался Сварог с помощью Мяуса в компьютерах, как ни терзал вопросами Золотых Обезьян, нигде не обнаружил каких бы то ни было планов военных действий. Фаларен создал внушительную армаду разнообразных механических тварей, вооруженных весьма неплохо, завод способный быстро восполнять потери в технике, — но ничего похожего на военные планы не отыскалось. И здешние компьютеры не могли составить их самостоятельно, не имея соответствующих программ — а Сварог попросту не умел сочинять компьютерные программы. Ну, а то, что Элкону удалось обнаружить в компьютерах Империи, касалось совсем других войн, с другим оружием, другой тактикой — и Сварог никак не мог их стащить и переделать под свои нужды. Планы войн с массированным использованием танков просто-напросто невозможно переделать под нужды военно-морского флота, и наоборот. Примерно такая ситуация. Видимо, Фаларен, если и в самом деле планировал большую серьезную войну, собирался командовать лично, без всяких компьютерных программ, Бонапарт долбаный…

— Главное сейчас — даже не те лилипуты, что суетятся где-то у нас под ногами, — сказал он, похлопав ладонью по земле. — Главное — в Горроте. Токереты начнут какую-то агрессию только в одном-единственном случае: когда и они, и их техника приобретут нормальные размеры. Должны понимать, что в нынешнем виде мы их перещелкаем, как Оклер тех, у Дике. Знать бы, в каком состоянии у них энергосборник…

— Ты уверен, они его все же монтируют?

— Процентов на девяносто девять, — сказал Сварог. — Во-первых, подбор участников соответствующий. А во-вторых, усматривается лишь один взаимовыгодный нюанс, заставляющий их стать союзниками. Проект «Нормальный размер». Брашеро и его кучка обормотов получают нешуточную военную силу, а токереты — нормальные размеры, — он фыркнул. — Правда, у меня есть сильные подозрения, что токереты, добившись желаемого, своих «друзей» из Горрота очень быстро перерезали бы — чего стоит услуга, которая уже оказана… Черт, а это еще что такое? Ну, прямо проходной двор устроили какой-то…

Яна взглянула туда, куда он показывал. Посередине реки довольно быстро, искусно маневрируя парусами, продвигалось небольшое суденышко, одномачтовый куттер.

— Очередные искатели приключении… — сказал Сварог тоном, не сулившим ничего хорошего незваным гостям. — Сейчас я им устрою, благо настроение скверное…

— Только жестокостей не надо! — воскликнула Яна.

— Ты у меня добрая и жалостливая, — усмехнулся Сварог. — Но вот интересно, тебе бы понравилось, начни шляться по Келл Иниру незваные гости, долбить стены в твоих покоях в поисках кладов, красть серебро с кухни? К тому же, обрати внимание — флаг у них лоранский, сине-зеленый с белой каймой. А уж лоранцы наши старые неприятели. Мои подданные уже как-то отучились в Хелльстад шастать, а этим все неймется… — он перехватил умоляющий взгляд Яны. — Ладно, ладно, я до сих пор никого на съедение глорхам не отдал и даже не выпорол ни разу — вышибал за пределы и только. Посмотрим, что это за нахалы…

— Только, я тебя прошу…

— Успокойся, — сказал Сварог. — Ничего страшного не будет. Может, они нас повеселят хоть чуточку…

Он поднял руки перед лицом, сложил пальцы особым образом, прошептал нужные слова — хелльстадская магия, доставшаяся ему в наследство, вложенная в голову королевской серебряной тиарой. Теперь вовсе не обязательно иметь ее на голове, она и так всему научила…

Суденышко вдруг развернулось под углом девяносто градусов, на полном ходу, взметнув буруны с обоих бортов — и по прямой направилось к тому месту на берегу, где стояли Сварог с Яной. Прекрасно можно было рассмотреть, как трое обормотов пытаются что-то сделать с парусами — но это кораблику помогло, как мертвому припарки, он целеустремленно несся к берегу, поднимая волну не хуже торпедного катера. Замедлил ход, развернулся левым бортом, причалил к берегу. Над ним тут же принялись бдительно кружить два Золотых Филина, опускаясь чуть ли не до самой верхушки мачты.

Их разделяло всего-то уардов десять, и всех, кто стоял на палубе, можно было рассмотреть без труда. Трое субъектов, сбившихся в кучку у мачты, выглядели классическими речными моряками. Судя по физиономиям, не особенно-то и отмеченным печатью интеллекта, они себя не помнили от ужаса.

Четвертый выглядел поинтереснее — юнец немногим старше Элкона, в дворянском, хотя и изрядно потертом платье с потускневшими галунами и бадагаре с пообтрепавшимся пером, при золотом поясе и мече. На эфесе которого он и держал сейчас руку — тоже, сразу видно, испуганный, но пытавшийся сохранить достоинство и даже горделиво воздеть подбородок. Белобрысый сопляк, чем-то неуловимо напомнивший Сварогу князя Рута — и у него вдруг схлынуло все раздражение.

— Вон, посмотри, — шепнула Яна на ухо Сварогу. — У него на левой руке, у плеча, лента повязана…

Сварог присмотрелся и откровенно фыркнул. Действительно, на руке у левого плеча незваного гостя красовалась завязанная красивым узлом желто-розовая, кажется, атласная лента. Надо же, кого к нам занесло…

— Ой, как интересно… — шепнула Яна Сварогу. — Я про такое только в книжках читала…

Сварог тоже что-то такое мельком читал в книге по древней истории — а вот собственными глазами ни разу не видел представителя данной экзотической породы — отважного рыцаря, пустившегося совершить подвиг во славу своей прекрасной Дамы, чьи цвета и носил на плече. Традиция эта исчезла давным-давно, не те на дворе стояли времена, и отважные рыцари, украсившие себя лентой своей дамы, давненько уж повывелись. Разве что какой-нибудь особо эксцентричный любитель старины и блюститель древних традиций пытался предпринять нечто подобное — но чаще всего подвергался лишь насмешкам окружающих, а то и полицейским штрафам…

Не поворачивая головы, Сварог отдал мысленный приказ — и ближайший гарм возник уардах в десяти от них, уселся, расставив передние ноги и наклонил голову, с нехорошим интересом разглядывая пришельца. И уж безусловно, перехватил бы его в мгновение ока, вздумай он пырнуть Сварога своей старинной железкой с эфесом устаревшего фасона. Некоторую осторожность соблюдать все же следовало. Мало ли какие тараканы могли оказаться в голове у продолжателя древних традиций — ну, скажем, убить короля Хелльстада и по праву ваганума завладеть его королевством. У самого Сварога при себе не было никакого оружия, да и Яна стояла рядом.

При виде гарма, разглядывавшего странников с явной неприязнью, моряки и вовсе плюхнулись на корточки. Юнец благородного звания тоже стал невесел, но изо всех сил старался держаться с достоинством — стойкий оловянный солдатик, но тут и без него хлопот полон рот…

Когда Сварогу эта немая сцена откровенно надоела, он попросту спросил:

— Не соизволите ли представиться, лаур?

Юнец отчеканил:

— Моден, герцог Кормик. В свою очередь, позволю осведомиться, с чем имею честь?

— Сварог Барг, король Хелльстада, — сказал Сварог самым будничным тоном. — Думаю, и в Лоране обо мне чуточку слышали…

Судя по изменившемуся лицу юного герцога, слышали немало, и массу интересного… Однако он и теперь держал фасон. Церемонно раскланялся перед Яной:

— Не соблаговолите ли, прекрасная дама…

— Леди Вита, моя невеста, — сказал Сварог, которому эта интермедия уже начинала надоедать. — Итак, любезный герцог… Получается, вы самым что ни на есть беззаконным образом проникли в мое королевство?

Юный герцог улыбнулся почти весело:

— Простите, ваше величество, но мы нигде не встретили на ваших рубежах ни полиции, ни речной стражи…

С точки зрения юридического крючкотворства он был прав — ничего подобного у Сварога до сих пор не водилось. Ну к чему Хелльстаду речная полиция и пограничная стража?

Уже откровенно забавляясь, он сказал:

— Но вы могли бы, по крайней мере, обратиться в мое посольство в Лоране и взять подорожную…

На лице юнца изобразилось нечто среднее между конфузом и удалью:

— Простите, государь, но как-то уж там исстари повелось, что сюда ездят без подорожных…

— Ну, это знаете ли, герцог, издержки прежнего царствования, — сказал Сварог. — Когда во многих областях жизни царил форменный беспорядок. Сейчас с этими пережитками прошлого мы боремся, и довольно успешно… А потому, тысячу раз простите, выглядите вы крайне подозрительной личностью: заявились сюда без подорожной, без нашего королевского соизволения… Кто знает, какие у вас планы? Быть может, вы замыслили покуситься на нашу королевскую особу, учитывая, что ваша очаровательная королева уже четырежды пыталась это устроить…

Герцог выпрямился с комической важностью:

— Ваше величество, слово дворянина: у меня не только в мыслях не было покушаться на вашу особу, но и злоумышлять что-то против вашего королевства…

Он не врал, так что можно было чуточку расслабиться. Хотя на всякий случай сидевший тут же гарм получил категорический приказ: если визитер схватится за меч или кинжал, оторвать ему голову к чертовой матери. Ну, а попытайся он напасть на Яну, Филины и без особой команды оставили бы от него кучку пепла…

— Подойдите, — сказал Сварог. — Этой милой собачки и кружащих у вас над головой птичек можете не опасаться, мирных странников они не трогают. Если вы из них, я не намерен причинять вам зла, хотя у вас и нет подорожной… Но не оставите ли оружие на корабле?

Юный герцог без всяких протестов расстегнул пряжку. Пояс с мечом и кинжалом стукнулся о палубу. Ловко перепрыгнув на берег, незваный гость еще раз раскланялся по всем правилам этикета:

— Ваше величество, леди Вита…

— А как ее зовут? — с любопытством спросила Яна, указав взглядом на романтическую ленту.

Лицо юноши, как у всякого пылкого влюбленного, стало восторженно-глупым, и он, воздев глаза к небесам, почти прошептал:

— Дарлина, маркиза Оранди…

Яна с неприкрытым любопытством продолжала (обожательница женских романов, ага!).

— И какой же подвиг вы собрались совершить в ее честь? Убить какое-нибудь из обитающих здесь чудовищ и привезти голову, чтобы Дарлину за вас выдали?

— Увы, леди Вита… — с нескрываемой грустью ответил герцог. — Эти былинные времена давно позади. Боюсь, если бы я так даже и поступил, маркиз Оранди лишь расхохотался бы и посоветовал оттащить эту голову в музей, где за нее, может, и дадут пару золотых… Он, знаете ли, очень приземленный человек, у него две больших флотилии торговых судов для морских перевозок, фарфоровые фабрики — благо на его землях есть необходимое сырье — мало того (он понизил голос) не без оснований твердят, что маркиз состоит тайным пайщиком в трех банках, что для дворянина вообще-то считается позорным, но в последнее время, увы, получило большое распространение… Боюсь упасть в ваших глазах, леди Вита, но цель моего путешествия гораздо более приземленная, нежели в старые времена…

Понятно, подумал Сварог, еще раз оглядев потускневшие галуны на потертом камзоле. Больше шансов имеет преуспевающий делец и банкир, чем живущий по заветам предков благородный лаур. А у вас, молодой человек, сразу видно, блоха в кармане да вошь на аркане. И ручаться можно, что для вашей обожаемой Дарлины папенька давным-давно подыскал гораздо более приемлемую с его точки зрения партию, нежели голодранец, пусть и с герцогским титулом…

Послав Сварогу многозначительный взгляд, Яна вдруг предложила:

— Любезный герцог, не отобедаете ли с нами? Честное слово, в нашем замке вам ничего не грозит, большая часть ужасов, что рассказывают о Хелльстаде, преувеличена… Мне было бы очень интересно выслушать вашу историю, она наверняка романтична и увлекательна…

«Ну вот, началось, — беззлобно фыркнул про себя Сварог. — Еще в невестах состоит, а уже распоряжается, как у себя дома. Вообще-то парнишка и в самом деле выглядит так, словно последние пару дней и не ел толком… Ладно, в конце концов, никакой опасности от него не исходит, а обедать все равно пора…»

Юный герцог заметно покраснел:

— Леди Вита, я благодарен за столь высокую честь, но боюсь, что мои убогий наряд будет неуместен за королевским столом…

— Глупости, — сказал Сварог. — Мы здесь иногда мало придаем значения торжественным церемониям. Пойдемте.

Герцог в конце концов не заставил себя долго уговаривать. Разумеется, Вентордеран его потряс всеми своими чудесами и красивостями, как и многих, но он старался держать фасон и не выглядеть деревенщиной, нечаянно угодившей в высокие хоромы. Сварог велел золотым болванам накрыть стол в малой столовой — собственно говоря, одном из кабинетов, где он с соратниками порой обсуждал текущие дела за едой, — и не увлекаться изысканностями. Хотя герцог и держался в рамках строгого этикета, предписывающего дворянину вести себя за королевским столом со всем возможным изяществом манер, но незаметно для себя ел за троих. Первое время он все же украдкой бросал и вокруг, и на соседей по столу настороженные взгляды — наверняка боялся, что Сварог с Яной вдруг обернутся мерзкими чудовищами и им самим закусят на десерт, — но понемногу освоился.

Когда подали вино, он, к радости скрывавшей нетерпение Яны, разговорился. История оказалась достаточно банальная, хотя и с поправкой на специфику здешних мест.

Когда-то владения герцогов Кормиков были весьма обширны, но судьба сложилась так уж несчастливо, что во время нашествия Глаз Сатаны чуть ли не все они остались на этой стороне Великого Канала, в местах, откуда лоранцы бежали в панике, — а на той стороне оказались сущие клочки с парой деревень. Так что уже несколько поколений герцогов Кормиков, называя вещи своими именами, пребывали в самой пошлой бедности. Ухлопав прихваченные при бегстве фамильные драгоценности, они все же построили некое подобие фамильного замка, но, судя по тому, как немногословен был юный герцог в описании того замка, хвастаться там было особо и нечем. Помянутый маркиз Оранди, наоборот, ничего не потерял из своих немаленьких владений, граничивших с остатками былой роскоши Кормиков. Ну, и дальше все протекало довольно банально: мальчик, с девочкой, товарищи детских игр, выросли, превратившись в юношу и девушку — а там и пылкая любовь… Юного герцога никак нельзя было назвать мечтателем не от мира сего, и он прекрасно понимал, что маркиз дочь за него не отдаст ни за что.

И был достаточно практичен, чтобы не предлагать любимой излюбленное романистами тайное бегство с последующим венчанием: поскольку отлично знал, что содержать молодую жену ему просто не на что. Вот тут он и познакомился в столице с одним человеком, который определенно внушал доверие…

— Довольно, — сказал Сварог. — Можете не продолжать. Вы ему приглянулись, он был тронут вашей историей и за смешные, в общем, деньги продал вам верную карту богатого клада, зарытого в глубине Хелльстада… Правильно?

Герцог ошеломленно уставился на него:

— Откуда вы…

— Вечно одно и то же… — скучным голосом проворчал Сварог. — На ту же удочку попались, герцог. Сколько заплатили?

— Двадцать золотых денариев. Почти все, что у меня было. Едва хватило, чтобы нанять суденышко… — на его лице изобразилась нешуточная тревога. — Ваше величество, вы полагаете…

— Я не «полагаю», — сказал Сварог. — Я знаю. У меня хорошая тайная полиция… И по тюрьмам у меня — правда, в других королевствах — сидит немало таких умельцев. Не покажете ли карту? Ну да, великолепно состарена под раритет этак вековой давности, края разлохмачены, подпалины, пятна, прорехи… Определенно, кермельская работа. Они там как раз специализируются на картах с кладами, главным образом пиратских, но и Харум стороной не обходят. Фальшивые дворянские грамоты, документы Сословий и гильдий подделывают в Таурате, моя тайная полиция там накрыла четыре мастерских, но честно признала, что под корень не извела. Специализация у них, знаете ли. В одних городах стряпают фальшивые бумаги на корабли и грузы, в других — векселя и закладные… Мой министр тайной полиции как-то прочитал целую лекцию. В довесок, бесплатно, вам, конечно же, преподнесли убедительную историю и клада, и карты?

— Да, конечно, — сказал герцог, сидевший с убитым видом. — Как он рассказывал, лет сто назад некий дворянин проник в Хелльстад и отыскал сокровища, но его преследовали здешние чудовища, он был ранен, без пищи и воды, понял, что до Итела, где оставил суденышко, с тяжеленным мешком ни за что не доберется, что его настигнут раньше… Поэтому он закопал все в пещерке в горах, хорошенько запомнил место и из последних сил пустился к реке… Успел уплыть. Добрался до Пограничья, нарисовал карту, но рана опасно воспалилась, и он умер там же, на постоялом дворе… Карта прошла через множество рук…

Сварог иронически добавил:

— И почему-то никто так и не попытался завладеть сокровищем, в том числе и ваш продавец — сплошные трусы подобрались, надо полагать… Герцог, даю вам честное королевское слово: в Хелльстаде нет кладов. По крайней мере таких, о которых я бы не знал. Парочка закопана примерно в тех самых горах, где якобы лежит ваше мнимое сокровище, еще один — на берегу Итела, на границе с Ямурлаком… но одна старая колдунья, которой я всецело доверяю, утверждает, что от всех трех невыносимо смердит черной магией и советует обходить их десятой дорогой…

— Как же теперь… — прошептал герцог. Он не плакал, но был определенно близок к тому. — Нельзя не верить королевскому слову… Дарлина… Будущее… Он ее непременно выдаст за того старого скота, набитого денариями…

— Но должны же мы что-то для него сделать! — воскликнула Яна. — Что тебе стоит?

Сварог покосился на нее. Личико и глаза в точности такие, как если бы она смотрела сейчас один из множества романтических сериалов, на которые здешнее телевидение так богато.

Пожав плечами, Сварог установил правую руку локтем на столе, поднял указательный палец и повел им из стороны в сторону, тихонько приоткрылась дверь, и пару мгновений спустя в нее вплыл летевший высоко над полом густой ручеек золотых монет, происходивших из сундука в тронном зале. Передние достигли стола и стали кучкой громоздиться перед изумленно взиравшим на них герцогом. Кучка росла, росла, росла, звеня и похрустывая, стала высотой в локоть… Хватит, пожалуй, подумал Сварог, вполне достаточно для той цели, которую юноша перед собой поставил.

Чуть подумав, он еще раз пошевелил пальцами, и поверх груды золота легло ожерелье с крупными рубинами.

— Это вашей Дарлине — от меня, — сказал Сварог. Покосился на Яну и добавил: — От нас. Не бойтесь, золото самое настоящее, оно не превратится в черепки или еще какую-нибудь дрянь, когда вы покинете Хелльстад… Сейчас придумаем какой-нибудь мешок, тут слишком много, чтобы распихивать по карманам…

— Но ведь такое бывает только в сказках… — прошептал юный герцог, завороженно созерцая увенчанную ожерельем груду золота.

— Не всегда, — пожал плечами Сварог. Он нагнулся над столом и впился в собеседника серьезным взглядом. — Вы знаете, герцог, я не добряк и не простак. Просто… После некоторых из тех вещей, что мне приходилось делать, хочется иногда совершить и что-нибудь хорошее. Просто так. Бескорыстно. Чтобы девушка досталась тому, кто ее любит, а не набитому золотом старому скоту… И не вздумайте благодарить униженно, суетливо. В этом случае назад я у вас ничего не отберу, но уважать перестану…

Герцог отодвинул стул и встал, выпрямился, лицо у него стало серьезным и взрослым.

— Ваше величество, — сказал он, чеканя каждое слово. — Если вам когда-нибудь понадобятся люди, готовые за вас умирать, вспомните обо мне.

— Непременно, — сказал Сварог без тени улыбки. — Сейчас принесут какой-нибудь мешок… А потом я вас отправлю домой короткой дорогой.

— Как это?

— Увидите, — сказал Сварог. — Я тут прикинул: домой вам придется плыть через Пограничье, Ямурлак и Харлан. Ну, Харлан — это еще куда ни шло, а вот в прочих местах одинокий человек с мешком золота может очень легко расстаться и с золотом, и с головой. Особенно когда его везет команда с такими рожами, как у вашей. И не спорьте. Мне пришлось побродить по этим веселым местам, когда я еще не был королем, и я знаю, о чем говорю… Считайте это единственным условием.

Герцог молча наклонил голову.

Что до Сварога, ему пришла в голову идея из тех, которые он иногда без ложной скромности называл гениальными…

— Садитесь, герцог, — сказал он. — Выпьем по бокалу за ваше удачное будущее. Мне вот тут пришло в голову… У вашего семейства не сохранились ли бумаги на утраченные владения?

— Конечно, ваше величество. Я слышал от бабушки, бегство было не столь уж и паническим, предки, как многие, успели собрать и фамильные ценности, и фамильные бумаги…

— Отлично, — сказал Сварог. — Хотите получить все ваши земли назад?

— То было многолетней мечтой рода…

— Вот видите, как все прекрасно складывается, — сказал Сварог. — От вас потребуется — или от вашего отца — всего лишь привезти эти документы в мою резиденцию… нет, не сюда, сюда достаточно трудно попасть. У меня есть еще резиденция в Пограничье, в Готаре. Условия, правда, будут… точнее, одно-единственное. В свое время лоранские земли по эту сторону канала остались бесхозными. Лоран убрал отсюда свою администрацию, спустил королевское знамя… так что с юридической точки зрения эти земли стали именно что бесхозными. И я присоединил их к своему королевству Демур. Вы, наверное, слышали, что в Трех Королевствах у меня очень много свободных земель, но мало людей… так почему бы не вернуть иные владельцам? Тем, которые могут свое право доказать? Но условие одно: вы выходите из лоранского подданства и переходите в демурское. В мое. Что вы сами об этом думаете, и что, по-вашему, скажет ваша семья?

Герцог не особенно и раздумывал.

— Я полагаю, ваше величество, никто не будет долго раздумывать, — сказал он уверенно. — Коли уж речь идет о наших старинных фамильных землях. А что до лоранского подданства… — он горделиво задрал подбородок. — Девиз нашего герба с незапамятных времен звучит так: «Королей много, а Кормик один». Я думаю, никто не станет долго раздумывать, — он посмотрел затуманенным взглядом куда-то сквозь Сварога. — Может быть, и родовой замок сохранился… Я столько раз видел его на гравюрах…

— Между прочим, это касается не только вас, — сказал Сварог. — Я хотел бы, чтобы в Лоране знали: любой дворянин, который может подтвердить документами права на земли по эту сторону канала, получит их обратно. И не только дворянин — были и вольные города, и фригольдерские селения… Условие для всех одно: переход под демурское подданство.

…Герцога он отправил домой посредством компьютера Вентордерана: мэтр Лагефель, предварительно расспросив юношу, провел его в ту самую небольшую кабину, нажал кнопки — и словно бы открылась дверь на незнакомое подворье. Заглядывавший им через плечо Сварог увидел небольшой, нескладный домик — пусть и снабженный предметом дворянской гордости, балконом, но мало походивший на фамильный герцогский замок. По двору неторопливо шагал пожилой человек, одетый непритязательно, но при дворянском золотом поясе.

— Отец! — что есть мочи закричал юный герцог и кинулся в «дверь», держа на весу немаленький мешок с золотом. Парой секунд позже он оглянулся, сообразив, видимо, что следовало поблагодарить еще раз, но, конечно, «двери» уже не увидел.

— Что ты так смотришь? — усмехнулся Сварог.

— Ты за краткое время столько добрых дел ухитрился сделать… — сказала Яна, глядя на него с уважением. — И свадьба у них будет, и столько людей получат назад свои земли…

— Ну, надо же когда-нибудь для разнообразия творить и добрые дела, — сказал Сварог с самым безмятежным видом.

На самом деле, на душе у него было чуточку неловко. Вполне возможно, взгляд Яны был бы не таким восторженным, знай она истинные причины. Конечно, подаренное герцогу золото — пустячок для закромов Сварога — и в самом деле было чистой воды благотворительностью, но вот что касательно возвращения земель их бывшим владельцам… Тут уж он не добрыми делами занимался, а самой что ни на есть грязной политикой. Подкладывал очаровательной королеве Лорана изрядную свинью. Едва пройдет слух, что король Сварог возвращает бывшие лоранские земли потомкам их владельцев при условии всего-то перехода в его подданство, прекрасная Лавиния многих подданных недосчитается. Как говорится, мелочь, а приятно. Небольшой ответный подарок за те пакости, что она ему устраивала, включая четыре попытки подослать убийц…

Глава IV О ДРЕВНЕМ ВЕТРЕ И НЕ ТОЛЬКО О НЕМ

Старуха Грельфи никогда в жизни к публичности не стремилась, наоборот. Она и в Латеране подыскала себе небольшой домик, хоть и на приличной улице, но стоявший поодаль от суеты и многолюдства, упрятанный в глубине старого, заросшего сада. Так что Сварогу с Барутой пришлось долго ехать шагом по извилистым дорожкам, то и дело уклоняясь от нависавших над ними веток, а один раз Сварогу вообще пришлось спешиваться и поднимать сбитый корявым суком бадагар.

В небольшой прихожей на сей раз не толклись обычные старухины информаторы и агенты, всегда выглядевшие неприметными и неинтересными. Только в уголке, притворяясь дремлющим, старательно бдил здоровенный парняга — из тех, кого Грельфи подыскала еще в Пограничье. Сварога он, естественно, моментально узнал и почтительно принял подобие стойки «смирно». Небрежно махнув ему рукой и кивнув Баруте на соседний стул, Сварог стал подниматься на второй этаж по узкой, выгибавшейся дугой лестнице. Неизвестно — да и неинтересно — кто построил этот домик в аристократическом районе лет сто назад, но у него определенно были причины опасаться внезапного нападения: лестница примыкала к правой стене дома, а слева оставалось свободное пространство. Нападавшим, рвавшимся наверх, было бы трудно управляться с мечами — а вот защищавшему верхнюю площадку лестницы было бы гораздо сподручнее действовать оружием. Старый фокус, Сварог таких лестниц насмотрелся в гланских замках.

В комнате, служившей старухе кабинетом, вовсю шла работа: большой стол уставлен большими и маленькими ящиками наподобие тех, в которых почтари доставляют посылки. Грельфи, Элкон и девятый член команды, Янош, барон Тайрен, извлекали кучу разнообразных предметов, завернутых то в тряпки, то в мятую бумагу, осторожно, разворачивали, бегло осматривали, укладывали рядками на свободной половине стола.

Сварог придвинул ногой стул, уселся и сказал:

— Я вижу, с хорошей добычей?

Янош месяц провел на Сильване, старательно обходя антикварные лавки в больших городах, а временами в простонародном облике вместе с двумя помощниками отправлялся в близлежащие деревни, изображая старьевщика, которому обычно волокут любой хлам. Сварог не помнил, к каким там именно наукам усмотрели у парня способности в свое время лицейские наставники, но вроде бы точно не к тому, чем Янош увлеченно занимался все время службы. У парня был просто-таки талант выискивать в пыльных закромах антиквариев разные интересные вещицы, чутье какое-то работало — а потому именно он в девятом столе и занимался «черными археологами» и их потаенным рынком, куда уже почти что внедрился под соответствующей маской — не стесненного в средствах юного дворянчика, а, из прихоти тратившего папенькины денежки не на игорные дома и веселых девиц, а разные древние вещички (и не задававшего вопросов по поводу их происхождения).

— Разберемся, посмотрим, — ответила за Яноша Грельфи, поднеся к самым глазам какой-то стеклянный шарик с вплавленными в него медными завитушками. — Кое-что интересное уже есть. Я вот думала, что ни единого «грозового шарика» на свете не осталось — а он вот он, в целости и сохранности…

— А для чего он? — спросил Сварог.

— А для пакостей, — ответила Грельфи. — Если закопать в полночь, и непременно березовой лопаткой, с неделю потом на несколько лиг вокруг будет бушевать жуткая гроза, с молниями, а то и с градобитием. И с ливнем, конечно. Нужно только знать слова. Я-то знаю, а вот молодое поколение забыло напрочь. А потом выкапываешь и используешь еще хоть сто раз, — она с уважением разглядывала шарик. — Хорошая старая работа, нынче так делать разучились, вымирает высокое колдовство, да и ведьмачество тоже…

— Ну, что ж, — подумав, сказал Сварог. — В принципе, вещь в хозяйстве нужная, мало ли где пригодится… Отец Алкес, я полагаю, к этой штуке отнесся бы крайне неодобрительно?

— А то как же, — сказала Грельфи. — У него, упрямца, позиция известная: черная там магия или белая, злая или просто никакая — а все равно нужно изничтожать все подряд вещички…

— Ну, мы ему не скажем… — рассеянно произнес Сварог. Подошел к столу, присмотрелся к разнообразным диковинным предметам, чье предназначение выглядело предельно загадочным. — Потрогать-то что-нибудь можно?

— Умнеешь и взрослеешь, светлый король, — одобрительно кивнула Грельфи. — А то раньше, помню, хватался за что попало, не подумав толком, и порой кончалось скверно… — она торопливо добавила, сурово косясь на молодых людей, занятых работой. — Я это не для того говорю, чтобы твой авторитет уронить в глазах подчиненных, просто хочу им самим лишний раз напомнить, что к иным штуковинам нужно подходить очень осторожненько, а то и вообще сразу в воду выкинуть, только непременно в текучую…

Янош отозвался не без подначки:

— Ну, в конце-то концов, все это упаковали и привезли без сюрпризов…

— Упаковать и привезти что угодно можно, — проворчала Грельфи. — А вот потом, ежели начать вертеть и дергать то, что дерганью и верченью поддается, может получиться грустно… У вас ко мне дело, светлый король, или просто по доброте душевной навестили убогую старушонку, никому уже на этом свете не нужную?

— Поговорить бы с глазу на глаз, — сказал Сварог.

— Всегда к вашим услугам, — она показала на уже знакомую Сварогу дверь. — Извольте в мой кабинет. Ага, мы теперь не хуже разных там прочих, кабинеты имеем… А вы, соколы мои, все аккуратно разворачивайте, только ничего не вертите… Как бы оно безобидно ни выглядело… Куда? — прикрикнула она на Элкона.

— Но ведь выглядит именно что безобидно, — сказал Элкон, пожимая плечами.

Янош добавил:

— И продавали эту штуку не саму по себе, а приложением к «Трактату о замысловатой оптике». И еще несколько вещиц.

— Дети малые… — проворчала Грельфи. — «Трактат о замысловатой оптике» с незапамятных времен числится в списке запрещенных книг, что на земле, что там, — она ткнула большим пальцем в потолок. Почему, представления не имею, зато в молодости знала человечка, которого за хранение этого самого трактата надолго за решетку отправили. Оптика, надо полагать, разная бывает…

Сварог присмотрелся. Штука эта, на его взгляд, выглядела вполне безобидно: на бронзовом стержне одна над другой разместились штук восемь выпуклых линз в бронзовой же оправе, на коротких ручках. Сразу видно, что ручки можно вертеть вокруг стержня — и всякая линза своего цвета, густонасыщенного: синий, фиолетовый, зеленый… Ни одного простого стеклышка. Сначала он подумал, что они подобраны по цветам спектра, согласно облегчающей жизнь студиозусам поговорке-подсказке «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан» — нет, совершенно в другом порядке расположены…

— И вообще, — сказала Грельфи. — «Трактат о замысловатой оптике»?.. Уж и не припомню с каких времен трудами разных там отцов Алкесов канул в совершеннейшую пропащность, на Таларе его никто и не видел, а на Сильване, значит, сохранился кое-где… Из-под полы брал, конечно?

— Ну да, — сказал Янош. — У «черного перекупщика».

— Следовало ожидать… — проворчала старуха. — Ладно, я пойду поговорю с его величеством, а вы тут, в сотый раз повторяю, не вертите ничего…

«Кабинет» у нее, конечно, был непритязательный — небольшая комнатушка со столом, двумя креслами и обшарпанным шкафчиком, из которого Грельфи проворно вытащила две серебряных стопки и бутылку «Кабаньей крови» лучшего сорта — коричневого стекла, с коротким фигурным горлышком и отлитым сбоку выпуклым силуэтом кабана. Любила старушенция себя потешить маленькими радостями жизни. И, как всегда, разливая по стопкам, проворчала:

— Не подумай, светлый король, не на казенные денежки куплено, а на собственное жалованье, коим, благодаря твоим милостям не обижена…

— Ну? — нетерпеливо спросил Сварог, едва стопки опустели. Два дня назад он дал ей прослушать запись разговора с Литтой — авось что-нибудь полезное да извлечет. Старуха с унылым видом пожевала губами.

— Нечем мне тебя порадовать, твое величество, — сказала она наконец. — По самой простой причине: ни магии, ни колдовства, я тебе точно скажу, там нет ни капельки. Одна техника, — протянула она с оттенком презрения. — Теперь, куда ни плюнь, одна техника, а в ней я не разбираюсь совершенно, куда мне. Одно интересное попалось — эти самые «хваталки». Знаешь, почему интересное? Да потому, что раньше, давным-давно, это была никакая не техника, а самое натуральное заклинание под названием «тихая воровашка». Не такое уж распространенное, но владели им многие. Стоило, правда, дорого — поскольку покупатели его использовали исключительно для своего каприза, а значит, готовы были раскошелиться. С таких и содрать не грех.

— Зачем? — спросил Сварог.

— А ты не догадываешься? — фыркнула Грельфи, проворно наполняя чарки. — Ну, вотпредставь: есть человек, у которого походка самая неподобающая: и сутулится он, и ноги волочит, пришаркивает, одним словом, неуклюжий и нескладный, как корова на крыше. А ежели это благородный господин, большой любитель прекрасного пола? Только дамы, его завидя, со смеху помирают и дают обидные клички. Вот идет он к колдуну — если знает, куда идти — платит хорошие денежки… Колдун в два счета выискивает подходящую персону: с великолепной осанкой, с красивой походкой, изящными движениями и все такое прочее… И крадет это все. Собственно говоря, и не крадет вовсе, поскольку все это так и остается у использованного, но и заказчик все то же самое получает. Ну, теперь совсем другой человек, дамы совсем иначе относятся… — она осушила свою чарку и захихикала, показав немногочисленные зубы. — Или, скажем, еще почище: нету у человека ни искусства, ни фантазии с дамами в постели обращаться замысловато и изобретательно, скучный он в постели, недовольны им дамы и продолжать знакомство не спешат… Снова берется колдун… Ясно?

— Да уж чего яснее, — сказал Сварог. — Берется какой-нибудь искусный дамский угодник и втихомолку «обворовывается».

— Ну да. Да мало ли для чего ту штуку можно было применить… И ведь сплошь и рядом не для злых дел. Но нашим «багряным» все едино: раз магия — гони, лови… В молодости знавала я двух человек, владевших «тихой воровашкой», у одного сама хотела научиться, но не успела, потому как обоих сгребли. С тех пор я даже и не слышала, чтобы кто-то умел… А теперь, выходит, для того же самого дела приспособили технику… — она хватила третью стопку и откровенно пригорюнилась. — Погубила эта техника наше ремесло… Почитай, на нет свела… — и она выразила свое отношение к техническому прогрессу парой фраз, способных завистливо разинуть рот драгунского вахмистра. — И еще кое-что… Вот что я тебе скажу, светлый король, со всей ответственностью: зря ты Янку запер в Хелльстаде. Никакие такие «хваталки» ей не грозят. Вам всем — да. Но только не ей. Головой клянусь, можешь ее оттуда смело выпускать. Потому что — Древний Ветер… Слышал про такую магию?

— Излагали мне крайне скупо, — сказал Сварог. — Потому что мало что про нее помнят.

— Это точно. Мало. Но кое-что помнят все же, — Грельфи значительно подняла палец: — Я тебе хоть головой, хоть чем угодно поклянусь: на того, кто владеет Древним Ветром, ничего не действует. Ничего, соображаешь? Ни магия, ни, прости за выражение, техника. Никакая. Почему так, я не знаю и никто не знает. Но — не действует. Так что можешь смело ее выпускать. Ничего на нее не подействует, будь этих «хваталок» или чего-то другого хоть сотня. Янка, правда, сама до сих пор плохо представляет, чем владеет, и умеет пользоваться лишь крохотной долей… но сути дела это не меняет. Коли уж она вся пронизана Древним Ветром, в каждой капельке крови, в каждом волоске, в каждой той самой… не помню, как это называется по-ученому. В каждой частичке тела. И начни она всерьез осваивать все, что в ней заложено… Эх… — старуха помотала головой, не находя слов. — Вы бы все такое увидели… Только она не хочет. Ей и так хорошо. Пользуется иногда вершками, а с головой уходить не хочет.

— Может, это и правильно? — тихо спросил Сварог.

— Ну не знаю, не знаю… — Грельфи мечтательно уставилась в потолок. — Мне бы хоть частичку… Эх… Помнишь, как-то сидели с отцом Алкесом, и он вспоминал, что я по юной глупости хотела продать запеченного с потрохами гуся на перекрестке дорог сам понимаешь кому?

— Припоминаю что-то.

— А это, между прочим, была вовсе не юная глупость, — сказала Грельфи почти шепотом, наклонившись к нему через стол. — Знаешь, чего я тогда хотела? Хоть кусочек Древнего Ветра. И он ведь пришел, уж я-то знала, как «продавать гуся», все в точности выполнила. Только едва он услышал, что мне нужно, перекорежился весь, закорячился и в землю ушел. Тогда я и поняла, что Древний Ветер — не черная магия, а что-то совсем другое… В общем, ты за нее не бойся нисколечко. И любое заклинание, и любой фортель вашей техники… Так что нечего ее там держать, как в тюрьме. Никто у нее никогда ничего не украдет. Потому как — Древний Ветер… Неуязвимая она у тебя. А ты, дурная голова, уж прости между своими, и не понял, что за девушка тебе досталась. Единственная в мире владелица Древнего Ветра…

— Подожди, — сказал Сварог. — А как же та история на Сильване? Когда ей было двенадцать? Уж ты-то должна помнить…

Грельфи фыркнула:

— А еще толкуют со всех сторон: великого, мол, ума король Сварог… Тогда на нее ни магией, не техникой не действовали — дурили голову чисто словесно. И созданием соответствующей обстановки. Соображаешь, в чем тут разница? То-то… Чего ты хочешь, двенадцать лет было девчонке. Это сейчас ей никакой пройдоха голову не задурит. В общем, держать ее в Хелльстаде совершенно незачем. В любой момент можешь выпустить.

— Грельфи, — сказал Сварог негромко, холодно, наклонившись вперед. — Если что, головой отвечаешь…

— Отвечаю, — сказала старуха тихо и серьезно. — Потому что точно знаю: от Древнего Ветра все отлетит, как горох от стенки. Уж ты поверь…

…Статс-секретарь, распахнув золоченую половинку двери малого кабинета, бесстрастно доложил:

— Ваше величество, графиня Дино…

Сварог кивнул, и секретарь отступил на шаг, пропуская Маргилену, после чего бесшумно прикрыл за собой дверь. Встав и обойдя стол, Сварог остановился перед ней, и она низко присела в церемонном поклоне, ничуть не изменившаяся за последние годы, что они не виделись: светловолосая и сероглазая, очаровательная — и все такая же легкомысленная и ветреная на вид, и ее глаза пуританин по-прежнему назвал бы бесстыжими, а поэт — игривыми… Сварог прислушался к себе, но не испытал и тени умиленной ностальгии по прежним временам и прежним приключениям — как-то это у него не работало, совершенно… Во всяком случае, крайне редко срабатывало, но безусловно не сейчас.

— Прошу вас, графиня, — сказал он, придвигая Маргилене кресло высшего разряда. Вновь занял свое место.

Маргилена села, как школьница в классе, даже не сделав попытки положить ногу на ногу. Ее очаровательное личико было серьезным, а взгляд — пытливым: ну конечно, она просто-напросто гадала, как теперь следует с ним держаться. За все эти годы Сварог видел ее раза три, во дворце, на торжественных приемах, издали. Но о том, что образ жизни она ведет прежний, знал прекрасно — трудами незаменимого Интагара.

«Черт знает чем приходится заниматься, — подумал он сердито, — но никуда не денешься…»

— Маргилена… — сказал он.

— Да, ваше величество? — произнесла она, глядя так же серьезно и настороженно.

Сварог усмехнулся:

— В кабинете прямо-таки чувствуется тягостная неловкость… Верно? По-моему, мы когда-то были на «ты». Почему бы не держаться, как прежде? С той же непринужденностью?

Она впервые улыбнулась прежней улыбкой — лукавой и не глупой:

— Всякое бывает. Иногда люди очень меняются, достигнув… высот. Я, правда, могу держаться, как прежде?

— Конечно, — сказал Сварог. — Мне бы того очень хотелось.

— Ты велишь подать кофе или вина, и мы будем вспоминать старые добрые времена?

— Вот уж на что у меня нет никакой охоты, — признался Сварог.

Она вздохнула с несомненным облегчением:

— Вот и славно. У меня тоже нет привычки смотреть назад. Что-то было красиво, что-то просто прелестно, но оно — ушло… Значит, ты не изменился, правда?

— Для старых знакомых, думаю, нисколечко.

— И с тобой можно говорить так же непринужденно, как в прежние времена?

— Ну да.

— Просто прекрасно, — сказала прежняя Маргилена. — Знаешь, чего я все это время боялась?

— Ну откуда?

— Что ты захочешь возобновить прежние отношения, — сказала она, потупясь с наигранным лукавством. — Я бы тогда оказалась в чертовски сложном положении. Ты как-никак король, а королям отказывать просто не принято… но я никогда не смотрю назад. Ни разу не возвращалась ни к одному из прежних любовников. Вот не могу, и все. Натура такая, — она глянула чуть настороженно. — Ты, случаем, не собираешься предложить…

— Не беспокойся, — сказал Сварог. — Что было — то прошло.

— Ох… — вздохнула она облегченно. — Я тебя обожаю, вернее подданной у тебя нет…

— Ловлю на слове.

— Ты о чем?

— Чуть погодя, — сказал Сварог. — Я слышал, у тебя все по-прежнему?

— Я о тебе слышала и более интересные вещи, — сказала Маргилена с очаровательной улыбкой. — Иные сплетни императорского двора и до нас долетают…

— Ну, как-то так получилось… — сказал он, и глазом не моргнув.

— А Мара?

— Самое смешное, что они отлично уживаются, — сказал Сварог.

— Ну, тебе всегда везло на женщин. На меня в том числе, — она мечтательно улыбнулась. — Знаешь, я не люблю вспоминать прошлое, но иногда что-то вроде гордости чувствую: я была любовницей нынешнего великого короля Сварога, когда он… — Маргилена глянула настороженно. — Или тебе, как некоторым, неприятно вспоминать о таком прошлом?

— Ну что ты, — усмехнулся Сварог. — Наоборот, так даже забавнее: вспоминать себя бесприютным бродягой, за которым, полное впечатление, гонится весь белый свет…

— Вот и хорошо, — вздохнула Маргилена облегченно. — Нет, правда, я иногда вспоминаю, как ты у меня прятался, гонимый и бесприютный… Я никому никогда не рассказывала, ты не думай, — и уставилась на него не без уважения. — И как это ты ухитрился столько наворотить…

— Сам удивляюсь, — хмыкнул Сварог. — Как-то само собой подворачивается — не то, так это…

Он никак не мог перейти к серьезному разговору, для которого ее и вызвал, — и немного злился на себя. Очень уж тема щекотливая…

— Значит, живется тебе по-прежнему весело? — спросил он.

— Ну конечно, — безмятежно ответила Маргилена. — Правда, с некоторых пор стало самую чуточку скучнее: мне почему-то больше ничего не поручает восьмой департамент, не хватает приключений и интриг…

— Постараюсь что-нибудь придумать, — сказал Сварог. — Есть одна миссия на Сильване, как для тебя созданная… А пока что… Маргилена, у меня к тебе очень серьезный разговор.

— Да?

— Щекотливый разговор, — сказал Сварог. — В жизни бы не подумал, что придется такой вести, но нет у меня другого выхода…

— Ты меня заинтриговал, — улыбнулась Маргилена. — Умираю от любопытства… Долго ты намерен меня томить? Я же, если ты помнишь, любопытна, как десять министров тайной полиции…

— Тебе все это определенно не понравится, — сказал Сварог. — Всерьез предполагаю, что не понравится. Но нет у меня другого выхода… Ну, ладно! — воскликнул он, решившись. — Речь пойдет о тебе… точнее, о твоем муже. У вас ведь все по-прежнему? Две ночи любви в месяц… а иногда, если ты закапризничаешь, то всего одна…

— А иногда и ни одной, — с лукавым блеском в глазах сказала Маргилена. — Когда я бываю очень уж… занята.

— Ну да, я помню, — сказал Сварог. Теперь, когда дело сдвинулось, ему стало как-то легче. — Сапоги любовников валяются в коридоре у дверей твоей спальни… Любовники с тобой непринужденно завтракают в главной столовой, вежливо раскланиваясь с вошедшим мужем… И все такое прочее…

— Ага, — сказала Маргилена без тени смущения. — Все, как в прежние времена. Такая уж у меня живая и непосредственная натура. А он давно смирился.

— Думаешь, он не переживает?

Маргилена на минутку призадумалась.

— Ну, вообще-то… — протянула она без всякого раскаяния. — Мне думается, иногда все же переживает чуточку…

— Я бы не определил это как «чуточку», — сказал Сварог. — С тех пор, как он стал главой Казначейства и мы часто общаемся, я успел к нему присмотреться. Он переживает всерьез и постоянно. Хотя старательно это скрывает. Ну, у меня есть кое-какие возможности, каких нет у обычного человека, и я вижу, чувствую…

— Честное слово, я не понимаю, к чему весь этот разговор… — пожала она точеными обнаженными плечами.

— Он мне просто необходим как министр финансов, — сказал Сварог. — Пожалуй, он лучший финансист королевства, один из лучших финансистов Талара… Великолепный мастер своего дела.

Маргилена сделала капризную гримаску:

— Вот эта сторона его жизни меня не интересует совершенно. По-моему, нет ничего на свете скучнее финансов. Нет, конечно, я, как примерная жена, рада, что он сделал у тебя такую карьеру… Но слово «финансы» на меня нагоняет смертную тоску.

— Признаюсь откровенно, на меня тоже, — сказал Сварог. — Но, в отличие от тебя, я должен этим заниматься. Так вот… Как бы охарактеризовать ситуацию поточнее… Он тебя любит по-настоящему и никого, кроме тебя, не хочет.

— Ой, да я знаю, — досадливо отмахнулась Маргилена. — Набила особняк смазливыми служанками, назначила неплохое вознаграждение той, что все же сумеет затащить его в постель, приглашаю в гости самых красивых и беспутных подруг, оставляю с ними наедине… Я же не чудовище, я понимаю, что мужчине необходима женщина. Но зачем же форменным образом подвигаться умом на мне? Это даже как-то и противоестественно, мне кажется… И ничего не могу с ним поделать. Подавай ему меня…

— Человек тебя любит.

— Откровенно говоря, мне от этой любви никакой радости. Одни неудобства и тоска, эти две ночи в месяц — такая беспросветность… Ты хоть знаешь, что он признает только две позиции, а все остальное считает извращением? Ты хоть знаешь, что он вбил себе в голову, будто «игра на флейте любви» унижает женщину? — она яростно фыркнула. — Да нисколечко это меня не унижает, наоборот, мне нравится… — она бросила на Сварога лукавый взгляд. — Сам должен помнить… И еще он мне спину царапает! И всегда выключает лампу, потому что заниматься любовью при свете — это опять-таки разврат… Знал бы ты, каково мне с ним приходится! Каждый раз в спальню идешь, как на пытку… — она посмотрела вопросительно: — А почему вдруг ты завел разговор именно об этом?

— Потому что я — король, — со вздохом сказал Сварог. — А он — лучший финансист страны. И мне просто необходимо, чтобы он работал идеально, в полную силу. Но он не может. Именно потому, что всерьез и постоянно угнетен вашими отношениями. А это, рассуждая с позиций не чувств, а голого практицизма, наносит нешуточный вред государственным делам, королевству, мне… И я твердо намерен исправить положение.

— Интересно, каким образом? — прищурилась Маргилена.

— Давай-ка забудем на минутку обо всем прошлом, — сказал Сварог должным голосом. — Сейчас перед тобой сидит король, и только король. Который в любую минуту может сказать любому из своих подданных: «Такова моя королевская воля». А добрый подданный королевской воле не смеет противиться…

— Чего ты от меня хочешь? — спросила она, насупившись.

— Вот это уже насквозь деловой разговор, — сказал Сварог. — Я хочу, чтобы ты перестала приводить любовников домой, чтобы твой муж никогда с ними не пересекался. Подыщи себе уютный домик для подобных встреч, если хочешь, целый особняк… если хочешь, это сделают мои люди и платить за все будет казна, у тайной полиции богатые фонды… Далее. Я хочу, чтобы ты с ним проводила четыре ночи в месяц, и никогда не отлынивала, не пропускала этих дней, чтобы ты… Ну, мы люди взрослые и опытные, так что будем называть вещи своими именами: я хочу, чтобы ты старалась изо всех сил, и он каждую ночь чувствовал бы себя на седьмом небе. Такова моя королевская воля. Я хочу, чтобы твой муж был весел, доволен и радовался жизни. Понятно?

Маргилена уставилась на него ошеломленно:

— Но ты же не всерьез…

— Я совершенно серьезен, — сказал Сварог с королевским металлом в голосе. — Положение нужно исправить, и я его исправлю. Повторяю: такова моя королевская воля. Все, о чем я говорил, ты будешь выполнять самым скрупулезным образом. Иначе… Уж извини, я сейчас не человек, я король. Иначе… Нет, я не собираюсь тебя пугать ни опалой, ни отлучением от дворца, — он натянуто улыбнулся. — В первую очередь оттого, что это опять-таки не лучшим образом скажется на твоем муже. Я сделаю изящнее. Для обычного человека это, может, и подлость, а для короля — рабочие будни… Так вот, тайная полиция в два счета и мастерски распустит слух, что ты — моя любовница, и я чертовски ревнив. Для полного правдоподобия с парочкой твоих последних любовников и в самом деле приключится… что-нибудь крайне нехорошее. Но тут уж ты будешь виновата, а не я — коли уж не желаешь выполнять мою волю. Чем все это кончится? Все потенциальные кандидаты в любовники будут от тебя шарахаться, словно от адского пламени… И очень быстро у тебя останется один-единственный мужчина в жизни — законный муж… А теперь подумай, ты ведь умница, уж я-то тебя знаю… По-моему, гораздо выгоднее принять мое предложение, чем отказать… Как, Маргилена?

— Ты скотина, — выпалила Маргилена. — Делай со мной что хочешь, но ты скотина…

— Я король, — сказал Сварог не без грусти. — И поэтому любые ругательства в мой адрес бесполезны и бессмысленны. Маргилена, я не могу быть ни скотиной, ни мерзавцем, когда занимаюсь государственными делами и думаю о благе королевства…

Маргилена смотрела на него, словно обиженный ребенок. Она не плакала, но на ресницах поблескивали слезинки. Сварогу было ее по-настоящему жаль, но он старательно гнал это чувство — он был король…

— Ты не представляешь, каково мне будет… — она не всхлипывала, просто пару раз хлюпнула носом.

Сварог встал, подошел к ней, погладил по щеке и сказал насколько мог убедительнее:

— Маргилена, милая, это не моя прихоть, а государственная необходимость. Ну, постарайся уж как-нибудь потерпеть. Четыре ночи в месяц… Сними ожерелье. Ну?

Она, насупясь, расстегнула застежку, осведомившись вяло:

— А тут какие государственные интересы?

— Да просто хочу сделать тебе подарок, — сказал Сварог.

И положил ей в руку ожерелье из вентордеранского сундука — с рубинами, каких, пожалуй, не имелось ни у одной придворной дамы. Ага, природа взяла свое, Маргилена, как бы ни была обижена и расстроена, завороженно уставилась на изящнейший образчик искусства давным-давно ушедших из этого мира ювелиров. Медленно застегнула на шее, встала, подошла к зеркалу и стала себя разглядывать с таким выражением, что Сварог понял: поединок выигран.

— Нравится? — спросил он, подойдя сзади.

— Покажи мне женщину, которой это не понравится…

— В подобных безделушках недостатка у тебя не будет, — сказал Сварог. — Нужно же как-то компенсировать тебе все неудобства… Мало того. Я тебя сделаю фрейлиной хелльстадской королевы. Очень скоро. Все твои недоброжелательницы и соперницы при дворе умрут от зависти.

— Но в Хелльстаде нет никакой королевы… — сказала она отрешенно.

— Скоро будет, — сказал Сварог, с радостью убедившись, что слезинки с ресниц она сморгнула, а новых так и не появилось. — И первый же знак фрейлины — твой. Хочешь, я приглашу тебя на свадьбу? Там великолепный замок… И компания избранная. Точно, все умрут от зависти…

— Мара?

— Там увидишь, — сказал Сварог, почувствовав легкую неловкость. — Ну как, мы договорились? Маргилена, у тебя будет все, что захочешь… А от тебя требуются сущие пустяки — чтобы он четыре раза в месяц был на седьмом небе. Ну, и все остальное, о чем я говорил.

— Это черт знает что, — сказала Маргилена сварливо, с бледной, но улыбкой. — Из меня делают проститутку, которой платят за то, что она спит с собственным мужем. Ситуация… Даже названия не подберешь.

— Не надо такого трагизма, — сказал Сварог. — Всего лишь уговорили почаще выполнять супружеские обязанности… Мы договорились? Можешь дать слово?

— Даю, — пробурчала она, поправляя ожерелье. Подняла лицо к Сварогу, улыбаясь чуть сердито, но уж никак не тоскливо. — И все-таки ты скотина…

Сварог развел руками:

— Я король, Маргилена. К великому моему сожалению…

— Но на свадьбу ты меня непременно пригласишь.

— Непременно.

Маргилена глянула лукаво, став почти совершенно прежней:

— А ничего, если я попытаюсь его развратить?

— Валяй, — сказал он.

— Ты, конечно, скотина… Но, с другой стороны, из всего этого можно сделать очередное веселое приключение. Развратить собственного непроходимо унылого мужа и сделать его хорошим любовником.

— Вряд ли у тебя получится, — со вздохом сказал Сварог (как легко догадаться, исключительно подначки ради).

И рассчитал все правильно: Маргилена, уже забыв о только что пережитых печалях, прямо-таки взвилась от возмущения:

— У меня?! Да я просто никогда не бралась за него всерьез! Да он у меня «шмеля в бутоне розы» будет делать!

Глядя на ее азартное личико, Сварог облегченно вздохнул про себя: ну вот, кажется, получилось…

Глава V СЮРПРИЗЫ И ТАЙНЫ

В Латерану Арталетта прилетела на самолете — точности ради, на одной из замаскированных под самолеты виман. Канцлер на многое смотрел сквозь пальцы, но Сварог все же старался не особенно зарываться. Однако «самолеты» не один он использовал — они были у Мары, у Арталетты, у Старой Матушки, а еще четыре в распоряжении конторы Интагара. Так гораздо быстрее перемещаться по Харуму в случае срочных дел… Свою он водил сам, Мара тоже — ну, а на всех остальных имелись надежные пилоты из его личной дружины (вот теперь она оказалась как нельзя более кстати).

Когда Арталетта вошла, он поднялся навстречу, сказал:

— Извини, что я тебя не встретил, бумаг куча привалила…

На ней был не мундир, а самое обыкновенное, вишневого цвета платье — значит, прилетела не с официальным визитом в качестве наместницы Ронеро, а совершенно частным образом. Предупредив по ташу чуть ли не в последний момент, что вскоре вылетает. Хорошо еще, что он был не за облаками, а в Латеране, подписывал кучу бумаг, ставил печати — одобрял и запрещал, награждал и разжаловал, повышал и отправлял в отставку…

— Пустяки, — сказала она. — Ты и не обязан меня встречать. Кто ты, и кто я…

— Ты не просто наместница, — сказал Сварог, с удовольствием потягиваясь (всю гору бумаг перелопатил, осталось с полдюжины пустяковых). — Ты еще и очаровательная девушка, так что долг любого галантного кавалера…

Он сбился с шутливого тона, а там и вовсе замолчал, приглядевшись к девушке внимательнее. Лицо у нее было нехорошее — усталое, осунувшееся, едва ли не испуганное. Положительно, там в Ронеро, что-то произошло…

— Что случилось? — спросил он уже совсем серьезно, подойдя к ней вплотную. — Надеюсь, не заговор, не переворот, не пришлось же тебе срочно бежать? Интагар никаких переворотов не допустит, а заговоры, как орешки, щелкает…

Придвинувшись к нему совсем близко, едва ли не прижавшись, Арталетта шепотом спросила на ухо:

— Есть место, где нас точно не подслушают?

Отстранилась, сначала указательным и средним пальцами изобразила ножки бегущего человека, потом большим и указательным отмерила то ли длину мизинца… То ли рост токерета. Ах, вот оно что…

— Садись, — сказал Сварог. — Здесь можно говорить совершенно открыто. О чем угодно и о ком угодно. Принял меры…

Так и было. В свое время ему пришло в голову, что токереты, чем черт не шутит, могут поселиться и в огромном Латеранском дворце, где для них найдется масса укрытий. И уж конечно, не просто так поселиться, в результате квартирного кризиса, а чтобы попытаться сунуть нос в его бумаги или компьютер — на их месте он так бы и поступил. Тем более что один из ночных часовых, охранявших хозяйство Интагара, две недели назад клялся и божился, что видел в полутемном коридоре промелькнувшую тень, более всего похожую на крохотного человечка.

Именно тогда Сварог и спохватился. И его кабинет, и те комнаты Интагара, где хранились секретные бумаги, были закутаны защитным полем, которое не всяким оружием ларов и возьмешь, что уж там говорить о токеретах. Генератор поля — машинка небольшая и простая в обращении, как плоскогубцы, у ларов детишки их частенько используют вместо клеток для домашних зверюшек. Он собирался предпринять еще кое-что, а также снабдить генераторами кое-какие хранилища секретных бумаг в других королевствах, но текучка заела, отложил на денек-другой…

— У тебя найдется что-нибудь выпить? — спросила Арталетта усталым, тусклым голосом.

— У короля да не найдется… — усмехнулся Сварог. — Вина или покрепче?

— Можно и покрепче.

Он достал из шкафчика бутылку келимаса, стопки, блюдечки с нарезанными сушеными фруктами. Сам чуточку пригубил, исключительно за компанию, а вот Арталетта свою стопку опрокинула одним духом. И сказала просто, без всякой аффектации, даже волнения:

— У меня во дворце объявились токереты.

— Так… — сказал Сварог. — Лаконично, по порядку и с самого начала.

И, стараясь, чтобы это получилось как можно более небрежно, нажал не самую заметную из множества кнопок на золотой пластине у края стола.

Не прошло и минуты, Арталетта еще ни слова сказать не успела, а в кабинете бесшумно объявился Интагар, присел в уголке, предварительно низко поклонившись Арталетте. Она держалась спокойно — не увидела в этом визите ничего удивительного.

— У герцогини во дворце объявились токереты, Интагар, — сказал Сварог. — Такие дела. Итак?

Расстегнув кожаную сумочку, украшенную жемчугом и золотыми финтифлюшками, самую новомодную (женщина остается женщиной, даже если она генерал гвардии), Арталетта вынула небольшой замшевый мешочек, развязала тесемку и, держа краешек над самым столом, перевернула. Что-то тоненько, мелодично зазвенело, рассыпаясь по темному полированному дереву.

Сварог присмотрелся, жестом подозвал Интагара, и тот тоже склонился над столом. Там лежали шесть крохотных, блестящих мечей с длинными рукоятями, длиной чуть поменьше мизинца. Для человека — безделушка, для токерета — отличное боевое оружие, двуручный меч. Которым, между прочим, нетрудно добраться до сонной артерии спящего обычного человека…

Сварог кончиками ногтей осторожно взял один за эфес, поднес к глазам, повертел. Безусловно, настоящий, из хорошей стали. Легонько черкнул лезвием по обложке лежавшего тут же очередного статистического сборника (черт знает что приходится королю перелопачивать), и там остался глубокий порез — лезвие отточено до бритвенной остроты…

Поднял на Арталетту вопросительный взгляд.

— Вчера утром обнаружились у меня в спальне, — сказала она, не дожидаясь прямого вопроса. — Были воткнуты аккуратным рядком у края постели. Только они, и больше ничего, — и бледно улыбнулась. — Они не хотели меня убить. Если бы хотели, меня бы уже на свете не было…

— Пожалуй… — проворчал Сварог. — Просто деликатненько продемонстрировали, какие они проворные, и могут пролезть в любую щель…

— Примерно так он и сказал. Только в более дипломатической форме. Тот токерет, что пришел ко мне днем.

Сварог, конечно же, не стал заламывать руки и театрально восклицать: «Токерет?!» Он просто сказал:

— Рассказывай.

Арталетта вновь раскрыла сумочку:

— Примерно в полдень к гвардейцам у парадного входа подошел человек и попросил передать мне этот конверт. Его, конечно, сначала должным образом исследовали ваши люди, Интагар, я хорошо помню — указания короля — не обнаружили ни магии, ни ядов, я прочитала… и велела позвать его ко мне.

Сварог повертел конверт — самый обыкновенный, из хорошей белой бумаги, такие обычно сотнями заказывают дворяне и отдают типографщикам отпечатать свой герб. На этом не было ни герба, ни единой надписи. Разломанная светло-коричневая сургучная печать — насколько можно рассмотреть и угадать, прежде припечатанная чем-то вроде перстня с дворянским гербом, но она изрядно раскрошилась, и герб уже не разглядеть толком. Внутри…

А внутри лежала самая обыкновенная визитная карточка, выдержанная именно в том хорошем вкусе, что присуще настоящему, старому дворянству: никаких излюбленных нуворишами жирных золотых разводов и прочей безвкусицы, плотная белая бумага с тоненькими сиреневыми прожилками (Сварог что-то не помнил такой бумаги), узенький золотой обрез, вверху изображен герб — опять-таки, согласно хорошему вкусу, не здоровенный, а довольно маленький, так что не сразу и различишь детали: дотир разделен горизонтально на две равных части, в верхней — якорь, который обвила то ли змея, то ли мифологическое морское чудище, какими их рисовали в старину внизу — три кольца в ряд. Вроде бы ничего особенно странного, при всех своих скудных познаниях в геральдике Сварог все же знал оба символа, потому что они встречались на гербах практически во всех королевствах. Но вот надпись!

Альтерат Лог Дерег

Барон

ТОР-ПОЛКОВНИК

Клорена, Токеранг

— Ну что ж, — сказал Сварог, передав карточку Интагару. — Дурацкой шуткой это оказаться никак не могло, потому что по пальцам можно пересчитать людей, знающих, что такое Клорена и Токеранг… К тому же мечи…

— Вот и я именно так рассудила, когда решила его позвать, — сказала Арталетта. — Вошел… самый обыкновенный человек, обычного роста, обычной внешности, лет тридцати, даже симпатичный, одет, как дворянин, держится с уверенностью человека из общества, чувствуется военная выправка… — она досадливо поморщилась. — И все же он был какой-то другой. — Прикусила нижнюю губку, встряхнула сжатыми кулачками. — Я просто-напросто не могу подыскать слова, чтобы объяснить, чем он от нас отличается… Но он какой-то другой… Ну, вот другой, и все! Вроде бы самый обычный человек, но другой…

— Не будем ломать голову над тем, чего пока понять не можем, — мягко сказал Сварог. — Он другой. Этого достаточно. Итак?

— Когда я прочитала карточку, сначала хотела позвать охрану, — сказала Арталетта. — Вы бы на моем месте тоже об этом в первую очередь подумали? Явный, настоящий, живой токерет, которого можно допросить…

— Да, я бы тоже… — сказал Сварог (и Интагар согласно кивнул).

— Вот только они наверняка такой оборот дела предусмотрели, — горько улыбнулась Арталетта. — Я не успела слова сказать, потянуться к звонку, как он самым вежливым тоном истого дипломата предупредил: брать его в плен бесполезно, потому что ему впрыснут быстродействующий яд. Если через полчаса он не получит противоядие, умрет в секунды — ну, а уж полчаса-то он под пытками продержаться сможет… Сволочь, — сказала она не без уважения. — Изящно придумано. Я почему-то не сомневаюсь, что все так и обстояло, как он говорил…

Сам Сварог тоже нисколечко не сомневался, что именно так и обстояло. Он прекрасно помнил Фиарнолл, потайную гавань и каменное лицо офицера, через секунду взорвавшего все — и гавань, и лодку, и сотоварищей по экипажу, и себя самого… С-самураи, мать их… Выдумщики…

— Я почему-то верила, что так и есть… — словно извиняясь, сказала Арталетта.

— Никто тебя не виноватит, — отмахнулся Сварог. — Лично я просто уверен, что он говорит правду, я с ними немного общался… Что дальше?

— Дальше… — протянула Арталетта. — Он вежливо осведомился, нашла ли я мечи. Я сказала, что нашла. Он сказал, что я никоим образом не должна расценивать это как угрозу мне, что это совсем другое… Сейчас… Я запомнила дословно, это, всего-навсего, прекрасная герцогиня, иллюстрация одного философского учения, о котором вы, конечно же, не слышали. Небольшое напоминание о бренности бытия, о том, как тонка нить, на которой висит человеческая жизнь… Я плюнула на дипломатию и прямо спросила: что ему нужно? Он вместо конкретного ответа вновь вывалил на меня кучу витиеватых дипломатических фраз. Они вовсе не питают к нам, верхним, враждебных намерений, не хотят, чтобы мы считали их врагами, несколько досадных инцидентов, что произошли прежде, следовало бы считать именно досадными инцидентами, к тому же не стоит забывать, что в результате этих инцидентов были жертвы с обеих сторон, так что, по его разумению, нет ни правого, ни виноватого… Нам бы следовало жить в мире, сказал он с определенной ноткой угрозы, потом повторил то же самое. И с этой точки зрения, продолжал он, кое-кого у них очень удручает надпись, сделанная на постаменте памятнику принцессе Делии. Находятся люди, которые трактуют ее как «В ожидании мести». Меж тем все счета касаемо мести сведены и закрыты — быть может, мне неизвестно, но Делия убила одного из принцев трона, так что счета сведены… Месть, сказал он, — обоюдоострый клинок… Вот, собственно, и все, — она посмотрела на Сварога. — Он настоятельно посоветовал подробно рассказать тебе о его визите. И выразил сожаление, что должен меня покинуть — ему скоро понадобится противоядие, а все, что он собирался сказать, уже прозвучало… Раскланялся и вышел, — она глянула на Интагара. — Конечно, я сразу же позвонила и вызвала ваших людей… Неподалеку от парадных ворот его ждал экипаж. Я велела только проследить, ни в коем случае не хватать — верила, что яд есть, зачем нам труп? Но ваши люди его потеряли в городской толчее, у него и кучер был лучше, и лошади… (Интагар сердито насупился, судя по его виду, в Равене вскоре кое-кому придется очень и очень несладко). — Собственно, это все… Я решила, не откладывая, лететь к тебе…

— И правильно сделала, — проворчал Сварог, уже начав кое-что обдумывать. — Значит, вот так… Мягонько и ненавязчиво, средь бела дня и с визитной карточкой… место службы, правда, не указано, хотя оно должно быть, но это пустяки… Тихая и ненавязчивая демонстрация…

— Чего? — спросила Арталетта. — Их возможностей? Того, что они способны пролезть в любую щель?

— Нет, — сказал Сварог. — Ты не поняла. А вот Интагар, насколько я могу судить по его одухотворенной физиономии, понял… Они нам продемонстрировали токерета нормального размера. Ничем не отличающегося от обычных людей. Чтобы мы знали: такие уже есть. И ломали голову: уникальный ли это экземпляр, для создания которого понадобились годовые запасы энергии, или людей и техники нормального размера у них уже достаточно, чтобы представлять серьезную опасность… — не сдержавшись, он выругался и стукнул кулаком по столу. — И самое поганое — мы и впрямь будем ломать голову! Потому что обязаны ее ломать! В такой-то ситуации… Нервы нам решили помотать, твари… Начали…

Он замолчал, вспомнив, что его собеседники представления не имеют о термине «психологическая война» — а это, вне всякого сомнения, она в двери стучится, зараза…

И тут же взял себя в руки. Спокойно сказал:

— Интагар, стопка вон там, в шкафчике… Да не жеманьтесь вы, всем нам не помешает добрый глоток… (вечерело, в кабинете стало темновато, и он включил карбамильскую лампу, повернув фигурный рычажок). Ну, что же… Случилось, так случилось, и я рад, что не наблюдаю среди присутствующих ни паники, ни истерик. С какой стати? Нам еще не наступили на глотку. Мы, конечно, будем ломать головы над возникшей проблемой — но так, чтобы это не шло в ущерб всем остальным делам… Интагар, что там у нас насчет питомников? Вы должны были уже все выяснить?

— Я выяснил, государь, — спокойно сказал Интагар, блаженно сощурившись после опрокинутой стопки. — Выяснилось, что в городах, особенно крупных, питомники терьеров-крысоловов — крайне развитое и доходное ремесло. Многие по старинке пользуются капканами или отравой, но многие предпочитают именно терьеров. Считая, что так гораздо надежнее. Не зря владельцы питомников числятся в Серебряной гильдии, наряду с содержателями псарен и псарями. Это общая картина. Что касается частностей — в Латеране нашлось одиннадцать питомников, где сейчас, не считая, согласно вашим указаниям, не прошедших обучения до конца собачек, двести восемнадцать полностью обученных крысоловов и тридцать четыре готовых к найму собачника. Видите ли, иные покупают просто собак, но люди солидные, например, владельцы крупных складов, где крысоловов требуется не один, два, а пара дюжин, предпочитают нанимать еще и специально обученного человека. Свободных собачников — целых шестнадцать, а вот с самими собаками — посложнее. Они все до одной оплачены и заказаны заранее… но ведь это для нас не препятствие?

— Какое же это препятствие? — ухмыльнулся Сварог. — Расчеты произвели? Со знающими людьми поговорили?

— Конечно, — сказал Интагар. — Объекты, о которых вы распоряжались, остаются прежними? Новых не прибавится?

— Пожалуй, нет.

— В таком случае… — Интагар уставился в потолок, зашевелил губами. — Латеранский и Равеннский дворцы, учитывая их размеры, потребуют каждый по сорок собак и по два собачника. Сноль… Там, как меня заверили, достаточно будет и двадцати с одним собачником. В Глане, вы сами сказали, наши собаки совершенно не нужны, там хватает своих… Далее… Все учреждения, указанные в вашем списке. Общим числом — не менее восьмидесяти собак и дюжины собачников. У Старой Матушки дворец невелик, в нем, собственно и располагаются все требующие защиты учреждения… так что, там будет достаточно пятнадцати. И одного собачника. В Сегур — двадцать собак и одного собачника. Итого — двести пятнадцать собак и девятнадцать собачников.

Сварог ухмыльнулся:

— Двести пятнадцать? А всего в питомниках — двести восемнадцать? Забирайте всех, три собачки все равно положения не исправят. Владельцам питомников объясните насчет государственной необходимости, королевской воли и потребностей тайной полиции… ну, вы умеете убеждать, у вас получится. И обязательно компенсируйте владельцам все расходы, им ведь придется возвращать деньги заказчикам, мы как-никак не грабители, а власть… — он глянул на Арталетту, усмехнулся: — Весело тебе будет лететь назад, Арта: двадцать собак в самолете… Нужно будет придумать что-то насчет клеток…

Он ухмылялся весьма даже недобро. Если в каких-то дворцах или ключевых учреждениях и обосновались токереты, им придется несладко. Терьер-крысолов — собачка наполовину меньше кошки размером, но в них за несколько столетий отбора выработали нешуточную свирепость и боевой дух. Вполне заслуживающий доверия каталаунский егерь принца Элвара рассказывал как-то Сварогу, что дюжина терьеров однажды завалила волка — не самого матерого и потеряла притом двоих, но все равно, результат неплох…

Одним словом, на обычного человеческого ребенка, пусть и самого крохотного, терьер никогда не нападет, но вот токерет, ручаться можно после разговоров со знатоками, будет для него такой же дичью, как крыса, мышь, хорек или ласка (для защиты птичников от двух последних помянутых зверьков терьеров покупают и богатые птицеводы). На всякий случай потребуется еще примерно дюжина генераторов защитного поля — чтобы оборудовать спальни не только Мары, Арталетты и Старой Матушки, но и наиболее ценных сотрудников вроде Интагара или Рагана. Канцлер посмотрит сквозь пальцы — думается, он еще на многое посмотрит сквозь пальцы, как только узнает, что существует как минимум один токерет нормального размера…

— Идите, Интагар, действуйте, — распорядился Сварог.

И, когда за начальником тайной полиции закрылась дверь, встал, подошел к понурившейся в кресле Арталетте, положил руку ей на плечо:

— Выше голову, Арта. Ты у нас как-никак генерал гвардии и наместница не самого последнего королевства. Мы еще побарахтаемся. Хотели бы убить, убили бы сразу…

— Да я не из-за того… — усталым, печальным голосом отозвалась она, не пошевелившись, не изменив позы. — Никогда не думала, какой это адский труд — управлять государством… Так хочется иногда в отставку подать и вернуться к своим мушкетерам…

— Я тебя не отпущу, — мягко сказал Сварог. — До сих пор у тебя прекрасно получалось. И верных людей у меня мало. Не отпущу, и не думай.

— Да я не всерьез, — она наклонилась и мимолетно потерлась щекой о его ладонь. — Просто иногда так устаешь… — медленно встала, они оказались лицом к лицу. — Можно, я останусь ночевать во дворце? Терпеть не могу летать ночью…

— Разумеется, — сказал Сварог. — Твои здешние покои всегда твоими и остаются.

— А ты придешь ко мне? — спросила она, глядя в глаза.

И вновь чем-то ужасно напомнила Сварогу Делию, хотя была совсем не похожа.

— Конечно, Арта, — сказал он, не отводя взгляда.

…Утро выдалось прекрасным в том смысле, что прошло уже полтора часа с тех пор, как он, проводив Арталетту и два десятка браво гавкавших на него из клеток терьеров, вернулся в манор девятого стола — а его до сих пор не ошарашили известием о каком-нибудь новом поганом сюрпризе, не сообщили о серьезном деле, требующем немедленного решения, вообще не побеспокоили. И он, наплевав на третьестепенные бумаги, которые все равно подождут, блаженствовал в своем кабинете, пуская дым в потолок, воробьиными глотками прихлебывая келимас. Все было бы прекрасно, если б не предстоящий разговор. Черт знает чем приходится заниматься — но ведь приходится…

Мелодично мяукнул сигнал, и комендант уставным тоном доложил:

— Господин директор, совершил посадку брагант графини Дегро.

Настроение у Сварога было далеко не безоблачное, и он ответил тем же уставным тоном, но с начальственным металлом:

— Комендант, мы ведь, кажется, уже говорили? На службе нет графов и графинь…

— Виноват, господин директор! — покаянно рявкнул комендант. — Брагант штаб-сержанта Дегро совершил посадку!

— Вот так и впредь, — сказал Сварог. — Немедленно ко мне.

Не прошло и минуты, как на пороге возникла очаровательная Канилла, она же штаб-сержант Дегро — в зауженном по методу Томи мундире, начищенных до зеркального блеска сапогах и надраенных пуговицах вкупе со знаками различия. Прищелкнув каблуками (а каблуки-то завышены неуставно, подумал Сварог, как я раньше-то не заметил?), прилежно отрапортовала:

— Господин директор, штаб-сержант Дегро прибыла по вашему вызову!

— Проходите, штаб-сержант, — сказал Сварог где-то даже меланхолично. — Садитесь. Вынимайте свой фасонный золотой портсигар, я все равно знаю, вы курите, что уставом, в общем, не запрещено…

— Уже настучали? — с очаровательной улыбкой осведомилась Канилла, извлекая золотой портсигар с выгравированной на крышке эмблемой девятого стола.

— Командиру не стучат, — наставительно сказал Сварог. — Командира осведомляют. Разница понятна?

— Так точно! — старательно сделав туповатой свою умную и хитрющую физиономию, откликнулась Канилла.

Какая красотка растет, в который уж раз подумал Сварог. По жизни это хорошо, а вот для службы — не всегда. Черт знает что начнется в Латеранском дворце, когда она, как намечено, полетит туда на пару недель, чтобы помочь Интагару освоить кое-какиесистемы. Из-за Томи случилось девять дуэлей, слава богу, без покойников, хотя и с парочкой качественно проткнутых — а ведь она клялась, что никому надежд не подавала, разве что пофлиртовала чуточку (и Сварог ей верил). Ну, а из-за этой сероглазой златовласки, играющей глазами в сто раз искуснее Томи, и вовсе, чего доброго, вторая Гирвейская резня начнется…

— Уставную терминологию временно отложим, — сказал Сварог, тоже взяв сигарету. — Разговор у нас будет совершенно не служебный. Я бы сказал, абсолютно личный. Если какие-то вопросы тебе покажутся неудобными, можешь не отвечать, вообще уйти…

— Вы меня интригуете, командир…

— Кани, что у тебя с Родриком? — спросил Сварог напрямую.

Ах, как она улыбнулась, очаровательно, мечтательно, томно, какой взгляд послала из-под опущенных ресниц! Пожалуй что, не просто красотка растет, а вторая Маргилена…

— Честное слово, командир, мы и сами пока что не разобрались, — без всякого неудовольствия ответила Канилла. — То ли настоящая любовь, то ли просто пылкая страсть. Но, безусловно, что-то пылкое, уж это, несомненно. Если вам нужны уточнения — да, мы спим вместе… когда удается.

И с крайним, хорошо скрываемым любопытством, наблюдала, какова будет его реакция.

— Ну да, — сказал Сварог. — Ты меня поразила в самое сердце. Я сейчас рухну с кресла, будто молнией пораженный, словно тот старый болван из… не помню, что за сериал, я чисто случайно увидел кусочек… В общем рухну?.. Совершеннолетние парень и девушка иногда спят вместе… великие небеса, то потрясение, какого я в жизни не испытывал. Всякое доводилось слышать, но такое…

Канилла была определенно чуточку разочарована.

— Нет, серьезно, ты меня думала удивить? — ухмыльнулся Сварог. — Кани, я в жизни повидал столько людей, которые спали вместе, и иные были помоложе вас… Значит, говоришь, что-то безусловно пылкое… (Канилла мечтательно улыбалась). Ну, что же… Судя по твоей блаженной физиономии, ты вполне удовлетворена, а удовлетворенная женщина — еще и хороший работник. Вот такой у меня приземленный, практичный взгляд на вещи… Вы оба совершеннолетние и я, слава богу, никому из вас не родитель, поэтому мораль читать не буду. Выволочку ты у меня получишь по совершенно другим мотивам. Именно ты, а не оба. Я тебя уже хорошо знаю, и не сомневаюсь, что в вашей парочке заводила — именно ты. Вот ты и огребешь, вульгарно говоря.

— За что? — с искренним недоумением, не играя и ничего из себя не строя, спросила Канилла.

Сварог поудобнее расположился в кресле, медленно выпустил дым и заговорил мягчайшим, иезуитским тоном:

— Видишь ли, Кани, не далее как вчера у меня была с визитом твоя матушка. И говорили мы главным образом о твоей службе… о нашей. Нет, она против твоей службы ничего не имеет, наоборот, ей, как и родителям всех остальных, крайне льстит, что ее доченька в столь юном возрасте уже служит не где-нибудь, а в Кабинете императрицы да вдобавок причислена к гвардии… Вот только ее очень беспокоил один-единственный вопрос: не ожидается ли в ближайшее время очередного катаклизма вроде Багряной Звезды? (Канилла, судя по ее безмятежному виду, угрозы еще не чувствовала). Я, конечно, заверил ее, что никаких катаклизмов не ожидается. И светски поинтересовался, откуда ей вообще пришла в голову такая мысль. Она очень умная женщина, Кани, ты определенно в нее… Знаешь, почему у нее появились такие мысли? Потому что она знает: девятый стол — спецслужба серьезная. И если уж за какой-то месяц тебя целых восемь раз назначали на ночные дежурства, то… это определенно неспроста…

Ага! Он в открытую ухмылялся: наконец-то красотка и встревожилась, и погрустнела. Развивая успех, Сварог продолжал во все уже сладчайшим голосом:

— У меня, наверное, начались провалы в памяти… Совершенно не могу вспомнить, когда это я вводил для вас в конторе ночные дежурства. С тех пор, как контора существует, ночами дежурит лишь очередная смена охраны… Кани, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что к чему. Я просто-напросто связался с отцом Родрика и напрямую спросил: как он относится к то тому, что сын восемь раз в месяц заступает на ночные дежурства?

Ну, его отца ты знаешь: гвардейский полковник, службист… Он браво рявкнул: если служба требует, хоть двадцать! Мол, коли уж взялся за гуж… И я не сомневаюсь, что даты ваших ночных дежурств удивительным образом совпадали… — резко изменив тон, он приказал: — Вот эту мечтательную улыбочку с очаровательного личика убери, лисичка! Ты хоть понимаешь, во что вы вляпались… Да и меня впутали? Вполне может случиться так, что ваши родители встретятся — а они добрые знакомые, у всех вас девяти — и либо твоя мать, либо отец Родрика, ни о чем таком не ведая, упомянут о ваших ночных дежурствах? А остальные страшно удивятся, скажут, что их детушек никогда ни на какие дежурства не вызывали… И твоя мать, женщина, как подчеркивалось, умная, очень быстро поймет, что к чему… Ну, Родрику будет полегче — парней за такие выходки меньше ругают, особенно когда папаша — бравый гвардейский полковник. А у тебя дома что будет?

Понурившись, повесив голову, опустив глаза, Канилла убитым голосом сообщила:

— Будет второй Шторм. В одном, отдельно взятом маноре. Она считает, мне еще рано…

— А я? — жестко спросил Сварог. — Как я в этой ситуации буду выглядеть? Директор серьезной конторы, под носом у которого юные подчиненные… Плюха это мне по репутации или нет? Я кого спрашиваю?

— Плюха, — не поднимая глаз, тихонько сказала Канилла.

— При дворе светские сплетники на меня ушат помоев выльют?

— Выльют, — уныло откликнулась Канилла.

— Ты вряд ли знаешь… — сказал Сварог. — Но один паршивец с герцогским титулом, который меня крепенько не любит, уже давно пустил слух, поганец, что я сплю со всеми вами тремя: с Томи, с Аурикой, с тобой… Что так называемый девятый стол — лишь прикрытие для некоего подобия Академии Лилий Дайни Барг, где я и вы, все девять, устраиваем групповые забавы… Честное слово, так и трепал, скот…

Канилла вскинула голову, сверкнула глазами:

— Скажите, кто! У него рожа распухнет от пощечин…

— Опоздала, — хмыкнул Сварог. — Я и сам было собирался его вызвать по всем правилам — ну, конечно, не убивать, пару раз выбить меч да распороть задницу… Опередили нас с тобой, Кани. Тот подонок разыгрался настолько, что стал припутывать к мнимым оргиям и Яну, кто-то насплетничал принцу Элвару… В общем, герцог вот уже неделю на Сильване, ему там светила медицины выращивают новые зубы, сращивают поломанные ребра и кости, физиономию в порядок приводят… К чему я все это рассказываю? У меня куча завистников при дворе, и они распускают самые идиотские сплетни. У вас и ваших родителей с некоторых пор — тоже…

— Почему? — недоуменно воскликнула Канилла.

Сварог тяжко вздохнул:

— Кани, ты красавица и отличный специалист, но вот с дворцовым высшим обществом, за ногу его и об угол, наверняка не сталкивалась по молодости лет… Почему? Да потому что именно вы — на почетной и престижной службе, а не чей-то сынок или племянник. Зависть, Кани, зависть… Переносимая и на ваших родителей — за то, что они ваши родители. Жизнь иногда — такая грязная штука… А если еще и ваши похождения всплывут? Все мы будем в таком дерьме… Честное слово, мне тебя примитивно выпороть хочется, да поздно. Это же надо было ухитриться, так нас всех подставить… А ведь умница… Знаешь, мне тебя даже не хочется наказывать, ни разжаловать не тянет, ни уволить… Просто не ожидал я от тебя такой… такого…

Зло помотав головой, он сунул в рот очередную сигарету. Канилла потянулась к своему портсигару — и замерла под холодным взглядом Сварога, не решаясь протянуть руку.

— Да кури уж… — сказал он равнодушно, — это, по крайней мере, неприятностей и сплетен нам не принесет…

Она не плакала, но выглядела сокрушеннее некуда — и явно не играла. Все же умная девочка…

— Командир, — сказала она, избегая встречаться с ним взглядом. — Я в ваших глазах сильно упала?

Он сгоряча хотел ответить, что так оно и есть. Но вспомнил, что не так уж давно эта девчонка вместе с другими утюжила небо на бреющем полете над Каталауном, искала его без приказа, наоборот, вопреки всем приказам — прекрасно зная, что Багряная Звезда вот-вот должна войти в атмосферу и погибнуть могут все.

— Глупости, Кани, — сказал он со вздохом. — Не пала ты ни сильно, ни слабо… Просто я злюсь, как любой на моем месте…

— Я совершенно не подумала… — сказала она покаянно. — Ну, кто мог знать, что мать вдруг… Нам так хотелось побыть вместе… Там все и, правда, очень пылко… — Канилла наконец подняла на него глаза, продолжила то ли с укором, то ли неким подобием вызова: — Вам легче, у вас куча замков и целый Хелльстад, и строгой матери у вас нет… Ой, простите… Что я несу… Я виновата, командир. Родрик тут ни при чем, вы правильно догадались, это я придумала… Нас так друг к другу тянет… А вдобавок мне еще лететь на две недели в Латерану, я изведусь, и он изведется… Хорошо! Вы взрослый, опытный, скажите, что делать и как все исправить? А я, честное слово, больше никогда…

— Где вы… дежурили? — спросил Сварог жестко. — Кани, коли уж пошел такой разговор, давай ничего не скрывать.

— Мы… мы сняли домик в Латеране. Очень приличный квартал, домик стоит в саду, и при нем садик с высокими стенами… Там достаточно места, чтобы посадить брагант, мы, конечно, делали его «невидимкой»…

— Что-то ты не договариваешь, красавица, — сказал Сварог напористо. — Вы оба никогда в жизни не бывали в земных городах, не знаете тамошней жизни, обычаев, порядков, правил. Сами по себе вы бы просто не сумели снять дом, обязательно чем-нибудь выдали бы себя, пошли бы разговоры… но в докладах тайной полиции ничего подобного не зафиксировано. Значит, вам кто-то помогал. Кто?

— Не скажу, — отрезала Канилла, глядя ему в глаза с нешуточной решимостью. — Вы их накажете. Вот она я, со мной делайте, что хотите…

— Не накажу, — сказал Сварог. — Честное слово. Ты в нем, надеюсь, не сомневаешься?

Чуть помолчав, Канилла опустила глаза:

— Томи… Собственно, не она сама… Она нам очень сочувствовала… Вы только меня не выдавайте, но она еще девочка, и ей очень хотелось помочь в таком деле… Она попросила одного дворянина, который за ней ухаживал, познакомила нас…

— Как его зовут?

— Граф Гаржак…

Ну конечно, подумал Сварог сердито. Помочь двум юным влюбленным подыскать гнездышко — вполне в стиле Гаржака. Куда ни глянь — доброхоты и благодетели… Молодежь сопливая, хвостом вас по голове…

— И все это время вы летали туда?

— Ага, — сказала Канилла, чуточку осмелев, почуяв, видимо, что жутких репрессий не последует. — Там было так уютно и романтично, будто в старых романах…

— Представляю, — сухо сказал Сварог. — И конечно, ни оружия, ни генератора защитного поля у вас с собой не было?

— Нет…

— Гвардейцы… — процедил Сварог сквозь зубы. — Сопляки…

— А что могло случиться?

— Да что угодно, — сказал он, ничуть не кривя душой. — Городские бандиты, например. Они как раз любят приглядываться к таким вот уединенным домикам. И, если бы убедились, что там никого нет, кроме юного сопляка и красивой девушки… лучше не вдаваться в подробности того, что могло бы произойти. Я не преувеличиваю, Кани. Столько полицейских отчетов прочитал… И потом, есть еще «Черная благодать», токереты, горротская шайка… в общем, куча народу, для кого такие пленные, как вы, были бы подарком судьбы. Много знаете. А знания вытрясали пытками и из людей покрепче вас… Ладно, хорошо еще, что все обошлось… Больше туда, конечно, ни ногой. Ни ногой! — прикрикнул он, когда Канилла попыталась что-то сказать. — И это уже прямой приказ, за нарушение которого вылетите со службы быстрее молнии. Что нужно ответить?

— Есть, командир… — произнесла Канилла тусклым, севшим голосом. — Ни ногой…

Сварога так и подмывало на этом не остановиться, а устроить еще легонький разнос — но, присмотревшись к девушке, он мысленно плюнул и махнул рукой. Сидела осунувшаяся, несчастная, нисколько не играя. Может, придумать что-нибудь для этой парочки юных пылких сопляков? Которые ради него однажды всерьез шли на смерть?

— И что теперь будет… — произнесла Канилла куда-то в пространство. — Нам же совершенно негде теперь встречаться…

— Выпороть бы тебя, — сказал окончательно остывший Сварог. — Но поздно. Если… Погоди-ка.

Он отвернулся, заслышав курлыканье иного тона. Увидел мигающую синюю лампочку и коснулся соответствующей клавиши. Вспыхнул экран, Сварог увидел кабину «ящера» и сверкавшего белозубой улыбкой маркиза Оклера в нововведенном, синим с золотом мундире Морской бригады. Судя по тому, как светло было в кабине, «ящер» не плыл над водой, а летел по воздуху — отличная амфибия, надо будет заказать несколько штук для своих нужд…

— Хотите небольшой подарок, лорд Сварог? — сказал маркиз весело. — Очень похоже, мы нашли именно ту жангаду, насчет которой вы тогда говорили. Я, собственно, высоко над ними, они меня не видят… Дать вам картинку? Вполне возможно, вы их узнаете. Я бы не забыл субъектов, всерьез приносивших меня в жертву морским богам…

— Да и я не забыл… — проворчал Сварог. — Дайте картинку, если вам не трудно.

— Хо! Какие трудности! — Изображение сменилось, теперь оно представало собой морскую гладь, по которой плыла вереница плотов: огромные, на каждом — единственная мачта с косым парусом и несколько плетеных хижин с острыми крышами. Судя по высоте, «ящер» повис над морем лигах в двух.

— Хотите посмотреть поближе? С какого начнем?

— С переднего, — сказал Сварог.

Показалось, что «ящер» пикирует с огромной скоростью — но то, конечно, камере дали резкое увеличение. Сварог словно бы висел теперь над самыми головами кучки людей, стоявших на носу.

— Вот так и оставьте, пожалуйста, — сказал Сварог. — Именно так, присмотрюсь… — Его лицо свела злая гримаса.

Трое мужчин в одежде из рыбьей кожи с заметным почтением слушали четвертого — говорившего неторопливо, веско, с уверенностью предводителя. Он и в самом деле был предводителем, старшиной жангады, имя Сварог запамятовал, но эту рожу помнил прекрасно: пожилой, осанистый, представительный, с редкой проседью в аккуратно подстриженных волосах и бородке, чем-то неуловимо смахивающий на секретаря обкома из безвозвратно ушедшего прошлого Сварога. На члена Политбюро не тянет, а вот первый секретарь обкома — один в один. Только его одежда оторочена мехом серого тюленя, только у него одного на шее вместо ракушек ожерелье из пары дюжин тяжелых золотых монет, только у него одного пояс не из кожи морского зверя, а из резных костяных пластин, у него одного на поясе скрамасакс с золоченой рукоятью. «Со свиданьицем, старшина, — подумал Сварог злорадно. — Имечко твое я забыл, зато прекрасно помню, что ты сказал на прощанье. „Утопленники никогда не возвращаются“. Ошибочка вышла…». Экран стоял перпендикулярно к его рабочему столу, и Канилла тоже, забыв на миг о своих горестях, с любопытством разглядывала жангаду. Сварог, конечно, ей не препятствовал: с какой стати, свой человек, хотя и заслуживший хорошую порку…

— Маркиз, — сказал он глухо, — вон там, справа, женщина у борта… Можно крупный план?

— В два счета!

Сварог поймал себя на мысли, что помнил ее тело, но напрочь забыл ее имя. Лабейя? Лагайя? Что-то такое…

Она самую чуточку располнела, но оттого стала еще красивее. Тоже платье из рыбьей кожи, на шее среди ракушек поблескивают три золотых монетки, вот только на светловолосой головке — повязка из тройного ряда жемчужин, раньше ее не было. А на руках…

А на руках она держала аккуратный сверток из рыбьей кожи, и там виднелась младенческая физиономия с закрытыми глазами — глупенькая, курносая, крохотная…

— Спасибо, маркиз, — сказал Сварог, с трудом проглотив комок в горле. — Будьте так любезны, сбросьте мне на служебный компьютер их координаты и курс. Я сейчас отправлю своих парней, чтобы привели на берег, мне эта компания нужна!

— Зачем вам лишние хлопоты, старина? — пожал плечами маркиз. — У меня тут поблизости барражирует звено автоматов. Сейчас дам приказ, эти скорлупки захватят гравиневодами и поведут к берегу. Фиарнолл вас устроит?

— Конечно, — сказал Сварог. — Но у вас наверняка есть свои задачи, что же я буду вас отвлекать…

— Лорд Сварог, — сказал маркиз уже без улыбки. — В наши скучные времена очень мало найдется людей, которые могут сказать друг о друге: «Мы с ним вместе воевали». Мы с вами это друг о друге сказать можем. Так что не жеманьтесь и помните, что у вас есть друг, который всегда выполнит любую вашу просьбу, а уж такую пустяковую… Честь имею!

Он лихо отдал честь и пропал с погасшего экрана — гвардейский пижон номер один, на которого, как только что выяснилось (а впрочем, это было ясно еще при Дике), можно полагаться в серьезных делах…

— Что с вами, командир, — восторженно спросила Канилла. — У вас лицо стало какое-то такое…

— Кани, ты видела женщину с ребенком? — спросил он, вдруг почувствовав неодолимую потребность выговориться.

— Ну конечно. Красивая… Они совсем не похожи на дикарей, хотя кто-то мне их именно так и описывал…

— Это мой ребенок, — сказал Сварог. — Вне всякого сомнения.

— Ух, ты! — восхищенно воскликнула Канилла. — Вас и туда заносило?

— Куда меня только не заносило… — проворчал Сварог.

— А она красивая… Она вам нужна?

— Мне она абсолютно не нужна, — сказал Сварог, отрешенно глядя на погасший экран. — Так уж сложилось, это долгая история… Но ребенок мой. Черт… У меня никогда не было детей. Насколько я знаю… Я просто понятия не имею, что сейчас сказать, что я вообще должен чувствовать. Не представляю.

— Кто-кто, я уж я вам советом никак не могу помочь, командир, — сказала Канилла. — Хотя… Раз это ваш ребенок, на вашем месте я бы его забрала, он же все-таки ваш… Хотя, конечно, многие своими земными детьми попросту не интересуются…

— Ладно, хватит об этом, — сказал Сварог. — Нужно как-то решать с тобой…

Она сказала настороженно и виновато:

— Я только могу дать честное слово, что ничего такого больше…

— Везет тебе, Кани, — усмехнулся Сварог. — То ли я сегодня чересчур благодушен, то ли на первые промахи и в самом деле надо закрывать глаза… Тебе ведь послезавтра в Латерану на две недели (он видел, что девушка погрустнела еще больше). Сделаем так. Родрик на эти две недели полетит с тобой, занятие я ему там придумаю, оно всегда найдется… Вот только мой тамошний министр тайной полиции — жуткий моралист…

— Я знаю, — сказала Канилла, форменным образом расцветая на глазах. — Томи столько забавного рассказывала…

— Поэтому поступим очень просто, — сказал Сварог. — Совру ему, что вы — молодожены, он проглотит…

— Великие небеса… — прямо-таки завороженно прошептала Канилла с блаженной улыбкой. — Две недели жить вместе… — и тут же ее личико чуть омрачилось. — А потом?

— Король сегодня патологически милостив… — проворчал Сварог. — Запоминай хорошенько: ваши «ночные дежурства» служили лишь прикрытием для порученной вам сложной операции, которая до сих пор держится в строгой секретности. И продолжается. Я поговорю с королевой Сегура, она вас приютит… Все. Свободна. И чтобы впредь… — он встал и погрозил указательным пальцем.

Канилла бросилась ему на шею, поцеловала в губы долгим, умелым поцелуем, шепнула на ухо:

— Командир, я за вас умру, только прикажите…

И улетучилась из кабинета, явно спеша порадовать Родрика.

Оставшись в одиночестве, он подошел к зеркалу и, заложив руки за спину, хмуро разглядывал свое столь же хмурое отражение.

Ну вот, опять в который раз окружающие считают его бескорыстным благодетелем. А меж тем на первом месте снова голый практицизм: коли уж у них там все и впрямь очень пылко, две недели Кани будет тосковать, терзаться, нервничать — что никак не пойдет на пользу работе. Соответственно, и ее мятущийся Ромео будет работать спустя рукава, да еще, тут и гадать нечего, вопреки уставу будет украдкой летать к ней в Латерану. Пусть уж для пользы дела поживут там вместе. Знал бы кто, сколько голого практицизма сплошь и рядом таится за «благородством души» короля Сварога…

«Ну, ты не особенно бей себя ушами по щекам, — сказало отражение беззвучно. — У Мары-то ты их приютишь не из практицизма, а из элементарной симпатии к двум молодым и пылким, которым просто негде завалиться в постель и заниматься любовью до изнеможения…».

«Откуда ты знаешь, рожа, — вяло ответил Сварог. — Может, и это я устраиваю из чистого практицизма, чтобы хорошо работали и не натворили каких-нибудь глупостей».

«Да ладно, — фыркнуло отражение. — Ты им просто по-человечески сочувствуешь. Тебя всерьез зацепили исполненные откровенной зависти слова Кани о том, что у тебя-то самого куча замков и прочих мест, куда ты можешь безнаказанно водить баб… И тебе стало искренне жаль эту парочку».

«Иди копай канаву, от забора и до заката», — огрызнулся Сварог, отвернулся и вышел в приемную. С дивана тут же вскочил Элкон, вид у коего был какой-то очень уж нетерпеливый. А секретарь прилежно доложил:

— Господин директор, вам депеша от наместника в Лоране. По форме «текущие дела».

— Ну, это подождет, — сказал Сварог, видя, как буквально затоптался на одном месте Элкон, и кивнул ему: — Пойдемте в кабинет.

Они даже сесть не успели, Элкон выпалил с порога:

— Командир, я в ближайшие сутки буду вам нужен для каких-то неотложных дел?

— Пожалуй, нет, — сказал Сварог. И вспомнил: ага, Латерана, та блондиночка-маркиза, ветреная, но не сказать, чтобы развратная… Пылкости там, пожалуй что, нет, просто обычный роман, но какая разница? Уж Элкон безусловно заслуживает суточного отпуска, в отличие от некоторых других, по которым ремень плачет бессильными слезами…

И удивился не на шутку, когда Элкон сказал:

— В таком случае я бы попросил разрешить мне служебную командировку в Горрот. Разумеется, я не собираюсь сходить на берег. Мне нужно всего-навсего проплыть по Ителу в пределах Горрота. Я уже все рассчитал. Есть грузопассажирский пароход, который идет в Балонг, причаливая в Горроте лишь на пару часов добрать угля. Я оставлю брагант на гланской границе, а в Балонге меня подхватят наши. Все займет от силы сутки. Никаких авантюр. Вы же знаете, командир, что авантюр за мной не числится. Просто не особенно и сложный эксперимент.

— В принципе, я не против, — пожал плечами Сварог. — Согласен. Но, Элкон… Наша аппаратура в Горроте ведь не работает. Или вы хотите попробовать что-то хелльстадское? Неплохая идея, если так, я давно собирался что-то подобное провести…

— Командир, можно я пока промолчу о подробностях? Не из желания щегольнуть эффектным результатом, честное слово. Просто… Если все удастся, результаты могут быть самые ошеломительные… а если я неправ и потянул пустышку, очень уж стыдно будет потом, в первую очередь перед собой самим… Знаете, случаются такие ситуации…

— Знаю, — сказал Сварог. — Ладно, отправляйтесь, — он хитро прищурился: — А может, вам еще выделить время, чтобы завернули в Латерану?

— Очень хотелось бы, но некогда, — серьезно сказал Элкон. — Если я прав… Там такое, командир… Разрешите идти?

— Идите, — кивнул Сварог.

Элкон отдал честь, браво повернулся через левое плечо и вышел из кабинета чуть ли не строевым шагом — ну как же, участник самого настоящего военного набега на Горрот, кавалер соответствующей медали. «А ведь мальчишка накопал что-то очень и очень серьезное, подумал Сварог. С мальчишкой такое не в первый раз случается. Коли уж едва вошедший в совершеннолетие парень, познавший до сих пор не так уж много женщин, решительно отказывается от пылкой ночи с молодой искусной красоткой… Что-то там должно быть серьезное…»

Он вышел в приемную, повернулся к секретарю:

— Что там за депеша?

— Королева Лавиния Вторая Лоранская просит о срочной, тайной и неофициальной встрече с вами, — отчеканил секретарь.

Сварогу он достался в наследство от Гаудина, менять его Сварог не стал — идеальный бюрократический механизм, надежный и незаменимый на своем посту. Во многом — полное подобие Костяной Жопы. Правда, легонько постукивает на Сварога Канцлеру, но тут, как говорится, ничего личного — он и на Гаудина раньше постукивал. В конце концов, Канцлеру стучит, а не «Черной благодати» или каким-нибудь заговорщикам при дворе. Да вдобавок ему неизвестно ничего такого, что Сварог скрывает от Канцлера…

— Уточните, пожалуйста, — сказал Сварог. — Я не вполне понял. В котором моем качестве она хочет со мной встретиться?

— В качестве начальника восьмого департамента.

— Интересно пьют драгуны — кто из жбана, кто из бочки… — задумчиво протянул Сварог. — Вот в этом я пока решительно не ориентируюсь… Это обычная просьба или в ней есть что-то необычное? Прецеденты были?

— Можно сказать, просьба самая обычная, — бесстрастно кивнул секретарь. — Такие просьбы земные короли высказывали пусть не столь уж часто, но и не настолько редко, чтобы считать это чем-то из ряда вон выходящим. Обычно это означает, что в королевстве случилось что-то, с чем король не может справиться своими силами, и ему необходима помощь нашего департамента. Или наш совет — опять-таки по каким-то серьезным причинам.

— Срочно, тайно, неофициально… — проворчал Сварог.

— Это, собственно, стандартная формулировка, — сказал секретарь.

— Ну что же… — протянул Сварог. — Уже вечереет, а мне нужно еще просмотреть кучу материалов… Завтра у меня после обеда встреча с Канцлером, а до обеда я свободен… Назначьте ей, пожалуй, на завтра, на десять часов утра, это нормально для таких случаев?

— Вполне, — сказал секретарь. — Будь там что-то очень серьезное, не терпящее отлагательств, вместо «срочно» стояло бы «незамедлительно». Завтра, десять утра… Я сейчас же свяжусь с канцелярией наместника. Они доставят королеву на своей вимане или прикажете послать нашу?

— Пусть везут сами, — не особенно и раздумывая, сказал Сварог. — Все равно бездельничают… Я сейчас займусь документами, отключу всю внешнюю связь, оставлю только «бесшумку», на нее и сбрасывайте сообщения… но только если это выше обычной текучки.

— Слушаюсь, — кивнул секретарь.

Интересно, когда он спит и где живет? — подумал Сварог. Он всегда здесь, вот и сейчас будет сидеть в приемной хоть до утра, если Сварог улетит только утром. А ведь полноправный лар, не бастард, должен иметь манор, семейство… Впрочем, и Диамер-Сонирил, как болтают то ли злые языки, то ли хорошо информированные источники, у себя в маноре ночует через два дня на третий, у него в департаменте жилье обустроено. Иные начальники, особенно из тех, кто помоложе, используют подобное служебное жилье, чтобы втихомолку принимать любовниц, но Диамер-Сонирил ни в чем таком не замечен, сожительствует исключительно с параграфами…

Поразмыслив, он ушел из кабинета в комнату отдыха, где было гораздо уютнее: никакого рабочего стола, один-единственный компьютер да парочка экстренных каналов связи, легкая, изящная мебель в так называемом галаринском стиле (был в большой моде лет двести назад, а пару лет тому неожиданно вошел в моду здесь), кресла, низкий столик, шкафчик с питиями и закусками, удобнейший широкий диван (ходили в свое время слухи насчет Гаудина и некоей его молодой подчиненной), все выдержано в янтарно-желтых тона… Уютно.

Сварог снял сапоги, по въевшейся навсегда привычке аккуратнейшим образом поставил их у дивана бок о бок, повесил китель на спинку низкого кресла, придвинул к дивану второй столик, еще меньше, выложил на него портсигар, принес бутылку келимаса с тарелочкой с фруктами. Не то чтобы хотелось выпить, просто он точно знал: просмотр досье Ледяного Доктора лучше сопроводить изрядной долей спиртного. Кое-кто, всерьез поговаривают, и блевательницы себе ставил, но Сварог считал, что обойдется и без нее — всякое повидал…

Он удобно устроился на диване, полулежа, подложив под локоть пухлую подушечку, наполнил бокал, но пить пока что не стал. Одним движением пальца включил «стену» — экран от пола до потолка, уардов трех в ширину.

Сначала, как он ожидал, — фотография. Благообразнейшего облика старикан, с красивой копной седых волос и тонким породистым лицом. Не зная подробностей, воскликнешь моментально: симпатичнейший человек! И глаза добрые-добрые… Герцог и граф, подобно иным представителям старой аристократии, не получивших свои титулы позже, императорской милостью, а изначально их имевших (впрочем, это изначально следует относить ко временам спустя лет пятьсот после Шторма), состоял в крайне отдаленном, но все же родстве с императорской фамилией через какой-то старинный брак девицы из его рода. В прежние времена — один из лучших специалистов Магистериума в своей области (биология, нейрохирургия, какая-то загадочная «молекулярная синапсология»). Академик, кавалер орденов, пятикратный лауреат «Золотой Колбы» (высшей награды Магистериума, которой особенно не разбрасываются), автор двух учебников. Открытия, изобретения, лавры и почет — на троих хватит. Вот только и у столь заслуженного, гениального, как считали иные, ученого может в преклонные годы съехать крыша. Каковая и съехала, когда светило удалилось на покой.

Как проистекало из досье, до сих пор точно неизвестно, когда он начал окаянствовать. Потому что не осталось живых свидетелей, способных назвать более-менее точные даты.

Почти сразу же после ухода из Магистериума он обратился с прошением о выделении изрядного количества энергоресурсов для постройки собственного крохотного научного городка. Каковые и получил — в рамках соответствующего раздела Хартии Вольностей. Всякий благородный лар при желании может получить энергоресурсы на создание чего-то подобного: искусственную планету в натуральную величину, конечно, не дадут — это уже излишняя роскошь, но что-то вроде маленького научного городка — всегда пожалуйста. Другое дело, что подавляющее большинство ларов эту привилегию никогда не используют, а немногочисленные желающие в основном чудят: один устроит за облаками личный ипподром, другой — летающее озеро в добрую лигу шириной с островом посередине и живописным замком на нем (где, помимо хозяина, обитала еще дюжина молодых антланок, изображавших в озере в обнаженном виде русалок и прочих наяд, а в замке откалывавших номера и почище). Одним словом, человек имеет право. Тем более столь заслуженный ученый. Никто и не встревожился. Обычный манор, небольшой замок хозяина, несколько домиков для его научного персонала, три огромных здания лабораторий, никаких слуг, из которых, как теперь знал Сварог, восьмой департамент старательно вербует агентуру — их функции выполняют домашние автоматы и владеющий соответствующей магией управляющий. Ну, и собственный энергоприемник.

И зажил наш зловещий персонаж затворником. Как и набранный им из ларов и антланцев научный персонал. Правда, три-четыре раза в год Ледяной Доктор затворничество нарушал, устраивал прием для пары дюжин старых друзей, приятелей и бывших сослуживцев. Где всякий раз демонстрировал интересные, забавные, но не имевшие серьезного научного значения живые курьезы: вроде стаи мышей, преспокойно обитавших в воде на дне большого аквариума, кошек с тремя хвостами, умевших щебетать по-соловьиному летучих мышей, двухголовых собак, точных живых подобий иных безобидных мифологических зверей — в общем, массу всевозможной, с научной точки зрения, дребедени.

Всякий раз среди гостей оказывались агенты Гаудина — как опять-таки выяснил Сварог, возглавив департамент, иные благородные лары с превеликой охотой стучали друг на друга, и вовсе не из меркантильных побуждений, хотя встречались и такие — большей частью либо из затаенной вражды, либо из врожденной подлости. И всякий раз отчеты Гаудин получал самые благостные: понемногу выживающий из ума старикан чудит на всю катушку, создавая кукарекающих змей, черепах, способных при желании вылезать из панциря и разгуливать, так сказать, голыми, и прочую безобидную экзотику. Так оно года три и продолжалось…

Потом стали раздаваться первые звоночки. Один из аналитиков Гаудина, бывший инженер, написал отчет. Никакой конкретики там не было — просто-напросто автор считал: ему кажется, что энергопотребление научного городка чересчур уж, в разы, превышает количество энергии, необходимое для создания шестипалых зайцев и мяукающих улиток. Были у него, как Сварог понимал, какие-то смутные подозрения, но обосновать их человек не мог. Аналитик был молод, служил недавно, и его отчет, уцепившись за слова «кажется» и «возможно», благополучно похоронили в архивах.

В любом случае, агентуру внедрить туда не удавалось. Оснований для насильственного осмотра лабораторий не имелось — Хартия вольностей, в перехлест ее и через клюз…

Потом как-то странно пропали без вести шестеро ларов — и об одном было точно известно, что он собирался поступить на работу к академику (правда, сам академик твердо заявил, что и слышать-то о таком человеке не слышал).

Чуть погодя восьмой департамент получил нехорошую бумагу из ронерской тайной полиции, от предшественника Интагара на этом посту. Само по себе дело казалось насквозь неинтересным: удалось обнаружить и большей частью повязать очередную шайку похитителей людей. Сие непотребное ремесло было не особо распространенным, но и не экзотическим. В портовых кабаках подпаивали и форменным образом крали моряков — для иных рейсов и кораблей, куда мало кто соглашался наниматься добровольно. Крали девушек для продажи в публичные дома — в основном из тех, кто попроще, чтобы не было лишнего шума, хотя случалось всякое. Иные владетели Вольных Маноров потихоньку прикупали себе похищенных (опять-таки главным образом из простолюдинов) для работы в шахтах.

Однако на сей раз тайная полиция представила довольно убедительные доказательства, что ниточки от этой шайки тянутся на верх, что практически всех, кого похитили, приобретал некий прибывший из-за облаков субъект (как отметили сотрудники Гаудина, проанализировав иные полицейские отчеты, безусловно пользовавшийся виманой-невидимкой). А над домом, где этот тип обитал и откуда регулярно исчезал таинственным образом вместе с купленным «товаром», всякий раз висел в небесах научный городок господина академика.

Это расследование не успели еще довести до конца, как бабахнуло всерьез. На очередном приеме, созвав на сей раз всего четырех особо близких друзей, Ледяной Доктор отвел их в одно из лабораторных зданий и, сияя от гордости, продемонстрировал уже не квакающих хорьков, а невообразимых монстров. Таких, что все четверо (из которых ни один не был стукачом), едва покинув научный городок, кратенько посовещались и полным составом бросились к Гаудину.

То, что они наперебой рассказывали, было дико, жутко, невообразимо — но все четверо говорили одно и то же, это были серьезные ученые, уважаемые люди, нисколько не производившие впечатления сумасшедших. С одним, кстати, там же, в кабинете Гаудина, случился сердечный приступ.

После короткого колебания, посовещавшись с Канцлером, Гаудин объявил тревогу, взял полдюжины своих людей, десяток спецназовцев, нескольких экспертов и на шести брагантах отправился в научный городок.

Ему крепко повезло, что три из шести брагантов были боевыми, с бортовым оружием… Еще издали они увидели встающий над манором исполинский столб дыма — а несколькими мгновениями позже им навстречу вылетел драккар, обстрелял браганты и припустил прочь, явно держа курс на землю. Пальба была неприцельная и хаотичная, так что лишь пара машин получила легкие повреждения. И те три, что были вооружены, немедленно кинулись в погоню. Севши на хвост, держались довольно далеко — драккар то и дело огрызался огнем и ухитрился сбить один из брагантов.

Где-то над горами Оттершо ему наперерез бросились браганты Серебряной бригады, с которой Гаудин успел связаться. Драккар, отстреливаясь, резко изменив курс, пытался уйти на бреющем полете, но передовой брагант Гаудина его догнал, зашел сверху и по команде начальника открыл огонь на поражение. Лупили, похоже, немилосердно, из всех стволов. В конце концов драккар, словно бы потеряв управление, рыскнул в воздухе, остановился и медленно стал опускаться на землю, что означало, что живых на борту уже нет, одни мертвые, и, безусловно, лары…

Так оно потом и оказалось, когда к драккару, опустившемуся на памятных Сварогу унылых торфяных полях Оттершо, со всеми предосторожностями подошли преследователи. В драккаре обнаружилось двое мертвецов — Ледяной Доктор и его многолетний ассистент еще по Магистериуму, некий барон, в свое время звезд с неба не хватавший, но все же кое-что сделавший в тех же науках, что и заслуженный академик.

Протоколы исследований на ДНК, подтвердившие несомненную идентичность Ледяного Доктора, — и еще парочка исследований, служивших той же цели, но совершенно Сварогу непонятных (однако подтверждавших первоначальный вывод).

Ну, а дальше пришлось от души хлебнуть келимаса. Потому что, как и предупреждал его не один человек, началось самое тягостное — видеозаписи обнаруженного в уцелевшем лабораторном здании… Остальные два были уничтожены начисто, от них остались лишь выгоревшие каркасы — а спалить третье Доктор, по-видимому, просто не успел, увидев приближавшихся незваных гостей.

Да уж, тут нужно было иметь крепкие нервы… Жуткие гибриды человека с волком, крокодилом, кабаном, человеческие головы, приживленные к змеиным туловищам, уродливые кентавры, отдаленно похожие на сильванских. И много чего… то есть кого еще. Животные с человеческим мозгом, дерево-людоед, «кусай-дуб» из ратагайских сказок — сочетание дуба, осьминожьих щупальцев, пасти каталаунского тигра и человеческой головы, затылком погруженной в ствол дерева. Как и говорили Сварогу раньше, самым жутким оказался даже не вид этих монстров — а то, что большинство из них сохраняли ясное человеческое сознание, ориентировались в окружающем, вполне членораздельно и разумно разговаривали с Гаудином и его людьми.

«Как же они умом не тронулись?» — подумал Сварог. Ответ обнаружился очень скоро: гениальный безумец им впрыскивал лошадиные дозы нейролептиков и успокоительных. А еще чуть позже из очередного отчета Сварог узнал, что добрая половина этих несчастных жива до сих пор: обитает в том же маноре, в том же здании, в обитых изнутри толстым слоем чего-то мягкого клетках, под постоянным присмотром пары дюжин докторов, на тех же лекарствах.

Канцлер (во время осмотра лаборатории облевавший мундир и сапоги), велел присвоить этому делу секретность высшей степени. Ледяного Доктора и его сотрудников объявили жертвами неудачного эксперимента, манор накрыли защитным полем и поставили немаленькую круглосуточную охрану. Двум благородным ларам, моментально опознанным обыскивающими, тоже пришлось придумать убедительные версии смерти от несчастных случаев — нельзя же было показывать их родным и близким в виде удава с человеческой головой и жуткой помеси человека с оленем…

Просмотрев все до конца, Сварог вполне серьезно похвалил себя: за то, что ухитрился так ни разу и не сблевать, хотя позывы случались неоднократно. После чего взялся за келимас по-настоящему: после такого зрелища просто необходимо было надраться в хлам, пока не вырубишься…

Такая вот история. А дальше? А что — дальше? Собственно, ничего особенного: в очередной раз усилили негласный надзор за Магистериумом, увеличили внутреннюю агентуру, обязали всех, кто частным образом занимается у себя в манорах научными исследованиями, регулярно представлять подробнейшие отчеты и четыре раза в год предоставлять лаборатории для осмотра особым инспекторам (для коих срочно сформировали новый отдел восьмого департамента). Одним словом, как не раз уже случалось, и не только в таларской истории, крепенько помахали кулаками после драки…

Прежде чем Сварог напился окончательно, до полной неспособности рассуждать здраво, он все же успел кое-что обдумать. И вынужден был признать, что в данном случае Гаудин был кругом прав: во-первых, что бы ни твердил покойный лорд Раутар, Ледяной Доктор, несомненно, мертв, во-вторых, совершенно непонятно, какая может быть связь между его «научным городком» и тем, что творится сейчас в Горроте. Доктор и Брашеро с сообщниками занимались совершенно разными научными дисциплинами, никогда и ни в чем не пересекаясь. Ни дружбы, ни простого приятельства меж ними никогда не замечено — хотя шапочно знакомы, конечно, были, учитывая высокий научный ранг обоих и малочисленность ученого сословия Магистериума. Никакой связи не просматривалось, хоть ты тресни! Странные полулюди-полукошки, напавшие на загородный замок Стахора? Это еще ни о чем не говорит. Не видно ни малейшей связи, черт побери…

И все-таки одна толковая мысль пришла Сварогу в голову, прежде чем он провалился в алкогольное беспамятство.

И он как-то ухитрился не забыть ее на следующий день.

Глава VI ПРИКЛАДНАЯ АСТРОНОМИЯ ПО МЕТОДУ КАНЦЛЕРА

Поскольку визит был неофициальным, обошлось без пышных церемониальных глупостей: всего-навсего секретарь, распахнув дверь перед Лавинией, склонился в поклоне гораздо ниже, чем перед своим начальством. Сварог встал и вышел из-за стола, чтобы встретить ее посередине кабинета. Лавиния вошла легкой, летящей походкой — и Сварог машинально подумал, что она должна хорошо танцевать.

Этюд в голубых тонах, знаете ли… На ней синее кружевное платье, сапфиры в ушах, на шее и на пальцах, даже вдовий чепец, обшитый белой ленточкой — из синего кружева и больше похож не на печальное напоминание о вдовьей нелегкой доле, а на изящную, даже игривую шапочку. Все это прекрасно гармонировало с большими синими глазами и темными волосами. Стерва, конечно, пробы ставить негде, но очаровательна…

— Вино? — вежливо спросил Сварог, когда она села, положив ногу на ногу (что земным королевам строго запрещалось этикетом).

— Не откажусь, — ответила она непринужденно. И, пока Сварог ставил на стол поднос, продолжала: — Давайте сразу к делу?

— Давайте, — сказал Сварог. — У вас что-то стряслось?

— Ну что вы, к счастью, все превосходно… — Лавиния с непонятным выражением посмотрела на него поверх тончайшего бокала с цветным узором. — Просто я прилетела к вам с деловым предложением.

— А вот это очень интересно, —сказал Сварог, нисколько не кривя душой. — До сих пор отношения у нас с вами были такими, что о каких-то общих делах и заикаться не стоило… Итак?

— Сначала — о большой политике, — сказала Лавиния. — Быть может, вы согласитесь, что мой Лоран торчит у вас костью в горле, мешая планам овладеть всем Харумом? Королевство у меня не такое уж маленькое, отнюдь не слабое, есть сильный флот, неплохая армия, а главное — подданные мои вовсе не горят желанием сменить монарха. Я не так давно провела кое-какие реформы, не старалась, чтобы все как сыр в масле катались, это уж чересчур, — но сделала достаточно для всех, от дворянства до крестьян, чтобы они остались довольны. И время от времени подкидываю косточки… Конечно, есть люди, которые всегда и всем будут недовольны, но большинство — за меня. Вам ни за что не найти в Лоране столько недовольных мною, чтобы сколотить из них серьезный противовес. И вы наверняка это прекрасно понимаете, у вас хорошая разведка, вы много должны о нас знать. К тому же вы, несомненно, используете здешние возможности для устройства земных дел… как любой на вашем месте. Вы согласны?

— Согласен, — сказал Сварог.

— Нас нельзя разложить изнутри или устроить серьезную внутреннюю смуту. Нас можно только завоевать. А это будет нелегкое предприятие. Нам чертовски помогает, что мы — остров. Переправить войска через Великий Канал вы не сможете — сейчас он считается международными водами, но на случай войны мы запасли несметное число мин, и при малейшей угрозе часа за два вывалим их в Канал, так что он будет напоминать миску, где фрикаделек больше, чем похлебки. Мои генералы очень серьезно относятся к вашему маршалу Гарайле и его великолепной коннице — но ее еще надо перевезти морем… Заверяю вас, мы будем драться до последнего. Вы, конечно, победите, у вас громадный перевес, но и потери вы понесете огромные. И окажетесь в оккупированной стране, где народ вас люто ненавидит. Стоит ли овчинка выделки? Я уверена, вы не раз задавали себе этот вопрос, верно? Поскольку до сих пор нет ни малейшего намека на какие бы то ни было военные приготовления против нас. Я правильно догадалась?

— Правильно, — кивнул Сварог. — Позвольте уж и мне щегольнуть проницательностью? Уж не предлагаете ли вы союз?

— Гораздо больше, — сказала Лавиния. — Я вам предлагаю взять меня в жены. Обвенчавшись по всем правилам во всех ваших владениях — вы ведь имеете на это право, — она весело, звонко рассмеялась. — А вы чертовски удивлены… но уже справились с собой и начали прикидывать то и это… Я вам нравлюсь как женщина?

— Не скрою, — светским тоном сказал Сварог.

— Я не колдунья, но попробую прочитать ваши мысли… В них наверняка присутствует что-то вроде: «Положить бы тебя на тот диван… Угадала?»

— Угадали, — сказал Сварог, вежливо улыбаясь.

— Ну и прекрасно. Хотите задаток?

Она встала, танцующей походочкой подошла к дивану и легла. И пока прошла эти несколько шагов, успела расстегнуть все четыре пуговицы на платье, а подол кружевного платья смялся так, что лишь слепой бы не разглядел, что кружевные трусики у нее черные. Закинув руки за голову — отчего великолепная грудь стала еще выше — Лавиния ослепительно ему улыбнулась:

— Ну, идите сюда. Не думаете же вы, что я буду отбиваться и кричать? Наоборот…

Не раздумывая долго, Сварог подошел, присел рядом на краешек дивана, аккуратно, снизу доверху застегнул все пуговицы на платье и одернул подол так, что правила приличия были полностью соблюдены. И спросил с интересом:

— Лавиния, вы и в самом деле думали, что я немедленно на вас наброшусь?

— Но это же не исключалось? — улыбнулась она томно. — Могли и наброситься. Многие не упустят столь удобный случай. Вы же меня хотите, по глазам видно.

— Врать не буду, — сказал Сварог. — С превеликим удовольствием прилег бы, коли уж так откровенно предлагают, а обстановка способствует. Не будь вы… вами. Лавиния, заслуживающие доверия люди говорят, что вы большая умница и хитры невероятно. Отчего же вы считаете меня идиотом? Здесь так легко просчитать все наперед… Где-нибудь через месячишко после того, как вы станете законной соправительницей всего, какой-нибудь шалун всадит мне в спину нож, и вы останетесь единственной наследницей… Вы ведь четырежды подсылали ко мне убийц…

— Трижды, — поправила Лавиния, мило улыбаясь. — Честное слово, трижды. Если там у вас поймали какого-то четвертого, и он признался, что его послала я, он врал. Я посылала только троих.

Самое забавное, что она говорила чистую правду. Маху дал Интагар с этим четвертым, подумал Сварог сердито. Быстренько «признался», избежав особых пыток, а поскольку здоров был, как лось, отправлен не на плаху, а навечно на Катайр Крофинд, сельское хозяйство развивать. Надо будет его оттуда срочно извлечь и расспросить пожестче. Поскольку Лавиния не врет, есть еще кто-то неизвестный, пославший убийцу, и надо с ним побыстрее свести знакомство…

С ясным взором и невинной улыбкой Лавиния спросила:

— Я надеюсь, вы не рассердились… за тех трех? Подсылать убийц — совершенно житейское дело в отношениях меж королями, не нами заведено, не на нас и кончится…

— Ну что вы, ничуть не сержусь, — ответил Сварог ей в тон. — Действительно, дело житейское, между нами, королями… Но согласитесь, после такого у меня есть серьезные основания опасаться, что все произойдет именно так, как я говорил…

— Вы меня, право же, недооцениваете, — сказала Лавиния. — Я весьма даже умная, простите за похвальбу. Когда я посылала убийц, была совсем другая ситуация. Тогда мне еще в голову не пришло, что гораздо проще и выгоднее предложить вам себя. Вы же лар, вы моментально можете определить, когда я говорю правду, а когда вру. Так вот: у меня и в мыслях нет вас убивать после свадьбы, наоборот, я хочу, чтобы вы жили как можно дольше… Ну, что скажете?

— Что вы говорите чистую правду… — протянул Сварог.

— То не из доброты душевной, — сказала Лавиния. — Вот уж чего у меня не было никогда… Голый расчет. Я прекрасно понимаю, что все ваши владения держатся исключительно на вас. Если бы я вас убила и осталась одна, против меня моментально взбунтовались бы во всех без исключения ваших землях, вынырнула бы масса претендентов на трон, начались бы смуты, и меня непременно прикончили бы… Нет, вы должны жить долго… То, что я предлагаю, выгодно нам обоим. Вы без боя получите Лоран! Я тоже получу немало. Но главное — рядом с вами будет умная и хитрая, да что там, скажем прямо, коварная помощница. У вас слишком мало умных, талантливых и верных сподвижников, способных на большие дела. Я как-то сидела со своим начальником разведки, мы и дюжины не насчитали… И хотя вы молчите, прекрасно знаете, что так и обстоит. В этих условиях я была бы весьма полезна — с моим умом, оборотистостью, энергией… Мы с вами очень быстро стали бы повелителями всего Талара: Святую Землю взять нетрудно, там начались мятежи и смуты, вы лучше меня знаете, как успешно действуют ваши войска. Ну, а Шаган… это уже не проблема. И весь Талар у наших ног… — протянула она мечтательно. — Вы ведь наверняка изучили мою биографию чуть ли не с лупой?

— Было такое дело, — с обаятельной улыбкой ответил Сварог.

— Ну, тогда должны знать, сколь нелегким предприятием было после смерти мужа взять в свои руки королевство, — сказала Лавиния уже без улыбки. — Притом, что немало знати видело во мне «замарашку из Маноров», а у мужа осталась многочисленная родня, и у всех слюнки текли при одном взгляде на трон… Но я справилась, — сказала она не без гордости. — Хотя меня трижды пытались убить, а однажды едва не изнасиловали, мои конники подоспели в последний момент, когда меня уже повалили на лужайке и задрали подол… Ну, конечно, не из похоти. Всего лишь согласно старинному неписаному закону…

— Это какому? — искренне удивился Сварог.

— Вы, правда, не знаете? — вскинула брови Лавиния. — Старинный закон, неписаный, но соблюдается до сих пор. Изнасилованная благородная дама не может претендовать на трон. А изнасилованная королева не может более оставаться на троне и вынуждена идти в монастырь, к какой бы вере ни принадлежала. Есть очень интересная книга об этой традиции, написана лет триста назад, но читается легко. Калинар Конкот, «Обесчещенные». Много интересного. Некий король, возжелав избавиться от жены, просто-напросто устроил так, что ее в охотничьем домике изнасиловали пьяные до изумления егеря… Почитайте как-нибудь, там много интересных фактов и курьезов…

Сварог усмехнулся, глядя ей в глаза:

— Вот и подвернулся самый простой способ от вас избавиться…

— Изнасиловать меня прямо сейчас? — понятливо подхватила Лавиния и рассмеялась. — Не получится, король Сварог. Во-первых, это действует только на земле, а вы сейчас — лар, чиновник, принимающий земную королеву. Это не то. Не говоря уж о том, что за такие проказы вас моментально вышибут со всех должностей, даже то, что вы фаворит императрицы, не поможет — в конце концов, я королева… Во-вторых… — она улыбнулась беззаботно и весело, — во-вторых, я ни за что не признаю себя жертвой насилия, буду твердить, что все происходило по согласию. Кстати, Конкот пишет, что одна из королев в свое время так и поступила — сами понимаете, гораздо выгоднее было предстать простой изменницей, благо супруг был не особенно крут, чем уходить в монастырь… Но давайте вернемся к моему предложению. По-моему, вы от него получаете одни выгоды: и Лоран, и весьма даже полезную помощницу в самых серьезных государственных делах… и неплохую любовницу, стоит учитывать. Не зря же говорится, что браки по расчету — самые крепкие. Или вы рассчитываете, что пробудете в фаворитах долго? Зря. У этой вздорной девчонки ветер в голове, она позабавится новой игрушкой, а потом ей надоест… А я была бы вам великолепной помощницей и надежной опорой. Кстати, я не ревнива. Лишь бы вы меня удовлетворяли полной мерой — а потом можете укладывать в постель хоть целые балетные труппы… Что скажете?

Сварог молчал. Собственно говоря, если прикидывать цинично — то есть с точки зрения высших государственных интересов и большой политики — ее предложение при других условиях следовало бы и принять. Из нее и в самом деле получилась бы великолепная сподвижница, она нисколечко себя не перехваливает — в самом деле, чертовски умна, энергична и способна на многое, так что в Лоране ей, безусловно, тесновато. Мара ничуть не обиделась бы, наоборот, непременно сказала бы, что идея отличная…

Следовало бы принять… Не будь Яны. Совсем не похожей на эту, какой ее себе представляет Лавиния. Вот Яна того ни за что не приняла бы — а значит, и долго раздумывать нечего…

— Простите, Лавиния, — пожал он плечами. — Вынужден ваше любезное предложение отклонить.

— Но почему? — недоуменно подняла она брови. — Вы прекрасно знаете, что я не собираюсь вас убивать, прекрасно представляете, что из меня получится отличная помощница…

— Позвольте уж, милая королева, сохранить свои мотивы при себе…

Приподнявшись на локте, Лавиния долго его рассматривала с непонятным выражением лица, потом покривила губы в злой, циничной ухмылочке и протянула тоном шлюхи, торгующейся с клиентом:

— Понятно, что же тут непонятного… Играете по крупной, король Сварог? Разинули рот на трон Империи? Ну, что ж, убедительные мотивы… Только вам все равно его не видеть, как своих ушей! Она с вами поиграет и выбросит!

Светски улыбаясь, Сварог сказал:

— Простите, королева, я не считаю возможным обсуждать сейчас известную нам обоим особу… Ваши кони, кажется, застоялись?

— Какие, к черту, кони? — и тут до нее дошло, что ее откровенно выпроваживают. — Мерзавец!

Сварог едва успел вскочить и посторониться — она сорвалась с дивана, как бомба, стояла, пепеля его взглядом, машинально схватившись за эфес несуществующего кинжала: ну да, по достоверным сведениям, во время той драчки за власть она самолично проткнула мечом одного из королевских племянников и пырнула кинжалом второго, да и третий жмурик за ней числится, какой-то оплошавший часовой…

Из предосторожности Сварог отодвинулся подальше — кинжала при ней нет, но все равно, отвергнутая женщина — одно из самых страшных созданий на свете, похуже каталаунского тигра… Может и коготками по физиономии пройтись, и оплеух навешать — а ведь настоящий мужик даме не сможет дать сдачи, тем более королеве…

Нет, он все же недооценил эту умную и коварную красотку с тремя трупами за спиной. Она не сорвалась в вульгарный скандал, более приличествующий базарной торговке, — стояла, выпрямившись, гордо вскинув очаровательную головку, глядя ему в глаза с рассудочной, холодной, лютой ненавистью.

— Ну что же, король Сварог… — произнесла она бесстрастно, чеканя каждое слово. — Враги, так враги… Полная ясность, — и улыбнулась циничной, блудливой улыбочкой. — Желаю успехов на пути к трону Империи… если не споткнетесь по дороге.

Вежливо поклонилась, отвернулась и той же легкой, летящей походкой направилась к двери, колыша бедрами, высоко держа голову — высокомерная и гордая… кипящая от злости. «Ох, и враг у меня теперь будет, — подумал Сварог меланхолично. — Она и раньше дружбы не питала, а уж теперь…»

Вот забавно: когда за ней затворилась дверь (она не хлопнула дверью, выдержала стиль до конца), Сварог ощутил легкое, мимолетное сожаление: а все же отличная помощница в серьезных делах была бы, да и женщина очаровательная… Но ничего не поделаешь, коли уж приходится выбирать меж Лавинией и Яной, колебаться нельзя ни секунды… Нажав клавишу, он распорядился:

— Приготовьте мой брагант.

…Канцлер осведомился не без любопытства:

— Интересно, лорд Сварог, с чем вы на сей раз пожаловали? Ни о чем не докладываете с порога, никаких новостей не сообщаете… Помалкиваете пока что… И напускаете на себя вид скромного просителя, а? Что вам нужно на сей раз?

— Сущий пустяк, Канцлер, — сказал Сварог с улыбкой. — Я бы хотел узнать одну из высших государственных тайн. Для работы необходимо.

— Великолепно, — хохотнул Канцлер. — Вот еще и за это я к вам питаю слабость, лорд Сварог — за вашу милую непосредственность. Вынь да положи вам еще одну высшую государственную тайну… Вот так незатейливо и в лоб…

— Я думаю, мне это крайне необходимо по службе, — уже без улыбки сказал Сварог.

— Вообще-то это еще не аргумент. Я решаю, кому и какие тайны следует знать в интересах службы.

— Безусловно, Канцлер, — прямо-таки смиренно сказал Сварог. — Я ведь никоим образом не настаиваю, я просто хочу спросить, нельзя ли мне и эту тайну узнать…

— Значит, ваши юные компьютерные гении на сей раз до чего-то не смогли добраться? — с большим пониманием произнес Канцлер. — Ну, не смущайтесь вы так (хотя Сварог и не думал смущаться) Я прекрасно знаю, что они еще во времена Гаудина шарили по компьютерным сетям самых разных контор. У меня в Технионе сидят не растяпы…

— Небольшое уточнение, Канцлер, — сказал Сварог. — С формально-юридической точки зрения они ни разу не нарушили ни единого запрета. Зато… Вы хотя бы раз фиксировали попытки проникнуть в сети вашего Кабинета или Кабинета императрицы?

— Ни разу, — ответил Канцлер моментально.

— Вот видите. Что запрещено, то запрещено. Ну, а там, где запретов нет…

— Умиляет меня ваше благородство, лорд Сварог, — сказал Канцлер с философским видом. — Честнейшей вы души человек. А могли бы, как в том старом анекдоте, не только денежки забрать, но и мельницу спалить вместе с мельником…

Не похоже было, чтобы он сердился — просто пребывал в одном из крайне редких приступов благодушия и беззлобно шутил.

— Каковы ваши впечатления от досье Ледяного Доктора? — уже серьезно спросил Канцлер.

— У меня осталось странное ощущение, — сказал Сварог. — Словно что-то очень важное лежит прямо у нас перед глазами, но мы его не видим…

— Интересно… — сказал Канцлер. — В разное время от разных людей я слышал именно эту фразу раз десять. И независимо от них у самого в голове всплывала… У вас никаких догадок?

— Ни малейших, — сказал Сварог.

— Жаль. Я чуточку надеялся, что вы, как свежий человек… — Канцлер безнадежно махнул рукой. — А, сколько ни ломали голову… Так что там за тайну вы хотите выведать?

— Меня давно уже не то что интересует — мучает один вопрос, — сказал Сварог. — Почему государство официально именуется Империей Четырех Миров, но реально контролирует только Талар и Сильвану?

Почему о Нериаде и Тетре молчат так, словно их не существует? Я лично убедился, что многие здесь даже и забыли, что существуют Нериада и Тетра, ведь все о них слышали один-единственный раз в жизни, совсем детьми, в начале обучения…

— А какое отношение то имеет к вашим служебным обязанностям? — бесстрастно осведомился Канцлер.

— Черные камни, — сказал Сварог. — Загадочные камни-компьютеры. Уж они, безусловно, входят в круг моих служебных обязанностей по линии сразу двух учреждений, не так ли? Так вот, один… человек мне рассказал, что якобы в вашем личном архиве лежат данные анализов, неопровержимо свидетельствующих, что эти камни, все до одного, происходят с Нериады…

— Ах, вот оно как… — не без ехидства усмехнулся Канцлер. — Ну что же, вычислить болтуна несложно. Поскольку те, кто делал эти анализы, давным-давно умерли — это были не лары, а антланцы, — допущенных к тайне осталось всего четверо. Я вам ничего не говорил. Если бы об этих анализах вам проговорилась Яна, рассказала бы и все остальное — но вы-то явно знаете только об анализах… Остается одна-единственная персона, которую мы оба прекрасно знаем. Диамер-Сонирил ни за что ни за что не проболтался бы. Каковая после ведра келимаса способна разболтать государственные тайны тому, кого считает достойным доверия… — он тоскливо вздохнул. — И ничего с той персоной сделать невозможно… Значит, он вам рассказал только об анализах?

— Только, — сказал Сварог. — А потом в совершенно открытых данных я обнаружил, что обе планеты со значительной частью прилегающего космического пространства объявлены запретными зонами. Летать туда категорически запретно кому бы то ни было — только с вашего личного разрешения.

— И с разрешения Императрицы тоже, — буркнул Канцлер. — После ее совершеннолетия.

— Ну что же, — сказал Сварог. — Не так уж и давно, когда я был этаким искателем приключений, я бы попросту взял разрешение у Яны, сел в виману и полетел туда сам… — он вздохнул. — Но что-то я в последнее время повзрослел, Канцлер, и потерял любовь к приключениям… Так могу я эту тайну знать или нет? Если Нериада — запретная зона, каким образом эти чертовы камни-компьютеры попали на Талар? Или — еще до Шторма?

Канцлер долго молчал, глядя в стол, задумчиво прикусывая губу. Потом сказал с той же бесстрастностью:

— Ну что ж, лорд Сварог, вас все равно давно пора зарезать за то, что вы вызнали кучу государственных тайн. Одной больше, одной меньше — это вашего положения не изменит… — он поднял голову. — Извините, это я так шучу. Если я вас зарежу, потеряю ценного сотрудника, да и Яна мне в жизни не простит. Шутка.

— Я понимаю, — сказал Сварог. — Сам иногда шучу… не без цинизма. Как начальнику восьмого департамента позвольте осведомиться: мой предшественник эти тайны знал?

— Нет.

— Даже так? — вырвалось у Сварога.

— Даже так, — жестко сказал Канцлер. — Ну а вас придется в эти тайны посвятить — и потому, что времена сейчас другие и оттого, что я на вас возлагаю некоторые надежды. Коли уж вам удавались некоторые предприятия… Ну, так вот, дело обстоит следующим образом. До Шторма все четыре планеты были обитаемы. Правда, Империи не было. Ни на одной планете не было единого правителя. Судя по сохранившимся скудным данным, у них тогда было нечто вроде Виглафского Ковенанта, только называлось иначе: Лига Четырех Миров. Прав и возможностей у Лиги было вроде бы чуточку побольше, чем у Ковенанта, но подробностей мы не знаем. Кроме того, есть старые хроники, где упоминается о «застрявших на Таларе и Сильване после Шторма обитателях Нериады и Тетры». Так что все четыре планеты были обитаемы.

— Значит, и межпланетное сообщение было?

— Да, безусловно, — сказал Канцлер. — Они успели к тому времени открыть антигравитацию… но эти сообщения не успели развиться настолько широко, как, скажем, нынешнее морское и речное сообщение на земле, где в плавание может отправиться любой желающий, были бы деньги. Главным образом служебные поездки, а туризм — для очень уж важных персон или толстосумов. Ну, потом грянул Шторм… Межпланетные корабли наши предки смогли создать вновь лишь лет через триста после Шторма. Когда, собственно, Империя и возникла в нынешнем ее виде. Естественно, последовали — экспедиции… Что обнаружили на Сильване, объяснять не стоит, вы о ней и так все знаете. С Тетрой, если можно так выразиться, обстоит понятнее всего. То есть мы до сих пор не знаем, что ее привело в нынешнее состояние, но, по крайней мере, точно знаем, что же там происходит. Случился какой-то жуткий катаклизм, после которого планета превратилась в сущий ад. Из атмосферы почти полностью исчез кислород, его там теперь тысячные доли процента. В основном — углекислый газ. Температура на поверхности постоянная, около четырехсот градусов, естественно, тепла. Озера из легкоплавких металлов, потоки серы, кислотные дожди, пелена облаков из всевозможной химической дряни… В таких условиях не могло сохраниться ничего живого да и все материальные следы цивилизации погибли. И никаких тайн. Запретной зоной ее сделали исключительно для того, чтобы туда не совались искатели приключений. А вот Нериада… это, знаете ли, одна сплошная тайна. Первые экспедиции вернулись с радостными докладами: ситуация обстоит примерно так, как на Таларе, то есть, на земле — более половины населения пережило Шторм, восстанавливаются государства, хотя и примитивные, плавают корабли, колосятся поля… Замки, короли, рыцари и крестьяне… Разъезжают купцы, охотники стреляют оленей… В общем, глядя со стороны — нормальная жизнь. Но лет через пятьдесят стало ясно, что жизнь та совершенно ненормальная… Она стоит на месте.

— Как это? — тихо спросил Сварог.

— Тогда еще не все понимали, но когда прошли не просто столетия, а тысячелетия, поняли: что-то крепенько не так… Там полностью отсутствует какой бы то ни было технический прогресс. Абсолютно. Конечно, что уж от вас-то таить, и на Сильване, и на Таларе мы технический прогресс чуточку… подтормаживаем. Но он существует и проявляет тенденцию к развитию. На Нериаде мы в этом плане не делали ничего. Абсолютно ничего. Однако, если просмотреть фильмы, снятые пять тысяч лет назад и вчера, вы не увидите никакой разницы. Я потом дам вам фильмы…

За пять тысяч лет не изменилось ничего. Вы понимаете? Ничего. Множество поколений сменилось — но и замки, и дома, и крестьянские лачуги словно бы те же самые. Абсолютно не меняется мода — они и сегодня одеваются так, как их предки пять тысяч лет назад. Ничуть не изменилось оружие, корабельная оснастка и сами корабли, орудия ремесленников и крестьян. У них нет никакого искусства. Вообще. Только ювелиры — опять-таки пять тысяч лет работающие по одним и тем же шаблонам. И науки практически нет.

Наконец, они никогда не воюют. Вообще. Хотя всякий король содержит и рыцарские дружины, и алебардщиков с лучниками, — Канцлер тяжко вздохнул. — Вот так примерно выглядит Нериада. Это, безусловно, люди: они играют свадьбы, рожают детей, пашут землю, прокладывают дороги, строят дома — но поколение за поколением продолжается одно и то же. Мы их исследовали — самые обыкновенные люди, без малейших патологий. И в то же время — словно бы и не люди. С ними невозможно общаться — они абсолютно не в состоянии говорить на отвлеченные темы, разговор всегда вертится вокруг профессиональных занятий собеседника. И все. Мне приходилось с ними общаться. Поверьте на слово — впечатление жуткое.

Напоминают роботов с куцей программой. Мы у них выявили и супружеские измены, и преступность — но и то, и другое постоянно держится на некоем уровне, будто задан определенный процент на шлюх и разбойников. Словно кто-то давным-давно определил: должен существовать определенный процент рыцарей, пахарей, ремесленников, проституток, бондарей, и так далее, и так далее… Черт, они даже не дерутся, хотя в кабаках пьют — но опять-таки и здесь все выглядит так, словно в графе «кабацкие гуляки» поставлена определенная цифра. Ни песен, ни шуток. Танцы и музыка, правда, есть — неизменные. Нет, кстати, ни религий, ни черных культов. Ни следа магии. Самое интересное, что нет ни роста населения, ни основания новых городов и сел. Почему население держится примерно на одном и том же уровне, никто понять не может. Чего ни коснись — никто ничего не может понять. — Канцлер глянул на него с любопытством: — Надеюсь, вы не станете с ходу предлагать никаких скороспелых версий?

— Никаких, — угрюмо сказал Сварог. — За пять тысяч лет их наверняка выдвинули столько…

— Наоборот, очень мало, — скупо усмехнулся Канцлер. — Для многочисленных версий нет основы. Все версии быстро сводятся к одному: существует некий фактор, воздействующий на сознание людей и превращающих их в… то, что они есть. Вот только этого фактора так и не обнаружили. Брали кровь на анализ у людей и животных, пробы воздуха, воды, земли, исследовали космические излучения, магнитное поле планеты… и многое, многое другое. Ничего не нашли. Хотя — этот загадочный фактор безусловно есть… В этом все твердо убеждены.

— На каком основании?

— В свое время, достаточно давно, кто-то из тогдашних министров решил, что следует назначить имперских наместников и на Нериаду, — сказал Канцлер. — Коли уж там существуют короли и государства… Наместников они приняли, как приняли и то, что находятся под властью Империи. Крайне равнодушно приняли. Пожали плечами, пробормотали что-то вроде: «Ну, раз надо, значит, так тому и быть…» — и ни малейшего протеста. Естественно, и наместники, и их многочисленный штат состояли сплошь из разведчиков и экспертов. Одновременно заслали туда агентов, которые крайне успешно внедрились — у них тоже, случается, люди переезжают в другие города и села… Никаких интересных результатов. Женщины, простите за вульгарность, дают, мужчины пьют с нашими агентами в кабаках… но невозможно извлечь хоть какую-то пригодную информацию. Потому что, как я уже говорил, разговоры крутятся исключительно вокруг собственной профессии или профессии собеседника, домашних дел, на манер «А у меня баба горшок разбила», «А у меня корова забор сломала». Среди дворянства — то же самое. Бесконечные разговоры о родословной, о предках, о том, кто сколько может выпить вина, кто кому изменяет и с кем. Дуэлей, кстати, тоже нет. Один из наместников писал в отчете, что дворцовый бал напоминает ему музыкальный ящик с движущимися фигурками — видели такие? Ну вот… Ни поэтов, ни острословов, ни интриг. Менестрели, как выяснилось, поют те же песни, что тысячу, две, три назад. Потом, примерно через год, началось что-то непонятное. И от наместников, и от агентов, и от ученых лавиной посыпались просьбы их отозвать. Послали комиссию. Все, с кем ее члены разговаривали, отвечали одинаково: они сами чувствуют, что тупеют. Даже между собой начинают разговаривать на уровне местных, один человек вдруг обнаружил, что стал читать с трудом и плохо понимает прочитанное, другой — что не может более производить статистические вычисления, третий, на досуге давно баловавшийся поэзией, внезапно словно бы разучился сочинять стихи… И тому подобное. Комиссия сделала вывод, что наши люди начинают опускаться на уровень местных. Изложено это, конечно, было более наукообразно, но смысл именно таков. Всех срочно оттуда отозвали, и дома они очень быстро пришли в норму… но еще до того стали объектами тщательнейших исследований, опять-таки не обнаруживших никаких следов фактора.

Тогда же один из крупнейших психологов решил поставить свой эксперимент. Он забрал на Нериаде около ста человек — от дворян и купцов до горшечников и крестьян, молодых, средних лет, пожилых. Поселил их в одном из антланских городов и установил постоянное наблюдение. Примерно через год все они стали словно бы оживать. Меняться. Вести себя, как нормальные люди. Кто подрался на дуэли, кто просто подрался из-за девушки, кто захотел учиться грамоте, чтобы читать книги… И разговаривали они теперь, как нормальные люди — обо всем на свете. Еще через год их было просто не узнать, не отличить от антланцев. И ни один из них не захотел возвращаться. Все прижились. Каждого, от дворянина до крестьянина, определили здесь на место, соответствующее его прежнему положению. Очень быстро они стали воспринимать прежнюю жизнь на Нериаде, как сон. Особенно молодые. За каждым наблюдали до самой его смерти, и всякий раз оказывалось, что он жил, как обыкновенный человек. Если у него — или у нее — были дети от антланцев или таларцев, они вырастали абсолютно нормальными, ничем не отличаясь от здешних сверстников. Именно после того, что стало происходить с нашими людьми на Нериаде и «Эксперимента ста», и стало ясно: есть некий фактор, некое воздействие на человеческий мозг. Это было шестьсот лет назад. С тех пор на Нериаде ничего не изменилось, а фактора так и не нашли. Я думаю, этого достаточно?

— А камни?

— Камни… — поморщился Канцлер. — Есть на Нериаде такие камни. В основном в горных районах. Залегают главным образом на поверхности, такими исполинскими кристаллами наподобие друз аметиста. Есть ремесленные цеха, которые их добывают, в не особенно и большом количестве, из них делают кувшины, блюда, обтачивают, придавая округлую форму, — и всегда они служат чисто декоративным украшением дома. Исследован этот минерал многократно и скрупулезно. Самый обыкновенный минерал. Ни на Таларе, ни на Сильване пока что не найден. — Канцлер усмехнулся. — Запретной зоной планету объявляли, когда меня еще и на свете не было, и я не нашел в бумагах внятного изложения мотивов. Есть подозрение, что тогдашние сановники просто-напросто хотели накрепко изолировать непонятное, и это был главный мотив. Других я при всем старании усмотреть не смог. Если Нериада и представляет для нас угрозу, никто не знает, в чем она заключается. Как из камней получились компьютеры и каким образом они оказались на Таларе никто не в состоянии догадаться.

Сварог осторожно спросил:

— А мог кто-то, оставаясь незамеченным, летать туда? После введения запретной зоны?

— Исключено, — сказал Канцлер. — Надзор строжайший. Что вы так смотрите?

Сварог тихо сказал:

— Я просто вспомнил, что летательный аппарат Вингельта так и вышел за пределы атмосферы, незамеченный нашими системами наблюдения и контроля. Нет, Канцлер, я не намерен утверждать, что именно они летают на Нериаду, что они вообще куда-то летают за пределы планеты… Суть в другом: здесь, у нас под носом есть аппараты, незамеченными преодолевающие наши системы контроля. Вряд ли тот, на котором я тогда летал, — единственный.

— Не бередите душу, — зло насупился Канцлер, — этих ищут которую тысячу лет и не могут обнаружить. Но даже если это они, зачем им подбрасывать камни-компьютеры кому попало? Шестилетняя девочка, банкир-делец, вор, пират, бедный студент, зерноторговец…

— Не знаю, Канцлер, — сказал Сварог. — Это вы выдвигаете версии, а не я. Лично я никаких версий измышлять не берусь, потому что в толк не возьму, на чем их основывать… Вы, и правда, дадите мне какие-то материалы?

— Я же обещал, — усмехнулся Канцлер, достал из ящика стола две обычных «спички», белых, с синими головками, подал Сварогу. — Но имейте в виду, каждая проработает не более трех часов.

— Благодарю, — сказал Сварог, вставая.

— Присядьте еще на минуточку, — сказал Канцлер, и Сварог послушно уселся. — Еще один пустячок… Вы никогда не обращали внимания на то, что горротские странности начались еще при настоящем Стахоре?

— Ну как же, — сказал Сварог. — Давно обратил. Возведение сети «дорожных знаков» началось еще при настоящем. И свой внешний долг Горрот странным образом выплатил при настоящем, хотя, как клянутся мои финансисты, не имел к тому никаких возможностей…

— А здесь у вас есть версии?

— Конечно, — сказал Сварог. — Лично я предполагаю, что наши пройдохи сначала спелись с настоящим Стахором. И наверняка придумали для него что-то убедительное, но не имевшее никакого отношения к их подлинным целям. Вполне возможно, так и было. Ну, а потом его понадобилось убрать и заменить совершеннейшей марионеткой… У вас на него что-нибудь есть?

— Ничего. А у вас?

— Откуда? — пожал плечами Сварог.

Он был совершенно искренен. Он только об одном умолчал, уходя: что у него, если его не обманули в свое время, есть возможность извлечь эту беглую парочку из их убежища на Древних Дорогах.

Глава VII ВСАДНИК НА ДИКОВИННОМ КОНЕ

Король королей Сварог Барг давненько уж неторопливо прохаживался по Янтарному залу Латеранского дворца (несмотря на пышное название, представлявшему собой не столь уж и большую комнату, отделанную янтарными панно и мозаиками и служившую еще одним малым кабинетом). Сунув руки в карманы роскошных королевских портков из редкого и дорогущего шемахайского бархата, меланхолично напевал под нос:

И время от времени косился на отделанный янтарем стол, где преспокойно лежал массивный треугольный предмет, напоминавший наконечник копья с выпуклыми гранями.

Просмотренные два дня назад секретнейшие фильмы о двух несчастных планетах его сейчас нисколечко не задевали, и вспоминать не стоило — в адских пейзажах Тетры не было ничего загадочного, а тайна Нериады оказалась столь неприступной, что и думать о ней не следовало — он не считал себя настолько гениальным, чтобы решить, будто с маху раскроет загадку, над которой пять тысяч лет ломали головы поколения неплохих специалистов. Да и о том, как черные камни попали на Талар, гадать пока не стоило: от них не усматривалось никакой угрозы, работали себе помаленьку в руках Бетты и Кадарата, выполняя нехитрые функции. А вот Горрот…

Но тут не продвинуться ни на шаг. Как пела когда-то Тарина Тареми:

Вот именно. Все следы вплоть до нынешнего момента вели из ниоткуда и обрывались в никуда. Насчет «ниоткуда», конечно, не совсем верно, но что касаемо «никуда» — попадание стопроцентное.

Лбом в стену — хорошо хоть уперлись, а не треснулись…

Остановившись у стола, он уставился на талисман, в котором якобы до сих пор был заключен Горлорг, магический конь давным-давно исчезнувшей расы, способный носиться по Древним Дорогам. И пребывал там, как ему сказал Радужный Демон, миллионы лет — сколько именно, Демон не знал и сам, а уж Сварог тем более. Бабка Грельфи, заявившая, что вещица «невообразимо древняя», никакой ясности не внесла.

И вот тут-то начинаются тягостные размышления. То, что он задумал и старательно готовил двое суток, предусмотрев (не без советов Интагара, конечно), кажется, все, что только способен предусмотреть человек. Но для успеха предприятия — или хотя бы его претворения в жизнь — требовалось попасть на Древние Дороги. Вот он, талисман, однако…

С некоторых пор он стал чертовски осторожен и подозрителен — или попросту повзрослел окончательно и не кидался, очертя голову, в любую дверь, на которой было написано: «Тайны и загадки».

Не так уж и давно, во времена своей насыщенной лихими приключениями юности, Сварог, не колеблясь, быстренько проделал бы все необходимые манипуляции. Теперь же он чуть ли не полчаса бродил вокруг стола в тягостной задумчивости.

Потому что случиться могло что угодно. С магическими предметами, пролежавшими миллионы лет, точнее, с их содержимым, могло (как соглашалась Грельфи) произойти самое непредсказуемое. В лучшем случае — взлетит и растает струйка дыма, а то и того не произойдет. В худшем — вместо Горлорга оттуда вылезет или попрет нечто такое, что и головы не сносить. Бывали печальные примеры с гораздо более молодыми находочками.

И наконец, нет полной гарантии, что Радужный Демон ему не наврал, чтобы отвязаться. Хотя, с другой стороны, Сварог ему тогда открытым текстом намекнул: обманешь, радужный ты наш, вернусь и размечу твой курган до основания. Демон вроде бы прекрасно это уяснил. Но опять-таки мог подсунуть такое, что возвращаться и мстить будет просто некому.

Одним словом, ситуация головоломная. Но и тянуть до бесконечности нельзя: другой возможности, другого следа нет, на Древние Дороги идти необходимо… Так что самая пора рисковать… Распечатать бы эту штуку где-нибудь в чистом поле, чтобы она была под прицелом дюжины серьезных стволов — но нельзя, никто пока не должен знать, что у него есть возможность проникать на Древние Дороги. При некоторых обстоятельствах поведение Канцлера предсказать решительно невозможно…

Пора, однако… С тяжким вздохом, еще раз напомнив себе, до чего он везуч и удачлив, Сварог подошел к столу, зачерпнул ладонью из широкогорлого глиняного кувшина речной воды — Радужный Демон наставлял, что в первый раз, до знакомства, без ритуала не обойтись, и горшок непременно должен быть глиняным, а вода — проточной, ни в коем случае не колодезной, не озерной, на худой конец сойдет и озерная, но из такого озера, куда непременно впадает (или вытекает) река (но может и не получиться)…

И вода, осторожно вылитая Сварогом на талисман, повела себя странно — не растеклась, не стекла на стол, а покрыла всю поверхность камня множеством круглых капелек, посверкивавших, как ртуть. Неизвестно, как это расценивать, — о мелочах Демон не распространялся…

И тогда Сварог, затаив дыхание, громко произнес три не особенно и длинных фразы, неторопливо, медленно выговаривая неведомо что означавшие слова: сочетания букв оказались чертовски непривычными.

Отступил на пару шагов, к распахнутому окну, куда в случае чего можно было, забыв о королевском достоинстве, в два счета сигануть — Янтарный зал располагался на первом этаже (опять-таки согласно наставлениям Демона: лучше всего стоять прямо на земле, и талисман на землю положить, но если нет такой возможности — то находиться не выше первого этажа, и под комнатой не должно быть подвалов…). Началось! Ничего страшного либо интересного не произошло: камень окутался облачком сероватого дыма, и этот дым стал распространяться вверх, вниз, в стороны, колышась причудливыми, извивавшимися, переплетавшимися струйками, образуя этакий занавес — будто он был заключен меж двух невидимых высоких стекол. Образовал почти правильный квадрат примерно три уарда на три…

А потом попросту исчез, словно повернули некий выключатель.

Вместо стола и противоположной стены перед Сварогом предстало ограниченное тем же струящимся дымом пространство размером не особенно и отличавшееся от стойла в конюшне. Огромная коробка из дыма, без передней стенки, только вот пол не из дыма, напоминает больше лужайку, поросшую густейшей, темно-зеленой травой.

Не обманул, надо же. Он стоял там, внутри, головой к Сварогу, как спокойный конь в стойле…

Размером примерно с рослого коня, Горлорг все же на привычного коня походил мало: очертания туловища, ног, шеи в общем, напоминают конские, и весьма. Однако круп примерно до половины боков покрыт темно-желтыми круглыми плитками, каждая в концентрических, тонких черных линиях и больше всего похожа на черепаший панцирь, только плоский. Все остальное тело, и ноги, и шея покрыты кудрявой черной шерстью, напоминавшей каракуль. Ноги заканчиваются не копытами, а тремя толстыми пальцами, покрытыми теми же плитками, только размером уже с монету (а на спине и боках — с блюдце). Длинная массивная морда больше похожа на черепашью — совершенно черепаший клюв, на вид роговой. Грива черная, словно бы аккуратно подстриженная густой щеткой. Хвост тоже черный, но куцый, длиной в пару ладоней, этаким конусом.

И все же это диковинное создание отчего-то не вызывало отвращения. Никак нельзя сказать, что оно уродливо, монструозно — Горлорг красив какой-то своей, совсем другой красотой навсегда исчезнувшего, невообразимо древнего мира. Почему-то так и чувствовалось.

— Так вот ты какой, северный олень… — пробормотал Сварог, стараясь не делать лишних движений.

Горлорг неотрывно уставился на него огромными желтыми глазами с вертикальным кошачьим зрачком. Решительно невозможно определить, какие эмоции это создание сейчас испытывает: неизвестно, какое у него выражение морды, когда оно злится, радуется, скучает — Демон и в эти детали не вдавался…

Сварог стоял неподвижно. Горлорг, не сводя с него глаз, притопнул правой передней ногой и, не разевая пасти, испустил нечто вроде короткого вороньего карканья. «Господи, пронеси», — подумал Сварог, осторожно сделал шаг вперед, еще один, еще… Встал рядом с шеей, и клювастая черепашья морда тут же повернулась к нему, шумно понюхала. В голове промелькнуло: сейчас как цапнет, зараза…

Прядая высокими, шерстистыми, похожими больше на собачьи ушами, Горлорг вновь каркнул — и Сварог каким-то озарением ощутил исходящее от животного недоумение: ну да, впервые в жизни увидел человека, и неизвестно еще, кто кому кажется более диковинным…

Не похоже, чтобы собирался кусануть. Пахло от него странновато: никакого смрада, обычный запах чистой шерсти и здорового тела животного, но непривычный, незнакомый. Так могло бы пахнуть Время…

Ну что же, значит, по всем правилам, коли пока что идет согласно обещанному? Сварог извлек кинжал из ножен и легонько черканул острием там, где наказывал Демон: аккурат в том месте, где роговая морда смыкалась с кучерявой шерстью на шее. Горлорг чуть заметно встрепенулся — но остался стоять спокойно. Там, где кольнул Сварог, медленно выступила капля темно-синей крови размером с крупную вишню.Приободрившись, Сварог полоснул себя острием кинжала по мякоти большого пальца левой руки и, когда выступила достаточно большая капля крови, прижал руку к шее диковинного коня, потер, смешивая красную и темно-синюю кровь. Опустил руку. Ранка была покрыта смесью неопределенного цвета — как и то место на шее Горлорга.

Спохватившись, бросил кинжал в ножны, поднял левую руку к морде. Черепаший клюв слегка приоткрылся, выполз широкий синеватый язык, прошелся по руке Сварога. Исчезли и смешавшаяся кровь, и сама ранка. Ага! Сварог провел пальцами правой руки по конской шее, там тоже исчезли и кровь, и ранка.

Облегчение оказалось таким, что ноги едва не подкосились, и недолгое время имела место противная дрожь в коленках. Заработало!

— Ну что, животина? — спросил он севшим голосом. — Провели боевое слаживание?

Коротко каркнув, Горлорг опустил ему морду на плечо. Ясно было, что все в порядке. Сварог посмотрел направо: там, и точно, лежали седло с уздечкой чуточку непривычного вида, но, судя по всему (да и вспомнив скелет), ноги и задница прежнего хозяина не особенно отличались от человеческих, так что проблем не будет. И седло, и уздечка — из черной, тонкой, хорошо выделанной кожи, украшены накладками золотого цвета: то ли неведомые буквы, то ли просто орнаменты.

Заседлать Горлорга оказалось не труднее, чем обычного коня, и уздечку надеть оказалось так же легко. Удила наличествуют: значит, конек с норовом… Ну да, а последнюю манипуляцию следует, проделать, уже сидя в седле, иначе останешься тут один, а он радостно умчится…

Подтянув предварительно под свою ногу массивные, вроде бы серебряные стремена, Сварог привычно вскочил в седло. Крепко сжав левой рукой поводья, взял свободно болтавшийся ремешок с затейливым крючком золотого цвета — а может, и золотым — и решительно защелкнул его в налобной бляхе, прочно державшейся на двух боковых ремешках.

Все вокруг окуталось туманом, Сварог крепко стиснул ногами конские бока, ухватил поводья обеими руками и вовремя: Горлорг рванулся вперед, будто пущенная из лука стрела, так, что неумелого наездника моментально вынесло бы из седла.

Туман рассеялся, по обе стороны появились знакомые деревья со светло-коричневыми стволами и темно-сиреневыми кронами, под странными копытами Горлорга мелькали уложенные «елочкой» серые каменные блоки. И сероватое, словно затянутое облачной хмарью небо без солнца над головой. И закругленные серые бордюры по обе стороны. И «верстовые столбы». Древние Дороги!

Горлорг шел галопом, то и дело испуская длинное, переливчатое карканье, в котором чудилась радость, даже ликование. Ну да, это все-таки живое существо, и реакции у него те же, что у застоявшегося на конюшне скакуна, слишком долго лишенного простора.

Понимая это, Сварог дал коню время отвести душу, проскакать, по прикидкам, пару-тройку лиг — а потом принялся помаленьку натягивать повода, останавливать. Совершенно как обычные кони, Горлорг поначалу артачился, но Сварог довольно быстро привел его к порядку, пустил шагом, удовлетворенно подумав: мы как-никак Гэйры-лошадники, у нас не забалуешь…

Недовольно, утробно фыркая, поматывая головой, Горлорг все же послушно двигался шагом — тут, конечно, и удила свою роль сыграли, не одно лишь умение Сварога обращаться с норовистыми лошадьми. Вокруг, как и в прошлый раз, стояла тишина. Ну вот, теперь надо сосредоточиться и делать, как учил Демон, — не обманул все-таки, реликт радужный…

Положив правую ладонь на голову коня, меж ушей, он как можно более четко постарался вспомнить то место — каменную плиту с загадочным знаком, вертикальную строчку из семи иероглифов пониже, лесенку из трех невысоких каменных ступенек. Чтобы так и встала перед глазами…

Горлорг встрепенулся, дернулся всем телом, ударил передними ногами по камню, с коротким карканьем резко развернулся, едва ли не на месте, помчался в противоположную сторону — похоже, сработало… Сначала шел просто галопом, потом сорвался на такую скорость, что верстовые столбы, казалось, пролетали мимо, как густой частокол, — а скорее всего, так оно и было, с невероятной прытью несся конь, по обе стороны вместо деревьев тянулись лишь смазанные полосы. Ну да, конечно, Конь Древних Дорог, это его места, он здесь, как рыба в воде… Время от времени Горлорг испускал короткое ликующее карканье — да и Сварога подмывало вопить от восторга оттого, что все сложилось так здорово. Он удержался только потому, что не знал, как отреагирует на человеческие крики конь: ничего, свыкнемся, приладимся, получше узнаем привычки друг друга…

Слева, у бордюра мелькнуло и тут же осталось за спиной совершенно непонятное разноцветное пятно: кто-то встречный, но что это за путник и какого он облика, разглядеть при таком аллюре попросту не удалось. Ослабив поводья, держась левой рукой за луку, Сварог без труда удерживался в седле: Горлорг несся на бешеной скорости, но удивительно ровно и плавно, с некоей чуточку механической размеренностью, так что усидеть было легко. Бог ты мой, столько лет талисман пролежал без пользы, давно пора было это сделать… а впрочем, не было жизненной необходимости, получилось бы только утоление любопытства и все. Зато теперь…

Неизвестно, сколько времени продолжалась бешеная скачка, — но настал момент, когда Горлорг начал понемногу сбавлять бешеный бег, верстовые столбы уже не пролетали мимо, а размытые полосы по обе стороны дороги вновь стали деревьями. А там конь перешел на крупную рысь. Значит, совсем близко.

Навстречу, слева двигалось что-то странное: зеленая с золотом карета непривычных очертаний, без оглобель и лошадей, самостоятельно катившая с едва слышным глухим жужжанием. Ступицы колес временами испускали пучки синих искр. На облучке сидел, держа два изогнутых рычага, несомненный человек, вот только одет странно и незнакомо, да лихо закрученные черные усы не под носом расположены, а начинаются выше ноздрей. Ну что ж, кто тут только ни бывает, дорога общая…

Перед тем, как они разминулись, странноусый приложил руку к своему синему круглому колпаку несомненно приветственным жестом — и Сварог ему вежливо поклонился. Тихие, спокойные места, вежливые странники… Не похоже, чтобы здесь обитали какие-то чудища, просто хищные звери или разбойники — хотя исключать нельзя. О Древних Дорогах кружит масса россказней, но большинство из них, если не все, наверняка сочинены теми, кто здесь не бывал, — пока что Сварог не увидел здесь ничего из того, о чем болтали или писали иные авторы якобы научных трактатов — но, что характерно, никто не говорил и не писал о реальности: уложенных «елочкой» каменных брусках, бордюрах, деревьях, верстовых столбах. Иные повествования были настолько красочны и увлекательны, что по сравнению с ними реальность казалась невероятно скучной — ну, так частенько обстоит со сказками и реальностью…

Ага! Горлорг пошел вовсе уж медленно. Вертя головой, Сварог вскоре высмотрел слева и плиту с иероглифами, и лесенку, и уходившую от нее в лес неширокую утоптанную тропинку. Повернул туда коня. Горлорг одним великолепным прыжком соскочил с Дороги на утоптанную землю, пролетев над невысокой каменной лесенкой. Сварог пустил его по тропинке неспешным шагом, напрягшийся, собранный, готовый к любым неожиданностям. Неизвестно, как его тут могут встретить во второй раз — пирогами или колотушками…

При нем были меч, кинжал и бластер — правда, неизвестно, будет ли здесь действовать бластер и те заклинания, которыми он располагал.

Этого ему никто рассказать не мог и в книгах не было — точнее, рассказывали-писали много, всяк на свой лад, но, поди догадайся, где истина. Коли уж Дороги выглядят совершенно не так, как их описывали, всему остальному тоже особой веры нет…

Вот оно, то спиленное дерево, из которого люди Вингельта делали оружие. Вот и желтоватые холмы меж деревьями показались, вот и обширная поляна, вот и небольшое, почти круглое озерцо с темной спокойной водой, вернувшее ему человеческий облик… Тропинка ведет влево, за холм…

И вот он впереди, аккуратный домик в два этажа, каменный, с высокой узкой крышей, крытой коричневой черепицей. Крыльцо с не особенно и вычурными перилами, по обе стороны от него большие клумбы с таларскими цветами выглядят столь же ухоженными, как в прошлый раз… Дверного молотка, он прекрасно помнил, нет.

Спрыгнув с седла, Сварог привязал поводья Горлорга к перилам справа, ничуть не боясь, что конь сорвется с привязи и убежит. Демон наставлял: коли уж ты однажды въехал на дороги верхом на Горлорге, он от тебя уже ни на шаг не отойдет…

Потянув на себя бесшумную дверь, Сварог, как и в прошлый раз, без церемоний вошел в небольшую прихожую, до потолка отделанную резными панелями из темного дерева. Но на сей раз вешалка, рядок медных крючков на темной доске, пуста, бадагара Стахора с белым пером на ней нет… значит, и хозяина нет дома? А вот за приоткрытой дверью кухни слышатся легкие шаги и позвякивание металлической посуды. Ну, хозяйка, по крайней мере, дома, что даже упрощает дело…

Он постоял немного, готовя себя не к самому благородному делу, слушая, как позвякивает посуда и Эгле мурлычет под нос какую-то незнакомую песенку. Потом громко откашлялся, позвал:

— Хозяйка, к вам гости!

Он грустно ухмыльнулся, когда произошло примерно то, чего он и ожидал: королева в изгнании выскочила из кухни, сжимая в правой руке скрамасакс, а в левой — внушительный пистолет под названием «утиная лапа»: пятиствольник, способный неслабо стегнуть веером картечи по целой шайке незваных налетчиков. Правда, на этот раз ее грозный вид чуточку портила одежда: она не в мужском охотничьем костюме, а в простом домашнем платье из бело-желтой полосатой ткани, напоминавшей махровое полотенце. В прошлый раз как-то серьезнее выглядела…

— Не надо в меня стрелять, это ведь все равно бесполезно, — сказал Сварог. — И я один, честное слово.

Чуточку расслабившись и опустив оружие, она все же глянула поверх плеча Сварога, прислушалась. И уже не выглядела так настороженно.

Улыбаясь с самым простецким видом (и загоняя подальше нечто напоминавшее угрызения совести), Сварог самым безмятежным тоном произнес:

— Мне, правда, чертовски любопытно, почему вы, увидев меня, точнее, даже не зная, что это именно я, всегда выскакиваете с этими дурацкими причиндалами. Неужели здесь бродят простые, обыкновенные разбойники, от которых можно отбиться ножом и пистолетом? Но почему тогда дверь у вас никогда не заперта, и не видно ни замка, ни засова? Нелогично как-то…

— Привычка, — сказала Эгле словно бы с некоторым смущением. — Никаких разбойников тут нет, просто после всего пережитого… Были основания, чтобы такая привычка появилась…

— Понятно, — сказал Сварог. — Может, теперь уберете весь этот арсенал? Я просто-напросто хотел поговорить с вашим супругом… Я могу пройти, или вы запрещаете?

Она досадливо поджала губы:

— А вы надоедливы… — и еще раз бдительно прислушалась к окружающей тишине, потом все же отступила, открыв дверь на всю ширину, положила оружие на столик у входа. — Заходите уж, от вас, я подозреваю, все равно не отделаешься…

— Честно говоря, да, — сказал Сварог, входя в знакомую кухню, где на плите побулькивали две кастрюли и приятно попахивало мясной похлебкой со специями. — Когда я считаю, что у меня неотложные дела…

— Муж должен вернуться примерно через час, — сказала Эгле. — И у меня есть сильные подозрения, что вы сейчас рассядетесь и скажете, что будете его ждать…

— Примерно так, — сказал Сварог. — Но поскольку это ваш дом и вы здесь хозяйка, я не намерен наглеть. Могу подождать снаружи… На крылечке сидеть можно или и это вас будет раздражать?

— Сидите уж здесь… — сказала она таким тоном, словно примирилась с неизбежным. — Не устраивайте комедии… Мне проявить гостеприимство, предлагать угощение или обойдетесь?

— Да обойдусь, — сказал Сварог. — Курить разрешите?

— Курите.

Повернувшись к нему спиной, Эгле занялась кастрюлями — сдвинула обе к краю плиты, отчего там, где они стояли, обнаружились два раскаленных круга, точнее, две спирали… «Да ведь у нее тут электрическая плита, — подумал Сварог. — Значит, и лампы — электрические. Какой-нибудь генератор, конечно — что-то нигде здесь не видно столбов с проводами. Интересно, кто им обеспечивает подобные мелкие бытовые удобства? Наверняка Вингельт?»

Эгле повернула какие-то ручки, и обе спирали погасли. Усевшись напротив Сварога, она протянула:

— В толк не возьму, отчего вы к нам прицепились…

«Значит, думаешь, что я ничего такого о вас не знаю», — мысленно прокомментировал Сварог, а вслух отметил:

— Как сказал бы любой на моем месте — чертова служба, сударыня…

— Ах да… — улыбнулась она иронично. — Вы же теперь еще и парочку секретных служб возглавляете… Там… — она указала пальцем в потолок. — Мы что, у вас на прицеле?

С самым невинным взором Сварог спросил:

— А что, есть что-то, из-за чего вас следует взять на прицел? Я еще не успел освоиться в этих службах, честно говоря…

Она все-таки легонько вильнула взглядом: все же не прожженная авантюристка, не тот человеческий тип. Знает: это «что-то» есть. Вряд ли шашни Стахора с Брашеро были для нее секретом, в ее досье написано, что Стахор в ней всегда видел помощницу и всегда советовался о делах — умна, энергична, может дать толковый совет… Видно, что ей неловко чуточку притворяться ягненочком невинным…

В этом простеньком платьице, с русыми волосами, собранными на затылке в небрежный узел, посреди домашних хлопот, она выглядела такой домашней и милой, что угрызения совести вновь осмелились легонечко напомнить о себе, но Сварог на них сурово цыкнул, и они юркнули куда-то в дальний угол.

— Как вы сюда попали? — спросила Эгле вряд ли подозрительно, просто с извечным женским любопытством. — Снова Лесная Дева?

— Ну да, — сказал Сварог. — Мы с ней старые добрые знакомые, так уж получилось… К тому же она мне очень благодарна за Багряную Звезду… А вы с ней знакомы?

— Не довелось, — сказала Эгле, прищурилась. — Она, конечно, не знает, что ей следовало бы быть благодарной и кое-кому еще…

— Я ей об этом непременно скажу, когда увидимся в следующий раз, — сказал Сварог.

— Интересно, у вас и с ней роман?

Сварог изобразил крайнее изумление (не особенно и наигранное, впрочем):

— А что, это возможно? Я и не подозревал…

— Конечно, — сказала Эгле. — Она может становиться… обыкновенной девушкой. И романы с людьми у нее частенько случаются.

— Буду знать… — сказал Сварог.

Эгле посмотрела на него с тем же смешливым прищуром:

— А что скажет императрица, если узнает?

— Ого! — сказал Сварог. — Для затворницы вы что-то слишком хорошо осведомлены о внешнем мире… и даже о том, что происходит наверху…

— Сплетничают… — пожала плечами Эгле.

Не стоило тянуть, хотелось побыстрее со всем этим покончить. И Сварог, вздохнув про себя, вдруг выбросил к ее лицу руку, прижав три пальца к ладони, выставив большой и безымянный так, словно зажал меж ними короткую палочку. Громко произнес две фразы — бессмысленный набор непонятных слов, с точки зрения непосвященного.

Откровенно говоря, если не получилось бы, он готов был лишить ее сознания вовсе уж не по-джентльменски: коротким точным ударом. Но заклинание Грельфи сработало: меж вытянутыми пальцами блеснула неяркая алая вспышка, и Эгле, не успев удивиться, замерла с застывшим лицом, глаза остекленели, она стала крениться вправо со стула. Вскочив, подхватив ее, Сварог присмотрелся к спокойному личику с закрывшимися уже глазами. Нет, никакого притворства, она и в самом деле погрузилась в сон на достаточное для его замысла время…

Королевское ремесло, напомнил он себе. Крайняя необходимость. Так что всяким там угрызениям совести предлагается и далее сидеть по темным углам, носу не высовывая…

Бережно держа спящую на руках, он огляделся и, не найдя ничего подходящего, опустил ее прямо на пол, благо пол чисто выметен. Достал кинжал и, повернув лезвие горизонтально, острием вырезал на одной из темных панелей: «Если хочешь получить жену назад, жду в Латеранском дворце. Сварог». Получилось коряво, но отчетливо. Подхватил спящую королеву и вышел из домика. Хмыкнул, покрутил головой: Горлорг за это время успел сожрать половину цветов с клумбы, насколько позволили поводья.

— Интересно, — сказал Сварог. — Травку ты, выходит, щиплешь… но и ухитряешься просидеть пару миллионов лет, не жравши…

Горлорг каркнул и положил голову ему на плечо. Похлопав его по шее, Сварог отвязал повод, сначала пристроил Эгле перед седлом (что оказалось не таким уж легким делом при полном отсутствии опыта), все время придерживая ее одной рукой, влез в седло. Положил руку меж конскими ушами и отчетливо представил себе то стойло, откуда взял Горлорга.

Конь трусцой направился к Дороге.

…Грельфи заверяла, что заклинание не дает никаких побочных эффектов наподобие похмелья. И действительно, когда Эгле открыла глаза, выглядела вполне свежей и безмятежной — как в тот миг, когда мгновенно уснула. Правда, едва она попыталась пошевелиться, бросила взгляд по сторонам, очаровательное личико вмиг исказилось изумлением и испугом. Ничего удивительного, любой человек, обнаруживший себя в таком положении, и изумился бы, и испугался…

Она сидела в тяжелом кресле с высокой спинкой, кисти и щиколотки надежно скованы массивными железными захватами, прикрепленными к подлокотникам и ножкам.

Рядом стояло точно такое же кресло, но пустое. Оба они вдобавок были еще надежно прикреплены к полу, но вряд ли сейчас Эгле обращала на это внимание.

Инстинктивно она дернулась, но освободиться, конечно, не смогла — на совесть были сработаны кандалы, без волшебства никто не освободится…

— Что это все значит? — быстро, неприязненно спросила она. — Где я? Зачем?

— Отвечаю по пунктам, — сказал Сварог скучным голосом канцеляриста. — Арест. Вы сейчас в Латеранском дворце, в так называемом Ореховом зале. Для допроса.

Он оценил выдержку русоволосой красавицы: она не дергалась, уже понимая, что это бесполезно, судя по лицу, лихорадочно оценивала обстановку.

— По какому праву?

— Восьмой департамент, — сказал Сварог тем же тоном. — Девятый стол. Выбирайте, что вам больше нравится. Как начальник что одной, что другой конторы имею полное право вас задержать. И подвергнуть допросу. Правда, по причинам, которые вы вскоре поймете, я предпочитаю сейчас выступать в роли земного короля… но и в этом качестве имею право вас задержать. Или вы знаете какую-нибудь юридическую закорючку, запрещающую производить задержания и аресты на территории Древних Дорог? Я — нет.

Судя по ее лицу, она тоже не знала никаких таких крючкотворств, вряд ли существовавших…

— За что?

— За шкирку… — сказал Сварог без улыбки. — Вы ведь не год и не два пробыли королевой. А значит, должны быть знакомы с имперскими законами. В том числе и с «Законом о запрещенной технике».

— Но какое он ко мне имеет отношение?

— Давайте по существу и короче, — сказал Сварог. — Только помните: я ведь лар, а значит, моментально определю, когда мне врут… Все просто. Примерно за пару лет до вашего… свержения в Горрот прибыли несколько ларов. Главным у них — несомненно, известный вам герцог Брашеро, как он себя именует. Они заключили с вашим мужем некое соглашение и занялись некоей деятельностью, прямо запрещенной законами Империи. Вы не могли об этом не знать, так что вполне можете считаться сообщницей. Очень уж серьезный закон вы нарушили. Тут-уж и королям спуску не дают… Так что же, будете уверять, что ничего этого не было? Что Брашеро вам неизвестен? Интересно будет послушать…

Она молчала так, что это выглядело красноречивее любых слов.

Прекрасно поняла, что если начнет все отрицать, Сварог моментально определит вранье. Тут уж, действительно, остается только молчать, чтобы не ставить себя в глупое положение…

— Вот видите, — сказал Сварог. — Коли уж вы ничего не пытаетесь опровергать, я угадал по всем пунктам… И вы прекрасно понимаете, каких ответов от вас ждут. Но я все равно произнесу все вслух: я хочу, чтобы вы мне подробно рассказали все, что знаете об этой истории. Или вы станете уверять, будто ничего не знаете? Ну вот, вы опять красноречиво молчите…

— Я не могу вам ничего рассказать, — сказала Эгле непререкаемым тоном.

— Почему? — терпеливо спросил Сварог.

— Потому что я в свое время дала слово чести держать все в тайне, — отчеканила Эгле, гордо выпрямившись в кресле.

— И будете молчать даже теперь? После того, как они решили от вас избавиться и лишь чудом не убили?

— Так уж сложилось, — сказала Эгле с оттенком грусти. — Они не давали никакого слова чести, которое потом нарушили бы. А я — давала. Королева свое слово чести нарушить не может. Вы должны понимать мое положение.

Сварог прекрасно понимал. По-настоящему благородный дворянин, не говоря уж о коронованной особе, слова чести никогда не нарушит. Классический пример — барон Гарамонд. Пустил ночевать двух незнакомых дворян и дал слово чести защищать их от любых опасностей. А потом нагрянули королевские гвардейцы, эти двое оказались спешившими скрыться участниками заговора против короля, намеревавшимися его убить. И барон, верный сторонник короля, его добрый знакомый, вынужден был драться против гвардейцев вместе с теми двумя — согласно данному слову… И был убит. Таких классических примеров хватает — и сейчас случается… Скверно.

Сварог спросил с надеждой:

— А в вашем слове чести не было никаких формулировок, которые позволяют его нарушить? Вы знаете, как это порой обстоит…

— Знаю, — сказала Эгле словно бы с сожалением. — Увы, никаких лазеек нет… Так что я вынуждена молчать, — она села еще более прямо, закусила губу: — Вынуждена. Как бы эти мерзавцы с нами ни поступили…

Сварог сказал мягко:

— Эгле, но ведь никто не узнает, кроме нас с вами…

— Вот именно, — ответила она с застывшим лицом. — И вы будете знать, и сама буду знать… то честь…

Сварог прекрасно знал, что дальнейшие уговоры бессмысленны. А потому шагнул к столу и нажал кнопку. Почти сразу же распахнулась одна из дверей, вошли двое деловитых, целеустремленных молодых людей, одетых, как здешние дворяне (на деле они были его сотрудники из восьмого департамента). Сварог мотнул головой, и они направились к королеве — напрягшейся, не понимавшей, что с ней собираются делать.

Собственно, ничего страшного ей и не предстояло — всего-навсего добрый глоток того самого «эликсира правды», после которого обычный человек не в состоянии ничего скрыть и отвечать будет на любые вопросы, дай он хоть сто слов чести…

Эгле дернулась в захватах:

— Что вы хотите…

— Есть все же лазейка, — сказал Сварог, подходя. — Вы всего лишь выпьете стопку совершено безопасного для здоровья напитка. После которого ничего скрыть не сможете. Так что ваша честь никоим образом не пострадает. Будет классический случай «насильственно вырванного признания» — то есть никакого урона для чести.

Молодой человек открыл небольшой кожаный футляр, извлек стеклянную стопочку, наполненную до краев фиолетовой жидкостью, отвинтил стеклянную крышечку, поднес к губам Эгле. Плотно сжав губы, она отвернула голову насколько могла. Молодой человек вопросительно глянул на Сварога. Тот кивнул и отвернулся. Возня за его спиной была короткой — молодые люди знали свое дело…

— Все нормально, лорд Сварог, — послышался за его спиной бесстрастный голос. — Она проглотила до капельки.

Сварог повернулся к креслу. Растрепанная, покрасневшая Эгле обожгла его ненавидящим взглядом, попыталась наклониться вперед (и явно попробовать поблевать), но молодой человек, крепко прихватив ее шею, спокойно пояснил:

— Простите, это бесполезно. Напиток всасывается в слизистую оболочку желудка в считаные секунды, если вы понимаете, о чем я. — Он достал часы, сосредоточенно уставился на циферблат.

Сварог знал, что ждать придется недолго: достаточно квадранса минуты, то есть пятнадцати секунд. И пусть сверкает глазами, как пантера — так лучше в первую очередь для нее…

Молодой человек, убрав часы, кивнул. Сварог подошел вплотную и спросил:

— Как у вас появился Брашеро? При каких обстоятельствах?

Эгле, глядя все так же ненавидяще, молчала. Черт знает что… Для надежности выждав еще минуту, Сварог спросил:

— Когда вы впервые увидели Брашеро?

Снова упрямое молчание и ненавидящий взгляд. Сварог, как ни старался, не мог усмотреть у нее и тени магии, волшебства, ничем подобным она не владела. И тем не менее «эликсир правды» на нее не подействовал.

Схватив за локти обоих молодых людей, Сварог отвел их в другой конец обширного зала, тихо спросил:

— Что происходит?

Оба едва ли не синхронно пожали плечами.

— Представления не имею, — сказал тот, что держал футляр. — Лекарство просто обязано было подействовать… Я не чувствую у нее ни магии, ни волшебства, ни каких-то охранительных заклятий…

— И я, — кивнул второй.

— И я тоже, — сказал Сварог. — Ладно, идите…

Сердиться на этих парней не было никакого смысла.

Они не медики, не эксперты — простые оперативники, выполнявшие самые разнообразные задания. Мастерски и вмиг влить в глотку человеку питье, которого он не хочет пить, они умеют, но во все остальное не посвящены…

Сварог прошелся по залу, отчего-то стараясь, чтобы шаги звучали не слишком гулко. Остановился у длинного, овального, тяжелого стола из карлейского ореха — исторического стола, возрастом в полторы сотни лет, окруженного тяжелыми креслами, своими ровесниками. Отчего-то и в этот момент, когда никак не следовало отвлекаться на что-то постороннее, в который раз попытался угадать: продолговатое темное пятно слева — и в самом деле впитавшаяся в древесину, как ни чистили потом, кровь герцога Фирлента, как гласят легенды, или просто более темный кусок дерева? Нужно позвать Грельфи как-нибудь, уж она-то определит точно… Такие вещи она умеет…

Выругался про себя. Потому что прекрасно понимал, почему отвлекается на постороннее — оттягивал неизбежное. Не умерло еще в короле что-то человеческое. Но ведь не подействовал на нее эликсир…

Он превозмог себя — без столь уж тяжелой внутренней борьбы как-никак королевское изрядно потеснило все прочее. Подошел, остановился прямо напротив Эгле в каком-то шаге. Красавица королева все так же смотрела на него с нескрываемой враждебностью, чуть побледнев, но ее глаза оставались сухими. В голове у Сварога словно бы промелькнул посторонний отзвук — словно услышал отдаленное тревожное пение военной трубы. Что это означает, он так и не понял, но то ему не примерещилось, это было что-то, безусловно, постороннее, услышанное им не слухом. «А вдруг…» — подумал он с надеждой. Вдруг это как раз и означает, что они начали? Хорошо бы…

Поморщился, зная, сколько пар глаз уставились сейчас на него, и сколько пар ушей услышат каждое сказанное слово. Спросил:

— Интересно, почему на вас не подействовал «эликсир правды»? Он действует на любого земного человека, не владеющего магией и волшебством, не защищенного заклятьями…

— Не знаю, — сказала Эгле сухо.

Похоже, она снова не хотела говорить неправду, которую Сварог мгновенно определил бы. Что это такое, и откуда оно у нее? Прежде за ней не замечалось никаких особенных способностей, была самым обычным человеком. И то, что она тогда проделала с озером… Чего-то нахваталась на Древних Дорогах? Чему-то научилась у Вингельта и его друзей?

С неудовольствием поймав себя на том, что снова неосознанно пытается оттянуть неизбежное, встретился с ней взглядом и спросил, стараясь, чтобы голос был лишен всяких человеческих чувств:

— И что же теперь прикажете с вами делать?

Глава VIII КОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА

Глянул на часы — с того времени, как он увез Эгле из дома, прошло всего-то полчаса. Стахор мог еще и не вернуться. Остается тянуть время и надеяться…

Он встал вполоборота к креслу — не сомневался в своих людях и в технике, но лишняя предосторожность не помешает, мало ли что они могут придумать…

— Вы в состоянии делать, что хотите, — иронически улыбаясь, сказала Эгле. — Я женщина, и я скована…

— Если рассчитываете меня уязвить, крупно ошибаетесь, — усмехнулся Сварог. — Следствие — такая штука, которая не делает различий меж женщинами и мужчинами…

— Следствие… — протянула она насмешливо. — Знали бы вы, как я вас ненавижу… Нет, не вас персонально, не в вас дело… Всю эту кучку сытых бездельников, парящую над облаками и диктующую свою волю миллионам людей…

Сварог даже слегка оторопел, но тут же опомнился. Усмехнулся:

— Ах, вот как? Мне встречались люди с подобными убеждениями, но вот из уст коронованной особы их слышу впервые… Любопытно было бы знать, вы этого от Вингельта нахватались или думали так и прежде?

— Прежде, — ответила она спокойно. — От такого признания моя участь никак не изменится, верно?

— Верно, — сказал Сварог. — Простите, а ваш муж придерживается тех же убеждений?

— Спросите у него.

— Надеюсь, случай выпадет… — сказал Сварог. — Значит, вот так… это позволяет строить версии… Начинаю крепко подозревать, что Брашеро со своей шайкой, прослышав о ваших умонастроениях, вам поначалу представились идейными борцами с тиранией ларов или кем-то вроде… Ну, а сейчас вы их тоже считаете борцами с тиранией? Или обыкновенными сволочами, занятыми исключительно собственной выгодой?

— Какая разница? — пожала плечами Эгле. — В любом случае вам, сытым и тупым владетелям, будет только хуже…

— А говорили, вы умница… — сказал Сварог. — А вы дура… Вы что-нибудь слышали про Токеранг и токеретов? Не могли не слышать, общаясь с Вингельтом, уж он-то наверняка их прекрасно знает. Неужели вы всерьез полагаете, что они собираются выступить против Империи? Гораздо больше верится, что в первую очередь достанется тем самым «миллионам угнетенных», о которых вы так печалитесь. Потому что небо им не по зубам.

— Это мы еще посмотрим, — процедила Эгле. — В любом случае, вам станет очень неуютно там, за облаками…

«Ничего нового», — меланхолично подумал Сварог. Другая планета, другой мир, а мысли те же. Зашвырнуть ее на Землю, года в семидесятые — получилась бы ярая активистка каких-нибудь «Красных бригад», где, в общем, дураков не было, зато имелось немало интеллектуалов обоего пола… «Чем хуже, тем лучше». Как это там, в Библии? Нет ничего нового под этим солнцем…

— Я бы с удовольствием с вами подискутировал на эту интересную тему, — сказал Сварог. — В другое время и при других обстоятельствах. Но сейчас не до лирики, сплошная конкретика навалилась… Значит, говорить вы не будете… Вы хорошо понимаете, что вас при таком раскладе ждет?

Он смотрел, как на очаровательном личике сменяют друг друга самые разные чувства: недоверие, тревога… В голове снова послышался тот непонятный отзвук, словно бы раздававшийся ближе и сильнее.

— Но вы же не хотите сказать… — произвела она, еще более побледнев.

— Именно, — кивнул Сварог. — Остается одно — пыточная…

— Подонок!

— Ничего подобного, — серьезно сказал Сварог. — Во-первых, я сейчас не человек. Я король. То есть работающий механизм, в котором нет ничего человеческого. И думать должен, в первую очередь, о своих подданных, а не о ваших вольнолюбивых идеях или целости ваших косточек… Во-вторых… При чем здесь небо? Можно подумать, это там придумали пыточные и силой их на земле внедряли, а вы, гуманисты и добряки усиленно отпирались… Боюсь, вы сами до этого додумались. Вы словно бы даже удивились, полное впечатление… Как будто благородных не пытают. Еще как. Я говорю даже не о свежих примерах — когда, скажем, лет шесть назад по приказу Конгера Ужасного на Монфоконе разорвали лошадьми не какую-то крестьянку, а герцогиню старинного рода… Давайте лучше поговорим о вашей милой родине, княжестве Скатерон. Я кое-что просмотрел по его истории… Там написано, что во время знаменитого заговора барона Гудера ваш родной дедушка дюжинами вздергивал на дыбу не только благородных кавалеров, но и благородных дам… И я бы его нимало не порицал, заговор был невымышленный, а настоящий, серьезный, включавший в планы и убийство вашего дедушки… Но он, не особенно разбираясь, велел пытать и виновных, и невиновных, а невиновных, как пишут, приходилось человек по десятку на каждого настоящего мятежника и заговорщика. Как нам с этим быть, Эгле? Насколько я знаю, ваш дедушка умер, когда вам было года четыре, вы успели не раз посидеть у него на коленях и получить от него кучу леденцов… Хорошо, я подонок. А он — нет? Маркизе Альвине Латорми, как позже выяснилось, совершенно непричастной, было всего девятнадцать… Вы знаете, что с ней сделали палачи вашего дедушки? В толк не возьму, почему он — любимый дедушка, а я — подонок. Тут уж всех следует по одной мерке мерить…

Кажется, Эгле чуточку смутилась.

— Я и не говорила, что считала его «любимым», будучи уже взрослой, — сказала она.

— Тем более, — пожал плечами Сварог. — Я, как король, обязан знать то, что вы скрываете. Значит, придется вас пытать. Вы полагаете, что выдержите хотя бы половину обычных… процедур?

В лице у нее не было ни кровинки, но глаза оставались сухими — все же не кисейная барышня, а княжна из Скатерона, то есть из Каталауна…

— Не выдержу, — призналась она тихо.

— Вот видите, — сказал Сварог. — Но когда вы, наконец, заговорите, вас к тому времени успеют изрядно покалечить… И это вы тоже прекрасно понимаете. Ах да, я и забыл… — он театрально хлопнул себя по лбу. — Перед тем, как попасть в пыточную, вам еще предстоит заглянуть на псарню…

— Зачем? — спросила она с ноткой удивления.

— То есть как это — зачем? — Сварог, в свою очередь, сделал вид, что несказанно удивлен. — Псари у меня имеют дело не с дамскими собачками, а с гончими, натасканными на кабана, медведя, с волкодавами, каких спускают на каталаунских тигров… Это нелегкое ремесло… и оно делает людей достаточно черствыми, лишенными всякой сентиментальности и излишней доброты. Самый подходящий в данном случае народ. Кинут в уголке какую-нибудь дерюгу, завалят вас туда, задерут подол… Вы что же, забыли о старинной, до сих пор действующей неписаной традиции, согласно которой подвергшаяся насилию королева должна уходить в монастырь? Не торопитесь снова меня обзывать, я при этом неаппетитном зрелище присутствовать не буду, я не извращенец… Тем более что псари — народ грубый, с грязной фантазией…

— Мой муж… — прошептала она, смертельно бледная, и замолчала, будто у нее перехватило дыхание.

Так оно, похоже, и было.

— Ну да, конечно, — кивнул Сварог и скучным голосом продолжал. — Он меня потом зарежет и зажарит, ощиплет и ошпарит… Да? Во-первых, еще неизвестно, получится ли у него. Меня столько раз пытались убить, что лень даже считать. Но я всегда как-то успевал первым, это уже традиция такая сложилась… Во-вторых, даже если ваш муж, во что совершенно не верится, все же сумеет меня достать, вы к тому времени пройдете и псарню, и пыточную. — Сварог наклонился к ней, грубо взял за подбородок, поднял ее голову выше и заглянул в глаза: — Эгле, я не шучу и не запугиваю напрасно. Слово чести, если будете молчать, я выполню все, что обещал… Ну?

Уголки губ у нее подрагивали, глубоко в глазах затаился страх, но она держалась — не плакала и явно не собиралась просить пощады…

— По-моему, это означает «нет»… — сказал Сварог, выпрямляясь. — Очень жаль. Ладно. Скажу вам по секрету: у меня еще осталась капелька человеческого. Я все же не урожденный король, меня к этому ремеслу не готовили с детства, в отличие от вас. Я вам дам время на раздумье. Целых полчаса, — он глянул через плечо на высокие напольные часы в резном корпусе из орехового дерева. — Отсюда вам прекрасно виден циферблат. Отсчет начнется, когда стрелка достигнет половины третьего, так что у вас, собственно, тридцать одна минута… Обдумайте все. В три я вернусь и вас уведут. Будьте благоразумны, а? Из чисто эстетических побуждений мне не хотелось бы видеть такую красавицу на дерюге среди дюжины гогочущих псарей, и уж тем более на дыбе… Подумайте как следует, я вас прошу…

Он отвернулся и, не оборачиваясь, целеустремленной походкой вышел в коридор — а там, наплевав на королевское достоинство, бегом преодолел расстояние десятка в два шагов, рванул ручку комнаты справа, примыкавшей к Ореховому залу, влетел туда.

Там у стены, отделявшей комнату от Орехового зала, напряженно застыли несколько человек с оружием наготове, а перед ними в два ряда висели в воздухе шесть экранов — камеры просматривали Ореховый зал с шести разных точек. Присмотревшись, Сварог быстро нашел взглядом нужный экран, на который давала изображение камера, запрятанная над спинкой кресла Эгле. Длинный исторический стол, за ним — два высоких окна и ни единой живой души, никаких изменений.

Сердце у него заходилось в лютой тоске. Когда истекут эти полчаса, можно будет еще немного потянуть под убедительным предлогом… но не до бесконечности же? Если он ошибся в расчетах и зря ставил себя на место Стахора с Вингельтом, придется выполнить все угрозы. Обе. Потому что несколько миллионов его подданных, в отличие от него, не способны отсидеться за облаками и в безопасном местечке. А потому не имеет никакого значения, что королева Эгле молода, красива и чиста… Либо-либо…

Он, не глядя, протянул руку вбок, щелкнул пальцами. Кто-то торопливо подал ему серебристую полудугу с двумя шариками. Сварог сунул один в ухо, повернул дугу так, чтобы второй шарик оказался у рта.

— Внимание, всем группам, — сказал он жестко. — Повторяю, еще раз повторяю: если начнется, брать живыми, только живыми…

Несколько голосов один за другим кратко отрапортовали, что все понимают и приказ выполнят скрупулезно.

— Ни секунды промедления, — сказал он. — Если парализаторы не подействуют — сети, сети…

Ему снова отрапортовали, что поняли и исполнят. Не было никакой необходимости повторять приказы, он отобрал самых опытных — просто нужно было чем-то себя занять, пока минуты ползли, как улитки. Странный отзвук в голове все усиливался, и у него помаленьку стала формироваться догадка — что он слышит исходящий от Эгле зов. Непонятно, как она это делает, какой это все природы, ясно только, что магия тут и не ночевала. Ну что ж, если он верно догадался, пусть зовет…

Показалось, или… Ага!!!

Центральная часть зала внезапно исчезла, на ее месте возник аркообразный проем — за ним виднелись деревья со светло-коричневыми стволами… и несколько человек, яростным рывком метнувшихся оттуда прямо к камере, то есть к креслу Эгле.

— Вперед! — рявкнул он в микрофон, пнул потайную дверь и первым ворвался в Ореховый зал. В разных его концах распахнулось еще пять незаметных изнутри дверей, и оттуда рванули спецназовцы, по весьма существенным причинам отобранные исключительно среди ларов.

Пятеро, стоявшие у кресла Эгле, на несколько секунд оказались застигнуты врасплох. Со всех сторон засверкали ярко-малиновые вспышки парализаторов, но лишь один человек скорчился и медленно опустился на пол. Остальные после резкой короткой команды метнулись к проходу на Древние Дороги, наугад паля во все стороны из чего-то, бросавшего ярко-синие искры, трещавшие, словно электрические разряды. Взлетели, разворачиваясь, сети…

Опоздали. Тем было гораздо ближе до прохода, чем нападавшим до них. Сети, утяжеленные по краям грузиками, вспорхнули и развернулись, но накрыли уже лишь пол — проход закрылся…

В два прыжка оказавшись возле лежащего, Сварог узнал Стахора. В кресле, в нелепой позе, склонилась всем телом вперед Эгле, удерживаемая лишь захватами, — тоже попала под малиновую вспышку…

— Обоих в драккар, немедленно! — закричал Сварог. — Уходим! Уходим! — Его люди метались, как черти, шевелившие в аду грешные души.

Эгле моментально освободили от захватов, двое подхватили ее, двое подняли Стахора, остальные тесно их обступили, и вся орава бегом кинулась к выходу, ощетинясь уже не парализаторами, а сверкающими лезвиями кордов. Они протопали по коридору, не встретив ни единой живой души (это крыло дворца было наглухо блокировано людьми Сварога, переодетыми в форму дворцовой стражи), громко топая, взбежали вверх по лестнице, выскочили на широкую галерею и, не сбиваясь с темпа, кинулись туда, где виднелась словно бы распахнутая в иной мир дверь. Один за другим вбегали на первый этаж невидимого драккара. Пилот со своего места смотрел на них, вывернув голову. Едва дверь захлопнулась за последним, он взял такой старт, что дворец и парк моментально провалились вниз, словно булькнувшая в воду тяжеленная купеческая гиря.

— Во второй манор, — негромко распорядился Сварог, подходя к пилоту.

Тот, не оборачиваясь, кивнул. Сварог плюхнулся в ближайшее кресло, сунул в рот сигарету, жадно заглотнул дым, весь обмякнув, смотрел на лежащую на полу королевскую чету, на присевших вокруг на корточки спецназовцев. Он не сомневался, что видел среди незваных гостей Вингельта. Задача, конечно, выполнена не целиком, но хорошо и то, что удалось взять хотя бы Стахора, знавшего гораздо больше жены. Коли уж ни на кого другого не подействовали парализаторы — они все лары. Как и предполагалось. Нескольких метров не хватило его ребятам, но то было единственное место во дворце, столь подходившее для засады…

Что же, он рассчитал все правильно. Прочитав надпись, Стахор, конечно же, каким-то образом связался с Вингельтом, и тот использовал свое умение ходить по Древним Дорогам. Выход можно открыть в любом месте, даже в здании, если не выше первого этажа, а под помещением нет подвала, — в точности как с Горлоргом обстоит…

Кто бы мог подумать, что Ореховый зал сто пятьдесят лет спустя послужит примерно тем же целям… У самого Сварога попросту не хватило бы времени все это обустроить за два дня — работать ведь пришлось бы обычным земным мастерам…

Сто пятьдесят лет назад юный король Кадоген Третий Ронерский (в те времена Латерана еще оставалась под властью ронерской короны), хотя и вступил в совершеннолетие, никак не мог взять в руки реальные бразды правления. Поскольку их, как и последние десять лет, твердо намеревался и далее удерживать бывший регент, а ныне первый министр, тот самый герцог Фирлент, дальний родственник короля, чья кровь якобы и досего дня виднеется на столе. Очень уж нравилось властному и неглупому человеку править королевством (в те времена превышавшим размерами нынешнее раза в полтора), поскольку это приносило не просто почет, но и реальные выгоды. Крепкой опорой ему служили две дюжины магнатов и генералов, образовавших Благородный Совет. У короля такой опоры не было. Но и куклой быть не хотелось.

До сих пор неизвестно, сам король это придумал или подсказал кто. Затеявши ремонт дворца, король сумел в глубокой тайне окружить Ореховый зал потайными ходами, подходившими к шести потайным дверям. И назначил очередное заседание Благородного Совета именно там. Охрана реальных правителей королевства, конечно, осталась в коридоре. Едва они расселись, король подал сигнал, все шесть потайных дверей распахнулись, и в зал ворвались вооруженные до зубов человек тридцать гвардейцев — сплошь молодые и честолюбивые кадеты, считавшие, что засиделись в кадетах, и лейтенанты, хотевшие в капитаны… И первого министра, и всех до единого членов Совета положили тут же, за столом, что было крайне разумно со стратегической точки зрения: никто из прихвостней герцога рангом пониже и не подумал дернуться. К чему царедворцам, министрам и полковникам выступать против короля на стороне покойников? От которых уже не дождешься ни денег, ни чинов, ни орденов? Охрану в коридоре расстреляли появившиеся с двух сторон егеря и мушкетеры, король моментально созвал уитенагемот и с волнением объявил, что чудом уцелел, едва не стал жертвой заговора. Хорошо, нашлись порядочные люди, вовремя предупредили… Обстановка была столь напряженной (пара гвардейских полков вокруг здания уитенагемота, массовые аресты сторонников и сподвижников герцога), что ни одна живая душа не рискнула задавать его величеству неудобные вопросы. Кадоген в одночасье стал настоящим королем, правил чуть ли не сорок лет и умер своей смертью. А сто пятьдесят лет спустя его задумка пригодилась и Сварогу…

Он глянул в окно — драккар сбросил скорость и шел на посадку. «Второй манор», новехонький, можно сказать, с иголочки, был небольшим по размерам, уардов этак триста на триста. Посадочная площадка (то есть попросту засаженная невысокой травой безукоризненно ровная лужайка), лесок, и посреди — здание. Официально объект числился за девятым столом, по его заказу и построенным, но о его существовании в конторе знал один-единственный человек — секретарь Сварога, получивший строгий приказ держать это знание исключительно при себе. Зная секретаря, можно не сомневаться, что приказ он соблюдет в точности…

Вся эта секретность была затеяна исключительно ради юных сподвижников Сварога. Здесь, во втором маноре, предстояло заниматься неприятными делами, той самой грубой и унылой изнанкой жизни, от которой юных следовало держать подальше, насколько удастся долго…

…Сварог сидел в кресле и спокойно курил, наблюдая, как доктор девятого стола целил полулежащему в кресле Стахору в висок небольшим серебристым рефлектором — снимая действие парализатора раньше обычного срока. Доктор отступил, кивнув. Здесь опять-таки не таилось никаких побочных эффектов, так что Стахор, открыв глаза, моментально осознал себя в ясном создании, инстинктивно попытался вскочить — но руки у него были схвачены наручниками за спиной, а два охранника мгновенно навалились ему на плечи и принудили сесть. Ну конечно, бессильная ярость во взоре, понимание своего печального положения…

— Я крайне удручен, мой венценосный брат, что нам пришлось встретиться при таких именно обстоятельствах, — сказал Сварог. — Но что ж поделать… Давайте сэкономим время, насколько возможно, — мне его вечно чертовски не хватает. Предупреждая неизбежные вопросы: вы в летающем замке, моей личной тюрьме, откуда Вингельту ни за что вас не выручить. Ваша очаровательная супруга тоже здесь, с ее головы ни один волосок не упал… пока. Арестованы вы согласно имперскому «Закону о запрещенной технике». Вряд ли стоит вам объяснять, что это за закон, верно? Ваша супруга арестована как сообщница в нарушении означенного закона. В данное время вашей судьбой распоряжаюсь исключительно я. Вот вкратце как обстоит дело… Вопросы будут?

Стахор молчал, глядя на него исподлобья без особой враждебности — судя по глазам, король-изгнанник лихорадочно прикидывал, что в такой ситуации можно предпринять. И, быть может, уже сообразил, что предпринять не в силах совершенно ничего…

— Молчите? — спросил Сварог. — Это хорошо. Это просто замечательно. Значит, вы не пустослов и не глупец, этак мы еще больше времени сэкономим. У меня к вам для начала несколько вопросов. Вы, конечно, можете не отвечать, ругать меня всякими нехорошими словами… но вряд ли станете заниматься бесполезной и бессмысленной руганью. Впрочем, если все же собираетесь, выскажите уж все сразу, так будет проще… Молчите? Просто прекрасно. Итак, пошли вопросы… Ваша супруга буквально только что произнесла краткую, но очень искреннюю и эмоциональную речь, объясняя мне, как она ненавидит ларов, кучку тупых угнетателей, поработивших миллионы обитателей земли. Примерно так. И сказала, что этих взглядов она придерживалась еще до того, как вас… право, не подберу нужного слова. Скажем, согнали с трона. Согласно известной поговорке, муж и жена — одна сатана. К тому же я учитываю некоторые события, происшедшие в Горроте… И у меня есть подозрения, что и вы придерживаетесь тех же взглядов… которые у вас возникли и сформировались еще в те времена, когда вы безмятежно сидели на троне. Я прав?

— Даже если и так, что из этого? — холодно сказал Стахор.

Сварог широко ему улыбнулся и самым дружелюбным тоном спросил:

— А высказать в лицо? «Я вас ненавижу, сволочи!» Слабо? Смелости не хватает? Только в потаенном, безопасном месте язык развязываем?

Стахор выпрямился, постарался придать своей позе как можно больше достоинства (насколько позволяли скованные за спиной руки) и, не отводя яростного взгляда, отчеканил холодно:

— Смелости у меня хватит. Я придерживаюсь именно тех взглядов, что и моя жена, тех, которые вы были столь любезны кратко изложить за меня. И придерживался их, еще будучи наследным принцем. Кричать «Я вас ненавижу, сволочи!» я не буду исключительно потому, что это смешно и бессмысленно в данной ситуации. Однако все так и обстоит.

— Хотите, я вам выдам мелкие государственные тайны? — спросил Сварог. — Так, чепуха… Знаете, что самое смешное? Если бы ваши прегрешения заключались только в этом, вас бы никто не трогал, вас бы и на медный грош не оштрафовали. Согласно негласным указаниям сверху и подзаконным циркулярам королям такие убеждения сходят с рук. Впрочем, как и всем остальным. Можно чесать на кухне языки, пока они от усталости узлом не завяжутся, можно вслух толковать друг другу, какие мы все здесь, за облаками, сволочи, тираны, сатрапы и угнетатели. Лишь бы это было на кухне. Лишь бы не дошло до словесного оскорбления императрицы — вот тут можно огрести по полной… впрочем, королей и это не касается. Одним словом, главное, чтобы эти взгляды не провозглашались публично и не сопровождались действиями. А вот нарушение «Закона о запрещенной технике» — вещь посерьезнее, тут и коронованной особе не спустят… Должен сразу предупредить: мне известно не все, что вы наворотили в компании с Брашеро еще до того, как он решил, что пора вас прикончить, — но многое. И на основании того, что мне известно, я могу кое-что реконструировать… Вы желаете, чтобы я подробно объяснил, в чем именно заключались нарушения вами означенного закона? Или нет нужды? Молчите? Значит, нет. Черт, как удобно с вами беседовать, как вы мне экономите время… — он вздохнул. — Правда, я всерьез подозреваю, что вскоре как раз и начнутся проволочки и запирательства, никакой экономии времени, наоборот… Вопрос: вы, как и ваша жена, дали Брашеро слово чести ничего не рассказывать ни о нем, ни о его приятелях, ни о его делах? И сформулировано все было так, что вы даже теперь не можете ничего рассказать? Следовательно, и расспрашивать вас бессмысленно, потому что вы будете молчать?

— Именно так все и обстоит, — сказал Стахор.

— Ну что же, — спокойно сказал Сварог. — Значит, я и не буду тратить время на вопросы, взывать к вашей совести, напоминать, что от вторжения токеретов лары нисколько не пострадают, а вот земные жители как раз хлебнут горя… Мне хватило беседы с вашей супругой, чтобы понять, насколько это бессмысленно, — он встал. — Ну что же, пойдемте…

Он вышел первым, стал спускаться по длинной лестнице, покрытой чем-то, что совершенно глушило шаги. Слышал, как за ним ведут Стахора. Спускаться пришлось ступенькам по тридцати — но не устраивать же заведение наверху, в освещенной солнцем комнате? В конце-то концов, это против всяких традиций…

Распахнув дверь, он оказался в большом сводчатом подвале, как две капли воды напоминавшем хозяйство глэрда Баглю — поскольку с него и скопировано, не мудрствуя. Дыба, стол для растягивания, прочие невеселые устройства, там и сям разложены инструменты, над жаровней калятся до багрового цвета железные прутья. А вот склонившаяся перед ним троица — не точные копии людей Баглю, а они самые и есть: здоровяк Одноглазый, в одной только короткой кожаной юбке, его подручный, столь же здоровенный, без всякого намека на интеллигентность на физиономии, и третий, ученик-подмастерье.

Не оборачиваясь, Сварог махнул рукой. Судя по лязгу железа, Стахора усадили в прикрепленное к стене кресло и тщательно прищелкивали руки-ноги кандальными захватами.

Судя по лицам «мастеров печальных ремесел», их нисколечко не волновало, совершено даже не занимало то, что они впервые в жизни оказались в летающем замке. Обстановка вокруг — самая привычная, как и предстоящая работа. Вот они и не заморачивались.

— Ну как, гвозди больше не путает? — без улыбки спросил Сварог, кивнув на молодого.

— Путается еще в том и в сем, государь, — пробасил Одноглазый. — Однако ж начинает проявлять сообразительность и рвение. Коли уж обещал я его матушке, а моей, значит, сестрице, что выведу шалопая в люди, что человеком сделаю, на совесть послужит…

Сварог обернулся и махнул караулившим Стахора, чтобы вышли.

— Вот такие унылые дела, мой венценосный брат, — сказал он бесстрастно. — Все вы понимаете. Не станете же врать, будто после вступления на престол изничтожили доставшуюся от батюшки пыточную, ремесленников разогнали? Все осталось, как есть — не нами заведено, не нам и отменять… — Он усмехнулся. — Я бы с удовольствием обошелся без этого и угостил вас «эликсиром правды», но на вашу жену он нисколечко не подействовал, черт вас знает, вдруг и с вами так получится. Так что не стал я тратить лишнее время и гонять людей взад-вперед… Вот только если вы решили, что пытать станут вас, глубоко заблуждаетесь. Пытать будут ее, притом — потом… После мероприятий, которые ее обяжут уходить в монастырь… — он деловито продолжал: — Сами понимаете, никакого садизма — поганое королевское ремесло, уж вы-то должны знать… — он присмотрелся к помертвевшему, вмиг осунувшемуся лицу Стахора. — В который раз убеждаюсь, что человек вы серьезный. Ни глупой ругани, ни бессмысленных мечтаний вслух вроде «Попался бы ты мне в чистом поле…» Послушайте, — произнес он доверительно. — Может, обойдемся без всего того? Мне чертовски неприятно, что ее будут насиловать и пытать, но, слово чести, так и будет. Когда на одной чаше весов ваша очаровательная супруга, а на другой — жизни и процветание тысяч и тысяч моих подданных, приходится стиснуть зубы и отдавать приказы… Ну, так к чему мы пришли?

— Будьте вы прокляты все, — произнес бледный как смерть Стахор сквозь стиснутые зубы.

— Не беспокойтесь, мастера, — сказал Сварог, оборачиваясь к палачам, — то просто фигура речи, ничего такого наш гость на самом деле не умеет, я точно вижу…

— Да знакомое дело, государь, — кивнул Одноглазый. — Чем только ни пугают, а все это — пустые словеса… — он крайне деловито поинтересовался: — Значит, я так понимаю, с красоткой сначала побаловать, а уж потом?

Сварог мрачно кивнул.

— Бежи в чулан, — повернулся Одноглазый к племяннику. — Там справа, как войдешь, одеяло свернутое. Неси сюда. Хоть и выкинутая с трона, но все ж королева, не годится ее валять на голом полу… Живо! Уж одеяло, хоть и растяпа, ни с чем не перепутаешь…

Племянник опрометью кинулся выполнять указание.

— Стахор, — сказал Сварог. — Может, хватит? Все укладывается в «насильственно вырванные признания», никакого ущерба для чести.

— Много вы знаете о чести, приблудыш неведомо откуда, — сказал Стахор мертвым голосом.

Вернулся племянник, и Одноглазый принялся деловито распоряжаться:

— Вот сюда постели, балда, во-от тут… да не так, горе ты мое! Поперек. Так оно гостю будет лучше видно.

К боковой двери Сварог даже не стал оборачиваться — он и так не сомневался, что оттуда выжидательно наблюдают в крохотный глазок. Выбросил руку в ту сторону и щелкнул пальцами. Дверь моментально распахнулась, и двое бесстрастных субъектов ввели Эгле.

Для пущего эффекта Сварог распорядился, чтобы она ничем не напоминала растрепанную замарашку, наоборот. Так что распущенные волосы старательно расчесали, а над лицом потрудился с косметикой вызванный из Келл Инира мастер (антланец, подмахнувший пару жутковатых подписок о неразглашении). Платье обкромсали ножницами ладони на две, так то подол стал совсем коротеньким, оторвали две верхние пуговицы и вдобавок продуманно порвали платье на плече, чтобы прелести оказались именно что полуобнаженными, а не выставленными на всеобщее обозрение. Несмотря на похоронное выражение лица, она сейчас была прелестна и пленительна. Сцена крайне напоминала вульгарные киношные штампы (как выяснилось, однотипные, что на Земле, что здесь), но что тут поделаешь? Коли все всерьез?

А Сварог моргнул Одноглазому. Тот, с превеликим трудом оторвав взгляд от Эгле, подошел вразвалочку к Стахору, наклонился, сгреб его за ворот кафтана и задушевно произнес:

— Слышь, гунявый, я тя душевно умоляю: запирайся и дальше, изо всех сил, а то мне до того хочется красотку опробовать, аж спасу нет. Да и ребятишки вон слюной исходят… Малой, рот захлопни, ты на службе, а не в бане за девками зыришь. Тебе тоже достанется, только в свой черед, очередь должна быть по старшинству, потому как во всем должон иметься порядок. Государь, начинать велите?

— А что кота за хвост тянуть… — процедил Сварог. — Стахор, я, конечно, присутствовать не буду, не извращенец. Чуть-чуть времени у вас есть, если передумаете, попросите, чтобы позвали меня, только не затягивайте…

Он пошел к двери, слыша, как Одноглазый спокойно распоряжается:

— Укладывайте, ребятки. Руки ей подержи. Если начнет кусаться, палку в рот и завязки на затылке. Давайте.

Сварог отошел недалеко — скрывшись из виду тех, кто оставался в пыточной, он поднялся на пару ступенек, приложил скрещенные в запястьях руки к стене и прижался к ним лбом. Угрызения совести помалкивали по углам, потому что их заслоняли другие картины — лица, люди, города и деревни, все, что он видел, немало пошатавшись по своим королевствам.

Совсем рядом отчаянно вскрикнула Эгле, послышалась шумная возня, короткий треск рвущейся материи, насмешливый бас Одноглазого:

— Ну, как тебе на вид?.. Ты бы ослабилась, что ли, глядишь, глаже пройдет…

И отчаянный крик Стахора:

— Стойте, сволочи! Короля позовите!

На лестницу выскочил подмастерье-племянник. Сварог, приложив палец к губам, велел ему стоять смирно — и выждал примерно с полминуты, чтобы усугубить душевный раздрызг клиента. Потом вернулся в подвал. С одного взгляда оценил комбинацию из нескольких фигур на одеяле — в последний миг Стахор сломался, еще б секундочка, и пиши пропало…

— Я так понимаю, разговор по душам состоится? — спросил он спокойно.

— Уведите ее отсюда, — тусклым голосом ответил Стахор.

— Как скажете, — пожал плечами Сварог. — Только, если что, вернуть ее назад — минутное дело… Уведите ее. И сами все — за дверь. Кто вздумает подслушивать, останется без головы…

Когда они со Стахором остались наедине, Сварог, чуть поморщившись, отбросил носком сапога подальше разорванные женские трусики, взял за спинку неуклюжий корявый стул и поставил его в двух шагах от кресла Стахора. Уселся, закурил, стараясь, чтобы на лице не отразилась нешуточная радость, которую он сейчас испытывал оттого, что все обошлось. Сказал холодно:

— Ну, начинайте. С самого начала и подробнее.

Сидел, уставясь в пол, и слушал монотонный, лишенный эмоций голос Стахора.

Оказалось. Стахор, как человек умный, о своей ненависти к ларам и неприятии существующих порядков говорил не так уж и часто, всегда в компании старых приятелей по Академии или тех, кому доверял всецело. И особо они — этими беседами не увлекались, все были люди неглупые, прекрасно понимали: язык можно чесать сколько угодно, но от этого возможностей свергнуть правление ларов ни на каплю не прибавится.

И тут объявился Брашеро. К Стахору его привел герцог Орк, давным-давно принятый при дворе и в Горроте обвыкшийся, как у себя в замке, даже лучше, — он гораздо больше времени проводил на земле, чем наверху, все это прекрасно знали, да и он нисколечко не скрывал.

Разговор, правда, шел сглазу на глаз — вполне может быть, что Орку Брашеро доверяет не всецело, что весьма логично: герцог никогда не входил в тесный круг заговорщиков из Магистериума, уж, это наверняка, с некоторых пор, еще при Гаудине, его перемещения и круг общения отслеживались — насколько удавалось…

Не пытаясь ходить вокруг да около, Брашеро начал с самой сути: заявил, что ему прекрасно известно об умонастроениях короля и его ближайшего окружения. А потому именно в Горроте и решили искать приюта лары-заговорщики, настроенные против нынешней системы так же, как и Стахор, и всерьез намеренные ее поломать к чертовой матери, чтобы Империя рухнула и лары жили сами по себе, а земляне сами по себе, чтобы никто более не пытался из-за облаков управлять земной жизнью — а там, за облаками, следует провести решительны реформы, план коих давно разработан…

Судя по рассказам Литты, Брашеро без труда мог предстать чертовски убедительным и обаятельным. И Стахор купился. Поскольку предложение отвечало его потаенным заветным «чаяниям»… Для начала, сказал Брашеро, следует сделать Горрот местом, где лары уже не смогут подслушивать и подглядывать. И началась история с «верстовыми столбами». В детали, которые он сам считал мелкими, Стахор и не собирался вникать — он попросту издавал указы и отдавал повеления, выполняя план Брашеро.

В Акобар и парочку других портов прямо-таки вереницей потянулись грузовые корабли, как следовало из документов, все до одного принадлежавшие судовладельческому дому «Каурат и сыновья», располагавшемуся в Фиарнолле (прикидывая по количеству кораблей, заведение могучее и богатое). С них выгружали тщательно упакованные в ящики «верстовые столбы» и еще какую-то (как понял Сварог) необходимую аппаратуру, потом из нескольких складов развозили по всем границам. Устанавливали столбы ни о чем не подозревавшие подданные Стахора — но всякий раз после этого люди Брашеро что-то еще доделывали. Ну, явно устанавливали у основания каждого, старательно закапывая потом, какую-то аппаратуру, связывавшую столбы в единую сеть (ни о чем, напоминавшем бы рытье канав и подкладку проводов Стахор, не раз приезжавший взглянуть на работы, ни словечком не упоминал).

Справились. И вскоре Стахор на конкретных примерах убедился, что Брашеро нисколечко не соврал — лары и в самом деле словно оглохли и ослепли, надзирать за происходящим в Горроте более не могли, никакие их приборы в Горроте не действовали, а летательные аппараты попросту падали. В Канцелярии земных дел Стахор лишь недоуменно пожимал плечами в ответ на первые расспросы Диамер-Сонирила и твердил, что он не ученый, что его ученые полагают, будто все дело в каком-то неизвестном доселе природном феномене, но сам он ни о чем судить не берется по недостатку знаний. Впрочем, вскоре его перестали расспрашивать — видимо, поручив расследование восьмому департаменту. Каковой, что Сварогу и без того известно, ничегошеньки не добился.

Стахор приободрился и воспрянул, видя, что дела идут успешно и данные ему обещания сбываются. Еще до завершения работы со «столбами» часть дворца отгородили высокой стеной, и Брашеро устроил там нечто вроде штаба, откуда мог управлять всем. Туда опять-таки завезли массу громоздких ящиков. По завершении Стахор захотел осмотреть все. Брашеро ему нисколечко не препятствовал и согласился без малейшего промедления. Ясно, почему: как рассказал Стахор, он ничего не понял в увиденном — но, по его описаниям, это больше всего напоминало центр управления (Сварог подозревал, не только столбами).

Потом Брашеро через финансистов Стахора потратил немало денег, выплатив абсолютно все долги Горрота (там наверняка было настоящее золото, если никто из кредиторов не поднял паники).

Чуть позже попросил объявить запретной зоной некое местечко в горном хребте Каррер — использовав в качестве предлога якобы открытое там золото и устройство рудников. Несомненно, то самое «Горное гнездо», о котором поминала Литта, — но, в отличие от нее, Стахор знал точное место, которое и показал на карте Сварогу. Брашеро охотно, не дожидаясь расспросов, дал необходимые пояснения: он намерен разместить там устройства, парализующие еще кое-какую деятельность ларов, а заговорщикам лишь придающие силы. И разводил руками (надо полагать, с самым обаятельным и честным лицом): он бы и рад дать самые подробные объяснения, но его величество все равно ничего не поймет, увы… Прекрасно сознавая, что так оно и будет, Стахор вопросов задавать не стал — но, когда захотел осмотреть то место, был опять-таки немедленно туда допущен. Там огромные, непонятные ему механизмы выравнивали площадку в небольшом ущелье, копали котлованы, закладывали фундаменты — чего лары уже не могли видеть…

Корабли «Каурата и сыновей» шли прямо-таки нескончаемым потоком с новыми загадочными грузами. Стахор и Брашеро находились в превосходных отношениях. Эгле, впрочем, как-то рассказала мужу, что Брашеро пытался за ней ухаживать, но крайне галантно и деликатно и отвязался после первого же намека на то, что здесь ему ничего не светит. А посему Стахор не стал придавать этому никакого значения и выступать с упреками — многие пытались ухаживать за Эгле и в бытность ее наследной принцессой, и позже, когда она стала королевой; на фоне иных наглых прилипал, получавших от Стахора свое, Брашеро выглядел весьма порядочным человеком, которому хватило одного намека.

Со временем Стахор наладил за Брашеро и его людьми самое искусное наблюдение силами тайной полиции. Доверять своим новым друзьям он вполне доверял, но прекрасно отдавал себе отчет, что в политических союзах каждый участник всегда держит что-то в рукаве исключительно для себя, как шулер — козырные тузы. Стахор попросту хотел знать как можно больше (Сварог на его месте поступил бы точно так же).

Ничего интересного, правда, узнать не удавалось. До некоего момента… Один из лучших агентов, игравших роль приставленного к Брашеро лакея (сам Брашеро никаких слуг с собой не привозил, их предоставил гостям Стахор) ухитрился подсмотреть и подслушать интереснейшие вещи. Глубокой ночью в своем кабинете Брашеро разговаривал с сидевшими у него на столе тремя крохотными человечками, чьи голоса, вот удивительно, звучали так же громко, как голоса обычных людей. Речь шла об устройстве «новых укрытий», о доставках каких-то грузов. И в ходе разговора Брашеро заверил собеседников, что «этот коронованный придурок ни о чем не подозревает».

Последнее Стахору, как любому на его месте, не понравилось крайне, в ту же ночь он обсудил эти сведения с Эгле, которая тоже немного встревожилась («А в спальню к вам, голуби мои, наверняка с самого начала напихали микрофонов», — подумал Сварог, который на месте Брашеро так именно и поступил бы).

Стахор, разумеется, не стал, как умный человек, устраивать скандала с обличениями. Всего-навсего с простецким видом поведал Брашеро о том, что один из лакеев случайно подсмотрел беседу с крохотными человечками — вот только разговора не слышал, к сожалению…

Брашеро, не запираясь и не крутя, подробно рассказал о Токеранге и токеретах — но, разумеется, ни словечком не упомянул о характеристике, данной им Стахору. Все вроде бы было в порядке, но Стахор своему «другу» уже не верил. До него наконец-то стало доходить, что, собственно говоря, он не имеет никаких возможностей влиять и на идущую игру — большую, серьезную, кое в чем до сих пор непонятную. Что он предстал простачком, приютившим у себя в доме субъектов, оказавшихся не столь благородными, как виделось поначалу. Что от него в два счета можно избавиться, если возникнет такое желание. Что цели токеретов ему совершенно неизвестны. Спохватился, одним словом.

И решил на несколько дней отправиться с женой в один из загородных замков, пригласить туда кое-кого из друзей и обсудить создавшееся положение. До замка друзья доехать не успели — в первую же ночь на замок и напали те твари…

Сварог прикинул сроки: по всем выкладкам выходило, что нападение на королевскую чету было вызвано отнюдь не тем, что Стахор узнал о токеретах да еще признался жене, что перестает «приятелям» доверять. К тому времени Брашеро уже подготовил двойников, так что в любом случае кончилось бы точно так же — решено было, что от Стахора и Эгле пора избавляться…

Признаться, он не услышал ничего особенно нового или интересного — лишь некоторые детали, дополнявшие то, что ему и так известно. Одно оказалось крайне ценным: точное место, где располагалось «Горное гнездо». Неизвестно, сколько времени пришлось бы Сварогу потратить, прочесывая хребет Каррер Золотыми Шмелями (которых к тому же шайка Брашеро могла засечь, черт знает, чем они еще располагают). И вот эта-то информация оправдывала все предпринятые действия, все усилия, окупилось, выражаясь по-купечески…

— Ну что же, — сказал, глянув на часы. — Время позднее, у меня еще есть дела, так что на сегодня хватит. Завтра мы продолжим, расскажете о том, как спаслись, о господине Вингельте и его друзьях, которые меня крайне интересуют… Вопросы, просьбы?

Не глядя на него (и явно стараясь, чтобы голос не звучал просительно) Стахор произнес глухо:

— Если в вас осталось что-то человеческое, поместите меня вместе с женой.

— А завтра мы будем беседовать столь же откровенно и обстоятельно? — усмехнулся Сварог.

— Да.

— Ладно, — сказал Сварог. — Когда со мной по-человечески, и я не зверь…

Разумеется, он не стал признаваться, что и сам собирался поместить их на ночь в одну комнату: вреда от этого никакого, а вот польза кое-какая сыщется — комната уже оборудована микрофонами, авось его дежурящий до утра оперативник и услышит что-то интересное…

— Ну что же, — сказал он вставая. — Начало хорошее, будем надеяться, что и дальше все пойдет неплохо…

Глава IX ХОД ФЕРЗЕМ

Сообщение имперского наместника в Горроте заняло один листок изложенное, как у этих господ всегда водится, сухо и канцелярски. Вот только новости оказались отнюдь не рядовыми… Сегодня ночью король Стахор и королева Эгле были убиты в коридоре дворца, когда направлялись завтракать. Убийца, стрелявший из двух пистолетов типа «утиная лапа», был сгоряча прикончен разъяренными гвардейцами.

Пришедшее через полчаса донесение легального резидента восьмого департамента оказалось, как и следовало ожидать, более обширным, по крайней мере, там отыскались кое-какие подробности. Стрелявший, как очень быстро выяснилось, был племянником генерала гвардии, в свое время отправленного в отставку — судя по датам, уже двойником. После чего утратил прежнее положение гвардии и на прежнюю протекцию уж никак не мог надеяться. Дело житейское, иногда случалось и прежде, когда успешно, когда нет. Вот только Сварог не сомневался, что к прежним житейским делам это не имеет никакого отношения. Брашеро решил, что пора убрать этих — точнее, того, собственно говоря, уже и ненужного. Возможно, после исчезновения «супруги» этот типчик запаниковал, что-то не то сказал, не то сделал, а то и хотел, подобно Литте, рвануть куда-нибудь от греха подальше, набив карманы драгоценностями… У трусов, между прочим, чутье на опасность очень развито, мог и почуять что-то этакое еще загодя…

Остальное он читал бегло — ничего интересного: классические меры для такие случаев — усилена охрана дворца, в столицу введена парочка гвардейских полков, прошли кое-какие аресты, но не особенно широкие (судя по всему, Брашеро не намеревался раскручивать большой заговор, не имея в том необходимости). Ага, вот… Регентом, изволите ли видеть, назначен граф Картаниус — фигура, прежде не игравшая никакой роли в дворцовой жизни и влиянием не пользовавшаяся. То есть, надо полагать, еще одна марионетка Брашеро, вовсе уж ничтожная, которую и утопить не жалко. Все продумано: в ближайшие шесть лет королевством будет управлять тот бесцветный мышонок, то есть Брашеро. А больше им, вполне может оказаться, и не надо…

Засвиристел сигнал, и он включил экран. Канцлер выглядел абсолютно спокойным. Спросил только:

— Донесения читали?

— Только что, — сказал Сварог. — Значит, они решили, что посредники им больше ни к чему…

— А может быть, дело и не только в том.

— То есть?

— Возможно, решили наконец достать вас.

— Как это? — искренне не понял Сварог.

Канцлер вздохнул:

— Вы опять не удосужились заглянуть в иные основополагающие кодексы… Монархи Виглафского Ковенанта всегда в полном составе съезжаются на похороны собрата. А значит, придется ехать и вам. И я уверен: если поедете, оттуда не вернетесь. Уж эти искусники смогут что-нибудь придумать. В конце концов, на свете хватает обиженных гвардейских лейтенантов… Да и прецеденты бывали. Так что не вздумайте ехать. Если хотите, это приказ.

— И не вздумаю, — сказал Сварог серьезно.

— Вот и прекрасно. Срочно придумайте себе какую-нибудь болезнь. Не будем перегибать палку — какое-нибудь падение сноровистого коня, ушибы… Они, конечно, поймут, но это не трусость, а разумная предосторожность. В одиночку у вас там не будет никаких шансов. Поручите сановникам написать пышное соболезнование… А впрочем, где-то есть образец.

Когда экран погас, Сварогу пришло в голову, что ситуация, как ни крути, трагикомическая. В Горроте сейчас — прямо-таки перепроизводство коронованных особ. Одна королевская чета (ну, предположим, один король, но все-то полагают, что погибли оба) лежит в ожидании погребения. Другая пребывает под замком не так уж далеко отсюда… вот только взгляды у них, как оказалось, не вполне приемлемы для империи. В нынешних непростых условиях возвращать на трон людей, только и мечтающих, как бы свергнуть власть ларов, было бы непростительной политической ошибкой. Ну и, наконец, есть еще одна королева, которую никто не в силах отличить от настоящей.

А вот это уже простор для комбинаций. Скажем так: королеве буквально утром удалось ускользнуть от убийц. Потому что там не просто покушение одиночки, а заговор. Верные люди ее спрятали, она бежала за границу и оттуда будет отстаивать свои права. А уж герцог Лемар, прохвост этакий, сумеет доставить кучу ее весьма убедительных писем и посланий. А недовольные и в самом Горроте найдутся — ни о чем не подозревающие, зато разозленные потерей теплых мест и той «косовицей», которую устроил двойник. Если грамотно поработать в этом направлении…

Вспыхнул экран сбоку — меньших размеров, прямоугольный — это секретарь вызывал.

— Господин директор, в приемной — герцог Орк.

«Кто-кто?» — едва не переспросил Сварог от растерянности, но вовремя опомнился. Вот уж о ком давненько не было ни слуху ни духу, безвылазно засел в Горроте с некоторых пор. Интересно, что ему вдруг понадобилось, да еще в девятом столе?

— Проводите, — сказал Сварог.

И из врожденного пессимизма нажал зеленую клавишу на торце стола — когда имеешь дело с Орком даже в своем собственном кабинете, лишние предосторожности не помешают. Прошли те времена, когда мы были юны и полагались лишь на свой клинок, с пренебрежением отвергая любую помощь. А теперь — и прослушка организована должны образом, и охрана наготове… и вообще, нет никаких гарантий, что это настоящий Орк, а не очередная кукла Брашеро, явившаяся решить проблему самым радикальным образом, попросту воткнув в Сварога что-то острое. Впрочем, его сейчас моментально проверят на спектр… нет, все в порядке, горит зеленая лампочка, значит, это настоящий герцог.

Орк ничуть не изменился — правда, прошло не так уж много лет — по-прежнему веселый, белозубый, красивый хищной мужской красотой.

И на Сварога он смотрел без малейшей ненависти — какую просто обязан был таить в душе. Слишком много Сварог поломал планов, на которые надеялся сам Орк…

— Вот так встреча! — сказал Сварог, столь же дружелюбно улыбаясь и вставая. — Вот уж кого не ожидал видеть! Я слышал, вы прямо-таки поселились в Горроте…

— Интересные места, — пожал плечами Орк. — Скучать не приходится.

— Да, до меня краем уха что-то такое доходило… — сказал Сварог. — Уж тем более утренние события…

— Да, настоящая беда… — на лицо Орка на миг набежала тень. — Никто не застрахован от безумца с пистолетом… Они были красивая пара и хорошие люди, мне жаль…

Экран секретаря справа от Сварога вновь вспыхнул, но на сей раз в верхнем правом углу настойчиво пульсировал сигнал белой тревоги, а на экране вместо лица секретаря появилась надпись: «Господин директор, у герцога с собой работающий электронный прибор!» Сварог даже не успел ничего подумать. Он просто-напросто вспомнил о «хваталке». И нажал белую кнопку на торце. Дверь распахнулась в секунду, секретарь пропустил троих в сине-черной форме, сомкнувшихся вокруг Орка так, чтобы сцапать его в любую секунду и не дать выхватить меч.

Орк остался невозмутим. Огляделся вокруг и преспокойно осведомился:

— Ну, и что же все это означает, господа?

Секретарь отчеканил:

— Господин герцог, при вас находится работающий электронный прибор, что запрещено правилами учреждения. Прошу мне его немедленно выдать, не дожидаясь применения… — и он многозначительно уставился на троицу.

Орк и глазом не моргнул:

— С каких это пор лару запрещается посещать учреждения империи, имея при себе хотя бы десяток электронных приборов? Лорд Сварог, до меня доходили слухи, что вы стали записным бюрократом, но это уж чересчур. Странно вы принимаете посетителей, да вдобавок старых знакомых…

Сварог сказал любезно:

— С тех самых пор, как Канцлером введено особое положение для королевского дворца и некоторых других учреждений империи. Эдикт утвержден императрицей.

— Не слышал…

— Вы слишком долго задержались внизу, — сказал Сварог. — Хотите ознакомиться с документами?

— О, что вы, — небрежно отмахнулся Орк. — С каких это пор благородный лар не верит слову благородного лара? Коли вы так говорите, значит, все так и обстоит… Что у вас произошло такого чрезвычайного, пока я странствовал на земле?

— Долго рассказывать, — сказал Сварог. — Не отдадите ли то, что у вас при себе? Могу заверить, это совершенно законное требование: вы в одном из учреждений Кабинета императрицы…

— Не смею препятствовать… — Орк с обаятельной улыбкой извлек из кармана обыкновенные часы цветной эмали на короткой цепочке.

Сварогу показалось, что он успел нажать одну из кнопок — но никто ничего не успел сделать: драгоценная безделушка вдруг окуталась крохотным облачком дыма и тут же просыпалась на пол тучкой непонятных, крохотных, дымящихся деталей, следом упал корпус, на лету распадаясь на части. Взлетело еще одно облачко — и от крошечных обломков на полу не осталось ни следа. Орка уже схватили в шесть рук. Он нисколько не сопротивлялся, даже ухитрился пожать плечами:

— Совершенно недоработанный экземпляр, из меня скверный механик… Никогда они у меня не получались. Просто-напросто хотел показать вам игрушку собственной работы…

Секретарь взглядом спросил разрешения, придвинулся к столу Сварога и прошелся пальцами по клавиатуре своего экрана. Вспыхнула недлинная надпись: «По данным наших экспертов — примитивное поисковое устройство, нацеленное на спектр одного-единственного человека».

Кивнув, Сварог распорядился:

— Господа, все могут покинуть помещение. Мы с господином герцогом еще побеседуем.

Когда дверь за вышедшими закрылась, Орк улыбнулся вовсе уж безмятежно:

— Мне, право же, неловко, что я стал виновником такой паники…

— Да что вы, — в тон ему улыбнулся Сварог. — Не было никакой паники. Особое положение, знаете ли, указания идут сверху, а мы примерные служаки…

— Интересно, что же такое стряслось, что вы все так испугались? Ах, простите… Что вы начали принимать чрезвычайные меры?

— Спросите у Канцлера, — сказал Сварог. — Я лишь исполняю приказы и не во все посвящен…

— Великолепный бюрократ и чиновник из вас получился, лорд Сварог, за самое короткое время, — сказал Орк. — Раньше вы представали не в пример привлекательнее: дерзкий и пронырливый искатель удачи…

— Тяга к карьере пересилила, — сказал Сварог. — Как у многих. А и вы, насколько я знаю, так и остаетесь искателем приключения?

— Каждому свое, — сказал Орк. — Натура такая, уж не взыщите…

Он уже не сомневался, что Орк по поручению Брашеро искал Литту. Значит, они не уверены точно, что официальная версия соответствует правде. Это ее спектр, он отлично запомнил цифры…

— Каждому свое, — повторил Сварог медленно. — Вот только… Знаете, что самое опасное в иных приключениях? Когда они подходят к финалу, те, кто руководят, сплошь и рядом начинают прикидывать, кто понадобится и дальше, а кого следует ради вящего спокойствия отправить на тот свет. Это как с кладами в пиратских романах, доводилось читать? Главное — не отыскать клад, а благополучно унести ноги со своей долей или просто уцелеть…

Они долго смотрели друг другу в глаза, и улыбка Орка что-то на сей раз немного потускнела.

— Знали бы вы, через что я прошел, лорд Сварог, — сказал он негромко. — И знаете, как-то обходилось.

— Значит, вам везло, — сказал Сварог. — Или люди попадались не те.

— То же самое можно сказать и о некоторых других.

— А если силы других несравнимы?

— Как сказать, лорд Сварог, как сказать… — Орк поднялся. — Рад был засвидетельствовать вам свое почтение. Вынужден удалиться — дела…

— Подумайте, так ли вы нужны… кое-кому, — сказал Сварог.

— Обязательно.

Дверь закрылась за ним. Сварог жестко усмехнулся.

В конце концов, все было сказало едва ли не открытым текстом: в той теплой компании, что собралась в Горроте, Орк явно — лишний. Он просто-напросто не их поля ягодка, и господа ученые фанатики, ручаться можно, держат его для грязной работы, какую сами выполнять не умеют. А вот потом… Потом, когда придет время дележки клада (будем надеяться, что не придет), возможны хитрые повороты сюжета. Брашеро — не филантроп, и токереты — не филантропы, обернуться может по-разному. Особенно если вспомнить, какую неприязнь питают высоколобые из Магистериума к светским вертопрахам наподобие Орка…

Короткий вой сирены заставил его едва ли не подскочить в кресле. Он огляделся, ища источник — но он был где-то снаружи. А на столе у него мигала белая лампочка, относившаяся к строго определенному объекту. Секретарь распахнул дверь, но сказать ничего не успел — Сварог пронесся мимо него, крикнув:

— Группу на вылет!

…Четыре боевых браганта опустились так, чтобы окружить небольшое здание со всех сторон. Драккар ходил высоко, над кронами деревьев, ощетинясь стволами башенок. Едва аппараты коснулись лужайки, Сварог выпрыгнул первым и кинулся к двери. Следом, растянувшись шеренгой, неслись спецназовцы. Дверь распахнута, сбоку, у столика с пультом, в нелепой позе полулежит один из охранников: ноги на полу, верхней половиной туловища взгромоздился на стол и ладонью давит, давит клавишу тревоги.

Лестница, все двери по бокам распахнуты настежь. Еще один охранник лежит ничком, и его бластер отброшен далеко, а в руке зажат меч — так, будто он знал, что от противника можно отбиваться только мечом, а бластер бесполезен. И еще один — у комнаты, куда поместили Стахора и Эгле, — и там дверь распахнута, отсюда видно, что никого внутри нет…

Он уже понимал, что проиграл. И, остановившись, убрав оружие, громко сказал:

— Обыщите дом тщательно.

…Все случилось ближе к рассвету. Охранник в прихожей заверял, что система так и не подала сигнал о приближении какого-то бы то ни было летательного аппарата. И произошло все, да простит господин директор, как-то буднично. Дверь, (которую никто не держал на засове, к чему?) вдруг открылась, вошел самый обыкновенный человек, вытянул руку — и из руки у него метнулось нечто вроде синего шнура, с невероятной скоростью коснувшегося груди. И больше охранник ничего не помнил, нашел в себе силы доползти до пульта и поднять тревогу.

В коридоре, когда охранники пришли в себя и смогли давать показания, как выяснилось, произошло то же самое — выстрел уардов с трех из бластера в одного из нападавших, не причинивший ему никакого вреда, а когда охранник выхватил меч — его ударил тот же синий шнур, мгновенно погрузивший в беспамятство. Третий и повернуться не успел, как рухнул. Ночевавших палачей попросту обдали чем-то шипящим и морозным «из банки» — это не лары, и с ними оказалось проще всего…

Сварог ругал себя последними словами, отчего не выходило ни малейшего облегчения. Он уже не сомневался, что это Вингельт освободил пленников, больше просто некому. Одно оружие для ларов-охранников, другое для земных палачей. И, конечно же, летательный аппарат, как и тот, первый не замеченный системами слежения… Единственное утешение — кто мог предвидеть такую наглость? Но даже если никто ни в чем тебя не упрекнет, сам долго не найдешь себе места — вот они, в руках были сведения о Вингельте и, возможно, еще о многом интересном. Стахор сломался на Эгле, он и сегодня говорил бы подробно, отвечал на все вопросы… В руках были, черт возьми… Одно зыбкое утешение: Вингельт, похоже, никак с Брашеро не связан, иначе они, объединив усилия, давным-давно устроили бы такое, что мало не показалосьбы… это еще не мат, конечно, но ферзь могучим ударом пронесся по доске, сметя столь необходимые сейчас фигуры.

Пора взять себя в руки — нелегкий разговор с Канцлером предстоит. И не крикнешь ему прямо в лицо: «Вы сами их не могли найти которую тысячу лет, откуда я мог предвидеть?!» Как ни крути, а оказался крайним…

Глава X СЮРПРИЗ ИЗ СЮРПРИЗОВ

Сварог стоял у высокого фальшборта корвета, перекрывавшего вход в бухту. Сама бухта десятка в полтора югеров идеально подходила бы для военно-морской базы, если бы не узкий выход из нее: шириной не более сотни уардов. Чересчур много понадобилось бы рабочих и пороха, чтобы его расширять — тут повсюду скалистые берега, прочный камень на всю немаленькую глубину. К тому же имелись и более подходящие места, не требовавшие таких затрат. А вот в качестве плавучей тюрьмы она как нельзя более годилась, потому Оклар и загнал сюда жангаду. Все семнадцать плотов торчали посередине бухты, как горсть горошинок на огромном блюде. Мачты все до одной срублены под самый корень, паруса конфискованы, отобрано и большинство весел, на каждом плоту осталась лишь парочка, чтобы могла хоть как-то маневрировать, не сталкиваясь. Впрочем, они все на якорях…

— Как они себя ведут? — спросил Сварог, не оборачиваясь.

Гарн-капитан, командир корвета, навытяжку стоявший за его плечом, четко отрапортовал:

— Ни одного случая паники или попытки пробиться в океан. Они же не дураки, государь. Некоторое представление о пушках имеют. Ну, а по берегу мы не стали расставлять часовых — куда они денутся, им же на сушу ступить — как нож острый…

— Действительно, куда они денутся… — проворчал Сварог, опуская подзорную трубу. — Оружие конфисковали?

— Настоящее. Ножи для разделки рыбы и все такое прочее оставили — они же здесь рыбу ловят…

— Ну, что же, — сказал Сварог. — Приказ простой: выход в море накрепко заблокировать бонами и сетями. Кроме вашего корвета, поставьте в проливе еще парочку шлюпов, этого вполне хватит. Шлюпки на воду.

Заскрипели тали, три баркаса начали спускаться, пока не коснулись воды, подняв ореол брызг. Моряки проворно вывалили за борт «адмиральский трап» (его деревянные ступеньки глухо простучали по борту). Сварог стал спускаться первым в баркас, за кормой которого уже реял королевский вымпел, — он, освоившись с морскими порядками, шагал лицом вперед, придерживаясь за канаты. Трое медиков в длинных мантиях Сословия Чаши и Ланцета спускались далеко не так ловко, спиной вперед (так что моряки на борту наверняка посмеивались в кулак). Друг друга они не знали, а потому и понятия не имели, что среди троицы замешался доктор, прихваченный Сварогом сверху. В остальные баркасы проворно спускались, да что там, слетали, едва касаясь ногами ступенек, моряки под командой парочки офицеров.

— Вон тот плот, — сказал Сварог рулевому.

Молодой лейтенант, командир баркаса (у любого военно-морского суденышка, пусть самого крохотного, непременно должен иметься командир), громко отдал команду, и весла ударили по воде. Плота достигли быстро.

В плетеном из прутьев борту уже распахнута калитка, и возле нее прогуливается моряк с мушкетом на плече — бдительно-грозно поглядывая на кучку Морских Бродяг, оттесненных к противоположному борту. Кое-какие физиономии оказались Сварогу смутно памятны — и уж ни за что он не забыл старосту жангады, стоявшего, как обычно, в первом ряду, но с видом невеселым, и, конечно, без оружия на поясе.

Именно к нему Сварог и направился, остановившись в двух шагах, тяжело усмехнулся и сказал:

— Помнится мне, староста, кто-то не так уж и давно говорил, что утопленники не возвращаются…

Староста старательно пытался сохранить на лице если не гордость то невозмутимость… Сказал бесстрастно:

— Мало ли на свете морского волшебства…

— Да какое там волшебство, — сказал Сварог. — Некоторые умеют дышать под водой, вот и все…

— А можно ли осведомиться, как ваше настоящее имечко?

— Никаких секретов, — сказал Сварог. — Король Сварог Барг, и прочая, прочая… Доводилось слышать?

— Доводилось, — ответил староста. — Сразу повесите или мучить будете? Характер у вас, говорят, не голубиный…

— Ну что ж вы так уныло, староста, — усмехнулся Сварог. — Вы же, насколько помню, меня не мучили. В жертву приносили — это было, что уж там… Вот кстати: это у всех жангад такой обычай, или вы единственные?

— Только мы, — сказал староста словно бы даже с некоторой гордостью. — Только мы — Хранители Места и Обряда.

Он не врал. Сварог сказал с некоторым облегчением:

— Вот и прекрасно. Не придется за остальными гоняться. Видите ли, староста, мне категорически не по нраву, что по морям плавают люди, приносящие человеческие жертвоприношения, причем, подозреваю, достаточно регулярно…

— Мы не ваши подданные, государь, — сказал староста, — и никогда вашими подданными не были.

— А какая разница? — пожал плечами Сварог. — Если уж на земле это преследуется, то и на воде должно безусловно подлежать… — он покосился на знакомую хижину. — Пусть выйдет Латойя. Живо!

Староста, повернув голову, громко позвал — и из хижины появилась Латойя, почти не изменившаяся, светловолосая и синеглазая, в коротком платье из рыбьей кожи, разве что чуточку располневшая после родов, но это ей шло. На Сварога она смотрела с большим страхом, чем староста и обеими руками прижимала к груди невеликий сверток из той же рыбьей кожи. Подойдя к ней вплотную, Сварог тихо спросил:

— Мой?

Она кивнула. И не врала.

— Кто?

— Сын, — ответила она тихонько.

Сварог протянул руки:

— Дай-ка. Посмотреть, дура, не съем ведь…

После заметных колебаний она все же отняла сверток от груди. Держа его неуклюже (ввиду отсутствия всякого опыта), Сварог откинул уголок одеяльца, присмотрелся. Почему-то он не испытывал ровным счетом никаких чувств, даже не знал, какие именно чувства полагается сейчас испытывать. Смотрел на крохотное личико с закрытыми глазами и сопящим курносым носиком, пытаясь пробудить в себе что-то — а что и сам не знал. Как-то не пробуждалось. Просто крохотное курносое личико, почмокивавшее губами. Возможно, все дело в обстоятельствах зачатия и появления на свет той крохи… Не самые веселые впечатления с ним связаны, и сказать, что Сварог его ждал, никак нельзя. Возможно, когда ждешь, все бывает совершенно иначе — но откуда ему взять такой опыт?

В голове у него вновь и вновь звучал голос Лесной Девы: «Берегись своей крови!». Очень многие, и старуха Грельфи, которой Сварог безоговорочно доверял, считали, что подобные предсказания, сделанные человеку, касались его собственных детей, не обязательно всех, кого-то одного. И что прикажете делать, если это правда? Сделать пару шагов, чтобы оказаться над водой, и разжать руки? Навечно определить в какую-нибудь уединенную башню?

Во-первых, нет никаких доказательств, что эта кроха и есть Гремилькар. Нельзя же убивать всех подряд своих отпрысков, получится вовсе уж гнусно. Во-вторых, он помнил кое-какие сказки: немало королей, султанов и падишахов, оказавшись в его положении, именно что либо поручали убить опасного наследника, либо навечно заточить в башню. Но как-то так получалось, что убийцы своей работы не выполняли, а башню наследник в конце концов ухитрялся покинуть. Одним словом — от судьбы не уйдешь… Да и времени впереди достаточно. К тому же эта кроха — тот самый лар, которого просто полагается усыновить с «урезанным» гербом, и, коли уж Сварогу стало о нем известно…

— Сколько ему? — спросил он все также таращившуюся с опаской Латойю.

— Четыре месяца, — отозвалась она тихо. — Уже ползать пытается…

Сварог думал. Конечно, под строгий присмотр врачей, в том числе и своего — кто знает, какая тут у них антисанитария на плоту и какой процент детской смертности. Потом надо будет забрать — интересно, когда они перестают кормить грудью? Ну, а дальше — по заведенному порядку. Можно взять с ним и мать, а можно и не брать — тут уж целиком и полностью на усмотрение благородного лара, так в кодексах и написано…

Вернув сверток — малыш за это время так и не проснулся, — Сварог взял старосту за меховую оторочку одежды, отвел подальше и сказал негромко, веско:

— Слушай внимательно, повторять не буду. Тебя никто не тронет, никого из вас. Но и отпускать вас в океан я не собираюсь. И из-за вашей милой привычки приносить людей в жертву, и… — он покосился на застывшую у хижины Латойю. — Быть вам здесь долго, это не суша, так что не помрете. При матери и ребенке будут неотлучно находиться мои врачи и охрана. Все понял? И не строй ты такой похоронной физиономии, ничего бы и не случилось, не будь у вас милого обычая приносить людей в жертву… Если будут какие-то детали, обговорим потом… а собственно, тебе достаточно обратиться к начальнику охраны, — он усмехнулся. — Похож я на зверя, староста? Или на злопамятного сатрапа?

— Еще неизвестно, что хуже, — тихо, едва слышно произнес староста. — Люди будут тосковать…

— А уж как тосковали те, кого вы связанными сбрасывали в воду… — жестко усмехнулся Сварог.

— Это что же, моя дочь — мать настоящего лара?

— Вот именно, — сказал Сварог. — Может, потому ты еще и жив, а все остальные не отправились прямиком на какую-нибудь каторгу…

— Это ничем не лучше каторги, — староста показал рукой вокруг.

— Сам виноват, — сказал Сварог, глядя ему в глаза. — Ребенка беречь как зеницу ока. Потом, может быть, и придумаем, как с вами поступить, чтобы от тоски не перемерли…

Собственно говоря, он уже знал, как поступить. Когда ребенка заберут, всю эту шайку, коли уж они не могут без моря, можно отпустить назад в океан, настрого предупредив, что за первую же попытку человеческого жертвоприношения ответят головой, все поголовно, кроме женщин и детей. Если люди умные, до них дойдет. Ну, а на плоты легко напихать постоянно действующих датчиков, или вообще повесить над ними высоко в небе орбитал. Такие вот этнографические заботы. Ну, а поскольку староста должен знать много интересного о море, с ним пару месяцев поработают соответствующие спецы, и земные, и небесные. Не столь уж трудной оказалась задача, вполне решаемая… Не перемрут, в конце концов, вокруг море разливанное воды…

— Я надеюсь, ты меня хорошо понял, староста, — сказал он холодно. — И запомни еще, что у меня есть привычка всегда выполнять свои обещания…

Еще раз глянув на сверток в руках у Латойи — и вновь при том не испытав никаких чувств, — он отвернулся и спрыгнул в баркас.

Врачи и охрана (коих предстояло регулярно менять), конечно же, остались на борту. Сидя спиной к плоту, Сварог на него так ни разу и не обернулся — зачем? Все, что можно предвидеть, сделано. Да, нужно еще по рекомендации Грельфи отыскать колдунью потолковее и отправить сюда, чтобы присматривала со своей стороны. Мало сейчас осталось справных колдуний (полное впечатление, что в последние годы на них и на магов напал натуральный мор, и никто не может доискаться концов), но парочка-то у Грельфи найдется…

Весла погружались в воду аккуратно, без плеска и брызг. Глядя на приближавшийся корвет, Сварог почувствовал знаковую вибрацию в правом кармане камзола. Сунул туда руку, вытащил вторую «флейту Пана» — на этот раз из четырех трубок, служившую для связи с мэтром Анрахом.

Одна из них, крайняя справа, светилась ровным зеленым огнем. Впервые на памяти Сварога эта штука ожила — причем не подавала тревоги, что, быть может, еще удивительнее.

Просто-напросто в Хелльстаде происходило нечто не понятное его верным помощникам…

…Сварог поднял летающую лодку повыше, чтобы осмотреть огромное пожарище с высоты. Хелльстадское Приморье, как его называли в обиходе, пылало: огонь надвигался сплошной стеной, лиг несколько в длину, пламя неслось по кронам, наплывало колышущейся стеной, выбрасывая рыжие языки, как пучок спичек, вспыхивал кустарник, охваченные огнем деревья рушились…

Внизу, по равнине, по редколесью, опрометью неслось обычное зверье, сбившись в кучи, где перемешались хищники и травоядные, охваченные бешеной паникой. Справа, далеко на горизонте, виднелись белоснежная вершина Гун-Деми-Тенгри и темные скальные откосы. Несколько туманных полос пронеслись вниз, стелясь над высокой травой. Это быстрее всех спасались гармы. Черт, вот и глорх, не в силах быстро уползти от надвигавшегося со скоростью несущегося галопом всадника лесного пожара, оказался в огненном аду, извивался, бился, порой вздымая голову выше верхушек пылающих деревьев.

Самая скучная и ничем не примечательная часть Хелльстада — где такого никогда не происходило. Во всем Хелльстаде никогда такого не происходило — погодой, как и многим, управлял покойный король, никогда не допускавший, как только что прокричал на ухо мэтр Лагефель, подобных безобразий…

Впрочем, нынешний король, принявший наследство предшественника, тоже был не лыком шит… Поправив митру, Сварог послал нужный сигнал на компьютер Вентордерана — и вскоре срочно принятые меры дали о себе знать…

Над пожарищем, до самого горизонта, откуда оно прокатилось, до морского побережья стали сгущаться тучи — черные, непроницаемые напоминавшие исполинскую полосу абсолютного мрака. Кое-где сверкнули вспышки молний — и из низких туч пролился ливень, густые, как плотно связанная метла, струи обрушились на пожарище на всем его протяжении, что Сварог прекрасно мог разглядеть, подняв лодку на лигу. Должно быть, так и выглядел Всемирный потоп — стена ливня, хлещущая по земле так, что иные деревья вырывало с корнем. Очень быстро пожар погас, лишь редкие, вовсе уж тоненькие струйки дыма поднимались меж поваленными деревьями, но и они вскоре погасли, задавленные тугой массой воды. Приподнявшись еще чуть-чуть повыше — тучи висели совсем низко, — Сварог на полной скорости пронесся до морского берега, время от времени создавая в тучах просветы, чтобы разглядеть землю. Везде одно и то же — пожар погас, задавленный, как попавшая под каменную плиту черепаха. И никогда, ни в одном месте он не ощутил ни капли магии — ну правильно, откуда ей взяться?

Остановил лодку над берегом. Требовательно спросил:

— Мяус?

Министр полиции, сидевший на дне лодки, меж скамейками мэтров, приподнялся на задние лапы, высунул голову наружу и показал лапой:

— По данным наблюдателей, примерно в сорока местах из-под воды взлетели продолговатые предметы размером не более половины уарда длиной, и когда они упали в прибрежный лес, повсюду возникли очаги пламени…

«Ну, конечно, ребус не для разгадки», — сердито подумал Сварог. Подлодки токеретов подошли к побережью и дали залп чем-то зажигательным, чертовски эффективным, вроде напалма. Другого объяснения просто нет, любые устройства ларов, как обычно, не сработали бы. Но зачем? Всего-навсего спалили лес на площади в сотню югеров, да погибло некоторое количество животных… это что, ненавязчивое напоминание о своем существовании или попытка проверить Хелльстад на прочность? Может быть, все сразу…

— Мяус, — сказал Сварог. — Почему их не сбивали?

— Подобное случилось впервые в жизни, и приказов не было, — прилежно отрапортовал Мяус. — Наблюдение за всей территорией Хелльстада велось испокон веков, еще до меня, но никогда не было приказа сбивать летящие в нашем пространстве объекты… потому что никогда не бывало таких.

Сварог легко подавил желание ухватить министра за хвост и выкинуть из лодки — очень уж полезен был да и рассуждал в соответствии с безукоризненной логикой робота. Черт, чтобы такое придумать, чтобы предусмотреть отдать роботам соответствующий приказ?

— Мяус, — сказал Сварог, — насколько технически сложно сбивать такие объекты?

— Ничуть, государь, — откликнулся Мяус моментально. — Всего-навсего изменить программу и наладить патрулирование тех же Золотых Филинов, замкнув их на пост наблюдения. Все, что появился в нашем пространстве, будет немедленно сбито… я должен понимать так, что госпожи Яны, то и дело появляющейся в нашем воздушном пространстве, данный приказ не касается?

— Ни в коем случае не касается, — сказал Сварог. — Организовать надежное патрулирование, все предметы, прилетающие в наше воздушное пространство, немедленно сбивать… впрочем, какую-то часть из них, прежде не попадавшихся, следует захватывать для изучения. Это возможно?

— Конечно. Захватить коконом из силового поля и увести в лаборатории Велордерана… Разрешите уточняющий вопрос: если появятся не предметы, а люди, как с ними поступать?

Сварог на миг задумался. Никто, кроме Яны, не мог пока что преодолеть защитные барьеры Хелльстада и преспокойно опуститься, где ей угодно. Нужно сформулировать все предельно точно, иначе этот механический идиот…

— Ставлю задачу, — сказал он, подбирая каждое слово. — Госпожу Яну пропускать беспрепятственно. Всех остальных людей — разумеется, кроме меня — захватывать и доставлять в лабораторию. Все предметы сбивать, но захватывать образцы из тех, что прежде не попадались. Когда мы прилетим, я дополню это еще одной программой…

Ему пришло в голову, что токереты, коли уж начали мелкие пакости, могут и высунуться наружу через тот самый таинственный ход, который пока что так и не нашли. Поэтому программу следует дополнить: взять под контроль и сверхнизкие высоты, те, на которых, он помнил, летали вертолеты токеретов, но в случае появления не захватывать, а отслеживать. Точно так же и землю на значительном удалении от того места, где под землей расположился Токеранг, следует подвергнуть вдумчивому наблюдению. Вдруг да получится из этого какая-то польза? В конце концов, Фаларен никогда не интересовался токеретами и никогда их не ловил — равным образом и они за пять тысяч лет успели привыкнуть: в Хелльстаде их не ловят и не охотятся на них. Инерция мышления, знаете ли… Может однажды и подвести.

— Прикажете повернуть лодку в Вентордеран? — осведомился мэтр Лагефель.

— В Велордеран, — распорядился Сварог.

Именно туда должен был в первую очередь вернуться Элкон после своей загадочной миссии в Горроте — сам говорил, что ему понадобятся тамошние компьютеры.

Вернулся, целый и невредимый. Вот только обнаружил его Сварог не в компьютерных залах, а на той самой плоской крыше дворца, где когда-то устраивались танцы, а потом загорала Яна (после некоторых внутренних колебаний все же отправленная Сварогом в Келл Инир). Юный граф, правда, не загорал, а издали видно, занят делом: установил на подставочке тот стерженек с разноцветными линзами, что Сварог уже видел, направил его в зенит, три линзы установил в строгом прядке, одну над другой, остальные расположил в беспорядке полнейшем, так, что торчали в разные стороны. То и дело сверяясь со старой потрепанной книгой, осторожно обкладывал тот свой стерженек с выпуклыми линзами в широкой темной оправе, кубиками темного стекла в серебряной оправе (соединяя иные линзы и стеклянные кубики посредством хитрых пазов), одним словом, собирал какую-то непонятную Сварогу конструкцию. Сварог присел подальше, на край парапета, достал сигареты и молчал, чтобы не мешать ученым занятиям Элкона, от которых сплошь и рядом получалась нешуточная польза.

Наконец конструкция (линзы и кубики в оправе, гроздья прозрачных шариков, нанизанных, как шашлык, на золотые палочки и прочие оптические непонятности), судя по всему, была полностью готова. Элкон еще раз заглянул в книгу, звонко ее захлопнул (отчего взвилось небольшое облачко пыли), встал, потянулся с видом довольного собой человека. Правда, лицо у него оказалось достаточно странное: как у человека, которому показали завещание на громадную сумму и обширные поместья, но человек опасается, что оно фальшивое…

Тут он заметил Сварога — но недовольства не выразил — наоборот, широко улыбнулся:

— Командир, в Горроте все прекрасно получилось. Не зря «Трактат о замысловатой оптике» так усердно запрещали и жгли. Просто счастье, что Яношу попался полный набор… Если и здесь получится…

— И что будет? — спросил Сварог.

— Во-первых, разгадка кое-каких странностей, — сказал Элкон, не сводя глаз со своего сооружения. — А во-вторых, мы с вами обходным путем проникнем в очередную государственную тайну.

— Откровенно говоря, не люблю я государственных тайн, — проворчал Сварог. — Иногда от них такие хлопоты и неприятности…

— Я тоже с некоторых пор стал склоняться к этой точке зрения, — сказал Элкон. — Но вот тайна, если и здесь удастся, поможет в первую очередь нам…

— Ну, тогда давайте побыстрее, — сказал Сварог, испытывая скорее нетерпение, чем любопытство. — Вертите, что там следует…

Присев на корточки, Элкон осторожно вставил в верхнюю грань одного из кубиков прозрачный зеленый стержень с карандаш величиной — до его золотистой грибообразной шляпки! Какое-то время ничего не происходило, потом и стеклышки на стержне, и кубики, и линзы, и гроздья шариков — решительно все налилось изумрудно-зеленым сиянием цвета сочной молодой травы. Да так и осталось таким.

Элкон плюхнулся прямо на камень площадки, свесил руки меж колен, уставился в небеса с самой блаженной улыбкой, какой у проигравших не бывает. Одним прыжком оказавшись рядом с ним, держась чуть в сторонке, чтобы ненароком не нарушить эту хрупкую машинерию, Сварог шепотом спросил:

— Что?

— Полное подтверждение гипотезы, — сказал Элкон, прямо-таки зачарованно таращась в облака. — Научного объяснения вы все равно не поймете, командир, да его еще и нужно обсчитать, завершить, оформить по всем правилам… главное. Ни в Хелльстаде, ни в Горроте нет апейрона. Понимаете? Нет. Вообще. И Хелльстад, и Горрот — уникальный пример на планете — каким-то образом экранированы от потока апейрона. Хелльстад — в результате каких-то трудов Фаларена, которые мы уже никогда не узнаем, — я не отыскал в здешних компьютерах ни следа. Горрот — несомненно, трудами Брашеро и его команды. А практическое значение… Ни здесь, ни там не действуют техника и магия ларов, потому что они основаны на апейроне… как бы проще…

— Да как дикарю, — сказал Сварог. — Я тут и в самом деле дикарь.

— Апейрон неотъемлемой составной частью присутствует во всяком изделии ларов — от летающего замка и установок Магистериума до простенького женского украшения. Как кислород в воздухе. Как соль в супе. Как сталь в мече, как золотая нить в дорогой ткани… Как, наконец, красные кровяные шарики в крови. В Хелльстаде и Горроте он просто уничтожается без остатка, весь. Всех деталей процесса я еще и сам не понял, нужно будет поработать с компьютерами. Но суть ясна. Именно поэтому оружие ларов бессильно и здесь, и в Горроте. Именно поэтому падают замки, отказывает оружие и не действует магия… кроме древней, доштормовой, которой, как мне теперь совершено ясно, владеет Яна, быть может, единственная… Потому что «хелльстадская магия», как теперь опять-таки совершенно ясно, это и не магия вовсе — какие-то технологии, то ли неоткрытые нами пока, то ли забытые. Земное оружие на здешних обитателей действует, а вот с заклинаниями хуже — они, видимо, тоже основаны на том, что родилось после Шторма… Вы неуязвимы, командир… — он убрал с лица улыбку. — И те, что в Горроте, тоже. А вот хелльстадское оружие на Горрот действует, потому что построено по иным принципам, — Экон посерьезнел. — Теоретически рассуждая, их оружие тоже способно воздействовать на нас.

— А где тут место токеретам? — быстро спросил Сварог.

— Пока не знаю, — честно признался Элкон. — Там у меня, сами понимаете, пока что не было возможности вести эксперименты… и образцов их техники у меня нет.

Кое-что действует, подумал Сварог. Взять те же самые зажигательные ракеты, которые они только что обрушили на Приморье. Нужно срочно проверить: могут ли наши энергетические поля помешать взрыву ядерной бомбы, если они решат перейти от мелких пакостей к крупным и, не особенно и терзаясь угрызениями совести, шарахнут из-под земли боеголовку в сколько-то килотонн. Мне от этого вреда не будет, и Элкону тоже — а вот Хелльстад может выгореть дотла, и останемся мы, Высокие Господа Небес, посреди радиоактивной пустыни…

— Элкон, — сказал Сварог, — я не думаю, что вы ошибаетесь. До сих пор вы не ошибались никогда. Предположим, все так и обстоит. Вы понимаете, обладателями какой тайны мы оказались?

Теперь понятно, почему Рагнарок безнаказанно прошел в Горрот, выпустил пару ракет и вернулся, — он построен в незапамятные времена, когда поток апейрона откуда-то из центра Галактики еще не накрыл Солнечную систему. Теперь многое, очень многое понятно. Но не найдется ли у ларов в запаснике чего-то, изготовленного без применения апейрона? Давным-давно забытого, но сохранившегося в рабочих чертежах? С одной стороны, и с Горротом можно будет разобраться, с другой — Хелльстад полностью потеряет неуязвимость, и у Сварога не останется никаких козырей?

— Понимаю, — сказал Элкон. — Можете быть спокойны, командир — дальше меня и вас эта тайна не уйдет. Пока сами не распорядитесь.

Сварог шагнул к нему так, что они стояли лицом к лицу.

— Молчите, Элкон, — сказал он. — Перед всем и каждым.

— Есть, командир, — парень выпрямился по стойке «смирно».

Уж в нем-то Сварог мог быть уверен. А значит, открывается простор для новых комбинаций… и гаданий касаемо Токеранга. Но если он ошибся и там, наверху, нет ничего «безапейронного», если Брашеро унес свои секреты с собой в Горрот и никто не может их повторить… С одной стороны, задача усложняется, с другой — упрощается. Технологии против технологий. Инфразвук, например, на экипажи токеретских подлодок подействовал смертельно… но было бы то же самое с торпедами Оклера? Черт, а ведь завтра состоится… Ну что ж, день-другой вряд ли играют роль…

— Отправляйтесь в компьютерную, Элкон, — сказал Сварог. — Когда закончите со своим, у меня будет еще парочка собственных заданий. Да и мне нужно кое-что продумать и рассчитать, не откладывая. Есть планы…

Глава XI ЦВЕТ ПОДВЕНЕЧНЫЙ, ЗОЛОТОЙ

Свадьба вообще дело хлопотное. А уж королевская — тем более. Хорошо еще, что происходила она в столь специфическом месте, как Хелльстад, так что Сварог оказался избавлен от кучи дурацких ритуалов.

Нельзя сказать, что сам он был изможден и измучен трудами праведными. Церемонию ему старательно разработали два больших знатока этого ремесла, взятые из двух земных королевств. Стол и винный погреб обеспечивали Золотые Болваны Велордерана, и делали это, как он убедился, с большим знанием дела. А разные мелочи твердой рукой взвалил на себя принц Элвар, заявивший, что он раз сто был посаженным отцом на свадьбах и справится прекрасно. И с громадным красно-желтым бантом на левом плече, знаком своей высокой должности на этом торжестве, стоял со Сварогом у нижней ступеньки роскошной лестницы, где они оба должны были встречать гостей и перекинуться с каждым парой словечек — скупо, чтобы не задерживать остальных. Мажордом тоже был здешний: высоченный золотой истукан с лицом, исполненным в виде физиономии щекастого усача, якобы выпивохи и весельчака. И выглядел крайне внушительно, когда с прибытием очередной летающей лодки ударял высоченным жезлом в специально для этой цели положенную тут же мраморную плиту и гаркал титул и имя гостя чуть ли не на весь прилегающий парк.

Вот именно, гости… Порой Сварог удивлялся про себя, не показывая чувств.

К его некоторому удивлению, Канцлер приглашение принял и явился с супругой, крайне величественной дамой с таким выражением лица, словно она то и дело собиралась спросить у Сварога: «А не рано ли вам сочетаться браком, молодые люди?» К еще большему его удивлению, принц Диамер-Сонирил тоже явился, но его супруга оказалась полной противоположностью мужу — низенькой и полненькой хохотушкой с седыми кудрями (понаблюдав за ней немного, Сварог стал подозревать, кто именно кого на себе женил).

Если канцлер порой, неосознанно для себя, ступал так, словно шагал по тонкому льду, Диамер-Сонирил шествовал с обычной чопорностью, а его жена и вовсе озиралась с несказанным любопытством.

Подружки невесты, как и полагается, прибыли едва ли не раньше всех: Канилла, конечно, с Родриком, Аурика в одиночестве, а вот Томи объявилась рука об руку с Леверлином, с которым могла познакомиться только в Латеранском замке. Впрочем, все они, как и полагалось, тут же оставили своих кавалеров и исчезли в тех загадочных помещениях дворца, где одевали невесту. Туда же без малейшей сословной розни проследовали супруга Диамер-Сонирила и привезенная принцем Элваром с собой гостья: симпатичная темноглазая вдовушка (судя не по ленте на плече, а обшитому белой лентой чепчику, овдовевшая достаточно давно), одетая со всей возможной для каталаунской жительницы пышностью, поначалу откровенно робевшая, но потом чуточку успокоившаяся.

Дальше шли опять-таки по статусу: сначала Элкон со своей ронерской маркизой, потом четверо юных сподвижников Сварога с подругами, наперечет юными и незнакомыми лариссами. За ними — маркиз Оклер с женой (попутно Элвар просветил Сварога еще об одной условности: все приглашенные имеют право явиться с детьми, но только если те совершеннолетние, а также неженатые либо незамужние).

После ларов настал черед земных монархов: очаровательная Лавиния Лоранская (в одиночестве), Мара (тоже одна) и его величество Бони Первый (с белокурой, довольно симпатичной, но явно не особенно благонравной девицей). Поскольку согласно стародавнему обычаю на свадьбу должны съезжать все без исключения короли, Сварог, к своему сожалению, не увидел своего доброго знакомого короля Шагана (опасно занедужившего), зато получил сомнительное удовольствие лицезреть двух мозгляков из Вольных Маноров (которых надеялся больше никогда в жизни не увидеть); король Тейл из Шотерна с женой и дочерью, да король Виррел из Корта с женой (папенька Лавинии). И только после этих двух, ему абсолютно неинтересных и ничем непримечательных, по лестнице стали подниматься те, кого он с охотой пропустил бы вперед: Шег Шедарис с Теткой Чари, Паколет, стараниями Бони не только барон, но еще граф и маркиз (правда, сопровождавшую его девицу они с Бони, такое впечатление, выбирали в одной лавке). Маргилена с мужем, Арталетта, Старая Матушка, Интагар с женой и двумя дочерьми, вдовец Баглю с двумя статными усатыми сыновьями, адмирал Амонд с женой, герцог Раган с женой и дочерью, молодой герцог Брейсингем и князь Гарайла (оба в одиночестве, причем если герцога это откровенно печалило, Гарайла, наоборот, чувствовал себя прекрасно). Граф Гаржак, один, как перст, герцог Лемар с очаровательной девицей, выглядевшей вполне совершеннолетней (но Сварог подозревал, что годочков ей на пару меньше). Ну, что поделать, полезный для государства человек, заслужил приглашения…

Замыкали шествие старуха Грельфи, мэтр Анрах и мэтр Лагефель (последний, откровенно говоря, был Сварогу, в общем, безразличен и зван только потому, что неудобно как-то его не позвать, если он столько лет живет и работает в замке). С превеликой охотой Сварог пригласил бы и капитана Зо с боцманом Блаем, но это оказалось никак невозможно сделать из-за присутствия Баглю, у которого с капитаном давняя кровная вражда. Патриархальные гланские нравы таковы, что Баглю мог и на торжественной церемонии за палаш схватиться… В Глане на любом пиршестве или торжестве бдительно следят, чтобы за одним столом не оказались кровники, для того есть специальные старики, помнящие все недоразумения меж родами и кланами за последние сто лет…

«Ну вот, кажется, и все», — подумал Сварог, когда торжественное шествие закончилось и гости оказались в огромном зале в синих тонах, щедро убранном цветочными гирляндами и вензелями новобрачных из белых лилий — здесь им предстояло провести какое-то время в светской болтовне, пока слуги обносят их вином и мороженым. Кажется, все. Дядюшка Элвар почти что трезв, отец Грук, в новехонькой рясе, с искусной работы крестом Единого на груди, заточен в одну из комнат под присмотром двух каталаунцев, которым крепко-накрепко наказано не пропускать в комнату и наперстка. Карах ожидает на своем месте, где и положено первому министру королевства, в драгоценной мантии и с целой гирляндой положенных ему по должности орденов на шее (конечно, уменьшенных под его рост). На пиршественном столе перед прибором каждого гостя уже лежит «подарок от новобрачных» — массивная золотая ложка весом не менее трех паундов (один паунд — не менее 125 г), с гербами жениха и невесты и полудюжиной брильянтов.

Церемония ожидалась не такая уж долгая и затейливая, но Сварог все равно откровенно маялся из-за того, что выставлен на всеобщее обозрение, хотя почти все до единого собравшиеся — люди свои, если не друзья, то надежные сподвижники или, по крайней мере, доброжелательно к нему расположенные сановники империи. Не считая, конечно, Лавинии (пару раз награждавшей его ангельской улыбкой) и двух абсолютно ему ненужных корольков с их унылыми супругами. Но тут уж никуда не денешься — этикет. Гораздо противнее было бы видеть здесь поддельного Стахора…

Он посмотрел на часы и шепнул Элвару:

— Давно ей пора быть…

— Ну что вы хотите, мой венценосный кузен? — хмыкнул принц. — Опоздание невесты при одевании — это прямо-таки ритуал, тут уж терпеть приходится. Пройдитесь пока меж гостями, словцом перекиньтесь, жениху это тоже положено… Пить не вздумайте, пока не сядете за стол, жениху не полагается ни глотка, — он шумно вздохнул и уныло добавил: — И мне тоже, вот незадача…

И незаметно для окружающих, но чувствительно подтолкнул Сварога кулаком в поясницу. Подавив вздох, Сварог начал обход гостей. Первым ему попался Канцлер, от которого Сварог предпочел бы очутиться подальше. Однако опытный царедворец с самым что ни на есть радостным лицом подхватил Сварога под локоть, громко поздравил, а тихонечко добавил:

— И как это вы оба ухитряетесь отыскивать и поворачивать себе на пользу юридические казусы…

— Но ведь ни один закон не нарушен? — также тихо спросил Сварог.

— Ну, кто же говорит… Однако — казусы. К примеру, теперь ваша невеста — в какой-то степени подчинена принцу Диамер-Сонирилу… — он посмотрел с некоторым уважением. — Но, в общем — хороший ход… Уж если мне здесь немного не по себе, можно представить, что будет за облаками… С политической точки зрения — неплохо придумано…

Расставшись с ним, Сварог оказался едва ли не в объятиях принца Диамер-Сонирила, с ходу поинтересовавшегося, когда ему представится возможность произвести здесь положенную инспекторскую проверку. В самом скором времени, заверил Сварог, прикидывая, как устроить перед его высочеством внушительный парад гармов, глорхов да и существ гораздо более поразительного облика.

Мара подмигнула и чуть заметно показала язык. Большинство просто поздравляли с разной степенью изящества и красноречия. Бони, выбрав время, когда вокруг Сварога стало относительно пустовато, подтащил за локоть Паколета и наставительно сказал:

— Еще раз поблагодари командира. А то по-прежнему бы в Равене гусей тырил и кошельки стриг.

Князь Гарайла, едва отбарабанив положенные поздравления, шепотком поинтересовался, не близится ли какой войны, а то со Святой Землей получается какая-то глупая волокита. Сварог заверил его, что кое-что намечается, но это пока страшный секрет, улыбнулся сияющему Интагару и неторопливо продолжал обход гостей. Зато от герцога Лемара отвязаться так просто не удалось — прохвост закатил, что уж там, великолепную речь, изобиловавшую метафорами, гиперболами, панегириками и прочими перлами ораторского искусства. Судя по всем этим красивостям, над герцогом снова повисла парочка незакрытых уголовных дел — надо будет потом поинтересоваться у Интагара…

На его счастье, снова подкрался Элвар, легонько подтолкнул в поясницу и шепотом посоветовал:

— Вот теперь жениху пора поинтересоваться, как у невесты обстоит с платьем… Вон в тот коридор…

Сварог прошел в боковой коридор, остановился перед чуточку приоткрытой дверью, за которой лязгали ножницы, щелкали щипцы для завивки и доносились те патетически-деловитые голоса женщин, какими они обычно разговаривают о всяких пустяках. Послышался наставительный голос супруги Диамер-Сонирила:

— Вита, родная, но нужно же немного поплакать… Хотя бы пару слезинок, в конце концов, старинная традиция…

Вслед раздался чуточку дрожавший от робости голос мельничихи:

— И печальную бы песню спеть, ваше императорское высочество… Чтобы — к счастью…

— Полагаете, милочка? — раздался ничуть не спесивый голос принцессы.

— Уж, это непременно, ваше императорское высочество. У нас в Каталауне завсегда… И никому во вред не пошло…

— А действительно, я что-то такое помню, — вмешалась Томи. — Чтобы — к счастью… Знаете что-нибудь подходящее, Тальфри?

— Ну, еще бы, госпожа маркиза! Сколько раз на свадьбах… Его величество не даст соврать…

И тут же она завела высоким, чистым голосом, порой исполнявшимся столь щемящей тоски, что у Сварога, так и торчавшего глупо под дверями, мороз пробегал по коже:

«Черт знает, что такое, — сердито подумал Сварог. — Традиции у них, понимаете ли… С печальными песнями, да еще и слез требуют…» Мельничиха пела, вкладывая всю душу:

Когда песня кончилась, послышался тихий, словно бы чуточку удрученный голос Яны:

— Так вы меня и в самом деле до слез доведете…

— Хотя бы парочку! — с энтузиазмом воскликнула веселушка-принцесса. — Согласно традициям! Уж как рыдала ваша матушка, хотя у нее с вашим отцом была настоящая большая любовь… Чтобы к счастью…

Решив, что с него хватит этой неуместной меланхолии, Сварог подошел и постучал в приоткрытую дверь. Очень быстро вылетела Томи — с золотистыми кружевными лентами в одной руке, узкими ножницами в другой, во рту у нее торчал пучок булавок с головками из самоцветов, а за поясом — сразу три гребешка мал мала меньше. Завидев Сварога, она ловко вынула изо рта булавки рукой с ножницами, грозно подбоченилась и вопросила:

— А у вас тут какие дела, господин жених? Мы ведь с вами сейчас не на службе?

— Никоим образом, — ответил Сварог, немного ошеломленный этим напором. — Совсем наоборот.

— Вот и нечего вам тут болтаться! — воинственно выпалила Томи, загораживая дорогу. — Не мешок из дерюги мастерим, а платье невесте приводим в полный порядок! Придет время, позовут! — Повернулась и вошла в комнату, не озаботившись плотно прикрыть за собой дверь. В комнате клацали ножницы, деловито переговаривались женщины, потом уже Томи звонким печальным голосом затянула:

Сварог растерянно потоптался в узком коридоре — весь в синем бархате, золотых позументах и бриллиантах, с желтым пучком жениховских лент на плече. В комнате пели уже хором:

Он вышел в коридор, но не стал приближаться к залу, где слышались веселые разговоры и смех. Показавшийся оттуда принц Элвар с большим знанием дела спросил:

— Не пускают?

Сварог кивнул.

— Дело знакомое, — сказал Элвар. — Пока пуговку не перешьют десять раз, не успокоятся… Кто это все только выдумал… — воровато оглянувшись, он увлек Сварога в глубь коридора, подальше от гостей, извлек из кармана плоскую серебряную фляжку с великолепной чеканкой, изображавшей охотничьи сцены, по его привычкам сущий наперсточек. — Вот тут и стаканчик удобный получается, если колпачок свинтить… Традиции для того и есть, чтобы их нарушали… Ну-ка, для смелости!

Сварог, недолго думая, взял стаканчик и хватил хорошего келимаса (видимо, по случаю торжества принц отказался пока от любимой самогонки). Принц, никогда и не выставлявший себя знатоком хороших манер, прикончил остальное прямо из горлышка. Неподалеку прохаживался Мяус, бросая на Сварога недвусмысленные взгляды.

— Извините, принц, — сказал Сварог и отошел к своему министру полиции.

Ловко взобравшись по портьере так, что их головы оказались на одном уровне, Мяус тихо сообщил:

— Все перепроверено. Наши защитные поля удержат любой ядерный взрыв, мало того, не дадут ему совершиться… Государь, могу я задать не относящийся к делу вопрос?

— Давайте, — сказал Сварог.

— Насколько мне известно из общения с людьми, вы с госпожой Яной после завершения церемонии будете продолжать совершенно те же, непонятные мне, но крайне необходимые людям занятия. Для чего, собственно, нужна эта долгая церемония, если отношения меж вами нисколечко не изменятся?

— У людей есть свои программы, Мяус, — сказал Сварог. — И в некоторых случаях они их скрупулезно выполняют. Понятно?

— Понятно, — сказал Мяус.

Тем временем из узкого коридорчика послышался бесцеремонный стук кулаком в дверь и бас принца Элвара:

— Посаженный отец явился за невестой!

На сей раз его впустили, не чиня препятствий, — видимо, полагалось согласно этикету. Совсем недолго его не было, потом дверь шумно распахнулась, вновь послышался бас принца:

— Господин жених, передаю вам невесту!

Сварог пошел туда. И замер на миг.

Белое платье здесь служит траурным, выходить замуж принято в других: в основном в красных и синих, но дворянство предпочитает золотистый… Вот и сейчас на Яне красовалось короткое платье из золотистых кружев, с пышным подолом, с расширенными к локтю рукавами,украшенное лентами, бантами и еще какими-то красивостями, про которые Сварог не знал, как они называются, — вроде полосок золотого кружева с подвесками-цветами из драгоценных камней, жемчужными нитями, сплетенными в сложные узоры. Смелый вырез (к которому она радостно вернулась после пары недель навязанного Сварогом пуританства в одежде) обшит крохотными бриллиантиками. Это было красиво и ничуть не казалось дурной пышностью — настоящее подвенечное платье королевы. В ушах и на шее сверкали сапфиры, способные привести в горькую зависть любую из присутствующих здесь дам — это уже Сварог открыл свои сундуки, предварительно поручив Грельфи проверить каждое украшение. Прическа показалась ему какой-то странной, он ждал чего-то высокого, пышного, затейливого — и только потом сообразил, что это и есть шалантье, знаменитая прическа выходящих замуж принцесс, которым еще предстоит надевать корону: завитые локоны струятся вдоль щек, падают на грудь, плечи, только пониже затылка — небольшой узел, утыканный теми самыми булавками с самоцветными головками. Она улыбнулась Сварогу, она была ослепительна, сказочная принцесса — но Сварог с неудовольствием увидел на щеках слезинки, правда, очень маленькие — уговорили-таки хранительницы традиций…

— Ну, все готовы? — бдительно осмотрев их, спросил принц Элвар и махнул столь же огромным, как и бант, желто-красным платком посаженного отца.

В зале раздался гулкий бас мажордома, которому вторили не способные сравниться с ним по мощи голоса церемониймейстеров:

— Дамы и господа! Выход жениха с невестой!

Присутствующие вмиг замолчали и построились в две шеренги. Сварог пошел меж ними к противоположной двери огромного зала, медленно и степенно, как его старательно учил Элвар, держа поднятую на уровень плеча руку Яны, залитую сапфировым блеском перстней и браслетов. Те, мимо кого они проходили, попарно присоединялись к процессии. Со всех сторон послышалась музыка клавесинов и раздалась уже другая песня, на сей раз без малейшего уныния исполнявшаяся бархатным мужским баритоном:

Судя по всему, бесповоротно кончилась пора, когда следовало петь грустные песни, и это радовало. Сварог покосился на Яну — она смотрела перед собой серьезно, ничего вокруг не видя, похоже, происходившее для нее было очень важно, и он смущенно отвернулся, словно застигнутый за каким-то нехорошим подглядываньем, постарался стать таким же серьезным, коли уж она принимает все так близко к сердцу.

Церемониймейстеры проворно распахнули обе створки высоких дверей. Этот зал, гораздо меньший размерами, совсем недавно, еще с утра, был точно таким же роскошным дворцовым помещением, но слуги (болваны золотые, а вот поди ж ты!..) постарались, как могли, придать ему вид храма: задрапировали стены темной тканью, гирлянды и вензеля составили исключительно из лилий, символизировавших, как с давних пор повелось, непорочность невесты. Не удержавшись, Сварог показал Яне глазами на ближайшую гирлянду. Яна едва заметно улыбнулась и тут же стала невероятно серьезной, опустилась на одно колено, и Сварог, повинуясь нажиму ее пальцев, сделал то же самое.

Алтарь, перед которым они стояли, был самым настоящим, старинным, работы какого-то известного мастера — под честное слово позаимствованный принцем Элваром в одном из храмов Каталауна: потемневший от времени серебряный крест Единого, врезанный в верхнюю его половину, а ниже чуть потускневшие росписи, изображавшие святого Катберта и святого Сколота в тот момент, когда они, изловивши очередное демоническое создание, вразумляли его посредством не столько слова Божьего, сколько знаменитым молотом Катберта и не менее прославленным увесистым посохом Сколота… Демоническому созданию приходилось весьма несладко. На заднем плане, воздев ясные очи к небу, помещалась непорочная девица, только что спасенная святыми от козней демона.

На алтаре возвышался отец Грук, совершенно не похожий себя прежнего: волосы и борода тщательно расчесаны, новая коричневая ряса безукоризненно чиста, крест Единого сияет серебром. Вид у священника был самый импозантный и внушающий нешуточное почтение. Совершенно другой человек. Сварогу пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы вспомнить его у пивной бочки в окружении лысых молодцов или шествующим к виселице с закрученными за спиной руками, в разодранной рясе. Что ж, в конце концов, сана его не лишали. Все законно.

— Поднимитесь, дети мои! — возгласил отец Грук совершенно незнакомым, звучным, проникновенным голосом. — И да свершится же таинство из числа не печальных, а радующих душу!

Где-то в сторонке тихонько заиграл орган — и здесь исправно работали музыкальные системы Фаларена.

— Святые церемонии не терпят многословия, — продолжал отец Грук в совершеннейшей тишине. — Ибо сказано святым Катбертом: лучше поступок, нежели долгие словеса. Дети мои, непорочная девица и бравый рыцарь! Те, кто намерен жить в миру, не должен обитать в нем без второй половинки, дабы продолжить род свой, дабы совместно переживать радости и печали, дабы быть опорой друг другу в несчастье и в удачах, дабы вместе противостоять врагу рода человеческого. И видя перед собой юную пару, решившуюся проделать рука об руку жизненный путь, пока смерть не разлучит их, наставляю и велю: храните любовь и верность друг другу, доброту и уважение во все дни, и да не встанут перед вами раздор, блудодейство, ссоры и отчуждение. Обнимите друг друга, дети мои, и выскажите друг другу втайне от окружающих свои самые заветные желания!

Они повернулись друг к другу и обнялись. Ухо Сварога защекотал жаркий шепот Яны:

— Я хочу, чтобы ты был мне верен…

И Сварог, не особенно и раздумывая, прошептал:

— Я бы очень хотел полюбить тебя по-настоящему…

Когда они вновь повернулись к алтарю, отец Грук, напрягши голос, прогрохотал:

— Объявляю вас мужем и женой отныне и навеки, и да будет вам судьбой нести вдвоем радости и печали! Благословляю вас правом, данным мне Единым!

Кто-то, бесшумно подошедший сбоку, протянул золотую тарелочку с двумя обручальными кольцами. И они надели кольца друг другу — на средний палец, как заведено. Сварог давно уже, решив, что в серьезных делах не должно быть шуток, заменил герб Хелльстада на герб Гэйров, добавив к нему в навершие филина — как символ той мудрости, которой ему сплошь и рядом недоставало. Яна волновалась, и ей удалось надеть ему кольцо только со второй попытки — правда, судя по благосклонному взгляду отца Грука, это вовсе не было какой-то дурной приметой.

— Поцелуйте друг друга, новобрачные, и перейдите к представителю мирских властей с его мирскими заботами!

Поцелуй, надо сказать, затянулся надолго. Потом, сделав всего три шага вправо, они оказались перед высокой, в рост человека, тумбой, на которой восседал Карах, придавший себе самую величественную позу, какую только ухитрился. Тут же встав и держа перед собой вертикально сверток пергамента с несколькими подвешенными к нему печатями, сделавший невероятную карьеру серенький домовой провозгласил:

— Согласно законам славного королевства Хелльстад, я, первый министр барон Карах, вручаю вам бумагу о законном браке, должным образом зарегистрированную в Брачном кодексе. Тот же, кто посмеет объявить этот брак незаконным, понесет наказание по законам королевства, и лучше бы ему не родиться на свет! Счастья вам и удачи, согласия и любви, новобрачная пара!

Снова кто-то подошел сзади, и на плечи Сварогу легла алая мантия короля. Благодаря опыту, он легко справился с застежками и пряжками, а потом помог Яне, путавшейся с непривычки. Еще миг — и на головах у обоих оказались митры, с большим искусством выполненные из сосновых шишек.

Говоря по правде, митра Яны была красивым ювелирным изделием, и не более того… В свое время в одной из кладовых, примыкавших к кабинету Фаларена, Сварог нашел четыре мантии и две запасных митры — все как одна подходившие на его голову. А вот подобного головного убора гораздо меньше размером, годного бы для женской головки, не оказалось: видимо, Фаларен так и собирался прожить свою нескончаемую жизнь вечным холостяком. Ну, а переделывать уже имеющиеся хелльстадские короны Сварог не рискнул: кто знает, как это повлияло бы на них. Ну, по крайней мере, мантия на Яне была настоящая.

Как она сияла, гордо выпрямившись и прижимая к груди увешанный печатями свиток! Сварог залюбовался. Это и называется — исполнение мечты…

Взяв его под руку, глядя снизу вверх преданно и восхищенно, Яна прошептала так тихо, что он едва расслышал:

— Спасибо… Я твоя навсегда…

И тут же раздался зычный бас мажордома, поддержанный церемониймейстерами:

— Его величество король, его величество королева приглашают гостей к пиршественному столу!

И все так же чинно, возглавляемые королевской четой, двинулись в следующий зал. Подружки невесты, все трое, шагали сразу за ними, умело скрывая недовольство на лицах: этикет не позволял бурных поздравлений с поцелуями и объятиями.

Хорошо еще, как оказалось, этикет для пиршественного стола каждый король волен устанавливать по своему усмотрению. А потому Сварог заранее распределил места: принцы и Канцлер оказались по его левую руку, как и юные сподвижники. Странная Компания сидела по правую руку Яны (помещавшейся справа от Сварога), министры — чуть позади, ну, а совершенно несимпатичных ему корольков Сварог отправил в дальний конец подковообразного стола, полагая, что для них и такой чести достаточно.

Как всегда на любых пирах, первые минуты царила некоторая скованность, но потом, опять-таки как всегда, дело наладилось: зазвенели первые кубки, послышались громкие здравицы в честь виновников торжества, зазвякали вилки и ножи, целясь на обильные и многими (в том числе Сварогом) впервые раз виденные яства, лица чуточку раскраснелись, разговоры стали громче… В общем, наладилось дело.

Нашлись, правда, такие, которым, сразу видно, было чуточку не по себе из-за присутствия гармов Сварога и Яны. Акбар, как и подобает солидному псу, смирнехонько сидел возле кресла Сварога, время от времени смачно жуя очередное угощение (которые ему по сигналу Сварога подносил специально для того отряженный Золотой Болван). Пепельного цвета Фиалка Яны (совсем еще щенок, но размерами побольше крупной овчарки) вела себя гораздо более непринужденно: расхаживала вокруг стола, то и дело лезла знакомиться с гостями, тычась мокрым носом и кладя тяжелую лапу на колено. Канцлер и Диамер-Сонирил перенесли это стоически (но явно облегченно вздохнули про себя, когда Фиалка отошла), молодежь (в том числе ничуть не напуганные дочки Интагара) принимала ее радушно, принц Элвар и отец Грук, которых большими собаками не запугаешь, даже без церемоний потормошили за загривок. Лавиния ее демонстративно гладила, желая показать, что ей и черт не брат. А вот ее папа, когда Фиалка и до него добралась, весь побледнел и чуть не грянулся в обморок. Ничуть не огорченная столь холодным приемом Фиалка сгребла у него с блюда здоровенного, отлично зажаренного гуся и удалилась в угол зала не спеша разбираться с аппетитной дичиной, фаршированной чем-то изысканным.

— Ну, и каково себя чувствовать королевой Хелльстада? — тихонько спросил Сварог у сияющей Яны.

Она бросила на него смешливый взгляд:

— Пока, во всяком случае, необычно… Может быть, объявим танцы?..

Сварог махнул придворному распорядителю танцев, привезенному для такого случая из Снольдера, — он и сам не хотел, чтобы пир превратился в долгую жралку, среди гостей хватало молодых, которым хотелось провести время гораздо интереснее. Если не считать вовсе уж заядлых обжор, короли в подобных случаях так и поступали: каждое блюдо сменялось танцем, и наоборот. Тут уже допустимы и легкие вольности: приглашение чужих супруг, приглашение дамами мужчин.

Вот уж кому сегодня предстояло выложиться на всю катушку, так это танцмейстеру, получившему от Сварога самые подробные инструкции: проследить, чтобы ни одна дама, пожелавшая бы танцевать, не осталась уныло торчать за столом, да вдобавок сделать все, чтобы пары, хотевшие танцевать только друг с другом (а такие желания недвусмысленно проявляли не только Канилла с Родриком, но и Томи с Леверлином), никто не «разбивал»…

В общем, масса нюансов.

Люди постарше — Канцлер, Диамер-Сонирил, адмирал Амонд, герцог Раган и Баглю — ограничились тем, что прошли круг по залу в старомодной медленной фартачетте. Зато молодежь явно намеревалась повеселиться на славу. Граф Гарайла, хотя никак не мог причислять себя к оной, к удивлению Сварога, три танца подряд танцевал со Старой Матушкой, которой это никакого неудовольствия не доставляло. И он вспомнил: был у них в молодости какой-то неудачный флирт… Поженить их, что ли? Не дряхлые старцы, в конце концов…

Опять-таки к его некоторому удивлению, его пригласила на быстрый гудаберт, а потом на медленную фарагуду тихая смуглянка Аурика, красавица и неплохой эксперт по «спектру». Он испугался, что повторится история Томи, когда та в него влюблялась хоть и ненадолго, зато по уши, — нет, вроде бы ничего подобного… В фарагуде он несколько раз оказывался неподалеку от Томи с Леверлином и пришел выводу: там что-то определенно назревает. Возможно, Леверлин и был тем самым «галантным дворянином», с которым Томи познакомилась тогда в Латеранском дворце.

Маргилена, как на любом дворцовом балу, беспрестанно меняла кавалеров (вспомнив данные ей наставления, Сварог подозвал сидевшего в сторонке Мяуса и отдал ему кое-какие распоряжения). Дочери Интагара танцевали в основном с сыновьями Баглю. Элкон — с ронерской подругой. Арталетта — со всеми, кто приглашал. Понемногу установилось некое равновесие: танцующие присмотрелись и поняли, какие пары не стоит «разбивать», чтобы, чего доброго, не нарваться на дуэль за пределами дворца.

Улучив подходящий момент, когда танцующие возвращались к столу, Сварог взял под локоть Леверлина, смотревшего вслед Томи затуманенными глазами. Сказал веско:

— Я тебе ничего не запрещаю и ни от чего не отговариваю, но имей в виду: это еще девочка.

— Как это замечательно, — сказал поэт, положительно, пребывая в некоем трансе. — Самая красивая здесь, и вдобавок…

Сварог усмехнулся: как говорила Канилла, мы еще сами не знаем, большая это любовь или просто пылкая страсть, но что-то определенно пылкое. То-то и у Томи глаза затуманены. Ладно, все будет нормально…

Подойдя к своему креслу, он обнаружил, что Мара самым оживленным образом беседует с Яной, что-то нашептывает ей на ухо, сопровождая слова энергичными движениями — а Яна чуточку покраснела, опустив голову. Понятно, не знавшая ревности боевая подруга вновь старалась для него, как могла. Улучив момент, Сварог показал Маре кулак, что не произвело на нее никакого впечатления, продолжала, чертовка, наставления новобрачной.

Рядом Гарайла, не торопившийся садиться за стол, старательно и громко объяснял Старой Матушке наилучшие приемы кавалерийской разведки в зависимости от местности. Она притворялась, что слушает с живейшим интересом. «Поженю, — подумал Сварог. — Негоже маршалу гвардии всю жизнь пробыть холостяком, да и Старая Матушка, хоть ее так и зовут, интереса к супружеской жизни не потеряла, даже и фаворит на данный момент имеется…»

Принц Элвар ходил по пятам за танцмейстером и добивался, когда же наконец объявят райду. Маргилена, вряд ли случайно оказавшись рядом, быстро прошептала на ухо:

— Не смотри с таким подозрением. Сегодня, с кем бы ни плясала, законного мужа кое-чему учить буду. Он робко склоняется…

Самое интересное, что подметил Сварог — Лавиния Лоранская и граф Гаржак буквально не отходили друг от друга: один танец за другим, перешептывания у портьеры, пылкие многозначительные взгляды Лавинии, кое-какие дозволенные в медленных танцах легкие вольности… «Ладно, пусть развлекаются, — благодушно подумал он, — Гаржака и сотня красавиц не перевербует…»

Обозревая зал, Сварог пришел к выводу, что свадьба все же удалась на славу. Пожилые чинно беседуют, Баглю с Раганом и Интагаром — сплошь коллеги по нелегкому ремеслу — играют в кости за отдельным столиком, супруга Диамер-Сонирила, явно довольная праздником, танцует с маркизом Оклером, оба мэтра, очень похоже, углубились в разговор о высоких материях, ну, а самые молодые веселятся вовсе уж самозабвенно. Причем Томи с Леверлином настолько увлечены друг другом, что Сварог, похоже, оказался прав — там не то что назревает, там летит вперед семимильными шагами…

А вечером будет великолепный фейерверк, такой, что в летающих замках обзавидуются и будут гадать, что за праздник нынче в Хелльстаде (если не считать присутствующих здесь ларов, все остальные представления не имеют, в чем тут дело). Жаль, что не успел Брагерт, вот уж кого с удовольствием увидел бы, но он застрял в Лоране, дело сложное и путаное, причем ниточка, похоже, ведет к очередному убийце, которого очаровательная Лавиния по своей милой привычке намерена к Сварогу подослать…

Рядом с портьерой оказался Золотой Кот, взглядом позвал Сварога. Тот подошел, не мешкая.

— Ваше величество, — сказал министр полиции. — Только что персона, поименованная как король Тейл из Шотера, украдкой спрятала себе в карман золотую солонку весом примерно в два с половиной паунда, являющуюся дворцовым имуществом, а, следовательно, вашим. Как прикажете отреагировать?

— Оставить без последствий, — сказал Сварог, с трудом подавив смех, — ай да его величество, за столом солонки тырит. Королевство у него, впрочем, такое, что даже соседи не зарятся…

Он сделал условный знак танцмейстеру, и вскоре несколько голосов подхватили:

— Танец новобрачных! Королевский танец!

Яна встала ему навстречу прежде, чем он успел подойти. Присутствующие, в большинстве своем прекрасно знавшие этикет, проворно освободили середину зала, отодвинувшись к стенам. Глянув на вопросительно уставившегося танцмейстера, Сварог бросил:

— Лагетон.

Это было что-то вроде смеси танго с вальсом — только вальс гораздо медленнее того, из покинутого Сварогом мира. Настала тишина, зазвучали первые аккорды, Яна полузакрыв глаза, медленно кружилась в объятиях Сварога, и ее очаровательное личико было столь счастливым что он даже ощутил некоторую неловкость — можно подумать, все это стоило ему каких-то особенных усилий. Усилий особо и тратить не пришлось.

В этой фигуре можно было чуточку прижаться друг к другу, и Яна прильнула, веселая, хмельная, раскрасневшаяся и от вина, и от праздника, как-то очень уж лукаво шепнула ему на ухо:

— Хочешь настоящий лагетон… как в древности?

— Хочу, — сказал он, даже не пытаясь гадать, что за сюрприз ему хотят преподнести.

— Тогда смотри мне прямо в глаза и не отвлекайся ни на что вокруг…

Сварог так и поступил. Звучала музыка, Сварог с Яной медленно кружились, не размыкая объятий. Первая странность, которую он отметил, — удивленные возгласы доносились словно бы откуда-то снизу. Чуточку повернув голову, он оторопел, но собрал всю силу воли и ухитрился не сбиться с такта.

Они танцевали не на паркете, а высоко над ним. В воздухе. Уардах в пяти над полом, так, словно под ногами у них сказался невидимый, но прочный помост.

— Не бойся, — прошептала Яна, глядя на него смешливо и загадочно. — Ничего не случится… Когда я рядом, ничего не случится…

Странно, но он нисколечко не испугался — и они танцевали, высоко над головами примолкших гостей, над огромным роскошным столом, пересекая зал из конца в конец, поднявшись уже так высоко, что пару раз пришлось огибать исполинские люстры. Яна вела его уверенно, словно они танцевали на паркете.

— Мне так радостно счастливо… — прошептала она, — как давно уже не было… Можно, я немного пошалю?

— Шалите, супруга моя, — сказал Сварог.

Высокое окно рядом с ними вдруг распахнулось беззвучно и легко, они оказались над балконом, над кронами деревьев, усыпанных гирляндами разноцветных лампочек — уже начинало темнеть, — над подсвеченными радужными струями фонтанов, высоко над великолепным парком. Музыка словно сопровождала их, и они по-прежнему медленно кружились в объятиях друг друга.

— Древний Ветер? — спросил он тихонько.

— Конечно, — так же тихо ответила Яна. — Просыпается вот…

Она улыбалась, полузакрыв глаза, ее лицо в полумраке было таинственным, загадочным, чуточку иным. Все вокруг было покойным и счастливым.

Однако Сварога вдруг пронзила короткая, холодная, никак не сочетавшаяся с праздником, с весельем, со счастливой девушкой в его объятиях мысль.

А насколько этот Древний Ветер пригоден для серьезного боя?

Красноярск, 2013.

9. Король и его королева

Мы — натянутые в небо две стрелы!

М. Цветаева

Отгремели церемониальные марши, затих брачный пир. Над первой ночью влюбленных венценосцев забрезжил кроваво-красный рассвет. Не только светило всходит над окрестностями Велордерана, но и токереты, конечно, узнав о торжестве, шлют свой смертельный подарок.

Грядет великая битва, в которой столкнутся точный коварный расчет и искусство Древнего Ветра. Но значит ли хоть что-то великое волшебство против суровой науки?.. Или все решит искусство хитрой политической дипломатии, которым в совершенстве овладел Сварог, король королей?.. Тот самый майор ВДВ Станислав Сергеевич Сварог — рыцарь из ниоткуда.

Хотя излишняя дипломатия порой только вредит. Например, когда чьи-то грязные руки рвут кружевное белье на твоей любимой женщине.

Глава I Эскадрилья амуров

Проснулся Сварог как-то интересно — никто его не будил, он словно бы знал, что надо проснуться. Оторвал голову от смятой подушки, осмотрелся.

Яны рядом не оказалось. Постель на ее стороне и подушка были уже достаточно прохладными, так что никак не походило, будто она всего-навсего решила посетить известную комнатку, скрытую за узорчатой дверью в углу. Давно бы вернулась.

Сев на постели, Сварог огляделся. Спальню для брачной ночи он выбирал сам — не особенно большую, без дурной грандиозности, когда из угла в угол может маршировать гвардейская рота, а люстра размерами не уступает иному павильону в дворцовом парке. Небольшая, можно сказать, комната, так что с постели он видел ее всю.

За окнами светало, хотя ночная серость еще не окончательно рассеялась. Рядом с правым окном висело в воздухе пышное свадебное платье Яны — но и ее тончайший золотистый халатик на месте, лежит, перекинутый через спинку кресла у постели. А вот ночных туфель что-то не видно. И на изящной вешалке у входа алеет одна-единственная мантия, его собственная, а корона только одна — опять-таки его. Значит, ушла только в мантии, ночных туфлях и короне — интересно куда? Куда в таком наряде можно отправиться на рассвете?

Ни малейшей тревоги он не испытывал. Здесь, в замке, с ней ровным счетом ничего не могло случиться, а возникни у нее экстравагантное желание прогуляться на рассвете по парку, тут же заняла бы места охрана. Да и защита замка работает. Просто интересно: куда она могла податься? Вроде бы уже избавилась от прежних взбалмошностей вроде той, с компьютером Вентордерана — который, кстати, давненько уж запрограммирован так, что включить его может один Сварог…

Поскольку время хотя и раннее, но такое, что вновь засыпать вроде бы уже и не обязательно, Сварог слез с постели, встал рядом с ней голышом, чуть расставив ноги — и уже через пару секунд оказался одет и обут, без особых излишеств. Посмотрел на часы — посаженный отец, коему по традиции положено поздравлять новобрачных, заявится часов через несколько (когда это новобрачных будили ни свет, ни заря?!), этикет (да и здравый смысл) это предписывает делать не ранее полудня. Придет посаженный отец, потом придется выйти в большой зал к гостям, вручить каждому особую золотую медаль в честь королевского бракосочетания (у Диамер-Сонирила их столько, что и носить давно перестал, освобождая место для орденов). В других королевствах положено еще, чтобы придворный поэт продекламировал длиннющую оду, но в Хелльстаде Сварог этот обычай вводить не стал, да и в других королевствах придворных поэтов держал, как предписывали традиции, однако все они были втихомолку предупреждены, чтобы вылезали на люди со своими творениями лишь в случае особо торжественных событий. Да, нужно будет еще вручить знаки фрейлин Хелльстада — Маргилене, как обещано, и двум дочкам Интагара, чтобы прибавить им уважения в Латеранском дворце, чтобы меньше косились на «выскочек»…

Не раздумывая, он вышел в коридор. Как и следовало ожидать, у двери обнаружился свернувшийся клубочком Мяус, при виде короля браво вскочивший. И, не дожидаясь вопросов, доложил:

— Ее величество в Вентордеране. Она сказала, что хочет побыть немного в одиночестве.

Ну что ж, с ней и раньше такое случалось, Сварог ее не раз обнаруживал в одном из залов или коридоров Вентордерана словно бы погруженной в размышления — это она так отдыхала, расслаблялась и отрешалась от всего сущего. Разгадка оказалась самой что ни на есть банальной, даже неинтересно…

Прогуляться, что ли, самому, пока весь замок спит? Сварог неторопливо направился к лестнице, бросив Мяусу:

— Докладывайте.

Тот засеменил рядом, прилежно излагая все о событиях, имевших место после ухода новобрачных в опочивальню. Люди пожилые и просто солидные посидели еще немного и разошлись вместе со своими половинами. Причем король Тейл, клептоман неугомонный, напоследок спер еще и золотую вилку. Принц Элвар, разумеется, остался, трижды заказывал танцмейстеру каталаунскую райду, а утомившись, долго приставал к молодым парам, не связанным узами брака, уговаривая их срочно себя этими узами связать и уверяя, что посаженного отца лучше него не отыщется на сто лиг в округе (что, строго говоря, было не похвальбой, а чистейшей правдой — ну откуда в Хилльстаде возьмется еще один посаженный отец?). Молодежь ухитрилась быстренько его напоить, прося выпить с каждым Большой Королевский Кубок в честь новобрачных. Это оказалось чересчур даже для принца, где-то на середине он сломался и был торжественно унесен баиньки. После чего молодежь веселилась еще долго, пока не стала помаленьку расходиться парами. Впрочем, Интагар увел дочек, еще когда стали расходиться пожилые (как и следовало ожидать). А герцог Брейсингем ушел еще раньше. Что-то у него там на любовном фронте крепенько не клеится, вспомнил Сварог, нужно будет узнать точно, вдруг да получится чем помочь…

Потом Мяус принялся докладывать, кто и с кем провел эту ночь. О большинстве присутствующих Сварог и так знал, кто непременно окажется в одной спальне — но кое-какие подробности его чуточку удивили. Следовало ожидать, что Томи проведет ночь с Леверлином, к тому весь вечер и шло, слепой бы заметил. Пожалуй, не было ничего особо удивительного и в том, что в спальне Лавинии Лоранской оказался граф Гаржак. Но вот узнать, что в одной опочивальне провели ночь Старая Матушка и князь Гарайла… Поженю, — вновь подумал Сварог. — Чем не пара? Логическое завершение их давнего юношеского романа — скорее уж, даже не романа, а флирта, как нашептали ему помнившие те времена старые сплетники из снольдерского министерства двора. Любопытно даже: кто кого возьмет под каблук? Совершенно непредсказуемо…

Но в самом конце Мяус ухитрился-таки удивить его по-настоящему. Министр полиции своим обычным бесстрастным тоном сообщил:

— Персона, именуемая маркиз Оклер, поручила мне передать его супруге, что он срочно вызван в секретный рейд и вернется только утром. Не имея противоречащих тому указаний вашего величества, поручение было мною выполнено. Однако, когда я предложил маркизу летающую лодку, чтобы добраться до Ворот, он отказался, велел мне сохранять строжайшую тайну и удалился в опочивальню, куда незадолго до того ушла Аурика, герцогиня Марч, откуда более не показывался.

Вот это уже был сюрприз! Тихоня и скромница Аурика, чье имя ни с кем ни разу не связывали… Да и маркиз что-то не пользовался репутацией бабника и вертопраха, насколько Сварог знал.

Как ни дружески он относился к маркизу, недовольно нахмурился. Будь это где-то на стороне… Однако обстоятельства бросали легонькую тень на него, как на владельца дома. Никакого особенного урона для репутации, но все же на такие вещи в обществе смотрят косо, если некто развлекается с любовницей под одной крышей с законной супругой, доля моральной ответственности ложится и на хозяина дома. Другое дело, не будь здесь маркизы… Нехорошо получилось.

А зверь бежит, и прямо на ловца… Когда до широкого коридора первого этажа Сварогу с Мяусом оставался лишь один лестничный пролет, Сварог вдруг резко остановился, отступил к перилам и дал Мяусу знак оставаться на месте. Вторая дверь направо оказалась полуоткрытой, и в ней самозабвенно целовалась парочка, о которой только что шла речь. Ничего и никого вокруг они, естественно, не замечали, и расставание завершилось, как тысячи других: Аурика наконец прикрыла дверь, а маркиз, пижон гвардейский, тяжко вздохнул, оставшись в одиночестве (каковое проявление эмоций как-то не свойственно гвардейскому волоките), постоял чуточку и, понурившись, повернулся к лестнице.

И узрел Сварога со спутником. Лицо маркиза приняло неописуемое выражение, на нем столь молниеносно сменяли друг друга столько разнообразных чувств, что ни за одно из них не удавалось зацепиться.

Сварог, приложив палец к губам и ступая как можно тише, спустился к оторопевшему маркизу, взял его за локоть и легонько повлек за собой к главному выходу. Когда, по его расчетам, они достаточно удалились от спальни Аурики, Сварог остановился и тихо спросил:

— Вам не кажется, маркиз, что придется дать некоторые объяснения?

На маркиза было жалко смотреть. Все его гвардейское пижонство улетучилось в один миг. Даже усы, казалось, повисли.

— Я виноват, лорд Сварог, — сказал он уныло. — Вы вправе отказать мне от дома, более того, немедленно попросить его покинуть, и это будет по правилам чести… Но я был бы бесконечно благодарен, соблаговоли вы выслушать мои объяснения…

— Извольте, — сказал Сварог по-прежнему суховато.

— Это любовь, настоящая и большая, — сказал маркиз со словно бы одухотворенным лицом. — Я думаю, теперь вы имеете право знать… Я в свое время женился не по любви. Знаете, так со многими случается. Вы, может быть, слышали о таких историях… почти все мои ровесники и ровесницы уже в браке, родители начинают мягко, но настойчиво намекать, да и начальство едва ли не открыто дает понять, что холостой офицер в мои годы — нонсенс, могут пойти нехорошие слухи, повлияет на чинопроизводство… Цивильные могут себе это позволить, впрочем, и на них многие смотрят неодобрительно, прощая затянувшееся холостячество вовсе уж закоренелым эксцентрикам, ну и, разумеется, его высочеству принцу Элвару, который выше законов и этикета… Но я-то не принц и не штатский! Военные традиции требуют, чтобы офицер женился как можно раньше, а уж находясь в моем тогдашнем чине и на моей тогдашней должности… — маркиз тяжко вздохнул. — Самое печальное, что я ни в кого не был влюблен. Романы случались, как у всякого, но вот что касается настоящей большой любви… Ну нет ее ни к кому, хоть убейте! И тут на балу в Аркетане я встречаю Эльвину. Красивая, неглупая, остроумная, невеста на выданье, с ней интересно, да и танцует прекрасно. Она очень скоро начинает меня отличать — и, как водится, со всех сторон начинают нашептывать советчики… Короче говоря, я ее нисколечко не любил, но обстоятельства… Мы поженились, я не первый и не последний, с кем такое случается. Года два прожили, она думала поначалу, я по любви ее и выбрал… И последующие годы… Даже не знаю, как их назвать. Ровное и вежливое отчуждение, пожалуй. Случалось, мы неделями жили в своем замке, ухитряясь не встречаться друг с другом. Такая уж она. Или все, или ничего. — Его лицо озарилось прямо-таки поэтической мечтательностью. — И вот, три года назад я встречаю Аурику… на ее первом балу… между нами в первом же танце словно искра проскочила, никак не могу избавиться от впечатления, что мы оба уже тогда знали все наперед, да и она говорит то же самое… Вот это и была любовь… Настоящая. С письмами, страданиями, тягостными объяснениями, ревностью… Три года — но все осталось по-прежнему. Не смотрите на меня так. Я не совратитель малолетних. Это произошло впервые два месяца назад. И все разгорелось еще сильнее. Ходатайства о разводе я подать не могу, вы же понимаете…

Сварог понимал. Бездетным ходатайства о разводе подавать запрещено — прямо запрещено законом. А по старинной традиции, имеющей чуть ли не силу закона, ребенка следует заводить лет в двести пятьдесят, никак не раньше. Почему сложились такие порядки, Сварог не знал — его самого они пока как-то не касались. Маркизу — сто восемьдесят… Положеньице…

Маркиз выпрямился, четко прищелкнул каблуками, как на строевом смотру:

— Прикажете покинуть ваш дом и никогда у вас более не бывать?

— Я не намерен от вас этого требовать, маркиз, — сказал Сварог медленно. И усмехнулся. — Мне в голову пришла великолепная идея, разрешите уж, я пока о ней промолчу… Всего наилучшего!

Маркиз порывисто подал ему руку, Сварог ее пожал, кивнул и направился прочь по коридору. Идею, конечно, еще следовало тщательнейшим образом обдумать, да и обсудить кое с кем, но все равно она выглядела не самой глупой… Положительно, есть приятные стороны в юридическом крючкотворстве…

— Оставайтесь здесь, Мяус, — распорядился он, когда они оказались у высокой главной двери. — Да, если у вас нет никаких дел, идите к компьютерщикам, пусть быстренько скачают мне Брачный Кодекс Империи. К моему возвращению он должен быть у меня в кабинете.

Неторопливо спустился по широкой лестнице с вычурными перилами, украшенными вазами с яркими цветами, посмотрел вправо. Уардах в трехстах на обширной поляне стоял Вентордеран с опущенной лестницей. С охраной, с первого взгляда видно, все в порядке: гармы сидят перед входом, над замком бесшумно кружат Золотые Филины, и где-то в вышине маячит Золотой Дракон. Однажды запущенная машина работала без перебоев.

Сварог не спеша шагал по высоким коридорам, широким лестницам, пересекал залы, шел мимо колоннад — зеленые с черным, густо-алые с синим, фиолетовые с пурпурными прожилками, золотистые с черными нитями, полупрозрачно-лимоные с таинственным переплетением темных прожилок внутри. Вышел, наконец, к высокой стрельчатой арке, за которой простирался огромный тронный зал в розовато-лиловых тонах с алыми и черными прожилками. Многочисленные ниши с набитыми сокровищами черными сундуками, сводчатый потолок усыпан алыми каменьями, словно бы повторявшими созвездия ночного неба неизвестной планеты. У дальней стены — трон, как будто вырезанный из цельной глыбы янтаря.

Там он и увидел Яну. Сидевшую в позе, отнюдь не исполненной королевского величия: далеко вытянула ноги, чуть сползла с сиденья, откинувшись на спинку. Золотые волосы рассыпались по плечам, по алой мантии, руки свесились с подлокотников, глаза закрыты, на лице — блаженная, умиротворенная улыбка. Она сейчас походила на человека, отыскавшего уютное местечко для отдыха после долгих странствий.

Сварог бы постоял так долго, любуясь ею, но…

Рука невольно метнулась к поясу, ища эфес меча, которого при нем не было, никакого оружия при нем не было. Но это!

Те самые пантеры из черной бронзы, лежавшие меж троном и стеной с тех пор, как он помнил замок, сейчас ожили!

Они уже не лежали на прежнем месте в прежней позе, а сидели у подлокотников трона, терлись головами о безвольно повисшие руки Яны с грацией и лаской домашних кошек, прикрыв глаза (из какого-то пронзительно-желтого камня с вертикальным темно-синим зрачком), выгибаясь. Казалось даже, что они мурлычут, хотя оттуда не доносилось ни звука.

Потом раздался короткий недобрый рык — и обе уставились на Сварога, припав к полу, оскалившись. Черные изнутри пасти, черные клыки…

Он остался на месте. Это был его замок, способный защитить хозяина и не от таких напастей. Даже если бросятся, все равно не успеют…

Мгновенно вскинувшись и с первого взгляда оценив ситуацию, Яна обеими ладошками ударила пантер по головам, меж круглыми настороженными ушами, что-то крикнула — короткую фразу, из которой Сварог не понял ни слова. Зато пантеры, обе, моментально поднялись из атакующей позиции, встали смирнехонько, пятясь, отошли на свои прежние места, легли на пол и замерли в той позе, какую Сварог всегда помнил: одна — словно зеркальное отражение другой.

Он неторопливо пошел к трону, инстинктом понимая, что опасности больше нет. Яна торопливо встала ему навстречу, со сконфуженным, словно бы даже виноватым лицом.

— Прости, пожалуйста, что я тут расселась… — быстро сказала она, теребя застежку мантии.

Усмехнувшись, Сварог обнял ее за плечи и притянул к себе.

— Вита, ты ведь королева здесь, — сказал он мягко.

— Но я же обещала ни на что не претендовать…

— Вряд ли это обещание охватывает понятие «посидеть на троне», — сказал Сварог голосом записного судейского крючка. — Тебе, в конце концов, даже положено… Что это за королева, если она не сидит на троне, хотя он у нее есть? Подожди, мы еще медали и знаки будем сегодня вручать именно здесь, оба сидя на этом самом троне — в первую очередь для того, чтобы Диамио-Сонирил и Канцлер прониклись именно так, как ты хотела…

Яна улыбнулась ему счастливо и доверчиво:

— Но мы же не поместимся вдвоем…

— Оглянись, — сказал Сварог.

Оглянувшись, она ойкнула от удивления — трон сейчас стал именно такой ширины, чтобы на нем свободно разместились двое.

— Что это?

— Это Вентордеран, — серьезно сказал Сварог. — А вот что такое Вентордеран, я до сих пор не понимаю, может, и никогда не пойму — мой предшественник унес с собой немало секретов… И никто не понимает, включая всезнающую Грельфи. Может быть, ты с твоим Древним Ветром?

Яна прикусила нижнюю губку, ее лицо стало невероятно сосредоточенным, напряженным, чуточку бледным. Потом приняло обычный вид.

— Нет, — она мотнула головой. — Не понимаю, что он такое… Что-то необычное.

— Ну, это-то мы все знаем, — засмеялся Сварог. Приобнял ее за плечи и сказал: — А вот эти кошечки… Я-то полагал, что все знаю о своем королевстве и своих замках… Слышал, правда, как и многие, что подобные твари могут оживать…

Ну как же. Давняя история под Акобаром. Там крестьянин выворотил плугом… не пантеру, правда, вроде бы самую обычную на вид кошку из точно такой же черной бронзы. Сбежались любопытные соседи. Один, как это частенько в деревнях случается, «что-то такое знал» — но, как тут же выяснилось, недостаточно. Пыжась и чванясь, чтобы как следует произвести впечатление на односельчан, он принялся что-то такое бормотать, уверяя, что прекрасно умеет управлять с этакими созданиями, и отец его умел, а уж дед…

Это оказались последние в его жизни слова. Кошка ожила. Судя по всему, «знаток» и в самом деле нахватался каких-то вершков — но то, что включил, выключить уже не смог. Или попросту, запаниковав, не успел. Живых свидетелей, собственно, не осталось, всю картину потом пришлось восстанавливать по осмотру места происшествия и показаниям единственного уцелевшего на том поле. Мужик оказался исполнен житейской мудрости: едва кошка шевельнулась, он припустил прочь что есть мочи, влез на верхушку высоченного дуба лигах в пяти от поля и не слезал три дня, пока все не кончилось.

За эти три дня обезлюдели шесть деревень — ни человека, ни скотины, никакой другой живности, — небольшой замок местного барона, а от шести драгун, на всю беду ехавших по большой дороге и сдуру попытавшихся кошку атаковать, остались лишь клочки по закоулочкам. Кошка уничтожала все живое — и не метаясь, как сказочная фурия, а спокойно и деловито, будто робот. Неизвестно, чем бы все кончилось, но когда началось в седьмой деревне, конец этому положил местный кузнец. Поскольку эта жуткая история происходила не в сказке, а наяву, волшебного меча у кузнеца не имелось, и заклинаний он не знал — он просто-напросто, когда зверюга заявилась к нему в кузницу, ухитрился опрокинуть на нее двухведерный чан с расплавленной бронзой (барон ему как раз заказал, как мастеру на все руки, отлить дикого кабана, чтобы поставить у ворот). Оттуда кошка уже не выбралась — и этот бесформенный слиток металла до сих пор пылится в запасниках восьмого департамента (хватило у кого-то тогда ума не извлекать диковину, а положить на хранение, пока не отыщется полезная информация, как именно таких монстров «выключают». Чего, кстати, за восемьдесят лет так и не произошло пока).

Так что Сварогу все же было чуточку неприятно сидеть спиной к этим милым созданиям явно того же пошиба, хотя и понимал, что опасности нет.

— Ну, извини, — сказала Яна, покаянно понурив голову. — Я их и раньше здесь видела, но тогда у меня еще не проснулось так, как сейчас, я и не пыталась, знала, что это за звери…

— А что это за звери?

— Боевые роботы, — сказала Яна. — Но, чьи они, никто не знает. И не может определить. В точности как с твоим Вентордераном. Известно только, что еще задолго до Шторма они считались невообразимой древностью. Ты только не смейся над моими скороспелыми версиями, но их, быть может, сделали даже не мы, не наша раса.

— Не буду смеяться, — сказал Сварог серьезно.

Стоит ли смеяться, если у тебя самого, если можно так выразиться, стоит в конюшне некий конь, которому миллионы лет, и точно так же непонятно, что он такое?

Сварог осторожно спросил:

— И ты полностью можешь держать их в руках?

— Ты же видел… Знаешь, — Яна повернула к нему серьезное личико. — Мне показалось, что это не совсем роботы.Такое впечатление, что они мне обрадовались и даже ласкались. Извини, что я тут взялась…

— Глупости, — сказал Сварог. — Раз ты полностью держишь их в руках. Подарить их тебе, что ли, на свадьбу? Раз ты умеешь с ними обращаться.

— А что я буду с ними делать? — пожала плечами Яна. — Это в первую очередь убийцы. Здесь меня и так охраняют. А наверху… Совершенно не представляю, зачем мне там роботы-убийцы. Пусть уж и дальше лежат, как украшение дворца. — Ее лицо стало задумчивым и серьезным. — Хотя… Когда-нибудь могут и пригодиться…

У Сварога при ее последних словах возникла перед глазами крайне завлекательная картина: это милые кошечки, добравшись до Акобара, устраивают Брашеро и его шайке панихиду с танцами… Но вот знать бы точно, останутся ли они целыми и невредимыми, когда по ним начнут палить из бластеров или чего-то подобного?

Яна опустила голову ему на плечо, прикрыла глаза:

— Ты не сердишься, что я вот так взяла и ушла?

— Ну что ты, — сказал Сварог, обнимая ее покрепче.

— Я давно уже думала… — сказала Яна, не открывая глаз. — Знаешь, у меня ведь никогда не было дома. Ну, разве что только покои в Келл Инире… но только до той поры, пока не умерли родители. Тогда все вокруг вдруг стало чужим. Вокруг постоянно толклись, не давали побыть одной, могли ввалиться в любой момент, потому что «так надо», заставить что-то делать, подписывать, сидеть на троне и повторять то, что шептали на ухо…

— Но ведь ты выросла, — осторожно сказал Сварог.

Яна, с закрытыми глазами, грустно улыбнулась:

— К тому времени, когда я выросла, успела эту громадину возненавидеть раз и навсегда… И ничего уже с этим не поделаешь. — Ее голос звучал мягче, умиротвореннее. — А здесь я словно бы дома… Никто не вломится, не заставит прикладывать печать на очередную ненужную бумагу… — Она пошевелилась, чуть напряженно произнесла: — Можно тебя попросить… Вентордеран такой большой… Здесь не найдется пары комнат, которые были бы как бы мои? Именно «как бы», не думай, будто я пытаюсь что-то у тебя оттяпать. Просто… Я все время прихожу в твои комнаты, ложусь в твою постель. А как хорошо было бы иметь что-то, хотя бы на словах свое… Чтобы мы обедали в моей гостиной, и ты ложился в мою постель. Понимаешь?

— Понимаю, кажется, — сказал Сварог. — Благо тут и думать долго не нужно… Пошли.

— Куда?

— Увидишь…

Он давным-давно успел изучить весь Вентордеран. И до сих пор иногда ломал голову, для чего — вернее, для кого — предназначалась самая маленькая башенка Вентордерана, Аметистовая. Словно бы отдельный замок в замке, предназначенный для обитания одного-единственного человека, причем, несомненно, женщины. Уж никак не мужчины, судя по убранству спальни, гостиной, еще пары комнат, ванны. Мебель, шкафы, явно предназначенные для платьев, огромное овальное зеркало в изящной раме, с изящным шкафчиком, каких он немало видел в будуарах знатных дам, разве что стиль незнакомый. Масса других мелочей, в комнатах мужчины ненужных и совершенно неуместных.

Правда ни в шкафах, ни в ящиках он не отыскал ровным счетом ничего — ни обшитого кружевами носового платка, ни сережки, ни гребешка, ни даже булавки. И, тем не менее, Аметистовая Башенка — это женские покои, никаких сомнений. Быть может, в свое время какая-то постоянная фаворитка Фаларена задержалась здесь надолго. До истины уже не докопаешься.

Они обошли Аметистовую сверху донизу — благо много времени это не отняло, всего два этажа, шесть комнат с ванной. С каждой комнатой глаза Яны делались все восхищеннее, словно у ребенка, попавшего в богатый магазин игрушек.

— Ну как? — спросил Сварог, когда они, обойдя все, вернулись в спальню (где постель предназначалась явно не для одного).

— Прелесть, — выдохнула Яна. — Чудесный домик.

— Дарю, — сказал Сварог.

— Нет, правда? — она словно бы не могла поверить.

— Правда, — сказал Сварог. — Это твой дом, Вита.

— Только мой… — прошептала она, глядя как-то странно. — И они сюда не придут, не будут донимать… Только мой…

— Ну, я надеюсь, ты меня иногда все же будешь сюда пускать? — спросил Сварог.

Ему показалось, что на глаза у Яны навернулись слезы, но это тут же прошло, улыбнулась с прежним лукавым очарованием:

— А какая комната тебе здесь больше нравится?

— Вот эта, — сказал Сварог чистую правду.

Она склонила голову к плечу и безразличным тоном сообщила:

— А на мне сейчас только мантия.

— Я догадывался, — сказал Сварог.

— Только я опять совершенно забыла, как управляться с застежками…

— Вот так, — сказал Сварог. — И так. И вот так.

А потом застежки кончились, мантия отлетела в сторону, и они оказались на атласном покрывале в светло-аметистовых тонах, и прозвучал первый короткий стон, предчувствие долгих…

Ну и утречко выдалось, подумал Сварог, вытянувшись в приятной усталости рядом с прикрывшей глаза Яной. Стоит только вспомнить, сколько людей в замке занимались тем же самым, да и сейчас, наверное, иные продолжают: от девочки, для которой эта ночь — первая, до красотки Лавинии, не спавшей разве что со статуями на дворцовой лестнице. Словно налетела парочка эскадрилий амуров и устроила сущее ковровое бомбометание…

— Что ты фыркаешь? — спросила Яна, не открывая глаз.

Сварог честно ответил то, что думал:

— Представил, на что дворец был похож ночью, учитывая, сколько пар друг друга хотели.

Яна лениво перекатила голову по светло-аметистовому атласу, открыла глаза, невинно улыбнулась:

— Что же ты хочешь — дворец… Судьба такая у дворцов… — и, вдруг став очень серьезной, сказала тихо: — Вот только я хочу, чтобы этот был особенный.

— Этот и так особенный, — сказал Сварог. — Другого такого нет.

— Не притворяйся, ты прекрасно понимаешь, о чем я… Ведь понимаешь? — она испытующе прищурилась.

— Конечно, — сказал Сварог. — Лишь я и ты… — он фыркнул. — Слушай, а если у нас тут будут гости?

Она задумалась на миг, но тут же нашлась:

— Пусть ночуют в Велордеране… А вот ответь мне честно на один-единственный вопрос. Честно. Когда ты меня первый раз захотел? По-настоящему?

— Ну если честно… Здесь, в Вентордеране. Когда ты лежала, делая вид, что ужасно страдаешь после… сеанса воспитания. Ты была такая несчастная и пленительная одновременно…

— И не пришел, — укоризненно сказала Яна. — А я часа четыре ждала, пока сон все же не сморил…

— Не решился.

— Ну и дурак.

— Я знаю, — вздохнул Сварог. — Но в мире столько дураков, что я как-то в глаза и не бросаюсь…

— А будь я обыкновенной девушкой, ты бы пришел? Только честно.

— Пришел бы, — сознался он с тяжким вздохом…

— Вот это и называется «проклятие короны», — грустно сказала Яна. — Одно из многих… — закинув руки за голову, она потянулась и сказала мечтательно: — А что будет наверху, когда все узнают, да еще увидят меня в хелльстадской мантии… Представить приятно. — Отвернувшись, она словно бы к чему-то напряженно прислушалась, удивленно спросила: — У тебя что, тут мыши? Здесь?

Теперь и он прислушался — и явственно расслышал легонький скрежет, тихое поскребывание снаружи, у самого пола. И догадался почти сразу же.

— Да нет, откуда здесь мыши… — сказал он. — Это мой министр тайной полиции. Деликатно дает о себе знать. Чувствует, что мы в той позиции, когда можно и побеспокоить. Я ему хорошенько растолковал насчет людских обычаев.

— Великие небеса! — в сердцах вздохнула Яна. — Так все было хорошо, и снова это начинается: министры, доклады…

— Что-то серьезное, — сказал Сварог, помрачнев. — У него строгий приказ: в подобных случаях беспокоить при крайней необходимости… Я позову?

— Да ладно уж… Тем более что он меня забавляет. Сколько раз его ни видела, никак не могу привыкнуть к мысли, что эта золотая киса — министр тайной полиции…

— И толковый, — серьезно сказал Сварог. Потом крикнул: — Мяус!

Дверь распахнулась, и Мяус вошел на задних лапах. Сварог понимал, что это глупо, но все равно набросил на Яну легкое покрывало. Ну, что поделать, сам, дав такое имечко, как бы причислил Мяуса к мужскому роду…

— Ну? — спросил он нетерпеливо.

— Государь, — бесстрастно начал Мяус. — Касательно этой стороны дела я еще не имею ваших указаний… У вас должны быть какие-то тайны от ее величества, когда речь идет о государственных делах?

Сварог соображал лихорадочно. С одной стороны, об Арсенале и прочем и Яне не стоило бы пока знать. С другой, — дело может касаться чего-то совершенно другого. Ладно, выберу время и самым подробным образом проинструктирую…

— Нет, — сказал он.

— Боевая тревога, государь, — сказал Мяус.

Глава II Свадебный подарок поутру

Сварог с Яной сидели перед огромным экраном, а справа от Яны, за пультами, расположился Пятый, с большой сноровкой манипулировавший клавишами. Именно Пятый и был здесь начальником охраны. Сварог не далее как позавчера провел в своем центре реформы — по правде сказать, не особенно и глобальные. Просто-напросто снял с Золотых Обезьянов дурацкие черные береты, которые им совершенно ни к чему. Что в беретах, что без, они все были на одну морду, как горошины из одного стручка, и потому бесполезно присваивать им имена для легкости распознавания. С Мяусом проще, он, такой — один-единственный, а два десятка обезьянов выглядели одинаково, как шахматные пешки. Не особенно напрягая фантазию, Сварог легко догадался, что надо сделать. Велел Мяусу раздобыть краски, лучше всего черной, и изобразить на спине и груди каждого номер, как у хоккеистов. О существовании хоккеистов Мяус наверняка не подозревал, но получилось похоже — и практично. Ну, а объяснить Обезьянам, у кого какой номер, на который следует откликаться, и вовсе оказалось проще простого: как-никак создания, ежедневно имеющие дело со сложными электронными устройствами, уж в математике-то сильны…

— Какой-то бочонок? — неуверенно спросила Яна.

Сварог и сам понимал, что это за штука: явно металлическая, тускло поблескивающая, заметно скругленный нос…

Недолго думая, он распорядился:

— Разверните изображение в профиль.

Пятый нажал несколько клавиш. Теперь предмет выглядел вполне узнаваемо, чтоб его черти взяли… Сероватый цилиндр, нос скруглен, с другой стороны, на торце, четыре косых треугольника. Чуточку непривычного вида, но опознается легко… Чтобы убедиться окончательно, Сварог сказал:

— Разверните тыльной стороной к нам.

Ну вот, как он и думал… Меж основаниями треугольников — то есть стабилизаторов, конечно — виднелась воронка, а по окружности торца — с дюжину таких же, только гораздо меньше. Сопла маршевого двигателя и движков стабилизации.

— Снова в профиль и дайте размеры, — сказал он.

Предмет повернулся в профиль, вдоль него протянулась ярко-зеленая линия с делениями и цифрами. Пятый бесстрастно докладывал:

— Длина цилиндра — четыре с половиной уарда, общая длина — шесть уардов. Диаметр… Угол наклона стабилизаторов… Диаметр главного сопла…

— Достаточно, — сказал Сварог.

Это уже были второстепенные мелочи. Главное и так понятно. Красовавшаяся на экране штуковина сейчас висела уардах в трех над землей, в нескольких лигах отсюда, остановив полет не по своей воле. Что ж, остается в который раз повторить: кем бы ни был Фаларен, но не простаком, и систему защиты придумал, такое впечатление, идеальную…

Пятый монотонно продолжал:

— Она летела со скоростью примерно девятьсот пятьдесят лиг в час по прямой в направлении Велордерана. Отмечалась работа реактивного двигателя с коротким «факелом» сиреневого цвета. По прилете оставалась медленно тающая дымная полоса. Согласно имеющемуся приказу о том, что незнакомые объекты должны не уничтожаться, а захватываться для изучения, было проведено постепенное торможение силовыми полями и заключение в «кокон». Факел был «сорван», после чего двигатель заглох. Судя по всему, она была полностью автономной, а не управляемой на расстоянии. Никаких сигналов не подает. Попыток самоликвидации приборы не зафиксировали.

— Да объясните вы, в конце концов, что это такое! — сердито воскликнула Яна.

— Это ракета, — сказал Сварог. — Есть такое подозрение, боевая. Что-то не похожа она на мирный фейерверк, который кто-то запустил в честь нашей свадьбы… Вид у нее какой-то не тот… Ты помнишь, что такое ракеты?

— В учебных фильмах видела, — сказала Яна. — Архаика какая-то.

Для империи — безусловно, подумал Сварог. Однако не так уж и давно, когда пытались восстановить Багряную Звезду, пришлось срочно изготавливать по чертежам из Музея техники несколько штук такой архаики и вооружать их столь же архаичными ядерными боеголовками… Яне об этом должны были докладывать, она просто не удержала в памяти, видимо…

— Откуда она вылетела? — спросил Сварог.

— Системы воздушного наблюдения не зафиксировали, — доложил Пятый. — По их данным получается, что она возникла словно бы из ниоткуда в конкретной точке, на ведущей к Велордерану прямой…

— Может, радиоэлектронные помехи? — спросил Сварог.

Он надеялся, что роботам, обслуживающим такую систему защиты, этот термин может оказаться прекрасно знаком. Так и есть: Пятый без всякого промедления ответил:

— Постановка радиоэлектронных помех для сокрытия в тайне места старта не исключена. Наблюдательные системы не имеют программы по фиксации радиоэлектронных помех и борьбы с таковыми. Изначально такая задача не ставилась.

Вот тут Фаларен дал промашку, подумал Сварог. А может, не предполагал, что на его замок посыплются ракеты, снабженные системой активных помех. Вряд ли эта штуковина возникла «из ниоткуда», из какого-нибудь иного измерения. Не стоит усложнять, достаточно лишний раз вспомнить, что совсем неподалеку обитают существа, владеющие довольно сложной техникой — и ядерным оружием, кстати, в том числе…

— В наших лабораториях эту штуку исследовать можно? — спросил Сварог.

— Конечно, — сказал Пятый. — Распорядиться, чтобы ее туда переместили?

— Риск есть? Я о взрыве?

— Ни малейшего, — заверил Пятый. — «Кокон» удержит в себе любой взрыв, ядерный в том числе. Потом, если и в самом деле последует самопроизвольная взрывная реакция, объект можно будет без труда уничтожить нейтрализаторами. Прикажете переместить в лабораторию?

— Давайте, — сказал Сварог.

И — тут ему пришла в голову идея — быть может, и не такая уж плохая…

— Пятый, — сказал он, — наши Золотые Шмели в состоянии проанализировать состав воздуха и найти остатки дымового следа ракеты?

— Конечно.

— Выпустите всех на предполагаемую трассу подлета, — распорядился Сварог и повернулся у Мяусу: — Свяжитесь с заводом, пусть в ударном порядке еще пятьсот… да тысячу. Расчет здесь очень простой: вряд ли ракета прилетела очень уж издалека. По количеству частиц сгоревшего ракетного топлива, не исключено, удастся определить место старта. И поиски начните с того места, где ракету впервые засекли… Хотя… Пусть Шмели пройдут к тому месту по траектории полета ракеты. Всем все понятно?

Расчет нехитрый: там, где меньше всего концентрации частиц, оттуда ракету и выпустили. Судя по молчанию Пятого и двух других операторов, они это тоже поняли…

Идти им с Яной пришлось недолго — лаборатория располагалась всего через два зала. Так что пришлось ждать еще несколько минут. Планировка тут оказалась совершенно другая: посреди зала зеленый круг, а вокруг него расположились пульты и всевозможные устройства. Золотых Обезьянов тут оказалось не менее двух десятков. Сварог вспомнил досье: ну да, лары в свое время из чистого научного любопытства не только зондировали Хелльстад какими только могли излучениями, но и сбрасывали разнообразные устройства — а вдруг какое-то из них да заработает? Ну, а Фаларен, в свою очередь поручил своей золотой орде все тщательно исследовать. Эта игра, насколько можно судить, кончилась давным-давно, но вот, оказалось, лаборатории пригодились…

Довольно экзотический свадебный подарочек вплыл через распахнувшееся снизу вверх огромное окно, остановился в центре зеленого круга. Сварог и не пытался отдавать какие-то команды по полному своему невежеству в этих вопросах. Впрочем, система превосходно работала и без него: обезьяны рассредоточились у пультов и непонятных устройств в совершеннейшем молчании, действуя четко и проворно: ну конечно, команды наверняка отдавались по радио, они все меж собой связаны, это только человеку приходится надсаживать глотку, роботы в этом отношении совершеннее…

Что-то свиристело, что-то ритмично позванивало, что-то назойливо пищало. На ракету нацелились десятка два разнообразнейших антенн, сплошь и рядом вовсе не похожих на антенны, ее с разных сторон принялись оглаживать полдюжины тоненьких лучиков, белых и изумрудных. Судя по действиям обезьян, судя по тому, как они переглядывались, они продолжали меж собой общаться самым оживленным образом. Сначала Сварог хотел приказать, чтобы они говорили вслух, но тут же спохватился: что он во всем этом поймет? Нужно ждать результатов…

Яна тихонечко ойкнула от удивления: тускло-серая оболочка ракеты вдруг стала таять, растаяла совсем, обнажились внутренности, что лично для Сварога особой ясности не внесло. Он еще мог примерно опознать топливный бак и идущие от него к соплам трубопроводы, один толстый и дюжина вовсе уж тонюсеньких — но вот загадочное устройство в носовой части представало полной загадкой. Переплетение проводов, кольцеобразные ряды золотистого и серого цвета коробочек, серебристое полушарие, в которое с двух сторон упирались два сверкающих стержня… Черт ногу сломит.

Стрекот и звон усилились, антенн и щупов датчиков появилось раза в два больше, прозрачные лучики полезли в самые потроха, ощупывая. Некоторые детали тоже становились прозрачными, что опять-таки не вносило ясности.

— Первые результаты, государь, — сказал ничем не отличавшийся от других обезьян под номером 12, но, судя по некоторым деталям поведения, служивший тут начальником. — Ракета на химическом горючем, дистанционно не управляемая, заданный курс поддерживается бортовым компьютером и системой навигации…

— Довольно, — нетерпеливо прервал Сварог. — Боевой заряд есть?

— Конечно, государь. Видите полусферу со стержнями? Плутониевое взрывное устройство мощностью примерно в пятнадцать килотонн…

Милые дела, подумал Сварог, лихорадочно вспоминая все, что ему когда-то читали на лекциях о ядерном оружии. Если взрыв предполагался наземный… Диаметр кратера… Радиус полного разрушения… Весело получилось бы. Роскошный свадебный подарок, что уж там.

Но зачем? Это токереты, конечно. Каким-то образом узнали о предстоящем торжестве и решили преподнести свой подарок. О защитных полях Велордерана они явно представления не имели, видимо, у них не было аппаратуры, способной их засечь, — как у систем наблюдения Сварога не нашлось умения справиться с радиоэлектронными помехами ракеты. Инерция мышления, можно и так сказать. Пять тысяч лет обе стороны соблюдали нейтралитет и вряд ли особенно интересовались друг другом. К тому же защитные системы Велордерана пребывали отключенными многие сотни лет…

И все же, зачем? Уж если токереты (по крайней мере, один из них, но, надо полагать, есть еще и другие) уже действуют в большом мире и, мало того, приятельствуют с Брашеро, должны бы узнать кое-что о ларах? То, например, что лар останется невредимым в эпицентре ядерного взрыва — уж это-то Брашеро не мог им не рассказывать, такие вещи на переговорах не скрывают, наоборот, выпячивают, подчеркивая свою силу…

Тогда зачем? Не будь защиты, и Яна, и Сварог, и оба принца, и все остальные лары так и остались бы целыми и невредимыми посреди жуткого кратера и окружающих опустошений. Среди обычных людей, пожалуй, нет никого, чья смерть была бы ларам крайне необходима. Ради простого хулиганства — из мелкой пакости своей сорвать торжество — вряд ли кто-то стал бы баловаться с ядерной ракетой в пятнадцать килотонн. Очередная акция в рамках психологической возни, вроде пожара в Заречье? Не верится отчего-то…

А если… От этой догадки Сварогу стало чуточку не по себе. Но это была очень логичная и убедительная версия. Токереты хотели его оставить в буквальном смысле слова голым и босым. Стоит только предположить, что они знают об электронных устройствах Велордерана, обо всем прочем… Взрыв оставил бы его и без обоих замков, и без компьютеров, без арсенала с подземными заводами — они неподалеку, так что непременно оказались бы уничтожены. Без ничего. С кучей разнообразных чудовищ, абсолютно непригодных для серьезной войны против токеретов. Изящная задумка, что уж там: одним ударом лишить противника абсолютно всей материальной части, от оружия, до компьютеров и завода. Вся мощь, которой он располагал (и в случае крайней необходимости мог использовать против токеретов), в один миг испарилась бы. И Хелльстад в самом деле стал бы чем-то вроде зоопарка с чудищами. По которому уныло бродит опереточный король в дурацкой мантии, способный разве что кое-как управлять погодой да принимать поклоны от подданных-монстров… Да, очень похоже. Другого убедительного объяснения попросту нет…

— Что ты так побледнел? — шепнула Яна. — Нам бы все равно это не угрожало. Конечно, жаль было бы всего…

Милая, ты и не представляешь, сколько здесь этого всего и в чем оно заключается, печально подумал Сварог. Не смертельно, конечно, но борьба с токеретами усложнилась бы стократ. Нет, какой бы сволочью ни был покойничек, стоит воздать ему должное — за то, что не только Пурпурный павильон воздвиг, но и прилежно занимался гораздо более серьезными делами.

— Нервы, — сказал он со слабой улыбкой. — У меня они тоже есть… Двенадцатый!

— Слушаю, государь.

— Ракету исследовать скрупулезнейше, потом уничтожить.

— Слушаюсь.

— Мяус!

— Да, государь.

— Доклады от Золотых Шмелей есть?

— Пока нет, работа на половине…

— Пусть стараются вовсю, — жестко сказал Сварог. — Системам воздушного наблюдения дать приказ на отслеживание любых летающих объектов и перемещение по земле, если оно будет, маленьких существ. Очень маленьких, размером с мизинец…

— Я понял, государь. Полномасштабный поиск возможной агентуры токеретов. Системы будут сориентированы.

Идеальные все же министры получаются из роботов, подумал Сварог. Хоть орден ему давай, но не получится — сам Мяус не поймет, что это такое ему на шею повесили и зачем. Нет в его программе такого понятия, как «поощрение» (что опять-таки выгодно отличает его от людей, которые порой за орденок на что только ни пойдут…).

— Как поступать при обнаружении? — спросил Мяус.

— Только живыми, — сказал Сварог. — При малейшей возможности. Они мне живые нужны…

Достал часы и показал Яне. Она тяжко вздохнула, сделала гримаску, заведя глаза к потолку, но проворно встала. Все гости давным-давно проснулись, отдохнули, опохмелились, и по протоколу вскоре должно состояться очередное торжественное мероприятие в рамках королевской свадьбы: гости чинно и велеречиво поздравят новобрачных с тем, что они окончательно стали мужем и женой (что там было до брачной ночи, как-то никого особенно не волнует ни на крестьянских свадьбах, ни на королевских — положено так, и все тут). Потом каждый гость получит золотую медаль, отчеканенную в честь королевской свадьбы (для ношения на груди, на ленте цветов государственного флага). А ближе к вечеру — очередное застолье с танцами. Тут уж никуда не денешься: королевская свадьба должна продолжаться как минимум три дня, меньше просто не дозволяется незыблемым этикетом. Дольше — сколько угодно, как его величество пожелают. Тот самый знаменитый своими чудачествами Гитре когда-то играл свадьбу месяц (до сих пор никем не побитый рекорд) и потом гордился, что упившихся до смерти обнаружилось аж одиннадцать (тоже не побитый до сих пор рекорд).

— Но это ведь не война? — спросила Яна в коридоре.

— Да уж наверняка, — сказал Сварог. — Будь это война, ракеты летели бы стаями. Вряд ли это у них одна-единственная. Очередное мелкое хулиганство. Которым они сами себе подпортили. Место запуска установят довольно точно… — он мечтательно прищурился. — И где-то там поблизости наверняка будет вход. Проход. Туннель какой-нибудь, из которого тогда вылетали вертолеты.

— А если они его сразу после пуска ракеты подорвали? Завалили?

— Ну, могли, — сказал Сварог. — Если входов несколько. А вот если он один-единственный… Ты бы один-единственный подорвала?

— Нет, конечно, — не особенно и раздумывая, сказала Яна. — Не стала бы я лишаться единственного выхода на поверхность… — она вдруг звонко рассмеялась.

— Ты что? — удивился Сварог.

Она все еще смеялась:

— Хорошенький разговор новобрачных на второй день свадьбы. И хорошенькие занятия, — она оглянулась в сторону лабораторий.

— Ремесло у нас с тобой такое, что поделать, — сказал Сварог хмуро.

Именно потому, что такое уж у них было ремесло, Яна не подкачала: и во время награждения, и в застолье сидела с самым веселым и беззаботным видом, какой только можно изобразить. Сварог изо всех сил старался соответствовать, что получалось неплохо — не вчера подался в короли. А впрочем, не из-за чего было впадать в уныние и замирать в скорбной безнадежности: если разобраться, ничего серьезного не произошло. Так что после нескольких чарок и общего неподдельного веселья вокруг и к ним вернулось хорошее настроение.

Плохо только, что поиски затянулись — впрочем, с самого начала было ясно, то затянутся. Очень уж большую работу предстоит провернуть летучим золотым крохам. Немалый район исследовать…

Улучив момент, он отвел в сторону Гаржака и с любопытством поинтересовался:

— Ну как? Она вас не подбивала меня зарезать или что-нибудь в том роде?

— Ну что вы, государь, — блеснул граф своей неподражаемой хищной улыбочкой. — Умнейшая стерва, сами знаете. Пока что просто приглашала в Лоран погостить. Внезапно вспыхнувшую любовь и не пробовала разыгрывать — умна… Оч-чень тонкими намеками выясняла: каково мне при вашем дворе служится, доволен ли, нет ли обид, не обходят ли милостями… Этим пока и ограничилось. Но вряд ли на этом кончится, — он ухмыльнулся. — Разрешите отправляться на службу?

— Отправляйтесь, — ухмыльнулся и Сварог.

Вечер оказался как две капли воды похож на предыдущий: те же сложившиеся пары, те же тосты и здравицы, даже королек из Вольных Маноров поступил в точности, как вчера — только на этот раз, по докладу бдительного Мяуса, не золотую солонку в карман украдкой переправил, а золотую лопаточку, какой берут с блюда куски торта. Сварог и на сей раз повелел оставить происшедшее без внимания. Честно признаться, этот мелкий воришка в короне ему даже нравился наглостью: осмелиться таскать золотую посуду со стола не кого-нибудь, а короля Хелльстада… Далеко не каждый рискнет.

…Ручаться можно, что посторонний свидетель, попади он каким-то чудом в Аметистовую башенку, себя не помнил бы от удивления: занятия молодоженов оказались крайне далеки от тех, каких следовало бы ожидать от новобрачных на второй день свадьбы. Новобрачные уже третий час сидели за компьютером, принимая донесения неустанно трудившихся Золотых Шмелей, рассматривая равнины и скальные отроги, неширокую быструю речку и водопады — так усердно, что уже в глазах рябило…

И никаких успехов.

Вообще-то Сварог придумал неплохо — когда Шмели в большом количестве взялись за работу, изучая состав воздуха, и в самом деле довольно быстро получавший от них информацию компьютер стал изображать в воздухе некое подобие размытого конуса. Догадка оказалась верной: чем дальше от того места, где ракету сцапали силовым полем, тем меньше частиц сгоревшего ракетного топлива. К ночи этот «конус» был достаточно хорошо оконтурен.

И примерно можно было определить место, откуда ракету запустили. Вот именно, что примерно: под подозрением оказалась территория в десяток югеров. Естественно, следующим ходом было — стянуть туда всех Шмелей и поручить им искать некий проход, провал, дыру, ведущую в недра земли. Несколько часов они буквально утюжили местность — и не нашли даже дырки размером с кроличью нору. Не нашли и свежих следов взрыва, обрушения, иного рукотворного действа, завалившего бы проход. Не нашли, хотя их там собралось столько, что они покрыли подозрительную территорию едва ли не сплошным ковром. Дно речушки тоже проверили на большом протяжении — без всяких результатов.

Будь там какая-нибудь прекрасно замаскированная на равнине крышка люка, Шмели непременно ее обнаружили бы — подземные пустоты они великолепно умели искать, что подтверждалось как раз обнаружением ими Токеранга.

Места были скучные, ничем не примечательные (примерно в десятке лиг от того места, где Сварог с компанией как раз и столкнулись с крохотными вертолетами): равнина с редколесьем, неширокая быстрая речка в которую с высоты уардов двадцати падал довольно широкий водопад — там был небольшой горный массив, опять-таки с несколькими речками, вовсе уж узкими и быстрыми. Даже не горный массив, а нагромождение исполинских камней, некогда вытолкнутых на поверхность какими-то загадочными геологическими процессами. Абсолютно никакого «компромата» на этот район в компьютерах не имелось. Есть подозрения, что он существовал еще до Шторма — поскольку нагромождение скал и речка значились на самых первых картах Хелльстада, имевшихся в компьютерах.

Получалась то ли чертовщина, то ли просто тупик. Все выглядело так, словно ракета не из-под земли вылетела (по причине полного отсутствия ведущих в земные недра проходов), а внезапно материализовалась в том районе — и рванула к Велордерану… И магия, доставшаяся Сварогу в наследство от Фаларена, ничем эту версию опровергнуть не могла. Ракета стартовала ниоткуда. И обратное доказать невозможно, хоть ты тресни…

Кстати, как раз за этим скальным массивом и начиналась исполинская подземная чаша, в которой располагался Токеранг — та огромная пещера. Уж это-то было известно совершенно точно, но помочь ничем не могло.

Для очистки совести Сварог загнал всю немаленькую орду Шмелей в горы — что, если там и была замаскированная стартовая площадка? Скопище исполинских камней было столь небольшим, что пешеход обошел бы его кругом примерно за час, так что Шмели благодаря количеству справились быстро. Ни замаскированных стартовых площадок (которые просто негде было бы разместить), ни выдолбленных в камне ракетных шахт. Снова тупик.

— Давай фантазировать, — сказала Яна. — От безнадежности. У них там есть установка, которая распыляет ракету на атомы, атомы просачиваются наверх, вновь в строгом порядке собираются в ракету, и она идет на цель… Я, конечно, фантазирую…

Сварог проворчал:

— Еще немножко — и я начну в такие фантазии верить. От полной безнадежности…

— Но я же не всерьез!

— Я тоже, — сказал Сварог. — По-моему, будь у них такие технологии, они бы их не использовали для мелкого хулиганства вроде этой ракеты. И не шмыгали бы по углам, как крысы. И не использовали бы как демонстрацию своих возможностей ядерную бомбу. Они бы что-нибудь посерьезнее устроили… Я тут попытался навскидку придумать пару-тройку фокусов, которые можно вытворять с такой аппаратурой — по спине холодок, серьезно…

Действительно, жутковато. Вообще-то и у ларов есть оружие, способное превращать многое в невесомое облачко атомов. И гразерт на «Рагнароке» именно что в атомы разносит цель. Но это оружие, способное только разрушать. А вот с аппаратурой, умеющей не только разложить не важно что на атомы, но потом аккуратненько собрать «как и было», можно натворить таких дел… Это и для Империи была бы нешуточная угроза…

— Но ведь и магии там нет, — сказала Яна задумчиво.

Сварог кивнул. Сразу, как только Шмели отыскали место (часа за два до заката, так что очередное пиршество еще не начиналось и можно было потихонечку отлучиться из замка), он посадил в летающую лодку старуху Грельфи и помчался туда. Чуть ли не час они рыскали по окрестностям, осматривали речку, водопады, скалы. Своими способностями Сварог не ощутил и тени магии. То же самое заявила Грельфи, уверяя, что магии, куда ни ткни, не больше, чем в сухом полене. Даже не высказала свое знаменитое присловье, пускавшееся в ход, когда старуха сталкивалась с чем-то ей непонятным: «Вот не могу понять, в чем тут странность, но есть она, язви ее…» На сей раз заявила твердо и бескомпромиссно: магии — ни на грош. И верить ей следовало. Старуха вовсе не была могучей ведуньей, и, если применить армейские чины, тянула не более чем на лейтенанта, но всегда и везде безошибочно определяла, есть тут магия или ее нет…

Сварог покосился на супругу. Она ничем не напоминала счастливую новобрачную: сидела, ссутулившись, отрешенно и грустно уставясь куда-то в пространство.

— Если подвести итог… — тихо произнесла Яна, не поворачиваясь к нему и не меняя позы. — Никто не представляет, что делать с Токерангом. Никто не представляет, что делать с Горротом. А вот у них вовсю кипит какая-то работа, очень может быть, направленная не только против земли, но и… — она зябко поежилась. — И у тебя нет ни малейших идей…

Сварог сказал осторожно:

— Ты это сказала таким тоном, будто у тебя идеи как раз есть…

— Есть, — спокойно ответила Яна. — Целых две. Первая: если положение станет по-настоящему критическим, рассредоточить вокруг Талара орбиталы Главного Пояса и… полностью ликвидировать опасность.

— То есть — планету в пыль? — глухо спросил Сварог, чувствуя, как у него каменеет лицо.

— Ну, не обязательно в пыль… Но здесь, внизу, ничего не останется…

— И никого?

— И никого, — сказала Яна, повернула голову и встретила его взгляд. Совсем тихо продолжила: — А ведь ты впервые в жизни на меня с ненавистью смотришь… Я не обижаюсь, нисколечко, я тебя прекрасно понимаю…

— И на том спасибо, — с сарказмом бросил Сварог.

— Успокойся, пожалуйста, — сказала Яна, глядя на него с вымученной улыбкой. — Это чистой воды теория. Уж если положение станет настолько критическим, настолько… Но пока что нет оснований паниковать, согласен? Мы даже не знаем еще, что нам может угрожать. Вряд ли та кучка, в Горроте настолько сильна и гениальна, что способна заставить Империю запаниковать всерьез… Ну я тебя прошу, успокойся!

— Успокоился, — сказал Сварог сквозь зубы.

— Можешь мне откровенно ответить на один-единственный вопрос?

— Попытаюсь.

— Ты бы мог меня убить, если бы узнал, что я отдаю приказ на…

— Я бы тебя и пальцем не смог тронуть, — сказал он. — Просто-напросто, знай я заранее, я бы, скорее всего, остался здесь, со всеми. Прости, если чем задел, но при одной мысли, что остаток жизни придется провести исключительно там… — он ткнул пальцем в потолок. — Тебе не понять…

— Думаешь? — прищурилась Яна. — А ты не забыл, сколько времени я с детства провела на земле? И как я по-настоящему рада, что здесь у меня есть настоящий дом? Так что не думай, будто я тебя не понимаю.

— Верю, — сказал Сварог. — И что это меняет? Если вдруг возникнет жестокая штука под названием «государственная необходимость»? Я сам король, не забывай… Ты, между прочим, в лучшем положении: абсолютно ничем не запачкалась, как императрица, а вот я, честно признаюсь, уже столько раз в грязи извалялся во имя этой самой государственной необходимости… Лезешь в грязь по уши, как бы душа ни протестовала, потому что ты не человек сейчас, а король… Да, а вторая идея какая?

Яна смотрела на него как-то странно — словно ждала помощи и защиты, хотя он решительно не понимал, от чего.

— Вторая идея совершенно никому не приносит вреда и касается меня одной… — протянула Яна, все так же непонятно глядя. — Тебе, конечно, успели рассказать, что такое Дор Террах? Древний Ветер? Ну вот… Можно его разбудить окончательно. Чтобы овладеть им целиком.

— Подожди, — сказал Сварог. — Я-то считал, ты им и так владеешь. Из тебя иногда такое выплескивалось…

— Лоскуточки, — сказала Яна с бледной, печальной улыбкой. — Клочки. Они иногда всплывают сами по себе… но это именно что лоскуточки. И их, между прочим, совсем не трудно загнать обратно вглубь сознания и заставить уснуть. Кстати, оба дядюшки так и поступили. Им это просто не нужно в жизни. Мне тоже показалось, что никогда не понадобится, но теперь, когда такое творится… Пожалуй, пора будить…

— И что с тобой тогда будет? — тихо спросил Сварог.

Яна пересела к нему в кресло, прильнула.

— Ты всегда был деликатным, — сказала она, улыбаясь почти весело. — На самом деле тебе явно хочется спросить: «И во что ты тогда превратишься?» Ну, скажи честно.

— Да, — ответил он, глядя в сторону.

Яна засмеялась, опять-таки не так уж весело:

— Ни во что я не превращусь. И никаким монстром не стану. Останусь точно такой же. Вот только способностей и силы прибавится несказанно. Гору я, не буду врать, в пыль не превращу — но вот замок разбросаю по кирпичику. Взглядом. Как когда-то бабушка. Она была совсем молодая, и ей изменил любовник. Она полетела в его манор и разнесла там все по камешку. Взглядом.

— А… люди?

— Ну, людей-то она заранее повыбрасывала в окна, и не так уж грубо, так что никто себе ничего не сломал… Армию я тоже не смогу уничтожить — но десяток-другой всадников из седел одним взглядом вышибу. Примерно так. И, конечно, появятся разные способности…

— Мысли читать сможешь? — вымученно усмехнулся Сварог.

— Успокойся, — сказала Яна. — Не смогу. Но силы у меня будет гораздо больше, чем сейчас. И очень возможно, среди новых способностей найдутся такие, что пойдут нам на пользу в нынешней ситуации… К черной магии это не имеет ни малейшего отношения, наоборот…

— Знаю, — сказал он задумчиво. — Грельфи мне кое-что рассказывала…

Яна — сразу видно, чуточку приободрившаяся — продолжала:

— Собственно говоря, может быть, это и не магия в обычном понимании. Говорят, это какие-то невообразимо древние силы, идущие от самой Матушки-земли… И когда-то были доступны очень многим, но потом люди испортились, и Матушка стала очень осмотрительной… Всего никто не знает. Ни знатоков не осталось, ни книг, которым можно верить. Насколько я смогла разобраться, еще за сотни лет до Шторма владеющих Древним Ветром осталось очень мало…

— Тогда за чем же дело стало? — спросил Сварог. — Если это нам поможет, а тебе никакого вреда не принесет…

Яна смотрела как-то странно, прикусила нижнюю губу с таким видом, словно вот-вот должна была расплакаться.

— Или нет? — спросил Сварог тревожно. — Или все же будет вред?

— Никакого…

— Вита, ничего не понимаю, — сказал Сварог с досадой. — Почему ж тогда у тебя такой вид, будто тебя завтра хоронить должны? — Он покрепче прижал ее к себе, повторил настойчивее: — Вита… Какие тут опять заморочки?

— Ну, понимаешь…

— Не понимаю, — сказал Сварог сердито. — Ни черта…

Она не отстранилась, но отвернулась, насколько удалось и тихо, так, что он едва различал слова, проговорила:

— А что, если ты меня бросишь… такую… Если тебе не понравится, что во мне теперь столько силы…

— И все? — радостно воскликнул Сварог. — И все проблемы?

Она отозвалась, все так же почти шепотом:

— Говорят, некоторые так и поступали… Кое-кому даже казалось унизительным, что…

— Что его женщина — такая? — понятливо подхватил Сварог. — Ну, дурачье, что скажешь… Ты и так уже несколько раз показывала, что сильнее меня — да вот, историю с рукерами взять… Вот только я что-то ни разу не чувствовал себя слабым и униженным. Сомневаюсь, что когда-нибудь стану иначе думать… Да, вот кстати. Мара раз в десять лучше меня владеет мечом — но меня это как-то совершенно не напрягает. Вита, что ты, как маленькая… Никогда я тебя не брошу. Никакую.

— Правда?

— Честное слово.

Она повернула к нему лицо, озаренное такой радостью и надеждой, что Сварог даже почувствовал себя чуточку неловко. Прижалась щекой к щеке, и они долго сидела так в совершеннейшей тишине. Потом Яна отстранилась, сказала уже спокойно, даже деловито:

— Ну тогда и тянуть не стоит, тем более что сегодня полносемелие, а это еще лучше…

Прошлепала босиком к изящному гардеробу (и как только успела за неполные сутки набить его платьями и обувью в поразительном количестве, а остальные комнаты — всевозможными дамскими безделушками? Поразительно быстро обустроилась у себя дома). Сбросила халат, распахнула высокую резную дверцу, выдернула первое попавшееся платье (такое впечатление, вообще не глядя, что женщинам во время выбора нарядов как-то не свойственно), накинула прямо на голое тело, схватила первые попавшиеся туфельки, небрежно провела по волосам сверкнувшим самоцветиками гребнем.

— Нам что, придется куда-то идти? — спросил Сварог.

— Понимаешь… Нет никаких сложных и особенно долгих ритуалов, но кое-что проделать все же придется. Это тебе не лампу зажечь… Необходимо открытое пространство, чистое поле, хорошо бы холм… и трава, много травы… Кстати, лигах в пяти от замка, я помню, есть холмы…

— Не такие уж и высокие, — сказал Сварог. — Так, холмики…

— А это все равно, холм вовсе не должен быть высоченным, главное, чтобы он был… И трава там хорошая, густая, высокая… — она сделала нетерпеливое движение к двери.

— Погоди, — сказал Сварог. — Что бы там ни было, а одну я тебя…

— Ох, какой ты… — с досадой сказала Яна. — Разве я сказала, что тебе со мной нельзя? Да пожалуйста! Только близко подходить не будешь, нельзя… не знаю почему, просто нельзя. И птичек своих лупоглазых бери хоть сотню, только пусть тоже подальше держатся…

Она прямо-таки притопывала на месте. Сварог прекрасно знал это состояние: когда все для себя решено, и знаешь, что должен действовать, немедленно, и земля под ногами кажется раскаленными углями… Поэтому он торопливо встал, застегнул камзол на все пуговицы.

А вот Яна, наоборот, в последний момент задержалась в двери, оглянулась как-то беспомощно. Сварог понял, подошел, обнял за плечи и сказал веско:

— Помнится, я кому-то честное слово давал? Никогда я тебя не брошу…

Она слабо улыбнулась — лицо у нее было, как у человека, которому предстоит с головой нырнуть в холодную воду — потомповернулась и решительно вышла в коридор.

Когда они садились в летящую лодку, Сварог оглянулся на близкий Велордеран: вот кому беззаботно и весело, высокие окна пиршественной залы ярко освещены, музыка доносится, видно даже, как кружатся пары… Ну, понятно, ни один человек там ничего не знал — хороший хозяин не станет грузить гостей своими заботами…

Глава III Порыв Древнего Ветра

Едва он опустил летающую лодку неподалеку от невысокого пологого холма, сплошь заросшего высокой густой травой, Яна нетерпеливо распахнула дверцу и выпрыгнула наружу. Это состояние он тоже знал — когда хочется побыстрее со всем покончить. Впрочем, никак не походило, чтобы Яна нервничала, аккуратно сняла туфельки, и, сняв платье через голову, чисто женским инстинктивным движением аккуратно повесила его на борт лодки. Сварог ухмыльнулся про себя: когда женщина так себя ведет, с ней все в порядке.

Она подошла вплотную, обнаженная, прекрасная, улыбнулась как-то по-детски:

— Ты знаешь, страшновато чуточку… После бабушки этого никто не делал, столько лет прошло… Поцелуй меня.

Сварог крепко поцеловал ее, отнюдь не как ребенка.

— Я останусь прежней, не думай никаких глупостей, — сказала она быстро. — Так и стой здесь, пока все не кончится. Ты меня никогда не бросишь?

— Никогда, — серьезно сказал Сварог.

Отрешенно улыбнувшись, Яна повернулась и неторопливо пошла к холму, расположенному всего-то уардах в ста. Сварог сразу обратил внимание, что ей не приходится прикладывать ни малейших усилий, раздвигать доходившую ей до пояса траву — трава поспешно раздвигалась перед ней сама, смыкаясь следом.

Сварог не испытывал ни тревоги, ни страха, ничего подобного — но охватившие его чувства он никак не мог определить. Что-то непонятное легонечко сжимало ему сердце, вот и все…

Он неотрывно смотрел вслед. В небе ярко-желтым диском светился Семел, и на его фоне изредка проплывали Золотые Филины, ходившие кругами на почтительном расстоянии и большой высоте. Светло вокруг — хоть иголки собирай. И поразительная тишина, даже не слышно ни единого плакуна-пестрячка — а эти птички как раз ночные, любят устроиться в высокой траве и выводить унылые, плаксивые трели, за что так и прозваны. Совершенно безобидные пичужки, но их отчего-то страшно не любят гармы — одна из тех загадок Хелльстада, которую Сварогу наверняка уже не открыть, немало знаний, и серьезных, и мелких умерло вместе с предшественником…

Обнаженная женская фигура неторопливо поднималась к вершине холма, трава точно так же расступалась перед ней, смыкалась позади. Сварог смотрел во все глаза, но ничего необычного, если не считать поведения травы, не происходило.

Вот она достигла вершины холма, остановилась, уронив руки. Сварог прекрасно ее видел от макушки до пяток — трава вокруг полегла широким кругом да так и не поднялась. Стояла оглушительная тишина. Потом Яна медленно-медленно подняла руки над головой. Несколько мгновений, показавшихся Сварогу часами, ничего не происходило. Меж вытянутыми вверх ладонями Яны зажглась пронзительно-синяя искорка, стала разбухать, расти, пока не превратилась в переливающийся всеми оттенками синего, голубого, аквамаринового и сапфирового довольно большой шар. То ли он вращался, то ли по его поверхности проплывали полосы — на таком расстоянии Сварог не мог определить.

Трава на склонах холма, за пределами круга, вдруг пришла в движение, довольно странным образом: волна за волной безостановочно кружили вокруг холма, нижние медленнее, другие, чем выше, тем быстрее. Сварог услышал голос Яны — негромкий, спокойный, звучавший так, словно она стояла в паре шагов от него. Если это не заклинания, а язык, то абсолютно незнакомый, певучий, с преобладанием гласных. Несколько раз прозвучало «Дор Террах».

Потом она замолчала. Медленно стала разводить руки — и синий шар не остался шаром, а потянулся за ладонями, превращаясь в широкую полосу, безостановочно переливавшуюся теми же оттенками. Яна держала руки на уровне плеч, ладонями вверх — и над головой у нее стояла синяя переливчатая дуга… незаметно для глаза ставшая превращаться в радугу. Вскоре стала самой настоящей радугой — семь чистейших цветов. И, достигнув немыслимой яркости и чистоты, исчезла.

С неба упали ветвистые зеленые зигзаги, напоминавшие молнии, но гораздо более медленные, бесконечно высокие. Змеясь, переливаясь всеми оттенками зеленого, они окутали женскую фигурку непроницаемым для глаз покрывалом — по его поверхности то и дело промелькивали длинные золотистые искры.

Сварог, кажется, даже дышать перестал. Вот теперь сердце зашлось в тревоге — он не знал, по правилам ли все происходит, так, как и должно быть, или с Яной творится что-то нехорошее. Древние заклинания и силы порой в наше время ведут себя непредсказуемо… Нет, торопливо напомнил он себе, ведь у ее бабушки все получилось, а это было не так давно… Даже Горлог, которому миллионы лет, ведет себя, как надлежит… Но ведь есть и другие примеры, как раз противоположные — когда древние заклятья, пусть даже самым правильным образом прочитанные, вызывали совсем не то, на что надеялся произнесший, и для него все кончалось хуже некуда… Что далеко ходить, Грельфи рассказывала за столом не далее, как вчера…

Сердце разрывалось в тревоге, но он стоял, как вкопанный — даже если там что-то неправильно, помочь ничем не сможет, а если все идет, как надо, может помешать…

Казалось, это продолжалось невероятно долго: медленные и быстрые порывы неведомой силы волнами пригибали траву вокруг холма, на вершине которого переливался зеленый, пронизанный золотистыми искрами купол, и змеящиеся зеленые зигзаги все так же уходили вверх, в невероятную высь. И стояла тишина.

И вдруг все кончилось. Зеленый купол и зигзаги погасли так быстро, что глаз не успел заметить. Только что были — и нет. Трава на склонах холма распрямилась и замерла. Остался только круг на вершине. И Яна посередине. Она уже не стояла — сидела, опираясь правой рукой на землю. Вопреки всем запретам Сварог хотел броситься к ней, но она сама поднялась на ноги — нисколечко не шатаясь, совершенно естественным движением: ну вот захотелось человеку на минутку присесть, а потом он встал…

И стала спускаться с холма, возвращаясь — трава вновь расступалась перед ней и смыкалась за спиной, походка у Яны была опять-таки совершенно естественная, спокойная, неторопливая. Пока что не похоже, чтобы в ней что-то изменилось… Но вот удалось, или нет?

Сварог молча ждал, потому что ничего другого не оставалось. Он заметил еще издали, не мог не заметить…

Но не представлял, что тут можно сделать, и что это означает.

— Заждался? — самым обычным, чуточку насмешливым голосом спросила Яна, подойдя совсем близко. — Ну вот видишь, все обошлось, а ты наверняка зачем-то с ума сходил…

Должно быть, он сделал какое-то неправильное движение, чем-то себя выдал — Яна бросилась к нему, крепко ухватила за лацканы камзола, прижалась, обнаженная, жаркая, пахнущая травяным соком, потом обхватила за шею, приблизила лицо:

— Ну, ты же видишь, что я осталась, какой была! Что ты оцепенел? Я же прежняя!

Сварог нашел в себе силы произнести спокойным голосом:

— Дай время в себя прийти, у меня душа не на месте…

Она осталась прежняя, это точно. Вот только глаза прямо-таки горели синим, невероятной яркости светом, как две маленьких электрических лампочки, право слово… Это он заметил еще издали, мудрено было бы не заметить. Не может быть у человека таких глаз.

Но других изменений не видно, как он ни приглядывался лихорадочно и пытливо. Только глаза в полном смысле слова сияют. Ощутив легонькую слабость в ногах, он сделал шаг назад, прислонился спиной к борту летающей лодки.

— Слушай! — негодующе воскликнула Яна. — Ты мне все платье помнешь! Ты еще на него сядь!

Вот теперь Сварог уверился, что она прежняя. А глаза… Глаза помаленечку гасли, пока не стали глазами обычного человека. Какие-нибудь остаточные эффекты, подумал он радостно, чувствуя, что улыбка у него сейчас самая дурацкая.

Взяв с борта чуть помятое платье, укоризненно покачав головой и пробормотав что-то насчет мужчин-медведей, Яна принялась его надевать. Одернув подол и застегнув пуговицы, совершенно будничным тоном сказала:

— Только не расспрашивай, как все было, ладно? Потому что у меня все равно не получится объяснить, как это… происходило.

— Но получилось? — спросил Сварог.

— Все получилось, — с торжеством ответила Яна.

— Поздравляю, — сказал он. — Теперь ты у нас самый великий маг в Империи…

Присмотревшись к нему, Яна подошла вплотную, взяла обеими руками за щеки, заглянула в глаза и произнесла скорее обиженно, чем сердито:

— Так-так-так… А кто-то меня совсем недавно уверял, будто примет любой… И вот уже начинается, судя по тону… Никакой я не великий маг, понятно? Я просто приняла Древний Ветер, вот и все… И я по-прежнему твоя, и только твоя… — ее голос напряженно зазвенел. — Или…

Она была прежняя. Никаких сомнений. Сварог, расслабившись, одновременно радуясь и чувствуя себя идиотом, обнял ее, прошептал на ухо:

— Ну что ты, Вита… Просто не каждый день на твоих глазах такое случается… Ошалел малость, прости…

Она облегченно вздохнула, прошептала счастливым голосом:

— Вот теперь я вижу, что ты тоже прежний… Ты меня не поцелуешь?

Поцелуй затянулся надолго и закончился самым обычным для новобрачных образом, объятиями в высокой траве у борта лодки, радостным и нетерпеливым слиянием тел. Она была прежняя.

…Потом, когда лодка летела к замку, Яна грустно сказала:

— Во что у меня платье превратилось… Тоскливый ужас. А ведь только вчера сделала…

— Есть же какие-то заклинания для чистки…

— Милый, — фыркнула Яна. — Эти заклинания исключительно для служанок. Благородная госпожа может создать платье, но не должна уметь его чистить. Вот ты знаешь какие-нибудь заклинания на чистку сапог или камзола?

— А ты знаешь, нет, — не без удивления сказал Сварог. — Только сейчас спохватился, что ничего подобного не умею и никто не учил…

— Вот видишь, — сказала Яна. — Иные заклинания исключительно для слуг, должен бы помнить… — она критически обозрела себя в ярком сиянии Семела. — Ну да, пропало платье…

— А твой Древний Ветер тебе тут ничем помочь не может?

— Он такими пустяками не занимается, — серьезно сказала Яна. — Что ты так косишься?

— Понимаешь, мне действительно страшно любопытно… — сказал Сварог. — Как ты себя теперь чувствуешь?

— Да точно так же, как и прежде, — сказала Яна. — Когда ты здесь впервые появился, и тебя обучили первым заклинаниям, ты себя стал чувствовать как-то иначе?

— Да нет, — пожал плечами Сварог.

— Ну вот и со мной в точности так же.

— Я просто подумал… Все-таки Древний Ветер…

— Ну и что? — пожала плечами Яна. Протянула: — Хотя… Ты прав, иногда появляется какое-то странное ощущение: будто по клеточкам, по жилочкам, разлито что-то такое… бодрящее… или… — она досадливо передернула плечами. — Нет, не могу объяснить, слов таких не подберу. Но это — время от времени, может быть, и совсем пройдет… — она положила ладошку на руку Сварога. — Мыслей я читать не научилась, но ход твоих мыслей предугадать легко, потому что у меня, будь я на твоем месте, он наверняка оказался бы точно такой же… Пожалуйста, не надо меня сейчас долго и вдумчиво расспрашивать, что я теперь умею и могу. Хорошо? Я просто сама еще не со всем разобралась, мне еще нужно будет прислушаться к себе, долго и старательно, вульгарно говоря, перебрать все свои новые умения. Грельфи предупреждала, что так и будет… Она еще говорила, что иные умения могут молчать и сами дадут знать о себе в подходящий момент. Вот, скажем, ты никогда в жизни не подходил к воде и не знал, заложено ли в тебе умение плавать или пойдешь ко дну, как купеческая гиря. И вдруг понадобилось тебе переплыть реку — ну, ни моста, ни перевозчика, мало ли что… Подходишь ты к реке — вдруг понимаешь, что прекрасно умеешь плавать. Примерно так.

— Понятно, — сказал Сварог. — С вопросами приставать не буду. Но, извини, завтра же потащу тебя к тому чертову мосту, вдруг да получится что…

— А меня и тащить не надо, — сказала Яна. — Сама с превеликой готовностью полечу. Для чего, собственно, все и затевалось? Чтобы поискать надежное оружие против наших общих врагов… Что ты притормозил?

— Посмотри налево, — сказал Сварог. — Вон то дерево мне никогда не нравилось, и в хозяйстве совершенно ни к чему. Корявое оно какое-то, тоску навевает…

— Понятно, — спокойно сказала Яна. — Есть, командир…

Она ничего не сделала, не пошевелилась. Просто-напросто повернула голову и посмотрела налево, где на равнине и в самом деле как-то уныло торчал высоченный корявый вяз.

Что-то оглушительно щелкнуло у самой земли, прекрасно видно было, как вихрем брызнули щепки — и корявое дерево стало медленно заваливаться набок, гулко грянуло оземь кроной, ствол несколько раз дернулся вверх-вниз и замер. Остался совсем невысокий пенек, неровный, иззубренный.

— Вот так, — сказала Яна. — Значит, про бабушку не наврали, что она взглядом разметала по кирпичику целый замок… Я сама сейчас чувствую, что в состоянии это сделать…

— Ну, вот и начали понемногу определяться с твоими новыми умениями.

— Экспериментатор… — беззлобно фыркнула Яна. — Знаешь… А ведь время не такое уж позднее, молодежь наверняка еще веселится вовсю. Сходим? Это как-никак наша свадьба…

…Пробуждение получилось таким, что и слов-то не подберешь для описания своих впечатлений и чувств…

Сварог лежал на левом боку, по старой привычке сунув под щеку не всю подушку, а уголок. Именно там, слева от него, в каком-то уарде красовалось росшее из пола странное деревце: тонкий золотой ствол, причудливая крона конусом из ярусов разноцветного марранского хрусталя, в глубине ее виднеются золотистые шары. Более того: Сварог обнаружил, что лежит не в постели, а именно на полу, пусть и с подушкой и покрывалом. Хотя вчера не надирался и прекрасно помнил, что ложился в постель. И цвет у пола был какой-то неправильный — не обычного паркета, а обоев…

Он повертел головой, огляделся… От страха, конечно, не заорал, но ощущения были где-то даже и панические. Деревце было не деревцем, а люстрой в спальне Яны, разве что впервые увиденной в столь необычном ракурсе. Сам Сварог лежал рядом с ним на потолке, неведомо как преспокойно на нем удерживаясь, словно пол с потолком поменялись местами. А на бывшем полу, теперь потолке, удерживаемые теми же неведомыми силами, стояли и гардероб, и огромное зеркало со шкафчиком, и кровать со спящей Яной. В общем, имела место сущая чертовщина. Словно Вентордеран перевернуло вверх ногами… но почему тогда на новом полу оказался он один, а все остальное так и осталось на новом потолке?

Он пошевелил руками, поворочался с боку на бок, решился даже сесть. Все было, как обычно, если не считать места, где он оказался. Земное тяготение действует на него так, будто он действительно на полу, то есть на уровне земли, а не перевернут вверх ногами. И, тем не менее, с чем-то из двух обстояло не правильно — то ли с полом, то ли с потолком. А может, со всем вместе…

Со своего места он не видел ни одного из окон и не мог определить, как обстоит с Вентордераном, какую позицию замок занимает в пространстве. Однако следовало срочно что-то предпринимать…

Возможно, кто-то сочтет это унизительным (ну и черт с ним!), но первые уарды до стены Сварог преодолел ползком. На всякий случай. Будучи ларом, он все равно не расшибся бы, навернись с потолка, но обстановочка оказалась очень уж диковинная…

Потом он рискнул, встал на коленки, а там и выпрямился во весь рост. Зашагал к стене, собственно говоря, вниз головой — но для него самого все выглядело совершенно иначе. Достигнув стены, призадумался — и, по какому-то наитию резко подпрыгнул, так, что коснулся стены всеми четырьмя конечностями.

Да так там и остался. Полное впечатление, что он стоял на четвереньках на полу. Что теперь полом стала стена, а потолок с люстрой и пол со всей мебелью и спящей Яной — стенами. Начинаем помаленьку понимать механизьм…

Уже не медля и не топчась на месте, он зашагал к бывшему полу — а там точно так же прыгнул — наконец оказался в самом нормальном положении, стоя на самом настоящем полу. Посмотрел вверх. Его подушка и покрывало так и покоились возле люстры. Посмотрел направо. В широком простенке меж двумя стрельчатыми окнами под углом в девяносто градусов к полу как ни в чем не бывало стоял изящный столик с двумя креслами, и со столика ничего не упало, не разлилось, не рассыпалось. Недоеденные вчера пирожные и фрукты преспокойно лежали на блюдцах, уровень «Кабаньей крови» в опустошенном наполовину прозрачнейшем графине оказался строго параллелен поверхности столика, как и в недопитом бокале, — конечно же, Яны, у Сварога не было в жизни привычки оставлять бокалы недопитыми.

Одно успокаивает: в окно прекрасно видны деревья парка, и ряды кустарника, окаймляющие дорожку, и сам замок. Судя по увиденному, Вентордеран стоит так, как ему и полагается: основанием на земле, крышами и башенками к небу. Хоть с этим полный порядок…

Оставив самое интересное на потом, он тщательно оглядел спальню (не обнаружив новых диковин), потом только подошел к постели. Яна безмятежно спала, вытянув руки вдоль тела, дышала ровно, спокойно, и на губах даже застыла легкая улыбка, словно ей снилось что-то безусловно приятное. Вот только спала она, лежа (или вися?) в воздухе над постелью, на высоте примерно две трети уарда. И ее великолепные волосы словно беспрестанно трепал легкий ветерок (которому просто неоткуда было взяться в замке), а вокруг запястий неспешно кружили какие-то зеленые и красные огоньки, комки света, казавшиеся пушистыми.

Сварог некоторое время постоял в задумчивости: стоит ли ее будить в такой вот ситуации или подождать, пока проснется сама? Вдруг навредишь чем-нибудь?

Решив все же будить, подошел к постели, отодвинул ладонью колыхавшиеся пряди золотых волос и шепнул на ухо:

— Эй, древний ветерок, вставать пора…

Она всегда просыпалась быстро, легко, вот и сейчас почти сразу же открыла глаза, явно хотела улыбнуться Сварогу… и обрушилась вниз, на постель. Высота небольшая, да и Яна — не дебелая матрона, но все равно, пружины жалобно взвыли, словно орава разорившихся купцов. Что характерно, подушка и столик остались на своих местах.

Сварог с любопытством ждал. На лице Яны изобразилось величайшее изумление.

— Не ушиблась? — заботливо спросил он.

— Нет… — машинально ответила Яна и, кажется, окончательно пришла в себя. — Что творится?

Волосы у нее больше не колыхались и огоньки пропали.

— В любом случае, это не мои штучки, — сказал Сварог, присаживаясь на край постели. — Потому что я такого просто не умею. Ну, а поскольку нас тут только двое? Какой следует вывод? — и усмехнулся. — Вита, ты и в самом деле великий маг. Даже когда напивался вдрызг, никогда в жизни себя на потолке не обнаруживал…

Иронию в его голосе уловить было нетрудно. Растерянно на него глядя, хлопая ресницами, Яна вдруг покраснела — густо, отчаянно. Отвернулась и зарылась лицом в подушку. Даже издала что-то вроде жалобного писка.

Сварог наклонился, гладя ее по плечам, касаясь губами волос, сказал насколько мог убедительнее, уже без всякой насмешки:

— Вита, не надо переживать. Ясно ж примерно, что происходит: освоение, овладение умениями… Ничего страшного, скорее смешно. Ну, повернись, мало ли что бывает… Дело житейское. Тем более невообразимо древняя магия…

Не меньше пары минут, наверное, пришлось поглаживать и успокаивать, рассудительным тоном изрекая всякие банальности. Наконец Яна повернулась, уже не красная, скорее чуточку пунцовая, со страшно сконфуженным видом.

— Я не знаю, как это получилось… — сказала она жалобно.

— Нечаянно, — сказал Сварог. — А как же иначе?

— Всю ночь происходило что-то странное… — сказала она, глядя на Сварога прекрасными затуманенными глазищами. — Я училась разным вещам, кто-то подсказывал, но голоса я не слышала… Приходили всякие знания… Иногда это было приятно, иногда просто жутко… То летала над солнечной равниной, безмятежной, зеленой, то падала в какие-то жуткие подземелья — переходы кривые, корявые, все время кажется, что вот сейчас из-за угла кто-то страшный выпрыгнет… Летала над морем, и спокойным, и штормящим, в голове сами собой всплывали знания, и наставления, и даже строгие предупреждения не использовать то-то и то-то во вред другим… — она улыбнулась, показавшись сейчас маленькой испуганной девочкой. — И знаешь, там все время был ты. Я тебя не видела, но все время знала, что ты рядом, и если я ошибусь, провинюсь, ты поступишь, как тогда, на берегу озера… Потому что Матушка-земля тебе велела за мной следить и воспитывать… Ты же у нее в фаворе…

Сварог вспомнил собственные необычные ощущения, пережитые во время той церемонии в Глане, а потому решил воздержаться от каких бы то ни было комментариев, толкований и попыток понять, в чем тут дело и почему именно он настойчиво маячил в ее снах в виде строгого наставника. На свете было множество вещей, которые он попросту не пытался понять, махнув на это рукой, — возможно, и сейчас следовало так поступить…

— Это очень часто повторялось, — продолжала Яна, понемногу освобождаясь от удивления и конфуза. — Что Матушка тебя поставила меня воспитывать… Не может же все оказаться простой случайностью? Во всем был смысл, хоть я его и не всегда понимала… Может быть, ты знаешь, в чем тут дело?

— Не знаю, — задумчиво сказал Сварог. — Сам теряюсь. Будет время, я тебе расскажу одну историю про Глан, будем вместе думать, вдруг да додумаемся до чего-то понятного… — он усмехнулся. — Коли уж я наставник… Может быть, уберешь за собой? — он кивнул в сторону столика. — Или еще не знаешь, как все поправить?

— Вот это-то я как раз уже знаю, — уверенно сказала Яна. — Это просто…

Глядя мимо Сварога, она подняла руки перед лицом, несколько раз сведя и разведя вытянутые указательные пальцы, беззвучно шевеля губами, — и столик с креслами, описав короткую дугу, отделились от стены, встали на свои места. Сварог вовремя поднял голову, чтобы поймать подушку, летевшую прямо ему на голову, потом подхватил медленно спланировавшее покрывало. Случайно глянув на часы, покачал головой:

— Разоспались, за полдень перевалило… Правда, мы и вернулись под утро…

— За полдень?!

Яна спрыгнула с постели. Виду нее был не то что обычный, но, пожалуй, даже несколько воинственный. С конфузами определенно покончено.

— Тебе обязательно нужно завтракать? — спросила она деловито, направляясь к гардеробу.

— Да можно и обойтись… — сказал Сварог, внезапно догадавшись. — Что, не терпится поискать?

— А как же, — Яна без особых раздумий вынула мужской костюм из плотного зеленого саржета (в подобных Сварог видел ее на каталаунских снимках). Обернулась, сказала серьезно: — Я, как и обещала, ни на что не претендую… Но коли уж ты меня взял в здешние королевы, должна я близко к сердцу принимать хелльстадские дела и делать, что могу? Вот на это ты мне позволишь претендовать?

— Конечно, — сказал Сварог, занявшись собственной одеждой.

И подумал, что речь идет не просто о хелльстадских делах, так что сдерживать ее ни в коем случае не следует, наоборот, пусть пускает в ход все, на что способна…

…Сварог и в этот раз не отступил от заведенного им же порядка — гармов не было, но эскадрилья Золотых Филинов бдительно кружила вверху. Вполне возможно, это было не просто бесполезно, а глупо — слишком многие знающие люди заверяли его, что магии в Токеранге нет ни капельки (да и бессильна против Яны любая здешняя магия). Ну, а что бы то ни было метательное, от стрелы до ракеты с ядерной боеголовкой ей не способно причинить вред изначально. Но ничего не мог с собой поделать. Очень уж сильным и въедливым оказалось стремление постоянно о ней заботиться. Быть может, потому, что помнил ее совсем юной, взбалмошной. Это о Маре заботиться не стоит, она в случае чего сама о себе позаботится так, что уцелевшие (если будут) до конца жизни станут стучать зубами при одном воспоминании о рыжей королеве…

Лодка медленно плыла в воздухе в нескольких уардах от бугристых каменных нагромождений. Они обогнули скальный массив практически весь — но Яна сидела с равнодушным, чуть ли не скучающим лицом, ни словечка не произнесла. Сварог тоже помалкивал — если что-то прояснится, сама скажет, а не получится, так не получится…

Она заговорила сама, произнесла досадливо:

— Ничего. Абсолютно. Обычный неинтересный камень, каким он был испокон веков… — и вдруг с изменившимся лицом схватила Сварога за рукав. — Остановись!

Он затормозил с похвальной быстротой, благо с лодкой это проделать было легче легкого. Они повисли в нескольких уардах над неширокой быстрой речкой. Слева и впереди, совсем близко, струилась в реку широкая полоса водопадов — белопенных, кое-где вспыхивавших крохотными радугами, когда солнечные лучи преломлялись в облачках водяной пыли.

Сварог покосился на Яну. Теперь у нее стало совершенно другое лицо — напряженное и чуткое лицо человека, пытающегося расслышать долетавшие издалека звуки — то ли песню, то ли разговор, то ли крик…

Не оборачиваясь, она тихонько сказала:

— На несколько уардов вперед, прямо напротив водопадов…

Сварог плавно передвинул рычажок. Теперь лодка висела прямо напротив водопада — но Яна смотрела не прямо перед собой, а зачем-то задрала голову, словно ее интересовало что-то, находившееся гораздо выше. Ее лицо менялось, охваченное охотничьим азартом, на губах заиграла злая, неприязненная улыбочка — с такими идут навстречу друг другу даже не дуэлянты, а наконец-то нашедшие момент свести счеты враги, и мечи уже выхвачены, и продуманы первые удары…

— Вот вы, значит, как… — процедила она сквозь зубы. — Ничего не скажешь, умно…

Сварог помалкивал: сейчас лезть с вопросами было все равно что торчать за спиной изучавшего мину сапера.

— Вплотную к водопаду! — приказала Яна, и Сварог автоматически подчинился. — Ну, ты ничего неправильного тут не усматриваешь?

Сварог мотнул головой.

— Водопад, — сказала Яна, не отводя глаз от быстрых струй. — То есть падение воды. Вода, как известно, мокрая… Ну?

И тут до Сварога дошло. Водопад был буквально перед ними, только руку протяни, и зачерпнешь воды. Они с Яной давным-давно должны были до ниточки промокнуть, окутанные невесомыми облачками водяной пыли, облитые фонтанами брызг… но оставались совершенно сухими!

— Это оно? — медленно выговорил Сварог с удивившим его самого спокойствием.

Яна протянула руку, по запястье погрузила ее в колышущуюся стену воды, тут же вынула, приложила ладонь к щеке Сварога. Ладонь была сухая. И Яна спокойно сказала:

— Это оно. Можешь попробовать сам, это абсолютно безопасно, я чувствую…

Он протянул руку без всякой опаски (ну, коли она уверена…), как только что Яна, погрузил ее по запястье в безмятежно журчащие струи. И не почувствовал никакой воды, вообще ничего. Иллюзия воды, иллюзия водопада…

— Мы нашли, — сказала Яна все так же спокойно, без всякой рисовки. — Вот только… Чтобы увидеть это во всей красе… Отведи лодку уардов на полсотни от водопада.

Сварог этот маневр выполнил моментально, остановился.

— А вот так все выглядит на самом деле, — сказала Яна.

Подняла к лицу сжатые кулачки, прижала большие пальцы к губам, неотрывно уставилась на широкую стену падающей воды. Ее глаза сузились, потемнели, в них появилось нечто незнакомое.

Водопад вдруг исчез, почти весь, остались только узенькие полоски по краям. Сварог восхищенно выругался про себя, затейливо и смачно. Уардах в десяти над речкой в скале зияло черное отверстие чего-то наподобие туннеля — именно туннеля, очень уж правильные у него были очертания, идеальный круг уардов пятнадцати в диаметре, не менее. По такому туннелю не то что крохотный вертолетик токеретов — средний боевой брагант пройдет играючи, да что там, вимана или драккар…

— Голограмма, — сказала Яна. — Великолепно выполненная, постоянно действующая. У них, должно быть, неплохая электроника…

— Дурак я, дурак… — сказал Сварог с чувством. — Шмелям ставили задачу искать исключительно на плоскости, на земле. Я и не подумал…

— Не переживай, — усмехнулась Яна. — Все равно ничего бы не вышло, направь ты их и туда. Там постоянно работает какая-то завеса… я все же не сильна в технике, как бы это… В общем, эта завеса… ага, она поглощает все излучения, и любой… любой…

— Детектор, — почему-то шепотом подсказал Сварог.

— Да, именно. И любой детектор покажет, что там только вода и скала…

Грамотно, подумал Сварог. Завеса поглощает все излучения, и никакой прибор не доищется до истины — ну, а человеку и в голову не придет лезть в тот водопад…

— Ты там чувствуешь какие-нибудь датчики? — спросил он, не позволяя себе пока что расслабляться. — Устройства, способные зафиксировать вторжение предмета… или человека?

— Ничего там такого нет, — уверенно сказала Яна.

Самоуверенные ребята, подумал Сварог. А впрочем… это не самоуверенность, а инерция мышления. Пять тысяч лет токереты и Фаларен держали нейтралитет, как бы не замечая друг друга, не предпринимали друг против друга никаких акций. Там, внизу, очень уж привыкли, что ими никогда не интересуются и проходов к ним не ищут. И с появлением Сварога не успели перестроиться… и, быть может, были правы. Никакая его аппаратура не смогла бы этот туннель отыскать. И, не реши Яна разбудить древние умения, так бы и сидел, ломая голову, что же предпринять…

— Я, наверное, сделаю, как было, — сказала Яна.

Тот же жест, тот же внимательный, со злым прищуром взгляд — и на месте туннеля вновь появился водопад во всей красе. Сварог ни словечком не протестовал. Наоборот. Он развернул лодку и повел ее к замку. Подумал холодно и отрешенно, как о ком-то чужом: во времена своей «мушкетерской юности» он тут же, не колеблясь ни секунды, погнал бы лодку в туннель. Теперь он собирался действовать совершенно иначе: осторожная и тщательная, в несколько этапов, разведка, сначала разнообразные механизмы, только потом уж самому… И на лице Яны он не увидел того дурацкого, щенячьего азарта, который когда-то бросил ее на неведомые дорожки, к тому озеру с чудовищем, где могла и головы не сносить, да и он тоже, не прихвати с собой в Хелльстад Доран-ан-Тег. Спокойное, взрослое лицо женщины, понимающей всю сложность жизни. Значит, вот так, усмехнулся он горько — все же жаль было чуточку той самой лихой мушкетерской юности. Как там пелось? Значит, все мы рано повзрослели… И правильно, так и надо, но все же чуточку жаль того прошлого…

— Ты знаешь, — сказал он с мимолетным удивлением. — Отчего-то радости не чувствуется. Совсем. Скорее уж нечто вроде усталости. Ну вот, нашли наконец. Но столько еще работать…

— Совершенно те же чувства, — с некоторой печалью сказала Яна.

— Но ты у меня молодец, — сказал Сварог. — Если бы не ты…

Он притянул девушку за плечи и крепко поцеловал. Яна закрыла глаза и освобождаться из его объятий ничуть не спешила. Не плохая мы все-таки парочка, с гордостью, которую посчитал законной, подумал Сварог. Король и его королева. Мара… С ней все остается по-прежнему, но там совсем другое… Она просто бесценна в других ситуациях, но вот теперь…

Отпустив Яну, он откинулся на спинку мягкого кресла, бездумно улыбаясь всему вокруг. Встретив улыбчивый взгляд Яны, подумал, что жизнь все же неплохая штука. И, глядя в синие глазищи, не сдержался, довольно громко пропел одну из своих любимых:

— Интересно, это заклинание, молитва или песня? — спросила Яна, улыбаясь так же бездумно, как и Сварог. — Хотя… Скорее песня. Такое впечатление.

— Песня, — сказал Сварог. — Под нее танцевали. Когда мне было разве что на годик побольше, чем тебе сейчас…

Яна сказала с потаенной настойчивостью:

— А знаешь, мне бы очень хотелось посмотреть на тебя молодого. А то получается как-то несправедливо. Ты-то видел, как я взрослела, а я тебя впервые увидела уже взрослым. Хочу видеть молодого. Хочу с тобой танцевать тогда и под твои песни. Можно? У нас еще один вечер праздника.

— Погоди, — сказал Сварог, удивленный несказанно. — Я понимаю — Древний Ветер… Но неужели ты можешь и в мое пошлое…

— Нет, ты не понял, — сказала Яна. — Я и в наше-то прошлое не смогу попасть, даже с Древним Ветром, а уж что касается твоей Соседней Страницы… Можно сделать по-другому. Мысли я не читаю, я не врала, а вот картинку из твоей памяти достать могу. И сама могу оказаться в той картинке. Так что все будет не по-настоящему, но в точности, как было тогда… Ты не против?

— Ничуть не против, — сказал Сварог, не раздумывая.

Яна произнесла не без гордости:

— Только Древний Ветер может извлекать образы из памяти. Так, как я это сделаю вечером. Больше никакая здешняя магия на то не способна.

Ага, подумал Сварог. Это называется — девочке купили новое платье. Не рассказывать же ей, что Горлорг, не более чем неразумная животина, пусть и особенная, способен без всякого труда извлекать из его памяти образы. Картинки.

…Вот так и получилось, что в тот вечер, последний вечер свадебного веселья курсант Стас Сварог и девушка по имени Яна колыхались в медленном танце на натуральнейшей советской танцплощадке. И пусть это была иллюзия, но выглядело все в точности, как тогда, все иллюзорное, что Сварог видел вокруг, было прекрасно знакомо. Ох, эти хрипящие динамики семидесятых…

Вокруг, конечно, колыхались в примитивном медляке одни призраки, четко впечатавшиеся в его память — но он-то держал в объятиях настоящую живую девушку в черной мини-юбке и розовой кофточке с пышными рукавами, тесно прижавшуюся к нему, положившую ладони на плечи, щекотавшую щеку волной распущенных волос.

Они были совсем одни — потому что Яна как-то так устроила, что никто из гостей, танцевавших в том же зале обычные танцы, их не видел, но не мог на них наткнуться. И они медленно танцевали, пока песня не кончилась, и на эстраде не прохрипел кто-то в микрофон:

— Перерыв!

— Уходим? — шепнул Сварог на ухо Яне.

Она подняла сияющие глаза:

— Как хочешь…

И старая танцплощадка исчезла, как сон, они оказались в зале Велордерана, у портьеры. Гремела райда — и, разумеется, первым в цепочке танцующих выкаблучивал принц Элвар, как всегда, неуклюже, как всегда, с величайшим рвением.

— Это было интересно… — медленно сказала Яна. — Если ты не против, как-нибудь повторим?

— Конечно, не против, — сказал Сварог.

И подумал, что вовремя ее оттуда увел. Потому что по некоторым деталям прекрасно помнил именно тот вечер. В перерыве-то и нагрянули старые, заклятые враги курсантов в синих погонах — курсанты в черных погонах, и, как частенько на той танцплощадке бывало, получилось великолепное побоище с мелькающими в воздухе пряжками ремней, девичьим визгом, милицейскими свистками и прочей веселухой…

— А что это была за девушка? Чье место я заняла? — с любопытством спросила Яна. — Твоя тогдашняя любовь?

— Да нет, — сказал Сварог чистую правду. — Какая-то случайная партнерша. Сама понимаешь, танцы…

— Вот, кстати, о танцах. Они у вас все были такие скучно медленные?

— Ну что ты, — сказал Сварог. — Это, собственно, и не танец, а законная возможность пообниматься…

Действительно, нужно будет продолжить, подумал он. Коли уж Яна умеет сделать так, что чувствуешь себя самым натуральным образом вернувшимся в прошлое. И шейк с ней сплясать, и казачок, и редлак…

— У меня впечатление…

— Что? — очнулся Сварог.

— Посмотри на Старую Матушку. Вот честное слово, она давненько уж прохаживается поблизости с таким видом, словно у нее к тебе неотложный разговор. Но пока мы тут болтаем, ни за что не подойдет — королева, этикет знает…

— Интересно, — сказал Сварог, бросив взгляд искоса. — И правда, похоже. Подожди минутку… — И направился прямиком к Старой Матушке, поклонившейся ему лишь царственным наклонением головы — гордая была особа…

— Как вам нравится праздник, ваше величество? — спросил Сварог.

— Все великолепно, ваше величество, — ответила она. Улыбнулась тонко. — Я никак не предполагала, что в некотором смысле вернусь во времена моей молодости…

Ага, подумал Сварог, ухмыляясь про себя. Гарайла, надо полагать, не подкачал, молодец, маршал, пусть и лет тридцать спустя, но пришел их давний роман к подобающему финалу…

Старая Матушка сказала:

— Я крайне сокрушена, ваше величество, что вынуждена допустить нешуточное нарушение этикета, но я попросила бы вас разрешить мне покинуть дворец и вернуться в Кирулл… Нельзя ли распорядиться, чтобы меня доставили к воротам, к моей вимане?

— Что случилось? — спросил Сварог тихо. — Что-то серьезное?

— Табарций прислал мне срочный вызов, — так же тихо ответила она. — Никаких Тревог, просто срочный вызов. За все время нашей… совместной работы такое впервые случается. У него должны быть какие-то серьезные причины, вы его знаете лучше меня…

Действительно… Табарций, министр тайной полиции Трех Королевств — человек серьезный и по пустякам не станет выдергивать госпожу наместницу со свадьбы самого Сварога. Давненько работал под началом Интагара, им на эту должность и рекомендован, а до того выполнил пару серьезных поручений Сварога просто-таки идеально. Что-то там стряслось… Но нет никаких Тревог, а значит, фигурально выражаясь, небо на землю пока что не рушится…

В случае чего-то вовсе уж серьезного он, согласно негласной инструкции, через голову наместницы связался бы с самим Сварогом, свадьба там или не свадьба…

— Разумеется, ваше величество, — сказал Сварог серьезно. — Я немедленно распоряжусь…

Глава IV Полет Золотых Шмелей

Как и предполагалось с самого начала, разведку в туннеле вели предельно осторожно, проникая туда едва ли не по миллиметру. Правда, третий наблюдатель, граф Элкон, как Сварог поначалу и подозревал, по молодости лет пытался что-то такое предложить о «лихом броске» — но двумя парами суровых глаз был вовремя успокоен так, что обошлось без словесных выволочек. Можно подумать, Сварогу не хотелось лихих атак, но он уже этим переболел…

Для начала в туннель запустили одного-единственного Шмеля, с задачей даже не осматривать что бы то ни было, а попросту продвинуться в глубь на сотню уардов — единичное создание всегда можно было списать на случайность…

Он продвинулся с невеликой скоростью, из предосторожности не ведя никаких передач и не работая на прием. И невредимым вынырнул из радужной стены мнимого водопада — неподалеку от которого на всякий случай был дислоцирован десяток Золотых Филинов — чтобы достойно встретить любой появившийся из туннеля летающий сюрприз наподобие памятных вертолетов. Что до ракет, их должны в случае чего перехватить системы Велордерана.

Троица добросовестно высидела перед экранами полчаса — но из туннеля посланцы хозяев так и не показались, ни в каком виде. Тогда пошли игры посерьезнее: уже десятка три Шмелей, образовав кольцо, двинулись вдоль стен туннеля — эти уже пустили в ход кое-какие детекторы. А у самого входа, описывая по туннелю круги, от пола до потолка, двинулись двое Золотых Пауков, размером с локоть, пузатых, то и дело замиравших, и тогда у них под брюхами мелькали тусклые сиреневые вспышки. В конце концов, когда они сделали все, что могли и двинулись к выходу, Обезьян под номером Семнадцать доложил:

— По данным геологической разведки, туннель — по крайней мере та его часть, что была доступна исследованию, был проделан год назад плюс-минус несколько дней. Устройства, которыми он был проделан, мне неизвестны, и в памяти компьютеров их не значится.

Он ничуть не поставил Сварога перед очередной загадкой — просто-напросто Фаларен, как теперь совершенно ясно, никогда не вел у себя в Хелльстаде горнопроходческих работ, не прокладывал туннели. Меж тем в голубоватом инфракрасном свете непрерывно работавших передатчиков Шмелей Сварог четко различал, что стены туннеля на всем его протяжении покрыты параллельными бороздами, какие оставляют именно фрезы горнопроходческого комбайна. Приходилось ему однажды в одной далекой стране со своими ребятами охранять шахту от посягательства империалистов — и порядка ради они излазили ее от начала и до конца, осмотрели оборудование, выискивая слабые места, куда затаившаяся вражина может заложить мину.

Вот именно, горнопроходческий комбайн — причем нормального размера, весьма немаленький, занимавший всю ширину туннеля. А вот это уже проходило по ведомству нешуточных загадок. Откуда у крохотулек взялся подобный агрегат, по сравнению с их собственными размерами выглядевший положенным набок небоскребом или океанским лайнером? Чтобы самим построить такую махину, им потребовались бы сотни лет и техника соответствующих размеров. Поневоле закрадывается нехорошее предположение: они сделали маленький, а потом кто-то его увеличил — прямо в пещере, надо полагать. Значит, они уже и на это способны? Скверно…

Год назад Сварог уже преспокойно королевствовал в Хелльстаде — но и ложный водопад, он прекрасно помнил, уже существовал, приходилось несколько раз мимо него пролетать. Значит, водопад подготовили заранее — а под его прикрытием отгрохали туннель. Будь на его месте Фаларен, покойник так об этом ничего бы и не узнал, он давным-давно отключил большую часть внутренних следящих систем, наблюдая лишь за рискнувшими сунуть нос в Хелльстад странниками. Ну да, та же инерция мышления, слишком долго они с токеретами жили в строгом нейтралитете, совершенно друг другом не интересуясь…

Зачем? А вот тут уж не нужно быть военным гением. Повидали всвое время нечто похожее. Если отрешиться от специфики Токеранга — подземная база ВВС, и не более того. Если у токеретов, помимо вертолетов, отыщутся реактивные боевые самолеты, в нужный момент увеличенные… В пещере длиной в две сотни лиг и шириной шестьдесят их можно наклепать множество — кукольных ждущих своего часа. А потом… эскадрильи вылетают из туннеля — по ширине тут не только истребитель пройдет, но и легкий бомбер — и начинается. Им вовсе нет необходимости покидать пределы Хелльстада — проводя аналогии с земной техникой, они могут выпустить тучу ракет по сопредельным странам и преспокойно уйти назад. Любое оружие ларов в Хелльстаде бесполезно.

Вот только один немаловажный нюанс: когда начнется эта свистопляска, король Хелльстада ни за что не допустит подобных забав у себя в королевстве. Отсюда плавно проистекает, что их будущие военные операции как-то не предусматривают наличия в Хелльстаде короля, имеющего кое-какие возможности им помешать. Оттого, видимо, и прилетел утренней порой «свадебный подарочек» мощностью в пятнадцать килотонн. И вряд ли тот подарочек — последний… Или нет. Или они, каким-то образом засекши, что взрыва не случилось, попробуют что-нибудь другое? Из пещеры могут вести и другие выходы, далеко не такие широкие и удобные, лазы какие-нибудь, но вполне пригодные, чтобы перебросить наверх нечто сугубо свое, кукольное. Вертолеты, между прочим, объявились на земле до постройки туннеля…

Или они пойдут на переговоры, сообразив, что прикончить Сварога не так-то просто? Как бы то ни было, нужно установить постоянное патрулирование вдоль всего периметра Хелльстада, и реку не обойти вниманием. Судя по Батшеве, у них найдутся и боевые газы, а то и бактерии. На Сварога с Яной это, предположим, не подействует, но вот их помощники-люди, оба мэтра, да и Мара здесь бывает, и другие…

Интересно, куда они девали вынутый скальный грунт? Ну, не вопрос, конечно: прокладку вели изнутри, все сбрасывали вниз, благо там откос в триста уардов…

— Ну что? — негромко произнес Сварог, ни на кого не глядя. — Они прошли уже триста уардов, не отметили никаких датчиков, не подверглись нападению… Посылаем до самого конца?

Яна с Элконом дружно поддакнули, малость поерзывая в креслах от азарта. Сварог дал приказ. Шмели, все так же держась кольцом, двинулись вперед чуточку побыстрее, прилежно докладывая о пройденном расстоянии: четыреста уардов, семьсот, девятьсот, тысяча, тысяча двести…

Вскоре синеватое инфракрасное изображение стало чуточку тускнеть. Прежде чем Сварог успел встревожиться, последовал доклад: впереди — огромное отверстие, откуда уже пробивается тусклый, но свет, по яркости напоминающий земной в сумрачный день. Не особенно и раздумывая, Сварог скомандовал: всем погасить инфра, большей части оставаться на месте, выйдя из туннеля, при отсутствии поблизости живых или механических объектов остановиться не далее десятка уардов от выхода, включить панорамное изображение.

И вот оно, свершилось… Быть может, клятые горротцы ухитрились и здесь побывать (иначе откуда штучки с огромным комбайном?), но, пожалуй что, Сварог оказался первым земным королем, а Яна с Элконом — первыми ларами, увидевшими Токеранг…

Как он и предполагал, от начала туннеля до далекой земли тянулся пологий откос, нагромождение обломков дикого камня — отвал, куда комбайн сбрасывал отходы производства. Никакого комбайна внизу не видно — зато основание откоса окружено добрым десятком каких-то ниточек, на совесть, вплоть до каменных стен справа и слева. Максимальное увеличение оптике… Так-так-так… И справа, и слева виднеются тускло поблескивающие здания, похожие на разрезанные вдоль цилиндры, и несколько рядов палаток — а если вон там, и вот там, и вон там, в доброй дюжине мест расположились не пулеметные гнезда, то Сварог ничегошеньки не понимал в военном деле. Колючая проволока, пулеметы, бдящие солдаты — кто-то внизу старательно позаботился, чтобы отдельные морально нестойкие личности не смогли покинуть Токеранг. Помнится, иные беглецы даже вертолеты использовали. Да и пешие… Для крошки-токерета было бы нешуточным подвигом взобраться к туннелю по оставшемуся после работы комбайна скальному откосу — но все же возможно. Судя по некоторым скудным сведениям, там, внизу, вряд ли все живут дружно и счастливо — коли уж представителей низших классов запросто дарят верхним, чтобы творили с ними, что хотели. Король, благородные господа, низшие… В таких условиях отчаянные беглецы всегда отыщутся, несмотря на то, какого они размера. Да и оппозиция здесь, как в свое время выяснилось, имелась — хотя ее судьба неизвестна…

— Еще чуть-чуть… — завороженным тоном произвела Яна. — Никто ведь их не видит…

— Еще десяток уардов — и достаточно для начала, — отрезал Сварог. — Пошли!

К сожалению, ничего интересного рассмотреть не удавалось, слева тянулось нечто широкое и серое, больше всего похожее на покрытую асфальтом или бетоном дорогу, справа, вовсе уж вдалеке, протянулась шеренга каких-то темных коробок. Земля везде серовато-коричневая — и чуть пониже наблюдателей тянется пелена уныло-черных облаков. Из них вдруг вынырнула тройка прекрасно знакомых Сварогу вертолетов — но не к туннелю метнулась, почти вертикально опустилась у тех бараков, приземлилась точнехонько на какие-то белые знаки, обозначавшие явно стоянку. Караул оснащен неплохо…

— Все назад, — распорядился Сварог.

— Ой, а как же… — разочарованно протянула Яна.

— Помаленьку, — сказал он решительно. — По шажочку…

Элкон сказал с безразличным видом: вообще-то некоторые воинские уставы предусматривают в некоторых случаях разведку силами людей… И Яна его тут же поддержала:

— Шмели ушли совершенно незамеченными, там нет ни датчиков, ни локаторов…

Чтоб их черти обоих побрали! Сварогу ничего так не хотелось, как самому постоять на краю туннеля, вооружившись гораздо более сильной оптикой, чем та, которой располагали Шмели, осторожно, маскируясь, высмотреть что возможно. Ночью можно будет сюда запустить целую кучу Шмелей (днем опасно, могут заметить, это для человека они крохотные, а для токерета — едва ли не в его рост), но до ночи слишком далеко… Его искушало любопытство, не имевшее ничего общего с мушкетерской юностью — как-никак у него имелись и отличая аппаратура, и нешуточное прикрытие в виде Золотых Филинов, а то и фауны посерьезнее.

— Почему бы нам не посмотреть самим? — спросила Яна нейтральным тоном. — У нас великолепная защита, мы вовсе не лезем наобум…

— Опасно, — сказал Сварог.

— У тебя есть логические возражения? — прищурилась Яна. — Толковые? Или ты по привычке готов меня прикрыть от всех опасностей? А этого сейчас и не нужно…

— Они нас могут засечь… — сказал Сварог и сам почувствовал, что получилось как-то вяло.

Яна все так же щурилась:

— Можно тебя на минутку попросить выйти со мной в коридор? Элкон, ты пока останься…

Сварог вышел — косясь на экран и убеждаясь, что все Шмели благополучно покинули туннель, — а вот погони что-то не видать. Яна свернула вправо, он хотел было последовать следом, но она остановилась: подняла ладонь:

— Нет, стой, где стоишь… Вот так. А теперь медленно, аккуратно попробуй ко мне подойти, только руку выстави вперед и пальцы не ударь…

Что-то слишком уж серьезно она держалась… Сварог неспешными шажками двинулся вперед, старательно вытянув руку — и быстро наткнулся кончиками пальцев на невидимую преграду. Попробовал ее ладонью, потом обеими — ничего не получалось Яна безмятежно улыбалась:

— И вот так — весь коридор. А если понадобится — перегорожу весь туннель. И эскадрилья твоих золотых птичек будет наготове. Это взбалмошное решение или основанное на реальном соотношении сил? Как тебе кажется?

— Дор Террах? — спросил он в некоторой растерянности.

— Вот именно, супруг мой, — улыбалась Яна. — Скажу по секрету, там гораздо больше возможностей для защиты, чем для нападения, но нам ведь сейчас защита и нужна? Уж если твои золотые обезьянки справились с атомной бомбой, то и я кое с чем справлюсь… Не считаешь меня взбалмошной?

— Нет, — медленно сказал Сварог.

…Их проход по туннелю ничем не напоминал авантюрное, на скорую руку подготовленное предприятие: впереди, уардах в двухстах летели клином Золотые Шмели, готовые в любой момент подать сигнал тревоги, сзади, рассредоточившись во всю ширину туннеля, парили две дюжины Золотых Филинов, а под потолком (инициатива Сварога) скользил еще и Золотой Дракон. Сварог поневоле подумал: такое бы снаряжение в старые времена, когда тебе давали меч с шауром и очень просили по возможности вернуться живым…

Когда впереди замаячил бледный свет, они отключили «ночное зрение» и двинулись дальше, практически не спотыкаясь — фрезы выбрали скалу ровно, нужно было только приноровиться к ширине поперечных «гребенок», оставшихся на полу и стенах. Все трое из предосторожности надели кожаные камзолы, что крайне пригодилось, когда они распростерлись животами на краю скального отвала. Подняли к глазам овальные ящички «Филинов» — «дальнее зрение», бог его ведает, почему, здесь работать отказалось (хотя ночное, пусть тоже направленное «вне»), работало исправно. Черт бы побрал эти магические казусы, примечания мелким шрифтом… А впрочем, и «дальнее зрение» не помогло бы в тумане или облаках. Хорошо еще, что техника была местная: как пояснил Маус, Фаларен любил когда-то игру в прятки во дворце, где было погашено все освещение, или в темном саду. А теперь его безделушки взяли да и пригодились всерьез…

Серые облака почти сплошным ковром лежали над всем Токерангом, несколькими уардами пониже каменного небосклона пещеры — должно быть, неизвестные особенности здешнего климата. Отсюда, из-под этого бугристого каменного неба, было видно вокруг на расстояние лиг в двадцать, не больше, но и того хватило, чтобы рассмотреть там и сям кое-то интересное. Справа длинными, едва ли не бесконечными рядами тянулись те самые темные коробки, похожие то ли на фабричные корпуса, то ли на ангары… Вероятнее… вероятнее как раз второе! Для фабричных корпусов их соединяла чересчур уж густая сеть серых дорожек: и на их глазах вдруг распахнулись двустворчатые ворота, выкатился своим ходом самолет со стреловидными крыльями, с двумя обтекаемыми баками под фюзеляжем, развернулся направо. В сопле мерцал оранжево-алый огонек, даже сюда доносился едва слышный тяжелый шелестящий свист. Увеличивая скорость, он пронесся куда-то вправо, оторвался от полосы вправо и ушел. Аэродром, подумал Сварог, вон и радарные башенки видны, правда, радары непривычной формы, похожие на ромбы с вогнутыми сторонами. Значит, он угадал все правильно — тут готовят воздушный флот, и немаленький. Которому на земле просто нечего противопоставить. Кроме хелльстадской системы, отлично пригодной на роль ПВО… но, как уже говорилось, будем реалистами и вспомним, что бессмертных не бывает. Достать Сварога очень просто отнюдь не в Хелльстаде, а в любом из земных королевств. Эти безжалостные и целеустремленные ребята должны были заранее продумать, как решить проблему под названием «король Сварог». Но не станешь же постоянно окружать себя сплошной стеной телохранителей, даже в этих условиях? Не говоря уж о том, что среди охраны как раз и может найтись некто, что много раз случалось… Никогда еще собственная спина не казалась ему столь беззащитной. А ведь безвылазно в какую-нибудь камеру не засядешь, государственными делами заниматься надо, а их немало накопилось. Остается старый, но верный способ: кольчуга из толладской стали под одеждой, многих это выручало, не только монархов…

— Вон там, слева… — показала Яна.

Слева та серая дорога как раз и проходила через несомненный город — странноватой архитектуры, правда, где большинство зданий были похожи на овалы с обрезанными концами, квадратные башни покрыты круглыми невысокими крышами, мощеной выглядела только центральная часть, а остальное представляло собой хаотическое скопище круглых домишек с крышами конусом. Вообще, присмотревшись и выведя резкость на максимум, Сварог пришел к выводу, что этот городишко напоминает скорее земные города, чем обиталище людей, владеющих ядерными технологиями и реактивными самолетами: машин на улицах не видно, а вот крохотные всадники и повозки во множестве просматриваются. А посреди городка, превосходя по высоте все остальные здания, вздымается сооружение, больше всего похожее на замок сеньора: несколько овалов, один на другом, нижнее здание совершенно лишено окон, шесть внушительных башен, на самой высокой развевается неразличимый отсюда флаг. Ну что ж, уже понятно, что в Токеранге уживаются и специалисты по атомным бомбам, и вульгарная знать (быть может, зачастую это одни и те же люди) — вон там вроде бы деревушка, и еще, и еще, а там ухоженные поля… Ничего необычного. Бывает. Разве что на Таларе это разнесено в пространстве, одни за облаками, другие на земле, а здесь все умещается в гигантской пещере… В принципе, ничего нового…

— Магии я здесь не чувствую ни на ломаный грош, — тихонько сказала Яна.

— А я вот поймал далекие радиопереговоры, — сказал Элкон.

— Ничего удивительного, — сказал Сварог. — Отключи-ка аппаратуру, а то мало ли…

— Как-то мне здесь не нравится, — сказала Яна. — Чуточку уныло все выглядит…

— Да уж, — сказал Сварог. — Ничего похожего на веселых гномов в ярких кафтанчиках, с песнями идущих на работу… Режьте мне голову, но во-он там, над речушкой, торчит самая натуральная виселица, пустует, правда…

— Да, похоже…

— Отступаем, — сказал Сварог. — Ночью осмотрятся Золотые Шмели, а у меня еще немало дел. Кончились свадебные песни-пляски, увы… Работать надо…

…Он шагал по роскошным коридорам довольно хмурый: если разобраться, не было особенных причин для радости. Да и Яна с Элконом из туннеля ушли охотно и веселыми отнюдь не выглядели. Видимо, все трое подсознательно ждали если не каких-то особенных красивостей, то чего-то яркого, интересного — столько времени и сил было потрачено, чтобы отыскать Токеранг… И перед ними предстало нечто в буровато-серых, унылых тонах: непритязательные деревеньки, скучный городок с замком сеньора и виселицей на опушке, колючая проволока, безликие ряды ангаров. А главное, до сих пор непонятно, чем им это открытие может помочь…

В огромной, роскошной приемной сидели бок о бок Интагар с картонным чехлом для бумаг на коленях и Аурика с небольшой коробкой для здешних дискет, цилиндрическим футляром. Здесь же помещался секретарь Сварога из девятого стола, прихваченный для облегчения работы. Он и здесь исполнял свои функции с добротной надежностью механизма — судя по нему, его нисколечко не занимало и не волновало, что штаб-квартира Сварога на сей раз находится в Хелльстаде, он бы и в более удивительных местах держался точно так же.

Сварог на секунду задумался и спросил:

— Интагар, у вас что-то срочное, или рутинный доклад?

— Доклад, государь, — ответил Интагар. — Будь что-то срочное, я бы уже доложил.

— Ну, тогда придется вам еще немного поскучать, — сказал Сварог. — Первой я приму герцогиню Марч, коли уж она уверяла, что открыла что-то крайне интересное, пусть и не срочное, способное подождать до окончания свадебных торжеств… Прошу.

Не утруждая секретаря, он сам распахнул перед девушкой высокую резную дверь, проводил в кабинет, а сам задержался и тихонько бросил секретарю:

— Немедленно разыщите маркиза Оклера и отца Грука, пусть ждут в приемной.

Секретарь грустно сообщил:

— Государь, отец Грук, как бы поделикатнее выразиться, не вполне еще пригоден для государственных дел…

— Ну так приведите сначала в пристойный вид, — сказал Сварог и захлопнул за собой дверь.

Кабинет был помпезный, исполненный самой дурной роскоши, шагать к своему столу пришлось уардов десять. Фаларен, конечно, в старые времена позаботился, чтобы оказывать нужное воздействие на придворных. Сам Сварог с удовольствием подыскал бы что-нибудь гораздо поменьше и попроще — должна же здесь располагаться уйма кабинетов для сановников, в том числе и вовсе незначительных — но не было смысла. Здесь он делами более заниматься не собирался, просто так уж выпало, что иные дела совместились со свадьбой…

Он уселся за необозримый стол из цельной малахитовой плиты и, ничего не говоря, устремил на юную сотрудницу долгий вопрошающий взгляд. Который она по врожденному женскому чутью великолепно поняла. Вскинула глаза:

— Осуждаете?

Ни тени раскаяния на лице красивой тихой смуглянкой что-то не отражалось. Наоборот, там присутствовала явная строптивость. Незавидная все же доля выпала, подумал Сварог: быть не только командиром, но и воспитателем своих доблестных сотрудников — работников хороших, но со свойственными их возрасту заморочками. Парни ему особых хлопот не доставляли, а вот девичья троица… Впрочем, с Томи, вот счастье-то, пока что никаких хлопот вроде бы не предвидится: по докладу Мяуса, оба гуляют по парку, взявшись за руки, «никого и ничего вокруг не замечая», как выразился хвостатый министр. Вообще-то это тоже грядущие хлопоты, если подумать…

— Я не богослов, Аури, — сказал Сварог. — Просто листал однажды Катберта-Молота, и мне там попалось отличное изречение: «Кто ты такой, чтобы судить остальных? Кто я такой, чтобы судить остальных? И по какому праву остальные должны судить нас? Оставим это Богу». В общем, на том и остановимся. Тем более, у меня есть кое-какие идеи… Давай о деле. Что ты там открыла?

— Собственно говоря, это не я открыла, — сказала Аурика со вздохом облегчения, видя, что воспитательная работа закончена. — Кое-что нашлось в старых архивах, где ему не придавали значения… Видимо, не нашли тогда, как это использовать в практических целях. Я обработала материалы, кое-какие соображения и выводы добавила уже от себя. Видите ли, командир, материалы неопровержимо доказывают, что «спектр», или, как его часто называют, «ореол» у всех разный. Я не конкретных людей имею в виду, конечно. Упрощенно говоря, у ларов ореол один, как и у их чистокровных потомков, у потомков от браков ларов с земными женщинами — другой, у обитателей земли — третий. И различия в каждом случае слишком велики, чтобы можно было ошибиться или спутать. Вот здесь, — она поставила на стол футляр, — все изложено подробно и научно. Есть даже чертежи датчиков для распознавания… но нет упоминаний, что их сделали. Не было практических целей. Но сейчас, когда зашла речь о Хитрых Мастерах…

Ай да девчонка! — подумал Сварог. За одно это должна быть избавлена от любого чтения морали. В самом деле, какими бы там хитрыми технологиями Вингельт сотоварищи ни владел, он не может скрыть одного крайне существенного факта: они лары. Их ушло человек пятьсот, сказал тогда Канцлер. Вряд ли они заключали бы браки исключительно в своем кругу — должны были понимать, что это грозит вырождением. Кто-то из их мужчин должен был жениться на земных женщинах… а кто-то из их женщин, очень возможно, выходил замуж за земных мужчин. В любом случае в них должно быть слишком много от ларов. И если располагать детекторами…

— Чертежи детекторов полные? — спросил он деловито.

— По-моему, да, — уверенно ответила Аурика. — Вот только радиус действия невелик, не более сотен уардов.

Это гораздо лучше, чем ничего, подумал Сварог. Сотня уардов — тоже неплохо. В любой толпе можно распознать Хитрого Мастера, и не нужно для этого никакого колдовства — старуха Грельфи по этому поводу предлагала какую-то колдовскую процедуру, но очень уж сложную и запутанную, да и доступную, кроме нее, единицам старых ведуний. Детектор — совсем другое дело. Ну а там, как учит нас история техники, мощность можно и увеличить, первые радиопередатчики тоже могли передавать с крыши на чердак, не более…

— Аурика, ты молодец, — сказал он искренне. — Я нынче же составлю бумагу Канцлеру, попрошу, чтобы занял этим своих умельцев из Техниона, если выйдет толк, я на тебя целый отдел взвалю… Справишься?

— С вами да не справиться, командир… — она попыталась улыбнуться, но личико оставалось грустным. — Разрешите идти?

Ну конечно, подумал Сварог не без сочувствия. Разлука, прощание и все такое…

— Подожди, — сказал он. — Коли уж со служебными делами все, будем решать вашу проблему. Ты прекрасно понимаешь, о чем я…

— Вы полагаете, ее можно решить? — с грустной улыбкой спросила Аурика. — Это нереально. Мы… мы обдумали все, что только возможно…

— Меня вы в расчет не брали, — сказал Сварог, усмехаясь. — Поискал среди золотых завитушек на торце стола ту, что выполняла функцию звонка секретарю, пару раз ошибся, чертыхнулся, наконец обнаружил нужную. Когда на пороге возник секретарь, спросил: — Маркиза и отца Грука нашли? Отлично, давайте обоих…

Маркиз Оклер вошел с видом крайне настороженным, словно ждал от Сварога какого-то подвоха. Чинно прошагал к столу, чинно уселся, и они, не удержавшись, обменялись с Аурикой такими взглядами, что Сварог уверился: о настоящей любви ему не врали…

Отец Грук, наоборот, важно шествовал с таким видом, словно ему любое море по колено. Его, сразу видно, кое-как привели в более-менее пристойный вид, но последствия еще давали себя знать. Больше всего на свете, сразу видно, ему хотелось не приема в роскошном королевском кабинете, а что-нибудь вроде черпака доброго нэльга. Сварог жестом указал ему место в сторонке, повернулся к влюбленной, чтоб ее, парочке, смотревшей на него с тревогой и робкими надеждами на некое чудо.

— Ситуацию обсуждать не будем, я надеюсь? — спросил он спокойно. — Мы все трое прекрасно знаем, как обстоит дело. А внести изменения в Брачный Эдикт не может даже императрица — это один из тех случаев, когда придется созывать Законодательную ассамблею, а ее собирают по крайне серьезным поводам, и ради вас, уж простите, друзья мои, делать этого никто не будет… Стоп, стоп, стоп! Что это вы так пригорюнились? Вы что, никогда не слышали о прорехах в законодательстве и юридических казусах? Серьезно?

— Я офицер, лорд Сварог, — пожал плечами Оклер, на которого было жалко смотреть. — Юридическим крючкотворствам не учен. (Аурика понурилась и вовсе печально).

— А зря, честное слово, — сказал Сварог. — Изучая наши законы, можно найти столько интересного… Вот вы три дня дорогими гостями присутствовали на свадьбе некоей королевской четы, но, ручаюсь, были заняты друг другом настолько, что вам и в голову не пришло подумать: а как такое вообще стало возможным? Почему на свадьбе, не выказывая протеста, присутствуют и принцы, и Канцлер? Да исключительно потому, что новобрачные, — он широко ухмыльнулся, — никаких законов не нарушали. Просто-напросто не нашлось закона, прямо запрещавшего бы подобную свадьбу. Ну, а то, что не запрещено, как известно, разрешено… Ничего, если я буду чуточку многословен? Так вы лучше поймете. Там, — он показал пальцем на потолок, — в Брачном Эдикте, четко прописано, что двоеженство и двоемужество прямо запрещено благородным ларам и лариссам. На земле, кстати, тоже — но это касается исключительно жителей земли. А вот третьего варианта не предусматривают ни земные законы, ни имперские. Чему доказательством, повторяю — только что состоявшаяся свадьба.

— Командир! — прямо-таки умоляющее воскликнула Аурика, прижав руки к груди. — Если вы что-то можете… Не томите душу!

— Хорошо, — сказал Сварог. — Так вот, я несколько часов копался в делах самых разных учреждений и выяснил массу интересных вещей. У нас в Империи насчитывается сто одиннадцать благородных ларов и ларисс — впрочем, теперь уже сто двенадцать, включая мою супругу, — имеющих земное дворянство, носящих земные титулы или придворные звания. Кому-то это понадобилось из чистого тщеславия, кому-то из эксцентричности, но многие и в самом деле обожают с этими титулами и званиями блистать при дворах земных королей. Главное, законы Империи не запрещают эти титулы и звания принимать. И вот тут-то, из-за того, что закон сух и краток, возникает возможность сделать что-то, что этим законом не запрещено. Как сделали мы. Короче говоря, любезный маркиз, любезная герцогиня… Королева Сегура оказалась так добра, что решила присвоить вам обоим сегурское дворянское достоинство. С присовокуплением каких-то титулов, но я не забивал себе голову деталями… Кроме того, вы, маркиз, если вы не знали, — с недавних пор камергер сегурского двора, а герцогиня — фрейлина ее величества. — Он посмотрел на их ошеломленные лица и откровенно рассмеялся. — Остается лишь, чтобы служитель божий… — он посмотрел в сторону, нахмурился и прикрикнул: — Служитель божий!

Отец Грук, нацелившийся было всхрапнуть, моментально поднял голову и придал себе самое внимательное выражение.

Сварог спокойно продолжал:

— Остается лишь, чтобы данный служитель божий — простите ему некоторую усталость — по всем правилам обвенчал там же, на Сегуре, двух лиц дворянского сословия. Понимаете мою мысль? С этого момента вы будете существовать как бы в двух лицах — имперском и земном. Лично со мной это давно случилось, и никаких неудобств я от этого не испытываю, а вот несомненная польза имеется. Там, в Империи, все остается по-прежнему, но вот на земле, в любом ее уголке, ваш брак будет считаться законнейшим. Поскольку заключен по всем правилам. Конечно, там, — он вновь показал пальцем на потолок, — неминуемо возникнут пересуды, трения… но вопрос в том, боитесь ли вы этого? Мы с моей супругой, как видите, не боимся нисколечко. Ну, а со временем могут произойти изменения, ни один закон не вечен… Вы оба еще в отпуске, время ждет… И вимана королевы Сегура ждет у Ворот. Вы согласны отправиться с ней на Сегур? Вместе с присутствующим здесь служителем божьим, три дня назад уже соединившим должным образом одну пару? Если согласны, поторопитесь, у меня масса срочных дел…

Они вскочили, держась за руки, с таким видом, что ответа не требовало. Маркиз Оклер выдохнул:

— Лорд Сварог, вы гений!

— Да, я и сам иногда чувствую, как на меня что-то такое накатывает… — скромно сказал Сварог. — Пойдемте, друзья, не стоит заставлять королеву ждать…

Он крайне деликатно, но настойчиво выставил так и не пришедшую в себя до конца ошеломленную и ошарашенную пару из кабинета, напутствовав их, что все вопросы решит королева Сегура. Повелительным движением руки отправил следом отца Грука, мимоходом удержав за рукав рясы и грозно шепнув:

— Чтобы к свадьбе быть, как стеклышко!

И кивком головы позвал Интагара. Тот присел у малахитового стола, разложил несколько бумаг из своего футляра и, побуждаемый кивком Сварога, начал с ходу:

— По-моему, мои ребята в Гартвейне поработали как следует. Картина представляется следующая. Корас Вингельт, сорока одного года, обедневший дворянин, последние годы занимался ювелирным делом, что дворянину, как известно, не возбраняется. Владеет достаточно большой ювелирной мастерской с двумя дюжинами мастеров и дюжиной подмастерьев…

Вот оно! — подумал Сварог. Прикрытие крайне удачное. Станки, инструменты, сложные работы, к тому же секретность, которой любой серьезный ювелир окружает свои дела. И если там только свои, никто не узнает, что именно мастерит старательный ювелир, — затейливое украшение для местной баронессы или нечто, подпадающее под «Закон о запрещенной технике».

— А нет ли у него знакомых… — сказал Сварог. — Скажем, среди владельцев механических мастерских?

— Я понял ход ваших мыслей, государь, — мгновенно ответил Интагар. — Именно что есть. Владельцы двух крупных механических мастерских, выполняющих сложные, тонкие работы, часовщики, стеклодувы, изготовители компасов и барометров — за этим тоже можно многое спрятать. Мастера по изготовлению приборов для ученых, аптекарской утвари… Словом, куда ни глянь, мы видим в его постоянном круге общения мастеров всевозможных точных работ в самых разных отраслях, людей из Сословия Циркуля и Сословия Совы. Внешне, разумеется, выглядит совершенно безобидно: сплошь и рядом именно такой круг общения образуют люди вышеупомянутых профессий, но, учитывая личность господина Вингельта…

— Гнездо, а? — спросил Сварог.

— Я бы не исключал, государь, — кивнул Интагар. — Увы, точной информации нет. Моим ребятам пришлось работать в непростых условиях: город, хотя и провинциарий, не такой уж большой, каждый новый человек на виду, а чересчур откровенные вопросы могут всполошить птичек… Мои люди, правда, выбрали безупречное прикрытие: они — агенты банкирского дома, достаточно серьезного, господин Вингельт просит у них достаточно крупный кредит, и их послали, чтобы втихомолку собрали как можно больше сведений о будущем заемщике.

Такое случается сплошь и рядом, подозрений обычно не вызывает. Тут другое… Очень быстро обнаружилось, что кое за кем из моих ребят, в свою очередь, ведут мастерское наблюдение, по качеству не уступающее работе моих лучших специалистов. Видимо, мы где-то, сами того не заметив, наступили на чью-то мозоль…

— Или они ждали кого-то вроде вас, — сказал Сварог. — Понимали, что вы придете. Они открыто высказали мне в лицо: прекрасно осознают, какая сейчас за ними начнется охота. Так что ваши люди не виноваты — вы же наверняка отбирали лучших… И стоило им где-то появиться, их моментально взяли на заметку. У этих людей, Интагар, опыт прятаться огромный и насчитывает несколько тысяч лет… Да, так что сам Вингельт?

— На самом хорошем счету в городе. Спокойный, незаметный человек, живет, не привлекая к себе внимания (Еще бы — подумал Сварог), пользуется самой хорошей репутацией. Иногда со знакомыми посиживает в кабачке «Золотой вепрь» — заведение приличное, для чистой публики. Ходят слухи, что у него есть любовница…

— Или он сам их втихомолку распускает через знакомых, — фыркнул Сварог. — Человек без малейших слабостей или недостатков в глазах некоторых смотрится еще подозрительнее, чем явный повеса или картежник…

— Да, он и в карты понемногу играет — опять-таки в очень приличном игорном доме, куда кого попало с улицы не пускают. Вообще, мои люди наткнулись на множество таких вот закрытых для постороннего доступа компаний — и в двух кабачках, и в игорном доме, и в «Клубе златокузнецов». Само по себе это еще ни о чем не говорит: солидные люди сплошь и рядом обосабливаются от захожих с улицы. Словом, если смотреть только с внешней стороны, не предупреди вы меня кое о чем, картина вырисовывается, не вызывающая ни малейших подозрений: солидный ювелир, владелец крупной мастерской, благонамеренный подданный, с мелкими страстишками, простительными любому… Да, еще одна у него страсть имеется — охота. При любой возможности ездит в отроги Каталаунского хребта. Часто привозит дичь, все честь по чести…

— В Туарсон?

— Обычно через Туарсон. Вот в эти примерно места, — Интагар показал по карте. — Места не такие уж глухие: там есть пара-тройка деревень, небольшой монастырь… — Интагар многозначительно поднял палец. — Монахов-печальников.

— А это еще кто?

— Монашеский орден из приверженцев Единого с одним из крайне строгих уставов, — сказал Интагар. — Я интересовался. Они там у себя дают обет полного молчания, даже, говорят, в монастыре друг с другом не разговаривают, молятся молча, не пускают к себе на ночлег прохожего-проезжего, разве что он серьезно ранен, ограблен, при смерти…

— Понятно, — сказал Сварог. — Еще одно местечко, где при желании можно укрыть что угодно и кого угодно, а?

— Пожалуй что, ваше величество. — Интагар помолчал и серьезно сказал: — Вообще-то серьезно раненного и ограбленного организовать нетрудно, кровь ручьями будет литься…

— Нет уж, пока подождите, — сказал Сварог столь же серьезно. — Ничего ваш раненый может не увидеть, кроме каморки, куда его поместят сердобольные отцы… Вина, конечно, тоже не пьют?

— Никоим образом.

— Ну, вот видите, — сказал Сварог, — самое неподходящее место для внедрения. Это вам не какой-нибудь монастырь Катберта-Молота, где всегда найдется пьющий и разговорчивый монах вроде нашего отца Грука…

— Вот и я так думаю, государь. Поэтому мы ограничились тем, что послали людей по его обычным охотничьим маршрутам. У меня там задействовано человек сто, но вы же сами приказали людей не считать…

— И еще раз приказываю, — сказал Сварог. — Под самыми благовидными предлогами, с величайшей осторожностью постарайтесь натолкать в Гартвейн побольше оседлых, сколько удастся. Самых неожиданных: студента на каникулах, новобрачных в свадебном путешествии… Ну, не мне же вас учить.

— Сейчас подготовлены семнадцать человек «неожиданных», как вы выражаетесь, разновидностей, — сказал Интагар. — Вы не спрашиваете, что с Вингельтом?

— Я примерно догадываюсь, — сказал Сварог. — Он же не идиот, чтобы туда возвращаться. Либо отправился в долгое путешествие по торговым делам, либо задержался на охоте, откуда уже не вернется. А потом, чего доброго, придет известие, что его запорол на охоте матерый вепрь…

— Вот именно. В городе говорят, что он на охоте. Он и раньше выбирался на пару недель, так что никто пока не беспокоится.

— Семья?

— Жена, дочь одиннадцати лет. В доме еще постоянно живет пятнадцатилетний племянник, сын покойной сестры. Трое слуг… — Интагар поморщился. — Продувные бестии. Так просто к ним подходы не найдешь.

— Племянник пятнадцати лет… — задумчиво повторил Сварог. — И дочь — одиннадцати. Вот это уже крючочек, а? Племянник может совершенно случайно познакомиться с очаровательной ровесницей, а среди дочкиных подруг затесаться новая… Не делайте столь ханжеского лица, Интагар. Я прекрасно знаю, что вы и агентов столь нежного возраста используете.

— Ну как же без этого, государь, — сказал Интагар спокойно. — И никого не приневоливаем, конечно. Понимаете, у полицейских и тайных агентов есть малолетние сыновья, дочки, племянники и племянницы… Если их сызмальства заинтересовать ремеслом… Иногда очень полезно выходит. Я обязательно учту все, что вы говорили… И знаете, что мне пришло в голову? Наш Вингельт не может отсутствовать бесконечно и пропасть безвестно, как бродяга на большой дороге. Его отсутствие обязательно надо будет как-нибудь обосновать. Если в торговой поездке, убит разбойниками. Если на охоте — как вы говорили, запорот кабаном. Жене просто полагается вскоре начать беспокоиться, наводить справки… А то и явится кто-нибудь ей сообщить о смерти мужа. Вот и посмотрим, что она будет делать. Если она совершенно не в курсе мужниных дел, — а такое бывает — поступит, как многие на ее месте, — продаст все, с чем не сможет управляться, и то ли станет мирно жить-поживать на проценты, то ли уедет. А если — в курсе? Если эти мастерские нельзя бросать? Одним словом, хоть какая-то ниточка у нас есть. Агенты в Гартвейне осядут. Наблюдать будем тщательнейшим образом. И подходы к перспективным болтунам будем искать ювелирнейше. Не может же весь город оказаться в заговоре?

— Да, это было бы уж чересчур, — кивнул Сварог.

— Вот и я не верю…

— А сколько лет жене? — спросил вдруг Сварог.

— Тридцать один.

— Красивая?

— Мои парии говорят, весьма… — Интагар заговорил деловито. — Вы полагаете, государь, следовало бы и ей кого-нибудь… подставить? Репутация у нее вроде бы самая благонамеренная…

— Да нет, я просто из любопытства спросил, — сказал Сварог.

Любопытство тут было ни при чем. Простой житейский расчет. В конце концов, Вингельт — живой человек, а не робот. Нормальный мужик рано или поздно попытается украдкой навестить темной ночью молодую красивую женушку всего-то тридцати одного года от роду. А сделать ему это чертовски просто, коли уж он умеет управлять Древними Дорогами. В комнате на первом этаже, под которой нет подвала, внезапно откроется дверь, за которой виднеются странные деревья, и Вингельт оттуда выйдет, как ни в чем не бывало, а на рассвете тем же образом уйдет. И самые опытные сыщики Интагара не смогут этого засечь… А вот аппаратура Велордерана может, она, в отличие от систем ларов, способна проникать и под крыши, в дома, в комнаты. Вот и придется поставить домик покинутой женушки под круглосуточное наблюдение — все равно роботы не устают. А заодно и несколько других домов, тех, что с точки зрения Интагара, наиболее подозрительны. Самому Интагару об этом, конечно, пока знать не следует — ревностнее работать будет, не зная, что его подстраховывают электронные уши и глаза. Взять Вингельта, конечно, не удастся, нереальная задача, вспоминая, чем кончилась такая попытка в Латеране… Но если жена в курсе дел, а то и сама из этих, можно будет, пожалуй, услышать что-нибудь интересное.

И приказ Тринадцатому Обезьяну нужно отдать как можно скорее. Неизвестно, сколько времени осталось в запасе. Вингельт достаточно умен, чтобы предсказывать иные ходы Сварога, не все, но некоторые, особого ума тут и не требуется, мало-мальски соображающему человеку ясно, что Гартвейн вскоре будет наводнен агентурой. И Вингельту придется поторопиться, если он опасается, что Сварог вполне может взять его жену в заложницы, как уже проделал это с Эгле… А вообще-то это мысль… Жена и дочка одиннадцати лет… Опять совесть начнет покусывать, но цыкнешь, в сотый раз напомнив о королевском ремесле, — и спрячется… А ведь это мысль! Нет времени для вдумчивых наблюдений, нет!

— Вот что, Интагар, — решившись, сказал Сварог. — Я вам дам поручение, которого, уж простите, объяснять пока не буду. Постарайтесь как можно быстрее выяснить, есть ли в доме жены Вингельта комната на первом этаже, под которой нет подвала или иного подземелья. Есть или нет. Далее. Я туда отправлю отряд… своих ребят. Нужен пароль, чтобы их начальник сразу признал моего. Устройте это в кратчайшие сроки.

— Сделаю, — лицо Интагара изобразило сложноватую для него гамму чувств. — Хотите ее взять? Думаете, он придет за ней?

— А почему бы и нет? — спросил Сварог холодно. — Не придет за ней — придет за дочкой.

— Комната на первом этаже, под которой нет подвалов… — задумчиво повторил Интагар. — Думаете, это какое-нибудь колдовство?

— Не знаю, — сказал Сварог, чтобы не посвящать своего верного бульдога во все тонкости.

— По-моему, тут другое… — сказал Интагар словно бы в некоторой растерянности. — По-моему, они там через одного лары…

А вот таких подробностей он ни от кого узнать не мог…

— Почему вы так решили? — спросил Сварог жестко.

— Понимаете, государь… Мне не хотелось вставлять это в отчеты, мало ли тут какая высокая политика…

— Интагар, вы служите не высокой политике, а мне, — сказал Сварог. — Не забыли, часом?

— Ну что вы… Может, то все была случайность… Понимаете, сыщик мялся, я из него клещами вытягивал… В общем, Алита Вингельт как раз выходила со двора, и какой-то уличный мальчишка запулил ей из рогатки в спину. Они там не особенно шкодливые, не камнями пуляют, а хлебным мякишем… Так вот, он клянется, что шарик отлетел у нее от спины, будто отброшенный невидимой рукой, а она даже и не почувствовала… — Интагар словно бы замялся. — В общем, я подрядил с полдюжины таких вот сорванцов, дело поручил нехитрое: каждый должен был пальнуть в спину парочке почтенных граждан. Сам не знаю, что меня толкнуло… За каждым шел сыщик. Так вот, удалось им это с десятью человеками. Пятеро вели себя, как обычные люди, — обернулись, пальцем погрозили, постращали, что уши оборвут… а от половины так же точно отлетело…

Гнездо, подумал Сварог. И некогда, учитывая сложную обстановку, его вдумчиво разрабатывать. Нужно тряхнуть Гарвейн, самым решительным образом.

— Ваши люди, конечно же, заметили, от кого именно отлетело?

— Конечно.

Сварог встал (Интагар торопливо поднялся следом):

— Передайте вашим людям, пусть работают по-прежнему. И ждут моих.

Едва за Интагаром захлопнулась дверь, он по привычке потянулся к столешнице, забыв, что это не его кабинет в девятом столе и нужных устройств тут нет. Выругался сквозь зубы, без лишней торопливости вышел в коридор. Бросил секретарю:

— Девятому столу — Белая Тревога. Полная готовность. Это не касается только герцогини Марч. Восьмой департамент в полную готовность. Второму манору передайте вот что…

Отдав все приказы, вышел в коридор. Главное — не суетиться, обдумать все холодно и четко. Во второй раз осечки быть не должно… если только он не опоздал.

В коридоре попался навстречу граф Гаржак, с крайне довольным выражением лица.

— Ну как, граф? — спросил Сварог. — Изложите впечатления по-солдатски прямо…

Гаржак блеснул великолепными зубами:

— Если по-солдатски — эта особа может стать украшением любого дорогого борделя…

Сварог усмехнулся:

— Она, часом, не уговаривала воткнуть мне в спину ножик или проделать еще что-нибудь столь же хамское?

— Ну что вы, государь, — серьезно сказал Гаржак. — Не того полета птичка. Серьезная особа. Просто-напросто опять крайне деликатно выспрашивала, доволен ли я своим положением при дворе, как идет служба, нет ли от вас каких притеснений, нет ли на вас каких обид… Приглашала в Лоран погостить.

— Поезжайте, — сказал Сварог. — Глядишь, к тому времени и обиды объявятся… Ну, мы это еще обговорим.

Он кивнул графу и быстро зашагал дальше. Поднявшись на последний этаж, вошел в дверь мимо торопливо отступившего Золотого Истукана, прямиком направился в наблюдательный зал. Плюхнулся в кресло, жестом подозвал ближайшего Обезьяна за номером шесть, подложил перед ним полученную от Интагара подробную карту Гартвейна и кратенько объяснил задачу. Тот проворно уселся за пульт.

Изображение на экране двигалось на высоте колена. Сварог распорядился поднять его повыше. Немощеная, но чистенькая улица, застроенная двухэтажными приличными домиками, сразу видно, принадлежащими зажиточным хозяевам — аккуратные вывески торговых лавок и разных дел мастеров, ни луж посреди дороги, ни бродящих свиней, — ну, как-никак провинциарий… Он сверился с картой — теперь налево и прямо, прямо, не сворачивая…

Вот оно! Первый этаж каменный, второй — из потемневших бревен. Слева — вход во двор, справа — вход в небольшую лавочку под вывеской «Корас Вингельт. Ювелирные работы, починка украшений». Что ж, все правильно: солидные ювелирные заведения, даже в столицах, никогда не стремились к пошлому размаху — сплошь и рядом помещались в заведениях немногим побольше этого. Но в задних комнатах как разпроворачивались миллионные дела. Специфика ремесла.

Он, конечно, никогда не видел Алиту Вингельт, но по описанию Интагара узнал ее моментально: красивая, ничуть не полноватая брюнетка лет тридцати. Она как раз закрывала ставни в лавочке. Итак, она еще там. Возможно, Вингельт ожидал от Сварога долгой разработки, а не повторения истории с Эгле. Возможно, Вингельт был слишком занят далеко отсюда. Возможно, наконец, этой ночью он ее все же заберет. Но ничего тут не поделаешь: Сварог прекрасно помнил свое поражение. Чтобы тщательно подготовить серьезную операцию, нужны как минимум сутки. Даже если Вингельт опередит, он не заберет с собой весь Гартвейн — и быть не может, чтобы там не осталось никого и ничего интересного.

Ну и, наконец, смеркалось. Вскоре Золотые Шмели должны уйти в Токеранг — а наблюдать их глазами, пожалуй, еще важнее, чем устроить на Вингельта охоту с живцом…

Глава V Сюрпризы и находки

С сумерками Вентордеран покинули все посторонние — и королек из Вольных Маноров, ухитрившийся и за третьим застольем переправить в карман золотую ложку, и бережно погруженный в виману Мары отец Грук. Яна со Сварогом остались в одиночестве перед огромными экранами, в окружении Золотых Обезьян и Мяуса, скромно притулившегося в уголочке, как и положено министру тайной полиции.

Началась разведка — крайне неспешная, осторожная, без всяких попыток лихого кавалерийского наскока. Они не разговаривали об этом, но по глазам было видно, что и ему, и ей хотелось именно лихого рывка под землю целых эскадрилий. Пришлось эти мысли безжалостно гнать.

Сначала десяток Шмелей проник внутрь, пролетел над осыпью, и, держась над облаками обстоятельно и подробно рассмотрел укрепления, прикрывавшие осыпь. Все подтвердилось: и десяток рядов колючей проволоки, и коробчатые броневики, и зенитные орудия были установлены исключительно для того, чтобы в случае чего не выпустить в туннель своих беглецов — пеших или на вертолетах. Вторжения извне никто, сразу видно, не опасался.

Снаружи никто не ждал сюрпризов. И никто не отреагировал на крохотных соглядатаев. А потому их становилось все больше — они, опять-таки не особенно спеша, вереницами проникали все глубже в Токеранг, рассыпались веерами, счет маленьким шпионам уже пошел на сотни. Это продолжалось часа два, пока последние не достигли противоположного конца пещеры, уже в Заречье. Под каменным небом, над серыми облаками, закрывавшими едва ли не две трети здешнего «небосклона», повисли сотни крохотных, в полпальца, золотых соглядатаев. И никто их пока что не замечал, так что уже, видимо, не следовало подозревать какой-то коварный умысел токеретов — впустить, например, всех и уничтожить разом. Никто не пытался нащупать их радарами, самолеты в воздух не поднимались. Правда, в нескольких местах Шмели зафиксировали радиопереговоры, но они, тут же переданные в Центр, касались исключительно происходящего на земле: рутинные переговоры каких-то сторожевых постов, донесение о выходе какого-то каравана, о выпуске очередной партии продукции (о чем шла речь, не уточнялось).

Еще часа через полтора Сварог с Яной имели о Токеранге довольно точное представление — хотя, конечно, понять предназначение многих зданий было трудновато.

Почти все примыкавшее к морю Заречье — добрая четверть Токеранга — представляла собой сплошную промышленную зону: скопища зданий, по величине и форме несомненные заводы и фабрики, странные купола, соединенные крытыми переходами, высокие усеченные конусы. Создавалось впечатление, что часть всего этого хозяйства упрятана под землю: один раз прекрасно было видно, как прямо посреди квадратной бетонированной площадки раскрылся двустворчатый люк, и оттуда, из освещенного туннеля, потянулись крытые грузовики.

Самый большой в пещере город располагался на полдень от скопища заводов, достаточно далеко по здешним меркам. Уже потом, когда отозвали всех Шмелей и стали просматривать записи, Сварог с Яной пришли к выводу, что выглядит город довольно современно, гораздо больше похожий на существовавшие до Шторма, чем на нынешние земные. Самое большое здание, практически в центре, хотя и выглядит в точности как иные «доштормовые», окружено высоченной стеной с частыми башенками, откуда торчали стволы то ли пулеметов, то ли малокалиберных пушек, а в одном месте, у самой стены, расположился аэродром с двумя десятками вертолетов, прекрасно знакомых Сварогу по первой встрече. Самое большое здание в стране, сразу видно: с парками, озером, расположенными вдоль стены зданиями казарменного вида, в каких обычно располагается охрана или придворные гвардейцы. Точно известно, что еще несколько лет назад здесь правил какой-то король. Если монархия по-прежнему благоденствует, это и есть королевский дворец. А если ее кто-то сверг, то победители, несомненно, разместились здесь, в бывшем дворце, удобства и безопасности ради — удачливые мятежники обычно так и поступают.

— Обратила внимание? — спросил Сварог. — Это ведь определенно столица. Но что-то никаких признаков развеселой ночной жизни — ни вывесок горящих, ни рекламы. Да и машин почти нет. То ли они тут такие уж аскеты, то ли комендантский час действует…

Потом они насчитали еще восемнадцать городов, городков и городишек — полдюжины современностью построек напоминали столицу, а вот остальные больше походили на крупные дворянские поместья — с могучим замком посередине, гораздо более скромными домами вокруг и скопищем лачуг на окраинах. И виселицы были замечены не в одном маноре. Получалось какое-то причудливое сочетание современных технологий (сеть автострад, колонны грузовиков, «зона» заводов) и тут же поместья, мало чем отличавшиеся от земных. Разве что на земле давненько уж короли отобрали у магнатов «право на виселицу и плаху».

— Удивительное сочетание… — протянула Яна.

Сварог покосился на нее, но благоразумно промолчал. Хотя мог бы сказать, что знает не менее причудливое сочетание: заоблачные замки с высокими технологиями и натуральнейший феодализм на земле. В конце концов, не она это придумала…

Он попытался было пересчитать однотипные самолетные ангары, но спохватился, что это можно прекрасно перепоручить Обезьянам. Буквально через минуту был получен точный ответ: триста. Даже учитывая крохотные размеры самолетов, во внутренней войне было бы форменным идиотизмом их использовать, для усмирения мятежей, о которых смутно упоминалось — слишком много. И никак не похоже, чтобы здесь имелось два государства. По всему выходило, что эту армаду собираются использовать снаружи. Для того и туннель.

Шмели, к сожалению, не могли заглянуть в исполинский по здешним меркам ангар подводных лодок, расположенный под самым потолком пещеры. Слева, наискосок, наверх вела широкая дорога, заканчивавшаяся на огромной площадке — но там обнаружилось шесть высоких ворот, кажется, металлических. Впрочем, что там расположено, и так прекрасно известно…

— Ну вот, — Яна, не удержавшись, зевнула (стояла уже поздняя ночь). — Великая тайна древности раскрыта. Теперь бы догадаться еще, что с ними сделать…

Сварог промолчал. Идеи-то у него были, и не самые глупые — но вот последствия…

— Пойдем спать, — сказал он. — Утро вечера мудренее.

Оба изрядно устали, в Вентордеран идти было просто лень, и они направились в свою спальню для новобрачных, все еще убранную роскошными цветочными гирляндами. Яна блаженно вытянулась в кресле, прикрыла глаза. Сварог сидел в соседнем и обдумывал кое-какие подходы.

— Послушай, — сказал он негромко, — а этот твой Древний Ветер на что-нибудь такое… способен?

— Со всем Токерангом я справиться не могу, — сказала Яна, не открывая глаз. — Сбивать самолеты поодиночке, рушить здания, опять-таки по одному… Видишь ли, Древний Ветер — никак не боевая магия, скорее защитная. Против нечистой силы, против зла. — По-моему, там в пещере — натуральное зло…

— Все равно, я многое могу, но чтобы справиться с целой страной…

Ну да, все, как обычно. Подумал Сварог. Пресловутые примечания мелким шрифтом, сводящие большинство способностей на нет или загоняющие их в узкие рамки. Сначала сгоряча кажется, что ты всемогущ, а потом выясняется, что по-настоящему великие маги существовали в незапамятные времена, в седом прошлом — да и то, если не наврали сказители…

— Вообще-то я могла бы запечатать туннель, — сказала Яна. — Надолго и надежно. Будет нечто вроде невидимой неодолимой стены, о которую разобьется любой самолет…

— Нет уж, не будем экспериментировать, — сказал Сварог решительно. — Меня одно беспокоит: если у этих поганцев есть ядерные технологии, может найтись и что-нибудь для бактериологической войны. У нас есть от нее средства?

— Я даже плохо и представляю, что это за война, — сказала Яна. — Нужно будет поговорить с Канцлером… Или с военным министром…

Взрывчатку бы, подумал Сварог. Тонн несколько. Взорвать ее так, чтобы воды Итела хлынули в пещеру, и получится Всемирный потоп в отдельно взятой местности. Но в Хелльстаде взрывчатых веществ нет, взрывчатка ларов здесь работать не будет, а обычного земного пороха понадобится столько… Но это все вторично, главное в Горроте…

Потом мысли как-то незаметно перетекли на другое. Он подумал, что зря в очередной раз поддался глупому мушкетерству. Решил брать Гартвейн своими собственными силами. Как ему это поначалу представлялось? Окружить город несколькими полками (неподалеку от тех мест против Горрота на всякий случай сосредоточена серьезная группировка, в основном гвардия и конница Гарайлы). Пара сотен агентов Интагара, опытных полицейских, спецназы восьмого департамента и девятого стола лихим налетом врываются в город и берут тех, кого Интагар проявил как ларов, другие занимают все мало-мальски подозрительные мастерские и прочие заведения. Сначала это показалось неплохой задумкой, но потом он совершенно точно понял, что не справится своими силами. Гартвейн — не такой уж большой город, но и не маленький, сил недостаточно, к тому же те, кто будут обыскивать, совершенно не представляют, что им искать (как и сам Сварог, кстати). Ну, а вдобавок он своими глазами видел, как хватко Хитрые Мастера умеют уходить Древними Дорогами.

Так что предстоит, не балуясь излишним гусарством, завтра же идти к Канцлеру. Вот Канцлер сможет поднять такие силы…

…Конечно, как и признавался Канцлер, его Технион Магистериум заметно уступал — не полтора десятка плававших в пространстве громадных зданий, а всего три. Однако Сварог подозревал, что интересного здесь ничуть не меньше, чем в Магистериуме…

Они шагали втроем по широкому серому коридору, иногда попадались двери с надписями, которые Сварог по своему научному невежеству даже и не пытался прочитать за исключением «лаборатории» или «зала». Должно быть, прекрасно понимая такие тонкости, профессор Марлок, встретивший их с Канцлером на причале, и не пытался давать ему пояснения. Сварог украдкой покосился на него — профессор чем-то неуловимо походил на Канцлера: такой же кряжистый, основательный, солидный. Представляясь, он с деланной небрежностью пробормотал: «Ну и, разумеется, лорд и граф…» Вот только, в отличие от Канцлера, короткие густые усы и стриженные ежиком волосы были совершенно седые (хотя он выглядел не настолько уж старше Канцлера). Очень представительный ученый муж, в светло-сером глухом мундире с перечеркнутой золотым зигзагом шестеренкой на левом рукаве повыше локтя (над главным входом в Технион красовалась та же эмблема) и обильным золотым шитьем не только на плечах, но и словно образовавшим некий нагрудник. Судя по этому обилию, Марлок занимал здесь достаточно высокое положение, если вообще не был главой Техниона — он не назвал свою должность, когда знакомился. Однако практически все, встречавшиеся им на пути, шитьем таковым украшены были не в пример скромнее, а то и вовсе скупо, да и приветствовали профессора крайне почтительно…

— Я не стал приглашать Яну, — сказал Канцлер, не оборачиваясь к Сварогу. — По этому поводу… Очень не хотел бы, чтобы вы полагали, будто я снова что-то от нее скрываю. Я давно уже ничего от нее не скрываю, она достаточно повзрослела. Просто… Согласитесь, она ничего не понимает в этих вещах. Профессору пришлось бы потратить неизвестно сколько времени, объясняя ей то, что вы и так знаете. — Он скупо усмехнулся: — Вы-то другое дело, вы у нас первый за пару тысяч лет командир боевой подлодки… Первый подводник Империи…

— Есть еще Оклер с его Морской бригадой, — сказал Сварог.

— Ну, во-первых, они приступили к делу гораздо позже вас, а во-вторых, их «ящеры» очень многим отличаются от подводных лодок. Так что… Вы понимаете мои мотивы касательно Яны?

— Пожалуй, — сказал Сварог.

— Буквально через несколько дней я непременно устрою расширенный осмотр, — сказал Канцлер. — Императрица, военный министр, еще несколько человек, чьи служебные интересы это задевает. А пока лучше будет, если мы осмотрим все только втроем… и обсудим кое-что предварительно… Сюда, профессор, насколько я помню?

Профессор кивнул и распахнул дверь слева — на сей раз не с исполненной зубодробительной научной мудрости табличкой, а просто-напросто большой цифрой «7», нарисованной на сером металле красной краской.

За дверью обнаружился внушительный зал. Ни единого человека там не было, зато имелась масса интереснейших вещей. Слева, на двух невысоких стальных подставках каждая, стояли две подлодки токеретов, аккуратнейшим образом разрезанные пополам в длину — этакое идеально выполненное наглядное пособие. Вдоль трех тянулись столы, заваленные то маленькими предметами, то большими — и каждый стол был снабжен отсвечивающей фиолетовым огромной линзой на черном штативе.

— Это конечно, чисто демонстрационный зал, — сказал профессор. — Я думаю, господа, вам и самим было бы неинтересно бродить по лабораториям, где все это исследуется? Мне пришлось бы давать массу объяснений, а вам это, собственно, ни к чему, вам нужны результаты… Итак… Вот эта рыбка, лорд Сварог — та, что вы нашли в Гиуне. Точности ради, та, которую сто двадцать лет назад потопил Асверус с помощью самых примитивных приспособлений. Черт меня побери, дерзкий все же был юноша — вот так, очертя голову, с пороховыми бочонками бросаться в неизвестность… А эта — из тех трех, что Оклер совсем недавно потопил возле Дике. Присмотритесь. Чувствуете заметную разницу?

Сварог присмотрелся. Разница, и правда, бросалась в глаза. Та, первая, напоминала скорее остроносый цилиндр, и рубка у нее выполнена гораздо топорнее, что ли. Да и винт какой-то архаичный. Вторая выглядела гораздо изящнее и совершеннее: бульбообразный нос (значит, рассчитана в основном на подводное плавание), и винт ничуть не выглядит музейным, и рубка длиннее, красивой обтекаемой формы (а не смахивает на консервную банку, как у первой), и рули глубины другие…

— Ну что же, — невозмутимо сказал профессор. — Очередное доказательство того, что ничем не стесненный технический прогресс не стоит на месте. Вторая — гораздо совершеннее во всем, что ни возьми. Гораздо более совершенный реактор, обеспечивающий, по расчетам, втрое большую автономность. Электроника на несколько порядков выше, как и вся аппаратура. И уж тем более — оружие… Взрывчатое вещество, которым снаряжены торпеды у второй, при том же объеме обладает примерно вчетверо большей мощностью. Может представлять нешуточную опасность для любого вашего военного корабля, король Сварог… впрочем, я слышал, вы видели их в действии?

— Видел, — кратко ответил Сварог.

— Перейдем к ракетному вооружению, которым обе лодки оснащены, — тоном опытного лектора продолжал профессор. — Здесь также наблюдается серьезный прогресс. Ракеты первой лодки почти неуправляемы и снаряжены той же взрывчаткой, что и торпеды. А вот с современными обстоит гораздо интереснее… Ракеты крылатые, управляемые, но не это главное. Я специально распорядился в качестве наглядного пособия оставить именно эту из трех, добытых Оклером. Обратите внимание: если у «старой» и двух других — вот снимки — ракеты установлены вертикально, числом от четырех у старой и до двенадцати у новых, то здесь, если вы хорошенько присмотритесь, обнаружите нечто совсем другое… Ваши соображения? Лорд Сварог, вы военный…

— У нее одна крышка ракетного люка, — сказал Сварог. — А не четыре и не двенадцать. И выглядит все так, словно одна-единственная ракета там находилась в горизонтальном положении. Перед стартом ей, надо полагать, придавали вертикальное положение… не берусь судить, подводный должен быть старт, или им приходится всплывать… впрочем, возможен и подводный, при условии достаточной герметичности отсеков… — и только теперь до него дошло окончательно. — Размеры! Она вполне может оказаться ядерной. А ядерное оружие у них есть. Длиной уарда в три, не меньше… Вполне достаточно для компактного плутониевого заряда… А сама ракета?

— Отсек был пуст, — сказал профессор Марлок. — Видимо, никто им не ставил соответствующего задания… К счастью для обитателей земли.

— Ну, вот уже две недели, как ни одно ядерное устройство, где бы ни было выпущено на Таларе, не взорвется, — с оттенком самодовольства сказал Канцлер.

— Мне это прекрасно известно, — ответил профессор с какой-то нехорошей вкрадчивостью. — Вы не забыли, что я принимал самое активное участие в этом проекте? Но вот беда, Канцлер… Вам интересно и дальше рассматривать внутренние интерьеры лодок? Ах, абсолютно неинтересно? Мне тоже. Тогда пойдемте вон к тому столу. Там ракеты. Увеличительное стекло сдвиньте куда-нибудь в сторону, оно тут совершенно ни к чему, ракеты достаточно велики, чтобы их можно было рассмотреть невооруженным глазом… — он подвел их к столу, на котором лежало десятка три поблескивающих трубок длиной примерно в полуарда и стояли конусы высотой в ладонь. — Вот, извольте. Топливо, конечно, слито, боеголовки разряжены… Так вот, интересный факт. Касаемо тех трех, потопленных Оклером у Диори. Та, что вы видели — с пустым отсеком, предназначавшимся для одной-единственной ракеты. Ракеты второй были заряжены сплошь взрывчаткой. А вот с третьей получается вовсе уж интересно. Все ее боеголовки мало напоминают обычные. Изготовлены из гораздо более тонкого сплава, мало того, сплошь, как паутиной, покрыты правильной сетью канавок. Взрыватель тем не менее столь же мощный, при взрыве такая головка должна разлететься на мельчайшие кусочки… впрочем, по некоторым наблюдениям, никакого «попадания» могло и не быть, есть версия, что взрыватель должен был сработать еще в воздухе. И содержимое — разбрызгаться на большой площади. Именно что разбрызгаться. Все боеголовки были наполнены белой маслянистой жидкостью. О, ничего опасного. Мы с соблюдением всех предосторожностей проверили. Все двенадцать боеголовок заполнены безобиднейшей эмульсией на основе одного из растительных масел, чтобы она причинила вред человеку, он должен выпить единым духом ведро… А вот это какие у вас вызывает ассоциации, господа мои?

Канцлер смотрел на него с величайшей озадаченностью. А вот Сварог… Он уже думал об этом несколько раз, и потому у него чуть ли не моментально вырвалось:

— Бактериологическая война!

— Вот таковы и мои подозрения, лорд Сварог, — сказал профессор. — Кое-кто не сразу понял, с чем имеет дело, но такой уж у меня конек — история военного искусства…

— Подождите… Позвольте… — протянул Канцлер (Сварог подумал, что впервые видит его таким растерянным). — Но ведь это — настолько древняя история…

— Для нас, — хладнокровно сказал профессор. — А для них, как видите, — он кивнул на стол, — самая что ни на есть современность. Иначе такие штуки я просто истолковать не могу.

— А почему не газ? — спросил Канцлер. — В конце концов, при нападении на Батшеву…

— Мои компьютеры провели все возможные анализы, — сказал профессор тихо. — Ни один газ, сгущенный, сжиженный не может быть приведен в состояние такой вот субстанции. А вот культуры бактерий — вполне…

— Подождите, — судя по всему, Канцлер никак не желал сдаваться. — Может быть, они готовились к испытаниям… И эта мерзость как раз и имитировала отравляющий газ?

Профессор покачал головой:

— Исключено. Газ — пусть безобидная имитация боевого — должен распространяться. Иначе и нет смысла в испытаниях. А это… Когда мы разобрались, с чем имеем дело, пустили одну такую ракетку на втором полигоне. Взрыв боеголовки оставляет шар микрокапелек диаметром примерно в пять уардов. Они очень быстро оседают на землю, никуда не «распространяясь»…

— И начинают размножаться… — машинально перебил Сварог. — Размножаться…

— Совершенно верно, — покосился на него профессор не без одобрения. — Скорость размножения может быть очень и очень велика — мы же не знаем, какие штаммы вывели их специалисты… — он продолжал тихо и словно бы печально. — Кажется, они нашли наше уязвимое место, Канцлер. Это средство блокировки ядерных взрывов мы смогли наладить в кратчайший срок — потому что были специалисты, не забыты технологии, военный министр человек запасливый, как все военные — мало ли для чего может пригодиться — держал их не в самом дальнем углу арсеналов… Здесь же… Я проверял материалы обо всем, что касается бактериологических войн, придется неизвестно сколько времени собирать по крупицам по самым разным архивам, бактериологов у нас можно пересчитать по пальцам — и то в Магистериуме, у меня их вообще нет — развернуть лаборатории в кратчайшие сроки не представляется возможным. Средства защиты нам быстро не разработать.

— А ошибаться вы не можете, Марлок?

— Очень хотелось бы, — грустно усмехнулся Марлок. — Боюсь, не получится… Все, абсолютно все указывает не на газ, а на бактерии.

Сварог видел, каких усилий Канцлеру стоило взять себя в руки.

И не мог его за это не уважать.

— Но ведь нам это не может угрожать? — произнес он спокойным голосом. Слишком спокойным.

— Если успеем вовремя эвакуироваться, — сказал профессор. — А вот если какая-нибудь сволочь, связанная с теми, внизу — вы понимаете, о ком я — разобьет несколько пробирок здесь? Впрочем задолго до того, как на земле начнутся… события? На Мистериору у меня, честно говоря, никакой надежды нет — это, по большому счету кунсткамера…

— И что вы предлагаете? — спросил Канцлер.

— Я? — Марлок пожал плечами. — Да единственное, что здесь можно предложить: создать особую группу и лихорадочно искать, что удастся. Нет микробиологов? Попробуем поискать среди медиков людей, способных в данной ситуации оказаться полезными. Постараться в кратчайшие сроки подготовить группу, способную бороться с эпидемией, если она вдруг возникнет. Примерно так. И знаете… Будь у меня сейчас под рукой вернейшее средство уничтожить Токеранг дочиста, я бы им не воспользовался. Если при этом будут разрушены их бактериологические лаборатории, неизвестно, что оттуда может вырваться. Мало того, что-то уже может находиться не в самом Токеранге, а на их базах, которые вы так и не обнаружили. Или в Горроте. Голова всего предприятия там, а не в Токеранге, я уверен (судя по всему, профессор был осведомлен обо всем). А кое-какое время, кстати, у нас есть. На месте токеретов я не предпринимал бы никаких масштабных акций до того, как они приобретут нормальные размеры. Помните, мы обсуждали все это и многое другое? И наконец, нам совершенно неизвестно, что они хотят. Истребить или просто прогнать с планеты нас? Уничтожить все живое на земле, чтобы занять освободившееся место? И что хотят эти, из Горрота? Переворота здесь? Части власти? Талар в собственность? Лично я не уверен, что токереты им нужны как равноправные партнеры — не та компания собралась в Горроте. Скорее уж Токеретов используют как подручное средство, как пугало, а потом…

Сварог с удивлением услышал свой собственный голос:

— Но ведь должны обязательно последовать какие-то переговоры, угрозы, шантаж…

— Весьма даже не исключено, — благосклонно кивнул профессор. — Не исключено… Кстати, они должны опасаться — уж простите, Канцлер — в первую очередь вас, лорд Сварог. У вас в Хелльстаде есть что-то, способное моментально уничтожить Токеранг?

— Нет, — сказал Сварог, чувствуя на себе внимательный взгляд Канцлера.

И подумал, что он, строго говоря, не соврал: у него и в самом деле не было ничего, способного моментально уничтожить Токеранг.

— А они могут это знать точно? Особенно после того как вы перехватили и уничтожили их подарочек?

— Пожалуй, нет.

— Вот видите, — усмехнулся профессор Марлок. — Что нам дает лишний шанс. Возможности ларов им прекрасно известны. Ваши — практически неизвестны. Так что не завтра и не послезавтра нам посыплются на головы бактериологичесие бомбы, господа мои… Есть запас времени, и нужно его использовать. Люди вы бывалые, в истерики впадать не будете, да и я не из истериков… Давайте работать.

Судя по его взгляду и нетерпеливым движениям, он уже наметил себе какие-то планы и рвался их выполнять. И выпроваживал их недвусмысленно. Но все равно Сварог субординации ради дождался, пока Канцлер откланяется первым.

В браганте они долго молчали. Наконец Сварог осторожно спросил:

— Он когда-нибудь ошибался?

— Во всем, что касалось работы — никогда, — не поворачиваясь к нему, ответил Канцлер. — Лорд Сварог… Я так понял, в том мире, откуда вы… пришли, в таких вещах разбираются гораздо лучше?

— Пожалуй.

— Это действительно настолько реальная угроза?

— Пожалуй, — сказал Сварог. — Если у них есть свои физики-ядерщики, почему бы не найтись микробиологам? Это, кстати, вышло бы дешевле и проще. Создание ядерной бомбы требует во много раз больше энергии и трудов, чем разведение микробов в пробирках… но как получилось, что вы об этом забыли?

— Так уж получилось, — с вымученной улыбкой сказал Канцлер. — С самыми опасными болезнями покончили давно, а для многих научных дисциплин у нас просто не хватает людей. Есть немало перспективных направлений в самых разных областях, закрытых исключительно оттого, что у нас не тысяча ученых, а сто… А давать необходимые знания антланцам… Мои предшественники считали, что этого делать не следует — ну, разве что единицам… Я не собираюсь их осуждать или давать оценку их действиям. Они поступали, как считали нужным, вот и все. Ну, в любом случае какое-то время у нас есть… Лучше скажите, как ей это удалось?

Сварог усмехнулся про себя. Они с Яной подробно обсуждали нынче ночью то, о чем сейчас говорил Канцлер. Сварог не хотел засвечивать свой Центр, как и Арсенал, а Яна считала: поскольку Канцлер в свое время немало от нее скрывал, не грех и ей, в свою очередь, ответить тем же. В рамках большой политики и интриг императорского двора. Так что Канцлер получил подробную карту Хелльстада и все сведения о туннеле — но ни о каком Центре, ни о каких Золотых Шмелях и речь не шла, боже упаси. Карту Сварог старательно перерисовал с экрана компьютера, а Канцлеру объяснил, что все это — результат пущенного Яной в ход ясновидения. В рамках внезапно проснувшегося в ней целиком Древнего Ветра. В ответ на неизбежные вопросы, пожимая плечами и недоуменно тараща глаза, объяснил, что представления не имеет, как она это делает. Ну вот так как-то входит в транс, что ли, бледнеет, закаменевает лицом, таращится в никуда совершенно жуткими глазами и ее рука сама чертит по бумаге… Канцлер, впрочем, особо не допытывался — поскольку знал о Древнем Ветре еще меньше Сварога, который и сам знал самую капельку…

— Интересно… — задумчиво сказал Канцлер. — А может она увидеть, что творится в Горроте? В этом их Центре?

Сварог пожал плечами:

— Сам Центр она, может, и увидит, но вот что происходит внутри… Во всяком случае, ей было не под силу увидеть, что происходит внутри домов в Токеранге… Да и потом… Мне вот пришло в голову… Ветер Ветром, а девушки девушками. Если они не получили технического образования, тут, по-моему, никакое ведовство не поможет. Предположим, она что-то увидит. И опишет нам это так, как видит она: большой черный ящик, мигая синими огоньками, вертит золотыми зубчатыми колесами… Много мы поймем?

— Пожалуй, вы правы, — со вздохом сказал Канцлер. — Ничего не поймем… — он тяжко вздохнул сквозь зубы. — Самое скверное, что мы ничего не знаем…

— Знаем кое-что, — сказал Сварог. — Я вот, например, знаю, где расположен один из приютов Хитрых Мастеров.

Такого он никак не ожидал от Канцлера, образца выдержки и хладнокровия: Канцлер резко развернулся к нему, сгреб за лацкан камзола и прямо-таки прорычал в лицо:

— Не шутите такими вещами! Только сейчас этого не хватало!

Впрочем, он тут же опомнился, убрал руки и сказал глухо:

— Извините…

Сварог и не думал обижаться. У всех нервы. Особенно сейчас.

— Я нисколько не шучу, Канцлер, — сказал он серьезно. — Моя тайная полиция отрабатывала один след… И он привел их прямиком в Гартвейн. Там еще вчера преспокойно обитали в своем доме жена и дочь Вингельта. Вполне возможно, он долго не был в Туарсоне и попросту не знал, что тамошний староста из житейского практицизма мне его заложил. И еще там живет некоторое количество достаточно странных людей. Странных хотя бы тем, что, если им выстрелить в спину из рогатки, шарик отлетает в точности так, как это происходит с ларом… И многие из них владеют механическими мастерскими… Интересно, правда?

…Старая Матушка вошла со своим обычным величественным видом, но тратить время на чопорные приветствия не стала, попросту медленно склонила голову и присела к столу — что для нее, скрупулезно соблюдавшей этикет, было чуточку странно.

В одной руке у нее был привычный посох, знакомый всем и каждому, но вот в другой — картонный тубус, в каком художники носят эскизы. Что было еще более чем странно: особа старой закалки и невероятного гонора, носовые платки и те за ней камеристки носили…

— Скверные дела, брат мой король, — сказала она просто. — Действительно, Табарций по пустякам беспокоить не станет…

— Что случилось? — спросил Сварог тихо.

— Вернулись два моих корабля от одного из необитаемых островов Девайкира. Какие-то у них там были дела…

Сварог понятливо кивнул и промолчал — эти острова уже которую сотню лет были отличной перевалочной базой для контрабандистов, все это знали, но в приличном обществе говорить об этом было не принято: еще и оттого, что в старые времена многие этим ремеслом заложили основу фамильных состояний. Да и теперь иные высокородные аристократы не считали для себя зазорным вступать пайщиками в подобные предприятия, а иные, помоложе и удалее (главным образом не имевшие прав на наследство младшие сыновья) и самолично «учились морскому делу» на этих именно корабликах. И разведки имели там свой интерес, и, что греха таить, иная корона…

— Глубокой ночью они стояли на якоре у берега, на фоне густого леса их было совершенно не видно с моря…

Сварог и тут ограничился понятливым кивком. Либо сгружали товар, либо принимали, либо притаились на всякий случай, опасаясь проплывавших поблизости более сильных конкурентов. Такова уж специфика ремесла, что в случае чего в полицию никак не побежишь — а немного облегчить трюмы конкурента считается не столь уж и предосудительным делом — главное, чтобы не было лишнего пролития крови, вот это у серьезных людей не приветствуется…

Корабль, конечно, был выкрашен в темный цвет, с темными парусами — встретив в море такое судно, опытные капитаны прекрасно понимают, что к чему, но нет законов, предписывающих, в какой цвет можно красить корабль и паруса, а в какой нельзя…

— Где-то ближе к полуночи они увидели подводную лодку токеретов, — будничным тоном сказала Старая Матушка.

Ничего удивительного, в эту тайну она была посвящена, как и все наместники Сварога. Что-то ему эта история напоминала… Ах да! Он обернулся к полке, после недолгих поисков выдернул толстый морской атлас, быстро нашел нужную страницу:

— Они показали, где это было? Уж моряк-то такие вещи должен знать точно…

Присмотревшись к карте, Старая Матушка уверенно показала безупречно наманикюренным ногтем:

— Вот здесь, в этой бухте.

Карта была крупного масштаба, вся страница отводилась островам Девайкир, и Сварог моментально вспомнил, моментально узнал место… ну, почти то же самое место. Немаленький остров изрезан многочисленными бухточками, удобными для стоянки и кренгования (за что любим и контрабандистами, и честными моряками). В одной из таких бухточек, разве что десятком лиг полночнее, подлодку токеретов и увидели моряки с ронерской бригантины «Косатка», из глупого азарта кинулись в погоню, и подлодка, вместо того, чтобы погрузиться, их потопила…

Сто двадцать лет прошло, а токереты по-прежнему крутятся у того острова? Нужно будет попросить Оклера, чтобы осторожненько поискал: вдруг у них там база…

— Никто из них не знал, конечно, что это такое, — продолжала Старая Матушка. — Они просто насмерть перепугались, видя такое «чудище» — мудрено было бы его не заметить… Когда они вернулись, принялись болтать по кабакам, и в каком-то из них оказался человек Табарция. Табарций по своей милой привычке, — она тонко улыбнулась, — взял всех до единого, допрашивал поодиночке, но все описывали примерно одинаково — нашлась там парочка, которая добавляла вовсе уж фантастические детали, явно почерпнутые из морских легенд, но, если их не считать, девятнадцать человек описали очень точно. Художник рисовал строго с их слов…

Она сняла крышку тубуса, вытянула лист, развернула и подала Сварогу. Действительно, никакой ошибки: в надводном положении шла натуральнейшая подлодка токеретов, как две капли воды похожая на те, что потопил Оклер, и перед рубкой, у спаренного орудия стояли трое в плащах с капюшонами.

— Это ведь они? — спросила Старая Макушка с вежливо скрываемым любопытством.

— Они самые, — сказал Сварог. — Доподлинные… Вот только морячки попались какие-то трусоватые…

— Почему?

— Зрелище, конечно, странное и диковинное, — сказал Сварог. — Но я не помню, чтобы хоть кто-то раньше, рассказывая о подлодках, неважно, морской или сухопутный, сравнивал их с чудищами…

— Я полагаю, было от чего испугаться, — сказала Старая Матушка спокойно. — Я не сказала главного, ваше величество. Она была длиной не менее ста двадцати уардов. У моряков глаз наметанный, они прекрасно умеют определять расстояние и размеры. У них были два обычных гукора, уардов тридцати в длину, не больше, и когда мимо проплыла такая громадина, она, конечно, показывалась им чудищем, как, возможно, и мне на их месте…

— Сто двадцать? — спросил Сварог севшим голосом.

— Они все клянутся, что никак не меньше. Даже те двое, что расцвечивают разными фантастическими подробностями. Не менее ста двадцати.

Вот это был сюрприз, от которого в ушах звенит. Судя по рисунку — натуральнейшая подлодка токетеров, но не менее ста двадцати уардов длиной… Значит, началось? Значит, у них уже есть как минимум одна нормальных размеров? Настоящая океанская субмарина с вооружением соответствующих масштабов.

В первый миг его охватила злость: куда смотрели орбиталы-наблюдатели Морской бригады? Ему клялись, что они способны засечь любую подлодку токеретов на предельной для нее глубине, ну, а уж идущую в надводном положении…

И тут же он вспомнил, что винить следует исключительно самого себя — он сам просил Оклера задать наблюдателям-роботам именно такие параметры, ограничив размеры искомых целей пятнадцатью уардами. Из-за «Рагнарока». Чтобы безмозглый робот, случись Сварогу выйти в море на «Рагнароке», не засек его и не поднял сдуру боевую тревогу. Так что виноватых нет — он сам не предвидел такого оборота дел. Робот, конечно, подлодку засек, но из-за ее размеров программа требовала оставить ее в покое…

Он еще раз присмотрелся к рисунку, пытаясь установить, сколько на лодке ракетных люков, — но, увы, художник, хотя и явно небесталанный, такими деталями пренебрег, изобразив позади рубки совершенно гладкую поверхность. Скорее всего, это не его оплошность — что ему описывали моряки, то он добросовестно зарисовал, вряд ли они, ошеломленные появлением «чудища», присматривались к таким подробностям…

— Это плохо? — хладнокровно осведомилась Старая Матушка.

— Безусловно, — кивнул Сварог. — Но паниковать не стоит. Это означает лишь, что наши друзья из Горрота смогли-таки сделать одну из подлодок своих крохотных союзников уже не крохотной. И больше ни о чем это пока не говорит…

Ее, как и прочих своих, пусть и ближайших, надежных соратников он не посвящал в кое-какие государственные тайны. Она не знала, что ядерный взрыв на Таларе невозможен, что инфразвуковые излучатели Оклера с одинаковым успехом сработают что против крохотного токерета, что человека нормального роста — разве что мощность придется вывести на повышенную. Оснований для паники и в самом деле нет никаких. Но вот тревог прибавится. Поскольку есть железное доказательство: они начали. А это, помимо прочего, может означать еще, что энергоприемник в Горроте уже работает. И неизвестно, сколько у них времени, ясно лишь, что его вдруг стало еще меньше…

— Насколько я понимаю, лично я в данной ситуации ничего предпринять не в состоянии?

— Как и я, пока сижу в этом кресле и в этом кабинете, — усмехнулся Сварог, глядя в окно на каменное кружево Торкильского моста, одного из красивейших мостов Латераны. — А вот другие предпринять кое-что смогут. Что до нас с вами, ваше величество… Остается разве что внести небольшие уточнения в секретные капитанские пакеты…

Она понятливо кивнула. Такие тайны она знала. С некоторых пор у капитана всякого военного корабля любой подвластной Сварогу державы лежал в потайном ящичке секретный пакет, где настрого предписывалось: при встрече с подводной лодкой токеретов (следовало подробное описание) ни в коем случае не ввязываться в военные действия, вообще постараться как можно быстрее оказаться от нее подальше. И в то же время быть готовым к тому, что корабль может внезапно оказаться торпедирован. При опасности захвата в плен пакет уничтожить, о его существовании не упоминать ни за что. Ну, теперь придется только добавить, что указанные подводные лодки могут оказаться и весьма больших размеров…

— Что касается вас — то есть Трех Королевств, — сказал Сварог. — Пожалуй… пожалуй, вот что. Передайте это Табарцию. Пусть его люди, помимо обычной работы, еще и отслеживают возможные случаи возникновения массовых болезней. Со всем прилежанием. Если вдруг где-то вспыхнет массовая болезнь, уведомляйте меня немедленно. Я не знаю, что это будет за болезнь, но она может вспыхнуть. Неважно, пусть речь даже будет идти о чем-то вроде насморка — но если это примет массовый характер, начнет распространяться…

— Я поняла, — спокойно сказала Старая Матушка. — Вообще-то на Таларе с незапамятных времен не случалось массовых болезней, или, как выражаются ученые, эпидемий…

— Теперь, не исключено, могут и случиться, — сказал Сварог.

— Вы хотите сказать, что у токеретов есть какие-то средства, которые могут распространять болезни? Или мне таких вещей не полагается знать?

— Отвечу предельно честно, ваше величество, — сказал Сварог. — Я просто сам еще не знаю, есть у них такие средства или нет. Но допускать их существование следует. Из этого и будем исходить…

…Дом у Вингельта был небольшой, но двор оказался достаточно просторным, чтобы там смогли, не царапая друг друга боками, приземлиться два браганта, на малой высоте вышедшие из состояния невидимости. Сварог успел еще заметить, что то же самое происходит вокруг, куда достигает взгляд. Этакий диковинный дождь: над всем Гартвейном внезапно возникли из воздуха сотни полторы драккаров и брагантов и целеустремленно обрушились вниз — по плану операции каждому было отведено точное место. Канцлер еще раз удивил Сварога — всю операцию он разработал за четыре часа, не один, разумеется, с помощью ближайших помощников и компьютеров, но все равно, задача не из легких…

Выпрыгивая первым, он слышал, как снаружи, за забором, разгорается паника: без сомнения, большинство жителей Гартвейна были самыми обычными людьми и занимались сейчас обычными для буднего дня делами. И можно представить их ошеломление, когда на город, неизвестно откуда возникнув, посыпались многие десятки летательных аппаратов ларов… Брехали собаки, слышался заполошный конский топот и стук колес, крики. Ну конечно, сплошь и рядом «точное место» приземления того или иного аппарата означало, что он садился в уличную пыль прямо перед какой-нибудь телегой молочника, впритык к трактирному крылечку, а то и у колодца, где ничего не подозревающая хозяюшка крутила ворот. Так что паника, и гадать не стоит, разгорится нешуточная. Правда, ее быстренько должны погасить два кавалерийских полка, вошедших в город по всему периметру и сжимающих кольцо. Оригинальнейшая операция, право слово — наверное, впервые, причем с нешуточным размахом, действуют имперские и земные военные и сыщики…

Но думать о постороннем было некогда. Из брагантов уже высыпался его спецназ — все, как и Сварог, в тяжелых серых пластинчатых доспехах, в глухих шлемах, с опущенными на лицо прозрачными щитками. Теоретически рассуждая, эти скафандры должны были защитить от любого энергетического воздействия наподобие того, каким люди Вингельта, освобождая Стахора и Эгле, парализовали и лишили сознания охрану из ларов. Ну, а на практике никто и представления не имел, чем именно располагают Хитрые Мастера… Лишь самую чуточку отставая от расчетного времени, в калитку вломился Интагар с полудюжиной своих сыщиков, доспехами не обремененных (не хватило бы времени готовить еще и для них). Сразу видно, узрев во дворе браганты и Свароговых орлов в полной боевой красе, чуть ли не все глаза выпучили от удивления (впервые в жизни им выпал случай наблюдать такое зрелище), но народ был вышколенный: без малейшей заминки рванул к крыльцу, занимая позиции, как им и предписывалось, во втором эшелоне.

Совсем неподалеку затрубил кавалерийский рожок — ага, началось наведение общественного порядка…

Сварог был уже у крыльца, когда входная дверь распахнулась, и на пороге встала красивая темноволосая женщина лет тридцати, которую Сварог уже знал в лицо. Из-за ее спины выглянуло испуганное личикодевочки, но сама она стояла, не выказывая ни малейшего испуга, глядя, пожалуй, даже чуточку надменно.

Дела идут прекрасно, пронеслось у Сварога в голове. Положительно, Вингельт давненько не заглядывал в Туарсон и представления не имел, что тамошний староста, мужик по-крестьянски практичный, давно сделал выбор меж мирной жизнью для деревни и его персоной. И при том староста никак не заслуживает оскорбительных эпитетов. В самом деле, Вингельт ему не друг сердечный и не брат родной — так, проезжает иногда, случается посидеть за чаркой…

В руках у нее ничего не было, но Сварог был готов ко всему — кто их знает, Хитрых Мастеров…

— Госпожа Алита Вингельт? — спросил он отрывисто.

— Да, — ответила она преспокойно, даже бровью не шевельнув. — Чем обязана такому… зрелищу?

— Где ваш муж?

— В очередных разъездах по торговым делам, — ответила она столь же невозмутимо. — Маршрут мне обычно известен в самых общих чертах, так что решительно не могу вам подсказать, где его искать… — вот тут уже почувствовалась легкая насмешка.

В приступе неожиданной злости Сварог подумал вдруг: тебя бы к Одноглазому с подручными, гордячка, посмотрел бы я на тебя там… Отогнав эти мысли и помня, что на всякий случай следует торопиться, он сказал, стараясь, чтобы в голосе не было ни малейших эмоций:

— Вы арестованы, госпожа Вингельт. Прошу немедленно пройти туда, — он указал на ближайший брагант. — Девочку, разумеется, можете взять с собой.

— На каком основании? — спросила она невозмутимо.

— Вам все объяснят, — сказал Сварог. — Тайная полиция Империи… — он не удержался и сам подпустил толику иронии: — Если вы еще не догадались…

— Ах, вот оно что… — сказала она, глядя в глаза Сварогу, пожалуй что, без злобы, лишь с той же холодной надменностью. — Блистательный король Сварог посреди очередных героических свершений…

Не стоило разводить долгие беседы — мало ли что могло произойти… Сварог сказал с напором:

— Может быть, вы пойдете сами? К чему нам… сцены? Не стоит пугать девочку… — он видел, как девчонка, побледневшая, перепуганная, что есть силы обхватила мать, словно боялась, что их разлучат сию минуту.

Алита Вингельт, сжав губы, крепко прижимая к себе дочку, спустилась с крыльца и зашагала к ближайшему браганту. Что-то зашептала успокоительное, когда девочка заплакала навзрыд. Совесть Сварога на сей раз помалкивала, и он, проводив взглядом стартовавший на бешеной скорости брагант, вынул из кобуры бластер и, кивнув Интагару следовать за собой, пошел в дом. Никакого вооруженного отпора он не ждал — будь в доме мужчины, не отдали бы Алиту с дочкой так просто, надо думать — но бывают ситуации, когда душа требует рубчатой рукояти в руке, хоть ты тресни…

В небольшой чистой прихожей, в углу, обнаружилась чуть присевшая от испуга женщина средних лет, по облику — классическая служанка. Усмехнувшись, Сварог подошел к ней, сунул бластер в кобуру, стянул толстые перчатки, извлек из набедренного кармана шарик мягкой губчатой резины — у него там был запас — и легонько запустил служанке в плечо. Разочарованно покривил губы: шарик не отлетел в сторону, а, не причинив ни малейшей боли, угодил в правую руку чуть пониже плеча и упал на пол. Поднимать его Сварог не стал. Самый обыкновенный человек.

— Интагар, — сказал он, не оборачиваясь. — Прихватите и ее.

Следовало допросить всех поголовно слуг в домах, где отыщется нужный человек: слуги, даже если нисколечко не посвящены в секреты хозяев, все равно, если состоят на службе долго, могут случайно увидеть и услышать что-то такое, чего сами не поймут, а вот людям вроде Сварога это будет крайне интересно. Да и иных соседей придется допросить тщательно. Сварог хмыкнул. Вряд ли в здешней полицейской практике такое случалось: чтобы обыску и допросам подвергся целый город, пусть и провинциальный, не особенно и большой…

Все, что ему попадалось, выглядело самым обычным — ничем не примечательная обстановка разорившегося дворянина, промышлявшего ювелирным ремеслом и обитавшим с женой и дочерью. Впрочем, иного не следовало и ожидать…

И все же он, повернувшись к неотступно сопровождавшему его Интагару, распорядился:

— Обыщите дом самым тщательным образом. Во-первых, тайники, потайные комнаты и все такое прочее. Во-вторых… Внимательно смотрите, не попадутся ли какие-нибудь вещички… необычные вещички. Каких никак не может оказаться в доме здешнего, обычного человека. Возможно, маленькие, безделушки, не суть… Главное — здесь такого быть не должно. Понятно?

— Понятно, государь.

Интагар, как ни старался сохранить свое обычное хладнокровие, все же выглядел чуточку возбужденным: ну еще бы, вряд ли мог предполагать, что ему доведется участвовать в такой операции…

— И главное, — сказал Сварог. — Поищите-ка и наберите побольше вещей, к которым хозяин непременно должен был прикасаться часто и долго, постоянно пользоваться: ну, скажем, бритва, гребни, давно ношенная одежда… Понятно?

— Да, государь.

Самому ему все это было без надобности: но Яна просила набрать именно таких вещей (и в других домах тоже), уверяя, что с их помощью сможет высмотреть, где человек находится. А это уже крайне полезное дело…

Больше ему здесь делать было нечего. Ему вообще нечего было делать: свою задачу он выполнил, Алиту взял, самому ему в обыске участвовать нет необходимости, а по другим объектам работают другие группы, людей сюда Канцлер нагнал неисчислимое количество, да и его собственных сыщиков тут сотни две. Поэтому он вышел во двор, с превеликим облегчением стащил дурацкие доспехи, сгрузил их в брагант (оставив предосторожности ради при себе лишь кобуру с бластером) и не спеша двинулся за ворота.

В городке уже навели полный порядок. Не наблюдалось не то что суеты и паники, а и вообще прохожих — обывателей со всей вежливостью, на какую только способны конногвардейцы и шпики при выполнении служебных обязанностей, отправили по домам с наказом сидеть смирно и носа не высовывать. Обыватели еще не знали, что в завершение операции всем совершеннолетним обоего пола, тысячам пяти, предстоит пройти нехитрую и ничуть не болезненную процедуру: выстроят их, болезных, длинными шеренгами и кинут в каждого чем-нибудь подходящим: тем же резиновым шариком, спелой вишней, да просто тяжелой пуговицей. Придумавший это Интагар все же гений в своем ремесле: процедура примитивнейшая, зато моментально станет ясно, кто обычный земной обыватель, а кто лар или ларисса…

Ну, что поделать. Приходится обходиться подручными средствами, коли уж физически не было времени сделать нужное количество «датчиков ореола» по идее Аурики.

Резко остановившись, Сварог даже чуточку втянул голову в плечи — слева, не так уж и далеко, послышался переливчатый громкий свист, и над крышами взлетел высокий фонтан розового дыма, тут же застывший в воздухе, принявшийся медленно расползаться легкими клочьями. Так-так-так, недовольно поморщился Сварог. Об заклад биться можно, что там нечто любопытное самоликвидировалось, от Хитрых Мастеров такого фокуса вполне можно ожидать. Будем надеяться, хоть что-то удастся взять целехоньким — но это еще не означает, что удастся в нем разобраться…

Неторопливо шагая мимо торчавших там и сям конных гвардейцев (самых здесь непосвященных и потому напускавших на себя невероятно загадочный вид), суетившихся агентов непонятного происхождения (большинство оперативников восьмого департамента и братских служб маскировки ради обрядились под местных), он вышел на небольшую мощеную площадь перед резиденцией провинциария, где тоже, судя по мелькающим в окнах фигурам, кипела работа. Провинциария с чадами и домочадцами тоже следовало тщательно проверить, а как же иначе? Проверить здесь следовало всех.

Недалеко от крыльца стоял синий с золотым брагант Канцлера с распахнутой настежь дверцей. Канцлер сидел на сиденье боком, поставив обе ноги на брусчатку, ссутулившись, держа руки меж колен. Вид у него был крайне усталый, но довольный. Подняв на Сварога покрасневшие глаза с набрякшими веками, он усмехнулся:

— Сижу вот и думаю, чем бы таким вас наградить, лорд Сварог. Впервые в жизни собственными глазами видел Хитрого Мастера, и не одного…

— Что докладывают? — спросил Сварог.

— Вы взяли Алиту Вингельт?

— Да, — сказал Сварог.

— Ну вот, вместе с ней будет уже шесть, обоего пола — если считать только взрослых. Захватили парочку интересных штук, хотя никто не понимает пока, что это такое. Третья мастерская, увы, при попытке войти…

— Да, я слышал, — сказал Сварог. — Свист и дым… Жертв с нашей стороны нет?

— Ни единой. Там не было взрыва, просто все улетучилось дымом…

— И то хорошо, — сказал Сварог.

Они перебрасывались словами устало, неторопливо. Обычное ощущение: когда все закончилось удачей, особой радости почему-то и нет…

— Шесть человек и две мастерских… — сказал Канцлер. — А ведь мы только начали, еще массу народу предстоит проверить… Черт, люди искали тысячелетиями, да так в жизни не увидели, как говорится, и кончика плаща… Мне, правда, так и хочется вас чем-нибудь наградить.

— Наградите лучше Интагара, — сказал Сварог. — Как-никак это он все раскрутил. Лишь бы нам…

— Не заполучить немедленную ответную акцию? — понятливо подхватил Канцлер. — Не беспокойтесь, все возможные меры приняты. Пленных будут содержать так, что туда и муха не проберется. Вокруг городка — едва ли не половина боевого флота и Серебряная Бригада в полном составе. А главное… — он усмехнулся. — Они не привыкли воевать, они все эти годы совершенствовали мастерство скрываться…

— Ну, не скажите, — покрутил головой Сварог. — Когда они устроили налет и освободили Стахора с Эгле, все было проделано на высшем уровне…

— Я говорю о масштабных действиях, — сказал Канцлер без улыбки. — Учитывая, сколько здесь сосредоточено войск и техники…

— А… Ну, пожалуй.

— У вас характерный вид, — сказал Канцлер. — Чуточку загадочный. Я уже успел вас немного изучить… Какая-нибудь очередная затея?

— Как вам сказать, Канцлер… — пожал плечами Сварог. — Я, кажется, придумал, как с большими шансами на успех провести разведку в Горроте.

К его некоторому изумлению, Канцлер никак не отреагировал — так и сидел в усталой позе, уронив руки меж колен. И лишь потом поднял голову, фыркнул:

— А вы знаете, вы меня ничуть не удивили. Я давно понял… особенно после хелльстадской свадьбы, что от вас всего можно ожидать…

— Я не шучу, — сказал Сварог.

— Я тоже, — без улыбки сказал Канцлер. — После того, как вы наведались туда на «Рагнароке» и ухитрились выбраться невредимым, от вас всего можно ожидать… Надеюсь, на этот раз будет что-то менее шумное?

— Безусловно, — сказал Сварог. — Один-единственный человек, то бишь я, ночной порой…

— Избавьте меня от подробностей, — сухо бросил Канцлер. — Я только надеюсь, что вы постараетесь вернуться живым.

— Да, мне бы тоже чертовски этого хотелось… — сказал Сварог. — И есть неплохие шансы.

Глава VI Ночной полет

Сварог и не подозревал, что в иных случаях волшебство — чертовски нудное занятие.

Алая мантия хелльстадского короля, конечно, была великолепными крыльями — бесшумными, быстрыми, позволявшими совершать в воздухе головоломные маневры. Однако в скорости она заметно уступала реактивному истребителю и могла выжать не более сотни лиг в час. По Хелльстаду — точнее, над Хелльстадом — Сварог на ней летал из чистого развлечения, на небольшие расстояния. Меж тем загадочное «Горное гнездо» о котором говорила Литта, располагалось примерно лигах в трехстах от гланской границы. Так что в его выходе на разведку не было ни капли романтики, которую иные склонны приписывать магии — он летел, летел, летел, и это было так же скучно, как тащиться пешком через какой-нибудь немаленький город. Летел себе стоя, и летел. Сдохнуть можно от скуки. Хорошо еще, что в силу тех же волшебных свойств мантии он совершенно не ощущал бьющего в лицо ветра, которого следовало бы ожидать на такой скорости. Спасибо и на том.

Под ним, уардах в трехстах, проплывали уже надоевшие расселины, горные пики, крутые склоны. Несколько раз он видел внизу тусклые огоньки горных деревушек, но уверен был, что никто его с земли не заметил, что его вообще не обнаружили здешние умельцы. Вздумай они его захватить, вряд ли стали бы ждать, пока он пролетит лиг двести вглубь горротской территории, над хребтом Каррер. Да и охрана молчала, не поднимая тревоги. Он и сейчас никоим образом не собирался мушкетерствовать: впереди него, вереницей, шел десяток Золотых Шмелей, на расстоянии в две сотни уардов друг от друга, так что любая угроза была бы обнаружена заранее. А полдюжины Золотых Филинов, сомкнутым строем прикрывавших ему спину, в случае появления чего-то непредвиденного обеспечили бы отход. Не было никакого мушкетерства. Была серьезная операция, разработанная по всем правилам. Вот только с оружием плоховато: никакие бластеры ларов здесь не действуют, а земные пистолеты в этих условиях смотрелись бы слишком убого. Доран-ан-Тег, висевший на боку на удобной перевязи, да кинжал на поясе — вот и все оружие… Оставалось одно — думать. А мысли были невеселые: выходило, что при той самой крайней необходимости он не сможет использовать ни против токеретов, ни против Горрота свою могучую Золотую Орду. После событий у Батшевы нет никаких сомнений, что где-то, то ли в пещере, то ли в местах, над которыми он пролетал, есть как минимум один завод по производству отравляющих газов. А если еще и лаборатории по разработке и производству бактериологического оружия… Один случайный лучевой удар по такому вот заведению, разрушивший бы хранилища, — и мало никому не покажется. Нет даже аппаратуры, способной определить присутствие этой дряни, — хотя профессор Марлок по самую задницу зарылся в старинные архивы, иные даже не компьютерные, а бумажные. Он, конечно, храбрился, он обещал золотые горы — но Сварог как-никак был профессиональным военным и хорошо представлял, что это такое: создать на пустом месте нормальную санитарно-эпидемиологическую службу. В особенности, когда неизвестно, какие газы или вирусы будут применены. Нереально в считанные дни создать от них защиту и противоядие. Просто нереально. Интересно, понимает ли это Канцлер? Задавать ему такие вопросы у Сварога, откровенно говоря, не хватило духу — Канцлер и так на нервах… впрочем, как и он сам. Хорошо Янке — она по недостатку знаний не способна в полной мере осознать опасность…

Ему уже не в первый раз приходило в голову, что все они действуют к а как-то не так. Что нужно избрать совершенно другую тактику… Вот только какую? Что-то вертелось в голове, но упрямо не давалось в руки. Где-то здесь была зацепка. Но вот…

Внимание! Под серебряной митрой, словно бы у него в голове зазвенел тоненький металлический голосок, и Сварог остановился в воздухе, повис над двойной скалой с острыми вершинами. Передовой Золотой Шмель сообщал, что в лиге впереди себя обнаружил поток излучения — неизвестного, непрерывного, стоящего словно бы завесой над ночными горами. Сварог мгновенно дал ему команду остановиться, замереть, а остальным, достигнув передового, ни в коем случае не выдвигаться дальше, там же и висеть. Глянул на запястье, на нехитрый прибор, совмещавший компас и, если можно так выразиться, счетчик пройденного пути. Что, вот оно? Литта не называла никаких расстояний, потому что не могла их знать, твердила одно: «На восход от столицы, милях в двухстах от Акобара». Выдвинул крохотный экранчик навигатора. Вообще-то по косвенным приметам примерно подходит…

Он сбросил скорость и двигался теперь не быстрее идущего скорым шагом человека. Вертел головой, но ничего интересного или опасного вокруг не видел — голые отроги гор, темные полосы лесов у подножий, пронзительная ночная тишина… Показалось ему, или далеко впереди и в самом деле встает над горами тусклое гнилушечье свечение?

Разумеется, он с самого начала летел с «ночным зрением», чтобы видеть все, как днем — мало ли что интересное могло на земле подвернуться помимо намеченной цели. И сейчас для проверки ночное зрение отключил. Какое-то время висел, крепко зажмурясь, чтобы глаза привыкли к такой перемене. Потом посмотрел.

Теперь он видел все, как самый обыкновенный человек, «взглядом филина» не владеющий. Семела на небосклоне не имелось, одни звезды, так что темнота стояла вокруг не кромешная, но довольно густая.

Все правильно. Там, впереди, явственно виднелась полоса тусклого зеленоватого сияния, видимая теперь, когда он смотрел обычным зрением, даже чуточку поярче. На ее фоне четко просматривались вершины парочки гор. Размеры определить было невозможно. Шмели бы тоже не смогли с такого расстояния, не подлетевши поближе, но осталось впечатление, что полоса не особенно высокая. Ровный, неподвижный свет без всяких переливов, колыханий, за все время, что Сварог его наблюдал, он не стал ни тусклее, ни ярче.

Вот так они и висели в воздухе бравой эскадрильей: аккуратная шеренга Золотых Шмелей, где-то в уарде от них Сварог, а сзади, чуть повыше его головы — Золотые Филины. Шло время, и ничего не происходило, хотя они находились не далее чем в лиге от объекта. Это, конечно же, был объект. Во-первых, координаты примерно совпадают, во-вторых, Сварог что-то не слыхивал о подобных природных явлениях.

Пора было на что-то решаться. Если послать на разведку Шмеля, и его засекут, и против него что-нибудь предпримут — получится скверновато. Если пробираться туда самому Сварогу и случится то же самое — тоже ничего хорошего. Но есть некоторые отличия. Сварог как-никак — не безмозглый механизм с ограниченной программой. И потом, при обоих вариантах, как ни крути, отступать придется с боем, так что, в общем, никакой разницы…

Он принял решение. И, приказав своему летучему воинству оставаться на месте, осторожно двинулся вперед, со скоростью пешехода, но не по прямой, а поднимаясь выше и выше, к редким облакам. Теперь мог рассмотреть, что тусклое зеленоватое свечение представляет собой не горизонтальную полосу наподобие забора, а плавно изгибается дугой… полукругом… идеально правильным кругом…

Повис в воздухе и со своего места видел все, как на ладони. Там, впереди и внизу, обнаружилась стиснутая горами долина, какие нередко встречаются. По форме ближе к квадрату, чем к кругу. Размеры пока что не определишь, хотя есть зацепка…

Добрую половину долины, точнее, ее центральную часть, занимало сооружение, словно попавшее сюда прямиком из архивных иллюстраций в Музее техники: ажурная полусфера, обращенная к небу чаша, красивая, как многие инженерные сооружения. Без малейшего изъяна, сразу видно, что она готова. И, безусловно, работает: вся она светится этим самым зеленоватым сиянием, ровной стеной поднимавшимся над краями чаши на небольшую высоту.

Она работала. Она исправно качала всевозможные виды космических излучений, качала из космоса энергию. Почти все оставшееся пространство занимали невысокие купола, квадратные и прямоугольные строения, рядом с чашей энергоприемника казавшиеся кукольными. Сварог прекрасно помнил реферат, который Элкон составил для него в Музее техники. Подобные сооружения, располагавшиеся в космосе, передавали добытую энергию на землю строго фокусированным лучом. А наземные либо передавали энергию в нужные места посредством своеобразных линий электропередач, только беспроволочных, либо собирали ее в некие супераккумуляторы, куда ее вмещалось чертовски много (между прочим, такой аккумулятор, если умело его взломать, мог устроить взрыв в парочку килотонн, хорошо еще, что работали эти устройства во времена, когда Империя уже не знала ни войн, ни терроризма).

Логически рассуждая, стоит предположить, что здесь выбран второй вариант. Тот горнопроходческий комбайн, что вырыл туннель, несомненно, не издали везли (как осталось бы незамеченным перемещение такой громадины чуть ли не через весь Харум, да и через Хелльстад ее уж никак не провезти незамеченной?). Его увеличивали прямо на месте, в пещере, доставив туда аккумуляторы. Как помнил Сварог, самые маленькие из них были размерами не больше сорокаведерной бочки — а такой груз способна перевезти и подлодка токеретов: трудно ли переделать боевую субмарину в грузовую? Убрать ракеты, сделать из ракетного отсека грузовой трюм, вместо крышек ракетных шахт поставить один грузовой люк — всего делов… Значит, эти здания и есть мастерские по зарядке аккумуляторов. Ага… От долины в сторону столицы ведет не особенно широкая, но ровная дорога, петляющая меж скал и уходящая куда-то за горизонт. Распрекрасно можно вывозить на самых обыкновенных ломовых телегах, обшив досками и замаскировав под самые обыкновенные бочки. Если обоз пойдет под военным конвоем, ни одному обывателю и в голову не придет лезть с расспросами: «Что везете, служивые?» В любой стране, не обязательно в Горроте, охрана военного обоза любопытствующих не любит, не то что по матушке пошлет, а и плеткой добавит — о чем те же обыватели давно и прекрасно осведомлены.

Скорее всего, так и происходит. Не используют же они грузовики или трактора? Подавляющее большинство населения Горрота представления не имеет, что с некоторых пор у их королевства появилось двойное дно, к чему удивлять их всевозможными техническими чудесами? Слухи пойдут, за границы выплеснутся. Нет, так оно гораздо выгоднее: вереница тяжелых повозок, запряженных могучими битюгами, груженных бочками, полдюжины хмурых драгун вокруг… Самая обычная картина для любой страны. Такие обозы используют не только военные — те же виноторговцы в первую очередь.

Подумав об этом, Сварог помрачнел. Четко просматривалась еще одна угроза. Предположим, некий виноторговец завозит в Латерану полдюжины таких вот бочек — конспирации ради, кружным путем, через три границы. Документы безупречные, торговый дом вне подозрений. Замаскированные под бочки аккумуляторы преспокойно стоят себе в винном подвале рядом с настоящим вином. А в условленный час грохает. Ведь полгорода снесет. Если Брашеро уже до такого додумался — плохо. Нетрудно, в общем, внедрить на все таможенные посты и в порты своих людей с замаскированными детекторами, способными сразу обнаружить, что именно в бочке. Но вот проверять такими приборами все винные склады в королевствах Сварога — работа на год. Если где-то в крупных городах уже стоят в подвалах мнимые «винные бочки» — лишняя головная боль, придется учитывать и эту угрозу…

Сразу возникают серьезнейшие вопросы: как давно работает энергоприемник? Какое количество энергии они уже сумели накопить — процентов десять от необходимого для полного завершения операции? Двадцать? Половину? Или больше? Сколько подлодок они уже успели увеличить? И где они базируются? Пусть даже та, о которой рассказала Старая Матушка, — пока что единственная, у нее должна быть где-то своя, отдельная база, за пределами Токеранга…

Подлететь поближе и рассмотреть все еще лучше? А для чего, собственно? Уже и так ясно, что за заведение тут разместилось, поэтически поименованное «Горным гнездом». И к тому же… Не видно ничего, напоминавшего бы радары или зенитные ракеты, однако мало ли что они могли придумать, не верится, чтобы столь хитрые господа оставили столь важный объект без охраны и систем, определяющих постороннее вторжение… И вот, кстати… И вокруг долины, на скальных отрогах, и кое-где меж зданиями там и сям виднеются какие-то странные предметы, хаотично разбросанные, отличающиеся по цвету и от горной породы, и от зданий, и от сухой каменистой земли. Несколько десятков, на первый взгляд. И одно вроде бы ворохнулось едва заметно…

Сварог, если можно так выразиться, запустил на полную мощность заклинание «подзорной трубы». Ах, вот оно что…

Птицы, и довольно крупные. Впрочем, скорее какие-то гарпии — на шее вместо обычной птичьей головы с клювом сидит скорее звериная морда с высокими ушами. Ага, ага, вот одна подняла башку, какое-то время озиралась с видом бдительного часового, потом снова опустила ее на крыло. Один черт знает, чего можно ждать от выдумщика Брашеро. Быть может, это и охрана, и живые детекторы одновременно. Еще одна неплохая задумка: поставь он тут каких-нибудь боевых роботов, рано или поздно кто-нибудь заметит, пойдут ненужные разговоры. А вот если кому-то и удастся уйти живым от этих гарпий, и он потом начнет трепать всем и каждому, никакого ажиотажа не возникнет: испокон веков бродит масса легенд о жутких, неизвестных науке и большому миру чудищах, обитающих в горах и чащобах (и не все из них выдумка, кстати). Дело совершенно житейское.

Так что пора отступать. Если его почуют и снимутся всей стаей… Даже для Доран-ан-Тега этих птичек чересчур много. Конечно, совсем недалеко остались Золотые Филины, а уж они-то без труда перещелкают всю эту летучую братию — но Брашеро будет знать, что к нему кто-то вторгался, а Сварог сюда не драться прилетел. Он повернулся и, быстро снижаясь, полетел к тому месту, где оставил свою бравую эскадрилью — обнаружившуюся на том же месте в полном составе. Двинулись в обратный путь — причем Сварог предусмотрительности ради пустил вперед Золотых Шмелей точно в том же порядке, в каком они летели к «Горному гнезду»: разведгруппа и на обратном пути расслабляться не должна, бывает, засаду на обратном пути и устраивают…

Плохо, что не удалось установить размеры установки, просто не к чему было привязаться. Но это, в конце концов, неважно. Главное известно: энергоприемник закончен и работает. Знать бы еще, с каких пор. Неплохо, ох, неплохо было бы как следует потрясти владельцев судовладельческого дома «Каурат и сыновья» — уж эти-то должны знать немало. Однако, едва Сварог о них услышал от Стахора и послал в Фиарнолл людей, оказалось, что означенный судовладельческий дом еще полгода назад неожиданно для многих обанкротился, хотя, казалось, прочно стоит на ногах и деньги гребет лопатой. Каурат с сыновьями исчез из Фиарнолла, по секрету шепнув кое-кому из знакомых: после такого позора он потерял и цель, и смысл жизни, а потому вместе с сыновьями решил уйти в монастырь (вот только никому не сказал, в какой и где). Еще с дюжину его высокопоставленных служащих тоже вскоре бесследно испарились из города — правда, в отличие от хозяина, не объявляя заранее о своем отъезде. Видимо, Брашеро это заведение перестало быть нужным, свою задачу выполнило, и корабельщики наверняка сейчас беззаботно попивают пивко в Горроте. Если только их косточки не гниют по разным безлюдным местам — Брашеро ни гуманизмом, ни сентиментальностью не страдает, судя по всему, что о нем известно, большой прагматик…

Идиотская создалась ситуация, зло подумал Сварог, за последнее время понаторевший в юридических тонкостях и казусах. Самое смешное, что само по себе создание энергоприемника никому из тех, кто обосновался в Горроте, нельзя поставить в вину.

Как и то, что они туда перебрались. Не существует законов, запрещавших бы благородному лару инсценировать собственную смерть и инкогнито обосноваться на земле. Творческий кризис, нервный срыв, черная меланхолия, ученый навсегда бросает свои колбы-реторты и уединяется в глуши. Бывало. И не раз. И не только здесь. Да вот Ройла хотя бы взять…

А энергоприемник, что самое трагикомическое, не подпадает под действие закона «О запрещенной технике», поскольку давно уже переведен в разряд музейных экспонатов. Кто-то в свое время не подумал, что иные музейные экспонаты можно и сейчас использовать на всю катушку. Предстань Брашеро перед судом вот сию минуту, он с честнейшими глазами может утверждать, что построил агрегат исключительно для собственного употребления и удобства. Местным его не показывал, наоборот, прятал подальше в глуши. Доказать, что это именно он построил систему «дорожных знаков», вряд ли возможно — наверняка он об этом позаботился. А прямых доказательств того, что он задумал некую грандиозную пакость, что он успел увеличить как минимум одну подлодку токеретов, опять-таки нет. Свидетелями могли бы стать Стахор с Эгле, но они неизвестно где. Ситуация, для которой и определения-то не подберешь… С точки зрения существующих законов Брашеро абсолютно чист. Литта? Но и ее при некоторой изобретательности ума можно дискредитировать, после чего и подмену королевской четы доказать невозможно. Все все понимают, но если соблюдать букву закона, руки у юстиции связаны. Хоть ты плюнь на все и посылай Золотого Дракона, чтобы разнес эту красивую чашу в лохмотья…

А почему, собственно, Дракона?!

Сварогу внезапно пришла в голову столь великолепная идея, что он даже захохотал во всю глотку, несясь над горными вершинами.

Положительно, великолепная идея! Он летел и хохотал, не в силах остановиться, быть может, давая еще этим выход нешуточному нервному напряжению, в котором все посвященные в тайну пребывали в последнюю пару недель. Хорошо еще, что его летучая золотая свита, полностью лишенная и намека на эмоции, никак на этот чуточку истерический хохот не реагировала. Вот Мяус — тот, вполне возможно, принялся бы задавать вопросы, но его, слава богу, здесь нет.

Но ведь великолепная идея!!!

…В углу приемной, в низком мягком кресле, крепким сном спал профессор Марлок — вытянув ноги, чуть похрапывая.

— Умаялся до крайности, — сказал Канцлер тихо. — Мало того, что сутками напролет шарил по архивам, выискивая все, что касается микробиологии, еще и пришлось заниматься тем, что захватили у Хитрых Мастеров…

— Вы бы его положили где-нибудь… — так же тихо ответил Сварог.

— Не хочет, — развел руками Канцлер. — Упрям, как кидоратский бык. Собрался вздремнуть немного и вновь взяться за дело… Ладно, пойдемте.

Они вошли в кабинет Канцлера, выглядевший, как обычно — разве что на столе помещался какой-то накрытый синей материей предмет, а в углу стояло нечто непонятное, размером с небольшой сундук — переплетение сверкающих шестеренок, усыпанных разноцветными стеклянными призмами треугольников и ажурных полушарий.

— Что это? — кивнул Сварог на загадочный механизм.

— Представления не имею, — хмыкнул Канцлер. — И никто не имеет. Взято в Гартвейне в числе прочих диковинок, никто еще не пытался к ним подступиться, не до того… Давайте сразу к делу. Общий итог, надо сказать, неплох. Взято шестьдесят два человека обоего пола, не считая детей — ну, не оставлять же было их там без родителей, многие совсем малыши… Бургомистр Гартвейна, кстати, тоже оказался из них, и очень многие его сотрудники тоже. Примерно в половине мастерских сработали какие-то системы самоликвидации, но в остальных нам кое-что досталось, три комнаты приличных размеров забиты. Все… пленные помещены в такие условия, что освободить их не получится: манор постоянно в движении, перемещается по непредсказуемым орбитам, окружен целой эскадрой боевых кораблей… Знаете, ваш Вингельт оказался довольно-таки важной персоной. Наши там захватили и кое-какую переписку: Хитрые Мастера иногда проявляли удивительную беспечность… а впрочем, все из-за того, видимо, что они за тысячелетия привыкли к собственной неуловимости. Очень удачно, что в наших руках оказалась Анита Вингельт вместе с дочкой…

— Вы что, собираетесь ее… допрашивать? — хмуро спросил Сварог.

— У вас такое лицо, будто это вам крайне не по вкусу.

— Пожалуй…

Канцлер прищурился:

— Честное слово, лорд Сварог, сколько к вам ни присматриваюсь, не могу определить точно пределы и формы вашего гуманизма. Вы мне сами подробно рассказывали, как допрашивали Стахора… Можете ответить честно: если бы он все же стал запираться, ваши палачи, взявшиеся за Эгле, остановились бы?

После короткого напряженного молчания Сварог, отведя глаза, кроя себя в душе последними словами, буркнул:

— Нет. Я был обязан получить от них сведения…

— На вашем месте я поступил бы точно так же, — сказал Канцлер серьезно. — Но вот этот ваш причудливый гуманизм… Вы чертовски нелогичны. Королеву Эгле могли изнасиловать и использовать всевозможные палаческие приспособления. Это ничего. А вот допрашивать Аниту Вингельт с помощью аппаратуры, не причиняющей человеку ни малейшего вреда, кроме разве что головной боли на пару-тройку дней… Это плохо. Простите, но вы рассуждаете крайне нелогично.

— Сам знаю, — сказал Сварог, не поднимая глаз. — Простите, Канцлер. У меня в последние дни голова идет кругом…

— Ну, предположим, не у вас одного, — хмыкнул Канцлер. — Так вот, ни Аниту Вингельт, ни кого-то еще я и не собираюсь допрашивать с применением… технических средств. Пока что мои ребята наскоро провели чисто словесные допросы. Без малейших результатов — они все просто молчат. И тем не менее пока я не буду пускать в ход технику. Не из гуманизма. Сейчас просто не до того. Есть дела посерьезнее. Только сегодня окончательно стало ясно, с чем мы имеем дело. Вы ведь непременно, как я, как многие, должны были ломать голову: а зачем Брашеро, собственно, все это затеял?

— Ломал, конечно, — сказал Сварог. — И мало-мальски убедительных версий у меня нет. Захватить власть на Харуме? Да зачем ему это, не тот человек… Свергнуть Яну и самому сесть на трон? Чепуха. Он достаточно умен, чтобы понимать: против него поднимутся все. Вы же сами мне как-то объясняли: лары никогда не станут подчиняться человеку со стороны, не имеющему отношения к императорской фамилии. Разве что он, как проделал это в Горроте, подыскал какую-нибудь марионетку из числа принцев крови… Но на кой черт ему трон? Судя по тем материалам, что я изучал, этот человек совершенно не должен стремиться к власти…

— Мы все тоже так полагали, — кивнул Канцлер. — До сегодняшнего дня все считали, что у него попросту нет психологической мотивации, вообще мотивов для захвата власти. А оказалось, мотив есть, он просто-напросто никому не пришел в голову… Все не так уж и сложно, лорд Сварог. Брашеро — не сам по себе. Это обширный заговор… точнее, переворот, подготавливаемый Магистериумом.

Ну, разумеется, не всем, не Магистериумом как таковым, но замешана изрядная часть его сотрудников. Мотив… Мотив, как у многих заговорщиков водится, чертовски благородный. В нашем случае — развитие научного познания. Ученых у нас не просто мало — катастрофически мало, из-за этого они лишены возможности развивать целые научные направления. Вы ведь, как начальник восьмого департамента, должны были читать кое-какие обзоры и аналитические записки о состоянии умов в Магистериуме?

— Конечно, — сказал Сварог. — У меня сложилось впечатление, что многие там, назовем вещи своими именами, люто ненавидят существующую систему. Им катастрофически не хватает научных кадров — а в это время сотни детей, выросши, становятся светскими бездельниками. Примерно так, если вкратце. Их это просто бесит.

— Вот именно, — сказал Канцлер. — И они, наконец, решили изменить ситуацию самым кардинальным образом. Императрицу предполагается надежно изолировать. Нас с вами… — он усмехнулся, — вот нас с вами, как людей для них крайне опасных, предполагается без затей прикончить. И бросить все силы на развитие науки. Мне попали в руки их программы… хотя, подозреваю, не все. Честно признаться, там есть и здравые мысли, и планы кое-каких реформ, которые и в самом деле не мешало бы провести. Но, в общем и целом… Как бы ни относиться к образу жизни Империи, вы, думаю, согласитесь, что тиранией ее назвать никак нельзя. А вот планы Магистериума как раз и предусматривают сущую тиранию. Оттого, что это будет тирания академиков и профессоров, ничуть не легче. Домашнее воспитание детей они собираются просто-напросто запретить. Все дети по достижении шестилетнего возраста изымаются у родителей и помещаются в закрытые учебные заведения, где им дают самое широкое образование в течение десяти лет. За это время выявляются способности каждого — и каждый будет обязан учиться дальше тому, к чему предрасположен.

— А если он ни к чему не предрасположен? — усмехнулся Сварог.

— Они и это предусмотрели, — серьезно сказал Канцлер. — В этом случае человека опять-таки не оставят в покое: низший технический персонал, лаборанты… Армию — распустить, потому что она, собственно, и ни к чему. Светскую жизнь оставить уделом старшего поколения — а всю молодежь, буквально всю загнать в ряды служителей науки. Широко внедрить агентуру в земные университеты, чтобы выявлять подходящие для себя кадры, то же проделать на Сильване… Ну, а против родителей, которые не захотят отдавать детей, против всех, кто вообще воспротивится, предусмотрены, как они там деликатно выражаются, «самые решительные меры». Взрослые, черт уж с ними, пусть по-прежнему занимаются балами и увеселениями, все равно их число будет падать в силу естественных причин… а все поголовно дети, вся молодежь будет служить науке. Хотят они того или нет. Как вам такое будущее?

— Это страшно, — сказал Сварог. — Это по-настоящему страшно. Это такая тирания…

— Господа ученые именуют это иначе, — усмехнулся Канцлер. — Благородной борьбой за расцвет научно-технического прогресса. Вот такие дела. Вот ради чего все затеяно. Конкретные планы мне неизвестны, но предугадать примерно можно: Брашеро с помощью выросших токеретов устроит на земле какую-нибудь серьезную заварушку — собственно, токереты ему, надо полагать, только для этого и нужны — и под шумок они захватят власть здесь…

— Подождите, — сказал Сварог. — Но, в конце концов, у нас же есть гвардия… Армия… Серебряная и Морская бригады… Ваш Технион…

— Мой Технион, увы, значительно уступает Магистериуму и по количеству людей, и по возможностям, — угрюмо сказал Канцлер. — Что до армии… Армия, собственно говоря, всего-навсего определенное количество вооруженных людей на боевых машинах. А вот обеспечение армии, так уж исторически сложилось, давным-давно находится в других руках. Конечно, никто не знает конкретных планов. Но мои аналитики считают, что есть теоретическая возможность нейтрализовать армию, точнее, ее технику. Есть даже более печальные варианты. Три дня назад мои люди зафиксировали попытку проникнуть в систему управления боевыми орбиталами. Нечто вроде разведки. Отследить любопытного нам не удалось… В руках Магистериума изрядная доля управления всеми нашими техническими системами. Достаточная, чтобы они… ну конечно, не перехватили управление целиком, но внесли изрядный хаос и многое парализовали. При этом они намерены действовать от имени императрицы, решившей провести масштабнейшие реформы… Теперь понимаете, с чем мы имеем дело? Такого еще не было…

— Мысль, конечно, идиотская… — сказал Сварог. — Но я бы перехватал всех сотрудников Магистериума. Их не так уж много. Ну, а там разберемся…

— Ну почему же — идиотская? — усмехнулся Канцлер. — Я и сам думал о чем-то подобном. И остановило меня только одно: а если они предусмотрели подобный оборот дела и в этом случае автоматически пойдет в дело давно заготовленный ответ? Смогли же они как-то расшифровать единственного моего тамошнего агента, сумевшего проникнуть в круг заговорщиков? Материалы он успел передать, но сам бесследно исчез… Остановить их можно одним-единственным способом: разделаться с Брашеро и токеретами… но никто пока что не представляет, как это сделать. Теперь понимаете? В этих условиях нельзя тратить время на вдумчивые допросы Хитрых Мастеров. Неизвестно, сколько у нас осталось времени, тем более, как вы докладывали, энергоприемник работает вовсю.

— А не может оказаться так, что Хитрые Мастера с ними связаны? — спросил Сварог.

— По косвенным данным — нет, — сказал Канцлер. — В Магистериуме, как докладывал мой агент, на них принято смотреть свысока и считать чем-то вроде эксцентричных отшельников с дурацкими хобби, не имеющими ничего общего с «подлинной» наукой. Во-вторых, нет информации о каких бы то ни было контактах меж Хитрыми Мастерами и Магистериумом. Но это чисто косвенные данные… — он склонился над столом, уперся тяжелым взглядом. — Лорд Сварог, вы готовы рискнуть? Может быть, жизнью?

— Да приходилось раз несколько… — пожал плечами Сварог. — Дело, в общем, житейское…

— Я хочу послать вас парламентером к Вингельту, — сказал Канцлер. — Да, черт побери… Именно парламентером. Я предлагаю им переговоры. Мы смиренно, отбросив всякую гордыню, предлагаем им переговоры. На самом высоком уровне. Меж императрицей и их главой… у них есть такой, не знаю точно, как он именуется, мужчина это или женщина, но глава у них есть… Пойдете к Вингельту?

— Я бы хоть сейчас… — задумчиво сказал Сварог. — Вот только где мне его искать.

— А его не нужно искать, — сказал Канцлер почти что весело. — Яна его уже нашла. Древний Ветер — это оказалась такая штука… — он с непонятным выражением лица покрутил головой. — Он с еще несколькими сидит на Древних Дорогах. Вот, полюбопытствуйте. Разумеется, это тоже Яна.

Он протянул руку и сдернул покрывало с загадочного предмета на столе. Это оказался шар чуть поменьше неизвестного здесь футбольного мяча, прозрачный, светло-фиолетового оттенка, и что-то там виднелось внутри…

Приблизив лицо почти вплотную, присмотревшись, Сварог прямо-таки охнул от удивления: он прекрасно рассмотрел красивый домик с цветником у крыльца, где бывал уже два раза. Ну да, вот и озеро, и холмы…

— Видите? — почему-то шепотом спросил Канцлер, тоже приблизивший лицо к шару.

Из леса неспешной походкой вышел человек и вошел в домик. Он выглядел слишком крохотным, чтобы попытаться его опознать — ясно только по движениям, что это мужчина.

— Это — сейчас, — все тем же шепотом сказал Канцлер. — Все, что вы видите, там происходит сейчас. Яна уверяет, что Вингельт там.

— Странно, — сказал Сварог. — Они знают, что тот домик мне прекрасно известен, но остаются там…

Канцлер пожал плечами:

— А что мы о них знаем? Возможно, этот дом для них отчего-то чертовски важен. Яна говорит, что с этим озером что-то странное, хотя и не может пока понять, что. Но это не просто озеро. Возможно, и оно им необходимо. И, кроме того… В прошлые ваши… визиты там были только Стахор и Эгле… а в последний раз, точности ради, вообще одна Эгле. Сейчас, как мы с Яной видели, их там человек десять. Возможно, поэтому они и не опасаются вашего очередного визита.

— А того, что мы пошлем туда отряд, они не опасаются? — хмыкнул Сварог.

— Нет, — серьезно сказалКанцлер. — Есть поверье: на Древних Дорогах нельзя воевать, проливать кровь, посылать туда вооруженные отряды. Это — мирные дороги меж мирами. Там есть какая-то стража, жестоко расправляющаяся с нарушителями, никто ее никогда не видел, но она там есть. Это поверье идет из такой седой древности и держится так устойчиво… К тому же Яна уверяет, что это правда, а после известных изменений, происшедших с ней, я склонен ей верить… Скорее всего, поэтому они так и беспечны. Прекрасно знают, что никакого отряда мы туда не пошлем. Только вас одного.

— Не пойму, где же в таком случае угроза для моей жизни? — усмехнулся Сварог. — Коли уж там нельзя проливать кровь?

Канцлер бесстрастно сказал:

— А кто им мешает, одолев числом и связав, унести оттуда и прикончить за пределами Древних Дорог?

— Да, пожалуй, — спокойно согласился Сварог. — Это вариант… А как мне на Древние Дороги попасть?

Канцлер хохотнул:

— Вы, право, как дитя малое… А на что у вас Горлорг? И не изображайте несказанное удивление. Вы просто забыли. Вы сами писали в том числе и о нем, когда подавали отчет после операции по уничтожению Глаз Сатаны. Я тогда же решил — пусть остается вашей личной игрушкой. Видите ли, я не ученый, я государственный чиновник. Признаюсь по совести: меня совершенно не интересуют Древние Дороги. Вреда от них никогда не было, а пользы я от них никакой не вижу. Ну, странные, невероятно древние пути между мирами… надо полагать, очень многими мирами. И что? К моей обычной повседневной деятельности и практическим задачам это не имеет никакого отношения. Главное, оттуда никогда не лезло никаких напастей. Марлок в свое время, прочитав ваш отчет, порой говорит, что неплохо было бы послать туда научную экспедицию — но и его постоянно отвлекают текущие дела. Да вы и сами относились к Древним Дорогам примерно так же, вас все время отвлекали текущие дела, и вызвали вы Горлорга, когда возникли чисто практические надобности…

— Да, пожалуй… — сказал Сварог. — Итак, какие будут инструкции?

Глава VII Чрезвычайный и полномочный

Чтобы не посвящать хозяев домика в кое-какие подробности (хороший дипломат должен держать в рукаве как можно больше козырных роз), Сварог оставил Горлорга в лесу неподалеку от домика.

Не особенно и крепко привязал поводья к не особенно и толстой ветке — прекрасно знал, что конь не убежит, что это теперь его конь. Постоял рядом, медленно выпуская дым. Еще раз обдумал недавний разговор с Канцлером. Судя по всему, господа из Магистериума понятия не имели, что Яна обладает Древним Ветром. А потому сомнительно, что им удастся ее «изолировать». Скорее уж, она понесет их ученое заведение по кочкам так, что ему не поздоровится. Вообще, теперь, когда у Яны есть такие способности, а Канцлер довольно хорошо осведомлен о планах заговорщиков, наверху им, думается, успеха не видать. А вот на земле ситуация остается прежней, увы — никому неизвестно, на что еще способен Брашеро и что еще он может выкинуть хотя бы шантажа ради…

Вздохнув, он тщательно затоптал окурок и не спеша направился к домику, выглядевшему, как обычно. Может быть, его и увидели из окна, когда он подошел совсем близко — но никто не показался ни в окнах, ни на крыльце. Самую чуточку раздосадованный таким невниманием к собственной персоне, Сварог остановился в паре шагов от крыльца, засунул два пальца в рот и оглушительно свистнул, мимоходом пожалев, что он не сказочный мельник Карклай, от свиста которого черепица охапками сыпалась с крыш, а рыцари кувырком летели с коней.

Почти сразу же дверь распахнулась, и на крыльце объявился Вингельт, одетый точно так, как в последнюю их встречу. Может быть, он и удивился, но не подал виду. Однако смотрел на Сварога исподлобья, хмуро, с нескрываемой злостью — ну, как и Сварог на его месте, что уж там…

Вингельт бросил быстрый взгляд вправо-влево.

— Да успокойтесь, — сказал Сварог, заставив себя беззаботно ухмыляться. — Я один, никого больше нет. Я уже знаю, что сюда нельзя приводить вооруженные отряды, здесь нельзя воевать, проливать кровь и так далее… Вот кстати, как эти порядки сочетаются со скрамасаксом у вас на поясе?

Сквозь зубы, ледяным тоном Вингельт ответил:

— Я не собираюсь здесь пускать его в ход. Простое ношение оружия дозволено.

Черт меня раздери! — мысленно ахнул Сварог. А ведь если бы мы со Стахором скрестили тогда клинки, чего доброго, нагрянули бы загадочные Стражи, и неизвестно, как обернулось бы. Но кто же знал? Уж Лесная Дева предупредила бы, если бы знала…

— Кстати, оружия у меня нет, — сказал Сварог. — Никакого.

— И что же вашу милость сюда принесло? — тем же ледяным тоном осведомился Вингельт.

— Жизненная необходимость, — сказал Сварог. — Давайте сразу внесем ясность: я к вам направлен парламентером.

Он мог бы поклясться, что в глазах Вингельта мелькнуло удивление — но лицо осталось столь же невозмутимым. Хитрый Мастер спросил бесстрастно:

— Кем?

— Императрицей и Канцлером, — сказал Сварог. — Честное слово. Как видите, к вам относятся крайне серьезно… Могу я войти?

Чуть подумав, Вингельт посторонился:

— Ну что ж, входите, раз пришли…

Сварог вошел, Вингельт тут же захлопнул дверь за его спиной. Значит, вот так, подумал Сварог, чуть поклонился и вежливо сказал:

— Здравствуйте, господа.

В знакомой ему прихожей, кроме Вингельта, стояли человек шесть и из боковой двери вышли еще несколько, так что набралось не менее десятка. Парочку Сварог помнил по полету к Багряной Звезде, но остальные были сплошь незнакомы. Все они, знакомые и незнакомые, проходя по комнате, размыкаясь, окружая его плотным кольцом, смотрели еще мрачнее Вингельта. А все-таки вы были слишком самодовольными, господа мои, подумал Сварог, стоя на месте и не двигаясь, пока его откровенно окружали. Чуть ли не с шуточками-прибауточками уверяли, что найти вас невозможно и предлагали поискать. Ну, я и поискал. Кто ж вам виноват?

Никто не отдавал команды — но на него бросились как-то очень уж слаженно, не мешая друг другу, заломили руки за спину и тщательно обшарили.

С грохотом распахнулась дверь из другой комнаты, появилась Эгле и, остановившись лицом к лицу со Сварогом, уставилась своими прекрасными глазами вовсе уж ненавидяще. Сварог философски признал мысленно, что кое-какие причины у нее имелись.

— Скотина! — воскликнула она и залепила Сварогу столь оглушительную пощечину, что в глазах искры заплясали. Тяжелая ручка оказалась у бывшей скатеронской княжны, чуть ли не с детства привыкшей охотиться и усмирять норовистых коней…

Сварог ей благожелательно улыбнулся и сказал:

— Когда я буду совсем старым и дряхлым, стану сидеть с внучатами у камина, как водится, рассказывать им сказки и истории, я им обязательно скажу: «Эх, пострелята, знали бы вы, какая ослепительная красавица однажды залепила мне пощечину и как — даже люстра с потолка рухнула…»

Побелев от злости, она размахнулась снова, но двое молодцов по знаку Вингельта не без труда оттащили ее от Сварога и деликатно оттеснили к стеночке, шепотом успокаивая. Она понемногу унялась, только время от времени бросала на Сварога взгляды голодной пантеры.

Меж тем какая-то зараза надежно и крепко связала Сварогу руки за спиной и подтолкнула в спину кулаком. Он пошел, куда пихали. За дверью, куда его втолкнули, оказалась приличных размеров комната, явно игравшая роль то ли гостиной, то ли пиршественного зала: длинный стол из темного дерева посередине, две дюжины кресел вокруг, клинки и звериные головы на стенах. Одна из стен сплошной витраж от пола до потолка в светло-синих и бледно-сиреневых тонах: узоры из неизвестных цветов, странные птицы, иные с прекрасными девичьими головками.

Вингельт шумно отодвинул кресло и сел. Двое конвоиров усадили Сварога по другую сторону стола и бдительно встали по бокам. Все остальные остались за дверью — должно быть, занимали не особенно высокие места в здешней иерархии, и слушать разговоры Вингельта с такими вот визитерами им по чину не полагалось. Вингельт начал:

— С вашей стороны было удивительной наглостью…

Витраж вдруг брызнул внутрь комнаты вихрем бледно-сиреневых и светло-синих осколков, и ворвалось что-то огромное, высокое, издавшее злое карканье. Все так и шарахнулись, в том числе и Сварог.

Впрочем, он-то, единственный из присутствующих, опомнился моментально и даже радостно осклабился — у края стола стоял Горлорг, постукивая передней ногой, похрустывая копытом по осколкам стекла. Потом, каркнув вовсе уж оглушительно, разинул пасть — там оказались не лошадиные зубы, а жутковатый набор натуральных волчьих клыков. Сделал два шага вперед и рявкнул на Вингельта. На уздечке у него болталась обломанная ветка.

Пленители Сварога застыли, как статуи, нельзя сказать, чтобы лица у них оказались исполнены особой отваги, скорее уж наоборот.

— Хорошая лошадка, — сказал Сварог едва ли не растроганно. — Господа, не кажется ли вам, что в данных обстоятельствах следует развязать мне руки и не торчать над душой? Подозреваю, возможны инциденты…

Держа голову так, чтобы не выпускать Горлорга из поля зрения, Вингельт кивнул. Ухмыляясь, Сварог встал и повернулся спиной к одному из конвоиров. Тот принялся развязывать ему руки — чувствовалось, дрожащими пальцами. Когда руки оказались свободны, Сварог сказал:

— Вингельт… Если эти господа занимают серьезные должности, позволяющие присутствовать на переговорах такого уровня, пусть, конечно, остаются. Если нет, я был бы очень признателен, если они удалились бы. Вы, надеюсь, не боитесь оставаться со мной наедине?

Сразу видно, Вингельт пытался сохранять прежнюю невозмутимость и самообладание. Он повелительно дернул подбородком — и оба молодца вышли. Обойдя стол, Сварог потрепал Горлорга по шее и сказал:

— Спасибо, старина, от всей души… Постой пока в сторонке, ладно? — и, взяв коня за уздечку, легонько потеснил его к стене. Горлорг покладисто проследовал в угол, где и встал с видом бдительного часового, не сводя с Вингельта горевших нехорошим огоньком желтых глаз с кошачьим зрачком. Пасть, правда, захлопнул.

— Что за черт? — недоуменно спросил Вингельт. — Откуда у вас Горлорг?

— Это долгая история, — сказал Сварог. — А у нас чисто деловая встреча. Судя по всему, ваша первая фраза в полном виде должна была звучать так: «С вашей стороны было удивительной наглостью заявиться сюда». Верно? А почему, собственно? Когда мы расставались, я честно предупредил, что буду вас искать. А вы с этакой пренебрежительной ухмылочкой бросили что-то вроде: да пожалуйста… Вот я и нашел. Да, нам пришлось арестовать вашу жену. Но такие уж игры идут, Вингельт… Не я эти законы придумал… Заверяю вас честным словом: ни с ней, ни с кем-либо другим ничего не случилось.

— Пока? — ядовито бросил Вингельт. — Я имею некоторое представление о Канцлере. Да и о вас. Не ожидал от вас такой мерзости. Я имею в виду историю с Эгле.

Сварог вздохнул:

— Вы никогда не были королем, Вингельт. Скажу по совести, сволочное ремесло… Прямо-таки обязывает делать такие вещи, каких обычный человек ни за что бы себе не позволил. Поганое ремесло, да… Я говорю совершенно серьезно. Но вы просто не представляете себе, что это такое: быть ответственным за миллионы людей, которым грозит опасность. Тут уж судьба одного-единственного человека, пусть даже это молодая очаровательная женщина, не имеет никакого значения. Остается только государственная необходимость. Я бы хотел, чтобы вы меня поняли…

— Я понимаю, — сказал Вингельт без особого сарказма. — А вы постарайтесь понять другое: наши предки в свое время покинули небеса еще и оттого, что не захотели жить по той философии, которая сейчас вами движет… — он вздохнул. — Конечно, я допустил непростительную оплошность. Не ожидал, что вы так быстро возьмете след. — Он поднял голову, глянул Сварогу в глаза и без всякой злобы, даже чуточку равнодушно, сказал: — А ведь вас, пожалуй, пора убивать. Без всякой злобы. Согласно тем же принципам государственной необходимости, которые вы мне только что изложили. Вы становитесь для нас чересчур опасны.

— Здесь убивать как-то не принято, — усмехнулся Сварог.

— Речь не идет об этих местах, — сказал Вингельт спокойно. — Вы ведь отправились сюда из своего малого кабинета в Латеранском дворце, верно? И наверняка вернетесь туда же — я слышал кое-что о Горлорге, он всегда возвращается на то место, с которого ушел. И вот там-то вы получите кинжал в спину, едва вернетесь… Не верите?

— Отчего же, верю, — сказал Сварог.

Если они повязаны с компанией Брашеро, мне, и точно, конец, подумал он с холодной отстраненностью, словно речь шла о ком-то постороннем. Есть не менее десятка человек, способных под благовидным предлогом — принесли важные документы, явились со срочным сообщением — оказаться в малом кабинете в отсутствие Сварога и поджидать его там. Так что это вполне может оказаться не блефом, хотя все до одного вроде бы проверенные и надежные…

— Вот только не поторопились ли вы, меня предупредив? — усмехнулся он жестко. — Теперь, когда я все знаю, свободно мшу прикончить вашего человека первым.

— Это еще как получится, — столь же жестко усмехнулся Вингельт.

Действительно, подумал Сварог. Это может оказаться не кто-то из десяти, а некто посторонний, выучки Мары — и вот в этом случае у короля Сварога слишком мало шансов. Печально. Хотелось бы пожить еще, и подольше. Одно утешает: будучи порой пессимистом, перед поездкой сюда поговорил с теми, кому доверял, как никому другому: Яна и Мара — его женщины, а старина Мяус попросту не умеет предавать. Так что при известии о его безвременной кончине Мара (уже научившаяся неплохо управляться с «Рагнароком») встанет на субмарине напротив Акобаского дворца и снесет там все к чертовой матери — не только Центр Брашеро, но и весь дворец, где, будем надеяться, пребывает большая часть заговорщиков, если не все. Мяус пустит в Токеранг все наличные боевые силы с приказом жечь все дотла, живое и неживое. Ну, а Яна проследит, чтобы его идея насчет накопителя была немедленно претворена в жизнь. Ну и, наконец, Золотые Касатки уничтожат базу подлодок токеретов, а ту, нормального размера (и другие, если их уже несколько), выследит и уничтожит Оклер. Есть риск, что при этом вырвется какая-нибудь зараза — но на сей счет Сварог письменно изложил кое-какие соображения, с которыми Элкон тут же пойдет к Канцлеру. Так что смерть получится безвременной, но не бесполезной…

— Интересно, что вам даст моя смерть? — спросил Сварог. — Нет, в самом деле? Да лишь то, что Канцлер форменным образом осатанеет. У нас был разговор перед моим отъездом. Вот тут-то он возьмется за ваших людей всерьез, и, будьте уверены, выкачает все. И начнется грандиозная охота. Может быть, даже что-то вроде маленькой войны. Но он не успокоится, пока не достанет всех. Ну, кто-то, быть может, и успеет сбежать сюда, но что это будет за жизнь… Это не угроза. Вы ведь не угрожали, вы просто предупреждали. Вот и я… Вообще, я не ожидал, что вы такой эгоист, Вингельт. Убивать меня только потому, что я представляю опасность для вас… А все остальные обитатели земли вас, выходит, не волнуют? Коли уж с вами Стахор и Эгле, вы должны знать, что творится в Горроте, возможно, знаете и про Токеранг…

— Это авантюра чистейшей воды, — сказал Вингельт. — Дешевая авантюра. Ничего у них не получится. Да и мы попробуем кое в чем помешать.

— У них может все получиться, — сказал Сварог. — Вы знаете только о том, что происходит на земле. А вот о том, что параллельно готовится там, за облаками, вы, я уверен, представления не имеете… Рассказать?

Он рассказывал кратко, отсекая все побочное. И подумал еще, что был дураком и допустил небольшой, но досадный промах: Хитрые Мастера не могут быть повязаны с Брашеро. Иначе не укрыли бы у себя Эгле со Стахором.

— Ну, так как? — спросил он закончив. — Это может увенчаться успехом?

Чуть подумав, Вингельт кивнул:

— Это — может…

— Вам это понравится? Только честно.

— Никоим образом, — почти не раздумывая, сказал Вингельт. — Та же тирания, только в другом обличье. Сделать учеными всех поголовно… Идиотская идея.

— Рад слышать, — сказал Сварог. — Стоит ли в этих условиях меня убивать?

— Пожалуй, нет…

— Ну, а уж это я несказанно рад слышать, — сказал Сварог. — Да, кстати. Чутье мне подсказывает, что Брашеро, придя к власти, станет охотиться за вами — и особенно за вашими детьми — вовсе уж яростно. Вы же сами понимаете: ваши дети — отличные кандидаты для их «научной армии», они наверняка у вас получают образование гораздо лучше обычного земного…

— Что вы предлагаете? — серьезно спросил Вингельт.

— Для начала — поговорить о ситуации, — сказал Сварог. — Отбросив глупое самолюбие. Я согласен, Империя в ее нынешнем виде… ну, дальше я бы вставил ряд нецензурных эпитетов.

— Я бы тоже, — усмехнулся Вингельт.

— Вот только с вами, простите великодушно, обстоит не лучше, — сказал Сварог. — Если вы умный человек, не станете вспыхивать от гнева и швыряться стульями. А вы, по-моему, ох как неглупы… Вы тоже проиграли, знаете ли. Я просмотрел старые материалы об уходе ваших предков на землю. И прекрасно помню, какие благородные цели они перед собой ставили: ускорить на земле прогресс, помочь поднять науку и технику, в перспективе сделать так, чтобы земляне могли на равных говорить с Империей. Прошло три с половиной тысячи лет. Хоть что-то из этого плана удалось реализовать? А? Ну, положа руку на сердце, Вингельт? Судя по вашему вмиг осунувшемуся лицу, вы все прекрасно понимаете. Ничего не удалось и не удастся. Вы давным-давно превратились в этакую вещь в себе, тайное общество искусных механиков, никак не связанное с окружающей земной жизнью и не способное оказывать на нее масштабное влияние. И, если оставить вас в покое, так и будет тянуться черт знает сколько тысяч лет… Не сверкайте так на меня глазами. Знаете, когда я только-только стал королем, подобно вашим предкам, самонадеянно полагал: моментально проведу кучу прогрессивных реформ, и жизнь станет — краше не бывает. А потом понял: не смогу перевернуть ту глыбищу, как бы ни старался. Сама жизнь не позволяет. В общем… Вы в тупике, если откровенно. Если хотите этот тезис опровергнуть, сделайте это убедительно и логично, я готов слушать, сколько угодно. Вы молчите… Вполне возможно, у вас есть люди, пришедшие к тем же выводам, какие-то дискуссии… Не может не быть, вы умные люди…

— Куда вы клоните? — тусклым голосом спросил Вингельт, глядя в сторону.

— Вы еще не поняли? — пожал плечами Сварог. — Империя в тупике. Вы в тупике. Почему бы в этом случае не плюнуть на старые распри и не вступить в переговоры? Как я уже говорил, на самом высшем уровне — императрица и ваш глава. Императрица, кстати, намерена провести обширные реформы, но по молодости лет и недостатку опыта не всегда представляет, как это делать… Ну, и я — лицо заинтересованное, из-за общей ситуации мои королевства тоже в тупике некоторым образом… Послушайте, Вингельт, давайте, черт возьми, попробуем что-то изменить. Вдруг да получится хоть что-то? Если работать вместе…

— И как вы себе это представляете? — криво усмехнулся Вингельт.

— Не знаю, — откровенно признался Сварог. — Вот и попробуем обсудить, как это может выглядеть. Там, наверху, есть отличная молодежь, я бы мог вас с ними познакомить… От обычных светских бездельников они отличаются, как небо от земли. Всего лишь переговоры, Вингельт. Вдруг да хоть что-то получится?

— Кое-что уже получилось, — сказал Вингельт бесстрастно. — Вы разгромили Гартвейн.

— Хотите, я совершу должностное преступление? — усмехнулся Сварог. — Когда вернусь наверх, доложу: вы согласны на переговоры только в том случае, если немедленно отпустят всех ваших людей… которых пока что никто и в самом деле пальцем не тронул. Хотите? Но и вы в качестве ответной любезности дадите мне честное слово, что все же пойдете на переговоры.

— Я не Глава, — сказал Вингельт. — И ничего не могу гарантировать.

— Ну, так доведите мое предложение до Главы.

— А наши люди, следовательно, — предмет торга?

— Никоим образом, — сказал Сварог. — Едва я вернусь назад, устрою так, чтобы их отпустили и оставили Гартвейн в покое. И никто больше не будет за вами охотиться. По простой и рациональной причине: я не считаю вас опасными для Империи. Вы в тупике… как и мы. Обеим сторонам гораздо выгоднее сесть за стол переговоров. За которым вы будете полноправной стороной.

— Отпустите их, — сказал Вингельт. — Я, со своей стороны, сделаю все, что в моих силах…

— Договорились, — сказал Сварог и встал. — Вы согласны, что это шанс? Для обеих сторон?

— Допустим, — сказал Вингельт.

И по тому, как это уклончивое словцо прозвучало, Сварог понял, что… нет, не выиграл, но поймал своего собеседника на крючок. Расшевелил в нем кое-какие мысли и идеи. Они все же умные люди, и наверняка у них хватает тех, кто понимает: господа Хитрые Мастера оказались в тупике. Оказались примерно в том же состоянии, что Империя.

— Ваши люди будут на земле уже через пару часов, — сказал он, поворачиваясь к Горлоргу.

— Подождите, — сказал Вингельт, и Сварог обернулся, стараясь это сделать без поспешности. — А если я поставлю условием, чтобы переговоры происходили на земле? В неофициальной обстановке?

— Да никаких проблем, — сказал Сварог. — Я, если вы запамятовали, земной король, у меня столько дворцов и замков…

— А если я выдвину еще одно условие, последнее? Чтобы переговоры… по крайней мере, сначала проходили без Канцлера? Императрица, я и вы?

— Думаю, и это нетрудно устроить, — сказал Сварог.

И подумал: да ведь ты и есть Глава! Ты маскируешься, принижаешь свою роль, но ты, отчего-то возникло стойкое убеждение, и есть Глава. Иначе не выдвигал бы столь уверенно требования, которые непременно требуют согласования с Главой, — а ты их вы двигаешь от своего имени… Без всяких оговорок типа «нужно доложить и посоветоваться». И тебе интересно то, что я предложил…

— Хорошо, — сказал Вингельт. — Вас известят.

— Каким образом?

Вингельт с улыбкой развел руками:

— Узнаете…

— Ну что же, — сказал Сварог. — В таком случае разрешите откланяться.

Он поклонился, подошел к Горлоргу, прыгнул в седло и направил коня сквозь выбитый витраж. Не оглядываясь, коротким галопом поскакал прочь. Отъехав достаточно далеко в лес, натянул поводья, и, когда конь остановился, выпустил поводья, сгорбился, прижался лбом к костяному панцирю конской головы. Горлорг стоял смирно, временами издавая что-то вроде фырканья. Сварог сидел так долго, с радостью ощущая, как медленно отступает сумасшедшее напряжение. Потом сказал негромко:

— Оказывается, я еще и дипломат, кто б подумал… И, похоже, мы выиграли, коняшка, по его глазам видно, что ему интересно…

Глава VIII О задних комнатах иных кабаков

Сварог после трехчасового пешего хождения по городу чувствовал себя чуточку уставшим, но довольным. Яна, надо признать, придумала неплохо: ей давно хотелось вот так побродить по Латеране, да и Сварог впервые выбрался, хотя сто раз собирался. Правда, чтобы не спеша осмотреть все архитектурные красоты Латераны, понадобилась бы пара недель — но все равно, отличная получилась экскурсия, позволившая чуточку отвлечься от жизненных сложностей.

Они с умыслом оделись, как весьма захолустные провинциалы. Чтобы не переигрывать, Яна выбрала платье, вышедшее из моды всего месяц назад: пуговицы до самого пояса, квадратный вырез, отороченный серебряно-золото-серебряной тесьмой, как и рукава с подолом. Правда, для записных модниц устаревший месяц назад фасон — все равно, что прабабушкины наряды.

Сварог добросовестно постарался соответствовать. Напялил камзол с двойным рядом пуговиц на рукавах, от локтя до запястья, золотым галуном сзади по плечам и обшитыми кружевом разрезами по бокам. Столичные щеголи зарезались бы, но не появились на улице в таком виде. Однако вышедшие из моды наряды служили для пользы дела: нет ничего удивительного в том, что парочка несомненных провинциалов подолгу таращится на мосты, дворцы, памятники и прочите красивости, мимо которых столичные жители проходят, не удостоив и взгляда. Правда, как и следовало ожидать, Яна частенько ловила на себе насмешливые взгляды идущих навстречу или проезжавших в экипажах местных дворянок — но ее это нисколечко не трогало, как легко догадаться. Сварог подобных взглядов от здешних модников получил не в пример меньше, всегда украдкой — меч висел у него на поясе, и любой щеголь понимал, что можно нарваться…

Конечно, учитывая ситуацию, он принял все меры предосторожности: их плотно, совершенно незаметно для окружающих держали в «коробочке» шестеро ликторов, доставшихся в наследство от Конгера, — держась так, чтобы полностью исключить удар холодным оружием, одинаково опасный как для Сварога, так и для Яны (увы, ее полную неуязвимость, подаренную Древним Ветром, нельзя было надеть в виде этакого скафандра, пришлось бы накрыть обоих невидимым колпаком, а на такой, того и гляди, мог наткнуться случайный прохожий…). По обеим сторонам улицы двигались четверо людей Интагара, чуть позади ехали два всадника и неприметный, без гербов на дверцах открытый экипаж (пустовавшее рядом с кучером сиденье лакея на деле представляло крышку пистолетного ящика, где стволов лежало с полдюжины). Сварог не считал, что все это — чересчур. Настало время, когда бдительность следовало включить на полную.

Очень уж много проблем кое-кто мог решить ударом стилета в спину — и могли нанести такой удар, что имперские лекари способны опоздать.

Теперь Сварог еще лучше понимал, почему снольдерские и ронерские короли столетиями дрались за Латерану, стараясь, чтобы при самом ожесточенном сражении в сам город не залетело не то чтобы ядро, но даже случайная стрела. Безусловно, правы были те, кто считал Латерану самым красивым городом Харума. Человеку свойственно жаждать обладания красотой, в чем бы она ни выражалась. Даже Годо Второй Снольдерский, патологически невежественный тип, неграмотный настолько, что свое имя не мог написать, а главным развлечением считавший беготню с метательными дубинками за кошками в дворцовом парке, и тот по неведомой потребности души четыре года воевал за Латерану, тогда ронерскую, груду золота потратил, половину гвардии положил — и, не помри он от келимаса, наверняка воевал бы дальше…

— Ну что, путешественница? — спросил Сварог негромко. — На сей раз притонов искать не будем?

— Ой, ну не нужно поминать юную дурь… — надула губки Яна.

Это он намекал на историю трехлетней давности, когда взбалмошность Яны еще блистала во всей красе. Она тогда увлеклась многотомным дамским романом какого-то земного писаки, бездарного, но сколотившего неплохое состояние на своих опусах. И всерьез предложила Сварогу отправиться на землю, чтобы разыграть там сцену из романа: она, как юная графиня Антина, зайдет в какой-нибудь исключительно грязный притон, где ее добродетель, конечно же, попытаются подвергнуть испытанию, — а Сварог, аки маркиз Пандар, в последний момент ворвется со сверкающим клинком наголо и наведет такую справедливость, что от притона один фундамент останется. Сварог ее не без труда отговорил и вымучил честное слово самой подобные представления не затевать.

— Притон нам, конечно, ни к чему, — сказала Яна. — А вот пообедать не мешало бы, как ты думаешь? Смотри, вполне приличное заведение, уж сюда-то можно?

— Можно, — кивнул Сварог, присмотревшись.

Они были в приличном районе, буквально в лиге от королевского дворца, и все заведения здесь были исключительно приличными (в результате мягкого и ненавязчивого воздействия полиции). Вот и эта таверна под вывеской «Рог единорога» выглядела приличнее некуда: красивое старинное здание из желтого кирпича со светло-коричневой черепичной крышей, старинные фонари, старинные, искусного чугунного литья перила крыльца, мало того — над вывеской помещалось целых пять корон, две снольдерских и три ронерских. Сие означало, что таверну пять раз посещали коронованные особы. А может, и не пять, а гораздо больше, вот только инкогнито, подумал Сварог после кое-каких наблюдений. Дело в том, что у таверны имелся второй этаж — а вот вывески, гласившей бы, что таверна служит еще и гостиницей, не имелось. Поскольку согласно старинным законам «общепит» мог располагаться исключительно на первом этаже (вроде бы их приняли после того, как какой-то принц, будучи в стельку, спускаясь из ресторана на втором этаже, полетел кубарем и сломал шею), объяснение подворачивалось только одно: там, на втором этаже, комнаты свиданий, но, учитывая квартал, приличный вид заведения и короны над вывеской, ручаться можно, что комнаты предназначены для самой что ни на есть знати, быть может, и монархи бывали, читывали мы кое-какие бульварно-исторические книжки…

Они вошли. Вся охрана осталась снаружи после поданного Сварогом условного сигнала — не следовало доводить бдительность до абсурда, они зашли сюда чисто случайно, никто не мог знать заранее, а вздумай кто за ними следить, его давным-давно сграбастали замыкающие, чтобы как следует порасспросить, кто подбил на такие шалости…

К ним тут же подскочил разбитной слуга — «встречальщик» — в ливрее, как полагается, и морда самая продувная, как опять-таки полагается. Конечно, в глубине глаз у него затаилась легонькая насмешка над одетыми черт-те как провинциалами, но все равно, он был сама почтительность: кто-кто, а такие молодчики прекрасно знают, что кошелек иного провинциала может быть набит потуже, чем у иного столичного франта…

— Благородный господин… Благородная дама… (он кланялся после каждого слова) Какие будут желания? Общий зал? Уютная и тихая задняя комната, которая, кстати, как раз пустует? — и, ничуть не изменив выражения лица, закончил: — Быть может, второй этаж?

Сварог огляделся. В общем зале столиков из тридцати было свободно три-четыре. Публика, конечно, наличествовала приличная и благонравная, главным образом дворяне и высшие гильдии, так что разговоры шли негромкие, ложки и вилки не звякали — но все равно, их разговор могли подслушать, а им могло прийти в голову поговорить о серьезных вещах…

— Задняя комната, — сказал Сварог.

— Прикажете, пока вы здесь пребываете, сохранять ее исключительно за вами?

Сварог уверенно кивнул, мельком переглянувшись с Яной. Слуга с бесчисленными поклонами провел их через общий зал и сдал с рук на руки второму ливрейнику, прохаживавшемуся у невысокой резной двери, каковую и распахнул с поклоном.

Комната была гораздо меньше общего зала, всего на четыре столика. Возле каждого — небольшая ниша с отдернутым занавесом, так что сразу видно, ниши очень маленькие, всего-то и вмещают широкий уютный диван, и еще остается чуточку места. Слева — еще одна дверь, резная, старинная. Ага, кое-что ясно, весело подумал Сварог, судя по интерьеру, комнату эту в основном посещают не собравшиеся потолковать о солидных сделках крупные купцы, а светские пары, у которых то и дело обнаруживаются неотложные дела в этих самых нишах — или за той дверью. Ради чистого любопытства надо будет порасспросить Интагара, кто именно из вхожих во дворец сюда ходит… Входную дверь изнутри заслоняет тяжелая портьера, сейчас, конечно, отдернутая — ну точно, местечко для веселых компаний…

Едва слуга вышел, приняв довольно обильный и дорогой заказ, Яна, весело блестя глазами, сказала:

— Сдается мне, тут примитивный великосветский бордельчик…

Сварог отметил, что в ней вдруг почему-то объявилось то ли некое оживление, то ли напряженность, то ли все вместе — непонятно, отчего. Предложить посетить второй этаж, быть может?

Дверь распахнулась, послышались громкие, уверенные шаги, и в комнату вошли четверо — судя по одежде, дворяне из небогатых, отнюдь не франты, но, как положено даже захудалейшим, при золотых дворянских поясах и перстнях. На поясах вместо мечей висят кинжалы покороче даги, что по неписаным правилам этикета означает: вооруженный столь скромным образом дворянин не намерен ввязываться в дуэли по пустякам — ну, разве что уж воспоследует настоящее оскорбление, смертельная обида, тогда придется домой за мечом послать…

Вот сволочь, подумал Сварог о слуге. Ведь ясно было обговорено, что комната остается исключительно за нами. В приличных заведениях подобные договоры нарушать категорически не принято. Тут уж не о чаевых речь пойдет, а о парочке оплеух, учитывая обстоятельства, дворянину сойдет с рук…

Вошедшие, вместо того, чтобы усесться за один из свободных столиков, обступили тот, за которым сидели они с Яной. Сварог, в общем, не встревожился: вздумай кто-нибудь из них схватиться за кинжал, получил бы мечом в организм, а учитывая еще способности Яны…

— Из провинции изволите быть, лаур? — спросил один, крючконосый, с роскошными усами и замашками главаря.

— Из Катагара, — кивнул Сварог.

Он умышленно назвал самую дальнюю от Латераны снольдерскую провинцию, у черта на рогах — возле устья Тея. Чем дальше отсюда, тем меньше шансов, что собеседник там бывал и может со знанием дела потолковать о Катагаре, где Сварог в жизни не бывал.

— Изрядная глушь, — кивнул усатый. — Говорят, там у вас на одного человека по пять леших…

— Попадаются, — без улыбки сказал Сварог.

— А барышня вам кем приходится — жена или так… подруга?

Сварог уставился на него с непритворным изумлением: подобный вопрос в устах незнакомца был вопиющей бестактностью. Стопроцентным поводом для немедленной дуэли. Есть, конечно, в столице любители задирать провинциалов разными хамскими вопросиками — но такие непременно носят мечи, прекрасно зная, что иные провинциалы за оружие хватаются даже быстрее, чем столичные бретеры. А у них только кинжалы. Странно…

Решив не задираться пока что, он кратко ответил:

— Жена.

— Счастливчик вы, — усмехнулся усатый. — Такую красотку отхватили.

Завизжали железные кольца по стальному пруту — это слуга проворно, плотно задвинул тяжелую портьеру и выскочил за дверь. Сварогу все это решительно не понравилось. Еще и полной непонятностью. Будь то покушение, не стали бы лезть с хамскими разговорчиками. Грабители? Не просто средь бела дня — в приличном квартале, в приличном заведении, в лиге от королевского дворца? Такие штучки проходят только раз: и полиция (несомненно, по традиции получающая от хозяина неплохую денежку) разъярится, и сам хозяин, справедливо видя в происшедшем нешуточный удар по репутации, пустит по следу нахалов молодчиков еще покруче… Нет, так дела не делаются, во время вынужденного путешествия на каторжном корабле Сварог столько наслушался о рабочих буднях «ночных портняжек»…

— А позвольте спросить, лаур, вы ревнивы? — продолжал усатый.

Подняв на него тяжелый взгляд, Сварог сказал с металлом в голосе:

— Господа, хотя я и из провинции, однако понимаю, что ваше поведение… скажем так, несколько невежливо и может повлечь…

— Что поделать, таковы уж здешние традиции, — пожал плечами усатый. — Понимаете ли, в заведении, где вы оказались, есть давняя, незыблемая традиция: уж если сюда попала молодая красотка, ей обязательно следует провести пару часов там, в спальне, — он небрежно указал большим пальцем за спину, на дверь в глубине комнаты. — С нами, если до вас все еще не дошло, господин провинциал. Наличие мужа или кавалера, скажу вам сразу, значения не имеет, наплевать нам на таковое…

Уже с угрозой в голосе Сварог сказал:

— Дурацкие розыгрыши у вас в столице, лаур, вот что я вам скажу…

И демонстративно покосился на прислоненные к стене рядом с ним ножны с мечом.

— Ульдер, — спокойно сказал усатый.

Тот, что стоял ближе других к Сварогу, неуловимым движением метнулся вперед, пинком отшвырнул меч на середину комнаты, а в следующую секунду горло Сварога защекотало лезвие кинжала — короткого, но широкого, отлично заточенного, из покрытой бледно-серыми разводами знаменитой толладской стали. Второй, выхватив кинжал, встал над Яной, поигрывая клинком у ее щеки.

— Никаких розыгрышей, друг мой провинциальный из лешачьих мест, — усмехнулся усатый. — У нас и в самом деле так заведено, и не вижу причин, почему ваша красотка должна составить исключение. — Уже не улыбаясь, он произнес медленно, с расстановкой, с угрозой: — Я полагаю, любезный, даже в вашей глуши слышали о «ночных портных»? По роже вижу, что слышали… Перед вами, да будет вам известно, Баглар-Погибель, один из здешних «ночных королей». Шутить мы не любим, добротой не страдаем, и если уж чего захотим… Там, в спальне, есть еще потайная дверка в подземный ход, выходящий аккурат к 6epeгy Итела. На дне реки с незапамятных времен немало трупов с перерезанными глотками и проломленными головами. Если к ним добавится еще парочка с камнями на шее, — это будет совершенно житейское дело. Хорошо поняли, лаур? А вы, красоточка? — он ухмыльнулся. — Если будешь тихим, как мышка, а красотка — послушной, через пару часов уберетесь отсюда на все восемь сторон света. В противном случае… Вся разница в том, что вы, господин из провинции, отправитесь в плаванье сразу, а красотка — через несколько часов. Я вас уверяю, парочку потрепанных провинциалов полиция будет искать без всякого усердия, если вообще будет. Спишут на кварталы вроде Крысиной слободки, решат, что по незнанию города вы туда сдуру забрели, а там и за медяк прикончат, а девку попользуют на первом же углу…

Вид у него был крайне серьезный. Вот только… Ради окончательной проверки Сварог, вспомнив каторжанские уроки, спросил:

— Хысь, кутявый, а не чумаришь на бутяку налететь?

На высокопробном жаргоне сие означало: «Слышь, шустрый, а не боишься нехорошую ответку заполучить?»

Усатый поднял брови:

— Любезный, я в вашей провинциальной ругани не силен. Ну, никак не знаток. Так как, поняли мы друг друга?

Сварог усмехнулся про себя, несмотря на приставленный к горлу нож. Этот таракан усатый безбожно врал и насчет своей принадлежности к «ночным портным», и насчет подземного хода. И к тому же не понимал ни словечка на «тарабарской музыке». Никакие это не уголовники… что, впрочем, не делает ситуацию менее безопасной: слышал он краем уха от полицейских о великосветских хлыщах, примерно так и развлекавшихся всерьез. Ну и наплевать. Что такое даже при приставленном к горлу ноже четверо придурков с перышками против человека, владеющего неизвестными на земле приемами рукопашного боя и фехтования? Да и Яна с ее возможностями способна связать всю эту четверку морским узлом, а здание в буквальном смысле слова разнести по кирпичику. Так что ни малейшего страха, ни даже тревоги он не ощущал. Наоборот. Скорее уж это ему выпало занятное приключение, исполненное черного юмора: четверо идиотов напоролись на короля королей и императрицу… И ножичек у горла его ничуть не беспокоил: меж его стулом и стеной свободное пространство шириной в локоть, резко откинуться назад, подбить коленом запястье руки с кинжалом, а там им и вовсе станет грустно, без Яны справимся…

Яна вдруг склонилась к нему и быстро зашептала на ухо:

— Не смей ничего делать, пока я сама не начну. Это приказ, категорический. Сиди и жди. Понял?

Он хмуро кивнул, покосился на спутницу жизни и смачно выругался про себя: ага, решила использовать ситуацию для собственного развлечения. Осуществить то, что не удалось три года назад, — и самой же выступить в роли маркиза Пандара…

— Не смей вмешиваться, пока я не начну, — повелительно шептала Яна. — Я тебе приказываю.

Ну ладно, коли уж ей угодно развлечься…

— Что-то вы погрустнели, лаур, — сказал Баглар насмешливо. — Судя по всему, женушка у вас рассудительная и посоветовала вам не дергаться, чтобы уйти живыми. И правильно. От нее не убудет.

Он отодвинул стол, сел на свободный стул, правой рукой приобнял Яну за плечи и, нахально уставясь на Сварога, принялся гладить ее колени. Ладонь поползла выше, сминая легкую ткань, все больше открывая ноги. Яна сидела смирнехонько, опустив глаза.

— А она у тебя умница, не трепыхается, — ухмыльнулся Баглар, поглаживая ее бедро. — Надо же, какие ножки попадаются в провинции… — он резко встал и поднял Яну со стула, ухватив за локоть. Легонько подтолкнул к нише: — Пошли, милая, получишь небольшой задаток перед спальней…

Она послушно вошла, следом проворно заскочили Баглар и кучерявый верзила. Баглар поднял ладонь перед носом сунувшегося туда же четвертого:

— Извини, Ройт, места мало, ты свое потом получишь. Поскучай пока, а заодно присмотри за супругом. Мы недолго…

Он подмигнул Сварогу и задернул портьеру. Сварог сидел рядом с ней, так что не было нужды напрягать слух, каждое слово и звук отчетливо доносились.

— Становись сюда, провинциалочка, — сказал Баглар. — Чувствуешь спиной, как мягко? Специально обивку подобрали… Кеннек! Не рви пуговицы, девочке еще по улице идти, расстегивай аккуратненько. Теперь платьице с плеч… ох, какие плечи! Что скажешь?

— Приятная картина, — сказал Кеннек.

— Зрелище, дубина, — насмешливо поправил Баглар. — Никому не придет в голову гладить картину, а вот со зрелищем можно иначе… Красотка, заложи руки за голову, от этого грудки выше. Вот так, умница… Ну что, пошалим?

Сварог понял, что сейчас-то и начнется. Приготовился, успел прикинуть, как достанет вторым торчавшего у портьеры Ройта — на случай, если Яна займется только теми двумя…

Но ничего не произошло, ровным счетом ничего. Сварог медленно преисполнялся недоумения: секундная стрелка настенных часов уже обежала три круга и пошла на четвертый, а в нише по-прежнему царили спокойствие и почти полная тишина: только тяжелое дыхание мужчин и тихие шорохи, какие производят мужские ладони, напористо странствующие по женскому телу.

Яна ойкнула.

— Ну-ну, не дергайся, — насмешливо откликнулся Баглар. — В жизни не поверю, что муженек этого не делал… А этого?

И снова шорох ладоней, циничные смешки и похабные комментарии, легонькая возня… Сварог уже не на шутку злился: взбалмошная супруга определенно заигралась, затягивая действие в лучшем стиле тех дурацких романов. Нетрудно представить, как ее сейчас лапают, — но ведь подчиняется. Не может же так случиться, чтобы утратила вдруг свою магическую силу? В крайнем случае, получись такая небывальщина, непременно позвала бы на помощь.Как это там? «Графиня, опустив глаза, покорялась грубым ласкам предводителя разбойников, в душе надеясь на чудо…»

— Прелесть какая… — тяжело дыша, сказал Баглар. — Познакомимся еще ближе? Ага, Кеннек, и повыше… Сколько тебя учить, дуралея? Заткни аккуратно подол за пояс, тогда и держать не придется. Все равно, что голенькая…

Он что-то жарко, настойчиво зашептал.

— Нет! — воскликнула Яна возмущенно.

Послышалась шумная возня, быстро стихшая.

— Вздумаешь царапаться — надаю оплеух, — сказал Баглар. — Не дури, все равно через пару минут пришлось бы снимать. Ты не забыла, что твой муженек там сидит с ножом у глотки? А про подземный ход к реке не забыла? Ну, снимай сама…

Он вновь зашептал что-то, настойчиво, угрожающе. Яна отвечала шепотом, в котором звучали растерянность и испуг — актриса, чтоб ее… Шелест материи, об пол пристукнул каблучок туфельки, потом второй.

— Ну, вот и умница, — хрипло проговорил Баглар. — И ножки пошире, шалить так шалить… Не дергайся! Кеннек, руки ей подержи…

И вновь настало многозначительное спокойствие: хриплое мужское дыхание, отчетливые звуки грубых ласк, порой Яна шумно вздыхала, что всякий раз вызывало довольный хохоток. Она вдруг тягуче простонала. Оба подонка расхохотались.

— А ты думала… — сказал Баглар. — Погоди, пойдем в спальню, еще не так застонешь, ты у меня орать будешь… А пока вот так…

Он громко шептал непристойности, продолжалась размеренная возня, Яна постанывала сквозь зубы, тяжело дышала, посмеивался Баглар:

— Как тебе пальчики?

Сварог, прекрасно представлявший, что с ней теперь делают, сидел, упершись взглядом в пол. В жизни не думал, что Яна его когда-нибудь подвергнет такому унижению ради очередной забавы — а ведь не девочка, должна понимать… Когда кончится эта гнусь, надавать пощечин, и будь, что будет.

И вдруг ему в голову пришла холодная, рассудительная мысль: а ведь каждому воздается по делам его… И он подумал: это мне за Стахора с Эгле, за то, что я намеревался довести до конца…

И понурился, уронив голову.

— Ну ладно, — сказал Баглар, — пошли в спальню, там просторно. Давай я тебе помогу платьишко привести в порядок…

Портьера распахнулась, показался ухмылявшийся Баглар, за ним Яна — растрепанная, красные пятна на щеках, мятое платье спущено с плеч и кое-как застегнуто через пуговицу. Баглар покачал перед Сварогом голубыми кружевными трусиками Яны, держа их на указательном пальце:

— Приятная она у тебя… Сейчас такую шлюху сделаем…

И, обхватив Яну за талию, повел в спальню, бросив через плечо:

— Ройт, тащи и супруга, пусть посмотрит, вдруг чему-нибудь да научится. Люблю, когда они смотрят…

— Слышал? — Ройт чуть отодвинулся, не убирая кинжала. — Вставай, пошли, полюбуешься, как мы здесь ублажаем провинциалок. Не переживай, мы тебе ее вернем, и с новым опытом, тебе же интереснее потом будет…

Спальня оказалась довольно обширной: огромная массивная кровать посередине, несколько фривольных картин, полдюжины мечей на стене веером. Одну стену почти целиком покрывало множество женских трусиков, и гильдейских батистовых, и дворянских кружевных.

Баглар ловко опрокинул Яну на постель, успев при этом задрать подол, прилег рядом, расстегнул платье, с наглой усмешкой заглянул в глаза:

— Ну, раздвигай ножки, красавица. Или ты сначала предпочитаешь корешок на язычок?

— Баглар, ты как хочешь, а я присоединяюсь, — заявил Кеннек. — Никакого терпения.

— Да пожалуйста, я не жадный, — весело откликнулся Баглар, лаская Яну. — Только, чур, мне роза, тебе ротик. Только становись так, чтобы лопоухому муженьку было хорошо видно. Красотка, не тяни, раздвигай ножки, открывай ротик…

Не шевелясь, Яна вдруг произнесла спокойно, даже надменно:

— Убери блудливые лапы, скотина. Не дождешься.

— Да? — Баглар размахнулся. — А по прелестной мордашке?

Размахнулся… и влепил оплеуху себе самому. Началось, констатировал Сварог, оживившись с нешуточной злостью. В следующий миг Баглар, отброшенный непонятной силой, пролетел полкомнаты до стены, в каковую с шумом и влепился, да так, что сполз на пол, оглушенный. Пылая садистским восторгом, Сварог подбил руку оцепеневшего Ройта, вывернул до хруста костей и головой вперед отправил в стену — так, что тот, ударившись макушкой, совершенно вышел из игры. В комнате повеяло предгрозовым запахом, там и сям замелькали синие трескучие искры. Вырубая четвертого, Сварог увидел, как Кеннек со спущенными штанами, нелепо раскинув руки, летит через комнату, спиной шмякается об стену с неописуемым звуком…

Яна подняла с пола свои трусики, натянула, спокойно стала приводить платье в порядок, потом достала расческу и принялась причесываться. Лицо у нее было не просто злое — ожесточенное. И Сварог впервые подумал, что дело тут не в забаве, а в чем-то другом…

Все, теперь она выглядела, как обычно, только в глазах по-прежнему стояла холодная, рассудочная ярость. Сделала несколько странных движений руками — и мечи, зазвенев, сорвались со стены, пролетели над постелью. Два повисли в воздухе, едва не касаясь остриями груди малость опамятовавшегося, зашевелившегося Баглара, два точно так же встали в воздухе перед Кеннеком, два стерегли остальных.

— Кто пошевельнется… — громко произнесла Яна. — Всем понятно?

Видимо, понятно было всем — никто из четверых, хотя все пришли в ясное сознание, и не ворохнулся. Баглар жалобно протянул:

— Госпожа колдунья, тысяча извинений, мы же не знали… Уберите железки, душевно умоляю… Зарекусь на всю жизнь…

— Да сколько у тебя осталось этой жизни… — брезгливо отмахнулась Яна, повернулась к Сварогу и, как ни в чем не бывало, спросила: — Пойдем отсюда?

И своей обычной, грациозной, летящей походкой направилась к двери. Сварог последовал за ней, подобрав по пути свой меч. Шумно отбросил портьеру, распахнул перед Яной дверь. Торчавший за ней слуга — несомненный сообщник — сделал равнодушное лицо. Сварог исключительно по собственной инициативе, проходя мимо, врезал ему в солнечное сплетение так, что скот сложился едва ли не пополам.

Никто не обратил на них внимания, когда они шли к выходу — только «встречальщик», видевший, что произошло с его собратом, живо скрылся в боковую низенькую дверь. На улице Яна невозмутимо сказала Сварогу:

— Распорядись, чтобы их взяли. Пусть в протоколе опишут комнату, ну, и все, что там полагается, ты лучше знаешь…

Сварог жестом подозвал одного из людей Интагара и дал краткие исчерпывающие инструкции. Не забыв упомянуть, чтобы прихватили и обоих лакеев. Спохватившись, тихонько спросил Яну:

— А как с мечами?

— Когда туда войдут, мечи упадут, — безмятежно пожала она плечами. — Пошли?

И первой двинулась в сторону дворца. Сварог догнал ее не сразу. За спиной у него разворачивалась процедура — свисток шпика надрывался особыми трелями, сразу выдававшими понимающему человеку, что тут не просто полиция, а тайная, уже послышались ответные свистки, загрохотали копыта, затопотали бегущие (примерно в радиусе лиги вокруг королевского дворца концентрация конной и пешей полиции протектора, а также тихарей в цивильном была раз в двадцать побольше, чем по столице).

Яна шагала, как ни в чем не бывало, слегка помахивая сумочкой — тоже вышедшего из моды фасона. На Сварога она ни разу не взглянула. Он увидел подходящее местечко: высокая кирпичная стена, окружавшая чей-то богатый особняк, в одном месте выгибалась круглой выемкой, внутри которой булькал красивый невысокий фонтанчик, а вдоль всей выемки шли удобные деревянные скамейки. Одна из старых латеранских традиций: у владельцев подобных особняков считалось хорошим тоном устраивать подобные «ночные убежища для влюбленных», в память о собственной веселой юности.

Взяв Яну за локоть, Сварог туда ее и завел. Она не противилась. Остановившись у скамейки, глянула пытливо:

— У тебя такой вид, будто ты меня ударить хочешь…

— Хочется, — признался Сварог.

Яна склонила голову к правому плечу, откровенно подставляя щеку, покосилась на него:

— Ну, бей. Ты как-никак законный супруг, имеешь право. Иные короли жен лупили не хуже, чем какой-нибудь простой мельник. И даже один император, очень давно… Бей.

Она говорила без всякого вызова, скорее устало. Сварог так и не поднял руку. Взял ее за плечи, усадил на скамейку, плюхнулся рядом и тихо спросил:

— Что случилось, Вита? Я тебя, смею думать, немного знаю… насколько можно знать женщин. Не стала бы ты развлекаться так… В чем дело?

Яна откинулась на высокую спинку скамейки, прижавшись затылком к нагретому солнцем дереву. Улыбнулась отрешенно, грустно:

— Молодец, что не ударил. Иначе я бы на тебя смертельно обиделась. За то, что ты во мне засомневался. И не знаю, когда простила бы — но нескоро… Не смей никогда во мне сомневаться. Я только твоя…

— Что случилось? — настойчиво повторил Сварог.

Уже без улыбки, не изменив позы, все так же отрешенно глядя вдаль, Яна сказала:

— Ничего особенного. Просто обязательно нужно было на себе испытать, что чувствует девушка, попав в руки к таким вот мерзавцам, когда они творят, что хотят, и выхода нет…

— И какие же ощущения?

— А ты не догадываешься? Премерзкие. Особенно когда суют пальцы… — ее легонько передернуло. — Ничего. Продержалась до последнего. Безусловно, на пользу.

— Что случилось, Вита?

Она бледно улыбнулась:

— А случилось то, мой супруг, что я выполняю за вашу полицию их работу… Только и всего.

— Как это? — спросил Сварог, нахмурясь.

— Две недели назад в Равене при схожих обстоятельствах трое мерзавцев изнасиловали девушку, — сказала Яна. — Провинциальная дворянка, небогатая, приехала по поводу какой-то тяжбы и остановилась в самой обычной вроде бы, средней руки гостинице. Только принадлежала она одному из этих мерзавцев, господину графу, и они там развлекались в точности так же. Ее в первую же ночь… Они просчитались, правда. Девушка была самолюбивая, гордая, подала жалобу протектору. Протектор немедленно арестовал двух, помянутого графа и барона. Не колеблясь. Он у тебя такой, ты его лучше знаешь…

Сварог знал. Протектором Равены служил граф Гишар, «земельный»[1] дворянин, а потому гордый, самолюбивый и независимый. С крайне простой жизненной философией: любой преступник должен быть наказан. А потому он не делал никаких скидок на звание и титул преступника, и договориться с ним в случае чего было решительно невозможно. При поддержке Арталетты и искреннем расположении Сварога он сидел очень прочно, вот уже полтора года — и великосветская преступность в Равенне резко упала едва ли не до нуля…

— Так, — сказал Сварог. — А почему он не взял третьего.

— Потому что не имеет такого права, — сказала Яна. — Третий — благородный лар, барон Кропер. Исключительная скотина. Мне в свое время прохода не давал, буквально балансируя на грани этикета. Ты его должен помнить по Аркетауну, у вас была легонькая стычка из-за танца со мной…

Сварог не особенно ярко, но помнил: глуповатая физиономия, повадки дешевого фата, усики-запятые…

— Ах, вот оно что… — протянул он.

— Ну да. Те двое при поддержке хороших адвокатов заняли самую выигрышную для них позицию: гостиница фактически принадлежит не графу, а благородному лару, и девушку насиловал один благородный лар, а они выступали в роли простых лакеев, не смея перечить Высокому Господину Небес. Примерно так. Дальше объяснять?

— Сам знаю, — мрачно сказал Сварог. — Благородного лара нельзя вызвать в земной суд ни в каком качестве, даже свидетелем. И нельзя судить, что бы он ни натворил на земле. Так что дело рассыплется, никто ничего не сможет сделать, и эти двое выйдут на свободу… Я и не знал…

— Видимо, давно не читал бумаг из Равены? То-то. Твой упрямый Гишар, хотя и прекрасно знает законы, все же написал прошение в канцелярию земных дел, совершенно справедливо отмечая, что подобные случаи вызывают ненависть к ларам и в конечном итоге идут во вред Империи. Чисто случайно, — она усмехнулась, — эта бумага попала в мой Кабинет, и я пустила в дело свою разведку. Выяснилось мно-ого интересного. Здесь, в Латеране, подобных притонов, где таким вот образом развлекается «золотая молодежь», — два, если не считать того, где мы побывали. В Равене, кроме того, о котором шла речь, — три. В Снольдере — пять. Примерно в половине заведений развлекаются и лары, особенно тот же Кропер. И всегда ухитряются сделать так, что жертва справедливости не находит, даже если решит жаловаться, — деньги, связи, знатность рода, покровительство ларов… Впрочем, жалуются очень немногие. И тот случай в Равене — первый, когда притон закрыли, а «забавников» взяли.

— Остальные я разнесу в двадцать четыре часа, — сквозь зубы сказал Сварог. — В Равене и здесь это будет очень просто, да и в Снольдере у меня тайной полицией заведует человек твердый…

Глан, слава богу, в этом не замешан, подумал он с облегчением — раз она его не упомянула. Ничего странного, учитывая тамошние традиции: обидишь вот так девушку — род или клан по судам бегать не будет, разберется сам. Даже если, предположим, жертва — простолюдинка, а виновник — глэрд, рано или поздно господина глэр-да непременно найдут со стрелой в спине… Ну, и у ратагайцев примерно так же.

— Если бы дело только этим ограничивалось… — вздохнула Яна. — Мои люди установили: уже много лет у нас существует так называемое «Общество веселых свинтусов». Принимают туда только тех, кто совершил на земле достаточно серьезное преступление — убийство не на дуэли, изнасилование дворянки, крупное ограбление и тому подобное. Двадцать четыре члена. Между прочим, Кропер там заместитель председателя…

— Орк там наверняка не числится… — задумчиво сказал Сварог. — Он, конечно, авантюрист и мерзавец, но никогда не убивал просто так, кражей или ограблением побрезговал бы, а насильников презирает.

— Сама знаю. Не числится. Но все равно — двадцать четыре человека. Кстати, это еще и крайне скверный пример для подрастающих юных шалопаев… И твой Гишар совершенно прав — это только во вред Империи… — Яна посмотрела на Сварога как-то незнакомо: жестко, решительно. — Пожалуй, я все это сегодня устроила еще и для того, чтобы окончательно укрепиться духом. Нравится это кому-то или нет, но пресловутые «вековые традиции» я буду ломать, — она усмехнулась без малейшей веселости. — Я давно уже правлю в некотором роде тиранически, ты не забыл? Нет больше ни Тайного Совета, ни Палаты Пэров. Теперь предстоит как следует поработать с Законодательной Ассамблеей. Чтобы приняли закон, по которому лар за любое преступление на земле предстанет перед судом… ну, не перед земным, не будем перегибать палку и сходу ломать слишком многое… но перед Судом Королевской Скамьи, безусловно, предстанет. И безнаказанным не уйдет. — Она вновь легонечко передернулась: — Эти наглые лапы, шарящие по всему телу, лезущие в самые сокровенные местечки… В общем, я укрепилась. Шум, конечно, будет страшный. Масса людей никогда не совершала и не совершит на земле преступлений — но они поднимут вопль исключительно оттого, что благородных ларов лишают «одной из древних исконных вольностей». Ничего. В прошлый раз тоже было много шума. Но есть гвардия, армия и кое-кто еще…

— А на собрании Ассамблеи ты будешь сидеть в наряде королевы Хелльстада… — усмехнулся Сварог.

— Вот именно, — серьезно сказала Яна. — И время от времени в зале будет случаться что-нибудь… безобидное, но весьма зрелищное. Я все тщательно продумаю, поможешь?

— Конечно, — сказал Сварог. — Знаешь… Вот если бы нам удалось в ближайшее время решить дело с Горротом и вытащить на свет заговор в Магистериуме… В такой обстановке много реформ можно быстренько провести и не одну «вековую традицию» разнести в щепки: пока все напуганы, удивлены, растеряны. По собственному опыту знаю.

— Я подумаю, — кивнула Яна. И посмотрела на него не без лукавства: — Ну как, ты меня больше не подозреваешь в любви к развратным забавам?

Сварог наклонился, поцеловал ее в щеку и сказал:

— Ты чудо, Вита…

— Нет, но поначалу-то ты определенно подумал… Подумал, — сказала Яна уверенно. — Я по твоему лицу видела… Обещаешь, что такие подозрения были в последний раз?

— Обещаю, — сказал Сварог покаянно.

Яна по-кошачьи прищурилась:

— Это тебя тучи доступных дворцовых красоток испортили. Привык думать, будто все мы… Я неправа?

— Ну, может, что-то вроде… — виновато сказал Сварог. — Давай забудем? Я больше никогда не буду…

— Забудем, — великодушно сказала Яна.

— И куда теперь? В Хелльстад или за облака? Правда, у меня еще парочка дел во дворце…

— Не хочу я сегодня ни в Хелльстад, ни в Келл Инир, — сказала Яна. — Ночую в Латеране, если ты не против. Побыстрее бы ванну принять, а то до сих пор кажется, что по всему телу эти поганые лапы ползают…

— Ну, это быстро… — сказал Сварог.

Вышел на тротуар и сделал знак, подзывая экипаж.

Глава IX Независимый эксперт

Граф Дилорн, протектор Латераны, сейчас был на себя не похож. Обычно — высокий, осанистый, с суровым лицом. Сейчас лицо у него стало просительное, даже чуточку жалкое, осанистость пропала, да и роста словно бы чуточку поубавилось.

— Ваше величество… — говорил он умоляюще. — Быть может, все же не будем давать делу хода? Прекрасный случай показать исконно королевское милосердие…

Сидевший в уголке Интагар смотрел на него злобно, с нехорошей ухмылочкой — ну да, при его-то одном-единственном, всем известном бзике… Наверняка успел представить своих дочек в подобном заведении. Но где ж он раньше-то был, всезнайка?

— Так, — сказал Сварог. — Значит, вас уже осаждают родственники?

— Ну, разумеется, ваше величество, — плачущим голосом, какого Сварог от него никогда не ожидал, откликнулся протектор. — Не успевала отъехать одна карета, подъезжала другая… Вдовствующая герцогиня Баглар, родители графа Кеннека и маркиза Ройта, тетушка графа Ульдера… Все в расстроенных чувствах, полагаются на ваше милосердие и обстоятельства… Речь идет о древних и весьма влиятельных фамилиях, обладающих нешуточным влиянием среди дворянства… Такие вещи, по-моему, непременно должны учитываться. Молодые люди немного пошалили, никому не причинив вреда…

— Немного? — усмехнулся Сварог, взял со стола один из протоколов и помахал им в воздухе. — Вы это читали? Отлично. Напомнить вам, сколько женских трусиков там насчитала на стене полиция, или сами помните?

— Ваше величество, но обстоятельства… Во-первых, речь в доброй половине случаев идет о каких-то простолюдинках… Во-вторых, никогда не было подано ни единой жалобы, а, следовательно, нельзя утверждать с ходу, что речь шла о насилии… Презумпция невиновности… Сами по себе висящие на стене трусики еще не означают, что непременно имело место насилие… Мораль современных девушек, увы, далека от совершенства… (Интагар уставился на него зверем). А сегодняшний случай… Жалобы опять-таки не подано, мы даже не знаем, где искать эту парочку, достаточно ли она законопослушна и была ли она вообще… Быть может, кто-то устроил изощренную интригу, чтобы таким образом через мнимые прегрешения молодых людей навредить их родным…

— А признательные показания всех четырех вы читали? — спросил Сварог. — Читали… Что скажете?

— Ваше величество, мы с вами взрослые, опытные люди и прекрасно знаем, как иногда в полиции добываются признательные показания, — сказал граф. — Увы, увы, к стыду нашему, в этом мире, где нет совершенства, его далеко не всегда сыщешь и в полиции. Я буду самокритичен: разное случается…

Сварог ухмыльнулся. Ни одного из четверки на допросе, проводившемся Интагаром лично, и пальцем не тронули. Просто-напросто через пару минут после начала он сам вошел туда, одетый уже соответственно королевскому сану, и вот тут-то был всеми четырьмя быстро опознан. Ну, а когда он любезно сообщил шалунам, кого именно они пытались изнасиловать, пришлось срочно вызывать еще двух писцов, потому что один не справлялся, все четверо кинулись каяться и признаваться наперебой, отпихивая друг друга и валя вину друг на друга, причем Кеннек самым позорным образом намочил штаны…

Черт знает что, подумал он, глядя на убитого горем протектора (не назначенного им, а доставшегося вместе с Латераной). Неплохой полицейский, почему и оставлен на своем посту, никаких нареканий не было, но оказалось у него слабое местечко…

— Ваше величество, — затараторил протектор, обретя малую толику уверенности, очевидно, приняв молчание Сварога за колебания. — Речь как-никак идет о представителях знатнейших родов снольдерского дворянства, есть факторы, которые следует учитывать…

— Даже королям? — небрежным тоном закончил за него Сварог.

— Сложности нашей жизни… — уже не плаксивым, а весьма дипломатическим тоном протянул протектор. — Иные из них вынуждены учитывать даже короли…

— И даже те, кому присягнула на верность не просто ратагайская конница, а Ратагайская Пушта? — с милой улыбкой спросил Сварог.

Видно было, что граф чувствует себя бутылкой вина, очутившейся перед двумя одинаково похмельными драгунами: не тот употребит, так тот…

— О да, ратагайцы… — протянул он прежним жалобным тоном. — Но все же, ваше величество, простое человеколюбие…

— У вас крепкое сердце, граф? — серьезно спросил Сварог. — Есть ли склонность к апоплексическому удару или нет? Я нимало не шучу, мне крайне важно это знать… (Интагар, явно почуяв, куда поворачивает беседа, откровенно осклабился).

— Нет, что вы, ваше величество… Миловал Единый, со здоровьем все обстоит неплохо…

— Отлично, — сказал Сварог. — Значит, вы легко перенесете иные подробности… — он мрачно ухмыльнулся: — Ваши милые шаловливые мальчики пытались изнасиловать Высокую Госпожу Небес, Императрицу Четырех Миров, захотевшую инкогнито осмотреть Латерану и по неосторожности заглянувшую именно в это заведение. Мне это доподлинно известно, поскольку я был ее спутником. Проще говоря, мы с ней и есть «та парочка». Теперь понимаете, почему никто не подавал в полицию официальной жалобы? Слово чести короля, так все и обстояло… Что скажете?

Какое-то время казалось, что граф был чересчур оптимистичен, хвалясь крепким здоровьем. Пожалуй, что описать выражение его бледного, как смерть, лица не взялись бы ни хороший романист, ни опытный полицейский шпик.

— Но это… Как же это… — выдавил граф, обмякший, прямо-таки расплывшийся в кресле.

— Очень просто, — сказал Сварог. — Неужели вам неизвестно, что монархи — в том числе и обладатели императорской короны — не так уж редко решали неузнанными побывать среди подданных? Кстати, ее величество находится здесь, во дворце. Если вам недостаточно моего честного слова…

— Помилуйте! — буквально возопил протектор. — Да что вы такое говорите, ваше величество, как я смею сомневаться в вашем слове?! — он самым натуральным образом схватился за голову. — Великие небеса, Мать-Земля, что же теперь начнется…

— Я думаю, вы прекрасно представляете, что в этом случае может начаться, — холодно сказал Сварог. — Императрицу попытались изнасиловать в грязном борделе… Ну, и меня подвергали оскорблениям и пугали ножом, но это деталь второстепенная…

— Прикажете арестовать? — прямо-таки крикнул протектор.

— Кого? — с искренним недоумением спросил Сварог.

— Ну, я не знаю… Родственников… Не донесших вовремя… Всех…

Судя по его лицу, он и в самом деле готов был, спасая собственную шкуру, пересажать добрую половину Латераны.

— Все, кого следовало арестовать, уже арестованы, — сказал Сварог. А впрочем… С какого времени вы знали о существовании того… заведения? Ну, живо! Вы же прекрасно знаете, что я моментально определяю, когда мне лгут…

Протектор буквально прошептал:

— Примерно с того времени, когда молодые люди… когда эти злодеи короны его устроили. Года два…

— Вы, кажется, говорили что-то такое об арестах недоносителей? — спросил Сварог вежливо. — Интересно, как во всей этой истории будет выглядеть протектор, прекрасно знавший обо всем, но не принявший никаких мер?

Протектор, явно благодаря большому жизненному полицейскому опыту моментально сообразивший, что великолепно подходит на роль козла отпущения, снова закатил глаза, исходя крупным потом — и никакого притворства во всем этом, ручаться можно, не имелось. Козел отпущения и в самом деле был идеальный…

— Возьмите себя в руки! — не без грубости прикрикнул Сварог. — Я кому говорю? Извольте взять себя в руки немедленно. Вам ничего не будет, даю слово.

Его последняя фраза произвела прямо-таки магическое действие: протектор ожил, даже бледности поубавилось, он выпрямился и смотрел на Сварога взглядом верного пса, готового по первому слову перекусить глотку кому угодно.

— Слушайте внимательно, — холодно сказал Сварог. — Вы немедленно соберете всех помянутых вами родственников-заступников и повторите им то, что услышали от меня. Расскажите, что именно натворили… ну, пусть пытались натворить их милые шалунишки. Предупредите их: если хоть словечко обронят об этом кому-то постороннему, попадут под параграф о разглашении не то что государственной тайны — «секрета короля». Все понятно?

— Д-да…

— Ну, так что же вы сидите?

Протектор исчез из кабинета Интагара мгновенно и бесшумно, как вспугнутое монахом привидение.

— Да, сейчас начнется… — вздохнул Интагар.

— Бросьте, — сказал Сварог. — Ничего не начнется. Императрицу, скажу по секрету, это приключение даже чуточку развеселило… Так что ничего не начнется. Этих четырех подонков, без суда, моей волей — в Три Королевства, куда-нибудь на рудники, навечно. Всех сообщников — туда же. Расследуйте и выявите всех, хозяин заведения не мог не знать… Протектор… Его, разумеется, в отставку. Есть у него какое-нибудь дальнее имение?

— Возле гор Оттершо. Нечто убогое, досталось в наследство, он там практически не бывает…

— Возле гор Оттершо? — усмехнулся Сварог. — Отличная глушь. Так что объявите ему потом мою волю: сутки на сборы — и отбыть в данное имение, где пребывать… — Сварог жестко улыбнулся, — до моей кончины. Теперь о другом, Интагар… По данным личной разведки императрицы, подобных заведений есть еще несколько. В Снольдере — пять, в Равене было четыре, одно обнаружено буквально пару недель назад, так что осталось три. И здесь, помимо того, где мне пришлось побывать, — еще два. Но речь в первую очередь о Равене. Вы столько лет возглавляли тайную полицию короля Конгера… Знали вы об этих заведениях, или нет?

— Нет, — сказал Интагар. — О них доходили только смутные слухи, и ни разу не удалось найти никаких подходов…

— Не врете… — задумчиво сказал Сварог. — Но как так могло получиться?

— Позвольте спросить, ваше величество: то заведение, что обнаружено в Равене… Протектором?

Сварог молча показал пальцем на потолок.

— Вот видите… Насколько я прикидываю, все потому и ограничивалось смутными слухами, что дело всегда держали в строжайшей тайне. И никогда никому не хвастались. Немало молодчиков из знати откалывали подобные штучки, но так, что об этом быстро становилось известно — а вот те, кто оборудовал именно это заведение, ухитрялись держать все в тайне. Уж граф Гишар-то, узнай он об этом, моментально и, не колеблясь, пересажал бы всех, несмотря на знатность рода, вы же знаете, каков он в обращении с любым титулованным преступником… Да и барон Фаторус в Сноле не стал бы церемониться, в отличие от того слизняка, который только что отсюда выполз. Я уверен, все дело в том, что мерзавцы соблюдали строжайшую тайну… и никогда не было жалоб от пострадавших.

— Пожалуй, вы правы… — подумав, кивнул Сварог. — Полный список этих милых заведений вы от меня получите вечером. Снольдерскими, понятно, пусть занимается Фаторус, а вот в Равене и Латеране придется поработать вам.

— С радостью, — сказал Интагар с хищным выражением лица. — Тут и не нужно особенно изощряться, возьмем «на живца»…

— В Латерану, естественно, нужен новый протектор, — сказал Сварог. — Лучше, чтобы это был снольдерец — юридически здесь все же снольдерская территория, иные давно ворчат по поводу вас и кое-кого еще, что ронерцы забрали здесь слишком большую волю… Так что пусть будет снольдерец. Поговорите с Фаторусом, у вас ведь отличные отношения. Пусть подберет надежного человека… который в случае чего останется глух к просьбам высокородных родственников. Думаю, если поискать, такой найдется все же…

— Будет сделано. В самом скором времени, — Интагар покачал головой. — Значит, это императрица… Мне доложили, что вы приехали во дворец с какой-то девушкой… Я надеюсь, она не пострадала?

— Пострадали как раз те шалунишки, — усмехнулся Сварог. — Вы, должно быть, запамятовали, но она владеет кое-какой магией.

— Ну, вот и отлично, что все обошлось. Однако, ваше величество, вам бы следовало, простите за прямоту, быть осторожнее и не подвергать девушку риску, потому что…

— Вот мне этих ваших проповедей никогда больше не читайте, Интагар, — сказал Сварог. Это приказ. Кто мог предвидеть? Средь бела дня, в центре Латераны, с оставшейся на улице кучей охраны, в приличнейшем на вид заведении… Ладно. Зарубите себе на носу: с императрицей никогда ничего не может случиться. У нее древняя магия, сильная… И хватит об этом. У меня к вам крайне серьезное дело… Хотя, погодите минутку. С тех пор, как я бесцеремонно расселся за вашим столом, то и дело посматриваю на этот предмет. Странная штука. Что это вообще такое и почему у вас на столе? На вашем столе не бывает пустяков…

Он повертел в руках легкий, острый стилет, к колечку в рукоятке которого был привязан большой моток прочной, хотя и тонкой веревки — судя по плетению, дорнабильской. Дорнабиль не зря прозвали «веревочной столицей», тамошние мастера чего только не изготовляли — веревки, канаты и шнурки всех мыслимых разновидностей и назначения.

— Это, действительно, не пустяк, — сказал Интагар. — Дело серьезное и интересное, я собирался вам обязательно доложить, когда оформили бы все бумаги… Завязка банальная: промотавшийся молодой маркиз ждал наследства от дядюшки, а тот оказался крепок и в ближайшее время умирать естественной смертью никак не собирался. А вот орудие убийства этот вертопрах выбрал отнюдь не банальное… То, что вы держите в руках. Понимаете, каждый вечер дядюшка-маркиз запирался в своем кабинете на первом этаже и часа два перебирал свою коллекцию медалей. Окно выходило в парк и было всегда распахнуто — пожилой дворянин любил вечернюю прохладу, запах листвы, особенно после дождя… Сидел он за столом всегда лицом к окну. А шпингалеты на окне были самые новомодные, пружинные — стоит захлопнуть окно, и они сами защелкнутся. Этот мерзавец, племянничек, долго учился метать нож… В сумерках он подобрался к окну, метнул стилет так, что угодил дядюшке прямо в сердце, а когда увидел, что с тем покончено, выдернул стилет за веревку и захлопнул окно. Шпингалеты тут же защелкнулись. Утром, когда выяснилось, что хозяин не ночевал в своей спальне — впервые за много лет — слуги обеспокоились, заглянули в окно, увидев его недвижимым за столом, взломали двери…

Полиция оказалась в тупике. Налицо мертвец с ножевой раной в сердце, орудия убийства нет, дверь заперта изнутри, окно плотно закрыто на оба шпингалета… Необъяснимо. Кто-то даже начал уверять, что тут попахивает чертовщиной. Кабинет опечатали, как полагается до решения судьбы наследства, ценности там лежали немалые, пожилого дворянина похоронили… Прошло две недели, еще несколько дней — и наш прохвост был бы законным образом введен в права наследства. Его с самого начала подозревали, конечно, в таких случаях, когда наличествует промотавшийся вертопрах, чье положение может поправить только наследство, в первую очередь подозревают его — и сплошь и рядом не без оснований. Но никто не представлял, как он мог в этих условиях убить дядюшку. Коли уж дверь и окна были заперты изнутри. Сквозь стены проходить он, безусловно, не умел… Так что сыщики остались при одних подозрениях, а с ними к прокурору не пойдешь…

Однако нашелся один парень, молодой, ретивый, жаждущий побыстрее выдвинуться… Он добился у начальства разрешения еще раз осмотреть кабинет, снять печати. И взял след… Когда дядюшка с ножом в сердце грудью рухнул на стол, он опрокинул чернильницу, полную, растеклась изрядная лужа. К тому времени уже застывшая. Остался четкий след какого-то предмета, пробороздившего лужу из конца в конец, и след от тонкой веревки дорнабильского плетения. Наш парень все это осмотрел — чего раньше сделать другие не додумались — обнаружил, что шпингалеты — пружинные, и у него забрезжило. Он начал понимать, как можно было это сделать. Сумел убедить начальника, тот оказался человеком гибкого ума, сам съездил в особняк, осмотрел все, согласился, что идея толковая… Ну, а дальше было совсем просто. Этот скот не выбросил нож с веревкой. Решил, понимаете ли, сохранить на память о собственном хитроумии. В его квартире в его отсутствие сделали обыск, очень быстро обнаружили примитивный тайничок с кинжалом и веревкой, кое-где испятнанной теми же чернилами, положили назад, стали следить и копать… Нашли циркача, который учил его метать ножи. Нашли оружейника, который продал стилет. Нашли следы тех же чернил на подкладке камзола убийцы — он ведь, уходя, спрятал нож за пазуху… Подвели к нему толкового агента, девку, он с ней пьянствовал неделю, а потом, когда она умело навела разговор на убийства, стал хвастать, что знает способ нераскрываемого… Девка стала твердить, что не верит, что такого не бывает. Этот идиот достал стилет из тайника и стал ей подробно объяснять, как все же можно совершить нераскрываемое убийство. Ну, взяли… Будь он чуть поумнее, вывернулся бы. Нужно было потуже натянуть веревку и выдернуть стилет так, чтобы он не угодил в чернильную лужу. Вообще достаточно было выбросить стилет куда-нибудь в реку. И отчистить камзол от засохших чернил. Но обормот, на наше счастье, был не великой хитрости…

— Занятно… — сказал Сварог, вертя в руках хитроумное орудие убийства. — Мало придумать отличный способ убийства, нужно еще уметь скрыть следы… А?

— Совершенно верно, ваше величество. На этом они очень часто и горят — на том, что преступление совершили мастерски, а следы заметали скверно…

У Сварога у самого забрезжила какая-то смутная идея, но она никак не желала принимать четкие очертания — и к тому же сейчас было не до посторонних идей…

— Ну ладно, — сказал он, бросил стилет на стол и встал. — Занимайте свое место, на котором я бесцеремонно расселся, придется поработать, и всерьез…

Не утруждаясь возней со звонком, без всякого ущерба для королевской гордости самолично выглянул в Интагарову приемную. Народу там было немного: симпатичная, разбитная на вид девушка в скромном платьице с гильдейской бляхой, беспокойно ерзавший пожилой господин купеческого облика, отлично одетый, но невероятно унылый дворянин, зажатый меж двух верзил с неприметными лицами — и скромно поместившийся в уголке Элкон, как всегда, одетый небогатым дворянином, с кожаным футляром на коленях. Что до Элкона, то прижился он тут без всяких сложностей, по размышлении Сварог ему даже графский титул оставил. Легенду ему слепили незатейливую, но вполне жизненную: юный граф из провинциальной обедневшей фамилии, благодаря чьей-то протекции, попал в тайную полицию, в ближайшие помощники Интагара. (Это в обычной полиции служить для дворянина считалось унизительным, разве только на весьма начальственных должностях, а с тайной полицией обстояло иначе, так уж исторически сложилось).

Сварог кивнул Элкону, и тот, прихватив свою увесистую ношу, степенно направился в кабинет. Следом за ним кинулся тот господин купеческого облика, ухватил Сварога за рукав и зашептал:

— Господин секретарь, нельзя ли устроить так, чтобы господин министр меня принял сразу после этого молодого дворянина? Ну, неотложнейшее дело!

Он сделал ловкое движение рукой, незаметное для окружающих, и Сварог обнаружил у себя в ладони золотой аурей. Будь на месте просителя кто-то другой, Сварог, мысленно посмеявшись, взял бы денежку и честно ее отработал — но тип был какой-то неприятный, рожа словно салом намазана, глазки бегают, весь дерганый какой-то… Посему Сварог, брезгливо держа монету двумя пальцами, засунул ее купчишке за отворот рукава хомерика, пожал плечами и сказал:

— Милейший, я такие дела не решаю. Я просто-напросто здешний король…

Сыщики (явно признавшие Сварога сразу, но не подававшие виду — мало ли каковы желания короля, вдруг он не хочет быть узнанным?), услышав таковы слова, проворно вскочили и щелкнули каблуками. Их подконвойный, несказанно оживившись, вскочил и завопил:

— Ваше величество, смилуйтесь! Не виноват! Оговорили!

Плохо он со своей продувной физиономией походил на жертву оговора. Подойдя вразвалочку, Сварог спросил того верзилу, что помещался справа:

— Что за невиновный?

— Все они невиновные… — проворчал верзила. — Это, ваше величество, Билант-Игрунок, в четвертый раз с фальшивыми костями взяли, только на сей раз он не по игорным домам шкодил, а во дворце герцога Риджета играющих на десять тыщ золотом обнес…

— Так поступать нехорошо, — наставительно сказал Сварог шулеру, повернулся и пошел в кабинет Интагара мимо остолбеневшего с отвисшей челюстью купца.

— Итак, господа мои… — сказал он, садясь. — Интагар, вы уж не огорчайтесь, но в этом вот футляре очередная государственная тайна. Оттуда, — он показал пальцем на потолок. — Я знаю, как угнетающе они на вас действуют, но ничего не поделаешь, придется поработать.

— Ах, ваше величество… — с унылым лицом и грустной покорностью судьбе сказал Интагар. — Я уже помаленьку начинаю привыкать, что залетел на самый верх. Лишь бы не повесили…

— Глупости, — сказал Сварог. — Вы давно уже дворянин, кто же вас повесит? Для дворян — позолоченный меч.

— Я всегда ценил ваше остроумие, ваше величество… — печально откликнулся Интагар.

— Да ладно, куда ж я без вас? — сказал Сварог. — Ладно, пошутили и будет. Ситуация такова, Интагар. В этом футляре — старое, давным-давно закрытое дело. Компьютер вы уже освоили, так что справитесь, благо тут нужно всего-навсего читать и просматривать снимки с фильмами. Как бы вам объяснить поточнее, что мне нужно… Дело вроде бы ясное, но у меня сложилось стойкое убеждение, что там что-то нечисто. Что мы чего-то то ли не понимаем, то ли просто не видим. Так случается, уж вы-то знаете… Смотришь — и не видишь… Вот я и хочу, чтобы вы взглянули на все, во-первых, как человек со стороны, во-вторых, как опытный сыщик. Мне будет интересно ваше мнение, ваши версии… любые. Пусть вам самому они покажутся идиотскими, понимаете?

— Кажется…

— Это не все дело, конечно, — сказал Сварог. — Я оставил самую суть, убрал ненужные мелочи и подробности. Так что до ночи должны справиться. Граф Элкон станет объяснять то, что вам будет непонятно. После того… нет, не нужно сразу ко мне. Подумайте как следует над всем, что прочитаете и просмотрите. Идите ко мне, когда у вас будут четкие соображения… Пусть, как я уже говорил, самые нелепые. Какие-то соображения у вас непременно будут, как же иначе, если дело просматривает опытный сыщик? В общем, жду вас завтра. Там, в приемной, народец, но я их сейчас разгоню… Надеюсь, Билант-Игрунок может подождать?

— Конечно, — сказал Интагар. — Куда он денется?

— Вот и отлично, — сказал Сварог. — А вдобавок я вам поставлю часового у дверей, так что ни одна живая душа вас с графом не побеспокоит… Удачи!

Он вышел в приемную, развел руками:

— Министр сегодня больше не принимает…

Купец, все еще таращась на него с остолбенелым почтением, первым выскочил в дверь. Следом сыщики, не выказав ни малейших эмоций, увели шулера (он вновь попытался кричать Сварогу, что невиновен и оговорен, но получил от конвоира короткий в печень и заткнулся). Гильдейская девица медлила.

— Не принимает больше министр, красавица… — сказал Сварог. — А что у вас за дело, собственно?

— Я, ваше величество, пришла наниматься в шпионки, — бойко, без всякого почтительного страха ответила девица. — В эти… осведомительницы. Тетка говорит, они всегда нужны, а она жизнь знает, трех мужей пережила, вторую лавку открыла… Ремесло, говорит, полезное для власти, а у нас в мастерской иногда такие интересные разговорчики ведутся… Я памятливая, могу запоминать слово в слово. И приданое собирать надо…

— Тетка у вас умная, — сказал Сварог. — Ремесло для власти действительно полезное. Только не стоит с таким сразу к министру… Вы цифры знаете?

— А то! Аж до ста.

— Вот и прекрасно, — сказал Сварог. — Выйдете, свернете направо, и когда увидите дверь с цифрой «пять», смело заходите. Там сидит человечек, который такими делами и занимается. Если будут сложности, скажете, что вас прислал я. Авось подействует.

— Вот спасибо, ваше величество! А вы как на портретах, правда! Вылитый! Тетка и не поверит…

Она еще на какое-то время задержалась, играя глазами и явно ожидая, не будет ли ей сделано другое предложение, поинтереснее. Симпатичная была резвушка, с годик назад непременно оставил бы до утра во дворце, но, коли уж теперь, будучи женатым, твердо решил строже следить за своим моральным обликом — увы…

Он сделал властный жест, и резвушка, сообразив, что шутки кончились, упорхнула. Сварог не спеша вышел в коридор, огляделся, поманил ближайшего стражника, неподвижно стоявшего у колонны гланского гвардейца. Тот подошел, чеканя шаг, взглянул вопросительно. Сварог распорядился:

— Встаньте у этой двери и не пропускайте к министру ни единой живой души. Никого. Ваше дежурство кончится, когда министр выйдет сам.

— Есть! — браво ответил усатый молодец в тартане цветов Баглю и, не выказав ни малейшего удивления, занял новый пост.

Сварог не спеша пошел по коридору. Быть может, его затея была совершенно идиотской. А быть может, и нет. Вдруг Интагар высмотрит в деле Ледяного Доктора что-то такое, чего не усмотрели прежде и люди Гаудина, и люди Канцлера? Свежим, непредвзятым взглядом человека, не имевшего никакого отношения к тем событиям, вообще о них не знавшего?

Он спустился по широкой мраморной лестнице, прошел по коридору, свернул, еще раз свернул — и вышел к двустворчатой резной двери, закоторой располагалась Ванная Королевы. Никакой королевы у него в Латеране, конечно же, не имелось, но, как в таких случаях и бывает, министр двора сохранял полный штат женской прислуги. Что было, в общем, логично: а вдруг у его величества королева все же появится?

Роскошный зал, который, пожалуй что, следовало именовать «предбанником» — теплые полы, под которыми проложены трубы с горячей водой, мраморные скамьи, обогреваемые тем же способом, стены выложены зелено-синей мозаикой, изображающей обитателей морских глубин (тех, что не выглядели уродливо). Две прислужницы в синих платьях и белых фартуках низко присели. Кивнув им, Сварог направился к двери в ванную.

Сама ванная была еще пышнее и величавее: немаленький зал, где впору устраивать учебную маршировку пехотного платунга, мраморные плитки пола покрыты искусным выпуклым узором (дабы ее величество, боже упаси, не поскользнулись), мозаики не из простого стекла, а с обширными вкраплениями драгоценных камней, ванна из чистого золота, над ней рядок золотых кранов… Ванна Короля выглядела примерно так же. Сварог вовсе не собирался выяснять, кто первый устроил эту роскошь, снольдерские короли или ронерские, — он попросту не пользовался этой глупой роскошью (ну, один-единственный разочек, с балеринами из Королевского театра…) — благо, в его личном распоряжении имелись еще три, гораздо скромнее.

Еще две прислужницы, одетые точно так же, прямо-таки навытяжку, как опытные гвардейцы, стояли у ванны. Обернулись на легкий скрип двери, Сварог сделал повелительный жест (а ведь здорово насобачился!), и они бесшумно улетучились.

Он подошел к ванне, вода сплошь покрыта толстым слоем разноцветной пены, виднелось только спокойное личико Яны, лежавшей с закрытыми глазами. Склонившись так, чтобы не перепачкаться пеной, Сварог осторожно поцеловал ее в щеку. Она медленно открыла глаза, улыбнулась.

— Ну, отошла немножко? — спросил Сварог.

— Кажется… — ответила она почти безмятежно. — Я, наверное, вылезу…

— Сейчас распоряжусь, — сказал он, вышел в «предбанник» и, поневоле глядя поверх голов присевших в низком поклоне прислужниц, кратко распорядился: — Лауретта желает одеваться…

Они проворно бросились к резному шкафу, извлекая огромные полотенца, платье, туфли. Сварог уселся на мраморную скамью, прекрасно понимая, что одевание женщины (пусть ей предстоит надеть лишь платье и трусики) затянется надолго. Так оно и оказалось, прошло не менее квадранса, прежде чем появилась Яна, не в особенно роскошном, но и ничуть не скромном дворянском платье, тщательно причесанная и чуточку, мастерски подмалеванная здешней косметикой.

— И чего же теперь пожелает дама? — спросил Сварог.

— Присесть, поесть, отдохнуть, — сказала Яна.

— Ну, тогда пошли…

Они направились в ту часть дворца, где располагались личные покои Сварога. По вечерней поре придворных и прочих, имевших доступ, попадалось мало, все, конечно, приветствовали с должным почтением — но относилось это к одному Сварогу. Самое смешное, что за несколько месяцев, в течение коих Яна здесь бывала, ее опознало считанное количество благородных господ и дам (державших язык за зубами согласно распоряжению Интагара), остальные (а слуги и охрана вовсе уж поголовно) искренне считали ее очередной любовницей короля, смазливой провинциалочкой. Сработал все тот же эффект: императрица — это нечто величавое, и она никак не может появиться вот так, запросто, не в самом роскошном платье, без пары горстей бриллиантов в ушах, на шее и на пальцах…

Мимоходом Сварог отметил, что усач в цветах Баглю по-прежнему стоит навытяжку у двери в приемную Интагара — ну конечно, работа только началась… Яну он отвел туда, где она обычно и пребывала, будучи у него в гостях — одна из малых спален с выходившими на Ител окнами. Чтобы туда попасть, сначала нужно было пройти через комнату охраны (трое ратагайцев проворно вскочили и поклонились) и другую, которой названия Сварог так и не подобрал, как ни бился, просто небольшая комната со столом, полудюжиной стульев и парочкой секретеров. Можно трапезничать, можно позвать на бутылочку гостей, можно проводить, наконец, тайные совещания в узком кругу. Будь это комната дамы, ее, не ломая голову, можно было назвать будуаром — но поскольку Сварог дамой, безусловно, не являлся, неопределенность оставалась (и хрен с ней, в общем-то).

Сварог мимоходом распорядился насчет ужина на двоих и, когда они вошли в безымянную комнату, сказал:

— Есть тут идея… Пойдем в спальню.

Яна легонечко поморщилась:

— Я тебя умоляю, не сегодня… Сам понимаешь, настроение не то…

— Прекрасно понимаю, — сказал Сварог. — Я и не имею в виду никаких фривольностей. Я о другом. Уж если ты в шаре видела Древние Дороги, то, быть может, и Горрот сможешь? Я просто не хочу, чтобы сюда кто-то вошел и видел шар, а вот в спальню ни одна живая душа без серьезнейшего повода не сунется…

— Ну, это пожалуйста, — с легоньким вздохом облегчения ответила Яна. — Мне самой интересно, что получится… хотя наверняка получится. Ужин подождет, не умираю с голоду…

Они прошли в спальню, тщательно прикрыли дверь, задернули занавеси на обоих окнах, включили ночник. По просьбе Яны Сварог сдвинул два кресла, они уселись рядышком. Яна уставилась перед собой потемневшими глазами, ее волосы взметнул неизвестно откуда взявшийся порыв ветра, она описала руками большой круг — и перед их лицами повис в воздухе огромный прозрачный шар.

Что-то прошептав, Яна спросила:

— Дворец, конечно?

— Ага, — сказал Сварог, наклонившись вперед и не отводя глаз.

Неразборчивый шепот Яны — и в шаре возник горротский королевский дворец, словно они смотрели на него с реки, сидя в лодке уардах в ста от берега. Прекрасное, четкое изображение — отличная все-таки штука этот Древний Ветер…

— Будем искать Брашеро? — спросила Яна.

— Да зачем он нам, урод? — пожал плечами Сварог. — Давай лучше посмотрим, что они там нагородили, что за Центр. Я так подозреваю, это вон те крыши, что виднеются над внутренней стеной справа, описание полностью соответствует…

Волосы Яны по-прежнему колыхались, щекоча щеку Сварога пушистыми прядями. Яна и без подсказок сообразила, что ей делать — сначала они увидели все сверху: окруженные высокой стеной четыре больших здания и одно гораздо меньше, жилого вида. Потом попали внутрь. Залы, залы, залы, нагромождение непонятной аппаратуры, ряды пультов, добрая половина всего этого работает вовсю. И очень мало людей, работающих со всем этим, попадается, видно, что они, пусть и не суетятся, но стараются в предельном темпе, один выполняет работу двоих-троих… Ну да, у Брашеро очень мало людей — но даже если это и козырь, решительно непонятно, как его можно использовать в своих целях…

Зрелище становилось крайне однообразным, одно и то же: непонятные механизмы и сложные пульты…

— А что это такое, и что они делают? — спросил Сварог.

Яна глянула на него чуть растерянно:

— А вот этого я уже не знаю. Тут никакой Древний Ветер не поможет. Видеть я могу, а вот понять, что это такое… Нет возможности узнать, Ветер из столь незапамятных времен, что вершиной цивилизации, подозреваю, считался лук со стрелами…

— Ну, тогда выключи его, — мрачно сказал Сварог.

«Эх!» — горько воскликнул он про себя. Совершенно та же история, что с его Арсеналом. Примерно та же самая. Есть могучая армада ходящих, летающих, плавающих мощных лучеметов — но использовать ее в открытую никак нельзя, иначе непременно возникнет масса сложностей в отношениях с Канцлером. Есть некая система могучих древних заклинаний, позволяющих в том числе увидеть в шаре любой уголок планеты — но она не способна объяснить, что именно ты видишь… Конечно, благодаря иным своим способностям Сварог, оказавшись за любым из этих пультов, моментально разобрался бы, с чем имеет дело и как этим управлять, — но вот попасть туда нереально…

— Древний Ветер, правда, на такое не способен… — чуточку виновато сказала Яна.

— Ну, что же делать, — сказал Сварог, легонько погладив ее по щеке. — Я давно свыкся, когда заходит речь о магии: все эти примечания мелким шрифтом, то бишь ограничения, непременные условия и прочие барьеры… Есть простой и легкий выход. Ты знаешь профессора Марлока?

— Нет. А кто это?

— А, ну да, он же в свете не бывает… — хмыкнул Сварог. — Это один из лучших ученых Империи на службе у Канцлера. Из Техниона. Технион — это…

— Ну, уж что такое Технион, я знаю, — чуточку обиженно прервала Яна. — Я как-никак реально управляю…

— Вот и отлично. Крупный ученый, что важно — электронщик. Если ты ему все это покажешь, он, думаю, разберется в два счета. У них там должно быть что-то еще, о чем мы не знаем. Я человек в науке темный, но даже мне ясно: слишком много там всякой аппаратуры, чтобы она служила одной-единственной цеди — поддержанию «защитного колпака». Что-то еще. Они ведь и каменюги на мою армию обрушивали, и уронили капельку воды размером с приличный дворец. Должно быть что-то еще, но как тут догадаешься? — он угрюмо махнул рукой. — Ломай голову, не ломай… Пойдем ужинать?

Глава X Визитеры, сплошь незваные

— Объявился у главного входа, ваше величество, — сказал Зенальт, толковый и умный лейтенант дворцовой охраны (которого, пожалуй, пора и в капитаны). — И попросил передать вашему величеству этот конверт. Держится с уверенностью человека из общества, чувствуется военная выправка, усов, правда, не носит, среднего роста, не красавец, но женщинам должен нравиться. Вот только… Он какой-то другой…

— А точнее? — спросил Сварог, у которого что-то зашевелилось в памяти, что-то совсем недавнее…

— Не могу объяснить, государь, — сказал лейтенант. — Не могу подыскать слова, чтобы объяснить, чем он от нас отличается, но он какой-то другой, голову на отсечение…

Взглянув на простой конверт из плотной белой бумаги — ни герба, ни единой надписи, запечатан чем-то вроде перстня с дворянским гербом — Сварог рывком вспомнил, как совсем недавно Арталетта произносила едва ли не те же самые слова, ну буква в букву… Уже определив, что никакой магией тут и не пахнет, он, не трогая печати, аккуратно оторвал край конверта и вытряхнул на стол…

Обыкновенная визитная карточка, выдержанная в том хорошем вкусе, что присущ настоящему старому дворянству: никаких излюбленных нуворишами жирных золотых разводов и прочей безвкусицы, плотная белая бумага с тоненькими сиреневыми прожилками. Вверху изображен герб, опять-таки, согласно хорошему вкусу, такой маленький, что едва различишь детали: дотир, разделен горизонтально на две равных части, в верхней — якорь, который обвила то ли змея, то ли мифологическое морское чудище, какими их рисовали в старину, внизу — три кольца в ряд.

И надпись в точности та же самая!

Альтерат Лог Дерег

Барон

Тор-полковник

Клорена, Токеранг.

Сварог не смог бы описать свои чувства — тут и любопытство, и азарт, и злость, и что-то еще…

— Немедленно проведите его ко мне, — распорядился он. — Разумеется, проведите под Кружевной Аркой, проверьте на оружие.

— Прикажете… — лейтенант многозначительно глянул на стену у потолка.

— Пожалуй, — кивнул Сварог.

В считанные минуты у замаскированных бойниц должны были занять места шесть отличных стрелков — кто их знает, этих токеретов… А пуля их, в отличие от ларов, прекрасно берет, своими глазами доводилось видеть…

Он засек время — из чистого любопытства. Уже через шесть с лишним минут лейтенант, распахнув дверь малого кабинета и посторонившись, отрапортовал:

— Господин, не назвавший своего имени, ваше величество! Оружия при себе не имел!

Вошел человек, полностью отвечавший описанию, чуть ли не слово в слово данному лейтенантом и Арталеттой: лет тридцать, темноволосый и темноглазый, лицо волевое и умное, военная выправка, несомненно…

— Прошу вас, господин барон, — Сварог показал ему на кресло.

Токерет спокойно сел, и какое-то время они откровенно разглядывали друг друга — то есть это барон просто разглядывал, а Сварог врубил кое-какие свои способности.

Если они и в отношении токеретов не подводят, результаты следующие: обычный человек, ни капли магических способностей… вот только угадывается в нем некая пустота, и точнее передать словами невозможно. Быть может, именно так проявляет себя отсутствие у токерета души? И Арталетта, и лейтенант правы: он какой-то другой, другой и все, и словами этого не передашь…

Почему он молчит? И смотрит явно выжидательно. Ах, вот оно что, ревнитель строгого этикета — никто не имеет права первым заговорить с королем (кроме тех, конечно, кому это разрешено)…

И Сварог молвил первое, что пришло в голову:

— Как добрались?

— Благодарю вас, без происшествий, — склонил голову барон. — Ваше величество, быть может, мой вопрос покажется вам невежливым, заранее прошу простить… Сколько дул сейчас нацелены мне в голову?

— Полдюжины, — любезно пояснил Сварог.

— Разумно, — не моргнув глазом, сказал незваный гость. — Не много и не мало, в самый раз. Наш король (показалось Сварогу, или на лице гостя в самом деле промелькнуло легкое презрение) держит восемнадцать стрелков, а это, по-моему, излишне… Ваше величество, я прекрасно понимаю, что у вас может возникнуть желание меня схватить…

— И в мыслях нет, господин барон, — ухмыльнулся Сварог. — Вам заранее впрыснут яд, если через полчаса не получите противоядия, умрете, а уж полчаса под пытками продержитесь…

— Все так, государь. Разве что на сей раз мне впрыснут яд, действующий через час — наш разговор может затянуться, впрочем, я и час продержусь… хотя не стану хвастать насчет большего времени, я не настолько самонадеян…

Он не врал насчет яда и противоядия — ну, Сварог давно уже понял, что это крепкие ребята, достойные противники и относиться к ним нужно серьезно…

— Зачем вам понадобилось пугать герцогиню Браг? — спросил Сварог нейтральным тоном.

— Ее не пугали. До нее, как она вам, несомненно, рассказала, довели наше мнение касательно надписи на постаменте памятнику принцессы Делии. С нашей точки зрения, вопрос снят — принцесса убила принца, среднего сына короля, и потому месть была неминуема.

— Так, — сказал Сварог. — Если я правильно понимаю, понятие мести один из краеугольных камней вашей этики, морали, жизненной философии?

— Вы удивительно верно определили, государь. Со своей стороны могу заверить: я не собираюсь говорить о потоплении трех наших подлодок возле Дике. Они ни на кого не нападали, но после Батшевы вы имели право на месть… Вопрос снят.

Он произнес все это крайне серьезно: самураи чертовы, хоть и лицами не похожи…

— Ну что же, — сказал Сварог. — Коли уж времени у нас маловато, будем говорить как можно более конкретно, без лишних слов… И постараемся быть друг с другом откровенны, насколько возможно? (токерет молча склонил голову). Излишняя дипломатия порой только вредит… Мне известно о некоем господине Брашеро, известно, думаю, все или почти все о его замыслах, известно о вашем с ним тесном сотрудничестве… С чем же вы ко мне в этих условиях пожаловали?

— Чтобы провести переговоры лично с вами, — без малейшего промедления ответил токерет. — Вряд ли вы передадите господину Брашеро наш разговор… Если вкратце, мы ему не доверяем, и весьма. Дело не в том, что его цели нам представляются нелепыми, — в конце концов, каждый вправе ставить перед собой свои цели. Здесь другое…

— Никакой загадки, — усмехнулся Сварог. — Вы опасаетесь, что нужны ему исключительно как подручные в затеянном перевороте… а после его успешного завершения станете совершенно не нужны. На вашем месте я бы именно этого опасался. Ну, к чему ему под боком довольно серьезная сила, преследующая свои цели и стремящаяся к самостоятельной политике? Я о нем чуточку наслышан. Подозреваю, он, если посчитает нужным, уничтожит весь Токеранг дочиста..

— Именно это подозреваем и мы, ваше величество, — сказал токерет. — Вы — другое дело. Я думаю, мы могли бы сосуществовать бок о бок. Вы прекрасно должны понимать: пройдут долгие столетия, прежде чем мы сможем представлять для Империи серьезную угрозу. Долгие… Наша цель проста: обрести нормальные размеры, выйти наверх и получить жизненное пространство побольше того, каким мы сейчас располагаем. Как считают у нас, нам было бы достаточно четверти территории Трех Королевств — это ведь крайне малонаселенные земли, и вам не составит труда пожертвовать их четвертью. Подчеркиваю: эта площадь выбрана нами с большим запасом. В расчете на то, что пройдет еще несколько сотен лет, прежде чем на ней наступит перенаселение.

— Но когда-то же оно наступит?

— И это продумано, — моментально ответил токерет. — В этом случае мы намеревались бы устроить колонию на Сильване. Там у вас нет ни малейших интересов на земле, верно?

— Верно… — задумчиво сказал Сварог.

— Вот видите. У нас с вами нет никаких поводов для вражды или соперничества. Мы могли бы по всем правилам принести вассальную присягу императрице. Нам известно, что вы обладаете на нее некоторым влиянием… В силу вышеописанных обстоятельств мы крайне заинтересованы в том, чтобы и она, и вы оставались на ваших нынешних тронах…

Он не врал. Он просто кое-чего недоговаривал. Обосновавшись на Харуме и еще пару сотен лет развивая свои высокие технологии, эта теплая компания… конечно, и тогда не осмелится противостоять Империи, но вот Сварога из его королевств вышибет запросто. Даже не войной, а простым шантажом. Явится такой же лощеный дипломат и вежливо сообщит, что в паре десятков крупных городов, и в первую очередь в столицах, тайно заложены ядерные заряды и бактериологические бомбы. Быть может, устроит демонстрацию — в каком-нибудь провинциальном городке в глуши. И неизвестно, как обернутся события…

— В свое время императрице было направлено письмо со схожим почти предложением, — сказал барон. — Не знаю, получила ли она его…

— Получила, — сказал Сварог. — Да, кстати… Одним из подписавших его был некий генерал Альконтер Лог Дерег. Вряд ли тут простое совпадение…

— Да, это мой дядя.

— И что с ним сейчас?

— Ему пришлось покончить с собой, как и двум другим авторам письма, — бесстрастно сказал токерет. — За ними вот-вот должны были прийти… Но большинство людей, на которых они опирались, остались живы и на прежних должностях. Так что поддержка нашим поступкам обеспечена.

— Не расскажете ли, каким? — спросил Сварог. — Тысячу раз простите, но получается, что вы предаете Брашеро, с которым заключали союз. А предавший однажды…

— Мы никакого союза с Брашеро не заключали, так что на нашей чести ни единого пятнышка.

— «Мы» — это кто?

— Дэнго.

— Не объясните ли подробнее?

— Хорошо, — кивнул токерет. — Я, конечно, выдаю вам государственные тайны… но исключительно те, которые вы не в состоянии использовать против нас. Вот уже примерно три тысячи лет в Токеранге существует дэнго — тайный совет при короле из представителей самых старых и влиятельных рядов. Не существуя официально, дэнго тем не менее оказывает значительное влияние на жизнь королевства. Более того: в тех случаях, когда члены дэнго единогласно решат, что нынешний король ведет не отвечающую интересам государства деятельность, они могут… поправить ситуацию. Вы меня поняли, судя по вашему лицу? Да, именно, поправить… Прецеденты были. Хотя, признаюсь вам, не всегда есть возможность постоянно держать короля под контролем. Иногда события складываются так, что король успевает проделать нечто самостоятельно.

— И остаться после этого в живых? — усмехнулся Сварог.

— Иногда — да, как в нашем теперешнем случае, — серьезно сказал токерет. — Письмо к императрице исходило от дэнго — но король сумел нас переиграть. Договор с Брашеро заключал тоже король, без участия дэнго — мы поставили бы несколько иные условия и вели несколько иную политику. Но он успел. К сожалению, он знал, на чем следует играть: сама по себе идея обрести нормальные размеры и выйти наверх оказалась столь заманчива, что нам просто нечего было противопоставить, — лицо барона стало хищным. — Но третьей возможности у него уже не будет…

— Говоря о дэнго, вы дважды обмолвились «мы», — сказал Сварог. — Вы ведь тоже член дэнго?

— Удостоен такой чести благодаря заслугам, старинному происхождению и влиянию рода, — склонил голову токерет. — Могу признаться, я заменил покойного дядюшку. В общем, король и мы — это два совершенно разных понятия, две разных силы. И договариваться с вами собираемся именно мы.

— Один маленький нюанс… — сказал Сварог. — Меня, прежде всего, страшно интересует один вопрос… Кто именно запустил по моему хелльстадскому дворцу ракетой?

— Простите?

— Недавно я, можете поздравить, женился, — сказал Сварог. — Свадьбу играли в Хелльстаде. И аккурат в это время прибыл не вполне обычный подарок: ракета с ядерной боеголовкой. Мои системы ее обезвредили, мы так и не смогли установить точного места, но она, несомненно, была пущена из Хелльстада. А там есть одна-единственная сила, способная запускать ракеты, да еще с ядерными боеголовками…

— Ax, вот оно что… — негромко произнес токерет, и по его невозмутимому лицу промелькнула явственная тень злобной гримасы. — Клянусь гербом, я впервые об этом слышу. Мы тут ни при чем — простите за легкий цинизм, но мы не стали бы, возникни такое решение, выбирать подобные методы, уж мы-то прекрасно знаем, что ваш покойный предшественник обильно оснастил и дворцы, и сам Хелльстад защитными системами, способными противостоять не только нашим скромным придумкам, но и любому оружию ларов.

Он не врал.

— Хотите сказать, это король? — спросил Сварог.

— Больше просто некому. — Серьезно ответил токерет. — Мы могущественны, но не всемогущи. Не в состоянии контролировать абсолютно все и всех. Такую вещь, как единичный пуск ракеты, король в состоянии устроить, у него как-никак немало власти, мы ведь не управляем, а контролируем. А любой контроль может что-то проглядеть. Значит, его величество взбрыкнул не дважды, а трижды… Учтем, учтем… Поверьте, это не мы.

— Верю.

— Нам важно как раз договориться с вами.

— А если у короля будет другое мнение? — усмехнулся Сварог. — Впрочем, если уж вы говорите, что не собираетесь предоставлять ему третьей возможности, я, со свойственным мне цинизмом, толкую это как… — он сделал многозначительный жест.

— Любому государственному деятелю присущ определенный цинизм, — усмехнулся токерет. — Вы поняли правильно… Вдобавок ко всему многие еще не отомщены, как например, мой дядя… Я вам кратко обрисую ситуацию. У короля два сына. Средний, принц Фамир, погиб от руки принцессы Делии. Старший, принц Хаутил, нас категорически не устраивает: он туповат, но коварен и одержим прямо-таки патологическим стремлением уничтожить дэнго. Он даже два раза предпринимал такие попытки — но всякий раз те, кому он это поручал, оказывались нашими людьми. Он нас категорически не устраивает, как и король. Младший сын, принц Кауген — идеальная кандидатура для трона. Он, скажем прямо, простоват, мягок характером и не блещет особым умом… но в наших условиях именно такой король имеет шансы долго, очень долго просидеть на троне… Дэнго сделал ставку на него. Поэтому было бы просто прекрасно, если бы вы спустились к нам и провели переговоры не только с дэнго, но и с ним. Слово чести, вашей жизни ничто не угрожает, вы придете и спокойно уйдете. — Он усмехнулся. — Теперь позвольте мне быть чуточку циничным: захоти мы вас убить, это в сто раз легче было бы проделать наверху, нежели заманивать вас к нам и убивать там. Не так ли? Повторяю: мы заинтересованы как раз в том, чтобы вы оставались живы-здоровы и занимали прежнее место как можно дольше.

Вообще-то он не врал… Сварог усмехнулся:

— А вам не кажется, что у вас я из-за своего роста привлеку излишнее внимание?

Токерет спокойно ответил:

— Но вы ведь можете для визита к нам уменьшиться до наших размеров. В Империи есть соответствующая аппаратура, Брашеро как-то проговорился…

— Да, действительно, я как-то не подумал… — искренне сказал Сварог.

А ведь это именно то, к чему он стремился… Стараясь сохранять невозмутимое лицо, он спросил:

— Вы не будете против, если я прихвачу с собой небольшую свиту? Мои ближайшие соратники из моих королевств. Как советники на переговорах они мне будут крайне полезны.

— О, разумеется, — кивнул токерет. — Это справедливо: дэнго состоит не из одного человека и не из двух, так что все рационально… Об одном я бы попросил не просто настойчиво, а крайне настойчиво: чтобы вы явились к нам в ближайшие дни, не позднее чем через два-три. Я вас крайне настойчиво об этом прошу. Понимаете ли, ситуация в Токеранге сейчас очень сложная: король, ободренный тем, что принц Хаутил полностью на его стороне, строит определенные планы, возможны самые неприятные события… У нас очень мало времени, считанные дни. Я вынужден настаивать. Может случиться так, что через неделю вам уже не с кем будет вести переговоры… Скажу откровенно: важно, кто ударит первым. Два-три дня еще можно себе позволить, а далее — непредсказуемо…

— Хорошо, — сказал Сварог. — Через два-три дня. Вот только как мне вас известить?

— О, это просто, — усмехнулся токерет. — Напишите письмо, запечатайте конверт и напишите на нем: «Господину Логу». И поручите передать его хозяину этой таверны, — он достал из кармана и положил перед Сварогом маленький, сложенный вдвое листок бумаги. Тонко улыбнулся. — Ваше величество, очень прошу не хватать и не пытать хозяина таверны. Он ничего не знает, всего-навсего за хорошие деньги принимает и передает письма…

— Помилуйте, зачем мне его хватать и пытать, если я твердо намерен идти к вам на переговоры? Моя сиюминутная выгода, думаю, ясна. Если мы договоримся, если вашим королем по какому-то стечению обстоятельств станет принц Кауген, Токеранг безусловно не поддержит Брашеро?

— Безусловно, — кивнул токерет. — Более того: если мы договоримся, вы узнаете о планах Брашеро все, что знаем мы. Мое слово.

— В ближайшие два-три дня я у вас буду, — сказал Сварог. — Мое слово.

— Прекрасно, — токерет мельком глянул на настенные часы. — По-моему, мы все отлично обговорили? Не разрешите ли удалиться? Время еще есть, но возможны досадные случайности…

— Да, конечно, — кивнул Сварог. — Всего наилучшего. И — до скорой встречи.

Когда дверь за токеретом закрылась, Сварог встал, прошелся по комнате, посмотрел на себя в высокое зеркало. Он знал, что там увидит, но все же чуть поразился, насколько злой и хищной гримасой исказилось его лицо. Перед глазами у него стояла Морская площадь, в ушах вновь звучали испуганные вопли толпы, грохот копыт полицейских коней — и бледнеющее на глазах лицо Делии с остановившимся взглядом, и липкая кровь на его ладонях, и равнодушное безоблачное небо. Я обязательно буду у вас, господа мои, подумал он, через два-три дня, не позже, как просили. А уж тогда… Я еще не знаю, как это сделать, но у вас там все будет гореть от одного каменного горизонта до другого, и пощады не будет никому, не надейтесь. Вы и представления не имеете, но наши понятия о мести чрезвычайно схожи…

…Спокойный голос раздался едва ли не над ухом:

— Здравствуйте, ваше величество.

Сварог узнал голос. И повернулся нарочито неторопливо. Ответил в тон:

— Здравствуйте, Вингельт.

Они стояли на широкой верхней площадке Мраморной лестницы, вокруг не было никого — если не считать двух одетых придворными ликторов, которые, старательно делая вид, что увлечены негромкой чинной беседой, приблизились почти вплотную, так что Вингельт, вздумай он выхватить оружие, был бы обезврежен во мгновение ока.

Глава Хитрых Мастеров был одет, как дворянин с хорошим достатком — ага, и кольцо с баронской короной на пальце. Ну что ж, может быть, он действительно был бароном.

— Ну да, я понимаю, — сказал Сварог. — Это вы мне демонстрируете вашу оборотистость — вон как ловко, дескать, я умею проникнуть в ваш дворец без надлежащих бумаг или бляхи, без допуска за Черных Егерей, никому тут неизвестный… А?

Вингельт с легкой улыбкой пожал плечами.

— А вам не кажется, что это простое мальчишество? — мягко поинтересовался Сварог.

Некоторое смущение на лице у Вингельта все же отразилось. Ну никак нам всем не избавиться от этого мушкетерства, философски подумал Сварог. Думаем, будто давно распрощались, ан нет, вдруг снова проснется…

— Как бы то ни было, я пришел, как мы и говорили, — сказал Вингельт. — Я вижу, вы не заняты и можете уделить мне время?

— Ну, разумеется, — сказал Сварог. — Сколько угодно… Поскольку пришли именно вы, значит, вы и есть Глава, как я давненько подозревал? Ну признайтесь, никто ведь вас не собирается и пальцем трогать. И слово свое я держу — все ваши давно освобождены, и даже вашу машинерию вам вернули…

Ох, как трудно было уговорить Канцлера на это пойти! Если учесть, что Сварог из гордости не прибег к поддержке Яны, оставив это на крайний случай, если Канцлер все же упрется… Но такие подробности не должны никого интересовать.

— Хорошо, не будем играть в прятки, — согласился Вингельт. — Я — Глава. Для подтверждения у меня с собой грамота с печатями и подписями всех Мастеров общин… разумеется, без указания их местоположения.

— Не доверяете все же? — усмехнулся Сварог.

— Давняя традиция, — серьезно ответил Вингельт. — Сегодня вы отпустили наших, а что вам взбредет в голову завтра… Не будем об этом. Вы не так давно обещали представить меня императрице. Не сможем ли мы обговорить, когда вы сможете отправить меня туда? — он кивнул на потолок.

Сейчас у тебя нижняя челюсть о пряжку пояса звякнет, — не без веселости подумал Сварог.

— Пойдемте в мой кабинет, там и обсудим, — сказал он невозмутимо. — Здесь, в коридорах, столько любителей подслушивать…

Вингельт, не прекословя, направился за ним — он, похоже, знал придворный этикет, держался в шаге позади, как и полагалось тому, кого сам король не удостоил чести шагать локоть к локтю с собой, Сварог его вел не в кабинет, а в совершенно другое помещение — о чем, эффекта ради, конечно же, не стал предупреждать.

Четверо ратагайцев вытянулись с поклоном, глядя на Вингельта с хищным подозрением — ну, они на всех незнакомцев так таращились, ничего личного…

— Прошу, — сказал Сварог, распахивая дверь.

Они оказались в Безымянной комнате. Дверь в спальню была распахнута, виднелась разобранная постель, а за столом, где на большом серебряном подносе красовался серебряный же кофейник, окруженный блюдами с пирожными, сидела Яна — с чашкой тончайшего фарфора в руке, в простом домашнем палевом платьице, с волосами, до половины заплетенными в косу.

Вингельт оглянулся на Сварога с явным недоумением, так, словно спрашивал, что все это должно означать. Похохатывая про себя с легоньким садизмом, Сварог сказал:

— Ну, вы ведь сами просили? Позвольте представить Высокую Госпожу Небес, Императрицу Четырех Миров, ее величество Яну-Алентевиту. Ваше величество, господин Вингельт. Или, учитывая обстоятельства, все же лорд Вингельт?

— Мы от этого титулования давно отказались, как от пережитка… — машинально пробормотал Вингельт, и тут до него дошло. — Ваше величество, но ведь это действительно вы…

Нижняя челюсть у него, конечно, о пряжку пояса не стукнула, но значительно сместилась вниз.

— Вы знаете, господин Вингельт, это действительно я, — безмятежно и ослепительно улыбнулась Яна. — Не могу, увы, предъявить бумаг, удостоверяющих личность, у меня их никогда и не было…

С утра у нее было прекрасное настроение, и она сейчас откровенно веселилась. Сварог с тем же легоньким садизмом констатировал, что Вингельт потрясен, ошарашен, сбит с панталыку и все такое прочее. Все еще пребывая в некотором трансе, Вингельт покосился на распахнутую дверь в спальню, на неубранную постель, ошалело глянул на Яну, на Сварога и ляпнул:

— Значит, правду говорили, что вы…

— Ну да, он мой любовник, — ангельским голосом сказала Яна. — Ненавижу это дурацкое слово «фаворит». Мало того, я его законная супруга. Правда, исключительно в Хелльстаде, но все равно, я отношусь к этому очень серьезно, хочется верить, и лорд Сварог тоже…

Опомнившись наконец, Вингельт плюхнулся на правое, как и полагалось по этикету, колено, сорвал шляпу и склонил голову, прижав подбородок к воротнику камзола. Немая сцена затягивалась. Поставив чашку, Яна вышла из-за стола, подошла к Вингельту и сказала материнским голосом:

— Ну, хорошо, хорошо, коли уж вы так скрупулезно соблюдаете этикет даже в домашней обстановке, вот вам рука для поцелуя… Выражаю свое благоволение… ну и все прочее, что в таких случаях полагается. Вас не затруднит встать и присесть за стол, коли уж мы тут пьем кофе?

Вингельт машинально повиновался — впрочем, Сварог видел, он уже отошел от изумления и изо всех сил старался стать прежним, а также принять независимый и гордый вид. Достав из-за отворота камзола свиток, он протянул его Яне:

— Ваше величество, вот документ, подтверждающий мои полномочия…

— Я верю, — сказала Яна, положила свиток рядом с кофейником, так и не сняв связывающую его тесьму. — Муж вас рекомендовал, и этого достаточно… Хотите кофе? Тогда наливайте себе сами, мы здесь по-домашнему, без лакеев…

«Прольет или нет?» — с любопытством думал Сварог, тоже сев на свое место. Нет. Вингельт уже полностью овладел собой, кофе налил, не пролив и капли на скатерть, и хрупкую чашку, расписанную синими каталаунскими незабудками, держал уверенно. Яна уже чуточку серьезнее сказала:

— Рада вас видеть. Я серьезно. О вас столько лет кружили одни слухи и байки, я и думать не могла, что увижу своими глазами… Значит, вы не считаете себя лордом… А ларом вы себя считаете?

— Простите, нет, ваше величество, — твердо ответил Вингельт.

— Кем же вы себя в таком случае считаете? — уже совсем серьезно поинтересовалась Яна.

— Жителями Талара, — ответил Вингельт.

— Понятно… хотя ничего не понятно, — сказала Яна. — Хорошо, не будем углубляться в терминологические дебри. Позвольте для начала дать вам совет? Я думаю, вам не стоит бросать Гартвейн, срываться с насиженных мест. Ваши люди разъезжаются оттуда в спешке.

— Выработанная долгими веками осторожность, ваше величество, — сказал Вингельт.

Яна вздохнула:

— Вы, мужчины, как малые дети… Посмотрите сюда.

Она указательным пальцем небрежно начертила в воздухе небольшой квадрат — и на стене появилась огромная карта Харума, на которой яркими алыми искорками там и сям светились огоньки — штук сорок, если посчитать навскидку.

— Вот это все ваши общины, — сказала Яна. — Посмотрите, по-моему, я ничего не упустила? Разве что не стала показывать острова… Тысячу раз простите, но такие уж у меня способности. Я посмотрела и увидела все. Вот и подумайте: если я все знаю, какой вам смысл куда-то бежать из Гартвейна? Честное слово, никто не собирается вас трогать.

Вингельт сидел, мрачнее тучи. Такого сюрприза он определенно не ожидал. Яна продолжала:

— Вы наверняка не слышали, но я всерьез взялась проводить реформы. В первую очередь избавляюсь от наиболее одиозных пережитков старины. Вам не кажется, что вы в некотором роде тоже пережиток старины… нет, не вы лично, а вы все, и ваш образ жизни? Быть может, вам вернуться назад? — она показала пальчиком на потолок.

Вингельт ответил вежливо, но твердо:

— Тысячу раз простите, ваше величество, но мы считаем, что Империя — в тупике…

Яна прищурилась совершенно по-кошачьи:

— А вы, Хитрые Мастера, не в тупике? Я разыскала в архивах записи тех дискуссий, что велись перед тем, как ваши предки ушли. Они ставили перед собой грандиозные и высокие цели: поднять уровень науки и техники на земле, развивать там прогресс… Прошли тысячелетия. Положа руку на сердце, ответьте мне, как умный человек: хоть малая частичка этих планов претворена в жизнь? Вы сами знаете, что нет. Вы не оказываете ни малейшего влияния на жизнь Харума, на земную науку и технику. Вы превратились в тайнейшее общество, варитесь в собственном соку и все, что придумали, используете исключительно для своих нужд. Я не верю, что вы глупы, у вас лицо умного человека… и думаю, умных среди вас очень и очень немало. Может быть, наберетесь смелости и признаете вслух, что вы тоже в тупике?

На скулах у Вингельта появились багровые пятна, лицо застыло. А все-таки умница она у меня, с неким приятным чувством собственника подумал Сварог. Какое-то время царило тяжелое молчание, потом Вингельт глухо сказал:

— У нас имеет распространение точка зрения, что мы — в тупике…

— Я не буду больше задевать вашу гордость и самолюбие, — сказала Яна. — Видно же, что вы самолюбивы и горды… Давайте о другом. Мы в тупике, и вы в тупике. Но меж нами есть существенная разница: у меня достаточно власти и времени, чтобы провести самые серьезные, масштабные и многочисленные реформы. У вас нет ни малейшей возможности хоть как-то реформировать вашу жизнь. Вы обречены оставаться в нынешнем вашем состоянии. Если я не права, скажите мне это в лицо.

— Вы умны… — отрешенно сказал Вингельт.

— Сама знаю, — ответила Яна. — Ну как, вы скажете мне в лицо, что я неправа?

— Нет, — произнес Вингельт так, словно это стоило ему величайших усилий (да так, наверное, и было).

— Вот то-то, — сказала Яна без всякого торжества. — Можете оскорбиться, но рискну заявить, что вы попросту помаленечку деградируете. Ваши дети получают все более худшее образование… точнее, самообразование, домашнее. У нас все же худо-бедно развивается наука — но вы от нее отрезаны. Все ваши достижения, я уверена, — большей частью результат работы отдаленных предшественников. Не думайте, что я такая уж умная. Просто я говорила с серьезными учеными, и они мне убедительно доказали, что общины вроде вашей, как они выразились, обречены на деградацию. В этой ситуации мне кажется, просто нелепо вести какие-то переговоры. У вас просто не может не вестись дискуссий о вашем будущем. Определитесь сначала предельно четко: чего хочет ваше большинство. Вернуться к нам? Вести прежнюю жизнь? Поискать иные варианты? Если все же последнее, выработайте их. И вот тогда мы сядем говорить с вами всерьез… А сейчас, еще раз даю честное слово, никто вас пальцем не тронет. Вот, я высказалась… Вам годится такой вариант?

— Да, — сказал Вингельт. И произнес не без уважения: — Я представлял вас совершенно другой…

— Глупенькой красивой куклой?

— Примерно…

— Это все оттого, что вы отрезаны от информации, — сказала Яна. — И ничегошеньки не знаете о том, что происходит наверху, как мы живем. Честное слово, я не собираюсь ни оскорблять вас, ни унижать. Я просто предлагаю вместе поискать выход. Вместе. Это важно, особенно теперь, когда в Горроте и Токеранге затевается такое… Кстати, вы имеете представление о том, что творится в Горроте?

— Очень приблизительное, — нехотя признался Вингельт. — Наши разведчики там пропадают…

— А ваши аппараты? — вмешался Сварог.

— Они падают, — хмуро признался Вингельт.

С нешуточным разочарованием Сварог подумал: на этих надеяться бесполезно. Никакой помощи от них мы не получим — а ведь рассчитывали… Но почему же… Ага!

— Вингельт, — сказал Сварог. — Можете вы прямо ответить? В ваших аппаратах, механизмах и прочем используется апейрон?

Чуть подумав, Вингельт ответил:

— Ну хорошо. Это тот секрет, разглашение которого, собственно, ничего не выдает. Конечно, используется. Везде.

Сварог с Яной обменялись понимающими взглядами. Яна печально покивала:

— Ну разумеется… Никаких ребусов…

— Еще бы им не падать… — сказал Сварог.

Вингельт резко поднял голову:

— А вы можете рассказать, в чем тут подвох, или для нас, улиток, это тайна?

Сварог переглянулся с Яной. Она кивнула. Тогда он сказал:

— Какая тут тайна, если угроза — всем? Нам, вам, обычным землянам… Располагайтесь поудобнее. Я вам подробно расскажу, что происходит, что задумано, кем, какие строятся планы… Вот только вы мне дадите слово, что в срочном порядке посовещаетесь со своими, выясните, можете ли чем-нибудь помочь. Идет?

— Мое слово, — сказал Вингельт.

Его глаза горели нескрываемым любопытством. Вот на этот крючок вас и следовало ловить, милейший, подумал Сварог. На информацию. На знание. А мы изрядно надурили с лихими налетами, облавами и обысками, снова мушкетерство глупое…

Глава XI Страшный бородач и другие

— Еще бокал? — вежливо спросил Сварог.

— Не откажусь, — сказал Вингельт. — Келимас у вас прекрасный.

— Еще бы, — сказал Сварог. — Королю пиркет[2] не подсунут…

— Благодарю.

— Ну, и что же? — спросил Сварог серьезно. — Утро вечера мудренее, давно известно, вы многое должны были обдумать за ночь… Итоги?

— Итоги… — протянул Вингельт. — Что же, я не ожидал, что императрица такая. Приятный сюрприз… И тем не менее… Не подумайте, что я размяк, умилился и пришел в восхищение… Не обижайтесь, но…

— Да какие там обиды, — ухмыльнулся Сварог. — Наоборот. Вздумай ею восхищаться кто-то, кроме меня, голову откручу… Ну, а если серьезно? Все, что говорилось насчет проведенных реформ, — чистая правда.

— Я верю. Но вот удастся ли провести последующие?

— Удастся, — сказал Сварог, жестко улыбаясь. — У нас за спиной — вся военная мощь, а против нас — скопище светских пустобрехов. В случае чего отучим рот разевать.

— Хотелось бы верить… Итоги? Пожалуй, те же самые, о которых я говорил вчера вечером. Да, у нас есть немаленькая партия, считающая, что мы — в тупике. Мы самым тщательным образом обсудим ситуацию и постараемся выработать четкое, единое мнение: каким должно быть наше будущее. Устраивает вас такой ответ?

— Устраивает, — сказал Сварог.

— Если не секрет… Как ей удалось найти все общины?

— Ну, между нами… — сказал Сварог. — Вы не помните, что такое Древний Ветер?

— Я полагал, что это просто легенда, придуманная для выгоды императорской фамилии…

— Ученый вы человек… — хмыкнул Сварог. — А вот любая деревенская колдунья вам скажет, что это правда. Вот только знающих по пальцам можно пересчитать. Давайте о другом. Вы так и непридумали ничего, что помогло бы нам справиться с Горротом?

Вингельт мимолетно усмехнулся:

— Империя оказалась полностью бессильной?

— Злорадствуете?

— Честное слово, нет. Но, простите, легкое удовлетворение все же присутствует.

— Ну, это тоже зря, — сказал Сварог. — Уж вам-то при успехе предприятия придется гораздо хуже, чем простым землянам. Ваши дети гораздо лучше образованны, чем земные, даже у высшей знати. И уж за вашими детьми будут охотиться с особым рвением…

— Я понимаю, — сказал Вингельт. — Просто… Неконтролируемые эмоции, знаете ли… За нами охотились веками, как за дикими зверями… — он смотрел печально. — Нет. Мы просто не в состоянии ничем помочь. Даже Древние Дороги перестали открываться в Горроте. Хотя такое казалось невозможным. Брашеро — сам дьявол…

— К сожалению, нет, — сказал Сварог. — Будь там дьявол… Не слишком легкая, но вполне выполнимая задача для монашеских Братств. Все гораздо хуже. Там не дьявол, а гениальный ученый с несколькими чертовски талантливыми подручными…

— Быть может, разрешите откланяться? Мне хотелось бы побыстрее созвать Ассамблею Мастеров, дела крайне серьезные…

— Да, конечно, — сказал Сварог, вставая. — Только, я вас прошу, зайдите по дороге во второй отдел дворцовой стражи. Спросите лакеев, любой покажет. Вам дадут малую байзу для беспрепятственного прохода во дворец. Я вижу, что вы и так как-то умеете просачиваться, но теперь не стоит так. Могут и мечом ткнуть. А мне бы хотелось подольше видеть вас живым…

Пропустив Вингельта в дверь, он увидел в приемной нетерпеливо вскочившего Интагара. Сидело там еще несколько человек, но все они были Сварогу знакомы, и он знал, что речь пойдет о текущих делах, сейчас совершенно неважных. И потому кивнул Интагару, приглашая в кабинет. Едва они уселись, нетерпеливо спросил:

— Ну? Я не верю, что у вас вообще нет догадок. И я ведь приказал: безо всяких «не по моему скудному разумению». Ну? Любые предположения и догадки.

— Догадок, государь, после долгих размышлений осталась одна-единственная, — сказал Интагар. — Рубите мне голову, но я бы стоял на том, что ваш Ледяной Доктор — попросту «страшный бородач».

— Это еще что за зверь?

— Это старый бандитский прием, давно известный полиции. Как бы покороче… В общем, шайка-банда собралась на совет. Во главе стола сидит главарь — этакий страшный бородач, могучий, грозный, увешанный оружием. Ну, не обязательно бородач, но всегда это человек внушительный, производящий впечатление, по-настоящему грозный. Он дает распоряжения, наказывает провинившихся, одним словом, руководит всем и вся. Только это все — обман, подставное лицо. Где-то в конце стола сидит незаметный человечек, частенько занимающий низшее место в тамошней иерархии — и он-то и есть настоящий главарь. О чем сплошь и рядом и понятия не имеет подавляющая часть членов шайки, кроме пары-тройки особо доверенных лиц — такие, сами понимаете, непременно должны быть, на случай, если у фиктивного главаря по глупости возникнет желание стать реальным. Кто эти доверенные лица, фиктивный, конечно же, не знает. Старый прием. Далеко не каждая банда его применяет, но встречается часто. В чем тут вся соль? Даже если полиция узнает, что это не настоящий главарь, а «страшный бородач», чертовски трудно вычислить настоящего, приходится буквально по человечку перебирать, присматриваться, следить за кучей народа. Что дает мне основания так думать? Я, конечно, не понял всех этих ученых подробностей, да и граф Элкон кое-что плохо понимал. Но мне ведь это и не нужно? Я изучал события. Обстановку.

Видите ли, ваше величество, тут масса нестыковок. Ледяной Доктор был достаточно умен, хитер и коварен, чтобы несколько лет втайне руководить достаточно обширным предприятием. И внезапно он, словно бы потеряв здравый смысл и рассудок, собирает случайных людей и показывает им такое… И тут же бежит, словно заранее предвидел немедленные доносы. Но не уничтожает здание с этими, — его передернуло, — омерзительными монстрами. Якобы не успел. Однако три здания, гораздо большие по размеру, он уничтожил самым старательным образом, так что в руки следователям не попало ни единой пустяковины… Как-то все это странно… И еще. Эти монстры при всем их ужасающем и отвратительном виде все до одного — не более чем забава. Ни один из них не пригоден для какого-нибудь серьезного дела. Как будто их специально оставили, чтобы продемонстрировать: хозяин занимался этим, и только этим. Вот там пишется про «расход энергии». Не так уж трудно было понять графа — это ж примерно то же самое, что расход дров и угля на кухне… И подчеркивается: за все время уцелевший дом израсходовал едва одну сороковую часть от общего расхода. Все остальное шло в уничтоженные дома… Что там делалось, никто не знает. Если такие же бесполезные монстры — то почему такой расход топлива, то есть этой самой энергии? Ведь не так уж ее много понадобилось на монстров… Все вроде бы как на ладони: вот он, мертвый виновник, вот образцы его трудов… но вот полицейское чутье шепчет: слишком уж оно гладко и правильно. Как в любой истории со «страшным бородачом» — вот он, грозный, ножами увешан, рыком приказы отдает… А неприметный — в уголке… Вот такие у меня соображения, ваше величество, и других просто нет, не взыщите…

Сварог задумался. Тут следовало не взыскивать, а поощрить.

Этой версией, как проистекало из досье, никто никогда не занимался, никто не выдвигал предположения, что Ледяной Доктор — подставное лицо, парадная витрина, а уцелевший дом с монстрами — ложный след. Во всяком случае, в досье об этом ни словечка. Нельзя исключать, что кто-то все же такую версию выдвигал, но оказался слишком молод, в малых чинах, небольшом авторитете — и его точка зрения в досье не попала. Такое частенько случается, и не только в секретных службах.

Если Интагар прав… А он вполне может оказаться прав. Все логично и убедительно: Брашеро работал как раз в маноре Ледяного Доктора, в тех трех зданиях, успел смастерить там много ему полезного и вывезти в Горрот. Ну, а потом закрыл дело крайне эффектной концовкой. Убедительно, черт побери… Бесполезное это знание или нет? Пожалуй, кое-какую пользу все же можно извлечь: если заново, с этой точки зрения тщательно перебрать всех постоянных посетителей Ледяного Доктора, посмотреть, кто они по роду занятий — быть может, и удастся выцепить кого-то из сообщников Брашеро, кто остался в Магистериуме. Есть некоторые шансы. Лишь бы времени хватило…

Интагар напряженно ждал.

— Ну что же… — сказал Сварог. — Ордена вы не получите, но ваши выводы мне крайне полезны, честное слово, — он усмехнулся. — Можете в следующем месяце сэкономить из казенных средств лишнюю пару сотен золотых, разрешаю. Нынешнее положение дочек требует расходов, я понимаю…

— Спасибо, государь! — с искренней радостью воскликнул Интагар. — Я горячо…

— Ну, ну! — отмахнулся Сварог. — Заслужили. Идите.

Он вышел следом, оглядел вскочивших, склонившихся в поклоне придворных и чиновников, спросил:

— У кого-нибудь есть нечто чрезвычайное, срочное, важное? Нет? В таком случае, господа мои, решайте дела без меня. Мое величество сегодня более никого не примет.

И, ни на кого более не глядя, вышел в коридор, неспешной вальяжной походочкой направился в малую спальню.

Яна уже не валялась в постели со здешним дамским романом, а сидела в Безымянной комнате и слушала Тарину Тореми:

Увидев Сварога, она убавила громкость, поставила на стол высокий стакан с каким-то соком и спокойно спросила:

— Все в порядке? У тебя лицо не то что спокойное, а даже благостное чуточку…

— Все в порядке, Вита, — сказал Сварог, мимоходом взъерошив ей волосы на затылке. — Правда, нужно собираться и лететь. Появились интересные идеи, которые следует обсудить с Канцлером, да и тебе не мешает послушать. Собственно, нам и нечего собирать, а потому…

Почувствовав знакомую дрожь в правом кармане камзола, он вытащил свой всегдашний золотой портсигар — в который давным-давно распорядился воткнуть «почтовый ящик». Нажал соответствующий рубин на крышке справа, и над портсигаром вспыхнул небольшой, в пару ладоней, экранчик. Две депеши, причем вторая — шифрованная, что случалось крайне редко. Ну, там и дешифратор имелся, как же без него…

Прочитав первое, он присвистнул — впрочем, без всякой тревоги. Не стоило оно того…

— Интересные дела, Вита, — сказал он спокойно. — Сообщение от маркиза Оклера. Его системы засекли две флотилии подлодок токеретов нормального размера. В одной семь субмарин, во второй — целых девять. Идут от Девайкира — ну точно, у них там база… Как и обговорено, маркиз ничего не предпринимает, просто наблюдает. Ну, в свете последних событий — вроде ничего опасного. А кто у нас второй, и почему он зашифровал…

Он прочитал шифровку от Элкона. Как-то не уложилось в сознание сразу. Прочитал еще раз. Осознал. И почувствовал, как по всему телу прошел зябкий холодок. Господи Боже ты мой… Это еще не конец, но чтобы настолько уж скверно…

Он медленно опустился в кресло, так и держа в руке портсигар с не выключенным экраном. Спохватился, выключил. Когда вынимал сигарету, почувствовал, что пальцы слегка дрожат.

Яна вскочила, вскрикнула:

— Что?! Я у тебя в жизни не видела такого лица!

— Скверные дела, Вита, — сказал он медленно. — Шифровка от Элкона. Четыре с лишним часа назад было полностью потеряно управление сетью боевых орбиталов и утрачена всякая с ними связь. Все восстановилось только через семнадцать минут сорок секунд, причем часть орбиталов оказалась перенацеленной. Прецедентов не имеется. Причины не установлены… Понимаешь, что это значит? — и, видя, что глаза у нее стали на пол-лица, что она страшно побледнела, продолжал севшим голосом: — Вот это уже больше похоже на генеральную репетицию. Знаешь, что мне пришло в голову? Что токереты крепко настаивали прибыть к ним не позднее, чем через два-три дня, вовсе не из-за своих внутренних сложностей. Что, если они точно знают: дня через три Брашеро и начнет? И спешат сдать его в обмен на какие-то выгоды?

— Нужно немедленно лететь, — сказала Яна, судя по ее виду, не потерявшая самообладания.

— Чуть погодя, — сказал Сварог. — Час-полтора, сдается мне, большой роли не играют…

Он пинком распахнул дверь в караульную и сказал ближайшему из вскочивших ратагайцев:

— Немедленно ко мне маршала Гарайлу, генерала Дервуда, герцога Лемара. Хоть из-под земли!

Ратагаец кивнул и кинулся опрометью в коридор. Слышно было, как грохочут, удаляясь, его подкованные короткие сапоги.

…Канцлер сидел за своим столом, Сварог — напротив. Профессор Марлок, попыхивая короткой гнутой трубочкой, медленно расхаживал по кабинету от стены до стены.

Собственно говоря, они трое и являли собою чрезвычайный комитет по спасению Империи, или как там это собрание ни называть. Военных звать бесполезно, поскольку они бессильны, Яну — в общем, тоже не стоит. Самое большее, на что она способна — принять участие в дискуссии, и не более того. Так что они считали: их троих достаточно.

— С орбиталами так ничего и не удалось прояснить, — сказал профессор, яростно пыхая трубочкой. — Никто ничего не понимает. Никаких следов вторжения в систему связи и управления извне. Такое впервые…

Ну, предположим, не впервые, подумал Сварог, следов моих вторжений из Велордерана тоже до сих пор никто не засек…

— Что до аппаратуры в Горроте… — продолжал Марлок. — С помощью императрицы, вернее, ее шара, я наблюдал за ними два часа. Осмотрел все. И ничего не понял. Я не самый худший электронщик, но я попросту не понимаю, что это за устройства, что они там с их помощью делают…

— Вряд ли это оттого, что вы — бездарность, — тихо сказал Канцлер. — Ну какая же вы бездарность? Просто-напросто это, надо полагать, нечто, чего прежде не было, пока Брашеро его не изобрел…

— Наверняка, — прямо-таки огрызнулся Марлок. — И что, от этого легче? Ничуть… Так что научных консультаций от меня не ждите. А вот как они будут действовать, я могу примерно предсказать. Как бы я сам действовал на их месте? Окончательно перехватил бы управление орбиталами, перенацелил, произвел несколько демонстрационных залпов — ну, скажем, по манору какого-нибудь ничтожества или безлюдным зданиям. Перехватил бы управление Департаментом транспорта — после этого ни одна боевая машина попросту не сможет взлететь, воинские части окажутся заблокированными в местах дислокации. Да и все остальные летательные аппараты встанут. Если они способны оказались на первое, второе еще проще выполнить. Отключил бы все системы связи с Сильваной, чтобы оттуда не смогли выслать подмогу. Впрочем, даже если она прилетит, с ней нетрудно проделать тот же фокус… Я попросту исхожу из самого худшего. Предполагаю, что они способны перехватить любую систему управления. Мы не сможем ни увезти императрицу на Сильвану, ни улететь туда сами, — он махнул на Сварога дымящейся трубочкой. — Молчите! Заранее знаю, что вы скажете: императрицу с ее Древним Ветром никто и ничто не в состоянии пленить. Сам знаю. И что же? Оставаясь совершенно свободной, она ничем не сможет помочь. Никакой Древний Ветер ей не поможет вновь завладеть системами управления и связи. Это могучая сила, но она не способна решать такие задачи… В общем, следует исходить из того, что они перехватят все и, скорее всего, предложат сдаться. И придется ведь… Иначе всех самым вульгарным и примитивным образом сожгут орбиталы. Бежать не получится. Да и не вижу я такого места, куда можно бежать, нет его.

— Ну, вообще-то есть… — сказал Сварог. — Ко мне в Хелльстад не проникнет и этот долбаный гений, я уверен. А места там хватит, чтобы разместить и всю гвардию, и армию, вообще множество народу…

— И получится роскошная, громадных размеров тюремная камера, — язвительно бросил профессор. — Нет?

Сварог промолчал.

— Ну что же, — сказал Канцлер. — Убедительно. Полагаю, чего-то в этом роде и следует ждать. А мы, следовательно, не способны сделать ничего?

— Ну, почему же? — спокойно сказал Сварог. — «Рагнарок» уже идет в Горрот, он сейчас в Харлане.

— Кто управляет? — невозмутимо осведомился Канцлер.

— Мара, — сказал Сварог. — У нее уже неплохо получается. Она успевает к Акобару до того, как Брашеро начнет.

— И тогда?

— А тогда она разнесет дворец в щебенку, — сказал Сварог. — Крайнее средство, но что тут поделать…

Он умолчал, что следом движется полдюжины Золотых Касаток и столько же Золотых Гривастых Крокодилов — для пущей надежности, кашу маслом не испортишь. Лучше уж напороться на неизбежные сложности, выдав существование своей армады, чем проиграть и потерять все. Тут уж, как говорили очень далеко отсюда, общественное выше личного…

— Конечно, при этом наружу может вырваться какая-нибудь зараза, которую они там держат, — сказал Сварог. — Но тут уж ничего не поделаешь. Если Мара разнесет их Центр, мы получим доступ в Горрот, поправим там, что возможно…

— А если у дворца силовая защита? — спросил профессор. — Я бы на их месте поставил…

Сварог не раздумывал и минуты:

— Ну, если… Даже в этом случае силовое поле — колпак, который заканчивается на земле или на воде. Я не специалист, но попросил подыскать мне материалы. Никто еще не создавал силового поля в виде сферы, которая простиралась бы и под землей. Под защищенным объектом. Верно?

— Верно… И что? — буркнул профессор.

Сварог пожал плечами:

— Ну, если там и в самом деле силовое поле, Мара будет крушить гразертом берег под водой — пока не образуется достаточно большая полость, куда дворец попросту провалится, никакое поле его от этого не спасет.

— А если они все же создали и сферу? — спросил профессор. — Между прочим, теория это допускает… Или у них есть что-то против «Рагнарока»?

Сварог вновь пожал плечами:

— Ну, тогда нам остается только запираться в Хелльстаде. Пусть и без надежды оттуда выйти. Все лучше, чем попадать к ним в руки. Уж кого-кого, а нас троих они определенно сразу прикончат.

— Коли уж профессор выступал с позиций крайнего пессимизма, я, пожалуй, буду отстаивать прямо противоположную точку зрения, — сказал Канцлер. — Хорошо. Предположим, мы… то есть ваша Мара разнесла Центр и прикончила их всех. Как нам быть потом с Горротом? Придется ведь что-то предпринимать.

— Ну, это просто, — сказал Сварог. — У горротских границ в Балонге, Ронеро и Глане сосредоточено шестнадцать кавалерийских полков. Они вторгнутся с трех сторон.

— Крепость Корромир… — задумчиво сказал Канцлер.

— Ее будут бомбить, расчищая дорогу коннице, — сказал Сварог. — Я все обсудил со своими генералами и Гарайлой, остается только подать сигнал. Причем, господа мои! — он цинично усмехнулся. — Вы, наверное, забыли, но у нас есть королева Горрота Эгле? Мы не агрессию устраиваем, а идем восстановить на престоле законную королеву, вопреки распространенным манифестам чудом спасшуюся от убийц… И она будет ехать впереди с самым царственным видом. Сейчас уже вовсю печатаются воззвания о чудом спасшейся королеве, их будут разбрасывать с самолетов, главным образом над городами, где грамотных гораздо больше.

— Неплохо… — сказал Канцлер.

— Да прекрасно просто! — рявкнул профессор. — Но что, если «Рагнарок» ничего не сможет сделать?

— Думаю, у нас будет время уйти в Хелльстад, — сказал Сварог. — Кстати, простите за своеволие, но императрицу я уже туда отправил.

— Так… — протянул Канцлер. — А к токеретам на переговоры вы, следовательно, пока не собираетесь?

— Нет, — сказал Сварог. — Не вижу смысла. Я верю, что они меня там не зарезать хотят, а договориться о сотрудничестве, но… Предположим, они многое знают о планах Брашеро. Охотно верю. Вот только о планах мы многое знаем и сами. Брашеро наверняка не делился с токеретами техническими секретами и технологиями. Не тот человек. Даже если они точно знают, что он собирается делать, представления не имеют, как. Зачем же мне к ним тащиться?

— Резонно… — сказал Канцлер. — К чему же мы пришли? Сдается мне, к тому, что единственная наша возможность — попытаться ударить с «Рагнарока». Получится, или нет, но другой возможности я не вижу. Вы ведь тоже? Ну вот, что же дальше воду в ступе толочь…

— Лучше бы, конечно, захватить их аппаратуру… — вздохнул профессор. — Такая ценность для науки…

— Согласен, — кивнул Канцлер. — Но как?

— Действительно, — сказал Сварог. — Гораздо интереснее было бы взять их живьем… или хотя бы одного Брашеро. У нас есть крупный козырь: их там кучка. По пальцам можно пересчитать. А вся страна… и большинство обитателей дворца ни о чем не подозревают. Живьем бы… Но как?

— Подсказать? — раздался непонятно откуда звонкий и насмешливый голос Яны.

В следующий миг она, как когда-то в замке Сварога, появилась из стены, обитой тисненой кожей, — в том платье, в каком Сварог ее оставил в Хелльстаде, с той же прической. Непринужденно присев в свободное кресло и оглядев троицу, она улыбнулась:

— Неплохо. Вы хорошо держитесь, Канцлер и господин мой супруг — ну, понятно, однажды вы уже такое видели… Профессор, правда, ошеломлен — ему-то не доводилось… Профессор, пожалуйста, поднимите трубку, она у вас изо рта на ковер вывалилась. Красивый ковер, хорошей земной работы, жалко будет, если останется прожженная дыра…

Не сводя с нее оторопелого взгляда, профессор, присев на корточки, поднял трубку, сунул в рот и так сжал челюсти, что едва не перекусил чубук.

— Знаете, что меня страшно радует, лорд Сварог? — невозмутимо спросил Канцлер. — Что это не моя супруга…

— А меня вот радует, — сказал Сварог. — Яна…

Она подняла ладонь:

— Никакие упреки не принимаются. Как уже говорилось однажды, монархи не подслушивают, монархи осведомляются. Чтобы избежать лишних вопросов, скажу сразу: я здесь с самого начала, — она ослепительно улыбнулась Сварогу. — Я пустилась следом сразу же после того, как ты улетел из Хелльстада. Ясно было, что сейчас начнется совещание, на котором кучка людей будет все решать. И вы хотели, чтобы императрица при этом не присутствовала? — она усмехнулась, глядя свысока. — Самоуверенные болваны, все трое, к профессору это относится менее всего, главным образом к остальным двум. Да, это прямое оскорбление, и я не намерена за него извиняться. Как говорят в Каталауне, перетопчетесь… — в ней не было и тени веселости, глаза потемнели от гнева. — Я бы вас и почище обозвала, в юности в Каталауне всяких словечек наслушалась, но жаль тратить время… Бедняги! У них нет возможности взять Брашеро живьем… Есть у вас такая возможность.

— Соблаговолите объяснить, если так, ваше величество, — с каменным лицом опытного царедворца сказал Канцлер.

И она объяснила. Кратенько, за пару минут, но исчерпывающе.

Едва закончив, повелительно подняла ладонь:

— Никаких возражений. Помешать вы мне не сможете, и вы это прекрасно знаете. Все правильно. Наш сильнейший козырь в том, что их там кучка, по пальцам можно пересчитать. А нужен нам, в принципе, один Брашеро, я согласна… У меня плохой план? Ах, молчите… Значит, неплох. Собственно, нам нужно обсудить один-единственный вопрос: мне идти одной, или все же мой супруг благородно согласится сопровождать? Повторяю, возражения не принимаются, а помешать мне никто не сможет…

Сварог про себя высказал в ее адрес несколько фраз, лишенных и намека на изящную словесность. У него было подозрение, что сидевший с непроницаемым лицом Канцлер про себя изрек примерно то же самое. Как бы то ни было, два обстоятельства нельзя было опровергнуть: ей никто не смог бы помешать, и это был неплохой план…

— Нет уж, одну я тебя туда не пущу, — сказал он твердо.

— Я в тебе нисколечко не сомневалась, — обаятельнейше улыбнулась ему Яна. — Тогда обсудим детали, господа?

Глава XII Гении во плоти и крови

— Я тебя просто умоляю, не надо за меня тревожиться, — сказала Яна тихо. — От тебя тревога такая исходит… Ничего мне здесь не грозит. Абсолютно ничего. Не только из-за моих способностей, но еще и из-за того, что их тут мало. Их только шестеро — Орка я даже не беру в расчет. Пойми ты умом…

— Умом-то я понимаю, — проворчал Сварог. — А вот сердцем… Их мало, но, как говорилось далеко отсюда, они в тельняшках…

— О чем ты?

— Потом как-нибудь объясню, когда будет время…

В окно везущей их по роскошной набережной кареты он смотрел на Ител. Река выглядела, как обычно: корабли плывут в обе стороны, горротские — держась ближе к берегам, иностранные, в том числе и военные — по середине реки (центральная треть Итела испокон веков считается «международными водами»). Того парохода под безобидным флагом одного из Вольных Маноров он, разумеется, не увидел — ну что же, держат регламент… Солнечный день, мириады искорок играют на спокойной водной глади, все больше попадается больших, богато украшенных лодок под роскошными балдахинами — господа придворные обоего пола имеют честь прогуливаться — дворец уже совсем близко…

Умом-то умом… А вот куда девать сердце, ноющее от беспокойства за нее? Но ведь все равно отправилась бы одна, и никто не в состоянии был бы ее остановить…

Вот и первые караульные посты на набережной — но это, собственно, не дворцовая стража, это нечто вроде ГАИ, они только тем и заняты, что заворачивают назад непрезентабельные экипажи и непрезентабельного вида прохожих, поскольку ни тем, ни другим не следует осквернять своим убогим видом окрестности королевского дворца…

Их карету, как и следовало ожидать, пропустили беспрепятственно — хотя и наемная, но довольно роскошного вида, такие здесь нанимают богатые дворяне, по какой-то причине не воспользовавшиеся своим собственным выездом (ну, скажем, господин герцог отправился к любовнице, белошвейке, и не хочет светиться в экипаже с собственными гербами), серьезные купцы, члены высших гильдий и прочий денежный народ. Она остановилась у высокой и широкой мраморной лестницы, четырьмя уступами поднимавшейся к распахнутым воротам в высокой каменной стене (Горрот, черт его знает, почему, оставался единственной державой, где королевский замок окружен стеной, сохранившейся с давних времен, повсюду давно уже перешли на литые и кованые, высокие ограды). Кучер, колобком скатившись с козел, распахнул дверцу, Сварог вышел первым, подал руку Яне, небрежным жестом великосветского повесы сунул в протянутую ладонь несколько золотых, что едва ли не вдвое превышало установленную плату. Кучер, как и следовало ожидать, рассыпался в благодарностях, но они, как и подобает благородным, оставили это без внимания, неторопливо направились к нижним ступеням.

Народу на лестнице оказалось не так уж много: одни неторопливо поднимались, другие, соответственно, спускались, хватало и таких, что просто стояли на площадках, возле обильно украшенных статуями перил, любуясь рекой. Добрая половина из них, Сварог не сомневался — наряженные под дворян «тихари», в любом королевстве так.

Никто из проходивших не обращал на них с Яной ни малейшего внимания (впрочем, на Яну-то как раз многие обращали, — это Сварог был никому неинтересен и определенно не узнан). Единственная причина, вызывавшая к ним интерес и быстрые взгляды — красота Яны. Во всем остальном они выглядели в точности так, как окружающие: дворянин с дворянкой, судя по нарядам, не из высшей знати, но, безусловно, не из захудалых, перстни с баронскими коронами, и платье Яны, и камзол Сварога оторочены как раз сиреневыми кружевами согласно последней здешней моде — жизнь шла своим чередом, считанные единицы знали, кто обосновался во дворце, слишком многое осталось неизменным, в том числе и причудливые выкрутасы моды.

Яна, приложив к правой щеке два пальца, пытливо смотрела вверх.

— Ну что? — тихонько спросил Сварог.

— Во дворце пятеро ларов, — так же тихо ответила Яна. — Двух не хватает.

Сварогу моментально припомнилась реплика д'Артаньяна: «Ты слышишь, барон? Их только четверо!» Четверо, пятеро — разница невелика. Недостающие особой роли не играют — ни их наличие, ни их отсутствие.

Лишь бы Брашеро не оказался среди отсутствующих, иначе задуманное провалиться не провалится, но чуточку усложнится…

— Пошли, — решительно сказала она.

И они рука об руку стали неспешно, как подобает благородным, подниматься к воротам. Сварогу только сейчас пришло в голову, что профессор Марлок в своем пессимизме был глубоко неправ, талдыча о гипотетическом, прикрывавшем дворец колпаке силового поля. Все эти годы захватившие власть Брашеро с компанией старательно поддерживают в стране видимость, будто никаких необычных изменений не произошло — ну, разве что король разогнал изрядное число придворных и приблизил множество новых людей, но в этом-то как раз ни капли необычного нет. И житье-бытье дворца продолжается, так сказать, в прежнем режиме. Как в таких условиях накрывать его силовым полем? Вся страна выпучит глаза в изумлении. Быть может, «колпак» и существует, чтобы быть включенным, скажем, при неожиданной, непредвиденной атаке, — но прежде его ни разу не врубали, иначе неминуемо пошли бы слухи…

Все. Высоченные ворота из солидных, тщательно выкрашенных светло-коричневой краской досок, скрепленных огромными затейливыми полосами кованого железа. По обе стороны — не менее двух десятков гвардейцев и дворцовых стражников, да еще несколько личностей в цивильном, чей род занятий угадать нетрудно. Опять-таки ничего необычного — у Сварога в Латеранском дворце у главных ворот церберов ничуть не меньше…

Древний Ветер по-прежнему работал исправно: Яну со Сварогом никто просто-напросто не увидел. Со стороны это никак не могло показаться подозрительным: если дворяне вошли во дворец беспрепятственно, значит, имеют доступ и прекрасно известны в лицо страже… Собственно, теперь можно было и снять «шапку-невидимку», люди, беспрепятственно миновавшие главные ворота, обычно нисколечко не интересуют внутреннюю охрану, но из предосторожности Яна ею пользовалась до тех пор, пока они не миновали стражу и у парадного крыльца — мало ли какие свои правила мог тут установить Брашеро.

Все. Прихожая, так сказать — точнее, как это принято в королевских замках, немаленький зал, куда спускаются несколько лестниц. Мозаичный пол с вкраплениями «бархатного» аметиста, чей фиолетовый цвет при вечернем искусственном освещении меняется на густо-красный, колонны из полированного узорчатого орлеца, стены украшены инкрустациями из красной яшмы и вениса. Этакий зал Хозяйки Медной Горы. Сварог мимоходом подумал, что абсолютно все это каменное великолепие добывалось на Дике, каковой Горроту уже не принадлежит.

Они уверенно направились к крайней лестнице справа — за три часа, проведенных перед очередным сотканным из полупрозрачного света шаром тщательно изучили нужную им часть дворца старательно и скрупулезно, так что хорошо ориентировались и способны были, не блуждая и не расспрашивая никого, отыскать кабинет Брашеро. Недвижно застывших лакеев и стражников хватало, а вот придворных попадалось мало — надо полагать, с восшествием на престол юного «короля» и появлением регента великосветская жизнь чуточку притихла, в подобных случаях так оно и бывает, неизвестно пока, кто окажется близок к регенту, а кого отодвинут подальше, кто воспарит ввысь, а кто шлепнется в грязь, так что большинство завсегдатаев сидит по домам, обсуждая произошедшие изменения и их возможные последствия, либо строя планы, как сделать так, чтобы именно ты воспарил, а враги, соперники и недоброжелатели отправились в грязь. Малолюдство только на руку — и их планам, и тому, что очень уж мало любопытных глаз заинтересуются совершенно необычным головным убором Яны.

Меча на поясе у Сварога, разумеется, не было — даже военным не дозволено являться в королевский дворец при мече. А потому он себя чувствовал чуточку неуютно. Пустой широкий коридор, где стены опять-таки украшены мозаикой из красной яшмы и орлеца, короткая широкая лестница, небольшой зал, куда выходят четыре коридора…

— Не соблаговолите ли задержаться? — раздался справа насмешливый и очень знакомый голос.

Они остановились, без всякой поспешности повернулись туда — ну что же, следовало предвидеть и такую возможность… В одном из коридоров стоял улыбающийся герцог Орк в форме капитана дворцовой стражи, с мечом и дагой на поясе, по обе стороны от него — два гвардейца с мечами наголо, и в трех остальных коридорах теснились державшие клинки наизготовку гвардейцы. Первоначальные расчеты летели к черту — не смертельно, но досадно…

— Рад приветствовать у нас и ваше величество, и вашего… супруга, — как ни в чем не бывало, светским тоном продолжал Орк с давно известной Сварогу хищно-насмешливой улыбочкой. — Почему вы не известили нас заранее? Была бы устроена подобающая вашему положению торжественная встреча… Ну да, вы по-прежнему скромны, ваше величество, не перестаю вами восхищаться в том числе и за это…

Из одного из коридоров, бесцеремонно растолкав гвардейцев, выскочил юркий субъект с неприметным лицом, оказавшись возле Сварога, несколькими быстрыми и умелыми касаниями обшарил одежду. Подбежав к Орку, что-то шепнул ему на ухо и исчез с глаз.

— Лорд Сварог, ну что за детство… — покачал головой Орк. — Судя по докладу, у вас под камзолом парочка бластеров… Неужели до вас не дошло, что здесь они не действуют?

— Запас карман не тянет, — пожал плечами Сварог.

— Ну, вот не действуют, честное слово, — осклабился Орк. — А потому я их у вас даже забирать не буду, балуйтесь, дитятко вы наше шустрое… Интересно. Очень интересно. — Его глаза, как обычно, были умными и пытливыми. — Всякого можно было ожидать, но подобный визит… Не соблаговолите ли пройти со мной в кабинет герцога Брашеро?

— Мы, собственно, туда и направлялись, — сказал Сварог.

— Тем лучше, — сказал Орк без улыбки. — Ну что же, особы вашего положения никак не могут обойтись без почетного эскорта… Прошу, — он посторонился, и гвардейцы расступились, освобождая дорогу. — Надеюсь, лорд Сварог, вы прекрасно помните, что эти примитивные, но на совесть отточенные клинки для вас смертельны… и не только для вас…

— Я сюда не воевать пришел, — холодно ответил Сварог.

— Ну кто же вас знает, учитывая вашу непоседливую и живую натуру… — усмехнулся Орк. — Вечно вы с кем-то воюете, во что-то ввязываетесь, ну буквально как я… Ваше величество, мы не виделись около полугода… Надеюсь, не будет дерзостью с моей стороны заметить, что вы расцвели и похорошели еще более? Замужество пошло вам на пользу…

Он не паясничал, конечно — просто-напросто оставался собой прежним, насмешливым и дерзким. А еще в его голосе явственно звучали нотки победителя…

— Благодарю вас, герцог, — ледяным тоном ответила Яна.

— Ваш странный головной убор — не хелльстадская ли корона?

— Корона хелльстадской королевы, — не моргнув глазом, ответила Яна.

— Я так и думал. Ну что же, везде своя геральдика… Прошу по этой лестнице, и направо.

Он шагал бок о бок с ними, как приветливый хозяин — и Сварог прямо-таки физически ощущал, слыша топанье сапог за спиной, нацеленный им в спины десяток клинков. Яна мимоходом чуть поправила помянутый головной убор — золотой обруч с шестью золотыми воробьями в натуральную величину. Они сидели, закрыв глаза, — казались намертво прикрепленными к обручу, что действительности нисколько не соответствовало…

Высокая дверь, за ней обширная приемная, совершенно безлюдная, если не считать секретаря за золоченым столиком, справа от входа в кабинет. Он вскочил и, переглянувшись с Орком, склонил голову:

— Герцог готов вас немедленно принять…

И проворно распахнул половинку двустворчатой двери. Орк посторонился, сделал привычный галантный жест, пропуская вперед Яну, за ней Сварога, вошел сам, и дверь захлопнулась. Интересно, остались ли гвардейцы в приемной? Правда, это не так уж и существенно…

Обширный кабинет, на сей раз без малейшего минералогического уклона: стены обшиты простыми панелями из светлого дуба, в глубине — несомненный стол для заседаний, для земного королевства достаточно привычный, в виде буквы «Т», с одним креслом у короткой перекладины и дюжиной по обе стороны длинной. А справа — достаточно большой рабочий стол, из-за которого уже поднимался Брашеро, в точности такой, как на фотографиях: умное, волевое, властное лицо. Сразу чувствовалась та внутренняя сила, о которой повествовала Литта. Да, это был ферзь…

За его спиной висела единственная в кабинете картина — портрет мальчишки с холеным, надменным лицом, в мантии и горротской королевской короне. И единственное в кабинете украшение — полдюжины мечей веером, из узорчатой толладской стали, рукояти довольно скупо украшены драгоценными камнями и позолотой: добрые рабочие мечи, крайне Сварогу приглянувшиеся.

Брашеро кинул вопросительный взгляд через плечо Сварога.

— Лорд Сварог верен себе, — насмешливо сказал Орк. — У него два бластера под камзолом.

— То есть — два бесполезных куска металла? — не менее насмешливо уточнил Брашеро. — Лорд Сварог, что же вы меня разочаровываете? Вы же умный человек, прекрасно должны знать, что здесь эти игрушки бессильны…

— Привычка… — пожал плечами Сварог.

— Ох уж — эти привычки… — покачал головой Брашеро. — В другое время я бы из чистого развлечения попросил бы вас попытаться выпалить в меня из обоих, но вот как раз сейчас нет времени на забавы… Тысяча извинений, ваше величество, я заставил вас стоять… Прошу, садитесь. И вы, лорд Сварог.

Они присели в два кресла, стоявшие не менее чем в трех уардах от стола — ага, подумал Сварог, все же опасаешься моего броска и убойного удара из особо опасных приемчиков рукопашного боя. Что ж, вполне разумная предосторожность, такие удары для нас обоих смертельно опасны…

— Живость вашего характера, лорд Сварог, мне давно известна по свидетельствам солидных людей, — сказал Брашеро. — А потому убедительно попросил бы вас, как бы это выразиться, оставаться в рамах этикета. У вас за спиной человек, прекрасно владеющий оружием, с двумя клинками, и первый удар в случае… осложнений не обязательно может остаться вам…

— Я все прекрасно понимаю, — сухо сказал Сварог.

— Вот и прекрасно, — кивнул Брашеро, усаживаясь. — Ваш визит, впрочем, как и появление ее величества, меня, признаться, удивил.

У него в глазах, и в самом деле, просматривалось легкое, неподдельное удивление. Сварог понимал, в чем тут дело. Этот тип — ученый, привык мыслить строго логически. А их внезапное появление и в самом деле чертовски нелогично, не вписывается в привычные каноны мышления…

— У вас примечательный и необычный головной убор, ваше величество, — сказал Брашеро. — Отличная ювелирная работа… Это просто украшение, или оно что-то означает?

— Корона хелльстадской королевы, — невозмутимо ответила Яна.

— Почему же в таком случае его величество хелльстадский король без короны?

— Потому что его корона более замысловата, и он не хотел привлекать внимания, — сказала Яна. — А моя способна сойти за украшение… я ее так и расцениваю, она ведь красивая.

— Ну что же, типично женская логика… — усмехнулся Брашеро. — Итак, чем обязан вашему визиту?

— Мы пришли вести переговоры, — сказал Сварог.

— Вот как… — с непонятным выражением лица протянул Брашеро. — Значит, вы — нечто вроде послов или парламентеров? В таком случае, если строго придерживаться правил, позволю себе заметить, что вы не вручили мне верительных грамот, как полагается послам, и при вас нет атрибутов, непременных для парламентеров. В этом случае вы, простите, лишены прав на статус послов или парламентеров… и полностью в руках тех, к кому явились. Вы согласны, что с юридической точки зрения так и обстоит?

— Я полагала, что мне верительные грамоты или атрибуты парламентера попросту не нужны, — холодно произнесла Яна.

— Вам? — Брашеро насмешливо улыбался. — А кто вы, собственно, сейчас такая? Девушка, по странному совпадению крайне похожая на императрицу Яну-Алентевиту, как ее изображают на портретах и не более того… Кстати, то же можно сказать и о вашем спутнике. Можно, конечно, и предположить, что вы настоящие… — он широко улыбнулся. — Я слышал, вы оба любители устраивать юридические казусы. Я иногда тоже развлекаюсь тем же. Вот, скажем, такой казус… Императрицы это, конечно, не касается, а вот земная королева, в том числе и хелльстадская, подвергшись насилию, обязана уйти в монастырь. Предположим, с вами, красавица, как раз и произойдет… сеанс мужской любви без всякого вашего желания. Как вы в этом случае поступите в роли хелльстадской королевы?

— Вы меня хотите запугать или в самом деле питаете такие замыслы? — спокойно спросила Яна.

— И то, и другое, откровенно говоря, — светски улыбнулся Брашеро. — Вы очаровательны, а я питаю слабость к златовласым красоткам. Согласитесь, в этом ведь нет ничего извращенного? Поскольку я не извращенец, я не намерен заставлять лорда Сварога наблюдать это зрелище, все будет происходить в его отсутствие…

— Вы меня запугали, — сказала Яна тоном, полностью противоречившим словам. — Я дрожу от ужаса…

— Я бы вам не советовал держаться так строптиво, — мягко сказал Брашеро. — Позвольте напомнить, что вы полностью в моих руках. И посоветовал бы…

Где-то справа от него послышалось знакомое мелодичное курлыканье. Брашеро тронул кромку стола, и перед ним появился небольшой экран компьютера (ага, устроился в точности, как я, констатировал Сварог). Читал Брашеро недолго. Вскинул на Сварога яростные глаза:

— И что это должно означать? Мне докладывают, ваши бомбардировщики подожгли Корромир. Крепость пылает, как пучок соломы, это никак не могут оказаться обычные бомбы… Что ваши туда сбросили?

Сварог пожал плечами:

— Представления не имею. Не королевское это дело — химия. А там именно какая-то зажигательная химия. Мне гарантировали, что там все заполыхает именно как пучок соломы. Ничего, камни не сгорят, мы все потом старательно восстановим…

— Но Виглафский Ковенант запрещает… — воскликнул Брашеро и осекся под ироническим взглядом Сварога.

— Вы, сдается мне, чересчур вошли в роль земного министра… — откровенно усмехнулся Сварог.

— Да, пожалуй… — хмыкнул Брашеро. — Так что же происходит? Мало того… Ваша кавалерия вторглась в Горрот со стороны Ронеро и Глана… а, еще и Балонга… — он поднял глаза, в которых бушевало недоумение. — Что за игры, лорд Сварог? Согласен, это неприятная неожиданность, мы не вполне готовы… Но вы не можете не понимать: даже двигаясь от ближайшей границы, балонгской, даже не встречая сильного сопротивления, ваша кавалерия доберется до Акобара не ранее чем через сутки… и то, если против нее не применят ничего особенного… В любом случае, вы и она — в моих руках.

— Интересно, с чего это вам в голову взбрело? — пожал плечами Сварог.

Он видел, что собеседника буквально корежит от непонимания происходящего и злости на себя за это. Строгая научная логика, определявшая всю жизнь этого субъекта, гения долбаного, вдруг столкнулась с возмутительными нелогичностями. Брашеро ничего не мог понять, хотя, несомненно, лихорадочно строил гипотезы…

— Все очень просто, — скучным голосом продолжал Сварог. — Я, если вам известно — начальник девятого стола Кабинета императрицы. Секретная служба. У меня достаточно полномочий, чтобы арестовать вас… за что, вы и сами знаете. Это я и намерен сделать. А ее величество решила мне сопутствовать по извечному женскому любопытству: она никогда прежде не видела, как арестовывают «злодеев короны», ей интересно посмотреть…

— Вы с ума сошли? — негромко спросил Брашеро.

— Ничуть, — сказал Сварог.

— Тогда что за игру вы тут затеяли?

Он смотрел хмуро и зло, он чувствовал подвох, но никак не мог его усмотреть…

— Я верю, что вы научный гений, — сказал Сварог (непринужденным движением запустив левую ладонь в правый рукав и большим пальцем вмигосвободив застежку). — Дело житейское, попадаются… Но известно ли вам, чем проще всего пробивается научный гений?

Бросил быстрый взгляд на Яну, и она опустила ресницы — все в порядке, от Орка с его железяками их уже отделила невидимая, непреодолимая стена…

— Вульгарным примитивом, — закончил Сварог.

И, вскочив, резко выбросил руку. На тренировку ему досталась лишь пара часов, но все прошло отлично: точнехонько в лоб Брашеро ударила небольшая, но тяжеленькая гирька, прикрепленная к выметнувшейся из рукава Сварога длинной веревке, крепкой и тонкой. Интагара следует наградить, а того прохвоста пусть не помиловать, но заменить плаху каторгой — именно история с кинжалом на веревке напомнила Сварогу, как проще взять лара…

Брашеро не упал — кресло было довольно тяжелым, но обмяк, если не потерявши сознание, то, безусловно, оглушенный. В следующий миг Сварог уже рванулся к столу и парой точных ударов отправил гения в беспамятство.

Сорвав со стены меч, обернулся, удивленно поднял брови: Орк стоял, преспокойно скрестив руки на груди, с довольно невозмутимым лицом.

— Это он сам, — пожала плечами Яна, перехватив удивленный взгляд Сварога. — Я с ним ничего не делала, зачем?

Орк преспокойно расстегнул пряжку, и пояс с оружием шумно обрушился на пол.

— Я сдаюсь, — спокойно сказал герцог. — И убедительно прошу не смешивать меня с этой компанией. В их делишках я не мог принимать никакого участия из-за полнейшего невежества в науках. Был застигнут переворотом в Горроте и буквально принужден служить на десятых ролях. Добейся они успеха, они бы меня прикончили, я-то никак не вписываюсь в их картину будущего мироустройства. Ваше величество, я рассчитываю на ваше милосердие. Готов служить…

Ах ты ж сволочь, ласково подумал Сварог, схватив брошенный Яной моток веревки — что ей стоило вмиг вынуть из воздуха такую безделицу? — и старательно спутывая бесчувственного Брашеро. Уж ты-то, авантюрист и интриган, надо полагать, моментально понял: коли уж мы заявились только вдвоем, значит, за спиной у нас нечто такое, что мы ничего не боимся. А потому лучше вовремя перекинуться на сторону победителя. В том, что он сейчас высказал, конечно, перемешаны ложь с правдой: вполне возможно, переворот и в самом деле застиг его врасплох, но вряд ли его принуждали силой, наверняка сам согласился, видя нешуточные шансы на победу. И сомнительно, чтобы его прикончили при успехе: высоколобым ученым господам такой «лаборант по грязным делам» будет нужен очень и очень долго. Ну ладно, в конце концов, Орк зло мелкое, насквозь привычное и не особенно опасное…

— Яна, придется… — сказал Сварог, закончив упаковывать гения. Она недовольно поморщилась, но все же подняла руку:

— Полное коронное помилование, герцог…

— Но вам, любезный мой, сами понимаете, придется из кожи вон вывернуться… — усмехнулся Сварог.

— Я понимаю, — спокойно сказал Орк. — К вашим услугам. Вас ведь в первую очередь интересует диспозиция? Двое ученых господ в «Горном гнезде». Это…

— Мы знаем, — сказал Сварог.

— Не удивлен. Наверняка от этой театральной девки? Остальные трое — там, — он кивнул на высокие окна в полночной стене кабинета. — Там еще полдюжины антланцев, но это чистой воды исполнители, их задача — нажимать кнопки и крутить рычажки не раньше, чем прикажут и сколько прикажут…

Сварог подошел к высокому окну. Здешний «академгородок», окруженный высокой стеной, отсюда представал как на ладони: здания, аккуратные дорожки, выложенные темной плиткой, клумбы. И, главное, те четыре ажурных металлических шара высотой в два человеческих роста — антенны. Брашеро наверняка выбрал этот кабинет, чтобы любоваться почаще делом рук своих: гении вовсе не обязательно лишены тщеславия…

Сварог кивнул на стол, где по-прежнему красовался экран и панель с клавиатурой:

— Можете вы их вызвать сюда? На срочное совещание?

— Вообще-то могу, — сказал Орк. — Но один из них обязан постоянно оставаться на дежурстве…

— Соврите что-нибудь о чрезвычайной обстановке, — сказал Сварог. — У вас да чтоб не получилось…

— Попробую, — сказал Орк. — Но должен вас предупредить: тут есть начальник тайной полиции из местных — умнейшая сволочь, уважаю… В главное он не посвящен, но точно знает: всегда кто-то один остается на дежурстве. И если ему донесут — а ему моментально донесут, — что вышли все трое, он может заподозрить неладное…

— И нагрянуть со своими молодчиками? — понятливо подхватил Сварог. — У меня большой опыт общения с начальниками тайной полиции…

— Именно. Где-то тут есть потайная дверь, я не знаю точно, где, но она есть…

— Вон там, — преспокойно показала рукой Яна, глянула на Сварога: — Мне ее запереть?

— Ни в коем случае, — сказал Сварог. — Вряд ли с ним ворвется очень уж много народу. А он мне нужен живой… Действуйте, герцог. Да, кстати, вы оставили гвардейцев в приемной?

— Нет, — сказал Орк. — Отослал. Ясно было: вы оба не настолько беззаботны, чтобы прийти сюда, не имея полного расчета на успех.

— Прохвост… — с улыбочкой сказал Сварог.

— И еще какой, — сказал Орк без малейшей обиды. — Но не забывайте, что у меня есть принципы. Никогда не наносил ударов в спину и не принуждал женщин силой.

— Вы меня умилили, — уже без улыбки сказал Сварог. — Уважаю людей с принципами. Ну?

Орк подошел к клавиатуре, застучал по ней:

— Связь с «Гнездом» — ну, это ни к чему… «Галерея» с девочками, она у него богатейшая, надо будет потом забрать…

— Герцог! — злым шепотом прикрикнул Сварог.

— Да, конечно… Отойдите в сторонку, чтобы они вас не увидели, вон туда, этого достаточно…

Сварог отошел на два шага. Со своего места он прекрасно видел экран — на котором появились три человека, коих разделяли две тоненьких светящиеся линии. И сразу узнал всех троих — воскресших покойничков…

— Господа, тревога! — сказал Орк. — Первый вызывает всех, и немедленно!

Крайний справа недовольно поморщился:

— Герцог, вы же знаете правила. Я обязан оставаться на дежурстве.

— Все правила летят к черту, — сказал Орк. — Возникла ситуация… Короче, у меня прямой приказ: все трое и немедленно. Первый не любит ждать, вся ответственность на мне…

— Ладно… — недовольно проворчал дежурный. — Лишь бы и впрямь на вас, а не на мне… Идем.

Погасив экран, Орк повернулся к Сварогу:

— И что теперь?

— Наденьте пояс, — сказал Сварог. — Встретите их, усадите за стол — и можете стоять где-нибудь в уголке. Они нас не увидят, когда войдут.

— Уж не Древний Ветер ли? — с неприкрытым любопытством спросил Орк. — Ничем другим не объяснить…

— Действуйте, как я сказал! — прикрикнул Сварог.

Подхватив под мышки, оттащил связанного в угол и старательно забил рот кляпом из собственных замшевых перчаток — согласно этикету, дворянин всегда обязан иметь при себе перчатки, если не надетыми, то за поясом или в кармане. Иначе, что бросать при вызове на дуэль?

Достал из кармана черный пенальчик рации с «Рагнарока», выдвинул на всю длину кольчатую антенну, нажал кнопку.

— Боевая готовность, — послышался спокойный голос Мары.

— Жди приказа, — сказал Сварог, вывел микрофон на максимум и положил рацию на стол для совещаний, на тот, маленький, за которым сиживал Брашеро.

— Ого! — сказал Орк. — Знаком мне этот девичий голосок… «Рагнарок» подогнали? Умно… А эти его совсем не брали в расчет, даже после того, как вы наведались на нем в гости…

— Терпеть вас не могу, но всерьез уважаю, — усмехнулся Сварог. — За умную голову. — Тут другое. Я направил в Магистериум просьбу принять «Рагнарок» для ремонта, поскольку там какая-то серьезная поломка, и он встал на мертвый якорь. Судя по всему, как я и рассчитывал, это дошло до тамошних сообщников Брашеро, и они ему радостно сообщили…

— Лорд Сварог… — сказал Орк с ненаигранной грустью. — Как жаль, что вы в свое время отвергли мою дружбу… Сколько мы могли бы наворотить вдвоем…

— Все! — оборвал его Сварог, увидев, как на столе замигала зеленая лампочка. — Они уже в приемной, я так понимаю?

— Ну да.

— Давайте их сюда, и без глупостей…

— Да какие теперь глупости при полном помиловании… — проворчал Орк, направляясь к двери и распахивая одну створку: — Прошу, господа, Первый сейчас появится…

Три живых покойничка вошли преспокойно, уселись за стол в разбивку — видимо, на свои привычные места. Ни Сварога, ни Яну, ни связанного Брашеро, уже слегка барахтавшегося, они, разумеется, не видели.

Терять времени не стоило, Сварог кивнул Яне и, зная, что «шапка-невидимка» исчезла, быстро прошел к столу, заняв место Брашеро — не сидя, а стоя, прислонив к столу меч. Трое таращились на него, как на выходца с того света.

— Какая неожиданность, господа! — воскликнул он не без театральности. — Лорд Кларин, лорд Селерт, лорд Окстон… Вот будет радости у ваших родных — вас давно числят в покойниках, а вы живехоньки! Сидеть! — рявкнул он, положив меч перед собой на стол. — Это нарушение этикета, но императрица вам прощает…

Яна приблизилась к столу и спокойно спросила:

— У вас будут какие-нибудь объяснения, господа мои?

Судя по их ошарашенным лицам, даже смутного подобия объяснений не имелось. Куда им до Орка, тот в подобной ситуации моментально бы придумал убедительное вранье…

— Сидеть! — грозно повторил Сварог. — Поскольку ваш главарь у меня в руках, вы меня не особенно и интересуете… Извините за некоторую театральность, но у меня есть пара минут, и я, уж простите, хочу немного позлорадствовать… В лучших традициях дешевых романов. Уж извините, вы столько нервов мне истрепали, и не только мне, не могу удержаться от искушения сообщить вам, что вы — круглые идиоты. И не надо делать столь обиженных лиц, — он широко улыбнулся. — Вы в самом деле идиоты, господа. Вы обезопасили себя от любого оружия, а вот примитива не взяли в расчет… Представим, что высоко над вашим защитным полем летит замок ларов — массивное строение из тяжелого камня. Да не один, а с полдюжины. Если они снизятся и попадут в зону действия поля, они, разумеется, рухнут… Точнехонько на ваше научное заведение. Одна щебенка останется.

— Вы с ума сошли! — возопил лорд Селерт, бледнея. — Там ценнейшее научное оборудование, уникальное…

— Уважаю ваш научный фанатизм, — серьезно сказал Сварог. — Между прочим, вы мне сами эту идею подсказали — обрушивая на мои войска каменные глыбы, а на дворец — воду… Ладно, я пошутил. То есть такой план и в самом деле был… но нашлись другие способы. Меня ваше оборудование тоже очень интересует…

— Они приближаются по потайному ходу, — спокойно сказала Яна. — Семь человек.

— Ага, — Сварог повернулся к Орку. — Как выглядит ваш глава тайной полиции?

— Такой лысый коротышка с умным лицом.

— Ясно, — сказал Сварог, торопливо расстегивая камзол. — Присмотри за этими господами, Вита…

Он взялся за две черных рубчатых рукоятки, вынул оружие из-за пояса, двинул предохранители и спрятал руки за спину. Разумеется, он и не подумал тащить сюда бесполезные, Брашеро прав, бластеры — он попросту прихватил два пистолета с «Рагнарока», из арсенала для экипажа — простое надежное оружие, сделанное тогда, когда апейрона и близко не было…

Послал мысленную команду — и Золотые Воробьи, мгновенно ожив, взметнулись с обруча на голове Яны под самый потолок. Сварог их прихватил для подстраховки — мало ли с каким сюрпризом можно столкнуться, когда имеешь дело с начальником тайной полиции (Орк его описал точно, не соврал — так же описала Литта…).

Дверь в указанном Яной месте распахнулась неожиданно — створки разошлись в обе стороны, открыв довольно широкий коридор, и в кабинет ворвался помянутый лысый коротышка с пустыми руками, а следом полдюжины молодчиков с характерными рожами и всякой дребеденью в руках — двуствольные пистолеты, скрамасаксы, широкие кинжалы… Створки захлопнулись — видимо, там была пружина или что-то вроде того. Вся орава, не особенно и оглядываясь по сторонам, ринулась к Сварогу, который вовсе не собирался становиться невидимым. А черта ли мне вас жалеть, подумал он с неожиданным ожесточением, вы моих людей не жалели ни в Горроте, ни в Глане…

Он вынул руки из-за спины и открыл огонь едва ли не в упор. Конечно, целя мимо лысого. Два пистолета, шесть мишеней… Все было кончено в какие-то секунды. Оставшись в полном одиночестве, лысый коротышка остановился — и застыл…

— Ага, — сказал Сварог, не опуская пистолетов. — Вы хороший начальник тайной полиции, сударь, вы мгновенно оценили ситуацию… Мою скромную физиономию вы наверняка узнали? Узнали, вижу… А эту молодую даму? Наверняка тоже… Я буду краток. Жизнь — гарантирую. Ваши действия?

— Я сдаюсь, — угрюмо сообщил лысый.

— Вы мне сделали большое одолжение… — усмехнулся Сварог. — Не знаю, что и делал бы, не сдайся вы добровольно… Вита, можно еще веревку? — он на лету поймал моток и перебросил Орку. — Свяжите его. Вы что-то хотите сказать, любезный?

Протянув Орку сложенные руки и пепеля его взглядом, лысый вздохнул:

— Я говорил герцогу, что этот мерзавец предаст при первом удобном случае…

— А герцог вас не послушал, да? — понятливо кивнул Сварог. — Ну да, он же гений, он все знает лучше… Ну, не переживайте так. Быть может, я вас еще и на службу возьму, хороший начальник тайной полиции — товар штучный…

Он поставил пистолеты на предохранители и заткнул их за пояс. В кабинете ощутимо и знакомо пахло кровью — но он смотрел на покойников равнодушно — навидался всякого. Зато ученые господа, судя по их лицам (Кларин явно сейчас начнет блевать, ну и черт с ним) такое зрелище наблюдали впервые в жизни. Ага, точно, хлыщет прямо себе на колени — а еще власть в империи хотел захватить, яйцеголовый… Орк, конечно, взирает равнодушно, он тоже насмотрелся всякого, а вот Яна отвернулась, но держится замечательно, хорошая моя — ни бледности, ни позывов к рвоте. Что ж, крови, пусть исключительно звериной, навидалась в Каталауне, тем легче…

Тянуть не следовало. Подойдя к столу и для надежности склонившись над рацией, он сказал:

— Кошка, бей по антеннам. И — сигнал «красным»…

Буквально через несколько секунд пронесся свистящий рев, мелькнули быстрые продолговатые тени — и на месте антенн взлетел высоченный фонтан пламени, перемешанного с землей и дымом. Когда он очень быстро опал, на месте антенн оказались лишь жалкие лохмотья покореженного металла.

Проверить, удалось ли, было очень просто. Сварог привычно извлек из воздуха сигарету и прикурил от огонька на кончике пальца. Все в порядке. Раз магия ларов действует — нет больше защитного поля над страной…

Услышав ожидаемые звуки, он перешел к окну, выходившему на набережную. Удовлетворенно кивнул. К набережной пристал кормой большой грузовой пароход под флагом одного из Вольных Маноров. Волной накатывался яростный хриплый рев — по лестнице, все прибывая и прибывая числом, неслась орава в ярко-красных мундирах и такого же цвета сапогах: морская пехота, все поголовно — штрафники армейские, головорезы с каторги, а то и из-под виселицы взятые, шваль и гнусь, прекрасно владевшая любым оружием и не имевшая права под страхом смерти отступить хоть на шаг… Ага, передние палят из мушкетонов — конечно, по часовым у ворот. Ну, тут все кончится быстро…

Он так и стоял у окна, жадно глотая дым, глядя вниз — и не испытывая ни малейшего торжества…

Эпилог

Сварог Барг, король королей и все такое прочее, так и не сменив одежды горротского дворянина на что-нибудь другое — а на черта, собственно? — уверенно сидел в седле вороного красавца, взятого из дворцовой конюшни. Конь оказался норовистым, но фамильное умение Гэйров-лошадников не пропьешь и не потеряешь, так что вороной давно пребывал в покорности.

За его спиной высилось внушительное и красивое здание министерства мореплавания Горрота, перед ним пролегал широченный проспект, по другую сторону которого тянулись сады с редкими, одиноко стоявшими казенными зданиями. По левую руку гремела жарко начищенная медь военного оркестра, наяривавшего во всю ивановскую старый, один из любимых военным людом Коройтенский марш:

Странно: хотя мотив был совершенно другим, в голове у него отчего-то звучало иное:

Кучка всадников рядом с ним — и среди них была Яна — точно так же замерла в ожидании.

Сварог занял Горрот. Ну, предположим, еще не оккупировал его полностью, а кое-где продолжались мелкие стычки, но главное сделано. Он не зря отправил Гарайлу из Балонга — самое удобное из трех направлений, равнины вместо гористой местности — и не зря именно с ним отправил Литту. Самым трудным во всей операции, можно отметить не без юмора, оказалось уговорить Литту во всем этом участвовать — бывшая актриса панически боялась участия в военном походе. Сварог ее уламывал часа два, еле уговорил, пообещав массу житейских благ — в том числе статус «постоянного жителя-помощника», который носят служащие за облаками антланцы и пригоршню бриллиантов. Тогда только согласилась.

И все прошло прекрасно. Уже неподалеку от границы Гарайла наткнулся на два полка горротских конногвардейцев. Ему, тут и гадать нечего, наверняка страшно хотелось подраться — но, будучи светочем воинской дисциплины, он скрупулезно выполнил все наставления Сварога. Остановил своих орлов, поднял «переговорный» флаг в черно-золотую клетку, послал парламентеров, под честное слово позвал к себе на разговор командиров полков. Оба были приняты при дворе, так что прекрасно знали Литту, то бишь «королеву Эгле» — а в доказательство того, что она не самозванка, Литта им напомнила содержание кое-каких бесед, рассказала, какие танцы танцевала с ними и на каком именно балу, в котором именно коридоре один из бравых полковников объясняйся ей в любви — конечно, не выходя за рамки этикета.

Полковники ее признали. И вместе с ратагайцами Гарайлы двинулись на столицу восстанавливать справедливость — к тому же Гарайла — сподвижник законной королевы, а как же! — с самого начала (как ему было ни противно) вел свои полки под горротским знаменем.

Над королевством носились виманы-самолеты, разбрасывая в больших городах, в расположениях воинских частей кипы прокламаций, которые с обычным своим искусством сочинил герцог Лемар: королеве Эгле чудом удалось спастись от убийц, верные подданные помогли укрыться, а там на помощь ей пришел король Сварог — голубиная душа, бескорыстный благодетель, всегда готовый прийти на помощь жертвам несправедливости, вдовам и сиротам, что всему Талару прекрасно известно. Да вдобавок оба полковника (уже видевшие себя генералами, поскольку первыми примкнули к чудом спасшейся королеве, а такие вещи порядочные монархи не забывают) чуть ли не половину личного состава разослали гонцами в ближайшие военные лагеря и города, с депешами, гласившими то же самое: это не вражеское вторжение, это движется вернуть себе трон законная королева…

Вскоре в Горроте, как и следовало ожидать, наступил если не хаос, то, безусловно, разброд и всеобщая растерянность в умах. На двух других направлениях имели место не особенно серьезные бои — но полки Гарайлы без единой схватки достигли столицы, обрастая к тому времени еще полудюжиной горротских частей. Хотя все, в общем, затихло, по приказу Сварога в Горрот вступали все новые и новые полки — чтобы под шумок получить решительное превосходство над горротской армией — мало ли как обернутся дела, планов на будущее еще никто почти не строил, так, наметки имелись…

По ту сторону проспекта ярко и живописно пылало трехэтажное здание — один из департаментов того самого министерства мореплавания, которому не хватило места в главном здании (чиновники всегда и везде плодятся, как кролики). В столице не было никаких боев, ни единого выстрела не прозвучало — но ведь Сварог обещал своему воинству, вернувшемуся из того бесславного похода в Горрот, что они пройдут по горящему Акобару? Так что бюрократов выперли в шею и разогнали, а здание подожгли — для колорита. Так оно красивше.

Ага, показались, голубчики! Оркестр надрывался. Впереди ехал Гарайла, за ним офицеры, а следом все кавалеры медали за горротский поход — в пешем строю, человек по сорок в шеренге. Это было против всяких воинских уставов, но Сварог хотел сколотить довольно компактную «коробочку» — чтобы его слышали все, и не пришлось лишний раз драть глотку.

В одной из шеренг на правом фланге он увидел Элкона — парень старательно чеканил шаг, стараясь не осрамиться перед остальными: ну что же, полноправный участник похода, кавалер медали, имеет право… Вообще-то медали получили и Мара с Шедарисом, но они, как люди к подобным забавам равнодушные, сейчас занимались делом: Мара вела «Рагнарок» обратно в Хелльстад, а Шег с дюжиной надежных ребят потрошил архив текущих дел тайной полиции.

Дождавшись подходящего момента, Сварог поднял руку, и конные натянули поводья, гвардейцы остановились, четко приставив ногу. Оркестр умолк. Приподнявшись на стременах, Сварог заорал:

— Ну, что вам было обещано, мать вашу за ногу?

Ему ответил тысячеголосый восторженный рев искреннего обожания и преданности. Сварог властно повел рукой — и оркестр вновь грянул марш, а гвардейцы, четко печатая шаг, двинулись дальше, и их лица сияли, а сапоги сверкали, как в песне. Пожалуй, следовало бы сформировать из них полк (хотя их на пару сотен побольше, чем полагается для полка), наименовать его гвардейским Акобарским — и уж они-то первыми пойдут за него в огонь и в воду, опережая даже ратагайцев… Король всегда обязан думать о государственных делах…

О государственных делах… Он покосился на Яну — императрица, она же королева Хелльстада, сияла, как новенький золотой аурей, определенно чувствуя себя триумфаторшей…

Сам он ничего подобного не испытывал — его чувства трудновато было описать в точности, но вот чего там точно не было, так это законной гордости победителя. Сложные оказались чувства, пожалуй, что и толика грусти присутствовала, и даже недовольства собой и окружающими.

Как-то кисловато было на душе. Он прекрасно понимал, что ему, к бабке не ходи, припишут очередное Геройское Свершение — но если разобраться наедине с собой…

Угроза и в самом деле была серьезная, нешуточная, жуткая. Но победили они с Яной слишком легко. Исключительно оттого, что против них была жалкая кучка врагов, которых по пальцам можно пересчитать. Это, безусловно, не обесценивает победу — но вот победители, признаемся самому себе, не вполне полноценные. Окажись у Брашеро человек с полсотни сообщников-ларов, и раскинь они широкую сеть центров управления и прочих поганых заведений, пришлось бы гораздо труднее, несмотря на «Рагнарок» и Древний Ветер. Они и в этом случае имели большие шансы на победу — многое из задуманного сейчас так и не было пущено в дело — но вместо короткого лихого налета получилась бы гораздо более долгая и, уж точно, гораздо более кровавая для обеих сторон военная кампания. Уж кто-кто, а Сварог это прекрасно понимал — а вот до Яны эти нехитрые истины пока что явно не дошли, она сияет, она торжествует по молодости лет, искренне считая себя если не героиней, то, безусловно, триумфаторшей. Когда-нибудь, вполне возможно, и поймет кое-что, но позже, гораздо позже, когда изрядно прибавится жизненного опыта. А пока…

А пока, горько усмехнулся он про себя, быстренько запишут очередное Геройское Свершение, уже записали. И бессмысленно, да и не нужно этому препятствовать — из высших политических и государственных соображений. Обязан король Сварог быть героем, хоть ты тресни — и для пущего авторитета Яны полезно, чтобы ее считали славной воительницей, одолевшей жуткое чудище. Большая политика, ага… И хорошо, что мало кто знает подлинную правду. Порой это чертовски пакостная вещь — знать правду…

Красноярск, 2013

10. Вертикальная вода

Ты знаешь, — сказал я, — война — это, оказывается, ни капельки не красиво.

Лев Кассиль

«Вертикальная вода» — новая, уже десятая книга, в Таларском цикле Александра Бушкова о Станиславе Свароге. Остатки заговора в Горроте все еще тлеют, но взгляд Сварога и Странной Компании уже обращен в сторону Токеранга. Будут ли это новые увлекательные приключения, или старых друзей на этот раз ждет всего лишь самая грязная работа? А все сомнения и боль смоет с души, как вода… …Вертикальная вода. И тогда можно будет спросить себя: «А был ли Токеранг?.. Может быть, его никогда и не было».

Глава I ХЛОПОТЫ ПОБЕДИТЕЛЕЙ

Его императорское величество принц Диамер — Сонирил долго стоял у высокого окна с резным подоконником, заложив руки за спину, наблюдал происходящее внизу с явным любопытством.

— Изящно придумано, ничего не скажешь, изящно, — произнес он наконец, не оборачиваясь. — Это вы сообразили?

Сварог подошел и остановился рядом. Хмыкнул:

— У меня не хватило бы ловкости, особенно сейчас, когда дел во дворце невпроворот. Герцог Лемар постарался.

И вновь приходилось признать, что Лемар постарался на славу. Третий день самолеты разбрасывали над столицей и городами покрупнее его очередное творение: по — настоящему жуткое и крайне убедительное послание о сути происшедшего в Горроте. Шайка умных и злокозненных проходимцев, несомненно, связанная с самыми черными силами, сумела войти в доверие к королевской чете и коварно обморочить ее своими зловредными умениями, так что король мало того, что шатнулся к необузданному тиранству, обрушив неоправданные кары на верных сподвижников, — дал этой банде приют при дворе и позволил построить несколько зданий, где пригретые на груди змеюги откровенно занимались черной магией и отправляли ритуалы, способные ужаснуть любого, даже не особенно набожного человека.

Но тут, как с ним частенько случалось, светлый король Сварог Барг, известный борец со всевозможной нечистью, благородно пришел на помощь, разгромив окопавшуюся во дворце нечисть в коротком жестоком бою. Ну, а потом появились и благородные лары, поспешившие ему на помощь. Короля, к величайшему сожалению, от меча убийцы спасти не удалось, но королева уцелела — а все главари черного сообщества были пленены и пребывали теперь в ожидании самого строгого наказания…

Толково было сочинено — так что даже умных и грамотных должно было пронять до глубины души — в конце концов прецеденты случались, хотя и давненько — не впервые черные маги входили в доверие к высокопоставленным особам, напуская морок и используя обмороченного для своих темных делишек. Ну, а поскольку в королевстве, как и повсюду на Таларе, грамотеев имелось, дай бог, один на пару сотен, в провинции, по городкам и селам пустилось немалое количество тщательно отобранных Интагаром извечных разносчиков новостей, слухов и сплетен: странствующие монашки, бродячие ремесленники и писцы, фигляры, лекари и тому подобный народец, которому везде рады за неимением газет, радио и телевизоров. Они расцвечивали Лемарово творенье массой живописных подробностей и вовсе уж жутких деталей, сплошь и рядом, как они клялись — божились, почерпнутых из самых достоверных столичных источников. Словоохотливые посетители кабаков, таверен и даже ресторанов для благородных сословий, торговцы средней руки на ярмарках, мнимые студенты (этих слушали особенно охотно, как людей ученых), мнимые дворцовые слуги, бродячие костоправы и прочий народ, чьи россказни обычно (уже должным образом расцвеченные слушателями) распространяются со скоростью лесного пожара. Агенты Интагара работали даже в Университетах, среди Сословий и высших гильдий, а то и дворянства (выискивая тех, кто поглупее и поболтливее и обожает разносить сплетни). Одним словом, операция развернулась вовсю ширь.

К тому же прокламация Лемара прозрачно намекала, что начали с главарей — но многие еще, без сомнения, из тех, что пониже, пока что избежали карающей руки правосудия. (Это на случай, если придется еще кого‑то арестовать, да уже и пришлось, у Брашеро хватало и мелких сообщников, посвященных в десятиразрядные тайны.) Как обычно в таких случаях и бывает, в полицию хлынул поток подписанных и анонимных доносов — кто‑то и в самом деле сообщал что‑то мелкое, но интересное, другие самым вульгарным образом сводили счеты с недоброжелателями и соперниками.

Ну, а чуть погодя Лемар предложил пустить в ход наглядную агитацию (пусть и не зная таких терминов, но смысл был совершенно тот же). Сварог, не особенно раздумывая, одобрил, ибо кашу маслом не испортишь…

Вот так и получилось, что в одно из зданий Брашеро (на один — единственный, по размышлении выбранный этаж) уже третий день нескончаемым потоком тянулись любопытные — меж густыми цепочками солдат. С одного конца здания их впускали, с другого выпускали. Отсюда, с третьего этажа, из бывшего кабинета Брашеро, прекрасно можно было разглядеть, насколько отличались друг от друга входящие и выходящие: первые спешили, прямо‑таки напирая друг другу на плечи, вторые, появившись из здания, скорее уж брели, ошеломленные увиденным, особо впечатлительные цеплялись за спутников, пошатываясь.

Ну что же, внутри им представало зрелище, особенно ошеломительное для всех, кто в жизни не видел компьютеров… В полумраке загадочно мигали цепочками огоньков странные ящики, на экранах то кружили загадочные знаки под электронную музыку, от которой мороз пробирал по спине и людей не робкого десятка, то появлялись хари, давненько ассоциировавшиеся с самой что ни на есть нечистой силой. Сварог особо подчеркнул, чтобы зрителей отбирали среди тех, кто понеграмотнее и потемнее, в том числе и пригородных крестьян — а если и попадался иногда в толпе дворянин, ручаться можно: он из тех самых тупых, как пробка, любителей разносить сплетни, безбожно привирать, приукрашивая. И никаких ученых либо студентов серьезных университетов. Эти тоже в жизни не видели компьютеров и прочей научной аппаратуры, но по интеллекту стояли на три головы выше крестьянина или неграмотного башмачника с окраины — так что кое у кого из них могли возникнуть пусть и неопасные в общем и целом догадки, да смутные мысли, безусловно в чем‑то расходившиеся с заброшенной в массы официальной версией событий…

— Изящно… — задумчиво повторил принц, отвернулся от окна и, все так же держа руки за спиной, неспешной походочкой направился к небольшому столу для заседаний.

Сварог направился следом, чувствуя себя чуточку неловко — как если бы сопровождал абсолютно голого собеседника. Нет, принц, конечно, полностью одет и обут, даже с претензиями на последнюю горротскую моду, но вот на шее у него, пониже пышного воротника из сиреневых кружев, посверкивала одна — единственная награда, пусть и массивная, золотая, с искусной чеканкой — золотая гурганская пектораль, высшая регалия одного из сильванских царей. Для Сварога, всегда видевшего принца, увешанного неисчислимым множеством орденов (отсюда и второе прозвище), Диамер — Сонирил сейчас форменным образом казался голым. Ну что же, старый бюрократ неглуп и конспирацию в нужных случаях блюсти умеет: пожалуй, и в самом деле ни к чему, чтобы случайные свидетели узрели его во всем блеске. Особенно теперь, когда всем непосвященным усиленно вбивали в голову: никакого глобального заговора не было, и никаких ларов тут не было, всего — навсего произошла достаточно редко встречавшаяся, досадная, но, в общем, отнюдь не уникальная история: злокозненный черный маг ухитрился войти в доверие к королю и обморочить его чарами. Высшие государственные интересы, ага. Никто внизу не должен знать, что Высокие Господа Небес порой доходят до того, что устраивают друг против друга заговоры, словно вульгарные земные царедворцы. Высокие Господа Небес едины, сплочены, когорты их незыблемы и нерушимы…

Сварог сел, повинуясь небрежному жесту принца, тот протянул задумчиво:

— Знаете, я просмотрел справку об операциях, которые для вас готовил Лемар. В самом деле, ценный специалист, вот и сейчас не оплошал, — он небрежно кивнул сторону окна. — Пожалуй что, следует поощрить. Я как раз составляю наградной список… Особенно баловать не следует, сдается мне, что иных людей следует награждать щедро, другим лучше выдавать милости по капельке. Вы ведь так и поступаете? Достаточно освоились в королевском ремесле.

Сварог молча кивнул.

— Вот именно, — продолжал принц деловито. — Думаю, достаточно будет медали «За усердие»: не самая высшая, не самая низшая, к тому же золотая. Правда, у нее две степени… Как вы полагаете, представить его к первой или будет достаточно банта на грудь?

— Хватит с него и банта, — сказал Сварог.

И мрачно подумал: Лемару по — прежнему везет, как утопленнику. Теперь еще и имперская медаль, которой прохвост, без сомнения, будет щеголять при любом удобном случае. А ведь только что Интагару пришлось мягко заминать два очередных уголовных дела и потаенно платить компенсацию пострадавшим. Первое касалось еще одной юной резвушки, поддавшейся чарам герцога и сбежавшей к нему из родительского дома — но там обошлось без денег, достаточно было дать папаше — чиновнику повышение, которого ему при другом раскладе до пенсии не светило. В другом случае казенных денег пришлось выложить немало: подручные герцога выманили у богатой титулованной вдовушки добрую пригоршню великолепных драгоценностей — ну разумеется, не каким‑то там примитивно — вульгарным образом, а с помощью великолепно задуманного, надо признать, спектакля, на сценарии которых Лемар мастак…

Черт знает что такое! За герцогом круглосуточно топочут не самые бездарные сыскари Интагара — правда, открыто, ничуть не скрываясь, наоборот, демонстрируя себя, как красотки на балу. Большая часть подручных герцога, искусники рангом пониже, выявлены, выловлены и без суда и следствия, королевской волей загнаны на каторгу в Три Королевства. Но Лемар и в этих условиях ухитряется, пусть без прежнего размаха, проворачивать талантливые аферы и совращать благонравных девиц из хороших домов…

С легким стыдом Сварог вспомнил, как однажды, раздумывая о Лемаре, решил: ну не может этот криминально — блудливый талант быть чисто человеческим! И дал приказ тщательно кое‑что проверить. Однако старуха Грельфи вскоре твердо заверила: нет у герцога ни капелюшечки магии, и душу известно кому не продавал, и не замечено ни вблизи него, ни даже в отдалении, ни черных магов, ни нечистой силы. Выходило все же — чисто человеческое. Золотые мозги, повернутые на неправедную дорожку… Бывает.

— Так вот, наградной лист… — продолжал принц. — Вы, разумеется, значитесь в списке под номером первым, — хотя Сварог не пошевелился и не произнес ни слова, так и сидел с бесстрастным видом, принц решительно поднял ладонь: — И не протестуйте, и не скромничайте. Без малейших натяжек можно сказать: это была самая страшная и серьезная угроза существующему порядку за все время существования Империи, даже не с чем и сравнивать… И именно вы с ней покончили. Разумеется, и королева Сегура будет отмечена должным образом, важную роль сыграла в операции. Я вам потом, когда выдастся спокойная минутка, покажу список. Вы наверняка пожелаете, кроме тех, кого вписал туда я, отметить кого‑то из своих людей. Вам виднее: некоторых из них я, конечно же, просто не знаю. Хотя… Как вы считаете, стоит поощрить молодого графа Элкона? Как мне докладывают, очень дельный юноша, вносит немалый вклад…

— Пожалуй, — чуточку подумав, согласился Сварог.

— Вот только… Его бы тоже следовало отметить чем‑то скромным… Он отличный парень, ценный сотрудник… но очень молод. В самое короткое время на него прямо‑таки обрушились и чин лейтенанта Яшмовых Мушкетеров, и немалый пост в восьмом департаменте, да и в девятом столе он, собственно, второй после меня. Согласитесь, даже у самого отличного парня может в таких условиях закружиться голова, возникнуть ненужное зазнайство…

— Я понимаю, — заверил принц. — Вы совершенно правы: самые ценные молодые специалисты не должны делать карьеру слишком уж резко. Учтем. В общем, вы потом добавите в список всех, кого посчитаете нужным.

— Непременно, — кивнул Сварог.

В первую очередь следует вписать Интагара. Если бы не его рассказ о том убийце, метнувшем стилет на веревочке, как раз и натолкнувший Сварога на полностью оправдавшую себя идею, еще неизвестно, как обернулось бы дело. Наверняка было бы что‑то долгое и кровавое. Кое‑кто при латеранском и равенском дворах до сих пор косится вслед «безродному выскочке» — но имперская награда на груди либо шее Интагара заставит многих прикусить язычки. Завистников, правда, не убавится, да и черт с ними…

В перехлест через плетень! Только теперь Сварог подумал об имевшей место некоторой странности, о которой стоило задуматься раньше, едва услышав о наградном списке: а, собственно, с какой стати список готовит именно принц? Не представление к наградам, а именно список? С бюрократической точки зрения представления и список — две большие разницы. Согласно писаным артикулам, список готовит Канцлер, всегда… или почти всегда. Что за игры тут начались?

— Есть один немаловажный нюанс… — произнес принц.

Сварог поднял голову. И не увидел на лице принца ни загадочной улыбки опытного дипломата, ни тонкой хитрости. Совсем даже наоборот: лицо наивное, простецкое, взгляд по — детски незамутненно чист и ясен… В общем, всякому хорошо знающему принца ведомо: именно с таким видом он крутит самые хитрые интриги…

Сварог молча ждал. Наконец его высочество начал не без вкрадчивости:

— Мы знаем, лорд Сварог, сколь великолепную, юридически безупречную жизненную позицию вы себе подобрали. Едины в трех лицах. Предстаете то земным королем, то начальником восьмого департамента, то директором девятого стола. Как и когда вам выгоднее. И ни одна живая душа не имеет законной возможности хоть как‑то такой позиции противостоять. Не подумайте, что я вас порицаю, каждый хитрит, как может, дело житейское… Более того: сейчас эта ваша трехликость мне крайне необходима. Не все же время вам ее использовать исключительно для собственного удобства, можно иногда, так сказать, поставить ее на службу общему делу…

— То есть? — с любопытством спросил Сварог, ничего еще не понявший.

Принц продолжал еще более вкрадчиво:

— Только вы определяете, кем именно вы являетесь в данный момент, и эта позиция, как уже говорил, юридически безупречна… Если окажется, что в момент разоблачения заговора вы действовали именно в качестве начальника восьмого департамента, если так будет написано в официальном отчете, ни одна живая душа не сможет это опровергнуть. Вы согласны, что именно так и будет обстоять?

— Пожалуй, — кивнул Сварог.

И наконец‑то все понял. Для этого не нужно быть семи пядей во лбу, достаточно освоиться в лабиринте придворно — бюрократических интриг, что со Сварогом давно произошло. Что ж, неплохо все рассчитал, шельма, ну что же, записной бюрократ сплошь и рядом не глуп, наоборот, наделен острым умом… Изящно…

Угроза существующему порядку и в самом деле была серьезнее некуда, страшнее некуда. И если окажется, что гирьку в лоб Брашеро влепил именно что начальник восьмого департамента, автоматически окажется, что победитель и триумфатор тут один — единственный: лорд Сварог, то есть восьмой департамент, то есть Канцелярия земных дел, то есть его высочество принц Диамер — Сонирил. Других попросту нет. Все остальные имперские учреждения, как раз и обязанные выявлять и пресекать любые заговоры, все их главы, все высокие сановники, включая Канцлера, оказались бессильны и беспомощны. Самое смешное, что это чистая правда. Согласно давним неписаным традициям, что в покинутом Сварогом мире, что здесь, часть успеха подчиненного всегда принадлежит его начальнику, мудро возглавлявшему, умело направлявшему, вовремя оценившему степень угрозы и принявшему все меры. Так что принц — единственный из сановников Империи, кто сейчас на коне и весь в белом. И тут, принц прав, ни одна живая душа не подкопается, юридически все безупречно…

Хитрован, подумал Сварог. Наверняка получит не самый последний орден. Сам себя в список он, разумеется, не включил, сие не этично — но в сложившихся условиях Яна просто — напросто обязана будет милого дядюшку в список внести самолично, иначе получится опять‑таки не этично: на подчиненных обрушился ливень наград, а руководитель остался без регалии? Это неправильно…

Нисколечко не раздумывая, Сварог сказал:

— Вы совершенно правы, ваше высочество. Операция была проведена именно восьмым департаментом, что и будет отражено в официальном отчете на ваше имя. Конечно, для решения третьестепенных задач привлекались и другие службы, имперские и земные, но так часто бывает. Решающую роль сыграл восьмой департамент…

Он все же подметил на лице принца хорошо скрытое облегчение — ну что же, пусть радуется втихомолку. Чтобы принять именно такой вариант, Сварогу ничуть не пришлось поступаться какими бы то ни было принципами: в конце концов, какая разница, кем он был, когда влепил в лоб Брашеро гирьку на веревочке? А вот для него самого — и для дела — выйдет одна лишь нешуточная польза. Благорасположение принца значит немало. Еще одна козырная роза в рукаве Сварога. Обстановка в Келл Инире до сих пор сложная. Тайный Совет и Палата Пэров распушены (называя вещи своими именами — разогнаны), но при дворе до сих пор остаются партии придворной знати, настроенные к реформам не то чтобы враждебно, но неодобрительно — да и Сварога, выскочку эдакого, многие откровенно не любят. Вся эта аристократическая шобла не способна в нынешних условиях навредить крупно, но массу мелких пакостей,используя связи, добрые знакомства и родственные отношения, причинить может, да и причиняет порой: там чуточку подтормозить, там заволокитить и так далее. Разогнать их невозможно, потому что — это «партия» именно в старинном смысле слова: неофициальная группа единомышленников. Удалять от двора и уж тем более сажать не за что. Даже Яне и Канцлеру эти уроды порой доставляют мелкие хлопоты, что уж говорить о Свароге? Так что спокойнее жить, когда у тебя за спиной не только Яна с Канцлером, но и принц Диамер — Сонирил, персона крайне влиятельная…

— Рад, что мы поняли друг друга, — сказал принц с явным облегчением.

— Всегда к вашим услугам, в вашем распоряжении, — церемонно раскланялся Сварог, легонько улыбнулся: — Во всех трех лицах.

— Я умею ценить преданность…

Вот и ладушки, подумал Сварог. Галантерейщик и кардинал — это сила. И столь же дипломатично поклонился:

— Мне это прекрасно известно, ваше…

Он замолчал, и оба повернулись к высокому витражному окну, у которого стояли только что. Одна из створок широко открыта, и явственно слышалась пронзительная трель свистка, топот нескольких пар ног. Ничего серьезного вроде бы не должно произойти, учитывая, какие силы введены во дворец, уже изрядно почищенный от прежних обитателей, и все же — явное нарушение налаженного ритма…

Буквально в два прыжка оба оказались у подоконника — принц проявил неожиданное проворство. Сварог всмотрелся и, моментально оценив ситуацию, пожал плечами:

— Дело житейское, такие случаи были предусмотрены…

Справа от калитки, той, из которой выходили посетители зловещего гнезда черных магов, прямо на траве сидел, раскинув ноги, прижавшись спиной к стене, бледный, как смерть, закативший глаза усач в дворянском платье. Его бадагар валялся рядом. Тут же настороженно стояли двое, наряженные дворцовыми стражниками (антланцы из армейского полка), а невысокий человечек в мантии и берете Сословия Чаши и Ланцета, с лекарской сумкой на поясе, как раз с профессиональной бесстрастностью подносил к носу сидящего большой флакон коричневого стекла.

— Нервишки не выдержали? — понимающе хмыкнул принц.

— Явно, — сказал Сварог. — Такое предусматривалось, и врач был поблизости. Но вот от него я такого не ожидал — прямо‑таки нервная барышня…

— Вы его знаете?

— Заочно, — сказал Сварог. — Уж эту персону непременно нужно было сюда запустить. Это, изволите ли знать, барон Рагенау, завсегдатай всех великосветских салонов столицы, прямо‑таки их постоянный житель. Обожает разносить слухи и сплетни, безбожно перевирая, привирая, приукрашивая. Притом — дурак редкостный. Всерьез его, в общем, не принимают, но слушать любят, краснобай тот еще. Грех не запустить сюда такую персону. Вот только не думал, что он окажется столь впечатлительным… Ничего, оклемается.

— Да, уже начинает приходить в себя, отсюда видно… Что вы так странно заулыбались?

— Дурак — необязательно трус, — сказал Сварог. — Он еще и капитан гвардейской кавалерии в отставке, прошел несколько кампаний, говорят, держался храбро, есть ордена. А здесь спекся…

— Странно, — сказал принц. — Вот те — несомненные простолюдинки, но ведут себя совершенно иначе…

Сварог присмотрелся. Из калитки вышла кучка плотных бабенок средних лет, числом с полдюжины. Платья темных тонов и простонародного фасона, темные чепчики, гильдейские бляхи… И точно, они держались совершенно иначе: оживленно тараторили меж собой, живо жестикулируя, едва шли не весело, а, проходя мимо начавшего приходить в себя барона, откровенно захихикали, перешептываясь.

— Ну, еще бы, — сказал Сварог с ухмылкой. — Совершенно другого пошиба народец. Торговки с Большого Рынка, бой — бабы. Языки без костей и в пол — уарда длиной, сплетничать обожают, а главное, их‑то никакими чертями не запугаешь. Любому черту хвост выдернут, если попытается удрать, не расплатившись или что‑нибудь стянуть с прилавка. Незаменимый для этой акции контингент…

— И здесь вы правы, — одобрительно кивнул Диамер — Сонирил. — Уж эти языками потрещат и долго не угомонятся, знаю я земные дела. Это тоже Лемар придумал?

— Нет, это уже тайная полиция, — усмехнулся Сварог. — Она такие методы давно использует… да и восьмой департамент тоже, вы не можете не знать…

— Знаю, конечно… — отвернувшись от подоконника, принц взял Сварога за локоть сильными сухими пальцами и отвел к столу. — Я понимаю, у вас здесь масса дел… Не хочу мешать. Но напоследок хотел бы прояснить один очень важный для меня вопрос… Мне кажется, мы во многом достигли полного взаимопонимания… Могу я как глава Канцелярии земных дел задать вопрос королю Сварогу Баргу? В совершенно неофициальной обстановке, как видите.

— Пожалуй, — осторожно сказал Сварог.

— Вы уже задумывались, как поступить с Горротом дальше?

Ситуация непростая. Пока они здесь, от высших до низших, изрядно ошеломлены известными новостями. Но рано или поздно это пройдет. И встанет вопрос, обязательно встанет вопрос: с какой статьи Горрот набит войсками короля Сварога? О, да, конечно, он поступил благородно, помог королеве расправиться с шайкой темных магов… но чем дальше, чем больше это станет напоминать оккупацию. Сначала об этом начнут шептаться, потом заговорят вслух. Горротская армия в полном боевом составе, не понесла ни малейших потерь. У вас гораздо больше войск, но если вы попытаетесь разоружить горротцев, выйдет большая кровь. И оба их флота в полной неприкосновенности. А главное, лишь считанные люди — все они уже под замком, а? — знают подоплеку. Даже если вы победите, здесь будет обстоять совсем иначе, чем в других ваших королевствах: оккупированная давним неприятелем страна, где вас будут тихо ненавидеть. Рано или поздно начнется нешуточное сопротивление, партизанская война, надолго воцарится кровавый хаос… А народ здесь воинственный.

— Я обо всем этом уже думал, — угрюмо глядя в пол, сознался Сварог. — Вы прекрасно все просчитали.

— Многолетний опыт, знаете ли…

— Войска я буду выводить, — сказал Сварог. — Иначе и в самом деле превращусь из благородного спасителя в вульгарного захватчика. Парочка полков уже ушла, есть график вывода. Правда, у меня хватает хлопот с иными моими генералами — некоторые, простые души, и в самом деле полагают, что мы хитрым маневром именно что завоевали Горрот. Ничего, справлюсь, не первый раз. Время у меня еще есть: пока замок занят имперскими спецслужбами, и они продолжают работать, недовольные прикусят языки.

— Тоже верно, — принц тонко улыбнулся. — И потом, у вас ведь есть королева…

— И первый министр, признаюсь по секрету, у нее уже есть, — хмыкнул Сварог. — Очень толковый человек. И еще парочка — ну, не впервые у трона объявлялись никому не известные фавориты. Какую‑то часть здешних придворных придется вернуть во дворец — глупцов, карьеристов и прочую бездельную публику. Впрочем, — он жестко усмехнулся, — Брашеро мне оказал большую услугу, почистив двор от умных и сообразительных… Есть обширные планы, ваше высочество, но о них слишком долго рассказывать…

— Ну что же, напишете подробный отчет. Или мы просто побеседуем, когда выдастся время… Ну что же, желаю удачи, не буду вас более задерживать.

Поклонившись довольно милостиво, принц прошествовал к двери.

Облегченно вздохнув, Сварог присел за стол, придвинул бумаги, исписанные аккуратным, прямо‑таки писарским почерком начальника тайной полиции. Подумав, отложил стопу толщиной чуть ли не в ладонь: собственноручную запись падения и прегрешений означенного субъекта, без малейшего принуждения написанную самим в камере после регулярного употребления некоей фиолетовой жидкости. Вдумчиво прочитать эту реляцию можно было и потом.

Зато он бегло пробежал другую стопочку, всего‑то листиков в десять. Усмехнулся, покрутил головой: умен, сукин сын, и хитер, как любой начальник тайной полиции, прослуживший не один десяток лет… Третья бумага состояла из одного — единственного листочка: пронумерованный список. Первыми в нем шли Стахор и Эгле (вычеркнутые аккуратной чернильной линией), далее принц (не зачеркнутый), еще семь человек, из которых четверо столь же аккуратно вычеркнуты. О ком шла речь, Сварог решительно не представлял — должности не указаны, только фамилии и титулы. Одиннадцатым начальник тайной полиции вписал себя — но поставил рядом какой‑то странный значок. Ну, не стоит ломать голову, когда имеется первоисточник…

Он нажал кнопку, на пороге возник его латеранский статс — секретарь — как обычно бесстрастный, ничуть не удивленный тем, что работать придется на сей раз в Акобаре.

— Начальник тайной полиции далеко? — осведомился Сварог.

— Поблизости, в боковой комнатке. Вы распорядились держать его поблизости, потому что скоро понадобится…

— Понадобился, — сказал Сварог. — Давайте сюда.

Очень быстро двое крепких ребят в форме дворцовой стражи ввели того самого невысокого лысого бородача, без особых церемоний усадили в кресло напротив Сварога и улетучились, повинуясь небрежному жесту короля. Сварог какое‑то время разглядывал пленного, чьи запястья на всякий случай были схвачены широкими серебристыми кольцами, меж которых имелось пустое пространство шириной в ладонь — магнитные наручники, и ноги схвачены такими же, только пошире — мало ли что способен выкинуть такой вот прохвост в отчаянную минуту жизни…

Барон не выглядел ни сломленным, ни особенно испуганным — ну разве что грустным, что в его положении неудивительно. Он тоже разглядывал Сварога — пристально, исподлобья, открыто.

— Жалобы на плохое обращение есть? — осведомился Сварог.

— Никаких, — буркнул барон. — Вот только… Что за зельем меня постоянно пичкают? То синим, то фиолетовым?

— Ну, это просто, — сказал Сварог. — Фиолетовый — эликсир правды, после которого ничего нельзя скрыть ни в разговоре, ни при письме. А синий… Мы все его здесь пьем. Эликсир бодрости, прогоняет сон…

Лысый проворчал:

— То‑то я за два дня накатал такой трактат, и ни в одном глазу…

— Как настроение? — спросил Сварог.

— Издеваетесь?

— Ни капли, — сказал Сварог. — Деловой интерес.

— А какое бы у вас было настроение на моем месте? — с легкой нотой строптивости спросил лысый. — Паршивее некуда.

— Какие‑то страхи?

— Как вам сказать… Пытать вы меня, конечно, не будете. Зачем? После вашего эликсира все равно ничего не скроешь. А вот будущее насквозь туманно. То ли голову отрубите, то ли заберете туда, — он мотнул головой на потолок. — Очень уж серьезный заговор… Тут всех гребут на сто уардов вокруг, особенно тех, кто в середине…

— А вы были в середине? — с усмешкой спросил Сварог.

— Скорее поблизости. Не то чтобы на подхвате, но и не в ближнем кругу. Они допускали туда только своих.

— Не врете, — сказал Сварог.

— А какой смысл? Вы же вмиг определите…

— Тоже верно, — сказал Сварог. — Ну что же, поговорим о заговоре?

— Разве вы не читали? — он кивнул на стопу бумаг. — Я там, честное слово, выложился до донышка…

— Мельком пролистал, и только, — сказал Сварог. — Некогда было. Итак… Барон Скалитау, дворянство и титул фамильные, не пожалованные… Всю сознательную жизнь в тайной полиции, одиннадцать лет возглавляли тайную полицию при старом короле, а потом и при Стахоре. Судя по тому, что Стахор вас не сменил, вы у него пользовались полным доверием… — он уставился на барона холодным взглядом. — Служили не за страх, а за совесть… Как же так вдруг вышло, что вы взяли да и предали своего короля?

Забавно, но на лице барона явственно отобразилось некоторое смущение. Он опустил глаза, поерзал взглядом и, наконец, решился:

— Так получилось.

— Вообще‑то так оправдываются проказливые сорванцы, — сказал Сварог. — Банка с вареньем по недосмотру служанки осталась на столе… В общем, так получилось. А подробнее?

— Брашеро у меня давно вызывал подозрения, — сказал барон. — Не люблю, когда неизвестно откуда выныривают такие вот самозванцы, да еще втираются в доверие к королю.

Сварог поднял бровь:

— Вы знали, что он самозванец?

— Ну, это нетрудно было проверить, — словно бы даже с ноткой профессиональной гордости сказал барон… — Не он первый, не он последний. Такой дворянской фамилии в Горроте просто нет — хотя он постоянно себя выставлял как старого горротского дворянина с длинной родословной. Это‑то мы выяснили довольно быстро.

— И не дошли с этим к королю?

— Поздно было, — угрюмо сказал барон. — Он слишком быстро вошел к королеве в милость, а потом начались все пертурбации: опалы, изгнания, тюрьмы и казни, двор сменился почти полностью, словно караул у ворот, практически не осталось никого из моих прежних заступников, благожелателей и союзников. Я сам с минуты на минуту ждал ареста или чего‑нибудь похуже. Новые люди старых начальников тайной полиции обычно не любят. Но время шло, год прошел, меня никто не трогал, наоборот, Брашеро то и дело выказывал расположение, не говоря уж о короле… Ну, я и служил, как привык.

— Не пытались узнать о Брашеро побольше! — хмыкнул Сварог. — Странно для неплохого начальника тайной полиции.

— Почему нет? Пытался. Только все следы вели в никуда. А отличные агенты порой исчезали… особенно когда внутри замка стал расти тот «запретный городок», в горах стали воздвигать загадочное «горное гнездо», громоздить эти дурацкие пограничные столбы… Когда целые флотилии фирмы «Кадерат и сыновья» повезли какие‑то загадочные грузы… Вот тут уже я начал понимать, что готовится нечто грандиозное, ни на что прежнее не похожее. И король посвящен то ли во многое, то ли во все. Где уж было к нему идти… Я к тому времени уже выяснил, что Брашеро и половина его людей — лары, а это все усложняло и делало вовсе уж опасным. Я не настолько глуп, чтобы лезть в дела Высоких Господ Небес — очень уж чревато… — он поднял на Сварога сверкнувшие яростным блеском глаза. — Но я короля не предавал!

— Как же вы оказались в той милой компании? — усмехнулся Сварог.

— Совершенно неожиданно, — сказал барон. — Однажды меня пригласил Брашеро. Угостил вином, отпустил несколько комплиментов как великолепному начальнику тайной полиции, «с которым жалко было бы расставаться». «Вы, любезный барон, проделали отличную работу, хотя и не понимали ее смысла», — улыбнулся он своей неподражаемой улыбочкой, так змея могла бы улыбаться, получись у нее. И выложил ворох бумаг — оказалось, показания тех моих пропавших агентов, что пытались проникнуть в «горное гнездо», вертелись вокруг «городка», в общем, пытались хоть что‑то выведать…

«Вы умный человек, — сказал он напоследок, — вы ведь уже поняли, что столкнулись с чем‑то небывалым прежде, грандиозным. Поняли, по лицу видно. Вот только не поняли, насколько оно грандиозно, но это уже не ваша вина, у вас не было достаточно знаний, чтобы сделать правильные выводы. А впрочем… Вы ведь уже догадались, что мы лары?»

Я кивнул — а как я мог ему врать?

«Уже неплохо, — сказал Брашеро. — Давайте не будем зря тратить время, перейдем к делу, мне нужен толковый и умный начальник тайной полиции. Вы вполне подходите. В обмен на верность — самые ослепительные перспективы».

Почему‑то мне показалось в первую очередь, что он хочет свергнуть короля — от него этого можно было ожидать.

«Судя по вашему лицу, вы сгоряча решили, что вам предлагают участвовать в очередном дворцовом перевороте? — И он засмеялся, честное слово, весело. — Это потому, что вы видите проблему, уж простите, исключительно снизу. А я вам сейчас обрисую ее сверху. Вы ведь знаете самый надежный способ вербовки? Рассказать человеку столько, чтоб он сам понял: дороги ему назад нет».

Я кивнул. Это и в самом деле был самый надежный способ вербовки, самому приходилось применять…

«Налейте вина слушайте», — сказал Брашеро, полное впечатление, безмятежно.

И рассказал мне… нет, я до сих пор уверен, что не все, но достаточно, чтобы понять: после таких откровений я, если заартачусь, живым из этой комнаты уже не выйду — разве что в пыточную…

Он рассказал, что королевская чета и принц уже, собственно, убиты в загородном замке, что к полудню во дворец въедут их совершеннейшие двойники, обладающие их внешностью и памятью, которых никто не в состоянии отличить от прежних, настоящих. Правда, на всякий случай, для пущей надежности прежнее близкое окружение королевской четы следует убрать из дворца. Что за всем этим кроется ни много, ни мало — переворот в Империи Четырех Миров — возможно, со сменой династии, а возможно и нет. Переворот, слишком много меняющий в жизни Империи.

— И вы вот так, сразу и поверили?

— Пришлось, — со вздохом сознался барон. — Я ведь к тому времени знал уже, что Горрот полностью изолирован от наблюдения с небес… И он показал мне на этой штуке достаточно, — он кивнул на стоявший перед Сварогом компьютер Брашеро, давно трудами Элкона послушный новому хозяину. — Показал такие секреты, что у меня голова закружилась… Боевые летучие машины, которые будут на стороне его сообщников, нарушенная связь, беспомощная армия… Такое зрелище! Я готов был в обморок упасть…

Его и сейчас чуточку потряхивало. Подумав, Сварог налил полную чарку «Кабаньей крови» и толкнул ее барону через стол. Тот ловко сцапал ее ладонями и осушил до дна. Не обращая внимания на текущие по бороде капли, сказал, все так же исподлобья:

— Теперь понимаете? Я никого не предавал. Мертвого короля уже не предашь. Я как‑то фазу поверил, что он говорит правду. И потом, не мне бороться с таким заговором! И каким образом? Живым бы меня оттуда уже не выпустили. Пришлось, так сказать, присягнуть на верность…

— И они вам моментально поверили? — усмехнулся Сварог.

— Не сразу, — серьезно сказал барон. — Сначала Брашеро показал мне кое — какие штучки, с помощью которых будет знать о каждом моем шаге и слове. Это такие крохотные приспособления…

— Я догадываюсь, — нетерпеливо сказал Сварог (ну, конечно, крохотные микрофончики, детекторы и прочие милые штучки). — Дальше?

— Дальше… Сначала убедился, что им и в самом деле известен каждый мой шаг, каждое слово. Потом я вместе с остальными встречал королевскую чету. Брашеро был прав: их практически невозможно отличить от настоящих. Вот только в глазах осталось что‑то чуточку иное. Тот, кто с ними общался долгими годами, — тот и мог определить… и еще что‑то было, почти неуловимое… Тут уж мой профессиональный опыт подсказывал… А дальше… Ну, а дальше я стал работать. В прежней должности. Выполняя приказы исключительно Брашеро — а впрочем, Король, противоположность прежнему, ко мне почти и не обращался, доклады стал слушать очень редко, вполуха… Кое — чем он отличался от прежнего, я бы сказал, в худшую сторону, но из ближайшего окружения, которое это могло подметить, остался я один. Ну, разумеется, Брашеро. В конце концов, это было не мое дело, я работал, как вол. Брашеро меня нагружал изрядно… Там все написано, без малейших упущений, — он кивнул в сторону стопы бумаги.

— И здесь кое‑что написано, — Сварог взял в руку ту самую, с десяток листов, пачку. — Аналитическая записка, если можно так выразиться. О том, каким именно способом можно убить короля Сварога, когда он находится на земле. Ваша работа?

— Моя, — признался барон, не отводя глаз. — Брашеро велел, и я составил, но обратите внимание на мой вывод: проделать это почти невозможно. У вас великолепная преданная охрана, они бы вас наверняка уберегли от кинжала или пики в спину — все другие способы бесполезны. Нет, почти нереально. Так я и сказал.

— Благодетель вы мой… — проворчал Сварог. — И что, Брашеро рассердился, прочитав ваш ученый труд?

— Мне так не показалось. Пробормотал сквозь зубы: «Ну, есть и другие возможности» — и велел мне больше этим не заниматься.

— А вот кстати… — с любопытством сказал Сварог. — Толкового сообщника никогда нельзя держать на одном страхе и запугивании… Вам ведь наверняка было что‑то обещано?

Помявшись, барон признался:

— Пост начальника тайной полиции всего Харума…

— Неплохо, да… А как вы думаете, он выполнил бы обещание? Вы не могли над этим не задумываться, с вашим‑то житейским опытом…

— Мог и сдержать слово, — без особого промедления ответил барон. — В конце концов, он собирался править наверху. Но не мог бы обойтись без людей, хорошо знающих Харум… особенно людей специфического ремесла.

— Вот в связи с этим… — сказал Сварог, взяв странный список. — Почему одни вычеркнуты?

— Здесь все, кто знал истинное положение дел… точнее, кто счел нужным сообщить Брашеро. Король и королева погибли, еще четверо стали ненадежны, один из них собирался бежать из страны… — барон бледно усмехнулся. — Кажется, именно к вам. Вот и пришлось… вычеркнуть.

— А почему против вашей фамилии вы поставили какой‑то странный значок?

Барон открыто взглянул ему в глаза:

— Потому что у меня не было окончательной уверенности, что Брашеро выполнит свое обещание. Иногда ценных сообщников щедро вознаграждают, а иногда…

— Тоже верно, — проворчал Сварог. — План бегства имелся? На случай, если оправдаются худшие подозрения и вы успеете это понять?

— Конечно, — криво усмехнулся барон. — Лучше просидеть остаток дней где‑нибудь в глуши, но живым… Брашеро, правда, небрежно так обещал, что они в случае чего найдут меня везде, но я кое‑что сопоставил и понял, что делать… Вас не затруднит пощупать мне мочку правого уха?

— Ну, отчего же нет, — пожал плечами Сварог и вышел из‑за стола. В мочке уха барона он без труда нащупал что‑то твердое, не больше горошинки. Понятливо кивнув, спросил:

— Еще есть?

— Под кожей левой руки, у плеча. Подозреваю, есть где‑то еще, где самому нащупать трудновато.

— Вполне может быть, — сказал Сварог.

— Это можно как‑то вырезать? — со жгучей надеждой спросил барон.

— Минутное дело, — сказал Сварог. — Вот только делать я этого не буду. Самому пригодится на всякий случай.

Барон поднял на него глаза, в которых смешались самые разнообразные чувства:

— Это как и почему?

— А потому, что у меня есть на ваш счет далеко идущие планы, — скучным голосом сказал Сварог, все так же стоя над ним. — Проще говоря, я вас намерен оставить в прежней должности в прежнем месте. Хорошие начальники тайной полиции — товар штучный, грех не использовать. Брашеро и его банда разбиты наголову, второго такого заговора уже никому не удастся устроить. Лично мне вы ничего плохого не сделали. Предавать меня вам, в общем, некому — разве что королеве Лорна, но вряд ли вы пойдете на атакую мелкую пошлость… — усмехнувшись про себя при виде нешуточной радости, на миг полыхнувшей в глазах барона, он сказал холодно:

— Мне нужен скорее не начальник тайной полиции Горрота, все равно собираюсь отсюда скоро уходить, мне нужен еще один личный агент при дворе, а вы идеально подходите. Я не глупец и не благодушный благодетель, не первый год занимаюсь королевским ремеслом, и вроде бы, говорят, неплохо. Ничего этого, — он легонько помял мочку уха барона со вшитым «маячком», — убирать не буду. И вам самому не советую. Чтобы и в самом деле при нужде найти вас на краю света. Согласитесь, вы пока что не сделали ровным счетом ничего, чтобы заслужить мое доверие? Вот видите. Так что разумные предосторожности необходимы.

— И конечно, возле меня в тайной полиции будет немало соглядатаев? — спросил барон, державшийся почти спокойно.

— А как же, — пожал плечами Сварог. — Мое доверие еще следует заслужить, любезный барон. Делами… И учтите: теперь, когда Горрот больше не защищен от любого воздействия Империи, подслушивающими и подсматривающими устройствами дворец — и не он один — будет набит, как мешок пшеницей. Вы понимаете, о чем речь?

— Да, Брашеро мне кое‑что рассказывал. И кое‑что я здесь применял.

— Совсем хорошо, — сказал Сварог. — Обойдемся без дополнительных лекций… Ну, так вы готовы дать клятву на верность? Прекрасно понимая, что вас ждет в случае ее нарушения?

Чуть побледнев, глядя ему в глаза, барон тихо произнес:

— Клянусь своим гербом хранить клятву верности вам, и только вам…

— Ну что же, никаких задних мыслей я пока что не вижу, — сказал Сварог. — Значит, поработаем… Пока что, извините, вам еще пару дней придется провести в том самом помещении, что вам отвели. Оно мало напоминает тюремную камеру, так что особых неудобств не будет. А потом, когда я покончу с неотложными делами здесь, мы сядем и побеседуем уже обстоятельно…

— Вы собираетесь приставить меня главным образом следить за юным принцем?

— Ум у вас, я убедился, острый… — сказал Сварог. — Но на сей раз попали пальцем в небо. Юнца пришлось, так сказать, пока что разжаловать из королей. Поскольку его венценосной матушке удалось, в отличие от супруга, спастись от злобных убийц. Добрые люди помогли. А поскольку сыночек еще долго не войдет в совершеннолетие, ей и предстоит долго править в качестве королевы — матери. Вы не удивлены?

Барон севшим голосом сказал:

— Ах, вот оно что… Успело поступить несколько донесений, что в столицу во главе ваших и наших гвардейских полков движется неведомо как воскресшая королева… и вроде бы самая настоящая… Я сначала не поверил… — он уставился на Сварога с нешуточным уважением. — Уму непостижимо… Вы в кратчайшие сроки сумели устроить очередного подменыша, в котором ничуть не усомнились те, кто ее раньше знал?

— Ну, коли уж мы с вами, похоже, сработаемся, пора вам понемногу выдавать кое — какие тайны, — сказал Сварог. — Это не очередной подменыш, это подменыш Брашеро. Ну, а как получилось, что она спаслась и попала ко мне в руки, вам пока знать необязательно…

Он помолчал, пытливо глядя в умные и хитрые глаза барона, легонько сгреб его за расстегнутый ворот кафтана и, приблизив лицо, спросил с металлом в голосе:

— Что вы знаете? Ну? Все равно не соврете.

— Я и не собираюсь, ваше величество, коли уж дал вам клятву верности. Виглафский Ковенант, королеву, столь неосмотрительно взявшуюся вызывать демонов, они утащили при довольно жутких обстоятельствах… — и он замолчал, глядя с явным намеком.

Ценный кадр, мать его, подумал Сварог. Если не продаст, мы с ним сработаемся… Небрежно бросил:

— Среди слуг, сопровождавших короля в Ковенант, конечно, был ваш агент?

— Ну, разумеется. Он и описал все, что видел и подслушал краем уха…

Увидев замигавшую в углу экрана синюю лампочку, Сварог привычно нажал нужную клавишу, принял короткое сообщение от секретаря и послал столь же короткий ответ. Встал, следом, чуть неуклюже из‑за наручников, поднялся из‑за стола барон.

— У меня очень важная встреча, — сказал Сварог. — Но мы все предварительно обговорили, так что можете пока идти…

Глава II ТАЙН ПРИБАВЛЯЕТСЯ

Канцлер вошел стремительной деловой походкой еще до того, как те же самые конвоиры вывели барона. Коротко глянув вслед захлопнувшейся двери, спросил, как показалось Сварогу, с нешуточной надеждой:

— Удалось допросить?

— Я сделал, как мне показалось, лучше, — сказал Сварог. — Велел накачать его «фиолетом» и «синюшкой», и он за двое суток накатал тот вот фолиант. Сейчас запихну все в компьютер и вместо того, чтобы читать подряд, пройдусь по ключевым словам. Как‑никак научился, спасибо Элкону. Меня в первую очередь интересуют Токереты… а барон немало написал о нашем друге Альдерате. И уверенно опознал по снимку, ему показывали мои люди…

— И нисколько не запирался? — отрывисто спросил Канцлер.

— Судя по тому, что я успел мельком пробежать, судя по разговору — ничуть…

Лицо Канцлера покривилось в жесткой, прямо‑таки волчьей улыбке

— Прекрасно. Просто прекрасно. Это не главное, но хоть что‑то… Брашеро, в конце концов, не дьявол, а потому способен делать ошибки. А может, на местных это не действует — хотя вот на антланцев подействовало…

— Что именно? — тихо спросил Сварог.

Ему пришло в голову: лицо Канцлера что‑то больно уж мрачноватое для победителя, весьма озабоченное. Канцлер, оглядевшись, сел в первое попавшееся кресло, достал черную гнутую трубочку и принялся не торопясь набивать ее табаком — слишком неторопливо, что у него, Сварог давно знал, служило признаком раздражения. Сварог молча ждал.

— Центр и «Горное гнездо» мы захватили, — сказал, наконец, Канцлер, выпустил клуб ароматного дыма. — Других нет, так что это в некотором роде победа. А вот дальше… Мои люди никого не могут допрашивать. Брашеро все‑таки — коварная сволочь. И себе, и всем здешним сотрудникам поставил нейроблокаду в мозгу. Объясняя совсем просто, мы не можем залезть никому в мозги. Возможно, со временем и удастся, специалисты делают все, что могут, но толку пока нет… У Орка, кстати, ничего подобного нет — но он с самого начала был на десятых ролях, как и ваш министр. Кое‑что рассказал, но, по большому счету, сущие пустяки…

— Так… — проговорил Сварог медленно и зло. — Канцлер, по — моему, мы никак себе не можем позволить быть гуманистами. В конце концов, я мог бы попытаться?

— С помощью ваших мастеров? — понятливо подхватил Канцлер. — Честное слово, я бы на то пошел — ситуация и в самом деле далека от гуманизма… Но он и это предусмотрел. У всех в мозгу отключен «центр боли» — есть такой, как мне объяснили биологи. Человека можно на части изрезать, а он это будет воспринимать как легкую щекотку… Предусмотрительный мерзавец…

— А что с их аппаратурой? — спросил Сварог.

— Все по — прежнему, — пожал плечами Канцлер. — Можно еще примерно понять, что они делали, — но никто пока не понимает, как. Полное впечатление, сказал Матлок, что она работает на каких‑то других принципах, которых мы просто не понимаем, потому что никто раньше этим не занимался. Конечно, никак нельзя это назвать полным и беспросветным тупиком… Другое дело — то, что мы смогли понять, между нами, пугает. У вас есть какие‑то срочные дела?

— Никаких, — сказал Сварог.

— У меня тоже. Самое время обсудить иные загадки… Вы ведь любите слушать Тарину Тареми?

— Есть на досуге такая слабость, — кивнул Сварог.

— А не попадалась вам у нее такая песенка:

Скажи, Бога ради,

вдруг былого лед

не растаял сзади,

а уплыл вперед.

И в грядущем только

дней прошедших наст

предательски тонко

поджидает нас?.. [Авторы стихов, приведенных в романе, — Ольгерд Довмонт, Анэс Зарифьян, Николай Шипилов.]

— Попадалась, — сказал Сварог.

Канцлер прищурился:

— И вам в ней ничего не показалось странным?

— А что там странного? — пожал плечами Сварог.

— Лед и наст, — сказал Канцер.

— Ну и что? — Сварог все еще не понимал. — На Сильване и Нериаде того и другого зимой предостаточно.

— Но не на Таларе, — сказал Канцлер. — Вы никогда не задумывались о странностях таларского климата? Здесь нет смены времен года. Круглый год стоит лето, пусть и не особенно жаркое. Правда, в Фионе недели на три температура падает, всего на несколько градусов, и пару недель льют затяжные дожди. Смены времен года нет. На полюсах нет снега и льда. Нет климатических зон.

С точки зрения планетологии все это глубоко неправильно, так не должно быть. Но планетологи которую тысячу лет перестали ломать голову над загадкой, потому что решения так и не нашли. Это насквозь неправильный таларский климат — ему вроде бы по всем законам природы не положено существовать, но он все же существует… А меж тем есть кое — какие указания, что до Шторма обстояло совершенно иначе — полярные шапки, холодные зимы… Знаете, где я слышал эту песенку? В фильме с участием Тарины Тареми, ну да, она была еще актрисой, вроде бы неплохой. Сам по себе фильм, по моему глубокому убеждению, дешевая мелодрама, — он улыбнулся чуть смущенно, — и жена, и дочки просмотрели раза по три, с носовыми платками… Сюжет, как для таких мелодрам и полагается, незамысловатый: живет себе красотка, муж у нее капитан дальнего плавания, уходил в долгие рейсы, что красавице прибавляет расположения духа. На горизонте, как водится, появляется роковой соблазнитель, какое‑то время кажется, что красотка уступит и бросит мужа — ну, надоело ей, что он месяцами не бывает дома. Но в конце концов любовь и супружеская верность побеждают. И понимаете, в чем штука… Действие, несомненно, происходит на Таларе, судя по некоторым признакам, незадолго до Шторма. Так вот, там происходит классическая смена времен года, да вдобавок муж героини плавает главным образом к северной полярной шапке — а мимоходом упоминается еще южная…

— Хоть какие‑то объяснения за это время выдвигались? — спросил Сварог.

— Когда‑то — множество, — сказал Канцлер. — Но давно уже все это сошло на нет, потому что ни одна версия научного подтверждения так и не получила. Самый удобный виновник, который к тому же не может оправдаться, — апейрон. На него как‑то исстари повелось списывать многие загадки и тайны. Ну, вот так получилось: пришел поток апейрона, и многое изменилось самым решительным образом…

Правда, в кое — каких уцелевших после Шторма бумагах есть смутные упоминания о каких‑то глобальных экспериментах с погодой, но точных данных опять‑таки нет. А сегодня утром ваш Элкон сделал интересное открытие. Обнаружил совершенно чужой, нигде не зарегистрированный орбитал — наблюдатель. Висящий на суточной орбите над Инбер Колбта. И откопал в одном из компьютеров Брашеро регулярные отчеты этого орбитала. Он так и не понял, на каком принципе поддерживалась связь между орбиталом и Центром, но донесения говорят сами за себя: Брашеро три последних месяца самым старательным образом исследовал Инбер Колбта. Он задался вопросом: что там мог искать Брашеро на другом конце света? Ваш парень — сущий клад. Он просидел за компьютером часа два, выискивая все, что можно раздобыть об Инбер Колбта. Пиратские клады и прочую романтику отметал с ходу, пока не убедился, что есть одна — единственная серьезная загадка — Крепость Королей. Конечно, и о ней сложено много сказок, ну очень уж старательно ее искали чуть не пять тысяч лет, гораздо активнее, чем многие другие легендарные местечки и клады. Несколько раз он натыкался в старинных книгах на примечательную фразу: «Тот, кто владеет Инбер Колбта, — владеет стихиями…» Кстати, авторы парочки книг сами плавали к Инбер Колбта, в том числе такой серьезный книжник, как Сен Парат, — и не вернулись оттуда. И по ассоциации, как он сам признался, вспомнил гавань для «Рагнарока», несколько тысяч лет, по сути, торчавшую на виду у всех… И выдвинул версию… Сами догадаетесь или растолковать?

Сварог даже присвистнул:

— Центр управления природой? В глобальном масштабе?

— Именно. Доказательств, правда, пока никаких, нужны хорошо оснащенные экспедиции. Вряд ли там в глубокой тайне обитает какая‑то группа хранителей погоды. Если допустить эту версию, там, скорее всего, какое‑то сложнейшее автоматическое устройство. Я вам рассказал кратко, на скорую руку, но у Элкона там целая груда материалов, потом посмотрите. — И если там в самом деле есть центр управления погодой, найти его и захватить должны именно мы. Представляете, какое это средство шантажа, угроз, крупных пакостей в чьих‑то неправильных руках?

Кажется, Сварог представил. Талар совершенно не готов к зиме и холодам. Даже в королевских дворцах нет систем отопления, а зимнюю одежду видели только на Сильване. Если предположить, что установка существует, если она попадет в скверные руки человека, способного в ней разобраться, — подумать жутко, что можно с ее помощью натворить. Вовсе не обязательно насылать на планету полярные холода. Градусов десять ниже нуля (по меркам покинутого Сварогом мира), повсюду слой снега толщиной в ладонь — и погибнут посевы, вымерзнет скот, да и людям придется несладко… А если опустить температуру еще ниже? Скверно…

— Вы твердо уверены? — спросил он, не глядя на Канцлера.

— Я ни в чем пока не уверен, — отрезал Канцлер. — Но, во — первых, Элкон собрал неплохой материал и продолжает этим заниматься, а во — вторых, другое не подлежит сомнению: климат на Таларе неправилен, и то неспроста…

— Если Брашеро знал точно, могут знать и его сообщники в Магистериуме, — сказал Сварог. — Вряд ли мы выловили всех…

— Одно утешает, — сказал Канцлер. — Пока что никто Крепость Королей не нашел. И если приложить все силы… Я уже убедился, что у Элкона чертовски развита интуиция, — он фыркнул. — Правда, то же самое полагает о себе Канилла Дегро, — он кивнул в сторону окна, выходившего на Центр. — Сейчас она как раз ведет очень оживленную научную дискуссию с моими специалистами по А — физике…

Сварог сердито нахмурился. Пожалуй, даже для Каниллы это было чересчур — ввязываться в «научную дискуссию» с настоящими учеными. Плохих специалистов Канцлер у себя не держал…

— Она что, доставляет там какое‑то беспокойство? — спросил он насколько мог небрежнее. Не хватало еще очередных художеств с вовлечением в таковые еще и Канцлера. Отличная реклама для девятого стола, хорошо еще светских сплетников поблизости нет ни единого.

Однако Канцлер сказал чуть ли не добродушно:

— Не беспокойтесь, там все обстоит довольно чинно. В конце концов, это даже на пользу делу: аппаратура насквозь незнакомая и непонятная, в этих условиях нелишними будут самые разные версии и гипотезы… Давайте посмотрим?

Он уселся за стол перед компьютером Брашеро. Умело нажал несколько клавиш. На экране появился обширный зал, по периметру уставленный какими‑то чертовски сложными пультами, некоторые из них работали: медленно переплетались разноцветные плавные кривые, вспыхивали вертикальные и горизонтальные ряды непонятных знаков, кружились цветные усеченные конусы — да мало ли непонятного там мигало, переливалось всеми красками и подвергалось самым диковинным метаморфозам…

Ученая дискуссия и в самом деле протекала довольно чинно, не то что в земных университетах, где в ходе диспута прямо‑таки хорошим тоном считалось прибегать к скамейкам, чернильницам и прочим необходимым для полноценного научного диспута подручным предметам, Канилла что‑то оживленно пыталась втолковать двум мужчинам в форме Техниона, тыча пальцем то в один экран, то в другой. Судя по их лицам, верили ей плохо.

Правда, возражали серьезно, ничего похожего на скрытую насмешку над взбалмошной девчонкой, рискнувшей ввязаться в спор с мэтрами. С некоторым удивлением Сварог понял, что дискуссия идет всерьез — причем, что его удивило еще больше, на каком‑то иностранном языке. Другой язык на Таларе? Быть такого не может, потому что не может быть никогда… Что за чудеса?

Да нет, тут другое… Постепенно Сварог стал разбирать в потоке непонятных фраз словечки вроде «вектор», «поляризация», «интенсивность потока». Ах, вот оно что — они просто — напросто изъясняются на своем профессиональном жаргоне, для человека непосвященного звучавшего китайской грамотой…

— Ну что ж, пожалуй, это и в самом деле похоже на относительно чинную научную дискуссию, — сказал Канцлер, выключая экран. — Нормальная рабочая обстановка, если подумать…

— О чем это они? — спросил Сварог.

— Думаете, я понимаю? — фыркнул Канцлер. — Одно сумел уяснить: ваша Канилла уверяет, будто открыла что‑то очень важное, а мои люди, как видите, не особенно ей верят… Кто тут прав, кто заблуждается, решительно не берусь судить. Там столько непонятного и экспертам…

— Ничего не понимаю, — решительно сказал Сварог. — Канилла, конечно, умная девочка, но не настолько же, чтобы, не зная предмета, ввязываться в серьезный спор с вашими экспертами…

— Да просто вы, судя по всему, далеко не все о ней знаете, — спокойно сказал Канцлер.

— Я слышал, у нее в свое время нашли нешуточные способности к А — физике, что для девушки изрядная редкость…

— И все?

— И все.

— Да ведь это далеко не все, — сказал Канцлер. — Впрочем, понятно: она не любит вспоминать обо всей этой истории, только ближайшие друзья знают…

— Что за история?

— У нее не просто отыскались способности к А — физике, — сказал Канцлер. — К тому времени она А — физикой увлеклась всерьез, и давно, в раннем, как говорится, отрочестве. А потому, едва достигла должного возраста, была с превеликой охотой принята в Лицей Магистериума, на факультет А — физики, естественно. Как я слышал, уже на первом курсе написала парочку интересных работ, ей прочили большое будущее. А вот на втором… Знаете, в А — физике, как и во многих других науках, существуют свои «ереси». Ученые такого определения не любят, предпочитают более научные, но суть, по — моему, та же самая: направления, которые считаются тупиковыми и ошибочными, так что приличному ученому к ним близко и подходить не стоит, чтобы не испортить репутацию и карьеру…

— Ага! — сказал Сварог. — В особенности если существуют общепризнанные светила и корифеи, способные стереть дерзкого еретика в мелкую пыль. Я с подобным сталкивался на земле, у себя в университетах… — он усмехнулся. — Правда, случается иногда, что ереси бывают вовсе не ересями, а истиной, а корифеи и светила заблуждались иногда в частностях, иногда на полную…

— Вот именно, — с кривой усмешкой сказал Канцлер. — Вижу, вы и в ученых делах начинаете помаленьку разбираться… Скорее уж, правда, в околонаучных…

— Ничего сложного, — пожал плечами Сварог. — В сущности, те же придворные интриги, только в других декорациях… Я недавно переманил из Магистериума одного молодого А — физика на всякий случай — мало ли зачем может пригодиться свой А — физик. Так вот, он так легко согласился перейти ко мне, потому что оказался как раз из «еретиков». Я по невежеству своему в науках так и не понял, в чем эта ересь заключалась, но в Магистериме ему стало очень неуютно. Чем он у меня занимается, я так и не понял. Черт! Так вот почему Канилла с ним так быстро сблизилась и частенько бывает в его лаборатории, так что ее парень даже начал было ревновать. Подозреваю, «ересь» у них одного пошиба… Так что там было в Лицее?

— Ваша Канилла — большая умница…

— Я знаю, — сказал Сварог. — За что и ценю.

— Насколько мне известно, она всерьез заинтересовалась старыми архивами, откопала там какую‑то из «ересей» и решила, что это вовсе не ересь, а весьма перспективное направление для работы. У нее хватило ума не защищать свое открытие перед наставниками. — Канцлер широко улыбнулся. — Девушка поступила иначе. Она попросту стала проникать ночью в один из рабочих залов и чуть ли не до рассвета проверять свою теорию на одной из тамошнихустановок. Благо сделать это было нетрудно, там не было ни кодовых замков, ни ночной стражи… правда, потом ввели и то и другое, как раз из‑за этого случая. Это, конечно, было совершеннейшее нарушение регламентов: второкурсникам запрещены ночные работы, тем более без присмотра наставника. Но попробуйте остановить Каниллу Дегро, если ей что‑то втемяшится в голову…

— Да уж, — сказал Сварог с чувством. — По собственному опыту знаю.

— Кончилось все тем, что случилась авария. Не особенно и крупная. Она просто — напросто вывела установку из строя — а это был немаленьких размеров агрегат. Не случилось ничего страшного, ни взрыва, ни пожара, вмешались автоматы безопасности, начавшийся пожар погасили, установку обесточили, взрыв, вполне возможный, предотвратили, но автоматы подняли тревогу по всему зданию, туда кинулась аварийная команда, и уйти незамеченной Канилла не успела. Как говорится, с поличным, на месте преступления… Канцлер ухмыльнулся. — Вообще‑то, как мне объяснили, ее скорее всего и после этого инцидента оставили бы в Лицее — ну, после хорошей нахлобучки, понятно. Очень уж много от нее ждали, но она сама себе все испортила. Расследовать инцидент прибыл сам академик Уртало. Нынешнее светило и корифей, — Канцлер усмехнулся. — Знаете, в каждом поколении есть свои светила и корифеи… Верный и непреклонный последователь великого Кондери, основоположника А — физики…

Сварог хмыкнул:

— Естественно, враг всех и всяческих ересей и малейших отступлений от канонов…

— Ну, это уж как водится, — пожал плечами Канцлер. — Главный служитель истины и канонов… Короче говоря, содержание разговора меж ними так и осталось неизвестным — по крайней мере, мне, — но Канилла, судя по всему, не каялась, наоборот, защищала свою гипотезу, причем, по слухам, столь… живо непосредственно, что Светило пришло в ярость, и она вылетела из Лицея, вообще из Магистериума, как пробка из бутылки. И с тех пор занималась А — физикой чисто по — любительски, уже не уделяя тому столько времени, сколько прежде… Вот и вся история. Банальная, если подумать…

— Банальная, — повторил Сварог. — Канцлер, как вы считаете… Могла она там наткнуться на что‑то стоящее? Знаете, не раз бывало, что эти так называемые ереси как раз и оказывались чем‑то ценным…

— Честно говоря, не знаю, — сказал Канцлер серьезно. — Не берусь судить. Рано… Все эти знания мы заберём наверх и будем исследовать самым тщательным образом, а там будет видно… Кстати, Канилла очень упорно уговаривала меня передать именно эти установки и лаборатории девятому столу… Что думаете?

— А почему бы и нет? — сказал Сварог. — У меня как‑никак есть настоящий А — физик, да и в восьмом департаменте найдутся эксперты. Разумеется, если это не нарушает каких‑то ваших планов…

— Нет, наоборот, — усмехнулся Канцлер. — Буду только рад, если с меня снимут часть ноши. Считайте, все это за вами, я распоряжусь. По совести говоря, меня сейчас в первую очередь интересует Крепость Королей: слишком серьезная вещь, чтобы ею пренебрегать.

— Если только она существует, — сказал Сварог.

— Если она существует, нужно сделать все, чтобы она не попала в чьи‑то чужие руки, — сказал Канцлер. — Ну, а для вас, я догадываюсь, на первом месте — Токереты?

— Ну, разумеется, — сказал Сварог. — Коли уж они поддерживали отношения с Брашеро, нужно в сжатые сроки выяснить, что они замышляют. Без сомнения, у них имелись свои планы, но мы о них ничего не знаем, то‑то и опаснее всего. Вряд ли они собирались быть при нем покорными исполнителями, не те ребята… Что‑то, чутье подсказывает, он должен был им передать. В рамках союза. Они обязаны были что‑то получить взамен еще до переворота, не поверю, что они ничего не просили…

— Я, кажется, знаю, что они просили, — кривя губы, произнес Канцлер. — И, боюсь, получили… Вот, полюбуйтесь.

Он положил перед Сварогом два странных предмета, больше всего напоминавших незамкнутые бублики, сделанные словно бы из прочного стекла — только один был прозрачный, а другой — до предела заполнен некой темно — коричневой субстанцией, словно бы переливавшейся тоненькими струйками, прядями. Сварог присмотрелся: так и есть. На всех четырех торцах «бубликов» золотисто посверкивали небольшие цилиндрики, очень похожие на охотничьи капсюли.

— Можете смело брать в руки, — усмехнулся Канцлер. — Эти штуки совершенно безопасны, пока их не активируют…

Сварог повертел «бублики» в руках. У него осталось впечатление, что «полный» малость потяжелее «пустого» — хотя, быть может, так только казалось.

— Что то? — спросил он, осторожно кладя «бублики» перед собой на стол.

— Не осторожничайте, — все так же жестко усмехнулся Канцлер. — По ним кузнечным молотом можно лупить или подкладывать взрывчатку…

— Что, вы уже провели испытания на полигоне?

— Не было необходимости, — серьезно сказал Канцлер. — Они давным — давно описаны в бумагах из Музея техники. Давным — давно их у нас использовали самым широким образом. Это — сверхпроводники. Вы слышали что‑нибудь про сверхпроводимость?

Сварогу в первую очередь пришли в голову не ученые фолианты (когда бы он их листал?), а читанная в детстве фантастика.

— Супераккумулятор, — сказал он. — Заключающий в себе невероятное количество энергии. Правильно?

— Вот именно, — сказал Канцлер. — Может длительное время использоваться в качестве питающего устройства для самых разнообразных агрегатов. — Он печально усмехнулся: — А поскольку человек — сволочь изобретательная, то в качестве оружия — если высвободить энергию разом. По расчетам, одновременно взорванная дюжина таких штучек способна снести с земли, скажем, половину Латераны, останется лишь гигантская воронка…

— «Горное гнездо»! — вырвалось у Сварога.

— Вот именно, — сказал Канцлер. — Там их и заряжали. Энергоприемник и вся сопутствующая аппаратура уже уничтожены… кстати, я распорядился на всякий случай закрыть доступ в Музей техники и превратить его в закрытый объект. Мало ли какая изобретательная сволочь еще может появиться… Так вот. Прежде чем уничтожить компьютеры, мы, разумеется, сняли всю информацию. Получается, что за время работы установки заряжены около четырех тысяч сверхаккумуляторов и отправлены неизвестно куда. Когда наши взяли «Горное гнездо» штурмом, на «складе готовой продукции» их оказалось не более дюжины. Остальные исчезли, мы их не нашли ни там, ни во дворце — а других баз в Горроте у Брашеро точно не было… если не считать той, где испытывали подводные лодки. Но и там ни единого. Как по — вашему, долго придется гадать, куда их могли переправить?

Почувствовав, как холодеет лицо, Сварог сказал:

— Никаких ребусов. В Токеранг.

— Наверняка, — кивнул Канцлер. — Самому Брашеро они были просто ни к чему: при успехе он получил бы гораздо более мощное оружие, всю сеть боевых орбиталов. Ну, а Токеретам они вряд ли нужны как средства шантажа, заложенные под ваши городами — ну, может, десяток — другой… А вот для успешной реализации проекта «Нормальный размер» им как раз нужно огромное количество энергии.

— Им хватит того, что у них уже есть? — спросил Сварог, не поднимая глаз от стола.

— По нашим подсчетам — вполне, — бесстрастным тоном сказал Канцлер. По крайней мере, для того, чтобы увеличить военную технику и людей, — он хмыкнул, покрутил головой. — Есть еще одно, но, безусловно, благоприятное обстоятельство. Заводы, реакторы, лаборатории и тому подобное они никак не смогут увеличить и вытащить наружу… да и не увеличивая, вытащить не смогут. Дело не в энергии. Чисто технические причины. Чересчур уж сложная задача, у них просто не хватит для ее решения людей и техники. Кое‑что я на их месте непременно постарался бы переправить наверх, самое необходимое и компактное… но того опять‑таки не может быть слишком много.

— Ну вот, — одними губами усмехнулся Сварог. — Хоть одно благоприятное обстоятельство у нас есть. И они не могут не понимать: без научно — промышленной опоры будут наверху слишком слабы…

— Часть оборудования, не увеличивая его, они давно уже могли перетащить на поверхность, не увеличивая его до поры до времени.

— Я об этом тоже думал, — сказал Сварог. — Часть — возможно. Но, уж, безусловно не столько, чтобы создать себе могучую базу. Не зря же они приглашают меня на переговоры, — он поднял голову и улыбнулся почти весело, — знаете, Канцлер… Я совершенно уверен: они не собираются меня там убивать. Будем смотреть правде в глаза: у них были… и, наверное, остаются нешуточные возможности убрать меня здесь, наверху, не разводя лишних сложностей. Как бы меня ни охраняли, всегда остается вероятность, что какой‑нибудь «спятивший стражник» или «обозленный дворянин» всадит мне нож в спину. Полностью исключить такого варианта нельзя.

— Я бы на вашем месте носил под одеждой что‑нибудь вроде кольчуги из толладской стали, — серьезно сказал Канцлер.

— Уже месяц как ношу, — столь же серьезно ответил Сварог. — Надежная штука, тройного плетения, любое лезвие удержит. Нет, им определенно нужны переговоры, — его губы тронула хищная улыбка. — А там посмотрим…

Глава III БЕЛОКУРАЯ ЕРЕТИЧКА

Он стоял у широкого подоконника и, заложив руки за спину, без особых эмоций наблюдал последний акт состоявшейся драмы.

Широкое, почти прозрачное, игравшее радужными отблесками полотнище, идеальный прямоугольник, превосходивший длиной и шириной первое намеченное к уносу здание, коснулся его высокого каменного фундамента почти у самой земли. Вошел в камень, как горячий нож в раскаленное масло, стал продвигаться дальше, дальше, вот уже целиком скрылся под домом, торчат только боковины шириной с пол — уарда. Висевший над высоким козырьком крыши большой полупрозрачный диск брызнул вниз снопиками разноцветных лучей — и края полотнища стали загибаться, расти в высоту, пока полностью не сомкнулись с диском, — заключив дом в подобие исполинского пакета. Диск стал медленно уходить в небо, увлекая за собой здание с легкостью тащившего крысу терьера. Осталась только аккуратнейшим образом срезанная половинка фундамента. В немаленькой толпе экскурсантов, собравшейся снаружи у стены под присмотром стражников, прошел шепоток пугливого удивления. Диск со своей ношей уже казался крохотной черной точкой, а они все таращились, задрав головы, у многих слетели с голов шляпы, чего они пока что совершенно не замечали.

«Почему их не вывели за ворота?» — вяло удивился Сварог, но тут же догадался о причине: ну конечно, пусть лишний раз убедятся в нешуточной мощи Высоких Господ Небес, и об том тоже станут болтать на всех углах, привирая и приукрашивая…

Обернулся на едва слышный звук распахнувшейся двери. Она немного отошла, там стояла Канилла, разгоряченная, с азартной физиономией, а за плечом у нее торчал секретарь, вопросительно глядя на Сварога. Вообще‑то у него был приказ беспрепятственно пропускать в кабинет любого из юных соратников, если король там один — но он, должно быть, полагал нынешние обстоятельства особыми. И в чем‑то был прав: обыденностью это никак нельзя было назвать…

Сварог кивнул ему, секретарь с поклоном пропустил Каниллу в кабинет и аккуратно притворил за ней дверь.

— Цветешь? — спросил Сварог вполне добродушно. — Проходи, садись. Курить, как всегда, можно.

Канилла прямо‑таки плюхнулась в мягкое кресло на вычурных ножках, вытащила свой золотой портсигар с эмблемой девятого стола на крышке, но не открыла, так и вертела в руках — обо всем забыла от избытка впечатлений, надо полагать.

Извлекла, наконец, сигарету, сунула в рот не тем концом, опомнилась, но так и не прикурила. Прямо‑таки заворожено помотала золотоволосой головкой:

— Командир, там такая аппаратура…

— Впечатляет? — усмехнулся Сварог.

— Не то слово… Восхищает.

— Ага. И от восхищения ты там устроила шумный научный диспут с дипломированными учеными?

Синие глаза строптиво сверкнули из‑под полурассыпавшейся челки:

— Уже донесли?

— Я тебе сто раз говорил, Кани: королю не ябедничают и не доносят — его осведомляют, — и добавил не без злорадства: — Ну, что поделать, если вы там так расшумелись, что привлекли внимание Канцлера…

— И вовсе мы не шумели, — сказала Канилла. — Ну, может, чуточку повысили голос… Вполне пристойно шла дискуссия.

— Да ладно, я шучу, — сказал Сварог. — Я видел. Действительно, вы были само благолепие по сравнению с тем диспутом в Ремиденуме, когда один профессор так увлекся, что ухитрился запустить в оппонента даже не скамейкой, а преподавательской кафедрой, а она, между прочим, потяжелее скамеек. Правда, профессор был не из мозгляков… — Он резко оборвал шутливый тон. — Я, конечно, ничего не понимаю в А — физике, кроме того, что она занимается апейроном, но все равно, у меня осталось впечатление, что тебе так и не удалось им ничего доказать. Верно?

— Верно, — сердито выпалила Канилла. — Ортодоксы замшелые. Лошади зашореные…

Сварог вкрадчиво спросил:

— Интересно, а во время той знаменитой истории в Лицее ты, случайно, не что‑то вроде того выложила одному светилу науки?

Канилла отчаянно покраснела, до кончиков ушей. Красневшая от стыда или смущения Канилла Дегро — зрелище редкостное, Сварог его сейчас наблюдал впервые в жизни.

— Кто вам проболтался? — спросила она, не поднимая глаз.

— Неправильный термин, — сказал Сварог. — «Проболтался» обычно означает, что проговорился кто‑то, с кого брали слово сохранить все в тайне. А мне рассказал Канцлер. Есть у него привычка — знать все… ну, будем надеяться, почти все… Ну, так как там было в Лицее?

— Я тогда была совсем молоденькая, — подняла глаза Канилла, — и сдерживать себя умела плохо, но все равно, таких слов не употребляла. Ни в чей конкретный адрес. Хотя, признаться, волю эмоциям дала… Допекли. Обращались со мной так, словно я была крошкой, без спросу стащившей из буфета варенье…

Сварог мягко спросил:

— Тебе не кажется, что ты в каком‑то смысле такой и была? По сравнению не только со светилом, но и магистрами?

— Может быть. И все равно, им не следовало держаться настолько свысока, не дать мне договорить… Как бы там ни было, сейчас я воли эмоциям не давала, вы же говорите, что сами видели… — она чуточку понурилась. — И все равно, они мне не поверили, ортодоксы…

— А о чем там шел спор?

— О «семи вкраплениях». Они же «точки Кондери»…

— Стоп, стоп, — поднял ладонь Сварог. — Я примерно знаю, кто такой был Кондери и насколько он велик, но вот тот ваш жаргон для меня — темный лес. Можешь ты объяснить примитивнее, чтобы даже невежда вроде меня понял суть?

Канилла на миг задумалась, вскинула очаровательную головку, улыбнулась:

— А знаете, командир, это, пожалуй, и нетрудно… У вас найдется бумага и стилос?

— Что за вопрос — у короля на столе да не найдется… Держи.

Канилла быстро начертила на белоснежном листе два почти идеальных, словно бы циркулем сделанных круга (она всегда хорошо рисовала, порой и шаржи, в том числе, негодница, и парочку на Сварога. Он не сердился). Потом изобразила внутри обоих кругов по семь фигур. Но если в первом все до одной напоминали детские каракули, то во втором оказалось семь маленьких, аккуратных кружков, умело заштрихованных. Повернула рисунок к Сварогу:

— Вот так, если популярно… Большой круг — это поток апейрона. На самом деле, конечно, круг — чистая условность, нужно же как‑то изобразить поток…

— Я понял, — нетерпеливо сказал Сварог. — А эти закорючки — кружки — что такое?

— А это и есть предмет разногласия между официальной «школой Кондери» и отдельными вольнодумцами, к которым я и себя причисляю. Понимаете, в потоке апейрона всегда присутствуют… как бы поточнее выразиться… семь дочерних, что ли, потоков. Они гораздо более маломощны по сравнению с апейроном, но всегда ему сопутствуют. Сам Кондери их и обнаружил, когда практически на пустом месте создавал А — физику. А уж потом, гораздо позже, их назвали в его честь. Сам Кондери их именовал «паразитарными излучениями», а то и попросту «соринками». Понимаете?

— Честное слово, понимаю, — сказал Сварог. — Вполне. Ничего особенно сложного. Ну, а ересь‑то в чем?

— Видите ли, командир… — Канилла сделала неописуемую гримаску. — Я, конечно, безмерно уважаю Кондери. Он и в самом деле был великим ученым, основоположником, корифеем, создал А — физику, я уже говорила, что практически на пустом месте, заложил основы, вывел едва ли не две трети базовых уравнений, сделал еще многое… И все равно… Вы ведь знаете, что самые великие ученые порой ошибались, чему‑то важному не придавали значения, совершали жуткие промахи…

— Слышал кое‑то, — сказал Сварог. — От ошибок никто не застрахован…

— Ну вот. В свое время Кондери объявил «точки» именно что мусором, не имеющим никакого научного значения. Этакими примесями, какие встречаются в самых благородных металлах. Совершенно не заслуживающими изучения. Ну, может, он не так уж и виноват, — великодушно добавила Канилла. — Не нам его судить, и уж тем более не мне, недоучке, вышибленной из Лицея на середине второго курса… А — физика только зарождалась, слишком многое предстояло сделать, и некогда было отвлекаться на второстепенное. Правда, уже в те времена раздавались голоса, что «точки Кондери» — никакой не мусор, что это никакие не примеси, а семь видов новых, неизвестных науке излучений. Я раскопала кое‑что в архивах. Одно время на эту тему даже открыто дискутировали, но дискуссии очень быстро прекратились. Знаете, порой великие ученые…

— Тяжелый народ, — понятливо кивнул Сварог. — Терпеть не могут, когда им противоречат, допустить не могут, что они ошибаются, и так далее, и тому подобное… Я так понимаю, дискуссии сошли на нет еще при жизни Кондери? И не без его влияния?

— Ага, вот именно, — сказала Канилла. — Кондери был слишком большой величиной в науке, его оппоненты не могли похвастать такими достижениями и научным авторитетом… В общем, их довольно быстро, как бы это выразиться, оттеснили на обочину…

— Это я тоже великолепно понимаю, — сказал Сварог. — Возобладало единственно верное учение, и любые отклонения стали считаться жуткой ересью…

— Примерно так, хотя термины у вас какие‑то странноватые… — сказала Канилла. — Еще при жизни Кондери поддерживать гипотезу «семи излучений» означало серьезно рисковать научной репутацией, а уж при преемниках Кондери…

«Вышибали за ворота без выходного пособия» — мысленно добавил Сварог. Наука порой — тот еще гадючник, последующие светила и корифеи лишь углубляют идеи Отца — Основателя, любые покушения на основы будут и злодейскими выпадами против славных продолжателей…

— И что же, — сказал Сварог, — никто так и не проводил экспериментов, чтобы доказать, что никакие это не «примеси»?

— Только первое время, еще при Кондери. Тогда еще оставались ученые, хотя и уступавшие ему авторитетом, но все же достаточно решительные и влиятельные… Потом это как‑то быстро сошло на нет. Данные в архивах отрывочные, иногда трудно понять, что именно происходило. Очень много пробелов. И потом… И потом, тогда А — физиков было очень мало, их и сейчас немного…

Что ж, это тоже аргумент, подумал Сварог. Конечно, будь это что на покинутой Сварогом Земле, что на Таларе, все могло обернуться совсем иначе — слишком много стран, слишком много ученых. А когда их всего кучка… Во — первых, кучку гораздо легче сплотить вокруг одной, единственно верной теории, во — вторых, когда ученый мирок малочислен, люди своим местом особенно дорожат и откровенно боятся связываться с еретическими теориями.

Вот вышибут его за ересь и вольнодумство из А — физики, и куда он пойдет? Стоп, стоп! Уж не то ли самое произошло с магистром Дальбетом, тем самым А — физиком, которого Сварог подозрительно легко переманил из Магистериума? Настолько легко, что даже подозревал одно время, что Магистериум таким образом хочет подсунуть ему своего агента (лишь долгая проверка показала, что Сварог тянет пустышку, что у Дальбета и в самом деле сложились крайне напряженные отношения с коллегами по науке… о которых сам он до сих пор говорит крайне скупо). Да или нет?

— В общем, когда я откопала в архивах старинные данные об экспериментах с «точкой пять», загорелась, — продолжала Канилла. — И решила проверить. Сначала все вроде бы шло гладко, а потом эта чертова установка буквально взорвалась. Может, я задала ей задачу, превосходившую ее возможности. А может… — она замолчала, играя портсигаром.

— А может, у тебя попросту не хватало опыта и знаний, чтобы играть в такие игры.

— Возможно, — к его удивлению, покладисто согласилась Канилла. — Хотя подобные аварии случались и у иных корифеев…

— Ты мне вот что скажи, — сказал Сварог. — В последнее время ты что‑то слишком уж много времени проводила с магистром Дальбетом, без всякой служебной необходимости.

— Ну да, — безмятежно улыбнулась Канилла. — Родрик даже ревновал, дурачок, без всяких к тому оснований… Но никаких амурных дел там не было, честное слово. Просто мы как‑то разговорились, и выяснилось, что мы с Дальбетом — сущие собраться по несчастью. Он в свое время из чистого любопытства провел пару экспериментов с «точкой три». Полной уверенности нет, но он говорит, что результаты были очень интересные, что эксперименты стоило бы продолжать и развивать, — Канилла улыбнулась. — Он уже не в том возрасте, когда ночью, тайком прокрадываются в лабораторию, потому пошел к начальнику сектора за содействием. Тот оказался ярым ортодоксом, и началась у Дальбета невеселая жизнь, тем более что парень он строптивый, самолюбивый, отказался признать, что результаты его экспериментов — банальные сбои аппаратуры. Не прими вы его на службу, его вскоре выжили бы, точно…

— Хорошо хоть, не зарезали бы, — сказал Сварог. — Что ты улыбаешься? Научные дискуссии порой принимают довольно специфические формы. Был у меня года полтора назад в Снольдере такой случай. Один молодой, но дьявольски талантливый химик заканчивал работу, которая должна была камня на камне не оставить от одного из основополагающих трудов некоего корифея. Вообще‑то корифей тот, как мне потом объяснили, вовсе не был шарлатаном, однако так уж вышло, что именно эта книга оказалась, как выразился один из экспертов, плодом глубокого заблуждения. Искреннего заблуждения, но дела это не меняет. А по ней уже лет двадцать студенты учатся в трех университетах, за нее золотая медаль Королевской академии наук присуждена. И вдруг, как гром с ясного неба… Есть от чего затосковать. Тем более что корифей совсем не стар, даже в пожилой возраст не вошел, долго ему пришлось бы с этим жить. Этому молодому гению держать бы язык за зубами до поры до времени, а он не удержался, рассказал кое — кому из коллег, как вскорости приложит самого.

— Хотите сказать, что корифей его зарезал?

— Чужими руками, — сказал Сварог хмуро. — Через посредника договорился с «ночными портными» из какой‑то серьезной банды, те ночью прокрались в дом и преспокойно прикончили незадачливого гения. А потом согласно просьбе заказчика собрали все бумаги, какие только нашлись в кабинете, и унесли. Они все были поголовно неграмотны, а потому добросовестно унесли все. Пусть заказчик сам разбирается. Ну, а заодно, чтобы создать видимость обычного ограбления, прихватили немало ценных вещичек, все деньги выгребли — покойный происходил из богатой семьи, получил хорошее наследство, жил безбедно… Займись этим одна только обычная полиция, могло бы ученому мужу и сойти с рук. Но на его несчастье, тот молодой химик не только мирными вещами занимался, а еще и работал с военными. Разрабатывал для военного флота какой‑то новый вид пороха, гораздо лучше имеющихся — ну, в эти детали я вникать не стал. В общем, как только стало известно, что из дома пропали не только деньги с ценностями, но и все бумаги, военные сделали стойку и моментально узрели тут шпионские происки. Тем более что лоранские шпионы на дальних подступах уже замаячили. Подняли на ноги и Морское Бюро, и тайную полицию. Бюро так ничего и не раскопало — они работали исключительно в привычной для себя среде, старательно искали именно что шпионов… Тайная полиция сработала лучше. Когда у скупщиков краденого стали всплывать кое — какие ценные вещички из похищенных, они взяли в оборот парочку «черных торговцев», кто‑то из них сдал кого‑то из «портняжек», тот — остальных, те сдали посредника, ну, а дальше было совсем просто… Взяли корифея без всякого почтения к научным титулам и довольно быстро раскололи.

— И что вы с ним сделали? — с любопытством спросила Канилла.

— Я, знаешь ли, большой гуманист, — жестко усмехнулся Сварог. — К чему рубить головы направо и налево, коли в Трех Королевствах катастрофически не хватает людей? Я и велел законопатить его туда навечно. Правда, не киркой махать, а скрипеть пером в тюремной канцелярии — как‑никак серьезный ученый, далеко не стар, может и еще что‑нибудь полезное открыть. Но все равно — вечная каторга без права выхода за колючку, с ночлегом в камере.

Все остальные, причастные к делу, тоже пошли на ту же каторгу — но по причине их полной бесполезности для науки всю оставшуюся жизнь будут киркой махать.

Канилла зябко поежилась:

— Ну, у нас такого не бывает…

— Условия специфические, — сказал Сварог. — А вот дай ты им волю, еще неизвестно, что началось бы… Ладно, давай о деле. Что тебя там привлекло, в той именно лаборатории?

— Я не буду вдаваться в научные детали, командир, хорошо? Вы ведь, простите, все равно ничего не поймете.

— И даже пытаться не стану, — хмыкнул Сварог. — Излагай суть в доступной форме.

— Понимаете… Я так и не поняла пока предназначение двух тамошних установок, но голову могу позакладывать: они работают с излучением той самой «точки пять», которую я тогда пыталась исследовать. Полное совпадение с теми архивными данными и парой моих тогдашних экспериментов, — она беспомощно развела руками. — Простите, командир, но дальше начинаются сплошные формулы и расчеты…

— И пошли они к лешему… — проворчал Сварог. — Суть я уяснил. Ладно… Не ерзай ты так, Канцлер уже распорядился передать ту аппаратуру нам, так что демонтажники ее скоро доставят в наш Манор. Крепко подозреваю, он так поступил оттого, что считает ее чем‑то третьестепенным, есть вещи, которые его интересуют гораздо больше. Но я тебе этого не говорил, а ты этого не слышала. Ибо подчиненные не должны сплетничать о вышестоящих… В общем, пора открывать и у нас научно — технический отдел, коли уж жизнь заставляет. Состоять он будет пока что только из тебя и Дальбета… кстати, твое честолюбие не особенно пострадает, если руководить отделом будет он, а не ты? Он как‑никак профессионал, а ты, сто раз прости, не более чем любитель…

— Да я вовсе не честолюбивая, — заверила Канилла. — Просто люблю разгадывать загадки, тем более такие…

— Тем лучше, — сказал Сварог. — Ну, а кадры понемногу подберем. Есть у меня одна идея…

— А что за кадры?

— Потом узнаешь, — решительно сказал Сварог, смеясь в глубине души — кадры, конечно, специфические, но от них, вполне возможно, будет толк. В Велордеране отличный научный центр, пора, кроме Закона, посвятить в эти тайны и Каниллу, ей вполне можно доверять…

Канилла деловито сказала:

— В таком случае, нам понадобится еще масса аппаратуры…

— Раздобудем, — заверил Сварог. — В полном соответствии с законами и регламентами. Если уж есть научно — технический центр, его следует оборудовать по высшему разряду. Поскольку…

Он вдруг замолчал. До него только сейчас дошло во всей полноте, на что они так неожиданно наткнулись.

— Что с вами? — встревоженно воскликнула Канилла. — У вас вдруг стало такое лицо…

Сварог молчал еще какое‑то время. Потом медленно сказал:

— Кани, ты умница, но, похоже, так до сих пор и не поняла, на что наткнулась… Речь идет не о простом решении научной загадки, а о безопасности Империи. Именно так. Если ты права и в самом деле существуют целых семь видов излучений, которыми официальная наука до сих пор так и не занималась, не имеет аппаратуры, способной их фиксировать… Еще не поняла? Как меня наставлял не так давно профессор Марлок, практически любой вид излучения можно использовать для связи, а то и для чего‑нибудь похуже.

Вот теперь и до нее, очень похоже, дошло во всей полноте, глаза стали круглыми от изумления, она выдохнула:

— Вы считаете, Брашеро с компанией…

— Вот именно, — сказал Сварог. — Если ты права, здешняя компания использовала как минимум один из видов излучения, не признанный официальной наукой. Если так, они могли часами переговариваться со своими сообщниками наверху, с Токеретами, еще черт знает с кем о делах насущных — причем открытым текстом, потому что ни у одной имперской службы попросту нет аппаратуры, способной их передачи перехватить, вообще засечь…

И кстати, добавил он про себя, мы так до сих пор не доискались, каким образом «черные камни», загадочные компьютеры неизвестного происхождения, незамеченными подключаются к сетям Империи. Да что там далеко ходить, сам я, хоть и полноправный король Хелльстада, понятия не имею, каким образом проделывают то же самое компьютеры Велордерана. А ведь Золотые Обезьяны должны знать. Просто я их об этом никогда не спрашивал, а логика роботов давно известна: они отвечают только на прямо поставленный вопрос, никогда по собственной инициативе не станут читать лекции и давать пояснения, так уж у них мозги устроены…

Вид у Каниллы был чуточку испуганный — ну да, осознала девочка во всей полноте, с чем они столкнулись…

— И что теперь? — спросила она чуть беспомощно. — Это перерастает, нет… даже не могу точно сформулировать, во что.

Сварог усмехнулся:

— Зато я могу, как бюрократ и начальник спецслужб. Перерастает это в научные работы высшей степени секретности и важности, как имеющие прямое отношение к безопасности Империи. Я сегодня же пойду к Канцлеру, потому что такие вещи мы просто не можем держать при себе. И поговорю с императрицей, — он широко улыбнулся. — Кани, если я хоть что‑то понимаю в жизни, у вас с Дальбетом вскоре будет любая аппаратура, какая только понадобится. В любых количествах. Придется строить новый Манор, специально для научно — технического отдела. Работа предстоит…

Канилла сказала почти жалобно:

— Я не думала, что запускаю такую махину.

Сварог хмыкнул:

— Случается такое в жизни, красавица моя. И никуда теперь от всего этого не денешься. Сплошь и рядом…

Он прервался — рядом с его правым локтем мелодично засвиристел портсигар — компьютер, замигала синяя лампочка, искусно выполненная в виде крупного сапфира. Сварог без колебаний придвинул его и поднял крышку: пустяками не пахло, все, кто знал этот канал, предупреждены — пока он работает в Акобаре, беспокоить только по самым неотложным делам.

Перед ним на столе неярко засветилась синяя клавиатура, а на месте крышки портсигара возник немаленький экран.

На экране зеленела спокойная морская гладь, белел наполовину погруженный «Ящер» Морской бригады, и у перил стоял капитан Грайгем, адъютант маркиза (Эклера еще по Серебряной Бригаде. За спиной у него, кажется, уардах в сотне, вздымалась прямо из моря странная стена, уходившая за боковины экрана и его верхний обрез. Да, странная стена: такое впечатление, выпуклая чуточку, покрытая черно — зеленым узором, напоминавшим что‑то крайне знакомое. Но сейчас Сварога, несмотря на странность стены, больше интересовал капитан. Он держался крайне странно: уставился на Сварога, часто моргая, как это бывает с куклами, когда их вертят дети, а по лицу блуждала глуповатая улыбка. Будь это кто‑то другой, можно с ходу заподозрить, что человек изрядно принял на грудь, но капитана Сварог давно знал как офицера толкового и дисциплинированного — других Оклер в своей команде не держал, что прежней, то в новой.

— Ну? — грубовато спросил Сварог.

Капитан молча таращился на него с той же дурацкой ухмылкой. Промямлил наконец:

— У нас тут… Мы здесь… События такие…

Сварог не медлил. Против такого поведения есть давнее вернейшее средство, известное любому армейцу с опытом…

— Доложите, как надлежит! — рявкнул Сварог, что твой медведь.

Он не стал отключать звук, переведя бы тем самым речь собеседника в текстовые сообщения: от Каниллы, как и от многих, у него были кое — какие секреты, но не в тех делах, что касались Морской бригады. Наоборот, ей, сотруднице девятого стола, сейчас как раз надлежит быть в курсе…

Испытанное средство не подвело и на сей раз: капитан живенько подтянулся, убрал с лица дурацкую ухмылку и доложил. Одной — единственной фразой, которой вполне хватило…

Сварог не выказал удивления — хотя именно его испытал, весьма нешуточное. Сказал только:

— Маркиз на месте?

— Так точно!

— Я немедленно вылетаю, — сказал Сварог и выключил экран. Глянув на Каниллу, невольно усмехнулся: у нее от несказанного удивления не только глаза стали квадратными, но и рот приоткрылся совершенно по — детски.

— Вот так, Кани, — сказал он, все еще усмехаясь. — Бывает. Ай да Оклер…

— М — можно… можно мне с вами?

Сварог пожал плечами:

— Поехали… — и коснулся клавиши со значком: — Лейтенант, мы вылетаем. Охрана обычная, только прихватите еще дежурный драккар.

Выключил компьютер, встал, шумно отодвинув массивное кресло, по горротскому обычаю щедро украшенное здешними самоцветными камнями. Нетерпеливо бросил:

— Что ты сидишь? Вперед!

…Он остановил машину высоко в воздухе, чтобы сначала рассмотреть эту весьма незаурядную картину с высоты. А посмотреть было на что: на зеленоватой морской глади неподвижно вытянулись две змеищи в черно — зеленых узорах чешуи, с треугольными плоскими головами. Сверху, как всегда бывает, они казались самыми обыкновенными змеями вроде лесной гадюки. Правда, длину чуть ли не в лигу прекрасно передавали десятка два собравшихся вокруг машин: и «Ящеры», и диски — антигравы (должно быть, как раз и державшие исполинскую дохлятину на плаву), и браганты с драккарами. По сравнению со змеями они казались чуть ли не мошками.

Вот так. Внезапно, незатейливо и наверняка без особых трудов. Маркиз Оклер, определенно сам того не ожидая, прикончил Митгард, одно из Воплощений, и Ермундгада, неизвестно какие функции при ней выполнявшего…

Сварог повел машину вниз, за ним, чуть сзади и по бокам, в идеальном строю шли два драккара охраны и еще один, дежурный. Аккуратно подведя посаженный на воду драккар вплотную к борту флагманского «Ящера», он ловко перелез через невысокие перильца и помог Канилле. Мариз Оклер лихо отдал ему честь — конечно, Морская бригада Сварогу не подчинялась ни с какой стороны, но по положению он был гораздо выше, и бравый служака Оклер такие тонкости прекрасно понимал.

— Ну, что же, вас можно поздравить, мой друг? — сказал Сварог. — Рассказывайте побыстрее, тут любой умрет от любопытства…

Оклер ничуть не походил на бравого триумфатора (хотя, между нами, имел все поводы такой вид принять). Наоборот, он улыбался чуточку сконфуженно, будто совершил что‑то такое, чему ему по чину не полагалось.

История оказалась нехитрая. Исполинские змеюги, неизвестно где затаившиеся, внезапно были обнаружены одним из орбиталов Морской бригады — когда целеустремленно шли к поверхности. А, оказавшись на поверхности, стали нападать на корабли, первые попавшиеся, разнося их в щепки — что им стоило — и пожирая бултыхавшихся в воде моряков. Везения и времени им хватило лишь на двух снольдерских «купцов» и горротский военный фрегат. А потом на них обрушились две дюжины «Ящеров» под личным командованием Оклера, окружая, не давая уйти на глубину. На каждом «Ящере» имелись торпеды, предназначенные для подводных лодок Токеретов нормального размера — мало ли как могло обернуться дело. Но использовать их против змеищ никто и не пытался: все равно что попробовать убить дикого вепря булавкой… И Оклер приказал пустить в ход инфразвуковые опушки, рассудив нехитро: если обе твари — какие‑нибудь демоны, ему и его людям придет каюк, но если это создания из плоти и крови… Пальба шла неприцельная и хаотичная — никто, в том числе и Оклер, не знал, где у этих змеищ сердце, где вообще бывает сердце у змеи. А потому во время хаотичной схватки Оклер все же потерял двух «Ящеров» — один был «беспилотник», второй, к сожалению, нет. Оба хрупнули в исполинских челюстях, как орехи…

Но вскоре, когда змеищи принялись конвульсивно биться под непрерывным неслышным огнем — так что «Ящеры» едва успели рассыпаться — стало ясно, что они вовсе не демоны, обстрел усилился, пушки работали на максимуме, и примерно через квадранс обе тварюги всплыли неподвижными…

— Вот, собственно, и все, — сказал Оклер, улыбаясь все так же чуточку конфузливо. — Кто бы знал, что так просто…

— Просто или сложно, а в историю вы, маркиз, войдете, — серьезно и искренне сказал Сварог.

Маркиз пожал плечами:

— Вот уж кто бы мог подумать… Но ведь, собственно говоря, так и останется неизвестным, кто именно нанес решающий удар — все палили, как проклятые, может быть, победу одержал вообще какой‑то из «беспилотников»…

Сварог усмехнулся:

— Поверьте человеку, имеющему в этих делах кое — какой опыт: в подобных случаях в историю входит командир. Не нами заведено, не на нас и кончится, это что‑то вроде закона природы, а потому протестовать бессмысленно.

…Едва они взлетели, Канилла что‑то возбужденно затараторила, все еще оглядываясь назад.

— Кани, помолчи минутку, ладно? — серьезно сказал Сварог. — Мне нужно подумать…

Она дисциплинированно умолкла.

Действительно, подумать есть над чем. Сейчас, когда уничтожены три воплощения из четырех, можно анализировать — да и статистика откровенно присутствует…

Два Воплощения оказались уязвимы для современного оружия — неважно, что сейчас в ход были упущены инфразвуковые пушки, а победитель Брелганда справился копьем и мечом. В сущности — самые обычные твари — разве что змеи были исполинскими, а Брелганд, судя по сохранившемуся в монастырском хранилище черепу, был, в общем, обычных для дракона размеров. В старые времена, что давным — давно подтверждено палеонтологами, драконы водились, в том числе огнедышащие (никакой магии, просто очередная шуточка биологии, носившая под собой вполне научную основу). Брелганд, кстати, огнедышащим не был, так что тот брат — рыцарь, хотя крестьяне и подобрали его после боя с переломами и ранами, выжил и до конца жизни ходил на своих ногах, разве что изрядно скособоченным и с не разгибавшейся почти левой рукой.

Великий Кракен, конечно, был противником не в пример более жутким и могучим — но против него нашлись средства еще до Шторма. Великому Мастеру следовало бы в свое время позаботиться о большей неуязвимости для своих воплощений, наверняка он в состоянии был это сделать. Однако… Если дьявол, как гласит старая пословица, никогда не делает ошибок, то свои серьезные недостатки есть. Еще года три назад и брат Тивадар, и монахи из Ордена святого Сколота заверяли Сварога, что Великий Мастер начисто лишен способности предвидеть будущее. Свои воплощения он создавал в незапамятные времена, «у начала времен», как любят выражаться книжники, — к тому же в ту эпоху, когда люди еще не пришли сюда с Сильваны, а Таларом владели Изначальные. Нет, «владели» — слишком громко сказано. Пока еще не владели, а просто обитали. О них до сих пор известно чертовски мало, но археологи Империи клянутся, что у Изначальных, судя по некоторым находкам, безусловно были свои первобытные времена — когда, судя по некоторым гипотезам, и были созданы Воплощения. Так что Великий Мастер так и не поднялся выше уровня окружающего мира — не то что инфразвуковых пушек и «Рагнарока» с его так и оставшимися загадкой торпедами (поскольку израсходованы все до единой, и изучать попросту нечего), но и рыцарских мечей не предвидел.

И вот теперь возникает главный, насущнейший вопрос: а каково четвертое Воплощение и на что способно? Б старых книгах о нем кое‑что все же попадается, но даже если некоторые описания правдивы (как это оказалось с Багряной Звездой), все равно невозможно делать выводы о его могуществе и возможностях… И где он прячется, в конце концов, черт бы его побрал?

— Вот что, Кани, — сказал Сварог, очнувшись от раздумий и подняв голову. — Садись‑ка в дежурный драккар, лети наверх. Тебе ведь самой не терпится посмотреть еще раз ту аппаратуру? Ну, вот… А у меня еще дела во дворце, — его губы тронула не такая уж и добрая улыбка. — На сей раз — никаких загадок и интриг. Я бы сказал, парочка чисто воспитательных мероприятий…

Глава IV ВОСПИТАТЕЛЬ И ДИПЛОМАТ

Проходя по коридорам, ведущим в королевские покои, он не заметил особенных разрушений: сам давал приказ «багровым» особенно не усердствовать. Кое — где картины висели явно не на месте, и некоторые высокие резные шкафчики, щедро украшенные драгоценными камнями, сдвинуты с прежних мест: ну да, быстренько прикрыли следы от пуль, топоров и мечей, чтобы потом навести благолепие, подобающее полноправной королеве, наконец‑то занявшей трон. Правда, во дворце пока что не имелось никого из посторонних — стража сменена полностью, сплошь из антланцев, как и раззолоченные лакеи, от них‑то следовало избавиться в первую очередь: эта публика сует нос в любую щель, подслушивает и подсматривает при каждом удобном случае, а потому порой знает государственных тайн даже больше, чем облеченные королевским доверием приближенные (именно по этой причине их всех до единого следовало допросить самым тщательным образом). Доводя дело до логического завершения, Сварог намеревался сменить вообще всю дворцовую прислугу на своих людей — от поваров и прочих кухонных мужиков до кучеров и садовников — огородников. Литте, учитывая кое — какие будущие сложности (а ведь еще не все вычислены навскидку), следовало обитать в обстановке строгой стерильности. А сложности будут, готовиться нужно заранее… Он оставил пока что при принце пару — тройку служанок, но и их следовало в самом скором времени заменить. За пределами дворца не найдется наверняка никаких сообщников, с которыми юный поганец мог бы сноситься через служанок, но все равно, следовало полностью отрезать его от внешнего мира.

Двое стражников, охранявши главную дверь в покои принца, конечно же, моментально его узнали и расступились,один проворно распахнул дверь, боковую, в узорах из красиво ограненного бакана. Лакей, вышагнувший навстречу в высокой раззолоченной приемной, конечно же, тоже был свой. Многозначительно уставился, ожидая распоряжений.

— Где сопляк? — негромко спросил Сварог.

— В кабинете — у него там служанка…

— Понятно, — сказал Сварог. — Урок музыки (лакей ответил легкой циничной улыбочкой). Совершенно не представляю, зачем заниматься этим в кабинете… Ну ладно, подождем, должна же быть мужская солидарность… Как он себя ведет? Не истерит, не буянит?

— Пожаловаться не на что, — серьезно сказал слуга, он же один из доверенных кадров Интагара. — С самого начала, когда все началось, пытался выскочить в коридор, звал герцога Орка — но быстро сообразил, что к чему, когда мы ему кратенько объяснили суть перемен. Вино и служанок доставляем беспрепятственно, как вы и приказывали…

— Ну, и каковы ваши первые впечатления? — спросил Сварог деловито.

— Змееныш еще тот, — столь же серьезно ответил сыщик. — Держится спокойно, но, судя по глазам, с превеликой охотой велел бы всех передушить. Один — единственный раз пытался скандалить, когда снимали его портрет при всех королевских регалиях — он его велел и в спальне, и в кабинете повесить. Ну, объяснили чисто словесно, но убедительно…

— Из каких он, как по — вашему?

— Крысеныш уличный, — убежденно сказал сыщик. — Из веселых кварталов наподобие ронерских Кривопутных Улочек или Латеранских Дикарских Хижин. Тут, в Акобаре, тоже есть такое местечко, где их нет? — только я не помню, как оно тут называется. Той самой породы. Я, когда только начинал, в молодости как раз по этаким местечкам работал, насмотрелся. Кошельки учатся срезать раньше, чем ходить, а уж если собьются в стаю…

— Одним словом, милейший ребенок, — рассеянно сказал Сварог.

Видимо, у Брашеро не было особенного выбора — спектр того щенка, надо полагать, идеально соответствовал плану…

— Да уж, гнида редкостная, — с чувством сказал сыщик.

Сварог пожал плечами:

— Что поделать, если другого у нас нет…

В дальнем конце приемной распахнулась дверь, как и прочие, разместившаяся меж двух колонн из орлеца, выскочила симпатичная служаночка. Перехватив взгляд Сварога, запунцовела до ушей и, прикрыв лицо белым фартучком, выскользнула. Теперь его высочество был свободен от государственных дел, и Сварог решительно направился в кабинет.

Как он и ожидал, стол оказался совершенно свободен от деловых бумаг (впрочем, настоящего принца ими тоже не загружали бы). Зато там лежала парочка толстых альбомов, судя по цветным картинкам на обложке, всецело посвященных обнаженной натуре. Ни следа учебников, карт и прочих учебных пособий, при взгляде на небольшую книжную полку возникает впечатление, что ни одну из книг не открывали отроду. Зато целая стена густо увешана разнообразнейшим оружием — ну, чего еще другого ожидать от юного наследника трона, чьим единственным воспитателем был герцог Орк?

Сам принц сидел на широком диванчике у стены — вот диван, сразу видно, использовался гораздо чаще, чем кресло за столом. К дивану придвинут столик, на котором красовался примечательный натюрморт: бутылка вина с синей этикеткой, хрустальный бокал и серебряное блюдо, на коем помещались большая золотая пепельница, три трубки из красного дерева и парочка резных шкатулок.

Ну, коли уж без церемоний… Сварог поднял за спинку одно из кресел у стола, поставил его посреди кабинета и сел лицом к принцу, прикурил от пальца и стал разглядывать неожиданно попавшее в круг его забот сомнительное сокровище.

По первым впечатлениям — обыкновенный мальчишка, белобрысый и светлоглазый, чем‑то даже симпатичный. Вот только глаза у него отнюдь не детские — колючие, полные неприглядного житейского опыта, какого у благополучного пацана его лет и быть‑то не может, смотрит исподлобья, неприязненно и зло, сущий волчонок. И уж конечно, такие глаза у него стали отнюдь не по причине событий последних дней — происхождение и жизненный опыт, конечно. Надо думать, даже искусство Брашеро, мастерски изготавливавшего двойников, оказалось бессильно облагородить этакий вот взгляд…

Мальчишка — с некоторым вызовом, покривив губы — взял одну из украшенных пещерным жемчугом трубок, умело набил светлым табаком, умело раскурил. Принялся пускать дым, поглядывая на Сварога с тем же вызовом — за которым все же чувствовался страх.

— Говорят, курить вредно, — сказал Сварог нейтральным тоном.

— Болтают, — отозвался мальчишка напряженно. — Сами‑то…

— Да, дурная привычка, никак не соберусь бросить — то одно, то другое… — сказал Сварог. — Итак… Его королевское высочество принц Каэтан. Мне представляться?

— Не надо, — угрюмо бросил Каэтан.

— Уже проще, — усмехнулся Сварог. — Поговорим?

— Смотря о чем, — настороженно отозвался Каэтан.

— Для начала — о тебе, — сказал Сварог. — Да, между прочим… Коли уж ты о мне немного наслышан и даже в лицо узнал… Слышал, может, что у меня есть привычка безошибочно отличать правду от лжи?

— Доводилось…

— Я об этом помянул исключительно ради экономии времени, — сказал Сварог, — чтобы разговор был коротким и деловым. Откуда родом будешь?

После коротенькой паузы Каэтан ответил, снова не без вызова:

— Из Драной Окраины.

Уточнений тут явно не требовалось. Сварог спросил:

— Родители есть?

— Коли уж появился на свет, были где‑то, — ответил Каэтан равнодушно. — Вот только я о них не слыхивал давненько, и не тянет. Нашлись добрые люди, в канаве подобрали…

— …и обучили куче интересных способов зарабатывать денежки на жизнь, — понятливо продолжил Сварог. — Тем самым, что не одобряет ни одна полиция… Жмуры за душой есть?

— Ни одного, — сказал Каэтан. — Порезанные были — ну, сами виноваты…

— Не врешь, — задумчиво сказал Сварог. — Значит, работал у добрых людей… Подробности меня не интересуют. А потом тебя отыскал еще более добрый дядюшка по имени Брашеро — или его люди отыскали, не того полета человек, чтобы самолично шляться по воровским трущобам. И сделали тебе предложение, на которое ты быстро согласился.

— А кто бы отказался? — хмыкнул Каэтан.

— Тоже верно, — сказал Сварог. — В твоем‑то положении…

Он нисколько не сердился на мальчишку, не говоря уж о том, что он ничего такого натворить не успел, если не считать шалостей со служанками. Мало ли в помянутых трущобах таких вот — чуть ли не в младенческом возрасте оказавшихся на улице и быстренько попавших в науку к «добрым людям»? (Впрочем, и жалости к нему Сварог не испытывал ни малейшей — всех не пережалеешь.)

— Крепко на меня злишься? — спросил он.

— Это за что это?

— За то, что я тебе дал побыть королем всего‑то пару дней?

— На всех злиться — злости не хватит… — проворчал Каэтан.

— Резонно, — сказал Сварог. — Парнишка ты, нечего и гадать, умный и сообразительный — школа жизни, ага… Так вот. Сам, наверное, отлично соображаешь: даже если бы остался королем, ходил бы по струночке и делал только то, что они скажут.

— Уж это точно, — угрюмо кивнул Каэтан. — Дураку ясно. И все равно — лучше быть у них на ниточках и вовсю пользоваться теми выгодами, что были бы, чем…

— Так, — сказал Сварог. — Кажется, понятно, в чем тут дело. Ты ведь меня боишься, шустрое чадо? Да? Говори честно, ничего тут нет унизительного для неглупого человека в твоем положении.

— Ну и что? — проворчал мальчишка. — Боюсь. Кто там знает, что у вас на уме?

Сварог дружелюбно улыбнулся:

— Хочешь совершенно точно знать, что у меня на уме? Верить или нет — дело твое, но я намерен оставить тебя на прежнем месте и в прежнем положении. Дело тут не в доброте, а в обстоятельствах. Будь я узурпатором, собравшимся захватить Горрот, просто обязан был бы вырезать прежнюю династию. Без капли злобы — так уж в таких делах полагается… Но намерения у меня совсем другие. Мне нужно, чтобы на троне по — прежнему сидела твоя… мамочка. Ну и ты, соответственно, оставался при ней, коли уж жив и здоров. Веришь?

— Что бы тут и не поверить… Мамочку, я так понимаю, вы уже крепенько захомутали?

— Примерно так и обстоит, — сказал Сварог. — Прекрасно понимает, что я — ее единственная защита, опора и надежда.

— Раскладываете, поди? — поинтересовался Каэтан с ухмылочкой.

— Ну, то мое дело, — сказал Сварог преспокойно. — Я ведь в твои забавы со служанками не лезу… Но ситуацию ты ухватил верно.

Твоя названная матушка работает на меня, и только на меня. Мои армии скоро уйдут, а она останется править…

— Под присмотром ваших тихарей? — усмехнулся мальчишка.

— Еще под каким… — усмехнулся и Сварог. — Ну а как же без этого? Давай к делу. Поскольку ты живехонек- здоровехонек, о чем всему королевству известно, тебе необходимо играть строго определенную роль в событиях. То есть, оставаться тем, кем тебя полагают люди непосвященные: наследный принц, пусть и пристрастившийся с ранних лет к иным предосудительным забавам — в общем, ничего необычного, во многих коронованных семействах и не такое бывало… Уяснил? Я от тебя вовсе не требую, чтобы ты разыгрывал любящего сыночка — просто веди себя как можно естественнее, — он усмехнулся. — И забавы свои устраивай чуточку поскромнее, понял? Во всем остальном — самый обычный принц. Задача понятна?

— Понятна, — пробурчал Каэтан. — Вот только совершенно не тянет часто общаться с этой…

— А никто и не заставляет, — пожал плечами Сварог. — Некоторое отчуждение будет вполне мотивировано: взрослеешь, переходный возраст… Главное, вести себя ты должен так, чтобы никто ничего не заподозрил. Выполнять то, что от тебя требуют чисто церемониальные обязанности и придворный этикет. Никакой видимой неприязни, ничего такого. И преспокойно пользуйся всеми благами, что тебе, как принцу, положены — только, еще раз говорю, развлекайся поскромнее. Чтобы девки к тебе средь бела дня в кабинет не шмыгали. Образ я из тебя леплю такой: несмотря на свойственные юности пере^яесты и мелкие грешки, ты все же достойный наследник короны, юноша с большими задатками (Каэтан ухмыльнулся). Ты не скалься, не скалься. Скоро во дворец вернутся те, кто был близок к прежнему королю. И у них о тебе, на

сколько я знаю, самое хорошее впечатление, они ж тебя помнят совсем маленьким… Изволь это впечатление не портить. Тогда проживешь долго и счастливо, в роскоши. Мое слово. Что‑то еще объяснять?

— Не надо, — сказал Каэтан. — Лишь бы не обманули.

— Я уже объяснил, п о ч е м у не собираюсь тебя обманывать, — терпеливо сказал Сварог. — Не по доброте душевной, а потому, что ты мне еще долго будешь нужен. Спросить что‑то хочешь?

— А э т и никогда уже не вернутся?

— Никогда, — сказал Сварог. — Даже слабенького повторения чего‑то подобного никто никогда не допустит.

— И Орка тоже уберете? — на сей раз в голосе Каэтана прозвучало искреннее сожаление.

— Что, пришлись друг другу по душе? — усмехнулся Сварог.

— С ним было чертовски интересно…

— Не сомневаюсь, — сказал Сварог. — Ну, придется обойтись без Орка. Я тебе подберу парочку «близких друзей», чтобы не скучал — охота, разные развлечения и все прочее… — он чуть наклонился вперед, голос стал жестким. — Хватит о пряниках. Мимоходом поговорим и о кнутах… в твоей ситуации всегда есть и пряники, и кнуты. Если ты меня хоть в чем‑то капельку подведешь… Нет, убивать не буду, не такой я зверь. Есть способы милосерднее… Если что — попросту, так сказать, выпадешь из обращения, как стертая монета. Не так уж трудно устроить твою «смерть на охоте» или еще что‑то подобное. С твоим мнимым папенькой прекрасно прокатило, сам видишь. Я тебя просто — напросто засажу в исправительное заведение для малолетних. Признанных неисправимыми. Местечко не из приятных: режим тюремный, телесные наказания тоже, держат там до совершеннолетия, строго следя, чтобы к тому времени воспитуемый всерьез овладел каким‑нибудь ремеслом пары низших гильдий. Потом выпускают, приписывают к означенной гильдии — и зарабатывай себе на хлеб честно. Ну, а потянет на старое — сам виноват. Сам понимаешь: если ты,

оказавшись на свободе, начнешь вкручивать окружающим, будто ты — наследный горротский принц, жертва козней, тебя либо к врачам сволокут, либо в тайную полицию… Все понял, любезный отрок?

— Что тут непонятного, — пробурчал Каэтан. — «Сучий приют», ага. У нас они тоже есть.

— Ну да, — сказал Сварог. — Только тебя я в случае чего для пущей надежности отправлю как можно дальше, куда‑нибудь в Снольдер… Ну, что? На тугодума ты не похож. Жизнь наверняка приучила рассуждать и решения принимать быстро. Мы договорились?

Каэтан, похоже, от изрядной толики страха избавился. Но протянул все так же угрюмо:

— Лишь бы вы свои обещания сдержали…

Сварог лучезарно улыбнулся:

— Ну, подумай сам: кто мне мешал распорядиться, чтобы тебе в вино или в табачок подмешали какую‑нибудь гадость? В неразберихе последних дней никто бы и не удивился, скончайся принц от каких‑нибудь желудочных колик… Говорю тебе, ты мне еще долго будешь нужен, — и поднялся. — Ну, вроде бы все обговорили. Подумай еще раз и прикинь, которыйиз двух вариантов выгоднее… Удачи!

Поднимаясь на третий этаж, он подумал: а ведь мальчишка не задал ни единого вопроса о будущем. Хотя в будущем непременно возникнут чисто династические коллизии: когда принц входит в совершеннолетие, королева — мать обязана уступить ему бразды правления (иные королевы, потверже волей, так и поступают, но употребят всю энергию, чтобы остаться при реальной власти, и тут уж все зависит от характера сыночка: иногда соглашается на такое положение дел, а иногда властная матушка поест не тех грибков…). То ли Каэтан пока что не думал о грядущем, то ли не собирался заглядыватц^алеко вперед — все же во многих отношениях пацан пацаном. Да и Сварогу не стоило пока что всерьез озабочиваться этими самыми будущими коллизиями: много времени впереди, успеется…

…Входя в приемную королевы, он досадливо поджал губы: чутье подсказывало, что здесь все обойдется не так просто. Литта спит и мечтает, как бы побыстрее удрать из Горрота в безопасные заоблачные выси… В будуар его, разумеется, допустили беспрепятственно: повсюду свои. Как он и подозревал, Литта коротала скуку в компании бутылочки доброго келимаса «Старый дуб» с синим штампом королевских винных погребов. Правда; выпила пока что не особенно много, да и закуска на столике стояла богатая. Сварог уже убедился, что пить она умеет — но вряд ли сейчас эта способность облегчит ему задачу…

На шею Литта ему не бросилась, но встретила с искренней радостью — благодетель, ага… Он сел напротив, привычно вынул из воздуха серебряную чарочку и наполнил ее до половины. Чуть приподнял:; ‘ *

— Ну, за тебя?

Не утруждая себя смакованием благородного напитка (судя по штампу, двадцатилетней выдержки, и настоящий Стахор, и Брашеро хорошему спиртному отдавали должное), выпила одним глотком, откусила половину ломтика сыра. И уставилась на Сварога с нешуточной надеждой:

— Скоро это кончится? Ты твердо обещал забрать меня за облака…

Мысленно вздохнув, Сварог сказал как мог мягче и рассудительнее:

— Литта, милая, я не всемогущ и не всесилен. Есть люди, которые имеют право мне приказывать и отменять иные мои обещания, ты прекрасно понимаешь, о ком я… Ситуация изменилась.

В ее глазах полыхнула нешуточная тревога:

— Ты о чём?

— Понимаешь ли, — произнес он еще мягче. — Тебе придется еще какое‑то время побыть королевой Эгле. Не мною решено, увы… — он многозначительно указал пальцем в потолок. — Я просто — напросто получил приказ, который обязан выполнить… Сам я всегда свои обещания сдерживаю, но, бывает, мне прямо велят от них отказаться…

Она не заплакала, как он опасался — просто как‑то осунулась вдруг, с лицом жестоко обиженного ребенка, обманутого самым беззастенчивым образом. Вот ее Сварогу было чуточку жаль — но ведь высшие государственные интересы…

Она налила себе еще. Сварог не препятствовал. Осушила до краев, на сей раз не закусывая. Протянула жалобно:

— А я тебе поверила…

/ — Мне самому неловко, — сказал он тихо. — Повторяю, я не всесилен и не всемогущ. Делаю для тебя все, что могу, но это была не моя идея, меня поставили перед фактом…

Врал/ конечно, но особых угрызений совести по тому поводу не испытывал — если разобраться, она для него совершенно чужой человек. И первую скрипку играют те самые высшие государственные интересы. Дорога королей, ага…

И вкрадчиво спросил:

— Ты же не хочешь оказаться в опале… там? — и вновь указал пальцем в потолок. — Прости за откровенность, но это было бы самоубийством. Даже если тебя п р о с т о забудут и оставят в покое.

— Ага, оставят, — отозвалась она язвительно. — Женщину, как две капли воды похожую на королеву Эгле… Если и не убьют, то запрут куда‑нибудь и ключ выкинут… — она ссутулилась в роскошном кресле. — Вот так влипла девочка, еще почище, чем в прошлый раз… По уши…

— Ну, я бы сказал, есть существенная разница, — сказал Сварог. — Честно. В прошлый раз ты была примитивной куклой, которую уже собирались убрать по миновании надобности. Теперь — совсем другое дело. Ты сейчас — доверенное лицо императорского престола, на тебя возложена ответственная миссия, крайне важная. Есзгв разница, а? Сплошь и рядом такие миссии на нас возлагают, не интересуясь нашими желаниями… — он наклонился вперед и накрыл рукой ее узкую ладонь. — Я, конечно, постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы, если ты откажешься, обошлось без крайностей… Но даже если добьюсь, чтобы о тебе просто забыли… Что у тебя за будущее в этом случае? Взять узелок с драгоценностями, перебраться на другой конец Харума, насколько можно, изменить внешность… А дальше? Поместьице в глуши купить и провести там остаток дней? Поступить в очередной третьеразрядный театрик? На Сильвану податься? Но и там выбор будет невелик… Именьице в глуши или дешевый театрик. Зато, если хорошо себя покажешь, получишь все, что я обещал, и даже гораздо больше.

— Господи! — вырвалось у нее чуть ли не со стоном. — Ну, за что мне все это?

Сварог мягко сказал:

— Между прочим, «это» не я начал. Согласись. Так уж сложилось. В конце концов, ничего страшного. Еще немного побыть королевой Эгле. И все.

— Ага! На всю оставшуюся жизнь? Торчать на троне, будто цепью прикованной?

— Ну, не думаю, чтобы это настолько уж затянулось, — сказал Сварог. — Пару лет, не больше. Пока будем проводить в жизнь кое — какие планы. А там..'. Никто тебе не помешает «безвременно скончаться». К «сыночку» приставим надежного регента. Паршивец будет под строжайшим контролем.

— А почему бы так не сделать сразу?

— Потому что там решено: какое‑то время на троне необходима именно ты. Первые год — два. Пока все не наладится и механизм не заработает сам по себе. Королеве проще и легче за пару лет добиться полного самовластия, чем самому надежному регенту. Убедительно?

— Пожалуй, — сказала она с печальным, отрешенным лицом. — Я не отказываюсь, прекрасно понимаю, что отказаться нельзя, но, боже мой, снова — это лицедейство…

Сварог спросил задушевно:

— Скажи честно: за все эти годы тебе хоть чуточку понравилось быть королевой?^ Только честно, я же мигом определю вранье…

После недолгого молчания она призналась:

• — Понравилось. Это затягивает. Если бы только рядом

не было скотины муженька и типа наподобие Брашеро, который беззастенчиво дергает за ниточки…

— Так ведь их и не будет, — сказал Сварог, изобразив самую веселую улыбку. — Муженек помер самым всамделишным образом и уже не воскреснет. Брашеро с компанией свободы никогда не увидят. Ты, повторяю, будешь вовсе не марионеткой, как в прошлый раз, а доверенным лицом Империи, выполняющим крайне важное задание. И, в отличие от прошлого раза, будешь в совершеннейшей безопасности. Дворцовую охрану, прислугу вплоть до последнего конюха уже заменили на наших людей. Первый министр тоже будет наш. Наплевать, что его никто тут не знает. Легенда железная: очередной умный и энергичный провинциальный дворянин, сумевший попасть на самые верхи. Кстати, это именно он тебя укрывал первое время, когда ты бежала от убийц и скрывалась в глуши. Никто и не удивится, что за такие заслуги человека сделали первым министром. Мало ли сходных примеров в истории? Кстати, Брашеро, по легенде, как раз из таких. И что, кто- нибудь за все эти годы почуял неладное? Ну, и других ключевых министров подберем если не с в о и х, то наиболее надежных. И наконец, начальник тайной полиции остается на месте и будет заботиться о тебе, как о родной доченьке.

Она вскинула полные тревоги глаза:

— Этот прохвост?

— Именно поэтому, что он прохвост, будет служить

верой и правдой, — сказал Сварог. — Понимаешь, ему некому меня на сей раз предавать. Разве что Лорану или Святой Земле — но он прекрасно понимает, насколько это ему невыгодно. Да и следить за ним будут день и ночь, есть способы… Что тебя еще волнует?

— Придется ведь вернуть тех, кто был близок к Настоящей королевской чете…

— Ну конечно, — сказал Сварог. — Одним из первых указов восстановишь справедливость. Конечно, к власти их особенно допускать не стоит, просто вернуть прежнее положение при дворе… Они ведь не заметили в свое время никакой подмены за те несколько месяцев, что еще оставались при дворе. Сейчас тем более не заметят.

Ты многое о них помнишь, в тебя вложили достаточно е е памяти. Да и годы прошли, должны были чуточку измениться и они, и ты…

— А э — тот… гаденыш?

— Уж он‑то тебе беспокойства не доставит, — усмехнулся Сварог. — Для серьезных заговоров мал. И наши его окружат железной стеной. Он тоже не дурак. Будет вовсю пользоваться выгодами своего положения, и только.

И подумал: за всеми «реабилитированными» нужно будет установить самое строжайшее наблюдение. Именно к ним в первую очередь постараются найти дорожку настоящие Стахор и Эгле, люди энергичные и упрямые, вряд ли забравшиеся доживать век инкогнито где‑нибудь в глуши… Ну, будет время продумать…

— Все обстоит, смело можно сказать, прекрасно, — произнес Сварог. — Ты уже сидишь прочно, никто в тебе не сомневается, успела ведь убедиться?

— Успела, — бледно улыбнулась Литта. — А если объявятся… настоящие?

— Отвечу со здоровым цинизмом, — сказал Сварог. — Им очень и очень долго придется доказывать, что они настоящие. На этот счет тоже есть парочка примечательных исторических примеров. Но не дадим мы им времени долго что‑то кому‑то доказывать…

Вингельт, с неудовольствием подумал он. Позицию Хитрых Мастеров в этой ситуации предсказать решительно невозможно. Стахор и Эгле им друзья, безусловно, да и настоящего принца прячут наверняка они. Если захотят восстановить справедливость, как они ее понимают… Ну что ж, не смертельно. Досадная помеха, пусть серьезная, и не более того.

— Ну, и самое главное, — сказал он решительно. — На твоей стороне будет армия. Те честолюбивые полковники и офицеры, что первыми тебя поддержали и участвовали в марше на Акобар. Вот кого следует осыпать повышениями, чинами и орденами. Мои люди уже подготовили длинный список. Говоря по совести, вклад доброй половины из них крайне ничтожен, но какая разница? Служить будут рьяно. Да, кстати, — усмехнулся он. — Рьяно будут служить именно тебе, если все же возникнет какая‑нибудь достаточно шумная история с настоящими. Потому что именно от т е б я они будут получать сладкие пряники. Пусть даже кто‑то из них что‑то и заподозрит. Среди этой публики маловато прекраснодушных идеалистов и романтиков. Выгоды от перехода к настоящим смутны и зыбки, зато те, что можно получить от тебя, — близки и реальны. Опять‑таки масса примеров в истории…

— Вот, кстати, об армии, — сказала Литта. — Выгоды выгодами, но есть и другая сторона… Как только положение устоится, первое, что от меня потребуют военные, — развязать войну за возвращение Дике…

— Лишний раз убеждаюсь, что ты умница, — усмехнулся Сварог.

— Не в уме дело, — печально улыбнулась Литта. — Мне один адмирал так и заявил вчера: при первой же возможности следует подумать, как взять назад Дике… Насколько я понимаю, твоим планам эта идея только помешает?

— Правильно понимаешь, — сказал Сварог. — Ну, у нас и на этот счет кое — какие идеи припасены… Должно сработать. Есть еще какие‑то сложности, которые тебя беспокоят? Нет? Вот и отлично. Значит, на тебя можно полностью полагаться?

— Как будто у меня есть выбор… — совсем тихонько сказала Литта. И вновь вскинула на него невероятно печальные глаза. И вновь он не поддался обычной человеческой жалости — откуда она у королей при исполнении ими служебных обязанностей?

— Только вот что… — так же тихо и печально продолжала Литта. — Ты будешь меня достаточно частВ навещать? С тобой гораздо увереннее…

— Вот тут уж — никаких проблем, — сказал Сварог, перебирая ее тонкие пальцы, унизанные огромными са

моцветами. — Для тебя время всегда найдется. Кстати, первая приятная новость. Через неделю будет большой императорский бал — не на земле, а в Келл Инире. Ты тоже приглашена, как все земные коронованные особы. Так что заранее озаботься нарядом.

Судя по тому, как просветлело ее лицо, как засияли глаза, все тревоги и хлопоты если и не забылись окончательно, то сразу отодвинулись куда‑то очень далеко: женщина остается женщиной, иные вещи моментально заставляют ее забыть о любых невзгодах. Надо будет устроить, чтобы Яна с ней милостиво поговорила, приветила, придала бодрости духа, подарок какой‑нибудь сделала из недешевых…

— Ну, за удачу? — предложил Сварог, наполняя стопочки.

Глава V ПЕЙЗАЖ ПЕРЕД БОЕМ

MJ се пока что выглядит удачно, — говорил Канцлер, ни на кого не глядя, спокойно выпуская клубы ароматного дыма. — В допросах Брашеро й его сообщников наметились определенные успехи, остатки заговора мы подметаем. Ваша королева, лорд Сварог, в Акобаре начинает утверждаться прочно. Вот только ваши войска, которыми Горрот по — прежнему набит… Пока что ничего серьезного, но кое — где среди дворянства в армии уже поползли первые разговорчики. Уже есть люди, ставшие задаваться вопросом: а не напоминает ли это оккупацию? Даже парочка дуэлей между вашими и горротскими офицерами зафиксирована.

— И оба раза — между моряками, — усмехнулся Сварог. — Моряки гораздо болезненнее, чем прочие, воспринимают потерю Дике…

— Не в том дело. Это, согласитесь, звоночки. До ослож

нения ситуации еще далеко, но первые тревожные звоночки есть. Нельзя, чтобы это пошло в массы. Горротская армия и флот не разоружены… вы — ведь и не ставитегперед собой такой задачи? Л

— Никоим образом, — сказал Сварог. — Вот уж что мне решительно не нужно, так это большая война горротцев с «оккупантами». Долгое будет предприятие и кровавое.

— Значит, нужно что‑то придумать…

— Я уже придумал, Канцлер, — сказал Сварог, не колеблясь. — Уже рассылаю приказы. В самом скором времени будет объявлено: все мои солдаты, до последнего человека, форсированным маршем покинут Горрот. Мы выполнили свою задачу, помогли королеве Эгле вернуться на престол, и теперь уходим, потому что никаких захватнических планов у нас нет и не было. Герцог Лемар только что закончил новый манифест, получилось, как всегда, неплохо… — он усмехнулся. — Вот только крепость Корромир я при любом раскладе оставлю за собой, чересчур уж важный стратегический объект. Если это так уж принципиально, можно распустить слух, что именно Корромиром Эгле со мной расплатилась за восстановление на троне. Многим это придется не по душе, но никакого удивления не вызовет. Отношения меж государствами братской любви и романтики лишены, тут правит бал голая выгода. Не первый случай в истории, когда монархи за подобную помощь расплачивались не то что крепостями, но и целыми провинциями. Дело житейское, горротцы перетерпят, тем более что мне их симпатии не особенно‑то и нужны.

Канцлер небрежно махнул рукой:

— Вот здесь я не намерен вмешиваться. Будь по — вашему. Есть проблема посерьезнее — Дике. Очень скоро на Эгле начнут откровенно давить те, кто хочет вернуть остров войной…

— Это тоже предусмотрено, — сказал Сварог. — Во- первых, горротский начальник тайной полиции — мой. Ему не впервые будет сочинить очередной убедительный заговор военных — ну, скажем, намеренных свергнуть королеву Эгле и передать трон принцу при намеченном ими регенте. Ничего удивительного, что во главе заговорщиков окажутся особенно ярые сторонники войны за Дике и те, кто мне в этом плане наиболее опасен. Во- вторых… Есть реальная возможность переориентировать иных амбициозных вояк, как сухопутных, так и морских. С Дике на Святую Землю. В некоторых кругах, среди ге

нералов и адмиралов, такая идея имеет хождение, и она не вчера родилась. Святая Земля — это золотые рудники в горах Маллейг, богатые медные залежи — а Горрот медью беден, — еще немало ценного… А ситуация самая благоприятная: Святая Земля сейчас переживает не лучшие времена — мои войска заняли Их земли по эту сторону Рона, так что столица под ударом. Есть данные, что Великий Магистр всерьез подумывает перенести ее в один из крупных городов к полуночи, на полпути меж рекой и горами Маллейг. Да вдобавок внутреннее положение… Слишком многим надоели прежние порядки, то, что вся страна превращена в подобие самого аскетического монашеского ордена. Уже начались крестьянские бунты, заговоры — он широко, открыто улыбнулся, — и больше половины из них не моими разведками утроены, а возникли исключительно по инициативе местных. Отмечены волнения в иных армейских полках, было даже две попытки покушения на Великого Магистра, пусть и дилетантские, неуклюжие. В общем, тенденция налицо. Святая Земля сегодня слабее, чем когда‑либо за четыреста лет ее существования. Так что в Горроте есть люди, считающие, что вторгнуться туда и захватить самые лакомые кусочки, пока не пришел я, — гораздо проще и легче, нежели воевать за Дике со всеми моими королевствами, Вольными Манорами и Ганзой. Прибыль, в общем, выглядит равноценной. Можно ослабить сторонников войны за Дике и, соответственно, усилить сторонников войны со Святой Землей. В особенности если мои дипломаты дадут понять, что я не прочь заключить соглашение о разделе этого географического курьеза. А я при необходимости на такое соглашение пойду. Обойдусь и без золотых рудников Маллейга, и без меди — у меня и того, и другого побольше, чем в Горроте. Одним словом, я не считаю Дике особенно уж сложной проблемой. Конечно, дипломатам, разведчикам и тайным полициям придется поработать серьезно, но есть шансы повернуть события именно в э т о м направлении. Кое — какие планы уже в разработке…

Канцлер, до того неспешно расхаживавший по кабинету от огромного гобелена до стола и назад, остановился на полпути. Выпустил клуб дыма, хмыкнул:

— Неглупо, лорд Сварог, весьма неглупо…

—, Осваиваю королевское ремесло, — скромно сказал

Сварог. — Кстати, эти планы получили одобрение в Канцелярии земных дел его императорское высочество Диамер — Сонйрил, вы наверняка знаете, по многим причинам не питает ни малейшей симпатии к Святой Земле, я бы сказал, наоборот… ' -

Он замолчал, закончив с главным — дела второстепенные собравшихся не интересовали. Канцлер по своей всегдашней привычке выглядел совершенно невозмутимым. Яна тоже не проявляла нетерпения. А вот профессор Марлок, не царедворец и не дипломат, чистейшей воды ученый, как раз форменным образом кипел от нетерпения, так, что всем присутствующим было заметно. И уж конечно, в первую очередь Канцлеру, который знал его по совместной работе дольше и лучше остальных…

Именно Канцлер и нарушил чуть — чуть затянувшуюся паузу: — ‘ ? :

— Профессор?

— Как явствует из доклада лорда Сварога, все обстоит нормально, — не потеряв ни секунды, заговорил профессор. — Ни опасностей, ни угроз, можно сказать, рутина. В таком случае, не пора ли отвлечься от земных дел, откровенно второстепенных? Мы ведь собрались в первую очередь ради Токеранга…

— Резонно, — кивнул Канцлер. — В таком случае до1 кладывать опять‑таки предстоит лорду Сварогу, именно он вплотную занимался Токерангом…

И вопросительно глянул на Сварога. Сварог, конечно, был готов, кроме того, давно взвесил и обсудил с двумя, только и знавшими в с е, о чем следует говорить, а о чем категорически не стоит упоминать и словечком…

— Смело можно говорить; что мы уже знаем о Токе- ранге немало, — начал он ровным голосом. — Это чисто внешние впечатления, но дают они немало. Ее величество, ^ легкий кивок в сторону Яны, — с помощью своего умения неделю наблюдала за пещерой, днем и ночью. Как и в случае с Центром Брашеро, ее величество часто не в состоянии была перевести на язык научно — технических терминов то, что видела, но это, я думаю, нисколько не мешает. Главное, по этим описаниям лейтенант Элкон составил подробнейшую карту Токеранга и высказал кое- какие соображения… которые господин профессор наверняка дополнит. Думаю, самая пора пригласить лейтенанта?

Яна молча кивнула. Сварог коснулся в нужном месте своего портсигара, лежавшего перед ним на сголе с откинутой крышкой, почти сразу же вошел Элкон в мундире лейтенанта Яшмовых Мушкетеров, с небольшим кожаным футляром под мышкой, с обретенной же сноровкой прищелкнул каблуками, коротко поклонился (комендант Манора девятого сгола все же неплохо поработал над строевой подготовкой юных сотрудников, подумал Сварог, нужно будет медальку повесить, заслужил). По кивку Сварога граф сноровисто выложил на столик два небольших компьютера, нажал несколько кнопок, опустился в кресло.

У противоположной стены, от пола до потолка, вспыхнул экран, и в следующий миг на нем появилась огромная карта Токеранга во всей сомнительной красе.

Канцлер и Марлок впились в нее взглядами прямо- таки завороженно — видели впервые «страну подземных рудокопов». Для Сварога — и, конечно, Яны с Элко- ном — в этом зрелище не было ничего нового или особо интересного, но они терпеливо ждали. Сварог мысленно улыбнулся: прокатило… Яна и в самом деле несколько раз воспользовалась тем умением, что ей дал Древний Ветер — но всего час — другой в день, исключительно для того, чтобы заглянуть внутрь самых интересных зданий. Основную работу проделали Золотые Шмели — ji которых Канцлеру пока что рассказывать не следовал©, в чем Яна с Элконом легко согласились со Сварогом.

В конце концов, они не нарушали никаких регламентов, уставов и предписаний: Сварог и Элкон ни в малейшей степени Канцлеру не подчинялись, наоборот, как начальник и сотрудник девятого стола подчинялись как раз Яне. Ну, а Яна стояла выше любых уставов, предписаний и прочих деловых бумаг. Сварог не сомневался, что Канцлер с Марлоком приняли его версию: в конце концов, оба были свидетелями, как Яна с помощью именно своего умения изучала лаборатории Брашеро…

Первым, как и следовало ожидать, молчание нарушил Канцлер:

— Ага, вот как это выглядит… Хорошо бы еще сделать съемку с надлежащей высоты…

Яна, не моргнув глазом, лихо солгала:

— Не было такой возможности. Я умею только видеть, а вот как‑то фиксировать увиденное не могу. Не умеет такого Древний Ветер…

— Жаль, — с искренним сожалением сказал Канцлер.

Яна невозмутимо продолжала:

— Но я о многом рассказала лейтенанту Элкону подробно и обстоятельно, так что он сможет доложить… Прошу вас, лейтенант.

Элкон достал блестящий цилиндрик указки, и в карту уперся тоненький лучик ярко — синего света.

— Токеранг, я бы сказал, делится на четыре части, — начал он бесстрастным голосом опытного экскурсовода. — Можно их обозначить как Полночь, Полдень, Закат и Восход. — И обвел контуры названных районов. — Я бы начал с самого интересного — с Полуночи, или, если можно так сказать, Заречья. К реке, протекающей по Токеран- iy, этот термин отношения не имеет. Просто… Полночь четко ограничена тем участком, на которых протекает Ител. Почти совпадает. На этой вот линии — сплошной пояс инженерных заграждений: колючая проволока в дюжину рядов, рвы, огневые точки, казармы. Охраняют ее со всем прилежанием и размахом. Из Заречья в остальную часть страны ведут шесть многорядных автострад, и все они под строжайшим контролем. Насколько можно понять, там у них и сосредоточены практически вся промышленность, научные лаборатории, испытательные полигоны. Ни единого пустого клочка земли — здания, дороги, полигоны. Один сплошной поселок или, скорее уж, город, занимающий примерно двадцать процентов территории страны. Очень многое примерно на три четверти упрятано под землю. Кое‑что удалось легко опознать по рассказам ее величества — с помощью архивов Музея техники. Ядерные электростанции, от каких у нас давно отказались, конструкторские бюро, где проектируют подводные лодки, боевые самолеты, вертолетный завод, комплексы по сборке ядерных зарядов и ракет, автозаводы, производство бытовой техники — у них в ходу телевидение, компьютеры и прочие предметы чисто мирного назначения.

— Армия? — деловито поинтересовался Канцлер.

— Армии в обычном понимании там нет, — ответил Элкон. — Это и понятно: весь Токеранг — единое государство, внешнего врага нет. Только полицейский корпус, хорошо оснащенный вертолетами и бронетехникой. Вот с бронетехникой обстоит интереснее: полное впечатление, что они в последнее время резко увеличили ее производство. И ведут массовое обучение полицейских новобранцев. И то, и другое — в количествах, совершенно не нужных для, так сказать, повседневной практики. И уж, конечно, совершенно ни к чему у себя в пещере сотни полторы истребителей — бомбардировщиков, исключительно реактивных. Там даже один не нужен — нет для него задач. И, тем не менее, они обучают на тренажерах десятки пилотов. Причем вся боевая авиация и немало бронетехники сконцентрировано на Полудне — собственно, то довольно узкая полоса, не занимающая и пяти процентов территории, примыкающая к тому самому туннелю. У них там, видимо, очень редки дожди — крытых ангаров нет, и самолеты, и бронетехника стоят под открытым небом. Главная взлетная полоса наделена точнехонько на вход в туннель. Думаю, комментарии излишни?

Все присутствующие промолчали. В самом деле, какие тут комментарии, подумал Сварог. Никаких ребусов — они наверх собрались приличной оравой, подгоняют технику, обучают солдат…

— Самое неинтересное место — Восход, — продолжал Элкон, скользя лучиком указки по карте. — Примерно тридцать пять процентов территории занимают дремучие леса, богатые дичью. Леса окружены тройным рядом колючей проволоки, периметр почти не патрулируется, лишь изредка появляются мобильные группы. Иногда на вертолетах. Скорее уж все это устроено для того, чтобы не проникли наружу животные. Ее величество…

— Я бы сказала, там классические заповедные леса для охоты благородных господ, — кивнула Яна. — Дважды там видела охотничьи кавалькады, ничем не отличающиеся от земных. Разве что наряды другие — и почти нет огнестрельного оружия. Однажды при мне гончие загоняли кабана — совершенно как в Каталауне, когда я там охотилась. Продолжайте, лейтенант.

— И наконец, Закат, — продолжал Элкон. — Примерно сорок процентов территории Токеранга. Там население и сконцентрировано. Вот это и есть их столица, Клорена. Довольно большой даже по земным меркам город с населением, если рассчитать по земному опыту, примерно триста тысяч человек. Других городов практически нет. Есть восемнадцать гораздо меньше размерами… но они скорее похожи на поселки вокруг замков крупных феодалов. Ее величество насчитала как раз восемнадцать относительно крупных владений — и с полсотни гораздо более мелких. И здесь отмечены интересные установления, не имеющие аналогов с заведенными на Харуме порядками. Если не считать двух автострад, ведущих из Заречья к Полудню, дорог с искусственным покрытием там всего восемнадцать, и все они ведут к замкам тех самых восемнадцати крупных владений. Все остальные дороги — немощеные. Что касается техники… У них там она очень интересно распределена. Легковых машин много, но едва ли не все они — исключительно в Клорене. Разве что в тех самых восемнадцати крупных владениях есть по две — три, а в мелких нет и того. Во всех владениях, крупных и мелких,

самым активным образом занимаются сельским хозяйством: поля, пастбища, фруктовые сады, огороды в деревнях… кстати, линии электропередач проложены только в те восемнадцать замков. Только они и Клорена освещаются электричеством, на всей остальной территории — те же самые светильники, что и на земле, даже примитивнее, карбамильских ламп очень мало, большинство крестьян пользуется даже не керосиновыми лампами — разными коптилками. Очень важный нюанс: везде сельское хозяйство ведется без применения какой бы то ни было техники. На земле, по крайней мере, есть в крупных поместьях и механические жатки, и паровые молотилки. В Токеран- ге — ничего подобного. Технологии самые примитивные: конные плуги, бороны, косари, зерно молотят цепами… (Сварог заметил краешком глаза, что профессор Марлок, продолжая самым внимательным образом слушать Элкона, в то же время положил на колено небольшой компьютер и проделывает с ним какие‑то манипуляции.) Разные части страны живут как бы в разных временах: в одном месте — заводы, лаборатории и ядерные электростанции, в другом — Клорена, пользующаяся всеми достижениями технического прогресса, какие только там имеются, — и обширные области сельчан, лет на сто отстающие по развитию от Харума.

— Извините, я перебью, — вмешался Марлок. — Сколько там примерно населения, удалось подсчитать?

— Если применять земные мерки и методики — а применять их безусловно имеет смысл… Приблизительно два миллиона. С поправками в ту или другую сторону в несколько десятков тысяч человек.

— Рудники, шахты? — отрывисто спросил профессор, левой рукой беспрестанно нажимая клавиши и касаясь кнопок.

Элкон пожал плечами: *

— Их практически нет, за исключением двух — трех. На двух, безусловно, добывается уран или другое сырье для ядерного топлива. Третий рудник — полная загадка. Как объяснила ее величество, в з г л я д не может проникать

в подземелья (Яна чуть смущенно пожала плечами, словно извиняясь). Так что версии я строил исключительно с описания её величеством того, что она видела на земле. Если точнее, описания вывоза добытого. В двух случаях речьявно идет о радиоактивном сырье. Тяжелые фургоны, напоминающие скорее броневики — или покрытые свинцовой защитой. С третьим проще, но также непонятно. Охрана столь же строгая, но добываемое гораздо более компактно, перевозится на обычных грузовиках. Вот, пожалуй, главное. Что еще? Вот здесь, слева, там, где лорд Сварог обнаружил замаскированные люки для выхода в Ител подлодок, военная база со значительным числом субмарин и болыпая судоверфь. В Клорене — королевский дворец и изрядное число дворов знати. Городских стен нет, а те восемнадцать крупных замков не укреплены. — Элкон слегка пожал плечами. — Есть интересные соображения… но, может быть, у кого‑то возникли вопросы?

— У меня, — сказал профессор Марлок так быстро, словно боялся, что его кто‑то опередит. — Собственно, это не вопрос, не знаю> как и назвать… Такое государство просто не может существовать. Оно нереально — каким вы его описываете.

Канцлер усмехнулся:

— Но ведь существует?

— Не сомневаюсь, — сказал профессор словно бы даже с некоторой печалью. — Существует, но по всем расчетам существовать не должно. Во — первых, для столь массового производства боевых самолетов, автомобилей и прочей техники нужно немалое количество металла, пластмасс, нужна развитая электронная промышленность, а для этого, в свою очередь, необходимы рудники, шахты, заводы… Ее величество, я понимаю, могла просто не узнать сталелитейных заводов или, скажем, фабрики по производству пластмасс…

— Узнала бы, — заверила Яна. — Прежде чем заняться Хелльстадом, я три дня провела в Музее техники, примерно представляю, как они выглядят. На всех заводах, куда я заглянула, идет только сборка. Не так ли, лейтенант?

— Именно так, — кивнул Элкон. — Везде, где удалось заглянуть, — только сборка.

— Откуда же они в таком случае берут все? — спросил

профессор ничуть не язвительно, скорее уж беспомощно. — +Г Нереально наладить такое производство при полном отсутствии добывающей промышленности и заводов по производству комплектующих. Сверху они в каком случае не смогли бы завозить нужное им в т а к и х Количествах — еще и потому, что на земле таких заводов нет. И второе… По предварительным подсчетам, такое количество крестьян, ведущих к тому же хозяйство отсталыми, устаревшими методами, ни за что не смогло бы обеспечить страну продовольствием. Их для того слишком мало. Плуги — косари… Совершенно несовместимое сочетание: высокоиндустриальное общество при полнейшем отсутствии сырья и производства комплектующих. Да вдобавок убогое, на уровне какого‑нибудь Вольного Манора из самых захудалых, сельское хозяйство… Они существуют, но им как бы и не полагается быть… . *

— Объяснение есть, — спокойно сказал Элкон. — Точнее, за неимением точных доказательств это пока что гипотеза… но д р у г о й гипотезы попросту нет, — он сделал паузу, ничуть не театральную. — Мы советовались со специалистами — конечно, не раскрывая им всей сути, — проводили компьютерные расчеты, моделирование…

— И что? — жадно спросил профессор (Сварогу пока

залось, на секунду опередив Канцлера, явно собравшегося задать тот же самый вопрос). ?

— Объяснение одно, — сказал Элкон. — Синтезаторы. Все необходимое они не производят из вульгарного сырья, а синтезируют, соединяя молекулы, а то и атомы, в нужных комбинациях. Так можно изготовлять все — от деталей вертолетов… до продовольствия. Собственно, наши заводы, да и наша бытовая^магия — те же синтезаторы. Разве что на основе апейрона — а у них сырьём для синтеза может служить… ну, например, вода. Уж воды‑то у них предостаточно. Я поработал в архивах — наши ученые давным — давно теоретически обосновали возможность

создания таких синтезаторов. При не столь уж и большом расходе энергии. Другое дело, что нам это было совершенно не нужно, у нас был апейрон… Они пошли другим путем, только и всего. Проверить можно моментально, я сохранил все ссылки…

— На экран, — хрипло сказал профессор.

Элкон убрал карту Токеранга, положил пальцы на световую клавиатуру. По экрану снизу вверх медленно поплыли тексты, то и дело перемежавшиеся строчками формул, математических расчетов, загадочными чертежами, диаграммами, графиками. Сварог мог бы читать тексты свободно, без спешки — если бы понимал хоть что‑то. Попадаются очень редко знакомые слова, и только. Высшего класса научная заумь, нечего и пытаться… Судя по лицам Яны и Канцлера, они испытывали совершенно те же чувства. Зато профессор Марлок оказался в своей стихии: читал внимательно, порой шевеля губами, иногда кивал, делал какие‑то пометки в компьютере, пару раз просил вернуть кусок текста назад. И продолжалось это довольно долго. На лице Элкона мелькнула легкая торжествующая улыбка, но он тут же ее убрал, покосившись на Сварога.

Когда экран наконец опустел, профессор посидел с закрытыми глазами, на ощупь набивая трубочку — впрочем, ловко, сноровисто, не просыпав на колени ни табачинки. Разжег ее, глубоко затянулся, открыл глаза и, ни на кого не глядя, сказал спокойно (слишком спокойно, по мнению Сварога):

— Ну что же, мой юный друг… Вынужден признать вашу правоту. Коли уж Токеранг существует именно в таком виде, другого объяснения просто нет. У них есть синтезаторы… Is

— Боюсь, не только синтезаторы, — сказал Элкон. — Вот, посмотрите. Я, как уж умел, с помощью компьютерной графики, изобразил то, что видела ее величество. Вход в туннель со стороны пещеры почти полностью, как головка подсолнуха листьями, окружен какими‑то пластинами странной формы и сложными решетками. К ним подведены кабели — вон от того серого здания без окон, справа. Та же картина — в ангаре подводных лодок, с внутренней стороны проемов. Всюду опять‑таки подведены кабели. Рискну предположить, что это и есть стандартный брагиум, — перехватив недоуменный взгляд Сварога, он пояснил: — та самая установка, увеличивающая предметы и людей… или уменьшающая, в зависимости от конкретной необходимости. В нужный момент достаточно опустить рубильник — ну, или нажать кнопку — и наружу вылетят самолеты нормального размера, выплывут подводные лодки, повалят орды солдат, не уступающих нам ростом… И все прочее. Командир?

— Вряд ли они до э т о г о сами додумались, — сказал Сварог. — Скорее всего, Брашеро расщедрился. Рисковал, конечно… да нет, не особенно. Сумей он захватить власть над Империей, без особого труда сжег бы боевыми орби- талами всех токеретов, сколько бы их ни оказалось снаружи, со всей их техникой…

— Резонно, — кивнул Канцлер.

— Вот оно в чем дело… — протянул Сварог.

— Вы о чем? — моментально спросил Канцлер.

— Понимаете ли, Канцлер, я долго ломал голову над одной загадкой, — сказал Сварог. — А ответ замаячил только сейчас. Уж в чем нельзя заподозрить токеретов, так это в излишней доверчивости, скорее уж наоборот. Но получалось, что они как бы полностью отдаются на нашу милость, выходя наружу. Предположим, мы подписали все нужные договоры, отвели им кусок территории Харума, и они начали массово переселяться туда… Но ведь какое‑то время они будут абсолютно беззащитны, полностью в нашей власти — пока не восссоздадут наверху свои заводы, электростанции, синтезаторы. Конечно, у них будет какое‑то количество истребителей, ракет, солдат… Но нам очень уж легко с ними покончить, быстро и качественно. И они не могли не просчитать этого варианта. Любой договор — лишь клочок бумаги и может быть разорван в любой момент, я бы на их месте обязательно включил в расчет этот вариант: мы просто — напросто хотим выманить их из пещеры и уничтожить…

— Мы уже обсуждали нечто подобное, — сказал Канцлер. — Они могли заложить в крупных городах ядерные, бактериологические, химические заряды…

— Не только, — сказал Сварог. — Профессор, какие минимальные размеры могут быть у этого… брагиума?

— Ну, не карманные, конечно, — сказал профессор уверенно… — Хотя… Теоретически допуская… Если в качестве источника энергии у вас есть сверхпроводник, какие делал Брашеро… Пожалуй, может существовать и карманный. Вот только радиус поля все равно получится небольшой, эффективность низкая…

— Ага, — удовлетворенно сказал Сварог. — Ну, карманный пока что рассматривать не будем… хотя и он иногда может пригодиться. Ну, скажем, если вы хотите убить врага или убрать следящего за вами агента, вмиг уменьшаете его, давите подошвой, как таракана… Ладно, не будем отвлекаться. Главное, синтезатор может иметь довольно малые размеры. Лишь бы был источник энергии… А уж синтезаторы токеретов изначально малы, и брагиумы тоже, наверху их предварительно придется увеличивать. Но я не о том… Я просто хочу довести пессимизм до максимума, иногда это полезно. Мы до сих пор не знаем, что именно токереты ввозили, а главное, вывозили. Они должны были что‑то именно вывозить, большими партиями — вспомните расследование в Фи- арнолле, те склады. Мы пока что накрыли только две крупные компании, сотрудничавшие с ними. Собственно, накрыли только одну — торговый дом «Астарах Фи- нар и родственники» — чистой воды перевалочная база. А вот заправилы судоходной компании «Каурат и сыновья», перевозчики, успели скрыться. Токереты действуют на земле больше ста лет. Наверняка кто‑то из тех, кто перевозит и прячет их грузы, до сих пор на свободе. Как и весьма высокопоставленные особы, с ними сотрудничающие. Судя по некоторым показаниям, такие есть, просто мы пока что на них не вышли… И, наконец, нет гарантии, что у них не нашлись сообщники здесь, пока что не выявленные. Тихие, незаметные люди, быть может, вовсе не имеющие отношения к Магистериуму, ждущие своего часа…

— Куда вы клоните? — резко спросил Канцлер.

— Представьте себе такую картину, — сказал Сварог. — В Келл Инире, в вашей резиденции, еще в какой- нибудь ключевой точке садится безобидная вимана хорошо знакомого вам человека, пустого светского щеголя, которого никто не принимает всерьез. Ее, конечно, никто не досматривает — отроду такого не водилось, как же, вольности благородных ларов… Нельзя приближаться к некоторым секретным объектам, а это совсем другое… Теперь представьте, что двери и окна виманы оборудованы изнутри брагимом, в точности как вход в тоннель или ангары подводных лодок. А внутри полным — полно вооруженных до зубов токеретов — представляете, сколько их может уместиться в вимане? И вот они выскакивают, моментально обретая нормальные размеры… Девяносто процентов наших солдат и охранников — антлан- цы, пулевое и лучевое оружие для них смертельно… ну, а благородным ларам достаточно и холодного. Вполне реалистический план. Я в последнее время допускаю все. Очередь претендентов на престол слишком длинная, все прекрасно знают, что подавляющее большинство в ней стоящих так и покинут наш мир, немногим и продвинувшись…

Он, конечно, не стал выдавать того, что ему знать не полагалось, ни словечком не упомянул о том заговоре против Яны, который как раз и возглавлял безобиднейший любитель бабочек, отлично понимавший, что обычным порядком трона ни за что не получит. Но Канцлер с его острым умом и великолепной памятью должен был тот случай помнить… Да и Яна вряд ли выкинула из памяти совершенно…

Страха на лицах присутствующих он не видел — ^но тягостное раздумье присутствовало на всех без исключения, наверняка и на его собственном лице.

Канцлер поднял голову, его голос звучал ровно и спокойно:

— Благодарю вас, лейтенант, вы прекрасно поработали. Можете идти.

Элкон поклонился и вышел с непроницаемым лицом — хотя ему, конечно же, чертовски хотелось остаться, ведь начиналось главное. Хороший парень, работник отличный, но каждый знает ровно столько, сколько ему положено знать…

Едва за ним закрылась резная дверь, Канцлер продолжил тем же ровным, почти безучастным тоном:

— Ну что же… Даже если не впадать в крайности вроде нарисованной вами, лорд Сварог, картины, нужно признать: на сегодняшний день токереты для нас — главная и серьезнейшая угроза. Одно утешает: она, очень похоже, единственная такая… Гораздо меньше утешает другой факт: мы ничего с ними не в состоянии поделать, пока они сидят там, у себя, внизу…

— Ну, почему же? — сказал Сварог.

— Что вы имеете в виду?

— Вы не забыли, что они настойчиво приглашают меня на переговоры? Мне кажется, пора идти. Другого выхода попросту нет.

Канцлер уколол его взглядом:

— У вас есть какой‑то план?

— Ни малейших наметок, — сказал Сварог. — Я слишком мало знаю о них, чтобы строить точные планы. Скорее уж… Скорее уж я просто — напросто вижу некоторые благоприятные для меня обстоятельства.

— Например?

— Я совершенно уверен: они не собираются меня там убивать, — сказал Сварог. — Задумай они такое, могли бы это сделать гораздо раньше — когда еще никто и не подозревал, что они способны, выйдя к нам, принимать нормальные размеры. И не верю, что они собираются вульгарным образом бросить меня в темницу и в обмен на освобождение потребовать каких‑то уступок. Рано им пока что брать заложников и требовать уступок. Все за то, что они намерены всерьез со мной о чем‑то договариваться — вполне возможно, не только о деталях и условиях выхода. У них там, точно известно, есть противоборствую

щие группировки, интриги, разные цели у разных групп. Это можно использовать. Дэнго против короля и одного из принцев, король и принц против дэнго, могут быть еще какие‑то противоборствующие силы, о которых мы пока что ничего не знаем…

— А вам не кажется, что вы слишком самонадеянны?

— Честное слово, нет, — сказал Сварог. — Вот если бы я сказал, что в состоянии с кучкой людей разгромить всю их армию… то есть полицию, но суть от этого не меняется… Вот это была бы самая идиотская самонадеянность. А здесь другое. Слишком мало игроков. Уже ясно, что у них там жесткая, централизованная диктатура, способная дать сто очков вперед любой земной тиранической монархии. Это и уменьшает число игроков. К тому же дэнго — не орган власти, а тайное общество, а значит, в их деятельности есть своя специфика, которую можно обернуть в свою пользу. Наконец, главарей у них целых восемь. При таком количестве неизбежны какие‑то внутренние противоречия, интриги, разный подход к проблемам, разное видение решений…

— И чего вы, в итоге, хотите добиться?

— Пока не знаю, Канцлер, — серьезно сказал Сварог. — На месте буду определяться.

Он подумал, что самым удачным исходом было бы полное уничтожение токеранга — то самое пламя, бушующее от горизонта до горизонта, что не разуму представилось при воспоминании о Делии, о морской площади. Но вряд ли настолько повезет. Вот о таком думать всерьез — и впрямь самая дурная самонадеянность. Но ч т о — т о же у него должно получиться?

Профессор Марлок громко проворчал:

— Авантюра… В одиночку…

— Почему — в одиночку? — улыбнулся Сварог почти весело. — Я возьму с собой Странйую Компанию. Она уже показала, на что способна. Или у вас, Канцлер, есть какие- то другие варианты?

— Нет, — после недолгого молчания едва ли не сквозь зубы признался Канцлер.

— Вот видите, и Великодушно простите мне легкое нахальство, но в а м я не подчинен, и вы не можете мне запрещать.

И он выразительно посмотрел на Яну. Она сидела с совершенно спокойным видом — но, кажется, что‑то быстро пыталась обдумать.

Ненадолго воцарилось неловкое молчание.

Императрица согласна, что другого выхода попросту нет, — произнесла она, наконец, именно тем тоном, каким монархи отдают категорические приказы. — С одним небольшим дополнением. Я тоже туда пойду. Вряд ли там есть опасности, от которых меня неспособен защитить Древний Ветер; < ’

На лице у Канцлера изобразилась крайняя досада, даже злость — однако Сварог, испытывая примерно те же чувства, не дал им воли. Он просто встал и решительно сказал:

— Ваше величество, разрешите минуту поговорить вами наедине? '?<

— Разрешаю, — кивнула она, практически не раздумывая. — Господа…

Канцлер, ни словечком Не протестуя, встал — шагая к двери, он посмотрел на Сварога с явной надеждой. Марлок вышел следом, аккуратно притворив за собой дверь. Яна, как и следовало ожидать, моментально вскинулась:

— Если ты за меня боишься…

— Вздор, — сказал Сварог. — Я верю, что Древний Ветер тебя и впрямь убережет от всех тамошних опасностей. И не собираюсь тебя отговаривать долго и прочувствованно. Я просто — напросто кратко объясню, почему тебе туда нельзя. Ты уже давно мне доказала, что не просто умная, а еще и взрослая. Вот и рассудишь по — взрослому…

— Ну‑ка, ну‑ка?..

— Я нисколечко за тебя не беспокоюсь, честное слово, — сказал Сварог. — Я бы тебя сам попросил с нами Идти… если бы все упиралось в защиту. Если бы от нас требовалось только одно: пройти какой‑то опасный путь, имея надежную защиту. Тут тебе равных нет, согласен. Но

там, я уверен, все будет выглядеть совершенно иначе… Ты в состоянии разорвать свою защиту на клочья, закутать каждого из нас по отдельности?

— Нет, — сказала Яна. — Только если вы будете держаться достаточно близко ко мне.:… /

— Вот видишь. А там мы наверняка не будем валить куда‑то сплоченной толпой… Но дело даже не в этом- Ты не умеешь убивать. Тебе никогда не приходилось убивать людей. Твои каталаунские охотничьи подвиги не в счет. Громадная разница меж тем, чтобы метко всадить стрелу кабану под лопатку, и тем, когда, практически не рассуждая, выхватываешь пистолет и всаживаешь человеку пулю в лоб. Тебе никогда не приходилось, у тебя нет такого навыка. А все, кто со мной туда пойдет, умеют убивать не рассуждая и не колеблясь. А убивать там, боюсь, придется, Не хочется, но как бы не пришлось… Вита, милая, подумай серьезно. Мне там гораздо нужнее будут люди, умеющие хладнокровно убивать, а не, десять Древних Ветров. Я ничего не могу предсказать заранее, но может оказаться так, что в некий момент ты не просто не сможешь помочь — наоборот, чему‑то крепко помешаешь, а то и завалишь все дело, исключительно оттого, что не умеешь убивать… Приключением тут и не пахнет…

Больше у него не было слов. Яна, сдвинув брови, смотрела мимо него задумчиво и серьезно. И, в конце концов, сказала:

— Ты меня убедил. Я не иду.

Повзрослела, ликующе подумал Сварог. Положительно, повзрослел а *.. И спросил: .<? *

— Слово?

Яна надменно вздернула подбородок:

— Я когда‑нибудь нарушала свое слово?

— Никогда, — сказал Сварог. Склонился и поцеловал ее в щеку. Не испытывая сейчас ничего, кроме радости.

Глава VI ВСТРЕЧИ И РАССТАВАНИЯ

Они неспешно, как подобает и королевским особам, и придворным дамам, шли в ту часть дворца, где располагались личные покои Сварога. Все встречные, конечно же, приветствовали с должным почтением — но, как обычно, относилось это к одному Сварогу.

Яну не то чтобы игнорировали, но ни тени почтения в поклонах и взглядах не присутствовало. Ну как же, не постоянная королевская фаворитка (вот перед такой, происходи она хоть из сточной канавы, на задних лапках ходили бы) — всего — навсего очередная мимолетная подружка, появлявшаяся во дворце не особенно и часто, да при том никогда не присутствовавшая на дворцовых увеселениях, ни с кем не пытавшаяся водить дружбу или хотя бы завязать знакомство (а посему, втихомолку порешило общественное мнение, она еще и глупа, раз не пытается зацепиться). Правда, некий граф, совершеннейший светский бездельник, но человек весьма неглупый, в узком кругу высказал другую версию: по его убеждению, похоже скорее на то, что эта юная баронесса — особо доверенный тайный агент Сварога и трудится на этом поприще где‑то вдалеке от столицы (примеров немало). Версия эта благодаря сплетникам быстро перекочевала из узких кругов в широкие, но это самое общественное мнение в нее как‑то не поверило, дамы и господа предпочитали считать самыми умными как раз себя.

Забавно, но до сих пор Яну опознало считанное число придворных (молчавших, как один, после мягких отеческих увещеваний Интагара). Глупости тут, в общем, не было — скорее некая инерция мышления. В тронном зале Латеранского дворца (как и во всех прочих на Харуме, от самого большого королевства до самого захудалого Вольного Манора) висел портрет Яны в натуральную величину, в полный рост — мягкое, ненавязчивое напоминание земным владыкам, крупным и мелким, кто на Таларе сеньор, а кто вассал. Но там она, нетрудно догадаться, была другая: величавая, высокомерная, с холодным лицом, в переливчатом платье из паутины редкого вида пауков, обитавших в одном — единственном месте, в труднодоступных чащобах Сильваны (один паунд пряжи стоит уже пять паундов золота), в роскошной мантии до пола из черных, сильванских же соболей (мех этот разрешен лишь женщинам императорской фамилии). Затейливая прическа, уйма драгоценностей, усыпанный самоцветами скипетр, корона, золотые туфельки с крупными бриллиантами… Одним словом, в лучших традициях парадных портретов. Ничего общего с девушкой, по дворцовым меркам одетой и причесанной «по необходимому минимуму», всего‑то с двумя перстеньками и вовсе не роскошными сережками. (Между прочим, именно эта скромность в нарядах и драгоценностях давным — давно породила новые недоуменные сплетни: король Сварог никогда не отличался скупостью, когда речь шла о его подругах, отчего же эта выглядит чуть ли не монахиней? Точно, дура набитая, уж подарков‑то могла добиться… (Ну, ничего не поделаешь, инерция мышления — что даже к лучшему.) Сварог (что его порой раздражало не на шутку) на своих парадных портретах тоже выглядел не лучще: чванный, высокомерный идиот, усыпанный самоцветами от ушей до" пяток. Что ж, зато, когда он выбирался "в народ", один он или с Яной, его тоже никто практически не узнавал. В конце концов случались казусы и посмешнее — лет пятьдесят

назад Ульдан Третий Ронерский, превеликий любитель ежевечерне бродить по кабакам не особенно высокого пошиба в поисках доступных девочек и дублей, специально приказывал, чтобы парадные и обычные портреты имели как можно меньше сходства с оригиналом. Что его в конце концов и сгубило: фехтовальщиком он был искусным, но однажды нарвался на бретера классом выше, и тот уло-

жил короля на месте… >

Еще издали, едва они свернули в коридор, упиравшийся в дверь упомянутых покоев, Сварог увидел неспешно

прохаживавшегося неподалеку, у ряда колонн из розово- *

го мрамора, человёка в дворянском платье. И, сделав еще

несколько шагов, узнал Вингельта. Интересно. Сварог его |

не приглашал и не получал от Вингельта письма с прось- бой о встрече. Ну что ж, гость в дом — Бог в дом… о>

Когда они подошли, Вингельт не произнес ни слова, ограничился лишь поклоном (довольно учтивым, впрочем, в полном соответствии с этикетом).

— У вас ко мне дело? — спросил Сварог не без любопытства.

— Если у вашего величества нет срочных государственных дел…

— Никаких, вот счастье, — сказал Сварог. — Пойдемте.

Трое ратагайцев в комнате охраны проворно вскочили и поклонились. Кивнув им, Сварог первым вошел в Безымянную комнату (король согласно этикету никогда не пропускает вперед даму, исключая иностранных королев — но раскрывать инкогнито Яны не стоило). Уселся, спросил, как гостеприимный хозяин:

— Вино? Кофе? Что‑нибудь еще?

— Нет, благодарю вас, — сказал Вингельт. — Ничего не нужно.

Сварог присмотрелся с легким недоумением: глава Хитрых Мастеров впервые за пять или шесть визитов не хотел ничего. Обычно он хотя бы из приличия просил сока или кофе, а то и чего‑то покрепче: когда король угощает, отказываться попросту не принято, о чем Вингельт не может не знать…

И весь он какой‑то скованный, можно даже сказать, напряженный. Впервые Сварог его видел таким.

— Что‑нибудь случилось? — спросил он без особой тревоги.

— Как сказать… — протянул Вингельт.

— Говорите, как есть, — пожал плечами Сварог.

— Ваше величество, я пришел сообщить, что мы уходим.

Его слова были настолько неожиданными, что Сварог спросил недоумевающе:

— Кто это — "мы"?

— Мы все, — сказал Вингельт. — Хитрые Мастера, как нас кое‑кто называет. Собственно, я остался один, все до одного уже ушли.

— Куда? — спросил Сварог все так же недоуменно.

На губах Вингельта мелькнула легкая улыбка:

— С вашего позволения, я бы предпочел не отвечать на этот вопрос Из этого мира в другой, где нам будет уютнее, лучше, спокойнее. Решение было принято после всеобщего обсуждения, воздержавшихся или голосовавших против не нашлось.

Сварог оглянулся на Яну, она тоже выглядела крайне удивленной. Но не растерялась ничуть: уже знакомым движением указательным пальцем начертила в воздухе небольшой квадрат — и на стене появилась огромная карта Харума, на которой светилась одна — единственная алая искорка — именно там, где располагалась Латерана.

— Все так и есть, — сказала Яна. — Эта единственная искорка — наш гость. Других, и правда, на Таларе не осталось.

— Но почему вдруг? — спросил Сварог удивленно. — С какой стати? Совершенно неожиданно…

— Конечно, мы в чем‑то нарушили закон, — сказал Вингельт с явственной ноткой иронии. — Согласно букве закона, мы — ваши подданные. * и подданные нискольких других государств. Покидать страну без надлежащим образом выправленных паспорта и подорожной — несомненное нарушение закона. Впрочем, здесь открывается простор для юридической казуистики. Закон сфор

мулирован так, что касается исключительно нашего мира, — он не насмехался — просто — напросто легонько шутил. — В нем ничего не сказано о запрете без паспорта и подорожной уходить на Древние Дороги — как ни словечком не упомянуто и о них самих…

— Почему вдруг? — серьезно спросил Сварог. — Мне казалось, у нас наладились вполне нормальные отношения…

— Вам непременно хочется объясниться, ваше величество?

— А вам бы на моем месте не хотелось? — не без резкости спросил Сварог.

— Пожалуй…

— В таком случае, не соизволите ли объясниться?

— Да, я бы тоже хотела выслушать… — сказала Яна.

— Мы пришли к выводу, что так для нас будет лучше.

— Но должны же быть какие‑то серьезные причины? —

спросил Сварог. — Вы же не дети малые, чтобы вот так, с бухты — барахты… о

— Отнюдь не с бухты — барахты. Как я уже говорил, обсуждение было всеобщим, и решение приято единогласно. Причины… Серьезные причины есть. Точнее, появились в последнее время. Обсуждение началось после того, что произошло в Горроте при вашем непосредственном участии. Вернее, после того, как мы узнали, какие порядки вы там завели и к о г о посадили на трон…

— Ах, вот оно что. — … — сказал Сварог. — Вы, я догадываюсь, приняли близко к сердцу судьбу бедных, обиженных, обделенных Стахора и Эгле?

— В том числе… Я подозреваю, вы не намерены восстанавливать их на престоле?

— Ни в коем случае, — сказал Сварог.

— Я совершенно того же мнения, — сказала Яна холодно.

— Такова уж суровая реальность, Вингельт, — сказал Сварог без тени злости или враждебности. — Так уж сложились обстоятельства. Бывают ситуации, когда и речи не Идет о "восстановлении справедливости".

Мотивов я не намерен скрывать. Они лежат на поверхности. И Стахор, и Эгле категорически против существующего порядка — то есть правления ларов над жителями Земли. Если бы дело ограничилось высказанным словесно, в узком кругу, недовольством, все обстояло бы совершенно иначе. Никто не стал бы лишать их трона. Если вы думаете, что они — первые, кто придерживается такого образа мыслей, крупно ошибаетесь. У меня в подчинении две мощных спецслужбы, я прочитал массу докладов… Стахор и Эгле — не первые и даже не сотые. Немало благородных господ — а порой и коронованных особ — втихомолку придерживаются именно таких взглядов. Никак нельзя назвать это всеобщим поветрием — но и чем‑то уникальным назвать нельзя, с

Один существенный нюанс… До того всегда и везде дело ограничивалось именно что болтовней в узком кругу. В этих рамках и оставалось. Стахор и Эгле первые в другом. Они впервые попытались действовать, — он фыркнул. — Этакие благородные борцы с тиранией. На первый взгляд. Вы — человек многоопытный, немало пожили на этом свете. Должны знать: сплошь и рядом самые благородные намерения приводят к самым поганым безобразиям. Что и произошло… ну, почти произошло. Успели все предотвратить в последний момент… Именно благодаря трудам нашей благородной парочки власть над Империей едва не захватил Брашеро. А уж его диктатура, его порядки, которые он намеревался ввести, почище любой "тирании ларов". Мы ведь как‑то говорили о нем и его планах, и вы согласились, что вам это категорически не нравится…

— Я и сейчас могу повторить то же самое, — спокойно сказал Вингельт.

— Вот видите… — развел руками Сварог. — Как же можно после всего "восстанавливать справедливость"? Возвращать им трон? Они умны, молоды, энергйчны, во что могут впутаться еще, предсказать решительно невозможно. А они обязательно во что‑нибудь впутаются, не те люди, чтобы останавливаться на полпути. Чисто по- человечески мне их жаль, но я не Moiy себе позволить такой роскоши — быть не человеком. Я, увы, государственный деятель… И сплошь и рядом вынужден отбрасывать все человеческое…

— Ну, что же… — сказал Вингельт. — Некоторым образом вы сами ответили на свой вопрос — о наших мотивах. Дело, разумеется, не только в Стахоре и Эгле, хотя их участь меня по — настоящему волнует — они наши давние и хорошие друзья, пусть во многом мы и расходимся во взглядах… Дело в нас и будущем наших детей. С е й ч а с вы настроены к нам доброжелательно. Но где гарантии, что завтра вы не решите, что очередную угрозу для Империи представляем именно м ы? Вот потому мы и уходим. Мы не собираемся предпринимать против вас… и вашего порядка что бы то ни было. Мы просто уходим.

— А Стахор с Эгле? — спросил Сварог. — Уходят с вами или остаются?

— Позвольте не отвечать на этот вопрос.

— Подозреваю, остаются, — сказал Сварог. — Не та у них натура, чтобы тихонечко доживать век в каком‑то уютном и безопасном другом месте. Ведь правда? Возможно, вы пытались их уговорить уйти с вами, но они наверняка не послушались, а? — он наклонился вперед. — Черт побери, Вингельт! Да увезите вы их силой! Им ведь никогда не удастся вернуть трон, и ситуация может зайти настолько далеко, что… Неужели не понимаете?

— Понимаю, — бесстрастно сказал Вингельт. — Но поделать ничего не могу. Честное слово, не могу. Что до вас… Я не питаю к вам ни злобы, ни вражды — как и к вам, ваше величество, — он поклонился Яне. — Но обязан помнить, что люди вы — во вторую очередь, а в первую — государственные деятели…

Вопреки всем этикетам он вскочил, резко отодвинув стул так, что ножки прогромыхали по дубовому паркету, спиной вперед сделал три быстрых шага, оказавшись у самой стеньг, покрытой огромным гобеленом со сценой какого‑то стародавнего морского сражения.

За его спиной возник аркообразный проем, и там виднелись знакомые деревья со светло — коричневыми стволами…

Сварог прыгнул из положения "сидя", ухитрившись не опрокинуть хрупкий столик. Все было проделано грамотно, четко, но далеко стоял чертов Вингельт, понадобилось два броска.

И Сварог опоздал на какую‑то секунду — точно рассчитанный удар пришелся не в болевую точку, а в пустоту, носок сапога замер напротив окутанного пушечным дымом корабля. Вингельт ушел. —

Равновесия Сварог не потерял, выправился. Постоял пару мгновений в нелепой позе, встал на ровные ноги, вернулся к столу, мысленно матерясь боцманскими словесами, сел и налил себе до краев чарку рома "Семь якорей".

Яна терпеливо дождалась, когда он выпьет, чуть морщась, прожует кусочек густо наперченного вареного омара (стол сегодня был накрыт с "морским" уклоном). Спокойно произнесла:

— Хотел его допросить.

Это прозвучало не вопросом — утверждением.

— Ну конечно, — сказал Сварог, морщась уже от досады (поганой секунды не хватило!). — Со всем прилежанием. С помощью людей Канцлера — я король, но не зверь, знаю, что когда применять… Сбежали, значит, то ли в Заводь, то ли на какую‑нибудь Соседнюю Страницу, и чует моя душа, черта с два их найдешь…

— Вряд ли они будут помогать… Стахору с Эгле.

— Отчего‑то я тоже твердо уверен, что не станут, — сказал Сварог. — Дружба дружбой, а тысячелетний уклад жизни так просто не переломишь… Они никогда не вмешивались в земные дела, разве что в той истории с Багряной Звездой — но там они еще и о собственной ^р>1годе заботились, не хотелось им куда‑то уходить. А воГтеперь все же решились… Да, помогать наверняка не будут. За тысячи лет в мозг впечаталось: укрываться, прятаться, не высовываться… Так что тебе волноваться совершенно не

о чем: сама по себе эта парочка для Империи опасна даже меньше, чем комарик для дикого кабана. А вот мне они могут напакостить в Горроте… Если они тоже умеют ходить по Древним Дорогам, им ничего не стоит однажды посреди ночи объявиться в королевской спальне. Один удар кинжалом, дел‑то… Труп нетрудно скрыть на тех же Древних Дорогах. А убедительную версию сочинить еще проще. В конце концов, если вдруг оказалось, что считавшаяся мертвой королева живехонька, что мешает "чудесно уцелеть" и королю?

— Замок битком набит твоими людьми, — спокойно сказала Яна. — Тебе моментально доложат о неожиданном явлении живехонького Стахора.

— Безусловно, — сказал Сварог. — Вообще‑то я пытался предусмотреть все варианты. У Литты в спальне теперь всю ночь дежурят две якобы пажессы — безобидные на вид девочки лет четырнадцати — из того же учебного заведения, что и Мара. Наследство Гаудина, ага. Но черт его знает, на что способна эта парочка, несколько лет водившаяся с Хитрыми Мастерами — да и какие‑то наследственные умения у Стахора безусловно есть. Ну… Даже если их быстренько возьмут, моей королевы у меня уже не будет. Правда, остается мальчишка — на него, очень может быть, не поднимется рука — ребенок еще, да вдобавок как две капли воды похож на настоящего… Быстренько назначим подходящего "регента"… И все равно, приятного мало, когда эта парочка болтается где‑то поблизости и ее возможности толком неизвестны…

— Полетишь в Горрот?

— Нет, — без колебаний ответил Сварог. — Совершенно ни к чему. Никаких новых мер безопасности попросту не придумать, — он печально покачал головой. — Остается только сидеть и ждать, когда что‑нибудь произойдет — и тогда уж действовать соответственно. Ну ладно, не буду я забивать себе этим голову — предстоит задача посерьезнее… Ну что ты насупилась? Смотри веселее. Я и не из таких переделок выходил…

Яна подняла на него грустные глаза.

— Это потому, что ты ни разу не видела в деле Странную Компанию, — сказал Сварог наигранно бодро. — Бывали противники и пострашнее, ситуации посквернее…

— У тебя есть хоть какой‑то план?

— Пока никакого, — лихо солгал Сварог. — Придется действовать по обстановке.

Вообще‑то был у него план. На крайний случай. Рискованный, дерзкий, но все же вполне реальный, способный и увенчаться успехом… Теперь доподлинно известно, что ядерные заряды у токеретов есть. И наверняка в немалом количестве. Захватить один из них и взорвать к чертовой матери, предварительно отправив соратников наверх. Не самая легкая задача, но, в принципе, выполнимая. Ему самому не случится ни малейшего вреда, даже если он встанет рядом и шарахнет молотком по взрывателю. А вот Токерангу — конец. Характеристики и свойства ядерного взрыва у советского офицера намертво вбиты в подсознание, не пришлось лезть в справочники, в компьютерную память. Для пущей надежности Элкон ему кое‑что просчитал на одном из компьютеров девятого стола. Вполне достаточно, учитывая размеры пещеры, примерно такого заряда, какой король Токеранга, сволочь такая, отправил ему в качестве свадебного подарка. Пятнадцать килотонн — вполне достаточно. Хорошо бы рвануть в таком месте, чтобы главный удар достался Клорене и Заречью. В Токеранге наверняка нет противоатомных убежищ. Поражающие факторы памятны наперечет: кто уцелеет после ударной волны, светового излучения и проникающей радиации, радиоактивного заражения местности не перенесет. Вдобавок будет еще электромагнитный импульс, по расчетам Элкона способный выжечь всю тамошнюю электронику. Некому и нечем будет связываться с агентами на земле. Пусть они даже заложили в земйЫх городах немало всякой пакости — наверняка нет комплекса связи и условного сигнала, способных при необходимости привести все это в действие. Так что план ничуть не фантастический — просто — напросто весьма нелегкий в исполнении,

а это уже совсем другое… И уже есть кое — какие задумки касаемо некоторых его деталей…

Он очнулся от нелегких раздумий, вскинул голову, услышав тихий голос Яны:

— Тебя Стахор с Эгле настолько обеспокоили? Или все дело в Токеранге? У тебя лицо такое…

— Да нет, все в порядке, — сказал он уверенно. — Настолько, что хочу устроить тебе интересный сюрприз, не имеющий ничего общего с текущими заботами. У меня давно руки чесались… А вот сего дня выпало свободное время. Едва перевалило за полдень, чертов барон появится т<2лько завтра, и Странная Компания только завтра слетится… Время есть…

— Ты о чем? — спросила она с извечным женским любопытством.

Сварог усмехнулся и завлекающим тоном сказал:

— О том балконе, за которым — какой‑то другой мир. Хочешь заглянуть туда прямо сейчас? Ну, не самолично, а с помощью добротной научной аппаратуры…

Она не то что встрепенулась — вскочила:

— Конечно!

— Тогда пошли, — сказал он самым будничным тоном, нисколечко не наигранным. — Там все должно быть уже готово. Вита! Шагаем степенно, как этикет предписывает…

Короткий участок коридора, ведущего к его малому кабинету (и той самой комнате, замурованной лет двести назад), давным — давно по распоряжению Сварога перегородили капитальной стеной, отделанной в тон всему коридору: так что теперь, казалось, будто стена тут красуется со времен постройки этого крыла. Дверь охранялась круглосуточно. Легенду, объясняющую такие новшества, придумали железную и убедительнейшую: Интагар с присущим ему рвением распустил по дворцу слух, что король собрался устроить рядом с кабинетом свой личный архив. Новость приняли спокойно, без малейшего удивления и тени подозрений. Совершенно житейское дело: те короли, что всерьез занимались государственны

ми делами, не перекладывая их на первых министров или фаворитов, всегда имели свой личный архив, строжайшим образом охранявшийся… Комната давно уже сияла чистотой — ни пылинки. О чем позаботился сам Сварог, применив те заклинания, что использовали при уборке слуги в заоблачных Манорах. Благородному лару пользоваться ими, конечно, невместно, но кто ж узнает…

Если уж пришло время заняться загадкой вплотную, нужно было отказаться от пещерных методов первых дней вроде крысы в корзинке, щенка на веревке и даже мощной оптики. Все поставлено на широкую ногу, строго научную основу: комната уставлена хитроумными приборами и агрегатами числом не менее полутора десятков, так что по виду (да и по качеству) ничуть не уступала многим заоблачным лабораториям. Пока что Элкону какое- то время предстояло управляться со всей этой передовой машинерией в одиночку, но вскоре должны были подключиться Томи с Аурикой — Сварог никому сейчас не доверял так, как своим юным сподвижникам, ну, и Яне, разумеется.

Рано или поздно придется туда пойти. Но прежде (безвозвратно минули времена мушкетерской юности!) следует кое‑что самым тщательным образом изучить. Продолжительность тамошних дня и ночи. Доступные наблюдению с балкона участки звездного неба — а потом попробовать поискать аналогии в обширнейшей памяти засекреченных компьютерных сетей. С помощью сверхсильной оптики заснять на видео доступную наблюдению часть города — вывески, рекламы, здания. Заснять машины на автостраде. Судя по развитию техники, там должны существовать радио и телевидение — определить частоты, послушать и посмотреть передачи. Наконец, рискнуть выслать на разведку дюжину — другую Золотых Шмелей, чтобы обозрели и запечатлели ближайшие окрестности, и в первую ряередь само здание — нужно же наконец выяснить, какой вид оно имеет т а м и почему выглядит заброшенным. —

Едва Яна со Сварогом вошли, Элкон прямо‑таки сорвался с кресла — ну конечно, сгорал от нетерпения, ску

чая здесь часа два в полной готовности. Обозрев комнату, Яна по — мальчишески присвистнула:

— Солидно подходите к делу…

— Как солидным людям и полагается, — усмехнулся Сварог. — Элкон, вы все наладили? То, о чем договаривались?

— Конечно, командир, — браво отрапортовал Элкон. — Все должным образом экранировано. Даже если какой- нибудь чудак с городской окраины станет пялиться сюда в телескоп, не увидит ни единого отблеска от пультов и экранов. Одна сплошная темень. Только вряд ли найдется тако. й чудак, вы же сами говорили, что за все время тут ни единой живой души не объявилось.

— С этой стороны не появилось, — педантично уточнил Сварог. — В районе, что доступен взгляду с балкона. Ну да, тут сплошные заросли колючего кустарника, чащоба. А вот что там с другой стороны, толком неизвестно, — он повернулся к Яне, потому что Элкон и так знал все, что Сварог сейчас собирался ей рассказать. — Когда там день, шторы мы не распахиваем ради пущей осторожности.

Один раз все же чуточку рискнули, ночью установили на балконе хорошо замаскированный микрофон и несколько раз слушали тамошним днем. И всякий раз одно и то же: где‑то неподалеку — гораздо ближе, чем проходит автострада, частенько подъезжали машины, судя по звукам, не только легковые, но и покрупнее, вроде автобусов. Ходили люди, и немало, мы даже слышали разговоры — но совершенно пустые, неинтересные. В общем, судя по результатам, здание регулярно посещают люди, иногда группами — но никак не похоже, что оно обитаемо.

— Может, и там, у них, здание чертовски старое? — предположила Яна. — Памятник архитектуры, музей, какой‑нибудь храм, наконец?

— Да, мы и сами эти версии выдвигали, — сказал Сварог. — Вот только ни одна пока что не проверена на опыте. Одно сомнению не подлежит: там — совершенно мирные времена. Может быть, эта страна какие‑нибудь мелкие войны вдалеке отсюда и ведет — скажем, на

подобие колониальных. Но большой войны, ручаться можно, нет.

Но совершенно уверенным в этом быть нельзя, добавил он про себя. Во время Второй мировой швейцарские, шведские, испанские, португальские, турецкие города сияли половодьем огней. Не говоряуж о городах обеих Америк. Окажись году в сорок четвертом пришелец из другого мира, способный наблюдать издали Лос — Анджелес, Стокгольм или Анкару исключительно через такое вот оконце, свободно мог решить, что никакой войны нет. Так что рано делать выводы. Не так уж и далеко отсюда запросто может бушевать именно большая война — просто эта страна нейтральна, вот и все?

— Командир… — почти умоляюще произнес Элкон уже совершенно другим тоном.

Сварог ухмыльнулся про себя: ну да, конечно, сейчас перед ним стоял не солидный специалист с изрядными заслугами перед Империей, отмеченный на Земле медалью, а за облаками — медалью и орденом, пусть и далеко не самым высоким. Сгоравший от любопытства мальчишка. Ну, эти чувства вполне понятны и внушения не заслуживают, его самого так и подмывает побыстрее начать, да и Яна, почти не скрывая, нетерпеливо переминается с ноги на ногу… — Начнем, — решительно сказал Сварог.

— С чего? — уточнил Элкон.

Практически не раздумывая, Сварог сказал:

— С поисков телеканалов. Где телевидение, там и новости… Нет, Элкон, шторы я и сам отдерну, какие уж тут церемонии. Займитесь приборами.

Он погасил свет, прошел к высокому окну и распахнул шторы — отлично смазанные металлические кольца не издали ни звука. Вышел на балкон. Яна тут же оказалась рядом. Все было, как обычно: ночь звездная, вдал^ протянулся могучий Ител, звезды отражаются в воде? далеко внизу, на равнине, по широкой автостраде проносятся машины. У горизонта — городская окраина, россыпь разноцветных огней разной величины, вспыхивают, гаснут,

мелькают разноцветные огненные зигзаги, фигуры, вензеля — уличная реклама во всей красе…

На сей раз задерживаться надолго, чтобы наблюдать давно знакомое, не хотелось. Сварог с Яной уселись перед указанным Элконом пультом, над ним тут же загорелся большой квадрат, очерченный тонюсенькой ниточкой сиреневого света. Он пока что оставался темным, только в паре мест светились бледно — молочным сиянием пятнышки в виде размытых запятых хвостиками вверх.

— Сначала — тщательная проверка, — распорядился Сварог.

— Конечно, командир… — так же негромко отозвался Элкон.

Какое‑то время царило совершеннейшее молчание, полная тишина. Далеко не все научные приборы работают бесшумно, иные издают разнообразные тихие звуки, но сейчас Элкон все это отключил. Сварог, по правде говоря, чуточку волновался — впервые они вторгались т у д а с приборами. Двести лет, напомнил он себе. Как минимум двести лет никто о т т у д а не делал попыток проникнуть на эту сторону. Правда, за эти двести лет здесь впервые работает электронная аппаратура… Ну и что? Никаких следов какой‑нибудь военной базы или других секретных объектов, мирная окраина мирного большого города…

Наконец Элкон уверенно доложил:

— Ни малейших следов апейрона. Радиационный фон и магнитное поле отличаются от наших на ничтожные величины. Никаких признаков того, что кто‑то нас сканирует какими бы то ни было излучения и полями, — и добросовестно уточнил: — Точнее, нет никаких признаков известных нам сканирующих излучений и полей. Что касается здешнего эфира… Прямо‑таки кипит, как котел с похлебкой на сильном огне. Практически на всех диапазонах, — он помолчал и закончил уверенно: — Командир, здесь куча радиостанций и телестудий. Во многих машинах на автостраде включены радиоприемники.

— Вот с них и начните, — сказал Сварог. — Поймайте что‑нибудь первое попавшееся, ненадолго…

— Есть, — сказал Элкон преувеличенно бесстрастным голосом старого капрала — ну конечно, тоже волновался…

Яна накрыла ладонью пальцы Сварога, легонечко сжала. Сварог едва не фыркнул: вдруг ощутил себя персонажем фантастических фильмов, на которые бегал мальчишкой: куча приборов, огоньки, экраны, отважные исследователи мужественно перебрасываются скупыми репликами, готовые грудью встретить любые сюрпризы Мироздания — и молодая красавица среди них, конечно…

Ага! Заиграл оркестр, не все инструменты можно определить по издаваемым ими звукам, но мелодия безусловно приятная, ничуть не печальная, что‑то вроде танго…

— Дальше, — сказал Сварог. . <

Несомненно, репортаж с какого‑то спортивного состязания — диктор сыплет пулеметной скороговоркой, в ненаигранном азарте возвещая, что некто с непривычным именем догоняет другого со столь же непривычным именем, кажется, будет обходить, вот они уже идут голова в голову, слышны совершенно привычные вопли болельщиков, свист, женский визг — но никаких деталей, по которым можно определить, что там за состязание, с равным успехом может оказаться и — бег, и плавание, да что угодно…

— Дальше.

Снова мелодия, веселая, задорная…

— Достаточно, пожалуй, — сказал Сварог. — Давайте лучше 'займемся телеканалами, своими глазами посмотрим…

— Понял, командир. Восемнадцать телеканалов, три из них — явно местное вещание, а вот для остальных сигнал идет со спутника…

Чуть подумав, Сварог распорядился: '<

— Пробежимся по всем. Не галопом, но достаточно быстро: пол минуты на канал…

Вспыхнул экран. Палуба большого парусного корабля, на ней кипит ожесточенная сеча: рубятся широкими саблями, порой палят друг в друга из пистолетов, какие

можно и сейчас встретить по всему Талару. Интересно, что и те и другие одеты разномастно, ничего напоминающего форму — пиратская разборка? Музыка соответствующая, тревожно — бравурная, это, конечно же, фильм, наверняка о старинных временах — что‑то не сочетаются колесцовые пистолеты, парса и сабли с потоком машин на автостраде и залитым электрическим светом городом. Камера упрямо держит на переднем плане высокого брюнета с красивым, мужественным лицом: положительный герой, а? Местный капитан Блад? Похоже. А вон тот, что благоразумно прячется у мачты за спины своих людей, судя. по роже, как раз главный злодей и есть… Так, к этой же мачте привязана очаровательная блондинка с разметавшимися волосами и продуманно порванным платьем, она с такой надеждой уставилась на брюнета, что пояснений не требуется…

Откровенно эротический танец — девушки в полупрозрачных накидках, освещенные разноцветными лучами прожекторов. Впрочем, именно что красивая эротика, а не порно, сразу можно определить…

Стадион. Ух ты, "боло"! В точности как в Равене: огромный мяч в два человеческих роста диаметром, на него точно так, как случается на улицах Равены, напирают с двух сторон две команды, ну, разве что эти одеты в спортивную форму, одни в синюю, другие в красную, играют на стадионе…

Еще один эротический танец, но это какой‑то другой канал — и скупые наряды другие, и музыка, и сам танец…

Люди в богатой, но, полное впечатление, очень старинной одежде, держась очень величаво, изъясняются длиннейшими монологами, прямо‑таки белым стихом. Обстановка — самая роскошная, быть может, даже не дворец магната, а королевский замок. Здешний Шекспир, а?

Человек в непривычном, но, полное впечатление, современном костюме сидит за полукруглым столиком темного дерева и не просто говорит — сосредоточенно вещает, за спиной у него — разноцветные диаграммы, графики, разной величины цветные полоски. Так, курс такой‑то валюты к такой‑то и сякой‑то, изменения курсов не дают оснований для биржевой паники…

Скачки, с первого взгляда видно. Кричат и машут руками зрители на трибунах, трое всадников — кони в разноцветных попонах идут почти голова в голову, явные фавориты: остальные, не менее десятка, растянулись цепочкой, отставая корпусов на полдюжины…

И снова тревожно — бравурная музыка, только на сей раз ожесточенная сеча происходит не на палубе корабля, а на широкой лесной прогалине, дерутся всадники в кольчугах и круглых шлемах, с разноцветными геометрическими фигурами на щитах. Вот только на сей раз трудно определить, кто тут благородный герой, а кто — главный злодей, и прекрасной пленницы что‑то не видно…

Мультфильм. Неизвестные, но довольно потешные зверюшки под бравую песенку идут гурьбой по лесной тропинке…. ,

Во весь экран — доска, 1усто исписанная непонятными знаками и формулами, солидный седовласый человек что‑то внятно и с расстановкой объясняет, водя по загадочным иероглифам тонкой и длинной красной указкой. Учебная программа? Похоже.

Под музыку, напоминающую звуки клавесина, камера на высоте птичьего полета медленно плывет над широкой равниной: зеленые кудрявые деревья, обширные поля ухоженной травы, желтые дороги, показался красивый замок непривычной архитектуры, диктор возвестил, что школьники видят место, где обитал в последние годы жизни король Гунгар Великий…

Регата, гонки небольших белоснежных яхт под разноцветными парусами — где‑то в открытом море, яркое солнце, спокойная гладь, играющая мириадами солнечных зайчиков… V jp

Снова мультфильм. Старец с длинной белой бородой, в усыпанной золотыми знаками синей мантии и таком же остроконечном колпаке что‑то объясняет восторженно внимающей ему детворе: то ли маг, то ли звездочет — над

ними раскинулось ясное звездное небо, и большой желтый, уже чуть на ущербе диск справа очень похож на Се- мел…

Трое мужчин — все довольно солидного возраста, хотя и не старики, — одетые примерно так же, как тот тип, что читал биржевые сводки, сидят вокруг треугольного столика и чинно беседуют. Это явно ученые: иногда попадаются в их речи знакомые слова вроде "вектора" и "фактора", но смысл понять решительно невозможно, непонятно даже, о какой именно науке идет речь. Очень чинно дискутирующие то что в Ремиденуме или ином здешнем очаге культуры, когда под занавес летают скамейки, чернильницы и наглядные пособия…

Ну, а это уж точно оперетта: усатый красавчик в расшитом золотом мундире и дама в богатом платье до пола, перебросившись парой игривых реплик, принялись танцевать, напевая нечто довольно легкомысленное…

Сварог подался вперед. Вокруг круглой эстрады метались пучки разноцветных лучей, в воздухе плавали полупрозрачные цветные ленты, опять‑таки похожие на лучи света, а не полосы ткани. И в глубине светились большие, сиреневые с желтой каймой буквы:

ТАРИНА ТАРЕМИ…

— Задержите подольше, Элкон! — быстро приказал Сварог.

, Справа появилась молодая женщина в длинном отрытом платье, жемчужно — сером с алыми вставками. Черные волосы ниже плеч, смеющиеся голубые глаза… Тихо зазвучала музыка, и она запела, улыбаясь словно бы не залу, а каким‑то своим затаенным мыслям:

Вертикальная вода, как и в прежние года, гладит море крыш…

И тепла, как никогда, вертикальная вода, что же тыгрустишъ?

Скоро тучи вдаль уйдут,

и снова птицы запоют…

Ты потом поймешь: смыла беды навсегда вертикальная вода, если проще — дождь…

Только теперь Сварог ее у з н а л. Понял, отчего, когда первый раз слушал ее записи, голос показался смутно знакомым. Это она тогда появилась на экране телевизора в роскошном хелльстадском доме отдыха для военно- морских чинов. Только платье было другое, алое, Да волосы чуточку покороче. Она, никаких сомнений, тот же завораживающий, с легкой хрипотцой голос…

— Дальше, — приказал он. На первом месте были интересы дела, а телеканал, надо полагать, надежно зафиксирован в памяти компьютера…

Игра какая‑то? Высокая стена, круг на ней разделен на семь полос, классические цвета радуги, полосы разделены на секторы с цифрами (знакомые цифры, они и здесь в ходу, доставшиеся в наследство от мира до Шторма), центральный кружок — белый, величиной не более чайного блюдца. Показанная со спины светловолосая девушка в коротком желтом платье и вычурных туфельках, с завязанными глазами, азартно повизгивая, мечет в круг нечто вроде стрел с тонкими стальными наконечниками и ярко- алым оперением.

В левой руке у нее целый пучок. Промах… Еще промах… угодила третьей во второй снизу круг, оранжевый. Сбоку не менее азартно завопили зрители (сиденья амфитеатром до самого потолка). Судя по накалу страстей, игра идет на интерес…

Музыка, но уже не бравурная, очень тревожная, так и намекающая на грядущие крайне неприятные сюрпризы. Широкая лесная тропинка, по тропинке, то и дело озираясь, осторожными шажками движется девушка ^длинном платье с какой‑то непонятной штукой в руке — нечто вроде короткого жезла с навершием в виде то ли ажурного вензеля, то ли каббалистического знака. Справа вскрикнула ночная птица — пронзительно, недобро, словно бы

насмешливо. Девушка невольно отшатнулась, но, кажется, большим усилием воли взяла себя в руки, осторожно двинулась дальше. За спиной у нее стал бесшумно выдвигаться из‑за дерева на тропинку высокий черный силуэт не вполне человеческих пропорций…

Экран погас.

— Ой! — невольно вскрикнула Яна. — А что дальше?

Сварог усмехнулся:

г- Все равно не видели начала. Самое забавное, вполне может оказаться, что девушка — злая фея, а черное страшилище —. зачарованный принц, жаждущий вернуть себе человеческий облик. Со сказками никогда неизвестно, может обернуться по — всякому… А это, конечно же, сказка, а не репортаж с места событий… Ну что, кратенько все обсудим? Как полагается на военных советах, начнем с младшего? Элкон?

т- По — моему, довольно благоустроенный мир, командир, — сказал Элкон раздумчиво. — Образовательные каналы, научная программа, добрые мультфильмы, спорт, биржевые игры, вполне благопристойная эротика… Ни следа войны. Тишь, гладь, благолепие… Конечно, это еще ничего не доказывает. Воевать могут какие‑то другие страны — если тут их несколько, — а эта держит нейтралитет.

— Да, у меня примерно то же впечатление, — сказал Сварог. — Как‑то у них тут уютно… — он грустно усмехнулся. — Я, правда, в иных случаях заранее настраиваюсь на пессимизм. Все, что мы видели, вполне может сочетаться с каким‑нибудь сатрапом на троне или в Главном Кресле, у которого все тут ходят по ниточке…

— Возможно, — сказал Элкон.

— Вы не о том! — воскликнула Яна. — Где это? Когда? Это Тарина Тареми, никаких сомнений. Канцлер давал мне посмотреть один из ее фильмов. Он предполагает, что Тарина — современница Шторма…

— Предполагать можно все, что угодно, — сказал Элкон. — Все равно не сохранилось точных дат, только приблизительные. Может, и не современница. Просто поль

зовалась такой известностью, что ее фильмы и концерты имели большой успех и после ее смерти… не исключено, в преклонных годах.

— Ну, это детали, — сказала Яна. — Главное, там — время незадолго до Шторма. Отделенное от него, быть может, десятилетиями, но вряд ли столетиями.

— Еще не факт, — спокойно возразил Элкон. — Может быть, там — одна из Соседних Страниц, время там течет по — своему… а Багряная Звезда туда могла и не прилететь. Не было ее т а м. О Соседних Страницах у нас знания чисто теоретические, еще ни разу не удавалось ни на одну проникнуть, как ни бьются.*.

Сварог помалкивал. Пока что он не собирался никому, даже Яне, рассказывать, что однажды ненадолго оказался на какой‑то Соседней Странице… где события обернулись так, что Багряная Звезда все же прорвалась к Талару, и они с Яной мертвы… Никак не мог решиться. Мешали те неописуемые обычными словами ощущения, навалившиеся, когда он перевернул ногой на спину собственный труп, и под пальцами у него, словно сухая веточка, сломалась заледеневшая прядь Яниных волос… Зачем кому‑то это вообще знать? Ни малейшей пользы для науки, бортовая аппаратура не зафиксировала тогда ничего необычного, ничего, с чем можно идти к ученым, главное, здесь беду удалось отвести, и мы оба живы, и планета невредима…

— Ну, а ты, что думаешь? — тронула его руку Яна.

— Ничего, — сказал он спокойно. И ничуть не кривя душой.

— Почему?

— Потому что рано, — сказал он. — Слишком мало информации к размышлению, и не хочется переливать из пустого в порожнее. Еще потому, что времени мало, у меня, если помните, очень серьезная поездка наметается, и там многое еще не сделано…

— Может, я тогда попробую Древний Ветер? — предложила Яна. — Пролететь до города — ну, в переносном смысле, конечно — посмотреть и послушать…

— Не пойдет, — решительно сказал Сварог. — Мы ведь

о них ничегошеньки на знаем, за таким вот уютным фасадом может скрываться что угодно…

— Например? — чуточку недовольно бросила Яна.

— Например, здешняя Багряная Палата. Которая в два счета отследит вторжение Древнего Ветра. Если он тут есть, может и оказаться вне закона, как у нас — черная магия. Это аргумент?

— Аргумент, — согласилась Яна довольно покладисто. — Но Элкон ведь слушал, и никто его не засек? Можно, я тоже только послушаю, без всяких вторжений?

— " А вот это другое дело, — подумав, согласился Сварог. — Пошли на балкон… Или т ы можешь и отсюда?

Яна сосредоточилась и почти сразу же сердито фыркнула:

— Нет, не получается. Завеса…

— Ну, пошли на балкон, — встал Сварог первым.

Завесу они обнаружили сразу же, едва пещерным методам Сварога пришел конец, и Элкон объявился здесь с серьезной аппаратурой. Вот именно. Некая невидимая, неощутимая, не оказывавшая на окружающее никакого влияния завеса, затянувшая от пола до потолка и от стены до стены торец комнаты, где располагались окно и дверь на балкон. Обнаружил ее Элкон сразу же, но, как ни бился, не мог определить, что она такое. Одно выяснилось точно: она не пропускала наружу из комнаты ничего, подходившее бы под определение "вторжение": ни излучений поисковой аппаратуры Элкона, ни магии, даже примитивной, которой попытался воспользоваться Сварог (типа "подзорной трубы" или "чуткого уха"). Ничего — кроме самйх людей, беспрепятственно выходивших на балкон. А теперь, как выяснилось, не пропускала изнутри и Древнего Ветра. Неизвестно, как обстояло со внешними воздействиями любого вида, направленными оттуда. Неизвестно, естественная это преграда или дело человеческих рук. Главное, она была непроницаемой — и датчики, антенны, приемники излучений Элкону пришлось устанавливать на балконе, в этом случае все исправно ра

ботало. Сварог иногда думал: не благодаря ли завесе за двести с лишним лет оттуда так никто и ничто и не проникло сюда? Может, подобная штука — неотъемлемое свойство таких вот окон, соединяющих разные миры. А может, давным — давно кто‑то мудрый и сильный ее установил специально, неизвестно уж, с к о т о рой стороны — наподобие того, как в старые времена Катберт- Молот запечатал узкую расщелину в горах Оттершо, из которой временами неведомо откуда вылезала всякая нечисть, и с нею приходилось потом разбираться долго и старательно, с превеликим напряжением сил…

— Только ты уж пожалуйста без световых эффек

тов, — попросил Сварог, когда они все трое встали у каменных перил.

Яна ответила таким тоном, словно показала язык:

— Древний Ветер сплошь и рядом себя не проявляет ни световыми, ни звуковыми… эффектами.

— Ну, тогда начинай, — сказал он, вздохнув.

Действительно, никаких внешних эффектов: Яна попросту сложила ладони перед грудью, потом медленно развела руки, согнутые в локтях, застыла, обратив ладошки, словно антенны радаров, в сторону далекой пляски разноцветный огней. И стояла так довольно долго. Все же совсем без сопутствующих эффектов не обошлось: в какой‑то момент Сварог заметил, что ее волосы словно слегка колышет ветерок — хотя сам он не ощущал ни дуновения.

Наконец она медленно опустила руки на перила, чуть пожала плечами:

— Ну, вот… Древний Ветер там есть. Как учено выразился бы Элкон, в качестве постоянного фона. Даже гораздо более сильного, чем у нас на Таларе. Мне показалось даже, что где‑то вдали есть другие. С теми же способностями — а вот на Таларе я одна — Ъдинешенька — ^йногда ощущение это бывает очень неприятным… — и убежденно повторила: — Да, где‑то здесь есть и другие…

— Ну, значит, пока больше не пробуй, — сказал Сварог. — Кто его знает, ваш Древний Ветер — если ты их

чуешь, они тебя тоже могут почуять, запеленговать, или как там это применительно к Древнему Ветру именуется… Мало ли на кого они могут работать — у отца Алке- са в Багряной Палате, да и у Грельфи, состоят на службе свои умельцы…

Яна, касаясь теплыми губами его уха, прошептала чуть насмешливо: <

— Что‑то ты становишься ужасно осторожным, словно дряхлый дед, идущий без палки по скользкой дороге…

— Повзрослел, — ответил Сварог тоже шепотом, — это в старые времена я только за самого себя отвечал… — и спросил уже в полный голос: — А магию ты там не почуяла?

— Почуяла, — будничным голосом ответила Яна. — Где‑то тут и она есть — но никак не поблизости. Однако есть. Только гораздо более слабая. Если Древний Ветер сильный, мощный, воздух им прямо‑таки насыщен, то здешнюю магию я бы сравнила со слабым огонёчком далекого костра… или тихим пением на пределе слышимости где‑то за горизонтом… Может быть, здешние места просто — напросто на нее слабы. И в других местах ее гораздо больше. Ой, извини! — воскликнула она голосом послушной девочки. — Я снова переливаю из пустого в порожнее?

— Вообще‑то да, — проворчал Сварог. — Черт, как же нам все‑таки посмотреть город…

— Сейчас устроим, командир, — самым будничным тоном ответил Элкон: — Думаю, все сработает… Вы можете остаться здесь, я сам справлюсь.

Он ушел в комнату и тут же вернулся, кончиками пальцев легонько толкая перед собой — как поступают с предметами, магическим образом лишенными веса, — полусферу радиусом метра в полтора. Торцом она была обращена наружу — и Сварог рассмотрел на нем концентрические круги выпуклых линз, ряды углублений, где виднелись небольшие, но замысловатые антенны.

Остановив ее на середине балкона, Элкон достал узкую Длинную коробочку и что‑то так нажал. Ничего не прои

зошло. Но через пару секунд полусфера стала бесшумно таять, пока не исчезла со всем.

— Все, можем садиться к экрану и смотреть, — сказал Элкон, легонько потянул за рукав Сварога. — Нет, командир, обойдите это место, а то еще лбом треснетесь, шишку набьете. И вы тоже, ваше величество. Она так там и осталась, просто сейчас невидимая…

— Что это за штука? — спросил Сварог, когда они вновь уселись перед экраном.

— Самый обычный агрегат, давным — давно известный, — усмехнулся Элкон. — Стандартный орбитал — наблюдатель из арсенала восьмого департамента. Во время горротского похода драгуны меня много раз учили проявлять солдатскую смекалку. Вот я и подумал: с помощью подзорной трубы можно с равным успехом смотреть и сверху вниз, и по горизонтали. Взял обычный орбитал, повернул на девяносто градусов… Он должен работать в любом положении. Вот и посмотрим поближе…

Сварог ухмыльнулся:

— Еще одно доказательство, что армейский опыт идет человеку только на пользу. Мэтра Анраха взять, да мало ли примеров, уж не говоря скромно обо мне самом…

— Только один недостаток, — сказал Элкон. — В таком положении я не смогу орбитал перемещать так, как это удалось бы в небе. Он и в самом деле сможет действовать исключительно как подзорная труба…

— Не переживайте, — сказал Сварог. — Для первого раза вполне достаточно. Ну?

Огромный экран вспыхнул: как всегда, ощущение такое, словно это они сами перемещались по широкой улице, разве что не в легковой машине, а в кабине высокого грузовика. Объемное изображение передает все краски и оттенки, разве что запахов нет.

Городские окраины во все времена бывают всякими. Иногда это — трущобы, набитые нищебродами и криминальным элементом. Иногда — ^загородные дворцы знати. Там, можно с первого взгляда определить, бжраина играла роль ночного развлекательного центра, причем

рассчитанного на толстый кошелек. Главная камера плыла над улицей со скоростью пешехода, иногда подключались крайние. Как ни вглядывался Сварог, он пока что не увидел ни одного жилого дома, одни отели, рестораны, казино и всевозможные увеселительные заведения (иные с соответствующими вывесками, иные только с названиями — щ видимо, самые знаменитые, не видевшие нужды уточнять, что именно они предлагают почтеннейшей публике).

Очень, скоро начало форменным образом рябить в глазах от обилия и многоцветья рекламы. Отели и иные развлекательные комплексы в основном обходились без мельтешения (что, не исключено, служило признаком особой респектабельности) — их вывески и прочая иллюминация ’не мигали, не шевелились, чинно себе горели высоко над уличными фонарями. Зато немало других заведений себя являли так, что глазам больно: надписи мигающие, пробегающие по крышам и фасадам, выписывающие зигзаги… Изображения и целые картины: игральные кости выплясывают над зелеными столами задорные танцы, карты откалывают нечто зажигательное, очаровательная девушка, улыбаясь в сорок четыре зуба, форменным образом купается в груде золота, а подальше другая пересыпает из ладони в ладонь кучку бриллиантов; неспешно взмахивают крыльями добродушные на вид драконы, рассыпающие в полете золото и сияющие самоцветы; выгибаясь и медленно кружась, красотки не спеша разоблачаются, все же сохраняя минимум приличий, кувыркаются, зазывно машут плавниками сухопутные и морские диковинные создания, то ли реальные, то ли сказочные (с вон тем осьминогом никаких неясностей, зато иные персонажи, скорее всего, сказочные). Какофония цветов, плясок, мельтешения… Довольно быстро Сварог определил, что в основном заведения сводятся к двум категориям: игорные дома и, деликатно выражаясь, танцы на эстраде. Гораздо меньше ресторанов и местечек, чье предназначение невозможно определить только по рекламам и названиям, не попав внутрь. Камера неспешно "прошагала" уже не

менее парочки лиг, а окружающие картины нисколечко не меняются. Сварогу пришло в голову: может, это в о о б щ е не город? Этакий тамошний Лас — Вегас? Впрочем, и в Лас — Вегасе вроде бы имеются жилые дома…

Час поздний, но жизнь, как и следовало ожидать в таком районе, бьет ключом. Широкая улица забита машинами, широкие тротуары — прохожими, в основном деловито спешащими в те или иные заведения, но хватает и таких, которые просто гуляют, главным образом парочки, в коих за версту можно угадать влюбленных либо просто любовников. Одни расхаживают с видом завсегдатаев, в других, ошалело вертящих головами, сразу видны провинциалы, оказавшиеся здесь впервые, глаза у них разбегаются почище, чем у Сварога сейчас. Фасоны платьев и костюмов непривычные, незнакомые, однако легко определить, что б е д н ы х на улицах что‑то не заметно. Роскошные машины (иногда то ли с гербами, то ли с загадочными вензелями на лаковых дверцах) высаживают дам в вечерних платьях (меха, самоцветы, затейливые прически, холеные тела) и их элегантных спутников. Народ попроще выходит из такси. Привычное, устоявшееся коловращение веселья и развлечений…

Пресытившись всей этой оргией красок и мельтешения, Сварог начал высматривать что‑то более полезное. Ни следа военных патрулей, полицейские прохаживаются парами, но без малейшей нервозности, словно бы и вовсе не глядя по сторонам, и их не так уж и много — как и полицейских машин, неторопливо проплывающих в крайних рядах (движение на улице двустороннее). Все опять‑таки выглядит отлаженным механизмом. Драк и ссор на тротуарах не видно, зато хватает изрядно пьяных, перемещающихся порой зигзагом в одиночку и компаниями. Не заметно, чтобы полиция к ним вязалась. Никого похожего на уличных проституток. Если уж заведения со стриптизом рекламируют себя откровенно, явно имея разрешение властей, в таком местечке не м<3жет не быть и проституток — но и здесь наверняка все обставле-

но крайне респектабельно, без тружениц панели самого вульгарного облика.

— г Уф… — тихонько вздохнула Яна. — Даже глаза заболели…

— Аналогично, — сказал Сварог. — Тебе еще не надоело? с

— Начинает уже надоедать, — призналась она. — В принципе, одно и то же…

— Тогда, может быть, пойдем поговорим о серьезных вещах?

— С удовольствием, — Яна встала. — В глазах рябит…

— Подожди минутку, — сказал Сварог. — Слушайте подробные инструкции, Элкон. Вся эта развеселая суета никакой полезной. информации не несет, а нам нужна именно полезная. Сделаем так… Нам в первую очередь нужны здешние новости, как можно больше. Здесь просто не может не быть программ новостей, просто мы галопом проскакали по каналам в то время, когда новостей, скорее всего, не передают… Короче говоря, сделайте записи всех каналов в течение суток. Когда прилетят Томи с Аурикой, наладьте дежурство в три смены. Если попадется что‑то интересное — да просто наткнетесь на обширную программу новостей — запись сразу же ко мне> в любое время. Потом, когда накопим достаточно материала, прогоним через компьютеры. У нас есть немало информации, почерпнутой на базе "Стагар", попытаемся поискать сходство с миром до Шторма — чем черт не шутит… Далее. Прежде всего, когда за сутки наберется достаточный улов, сделайте… — он подумал, как бы сформулировать точнее. — Сделайте нечто вроде обширного обзора их б ы т а. Как они одеваются, носят ли с собой документы и проверяет ли их полиция. Как они останавливают такси, переходят доро1у… в общем, самый подробный обзор их поведения в быту, какой только возможен… Опа!

Яна тоже повернулась к экрану. Справа от входа в один из роскошных игорных домов красовалась высокая прямоугольная вывеска на двух затейливых подставках, где золотом по синему начертано: "Посетителей убедительно

просят воздержаться от применения магических практик, что никогда не остается незамеченным".

— Не подвело тебя умение, Вита, — хмыкнул Сварог. — Есть здесь магия. И, как явствует из вывески, иные ею владеющие, может, и не черной балуются, но безусловно не стесняются магию использовать для личного обогащения. В самом деле, Вздумай маг управлять с костями, картами и прочими причиндалами, быстренько любое казино по миру пустит… Надо полагать, есть и наблюдающие…

— Интересно, почему на д р у г и х Игорных домах таких предупреждений не вывешено? — сказала Яна.

— Может быть, внутри, на входе, — пожал плечами Сварог. — А владельцы этого — особенные пессимисты… В конце концов, это сейчас неинтересно. Элкон, вы поняли задачу? Отлично. Пойдем, Вита…

На протяжении всего обратного Пути Яна молчала. Только усевшись за столиком в Безымянной комнате, уставилась на Сварога со жгучим любопытством:

— Эти твои инструкции насчет обширного обзора их быта… У меня зародились определенные догадки

— Правильно, Вита, — усмехнулся Сварог. — Как только вернусь из крайней командировки, надо будет сходить туда вживую. Пора за этих соседей браться всерьез, — увидев, как она поддалась вперед с заблестевшими глазами, поднял ладонь: — Ну конечно, конечно! Ты пойдешь со мной, и никак иначе. Язык тот же, одежду скопируем, мелкие недочеты и промахи, которые у нас непременно будут — всегда, как это водится, — можно списать на неуклюжесть провинциалов… Погоня за приключениями тут ни при чем — необходима глубокая разведка. И самое занятное… — он улыбнулся не без грусти, — без тебя просто не обойтись. Это ты со своим Древним Ветром будешь там основной ударной силой и главной боевой единицей. Твои умения, судя по присутствию и там Древнего Ветра, отлично должны сработать. А вод- мне придется, как это ни унизительно для славного героя Сварога, бытьЗна подхвате. Коли уж там нет апейрона, вся магия ларов навер

няка бессильна. Будет ли работать хелльстадская, неизвестно. Так что вся надежда на тебя…

вода —**-- 127

— Я постараюсь, — пообещала она серьезно. В ее глазах жгучее любопытство сменилось откровенным беспокойством и тревогой. — Ты только постарайся быть в Токеранге поосторожнее…

— Постараюсь, — кивнул он так же серьезно.

Глава VII СМОТРИНЫ, СТАЛО БЫТЬ, У НИХ…

— Наверное, прежде всего мне следовало бы перед вами извиниться? — спросил Сварог. — Как‑то неловко на душе: я дал слово короля, что прибуду к вам в определенный срок, но сдержать его не смог… Правда, у меня были уважительные причины: задержался по приказу императрицы…

Барон Лог Дерег из кресла не поднялся, но принял такую позу, словно вытянулся по стойке "смирно".

— Вы чересчур добры ко мне, ваше величество, — сказал он, честное слово, с ненаигранным пафосом. — Мне попросту не подобает принимать извинения от короля, тем более что причины у вас и в самом деле уважительнейшие: приказ ее величества…

Интересно, подумал Сварог. Налицо некая раздвоенность мышления. Там, внизу, свою королевскую фамилию они в грош не ставят, но здесь он держится совершенно иначе. Скорее всего, привычка к четко выраженной вассальной пирамиде, которая у него не впервые проявлялась. Если они всерьез, без обмана собираются мирно — пока что мирно — поселиться наверху, он наверняка уже просчитал, что в первую очередь будет моим ва^алом, а уж во вторую очередь — вассалом Империи. И настраивает себя на соответствующий лад. Интересно, каковы остальные семеро, члены этого чертова дэнго. Не спросишь же напрямую…

— Я понимаю, заботы у вас… и у императрицы были нешуточные, — продолжал барон. — Вот кстати, примите мои поздравления. Вы блестяще провели операцию в Акобаре. Я еще не знаю очень многих подробностей, но по тем, что уже известны, и по косвенным данным ясно, что операцию вы провели отлично…

— Я надеюсь, это не огорчило вас и ваших… соратников? — дипломатическим тоном спросил Сварог. — Возможно, вы строили далеко идущие планы касательно Брашеро…

— Далеко идущие планы мы строим в отношении вас, ваше величество, — сказал барон. — У Брашеро были собственные планы переустройства мира — он был со мной достаточно откровенен.

Мы его, никаких сомнений, интересовали лишь как временные союзники в борьбе за власть. Потом он от нас, несомненно, постарался бы как можно быстрее избавиться… предварительно выкачав наши научные и технические достижения. Ни в каком другом качестве мы его не интересовали. Вы — совсем другое дело, ваше величество. Конечно, нам с вами, как людям… воспитанным, следует избегать излишней… конкретики, но кое — какие намеки допустить можно, я думаю. У вас совершенно другие планы, — он бросил мимолетный взгляд на парадный портрет Яны, нисколько не скрывая этого от Сварога. — Не думаю, чтобы вас интересовали наши научные и технические знания. А вот надежные союзники в осуществлении ваших планов вам безусловно не помешают…

Сделав уклончиво — равнодушную физиономию, Сварог ласково подумал: вот сукин кот… Уже не первый раз намекает, что в общих чертах "планы Сварога" ему известны, понятны и, в общем, встречают одобрение. Всерьез полагает, что Сварог стремится тем или иным способом воссесть на трон Империи — и о многом судит именно с этой точки зрения. Исходная версия глубоко ошибоч-

на, но все дальнейшие рассуждения, вытекающие из нее, глубоко логичны: в самом деле, лелей Сварог мечты стать Императором Четырех Миров, крепкое государство То- керетов на Харуме оказалось бы и впрямь неплохим союзником. А дальше уж игра пошла бы на опережение: и при таком обороте Токереты стали бы рано или поздно подозревать, что новоиспеченный император в конце концов с ними разделается или, по крайней мере, приведет в состояние, при котором они будут совершенно не опасны. Но, как любой на их месте, постарались бы либо опередить, либо как‑то попробовать надежно себя обезопасить. Ладно, не стоит ломать голову над хитросплетениями, которые никогда не наступят: Сварог вовсе не собирался не то чтобы брать их в союзники, вообще помогать переселиться наверх. Совсем другую он перед собой поставил задачу…

— Ну что же… — сказал он, — если уж разговор не прямой, но достаточно откровенный, могу признаться: союзники мне и в самом деле не помешают. И нужны будут, в отличие от Брашеро, очень долго.

— Не сомневаюсь, ваше величество, — склонил голову барон.

Нет, он сейчас не врал — но все же сомневался. Ничего удивительного: они там, внизу, весьма неглупы, несмотря на отсутствие душй. В таких играх стороны никогда не доверяют друг другу полностью. Чего стоит услуга, которая уже оказана? Любой выскочка, утвердившись на троне Империи, постарался бы со временем отделаться от слишком сильных союзников. Вообще говоря, в такой ситуации узурпатор постарается обойтись вовсе без равноправных союзников, цинично выражаясь, ни к чему они в столь серьезном деле. Любому властелину нужны только подчиненные, любой союзник будет временным. Не нами это заведено, не на нас и кончится… Азбука.

— Ну, теперь все позади, — сказал Сварог. — Все успокоилось, противник разбит, остатки выловлены, ситуация полностью под контролем. Теперь самое время к вам отправиться… если вы не передумали, конечно, — добавил он, тоном давая понять, что шутит.

— Ничуть, ваше величество, — улыбка барона означала, что шутку он понял и оценил. — Мы не настолько легкомысленны, чтобы "передумать". Проект "Нормальный размер" — слишком серьезное, обширное и на годы вперед просчитанное предприятие… — как ни владел он собой, Сварог чувствовал искреннее нетерпение. — Когда мы могли бы ожидать вас и ваших спутников?

— Через сутки, я Думаю, — сказал Сварог. — Гостеванье мое у вас наверняка затянется на несколько дней? Вот видите… Нужно позаботиться, чтобы все эти дни повседневные дела отличным образом крутились без моего надзора и присутствия. Нет никаких конкретных угроз, просто толковый хозяин, покидая имение, непременно даст подробнейшие указания управляющему…

— Я понимаю, ваше величество, — заверил барон. — Я и сам принимаю схожие меры на время отсутствия, мне часто приходится отлучаться сюда. Правда, мое хозяйство гораздо скромнее вашего, но принцип, смею думать, тот же…

— Вот именно, — кивнул Сварог. — Да вдобавок двое из моих спутников — тоже коронованные особы, им следует обеспечить свои указания… Словом, если отсрочка на сутки ничему не мешает и вас полностью устраивает, самое время поговорить о деталях?

…Когда дверь кабинета бесшумно затворилась за бароном, Сварог коснулся правого уголка стола, повернулся к закатной стене кабинета. Моментально растаяли гобелены с охотничьими сценами, двумя высокими фарфоровыми вазами в искусной сине — серой росписи, настенные светильники в виде синих шаров — точнее, все это обнаружилось уардах в пяти подалее. А в пространстве меж настоящей стеной и ее иллюзией у изящного столика сидели Яна со старухой Грельфи. Яна, сразу видно, ни к чему на столике не притрагивалась — а вот старая колдунья успела прикончить стакан "Драконьей крови". Она

фыркнула, перехватив многозначительный взгляд Сваро- га на малость опустевшую бутылку:

— Не беспокойся, твое величество, ум никогда не пропью, особенно когда дела серьезные…

— Да я и не беспокоюсь, — искренне сказал Сварог, — Я и себе, пожалуй что, налью стаканчик в честь благополучного завершения переговоров… — он подошел, сел в свободное кресло, взял синюю пузатую бутылку с пестрой этикеткой и выпуклым силуэтом дракона. — Ну вот, мои милые дамы, вы были свидетельницами… Ваши компетентные замечания? Вита?

— Древнего Ветра он не чувствует совершенно, — легонько пожала плечами Яна. — И доверяет тебе… в разумных пределах. Вот и все, пожалуй… А души у него и правда нет. Пустота…

— Кто бы сомневался… — проворчала Грельфи. — Нет у них души, я еще когда говорила… Значит, и магии ни капельки нет. Для магии необходима душа, для светлой — светлая, для черной, соответственно, черная. Конечно, нет твердого деления на черное и белое, случаются разные там пересечения — переплетения, отступления от канонов и прочие мелочи. Вот только основа незыблемая: для магии необходима душа. Этот, сами знаете кто, тоже ведь кое — какие умения отдает исключительно в обмен на душу. А значит, Токереты ему совершенно без надобности, как купцу в лавке — нищеброды с пустым кошельком… Так что у тебя там будет одной опасностью меньше — и то хлеб…

— Действительно, — серьезно сказал Сварог. — Ну что же, вроде бы все обговорено, Странная Компания уже съехалась… Вита, по — моему, ты явно нетерпеливо ерзаешь…

Она улыбнулась чуть смущенно:

— Так и тянет пойти в т у комнату. Сугок еще не прошло, но половина их все же минула, у Элкона наверняка есть что‑то новое…

— Ну, ступай, — усмехнулся Сварог. — У тебя все равно

71

нет никаких дел, счастливица ты этакая. Да, паролыдегод- ня — "Боярышник".

Она обрадованно вскочила, простучала позолоченными каблучками к выходу. Вот и отлично, подумал Сварог. Пусть торчит там, сколько ее душеньке заблагорассудится, лишь бы не сидела в уголке с этим своим трагическим взором, исполненным беспокойства: с одной стороны — приятно, что о тебе беспокоятся, что есть кому, с другой — все же напрягает, как ни пытается она свои чувства скрыть, не всегда и получается…

— Вот кстати, — сказал Сварог. — Что вы об этом окне думаете?

Часа два там провели, многое осмотрели…

— А ничего не думаю, — чуть уныло призналась Грель- фи. — Потому что сказать нечего. Я этого окна не понимаю, и все: тут. Никогда раньше ни с чем подобным не сталкивалась, слыхом не слыхивала. Яна ведь тоже не понимает, что оно такое?

— Не понимает, — признался Сварог.

— Вот видишь. — Даже с Древним Ветром не понимает, куда уж мне, убогой, в сто раз ее послабже… Магии там, точно, нет ни капелюшечки, а больше ничего и сказать не могу…

— Ладно, это, в конце концов, не так уж важно, — сказал Сварог. — Меня гораздо больше интересует кое‑что другое. Позарез нужно одно заклинание. Токеранг — часть Хелльстада, а значит, и там магия ларов, обращенная вовне, действовать не будет. Хелльстадская, конечно, сработает, я проверял — но в хелльстадском наследстве того, что мне нужно, нет… Заклинание, понятно, должно быть из прошлого, из тех времен, когда апейрона не было…

Выслушав Сварога, старуха особенно не раздумывала. Преспокойно кивнула:

, — Я‑то думала, нужно чего посложнее, а ты, твое величество, описываешь чистой воды "столбняк". Оно вообще‑то редко теперь попадается, из полузабытых, но вот к особенным искусствам его никак не отнесешь. Мигом тебе его напишу, вызубрить легко. Вот только сразу должна тебя предупредить… С давних пор говорят, что оно старое, доштормовое. Но пару раз случалось, и

что по поводу других ошибались, хотя говорили то же самое. Правда, ошибались далеко не всегда… В общем, я тебя честно предупреждаю заранее, чтобы чего не вышло: полной уверенности, что оно доштормовое, у меня нет. Ты это учитывай.

— Учту, — нетерпеливо сказал Сварог. — Вот бумага и стилос, пишите, в случае чего вины на вас нет…

…К его приходу все, конечно, успели пропустить по парестаканов, но делу это не помешает — не те у него подобрались сподвижнички, чтобы от пары стаканов поплыть умом и сообразительностью…

Он занял место во главе стола с таким видом, чтобы всем сразу стало ясно: никаких шумных приветственных воплей и тем более прочувствованных объятий. И они поняли, вмиг: Бони, совсем было собравшийся вылезти из‑за стола с распростертыми объятиями, быстренько опустился на место, посерьезнел. Остальные тоже убрали широкие улыбки с лиц, смотрели выжидательно…

— Я чертовски рад вас всех видеть, — сказал Сварог. — На том и закончим лирику. Дело не терпит.

Он разглядывал старых сподвижников: нельзя сказать, чтобы изменились особенно, но все же за эти годы стали чуточку другими, во многих смыслах. Бархат и парча, тисненый шелк и кружева, ордена — медали, в том числе имперские, дворянские перстни с коронами (и две незримо присутствующих королевских короны), и Бони чуточку раздобрел, и Паколет больше не похож на худющего карманника с окраины, со впавшими щеками (даже усы не прежние кошачьи, а вполне пышные), и на остальных сказалась жизнь в благополучии и покое…

— Что за дело? — спросил Шедарис.

По — прежнему с капитанским шитьем на зеленом егерском мундире — Сварог давно уже не пытался повышать его в звании, Шег прекрасно помнил о пророчестве Лесной Девы, отбивался руками и ногами…

— Да ничего особенного, — сказал Сварог. — Дело где- то даже и житейское. Я через сутки отплываю в "Щкеранг, предварительно уменьшившись до их размера. Абсолют

но все, посвященные в эту тайну, считают, будто я там буду вести сложные переговоры и добиваться результата, который устроил бы обе стороны. На самом деле, я перед собой поставил совершенно другую задачу: расшибиться в лепешку, но постараться выжечь там все дотла. Чтобы ничего живого не осталось. Кое — какие наметки есть, хотя все пока что виламй на воде писано… Вот такое дело.

Он замолчал, потянулся к бутылке, присутствующие тоже молчали, не выказывая особых эмоций — только Леверлин чуть подался вперед, с отрешенно — хищным лицом: Сварог знал, что за картина стоит сейчас перед глазами у бывшего студента, а ныне полноправного мэтра Сословия Совы (правда, пока что не занимавшего никакой должности где бы то ни было)… Судя по этому лицу, на Леверлина можно было полагаться полностью, не говоря уж о Маре.

— Так — так — так… — протянул Бони, одним глотком при

кончив стакан золотистого ратагайского. — Лопни мои глаза, командир, ты как‑то неправильно себя держишь. Обсказал, в чем дело, и молчишь, как монах — кордианец. По уму, тебе бы надо тут же продолжить: мол, всем завтра собраться там‑то и там‑то. И уточнить: свое оружие с собой брать, или там нужное выдадут… ?

— А ведь действительно, командир, — тихо сказала Тетка Чари. — Как‑то ты по — другому держишься, не так, как в старые времена… Ты что, нас не зовешь?

— Исключительно по желанию, — сказал Сварог, глядя в стол.

— Чего — о? — Бони взмыл, с грохотом отодвинув тяжелое кресло. — Это что за новости такие? "По желанию…" Уж прости на худом слове, но я тебе скажу, как король королю: зараза ты, командир! Ты, значит, туда, а мы, значит, здесь? Ну, ты отчебучил!

* — В самом деле, неладно как‑то все выходит… — не

громко произнес Паколет.

Сварог, все так же глядя в стол, негромко сказал:

— Да понимаете ли… Время течет… и людей иногда меняет. Мало ли что, мало ли у кого может сейчас быть на

уме. Вдруг кто‑то решил, что с него хватит прежних дед, а я никого неволить не хочу. Все вы теперь люди благополучные, жизнь устоявшаяся…

— Да чтоб тебя! — рявкнул Бони так, что Сварог невольно поднял голову и встретил его яростный, упрямый взгляд. — Ты что несешь, командир? Ну‑ка, покажись, кто тут считает, будто его н е в о д я т? Неужто ж средь: нас сыщется такая гнида?

И на кого бы Сварог ни смотрел, встречал тот самый яростный и упрямый взгляд.

— Сто раз прости, командир, но ты сейчас чушь спорол… — сказал Шедарис. <

— Чушее не бывает, — убежденно поддержала Тетка

Чари. ^ " s

Под их осуждающими взглядами Сварог даже слегка смутился.

И к сердцу прихлынула этакая теплая волна. ш. 7

— Ну? — требовательно спросил Леверлин. — Куда приходить и с чем?

Сварог, не будучи юной гимназисткой, не мог умилиться — просто на душе было тепло. Эти взгляды, эти выражения лиц…

— Командир, — сказал Шедарис, — мы ж не романтичные юнцы и девочки, чтобы приключений искать. Просто дело нужное, других у тебя и не бывает. И чтобы — без нас? Оскорбляешь…

— В жизни так не оскорблял, — добавил Паколет.

— Ну, извините, черти и чертовки, — сказал Сварог в некотором конфузе. — Просто лезут в голову всякие мысли… Вот и подумал еще, что отяжелели чуточку…

— Кто отяжелел? — возопил Бони, окончательно вылез из‑за стола, распахнул роскошный бархатный камзол с золотым шитьем и одним рывком задрал рубашку из дорогонького тончайшего полотна с корремайскими кружевами. — Я, конечно, не прежний тополечек, чего уж там, но вот ты сам скажи: похожу это на б р ю х о?

Сварог присмотрелся. Действительно, король йГрира и прочая, и прочая никак не походил уже на прежнего под-

жарого крестьянского парня, животик наметился — но о брюхе и речь не шла.

— Похоже? — настойчиво повторил Бони.

— Ничуть, — сказал Сварог.

— Вот то‑то. Считай, каждое утро, сколько бы ни выпито накануне, трусцой пробегаю пяток лиг от замка и обратно. И поднимаю ту старую пушечку — помнишь, я тебе говорил? И с пулеметом, что ты тогда на день рожденья подарил, занимаюсь регулярно.

Знал бы заранее, припер бы парочку досок, на которых я пулями и свой полный вензель выписываю, а он у меня

заковыристый

Тетка Чари хмыкнула: g

— Знаешь, командир, и я, пусть не каждый день, но ба- И

луюсь и с тем, и с этим, чтобы старые навыки не терять. 0)

Про Шега я уж и не говорю — он на службе, так что сам понимаешь…

— А главное, до сих пор не генерал, — широко ухмыльнулся Шедарис. — Так что терять нечего.

— Короче, командир, — сказал Бони, небрежно запихивая рубаху в штаны. — Ты извинился чин — чином, так что проехали и забыли; Все по — старому, верно я говорю?

Его поддержали одобрительными возгласами и энергичными кивками. Порядок, чуть ли не растроганно подумал Сварог. Скотина я все же, что вздумал в них усомниться, не те люди…

Обретя полную уверенность в былых сподвижниках, чуточку еще маясь легким стыдом, он поднял голову. На всех лицах читалась яростная готовность лезть в зубы к любому черту.

— Короче, командир, — повторил Бони. — Куда приходить, и во сколько?

— Да никуда не надо приходить, — сказал Сварог, улыбаясь. — Уже пришли. Правда, через часок улетим в Хелльстад, так оно будет лучше всего — никому не станем мозолить глаза. Если уж все по — прежнему, слушайте боевой приказ: больше ни глоточка. Мне нужно, чтобы вы эти сутки до седьмого пота потренировались в стрельбе из

пистолетов и автоматов. "Рагаарок" стоит в Хелльстаде, и там неплохой арсенал. Я уже распорядился оборудовать в Велордеране стрельбище. Призовыми стрелками это вас, конечно, не сделает, но все же чуточку подучитесь…

— Так, — спокойно сказал Шедарис. — А мечи и прочий холодняк?

— Там ничего этого не понадобится, — сказал Сварог уже насквозь деловым тоном. — У них в ходу исключительно огнестрельное, холодняк, насколько мне известно, таскают только при парадной форме…;

— Что, и ножей брать не надо? — уточнил Паколет. — Бони с пулеметом, а я по старой памяти все еще годаком2 разминаюсь… И неплохо получается… *

— Пожалуй что, возьми, — чуть подумав, сказал Сварог. — Вдруг да пригодится…

— Это что же, — фыркнул Бони. — Всех нас тоже В крохотулечек оборотят?

— Придется ненадолго, — без улыбки сказал Сварог. — Иначе будешь там слишком заметен. Не бойся, потом и ты сам, и то, чем ты особенно дорожишь, в прежний размер придет…

Смех грянул совершенно такой, как в прежние времена.

Глава VIII ОН УШЕЛ В ЛИХОЙ поход.

V— "гшртного на столе не имелось ни капли — только всевозможные соки, морсы и наливки без капли алкоголя. Сварог прекрасно знал, что его воинству пара стаканов вина или солидная доза келимаса перед самым серьезным делом — что слону дробина. Однако дело предстояло не из обычных, точнее, самое необычное из прежде бывавших, и потому он объявил пока что полную трезвость. Как будто это могло хоть чем‑то помочь, если на них навалятся где‑нибудь в тесных отсеках или узких переходах субмарины. Ну ладно, ладно, навалятся, все за то, что никто внизу в его смерти не заинтересован, наоборот — но легкая, зудящая тревога не отпускала. Исключительно из- за необычности предстоящего дела.

Зато его воинство, нетрудно заметить, прямо‑таки горело энтузиазмом и боевым задором — для всех это означало возвращение к старым добрым временам, когда трещали пожарища, звенела сталь и мчались лошади, когда навстречу бросались то хваткие вояки с мечами наперевес, то жуткие чудища, когда жизнь была всерьез исполнена высокого смысла. Свинья, легонько выругал себя Сварог. Посмел в ком‑то из них чуточку усомниться…

Еще при посадке в виману легко можно было заметить, что отобранная компания в чем‑то, незаметном для

того, кто их плохо знал, переменилась: лица стали жестче и собраннее, движения более скупыми, — экономными, в походке появилась некая кошачья мягкость. Как в прежние времена. Мало кто видел их такими — и для изрядной части видевших это зрелище оказалось последним, что им довелось в жизни. Казалось даже, что пропала полнота щек и наметившиеся животики. Сварог и сам в чем‑то чувствовал себя прежним, с одним — единственным отличием: они, счастливцы, лишь исправно выполняли приказы, а он всегда оставался командиром, у которого голова обязана денно и нощно болеть за все и за всех… Поскольку делать пока что нечего, вимана безмятежно летела к границе Хелльстада, он еще раз глянул на соратников, поголовно, как и он сам, одетых в форму подводников Токеранга (барон в последний свой визит оставил ее подробные рисунки, заверив, что то будет наилучшая маскировка: подводники там, подобно авиаторам на Таларе, составляют замкнутую касту, задирают носы независимо от происхождения, словно и не видя окружающих — а сами окружены почтительным уважением, никто не станет не то что навязывать свое общество, но уклонится от малейших попыток пообщаться).

Интересно, что барон, никаких сомнений, прямо‑таки автоматически соблюдал некую субординацию даже в маскировке: форма у всех одного образца, из одного материала, но вот разница в знаках различия выражена четко. Каждый мундир украшен на груди шитьем от погон до пояса, но у Мары и Тетки Чари узоры черные, у Паколета, Леверлина и Шега — серебряные, у Сварога и Бони — золотые. У женщин черные погоны "лысые", как говаривали в покинутом Сварогом мире — ни лычки, ничего. У трех "среброшитых" погоны из серебряной канители, каждый с двумя черными семиконечными звездочками, расположенными в точности как советские лейтенантские, только без просвета. Кроме того, погоны у плеч, вокруг звездочек украшены неким подобием бахромчатых эполет.

У Сварога и Бони погоны шиты золотом, у Сварога — две черных девятиконечных звездочки "лейтенантского"

ir

расположения, у Бони — одна. И эполеты у обоих погуще, бахрома подлиннее, вита не в два жгута, а в три. То же и с | лампасами: на форменных брюках женщин их нет вовсе, у

троицы — узенькие серебряные, у двои "золотопогонников" — столь же тоненькие золотые. Полное впечатление, что барон, обдумывая маскировку, учитывал положение, которое каждый из гостей занимал наверху. Сварог среди них — как бы самый старший, Бони, хоть и гораздо ниже | рангом, но тоже король, и потому ему полагается золо

то (но на одну звездочку меньше). Остальные — обычные дворяне, пусть титулованные, им достаточно серебра. Бот только в одном концы с концами не сходятся. Мара — тоже коронованная особа, причем по таларской табели о рангах помещается выше Бони, рассуждая согласно предполагаемой логике барона> ей тоже положено золото. Да и Тетка Чари — титулованная дворянка, ей бы следовало серебро. Что‑то тут не складывается… Казалось бы, мелочь, над которой не следует ломать голову, но, когда ничегошеньки не знаешь о внутреннем укладе жизни То- керанга, любая мелочь важна и стоит того, чтобы над ней всерьез задуматься — особенно когда касательно дела думать пока что не о чем…

Что же, некая дискриминация женщин? В обмундированные ряды их еще допускают, но не дают продвинуться выше (прикинем навскидку) сержантского состава? Пока что — самое убедительное объяснение, какое только идет на ум. Если так в самом деле и обстоит, барон, опять‑таки автоматически, следовал въевшимся в кровь уставам и порядкам: будь вы на земле хоть королевой, красавица моя, у н а с вам офицерских отличий не полагается… Если так, они продвинулись даже дальше, чем на Таларе: там сухопутчики на женщин — офицеров косятся, но все же, скрепя сердце, допускают их существование. На военном флоте, правда, как раз и обогнали Токеранг: там женщин на службу не берут, они вообще на борт не допускаются ни в каком качестве, даже королевы получили право посещать военные корабли буквально в самые последние годы, незадолго до появления Сварога… Допустим, своего рода

дискриминация. Можно ли ее использовать в своих целях, когда и как? Вопрос отнюдь не праздный: на месте Сварога как раз необходимо выискивать у противника любую слабинку, шероховатость, трения меж теми или иными категориями Токеретов — вдруг пригодится? Пусть даже ему необходимо ровно столько времени, чтобы добраться до той самой, за неимением лучшего выбранной в качестве орудия возмездия ядерной боеголовки. И никак иначе. Во — первых, неизвестно еще, сколько времени уйдет на то, чтобы овладеть боеголовкой, во — вторых, помянутые шероховатости и трения могут и облегчить этот путь.

Распахнулась дверь, вошел Брагерт и выжидательно остановился: . г г,

— Все готово/ командир. :? . .

Сварог встал первым. Невольно улыбнулся: у Брагерта

было лицо мальчишки, перед которым наглухо заперта дверь богатейшего игрушечного или кондитерского магазина. Ну что ж, он хороший парень и зарекомендовал себя неплохо, но лучше уж ограничиться Странной Компанией, которую Сварог видел. в, деле.

Они перешли в соседнюю комнату. Сварог и без пояснений Брагерта понял, что означает алое кольцо в центре, над которым красовался на потолке блестящий параболоид. И первым направился туда. В углу возвышался невысокий, по пояс человеку, пульт, и возле него стоял не кто иной, как профессор Марлок — секретность высшей степени, конечно.

— Прошу в круг, дамы и господа, — сказал Марлок деловито, без тени волнения. — Становитесь в вольных позах, постарайтесь не шевелиться.

Рядом с ним, как и ожидалось, стоял небольшой серый ящичек с рядами иллюминаторов. Сварог едва сдержал улыбку: больше всего он походил на переноску для кошки, разве что овальная дверца обнаружилась сбоку, распахнутая настежь.

— Я надеюсь, все помнят инструкции? — осведомился Марлок педантичным тоном экзаменатора. — И в таком случае, удачи, дамы и господа…

— Подите вы к черту, — проворчал Сварог традиционное.

— Внимание! Пуск!

Все вокруг с головокружительной быстротой ушло вверх, стало исполинским — пульт, два великана возле него. Все произошло так быстро и буднично, что Сварог не успел испытать никаких особенных чувств — да и на ли- j цах остальных не отразилось особых эмоций. Стены комнаты, потолок с рефлектором оказались высоко — высоко, а алый круг оказался теперь невероятно широким, едва ли не с футбольное поле, великан в серой форме техниона обернулся к семерым, вмиг ставшим коротышками под- стать Токеретам, поднял ладонь: все прошло благополучно, пора… .

Сварог первым направился к серому ящичку, похожему теперь на небольшой домик. Легко оказался внутри — пол ящичка был почти вровень с полом комнаты, пришлось сделать один — единственный шаг. Внутри стояли в два ряда широкие мягкие кресла, наподобие самолетных точно так же снабженные ремнями с поблескивающими застежками. Подождав, когда все войдут и рассядутся, Сварог закрыл дверь, чуть слышно щелкнувшую замком при повороте ручки, сел в свободное кресло и застегнул на талии широкий мягкий ремень, огляделся, убедившись, что все пристегнулись. Нащупал под правым подлокотником широкую клавишу, нажал. Под потолком вспыхнула зеленая лампочка.

На миг появилось то самое ощущение, когда самолет отрывается от бетонки — это, конечно, Брагерт, осторожно взявшись за ручку, понес ящичек к выходу из виманы, стараясь держать его как можно бережнее. Все равно самую чуточку покачивало, но все здесь присутствующие немало налетали на виманах, и простых, и "самолетах", так что ничего нового испытывать не должны.

Сварог посмотрел в иллюминатор. Слева вздымались огромные раскидистые деревья — конечно же, прибрежные кусты, а за ними виднелась широкая спокойная гладь Итела. Брагерт пошел вдоль реки, остановился у прогалины, и Сварог увидел пришвартованный к ровному берегу кораблик — крохотный, им под самую стать. Ящичек мягко опустился на землю.

— Ну вот, дамы и господа, прибыли… — сказал Сварог, первым отстегивая ремень. — Началась игра…

Кораблик, одномачтовый, остроносый, выглядевший словно вчера смастеренным на верфи из темно — желтых досок, вооружения, конечно, не нес — к чему? Этакая уютная яхточка для плаванья по спокойной реке. Они перешли на борт по короткому мостику с перилами из канатов, и Сварог, обернувшись к Тетке Чари, сказал:

— Командуйте. Адмирал из меня сами знаете! Никакой…

Тетка Чари подтянулась, в голосе у нее прорезались явственные командные нотки:

— Паколет, поднять трап! Шег, к кабестану! Леверлин, Бони, к парусу!

Сама она проворно поднялась на крохотный капитанский мостик, вправо — влево крутанула штурвал, примериваясь, обернулась к Сварогу:

— Идите сЮДа, вы хоть и не адмирал, но как‑никак командир… По местам стоять, с якоря сниматься. Леверлин… ах ты ж, в дохлого осьминога! Чтобы было понятнее, тяни вон ту веревку, с красной кистью, а ты, Бони, с зеленой. Прости, Руагату, за эти "веревки", но что ж тут делать… По местам стоять, с якоря сниматься!

Шедарис, навалившись на горизонтальный рычаг кабестана, закрутил его без особых усилий. Вскоре под самым окованным медью клюзом повис трехлапый якорь. Легкий ветерок дул навстречу, и Тетка Чари тут же принялась командовать:

—* Гик левее, сухопутная команда, да не ту веревку, а вот ту, закрепи за кнехт, горе луковое! Послал бог коман- дочку, хорошо еще, плыть недолго… Вот так крепи!

Она чуть переложила штурвал влево, и безымянный кораблик довольно ходко двинулся цротив течения, вдоль берега Итела. Пока еще по обычной реке, вдоль обычных берегов. Сварог старательно смотрел вправо, высматривая границу Хелльстада. Тетка Чари временами отпускала ядреные морские ругательства, но сразу видно, порядка ради — двое у мачты управлялись, в общем, неплохо после недолгой тренировки. Сосны, тисы, из обрыва там и сям торчат желтоватые, почти касавшиеся воды корни…

Ага! Над головой упиралась прямо в обрыв заросшая травой канава, широкая, но неглубокая, оплывшая за тысячелетия. По эту сторону, как и во многих других местах, торчал покосившийся плоский каменный обелиск с полу- стершимися остатками то ли надписи, то ли магического рисунка — оберега — древнее пограничное укрепление, некогда возведенное по всем правилам неким давно — давно забытым королем.

Как обычно, тени от росших по обе стороны рва могучих Сосен протянулись навстречу друг другу. Как обычно, Сварог ощутил неописуемое словами дыхание Хелльстада — его королевства. И все, чем он владел, как здешний король, все умение словно бы пронизало его насквозь, как диковинный ветер.

Как они и договаривались с бароном, кораблику не было нужды забираться в Хелльстад слишком далеко. Уже через пару минут он увидел справа, впереди, лениво колыхавшийся на спокойной воде треугольный клетчатый вымпел, сине — красный, надежно прикрепленный к вбитым в скальный откос крючьям — что ж, барон" исправно выполнил свою часть работы. Тетка Чари без его ценных указаний — сама знала, что это означает — скомандовала:

— Отдать якорь! Парус спустить!

"Палубная команда" справилась, в общем, неплохо. Кораблик встал на якоре, едва не касаясь форштевнем вымпела.

— Ну все, ребята, — сказал Сварог. — Пересадка…

Знакомое чувство: когда ничего нельзя изменить, и отступать ни в коем случае нельзя, и от тебя самого уже ровным счетом ничего не зависит…

Он смотрел влево, на быстрину, но перископ показался совсем не там, где он ожидал, — гораздо левее. Отсвечивающая фиолетовым линза, влажная труба, поднявшаяся на высоту человеческого роста — их теперешнего человеческого роста. Потом над водой медленно поднялась овальная рубка (там уже втянули перископ), с нее стекали струйки воды, а там и часть корпуса появилась на поверхности. Распахнулась боковая дверь, матрос с черными узорами на груди синего мундира, в черной плоской шапочке проворно сбросил трап с деревянными ступенями. Следом вышел барон Логе, встал в кормовой части рубки, у выдвинувшихся металлических перил. Их разделяло уардов пятнадцать. Короткая команда барона — и матросы проворно стали сбрасывать в воду какие‑то серые комки, моментально развернувшиеся в надувные лодки, по двое сели за весла и умело погребли к кораблику. ' ? .

И ничего нельзя изменить… Сварог распорядился:

— Трап за борт!

Секунду поколебавшись, он пришел к выводу, что здесь наверняка нужно соблюдать ту же самую субординацию: и первым спустился по трапу лицом вперед, следом далеко не с таким флотским шиком сошел Бони, и лодка пошла к субмарине, едва они присели на жесткие скамейки. Оглянулся: ага, "серебряные" без команды спускаются во вторую лодку., 1

На влажный борт субмарины он взобрался первым. Барон шагнул вперед, протягивая руку, и Сварог без колебаний обменялся с ним рукопожатием. Он заметил на плечах барона те же погоны, что у него самого, и на миг задумался, что же это должно означать: то ли барон действительно в таком звании, правда, на флотский лад, то ли специально выбрал этакие погоны, чтобы, так сказать, подчеркнуть равенство высоких договаривающихся сторон. Все за то, что он скорее разведчик, чем моряк… а впрочем, одно другому не мешает, не известно пока, как у них тут все устроено…

За их спинами захлопнулась дверца рубки. Барон, как подобает радушному хозяину, шел на полшага впереди, указывая дорогу легким движением руки. Они спустились

по неширокой лестнице с металлическими дырчатыми ступенями, повернули направо, прошли по невысокому переходу с овальным потолком — по стенам тянулись, в одиночку и пучками, какие‑то трубы, кабели, под потолком горели лампы в решетчатых колпаках. Ни один человек не попался навстречу, перевозившие их матросы куда — го исчезли… Наконец барон распахнул дверь каюты, украшенной каким‑то непонятным символом, и они вошли. Каюта оказалась достаточно просторной, ни единой койки, только овальный стол посередине с дюжиной стульев вокруг. На нем лежал низкий кожаный чемодан, барон тут же открыл его и принялся раздавать перевязи с кортиками, пояснив: . <

—. Моряк без кортика привлекает ненужное внимание — даже учитывая особое назначение нашей субмарины. Когда причалим, вы ничем не должны отличаться от прочих… —  .1.

•! Логично, подумал Сварог, застегивая пояс. Субординация, судя по всему, соблюдалась и здесь: женщинам достались кортики в. простых никелированных ножнах, трем "серебряным" — кортики с серебрением, Сварогу и Бони — золоченые, такие же, как тот, что висел на поясе у барона.

Подождав, пока все закончат, барон указал им на кресла и повернулся к Сварогу:

— Не будете ли вы так любезны побеседовать со мной наедине?

Ну, вот как тут откажешь? Сварог кивнул:

— Как вам будет угодно, барон…

На этот раз путь оказался гораздо короче: миновав две двери с теми же непонятными символами, барон распахнул третью, пропуская Сварога вперед. Вот это, сразу видно, была офицерская каюта: стены отделаны каким‑то деревом, койка из того же дерева, заправленная безукоризнейшим образом — наверняка ординарец старается — резной шкафчик в углу, на стенах — две картины: какой‑то красивый замок без крепостной стены, развесистый дуб на широкой поляне.

Над койкой — опять‑таки написанный вручную портрет молодой красавицы, черноволосой, синеглазой, в открытом розовом платье, ожерелье из крупных рубинов, такие же серьги. Столик в углу, два довольно комфортных стула. На нем — поднос, уставленный бутылками и блюдечками с чем‑то непривычным на вид.

— Прошу вас, — сказал барон, выждав, пока усядется Сварог. — Я подумал, что старшим следует сразу же поговорить наедине. Не беспокойтесь о ваших людях, им уже подали угощение, — он взялся за высокую прозрачную бутылку с чем‑то золотистым. — Немного вина? У нас хорошие виноградники.

Сварог принял от него высокий хрустальный бокал без малейшего промедления. Судя по первым пробам — естественно, незаметным для окружающих — хелльстад- ская магия исправно работала и здесь. Не было в вйне ни яда, ни снотворного. Конечно, самое время вспомнить про "вредный вред" и "безвредный вред" — но стоило ли огород городить, в первую же минуту подсыпать в бокал некую гадость, выламывавшуюся из обычных магических законов? Сто раз могли бы убить, если бы хотели, не стоит пуганой вороной шарахаться от каждого куста… ?*

— У вас наверняка уже возникли какие‑то вопросы? — вежливо осведомился барон, отпив из своего бокала половину.

— Да, пожалуй, — сказал Сварог, отхлебнув примерно столько же. Вино и в самом деле оказалось отличное. — Из чистого любопытства… Та форма, в которую нас нарядили… Женщинам почему‑то достались погоны без знаков различия и черное житье, как я подметил, свойственное скорее солдатам… Это что‑то означает?

— Сложившийся у нас старинный уклад! — тонко усмехнулся барон. — Я знаю, что одна из них королева, но вековые традиции… Видите ли, женщины у нас находятся в несколько… подчиненном положении. Кое — каки? традиции давно перестали соблюдаться, но не исчезл — Й окончательно. Сегодня женщин можно встретить и в научных лабораториях, и в промышленности, даже, как видите, в вооруженных силах… Вот только выше рядовых им никогда не подняться. Пусть даже они и занимают… относительно высокие постьк Я заботился в первую очередь о строжайшей конспирации. Появись кто‑то из ваших дам в офицерских каютах, это вызвало бы такой же шок, как если бы мы с вами разгуливали в женских юбках. Кстати, по той же причине я не стал надевать на вас мундир гран- адмирала, который вы безусловно заслуживаете по своему положению наверху. Адмиралов, как вы понимаете, очень и очень мало, вы привлекли бы ненужное внимание моряков… Кстати, и мои погоны — он с легкой улыбкой коснулся пальцем плеча — на три ступени ниже, чем мне положены в реальности, — он сказал едва ли не доверительно: — Беда том, что не только у нас есть соглядатаи. Некоторые, взять хотя бы короля и его старшего сына, ведут свою игру.

— Без особой надежды на успех, я полагаю? — спросил Сварог*: —

— Без малейшей, — ответил барон быстро. — Но тем не менее с присутствием соглядатаев нужно считаться…

— Понятно, — сказал Сварог.

Ну вот, находит подтверждение то, о чем он уже думал согласно кое — каким косвенным данным: противоборствующие силы здесь безусловно есть. Вот только как их найти, и окажутся ли они полезны? Уж если дэнго долгими столетиями остаются у власти…

Он спросил небрежно:

— Я надеюсь, о нашем… визите не пронюхал никто из тех, кому не следует?

— Можете быть в этом совершенно уверены, — серьезно сказал барон. ** Мы приняли все мыслимые меры предосторожности. Из посторонних я позволил себе уведомить одного — единственного человека — принца Каугена, младшего сына короля. Помните, я вам о нем рассказывал?

— Конечно, — сказал Сварог. — Тот, на которого вы… то есть дэнго, сделали ставку.

— Он самый. Уж он‑то ни за что не проговорится. Потому что мы дали ему понять, на кого делаем ставку. И его это как нельзя более устраивает. Обычным путем, — улыбка барона была то ли дипломатической, то ли змеиной, — ему Пришлось бы дожидаться трона долгие годы. Король в полном расцвете сил, старший принц молод и крепок, как был… Собственно, при обычных условиях вообще нет гарантии, что он когда‑либо получит престол. Но так сложилось, что именно он нас полностью устраивает…

— И когда же я смогу встретиться с Дэнго?

— Завтра, — сказал барон, как о чем‑то заранее решен

ном. — Нужно же, согласитесь, проявить в первую очередь традиции гостеприимства. Люди вроде нас с вами никогда не бросаются за стол переговоров, едва смыв с себя дорожную пыль, это, в конце концов, против этикета… К тому же вы, быть может, захотите после завтрака осмотреть столицу? А то и кусочек страны? Вряд ли мы вам так уж неинтересны… ? * < , >

— Наоборот, — сказал Сварог. — А не будет ли большой дерзостью с моей стороны отпустить кое — кого из моих людей осмотреть то, что именно их интересует? Граф Леверлин, скажем, книжник и поэт, ему очень интересно было бы осмотреть ваши библиотеки. Разумеется, те, что не касаются ваших секретов — я вовсе не намерен в них проникать. Король Арира очень заинтересовался вашим сельским хозяйством. И наконец, дамы… — он многозначительно улыбнулся собеседнику, — какими бы дельными и толковыми помощницами они ни были/ это в первую очередь дамы… >

— Я понимаю, — кивнул барон. — Новые, неизвестные

моды, украшения… ' ' .

— Да, в первую очередь, — Сварог чуть пожал плечами, словно сокрушался: "Ох уж эти дамы…"

— Ну, разумеется, все это будет совсем несложно устроить, — кивнул барон. — Может быть, у вас будут какие‑то особые пожелания. — Он смотрел ясным взглядом^суте- нера, готового предложить какой угодно товар. *

— Там будет видно, — сказал Сварог ему в тон.

г

— Отлично. Я постараюсь что‑нибудь придумать, — баран убрал с лица фривольную улыбку. — А сейчас я хотел бы, не откладывая, поговорить о к р а й н е серьезных вещах, с принцем Каугеном вы встретитесь нынче же вечером — малый прием в узком кругу… а вот что касается дэнго… Я играю с вами предельно честно, лорд Сварог. Есть вещи, о которых вы просто обязаны знать — и с учетом этой информации строить стратегию. Дело в том, — он вздохнул, — дело в том, что среди дэнго, как это ни прискорбно, нет единства. Четверо, в том числе и я, решительно стоят за выход на поверхность. Двое колеблются, но их с огромной долей вероятности удастся перетянуть на свою сторону. Есть обстоятельства… и предложения, от которых невозможно отказаться. А вот остальные двое… С нйМи хуже всего. Старичье, — сказал он с ненаигранной, кажется, злобой. — Оплот консерватизма. Стойкое следование вековым традициям и все такое прочее. Они попросту боятся таких новшеств. Им и здесь уютно.

— А решение обязательно должны принимать все восемь единогласно? — спросил Сварог.

— В том‑то и беда, — задумчиво ответил барон. — В том‑то й беда. Традиции… Повторяю, я играю честно и потому просто обязан вас предупредить о такой расстановке сил.

— Значит, моя миссия может и сорваться? — спросил Сварог, подпустив в голос тревоги.

— Я сделаю все, чтобы этого не допустить, — глядя ему в глаза, сказал барон. — И мой род, и другие слишком много вложили в эту идею, в это предприятие, чтобы однажды взять и отступить перед упрямством двух старых консерваторов, поэтому есть кое — какие наработки на этот счет. Мы о них непременно поговорим потом… после того, как вы сами с ними встретитесь и составите о них некоторое представление. Пока скажу одно: шансы на успех очень велики. Очень… Лишь бы мы с вами играли, как одна команда…

— Нужно постараться, — сказал Сварог. — Значит, среди дэнго нет главного?

— Вот именно. Силу имеет только единогласное решение. Когда‑то эта система себя вполне оправдывала — пока мы не собрались выйти наверх. Теперь она служит скорее тормозом. Самое занятное, что консерваторы из дэнго в чем‑то смыкаются с королем. Он тоже категорически против ухода наверх — потому что ему и здесь уютно.

Сварог небрежно спросил:

— А не означает ли это, что часть консерваторов и король могут выработать какие‑то совместные действия?

— Вряд ли, — после короткого раздумья ответил барон. — Некоторые установления чересчур уж незыблемы. Дэнго контролируют короля, но никогда не смогут с ним объединиться, это было бы просто противоестественно. Против вековых традиций…

— Итак, главного нет… — задумчиво сказал Сварог. — Но должен же быть кто‑то наиболее авторитетный, к чьему Мнению прислушиваются больше, чем к другим? *

— Безусловно, — кивнул барон. — В нашем случае это герцог Витредж… вот только он, к сожалению, из "колеблющихся". А если учесть, что у него сильные позиции в армии… Правда, он не из "противников", а это уже лучше.

— Вот вам и мотив для убеждения, — сказал Сварог: — Что престижнее: контролировать армию Токеранга или армию новой, гораздо более большой и могучей страны?

Барон рассмеялся:

— Иногда кажется, что вы читаете мои мысли… Я собирался попробовать именно этот мотив в качестве главного… хотя есть и другие.

При всех своих отличиях от в е р х н и х, честолюбия они не лишены, подумал Сварог. А это хорошо. Это просто прекрасно. Честолюбие — один из самых надежных крючков, на которые ловят человека…

— Это чисто предварительный разговор, — сказал барон. — Перед визитом к дэнго я Постараюсь снабдить вас еще кое — какой информацией — о расстановке сил, о некоторых тонкостях.

Интересно, подумал Сварог, а тобой что движет? Вот лично тобой? Судя по косвенным данным, барон если и не

руководит внешней разведкой, то уж, безусловно, персона в ней немаловажная. Хочет сесть на место начальника? Получить больше влияния на будущего короля — марионетку, чем остальные? Черт, ведь не спросишь же прямо… Одно ясно уже теперь: к некоторым своим собратьям по этому их тайному совету барон относится без всякого почтения, очень уж неподдельная злость читалась на его лице, когда он упомянуло о "замшелых консерваторах". Ну, понятно — извечный конфликт поколений. Вот только как его обратить себе на пользу? ы

Вертикальная вода — ’jl—* 153

— Теперь позвольте мне задать вопрос, который вам

мож§т показаться нескромным, — сказал барон. — Мы оба прекрасно понимаем, что не можем полностью и всецело доверять друг другу большая политика не терпит сантиментов. Как я себя обезопасил оба раза во время визитов к герцогине Браг и к вам, вы уже знаете. Интересно, а как обезопасили себя вы? Я и мысли не допускаю, что вы об этом не подумали. Мы прилежно собрали информацию о вас; насколько удалось, и просто обязаны были придумать какие‑то меры безопасности.*. Или вы не хотите отвечать?. .

— Ну, отчего же, — сказал Сварог, улыбаясь ясно, светло, задушевно (еще одна из арсенала освоенных им королевских улыбок). — Меры тщательно разработаны. На тех, наверху, — он неопределенно показал на потолок, — я полагаться не могу. То, что я делаю, здесь и там очень многим не понравилось бы… Вы ведь, наверное, догадываетесь, что я сейчас представляю не императрицу, а исключительно свою собственную персону?

— Догадываюсь, — усмехнулся барон. — Не зря с вами нет ни одного человека сверху? — только обитатели Земли, преданные лично вам. В таком случае позвольте задать вовсе уж нескромный вопрос: не намереваетесь ли вы в дополнение ко всем прежним успехам занять трон Империи?

Сварог улыбнулся еще шире и душевнее:

— Вы полагаете такое намерение чем‑то предосудительным?

— О, что вы… — тонко улыбнулся барон. — Я бы сказал, вполне понятное решение. Умный и волевой человек не склонен довольствоваться скромными успехами, если увидит шанс получить значительно больше… Среди нас кое‑кто высказывал такую точку зрения уже давно — и никто не увидел в том ничего предосудительного. Наоборот, это лишь укрепляет к вам доверие. Позволяет лучше понять, зачем мы вам. И верить, что мы еще долго будем вам нужны. В качестве противовеса… известным силам. Так что же? Вы так и не расскажете, что придумали, чтобы обезопасить себя?

— Ну отчего же, — сказал Сварог, лучезарно улыбаясь. — Я разработал подробную диспозицию и отдал точные приказы. Если я не вернусь через пять дней, сюда ворвется армия Хелльстада, — он небрежно добавил. — … Мы давно уже обнаружили ваш туннель. И тогда… Тогда Токеранг просто перестанет существовать. Между прочим, я не сделаю то, о чем говорю… Это лишнее доказательство того/ что я не питаю к вам никакой вражды. В противном случае здесь все давно уже пылало бы от горизонта до горизонта. Точно так же и вы имели массу возможностей убить меня там, наверху, не1 заманивая в гости. Надеюсь, я вас не настроил против себя такими откровениями? Поверьте, я в состоянии сделать то, о чем говорю…

— Ну что вы, лорд Сварог, — сказал барон. — Какая

тут может быть враждебность или обиды? Вполне разумные меры предосторожности… Значит, Фал арен был не так прост, как считали некоторые… оптимисты (по его лицу вновь промелькнула тень неприязни, даже злости). А я ведь собрал кое — какую информацию, позволяющую судить, что армия в Хелльстаде есть, и серьезная… <

Он не врал, определил Сварог. И ухмыльнулся про себя: похоже, у парня давняя и серьезная нелюбовь с теми самыми замшелыми консерваторами — история старая, как мир, ничего нового или удивительного. И надо как‑то постараться сыграть именно на э т о м… *?

Он спросил небрежно:

— Я полагаю, пяти дней нам хватит, чтобы решить все ла?

— Безусловно, — ответил барон.

Ответил моментально, практически не раздумывая, ничего не прикидывая про себя. То ли он так уверен в себе, то ли действуют некие потаенные, неизвестные Сварогу механизмы. Черт, до чего же мало информации об этой шайке… Хелльстадская магия здесь действует отлично, нетрудно было бы подсмотреть и подслушать разговор этого типа с ближайшими сообщниками, но для этого надо знать точное место, где они собираются. У него должна быть группа особо доверенных лиц, без этого в столь серьезных играх просто невозможно. Но г д е? Не обшаривать же всю Клорену мысленным взором,*дом за домом, комнату за комнатой? Нереально… А вот обшарить Заречье, тот район, где у них наверняка и складированы ядерные боеголовки, — задача гораздо более реальная… Порядок хранения, система охраны… >

— И наконец, Король… — сказал Сварог. — Он не в со

стоянии нам помешать? Или хотя бы узнать о моем прибытии? к -

— Вот эта сторона дела вас не должна волновать совершенно, — сказал барон, наполняя бокалы. — Конечно, еще не все его соглядатаи нами выявлены, но после истории с ракетой мы утроили бдительность, — его губы покривились в злой улыбке. — В конце концов, время работает на нас…

Уж не пристукнуть ли они собрались своего венценосца? — подумал Сварог. А заодно и его старшего сыночка, немало крови из них выпившего? Ну, даже если и так, кого это волнует? Плевать, что будет с человеком, взявшим привычку посылать столь экстравагантные свадебные подарки…

т Пойдемте? предложил барон, глянув на часы. — Мы уже через несколько минут войдем в гавань.

Сподвижники Сварога, узрев его живым и невредимым, явно вздохнули про себя с затаенным облегчением.

Впрочем, за время его отсутствия напитки и закуски они не обошли вниманием,

И снова в сопровождении предупредительно державшегося на полшага впереди барона они зашагали по узким переходам, дырчатым лестницам, поднимаясь все выше и выше. Ага, вот и рубка. На пирс перекинут широкий основательный трап. А вокруг…

Нужно признать, окружающее впечатляло. В огромном длинном зале с ярко светившими на сводчатом потолке гроздьями ламп, бульбообразными носами к пирсу, борт к борту пришвартованы подводные Лодки, на первый взгляд — не менее трех десятков, причем кое — где "стойла" пустуют. Сволочи, конечно, но трудолюбивые — сколько труда во все это угрохано… повсюду — деловитая суета автопогрузчиков со штабелями ящиков, грузовиков, въезжавших в двери многочисленных складов, выстроенных вдоль всей исполинской пещеры.

Они стояли небольшой кучкой у трапа; никто не обращал на них ни малейшего внимания — каждый занят своим делом. Наконец подъехал, остановился прямо напротив трапа большой автобус, казавшийся сплошным слитком черного металла — не видно ни салона, ни водителя в кабине.

— Прошу, дамы и господа, — гостеприимным жестом показал барон на дверь.

Сварог поднялся первым. Ага, вот какие стеклышки они у себя тут завели… Угольно — черные снаружи стены автобуса изнутри совершенно прозрачны. Вошедший последним барон нажал кнопку, закрыв дверь, сказал весело:

— Пропгу вас пересесть на левую сторону, сможете полюбоваться незаурядным зрелищем…

В автобусе насчитывалось не менее десятка рядов мягких кресел, по два с каждой стороны, так что слева разместились вполне комфортно. Правда, пока что зрелище представало вполне заурядное: длинный ряд субмарин (кое — где отсеки пустуют), суета грузовиков, погрузчиков, небольших самоходных кранов, моряков. Стоит отстать, что ни разу не видно было, чтобы какую‑нибудь подлодку

разгружали — везде только погрузка. Ну, явно наверх идет непрерывный поток грузов — и вряд ли они мирные. Элементарная логика — в преддверии перехода наверх сначала перебросить все, связанное с оружием и какой‑нибудь шпионской аппаратурой, а уж потом заняться мирным багажом… Слева — пока что ничего любопытного. А вот справа…

•Автобус ехал довольно медленно — очень уж много разнообразной техники тут суетилось, приходилось то объезжать, то уступать дорогу. Так что Сварог, украдкой кося вправо, прекрасно все рассмотрел: в скале — высокие двустворчатые ворота, крашенные в бледно — голубой цвет, и на обеих створках примечательный знак: в алом овале равнобедренный треугольник вершиной вниз, в вертикальную черно — белую полосу. Учтем. Похоже, версия подтверждается. Он до сих пор мало что знал о Токе- ранге, исключая географию и архитектуру. Но одно уже ясно: знак этот здесь обозначает радиацию. Им были отмечены и входы в реакторные отделения трофейных подлодок, и ядерные ракеты, в том числе и та, что прилетела в качестве свадебного подарка…

Высокий и широкий сводчатый туннель, отлично освещенный длинным двойным рядом молочно — белыхсветильников, больших полушарий. У въезда блокпост: по обе стороны бетонные гнезда с тяжелыми пулеметами и чем‑то вроде легких орудий (все устроено так, чтобы защищаться от внешнего вторжения). Не менее десятка автоматчиков размеренно прохаживаются вдоль стен — и еще четверо с какими‑то большими черными тубусами: гранатометы? огнеметы?

Уардов через пятьдесят — блокпост — близнец, а там и еще один.

Никто не попытался заступить дорогу, проверить документы, автобуса для охраны словно бы и не существовало. Ну, кто их знает, может, они особенное внимание уделяют въезжающим. Или есть приказ именно этот автобус пропускать беспрепятственно.

Движение левостороннее: как наверху, как было на Таларе до Шторма. Так… Туннель кончается. Последний

блокпост, самый крепкий: пушечные и Пулеметные гнезда оборудованы в три этажа и усилены парой шестйко- лесных броневиков. Снова автобус пропустили беспрепятственно, а вот всякую въезжающую машину, будь то слоноподобный крытый грузовик или что‑то вроде легкового вездехода, тормозят, водитель подает какую‑то бляху на цепочке, и охрана тщательно ее изучает, прежде чем дать отмашку. Все, автобус под открытым небом. Сероватая хмарь, вечно затягивающая весь потолок громадной пещеры, почти над самой крышей машины. Ага… Слева уже знакомый объект, прилежно заснятый Золотыми Шмелями: тщательно выровненная каменная площадка размерами примерно в пол — югера, То бишь половину квадратной лиги, вся покрыта большими белыми кругами с номером внутри, короткими широкими стреламй с какими‑то символами, разноцветными зигзагами. В свое время, когда Сварог обсуждал с небольшим количеством доверенных лиц увиденное, пришли к выводу: это, с огромной долей вероятности, взлетно — посадочная, площадка, но, судя по многим факторам, предназначенная исключительно для вертолетов. Логично. В условиях Токеранга нет смысла иметь грузовые самолеты, достаточно машин — а вот какие‑то особо ценные, грузы сподручнее доставить как раз вертолетами. У них тут чертовски много вертолетов: и вооруженных, с давно знакомой эмблемой крылатого меча, и несомненных грузовых. Интересно, что большие вертолетные ангары имеются в восьми самых крупных поместьях из восемнадцати. Еще в десяти тоже есть, но гораздо более скромные, на пару вертушек, не больше — а вот у "восьмерки", судя по размерам, могут вместить пару дюжин. Похоже, полеты на вертолетах — такая же привилегия местной знати, как наверху — балкон у дома. Восемь огромных ангаров в восьми самых крупных поместьях. Восемь членов дэнго. Совпадение или нет?

Автобус тронулся. Попутных машин что‑то не наблюдалось, а вот навстречу шел чуть ли не поток. Ух ты!

Действительно, зрелище незаурядное. Слева — #вид Токеранга с птичьего полета: кудрявые кукольные леса, то

ненькие ниточки дорог, обработанные поля, справа виднеется большой дворянский замок посреди маленького городка, а чуть левее, у горизонта, аккуратные ряды городских кварталов, в виде то квадратов, то трапеций. Судя по размерам, это именно Клорена, здешняя столица. Высота, конечно, не такая, чтобы охватить взглядом весь Токе- ранг, но все же вид открывается на десятки лиг. И все, что видишь, быстро вырастает в размерах, становится ближе: отлогий спуск, проложенный вдоль каменной стены пещеры, длиной лиг пять, автобус довольно быстро приближается к "плоскости". Все. Подъем кончился, внизу нечто вроде многолепестковой развилки, автобус поворачивает влево, развилка осталась позади, движемся, очень похоже, в сторону Клорены…

Ну да, впереди показались окраинные кварталы, только что виденные с высоты — но автобус на очередной развилке сворачивает влево, на двухрядку, протянувшуюся посреди негустого леса. Впереди торопливо взмывает вверх полосатый, желто — черный шлагбаум. Небольшой домик, несколько автоматчиков рядом, большая вывеска на двух опорах: "Запретная зона!" Автобус тем не менее пропустили в эту неизвестно что скрывающую зону, не останавливая, не требуя никаких блях. Примерно через лигу — еще один шлагбаум, столь же предупредительно взвившийся вверх. Та же вывеска. И рядом щит: "Стоять! Стреляют без предупреждения!"

Куда это их тащит чертов барон?

Словно прочитав его мысли, барон сказал:

— Мы решили, что не стоит поселять вас в Клорене. Здесь, в пригородной резиденции, будет удобнее со многих точек зрения…

Звучит убедительно, но кто его знает… Ладно, остается с философским фатализмом ждать дальнейшего развития событий, на каковые пока что нет возможности влиять…

Дорога плавно поворачивала вправо (лес чуточку погустел), упиралась в высокие ворота, уже раздвигавшиеся. С той стороны — будка у ворот, несколько автоматчиков опять‑таки в военно — морской форме (как и те, кто дежу

рил у двух шлагбаумов). Похоже, гости с самого начала оказались под плотной опекой здешнего ВМФ — а он, хотя и по вполне понятным причинам состоит исключительно из подлодок, несомненно, являет собою структуру крайне влиятельную…

Аккуратные рощицы, ряд уличных фонарей, мощеные дорожки. Довольно аскетический облик военного объекта. Там и сям прохаживаются часовые, кое‑кто с собаками на поводке. Ну да, так и есть: какая‑то военная база…

Несколько довольно больших, но невысоких (максимум в три этажа) зданий — у Сварога, некогда профессионального военного, сразу вызвавших определенные ассоциации. Смешно, но словно бы встретил нечто родное: классический военный объект, пусть чужой… да что там, враждебный. Серые коробки наподобие бункеров, знакомого уныло — казенного облика. Ни единого окна. Правда, там и сям вертикальные и горизонтальные полосы, угольно — черные, словно бы из того же материала, что и кузов автобуса — снова штучки со стеклами односторонней прозрачности? Похоже…

Автобус остановился у неширокой и невысокой лестницы столь же аскетически — военного вида, ведущей к одностворчатой двери меж широких и высоких, во весь фасад, угольно — черных полос.

— Прошу, господа и дамы, — сказал барон с видом радушного хозяина. — Мы прибыли…

Двое часовых у двери вытянулись в струнку. Барон любезно распахнул перед гостями все того же казенного вида дверь с незатейливой ручкой в форме полукруга, кажется, медной. За ней — абсолютно пустая комната этак в десяток квадратных уардов.

Барон распахнул и ее:

— Прошу вас…

Они вошли — и оказались в совершенно другом мире. Вся военно — казенная аскеза осталась за порогом. Обширный вестибюль с красивым мозаичным полом, высокие колонны из чего‑то похожего на малахит, болыпи®Гзатей- ливые люстры, вверх уходит широкая лестница (роскош

ный узорчатый ковер, резные перила из какого‑то явно недешевого дерева, небольшие изящные светильники из сине — красного стекла — на каждой ступеньке, с двух сторон, у перил). Справа от лестницы — шеренга склонившихся в предупредительном поклоне несомненных ливрейных лакеев. Другой мир, на военный объект похожий не больше, чем золоченая дворянская карета — на мужицкую повозку.

— Я думаю, вам здесь понравится, — с легкой улыбкой сказал барон. — Резиденция не из худших здесь.

— Да, у вас попадаются довольно интересные военные объекты… — сказал Сварог ему в тон.

— Внешняя роскошь, по моему глубокому убеждению — дурной тон, — усмехнулся барон. — Еще, оттого, что вызывает зависть у тех, кто не может ее достичь. И из этой неутоленной зависти порой возникают… коллизии. Пойдемте?

Он первым ступил на лестницу, подождал, когда Сварог с ним поравняется (семерка лакеев бесшумно двинулась следом), сказал, прежде чем Сварог успел открыть рот:

— Я отвел вам апартаменты, расположенные по соседству друг с другом. Полагаю, это отвечает вашим желаниям?

Да, конечно, — сказал Сварог. — Благодарю вас.

Он позволил себе чуть расслабиться, напряжение схлынуло.

Двое вытянувшихся часовых. Еще одна дверь, копия входной. Пока что их принимали по высшему классу — впрочем, тюремные решетки могут быть и золотыми, что в Данном случае, несомненно, имеет место быть. Здесь, в этой ничуть не аляповатой, стильной роскоши они изолированы от внешнего мира не менее надежно, чем если бы оказались в запертом на три замка глубоком подвале… Что пнем по сове, что сову об пень…

Второй этаж. Теперь ясно, что здание двухэтажное, лестница закончилась. Слева — прозрачная стена с видом на парк, справа — далеко друг от друга расположенные

6 Вертикальная вода двери (двустворчатые, в резьбе и позолоте), числом не менее десятка.

— Других гостей здесь сейчас нет, — сказал барон. — Вы будете на этаже совершенно одни. Кстати, вон та, последняя дверь ведет в каминный зал, крайне удобный для дружеских посиделок. Ваши апартаменты… господин граф, — он улыбнулся Свароху. — Конспирации ради не стоит вас именовать ни милордом, ни королем, не так ли?

— Вы правы, — сказал Сварог.

— Ну вот… А "граф Гэйр" звучит совершенно нейтрально…

Сварог вошел в сопровождении бесшумного лакея, и последующие минут десять тот показывал ему апартаменты, подробно объясняя значение некоторых устройств. Вестибюль, гостиная, кабинет, спальня, ванная и прочие удобства… Кнопки для вызова слуг, устройства, с помощью которых можно из любой комнаты связаться с обитателями других "нумеров" (и первое, и второе можно сделать даже из помещеньица для "прочих удобств"). В конце концов осведомился, соизволит ли господин граф минут через десять, когда немного освоится, принять господина барона. Сварог, конечно, ответил, что соизволит.

Оставшись один посреди роскошной гостиной, он, не колеблясь, прошел к показавшемуся самым удобным креслу, сел. Рядом, на столике, стоял предмет, как две капли воды напоминавший массивную хрустальную пепельницу. Сварог и так на девяносто девять процентов был уверен, что магия ларов здесь работать не будет, но чисто ради эксперимента быстренько провел пару опытов, Ну да, и сигарета во рту не возникла, и огонек на кончике пальца не зажегся. Все правильно: здесь Хелльстад, пусть и подземный.

Он достал золотой с камнями портсигар, вынул толстую сигарету (светло — желтый табак в коричневой бумаге, фильтр золотого цвета), прикури4 от обычной зажигалки. Все это было прихвачено из Вентордерана. Не прйшлось ставить перед своими мастерами — роботами никаких за-

дач на сей счет: давным — давно оказалось, что покойный 2

Фаларен был заядлым курильщиком, так что все необхо- тН

димое имелось в богатейшем ассортименте. Ну, а когда портсигар опустеет, достаточно произнести несложное заклинание, чтобы он наполнился вновь (предварительно решив, который из дюжины сортов табака выбрать, кстати, добрая половина из них исчезла на Таларе после Шторма и сохранилась лишь у Фаларена). Это уже будет хелльстадская магия, которая и здесь обязана распрекрасно работать. г

Что нетрудно проверить в секунду…

Он привычно перескочил мысленным взором в соседние апартаменты. И увидел Леверлина — тот, заложив руки за спину, стоял у высокого окна и смотрел вниз с весьма недобрым выражением лица. Работает; Сварог вернул взгляд назад. Работает. Часть Хелльстада, пусть подземная. Значит, работать будет и все остальное, вот только с подарком/Грельфи пока что совершеннейшая неизвестность, но и его нетрудно проверить, хотя бы на том же лакее; Если получится, если сработает, никто ничего не поймет и не узнает: собственной магии здесь нет, как и было установлено во время предварительных исследований… ' ?

Когда у входа раздалось мелодичное "дилинь — дилинь- дилинь", подробно проинструктированный лакеем Сварог нисколько не растерялся. Подошел к двери, коснулся узкой золотистой клавиши слева.

Дверь стала прозрачной (внутри, конечно), и за ней обнаружился барон Лог Дерег. Спокойно убрав прозрачность, Сварог повернул прозаическую дверную ручку (позолоченную, правда), впустил гостя, уже на правах хозяина указал на кресло и спросил:

— Выпьете что‑нибудь? Мне уже показали здешний роскошный бар…

1 — Благодарю, что‑то не хочется… Ну, разве что бокал вина. Как знаток, я вам рекомендую "Грауселле", вон та бутылка. У вас, наверху, этого сорта винограда больше нет…;. ‘

W

И удобно расположился в кресле. Нетрудно было определить, что многое в нем изменилось: осанка, движения, походка, даже манера речи. Наверху он всегда был напряжен, как струна, напоминал то ли идущего по незнакомым местам волка, то ли сапера на минном поле. А сейчас словно бы расслабился. Ничего удивительного, он был дома, где ко всему прочему числился среди тайных правителей Токеранга. А вот Сварог… Они с бароном в чем‑то поменялись местами — теперь, в свою очередь, Сварог напоминал того самого волка или сапера. Все логично. Как пелось в той древней песенке — а вот они, условия, а вот она, среда…

— Я прекрасно помню, куда именно хотят отправиться ваши спутники и спутницы, что именно осмотреть, — сказал барон любезно — дел овитым тоном. — Все это нетрудно устроить немедленно — машины, сопровождающие… Я говорил с ними — никто не собирается отдыхать, все хотят ехать. Вы им разрешаете так поступить?

— Конечно, — сказал Сварог.

— Я так и передам… А какие пожелания будут лично у вас?

— Вот лично я хочу одного: завалиться в постель и как следует выспаться, — сказал Сварог. — Всем остальным было проще, они‑то выспались прекрасно. А вот мне перед поездкой пришлось двое суток практически без сна и отдыха заниматься кучей дел. Нужно было и поставить все так, чтобы за время моего отсутствия дела в земных королевствах шли без сучка, без задоринки, и наверху кое- зачем проследить. Спать хочется чертовски, — он вежливо добавил: — Конечно, если у вас какие‑то другие планы…

— Ну что вы! — энергично поднял ладонь барон. — Гостям всегда в первую очередь предлагают отдохнуть, — он посмотрел на часы. — Сейчас еще далеко до полудня… К вечеру, думаю, вы проснетесь?

— Безусловно, — сказал Сварог. — Часов пяти — шести мне вполне хватит…

— Прекрасно. Свяжитесь со мной, когда прошетесь. Я еду в город, но к вечеру вернусь. Просто нажмите на селекторе клавишу под одиннадцатым номером. Если вы не возражаете, я Хотел бы нынче же вечером познакомить вас с принцем Каугеном, чтобы вы к Нему заранее присмотрелись и составили о нем впечатление… Вы не против?

— Наоборот, — сказал Сварог. — Интересно будет познакомиться. Нам придется куда‑то ехать?

— Зачем? — чуть пожал плечами барон. — Это не просто гостиница, а, если можно так выразиться, закрытый загородный клуб для избранных. Несколько отличных ресторанов, больших и поменьше, другие возможности для развлечений и приятного отдыха… Принц здесь бывает часто, у него даже есть личные постоянные апартаменты. Сядем в одном из уютных небольших ресторанчиков… Люди посторонние там тоже будут — но не особенно много. Вряд ли стоило закрывать ресторан на время вашей встречи для завсегдатаев {Цуба, это вызвало бы ненужные размышления и рассуждения… Вы согласны?

— Безусловно, — сказал Сварог. — Вот только… Все же — посторонние…

— Ну, "посторонние" — это, пожалуй, неточное определение, — усмехнулся барон. — Вернее будет сказать — люди, не посвященные в тайну вашей миссии. Во всех остальных отношениях это свои. В этом заведении попросту не бывает чужих. Исключительно свои, верные и надежные не по обязанности. Только члены Восьми Семейств, то есть родов, из которых происходят дэнго. Даже представители остальных Десяти Семейств сюда не попадают, хотя их роды не менее знатны. Так уж исторически сложилось, что у нас восемнадцать особо знатных родов — и масса прочего дворянства, от титулованного до обедневшего… впрочем, то и другое порой совмещается.

— Ну да, у меня в королевствах такое тоже случается, — с большим знанием вопроса сказал Сварог. — Послушайте… А этим вашим членам Десяти Семейств, случайно, не обидно, что они не могут сюда попасть?

— Безусловно, — не без цинизма усмехнулся барон, — Скажу даже больше: им еще очень обидно, что страной, по сути, управляют только Восемь, хотя Десять не менее знатны и родовиты…

— А это не приводит к… коллизиям? — с искренним любопытством спросил Сварог:.

— Порой. Но всегда к легким, — сказал барон и с видом крайнего простодушия развел руками. — Никто не виноват, что исторически сложилась существующая система правления. Мы — большие консерваторы И не любим ничего менять… Особенно в столь важном и серьезном деле, как система правления. Вам, как королю, это должно быть близко и понятно, вы ведь, насколько я знаю, тоже не стремитесь к серьезным переменам в системе правления?

— Да, безусловно, — сказал Сварог.

V подумал: пример, пожалуй что, неудачный.

У меня — да и до меня — никогда не случалось, чтобы власть прочно захватывали какие‑то отдельные роды, оттесняя всех прочих, не уступающих знатностью. Бывали попытки там и сям, и в древние времена, и в относительно близкие, но длилось это всегда недолго и заканчивалось печально для узурпаторов, пытавшихся "монополизировать" короля… Здесь есть какая‑то загадка. Дэнго ухитрились продержаться в нынешнем своем положении три с лишним тысячи лет, а это странно. Это предельно странно. Нигде так не бывало. И ситуацию невозможно, никак невозможно удержать под контролем исключительно посредством разветвленной агентуры и террора тайной полиций. Три с лишним тысячи лет… Странно и нереально. Но ведь он не врет насчет трех с лйшним тысяч лет! Значит, есть что‑то еще. Должно быть. И в эту тайну следует проникнуть.:, или и это уже неважно? Сколько им всем осталось той жизни…

— Все дело в том, что это к л у б/ — безмятежно продолжал барон. — Строгая система баллотировки, два этапа, тайное голосование… В свое время по известным*причи- нам был забаллотирован даже не член Десяти Семейств г- наш старый ненавистник принц Хаутил. Его это, конечно, чертовски взбесило, но что поделать — старинный клуб, старинные традиции и правила…

— Послушайте‑ка, — сказал Сварог с любопытством. — Но ведь и они могут создавать подобные клубы, не допуская туда уже вас. Или такое у вас запрещено?

— Ну, отчего же, — сказал барон. — Некоторые дворянские вольности и привилегии незыблемы. Давным — давно создают… клубы — противовесы, если можно так. выразиться. И не допускают туда наших. Но существенная разница в том, что у нас там есть своя агентура, а они никого пока что не смогли к нам внедрить. Такие вещи вы должны знать, учитывая наше будущее тесное партнерство…

Очаровательный оборот речи, подумал Сварог. Можно и сделать вывод: есть тайны, которыми они никогда, ни за что не станут делиться, несмотря на все "будущее тесное партнерство". Быть может, сюда же относится и секрет того, каким образом им удалось продержаться у власти столько лет… А он должен быть!

Он обратил внимание, что барон с неподдельным любопытством уставился на столик, где рядом с бокалом Сварога стоял Золотой Воробей — неподвижный, выглядевший сейчас изящной безделушкой прекрасной ювелирной работы, мертвым куском золота. На всякий случай Сварог его прихватил вместе с пистолетом из арсенала "Рагнарока". Если оценивать в привычных категориях, то Золотой Воробей — не столь уж и серьезное оружие: посильнее пистолета, но слабее бластера. Зато у него есть другое несомненное достоинство: пистолет и здесь легко опознается как оружие, у них хватает своих. А Золотой Воробей обнаружит себя как лучемет, пусть и не особенно мощный, не раньше, чем получит мысленный приказ Сварога. Всякие ситуации смогут сложиться…

— Нечто вроде талисмана, — сказал Сварог, старательно изобразив на лице некоторое смущение. — Давным- давно мне его подарила одна дама… У ее рода в гербе — шесть золотых воробьев на лазурном фоне, считается издавна, что такая птичка приносит удачу и бережет от

опасностей даже того, кто не принадлежит к роду. Если только подарена от чистого сердца. У вас нет подобных традиций, наверное?

Вертикальная вода — ""eft"* 168

— Касательно всевозможных талисманов? — понятливо подхватил барон. — Как раз наоборот, есть. Многое можно порассказать, но я это отложу на будущее — вам ведь нужно выспаться…

…Оставшись один, Сварог и не подумал отправиться в спальню. Вообще‑то он и в самом деле провел почти бессонную ночь (одну, а не две, как соврал барону), но нельзя сказать, чтобы из‑за этого чувствовал себя разбитым. Если прикинуть… Еще удастся и поспать до вечера пару часов, а пока следует заняться насущными делами. И прежде всего…

Он сосредоточился, мысленно произнес нужные заклинания из наследства Фаларена — и комната преобразилась. Все исчезло: мебель, драпировки, обои и ковры, теперь гостиная представляла собой — в глазах одного только Сварога — нечто вроде совершенно пустого продолговатого ящика молочного цвета. И в четырех местах светились ярко — алые огоньки: три в форме шарика, четвертый — в виде короткого цилиндра.

Сварог ухмыльнулся и вернул гостиной прежний вид. Вот так. Любезные хозяева простерли свое гостеприимство настолько, что всадили сюда целых три микрофона и видеокамеру…

Переходя из комнаты в комнату, якобы неторопливо осматривая свое роскошное временное пристанище, он быстро определил: везде (даже в том помещении, куда короли ходят исключительно пешком) — от одного до трех микрофонов и непременная видеокамера. Причем в спальне она направлена прямехонько на постель.

Вот как раз последнее обстоятельство и позволяло предположить, что "глаза и уши" здесь были и раньше, а не вмонтированы перед его визитом. Безусловно, тому же барону чертовски интересно зна\ь, о чем Сварог беседует со сподвижниками — на его месте Сварог тоже^атол- кал бы микрофонов куда только возможно. Но вот к чему

видеокамеры? Особенно эта, в спальне? В классических традициях ремесла собрать постельный компромат… на него? Вздор… Вернее будет предположить: камеры сюда сунули, чтобы прочнее держать на крючке как раз своих. Как учит житейский (он же — королевский) опыт, даже своих порой следует как можно крепче и надежнее держать на крючке… Практичности ради.

Сделанное открытие нисколечко не встревожило — с какой стати, если он мог в любой момент наглухо заблокировать всю ту машинерию, оставив Токеретов глухими и слепыми? Поймут, в чем дело? Ну и наплевать. Не могут не знать, что король Хелльстада обладает определенной магией, так что не удивятся, хоть их это и безусловно раздосадует.

Вполне возможно, за ним наблюдают и сейчас. Из чистого любопытства: а ну‑ка, что станет делать, оставшись в одиночестве, лорд Сварог? Если так и обстоит, блокировать глаза и уши пока что не стоит, чтобы не раскрывать иных своих возможностей раньше времени. Он сказал, что хочет выспаться? Вот и ладушки…

Пройдя в спальню, он разделся и улегся в широченную постель, где вместе с ним вполне комфортно могло бы разместиться с полдюжины плясуний из его Королевского балета: тончайшие простыни, мягчайшие одеяла — да уж, покои для самого что ни на есть бомонда… Вытянулся, прикрыл глаза. Любой наблюдатель мог бы поклясться, что поднадзорный спит. Ну, ничего подобного, конечно: Сварог проверял одну из догадок, особенно укрепившуюся в сознании, когда он увидел на базе подводных лодок, на створках ворот знак радиации. Коли уж лодки вооружены ядерными ракетами, гораздо практичнее не возить их всякий раз с завода, а держать некоторый запас там же, на базе. В покинутом им мире военные всех стран так и поступали. Во всех родах войск так и обстояло.

Прежний военный опыт не подвел и здесь, все так и обстояло: за теми воротами и в самом деле оказалось хранилище ракет и взрывателей к ним. Сварог мысленным взором бродил по нему часа полтора: для осмотра

g самого хранилища хватило пары минут, а все остальное

гН время следовало уделить вдумчивому изучению системы

охраны.

Подробное изучение таковой отнюдь не обрадовало, а наоборот… Тройной пояс охраны, по обе стороны ворот всякий раз — шесть пулеметных гнезд, одни оборудованы на земле, другие — по стенам. Да вдобавок по парочке ав- Л тематических пушек и каких‑то агрегатов, больше всего

® напоминавших огнеметы. И пешие патрули, ходившие

й по коридорам, и кодовые замки, и телекамеры набдю-

*q дения… Пришлось признать: сейчас ему хранилище не

<3 взять.

| В прошлой жизни, в офицерском бытии его неплохо ^ выучили, в том числе и штурмовать такие вот объекты

^ внезапным ударом — но, ежу понятно, не в одиночку, а

со столь же грамотно подготовленной группой. Которую никак не могла бы сейчас заменить Странная Компания. В эти X — условиях верных, храбрых сподвижников попросту перебили бы, как котят — и Мару в том числе, ну, разве что ее‑то прикончили бы самой последней — пули и огонь для нее точно так же смертельны… А оставшись в одиночестве, Сварог ничего не добился бы: трезво рассуждая, Странная Компания сложит головы уже на первом поясе охраны. Во — первых, без Паколета он не смог бы справиться с кодовыми замками, во — вторых, не смог бы в одиночку перещелкать всю охрану и вывезти оттуда ракету. Таков печальный итог, в который уж раз повторил он про себя фразу одного из своих любимых писателей.

Не было ни подавленности, ни ощущения поражения. Он с самого начала подозревал, что дело будет обстоять примерно так: военное дело у Токеретов развито неплохо, глупо и смешно полагать, что они стали бы хранить ядер- ные заряды в покосившемся сарайчике, охранявшемся бы одним — единственным первогодком с ржавой винтовкой устаревшего образца. Ни о каком поражении речи быть не может: просто — напросто предпринятая им разведка дала определенные результаты, вполне предсказуемые.

И только…

В конце концов, времени у него впереди было достаточно. Нет никакой нужды орать — хватай мешки, вокзал отходит! Запасной вариант был, в принципе, начерно продуман заранее: в следующий раз исхитриться вернуться сюда с дюжиной "птенцов Гаудина", вооруженных должным образом, — и шансы на успех возрастут многократно: уж дюжина‑то этих детишек расковыряет Хранилище, как медведь — консервную банку. Это в том случае, если все же не найдется какого‑то другого варианта, не менее результативного, чем ядерная боеголовка, f '

Так что нет причин для тоски. Еще побарахтаемся..!

Глава IX "ВЫ ПОЕДЕТЕ НА БАЛ?"

С"^н самую чуточку — ровно в той мере, какой требовала ситуация, — беспокоился о разъехавшихся в разные стороны сподвижниках: очень уж удобный момент, чтобы перехватать их поодиночке, а там добраться и до Сварога…

Нет, обошлось. Все они вернулись примерно в назначенное Сварогом время. И Сварог собрал всех в каминной — оказавшейся и в самом деле большой, комфортной, красивой, как все здесь. Микрофоны и видеокамеру он, конечно, загасил первым делом, что не должно было вызвать у противника ни малейших подозрений: ну конечно, отправленная на разведку группа докладывает командиру о своих наблюдениях, дело, можно сказать, житейское с точки зрения шпионажа…

Паколета, Шедариса и Бони, помотавшихся по окрестностям со столь любопытным видом, словно они в жизни не видели сделанных Золотыми Шмелями записей, Сварог не стал заслушивать вообще: они ничего не могли добавить к тому, что засняли Шмели. Главная задача этой троицы в том и состояла, чтобы запудрить мозги Токере- там, уверить их, будто Сварог ничегошеньки не знает о Токеранге, иначе не посылал бы своих орлов оглядеться там и сям…

Рапорты Мары и Тетки Чари оказались кратенькими. Сварога мало интересовали здешние магазины женской высокой моды, обе сподвижницы ездили в столицу с одной — единственной целью — если удастся, подметить что‑то мало — мальски интересное. Таковым оказалось одно — единственное наблюдение, отмеченное обеими. Во всех шести самых дорогих магазинах столицы, по которым их провез сопровождающий, выявился один и тот же нюанс: женщины (неважно, дворянки из самых знатных родов или особы рангом пониже) никогда не появлялись, так сказать, самостоятельно, их всегда сопровождал мужчина: муж, друг или слуга. И женщины никогда не расплачивались за покупки сами, за них это всегда делали мужчины" По большому счету, эта информация для целей и задач Сварога виделась совершенно бесполезной: ну вот таковы здешние обычаи, именно так дамы из бомонда делают покупки, и что? Мы не этнографы, в конце- то концов…

В общем, заранее было ясно, что самым интересным станет де доклад Леверлина, несколько часов просидевшего в трех самых больших библиотеках столицы. Так оно и оказалось. '

— Ситуация примечательная, — с расстановкой говорил Леверлин, порой скупо прихлебывая из своего бокала. — Богатейший подбор научной и технической литературы. Художественной нет вообще ни в каком виде, ни прозы, ни поэзии. После разговоров с библиотекарями у меня осталось впечатление: они попросту не понимают, что такое проза и поэзия> Подбор книг по геральдике, разнообразным этикетам и устройству здешнего общества, сословному делению и прочему — опять- таки богатейший. Музыка… Вот музыка есть. Однако… Я не композитор не музыковед, так себе, чуточку тренькаю на виолоне, но в Ремиденуме был факультативный курс… Короче говоря, вся музыка, которую я прослушал, примитивная донельзя: три аккорда на дагарасе, что‑то вроде того. Библиотекари опять‑таки форменным образом не понимают, какая еще музыка может быть, уверяют: она

вся такая. Что еще? Богатый подбор всевозможных руководств по охотничьему делу — книги предназначены исключительно для дворян, и то не для всех: леса здешние не так уж и велики, так что охотятся главным образом королевская фамилия и люди из Восемнадцати Семейств — но для последних право принять участие в охоте вовсе не право, а нешуточная привилегия, предоставляемая лично королем… Даваемая не постоянно, а всякий раз как бы заново. Ну, это понятно: если здешнее дворянство примется охотиться так, как принято наверху, дичи очень быстро не останется вообще… Что еще… Много литературы по торговым операциям и банковскому делу. Исторические хроники, что старинных времен, что более близких — скупые и примитивнейшие и касаются главным образом королевской фамилии: в такой‑то день такого‑то месяца такого‑то года его величество изволил кататься верхом. Или изволил охотиться на вепря. Или изволил посетить Большой Фейерверк. Не похоже, чтобы у них здесь было то, что можно назвать историей. Если и случалось нечто шумное, вроде больших крестьянских мятежей, дворянских междоусобных войн или переворотов со сменой династии — об этом нигде ни словечка. Вот такая картина предстает. Науку и технику они развивают, открытия и изобретения делают, торговцы торгуют, банкиры бан- кирствуют — но ни прозы, ни поэзии нет, музыка самая простенькая. Возможно, это как раз и проистекает из‑за отсутствия у них души. Вот и все, пожалуй…

Безусловно, это был самый обстоятельный доклад из всех. Ни о чем подобном прежде не было известно — Шмели в библиотеки (как и вообще в дома) не залетали, книги не изучали. Однако главной цели Сварога все это опять‑таки ничем помочь не могло…

Чтобы не расхолаживать: команду, он сказал:

— Неплохо поработали, молодцы. А сейчас очередной, не особенно и длинный приказ по гарнизону: все расходятся по комнатам и расфуфыриваются для неофициального вечернего приема с участием одного из принцев. На каковой мы все приглашены. Никаких торжеств, про

сто, я так цонял, обычные вечерние здешние посиделки, разве что с участием нас. — Он глянул на Бони, потом на Паколета с Леверлином, ухмыльнулся: — Барон любезно просветил меня, что легкость нравов здесь, можно сказать, на высоте. И тому, кто захочет развлечься по полной программе, предоставляются к тому все возможности — без малейшего риска нарваться на дуэль. Барон в случае чего проконсультирует.

Бони встретил этакую новость с самым живейшим интересом, да и Паколет не остался равнодушным. Только у Леверлина на лице осталось то же выражение, с каким он недавно стоял у окна и смотрел на деревья внизу: отголосок холодной, рассудочной ярости…

Когда они расходились из каминной, Сварог придержал Леверлина за локоть, тихо, понятливо спросил:

— Что, стрелять хочется?

— Во всех и каждого, — сквозь зубы ответил Леверлин с той же рассудочной, отрешенной яростью.

— Главное, чтобы это не отражалось на лице, — серьезно сказал Сварог. — Мы тут с миссией не просто доброй воли, а будущей сердечной дружбы…

— Не беспокойся, командир. — так же серьезно ответил самый, давний, самый первый из встреченных Сва- рогом сподвижников. — Все понимаю, не мальчик. Я им буду улыбаться тепло и мило, куртуазно плести комплименты дамам… Все, что потребуется. Буду воплощением приязни… пока не настанет время для самой сердечной дружбы…

"А ведь, пожалуй, он ее в самом деле любил по- настоящему, — подумал Сварог. — Сколько лет прошло, а ярость ничуть не потускнела… как и у меня, впрочем. Конечно, Делию я не любил. Я просто — напросто никогда им ее не прощу В принципе, то же самое…"

…Гардероб в его апартаментах оказался набит битком разнообразными цивильными нарядами — судя по атласам — бархатам, шелкам, кружевам и золотому шитью, все на уровне Восемнадцати Семейств. Фасоны, конечно, незнакомые, непривычные — но не более чем сильванские

дворянские наряды. Так что Сварог, обозрев себя в высоком зеркале, подумал, что ничуть не походит на чучело:5 всего — навсего незнакомая мода, и не более того. Поправил на шее золотую цепочку с овальным медальоном, украшенным местным эквивалентом графской короны. Снова ничего странного: наверху дворяне носят перстни с соответствующими титулу, если он есть, коронами, а здесь — медальоны, вот и вся разница.

Как там объяснял барон? Два перстня с самоцветами на правую руку, один — на левую. Вполне себе комиль- фо, ничего от выскочки, как говорится, скромненько и со вкусом. Пистолет, конечно, с собой брать не стоит, да и Золотого Воробья тоже, пусть себе и дальше сидит на столике, усердно притворяясь безобидной статуэткой- талисманом. А пистолет, наплечную кобуру и запасную обойму мы открыто положим на столик у постели, только для пущей надежности сделаем все это хозяйство невидимым. Уже точно известно, что лакеи без конкретного приказа постояльца в его апартаментах не убираются, не появляются вообще…

Еще раз критически обозрев себя и убедившись, что с нарядом все в порядке, он вышел в коридор, прошел к соседней двери и коснулся вычурной резной чашечки — кнопки звонка.

Мара сразу же ему открыла. М — да… Нравы тут у них…

— Ну что ты так уставился, словно монах из Святой Земли? — пожала обнаженными плечами боевая подруга. — Это я не сама придумала, мне объяснили, что сейчас это самый модный вечерний наряд для благородных дворянок… Вон, журналы мод валяются.

— Да я что? Я ничего, — сказал Сварог, входя и притворяя за собой дверь. — Просто не ожидал от них такой уж раскованности…

Положительно, наверху портовые шлюхи в своих до предела откровенных нарядах B^I глядел и гораздо приличнее. Куцее золотисто — рыжее платьице Мары^несмо- тря ни на что, удивительным образом сочетавшееся с ее волосами) и платьем‑то назвать было трудно. Впереди не просто глубокий вырез: две полоски ткани, соединенных на шее золотой цепочкой, открывают для всеобщего обозрения половину груди и пупок, сзади спина обнажена даже чуть пониже талии, все это — в обтяжку, подол чисто символический. Сварог задумчиво сказал:

— А знаешь что? По — моему, совершенно голой ты бы выглядела гораздо приличней…

— А пожалуй что, — блеснула Мара великолепными зубами. — Но согласись, мне идет? — и она крутнулась волчком.

— Идет, — проворчал Сварог. — Тебе все идет… Трусики‑то хоть под этим есть?

— Ну, разумеется, — сказала Мара.

И с непринужденностью давней подруги продемонстрировала узенькую розовую кружевную полосочку, которую трусиками можно было назвать исключительно из вежливости. "Ну что же, — философски подумал Сварог, — далеко не впервые, и не только на этой планете, великосветские дамы откровенностью вечерних нарядов превосходили портовых шлюх… Сварог присмотрелся. — И колье у нее на шее, и серьги, и браслеты, и перстни — все исключительно с сапфирами, подобранными оттенком прямо‑таки под цвет глаз".

Мара, кажется, прочла его мысли, как со старыми подругами частенько случается, даже если они и не наделены магическими способностями:

— Ага, это не совпадение. Такая тут мода: платье — под цвет волос, камни в украшениях — под цвет глаз. Между прочим, с чисто женской точки зрения — недурная затея. Там, у нас, наверху, до этого не додумались. Вот вернусь, введу эту моду у себя на Сегуре. Думается мне, и на Хару- ме дамы быстро подхватят…

— Самое смешное — и впрямь, я так полагаю, быстро подхватят, — фыркнул Сварог. — Что‑что, а это вы умеете…

— Но, согласись, мне идет? — повторила она, безмятежно улыбаясь.

>

— Говорил же, идет, — проворчал Сварог. — Вот толь

ко фасон этот не вздумай наверху вводить, будущая законодательница мод…

— Не буду, не буду. Но чует моя душа, дамы и его подхватили бы…

— Не сомневаюсь, — буркнул Сварог. — Говорю ж, это вы умеете…

— Что ты так набычился? а

— Да по — моему, что‑то легкомысленно ты настроена…

— Ничего подобного, — сказала Мара. — Ты что, плохо меня знаешь? Как раз наоборот. Все мысли в первую очередь — о работе… Я сейчас — оружие. Убойнейшим образом действующее на мужчин. Скажешь, нет?

Она обворожительно улыбнулась, приняла грациозную позу, чуть выставив вперед правую ногу, послала Сва- poiy призывнейший взгляд.

— Ну, если с этой точки зрения… — сказал Сварог, — тогда, пожалуй что, и впрямь.

— То‑то, — лукаво улыбнулась боевая подруга. — Если я в этом наряде возьмусь чуточку флиртовать с принцем, а то и с бароном, смотришь, и удастся выудить что‑нибудь интересное. Это ты не можешь нежно прижаться грудью к тому же принцу и затуманенным взором смотреть ему в глаза, а у меня это получится самым естественным образом. Особенно если учесть, что он, как ты сам говорил, простак простаком. Но какие‑то тайны должен знать, коли уж хороводится с дэнго…

На миг Сварог ощутил легкое беспокойство, вспомнив кое‑что, происшедшее несколько лет назад в Равене, когда их крайне заинтересовала чернокнижная библиотека герцога Сенгада. Сказал торопливо:

— Оружие оружием, но ты там не особенно увлекайся…

— Ох, милый… — картинно вздохнула она, на миг подняв глаза к потолку. — Ну, когда я тебе наконец втолкую, что увлечена одним тобой — беззаветно и на всю оставшуюся жизнь? А все прочее… Исключительно в ир^ре- сах дела.

— Вот и не особенно увлекайся в интересах дела… оружие убойнейшее.

— Есть, командир! — она лихо отдала честь на ронер- ский манер (что позволяло обойтись без головного убора). — Принято к сведению! Да не смотри ты на меня, словно полковник на капрала, пропившего казенную пушку. Никакого легкомыслия в голове у меня и близко нет, просто — напросто старательно готовлюсь к бою. Всякий к нему готовится на свой манер, в зависимости от обстоятельств, сам знаешь…

— Ладно, верю, — сказал он задумчиво. — В таком случае вот тебе последние инструкции, я всех уже предупредил, ты одна осталась… Барон, чтобы надежно замотиви- ровать для непосвященных пребывание в этом райском уголке' черт знает кого, то есть нас, никому неизвестных, придумал неплохую, по — моему, версию. Мы все семеро — военные моряки, дворяне из захудалых. Только что блестяще выполнили наверху крайне важную и предельно секретную миссию, за что повышены, обласканы начальством и в довершение будем представлены принцу. По- моему, убедительно и жизненно. Все‑таки светлая у мерзавца голова, несмотря на полнейшее отсутствие души… Уяснила? Версия эта, говорил барон, уже пошла гулять среди приглашенных, так что будь вдвойне загадочной и таинственной…

— Да запросто, — заверила боевая подруга. — Если что…

У двери мелодично мяукнуло "дилинь — дилинь — дилинь". Уже привычно нажав соответствующую клавишу, Сварог увидел в коридоре барона, тоже в роскошном цивильном, с медальоном на шее. Обернулся к Маре:

— Ну, все, пошла работа…

И открыл дверь, заранее изобразив на лице самую дружелюбную улыбку. Барон светски раскланялся:

— Господин граф, госпожа графиня… Гости уже собираются. '

Сварог вышел в коридор, пропустив вперед Мару. Все остальные двери уже распахнуты, возле них — почтительно склонившиеся лакеи, выходят сподвижники, держатся совершенно естественно, никак не похоже, чтобы кто‑то чувствовал себя неуверенно в незнакомом наряде., так, Леверлин слово сдержал: лицо у него сейчас доброжелательное, исполненное легкого любопытства ко всему окружающему, предвкушения приятного вечера… а вот Шег Шедарис, простая душа, не в силах скрыть легкого раздражения, когда косится на свою спутницу, наряженную столь же символически — легкомысленно, как и Мара… ну да, он всегда был ревнив, как черт, к низким вырезам и коротким платьям относится столь же пуритански, как Ин- тагар, — а тут такое… что касается помянутой спутницы, все обстоит, похоже, как раз наоборот, ей здешняя мода по вкусу, на лице знакомое выражение, с каким она иногда говаривает: "Эх, это бы да во времена моей молодости…" Благородные гости двинулись вслед за бароном почему- то повернувшим не к лестнице, а к торцовой глухой стене справа, возле которой торчал очередной лакей. У Сварога неведомо почему всплыла в памяти приговорка, сопровождавшая одну из игр раннего детства: "Вы поедете на бал?" Игра была исключительно девчачья, мальчишки к ней не присматривались и не прислушивались, они пребывали еще в том нежном возрасте, когда девчонок полагается сторониться, глядя свысока, — так что в уши лишь чисто случайно залетала парочка реплик, в чем эта игра заключалась, Сварог так и не узнал, да и наверняка уже не узнает…

Ага, вот оно в чем дело. Лакей коснулся мозаичной стены — и открылась довольно высокая и широкая потайная дверь, за которой виднелся изгиб устланной роскошным ковром лестницы, плавно уходившей куда‑то вниз. Ну что ж, такие лестницы в темницы и подвальные пыточные не ведут… ‘

Лестница оказалась не особенно и длинной. Кончалась высоким аркообразным проемом, за которым открылся сводчатый зал: десятка два столике®, сделанных из распиленных пополам бочек с большими вырезами дл# удобства ног. Сварог, естественно, ни малейшего представления не имел, какой была здешняя старина, но все равно осталось стойкое впечатление, что все вокруг как раз старательно стилизовано под нее самую: грубоватая кирпичная кладка стен, массивные жесткие кресла, словно притащенные из дешевого портового кабака,подставки для гроздьев красно — сине — желтых шарообразных фонариков как две капли воды похожи на грубо выкованные держалки для стенных факелов, ни единого ковра, пол застлан широкими досками столь же грубой работы, хорошо хоть, оструганными, Справа, в углу — камин, в котором

горят толстенные обрубки цельных древесных стволов.

Единственный диссонанс — несколько плоских экранов в

разных углах ресторанчика, на них проплывают, сливают — ся, свиваются в затейливые переплетения разноцветные и

полосы. Ну да, телевидение у них хотя и существует, но шиспользуется в чисто прикладных целях — он помнил

телекамеры слежения в хранилище. Все понятно: если нет ни прозы, ни поэзии, нет, соответственно, ни художественных фильмов, ни эстрадной песни. Попросту нечего показывать.

Так… Леверлин уверял, что не обнаружил ни малейшего следа живописи со скульптурой. Однако возле камина стояла изящно выполненная статуя обнаженной женщины из какого‑то розового камня, а в двух местах висели большие картины: морской пейзаж при ясной погоде и красивый замок посреди живописного леса. Либо искусство все же существует, но доступно очень узкому кругу (как привилегия королевской охоты), либо все это раздобыто наверху для услаждения взора избранного общества…

Играла негромкая музыка, мелодия и в самом деле весьма незатейливая, но приятная для слуха. Что‑то похожее на пару виолонов, скрипку и временами позвякивавший бубен. Госгей обоего пола не так уж и много, человек десять. Сварог отметил, что их компания вовсе не стала объектом всеобщего внимания — ну да, воспитанные люди, сливки сливок, не станут скопом пялиться на незнакомцев, будто деревенщина какая. Что ж, так оно и лучше…

Почтительный седовласый хмырь, осанистый, с золотой цепью на шее — то ли метрдотель, То ли мажордом, Аллах ведает, как он тут именуется — с проворством г опытного дирижера как‑то особенно ловко и быстро разместил гостей за столиками. Скорее всего, согласно порученной ранее инструкции Сварог с Марой И барон оказались за одним, Тетка Чарй с хмурым кавалером за другим, Леверлин в одиночестве, Бони с Паколетом за четвертым. Последние тут же принялись с самым живым интересом (ной с соблюдением политеса, понятно) разглядывать девичью компанию за ближайшим столиком (три грации, одна краше другой), явно в хорошем темпе прикидывая мысленно моральную стойкость девиц и наличие таковой вообще. " ' ?

Стол, как и остальные, оказался заранее уставлен яствами и питиями: золотые приборы, хрусталь, начищенное серебро… Приходилось признать, что барон их принимал по высшему разряду ^ что Ж, и они не простые дипкурьеры, а, собственно, высокие полномочные посланники, пусть и нелегальные… Ох ты!

Сварог, конечно, сохранил полнейшее хладнокровие. В конце концов, ничего из ряда вон выходящего не произошло. Просто — напросто зазвучала песня. Приятный, молодой женский голос с легкой хрипотцой в стиле Тарины Тареми (но это, конечно, не она), оркестр, полное впечатление, состоит из гораздо более сложных инструментов, чем прозаические скрйпки — виолоны, вроде бы даже электронное звучание слышится. И слова, слова! Каким на земле быть не полагается, а здесь просто неоткуда взяться…

Никого не пощадила эта осень, даже солнце не в ту сторону упало,

Вот и листья разъезжаются, как гости, после бала, после бала, после бала…

Эти двое в темно — красном взялись за руки напрасно: ветер дунет посильней — и все пропало…

v & Притворяясь, что прилежно цедит из высокб^о бокала золотистое вино, Сварог мимолетно переглянул

ся с Марой, и она понятливо опустила на миг ресницы. Интересно, очень интересно. Это уже не укладывается в версию, будто искусство здесь все‑таки есть, пусть и для узкого круга. Ключевое слово тут — "осень". Здесь, как и наверху, попросту не бывает смены времен года — иначе следует признать, что песня сочинена еще до Шторма. Наверху всякие упоминания о временах года, особенно снеге и вьюге, прямо запрещены так давно, что выпали из употребления, сохранившись разве что в крестьянских песнях Каталаунского хребта, где изначально позволяли себе легкие вольности ввиду отдаленности от начальства и сыскарей.

А вот в летающих замках подобные песни до сих пор в ходу — да и музыкальные инструменты подозрительно знакомы. Вывод незамысловатый и наверняка верный: кто‑то — да барона хотя бы взять — припер эту музыку не просто сверху, не просто… Такую запись можно раздобыть только у ларов — ну, или в крайнем случае у кого‑нибудь из дворян на земле, самым тесным образом связанных с ларами. Хотя это и запрещено, иные благородные лары и лариссы дарят любовницам и любовникам, а то и старым собутыльникам (пример с принцем Элваром) некоторые милые пустячки наподобие музыкальных записей, "вечных" зажигалок, имперской косметики. И прочие мелкие сувениры. Соответствующие службы империи обычно на это смотрят сквозь пальцы, если только соблюдается должная конфиденциальность, что Сварог знал по личному опыту: к нему в, восьмой департамент поступала порой информация о подобных подарочках, и ее по давней неписаной традиции полагалось класть под сукно…

Вот это уже серьезно. Лишнее доказательство того, что кто‑то у Токеретов (уж не тот ли, что сидит напротив?) завязал тесные связи либо с высокопоставленным земным дворянством, либо… Либо, наберемся смелости выдвинуть и такую версию, ухитрился как‑то проникнуть за облака. Черт бы побрал эту Хартию Вольностей; которую давно пора изрядно подредактировать и безжалостно сократить…

— Ага, вот и его высочество, — сказал барон без малейшего волнения, прямо‑таки равнодушно. — Вставать не нужно, встреча насквозь неофициальная, потаенная…

У их столика остановился рослый и плечистый молодой человек, одетый чуть роскошнее всех остальных, поднял руку, сверкнувшую доброй полудюжиной самоцветных перстней (явная дурновкусица по здешним меркам, ага):

— Прошу не вставать, господа и дамы, я здесь запросто, не будем разводить церемоний, да и для дела (он ухарски подмигнул) оно полезнее. Лучше я сам сяду, с вашего позволения. Ага, мушкамбер? Вовсе прекрасно.

— Я хорошо помню ваши вкусы, ваше высочество, —

с легким поклоном ответил барон. "г

— Благодарю, благодарю. Вот попомните мои слова: если все пройдет гладко, сделаю я вас каким‑нибудь коронным министром — сколько можно ходить в полковниках и вульгарно заниматься примитивным шпионажем? — и он подмигнул столь же многозначительно.

На лице барона явственно отобразилось легкое страдание:

— Ваше высочество…

— Молчу, молчу! — безмятежно сказал принц. — Ну конечно, конспирация и все такое… Помню, но вечно забываю… Ну не годится моя голова для всех этих сложностей, что уж там, не стыжусь признаться… Мушкамбер, я вижу, десятилетней выдержки? Прекрасно!

Он наполнил до краев пузатый, приличных размеров бокал напитком светло — коричневого цвета и, жмурясь от удовольствия выцедил до дна, словно минеральную водичку. "Силен, бродяга, — не без уважения подумал Сварог. В хорошем стиле принца Элвара". Сам он уже успел отпробовать мушкамбер: в самом деле, недурной напиток, особенно выдержанный, аналог земного келимаса, этот сорт, переводя на мерки покинутого мира, крепостью градусов в сорок восемь — а вьюнощс ним разделала^ как с компотиком, и непохоже, чтобы захмелел… Чувствуется большая практика и хорошая школа. Тут же наполнив бо

кал вновь, но отхлебнув один, не столь уж устрашающий глоток, принц Кауген с детским любопытством уставился на Сварога:

— Значит, вы и есть тот самый, легендарный… — он замолчал, сконфуженно улыбнулся, когда барон легонько кашлянул. — Молчу, молчу! В общем, очень рад познакомиться. Надеюсь, все у нас с вами пройдет прекрасно, барон уверяет, что так и будет… — он откровенно уставился на Мару. — Милейшая графиня, там, наверху, все столь же очаровательны, как вы?

— Всякие встречаются… — ответила Мара невозмутимо. И послала принцу такой взгляд вкупе с обворожительной улыбкой, что на лице принца появилась широченная глуповатая ухмылка.

Глйдя на него, Сварог прилагал большие усилия, чтобы не ухмыляться самому. Действительность даже превосходила краткую характеристику, данную принцу бароном. Его высочество Кауген, за лигу видно, был прост, как две копейки. Простак из простаков. Весь какой‑то нескладный, движения чуточку неуклюжие, неимоверно простецкое лицо с носом картошкой, прическа растрепана, соломенного цвета волосы так и торчат во все стороны, роскошный наряд сидит откровенно неуклюже, как на корове седло — г- а уж принца‑то должны обшивать лучшие мастера, понаторевшие в искусстве кроем и пошивом скрадывать дюбые недостатки фигуры и осанки высокородного клиента… Ну что же, дэнго можно понять: этого следует, не мешкая и не раздумывая, делать марионеткой на троне, уж он‑то не взбрыкнет и коварных замыслов питать не станет, в отличие от старшего братца. Литта, хотя и марионетка, все же чертовски умна, но этот… Наряди его в простое мужицкое платье из домотканины, дай в руки вилы — и никто, даже самый проницательный, не отличит от деревенского вахлака…

Сварог все же ухмыльнулся — про себя. Припомнил старый анекдот, рассказанный, кажется, принцем Эл варом. Некий король не самой крохотной державы в окружении блестящего кортежа едет мимо обычного крестьянского

поля, на котором ковыряется с мотыгой обычный мужик самого затрапезного вида. Оказавшись совсем близко, и свита, и сам король с легким обалдением обнаруживают, что мужик этот похож на его величество как две капли воды — ну вылитый! Если поменяться одеждой, ни за что не отличить! Его величество, решив тонко пошутить, придерживает коня и спрашивает согнувшегося в почтительном поклоне землероба:

— Любезный, твоя матушка, часом, при моем двОрце не служила в свое время?

Мужик простодушно отвечает:

— Матушка‑то нет, а вот батюшка когда‑то десять лет у вашего величества конюхом прослужил…

Разделавшись со вторым бокалом (и лишь легонько раскрасневшись после сего свершения), принц энергично сказал:

? — Скучно что‑то сидеть, хоть и мушкамбер отличный… Не потанцевать ли нам, господа и дамы? Обожаю танцы! Барон, вы бы не могли устроить что‑нибудь такое… полиричнее и помедленнее? Что‑нибудь из уважения к нашей очаровательной гостье… — он. встал и неуклюже протянул руку Маре: — Вы позволите, графиня?

Мара, улыбаясь, встала. Барон сделал какой‑то знак неизвестно кому —* и под каменным сводом зазвучала натуральнейшая фарагуда. Никаких сомнений, прихваченная на Харуме, и довольно давно: несколько пар, вставши из- за столиков в разных углах зальчика, очень уж привычно исполнили первые фигуры медленного танца. Надо признать, и у принца получалось неплохо — каким бы простаком ни был, а танцор, сразу видно, хороший. Сварог встрепенулся — барон обращался к нему:

— А вы не хотите потанцевать, граф?

— Чуть погодя, — сказал Сварог.

— Как пожелаете, — тоном радушного хозяина сказал барон. — Если все же решите, я рекомендовал бы обратить внимание на девушку в зеленом платье, вон ту, золотоволосую, — с тонкой улыбкой он добавил: — рСшчная партнерша… во многих смыслах.

Сварог присмотрелся с соблюдением светских приличий. Та самая из девичьей троицы: за недальним столиком, разве что оставшаяся сейчас в одиночестве — ее соседок увели танцевать Бони с Паколетом. Действительно… Роскошные золотые волосы красивыми прядями струятся чуть ли не до пояса, платье подобрано им в тон, а украшения сплошь с изумрудами, идеально гармонировавшими с цветом больших, отчего‑то чуточку печальных глаз. Вообще, вид у нее был чуточку грустный.

— Кто‑то из Восьми Семейств, я так понимаю? — светски поинтересовался Сварог.

— Берите выше, — ответил барон словно бы даже с некоторой небрежностью. — Принцесса Гайния, младшая сестра принцев.

— Принцесса? — искренне удивился Сварог. — Вы никогда не говорили, что есть' еще и принцесса

— " Совершенно упустил из виду… — словно бы с легким смущением ответил барон. — Это все наши старинные традиции и уклад… Я ее совершенно не принимал в расчет, как любой на моем месте, поскольку никакого значения она, собственно, не имеет… Видите ли, граф, у нас мужское общество." Женщины, какое бы положение они ни занимали… ну, никак нельзя сказать, что бесправны вовсе, однако крайне ограничены в правах, гораздо больше, чем у вас, наверху. Ни малейшего права на какую бы то ни было самостоятельную Деятельность. Если король умирает, не оставив совершеннолетнего наследника или не оставив его вовсе, королева не имеет права оставаться на троне и править, она обязана удалиться в отдаленное — конечно, отнюдь не убогое — имение и доживать там. То же касается вдов любого другого сословия, от высшего дворянства до захудалого крестьянства. Всегда подыскивается ближайший родственник мужского пола, который и берет на себя управление наследством, будь то королевский трон или жалкая овчарня. Принцесс по старинной традиции всегда выдают замуж за кого‑нибудь из Восемнадцати Семейств, а то и дворянина пониже, как уж

сложится. Не буду хвастать, но у меня в роду — три принцессы трех разных династий…

Сварог усмехнулся:

— Если подумать… При таких традициях отыщется куча народу, имеющего пусть зыбкие, но все же права на престол…

**-? Совершенно верно, — кивнул барон. — Если прикинуть… уже семействах в пятидесяти, — его улыбка стала жестче. — Ко всему прочему, это еще, признаюсь вам по секрету, неплохой метод покрепче держать в узде правящую династию. Человек делается гораздо покладистее, когда помнит, что имеется с полсотни людей, которые в любой момент совершенно законным образом — ну, или почти законным — могут заменить его на троне…

— И тем не менее нынешний король, да и старший принц, порой взбрыкивают, а?

— Случалось, и не раз, — серьезно ответил барон. — Но с этим всегда находили способ управляться, а уж тем более в сложившейся ситуации… И все же, какое впечатление на вас произвело принцесса?

— Очаровательное создание, — искренне сказал Сварог.

Ага, вот чем объясняется издали заметная легонькая

грусть во всем ее облике — уже уяснила свое незавидное место в этой жизни. Значит, вот какие порядочки они у себя завели. Как это еще до паранджи не додумались…

— Но ведь в военном флоте женщины служат? — спросил он. — Ив науке и технике работают, вы сами как‑то обмолвились…

— Ну, что поделать, — пожал плечами барон. — И от женщин в этих областях есть серьезная польза. Другое дело, что во флоте женщина никогда не поднимется выше сержанта, а в науке и технике останется на самой низкой должности… какой бы в реальности важный пост они ни занимали и сколь серьезными проектами ни руководили бы. Старинные традиции, не нам их менять… Вас это, случаем, не коробит?

— Ну что вы, — сказал Сварог. — Никогда не чувствовал себя борцом за права женщин… У всех свои традиции.

И подумал: а ведь традиции эти должны в печенках сидеть у баб, особенно умных, деловых, носящих погоны, занятых в науке или какой‑то области техники. Будь настрой надо л гую игру, эти противоречия непременно следовало бы использовать на полную *?*, но не стоит размазывать долгие игры… Он оглядел зальчик — стараясь, чтобы со стороны это выглядело не более чем ленивым любопытством. Светильники пригасли, стоял полумрак — т но он без труда рассмотрел в дальнем углу Мару с принцем. Полная и законченная идиллия, вперехлест через клюз.:, Фарагуда звучит уже, кажется, в третий раз, Мара безмятежно колыхнется в объятиях принца, никак не реагируя на то, что его ладони покоятся не на талии, а гораздо ниже, смотрит ему в глаза с самой обворожительной улыбкой, что‑то то ли отвечает, то ли спрашивает — там у них идет самый оживленный разговор. Ладно, одернул он себя, нечего психовать, ничего страшного: уж из э т о г о она в два счета вытряхнет все тайны, какие только у вахлака найдутся. Работа, и не более того Вот только грабли слишком нагло расположил, скот… И прижимает слишком нахально — что правила фарагуды, впрочем позволяют… Ага, вон и Левер- лин танцует с какой‑то черноволосой красоткой — само олицетворение галантности и вежливости, улыбается, на ушко что‑то веселoes шепчет: тоже работает человек, и неплохо. Вот и будем брать с него пример, оставаться хладнокровным…

— Вы позволите пригласить вас? Вы ведь должны хорошо уметь это танцевать, это ваш танец…

Спохватившись, он поднял голову. У столика стояла принцесса Гайния, выглядевшая словно бы чуточку робко. Барон изображал лицом самое доброжелательное поощрение. Недолго думая Сварог встал — ничего не поделаешь, коли уж ситуация требует будем крутиться в вихре светских удовольствий… Интересно, показалось ему, иди нет, что барон только что сделал ей некий знак, еще когда она сидела за столиком? Может и не показалось… Бедная девочка, помыкают ею, как куклой, ага…

А вот этого не надо, резко одернул он себя, в рамках приличий прижимая к себе девушку в ритме бесконечной фарагуды. Не стоит видеть хоть в ком‑то из них живых, наг стоящих людей, они не люди — куклы, порождение кошмарного сна, которому жизни осталось всего ничего… Ты об одном должен помнить: Морская площадь, дымная полоса над толпой, глухой хлопок взрыва… Один за другим тонут корабли уходящей от Батшевы эскадры, корабль адмирала Амонда, не сбавляя хода, следует своим курсом прямо по Чернеющим в воде головам… Мертвецы с синими раздутыми лицами, вповалку лежащие на пирсах и в крепостном дворе Батшевы…

— Вам Не нравится у нас? — тихо спросила Гайния; снизу вверх глядя ему в глаза с тем же робким любопытством.

— Почему вы так решили?

— У вас лицо… какое‑то грустное. — п >

— Просто изрядно устал, ваше высочество, "*- сказал он как мог беззаботнее. — Было столько дел.,

— Да, я понимаю… — видно было, что она колеблется.

Но все же в конце концов прижалась теснее, прошептала на ухо: — А скоро э то будет? '

— Что? *:

— Мы скоро сможем уйти наверх??

— Совсем скоро, — сказал Сварог.

И жестко добавил про себя: вот только не наверх, а, учитывая вашу сущность — в никуда…

И тем не менее… Сейчас он, как ни старался, не мог вызвать в себе должную злость. Обстановка не способствовала. Вроде бы самая обыкновенная девушка в объятиях — очаровательная, хрупкая, послушно подчинявшаяся его движениям… И эти огромные зеленые глазищи, любопытные и печальные… Ну давай, давай, сердито посоветовал он себе. Размякай душой окончательно. Настолько/ что откажешься от всех планов — только потому, что с тобой танцует красивая кукла без души… Нет уж, братец, поздно отступать, да и нельзя… г

— А это правда очень красиво — закат и рассад? — г- с нешуточным любопытством спросила принцесса.

-* Честно говоря, как‑то давно уже не выпадало време- ни любоваться закатами или рассветами, — сказал Сварог 14 чистую правду.

— Ну да, вы должны настолько привыкнуть, что и внимания не обращаете на эту красоту…

Она лепетала что‑то еще, но Сварог уже не слушал. Смотрел через ее плечо в дальний конец зальчика, хуже всего освещенный. И прямо‑таки скрипнул зубами.

Там, в углу, темнел слабо освещенный сводчатый проход — и в него как раз уходили Мара с принцем — в об- Я

нимку, тесно в прижавшись друг к другу, рука вахлака J§

лежала уже не пониже талии, а пониже куцего подола, J2

послышался беззаботный смех Мары, уверенный басок Щ

Принца — и они окончательно скрылись с глаз. Взросло- Н

му человеку в такой ситуации нет нужды ломать голову, о"

чем все должно закончиться, а? Паршивка рыжая. Реши- ®

ла работать по полной. Как тогда, в Равене. И назавтра ведь — опять‑таки, как тогда в Равене — будет совершенно искренне изумляться его злости, снова заявит, что это работа и не более того, милый, дорогой, любимый, единственный… И, самое печальное, будет искренне убеждена в своей правоте.

И что теперь прикажете делать? Бросаться вслед, хватать за локоть, уводить? Нельзя, нельзя, это как раз тот случай, когда следует засунуть подальше оскорбленное самолюбие и прочие чувства, думать только о деле… Дорога королей, а? Ну да, она самая, черти бы ее побрали…

Фарагуда смолкла, в зальчике стало гораздо светлее. Танцевавшие возвращались за столики. Проводив принцессу к ее месту, Сварог притворился, будто не замечает Явственно читавшегося в ее глазах желания продолжить разговор, вернулся за столик к барону. Весь кипел внутри, но старался ни за что этого не показать. Налил себе муш- камбера вполне пристойную дозу и выпил вполне культурно, не то что принц Элвар или принц Кауген Хотелось стрелять, но какой в этом смысл? Остается, стиснув зубы й Четко печатая шаг, шагать и шагать по бесконечной дороге королей, самой жестокой дороге на свете… Ведь что

самое поганое? Да то, что к ревнивой злости явственно примешивается сейчас холодная, насквозь деловая мысль: а что, если ей и в самом деле удастся вытянуть из простака какие‑то полезные тайны?

— И каковы ваши впечатления от принцессы? — с легонькой ноткой фривольности поинтересовался барон.

— Очаровательна, — кратко ответил Сварог.

— Не хотите ли продолжить знакомство? с той же фривольностью поинтересовался барон. Поверьте, здесь не будет никаких сложностей. Я хочу, чтобы вы, почетный гость, отдохнули и развлеклись насколько возможно, прежде чем настанет черед серьезных дел…

— Благодарю вас, — сказал Сварог. — Быть может, чуточку попозже. У меня уже замечательный отдых — расслабиться, сидеть и попивать ваш великолепный мушкамбер…

— Что же, не буду навязчив… Вот кстати! Как вам его высочество принц Кауген?

— Болван редкостный, — сказал Сварог. — Но, я полагаю, вам именно такой сейчас и необходим?

— Ну, конечно же, — усмехнулся барон. — Уж этот ни малейшего беспокойства не доставит. Великолепный образчик идиота… Вот Хаутил — это хищник, умный, добавлю, хищник, и оттого вдвойне опасен. А э т о т преспокойно может сидеть на троне лет пятьдесят… Вы что- то нахмурились?

— Я просто подумал… — сказал Сварог. — Болван- то он удобный, но с другой стороны… Он же не сможет удержать при себе ни одной серьезной тайны, разболтает все…

— Помилуйте! — поднял брови барон, в его голосе явственно прозвучала легкая брезгливость. — Ну подумайте сами: кто бы стал делиться с этим болваном какими‑то ни было серьезными тайнами Он всего — навсего знает, что готовится, и какая роль ему отведена. А уж э т и м он ни с кем делиться не станет, он законченный простак, но не полный идиот, да и инстинкт самосохранения сработает… Так что не беспокойтесь на этот счет…

Он говорил чистейшую правду, Сварог это, как всегда, §

определил без труда. Но лучше от этого не стало, наобо- рот. Наверняка он искренне пытал сяуспокоить Сварога, но на деде лишь рассердил. Сварог злился из‑за того, что & ц Мара ушла сэтим, — а теперь еще добавилось злости оттого, что, как совершенно точно выяснилось, она на это пошла ради пустышки. Самой следовало бы раньше по- л думать, дуре: ну кто будет посвящать э т о г о в секреты, требующие такого именно способа их выведать? и

;! Его теперь злило абсолютно все: и радушное гостепри- имство барона, старавшегося подложить ему принцессу |й не ради каких‑то коварных интриг, а по принципу "все для кунака"; злили бравые сподвижники, отплясывавшие с красотками;' злили незнакомые усатые рожи за бли- жайшими столиками, бросавшие на него любопытные ш

взгляды, когда им казалось, что Сварог этого не замечает. 60 Украденнаянаверху музыка, роскошь вокруг — все злило. Означало ли это, что он не отдался полностью Дороге Королей, и в душе еще осталось что‑то человеческое? Скорее всего… Хотя, кто его знает…, В конце — концов, никто и ничто ему не мешало все же догнать быстрым шагом, уходящую парочку, разыграть ревнивца, вернуть ее за столик? Плевать, что. это принц, Сварог для барона ценнее сотни этаких вот принцев, он моментально все уладил бы. Но Сварог — давай уж честно признаемся самому себе, ваше величество? — предпочел внушить себе, а будто ничего не может поделать. Так что все же — Дорогу Королей (эти слова теперь, пожалуй, мысленно придется писать с большой буквы).

Он чуточку презирал себя — и это тоже ЗЛИЛО…

Барон осторожно спросил: f' — s Все в порядке? У вас вдруг стало какое‑то Особ е н н о е лицо, и выражение его меня отчего‑то тревожит….

"Сварог вдруг с ходу, толчком придумал отличный способ убраться отсюда, не вызвав ни малейших подозрений.

— Как вам сказать… — произнес он тихо, доверительно, — самую чуточку нездоровится…

— Нужен врач? — с нешуточной озабоченностью спросил барон.

— Нет, — сказал Сварог. — Врач здесь не поможет. Ладно, вы со мной откровенны, насколько возможно в данной ситуации, я это ценю и, в свою очередь, не стану кое‑что скрывать… Вы о нас, верхних, довольно много знаете, так что, я уверен, поймете. Я ведь располагаю определенной магией, вам это должно быть известно…

— Речь идет о магии ларов? — уже скорее с любопытством спросил барон (судя по лицу, у него заработали профессиональные рефлексы).

— Ну, разумеется, — сказал Сварог. — Другой как — то

не обучен… Может, вы знаете еще, что в Хелльстаде магия ларов не действует? Перестает действовать? г

— Знаю. ' —  ,i" — i'1*

— Вы хороший разведчик, — усмехнулся Сварог.

?+? Стараюсь, — в тон ему усмехнулся барон. — Служба такая…

г*- Короче говоря, когда магия лара перестает Действовать, испытываешь нечто схожее с недомоганием, — сказал Сварог доверительно. — Какие бы аналогии поды-1 Скать… Вялость, тоска, депрессия… В свое время, когда я обосновался в Хелльстаде, это трепало несколько дней. Потом прошло, привык, должно быть, адаптировался. Не ожидал, что снова… Видимо, все дело в том, что здесь не просто Хелльстад — еще и земные недра… В общем, я бы пошел полежать. Пара бокалов на ночь, и станет полегче. А сейчас, простите уж, настолько скверно на душе…

Барон покивал с самым сочувствующим видом ^ 'но где‑то в глубине глаз все же читалось совершенно иное чувство: вполне, понятная радость разведчика, внезапно без малейших усилий получившего информацию, которую считал ценной. ?'

— Проводить вас, граф? — спросил он предупредительно.

? — Нет, что вы, — сказал Сварог. — Не на^толСко уж все скверно, просто тоска… Покажите только, как от — крывается здешняя потайная дверь. Мои люди пусть и дальше развлекаются как хотят. Им легче, они‑то не Г"1 лары…

' Барон встал первым, проводил его наверх, коснулся какого‑то позолоченного завитка на затейливой лепнине, и распахнулась потайная дверь. Сказал задумчивою, словно бы самому себе: ?* ’S ?.

— Тоска излечивается не только бокалами… Желаю вам побыстрее… выздороветь. и <

Оказавшись в своих апартаментах, Сварог собрал и швырнул на спинку кресла роскошный камзол,1’ плюхнулся в другое. Налил себе до краев бокал" мушкамбера (какого‑то другого сорта> не светло — коричневого, а темно- янтарного цвета), опростал одним духом. Злость не прохо- дила.'И, если можно так выразиться, вприпрыжку пустил мысленный взор по окрестностям ресторанчика — где, конечно, же, обнаружилась добрая дюжинам роскошных апартаментов. В одних свет не горел, и никого там не было, в других наличествовали увлеченные друг другом парочки — но той; что он искал, все не было. Смешно, но у него теплилось наивное, он сам прекрасно понимал, желание: а вдруг все обойдется? И Мара с присущим ей умением сведет интимную встречу к простой болтовне, а там и ускользнет под благовидным предлогом?

Держи карман шире… Дорога Королей не шутит, дорогой мой, и жалости не знает… Роскошная спальня, огромная овальная постель, белая, на ней обнаженная Мара в объятиях столь же не обремененного одеждой принца, процесс в разгаре…

Побыстрее убравшись оттуда, Сварог налил себе еще. Хотелось, чтобы вокруг грохотало и ревело, чтобы трещало пламя и все живое разбегалось, чтобы..'.

Дилинь — дйлинь — дилинь!

Кого еще черт принес? Пройдя к двери энергичной злобной походкой голодного хищника, Сварог нажал клавишу. За дверью стояла очаровательная принцесса Гай- ния, по — прежнему выглядевшая чуточку печальной.

т

А почему бы и нет? — сердито подумал Сварог. — Если вы так, то мы можем и этак, тоже, знаете ли, скучать не будем…

И открыл дверь. Принцесса вскинула на него зеленые глазищи, тихо сказала с ненаигранной вроде бы с робостью:

— Я решилась прийти…

Врала, конечно. То‑то барон на прощанье обронил, что тоска излечивается не только бокалами. Но, в конце концов, какая разница?

— Прошу вас, — он посторонился. Не без легкого цинизма подумал, что принцессу как‑то даже и не положено с порога тащить в спальню, необходим минимум светского обращения. — Садитесь. Что выпьете?

Она указала взглядом на высокую бутылку красного вина. Сварог со всем политесом наполнил бокал. Красавица неспешно, но целеустремленно осушила его до половины. Сидела, сдвинув коленки, будто первоклассница — не то что там, в ресторанчике, где преспокойно закидывала ноту на ногу. Как ни пытался Сварог вызвать в душе злость и кней, плохо получалось. Стояло неловкое молчание, самому ему ни о чем не хотелось говорить, а принцесса помалкивала — скромница, чтоб ее, невинное создание, ага… Что‑то плохо верится.

Наконец она подняла глаза, произнесла с таким видом, словно долго не решалась заговорить:

— Некоторые у нас говорят… Как вы считаете, мы сможем обрести душу, оказавшись… там у вас, наверху?

Сварог в этом сомневался, и крепко. Не верилось как- то. Душа человеку дается при рождении, и никак иначе — уж это‑то он из разговоров с братьями — монахами и отцом Груком накрепко уяснил. И тем не менее… И тем не менее он поймал себя на том, что искренне жалеет эту в прямом смысле слова бездушную куклу, ничем на вид не отличавшуюся от обычного человека. Мысль эту, конечно, следовало прогнать подальше: пожалеешь одну, начнешь жалеть других а там и всех — ну, почти всех…

Все же он сказал, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более убедительно:

— Некоторые у нас считают, что именно так и будет обстоять. В глазах у нее мелькнула неприкрытая радость:

— Правда? Вот хорошо… Жутковато бывает, когда знаешь, что п о т о м не будет ничего…

Ладно, сказал он себе, представь, что тебе все это снится. Одного из персонажей твоего сна можно и пожалеть, это ровным счетом ни на что не влияет… Позволяет остаться спокойным и хладнокровным, четко печатающим Шаг по Дороге Королей. Сон, и все тут, мало ли какими реалистичными выглядят иные сны…

Принцесса отставила бокал и встала. Опустила глаза. Все сон, еще раз напомнил себе Сварог, медленно поднялся, подошел к ней и положил руки на плечи, притянул. Она подчинилась, шепнула на ухо:

— Пойдемте в спальню…

Глава X СЮРПРИЗЫ ЧЕРЕДОЙ

ТЗопреки легкому беспокойству, ночная гостья никаких особенных беспокойств не доставила, так что и лицедействовать не пришлось. После всего она (чего Сварог терпеть не мог) она не стала плести никаких романтических бредней и не пыталась у него ничего выведать. Так что пришлось согласиться: барон ее подослал не в качестве агентессы, а просто — напросто принимал гостя по полной программе. Правда, одно время она, хоть и достаточно робко, принялась задавать вопросы оверхнем мире: но именно такие, какие могут быть продиктованы именно любопытством. Сварогу не особенно и хотелось читать ей подробные лекции о внешнем мире, и он отделался — не моргнув глазом, ответил: слишком долго было бы рассказывать о том и об этом, ты сама все равно скоро многое увидишь, милая… Она особенно не настаивала: оказалась не то что особенно робкой, но, конечно же, давно уяснила положение женщины в этом мире, и свое собственное тоже. Так что сон оборвался на рассвете — с провожанием до двери, поцелуем в щеку и заверением, что все будет хорошо.

Оставшись один, он подошел к окну. Наступал серый, мутноватый рассвет, окружающий мир выцлядед^как‑то мрачновато, даже охранник с собакой, лениво проходив

ший по дорожке поодаль, выглядел так, словно отбывал досадную повинность (то же самое выражение удивительным образом читалось и на морде собаки). Вновь вернулась злость на все, учиненное вчера Марой — но какая‑то уже устоявшаяся, скорее зудящая, чем болезненная. Он подумал — точнее, вспомнил, — сколько девиц оприходовал со времен знакомства с Марой. И она ни разу не высказывала ни малейших претензий, наоборот, иных сама отправляла в королевскую спальню. Не умела ревновать, и все тут. Так что справедливости ради следовало и ему один — единственный раз стиснуть зубы и потерпеть — тем более что все происходило в интересах дела, как тогда, в Ра вене…

Он пробежался по апартаментам Мары — и нигде ее не обнаружил. Спать что‑то не хотелось (может, и впрямь некая адаптация к Токерашу пришедшего сверху человека), развалился на роскошной постели и отправил мысленный взор туда; куда и раньше хотел заглянуть, но не нашел времени: в один из исполинских ангаров базы подводных лодок.

Странный оказался какой‑то ангар. Начать с того, что туда вел отдельный туннель — никак не сообщавшийся с тем помещением, где расположились боевые субмарины, — но охранявшийся, пожалуй, даже крепче, чем первый. В отличие от базы боевых подлодок, где добрая треть эллингов оставалась незанятой, здесь стояли на швартовах все тридцать две лодки — и каждая не менее чем на треть длиннее боевой. И что самое интересное, все они до одной, такое впечатление, были не боевыми, Конечно, были и спаренные носовые орудия, и торпедные аппараты, но у каждой позади овальной рубки имелся один — единственный грузовой люк, наподобие того, что был и у него на Рагна- роке. Голову прозакладывать можно, лодки все до одной грузовые. Причем возле н и х, в том потаенном ангаре не было ни малейшей суеты: ни грузовиков, ни погрузчиков, ни матросов. Разве что там и сям идеально расхаживали часовые, и было их гораздо больше, чем в отсеке боевых. Попробовал заглянуть внутрь одной — умение не подве-

ло и здесь. Посмотрел вторую, третью. Действительно, в корме не видно к боевых частей — только обширные грузовые трюмы, а в некоторых еще, в носовых отсеках — еще и самые настоящие салоны, с креслами, чересчур удобными для простых моряков… Интересно, на что это такое он наткнулся? Обычные грузы, он давно убедился, как раз и перевозили на боевых подлодках, вовсе не снабженных подобными удобствами для путешественников (хотя роскошные кают — компании для офицеров, конечно же, и там имелись). Или это кто‑то из дэнго порой выбирается на экскурсии наверх/ с большим комфортом, как истинным владетелям страны и полагается? … ".

Он встрепенулся, когда часть сознания, оставленная словно бы на страже, подала сигнал. Торопливо оделся, вышел в коридор и, не колеблясь, нажал клавишу звонка в апартаменты Мары, когда увидел, что она, в роскошном белоснежном халате до пят, вышла из ванной с самым безмятежным видом, села в кресло, налила себе золотистого вина.

Мара открыла сразу же, с безмятежной улыбкой, как будто ничего вчера и не произошло, впустила его, кивнула на свободное кресло:

— Выпьешь что‑нибудь? Сердишься, конечно? Не забыл, что я тогда тебе говорила в Равене? Ты у меня один, а если временами, очень редко, что‑то и случается, то исключительно для пользы дела… Ну, не смотри ты на меня так, я же никогда не ревновала ко всем твоим девкам и не намерена этого делать впредь. Мало лй как в жизни оборачивается… Ты бы без меня, скоро сам признаешь, блуждал бы в потемках неизвестно сколько времени… Поблагодарил бы лучше.

— Благодарю, — сказал Сварог не без язвительности. — Интересно только, за что? Какие такие секреты можно вызнать у этого простака, которого никто не принимает всерьез? Даже те, кто его намерен использовать по полной?

— Ты ему дал удивительно точцую характеристику, — сказала Мара, глядя на него поверх бокала с 'загадочной легкой улыбкой, в которой что‑то не замечалось ни тени

раскаяния, ни разочарования. — Впрочем, в точности как и остальные здесь, включая всемогущих и вездесущих дэнго. Ах, как он вас всех купил простачок с соломой в волосах, в том числе и тебя тоже, не говоря уж о бароне… В общем, все эти вынужденные постельные кувыркания того стоили. Знаешь, то, что тебя так злит — да, злит не на шутку, по глазам вижу — заняло относительно мало времени. В основном мы говорили о крайне серьезных делах… — она помотала головой с тем же сыгранным выражением. — Знаешь, он меня порой даже чуточку восхищает, не как мужчина, конечно, не бери в голову. Как человек/ ухитрившийся долгие годы носить маску безобидного, туповатого, никому не опасного дурачка.

— Маску? — вырвалось у Сварога. v

— Вот именно, — кивнула Мара с ангельской улыбкой. — Это и есть главны й заговорщик здесь, человек, твердо намеренный не просто свергнуть дэнго — уничтожить всех до одного. Едва прознал о проекте "Нормальный размер", приступил к делу. Только, в отличие от старшего братца, вовлекавшего в заговор прямо‑таки рядами и колоннами, а потому терпевшего поражение за поражением, людей подбирал с большим разбором. Потому сих пор и не разоблачен, мало того, выбран на роль удобной марионетки. Десятка полтора человек, в основном на ключевых постах. Классический "спящий заговор", тебе напомнить, что это такое?

— Не стоит, — мрачно сказал Сварог.

Интагар его в свою время хорошо учил — и начальники других тайных служб внесли свою лепту…

"Спящий заговор" — кошмар любой тайной полиции. И успеха достигает сплошь и рядом гораздо чаще, чем обыкновенный. Узкий круг людей, которые собираются в случае очень уж крайней необходимости, когда в диспозиции нужно изменить что‑то важное. Обычно такой заговор не растет ни вширь, ни вглубь, что до предела затрудняет подвод к нему агентов. Его члены не просиживают по уединенным подвалам и прочим романтическим местечкам, не устраивают шумных собраний с прокля

тьями тирану, не размахивают длинными сверкающими кинжалами, не оставляют планов на бумаге. Они просто- напросто ставят перед собой конкретную цель, идут к ней потаенно и неотвратимо, как термиты, — и однажды в самый неожиданный момент наносят удар, как правило, достигающий цели. Конечно, итакие заговоры порой удается разоблачить — но раз в десять реже, чем обычные. В чем за последние двести лет убедились на своем печальном опыте не менее десятка коронованных особ и временщиков фаворитов, сидевших, казалось бы, прочнее некуда…

— Что, плохо верится? — деловито спросила' Мара. — Мне тоже сначала верилось плохо, но это очень быстро прошло, когда речь зашла о деталях и подробностях. Очень уж разительный контраст между внешним обликом и острейшим, коварным умом… Все продумано. Между прочим, даже одежда на нем сидит так нескладно оттого, что старый верный портной давненько ее шьет с легонькими изъянами — последний штрих к завершению образа недалекого простака… Чего он хочет от жизни, тебе, надеюсь, уже понятно?

— Да где ж тут не понять… — сказал Сварог. — Хочет, выйдя наверх, стать единоличным королем. Без всяких надзирателей, опекунов и прочих кукловодов. Считает, что тебе не в пример выгоднее иметь дело с одним- единственным вассалом, чем с кучей амбициозных магнатов… По — моему, тут он прав, а?

— Абсолютно, — сказал Сварог с жестким лицом. — Дэнго — это вещь в себе, контролировать одного- единственного вассала не в пример легче…

— В общем, раньше у него были какие‑то другие планы. Он не стал о них подробно рассказывать, лишь заметил мимоходом, что теперь они устарели. Теперь — это когда явились мы. И сейчас он хочет, чтобы мы перебили дэнго к чертовой матери, нам это. сделать, согласись, не в пример легче, чем кому бы то^ш было другому. Ну, а остальное он берет на себя — сделать так, чтобы'роды дэнго навсегда лишились возможности мстить и ничем уже не смогли воспрепятствовать. Чтобы от дэнго и след простыл.

— Так — так — так… — усмехнулся Сварог, — если я правильно понимаю, это будет что‑то вроде Чедоварской резни? Когда под нож пошли все — и всесильный вроде бы фаворит, и его обсевшая высокие посты родня и, наконец, те, кто слишком много теряли со сменой фаворита?

— У меня тоже создалось такое впечатление, — безнадежно сказала Мара. — А еще создалось впечатление, что Для этого якобы простака с острым, как бритва, умом, переступить через труп —* все равно что переступить через бревно. Не обинуясь количеством трупов. Он не вдавался в детали. Он просто улыбнулся и небрежно обронил: "В конце Концов, их будет не так уж слишком много". И улыбочка при этом была такая, что холодок по коже… Что скажешь?

— Что нам гораздо выгоднее иметь дело с одним- единственным честолюбцем, — сказал Сварог. — А не с советом из восьми, которые еще и могут не прийти к одному мнению и за которыми стоят немаленькие роды. Хотя… и за ним наверняка кто‑то стоит.

— Уж это безусловно, — сказала Мара. — Наверняка те самые обделенные властью Десять Семейств — но пройдет слишком много времени, прежде чем они хотя бы отдаленно сравняются властью с дэнго — да и невозможно это по чисто техническим причинам.

— То есть?

Мара прищурилась:

— Тебе не приходило в голову, как это дэнго удалось так долго и надежно удерживать власть?

— Давненько голову ломал, — признался Сварог.

— Я тоже, — сказала Мара. — Такого просто не должно быть, никакая группа лиц, пусть влиятельных, запустивших щупальца куда только возможно, не смогла бы удержаться так долго. Так вот, он, видимо, решив поставить все на карту, мне этот секрет выдал. Понимаешь ли, существует так называемая Машина Последнего Дня. Техниче- ское устройство, способное начисто уничтожить Токеранг.

Чтобы пустить ее в ход, нужно одновременно вставить восемь ключей… сам догадаешься, кто их постоянно носит на шее? Собственно говоря, это не такой уж страшный секрет, его знает практически все дворянство и многие из простонародья: что дэнго, вставив каждый свой ключ, способны уничтожить Токеранг. Весь. До основания. Он даже подробности рассказал… Когда‑то, столетия назад, это был мощный ядерный заряд, заложенный неизвестно где. Но потом появился кто‑то особенно умный, с большим знанием человеческой психологии. Видишь ли, ядерный заряд — это некая абстрактная опасность, с течением времени перестающая пугать всерьез. И они переделали Машину. На участке Итела, проходящем над Токерангом, заложены на дне заряды самой обычной взрывчатки. Восемь таларских лиг в длину, шириной от восьмисот до девятисот ударов — в зависимости от ширины реки. Работы начались примерно сто двадцать лет назад ипродолжались не менее сорока. Они построили уйму подводных аппаратов, усилия и жертвы были громадны — но у них тут не считаются с усилиями и жертвами, одна постройка базы подводных лодок чего стоит… Пояс смерти, как его еще называют, постоянно проверяется, подновляется, содержится в идеальном порядке, за это отвечает немаленькая контора, возглавляемая, нетрудно догадаться, дэнго. Одним словом, достаточно поворота восьми ключей — и в "потолке" образуется провал. По расчетам, чтобы полностью затопить Токеранг, понадобятся неполные сутки… Одновременно с помощью каких‑то устройств начисто уничтожатся все научные и технические Лаборатории Заречья — в пыль, в щебенку. Глушатся ядерные реакторы. От научных достижений Токеранга не остается ни детальки. Принц об этом не говорил, но я подозреваю, что задумано было все не только для устрашения страны; На случай возможного вторжения, отбить которое у них не хватит сил.

— Ну да, похоже на правду, проворчал Свацрг. — С их милой привычкой взрывать ангары для подйЬдных лодок… Где эта чертова машина упрятана?

— Вот этого принц не знает, — пожала плечами Мара. — У меня, увы, нет твоего умения моментально отличать ложь от правды. Но есть сильные подозрения, что все же знает, сукин кот. Не зря он просто хочет, чтобы мы перебили дэнго — он хочет получить еще и ключи. В знак военной и нерушимой дружбы — принц говорил, что нам‑то ключи ни к чему, а ему будет легче управлять страной, если станет известно, что ключи перешли к нему…

— Подожди‑ка, — сказал Сварог, — но ведь Машину,

в конце концов, не так уж трудно вычислить. Я слышал краем уха, что дэнго всякий раз собираются в разных местах, в условиях строжайшей конспирации, да и машина не стоит на виду, но все равно, при долгих и неустанных усилиях… > I

•—'Я пробовала кое‑что прикинуть на скорую руку… — сказала Мара. — Вряд ли машина скрыта в каком‑то особо глухом и потайном подземелье — им самим это затруднит туда доступ при непредвиденных обстоятельствах. И вряд ли они сами собираются в каких‑то глубоких подвалах — по тем же причинам. Какая‑то военная база, не обязательно расположенная под землей… Или роскошный великосветский притон вроде вот этого. Чье- то поместье, да что там, совершенно безобидное здание вроде Канцелярии уличного движения — с потайными входами и потайными комнатами… Они, мерзавцы, страшно предусмотрительны. Опять‑таки многим известно, что Машина Последнего Дня будет работать исключительно тогда, когда в скважины одновременно будут вставлены восемь ключей. Если ее попытаются взломать каким‑то образом, тут же и произойдет взрыв, так уж она устроена…

Есть еще какие‑то секреты на ниве безопасности, но принц клянется, что их не знает, никто не знает, кроме дэнго…

"Или Паколета, способного открыть без ключей любой замок, подумал Сварог. В конце концов, и с виманой справился, а уж там техника была на порядок выше. Ну что же, кто сказал, что вода хуже ревущего пламени?"

— Что ты усмехаешься? — спросила Мара.

— Да просто подумал… — сказал Сварог. — Если этот хитрец в маске простачка желает править единолично, это как‑то не предусматривает наличия в живых ни его папеньки, ни старшего брата…

— Пожалуй, он и через них переступит, — кивнула Мара. — Нужно видеть его лицо, когда он позволяет себе сбросить ненадолго маску. Другой человек.

— И к какому же итогу вы пришли?

— Он хочет встретиться с тобой, — сказала Мара. — Он же прекрасно понимает, что именно ты все решаешь. Вот вы и будете — две высокие договаривающиеся стороны. Кстати, удобный случай подвернется послезавтра. На послезавтра назначена Большая королевская охота> барон говорил, и мы на нее приглашены. Ну, а уж на охоте, в пылупогони, двум всадникам легко оторваться От любой свиты и обговорить дела… Что ты нахмурился?

— Как бы твой принц не оказался даже хитрее, чем он есть, — сказал Сварог. — Откуда мы знаем, что он стремится наверх? Исключительно с его слов. Может, он по- прежнему хочет править именно здес ь. Мы приканчиваем дэнго, отдаем ему ключи — после чего получаем клинок в спину — а он остается на троне…

— Но ведь в этом случае твоя Золотая орда…

— А откуда он об этом знает? — пожал плечами Сварог. — И почему не может решить, что это блеф? Ладно, я с ним встречусь. А там посмотрим, насколько он говорит правду и о чем умалчивает. Я просто просчитываю разнообразные варианты, как привык… Между прочим, здесь Снова начинаются юридические крючкотворства, примечания мелким шрифтом и все такое прочее, касающееся магии столь же напрямую, как банковских контрактов. Я говорил с Грельфи перед отплытием. С а м он будет уверять, что не намерен причинять нам ни малейшего зла — но где‑нибудь в коридоре с парой дюжин гвардейцев засядет вернейший лейтенанту получивший пдиказ перебить всех до одного, кто первым по коридору Пройдет. Ага, и так можно обойти, если ты не знала…

— И все равно, — сказала Мара. — Придется рисковать…

— А иначе зачем мы сюда заявились? — хмыкнул Сварог. — Будем рисковать, впервые, что ли? Машина Последнего Дня… Это интересно. Крайне.

— Что же, я хорошо поработала? — спросила Мара.

— Хорошо, что у ж там… — проворчал Сварог, поневоле глядя в сторону. — Значи г, говоришь; Большая королевская охота… Не глупо.

Дилйнь — дилинь — дилИнь!

Сварог не спеша подошел к двери, сделал ее прозрачной и увидел в коридоре Леверлина. Торопливо повернул ручку. Войдя, граф с порога окинул прихожую многозначительным взглядом.

— Все в порядке, — сказал Сварог.

У него уже вошло в привычку, едва войдя в Свои апартаменты или к кому‑то Из сподвижников, моментально глушить все "глаза и уши" — вдобавок и те крохотные микрофончики, что оказались укрыты в рукавах и воротниках всех без исключения мужских камзолов и женских платьев, начиная с военно — морской формы — ну что ж, барон был предусмотрительным профессионалом, и с этим следовало считаться…

Леверлин присел за столик, налил себе вина. Сказал без выражения:

Ёсгь интересные новости.

— Вот совпадение, — сказал Сварог. — А уж у нас‑то… Вот что. Пусть сначала рассказывает тот, у кого новости короче.

— Тогда, наверное, я, — сказал Леверлин. — Всех новостей у меня — одна записка.

Он запустил пальцы поглубже под алый обшлаг камзола, достал небольшой квадратик бумаги, аккуратно сложенный в несколько раз, подал Сварогу. Пояснил:

— Ну, коли уж ты мне велел держаться в образе… Пришлось весь вечер ухаживать за одной очаровательной белокурой стервой — танцы до последнего, спальня… Меж

ду прочим, учитывал все последующее, мне показалось, что это не я ее выбрал, а она меня…

— Женщины это умеют, — кивнул Сварог. — И что было дальше?

— А дальше, когда мы отправились в спальню, она сунула мне эту записочку за обшлаг. И тихим шепотом предупредила: "Отдадите лорду Сварогу". Добавила, что это крайне важно и секретно. И больше до утра не произошло ничего… необыкновенного.

— Интересно, — сказал Сварог. — Вот уж никогда бы не подумал, что здесь найдется дама, вздумавшая бы отправлять мне записочки…

Может быть, принцесса? — подумал он. — Мало ли что ей пришло в голову.

Проще всего было развернуть загадочное послание, что он и сделал. Небольшой листок мягкой бумаги исписан бисерным почерком. Пробежав его глазами, Сварог пожал плечами и негромко прочел вслух: "Милорд! Две незнакомых вам, но безусловно расположенных к вам дамы хотели бы поговорить по крайне важному делу. Насколько нам известно, время завтрашнего дня до полудня у вас свободно. Ваше желание поехать осмотреть город ни у кого подозрений не вызовет. Ждем в одиннадцать часов пополудни у Зоологического музея. Синий автомобиль с гербом на дверцах. Ваш водитель — человек надежный".

Ниже тонюсенькими штришками, был изображен вышеупомянутый герб — довольно простой, а значит, из самых древних, как с гербами и бывает.

— Да уж, интрига запутывается, — сказал Сварог. — Особенно если учесть, что здешнее положение женщин им прямо запрещает впутываться в какие бы то ни было интриги… А у этих, изволите ли видеть, и мужчина в сообщниках… У кого‑нибудь найдутся Соображения?

Судя по лицам сподвижников, у них не было и тени соображений. У Сварога, впрочем, тоже. '

— Ловушка? — предположила МаРа-

— А смысл? — пожал плечами Сварог. — Убит#меня трудновато…

— Но при определенных условиях это и женщина может сделать, уточнила Мара.

— Не спорю, — сказал Сварог. — Ну что же, постараюсь держаться подальше, так, чтобы не достали кинжалом — а никаким другим способом меня не взять… Зоологический музей, насколько я помню — пристойное заведение в центре города… Вот, кстати. Когда вы оба разъезжали по городу, слежки за собой не засекли?

— Ни тени подобного, — уверенно сказала Мара. — Ни на улицах, ни в магазинах.

— На'улицах я тоже не заметил, — сказал Леверлин. — И в библиотеке за мной никто не топал.

— Ну, тогда будет логично предположить, что слежки не'будет и за мной… — сказал Сварог… — Я поеду один. Кошка; что ты встрепенулась? Не надо простирать заботу обо мне до такой уж степени. Да и нашему любезному барону это может показаться подозрительным. Интересно.;: — повторил он. — Кто‑то еще знает о нашей миссии, знает, кто я такой, и это, что добавляет странностей, женщины… Леверлин, как выглядела эта твоя белокурая прелестница?

Леверлин пожал плечами:

— Как классическая великосветская шлюха. С графским медальоном, одетая, как все они здесь…

— Никакая не зацепка, — сказал Сварог. — И ни о чем

еще не говорит, а? Разве что… Есть одна интересная деталь. Я сам до сих пор представления не имел, что время с завтрашнего утра до полудня у меня свободно — а вот они это прекрасно знают. Любопытно, что они знают еще, чего я не знаю? В общем, нужно ехать, и никаких. Посмотрим… i

? Дилинь — дилинь — дилинь!

Сварог и этот раз Оказался первым у двери. Увидев в коридоре раззолоченного лакея, подумал с любопытством: неужели будут еще сюрпризы? Нет, непохоже что- то: профессионально бесстрастный благообразный тип в золотых позументах и самоцветных пуговицах низко поклонился:

< Господин граф, господин барон Лог Дерег просит оказать ему честь и позавтракать с ним в Зеленой Гостиной…

— С удовольствием, — сказал Сварог и вспомнил кое- какие сборники этикетов. — Мне следует переодеться?

— О нет, господин граф, здесь этикет не соблюдается особенно уж строго… разрешите проводить вас, господин граф?

— Пойдемте, — сказал Сварог.

Вполне возможно, это означало, что беззаботное безделье наконец кончилось — чему он был только рад.

Неторопливо шагая следом за раззолоченным лакеем, он все еще чувствовал, как где‑то глубоко внутри король борется с человеком — но как‑то уже крайне вяло, скорее по инерции. Человек по — прежнему злился на Мару —, а вот, король мог быть доволен: не устрой она эту затею, они неизвестно когда получили бы столько важной и секретной информации, что принц Кауген — не. простак- марионетка, а умный и коварный интриган, заговорщик номер один в Токеранге. Что существует эта их Машина Последнего Дня, и восемь членов дэнго могут привести ее в ход восемью ключами. Приходилось теперь на ходу менять планы — ну, ничего особенно сложного или печального: хороший командир должен это уметь.

Зеленая Гостиная и в самом деле была выдержана в изумрудно — малахитовых тонах — и, судя по ее небольшим размерам, служила местом совещаний для крайне узкого круга. лиц: всего‑то четыре кресла у низкого столика. Значит, дэнго собираются все же не здесь… Ничего от б у д у а р а, ничего, что свидетельствовало бы о том, что здесь встречаются с женщинами — мебель откровенно делового вида, секретер в углу больше всего напоминает канцелярский, шкаф, рядом с ним стол, на котором, сразу видно, удобно раскладывать бумаги и карты… .

Барон встал ему навстречу, спросил, полное впечатление, с искренней заботой: "? &

— Как вы себя чувствуете?

— Нельзя сказать, что прекрасно, — сказал Сварог. — Но, в общем, настроение бодрое и деловое. Отпустило, одним словом. Ну, это всегда ненадолго…

"И вслед за радушным жестом барона, присел к богато накрытому столу. Есть не особенно и хотелось, поэтому он просто налил себе вина. Впрочем, барон тоже не выказывал желания предаться чревоугодию: не прикасаясь к неизвестным роскошным яствам, тоже налил себе пол- бокала., г > /

— Ну что же, нет смысла ходить вокруг да около, — сказал он решительно. — Через два часа; вам назначена встреча с дэнго. В полном составе, разумеется. Конечно, это касается и ваших спутников. И потому я хотел бы с вами предварительно поговорить… Во — первых, взвешивайте каждое слово, особенно когда станете беседовать с герцогом Витреджем. Он — самый умный человек там… — барон легонько улыбнулся. — И, как это частенько с умными людьми случается — себе на уме… Не забывайте к тому же, что он — из колеблющихся, окончательного решения еще не принял. Во — вторых, поговорите предварительно с вашими дамами. Попросите их участвовать в переговорах… скажем, без лишней активности. Ну, вы же понимаете — наши старинные традиции, роль и положение женщин в нашем обществе…

' —г Понимаю, — сказал Сварог. — Не держать язык за зубами вовсе, но вести себя, словно новоиспеченный лейтенант в компании заслуженных полковников…

— Примерно так. Впрочем, им и не придется особенно разговаривать… да и вообще, вероятнее всего, беседа будет вестись лишь между герцогом и вами. Кстати, я тоже буду достаточно пассивен, не удивляйтесь, — он вновь улыбнулся этой своей тонкой коварной улыбочкой. — Я?*- самый молодой член совета, мне положено проявлять скромность и особенно не высовываться, играть, скорее, роль консультанта…

Нет, Сварогу не показалось — в его голосе таилась та самая злость, с которой он поминал "замшелых консерваторов". Ну что же, не впервые в истории двух планет:

закосневшие фельдмаршалы и молодые честолюбивые лейтенанты, считающие, что у них полнится гораздо лучше… Должен, обязательно должен быть еще один важный мотив: барон чувствует что‑то вроде уязвленного честолюбия. На что имеет некоторые основания. В конце концов, именно он делает главную работу наверху, рискуя жизнью, — а сановные старики, сколь бы большого ума ни были, отдавая лишь ценные указания и приказы. А молодчик несомненно честолюбив. Как бы на этом сыграть? ? . .

— Будет что‑то вроде обсуждения? — спросил он.

— Не сегодня, — ответил барон. — Сегодня герцог намерен лишь предъявить вам наши… предложения, чтобы вы их вдумчиво рассмотрели. Времени у вас будет достаточно. Завтра после обеда — королевская охота, ну, а послезавтра мы все соберемся с утра, выслушаем ваше мнение, вот здесь могут возникнуть обсуждения и дискуссии. Ну, а потом дэнго примут окончательное решение. Не думаю, что это затянется на сутки, — он усмехнулся. — Они все прекрасно помнят, какие меры предосторожности вы приняли, да и я о них не имею права забывать…

— Вы считаете эти меры чрезмерными, — небрежно спросил Сварог.

— Ну что вы, — спокойно сказал барон, — и никто не считает — в большой политике никогда нельзя доверять всецело. Вполне разумная предосторожность… Мы бы действовали точно так же, придумав что‑то в таком же роде…

"А может, уже придумали, — подумал Сварог. — Ничего, дай только срок, красавчик, и я тебя выпотрошу до самых пяток". Сегодняшний ночной эксперимент с принцессой показал, что старуха Грельфи была совершенно права, орден бы ей повесить, но к наградом старая колдунья относится наплевательски, ворча: "В мои годы не хватало еще орденами себя обвешивать…" Интересно, а барон знает, где упрятана Машина Последнего Дн|?? По своему положению не может не знать. Быть мояйт, не тратить время на дипломатические экивоки, а пришпо

рить события резко? Вот прямо сейчас? Нет, не стоит пороть горячку, время еще есть, и не вся информация собрана… И непредвиденные случайности возможны… Так что будем действовать спокойно и хладнокровно — как сам всегда учил своих орлов…

— Ну, а потом, когда все будет решено, займемся чисто техническими подробностями, — сказал барон. — Переселение, обустройство… масса деталей, которые нужно проработать вдумчиво и сообща. Решено, что теперь м ы, в свою очередь, отправим к вам представительную делегацию.

— Рад буду принять, — сказал Сварог. — Послушайте, барон… Есть вероятность, что решение будет отрицательным?

—'Мы вам так нужны? — с хорошо рассчитанной небрежностью осведомился барон.

Сварог ответил ему в тон:

— Откровенность за откровенность, любезный барон… Никак нельзя сказать, что вы не нужны мне вообще… но нельзя и сказать, что вы мне крайне необходимы, что без вас из моих планов ничего не получится. Однако скрывать не стоит, вы для меня — серьезное подспорье… и еще долго будете оставаться таковым. Планы у меня разработаны долгие, на годы и годы.

Барон усмехнулся:

— По — моему, мы с вами сработаемся… простите за такую вольность в выражениях… ваше небесное величество…

— Ну, не торопите события, — сказал Сварог, подпустив в тон легкую долю цинизма. — Я чуточку суеверен… Вот кстати… На завтрашнее утро у нас намечены какие‑то официальные мероприятия?

— Нет, — сказал барон. — Королевская охота начнется после полудня, а дэнго, как я говорил, на следующее совещание приглашают вас только послезавтра. У вас есть желание еще как‑то развлечься?

— Не знаю, развлечение ли это… — сказал Сварог. — Мне бы попросту хотелось пару часов покататься по го

роду, посмотреть Клорену. Чисто человеческое любопытство.

— Никаких сложностей, — тут же ответил барон. — Назначьте время и у главного подъезда вас будет ждать машина. У вас есть какие‑то конкретные пожелания?

— Да нет, пожалуй, — сказал Сварог. — Попросту поколесить по городу, когда мы спускались от базы, мне показалось издали, что он довольно красив.

— Безусловно, — сказал барон. — Найдется водитель, который хорошо знает городские Достопримечательности и сможет быть хорошим экскурсоводом.

"Интересно, это тот самый, о котором упоминали в записке неизвестные дамы? — подумал Сварог. — Если нет — ни черта не получится. В любом случае нужно будет проверить завтра машину на предмет микрофонов…"

— Вы так и не ответили, барон, — сказал он, подумав. — Коли уж разговор у нас крайне откровенный… Есть ли вероятность, что решение будет отрицательным?

— Я сделаю все, чтобы этого не допустить, — немедля, ответил барон, и лицо у него стало таким, с каким, прищурив глаз, смотрят на дичь поверх мушкетного ствола.

Сварог подумал: интересно, насколько далеко простираются твои наполеоновские планы? Самому тебе чертовски хочется наверх, это уже ясно. Переворот? Но принц говорил Маре — дэнго давным — давно просчитали все мыслимые и немыслимые варианты, по которым кто- то один попытался бы захватить власть, — и разработали все мыслимые и немыслимые меры, чтобы этого не допустить. Как и сам Сварог сделал бы на их месте. Как опять- таки признавался принц, за все это время случалась лишь пара попыток, когда кто‑то один пытался взять власть — и всякий раз это для него кончалось печально.

Вот только двух вещей они, похоже, все же не предусмотрели: что некий принц окажется не простаком, а коварным заговорщиком, что придет человек, у которого на уме вовсе не взятие власти — совершенно наоборот^. Все их предосторожности были рассчитаны исключительно на с в о и х, выскочек из сплоченных рядов… Здесь просто

т

обязана работать определенная инерция мышления — и! сработает она на нас…, л< t

…Последующие события напоминали классический шпионский боевик. Вся компания в- сопровождении барона уселась в тот самый наглухо затонированный автобус, что привез их с базы (все, включая барона, вновь были в морской форме). На сей раз он направился не к главным воротам, а куда‑то в объезд, по территории, оказавшейся гораздо более обширной, чем Сварогу представилось поначалу: еще несколько таких же домов, как тот, в котором их поселили, другие здания, отнюдь не убогие, но на фоне остальных выглядевшие домами для прислуги и всевозможными подсобными помещениями (какими они, несомненно, и были), вертолетная площадка с полудюжиной винтокрылов, сразу видно, чисто пассажирских: еще какие‑то постройки непонятного назначения. И повсюду над подъездом или крыльцом, даже в самом по здешним меркам убогом домишке; неизвестная корона, та самая, что Сварог уже видел на медальоне принца Каугена. Перехватив его удивленный взгляд, барон усмехнулся:

— Собственно говоря, это одна из загородных резиденций принца. О чем всём известно. И часть ее отведена под роскошный клуб для членов Восьми Семейств. О чем опять‑таки многим известно. Ну, а то, что порой здесь проводятся крайне важные совещания, известно уже немногим. Психология чистой воды. Принц Кауген — последний в Токеранге, которого можно заподозрить в том, что у него во дворце порой происходят исерьезные встречи, серьезные разговоры… Принц Кауген — это олицетворение простоты, пустых развлечений, назовем вещи своими именами, туповатый прожигатель жизни, даже на фоне отнюдь не блещущей интеллектом придворной толпы смотрится серенько…

"Вот на это он вас и купил, — не без веселости подумал Сварог. — И вы поймались…" Асфальтированная дорожка упиралась в высокие глухие ворота в заборе, протянувшемся вокруг отдаленного уголка поместья. Здесь уже не было никаких строений — только красиво разбитый парк

с мозаичными дорожками, фонтанами и статуями, Там, перед воротами, стоял еще один автобус — точная копия того, на котором они ехали. Они остановились уардах в ста за ним. Справа от ворот красовалась красивая будочка, ничуть не похожая на уродливый блокпост, и возле нее прохаживались двое с автоматами, в красивой форме, похожей, скорее, на гвардейскую. Один из них обернулся к будочке, ворота медленно разъехались, передний автобус выехал, поверил куда‑то. и ворота сразу же захлопнулись.

Необходимые предосторожности, — сказал барон спокойно.

Еще через пару минут настала их очередь, ворота распахнулись, и выскочивший из них автобус свернул налево. Вокруг тянулись обширные зеленые лужайки, и только далеко за ними начиналось редколесье. Сварог оценил ландшафт по достоинству — и наблюдателю невозможно приблизиться, достаточное расстояние, и группу для штурма дворца незаметно не накопить.

Автобус проехал с лигу, потом свернул направо и относительно медленно), > без лишних виражей принялся петлять — надо полагать, где‑то по городской окраине, меж невысоких бедноватых зданий, каких‑то высоких длинных заборов и чахлых рощиц. Пока не оказался перед воротами, украшенными по обеим створкам знакомым гербом подводных сил (и ни единой надписи). Ворота распахнулись моментально. Снаружи охраны не было, а вот внутри обнаружился КПП, и с двух сторон дорожки стояли вооруженные моряки. Оказалось, это еще не конечная цель путешествия. Автобус подвез их к зданьицу казенного вида с табличкой "Склад № 11", и барон предложил:

— Пойдемте. Здесь нужно будет переодеться и сменить машины… Предосторожности, увы…

Сварог ничего удивительного в этом не видел: дело житейское — дэнго не застрахованы от лихого налета диверсантов, при той‑то горячей любви, которую к%им здесь питают… Их развели по двум разным комнатам, для муж

чин и для женщин, откуда они — в том числе и барон — вышли уже одетые дворянами средней руки. Но потом повели не прежней дорогой, и они оказались в подземном гараже, где расселись по двум роскошным легковым машинам с какими‑то дворянскими гербами на дверцах и затемненными стеклами. Поднявшись по отлогому подземному пандусу, машины выехали, такое впечатление, довольно от здания, в какой‑то более благоустроенной части города, и дома там были выше, и особняки среди них попадались чаще, и светофоры. И все же уличное движение не показалось Сварогу особенно уж оживленным — как его и засняли в свое время Золотые Шмели…

Петляния эти затянулись надолго. Барон все это время сохранял полное спокойствие, не оглядывался назад — но в*ухе у него красовался маленький шарик на блестящем кольцевом проводе. Вероятнее всего, у их кортежа была какая‑то подстраховка, ради выявления возможной слежки.

Очередная ограда — на сей раз не глухой угрюмый забор казенного вида, а высокая, ажурная, с красивыми перекладинами в форме древесных листьев, завитушек и ромбов. И встретил их, не очередной мрачный автоматчик, а привратник в ливрее г— правда, Сварог тут же подметил, оттопыренной на левом боку совершенно недвусмысленно. Они подъехали к небольшому особнячку с мраморным крыльцом, где по обе стороны подножия сидели два каких‑то геральдических; зверя.

— Ну, вот и все, господа и дамы, — сказал барон почти весело. — Прибыли. Прошу вас.

И вестибюль выглядел самым обыкновенным, вот только с четырех сторон стояли ливрейные лакеи, что‑то уж здоровенные и широкоплечие для простых слуг (и у каждого чуть топырилась не одна пода ливреи, а обе…) Барон уверенно шел на полшага впереди (кое — где в коридоре попадались такие же амбалистые лакеи). Свернув налево, распахнул перед ними аркообразную дверь в сине- зеленой росписи орнаментами. Никакой мебели, только мягкие диваны вдоль стен.

— Подождите пару минут, пожалуйста, — сказал Лог Дерег, вынимая из уха свой шарик. — Все благополучно, мне докладывают, что нас никто не проследил. Сейчас вас примут. — И скрылся в невысокой дверце справа…

Сварог ощутил легкое охотничье волнение. Оружие он, конечно, оставил во дворце принца и велел сделать то же самое остальным: слишком мало информации для того, чтобы что‑то предпринимать с ходу.

Садиться так и не пришлось: в самом деле, не прошло и двух минут, как из той же самой дверцы вышел уже не барон, а лакей распахнул ее, склонился в поклоне:

— Вас просят…. ' ' ’

Вошли в заранее оговоренном порядке, со Сварогом во главе. Небольшая комната, стены и сводчатый Потолок из полированного дерева без всяких архитектурных излишеств, темного дерева овальный стол — из‑за которого им навстречу неторопливо, можно даже сказать, величаво поднялись восемь человек в зеленых балахонах наподобие мантий, расшитых черными и белыми узорами. Барон Лог Дерег помещался на правом фланге, можно сказать, с краешку. Сварог мгновенно оценил ситуацию: ага: те, кто помоложе, сидят по краям, а в центре помещаются, мать их за ногу, патриархи. Самых пожилых и благообразных здесь четверо, и Сварог решил не ломать голову: тот, кто заговорит первым^ наверняка и окажется главным. Вряд ли они тут применяют метод "страшного бородача".

Ага! Один из седовласых чуть наклонил голову:

— Лорд Сварог, рад приветствовать вас, ваших спутников… и спутниц. Прошу садиться. — И указал Сварогу на кресло против себя.

Ну, вот и обозначился глава местного Политбюро. Ничего не скажешь, внушителен.

— Меня зовут герцог Витредж, и мне выпала честь

председательствовать на нынешнем совете, — сказал седовласый. — Барона Лог Дерега вы уже знаете, хочу представить остальных… * v • ' К 5

Он медленно называл имена (и каждый поименованный наклонял, голову). Сварогу все эти имена были ни к

чему, но он старательно их запоминал. Потом столь же церемонно представил сподвижников: сначала Бони, как е|

короля, затем Леверлина (в качестве советника по особым "

делам), затем остальных —* женщин, как требовал здеш- f,

ний этикет, последними. !

— Если вы не возражаете, лорд Сварог, сразу перейдем

к делу, — сказал герцог. — Намерения и побуждения друг

друга нам уже в общих чертах известны, но давайте, как ©

и положено на дипломатических переговорах, озвучим ®

их обстоятельно и подробно. Равно как и многое другое. §

Итак… Вы — король Сварог Барг, желающий стать Импе- 3

ратором Четырех Миров. Я не спрашиваю вас о деталях щ

и подробностях: мы о вас кое‑что знаем. Столь дельный g

человек, как вы, наверняка уже имеет надежный план р*

действий… (Сварог сделал соответствующее лицо). Тако- да

ва ваша главная цель. Наша же главная цель — уйти наверх, приобретя нормальные размеры, обустроить себе нормальное королевство и обитать наверху… — он тонко улыбнулся. — В качестве ваших верных подданных и весьма небесполезных союзников. Я думаю, эта формулировка устраивает обе стороны и не требует развернутых толкований и обсуждений? (Сварог дипломатично склонил голову). Прекрасно. Тогда, быть может, некоторые детали? Обсуждение, конечно, не окончательное, но кое‑то нужно обговорить уже сейчас… Ваши побуждения мне, смею думать, понятны: получить верных, сильных союзников, которых вы могли бы использовать при… необходимости. Я правильно изложил?

— Совершенно, герцог, — сказал Сварог.

— Полагаю, в таком случае и вам было бы небезынтересно ознакомиться с нашими… просьбами?

— Безусловно, — сказал Сварог, добавив про себя: то есть с требованиями, ага…

Из лежавшей рядом с ним небольшой стопки бумаг герцог достал одну и плавным движением придвинул ее к Сварогу. Пояснил: — Это территория земного Токеранга, какой мы хотеди бы ее видеть.

Сварог присмотрелся с непроницаемым лицом, земли меж Секвеной и Сентерой (чьи устья для пуще убедительности соединены красной пунктирной линией. Она же проведена по берегам рек). Неплохой аппетит: почти весь Хорен, по кусочку Демура и Коора, но главное — на территорию Токеранга целиком попадают Ритейские горы. И это вряд ли случайность: там — богатейшие на Харуме урановые залежи. Таларские рудознатцы о них не знают — ну кто на Таларе добывает уран? — об этом известно только ларам. Нет, вряд ли случайность. Губа у них не дура: отличное подспорье для развития ядерной энергетики, да мало ли где еще они могут использовать уран и сопутствующие редкоземы… Просидевши там лет двести, можно создать державу, с которой и Империи пришлось бы считаться, а уж Харуму…

Герцог мягко спросил:

— Надеюсь, наши требования не кажутся вам чрезмерными? И не мешают вашим собственным планам по освоению Трех Королевств?

Сварог изобразил на лице короткую задумчивость, потом глянул в глаза собеседнику:

— Никоим образом, мне представляется. Там слишком много свободных земель и слишком мало людей, десятки лет пройдут, прежде чем будет освоена хотя бы половина. Вот только… Мне хотелось бы сохранить за своими кораблями право прохода по Сентере и Секване.

— Мы и не намерены на таковое право посягать, — заверил герцог. — Реки — всего — навсего границы… У нас не так уж много предложений по будущему обустройству на Харуме. Точнее, всего два. Одно мы только что обговорили. Нам бы хотелось еще получить место под две базы подводных лодок: на Ceiype и островах Бару.

И снова Сварог сделал вид, что ненадолго погрузился в деловые размышления.

Никаких загадок: с этих двух баз ракетные подводные лодки могут держать под обстрелом оба полушария. А вот про острова Девайкир этот хитрец ни словечком не упомянул. Но коли уж именно около них несколько раз

замечены эскадры субмарин нормального размера, очень похоже, и база нормального размера там уже втихомолку создана — должны же эти лодки где‑то базироваться, это азбука. А может, и не только на Девайкир…

— г Что касается островов Бару, сразу могу сказать, что не вижу никаких препятствий, — сказал он. — Это — мои земли. А вот Сегур — владения королевы Мары, быть может, стоит поинтересоваться ее мнением?

На лице его собеседника изобразилось даже не негодование, а едва ли не детское недоумение: ну конечно, впервые в жизни ему приходилось на равных вступать в переговоры с женщиной. Впрочем, герцог тут же принял самый невозмутимый вид и крайне вежливо осведомился у Мары:

— "Как вы полагаете, ваше величество?

Изобразив то же короткое раздумье, Мара ответила:

— Не вижу никаких препятствий.

— Вот, собственно, и все наши предложения, — сказал герцог. — Теперь осталось еще упомянуть об одном крайне деликатном вопросе; Именно потому, что мы, я вижу, играем в открытую. Барон Лог Дерег, как ему по должности и положено, доложил о некоторых разговорах с вами перед Вашим прибытием сюда. В том числе и о неких… — он чуть заметно улыбнулся, — мерах предосторожности, которые вы приняли перед визитом сюда. О, не подумайте, что это у нас вызывает какие‑то отрицательные эмоции. Наоборот, это понятно и объяснимо: первая встреча с совершенно незнакомым партнером, к тому же, увы, между нами в прошлом состоялись… некоторые трения, которые, я надеюсь, в прошлом безвозвратно и останутся. Вполне разумно и логично, так и должен поступать хороший политик. Мы все понимаем… а потому очень надеемся, что вы поймете нас. Мы тоже, признаюсь, заранее приняли свои меры предосторожности. Потому что, не стыжусь в этом признаться — никогда не стыдно признавать очевидные истины — в наших отношениях мы еще какое‑то время будем оставаться слабой стороной. Во время переселения и обустройства на новом месте мы самое

малое в течение года будем перед вами совершенно беззащитны, полностью в вашей воле. Теперь, когда ситуация изменилась, когда мы знаем ваши цели, когда ясно, в чем наша взаимная выгода, мы не ожидаем от вас никаких.:, враждебных действий. Но, с другой стороны, как уже говорилось, хороший политик никогда не доверяет партнеру всецело и всегда принимает некие меры предосторожности… как это сделали вы. Поэтому, смею думать, вы с пониманием отнесетесь к тому, что и мы решили подстраховаться

Сварог лихорадочно соображал. Год на обустройство. Всего г о д. Столь малый срок можно объяснить одним- единственным обстоятельством: у них и точно есть синтезаторы материи. Без них не то что за год — за десять лет

не управишься

— И как же вы подстраховались, если не секрет?

спросил он.

— О, никаких секретов, — улыбнулся герцог. — Вы ведь

не держали в тайне свои меры предосторожности, поэтому я обязан ответить такой же откровенностью. Мы позволили себе разместить в дюжине крупных таларских городов… достаточно мощные взрывные устройства, способные причинить этим городам весьма значительный ущерб. Разумеется, мы их намерены использовать в одном — единственном случае: если во время переселения и строительства нового Токеранга подвергнемся серьезной агрессии. Когда оснований для беспокойства больше не будет, все эти, устройства мы демонтируем, непременно в присутствии ваших людей. Вас не разозлило такое откровение?

Этот благообразный прохвост только что солгал дважды. Когда сказал, что устройств только дюжина (значит, их больше) и когда пообещал демонтировать все. Какую- то часть они намерены оставить в прежних тайниках, хитрованы…

Сварог улыбнулся широко, честно, открыто:

— Не сказал бы, что это мне нравится, но речь идет исключительно об эмоциях. Как король и полития вас прекрасно понимаю: в сложившихся условиях подстра — ховка необходима была с обеих сторон… Считайте, что мы и в этом вопросе нашли общий язык.

"Нужно будет поговорить с Яной, — подумал он. — Не исключено, что с помощью Древнего Ветра она обнаружит все устройства так, как обнаружила все до единого обиталища Хитрых Мастеров. Будем яростно верить, что у нее получится…

— Я очень рад, что мы пришли к полному пониманию склонил голову герцог, и Сварог повторил кивок.

Герцог слегка развел руками:

— Собственно говоря, я сказал все, что хотел. Что ж

иногда самые сложные дела решаются очень быстро, если

у. сторон есть желание идти навстречу друг другу… в особенности если они понимают, что нужны и полезна друг другу. Быть может, у вас есть какие‑то свои темы для обсуждения?

— Нет, — сказал Сварог. — К чему? Главное; собствен

но, сказано. Меня теперь интересует чисто техническая сторона дела. Как все будет происходить, в какие сроки… ну, вы понимаете.

— Понимаю, — кивнул герцог. — Если позволите, мы сделаем это темой нашей завтрашней встречи. Сначала, согласно нашим старинным правилам, мы в своем кругу обсудим нашу сегодняшнюю встречу, — он тонко улыбнулся, — я ведь не единоличный правитель и даже не какой‑то официальный председатель либо иной глава.

В силу старых традиций у нас нет главы. Все вопросы решаются общим обсуждением и голосованием. Обширный и подробнейший план ухода наверх у нас уже разработан. Послезавтра я его вам вручу, чтобы вы его внимательно изучили там, наверху, у себя. А потом уже наша делегация прибудет к вам для переговоров — возможно, вы пожелаете внести в план какие‑то изменения, дополнения.

Тогда и согласуем точно сроки. Вас устраивает такой вариант? Теперь, когда все карты открыты?

— Безусловно, — сказал Сварог. — Рад буду вас принять в любой момент для долгого и обстоятельного обсуждения.

"Демократ, мать твою за ногу, — подумал он с веселой злостью. — Нет у них главы, видите ли. То‑то все остальные как воды в рот набрали, сидели смирнёхонько, как курочки на насесте. Нет, конечно, какое‑то обсуждение^и голосование безусловно будет, барон говорил, что у них до сих пор не пришли к единому мнению… но вот рулит, без сомнения, именно это вальяжный хитрец.,

На этот раз в подземном гараже их ожидали не два роскошных автомобиля, а три. Барон кивнул на один из них:

— Не возражаете, если мы поедем только вдвоем?

— Ничуть, — решительно сказал Сварог. И спросил,

едва машина тронулась; — Ну что же, каковы ваши впечатления, и будут ли комментарии?

— Конечно,? — чуть помолчав, кивнул барон. — Потому- то я и хотел остаться с вами наедине. По — моему, все прошло просто прекрасно, могу вас заверить,

Сварог небрежно сказал;, i, -

— Но вы ведь сами говорили, что именно герцог- один из двух колеблющихся. А ведь именно от него зависит очень и очень многое*. Давайте уж будем откровенны до конца. Я как‑никак король с некоторым опытом. Хотя герцог и говорил, что г л а в ы у вас нет, остались сильные подозрения, что — все же есть. И это именно он. Вы сами на нечто подобное недавно намекали…

— Безусловно, он, — ничуть не промедлив, ответил ба

рон. — Неформальный глава есть всегда и везде. Однако… У меня создалось впечатление; что он изменил мнение о вас к лучшему. Я вовсе не хочу сказать, что до этого он- относился к вам плохо. Просто — напросто мне кажется, что теперьвы его полностью устраиваете как деловой парт тнер, а это придает надежды…

Барон не врал. Впрочем, это означало лишь, что он верил в собственные слова…

Глава XI ВОЛЧИЦЫ

Утром Сварога у главного входа поджидала. светло- зеленая машина с гербом дворцового ведомства на дверцах — не шикарный лимузин, но и не старая развалина. Вполне подходящая, в меру неприметная машина, Барон, стоявший рядом на верхней ступеньке, сказал:

— Я думаю, вряд ли стоит посылать за вами охрану. О вашем присутствии здесь никто не знает, люди короля ни о чем не подозревают, это проверено.

—. Ну конечно, — сказал Сварог. — К чему лишние хлопоты? Да и привлекать лишнее внимание ни к чему. К тому же, я так подозреваю, водитель человек надежный?

— Безусловно, — кивнул барон. — Вооружен, снабжен серьезными документами… А впрочем, у полиции совершенно не принято останавливать машины дворцового ведомства, да еще те, что принадлежат принцам… Желаю приятной поездки! Поделитесь потом впечатлениями?

— Обязательно.

Барон протянул ему синюю карточку с каким‑то узором, величиной в половину почтовой открытки:

— Возможно, вам захочется что‑то купить, какие- нибудь сувениры. Тут достаточно солидная сумма.

"Гостеприимство бьет фонтаном, — подумал Сварог, пряча карточку во внутренний карман камзола. — Ну что

8 Вертикальная вода

же, я ему по — настоящему нужен. Вот только первым делом…"

Первым делом, усевшись рядом с шофером (смешно, но и здесь как в безвозвратно сгинувшем Советском Союзе, почетным считалось именно это место), он в два счета проверил и машину, и собственную одежду, и одежду шофера. С одеждой все было в порядке, а Вот в машине обнаружился микрофон — каковой Сварог тут же и "заглушил". Насторожить барона он этим нисколечко не боялся: в конце концов, они давно уже узнали, что Сваррг частенько "глушил" замаскированные в отведенных им апартаментах микрофоны и видеокамеры…

Водитель, здоровенный светловолосый парень (выглядевший кем‑то посерьезнее простого шофера), спокойно спросил, едва они выехали за ворота:

— Я слышал, ваша милость, вы намеревались прежде всего посетить Зоологический музей?

— Вот именно, — сказал Сварог. — Мне. говорили, интересная достопримечательность… Только провезите меня по центру, я хочу посмотреть и сам город.

Откровенно говоря, Клорена на него особенного впечатления не произвела: достаточно безликий и скучноватый город. Здания современной постройки соседствуют со старинными особняками, окруженными парками и высокими оградами. Встречаются вывески торговых домов (и официальных учреждений, конечно), но практически нет уличной рекламы. Разве что несколько ресторанов давали

о себе знать не без изящества исполненными вывесками.

Непохоже, чтобы здесь кипела оживленная ночная жизнь, знать если и развлекалась, то в загородных дворцах наподобие резиденции принца (впрочем, об отсутствии насыщенной ночной жизни он узнал еще из съемок Золотых Шмелей). Чуточку аскетически вид был у здешней столицы. Полицейских на перекрестках, кстати, довольно мало. Непохоже, чтобы здесь что‑то назревало… Машин на улицах не так уж много, чв основном украшенные гербами (не исключено, что машина здесь — в основном дворянская привилегия).

Вскоре машина, миновав большой парк, остановилась неподалеку от здания в виде темно — синей полусферы, где по обе стороны широкой лестницы стояли огромные статуи: каких‑то диковинных зверей самого неприятного облика. Когда машина остановилась на обширной стоянке, Сварог огляделся.

Никак не походило, что это ученое заведение пользуется в столице большой популярностью. На стоянке; где хватило бы места для доброй сотни машин, стояла только та, на которой они приехали. И не единой больше. Сварог вопросительно взглянул на спутника — коли уж того отрекомендовали человеком надежным, следует потребовать разъяснений.

Светловолосый чуть заметно пожал плечами:

— До одиннадцати пополудни еще три минуты. Графиня весьма пунктуальна…

Оставалось сидеть и от нечего делать таращиться на зверей у входа, про которых непонятно даже, млекопитающие это или рептилии. Омерзительные твари, и все тут, а если они еще представлены внатуральную величину… брр!

Ровно в одиннадцать из аллеи показался синий автомобиль — как и машина Сварога, не роскошный, но и не таратайка. На дверцах у него красовался дворянский герб, опять‑таки довольно простой. Машина неторопливо подъехала, ловко развернулась так, что они встали капот в капот.

Дверцы не шелохнулись, стекла не опустились. Водитель Сварога вежливо сказал:

— Пожалуйста, сядьте в машину к госпожа графине.

Ну что ж, правила игры тут устанавливал не он… Мимолетно коснувшись пистолетной кобуры под камзолом, Сварог вылез, открыл дверцу синего автомобиля и вежливо раскланялся.

— Прошу вас, — сказала та из двух сидящих там дам, что выглядела постарше — лет сорока, красивая, черноволосая, в дворянском платье и при медальоне с графским гербом на шее. Вторая оказалась лет на десять помоложе,

одетая столь же небедно, но медальон у нее был серебряный, с какой‑то непонятной эмблемой. Они обе чуть подвинулись, освобождая Сварогу место.

— С кем имею честь? — спросил он, как человек воспитанный.

— Я Альдиана Лон Атренг, — сказала графиня. — А это моя доверенная сподвижница, Эльментина Лорн. Значит, вы и есть знаментый король Сварог… Быть может, не будем тянуть зря время и перейдем сразу к делу?

— Охотно, — сказал Сварог. — Тем более что я сгораю от любопытства: у меня здесь очень мало знакомых, и столь неожиданное приглашение…

— Так вот, к делу, — сказала графиня решительным, почти мужеским тоном. — Нам все известно о вашей миссии, о ваших намерениях, о ваших переговорах с дэнго… Но суть не в этом. Мы представляем здесь тайное общество "Золотые волчицы".

— Интересно, — сказал Сварог. — Это что‑то наподобие дэнго?

— Скорее уж наоборот, — сказала графиня. — Наше общество довольно давно создано для того, чтобы добиться равноправия женщин с мужчинами. Вы ведь наверняка уже немного наслышаны о здешних укладах?

— Наслышан, — сказал Сварог.

— И как вы к этому относитесь?

— Не скажу, чтобы эти уклады мне особенно нравились, — честно признался он. — У нас, наверху, многое обстоит совершенно иначе… можно сказать, абсолютно все.

— И это радует, — сказала графиня. — Откровенно говоря, с вашим появлением у нас появились серьезные надежды. Прежде, глядя правде в глаза, шансы были слишком малы, но теперь, когда Токерангу предстоит переселиться наверх, у нас есть шанс получить те же права, что и у земных женщин. Вы, должно быть, представляете, в каком унизительном положении женщины здесь находятся?

— Примерно, — сказал Сварог:

Ее красивые хубы исказила горькая гримаса:

— Вот то‑то, что "примерно"… Чисто теоретически. А вот практика… Дело даже не во второсортности, а во всем сопутствующем. Возьмите Эльментину, — она легким кивком указала на насупившуюся подругу. — По сути, именно она руководит ключевым отделом одного из… весьма серьезных институтов. Но обязана передавать все указания и распоряжения через секретаря — мужчину, достоинство которого только в том, что он — мужчина. В том числе и на самых серьезных совещаниях и семинарах обязана сидеть в заднем ряду в сереньком платье с бляшкой младшей лаборантки, что лишь на одну ступеньку выше простой уборщицы. Что до меня, я фактически командую одной из атомных субмарин. Но, как легко догадаться, хожу в форме с узеньким серебряным уголочком кром — ефрейтора, а представляет судно на всех уровнях очередное ничтожество мужского пола. И так обстоит везде — не говоря уж о дурацких укладах наследования, быта, всей жизни…

Понятно, сказал себе Сварог. На их месте я бы тоже тихонечко остервенел от этакой вопиющей несправедливости бытия. Это даже хуже, чем безвылазно держать в какой‑нибудь сакле под паранджой… Ничего удивительного, что однажды родилось тайное общество, настроенное, надо полагать, крайне решительно. Кто это и когда отказывал женщинам в уме и остроте мышления? Даже здесь это понимают и используют вовсю их труд и ум — не давая подняться выше ефрейторов. А ведь это крайне опасно: доводить до такого состояния женщин умных, образованных, наверняка держащих в руках немало ключевых постов. Однажды может и рванугь, что для хозяев жизни, то бишь мужчин, будет совершеннейшей неожиданностью. А впрочем, у них не должно остаться времени на любые внутренние дрязги, на что угодно.

— Ну что же, — сказал Сварог. — Такие несправедливости следует исправлять — тем более что наверху ничего подобного нет. Там все иначе.

— Мы знаем, — сказала графиня. — И, откровенно говоря завидуем. Вообще‑то общество состоит не только из

одних женщин. Мужчин тоже хватает. — ее губы вновь тронула ироничная улыбка. — О, отнюдь не потому, что они столь уж благородные сторонники женского равноправия. Впрочем, есть и такие, они понимают, что ситуация во многом нелепа и, по большому счету, лишь вредит государству. Гораздо больше обделенных. Я имею в виду в первую очередь представителей Десяти Семейств и других сословий, которым не по нраву диктат дэнго. Можете поверить, общество довольно сильно…

— Если не секрет, — сказал Сварог, — как же вы собираетесь добиться своей цели? Переворот? По — моему, это не тот случай.

— Мы и сами это прекрасно понимаем, — кивнула гра

финя. — Речь идет не об обычной смене власти… О решительном изменении о вековых укладов. Поэтому очень долго мы находились в откровенном тупике. А вот с вашим появлением и будущим уходом наверх появились нешуточные надежды… Ведь новый Токеранг, как нам известно, будет вашим вассалом? Точнее, в первую очередь вассалом империи, как все прочие земные государства, но и вашим тоже? Ведь именно вы отдаете "в держание" свои земли?

— Да, разумеется, — сказал Сварог. — Вассалы "по праву держания".

— Вот видите. А составлять вассальный договор будете, конечно же, вы…

— После долгих консультаций с дэнго… — усмехнулся Сварог. — Заранее знаю, что переговоры будут долгими и нелегкими, эти господа будут торговаться не хуже заправских купцов… Подозреваю, вы хотите, чтобы я вставил в, вассальный договор какие‑то статьи об уравнении женщин в правах.

— Не особенно прямые и откровенные, — тут же ответила графина. — Мы прекрасно понимаем, что не следует торопить события — очень уж устоялись иные традиции. Некие зацепки, которые впоследствии можно будет развернуть надежно и необратимо. Поспешая ме^енно. У нас разработаны планы… Я хочу, чтобы вы поняли одно,

лорд Сварог: мы — не кучка фантазерок — заговорщиц. Общество достаточно большое, разветвленное, с нами сотрудничают несколько чисто мужских организаций, в основном из Десяти Семейств, давным — давно чувствующих себя обделенными. Есть сильнейшие подозрения, что за одним, по крайней мере, стоят король и старший принц, которые тоже ненавидят дэнго, — она усмехнулась: — Ну, принца Каугена можно не принимать в расчет, этот простяга не годится для мало — мальски серьезных дел (Сварог мысленно ухмыльнулся). А торговаться дэнго будут, безусловно, со всем пылом. Оказавшись наверху, они сохранят массу сил и сообщников, но вот главного своего козыря лишатся; Видите ли? У них есть устройства, способные в считаные сутки уничтожить весь Токеранг…

— *Я знаю, — сказал Сварог. — Машина Последнего Дня, да?

— Ах, вы уже знаете… — не походило, чтобы графиня особенно удивилась. — Лишний раз убеждаюсь, что вы человек крайне серьезный. Да, Машина.

— Можно вопрос из чистого любопытства? — спросил Сварог. — Как получилось, что они захватили такое?

На сей раз ответила Эльментина:

— Так уж исторически сложилось… В старые времена, когда стал развиваться научно — технический прогресс, именно ученые оказались на ключевых позициях. И очень быстро кто‑то у них, чертовски умный и подлый, понял, как обеспечить себе власть на века. Заложить бомбу и держать фитиль в своих руках, причем особенно этого не скрывая. Сначала это в самом деле были ядерные устройства. Теперь — Машина…

— Но они все же рискуют уходить наверх… — сказал Сварог.

— Ну, во — первых, они полагают, что очень долго будут вам нужны и полезны, — графиня тонко улыбнулась. — До нас дошли сведения о кое — каких ваших планах на будущее… Во — вторых, они постарались обеспечить себе некоторые гарантии, точнее говоря, откровенный шантаж. Вам известно, что самое малое в двух дюжинах ваших caмых крупных и важных городов уже заложены мощные ядерные устройства и что‑то еще, не менее страшное? Это не моя специальность, Эльментина в этом разбирается лучше… —

— Сверхпроводники, верно? — сказал Сварог.

— Вот именно, — кивнула Эльментина. — Всем, этим давно уже занимается барон Лог Дерег. Как глава разведки, Быть может, это самый опасный человек в, Хокеранге, но и он, при всем его уме и коварстве, остается в плену старых традиции. А меж тем за одним из его главных компьютеров, куда стекается вся, серьезная информация, давно сидит девушка, нижний чин, как полагается, а потому и отношение к ней соответственное… И так обстоит во многих местах. Поэтому мы много знаем и о верхнем мире, и о вас, лорд, Сварог. Раньше шансы на успех были, мы отдаем себе в том отчет, слабоваты, но теперь, с вашим появлением… И все равно, скажу откровенно: нет гарантии, что дэнго, увидев такую необходимость, не. успеют

ВКЛЮЧИТЬ МаШИНу

s— Нуда, я уже сталкивался с этой вашей милой традицией, т — т: сказал Сварог. — При необходимости подрывать себя с гордым и несгибаемым видом…

Графиня негромко рассмеялась:

— Лорд Сварог, это далеко не на всех распространяется. Это, у нижестоящих дэнго давно ввели такие порядки, а сами они слишком любят жизнь… Если придется пустить машину в ход, для себя они давным — давно разработали план эвакуации всех Восьми Семейств. Вертолеты, специальная посадочная площадка, отряд подводных лодок, где поместятся все (Ах, вот оно что подумал Сварог, вспомнив и тот странный отсек грузовых субмарин, и посадочную площадку). Где‑то на островах Девайкир разработано надежное убежище, где они со всей роскошью смогут прожить и без Токеранга…

— Вам известно, где стоит Машина? — спросил Сварог.

— Нет, — сказала графиня. И^не врала. — Никто так и не доискался пока..; Лорд Сварог… Ведь до сих тор нет полной гарантии, что дэнго согласятся выйти?

— Пожалуй, — подумав, кивнул Сварог.

Графиня смотрела на него без улыбки, с совершенно безмятежным лицом:

— Лорд Сварог, есть очень простой и надежный вы

ход. Уничтожить дэнго. На следующей же встрече. Хотя бы для того, чтобы забрать ключи, без которых машина бессильна. Да, в каждом из Восьми Семейств хранится дубликат — но в случае смерти кого‑то из членов дэнго, выбора нового или еще какой‑нибудь неожиданности сейф с дубликатом может быть вскрыт только несколькими ключами оставшихся в живых… Никто попросту ничего не успеет сделать.

Ага, — сказал Сварог. ^ И останутся Восемь Семейств, насколько я знаю ваши традиции, имеющих право нй месть

1 — Ну, это не столь уж и сложная проблема, — сказала графиня. Собственно, это и не проблема вовсе. По нашим традициям, право на месть имеет довольно ограниченный круг людей: дед, отец, братья родные й двоюродные (но исключительно по мужской линии)> племянники, опять‑таки строго по мужской лйнйи, сыновья. Подобных в Восьми Семействах останется всего‑то сто шесть… — она жестко усмехнулась. — Я же говорю, что Немного наслышана о вас. И мне отчего‑то думается, что вы не придете в ужас, если эту жалкую сотню с лишним человек постигнет безвременная кончина? "

— Не думаю, что я пророню хотя бы слезинку> — жестко сказал Сварог.

— Вот видите. А дальше все было бы гораздо проще… — она чуточку поколебалась. — Развивая эту мысль, было бы неплохо для дела, случись что‑нибудь с королем и старшим принцем. Из Каугена получится великолепный король, устраивающий и вас, и нас. Ваша задача — только дэнго. Остальное мы без труда взяли бы на себя. Вот тогда можно было бы спокойно выйти наружу и создать нормальное королевство, без этих восьми тиранов. Вряд ли кто‑то всерьез будет препятствовать. Если дэнго окажутся мертвы, вряд ли кто‑то будет защищать их всерьез —

мертвым тиранам верность обычно не хранят, потому что это бессмысленно: не будет больше ни благодеяний, ни наград, — она прищурилась чуть мечтательно. — Обычное земное королевство, в котором у женщин понемногу появятся все права…

"А вот это уже вилами на воде писано, — подумал Сварог. — Судя по ее словам, в заговоре участвуют немало разных сил, со своими побуждениями и мотивами. А меж тем исторический опыт учит: когда такая коалиция достигает победы, очень быстро ее члены, ненадолго объединенные конкретной целью, начинают бороться всякий за свои интересы. Проще говоря, резать друг друга со всем усердием. Только этого мне еще не хватало на Таларе — гражданской войны в государстве, располагающем подводным флотом, боевой авиацией, ракетами и черт знает чем еще. А резня, и к Грельфи не ходи, может начаться очень быстро: как только они начнут обустраиваться на земле, у всякой группировки будут свои пданы и соображения, как строить жизнь дальше, И заполыхает…"

— Необходимые силы и планы имеются, — сказала графиня. — Едва получив известие о смерти дэнго, мы в состоянии пустить их в ход. Пусть даже где‑то мы просмотрели соглядатаев дэнго, им уже просто некому будет доносить. Как, вам такой план, лорд Сварог? Вы видите свежим глазом какие‑то изъяны?

— Никаких, — сказал он, не особенно и раздумывая. — Реально и жизненно. А главное, можно провести в жизнь уже завтра…

— У вас есть оружие? — деловито спросила она. — Если нет, я бы могла…

— Нет, спасибо, — сказал Сварог. — Всего хватает. В прошлый раз они были уверены в себе: ни металлоде- текторов, ни стрелков за портьерами. Думаю, и завтра будет точно так же.

— Вот и прекрасно, — графиня подала ему небольшую

ми.? — Как

только все кончится, позвоните по этому номёру и скажите "Тишина". И все тут же придет в движение. Плохо

только, что никто не знает, где они на этот раз назначат вам встречу…

— Ничего, — сказал Сварог. — Бывали переделки и похуже, и — ничего, выбирались.

…Задумчиво глядя вслед отъезжающей машине двух крайне энергичных дам (из коих ни одна ни разу ему не соврала ни в большом, ни в малом), он подумал: на вид — тихий уголок, но какое здесь потаенное коловращение жизни…

Глава XII И КАВАЛЬКАДЫ Б ЧАЩЕ

1–1 ели не считать некоторых отличии в одежде, здешняя большая королевская охота практически ничем не отличалась от тех, в которых Сварог участвовал наверху. Разве что нет ни единой дамы. Все остальное знакомо до скуки: кавалькады всадников в охотничьих нарядах, на разные лады трубят егеря, псари, ловчие хищных птиц, азартно лают и натягивают поводки собачьи своры…

Сварог держался в сторонке, согласно инструкциям барона: еще один никому неизвестными дворянчик, в виде милости за какую‑то услугу приглашенный на королевскую охоту. Никто не обращал на него ни малейшего внимания, разве что иные косились заносчиво. Издали он видел короля с обоими принцами — ну что же, вид вполне королевский, осанист, гордая посадка головы, тяжелая непроницаемая физиономия. Принц Хаутил — красавчик, чем‑то хищным в лице напоминавший герцога Орка. И наконец Кауген, и здесь ухитрявшийся выглядеть растяпой, впервые в жизни взобравшемся на благородного охотничьего коня — не переигрывает, но держится в образе, стервец…

Все шло, как обычно — углубившись в чащобу, кавалькады очень быстро рассыпались в разные стороны: ^го‑то пустил гончих по следу оленя, кто‑то поскакал вслед за

стаей собак посерьезнее, мощных кабанятников с обрезанными ушами и хвостами, в шипастых ошейниках и наполовину закрывавших тело кольчугах, кто‑то умчался с соколами с колокольчиками на лапках. Наступил момент, когда никто толком ни за кем не может следить, каждый увлечен своей дичиной.

Вскоре Сварог — кому до него было дело? — остался в полном одиночестве там, где и условился с принцем — возле глубокого бочага, окруженного огромными заплесневевшими корягами. Звук труб и рожков, заполошный лай собак понемногу стихли; и конь, наконец, успокоился, перестал прядать ушами и рваться вслед за уносившейся охотой. Закинув его поводья на одну из коряг, Сварог высмотрел себе пенек посуше, уселся и закурил, на всякий случай расстегнув верхние пуговицы камзола так, чтобы моментально выхватить пистолет. Мало ли какая новая интрига могла обнаружиться — их тут, он успел убедиться, что опят на пне…

Слева, в лесу, послышался топот копыт — один- единственный конь шел рысью. Сварог спокойно ждал, держа ругу поближе к оружию. Потом убрал: на поляне показался принц Кауген, неуклюже спешился, оглядевшись, привязал гаедого к той же коряге, что в качестве коновязи выбрал Сварог, подошел и коротко раскланялся. Сварог подвинулся, освобождая ему часть сухого широкого пенька. Принц уселся без всяких церемоний — все тот же простак на вид, чуть ли не с соломой в волосах и ясным, незамутненным взором недотепы. "Великий артист’ пропадает", — фыркнул про себя Сварог…

Принц произнес с безмятежным видом:

— Тысячу раз простите, но мне крайне важно прежде всего прояснить одно деликатное обстоятельство… Вы, часом, не питаете ко мне злобы за ту историю с королевой Сегура? Вы же сами видели, она ушла со мной по своей воле…

— Не питаю, — кратко ответил Сварог.

— Рад слышать. Я боялся, что это может осложнить наши деловые отношения… а время меж тем поджима

ет… — он глянул на Сварога как‑то незнакомо, цепко. — Вы готовы уже завтра перестрелять дэнго/или у вас свои планы?

Сварог с очаровательной улыбкой ответил:

— Да мне как‑то, знаете, все равно. Ну, а Восемь Семейств? Обычай мести и все такое?

Принц жестко сказал:

— Можете быть уверены: о них позаботятся моментально, едва все… произойдет. Все подготовлено! И не только это.

"Интересно, — подумал Сварог. В точности повторение слов графини — и ведь он не врет… О двух акциях пойдет речь или об одной? Не исключено, что как раз доверенные лица принца и действуют среди Золотых, Волчиц самого‑то его графиня искренне считает никчемным простаком

— Давайте внесем полную ясность, — сказал принц, — Это у дэнго какие‑то грандиозные планы на земле, пусть и не на самое близкое будущее. А я… Нет, я честолюбив, но не хочу впутываться в достаточно сложный) как я понимаю, механизм земной жизни: Я хочу быть обычным земным королем, таким же, как прочие — императорские балы, охоты, стократ превосходящие размахом наши, все прочее… Собственно, мне не так уж и много нужно от жизни. Завоевательных порывов полностью, лишен. Верите?

— При чем тут вера? — пожал плечами Сварог. — Я просто знаю, что вы мне сейчас не врете.

— Да, я слышал краем уха об этой вашей способно

сти… кстати, очень полезная для королей способность. Ей, интресно, нельзя как‑то научиться? !

— Увы, нет, — с тенью злорадства сказал Сварог. — На это способны только лары.

— Жаль… — сказал принц. — Вам понадобится оружие?

— Нет, спасибо. Своего достаточно. Одно слегка беспокоит: представления не имею, где они намереньйавтра назначить мне встречу. Придется работать в незнакомом

месте, а это всегда чуточку усложняет задачу…

— Ну почему же в незнакомом? — сказал принц где- то даже весело. — Встречу они вам назначат в том самом моем загородном дворце, где вы уже несколько дней имеете честь обитать. Как уже случалось несколько раз, — он заулыбался еще веселее: — Дворец растяпы и простака принца Каугена — последнее место, которое можно связать с заговорами и тайнами. Весь Токеранг знает, что там исключительно пьют, блудят и прожигают жизнь, как могут… Ну что, это облегчает дело?

— Безусловно, — сказал Сварог. — Как насчет стрелков за портьерами и других мер предосторожности?

— г- Никаких, — уверенно сказал принц. — Они чуточку расслабились и считают, что у меня, болвана, совершенно безопасно, — он чуть посерьезнел. — Конечно, среди моих, гвардейцев и лакеев могут оказаться их люди, даже наверняка, но вряд ли в особенно уж большом количестве. Да, и я предпринял кое — какие меры — буду держать поближе тех, кому доверяю полностью. Я, конечно, не умею, подобно вам, отличать правду от лжи, но есть всякие проверки… В общем, когда все начнется, мои люди займут ту самую часть, замка. А что до Восьми Семейств — как я уже говорил; все готово… — он словно расслабился на миг, произнес мечтательно: — Ключи от Машины Последнего Дня, все восемь… У кого они в висят на шее, тот и будет владыкой Токеранга. Вам, право, не понять, вы здесь пришелец…

— Может, если вы уж столько знаете, вам известно, где расположена Машина Последнего Дня?

— К сожалению, нет, — вздохнул принц.

Вр — рал, стервец! Прекрасно знал! Хочет придержать в рукаве, как лишнюю козырную розу, а? Очень похоже — наверх‑то ему хочется искренне…

Принц улыбнулся:

— Но какое это имеет значение? Во — первых, легко пустить слух, что и она в моих руках, а во — вторых, без ключей она полностью бесполезна для кого‑либо другого, пусть даже он точно знает, где она стоит… Ну, а когда разойдется слух, что я завладел машиной, будет легко избавиться от самых нежелательных персон… да и выход наверх пройдет как нельзя более гладко. Разумеется, нам еще многое нужно будет обговорить, но это потом..:' 'г

— Есть у меня вопрос, то ли нескромный, то ли циничный, — сказал Сварог. — А как на этакие новшества посмотрят ваш уважаемый батюшка и старший брат

Вполне. Мне отчего‑то кажется, что этакие новшества им крайне не понравятся. Но и на этот счет разработаны некоторые меры… о, не смотрите на меня так. Я не чудовище, чтобы проливать родную кровь. Просто — напросто давным — давно существуют и акты об отречении, и парочка уединенных замков, откуда очень трудно выйти. Вас не коробит такой образ мыслей?

> — Ну что вы, — сказал Сварог ему в тон. Давненько уж тружусь королем, ко всякому притерпелся…

— Прекрасно, — сказал прйнц чуть ли не растрогай- но, — я вижу мы без труда найдем впоследствии общий

ЯЗЫК…

— Надеюсь, — сказал Сварог.

— Хотите полезный совет? спросил Принц. — Стре

ляйте непременно в голову. У них всегда надеты Под Мантиями кольчуги, защищающие даже от автоматной очереди в упор.

— Я учту, — серьезно сказал Сварог. —

— И еще. Первым непременно стреляйте в Лог Дерега. Это и есть главный источник опасности. По крайней мере, для меня — точно, вы‑то ему нужны… пока.

— А что с ним не так? — небрежно спросил Сварог.

Принц помолчал. Пожалуй, его лицо явственно омрачилось. …

— Не очень‑то приятно о таком говорить Меж мужчинами… — сказал он наконец. — Ну, да после истории с королевой Сегура мы с вами оказались почти что в равном положении. Да, именно так. v Только вы промаялись всего одну ночь, а мне приходится терпеть уже^четыре месяца… Я человек легкомысленный, но у меня; вот уже

больше года есть постоянная подруга. Я ее не люблю по- настоящему <. как и вы наверняка не любите королеву, но это/если можно так выразиться, словно бы часть меня. Вы ведь знаете, как это бывает? Вот видите. Очень Неглупая девочка. И мечтает стать если не Королевой, то принцессой: Ну; почему бы и нет? Очень уж я к ней привязался… Вот только четыре месяца назад на нее крепенько положил глаз Лог Дерег. И стал откровенно преследовать, — он отвел взгляд. — Вы знаете, я… Я прекрасно знаю, что у барона, несмотря на его Железный характер, есть единственная слабость — красивые девушки. И с ними он порой бывает откровенен, — как нйкогда. Маленькая слабость, свойственная и железным людям. Вот я и решил это использовать; — он глянул в глаза Сварогу с вызовом. — Думаю, не вам меня осуждать?

;" ш И не собираюсь, — тихо сказал Сварог. Поскольку Сам был не без греха — дорога королей…

— В общем, я откровенно поговорил с Иленой, — сказал принц; — Не особенно тяжелый был разговор, но все же неприятный. Для любого нормального мужчины на моем месте. Она умница, она все поняла… И с тех пор пару ночей в неделю проводит с ним. Мои мысли и ощущения вам1 должны быть понятны… — он поднял голову, глаза сузились. — Очень долго все было впустую. Но аккурат перед вашим прибытием у них состоялся интересный разговор. Он и до того не раз предлагал ей выйти за него замуж> видимо не на шутку размяк, те самые слабости железных людей… Кстати, особенно умной он ее не считает, она большей частью разыгрывает простушку под пару мне, и получается у нее неплохо… Когда она в очередной раз отказала, он кивнул с таким видом, словно ему все понятно: "Простой титул баронессы, даже вошедшей в одно из Восьми Семейств, тебя не устраивает, а? Рассчитываешь стать принцессой?" Она невинно похлопала глазками и ответила: почему бы и нет? Тогда он сказал совершенно хладнокровно: "А как бы ты посмотрела на то, чтобы стать королевой Токеранга? Земного Токеранга?" Она уставилась еще более наивно: вы хотите сделать

Каугена королем Токеранга? Барон ухмыльнулся так, что у нее, она потом жаловалась, мурашки пошли по коже: "При чем тут этот придурок? Я вовсе не о нем. Ты когда- нибудь слышала, что престол доставался не по праву наследования, а по твердости руки и решимости?" Тут только она сделала вид, что до нее стало туго — туго доходить, и спросила: неужели вы о себе, Альтерат? "А почему бы И нет? — сказал он спокойно. — В конце концов, наш род древностью не уступает этим, что сейчас на троне… Или подобное первый раз случалось?" И долго живописал ей все прелести земного королевского бытия. В конце концов, она прикинулась, что задумалась всерьез. Но потом очень робко спросила: а разве дэнго такое допустят? Он снова усмехнулся так, что Илене стало зябко, и преспокойно сказал: "В конце концов, дэнго — не более чем люди, а люди смертны…" Прямо‑таки волчья, она говорит, была улыбочка. Ну, она повела себя правильно: стала лепетать, что все это очень привлекательно, но страшно связываться со всемогущими дэнго. "А уж об э т о м, милая, тебе беспокоиться как раз не следует, — сказал он, улыбаясь уже не жутко, а где‑то даже беспечно. — Это я беру на себя — и моху поклясться гербом, что все пройдет прекрасно. Будет такая ситуация…" Потом еще какое‑то время расписывал ей блеск земных королевских дворов, императорские балы, где они смогут бывать… Полеты в небе, морские прогулки, прочие удовольствия, о которых она сейчас представления не имеет… В конце концов Иле- на сделала вид, что он ее уболтал, и только порой робко напоминала о всемогущих дэнго — а он уверял, что беспокоиться не о чем, все решено и готово. А уж наверху он сможет развернуться на славу, так, как она себе и представить не может…

"А что же будет с Каугеном? Со всем королевским семейством?"" — спросила она. Он усмехнулся: "Тебя так волнует судьба этого дурачка, все достоинства которого заключается в короне наследного принца? Или судьба его папаши с братцем?" И напоследок самым мйНым голосом пообещал перерезать ей глотку, если она хоть

о кому‑то проговорится, в первую очередь мне. Назавтра она мне все рассказала, хоть ее при этом и трясло от страха.

— Интересные дела, — сказал Сварог медленно. — Вы знаете его гораздо лучше меня. Это, часом, не пустая бравада?

— Когда речь идет о бароне — вряд ли, — сказал

принц. — Всем известно, что он честолюбив неимоверно. От. него этого вполне. можно ожидать — договорится с вами, что погибнутне восемь, а семь, разделаться с их семействами, с нашей фамилией

И в глазах у него, где‑то глубоко, мелькнул страх — что ж, он вполне мог подозревать, что Сварог с бароном уже договорились, и жить принцу осталось всего ничего… Зря.

Вот уж ктр категорически не нужен был бы в случае чего Свароху в качестве короля, земного Токеранга — так это барон. Уж этот, получи он такую возможность, и в самом деле развернулся бы на славу…

— Ну что же, — сказал Сварог. — Хорошо, что предупредили. Значит, завтра именно барон получит первую пулю. Давайте играть с открытыми картами, принц. Вы меня вполне устраиваете в качестве короля земного Токеранга, а вот барон — категорически нет. Ни к чему мне там, на Таларе, ярые честолюбцы… Слово короля.

Принц облегченно вздохнул, постаравшись сделать это незаметно. Сварог сказал:,

— И еще одно обстоятельство…

Замолчал, повернул голову на заполошный стук копыт, приближавшийся со стороны, противоположной той, откуда они с принцем приехали. Трещали ветки — к ним галопом мчалось несколько всадников. Уже через пару секунд они показались на поляне — трое субъектов в мундирах, как уже знал Сварог, министерства двора. Слетев с седел, как мешки, совершенно не заботясь о лошадях, они наперегонки кинулись к сидящим. Оружия при них Сварог не заметил.

Принц чуточку побледнел — но передний, оскальзываясь во влажной траве, добежав до них, с размаху рухнул на колени:

— Ваше величество! Ваше величество!

Сварог чуточку опешил от удивления. Принц очень медленно словно с тяжелым мешком за плечами, поднялся с пенька и каким‑то безжизненным голосом осведомился:

— Что случилось?

Теперь уже все трое стояли на коленях во влажной траве — бледные, лица перекошены от страха.

— Ужасное несчастье, ваше величество! — пролепетал один. — Злодейское покушение! Заговор! Ваш отец и брат только что убиты прилетевшими из чащобы Стрелами. Отныне вы — король!

Покосившись на свежеиспеченного короля, видя безграничное изумление на его лице, Сварог подумал: нет, это не ты, при всем твоем таланте лицедейства т а к не сыграть. Здесь что‑то другое: то ли Золотые Волчицы вступили в игру раньше, Чем собирались (не дождавшись смерти дэнго!? плохо верится…), либо, что вероятнее, барон решил пришпорить события…

Поблизости, со всех сторон, ревели рога, и это уже напоминало не охотничьи сигналы, а боевые трубы.

Глава XIII КЛЮЧИ ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ

н очь прошла совершенно спокойно — а, впрочем, до Клорены было достаточно далеко, чтобы расслышать даже танковую пальбу. Вертолеты и самолеты не летали, вокруг загородного дворца принца так и не появились ни солдаты, ни бронетехника. Видимо, дэнго считали, что принц в полной безопасности. Проснувшись рано, Сварог потратил часа полтора, старательно о б ш а р и в а я дворец — и не узрел никаких особенных перемен. Разве что гвардейцы в нескольких местах стояли на караулах не поодиночке, как прежде, а по двое, да в двух больших гостиных их было собрано десятка по два, поголовно с автоматами и, судя по оттопыренным карманам, не забывшими и гранаты. Ну, никаких тайн тут не имелось: это принц сам их там разместил, чтобы разобрались с охраной дэнго, когда начнется карусель.

Вызвав очередного осанистого лакея из трех приставленных к нему. персонально, Сварог велел сервировать завтрак в той самой каминной. Ему так никто и не сказал, на какое именно время дэнго решили назначить очередную встречу, так что время, надо полагать, было. А вот барон, никаких сомнений, должен был приехать гораздо раньше остальных со своим циничным предложением…

— Погодите хвататься за вилки, орлы, — сказал Сварог. — Разве что налейте по бокальчику. Итак, ребятки и девушки, работаем мы сегодня… (судя по лицам, эта

5 новость была встречена с большим энтузиазмом). А потому нужно в темпе обсудить кое — какие детали.

Собственно говоря, тщательнее всего обсудить нужно было одну — единственную деталь: грамотный отход. В подобных операциях это и есть самое главное. Совсем нетрудно устроить пальбу во всю ивановскую и положить кучу жмуриков, гораздо труднее после этого грамотно отойти, желательно без потерь…

С отходом все обстояло неплохо: Шедарис с Теткой Чари и Мара с Леверлином не один час болтались по окрестностям дворца, изображая влюбленные парочки. Таких, Сварог подметил, здесь хватало, и от скуки они забредали в самые неожиданные места, в том числе и к здешней вертолетной площадке, по докладу Шедариса, охранявшейся из рук вон плохо — так, прохаживалась по периметру парочка гвардейцев, сразу видно, изнывавших от скуки. Конечно, у них не было никаких причин для повышенной бдительности и тревоги: площадка отделена от забора парковыми аллеями шириной в добрых поллиги, внешняя охрана достаточно сильная, и вряд ли разгульные гости пытались когда‑нибудь после неумеренных возлияний угонять вертолеты. На площадке — примерно штук пятнадцать винтокрылов, от небольших, этаких стеклянных пузырей с хвостом до достаточно вместительных. Так что с этой стороны все в порядке — с вертолетом без труда справятся и Сварог, и Мара.

— Чертовски важный нюанс, — сказал Сварог, когда с

обсуждением отхода было покончено. — Семерых можно решетить в капусту, а вот барон, кровь из носу, мне нужен непременно живьем. Много знает, сволочь, вся внешняя разведка на нем…

— Кто будет брать? деловито осведомился^Ше- дарис.

i‑r Я сам, — сказал Сварог. — Так что пусть никто под ногами не путается. Ваша задача аккуратненько положить остальных. И в темпе собрать ключи. Все восемь.

Мара не без восхищения уставилась на него;

— Ты что, уже знаешь, где Машина?

— Представления не имею, — признался он. — Но возможность узнать будет. И вот тут‑то начинаются уравнения со сплошными неизвестными. Мы же не можем уйти просто так, верно?

Коли уж подворачивается столь великолепная возможность поиграть ключиками. Но не знаю я пока, где к ним замочные скважины. А потому с определенного момента импровизируем, ничего другого не остается… Ну да, мы ж везучие… Вот и все, кажется, я ничего не упустил, теперь можно и подкрепиться… или нет, лучше не стоит. Все мы туг видывали виды, знаем, что в бой лучше идти с пустым брюхом.,

…Все произошло, как он и предвидел: примерно через квадранс после того, как они после завтрака разошлись по своим апартаментам, объявился барон. Выглядел он не самым лучшим образом: глаза чуточку запали, похоже, он вообще не спад в эту ночь —? ну, конечно, если короля со старшим принцем кончили они, простая логика событий требовала зачистить столицу от всех неугодных. На то и походило: барон был скорее весел, чем удручен — и, Сварог подметил, волновался, хоть и пытался это скрыть.

С. самым простодушным видом Сварог спросил:

— Что, пора собираться? Нас ждут?

— Пока нет, — сказал барон. — Встреча состоится примерно через час… а пока что у меня к вам очень серьезный разговор. Крайне серьезный и важный для нас обоих…

— Вы хотите говорить прямо здесь? — Сварог выразительным взглядом окинул стены.

— Ну, не прикидывайтесь, — чуть усмехнулся барон. — Я давно знаю, что вы умеете как‑то блокировать микро

фоны и телекамеру. Хотя их здесь полно, и устроено это давно, отнюдь не ради вас. Так что я уверен: никто посторонний нас сейчас не видит и не слышит. Верно?

— Верно? — с улыбкой сказал Сварог.

— Вот и прекрасно… — барон чуточку нервным движением осушил свой бокал до дна. — Давайте не будем ходить вокруг да около, лорд Сварог…

— Что‑то случилось? — Сварог изобразил озабо

ченность. — Не получилось единодушного голосования?

— А, вы об этом… Нет, с этой стороны все в порядке.

Пришлось приложить немало усилий, но совет единогласно проголосовал за и с х о д. Правда, они намерены предложить вам весьма объемистые, я бы сказал, условия, — он показал ладонью над столом (судя по всему, папка с условиями была толщиной не менее кирпича): Но говорить я хочу не об этом… Спрошу прямо: вас, в, самом деле, устраивает, что впоследствии там, наверху, вам придется иметь дело сразу с восемью некоронованными королями нового Токеранга?

— Откровенно вам скажу, — ответил Сварог; — мне это весьма не по вкусу. Восемь равноправных королей на одно королевство — это уж чересчур. Кто‑то может изменить мнение, кто‑то — просто закапризничать, наконец, половина из них — люди весьма пожилые, и им на смену всегда могут прийти другие, с другими взглядами. Да мало ли что… Предпочитаю более рациональный вариант: монарх правит единолично, а все эти уитенагемоты и прочие Тайные Советы при сильном и решительном короле должны иметь роль чисто совещательную. На облучке должен сидеть один возница, как гласит старая крестьянская поговорка, ронерская, кажется…

В глазах барона он увидел неприкрытую радость.

— Знаете, лорд Сварог, я всегда придерживался тех же взглядов, — г сказал он. — Восемь возниц на одном облучи в самом деле что‑то многовато, — он поднял голову

и глянул Сварогу в глаза с яростной решительностью. — Как бы вы отнеслись к тому, чтобы сократить число возниц?

— До одного? — усмехнулся Сварог.

— Почему бы и нет?

Знаете, я сейчас проявлю нечеловеческую, проницательность, — улыбнулся Сварог во весь рот. — Мне отчего- то кажется, что роль единственного возницы вы скромно отводите себе.

, Я вас не устраиваю в этой роли? — весь напрягшись, спросил барон.

— Наоборот, милейший барон, — сказал СварОг. — Именно вы и устраиваете. Я успел вас немного узнать, составить кое — какое представление о ваших деловых качествах. Думается, как раз вы лучше всего и подходите на роль сподвижника в некоторых моих… — он многозначительно улыбнулся, — будущих планах. К чему мне это замшелое старичье, которое наверняка никогда не покидало Токеранга и знает о верхнем мире исключительно по вашим докладам? Вы — другое дело… Мы сработаемся, — он придал себе чуточку озабоченный вид. — Смело могу сказать, что мы договорились… но ведь проблему придется как‑то решать?

— Ее можно решить уже сегодня, — спокойно сказал барон. — Через какой‑нибудь час. Самым решительным образом.

"Прыткий юноша", — с некоторым даже восхищением подумал Сварог. И сказал:

— Я уже имею некоторое представление о ваших обычаях. Останутся члены семейств с правом на месть…

— А почему вы решили, что они останутся? — усмехнулся барон той самой, должно быть, улыбкой, от которой у бедняжки Илены по спине бежали мурашки. — Это Не импровйзация. Все давно разработано и подготовлено. Достаточно условного сигнала… Кстати, этой ночью мы взяли всех доверенных лиц покойного короля, которые могли представлять Опасность для наших планов.

Так что никто больше не пришлет вам… неприятных подарков.?

"Неприятных подарков от покойного короля, конечно, больше не будет, — подумал Сварог. — Зато останутся столь же неприятные сюрпризы, укрытые по таларским городам трудами вот этого самого сукина кота. Хрен редьки не слаще".

— Ну что же… — сказал он, — а Каугену в этих условиях вы какую роль отводите?

— Я думаю, прежнюю, — сказал барон. — По крайней мере, на первых порах. Если его мысли наверху не примут какое‑то неправильное направление, просидит на троне еще долго.

Врал, конечно. Но какое это сейчас имело значение?

— Ну что же… — повторил Сварог. — Я так понимаю, нам осталось обсудитьмелкие технические детали?

…Двое раззолоченных лакеев распахнули перед ними высокие, резные дверки, и Странная Компания со Сварогом во главе вошла в выдержанную в золотистых тонах гостиную, где за круглым столом того же цвета их стоя встречали дэнго. Все восемь, конечно, барон давно успел надеть зеленую в белых узорах мантию и присоединиться к старшим товарищам. Лицо у него было совершенно невозмутимое — все же великолепен, прохвост….

Герцог Витредж величаво склонил голову:

— Прошу садиться, господа…

На столе перед ним лежал украшенный тисненым золотом гербом бювар для бумаг, толщиной и в самом деле не менее кирпича — да, крепенько старички собирались торговаться…

— Мы решили принять ваше предложение, лорд Сварог, — сказал Витредж. — Решение принято единогласно, а здесь… — он положил руку на бювар.

Все дальнейшее произошло как‑то буднично.

Барон Лог Дерег с тем же непроницаемым лицом вынул небольшой черный пистолет и выстрелил в висок своему соседу справа. Тот еще не успел завалиться лицом на стол, как выстрелы загремели сплошной чередой. Сварог дважды нажал на курок, ни мало не опасаясь за свою спину — он уже знал от барона, что комната, не впервые использовавшаяся для совещаний дэнго, сделана полностью звуконепроницаемой, снаружи не услышат и пушечного выстрела…

Слева частили два пистолета Мары. Все было кончено в какие‑то секунды, в воздухе стоял запах пороховой гари и крови — не способный ни ужаснуть, ни даже ошеломить никого из присутствующих. Ничуть не сентиментальный народ здесь собрался, видывавший и не такое…

Спрятав пистолет куда‑то под мантию, барон прошел к изящному телефону на стене, снял золотистую трубку, назвал какой‑то короткий номер и спокойно произнес: — Сокол вылетел, — вешая трубку, медленно оборачиваясь к остальным, продолжал: — Ну, вот и все, сейчас начнется… Что вы делаете?!

Сподвижники Сварога преспокойно, без всякой брезгливости снимали у покойников с шей ключи — длинные, с указательный палец и толщиной с него же, с одинаковыми кольцами и разнообразными затейливыми бородками, похоже, стальные, на длинных цепочках.

Сварог впервые видел барона в совершеннейшей растерянности — и пару секунд, благо время позволяло, откровенно любовался этим зрелищем.

— Что вы делаете? — повторил барон.

— Собираем ключи, — любезно ответил Сварог. — Видите ли, так уж получилось, что мне необходима Машина Последнего Дня…

Рука барона нырнула под мантию, но выхватить пистолет он не успел: Сварог сделал шаг, оказавшись к нему вплотную, вытянул руку, коснулся кончиками пальцев его плеча и произнес недлинную фразу из насквозь непонятных ему самому слов. Барон изменился мгновенно: застыл прямой, словно кол проглотил, опустил руки вдоль тела, лицо застыло, стало не рассуждающим, тупым.

Лишь теперь Сварог с облегчением перевел дух. Бабка Грельфи, как сплошь и рядом случалось, оказалась кругом права: мало кому известное, прочно забытое заклинание "на болванчика", и в самом деле оказалось Доштор- мовым, а потому сработало прекрасно. Сварог, правда, уже пробовал его той ночью на принцессе, и все прошло прекрасно, но кто знает, как могло обернуться с бароном, могли всплыть те самые чертовы примечания мелким шрифтом…

Барон стоял у телефона, как нелепая статуя, за которую и мог быть принят человеком несведущим, если бы не дышал. Соратники Сварога разглядывали его в полном обалдении.

— Эт‑то что такое? — осведомилась Мара.

— Это Грельфи, — сказал Сварог. — Все‑таки сильна старушка… Все собрали? Снимите и с этого двурушника.

Теперь он, в свою очередь, снял трубку, назвал зазубренный наизусть номер и, когда раздался спокойный женский голос, внятно произнес:

— Тишина. Вы меня поняли? Тишина.

— Я васпрекрасно поняла, — отозвался женский голос, молодой и бесстрастный. — Принято. Тишина. >

Повесив трубку, Сварог ухмыльнулся: если он хоть что‑то понимал в этой жизни, Золотые Волчицы с превеликим воодушевлением должны были очень быстро вступить в игру, что добавит в городе неразберихи и хаоса. Люди барона наверняка уже напали на резиденции Восьми Семейств, чтобы не оставлять мстителей, а- если еще и Золотые Волчицы кинутся в драку… Как‑то совершенно не верилось, что свое недовольство они будут выражать митингами и уличными шествиями с плакатами. В Клорене очень быстро раскрутится нехилая заварушка, причем многие, облеченные властью, имеющие право отдавать приказы и располагающие вооруженной силой, попросту не поймут сначала, что происходит, и это прибавит хаоса…

— Давайте‑ка сюда, — хозяйственно распорядился он. — У командира целее будет…

Собрав ключи у сподвижников, повесил на шею восемь цепочек и тщательно застегнул камзол. Весили ключи немало, но приходилось терпеть.

— Куда теперь? — азартно спросила Мара.

— Представления не имею, — сказал Сварог. — Сейчас узнаем… — повернулся к барону и спросил: — Где Машина Последнего Дня?

— Здесь, — отчеканил барон жестяным голосом робота. ;

. — А точнее?

— Во дворце в полуночной башенке.

Сварог даже не удивился: ну конечно, по тем же мотивам, по каким именно здесь часто собирались на совещания дэнго: разве в замке принца Каугена, вахлака и простака, может оказаться хоть что‑то мало — мальски серьезное?

— Охрана? — спросил Сварог.

— Четыре человека у подножия лестницы, четыре — в прихожей перед комнатой Машины.

"Простенько что‑то", — подумал Сварог. Но врать человек в таком состоянии неспособен. А, ну да, всем прекрасно известно, что Машина автоматически сработает, если какой‑нибудь нахал примется ковырять ее консервным ножом или ломиком… В самом деле, зачем держать там батальон?

— Охрана нас пропустит внутрь, если мы сейчас туда отправимся с тобой вместе?

— Да, — бесстрастно сказал барон. — Если я скажу, что вы — бригада техников. Обычный профилактический осмотр сопутствующей аппаратуры.

— Ну, вот и началась настоящая работа, ребятки, — сказал Сварог. — Оружие на виду не держать, охрану и прочих гвардейцев в случае надобности постараться гасить без выстрелов. Лучше бы выбраться отсюда без пальбы нам еще до вертолетов бежать и бежать… Пошли!

Он кивнул Маре, и они вышли первыми. Раззолоченного лакея справа аккуратно срубил Сварог, а второго, моментально поняв ход его мыслей, снесла Мара. После чего обоих закинули в золотистый зал и тщательно прикрыли двери. Много времени пройдет, прежде чем кто- нибудь полезет в помещение, где заседают дэнго.

Они зашагали по роскошному коридору — впереди барон, в мантии дэнго. Заклинание в данном случае работало и на внешний эффект: деревянная походка барона вполне могла сойти за величавую поступь, а. неподвижное лицо — за отрешенную спесь. Господин дэнго со свитой изволит шествовать, куда именно — не ваше собачье дело, господа окружающие… .

Работало! Караульные гвардейцы, завидев их издали, вытягивались в струнку, а лакеи сгибались в низких поклонах. И все равно на душе у Сварога было неспокойно: принц наверняка нетерпением исходит, и мало ли что может выкинуть, если ему кто‑нибудь доложит р странной процессии. Во дворце слишком много вооруженного народа, вместо чистой акции получится черт — те что, сплошное безобразие…

Тихий пустой коридор… Ага! Вот они, четверо у подножия лестницы, неширокой и не особенно крутой. Настороженно уставились, черти… Волшебная фраза барона — и они расступились. Ступеньки, ступеньки, каменные, шершавые, ну да, по лестнице поднимается в основном народ пожилой, на полированном камне и поскользнуться может… Кто‑то ему говорил, то ли принц, то лй принцесса, что время от времени дэнго, все. восемь, навещшЬт комнату с Машиной — просто так, постоять, посмотреть

и уйти, какой‑то идущим с незапамятных времен ритуал. Лестница поворачивает вправо. Вот она, прихожая без двери, довольно просторная. Еще четверо, такие же хмуронастороженные. Снова реплика о бригаде техников. И эти расступились без малейшего удивления — должно быть, техники конспирации ради здесь появлялись отнюдь не в замасленных Комбинезонах…

Закрыв за собой дверь, Сварог на миг даже ощутил легкое разочарование: настолько обыденно все здесь выглядело. Ажурная решетка на одном из окон, выходившем в сторону Итела, подозрительно похожа на сложную антенну, к ней по полу и стенам, тянутся металлические кольчатые кабели толщиной в руку, идущие от серого металлического ящика посреди комнаты. И все. Несомненно, тут полно датчиков на случай визита того самого нахала с ломиком или консервным ключом, но где они? Некогда, да и ни к чему выискивать их с помощью того же умения, что помогает выявлять микрофоны — к чему? Приличные люди, не с ломиками, а с ключами пришли…

На верхней крышке грозного ящика с порога заметны были восемь замочных скважин рядком.

— Присмотри за дверью, — бросил Сварог Маре.

Она кивнула и устроилась напротив двери с двумя пистолетами наизготовку. Остальные так и стояли молча, должно быть, охваченные теми же чувствами, что и Сварог: и это — все?

— Помочь, командир? — отчего‑то шепотом спросил Наколет.

— Не нужно, — сказал Сварог. — Сам справлюсь. Не будь у нас ключей… А их вон сколько…

Он вывалил на серую металлическую поверхность тяжеленную звякнувшую связку, распутал цепочки, разложил ключи по одному и стал присматриваться к скважинам, прикидывая, какая для которого ключа предназначена. Что‑то понемногу начинало проясняться: этот — сюда,

этот — сюда, а эта скважина, конечно. же… Попробуем осторожненько вставить один, правый крайний, вошел до упора, до половины стержня… Что‑то тут не то, хитруш- ка. какая‑то… Руки на серый металл… ага!

Вот что они у себя тут придумали. Ключи следовало поворачивать всяк на свой манер. Крайний правый — на сто восемьдесят градусов, соседний — на девяносто, причем уже по часовой стрелке, а не против. С третьим еще хитрее: сорок пять градусов против часовой, потом углубить на длину бородки, и — на девяносто против часовой. И так далее. Вполне возможно, что эту машинерию господа дэнго в свое время придумали для защиты не от посторонних, а как раз друг от друга: предположим, кто‑то один все же ухитрится прикончить остальных и со-, брать все восемь ключей — но, не обладая способностями Сварога, он будет лишь знать, как поворачивать свой, а если неправильно крутанет какой‑нибудь из чужих> сигнализация сработает, например… Дэнго должны были давньш — давно разработать кучу предосторожностей! не только против посторонних, а именно что друг против друга..

Ну вот и последний, восьмой… Даже сердце замирает

ЧУТОЧКУ… .

Длинный мелодичный звонок, и боковая поверхность ящика ушла в пол. Открылась неглубокая выемка, где на полированной стенке не было никакой хитрой мащине- рии — только два поднятых вверх прозаических рубильника непривычной формы: синий и красный. И две металлические прорези длиной в ладонь, чтобы было куда их опустить.

Сварог коснулся их кончиками пальцев. Ага. Если опустить сначала синий, включится получасовое замедление, чтобы господа дэнго успели, прихватив самое ценное, перепорхнуть на вертолетах* к базе подводных лодок и уплыть начинать новую жизнь, наплевав на всех остальных. Ну, синий мы не будем трогать вовсе — во-

первых; не стоит потакать неприкрытому эгоизму Восьми Семейств, а во — вторых, этих Семейств, возможно, и в живых‑то уже нет трудами присутствующего здесь барона. Забыл. поинтересоваться у Грельфи: человек в таком состоянии осознает окружающее или отключается полностью? Тьфу ты, что за дурь в голову лезет, не до того…

Сварог плотно, сжал ладонью красный рубильник. Не было ни мыслей, ни чувств "-г- перед глазами стояла залитая солнцем Морская площадь, завившаяся спиралью белая дымная полоса, и Делия, падающая из высокогоседла ему на руки…. г — ы,

И он решительно опустил рубильник, неожиданно легко скользнувший вниз по прорези до упора.

Какое‑то время не происходило ровным счетом ничего, так что сердце у него захолонуло от яростного бессилия: что‑то не сработало? какая‑то ошибка? неизвестный предохранитель? быть может, вся их чертова Машина — бутафория для легковерных?

Потом со стороны Итела пришла волна тяжелого, глухого грохота, и что‑то невероятно тяжелое обрушилось наземь так, что стекла в окнах задребезжали. Только тогда он очнулся от нечеловеческого напряжения. И понял — получилось. Но опять‑таки не было ни мыслей, ни чувств, одна томительная усталость, как не раз уже случалось прежде.

Тетка Чари вскрикнула что‑то, показала в окно. Сварог посмотрел туда. От Клорены до Итела, он помнил — не более двадцати лиг. И отчетливо видел казавшуюся неширокой темно — зеленую полосу, протянувшуюся от серых облаков до земли, выглядела она отсюда неподвижным занавесом — но это, конечно же, вливалась в исполинский пролом вода Итела. Вертикальная вода…

Все уставились туда, кроме барона Лог Дерега, так и стоявшего, как робот, опустив руки, вытянув пальцы рук, с тупым, бессмысленным лицом.

9 Вертикальная вода

— Ну вот и все, — сказал Сварог. — Пора убираться, — кивнул Шедарису на барона: — Шег, доставить целым и невредимым, головой отвечаешь.

Шедарис спокойно кивнул, взял барона за плечо и развернул к двери, как куклу. Бони рявкнул в совершеннейшем восторге:

— Нет, ну командир у нас гений, точно вам говорю!

— Кто б сомневался… — проворчал Сварог. — Ну все, все, уходим! С пальбой, если иначе нельзя. Нам бы только до вертолета добраться… Но особенно не нарывайтесь, только в ответ… Если первые начнут…

И вышел последним, зачем‑то тщательно притворив за собой дверь.

Глава XIV ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО БЕГСТВА

15 прихожей четверо охранников торчали у выходившей на Ител стены и напряженно прислуживались — в комнатушке не было ни единого окна, но они не могли не слышать грохота взрыва и шума обрушившихся с приличной высоты гигантских обломков камня. Лица у всех испуганные, один растерялся настолько, что бросился к барону, схватил его за рукав мантии и вякнул:

— Ваше великолепие…

Барон, как и следовало ожидать, прошел мимо него деревянной походкой, с бессмысленным лицом, вполне способным сойти за спесивое. Сварог мимоходом рявкнул командирским тоном:

— Пр — родолжать службу!

Часовой с ошалевшим лицом отшатнулся. Обошлось. Никто из них пока что не сложил два и два. Как и те четверо у подножия лестницы — там, правда, имелось окно, у коего все бравые караульщики и сгрудились, таращась на Вертикальную Воду. Сварог, грозно прикрикнул и на этих:

— Ну, что столпились? По местам!

Подействовало и на этих. Оказавшись в коридоре, Сварог перешел в авангард и двинулся уже быстрым шагом, чутко прислушиваясь. Вроде бы не походило пока, чтобы

во дворце начиналась паника — но справа двое, судя по звукам, промчались бегом. Грохотали сапоги — значит, военные, лакеи‑то расхаживают в туфлях. Он лихорадочно вспоминал план дворца. Шагов через двадцать свернуть направо, будет витая лестница для слуг, ведущая к одному из боковых выходов…

— Стойте!

Здоровеньки булы, давно не виделись… Посреди коридора стоял принц Кауген — лицо злое, недоумевающее, растерянное. Что‑то не понравилась Сварогу немаленькая выпуклость под левым локтем роскошного камзола принца — впрочем, уже короля, пусть и некоронованного. Королевство, правда, получилось недолговечное, но тут уж ничего не поделаешь, ребята…

Откуда‑то сбоку выдвинулись двое гвардейцев с автоматами наперевес — пока еще наперевес. Их, надо полагать, смущал барон в мантии дэнго, и прицелиться открыто не решались, хотя по рожам видно, что способны…

— Что случилось, лорд Сварог? — выдохнул принц, покосившись на высокое окно, из которого великолепно просматривалась темно — зеленая полоса Вертикальной Воды. — Это же Машина заработала!

— Вам виднее, — сказал Сварог. — Я здесь человек новый… С дороги!

Невероятно, но у принца стало такое выражение лица, словно он понял все. Он бросил руку под камзол, крикнул что‑то гвардейцам…

За спиной у Сварога раздалось три выстрела — судя по почерку, Мара — и вся троица, подламываясь в коленках, рухнула на роскошный ковер. Ну вот, началось. Нашумели. А что оставалось?

— Шег, Леверлин, заберите автоматы, — сквозь зубы распорядился он. — Что уж теперь…

Оба кинулись к оружию. Справа распахнулась дверь, послышался приглушенный женский крик. Сварог {Развернулся в ту сторону. Принцесса Гайния смотрела на него круглыми от ужаса глазами:

— Лорд Сварог, это ведь и правда Машина… Это же конец!

Черт его знает, что на него нашло… Сварог крепко ухватил ее ладошку свободной от пистолета рукой и потащил за собой, крикнув:

— Бежим, дура! Это да, конец!

Она ошеломленно подчинилась, даже не пробуя упираться. Всей компанией они с грохотом ссыпались по витой чугунной лестнице для прислуги, внизу, у входной двери, нос к носу столкнувшись с гвардейцем — тот, держа наперевес ручной пулемет с массивным подствольным магазином и дырчатым кожухом ствола, военных действий не собирался открывать, попросту ошалелб таращился, ничего не понимая в происходящем и увиденном. И тут же получил от Сварога ногой под горло. Бони кинулся на пулемет, как кошка на жирную мышь, подхватил, лязгнул затвором оскалился:

— Вот теперь живем… Как люди.

Сварог осторожно приоткрыл дверь и выглянул на улицу. Ни паники, ни суеты там не наблюдалось, там вообще не видно было ни одного человека — зато наверху, в коридоре, из которого они спустились, начиналась беготня, суета, лязг затворов, слышалось что‑то похожее на военные команды. Положительно, пора уходить, не прощаясь…

Прикинув направление, он распорядился:

— За мной!

Зачем‑то пригибаясь, пересек мощеную розовым камнем дорожку, все еще не выпуская ладони принцессы, остановился, прикрикнул:

— Бегом, орлы!

Орлы, которым было не впервой, припустили во всю прыть. Только вяло переставлявшего ноги барона Шеда- рису пришлось буквально волочь на буксире. У принцессы с ног давно слетели фасонные золоченые туфельки, но она послушно бежала следом.

Пересекши несколько дорожек и аллей, они уже оказались на бетонированной вертолетной площадке, когда

сзади, достаточно далеко пока, послышались; выстрелы. Ну вот, кто‑то дернулся в погоню… А буквально в десяти шагах помещался начищенный до блеска, с короной принца на боку, как раз тот самый вместительный винтокрыл.

И два гвардейца рядышком, оторопело таращившихся на странных визитеров. Не теряя времени, не тушуясь, Сварог показал большим пальцем за спину и рявкнул:

— Заговорщики! ‘Мятеж! Нужно спасать господина дэнго и принцессу! Я кому сказал — задержать!

Пули шлепали по деревьям уже совсем близко.

— Задержать, говорю! — рявкнул Сварог некормленым медведем.

Физиономии гвардейцев стали гораздо осмысленнее — оба обрели ясную конкретную цель, властное командное рявканье делает с военными людьми чудеса… Оба, клацнув затворами, встали за ближайшие деревья и принялись огрызаться короткими очередями. Погоня, судя по их стрельбе, проворно залегла.

— Прикрой, — кивнул Сварог королю Арира.

Тот проворно примостился за деревом, упер сошки в траву и выпустил пару коротких очередей, громко бормоча:

— Вот это нашенские игры…

— И вы тоже, пока заведу движок! — приказал Сварог остальным. — Все, кроме Шега! Шег, тащи его сюда!

Распахнув дверцу и пренебрегая невысокой алюминиевой лесенкой, Шедарис зашвырнул барона в вертолет, как мешок картошки, прыгнул следом, принял у Сварога принцессу и опять‑таки без особых церемоний толкнул в ближайшее кресло. Сварог плюхнулся в пилотское кресло и, вмиг сориентировавшись, проделал нужные манипуляции, попутно бросив беглый взгляд на приборную доску и убедившись, что бак почти полон.

Над головой у него стали понемногу раскручиваться лопасти, мощное лопотание винта крепло. Он покосил

ся влево. Так, погоню пока что успешно сдерживали — правда, один из гвардейцев лежал неподвижно, но свои все целы. Плохо, что у Бони только один магазин… черт, когда эта скотина наберет обороты…

Бони растерянно обернулся на вертолет — ну вот и все, кончился у него магазин. Однако индикатор уже показывал нужное число оборотов. Сварог жестами велел собрату — королю и остальным бежать к вертолету. Они, пригибаясь, вереницей кинулись к лесенке. Паколет… Леверлин… Мара… Тетка Чари… Все!

Он поднял вертолет на всей скорости, на какую машина была способна. Был уже в лиге над землей, когда из леса (видимо, и второй гвардеец убит) выскочили человек с полдюжины и принялись ожесточенно лупить по вертолету из коротких автоматов, идиоты — на таком расстоянии уже не попадешь…

Чуть подумав, Сварог, миновав высокий глухой забор (там уже никто не пытался в него стрелять), ушел к самой земле и довольно долго шел на бреющем над широкой автострадой — чтобы преследователи не определили направления, в котором он драпанул. Когда дворец исчез за деревьями, развернул машину и взял курс прямехонько на гигантский тоннель, предназначенный для исхода (или улета?) здешней военной авиации.

Эта‑то авиация его больше всего и беспокоила. Во дворце да и в столице, надо полагать, паника и неразбериха. Но кто там ведает их дворцовые правила безопасности? — вдруг да сыщутся поблизости истребители, которые недолго послать в погоню? Истребитель на хвосте — это верная смерть, пользуясь преимуществом в скорости, догонит в два счета и разнесет в клочья… Или обойдется? И никто из тех, кто обеспечивал безопасность дворца, не предвидел угона вертолета?

Вертикальной Воды он больше не видел — она осталась за спиной. Несся над дорогами, распаханными полями, городками и деревнями, стадами разбегавшихся коров, бедноватыми замками. Один раз пролетел над военным аэродромом с шеренгами истребителей (наклепали же,

черти!), но непохоже, чтобы вызвал там желание пуститься В ПОГОНЮ. .

Посмотрел на часы, быстренько проделал в уме несложные расчеты. Примерно через, квадранс следовало притормозить, а в там и вовсе зависнуть — впереди ждала главная опасность. Тот самый охранный пояс, который Токереты возвели, перед входом в туннель, чтобы никто без дозволения начальства не вздумал рвануть наверх самостоятельно, по своему хотению. Он прекрасно помнил, что там понатыкано немало разного добра и для пеших беглецов, и для летящих; пулеметные гнезда, зенитки… Сбить могут в два счета, и фамилии не спросят. Быть может, есть какой‑то пароль или условный сигнал, но откуда Сварогу его знать? Какова прицельная дальность здешних зениток? Да кто ж ее знает… Конечно, он перед путешествием сюда самым, тщательный образом все рассчитал и приготовил себе великолепное прикрытие, но ведь нужно еще точно знать безопасную дистанцию…

Дга. Не так уж и далеко впереди — стена пещеры, и даже видно жерло туннеля — правда, казавшееся отсюда не шире пивной кружки. И отсюда уже можно разглядеть крохотусенькие зенитные пушки первою пояса… Уж не пора ЛИ?

Не колеблясь, он остановил машину в воздухе, почти над самой землей. И послал мысленный приказ тем, кто страховал его в туннеле. Мушкетерские времена давно миновали, и всякую операцию следовало разрабатывать со всем прилежанием…

Ох, как впечатляюще это выглядело! Из туннеля вынырнули два; Золотых Дракона. И при нормальных размерах Сварога; Они выглядели внушительно, а уж сейчас, когда он ростом был не больше пальца, даже издали казались стратегическими бомберами.

Золотые гиганты, распростерши неподвижные крылья, величественно прошли над нагромождением дикого камня, разомкнулись, разошлись в стороны, медленно пош^1 навстречу друг другу — и на землю, на зенитки и пуле — метные гнезда, на тройные ряды из колючей проволоки обрушились потоки яркого сиреневого пламени. И еще один боевой заход, и еще… И четвертый — надо полагать, там, на земле, еще уцелело что‑то, способное причинит вред королю и его спутникам. 1

А потом пришел сигнал, гласивший, Что путь свободен. Золотые Драконы, как им и предписывалось приказом, парили по обе стороны туннеля — на случай, если все же объявится какая‑то воздушная погоня. Сварог повел вертолет прямехонько в туннель, предварительно включив фары. Вот теп ерь он точно знал, что ни внизу, ни позади никакой опасности нет.

— Командир, — позвала Мара.

— Что? — спросил Сварог, не оборачиваясь.

— Тут наша принцессочка в обморок ляпнулась. Когда увидела птичек/Не помрет, я так думаю?

— Вот и я так думаю, — сказал Сварог, ведя вертолет посередине туннеля, — а впереди ширилось светлое

ПЯТНО.

Оказавшись снаружи, он аж прищурился, перед глазами заплясали цветные пятна — несколько дней не видел солнца, и теперь оно показалось нестерпимо ярким. Чтобы не разбить машину к чертовой матери и не угробить людей, едва перелетев через речку, пошел на посадку, отчаянно щурясь и смаргивая слезы. Посадка получилась не столь уж мягкая, вертолет ощутимо хряпнулся оземь, но все же это была посадка, а не авария.

Поодаль возвышалось нечто, напоминавшее океанский лайнер без мачт и труб — но это, конечно, была всего — навсего хелльстадская летающая лодка. Земля чуть затряслась — это от лодки к вертолету спешила великанша, в которой Сварог не сразу и узнал Яну. Опустившись у. вертолета на колени, она попыталась заглянуть внутрь, за иллюминатором показался огромный голубой глаз. Пришедшая было в себя принцесса жалобно пискнула и вновь лишилась чувств, но на эти мелочи уже никто не обращал внимания — не смертельно, чай…

На великанском глазу заблестела огромная слеза, и Сварог побыстрее сделал жест, означавший, что все в порядке. И почувствовал, что вертолет плавно поднимается в воздух в руках великанши. Яна старалась нести его к лодке как можно бережнее, но все равно их порой потряхивало в креслах — сущие пустяки после всего, что пришлось пережить. Кто‑то, сидевший в лодке; столь же осторожно принял у нее вертолет, Яна села рядом, и Сварог почувствовал, как лодка медленно взмывает в воздух.

Оставались сущие пустяки — добраться до виманы, стоявшей буквально в паре уардов от границы Хелльстада, той самой, на которой они сюда прилетели. Ну, а там им в два счета вернули бы нормальный рост — а принцессу, соответственно, сделали бы человеком столь же нормального размера. Да и господина барона тоже — вот с кем в самое ближайшее время начнутся долгие и вдумчивые беседы…

Только теперь Сварог позволил себе блаженно расслабиться, хотя и знал, что отходить придется еще приличное время. Ничего, в вимане наверняка найдется что выпить, чтобы у Брагерта, да еще в такой ситуации, не нашлось?

— Ну что, лилипутики? — спросил он, не открывая глаз. — Кажется, мы и на этот раз лицом в грязь не ударили?

— Уж это точно, — отозвался Бони. — Так ведь на то они и мы, командир, а?

— Короче, жизнь прекрасна, — кратко резюмировала Мара.

Эпилог

варог Барг, король королей, несомненный герой дня, повернул, крохотный золотой краник на стоявшем перед ним на столе бочонке из темных дубовых дощечек с клеймами, аккуратно заполненными красной краской. Налил до краев серебряную стопку — тот самый знаменитый ке- лимас с острова Ройре, двадцатилетней выдержки. На сей раз настоящий подарок, присланный царем Гипербореи.

Осушил до половины, откинулся на спинку кресла, слушая звучавший с неповторимой хрипотцой голос Тарины Тареми:

— Хорошо, когда себя нашел

и прекратилось чертово мученье.

Хорошо,

когда вопрос решен и знаешь ты свое предназначенье.

Хорошо,

как хорошо, когда

ты четко вычислил свою комету!

А если этого в помине нету, то что прикажете тогда?!

А если нету, нету, нету, нету, то что прикажете тогда?!

Вообще‑то песня нисколечко не соответствовала ситуации. Как раз наоборот. У Сварога не должно было быть

оснований даже для легкой меланхолии. На сей раз победа получилась настоящая, серьезная, звонкая…

Специалисты Канцлера вывернули барона Лог Дере- га наизнанку, как старый носок. Конечно, в переносном смысле, но вытряхнули все. Работа еще продолжалась, спецгруппы Техниона и научно — технических отделов трех имперских разведок со всеми мыслимыми предосторожностями извлекали "закладки" Токеретов, таившиеся порой в самых неожиданных местах: ядерные устройства, контейнеры со сверхпроводниками, устройства, готовые по короткому условному радиосигналу выпустить облака холерных вибрионов, чумных бацилл и прочую дрянь. Сама радиостанция, таившаяся в неприметной бакалейной лавочке на окраине Снольдера, уже демонтирована, как и запасная, тщательно замаскированная на чердаке некоего благородного графа из Латерацы.

Параллельно гребли агентуру Токеретов на земле — от главарей разбойничьих шаек и университетских лекторов до благонравных купцов, а то и дворян. Был даже арестован некий благородный лар, граф с безукоризненной репутацией при дворе.

В полном соответствии с заранее разработанным планом маркиз Оклер, едва получив сообщение о возвращении Сварога, поднял по боевой тревоге Морскую бригаду. И пустил на дно все замеченные с орбиты подлодки Токеретов — от тех девятнадцати нормального размера до "мелкоты". Все до единой тайные базы подлодок, устроенные на Харуме и островах, либо без церемоний уничтожены, либо захвачены. Ненайденной оставалась только одна, о которой и барон не знал, где она находится — но тревожиться не стоило, это была не военная база, а то самое убежище, обустроенное для себя дэнго где‑то на островах Девайкир. Но и ее, в конце концов, как заверяли специалисты, рано или поздно отыщут. Дело времени. В общем, уже сейчас можно сказать, что Талар навсегда избавлен от любой угрозы со стороны 1океранга.

Да и не было больше никакого Токеранга. Едва сделав Яне и Канцлеру обстоятельный доклад, Сварог полетел

в Хелльстад и поднял на ноги всю свою ученую братию, поручив в кратчайшие сроки разработать кое — какую аппаратуру. Когда снабженные ею десятки Золотых Щук проникли в пещеру через тот самый рукотворный провал и обстоятельно поработали, выяснилось, что все кончено. Пещера залита водой под самый свод (затопило даже примерно треть туннеля). Выяснилось, что принц тогда совершенно точно описал Маре все детали Последнего Дня: ядерные реакторы заглушены, практически выведены из строя, все научно — технические заведения уничтожены, база подводных лодок взорвана, и ничего живого, естественно, если не считать речных рыб, преспокойно плававших повсюду.

Одним словом/настоящая победа, которой грех бы стыдиться… На груди у Сварога сияла драгоценными камнями и многоцветной эмалью Туманность Андромеды — один из высших и самых старых орденов Империи. Оказалась она там очень быстро трудами Диамер — Сонирила — принц, как и в случае с Брашеро, гордо объяснил четырем мирам и восьми сторонам света, что это именно его Канцелярия в лице начальника восьмого департамента, если еще точнее, лорда Сварога и его группы, добилась столь выдающегося триумфа. С формальной точки зрения к старому бюрократу не придерешься. Голову можно свихнуть, взявшись вдумчиво рассуждать, под которой из своих личин выступал в тот или иной момент лорд Сварог — то ли глава девятого стола, то ли начальник восьмого департамента, то ли земной король. Что ни заяви, опровергнуть невозможно. Сам Сварог и не и пытался ничего подтверждать или опровергать — какой смысл? Главное, и Странную Компанию принц не обделил имперскими регалиями, правда, не столь высокими. Диамер — Сонирила не переделаешь, а сподвижникам будет приятно, добавит авторитета и Бони, и королеве Сегура и Дике, и Леверлину в глазах сурового отца… Пусть уж…

Серьезная победа, без дураков. И не имеет значения, что во многом Сварогу помогли победить так быстро сами Токереты — готовые сожрать друг друга, как пауки в бан

ке и ради этого выдававшие секреты, которых ему в других условиях пришлось бы доискиваться гораздо дольше. Важны не обстоятельства, а результат.

И все же, все же… Он не чувствовал себя триумфатором, ни на мизинчик, и дело тут было не в скромности, а в чем‑то другом. Он ни о чем не сожалел, доведись повторить все, поступил бы точно так же — и все равно, где‑то в глубине Души таился некий мутный осадок, словно в бутылке скверного вина. Понять это чувство он не мог, хотя несколько раз пытался…

Он встрепенулся, поднял голову, вмиг определил, который из полудюжины золотых колокольчиков в углу стола мелодично позвякивает. Ну да, кому же еще быть, коли уж он отдал приказ беспокоить его сегодня в строго определенных случаях…

Повернул рычажок под колокольчиком, — и в малый кабинет бесшумно вошел статс — секретарь — высокий, костистый, с залысинами, исправный служака и человек безусловно преданный.

Встретив вопросительный взгляд Сварога, он негромко доложил:

— Как вы и приказывали, ваше величество, надпись с постамента памятника принцессы Делии сбита со всем прилежанием…

— Мое благоволение мастерам, — вяло сказал Сварог. — Ну, и по десятку золотых, что ли… Да, как там отец Грук?

— Еще не приступа л, ваше величество.

— Отлично, — сказал Сварог и встал. — В случае неотложного дела ищите меня у него…

Он резко отодвинул кресло, прошел мимо почтительно отстранившегося статс — секретаря, кивнул вскочившим ратагайцам и пошел в ту часть дворца, где располагались покои для королевских гостей из тех, что попроще (от более роскошных покоев Грук в свое времд, отказался катего^ рически, хотя Сварог и предлагал). ?*

Статс — секретарь, как обычно, оказался точен в формулировках — отец Грук еще не приступал, хотя готовился

обстоятельно — разложил по тарелкам вяленую кабаня- тину, вяленую же желтоперку, лесную редиску (которой в Каталауне отчего‑то любили закусывать пиво). И в данный момент неторопливо и обстоятельно очищал столовым ножом фиолетовый сургуч с широкой осмоленной пробки. Здоровенный пузатый кувшин с коротким горлышком, и еще три таких же дожидаются своей очереди в углу. Судя по выдавленному на боку клейму и фиолетовому сургучу — отличный черный нэльг из дворцовых пивоварен. Обычному человеку хватило бы и одного такого сосудика, чтобы оказаться под столом, но отец Грук кое в чем мало уступал принцу Элвару…

Чуть приподнявшись в знак уважения (Сварог ему, как и некоторым другим, разрешил наплевать на правила этикета, предписывавшие встречать короля гораздо более почтительным образом), отец Грук, не прекращая своего занятия/обрадованно пробасил:

— Вот кстати, государь! Всему этому великолепию не хватало только доброго сокомпанейца — застолыцика. Надеюсь, волей Божьей я его в вашем лице обрел?

Он аккуратно стряхнул на блюдечко остатки сургуча и поставил перед Сварогом, присевшим напротив, второй глиняный стакан хорошей работы, высокий, вмещавший не менее бутылки (любому знатоку известно: "нэльг любит глину"). Встал, обеими руками взял кувшин, бережно прижимая его к объемистому чреву, первым налил гостю, потом уж себе.

Сварог не прикоснулся к своему стакану. Сидел, чуть ссутулившись, явственно ощущая все тот же мутный осадок в глубинах души. Почему‑то вспомнил спасенную им по какой‑то глупой прихоти принцессу Гайнию, пребывавшую сейчас на пляжах Ракамерати, роскошном силь- ванском курорте для благородных ларов. Вот у кого все в порядке — как явствует из донесений, в совершеннейшем восторге от моря, солнца, высоких желтых дюн, а особенно от земных нравов с их равноправием женщин. Расчувствовался. Спас, благодетель этакий. Одну из пары миллионов, мало чем из них выделявшуюся…

— Что с вами, государь? тихо спросил отец Грук.

Вам бы радоваться — такое дело провернули… А вид у вас что‑то совсем уж унылый Отчегож так? — он присмотрелся. Знаете, с такими лицами люди обычно приходят отпущение грехов просить, уж простите, если что не так болтнул

А вы можете дать отпущение грехЬв? — не глядя на него, тусклым'голосом спросйл Сварог.

— В два счета/прости, Господи, за такую вольностью словесах… — пожал могучими плечами о гец Грук. — Я как- никак не расстрижен, хотя и грозились пару раз… — он замолчал, присмотрелся к Свароту тем взглядом, какой можно встретить лишь у врачей и священников. — В а м? Это за что же такое, государь?

— За Токеранг, — глухо сказал Сварог. — Нельзя было иначе, доведйсь до дела, повторил бы то же самое, и тем не менее… Понимаете, там были женщины, дети, множество ни в чем не повинных людей… Муторно как‑то у меня на душе…

— Ах, вот оно что… — протянул отец Грук. — Там не было людей, государь. Там были создания, как две кацли похожие на людей, и не более того. Наделенные речью и разумом, но, лишенные души. А потому как бы и не существующие в глазах Господа. Для него имеет значение лишь бессмертная душа — а они состояли лишь из бренной плоти. И в глазах Господа были все равно что придорожная трава, смять которую не есть грех.

— Вы так считаете? — тихо спросил Сварог.

— Это не, я так "считаю", — с нескрываемой обидой произнес отец Грук. — Это Господь так установил. Нерадивый порой из меня слуга Божий, что скрывать, да и не богослов я, но уж каноны‑то знать обязан… Грех совершает тот, кто губит душу. Отсюда и пошло "душегуб". А вы не загубили ни единой души, государь, так что греха на вас нет, и отпускать нечего. KpecroMvEдиного клянусьр так и обстоит. Нельзя отпустить грехи, которых не было… а если сделать это для виду, просто Чтобы успокоить мя

тущуюся человеческую душу, — вот это уже и будет нешуточный грех…

Он говорил негромко, веско — и от этого басистого, убедительного голоса мутный осадок в душе, Сварог чувствовал, стал словно бы истаивать, пропадать

— Нельзя было иначе, — сказал он то ли собеседнику,

то ли самому себе,

— Вот именно, что никак нельзя, — прогудел отец Грук. — Вы уж накрепко запомните, государь: нет погубленной души — нет и греха… И хватит об этом, простите за смелость. Давайте лучше выпьем за что‑нибудь хорошее.

— Давайте, — сказал Сварог, протягивая руку к своему стакану и уже не чувствуя в душе противного осадка.

Красноярск, 2015

11. Алый, как снег

Вертикальная вода смыла Токеранг, как будто его и не было. И настала в империи короля королей Сварога благодать да тишь. Пришло время продолжить путешествия по тихим Заводям. А в тихих заводях, как известно, если не черти водятся, то может скрыться Безумный Зодчий — четвертое Воплощение?..

Поскрипывает алый, алый снег под ногами видавшей многое Странной Компании. Но каким будет путь назад? Вновь по рубиновой ковровой дорожке со щитом или на щите?..

И снова идет победный пир — семь плоских золотых чаш с темно-багряным вином приготовлены для триумфаторов. Но опустеет ли к концу торжества хотя бы одна из них…

Глава I ДЕЛА ТЕКУЩИЕ

Их было сильных — семеро, их было смелых — семеро…

Андрей Вознесенский

Живите так, словно смерти нет.

Текумсе Падающая Звезда, индейский вождь

Бумага — проклятье для толковых королей. Тех, кто не передоверяет дела первому министру. Сварог, памятуя завет Мазарини, первого министра себе брать не собирался: глуповатый только испортит дело, а умный и оборотистый непременно постарается забрать себе побольше власти, что не раз случалось в истории обеих планет…

Вот только постоянный поток бумаг… Как их ни распределяет соответствующим конторам и верным людям, самому достается столько, что иногда волком выть хочется…

Он закурил и с превеликим удовольствием отодвинул стопку бумаг, с печатями и без, и грифами учреждений (самых что ни на есть грозных на континенте). Справился. Хорошо еще, что часть документов попала непосредственно на его компьютер — меньше работы… Но все равно, времени и те и другие отняли изрядно.

Обстоятельства сложились так, что он, одолев эту груду, не испытывал ни малейшей радости. Скорее уж нечто вроде скуки — еще одна зловещая тайна получила самое что ни на есть жизненное объяснение. Собственно говоря, он об этом догадывался еще в те времена, когда остался единственным уцелевшим на перевозившем каторжников корабле. Но тогда перед ним были лишь обрывочки тайны, а теперь ее размотали целиком. Ну, что тут скажешь? Одной заботой меньше. А ведь их еще столько осталось, забот…

Порой самое рядовое на первый взгляд событие влечет за собой целый клубок открытий и тайн. Так и на сей раз произошло.

Очень долго на Сегур, ввиду его полной незначительности в таларских делах короли (и Сварог в свое время тоже) отравляли послами, вообще дипломатами и тайными агентами тех, от кого в хозяйстве и так не было особенного толку: то слезно упросит кто-нибудь дать перед пенсионом теплое местечко его бездарному родственнику — и придется уважить, потому что просящий человек нужный, следует чем-нибудь отличить, а выполнить такую просьбу королю ничего не стоит. Порой само министерство иностранных дел засунет в сегурскую дыру какого-нибудь бездельника, успешно провалившего в других местах все, что ему было поручено. До мало ли вариантов…

Однако теперь, когда на троне Сегура (и Дике, господа мои!) сидела королева Мара Первая, игравшая немалую роль в свершениях Сварога Барга, дипломаты подвластных Сварогу стран (и не подвластных тоже) быстро сообразили, что тактику надо менять — на доске для игры в шакра-чатурандж появилась новая серьезная фигура, с которой следовало считаться (причем и Свароговы дипломаты в большинстве своем пришли к этим выводам самостоятельно, без его понуканий).

Так что прежних, ни на что толковое не способных кукол с верительными грамотами стали отзывать в массовом порядке — а на смену им отправлять людей поумнее и поспособнее (Что интересно, первой сориентировалась Лавиния, сменив весь состав посольства, от дипломатов до немногочисленных шпионов). Вот корабль с ее новым посольством как раз доплыл до Сегура благополучно. А корабль снольдерского посла (лично известного Сварогу, несмотря на молодость) пропал без вести — по некоторым данным, не так уж и далеко от Инбер Колбта, уже миновав архипелаг и двигаясь к Сегуру.

Сварог, понятно, рявкнул. Снольдерское морское бюро (а заодно и все прочие службы других стран, имевшие отношения к морским делам) принялись работать в авральном режиме. Море есть море, не раз случалось, что пропадали без вести и «купцы», и рыбаки, а то и военные корабли, как гласит старинная формула: «От неизбежных на море случайностей…» — но вот корабль с посольством пропал впервые…

По совести говоря, подозревали в первую очередь заклятую подругу Сварога Лавинию — это было в ее стиле. Однако работавшие по Лорану разведки никаких следов не нашли. И взялись копать с удвоенной силой (если только это выражение применимо к морю). Сначала как следует расспросили пиратов, попавшихся под горячую руку в портах. Безрезультатно. Капитаны твердили, как один: они люди солидные, текущий момент понимают прекрасно и ни за что в жизни не стали бы нападать на корабли Сварога — знают, чем это чревато. Вот разве что всевозможные отморозки, не понимающие, что времена изменились, пошедшие на службу к Лавинии Лоранской или Святой Земле… Но и о них что-то не слышно, чтобы шалили с кораблями под флагом самого опасного на Таларе короля…

Всех поголовно расспросить не успели — кое-кто еще был в море, неведомо где. Но тут в Фиарноле сыщики даже не Морского бюро — обычной сыскной полиции, поймав на горячем очередного скупщика краденного, по мелочам не игравшего и скупавшего только дорогие драгоценности и камни, устроили обыск по всем правилам. Искали золотые кубки, украденные у коменданта порта. Кубки вообще-то тоже нашли — но обнаружили еще чуть ли не пригоршню весьма дорогих женских украшений, не числившихся в розыскных листах.

Уже через три дня стало известно: драгоценности — снольдерской работы. А там и выяснилось, что принадлежат они супруге без вести пропавшего снольдерского посла (отыскалось и несколько перстней, принадлежавших ему самому, и его кинжал в дорогой оправе).

За скупщика, естественно, взялись всерьез, обещая, что все неприятности с законом, какие с ним до сих пор случались, сейчас покажутся легкой щекоткой. Скупщик быстро поплыл и сдал поставщика — не пирата, просто сызмальства промышлявшего всевозможной контрабандой, вообще всем незаконным, чем можно промышлять на море, дослужившегося на этом тернистом пути от юнги до капитана солидной двухмачтовой бригантины. Ему тоже обещали много веселого, и он не особенно запирался и хотя в прежние времена, до появления на Таларе Сварога, всегда молчал как рыба выдерживая «активное следствие» полегче (с особым пристрастием его никогда не допрашивали, умел прятать концы в воду).

В другие времена, очень возможно, ему не поверили бы, а то и упрятали в соответствующую лечебницу. Однако теперь, когда слишком многие — и Морское бюро, и обычные капитаны — были осведомлены о том, что иногда плавает под водой, не имеющее отношения к морской живности, Баронесса Герлах, едва донесения дошли до нее, сообщила Сварогу…

Сварог прилетел в Фиарнол немедленно, предварительно велев беречь капитана, как зеницу ока, и до его прибытия не допрашивать. После чего занялся им сам. Капитан, порой постукивая зубами от ужаса, рассказывал, что это ремесло, смело можно сказать, в его роду наследственное: и дедушка им занимался, и папа, и двое дядей. Дедушке в свое время как-то посчастливилось свести «знакомство с загадочными моряками, плававшими под водой на странных штуках…»

Он в точности описывал ту самую подводную лодку, выпустившую в свое время дакату на корабль каторжников — из темного дерева, длиной уардов в сто, рубка (хотя самого этого слова капитан и не знал) — похожа на распиленную пополам пузатую бочку, круглые иллюминаторы в металлической оправе… Еще перед смертью отец ему рассказал о фамильном промысле, описал внешний вид этой загадочной штуки (по его словам, не имеющей никакого отношения к нечистой силе), места встречи, систему сигналов. И он отправился в море на корабле — да так и прикипел душой. Благо ходить на абордажи и грабить прибрежные городки не было нужды: всего-то встретиться в условленном месте, послеобмена сигналами принять груз, продать его верным людям, а потом отвезти деньги (или некоторые тюки, вручавшиеся некими неизвестными). Судя по тому проценту, что ему платили, неизвестные «из-под воды» возили что-то весьма ценное, так что всем участникам цепочки доставалось немало. Однако что это за лодка, капитан так никогда и не определил (но Сварог-то помнил, что их как минимум две).

Дальше было совсем просто — сеть, раскинутую на берегу странными «подводниками», стали выявлять и ловить со всем усердием. Однако попадались только посредники, вроде капитана с его фамильным ремеслом. Никто из них представления не имел, что это за загадочные моряки такие, где обитают и чего, собственно, хотят от жизни (да и с дакатой их практически никто не связывал — даката была как бы сама по себе, вот ее-то как раз считали одной из разновидностей морской чертовщины, известной вроде бы лет шестьсот).

Сварог в морскую чертовщину как-то не верил — ну, в данном случае. Он собрался было посоветоваться с глазу на глаз с маркизом Оклером — но тут появилась Яна…

Оказалось, она из чистого любопытства решила взглянуть в свой магический шар, в котором и высмотрела селения Хитрых Мастеров. Просто так — а вдруг кто-то остался. Ни одного огонька она не высмотрела ни на Харуме, ни на обитаемых островах — но в двух местах на Инбер Колбта все же увидела что-то похожее — правда, огоньки были чуточку не такие, не пронзительно-алые, а бледно-розовые.

Услышав это, Сварог не колебался. Поисками занялись уже не на земле, а за облаками, куда уходили и все трофеи из тайников скупщиков, и даже целых подпольных складов — и все причастные, конечно…

Он исправно доложил Канцлеру, едва только на земле взяли сеть — снова не тот случай, чтобы мушкетерствовать и скрывать что-то. В конце концов, эти чертовы подлодки грабили и уничтожали его корабли.

Кто-то в Технионе сгоряча предлагал объявить Белую тревогу — но Канцлер, не особенно и задумываясь, сказал, что не видит смысла: угроза не столь уж серьезная, пусть и загадочная крайне…

Но громадный механизм развернулся на полную: восьмой департамент (где никаких данных о связи дакаты с подводными пиратами не отыскалось), девятый стол, Технион, Кабинет Канцлера, Яна в качестве консультанта — благодаря ее Древнему Ветру, и в завершение — Морская бригада со всеми ее нешуточными возможностями, нацеленными как раз на море…

Главные подозрения как-то сразу легли на Инбер Колбта с его девятью сотнями островов и сущему лабиринту проток меж ними. За всем архипелагом восьмой департамент не наблюдал, порой решая чисто мелкие задачи вроде поимки особенно насолившего пирата (тактика, заведенная еще при предшественниках Гаудина, оказавшаяся, как выяснилось, глубоко ошибочной).

Поначалу дела шли туго. Орбиталов слежения туда стянули множество, но они ничего не обнаружили — разве что пару-тройку пиратских кораблей беспредельщиков, по этой причине давным-давно числившихся в розыске сразу в нескольких спецслужбах Сварога (куда они и угодили, когда выяснилось, что к подводным пиратам не имеют никакого отношения). Отловили и с дюжину очередных ловцов удачи, издавна искавших в глубинах Инбер Колбта каждый свое — от старинных кладов до Крепости Королей. Поскольку никаких преступленной они, строго говоря, не совершали, их попросту вышибли за пределы архипелага, припугнув, что загонят в Три Королевства на ударную работу киркой и мотыгой (эти, как и пираты, уверяли, что знать ничего не знают о подводных лодках — ну, разве что слухи иногда ходят, так мало ли слухов клубится вокруг Инбер Колбта…)

В конце концов, взялись за указанные Яной два острова, тоже безрезультатно (те самые примечания мелким шрифтом, Древний Ветер, несмотря на всю свою мощь, не всегда мог помочь и почему-то не действовал в море, ниже уровня моря точнее). Подлодки пиратов должны быть, где-то у них на тех двух островах, должны быть базы, как же без этого — но их не могли отыскать ни Яна, ни орбиталы Морской бригады (когда Сварогу об этом доложили, у него зародились определенные подозрения, впоследствии подтвердившиеся).

Успеха добился не кто иной, как профессор Марлок, пустивший в ход какую-то новинку, в которой Сварог и не пытался разобраться, ограничившись кратким объяснением, что дело связано с гравитацией и магнетизмом. На двух островах обнаружились немаленькие поселения, что-то вроде исполинских землянок, отнюдь не пещеры — именно подобие землянок, прикрытых хорошо замаскированными крышами. И устроенные наподобие токеретских (но гораздо проще по исполнению) подземные ангары для подводных лодок (которых оказалось десять).

По докладу Марлока, там обитало человек шестьсот — не столь уж грозная вражеская армия, если только она не располагает каким-то неизвестным оружием. Ну, а даката, как Сварог убедился на собственном примере, ларам нисколечко не страшна.

Так что дальше все происходило без особых сложностей. Как-никак всего шестьсот человек. В Гартвейне обитало даже больше народу, и ничего, справились. Правда, Гартвейн нисколечко не готовился к обороне, а вот насчет этих еще неизвестно. Ну да смелым Бог владеет…

Все было расписано, как по нотам, и прошло успешно: средь бела дня на оба острова обрушились несколько сотен спецназовцев — здесь и гвардия, и восьмой департамент, и девятый стол, и люди Оклера, и люди Канцлера. Ну, и Сварог по живости характера и от вполне понятного нетерпения не удержался от личного командования своими орлами. Канцлер ничего против не имел — у Сварога осталось впечатление, что он и сам бы не прочь с ними отправиться, но тут уж ничего не поделаешь, статус — неуместно Канцлеру участвовать лично в таких забавах. Они вдвоем не без труда убедили Яну, что и императрице такое неуместно.

Спецназ взорвал потолки местах в тридцати, потом, уже имея от Марлока кое-какие сведения о планах «землянок», ворвался туда и в ангары тоже. Оказалось, у местных нет той пакостной привычки, что у токеретов — при малейшей опасности взрывать ангары с собой вместе. Так что все кончилось часа за два. Очень быстро оказалось, что среди жителей подземелий имеются и лары — но Канцлер (с которым Сварог сразу поделился кое-какими своими догадками) учел его опыт в Горроте. Кроме прочего, спецназ был вооружен метателями сетей и клейкой массы — контактные стрелялки, действовавшие на ларов, как и на обитателей земли. Спеленали немало народу, делая исключение разве что для женщин и детей. Впрочем, с иными женщинами обращались бесцеремонно, как с прочими — кто б делал исключение для женщины, которая держит в руках что-то незнакомое, но убедительное, и всерьез готова пальнуть из этой штуковины по незваным гостям.

Одним словом, загребли всех подчистую: с точки зрения земной юстиции, действовали законы о подозрении в пиратстве, а со стороны ларов — «Закон о запрещенной технике». Техники, безусловно запрещенной, обнаружили немало: светильники, работающие на неизвестном принципе, такие же плиты для приготовления пищи, несомненные видеомагнитофоны и много всякой всячины — чисто бытового назначения. Серьезной военной техники тут не нашли — разве что мелкое ручное оружие.

Едва Сварог оказался внутри подводной лодки, понял, что его догадка подтвердилась полностью. Двигатель не повторял те, что были на подлодке Тагарона и летающей машине Вингельта, но во многих деталях крайне на них походил. Нашли и совершенно непонятные устройства, судя по идущим от них к палубе трубам, наглухо закрытым снаружи задвижками, пожалуй что, как раз и служившие для пуска дакаты.

Все подлодки и прочую технику увезли наверх, оставив голые стены: в любом случае, пиратам назад уже не вернуться. Технион Канцлера и лаборатории Восьмого департамента заработали с предельной нагрузкой (Магистериум на всякий случай решили пока что в это дело не посвящать). Но еще раньше неплохих успехов добились следователи — те самые, в отличие от Свароговых палачей применявшие гораздо более современную технику и препараты…

Магии так не обнаружилось ни на грош — что тут же определила Яна, прибывшая с Канцлером, когда оба подземных поселка были захвачены. Сварог, чуть ли не сутки не вылезавший с допросов, в конце концов ощутил что-то вроде легкого разочарования и скуки: как случалось не раз, очередная жуткая тайна оказалась не такой уж и жуткой…

Шестьсот с лишним лет назад среди Хитрых Мастеров произошел раскол. Не такой уж и масштабный: примерно десятая часть их настаивала, что пора переходить к каким-то радикальным средствам борьбы: и, не встретив поддержки большинства, однажды попросту скрылась с глаз остальных, перебравшись в заранее подготовленные укрытия на островах Инбер Колбта.

Дальнейшее носило оттенок некоей трагикомедии. Прошло не так уж много времени, прежде чем беглецы окончательно осознали: ничего более-менее масштабного и радикального они по немногочисленности своей и скудости техники устроить попросту не в силах. Ларов там оказалось не более двух десятков — и примерно сотня самых обычных людей (каких Хитрые Мастера, присмотревшись к ним как следует, вербовали в качестве помощников и сподвижников). Лары старели. Правда, у них рождалось потомство от здешних женщин, но его было слишком мало, чтобы на что-то влиять всерьез. Теперь уже среди беглецов начались жаркие дискуссии: как жить дальни и что делать? Слишком многие среди обычных людей полагали; с их силенками нечего и думать предпринять против ларов что-то мало-мальски серьезное (в чем были, уже сейчас можно сказать, полностью правы).

К тому же они как-то не подумали, что небольшой остров, пусть его и населяет всего-то сотня другая человек, не может существовать сам по себе, очень во многом зависит от снабжений извне — от провизии для сырья, из которого можно производить нужную технику. И неизвестно даже, что необходимее.

Так что очень быстро верх взяли, а там и забрали руководство те, кто видел единственный выход именно в подводном пиратстве: грабить корабли, добычу поценнее продавать на земле, покупая там и тайком перевозя на острова все необходимое. Синтезаторов у них не было — когда Хитрые Мастера рассорились с Империей и ушли вниз, их еще и у ларов не существовало. Рано пока было делать какие-то выводы, но под землей воцарилось что-то вроде диктатуры — с самыми решительными мерами по отношению к оппозиции и инакомыслящим. Диктаторы пока что замешались в толпу рядовых пленных, а их удалось допросить далеко не всех — но это был лишь вопрос времени.

И подводные лодки пошли в море. И была создана надежная сеть земных посредников, за шестьсот лет так и не обнаруженная восьмым департаментом — очень уж искусно была вплетена в обычную паутину контрабанды и кладоискательства. Одним словом, произошло то, чему немало аналогий и в истории Талара, и в истории Земли: кучка радикалов, поначалу движимая самыми благородными целями, в конце концов выродилась в примитивную (примитивную, несмотря на всю свою технику) разбойничью банду, да вдобавок периодически резала инакомыслящих. Так что Сварог не зря (да и Канцлер, наверное, тоже) ощущал легкую скуку и разочарование: не оказалось жуткой тайны — как и в самой истории Хитрых Мастеров. В конце концов (чего тоже можно было ожидать) появились индивидуумы, заинтересованные в первою очередь собственным процветанием, а не интересами колонии. Из тех, кто не видел смысла в затянувшемся на столетия морском разбое, от которого, в принципе, никакой выгоды: сиди под землей, как крот, без всяких видов на будущее… Вроде бы их нашлось не особенно много — но, привлеченные соблазнами большого мира (иные его повидали в качестве доверенных лиц, контролировавших земных сообщников), находились и те, что бежали на Харум, растворяясь там в безвестности. Причем прихватывали кое-какие чертежи и мелкие устройства, которые можно выгодно продать тем же книжникам и ученым, что имели привычку покупать числившееся запрещенным. Подобно Тагарону. Это имя пока что не прозвучало, но теперь Сварог не сомневался: именно такие вот беглецы и продали Тагарону секрет двигателя. Хитрые Мастера о них явно помнили — и, опять-таки по рассказам Тагарона, порой охотились рьяно…

Кое-какие секреты пиратов явно были и их секретами. «Одно утешает: гнездо они разнесли целиком», — подумал Сварог. Все до единого, кого успели допросить, клялись и божились, других таких нет, были только они. И подумал еще: когда все кончится и материалов накопится достаточно, нужно будет сориентировать свои спецслужбы на поиски и в этом направлении. Глупо думать, что они вскрыли всю сеть поставок туда и обратно. Так что работы хватит — но ему самому, слава богу, этим заниматься уже не придется — мало ли у него толковых подчиненных?

Выключив компьютер, аккуратно собрал в немаленькую стопу бумаги и подошел к стоявшему в углу шкафу — высокому, резному, в стиле «школы Доли Чолатара» щедро украшенному искусной резьбой и завитушками, На вид он выглядел настолько хрупким, что любой здоровенный драгун мог вынести дверцы одним добрым пинком. Вообще-то так оно и было бы, окажись шкаф обычным. Он и был обычным — вот только заключенным в мощное силовое поле, в точности повторявшее очертания антикварной мебели. Ни одна живая душа на земле не смогла бы его преодолеть — да и кое-какие заоблачные технологии не помогли бы…

Коснулся большим пальцем правой руки центрального медальона одной из украшавших крышку завитушек — ключом к невидимому замку служит не только отпечаток пальца, но и кое-какие биологические поля всего Сварогова организма. Спрятал туда бумаги, включил поле и вернулся за стол. Нажал кнопку под столешницей — теперь в приемной на столе секретаря, опять-таки пониже столешницы, загорелась синяя лампочка, означавшая, что его величество свободен от дел и доступен для посетителей. Мимоходом подумал с ухмылкой, что успел забить дворец изрядным количеством всевозможных электронных штучек — но Канцлер ему ни разу на это не попенял, хотя не мог не знать. Умный все-таки человек, прекрасно понимает разницу меж пустыми забавами и интересами дела — к тому же если все «неположенное» надежно укрыто от непосвященных… Даже за компьютер Интагара ни разу ни словечком не покритиковал…

Упомяни о черте — а он тут как тут… Правая створка высокой раззолоченной двери тихонько отошла, и в образовавшейся щели показалась физиономия Интагара. Как и полудюжина других самых верных сподвижников из местных, министр тайной полиции, когда горела синяя лампочка, имел право входить без доклада, но, как и все прочие, считал необходимым проявлять некую деликатность. Так поступали все, за исключением Мары — но на нее слишком многие правила и запреты, как легко догадаться, не распространялись… Даже Яна держалась скромнее — ради сохранения инкогнито, и его орлы из девятого стола тоже. Правда, порой (когда горела даже не желтая лампочка, а красная, означавшая, что король принимает лишь в случае Белой тревоги, а пока что недоступен и для узкого круга сподвижников) и они подавали сигнал, заставлявший вспыхивать фиолетовый огонек на его портсигаре (выполнявшем чертову уйму функций). У всех были браслеты, на которых стоило лишь нажать соответствующий драгоценный камень (в том числе и у Родрика — дворяне здесь тоже носили браслеты).

— Входите, старина, — сказал Сварог с некоторой даже радостью (хороший случай отвлечься от двухчасового корпения над бумагами и компьютером). — Надеюсь, никакого заговора? Честно говоря, заработался, небольшой заговор меня бы отвлек.

— Никаких заговоров, государь, — что-то очень уж серьезно ответил Интагар, присаживаясь после жеста Сварога. — Все спокойно. Розыски по известному вам делу понемногу приобретают размах, мои коллеги в других странах, согласно вашему повелению, включаются в работу…

— Что же вид у вас чуточку унылый?

— Вы же знаете, государь, терпеть не могу непонятного. Особенно когда оно случается при таких вот обстоятельствах…

— Ну?.. — спросил Сварог.

Из-за широкого отворота Интагарова камзола появился конверт — не особенно большой, но пухловатый, с синей сургучной печатью, на первый взгляд, припечатанной каким-то простым подручным предметом вроде донышка стакана. Без всяких надписей. Интагар положил его на стол перед Сварогом сургучом вниз — и тут-то Сварог разглядел надпись. Точнее, рисунок: довольно мастерский изображенный черными чернилами глаз и над ним корона. Старинная эмблема высшей степени секретности — «только для глаз короля».

Чуть удивленно поднял брови: если и появлялись секреты такого рода, Интагар всегда передавал их устно — а среди его агентов не было людей, обладавших бы правом передавать королю донесения с такой эмблемой. Было вообще-то несколько, но, во-первых, к ведомству Интагара они не принадлежали (хотя нельзя ручаться, что Интагар кое о ком из них не знал — такая уж персона), а во-вторых, подобные конверты всегда передавал статс-секретарь, и они каждый раз были запечатаны в другой, с самой невинной, но много означавшей для секретаря надписью…

— Интересно, — сказал Сварог, взвешивая конверт на руке, (это действительно было интересно, впервые на его памяти случалось). — И в чем тут непонятное? Я хочу сначала выслушать ваши пояснения… Кстати, вы не поддались соблазну раньше меня ознакомиться с содержимым? Вообще-то за самовольное вскрытие такого вот пакета полагается смертная казнь, но я слышал краем уха о былых министрах тайной полиции, излишне любопытных. Печать очень уж простая, ваши мастера без труда подделывают и посложнее…

Интагар решительно сказал:

— Возможно, будь на вашем месте другой король… Но с вами такое проделывать опасно. Еще спросите, не вскрывал ли я его — и конец…

— Вот за что я вас всегда ценил, Интагар, так это за редкостное здравомыслие. В том числе, — сказал Сварог, по-прежнему вертя конверт — не из самой лучшей бумаги, но все же сразу видно: в лавке куплен, не самодельный… Что не так с этим посланием?

— Дело даже не в послании, а в личности того, кто его для вас передал, — сказал Интагар, насупясь. — От этого человека я в жизни бы не ожидал, что однажды он передаст мне для вас письмо с такой эмблемой.

— Давайте по порядку, — сказал Сварог.

— Письмо мне буквально квадранс назад отдал Юл Качер и горячо, я бы даже сказал, возбужденно просил передать вашему величеству. Он парень уравновешенный, но сейчас явно волновался, я его редко таким видел… Разве что когда он на тропе…

— Давайте-ка поподробнее об этом самом Качере.

— Это мой человек, — сказал Интагар. — Три года служит. — Парень молодой, хоть и не юнец, из фригольдеров, но грамотный… Не глупый, сообразительный, взысканий и серьезных упущений по службе нет. Я его два года подержал в «топтунах», он хорошо справлялся, и я решил его чуточку повысить. Перевел в «коридорные». Вам ведь нет нужды напоминать, кто это такие?

— Я помню, — сказал Сварог.

Он и в самом деле прекрасно помнил. Дворцовые лакеи делятся на две категории: «столбики» стоят на месте (среди них тоже немало агентов Интагара), а «коридорные» прохаживаются по какому-то определенному коридору — чтобы в первую очередь контролировать «столбиков» и присматривать за телохранителями, тоже замершими на своих местах, как статуи. Система эта придумана давным-давно — все исподтишка надзирают за всеми — и частенько приносит пользу. Особенно для королей, опасающихся внезапного покушения в дворцовых коридорах — а у Сварога такие опасения имелись давным-давно и с манией преследования общего ничего не имели, достаточно вспомнить Лавинию Лоранскую и ее милую манеру подсылать убийц — и она, как показывает жизненный опыт, не единственная, кто балуется такими развлечениями.

Интагар почти бесстрастно продолжал:

— Пост у него — Бирюзовый коридор. Ведущий от Мраморной лестницы к вашим личным покоям в этом крыле дворца.

Дальнейших пояснений не требовалось: большая часть проходящих по этому коридору — как раз его ближайшие сподвижники или сановники, вызванные по серьезному делу. Праздных гуляк тут почти не бывает — хотя коридор и не перекрыт постоянно для всех имеющих доступ во дворец — ну, разве что в особых случаях: самые важные совещания в узком кругу, обнаружение загадочного балкона, ведущего в чужой мир…

— Вот это и есть непонятное, — сказал Интагар. — Что он мог узнать на том посту, требующее такой эмблемы? Парень ответственный, ни за что бы не стал на службе заниматься дурацкими шуточками, да и не на службе тоже… Непонятно…

— Ну, нетрудно и узнать… — сказал Сварог.

С треском разломив печать, бросил на Интагара быстрый многозначительный взгляд. Тот поднялся, отошел подальше к стене, заложил руки за спину и притворился, что с видом записного искусствоведа разглядывает старинное батальное полотно, где была мастерски изображена конская сеча.

Сварог достал два листа желтоватой бумаги, густо исписанной с обеих сторон мелким, четким, почти канцелярским почерком. Первую сторону одного из листов пробежал бегло, перевернул. Вернулся к началу и прочитал письмо уже гораздо внимательнее. Интересные сюрпризы подбрасывает жизнь… Аккуратно сложив листы и сунув их в конверт, закурил, откинулся на спинку кресла. Никаких особенных мыслей и уж тем более комментариев у него попросту не было. Не знал, что тут сказать, и все тут…

И не знал, как это объяснить. Не хотелось делать поспешных выводов.

— Садитесь, Интагар, — сказал он задумчиво. Отошел к сейфу и спрятал туда конверт.

Интагар живенько уселся, воззрился с немой надеждой.

— И не надейтесь, — сказал Сварог. — Ваш парень был совершенно прав. Это письмо касается только меня. Понятно?

— Конечно, государь. Но если там что-то опасное…

— Будь там что-то опасное, я бы непременно с вами поделился, — сказал Сварог. — Но в том-то и дело, что там нет ровным счетом ничего опасного. Всего-навсего один из тех секретов, которые знаю только я. Вы уже убедились, что попадаются и такие, пусть крайне редко. И вот что, Интагар… Я надеюсь, вы и на сей раз сумеете удержать любопытство при себе. Поэтому — пусть этот парень и дальше несет службу. И чтобы все у него было нормально, — он подпустил металла в голос: — Понятно вам?

— Понятно, государь, — смиренно сказал Интагар. — Когда это я нарушал ваши прямые приказы? В конце концов, излишним любопытством не страдаю…

— Вот и прекрасно, — сказал Сварог. — Позовите этого парня минут через пять и оставьте нас наедине…

За это время он успел проделать с компьютером нужные манипуляции и побыстрее убрал экран, чтобы не посвящать простого агента третьего разряда в те тайны, что ему по рангу знать безусловно не полагалось.

Когда «коридорный» вошел, низко поклонившись, Сварог какое-то время его рассматривал. Лицо, и в самом деле, довольно смышленое, робеет, конечно, но в меру, не трепещет (Сварог терпеть не мог подобострастия во всех, кто стоял ниже).

— Сначала скажите вот что, Качер, — сказал он вполне дружелюбно, чтобы не отпугнуть резкостью тона. — Когда вы стоите на посту… то есть ходите на посту, часом, не придаете своей физиономии гораздо более тупой, чем обычно, вид? Ну, смелее. Король настроен вполне благосклонно.

Агент решился:

— Не без этого, государь. Начальство наставляет, что лакей должен выглядеть чуточку придурковато. Потому что чересчур уж умных лакеев недолюбливают. Слишком шустрый — он и у дверей подслушать может, и мало ли что…

— Пожалуй что, резон… — чуть подумав, сказал Сварог. — А изобразите-ка мне служебную физиономию…

Качер в мгновение ока преобразился. Нельзя сказать, что он теперь выглядел совершеннейшим болваном — в конце концов, законченных дебилов по облику тоже не любят брать в лакеи, тем более дворцовые, но казался гораздо глупее, чем был на самом деле.

— Неплохо, — сказал Сварог. — Подойдите к столу и посмотрите. — Он выложил в ряд пять фотографий. — Узнаете кого-нибудь на этих картинках?

Качер смотрел недолго. Почти сразу же уверенно сказал:

— Да, и вот эти четверо. Пятая персона мне прекрасно известна, но исключительно по дворцу. Там этого человека не было.

— Не ошибаетесь? — исключительно для проверки спросил Сварог.

— Никоим образом, государь, — так же уверенно ответил Качер. — Я до дворца два года проходил в «топтунах», а там нужно иметь наметанный глаз и память на лица. Чтобы увидел мельком и не забыл — мало ли как оборачивается…

— Понятно, — сказал Сварог. — А теперь будьте-ка любезны ответить: что вы сами обо всем этом думаете? Только правду. Не можете не знать, что я безошибочно умею определять ложь.

Качер чуточку помялся. Решился наконец:

— Не знаю, что и думать, государь, обо всем этом. Явление это известное, главным образом среди крестьян, лет двести о нем толкуют. Я раньше не особенно верил, но вот своими глазами пришлось… Не знаю, что и думать.

Он не врал.

— Ну, а догадки у нас есть? — спросил Сварог. — Ваш министр говорит, что вы — хороший агент, обязательно должны были подумать с этой точки зрения…

— Не знаю, государь, — признался Качер с покаянным видом. — Ну, просто в голову ничего не лезет. Может, это ведьмы с колдунами? Больше вроде бы и некому. Среди крестьян именно такое суждение кружит издавна…

— Ладно, — сказал Сварог. — Есть у вас, Качер, какая-нибудь заветная мечта? Я не имею в виду что-то такое ослепительное и грандиозное. Что-то, как нельзя более подходящее для молодого агента третьего разряда? Мечта, которую король может исполнить, практически не напрягаясь? Ну, скажем, подняться до агента первого разряда?

Качер, практически не раздумывая, подался вперед:

— Ваше величество, мне бы в Гильдию! И, не сочтите за нахальство, именно в Бронзовую… Я бы… В неоплатном долгу…

— Интересно, — сказал Сварог. — А почему у вас именно такая мечта? Обычно люди просят повышение, медаль, всякие такие вещи… Вы мне оказали серьезную услугу, хотя и не имеете права знать, в чем она состоит. Просите что-нибудь соразмерно чину.

— Понимаете, государь… Есть одна девушка… Честное слово, у нас взаимно… Только отец ее ни за что за меня не отдаст. Он из Бронзовой гильдии, пивовар, три Пивоварни держит в Латеране… Вы, наверное, не знаете тонкостей…

— Знаю, — сказал Сварог.

Он и, в самом деле, эти тонкости прекрасно знал. Даже три высших гильдии, в которым относится и Бронзовая, с большим скрипом отдают дочерей и женят сыновей на членах трех означенных гильдий. А уж тем более, когда речь идет о низших. А уж тем более когда речь идет о крестьянах, пусть и свободных фригольдерах… Тут и пытаться нечего. Особенно если вспомнить еще об одной немаловажной подробности: жених всегда остается в прежнем сословии или гильдии, а вот невеста всегда принимает гильдию или сословие мужа. Или, скажем, становится дворянкой: не так уж и мало дворян женятся на девушках из сословий или гильдий — либо из-за красоты девушки, либо из-за солидного приданого. Да что там далеко ходить — в прошлом году граф Обимонд из Равены женился на ослепительной красотке-фригольдерше. Богач изрядный, а что до происхождения, спесиво заявил: «Знатности у меня хватит на двоих». Случилось несколько дуэлей, но, после того, как граф убил двоих и тяжело ранил третьего, с новоявленной графиней как-то смирились и стали принимать в обществе. Пожалуй, вскоре можно будет его и при Латеранском дворе принять…

Вот только здесь не тот случай. Ни один успешный пивовар не согласится, чтобы его доченька стала фригольдершей, пусть даже фригольдер этот служит в тайной полиции — и, кстати, в небольшом чине…

— Ну что же… — сказал Сварог, открыл два ящика стола, достал из одного чистый листок бумаги, из другого — украшенный Малой королевской печатью. Сначала написал несколько слов на том, что с печатью. Протянул сыщику, смотревшему на него с детской прямо-таки надеждой. — Когда сменитесь с дежурства, отправляйтесь к моему казначею, он вам выдаст пятьсот ауреев золотом. Насчет гильдии решим завтра же, есть у меня некоторый авторитет в Министерстве сословий и гильдий, — он ухмыльнулся. — Сделаю-ка я вас, пожалуй, торговцем пивом. Денег хватит на хорошую пивную в приличном районе, вообще на обзаведение. Сами по занятости в пивной сидеть не сможете, но с вашим опытом службы в тайной полиции, думаю, подыщете дельного, невороватого приказчика. Чего доброго, пивом вашего тестя будете торговать вовсю… — он поднял ладонь: — Только без излишне льстивых и бурных выражений благодарности. Терпеть этого не могу. Понятно?

Прямо-таки завороженно агент протянул:

— Умру за вас, государь…

— Вот умирать не нужно, — серьезно сказал Сварог. — Вам еще жить да жить… — он написал на чистом листке всего два слова, встал, обошел стол и оказался вплотную к исполненному несказанной радости сыщику. Протянул ему листок: — Отдадите вашему министру, он там, в приемной, передайте на словах: пусть он мне соберет все, что найдется об этом… явлении. Особая спешка не нужна, но и тянуть не следует, — уперся собеседнику указательным пальцем в грудь, повыше золотого галуна на зеленой ливрее, сказал веско и с расстановкой: — Одно непременное условие, как только выйдете из моего кабинета и отдадите записку, немедленно забудьте обо всем — об этом… явлении, о вашем письме, о нашем разговоре. Напрочь. Навсегда. Ничего этого не было. Если все это выполните, вполне может оказаться, что это не последняя милость… Все поняли?

— Конечно, ваше величество! — воскликнул молодой человек, вытягиваясь прямо-таки по-солдатски. — Уже забыл!

— Прекрасно, — сказал Сварог. — Уберите с лица улыбку, она у вас, уж простите, чуточку идиотская, и ступайте да скажите министру, чтобы зашел ко мне.

Оставшись в одиночестве, он сел за стол, покрутил головой, фыркнул. Мысли как-то не лезли в голову, и он решил подождать, когда хоть что-то прояснится…

— Вот что, Интагар, — сказал он, когда министр вошел, все еще недоуменно глядя в развернутую записку. — Ничему не удивляться, сами знаете, у нас бывают самые причудливые дела. И вот еще что! Я только что пожаловал этому молодому человеку членство в Бронзовой Гильдии и пятьсот золотых. Придумайте, как мотивировать столь щедрую для его положения награду…

Интагар раздумывал всего несколько секунд:

— Ну, это несложно, государь. Пустим слух, что он задержал ночью подозрительного типа с кинжалом, явного лоранца. Примеры были. Обставим все так, что никто и не засомневается, — и деловито осведомился: — Пристегнуть к этому пару-тройку субъектов из тех, по кому давно решетка плачет? Очередной маленький заговор…

— Вот этого не стоит. — Сказал Сварог. — Лишние разговоры пойдут, а это ни к чему, — он энергично встал. — Займитесь этим немедленно, у вас ведь полно специалистов во всех областях жизни… А я полетел туда, — он показал пальцем на потолок. — К ужину вернусь, пожалуй…

Глава II ЗАЗЕРКАЛЬЕ БЕЗ АЛИСЫ

— Интересно, почему вы не сообщили мне сразу? — бесстрастно спросил Канцлер.

Сварог знал его давно. За бесстрастностью могли крыться самые разнообразные чувства и эмоции. А впрочем, хотя он сейчас и был в какой-то мере подчиненным Канцлера, тот обладал достаточным тактом, чтобы высказывать ему претензии или просто выражать неудовольствие в присутствии Яны.

И Сварог ответил чистую правду:

— Получилось бы короткое, сухое сообщение. Мы хотели подобрать достаточно материала. Вы ведь все равно поручили бы дело нам?

— Пожалуй, — сказал Канцлер. — Ну, и как обстоит с материалами?

Марлок был весь внимание. Они с Канцлером уже вдоволь насмотрелись с балкона на сияющий рекламами ночной город: сейчас здесь был день, а там, соответственно, ночь.

— Вот, — сказал Сварог и показал на футляр для здешних видеокассет, откуда торчал десяток «спичечных головок». — На девяти — все, что мы засняли, перехватывая здешние телеканалы. Десятая — наш анализ увиденного. Конечно, как вы понимаете, самый приблизительный, и выводы поверхностные, но это все, что мы могли пока сделать.

Канцлер с Марлоком посмотрели на футляр — и, без сомнения, моментально прикинули, что на просмотр всего понадобится немало часов. Как и ожидал Сварог, Канцлер сказал:

— Ну, в таком случае… Граф Элкон, вы занимались наблюдениями едва ли не в одиночку. Вот и изложите кратко основное.

— Сутки, как и у нас, состоят из двадцати шести часов, разве что длятся минут на десять короче. Месяцев не семь, как у нас, а девять. Интересно, что среди названий есть Элул и Северус, хотя в их календаре они стоят не на тех местах, что в нашем. В неделе у них тоже семь дней, но дней в неделе — шесть. Можно предполагать, опять-таки приблизительно, что их год короче нашего дней на десять-двенадцать…

Канцлер чуточку поморщился:

— Вряд ли с этого стоит начинать… Меня интересует совсем другое. Граф, вы наткнулись на что-нибудь, позволившее бы с уверенностью сказать — что там? Соседняя Страница, наше доштормовое прошлое или, наоборот, будущее Талара?

— Вот тут придется рассказывать подробно…

— Вот и рассказывайте, — сказал Канцлер, чуть улыбнулся. — Думаю, никто из присутствующих не захочет покинуть комнату, испугавшись долгих объяснений? Нет? Вот и прекрасно.

— Насчет того, будущее ли это, я совершенно не берусь судить, — решительно сказал Элкон. — По причине полного отсутствия фактов, позволивших бы делать хоть какие-то выводы. Вариантов остается только два: Соседняя Страница или прошлое. Здесь, по крайней мере, есть какое-то поле для версий, гипотез и дискуссий. Лично я, пока не поступит больше информации, склоняюсь к варианту «прошлое», но только склоняюсь…

— Основания? — тут же спросил Канцлер.

— Планета, как и Талар до Шторма, именуется Котейр. Есть и более серьезные соображения… — и он коснулся кнопки и вывел на стену, на большой экран, застывшее изображение: перед большой картой полушарий сидел безукоризненно одетый человек, так, что его голова приходилась аккурат между ними, и карту можно было рассмотреть во всех деталях. Пояснил: — Телепрограмма называется «Хроники планеты», суть ясна без названия. — Вывел рядом еще одну карту полушарий. — А это — карта полушарий, которую наши люди нашли при осмотре базы Стагар. Согласитесь, сходство полнейшее. Даже названия те же: Альдария, Рикобан, Пандичитта… да все без исключения. Как видите, практически все архипелаги там состоят из одного-единственного острова; причем гораздо больших размеров, чем нынешние. При том, что половины нынешних наших архипелагов и островов нет вообще, на их месте — суша. Особенно Харум непохож на нынешний: Лоранского полуострова нет, на полуночи…

— Простите, граф, все это мы и сами видим, — чуточку сварливо прервал его Марлок. — Действительно, карты совпадают полностью. Но простите, вы только на этом основании считаете Ту Сторону прошлым?

Элкон чуть развел руками:

— Признаться, да… Но что поделать, если других оснований попросту нет?

— О Соседних страницах нам мало что известно, — сказал профессор с завзятостью любителя ученых дискуссий и диспутов. — Разве что… Иные книжники упорно твердили: Соседние Страницы крайне похожи на наш мир, но сплошь и рядом могут либо отставать во времени, либо опережать. Из чего они сделали такой вывод, неизвестно, но они тысячелетиями считали именно так. Поэтому можно сделать и такой вывод: перед нами — Соседняя Страница, соответствующая доштормовым временам Талара. Не так ли, мой юный друг?

— Безусловно, — сказал Элкон, прямо-таки кротко и смиренно, как подобало самому младшему и по возрасту, и по положению. — У меня по скудости информации нет окончательных выводов, господин профессор. Одни рабочие версии.

Профессор буркнул что-то одобрительное. «Молодец, парень, — подумал Сварог. — Отлично держится. А вот Канилла на его месте могла и погорячиться, дерзостей наговорить…»

— А впрочем… — сказал профессор. — Иные Соседние Страницы, пожалуй что, могут отстоять от нас совсем ненадолго…

Они со Сварогом обменялись быстрыми понимающими взглядами. Из всех присутствующих только Яна не подозревала, что стоит за этой фразой. И Канцлеру, и Марлоку, и Элкону Сварог все же рассказал, как однажды, сам не понимая, как и почему это произошло, увидел под своим брагантом другой Келл Инир. А вот Яне — не смог. Духу до сих пор не хватает рассказывать ей, как он там стоял на коленях над ее закоченевшим телом, как обледеневшая прядь ее волос при легком прикосновении сломалась, словно сухая веточка. Духу не хватает, и все тут…

— Страны, порядок управления, политическая ситуация? — невозмутимо спросил Канцлер. — Уж в таких-то программах о таких вещах наверняка рассказывается подробно?

— Конечно, — сказал Элкон. — Стран здесь четыре: Альдария, Рикобан, Пандичитта и Дорлиорн — наш Харум. Других нет, что легко определить по цветам, в которые раскрашены континенты, — это ведь политическая карта. Кстати, город за окном называется Саваджо. Сейчас он на дне моря, примерно вот здесь, — он направил тоненький пронзительно синий лучик лазерной указки в точку примерно на полпути меж Харумом и Катайр Крофиндом. — Войны меж какими-либо державами нет — вот об этом можно говорить со всей уверенностью. Никакой напряженности не чувствуется. Какие-то трения в области экономики имеются, о них глухо упоминается, но войны безусловно нет, ни одной. Разве что… Диктор мельком упомянул: на юге Альдарии, вот здесь, — он показал указкой на довольно длинный и широкий полуостров, глубоко вдававшийся в море, — правительственные войска все еще ведут бои с сепаратистами. Многие события он комментирует, но это — не стал. Мало того, из его тона совершенно непонятно, выгодно это Дорлиорну или наоборот. Совершенно нейтральным тоном упомянул.

— Ага! — энергично сказал профессор. — Значит, какие-то трения все же обязаны быть. Серьезные сепаратисты просто не могут существовать без иностранной помощи, иначе их быстро придушат. Вы обратили внимание: диктор говорил не «стычки», а «бои»?

Канцлер усмехнулся:

— А порой еще и бывает, что самым нейтральным тоном события комментируют именно те, кто в них замешаны… Продолжайте, граф.

— Порядок управления… — протянул Элкон. — Здесь трудно сказать что-то определенное. Монархий, во всяком случае, нет — существуй хоть один монарх, о нем обязательно упомянули бы. С другой стороны, иные имена иногда упоминаются с прибавлением дворянских титулов. Что никоим образом не говорит о существовании монархии: на Сильване, когда в Колини прочно утвердилась республика, дворян изрядно ущемили в правах, земель им оставили процентов пятнадцать, но сами титулы отменять не стали, наоборот, ими и сейчас Высшее Собрание порой жалует…

Марлок фыркнул:

— К большому неудовольствию как «старых» дворян, так и прочих сильванских держав, которые все до одной остаются монархиями.

Канцлер досадливо поморщился, не сдержавшись. Сварог не знал подробностей, но слышал краем уха, что с Колини у Канцлера связаны неприятные воспоминания. Вроде бы он во время тамошнего мятежа самым активным образом поддерживал монархию, но потерпел одно из немногих в своей жизни поражений. Очень уж активно на стороне мятежников выступала Лига Паруса, сильванский аналог Ганзы, и очень уж важную роль она играла в торговых отношениях меж Таларом и Сильваной. Так что в конце концов махнули рукой, отступились, и тамошнего посла принимают с тем же решпектом, что и послов Ганзы. Во всяком случае, примерно так болтали…

— Давайте не будем отвлекаться, господа, — сказал Канцлер. — Продолжайте, граф.

— Об образе правления судить трудно, — сказал Элкон. — Ясно только, что монархий там нет. А что до остального… Есть и президенты, и премьер-министры, и парламенты… но я помню и из истории, что порой званием президента или премьер-министра прикрывался откровенный диктатор, а парламенты при нем были столь же карманными, как, скажем, уитенагемот при Конгере Ужасном…

Сварог сохранял на лице полнейшую невозмутимость. Если честно, и у него уитенагемоты и подобные им учреждения были чисто карманными (за исключением Глана и Ганзы). Но вот диктатором он себя никак не считал — король как король, бывали и хуже, и свирепее…

— В любом случае, нигде не просматривается и намека на военную диктатуру, — сказал Элкон. — Существуй она где-то, непременно проскользнули бы пусть беглые, но упоминания. Намеки, которые ничуть не хуже прямых определений… Подводя итоги — общество достаточно спокойное, стабильное — хотя вооруженные силы повсюду мощные. Что еще? Упоминалось об очередном совещании Лиги Четырех Миров и межпланетных полетах. Чем бы ни была Та Сторона, Лига существует и там.

— А названия трех остальных планет? — быстро спросил профессор.

— Те же самые, что и у нас, — ответил Элкон. — Все три. Сам по себе этот факт ровным счетом ничего нам не дает…

— Пожалуй, на этом можно и закончить, господа? — спросил Канцлер. — Ваше величество, вы позволите перейти к делам практическим?

— Конечно, — сказала Яна.

— Я практик и прагматик, — сказал Канцлер. — Меня совершенно не интересуют Древние Дороги (он заметил, что Марлок недовольно поджал губы). — Профессор, каждый судит со своей точки зрения, с точки зрения профессии. От Древних Дорог за все эти тысячи лет не было ни пользы, ни вреда, и потому они мне абсолютно неинтересны как практику, занятому делами государственного управления. По той же самой причине мне неинтересны и Заводи… вы опять морщитесь, профессор, а вот король Сварог — практик, меня понимает гораздо лучше. Вот видите… Достаточно и того, что я много лет выделяю энергию на исследования путей на Древние Дороги и в Заводи, хотя ни те, ни другие не могут похвастать и тенью успеха. Но сейчас… Сейчас качественно иная ситуация, господа. Если там — Соседняя Страница, ее безусловно стоит исследовать, в первую очередь оттого, что это сбережет ученым усилия и ресурсы. Если там — доштормовое прошлое, к нему нужно отнестись с еще большим вниманием. Граф… вы, случайно, не узнали, какой там год?

— Ну, это-то выяснилось очень быстро, — сказал Элкон. — Две тысячи сто сорок седьмой… правда, я не доискался пока, какой эры, от какой точки они ведут отсчет…

— Ну, это, в конце концов, и неважно… — махнул рукой Канцлер, продолжал тихо и серьезно. — Вы все прекрасно знаете: точная дата Шторма и переселения наших предков за облака неизвестна. По разным версиям где-то в интервале меж две тысячи сто сорок девятым и две тысячи сто пятьдесят первым…

— Великие Небеса! — ахнул профессор Марлок. — Если это прошлое, они совсем близко!

— Вот именно, — невозмутимо сказал Канцлер. — Тут уж мы просто обязаны провести скрупулезные исследования. Я всегда старался допускать самые пессимистические версии…

— Считаете, что Шторм может и к нам прорваться через это чертово окно? — спросил Марлок.

— В качестве самой пессимистической версии — допускаю, — не моргнув глазом, ответил Канцлер. — Но даже если этого не случится, у нас есть наконец возможность изучить доштормовую ситуацию. У нас есть и время — будем считать, год с лишним.

— Немало… Благодарю вас, граф. Я услышал достаточно. Все остальное мы с профессором посмотрим потом. А пока давайте подумаем над практикой…

Он достал одну из своих любимых трубок, прямую, из сильванского вереска, стал привычно набивать ее табаком. Профессор извлек свою, темного дерева, с медными украшениями. Видя такое дело, закурил и Сварог. Он всецело соглашался с Канцлером и профессором, что курение содействует активной умственной деятельности, что бы там ни твердили приверженцы здорового образа жизни, которые не курят и не пьют, но все же рано или поздно помрут, разве что здоровенькими…

И тут… К его нешуточному удивлению, Яна достала из сумочки плоский золотой портсигар с ее вензелем, выложенным на крышке крупными сапфирами — совершенно под цвет ее глаз, — сунула в рот длинную коричневую сигарету с черным фильтром, прикурила от огонька на кончике пальца и умело выпустила дым, не поперхнувшись и не закашлявшись. Проделывала это явно не в первый раз…

«Так-так-так, супруга моя дорогая, — растерянно и сердито подумал Сварог. — Сколько еще у тебя тайн от мужа? А ведь казалось пару раз, что от нее табачком слегка попахивает. Значит, не казалось. Откуда что взялось, и гадать нечего — Канилла Дегро, конечно же, она единственная из ближнего круга Яны, кто дымит, как речной пароход. Наверняка Канилла, бесенок очаровательный, и подбила попробовать, а там…»

Никто из остальных трех не обращал внимания на сигарету меж тонких пальцев Яны. Вообще-то курение для женщин у ларов давно уже не под запретом — нарушением этикета считается разве что, когда женщины курят на людях, «в обществе», на балах, пирах и тому подобных мероприятиях. Открыто, на людях курят лишь пожилые и старухи, причем первые начинают как можно позже — какая женщина согласится открыто признать себя пожилой? Так что в данном случае — никакого нарушения этикета…

И все же Сварог уперся в нее суровым взором. Яна ответила невиннейшим взглядом, чуть пожала плечами, словно бы даже чуточку недоумевая — ладно, потом поговорим…

Какое-то время все с удовольствием пускали дым. Один Элкон косился на них чуть страдальчески. В свое время, вернувшись из неудачного горротского похода и получив, как все остальные новоучрежденную медаль, он, чтобы выглядеть перед девицами вовсе уж бравым воякой, раздобыл трубку из тех, какие любили Вольные Топоры, и энергично принялся за дело. Но вскоре выяснилось, что курение ему решительно не дается — перхал, кашлял давился дымом, девицы уже начинали похихикивать — так что пришлось бросить. А у Яны, значит, получилось вслед за Каниллой — не особенно ошеломляющий сюрприз преподнесла милая женушка, но все же…

— Итак, господа? — преспокойно спросила Яна, еще не докурив. — Поговорим о практике?

— Можно мне? — с самым невинным видом спросил Сварог, как будто это и не они с Яной обговорили заранее план действий.

— Конечно, — сказал Канцлер.

— Практические шаги сами собой напрашиваются, — сказал Сварог. — Запускать туда нашу аппаратуру рискованно — мало ли какие будут последствия. Остаются люди. Разумеется, большую научно-исследовательскую группу туда посылать нельзя — вызовет нездоровый ажиотаж. Остается самый простой и эффективный выход: отправить туда человека два, замаскированных под местных. Язык тот же, различие в выговоре всегда можно списать на какой-нибудь провинциальный акцент — у нас на Таларе такое встречается сплошь и рядом, наверняка и там хватает местных говоров. В случае любых несуразностей они и будут себя выдавать за провинциалов из глуши, не знающих очевидных вещей, — кто этому удивится? Везде обстоит одинаково. Побродить два-три часа, присмотреться и прислушаться… В конце концов, это не пещера людоеда и не придавленный сапогом жесткой военной диктатуры город — беззаботное местечко развлечений и увеселений, где полно приезжих, и к ним давно привыкли…

— Я бы не сказал, что это такая уж глупая идея… — начал было профессор Марлок.

Канцлер его перебил:

— Я правильно понимаю, лорд Сварог, что вы скромно предлагаете свою кандидатуру?

— Ну, конечно, — сказал Сварог с самым невозмутимым видом. — Не жребий же бросать? И среди кого? Не сочтите за похвальбу, но я бывал в переделках и почище. А тут переделки вряд ли возможны, прямо-таки прогулка…

Канцлер, как и подобало человеку с его умом, решительностью и должностью, легкую растерянность преодолел уже через пару секунд:

— Но вы же сами рассказывали, как после опытов с крысой и щенком рискнули сами туда спуститься по веревочной лестнице. Отошли на несколько уардов, постояли пару минут. И обнаружили, что там совершенно не действует любая магия ларов…

— Ну да, — сказал Сварог. — Элкон просто забыл упомянуть, что там нет алейрона, а значит, вся магия бессильна… Ну, и что это меняет? Кого бы другого мы туда ни послали, он точно так же будет лишен нашей магии. А я побывал в переделках, и, что немаловажно, везуч…

Яна совершенно ангельским голоском добавила:

— А чтобы уберечь его там от любых возможных опасностей, есть я. Просто магия там присутствует, я ее чуяла. И дуновение Древнего Ветра чувствовала, оно там в сто раз сильнее, чем здесь — там наверняка гораздо больше людей им владеющих, чем у нас. А с Древним Ветром я, опять-таки не сочтите за похвальбу, неуязвима… значит, и его защитить смогу. Одежду и обувь по тамошней моде изготовить нетрудно — Элкон сделал столько записей толпы на ночных улицах…

Похоже, у невозмутимости Канцлера были свои пределы. Какое-то время он молчал, ошеломленно глядя то на Сварога, то на Яну. Потом воскликнул:

— Черт побери, да вы же сговорились! Заранее сговорились!

— Я всегда уважала вашу остроту ума, Канцлер, — сказала Яна. — Потому вы и остаетесь Канцлером… Ну да, сговорились заранее и успели многое обговорить. Разве это что-то меняет? Наоборот, это только на пользу делу — что мы многое успели заранее обговорить, — ее голос изменился, в нем звучал венценосный металл. — Вы, кстати, не забыли, что это я отдаю вам приказы, а не наоборот? Это наилучшее решение — идти туда нам двоим, — и добавила непререкаемым тоном: — Такова моя воля. И не нужно пугать меня вашей отставкой. Я ее попросту тут же приму, и вы вообще ни на что больше не сможете повлиять… Возражения не принимаются, дискуссия закончена. На Ту Сторону идет исследовательская… ну, скажем уж со здоровым цинизмом — разведывательная группа. В составе нас двоих.

Канцлер молчал, сидел с тоскливо-отрешенным лицом. Сварог знал: они оба прекрасно понимают — времена ее юной взбалмошности давно прошли, но решимость, да что там, упрямство остались прежними, особенно когда речь идет о крайне серьезных делах. Так что у Канцлера не было ни единой козырной розы — ни в руках, ни в рукаве. И он должен был это прекрасно понимать.

Глядя куда-то мимо Сварога, он почти рявкнул:

— И вы туда же, господа мои?!

Сварог оглянулся. И профессор Марлок, и Элкон сидели с азартно-оживленными лицами детишек, которых вот-вот пустят на кондитерскую фабрику. Ну, разумеется… Он решительно сказал:

— Простите, господа, но мы пойдем вдвоем. Вы, профессор, уж простите, попросту не бывали в переделках. А вы, Элкон, будете необходимы здесь, как дежурный при аппаратуре.

— Да чем я буду здесь полезен? — едва ли не со стоном разочарования и обиды воскликнул Элкон.

— То есть как это — чем? — поднял брови Сварог. — На вас, лейтенант, — он подпустил в голос чуточку командирского металла, — лежит важнейшая задача — техническое обеспечение операции. Дело не исчерпывается прослушиванием радиопереговоров полицейских машин друг с другом и с их центром, — он кивнул на всевозможную аппаратуру, которой с первых дней прибавилось едва ли не втрое. — Какими эффектами сопровождается переход между двумя мирами, мы не знаем, но не исключено, что они последуют, и в этом случае ваша задача — прилежно все зафиксировать.

— Эффекты не исключены, — кивнул Марлок. — Когда вы у нас… появились, лорд Сварог, наблюдались и возмущение геомагнитного поля, и легкая гравитационная аномалия, и еще кое-что интересное.

— Слышали, Элкон? — спросил Сварог. — Задача у вас важнейшая, а вы себя ведете, как мальчишка… Ну что, вопрос исчерпан и дискуссии кончены?

— Так точно, командир, — ответил Элкон уже вполне уставным троном.

«Ничего, парень, повзрослеешь скоро окончательно, — подумал Сварог. — И я давно избавился от прежнего лихого мушкетерства, и Яна поумнела, больше не бросается очертя голову на очередную загадку-тайну, как ворона на блестящую безделушку…»

— О легенде вы подумали? — спросил Канцлер.

Сварог переглянулся с Яной и кивнул:

— Конечно. В случае чего мужем и женой себя объявлять не будем — потому что не разобрались еще, как выглядят здешние обручальные кольца, хотя они тут, безусловно, есть, о них упоминается и в художественных фильмах, и в юмористических передачах. Просто-напросто любовники, решившие весело провести время в Саваджо. Из провинции Токбалат. Вот она, можно сказать, край света. Элкон, покажите. Спасибо. Классический пример, каких и на Таларе в каждой стране хватает: везде есть какая-нибудь провинция, чьи жители служат постоянной мишенью для побасенок и анекдотов. Так и здесь. Мы просмотрели парочку юмористических передач. Токбалатцы считаются туго соображающими недотепами, живущими в патриархальной глуши, где очень мало передовых достижений цивилизации. Этакие пентюхи. Как мы поняли, есть большой цикл анекдотов типа «токбалатец в большом городе», «токбалатец впервые в жизни увидел телевизор» и тому подобное. В общем, есть на что списать наше незнание местных реалий. Пожмут плечами и ухмыльнутся: ну да, токбалатцы, конечно, что с них взять…

У него чуточку отлегло от сердца — судя по интонации Канцлера, он смирился с неизбежным, и на смену спорам-дискуссиям пришла нормальная работа: подробный разбор операции.

— Документы, — серьезно сказал профессор Марлок. — На таком уровне развития они просто обязаны существовать. Ваше величество, при всем уважении к вашему… дару я, логически рассуждая, не думаю, что вы можете мастерски скопировать то, чего никогда в жизни не держали в руках…

— Не смогу, — спокойно призналась Яна. — Ну и что? Вовсе не обязательно точно знать, как они выглядят. Если у кого-то вдруг и возникнет идея проверить наши документы, он тут же о ней забудет и оправится восвояси. Уж за это я ручаюсь.

— Элкон, приведите кое-какие подробности, — сказал Сварог.

— Я два вечера, часа по четыре, наблюдал исключительно за поведением здешней полиции, — сказал Элкон. — И ни разу не видел проверок документов. Вообще, местная полиция держится очень благодушно. Берут только тех, кто пьяным заснет на улице, а такие часто попадаются, затеет драку или еще как-то нарушит порядок. Ко всем прочим, в том числе и к пьяным компаниям, горланящим на улице песни, проявляют снисходительность. Это легко объясняется: Саваджо живет за счет туристов, а значит, не стоит их дергать по любому пустяку… Вообще-то на въезде в город устроено нечто вроде контрольно-пропускного пункта (Канцлер с Марлоком моментально насторожились, но Элкон улыбнулся). Ничего опасного, господа, там не проверяют документы, наоборот. Там стоят такие ящики… Всякого приезжего просят приложить ладонь в определенном месте, посмотреть в какой-то глазок, потом выскакивает небольшая карточка, ее вручают приезжему, и он преспокойно уезжает.

— Понятно… — сказал Марлок. — Отпечатки пальцев и сетчатки глаз — она, как и отпечатки, уникальна…

— Да, очень похоже, — сказал Элкон. — Какой-то пропуск для приезжих — надо же их как-то регистрировать, если они что-то натворят и оставят отпечатки…

— Это-то как раз не загадка, — сказал Марлок. — У нас в подобные места стекаются всевозможные карманники с аферистами, а то и уголовный народец посерьезнее. Здесь наверняка обстоит точно так же, не может тут не быть преступности… Хорошо. Пока что обсуждение идет гладко, но лично я здесь усматриваю еще один серьезный подводный камень. Деньги. То же самое, что и с документами, не подержав их в руках, не изучив, скопировать невозможно. Вы снова кивнули, ваше величество… А ведь в таком месте вам понадобится солидная сумма. К тому же в подобных местах, рассчитанных на нескончаемый поток туристов, цены всегда безбожно задраны — и на Таларе до этого давно додумались, а уж там… Как вы эту проблему намерены решать, ваше величество, лорд Сварог?

— Ничего сложного, — пожала плечами Яна. — Легкий толчок — и человек останется в уверенности, что я дала ему деньги, а он их взял.

— Чревато, знаете ли… — с сомнением сказал профессор. — Если вы это проделаете в каком-нибудь многолюдном месте, сможете охватить той же иллюзией всех окружающих? Если их будет немало?

— Не смогу, — сказала Яна.

— Вот видите, — профессор не без легкого торжества нацелился в нее чубуком дымящейся трубки. — И что в этом случае увидят окружающие? Что девушка подает продавцу словно бы кусочек воздуха, а он это преспокойно берет… Последствия непредсказуемы. Я тоже видел объявления, убедительно просящие не пользоваться в игорных заведениях магией. Магия там есть, и наверняка области жизни, где ее запрещено применять, гораздо шире игорных заведений… А если у них там есть какой-то аналог вашей, лорд Сварог, Багряной Палаты? И за вами начнут охоту?

— Есть и другой вариант, — почти не раздумывая, ответила Яна с легкой улыбкой. — Если в достаточно укромном местечке попадется достаточно богатый человек, он сам отдаст мне все деньги и тут же обо всем забудет. Конечно, крайне предосудительное для императрицы поведение, но чего не сделаешь для успеха предприятия…

— Вот тут у меня есть полезные дополнения, — сказал Сварог. — Я кое о чем умолчал до поры до времени, решил приберечь, пока не начнется деловое обсуждение операции. Каюсь… Два часа назад я туда спускался по веревочной лесенке второй раз. Там, естественно, стояла ночь, была тишина. Вот я и рискнул. Обошел строение, выглянул из-за угла, быстро рассмотрел все, что нужно, и быстренько убрался восвояси. Так вот… С этой стороны к зданию примыкает обширный кусок живописной и дикой чащобы, а вот с другой — расцвет цивилизации. От магистрали сюда ведет довольно широкая дорога. Поодаль, уардах в трехстах, стоит трехэтажное задание, и у меня отчего-то сложилось впечатление, что это — стилизация под тамошнюю старину. Там гостиница.

— Почему вы так решили? — тут же спросил въедливый Марлок.

Сварог усмехнулся:

— Да потому, что там светилась вывеска: Гостиница «У баронского замка». Горела парочка окон, не больше. А вдоль всего третьего этажа идет широкая галерея со столиками. Оттуда должен открываться прекрасный вид на дикую природу — так что главное веселье там начинается определенно днем. Но это детали. Главное в другом: гостиница явно рассчитана на весьма и весьма небедный народ. Поблизости — огороженная стоянка с парой дюжин роскошных по здешним меркам автомобилей, иные с гербами или вензелями на дверцах. У входа торчат несколько такси — значит, место считается хлебным. Наверняка иные постояльцы посреди ночи решают податься в Саваджо — и платят соответственно. Таксисты, как и наши извозчики, народ чертовски практичный, не стали бы торчать там, где заработки плохие. К чему это я? У тамошних постояльцев должно быть при себе немало денежек…

Он чуточку приврал — исключительно для пользы дела, ну, и для того, чтобы и дальше сохранять в тайне от Канцлера кое-какие хелльстадские штучки. Сам он никуда не лазил. Просто-напросто пустил привезенного из Хелльстада в кармане Золотого Шмеля — и тот за какой-то квадранс заснял все, что Сварога интересовало, вернулся беспрепятственно, и никакого переполоха на Той Стороне не случилось…

— Это облегчает задачу, — сказала Яна обрадованно. — Пройдусь по парочке номеров, мне отдадут деньги и тут же обо всем забудут. Канцлер, я вас умоляю, не нужно так страдальчески морщиться. У вас есть свои предложения, как добыть деньги?

— Нет, — поджав губы, признался Канцлер.

— Ну, вот видите… Между прочим и между нами: дядюшка Элвар в Каталауне порой и не такие номера откалывает, причем не для пользы какого-то дела, а исключительно для развлечения…

— Я знаю, — хмуро сказал Канцлер.

— Вот видите… Не пора ли на этом закончить обсуждение?

— Еще одна деталь, — сказал Канцлер. — Коли уж вы все решили, и вас не отговорить, нужно думать об одном: как извлечь из вашего визита максимальную пользу. Я бы вам посоветовал поискать книжные магазины. Или накупить газет. Так можно много полезной информации получить… База «Стагар» нам не особенна и помогла…

Сварог прекрасно понимал, о чем он. Группы, работавшие на базе «Стагар», вывезли оттуда изрядное количество книг и документов. Вот только из-за специфики места информация подобралась однобокая. Документы касались исключительно текущих флотских дел (порой непонятных для экспертов). Книги… Масса справочников, руководств, даже энциклопедий — но все они опять-таки относились к флотским (а порой и к другим военным делам). Навигация, вооружение, морское дело. И все такое прочее. Справочники и исторические, чисто документальные книги были интересны лишь для узкого круга историков: трехтомная «История самых знаменитых битв на суше и на море», «История развития военного флота» — и несколько десятков трудов на схожие темы, не дававших ни малейшего представления о том, как протекала жизнь «на гражданке». С художественной литературой обстояло не лучше: сплошь бульварное чтиво, вроде того, что Сварог в свое время нашел в номере навигатора Горонеро.

— Я это обязательно учту, Канцлер, — сказал Сварог. — Нужно будет купить в первую очередь какой-нибудь подробный справочник для туристов — в подобном месте их не может не быть…

— И никакого оружия, — сказал Канцлер. — Наше там будет бесполезно по причине отсутствия апейрона. Ваше, с «Рагнарока», наверняка сработает, как в Горроте — но кто его знает, как тамошняя полиция относится к туристам с пистолетом под пиджаком…

Яна очаровательно улыбнулась:

— А зачем нам пошлые пистолеты? Я — и есть оружие… Полагаю, что можно считать совещание законченным? — она встала первой, и за ней, согласно этикету, поднялись все остальные. — Не будем терять времени. Мы с лордом Сварогом летим в девятый стол, там работают над реквизитом…

— Элкон, остаетесь на дежурстве, — сказал Сварог. — Прислать вам на смену кого-нибудь из ребят?

— Не стоит, — решительно сказал Элкон, явно намеревавшийся сидеть тут день и ночь, чтобы ничего не пропустить.

Сварог лишь пожал плечами, и они вчетвером вышли. Ратагайцы, как обычно дежурившие в коридоре, почтительно расступились перед Сварогом и Яной (давно и прекрасно им известной как подруга короля), а Канцлера с Марлоком (хотя оба уже пару раз здесь бывали) по всегдашней своей привычке проводили бдительно-подозрительными взглядами: ну, таковы уж дети степей, что с ними поделаешь…

Уже в браганте, высоко в небе, Сварог спросил:

— Значит, дымишь?

— Не я одна, — Яна без всякого раскаяния на лице пожала плечами. — Ты сам, кстати, дым пускаешь, как сказочный дракон. Попробовала и втянулась как-то. В конце концов, это просто так, а не земная курительная дурь…

— Ладно уж, дыми в открытую, — сказал Сварог.

Он вспомнил, что при уровне развития медицины ларов курильщикам, даже самым заядлым, нисколечко не грозят ни рак легких, ни прочие хвори, проистекающие от табака. Так что пусть ее это не самая вредная привычка, особенно если учесть, что сам он и в самом деле дымил, как трехглавый дракон…

Не без любопытства покосившись на Яну, он спросил:

— Волнуешься хоть чуточку?

— Нисколечко, — тут же ответила она.

— Вот это зря, — сказал Сварог, — всегда надо хоть чуточку волноваться и опасаться. Люди порой как раз и гибнут оттого, что были совершенно уверены в себе и не боялись ровным счетом ничего. Ты это учти, пожалуйста.

— Я учту, — столь же серьезно пообещала Яна.

Глава III ОНИ ПРИХОДЯТ

Женщина в любой ситуации остается в первую очередь женщиной, и ничего ты с этим не поделаешь. А потому Сварог, давно знакомый с этой нехитрой житейской истиной, молча терпел, пока Яна вертелась перед высоким зеркалом — гораздо дольше, чем требовала ситуация.

Одежда с Той Стороны ей шла — ну, ей все шло… Сиреневое платье из тонкого бархата, изрядно покороче даже тех, что носили на Таларе, и за облаками и внизу (так что моралист Интагар наверняка давно фыркал бы — платье вдобавок было сверху донизу на пуговицах, и нижняя расстегнута: Элкон давно подметил, что там все женщины помоложе так ходят). Короткие рукава фонарикам, вырез достаточно смелый, но не настолько, чтобы в Интагаре и на этот счет взыграл моралист, поясок затейливых бляшек золотистого цвета, сумочка на плече (косметика здешняя, но в тамошних упаковках — опять-таки следует поблагодарить телерекламу Той Стороны), синие туфли на не особенно высоком каблуке, волосы распущены по плечам (многие там так ходили). Скромная золотая цепочка, перстенек с некрупным сапфиром, серьги в тон перстню.

Наконец, налюбовавшись собой, она отошла, и Сварог бегло глянул на себя в зеркало: в общем, ничего примечательного, светлый костюм, фасоном и кроем не столь уж и разительно отличавшийся от тех, на покинутой Сварогом Земле — ну, лацканы с тремя вырезами, ну, брюки без «стрелок», словно панталоны диккенсовских времен. Галстук ничуть не кричащий. Изучая одежду, он отметил: там модны галстуки двух видов: либо полосатые, либо однотонные, в разнообразных геометрических фигурах (причем длина ширина полос и сочетания цветов отмечены величайшим разнообразием). Не особенно и раздумывая, Сварог быстренько выбрал светло-синий в белый горошек. Портсигары они с Яной тоже сработали по тем образцам, что предлагала телереклама, — выбрав попроще, серебряные, без особых украшений. Сварог подумал, что первым делом следует купить зажигалки — здешний вид их известен, но на каком принципе работают, непонятно, так что не стоит нести с собой имитации — правдоподобие должно быть соблюдено буквально во всем.

Конечно, Сварог видел там и женщин в вычурных, длиной до пола роскошных платьях, с затейливыми прическами, мужчин, одетых совершенно иначе — в чем-то вроде длинных сюртуков с белоснежными манишками-жабо. Но это была тамошняя аристократия: одетые так люди не ходили по тротуарам, они всегда выходили у самых роскошных заведений из роскошных автомобилей с гербами или вензелями на дверцах, уж никак не наемных. А им с Яной как раз и предстояло затеряться в толпе народа попроще, что, заранее можно предсказать после долгих наблюдений, удастся без труда. В лучших традициях его любимых романов о разведчиках.

Под ложечкой у Сварога ненадолго ожило неописуемое словами ощущение, возникшее перед первым прыжком с парашютом. Но быстро пропало.

— Пошли? — как ни в чем не бывало сказала Яна.

Элкон погасил свет в комнате с приборами и не сказал ни слова — Сварог ему из суеверия строго-настрого запретил желать удачи, попросил вообще помалкивать.

Вышли на балкон. На Той Стороне все было, как обычно: ночь, вдалеке мельтешение огней Саваджо, Семел в зените, темная лента Итела, прохладная тишина, четкие, черные тени ближайших кустов…

— Поехали? — спросил Сварог.

Яна взяла его за руку, и они медленно поднялись в воздух — над балконом, над перилами, опустились вниз, на небольшую прогалинку меж кустами, высокими, разлапистыми, колючими. Постояли тихонечко: Сварог прислушивался к своим ощущениям, Яна, наверняка, тоже.

Что до него, никаких особенных ощущений он не испытывал — разве что воздух казался чуточку другим (возможно, именно что казался). Да во всем теле ощущалось нечто странное, неописуемое словами: то ли некая пустота, то ли что-то наподобие легкого озноба — вот это уж, точно, была реакция лара, внезапно лишившегося всей своей магии. Не сказать, что ощущение особенно уж неприятное — но и к приятным его не отнесешь.

— Впечатления? — спросил он.

Яна спокойно пожала плечами:

— Ничего особенного. Дуновение Древнего Ветра и магии, оно тут повсюду. Поблизости — никакой опасности или угрозы для нас. Ничего особенного, даже прозаично как-то…

— Это даже и хорошо, — сказал Сварог. — Это просто прекрасно. А то попадались мне места отнюдь не прозаические, вовсе даже наоборот, забыть бы их напрочь, да не удается… Дай огоньку.

Яна (как она тут же прилежно доложила) все свои способности сохранила полностью — ну конечно, от алейрона они нисколечко не зависели… Поднесла ему огонек на кончике пальца. Они, не торопясь, выкурили по сигарете, переглянулись и двинулись по давно присмотренной Сварогом тропинке, огибавшей замок. И вскоре оказались по другую его сторону.

Здание, действительно, больше всего походило на замок — хотя и сохранилось кое-что от прежнего его облика как части Латеранского дворца. А дальше все, как на снимках: трехэтажная гостиница, где горела всего парочка окон, огороженная стоянка роскошных машин (их осталось гораздо меньше, чем было на снимке, видимо, владельцы отправились в Саваджо развлекаться). Сварог видел отсюда: ярко освещенный небольшой холл, красиво отделанный деревом и полосами какого-то синего камня, весьма напоминавшего афганский лазурит (и снова: век бы не помнить!), полированная стойка, за ней стоит пожилой субъект в черном сюртуке (конечно же, ночной портье), за его спиной, как полагается, черная лакированная доска (там всего три-четыре ключа и десятка четыре пустых золотистых крючков). Модное заведение, надо полагать. Такси у входа уже не полдюжины, а всего два.

Он посмотрел влево. В замок ведет невысокая, широкая каменная лестница с каменными же перилами, внизу, по обе стороны — два неизвестных, возможно, мифологических зверя. Рядом с высокой стрельчатой и двустворчатой парадной дверью вывеска: «Памятник истории: замок барона Кленчера». И что-то насчет расписания посещений — но в эти мелочи он не стал вникать. Не в первый раз задумался: как совместить этот, несомненно, стародавний замок и Латеранский дворец? И вновь быстро оставил это занятие, совершенно бессмысленное из-за отсутствия какой бы то ни было информации к размышлению.

— Ну что, пошли? — негромко спросила Яна. — Где портье, там и касса. Назавтра он ничего не будет помнить. И такси целых три штуки, а до города всего-то лиги три. Все отлично складывается, — и она торопливо добавила: — Пока что…

— Подожди, — ответил Сварог. — Скажу по совести: мне ничуть не жаль этого старого хрыча, но действовать нужно иначе. Если ты облегчишь кассу, останется след. Подумай сама: утречком обнаруживают пустую кассу, а портье совершенно искренне клянется, что ничего не знает и ничего не помнит. Это не шум до небес, но все же — странность, след…

— Что ты предлагаешь?

Он кратенько объяснил.

— Тоже вполне толково, — сказала Яна. — К тому же в кассе может оказаться совсем мало денег — вдруг они вечером увозят выручку в город?

— Ну тогда пошли, прелестная разбойница, — сказал Сварог.

Справа, не так уж далеко, простиралась вторая стоянка — гораздо больше первой, совершенно пустая: явно для туристических автобусов. «Обормоты, — подумал он без малейшего раздражения. — Ухитрились как-то устроить из части моего замка местную туристическую достопримечательность. Если все пройдет гладко, может, зайти в замок днем, посмотреть, как там внутри?»

Они вошли. Портье за стойкой моментально стал на полголовы выше. Ага, сообразил Сварог, ничего загадочного — у него там незаметная снаружи подставочка — стульчик, можно присесть, хотя со стороны кажется, что стоит.

На лице осанистого старикана моментально изобразилась самая приветливая и угодливая улыбка:

— Далер?.. — он бросил взгляд на левую руку Яны. — Далеретта?

Снова никакого ребуса — насмотрелись здешних фильмов. Вежливое обращение: замужняя женщина — далерия, незамужняя — далеретта. Судя по всему, обручальные кольца здесь носят на левой руке. Правда, в глазах портье (немало навидавшегося на своем месте) все же просматривалось некоторое удивление: ну да, не было шума подъезжающей машины и никто не внес за ними багаж. Но какая разница, если этому типу предстояло очень быстро стать живым манекеном?

Яна не собиралась медлить. Она всего-навсего подняла правую руку на уровень плеча, ладонью наружу — и со стариканом в мгновение ока произошла метаморфоза: в нем появилось что-то от манекена, а глаза стали пустыми и отрешенными.

— Кто из постояльцев самый богатый? — безмятежным, даже чуточку светским тоном спросила Яна.

— Конечно, далер Тендлей, — пустым голосом ответил портье. — Тот самый. «Судостроительные заводы Тендлея». Тридцать восьмой номер. Наш постоянный постоялец, и…

Яна бесцеремонно прервала:

— Как, по-вашему, может у него быть при себе большая сумма денег?

— Безусловно, — прилежно отрапортовал портье. — Господин далер Тендлей любит развлекаться три-четыре дня, на самый разный манер. А чеки в Саваджо не принимают ни у кого.

— Отлично, — сказала Яна. — Вы нас не видели и ничего не помните. Присядьте и отдыхайте.

Портье, как механическая кукла, опустился на свой потайной стульчик, бессмысленно уставился в пространство. Сварог с Яной быстро поднялись по лестнице и без труда отыскали тридцать восьмой номер. Судя по длине стены, тянувшейся от двери номера до застекленной двери на галерею, это был здешний суперлюкс. Яна сделала не особенно и замысловатый жест — и слышно было, как замок открылся сам по себе.

Они, не теряя времени, вошли в прихожую, блиставшую самой пошлой роскошью, люстра горела, из-за одной из трех выходивших в прихожую дверей, чуть приоткрытой, слышались возня и женские смешки. Ее-то Яна бесцеремонно распахнула.

Ничего необычного, в общем. На огромной роскошной постели седоватый пожилой мужик и две красотки — блондинка и темноволосая. Далер Тендлей радовался жизни на всю катушку.

Все трое удивленно вскинули головы, увидели Яну — но ничего не успели сказать или сделать. Еще парочка жестов — и обе девицы опустились на постель, закрыли глаза, явно погрузившись в глубокий здоровый сон, — а Тендлей слез с постели и застыл возле нее стойким оловянным солдатиком.

— Халат накиньте приличия ради, — спокойно распорядилась Яна, и судостроительный магнат послушно влез в роскошный халат. — Где у вас деньги?

— В кабинете, в сейфе, — голос был такой же бессмысленный, как у портье.

— Пойдемте, — и, когда они оказались в просторном кабинете, последовала вполне ожидаемая команда: — Выньте из сейфа все деньги, какие там есть, положите на стол.

Он, конечно же, повиновался. Сварог присмотрелся к добыче — она была внушительная. Большинство пачек — в запечатанной банковской упаковке, хотя некоторое число купюр лежит россыпью. Монеты, похоже, серебряные.

— Займись, — сказала Сварогу Яна. — Я возьму немного в сумочку, но все туда не влезет…

Сварог сноровисто, словно с младых лет промышлял грабежам в отелях, принялся распределять добычу, сдирая банковские упаковки. Ага, повсюду: «столько-то ауреев», и у них в аурей… Светло-зеленые тысячные — в левый внутренний карман пиджака, сиреневые пятисотенные — в правый. Красные сотни и розовые полусотенные, соответственно, по наружным карманам пиджака. А это еще что? Тьфу ты…

До этого он только в анекдотах слышал о «пятнадцатидолларовой» и «девятирублевой» купюрах. Но сейчас обнаружил пачечку банкнот достоинством в пятнадцать ауреев — ну, в каждой избушке свои игрушки, возможно, есть какие-то расчеты, при которых удобно именно такими купюрами расплачиваться. Ага, и монеты — один аурей, пять, семь, девять…

Превратив себя в ходячий сейф, он похлопал по карманам, глянул в зеркало: чуточку выпирало там и сям, но особенного внимания, пожалуй что, привлечь не должно. Если чеков здесь не принимают, немало народу должно таскать по карманам приличные суммы, какие не влезут ни в один бумажник…

— Идите в спальню к девушкам, — спокойно распорядилась Яна. — Спите до утра. Нас здесь никогда не было.

Магнат кивнул и едва ли не солдатским шлагом отправился в спальню.

— Послушай… — сказал Сварог. — А у тебя, часом, силы не убавится? Грельфи как-то говорила: иные заклинания если не полностью теряют силу, то ослабевают, если их использовать для разных нехороших дел. А мы тут натуральный грабеж устроили…

— Есть такая особенность и у Древнего Ветра, — ничуть не удивившись, ответила Яна. — Подтаивает, если его использовать для откровенно злых дел. Но мы же не ради собственной наживы, а для пользы дела. Так что обойдется.

— Ну, тебе виднее… — проворчал Сварог. — Пошли на такси?

Они вышли из номера, аккуратно притворив за собой дверь, и направились к лестнице. С маху остановились. С лестничной площадки появился и загородил им дорогу верзила с лицом, не особенно обремененным интеллектом. Явный охранник: синяя форма с полудюжиной золотых эмблем на груди и руках, берет с прямоугольной бляхой, где красивым шрифтом начертано название отеля, да и черная закрытая кобура на игрушечную не похожа…

— Кто такая? — спросил он, подозрительно уставясь на Яну.

— Девочка по вызову, — с лучезарной улыбкой ответила она. — От клиента иду. А это, соответственно, опекун.

«Сотню ему сунуть, что ли? — подумал Сварог. — Нет, не обойдется: вон как набычился, так и жжет буркалами…»

— А почему я не знаю? — спросил охранник вовсе уж неприязненно. — Как это вы мимо Торонта прошли, такие шустрые? За такие вещи полагается…

Закончить он не успел: уже знакомый Сварогу жест — и перед ними очередной живой манекен.

— Иди к себе и дрыхни до утра, — сказала Яна. — Нас здесь не было.

Верзила покорно развернулся на месте и стал спускаться по лестнице деревянным шагом. Ну конечно, Сварог с этой стороной жизни был прекрасно знаком по Талару: на постоялых дворах и гостиницах, особенно тех, что подороже, не любят случайных, с улицы заглянувших девок, всегда есть «диспетчер», который за этим делом присматривает и стрижет процент. «Везде одно и то же, — грустно-философски подумал Сварог, — в какой мир ни попади…»

— Таксиста, я думаю, тоже стоит унять? — деловым тоном спросила Яна.

— Безусловно, — ответил Сварог, не раздумывая. — Чем меньше людей нас тут будет помнить, тем лучше…

Оказавшись на улице, он постучал согнутым указательным пальцем в окно ближайшей машины. Таксист моментально проснулся, выскочил, с поклоном распахнул перед ними заднюю дверцу — все это явно по собственному побуждению. Однако, когда они уселись, Яна вновь сделала жест — и, судя по неуловимо изменившейся спине таксиста, накрыло и его.

— В город, — распорядилась она.

Об именах они позаботились заранее. Сварог, не заморачиваясь, собирался назваться Тогиром Горонеро, вспомнив штандарт-навигатора — вряд ли имечко настолько уж редкое и уникальное, мало ли совпадений? С Яной пришлось посложнее, но лишь самую чуточку: имя ей подобрали, посмотрев отрывок одного из здешних телесериалов, — судя по тому, что так звалась простая продавщица, появившаяся в кадре едва на полминутки, имя распространенное. Фамилию свистнули опять-таки из телевизора — она принадлежала третьему помощнику режиссера и располагалась в титрах едва ли не в самом конце. Тогир Горонеро и Миэлла Карбай — простенько и со вкусом…

До Саваджо, как и следовало ожидать, добрались за каких-то пару минут — дорога, отличная шестирядка, была пуста, и водитель, крепенько подозревал Сварог, превысил дозволенную скорость — но это уже были его проблемы.

Ага! Меж двух крайних домов, больше похожих не на увеселительные заведения, а на какие-то казенные здания без вывесок, у каждой полосы остается довольно широкое пространство, везде стоят те самые блестящие ящики высотой человеку по грудь, и возле каждого торчит полицейский в салатного цвета форме и такой же фуражке, в светло-коричневых ремнях. Кобура у него на поясе все же имелась: ну, безусловно, тут не Эдем…

Он поднял руку небрежно-властным жестом, свойственным полицейским в любом из миров, и водитель аккуратно притормозил (на этот раз Яна, учитывая специфику происходящего, отключать его не стала, велела только помалкивать, не задавать вопросов — иначе как бы он, отключенный, машину вел?)

Полицейский подошел к задней дверце, склонился, козырнул и спросил вежливейше:

— У вас имеются карточки гостей или вы только что приехали?

— Только что, — сказал Сварог.

— В таком случае не затруднит ли вас выйти из машины для оформления карточек?

Ничего не поделаешь, пришлось вылезать. Полицейский сначала поинтересовался именем Яны, повторил его в широкий черный браслет на запястье, столь же безукоризненно вежливо попросил пройти к ящику и встать неподвижно на широкой зеленой полосе Ящик вдруг полыхнул, словно бы фотовспышкой. Потом Яна по просьбе стража порядка проделала ту же процедуру, что Сварог уже видел по телевизору: приложила ладонь к нарисованному красной краской контуру, заглянула в черную трубочку глазка. Полицейский нажал кнопку — и из прорези выскочила небольшая продолговатая карточка. Однако Яне ее полицейский не отдал, пригласил Сварога. Видевший все Сварог проделал процедуру сам, без инструктажа. Обе карточки полицейский протянул ему, добавил два сложенных вдвое листка бумаги, извлеченные из своего планшета, лихо откозырял:

— Желаю приятно провести у нас время, далер, далеретта. Если потеряете карточки или произойдет… другая случайность, немедленно обратитесь к ближайшему патрулю. Веселья и удачи.

Нетрудно было догадаться, что он имеет в виду под «другими случайностями» — карманников здесь наверняка хватает. А потому Сварог попросил Яну отслеживать ситуацию и, если кто-то полезет к нему в карман, легонько стукнуть.

Через два квартала они отпустили машину. Вита велела водителю вернуться назад к гостинице, подремывать в ожидании клиентов, а о них начисто забыть. Глянув на счетчик, Сварог хотел было бросить на сиденье рядом с водителем пару банкнот — таксер не виноват, что случайно подвернулся под руку и был использован в качестве живого инструмента. Но тут же решил, что в благородство играть не стоит. Когда водитель проснется и обнаружит неведомо откуда взявшиеся деньги — это тоже будет странность…

Они замешались в поток туристов на широком тротуаре, мощенном бледно-желтой и серой каменной плиткой, — и двинулись в ритме тех, кто никуда не спешил, а неторопливо прогуливался, глазея на окружающую свистопляску огней, красок и «живых картин». Правда, в отличие от многих, головами откровенно не вертели: во-первых, не стоит уподобляться очень уж замшелым провинциалам, неудобно как-то, а во-вторых, они все это многоцветное великолепие не раз видели в импровизированной аппаратной Элкона и успели к нему попривыкнуть.

Гораздо больше Сварога интересовала полиция, точнее ее методы работы. Все оказалось так, как докладывал Элкон: полицейские машины, черные с желтым, как осы, с красной полосой по борту, на малой скорости проплывают вдоль тротуаров в немалом количестве, и парных патрулей хватает. Но проверки документов он не увидел ни разу. Однажды ловко и быстро сгребли персонажа, спьяну прикорнувшего на краю тротуара, под сенью развесистого клена, — а в другой раз столь же быстро и ловко прихватили двух других — эти как раз стояли, но держали друг друга за галстуки и, пошатываясь, матерились так, что сразу видно было: дело идет к доброй драке. А в остальном полиция демонстрировала полнейшее благодушие.

Никто не обращал на них внимания — ну, разве что на Яну (как не раз случалось и в иных местечках на Таларе) порой откровенно пялились ловеласы, чьи мысли читались без труда, — но Сварог давно относился к этому, как к неизбежному злу, благо приставать никто не пытался, вообще, он не заметил здесь уличных приставал.

В игорные дома они заходить не собирались. Не прельщали и многочисленные заведения с «веселыми танцами» (на Земле — стриптиз, на Таларе — тоголада, а здесь, как выяснилось — «веселые танцы». Была в этом своя сермяга: в самом деле, танцы какие угодно, только не печальные).

Пора было и поработать — вот только где и как? Те же мысли пришли в голову Яне; она негромко спросила:

— А когда делом займемся? Тебе решать, ты у нас командир, а я только оружие, пусть даже очаровательное и могучее…

— Каким делом? — спросил Сварог.

Яна чуть смущенно пожала плечами.

— Вот то-то… — сказал Сварог. — А посему у командира родилась очередная гениальная идея… Сядем где-нибудь в уличной кофейне — их тут туча, сама видишь — попьем кофейку и вместе подумаем, как жить дальше. Это мысль?

— Это мысль, — одобрительно кивнула Яна. — Знаешь, я бы с удовольствием еще и поела. Мы так и не успели пообедать, есть уже хочется…

— Да и мне тоже, — сказал Сварог. — Хорошо, высматриваем подходящую кофейню. Там все обсудим, а заодно посмотрим наконец, что за бумажки нам на въезде всучили.

Глава IV БАЛЛАДА О ФРЕГАТЕ

Они уселись за столик в первой попавшейся кофейне, где столиков было занято с две трети. Здесь подавали и спиртное, а потому в кофейне стоял веселый гомон. Что им было только на руку: можно поговорить без помех, не рискуя, что кто-то невольно подслушает их разговоры — уж безусловно странные для этого города, вообще для этого мира…

Проворный официант принес кофе и блюдо с разнообразными маленькими пирожными, оказавшимися довольно вкусными. Яна с ходу одолела три, сказала:

— Нет, все же надо где-то поесть, пирожные только аппетит разжигают… Итак, командир? Какие-нибудь выводы уже есть?

— Конечно, — сказал Сварог. — Самый главный такой: сюда преспокойно можно засылать агентов, они не возбудятникаких подозрений. А что до прочего… Похоже, в этом городе нам просто негде раздобыть более-менее ценную информацию, не то местечко…

— Книжные магазины, как советовал Канцлер?

— Вот это — обязательно, — сказал Сварог. — После того, как поедим — сытому разведчику и работать веселее… И еще. Я тут несколько раз видел вывески компьютерных клубов.

— Ага, я тоже.

— Вот… Если у них есть компьютеры, при здешнем уровне развития техники вполне может существовать и компьютерная сеть в масштабах страны, а то и планеты. Вот только я так до сих пор толком и не научился вести мастерский поиск, да и ты, я помню, тоже. Тут нужен Элкон, уж он-то сумеет быстро выудить немало интересного. Парень будет в восторге… Да, вот что еще. На всякий случай… Как выглядят здешние деньги, мы уже прекрасно знаем. А вот паспорта или иные удостоверения личности, что-то такое здесь просто обязано быть…

— Никаких сложностей, — безмятежно сказала Яна. — Попрошу у кого-нибудь на улице, он отдаст как миленький и тут же нас забудет… Может, заодно еще и полицейское удостоверение?

— Пожалуй, — кивнул Сварог. — Да, нужно же, наконец, посмотреть, что нам всучили…

Отдал Яне ее карточку, присмотрелся к своей. Пластиковая, прямоугольная, размером с половину обычной почтовой открытки из покинутого Сварогом мира (на Таларе поздравительные открытки тоже есть, но они гораздо больше).

Тогир Горонеро, провинция Токбалат, город Дельмер…

— Стоп, стоп! — сказал он. — А что это за Дельмер за такой?

— А я его из головы выдумала, — сказала Яна. — Он просил назвать и город — а вот о городе мы совершенно не подумали, когда готовились. Ничего, обойдется. Кто будет проверять? Тут столько туристов… И это, в конце концов, город развлечений, а не военная база или секретный научный центр…

— Логично… — сказал Сварог. — Молодец.

Так… Цветная фотография, аккуратный рядок из пяти отпечатков пальцев, строчка из букв вперемежку с цифрами. Что ж, здешняя полиция явно не так благодушна, какой кажется. По этому документику человека можно опознать безошибочно, соверши он преступление и оставь отпечатки пальцев. Загадочных букв и цифр — две строчки, похоже, чертов ящик, кроме радужки, срисовал еще какие-то уникальные параметры, только им с Яной присущие. Интересно, что бы это могло быть?

— Слушай, — сказал он, — сдается мне, этот чертов ящик все данные о приезжих старательно копит. И он сложнее, чем кажется… Что-то не тянет оставлять здесь такие данные о нас…

— Это тоже простенькая проблема, — заверила Яна. — Когда будем уезжать, я этому ящику изничтожу все нутро — и никто снаружи ничего не заметит.

Они отхлебнули еще кофе, закурили (женщины здесь, почти сразу подмечено, курили открыто, а зажигалки принес официант).

— И еще… — сказал Сварог и тут же замолчал.

Один из двух свободных столиков жалобно скрипнул — на него плюхнулась совершенно незнакомая дама, определенно подвыпившая. Жизнерадостно воскликнула:

— Молодые люди, не будете против, если я составлю вам компанию? Что-то не похоже, чтобы вам было весело…

— Извольте, далерия… — вежливо сказал Сварог.

— Далеретта, — с некоторой грустью, как показалось Сварогу, поправила она. — Далеретта Кабиния Датек, из столицы… столичная штучка, ха!

Тут уж ничего не оставалось, как назвать свои вымышленные имена и сказать, из какой они провинции.

— Ничего страшного, — сказала далеретта Кабиния, делая какие-то знаки официанту. — Я, в отличие от многих, ничуть не склонна считать вашу провинцию и ее жителей тем, что представляют юмористы. Я, надобно вам знать, сама из провинции, правда, из Лотшалка, это поближе к столице, но все равно глухая провинция. О нас тоже распускали много анекдотов и шуток — ну, эти напыщенные столичные снобы… — и добавила мстительно: — Зато и мы о столичных жителях давным-давно сочинили массу шуток и анекдотов. У вас, наверное, тоже?

— Конечно, — сказал Сварог. (На Таларе обстояло примерно так же: столица и большие города вышучивали отдаленные провинции, а те не оставались в долгу).

И, коли уж пришлось к случаю, рассказал старый гартвейнский анекдот о том, как коренной житель Равены попал в деревню и впервые в жизни увидел корову. Кабиния хохотала искренне, совершенно по-крестьянски, без тени жеманного светского хихиканья. Сварог попытался определить, кто же она такая. Лет сорока с лишним, с крашеными под блондинку волосами, золота на ней навешано раз в пять больше, чем на Яне, и камни гораздо крупнее. Тем не менее оставалось неуловимое ощущение если не вульгарности, то некоторой простоты. Платье такого же фасона, как на Яне, но материя другая, такое впечатление, подороже — незнакомая золотистая ткань, переливающаяся при каждом движении. Сварогу она ужасно напоминала продавщицу из советского универмага, решившую в отпуске посетить местечко пошикарнее, где бывает «общество». Преуспевающая лавочница? Сорвала куш в лотерею? (Он уже знал, всевозможных лотерей, в том числе и моментальных, здесь поменьше, чем в Равене, но все же немало). Впрочем, с тем же успехом она могла оказаться и эксцентричной миллионершей, решившей «выбраться в народ», как порой они с Яной на Таларе. На Таларе тоже, кстати, немало пусть не миллионерш, но изрядно разбогатевших купчих, выбившихся в люди из провинции, но на всю жизнь сохранивших ту самую простоту манер, — одни старательно пытаются ее изжить, просочиться в свет, а вот другие, наоборот, даже бравируют прошлым. Возможно, очаровательная девочка из провинции ухитрилась выскочить замуж за богача — и такое случается. Толстухой ее, конечно, не назовешь, но некоторая, как бы поделикатнее, приятная полнота присутствует. В юности она явно была красоточкой, да и сейчас ничего — для кого-нибудь постарше Сварога, что греха таить, чуточку избалованного доступными и придворными красотками и проказницами из Королевского Балета…

Официант принес недопитую Кабинией чашку кофе — и черную бутылку с яркой этикеткой. Поставил перед каждым чашечки из красного с белыми прожилками стекла.

— Не откажетесь со мной выпить за приятное знакомство? — спросила Кабиния, не дожидаясь их согласия, наполнила чашки напитком светло-кофейного цвета. — Еще не пробовали? В таком случае стоит попробовать. Здешний знаменитый кофейный ликер, только здесь и производят, почти не вывозят.

Выпили. Ликер Сварогу и в самом деле понравился — прихватить, что ли, с собой домой парочку бутылок? Он осторожно спросил:

— Приехали поиграть, далеретта Кабиния?

— Вот уж нет! — энергично возразила она. — Я, кстати, второго мужа вытурила за то, что играл… ну, точнее, за то, что играть решительно не умел, но играл с утра до ночи. Сама я не играю и вам не советую. Есть такая пословица, хе-хе! Игорный дом — единственный вид разбоя, когда жертва сама приносит разбойникам денежки. Конечно, определенный процент должен идти на выигрыш, есть даже закон… но это касается в основном игральных автоматов — а вот за столами, где карты, кости, шарики и все прочее, с непременным участием крупье… Вот там вас в два счета обчистят до нитки. Потом, правда, благородно подарят бесплатные билеты домой, циники… В общем, не вздумайте, ребята, болтаться по игорным домам.

— Мы и не собирались, — сказал Сварог. — Вот только часа два, как приехали, совершенно не представляем, как развлечься с меньшей опасностью для кошелька…

— Да тут масса хороших мест! — сказала Кабиния. — Всевозможные представления, классом выше, чем примитивные «веселые танцы», цирк, театры, концерты. Говорят даже, что приехала Тарина Тареми (Сварог насторожился). Всякие аттракционы да много чего еще. Тут, за углом, есть автомат, продает путеводители, купите, не пожалеете. А знаете что? — похоже, ее внезапно осенило: — Давайте побродим по таким местам втроем, я вам многое покажу, я-то тут в третий раз, уже неделю, начала скучать, главным образом оттого, что нет приятной кампании. Подкатывались пару раз шустрые молодчики, но по виду и ухваткам — типичные жиголо, которых интересует только мой бумажник… А вы, мне кажется, вполне приличные молодые люди… Пожениться собираетесь?

— Довольно скоро, — сказал Сварог.

— И правильно. По-моему, вы друг другу подходите, — она фривольно подмигнула. — И наверняка успели точно в этом убедиться? Ну, не смущайтесь, дело житейское… — она грустно опустила уголки рта. — Мне бы тоже не помешал новый муж, какие мои годы… Но чертовски трудно бывает распознать охотников за денежками, я женщина неглупая, но вот в этом плане иногда бываю страшно доверчивой… У вас в городе, кстати, нет ли подходящего холостяка? Солидного, обстоятельного, понимающего жизнь? И чтобы вредных страстишек было не особенно много. Я на этом свете пожила, точно вам скажу: мужчин вовсе без мелких страстишек и легких пороков не бывает, главное, чтобы было в меру…

— Вот так, сразу, мне сказать трудно, — сказал Сварог. — Но подумать можно…

— Можно даже, чтобы он был постарше — но не особенно, — она вновь подмигнула: — Я еще не в тех годах, когда замуж выходят, чтобы разговоры разговаривать… Ну как? Сбиваемся в веселую кампанию? Сегодня у меня парочка важных встреч, не до развлечений, а вот завтра я совершенно свободна…

— Охотно принимаем, — сказал Сварог.

— Вот мои визитные карточки, одна из отеля, вторая, на всякий случай, столичная…

На гостиничной был указан номер и телефон, а на столичной только телефон — пожалуй, и в самом деле неглупа, первым встречным адреса не дает, да и телефон, скорее всего, швейцара или горничной. Отчего-то вполне верилось, что в столице у нее могут быть и швейцар, и горничная, и прочая прислуга…

— Вот кстати, — сказал Сварог, — не подскажете, где здесь поблизости можно хорошо поесть? В каком-нибудь не пошло-роскошном, но и не затрапезном ресторане?

Она ненадолго задумалась, прищелкнула пухлыми пальцами, унизанными увесистыми кольцами:

— Й-юп! Совсем просто. Вы морскую кухню любите?

Сварог с Яной переглянулись и кивнули — так оно и в самом деле было.

— Я тоже, — сообщила Кабиния. — Свернете… — она вдруг уставилась через плечо Сварога, поморщилась, словно откусила от целого лимона. — Вот черт, везде найдут…

Сварог неторопливо оглянулся. Неподалеку стоял солидного вида пожилой мужчина в черном в серую полоску сюртуке и серых брюках, похожий то ли на адвоката, то ли на врача. И тут же — двое молодчиков попроще, молодые, одетые прилично, но тянувшие не более чем на охранников. Один держал распахнутой дверцу роскошной темно-серой машины (с тем же вензелем на дверце, что красовался на столичной визитной карточке). Солидный чуть страдальчески улыбнулся, слегка развел руками.

— Мой секретарь, — сказала Кабиния. — Давно служит, человек толковый, приворовывает исключительно по мелочам, что хорошему секретарю простительно — но порой такой зануда… Придется ехать. Ах, да… Подождут минутку. Значит, так: свернете за угол, вон туда, пройдете квартал. В начале следующего увидите фонтан, а напротив него, на другой стороне улицы ресторан «Жемчужница». В это время там наверняка есть свободные столики, но если нет, приплатите, и вам поставят дополнительный. То, что нужно — ни пошлой роскоши, не затрапезности, а морская кухня отличная. Кстати, по дороге увидите автомат, продающий путеводители. Удачи! Позвоните мне завтра непременно, где-нибудь к обеду, без церемоний.

Сварог заверил, что позвонит. Кабиния отнюдь не величественной походкой прошла к машине, привычно уселась, рядом устроился секретарь, молодчики сели к шоферу — и роскошная машина плавно отъехала от тротуара.

Они переглянулись и, улыбаясь, покачали головами.

— Шквал, — сказал Сварог. — Марена… Пожалуй, и в самом деле — эксцентричная миллионерша из простых. Ну, да завтра нас здесь уже не будет, но карточки я сохраню. Неплохой столичный контакт, а? Думается мне, если к ней в столице явится столь же приличная молодая парочка, передаст привет от нас и намекнет, что есть на примете подходящий жених, — она их примет со всем радушием… Пошли искать ресторан? Нет, погоди, грех такому добру пропадать…

Он наполнил чарки (и запомнил название ликера).

— Ребята!

Они повернулись к проезжей части. Там стояла та роскошная темно-серая машина, и Кабиния, перегнувшись через коленки секретаря, выглядывала в окно с опущенным донизу стеклом.

— Совсем забыла! — весело воскликнула она. — Непременно загляните в «Лотерея-Грация»! Очень интересное местечко, — и грустно покривила губы. — Я там была пять раз, но никогда не выигрывала, увы… До завтра!

Отстранилась, стекло плавно поднялось, и машина почти бесшумно укатила.

— Зайдем напоследок, когда закончим с делами? — спросила Яна. — Благо и дел немного…

— Зайдем, пожалуй, — сказал Сварог. — Это явно не вульгарный игорный дом, она же по ним не ходит…

Они допили ликер и встали. Сварог рассчитался за кофе и пирожные (официант сообщил, что за ликер уже заплатила «та дама»). Они свернули за угол. Квартал (конечно же, набитый увеселительными заведениями) оказался довольно длинным, чуть ли не в пол-лиги. Уже на полпути они стали обладателями паспорта и полицейского удостоверения — владельцы беспрекословно с ними расстались по первому слову Яны и удалились, моментально забыв о происшедшем. Сварог фыркнул:

— Вита, тебя бы любая разбойничья шайка с руками оторвала.

— Делать мне больше нечего, — смешливо отозвалась Яна. — Во-он видишь?

Точно, он — высокий и пузатый ящик, сверху донизу раскрашенный разноцветными полосами, со светящейся надписью «Путеводители». Они купили себе по штучке. За каждый автомат содрал по две сотни, но экономить и считать грошики им пока что не приходилось.

В конце концов они и впрямь увидели фонтан — красивый, дюжин из двух высоких струй, подсвеченных разноцветными прожекторами (туристы на его фоне оживленно фотографировались), а на другой стороне улицы — немаленькое здание в виде красновато-белой морской раковины, с сине-зеленой вывеской: Ресторан «Жемчужница».

Они перешли улицу на желтый сигнал светофора (у здешних светофоров было другое сочетание цветов: красный-синий-желтый). Швейцар, как и следовало ожидать, оказался сущим пиратом: широченные черные клеша понизу украшены серебряными «мертвыми головами», красно-желтая тельняшка в прорехах, огромная серьга в ухе, черная повязка на левом глазу, за поясом немаленькая коллекция коротких абордажных сабель и пистолетов. Распахнув дверь, он обрадовал, что свободные столики имеются. Чуть подумав, Сварог сунул ему не находившую прежде применения монету в девять ауреев (до того везде за любую мелочь брали только бумажками) — и, судя по довольной роже, даже самую малость переборщил.

Достаточно обширный зал с прозрачным полом, под которым лениво плавали красивые рыбки — золотистые, радужных расцветок, синие и красные. Под потолком — огромное, уардов в пять, чучело кальмара (непонятно только, настоящий сушеный или синтетика, модели парусных кораблей в стеклянных ящиках, рыбацкие сети на стенах, парочка якорей, картины соответствующего содержания, в углу даже морская пушка-каронада на крохотных колесиках (может, и настоящая, старинная). Одним словом, морская экзотика перехлестывала через край. Вместо столиков половинки бочек с большими вырезами для ног, что делало их похожими на огромные табуретки. Нарочито грубо сколоченные стулья.

Здесь тоже стоял веселый шумный гомон, но заведение и в самом деле выглядело вполне приличным. Они уселись за свободный столик, тут же появилась официантка, тоже наряженная морячком, — вот только клеши изобиловали ажурными вставками, больше похожими на рыбачью сеть с крупными ячеями, а тельняшка из какой-то тончайшей ткани была в обтяжку и украшена прорехами, расположенными более завлекательно, чем у швейцара. Обсудив и приняв заказ, она сообщила, что ждать придется около получаса (но зато все будет с пылу с жару), а пока что принесла «настоящий матросский чай» едва ли не дегтярного цвета, «настоящие матросские» бисквиты и сахар, грубо наколотый кусками. Ну, в конце концов, они никуда не спешили…

— Интересно, — сказала Яна, — морская одежда совершенно такая же, как на Таларе и Сильване. Только на Таларе тельняшки бело-желтые, а на Сильване — сине-желтые.

— А там, откуда я пришел — бело-синие, — сказал Сварог. — И брюки совершенно такие же. Это не совпадение — просто во всех мирах понемногу своим умом додумались до самого оптимального варианта. Мне как-то объяснял адмирал Амонд… Понимаешь, если с кораблем что-то случится и окажешься в воде, такие брюки легче побыстрее сбросить. А тельняшки хорошо видны на фоне парусов, особенно в сумерках или ночью, удобно следить за работой парусной команды.

— Как прозаично… — с легким разочарованием сказала Яна.

— Зато полезно, — сказал Сварог. — Посмотришь трофеи?

Яна внимательно перелистала паспорт, бордовую книжечку с вычурным золотым гербом и надписью «Республика Дорлиорн», раскрыла полицейское удостоверение, кивнула:

— Порядок, при необходимости сделаю такие, что от настоящих не отличишь… — отхлебнула чаю, поморщилась, отставила глиняную кружку: — Нет, крепковато. Лучше бисквит съем, он свежим выглядит…

Сварог, наоборот, отпил треть — не чифир, просто крепко заварен, не раз пивать такой приходилось. Спохватился:

— Мы же еще те листки не посмотрели…

Подал Яне один, развернул свой. Текст был короткий.

«Уважаемые гости нашего замечательного города! Мы готовы сделать все, чтобы вы приятно и безопасно провели здесь время, но вынуждены уточнить: нарушений закона и порядка здесь не терпят.

Тюремное заключение от года до двадцати пяти лет — за любое нарушение закона, в зависимости от степени тяжести.

Штраф в пятьсот ауреев и высылка — за спанье в пьяном виде на улице.

Штраф от пятисот до трех тысяч ауреев и высылка — за попытки драк и драки, в зависимости от обстоятельств.

Высылка — за несоблюдение принятых в том или ином увеселительном заведении правил.

Вниманию господ: штраф в пятьсот ауреев за приставания к дамам.

Вниманию дам: штраф семьсот ауреев и высылка за непристойное уличное поведение.

При отсутствии у виновного денег — арест от трех до четырнадцати дней.

ВНИМАНИЕ! ЗА ЛЮБЫМИ ПОПЫТКАМИ ИСПОЛЬЗОВАТЬ МАГИЮ В ПРЕСТУПНЫХ ЛИБО ДРУГИХ НЕПОДОБАЮЩИХ ЦЕЛЯХ ПОСТОЯННО СЛЕДИТ ОГНЕННЫЙ ШАТЕР!!!»

— Ага… — сказала Яна, — значит, все же есть у них своя Багряная Палата.

— А ты не чувствуешь… ничего такого? — спросил Сварог. — Надзора, или как это назвать?

— Ничуть, — улыбнулась Яна. — Я же магией тут не занимаюсь. А вот интересно, что это за непристойное уличное поведение для дам? Я сама видела, когда мы ехали: какая-то дамочка голышом купалась в бассейне фонтана, а полиция преспокойно проходила мимо.

Подумав, Сварог сказал:

— Сдается мне, это не против голых дамочек в бассейнах, а простив сторонних проституток. Залетных одиночек. Я, кстати, на улицах ни одной не видел. Все явно организованно проходит, исключительно в заведениях. На Таларе похожее сплошь и рядом, я столько полицейских докладов прочитал… Тебе легче: у тебя там, за облаками, ни преступности, ни проституции, ни грабежей на дорогах.

— Зато других сложностей хватает, — сказала Яна чуть хмуро, — которых у тебя нет. У каждого своя головная боль…

— Тоже верно, — согласился Сварог.

Имевшаяся здесь культурная программа особо уж высоким искусством не блистала. Посреди зала стоял круглый подиум из желтых досок, а на нем — столб толщиной в руку, этак в два человеческих роста, то ли отлитый из цветного стекла, то ли сделанный из прочной синтетики, украшенный рельефными изображениями русалок (в точности так их рисуют на Таларе) и каких-то цветов, очевидно, морских. Вокруг шеста изящно выгибалась длинноволосая брюнетка, успевшая избавиться от одежды полностью.

Присмотревшись к ней, Яна с легкой проказливой улыбкой сказала:

— Да я бы смогла не хуже. У меня способностей больше.

— А кто это тебе сказал? — с интересом спросил Сварог.

Яна улыбнулась еще лукавее:

— Помнишь бал в Латеранском дворце на Календы Северуса?

Еще бы ему не помнить. В Календы Северуса, предновогодние дни, торжества особенно пышные — от крестьянских праздников до королевских балов и Келл Инира. Яна любила танцевать, и танцевала весьма неплохо, но на том балу она особенно расплясалась, так что даже сломала каблук, и пришлось срочно посылать лакеев за новой парой туфелек. Вообще-то была там своя ложечка дегтя — Яна в десять раз лучше всех прочих танцевала лассаду и брен оттого, что лары оба эти танца пожаловали земному дворянству лишь три недели назад. Очередная шубейка с барского плеча, ничего, в общем, не стоит, но земному дворянству маслом по сердцу…

— Ну вот… — сказала Яна. — После танцев ко мне деликатно подкатился твой главный балетмейстер и уговаривал пройти у него полный курс. Отпустил массу комплиментов: мол, у меня есть врожденное чувство ритма, необходимое изящество движений и что-то еще, и что-то еще… Заверял, что вполне могу рассчитывать на парочку главных партий. Я, провинциальная простушка, поинтересовалась, опустив ресницы: а не придется ли и тоголаду танцевать? Он сказал: а почему бы и нет, если зритель будет один-единственный? — Она по-кошачьи прищурилась: — И часто твой балет тоголаду танцует при одном-единственном зрителе?

Сварог чуточку смутился, хотя постарался этого не показать — что греха таить, бывало… И сказал чистую правду:

— Давненько уж не случалось. Я ведь обещал угомониться…

— Ну, хорошо, поверю…

— И что дальше?

— Да ничего особенного. Просто очень долго уговаривал, — Яна прыснула. — Знаешь, я сначала подумала, что у него вполне определенные планы, но оказалось, все гораздо благороднее: он таким вот образом хочет помочь «провинциальной дурешке» попрочнее закрепиться при дворе. Поскольку, — она вновь прищурилась: — по его словам, король Сварог при всех своих достоинствах и свершениях обладает еще некоторой ветреностью касательно женского пола… И нужно постараться его удержать. Только, я тебя прошу, ничего ему не делай, обещаешь? Он же не в постель меня тащил — искренне хотел помочь глупой девчонке устроиться в жизни наилучшим образом… Обещаешь?

— Обещаю, — сказал Сварог.

Он и без обещаний ничего бы маркизу Эскилину не сделал — ценил как сугубого профессионала: один из лучших балетмейстеров Снольдера и Ронеро, мэтр и фанатик своего ремесла, еще до Сварога получил парочку орденов и три Серебряных Арфы — знак отличия Сословия Свободных Искусств. Любовница из балерин у него есть — но давняя и постоянная. А вот прежнего директора-распорядителя Королевского Балета пришлось в свое время с треском выставить: балерины хором жаловались, что от него проходу нет, несогласных стращает, что снимет с главных партий или вообще выставит…

Брюнетку сменила гораздо короче стриженная блондинка, еще не начавшая понемногу избавляться от одежды. С тем же лукавым выражением глядя на подиум, Яна сказала дразнящим шепотом:

— Ну, вот представь: я на ее месте. И весь интерес приключения в том, что никто понятия не имеет, кто я такая… Только не говори, что ты отворачивался бы целомудренно, все равно не поверю… И никто не подозревал бы, кто я такая… Потому приключение и было бы страшно интересное, ничего общего не имеющее с развратом…

— Это как посмотреть… — проворчал Сварог.

— Ну что ты надулся? Ведь не отворачивался бы… Я тебе выдам одну фамильную тайну, если обещаешь никому не рассказывать Когда императрица Агнеш жила месяц на Бараглайском холме, дважды танцевала тоголаду в кабачках для художников. Ее заводило как раз то, что никто не подозревал, кто она такая.

— Что-то я не помню, чтобы барон Клегг об этом писал, — сказал Сварог. — А я как раз одолел наконец «Там, под облаками».

Яна махнула рукой:

— Барон об очень многом знал из третьих уст… Когда Агнеш наигралась и остепенилась, примерно за год до замужества сама написала книгу «Моя жизнь на Бараглайском холме».

— Дашь почитать?

— Никогда! — отрезала Яна. — Рукопись в единственном экземпляре в моем личном архиве. А я должна заботиться о чести фамилии — она там написала слишком о многом, подробно и откровенно, в стиле куртуазных романов той эпохи, высокой моралью сплошь и рядом пренебрегавшей. Видишь ли, для тебя императрица Агнеш чисто исторический персонаж, а для меня — родная бабушка, хотя я ее никогда и не видела… Уверена, такие мемуары своей бабушки ты бы тоже держал за семью замками.

— Пожалуй, — согласился Сварог. — Вот оно, значит, откуда — бабушкины гены… Я и про твою тягу к «интересным приключениям», и тот случай, когда ты на маскераде вырядилась портовой шлюхой…

— Ну, на маскераде было совсем другое, — серьезно сказала Яна. — Нужно же было тебя наконец завлечь, у меня терпение иссякло…

Разговор о высоком искусстве прервала официантка, появившаяся с двумя большими подносами. Кабиния нисколько не соврала, все оказалось на высшем уровне: пузатенькие глиняные горшочки с супом из омаров, приправленным кусочками осьминожьих щупалец и тающими во рту водорослями, копченые и жареные ракушки на маленьких деревянных шпажках, тушенная под соусом морская живность, непонятно какая, но вкусная, салаты, вареные маленькие крабики в мягких панцирях, которых вместе с панцирями можно было есть, — и еще немало всякого. Нарочито грубо сделанная оловянная чарка с ромом для Сварога, такая же, но с темным вином — для Яны.

В какой-то момент окончательно стало ясно: необходимо сделать перерыв, но потом все же эту вкусноту доесть. Яна курила, вдумчиво листая путеводитель. Сварог тоже курил, прихлебывая ром, ничуть не уступавший таларским «Семи якорям».

Он поднял голову, услышав со стороны подиума перебор струн. Там появились парень и девушка: настраивавший чем-то похожий на виолон инструмент парень явно был одет по здешней старинной моде, в берете с пышным пером и нашитыми жемчужинками. Красивая длинноволосая блондинка на фоне здешних официанток выглядела просто-таки монахиней: строгая белая блузка с кружевным воротничком, черная юбка до пола.

Сварог сразу вспомнил один из своих любимых детективов: действие там происходило в притоне со стриптизом, но один-единственный раз появлялась вот так же строго одетая девушка и пела что-то серьезное. Посетители могли быть довольны собой: они как бы и чуточку приобщались к высокому искусству, а не просто на голых девок глазели…

Яна старательно изучала развернутую, вклеенную в путеводитель карту. Раздались первые уверенные аккорды, девушка запела негромко, приятным голосом с легкой хрипотцой в стиле Тарины Тареми:

Сварог легонько коснулся руки Яны:

— Послушай внимательно, я тебя прошу.

Она сделала гримаску, но путеводитель отложила и стала старательно слушать, опершись локтем на днище бочки и положив кулачок на ладонь.

Яна порой чуточку недоуменно косилась на Сварога — а он, зная, как прекрасно она смогла его изучить, постарался выглядеть как можно более невозмутимым. Но уверенность росла…

Теперь, дослушав до конца, он не сомневался. Парень с девушкой раскланялись. Аплодисменты раздались откровенно жиденькие — впрочем, стриптизершам вообще почти не хлопали. Все-таки заведение не то — народец сюда пришел вкусно поесть, а не заморачиваться искусством любого рода. Впрочем, от некоторых столиков к подиуму все же двинулись официантки с кредитками в руках — как подметил Сварог, мелкими. Он жестом подозвал тут же подошедшую официантку, на ощупь достал из правого внутреннего кармана сиреневую пятисотенную, подал девушке:

— Отнесите молодым людям. И обязательно спросите, старая это песня или новая.

Она проворно выполнила просьбу. Вернувшись, прилежно доложила:

— Молодой человек сказал, что эту балладу он написал только месяц назад…

Сварог отослал ее жестом. Молодая пара какое-то время глядела на него с нешуточной надеждой: так, будто он мог оказаться антрепренером и предложить им нечто лучшее, нежели заполнять паузы между «веселыми танцами». Но он отвел глаза, а на подиуме уже появилась очередная блондинка — и молодая пара с некоторой грустью удалилась за кулисы.

— Что с тобой такое? — поинтересовалась Яна (Сварог с радостью отметил, что в ее голосе не было ничего, кроме легкого удивления). — Баллада как баллада, не лучше и не хуже множества других… Или девчонка понравилась?

— Будешь говорить пошлости — и в самом деле отправлю на подиум, — сказал Сварог насколько мог беззаботнее.

— А на слове поймаю? — прищурилась Яна.

— Да ладно, проехали…

— Проехали, — согласилась Яна, так ничего и не понявшая. — Пока ты песенки слушал, я серьезным делом занималась. Вот, смотри. Полный список магазинов, все по алфавиту. Книжных — девять, все под одним названием: «Печатное слово». Видимо, одна фирма-монополист. — Она подсунула Сварогу карту. — Вот здесь — мы. Вот здесь ближайший книжный. Довольно далеко, чтобы тащиться пешком, но разве у нас денег мало? Я слышала, вон тот хлыщ за соседним стоиком только что просил официантку вызвать ему по телефону такси…

— Ну, и мы так сделаем, — сказал Сварог, оглядел стол. — Только раньше я твердо намерен разделаться с остатками всего этого великолепия — кое-чего не видывал ни на Таларе, ни в Келл Инире…

— Вот совпадение, я тоже!

Сварог придвинул расписную глиняную мисочку с чем-то вроде темных кругленьких грибов в кисло-сладком соусе, взялся за серебряную ложечку. Ел, и в голове у него назойливо звучало:

Он знал одно: что ошибиться не мог…

Когда с морскими яствами было покончено до крошечки, Яна откинулась на спинку неуклюжего, но добротного стула, сказала весело:

— Так и тянет похлопать себя по пузу, как у крестьян в Каталауне принято… Покурим напоследок — и в книжный?

— Конечно, — сказал Сварог.

Его уже охватила новая идея. Магии ларов он здесь лишился, но память оставалась при нем. И в памяти быстро всплыл номер телефона. Он поднял ладонь, поманил официантку, когда она подошла, спросил:

— У вас здесь где-нибудь есть телефон?

На миг в ее глуповатых красивых глазках явственно мелькнула насмешка над несомненным провинциалом, но тут же исчезла, вытесненная более приземленной мыслью: надеждой на хорошие чаевые. Она со всей учтивостью ответила:

— Если вам нужен телефон, далер, я сейчас принесу…

— Принесите, — кивнул Сварог.

Вскоре она появилась, неся небольшой квадратный поднос с телефоном — синим, изящных очертаний, с короткой антенной. Поставила перед Сварогом, наблюдая с хорошо скрытым любопытством: а вдруг провинциал, не знающий, что телефоны бывают и без проводов, еще и звонить не умеет? Будет о чем вечером рассказать подружкам…

Сварог ее разочаровал: преспокойно поднес трубку к уху и указательным пальцем левой руки настучал по клавишам восемь цифр. Не было ни длинных гудков, ни коротких — серия мелодичных чириканий, — вот и догадайся тут, означает ли это, что номер занят, или просто никто не берет трубку?

Оставалось одно — упрямо держать трубку возле уха, хотя это, конечно, не могло продолжаться до бесконечности. После примерно десяти чириканий послышался гудок другого тона, и спокойный мужской голос произнес:

— Слушаю.

— Я могу услышать штандарт-навигатора Горонеро? — спросил Сварог с колотящимся сердцем.

— Я у телефона, — столь же спокойно ответил собеседник.

Сварог повесил трубку — а что он мог сказать? «Послушай Анеллу, идиот!»? Но даже если он и прав, письма Анелла еще не написала… и вдруг штандарт-навигатор в свое время все же послушал?

Жестом отослал официантку с телефоном. Поднял голову. Залпом допил ром — в стакане его еще оставалось не менее трети. Яна смотрела на него покруглевшими глазами.

— Подожди… — сказала она медленно. — Это что, тот Горонеро?

— И в том же звании, — сказал Сварог. — Ты умница, быстро соображаешь…

— И он ответил?

— Он ответил, — криво усмехнулся Сварог. — Вот только я решительно не представлял, о чем с ним говорить…

Яна думала недолго. Твердо сказала:

— Знаешь, это еще ничего не доказывает. Здесь может оказаться свой Горонеро.

— Вполне допускаю, — сказал Сварог. — И ни на чем не настаиваю, — подозвал жестом официантку: — Счет, пожалуйста, вы можете вызвать нам такси?

— Конечно, далер. Мне назвать адрес или вы в машине сделаете это сами?

Сварог повернулся к Яне, и она, заглянув в раскрытый путеводитель, моментально назвала адрес.

Ублаготворенная щедрыми (возможно, даже слишком щедрыми, он ведь совершенно не знал здешние размеры чаевых) чаевыми, «морячка» проводила их до двери. Пригласила заходить еще — искренне, сразу видно. Сварог пообещал, — он и, в самом деле, с удовольствием посетил бы это приятное местечко еще раз, но вот выдастся ли случай?

Еще девять ауреев швейцару — кутить так кутить, все равно здешние деньги девать некуда. У входа исправно дожидалось такси — как все местные, бело-красное, с тройным рядом золотистых кружочков от фар до задних фонарей. Таксист проворно выскочил распахнуть перед Яной дверцу — видимо, «Жемчужница» считалась хлебным местом и в расчете на хорошие чаевые следовало подсуетиться…

Глава V ОКРЕСТНОСТИ В ПОЖАРЕ…

Когда машина отъехала от тротуара, Сварог перехватил в зеркальце заднего вида чуть удивленный взгляд водителя и подумал, что причины лежат на поверхности: то ли таксист не часто возил клиентов по таким адресам, то ли они с Яной, с точки зрения водителя, не походили на парочку, привыкшую ходить в книжные магазины.

Они переглянулись, и Яна с презрительной гримаской слегка пожала плечами. Сварог ее прекрасно понял: не стоит расходовать Древний Ветер по пустякам, хоть его и не убудет. Ничего подозрительного не произошло. Мало ли какие причуды бывают у клиентов. В конце концов, если кто-то держит здесь целых десять книжных магазинов, есть и посетители, и прибыль. Водила и без Древнего Ветра о них сам распрекрасно забудет уже назавтра…

«Печатное слово» оказалось небольшим стеклянным павильоном не так уж близко от центральных улиц. Таксиста они попросили подождать, согласившись заплатить запрошенные им деньги, — так проще, чем ловить потом другого, а денег, как уже подмечено, все равно девать некуда…

Слева оказался длинный ряд подставок в виде усеченных пирамид с газетами и книгами. Справа — длинная книжная полка на две стороны. Хорошенькая продавщица, встретившая их заученной улыбкой, так и осталась молча стоять за своим столиком с кассой — видимо, тут не принято было навязываться посетителю с советами.

Сварог начал с газет. И очень быстро разочаровался. Несмотря на калейдоскоп названий, они походили друг на друга, как горошины из одного стручка: толстые, многоцветные, с крупными заголовками и снимками на первой странице — ну конечно, местные сенсации. Некоторые были понятны донельзя: министр хапнул взятку, потерпел крушение авиалайнер, куча жертв, почтенный депутат парламента уличен в нездоровом влечении к мальчикам и тайном акционерстве в публичном доме «Прелестница», на шоссе столкнулись сразу восемнадцать машин, альдарийские сепаратисты три дня учили походно-полевой любви неосторожно заглянувшую к ним журналистку столичной телекомпании…

Но порой просто невозможно понять, в чем, собственно, дело. Вот, извольте: огромный заголовок: «Ссора забыта, Мелли и Кауни снова вместе». И фотография: по колено в воде, обнявшись; стоят молодой мускулистый красавчик, брюнет в красных плавках и очаровашка-блондинка в скупом золотистом купальнике. Эстрадные звезды? Актеры? Он — знаменитый футболист, а она — не менее знаменитая дизайнерша? Поди, догадайся, когда непонятно даже, кто из них Мелли, а кто — Кауни…

И все же он отобрал пяток многоцветных толстушек. Мало ли что. Даже в таких газетах может попасться пара-тройка заметок о чем-то серьезном…

С журналами обстояло еще хуже. Забитые цветными фото полуголых и голых девочек, комиксы, журналы для собачников, кошатников, кактусоводов, россыпь всевозможной мистики, гороскопов и тому подобного. Ну, в точности как в Советском Союзе при угаре перестройки. Поразмыслив, он все же снял с подставки один журнал, здешний аналог «Плейбоя» — чисто в эстетических и разведывательных целях, не подумайте чего…

Стал методично обходить книжные полки. Его смутные опасения подтверждались: ничего мало-мальски серьезного. Романы любовные и эротические (разница лишь в том, что девицы на обложках вторых были одеты очень скупо, а героини первых часто щеголяли в несомненно старинных платьях), детективы, всевозможные приключения, фантастика, руководства, как покорить в три дня любую красотку, как заработать в неделю миллион, труды лекарей-шарлатанов, астрологов… снова руководства — как сорвать банк в лучшем игорном доме, как за месяц подняться от рассыльного до управляющего компанией…

Он прочесал уже целый ряд полок и половину обратного, но так и не обнаружил ничего хоть мало-мальски пригодного… Стоп! Не раздумывая, Сварог потянул с полки довольно толстую книгу в твердом переплете. На бело-розовой обложке, в овале — фотография красивой блондинки в ало-золотистом намеке на бикини. Мелия Ярдани. «Я восемь лет была секретаршей Горотана Брога». Оставшиеся полки Сварог осмотрел очень тщательно, но, к сожалению, больше ничего подобного не обнаружил.

Когда они с Яной, обойдя весь магазин, встретились, Сварог поначалу чуть не смутился в ожидании ироничного взгляда — журнал был на виду. Однако именно Яна отчего-то с некоторым смущением отвела взгляд. Присмотревшись, Сварог ухмыльнулся про себя: в руках у нее была довольно толстая книга журнального формата в мягкой обложке с изображением красивой девицы в вычурном купальнике и надписью: «Моды. Лето-осень 2147 г.» В который раз подтверждается нехитрая истина: женщина всегда остается женщиной…

Расплатившись и сложив покупки в мягкий пластиковый пакет с изображением «Печатного слова», они вышли на улицу и присели покурить на лавочку здесь же, у дверей. Таксист их заметил, но терпеливо ждал, не напоминая о себе.

— Журнал твой — это еще понятно, — сказала Яна. — Я и сама не удержалась, как видишь… Но записки этой несомненной шлюхи тебе зачем?

— А затем, что там, я уверен, лишь небольшая часть отведена описаниям ее эротических кувырканий с шефом, — сказал Сварог, достал книгу из пакета и раскрыл. — Посмотри аннотацию. Неплохие посты занимал этот самый Брог, а? И немало…

— Да, действительно…

— Теперь посмотрим оглавление. Каковы названия? «Подлинная история оружейной „сделки века“ с „Хомен Прай“», «За кулисами Соглашения о проливах» «Лига Четырех Миров: „Тайное и явное“», «Департамент финансов изнутри»… И еще много чего… Чует моя душа, отсюда немало интересного можно извлечь.

Яна посмотрела на него не без уважения:

— Умеешь ты работать…

— Ну, не я первый… — скромно сказал Сварог. — Просто слышал как-то от мэтра Анраха, что самый важный и ценный исторический источник из времен короля Гарепо Злосчастного — это, представь себе, не мемуары министров и дипломатов, а полуграмотные обширные записки мелкого дворцового канцеляриста, ведавшего то ли починкой дворцовых часов, то ли светильниками… Мелочь пузатая — но за сорок лет скучной службы насмотрелся и наслушался больше иных царедворцев… Ну, как будем жить дальше? Лично у меня впечатление, что разведывательная миссия закончилась. Результаты скромные, но для первого раза достаточно и таких. Возвращаемся?

— Ты знаешь… — сказала Яна, чуть смущенно улыбаясь, — мне почему-то не хочется уходить. Задержаться бы еще на пару часиков… Миссия миссией, но получилось, что мы с тобой весело и беззаботно отдохнули, чего с нами давно не было…

— Ну, лишних два часа погоды не делают, — сказал Сварог. — Да и насчет отдыха ты права… Объездим пару магазинов? Может, в ювелирный?

— Не стоит, — сказала Яна. — Видела я мимоходом витрины парочки ювелирных. Магазины дорогие, на главной улице — но драгоценности из твоих хелльстадских сундуков в сто раз изящнее и интереснее. Вот косметический салон я видела любопытный…

— В чем же дело? — пожал он плечами. — Платит судостроительный магнат, уж простит он нам… Значит, твой салон, быстренько заскочим еще в пару моих магазинов — и исчезаем из города. Этот же субъект нас довезет до замка, там ты его отключишь, и мы пойдем домой… Что не так?

— Да знаешь… — нерешительно сказала Яна. — Помнишь, Кабиния хвалила какую-то «Лотерею-Грацию», по ее словам, очень интересное местечко…

— Намек понял, — сказал Сварог. — Добавляем эту «Грацию» в маршрут, только и всего. А то стыдно, в самом деле: в таком городе побывали, но ни в одно увеселительное заведение не заглянули — ресторан и магазины… Упущение. Исправим, пошли.

Таксист, вроде бы не смотревший в их сторону, проворно завел мотор и кинулся распахивать дверцу, едва они встали с лавочки.

Проехали всего квартал. Сварог распорядился:

— Притормозите!

Таксист послушно притерся к тротуару. Яна глянула вопросительно. Сварог кивкомпоказал ей вправо. Там, над небольшой площадью, висели в воздухе, словно бы ничем не поддерживаемы огромные сине-красные буквы.

ТЕАТР ГАЛЕРАНИ! ТАРИНА ТАРЕМИ

С НОВОЙ ПРОГРАММОЙ «ПЕЧАЛЬНЫЕ РЫЦАРИ».

ТОЛЬКО ОДИН КОНЦЕРТ!!!

3:30

Сварог глянул на часы, которые давно уже успел перевести на местное время. Оставался час. Встретив его взгляд, едва ли не умоляющий, Яна кивнула:

— Как же мне быть против, зная твое к ней отношение…

— Театр Галерани — это далеко? — спросил Сварог таксиста.

— Даже если не гнать и не нарушать, квадранс или самую чуточку побольше…

— Поехали живенько!

Таксист послушно отъехал от тротуара, но тут же сказал нейтральным тоном:

— Мое дело маленькое — везти, куда велят… Только должен вас сразу предупредить, далер: наверняка билетов уже не осталось ни единого. Тарина Тареми, новая программа, театр Галерани…

— Сколько лет вы своим ремеслом занимаетесь? — сухо спросил Сварог.

— Восемь…

— Отлично, — сказал Сварог. — Значит, не вчера родились и знаете тут все и вся. Я тоже не вчера родился. Прекрасно знаю, что порой билеты есть, даже когда их нет…

— Святая правда, — сказал таксист. — Бывает… Вот только, далер, я, уж простите, повторюсь: Тарина Тареми с новым концертом да вдобавок театр Галерани… Удовольствие не только не для тощего кошелька, но и для среднего…

Нисколько не растерявшись, Сварог спросил:

— Магией владеете?

— Храни Праматерь! — воскликнул таксист словно бы даже с некоторым испугом. — Ни с какого боку, и в роду никого не было…

Тогда Сварог спросил холодным, высокомерным, барским голосом:

— В таком случае, откуда вы можете знать толщину моего кошелька, любезный?

С таксистом мгновенно произошла некая метаморфоза — ну, Сварог, король со стажем, давно уже привык, что именно так действует на народец холуйского пошиба такой голос.

— Тысяча извинений, даур, — сказал таксист совершенно другим голосом. — Все сделаем в лучшем виде…

Что такое «даур», Сварог, разумеется, не знал, но это титулование было явно повыше «далера». Он небрежно спросил:

— Что, театр Галерани — такое уж респектабельное место?

В зеркальце он видел лицо водителя — на нем смешались почтение и удивление. Промашка, черт. Похоже, даур таких вопросов задавать не должен, сам прекрасно знает… Ладно, Яна о труженике баранки позаботится…

— Конечно, даур, — сказал таксист, не подозревавший, что ему вскоре придется начисто забыть и этот разговор, и пассажиров. — Впервые в наших местах?

— Вот именно, — сказал Сварог и снизошел до небрежного пояснения: — Так сложилось, что я много лет прослужил в посольствах на Сильване, там и привык отдыхать…

Пока водилу не отключили, его следовало уболтать.

— Понятно, даур, — сказал таксист с несомненным почтением. — Театр Галерани… Как же, достопримечательность, уж мне-то такие вещи знать положено, мало ли чем поинтересуются господа. Построили его лет сто пятьдесят назад, еще при последнем короле. Когда тут была не игорная столица, а тихий городок, где любили отдыхать господа аристократы, а то и сам король… Много с тех пор воды утекло, а театр Галерани по-прежнему не для всякого кошелька… Изволите любить песни Тарины Тареми? Я вот тоже. Замечательный голос, до печенок прохватывает… — и добавил с нескрываемым сожалением: — Жаль только, что она ни в какую не снимается для цветных журналов, хотя деньжищи, ходит слух, сулили бешеные. Простите, дауретта, сболтнул, не подумавши… Сейчас…

Он вставил в узкую прорезь продолговатую черную коробочку, что-то нажал, подкрутил, и раздался голос Тарины Тареми (получит пару лишних ауреев, обормот — хорошо подобрал громкость, в самый раз).

Сварог, подавшись вперед, слушал внимательно: этой песни у него не было. Или он попросту до нее не добрался, далеко не всю коллекцию записей Фаларена изучил…

Когда песня закончилась, таксист проговорил с нескрываемой завистью:

— Импресарио у нее, конечно, тот еще жучила, вот бы с кем поменялся, не глядя, только ж не бывает таких чудес. Столько про него «бульварки» писали, и если даже правды только половина… Умеет человек жить… Вот и теперь… Правда, тут не он первый придумал, но все равно…

— А в чем секрет? — спросил Сварог.

— Обратили внимание, даур, что там было написано «Только один концерт»? Тут и фокус… Она и так-то всегда собирает полные залы, а уж с такой рекламой… Вот попомните мои слова: сейчас ребятки ее импресарио носятся по городу, как черти, слухи распускают, деньги репортерам «бульварок» суют… А через день окажется, что по мольбам почитателей Тарина даст еще концерта три-четыре, но уже где-нибудь в «Горном хрустале» или «Колоссе». «Хрусталь» вмещает две тысячи человек, а «Колосс» все три, да еще можно уйму приставных стульев под такое дело поставить… и, главное, обычные цены на билеты подзадрать так, чтобы и владельцы залов свое урвали, и импресарио откупил жирный процентик… да и самой Тарине достанется немало, хотя она, болтают, об этих махинациях ни сном ни духом. Ну вот, видите?

Прав был, знаток всего и вся. Здание театра, не такое уж и большое, как-то неуловимо отдавало не мастерской стилизацией под старину, подобно гостинице у замка, а самой стариной. Широкая лестница, ведущая к парадному входу, предваряемому полукруглой колоннадой, была отгорожена синим шнуром на золотистого цвета стойках, и там суетилась целая орава капельдинеров в синих с золотом ливреях. Время от времени после их пронзительных свистков немаленькая толпа, теснившаяся у шнура, послушно расступалась, и по образовавшемуся узкому проходу шли счастливчики с билетами наготове, перед которыми тут же размыкали шнур. Сварог заметил в толпе не только «обычных» людей, одетых так, как они с Яной, но здешних республиканских аристократов (аристократы всегда есть, и при монархии, и при республике) — элегантные сюртуки, иные в тонкую полоску кружевные манишки, дамы в вечерних платьях…

— Ну, любезный? — нетерпеливо спросил Сварог.

Таксист проворно выскочил из машины и рысцой припустил куда-то вправо: там протянулись рядком шесть полукруглых окошечек (закрытых) со светящимися буквами «Кассы». Впрочем, «Кассы» светились бледно-зеленым гнилушечьим светом, а повыше горела красным большая надпись: «ПРОСИМ ИЗВИНИТЬ, БИЛЕТОВ БОЛЬШЕ НЕТ». Там тоже стояла кучка людей, человек в двадцать, но державшихся спокойнее и увереннее, чем не попавшие в театр зрители: те, даже аристократы, беспокойно толкались, иные пытались пролезть в первые ряды, как будто это могло чем-то помочь.

Яна усмехнулась:

— Пожалуй, придется и мне твою любимую Тарину послушать всерьез. Канилла с Томи от нее с ума сходят не хуже тебя, да и Канцлер, по точным данным, пару раз был замечен за вдумчивым слушаньем ее концертов…

— Послушай, послушай, — сказал Сварог. — Она того стоит. Может, сейчас и сама убедишься.

— А ты уверен, что билеты будут?

— Эта изнанка жизни… — вздохнул Сварог. — Да вот видишь — уже шлепает…

Таксист той же рысцой семенил к машине, а следом, отставая на несколько шагов, гораздо более степенно двигался усатенький субъект в элегантном костюме. Он остановился шагах в пяти от машины, изящно опершись на фасонную черную трость с вычурным набалдашником золотистого цвета (может быть, и золотым), а водитель распахнул правую переднюю дверцу, просунулся в машину и почтительно зашептал:

— Все в порядке, даур, извольте сами с ним уладить…

Сварог неторопливо вылез, подошел. «Черный маклер» держался так же степенно, всем видом показывая, что билеты он продает отнюдь не в дешевое варьете на окраине.

— Что можете предложить, далер? — тем же барским голосом осведомился Сварог.

— Все, что пожелаете, даур, — ответствовал субъект. — Правда, не так уж много осталось билетов, но есть и партер, и ложи…

Он привычным движением вынул из внутреннего кармана черную пластинку размером с книгу, очень тонкую, покрытую золотистыми крапинками, Коснулся ее боковинки — и возникло цветное изображение: театр без крыши, зрительный зал, надо полагать, скопирован с максимальной точностью: подковообразный, ряды малинового цвета кресел в партере, ложи в несколько ярусов. Субъект медленно пластинку повернул перед Сварогом, чтобы тот мог рассмотреть ложи сбоку. Вежливо спросил:

— Я полагаю, даур, вы предпочтете ложу, вы ведь с дамой? Красные огоньки означают уже проданные места, синие — свободные…

«Отличная у них тут техника, — подумал Сварог. — И ее, как обычно, живенько приспособили для темных дел и темноватых делишек…» Он присмотрелся к синим огонькам. Один из них горел напротив ложи в первом ярусе, расположенной у самой сцены. На нее Сварог и показал пальцем.

— У вас тонкий вкус, даур, — уже с долей услужливости сказал маклер. — Это королевская ложа, последний король ее специально обустроил для себя и своей… симпатии. Полная стоимость ложи — двадцать пять тысяч ауреев. Вы же понимаете: Театр Галерани, королевская ложа, сама Тарина Тареми…

И уставился цепко, пытливо, не без некоторого любопытства: ну-ка, что ты за меломан будешь? Не теряя времени, Сварог запустил руку в левый внутренний карман, ногтем большого пальца отделил, прикинув, подходящее количество бумажек и, достав деньги, стал неторопливо отсчитывать тысячные. Двадцать пять. Оставалось еще две кредитки. Подумав, Сварог все с тем же небрежным барством протянул и их торгашу, процедив:

— Вы меня очень выручили, далер…

Вот теперь того пробило то же холуйство, что и таксиста. Он, чуть изменившись в лице, поклонился не так уж низко, сказал почтительно:

— Приятно видеть, даур, что на свете еще остались настоящие господа…

И протянул Сварогу два билета: плотная бумага, слева изображено здание театра, справа — такое впечатление, каким-то старинным шрифтом, — название, обрамленное изящными завитушками. Ниже — незнакомая корона и крупная надпись тем же шрифтом КОРОЛЕВСКАЯ ЛОЖА.

— Желаю вам и вашей даме приятного времяпровождения, — сказал маклер, приподнял шляпу уже гораздо выше, поклонился и степенно направился назад, к кучке несомненных собратьев по ремеслу. Сварог посмотрел на обратную сторону билетов. Ну да, так и есть, именно там цена билета была обозначена. Две тысячи ауреев. Ухмыльнулся: нехилый навар достался прохвосту. Правда, ему наверняка приходится делиться — театральные кассиры, а то и мелкое театральное начальство не могут не быть в доле, да и полицию забывать не след, вон они прохаживаются, по двое с двух сторон… Все равно, не сухой корочкой питается…

Философски вздохнул про себя: ничего нового, по данным тайной полиции, во всех его столичных и крупных городах, где имеются респектабельные театры, — совершенно то же самое. Сыскная полиция испокон веков на таких вот субчиков смотрит сквозь пальцы: в конце концов, не грабят и не кошельки режут, деньги им отдают добровольно, а посади их — быстренько новые набегут. Ну, и мзда от них капает регулярно…

Он фыркнул и направился к машине.

Таксист уехал, получив щедрую плату, причем не обработанный — к чему? Что такого удивительного или подозрительного в том, что очередной богач выкинул бешеные деньги, чтобы послушать Тарину Тареми? Несомненно, таксисту капнет от маклера процентик за выгодного клиента, хотя наверняка небольшой. Да и маклер ничегошеньки не заподозрит: Королевскую Ложу, сомнений нет, продавали и до этого бесчисленное множество раз…

К ним с Яной отнеслись с величайшим решпектом. Те капельдинеры, что торчали снаружи, с другой стороны толпы, едва завидев билеты, засвистали, как Соловьи-Разбойники, и тут же у подножия лестницы раздались ответные трели. Толпа привычно, хоть и нехотя расступилась, Сварог с Яной прошли сквозь длинный коридор откровенно завистливых взглядов, перед ними откинули кусок шнура, и они поднялись к распахнутым дверям парадного входа, где седобородый старикан (судя по обилию золотых нашивок и шнуров, капельдинерское начальство) по очереди прищемил уголки обоих билетов какими-то хитрыми никелированными щипцами. На билетах после этого не осталось ни малейшего следа, но старикан начал кланяться, как заведенный, потом достал свисток, издавший уже совершенно другую трель. Подскочили еще двое «рядовых». Один деликатно забрал у Сварога пакет с книгами, вежливо заверив, что почтенному дауру он по окончании концерта будет возвращен прямо в ложе (никакого номерка не дал, видимо, такие тут порядки). И смылся. Второй, почтительно держась на шаг впереди, повел Сварога с Яной по коридору, куда выходили двери лож первого яруса. Многие были открыты, возле них курили и болтали великосветские дамы и господа. Сварог ожидал косых, высокомерных взглядов, но, к его некоторому удивлению, на них смотрели вполне благожелательно, как на своих. Причина, думается, ясна: подобные роскошные заведения, точнее, их посетители повидали немало эксцентричных миллионеров, каковые, всем известно, любят чудесить разнообразно и с размахом (Теперь Сварог уже понимал, что они с Яной, по здешним меркам, одеты довольно простенько). Когда-то в Равене, что далеко ходить, герцог Браул, богач и коллекционер драгоценностей, любил расхаживать по лучшим ювелирным лавкам в облике даже не гильдейского, а замурзанного фригольдера, в потрепанной одежке и дырявых сапогах (с набитыми золотом карманами). Поначалу швейцары его, естественно, гнали в шею — и тогда «фригольдер», довольно ухмыляясь, принимался пересыпать из горсти в горсть золото. После чего, понятно, был со всем почтением допускаем к прилавкам. В конце концов, его повсюду стали узнавать, но он еще несколько лет развлекался, переезжая то в Снольдер, то в Латерану, то в Балонг…

Действительно, последний здешний король умел радоваться жизни: два золоченых, обитых малиновым бархатом кресла у барьера ложи, еще два у изящного столика, в углу — огромный низкий диван, застеленный шитым золотыми нитями покрывалом. Одним словом, все что душеньке угодно. Жизнерадостный, должно быть, был малый. Интересно, что с ним случилось и каким образом монархия стала республикой?

Столик и сейчас был накрыт для двоих: Три бутылки вина, одна — неплохого здешнего келимаса (Сварог в одной из кофеен уже успел его попробовать — в научных целях, а как же), фрукты, пирожные, тонко нарезанные и красиво разложенные ветчина, сыр, копченая рыба, еще что-то… Перехватив взгляд Сварога, капельдинер конфиденциально сообщил на ухо: господин даур и после концерта может здесь оставаться, сколько ему угодно, хоть до утра, не первый случай и даже не сотый (при этом он дипломатично намекнул, что потребуется некоторое вознаграждение — и столь же дипломатично был заверен, что оно воспоследует). Подумав, Сварог сунул ему пятнадцать ауреев, учитывая специфику места. Тот поблагодарил и улетучился.

— Все продумано, — фыркнула Яна. — Посмотри.

Он посмотрел. Ложа была декорирована тяжелыми шторами из того же бархата, разве что темно-синего, позволявшими надежно отгородиться от посторонних глаз.

Что его ничуть не удивило: он читал где-то, что подобные ложи были оборудованы в лучших европейских театрах галантного восемнадцатого века, а на Таларе и сейчас имеют место быть.

Стояли там и хрустальные пепельницы, лежали пачки дорогих сигарет — но Сварог и не думал подходить к столу: чересчур уж большой пошлостью было бы пить или курить на концерте Тарины Тареми. Тем более что до начала оставалось меньше квадранса.

Они с Яной уселись у барьера, разглядывая зал. Последний король на культуру денег определенно не жалел: позолота, лепнина, барельефы на потолке, изображавшие в основном крылатых красавиц в чем-то вроде коротких туник — быть может, здешних муз. Высокий тяжелый занавес, светло-синий, расшит серебряными искусными узорами. Спокойная такая роскошь, без дурной вычурности или дурновкусия, мастера у короля были неплохие… Две огромные хрустальные люстры, светильники на стенах, богатые ковры…

Точно в назначенное время погас верхний свет в ложе, тут же медленно стали гаснуть светильники и люстры. Еще до того, как настала совершеннейшая темнота, два луча скрестились перед занавесом. Потом в световом пятне появился осанистый господин с благородными сединами, в темно-синем сюртуке с белым цветкам в петлице.

Ему похлопали — недолго, вежливо, чисто церемониально. Чуть поклонившись, он сказал:

— Очень рад вас видеть, почтенные дамы и господа…

Микрофонов Сварог нигде не увидел, но отчетливо различал каждое слово. Правда, до сцены было рукой подать — первый ярус лож приподнят над ее уровнем уарда на два, но все равно Королевская вплотную к сцене.

— Позвольте вас поздравить, дамы и господа, — продолжал седовласый. — Вы первыми в мире услышите новый концерт неподражаемой Тарины Тареми «Печальные рыцари». Тарина совершит с ним большое турне по городам Юга, но начинает она с театра Галерани. Даже традиционный запев будет новым. Вы счастливцы, дамы и господа! — он картинно выбросил руку в сторону занавеса: — Тарина Тареми!

Вот тут аплодисменты обрушились шквалом. Сварог с Яной не отставали, главным образом Сварог. Занавес дрогнул и медленно распахнулся. Сварог затаил дыхание.

Открывшуюся картину он, признаться, не ожидал увидеть: сцена представляла собой обширное поле, покрытое унылой серой грязью и редкими пучками столь же унылой бледно-зеленой травы, наискосок тянулась избитая копытами и тележными колесами, размякшая узкая дорога. Небо — низкое, неприветливое, хмурое. Ближе к ложам лежал невысокий серый валун в рыжеватых пятнах лишайников. Не особенно и приятный пейзаж, откровенно говоря. Из глубины сцены появилась женщина и неторопливо пошла к валуну. Подол ее роскошного, до земли, платья, будь это в жизни, очень быстро перепачкался бы грязью — неимоверно, но он оставался чистым. Голография, и отличная, догадался Сварог, давно знакомый с такими штучками по Келл Иниру.

Усевшись на валун в грациозной позе, она какое-то время молчала. Сварог ее жадно разглядывал — девушку с экрана телевизора в номере штандарт-навигатора Горонеро. Рукой до нее, конечно, не дотронуться, но все равно, она шагах в четырех, то ли кажется, то ли, и в самом деле, доносится запах ее духов; ненавязчивый, чуть горьковатый, почему-то грустный.

Ажурное алое платье кое-где расшито золотой нитью. Распущенные черные волосы схвачены надо лбом золотой цепочкой с большим каплевидным камнем светло-медового цвета. Прелестное ее личико, отрешенное и чуточку грустное, как запах ее духов. Тонкую талию охватывает пояс из чеканных золотых колечек.

По залу, словно легкий ветерок над заросшим высокой травой полем, прошелестел тихий удивленный вздох: слева на дороге показался медленно, почти шагом ехавший рыцарь в полном доспехе, с опущенным забралом, щитом с незнакомым гербом и копьем у стремени. Он вовсе не повесил голову, смотрел вперед, и лошадь не плелась, не казалась заморенной — но все равно осталось впечатление, что и всадник, и конь безмерно устали, а ехать им еще долго, и дорога нелегка…

Когда он скрылся за кулисами справа, Тарина, глядя в никуда прекрасными синими глазами, пропела тихо, задушевно:

И умолкла. Снова шквал аплодисментов. Оборвав их решительным взмахом ладони, Тарина не встала — вскочила, протянула вперед руку, словно решительно преграждая кому-то путь. Сцена мгновенно изменилась: земля теперь была не грязной, а покрытой пеплом, вдали, в глубине сцены, казалось, встает огонь и дым над горящими деревнями (Сварог видел такое на войне), повсюду вокруг девушки плясали ало-болотистые, багрово-черные отблески. Музыка зазвучала резкая, тревожная, с выделявшимся на ее фоне ритмичным грохотом барабана — будь это на Таларе, Сварог поклялся бы, что барабан военный. Далекий конский топот, звяканье кольчуг, тяжелая поступь усталой, бредущей не в ногу пехоты…

Голос Тарины ударил в сердце — глубокий, чуть хрипловатый завораживающий:

Сварог сгорбился, словно под невыносимой тяжестью — иногда на человека так действует знание. Но глаз от Тарины не отводил, теперь прекрасно видел, что ей лет двадцать пять, не больше, искусство гримеров тут в ни при чем, она и в самом деле молода — но какое, к черту, имели значение эти подробности? Дело совершенно в другом… Он слушал, чувствуя, как закаменело лицо.

Теперь не осталось никаких загадок. Он все знал совершенно точно. И это было мучительно больно.

Глава VI ОТЗВУК БЫЛЫХ ВЕКОВ

Занавес задернут, партер опустел, люстра погасла, горят только светильники на стенах.

Яна старательно задернула шторы, обернулась, довольная, веселая, с лукавыми глазами:

— Теперь я, кажется, понимаю, что вы все в ней нашли… В самом деле, сердце холодеет, особенно после этого концерта. А знаешь, я видела мимоходом, на той стороне едва ли не в каждой ложе шторы задернуты, — она перевела взгляд на диван, улыбнулась: — Нет, не стоит заходить так далеко. У нас, в конце концов, серьезная миссия, нам еще в пару магазинов и в эту самую «Лотерею-Грацию», посмотреть, что же там за развлечения такие… А вот выпить по бокалу и отдохнуть с полчасика, я думаю, можно… Что ты вдруг стал такой зажатый?

Сварог молча наливал себе светло-янтарного цвета келимас в винный бокал. Тоска на душе стояла непередаваемая.

А Яна ничего не замечала. Она уселась напротив, налила себе зеленовато-болотистого вина, присмотревшись, выбрала с блюда персик посочнее, сказала все так же весело:

— За успех предприятия, все знают, заранее пить не стоит — удачу спугнешь, если не хуже… Выпьем за Тарину? Вот она какая — живая…

Келимас Сварог выцедил, как воду, хотя вместительный винный бокал был налит едва ли не до краев. Как порой случалось, не забрало. Он плеснул себе еще, гораздо меньше, закинул в рот, сжевал прозрачный ломтик темно-красной рыбы. Закурил, угрюмо сутулясь.

Теперь только с лица Яны сбежала улыбка, она тихо спросила:

— Что случилось? Уж я-то тебя успела узнать… Я думала, ты будешь только радоваться, наконец, увидев ее, живую… Не беспокойся, я не такая дура, чтобы ревновать, прекрасно понимаю: тут совсем другое…

Сварог поднял глаза, медленно произнес, чувствуя, как лицо стянула гримаса то ли злости, то ли боли:

— Она не живая, Вита. Она давным-давно мертвая. Они все тут мертвые. Кроме нас с тобой. Это прошлое. Доштормовое прошлое. Теперь я абсолютно уверен.

Ожидал чего угодно — удивления, недоверия, даже насмешки. Однако недооценил Яну, хотя должен был хорошо ее знать. Яна спросила спокойно, пытливо:

— Ты расскажешь подробно, в чем дело? Потому что я могу сказать одно: ничего не понимаю. Мы постоянно были вместе… Ну, разве что иногда кто-нибудь выходил в туалет. Видели и слышали одно и то же. Тебе просто неоткуда было взять точное знание.

— Вот тут ты крупно ошибаешься, Вита, — сказал Сварог, найдя в себе силы улыбнуться нормально. — Все дело в том, что ты — небесная императрица, а я — земной король. Два разных мира все-таки. По порядку? Что ж… О Соседних Страницах мы до сих пор не знаем ровным счетом ничего. Есть только версии ученых книжников, за неимением лучшего придется их придерживаться. Я, например, вполне разделяю точку зрения по которой, чем ближе к нам Страница, тем больше она похожа на наш мир (он, разумеется, промолчал, что имел случай сам в этом убедиться отнюдь не в теории). Ничего удивительного, если на ближайшей Соседней Странице живут своя Тарина Тареми, свой Горонеро. Вполне укладывается в теорию. Но вот когда начались песни…

— Песни? — прямо-таки ошеломленно воскликнула Яна.

Сварог бледно усмехнулся:

— Вот именно. Песни. Они самые. Началось с «Жемчужницы». Девушка слово в слово спела таларскую «Балладу о фрегате». На Таларе ее любят в основном моряки, так что в глубине суши балладу можно услышать гораздо реже. Я ее несколько раз слышал и в Джетараме, и в Фиарнолле, и в одном плавании. Даже имя героини то же самое — Маргелита. Правда, на Таларе вместо никому не известного Толайона поют «Джетарам», но это, по-моему, понятно: до Шторма Джетарам не был портом, располагался лигах в пятистах от моря. А где сейчас Толайон, поди догадайся. И зеркала в нашем варианте, понятно, завешивают не черным, а белым крепом — у нас давно траурным стал белый, а у них еще остается черный… Помнишь, ты удивлялась, когда я стал интересоваться песней?

— Конечно, помню. Пара часов прошла…

— Я попросил официантку выяснить у парня, что за баллада — новая или старинная? Он ответил, что написал ее только месяц назад. Вот тут-то я и призадумался… А потом мы оказались здесь, — он кивнул в сторону сцены. — Получилось не менее интересно… Мне приходилось у себя иметь дело с крестьянскими мятежами, поневоле пришлось потребовать обширный отчет: история, традиции, характерные особенности и все такое прочее… Мои люди палец о палец не ударили — оказалось, такие отчеты давно лежат в архивах. Так вот, «Баллада о короле Паррике Шестом» — крестьянская бунтарская песня. Распевают ее исключительно во время бунтов — по всему Талару. Единственное отличие — на Таларе после каждого куплета добавляют припев: «Бросай соху, приятель, берись за арбалет!» С давних пор считается самой крамольнейшей песней и к распеванию в спокойные времена категорически запрещена. Приди кому-то в голову такая дурь ее затянуть просто так — зазвенят цепями и певец, и слушатели. Судя по отчетам, в кабаках пару раз ее затягивали сдуру, ничуть не собираясь бунтовать — но закон есть закон, а потому на каторгу шли все, включая кабатчиков… Самое интересное, что и Тарина, и наши крестьяне поют одинаково: «Чонкастер или Борг». Кстати, наши историки не знают такого короля — Паррика Шестого. И других Парриков не знают. И дворянских родов Чонкастер и Борг. Есть только старинная легенда: в «давние, давние» времена жил такой король Паррик Шестой, состарился, выжил из ума, а более-менее законных наследников не было. А Чонкастер и Борг по той же легенде — два знатнейших и богатейших рода. В каждом были люди с королевской кровью — потомки незаконных королевских отпрысков. Ну, дальше понятно: усмотрев удобный случай, они выдвинули каждый своего кандидата и принялись драться. У обоих были свои сторонники среди дворян, городов и мужиков. Да вдобавок подключились и роды помельче, тоже со своими кандидатами — на Таларе немало потомков королевских бастардов… Но главную роль играли все же Чонкастер и Борг. Неизвестно точно, сколько это продолжалось, но, уверяют, довольно долго. В конце концов новым королем стал и основал новую династию Борг. А может, и Чонкастер — я эту легенду читал мимоходом, давно, не знал, что она пригодится — да и какая, в сущности, разница, кто победил, даже если это не легенда, а правда? Тарина спела эту балладу впервые, она, как и «Баллада о фрегате», новая. С иголочки, можно сказать. Не знаю, верить ли тем, кто считает обе песни доштормовыми, так о многих говорят, иногда подтверждается, а иногда полной ясности так и не доискаться. Но вот в том, что им пара-тройка тысяч лет, никто не сомневается — есть куча старинных вирилэ,[1] где упоминается, точнее, приводится целиком «Баллада о фрегате». И много внушающих доверие старинных исторических хроник, где упоминается «Баллада о Паррике Шестом». Так что возникает вопрос: каким образом обе баллады из здешней современности могли попасть в наше далекое прошлое? Ответ, по-моему, один-единственный: только в том случае могли попасть, если здесь именно что прошлое, а не отставшая от нас на несколько тысячелетий Соседняя Страница. Вот и все у меня. Что скажешь?

Яна долго молчала с бледным, серьезным лицом. Потом сказала:

— И все-таки полной уверенности нет. Почему бы все же не Соседняя Страница, а отставшая от нас во времени на несколько тысячелетий? Тот же вопрос, я уверена, зададут и Канцлер, и профессор Марлок. И что ты им ответишь?

Сварог вдруг понял, что она сумела его твердую уверенность поколебать. В самом деле, точного ответа нет. Точнее, нет железных доказательств.

— Можно привлечь Оклера с его Морской Бригадой, — не сдавался он. — Примерное местонахождение Саваджо известно с точностью до пары десятков лиг. Если база «Стагар» легла на дно так спокойно, что даже стекла в окнах целыми остались, почему того же самого не могло произойти с Саваджо? Если Оклер его найдет…

— …то все равно не будет точного доказательства, — мягко сказала Яна. — Может быть, это будет наше Саваджо. А песни… Их в соответствии с ходом времени «перепридумали» потом, здесь… Нет доказательств…

— Есть! — воскликнул Сварог, вскинувшись с кресла от избытка эмоций. — Вита, есть способ!

— Какой?

— Следи за моей мыслью, — сказал Сварог, не в силах убрать с лица широкую, быть может, глуповатую улыбку. — Мы забрасываем сюда людей. Они подыскивают местечко, о котором можно с уверенностью сказать, что и здесь, и в наше время тут не произошло никаких природных катаклизмов: горы не вздыбились, море не залило, в общем, ничего подобного, как была равнина, так и осталась. Насколько я помню из хроник, после Шторма на Таларе даже кое-где города уцелели, хотя потом их разобрали на свои нужды — или они сами превратились в руины… В том месте — а для гарантии лучше в нескольких — они закапывают определенные предметы. Лучше всего, мне с ходу в голову пришло, — обыкновеннейшие глиняные горшки. Можно битые. Обожженная глина может пролежать в земле тысячелетия. Когда они возвращаются, мы немедленно проводим раскопки в тех местах. Если ничего не находим — здесь все же Соседняя Страница. Но вот если находим, никаких неясностей не остается…

— Ты у меня гений, — сказала Яна, глядя на него с неподдельным восхищением.

— Накатывает иногда, — скромно сказал Сварог. — Как, по-твоему, это будет достаточно убедительный эксперимент и для Канцлера, и для Марлока?

— Пожалуй, — ненадолго задумавшись, кивнула Яна. — Вот только… Ты об одном не подумал. Если это прошлое, здесь через неполных два года грянет Шторм. Если Соседняя Страница… быть может, тоже. А меж двумя мирами есть окно…

Она замолчала, нервно потянулась к бутылке. Горлышко звякнуло о край бокала один раз, но тем не менее… У Сварога по спине прополз поганый холодок. Он живо представил, как в окно, снося хрупкое стекло, врывается нечто непредставимое, как рушится дворец, как землю сотрясают жуткие корчи наподобие тех, что он видел на дискете принца Элвара, как рассыпается тучей каменной пыли, гибнет красавица Латерана, а за ней, очень возможно…

— Это ведь вполне возможно? — каким-то незнакомым голосом спросила Яна.

— Возможно, — хрипло сказал Сварог. — Но у нас есть в запасе почти два года. И вся научно-техническая мощь Империи. Сдается мне, в этом случае даже вольнодумный Магистериум не останется в стороне… Горрот тоже казался неодолимой угрозой — но ведь справились? — он постарался улыбнуться как можно естественнее и теплее. — Не опускай руки, милая, прорвемся…

— А кто опускает? — вскинула подбородок Яна, ставшая почти прежней. — Ну, а что нам делать здесь? Теперь? Сломя голову мчаться к Канцлеру нет смысла — несколько часов роли не играют и ничего не решают…

— Вот именно, — сказал Сварог. — Кинься мы сейчас опрометью к замку, это походило бы на паническое, где-то даже позорное бегство. А для такого нет никаких причин. Ни один командир в такой ситуации подобного не допустит. Посему командир приказывает: идем по-прежнему маршруту. Нервишки успокоим малость, а то еще что-нибудь полезное в хозяйстве выудим…

— Есть, командир, — сказала Яна без тени неудовольствия. — Все правильно…

Сварог налил себе еще. Яна подошла, присела на широкий мягкий подлокотник вычурного золоченого кресла (быть может, оставшегося от последнего короля, для королей мастера работают на века). Погладила ладонями его виски, макушку, затылок, неожиданно стала негромко, задушевно напевать:

Его голову стало обволакивать какое-то странное тепло, сознание самую чуточку замутилось. Высвободившись, он сердито воскликнул:

— Это еще что такое?

— Да ничего особенного, — сказала Яна. — Каталаунская баюкалка-утешалочка, махонькое колдовство деревенских старух. Я там, переняла кое-что…

— Но оно ведь действует, — сказал Сварог чуть растерянно. — А на меня магия не должна действовать…

— Вредная, — уточнила Яна таким тоном, словно показала ему язык. — Зато полезная… Старухи этой баюкалкой детям помогают засыпать, если тем не спится, испугавшихся утешают… Ничего тут нет вредного.

— А, ну да, — проворчал Сварог. — Примечания мелким шрифтом, в который раз… С чего это ты взялась меня утешать?

— Уж прости, но душа у тебя была не на месте, — серьезно сказала Яна. — Я тоже поначалу чуть запаниковала, а потом прикинула все трезво… Логика у тебя, сразу видно, получается типично мужская, насквозь материалистическая. Технион, научная мощь империи, приборы и устройства… Глупости. Ты уж мне, пожалуйста, поверь: при необходимости я поставлю Древним Ветром такую стенку, что никакой Шторм не прошибет. Не знаю пока всего, трудно дается полное понимание, но всерьез подозреваю, что Шторм — это нечто извне. А Древний Ветер — это Матушка-Земля, она может и раны получить, и пострадать серьезно, но не погибнет…

— Твоими бы устами… — проворчал Сварог, не без удивления обнаруживший, что ему и в самом деле изрядно полегчало, улетучилась особенно уж щемящая тоска и тревога.

— Это не мои уста, — серьезно сказала Яна. — Это Матушка-Земля. Ну ладно, не будем терять времени, — она принялась листать путеводитель, и это занятие несколько затянулось. — Ах, вот оно в чем дело… «Лотерея-Грация» значится под рубрикой «Аттракционы» — и, между прочим, их по городу целых двадцать восемь — популярное заведение, надо полагать… Ну, звони лакею?

Сварог вызвал звонком капельдинера, тот проворно явился с их невеликим багажом, почтительно проводил к выходу, в два счета поймал такси, за что, конечно, был вознагражден.

Оказалось еще, что представления в «Лотерее-Грации» даются каждый час — коротенько что-то для солидного зрелища, ну да кто их знает, и за час можно немало завлекательного показать.

К одной из «Граций» они подъехали примерно через час, запасшись сувенирами: у Яны был роскошный косметический набор, целый плоский чемоданчик, обтянутый натуральной кожей, с тисненной золотом эмблемой фирмы (как помнил Сварог по здешней телерекламе, одной из самых престижных — ну, и цену заломили соответствующую). У него самого — черный чемоданчик из пластика, тонкого, но прочного — внутри в гнездах покоились пять бутылок кофейного ликера. Как справедливо заметили древние латиняне, каждому свое (когда-то Сварог помнил, как это будет по-латыни, но потом, как многое, так и не пригодившееся десантному майору и уж тем более таларскому королю, забыл совершенно).

Оказалось, это небольшое куполообразное здание, кремового цвета, покрытое веселенькими узорами из светло-синей керамической плитки. Никаких касс — войдя в парадную дверь, Сварог с Яной оказались в хвосте не столь уж длинной очереди — к чему бывшему советскому человеку было не привыкать, а вот таларский король почувствовал раздражение, но быстро его погасил: что тут поделать, в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Кассирша, белокурая куколка, сидела не за окошечком, а за изящным деревянным столиком, занимавшим половину прохода, возле которого чинно стояли у стеночки два добрых молодца в желтых с синей вышивкой ливреях, больше похожие на вышибал или охранников. Над головой кассирши висела большая вывеска, где синим по розовому сообщалось: «Извините, администрация оставляет за собой право отбора посетителей».

И в самом деле, Сварог быстро подметил: посетителей тут сортировали. По какому-то непонятному принципу: те «двое из ларца, одинаковых с лица» не пропустили вполне приличную компанию из трех выпивших лишь самую чуточку туристов, одетых вполне стильно. Сначала кассирша отказалась продавать им билеты, а когда они принялись качать права, выдвинулись оба жлоба, вежливо, но непреклонно что-то растолковав, указывая на вывеску, и компания, ругаясь под нос, удалилась. Зато двух мужчин с двумя довольно вульгарными красотками пропустили без малейшего скрипа, хотя все четверо пьяны были изрядно.

Впрочем, Сварога с Яной пропустили беспрепятственно: куколка, заученно им улыбнувшись, подала два квадратика розовой бумаги, где посреди кудрявых завитушек и букетиков цветов стояли крупные цифры «16», сообщила, что это — номер их стола. И содрала за билет всего-то по сотне ауреев, что по здешним меркам, определил уже малость пообтесавшийся здесь Сварог, цена вполне божеская.

Они оказались в круглом зале с довольно интересными декорациями: десятка три столиков тройным полумесяцем окружали светло-желтый подиум со знакомым уже по «Жемчужнице» столбом — но не сине-зеленым, как там, а золотистым. Небольшой помост от подиума ведет к нешироким кулисам. Слева — громадные песочные часы меж двух стоек, справа — большой, выше человеческого роста, круг на подставке, разделенный на разноцветные секторы-клинышки с цифрами в широкой части, а на стене над ним — обращенная вниз короткая золотистая стрелка. Походило на обычное заведение «веселых танцев», но к чему тут вся остальная машинерия? Колесо и в самом деле вызывало смутные ассоциации с некой лотереей. Но Сварога заинтересовало даже не оно, а высокое зеркало, протянувшееся над часами, подиумом, кругом. Вроде бы оно тут и ни к чему, если подумать… Сварог показал на него глазами Яне. Она с рассеянным видом коснулась двумя пальцами левой щеки, тут же сообщила:

— Там ложи. Человек десять. Одни мужчины.

Слева что-то легонько проскрежетало — там над столиками раздвинулась казавшаяся монолитной стена, и за ней обнаружился оркестр из дюжины музыкантов, что служило признаком некоторой респектабельности: заведение с «живым» оркестром повыше классом, чем такое же с музыкальным центром.

Свет в зале стал медленно гаснуть, осталось лишь несколько фонариков по углам, так что воцарился полумрак. Зато подиум ярко осветился. Под короткую бравурную увертюру из-за кулис проворно выскочил невысокий толстячок, протрусил на подиум и раскланялся на три стороны. Одет он был определенно по-клоунски, брюки в крупную бело-синюю клетку, пиджак в широких вертикальных красно-желтых полосах, вместо галстука или манишки — пышный зеленый бант. Да и лицо — резиновое лицо старого клоуна.

Оркестр сбацал нечто напоминавшее туш. Публика сдержанно зааплодировала — видимо, завсегдатаев тут не было, и народ не торопился щедро выплескивать эмоции, еще не зная, что им за их денежки преподнесут.

— Дамы и господа! — воскликнул толстячок, откровенно гримасничая. — Рад вас приветствовать в нашем заведении, где все посвящено двум самым важным в этом мире вещам: красоте и удаче!

Вдоль рядов шустро прорысили официанты, ставя перед каждым посетителем большой пузатый бокал с чем-то золотистым, искрившимся пузырьками. Сварог пригубил — походило на шампанское, и неплохое.

Толстячок, чуть приплясывая, продолжал:

— Дамы и господа! Не буду вас мучить долгими разговорами, да и моя персона, увы, увы, на этом подиуме не доставит никакого удовольствия, что я, как человек самокритичный, прекрасно понимаю. А посему, не теряя времени, перейдем к лотерее!

Оркестр взорвался веселой мелодией, похожей на быструю плясовую. Клоун проворно спрыгнул с подиума, коротким прыжком наподобие балетного оказался у колеса, и, ухватившись за него обеими руками, с большой сноровкой раскрутил как следует, отскочил, встал рядом, картинно скрестив руки на груди.

Колесо завертелось так, что разноцветные клинышки слились в один туманный круг. Медленнее… медленнее… совсем медленно. Остановилось окончательно. Точнехонько напротив стрелки оказался зеленый сектор с цифрой 16. Оркестр вновь исполнил нечто вроде туша.

— И вновь сплелись воедино и красота, и удача! — жизнерадостно завопил клоун. — Шестнадцатый номер! Очаровательная даулетта из-за шестнадцатого столика — и квадранс веселого танца! Поприветствуем и подбодрим, дамы и господа!

Раздались гораздо более оживленные аплодисменты. «Вот так влипли, — ошеломленно-сердито подумал Сварог. — И что теперь прикажете делать? Ну да, все получает объяснение: подиум, песочные часы…»

Он посмотрел на Яну — она выглядела совершенно спокойной, глаза в полумраке поблескивали чуть загадочно. Клоун, в три прыжка оказавшийся у их столика, сказал тихонько:

— Вы, конечно, можете отказаться, даулетта, но тогда вам, согласно правилам, придется немедленно покинуть город вместе с вашим спутником…

Сварог и в полумраке рассмотрел, что глаза у него отнюдь не веселые — цепкие, неприятные. Это не белый клоун и не рыжий клоун — нечто третье, никогда Сварогу в цирке невстречавшееся ни за Земле, ни на Таларе. Словно вместо глаз веселой клоунской маске воткнули два острых осколка битой бутылки…

Он так и не успел принять какое-то решение: Яна наклонилась к нему через неширокий столик и шалым, решительным шепотов спросила:

— Один-единственный раз в жизни… Позволишь?

Неожиданно для себя он кивнул — не исключено, оттого, что так и не смог понять, что же выражают ее глаза. Уж никак не стремление к вульгарной, развратной забаве, здесь что-то другое, сложнее…

Он остался сидеть, прихлебывая шампанское. Яна шла к подиуму, клоун что-то спросил на ходу, она ответила. Оба поднялись на подиум, и клоун закричал:

— Дамы и господа, очаровательная далетта Миэлла!

Грохнули аплодисменты, заиграл оркестр. Спрыгнув с подиума мимо коротенькой, в три ступеньки, лесенки, клоун сказал что-то, неслышное за музыкой. Яна сбросила туфельки, клоун их проворно подхватил и потащил за ширму, словно хомяк в норку, вернувшись, нажал что-то на одной из стоек, и двойной пузырь песочных часов крутнулся на девяносто градусов, тонюсенькая струйка ярко-желтых песчинок потекла вниз, ударили литавры, Яна, ослепительно улыбаясь, расстегнула вторую пуговицу платья.

Она танцевала грациозно, как всегда, без тени смущения, сверкая улыбкой, посылая в зал игривые взгляды — пополам классической тоголады и импровизации. Золотые волосы летали над плечами, и во всем этом, вот удивительно, не было ни капли вульгарного, пошлого, так что Сварог поневоле залюбовался. Оркестр сначала, это чувствовалось, пытался ее вести, но очень быстро стал подлаживаться под ее танец. Какое-то время она откровенно дразнила зал, делая вид, что вот-вот сбросит расстегнутое сверху донизу платье — и сбросила в самый неожиданный момент под всплеск аплодисментов. Поймав платье на лету, клоун и его уволок за ширму.

Сварог смотрел. Самое удивительное, он не чувствовал злости, не сердился ничуть. Какие-то сложные чувства клубились в душе. Может быть, она хотела таким вот образом навсегда отбросить некое напоминание о давнем, неприглядном прошлом, освободиться от какого-то гнета на душе. Очень может быть. Но и доля отнюдь не невинной забавы тоже присутствовала — Сварог видел это по ее глазам и улыбке.

Клоун третий раз сбегал за ширму — и еще один раз, последний. Яна танцевала вокруг столба, держась так, словно была здесь одна-одинешенька. Сварог подумал: в конце концов, если он прав, тут все до единого — мертвые, исключая их с Яной, их нет на свете несколько тысячелетий… И вдруг ощутил нешуточный прилив типично мужской гордости: пяльтесь, пяльтесь, корявые, хоть глаза проглядите — но девушка только моя, так что пускайте слюнки, сколько вам угодно…

Последние песчинки просыпались вниз, оркестр врезал во всю ивановскую и замолк. Яна, обеими руками отбросив волосы за спину, непринужденно раскланялась — лишь щеки чуточку порозовели — и грациозной походкой удалилась за ширму. Зал исходил овацией.

Из открывшейся неприметной дверцы появилось человек семь, элегантно одетых субъектов и, когда Яна, уже полностью одетая, вышла из-за ширмы, — кинулись, обступили, что-то принялись наперебой втолковывать, совали визитные карточки. Сварог ухмыльнулся, допивая шампанское, — кажется, понимал, в чем там дело.

Яна все карточки приняла — но в ответ на обращенные к ней темпераментные реплики всякий раз с улыбкой качала головой. В конце концов вся кодла отхлынула с разочарованным видом.

Клоун деликатно подхватил Яну под локоток, но повел не к столику, а вновь на подиум. Вскинул руки, прося тишины. Когда она воцарилась, торжественно возгласил:

— Обладательница нашего коронного приза — далетта Миэлла!

Оркестр грянул туш, зрители захлопали. Клоун достал что-то из кармана, Яна, догадавшись, склонила голову — и клоун и надел ей на шею цепочку с овальной подвеской. Галантно подав руку, проводил до столика. Светильники медленно разгорались.

— Лотерея закончена, дамы и господа! — кричал с подиума клоун. — Всего вам наилучшего, и пусть кому-то из дам повезет в другой раз!

Яна, успевшая за ширмой причесаться, смотрела на него с примечательной смесью смущения и вызова. Сварог не собирался ей пенять — значит, так ей было надо. Присмотрелся к «коронному призу»: не такая уж и тонкая цепочка золотого цвета, на ней подвешена крупная раковина, очень похожая на каури. Тронув ее кончиками пальцев, Яна сообщила тихонько, чуть удивленно:

— Ты знаешь, настоящее золото, не такой уж низкой пробы…

— Солидная фирма, — усмехнулся Сварог.

— А почему — раковина?

— Ну, так тут, видимо, принято, — пожал он плечами.

Она то ли не читала, то ли подзабыла старинные куртуазные романы, иначе вспомнила бы, что там символизирует раковина.

И уж, конечно, не бывала в притонах, где девиц определенной профессии опознавали как раз по браслетам, увешанным ракушками. Сварог спокойно сказал, вставая:

— Пошли? Уже почти никого не осталось…

Яна поднялась вслед за ним.

Глава VII В ТИХОМ ОМУТЕ

Оказавшись на улице, Сварог осмотрелся и сказал:

— Пошли-ка вон туда. Уютное местечко, чтобы покурить на дорожку…

Там, слева, ездили взад-вперед машины, но не было ни единого здания — кленовая аллея, где деревья перемежались с причудливо подстриженными кустами и красивыми скамейками. Прохожих почти и не было.

Яна шагала рядом, первое время поглядывала на него чуть настороженно, но вскоре перестала, убедившись, что комментариев и уж тем более легкой выволочки не последует. Они уселись, положив рядом багаж, которым как-то незаметно успели обрасти. Сварог поднес ей огонек зажигалки, сам затянулся со вкусом и сказал:

— Осталось поймать такси и ехать к замку… «Ящик» порушить не забудь. Ну что, самое время подвести итоги? Или ты сказать что-то хочешь?

— Меня там, на подиуме, с двух сторон снимали видеокамеры. Я их заткнула.

— Ничего удивительного, все укладывается в стройную картину, — усмехнулся Сварог.

— То есть?

— Выручка у них, если прикинуть, несерьезная, — сказал Сварог. — Даже если учесть, сколько таких заведений и работают они, как сообщает путеводитель, восемнадцать часов в день. По сравнению с игорными домами, хорошими ресторанами и «веселыми танцами» — равно как и сетью борделей, я уверен — сущие пустяки. Значит, тут есть другой интерес. Видеозапись танца можно растиражировать и продавать любителям, а отдельные кадры — в виде фото в соответствующие газеты. Вот тут уже совсем другие деньги. Эти типы, как я понимаю, тебя на работу усиленно приглашали?

— Ну да, — весело сказала Яна. — И приличные деньги сулили. Я все визитные карточки сохранила, как-никак тоже трофей, нас любые мелочи должны интересовать…

— Правильно мыслите, рядовой, — сказал Сварог. — Покажи-ка. Так, так, так… Ну да. Три заведения «веселых танцев», три несомненных борделя, похоже, из дорогих… ого! Еще и киностудия «Альмиона» — тоже никаких неясностей. Наверняка не все избранницы удачи оказываются такими благонравными, как ты. Идеальное место, чтобы присматривать кадры. Теперь-то я понял, в чем их принцип отбора заключался: они попросту не пускали сюда компании без женщин, на кой им такие? И старушенцию какую-то бодренькую завернули… Отбирают красоток, что тут непонятного…

— Как же тогда Кабиния сюда попадала? Целых четыре раза?

— Ну, вероятнее всего, в компании, где были молодые красотки, — сказал Сварог. — А вот никакой «удачи» наверняка и нет. Голову могу прозакладывать: с колесом — чистейшей воды жульничество. Быстренько высматривают самую красивую и останавливают колесо на номере ее столика. На Таларе в иных игорных притонах есть подобные «крутилки», разве что настольные — и там давно насобачились с хитрыми приспособлениями, останавливающими стрелку на нужной цифре. А уж здесь-то, где техника повыше… — он посмотрел на цепочку. — Как я понимаю, прибыль идет достаточно жирная, чтобы раскошелиться на настоящее золото — должно окупаться…

— Если хочешь, я ее выброшу, — быстро сказала Яна.

— Да зачем? — пожал плечами Сварог. — Оставь на память. — И широко улыбнулся. — А знаешь, вдруг обнаружилось, что у тебя есть куча профессий, которыми в случае чего можно честно заработать на хлеб без всякого грабежа судостроительных магнатов…

— Да ну тебя! — отмахнулась Яна и спросила вкрадчиво: — А ты ведь не отворачивался? Ясно, что нет…

— Ну, у меня же развито эстетическое чувство…

Яна придвинулась, шепнула на ухо:

— Хочешь, как-нибудь станцую для тебя одного? Одна моя подруга часто танцует для своего… друга. Обоим нравится.

— Имен я у тебя не спрашиваю, — усмехнулся Сварог. — Сам их прекрасно знаю.

Ну конечно, Канилла, кому же еще? Абсолютно в ее стиле.

— Хочешь…

— Хочу, — сказал Сварог. — Что ж душой-то кривить? Ладно, давай о деле. По-моему, операция закончилась удачно. Сделали все, что могли в данных обстоятельствах. Кое-какой плацдарм обеспечили. Еще немного поработать — и можно засылать через Саваджо агентов по стране. Крутить операции посерьезнее. Согласна?

— Абсолютно, командир. Вдобавок…

Она вдруг замолчала, лицо стало чуточку обеспокоенным.

— Что? — встревоженно спросил Сварог.

— Опасность слева, — негромко сказала Яна. — Не особенно и серьезная, пустяк, в общем, но она приближается…

Сварог посмотрел в ту сторону. Слева подплывал длинный роскошный автомобиль, сверкавший темно-вишневым лаком.

— Это?

— Ага.

— Люди или нечто другое?

— Люди, — сказала Яна. — Четверо. Пустяки.

— Если что, гаси их без команды. Пора убираться.

— Есть, командир…

Сварог привычно подобрался, без особых эмоций — бывали в переплетах и похуже…

Машина плавно затормозила напротив лавочки, распахнулись две дверцы, вылезли трое и неторопливо направились к ним. Рослые, крепкие, элегантно одетые ребятки — и дурная роскошь определенно присутствует: массивные золотые браслеты и часы, перстни с камнями (какие в родном мире Сварога звали «цыганскими»), в галстучных заколках — безусловно не стекляшки, но камни опять-таки вульгарно крупные. Дурновкусие высокого полета. Что интересно, костюмы, рубашки и галстуки у всех разные, а вот шляпы, все три, совершенно одинаковые: черные с белыми лентами вокруг тульи, поля поуже, чем предписывает здешняя мода… Кого еще черт принес?

Тот, что вылез с сиденья рядом с водителем, остановился перед Сварогом:

— Далер, можно вас на пару слов?

Характерная такая физиономия: наглая, уверенная в себе, украшенная коротким шрамом на скуле. Здешние «ночные портняжки», а? Ну, это даже и несерьезно… Водитель остался за рулем — тоже не сложность…

Сварог спокойно встал и отошел следом за незнакомцем на пару шагов. Встал так, чтобы краешком глаза наблюдать за Яной — один из стоявших над ней что-то тихо говорил, судя по ее лицу, не самые приятные вещи.

— Ну? — просил Сварог.

Он был совершенно спокоен: магии у него не осталось никакой, но никуда не делись ухватки десантного майора из прошлой жизни, отточенные уже здесь тренировками при первой возможности. Так что — не противник. Да и Яна рядом…

— Парень, как у тебя со здравым смыслом? — спросил незнакомец.

— Да вроде не жалуюсь, — сказал Сварог. — Имеется ровно столько, сколько нужно для жизни.

— Вот и ладненько. Чего тогда калиткой хлопать взад-вперед, давай сразу к делу. Понимаешь, хозяин только что был в «Грации». Очень ему понравилось, как твоя девочка танцует…

— Что за хозяин такой?

Незнакомец небрежно, картинно отвел полу пиджака. Ну да, скучно даже… Под мышкой у него висела коричневая кобура, откуда торчала внушительная рукоять черного пистолета.

— Но ты понял, турист?

— Понял, думается мне, — сказал Сварог.

— Умница… Это наш город, усек? Или не веришь?

— Отчего же, — сказал Сварог.

— Ну, ты и вовсе башковитый… Короче, хозяин хочет, чтобы твоя девочка съездила к нему потанцевать и все такое. Отказывать хозяину не принято, иначе что это за хозяин? Однако имей в виду: хозяин строгий, но справедливый, — он извлек пухлый бумажник и выразительно похлопал им по ладони. — Сколько тебе отстегнуть? Тут у меня много… Что притих? Прикидываешь, сколько тебе надо для полного счастья, или ерепениться будешь?

— Я еще не решил, — сказал Сварог.

— Решай побыстрее. А то хозяин у нас справедливый, но строгий. У нас тут порой туристы пропадают, как не было… Ты откуда? — он ловко выдернул из нагрудного пиджака кармана Сварога «карточку гостя». — А, вот ты откуда… Еще лучше. Провинциалов из такой глухомани ищут и вовсе вяленько, точнее говоря, совсем не ищут, если намекнуть кому следует…

— А ваш хозяин, случайно, не просил, чтобы ему Тарина Тареми спела? — спросил Сварог с невинным видом.

— Ты не умничай! — прикрикнул «ночной портной». — Что-то ты слишком умный для Токбалата…

Сварог видел, что собеседника удалось уязвить: здешний «хозяин», очень может быть, и не прочь бы пригласить Тарину Тареми «спеть и все такое», — но у нее должен быть столичный продюсер столь высокого полета, что провинциальных «хозяев» в бараний рог скрутит, не особенно и напрягаясь. И охрана у нее должна быть серьезная…

— Короче, слушай расклад, — сказал бандит. — Хозяин не зверь и честно платит, когда это надо. Сейчас я тебе отслюню, сколько скажешь, потом отвезу в приятное местечко, где будешь развлекаться, как душе угодно за счет заведения. Туда и девочку твою подвезут, куда она денется. Тоже с деньгами в сумочке. Ну, решай в темпе. Обручальных перстеньков я у вас что-то не вижу. А если у вас романтическая любовь или что-то вроде, ты так и скажи, я тебе еще добавлю. Хозяин как раз не любит явных шлюх… Ну?

Краешком глаза Сварог видел, что Яна уже стоит, и один из «черных шляп», взяв ее за локоть, не грубо, но настойчив подталкивает к распахнутой дверце машины, а второй поигрывает блестящим стилетом, прикрыв его полой пиджака.

— Ну?

— Кота за хвост тяну, — ответил Сварог в рифму.

И ударил — коротко, жестоко, в полную силу. Добавил с левой. С удивленным оханьем и стоном бандит рухнул, как сноп. Сварог нанес ему короткий удар ногой — уже из чистой вредности, там и так все было в порядке.

Развернулся к Яне. Но и там все было в порядке: оба верзилы механическим шагом заводных игрушек прошли к скамейке, уселись бок о бок и, откинув головы на выгнутую спинку, закрыли глаза. От машины той же деревянной походкой к ним шел водитель. Ушибленный Сварогом вдруг задергался, словно его поднимали на невидимых веревках, и, не открывая глаз, явно все еще пребывая в бессознательном состоянии, кое-как утвердился на ногах, вовсе уж дерганой, вихляющейся походкой добрался до скамейки, где и успокоился рядом с дружками.

Сварог быстро огляделся. Машин проезжало мало, а прохожих не было вовсе. Они двое и мирно спящая на скамейке четверка — картина, конечно, не из обычных, но и не столь уж поразительная, чтобы заставить кого-то забеспокоиться и звонить в полицию. Вообще, где бы ни происходило дело, в чужие сцены из ночной жизни благоразумные люди стараются не вмешиваться, особенно в насквозь непонятные. Ну, а если проедет полиция… Вряд ли наглец преувеличивал: у таких вот «хозяев» и в полиции все схвачено. И все равно, самое время убираться…

— Ну, ты как? — спросил он.

Яна с улыбкой пожала плечами:

— Ерунда. Все равно, что тебе кошку ногой пнуть. Поехали отсюда?

— Поехали, — сказал Сварог. — Вещички сложи на заднее сиденье.

Он приоткрыл водительскую дверцу, заглянул: ага, ключ зажигания на месте. Подумав, вернулся к скамейке, снял шляпу со своего незадачливого собеседника и без малейшей брезгливости надел — это, несомненно, нечто вроде мундира у военных, дополнительный штрих к картине, да и номера наверняка «с фокусом», знаем мы эти штучки…

Яна уже уложила вещи и сидела в машине. Сев за руль, Сварог наклонился и открыл бардачок. Там лежал еще один солидный черный пистолет. Без колебаний Сварог распахнул дверцу и закинул его под машину — а на кой он нужен? Включил зажигание и под тихий мерный рокот мощного мотора двинулся с места, свернул направо и поехал себе, не торопясь. Здешних правил движения он не знал, но вряд ли они так уж особенно отличались от тех, что остались на покинутой им Земле. За все время, что они здесь пробыли, он ни разу не видел, чтобы полицейские тормозили машины. Денег хватит на тысячу штрафов, к тому же — черная шляпа с белой лентой и, как уже думалось, не исключены номера с фокусом… Сойдет. Не такой уж и долгий путь предстоит. Вот только…

Увидев подходящее местечко — такую же тихую аллею с причудливо подстриженными кустами и скамейками, только липовую, — он аккуратно притер машину к тротуару и выключил мотор.

— Что? — спокойно спросила Яна.

Сварог перегнулся к заднему сиденью, полез в пластиковую сумочку из книжного магазина:

— Посмотрю карту. Честно говоря, совершенно не представляю, где мы есть…

Вклеенная в путеводитель карта была не из бумаги, а из тончайшего крепкого пластика. Очень подробная карта: условными значками обозначены практически все указанные в путеводителе «достопримечательности». Что-что, а читать карты он умел…

— Так, значит… — бормотал он под нос. — Вот это — «Грация», та самая, под номером четырнадцать, это та самая аллея… Мы стало быть, вот здесь… Сюда, сюда, а дальше по прямой…

Аккуратно свернул карту и спрятал путеводитель в сумочку. Удовлетворенно сказал:

— Порядок. Поедем как по ниточке. Что ты так смотришь?

— Ты, правда, не сердишься? — спросила Яна, отведя глаза… — За… «Грацию»…

— Ничуть, — сказал Сварог. — Лишь бы ты не вздумала претворять в жизнь другие привычки бабушки Агнеш…

Реакция оказалась неожиданной: Яна подалась к нему, схватила за лацкан и возмущенно воскликнула:

— Никогда больше не смей такого говорить! Я твоя и только твоя!

Она так сверкала синими глазищами, что Сварог почувствовав себя виноватым. Удивительные все же существа женщины: поозорничают не по-детски, а потом как-то так незаметно оказывается, что ты сам и виноват…

— Не буду, — сказал Сварог. И, вспомнив о том конверте, подумал, что последнее слово все же останется за ним…

Отпустив его лацкан, Яна откинулась на спинку широкого кожаного кресла, не отрывая от него головы, повернула к нему лицо. На губах играла легкая лукавая улыбка:

— Если еще раз такое услышу, если ты во мне засомневаешься… Сошлю на Сильвану.

— Твое право, — сказал Сварог. — Только, я тебя умоляю, непременно в Гурган. Говорят, там самые красивые девушки на Сильване.

— Вот потому и будет тебе не Гурган, а Баланайские острова.

— А что там? — с любопытством спросил Сварог.

— Жуткая дыра, — сказала Яна. — Я там из любопытства была один раз — посмотреть, как разделывают кита. Несколько убогих деревушек, рыбаки и китоловы — примитивный народец, жены-толстухи, дочки какие-то корявые… — и добавила язвительно: — Говорят, там самые некрасивые на Сильване девушки.

— Твое право, — повторил Сварог. — А тебе не приходило в голову что я, еще не попав на Сильвану, сумею тебе отомстить полной мерой? Так, что не умру от тоски и среди баланайских девушек?

— Это как? — с любопытством спросила Яна.

— Элементарно, — сказал Сварог. — Тебе, чтобы добраться до своей Большой печати, придется лететь в Келл Инир, а мои, в том числе и хелльстадская, в Латеранском дворце. Пока ты долетишь, будут готовы и припечатаны два указа. Одним я тебя лишу титула королевы Хелльстада, а вторым с тобой разведусь. И потеряешь ты корону и митру, которыми пугаешь придворную шушеру в Келл Инире…

Поддерживая игру, Яна самым серьезным тоном спросила:

— А это будет законно?

— Ну, вообще-то вряд ли, — подумав, сказал Сварог. — Точно прописанных законов у меня в Хелльстаде на сей счет нет. Но плохо ты знаешь моих орлов из тайной полиции. Они задним числом в два счета состряпают что-нибудь чертовски убедительное: ну, скажем, ты хотела продать Хелльстад какому-нибудь Вольному Манору, предварительно распродав поштучно глорхов снольдерским и лоранским зоопаркам… Уж они придумают.

Яна вздохнула с наигранной печалью:

— Мать-Земля, за каким низким интриганом я оказалась замужем…

— Ты первая начала, — сказал Сварог. — Сошлет она на Сильвану да вдобавок на Баланайские острова…

— Я больше не буду, — сказала Яна.

Улыбаясь, медленно закрыла глаза. Сварог потянулся к ней. Недолгие взаимные угрозы закончились поцелуем. Авторы исторических хроник обычно не посвящены в такие детали…

Внезапно Сварог сразу почувствовал, что-то резко изменилось. Яна словно одеревенела в его объятиях, воздух будто сгустился вокруг, стал каким-то неприятным на вкус.

Сварог отодвинулся. Яна сидела на краешке сиденья, напряженная, прямая, как деревянный уард в лавке торговца сукном.

— Что? — тихонько спросил Сварог.

Она медленно повернула голову. Глаза были какие-то странные, на лицо наползала бледность.

— Нужно побыстрее уезжать, — сказал она каким-то жестяным голосом. — Меня кто-то ищет… или что-то. Я не могу объяснить словами, нет таких слов… Словно сверху упал сильный луч прожектора и шарит по окрестностям…

— Оно тебя нащупало? — быстро спросил Сварог.

— Пока нет. Но старательно ищет…

Не раздумывая, Сварог рванул машину с места и уверенно погнал к выезду из города. «Доигрались, — смятенно подумал он. — Сколько раз она пускала в ход Древний Ветер? Значит, здесь и такие вещи кто-то отслеживает, не зря же в правилах поведения для туристов упоминался некий Огненный Шатер. Может быть, это и не инквизиция в ее классическом виде — каковой, положа руку на сердце, и является Сварогова Багряная Палата. Все-таки общество довольно развитое, в новостях о деятельности какой бы то ни было церкви не упоминалось ни разу. Секретная военная лаборатория, старательно отлавливающая людей с магическими способностями и использующая их в своих целях? Коли уж на Таларе тайная полиция до такого давным-давно додумалась… Такая лаборатория, пожалуй, будет похуже инквизиции…»

Близилось к рассвету, ночная жизнь города утихала. Автомобилей на улицах осталось совсем мало, и Сварог то и дело превышал дозволенную скорость там, где не видел полицейских машин (не так уж трудно было в первый же час опознать соответствующие знаки — те же цифры, только не в белом круге с красной каймой, а черные в желтом треугольнике вершиной вниз, с черной же каймой, ничего сложного…)

Временами он поглядывал на Яну и с радостью видел, что на ее щеки понемногу возвращается румянец. Она уже сидела, свободно откинувшись на спинку.

— Потеряло? — спросил он.

Она кивнула:

— Потеряло. Шарит где-то в стороне, уже далеко позади. Сбилось со следа.

— Тебе так и непонятно, что это такое?

— Непонятно, — сказала Яна. — Одно ясно: это не другой Древний Ветер, иначе выглядело бы… А это… Непонятно. Не похоже, что очень уж сильное, просто какое-то… неприятное.

— Учтем и его… — сказал Сварог. — Да, а та четверка? Когда проснутся утром, ничего не будут помнить?

— Не совсем, — сказала Яна с легкой улыбкой. — Такое выглядело бы подозрительно: у четырех человек вдруг отшибает память на несколько часов… Они просто будут помнить, что зверски напились в каком-то кабаке, болтались по другим, с кем-то дрались, машину где-то потеряли…

— Молодец, — сказал Сварог.

— Рада стараться, командир, — ответила Яна.

— Ага, вот уже и выезд, — сказал Сварог. — Про ящик помнишь?

— Конечно.

На выезде, на всех трех полосах, тоже стояли пузатые ящики — ну да, таксист, когда разболтался обо всем на свете, упоминал: если приезжие уезжают за город, им ставят в карточку какой-то штамп, действительный в течение суток. Не обернешься вовремя — придется получать новую (что, в общем, не напряжно).

Сварог исправно сбавил скорость — он так и не уточнил у таксиста, тормозят ли на выезде местные машины, кто же знал что покидать город придется на «собственных» колесах?

Полицейский у ящика на их полосе сделал движение, словно собирался их тормознуть, но в последний момент неуклюже сделал вид, что прохаживается просто так — и отвернулся. Ну да, в свете уличных фонарей прекрасно можно было рассмотреть за лобовым стеклом черную шляпу с белой лентой на голове Сварога — а может, и насчет номеров он догадался правильно.

Оказавшись за городом, он притоптал газ. Оставались сущие пустяки.

Глава VIII СТЕНА И НОЧНЫЕ КАВАЛЬКАДЫ

В гостинице уже не горело ни одно окно, а у крыльца не осталось ни одного такси. Портье за стойкой даже не посмотрел в их сторону — до сих пор действовало «напутствие» Яны, что до рассвета он их видеть не должен, а про ночной визит вообще забыл. Сварог поставил машину у крыльца, надел свою, извлеченную из пакета, шляпу, кинул черную на заднее сиденье. Подумав, бросил на пол перед пассажирским сиденьем рядом с водителем все полученные Яной визитные карточки — чтобы еще более запутать след. Очухавшись, незадачливые гангстеры начнут вовсю разыскивать свою машину — и наверняка никому об этом не рассказывая, чтобы не стать посмешищем для коллег по ремеслу (ага, те самые, которые нажрались настолько, что неведомо где потеряли роскошную тачку!). И наверняка довольно быстро найдут у гостиницы. И, как любой на их месте, в гостинице и начнут искать следы. Отсюда вытекает, что возможны интересные коллизии: в гостинице обитает народ денежный, столичный, влиятельный, вроде обкраденного судостроительного магната, и, если что не так, сможет местным налить сала за шкуру. И в одном можно быть точно уверенным: вся четверка получит нешуточный втык: вместо того, чтобы четко выполнить поручение, привезти заказанную красотку готовой к употреблению, ни с того ни с сего пустились пьянствовать по кабакам. Ну, вот о ком совершенно не болит душа, так это о них — да и о магнате скорбеть что-то не тянет: не последних денег лишился, для него это семечки…

Прихватив всю свою поклажу, так никем и не замеченные, они пустились в обратный путь знакомой тропинкой. Стало чуть-чуть светлее — небо уже из черного понемногу становилось серым, близился рассвет. Оба невольно ускоряли шаг — как всегда бывает, когда до дома остается всего ничего.

Вот и балкон. Взяв в правую руку левую ладонь Сварога, Яна нетерпеливо переступила на месте — и оба взмыли над землей, бесшумными ночными призраками полетели к балкону…

Трах!

Перед глазами у Сварога так и посыпались искры, показалось сначала, что он ослеп. Рядом легонько вскрикнула Яна, но его руки не выпустила — и он, полуоглушенный, чувствуя резкую боль в носу и что-то теплое, ползущее на верхнюю губу, уже понемногу обретя зрение, опустился рядом с ней на покрытую влажной из-за утренней росы травой землю, откуда только что взлетал…

Присел на траву, мотая головой, пытаясь вернуть себя к реальности полностью. Вернул вроде бы. Хотел включить «ночное зрение», но вовремя вспомнил, что здесь и этого лишен. Однако глаза уже привыкли к полумраку, и он видел, что Яна стоит на коленях рядом с ним, держа у лица, напротив носа, ладонь. Его собственный нос болел неимоверно. Сварог осторожно его потрогал кончиками пальцев: ну да, распух, как слива. Вытер большим пальцем кровь, уже попавшую в рот, на подбородок.

— Как ты? — спросила Яна, отнимая руку от лица. Голос у нее был совершенно нормальный, а вот его собственный прозвучал довольно невнятно:

— Черт знает как… Нос разбил…

— Я тоже, — сказала Яна. — Словно треснулись лицами в невидимое прочнейшее стекло… или силовое поле. Я-то уже себе все залечила… Посиди спокойно. Сейчас все пройдет.

Ее узкая ладошка оказалась напротив его носа. Все лицо обволокло приятное тепло, кожу чуть-чуть покалывало, но не больно. Вскоре Яна отняла руку:

— Ну вот, все…

Он осторожненько попробовал нос, потом, осмелев, помял его сильнее. Нос был как прежний, опухоль прошла, кровь на лице осталась, но больше не текла.

— Препятствие. Невидимое, — сказала Яна. — Что же это такое?

— Представления не имею, — холодея от злости на собственное бессилие, сказал Сварог. — Один раз лазил сюда здешним днем, один — здешней ночью и всегда без всяких преград возвращался.

Он посмотрел на второй балкон, левее. Дома за ним располагался один из его кабинетов, а здесь, наверняка — одна из комнат замка-музея, так что и пробовать нечего… Кожу на затылке сводило от непонятности.

— Я попробую еще раз, Древним Ветром, — сказала Яна. — Ты посиди пока, я обязательно за тобой вернусь.

— Да уж, конечно, не бросишь… — проворчал Сварог.

И стал смотреть вверх. Яна поднялась в воздух, стала медленно приближаться с вытянутой рукой к невидимой преграде, и вдруг остановилась, замерла в воздухе так, что стало ясно: на эту самую преграду и наткнулась ладонью.

Какое-то время ничего не происходило: никаких световых или звуковых эффектов, Яна просто стояла в воздухе без всякой опоры, все так же упираясь ладонью вытянутой руки во что-то невидимое, но явно непреодолимое. Продолжалось это довольно долго, в конце концов она подняла и вторую руку. Меж ладонями возникла неширокая полоса бледного зеленого сияния — и тут же погасла.

Яна опустила руки и вернулась к нему.

— Ничего не понимаю, — пожаловалась она, зябко поеживаясь (вряд ли из-за утренней прохлады). — Так не должно быть…

— Не хватает силы это проломить? — осторожно спросил Сварог.

— Если бы… Здесь что-то другое, совершенно непонятное. У меня даже слов нет… — она помолчала. — Совсем другое, совсем… Древний Ветер никуда не пропал, он остается во мне, до последней искорки, я же чувствую. Просто он не действует. А такого не должно быть…

Страха в ее голосе пока что не чувствовалось — но там явственно звучало приближение страха, что немногим лучше: если страх приближается, он непременно придет…

— Вита, успокойся, — как мог убедительнее сказал Сварог, обнимая ее за плечи и прижимая к себе.

— Да я спокойна… Просто так не должно быть…

— Ничего, — сказал Сварог, — никакой погони нет, ничего страшного не происходит. Будем думать, благо есть испытанное средство активизации умственной деятельности…

Он нашел валявшийся в стороне чемоданчик, открыл его, достал бутылку ликера (ни одна не разбилась, умеют делать тару), распечатал и отпил из горлышка не менее стакана. Когда он опустил руку, Яна забрала у него бутылку, поднесла горлышко к губам. К удивлению Сварога, она не пролила ни капли — правда отпила гораздо меньше. Впрочем, он тут же вспомнил: Яна годами охотилась в Каталауне, давно привыкла пить из фляги…

— Тебе не холодно? — спросил он. — Пиджак наброшу, если…

— Спасибо, не надо, — бледно улыбнулась Яна. — Если станет холодно, я сама сделаю так, что будет тепло… Может, тебе холодно? Я могу…

— Не надо, — сказал Сварог.

Он и в самом деле не ощущал утреннего холодка — наоборот, охватило некое подобие простудного жара. Ему по-прежнему удавалось не допускать в душу ни тоску, ни безнадежность, но они маячили где-то поблизости, не так уж и далеко. Средства проломить неведомо откуда взявшуюся преграду он не находил никакого. Мысли поневоле устремлялись в будущее. Нехитрый вопрос: что делать, если это — навсегда? Ну, предположим, со способностями Яны они не пропадут и здесь неким образом пристроятся в каком-нибудь тихом уголке. Даже если Шторм все же грянет, вполне может оказаться, что Яне по силам обоих и от него защитить. Но посреди чего им придется прожить несколько сотен лет…

А главное, Империя останется без Яны, а его королевства — без него. Думать и прикидывать не хочется, что может начаться… Если в Империи Канцлер наверняка сможет найти какой-то выход и надежно стабилизировать обстановку, то на земле начнется такое, что не приведи Господь. Орава претендентов на опустевшие троны; воспрянут все его нынешние враги, кто нынче сидит тихо, как мышка, сознавая свою слабость оживет старая вражда меж державами, которую он сгладил, но за эти несколько лет, разумеется, не мог погасить совершенно. Странная Компания без командира, его юные сподвижники из девятого стола без него…

Он сердито отхлебнул из бутылки, словно надеялся, что это поможет найти выход, — конечно, не помогло нисколечко…

— У тебя есть какие-нибудь мысли? — спросила Яна. — У меня, честно тебе скажу, ни одной толковой…

В ее голосе Сварог с раздражением почувствовал жалобные нотки, слабенькие пока, но тем не менее…

— Знаешь, у меня есть привычка: в тяжелых случаях сидеть и ждать — авось рассосется… Иногда срабатывало. Главное — не паниковать и не терять голову…

— Всегда срабатывало? — спросила Яна почти спокойно.

— Ну, не всегда… — сказал он честно. — Подождем рассвета, не так уж и долго осталось. Во множестве случаев, связанных как раз со странным, с первыми лучами солнца многое меняется самым решительным образом…

— Да, я слышала… — сказала Яна, и по голосу чувствовалось, как яростно ей хочется ему верить.

Сварог тем временем думал: два прошлых раза он проникал сюда темной ночью и ночью же возвращался без малейших препятствий, Ну, мало ли что… Может, такой уж день сегодня, такой месяц, не то расположение звезд и положение Семела на небе… В конце концов, преспокойно можно снять номер в гостинице и каждую ночь пытаться снова и снова…

Бутылку они прикончили, однако Сварог не чувствовал себя хмельным да и Яна, сразу видно, тоже: ну да, бывают ситуации, когда пьешь — будто в песок льешь…

Он откупорил вторую: когда небо стадо синим, первые солнечные лучи мазнули по кронам деревьев и балкону, и Яна вновь взмыла в воздух — но вернулась, в очередной раз наткнувшись на невидимую стену.

«Должен же быть выход?!» — воззвал Сварог неизвестно к кому. Сделал пару добрых глотков, распростерся на земле, раскинул руки, вжимаясь затылком во влажную росистую траву, непонятно чего ожидая и непонятно на что надеясь…

И вдруг вскочил: что-то смутное стало складываться в четкие образы, ясные мысли…

— Что? — вскинула глаза Яна, так и сидевшая на влажной траве (в ее позе уже, что печально, чувствовался первый прилив безнадежности).

Не отвечая, Сварог снял пиджак, чтобы не терять времени, извлекая из всех карманов деньги, аккуратно его свернул в некое подобие скатки, сунул поглубже под самый разлапистый куст. Пошарив по карманам брюк, отправил следом мелочь, здешнюю зажигалку, купленную здесь из любопытства пачку дорогих сигарет. Затолкал туда же чемоданчик с оставшимся ликером, сумку с книгами и журналами, чемоданчик с косметикой. Спросил Яну отрывисто:

— У тебя есть в сумочке что-нибудь здешнее?

Она щелкнула позолоченными застежками, заглянула:

— Зажигалка, сигареты… Все здешние бумажки, сдача из косметического салона…

Ничего еще не понимала, но в глазах у нее полыхала надежда.

— Давай сюда, — сказал Сварог и отправил все торопливо поданное следом. — Ах, да…

Снял у нее с шеи дурацкую цепочку с ракушкой, бросил туда же. Крепенько приложился к бутылке и сказал тем жестким голосом, каким опытный командир пресекает зародыш паники в подразделении:

— Давай руку. Попробуем…

Яна прямо-таки схватила его руку, они взмыли в воздух, выставив вперед свободные руки с поднятыми ладонями: Яна — левую, Сварог — правую. Взмыли в воздух… и проплыли меж двумя каменными филинами по сторонам балконных перил, не встретив никакой незримой преграды, опустились на балкон в двух шагах от плотно задернутой портьеры.

Удалось. Как частенько бывает в подобных случаях, Сварог не ощутил ни радости, ни облегчения — одну томительную усталость. Судя по лицу Яны, она испытывала нечто схожее. Нетерпеливо шагнув вперед, он отдернул портьеру с правой стороны, пропустил вперед Яну и вошел в уставленную аппаратурой комнату. Тщательно задернув портьеру, обернулся.

Элкон и Томи, так и оставшись сидеть за своими пультами, смотрели на них во все глаза. Вообще-то, раз Томи сменила Элкона, он мог уйти отдыхать, но, конечно, не ушел…

Яна устало опустилась с ближайшее кресло, откинула голову на спинку.

— Ну, что вы так таращитесь, сподвижнички? — спросил Сварог с напускным весельем. — Гляди веселей! А, ну…

На верхней губе у Яны явственно виднелась засохшая кровь. Сделав пару шагов и глянув на себя в зеркало, Сварог убедился, что выглядит еще предосудительнее: у него кровь засохла и на усах, и на подбородке. Какие пустяки, если подумать…

— Отставить! — командным тоном прикрикнул он, когда Томи начала подниматься из-за пульта — ни кровинки в лице, глаза на пол-лица. — Сесть! Ничего страшного не произошло!

Подействовало, она опустилась в кресло. Элкон, молодчага, исправно молчал, ничуть не изменившись в лице, — все же прошел кое-какую жизненную школу, серьезнее, чем все остальные, дисциплинированно ждал, когда заговорит командир. «Вышколил я обормота», — с неким подобием отцовской гордости подумал Сварог.

Яна встала, подошла к нему, прильнула к груди, крепко обняв за шею.

— Как тебе пришло в голову? — прошептала она на ухо с нескрываемым восхищением.

— Вспомнил кое-какие старые предания моего мира, — так же шепотом, на ухо, ответил он. — Один мореход попал на некий зачарованный остров и прожил там какое-то время. Когда решил все же уплыть, ему не то что не позволили взять с собой ничего, даже мелкого пустячка — заставили тщательнейшим образом отряхнуть с сапог землю острова, до пылиночки… Значит, вот так… Возвращаться можно свободно, а вот взять оттуда ничего нельзя, никакой мелочи, иначе возникнет стена… Пожалуй, зря мы заранее запаниковали — этак и Шторм не прорвется…

— Дождь же попадает на балкон с той стороны…

— Дождь — явление природы, — сказал Сварог. — А Шторм, чует мое сердце, к явлениям природы никак не отнесешь… Пошли. Элкон, я сейчас вернусь…

Он вывел Яну в кабинет, где висели два длинных плаща с капюшонами: в них они и пришли сюда из Безымянной комнаты, чтобы ни одна живая душа не видела их диковинной для этого мира одежды. Сам накинул второй. Распахнул дверь в коридор. Барута и еще трое ратагайцев моментально вскочили с мягких скамеек.

— Госпожу сопроводить в мои покои, — распорядился Сварог. — Одному остаться здесь на карауле.

— Слушаю, гусударь, — поклонился Барута.

И сделал почтительный жест, пропуская Яну вперед. К ней (и к Маре тоже) он относился с нескрываемым почтением: пусть и не посвящен в некоторые тонкости, происходившее как нельзя лучше укладывалось в нехитрую жизненную философию степняка — перед ним Женщины Вождя, а следовательно, в отличие от всех прочих особ женского пола заслуживают величайшего почтения. То, что женщин две, нисколечко этой философии не противоречило, наоборот: в большей части Ратагайской Пушты (в каких бы богов ни верил тот или иной ее обитатель) до сих пор сохраняется старинный обычай иметь двух, а то и трех, если в состоянии достойно содержать, жен, и каждая считается законной. Обычай столь древний, что с ним, не в силах справиться, молчаливо смирились и служители всех без исключения богов, и снольдерские короли. Есть все же своя польза от некоторых старинных традиций…

Вернувшись в комнату, Сварог невольно улыбнулся, увидев выражение лица Элкона: парень сгорал от нетерпения, жаждал подробностей — но дисциплина брала верх. Томи не скрывала тех же чувств, но тоже стоически молчала.

Достав из воздуха бокал келимаса, Сварог его осушил одним глоткам, усмехнулся:

— Подробности будут, ребята, потом, когда я немного отдохну. Вообще-то ничего такого уж завлекательного не услышите… Элкон, что Канцлер?

— Велел немедленно доложить, когда вы вернетесь.

— Вот и выполняйте приказ, — сказал Сварог. — Передайте: мы вернулись целыми и невредимыми, собрав немного полезной информации…

Элкон уселся за один из столов, где небольшой компьютер был снабжен серебристой коробочкой шифратора. Проворно застучал по клавишам. Ответ появился на экране через пару минут, так что Сварог успел спокойно выкурить сигарету. Элкон, чуть поиграв клавишами, сказал:

— Канцлер спрашивает: есть ли что-то настолько важное, что не может ждать ни минуты, или доклад можно отложить до завтра? Он там занят чем-то очень серьезным…

— Передайте, что подойдет и до завтра, — сказал Сварог, не раздумывая. И, когда Элкон отправил шифровку, распорядился: — Погасите свет в комнате — там, на той стороне уже день, могут заметить — и ступайте-ка за мной…

Элкон последовал за ним с превеликой готовностью. Томи невольно сделала движение, собираясь встать, но Сварог на ходу погрозил ей пальцем, и она осталась на месте. Они вышли на балкон со всеми предосторожностями, сначала старательно прислушавшись. Внизу — ни единой живой души. Стояла спокойная утренняя тишина, солнечные лучи крохотными радугами играли на последних каплях росы, видневшихся кое-где в паутине.

— Посмотрите влево, — сказал Сварог. — Видите, там под кустами нечто синее?

— Вижу, командир.

— Завтра с темнотой спуститесь туда, — сказал Сварог, усмехнувшись про себя безудержной радости, появившейся на лице Элкона, не сумевшего ее сдержать. — Возьмете с собой самый быстродействующий сканер, какой найдется в нашей конторе… а еще лучше, если с вами пойдет Родрик с таким же сканером, я потом распоряжусь. Там пакет, в нем лежит книга. Отсканируете ее целиком, с обложкой включительно, — он усмехнулся. — Там лежит еще журнал мод, на нем так и написано, отсканируйте и его и газеты. Третий журнал копировать не стоит. Соблюдать предельную осторожность, чтобы ни одна живая душа там вас не засекла. Группа прикрытия у вас будет. Все понятно?

— Так точно, командир! — радостно воскликнул Элкон.

— Тс! — Сварог приложил палец к губам. — Еще услышат внизу. Какая-нибудь ранняя или, наоборот, припозднившаяся влюбленная парочка, они сюда забредают… Вот что еще запомните накрепко; когда закончите, спрячьте все назад. Оттуда не брать ничего, ни единой мелочи. Ничего. Ясно?

— Так точно! — радостным шепотом рявкнул Элкон.

— Вот и отлично, — сказал Сварог. — А я пойду отдохну.

Накинув в кабинете плащ, не набрасывая капюшона, он неторопливо пошел по коридору в Безымянную комнату. Лишних свидетелей не имелось: в его личные покои в этом крыле дворца вел один-единственный коридор, который при необходимости (как сейчас) перекрывался охраной. Ну, а тем телохранителям, сыщикам и гвардейцам (не говоря уж о ратагайцах), что дежурили по это сторону «кордона», неполагалось удивляться никому и ничему. Ага, вот он, Юл Качер, новоиспеченный агент первого разряда и будущий зять солидного пивовара, прохаживается с таким видом, словно никакого короля и не видит — службу знает…

…Обстановка в малой спальне, примыкавшей к Безымянной комнате, была, честное слово, исполнена семейного уюта: Яна в атласном домашнем халатике, с заплетенной наполовину косой, лежала на застеленной постели, с блаженно-бездумным выражением лица смотрела в потолок. Сварог курил в кресле, временами поглядывая на Яну. Она выглядела такой безмятежной, милой и домашней, что жаль было нарушать идиллию — но ничего не поделаешь, придется устроить легонькую моральную экзекуцию, чтобы не откладывать все на потом, а одним махом с ним покончить… Чтобы никаких неясностей не осталось. Он, правда, ломал голову, как перейти к делу.

Яна, сама того не ведая, облегчила ему задачу: бросив на него мимолетный взгляд, присмотрелась внимательнее, спросила:

— Ничего не случилось? У тебя лицо… В общем, оно таким бывает, когда что-нибудь случается…

Умница, успела неплохо его изучить. Ну что же…

— Отдохнула, я вижу? — сказал Сварог. — Вечер, конечно, на дворе, но спать ложиться еще рано, самое время поговорить о некоторых деталях морального облика моей молодой супруги.

Яна чуть приподняла брови:

— Ты же говорил, что не будешь сердиться…

— За «Грацию»? — сказал Сварог. — Я и не собираюсь. Речь пойдет совершенно о другом. Сейчас я тебе дам прочитать одну интересную бумагу…

Здесь, в спальне, стоял такой же сейф, как в паре его кабинетов: хрупкий на вид шкафчик, закрытый силовым полем. Сварог еще вчера принес рапорт Качера сюда. Достал конверт, извлек оба листа и протянул Яне:

— Читай внимательно…

Она стала читать — как и следовало ожидать, ничего не подозревая. В какой-то момент ее взгляд вдруг споткнулся, она вскинула на Сварога растерянные глаза, прочитала еще несколько строк и покраснела жарко, отчаянно, до кончиков ушей так, что обзавидовался бы любой светофор в Саваджо.

— Читай до конца, — безжалостно сказал Сварог. — Мужа надо слушаться…

Она дочитала, правда, сразу видно, бегло. И сидела на постели, поджав ноги, по-прежнему красная, старательно избегая встречаться с ним взглядом.

— Что же у нас есть? — спросил Сварог голосом прокурора (правда, не самого свирепого). — Лигах в восьмидесяти от Латераны, возле фригольдерской деревни Марлайн, означенный агент увидел ночью на лесной дороге странноватую кавалькаду: девять всадников, обнаженных юношей и девушек, проехавших рысью совершенно беззвучно. Четверых он опознал сразу — там написано почему. Он не знает, конечно, кто вы такие — вы ему известны под теми именами, что носите здесь, во дворце. Но глаз у парня, согласись, острый. А потом я показал ему фотографии остальных четверых, он и их опознал сразу. Обрати внимание, он вовсе не утверждает, что вы — это вы, пишет просто: «Как две капли воды похожие на…» Толковый сыщик, не строит скороспелых версий и ничего не берется пока что утверждать со всей определенностью… — он помолчал, с легкой усмешкой глядя на пунцовое личико Яны, старательно избегавшей встречаться с ним взглядом. — Элкона там не было. Только в этот раз, или он с вами не ездит?

— Не ездит, — машинально ответила Яна, тихонько ойкнула. — Он это считает примитивным и пошлым развлечением…

— Умный парень, за это и ценю… — сказал Сварог.

— А откуда ты знаешь, что это не в первый раз? Ни один орбитал нас не видит, я так устроила…

— А я и не знал, — ухмыльнулся Сварог. — Сама сказала. Один из самых простых полицейских трюков… Стука копыт не было слышно из-за соответствующих заклинаний?

— Да.

— Может, тебе наколдовать тазик холодной водички и полотенце? Умоешься. А то от твоих щечек прикуривать можно…

— Я сама справлюсь…

— Ну, справляйся, — сказал Сварог. — А я пока тебе расскажу кое-что интересное, о чем ты, пожалуй, и не знаешь… Ты читала что-нибудь Гонтора Корча? Нет? Зря, я тебе как-нибудь дам, весьма интересно… Совсем недавно жил такой книжник — из тех, что увлечены не научными загадками, а всякими занятными случаями и курьезами, как мистического характера, так и самой обычной природы… Видишь ли, когда я прочитал рапорт, по обыкновению позвал Интагара, а он очень быстро меня переадресовал к мэтру Анраху — ну, а тот, не особенно и раздумывая, тут же вспомнил о Гонторе Корче. Совсем молодой, не было и сорока, написать успел немного. Была у него задумка создать трилогию. Первая часть лет пятнадцать как напечатана — «Ночные колеса». Вита, я буду словоохотлив, даже болтлив — такое случается после серьезного нервного напряжения вроде нашего недавнего… «Колеса» — интереснейшая книга, написанная по рассказам ночных извозчиков Равены: и смешные, и грустные житейские истории, загадочные случаи, с обычным миром не имеющие ничего общего… Третья, так и оставшаяся не написанной, книга «Ночные паруса», его и сгубила. Поехал в Фиарнолл собирать столь же интересные истории из жизни моряков — и пропал бесследно. Не нашли, как ни искали — как в свое время Гонзака. Видимо, как и Гонзак, наткнулся на что-то, чего не следовало касаться. Тайну Гонзака в свое время раскрыли, может, и следы Корча отыщутся, — но в любом случае рукопись пропала, бумаг Гонзака и мы ведь так и не нашли… Вот… А вторая книга — вот она. — Сварог взял со стола и показал ей пухлый томик в черной обложке с белым контурным рисунком, представлявшим вереницу всадников. — «Ночные кавалькады». Название придумал не Корч, оно появилось лет двести назад, когда впервые объявились Кавалькады, кто их так назвал, неизвестно, но название прижилось. Гонтар Корч ими занимался два года со свойственными ему прилежанием и цепкостью: изучил историю вопроса, ездил по стране, беседовал со свидетелями, пытался вычислить, нет ли тут какой-нибудь регулярности — с иными привидениями так бывает, в том числе и здесь, во дворце: какие-то определенные дни, расположение звезд и планет, да мало ли… Ничего подобного он не усмотрел, но кое-какие закономерности вывел. Ночные Кавалькады потому так и названы, что появляются исключительно ночью, как правило, в глухих деревушках или маленьких провинциальных городках. От двух-трех человек до пары десятков. Это всегда обнаженные, молодые парни и девушки — правда, порой не такие уж и юные. Стука копыт никогда не слышно. Иногда они едут рысью по большой дороге, иногда, взяв аллюр побыстрее, проносятся через деревни и городки, пугая народ. Вреда не причиняли никогда и никому. Хотя, с какой стороны посмотреть… — он взял со столика лист пожелтевшей бумаги и пробубнил на манер прожженного канцеляриста: — «Означенный крестьянин Дареп Тулор, увидев означенную Ночную Кавалькаду и убегая от нее, в панике свалился в канаву и сломал правую ногу…»

— Мы не знали… — все так же не поднимая глаз, сказала Яна жалобно.

Сварог ухмыльнулся:

— Да ладно, это не о вас. Это рапорт сельского стражника, поданный лет сорок назад, а деревня — в Снольдере… Пойдем дальше. Поскольку за двести лет Ночные Кавалькады не причиняли никому вреда, в конце концов крестьянская молва стала считать их безобидными призраками — тем более что на них не действовало деревенское колдовство, против разнообразной нечистой силы иногда очень эффективное. Ну да, с чего бы ему действовать… Вот еще интересная деталь: обычно кони Ночной Кавалькады — в великолепной, прямо-таки роскошной сбруе — а вот ваша, как опять-таки отметил зоркоглазый сыщик, ехала на неоседланных лошадях, без уздечек… — Сварог с любопытством присмотрелся: — Ага… Виноватость все еще присутствует, но ты уже не такая красная, от тебя уже не прикуришь… — Он фыркнул. — Ладно, я ничему особенно не удивляюсь, но вот Аурика, известная скромница… Ее-то как втянули?

Яна на миг подняла глаза:

— Она просто не смогла отстать от других, как прежде… Вообще, я все это придумала и Аури уговорила…

Сварог улыбнулся:

— Полицейский в таких случаях грохает кулаком по столу и орет: «Крутишь-вертишь, зараза!» А то и без лишних слов бьет в ухо. Но мы-то люди воспитанные, по крайней мере ты — меня, признаюсь, и не воспитывали особенно… Вита, врешь. Ручаться могу: во всех случаях, когда ты говоришь «я», звучать это должно несколько иначе: «Мы с Каниллой». Канилла Дегро во всех проказах вашей компании, начиная с детства, всегда была то одной из заводил наравне с тобой, то главной. Есть большущее досье о ваших проказах, если ты не знала. Мои специалисты его в свое время выдернули из не особенно секретного архива министерства двора, я пробежал ради любопытства.

Яна на миг вскинула глаза:

— Ну и что? Там нет ничего непристойного или плохого.

— Согласен, — сказал Сварог. — В общем, безобидные проказы, иные оригинально задуманы и с блеском проведены, тут опять-таки прослеживаются ваши с Каниллой старания… Но вот Ночные Кавалькады… Как, по-твоему, мне нравится, что моя жена скачет голышом по ночам, пугая мирных обывателей? Ну?

— Я думаю, не особенно, — покаянно призналась Яна, не поднимая глаз.

— Мягко сказано, — сказал Сварог.

Она на миг вскинула голову, глаза блеснули лукавством:

— Ну, конечно, отпираться бессмысленно… И все равно, голос у тебя не такой уж злой. Не похоже, что собираешься влепить мне подзатыльник.

— А неплохо было бы, — мечтательно сказал Сварог. — Ты бы приняла довольно смиренно, а?

— Пожалуй… Ты имеешь право сердиться…

— Вот именно, — сказал Сварог. — Но есть тут свои нюансы… Я бы, наверное, осерчал гораздо больше, окажись, что вы это первыми придумали, но после того, как я прочитал все, что только нашлось у Анраха и Интагара, осталось стойкое впечатление, что и раньше не было никаких привидений. Что это — старое развлечение ларов. Это вас в некоторой степени оправдывает, но не полностью. Посмотри мне, наконец, в глаза, не съем. Что, я прав?

Яна подняла голову:

— Прав… Эту забаву лет двести назад придумала императрица Агнеш, до замужества, конечно…

— Ну да, следовало ожидать, — сказал Сварог. — Твоя бабушка в молодости, уж прости, была большой проказницей… впрочем, насколько я знаю, бабушка Каниллы — тоже. Интересные гены вам обеим достались… Ну, дальше?

— С ее легкой руки это развлечение вошло в моду, — сказала Яна, на сей раз стараясь не отводить глаз. — И до сих пор остается в моде, главным образом среди молодежи и семейных пар помоложе, но иногда и люди постарше забавляются. Между прочим, барон Клегг, собравший немало пикантностей в «Там, под облаками», о своих собственных забавах скромно умолчал. А он, среди прочего, однажды ночью в компании трех обнаженных девиц проскакал не где-нибудь — по главной улице Сноля, пуская цветные огни и оставляя цветные дымы…

— Ну, он не выставлял себя моралистом… — сказал Сварог. — А вот интересно, почему в Глане практически ни разу не появлялись Ночные Кавалькады? Лорд Баглю ни о чем подобном и не слыхивал, говорил, было что-то такое очень, очень давно, но быстро пропало…

Яна улыбнулась почти весело:

— Потому что твои гланцы — народ своеобразный. У них быстро появилась своя забава — догнать галопом «призрака» и рубануть палашом по башке. Для лара это столь же опасно, как для обычного человека, вот и перестали туда ездить…

— Да уж, у меня в Глане не забалуешь… — сказал Сварог с законной гордостью за своих подданных. — И сколько раз вот так раскатывали?

— Три… — призналась Яна. — Заслужила три подзатыльника… Но ты ведь не станешь? Я же тебе не изменяла, ничего такого не сделала, просто не удержались, попробовали старинную забаву. Откровенность за откровенность, можно? Как вообще вышло, что этот твой сыщик нас углядел?

— Стечение обстоятельств, — сказал Сварог. — Он, ты сама читала, родом из той деревушки. Родители давно погибли при пожаре, и из родных осталась только тетушка, которую он очень любит и часто к ней в свои вольные недели ездит. Парень молодой, неженатый, вот и пошел ночью с местной красоточкой посмотреть на небесные созвездия и планеты. Благо леса там спокойные, ни зверья, ни разбойников. А тут вы… Девица сомлела, а он в городе пообтесался, да и полицейские рефлексы сработали…

— Тоже не моралист, — заключила Яна.

— А вашу теплую компанию в какой-то степени это оправдывает? — прищурился Сварог.

— Ну, вообще-то нет… Нас другое оправдывает.

— Интересно, что? — с нешуточным любопытством поинтересовался Сварог.

Яна открыто посмотрела ему в глаза:

— Мы, можно смело сказать, больше ставили научные эксперименты, чем развлекались.

— Ох, какие интересные бывают научные эксперименты, я и не знал…

— Не язви, — сказала Яна. — Послушай лучше. Этот Гонтор Корч все правильно подметил: кони Ночных Кавалькад и в самом деле в роскошной сбруе, при седлах и уздечках. Мы сами в первый раз так выезжали, исключительно для развлечения. А потом мне знакомые молодожены, немногим меня старше, рассказали интересные вещи… Мы проверили, и все подтвердилось. Знаешь, что оказалось? Если скакать во весь опор на неоседланном, неподкованном коне по какой-нибудь широкой равнине, где не видно ни малейших следов человеческой деятельности, очень быстро приходят странные, необычные ощущения… Даже словами не передать. Представляется, что ты сливаться с чем-то непонятным, огромным, благожелательно к тебе настроенным, становишься его частицей, летишь по каким-то словно бы призрачным другим местам, порой над вершинами гор, над необозримым морем… И ни малейшего страха, наоборот, так покойно и приятно, что словами не опишешь…

Ее щеки вновь зарумянились, но на сей раз, похоже, не от стыда, взгляд затуманился, она продолжала завороженно:

— То взлетаешь в неимоверные выси, словно паришь над всей Вселенной, то несешься вниз, в какие-то глубины — и они вовсе не пугают… огонь и тьма, ветер и шквал… Все остальные тоже это чувствуют, только слабее…

Сварог слушал внимательно и очень серьезно. Потому что то, о чем она говорила, весьма походило на те ощущения, что он сам испытал в Глане, когда голым распростерся на вершине Холма, чтобы, как думал и он сам, и старые «хранительницы земли», выполнить рутинный обряд — и неожиданно обнялся с Матушкой-Землей по-настоящему…

— На любой равнине? — спросил он, когда Яна замолчала.

— Похоже, на любой, — сказала Яна. — Мы дважды пробовали на разных, а те мои знакомые трижды на разных. Всегда одно и то же, все описывают одинаково. Я так и не поняла, что это такое, но оно существует. Главное: чтобы на тебе не было и ниточки, а конь — не подкован. Ничего, сделанного человеческими руками. Вот возьми и сам попробуй!

— А ведь попробую… — сказал Сварог.

— Только ничего не говори им… в девятом столе. Им будет очень неудобно… Они тебя всерьез уважают…

— Неудобно? Кому как… — проворчал Сварог. — Думается мне, что Канилла великолепно изобразит мнимое раскаяние, и только… Ладно, не скажу… экспериментаторы.

Помолчав, Яна настороженно спросила:

— Запретишь?

Подумав, Сварог сказал:

— Пожалуй, нет. Продолжай вы простые развлечения в старинном стиле, запретил бы точно, но тут, и в самом деле, что-то интересное. Экспериментируйте уж. Я с вами, конечно, не поеду — все, кроме тебя, мои подчиненные, не стоит ронять авторитет командира. Но попробую…

Яна спрыгнула с постели, подбежала к нему и расцеловала. Сообщила:

— Ты у меня чудо!

— Только сейчас заметила? — усмехнулся Сварог. — По большому счету, я…

Он замолчал и повернул голову: на столе размеренно мигала синяя лампочка. Еще, конечно, не настала пора отхода ко сну, но статс-секретарь не стал бы его беспокоить так поздно без особой необходимости.

— Пойдешь? — спросила Яна, прекрасно знавшая, что означает мигание этой лампочки.

— Конечно, — сказал Сварог, вставая. — Королевская обязанность, сама понимаешь. Статс-секретарь у меня не из шутников…

«Только бы не случилось ничего скверного, — думал он, шагая к двери и на ходу застегивая камзол. — Такое спокойное и безмятежное настроение пришло, жаль, если его испортят очередной тягостной государственной необходимостью…»

Однако вернулся он, улыбаясь. Сказал весело:

— Там прилетела Мара, без всякого предупреждения — ну, это у нее в обычае. На ночь глядя, но все равно… Статс-секретарь говорит, она ничуть не выглядит встревоженной или озабоченной. Я ее приму? Уже распорядился быстренько собрать легкий ужин в Безымянной комнате.

— Мы ее примем, — сказала Яна. — Давно собираюсь с ней подружиться, и все как-то некогда…

«И, слава богу, — в который уж раз подумал Сварог. — Ничего в этом страшного нет, но только их тесной дружбы не хватало… Две твоих женщины, которые тебя неплохо знают и ничуть не ревнуют друг к дружке, будут устраивать девичьи посиделки… Непривычная какая-то ситуация».

— Как ты думаешь, Мара не обидится на нарушение этикета, если я останусь в халатике?

Сварог фыркнул:

— Вот уж кому плевать на все и всяческие этикеты, так это Маре…

— Тогда пошли?

Мара и в самом деле не выглядела ни озабоченной, ни встревоженной. Сидела за столиком в Безымянной комнате, смакуя келимас «Старый дуб». Поприветствовав их, сказала печально:

— Везет вам. Что здесь, что в Хелльстаде — великолепные винные погреба. А у меня на Сегуре оказалось такое убожество — стыдно гостей приглашать. Я, конечно, пытаюсь положение исправить, но пока наладится…

— И молчала, — укорил Сварог, наливая немного и Яне, и себе. — Сказала бы раньше, я бы тебе давно помог.

— И я, — сказала Яна. — От всей души.

— Ну, уж нет, — решительно сказала Мара, прямо сверкнув синими глазами из-под рыжей челки. — Выступать в роли просительницы? Я как-никак королева, и после взятия Дике — не такая уж кукольная. Сама справлюсь. И вот тогда вас в гости приглашу.

Сварог уже видел, что она в отличном настроении. Но все же спросил:

— Ничего не случилось?

— Да что может случиться? — пожала плечами Мара. — Такая скука… Даже завоевать нечего. Вокруг, куда ни глянь — твои острова. А те необитаемые, что никому не принадлежат — маленькие и скучные, никакой славы не принесут. Захватить, что ли, Сегур? Исключительно для того, чтобы натянуть нос этой стервочке Лавинии?

«А ведь не такая уж взбалмошная идея, — подумал Сварог. — Лавиния и в самом деле будет в ярости, так просто не оставит — а у меня военные флоты давно скучают без хорошей драки… С другой стороны, с давних пор Стагар пользуется этакой мрачной славой, как опасное обиталище морских колдунов, которых там и в самом деле хватает… но она, в общем, ничем реальным не подтверждена, кроме старых поверий. В общем, стоит подумать…»

Яна засмеялась:

— Мне, как императрице, такие вещи слышать как бы и не пристало… Но я ничего не слышала.

Мара непринужденно сказала Сварогу:

— Чудесная женщина тебе досталась, а ты наверняка не ценишь, дубина…

— Он мне сегодня подзатыльник дать хотел, — пожаловалась Яна с лукавинкой в глазах.

— От него и не того можно ждать… — сказала Мара.

— За дело, — уточнил Сварог.

— Вздор, — уверенно сказала Мара. — Наверняка сам что-нибудь дурацкое придумал, — повернулась к Яне: — Моя старшая венценосная сестра, разве у вас ноготков нет? Держите его в строгости, а главное — вовремя хватайте за шиворот, когда он попытается ушмыгнуть очередной подвиг совершать — есть у него такая дурная привычка…

«Споются, чертовки, — не без грусти подумал Сварог, глядя, как они смешливо переглядываются. — И нигде от них не спрячешься, даже в Хелльстаде…»

— Послушайте, — сказала Мара, — у вас послезавтра нет никаких серьезных государственных дел?

— Вроде не намечается, — сказал Сварог.

— И у меня тоже, — сказала Яна.

— Это просто прекрасно, — энергично отреагировала Мара. — Ваши государственные дела не чета моим скромным, и потому вы, ручаться могу, забыли, что будет послезавтра? — оглядела их с улыбочкой… — Судя по лицам, забыли…

Яна чуть пожала плечами. Сварог сказал:

— Ну, напомни.

— Да у вас же послезавтра полгода со дня венчания! — выпалила Мара не без превосходства. — И забыли… Это ведь классическая «кружевная свадьба», ее отмечать полагается. Даже в самом что ни на есть крестьянском захолустье. Вот у меня и появилась идея… Никакого шумного застолья. Соберем только Странную Компанию — сто лет не сиживали по-свойски. Собрать их просто — я пошлю виману… Как вам идея?

Сварог с Яной переглянулись, и Сварог сказал:

— Действительно, сто лет не собирались…

— Ну, а я давно хотела посидеть со Странной Компанией, — призналась Яна.

— К тому же это будет не просто пьянка, а «кружевная свадьба», — значительно подняла палец Мара. — Значит, согласны? Вызови какого-нибудь лакея, у тебя наверняка есть звонок…

Усмехнувшись, Сварог тронул золотой шпенек на краю столика. В комнате моментально появился лакей со сложным золотым плетением на рукаве синей раззолоченной ливреи пониже левого плеча, означавшим, что он состоит не просто при дворе, а при личных королевских покоях. Мара небрежно бросила:

— Позовите моего адъютанта. Он там, в коридоре, в сиреневом мундире, лейтенант.

Лакей вопросительно вперился на Сварога. Тот молча кивнул. Лакей улетучился, и вскоре появился подтянутый, в зеркально сверкающих сапогах офицер с лейтенантскими золотыми лавровыми листьями на мундире. Вытянулся в струнку, поедая глазами всех присутствующих.

Мара тоном строгого генерала распорядилась:

— План «Звезда» — к немедленному исполнению.

— Слушаюсь, моя королева! — рявкнул лейтенант, безукоризненно четко повернулся через левое плечо, приставил ногу и парадным шагом удалился в коридор.

— Ну вот, — сказала Мара, — сейчас полетит самолет собирать Странную Компанию… ну, то есть вимана в виде самолета, но кто отличит?

— Хорошо ты их вымуштровала, — покачал головой Сварог.

— Как толковой королеве и полагается, — сказала Мара. — Одна беда: влюбился в меня по уши, болван, стишки сочиняет, печальные баллады под Асверуса пробует кропать, однажды даже записку подбросил. Но я его предупредила: если еще раз попробует или будет пялиться влюбленно, или вздыхать, как больной бегемот, уши отрежу. Так-то он дельный и исполнительный, главное — в руках держать…

— А вы ведь отрежете, моя младшая сестра… — смеясь, сказал Яна. — Всерьез…

— Безусловно, — заверила Мара.

И с намеком покосилась на едва початую бутылку «Старого дуба».

Глава IX КРУЖЕВНАЯ СВАДЬБА С СЮРПРИЗАМИ

Звенели струны сразу двух виолонов — в руках Шедариса и Леверлина. Сварог тоже мог сыграть, не вызывая у слушателей желания дать ему виолоном по голове, — но решил с этими двумя не соревноваться.

Давно известно: одну и ту же песню, пусть и грустного содержания, можно петь и как печальную балладу, и как бравурный военный марш. Смотря по обстоятельствам. Сейчас не было ровным счетом никаких оснований для печали, наоборот, и музыканты играли браво. И пели браво.

Это была старинная, одна из самых любимых песен Вольных Топоров. Все остальные старательно подтягивали Шедарису с Леверлином. Конечно, выходило у каждого по-своему. Мара и Тетка Чари петь умели, Сварог, в общем, тоже не ударил лицом в грязь. Бони с Паколетом, давно известно, медведь на ухо наступил, — но они старательно возмещали недостаток мастерства усердием и глоткой.

Одна Яна не подтягивала, сидела молча — что ее, по глазам видно, заставило самую чуточку взгрустнуть. У нее был хороший голос, и пела она неплохо, но слов «Семерых сорвиголов» не знала. Но все равно ей было весело, она сидела во главе стола, рядом со Сварогом, в роскошном и затейливом вишневого цвета платье, открывавшем точеные плечи, с золотистым кружевным бантом, приколотым справа. У Сварога пониже правого плеча тоже красовался такой — как и полагалось на «кружевной свадьбе».

Отзвучали последние аккорды, зазвенели золотые чарки с хелльстадским гербом Сварога. Он смотрел на бравых сподвижников, на душе было тепло и покойно — ничего не осталось от потрепанных, запыленных бродяг, когда-то пробиравшихся в совершенную неизвестность, к хелльстадской границе. Таларская королева, король из Вольных Маноров, граф, маркиз и дважды барон Паколет, все остальные — благородные титулованные дворяне, успешные, веселые. Все, в том числе и Сварог, в парадных мундирах гвардейской гран-алы, которой командовал он сам, при имперских и таларских орденах.

И в голове неведомо с какого перепугу вдруг пронеслась мысль: видела бы его сейчас бывшая жена… Впервые за все годы, что прожил здесь, эта мысль навестила. Ни малейшего злорадства он не ощущал, лишь легкое удовлетворение. Возможно, он и чуть позлорадствовал бы — все мы люди, все человеки — останься он на Земле, разойдись с ней и, скажем, выбейся в полковники, получи полк. А так… Слишком высоко он поднялся, чтобы всерьез злорадствовать над дешевой шлюхой. Забыл не только ее лицо, но и имя — он многое забыл, немало помаленьку вымывалось из сознания, потому что возврата к нему не было, его миром на всю оставшуюся жизнь был один, этот…

Все ничуточки не изменились — мушкетеры встречались не двадцать лет спустя и даже не десять, всего-то полгода прошло с тех пор, как Странная Компания гуляла на свадьбе Сварога и Яны, и было что вспомнить. Никто не считает мелочей вроде взятия Дике (в котором участвовали только трое из шести), того, как Мара почистила Пограничье от разбойников, а потом вместе с Шедарисом едва ли не начисто извела в Ямурлаке тамошнюю нечисть. Кто бы такие мелочи считал, когда за спиной три серьезнейших и опаснейших дела, где все до одного могли потерять головы, — операция в Равене, закончившаяся уничтожением Глаз Сатаны, рейд в Море Мрака и Токеранг…

Бони с прежним крестьянским старанием округлял и приращивал доставшуюся ему землицу: был теперь властителем уже восьми Вольных Маноров и собирался обзавестись девятым. Самое последнее его приобретение граничило с королевством Шотер, тем самым, чей король на свадьбе у Сварога распихал по карманам немало золотой утвари. На сей раз дело было не в здоровых крестьянских рефлексах — Бони всерьез решил стать королем королей, пусть и Вольных Маноров. Его армия уже без особых боев продвигалась по означенному королевству — и король Тейл, как докладывала разведка Сварога, на свое будущее смотрел пессимистически и силы свои оценивал трезво: уже отправил за границу обоз с казной, сбережениями и драгоценностями и готовился со всем семейством и немногими согласившимся сопровождать его приближенными отправиться следом.

Паколет носил четыре дворянских титула по тем же причинам, что и Бони свои — к некоторому удивлению Сварога, он всерьез принялся воевать соседей, занял два соседних Манора и нацелился на третий. Конечно, полководец из него, как из Шедариса балерина, но он обзавелся парочкой нестарых и толковых отставных полковников (не без помощи Гарайлы) и внушительным отрядом оставшихся не у дел Вольных Топоров (не без помощи Шедариса), так что дело шло гладко. Сварогу он с глазу на глаз признался откровенно: все от скуки, просто так сидеть на троне в Вольном Маноре — тоска смертная, тем более что балов он как-то не любит, охота его не привлекает, а фаворитками почти что и не увлекается. Так что война — все же какое-никакое развлечение.

Сварог всерьез подозревал: если так пойдет, парочка в конце концов, чего доброго, захватит и честно поделит пополам все до одного Вольные Маноры. Изгнанные со своих тронов прежние властители по сложившейся уже практике слали слезные жалобы Сварогу, как Высокому Покровителю Вольных Маноров. Всякий раз Сварог подмахивал давно заготовленный его канцеляристами стандартный текст: он весьма сожалеет, но старинное право ваганума никто не отменял. Отменить его может лишь Виглафский Ковенант, да и то, если соберет три четверти голосов. Новых жалоб, как правило, не поступало — все прекрасно знали расклад, сложившийся в Виглафском Ковенанте. Тем, кто в поисках правды добирался до Диамер-Сонирила, принц отвечал опять-таки стандартно: такими вопросами не занимается ни Канцелярия Земных Дел, ни сама императрица, они находятся в ведении исключительно Виглафского Ковенанта (в чем с точки зрения писаных параграфов был абсолютно прав). Так что Бони с Паколетом продолжали резвиться, один тешил исконную крестьянскую тягу к приращению землицы, второй боролся со скукой… Имелась, конечно, пара-тройка Маноров, где резвая парочка могла столкнуться с серьезным отпором, — но Сварог не сомневался, что они и с этим справятся, очень уж вошли во вкус и приобрели должную сноровку…

Тетка Чари и Шедарис купили приличный особняк в Латеране, да вдобавок Сварог им отписал имение из королевского домена. Чари из-за крестьянского происхождения, как и Бони, тянуло к земле. В законный брак они так и не вступили — Тетка была привержена церкви Руагату, а Шедарис — Симаргла, и ни один не соглашался проводить обряд по правилам другого. Но им, судя по всему, хорошо и так.

Леверлин давно помирился с отцом, переставшим считать его шалопаем после нескольких имперских орденов и близости ко двору Сварога. Леверлин, закончив полный курс, остался при Ремиденуме «кандидатом факультета» (нечто вроде советского аспиранта) — вот только никто, кроме Сварога и еще пары-тройки человек, не знал, что пишет он не магистерскую диссертацию, а с разрешения Сварога, получив все секретные бумаги, ищет подлинную биографию Асверуса. Книга, конечно, в ближайшие лет двадцать напечатана для широкого читателя не будет, распространение получит лишь в узком кругу, и за облаками, и на Земле, но Леверлин вовсе не одержим честолюбием и не печалится оттого, что не станет известен как автор очередного сенсационного труда, срывающего покровы с тайн прошлого…

Мара… Ну, земная история ее жизни известна превеликому множеству народа, в том числе и непосвященного. Пользуясь суконным языком советских характеристик — перспективная, растущая королева. А ведь, пожалуй что, и Стагар возьмет, что в первую очередь в интересах самого Сварога…

Шарик в левом кармане его камзола запульсировал так, что это почувствовалось моментально. Никому ничего не объясняя, Сварог встал из-за стола и прошел к двери. За дверью стоял верный статс-секретарь, как обычно, невозмутимый. Подал свернутую трубочкой бумагу и вновь застыл в ожидании распоряжений. Прочитав расшифрованную депешу, Сварог поневоле ухмыльнулся, привычным жестом отпустил секретаря и вошел в комнату, в Рыцарский зал, который он специально выбрал для дружеской пирушки. Быть может, не самое подходящее место, чтобы отмечать юбилей свадьбы, но Сварогу этот зал нравился, Яне тоже, да и Странная Компания себя здесь чувствовала как рыба в воде: рыцарские доспехи в нишах, стены увешаны богатейшими коллекциями оружия разных времен с двух планет, выцветшими знаменами и вексиллумами (трофеи прежних королей, как ронерских, так и снольдерских). Сводчатый потолок, светильники в форме старинных факелов, массивный стол из черного дерева, сделанный нарочито грубовато, с простотой давних рыцарских эпох, такие же кресла — в общем, уютное местечко. Особенно когда за столом не придворные кавалеры и благородные жеманницы, а Странная Компания…

— Тишина! — гавкнул Сварог, и моментально воцарилась тишина. — Всем наполнить чарки, есть хороший тост!

Он не хотел, чтобы под ногами путались лакеи — какие бы они ни были надежные и перепроверенные, вечеринка, можно сказать, домашняя, и лишние уши ни к чему. Тем более кое-что из прозвучавшего уже здесь относилось к событиям, о которых большинство людей на Таларе и представления не имели. Поэтому с самого начала роль виночерпия стал исполнять Паколет. Вот и сейчас он проворно прошелся вокруг стола с большой оплетенной бутылью, наполняя чарки отличным таромайским вином, самую чуточку густоватым, темно-алым с черным отливом.

Все, в том числе и Яна, выжидательно воззрились на Сварога, а он, взяв свою чарку, остался стоять. Сказал, улыбаясь во весь рот:

— Кто хочет, остается сидеть, но, думаю, все же следует встать. Выпьем за короля королей Вольных Маноров! — и сделал легонькое движение чаркой в сторону Бони.

Загрохотали отодвигаемые тяжелые стулья, встали все, даже Яна, зазвенели чарки, сталкиваясь. Послышались поздравления во всю глотку. Бони со скромным видом раскланивался.

Когда чарки осушили и все уселись, Сварог покачал над столом бумажной трубочкой:

— Только что пришла депеша… Час назад конница его величества без боя заняла столицу Шотера. Король давно бежал, бароны съезжаются выказать почтение новому властелину, хотя его там и нет пока. Бони, я вот одного не пойму… Тут уточняется: король, убегая, выгреб из дворца все ценное, что только умещалось в повозки, а вот корону со скипетром и все Королевские Печати оставил на прежнем месте… Странно это чуточку… А?

— Да ничего странного, — сказал Бони с хитроватым крестьянским видом. — Еще до того, как мои сорвиголовы поскакали через границу, я ему отправил письмо с гонцом. Сам писал, выучился, а как же, королю положено… В общем, я его предупредил: если только, когда будет удирать, прихватит регалии и королевские печати — под землей найду и самолично… — он сконфуженно осекся, покосился на Яну. — Короче, бяку заделаю…

— Дипломат ты у нас, — сказал Сварог под общий смех.

— Ремесло такое, — потупился Бони.

— И вижу я…

Он вновь ощутил вибрацию шарика, подумал с легкой досадой; ну что за вечер сегодня, непременно должно объявиться что-то срочное, не терпящее отлагательств…

— Сейчас вернусь, — сказал он и вышел в коридор.

На сей раз там стоял Интагар, прямо-таки сиявший от радости — хотя при его бульдожьей физиономии ему следовало бы улыбаться пореже. Он и сам это знал, улыбку обычно пускал в ход на допросах как дополнительное средство убеждения (и отлично действовало, между прочим), но и в обычной жизни не всегда мог сдержаться.

— Ну, что там? — спросил Сварог, уже догадываясь, что произошло нечто интересное (и радостное, несомненно, иначе Интагар держался бы совершенно иначе).

Выслушав короткий доклад, Сварог, как не раз бывало в подобных случаях, бурной радости не ощутил — этакую чуть усталую. Так бывает, когда дело затягивается надолго и успеваешь к успешному финалу перегореть… А поиски шли больше года…

Чуть подумав, он спросил:

— Как он там, хворым не выглядит?

— Ничуть, государь, — сказал Интагар. — Живехонек-здоровехонек, хотя и напуган изрядно, что в его положении не удивительно. Вина просит чуть ли не на коленях…

— Ну, принесите ему, — сказал Сварог. — Бутылочку чего-нибудь полегче, мне он пьяный не нужен. Я приду через несколько часов, когда все закончится, — он кивнул на приотворенную дверь, из-за которой доносились веселый гомон, звон чарок и перебор виолона. — В кои-то веки удалось посидеть со старыми друзьями. Ждали больше года, так что еще несколько часов потерпим.

Интагар склонил голову:

— Слушаю, государь. Можно, я пока легонечко…

— Ну конечно, — сказал Сварог. — Убедите его с помощью вашей неподражаемой улыбки и ласкового обращения, что со мной следует быть полностью откровенным. Ведь крутит легонечко, а?

— Крутит легонечко… Чего-то явно боится.

— Вот и растолкуйте ему, что здесь надо бояться в первую очередь меня, а потом уж всего остального… Идите.

Он вернулся на свое место, и в самом деле не испытывая особенного нетерпения. Однако получилось так, что дожидаться окончания пирушки не пришлось: Яна прошептала на ухо:

— Я бы тут с превеликим удовольствием просидела до утра, раньше ведь не угомонятся?

— Уж это точно, — так же шепотом заверил Сварог.

— Только мне, думаю, лучше уйти, — прошептала Яна не без сожаления. — Я же чувствую, что изрядно их стесняю своим присутствием…

В точку угодила, умница. Не будь ее, давно бы перешли с вина на келимас, и шутки стали бы гораздо вольнее, и песни — фривольнее, и в выражениях можно не стесняться…

Сварог поднял ладонь, и настала тишина.

— Ее величество вынуждена нас покинуть, — сказал он, вставая и подавая Яне руку. — Неотложные государственные дела, сами понимаете, тут двое в королевских коронах да и остальные не дети… Я скоро вернусь.

Яна, обведя всех взглядом, сказала звонко:

— Вы замечательные люди, правда!

Загрохотали стулья — Странная Компания, щелкая каблуками в лучшем гвардейском стиле, встала навытяжку. Да так и стояла, пока за Яной со Сварогом не закрылась дверь.

— Пошли, — сказал Сварог.

Яна чуть недоуменно пожала плечами:

— Зачем тебе меня провожать? Сама прекрасно дойду, спальня недалеко. Тебе ведь хочется повеселиться с ними всерьез…

— И тем не менее придется отлучиться, — сказал Сварог. — Думаю, и ты с превеликий охотой пойдешь со мной к Интагару. Только «личину» надень, чтобы не было лишних разговоров…

— Случилось что-то? — с любопытством спросила Яна.

— Да нет, в общем, — сказал Сварог. — Просто сцапали наконец брата Юло, как ни прятался по закоулкам…

Глаза Яны распахнулись, что называется, во всю ширь души:

— Того, кто знает, где четвертое Воплощение?

— Якобы знает, — уточнил Сварог (вдруг придется разочароваться?). — Идешь?

— Ну конечно!

Вечер был поздний, и придворных уже не было — в коридорах одни лакеи и караульные гвардейцы. Все равно они видели не Яну, а ничем не примечательного гвардейского лейтенанта Зеленых Егерей, незнакомого им, но не вызывавшего никаких недоуменных мыслей, — мало ли по какой надобности гвардеец таковой мог оказаться вечером в королевском дворце?

Охранявшие одну из комнат в отведенной Интагару части дворца сыщики в цивильном, увидев Сварога, вытянулись в струнку.

В небольшой, казенного вида комнате сидели двое: Интагар и как раз наливавший себе вина незнакомец: в потрепанной монашеской рясе, невысокий, плюгавенький, почти совершенно лысый, с незначительным, скучным лицом. Увидев его, Сварог даже почувствовал нечто вроде легкого разочарования: этого недомерка плюгавого больше года искали по всему Харуму и агенты восьмого департамента, и все тайные полиции Сварога, и все четыре Братства Единого, и даже братья-рыцари из военных орденов Симаргла, тоже не питавшие любви к Князю Тьмы, — тысячи людей сбивались с ног…

Монах отставил бутылку и уставился на Сварога с почтительным страхом. Сварог, оглядевшись, кивнул Яне на расшатанный канцелярский стул, сам уселся на другой. Достал из воздуха сигарету, прикурил, сказал ворчливо:

— Интагар, вы бы мебелишку обновили, что ли, а то сидишь и не знаешь, когда ножки подломятся… Мало я вам денег выделяю?

— Прослежу лично, — заверил Интагар. — Я не думал, что именно здесь…

— Ладно, — махнул рукой Сварог. — Давайте к делу. Как случилось, что этого субъекта больше года не могли найти? Должны быть веские причины…

— Они и сыскались, государь… — ответил Интагар. — И монахи из Братств, и наши люди, и все прочие искали брата Юло… А он уже не один год жил под другим именем… (монашек угодливо покивал). Видите ли… Все как-то забыли про орден братьев парротинов. Самый маленький и захудалый, всего-то три монастыря — в Ронеро, в Снольдере и на Катайр Крофинде. У них одних и принято каждые семь лет принимать новые имена — согласно абзацу в какой-то книге…

— Святой Пригенус, — шелестящим шепотом, явно желая угодить, подсказал монашек. — «О сущности духовной и телесной», глава…

— Это неважно, — сказал ему Сварог. — Продолжайте, Интагар.

— В общем, государь, парротины давным-давно считают, что каждые семь лет телесная сущность человека обновляется полностью — вот и меняют имена. Еретиками их, как мне объяснил брат Кормик из Братства Святого Роха, все же не считают, но относятся без особого расположения, распространения их взгляды не получили, вот и прозябают… Девять лет назад этот вот проказник, состоя в монастыре братьев-синоритов, стянул и пропил несколько серебряных сосудов из монастырской церкви (монашек в ужасе вжал голову в плечи). Ну, быстро выяснилось… Сосуды нашли у трактирщика, выкупили, хотели сначала лишить этого прохвоста сана, но решили не поднимать шума, чтобы не было ущерба для репутации ордена, — у монахов такое тоже случается, не только в обычной жизни… Выставили его за ворота, до конца жизни переведя в странствующие монахи, а все упоминания о нем из монастырских книг вычеркнули. Этот монастырь тоже проверяли, но не было ни строчки о брате Юло… Странствовать до смерти ему не хотелось, он и прибился к парротинам, — Интагар ухмыльнулся. — Во всех прочих орденах проверяют прошлое таких вот гостей, одни парротины, скудные числом, сплошь и рядом принимают кого попало. Через семь лет ему, как у них полагается, переменили имя, так что он уже два года живет как брат Ксантий, а монастырские книги у них запущены и толком не ведутся. Многие братья-парротины выпить не дураки, хотя и не докатываются до такого, как этот вот… Один из них попался нашему агенту в кабачке, помянул мельком об этой истории — наш тут же доложил, и мы потянули ниточку…

— Что же это вытак, брат Ксантий? — усмехнулся Сварог. — Знаю я иных служителей божьих, что позволяют себе разные… вольности. Все мы — живые люди, даже святой Рох в молодости изрядно покуролесил, но чтобы церковную утварь пропивать…

— Еще лет двести назад на костер бы отправили, — злорадно сказал Интагар. — Мне монахи говорили…

Плюгавый монашек уставился на Сварога с нескрываемым ужасом, явно ожидая для себя самого худшего. Прошелестел, бледнея и потея:

— Ваше величество, черт попутал…

— Ну да, конечно, — кивнул Сварог. — В таких делах всегда черт виноват, а человек — нисколечко… Ну, успокойтесь, брат Ксантий, успокойтесь. Наказывать вас я не собираюсь. Это дело не светское, а церковное, моему суду не подлежит, коли уж вас столько лет назад отпустили с миром, так тому и быть… Налейте себе стакан, если хотите. Интагар, помогите ему, а то он и прольет все, и себя обольет… Да не тряситесь вы так, отец Ксантий, — сказал он мягко. — Наказывать вас никто не собирается, а вот вознаградить по-королевски могу. Выпили? Отлично. Если перестанете трястись как овечий хвост и будете отвечать на мои вопросы толково, велю еще бутылочку принести, да получше, чем этот пиркет для кухонных мужиков… Ну?

Он сам вынул из воздуха бокал с келимасом, сделал так, чтобы второй появился на столике перед Интагаром. Видел краем глаза, что и у Яны в руке появился стакан с вином. Усмехнулся.

— Ну вот, господа мои, как-то незаметно создалась самая непринужденная обстановка… — и сменил тон на более жесткий: — Вот что вы себе накрепко уясните, брат Ксантий… Отвечать на мои вопросы следует незамедлительно и обстоятельно. У меня, как и в любом королевском дворце, сыщутся и подземелья с золотыми, и пыточные. Ну, предположим, в самом дворце пыточных нет, но ехать до них недалеко. Да, имейте в виду: я умею безошибочно определять, когда мне врут.

— Я слышал…

— Вот и прекрасно, — сказал Сварог. — Вы когда-то хвастались в кабаке одному моему… знакомому, что знаете, где обитает Воплощение Воздуха, и что оно собой представляет. Даже какие-то карты ему рисовали на первом попавшемся клочке бумаги. Брехали ради угощения или это правда? Отвечайте!

После недолгой паузы монашек решился:

— Тут правда с брехней пополам, ваше величество…

— Подробнее, — сказал Сварог.

— Карту, что уж теперь, я и в самом деле рисовал ради угощения, — признался монашек. — Ради подкрепления рассказа. Так оно убедительнее. Что оно такое, я знаю… то есть знаю, что говорили отец с дедушкой. Безумный Зодчий. У нас в семье это знание держалось с давних времен, я толком и не знаю, с каких — прапрапрадедушка или кто-то еще постарше… А вот где… Я и знаю, и, получается, не знаю…

Самое любопытное, что он нисколечко не врал. Сварог спокойно, без лишнего нажима спросил:

— И как это понимать — знаете, но не знаете? Странновато звучит…

— Да уж… Только так оно и есть.

— У вас в роду все были монахами? — спросил Сварог, чтобы его разговорить.

— Ваше величество, будь все монахами, как бы продолжался род?!

— Да, действительно, — сказал Сварог. — Тут я недодумал… Дальше. Поконкретнее.

— Все у нас в роду были печниками, Медная гильдия, я первым пошел в монахи… («Наверняка в поисках легкой жизни», — подумал Сварог, но перебивать не стал). И с давних пор, так уж исстари повелось, учились грамоте, читали книги, ученые тоже… Я был самый старший сын… Когда вошел в совершеннолетие, отец с дедушкой мне рассказали… И сделали… Извольте посмотреть ваше величество…

Он задрал до плеча просторный рукав потрепанной рясы. Сварог, не вставая (комната была ярко освещена, и разделяла их какая-то тройка уардов), наклонился вперед и присмотрелся к щуплой немытой руке. Там красно-бурой тушью была довольно искусно наколота татуировка: две недлинных строчки, какие-то символы перемежаются с числами. Где-то он подобное уже видел… Но где?

Монашек продолжал:

— И на другой руке тоже есть, и на обеих ногах… Дедушка был человек предусмотрительный, сказал: мало ли что, бывает люди и без рук, и без ног остаются, так уж, чтобы было надежнее… Это — указание на место, где обитает Безумный Зодчий, только я понятия не имею, что за указание и что за место — ни отец, ни дедушка сами не знали, их отцы и дедушки тоже…

— И что со всем этим следовало делать? Какие наставления вам дали?

— Ждать случая, когда появится подходящий человек, который в этом что-нибудь поймет. Все предки всю жизнь так и делали. Кое-кто из них пару раз показывал татуировки ученым книжникам, я тоже, только никто ничего не мог понять… Хотел как-то пойти к вам, о вас ходили слухи, что вы причастны к смерти двух Воплощений… Но не решился… Прижился как-то в глуши, и уютно там было… Дедушка с отцом говорили, что особо распространиться об этом не следует — могут прознать и заявиться эти не к ночи будь помянуты, и в лучшем случае, унести надписи вместе со шкурой, а в худшем… — он передернулся. — Ну не подвижник я, ваше величество, чего уж там, мне бы тихонечко дожить где-нибудь в уголке… Да и насчет вашей милости — только слухи…

Действительно. Только слухи. Канцлер по каким-то своим соображениям разрешил сообщить правду об участи Великого Кракена и Митгард с ее дружком только четырем Братствам Единого. Весь остальной мир должен был знать одно: с обоими Воплощениями покончено, и точка. Слухи, конечно, поползли, иные из них связывали как раз со Сварогом смерть не только Кракена, но и гигантских морских змеев — но слухами они и остались, о Свароге ходило немало самых разнообразных слухов, и забавных, и жутковатых, и многие из них не имели ничего общего с реальностью. К некоторым он относился равнодушно, а некоторые тайной полиции было предписано строжайшим образом пресекать — иные не просто портили ему репутацию, откровенно порочили в глазах людей, Интагар давно уже подозревал, что их распускают не просто так, не из одной глупости людской, но доказать пока что ничего не мог… Это историю с Глазами Сатаны Канцлер (опять-таки по неведомым Сварогу соображениям) нисколечко не секретил, наоборот…

— А больше мне и сказать нечего, ваше величество, — сказал монашек, робко потянувшись к бутылке. — Хоть что вы со мной делайте, а сказать больше нечего…

И ведь не врал… Сварог решительно не представлял, о чем его еще спрашивать, все и так как на ладони.

— Писать умеете? — спросил он.

— Как все в роду, государь, грамотен…

— Интагар, — сказал Сварог, — устройте нашего… гостя где-нибудь в отдельной комнатке, под дружеской опекой… — он бросил Интагару многозначительный взгляд, и тот понятливо кивнул. — Кормить, поить… Впрочем, вином пока что не особенно баловать. Дайте бумаги, чернил и стилос, пусть завтра же подробнейшим образом напишет все о своем роде — точнее, о знании, которым род обладал. Все, что только сможете вспомнить, брат Ксантий. Понятно вам?

— Конечно, конечно…

— Когда напишет все, тогда дадите и вина получше, — продолжал Сварог. — Успокойтесь, брат Ксантий, я кое-что проверю и, если вы принесли пользу, без награды не останетесь…

Он встал, и за ним поднялась Яна. Интагар самую чуточку растерянно вопросил:

— А… дальше?

— А дальше я буду думать, — сказал Сварог. — Всего наилучшего!

Они медленно пошли по коридору. Как обычно в эту пору, половина светильников уже не горела, а телохранителей на постах тоже, как обычно, прибавилось.

— А я ведь вспомнила, где уже видела такие знаки, — сказала Яна тихо.

— Я тоже, — сказал Сварог. — Примерно с помощью такого же кода ты через мой компьютер в Вентордеране улизнула в Заводь с озерным чудовищем. То же сочетание символов и чисел, часть символов схожа… Разве что здесь две строчки, а не одна, но количество символов-чисел то же самое — пятнадцать. Очень похоже, дорога лежит через мой компьютер…

— Очень похоже, — согласилась Яна. — Я, правда, до сих пор не возьму в толк, каким образом те символы попали из Хелльстада в книгу, написанную тысячу лет назад…

— Попали как-то, — сказал Сварог. — А как они попали к предкам этого типа? Помнишь, я тебе рассказывал: кроме мэтра Лагефеля у Фаларена был и второй придворный?

— Ну, конечно. Тот, что сразу после… сбежал через компьютер? А значит, умел с ним обращаться…

— Безусловно, — сказал Сварог. — Кстати, я его давненько объявил в тайный розыск, рожу запомнил прекрасно, но пока не нашли — забился куда-то, надо полагать. Надо потом тебе попробовать, может, Древний Ветер поможет. Не нравится мне, что где-то разгуливает человек, обладающий кое-какими знаниями о моем компьютере… Я сейчас о другом думаю. А что, если у этого чертова беглеца были предшественники? Иначе никак не объяснить, почему такие знания оказывались в большом мире, к книжникам попадали, таким вот потомственным печникам… Вообще-то можно подыскать и другие версии, но нет смысла ломать над ними голову, все равно получатся чистейшей воды умозаключения, фактами не подкрепленные…

— И что теперь делать? Проверить, конечно? Ты ведь должен был знаки запомнить накрепко, раз не стал записывать.

— Накрепко, — сказал Сварог. — Вот завтра утром и полетим в Хелльстад, если тебе интересно…

— Еще бы!

— Завтра утром, — повторил он, подумав. — Смысла не вижу немедленно нестись туда сломя голову. Как думаешь?

— Точно так же.

— Значит, мы с тобой повзрослели, — хмыкнул Сварог. — Лет несколько назад я немедленно вызвал бы виману и очертя голову помчался в Хелльстад, да и ты тоже. А теперь оба прекрасно понимаем: то, что ждало несколько тысяч лет, может подождать еще одну ночь. Так что… Тьфу ты!

Он встал как вкопанный, взял Яну за локоть, остановил. Как-то незаметно они свернули на Ажурную лестницу, прозванную так за то, что когда-то была целиком изготовлена из чугуна искусным мастером — ну, не вся целиком, конечно, по частям, которые потом собирали. Ажурные, несказанной красоты перила… ступеньки, правда, сплошные, чтобы не проваливались каблуки сапог, башмаков или дамских туфелек…

— Давай-ка вернемся и пойдем другой дорогой, — сказал Сварог.

— А что такое?

— Последняя неделя Фиона, перед Календами, — сказал Сварог. — Все дворцовые призраки, сколько их ни есть, вылезают… И не только они. Мы на той самой площадке, откуда можно увидеть…

И замолчал. Это и называется, накликал. На один лестничный пролет ниже, на такой же широкой площадке, неведомо откуда появилась она, Алая Плясунья — молодая, красивая черноволосая женщина в пышном алом платье, принадлежавшем неизвестно какой эпохе, — ни один книжник подобного платья не нашел ни в одной стариной книге…

Сварог ее уже видел однажды, мельком, издали — и сразу ушел, чтобы не испытывать судьбу, памятуя все, что о ней говорили, и как-то не горя желанием проверять это на практике…

Как и в первый раз Алая Плясунья, то ли и в самом деле не замечая их, то ли притворяясь, принялась танцевать под слышную только ей одной музыку: грациозно, поднимая над головой согнутые руки, медленно вертясь волчком и выписывая незнакомые пируэты. Какое-то время смотреть можно, но следует побыстрее уходить: все старинные поверья сходятся на одном — как только и ты начнешь слышать эту музыку, тут тебе и конец. И ведь бесследно исчезали во дворце, пусть и редко, и титулованные придворные, и лакеи…

— Пошли отсюда, — сказал Сварог. — Ты про нее не могла не слышать…

— Подожди, — сказала Яна, оставаясь на месте и с любопытством разглядывая Алую Плясунью. — Подожди, это очень интересно…

И вдруг преспокойно шагнула на ступеньку ведущего вниз пролета. Высвободила локоть из пальцев кинувшегося следом Сварога, не оборачиваясь, подняла согнутую в локте руку:

— Мне это ничем не грозит. Честное слово. Стой спокойно!

Он все же метнулся следом — и наткнулся на незримую преграду — Яна, конечно… Бессильно выругался про себя: он ничего не мог, ровным счетом ничего, оставалось только стоять и смотреть…

Яна преспокойно спускалась вниз. К его несказанному удивлению, Алая Плясунья, когда Яна оказалась на той же площадке буквально в паре шагов, вдруг перестала танцевать. Стояла, опустив руки, — и у Сварога создалось впечатление, что Яну она видит… Мысли суматошно скакали в голове: Яна давно перестала устраивать всякие взбалмошности, если уж она так уверена в себе, быть может, и обойдется… Что он, в конце концов, знал о Древнем Ветре? Всего ничего…

Яна и Алая Плясунья стояли, глядя друг другу в глаза, а сверху на них бессильно смотрел Сварог, повторяя про себя, как заведенный: лишь бы обошлось, лишь бы обошлось…

Странно: они не произнесли ни слова, их губы не шевелились, но все равно отчего-то казалось, что они беседуют…

Он не знал, сколько времени прошло в мучительном ожидании. Внезапно Алая Плясунья стала медленно отступать, медленно пятиться — и вдруг исчезла, как не бывало. Яна посмотрела на него, спокойно сказала:

— Пошли, она не вернется… ну, по крайней мере, сегодня.

Он сбежал по лестнице, заранее зная, что невидимой преграды больше нет.

— Не надо на меня смотреть так укоряюще, — сказала Яна. — Могу тебя заверить: мне она ничего не сделала бы. Тебе — вполне возможно. А вот против Древнего Ветра она бессильна…

— Вы что, говорили? — спросил Сварог оцепенело.

— В каком-то смысле… — сказала Яна. — Не словами и не мысленно, но — в каком-то смысле… Не могу объяснить точнее, слов таких нет…

— Что она такое?

— Я не поняла до конца… Не человек, безусловно. Но и не нечистая сила.

— А люди пропадали…

— Верю, — сказала Яна. — К людям она бывает недоброй, похоже, это ее натура. И ее не переделаешь. Самое интересное, она — не отсюда.

— А откуда?

— Я не смогла понять, — пожала плечами Яна. — Но точно не из нашего мира. Знаешь, она заблудилась, вот это я поняла, и ошибки быть не может. Заклубилась где-то между мирами, меж временами, меж реальностями… Я так и не поняла до конца. Но она заблудилась. Очень, очень давно. И не знает, как ей вернуться назад. Ее гложет тоска…

— Ага, — сердито фыркнул Сварог. — А она от гложущей тоски гложет других…

— Какая уж есть, — сказала Яна. — Решительно не представляю, как ее вернуть туда, откуда она пришла, или изгнать. Говорю тебе: это не человек и не нечистая сила, что-то другое… Продолжайте обходить ее стороной, коли уж с ней ничего не поделать, вот и все. Пошли?

«Черт знает что, — сердито думал Сварог, вспомнив Радужного Демона. — Какая только нежить не шляется по моим землям: пережившая свои времена на миллион лет, заблудившаяся на неких неведомых тропах…»

— Я пойду спать, а ты иди к ним, — сказала Яна. — Тебе же хочется… Там сейчас, подозреваю, самое веселье…

Она оказалась права: когда Сварог вошел в Рыцарский зал, Паколет разливал уже келимас, а Шедарис, перебирая струны, горланил «Балладу о путнике и Прекрасной мельничихе» — как говорится, детям до шестнадцати… Сев на свое место, он кивком поблагодарил Паколета, тут же наполнившего его чарку келимасом, и постарался отрешиться от всех забот.

Глава X НА ДАЛЬНИХ ПОДСТУПАХ

Конечно, им с Яной было тесновато вдвоем внутри небольшого цилиндра с янтарно-желтой поверхностью, где стены сплошь покрыты неярко светившимися алыми, синими и зелеными квадратами со всевозможными знаками, буквами алфавитов Аугел и Дарант, рунами и цифрами. Но ничего не поделаешь.

Сварог коснулся указательным пальцем алого квадрата с буквой «ро». Вертикальный участок стены перед ним, полоса от пола, до потолка шириной в локоть, покрылась россыпью новых знаков, букв и цифр — но они давно уже не казались россыпью разноцветной абракадабры. Сварог со своим компьютером освоился вполне.

Волновался он лишь самую чуточку — сердце не заходилось, не колотилось. Вариантов всего два — либо получится, либо нет — к чему волноваться? Неторопливо набрал комбинацию из пятнадцати символом и цифр, первую из строчек татуировки — и совсем не удивился, когда часть цилиндра стала дверью в иной мир, где стоял ясный солнечный день и белели стволы деревьев. Там царила покойная тишина, даже птиц не слышно.

Легонько отодвинув Яну, он шагнул на ту сторону первым, на ходу нажав застежку и выхватив Доран-ан-Тег из придуманного им и сделанного хелльстадскими заводскими автоматами чехла — некоего подобия пистолетной кобуры, в которой помещалось лезвие топора с верхней третью рукоятки. Встал в двух шагах от двери, держа топор наготове, чутко прислушиваясь и пустив в ход все свои умения.

Дверь выходила на пологий склон, заросший белыми деревьями с коричневатыми поперечными отметинами на голых стволах. Кроны зеленели высоко над головой, будь отметины не коричневыми, а черными, деревья как две капли воды походили бы на березы. Он не почувствовал ни черной магии, ни чьего-либо присутствия поблизости. Яна встала рядом, плечом к плечу, с любопытством оглядываясь. Вот только ничего примечательного здесь не было: куда ни глянь — пологий склон и деревья, заслоняющие окружающее. Не дремучая чащоба, вполне могут проехать конные, но и не такое уж редколесье. Высокая зеленая трава под ногами ни о чем не говорила: что-что, а курс ботаники ему никогда не вкладывали в голову, и из всего неисчислимого многообразия трав он мог безошибочно опознать не более полудюжины знакомых.

— Лично я представления не имею, куда мы попали, — признался он честно. — Может, у тебя лучше получится?

Яна сделала шаг вперед, вытянула перед собой руки со сжатыми ладонями, медленно их развела, подняла ладони и замерла в этой позе. Далеко справа беззаботно засвиристела какая-то птаха. У соседнего дерева Сварог видел большой гриб, как две капли воды похожий на подберезовик, — уж в грибах-то он разбирался, частенько бегал за ними в детстве в ближний лес. Вот только потом очень редко удавалось выбраться в места «тихой охоты» — а в монгольской степи, разумеется, никаких грибов не было…

Яна пошевелилась, опустила руки, сказала будничным голосом, как о самой обыденной вещи:

— Ясно одно: это не Заводь. В Заводях я всегда чувствую пределы. А здесь никаких пределов нет. Это планета, и никак иначе.

Сварог пожал плечами:

— Сколько меня носило по Талару, не помню таких деревьев… Там, откуда я, росли в точности такие грибы, но вот таких деревьев не было. Очень похоже на березу, но не береза…

— Ну конечно! — воскликнула Яна. — Мне бы сразу догадаться… Я подсознательно ждала чего-то диковинного, вот и настроилась соответственно… — она кивнула на ближайшее дерево, как и береза, кое-где покрытое прозрачными отслоившимися полосочками верхнего слоя коры. — Сделай затес, чтобы полностью снять кору, только небольшой, чтобы дерево не губить…

Сварог примерился, взял топор за древко у самого обуха и в секунду сделал затес величиной с ладонь. Открылась древесина в красивых, замысловатых бело-желтовато-коричневых узорах, отлично ему знакомых.

— Сильванская горная береза! — воскликнул он.

— Она самая, — кивнула Яна. — Прямо-таки напрашивается вывод, что мы на Сильване. На нашей Сильване — ведь проникать на Соседние Страницы твой компьютер не может…

— Не может, — согласился Сварог. — Тьфу ты, сколько здесь живу, а на Сильване впервые в жизни… Значит, первая строчка ведет на Сильвану… Но есть еще и вторая…

— Совет можно?

— Ради бога.

— Я бы, не закрывая дверь, попробовала вторую строчку, — сказала Яна. — Почему-то кажется, что так и надо…

— Верю, — сказал Сварог. — У самого сколько раз случались толковые озарения… Пошли?

Они вернулись в янтарный «стакан», стояли, тесно прижавшись друг к другу (что обоих ничуть не угнетало, наоборот), и Сварог нажимал очередные клавиши.

Результат обозначился моментально: дверь на миг заволокло сизым непроницаемым туманом, а когда он рассеялся, пейзаж оказался совершенно другим: равнина вместо высокого склона, такой же, не особенно густой и не особенно редкий лес — только вместо сильванской горной березы какие-то неизвестные деревья: стволы покрыты сероватой, ноздреватой корой, высокие узколистые кроны начинаются примерно на середине ствола, уардах в пяти над головой! Сварог вышел первым, и, не теряя времени, сделал на ближайшем дереве широкий затес — самая обычная древесина, желтоватая, с тоненькими чуть неправильными кругами годовых колец. Вполне возможно, такие деревья росли на Таларе или Сильване, но он знал далеко не все, нужды не было, практической потребности…

Не теряя времени, попробовал кое-что из того, чем владел. Сигарета исправно появилась меж пальцев, и на кончике пальца зажегся огонек. Еще один мысленный толчок — и под ноги ему упал круг копченой колбасы. Так, магия ларов здесь работает исправно, ничего удивительного — здесь не Хелльстад. А вот хелльстадскую магию пока что не на чем и не на ком проверить, выясним в процессе…

Яна уже стояла рядом, разведя руки тем же жестом, что и в прошлый раз. Сварог сосредоточился. Так… Давным-давно вложенное ему в голову чутье на опасность молчало — не было поблизости ни опасности, ни угрозы. Пока. А вот другое… Черной магии, вообще магии не чувствуется, но пришло ощущение не из приятных: в ноздри лез густой, отвратительный запах падали, словно неподалеку давненько валялся дохлый зверь… или мертвый человек. Сварог побыстрее отключил это умение, все равно не мог догадаться, что чувствует… Обернулся, услышав рядом сдавленный вскрик, тревожно взял ее за локоть:

— Что, Вита?

Яна чуть побледнела, по лицу катились крупные капли пота, взялась рукой за горло, сделала такое движение губами, словно ее вот-вот стошнит. Сказала, бледно улыбаясь:

— Ничего страшного, но лучше вернемся… Противно…

Они вернулись в цилиндр, а из него — в тронный зал.

Дверь Сварог не закрывал, только поставил невидимую «решетку», которую не смогла бы проломить средних способностей нежить или нечисть. А если полезет что-то посерьезнее, Вентордеран на многое способен…

Они уселись в кресла неподалеку от трона. Сварог с радостью видел, что Яна, похоже, оклемалась, вульгарно выражаясь — и румянец на щеки вернулся, и пот пропал, и лицо уже не страдальческое… И повторил:

— Что, Вита?

Яна сердито покрутила головой:

— Я хотела осмотреться… Это, конечно, Заводь — там есть пределы. Вот только тут же навалилось что-то такое, чему и слов не подберешь, отвратительное, мерзкое, я боялась, начнет тошнить… Не пойму, что это такое. Но поиск мне там вести будет нелегко. Какое бы сравнение подыскать… Извини, если придется употреблять грубые слова…

— Не помру, — скупо усмехнулся Сварог. — Не девица из пансиона для благородных…

— Представь большое озеро, наполненное не водой, а дерьмом, гноем и прочими омерзительными жидкостями. Представь, что тебе в нем долго нужно плавать и нырять, причем то и дело набираешь полный рот этой дряни… — ее передернуло. — Омерзительно, но непонятно…

— Есть подозрения, — сказал Сварог, чувствуя, как сводит лицо в злую гримасу. — Похоже, он здесь. Я тоже чувствую нечто вроде запаха падали и не могу определить, что это такое. У меня нет заклинаний, способных определить близость, вообще наличие Воплощения… А твой Древний Ветер, значит, именно так и реагирует… Послушай, ты можешь вести поиск, «отключив» часть способностей? Тех, что вызывают эти мерзкие ощущения?

— Не могу, — сокрушенно сказала Яна. — Дор Террах нельзя «отключать», ни совсем, ни какую-то частичку…

— Мне проще… — угрюмо буркнул Сварог.

Ее лицо стало упрямым, решительным, злым — с такими идут в атаку.

— Ничего, это не смертельно, — сказала Яна. — Ну, выворачивать будет, ну, ощущения будут мерзейшие… Я эту Заводь исследую подробнейшим образом, если нельзя иначе, если нужно для дела, переживу…

— Нет смысла тебя мучить, Яночка, — мягко сказал Сварог. — Ты забыла, сколько полезных вещей сыщется в нашем хелльстадском семейном хозяйстве… С темнотой я туда запущу парочку Золотых Шмелей, а если они вернутся из ближней разведки целыми и необнаруженными, брошу туда всю ораву, а она очень даже немалая. До утра, если все пройдет гладко, нарисуют полную картину, — и добавил предусмотрительно: — Вот только, если получится, — он откровенно сплюнул через левое плечо, — для Канцлера придется выдумать другое убедительное объяснение. Не стоит ему знать слишком много о наших семейных тайнах, а?

— Не стоит, — кивнула Яна, улыбнувшись наконец почти весело.

— До темноты всего-то пара часов, — сказал Сварог. — Если Шмели справятся…

Они справились…

…Канцлер чуточку задерживался, и они, включая Яну, довольную разрешением курить в открытую, пускали дым. Курил и четвертый член узкого совещания, лорд Стаффан, граф Тоунир, человек лет сорока с тонким лицом профессора математики (только очков в золотой оправе не хватало для полного сходства, но очки здесь никто не носил, кроме Элкона, продолжавшего из неизжитого целиком прежнего выпендрежа носить круглые очки, в каких ходят таларские книжники, — но с простыми стеклами, разумеется).

В прошлый раз, когда Сварог впервые в жизни увидел Стаффана, Канцлер его отрекомендовал как начальника третьего стола своего кабинета — и никаких пояснений давать не стал. Однако Сварог — как-никак не два года по третьему — быстро догадался, что собой представляет третий стол: знаменитая личная разведку Канцлера, о которой до сих пор ничего неизвестно (в компьютерные сети Канцлера Сварог, исполняя обещание, не лазил — в конце концов, Канцлер частенько закрывал глаза на кое-какие откровенные нарушения Сварогом законов, вроде врученного Интагару компьютера, так что играть следовало честно — ну, почти честно, кое-что утаивая от Канцлера, как тот, без сомнения, кое-что утаивает от Сварога).

Стаффан ему нравился как профессионал — каковые качества продемонстрировал очень быстро, когда обсуждались наметки широкого агентурного проникновения на Ту Сторону. Идеи у него были толковые: малыми партиями, но в большом количестве, распродать в разных местах драгоценные камни, золото, платину, чтобы получить настоящие немалые деньги (как выяснил Элкон из телепередач на темы экономики и торговли, там есть вполне легальные рынки и того, и другого, и третьего). Попытаться купить гостиницу у замка — идеальное место для постоянной базы. Стаффан высказал немало дельного о путях распространения агентурной сети, о ключевых точках, куда следует внедриться. И поддержал идею Сварога насчет предметов, которые нужно закопать там, а потом посмотреть, найдутся ли они здесь. Единственный способ убедиться совершенно точно, прошлое там или все же Соседняя Страница. Сварог согласился без всякого отпора: нельзя строить версии, основываясь на одних песнях…

Вошел Канцлер, как обычно, невозмутимый, подтянутый, сел в свое кресло и вытащил трубку:

— Извините, ваше величество, господа — дела немного задержали… Я весь внимание.

Яна со Сварогом обговорили все заранее — и сейчас она уверенно сказала:

— С моим даром и еще кое-какими методами Дор Терраха я выяснила — в той Заводи обстоит сложнее, чем обычно. Подробности я опущу: подробно рассказывать вам о Древнем Ветре — все равно что мне слушать долгую лекцию профессора касаемо A-физики. Я думаю, обойдемся без ненужных подробностей? (Канцлер склонил голову). Если вкратце, все обстояло так: я рассказывала и рисовала, а мой муж и граф Элкон делали компьютерную реконструкцию. В любом случае полная картина у нас есть, — она кивнула Сварогу.

Сварог пересел к овальному столу, положил на него портсигар-компьютер, вывел на столешницу световую клавиатуру. Сказал спокойно:

— Все внимание на эту стену, господа. Отлично подходит, чтобы вывести на нее экран. Итак… — он зажег карту и взял световую указку. — Это Заводь. Деревья, кстати, опознаны, обычная разновидность тополя, растет и на Таларе, и на Сильване… Заводь из тех, где не бывает ни солнца, ни звезд, так что выглядит все так, будто днем там постоянные сумерки. Чуть неправильный вертикальный прямоугольник. Ради точности — трапеция, но короткие стороны почти что и не отклоняются от прямой, так что все же ближе к прямоугольнику… Короткие стороны — примерно по восемьдесят лиг, длинные — примерно по четыреста. Я думаю, такая точность сейчас не нужна, обойдемся приблизительными размерами? Заводь обитаемая, обитатели ничуть не отличаются от людей, как видите. Уровень развития невысокий — огнестрельного оружия не видно, нет ни электричества, ни паровых машин. Вооружение — мечи, копья, стрелы. Транспорт — конные повозки, на реке — парусные кораблики и весельные лодки. Рыбаков много, охотников тоже, — он повел по карте синим лазерным лучиком. — Вот здесь, на полуночи, в левой половине — место, которое я не могу назвать иначе, как столицей. В центре — большой замок, во многом похожий на те, что были на Таларе в старые времена, а кое-где и сейчас встречаются. Вот он. Вокруг самый настоящий городок со всевозможными мастерскими и ярмарками. Население, по нашим прикидкам — тысячи три человек. Вот виды сверху.

Он не видел ни на одном из лиц и тени подозрения. Элкон с помощью Обезьянов немало постарался, чтобы сделанные Золотыми Шмелями видеозаписи, точнее, их кадры как две капли воды походили на компьютерную реконструкцию, и, приободрившись, продолжал:

— И городок, и замок там в единственном числе. Значит, несомненно, один-единственный правитель. Нравы незатейливые, расцветом гуманизма и не пахнет: как видите, на площади и плаха устроена, и виселицы… Желтые точки — деревни, мы насчитали не менее восьмидесяти. По первым грубым прикидкам, в самой маленькой живет не менее двухсот человек, в тех, что покрупнее, может оказаться и до пятисот, а то и побольше. Деревни занимают главным образом левую половину Заводи. Обратите внимание на их расположение: чем ближе к полуночи, тем гуще они расположены, соответственно, чем ближе к полудню и правой половине, тем реже. Вот здесь и здесь, на довольно больших пространствах, разбросаны вовсе уж редко. Сельское хозяйство и садоводство очень развито: много пашен и садов. Вот… И вот (профессор Марлок, поглядывая на него вполглаза, положил на колено свой уже знакомый Сварогу компьютер, серебристый пенальчик, пальцы забегали по клавиатуре) довольно большое по тамошним меркам войско: вот это — казармы, императрица видела там и по всем обитаемым местам всадников в кольчугах. По моему собственному королевскому опыту я бы предположил, что воинов что-то чересчур уж многовато при отсутствии внешнего врага… Определенно многовато.

— Стойкие бунтарские традиции? — предположил Канцлер.

— Пока не знаем, — сказал Сварог, — если и так, чисто техническими средствами не определить… Примерно две трети правой половины и часть полудня слева занимают леса. К ним особенно императрица не приглядывалась, но мы знаем, что там полно живности — и что-то наподобие оленей, и крупные хищники. Там охотятся. А теперь наиболее интересующее нас место — примерно треть правой половины. Нечто вроде котловины, лежащей уардов на двести ниже уровня земли всей Заводи. Откосы кое-где достаточно отлогие, спуститься при желании можно… Но вряд ли тамошние жители это делают: к Откосу, как мы его назвали в рабочем порядке, нет дорог. В котловине кое-где — леса, она кишит зверьем одной-единственной породы. Вот изображение. Неприятные твари, этакая помесь сильванской гиены с каталаунской рысью. Несомненные хищники. В глубине котловины — горная гряда, не такая уж высокая, человек в нескольких местах там вполне в состоянии пройти. Осталось самое интересное. За грядой, так сказать, в уголочке Заводи — снежная равнина площадью примерно в сто югеров. Вот только снег — а это чертовски похоже на снег, по заверениям ее величества — не белый, а алый. И посередине… мы так и не подобрали ему названия. Дом не дом, замок не замок… Строение. Вот довольно точная реконструкция, вид с разных сторон…

Он замолчал, сел и закурил, чтобы дать им возможность налюбоваться вдоволь — впрочем, любоваться там было нечем. Профессор Марлок, покосившись на Яну, пошевелил губами, и осталось стойкое убеждение, что он выругался про себя, длинно, затейливо (в отсутствие дам он был мастак).

Сварог его прекрасно понимал: он и сам, просматривая записи Шмелей (подобравшихся довольно близко и заснявших строение примерно с половины его высоты), выругался — такие уж эмоции это в первую очередь вызывало. И желание крыть матом, и некое подсознательное отторжение, и даже легкое отвращение, пожалуй…

Такое впечатление, что архитектор и строители с начала и до конца, от первых эскизов до «сдачи под ключ» пребывали то ли в белой горячке, то ли всеми возможными способами употребляли неслабые наркотики, во много раз превосходящие тот нехитрый ассортимент, что имелся на Таларе и на Сильване. Нечто несуразное, нелепое, гротескное, уродливое. Напоминавшее пучок на разную длину сгоревших свечей, причем не только круглых — прямоугольники, треугольники, башни вовсе уж идиотских очертаний, дающие в сечении то цветок, то подобие шестеренок. Можно еще предположить, что архитекторов было десятка три: один возводил что-то одно, приходил другой и лепил рядом нечто совершенно не гармонирующее с прежним, ему на смену являлся новый, так они шли длинной вереницей, пока не закончили. Скопище разных по высоте башен и строений, окна разнообразной формы, вплоть до треугольников, вогнутых и выпуклых ромбов, десятка три крыш — и ни одна не повторяет формой и материалом остальные: черепица, крашеные доски, какая-то разноцветная чешуя. Вдобавок выкрашено строение в разнообразнейшие краски — режущие глаз пестротой и несовместимостью колеров. Этакая какофония, только не в музыке, а в строительном деле. Кое-где из стен и башен выступают полуовалы, круглые пузыри, без складу и ладу разбросанные балкончики — иногда на глухих, без дверей и окон стенах.

— Вот такая там архитектурная достопримечательность… — сказал Сварог. — И последнее. Рядом, как видите, не такое уж маленькое строение без всяких выкрутасов — дом как дом, только архитектура незнакомая. И еще одно, крайне интересное: длинный навес, а под ним прямо на снегу — как видите, десяток самых обычных корабликов, не особенно и больших: дощатые, с палубой и мачтой без паруса, но с нижней и верхней реями… Вот собственно, и все.

Какое-то время царило молчание. Потом Канцлер сказал, морщась:

— Действительно, строителя такого иначе как Безумным Зодчим и не назовешь… Погань редкостная.

— Хозяину, возможно, нравится… — покривил губы Стаффан. — Но и в этом случае он крайне не нравится мне… Ваше величество, вам не удалось с помощью ваших способностей проникнуть внутрь этого архитектурного бреда?

— Не получается, увы… — чуть пожала плечами Яна.

Ну, естественно, Сварог не рискнул посылать Золотых Шмелей не то что внутрь, но и запретил приближаться очень уж близко…

— А вы, лорд Сварог, что скажете? Как хелльстадский король?

— Попробовать можно, — сквозь зубы сказал Сварог. — Но издали я не могу, мне нужно подойти к дому вплотную… Кстати, господа, вы обратили внимание? У этого бреда вполне приличная на вид парадная лестница, самая обычная, широкая, со статуями зверей вместо перил. И обе створки парадной двери гостеприимно распахнуты настежь… Я бы предположил, что от гостей там не запираются, наоборот. Вот только что происходит с гостями, гадать не берусь…

— Что происходит с мышью в мышеловке… — проворчал профессор Марлок.

— Вот и у меня впечатление, что гостей там не кормят яствами и не поят выдержанными винами, — усмехнулся Сварог. — Как-то решительно не сочетаются этот милый домик и душевное хлебосольство…

Марлок полностью был поглощен своим компьютером. Стаффан спросил негромко, без выражения:

— И все же нет точных доказательств, что там четвертое Воплощение?

— Нет, — сказал Сварог. — Ни императрица, ни я не можем определять наличие такового…

— Нужно будет потом порыться в архивах, — сказал Стаффан. — Мне смутно помнится, что в старых крестьянских сказках были упоминания о летучих кораблях…

— В Каталауне их и сейчас рассказывают, — уточнила Яна.

— И я что-то такое слышал краем уха, — сказал Сварог.

— И я, — кивнул Канцлер. — Ну, летучие корабли не самое удивительное, с чем можно столкнуться… и приходилось сталкиваться. Учитывая полное отсутствие воды на десятки лиг вокруг, нельзя исключать…

— Ох, вы все не о том… — поднял глаза Марлок. — Есть вещи полюбопытнее. Я тут быстренько подсчитал, не в первый раз приходится… Перепроверил — вывод тот же. Пашен и садов недостаточно, чтобы обеспечить едой столько населения. Это не гипотеза, а точный расчет. Я повидал несколько Заводей — там совсем другое соотношение населения и урожайных земель. Они давно должны были выловить всю рыбу и все зверье, вплоть до хищников; там должен стоять голод…

— Самое интересное, что императрица ничего такого не заметила, — сказал Сварог. — Наоборот. Все выглядят вполне здоровыми, сытыми, ничуть не похожи на вырожденцев. Вот кстати, хотя это и не имеет отношения к делу… Меня всегда занимало: почему население в тех Заводях, куда меня заносило, не выглядит вырожденцами? Даже при достатке еды — ограниченное число людей на небольших территориях. Причем живут они там тысячи лет. По всем законам биологии давно должны были начаться близкородственные браки, а это непременно сказалось бы на внешнем виде. Но ничего подобного я не видел…

— Никто еще не разобрался почему, — буркнул Марлок. — Мы очень мало и недолго занимались Заводями, — он покосился на Канцлера с явным намеком, даже укором.

— Ну да, — спокойно сказал Канцлер. — У меня к Заводям такое же отношение, как к Древним Дорогам — от них тоже ни пользы, ни вреда, чтобы тешить чисто научное любопытство, нет ни людей, ни потребности, простите великодушно, профессор. У вас у самого не хватает времени…

— Не хватает, — буркнул Марлок.

— Вот видите… На моей памяти лишь однажды случился прорыв — но это были всего-навсего лихие пираточки из Коргала? Успели захватить пару-тройку кораблей на Ителе, а потом проход к ним закрылся так же необъяснимо, как возник… Ну, и тысячи две лет назад из одной из Заводей выбралось какое-то чудище, не особенно и серьезное — когда прилетели наши, крестьяне уже успели его ухайдакать. С полдюжины, правда, сожрало и покалечило, но это, по большому счету, такие мелочи…

— Еще одна подробность, — сказала Яна. — Я женщина, и меня гораздо больше интересовали не те подробности, что, скажем, мужа. Они ненормально много рожают. У них слишком большие семьи даже для крестьян. И в городке то же самое. И беременных ненормально много, я попросила у себя в Кабинете посмотреть кое-какую статистику по Талару и Сильване. Меня и заверили, что я не ошиблась — это именно аномалия. И женщины, и дети выглядят сытыми, ничуть не голодающими.

«Вот черт, — подумал Сварог. — Я тоже все это видел, но как-то отодвинул в уме на задний план…»

Профессор Марлок раздраженно фыркнул:

— Еще более странно. Им должно не хватать продовольствия, но они живут так, словно все едят досыта. Примерно та же картина была в Токеранге — но там-то были синтезаторы…

— Ни следа высоких технологий, — покачал головой Сварог. — Разве что все старательно укрыто в каких-то подземельях, незаметных при наших методах наблюдения…

— Тысяча извинений, что я вмешиваюсь, — сказал Стаффан. — Все это очень интересно, обсуждать и строить гипотезы можно до бесконечности… Но вот что нам дальше делать?

«Ну наконец-то», — подумал Сварог, ожидавший этого вопроса.

— Сделать тут можно только одно, — сказал Сварог, пожав плечами. — Разобраться на месте. Выяснить точно, Воплощение там или нечто иное.

— И как вы себе это представляете? — небрежно спросил Канцлер.

— Дело знакомое, — сказал Сварог. — Я беру Странную Компанию, вооружаю ее до зубов, и мы идем туда. Выход туда открывается в этой вот красной точке, — он показал указкой. — До замка — будем называть его так для простоты и краткости — не более шестидесяти лиг. По сути — дневной переход… хотя, чтобы не выходить к цели слишком измотанными, где-то по дороге следует устроить ночлег. Двери, вы сами видели, распахнуты настежь. И похуже бывало…

Так же невозмутимо Канцлер спросил:

— Значит, вы все обдумали?

— Ну да, — сказал Сварог. — Благо думать особенно и не пришлось, не такая уж головоломка…

— Шестьдесят лиг… — фыркнул профессор Марлок. — Из них не менее десяти придется на ту котловину со множеством зверья.

— У меня есть средства ее безопасно преодолеть, — спокойно сказал Сварог. — Не стоит пускаться сейчас в лишние объяснения, просто перечитайте мой отчет о поисках принцессы Делии и всем последующем. Наследство бабки-гусятницы. Столько лет лежало в дальнем ящике, а теперь вот как нельзя лучше пригодится… — Он обвел всех взглядом. — Это не авантюра, господа. Всего-навсего очередной рейд. Не знаю, насколько он окажется опасным, но мы и из весьма опасных возвращались, это не хвастовство, а констатация факта.

— Вот так, прямо сейчас? — покривил губы Канцлер.

— Ну, не нынешним вечером, — сказал Сварог. — Еще день-два на дальнейший осмотр и подготовку… А зачем тянуть? Если там и в самом деле последнее, четвертое Воплощение… Господа, вы все читаете те же сводки, что и я. С исчезновением Воплощений дважды резко падало число черных магов и наличие черной магии. Черные массами куда-то бегут… я так пока и не выяснил куда, но это несущественно. Главное, они бегут с Талара и уже не возвращаются. Бегут, уж точно, не на Сильвану, иначе бы там давно зарегистрировали всплеск… К чему тянуть? Если там и в самом деле Безумный Зодчий… Вы что-то хотите возразить, профессор?

— Нет, — сказал Марлок. — Я тоже читал сводки, тут вы правы — бегут канальи и уже не возвращаются… Я о другим. Давненько уже ломаю голову над Воплощениями, их силой. И не могу тут усмотреть никакой системы. Дракон Брелганд был тварью крупной, сильной и опасной, но с ним мечом и копьем разделался самый обычный, правда, весьма опытный рыцарь. Покалечился, но долго еще жил, хоть и ходил с костылем и воевать больше был неспособен. Сына даже родил, долго прожил… Великий Кракен — в чем-то полная противоположность Брелганду: пожалуй, вам бы с ним не справиться без торпед «Рагнарока», к великому сожалению, их не осталось ни одной, нечего изучить и понять, что они были такое… Митгард и ее дружка прихлопнули как-то просто и буднично, само собойнапрашивается сравнение: как мух. Хватило мощного инфразвукового залпа… Никакой системы… К чему это я? Безумный Зодчий — если там все же он — может оказаться и относительно слабым противникам, и опаснейшим…

— Я это сам прекрасно понимаю, — сказал Сварог. — Если у кого-то есть план лучше… — он выдержал долгую паузу. — Ведь нет? Я все обдумал… Нашу здешнюю мало-мальски серьезную боевую технику ни за что не протащить в разобранном виде через ту дверь. Я специально запрашивал, у меня же куча допусков… И даже окажись возможность… Где гарантия, что на Зодчего подействует даже «Белый шквал»? Который, кстати, дважды оказывался бессильным — против Багряной Звезды и в случае с Горротом.

— Семь человек… — с сомнением покачал головой Марлок.

— Скромно позволю себе напомнить, что у этих семи за душой есть три победы над кое-чем весьма опасным, — сказал Сварог. — Вообще, дело не в количестве. Если там что-то очень опасное, с тем же успехом могут погибнуть не семь, а семьсот. Логично?

— Логично… — проворчал профессор.

— Вот видите, — он усмехнулся. — В конце концов, господа, это не тема для дискуссий. Я на службе. Я служу в Кабинете Императрицы и уже получил от ее величества не просто одобрение — прямой приказ.

Выразительно посмотрел на Яну — и все остальные уставились на нее. Яна, чуть побледневшая, очаровательная, серьезная, выпрямилась в кресле:

— Господин директор девятого стола прав. Он, и в самом деле, получил соответствующий приказ. Поэтому в дальнейшей дискуссии не вижу смысла — разве что у кого-то будут деловые дополнения. Если таковых нет — совещание считаю законченным.

«Умница моя, милая моя…» — подумал Сварог.

…Едва брагант взлетел, Сварог притянул Яну к себе и поцеловал в щеку. Сказал, задыхаясь от нежности:

— Вита, ты чудо. Великолепно подыграла, хотя о своем приказе впервые услышала…

— Я же прекрасно понимала, что ты туда полезешь, — сказала Яна чуть напряженно. — Успела тебя изучить. А уж когда ты оставил во дворце Странную Компанию, все стало окончательно ясно. Послушай… Марлок прав: нет никакой системы. Мы не знаем, что там…

— Зато мы знаем, что черные разбегаются, как тараканы, — сказал Сварог. — И если удастся окончательно отрезать ему путь в наш мир… Вита, милая, — сказал он насколько мог убедительнее, — мы так часто возвращались без потерь, что это уже стало образом жизни. Мы ведь везучие… да и Таверо мне кое-что предсказал, сама знаешь. Правда, змеев убил не я, а ребята Оклера, но предсказания не всегда исполняются в точности.

— Вот именно. И, между прочим, нигде не предсказано, что ты непременно вернешься живой…

Сварог легонько отстранил ее, заглянул в глаза. Глаза были сухие, но невероятно печальные.

— Кое-какие предсказания еще не исполнились, — сказал он. — А это позволяет думать, что жить мне еще долго… Мы об этом подробнее поговорим потом, ладно?

Яна взглянула на него с нескрываемой надеждой:

— А если…

Он понял. И сказал веско:

— Яночка, ты с нами не пойдешь. Помнишь, мы подробно обсуждали расклад перед Токерангом? Сейчас все то же самое. Мне нужна не могучая защита, а люди, умеющие убивать. Что бы там ни было, а убивать придется. Вряд ли хозяин обитает в замке в одиночку. Возле дома рядом с навесом для кораблей болтались какие-то субъекты… Ты же умница, все поняла?

— Поняла, — слегка отвернувшись, сказала Яна.

— И наконец… — сказал Сварог. — Если тебя так прихватило, стоило тебе сделать по тамошней земле каких-то пару шагов, что будет в дороге? А в замке?

— Да все я понимаю, — сказала Яна тусклым, грустным голосом. — И не прошусь. Просто… Просто никогда прежде мне не приходилось ждать мужа, когда он отправляется на смертельно опасное дело.

— Ну, знаешь! — фыркнул Сварог. — А Токеранг?

— Тогда у меня отчего-то была твердая подспудная уверенность, что все кончится благополучно.

— А сейчас такой уверенности нет?

— Я не говорю, что нет… Просто это оказалось так тягостно — ждать…

— Привыкай, — сказал Сварог серьезно. — Прекрасно знала, что не с мирным книжником связываешься. Что ж теперь делать… Ничего. Мы обязательно вернемся, займемся Той Стороной, и уж там-то тебе найдется столько интересных дел, там без тебя просто не обойтись. Ну, улыбнись!

Она добросовестно попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной и грустной. «Хорошо хоть, не плачет, — подумал Сварог, — все же не оранжерейный ребенок — каталаунская школа принца Элвара кое-чему научит…»

— Возьми с собой… ну хотя бы Золотого Филина, — сказала Яна. — Вдруг поможет.

Сварог подумал: если там что-то очень серьезное, и все золотое воинство не поможет, как наверняка не помогло бы с Кракеном. Однако кивнул:

— Возьму. Одного-то в заплечном мешке унесу…

…Остановившись в Мраморном коридоре, он мимоходом глянул на себя в зеркало, фыркнул и пошел дальше. На груди у него, на вычурной золотой цепи, висел овальный медальон: вокруг украшения, в которых сразу узнаются морские волны, на медальоне — восьмиконечная звезда синей эмали — четыре длинных луча, четыре покороче, в центре крупный сапфир, — и ее поддерживают, встав на задние лапы, два серебряных льва. Мара осчастливила, как и всех остальных из Странной Компании. Оказывается, только что учредила новый орден — Звезда Двух Островов. Пожалуй, стоило согласиться с ее объяснениями: что никакого выпендрежа здесь нет, а есть лишь мягкое и ненавязчивое напоминание заинтересованным лицам — остров Дике останется сегурским на веки вечные. Он лишь рассмеялся тогда:

— А если возьмешь Стагар, что вполне реально? Звезду Трех Островов учредишь?

Мара с самым серьезным видом ответила:

— А почему бы и нет? Весьма символично будет…

Сварог вошел. Странная Компания в полном составе, все в тех же мундирах гвардейской гран-алы с одноименным названием сидела в рыцарском зале вокруг стола. Бутылок на столе имелась всего-то парочка, причем вина, а не келимаса или чего-то другого покрепче. Да и те едва начаты. Сварог им не приказывал соблюдать трезвость — они, вероятнее всего, и сами прекрасно поняли, что к чему. Поняли, почему Сварог задержал их в замке, а сам исчез куда-то, ничего не объяснив… Судя по пытливым, внимательным взглядам, прекрасно поняли, черти…

Он уселся на свое старое место. Сказал спокойно:

— Такие дела, господа гвардейцы… Снова подвернулось серьезное и опасное дело, откуда мы все можем не вернуться…

Наученный опытом, он на сей раз не стал выспрашивать, все ли согласны, — помнил, как жестоко их оскорбил такими речами совсем недавно, перед Токерангом. Все было видно и по глазам, ставшим прежними, хищно-азартными, и шестеро знакомо подобрались, как звери перед прыжком. Только Шедарис громко проворчал:

— Да ладно… Попривык я что-то возвращаться… Обойдется.

Сварог поневоле припомнил строчку из песни, которую любил петь под гитару еще в курсантские годы: «Гвозди бы делать из этих людей…» Кому-то это, может, и покажется слишком высокопарным, но что поделать, коли так оно и есть. Гвозди бы делать из этих людей…

— Итак, детали и подробности… — сказал он уже насквозь деловито, как было не раз. — Один монашек…

Глава XI ЧЕТЫРЕ ЧЕТВЕРТИ ПУТИ

Они один за другим проходили мимо Сварога с совершенно невозмутимыми лицами, давно знакомой упругой походкой хищников, готовые ко всему на свете. Выстраивались в шеренгу меж серых тополей. Последним, бесшумно ступая, чуть ощетинив затылок, бдительно нюхая воздух, вышел Акбар. Сварог досадливо поморщился — но что он мог сделать? Прежде такого не случалось, но теперь пес буквально прилип к нему, всем видом давая понять, что на сей раз без него не обойдется и он пойдет со всеми. Уговорам он не поддавался, а запирать его было бессмысленно — проникнет через любую дверь. Сварог так и не взял в толк, что это может означать: за гармами не числилось способности к предчувствиям, что хорошим, что дурным. Но вот втемяшилось ему в башку тоже отправиться в поход, и точка.

С одной стороны, такой пес непременно привлечет к ним лишнее внимание. А вот с другой… Здесь все-таки Заводь. Появление семерки несомненных чужаков, одетых и вооруженных так, как здесь и не видывали, само по себе привлечет внимание любого, у кого есть глаза и хоть бы одна извилина в голове.

Оглядев всех и чуточку подумав, Акбар уселся на правом фланге — он и сидя был гораздо выше рослого Шедариса, которому при всех построениях выпадала роль правофлангового. «Самомнение, однако, — подумал Сварог, — покрутив головой. Ну, да откуда гарму разбираться в воинских построениях…»

Он вернулся в «стакан», встал лицом к лицу с Яной. Глаза у нее были грустные и сухие. Она прилежно отрапортовала:

— Инструкции помню: держать дверь открытой, перекрыв ее «стеной». Если появятся местные, напугаю их миражами так, что только пятки засверкают. Или, смотря по обстоятельствам, выпущу на них Летучие Рожи.

— Отлично, — сказал Сварог. — По всем расчетам, туда мы доберемся завтра, еще до обеда. Сколько времени отнимет работа, не знаю. Но возвратимся, не исключено, гораздо быстрее: есть у меня подозрение насчет этих корабликов, что они все-таки летучие. Иного объяснения, почему они там, и не подберешь. Через восемь часов тебя сменит Элкон, потом Родрик…

— Нет, — сказала Яна. — Сама дождусь. Великое дело — дня три без сна. На что у нас «синий эликсир»?

Сварог слегка пожал плечами: ну, в конце концов, ничего страшного не произойдет, если суток трое просидит на «синем эликсире». По собственному опыту знал: после него будешь без просыпу дрыхнуть пару суток, и только…

— Я тебя не буду целовать на прощанье, — сказала Яна. — В Каталауне это считается дурной приметой…

— Я помню, — сказал Сварог. — И правильно, что не будешь. Ты меня и перед Токерангом не целовала — и все обошлось в лучшем виде… Может, все же улыбнешься напоследок?

Она добросовестно попыталась улыбнуться. Получилось, хотя улыбка и выглядела тускловато. Сказала чуточку жалобно, глядя ему в глаза:

— Только ты возвращайся, пожалуйста…

— О чем разговор, — сказал Сварог. И добавил, вспомнив своих любимых авторов: — Знаешь, еще не было случая, чтобы я не вернулся… Ну, я пошел.

Прекрасно зная, что не стоит надолго размазывать прощание, он повернулся и вышел в тополевый лес. Остановился перед шеренгой, придирчивым командирским взглядом окинул свое невеликое, но безусловно доблестное воинство. Он сделал все, что мог, когда снаряжал отряд: мечи из толладской стали, кинжалы, тесаки (которые буквально через минуту пригодятся), у каждого автомат из арсенала «Рагнарока», а за пазухой — пистолет того же происхождения с запасными обоймами. Сам он сунул еще в карман две гранаты — и две отдал Шедарису, единственному из всей шестерки, кто навострился обращаться с талерскими ручными бомбами. Бони, обвешанный запасными магазинами в виде усеченного конуса, вместо автомата держал на плече ручной пулемет — легкий, красивый, как многое сделанное человеком оружие. Шедарис еще прихватил свой старый боевой топор. Сам Сварог меча брать не стал — успел уже привыкнуть к Доран-ан-Тегу. А Паколет повесил через плечо перевязь с полудюжиной метательных ножей — с ножом он до сих пор управлялся гораздо лучше, чем с мечом, хотя и меч, конечно, Сварог его заставил взять.

Ну что же, против местных хватит с лихвой — вооруженная таким образом семерка способна, пожалуй, разогнать всю здешнюю армию. Вряд ли она когда-нибудь сталкивалась с опытным пулеметчиком, которого поддержат шесть автоматов. А вот что будет в замке — предсказать решительно невозможно…

— Вижу я, кое-кто до сих пор недоумевает, зачем эти тесаки? — сказал он. — Будем делать затесы на деревьях, как можно чаще. Компас компасом, а прадедовские средства надежнее… Достали тесаки — и шагом марш!

Двинулись. Мелькали широкие лезвия тесаков, пластами отлетала серая кора. Шагая чуть в стороне, как и полагается командиру на марше, Сварог подумал: даже по сравнению с «Рагнароком» рейд начался в комфортнейших условиях: оружия навалом, карта точнейшая, компас здесь отлично работает, заклинания на извлечение из воздуха еды и воды — тоже, уардах в двадцати впереди летят два Золотых Шмеля, держась низко над кронами деревьев, так что врасплох их не застанешь. Даже шагомер красуется на правой ноге у бедра — поговорил с Марлоком, тот быстро отыскал в Музее техники подходящий образчик и скопировал у себя в Технионе.

Но, несмотря на всю эту благодать, расслабляться не стоит — все это помогает в дороге, а вот что будет в замке…

Лошадей бы для ускорения пути… Верховых тут взять неоткуда, но впереди несколько деревень, сойдут и крестьянские, а все могут ехать охлюпкой, жизни научила. Сварог наштамповал в Хелльстаде и прихватил с собой сотню золотых монет — фантазийных, с филином на лицевой и цифрой «5» на оборотной стороне. Золота здесь могут и не знать, но если знают, есть шанс перейти в кавалерию — самый темный крестьянин в золоте обычно понимает.

Сигнал от Шмелей! Ага, впереди что было духу улепетывает здешний невысокий олень, закинув рога на спину. Значит, и тут, в относительном редколесье (по сравнению с чащобами правой верхней половины Заводи) дичина водится. Будем иметь в виду, если умение ларов вдруг откажет. По той же причине Сварог прихватил запас сигарет, а прочих курящих — Шедариса и Паколета — заставил взять запас табачку к их трубкам. Мало ли что. Фляги с водой на поясах — по той же причине. Старый девиз: надейся на лучшее, но готовься к худшему…

Шагалось легко — ни густого кустарника, ни зарослей травы, то и другое присутствует, но в меру. Непривычное щебетанье незнакомых птиц, умолкавших и разлетавшихся, если оказывались на пути — знакомы с человеком, ага… Лес порой сменялся большими равнинами с редкими деревьями и зарослями кустарника — Сварог и в нем приказывал прорубать узкую просеку. Конечно, они таким образом оставляли за собой след, но обычной погони он не особенно и опасался, а тот другой (кто бы он ни был, Зодчий или кто-то еще, замок безусловно обитаем), не исключено, их уже засек. Правда, Сварог ничего такого не чувствовал, но кто его знает… Время от времени включая нужное умение, он ни разу не ощутил присмотра, но всякий раз возникал крепкий, устойчивый запах падали…

Шагалось легко. Золотой Филин в заплечном мешке весил не так уж много, ну, а к тяжести автомата на шее он привык так давно, что и чувствовать ее перестал. Через три с лишним часа, когда отшагали почти восемнадцать лиг, он распорядился устроить привал — его команда не подавала признаков утомления, но тем не менее он заранее разбил путь на три участка: дневной привал, потом ночной, а там последний переход, точнее, перелет…

Перекусили, напились, отдохнули квадранс — и Сварог снова скомандовал поход. Двинулись. Примерно через полчаса Акбар, чутко шагавший впереди, вдруг ринулся куда-то вправо, превратившись в темную туманную полосу — и, вернувшись таким же образом, уселся перед Сварогом с крайне довольным видом. В зубах у него висел задушенный заяц — здоровенный, серый. Похвалив его, Сварог велел зайца ободрать, освежевать — и Паколет понес его в заплечном мешке, завернутым в листья здешнего лопуха — до вечера не протухнет, настоящее мясо всегда лучше стандартных яств, изготовляемых магическим образом.

Предпоследнюю на маршруте деревню они далеко обошли стороной по редколесью — Сварог возлагал надежды на последнюю перед откосом. Тот же житейский опыт: чем глуше деревня, тем раскованнее в некоторых смыслах тамошний народец, тем меньше задает вопросов, тем легче идет на разные сделки…

Широкая равнина лиг в несколько длиной, деревьев нет вообще, только кустарник. У Сварога на карте она была, так что он ее ждал. И приказал ускорить шаг — в их положении открытые места лучше проскакивать с ходу…

Собачий лай далеко слева, едва слышный?! Да, никаких сомнений… Сварог проворно послал в ту сторону Шмелей, приказав им подняться уардов на сто, чтобы болтались незамеченными. Поднял руку, приказывая оставаться на месте, когда увидел то, что видели Шмели. Все равно бросаться бегом в сторону леса поздно — до него далековато, конные опередят…

Конные крупной рысью спускались с высокого, пологого склона слева. Вперед вырвались трое всадников в тусклых кольчугах, шлемах горшком, перед ними неслись на длинных поводках высокие, поджарые псы. Следом, отставая корпуса на три, двигалось еще не менее полусотни. Чем менее крутым становился склон, тем они убыстряли аллюр, перейдя уже на короткий галоп.

Они уже менее чем в лиге, а до леса — не менее трех, так что он поступил правильно. Полсотни конных — ерунда. Мечта пулеметчика…

— Конница слева! — спокойно сказал он. — Всем залечь, принимаем оборону! Стрелять только по моей команде! Бейте в первую очередь по лошадям…

— Ну, это нашенская игра… — проворчал Бони, крепко утвердив на земле пулеметные сошки, аккуратно разложив рядышком запасные магазины.

Сварог похлопал Акбара по шее, мысленно приказывая лечь. Тот повиновался. Да, вот именно — в первую очередь по лошадям. Он давно усвоил: при всех своих достоинствах лошадь обладает одним крупным недостатком — очень уж слаба на пулю. Даже при не таком уж тяжком ранении останавливается, а то и вообще заваливается наземь. Следует перевести в пехоту как можно больше скачущих прямо к ним, а уж с пехотой управиться будет полегче. Что же, каким-то образом увидели? Никак не могли их заметить издали обычным человеческим взглядом, но прут прямо на них, целеустремленно, словно идущий в атаку торпедный катер… Надо будет постараться взять «языка», а уж разговорить-то его будет нетрудно…

Так… Всадники уже должны их видеть — они в своей темной дорожной одежде выделяются на фоне ярко-зеленой травы, как на ладони. Ничего, для выстрела из лука слишком далеко… да и для прицельной стрельбы из их стволов тоже. Еще с пол-уарда — и они окажутся достаточно близко, чтобы начинать мясорубку. Ну, да, мясорубку — а чего вы еще хотели на войне?

— Та-ак… — процедил он сквозь зубы.

Трое с собаками резко осадили коней так, что те присели на задние ноги, молотя передними в воздухе, еще не достигнув намеченной Сварогом дистанции. Остальные тоже на всем скаку остановили разогнавшихся коней. Встали, растянувшись неровной линией. Только собаки никак не могли уняться, ожесточенно рвались вперед, доносился их лай и визг, они вставали на задние лапы, хрипели, удивленные и разозленные неожиданной задержкой. Всадники натягивали поводки, слышно было, как они орут на разгоряченных псов.

Вперед выехал субъект несомненно командирского вида: у него одного по кольчуге от плеча к плечу протянулся ряд из полудюжины блях золотистого цвета — ага, знают золото? — а горшкообразный шлем украшен невысоким гребнем, сдается, из белого конского волоса.

Чтобы лишний раз не казать здесь магию, Сварог не стал пускать в ход «дальнее видение» — поднял к глазам бинокль, обычный десятикратник без капли магии. Так… Тот тоже поднял к глазу подзорную трубу длиной с пол-локтя. Как порой случается, казалось, что они смотрят друг другу прямо в глаза. Ничего диковинного: не такое уж пожилое лицо с вислыми усами, кольчуга вычищена лучше, чем у рядовых, синий плащ, меч на поясе, синие шаровары… Плащи и шаровары у всех одинаковые — форма? Похоже.

Казалось, они находятся от Сварога уардах в пяти. Лица ничуть не испуганные, просто напряженные, злые. Этот хрен с горы тоже должен хорошо рассмотреть их всех, словно бы с расстояния в несколько уардов…

«Игра в гляделки», прикинул Сварог, продолжалась с минуту. Потом предводитель резким движением вогнал трубу в кожаный чехол у седла, резко развернул коня, закричал что-то, повелительно махая рукой, — и вся орава галопом ринулась прочь, вверх по высокому склону. Стрелять им вслед было бесполезно: далеко, собьешь пару-тройку последних, от чего никакого толку.

— Встали! — скомандовал Сварог. И, чтобы избежать ненужных дискуссий, неизбежных в такой ситуации, продолжал жестко: — Быстрым шагом к лесу, поднажми!

Приказ, конечно, был выполнен беспрекословно. Сварог размашисто шагая справа от цепочки сподвижников, ломал голову: что же произошло? Почему они драпанули? Знакомы с автоматическим оружием? Откуда? Неужели здесь часто шляются чужаки со скорострелами? Или, по крайней мере, были здесь совсем недавно, оставив о себе хорошую память? Но откуда они взялись, такие? Уж безусловно не с Талара и не с Сильваны, хотя как знать — пулеметы и там имеются, пусть гораздо более громоздкие и в малом числе… Не стоит ломать голову, все равно разгадке по скудости информации не поддается. Одно ясно: теперь об их присутствии знают. Интересно, как отреагируют? Бросят вдогонку отряд покрупнее? Все равно будет мясорубка… Черт, непонятно, чего и ждать…

Акбар вдруг остановился, повернулся вправо, вбирая воздух расширившимися ноздрями, весь вытянувшись в струнку, — что-то почуял… Сварог моментально послал в ту сторону Шмелей. Не прошло и минуты, как он распорядился:

— Сворачиваем в ту сторону, живенько! Кажется, есть «язык»! Бегом!

Они не пробежали в ту сторону и пары сотен уардов, как из густого кустарника выскочил человек без шапки, в темно-зеленом, припустил что есть мочи к лесу, держа в руке меч, как нож — острием к земле. Сварог, да и вся Странная Компания наддала. Кто бы это ни был, это готовенький «язык», и не похож на простого обывателя — с чего бы простому обывателю шататься вдали от обитаемых мест с мечом без ножен?

Они постепенно нагоняли. Бегущий то и дело оглядывался — уже можно рассмотреть, что он, несмотря на бороду и усы, вовсе не стар (вон как чешет!).

Ни к чему эта игра в догонялки… Жестом остановив рванувшегося было вперед Акбара — меч все-таки, — Сварог крикнул:

— Мара! Бери его!

Лучше нее ни у кого не получится… Мара рванула в хорошем спринтерском стиле, далеко опережая остальных, быстро догнала отчаянно озиравшегося бегущего, сбила подножкой, насела, вмиг выбив меч, заломив руку, уткнув физиономией в траву. Примерно через квадранс минуты подоспели и остальные. Встали полукругом, наведя стволы.

— Да ладно вам, — сказал Сварог. — Нашли монстра… По сторонам лучше поглядывайте…

Послав Шмелей описывать круги высоко в небе, чтобы заранее высмотрели любого, кто приблизится, неважно, зверь или человек, поднял меч, осмотрел. Самый обычный меч, сработанный погрубее таларских, с медной рукоятью, обтянутой кожаным ремнем. Ни в нем самом, ни в пленнике — ни капли магии.

— Отпусти-ка его, — распорядился Сварог. — И присматривай, чтобы опять в лес не кинулся… Пусть лучше сидит, так спокойнее. Эй, ты! Ты меня понимаешь?

Пленник, усевшись на землю и уронив руки меж колен, уставился на него так, что стало ясно: понимает. Таращится с явной неприязнью — как всякий на его месте. Вряд ли старше тридцати, волосы и короткая бородка взлохмачены, но не выглядят давно нестрижеными — похоже, совсем недавно покинул места, где есть цирюльники…

— Понимаю, что тут непонятного… — проворчал пленник.

Он на непривычный манер глотал иные согласные, но язык был тот же самый.

— Вы откуда такие?

— Если совсем просто, то — не отсюда, — ответил Сварог.

— Это я и сам вижу…

Сварог кое-что сопоставил и спросил:

— Это не за тобой ли гнались? Целая орава на конях и в кольчугах, с собачками?

Пленник закусил губу и промолчал.

— За тобой… — уверенно сказал Сварог. — Беглый, значит… А что натворил, если не тайна? Разбойничал? С другой стороны, разбойник давно смастерил бы к мечу какие-никакие ножны… Ну, что молчишь? Мы к здешним делам никакого отношения не имеем, у нас свои дела. А вот узнать побольше о том, что здесь творится и как вы тут живете, хотелось бы. Так что не молчи. Мы — люди ко многому привычные и разговорить тебя сумеем быстро и без всякой доброты… Без всякой… — жестко повторил он. — Уяснил?

— Еще и вы на мою голову…

— Да пойми ты, — сказал Сварог. — Ты нам не нужен. Узнать бы о том, о сем — и можем расходиться. И меч отдадим, зачем он нам, своих девать некуда… Ну, поговорим по-хорошему, пока не началось по-плохому?

— Поговорим…

— Вот и ладненько, — сказал Сварог. — Только на ходу. Нам здесь тоже не следует рассиживаться.

— Что, и вас ловят?

— Вроде бы пока нет, — сказал Сварог. — Но могут и начать… — и повернулся к своим: — Быстрым шагом в лес! Мара, идешь следом и приглядываешь за нашим новым знакомым, чтобы не задал стрекача. — Кивнул пленному: — Пошли. Вряд ли тебе самому хочется тут торчать, как таракану на столе…

Он усмехнулся — пленник вскочил и, когда все тронулись, зашагал рядом со Сварогом. Шаровары и куртка навыпуск из темно-зеленого сукна, со шнуровкой вместо пуговиц, добротные кожаные сапоги. Не из благородных, конечно, но все же не в домотканине и не в грубых крестьянских башмаках — а вот в здешнем городке многие так одеты, в отличие от крестьян. Шмели немало засняли…

— Как зовут?

— Томир…

— Чем на жизнь зарабатываешь?

— Оружейник. По щитам.

— Из города?

— Ну…

— Значит, не разбойник?

— И близко нет…

Он нисколечко не врал.

— Ну, а чего же в бега пустился? — сказал Сварог. — Налоги недоплатил? Соседа по пьянке пристукнул? Или еще что-то утворил?

— Ничего я не творил. Совсем…

И снова не врал, обормот, ни капельки.

— Запомни на будущее, Томир, — сказал Сварог. — Я умею безошибочно определять, когда мне врут, а когда говорят правду. Ты пока что ни разу не соврал. Давай и дальше в том же духе. Значит, ничего не натворил…

— Маг, что ли?

— Не совсем, — сказал Сварог. — Так, умею кое-что, но не настолько полон самомнения, чтобы именовать себя магом… Значит, здесь есть маги?

— Парочка у господина графа… Ну, и по деревням кое-что знают… Вы кто?

— Об этом потом, — сказал Сварог. — Так что случилось?

— Прилетели слуги Господина Алых Снегов. Как всегда, раз в две недели. Чтобы тянули жребий. Обычно они летают по деревням, но порой и в город заявляются…

— А Господин Алых Снегов живет в замке, вон в той стороне? Той самой, куда мы идем? Как раз посреди алых снегов?

— Ну да. Там вроде бы есть замок, хоть никто его и не видел. А говорите, ничего здесь не знаете…

— Я же не сказал, что совсем ничего, — добавил Сварог. — Значит, господин граф… Как я понимаю, это его замок посреди городка, и он тут полный хозяин?

— Холуй он в бархате, а не хозяин, — зло бросил Томир. — Настоящий хозяин здесь — Господин Алых Снегов. С начала времен. Никто его не видел, но он там живет…

— Прилетали, говоришь? — спросил Сварог. — На этаких дощатых корабликах с мачтами без парусов?

— Ну…

— Давай теперь подробнее, что за слуги, что за жребий…

Томир заговорил — порой захлебываясь словами, зло, даже зубами поскрипывая. Сварог догадался правильно — корабли оказались летучими. Те, кто прилетал на них, ничем не отличались от людей — разве что одеждой. Сами они оружия не носили, но на подмогу им моментально выезжала дружина графа.

Эти летуны, если называть вещи своими именами с незапамятных времен прилетали раз в две недели, чтобы брать дань живыми людьми. Всякий раз уводили с собой несколько человек, причем не хватали кого попало. В каждой деревне стояла бочка, а то и две-три в тех, что покрупнее — а в городе целых десять. В обычное время они были наглухо закрыты и круглосуточно охранялись графскими дружинниками. Когда прилетали… эти, бочки открывали. К ним сгоняли народ (за исключением, понятно, графской семьи, его дружинников, слуг, придворных и их семейств) — народ обоего пола, от четырнадцатилетних до старых, способных ходить. Выстраивали в длиннющие очереди, и люди доставали из бочек деревянные шарики — обычные некрашеные, но среди них было несколько черных. Тех, кто вытянул черный, тут же связывали и бросали на корабли. Никто никогда не слышал, чтобы кто-то из увезенных возвращался.

— Интересно, к чему такие сложности? — вслух подумал Сварог. — Можно было хватать первых попавшихся, коли уж ваш настоящий хозяин всесилен…

Томир горько усмехнулся:

— Давным-давно, в те самые незапамятные времена объявлено: Господин Алых Снегов суров, но справедлив. Произвола не чинит. В услужение к себе берет тех, кто сам вытянул жребий… Только никто не верит, что это — в услужение. Зачем ему столько слуг да каждые две недели новые и новые? Шепчутся, что он — людоед. О многом шепчутся, но никто толком не знает…

Сварог подумал, что дело тут отнюдь не в справедливости. Просто-напросто при такой системе гораздо труднее поднять людей на серьезный мятеж. Такова уж человеческая натура: каждый считает, что несчастливый жребий выпадет другому. А хватай они кого попало, еще неизвестно, как обернулось бы…

Три дня назад, когда эти прилетели в очередной раз, все повторилось, как обычно. Сам Томир жребия не тянул, как и кое-какие другие мастера, но на членов их семей такая льгота не распространялась. Черный шарик вытащила его жена… И тихого оружейника прорвало: отведя трехлетнего сынишку к бабке, он подстерег в переулке одинокого дружинника, двинул по голове колом, выдернул из ножен меч, вскочил на коня и ринулся прочь из города. Рассчитывал пробраться в «Закатную Чащобу» — судя по его описаниям, те самые дремучие леса в верхней правой четвертушке прямоугольника. Там издавна обитали не такие уж многочисленные, но упертые беглецы, подавшиеся в леса кто по той же причине, что и Томир, кто по другим, не менее серьезным. Жили в искусно замаскированных землянках, кормились охотой. Кто-то просто отсиживался всю оставшуюся жизнь, а кто и нападал порой на графских людей, чтобы мстить, мстить и мстить. На них нередко устраивали облавы графские дружинники с собаками, но, как и следовало ожидать, борьба с незапамятных времен шла с переменным успехом: порой охота возвращалась с пленными (которым лучше бы умереть еще в лесу), а порой из леса не возвращались дружинники.

В Чащобу Томир пробраться не сумел — наткнулся на графский разъезд, моментально вызвал подозрения — и поскакал на полдень, в места малонаселенные и все же лесные. Укрыться там было гораздо труднее, но ничего больше не оставалось. Он рассчитывал отсидеться, а потом как-нибудь все же пробраться в Закатную Чащобу, хотя бы прибившись к рыбакам (река текла с полудня на полночь, неизвестно где начинаясь и неизвестно где кончалась). Загнал коня, шел на своих двоих…

«Ну что же, — подумал Сварог, — во все времена и под любыми звездами хватало таких вот беглецов — всегда и везде найдутся люди, не желающие идти на бойню, как бараны. Или попросту те, кому встали поперек горла существующие порядки, особенно когда это задело их семьи. Ничего нового…»

— А на крупные мятежи, что, никогда не поднимались? — спросил он.

Томир зло сверкнул глазами:

— Последний случился при дедушке, когда он был мальчишкой. Всякий раз прилетали слуги Господина Алых Снегов, метали молнии с кораблей… Вот руки и опустились…

Сварог вспомнил: на всех кораблях, по четыре с каждого борта, имелись какие-то странные предметы: нечто вроде прямоугольных ящиков с короткими трубами конусом, косо направленные вниз. Теперь понятно…

— Кто вы все-таки? — спросил Томир настойчиво.

— Странники, — пожал плечами Сварог.

— Из большого мира?

— Можно и так назвать.

— Значит, старики не врали? Есть проходы?

— Если знать, где искать, — так же уклончиво ответил Сварог.

— У нас многие искали, но я не слышал, чтобы кому-то повезло… Хотя, если кому повезло, он наверняка не возвращался, чтобы рассказать… А идете куда?

Сварог не видел смысла что-то скрывать от человека, с которым случилось такое.

— Да тут недалеко, — хмыкнул он. — В замок этого вашего Господина. Чтобы оторвать ему голову…

Томир уставился на него округлившимися глазами:

— Но это же Господин! Непобедимый…

— Случалось нам побеждать и непобедимых, — сказал Сварог. — Веришь ты или нет, но случалось…

— Вы что, Светлые Мстители из сказок?

— Я этих сказок не слышал, — сказал Сварог. — Но если рассудить — нечто подобное…

— Вам не пройти, — сказал Томир убежденно. — Там, впереди, лежит Низина, где полно зверья…

Сварог усмехнулся:

— А если у нас есть способ ту Низину благополучно преодолеть? Что тогда?

— Все равно, остается замок… И Господин… Вроде бы в старинные времена кто-то пытался туда пройти — иногда здешние, а иногда чужаки вроде вас. Только это все старые сказки…

— Попробуем, — усмехнулся Сварог.

— Вообще-то при вас столько всего странного… Так что кто вас знает… — его глаза вдруг загорелись решимостью. — Отдайте меч! Я с вами.

— Хорошо подумал? — спросил Сварог. — Дело опасное, сам говоришь… Мало ли как обернется…

— Терять нечего, — сказал Томир.

Сварог видывал такие лица — лица людей, которым абсолютно нечего в этой жизни терять. Кивнул:

— Ладно. Как хочешь. Меч, извини, отдадим чуть погодя… Ты с ним, кстати, умеешь обращаться?

— Не так чтобы… Но рубануть смогу.

Как боевая единица этот парень никакой ценности, пожалуй что, не представлял. Но не гнать же его в неизвестность? К тому же человек с мечом (которым, правда, не владеет), одержимый жаждой мести, — все же не бесполезная обуза. Не может оказаться так, чтобы совсем не пригодился…

— Золото у вас в ходу? — спросил Сварог. — Драгоценности, монеты…

— Больше драгоценности. Там, на полуночи есть рудники, хотя их почти дочиста уже выбрали… Монет мало. Медь и серебро главным образом. Мне за золотой месяц трудиться надо, а другим и побольше… А что?

Не ответив, Сварог спросил:

— Погоня за тобой будет?

— Вроде бы должна. Господин граф не любит беглых, их следует непременно ловить — и, публично, в назидание другим… В Закатную Чащобу они за мной одним не полезли бы всего-то полусотней — там из любого куста стрела может вылететь, и ищи потом по буреломам… А здесь, на полудне, леса пореже, пустошей много, тут ловить гораздо удобнее. Они ж и ловили, вы сами видели. Только не пойму, отчего они вдруг ускакали…

— А что, не было причин нас пугаться? — усмехнулся Сварог.

— Что-то я не вижу таких причин… Ну, чужаки, ну, штуки у вас всякие необычные… а что за штуки, к слову?

— Да так, — сказал Сварог. — Разные необходимые вещи. Значит, испугаться нас они не могли?

— Никак, — уверенно сказал Томир. — Ничего не понимаю…

«Я тоже, — подумал Сварог. — Если они не видели в нас и нашем снаряжении ни малейшей угрозы, отчего же командир быстро и не колеблясь увел отряд? Никак он не мог знать о нас заранее. Или мог? И западня давно готова? Поди догадайся…»

— Значит, золотые монеты есть… — сказал он задумчиво. — А крестьяне как к ним относятся?

— Как к сокровищу, — ответил Томир. — Всю жизнь при любой возможности копят по штучке, чтобы детям оставить. Не все они беднота, есть и зажиточные. Поколениями клады копят…

— Это хорошо, — сказал Сварог.

— А что задумали?

— Да что уж от тебя скрывать, — сказал Сварог. — Коли ты с нами одной веревочкой повязан… а вздумаешь бежать, далеко не убежишь. Там, впереди, есть деревня. Последняя перед Низиной. Вот я и прикидывал, не купить ли там лошадей, чтобы быстрее добраться.

— В Низину на лошадях не спуститься. Я сам и близко не бывал, но говорят: человек там еще кое-как пройдет, а вот лошадь ни за что…

— Низину мы и без лошадей преодолеем, — сказал Сварог. — А вот до нее на лошадях быстрее доберемся. Понятно?

— Это-то понятно… Я сам так спешил, что загнал коня… Того, что у дружинника взял…

— Ну, мне загонять коней смысла нет, — сказал Сварог. — Просто выйдет быстрее.

— Оно конечно…

— Как думаешь, крестьяне за золото лошадей продадут? Золото у нас найдется.

Какое-то время нежданный попутчик искренне раздумывал.

— Вот если честно, то не знаю, — сказал он наконец. — По совести, я в деревнях редко бывал, и то в тех, что недалеко от города. Главным образом в одной и той же: у дитенка что-то с животом, лекарь советовал утиными яйцами кормить, да свежими. Короче говоря, пригородных я знаю, а в глуши — кто их знает, врать не буду… Пригородные бы вам за золото все отдали, знают, что новых быстро прикупят и поимеют на этом выгоду. А эти глухоманщики… Говорят, они другие какие-то, так что не стану врать…

«Тоже знакомо, — подумал Сварог. — Пригородный крестьянин и крестьянин из глуши — два разных человека. Другие нравы, образ мышления другой, еще многое. Но ведь золото — везде золото? Ладно, попытка — не пытка…»

Он развернул карту (Томир смотрел на нее так, что сразу стало ясно: отроду карт не видел), присмотрелся и прикрикнул:

— Шире шаг! Недолго осталось…

…К деревне они вышли через час. Лес кончился, потянулись поля, засеянные чем-то светло-желтым, с колосками, — Сварог в сельском хозяйстве не разбирался совершенно, что в прошлой жизни, что в нынешней, и определить, что тут посеяно, не мог. Вспомнив, что двое из Странной Компании — деревенские, обернулся к сподвижникам:

— Что это тут растет?

— Пшеница, — уверенно сказала Тетка Чари. — Давно не видела, но с детства помню…

Бони сорвал ближайший колос, размял его в ладонях, сдул шелуху и высыпал зерна в горсть. Присмотрелся: — Она самая. Только дохловатая она какая-то, видимо, земля то ли бедноватая, то ли истощенная. У нас в Скатуре колосья по грудь стояли…

И помрачнел. Не один год прошел, а он до сих пор мрачнел, вспоминая Скатур…

— Ладно, в конце концов, какая нам разница? — сказал Сварог. — Нам ее не покупать… Пошли, вон дома виднеются…

Поле протянулось далеко вправо, и пришлось его долго обходить по дикой траве. Наконец наткнулись на утоптанную тропинку и пошли по ней к деревне. Издали можно было рассмотреть, что домишки довольно убогие, крытые и залатанные кое-как, чем придется, от соломы до почерневшей от дождей дранки.

— Убогая деревушка, точно, — сказал Бони с некоторым превосходством. — Земля скудная, сразу видно, под пшеницу и не особо годится, здесь бы картошку… Эй, беглый! У вас картошка растет?

— А это что такое? — с искренним недоумением спросил Томир.

Бони фыркнул, но промолчал.

— Вот что, деревенские, — сказал Сварог, — подскажите-ка, как нам, странно выглядящим чужакам, лучше всего держаться, чтобы от нас не разбежались и вилами швыряться не начали?

— Лучше всего в деревню не входить, — сказал Бони. — Встать у околицы, высмотреть кого-нибудь и попросить старосту кликнуть. В любой, самой задрипаной деревушке, есть староста, а он всегда поумнее и посообразительнее остальных, иногда и мир повидал, а уж как золото звенит и каково оно на зуб, знает непременно. На то он и староста…

— Пожалуй, так и надо, — кивнул Томир.

— Ну, поверим экспертам… — сказал Сварог. — Акбара бы не испугались, вон Томир на него до сих пор косится…

— А кто бы не косился? — смущенно пожал плечами Томир. — Убедительная собачка, я про таких только в сказках слышал…

— Диспозиция такая, — сказал Сварог. — Мара, убери Акбара в арьергард, он послушается. Становимся на околице и зовем старосту. Если начнется какая-нибудь заварушка, стреляйте поверх голов и под ноги — хватит этого, я думаю… Только если будет что-то серьезное, бейте на поражение. Кольчуги наши против вил в бок не пляшут…

Перед выходом, вспомнив тех же любимых авторов, хотел поначалу заменить боекомплект с «Рагнарока» на другой, с серебряными пулями — в Хелльстаде и не то могли сделать. Но, поразмыслив, отказался от этой идеи: серебро отлично действовало против мелкой нечисти, а вот на Воплощения, экземпляры, так сказать, особо приближенные к Князю Тьмы, могло и не повлиять, как не влияло на него самого. Однако все же велел всем поддеть под кафтаны серебряные кольчуги, и сам надел — мало ли что, вдруг хоть чуточку поможет. Монастырские хроники пишут, что в свое время в Брелганда пускали стрелы с серебряными наконечниками, но они на него действовали не сильнее обычных. И все же… Вполне может оказаться, что тут есть своя мелкая нечисть, мало ли кто у Господина Алых Снегов в прислужниках состоит. Но как бы то ни было, а удар вилами, как и любым холодным оружием серебряная кольчуга держит в десять раз хуже, чем стальная, так что излишне увлекаться гуманизмом в случае чего не следует…

— Деревня, конечно, убогая, — сказал Сварог, — но конского навоза там и сям немало валяется. Есть лошади…

Они подошли совсем близко. Замурзанные детишки в длинных рубахах, без штанов, игравшие за околицей с каким-то корявым пеньком, увидели их и Акбара, которого никак не спрятать за спинами, — подхватились дружно и с визгом улепетнули по узкой улочке, свернули за угол, пропали с глаз.

— Сейчас объявятся, — фыркнул Бони. — Уж сорванцы наговорят…

— Аккуратнее, если что… — сквозь зубы сказал Сварог.

События стали разворачиваться даже быстрее, чем он прикидывал — из обеих боковых улочек за околицу хлынула целая толпа, остановилась вплотную к крайним домишкам. Людей понемногу прибывало. Причем каждый что-то да прихватил — вилы, топор, цеп, даже ухваты и простые колья, явно только что выдернутые из заборов, попадались. Вдалеке, за спинами, маячили женщины и дети.

Впрочем, вели они себя пока что спокойно: угрожающих выпадов не делали, молчали, стояли, подталкивая друг друга локтями и, таращась на чужаков со страхом. Оборванцев нет, но сразу видно, что благополучием тут и не пахнет: сплошь домотканина с веревочками вместо пуговиц, грубые разбитые башмаки, народец подтощалый, щуплый…

В толпе, примерно посередине, началось какое-то движение. Ага! Крестьяне расступались перед субъектом, выглядевшим не в пример более довольным жизнью: физиономия от жира не лоснится, но упитаннее очень многих, одежда из сукна, пусть и не первосортного, даже похуже, чем у Томира, с роговыми пуговицами, на шее — тонкая серебряная цепочка с какой-то небольшой бляхой. Ну, если это не староста, то они — ансамбль песни и пляски…

— Староста? — спросил Сварог вежливо.

Его, а следом и остальных, ощупали подозрительным взглядом цепкие глазки. Староста сделал несколько шагов — хотя, видно было, ему страшновато, — и оказался уардах в трех от Сварога. Несомненно, особое впечатление на него производил Акбар — староста старательно делал вид, что не видит никакого пса размером с лошадь, но то и дело косился в его сторону.

— Вы здесь будете староста? — так же вежливо спросил Сварог.

— Оно, конечно…

— Мы людимирные, — сказал Сварог. — Собачку редкостную вот ведем продавать господину графу… Нам бы лошадей купить, староста, по одной на человека.

— Нету у нас верховых и не бывало… — сказал староста осторожно. Толпа безмолвствовала.

— А нам верховых и не нужно, — сказал Сварог. — Любые сойдут. Лишь бы не клячи. Чем уплатить, найдется…

Он вынул из кармана горсть золотых и неторопливо принялся их пересыпать с ладони на ладонь. Судя по глазам старосты, он прекрасно соображал, что видит не свинец…

— Называйте цену, староста, — сказал Сварог. — Торговаться не станем, нужда у нас в лошадях. Господин граф ждет…

У старосты был вид человека, который на что-то решился. Тихо, с причудливой смесью робости и решительности, он сказал:

— Шли бы вы отсюда, чужаки, со своим золотом. Вот вам мое первое и последнее слово и другого не будет…

Обернувшись к толпе, он, несомненно, подал какой-то знак — толпа загомонила, заорала, потрясая своим импровизированным оружием, даже придвинулась на шажок, не более. Но ясно было: по новому знаку могут и броситься. Мечи и кинжалы им, конечно знакомы, но автоматы и пулемет Бони они вряд ли воспринимают как оружие, что должно придавать им смелости. Рожа у старосты непреклонная, диспуты устраивать не намерен…

Сварог какое-то время прикидывал варианты. Можно, конечно, разогнать их автоматными очередями над головами и под ноги — вот тут уж точно разбегутся. А что потом? Ходить по деревне, самим разыскивая лошадей? Могут прилететь и вилы в спину, и топор из-за угла. Даже для Сварога это опасно, что говорить об остальных? В конце концов, нет у них крайней потребности в крестьянских сивках-бурках, пешком выйдет на несколько часов дольше, только и всего. Все равно придется устраиваться на ночлег поблизости от Откоса, или, как он тут именуется, Низины… Словом, не особенно-то и хотелось. Была бы честь предложена, а от убытка Бог избавил…

— Ну ладно, что поделать, — примирительно сказал Сварог, поднимая ладонь. — Уходим, староста, уходим…

Они отходили бочком-бочком, зорко следя за землеробами, держа пальцы на спусковых крючках. Толпа безмолвствовала, как народ в известной трагедии, разве что двое-трое — видимо, самые отчаянные — грозно помахали вилами-топорами. Сварог ухмыльнулся, покрутил головой: были у него стойкие подозрения, что этот случай войдет в деревенский фольклор изрядно приукрашенным, с массой живописных деталей: бравые землепашцы отважно изгнали попытавшихся было сунуться в деревню чужаков самого жуткого облика, да вдобавок пришедшее с ними омерзительное чудище… Бывает такое с деревенским фольклором.

Деревня осталась далеко позади. Бони выругался простыми крестьянскими словечками, пожал могучими плечами:

— Ну, уроды корявые… Золота они не берут… Сразу ведь определил, что это золото…

— Кто их знает… — сказал Сварог. — Глухомань-то особенная — последняя деревня перед Откосом… Пугливые они тут, я так думаю… — Он посмотрел на часы, сверился с картой, с компасом, показал направление: — Вон туда. Обычным шагом — нам все равно на ночь привал делать. Попадутся деревья — не забывайте затесы делать и кустарник рубите…

Глава XII ТРИ ЧЕТВЕРТИ ПУТИ

На ночлег остановились практически там, где Сварог и рассчитывал, сверившись с картой и шагомером: лигах в пяти от края Откоса, на опушке довольно густой рощицы (их несколько было поблизости разбросано). Ни один хищник так и не попался. Томир сказал, что здесь, на полудне, их и не бывает меж Чащобой и этими землями — густонаселенные места, пашни, конезаводы, деревни и пастбища, где любого случайного хищника постараются ухайдакать очень быстро. А вот вторым зайцем разжились, опять-таки трудами Акбара. Жирные были зайцы, упитанные, видимо, здесь сейчас стояло соответствовавшее осени время (Томир не знал никаких таких «смен времен года», попросту не понимал, о чем его спрашивают. Твердил: так, как сейчас, — круглый год).

Зайцы тут же пошли в дело. Пока еще не окончательно стемнело, Шедарис собрал в рощице сухих веток, нарубил с поваленного дерева столь же сухой коры и проворно развел бездымный костер, предварительно с большой сноровкой вырыв для него топором яму, чтобы со стороны не видно было пламени. Бони по дороге надрал и распихал по карманам несколько пучков зелени, уверенно объяснив, что это дикий чеснок, дикий укроп, а две остальные травки на Таларе прекрасно известны и тоже годятся как приправы.

Таган, котел, миски и ложки обеспечил Сварог. Как и хлеб. Заячий супчик получился на славу. Хлебали его спокойно, не прислушиваясь к ночной тишине и уж тем более не озираясь, — все равно темень стояла непроглядная, хоть глаза к ней чуточку и попривыкли. Один Сварог с его «ночным зрением» видел, как днем. Он не опасался визита непрошеных гостей, тех самых, которые хуже татарина, — за два дня наблюдений Шмели ни разу не засекли патрулировавшие бы ночью летучие корабли. Вряд ли был смысл отправлять их в ночные дозоры: Низина, шириной лиг в пять, где разгуливало множество хищников, служила надежной преградой для местных смельчаков (а такие, хотя и страшно редко, находились, сказал Томир). Да и Странной Компании, двинься она через Низину пешком, пришлось бы расстрелять боезапас: даже учитывая, что Сварог мог делать патроны, как гайки на конвейере, если бы сбежалось все зверье, драка предстояла бы долгая и нешуточная… Неизвестно, какие здесь порядочки заведены: то ли звери, увидев первых скошенных пулями сородичей, разбегутся, то ли наоборот, хлынут, как лемминги.

Ходившие кругами высоко в ночном небе Золотые Шмели пока что не обнаружили ни в воздухе, ни на земле никакой угрозы. И Сварог в который раз подумал, вычерпывая остатки похлебки: чем же здешнее зверье питается, если, кроме него, никаких других животных, годившихся бы в пищу, нет? Никакой «пищевой цепочки» — а сородичей ни один хищник в пищу не употребляет, что на Земле, что здесь. Были кое-какие версии, но их пока что не проверить…

Они лежали возле мерцавших еще в яме углей, чуть разомлевшие от горячей сытной еды — но оружие держали под рукой.

— Как же мы все-таки полетим, командир? — спросил Бони. — Много чего за тобой знаю, но вот летать не доводилось… Или ты хитрый самолет сделаешь?

— Да нет, — сказал Сварог. — Не стоит привлекать лишнее внимание. Есть другой способ, за него лишний раз надо бабку Паколета поблагодарить… В общем, сами увидите. Черт, я так до сих пор и не могу определить, наблюдают за нами или нет…

Мара сказала:

— Не знаю, что ты там измыслил, но, по моему скромному разумению, летящие люди привлекут не меньше внимания, чем «хитрый» самолет…

— Резонно, — ответил Сварог. — Ну, что поделать. Кто его знает, на что он еще способен. Может, он и невидимых умеет видеть, что людей, что виману. Я о другом думаю… Если он тут полный хозяин и давно наблюдает за нами, как я могу наблюдать за Хелльстадом, почему никто до сих пор не пробовал нас остановить, как-то воспрепятствовать?

— Это, конечно, задачка… — согласилась Мара. Она полулежала, опершись на локоть, и багровые отблески догорающих углей делали ее лицо прелестно-таинственным. — Я вот о другом подумала. Завтра — первый день Календ Фиона. Крайне благоприятных для любых начинаний. Ты специально так подгадал?

— Да нет, — сказал Сварог. — Само собой подгадалось. Что-то я не помню, чтобы мы хоть раз учитывали благоприятные или «скверные» Календы… Поскольку… — он замолчал, резко вздернул голову и вскочил первым. — Все в рощицу, живо! Шег, костер погаси!

Все повскакали, хватая оружие, Шедарис — опять-таки с немаленькой сноровкой — ухватил тесак за рукоятку и, действуя им, как кожевник скребком, проворно сбросил в яму вынутую землю, предусмотрительно насыпанную рядом аккуратной кучкой.

— Опасность? — тихо спросила Мара, когда они укрылись на окраине рощицы.

— Очень похоже, — сказал Сварог сквозь зубы. — Со стороны замка прямо на нас идет летающей объект, уардах в ста над здешним уровнем суши, скорость — лиг тридцать в час… — он помолчал, глядя на то, что видели Шмели. — Ну да, вот именно. Летучий, а корабль. Один-одинешенек. Четверо рыл на палубе, один торчит у тех штук, что кораблем управляют, остальные у бортов… Бони, дай-ка мне пулемет, все равно ты в этой темнотище видишь гораздо хуже меня…

— Да уж, конечно… — не без сожаления проворчал Бони, передавая ему пулемет.

— Держи наготове парочку магазинов, если что, будешь быстренько подавать.

— Есть, командир… Далеко они?

— Уже прошли над Низиной, — сказал Сварог. — Идут, сволочи, прямо на нас, как по ниточке… Ага, показались в прямой видимости! Вон в той стороне…

— Не видно ни черта… — проворчал Шедарис. — Хотя… Вроде в одном месте темень погуще, будто кусок ее вдруг вздумал полетать…

— Ну да, это он, — сказал Сварог. — Тишина!

Он стоял, укрывшись за деревом, держал пулемет стволом вверх. Летучий корабль, видимый ему, как днем, сбросил скорость и неторопливо снижался, направляясь, хорошо еще, не к рощице, а к кострищу. Да, один управляет, трое торчат у бортов, на них определенно, какая-то форма…

Корабль повис уардах в десяти над кострищем. Сварог затаил дыхание и большим пальцем передвинул прицел на соответствующее расстояние, к цифре «100».

Фшиуххх!

С борта корабля, электрически потрескивая, по-змеиному шипя, сорвалась ветвистая фиолетовая молния, ударила в кострище, вверх брызнула земля и дотлевающие еще угли.

Не стоило терять времени. Сварог, выдвинувшись меж двумя деревьями, поднял пулемет, совместил бледно-зеленую фосфоресцирующую прорезь прицела с такой же мушкой. Нажал на спусковой крючок, повел стволом слева направо — чтобы сначала снять тех, кто стоял у этого их чертова излучателя, а уж потом попотчевать рулевого.

И дистанция была небольшая, и стрелял он неплохо… Фигуры в неизвестной форме одна за другой, нелепо взмахивая руками, опрокидывались на палубу. Страшная все же штука — неожиданно заработавший по цели с близкого расстояния пулемет… Летучий корабль как-то нелепо мотнулся, дернул кормой, провалившись вниз, на миг выровнялся — и рухнул наземь. Затрещали ломающиеся доски обшивки.

— Этих, будем знать, пули берут… — процедил Сварог. — Стоим тихо!

Они добросовестно выждали пару минут, но корабль, нелепо скособоченный на левый борт, лежал неподвижно, тела, перевалившись через низкий фальшборт, лежали неподвижно на земле, и на палубе не было ни малейшего шевеления. Там есть трюм, вон тот квадратный люк с кольцом, перед мачтой — явно крышка люка, но она не шелохнулась…

— Вперед! — скомандовал Сварог. — Гасите все, что шелохнется.

И первым с пулеметом наперевес бросился к кораблю, вскочил на палубу — скособочилась, но стоять на ней можно, и кивнул топавшему следом Бони:

— Отвали люк!

Тот ухватился за большое железное кольцо и без натуги отвалил крышку. Сварог подумал, что порядка ради следовало бы кинуть туда гранату, по старому принципу: «В незнакомый дом врываетесь вдвоем: впереди граната, а ты за ней…» Нет, не стоит шуметь лишний раз, и в темноте он видит, как кошка…

Согнув коленки, как в парашютные времена перед приземлением, он спрыгнул вниз, мимо аккуратной лесенки с перилами. Развернулся вправо-влево, поводя стволом.

Никого и ничего, трюм пустехонек, с обеих сторон торчат шпангоуты, а по дну протянулось толстое бревно — забыл, как оно именуется на морском жаргоне. Сварог вылез по лесенке наверх, пошел к лежавшим в нелепых позах телам.

Наклонился без всякой брезгливости, присмотрелся. По облику — несомненные люди, соответствующее умение докладывает о том же самом — вот только внутри у каждого — нечто вроде светящегося черным шарика. Неизвестно, как это может быть, но он светится черным… И на глазах истаивает, меркнет, сжимается в теннисный мячик, в горошину, пропадает совсем — отгуляли свое, твари…

Двое лежали мордами вниз, другие двое — на спине, так что легко можно было рассмотреть их форму: черные глухие кафтаны почти до колен, темно-красные шаровары, черные сапоги. На груди непонятная эмблема в золотом контуре овала — две змеи, переплетенные изящными спиралями, уставившиеся друг другу в глаза, а над ними — неизвестная геральдике корона: обруч с несколькими зубцами в виде высоких, острых, узких треугольников, наклоненных наружу. Герб? Больше всего похоже на герб… В точности такой же он видел над парадной, когда просматривал записи Шмелей. Эмблемы во всю грудь, от стоячего воротника до пояса из тускло-желтых нитей и такие же, только маленькие — на голенищах сапог под коленями, вроде старинных уланских кокард.

Время, похоже, их не подгоняло — Шмели пока что не зафиксировали в той стороне ничего летающего, вообще никакой угрозы. Сварог, на всякий случай оставив пулемет при себе, повесив на плечо, прошел в корму. Самый настоящий небольшой штурвал, по обе стороны — по паре гнутых рычагов, две поставки с рычагами поменьше, компас, а это явно спидометр или как он там именуется на корабле. Не реактивный истребитель, конечно — судя по цифрам за круглыми стеклышками, может выжать максимум сорок лиг в час (если только здешние меры те же самые, что и в большом мире). А зачем эта деревянная стеночка перед штурвалом с торчащей оттуда металлической штукой наподобие узких раззявленных челюстей? Ага, вот оно что — примитивный, можно сказать, автопилот…

Потрогав рычаги, он знал теперь, как этой штукой управлять — не великое искусство, да и агрегат не столь уж сложный… На какое-то время он задумался: что теперь делать? Ничего похожего на устройство связи не обнаружено — умение подсказывает, что ничего подобного нет. Техника отнюдь не на грани фантастики, будут их искать или нет? Вполне может оказаться, что они летели куда-то по другим делам и по чистой случайности их маршрут пролег через лагерь Сварога. Поджечь эту лайбу, в принципе, нетрудно — но дотла, до пепла, который можно закопать, сжечь не удастся. Если будут искать, увидят обгорелый остов: судя по тому, как уверенно они летели и маневрировали, умеют видеть в темноте без всяких приспособлений, как и он… Ладно, черт с ними… Главное известно: пули их берут самым распрекрасным образом. Если даже пустятся всей оравой — там еще осталось девять кораблей, возможно, экипажей на всех хватит, — бой, учитывая их излучатели, будет серьезным, но на стороне Странной Компании — эффект внезапности… Семь стволов, один из них — пулемет… Напрасно не прихватил что-нибудь вроде гранатомета, на «Рагнароке» есть с полдюжины — но кто же знал про эти их «молнии»…

Он спрыгнул наземь и скомандовал:

— Быстренько в ту рощицу!

Сварог ее заранее присмотрел, на случай, если придется ночью передислоцироваться — небольшая, но густая, уардах в трехстах.

Сподвижники топотали следом, бесшумно несся Акбар, Томир старался не отставать. Шмели молчали — не было пока что никакой угрозы…

…Ее так и не оказалось, остаток ночи прошел спокойно. Никто не нагрянул на поиски пропавшего корабля — возможно, Сварог не ошибся, и он летел куда-то по другим делам. Он так и торчал на прежнем месте — накренившийся, нелепо выглядевший на суше (да и в воздухе тоже).

В большом мире, пожалуй, окончательно рассвело — да и часы, изготовленные под сильванские сутки, врать не будут. Сварог выдал каждому по куску хлеба с колбасой и по кружке кофе, а перед Акбаром навалил груду сырого мяса. Завтракали быстро. Томир, как оказалось, кофе в жизни не пробовал — но, хоть и морщась, осушил кружку до дна, пояснив с бледной улыбкой:

— Для меня — дрянь жуткая, но согревает…

— Ну, все готовы? — глянул на них Сварог. — Становимся гуськом в затылок друг другу, на расстоянии шага. Восхищения командиром не выражать, он тут ни при чем — как уже говорилось, бабку Паколета благодарить будем…

Он достал кожаный мешочек, несколько лет пролежавший в столе в маноре, — невеликое наследство от бабки-гусятницы, уже дважды здорово помогшее. Клубок-пробойник изничтожил в Хелльстаде Князь Тьмы, не зная, на чем еще сорвать злобу. Вырезанный из черного камлота волк, предназначенный для одного-единственного раза, свою задачу выполнил надлежащим образом. Остались две красных ленточки и одна синяя. Бросить красную через левое плечо, произнести короткое заклинание — и меж тобой и погоней встанет широкая стена пламени, которое утихнет лишь через час. То же самое и с синей — только бросать ее надо через правое плечо, и заклинание другое. В этом случае от преследователей тебя спасет широкий бурный поток воды — опять так способный продержаться час. Пока что не было случая пустить в ход ленточки. А вот большой клубок светло-коричневой бечевки — крученой, добротной — то, что именно сейчас необходимо, спасибо, бабушка, светлая тебе память.

Он отмотал кусок длиной в пол-уарда, намотал на указательные пальцы, подергал, попробовал. Бечевке, должно быть, много, очень много лет, но выглядит она надежной, ничуть не обтрепалась, не разлохматилась — ну, она ж не обычная, конечно…

Подойдя к Маре, стоявшей последней, Сварог обвязал ее тонкую талию повыше пояса с мечом, так, чтобы было не туго, но и слабины не давало, накрепко завязал узел. Боевая подруга взирала с нешуточным любопытством — как и остальные, смотревшие через плечо.

— Это что, мы так и полетим? — спросила Мара.

— Бабка заверяла, что полетим, — сказал Сварог. — А ее наследство до сих пор осечки не давало.

— Офигеть…

Сварог перешел к Паколету. Вот тут уже оказалось чуточку труднее, пришлось повозиться: вместо конца бечевки у него в руках был весь клубок, а резать бечевку на куски ни в коем случае нельзя… Справился наконец — а там пошло легче и легче. Сложнее всего пришлось с Акбаром — добравшись до него, смирно стоявшего, Сварог пару минут прикидывал, что тут можно придумать. Наконец сообразил, все так же, не туго, но без слабины, опоясал гарма в двух местах: по животу и по груди около передних лап. Отматывая бечевку, встал перед Акбаром и опоясался сам, оставив кусок пол-уарда. Вот теперь бечевку можно было разрезать, что он и проделал кинжалом. Осталось чуть меньше половины — будем надеяться, еще пригодится…

Завязал три узелка — тридцати уардов высоты вполне достаточно, не стоит вбираться в заоблачные выси, хотя бечевка и на это способна, смотря сколько узелков завязать. Произнес должное заклинание и почувствовал, что его подошвы отрываются от земли. Он взмыл вверх, как воздушный шарик, совершенно не чувствуя своего веса. Сзади удивленно вскрикнул Томир — да и парочка его старых сподвижников невольно охнула: всякое с ними бывало, но такого…

Дальше было совсем просто: направляй зажатый в кулаке свободный конец бечевки в нужном направлении — и лети в ту сторону, что твой дирижабль. Со скоростью велосипедиста, лиг пятнадцать в час, но больше, пожалуй, и не надо: ветер не так бьет в лицо.

Одно плохо: если навстречу вылетят летучие корабли, значительно превосходящие в скорости, воздушный бой завяжется, пожалуй что неравный, с явным перевесом противника. Ну что ж, приходится рисковать. Шмелей он отправил на лигу вперед — если сообщат об опасности, следует побыстрее приземляться, будет больше шансов…

Вереница людей и гарм плыли над Низиной. Земля здесь чуточку другая: бурая, суховатая, островков травы гораздо меньше, хотя порой попадаются не просто рощицы — протяженные лесные заросли. Несколько раз Сварог видел внизу зверей, казавшихся с такой высоты не больше котенка. Одни спокойно бродили, всегда поодиночке, другие лежали, вытянув лапы и, казалось, дремали. Находились и такие, что садились, задирали головы к небу и провожали воздушный караван внимательными взглядами. Но следом не бежали, оставались на месте.

Порой Сварог оглядывался, видел, что все обстоит благополучно: Акбар смирнехонько висит в воздухе, вытянув лапы и опустив хвост (но, судя по прижатым ушам и общему выражению морды, ему все же чуточку неуютно: ну да, он не раз летал со Сварогом и на брагантах, и на виманах, но таких путешествий ему еще не приходилось совершать). Томир, очень похоже, до сих пор не пришел толком в себя, но все остальные вполне освоились и с любопытством смотрели вниз. Мара, улыбаясь во весь рот, помахала ему рукой.

В конце концов, стало элементарно скучно: опасности не было, а плыть в воздухе над однообразным пейзажем — не самое увлекательное занятие на свете. Сварог чуть оживился, когда внизу проплыл высокий, довольно крутой откос — они достигли противоположного края Низины, прошли над горами — и потянулось уходящее за горизонт алое поле. Сверху оно выглядело в точности как снежная равнина — вот только вот снег был алым. Никакой магии на ощущалось, а вот запах, когда он разок попробовал нюхнуть, стал еще гуще, дерзостнее, тошнотворнее. Теперь он хорошо понимал; что тогда чувствовала Яна, — самого стало подташнивать, и он побыстрее отключил умение.

И вновь — долгий, скучный полет над алой равниной в совершеннейшем безветрии и при отсутствии какого бы то ни было противника…

Получив донесение от Шмелей, он встрепенулся, насторожился, вернул их, велев лететь поближе, уардах в сотне от «каравана». Вскоре на горизонте показался замок, и Сварог, когда решил, что время настало, принялся развязывать один за другим не так уж туго затянутые узелки. Они спускались ниже, ниже, ниже… И наконец встали на твердой земле.

Сапоги по щиколотку ушли в алый снег. От него тянуло заметным холодком, достигавшим колен, — но температура воздуха явно была ничуть не ниже, чем за пределами странной равнины.

Сварог распорядился:

— Режьте бечевку. Второй раз она уже не сработает, свое дело сделала…

Освободился сам, стряхнув обрезки бечевки прямо в снег, освободил сразу приободрившегося Акбара. Томир разрезал бечевку мечом, возвращенным ему перед полетом. Огляделся, прислушался. Тишина прямо-таки мертвая — ох, не надо бы таких сравнений… Замок высился впереди, уардах в трехстах — абсурдное, нелепое строение, вновь казалось, сооруженное парой дюжин спятивших архитекторов. Они приземлились у его боковой стороны — но на поле выходило множество окон ни разу не повторявшейся формы, оттуда простым глазом можно рассмотреть на алой равнине кучку людей в темной дорожной одежде, и уж тем более черного пса размером с коня…

Наклонился, присел на корточки, зачерпнул ладонью пригоршню — самый обычный снег, прохладный рассыпчатый, разве что алый. Как ни проверял Сварог на нем свои магические умения, ничего не обнаружил, снег как снег.

Снег в его руке стал помаленьку таять, как и положено снегу. На ладони появилась алая жидкость, похожая на разведенную акварельную краску, и его почему-то передернуло от отвращения, он выбросил остатки и тщательно вытер ладонь о полу кафтана.

— Ну, что скажешь? — спросил он Акбара.

Гарм, как с ним уже случалось раз, когда вошел в Заводь впервые, вытянулся в струнку, напряженно нюхая воздух расширенными ноздрями. Издал тихое, короткое, клокочущее рычанье.

— Ну да, я и сам вижу, что место поганое… — сказал ему Сварог. Обернулся к сподвижникам: — Ну что, не будем тут торчать, пойдем в гости? Приказов никаких отдавать не буду, потому что понятия не имею, с чем мы там столкнемся. Стреляем и рубим по всему, что покажется опасным, — возможно, ничего другого тут и нет…

— Уж это наверняка… — проворчал Бони, привычно перехватывая пулемет поудобнее. — Поганое местечко?..

Сварог криво усмехнулся:

— Ну что, оружейник, не передумал?

— С чего бы вдруг? — с застывшим лицом сказал Томир, крепко сжимая рукоять меча. — А вдруг она там? И ей ничего не успели сделать?

Его глаза пылали столь яростной надеждой, что Сварог невольно отвел взгляд. Сказал негромко:

— Посмотрим. Разберемся. Пошли!

Они волчьей цепочкой двинулись к замку, обходя его справа. Акбар ступал осторожнее всех, словно по тонкому льду. И время от времени коротко рычал.

Сварог оглянулся — почему-то показалось, что за их спинами алый снег тут же затянет их следы, сомкнется, как потревоженная болотная вода. Нет, ничего подобного — следы людей и гарма четко виднелись, начиная от места приземления. Снег похрустывал легонько под ногами.

Они остановились уардах в тридцати от парадного крыльца, над которым красовался тот самый герб. Широкая лестница из серого камня, казавшаяся ничуть не тронутой временем, невысокие перила, украшенные фигурами неизвестных, но, безусловно, хищных зверей — по четыре с каждой стороны. Высокая двустворчатая дверь гостеприимно распахнута настежь, за ней виднеется что-то вроде обширного вестибюля с мозаичным полом и громадной люстрой под потолком, выглядевшей так, словно и ее делал безнадежно спятивший мастер: нагромождение прозрачных висюлек, лишенное всякой симметрии и гармонии, под стать замку. Справа — то самое большое здание (никакого движения незаметно) и навес, под которым летучие корабли стоят на подставках вроде тех, что бывают у моделей, только размерами побольше. Одна пара пустовала — и Сварог подумал не без злорадства, что ее корабль уже не займет.

Он послал Золотых Шмелей внутрь. Мозаичный пол, по обе стороны — ряды колонн…

И все оборвалось, Сварог ничего больше не видел, а значит, не видели Шмели. Сузил глаза — там, в вестибюле, ни шевеления, ни вспышек. Попытался их вернуть — но они не вернулись. Очень возможно, их больше не было. Ну, не торчать же тут вечно, робкими просителями, ожидающими, когда к ним выйдет барин?

— Ну, с Богом, — сказал Сварог.

И первым направился к лестнице, положив руку на чехол Доран-ан-Тега, не испытывая ничего, кроме яростной отрешенности, как часто случается перед боем.

Глава XIII ДВЕ ЧЕТВЕРТИ ПУТИ

Серый камень под ногами. Шаги звучат именно так, как и должны звучать шаги людей, идущих по каменной лестнице. Уже можно рассмотреть вестибюль, пустой и обширный.

Вошли. Мозаика под ногами, шаги звучат именно так, как и должны звучать шаги людей, идущих по мозаичному полу. Ни звука, ни шевеления вокруг. Мозаичный пол, по обе стороны высокого зала ряды розоватых колонн странноватой формы — сверху донизу покрыты желобками, сплетающимися в некий абстрактный рисунок, без тени красоты и гармонии. Точно так же желто-черно-синяя мозаика под ногами глаз не радовала, наоборот — то же самое хаотическое сплетение прямых и кривых линий, зигзагов, неправильных кругов и косых треугольников…

Пройдя шагов двадцать, Сварог поднял руку, приказывая остановиться, осмотрелся еще раз. Впереди — не особенно крутая, но высокая лестница, заканчивающаяся площадкой с высокой двухстворчатой дверью — ручки то ли золотистые, то ли из чистого золота, сделаны в виде двух сплетенных змей с герба. Справа от двери — белая статуя обнаженной женщины: лицо улыбающееся, прическа замысловатая, одна рука приподнята, другая вольно опущена, зрачки глаз зеленые.

Он на миг испробовал умение и тут же выключил его: ноздри прямо-таки залепил густой, непереносимый запах падали, настолько тошнотворный, что едва не вывернуло. Да, это гнездо… Испробовал другое умение, уже хелльстадское, попытался проникнуть взглядом за дверь наверху, но ничего не вышло. Причем ощущения странные: не было преграды, магического щита, скорее уж взгляд соскользнул, как соскальзывает упавшая на ледяную горку монетка. Непонятно. Одни умения, что заоблачные, что хелльстадские, исправно срабатывают, другие оказываются бессильными… Никакой системы, никакого объяснения…

Выбора нет, остается одно: подняться по лестнице и попытаться войти в дверь — других нигде не видно… Сварог оглянулся на сподвижников, замерших с оружием наготове, сказал:

— Идем цепочкой. Действуем по обстоятельствам, опасаемся всего на свете и ждем чего угодно…

Чуть подумав, взял Томира за локоть и поставил его предпоследним, сделав замыкающим Шедариса. Сказал оружейнику:

— Держись в сторонке, в общую кучу не лезь. Шег, приглядывай…

И первым стал подниматься по лестнице. Оказавшись у самой двери и уловив краешком глаза шевеление справа, резко развернулся туда.

Белая статуя ожила: красивое личико свела словно бы гримаса испуга, она прикрылась обеими руками, словно застигнутая деревенскими парнями стыдливая купальщица. Не раздумывая, Сварог взмахнул топором. Удар пришелся по талии, верхняя половина статуи рухнула на пол, разбрызгивая зеленоватую жидкость с какими-то темными сгустками, — а нижняя так и осталась стоять, словно чаша странной формы, наполненная той же жидкостью.

Сварог ждал с топором наизготовку, но больше ничего не произошло, половинки статуи не шевелились. Уж не шутка ли юмора здешнего хозяина? Поди разберись…

Осторожно протянув ладонь к ручке, сжал ее — ничего не произошло — потянул на себя. Дверь отворилась легко и бесшумно. Акбар первым влетел в сводчатый зал, расставил передние лапы, вытянул шею, принюхиваясь, гавкнул куда-то влево.

Следом вошел Сварог. Такой же мозаичный пол в отталкивающих узорах, разве что сине-желто-серый. В противоположном конце такая же дверь, близнец той, в которую они вошли. По стенам выступают полуколонны, розовато-серые, как и весь зал, а слева…

А слева — большой стол неправильной формы, напоминающий очертаниями небрежно выплеснутую черную краску, застывшую причудливым пятном, на гнутых корявых ножках. На нем — какие-то сосуды, высокие, вроде бы глиняные, в белых хаотичных узорах. И возле стола стоит молодая женщина в зеленом платье до пят, красивая, с аккуратно расчесанными светлыми волосами, улыбается им дружелюбно и открыто…

Томир вдруг кинулся к ней, с неописуемой радостью крича:

— Лиона!

Ничего еще не понимая, Сварог рявкнул:

— Назад!

Не слушая его, оружейник, отшвырнув меч, подбежал к женщине, обхватил ее обеими руками, прижал… Мозаичный пол вспучился волной над их головами, накрыл обоих, вмиг осел — и уже не было ни оружейника, ни женщины, пол казался ровным и неподвижным. Запоздало стрекотнула автоматная очередь — ага, Мара — пули выбили щербины в мозаике. «Началось…» — подумал Сварог с удивившей его самого отстраненностью и махнул рукой:

— Вперед!

Они пошли к двери. За ней, открывшейся так же легко и бесшумно, оказалась очередная лестница, уходившая влево, к очередной площадке с очередной дверью, но на сей раз там не было никаких статуй.

Поднялись к двери, Сварог потянул ручку на себя. Очередной зал, разве что не сводчатый, с плоским потолком, расчерченным черными линиями на большие прямоугольники, покрытые косой решеткой, напоминавшей рыболовную сеть. Ни полуколонн, ни мозаики: стены, пол и потолок унылого грязно-серого цвета, решетки — желтоватые. И ничего больше, пусто и голо. В противоположном конце — очередная дверь.

— В лешеву бабушку… — проворчал Бони, поводя пулеметом. — Так и будут гонять?

— Вперед… — сквозь зубы сказал Сварог, направляясь к двери, потому что ничего другого больше не оставалось.

Акбар опередил его длинным прыжком — когти скребанули по каменному, судя по звуку, полу — пошел шага на три впереди, встопорщив шерсть за затылке, осторожно ступая.

Сверху вниз мелькнуло что-то большое, прямоугольное, чуть светившееся — один из решетчатых прямоугольников рухнул прямо на Акбара и провалился с ним вместе, исчезнув в полу. Выкрикнув что-то, Сварог бросился к тому месту, ударил топором, и еще раз, и еще…

Ничего не произошло. Три глубоких проруба в камне, и все. Сварог покривился от тупой боли в сердце, уже понимая, что никогда больше не увидит верного пса. Перед глазами встал узкий скальный проход, лежащий на боку огромный щенок… Он отогнал все чувства и эмоции — не было времени и возможности позволять себе такую роскошь, рявкнул:

— Вперед!

Очередная лестница, закрученная вправо, очередная дверь. Очередной зал, больше всего напоминающий внутренность огромной коробки из-под обуви, сплошь выкрашенной в черный цвет с оранжевыми крапинками. Сварог отметил, осторожно шагая к двери в противоположном конце: ни одного окна, ни одного светильника ни разу не увидел, но все залы довольно ярко освещены неизвестно откуда идущим светом. Мир без теней — никто из них не отбрасывает тени, как случается только с призраками. Но они-то живы, черт возьми!

Под резкий переливчатый свист сверху пролился ливень из маленьких, косматеньких, огненно-багровых шариков, сухой жар навалился, опалил, запахло горелым сукном и горелыми волосами, вокруг и перед глазами что-то звонко лопалось, разбрасывая искры и дым…

Все кончилось так же неожиданно, как и началось. Сварог оглянулся — все были невредимы, только одежда прожжена и опалена во многих местах, и волосы опалены, лица в копоти. Проведя по щеке левой ладонью, он увидел на ней жирную копоть, окинул взглядом одежду — да, он выглядел не лучше остальных. Но все были целехоньки, ожогов не видно ни на лицах, ни на руках. Снова шуточки здешнего хозяина?

Дверь распахивается бесшумно и легко… Нечто новое: большой квадратный зал в сине-зеленых тонах, почти весь занятый бассейном: спокойная вода, чистая, прозрачнейшая, глубину определить трудно, но не менее уардов пяти, пол светло-голубой, бугристый, кое-где растут невысокие розоватые кустики, больше всего напоминающие кораллы. По периметру — полоса синего пола уарда в три шириной, напротив, по другую сторону бассейна — очередная дверь. Вот только как до нее добраться? Разве что вплавь, свернув одежду в узлы и держа огнестрелы над головой — холодному оружию ничего не будет, пусть даже окунется… если только это обычная вода, не только на вид обычная. Хотя… Блеснула интересная мысль. А ведь должно получиться — хотя поди пойми, какое из умений тут сработает, какое — нет…

Они стояли, растянувшись в шеренгу, в шаге от двери и стены. Ощущение угрозы оставалось, но не превышало обычного. С того самого момента, когда они вошли, Сварог чувствовал угрозу как фон, она присутствовала везде, словно ею был пропитан воздух — постоянный фон, без единого всплеска…

— Ну что, плыть придется? — спросила Мара спокойно.

— Погоди, — сказал Сварог. — Есть у командира кое-что в запасе на всякие случаи жизни… Паколет, назад! Мало ли…

Паколет подошел к самому краю бассейна, с любопытством глядя вниз. Он успел услышать Сварога, но больше ничего не успел…

Странно дернулся, взмыл вверх, тело стало почти невидимым — лишь кое-где виднелись полосы одежды, каблук одного сапога. Или… Или его крепко опутали невидимые щупальца. Коротко простучал его автомат и тут же смолк. Видимые части одежды и правой руки взмыли вверх, по дуге обрушились в бассейн, подняв фонтан брызг. Сварог ничего не видел и другим зрением — умения вновь работали избирательно, по непонятной системе…

— Всем стоять на месте! — рявкнул он, увидев, что шеренга колыхнулась.

Проворно сорвал со спины заплечный мешок, дернул шнур, завязанный хитрым узлом, позволявшим вмиг его распустить, распахнул горловину. Из мешка взмыл Золотой Филин и, выполняя мысленную команду, прошел над бассейном, меча из глаз сиреневые молнии, оставлявшие на воде клубы пара, методично прочесывал зал, поливая огнем бассейн так, чтобы не пропустить и участка размером с ладонь. «Работает, — облегченно вздохнул Сварог, — через раз, но работает…»

Он смотрел вниз. Прозрачная вода замутилась синеватыми клубами, медленно, словно на опущенном в кювету фотоснимке, проступали контуры, становясь все явственнее, сливаясь во что-то весьма знакомое…

Огромные осьминоги, десятка два. Еще извивались щупальца, еще подергивались округлые тела, но кровь поднималась от них распухавшими клубами — у осьминогов кровь голубая, — и видно было, что Золотой Филин прикладывает их убойно…

Вот все и кончилось — последние конвульсии распростертых щупалец, твари выкошены все до одной. А недалеко от стенки бассейна, у которой они стояли, лежит на дне скелет в оставшейся нетронутой одежде, с разбросанным вокруг оружием.

«Осьминоги, — пронеслось в голове у Сварога. — Много съедобного мяса без костей…»

Не было времени горевать, вообще отвлекаться на чувства.

Не столь уж длинное заклинание, произнесенное про себя, секунды томительного ожидания, показавшиеся неимоверно долгими… Отчаянный треск ломающегося дерева и возле них, и на том конце бассейна… Получилось!!!

Поперек бассейна легла на воду «Принцесса», достопамятный кораблик, выручавший уже дважды и вот теперь пригодившийся в третий раз — как мост. Она оказалась чуть длиннее бассейна, нос и корму снесло, подскочив к краю бассейна, Сварог видел, что в образовавшийся пролом потекла вода, — но времени хватит, должны успеть…

— Вперед! — крикнул он. — На ту сторону!

Странная Компания припустила бегом, цепочкой, Сварог кинулся замыкающим — и, уже почти достигнув искореженного носа, спохватился: а филин? Оглянулся. Золотой Филин, распростерши крылья, неподвижно лежал на дне у самого борта «Принцессы», на спине клювом вверх. Когда его накрыло, Сварог не заметил…

Осточертевшая уже очередная лестница все той же длины и наклона, на сей раз уходящая вправо, вверх. Все лестницы вели вверх…

Открыл дверь, остановился на пороге, озираясь. Прежде он ни разу не видел двух схожих залов — вот и сейчас обнаружилось нечто новое. Квадратная коробка, стены и потолок покрыты черно-белыми узорами, как обычно здесь, хаотичными, неприятными для глаза. Как и следовало ожидать — дверь в противоположном конце зала. Пол — из огромных квадратов, белых и черных, напоминающих что-то знакомое, но чувства в таком раздрае, а мысли в боевой отрешенности, и как-то не лезет в голову догадок…

— Вперед, — хрипло сказал он.

Он не подал команды держаться цепочкой, и сподвижники двинулись этаким журавлиным клином, по тройному ряду квадратов. Уже одолели полпути… Сварог машинально сосчитал клетки — восемь в ширину, восемь в длину, общим числом шестьдесят четыре…

Шакра-чатурандж!

Он ничего не успел ни крикнуть, ни сделать — справа от него огромный белый квадрат встал на ребро, словно повернулся на невидимой оси, проходившей аккурат посередине, и Тетка Чари провалилась туда, взмахнув руками, далеко внизу раздался затухающий крик, из образовавшегося проема ударило жаром, словно взметнулось высокое пламя. И тут же белый квадрат встал на место. Нечеловеческий рев Шедариса, он кинулся туда, упал на колени, попытался вцепиться руками в пол, что-то сделать — но ничего, конечно же, не вышло, растопыренные пальцы скользили по белоснежной поверхности.

Смерть тебе сулит шакра-чатурандж…

Сварог одним прыжком оказался рядом, громко рыча что-то нечленораздельное, поднял за шиворот, толкнул вперед, закричал что было мочи:

— За мной! След в след!

«Что же выходит? — смятенно подумал он. — В каждом зале гибнет кто-то один, согласно давнему предсказанию? А сколько таких залов вообще? Не хватит ли на всех?»

Страха не было, отчаяния тоже, но тоскливая безнадежность, если быть честным перед самим собой, маячила где-то поблизости, и не так уж далеко…

Он постарался отогнать эти мысли, шагал с величайшей осторожностью — и, едва край черного квадрата, на который он ступил — предпоследнего перед белым, за которым была дверь, вдруг ушел из-под ног, Сварог отчаянным прыжком метнулся в сторону, растянулся на соседнем белом квадрате, гремя оружием, успев крикнуть:

— Всем стоять!

Слева от него ударило жаром, но почти сразу же черный квадрат встал на место — больше всего походило на тупой, нерассуждающий механизм, а не устройство, управлявшееся чьей-то волей. Сварог, все еще лежа на прохладном и твердом полу, видел лицо Шедариса — не лицо, звериную морду, готовую рвать клыками направо и налево, брызгая кровью, перехватывая глотки и дробя позвонки.

Но ведь до сих пор нет конкретного, осязаемого противника, на которого можно броситься и попытаться убить. Нет, хоть ты тресни. Быть может, это и есть самое жуткое…

Сварог поднялся. Пошел первым. До двери они добрались благополучно. Конечно же, очередная лестница, высокой кривой уходящая влево. Ну да, они поднимаются все выше и выше, хотя невозможно определить даже приблизительно, насколько высоко поднялись…

Овальный зал, напоминающий разрезанное вдоль вареное вкрутую яйцо, и не только формой: посередине — неправильный желтоватый круг, от него расходятся концентрические беловатые и желтоватые полосы. Стены и сводчатый потолок покрыты сплошной россыпью беловатых и желтоватых клякс, прилегающих друг к другу плотно, как мозаичные камешки. По обеим сторонам, от двери до двери растут в один ряд деревца не выше человека — темно-серые, корявые, голые ветви усыпаны ярко-алыми круглыми плодами размером с детский кулачок. Лихорадочно перебрав в памяти предсказания Лесной Девы, Сварог так и не нашел подходившего бы к этому залу — или очередной подвох?

— Коробочкой! — приказал он.

Они двинулись к двери, сбившись в кучку, ощетинясь стволами. Прошли уже треть пути, ничего не произошло…

Резкий звон, словно дернули струну расстроенной великанской гитары!

Все до единого плоды вдруг раскрылись. Из них таращились самые натуральные глаза — белок, бледно-зеленая радужка с вертикальным, кошачьим черным зрачком… Сварог положил палец на спуск, самую малость надавив — и они продолжали путь, потому что ничего другого больше не оставалось. Ярко-алые плоды шевелились на черенках, как рачьи глаза, провожали их пристальным нелюдским взглядом. Сварог уже взялся за ручку — а ничего так и не случилось, ровным счетом ничего, лишь глаза пялились им вслед…

Лестница, конечно. Уходящая вверх несколькими зигзагами разной длины — словно декорация к какому-нибудь авангардистскому спектаклю. Но высота примерно та же — наблюдается некий стандарт. «Значит, не в каждом зале ждет смерть?» — подумал Сварог с некоторым облегчением. Прошли ведь благополучно, а на лестницах ни разу ничто не подстерегало, если не считать ожившей статуи, не причинившей ни малейшего вреда…

— Привал, — решительно сказал он и первым присел на нижнюю ступеньку, как на скамейку.

Остальные последовали его примеру. Пятеро нас было, было нас немало…

Глянул на сидевшего слева Шедариса — уже не звериная морда, самое обыкновенное человеческое лицо, только закаменевшее. — Достал из воздуха сигарету, прикурил, коснулся фильтром пальцев друга:

— Шег, покури…

Шедарис, не поворачиваясь в его сторону, застыв, взял сигарету, стал затягиваться механическими движениями заводной игрушки. Глядя в никуда пустым взглядом, сказал, почти не шевеля губами:

— Добраться бы до этой твари…

— Повезет — доберемся, — сказал Сварог.

Посмотрел на остальных — лица сосредоточенные, злые, но ни на одном не видно ни страха, ни безнадежности. Никто не сломлен, а это глазное…

— Ну что, — сказал Сварог с кривой улыбкой. — Затащил я вас?

— Да ладно тебе, — сказала Мара с вымученной улыбкой. — Не дети малые, знали, куда шли…

— Вот именно, — сказал Леверлин.

— Доберемся, — с яростной убежденностью сказал Бони. — Доберемся, клочки по закоулочкам пустим… Сам видишь, командир, оно не везде бьет…

— Вижу, — сказал Сварог, поднялся и раздавил подошвой окурок. — Ну, пошли?

Дверь. Куполообразный зал с очередной дверью на противоположной стороне. Стены и пол — зеленоватые, стены чистые, а пол довольно густо усеян большими белыми кругами. Чувство опасности и угрозы на том же уровне — постоянный фон, которым воздух насыщен и в тех залах, где погибли друзья, и в том, где ничего не произошло. Ничего невозможно предсказать наперед…

— Цепочкой, — распорядился Сварог.

Мало того, что ничего не предсказать заранее — в этом зале просто невозможно определить, откуда может навалиться смертельная опасность. Мостов, во всяком случае, здесь нет. Вот разве что эти белые круги, на которые почему-то не хочется наступать, не хочется, и все тут… Единственное тут, что способно… — Он оглянулся. Крикнул:

— Бони, в сторону! Не…

Поздно! Король королей Вольных Маноров не успел убрать ногу с краешка круга — и тот взвился, превращаясь в скопище не белых, а прозрачных, словно чисто вымытое оконное стекло, лент. Клубок этот охватил ноги Бони, подсек, свалил, проволок поближе к центру (очертания круга остались на полу белесоватым контуром), опутал до бедер…

— Назад! — прикрикнул Сварог, видя, что сподвижники ринулись на помощь. — Черту не переступать!

И вовремя крикнул — едва Мара заступила носком сапога за черту, часть лент проворно метнулась к ней, разворачиваясь пучком хищных щупалец, готовых схватить, оплести…

Рыжая кошка, юная королева неуловимым движением скользнула за пределы круга (у Сварога в диком несоответствии с ситуацией промелькнуло в голове: «впервые вижу здесь правильную геометрическую фигуру…»), и ленты отдернулись словно бы разочарованно, сплелись вокруг Бони.

Бони кричал, как кричат люди от невыносимой боли. Тщательно прицелившись, Сварог выпустил короткую очередь по верхушке высокого клубка. Бесполезно. Пули прошли, как сквозь дым, видно было, как из стены напротив летит нечто вроде каменной крошки.

Сварог не сдавался. Он занес топор и бросился вперед, через контур круга — и, когда к нему метнулись прозрачные ленты, взмахнул Доран-ан-Тегом. И снова — бесполезно, блестящее лезвие прошло сквозь них, как через дым или туман, Сварог едва успел отпрыгнуть, благо ленты двигались теперь заметно медленнее и гораздо быстрее возвращались назад в клубок, словно обладали то ли разумом, то ли инстинктом хищника, и их тянуло к уже пойманной добыче…

Бони кричал с исказившимся от боли лицом, нелепо взмахивая руками, дергая головой. Сварог многое повидал, но сейчас волосы, такое ощущение, встали дыбом…

Клубок его жрал. На свой невиданный манер. Прекрасно было видно, что сапог уже нет, только голые ноги — и медленно, словно бы растворилась, истаяла живая плоть, показались кости ступни, а там и они начали помаленьку таять, это распространялось выше по ногам, но медленно, очень медленно, и Сварог с ужасом понял, что продлиться это может долго, очень долго… Кровь брызнула из обрубков ног — и тут же растаяла в переплетении прозрачных лент.

Бони должен был испытывать неимоверную боль — сердце от его крика леденело. Вопли внезапно стали осмысленными, сложились в слова, и Сварог понял, что кричит сподвижник…

Но остался на месте — не мог себя заставить, и дело было вовсе не в лентах… Такого он никогда прежде не делал, хотя хлебнул всякого… Не мог.

Мимо него метнулся Шедарис, оскалясь, с побелевшим решительным лицом, взмахнул топором и нанес точный, безжалостный удар. Ленты взметнулись, но как-то вяло — и Шедарис в три прыжка оказался за кругом.

Крик стих. Отсеченная голова Бони лежала на зеленоватом полу лицом вниз — а прозрачное все так же медленно пожирало его неподвижное тело, добираясь до колен.

Голову тебе отрубит лучший друг…

— Вперед! — яростно крикнул Сварог.

Глава XIV ЧЕТВЕРТЬ ПУТИ

Очередная лестница оказалась прямой, вела влево. И в этом Сварог не видел никакой системы — да и какой смысл был искать в происходящем систему, чем это могло помочь? Он шагал впереди тройки сподвижников, старательно прогоняя дурацкие мысли — начинало казаться, что никакого противника нет, что замок по неизвестным причинам пуст, что здесь больше нет хозяина, что остались только те самые слуги, действующие не по приказу, а согласно какому-то тупому инстинкту, раз и навсегда заложенной программе. Что они оказались внутри столь же тупого, не рассуждающего механизма, однажды пущенного в ход и способного вращаться вечность, — с этим механизмом невозможно вступить в переговоры, и победить, уничтожить его нельзя, не зная его уязвимых мест. Хотя, конечно же, уязвимые места есть у любого механизма — но как их отыскать?

Потом стало еще хуже: в голову назойливо лезли кадры из старого военного фильма времен его детства: орудия разбиты, живых почти и не осталось, контуженный телефонист, отрешившись от всего окружающего, глухой и слепой к внешнему миру, повторяет в трубку, как автомат:

— Мы все погибли здесь, выполняя приказ… Мы все погибли здесь, выполняя приказ…

Приказ отдал сам Сварог — ну, пусть не приказ отдал, предложение сделал, от которого никому отказаться не позволила честь, какая, собственно, разница? Тут другое: приказ это был или предложение, он шел с ними, и шансов у него, пожалуй, не больше, чем у остальных — неизвестно, кому что выпадет. Сугубо сухопутный вояка неожиданно для себя оказался в роли адмирала: есть старая морская пословица: «Генерал посылает в бой, а адмирал — ведет». В двадцатом столетии на Земле исключения из нее стали редчайшими — хотя на Таларе сплошь и рядом обстояло иначе, как на Земле в прежние века…

Дверь открывается бесшумно и легко. Они остановились на пороге. Сварогу уже крепенько опалило душу в этом замке, но сейчас он ощутил настоящее, неподдельное, нешуточное удивление: настолько это не походило на все, прежде виденное в этом абсурдном творении спятившего архитектора…

Большой прямоугольный зал. В глухой стене напротив, конечно же, дверь, а вот в двух боковых — по два стрельчатых окна, за которыми виднеется — с немаленькой высоты — алая снежная равнина. Огромный ковер во весь зал покрыт приятными для глаза ало-золотистыми узорами. Зал полон танцующих — дамы с незнакомыми высокими прическами, в пышных платьях незнакомого фасона до пола, кавалеры в столь же незнакомых роскошных нарядах. Неизвестно откуда звучит музыка — негромкая, мелодичная, приятная, девичий голос, чистый, высокий, нежный, выводит с надрывом, с несомненной грустью:

Впечатление такое, словно играют клавесин и два виолона. Медленный, плавный танец чем-то напоминает менуэт, хотя и нет полного сходства — дамы и кавалеры движутся неторопливо, то протягивая друг другу руки так, что ладони соприкасаются, то отступают в разные стороны с поклонами и грациозными движениями рук от сердца к партнеру или партнерши и наоборот. Свет, льющийся неизвестно откуда, кажется колышущимся, чуть мерцающим, словно идет от множества свечей. Безмятежные улыбки на лицах, нежные, лукавые взгляды, никто не обращает внимания на вошедших, никто не отбрасывает тени, как и вошедшие…

Картина столь умиротворенная и красивая, что Сварог невольно расслабился, даже опустил руку с топором — но только на миг. Тут же опомнился, кинул быстрый взгляд вправо-влево, отметив с неудовольствием, что сподвижники тоже немного помягчели, даже у Шедариса на застывшем лице отразилась тень человеческих чувств. Скомандовал резко, даже грубо:

— Подтянулись!..

Все словно очнулись, лица посуровели, руки крепче сжали оружие. Сварог какое-то время ломал голову: как поступить? Танцующих здесь столько, что нет никакой возможности пройти меж ними к двери, никого не задев, ни к кому не прикоснувшись — а попробуй прикоснись, и неизвестно, что будет… Но не торчать же тут до бесконечности? Надежнее будет предположить, что мирного, доброго здесь встретиться не может, не тот замок…

Он уже знал, кому отдать приказ, сопровождавшийся многозначительным жестом:

— Шег!

Шедарис поднял автомат и ударил от пояса длинной очередью, ведя стволом справа налево, во всю ширину зала. Почти беззвучно застучали по ковру падающие гильзы. И ничего не изменилось, абсолютно ничего. Словно и не было прошедшегося по залу ливня свинца. Танцующие по-прежнему не обращали на них внимания, продолжали изящные плавные пируэты, пули никому из них не причинили ни малейшего вреда, словно зал был полон призраков — а может, так оно и было? Во многих старинных замках обитают призраки, даже в Латеранском дворце их немало — почему бы даже здесь не оказаться безобидным призракам неизвестно каких, но безусловно старинных времен?

Сварог шагнул вперед, занося топор — черт его знает, что там творилось в подсознании, но он все же в последний момент выбрал не женщину, а мужчину, нанес без размаха удар кавалеру в вишневом камзоле, расшитом белыми цветами.

И — ничего. Лезвие, как и в том зале, где погиб Бони, рассекло словно бы дым или туман — и кавалер, улыбаясь очаровательной девушке в светло-зеленом, продолжал танцевать, как ни в чем не бывало.

— И что? — шепотом спросила Мара.

Сварог решился. У них просто не было другого выхода.

— За мной! — приказал он и двинулся на толпу танцующих.

Ускорил шаг. Ничего не происходило. Он шел сквозь танцующих, как через полосу тумана, и ничего не делалось ни с ним, ни со спутниками. Казалось иногда, что, минуя очередного призрака, он на миг ощущает зябкий холод — но, не исключено, что так именно казалось.

Они благополучно добрались до двери — и вышли целыми и невредимыми. Впереди очередная лестница — на сей раз зигзаг состоит из множества совсем коротких отрезков-маршей.

— Надо же, — сказала Мара с некоторым удивлением. — Второй безопасный зал. Интересно, это наши шансы повышает или как?

— Спроси что полегче… — сквозь зубы сказал Сварог.

И первым направился к лестнице. Все обошлось, но в подсознании что-то вертелось, не выливаясь в конкретные мысли, что-то вертелось…

Дверь с золотой ручкой в виде переплетенных змей отворяется бесшумно и легко, черт, это уже каким-то припевом становится, право слово…

Показалось в первый миг, что они никуда и не уходили — описав круг по неведомым тропинкам, вернулись в только что покинутый зал. Нет, есть отличия, но очень похоже…

Такие же стрельчатые окна по бокам, и алая снежная равнина за ними. Тот же зыбкий, колышущийся свет, идущий словно бы от свечей. Только ковер другой — узоры золотисто-белые, но столь же приятные для глаза. Платья на дамах и кафтаны на кавалерах тоже отчего-то кажутся старинными — но определенно другого фасона. И танец другой — не быстрый, но все же чуточку энергичнее того, первого. А вот музыка практически та же самая — клавесин и два виолона — только мелодия иная. И высокий, нежный, чистый девичий голос начисто лишен и тени грусти, полон невероятной, завораживающей, покоряющей сердце нежности:

Впечатление такое, что язык тот же самый, хотя какой из него лингвист… Вот девичий голос точно другой, уж это-то ясно. Зал, как и первый, заполнен танцующими настолько, что невозможно пройти к двери, никого не коснувшись. Что же, два раза подряд — четыре туза и джокер? А почему бы и нет? «Я везучий, ваше сиятельство!»

Мара сказала тихо:

— А вдруг мы миновали все опасные места?

На сей раз Сварог не позволил себе расслабиться ни на миг.

Как-то плохо верилось, что здесь могут вот так вот взять и кончиться опасные места, не тот замок, следует заранее себя настраивать на самое худшее — тогда, быть может, и повезет, в конце концов, методика старая, но эффективная…

— Шег, — сказал он на сей раз без всяких уточняющих жестов.

Как он и ожидал, Шедарис его прекрасно понял. Автоматная очередь справа налево прошлась по залу, не причинив ни малейшего вреда танцующим, — и они, как те, из первого, словно и не замечали незваных гостей. Сварог взмахнул топором, когда совсем близко от него оказался кавалер в сиреневом, с пышными кружевными манжетами — уже заранее зная результат.

Ну да, так оно и оказалось — будто полосу дыма рубанул, танцор безмятежно проплыл дальше, держа в высоко поднятой руке пальчики юной красавицы в алом.

— За мной, — сказал Сварог, решительно шагая вперед.

И все повторилось — они благополучно достигли противоположной двери, а ощущение зябкого холодка, когда он проходил сквозь очередного призрака, пожалуй, все же следовало отнести на счет самовнушения. Рука лежит на ручке двери, высокий, чистый девичий голос наплывает волной неизъяснимой нежности:

Он распахнул высокую створку двери, пропустил в коридор Мару и Шедариса, обернулся:

— Леверлин!

А Леверлин стоял в трех шагах от него напротив очаровательной синеглазой девушки в красивом розовом платье, на месте ее неведомо куда сгинувшего кавалера — и девушка, понял Сварог, Леверлина видит. С улыбкой протягивает ему руку — пальцы сверкнули отблесками бриллиантового сверкания — и Леверлин берет ее руку так, словно она живая и теплая, и в зале абсолютно ничего не изменилось, но как-то так получается, что девушка в розовом и Леверлин с каждым пируэтом удаляются вглубь зала под нежный голос невидимой певицы…

И тут Сварог вспомнил.

Он рванулся было вперед, чтобы схватить, вытащить из толпы призраков, — но что-то отшвырнуло его к двери так, что он ударился спиной. Музыка стала бравурной и быстрой, танцующие закружились так, что превратились в размытые силуэты, слившиеся в пестрый вихрь, захлестнувший весь зал, скрывший Леверлина с глаз, бушевавший, словно внезапно оказавшаяся в тесной клетке стая хищных зверей, искавших воли. Музыка оборвалась на высокой, скребущей ноте, словно иголка проигрывателя сорвалась с дорожки, чиркнула по пластинке, нежный девичий голос закончился скрежещущим воем…

И все исчезло. Вместо красивого ковра лежал слой тускло-серого пепла — слева белел скелет, валялось оружие…

«Берегись нежных песен, — сказала когда-то Леверлину Лесная Дева, — они могут принести и смерть…»

Охнув от болезненного укола в сердце, Сварог приказал:

— Пошли отсюда!

Дверь, очередная осточертевшая лестница, уходившая влево. Зал, где они оказались, превосходил размерами все прежние, был просто громадным, как стадион, так что дверь на противоположном его конце казалась совсем маленькой. Такого они еще не видели. Высокий, — потолка они так и не рассмотрели — очень высокий, словно бы разделенный на две половины. Нижняя ярко освещена, с буроватым полом из необработанного дикого камня, — а верхняя каким-то здешним чудом представляет собой совершеннейший мрак, в котором…

В котором помещалась самая натуральная Солнечная система — здешняя. Косматый шар огненно-рыжего Солнца, а вокруг него неторопливо кружат знакомые планеты: наполовину затянутая облаками Нериада со своим большим серо-коричневым спутником, бело-голубая Сильвана с зеленой Селеной, светло-рубиновая Тетра с тремя маленькими спутниками… Талар… Огромный золотистый Семел… И все остальные…

Они остановились в центре зала, растянувшись невеликой шеренгой, зачарованно глядя вверх. Медленно кружили планеты, сияло Солнце.

— Интересная машинерия, — сказала Мара. — И к чему все это?

— Хороших лекарей здешнему обитателю не хватает… — проворчал Шедарис. — Ничего, доберемся — вылечим…

Сварог молчал. Снова что-то навязчиво крутилось в подсознании, не отливаясь в ясные слова. Что-то, что-то, что-то…

Связанное с лесной Девой и ночью пророчеств…

Солнце!

— Мара, бежим! — отчаянно крикнул он.

И вновь опоздал — Солнце обрушилось из мрака, словно брошенный с высокой башни камень, накрыло Мару, поглотило. — Сварог не ощутил настоящего жара — только волна горячего воздуха ударила в лицо. А когда светило взмыло с той же быстротой, рядом лежал скелет, ничуть не опаленный огнем — и разбросанное рядом оружие.

Берегись Солнца…

Он стоял, не в силах пошевелиться, в груди вместо сердца был ледяной комок. Все видел, все понимал, но поверить до конца не мог, слишком быстро, словно бы играючи все произошло. Неизвестно, сколько он торчал бы столбом, но почувствовал сильный толчок в спину, услышал яростный рык Шедариса:

— Пошли отсюда!

Дверь. Лестница, изгибом уходящая влево. Вот это уже что-то новое…

На зал не похоже, совсем не похоже. Каменный пологий откос уардов в пять шириной, на противоположной стороне расселины такой же, и там видна дверь. Расселина шириной уардов в пятьдесят, уходит в обе стороны так далеко, что краев отсюда не видно. Высокий потолок — из того же бугристого камня. А через расселину перекинут мост: узкий, одному человеку пройти, белоснежный, с ажурными перилами, непонятно, из чего сделанный, снизу его поддерживают соединяющие края расселины широкие, выгнутые изящные фермы, две дуги с тем же ажурным плетением меж ними и мостом.

Мост… Берегись мостов… Сварог подумал спокойно, даже отрешенно: «Что же, моя очередь? Как это кричал тот генерал — не вспомнить сейчас, русский или прусский? Вы что, канальи, собрались жить вечно?»

— Шег, — сказал он тихо. — Иди первым. Не подумай ничего такого. Просто тут все сбывается, а мне мост напророчен… Случись что, один тут застрянешь…

— Да все я понимаю, командир, — сказал Шедарис спокойно. — И в самом деле, мало ли… Одному тут застревать — не тянет что-то.

И он быстрым, размашистым шагом направился по белоснежному мосту, судя по всему, чертовски прочному — мост не качался, не прогибался. Оказавшись на той стороне, повернулся к Сварогу, и тот столь же быстрым шагом, почти бегом, пошел по мосту — не торчать же тут до скончания времен? И кто сказал, что ты будешь жить вечно?

На середине он ощутил под ногами некое шевеление. Ускорил шаг, оглянулся. Оставшаяся за спиной часть моста легонько колыхалась, словно бы оплывая и проседая, как попавшая в печь свеча, это начиналось от покинутого берега и понемногу распространялось все ближе, ближе…

Сварог побежал, чувствуя, как белоснежная дорожка под ногами словно бы опускается вниз. Наддал, оглянулся еще раз — противоположный конец моста вместе с фермами уже отделился от каменного откоса, искореженный, причудливо смятый, медленно проваливался вниз…

И все же он успел — мост, сминаясь в огромный бесформенный комок, провалился в пропасть, казавшуюся бездонной, бесшумно, словно они оглохли. Снизу на миг поднялось зеленое сияние и тут же погасло.

Пальцы у Сварога самую чуточку подрагивали, и это ему крайне не нравилось. Он сел прямо на камень, сказал глухо:

— Перекур?

Шедарис опустился рядом, взял у него зажженную сигарету, и какое-то время они молча пускали дым, а потом, отшвырнув окурки, взяли по второй — неизвестно, когда еще придется…

— Одно ясно: это не мой мост, — сказал Сварог. — Знаешь, Шег… Не могу отделаться от впечатления, что эта тварь с нами играет… Кажется так, и все тут…

— Доберемся, я с ним поиграю… — сказал Шедарис.

Сварог попытался улыбнуться, но чувствовал, что ничего у него не получается. Сказал с ненаигранной бодростью:

— Что самое интересное… По всему выходит, у тебя даже больше шансов, чем у меня. До сих пор все предсказанное сбывалось в точности. Насчет меня, рассуждая без соплей, ничего толком неизвестно, может грохнуть за этой самой дверью. А вот про тебя, наоборот, известно точно, что помрешь ты генералом. А ты пока что капитан, и если бы даже на меня нашла такая дурь — в генералы тебя произвести прямо сейчас — нет ни бумаги, ни чернил, ни королевской печати. Так что шансов у тебя побольше…

— Да ерунда, — отрешенно сказал Шедарис, глядя в никуда холодными глазами. — Равные у нас шансы, командир. Я уже давно генерал, с тех самых пор, как вернулись из Моря Мрака…

— Как это? — не на шутку удивился Сварог.

— Да очень просто. Через полгодика после Моря Мрака копался в военных уставах по какой-то мелкой надобности — и наткнулся на параграф… Старый, но не отмененный. Рядовой гран-алы, которой командует сам король, носит генеральский чин. Так что давненько уж я самый настоящий генерал, без дураков…

— И молчал?

— А смысл? — пожал плечами Шедарис.

— И пошел…

— А что я, Симарглом обосранный или трус? С тобой, командир да не пойти… Вот только дойти бы, а там уж за всех поквитаемся…

— Ну, тогда пошли, — сказал Сварог вставая.

Впервые за все время их блужданий по этому сумасшедшему дому за дверью не оказалось лестницы! Длинный, очень длинный светло-коричневый коридор начинался сразу за дверью без единой ступеньки. Примерно треть его, близкая к ним, отгорожена темно-коричневой, странно бугристой каменной, кажется, стеной с аркообразным проемом. И кончается коридор дверью — такой же двустворчатой, аркообразной, как все прежние, но на сей раз она не из темного дерева — цвета золота, в тон все тем же ручкам…

— Шег… — сказал Сварог тихонечко, севшим голосом. — А не похоже ли, что мы дошли?

— Хорошо бы, хур Симаргл… — процедил Шедарис.

Они невольно ускорили шаг. Коридор был чист, тих и совершенно пуст. Чем ближе, тем лучше видно — проем не просто бугристый, стена покрыта выступами, напоминающими половинку желудя, — сплошь, сверху донизу, искусные здесь потрудились камнерезы, надо признать, времени и умения, несомненно, потребовалось…

ВВВ-зи-ууу!!!

Стена словно вскипела — то, что казалось половинками желудей, отделилось от нее, оставив бесчисленные ряды аккуратных ямок. Туча коричневых «желудей», на лету выпуская блестящие острия, рванулась навстречу с невероятной скоростью — так, что Сварог не успел ничего сделать…

Налетела — и отхлынула, как набежавшая на берег морская волна, разлетаясь во все стороны, падая на пол. Сварог ошарашенно огляделся. Весь пол перед ним усыпан неподвижными «желудями» с длинными блистающими иглами. А там, где только что стоял Шедарис…

То, что там лежало, весьма напоминало очертаниями человеческую фигуру, но сплошь покрытую «желудями», превратившими генерала в гротескную статую, совершенно неподвижную.

— Значит, вот так… — сквозь зубы сказал Сварог. — Ну что же, шагом марш…

Он шагал по коридору, твердо ставя ноги, держа топор наготове, в душе и в мыслях была совершеннейшая пустота, клокотавшая болью и яростью. Понятия не имел, чем для него это все закончится, но твердо знал, что обязан дойти и поквитаться за все и за всех, за прошлое и будущее…

Справа и слева — хаотично разбросанные черные ниши. Из них с пронзительным визгом на Сварога кинулась орава каких-то вертких тварей, проворных, ничуть не похожих на людей. Он взмахнул топором — и крошил, крошил, крошил… Разлетались бесформенные куски, фонтанами брызгала зеленая липкая жидкость, пятнавшая его одежду, попадавшая на кожу, — а он крушил, как берсерк, пока не увидел, что остался совершенно один посреди накромсанных кусков и луж зеленой жидкости.

Пошел вперед. Ниш по сторонам коридора больше не было. Дверь, когда он приблизился вплотную, показалась отлитой из чистого золота — но отворилась так же бесшумно и легко, как все прочие здесь. Еще не сделав ни единого шага, он уже понял, что наконец добрался…

Глава XV ПЯТАЯ ЧЕТВЕРТЬ ПУТИ

Большой сводчатый зал. С двух сторон возле двери — два высоких стрельчатых окна, закрытых цветными витражами, — снова неприятные на вид черно-зелено-белые узоры, напоминавшие переплетение безголовых змей. Все остальное пространство обеих стен закрыто тяжелыми темно-фиолетовыми портьерами. Пол — мозаичный, черно-синий, выглядевший так, словно разноцветные кусочки разбрасывали пригоршнями, как сеятель зерно, и они так и остались там, где упали, образовав даже не узор, а хаотичную россыпь без складу и ладу.

У противоположной стены — высокий черный трон, спинка заканчивается остроконечными столбиками, поставленными «шалашиком», меж ними и человеческой фигурой на троне тот самый намозоливший глаза герб. Ну что же, со свиданьицем…

Человеческая фигура на троне пошевелилась. Послышался сухой, язвительный, неприятный голос:

— Ну что же вы стоите, дорогой гость? Разрешаю приблизиться. Только убедительно прошу не переступать Черты, это в ваших же интересах…

Сварог, опустив руку с топором, пошел к трону чуткой походкой хищного зверя, уже отчего-то совершенно не опасаясь очередных подвохов — почему-то возникла стойкая уверенность, что больше их не будет. Сошлись лицом у лицу…

Ага, это, надо полагать, и есть Черта — полоса тускло-золотистого цвета, чуть-чуть выступающая над мозаикой — округло, словно верхушка тонкий трубы. Остановившись перед ней и оказавшись уардах в семи от трона, он во все глаза разглядывал сидевшего на нем человека. Кто бы это ни был, он выглядел совершенно как человек: невысокий, пожилой на вид (сколько ему миллионов лет от роду?), узкое лицо с застывшим на нем выражением хронического недовольства всем на свете, как у язвенника со стажем, острый подбородок, туфлеобразный нос с глубокими морщинами, идущими от его крыльев ко рту, маленькие колючие черные глазки, выглядит чистейше выбритым, а вот старательно расчесанные длинные черные волосы падают гораздо ниже плеч. На голове — та самая корона с герба. Узорчатый черно-зеленый камзол, вызывающий ассоциации со змеиной кожей, черные шаровары, черные низкие сапоги. А еще он горбат, и горб немаленьких размеров, так что сидит он, чуть отстранившись от высокой спинки кресла, в которую горб упирается. Рот маленький, бледный. Никаких украшений. Узкие ладони с длинными пальцами, причем все, кроме большого — одинаковой длины, с черными ногтями, казавшимися аккуратно подстриженными. Так вот ты какой, северный олень… Тварь, погубившая его лучших друзей…

Сварог постарался отрешиться от любых эмоций, сохранить совершеннейшее хладнокровие: он всего лишь добрался и не более того, главное не сделано…

— Ну, что вы молчите? — спросил человек на троне. — Столько трудов потратили, добираясь сюда… Не боитесь же вы меня? Чего-чего, а страха на лице у вас нет…

— Это не вас ли кличут Безумным Зодчим? — спросил Сварог.

— Иногда и так, — кивнул человек на троне. — Правда, сам я категорически не согласен с эпитетом «Безумный». Помилуйте, ну ведь ничем не заслужил… Предпочитаю, чтобы меня именовали просто Зодчим. Что же вы не задаете вопросов? Чуть ли не все ваши предшественники обожали задавать вопросы, хотя в толк не возьму, какую в этом они видели для себя выгоду… Но такова уж человеческая натура, надо думать: даже оказавшись здесь, задавать вопросы, как будто это поможет или спасет… Не стесняйтесь, мне все равно нечем заняться, а впереди у меня — Вечность. («Ну, это мы еще посмотрим, сколько тебе осталось той вечности», — подумал Сварог угрюмо). Впрочем… Сначала, я сам задам парочку вопросов, любопытства я не лишен, в чем подобен людям… Что с вами со всеми там случилось, в большом мире?

— То есть? — искренне не поняв вопроса, спросил Сварог.

— Ваша компания — первая за много, невероятно много лет. Когда-то ко мне едва ли не вереницей тянулись глупцы, желавшие меня убить. Их становилось все меньше и меньше, в конце концов перестали приходить… Вряд ли из страха: я достаточно долго прожил, чтобы уяснить: человек — странное животное, он продолжает лезть даже туда, откуда, о чем ему точно известно, не возвращался живым никто из его предшественников… Что же там у вас случилось?

— Как бы вам сказать… — пожал плечами Сварог. — Дорогу завалило. Можно и так выразиться.

— Ага… А вы, значит, сумели пробраться вместе с вашей весьма интересной собакой?

— Сумели, — кратко ответил Сварог.

— Уж не означает ли это, что ко мне вновь потянутся гости?

— Вполне возможно.

— Замечательно, — на узком лице появилось нечто напоминающее довольную улыбку. — Просто замечательно! Не скажу, что я способен скучать в точности, как человек, но что-то похожее на скуку все же испытываю. Так давно не было гостей… У вас, право, великолепный топор. Таких красивых и не видел, хотя ко мне приходили… да с чем только ко мне не приходили… Не угодно ли полюбоваться?

Он повел указательным пальцем — и портьера слева от Сварога плавно и бесшумно, собираясь в толстые складки, уползла к задней стене. От пола до потолка открывшееся пространство было увешано самым разнообразным оружием: мечи, копья, боевые топоры, шестоперы, боевые вилы, гуфы и глефы, кривые сабли — да чего там только не было… Сварогу бросился в глаза меч Мары — в зеленых ножнах с золотыми украшениями в виде морских волн, позолоченной рукоятью и сегурским гербом на крестовине эфеса. Он увидел и пулемет Бони — рядом с шизофренической педантичностью красуются все до единого запасные магазины. Один автомат, один пистолет — тоже с магазинами и обоймами. Гранаты Шедариса, осколочная и термитная.

— Вот любопытно… — сказал Зодчий. — Эти черные штуки… Что-то новенькое, такого прежде не было. Похоже, у вас многое совершенствуется, вы не стоите на месте… Аккуратненько сбросьте с плеча вашу вещицу. Я понял принцип ее действия, еще ночью перед вашим появлением, мне это не нравится… Сбросьте, сбросьте, у меня есть возможность вас убедить, если заартачитесь.

Сварог левой рукой снял с плеча ремень автомата, опустил руку, автомат глухо стукнулся об пол. «Кое-что проясняется, — подумал он. — Значит, Зодчий за нами следил, по крайней мере в ту ночь. Уж не потому ли он боится огнестрела, что пули могут его убить? Слишком часто повторялось, что Великий Мастер не умеет предвидеть будущее, — а в те времена, когда он создавал Воплощения, вершиной военно-технической мысли был лук со стрелами…»

— А топора вы не боитесь? — спросил он без тени язвительности.

— Нет, — спокойно сказал Зодчий. — Вы попросту не успеете, не дадут вам броситься… Или не верите?

Сварог криво усмехнулся:

— Я как-то привык полагаться на доказательства…

— Извольте, — пожал плечами Зодчий.

Он не сделал ни единого жеста, в лице ничего не изменилось, но то, что Сварог считал его горбом, вдруг шевельнулось, распалось, вытянулось… Над головой Зодчего взмыли две длинные змеи, словно растущие прямо из тела — в черно-зеленом узоре, повторявшем расцветку камзола (или это камзол повторял их расцветку), гибко заколыхались, уставясь на Сварога немигающими желтыми глазами с черным вертикальным зрачком, чересчур большими для обычных змей.

— Они успеют раньше, если вы все же окажетесь настолько глупы, что броситесь, — сказал Зодчий с подобием улыбки. — Дотянутся до вас, когда и шага не успеете сделать… Они убедительны?

— Весьма, — сказал Сварог.

Он только что получил ценнейшие знания: Безумный Зодчий боится и топора. Ладно, если даже он и наблюдал за ними с самого начала и до конца, ни разу не мог видеть, как летает в воздухе Доран-ан-Тег — будем надеяться, способный опередить и этих милых гадючек… Должен быть шанс…

— У вас что же, совсем нет вопросов? — поднял тонкие брови Зодчий. — Непохоже на человека…

— Отчего же, есть, — сказал Сварог, уже понявший: убивать его наверняка будут, но только после долгих разговоров. — Вы с нами играли?

— Ну конечно же! — воскликнул Зодчий живо. — Единственное развлечение, единственная отрада старого отшельника… Давным-давно я перепробовал многие другие вещи, но они наскучили. Все, кроме игры. С вами, новыми, было очень интересно играть. Кое-кого я останавливал в Низине — в них не было ничего интересного, таких уже приходило немало. Но ваша компания — это нечто прежде невиданное. Поэтому я и позаботился, чтобы вам не мешали по пути. А потом, ночью, послал корабль. Ради игры, посмотреть, что вы сделаете. И сразу понял: с вами будет особенно интересно. И не ошибся, получил большое удовольствие. Мне даже начинает казаться, что вы заслуживаете вознаграждения за столь увлекательную игру. Если будете просить пощады, можете ее и подучить… Будете?

— Я еще не решил, — сказал Сварог.

Он стоял, опустив руку с топором так, что верхний край лезвия едва не касался пола. Мог метнуть Доран-ан-Тег и из такого положения, достаточно легкого движения пальцев…

Он взглянул на чуть колыхавшихся змей, не сводивших с него пристальных немигающих взглядов. И вспомнил! Забыл только, на которой планете слышал эту сказку. Жил-был в незапамятные времена царь Зохак, жаждавший бессмертия и могущества, недостижимого для простого смертного. Кончилось все тем, что он дружески расцеловался с дьяволом, и после этого поцелуя у него над лопатками выросли две змеи, которых регулярно следовало кормить человеческим мозгом. И ведь сходится! Ненормально большое число беременных и родившихся детей, регулярные жребии…

— У вас такое лицо, словно вас осенило… — сказал Зодчий.

— Царь Зохак! — вырвалось у Сварога.

— Занятно, — без всякого неудовольствия сказал Зодчий. — Весьма занятно. Не вы первый, конечно, догадались, но это было так давно… Я и не припомню, когда в последний раз обо мне вспоминали гости… Значит, не забыли у вас, там, откуда вы пришли?

— Не забыли, — сказал Сварог. — Значит, люди вам нужны…

— Ну, разумеется! — живо воскликнул Зохак. — А для чего же еще они могут быть нужны, если не считать некоторого количества слуг? Я их пасу.

— И кормите?

— Конечно. Какой хороший пастух будет держать стадо впроголодь? Зверей в Низине кормлю тоже. Столько времени прошло, а у вас меня еще помнят… Я как-то незаметно лишился почти всех человеческих чувств, в том числе и тщеславия, но все равно, приятно…

Он вдруг быстро глянул куда-то за спину Сварога. В ту же сторону бдительно повернула голову одна из змей. В следующий миг рядом со Сварогом мелькнула широкая темная полоса, и бок о бок с ним встал Акбар.

Выглядел он жутко: длинная шерсть сплошь слиплась острыми сосульками, пропитанными чем-то зеленым, та же вязкая зеленая жидкость (который был обляпан и Сварог) медленно капала из оскаленной пасти, на левом боку проплешина ладони в две, шерсть определенно сожжена до кожи и виден ожог, хлебнул горького… Но гарм не выглядел ни раненым, ни ослабевшим — глаза пылали яростью, на ногах он стоял прочно. Расставив передние лапы, прижав уши, рыкнул на Зохака.

Тот безмятежно сказал:

— Вы ведь умеете им командовать? Прикажите стоять, где стоит, змеи опередят и его…

Сварог послал мысленный приказ. Акбар остался стоять, глухо ворча.

— Замечательная собачка, — сказал Зохак. — Столько пройти ловушек — и все же выбраться… Пожалуй что, она достойна, чтобы с ней обращались, как с полноправным игроком…

Он вновь повел указательным пальцем — и портьера справа от Сварога раскрылась так же бесшумно и быстро. У Сварога защемило сердце. Там, в обширной прямоугольной нише длинными рядами стояли высокие колья золотистого цвета — быть может, и золотые — и на них были надеты человеческие черепа: много, очень много. Все они пожелтели, посерели — но передний ряд, совсем короткий по сравнению с остальными, состоял лишь из восьми кольев. На шести из них белели черепа, а два оказались пусты.

— Улавливаете мою мысль? — почти любезно спросил Зохак. — Ваш песик столь великолепно проявил себя в игре, что достоин кола, как и вы, как и все прочие. Иногда, очень редко, иные приводили собак, но это были обычные шавки, не способные играть, а вот такого я вижу впервые. Откуда он взялся?

— Очень уж долго рассказывать, — сказал Сварог. — В конце концов, ничего интересного…

— Хорошо, — покладисто сказал Зохак. — Раз неинтересно, значит, неинтересно… У вас больше нет вопросов? Тогда не перейти ли нам к насущным делам? Убить вас просто так, как других? Но пищи для змей и так достаточно. Мне пришло в голову, что мне, пожалуй, кроме этих тупых созданий, что занимаются кораблями, пригодится еще и слуга, ведающий играми. Вы уже показали, что играть умеете интересно. Значит, сможете и организовать увлекательные игры. Коли уж каким-то образом путь, я так понимаю, перестал быть завален… Это открывает новые возможности для игры. Управитель по играм… — произнес он задумчиво. — Что-то новое, само по себе интересное. Только не подумайте, что все будет просто. Что я заставлю вас пробормотать какую-нибудь клятву, после чего стану полностью доверять. Надеюсь, вы понимаете, что так просто дела не делаются?

— Понимаю, — сказал Сварог.

— Положительно от вас будет польза… — сказал Зохак. — Слишком многие до вас были ограниченнее, глупее… Ну, конечно же, придется пройти некоторые… церемонии, после которых вы как раз и станете достойны полного доверия…

«Догадаться примерно можно», — подумал Сварог. И спросил:

— А мой пес?

— Вы уже начинаете торговаться? Неплохо…

— Я к нему привык.

— Ваш пес, ваш пес… А знаете, он тоже может пригодиться для игры. Тем более что с животными некоторые церемонии проделать даже гораздо проще, чем с людьми. Хорошо, — он небрежно взмахнул рукой. — Считайте, что попадаете на службу оба. Бросайте топор, он вам больше не понадобится. Ну? Вы что, не поняли? Бросайте топор!

Сварог стоял неподвижно, чуть-чуть посильнее стиснув древко и напрягши кисть. Кажется, разговоры кончились…

— В последний раз говорю: бросайте топор! — прикрикнул Зохак. — Иначе… Ну, как знаете…

Змеи словно выстрелили, явственно утончаясь, с нереальной быстротой метнулись к нему с Акбаром — и Сварог успел крикнуть на змеином языке:

— Назад, дура!!!

Он все же сбил ее с темпа и отвел от цели — она, несомненно, метила в горло, но, услышав его крик, на миг растерялась, нелепо мотнулась в воздухе… и впилась в левую руку пониже плеча, словно по инерции.

Доран-ан-Тег взлетел — и из перерубленного туловища змеи ударила черная кровь. Не теряя ни секунды, Сварог, перебросив древко топора в левую руку, ухватил обрубок позади плоской головы и рванул что есть силы, несмотря на дикую боль. Оторвал, швырнул под ноги. Бросил быстрый взгляд вправо — там все было в порядке, Акбар стоял чуть правее, а перед ним валялась змеиная голова, явно оторванная ударом когтистой лапы.

По ушам ударил пронзительный, нечеловеческий вопль — Зохак выгибался на троне, потеряв корону с головы, закатив глаза, безостановочно выл.

Сварог метнул топор. Туманный круг со светившимся почти по кромке ярко-алым пояском — рубин в навершии — взмыл с упругим, шелестящим свистом, описал плавную дугу, вернулся в руку, как встарь…

Отсеченная голова покатилась по полу. Пролаял Акбар — словно испустил победный клич. Сварог стоял, расставив чуть подкашивавшиеся ноги — левая рука горела острой болью, не было ни радости, ни торжества, лишь облегчение и в то же время тягостная усталость, но не тела, а души… «Не так уж сложно, — повторял он про себя, — не так уж сложно оказалось. Вот только ради этого здесь навсегда остались шестеро лучших друзей, с которыми прошел огни и воды…»

Опомнившись, зорко огляделся. Змеиные тела уже не шевелились, чернели лужи крови — а нелепо скособоченная безголовая фигура на троне залита такой же черной кровью, все еще толчками выбивавшейся из горла. И никто не врывается на помощь — значило попросту некому…

Наклонился, левой рукой, по-прежнему горевшей от боли, поднял за волосы голову. Удивительно, но она еще жила — гримасничала, пялясь на Сварога с бессильной яростью, шевелила бледными губами…

Хотя так давным-давно уже не делают при возвращении из военного похода, ее нужно прихватить с собой. Особый случай. В одном из монастырей Братства Святого Роха, в подземелье, хранится и череп дракона Брелганда, и сосуд с водой из Моря Мрака (потому что от Великого Кракена ничего не осталось), и подвергнутые чему-то вроде бальзамирования исполинские головы морских змеюк (Яна, узнав от Сварога, в чем дело, разрешила передать их монахам). Теперь и это там же упокоится: все четыре Воплощения в сборе, кончено…

Но вот как отсюда выбираться?

Акбар требовательно ткнул его влажным носом в ухо. Сварог непонимающе посмотрел на него. Гарм коротко, тревожно пролаял, вертя головой, все еще оскалясь, встопорщив на загривке слипшуюся шерсть.

Сварог огляделся. Действительно, что-то не то творилось: по стенам, по полу, по потолку — и это ничуть не мерещилось — словно бы проходили судороги, все усиливавшиеся, прокатывавшиеся волнами, пол под ногами колебался, дрожал, трясся, словно палуба попавшего в бурю корабля…

— Вижу, что скверно, малыш… — сказал Сварог. — Ну, а делать-то что?

Акбар оглушительно гавкнул, словно укоряя за глупость, лег рядом, повернул лобастую башку, выразительно глядя на Сварога. И Сварог понял. Сунув топор в чехол, щелкнув застежкой, не выпуская трофея, упал на теплую спину, здоровой рукой крепко вцепился в липкую шерсть.

Темная туманная полоса, на которой он каким-то чудом удерживался, метнулась к высокому витражу. В последнюю секунду Сварог понял, что ему эту преграду так просто не преодолеть — и наклонил голову, прикрыл лицо левой рукой.

Зазвенело стекло — самое, надо полагать, обыкновенное. Вышибив его всем телом, Сварог оказался снаружи, высоко над алой снежной равниной, темная полоса увлекла его по крутой дуге вниз, коснулась снега и вновь стала гармом. Сварог скатился с его спины, удержался на ногах, осмотрелся.

Прямо перед ним был дом для слуг, к которому примыкал навес для летающих кораблей, где одно гнездо было пустым — уже навсегда. В окнах замаячили испуганные рожи, и Сварог, не раздумывая, ощерясь, бросил гранаты — сначала осколочную, за ней термитную. Они со звоном разнесли стекла, внутри громыхнул взрыв, следомвзметнулось ярко-белое пламя. Ага! Там, должно быть, имелась задняя дверь, черный ход — видно было, как из-за дома выскочили несколько человек в знакомой форме, заполошно припустили прочь по снежной равнине, сами не зная, куда бегут, лишь бы оказаться от всего этого подальше. Автомат он забыл в тронном зале, пистолет оставался за пазухой — но не стоило тратить время на мелких тварюшек, если покончено с хозяином, сами где-нибудь сдохнут, будем надеяться…

— Пошли, — сказал он Акбару.

Подошел к крайнему кораблю, запрыгнул на палубу — и весь скособочился от прошившей левую руку боли. Пожалуй, совсем плохо, нужно побыстрее… Скрутил черные волосы в жгут, привязал голову царя Зохака к нижней рее. Оглянулся, услышав лай Акбара, и глянул в ту же сторону.

С чудом шизофренической архитектуры происходили новые изменения: замок колыхался, словно Сварог смотрел на него сквозь раскаленный воздух над гигантским костром, на глазах становился ниже, оседал, проваливался внутрь себя, словно, и в самом деле, был пучком поставленных на раскаленную сковородку свечей. Все было кончено.

— И черт бы с ним, малыш… — сказал Сварог, осторожно передвигая нужный рычаг.

Летучий корабль вздрогнул, медленно приподнялся над подставками, медленно выплыл из-под навеса. Глянув на компас — его собственный, как и шагомер, неизвестно когда разбились, — чуть крутанул штурвал, направляя нос корабля по нужному курсу, вывел скорость на максимум. Выдвинул здешний «автопилот» — металлический стержень, сомкнул «челюсти» на штурвале — незатейливо, но эффективно…

Вот теперь было время подумать и о себе. Он положил правую руку на левое предплечье, ощутив под ладонью горячее длинное вздутие, и произнес должные заклинания.

Безуспешно. Они не помогали, лечебные, ни одно. Руку уже жгло так, словно в рукав напихали раскаленных угольев, дергало, тянуло, волнами накатывали, сменяя друг друга, то озноб, то жар, прошибал пот. Все дело, видимо в том, что это были не обычные змеи, а заклинаний, способных излечить укус этой, вполне возможно, и не существовало в природе. Плохо. Ничего, продержаться каких-то полтора часа, а там, быть может Яна сумеет что-то сделать. Чертовски обидно было бы помереть от змеиного яда на обратном пути, возвращаясь победителем…

Вскоре показались горы — и остались за кормой. Никакого кресла для штурвального, как и на обычных кораблях, тут не было, и Сварог опустился на палубу — ноги не держали, противная слабость распространялась по всему телу, что-то изнутри ощутимо давило на левый рукав. Он достал из ножен кинжал толладской стали — узкое лезвие в синевато-серых разводах, еще один секрет тамошних оружейников — вспорол рукав у плеча, оборвал его к чертовой матери.

Посмотрел. Да, скверно… Под кожей вздулась опухоль мерзкого белесоватого цвета, длиной уже почти в ладонь и шириной пальца в два — и она, пусть медленно-медленно, но все же на глазах распространялась, причем только в сторону плеча… А если дойдет до сердца? Звериное чутье подсказывает: ничего хорошего…

Пожалуй, здешние меры расстояния все же будут покороче таларских лиг — стрелка указателя скорости стояла на сорока, но на скорость в сорок лиг в час это определенно не походило — медленнее летим, черт…

— Ну, и чего ты добился? — послышался от мачты сварливый знакомый голос.

Цепляясь правой рукой за борт, Сварог обошел мачту справа, сгорбившись, шатаясь, добрел до реи, растянулся на палубе лицом вверх. Он мог голову прозакладывать, что это не галлюцинации: бледные губы царя Зохака шевелились, рожа гримасничала, голос звучал не в голове, как бывает при галлюцинациях, а именно с той стороны.

— Дурак, болван, очередной печальник о благе человечества, — цедил слова Зохак. — Не в том даже дело, что человечество, ручаюсь, и не узнает о своих спасителях. Ты, олух, положил здесь лучших друзей, всех до единого, таких больше никогда не будет…

— Они все знали, на что шли, — сказал Сварог пересохшими губами, глядя в сероватый сумрак, что считался здесь небом.

— А какая разница? Их большие никогда не будет… И ради чего? Согласен, дорогу Повелителю ты в этот мир отрезал… Ты хоть знаешь, сколько во Вселенной еще миров, по которым он может ходить свободно?

— А ты уверен, что в тех мирах нет таких, как мы? — спросил Сварог. — Что молчишь? Ответь, падаль, на вопрос, а не увиливай. Молчишь? Молчишь, погань? — и выкрикнул с надрывом: — Там есть такие, как мы, не может их не быть везде, где есть люди! Мы, может, и не первые такие… Наверняка не первые…

И, не слушая уже бормотавшую что-то голову, вернулся к штурвалу уже вдоль левого борта, все так же цепляясь за него правой, — левая рука висела плетью, Сварог попытался пошевелить пальцами, но они не шелохнулись. Рукояткой кинжала постучал повыше левого локтя — рука потеряла чувствительность.

— Сдохнешь, — доносился голос Зохака. — Сдохнешь по дороге, и твою девку будет трахать кто-нибудь другой, она не сможет хранить тебе верность всю жизнь, а твои королевства превратятся в кровавую чашу, все будет гореть, все, кого ты ценил и награждал, погибнут, и твоя обожаемая Тарина Тареми растворится в Шторме… Ты уверен, что это достойная цена моей головы?

— Не каркай, сволочь, мне все равно плевать… — и понял, что не произнес это вслух, лишь пошевелил губами.

Не колеблясь, превозмогая головокружение и подступавшую к горлу тошноту, примерился и кончиком кинжала вспорол опухоль, не ощутив ни малейшей боли. Нажал лезвием плашмя, выдавливая омерзительно вонявший желтый гной, растекавшийся по руке к кисти. Стало чуть полегче, но ненамного, опухоль помаленьку продолжала распространяться к плечу. Оказалось, он все же поранился о стекло — кровь пролилась по волосам и стянула кожу на висках, на щеках. Но она уже подсохла, и не было смысла заниматься такими пустяками, не до них, хотя уж с этим мог справится в два счета.

Поднял себя на ноги отчаянным усилием. У него хватило сил добрести до носа. Низина осталась позади, Сварог — в глазах чуточку двоилось — высмотрел внизу узкую просеку в кустарнике, самую чуточку изменил курс, вновь защелкнул металлические захваты на штурвале. Акбар пытливо оглянулся на него.

— Все нормально, — смог Сварог произнести достаточно громко.

Выдавил еще гной, сколько мог. Закурил, надеясь, что это поможет, но дым драл горло, как никогда прежде, кололо в легких, и он отбросил сигарету. Чуточку больше, но не намного — помогла осушенная чарка келимаса.

Только теперь он в полной мере осознал все происшедшее. И встало слово «никогда». Никогда больше он не увидит ни Мару, ни всех остальных. Никогда Леверлин не допишет книгу о настоящем Асверусе. Никогда не закончат начатые деда Шедарис и Тетка Чари, Бони и Паколет. Никогда. Тоска нахлынула такая, что не умещалась в сознание. Да вдобавок где-то в отдалении звучал другой голос, рассудительный, деловой, суховатый, твердивший: нужно будет срочно решать что-то с Сегуром, с Дике, с оставшимися без хозяев Вольными Манорами, кое-какие планы переделать с учетом сложившейся обстановки, а иные, не исключено, отменить вовсе. И ничего нельзя с этим поделать, потому что это был его собственный голос — голос короля, не имевшего права ни на какие человеческие чувства. Он крикнул самому себе: сгинь, пропади! И тут же понял, что это бессмысленно — изгонять из сознания самого себя. Дорога Королей никуда не делась, шагать по ней и шагать…

Снизился над равниной — он все же лег на правильный курс.

Потом стало хуже: вокруг корабля порой вставали зыбкие полупрозрачные тени, которые могли быть только галлюцинациями без четких контуров и форм. Он явственно слышал гитарные переборы и молодой мужской голос:

Откуда-то он совершенно точно знал, что слышит свой собственный голос и переборы той самой, чуть расстроенной его гитары, что окончила свое существование, разлетевшись на куски на голове одного из исконных врагов, курсанта в черных погонах. Обе стороны считали мушкетерами себя, а противника упорно именовали гвардейцами кардинала — Боже мой, какие дети…

Потом — снова не в голове, а где-то рядом — зазвучал высокий девичий голос:

Конечно же, Алька-филологиня, второй курс, а он на третьем. Легкий, ни к чему не обязывающий роман, расстались без тени неприязни, вполне дружески…

Он не знал, сколько это продолжалось — голоса из прошлого, песни из прошлого. Вдруг увидел Мару, улыбающуюся, веселую, в легком платьице сидевшую на фальшборте — и встречный ветер не трепал ее волосы, она смеялась и что-то говорила, но Сварог не слышал ни слова. Зажмурился, потряс головой — при этом явственно слышал тоненький стеклянный перезвон — и, когда открыл глаза, Мары там уже не было.

Надавил лезвием плашмя на опухоль, уже заползшую на плечо, словно гротескный погон. Глянув на часы, разомкнул металлические челюсти, высвободил штурвал, сбросил скорость до «десяти», нечеловеческим усилием воли заставил себя встать на ноги, взялся за темные пузатенькие ручки и опустил летучий корабль гораздо ниже. Превозмогая слабость и боль — сердце уже пару раз словно бы тронула ледяная лапка, примериваясь, — стараясь сфокусировать взгляд, вертя головой вправо-влево, высматривая затесы, повел корабль на высоте человеческого роста, меж голых серых стволов.

Ага! Акбар вдруг сел на носу, обернулся к нему, радостно гавкнул и неотрывно смотрел вперед. Сварог по нему держал курс, и, похоже, поступил правильно: затуманенным взглядом видел и затесы с обеих сторон, и сиявший впереди крохотный прямоугольничек. Дверь…

Его шатало, как пьяного, и он уже плохо справлялся со штурвалом, корабль швыряло, как лодку в бурю, он то и дело с треском ударялся о стволы то левым бортом, то правым, отлетел кусок фальшборта, отлетали доски, корабль просел кормой, один раз задел днищем землю, и Сварог едва его выправил…

Отчаянный треск! Корабль левой скулой налетел на очередной серый ствол в два обхвата — и развалился. Сварога швырнуло к правому борту, он не удержался на ногах и кулем осел на землю, приподнявшись на правом локте, посмотрел вперед. Дверь не так уж и далеко, шагах в двадцати, но уже не было сил встать на ноги и идти, как он ни корячился, даже ползти не смог бы, упираясь только одним локтем.

Распространившаяся на плечо опухоль спускалась по ключице к сердцу. Акбар залаял над ним гулко, тревожно, словно звал на помощь. Сварог перевалился на живот и попытался все же ползти — хватило только на пару шагов, и он уткнулся лицом в пахнущую свежестью траву. В голове назойливо крутилось: мы все погибли здесь, выполняя приказ, мы все погибли здесь…

Сильный рывок вздернул его на ноги, Сварог почувствовал затылком влажный нос, шею сдавил натянувшийся ворот камзола, его потянуло вперед, и Сварог понял, что это Акбар, ухватив его зубами за воротник сзади, волокет к двери так, что каблуки чертят по земле.

Перед глазами все качалось и плыло, но он все же увидел Яну — с белым, как стена, лицом она торопливо посторонилась, Акбар проволок его через «стакан», затащил в тронный зал, опустил осторожно, как только мог, но Сварог все равно слегка приложился затылком, не чувствуя боли.

Бросил взгляд на левую руку и отвернулся — то еще зрелище… И тут же над ним склонилась Яна, вскрикнула:

— Лежи спокойно!

— Лежу, — еле выговорил Сварог. — Лежу, помирать буду потихонечку…

— Я тебе умру! Нашел от чего… Сейчас…

Она что-то делала руками, и Сварога с ног до головы окутало приятное тепло, левую руку словно охватил плотно невидимым панцирь, но от этого стало только легче. Золотистые, пушистые на вид огоньки заплясали над ним, заволакивая все вокруг, он не понимал, галлюцинация это или что-то другое. В этом завораживающем танце вдруг появилось лицо Яны, ничуть не похожее на видение, и Сварог, ощущая, как отползает от сердца ледяная лапка, услышал:

— Где все?

— Там, — ответил он, чувствуя, как по лицу ползут слезы. — Все — там…

И с превеликим облегчением провалился в беспамятство.

* * *

«Городу и миру!

Герцог Аулих, Генерал гвардии королевства Ронеро, со скорбью извещает: позавчера в Полуденном Каталауне, на больших маневрах „Серебряное копье“ при катастрофе военного самолета погибли гвардейцы Королевской гран-алы „Странная Компания“:

Мара Первая, королева Сегура и Дике.

Бони Первый, король королей Вольных Маноров.

Леверлин, граф Грелор.

Шег, барон Шедарис.

Чари, графиня Лендор.

Паколет, маркиз Гранау, владетель Вольных Маноров.

Память и честь!»

«Это тоже итог», — подумал Сварог, не поднимая глаз от пахнущей еще типографской краской страницы «Гвардейского вестника». Некролог в самой престижной военной газете, пусть и насквозь лживый. Многие из тех, кого он знал по прежней жизни, по службе, не получили и этого — потому что там, где они погибли, их словно бы и не было никогда…

Поднял голову:

— Интагар?

Интагар с готовностью встал, хотя мог и остаться сидеть:

— В ущелье уже есть разбившийся и сгоревший самолет, ваше величество. И свидетели падения есть, разумеется, все ограничено узким кругом особо доверенных людей. Те, кому поручены похороны, ничего не подозревают, как и все прочие. Эскадры Морской Лиги вышли к Сегуру и Дике. Адмирал Амонд заверяет, что они обеспечат полную безопасность островов. Третья эскадра крейсирует у полуночи от полуострова Тайри — если лоранцы попытаются что-то предпринять, их перехватят уже в открытом море.

Что ж, пусть идет, как идет… Не стоило расхолаживать адмирала Амонда, представления не имевшего, что на свете живет маркиз Оклер, помимо прочего, еще сегурский дворянин, как его юная супруга. К чему маркиз относится крайне серьезно. Сварог вспомнил его злое и решительное лицо, когда маркиз говорил:

— Я приказал вывести в море четыре эскадры «Ящеров». Если лоранцы дернутся, я их буду топить к чертовой матери, и плевать мне на последствия…

«Да не будет никаких последствий, — подумал тогда Сварог. — Замну, слово чести…»

— Маноры?

— Туда отправлены чиновники Канцелярии Покровителя Вольных Маноров, — сказал Интагар. — Маршал Гарайла докладывает, что туда двинулись два конных полка. Любые сюрпризы исключены. Ваше величество… я посовещался с начальником дворцовой стражи и министром двора… Вы простите мне самовольство? Я дерзнул вашим именем на несколько дней закрыть дворец для посещений придворными. У всех ворот — гланские гвардейцы.

— Правильно сделали, — сказал Сварог.

Вот уж кого он хотел бы видеть в последнюю очередь — так это толпу придворной шушеры с фальшивой скорбью на лицах, пользующуюся любым предлогом, чтобы лишний раз оказаться на глазах короля…

— Что-нибудь еще?

— Я поставил людей у комнат маркизы Томи. Не пропустят ни единой живой души, кроме, разумеется, вас и… баронессы Вальдор (под этим именем в Латеранском дворце и знали Яну).

— Тоже правильно, — сказал Сварог.

Он был там час назад. Томи уже не плакала — лежала, отвернувшись к стене, глухая и слепая ко всему окружающему. Ей впервые довелось терять, а это особенно тяжело — впервые. Правда, и потом не легче…

— Баронесса?

— Просила передать вам, что улетает в Каталаун. За какими-то бабками. Я так предполагаю, для маркизы Томи…

«И это правильно, — подумал Сварог. — Глядишь, и поможет малость — таковы уж каталаунские бабки…»

Интагар сказал негромко:

— Неотложных дел, требовавших бы вашего участия или вмешательства, нет. Вы всегда разрешали мне откровенность… Вам следовало бы отдохнуть, ваше величество. Ваш вид…

Сварог и сам знал, как он выглядит — лицо исхудавшее, изможденное, словно он голодал недели две. Яна вытащила его не в самую последнюю минуту (по крайней мере, она так говорила) — но лечение Древним Ветром оставляет следы, и с этим ничего не поделать.

— Отдохну, — сказал Сварог. — Непременно…

Он встал из-за стола, подошел к высокому окну Большого кабинета и, заложив руки за спину, смотрел вдаль. На шпиле Янтарной башни, самого высокого из дворцовых строений, хелльстадский флаг увит белыми лентами. Но не приспущен, конечно — традиции незыблемы, королевские знамена приспускают до половины исключительно в случае смерти члена династии. Это в Сегуре и тринадцати Вольных Манорах флаги приспущены до половины…

В ушах у него звучала «Пляска смертей», старинный марш, под который принято хоронить военных.

Что добавляло тоски — перед ним встал вопрос, на который, Сварог всерьез подозревал, ему никогда так и не удастся найти ответа. Как соотнести со всем происшедшим то, что они не погибли в бою, а стали жертвами затеянной безумцем игры? Умаляет это хоть что-то или — нисколечко? Он даже не пытался искать ответ, знал, что и впереди не будет…

— Ваше величество… — осторожно сказал Интагар. — Выходит, от монашека была польза?

Сварог обернулся. Сказал без тени раздражения, просто-напросто устало:

— Интагар, будьте так добры… Избавьте меня от вашей проницательности хотя бы на сегодня…

— Слушаюсь. Я одного не понимаю… Вы позволите?

— Ну?

— Почему это нужно держать в тайне? Следовало бы как раз наоборот…

Помолчав, глядя ему в глаза, Сварог веско сказал:

— Так надо…

Он никогда в жизни не сказал бы другое, то, что как раз и хотелось сказать: «Я сам ничего не понимаю». Такое говорить нельзя. Старое незыблемое армейское правило: перед подчиненными нельзя оправдывать себя ссылками на приказы вышестоящих (в данном случае — Канцлера). Твой приказ — это твой приказ, и точка. Так надо. Молчать, смирно!

Он вновь сел за стол. Пододвинул к себе ближайшую бумагу, послание профессора Марлока, пришедшее на его личный компьютер. Марлок, умница, соболезнования выражал крайне скупо, как на его месте поступил бы и сам Сварог. И просил содействия — его биологи, познакомившись с той частью отчета Сварога, что их непосредственно касалась (а остальное их не касалось вовсе и потому было засекречено), просили оказать им содействие, помочь попасть в ту Заводь. По их уверениям, можно было провести поистине уникальный научный эксперимент, наблюдая за хищниками в Низине: полностью лишившись пищи, станут они теперь, вопреки инстинктам и условным рефлексам, жрать друг друга или нет?

Ну что же, жизнь продолжается. Это и есть самое грустное — жизнь продолжается, что бы ни случилось, как будет продолжаться, когда не станет и нас: так было, так есть, так будет…

Содействие так содействие. И никому не следует знать, что еще до того, как попадут туда биологи, туда пойдет группа людей Сварога, которые перестреляют к чертовой матери и тамошнего графа, и его холуев. Ни малейшего нарушения законов и регламентов, ни тех, ни других попросту не существует — даже многомудрые старцы из Геральдической Коллегии, не одну собаку съевшие на самых замысловатых коллизиях, пока так и не пришли к единому выводу — каким должен быть юридический статус Заводей? Так что писаных параграфов нет. В числе рабочих версий есть и такая: всякая Заводь подлежит юрисдикции той страны, откуда можно в нее попасть. Сгодится, пока нет параграфов, никто не сможет ни к чему прицепиться…

— Интагар, — сказал Сварог, — налейте-ка мне «Старого дуба»…

Медленно осушив чарку, он откинулся на спинку стула, прижавшись затылком к вишневому, шитому золотом бархату. В голове звучала совсем другая песня.

Странное дело… Ему следовало бы ненавидеть эту песню, помня, при каких обстоятельствах она прозвучала. Однако — хотя Сварог не понимал ни единого слова — она отчего-то привязалась, он подозревал, на всю оставшуюся жизнь. Привязалась, и все тут. Быть может, она не имела отношения к замку и была украдена Безумным Зодчим из каких-то позабытых времен. Наверняка так и обстояло: эти твари неспособны творить. Если что и создают — исключительно вредное и злобное, ничего общего не имеющее с творчеством…

Интагар без всяких просьб наполнил чарки вновь.

ЭПИЛОГ

…И каждый вечер в первый день Кален Фиона происходит одно и то же…

Ратагайцы перекрывают коридор, ведущий в залу короля Лауберта, держась подальше от высокой двери с полукруглым верхом, — потому что у двери, положив голову на лапы, лежит Акбар, и нет такого самоубийцы, чтобы рискнул подойти близко.

Снаружи, на земле, башню окружают гланские гвардейцы, стоя локоть к локтю. Те, кому это полагается знать, знают — это единственный вечер в году, когда король королей слаб и беззащитен — хотя и заикаться об этом нельзя.

Сварог Барг, король королей, остается один в круглом зале — зал сплошь в черных и красных тонах, высокие стрельчатые окна в золотисто-алых витражах, в простенках черные рыцарские доспехи былых времен, никакой мебели, только массивный темный стол посередине, круглый, окруженный такими же темными стульями с высокими закругленными спинками, — только теперь их не одиннадцать, как во времена Лауберта, а семь. Спинка одного повыше остальных, и в нее врезано золотое изображение хелльстадской короны — вместо ронерской, которая была раньше.

Перед каждым креслом — плоская золотая чаша с темно-багряным вином. Шесть так и остаются полны.

Из седьмой пьет король королей — не особенно торопясь, но и не делая долгих пауз. В памяти у него проплывают лица, улицы и чащобы, воспоминания неторопливо сменяют друг друга, боль и тоска давным-давно стали устоявшимися, частью его самого, не рвущей душу.

Случается иногда — но не всегда — что в утешительном винном дурмане ему видятся друзья. Они рассаживаются вокруг стола, веселые и, конечно, ничуть не изменившиеся, надолго затягиваются беспечные разговоры, вспоминается былое, звучат любимые песни. Всякий раз, проснувшись утром на полу — ну да, что греха таить, так и обстоит, — он решительно не в силах понять: привиделось ему, или они все же были? Очень уж реальными предстают воспоминания — а в этом мире порой случаются вещи, никак не укладывающиеся в материалистическую картину жизни. И всякий раз он не находит ответа.

Всегда, большей частью в одно и то же время, наступает момент, когда король королей, оказавшись где-то на середине пути, берет виолон. В коридор из-за двери не проникает ни звука, но те, что стоят под окнами, слышат песню на незнакомом языке и, конечно, не понимают ни слова.

И всякий раз, в нескольких шагах от гвардейцев, стоит и слушает песню маршал Гарайла. И всегда у Черного Князя чувства человека, пытающегося понять в этом мире еще что-то, так и оставшееся непонятым и недосказанным. Но он уходит, не получив ответа, еще и оттого, что у него нет точных вопросов, есть только то, что он сам не может определить словами, и от этого на душе всегда грустно.

И всякий раз маршал, уходя, вспоминает слова короля королей, с которыми согласен полностью.

Живите так, словно смерти нет…

Красноярск, 2016

12. Над самой клеткой льва

Быть счастливым вообще как-то совестно, а в наш печальный век и подавно.

Владимир Соловьев

Все ниже и ниже склоняется голова Сварога под тяжестью новых корон. Но звон бокалов и любимых женских голосов отвлекает его от горечи потерь. А нарастающий шорох, шелест, шум Соседних Страниц отзвуком древнего Шторма вновь заставляет взяться за королевское дело. Сквозь нежный свет танцующей под тенью ночи Дриады Сварог видит, как рвутся потоком с небес тонкие полосы пронзительно-синего света. Вот-вот в них утонет Талар… И против нового злодея наряжена такая армия, что едва ли не страшна соседям. Знать бы, куда нанести удар!

Глава I МЕЧ И КОРОНА

Сварог, заложив руки за спину, стоял у высокого окна одной из комнат капитаната и не без досады смотрел вниз. Отсюда как на ладони можно было рассмотреть небольшой домик с вычурной зеленой крышей — еще с прошлого раза отведенный под Турнирное Собрание, регистрировавшее претендентов на трон. Вот только после прошлого раза его закрыли и собрались было передать какому-нибудь портовому учреждению — но кто же знал, что так обернется…

Кто знал, что Сварогу, помимо прочего, придется еще заниматься сегурскими делами? И никуда от них не денешься, нельзя чтобы сегурский трон достался кому попало — у него еще не было четкого плана, так, наметки…

Основная масса претендентов, как ему доложили, уже зарегистрировалась и схлынула — но перед домиком еще чинно, как и полагается дворянам, прохаживалось человек семьдесят, каждый с футляром в руке, в каких здесь носят деловые бумаги: ну, понятно, как же тут без грамот, подтверждающих дворянские права…

Время от времени из домика показывался очередной зарегистрированный — то прямо-таки сияющий от радости (из тех, что поглупее), то, наоборот, с лицом напряженным и тревожным (значит, умный, хорошо представляет, что предприятие предстоит нелегкое).

— Сколько их уже набралось? — спросил он, не оборачиваясь.

Советник Айкес, начальник сегурской тайной полиции, ответил без промедления:

— Если считать и тех, что еще дожидаются регистрации, — не менее четырехсот. В прошлый раз мне докладывали, едва набралось двести, причем исключительно сегурцев, если не считать… — он склонил голову. — Теперь все обстоит совершенно иначе. Больше половины — приезжие из Снольдера, Ронеро, Харлана. Только лоранцев объявилось две дюжины. Есть даже парочка владетелей Вольных Маноров. Вы же понимаете ситуацию…

Ну еще бы не понимать… Прежний Сегур, кукольное королевство, был мало кому интересен, и за корону дрались одни местные. Но вот теперь, когда к Сегуру присоединили еще и Дике со всеми тамошними богатствами, — игра стоила свеч… Тут можно было и рискнуть. И уж кто-кто, а Лавиния Лоранская, никаких сомнений, постаралась отобрать лучших фехтовальщиков…

— Ага, — сказал Сварог. — Горротцы подтянулись. Видите вон ту компанию в сиреневых кружевах? Ну что же, логично… Десяток, не меньше.

— Мой учитель сказал бы: проблему нужно как-то решать…

— Сам знаю, — проворчал Сварог.

Учителем у Айкеса был не кто иной, как Интагар — как раз по поручению Сварога и подыскавший начальника тайной полиции из своих, надежных. И первый министр был не из местных, и казначей, и еще несколько высокопоставленных сановников. Сварог в свое время позаботился, чтобы Мару окружали надежные люди, способные в ее отсутствие вести государственный корабль в правильном направлении и не допустить никаких сюрпризов.

Айкес сказал безразличным тоном:

— Вообще-то с теми силами, которыми вы здесь располагаете, государь…

Сварог и сам прекрасно знал, чем он здесь располагает. В трех портах — восемнадцать вымпелов (снольдерских и ронерских), а также двенадцать вооруженных кораблей ганзейцев и четырнадцать — пиратские, нанятые еще Марой. Вдобавок на Сeгуpе — три сотни Вольных Топоров (при том, что своей армии здесь нет с незапамятных времен, одна полиция). И военные корабли, и Топоры здесь пребывают абсолютно легитимно — по просьбе первого министра, в рамках одного из соглашений Морской Лиги, для обеспечения порядка и законности выборов. Ну, а Дике буквально набит войсками Сварога… Если что, получится бой тигра с котенком…

Айкес сказал вкрадчиво:

— Государь, мы с вами по своему ремеслу люди циничные… Не так уж трудно организовать в столице серьезные беспорядки уже к вечеру… Ну, а там обнаружится какое-нибудь собрание, которое потребует передачи престола вам… По примеру Балонга несколько лет назад…

Сварог раздумывал недолго.

— Не пойдет, советник, — сказал он решительно. В Балонге тогда были совсем другие условия. Там мы не нарушили никаких законов, у нас была поддержка необходимого большинства патрициев и армейских генералов. А если мы устроим что-нибудь подобное здесь — нарушим законы даже не Виглафского Ковенанта, а имперские. «Положению о Турнире» совсем немного времени от роду, но оно признано Канцелярией земных дел и включено в соответствующие кодексы. Так что события не подведешь ни под ваганум, ни под завоевание. К сожалению. Очень скверно я буду выглядеть там — он указал пальцем на потолок, — сатрап и тиран, нарушивший имперские законы… А мне это совершенно ни к чему. Здесь свои сложности…

— Можно откровенный вопрос, ваше величество?

— Конечно.

— Почему вы не послали сюда искусных фехтовальщиков из наших? Не тех, что приплыли сюда по своему желанию, людей с особой миссией?

— Была такая мысль, — сказал Сварог. — Вот только, согласитесь, не было полной гарантии, что кто-то из наших бретеров окажется самым лучшим. А ведь на сей раз игра пойдет всерьез — ставки велики… А впрочем… Я как-то не подумал сразу… Маркиз Оклер здесь?

— Да, появился часа три назад.

— Прекрасно, — сказал Сварог. — Ну что ж. Как говорится, держите руку на пульсе, а я вас ненадолго покину…

Именно в этом порту Оклер устроил тайную подводную стоянку для своих «Ящеров» (как он откровенно признался Сварогу, используя опыт токеретов). Сварог спустился этажом ниже, вошел в небольшую приемную. Секретарь (лар, но одетый в ронерский военно-морской мундир) вытянулся.

— Посетителей нет? — кивнул Сварог на дверь кабинета.

— Никого, ваше величество. Вам, конечно же, положено без доклада…

Сварог вошел. Оклер радостно поднялся ему навстречу, протянул руку:

— Рад вас видеть! «Драконья кровь»?

— Да, пожалуй, — сказал Сварог.

На Оклере тоже был мундир ронерского офицера — ничего интересного, их здесь много, и в гораздо более высоких чинах. Кому надо — тот знает.

— Видели, сколько их там собралось? — фыркнул Оклер, кивнув на окно, выходившее на ту же сторону. — Всех, конечно же, манит Дике… Но я надеюсь, вы давно успели что-нибудь придумать? Даже я догадался. Любой из дворян, приплывших из ваших Королевств, вынужден будет оглядываться на вас решительно во всем…

— Если только победит, — хмуро сказал Сварог, приканчивая свой стакан. — Поэтому не будем ходить вокруг да около. Оклер, а вы не хотите стать сегурским королем?

— Я?! — маркиз даже стакан отставил от удивления.

— А почему бы и нет? — серьезно спросил Сварог. — Вы отличный фехтовальщик, я помню, сколько призов вы взяли там, наверху. Вы владеете неизвестными на земле приемами боя. Вы их всех сделаете одной левой. Мне нужен свой, абсолютно надежный человек на здешнем троне. Будь один только Сегур, я бы махнул рукой и ни во что не вмешивался. Но теперь есть еще и Дике… Так что нельзя отдаваться на волю случая, никак нельзя… У вас еще есть время зарегистрироваться, до вечера далеко. К тому же вы еще и здешний дворянин — совсем просто…

— Но у меня попросту не будет времени управляться еще и со здешними делами. Особенно Дике отнимет массу времени, я примерно представляю…

— Ну, это дело поправимое, — сказал Сварог. — Практически все здешние сановники, от которых зависят серьезные решения, — люди из моих королевств. Подберем и для Дике толковых управителей, есть уже на примете кандидатуры… От вас, собственно, ничего и не требуется — разок-другой поучаствовать в необходимых торжествах…

Оклер смотрел в стол с непонятным выражением лица. Наконец поднял глаза:

— Лорд Сварог, я прекрасно помню, чем вам обязан…

— Вздор, — сказал Сварог. — Честное слово, я вовсе не хочу, чтобы вы чувствовали себя чем-то мне обязанным. Я, собственно, ничего для вас и не сделал, это все… королева. Уясните это себе накрепко, хорошо?

— Хорошо, — сказал Оклер. — И все равно мне чертовски неловко перед вами… Я все понимаю, но вынужден отказаться.

— Почему? Не хотите мне помочь?

— Я вам всегда готов помочь в чем угодно другом, — сказал Оклер, глядя упрямо и непреклонно. — Но вот кем ни за что не соглашусь быть, так это марионеткой. Вы только поймите меня правильно, лорд Сварог! Я вас уважаю, смею считать себя вашим другом, но марионеткой не буду даже у вас. Полноценного короля из меня не получится, не то что из вас, а быть декоративной куклой…

Сварог видел, что любые уговоры здесь бесполезны — не тот человек. Как там звучит его фамильный девиз? «Оклеры служат, но не прислуживают».

— Ну, что же, — сказал он, вставая. — Жаль, я на вас рассчитывал…

— Лорд Сварог…

— Да?

— Ваше отношение ко мне изменилось?

— Честное слово, ни капельки, — сказал Сварог, подавая ему руку. — Скажу больше: такое поведение делает вам честь, маркиз.

«Это все прекрасно, — думал он, шагая по длинному коридору, — честь, благородство, гордые фамильные девизы… Но вот что теперь прикажете делать? Пускать все на волю случая? Чревато, ох как чревато… Местных байбаков, уже забывших, с какой стороны у меча эфес, в расчет принимать особенно не стоит. Если королем станет кто-то из его дворян, все устроится. А если победит лоранец или горротец? Непременно начнется большая война, главным образом за Дике — а мне бы сейчас парочку мирных лет, чтобы и дальше обустраивать Три Королевства…» — Когда он вошел, лицо Айкеса было откровенно тревожным.

— Государь, — сказал он тихо, понуро. — Только что в соседнем порту пришвартовалась лоранская бригантина. Агенты донесли: с нее сошел герцог Орк, взял извозчика и поехал сюда, в Турнирное собрание…

«Только его тут не хватало, — зло подумал Сварог. — Зачем он приплыл, догадаться нетрудно и, судя по всему, на сей раз крутит шашни с Лавинией, отнюдь не постельные (хотя, зная эту парочку, легко заподозрить, что он совмещает приятное с полезным). Орк — это уже совсем серьезно. Человек, владеющий неизвестными на земле приемами боя, которые ему позволят в конце концов выбить с доски все остальные фигуры. И противопоставить ему некого. Кроме…»

— Будут какие-нибудь распоряжения, государь? — спросил Айкес.

— А какие тут могут быть распоряжения? — пожал плечами Сварог. — Оставайтесь здесь и собирайте информацию. А я пошел. Записываться на Турнир, — он хищно улыбнулся. — В конце концов, это не запрещено никакими законами, верно?

«Вот так, — думал он, спускаясь по лестнице и стараясь не спешить, — кое-кто знал его здесь, как короля, и следовало заботиться об этикете. — Наконец-то выпал случай сойтись лицом к лицу, а там уж будем полагаться на удачу…»

Перед домиком оставалось еще человек пятьдесят. Тут только Сварог сообразил, что представления не имеет, как происходит эта процедура. Скромно встал в сторонке. Знакомых лиц поблизости не увидел, и особенного внимания на него не обращали: одет был не так уж и богато, разве что с орденом «Звезда двух островов» на шее.

Подумав, вежливо спросил соседа:

— Не подскажете ли, лаур, как здесь все происходит?

Субъект с повадками записного бретера окинул его не самым уважительным взглядом, но все же объяснил вежливо:

— Ничего сложного, лаур. Все, кого вы здесь видите, уже сдали патенты и грамоты. Какое-то время их проверяют, потом выкликают очередного претендента, признанного достойным участником.

«Вот черт, — подумал Сварог. — Откуда у меня патенты и грамоты, отроду их с собой не таскал, разве что в те времена, когда не был королем. Короли всегда обходились без подобной бюрократии… Ладно, наглость — сестра таланта…»

Он стал осторожно протискиваться к крыльцу, благо претенденты особенно и не толпились. Кое-кто на него косился, всегда на лице было одно и то же выражение: «…Ну вот, еще один приперся…»

Он был уже шагах в пяти от невысокого крыльца, когда очередной дворянин, которого он было миновал, вдруг сорвал бадагар и раскланялся по всем правилам этикета:

— Ваше величество?!

Сварог присмотрелся: камзол несомненно пошит в Снольдере, золотая пряжка на бадагаре овальная, на отворотах сапог золотистые кружева — опять-таки по снольдерской моде. Подданный, ага.

Ближайшие моментально обернулись к ним, в толпе возникли шепотки, еще несколько человек торопливо сорвали шляпы и раскланялись. Не раздумывая ни секунды, Сварог направился к крыльцу, величественным королевским кивком отвечая на очередные поклоны. Слышал, как за спиной шепотки превратились в сущий гул, — новость, судя по всему, распространилась мгновенно.

В не особенно большом помещении с куполообразным потолком за двумя заваленными бумагами столами вовсю трудились два чиновника — изучали бумаги (сплошь и рядом невероятно ветхие с виду), рассматривали на просвет, в лупы, порой вставали с мест и шепотом обменивались мнениями. Видно было, что люди свое дело знают.

Третий стол, ближе к двери, был пуст, сидевший за ним чиновник откровенно скучал, скорее всего, догадался Сварог, он и принимал документы от соискателей, а сейчас ему было абсолютно нечем заняться. Не зря он откровенно оживился при виде Сварога, вежливо приподнялся, указал на стул:

— Прошу вас, лаур. Ваши бумаги?

Сварог посмотрел в дальний конец комнаты — там за очередным столом, где бумаг лежала всего-то парочка, тоже откровенно скучали трое: один в синем мундире с нашивками ганзейского капитан-бургомистра, двое в зеленых с золотом кафтанах министерства двора. Ага, наблюдательная комиссия или как она там…

На Сварога они не обратили никакого внимания: один из «зеленых» откровенно подремывал, а второй и ганзеец, судя по их позам, чуть отодвинулись от стола и, положив на колени игральную доску, рубились то ли в шакра-чатурандж, то ли в слайн.

— Ваши бумаги, лаур? — уже настойчивее попросил чиновник, нацеливаясь стилосом на длинный список.

— Вот с бумагами у меня некоторые затруднения, — сказал Сварог чуть громче, чем следовало, чтобы привлечь внимание троицы в углу.

Чиновник на него форменным образом вытаращился, словно на восьмое чудо света:

— Простите, то есть как?

Сварог задушевно сказал:

— Я и не предполагал, что они понадобятся. Понимаете, обычно у королей не бывает ни патентов, ни прочих бумаг. Разве что коронационные грамоты, но они обычно хранятся за семью замками в королевских дворцах, и никто из королей их с собой не носит…

Чиновник таращился на него в совершеннейшем обалдении, явно не представляя, что ему сказать и как себя повести. В углу стукнуло — это упала на пол доска в черно-белых квадратиках, но не разбилась (на совесть была сделана), звонко раскатились по полу фигурки шакра-чатуранджа, дремлющий мгновенно проснулся, все трое вскочили и практически хором возопили:

— Ваше величество!

Ничего от легковерия тут не было — именно с этим ганзейцем Сварог утром разговаривал в капитанате, а что до бездельников из министерства двора — очень многие прекрасно знали Сварога по прежним прилетам к Маре.

Сварог ответил милостивым наклонением головы и спросил:

— Не откажетесь ли подтвердить этим господам, что я говорю чистую правду?

Ганзеец проворно кинулся к одному из чиновников, а служивые из министерства двора подскочили к другому сразу с двух сторон и принялись шептать в уши так громко и азартно, что Сварог прекрасно расслышал:

— Сварог Барг… Доподлинный… Король королей…

Вот тут и чиновники, рассыпая бумаги и роняя лупы, вскочили, согнувшись в поклонах. На всех лицах возникли, как по волшебству, льстивые улыбки, только ганзеец кланялся не так низко и улыбался не так льстиво — любили ганзейцы порой демонстрировать и толику независимости даже перед Сварогом: вольные мореходы, однако, у них собственная гордость…

Ганзеец и спросил первым:

— Значит вы, ваше величество, тоже хотите участвовать в Турнире?

Глаза у него определенно стали радостные — ну конечно, лучше иметь дело с сегурским королем в лице собственного Генерала-Старшины, чем с неким неизвестным субъектом, заброшенным на трон волей удачи…

— Да вот, возникло такое желание, — сказал Сварог. — Законом не запрещается, верно?

— Конечно, господин Генерал-Старшина, — он повернулся к одному из чиновников: — Я полагаю, в данном случае можно обойтись без документов? Благо есть кому удостоверить личность соискателя?

— Конечно, — торопливо кивнул чиновник.

Перед ним лежала стопка одинаковых листов бумаги, украшенных сегурским гербом, обрамленных какими-то завитушками, с большой печатью и подписью. Проворно схватив стилос, он написал что-то на верхнем, поставил какую-то цифру и с поклоном протянул Сварогу:

— Извольте, ваше величество. Удачи!

Сварог мельком проглядел бумагу — красиво украшенное свидетельство на право участия в Королевском Турнире за номером 402 — да, набежало их со всех концов света. Поблагодарил кивком и вышел, так и держа лист в руке.

Должно быть, уже всех собравшихся снаружи облетела новость о нежданном визитере — они проворно раздались на обе стороны, многие сняли шляпы. Сварог, скупо кивая направо и налево, миновал их и направился к капитанату.

И остановился. Сказал без всякого удивления:

— Какая встреча! Тоже решили поучаствовать, герцог?

Герцог Орк, раскланявшись по всем правилам политеса, уставился на него пытливо и, надо сказать, чуточку неприязненно. Одного в его взгляде не было — страха, кем-кем, а трусом герцог никогда не был. С легким удивлением он справился моментально, ухмыльнулся своей неподражаемой хищно-дерзкой улыбочкой:

— Насколько мне известно, законы этого не запрещают? Благо, все бумаги у меня в порядке.

— Горротские, я так понимаю? — спросил Сварог (он давно знал по агентурным сообщениям, что Орк получил от несостоявшегося короля-мальчишки за несколько дней сидения того на троне титул горротского графа).

— По-моему, они ничуть не хуже любых других? — с улыбочкой спросил Орк.

— Ну, конечно, — сказал Сварог. — Что же, желаю удачи…

Они вежливо раскланялись и отправились каждый своей дорогой. Вот так, добавилась еще одна головная боль: что этому понадобилось на Турнире? Теперь, когда он точно знает, что участвует и Сварог? Мечом они должны владеть примерно одинаково — одна школа (правда, у Сварога есть в запасе и кое-какие приемчики, Орку совершенно неизвестные). Рано или поздно в порядке жеребьевки им придется сойтись лицом к лицу: прочих Орк — как и Сварог — наверняка быстренько выведет из игры. И что тогда? Неужели рассчитывает победить? Но даже если ему это удастся, должен понимать: королем Сегура ему ни за что не бывать: и Сегур, и Дике набиты людьми Сварога, войсками, Вольными Топорами, флотскими, которые с этаким вот повелителем ни за что не смирятся и уж что-нибудь быстро придумают. Особенно если учесть, что здесь люди из тайной полиции интагаровой выучки, адмирал Амонд и лично Сварогу известные капитаны Вольных Топоров, люди поголовно не сентиментальные. С его-то умом и опытом интриг должен понимать: покоролевствует недолго, хорошо еще, если успеет на троне посидеть…

Тогда? Учитывая их давнюю неприязнь и то, что в деле вдруг замаячил лоранский след? Уж не рассчитывает ли вульгарно избавить этот мир от Сварога, который ему столько лет мешает жить? А что, если он все же владеет мечом лучше? Вообще-то и в этом случае, если он убьет Сварога, ноги ему живым не унести — особенно в этом…

Ну ладно, не стоит паниковать раньше времени. Случались передряги и похуже. А кто лучше владеет мечом, мы еще посмотрим, не надо умирать прежде смерти…

Он аккуратно свернул казенную бумагу в трубочку, сунул за отворот кафтана и направился к капитанату.

…Советник Айкес откровенно улыбался:

— Появление вашего величества наделало переполоха… В последний день перед Турниром еще можно вернуть свидетельство и убраться восвояси без всякого ущерба для дворянской чести. Разбегаются, простите, как тараканы, до вечера еще несколько часов, а из четырехсот четырех человек уже осталось двести одиннадцать, и, как мне докладывают, дело этим не ограничится…

Сварог хмыкнул:

— Вот уж не думал, что у меня такая репутация…

— Ну, что поделать, ваше величество, — Айкес тоже позволил себе легкую улыбку. — Что есть то есть… Вас интересует состав беглецов?

— Конечно. Уже выяснили?

— Там сидел мой человек и старательно всех отмечал… Во-первых, отступились три четверти сегурцев, остались, надо полагать, самые отчаянные. Или просто такие, которые, разок скрестив меч с вашим величеством, тут же выйдут из боя, а потом до старости будут рассказывать, что однажды дрались с самим королем Сварогом. Благо там есть пункт «До первой крови», а под него можно подверстать самую пустяковую царапину, дающую возможность без ущерба для чести выйти из боя. Уплыли, конечно, все дворяне из подвластных вам королевств. Сами понимаете, дело тут уже не в трусости: дворянин не имеет права драться на дуэли со своим королем… Зато горротцы и лоранцы остались все до одного.

— Оптимисты… — проворчал Сварог.

— Или, что вероятнее, выполняют соответствующий приказ… Орк тоже остался как ни в чем не бывало. Ваше величество… Вот эта персона меня беспокоит больше всего, простите за откровенность.

— Опасаетесь, он владеет мечом лучше меня?

Советник с непроницаемым лицом пожал плечами:

— Я бы не стал утверждать что-то определенное… Вы сами мне показывали его досье. За пять лет не проиграл ни одной из примерно семидесяти дуэлей — и это только те, о которых вашей службе… да и нам известно.

— И что же вы мне предлагаете? — усмехнулся Сварог. — Сдать бумагу и смирнехонько уплыть восвояси?

— Я понимаю, вы на это никогда не согласитесь… Но, в конце концов, тут крайне серьезное государственное дело. За оставшееся время можно что-нибудь придумать.

Я не говорю об убийстве, не подумайте…

— Кружкой по башке в каком-нибудь кабаке, где он каждый вечер сидит? — не без цинизма усмехнулся Сварог.

— Хотя бы, — серьезно сказал советник. — Простите, ваше величество, но в данной ситуации, по-моему, правила чести не обязательно и соблюдать во всей полноте… Слишком уж велики ставки, нельзя полагаться на случайности…

— Не вздумайте предпринять что бы то ни было, — сказал Сварог. — Я вам категорически запрещаю, ясно? Встречались мне в жизни опасности и посерьезнее герцога Орка… — он усмехнулся. — И наконец… Не забывайте, что это — лар. Разбитую кружкой голову, а то и сломанную ногу, он залечит за квадранс, и все будет бессмысленно. — Он подошел и похлопал советника по плечу: — Не беспокойтесь, Айкес. И не с такими препятствиями справлялись…

Турнир должен был состояться на огромном ипподроме, построенном давным-давно, во времена процветания Сегура, еще не превратившегося в крошечный островок. Со времен катастрофы его по прямому назначению больше не использовали — обедневшим сегурским дворянам, вынужденным самим зарабатывать себе на хлеб, было не до конских ристалищ. Но сохранился каменный амфитеатр неплохо. И публикой обоего пола и всех возрастов был набит сверху донизу — такое впечатление, что здесь собралось все нынешнее население Сегура. По гребню — сплошная череда штандартов, знамен, вексиллумов и щитов с сегурскими гербами. Высокая трава на овальном скаковом поле старательно выкошена, поле покрыто кругами из щедро насыпанного красного мела диаметром уардов в пять — еще один пункт из трех: тот из дуэлянтов, кто отступал за круг, считался проигравшим схватку бесповоротно, пусть даже оставался целехонек.

Сварог смирнехонько стоял в шеренге соискателей. После вчерашнего Великого Драпа шеренга значительно поредела — осталось только сто двадцать восемь человек. То есть, как легко вычислить — предстоит семь поединков, не столь уж тяжкое предприятие…

Орка он со своего места не видел — тот помещался где-то далеко на левом фланге. Выглядели все одинаково: сапоги, штаны и рубахи с распахнутым воротом: чтобы ни у кого не возникло соблазна поддеть кольчугу под кафтан, камзол или колет. Мечи без ножен все держали в руках — ножны порой при серьезном поединке только мешают…

Шестьдесят четыре меловых круга, как легко догадаться. Между ними все еще суетилась целая орава пышно наряженных распорядителей — делать им вроде больше было нечего, видимо, просто хотелось покрасоваться на публике — когда еще выпадет такой случай? Главный герольд в накидке с гербом Сегура и высоким золоченым жезлом стоял левее, окруженный несколькими помощниками, а рядом с ним помещался здешний лотерейный барабан — горизонтально установленный на оси бочонок, который как раз старательно раскручивал один из младших герольдов, перемешивая бляшки с номерами. Сварогу это настолько напомнило полузабытое земное «Спортлото», что он не удержался от легкой улыбки.

Герольд сделал жест — и один из его помощников звонко затрубил в рог. Ага, началось… Бочку остановили, один из младших герольдов откинул дверцу, запустил туда руку, извлек бляшку, пару секунд присматривался к ней, потом зычным голосом заорал едва ли не на весь ипподром:

— Триста сорок три!

Человек через пять от Сварога из шеренги выступил усатый субъект довольно-таки бретерского вида. Соискателей осталось гораздо меньше четырехсот, но здешние чиновники решили не устраивать еще на целый день возню с перерегистрацией: попросту оставили в бочонке бляшки тех участников, что не уехали, с их прежними номерами.

Усатый подошел к ближайшему красному кругу и остановился посередине — как человек, хорошо знающий правила.

— Семьдесят один!

Вот тут уж вышел человек совершенно другого облика: на вид здешний дворянин от сохи или гончарного круга, шагавший явно более робко и державший меч гораздо неувереннее. Когда они встали в круге, к ним тут же подбежал распорядитель — их было шестьдесят четыре, по числу кругов — и что-то спросил у второго. Сварог не расслышал ответа, но по лицу бретера скользнула пренебрежительная гримаса. Благодаря Айкесу, Сварог знал весь механизм до тонкостей: именно у второго распорядитель спрашивает, на каких условиях будет идти бой: «до невозможности продолжать схватку» или «до первой крови». Судя по усмешке бретера, он услышал именно второе: конечно, способ трусовато выйти из боя, но законом не запрещено…

Какое-то время все происходило крайне скучно: помощник герольда выкрикивал номера, вызванные проходили в круг, распорядитель спрашивал пришедшего вторым об избранных им условиях боя… Скука. Когда были заполнены четыре ряда целиком и половина пятого, Сварог встрепенулся, услышав:

— Четыреста два!

И бодро направился к свободному кругу, не без любопытства гадая, с кем сведет судьба поначалу.

— Девяносто один!

Так-так-так… Похоже, и ему достался очередной дворянин от сохи: довольно молодой, лихие усики, лицо являет собой примечательную смесь робости и натужной отваги. Есть сильные подозрения… Ну да, так и есть, на вопрос распорядителя соперник быстро ответил:

— До первой крови!

И на елку сесть, и рыбку съесть… Еще долго пришлось стоять, положив руки на эфес упертого в землю меча, — не менее получаса продолжалась жеребьевка. Сварог хотел поискать взглядом Орка, но вовремя вспомнил, что вертеть головой тут не полагается, не в цирке. Уставился на противника, как он рассчитывал, ничуть не зверским взглядом. Тот чувствовал себя неуютно, но держался. Сварог вежливо спросил:

— Прекрасная погода, лаур, не правда ли?

И перед дуэлью, и даже во время нее, согласно старинному дуэльному кодексу, можно разговаривать, о чем угодно — главное, чтобы этот разговор не имел отношения к предмету дуэли и не содержал оскорблений.

— Да-да, прекрасная… — ответил соперник, явственно поеживаясь.

Сварог быстренько прикинул в уме: сто двадцать восемь участников, значит, восемь поединков. Побольше бы попалось вот таких, готовых после первой царапины выйти из боя — сэкономит время и силы перед главной дракой. У него сложилось стойкое убеждение, что им с Орком придется вскоре сойтись в последней паре: два лучших фехтовальщика здесь, без хвастовства…

— Господа мои, бой!

Сварог где-то даже лениво сделал первый выпад, проверяя оборону противника, тот сумел заслониться клинком, и стало ясно: фехтовать ему все же приходилось. Охваченный внезапным нетерпением — к чему эти дурацкие игры согласно старинным традициям? — Сварог откровенно насел, пустив в ход пару ратагайских приемов, о которых противник, сразу видно, и понятия не имел, так что едва не лишился меча, но в последний миг успел его удержать и даже заслониться. Отступил на два шага. Твердо решив покончить все побыстрее, Сварог насел, крутя клинком, — и, усмотрев брешь в довольно бездарной защите противника, сделал выпад, полоснул сверху вниз. Как и предписывал дуэльный кодекс «с уговором», отступил на шаг, отсалютовав противнику мечом. Тот, бледнея на глазах, отступил за пределы круга.

К нему уже спешила парочка лекарей. Сварог усмехнулся про себя. Все было проделано изящно и без серьезного членовредительства: всего-навсего острием меча распорол руку от плеча до запястья, рана не глубокая, серьезные кровеносные сосуды на задеты, даже зашивать не придется, походит с месяц с рукой на перевязи. Зато до седых волос будет живописать всем и каждому, как однажды скрестил клинки с самим Сварогом Баргом, да не где-нибудь, а на Королевском Турнире. То-то и физиономия у него вовсе не скорбная, а, скорее, довольная — успел рассмотреть, что рана пустяковая, и свою секундочку славы урвал…

Сварог встал на прежнем месте. Буквально сразу же к нему присоединились еще двое «победителей» — судя по виду, из того же разряда, что и его поцарапанный соперник: местные малость позвенели клинками, поцарапали противника и навсегда остались в гордом звании участников Королевского Турнира — благо, согласно старым правилам, каждому участнику, чем бы для него ни кончилась схватка, полагается памятный медальон. Ага, вон там бредут явно их противники — каждый в сопровождении двух врачей, но на своих ногах, один прижимает к груди перевязанную окровавленным бинтом руку, второй хромает, нога перевязана выше колена. «Ну, вашим противникам повезло, ребятки, — подумал Сварог, — покосившись на гордых собой победителей, — а вы, поскольку впереди еще шесть схваток, еще неизвестно, на кого можете нарваться…»

Так-так… А вот там бодрой походочкой возвращается Орк — а в другую сторону, в боковые ворота, прислужники в темном проворно уволакивают носилки, покрытые грубой материей, из-под которой торчат каблуки сапог с золотыми дворянскими шпорами. Судя по всему, герцог не намерен ни шутить, ни маяться гуманизмом — на свой лад хочет закончить дело побыстрее. Как явствует из финала, он наверняка вышел в круг вторым — вот и предложил свои условия, от которых соперник, понятное дело, не мог отказаться… Судя по тому, что лицо человека на носилках закрыто, убит наповал.

Схватки продолжались еще минут сорок. Толпа дерущихся довольно быстро редела, причем многие уходили на своих ногах, только двоих пронесли на носилках, но с незакрытыми лицами. Отсеивалась мелочь…

К месту второго поединка Сварогу выпало идти вторым, а потому он заранее наметил план действий: ему вовсе не нужны были звонкие победы, ему требовалось побыстрее со всем этим покончить… Второй противник оказался гораздо серьезнее: судя по сиреневым кружевам на отворотах сапог и пряжкам — несомненный горротец. И смотрел он иначе: с холодной, устоявшейся злобой. Безусловно, «первая кровь» его ничуть не прельщала, замыслы простирались гораздо шире, но что поделать, если он пришел первым… А потому Сварог со спокойной совестью ответил на вопрос распорядителя:

— До первой крови…

Судя по лицу горротца, тому такое явно пришлось не по вкусу, но вслух неудовольствие он выразить не мог…

«Господа, бой!»

Вот горротец о защите не думал нисколечко — сразу перешел в атаку, и довольно хватко. Тут уже ни о какой небрежности речь не шла — Сварог дрался всерьез, отмечая, что противник старательно защищается и от серьезных ударов, и от шанса получить легкую ссадину — прицепился, как банный лист, ни за что не хочет выходить из боя…

Выпад! Столь молниеносный и ловкий, что в два счета мог загнать пол-уарда стали в кого-нибудь неопытнее Сварога.

Сварог не стал парировать — ушел вправо. Это тем, кто видел поединки только в кино, может показаться, что главная задача дуэлянтов — как можно чаще и красивее эффектно скрещивать клинки, чтобы лязг стали не утихал ни на миг.

В жизни многое иначе. Часто скрещиваясь, клинки портятся — щербятся, тупятся. Поэтому настоящий бой состоит не из дурацкого лязганья клинков, а из выпадов и ударов — иногда лучше уйти, иногда лучше парировать… Если сможешь и успеешь.

Злющие глаза, тонкие бледные губы сжаты в ниточку, лицо без малейшего выражения. Быть может, он по жизни такой злой — а может, прекрасно знает, с кем дерется. Как бы там ни было, он себя завел на убийство: целит то в сердце, то в шею, то норовит приложить по голове или по виску. И все время старается, чтобы не попасться на «первую кровь». Ага! На миг упав на колено, попытался достать Сварога лезвием по внутренней поверхности бедра — а там одна из самых крупных артерий, кровь хлынет фонтаном…

Так… Парочкой знакомых маневров попытался повернуть Сварога лицом к солнцу — ну, эти фокусы мы знаем и уходить от них умеем… Точно, он вовсе не старается привести Сварога в непригодное для боя состояние, планы у него покруче: он пришел убивать. Значит, кто-то умный просчитал все заранее и понял, что Сварог непременно полезет на Турнир — и не так уж трудно было это вычислить… Лар, конечно, самые разные раны может залечить себе и другим, но, во-первых, далеко не все, а во-вторых, чтобы излечить себя, он должен быть в сознании.

Значит, пора кончать. Ему отчего-то совершенно не хотелось убивать — здесь, под ясным солнцем, под азартные крики публики, на дурацком состязании за королевский трон… Даже горротца не хотелось. Будь это где-нибудь на обочине грязной, мокрой дороги, под серым, набухшим дождевыми тучами небом…

Но и делать что-то пора. Противник все это время не дает возможности пустить ему «первую кровь». Значит, надо пожестче.

И Сварог стал драться совершенно по-другому — так, словно и он намеревался убить. Он заметил мелькнувшее в злых глазах удивление: противник и, в самом деле, решил, что за него взялись всерьез. И не должен видеть в этом ничего удивительного: не раз случалось, что на турнире, что на дуэли, когда один из бойцов осатанеет и, не думая абсолютно, что нарушает кодексы, пойдет на крайность…

Так, он поверил. Он стал обороняться так, что ясно уже: всерьез опасается смертельного удара. Подержим его в этом заблуждении еще немного, еще парочка выпадов «на смерть» — те, что он должен знать. Знает, оба отбил, это же классика… Но вряд ли у него за спиной ратагайская школа боя… проверим… нет, и гланских приемов не знает… и каталаунских… Не говоря уж о тех, которым учат наверху… Держи!

Сварог сделал пируэт по всем правилам — и, отбив эфесом вверх эфес чужого меча, с невероятной быстротой крутнув лезвие своего, загнал клинок тому в правую руку чуть повыше локтя, почти на ладонь.

Пальцы горротца моментально разжались, и меч упал в траву. Распорядитель, прямо-таки гопака танцевавший вокруг красного мелового круга, конечно, тут же закричал:

— Бой кончен, господа! Врача!

Ох ты ж, сволочь упрямая! Горротец, присев на корточки, попытался схватить меч левой (на что, согласно кодексу, имел полное право, драться здоровой левой не запрещено, другое дело, чтобы ты это умел, иначе зарежут, как барана) — но кровь плыла из сквозной раны густым потоком, противник побледнел, пошатнулся и по инерции завалился на левый бок, уже не предпринимая попыток встать. Только тогда распорядитель выхватил серебряный свисток — позвать лекарей.

И на этот раз схватки продолжались еще достаточно долго, чтобы Сварог успел отдохнуть и как следует восстановить дыхание, — горротец его не измотал, но оказался крепким орешком.

Жаль, что не достать сигарету из воздуха, чтобы не смущать собратьев по Турниру и зрителей. Вообще-то, на приличных турнирах для отдыха участников стоят скамейки, дуэлянтов поят прохладительным — но здесь, очевидно, были свои правила: преодолеть на пути к вожделенному королевскому трону как можно больше трудностей. Вообще-то правильно, если подумать, — не за золотой кубок из королевских рук махаловка идет и не за ленту с плеча прекрасной дамы: уж ради трона изволь выложиться по полной…

Когда в третий раз выкрикнули его номер, он уже уверенно направился в свой круг, как и полагалось победителю. Он шел вторым — а в круге уже стоял субъект, которого Сварог сразу узнал и досадливо поморщился: и этот туда же… Это был хозяин трактира «Якорь и осьминог» в одном из портов, где Сварог уже сиживал раза четыре, — вино там, вопреки ожиданиям, оказалось хорошее, да и тушенные в горшочках «морские гребешки» неплохи — как, впрочем, и многое другое. Как там его? Ах, да, Ласар. Несомненно, потомственный дворянин, иначе не допустили бы на турнир. И чего человеку не сиделось? Самая мирная профессия, две дочки на выданье, сынишка подрастает, процветает заведение, в армии никогда не служил, а вот поди ж ты, сунулся в эту опасную забаву, где можно и жизни лишиться — смотря на кого нарвешься, попадется какой-нибудь бретер-скотина в дурном настроении, наподобие Орка…

Сварог едва не фыркнул в голос — меч Ласар держал, как держат палку, когда хотят прогнать из огорода нахальную соседскую свинью. И таращился на Сварога с несказанной тревогой — ну конечно, ждал, какие прозвучат условия…

Вот уж кого Сварог не хотел обижать, так это веселого толстяка, с которым успел не раз поболтать о том о сем и выслушать кучу неизвестных ему анекдотов, в том числе и весьма пикантных. А потому он сказал спокойно:

— До первой крови.

И мог поклясться, что на лице трактирщика нешуточное облегчение. Заметил краем глаза, что распорядитель тоже готов ухмыльнуться — но в последний момент сделал лицо непроницаемым, как ему по обязанности и полагалось. Звонко выкрикнул:

— Господа, бой!

Ласар, полное впечатление, просто-напросто не знал, что ему делать. Он переступил с ноги на ногу, грозно нахмурил брови в тщетных попытках сделать румяную толстощекую физиономию суровой и грозной.

Неуверенно выбросил меч в сторону Сварога — едва ли не вытянул. Сварог, сохраняя на лице полнейшую серьезность, отбил клинок в сторону, черкнул острием по руке трактирщика повыше запястья. «Рана» получилась смешная: длиной в палец, едва кожу рассадило — но все правила были соблюдены. И распорядитель с явным облегчением — быть может, тоже завсегдатай кабачка — закричал:

— Бой кончен, господа! Врача!

Свистеть лекарей, впрочем, не спешил: прекрасно видел, что за «рана» — иная разъяренная кошка, а то и разъяренная дама с острыми ноготками распахает почище. Ласар просто-напросто извлек огромный клетчатый носовой платок, которого хватило бы, чтобы прикрыть три таких раны, посмотрел на Сварога не без благодарности и направился к той арке, в которую уходили — а кого и уносили — побежденные. Неторопливо шагая следом к месту для победителей (которых уже не осталось и двух десятков), Сварог подумал, что у толстяка Ласара были свои резоны рисковать. Чего не сделаешь для повышения репутации заведения? Штука в том, что каждый участник Турнира, и победитель, и проигравший по традиции получали памятный знак, и роскошный — золотой кружок чуть не с блюдце с выгравированной полукругом надписью «Королевский Турнир», мечом и короной. До самой смерти его можно было носить на груди на этакой розетке цветов национального флага, а после смерти он оставался потомкам вкупе с прочими регалиями, если имелись, — наглядное доказательство того, что его обладатель однажды дрался за королевскую корону (за подделку полагалось какое-то суровое наказание). (Естественно, из всех оставшихся в живых участников турнира знака такового не получал один-единственный — тот, кому и доставалась корона).

Ручаться можно, что дядюшка Ласар знак носить на груди не будет, а прикрепит над стойкой, начистив до немыслимого блеска. А может быть, и будет — но его изображение поместит на вывеску, переименовав заведение, скажем, в «Меч и корону». И уж болтовни ему хватит на всю оставшуюся жизнь. Кто такой Сварог, он понятия не имел. Сварог подумал: надо будет как-нибудь зайти и представиться, чтобы рассказы стали еще красочнее, — жалко, что ли, для хорошего человека, который в жизни вино водичкой не разбавлял, а если обсчитывал, то на сущие гроши.

Четвертым противником — подошедшим вторым — оказался лоранец. Что Сварог моментально определил по штанам из черного бархата, расшитым сложным узором из серебряной канители (в каждом королевстве была своя мода в одежде, так что опознать нетрудно).

Интересно, Лавиния его подослала или по собственной инициативе возмечтал в короли? Сварог ждал, упершись в противника тяжелым взглядом. Тот, хотя и бравый на вид — одни усищи чего стоят, — все же сразу видно, чувствовал себя неуверенно. Полное впечатление, что он прекрасно знал, кто такой Сварог, и отнюдь не пылал восторгом с ним схватиться.

Пауза, с точки зрения правил Турнира, неприлично затянулась. Справа и слева уже звенели клинки. И распорядитель поторопил недовольным тоном:

— Условия, благородный лаур!

Еще секунда — и лоранец выпалил как в воду бросился:

— До невозможности продолжать схватку!

Хотя на лице у него явственно читалось, что он предпочел бы «первую кровь». Точно, подосланный. И страшно, и отказаться нельзя — с Лавинией шутки плохи, терпеть не может, когда ее приказы не выполняются или выполняются скверно…

Первые выпады, лязг скрестившихся клинков — это лоранец заслонился от рубящего удара (которым Сварог просто-напросто хотел проверить, на что годится противник). Тот дрался не так уж плохо, это вам не дядюшка Ласар. Расслабляться не приходилось.

Слева послышался заливистый свисток — призывали лекаря. Ага, там стоял Орк — он и на сей раз наверняка не играл в гуманность и хотел закончить схватку побыстрее. Сварог, впрочем, тоже не испытывал ни малейшего желания красоваться перед публикой отточенными пируэтами и красивыми выпадами. Хотелось, чтобы побыстрее все кончилось, вот и все.

Ему в голову пришла отличная идея. Кто сказал, что этого усача в расшитых серебром портках непременно нужно протыкать так, чтобы он оказался не в состоянии продолжать бой? Турнирные правила допускают самые разнообразные приемы…

Противник попытался повернуть его лицом к солнцу — ну уж на этот прием не поймаешь, не дети малые… Сварог тщательно все прикинул, качнулся на расставленных ногах вправо-влево (чтобы противник не понял, с какой стороны ждать атаки) — и пустил в ход классическую каталаунскую «мельницу», малоизвестную за пределами Хребта. Каталаунские мастера меча считали ее одним из своих секретов, и, не будь Сварог добрым знакомым принца Элвара, мог в жизни не научиться…

Перед лицом лоранца крутилась блестящая сталь. Одно из достоинств «мельницы» — противник сплошь и рядом не в состоянии угадать, рубящий удар пойдет или колющий и с какой стороны. Порой меч описывает круг, порой свистит над самой макушкой.

Вот оно! Лоранец не выдержал незнакомой манеры атаки, сделал шаг назад. Приободрившись, Сварог наддал. Выиграл еще шаг, еще… Неизвестно, понял ли лоранец, что с ним собираются делать, но по лицу видно: помаленьку теряет бодрость духа и уверенность в себе. А ты не ходи в наш садик…

Сварог напирал и напирал, выписывая клинком затейливые вензеля, иногда делая вид, что хочет выбить меч, но в последний миг меняя направление удара…

И наконец добился своего: вытеснил лоранца за пределы красного мелового круга. Тут же раздался громкий крик распорядителя:

— Бой окончен, господа!

Сварог откровенно ухмыльнулся, опуская меч. «Невозможность продолжать бой» вовсе не означает, что противник непременно должен получить в организм пол-уарда железа. Она наступает еще и тогда, когда один из дуэлянтов вытеснит другого за пределы круга, — возвращаться уже нельзя, бой проигран. Либо достаточно трижды выбить у противника меч в пределах круга. Либо один раз — но так, чтобы меч улетел за пределы круга. В общем, неведомые составители турнирных правил особой жестокостью явно не отличались.

Прямо-таки испепелив Сварога ненавидящим взглядом, лоранец резко отвернулся и зашагал к арке для проигравших. Сварог усмехнулся ему вслед: королевская воля королевской волей, но надо же точно знать, когда рубишь дерево по себе…

И в пятый раз ему выпало идти в круг первым.

Тьфу ты! Доставшийся ему противник был еще моложе того, с которым Сварог дрался первым и отпустил душу на покаяние «малой кровью». Чуть ли не мальчишка, местный, по всему видно, едва усики пробились, на опытного фехтовальщик похож не больше, чем Сварог на кухарку. Царапнуть и отпустить восвояси. Жаль, что нельзя дать еще доброго пинка под пятую точку, чтобы не лез в серьезные игры взрослых мужиков…

— До невозможности продолжать бой!

Услышав такое, Сварог в первый миг даже опешил: настолько это бравое заявление, способное и привести к смерти, не совмещалось с мальчишеской физиономией сопляка. Ах, вот оно что. На плече у него красовался оранжево-синий бант — Цвета Прекрасной Дамы. Ну вот, кое-что проясняется: где-то на трибуне в восторженном ужасе замерла такая же соплюшка, которую юнец возмечтал сделать королевой, — но явно представления не имел, с кем связался. Однако начал кое-что соображать, поджилки наверняка трясутся, меч держит не то чтобы неумело, но и мастера в нем не чувствуется — откуда?

Юнец сделал выпад, во время которого Сварог мог его проткнуть в трех местах. Стало окончательно ясно, с кем на сей раз свел жребий. И что прикажете делать? Выбить меч, вытеснить из круга… и опозорить навсегда перед Прекрасной Соплюшкой. Положеньице…

Сварог не раздумывал долго: плавным неуловимым движением ушел влево и рубанул противника по мышце меж правым плечом и локтем. Получилась не царапина, но и не такая уж глубокая рана — и тем не менее пальцы у сопляка тут же разжались, меч упал в траву, незадачливый дуэлянт зажал рану левой рукой. Сквозь пальцы густо поползла кровь. Распорядитель (наверняка повидавший все на свете, что только связано с дуэлями) закричал:

— Невозможность продолжать бой!

И засвистел в свисток, призывая лекарей. Отчаянный юнец, бледнея на глазах, пошатнулся, со страхом глядя на кровоточащую руку. Опустив меч, Сварог шагнул вперед, чтобы поддержать сопляка, пока не ляпнулся в обморок при виде такого количества своей крови. Однако врачи опередили, шустро подбежали с носилками и понесли раненого прочь (один трусцой бежал рядом и на ходу бинтовал руку).

Сварог усмехнулся вслед. Пожалуй, все обернулось как нельзя лучше для неосмотрительного юнца. Здешние лекари неплохо умеют накладывать швы. Рана совершенно неопасная, примерно через месяц заживет. Зато в глазах своей симпатии сей юноша будет выглядеть полноправным участником серьезного поединка, получившим нешуточную рану, — поспорить можно, руку на перевязи он будет носить даже подольше, чем предпишут врачи, знаем этаких кичливых сопляков, сами такими же были… Интересно, как он ухитрился до Сварога пройти четыре поединка совершенно не поцарапанным? Жалели дурака, должно быть… Даже без «первой крови» обошлось…

Ну вот впереди шестой этап. Поединщиков осталось четверо — сам Сварог, герцог Орк, высокий лоранец средних лет, вероятнее всего, опытный бретер (такой у него вид) и…

Сварог видел ее лишь уголком глаза — вертеть головой, разглядывая соперников, не полагалось — но и этого хватило, чтобы рассмотреть как следует. Сердце странно защемило.

Она чем-то неуловимо походила на Мару — примерно тех же лет, синеглазая, рыжие волосы подстрижены в точности так же, есть что-то общее в посадке головы, осанке, в том, как держит меч. И правую ногу выставила так же, да вдобавок сапоги на ней излюбленного Марой фасона: светло-коричневые, с узорчатой аппликацией из черной кожи посередине голенища. Не двойник, никоим образом не двойник, просто чем-то неуловимо напоминает и все… Что за амазонка и откуда взялась? Ну мало ли на свете похожих людей…

В бочке оставалось лишь четыре бляшки — и младший герольд запустил туда руку по самое плечо, даже прижался ухом к бочке и громко выкрикнул номер Сварога.

Сварог направился в круг, ощущая странную смесь скуки с любопытством: кто на сей раз? Неплохо бы — Орк…

Нате вам! К нему шагала рыжая. Вошла в круг, остановилась, держа меч перед лицом в положении «подвысь» — и звонко выкрикнула:

— До невозможности продолжать бой!

Вот тут Сварог ощутил нешуточное удивление: еще одна самонадеянная дурочка вроде только что подраненного юнца? Или…

Или неизвестно кем подосланная Белая Лиса, с которой нужно держать ухо востро? А некоторое сходство с Марой ей, насколько могли, придали, чтобы Сварог малость дрогнул душой?

Что же, опасность подкралась с самой неожиданной стороны? Ее клинок взлетел. Ошибиться Сварог не мог — это был один из коронных ударов Мары, правда, он-то знал, как его отбивать, в отличие от многих. И отбил. Сам сделал парочку выпадов, проверяя ее на разный манер.

И очень быстро пришел к выводу, что первоначальные подозрения не подтверждаются. Какая, к черту, Белая Лиса… Конечно, кто-то учил ее владеть мечом (а научить этому удару могла только Мара), но учили недолго, какое там мастерство… Схватка длилась минуты две, и Сварог уже понял, что столкнулся с крайне слабым противником, вроде того юнца. Никак не походило, что она притворялась неумехой, чтобы потом, в самый неожиданный момент, нанести коварный удар. Она дралась скверно. Сварог уже раз десять мог проткнуть ее насквозь, не говоря уж о легких ранах. Как она только дотянула почти до финала?

Слева послышался свисток — ага, наверняка это Орк разделался со своим противником — другого исхода как-то и ждать не стоит. Ну, а что прикажете делать с этой? Заявленные ею условия никак не позволяют отпустить ее с простой царапиной. Но и рубануть ее, как того юнца, рука не поднимается — не будь она так похожа…

Она нападала отчаянно, но все так же неумело, так что Сварог большей частью уклонялся, лишь пару раз отбил клинок. Вот привязалась, как репей к собачьему хвосту… И ведь главное — ни тени испуга или неуверенности в глазах, только какая-то странная отрешенность, как у игрока, поставившего все на последнюю карту: либо придет груда золота, либо придется пускать пулю в лоб. Странноватая девушка, точно…

И все же пора было с ней что-то делать… Олух царя небесного, раньше надо было догадаться!

Вновь засверкала каталаунская «мельница», о которой девчонка, сразу видно, и понятия не имела. Шажок за шажком она поневоле отступала перед мелькающей у самого лица сталью. Кинув быстрый взгляд под ноги, Сварог убедился, что рассчитал все правильно — и, сделав ложный выпад, заставив ее заслонить мечом лицо, защищаясь от неминуемого, казалось, удара в голову, крутанул мечом, подхватил крестовиной эфеса ее эфес, провел прием по всем правилам…

Она охнула от боли, когда удар крестовиной пришелся по запястью — и, как Сварог и рассчитывал, меч рыбкой выскользнул из ее руки, взлетел, вертясь, сверкая в солнечных лучах, упал за пределами красного мелового круга. Все по правилам. Не придерешься.

И тут же раздался крик распорядителя:

— Невозможность продолжать бой!

Кажется, на лице у него было хорошо скрытое облегчение — распорядители тоже люди…

Девушка взглянула на Сварога как-то странно — то ли с обидой, то ли с тоской. Молча повернулась и преувеличенно бодрой походкой направилась к арке для проигравших. Ну, а Сварог вернулся на прежнее место, где теперь бок о бок стояли только они с Орком. На трибунах воцарилась мертвая тишина. «Ну вот, — подумал Сварог, — присказки кончились, началась сказка, похоже, жутковатенькая. Тут уж пойдет всерьез…»

Его вдруг охватила нешуточная злость — немало счетов накопилось к этому субъекту. Если выпадет второй номер — никакой «первой крови». Впрочем, и Орк, оказавшись вторым, наверняка поступит точно так же — пора этот узел разрубить раз и навсегда…

Младший герольд вновь запустил руку в бочку по самое ухо, на сей раз возился еще дольше: там всего-то оставалось две бляшки. Уцепил одну наконец, бросил на нее беглый взгляд и выкрикнул номер Сварога. Сварог направился в круг, охваченный чем-то вроде охотничьего азарта, перемешанного со злостью: ну вот и сподобились встать лицом к лицу, теперь нужно отрешиться от всего, кроме двух клинков — своего и вражеского…

Орк встал перед ним, отсалютовал мечом по всем правилам и громко сказал:

— До первой крови.

Сварог даже не успел удивиться — раздалась команда распорядителя:

— Господа, бой!

Вот тут уже не было ни одного лишнего движения, ни одного неловкого выпада — сошлись волки. Сварог очень быстро понял по выпадам противника и его отбитым ударам, что Орк, и в самом деле, намерен соблюдать заявленные условия (а как же иначе, турнирные правила строги), — от чего, впрочем, было не легче. При любой паршивой царапине Сварог проигрывал так же надежно, как если бы получил меч в горло…

Но что интересно, что интересно… С определенного момента ему стало казаться, что герцог не то чтобы поддается, но дерется, честное слово, с некоторой ленцой. Ошибиться Сварог никак не мог, и это было не менее странно, чем желание Орка драться всего-то «до первой крови». Так, каталаунская «мельница» для него оказалась полной неожиданностью — как-то так вышло, что Орк всегда обходил стороной Каталаун, его там отчего-то крепко недолюбливают… «Взмах ястребиного крыла»… ну, против этого защиту Орк знает… а если «косой полет»…

Ага! Клинок Сварога насквозь пробил правую руку Орка пониже локтя, герцог выронил меч. Бодрый вопль распорядителя:

— Бой окончен, господа!

И пронзительная трель свистка. Орк отстранил подбежавших лекарей, сказал небрежно:

— Нет необходимости, господа, справлюсь сам… Поздравляю, лорд Сварог.

И направился к арке для проигравших, зажимая рукой рану и, несомненно, произнося для себя нужные лечебные заклинания, — уж для таких-то ран их имелось предостаточно. Сварог смотрел ему вслед чуточку ошеломленно: он готов был поклясться чем угодно, что герцог намеренно пропустил удар, хотя успевал закрыться. А вот это уже нешуточная загадка: этот человек ничего и никогда не делал зря. Значит, с самого начала хотел проиграть. Вот и гадай теперь, что все это означает — а за этим должно что-то стоять, никаких сомнений…

Распорядитель — само почтение — отступил на шаг и низко поклонился:

— Ваше величество, соблаговолите пройти к возвышению… Позвольте пока что ваш меч…

Там, куда он показывал, возвышался уардов на пять довольно изящно сработанный из темного лакированного дерева помост с фигурными перилами — и такими же была снабжена лесенка. Сварог неторопливо двинулся туда, не испытывая ровным счетом никаких особенных чувств: начинались скучные королевские будни. Обступившие помост герольды, все до одного, трубили в рога и фанфары, почти неслышные за криками повскакавшей на ноги толпы зрителей. Над амфитеатром взлетали, звонко лопаясь, синие и красные огни фейерверка — цветов государственного флага. Где-то слева надрывался оркестр, наигрывавший лихой марш. Одним словом, все было привычно и скучно — за эти годы случались церемонии и в сто раз пышнее, но ничего тут не поделаешь, есть масса обязанностей, которые король должен исполнять…

Он медленно поднялся на помост, где уже стоял Главный Герольд. Положил руки на перила и бездумно смотрел на вопившую толпу новоявленных подданных. Герольд поднял обе руки в пышных фасонных рукавах — и по амфитеатру стала волнами распространяться тишина. Когда воцарилось совершеннейшее молчание, герольд хорошо поставленным голосом закричал:

— Добрые подданные королевства Сегура и Дике! С радостью объявляю городу и миру, всем восьми сторонам света, что у нас отныне есть король! Король Сварог Барг, король королей!

Новые вопли ликования, над амфитеатром взлетели огни фейерверка. Герольд тихо сказал:

— Ваше величество, сейчас господа сановники проводят вас во дворец. Коронация состоится завтра, если вы не возражаете.

— Не возражаю, — сказал Сварог.

Из очередной арки показалась дюжина раззолоченных сановников, шагавших колонной по двое, тут же несли знамена и вексиллумы, надрывались фанфаристы. Одним словом, было шумно и весело — одному Сварогу как-то не особенно. По сути, он всего лишь выполнил докучливую обязанность — не выпустил осиротевшее королевство из-под своей власти.

Глядя на приближавшихся павлинов в приличествующих титулу коронах, бледно улыбнулся: больше половины были его людьми, прибывшими сюда с Харума, — и первый министр, и министр финансов, и еще несколько, расставленные по ключевым точкам в помощь Маре. Свои люди, одним словом.

На почтительном расстоянии от раззолоченного «политбюро» чинно двигалась толпа дворян попроще — все при золотых поясах и дворянских коронах, хотя наряды на иных были определенно дедовские.

Когда он спустился с помоста, неведомо откуда, как и полагается хорошему начальнику тайной полиции, возник советник Айкес, а вокруг Сварога бдительно сомкнулись телохранители — ну что же, необходимая предосторожность, когда у короля хватает врагов, а кольчуги на нем сейчас нет…

Процессия под гром оркестра направилась в сторону королевского дворца, приноравливаясь к шагу Сварога. Сварог думал о своем. Загадку Орка он не надеялся в скором времени разрешить, а вот вторую… Он поманил Айкеса и склонился к его уху:

— Вот что, советник… Нужно срочно выяснить, что это за рыжая девушка, с которой я дрался предпоследней… Та, у которой я выбил меч.

Советник чуть заметно пожал плечами:

— Ваше величество, здесь и не нужно ничего выяснять. Это — Айвика, графиня Оттоне. Заведует… то есть заведовала Кабинетом королевы. Я вам о ней сообщал в донесениях.

— Ах да… — сказал Сварог. — Только я отчего-то полагал, что это пожилая дама с тяжелым взглядом, коли уж она заведует и заграничной разведкой королевства…

— Нет, так получилось, что королева выбрала именно ее…

— Ну что же, — сказал Сварог. — Устройте мне с ней встречу сегодня же. Через пару часов, я чуточку отдохну…

— Будет исполнено, ваше величество.

Впереди показался королевский дворец, наполовину стоявший в лесах, — Мара так и не успела его отремонтировать полностью. Сварог подумал с горечью: сколько она не успела…

Глава II СЛОЖНОСТЕЙ ПРИБАВЛЯЕТСЯ

Министр двора перехватил Сварога на полпути к Малому королевскому кабинету — Сварог шагал туда уверенно и быстро, не впервые был в этом дворце. Собственно, «перехватил» — чересчур сильно сказано, министры в отношении своего короля таких действий не предпринимают. Но он стоял почти на дороге с непреклонным и упрямым видом человека, намеренного, кровь из носу, поговорить безотлагательно.

Сварог остановился посреди широкого пустого коридора с восстановленной уже мозаикой — ремонт начинали с королевских покоев. Стояла тишина, кроме них, в коридоре имелся только навытяжку стоявший уардах в десяти ливрейный лакей — точнее, переодетый тихарь (Сварог со своим не столь уж малым королевским стажем уже научился отличать тех от других по какой-то особой подобранности).

Вот с ним, как-то так сложилось, Сварог прежде практически не общался. В отличие от многих, кого он в свое время внедрил во дворец, министр был местный. Поскольку пост был не таким уж важным, чтобы непременно ставить на него своего, надежного человека. Это в больших королевствах министр двора, как правило, персона из влиятельных, а на крохотном Сегуре, где придворных чуть ли не по пальцам пересчитать можно,выполняет главным образом роль главного церемониймейстера и ни на что серьезное не влияет. Когда Мара короновалась, прежний министр двора, столь же дряхлый, как и покойный король, покинул наш мир — вот и назначили, не особенно ломая голову, его главного помощника, вот этого самого. Пока что справлялся, невелика премудрость — присматривать за лакеями и устраивать балы. Придворные интриги тут практически на нуле, из коронованных иностранных особ бывал в гостях один Сварог, так что на этой должности не переутомишься. В конце концов, если Мару он вполне устраивал…

— Итак? — спросил Сварог выжидательно.

Министр, оглянувшись на лакея, понизил голос почти до шепота:

— Ваше величество, я слышал, вы приказали снять печати с двери Малого королевского кабинета…

— По-моему, я имею на это право, хотя и не короновался еще, — сказал Сварог холодно.

— О, разумеется! Но я слышал еще, что вы намерены встретиться с графиней Оттоне…

Сварог вдруг понял, что этот благообразный тип с физиономией честнейшего человека ему не нравится. Категорически не нравится, и все тут. Причем причины понять трудно. Не интриган — потому что тут нет настоящих придворных интриг, в шпионстве не замечен, в тайных пороках тоже, по причине скудости сегурской казны (еще не успевшей прирасти доходами от Дике), казнокрадствует так микроскопически, что его коллеги из крупных королевств умерли бы со смеху. Послужной список безупречный, ни в чем предосудительном не замечен — а вот поди ж ты, не нравится отчего-то…

— Намерен, — сказал Сварог. — Уже через квадранс. А что, и в этом есть нечто?..

— Ваше величество, как верный слуга престола хотел бы предупредить: этой особы следует опасаться во дворце более, чем кого-либо…

«Ну вот, — подумал Сварог. — Рано радовался. Короноваться еще не успел, а уже интриги начались…»

— И чем же она так опасна? — спросил он небрежно.

Министр двора буквально зашептал:

— Ваше величество, начнем с того, что это лоранская шпионка вкравшаяся в доверие к покойной королеве.

— А доказательства? — спросил Сварог.

— Дворцовая стража так и осталась в моем подчинении при новом царствовании. И продолжала прилежно исполнять свои обязанности. Мои люди три недели назад взяли приплывшего к ней связного из Лорана, он давно признался и выдал шифрованное письмо… Речь идет не более, не менее, о покушении на королеву… покойную королеву и перевороте. Я передал все материалы начальнику тайной полиции, но королеву он ознакомить с ними не успел ввиду известных печальных событий… Вам ничего не стоит их запросить. Кроме того… Вы ведь знаете, что она, заведуя Кабинетом королевы, занималась и заграничной разведкой?

— Конечно, — сказал Сварог.

— Королевство у нас маленькое, агентуры на континенте немного… но кое-какое количество есть. Мои люди получили сведения, что с помощью этих агентов графиня наладила устойчивый поток контрабанды — беспошлинные дорогие ткани и кружева, золотая иностранная монета, даже курительная дурь. Мои люди уже вычислили два портовых кабачка, которые служат перевалочными пунктами… не исключено, что есть и другие. Насчет этого тоже собрано достаточно материалов, есть двое арестованных, которые дают показания…

А ведь он не врал… Нравился он Сварогу или нет, но он не врал, все так и обстояло, как он рассказывал…

— Все бумаги по контрабанде я тоже передал советнику Айкесу. Скорее всего, он просто-напросто не успел вас с ними ознакомить, вы ведь еще не занимались всерьез государственными делами, верно?

— Просто-напросто не успел пока, — сказал Сварог.

— Вот видите… Имеет ли смысл с ней встречаться вообще? Не проще ли арестовать сразу?

«А выглядит так молодо и невинно, — подумал Сварог. — Олицетворение романтичной юности — не будь у нее романтических склонностей, не стала бы устраивать такое на Турнире…»

И все же, все же… Министр двора говорил правду, но что-то здесь было не так. Сварог давно привык доверять своей интуиции. Иногда важна не только правда, но и личность того, кто ее приносит. А здесь что-то было не так…

— Мне доложили, она уже во дворце, — сказал министр двора. — Если прикажете, мои люди ее арестуют, прежде чем она доберется до Малого кабинета. Или вам будет угодно поручить это людям советника Айкеса?

— Мне будет угодно все же сначала с ней поговорить, — сказал Сварог непререкаемым тоном. — Вообще-то… Передайте советнику, чтобы прислал в приемную парочку своих людей. Исполняйте.

Министр двора низко поклонился и удалился прямо-таки трусцой. Показалось Сварогу или на лице у него и впрямь мелькнуло злобное торжество?

Когда он вошел в приемную Малого кабинета, секретарь уже был на месте — опять-таки из своих, из латеранского дворцового ведомства. Небрежно кивнув в ответ на низкий поклон, Сварог сказал:

— Как только появится графиня Оттоне, пригласите ее ко мне.

И, не дожидаясь ответа, прошел в кабинет. На душе стояла прежняя устоявшаяся горечь, не отпускавшая все время пребывания на Сегуре: в этом кабинете он бывал часто, знал его, как любой из своих, но впервые уселся по ту сторону стола, в кресло Мары, а не в свое обычное.

Изящный стол с золочеными углами, два шкафа для бумаг, секретер с запасом хорошего спиртного, глобус в углу, стилизованный под старинный. Большие стереофотографии на стене. На одной — Яна в зеленом охотничьем костюме и кожаной каталане, у ее ног уткнулся рылом в землю истыканный стрелами, как подушечка для булавок, громадный секач. На другой — он сам, улыбаясь, опершись локтями на вычурные перила, стоит на одной из галерей Латеранского дворца, и на груди у него один-единственный орден, «Звезда Двух Островов» (Сварог машинально подумал, что теперь придется снять и сегурские ордена).

Справа, на огромном ковре, внушительная коллекция мечей и кинжалов, современных, как на подбор (страстью к антикварному оружию Мара как-то не страдала). Слева, в углу — резная дверь, ведущая в небольшую спаленку, с которой связано много приятных воспоминаний. Все на месте, все по-прежнему — вот только Мары нет и никогда уже не будет…

Он сидел, бездумно уставясь в стену. В голову пришла неожиданная мысль: если есть Соседняя Страница, где они с Яной погибли, быть может, найдется и другая, где Странная Компания жива и здорова, потому что все обошлось как-то иначе? Хотелось бы так думать. Однако, даже если и так, это уже не его Странная Компания, а того Сварога, и никого из них он, наверное, никогда не увидит… А и увидел бы, что толку?

Бесшумно вошел секретарь, прикрыл за собой дверь и доложил:

— Графиня Оттоне в приемной, — и, значительно понизив голос: — пришли и двое помощников советника Айкеса.

— Вот они пусть пока подождут, — сказал Сварог. — А графиню просите…

Она вошла, уже ничем не похожая на растрепанную амазонку с Турнира — рыжие волосы аккуратно причесаны так, как любила причесываться Мара, вишневое модное платье, довольно скромное рубиновое ожерелье на шее (плохо у откровенно бедного здешнего дворянства с фамильными драгоценностями).

— Садитесь, графиня, — сказал Сварог. Подумал мимоходом, что под таким легким платьем серьезного оружия спрятать невозможно, это удалось бы только настоящей Маре, а не девице, явно стремившейся подражать ее облику. Впрочем, нет пока что никаких оснований для тревоги — не этой соплюшке его взять. Да и слова, в конце концов, всего лишь слова…

— Ну что же, — сказал Сварог, — поскольку я теперь здешний король, а вы — здешняя придворная дама, пользовавшаяся, насколько мне известно, большим доверием королевы, думаю, нам пора познакомиться поближе? В хорошем смысле слова, понятно. Итак, Айвика, графиня Оттоне… Фрейлина императрицы…

— Бывшая, — сказала она каким-то тусклым голосом, не сводя глаз с мысков своих туфелек. — Королевы ведь больше нет…

— Да, вот тут ничем не могу вам помочь, — сказал Сварог. — Здесь я не женат. Впрочем… Фрейлинами моей супруги, хелльстадской королевы, становились и иностранки, — он усмехнулся. — Честно говоря, одни иностранки, потому что собственных дворян у меня в Хелльстаде нет. Это я с точки зрения юридического крючкотворства…

Он улыбался, говорил весело, плавно — хотел ее разговорить. Но она так и сидела этакой Снегурочкой, как скромная школьница в классе, не поднимая взгляда от туфелек. Что-то не налаживается контакт…

— Остается еще Кабинет королевы, — сказал Сварог. — Королевы больше нет, есть король, но кто сказал, что я собираюсь лишать вас должности?

Она впервые вскинула глаза:

— Вы готовы меня оставить?

— Если вы устраивали Мару, почему вы не должны устраивать меня? — пожал плечами Сварог. — Отзывы о вас самые благоприятные, — он усмехнулся, — правда, я полагал, что вы — этакая пожилая дама с суровым взглядом строгой учительницы. Как-никак Кабинет императрицы и заграничная разведка…

— Ну а я — вот такая, — сказала Айвика с некоторым вызовом, уже не опуская глаз. — Как-то так получилось, что мы с вами ни разу не встречались, хотя вы бывали здесь часто…

— Отзывы о вас самые благоприятные… — повторил Сварог (имея, в виду, конечно, не министра двора, а Мару). — Работы у вас, конечно, прибавится — теперь у нас еще и Дике… Давайте сразу внесем ясность. Вы очаровательны, но ухаживать за вами я не собираюсь. Правда, есть другая проблема, и, по-моему, серьезная. Кстати, как мне к вам обращаться? По титулу или по имени?

— Как хотите.

— С вашего позволения, по имени, — сказал Сварог. — У вас красивое имя, на континенте редко встречается… Так вот, Айвика, у меня есть давняя и устойчивая привычка: я не люблю, чтобы со мной работали люди, в которых я что-то не понимаю. А в вас мне кое-что откровенно непонятно. Мне, например, решительно непонятно ваше поведение на Турнире. С мечом вы обращаетесь из рук вон плохо… хотя, как я убедился, королева вам и показала парочку неплохих приемов, это не меняет дела, фехтовальщица вы никудышная. Почему же вы, когда нас свел жребий, выдвинули столь жесткие условия? «До невозможности продолжать бой»? Вы же не могли не знать, что мечом я владею не в пример лучше вас…

Айвика, все так же дерзко глядя ему в глаза, ответила:

— Я такие условия предлагала не только вам. Трое моих противников оказались вторыми, все были сегурцы и предложили «первую кровь» — так что поневоле пришлось их поцарапать. Второй я была у какого-то горротца и герцога Орка. Им я предложила те же самые условия. — Синие глаза потемнели от гнева. — Только они даже не стали драться. Они попросту выбили у меня меч, как потом вы…

— А что же вы еще хотели? — усмехнулся Сварог. — Не знаю, что там за горротец, но он явно не подонок из тех, кто способен проткнуть мечом едва научившуюся держать его девчонку. Да и Орк… Скажу откровенно, терпеть его не могу, и грязных дел за ним знаю предостаточно, но и он на такое ни за что не пошел бы. Ну, наконец, и я не людоед. Есть одна-единственная женщина, которую я непременно убью, если встречу, но это, безусловно, не вы…

— А кто она? — тихо спросила Айвика.

— Да так, — сказал Сварог. — Черная колдунья. Мерзавка первостатейная, такие по земле ходить не должны… Ну так что же? Почему вы так себя вели? Не могли не понимать, что народ на свете живет разный. Мог попасться и такой, кто без колебаний всерьез проткнул бы вас мечом, благо все было бы по закону. Тогда? Так себя ведут либо сумасшедшие, либо самоубийцы. Ни одна живая душа о вас не отзывается как о сумасшедшей. Остается… Айвика, — сказал он насколько мог убедительнее, — вы не на допросе в полиции, вы вовсе не обязаны мне отвечать. Можете гордо встать и преспокойно уйти. Слово чести, это не повлечет для вас ровным счетом никаких неприятных последствий… хотя, конечно, оставить вас в прежней должности я не смогу. Ну поймите вы, не могу я работать с людьми, которых не понимаю. Это старая, въевшаяся привычка… На моем месте вы, скорее всего, вели бы себя точно так же.

— Я понимаю, — тихо сказала она.

И с места не сдвинулась.

— Выпьете что-нибудь? — предложил Сварог.

Без особой заминки она ответила:

— Бокал вина, если можно.

— Ну, разумеется, — сказал Сварог. — Присаживайтесь к столу, я помогу переставить кресло. Вот так.

Он уверенно открыл секретер, выбрал из тамошнего великолепия бутылку «Русалочьих слез», достал два бокала, пару тарелочек со сладостями. По его глубокому убеждению, ничто так не сближало людей, как посиделки за бутылочкой чего-то доброго.

Айвика, не жеманясь, отпила половину бокала, закусила крохотным марципаном. Как бы то ни было уходить она не собиралась, а это внушало Сварогу определенные надежды.

— Так что же? — мягко спросил Сварог. — Может быть, здесь какие-то личные проблемы? Неудачная любовь? Если так, не буду настаивать, свои личные тайны держите при себе. Но у меня остается устойчивое впечатление, что вы таким образом пытались совершить самоубийство — а вдруг получится? В конце концов, примеры бывали, я читал в одной старой книге о дуэлях…

Айвика допила бокал и спокойно сказала, глядя ему в глаза:

— Угадали. Правда, никакой несчастной любви нет. Но я хотела, чтобы меня убили.

— Почему? — настойчиво спросил Сварог. — Почему вдруг молодая, очаровательная девушка, занимающая неплохое положение при дворе, вдруг возжелала, чтобы ее убили? Не самое разумное желание, сдается мне…

— Вы можете не поверить…

— Вы были с королевой в достаточно близких отношениях? Пусть и не подруги…

— Пожалуй.

— Она вам что-нибудь рассказывала обо мне?

— Немножко.

— Ага, — сказал Сварог. — И явно не рассказала одной весьма существенной вещи: я безошибочно могу определить, когда мне говорят правду, а когда врут. Так что вопрос «верить-не верить» не стоит совершенно. Понимаете? И поэтому не обижайтесь на пару прямых вопросов. Вы когда-нибудь работали на какую-нибудь иностранную разведку?

— Никогда.

— Вы когда-нибудь занимались контрабандой?

— Никогда.

— Вы были любовницей министра двора?

— Да.

— А вот теперь врете, — сказал Сварог. — Это я вас так проверяю.

Она бледно улыбнулась:

— Я вас тоже…

— Я так и понял, — сказал Сварог.

— Значит, иностранная разведка и контрабанда… — задумчиво произнесла Айвика. — Ну да, это они мне намерены пришить…

— Давайте-ка с самого начала, — сказал Сварог. — Так оно проще и выгоднее.

— Ну, если с начала… Вы ведь знаете, как у нас обстоит с дворянством? Подлинно дворянский образ жизни ведет кучка людей — из тех, что сохранили свои поместья и состояние на Сегуре. А вот подавляющее большинство…

— Прекрасно знаю, — сказал Сварог. — А остальные добывают средства к жизни самыми разными способами, вплоть до тех, что в других королевствах служат уделом самых низших гильдий. Такая уж у вас уникальная страна, все к этому давно привыкли… Настолько, что перестали удивляться и критиковать. Дворяне-трактирщики, дворяне-булочники, даже, я слышал, дворяне-кучеры.

— Вот именно, — столь же бледно улыбнулась Айвика. — Поместья нашей фамилии давно уже на дне морском. Правда, нашему семейству повезло, не пришлось опускаться до булочников и кучеров. В свое время сохранились кое-какие деньги в банке Сегулы, парочка домов… Одним словом, графы Оттоне стали потомственными галантерейщиками. Сейчас у нас три галантерейных лавки для не самых бедных покупателей. Так что не нищенствуем… правда, и не роскошествуем. Зажиточные галантерейщики… Теперь представляете мое будущее, ваше величество? Хозяйка одной из этих лавок и не более того. Ко мне сваталась парочка женихов, но примерно того же уровня… Уныло, правда?

— Пожалуй, — сказал Сварог.

— И тут на Сегуре появляется новая королева… Я тогда работала приказчицей в одной из отцовских лавок… старшей приказчицей, — иронически добавила она. — С перспективой лет через пять стать управляющей лавкой. Великолепная перспектива, правда? Однажды к нам приехала королева — посмотреть кружева для нового бального платья. Кое-что купила, потом заезжала еще пару раз. Знаете, в ней совсем не было чванства, спеси…

— Знаю, — тихо сказал Сварог, наливая себе еще. И, увидев многозначительный взгляд Айвики, наполнил и ее бокал.

— Мы еще в первый раз разговорились. И во второй. Потом она пригласила меня на бал. Знаете, у нас до сих пор приглашают на королевские балы членов старинных фамилий, чем бы они сейчас ни занимались. Старые традиции, уникальная страна, как вы подметили… Не сочтите за хвастовство, но у меня в свое время обнаружились способности к торговле — не зря отец сделал главной приказчицей самой большой лавки меня, а не старших сестер или тетушек. И вышло так, что я однажды дала королеве очень дельный совет насчет торговых пошлин — она тогда как раз начала заниматься хозяйством. Потом еще парочку. Потом еще, но уже на другую тему — об иностранных шпионах. У меня дядя много лет работал в морской контрразведке и много интересного рассказывал. Наши разведчики хотя и крохотные по сравнению с харумскими, но работать умеют. Одним словом, кончилось все тем, что месяца через три королева мне предложила возглавить ее Кабинет. Его прежний глава был такой же дряхлый, как король, и пережил его буквально на месяц. Мне, конечно, было страшновато — а вдруг завалю дело, — но королевство у нас все же крохотное. Вот… И дело как-то незаметно наладилось, и с заграничной разведкой тоже. Я просто-напросто позвала на службу кое-кого из дядиных сослуживцев, они очень помогли.

«Ага, — подумал Сварог без всякого раздражения. — Так это наверняка твои люди, красавица, прилежно донесли Маре, что произошло на том маскараде меж мной и Яной. Некому больше. Ну что поделать, служба такая…»

— И вдруг все рухнуло, — сказала Айвика печально. — Королева погибла… ваше величество… Это ведь все вранье — насчет маневров и самолета? Когда королева улетала, она ни словечком не упомянула ни про какие маневры, держалась совершенно иначе — намекнула, что ей предстояло какое-то серьезнейшее дело. Хотя о подробностях словечком не обмолвилась. Я потом проверяла — не было в то время в Каталауне никаких маневров, ни гвардейских, ни других…

«Умница, — подумал Сварог. — История с самолетом была чистейшей воды импровизацией, устроенной в сжатые сроки. И никаких маневров, в самом деле, не было, так, мелкие перемещения войск, отнюдь не гвардейских, вызванных какими-то насущными нуждами».

Он ничего не сказал. Просто пожал плечами и посмотрел на девушку этаким грустно-философским взглядом.

— Я все поняла, ваше величество, — сказала Айвика, уже чувствовавшая себя гораздо свободнее. — Мне этого знать не полагается. Значит, не полагается. Я только хочу верить, что королева погибла достойно — все, что я о ней знаю… Ох, ваше величество…

— Что такое? — спросил Сварог почти грубо.

— У вас лицо стало больное, уж простите на дерзком слове…

Не походи она так на Мару, Сварог бы промолчал. Но вот не выдержал. Наполнил бокалы, осушил свой и сказал медленно:

— Все погибли достойно, Айвика. А я жив только потому, что дурацкого везенья оказалось больше, чем у других…

Дело даже не в том, что она походила на Мару (между прочим, не такое уж и большое сходство), просто было в ней что-то такое… Он сам не мог определить словами.

— Все, — сказал он. — И не будем больше об этом. Продолжим о тебе — тем более, мне кажется, начинается самое интересное… По-моему, ты умница с сильным характером. Это не комплимент. Просто толковому королю положено разбираться в людях. У вас были прекрасные отношения с королевой…

— Я ею восхищалась, если честно. О ней ведь все столько знают…

Сварог сказал:

— И все равно ты не глупенькая сентиментальная девчонка. Именно такая рвалась бы покончить с собой после смерти королевы. А ты совсем не такая. Должно быть что-то еще. Вряд ли твоя придворная карьера рухнула бы бесповоротно. Умная девушка, занимаешься в том числе и разведкой, должна прекрасно разбираться в ситуации на Таларе. В любом случае, не стань я здешним королем, им непременно стал бы мой человек. Я ни за что не выпустил бы из-под своего влияния Сегур и Дике. И непременно оставил бы на прежних местах всех, кого ценила… Мара. Неужели не просчитывала такие варианты?

— Сложность совершенно не в этом, — серьезно сказала Айвика. — Какая там карьера… Я не была уверена, что останусь жива. Они меня зажали в угол и в выражениях уже не стеснялись…

— Подробнее, — сказал Сварог.

— Месяц назад мои люди обнаружили контрабанду, идущую через порт Найент.

— Это где?

— Лигах в ста от Сегулы. Самый маленький и тихий из наших портов — подозреваю, поэтому его и выбрали… К тому времени, когда мы это обнаружили, поток контрабанды шел приблизительно полгода. Накрывать его не стали, начали следить… Чтобы вскрыть всю цепочку. И вскрыли. Выдернули кое-кого, так, чтобы не возбудить подозрений у остальных, разговорили, потом взяли еще парочку… Картина получалась такая: контрабанда идет из Ронеро, через Джетарам, на кораблях компании «Бадеш и сыновья». Один из крупных таможенных чинов в Найенте — в доле. А здесь, в Сегуле, всем заправляют помощник бургомистра столицы и главы крупного торгового дома «Тене Дитрич». Сам Дитрич умер лет двадцать назад, компанией владеют два племянника. Именно через лавки и магазины «Тене Дитрич» товар распространяется совершенно легально и имеет большой спрос…

— А что за товар?

— Товар — одна сплошная странность и непонятность. Это насквозь неправильная контрабанда. Такой просто не должно быть, но ею занимаются со всем усердием очень солидные люди, — она глянула чуть смущенно. — Вообще-то, когда я к вам ехала, нужно было купить образцы, ими ведь свободно торгуют в дюжине городских лавок, но я волновалась… — она показала на тот шкаф для бумаг, что стоял справа. — Вообще-то там лежат и мой доклад королеве, и образцы, но… Левый шкаф — самый обыкновенный для маловажных бумаг, он даже на ключ не запирается. А вот правый… Он только выглядит хрупким, обычным шкафом, а на самом деде это неприступный сейф…

— Кому как… — проворчал Сварог, вставая и направляясь к сейфу, для которого он, можно сказать, был своим человеком — иногда доставал оттуда серьезные бумаги и работал с ними здесь в отсутствие Мары, иногда сам привозил что-то. Тот же принцип, что в его латеранских сейфах: несокрушимое силовое поле, но здесь замок настроен не только на Мару, но и на него.

Он заглянул в круглый глазок — сканер сетчатки глаза, замаскированный под простое украшение, круглый шлифованный сердолик в серебряной оправе, приложил большой палец к нужному месту. Легонько потянул на себя дверцу, и она без труда открылась.

Внутри, на полках, аккуратными рядами стояли картонные футляры, в которых хранятся деловые бумаги. А на третьей снизу полке, справа, лежала небольшая стопка (три — машинально сосчитал Сварог — каких-то странных диска).

— Посмотрите, Айвика…

Она подошла, взглянула из-за его плеча:

— Ну да, это они. А вон в том футляре — мой доклад.

— Ну, доклад мы оставим на потом, времени, думаю, достаточно…

— Если меня не арестуют раньше, — с вымученной улыбкой сказала Айвика, возвращаясь вслед за ним к столу. — А к тому, боюсь, идет. Сразу за мной в приемную вошли двое субъектов с характерными физиономиями, преспокойно расположились у входа, и секретарь им не задал ни одного вопроса, словно заранее знал, кто они такие…

— Бросьте, — сказал Сварог. — Вас могут арестовать только в том случае, если приказ отдам я. А я что-то не вижу оснований его отдавать… Давайте посмотрим.

Он взял один диск, взвесил на руке, поковырял ногтем, постучал по нему стилосом. Это определенно был камень, только совершенно незнакомый: разводами напоминал малахит, но цвета был другого: приятного для глаза янтарно-золотистого. Хорошо отшлифованный с обеих сторон диск размером с блюдце и толщиной в полмизинца. На одной стороне довольно искусно выгравирован какой-то красивый замок. На другом — идущий под всеми парусами корабль, на третьем — обнаженная женщина во вполне пристойной позе. Наверху каждого диска просверлено аккуратное отверстие, куда вполне пройдет средних размеров гвоздь.

— Значит, это и есть ваша контрабанда? А что это, собственно такое?

— Настенное украшение, — сказала Айвика. — Видите, дырочка для гвоздика?

Чуть подумав, Сварог взял диск с обнаженной женщиной, подошел к стене и приложил его к обоям из тисненой кожи на уровне глаз. Пожал плечами:

— Я бы сказал, красиво. Сам бы повесил у себя в кабинете…

— Именно этот? — глядя с лукавинкой, спросила Айвика.

— А что? — пожал плечами Сварог, вернувшись к столу. — Никаких непристойностей, скорее же в некоем классическом стиле… Ладно, о прекрасном мы поговорим потом. Значит, именно эти штуки привозят контрабандой, но открыто продают в дюжине лавок, где они пользуются большим спросом… А что с ними не так?

— Цена. — сказала Айвика. — Если учитывать все взятки, расходы в несколько раз превосходят выручку. Знаете, я в отцовской лавке не за прилавком стояла — четыре года возилась с торговыми книгами. Многое изучила: что такое себестоимость, окупаемость, накладные расходы, торговые надбавки с учетом пошлин для иностранных товаров… И еще многое. Кто же знал, что судьба так резко повернется, отец увидел у меня способности и хотел сделать толковую управляющую… Точных расчетов пока сделать не удалось, только приблизительные, но и по ним выходит: затраты на контрабандную доставку и оформление фальшивых бумаг примерно впятеро превосходят выручку. Это странно?

— Это очень странно, — серьезно сказал Сварог. — Что-то я не припомню купцов, торговавших бы таким манером… И почем их продают?

— А вы разбираетесь в ценах на всякие мелочи? Короли обычно никогда ни за что не платят, за них это всегда делает казначей.

— Ну, я не всегда был королем, — сказал Сварог. — Было время, жил в Равене самым обычным человеком, так что за все платил сам (он не стал рассказывать, как они с Яной переодетыми путешествовали по Талару и за все опять-таки платил он, к чему лишние да и чисто личные подробности?) Лучше всего я разбираюсь в ронерских деньгах и ценах, именно там бывал чаще всего…

— Цена везде неизменная — один серебряный сестерций.

Что ж, было чему удивиться, было в чем узреть странное… Сварог быстренько припомнил то, с чем, что греха таить, сталкивался чаще всего: цены в кабаках, тавернах и тому подобных заведениях.

— Не знаю, как на Сегуре, — сказал он. — Но в Равене один серебряный сестерций, монетка, в общем, мелкая — это кувшин не самого лучшего пива, пусть не в низкопробном, но дешевом кабаке для народа попроще…

— У нас примерно так же, — она улыбнулась. — Я не хожу по кабакам, но расспросила своих сыщиков. Они тоже в первую очередь сопоставили цену с ценой на пиво… Пресловутая мужская логика, надо полагать, везде одинакова…

Сварог внимательно рассматривал диск — тот, что с кораблем. Отличная шлифовка, довольно искусная гравировка — ручная работа, естественно, на Таларе пока что нет механизмов, способных производить такие вот штуки машинным способом на конвейере.

— Я, конечно, плохо разбираюсь в искусстве, — сказал он. — Но мне одно время пришлось жить в одном интересном местечке, где обитает самый разный творческий народ. Кое-чего насмотрелся и наслушался… Такое впечатление, что за работу хороший мастер возьмет даже побольше сестерция…

— Вот именно, — сказала Айвика. — У нас есть камнерезных дел мастера, немного, но есть. Я с двумя говорила. Они были в недоумении. И порознь сказали одно: и тот, и другой за такую работу взял бы не меньше четырех-пяти серебряных сестерциев. А если довелось бы продавать, продавали бы не меньше чем по десять.

— Значит, вот такие филантропы эти ваши племянники Дитрич, — сквозь зубы сказал Сварог. — Продают товар в несколько раз дешевле, чем он им обошелся. Да вдобавок ввозят его контрабандой. Кстати, а на легальный ввоз таких штук есть какие-нибудь запреты?

— Никаких, — сказала Айвика. — Обыкновенное дешевое украшение. И ввозная пошлина была бы небольшая. Но они почему-то действуют именно так: ввозят контрабандой, платят большие взятки и таможенникам, и тем, кто им подделывает бумаги, согласно которым товар происходит из одного из Вольных Маноров. Я даже с дядей советовалась. Он лет десять как на пенсионе, ему уже далеко за семьдесят, но ясность ума сохранил. А уж о контрабанде знает решительно все. Он в совершеннейшем недоумении. Такой контрабанды, себе в убыток, просто не должно быть. Контрабанда испокон веков служит для того, чтобы получить прибыль. И речь не обязательно о чем-то запрещенном законом вроде курительной дури: самые что ни на есть законные товары ввозят контрабандой, чтобы избежать уплаты пошлин…

— Лично у меня пока что одно-единственное объяснение, — сказал Сварог. — Вместе с этими безобидными штуками ввозят что-то гораздо менее безобидное. Ту же Дурь.

— Дядя сначала сказал то же самое. А потом подумал и заверил, что на это никак не похоже. Когда что-то весьма небезобидное прячут среди безобидного, безобидное всегда ввозят открыто. А здесь контрабандой ввозят одно безобидное. Не знаю, как было раньше, но за последний месяц, когда мы этим занялись, нашли возможность тайком проверять содержимое ящиков. Их из порта, не вскрывая, везут прямо на склад Дитричей — вот мы и подцепили человечка, одного из тех, кто ящики вскрывает как раз на складе. Он клянется и божится: всегда были только эти каменные штуки и ничего другого… Потом выправляют бумаги, по которым камни прибыли из Вольных Маноров, выставляют в продажу вполне открыто.

— И еще одного я не пойму, — сказал Сварог. — Что им мешает заранее выправить фальшивые бумаги и ввозить товар открыто? Так было бы гораздо дешевле, чем платить таможенникам гораздо больше обычной мелкой мзды…

— У меня тоже никто не понимает, — призналась Айвика. — Фантасмагория какая-то…

— Вот такие фантасмагории мне страшно не нравятся, — сквозь зубы сказал Сварог. — Потому что за ними сплошь и рядом скрывается такое, отчего у многих прибавляется седых волос, а то и трупы случаются — из тех, что кончают с собой семнадцатью ударами ножа… Ну ладно. Гадать тут бессмысленно, нужна глубокая разработка. Кстати, что это за камень?

Айвика пожала плечами:

— Наши камнерезы такого не знают… Правда, честно признаются, что не знают всего на свете…

— Ну ладно, — сказал Сварог. — С камнями и племянниками закончили. Теперь давайте о вас. Как получилось, что вы всерьез ждете ареста?

— Они как-то узнали, — сказала Айвика, — о нашей работе во всех деталях. Объяснение одно: кто-то из моей службы предал: подкупили, запугали, еще что-то… За три дня до отъезда королевы я решила передать ей дело и образцы, чтобы она дала санкцию взяться за всю цепочку. Поручила своим людям привести в порядок все бумаги, оформить, как полагается, упаковать камни… На другой же день меня пригласил на обед тот самый помощник бургомистра. И меж переменами блюд спокойно, даже весело открыл карты. Сказал: они все знают о моем расследовании. И привел такие подробности, что сомнений не осталось: знают. Все. Потом предложил забыть о расследовании и передать ему все бумаги. Камни отдавать не обязательно: сами по себе они не улика. За это он мне обещал тридцать тысяч ауреев золотом.

Сварог покачал головой:

— Ничего себе взяточка… Лишний раз убеждает: здесь что-то крайне серьезное… Если по правде: колебаний не было — взять, не взять?

Айвика надменно вздернула подбородок:

— Ни малейших. (Не врет, отметил Сварог). Я просто-напросто сказала, что подумаю до вечера, а сама, едва закончили обед, отнесла все королеве. Она очень заинтересовалась, сказала, что непременно этим займется, но — чуть погодя. Что сейчас у нее на плечах крайне серьезное дело, важнее которого в данный момент ничего нет. Ну, а потом она улетела… и уже не вернулась. Настало безвременье. Вечером того дня, когда мы получили «Гвардейский вестник», ко мне приехал помощник бургомистра и стал выспрашивать, где бумаги. Я сказала, что не знаю, что королева, скорее всего, отправила их вам. Простите, что я вас впутала, но вы им явно не по зубам…

— Да уж, надо полагать, — сказал Сварог с недоброй улыбкой.

— Он сказал, что я вру. Что бумаги где-то во дворце. Потребовал, чтобы я сказала, где. Уж не в том самом ли несокрушимом сейфе королевы, о котором ходит столько россказней? Я твердила, что не знаю. Он настаивал…

«Интересно, на что этот урод рассчитывал? — подумал Сварог. — Силовое поле ему никак не по зубам. Впрочем… Есть другой метод. Уязвимое место сейфа в том, что силовое поле не весит ничего. Так что особый шкаф по весу не превосходит обыкновенные. В конце концов, чтобы избавиться от компромата не обязательно нейтрализовать поле. Имея в сообщниках министра двора, не особенно и трудно под благовидным предлогом просто-напросто унести шкаф из дворца. Вывезти на корабле подальше в море и утопить где-нибудь на глубине. Поди поищи потом… Люди советника Айкеса могли и не уследить — против них тоже можно придумать какой-нибудь хитрый финт…»

— В конце концов, он дал на размышление сутки. И сказал, что выбор у меня невелик. Либо я все же беру те тридцать тысяч и обо всем забываю, либо ваша тайная полиция получит документы, копии которых он мне любезно оставляет для подробного ознакомления. Выложил стопку бумаг, вежливо раскланялся и ушел, — она прямо-таки вспыхнула от злости. — Что там было понаписано! Что я связалась с лоранцами и участвую в готовящемся покушении на жизнь королевы. Что есть даже захваченный лоранский шпион, который плыл ко мне связным с шифрованной депешей, где подробно изложен весь план, и тут же расшифровка депеши, показания шпиона… Что я как раз, пользуясь своими возможностями и близостью к королеве, и организовала в двух портах ввоз контрабанды с большим размахом — от дорогих тканей до курительной дури. И снова — протоколы допросов сообщников, описание выстроенной мной цепочки… Честью клянусь, ничего подобного в жизни не было!

— Успокойтесь, я же вижу, что вы не врете, — сказал Сварог ободряюще. — Давайте еще по бокальчику ради успокоения расстроенных нервов…

— В общем, я оказалась в безвыходном положении. Кто станет новым королем — решительно неизвестно. Пусть даже это будет ваш человек — бумаги составлены крайне убедительно, этот мерзавец заверил, что люди, давшие нужные показания, и в самом деле существуют, сидят под замком… Убивать меня они не будут, сказал он с обаятельной улыбкой. Исключительно потому, что им нужно знать, где бумаги. Но если я и через сутки не расскажу, они найдут способ это из меня выбить. Он так и сказал: есть весьма надежные виды пыток, не оставляющие следов. Такие, что люди покрепче меня ломались. Ну, а потом мной займется ваша тайная полиция — и у меня в свое оправдание не будет ровным счетом ничего, — она потупилась. — Честно скажу, ваше величество: пыток я бы не выдержала… Когда начался Турнир, отведенные мне сутки еще не истекли, и я решила — уж лучше так… Удар мечом — и все кончится…

— Хорошего же вы мнения о моей тайной полиции, — усмехнулся Сварог.

— Ни хорошего и не плохого, — пожала плечами Айвика. — Просто… Эти гнусные бумаги были составлены чертовски убедительно, и я верю, что у них есть «свидетели» и «улики».

— Пожалуй, — задумчиво сказал Сварог. — От людей, которые, не моргнув глазом, предлагают взятку в тридцать тысяч золотом, этого можно ожидать…

— Вот видите. Помощи и поддержки ждать было неоткуда…

— Почему вы не обратились к советнику Айкесу?

Чуть помявшись, Айвика призналась:

— Мы с ним в очень плохих отношениях. Долго рассказывать, отчего так получилось. Он мог и не поверить…

«А ведь мог, — подумал Сварог. — Школа Интагара — суровая школа. Конечно, в конце концов, может, и разобрались бы: когда я вскрыл бы сейф Мары, стал изучать ее бумаги, наткнулся на это дело, заинтересовался… Однако…»

Знал он свою тайную полицию. И ее методы — к которым относился грустно-философски — да, им можно ужасаться, но без них порой не обойтись. Чего доброго, пока он добрался бы до бумаг, девчонка могла сознаться решительно во всем и уж в любом случае пережить массу не самых приятных вещей…

Вообще-то интересная ситуация: она не врет, что не совершала ничего из того, в чем ее обвиняют. Но и министр двора не врет, что его люди взяли лоранского шпиона с шифрованной депешей, что есть два «сообщника» Айвики по контрабандным делам, которые уже арестованы и дали показания.

А впрочем, ничего удивительного в этом нет — достаточно вспомнить историю с зеркалом, превратившим его в собаку. Молодой полицейский, которого тогда к нему подвели, искренне верил во все, что ему навешали на уши. Точно так же и министра двора могли сыграть втемную: «лоранского шпиона» ему вульгарно подставили, а о двух арестованных «контрабандистах» и свершениях Айвики в этом предосудительном ремесле министру сказал кто-то, кому он вполне доверяет… В конце концов, по данным Айкеса, министр двора — просто-напросто услужливый дурак. Тот самый, который иногда опаснее врага…

Он поднял глаза. Айвика смотрела на него с тревогой и надеждой, и неизвестно, чего в ее беспомощном взгляде было больше…

Ничего, план действий уже сложился…

— Успокойтесь, — сказал он властно. — Это приказ. Ваши неприятности кончились, даю слово короля. Итак, какова у нас обстановка… Коронация состоится завтра, и торжества продлятся лишь до вечера, верно?

— Ну, разве что будет еще ночной фейерверк… Торжества у нас бедноватые, под стать стране…

— Значит, перед вами стоит совсем несложная задача: дожить до завтрашнего вечера, точнее, до конца фейерверка. Потом я улечу в Латерану… и заберу вас с собой. Заинтересованные лица — ну, вы понимаете, о ком я — будут думать, что вас все же арестовали. Ну, а мои люди постараются кого следует в этом убедить — они это умеют… Одновременно среди заинтересованных лиц будет пущен слух, что мне так и не удалось открыть сейф королевы, что этого никто не может сделать, кроме нее. Так что противнички наши, торговцы со странными привычками, ручаться можно, чуточку расслабятся и успокоятся. А тем временем сюда без лишнего шума нагрянет целая орава отличных сыщиков, которые займутся уже всей цепочкой, — ну, а попутно будем выяснять, откуда и с чьей помощью эти камешки попадают в Джетарам… Извините, я вас на минутку оставлю.

Он вышел в приемную, кивнул торопливо вскочившим сыщикам:

— Можете идти, работы не предвидится. Найдите Баруту, пусть срочно явится ко мне, — и, когда за ними бесшумно закрылась дверь, повернулся к секретарю: — Свяжитесь с девятым столом, пусть дежурный немедленно пришлет сюда брагант с курьером, мне нужно туда кое-что переправить… Вооруженная охрана не нужна… впрочем, пусть курьер и пилот на всякий случай возьмут боевой брагант. И сами прихватят оружие.

Лучше пересолить, чем недосолить… Не позднее чем через полчаса камни будут наверху — и, когда Сварог вернется после коронации, будет точно знать одно: что это за камешки, откуда они. Уже что-то…

Когда он вернулся в кабинет, Айвика так и подалась навстречу:

— Ваше величество, но как мне выжить? Сутки истекли…

— Ну, это совсем просто, — усмехнулся Сварог. — Считайте, что вы под домашним арестом. Здесь, в этом кабинете. Шагу отсюда не сделаете до окончания завтрашних торжеств. Что до житейских удобств — за той дверью… ах, вы знаете? Совсем хорошо. В приемной все это время будет дежурить даже не тайная полиция — моя личная охрана. Конкретнее, ратагайцы. Вы о них наверняка кое-что слышали… Очень убедительные ребята, с ними сам черт не страшен. Ну, а скрупулезности ради, вызову во дворец десятка два моряков с одного из моих кораблей — их немало в порту. Так, о чем я не подумал? — Он подошел к окну, выглянул во двор: — Второй этаж, высоко… Ладно, все равно поставлю под окнами тех же моряков. Кажется, обо всем подумал… Ну, улыбнитесь, Айвика, здесь вам никто не страшен…

Она все же улыбнулась, но улыбка была, скорее, бесконечно усталой, чем радостной. Ну что же, Сварог ее понимал…

…Сварог стоял, совершенно голый, возле рыжего ратагайского жеребца, держа его под уздцы — уздечка была связана из калчуга, аркана из конского волоса, а конь — не подкован. Ни с ним, ни при коне не было и самого крохотного предмета, искусственного происхождения. Пришлось, послушав шамана, снять даже нательный крест. Сварогу это было как-то не по душе, но он вспомнил: в родной Сибири в былые времена крещеные люди, отправляясь к тунгусским шаманам, всегда снимали крест. Так уж полагалось. Считалось, грех небольшой, Бог простит…

Семел стоял в зените, заливая золотистым сиянием дикую степь, поросшую высокой травой и кое-где — кустами дикой розы, скорее уж алого шиповника.

Перед ним дымили восемь костров, на приличном расстоянии друг от друга, вытянутые в две шеренги. Шаман приближался к нему от самого дальнего, приплясывая и подпрыгивая, так что звякали и брякали многочисленные висюльки, литые из бронзы и костяные, покрывавшие его меховую одежду сверху донизу. Он громко бормотал что-то непонятное, подбрасывая в очередной костер пригоршню какого-то порошка из мешочка на поясе, отчего пламя высоко взметывалось с треском, разбрасывая багровые и синие искры.

Сначала он хотел пуститься в эту скачку в том же месте, что и Яна с друзьями — лигах в ста к полуночи от Равены. Однако отправляться одному в такое путешествие никак не годилось, он решил взять с собой Баруту с парочкой ратагайцев. Естественно, пришлось сначала рассказать, в чем дело, чтобы степняки не решили, будто государь тронулся умом. К его удивлению, Барута не удивился. Абсолютно. Он сказал, что в Ратагайской Пуште эта церемония, именуемая отчего-то «полет слепого ястреба», известна с незапамятных времен и еще осталось не так уж мало шаманов, умеющих помочь (хотя и не так много, как в былые времена, когда люди по всему миру жили просто, без всяких этих железных придумок, пыхающих огнем, дымящих и коптящих, летающих по воздуху и проделывающих еще многое, чего прежде никто и не знал). Он сказал с откровенной горечью, что эти придумки понемногу губят разные старые умения, и те потихоньку истаивают, как кусок сахара в чае. Сварог тут же вспомнил жалобы Грельфи на технический прогресс, убивающий многое из прежнего. Барута, собственно говоря, выражал ту жемысль, только другими словами. Ну что же, давным-давно известно, что в техническом прогрессе имеются не одни лишь светлые стороны…

Шаман, двоюродный дедушка Баруты, сказал ему честно: он сделает все, что может и умеет (а умением этим он овладел в совершенстве), но это еще не значит, что все получится. Не у каждого получается. Зато это совершенно безопасно: даже если получится, с человеком не случится ничего плохого, он благополучно вернется, потому что имеет дело с Матушкой-Землей, никогда не причиняющей вреда тем, кого допускает на свои тропки. Тут же вспомнив гланскую церемонию, Сварог решил, что потом со стариком обязательно стоит обстоятельно побеседовать — он явно знает многое из того, что в других местах давно забыли. Даже Грельфи и те гланские колдуньи честно признались: очень мало знают о том, что касается жизни Матушки-Земли — некому было учить, почти не осталось владеющих знаниями…

Ближайший костер справа высоко брызнул багровыми и синими искрами, высоко взметнулось пламя, рыжий чуточку забеспокоился, приплясывая на месте — но в панику не впадал, и Сварог легко его успокоил. Неподалеку всхрапнули и затопотали кони Баруты и трех его спутников.

Что-то гортанно выкрикнув, шаман махнул рукой так многозначительно, что в словах не было нужды. Сварог взлетел на коня и ударил его голыми ногами по теплым бокам. Рыжий взял с места крупной рысью, ускоряя бег, переходя едва ли не на галоп. Пока он несся меж высокими кострами, Сварог, следуя наставлениям шамана, его чуточку осаживал — но, когда костры остались позади, согласно тем же наставлениям, ударил пятками по бокам, прикрикнул. Рыжий понесся галопом по обширной равнине, где, пожалуй, тысячи лет люди ничего не строили и не появлялись с теми самыми придумками. Справа и слева взлетали вырванные копытами высокая трава и кусты шиповника.

Это пришло внезапно, Сварог, хотя и ждал чего-то подобного, так и не смог уловить момент, когда все началось.

Что-то вроде теплого урагана пронизало его тело насквозь, как порыв ветра проносится сквозь развешанную для просушки рыбачью сеть. Сварог на миг растворился в чем-то, чему, он отчего-то знал точно, названия на было изначально.

Сначала все походило на то, что он уже испытал в Глане: то ли растворился в чем-то необозримом, то ли вся Вселенная заполнила его, замелькали картины и образы, пейзажи и звери, огонь и тьма, он несся то над океанской гладью, то в полупрозрачных облаках…

Потом началось нечто, прежде не испытанное. Рыжий по собственному хотению замедлил бег, хотя Сварог и не пытался его придержать, перешел с галопа на крупную рысь, с нее почти на шаг. Вокруг лежал золотистый свет, точно такой же, что заливал степь, когда он пустился меж кострами, но травы под ногами коня не было вовсе, он ехал через густой лес, вот только деревья, незнакомые и какие-то странные, казались сотканными из переплетений блекло-зеленого и блекло-алого дыма, форму они не меняли, но дым струился, неспешно колыхался, завивался в сложные переплетения, не выходя за некие границы.

Сварог совершенно ничего не понимал, он просто отпустил поводья, предоставив коню самому выбирать путь, смотрел по сторонам. Он сам не мог объяснить, как это происходит, но все сильнее чувствовал приступы тягостной тревоги — они не у него в сознании возникали, а словно бы невидимыми потоками струились по окружающему странному лесу, то и дело касаясь Сварога, — он их не видел, но чувствовал. И всякий раз сердце замирало в той самой непонятной, тягостной тревоге.

Внезапно он оказался на обширной прогалине — и посреди нее, спиной к нему стоял всадник. Копыта рыжего стучали в точности так, как они стучали на обычной равнине, но всадник не повернулся на их стук, даже не пошевелился. По-прежнему сидел в седле незнакомого фасона с высокой задней лукой, закинув голову, глядя в небо.

Оказавшись ближе, Сварог увидел и саблю на боку, и отороченный каким-то пятнистым, желтым с черным мехом кафтан — тоже незнакомого фасона, высокую шапку с той же меховой оторочкой. Он решительно не знал, что делать — не получал от шамана никаких инструкций касаемо встречи с такими вот всадниками, вообще с кем бы то ни было, что людьми, что зверями. Значит, решать предстояло исключительно самому. И он не сделал ничего — не взял уздечку, предоставив коню шагать прямо к загадочному всаднику. Если магические умения Сварога не потеряли силы и здесь (где?!), от незнакомца не веяло магией вовсе — ни черной, ни той, что годится для человеческой пользы.

Он был уже в нескольких шагах — всадник все так же неотрывно смотрел в небо. Поначалу он показался Сварогу статуей, призраком, пусть и выглядевшим вполне плотски, — нет, пошевелился, словно бы тяжко вздохнул…

Вздохнула. Когда кони встали голова к голове, Сварог разглядел, что это девушка, темноглазая и светловолосая. Волосы подстрижены довольно коротко, едва касаются плеч — что совершенно не в ратагайских традициях, у них носят косы (заплетенные и уложенные по-разному у незамужних, замужних, вдов, тех кто к старости замужем никогда не был). Ну что же, обликом она лишь походила на жительницу Ратагайской Пушты, но все было совсем другое: одежда, конская сбруя, седло, сабля. С ее шапки свисали короткие цепочки с какими-то затейливыми подвесками — опять-таки у ратагайцев ничего подобного не водилось. Красивая. И совсем молодая.

— Здравствуй, — чуть подумав, сказал он.

Если только она не глухая, должна была слышать, как он подъехал и остановился рядом. Теперь уже совершенно ясно, что это не призрак, что они пребывают в одном пространстве: от ее высокого гнедого коня остро пахнет потом так, словно он проскакал не одну лигу.

Прошло с полминуты, прежде чем она все же повернула к нему очаровательное личико, не выражавшее никаких особенных эмоций, и довольно равнодушно ответила:

— Здравствуй.

Похоже, то, что Сварог был абсолютно голым, ее не смутило и не удивило — как будто она каждый день видела таких вот, разъезжавших по здешним местам. Совершенно спокойное личико — и главное, на нем ни тени вражды. Впрочем, и дружеского расположения не видно. Полное впечатление, что девушка почти отрешена от всего окружающего.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она с прорезавшейся наконец ноткой интереса. — И почему ты голый? Ты Странник?

Чуть подумав, Сварог решил сказать чистую правду:

— Я просто не знаю, кто такие Странники. Может, я он и есть, а может, и нет. Честное слово, не знаю.

Она сделала непонятную гримаску, больше всего похожую на реплику: «Попадется же такое чудо морское!». А вот любопытства в красивых карих глазах определенно прибавилось.

«Женщины, — философски подумал Сварог. — Любопытство, выходит, присуще даже таким вот странным всадницам, встретившимся на неведомых тропинках».

— Во всяком случае, ты не опасен, — произнесла она задумчиво. — От тебя ничем таким не веет…

Ее скрещенные руки в тонких кожаных перчатках с расшитыми золотом раструбами лежали на луке седла — но Сварог, решивши, что здесь особой доверчивостью маяться не следует, на всякий случай прикинул, как выбьет оружие, если ей вдруг вздумается выхватить саблю. Неизвестно, кто она такая и что ей нужно от жизни…

— Как тебя зовут? — спросил он.

Она вскинула длинные ресницы — как показалось Сварогу, чуточку удивленно, словно он был обязан ее знать.

— Меня зовут Бади Магадаль (положительно, и в голосе прозвучало легкое удивление). Я не боюсь называть имя, потому что злой магией от тебя не веет…

— Ну, в таком случае я тоже, — сказал он. — Меня зовут Сварог Барг.

— Странное имя…

Сварог решился:

— Ты знаешь, мне твое имя тоже кажется чуточку странным. В жизни подобного не слышал.

— А что тут удивительного? — пожала она плечами. — Ты откуда?

Сварог, решив чрезмерно не обобщать, ответил:

— Из Ратагайской Пушты.

— А, знаю… Я и там бывала.

— А ты?

— Из Антупая, — сказала она с определенно грустной улыбкой.

— В жизни о таком месте не слышал, — сказал Сварог. — Это где?

Ясно было одно: она не с Талара и не с Сильваны — совершенно другая одежда и конская сбруя.

Девушка улыбнулась очень уж печально:

— Если бы я знала, меня бы здесь не было…

— Как так?

— Долго объяснять, — сказала она. — Ты, случайно, не можешь мне помочь попасть домой?

— Совершенно не представляю, как это сделать, — честно признался Сварог.

— Всегда одно и то же… — грустно сказала она. — Я надеюсь, ты не будешь предлагать мне любовь?

— Да как-то не было у меня таких мыслей, — сказал Сварог.

— Это хорошо. Некоторые предлагают. И бывают очень навязчивы… — она словно бы мимолетно коснулась рукояти сабли и убрала руку на прежнее место. — Глянула в небо и словно бы передернулась, увидев нечто омерзительное, или прикоснулась к такому: — Да, все сильнее…

Сварог тоже посмотрел в небо, но не увидел там ровным счетом ничего особенного или нового: Семел в зените, россыпь звезд…

— Что там? — спросил он недоуменно. — Ничего вроде бы необычного — небо, Семел, звезды…

— Значит, у тебя нет другого зрения, — констатировала Бади словно бы с легоньким превосходством. — Пожалуй, ты и правда не Странник…

Только теперь Сварог понял, что она имеет в виду. И пустил в ход другое зрение, пусть и именовавшееся у ларов иначе.

Действительно, зрелище… Это напоминало виденный им однажды метеорный дождь: из точки меж созвездиями Стремени и Золотого Коня беспрерывно вылетали широким пучком словно бы тонкие полосы пронзительно-синего света, неслись к земле, таяли на некотором расстоянии от нее, им на смену вспыхивали новые, и поток был нескончаемым. Чем дольше Сварог смотрел, тем больше крепло странное чувство: почему-то этот ливень непонятного света казался неприятным, даже отвратительным, показалось что стрелы синего света жгут глаза, словно огонь электросварки… Он передернулся и вернул обычное зрение. Небо, звезды, Семел…

— Ага, — сказала Бади. — Значит, все-таки видишь?

— Синие лучи, вылетающие из одной точки?

— Видишь…

— Что это?

— Зло, — сказала Бади. — К вам идет зло.

— Что за зло? — насторожился Сварог.

— Я не умею объяснить, — сказала Бади. — Мы думаем по-разному. Я не умею думать, как ты, пусть это и не всего касается, а ты, я чувствую, далеко не во всем можешь думать так, как я.

— Подожди, — сказал Сварог. — Это что же, мы с тобой мыслями разговариваем?

Бади усмехнулась:

— Меня всегда потрясала ваша мужская сообразительность. Догадался наконец…

— Но ты же шевелишь губами?

— Конечно, а как же иначе? — пожала плечами Бади с таким видом, словно показала ему язык. — Но откуда же мне знать твою речь, а тебе мою, если я не отсюда?

— Ага, — сказал Сварог. — Значит, я-то по-прежнему в своем мире?

— Конечно. Ну, почти. Ты на Тропе вашей Матушки-Земли, но все равно, в своем мире. — В ее голосе вновь зазвучала неприкрытая грусть: — Не то что я… К вам идет Зло…

Отчего-то Сварог после собственных ощущений склонен был ей верить. И почувствовал нешуточную тревогу, уже не идущую с ее стороны невидимыми потоками, а родившуюся в его собственном сознании: однажды, не так уж и давно, на небе уже появлялось самое натуральное Зло, правда, тогда оно было багряного цвета…

— Знаешь, мне, пожалуй, пора возвращаться, — сказал он решительно. — Если уж объявилось новое, непонятное Зло…

— Ты его можешь остановить? — с любопытством спросила Бади.

— Посмотрим, — сквозь зубы сказал Сварог. — Однажды удалось… Мне пора. Прощай.

Он, резко дернув повод, повернул рыжего. И, уже пуская его галопом, услышал удалявшийся голос (да нет, как оказалось, удалявшуюся мысль) Бади:

— Может быть — до свиданья, кто знает…

Обратный путь оказался другим. Какое-то время он скакал по тому же лесу из клубящегося дыма, но потом рыжий попеременно влетал то в широкие полосы почти непроглядного мрака, то в столь же широкие участки залитой золотистым сиянием степи. Потом несся словно бы через полупрозрачный туман, кишащий мириадами золотистых искорок. И внезапно Сварог увидел впереди двойную полосу догорающих костров. И понял, что вернулся.

Проскакал меж кострами, спрыгнул с коня. Барута и один из его спутников торопливо кинулись к нему с его одеждой. Барута кивнул в сторону:

— Мы тут чай сварили. Путника всегда встречают горячим чаем…

Там, и в самом деле, догорал небольшой костерок, над которым на раскладном походном треножнике висел котелок с крышкой и длинным носиком — консервативные степняки с незапамятных времен использовали его вместо чайника и, даже давным-давно познакомившись с настоящими чайниками, обзаводиться ими не спешили. «А какая разница? — пожал плечами Барута, когда Сварог как-то раз заговорил об этом. — Никакой между ними разницы, так что и дальше стоит держаться прадедовских обычаев…»

У костра сидел шаман и мелкими глоточками прихлебывал горячий чай из крайне напоминавшей пиалу чашки. Увидев подходившего Сварога, он взял другую и, ловко наклонив котелок хворостиной, наполнил ее почти до краев, протянул Сварогу, когда тот сел рядом — он давно уже приобвыкся к степному обычаю сидеть на кошме, подогнув под себя ноги, — крайне напоминавшему среднеазиатский.

Оглянувшись, он увидел, что Барута и его спутники к костру не пошли, остались возле лошадей.

— Молодые еще, чтобы слушать серьезные разговоры, — сказал шаман. — Ну, рассказывай. Только не нужно чересчур подробно: чем больше слов, тем меньше толку… Рассказывай о главном, если оно было.

Сварог рассказал. Шаман слушал с непроницаемым выражением лица — ну да, профессия обязывала… Отхлебнув чаю, протянул задумчиво:

— Значит, Бади Магадаль все еще ездит по Тропам…

— Кто она такая? — спросил Сварог. — Если это не какая-нибудь ваша тайна…

— Какая там тайна… Бади Магадаль — Заблудившаяся Всадница. Как-то так вышло, что она заблудилась на Тропах и не может вернуться в свой мир. Почему так, никто не знает. Разные люди говорят по-разному, я за свою жизнь слышал объяснений десять, и ни одно не походило на другое — а значит, истину пока что найти невозможно. От нее ни добра, ни зла — она просто ездит, ищет дорогу в свой мир и никак не находит. С очень давних времен ездит, никто не знает точно, с каких. Во всяком случае, при моем деде она уже ездила…

— А кто она такая?

Шаман пожал худыми плечами:

— Человек с небольшой примесью чего-то еще. Вот на этом все сходятся. Иногда ездит по Тропам, иногда объявляется в нашем мире. Никаких примет с ней не связано, ни счастливых, ни несчастливых. Ездит, ищет свой мир… Многим ее жаль. Мне тоже. Но как помочь ей вернуться, никто не знает…

«Действительно, — подумал Сварог. — Жаль девчонку. Коли уж никакой она не демон и не призрак. Черт знает что в нашем мире случается… Но как ее ни жаль, думать сейчас надо совсем не об этом…»

— Что это за синее Зло? — спросил Сварог.

— Не знаю, — сказал шаман. — В мире столько зла, и частенько объявляется новое, какого никто прежде не видел… Я вот сейчас пытаюсь его увидеть — не получается. Интересно, у тебя получится увидеть его здесь?

Сварогу самому стало интересно. Он поднял лицо к небу. И вновь из той же точки ночного небосвода нескончаемым потоком хлынули пронзительно-синие стрелы, совсем немного не достигавшие земли. И вновь ощущалось отвращение — хотя при виде Багряной Звезды, он никогда никаких чувств не испытывал. Что это за новая напасть на нашу голову? Снова придется поднимать на ноги и спецслужбы, и книжников, задействовать старуху Грельфи, на всякий случай перелопачивать вороха старинных книг, рыться в памяти компьютеров… Как же иначе, если к Талару прется очередное Зло? Как говорится, не было печали, да черти накачали. Вроде бы не так уж плохо шли дела, все личные невзгоды были мелкими, с которыми в конце концов можно справиться. А вот Зло Из Космоса — это уже, как учит жизненный опыт, угроза посерьезнее… Ага! Первым делом нужно рассказать Яне — вдруг она со своим Древним Ветром сможет определить, что за подлянку на сей раз устраивает Космос, а то и подсказать, как с этим разделаться. Сам он решительно не мог определить, с чем столкнулся. И шаман тоже, а он в Пуште один из лучших. Что-то новое? Как знать…

Он допил чай, как предписывали степные обычаи, выплеснул остатки не на землю, а в костер, решительно поднялся, махнул Баруте. Виману-самолет он оставил в полулиге отсюда.

— Нужно лететь и посоветоваться с людьми, — сказал он.

— Очень правильно, — одобрительно кивнул шаман.

Глава III КАМНИ, РУЧЕЙКИ, ДЕВУШКА

Когда вимана-самолет взлетел, Сварог взял со столика три листа бумаги, только что извлеченных из дешифратора. Лететь чуть ли не полчаса, за это время можно изучить материалы и пообъемистее…

Заключение департамента геологии канцелярии земных дел. Химический состав представленного для изучения предмета (то бишь каменной тарелочки), твердость, удельный вес… Ярко выраженная икосаэдрическая структура… Сохраняет линии магнитного поля, но сам магнитным полем не обладает, радиоактивность не выходит за пределы природного фона, то есть ничтожна и абсолютно неопасна для человека, в реакцию с большинством химических соединений не вступает, серная и соляная кислоты действуют на него разрушительно… Самый обыкновенный камень. Вот только ни на Таларе, ни на Сильване таких нет — или, точности ради, пока что не обнаружены.

Вторая бумага — от эксперта-искусствоведа (судя по всему, Элкон решил выжать из ситуации все, что только возможно). Камень обладает несомненной ценностью для декоративно-художественных изделий, его нельзя отнести даже к полудрагоценным, но все равно, красив, изделия будут стоить недешево. По мнению эксперта, камень этот следовало бы использовать для гораздо более сложных и интересных поделок, чем эти, в сущности, вульгарные «тарелочки»: вазы, статуэтки, кубки, скульптуры, наконец, всевозможные маленькие фигурки, которые и взрослые любят поставить куда-нибудь на видное место, и дети охотно с ними играют. Резьба выполнена вручную искусным мастером.

Сварог, хоть на душе и было смурно, поневоле ухмыльнулся. Знал бы эксперт, насколько дешево эти изделия продаются, наверняка прокомментировал бы матерно. Но он, понятно, не знает. Экспертам обычно не сообщают лишних подробностей — не из-за каких-то там соображений секретности, а попросту оттого, что эксперту они не нужны. Эксперт получает для изучения некий предмет или вещество, исследует, представляет заключение, копию оставляет в своих бумагах и, если не потребуется вторичная экспертиза, тут же выбрасывает все из памяти, зачем оно ему?

Третья бумага тоже заставила Сварога ухмыльнуться — она была украшена сложной эмблемой и грифом «Одиннадцатый отдел дворцовой охраны» (с ронерским гербом). Это старуха Грельфи не так давно попросила Сварога именно так поименовать свою контору, придать ей официальный статус и снабдить необходимой канцелярщиной, вплоть до печати. Вероятнее всего, старая колдунья таким образом хотела получить что-то вроде моральной компенсации за то, что большую часть жизни провела гонимой и преследуемой той же Багряной Палатой. Сварог, пожав плечами, вызвал секретаря и поручил оформить все должным образом — сущие пустяки для него и всех прочих, а старушке будет приятно.

Заключение Грельфи оказалось самым коротким. Корявым старушечьим почерком (она была грамотна, но писала с ошибками), нацарапано: «Магии в етой штуке ни больше, чем в старам башмаке. Странностей никаких нету, даже крохатных». Печать и столь же корявая неразборчивая подпись — понравилось бабуле играть в бюрократию…

Итак… Снова камень, каких нет ни на Таларе, ни на Сильване. Черные камни-компьютеры, точно установлено, происходят с Нериады, так что в качестве рабочей версии не так уж и глупо будет предположить, что и «тарелочки» оттуда. Если так, снова возникают три вопроса, на которые нет и тени ответа. Камни, с какой бы планеты они ни происходили, не обладают способностью самостоятельно отломиться вдруг от своего месторождения и пуститься в путешествие по космосу на другую планету. За все время существования человечества такого за ними не замечено ни разу. Должен был постараться кто-то безусловно разумный — особенно если учесть, что «черные», в отличие от «тарелочек» — натуральнейшие компьютеры. И с каждым их обладателем всякий раз предварительно вступал в контакт опять-таки кто-то безусловно разумный. Но Канцлер руку дает на отсечение, что обитатели Нериады, ведущие прямо-таки растительное существование, на подобные кунштюки никак не способны, а следов каких бы то ни было других обитателей не нашли, хотя в свое время искали долго и самым тщательнейшим образом. Кто-то из Кабинета еще прежнего, так сказать, позапрошлого Канцлера, предположил, что на Нериаде могут обитать эти самые другие потаенно, не выказывая себя, и именно они стоят за всеми странностями жизни обычных обитателей Нериады. Искали полгода, пустив в ход абсолютно все, чем располагали спецслужбы для таких случаев, вплоть до емкостных детекторов, способных засечь любого невидимку (кто-то, развивая версию, сказал: а если они научились быть невидимыми?). И не нашли ни следа других.

Вопрос номер два, не менее головоломный: как камни попадают на Талар? Здесь свои хитрушки. Сварог давно уже знал, что существует находящаяся в ведомстве Кабинета Канцлера и военного министра Сфера — примерно тысяча станций слежения, охвативших сферой орбиты планет Империи. И около пятисот установок с мощными излучателями. Причина самая прозаическая: даже для Империи при всей ее мощи представляют угрозу самые что ни на есть вульгарные астероиды, имеется в виду, достаточно крупные, чтобы, вмазавшись в одну из планет, причинить серьезные (а то и очень серьезные) разрушения. Равно как и ядра комет, хотя и не всех. Сфера была обустроена вскоре после Вьюги, за это время установки обнаружили и превратили в пар сотню астероидов — часто они были не такого опасного размера, часто должны были пролететь в стороне от обитаемых планет, но все равно уничтожали все подряд — чтобы не шлялись где попало, нечего им тут делать… Ну, и комет по тем же причинам было расстреляно с полсотни.

Одним словом, давно существовала великолепно отлаженная система, направленная вовне. И не было другой, которая вела бы наблюдение за космосом внутри Сферы — поскольку при существовании Сферы это просто бессмысленно, внутри даже самому паршивому метеоритику размером со спичечный коробок взяться просто неоткуда. Однако после того, как узнали о камнях-компьютерах и установили, откуда они происходят, Канцлер, посоветовавшись со Сварогом, вывел в космос на постоянные орбиты две дюжины следящих установок, нацеленных исключительно на Нериаду. Увы, за все это время ни разу не засекли ни одного предмета, летевшего бы с Нериады на Талар. В общем, черные камни безусловно с Нериады, но как они попадают на Талар, никому непонятно.

И наконец, вопрос номер три, быть может, самый важный: зачем? Предположим (хотя никаких подтверждений нет), что на Нериаде все же обитает некто разумный, ухитрившийся остаться необнаруженным. Но зачем, какого черта, какого лиха он все это проделывает? Зачем подбрасывает компьютеры случайным людям, от городского бандита до шестилетней девочки? А если окажется, что «тарелочки» все же с Нериады, вопрос усложнится и станет вовсе уж головоломным: какого лешего непонятным образом забрасывать на Талар самые обычные камни, чтобы здесь их продавали по дешевке, неся несомненные убытки? Впрочем, если предположить существование кого-то разумного и злонамеренного, убытки, несомненно, компенсируются — иначе кто бы из жителей Талара взялся за контрабанду и убыточную торговлю? Айвике предлагали тридцать тысяч золотом — значит, есть откуда взять такие суммы…

Конечно, на Сегуре уже шуруют вовсю. Интагар отправит туда два десятка хороших сыщиков — и у советника Айкеса их десятка два, успевших обрасти кое-какой агентурой. Да и Сварог озадачил резидента восьмого департамента на Сегуре и отправил ему в помощь десяток оперативников, щедро снабженных аппаратурой. И в Ронеро Интагар приказал работать днем и ночью, чтобы выявить гнездо в Джетараме и проследить, куда оттуда ведет цепочка (к чему Сварог опять-таки подключил немалые силы восьмого департамента). Одно плохо — когда-то еще будут результаты… Никто не будет хватать выявленных супостатов сразу, это азбука сыскного дела, за ними долго придется следить. Присутствие снабженных средствами для подслушивания и подсматривания людей Сварога задачу облегчает, но все равно должно пройти время…

И вдобавок эти чертовы синие лучи, лупящие по Талару из космоса. Ну, в конце концов, найдется нужная техника, чтобы и ими заняться вплотную. Неизвестно, сколько времени эта загадочная хрень поливает Талар, но пока что вроде бы никаких последствий это не вызвало, так что не стоит заранее паниковать и бегать по потолку…

Темнело, вот-вот должны были появиться звезды. Перед тем как сесть, Сварог остановил виману в воздухе уардах в ста над манором, изрядно преобразившимся за недолгое время его отсутствия, а не было его десять дней. Хотя Яна его и вытащила, обнаружились какие-то поганые последствия (это все же были не простые змеи, ох, какие не простые…), и он два дня провалялся у себя в маноре под неотступным присмотром медиков, что-то ему коловших, подключивших кучу хитрой аппаратуры и проделавших уйму загадочных процедур, в суть которых он и не пытался вникать. Потом ему прописали еще пять дней строгого постельного режима (опять-таки с уколами и процедурами раза по четыре в день). Ну, а потом, едва он с превеликим облегчением встал с постели (и чуточку подлечился уже чисто народными средствами, в том числе и привезенной навестившим его принцем Элваром отличной каталаунской настоечкой на кедровых орехах — в Каталауне были большие кедровые леса, чертовски походившие на сибирские), пришлось срочно лететь на Сегур, самому понаблюдать за Турниром…

Летающий остров увеличился в размерах раз в шесть. Кроме прежнего здания девятого стола рядом появилось еще одно, в точности такое же — ну да, Сварог собирался расширять контору, увеличивать штаты. Неподалеку стояло большое двухэтажное здание абсолютно нежилого вида, с плоской крышей, почти сплошь покрытой чащобой замысловатых антенн разнообразного типа — ну да, научно-технический отдел, в котором установили необходимую Канилле аппаратуру из «хозяйства Брашеро» и кое-какую другую, необходимую для намеченных дел. Еще два небольших домика — вот эти определенно жилого вида, наверняка для охраны и тех, кому приходилось работать по ночам. Вот и сейчас на втором этаже «лаборатории» светились два высоких прямоугольных окна — на посадочной площадке, кроме драккара охраны и прекрасно ему знакомого браганта коменданта, стоял еще один брагант — тоже, кажется, знакомый, хотя Сварог и не смог с ходу определить по расцветке, чей он. Одно ясно: кто-то то ли припозднился, то ли собирался работать ночью. И наконец, левее площадки чернел обширный прямоугольник фундамента, там то и дело метались разноцветные лучики, вспыхивали огни — это строили здание для еще одной лаборатории киберы-строители, не ведавшие разницы меж днем и ночью и не нуждавшиеся ни в сне, ни в отдыхе. В общем, было чем полюбоваться: солидное хозяйство обозначилось, а ведь не так уж и давно начиналось все с единственного здания, Сварога, девяти его юных сподвижников и дюжины охранников и технического персонала… «Отсель грозить мы будем шведу», — подумал он, фыркнул и пошел на посадку.

Еще издали он увидел у крайнего браганта фигуру в безукоризненном мундире и фуражке, сидевшей на голове даже без миллиметрового отклонения от уставных предписаний, — комендант, истовый служака, явился встречать и рапортовать. Другого ожидать и не следовало.

Едва Сварог спустился по лесенке, комендант промаршировал к нему и отдал честь.

— Вольно, — сказал Сварог и, чтобы сделать коменданту приятное, рявкнул голосом ротного старшины:

— Доложите обстановку!

— Господин директор, за время вашего отсутствия никаких происшествий, равно как инцидентов и нарушений дисциплины не имело места! Учреждение работает в обычном режиме, строительство нового научно-технического корпуса продолжается!

— Отлично, — сказал Сварог. — Кто-то там работает? — он кивнул на два светящихся окна.

— Штаб-сержант Дегро записалась в ночную смену, что предписаниям не противоречит, наоборот.

— Одна? — спросил Сварог.

Логично было бы предполагать, что там поблизости отыщется Родрик, а после ночной смены парочка обоснуется в одном из домиков для отдыха. Ну что ж, нет нужды им больше летать на Сегур, все замотивировано (ночная смена в связи с возросшими объемом и сложностью работ), все приличия соблюдены (каждый якобы направится в свою комнату, а о том, что они окажутся в одной, никто и знать не будет — комендант не обязан следить за такими вещами без прямого приказа, и никто не обязан).

— Так точно, одна! — браво рявкнул комендант.

«Интересные штуки выкидывает судьба, — подумал Сварог, глядя на коменданта. — Благороднейший лар, барон и маркиз — а вот поди ж ты, нашел себя именно в роли коменданта, этакого советского прапорщика, и ничего ему больше от жизни не надо, весел и счастлив…»

— Странно, — сказал Сварог знакомым каждому военному тоном, допускавшим неуставняк. — У нее это было не в обычае.

Комендант, моментально уловив нюанс, ответил тоже не столь служебным тоном:

— Последнюю неделю штаб-сержант Дегро так себя и ведет: остается работать в ночную смену, ночует здесь же.

Он прекрасно знал, что обязан осведомлять Сварога обо всем происходящем, отклонявшемся от обычной практики. И оба знали, что это не имеет ничего общего с вульгарным стукачеством — хороший командир обязан знать, что происходит у него в подразделении, в особенности именно что об отклонениях от обычной практики. Что, неужели поссорились? Мирить придется, новые хлопоты, пусть и мелкие… Беда в том, что ему пришлось быть для своих сподвижников, учитывая их молодой возраст, не только командиром-руководителем, но и чем-то вроде воспитателя. Не сказать, что это было особенно хлопотно — он просто не думал, что однажды на голову свалятся еще и такие обязанности. Но куда денешься?

И он подумал не без гордости: а ведь кое-чего добился, грех отрицать…

— И каждый раз одна?

— Каждый раз, — ответил комендант нейтральным тоном.

«Точно, поссорились, — подумал Сварог. — А то и что похуже — вроде романа на стороне. И ведь разбираться придется…»

— А как капрал Ролатон?

— Через сутки после вашего отъезда в командировку два дня не выходила на службу без объяснения причин. Я собирался согласно правилам возбудить дисциплинарное расследование, но штаб-сержант Дегро мне рассказала… — он продолжал уже вовсе не служебным тоном: — Я все понимаю, господин директор… Я позволил себе записать, что эти два дня она отсутствовала по болезни.

— Совершенно правильно поступили, — сказал Сварог. — Как она сейчас?

— Работает, — сказал комендант. — Правда, выглядит не лучшим образом. Я хотел сначала предложить ей взять короткий отпуск, но потом подумал: иногда работа до одури как раз и есть лучшее лекарство…

— И снова правильно, — сказал Сварог.

— Она носит на лбу белую траурную повязку. Я опять-таки не стал вмешиваться — в уставах на сей счет нет ни разрешения, ни запрета…

— Да вы у меня просто молодец, — сказал Сварог. — Благодарю за службу.

— Рад стараться! — рявкнул комендант прежним уставным басом. — Будут какие-то распоряжения?

— Пока нет, — сказал Сварог. — Я сейчас схожу в комнату спецсвязи, а там уж будет видно…

Комендант, отступив на шаг, прилежно сопровождал его до штаб-квартиры, где и остался на первом этаже, — ему-то доступ в комнату спецсвязи разрешался в исключительных случаях, каковых за время существования конторы не случалось — и, дай-то бог, не случится. Сварог поднялся на второй этаж, к двери нужной комнаты, отмеченной лишь белым эмалевым овалом с черной цифрой «пять», — конспирация, доведенная до абсурда, как это частенько в армии и иных близких ей по духу конторах случается; кем-то давным-давно подписано и подкреплено циркуляром: комнаты спецсвязи таблички, в отличие от прочих, иметь не должны, следует ограничиться номером. Ну что же, он в своей жизни, и в прежней, и в нынешней, не раз сталкивался с приступами начальственного идиотизма и относился к ним философски. Бывало и почище — что там, что здесь. Иностранный шпион тут, за облаками — от кого еще такое секретить? — это даже не дурная фантастика, а шизофрения. Что поделать, начальство — это особый вид фауны и особый способ мышления, так было, так есть, так, имеются сильные подозрения, будет…

Он приложил подушечку большого пальца, где следовало, и, когда откинулась одна из дверных филенок, открыв пластинку с цифрами от единицы до нуля, привычно набрал код. Свет, когда он вошел, зажегся автоматически. Не теряя времени, Сварог сел за стол перед крайним справа пультом, ввел свой код и набрал номер суперзасекреченного канала Канцлера. Даже если Канцлера в кабинете нет, вызов по этому каналу автоматически переадресовывается на его карманный дешифратор.

Над пультом в воздухе возникла рамка из голубого света, тут же зажегся экран. Канцлер, как оказалось, был все же в кабинете: Сварог узнал деревянные панели за его спиной — темный дуб, никаких узоров и прочих излишеств. Над правым плечом Канцлера — парадный портрет Яны.

— Рад вас видеть, лорд Сварог, — сказал Канцлер. — Похоже, вы полностью оправились? Очень рад, — он покривил губы в своей неподражаемой улыбочке: — Вас можно поздравить с очередной королевской короной?

— Да как-то так вышло… — сказал Сварог. — Канцлер, не внесете ли ясность? Я четырежды пытался связаться с императрицей, в том числе и по спецканалу — никакого ответа. Она не у себя ли в Хелльстаде, часом?

Канцлер глянул на него как-то странно. Помолчал и ответил:

— Видите ли, лорд Сварог… Она на Той Стороне. Вместе с графом Элконом, профессором Марлоком и остальными.

Вот это был сюрприз! Сварог тихо спросил:

— Что-то случилось?

— Ну что вы! Не волнуйтесь. Просто… За эти десять дней мы провели на Той Стороне немаленькую работу. Я вам завтра могу рассказать все в деталях. А пока… Короче говоря, мы там успели очень неплохо внедриться. Сейчас идет очередная операция… Без Древнего Ветра императрицы она отнимет неизвестно сколько времени. С ее участием — считаные часы, — он улыбнулся чуточку беспомощно. — Как это уже не раз случалось, ее величество меня убедила, что без нее не обойтись. — Он тяжко вздохнул. — В конце концов, в ваше отсутствие в ту комнату ваша охрана пропускает только ее и графа Элкона — а Элкон уже был там…

Понятно, какими методами Яна его убеждала. Мягким и ненавязчивым шантажом, каковой она мастерица применять, даже порой к Сварогу. «Либо я туда иду, либо никто из вас туда не попадет». Что-нибудь вроде этого. И ведь никуда не денешься. А Древний Ветер, и в самом деле, несказанно облегчает выполнение иных задач…

— Я надеюсь…

— Лорд Сварог, — сказал Канцлер серьезнейше, — могу вас заверить, я принял все возможные меры безопасности, какие только мог. Все…

Сварог этому верил. Так что не волновался за Яну. Кто-кто, а уж Канцлер ради ее безопасности сделает все, что в человеческих силах, и даже больше… В иных случаях при общении Яны с Канцлером коса находит на камень, и любой шантаж сталкивается с непререкаемым ультиматумом…

Канцлер продолжал:

— Я помню: там есть что-то такое, что пыталось ее выследить. Но она побывала там уже два раза, сейчас пошла в третий — и эта, черт ее знает, как ее назвать, сила никак себя не проявила. Все предусмотрено. Если это снова даст о себе знать, императрица немедленно скажет, и охрана ее переправит на нашу сторону. Это не займет и минуты — она в той самой гостинице, — он усмехнулся, — которую мы уже почти купили. Получится неплохая опорная база. Охрана у императрицы, заверяю вас, мощная, отлично вооружена нашим оружием и готова в случае серьезной угрозы уходить с боем. Поверьте, все предусмотрено. Может быть, вы прилетите ко мне рано утром? Нам о многом нужно поговорить.

— Непременно, — сказал Сварог. — Тем более что и у меня есть кое-какие интересные новости, которыми с вами просто необходимо поделиться…

— В таком случае до завтра.

— До завтра, — сказал Сварог. — Ждите меня ранним утром. В восемь можно? Отлично…

Он вышел из комнаты, тихо притворив автоматически захлопнувшуюся дверь, спустился на первый этаж, где на месте дежурного сидел сам комендант — за длинной стойкой из темного полированного дерева, с обратной стороны которой имелась куча разнообразной аппаратуры. Комендант вскочил:

— Господин директор?

— Мы со штаб-сержантом Дегро поработаем час-полтора, — сказал Сварог. — Ночевать я буду здесь.

— Ваша комната отдыха, как всегда, в полном порядке.

— Нет, — сказал Сварог. — Ночевать я буду в гостинице, такая вот прихоть… Как там с ними обстоит?

— «Гостиниц», как вы сами видели, две — «Кираса» и «Русалка». Так они официально в документах и именуются. Названия дал архитектор — по изображениям над входом. Разумеется, если вы считаете, что названия неудачные…

— Да нет, какая разница… — вяло сказал Сварог. — Так как там с ними?

— Полагаю, вам следует ночевать в «Русалке». «Кираса» — для охраны, а «Русалка» — для сотрудников, там более комфортабельные комнаты. Все тридцать обставлены практически одинаково — я ведь не знал, что у вас появится желание ночевать именно там, и не давал распоряжений устроить особую комнату…

— Пустяки, — отмахнулся Сварог. — Что годится для моих сотрудников, годится и для меня… Я полагаю, свободных комнат хватает?

— Свободны все, кроме одной — ее зарезервировала штаб-сержант Дегро. Она собирается работать всю ночь. Сейчас…

Он протянул руку куда-то влево, извлек нечто вроде большого непрямоугольного блокнота, черного, с эмблемой девятого стола, раскрыл, подал Сварогу карточку — электронный ключ, спросил предусмотрительно:

— Быть может, в комнату нужно что-нибудь доставить?

— Да, пожалуй… — сказал Сварог.

Запустил два пальца в нагрудный карман, за ребристый серебряный шарик вытянул чеканную серебряную цепочку с овальным жетоном, кажется, иридиевым — его собственный ключ, открывавший и приемную, и кабинет, и комнату отдыха. Подал коменданту:

— Где у меня винный поставец, вы знаете. Бутылку келимаса. «Старинный корвет». Ну, и соответствующую закуску. Но, главное… Где у меня шкаф с мундирами, вы тоже знаете. Мне понадобится повседневный, без наград — завтра с утра лечу к Канцлеру…

— Будет сделано, командир.

Сварог кивнул ему и пошел к выходу. Душа у него не лежала к комнате отдыха — потому что там на стене висела большая фотография, сделанная на его свадьбе: Яна и Мара весело беседуют, Яна опустила глаза, а Мара с азартным видом делает какой-то жест. Ну да, тот самый момент, когда она откровенно проказила, объясняя Яне, как надлежит лучшим образом ублажать мужа. Нет, не стоит сейчас в комнату отдыха…

Мрачный как туча он неторопливо направился к зданию с чащобой антенн на крыше, насвистывая «Балладу о неудачной атаке», «прихваченную» сюда из прошлой жизни:

Пытался — как всегда, безуспешно — отогнать проклятый вопрос, навязчиво всплывавший в сознании чуть ли не в каждую свободную, не занятую делом минуту: была ли другая возможность и победить, и не положить Странную Компанию?

В который раз думал, что идти следовало одному, даже без Акбара. В который раз всплывало оправдание: никто не мог знать, что там, в замке. В который раз некая трезвомыслящая и рационалистическая часть рассудка напоминала: велики были шансы на то, что в одиночку он мог и не добраться, где-нибудь посередине пути погибнуть на одной из ловушек (которые идеальнейшим образом сочетались с предсказаниями Лесной Девы). И в который раз покусывала гаденькая мысль: ну, а все-таки? Вдруг бы и прошел даже в одиночку? Сварог никак не мог ни ее прогнать окончательно, ни избавиться от тягостных раздумий.

Двое часовых в вестибюле вытянулись (это была не его инициатива, а прямой приказ Канцлера, неведомо чем продиктованный, — набить манор охраной). Кивнув им (не мог же он козырять, одетый в штатское), Сварог столь же неторопливо поднялся на второй этаж и пошел в сторону, где, как он помнил, горели окна. Сориентировался правильно: еще издали увидел, что поперек слабо освещенного коридора лежит полоса яркого света.

Двери там не было — просто аркообразный проем. Каниллу Сварог увидел издали — она сидела перед каким-то хитроумным пультом (сразу на двух экранах клубились разноцветные путаные линии и кружились огни), но не походило, чтобы работала: сидела, откинувшись на спинку кресла, отрешенно глядя поверх пультов, курила, медленно выпуская дым, и ее очаровательное личико было чертовски грустным. Положительно, что-то где-то пошло наперекосяк, и работы это касаться никак не может, когда что-то не выходит или проваливается, Канилла никогда не печалится и не мается черной тоской: стискивает зубы и с яростным азартом начинает все по новой. Как, собственно, умные люди с характером и поступают…

Он остановился в проеме и согнутым указательным пальцем громко постучал по притолоке. Канилла повернула голову с недовольным видом, но тут же прямо-таки просияла, вскочила:

— Командир! Ну наконец-то! Жаль, что я тут одна, все бы порадовались. Ходят слухи, что Яна вас вытащила буквально в последнюю минуту…

— Можетбыть, — сказал Сварог, проходя в комнату и косясь на непонятное мельтешение линий и огней. — Выходит, я свое везение до донышка еще не вычерпал… Это хорошо, — он придвинул кресло на колесиках к ее креслу, уселся, достал портсигар. — Садись, Кани, поговорим…

Закурил и присмотрелся к ней внимательно. Ну да, что-то определенно не так: как только схлынула радость от его появления, ее глаза вновь стали невероятно грустными.

— В работу крепко погружена? — спросил он.

Канилла пожала плечами:

— Да нет. Рутина, собственно, разве что это надолго…

— Что случилось, Кани? — спросил он напрямик. — У тебя такая печаль в глазах… С Родриком поссорились?

Она не стала ни отмалчиваться, ни уводить разговор в сторону. Грустно усмехнувшись, ответила откровенно и просто:

— Если бы так, командир!.. Было бы гораздо лучше. Когда поссоришься, всегда можно помириться. А тут другое.

— Или — другая?

— Да нет, командир, все и проще, и печальнее… Помните, я как-то говорила: мы с Родриком и сами не понимаем, что у нас пылкая любовь или пылкая страсть?

— Конечно.

— Ну вот… — сказала Канилла. — В один далеко не прекрасный момент вдруг оказалось, что все же — не более чем пылкая страсть. А она вдруг взяла и прошла у обоих. Догорела, как свечка, была — и пропала…

— Вы, надеюсь, не поскандалили? Расставания иногда бывают очень бурными, даже если обе стороны согласны, что иначе нельзя…

— Ну что вы, командир, — все так же грустно усмехнулась Канилла. — С этой стороны обстоит, можно сказать, прекрасно. Мы совершенно спокойно обсудили ситуацию, совершенно спокойно согласились, что все кончено, остаемся друзьями… Хорошо, что вы прилетели. Мне не перед кем было выговориться, а хотелось невероятно…

— И правильно, — сказал Сварог. — Выговоришься, чуточку легче будет… Что, Аурики нет в маноре?

— Ага. Она на Сегуре, у нее два вольных дня. А у Томи свои печали, почище моих… Вот и не перед кем было… Кстати, поздравляю с новой короной…

— Пошли бы они, эти короны… — проворчал Сварог. — Складывать некуда, а новых хлопот — выше крыши… Это хорошо, что вы спокойно разошлись и даже остались друзьями. Это хорошо… Но вот глаза у тебя… Ты что, никак не можешь отойти?

Канилла улыбнулась грустно, вымученной улыбкой:

— Оказывается, не могу. Не в чувствах дело — не было никаких чувств. Просто… Как бы объяснить… Из меня вдруг вырвали очень приятный кусок жизни. Он был долго и, казалось, долго еще будет, и вдруг его не стало. Насовсем. Стало так пусто и зябко, я просто не представляю, как теперь жить без этого вырванного куска…

Сварог погасил сигарету, встал и, заложив руки за спину, медленно прошелся взад-вперед за ее креслом, подыскивая слова. Все гораздо легче, чем он опасался. Вот только… В ее возрасте случившееся… Первая утрата для него тоже была нешуточной трагедией, какую он, если вспомнить, однажды и пережил. Это сейчас та незатейливая история вспоминается не то что равнодушно — даже со смехом над собственной тогдашней щенячьей глупостью, превратившей банальнейшее расставание прямо-таки в шекспировскую трагедию. Но тогда, лет двадцать назад…

— Кани, — сказал он как мог мягче, тщательно подбирая слова, — такова уж взрослая жизнь, ничего не поделаешь. Иногда подбрасывает такие вот печальные сюрпризы. Я тебя уверяю, как человек, по возрасту в отцы годящийся… правда, в весьма юные отцы, но все равно… Это пройдет. Оно всегда проходит. Честное слово, когда-нибудь ты над этим форменным образом посмеешься. Я тебя уверяю. Все будет казаться мелким и смешным — в том числе и твоя сегодняшняя тоска…

— Легко вам говорить… — выпалила она и тут же осеклась.

Сварог ощутил очередной ледяной укол в сердце. Остановился за ее креслом, все так же держа руки за спиной. Сказал севшим голосом, чувствуя, как каменеет лицо:

— Ну да. Мне легко. Сплошная головешка вместо души, а так — гораздо легче. Всего-то навсего потерял шестерых лучших друзей, в том числе многолетнюю подругу… И Томи легко. Наши горести в сравнении с твоими — такой смех…

Скрипнул резко отодвинутый стул, Канилла вскочила, ее щеки пылали.

— Командир, простите! — выпалила она. — Сто раз простите! Я беспросветная дура, эгоистка, скотина бездушная… — порывисто сделала шаг и, оказавшись к нему почти вплотную, чуть повернула голову вправо. — Дайте мне пощечину, я заслужила…

— И не подумаю, — сказал Сварог. — Подумаешь, ляпнула сгоряча. С каждым может случиться, особенно в твоем возрасте. Мне в свое время в похожей ситуации тоже казалось, что жизнь кончена и мир рушится, а теперь вспомнить смешно…

Канилла пытливо вглядывалась в него:

— Вы, правда, не обиделись?

Сварог усмехнулся:

— Я бы тебе дал слово короля, но его не разменивают по таким пустякам…

Она подошла вплотную, медленно опустила ресницы:

— Тогда поцелуйте меня. И я буду знать, что вы не сердитесь.

«Воспитатель, мать твою, — сердито подумал Сварог. — Выпало же на долю…»

Он наклонился и коснулся губами ее щеки.

Канилла открыла глаза, воскликнула с долей возмущения и обиды:

— И только?!

Положила ему руки на плечи и прильнула долгим поцелуем.

Губы у нее оказались невероятно нежными. Поцелуй опасно затягивался, и Сварог, откровенно испугавшись самого себя, отстранил ее деликатно, но непреклонно, сказал командным голосом, едва ли не рявкнул:

— Штаб-сержант Дегро!

Подействовало. Она отступила на два шага, лицо стало едва ли не как у коменданта при исполнении, из огромных синих глаз исчезла шалая дурь.

— Еще раз простите, командир, — сказала она тихо. — Что-то меня, дуреху, то и дело не туда бросает…

— Прощаю, — сказал Сварог. — От таких закидонов есть одно хорошее средство — работа. Я как раз шел к тебе работать… Ты как, в состоянии?

— Ну конечно, — ответила она с толикой обиды. — Я в вашем распоряжении, командир.

— Садись, — сказал Сварог. — Поработаем немного. Как у вас здесь дела продвинулись, пока меня… не было? Я имею в виду в первую очередь «точки Кондери».

— Больших открытий нет, но некоторые успехи найдутся, — сказала Канилла уже насквозь служебным голосом. — Мы совершенно точно установили: Брашеро для связи с сообщниками в Магистериуме использовал «пятый ручеек»…

— Что использовал?

— Понимаете, мы с Дальбетом как-то подумали и решили использовать в качестве рабочего названия термин «ручеек». «Точки» и «соринки» — это нечто, имеющее очень малый объем… если совсем точно, точка, как геометрическая фигура, его не имеет вообще. А они протяженные, и весьма, их можно посылать как радиолучи, в отличие от апейрона. Вот мы и придумали «ручейки». Вам не нравится?

— Ну почему, — сказал Сварог. — Термин, как термин, пусть будет. Что еще?

— А это, собственно, и все, — чуточку грустно призналась Канилла. — Пока. Командир, это и в самом деле было чертовски трудно. Результат укладывается в одну фразу: «Мы установили, что…» Но чтобы его добиться, пришлось работать десять дней. Сначала мы осваивали аппаратуру, разбирались в ней — а посоветовать и подсказать было, сами понимаете, некому. Честно признаюсь, мы и сейчас разобрались во всем примерно на три четверти, осваивать еще и разбираться… Зато мы хорошо отработали и изучили одну деталь: «пятый ручеек». Теперь мы знаем, как он связывался со здешними сообщниками — в благостных условиях, когда попросту не было аппаратуры, способной разговоры перехватить или хотя бы засечь. Знаем, как эта аппаратура действует, знаем теперь, как перехватывать передачи с использованием «пятого ручейка». Еще немного усилий — и можно будет делать такие аппараты связи для наших нужд. Как всегда бывает, первые образцы получатся неуклюжими и несовершенными, но так уж всегда… Профессор Марлок помогает, чем может… но у него уйма своих хлопот… и очень мало людей. Он сам смог выделить только двух А-физиков — но ребята толковые, с ними дело пошло гораздо быстрее…

— Вот на сей счет есть интересный разговор, — сказал Сварог. — Честно признаюсь, скорее личного характера, не имеющий отношения к нашей официальной службе. На тебя можно полагаться? В тайне держать сумеешь?

— Чем хотите поклянусь.

— А поможешь? Дело, повторяю, некоторым образом частное…

— Командир, — серьезно сказала Канилла, — я как-то говорила, что готова за вас умереть. И, между прочим, не шутила. Так что помочь вам готова во всем, что в моих силах. А что нужно сделать?

— Сейчас подумаю, как бы поточнее сформулировать… — сказал Сварог. — Ага… Есть рабочие чертежи, спецификации, или как это все назвать… В общем, материалы, по которым я мог бы в другом месте создать точное подобие этого здания? С той же аппаратурой, с теми же антеннами? Поняла мою мысль?

— Конечно, — сказала Канилла и уставилась на него с нешуточным любопытством: — «Другое место» — это ваш компьютерный центр в Хелльстаде?

Оба-на! Сварог спросил вкрадчиво:

— А с чего ты решила, красавица моя, что такой центр существует?

В Элконе он был уверен — парень никак не мог проговориться. Тогда как все это объяснить, вперехлест и через клюз?

— А я ваш центр вычислила, — безмятежно сказала Канилла. — Он у вас есть, и достаточно серьезный. Во-первых… Я не такой компьютерный гений, как Элкон, мне до него далеко, но все же в компьютерах понимаю. Вы три раза давали мне для работы материалы, которые никак не могли быть получены ни в компьютерном центре нашего стола, ни восьмого департамента. Вообще кое-что позволяет судить, что это совершенно какой-то другой компьютерный центр, кое в чем не похожий на здешние. Я не буду объяснять, как пришла к таким выводам, ладно? Извините, но вы все равно не поймете… Просто поверьте на слово.

— Поверю, — сказал Сварог. — А что там «во-вторых»?

— Во-вторых, Элкон что-то очень уж часто летает в Хелльстад и часто надолго там задерживается. Зная Элкона, это можно объяснить только одним: там у вас есть компьютеры, которые его страшно интересуют. Других причин просто не может быть. Девушка у него в Равене… да у вас в Хелльстаде и нет девушек, насколько я знаю. А чтобы устраивать себе экскурсии по Хелльстаду, он слишком занят… Вот такой был ход мыслей.

Ну что ж, она ошиблась только в одном: в Хелльстаде есть все же парочка девушек, но это не имеет отношения к делу…

Сварог вздохнул:

— Кани, я тебе столько раз говорил, что ты не только красавица, но и умница… Придется еще раз повторить, — он усмехнулся. — Ну что ж, ты меня приперла к стенке. Есть у меня в Хелльстаде компьютерный центр. И мне бы хотелось получить еще копию этого здания. Сама понимаешь, против Империи это нисколечко не будет направлено, наоборот…

— Я и не сомневаюсь, командир, — сказала Канилла с комической важностью. В ее глазах все еще стояло жгучее любопытство. — Но кто же у вас там работает, если в Хелльстаде практически нет людей? Что за компьютерщики загадочные такие? Вы ведь, такое впечатление, полностью уверены, что они справятся и с этой аппаратурой…

— Кани, когда-нибудь, много времени не пройдет, я тебе и расскажу многое, и покажу, — сказал Сварог. — Честное слово. А пока у меня голова забита другими заботами… Так есть то, что мне нужно, или нет?

— Есть все, что вам нужно, — уверенно сказала Канилла. — Здесь же, в памяти главного компьютера. Я вам в два счета все скачаю, в том числе и полный пакет необходимых программ. Это займет часа полтора, но вам ведь не срочно?

— Конечно, — сказал Сварог. — Кани, ты чудо…

— Я знаю, мне уже говорили, — сказала она с оттаявшей улыбкой. — И не раз… Командир, я все сделаю. И ни одна живая душа не узнает.

— Спасибо, Кани, — искренне сказал Сварог. — А теперь немного поработаем. Я тут хочу поставить вполне научный эксперимент.

— Что мне нужно будет делать? — деловито спросила Канилла, кладя руки на пульт.

— А ничего пока, — сказал Сварог. — Бывают эксперименты, когда аппаратура и не нужна… Посиди пока, я тебя сейчас позову…

Он вышел на галерею, окружавшую весь второй этаж. Переходить на противоположную сторону, через коридор, не пришлось: эта сторона здания как раз и выходила на нужные ему созвездия.

Сварог быстро нашел нужное — Золотого Коня. Он был никудышным знатоком здешней астрономии, но полдюжины-то созвездий мог отыскать на ночном небе легко — из-за их характерной формы. А вот, соответственно, и Стремя. Включаем «другое» зрение…

Все та же картина: из некой точки на небосклоне огромным конусом вылетали лучи пронзительно-синего света, неслись к земле и пропадали на некотором расстоянии от нее.

Вот только на сей раз лучи исходили из совершенно другой точки — правее и выше, уже справа от Золотого Коня и выше его пальца на три, считая вульгарно и ненаучно, пониже большой синей звезды — кажется, в созвездии Змееносца. Сварог не был точно уверен, что это Змееносец, но это не имело значения…

— Кани! — громко позвал он. — Выйди-ка сюда!

Тут же простучали каблучки, она остановилась рядом у фигурных перил. Убрав «другое» зрение, Сварог спросил:

— Кани, как у тебя с астрономией?

— Как у всех, — она пожала плечами. — Краткий курс общих знаний.

— Ну, это, в принципе, не важно, — сказал Сварог. — В данном случае сгодятся и методы далеких предков… Видишь вон ту большую синюю звезду?

— Конечно, — сказала она. — В голове смутно вертится, что она самая крупная и яркая в том созвездии, но вот как оно называется, хоть убейте, не вспомню.

— Вроде бы Змееносец, — сказал Сварог. — Но это не имеет значения. А теперь посмотри-ка туда «другим» зрением.

Сам он на сей раз им не воспользовался — спасибо, насмотрелся. Канилла удивленно охнула, присвистнула по-мальчишески.

— Это-то еще что за чертовня?

— Представления не имею, — сказал Сварог. — Но она там, сама видишь, есть. У тебя тут найдется аппаратура, которой это чудо-юдо можно пощупать?

— Конечно.

— А в одиночку сможешь?

— Обижаете, командир, задача для практиканта. Только нужно перейти в другой зал, управление антеннами там.

— Ну вот и пойдем, — сказал Сварог.

В указанном зале он тихонечко сел, чтобы не мешать подлинно научным работам с использованием современной аппаратуры. Сказал только:

— Насколько я помню, в применении к метеорному потоку такая точка именуется радиант… Можешь заодно и определить координаты этого радианта?

— Ну, не особенно трудно…

Ее пальцы порхали по клавишам, сразу на трех экранах мельтешили непонятные символы, сходились и расходились разноцветные дуги и зигзаги, проплывали ряды цифр, то короткие, то длинные. «Премудрость», — подумал Сварог, поглядывая уважительно.

Наконец все, такое впечатление, кончилось. Больше ничего не мельтешило, не плясало и не менялось. Застыли цифры и символы, аккуратными рядочками, застыла плавная светло-зеленая дуга.

— Получилось? — спросил он едва ли не шепотом.

Лицо у Каниллы было странноватое — и нешуточное удивление, и еще что-то…

— Понимаете, командир… — сказала она тоже едва ли не шепотом. — По всем параметрам выходит, что это третий «ручеек», и ошибки быть не может… Но это неправильно, так не должно быть…

— Почему?

— Потому что так ни один «ручеек» себя не ведет, уж это-то мы успели выяснить совершенно точно. «Ручейки», конечно, во много раз уступают размерами потоку апейрона, но все они — тоже потоки. В составе апейрона идущие из центра Галактики. Если изобразить в виде иллюстрации — пусть и примитивной, — это должно выглядеть вот так…

Она зажгла самый большой экран. Посередине неподвижно застыла Солнечная система (Вид сверху — исключительно для удобства, — пояснила Канилла. — Поток идет почти перпендикулярно к плоскости орбиты), а все остальное немаленькое пространство экрана, явно выходя за его рамки, занимал и впрямь некий поток: бледно-голубые лучи, безукоризненно прямые, строго параллельные, вроде бы неподвижные, но таким-то образом создавалась иллюзия, что они безостановочно текут. Действительно, поток…

— Вот так все выглядит, если примитивно, — сказала Канилла. — Вам этого достаточно?

— Вполне, — сказал Сварог. — Боюсь, чего-то самую чуточку менее примитивного я просто не пойму… Значит, так оно выглядит… Ну да, ручеек — по сравнению с размерами потока апейрона, а их даже я помню, сунули как-то в голову…

— Мы только-только начали их изучать — много времени ушло, чтобы разобраться в аппаратуре Брашеро… Но одно установили со всей уверенностью: каждый раз речь идет о потоках солидных размеров. И никаких радиантов. Но главная загадка не в этом, думается мне. Понимаете, командир, «ручейки», как и сам апейрон, нельзя увидеть «другим» зрением — только с помощью приборов. И никак иначе.

— Подожди, — сказал Сварог. — Я сам видел апейрон в Магистериуме, огромный такой золотистый шар…

— Так это вы видели концентрированный, — пояснила Канилла. — Вот его можно видеть не то что «другим» зрением, но и простым глазом — концентрированный, опять-таки вульгарно выражаясь, со страшной силой. Степень сжатия на порядки сильнее, чем у воздуха, когда его делают жидким… но эти детали вряд ли сейчас интересны, они к делу отношения не имеют. Вполне возможно, и концентрированные «ручейки» можно видеть самым обычным зрением, но мы ведь только начали. Такие эксперименты у нас отложены далеко на будущее, сначала нужно изучить все свойства и способности… — она вздохнула. — Аппаратура великолепная, но нас только четверо, в том числе одна недоучка с двумя курсами Лицея…

— Так… — сказал Сварог. — Значит, по теории, видеть мы этот чертов «ручеек» никак не можем, ни обычным зрением, ни другим.

— Вот именно.

— И тем не менее это, — он кивнул на один из экранов, — третий «ручеек»?

— Стопроцентно, — сказала Канилла с некоторой беспомощностью на лице. — Уж в этом-то я уверена.

— Налицо логическое противоречие, а?

— Оно самое, — грустно согласилась Канилла.

Сварог раздумывал недолго — он не видел здесь тупика, потому что было от чего отталкиваться… Ободряюще улыбнулся:

— Кани, не надо меланхолии… Логические противоречия сплошь и рядом можно разрешить логическими же рассуждениями. А ключик у нас есть… Тот самый отчет.

Историю с Брашеро от «широкой общественности», конечно же, засекретили — точнее, пустили в обиход в крайне урезанном виде. Ни словечка о планах переворота и намерениях установить «ученую диктатуру». Общественность узнала лишь, что несколько ученых, инсценировав собственную смерть, занимались в Горроте научными экспериментами из разряда запретных. Однако человек сорок на двух планетах, те, кому полагалось по должности (в том числе и Сварог), получили подробный отчет Техниона об исследовании «хозяйства Брашеро». Этот труд на трехстах страницах оказался абсолютно неудобочитаемым — Сварог мог поклясться, что все остальные в нем поняли не больше, чем он, а он не понял абсолютно ничего. Очень уж ученые материи затрагивались, очень уж высоконаучно было изложено, с многочисленными формулами, непонятными графиками и прочим высокомудрием. Сварог даже не пробовал его читать — листанул, заглянув в пару мест, и отложил, а потом, подумав, под строжайшим секретом дал прочитать Канилле. Канилла сидела над ним три дня, потом честно призналась, что поняла пока две трети, не больше.

Хорошо еще, что профессор Марлок был реалистом и практиком. А потому к каждому пухлому тому прилагалась брошюрка страниц всего-то на двадцать — и вот в ней простым человеческим языком, так, что любой невежа мог понять, излагались те выводы и заключения, которые уже успели сделать (хотя, уточнял Марлок, исследования далеко не закончены). Вот из нее многое становилось ясно…

— В самом деле, никакого тупика, — сказал Сварог. — Давай-ка устроим небольшой «мозговой штурм». Отчет, я тебе уже говорил, и не пытался изучать — не по моим знаниям. А вот брошюра здорово помогла… Насколько я понял, апейрон нельзя создать искусственно. А вот «ручейки»… Вполне возможно, Брашеро искусственно генерировал «пятый». С его помощью и связывался с сообщниками наверху и творил еще много предосудительного.

— Но остальными он занимался в десятую очередь, к его главной задаче они отношения не имели, ему хватало для повседневных нужд и пятого…

— Это уже детали, — сказал Сварог. — Главное, можно выдвигать версию: если искусственным путем можно получить «пятый», не исключено, что можно получить и остальные. Логически непротиворечивая версия, а?

— Конечно.

— Ну, а поскольку этот поток, — он кивнул на экран, где конус лучей по-прежнему с размеренностью часового механизма бил из неведомого радианта, — естественным быть никак не может, сам собой напрашивается вывод… Почему бы и нет?

— Почему бы и нет? — подхватила Канилла, стряхнувшая всякую грусть.

— Характеристики созданного Брашеро «ручейка» прекрасно известны. Известно, что он, нетрудно предположить, нес информацию. Известно, как отличить искусственный «ручеек», несущий информацию, от естественного потока… Кани, пользуясь той же методикой, можно определить то же самое касаемо «третьего»…

— Я попробую… Только нужно перейти в другой зал, к другому компьютеру.

— Делов-то… — проворчал Сварог, вставая.

Перешли. Сварог смотрел на свистопляску загадочных цветных кривых, таинственных символов и непонятных формул на трех экранах, не пытаясь ничего понять. Пальцы Каниллы порхали по клавишам, ее лицо становилось все азартнее и веселее, и продолжалось это минут пять. Сварог сидел тихо, как мышка, не задавая вопросов, боясь спугнуть вдохновение.

Наконец все непонятное на экранах застыло неподвижно. Снизу на центральный экран выполз длинный ряд алых символов вперемежку с цифрами, достиг середины да так там и остался поверх отмеченных непонятными значками синих и алых синусоид, расходившихся из единого центра.

Лицо Каниллы стало прямо-таки счастливым.

— Все сходится, командир, — сказала она торжествующе. — Это искусственное излучение, как и «пятый» у Брашеро… вот только никакой информации поток не несет. Правда, даже если бы и нес, подозреваю, я бы не смогла ее расшифровать — над «пятым» до сих пор бьются дешифровщики Марлока…

— Ну, это сейчас неважно, — сказал Сварог. — Что нам осталось? А осталось нам заняться самим радиантом, посмотреть, что он такое, вычислить орбиту и все прочее… Сможешь?

— Ну, это совсем просто, — уверенно сказала Канилла. — Для этого годятся давно имеющиеся программы из разряда «Космопоиск». Их давным-давно применяет Сфера, они ничуть не секретные, а после Багряной Звезды еще и усовершенствованы. Несколько минут — и будем знать, что это такое…

Она нажала пару клавиш — и вскоре на самом большом экране вспыхнула карта звездного неба. Канилла пояснила:

— Радиант я отметила красной точкой…

— Я понял, — сказал Сварог. — Подожди-ка минутку…

Он взял световой карандаш и направил на экран тонкий синий лучик. Тщательно примерившись, остановил пятнышко меж созвездиями Стремени и Золотого Коня. Сказал:

— Зафиксируй и эту точку. Позавчера я именно там видел радиант. Получается, он, в отличие от метеоритного, перемещается в пространстве. Что скажешь, располагая этими двумя точками, можно вычислить орбиту?

— Не получится, — сказала Кани. — Слишком маленький отрезок.

— Ну, тогда сделай, что получится: приближается он к Талару или нет, масса… В общем, все, что удастся.

Канилла кивнула и опустила пальцы на клавиши. Сварог вновь настроился на долгое ожидание, но не прошло и пары минут, как на экране возник тонкий желтый эллипс, в одной из точек которого красовался бело-голубой кружок. Глаза у Каниллы стали безмерно удивленными, она смотрела на Сварога, кажется, не в силах вымолвить ни слова.

— Что? — спросил он почему-то шепотом.

— Это… Это Нериада, — с явной растерянностью сказала Канилла. — Она и есть — радиант…

— И никакой ошибки?

— Ни малейшей. Это ее масса, ее орбита… Кстати, «конус» накрывает и Сильвану. Командир, но там же нет никого и ничего, способного такое вытворять…

Некогда было удивляться. Да и ничем это удивление не помогло бы…

— Значит, есть, — сказал Сварог. — Сама видишь.

Первая мысль, пришедшая ему в голову, — остатки заговора Брашеро. Людей у него было больше, чем считалось, и кто-то обосновался на Нериаде, лупил оттуда по Талару и Сильване «третьим ручейком». Нет, в этом случае их непременно обнаружили бы. С давних времен, с тех самых пор, когда отступились от всех попыток отыскать на Нериаде кого-то другого, планету, разумеется, не оставили в покое — над ней несли рутинное дежурство штук тридцать орбиталов. Если бы люди Брашеро и там попробовали бы отгородиться от наблюдения, как они это проделали в Горроте, засекли бы моментально… Отчеты он получал регулярно — половина орбиталов принадлежала восьмому департаменту. Бегло проглядывал и отправлял в соответствующий архив, потому что содержание их долгие века сводилось к одной-единственной фразе: «Ничего нового не обнаружено».

— Сюрреализм какой-то, — сказала Канилла. — Установки, создающие поток искусственного «третьего ручейка», — у этих… Техника у них на таком уровне, что ее и техникой-то назвать смешно, а науки нет вообще…

— Значит, там есть кто-то еще, — сказал Сварог, — у которого гораздо лучше обстоит и с наукой, и техникой.

— Но ведь в свое время искали так скрупулезно… Да и до сих пор нет никаких данных…

— Ох, Кани… — вздохнул Сварог. — Ну какие у меня могут быть ответы? У меня даже версий нет, кроме одной-единственной: там есть кто-то еще, каким-то образом ухитрившийся остаться незамеченным. Ты согласна, что это единственная версия?

— Согласна…

— Ну вот. За неимением лучшего ее и будем придерживаться. Коли уж мы, честно признаться, в тупике. Возникает масса вопросов, но мы их пока что игнорируем, потому что нет и тени ответов… Мы даже не знаем, сколько это продолжается.

— И что же делать?

— Ждать, — сказал Сварог. — Завтра утром я встречаюсь с Канцлером, будет о чем поговорить. То, чем ты собиралась заниматься сегодня ночью, очень важная вещь или может подождать?

— Ну, вполне может подождать…

— Вот и отлично, — сказал Сварог. — Установи постоянное наблюдение за Нериадой: нужно изучить, не меняется ли интенсивность потока, не «отключится» ли он в какой-то момент… в общем, все, что возможно. Потом отправляйся спать. Чует мое сердце, завтра с утра весь ваш отдел будет загружен работой выше крыши. Канцлер проволочек не любит, а уж теперь… Что ты так смотришь?

— Вы плохо выглядите, — сказала Канилла. — Не припомню, когда я вас таким и видела…

Сварог вымученно улыбнулся:

— Ну, что поделать — слишком много на плечи свалилось… Ладно перебедуем. Действуй, а я пошел. Переночую в «Русалке», а утречком полечу к Канцлеру. И выше нос, не такие загадки раскалывали…

Он вышел в коридор, с облегчением убрал с лица вымученную улыбку — не следовало представать перед девчонкой раскисшим и разбитым. Умница, все подмечает… Медленно пошел к выходу, даже не пытаясь ломать голову над очередной загадкой, которую вместе с другими предстояло решать и ему…

Проходя мимо высокого зеркала, приостановился и посмотрел на свое отражение, стараясь сделать это с точки зрения постороннего, беспристрастного наблюдателя. Кажется, это у него получилось, но результат не радовал: человека в зеркале никак нельзя было назвать бодрым и энергичным — весь какой-то понурый и осунувшийся, плечи опустились, глаза потухшие… Махнув рукой, он пошел дальше. Ничего, пройдет. Есть отличное средство от всех горестей и печалей: работа на износ. А ее в самом скором времени навалится столько…

Свою комнату в «Русалке» он нашел быстро. Комендант, конечно же, оказался на высоте: келимас заказанного сорта, поднос с обильными закусками, серебряная чарка соответствующего размера — не на воробьиный глоток, но и не особенно большая, как раз достаточно, чтобы легонько забрало. Причем стояло все это не на столике у кресла возле окна, а на столике у изголовья кровати — свой мужик, комендант, все понимает. Можно и не заглядывать в шкаф — мундир там наверняка висит и начищенные сапоги стоят…

Сварог разделся, залез в постель, переложил подушку к спинке кровати, чтобы можно было сидеть. Притушил верхний свет, зажег настольную лампу и аккуратно наполнил чарку. Выпил, пожевал кусочек чего-то копченого, включил музыку, не выводя на особенную громкость. Хрипловатый, высокий голос Тарины Тареми…

Уже не в первый раз Сварога царапнула неприятная мысль: а ведь она наверняка погибнет, когда на Той Стороне станет бушевать Шторм. А если не погибнет… Все равно судьба ждет незавидная. Что же, ничего нельзя сделать? А кто сказал, что нельзя? Попробовать, во всяком случае, стоит…

…Вторая чарка, как обычно бывает, пошла еще легче. Забытья понятно, не получилось, да он его и не ждал — но все же чуточку отпустило. Набраться как следует, уснуть мертвым алкогольным сном, завтра хлебнуть отрезвляющего — и работать, рыть землю, рвать жилы, потому что…

Он резко повернул голову к двери.

Замок, которому полагалось быть запертым, звонко щелкнул, и дверь приоткрылась. Здесь, в своем хозяйстве, надежно охраняемом отборными бойцами и парочкой повисших невысоко над манором небольших боевых орбиталов (требование Канцлера), вряд ли стоило чего-то опасаться, но в последнее время случилось столько всякого, не укладывающегося в прежние рамки… Так что Сварог бросил взгляд на висевший на стуле камзол и припомнил, в каком кармане у него бластер — ага, в правом.

И тут же облегченно вздохнул — нет, пожалуй, что не облегченно…

Тихонечко вошла Канилла, аккуратно притворила за собой дверь и, бесшумно ступая по толстому ковру босыми ногами, пошла к нему. Халат на ней был длинный, почти до пят, но из столь тончайшей материи, что каждое движение словно бы делало ее обнаженной. «Только этого мне не хватало для полного счастья, — смятенно подумал Сварог, — мало мне жизненных сложностей?»

Подойдя, Канилла непринужденно присела на край постели, улыбнулась своей неподражаемой лукавой улыбкой, всегда напоминавшей Сварогу сказки о китайских оборотнях, лисицах, прикидывавшихся девушками, — что для их ничего не подозревавших любовников кончалось иногда хорошо, а иногда так, что хуже некуда. Вот уж чего не ожидал…

— Ну, и что это все значит? — спросил он, стараясь подпустить в голос побольше суровости.

— А вы не догадываетесь? — ослепительно улыбнулась Канилла. — Никогда не поверю…

— Как ты ухитрилась…

Она, улыбаясь, разжала пальцы. На ладони у нее лежал небольшой предмет, больше всего напоминавший виолончель без грифа, черный, с золотой каемкой и несколькими золотыми пятнышками-сенсорами. Стандартная электронная отмычка из арсенала девятого стола. Канилла положила ее на столик, пожала плечами:

— Здесь повсюду стандартные простые замки, ничего сложного. Вот я и взяла в арсенале…

— Очень мило, — сказал Сварог. — Пришла и взяла… Помнится мне, любое снаряжение из арсенала, даже такую мелочь, выдают исключительно по предъявлении соответствующей бумаги с моей подписью…

Канилла смотрела на него с самым невинным видом:

— Так уж вышло, что у меня была соответствующая бумага с вашей подписью. И с печатью. Стандартный бланк, честь по чести…

Он чувствовал себя настолько вымотанным, что даже рассердиться как следует не было сил. Только покрутил головой:

— Ну, Кани… Придется мне завести гауптвахту, каковую здешние военные уставы предусматривают. А мы как-никак гвардейское подразделение. Я серьезно. И знаю уже, кто ее обновит.

— Да пожалуйста, — безмятежно сказала Канилла. — Отсижу, сколько влепите… Можно, я немножко выпью?

Не дожидаясь разрешения, протянула руку к бутылке, налила полчарки и лихо опрокинула, ничуть при этом не поморщившись, закусила розовой конфетой, улыбнулась:

— Командир, я и подумать не могу, что вы меня возьмете за шиворот и выкинете за дверь… Смешно и глупо выглядело бы.

Он бы, пожалуй, и в самом деле, не смог — так что методы убеждения оставались исключительно словесные, а это иногда слабое подспорье…

Канилла пересела ближе к нему, насколько позволил столик. Невесомый халат распахнулся, почти что ничего уже и не прикрывая. Положение, если откровенно, было самое дурацкое — Сварог ее хорошо знал и всерьез подозревал, что словесные методы убеждения окажутся бесполезными. Но не выставлять же, в самом Деле, за шиворот?

— Кани, — вздохнул он, — не надо нам этого делать…

— Надо, — отрезала Канилла. — Командир, вы только не подумайте, что я развратная. Ну какая я развратная, если вы у меня будете только второй? Отрубите мне голову, но с вами надо что-то делать. На вас смотреть страшно, выглядите, как поднятый колдуном покойник… Такое впечатление, что вместо души — один пепел. Да и у меня горсточка пепла присутствует… Я вовсе не собираюсь вас жалеть. Я просто хочу вас утешить. Это будет один-единственный раз, и мы больше никогда к этому не вернемся. Я все обдумала.

— Думаешь, поможет? — вяло усмехнулся Сварог.

— Поможет, — уверенно сказала Канилла. — Уж я постараюсь. Я многое обдумала… Вы, конечно, ничего не ответите — вы мужчина, дворянин, офицер, король, наконец… Но я уверена: Янка добросовестно пыталась вас утешить, как только могла. Ну, вы понимаете, о чем я. Только ничего из этого не вышло. Может, оттого, что она ваша — а здесь нужен кто-то посторонний… Вроде меня. Один-единственный раз… И не говорите, что я вам не нравлюсь, все равно не поверю…

— А ты не думала, что потом нам обоим будет перед Яной чертовски стыдно?

На ее очаровательное личико набежала тень:

— Конечно, думала. Конечно, будет стыдно. Очень. Но я думаю один-единственный раз нам небеса простят. Потому что с вами необходимо что-то делать, сил нет смотреть на вас, такого. Вы просто не имеете права быть таким, король Сварог…

Она одним движением сбросила халат на пол, прильнула к Сварогу и решительно прошептала на ухо:

— Все. Хватит болтать. Обнимите меня…

Совесть покусывала, конечно, и чувствительно — но он обнял девушку и притянул к себе. Дальше была только шалая, жестокая нежность, долгая, то медленная, то пылкая — и полное отсутствие Времени…

И потом он не знал, сколько времени прошло, когда лежал, бездумно уставясь в потолок, обнимая прижавшуюся к нему Каниллу. Что странно, не ощущалось ни капли раскаяния или стыда, словно произошла самая естественная вещь на свете.

Канилла легонько пошевелилась, прошептала на ухо:

— Вам было хорошо?

— Очень, — честно сказал Сварог.

— А теперь прислушайтесь к себе. Как следует…

Он добросовестно прислушался к себе. И понял: с ним что-то произошло. Не мог описать свои чувства в точности, но знал одно: это никак не походило на то, что испытываешь после близости с юной искусной красавицей. Что-то совершенно другое. Боль и тоска от недавних утрат не исчезли совершенно, но теперь отодвинулись на периферию сознания, перестали жечь душу, как жгли совсем недавно который день. Он чувствовал себя совершенно иначе, и это никак не могло оказаться самовнушением — прежде-то оно не помогало, как ни старался…

— Кани, — сказал он в некоторой растерянности, — что это такое?

— Ага, почувствовали?

— Ну да. Это не может быть просто так, случилось что-то…

— Вот именно, — сказала Канилла. И продолжала тоном, каким говорят о самых обыденных вещах, — моя бабушка по матери — дриада. Значит, я тоже, пусть всего на четверть. Честное слово. Или не верите?

— Верю, — серьезно сказал Сварог.

И нисколечко не кривил душой. Поверил еще в Равене, когда они сидели в кольце облавы и Сварог для скоротания времени вел долгие разговоры о всевозможных ученых материях с мэтром Анрахом. Анрах говорил, что существование дриад признавали весьма серьезные книжники, не склонные к выдумкам и не верившие авторам всевозможных баек. Один из них — и Анрах дал ему с собой почитать очередную книгу — сам встречался с дриадой в Брамилонских лесах, чуть ли не три тысячи лет назад. К сожалению, в отличие от многих других трудов, этот был написан невероятно сухим, можно даже сказать, суконным языком, словно отчет о некоем научном эксперименте из разряда длинных и скучных. Но все равно, было интересно.

Анрах говорил потом: когда-то дриад обитало в лесах не так уж и мало — но понемногу, утверждали серьезные люди, становилось все меньше и меньше. Некоторые современные книжники полагают, что они исчезли совсем. Что с ними произошло, так никому и неизвестно, кто-то считал, что они постепенно перестали быть, кто-то писал, что они ушли в какой-то другой мир, но доказательств у него не было. Были — и не стало их. Как случилось и с наядами, исчезнувшими гораздо раньше: Девами Ручьев, Девами Родников, Девами Озер. По этому поводу Анрах отпустил длинную тираду словечек из своего конногвардейского прошлого: всевозможная поганая нечисть процветает как ни в чем не бывало, а создания, никогда никому не причинявшие зла, исчезли из нашего мира…

— Вот оно как, — сказал Сварог. — Значит, правду писали старинные книжники, что дриады, да и наяды, могли становиться обычными девушками и выходить замуж за своих возлюбленных?

— Чистую правду, — сказала Канилла. — И те, и другие… но это было бесповоротно, вернуться в прежнее состояние они уже никогда не могли и прежних способностей сохраняли малую часть, но сохраняли. — Продолжала задумчиво: — А это ведь был большой риск: вдруг разлюбит и бросит? А в прежнее состояние вернуться нельзя. Я бы, наверное, не смогла… а впрочем, я ведь никогда не любила еще по-настоящему…

Вот теперь кое-какие наблюдения Сварога получали полное объяснение. С бабушкой Каниллы он знаком, дважды был у нее в гостях — жизнерадостная, ничуть не казавшаяся дряхлой старушка очень интересовалась Хелльстадом — и, как он теперь понимал, обиняками расспрашивала, не обитают ли там дриады или наяды. Но не в том дело. Манор вдовствующей маркизы в некотором смысле уникален. Практически при всех есть парки, порой обширные. Но только замок маркизы окружал самый настоящий дремучий лес чуть ли не в десять югеров — значит, она хотела жить именно так, даже став человеком…

И с матерью Каниллы он был знаком. У нее-то парк был самым обыкновенным, стандартным, можно сказать. Тут другое. Всякий раз, общаясь с бабушкой, с матерью, да и с самой Каниллой, Сварог испытывал странное чувство: словно бы чуял в них некую инакость, некое неуловимое отличие от обычного человека — хотя так никогда и не мог понять, в чем это заключается. Хотя знал твердо: это есть. Вот в чем разгадка, оказывается…

— Что ты со мной сделала? — спросил он.

Канилла фыркнула ему в ухо:

— Если бы я сама точно знала, как это называется… Дриады умели забирать душевную тоску, загнать ее глубоко, чтоб она перестала постоянно грызть. Именно таким способом, и только им. Потомки дриады понемногу теряют те способности, что у нее еще оставались, — так и с матерью случилось, и со мной. Но чтобы утратить их окончательно, двух поколений мало. Кое-что у меня осталось, в том числе и это. Бабушка вас видела в Келл Инире четыре дня назад. Поняла, что с вами творится. Вызвала меня и велела вас полечить. — Она торопливо добавила: — Но я бы это сделала и без ее наставлений, ради вас, командир, я бы и не то сделала… — она тихонечко рассмеялась. — А знаете… Может, вам и не стоит терзаться угрызениями совести… касаемо Яны. Вполне может быть, она, узнав, и не рассердилась бы, она ведь умница и поняла бы суть происшедшего… и того, что еще произойдет до утра, я надеюсь, потому что до утра еще далеко, а это у нас первый и последний раз…

— Может, и Танец Дриад — не выдумка книжников?

— Нисколечко. Сейчас докажу.

Канилла выскользнула из-под одеяла, встала в полосе лунного света, падавшего из широкого окна (сколько лет прошло, а Сварог никак не мог отделаться от привычки именовать этот свет «лунным»). Медленно, плавно подняла руки над головой и стала танцевать. Видно было, что отсутствие музыки ей нисколечко не мешает, — ну да, книжники писали, что дриады и наяды обходились без всяких музыкантов, это феи любили устраивать свои пляски непременно под оркестр (конечно, из своих музыкантов, хотя порой и заманивали на ночной дороге какого-нибудь странствующего менестреля).

Этот танец нельзя было описать человеческими словами. Грация, красота, нечто завораживающее — все это были лишь приблизительные определения. Сварог просто смотрел, представления не имея, сколько времени прошло. Одно мог бы сказать: танцует человек, и все движения, все пируэты и фигуры, соответственно человеческие — но явственно ощущается нечто не вполне человеческое, нечто другое…

Канилла легла с ним рядом, прижалась, грустно сказала:

— У меня получается довольно скверно…

— Ну что ты, — сказал Сварог. — Красивее танца я и не видел.

— Потому что вы видели только меня, — с той же легкой грустью сказала Канилла. — Я ведь дриада только на четверть, это сказывается. Видели бы вы бабушку, когда она меня, совсем маленькую, учила танцевать в своем лесу… Часть способностей она потеряла, но все равно, куда мне до нее…

Сварог усмехнулся:

— Мэтр Анрах руку бы отдал на отсечение, точно, чтобы увидеть, как ты танцуешь…

— Не сомневаюсь, — фыркнула Канилла. — Только постараемся уж обойтись без ученых книжников, и больше ни о чем меня не расспрашивайте, пожалуйста. Чтобы я не чувствовала себя этаким объектом научного исследования…

— Не буду, — сказал Сварог. — Честное слово.

— А вообще-то у нас в семьеоб этом говорили очень мало и скупо, — сказала Канилла. — Мне всегда казалось, что бабушка в самой глубине души все же чуточку тоскует о прежней жизни. Ни о чем не жалеет — они с дедушкой всегда жили счастливо, — но чуточку тоскует… Правда, мне думается, она тосковала бы сильнее, оставайся в этом мире другие дриады. Но они исчезли — то ли в другие места, то ли навсегда…

— А один-единственный вопрос можно? — спросил Сварог. — Что, никто так и не знал, кто она?

— Ну, конечно, — сказала Канилла. — Представляете, каким объектом нездорового любопытства она бы стала, выплыви правда наружу? Жизни бы не было…

— Да уж… — сказал Сварог.

— А то и впрямь… объектом научных исследований, — сказала Канилла сердито. — Магистериум, Мистериор… Технион тоже уже существовал. Ученые и книжники не в состоянии пройти мимо чего-то необычного, как пропойца не в состоянии пройти мимо кабака… — она звонко рассмеялась. — Хотя я сама в этом отношении ничуть не лучше, меня теперь от «семи ручейков» не оторвать… Благо получается вроде бы неплохо…

«Интересно, — подумал Сварог. — Возможно в генеалогии и секрет ее нешуточных успехов, достигнутых в самые короткие сроки». Профессор Марлок совершенно серьезно сказал ему как-то: «Черт его знает, как так получается, но эта соплячка, не закончившая и двух курсов Лицея, уже работает на очень серьезном уровне, как настоящий ученый». Быть может, все дело в четвертушке крови дриады? Написал же не так давно один молодой астрофизик из Магистериума интересную статейку, где утверждал: вполне возможно, наука получила бы крайне любопытные и оригинальные результаты, если бы удалось привлечь к научной работе нелюдей. Правда, доказательств он никаких привести не мог, и научная общественность — да и он сам — отнеслась ко всему, как к шутке.

— Тех, кто знает, по пальцам можно пересчитать, — задумчиво сказала Канилла, видимо, следуя каким-то своим мыслям. — Яна. Я ей под великим секретом рассказала, когда мы были совсем девчонками, — а секреты она хранить умеет, — засмеялась. — А самое забавное, знает и принц Элвар. Это сейчас он забросил всякую фамильную магию, за исключением необходимой для лара бытовой. А когда был совсем молоденький и не пил так люто, многим интересовался. И как-то почуял. Бабушка рассказывала: в один прекрасный день заявился к ней с визитом и с порога бухнул: «А я знаю, кто вы, маркиза!». Но пообещал держать язык за зубами и до сих пор держит. Они с бабушкой какое-то время даже чуточку приятельствовали, но потом она неосторожно предложила навсегда излечить его от пьянства — это когда он уже пил вовсю. Принц страшно обиделся и заявил, что не может приятельствовать с людьми, делающими ему такие предложения. Столько лет прошло, а они так и не помирились…

— Интересно, а бабушка разрешала тебе все это мне рассказывать? — спросил Сварог.

— Разговора об этом не было, — сказала Канилла. — Не разрешала, но и не запрещала, а что не запрещено, то разрешено. Вы ведь, я совершенно уверена, никому не расскажете?

— Слово короля, — сказал Сварог.

— Я в вас не сомневалась, командир… — и добавила уже другие тоном: — А ночь уходит…

И первая обняла его.

Глава IV О КАМНЯХ И НЕ ТОЛЬКО О НИХ

Он всегда просыпался чутко, а уж в последнее время… Открыл глаза. Небо за высоким окном было уже синеватым, рассветным, Канилла стояла у постели, смотрела на него ласково и печально. Увидев, что он проснулся, бледно улыбнулась, наклонилась, приложила палец к его губам и сказала тихо:

— Это был первый и единственный раз, и мы никогда больше об этом не вспомним. Правда?

— Слово короля, — сказал Сварог. — Спасибо, Кани. Слов не могу подобрать…

— И не нужно, — сказала она, полное впечатление, заботливо. — Я бы для вас что угодно сделала, к чему тут слова… — и улыбнулась чуточку веселее. — Ну вот, бабушка была права, вы ни капельки не похожи на себя вчерашнего, совершенно такой, как всегда… Я пойду, пожалуй, скоро начинается рабочий день, а мне еще снять с компьютеров то, что вчера обговаривали…

— Действительно, — сказал Сварог. — Как бы не увидел кто…

Канилла улыбнулась:

— Мы же одни во всем здании. И моя комната как раз напротив.

«Ай да комендант, служака с непроницаемой рожей, — подумал Сварог. — Поди, угадай, что творилось у него в голове, когда он отвел ему номер как раз напротив комнаты Каниллы. Ну, всегда было впечатление, что он умнее, чем старается показать… Да ладно. Что бы он там себе ни решил, молчать будет, как рыба… Верный человек и жизнь понимает так, как ее кое в чем понимают только военные…»

Хотелось сказать что-то нежное и теплое, но он не находил слов. Канилла произнесла просто:

— До встречи на службе, командир…

Грациозно повернулась и пошла к двери. Сварог смотрел ей вслед, и такова уж мужская натура, что он не чувствовал ни раскаяния, ни стыда — только легкую грусть оттого, что это никогда не повторится, а оно ведь никогда не повторится, Канилла свое слово держит железно, да и сам он не стал бы пытаться ни за что…

Когда за Каниллой защелкнулся замок, он посмотрел на часы. Времени было достаточно — и выпить кофе, и быстренько пройтись по зданию — вдруг есть что-то новое? — и к Канцлеру он успевал распрекрасно. Извлек из воздуха большую кружку кофе, глиняную, пузатую — сейчас не до гурманства, а кофе он давно уже «настроил» именно такой, какой любил, в меру крепкий, не особенно горячий, без сахара. Подумав, поставил ее на столик и прошлепал босыми ногами к высокому зеркалу, по пути движением пальца включив свет. Присмотрелся к себе.

Все так и есть: ничего похожего на понурого типа с потухшим взглядом, плетущегося вчера по коридору научного здания. Такой, как всегда — ну, разве что в глубине глаз затаилось что-то, отсветы тоски и грусти. Что поделать, есть вещи, с которыми и дриада не в состоянии справиться. Но вот жечь душу перестало, как жгло все прошлые дни. Теперь работать и работать, лучшего лекарства не придумано…

Когда он вышел на крыльцо — собранный и деловой начальник девятого стола, готовый яростно работать с самыми головоломными загадками, уже совсем рассвело.

«Они, в первую очередь, мне не простили бы, превратись я в медузу, — подумал Сварог, — все они успели проникнуться тем самым цинизмом войны, что людям, в жизни не попадавшим в жестокие переделки, незнаком и способен иных прекраснодушных мечтателей ужаснуть».

Он задержался на крыльце — на посадочную площадку как раз опустился синий с серебром брагант Томи, а там и она вышла, направилась к зданию — упругим шагом человека, знающего, что у него впереди масса серьезных дел. В мундире, на лбу — белая повязка, здесь такого в заводе нет, это чисто таларский военный обычай: так носят неделю траур по погибшим друзьям. Откуда она о нем узнала? Ах да, она же знакома с Гаржаком…

Он не то чтобы избегал девушку в эти дни — просто старался без лишней необходимости с ней не встречаться. Как ни вдалбливал себе, что все это глупость и самовнушение, не мог отделаться от мысли, что Томи смотрит ему вслед и думает: «Почему ты вернулся, а он остался там?». Это не здесь родилось — еще в прошлой жизни он не раз испытывал нечто подобное, когда возвращался из горячих мест, а другие оставались там навсегда. И не он один, ох, не один…

Хорошо еще, с ним никогда не бывало того, что порой случалось с другими: когда вдова, себя не помня в горестной истерике, выкрикивает в лицо: «Почему ты вернулся, а он — нет?»

И не объяснить ей, что так уж легли пуля или осколок, или прилетел нож. Ладно, не будем больше об этом, работать пора…

Он вошел в приемную. Там все было, как обычно: бдительно прохаживалась парочка часовых, двое дежурных сидели за пультами, в углу за своим столом, тоже уставленным парой-тройкой электронных устройств, расположился комендант. А справа протянулся рядок кресел для посетителей, которых по тем или иным причинам не следовало до выяснения пускать дальше приемной. Кресел имелась дюжина, все пусты, кроме одного.

В нем сидел герцог Орк — без меча, со шляпой на коленях. Вскочивший при виде Сварога, вот чудо, прямо-таки радостно. Комендант прилежно доложил:

— Господин герцог прилетел час назад и, узнав, что вы здесь, попросился к вам на прием.

«Эт-то еще как прикажете понимать? Ни свет, ни заря, собственно. Когда рабочий день еще не начался… Однако, если вспомнить, что этот субъект ничего не делает зря…»

— У меня к вам дело, не терпящее отлагательств, лорд Сварог, — сказал Орк с крайне примечательным выражением лица: там смешались и стремление сохранить гордое достоинство, и явное нетерпение, и словно бы, вот чудо, тень некоего искательства, а может, робости — ни то, ни другое чувство Орку как-то не свойственно… Что-то серьезное должно было стрястись, чтобы у него стал такой взгляд…

Сварог глянул на часы: к Канцлеру он успевал вполне, времени было с запасом.

— Ну что же, пойдемте, герцог, — сказал он, делая приглашающий жест в сторону парадной лестницы.

Краем глаза заметил, что комендант, не сводивший с них бдительного взгляда, опустил руку на клавиатуру одного из своих пультов. Усмехнулся про себя: насколько он знал коменданта, едва Орк окажется в его кабинете, возле кабинета Сварога непременно окажется пара-тройка терминаторов из здешнего спецназа. Ну, когда имеешь дело с Орком, лучше пересолить, чем недосолить…

Как он и думал, секретарь в его личной приемной оказался на месте — нет, ну когда он спит и где живет? Лицо свежее, полное энергии и готовности исполнить любой приказ. Здесь же сидела и Канилла — в мундире, аккуратно причесанная, с невозмутимейшим лицом, словно ничего и не было — женщины это отлично умеют. Она проворно встала и подала Сварогу плоскую синюю коробочку, в которых обычно хранились здешние флэшки-«спички», сказала насквозь служебным тоном:

— Здесь все материалы, что вы просили, командир.

— Спасибо, — сказал Сварог. — Можете идти, штаб-сержант.

Она четко повернулась через левое плечо и вышла (успев все же бросить быстрый любопытный взгляд на нежданного гостя).

— Проходите, герцог, — сказал Сварог. — Садитесь. Келимаса хотите? Настоящего?

— Не откажусь…

Направляясь к шкафчику, Сварог мимолетно бросил взгляд на маленький экранчик, установленный так, что любому посетителю он был не видел. Там светилась надпись: «При посетителе нет ни оружия, ни работающих электронных устройств». Это, конечно, комендант, пока Орк торчал внизу, постарался посмотреть, что у него за душой.

Сварог свою чарочку лишь пригубил из вежливости — время чересчур уж раннее, — а вот Орк осушил до дна и смотрел с таким выражением, словно не прочь был тут же отправить следом вторую. Определенно, он волновался. Сварог — что тут скромничать? — налил ему вторую, столь же молниеносно повторившую судьбу первой.

Кивнув на дверь, Орк сказал с чуточку вымученной улыбочкой:

— Поразительно, как вы ухитрились так быстро вымуштровать этих юных шалопаев…

— Опыт, — сказал Сварог сухо. — Еще?

— Если вас не затруднит…

Да что с ним такое? На себя не похож…

С третьей Орк разделался столь же моментально, на миг прикрыл глаза, чуть откинув голову:

— Пожалуй, хватит, спасибо… Разговор нужно вести на трезвую голову…

— С чем пожаловали в такую рань? — спросил Сварог не то чтобы сухо, но тоном насквозь деловым.

Орк на секунду отвел взгляд:

— Хотелось бы поговорить по душам…

— Почему бы и нет? — сказал Сварог, положительно, игра приобретала интерес. — Коли уж по душам… Уж извините за вульгарное любопытство, но чертовски хотелось бы знать, почему вы себя повели на Сегуре именно так? «До первой крови»? Учитывая, что несколько лет назад вы как-то подробно расписали, насколько «тепло» ко мне относитесь… У вас ведь был шанс. Честно признаться, я не знаю, кто из нас лучше в бою на мечах. Убить вы меня, может, и не убили бы, но серьезно поранить могли. Что вас автоматически делало королем Сегура и Дике.

Вот теперь Орк улыбнулся давно знакомой улыбкой — хищной, умной.

— Верите вы или нет, лорд Сварог… — сказал он. — Но сейчас я об этих словах сожалею. Мы оба тогда были гораздо моложе. Можно сказать, в нас бурлила юность… С тех пор многое изменилось. Очень уж высоко вы взлетели, чтобы всерьез пытаться претворять в жизнь юношеские угрозы. Здесь нет ничего от трусости, не подумайте. Просто-напросто я за эти годы научился, как бы это назвать, разумной предусмотрительности. Если человек откажется выходить на каталаунского тигра с одним дамским кинжальчиком, никто ведь не посчитает его трусом, верно?

— Безусловно, — сказал Сварог.

— Ну вот, вы понимаете…

«Интересно, врет или нет? — подумал Сварог. — Быть может, и нет, умен он был всегда. Я ему сейчас попросту не по зубам, должен понимать…»

— Так вот, — сказал Орк. — Даже если бы я вас не убил, а просто серьезно ранил, нет никаких сомнений: сегурским королем мне удалось бы пробыть в лучшем случае неделю. Непременно всадил бы кинжал в спину кто-нибудь из ваших головорезов — вы собрали, должен признать, отличную команду… Иногда даже завидно. Если бы я знал с самого начала, что и вы будете участвовать, не полез бы в это дело… Вас удовлетворяет такое объяснение?

— Полностью, — сказал Сварог. — Ну, а что же за дело, заставившее вас нагрянуть ни свет ни заря?

Словно не слыша, Орк задумчиво продолжал:

— Конечно, те юношеские угрозы были сущей мелодрамой из комедии масок, но все равно, отношение к вам не изменилось. Как-то так получилось, что мне не осталось достойного места на Таларе, куда ни посмотри — всюду ваши короны и флаги. — У него вырвалось с неподдельным надрывом: — Черт побери, ну как это вам удалось?

Возможно, ему просто хотелось выговориться. Сварог серьезно сказал:

— Возможно, все дело в том, что меня почти каждый раз приглашали. Сами. И кое-что я сделал, дававшее основание для таких приглашений. Надеюсь, вы не усматриваете в этом похвальбы?

— Не усматриваю, — сказал Орк. — Простая констатация факта, я понимаю. И все равно, какая разница? Главное, теперь мне нечего делать на Таларе. А здесь, за облаками, я дохну от скуки, это место не для меня…

— Отправляйтесь на Сильвану, — усмехнулся Сварог. — Вот уж где непаханое полюшко для ваших интриг и каверз… Меня там в ближайшую пару сотен лет уж точно не будет.

— Кто вас знает…

Сварог демонстративно посмотрел на часы:

— У меня не так уж много времени. Мне вскоре лететь к Канцлеру, а он любит пунктуальность. Так что, давайте оставим эту лирику для более подходящего случая. Как я понял, вы пришли с каким-то серьезным делом… К начальнику серьезной конторы. Не будете ли так любезны…

Орк натянуто улыбнулся:

— Сложилась странная ситуация, лорд Сварог, прямо-таки парадоксальная. Я вас ненавижу, но, поразмыслив, почему-то именно к вам решил обратиться за помощью…

— За помощью? — небрежно повторил Сварог. — В жизни не помню, чтобы вы искали у кого-то помощи…

— А теперь вот пришлось, — сказал Орк без улыбки. — Дело в следующем. При весьма загадочных обстоятельствах ко мне в руки попал весьма загадочный предмет. Вот… — Он сунул руку в карман камзола и выложил на стол классический черный камень-компьютер тех же размеров, что у патриция, идеально отполированный, овальный, с выступавшим на одной стороне круглым бортиком с продолговатой луночкой внизу.

Сварог знал, что сохраняет на лице совершеннейшую невозмутимость — как-никак он давно уже не был королем-первогодком, научился владеть лицом и в нелегких словесных поединках с земными дипломатами, иным из которых пальца в рот не клади, и в беседах с Канцлером. И на допросах присутствовал не единожды. Так что опыт имелся. Орку совершенно ни к чему знать одну из тяжелых государственных тайн — что он со своим компьютером далеко не первый…

Поэтому он поднял брови и постарался прибавить в голосе самого естественного удивления:

— И что это за булыжник? Это и есть ваше серьезное дело?

Ручаться можно, Орк купился. Он воскликнул словно бы даже с негодованием:

— Это не булыжник! Это компьютер.

— Это? — показал Сварог пальцем с оттенком легкой брезгливости.

— Представьте себе, — прямо-таки огрызнулся Орк. — Оказывается, бывают и такие…

— В жизни не видел.

— Вы еще столько в этой жизни не видели… Говорю вам, это самый настоящий компьютер!

— Вообще-то всякое бывает, — примирительно сказал Сварог. — Иногда для спецопераций компьютерам придают самый необычный вид… Можно посмотреть? — он повертел камень в руках так, словно видел его впервые. — Интересное исполнение, ни за что не подумаешь… Покажите, как он включается.

— У вас не получится, — сказал Орк. — Так уж сложилось, что включать его и работать на нем могу только я.

— Интересно… — сказал Сварог с таким видом, словно впервые слышал о таких вещах. — Герцог, простите великодушно, но здесь явно присутствует логическая неувязка. Компьютер вам достался «при весьма загадочных обстоятельствах», но управляться с ним можете только вы…

— Так уж сложилось. Это отдельный разговор, и долгий.

— Ладно, отложим на потом, — сказал Сварог. — Время поджимает. Покажите тогда, что там есть… там ведь наверняка что-то есть, и вы пришли показать его, а не сам компьютер…

— Извольте. Только должен предупредить сразу: сам я туда ничего не вводил. Все, что там есть, уже там было…

— Показывайте.

Повторилось то, что Сварог уже наблюдал у патриция Кадората, — Орк положил подушечку большого пальца в луночку, зажмурился, пошевелил губами. Сварог обошел стол и встал за плечом Орка. На темной поверхности стола, меж его краешком и компьютером, появилась клавиатура из неяркого синего света. Над компьютером засветилась тускло-синяя полоса прямоугольного экрана.

Орк коснулся нескольких клавиш. Экран залило синим светом, ярче рамки загорелись черные буквы — стандартный компьютерный алфавит, принятый повсеместно. Крупными буквами:

ИМПЕРАТРИЦА, ВАРИАНТ ПЕРВЫЙ.

Потом появилось изображение коридора. Сварог его узнал по люстрам, малахитовым медальонам на стенах, высоким вазам в полукруглых проемах. Келл Инир, коридор за Бриллиантовыми Пикинерами, ведущий в личные покои Яны.

Потом показалась она сама, в знакомом Сварогу бежевом платье, шла как бы на камеру, в сопровождении незнакомого сановника — судя по роскоши одежды. То ли видеозапись, то ли отличная компьютерная графика. Сановник, как и полагалось, предупредительно держался в шаге за ее левым плечом. Лицо у нее было спокойное, безмятежное.

И вдруг что-то произошло. Яна сбилась с шага, словно споткнулась на безукоризненно ровном полу, устланном мягким ковром, приостановилась, лицо стало удивленным, застывшим — и она стала падать, подламываясь в коленках, заваливаясь на правый бок.

Сановник не дал ей упасть, подхватил за талию левой рукой — в правой у него был кинжал с широким лезвием, — осторожно опустил на ковер. Она не шевелилась, смотрела в потолок застывшим взглядом. Наклонившись над ней и, видимо, убедившись том, что все кончено, сановник бросил рядом окровавленный кинжал, быстрым шагом направился прочь, свернул направо, в первый же боковой коридор, исчез с глаз. Картинка оставалась неподвижной: Яна, уставившаяся в потолок безжизненным взглядом, ни единой живой души в коридоре…

У Сварога захолонуло сердце — до того натурально все выглядело, настоящая документальная съемка… Орк нажал клавишу — и картинка исчезла, экран вновь стал синим.

— Что это такое? — спросил Сварог в полной растерянности.

— Смоделированнное покушение на императрицу, — кривя губы, сказал Орк. — Там есть еще несколько вариантов. И не на нее одну — еще на нескольких человек, на вас в том числе…

— А еще?

— Оба принца и Канцлер.

«Господи ты, боже мой! — подумал Сварог. — За Яну не стоит особенно беспокоиться — у барона Абданка каждый человек проверен на сто кругов. Канцлер с некоторых пор держит в своей резиденции серьезную охрану и без нее не летает. А вот у обоих принцев охраны нет вообще. Канцелярию земных дел охраняют четверо чисто декоративных раззолоченных гвардейцев, предназначенных исключительно для того, чтобы производить должное впечатление на земных монархов. У Элвара в его каталаунском замке нет ни единого охранника, по Каталауну он болтается в сопровождении одного-единственного камердинера, не обученного военному делу…»

— Ну, и что все это должно означать? — спросил он тихо, недобро, нависая над герцогом, так и державшим пальцы на светящихся квадратиках клавиатуры.

— Представления ни имею, — ответил Орк, чуть побледнев. — Слово чести, я сам сюда ничего не вводил, каким его получил, таким и привез. Лорд Сварог… не стоит паниковать. У вас еще есть время. Она сказала, что пройдет не меньше месяца, прежде чем эти… планы начнут претворяться в жизнь, а то и побольше.

— Я и не думаю паниковать, — сухо сказал Сварог. — Я просто думаю, как мне лучше всего выполнять свои служебные обязанности. Значит, есть еще какая-то загадочная «она»…

— Вот именно… Она пришла сама… Я ни о чем подобном не просил, мне бы и в голову не пришло… Понятия не имею, почему они обратились именно ко мне…

Сварог покривил губы:

— Вероятно, оттого, что всем известен ваш высокоморальный облик и безукоризненная репутация… Ладно, некогда болтать. Ваш брагант здесь?

— Где ж ему еще быть?

— Выключайте эту штуку. Сейчас полетите со мной к Канцлеру, там мы все это вместе посмотрим, все и расскажете. Не вздумайте перечить — арестую, власти хватит…

Но Орк, сразу видно, перечить и не думал. Сварог впервые видел его таким — прямо-таки в совершеннейшей растрепанности чувств. Тогда, в Горроте, он и то держался гораздо хладнокровнее. А впрочем, компьютер, да еще невиданного облика, врученный при каких-то загадочных обстоятельствах, с таким содержимым, и человека вроде Орка способен всерьез напугать. В особенности если сам он не собирался ни во что подобное впутываться…

— Да, когда вам его дали? — спросил Сварог, подхватывая портфель с «тарелочками» и всеми привезенными из Сегура бумагами.

— Вчера, поздно вечером, чуть ли не в полночь…

— Ладно, пошли, — сказал Сварог. — Идите в свой брагант, я на минутку задержусь…

Когда Орк вышел из приемной, Сварог повернулся к секретарю и сказал, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало ни тени растерянности или уж тем более паники:

— Девятому столу — Белая Тревога. Скол ько у нас солдат в маноре?

— Тридцать два.

— Шестерых отправите в Канцелярию земных дел, пусть возьмут под охрану приемную его императорского высочества, — он понизил голос: — Возможно покушение на обоих принцев, так что при любой угрозе пусть оружие пускают в ход без церемоний. Все понятно?

— Так точно, господин директор! — приняв некое подобие стойки «смирно», ответил секретарь (человек изначально штатский, но, как и все прочие, не обойденный вниманием коменданта и потому усвоивший кое-какие азы). — Но вот принц Элвар…

— Да уж, — с чувством сказал Сварог. — Выясните, где он сейчас. Если у себя в маноре или у кого-то в гостях здесь, за облаками, достаточно будет шести человек. Если в Каталауне — пошлите на поиски человек двадцать на десятке брагантов. Если у принцев возникнут вопросы — у первого они наверняка возникнут, у Диамер-Сонирила, — пусть старший группы ссылается на мой приказ и высшую государственную необходимость. И твердит, что сам представления не имеет, в чем тут дело… и, кстати, ничуть не покривит душой. В общем, обеспечить защиту от любого возможного покушения. Выполняйте.

Резко развернулся и сбежал по ступенькам. С собой он охрану брать не стал — брагант у него был боевой, весьма даже неплохо вооруженный. А Орк вряд ли пустится в бега — он, никаких сомнений, хоть и не сказал об этом прямо, кинулся сюда спасаться от неожиданных сложностей жизни…

Два браганта рванулись, как пущенные в небо стрелы. «Ну вот и доигрались, — подумал Сварог. Началось вроде бы с пустяков — если считать пустяками помощь пирату в отлавливании самых жирных „купцов“; давным-давно убитому бандиту — в планировании безупречных по исполнению операций, а патрицию Кадерату — в воровстве информации из Канцелярии земных дел, позволяющей зашибать неплохую денежку. А кончилось вовсе уж серьезно. Орк сказал „она“. Интересно, что за персона? И под какой личиной на сей раз выступает загадочный противник? Одно уже сейчас можно сказать со всей уверенностью: против них играет разумная сила, уж в этом-то никаких сомнений…»

…Герцог Орк трудился старательно и прилежно, стахановец хренов, исправно выполнял просьбы зрителей, чаще всего — Канцлера. Останавливал изображение стоп-кадром, возвращал назад; выводил на весь экран лицо очередного убийцы. Канцлер, Сварог и профессор Марлок сидели за его спиной. Четвертый, неприметный человек средних лет, несомненно, один из особистов Канцлера, снимал все происходящее на экране крохотной видеокамерой: ну понятно, все придется просмотреть еще не раз, а как скачать информацию с этого компьютера, никто понятия не имел, Орк в том числе.

«Второй вариант» — то есть второе покушение на императрицу. Снова пустой коридор Келл Инира, только другой. Ни единой живой души, если не считать неподвижно стоявшего у колонны Бриллиантового Пикинера. Когда показалась Яна, он остался стоять статуей, как дворцовому часовому и положено. А когда Яна его миновала, выхватил из-под щедро расшитого бриллиантами парадного мундира небольшой черный бластер и выстрелил ей в спину. Еще когда она падала ничком, отшвырнул свое табельное оружие — нечто вроде гуфы с несколькими сверкающими трубочками по обе стороны вычурного лезвия — и резво припустил прочь по коридору, тут же исчезнув из кадра.

(Так уж сложилось, что только после самоубийства Гаудина Сварог узнал кое-что о степени опасности для ларов лучевого оружия. Прежде как-то речь не заходила, повода не было. Лучевое оружие бывает двух видов. «Пунктирное», то есть стреляющее отдельными импульсами, для лара не опаснее щекотки. А вот бьющее непрерывным лучом на манер гиперболоида — стопроцентная смерть. Те же правила, что касается копья, топора, ножа. Луч точно так же является продолжением руки. Сварог никого ни о чем не спрашивал, но давно и крепко подозревал: в давние времена, когда магическая система защиты ларов только-только формировалась, кто-то из тогдашних владык с умыслом установил именно такие правила: чтобы его подданные не были очень уж неуязвимы. Благоразумный, право, был человек. Любой король вам скажет, что подданные — та еще публика, способная устроить и мятеж, и переворот, и цареубийство. Так что весьма неосмотрительно было бы в данном случае делать их полностью неуязвимыми от оружия посерьезнее меча или копья. Один серьезный промах этот неведомый умник допустил: Сварог на его месте сделал бы себя и свое семейство как раз неуязвимым полностью даже для ножей с алебардами. Благоразумный человек просто обязан был об этом подумать. Ну, возможно, вступили в игру те самые примечания мелким шрифтом, нашлись некие непреложные законы, делавшие полную неуязвимость невозможной. Возможно, по тем же причинам не появились и какие-нибудь «магические кольчуги» — некое силовое поле, делающее человека неуязвимым для любого абсолютно оружия — от луча бластера до примитивного удара поленом по голове. За несколько тысяч лет кто-то да должен был о таком подумать. Но никаких «магических кольчуг» так и не появилось. Есть, правда, комбинезоны с капюшонами, выполняющие как раз эти функции, но какой король, даже проведав, что ему грозит покушение, стал бы в нем расхаживать по дворцу круглые сутки? Что интересно, земная магия тоже не знает никаких «магических кольчуг» — только заклинания, касающиеся, так сказать, частностей — отводящие, когда стрелы, когда пули, хранящие то от топора, то от ножа, то от меча, но никогда — от всех видов холодняка сразу… Примерно так обстоит с ним самим: на земле носит под одеждой великолепную толладскую кольчугу тройного плетения, снимая ее только в спальне. Но голова-то остается беззащитной, и по ней в любой момент можно приложить чем угодно, хоть кочергой…).

Третье покушение — Сварог невольно скрипнул зубами — произошло в Латеранском дворце. Яна (для Латераны — баронесса Вильмер) спокойно спускалась по Ажурной лестнице. Поднимавшийся навстречу ливрейный лакей, почтительно поклонился (ну, каждая собака во дворце знает, в каком качестве состоит при его величестве баронесса), а поравнявшись с Яной, молниеносно выхватил кинжал и ударил ее в сердце. Нелепо распластавшаяся на ступеньках фигурка в знакомом палевом платье, расползающееся пятно крови, казавшееся черным на черном чугуне…

Сварог надеялся, что на этом и кончится. Напрасно: вспыхнула надпись: «Императрица. Четвертый вариант». На сей раз — лесная чащоба, определенно Каталаун: поляна, густо заросшая алыми гроздьями «вдовьих слез» и золотистыми шарообразными скоплениями мелких цветочков асендаля, и те и другие цветы на Таларе растут только в Каталауне. Вокруг поляны — типично каталаунский лес: сосны со свисающими с веток пучками горной омелы, заросли раскидистых папоротников… Почти посередине поляны уткнулся клыкастой мордой в густую траву здоровенный секач, утыканный стрелами (и обитатели земли, и лары до сих пор ради остроты ощущений предпочитают огнестрельное оружие на охоте не использовать, разве что по птице).

Вокруг — с дюжину всадников, кто-то уже спешился, кто-то еще в седле, успокаивая разгоряченного азартной погоней коня, Сварог машинально отметил, что у половины на поясах — черные стандартные кобуры с солидными бластерами: ага, охрана. Вот и барон Абданк, бдительным взглядом обшаривающий окрестности. И все, кто с кобурами, не на зверя смотрят — наблюдают за подступами, грамотно рассредоточившись, охотничий азарт их не затронул нисколечко, люди на службе, а службу они знают…

Он наконец высмотрел Яну — как и все остальные, она была в зеленом костюме, кожаной каталане, со скрамасаксом на поясе и колчаном за спиной (луки у всех в притороченных к седлам саадаках). Яна и еще трое стояли над кабаном и о чем-то оживленно толковали, показывая на стрелы. Точнее, на их оперение, сразу же поймет знающий человек. Сварог сам два раза побывал на каталаунских охотах и знал, в чем тут дело: у каждого охотника свой цвет оперения стрел, и всякий раз над добычей начинается беззлобный (сердиться и горячиться — дурной тон), но весьма темпераментный и долгий спор — чья именно стрела оказалась смертельной, а чья, в общем, все равно, что пропала зря.

Из леса с двух сторон вдруг выметнулись пронзительно-синие лучи бластеров, скрестились на людях в зеленых костюмах и вмиг выкосили все живое — и людей, и лошадей. Крепко досталось и мертвому кабану, но ему было уже все равно…

Смотреть клятый «четвертый вариант» оказалось гораздо тягостнее, чем предыдущие, — потому что лучи оказались синими. Желтый луч бластера прожигает дыру, пусть и несовместимую с жизнью, но все же… Синий — режет. В точности как гиперболоид инженера Гарина. Есть еще зеленый, но это вовсе уж форменная жуть, не к ночи будь помянута…

Пятого варианта, слава тебе, господи, не последовало. Экран недолгое время мерцал — ни букв, ни изображения. Сварог успел с облегчением подумать, что на этом гнусь и кончилась, — но тут же оказалось, что радовался рано. Появилась надпись: «Принц короны Диамер-Сонирил. Первый вариант». Выходит, это не просто подготовка покушения на Яну, тут что-то более сложное…

В кабинет принца входит человек, одетый, как лар. Судя по лицу Диамер-Сонирила, визитера он хорошо знает. Вот только визитер выхватывает бластер… Короткий, справа-налево, росчерк синего луча — и в роскошном кресле сидит безголовое тело в усыпанном орденами мундире. Крови нет — от жара луча кровеносные сосуды моментально спекаются…

Длинный коридор Келл Инира. Принц неторопливо, как и подобает человеку его положения, вообще благородному лару (спешат только лакеи, адъютанты и прочая подчиненная публика), идет по коридору, показанный со спины. Навстречу ему гораздо более быстрым шагом, как и положено, движется ливрейный лакей. Вот он, поклонившись, разминулся с принцем… и, оказавшись за спиной, делает быстрый полуоборот. Кинжал вонзается под лопатку, напротив сердца (у Сварога мелькнула дурацкая в этих условиях мысль: ну да, в грудь нечего и пытаться, ордена являют собой сущую кольчугу).

Лес, не густой и не редкий, в самую, как говорится, пропорцию. Земля голая, ни травинки, ни кустика. Ага! Это наверняка скадер-клуб (скадер — очень популярная здесь игра, похожая на гольф, только, в отличие от гольфа, мячик следует прогнать по лесу из конца в конец, аккуратненько меж деревьев, чем меньше рикошетов от стволов, тем больше очков). Ну да, катится полосатый, сине-голубой мячик, появляется принц с клюшкой. Значит, это «Радуша» — принц играет только в этом клубе, привычки у него устоявшиеся.

Из-за дерева за его спиной бесшумно появляется человек в ливрее клубного служителя, вскидывает руку с бластером. Желтый луч впивается в затылок Диамер-Сонирила, и тот рушится ничком, нелепо вывернув руку с клюшкой, а убийца так же бесшумно исчезает… Как было только что с Яной, и здесь четвертый вариант оказался самым мерзостным…

Малая столовая в маноре Диамер-Сонирила (Сварог однажды обедал у принца и сразу ее узнал). За столом, рассчитанным на десяток персон, принц с супругой, оба его сына с женами. Сварог и это уже знал: раз в неделю принц устраивает семейный обед, каковую традицию блюдет свято, как и все остальные свои установления, ну, педант же невероятный…

Дверь в дальнем конце столовой резко распахивается, в проеме возникают две фигуры — и навстречу зрителю ударяют два луча «синих» бластеров, проходятся над столом вправо-влево. Все кончено в какие-то секунды. Никого живого.

Но самым гнусным оказалось не это… На экране появилась комната, где под присмотром пожилой нянюшки играют все три внука принца (старшему — шесть, младшему — три). Врываются двое, то ли те же самые, что устроили резню в столовой, то ли их сообщники, и пронзительно-синие лучи хлещут по ничего не успевшим понять малышам…

Сварогу пришлось приложить некоторые усилия, чтобы подавить позывы к тошноте. Он побывал не на одной войне, и в прежней жизни, и здесь повидал всякое, не раз убивал сам, но это зрелище… Сидевший слева от него Марлок тихо, яростно выругался последними словами.

Картинка исчезла, на экране снова лишь синее мерцание — Орк сидел в прежней позе. Значит, будет продолжение. Сварог знал, кто станет следующим…

Так и есть. Принц Элвар… Снова коридор Келл Инира, снова навстречу идет ливрейный лакей, минует с поклоном — и бьет кинжалом в спину, против сердца. Второй вариант. Неширокая быстрая речушка, водяная мельница, на ней крутятся колеса, на падающих с лопастей каплях воды играют крохотные радуги — день прекрасный, солнечный. Справа, в тени раскидистого клена, за простым столом из некрашеных досок сидит принц Элвар, благостно поглядывая на стоящую перед ним большую бутыль из темного стекла, — в таких крестьяне держат домашнее вино. К столу, улыбаясь, идет симпатичная женщина лет тридцати пяти, в чепчике, обшитом узенькой белой каймой, — значит, овдовела давно. В руках у нее большое блюдо с малосольными огурчиками и крупно нарезанной розовой ветчиной. Ага, это, надо полагать, и есть та самая мельничиха, давняя сердечная подруга принца, о которой, похоже, знает весь Каталаун и многие за облаками, — Элвар не делает из этого тайны, зачем? Старый холостяк и одинокая вдовушка — что тут дурного?

Откуда-то справа, из подступившего к самой реке лесочка, ударяет желтый луч, и принц рушится с простецкого стула, мельничиха роняет поднос, хватается за щеки, разинув рот в беззвучном крике…

В третий раз смерть настигает принца в его собственном маноре, в собственной спальне. Он спит, лежа на спине, определенно храпит во всю ивановскую, полностью одетый, сбросив только сапоги — надо полагать, пито было хорошо. В спальню проскальзывает проворный, несуетливый субъект, и над спящим занесен широкий кинжал…

И наконец каталаунский дворец принца (Сварог и там бывал пару раз, сиживал за столом в этом самом зальчике, так что узнал его сразу). Никакой роскоши, обстановка довольно скромная, ни за что не скажешь, что здесь обитает принц короны, похоже скорее на жилище небогатого дворянина средней руки. Стол ломится от бутылок и блюд с закусками, гульба идет вовсю, сам принц и с полдюжины непритязательно одетых на каталаунский манер собутыльников (явно из самых что ни на есть простых) — еще за столом, а вот трое уже под столом в совершеннейшем блаженстве, то есть в полной отключке.

Врываются двое, тоже скромно одетые на каталаунский манер, и по бражникам хлещут пронзительно-синие лучи…

Канцлер. Снова коридор Келл Инира, идущий навстречу лакей, кинжал в спину… Сварог подумал: они сплошь и рядом работают по шаблону — а, впрочем, шаблон довольно действенный, в таких делах, в общем, нет нужды изощряться, придумывая какие-то сложные варианты…

Похоже, одна из лестниц в здании, в котором они сейчас находятся. Канцлер энергичными шагами спускается к ее подножию, где вытянулся в струнку человек в ало-синей форме фельдъегеря императорского двора. И получает прямо в лицо удар того же луча…

Спальня. Надо полагать, поздняя ночь — свет погашен, на широкой супружеской постели мирно спят двое. В дверь бесшумно проскальзывает темная фигура — и на постель, как топор палача, обрушивается пронзительно-синий луч…

Снова спальня, но уже другая. На сей раз у изголовья горит неяркая лампа в виде золотистого шара, и Канцлер уже не с супругой, а с молодой очаровательной блондинкой — ну да, про эту блондинку давненько уже ползают осторожные слухи, даже и ему прекрасно известно (Сварогу рассказала Яна). Канцлер вдруг, изменившись в лице, быстрым движением сует руку под подушку. Поздно — по лежащим в постели ударяет пронзительно-синий луч…

Так-так… Ну что же, следовало ожидать, логично, в общем…

Теперь на экране умирает он сам. Келл Инир, коридор, лакей, кинжал… Шаблон работает. Нож на сей раз в спину…

Сварог — сейчас король королей — неторопливо идет по прекрасно ему знакомому Смарагдовому коридору Латеранского дворца, ведущему в его «личное» крыло. Окон там нет, но, судя по горящим лампам, всем до единой, наступил вечер. Он проходит мимо очередного постового дворцовой стражи — тот, как и положено, застыл статуей, чуть расставив ноги, уперев в каменный пол обнаженный меч, держа обе руки на эфесе. И едва Сварог его минует, стражник с невероятным проворством бросается на него сзади, вгоняет в спину меч. Сварог машинально отметил: эти мерзавцы явно понятия не имеют, что по дворцу, даже на балах, он никогда не ходит без поддетой под одежду толладской кольчуги — так что, случись это в реальности, Сварог отделался бы синяком, а вот покушавшемуся пришлось бы скверно…

Вот это уже что-то новенькое… Он едет верхом в сопровождении двух ратагайцев по незнакомой улочке, неширокой и безлюдной. Явная окраина, но район, сразу видно, из приличных — аккуратные домики небогатых градских обывателей, то в один, то в два этажа, вперемешку с солидными купеческими лабазами. Из окна одного из таких домиков и ударяет по всадникам пронзительно-синий луч. Сварог поморщился: собственно, это все равно, что кино, но все же чертовски неприятно видеть, как рушится на немощеную улочку твоя голова вместе с левой рукой…

Вообще, педантичные сволочи: каждой мишени отведено четыре варианта, всякий раз четыре…

Погасив экран и клавиатуру, Орк обернулся к ним и с чуточку вымученной улыбкой сказал:

— Это все. Больше там ничего нет…

— Ну что же, — бесстрастно сказал Канцлер, — теперь, думаю, пришла пора поговорить?

Он уселся за стол, на свое обычное место, достал трубку и кисет, сказал так же бесстрастно:

— Переставляйте кресла, господа, как вам удобнее… — подождал, когда все это сделают, и, упершись в Орка тяжелым взглядом, промолвил с явственными приказными нотками в голосе: — Ну, а теперь рассказывайте, герцог, как к вам попала эта штуковина. Подробно, обстоятельно, по-деловому.

— Я ни о чем подобном никогда не слышал, а ведь многое повидал… — начал Орк.

— Без лирики, пожалуйста, — тем же тоном сказал Канцлер.

— Да, конечно, простите… — видно было, что Орк волнуется, хотя и старается это скрыть.

Канцлер, чуть усмехнувшись, сделал небрежное движение пальцами — и на столе перед Орком возникла немаленькая серебряная чарка, определенно с келимасом.

— Выпейте, — сказал Канцлер. — Нервы у вас, я смотрю, в последнее время подрасшатались…

— Подрасшатаются после такого… — сказал Орк. — Благодарю вас.

Он одним махом осушил чарку, чуть поморщился, совершенно по-крестьянски утер губы рукавом. «Крепенько же тебя прижало, прыткий ты наш, — не без легкого злорадства подумал Сварог, доставая сигарету из своего обычного портсигара. — Сам не свой, хотя изо всех сил стараешься фасон держать…»

— С чего же начать… — протянул Орк.

— Обычно лучше всего начинать с начала. Как-нибудь вроде: «Началось все с того…»

— Началось все с того… — послушно, словно школяр за учителем, повторил Орк. — Началось все с того, что я прилетел к себе в манор вечером, настроение было не приподнятое и не скверное — так, обычное… Решил посидеть за бутылочкой, как раз привез с земли ящик неплохого келимаса. Ну, и устроился в каминной. У меня там, кроме прочей мебели, зеркало от пола до потолка, довольно старое, осталось от отца, он собирал земной антиквариат, еще когда я был мальчишкой, привез откуда-то из Ронеро. Я антиквариатом не интересуюсь, но отец говорил, что какой-то известный старый мастер… — он вскинул на Канцлера исполненные какой-то собачьей тоски глаза. — Я и пьян-то не был, успел опрокинуть пару чарочек, как раз налил третью, и тут…

— Я, простите, на секунду прерву, — сказал Канцлер. — Сколько было времени? Особенная точность не нужна, можно примерно.

— Примерно час до полуночи, — сказал Орк. — Верхний свет не горел, я зажег только лампу на столике, люблю так вот посидеть за бутылочкой в полумраке, — добавил он таким тоном, словно извинялся. — Я сидел перед камином, разжигать его не стал, зеркало было справа, уардах в пяти отменя. И вдруг увидел краем глаза: оно словно бы наливается неярким сиянием изнутри… Повернулся туда. А сияние становилось все ярче и ярче… Признаюсь, испугался. Чуточку, — торопливо добавил он. — Самую чуточку. Исключительно потому, что никогда прежде о таком не слышал, хотя повидал всякое. Неизвестное порой пугает, знаете ли.

— Да, случается, — ровным голосом сказал Канцлер. — И дальше?

— В конце концов там, по ту сторону зеркала, стало совсем светло, как в солнечный день, хотя непонятно было, откуда идет свет, никаких ламп я не видел. Там было что-то вроде сводчатого коридора. Почти вплотную к той стороне зеркала стояло кресло, а в нем сидела девушка. По моему глубокому убеждению, самый обычный человек, я ведь, как любой лар, умею определять… Не почувствовал ни черной магии, ни присутствия нечистой силы. Тут испуг, знаете, как-то улетучился: уж девушками-то меня не запугать, пусть даже объявившимися таким вот образом. Для пущего успокоения чувств опрокинул чарку одним махом. Какое-то время стояла тишина. Я смотрел на нее, а она смотрела на меня с легонькой такой улыбочкой, стерва…

— Почему стерва? — спросил Канцлер.

— Да потому, что нагрянула в гости таким вот образом… — зло поморщился Орк.

— Как она выглядела?

— При других обстоятельствах я бы… Совсем молодая, чертовски красивая. Волосы длинные, светлые, глаза голубые, вид самый что ни на есть добродетельный и невинный, так выглядят либо благонравные, либо дорогие шлюхи высокого полета… Длинное, едва ли не до пят платье, светло-серое. Встреться она мне на земле, я бы с уверенностью сказал, что портной у нее хороший и дорогой. Никаких украшений. Потом она улыбнулась — право, обворожительно — и спросила, не испугался ли я. Мелодичный такой голосок, приятный. Я к тому времени совершенно опомнился. Не показывать же страх перед какой-то девкой, пусть и нагрянувшей в гости столь необычным образом. Так и сказал, что у меня нет привычки пугаться очаровательных девушек, я им всегда готов поцеловать ручку… Встал, подошел к зеркалу. Хотелось и в самом деле к ней прикоснуться, окончательно убедиться, что это обычный человек. Ничуть не боялся, что она обернется чем-то жутким, сцапает и уволочет неизвестно куда, — никак не мог ошибиться, там не было ни черной магии, ни нечистой силы. Только ничего не получилось. Стекло, такое впечатление, куда-то исчезло, но что-то не пускало. Невидимая преграда, наподобие силового поля. Эта стерва с улыбочкой, медовым голоском попросила меня вернуться в кресло, сказала, что дотронуться до нее не получится. Добавила, что знает меня, назвала мое имя. Я спросил, как зовут ее. Она мило так, непринужденно сказала: «Фея Желаний». В жизни не слышал о такой фее. А вы, господа? Тоже нет? Но она представилась именно так… Я спросил, чему обязан столь высокой честью видеть очаровательную фею (на какое-то время он стал прежним Орком, напористым нахалом, ценителем молодых красоток). Вот тут она мне и объяснила все подробно… По ее словам, ее жизненное предназначение в том и заключается, чтобы исполнять человеческие желания… почти любые. В том числе и те, что каким-нибудь моралистам могут показаться неприглядными. Мол, такова уж ее натура: она стоит, если можно так выразиться, по ту сторону добра и зла, она — нечто другое. Конечно, она не исполняет грязных желаний всевозможных маньяков, садистов и извращенцев, она просто «Как бы поточнее выразиться?» — мило улыбнулась эта стервочка — на многое смотрит гораздо шире, нежели моралисты и приземленные обыватели. Черт побери, да я сам такой, что скрывать, господа. На многое смотрю… шире.

Так я ей и сказал. Она ответила, что рада встретить родственную душу. И мои желания ей известны: подняться гораздо выше той ступенечки, на которой я сейчас стою. Добавила, что лично она не видит в таких желаниях ничего грязного, порочного, извращенного. И может мне помочь. И спросила: как бы я отнесся к предложению стать Канцлером Империи? Я, простите за вульгарность, чуточку обалдел. И сказал то, что думал: занять этот пост мне, пожалуй, будет довольно-таки трудновато. Ничего подобного, ответила она, при определенных условиях это как раз будет довольно-таки легко. И с улыбочкой опытной шлюхи промурлыкала: необходимо уточнить, что это предприятие связано с кое-какими событиями, способными ужаснуть моралиста или человека высоконравственного. Но ведь вы, продолжала она с той же сучьей улыбочкой, насколько ей известно, не относитесь ни к тем, ни к другим? Я ей сказал чистую правду: именно так и обстоит. И почувствовал себя вовсе уж спокойно, — он усмехнулся. — С людьми такого пошиба, неважно, будь то мужчина или женщина, я всегда себя чувствовал крайне спокойно и непринужденно, совершенно по-свойски. Ну вот такой я аморальный тип, господин Канцлер, таким уж уродился…

Канцлер все тем же ровным, бесстрастным голосом сказал:

— Герцог, я не монах и не священник. У меня хватает дел и без того, чтобы выносить оценку чьему-то моральному облику. Она, конечно же, вам подробно объяснила, в чем предприятие заключается?

— Вот именно, — сказал Орк. — Очень подробно, мило улыбаясь, как будто речь шла о покупке нового платья или замене управляющего имением. — Он криво усмехнулся. — Без предрассудков девочка, мне такие нравятся… С безмятежной улыбкой, с невинным личиком все это изрекала… По ее словам, здесь, у нас, существует группа заговорщиков — сильная, крепкая, состоящая из людей высокопоставленных, влиятельных, с немалыми возможностями. Имен она пока что называть не будет, но придет время, когда введет меня в их круг. Она уже кое-что с ними обговорила, и они ничего не имеют против того, чтобы Канцлером стал я… Как обладатель кое-каких полезных качеств и человек определенного склада. А дело, сказала она, в следующем. Они намерены, ни много ни мало, сменить династию. Называя вещи своими именами, уничтожить императрицу, принцев короны… ну, и вас, господин Канцлер и лорд Сварог, как людей наиболее для них опасных. И с любопытством наблюдала за моей реакцией. Простите великодушно, я не упал в обморок, в общем, остался спокоен. В конце концов, ничего особо жуткого я не услышал. У нас ничего подобного не случалось, но на земле происходило не раз… Простите за цинизм, но дело чуть ли не житейское, кое-кто из здесь присутствующих с подобным сталкивался сам.

И он с неприкрытым намеком уставился на Сварога. Сварог постарался сохранить каменное лицо — но в глубине души закопошилось нечто вроде стыдливой досады. Крыть было нечем, мерзавец это должен прекрасно понимать. Он вспомнил пылающий загородный дворец снольдерского короля, затонувшее судно, на котором погибли все, кто имел кое-какие права на ронерский трон, потворство Бони в приращении хозяйства, кое-что еще… К превеликому сожалению, многое из оставшегося за спиной словно бы ставило его на одну доску с Орком, и нечем тут крыть…

— Не отвлекайтесь, герцог, я вас душевно прошу, — холодно сказал Канцлер. Уж он-то, при его уме, должен был тут же понять, что творится у Сварога на душе, и Сварог был благодарен за вмешательство…

— Короче говоря, далеко не впервые в истории, — сказал Орк. — Конечно, императрица очаровательна, признаюсь, господа, в юности я одно время был в нее по-настоящему влюблен, но жизнь, знаете ли, сложилась так, что романтичного во мне осталось мало… Точнее говоря, не осталось вовсе. Так что я остался спокоен. Она, конечно же, это отметила. Положила на пол этот камушек, подтолкнула его носком туфельки, и он выкатился на мою сторону зеркала. Она пояснила, что это компьютер, объяснила, как с ним работать. И добавила, что это и будет моим первым поручением: просмотреть все, проанализировать, обдумать и для каждого случая выбрать лучший, на мой взгляд, вариант. Потом, сказала она, придется выполнить еще парочку поручений — ну конечно, самому мне рук пачкать в крови не придется, никто этого от меня не требует. Но кое-какие поручения выполнить нужно — мне тоже придется потрудиться ради будущей высокой должности, я наверняка должен прекрасно понимать, что заговорщики — отнюдь не благотворители. Сказала: через пару дней со мной свяжутся — естественно, через этот компьютер.

В особой спешке нет нужды, времени достаточно, события развернутся самое малое через месяц, а то и через полтора. На этом, по ее мнению, и следует закончить беседу — она прекрасно видит, что я не намерен отказываться или проявлять эмоции. Очаровательно мне улыбнулась, свет в зеркале стал тускнеть, и очень быстро вновь появилось самое обычное стекло… Вот, собственно, и все, господа.

— Все? — переспросил Канцлер, не сводя с него умного, цепкого взгляда. — Она что же, не пыталась вам угрожать какими-нибудь… неприятностями в том случае, если вы поступите так, как поступили? Всегда, когда человека вовлекают в заговор — а уж тем более в такой, его непременно предупреждают о суровых карах, которые обязательно последуют в случае измены…

— И тем не менее… — сказал Орк. — Не было и намека на угрозы, что меня даже чуточку удивило. Вы совершенно правы, в таких случаях угрозы непременно следуют. Но их не было…

— И что вы делали дальше?

— Пил, — с вымученной улыбкой сказал Орк. — Надирался. Все же это было настолько неожиданно и ошеломительно… Даже для человека вроде меня. Пил, пока не уснул в кресле. Проснулся очень рано, глотнул отрезвляющего и спокойно все обдумал. Решил во всем этом не участвовать, более того, сдать эту стерву к чертовой матери, — он улыбнулся уже чуть увереннее. — Не буду врать, господа, дело не в моих высоких моральных качествах — нет у меня таковых, что греха-то таить. Просто… Как бы вам объяснить… Понимаете, слишком уж все это необычно: эта, простите, сучка из Зазеркалья, странный компьютер… Заговор сам по себе ничего необычного в себе не таил — мало ли случалось подобных? А вот эта чертова фея, или кто она там… Категорически не хотелось связываться с таким. Никогда не был трусом, но непонятное сплошь и рядом пугает. Особенно такое… Вот и полетел рано утром к лорду Сварогу. Больше мне, собственно, нечего рассказать…

— Ну что же… — сказал Канцлер. — Крайне любопытно, крайне… Что ж, герцог, вы заслуживаете лишь искренней благодарности, — он жестко усмехнулся. — Вот только… боюсь, хотите вы этого или нет, вам придется несколько дней погостить здесь, в маноре. Для вас найдутся отличные комнаты, ни в чем не будет недостатка… но несколько дней вам провести надо у меня в гостях. Обсуждению это не подлежит, — в его голосе прозвучали металлические нотки.

— Вы меня арестовываете? — напряженно улыбаясь, спросил Орк.

— Да помилуйте! — воскликнул Канцлер словно бы даже с негодованием. — Ну что вы такое говорите, герцог? Арестовывать человека, добровольно выдавшего такой заговор? Достойного всяческих похвал? Речь идет о чисто практических, деловых соображениях. Мы не знаем ни одного из заговорщиков. Эта гостья из Зазеркалья могла вам солгать насчет месяца-полутора или чего-то недоговорить. Второе, согласен, под вопросом, а вот первое… В такой ситуации следует на любые события реагировать прямо-таки молниеносно. Когда они выйдут с вами на связь, — а они непременно выйдут — мы должны будем узнать об этом моментально. Так что вы должны быть под рукой. — Он сузил глаза: — Повторяю, обсуждению это не подлежит.

— Как вам угодно, я и не думаю ни спорить, ни протестовать, — сказал Орк, натянуто улыбаясь. — Если того требуют интересы дела, остается подчиниться…

— Рад, что мы поняли друг друга, — кивнул Канцлер. — Сейчас вас проводят. Если с вами выйдут на связь, немедленно поставьте в известность человека, который будет находиться… поблизости. Вот и он…

Вошел молодой человек с холодком в глазах и, глядя на Орка, сделав приглашающий к выходу жест, сказал с вежливой непреклонностью:

— Пойдемте, господин герцог, я вам покажу ваши апартаменты.

Орк встал, с деланой невозмутимостью поклонился Канцлеру и вышел в коридор. Молодой человек пошел следом, дверь за ними закрылась. Сварогу пришло в голову, что он уже четвертый раз сталкивается с загадочными непонятностями, исходящими от зеркал. То странное зеркало в доштормовом метро под Равеной. Случай в Глане. Зеркало, превратившее его в собаку, — это уже не загадки и непонятности, это гораздо хуже. А уж то, что он только что услышал…

Вошел человек лет сорока, с тонким лицом учителя математики или музыканта, державшийся с уверенностью своего.

— Вам давно следовало познакомиться, лорд Сварог, — сказал Канцлер. Замотался, простите, столько дел… Лорд Галан, граф Элонг, начальник четвертого стола моего Кабинета… Я думаю, вы уже догадались, чем этот стол занимается?

— Конечно, — сказал Сварог, пожимая протянутую руку.

Хотя какие там догадки, Яна ему давно рассказала, что собой представляет четвертый стол — личная спецслужба Канцлера. Галан сказал ему непринужденно, словно старому знакомому:

— Лорд Сварог, пожалуйста, учитывайте одно обстоятельство. Герцог Орк меня знает в совершенно другом качестве, считает обычной канцелярской крысой, пусть и в немалом чине. Как и многие другие. Я бы хотел, чтобы все и далее оставались в этом заблуждении. Потому и пришлось наблюдать за вашей беседой из соседней комнаты…

— Понял, — сказал Сварог. — Можете не беспокоиться, ни одна живая душа не узнает…

— Будем работать вместе?

Сварог усмехнулся:

— Как гласит одна старая пословица, толпой и папашу бить легче…

— Садитесь, Галан, — сказал Канцлер чуточку нетерпеливо. — Нам очень многое нужно обсудить. Начнем, пожалуй, с Орка. За все время разговора он ни разу не соврал, но трижды о чем-то умолчал. Лорд Сварог, вы так удивленно на меня смотрите…

— Вы так уверенно это говорите, словно умеете читать мысли. Никогда не замечал за вами этой способности…

— Ну что вы, — усмехнулся Канцлер, — мысли я читать не умею. И никто не умеет. Новейшие технологии…

Он коснулся клавиши на одном из пультов — кроме компьютера и дешифратора на его обширном столе помещались еще четыре небольших, но сложных пульта совершенно непонятного Сварогу назначения. Справа послышалось тихое шуршание, и он повернулся в ту сторону. Квадратный кусок стены отъехал в сторону, открыв скрывавшийся за ним круг — с тарелку размером, золотистого цвета, сплошь покрытый шестигранными ячейками и оттого похожий на пчелиные соты. Дав Сварогу время его рассмотреть, Канцлер вновь тронул клавишу, квадрат скользнул на прежнее место, и стена вновь казалась монолитной.

— Мысли этот прибор не читает, — сказал Канцлер. — К превеликому сожалению. Устройство для чтения мыслей так и не удалось пока создать, хотя отдельные энтузиасты — и в Магистериуме, и у Марлока не опускают рук до сих пор… Научное название у него крайне заковыристое, никак не могу запомнить, да в этом и нет необходимости. В обиходе мы его зовем «индикатором искренности». Как он работает, на каких принципах, не знаю не только я, но и Марлок — это не его область. Да и ни к чему мне знать принципы… Мне достаточно одного: я твердо знаю, что, когда человек солжет в ответ на прямой вопрос, на экранчике — он показал куда-то под столешницу — загорится определенный значок, а когда о чем-то умолчит — другой. И знаю, что «индикатор» не дает ни осечек, ни «недосмотров».

— Когда я принимал восьмой департамент, мне о таком приборе ничего не сообщили, — сказал Сварог. — Неужели от меня там что-то скрывают?

— Нет, — сказал Канцлер. — Просто это — самые новейшие технологии. У меня пока что первый прибор, недавно запущенный в серийное производство. Когда будет готов второй, вы его непременно получите, пригодится.

— Еще как, — кивнул Сварог.

И постарался сохранить абсолютно невозмутимый вид. До него только сейчас дошло…

Во время двух разговоров с Канцлером в этом самом кабинете, он пару-тройку раз именно что лгал в ответ на прямые вопросы. И пару-тройку раз кое о чем умалчивал — речь всегда шла о тех возможностях, которыми он располагал в Хелльстаде. На миг стало зябко. Разговоры эти состоялись не так уж и давно. Был тогда здесь уже установлен этот чертов индикатор или еще нет? Если был, зная Канцлера, стоит всерьез предполагать, что во время разговоров со Сварогом аппарат был включен. И зафиксировал как ложь, так и умолчание. Скверно, если так. Нельзя предугадать, чем все кончится, с Канцлером никогда ничего неизвестно. И никак нельзя спрашивать прямо, когда был установлен аппарат. Весьма неприятная ситуация…

Показалось ему или в самом деле в глазах у Канцлера таится некая многозначительная хитринка? Поди пойми Канцлера… Самый закрытый человек из всех, кого Сварог здесь знал, что за облаками, что на земле. Криптограмма без ключа.

— Лорд Сварог… — сказал Канцлер, — вы больше других общались с Орком, вы его знаете лучше…

Сварог пожал плечами:

— За все годы, что я здесь, я с ним общался шесть раз. Причем одна встреча, предыдущая, свелась к поединку и только. В Сегуре. Так что меня никак нельзя считать большим специалистом по Орку.

— Я неточно выразился, — сказал Канцлер. — Говоря о «других», я имел в виду здесь присутствующих. Марлок с ним не общался вообще. Я беседовал дважды, включая сегодняшнюю встречу. Галан с ним пересекался раза четыре — именно пересекался. Ни разу не было общения. Как уже прозвучало, Орк искренне считает Галана неинтересной канцелярской крысой, не заслуживающей внимания. Так что всякий раз удостаивал его пары фраз, не более. На нашем фоне вы, и в самом деле, предстаете, как вы удачно выразились, большим специалистом по Орку, согласитесь.

— Ну, пожалуй…

— За время его рассказа о визите загадочной гостьи он о чем-то умолчал трижды, — сказал Канцлер. — В первую очередь меня интересует третий, последний раз. Когда говорил о мотивах, подтолкнувших его пойти к вам и все выдать. Он нисколечко не врал, когда говорил, что непонятное его пугает. Но чего-то недоговаривал. Должно быть что-то еще, кроме страха перед непонятным. Как по-вашему, что бы это могло быть? Подумайте, я не тороплю. И вовсе не жду от вас непререкаемых истин. Мне просто интересны ваши соображения на этот счет.

— Соображения есть, — сказал Сварог, подумав. — Не могу сказать, что знаю Орка очень уж хорошо, но кое-какое представление о нем составил. Он никоим образом не трус, ни в малейшей степени, но вот чутье на опасности и прочие жизненные сложности у него, как у хищного зверя. Он мог заподозрить, что его собираются надуть. Использовать, а потом вместо обещанного поста прикончить. В сочетании с непонятным это и могло привести к приходу с повинной.

— Резонно… — сказал Канцлер.

— Меня удивляет одно, — признался Галан. — Чересчур уж высокий пост ему предлагали, а это странно. Большинство заговоров как раз и устраивают для того, чтобы возвыситься. Зачем же отдавать один из самых лакомых кусков Орку? По сути, пришедшему на готовенькое? Зачем им вообще Орк? Невелика ценность, если рассудить. Что он такое, в сущности? Здесь, у нас, ни малейшим влиянием не пользуется. Болтается на земле. Авантюрист и интриган со стажем, но — неудачник. Прямо-таки роковое невезение его преследует. Если присмотреться и вспомнить его биографию… Искал на Инбер Колбта Крепость Королей — не нашел. Сунулся на Диори — но и там что-то не сложилось, потерял два корабля из трех и ретировался. Болтался в Лоране, пытался стать там первым министром, но лоранские царедворцы, сто собак на интригах съевшие, его довольно быстро переиграли. Ограничилось все тем, что он несколько раз переспал с Лавинией, а это достижением назвать нельзя. В Ронеро спутался с очередными высокородными заговорщиками, возмечтавшими убить Конгера и посадить на трон одного из своих, — но тайная полиция заговор раскрыла, Орк еле ноги унес. Вы, часом, не знаете эту историю, лорд Сварог? Вы как-никак ронерский король.

— Знаю, — сказал Сварог. — Мне давали читать дело. «Еле ноги унес» — чересчур громко сказано. Тайная полиция дала ему сбежать, потому что никто не хотел связываться с ларом…

— Все равно. Очередной провал, верно? Он вертел какие-то интриги с герцогиней Мораг, но чем все кончилось в Харлане, присутствующие должны помнить. Месяца три он искал в Иллюзоре, Ямурлаке и Пограничье легендарные клады, где даже якобы лежит Черная Корона, — но и тут успеха явно не добился.

— А что такое Черная Корона? — спросил Сварог.

— Вы не слышали? — слегка удивился Галан.

— Не приходилось как-то, — пожал плечами Сварог. — Судя по тому, что мне о ней ни разу не говорили серьезные люди там, внизу, это что-то третьестепенное, а на такое у меня нет времени…

— Я бы не назвал это третьестепенным, — сказал Галан. — Конечно, если только Корона действительно существует, во что лично я не верю. Черная Корона — это и в самом деле корона, артефакт из времен, бывших глубокой древностью еще до Шторма… А иные считают даже, что она принадлежала Изначальным. Дает своему владельцу огромную магическую мощь… вот только лишь малое число серьезных книжников верят в ее существование — а большинство полагают очередной сказкой. Кстати, и те и другие сходятся в одном: эпитет «Черная» к ней прилагается не просто так… В общем, и Корону Орк не нашел. И так — во всех его «предприятиях». Все проваливалось. Самое последнее — тоже. Мои люди мне уже доложили, лорд Сварог, как он пытался стать королем Сегура и Дике — что для него вовсе уж мелко, но и там не повезло, нарвался на вас… Одним словом, хронический неудачник. На кой черт он заговорщикам, задумавшим столь серьезное дело с самой высокой ставкой — троном Империи?

Канцлер сказал ровным голосом:

— Галан, я вас чертовски ценю и уважаю, вы отличный работник, вы на своем месте… Но, простите великодушно, вы сделали крупную промашку. Кое о чем забыли. За Орком числится один достаточно серьезный успех. Навьи. Да, что бы они там ни замышляли с Мораг, все провалилось, однако вспомните числа. Еще покойный Гаудин обследовал могилы в Ямурлаке и Пограничье, вскрытые Гарпагом определенным образом, — так, что извлечены были только черепа. Таковых его люди насчитали около семи тысяч. А в Харлане навьев было перебито не более шестисот. Шесть с лишним тысяч куда-то запропали. Гарпаг был, по точным данным, последним, кто владел искусством создания навьев и командованием ими… Если только можно назвать это гнусное ремесло искусством. Насколько я помню из отчета лорда Сварога по операции «Полночные Ворота», Орк говорил ему в Равене, что харланские навьи принадлежали как раз ему.

— Был такой разговор, — кивнул Сварог.

— Это автоматически означает, что Гарпаг его научил если и не созданию навьев, то управлению ими. Есть сильные основания подозревать, что и остальные были, так сказать, заказаны для себя Орком. Не такой уж он хронический неудачник. Хозяин войска из шести с лишним тысяч навьев, которых где-то прячет в расчете на некий удобный случай. Лорд Сварог, вы знакомы со свойствами навьев?

— Как-то не изучал, — сказал Сварог. — Со времен харланских событий они ни разу не давали о себе знать, и я ими не стал заниматься…

— По сути это — боевые машины. Крайнее долговечные. Их можно оставить в каком-нибудь подземелье или пещере, усыпить, — и они там могут простоять сотни лет, понемногу обрастая паутиной, — а потом их можно разбудить и пустить в дело. Шесть тысяч навьев — сила, опасная даже для нас. Конечно, наши солдаты с нашим оружием с ними справятся в открытом бою в два счета — но только в том случае, если успеют подготовиться заранее. А при внезапном налете еще неизвестно, за кем останется победа. Рассуждая трезво: если в этот манор сейчас внезапно ворвутся сотни две навьев — боюсь, они понесут нешуточные потери, но все же вырежут всех, кто сейчас тут находится… Мы так и не доискались, какие именно возможности есть, чтобы без летательных аппаратов попасть к нам с земли, но они есть. Уж если сюда способна проникать та примитивная шлюшка с горы Гун-Деми-Тенгри, о которой вы, лорд Сварог, писали в одном из отчетов… Я серьезно отношусь к рассказам о Вратах, или порталах, сквозь которые к нам можно попасть с земли. Судя по некоторым данным, люди Вингельта, освобождая Стахора и Эгле, воспользовались именно такими Вратами. Два других умолчания Орка приходятся на его рассказ о беседе с этой… феей. Вполне возможно, заговорщиков он интересует именно как владелец войска навьев, а значит, достаточно серьезная персона, каковой стоит заплатить за участие и постом Канцлера… Потом, правда, можно и убить. Скажем, каким-то образом овладев секретом управления навьями. Так что вы его недооцениваете, Галан…

— В самом деле, про навьев я как-то запамятовал… — чуть сконфуженно признался Галан. — По тем же мотивам, что и лорд Сварог: о них слишком долго не было ни слуху ни духу… Но где он их может прятать?

— Да в каких-нибудь подходящих горных пещерах, которых превеликое множество, — и никто их не изучает, не составляет списка. Зачем, собственно? Или, скажем, в какой-нибудь Заводи — мы знаем далеко не обо всех, да и не во все известные знаем пути… — он помолчал, задумчиво уставясь куда-то вдаль, потом усмехнулся: — Знаете, господа мои, не могу не отдать этим чертовым заговорщикам должное: задумано с большим изяществом. Если допустить — хотя и крайне этого не хочется, — что их план увенчается успехом, серьезного сопротивления они не встретят. Наши друзья и соратники наверняка не вступят в бой — потому что это бессмысленно, коли уж мы все мертвы. За что в таком случае драться? И за кого? Особенно, если главари скроют свое участие в заговоре, свалят все на каких-нибудь пешек, которых быстренько пристукнут при попытке к бегству… Трон без особых потрясений и волнений займет новый император — у них наверняка уже есть марионетка, а может, и не марионетка, может, сия личность и возглавляет заговор…

— Простите, Канцлер, можно вопрос? — сказал Сварог. — Я совершенно не интересовался этой темой, не видел смысла, никогда не предполагал, что возможен такой заговор… Предположим, и в самом деле, заговор прошел успешно, и все показанные нам компьютером Орка мертвы. Я примерно понимаю, кто в этом случае займет трон — кто-то из принцев или принцесс крови. Какими бы высокородными ни были заговорщики, лары не допустят к трону стороннего, верно?

— Совершенно верно, — сказал Канцлер. — Разве что в том случае, если не останется вообще никого из особ императорской крови или приравненных к ним — принцы и принцессы крови, их супруги и мужья, дети… Но их в качестве жертв компьютер нам не показал. Это означает, что марионетку-императора, а то и главу заговора следует искать среди них. Тем более что печальный прецедент имеется. Посвящу вас еще в одну строжайше охраняемую государственную тайну, лорд Сварог. Вы их и так немало знаете, одной больше, одной меньше… В подробности, уж простите, посвящать не буду, но суть расскажу: совсем недавно, и десяти лет не прошло, нашелся принц крови… Долго и успешно притворялся безобидным простачком, а сам разработал достаточно умный план захвата престола, имевший огромные шансы на успех…

Сварог, естественно, не сказал, что прекрасно знает, о чем и о ком идет речь.

Спросил:

— А каков механизм, дающий возможность в этом случае попасть на престол?

— Не такой уж сложный, — досадливо поморщился Канцлер. — Раньше в сложных случаях — когда, например, неожиданно умер отец Яны-Алентевиты и ей было всего шесть лет — судьбу престола большинством голосов решали на совместном заседании Палата Пэров и Тайный Совет. Что греха таить, вокруг них происходили, скажем так, дипломатические хитросплетения и политические баталии… С участием и других лиц. Вы как король с некоторым опытом понимаете, как все это выглядело…

— Увы… — грустно усмехнулся Сварог.

— После того как императрица распустила и Палату, и Совет, автоматически потерял силу и «Эдикт о престолонаследии». Требовался новый. Его составили быстро… и, боюсь, несколько небрежно, наспех. Отнеслись к этому чуточку несерьезно: императрица совсем молода, о судьбе трона думать рано, хватало более важных дел… Короче говоря, процедура упростилась: нового императора выбирают большинством голосов принцы и принцессы крови. Конечно, и в этом случае возможно, так сказать, неофициальное участие других лиц, но все равно процедура упростилась: принцев и принцесс чуть ли не впятеро меньше, чем было членов Палаты и Совета… — он помолчал, хмурясь. — Да, не исключено, что глава заговора — кто-то из принцев или принцесс, учитывая помянутый прецедент. — Он хмыкнул. — По-человечески их понять можно: крайне невесело прожить жизнь, зная, что имеешь некоторые права на престол Империи, но никогда его не займешь… Можно поддаться соблазну… — он задумчиво протянул: — Принцев и принцесс крови — девятнадцать, следовательно, столько же и подозреваемых… Впрочем, нет. Восемнадцать. Принц крови Келивер — на пределе дряхлости, врачи уверяют, что жить ему осталось считаные недели. Он уже не в том состоянии, чтобы замышлять что бы то ни было, а в качестве марионетки он никому не нужен — куда годится марионетка, которой осталось пара недель?

— Строго говоря, одиннадцать, а не восемнадцать, — сказал профессор Марлок. — Трое несовершеннолетние, а четверо вообще малыши.

— Дружище, вы большой ученый, но никогда не были сильны в политических интригах, — мягко сказал Канцлер. — Вспомните прецедент. Несовершеннолетние, а уж тем более малыши распрекрасным образом годятся в марионетки. Кто-то из главарей заговора станет регентом, только и всего. Так что у нас — одиннадцать кандидатов в подозреваемые и семь — в марионетки. Все здесь присутствующие прекрасно знают, что за совершеннолетними принцами и принцессами осуществляется плотное наблюдение с помощью и агентуры, и аппаратуры. Еще более усилившееся после… прецедента. Вдобавок двое из присутствующих как раз этот надзор и осуществляют помимо прочего…

— Мой соответствующий отдел восьмого департамента до сих пор не обнаружил ничего подозрительного, — сказал Сварог.

— Отдел Галана тоже, — сказал Канцлер. — Как и соответствующий отдел Кабинета императрицы. Что ни о чем еще не говорит. Есть способы утаить все и от агентуры, и от аппаратуры. В конце концов, прошлый заговор обнаружили чисто случайно, и не службы, а люди, не имевшие к ним никакого отношения…

«Как же, помню, — подумал Сварог. — Простая деревенская бабка-сказочница родом с земли… История повторяется, похоже — но на сей раз у нас и бабки-сказочницы нет, мы знаем о заговоре, но не знаем ни одного имени, а где искать эту чертову фею, решительно неизвестно…»

— Вот что, господа мои, — сказал Канцлер. — По моему глубокому убеждению, мы до сих пор занимаемся второстепенным. Главный вопрос и главная загадка, мне думается, — Нериада. Судя по камням-компьютерам и ночной гостье Орка, против нас играет кто-то несомненно разумный. Природа на такие фокусы не способна. С этим, думаю, все согласятся. И вот тут-то начинаются вовсе уж головоломные загадки. Обитателей Нериады не зря в свое время метко прозвали «куклами», они решительно неспособны на подобное. А никого другого на Нериаде нет. По крайней мере, не было во времена операции «Невод»… Ах да! Лорд Сварог, вы о ней что-нибудь знаете?

— В общих чертах, особо и не интересовался, — сказал Сварог.

— Ну, понятно, оснований не было… — кивнул Канцлер. — Сейчас расскажу. Тем более что отчеты о ней в число государственных тайн не входят, всего лишь числятся под грифом «совершенно секретно», и ваш допуск, лорд Сварог, позволяет в любой момент с ними ознакомиться… Операция «Невод» была проведена шестьсот дет назад по приказу тогдашнего императора, перед тем как объявить Нериаду запретной зоной и оставить там рутинное наблюдение в виде орбиталов, до сих пор, кстати, безрезультатное. Помните, я вам рассказывал, как долго и старательно искали, но не нашли тот фактор, что делает обитателей Нериады «куклами»?

— Прекрасно помню, — сказал Сварог. — Он, конечно, должен быть, я ведь помню еще: те, кого с Нериады увезли, очень быстро стали из «кукол» обычными людьми.

— Совершенно верно. Так вот, перед тем как «закрыть» Нериаду и прекратить там исследования, решено было окончательно убедиться, что там нет никого другого, как раз и являющегося инициатором так и не обнаруженного фактора. Грандиозная была операция. Второй такой в нашей истории, пожалуй что, и не сыщешь. Длилась она два месяца, участвовали в ней все секретные службы, Технион, Магистериум и Мистериор. Орбиталов и всевозможной аппаратуры доставили прямо-таки несметное количество. Сначала искали людей, таких, как мы. Потом — каких-либо существ, способных такие у штуки проделывать. Потом — аппаратуру. Кто-то из наших предшественников довольно логично рассудил, что невозможно привести население всей планеты в такое состояние и постоянно держать в нем несколько тысяч лет без некой разветвленной сети излучателей. Но ничего не нашли во всех трех случаях. Для надежности, — он усмехнулся, — или от безнадежности, на всякий случай, стали проверять и самые экстравагантные версии. Кто-то предположил, что виновники невидимы, есть у них такое свойство. Долго и старательно искали невидимок — есть методы… Не нашли. Была гипотеза, что виновники — не белковые существа, а сгустки полей. Разумная жизнь на основе энергетических полей. И такого не нашли. В конце концов, операцию свернули и ушли… Но теперь оказывается, что некто разумный на Нериаде все же есть. И он человекообразен. Будь облик этой ночной гостьи лишь маской, за которой кроется нечто иное, Орк это обнаружил бы, он на это способен, как любой лар. Если бы даже он увидел нечто ему непонятное, все равно увидел бы. А он видел в ней исключительно человека — и при этом не врал… У кого-нибудь есть соображения, версии, гипотезы?

Когда молчание затянулось, Сварог сказал:

— Гипотез у меня найдется даже две. Правда, обе скороспелые, только сейчас пришли в голову, когда я слушал рассказ про неудачную операцию…

— Ничего, — сказал Канцлер. — У остальных, я вижу, и скороспелых нет. Излагайте.

— Первая. Тогдашняя аппаратура была несовершенной и что-то не смогла обнаружить. Например, то самое излучение, делающее людей «куклами». Аргумент есть. Как выяснилось, чуть ли не вчера Брашеро создал аппаратуру, способную искусственно создавать «пятый ручеек», и несколько лет ее успешно использовал для связи с сообщниками, а у наших служб попросту не было аппаратуры, способной эти передачи перехватить, — он покривил губы. — Потому что светило и корифей академик Уртало держит в руках бразды правления, а согласно его глубокому убеждению, «ручейки» не заслуживают ни малейшего внимания. И никто их не исследует.

Марлок проворчал:

— Вообще-то, он большой ученый. Но с «ручейками», что уж там, дал маху…

— Что могло привести к самым печальным последствиям, — сказал Сварог.

Он представил Каниллу, совсем девчонку, растерянно стоящую перед вальяжным, безмерно уверенным в себе, язвительным светилом, стирающим ее в порошок. Сволочь, пусть и большой ученый. Все и в самом деле могло кончиться скверно — победой Брашеро и его шайки…

Марлок сказал удрученно:

— Я его, конечно, не защищаю… Но что поделать, если в науке не раз случалось, что крупнейшие ученые-корифеи совершали немаленькие ошибки и допускали глупейшие промахи…

— Вот только это не всегда могло привести к столь трагическим последствиям, как пренебрежение к «ручейкам», — сказал Сварог. — Теперь — гипотеза номер два. Этот пресловутый «фактор» — а он, вы меня убедили, должен существовать — является не делом рук кого-то разумного, а одним из последствий Шторма. Может быть, она высказывалась и прежде?

— Высказывалась, — сказал Марлок. — Но, как вы сами видите, ее пока что не удалось ни доказать, ни опровергнуть.

— Ну, в таком случае… — сказал Сварог, — то ли завершение гипотезы номер два, то ли гипотеза номер три. Виновники — я не берусь сейчас гадать, кто они — появились на Нериаде уже после объявления Нериады запретной зоной. Быть может, не так уж и давно, потому что камни-компьютеры не так уж и давно известны.

— И откуда же они, по-вашему?

— Представления не имею по недостатку информации, — сказал Сварог. — Из Большого Космоса, из каких-то иных миров, скажем, Соседних Страниц…

— Гипотеза, в общем, толковая, — сказал Канцлер. — Но и ее, как вторую пока что нельзя ни доказать, ни опровергнуть… У вас все?

— Ну что вы, Канцлер, — усмехнулся Сварог, — я еще только вхожу во вкус… Есть еще вполне материальные вещи, обнаружившиеся в последние дни. Из-за них я к вам и прилетел ни свет ни заря. Сейчас я все расскажу и покажу — и будем ломать головы все вместе, потому что мне уже поперек души заниматься этим в одиночку. Вот извольте.

Он открыл портфель, выложил на стол довольно пухлую пачку листов — доклад Айвики, заключения экспертов-искусствоведов и даже листок с посланием от бабки Грельфи — как ни крути, а это, смейтесь не смейтесь, была официальная бумага, вышедшая из стен официального учреждения и подписанная официальным лицом в чине советника. Положил рядом две «тарелочки». Сказал уверенно:

— Как видите, господа, документы объемистые, да и написаны от руки, кроме четырех-пяти листов. Почерк разборчивый, но тем не менее, если вы начнете читать это по очереди, пройдет слишком много времени. Я все равно оставлю бумаги вам, Канцлер. Так что лучше будет, если я просто расскажу сам. Только главное, остальное вы сами потом прочтете…

— Рассказывайте, — невозмутимо сказал Канцлер.

Сварог принялся рассказывать, выделяя главное: о том, как встретился с Айвикой, о том, как побывал в Ратагайской Пуште и видел в каком-то другом мире хлещущий по Талару с Нериады поток «третьего ручейка», как увидел его, вернувшись в этот мир, как Канилла определила, что это за поток лучей, и убедилась, что его источником является именно Нериада.

Выдержка у слушателей была отменная, у всех трех — за все время, пока он говорил, никто не притронулся к «тарелочкам». Только когда он сказал, что закончил, «тарелочки» пошли по рукам. А следом — и все три экспертных заключения. Потом на какое-то время воцарилось угрюмое молчание. Нарушил его, как Сварог и подозревал, Канцлер:

— Девушка в безопасности?

— В полной, — сказал Сварог. — Я ее увез в Латеранский дворец, поселил в своих личных покоях. Там двойная цепь охраны — у моего личного крыла и у находящихся в таковом моих личных покоев. Ратагайцы и гланцы. Чтобы через них прорваться, нужна рота, а кто ж ее во дворец пустит? Все слуги — из моего манора.

— Есть еще и яды… — сказал Канцлер. — А личного повара у вас наверняка нет.

— Нет, — сказал Сварог. — Есть, конечно, отдельная королевская поварня, но повара там прежние… Я и это продумал. Еду и напитки ей возят из хорошего ресторана поблизости, а уж тут яд никак не подсыплешь заранее: кто может знать, что именно мои люди на этот раз потребуют? К тому же они сразу проходят на кухню, берут готовое блюдо или следят за его приготовлением, так что яд подсыпать невозможно, — он усмехнулся. — Правда, проныра-ресторатор под этим соусом выклянчил через моего лейтенанта звание «Поставщик королевского двора». Ну, мне это ничего не стоит — всего-навсего вывеска, которую он к тому же будет заказывать за свой счет… Вообще-то я собирался сегодня привезти девушку сюда, к нам — вы ведь наверняка захотите с ней побеседовать, Канцлер?

— Непременно, — сказал Канцлер. — И Галан, я уверен, тоже, как-никак коллеги по ремеслу…

— Мне ее везти в девятый стол — у меня там неплохая гостиница — или сразу к вам?

— Давайте сразу ко мне, — сказал Канцлер. — У меня здесь тоже неплохие гостиницы… Предприняли что-нибудь еще?

— Ну конечно, — сказал Сварог. — Поднял на ноги все свои секретные службы на земле и агентуру восьмого департамента. Интагар у меня — золотая голова. Он быстро отыскал ответ на вопрос, над которым я сам долго и безуспешно ломал голову: почему столь безобидные вещицы возят контрабандой, хотя это распрекрасно можно было делать открыто, не вызывая ни малейших подозрений? Он считает, все просто: они хотят держать в тайне источник, откуда эти штуки поступают. «Бадеш и сыновья» — чисто судовладельческая кампания, они не занимаются ничем, кроме перевозок. И на Сегуре все торговцы наверняка — посредники. Должен быть какой-то источник. Может быть, он в Равене — именно там расположена главная контора Бадеша. Интагар туда улетел, должен вернуться сегодня вечером. Арестовывать мы пока никого не стали — рано, к чему нам посредники? Мне нужен источник. Вот когда мы его найдем и понаблюдаем как следует, можно и подумать насчет активного следствия, — он жестко, недобро усмехнулся. — Есть у меня на земле мастера и по этой части… Еще я, когда Интагар вернется, «приставлю» к каждому кораблю Бадеша орбитал восьмого департамента — пока что я не знаю, сколько у него кораблей, Айвика засекла только один, а их, у Бадеша, она выяснила в капитанате Сегулы, не менее двух десятков, фирма крупная… Вот и все. По-моему, в данной ситуации это все, что можно сделать.

— Пожалуй… — кивнул Канцлер. — Помощь вам нужна? Скажем, лорда Галана?

— Наверное, нет, — сказал Сварог. — У меня достаточно людей и техники, а моя тайная полиция уже на хвосте У Бадеша… — он беззлобно усмехнулся. — Правда, я подозреваю, лорд Галан все равно будет заниматься расследованием самостоятельно. Знаю я нас, спецслужбистов…

Галан широко, открыто улыбнулся и пожал плечами с таким видом, что моментально стало ясно: будет. Как и Сварог на его месте. Ну ладно, пусть. Толпой и батьку бить легче…

— Ну, а вы что думаете по поводу услышанного от лорда Сварога? — спросил Канцлер, глянув на Галана с Марлоком.

— Лично мне эти настенные украшения чертовски не нравятся, — тихо сказал Галан. — Даже больше, чем компьютеры. С компьютерами ничего не понятно, но тарелочки — еще хуже. Из-за того, что эти самые обычные, по мнению экспертов, камни продают по весьма заниженной цене и перевозят контрабандой. Боятся, что какой-нибудь ученый книжник-минералог определит, что это не таларские и не сильванские камни? Но коли уж они пошли в открытую продажу, такой книжник рано или поздно может найтись… Абсурд какой-то… а меж тем все это, несомненно, имеет какую-то цель и смысл. Меня давно уже научил жизненный опыт: чем абсурднее и непонятнее выглядит нечто происходящее; тем оно опаснее исерьезнее…

— Полностью согласен… — проворчал Сварог.

— Да и я тоже, — кивнул Канцлер. — Профессор, что скажете?

— Ну, одна рабочая версия есть… — сказал профессор, уминая большим пальцем табак в трубке. — Допустим, это полностью на нас похожие пришельцы из Большого Космоса. Допустим, они, как предположил лорд Сварог, и в самом деле, прибыли относительно недавно… Что, если мы имеем дело с каким-то научным экспериментом? Подбрасывая компьютеры — и, непонятно зачем «тарелочки», — изучают человеческую психологию.

— В том числе и явившись в гости к Орку с очередным компьютером? — не без некоторой язвительности спросил Сварог.

— Почему бы и нет?

— А практический смысл? — сказал Сварог. — Какую научную ценность может иметь то, что Бетта общалась с заоблачными друзьями, вор крал, пират захватывал корабли, а патриций зашибал денежки, воруя информацию? Какая научная ценность в том, чтобы подбрасывать такое Орку? Посмотреть, пойдет он в спецслужбы или согласится примкнуть к заговору? И только? Странные какие-то получаются эксперименты…

— У них может быть своя логика, о которой мы пока что ничего не знаем, — живо ответил Марлок.

Сварог с сомнением пожал плечами:

— Не исключено, в виде гипотезы, и тем не менее… Сдается мне, профессор, вы смотрите на происходящее в первую очередь как ученый…

— Каковым и являюсь, — сказал Марлок.

— Вот то-то… — сказал Сварог. — А я — король и спец-службист, причем неизвестно, чего во мне больше… Мне в первую очередь — и во вторую, третью, в десятую — подворачиваются кровь и грязные интриги. Так что я чуточку пессимист. И потому вижу в происходящем именно что заговор, а не научные эксперименты чужих…

— Я, конечно, не настаиваю, что моя гипотеза верная, — сказал Марлок. — Как и прежние, касательно Нериады, ее пока что нельзя не подтвердить, ни опровергнуть… но и вы пока что не можете доказать, что речь идет о реальном заговоре, ведь так?

— Так, — хмуро признался Сварог.

— Господа, — спокойно, но решительно сказал Канцлер, — по-моему, вам стоит эту дискуссию прекратить. Любые дискуссии бессмысленны, пока у нас нет новой информации… Поэтому, я считаю, совещание можно заканчивать. Я сейчас распоряжусь, чтобы бумаги отдали размножить… Вам ведь тоже нужен экземпляр, лорд Сварог? Сделают. Никаких приказов и никаких поручений давать не буду… — он усмехнулся. — Потому что не представляю, какие на данном этапе нужны приказы и поручения. Чем вы сами намерены заняться?

— Полечу работать, — сказал Галан, улыбаясь Сварогу так, словно хотел сказать: «Ну ты же свой парень, все понимаешь?»

Сварог ответил искренне дружелюбной улыбкой — он все понимал и не сердился — как можно сердиться на хорошую гончую, бросившуюся за зайцем?

— Ну, а я бы полетел в девятый стол и побеседовал с Каниллой Дегро, — сказал профессор.

— Извольте, — сказал Сварог. — Она там.

— Ну, а вы, лорд Сварог? — спросил Канцлер.

— Я, пожалуй, полечу в Глан и поговорю с начальником моей тамошней тайной службы и с книжниками, — сказал Сварог. — Гостья к Орку пришла из зеркала. А именно в Глане чаще всего себя проявляли всевозможные, как там выражаются, зеркальщики. Может, удастся узнать что-то полезное. Ну, а вечером буду ждать Интагара в Латеране. Не может случиться так, чтобы он вернулся совершенно ни с чем, не тот человек. Что-то да привезет.

— Ну вот, все при деле, — сказал Канцлер. — А сейчас, господа, я хотел бы поговорить с глазу на глаз с лордом Сварогом о некоторых других делах…

Галан и Марлок встали без малейшей обиды на лицах. Марлок спросил Канцлера:

— Можно, я сам отнесу бумаги, чтобы их размножили? Быстрее будет…

— Извольте, — кивнул Канцлер.

Марлок повернулся к Сварогу:

— Лорд Сварог, вы разрешите взять одну из этих штучек?

— Сделайте одолжение, — сказал Сварог. — Вторую я тоже могу оставить. Если понадобятся еще, у меня в девятом столе они лежат, я привез с Сегура штук десять, на всякий случай…

Марлок сунул в карман «тарелочку», взял со стола бумаги, тщательно подровнял стопочку и вышел. Следом кабинет покинул Галан, «тарелочку» не попросивший, — должно быть, не видел необходимости отдавать ее своим экспертам после того, как с ней поработали у Сварога, — а Марлок явно намеревался отдать ее в лабораторию Техниона.

Канцлер спросил непринужденно:

— Мне показалось, или вы, в самом деле, начали вдруг держаться настороженно?

Изо всех сил стараясь выглядеть невозмутимым, Сварог соврал без зазрения совести:

— Наверняка показалось, с чего бы мне вдруг… настораживаться?

— Действительно, с чего бы? — пожал плечами Канцлер. — Значит, показалось, эту ночь не спал вовсе, а в прошлую удалось подремать часа два, голова не такая уж и ясная, а зелий пить не хочется… Ну, давайте о деле. Я отослал профессора и Галана отнюдь не потому, что речь пойдет о чем-то тайном, чего им знать нельзя. Тут другое. Мы будем говорить о Той Стороне и предстоящей конкретной операции. Галан и так знает о ней все, нет нужды заставлять его выслушивать это вторично. А Марлок Той Стороной интересуется исключительно по долгу службы, как мой главный научный консультант и глава Техниона. Он не историк, ему попросту скучно… Единственное, чем он с удовольствием занялся бы, — это изучение уровня тамошней науки и техники, но мы пока что не вышли на уровень, позволяющий такие исследования вести. Не вышли за пределы Саваджо. Хотя в ближайшее время намереваемся это сделать.

— Яна, — утвердительно сказал Сварог.

Канцлер кивнул:

— Ну конечно. Как бы иначе наши люди туда попали? Ваша охрана пропускает в ту комнату только тех, кто приходит с ней. Судя по тому, что вы отдали именно такой приказ, вы ничего не имели против визитов посторонних туда?

— Ну да, разумеется, — сказал Сварог. — В конце концов, Та Сторона — не моя собственность, и изучать ее нужно не по-любительски. Перед тем, как… уйти, я с ней говорил об этом. Просил рассказать вам и не сомневался, что вы тотчас же захотите послать туда людей, как и я на вашем месте. Вот охрана и получила соответствующий приказ…

— Спасибо, — серьезно сказал Канцлер. — Я уже говорил, в ваше отсутствие мы добились кое-каких успехов. Чем в значительной степени обязаны опять-таки Яне: никто другой просто не может привести человека в каталептическое состояние, качественно допросить, а потом внушить, чтобы он все забыл. А также — подтолкнуть человека к какому-то решению и сделать так, чтобы он остался в убеждении, будто эта идея сама собой пришла ему в голову. Она оттуда буквально не вылезала — ей эта работа страшно нравится: как она говорит, у нее никогда еще не было столь серьезного занятия.

— Она и сейчас там, я так понимаю? — спросил Сварог.

— Да, я уже говорил и повторяю еще раз: о ее безопасности заботятся строжайше. Та… штука… явление… в общем, не знаю, как это назвать… то непонятное, что в первый ваш визит пыталось ее высмотреть, больше не появлялось ни разу. В город я ей разрешал съездить лишь единожды — уж простите, для пользы дела пришлось соврать, что именно таков был договор с вами, и я дал вам слово его соблюсти во что бы то ни стало. Вы не сердитесь?

— Нисколько, — сказал Сварог. — Все правильно, так и следовало поступить.

— Успехи наши скромные, но все начинается с малого, — сказал Канцлер. — Мы создали базу. Купили ту гостиницу, возле замка. Нельзя сказать, что она стала убыточной, но все шло к тому, что она вскоре начнет приносить убытки. Потеряла прежнюю популярность, клиенты теперь предпочитают останавливаться в городских, большинство самых дорогих номеров пустует… Хозяин живет в Саваджо. Он, оказалось, уже подумывал, не избавиться ли от гостиницы — ну, а Яна его легонько подтолкнула. Позавчера мои люди заключили сделку, выправили у нотариуса купчую по всем правилам…

— И заплатили денежками нашей работы? — усмехнулся Сварог.

— Ну что вы, — серьезно сказал Канцлер. — Не стоило рисковать. Мало ли что… Скажем, мы могли поставить на кредитки номера, которые уже присутствуют на настоящих. Это могло открыться, след мог привести к бывшему хозяину, а от него — к нам. Нельзя же было ему внушать, чтобы он забыл о сделке — это вызвало бы еще большие подозрения… Деньги были самые настоящие. Оказалось, их достаточно легко добыть. В городе, где превеликое множество казино, игорных домов и прочих подобных заведений, множество и ювелирных магазинов. Проигравшиеся в пух и прах распродают имевшиеся у них драгоценности, а сорвавшие банк частенько бросаются шиковать, покупают дорогую ювелирку. Наши люди, не вызвав ни малейших подозрений — самое обычное для Саваджо дело, — под видом проигравшихся вдрызг объехали десятка два ювелирных магазинов и продали по две-три вещички каждый — настоящее золото, настоящие драгоценные камни, причем крупные. Учитывалось, конечно, что ювелиры, как их собратья во все времена — да и у вас на Таларе сейчас — стараются купить изделия за полцены, на что клиент, будучи в безвыходном положении, соглашается. У них там круговая порука — у ювелиров, я имею в виду — так что настоящей цены не дадут нигде. И все равно мы выручили столько, что, кроме расходов на покупку гостиницы, осталось еще немало на текущие расходы. Купили четыре автомобиля, разные полезные мелочи… Весь персонал рассчитали, Яна внушила каждому, что он сам захотел уйти, потом мягонько подтолкнула постояльцев уехать. В общем, гостиница теперь наша, персонал полностью состоит из наших людей. Один из номеров целиком отведен под компьютерное хозяйство Элкона, и он с превеликим энтузиазмом чуть ли не сутками шарит по тамошним компьютерным сетям. Уверяет, что остается незамеченным. Информация самая разная идет потоком. Да, купили еще парочку скромных квартир в городе, опять-таки в качестве баз. Словом, быстро там освоились — в первую очередь благодаря Яне и Элкону…

— Неплохо, — сказал Сварог.

— Еще немного поработаем в Саваджо и будем отправлять людей в столицу. Шлепать здешние документы мы уже научились, получается безукоризненно, — Канцлер усмехнулся. — А вчера приключилась смешная… и оказавшаяся очень полезной история. Заявилась парочка нагловатых верзил, потребовала «нового хозяина» и объявила ему, что теперь он будет им платить «за покровительство», как исправно платил прежний хозяин. Иначе, мол, и гостиница может случайно сгореть от брошенного пьяным постояльцем непогашенного окурка, и с самим хозяином могут приключиться всякие нехорошие случайности…

— И оба — в черных шляпах с белыми лентами? — со знанием дела спросил Сварог.

— Вот именно. В точности такие молодчики, которых вы описывали в отчете. Организованный криминал… впрочем, неорганизованного здесь попросту нет, залетных тут не привечают. К нашему везению, в это время Яна пребывала в гостинице…

— Понимаю, — фыркнул Сварог. — Я же писал в отчете, как она обошлась с их коллегами в городе…

— Ну что вы! — энергично воскликнул Канцлер. — Это было бы грубейшей ошибкой — выставить их отсюда, приказав все забыть. Это же не одиночки, а представители серьезной и многолюдной конторы, этакого спрута, опутавшего щупальцами весь город. Их отправили с конкретным поручением — и вдруг они возвращаются с провалом в памяти, ничего не в силах объяснить толком… Представляете, что началось бы в их штаб-квартире?

— Да, действительно, — сказал Сварог. — Я как-то не подумал…

— Платить новый хозяин, конечно, будет, чтобы не выходить из образа, — продолжал Канцлер. — Кстати, потребовали они не такую уж большую ежемесячную дань… да, в конце концов, к чему нам скупердяйничать и жалеть тамошние бумажки? Если понадобятся деньги, к ювелирам проторенной тропкой заявятся очередные «вдрызг проигравшиеся», только-то и всего. Мы поступили иначе. Яна в секунду сделала из них манекенов, долго и скрупулезно расспрашивала о здешнем криминале, а потом велела все забыть. Узнали много интересного… Никаких конкурирующих банд — единоначалие. Есть только один хозяин, который и держит в руках весь город. Мы провели совещание и пришли к выводу: чтобы легче работалось здесь, этого хозяина с милой кличкой Удав нужно оседлать. Что не так уж трудно сделать: к нему просто-напросто явится в гости Яна, привезет с собой обаятельного человека, а потом Удав объявит своим приближенным, что к нему приехал из столицы любимый и надежный двоюродный брат, который теперь и будет его правой рукой. Как мне объяснили специалисты по таларскому криминалу, — который от здешнего отличается лишь тем, что не располагает машинами, автоматами, карманными телефонами и прочей техникой, — в серьезных бандах обычно так и заведено: главарь старается для пущей надежности брать в ближайшее окружение близких родственников…

— Есть такая традиция, — кивнул Сварог. — Я от своей полиции немало наслушался об обычаях «ночных портных».

— Здесь они себя именуют «пастухами», — сказал Канцлер. — Удав бы тоже так поступил, но он, вот беда, сиротинушка из приюта, о чем, впрочем, не любит распространяться. Вот теперь будет ему новехонький, с иголочки, близкий родственник. Никто ничего не заподозрит. Внушение Яны держится долго. Полезной информации к нашему человеку будет стекаться немало, к тому же он подберет себе пару-тройку ближайших помощников — как вы понимаете, из наших людей. В Саваджо безопаснее и легче всего работать под личиной «черных шляп». Есть только одна загвоздка. Мы бы его сделали в два счета, но приехавшие в гостиницу обормоты не знают, где он живет. И не знают никого, кто бы знал — рядовая пехота, что с них возьмешь… Знают только, что у Удава несколько городских квартир и пригородных вилл, которые он постоянно меняет. Вы ведь и с этим у себя на земле сталкивались?

— Конечно, — сказал Сварог. — Везде одно и то же… В крупных бандах — да и в тех, что помельче, — частенько попадаются прыткие ребята, однажды задумавшие пролезть в главари. Проще всего этого добиться, если старый главарь нечаянно упадет на нож раз десять подряд или с ним произойдет какая-нибудь другая трагическая случайность. Так что многие главари, имеющие такую возможность, стараются, кроме всем известной «главной конторы», которую знают все, завести несколько логовищ, о которых знают считаные люди.

— Действительно, везде одно и то же… А уж здесь, где доходы верхушки «пастухов» считают на миллионы… Удав наверняка понимает что к чему и не хочет однажды десять раз случайно упасть на ножик или сломать шею, оступившись на лестнице… К тому же к нему по каким-то своим причинам крайне недоброжелательно настроены столичные «пастухи», работающие уже в масштабах страны. Поговаривают, намерены заменить его своим человеком, поскольку Удав для них недостаточно свой. Слухи об этом разошлись настолько широко, что о них знают даже приехавшие в гостиницу задрипанные пехотинцы… В общем, мы попали в неловкую ситуацию. Обработать Удава — раз плюнуть, но мы понятия не имеем, где его искать. «Главная контора» нам известна, но там он бывает только днем, и там работать слишком рискованно. Искать его квартиру или виллу слишком долго, к тому же их с десяток, и нужно еще знать, в которой и когда он будет пребывать. Пускать за ним слежку днем, от «главной конторы» — тоже излишний риск…

— Вы хотите, чтобы я что-нибудь посоветовал? — спросил Сварог. — Сразу скажу: ничего не приходит в голову. Вот уж по криминалу я не специалист. Могу, конечно, порасспросить того же Интагара, вдруг подскажет что-нибудь дельное…

— Нет необходимости, — сказал Канцлер. — Мы нашли способ прищучить сие пресмыкающееся… В той «Лотерее-Грации», где вы были с Яной, события развернулись именно так отнюдь не случайно. Постоянной любовницы у Удава нет — такой уж человечек, любит разнообразие. Именно в этом заведении он просиживает три вечера в неделю, а то и вне графика, когда обстоятельства позволяют. Высматривает очередную красотку, которую потом его ребятки бесцеремонно приглашают в гости. Особенно западает он на голубоглазых блондинок — у каждого свои вкусы. Так что задача предстоит не столь уж и сложная: мы посылаем в заведение ослепительную голубоглазую блондинку — примерно известно, когда Удав там появляется, так что подгадаем к его приезду, — а на улице машину перехватывает Яна. Уж те ребятки, что «приглашают в гости» девушек, прекрасно знают, где будет пребывать в ожидании очередной «гостьи» Удав… Что скажете?

— Отличный план, — сказал Сварог. — И никакого риска.

— Здесь есть еще одна загвоздка, — сказал Канцлер удрученно. — У меня попросту нет среди особо доверенных агентов очаровательных голубоглазых блондинок. А те, что найдутся, не настолько доверенные, чтобы посвящать их в тайну Той Стороны… Проще всего было бы вновь послать Яну, но это рискованно: и сам Удав, и его свита — а с ним постоянно человек пять-шесть — могут ее вспомнить. Удав наверняка не забыл не такого уж давнего странного случая: когда ребятки, которым он поручил привезти очередную красотку, обнаружились вдрызг пьяными и совершенно не могли объяснить, почему провалили дело. Как считают наши аналитики, худо-бедно изучившие Ту Сторону, Удав, вероятнее всего, решил, что они напоролись на колдунью, — здесь хватает колдунов и магов, хотя они стараются держаться в тени. Есть какая-то спецслужба наподобие вашей ронерской Багряной Палаты, нельзя сказать, что на тех, кто владеет колдовством или магией, охотятся масштабно и круглосуточно, но все же эти ремесла не поощряются, и засветившихся магов частенько хватают… Весь риск состоит в том, что Удав попросту смоется… или останется, но Яну прикажет не трогать. И подлавливай его потом…

— Она ведь может надеть «личину», — сказал Сварог. — Не менее очаровательную, чем ее естественный облик.

— Опять-таки может случиться осечка, — сказал Канцлер. — Эти обломы рассказали, помимо всего прочего, что возле Удава постоянно находится не только охрана, но и пара «колдунцов», как они выражаются. А заклинание «личины», вы, наверное, знаете — одно из слабых. С ним без труда справляется не самый сильный маг. Кто их знает, этих «колдунцов»… — он помолчал и, пытливо глядя на Сварога, сказал: — Весьма даже не исключено, что именно вы можете помочь…

— Каким образом? — искренне удивился Сварог.

— Канилла Дегро, — сказал Канцлер. — Очаровательная голубоглазая блондинка, которая безусловно может считаться особо доверенным сотрудником. Девушка достаточно раскованная: я слышал краем уха, что она частенько балует танцами с раздеванием, то есть баловала до недавнего времени, «выступая» перед одним-единственным человеком, другом, с которым недавно рассталась. Но все равно, это уже означает некоторую психологическую раскованность…

«Краем уха он слышал, видите ли, — сердито подумал Сварог. — Можно подумать, о привычках Кани треплют на углах так запросто, что это долетело до Канцлера». Зная Канцлера, объяснение может быть одно: у него есть все же агент в девятом столе… хотя нет, таких вещей не может знать кто-то посторонний — а во всех своих юных сподвижниках Сварог полностью уверен. Они не вербуются, хоть ты их режь, что показала неудача покойного Гаудина. Скорее уж, агент или агентесса — в ближайшем окружении Каниллы вне девятого стола. Кани — девушка общительная, у нее сыщется не менее пары дюжин близких подруг и друзей среди «посторонних». Кто-то из них как раз и может знать — современная молодежь раскованная, порой делится интимными секретиками. Учтем на будущее и поищем источник утечки…

— Мне думается, вы сумеете ее уговорить, — сказал Канцлер. — Скажете, что это важное государственное дело… как, собственно, и обстоит. Это Аурика у вас скромница, если не брать в расчет маркиза Оклера, а Канилла — девушка раскованная, с ярко выраженной авантюрной жилкой. У меня есть все основания думать, что она, по присущему ей озорству, легко согласится. Попробуете ее уговорить?

— Попробую, — сказал Сварог.

Хорошо зная Каниллу, он подозревал, что она легко может согласиться, видя во всем этом интересное приключение. Канцлер прав: и озорство присутствует, и авантюрная жилка, и тяга к приключениям — но последнее качество ей просто негде реализовать. Если она узнает про Ту Сторону…

— Я попробую, Канцлер, — сказал он уже увереннее. — Назначена какая-то конкретная дата?

— Да, — сказал Канцлер. — Послезавтра Удав там точно будет — это, так сказать, посещение по графику… Я имею в виду, послезавтра днем, когда там наступает вечер.

— Постараюсь, — сказал Сварог.

Канцлер вздохнул с ненаигранным облегчением:

— Лорд Сварог, я буду вам очень благодарен…

— Не за что, — сказал Сварог и добавил голосом таларского пехотинца-деревенщины: — Мы службу не понимаем? Оченно даже понимаем, не извольте беспокоиться!

Канцлер улыбнулся, давая понять, что по достоинству оценил шутку и вообще, допускает толику юмора даже в серьезных разговорах. И тут же согнал ее с лица, став, такое впечатление, даже угрюмым. Помолчал, глядя в стол, поднял глаза:

— Есть еще одна тема для разговора. Боюсь, для вас она будет неприятной, но я всегда стремился, чтобы между нами оставалось как можно меньше недомолвок. Надеюсь, вы тоже к этому стремитесь?

— Да, — сказал Сварог, исполненный нехороших предчувствий.

Открытым текстом прозвучало, что ему стоит ждать каких-то неприятностей. Ну, будем настороже…

— Возникло недоразумение, которое просто необходимо разрешить, — ровным, бесстрастным тоном продолжал Канцлер. — Мне не хочется, чтобы между нами оставались недомолвки. Я всегда испытывал к вам некое дружеское расположение, а людей, к которым я питаю такие чувства, очень мало. И старался быть с вами предельно откровенным… Не полностью, конечно. Людей, с которыми я был бы откровенен полностью, нет вообще. Даже от императрицы порой что-то скрываю. Потому что должность такая… поганая, — он улыбнулся, точнее, обозначил улыбку. — Наподобие королевской. Вы умный человек и наверняка согласитесь со мной: поганая это должность — король…

— Соглашусь, — сказал Сварог.

— Людей, с которыми я был бы предельно откровенным, очень мало. Вы входили и входите в их число. Оцените это по достоинству.

— Давно оценил, — тихо сказал Сварог.

— Когда вы увидели индикатор, вы на какие-то мгновения всерьез обеспокоились. Очень быстро овладели собой, но эти несколько мгновений были. Об этом мы поговорим после, а сейчас я хочу вернуться в далекое прошлое, или, как любят выражаться летописцы, сказочники и романисты, в незапамятные времена. Перед нашими спецслужбами не вставало неразрешимых проблем. Кроме одной-единственной, получившей название «Нахальный Призрак». Вскоре после того, как оформились в стройную систему наши компьютерные сети и хранилища информации, кто-то посторонний начал регулярно в них вторгаться. Он преодолевал любую защиту самого высшего уровня. Проникал всюду. Иногда что-то скачивал, и ни разу не удавалось установить что. Было кое-что похуже: его невозможно было отследить. Хотя наши специалисты всегда, без единого исключения довольно быстро отлавливали людей, вторгавшихся в закрытые для посторонних компьютеры, сети, хранилища. А таких бывало довольно много — иногда это оставалось только попытками, иногда некоторым искусникам удавалось преодолеть первые пояса защиты. Правда, никогда, в отличие от Призрака, не справлялись с высшими. Всякий раз, повторяю, их быстро отлавливали и отлавливают. Эти вторжения продолжаются и в наши дни, последнее случилось буквально неделю назад. Что характерно, лишь дважды — а случаев таких было несколько тысяч — речь шла о злом умысле. Это были заговорщики. Серьезные, настоящие. И то в довольно давние времена. Все остальные незаконные вторжения на счету подростков, главным образом мальчишек, хотя попадались и девчонки, а в последнее время число девчонок увеличилось, они больше стали интересоваться компьютерами. Так они забавлялись — из подростковой бравады, из желания показать собственную лихость, а то и просто на спор. Знаете, так на земле сорванцы лазят по чужим садам. Порой у их родителей сады и ягодники даже богаче, но они лезут в чужие — из лихости… Среди них попадались многообещающие личности, не раз их, когда подрастали, брали на службу в серьезные учреждения, часто для того чтобы работали по обеспечению компьютерной безопасности. Один Призрак продолжал резвиться. Возникла даже версия, что он пользуется не компьютерной сетью ларов, а работает с земли. Вот только эту версию не удалось ни подтвердить, ни опровергнуть — Призрак оставался неуловим. На земле искали источник энергии, без которого не способен работать ни один компьютер. Не нашли. Привлекали даже магов — безрезультатно. В конце концов, кто-то предположил, что это Фаларен — первоочередное внимание Призрак уделял Хеддьстаду. Но подтвердить эту версию опять-таки не удавалось. Наши предки спустились на землю — и почти сразу же объявился Призрак. Когда они вернулись за облака, Призрак не заставил себя долго ждать. В конце концов, бросили всякие попытки его отследить. Нахальный Призрак стал неизбежным злом, с которым приходилось мириться…

— Интересно, — сказал Сварог, воспользовавшись паузой. — Вот только при чем тут я?

Он уже начал понимать, куда клонит Канцлер. Неприятно…

— Не спешите, — сказал Канцлер. — Сначала я расскажу о Призраке до конца. Есть одна любопытная деталь: стиль его вторжений время от времени менялся. Какое-то время он действовал, можно сказать, несколько хаотично и нерегулярно, без всякой системы. Была информация, которой он отдавал предпочтение, и тем не менее… Потом стиль радикально изменился. Теперь Призрак действовал строго по определенной системе, ее очень быстро удалось проанализировать. Заранее можно было предсказать и никогда не ошибиться — в какой последовательности он будет лазать. И появлялся он в строго определенное время, хоть часы по нему проверяй. Так длилось несколько тысяч лет. Кто-то из специалистов сказал: полное впечатление, что сначала действовал человек, а потом его сменил бездушный автомат, работающий по раз и навсегда заданной программе. Проверить это не было никакой возможности…

«Прав был ваш специалист, — мысленно прокомментировал Сварог, — Фаларен полностью потерял интерес к собственноручным, если можно так выразиться, вторжениям, и эти несколько тысяч лет лазал и исключительно Золотые Обезьяны, и в самом деле работавшие по раз и навсегда заданной программе…»

— Около восьми лет назад стиль внезапно и неожиданно резко изменился. Если очень долгий период можно было именовать работой автомата, то теперь, такое впечатление, вновь появился человек. Вторжения вновь стали нерегулярными и хаотичными, вдобавок изменился их характер — теперь он в первую очередь буквально греб все, что касалось Яны. Что меня тревожило страшно: я не знал его целей…

«Зато я, очень похоже, знаю, — подумал Сварог. — Предназначенная для Яны комната в Красном Павильоне. Очень похоже, этот скот всерьез намеревался ее похитить в поисках новых развлечений…»

— Столь же внезапно, как и появился, человек пропал, вернулся автомат, — Канцлер уперся в него холодным, тяжелым взглядом. — По какому-то странному совпадению исчезновение «человека» идеально совпадает по времени с вашим проходом через Хелльстад, когда вы там прикончили Фаларена. Всякие совпадения в жизни случаются… Несколько лет работали «автоматы». С год назад вновь объявился «человек». Но стиль радикальным образом изменился и нисколечко не походил на прежний. Теперь Призрак работал по другой системе, гораздо реже стал заходить в сети и архив моего Кабинета, а Кабинет императрицы вообще обходил стороной, хотя раньше «человек» там буквально пасся… Так вот, у меня есть основания подозревать, что это и в самом деле компьютеры Хелльстада, которыми последний год пользовались либо вы, либо один прекрасно нам обоим известный компьютерный гений…

— У вас и доказательства есть? — небрежно спросил Сварог, уже понимая, что его загоняют в угол, прижимают к стене.

— Сейчас будут, — столь же небрежно, в тон ему ответил Канцлер. — Индикатор включен. Любая ложь в ответ на прямой вопрос будет выявлена моментально. Разумеется, вы вправе уйти, хлопнув дверью. У меня нет никаких доказательств, одни стойкие подозрения. Презумпция невиновности… Но если вы так поступите, это осложнит и усложнит наши прежние отношения. Черт, я забыл… Вы в два счета можете уговорить Яну отправить меня в отставку и загнать в почетную ссылку куда-нибудь на Сильвану. Что ж, я ничем не смогу помешать. — И он слегка наклонился вперед. — Но всю оставшуюся жизнь, а жить мне еще долго, я вас буду люто презирать. Может быть, вам на это будет глубоко наплевать… А может, и нет. Вы не встаете… Что, вас непременно нужно загонять в угол? Задавая прямой вопрос? Или хватит смелости самому сказать правду?

Сварог молчал недолго. Сказал, приложив нешуточную силу воли, чтобы не отводить взгляда:

— Хорошо. В Хелльстаде есть компьютеры.

— Следовательно, нет смысла задавать следующий вопрос… Конечно же, новый Нахальный Призрак — это вы… или тот самый компьютерный гений. Яна знает?

— Знает, — сказал Сварог, подумав: «Уж ей-то вы, сударь мой, ничего не в состоянии сделать».

— И молчит, — сказал Канцлер. — Что ж, логично: любой умный монарх что-то скрывает от самых доверенных министров… как наверняка поступаете и вы на земле. К тому же она имела случай убедиться, что и я кое-что от нее порой скрываю — тот эпизод, когда я принес вам сводку, которую никогда ей не показывал. И не показал письмо того моряка, которое вы нашли в Хелльстаде… Логично… Сердиться на нее не стоит. Там у вас что, и в самом деле есть какие-то автоматы? Долго работавшие вместо Фаларена? Почему он сам устранился?

— Ему попросту надоело, — сказал Сварог.

— Черт… — сказал Канцлер. — Такое простое объяснение… А почему он лет восемь назад вновь заработал сам, активнейшим образом?

Сварог едва ли не рявкнул:

— Да потому что этот скот поганый всерьез собирался похитить Яну, к чему имел все возможности, и сделать сексуальной игрушкой! И если бы я его не прикончил, так и произошло бы! Верьте уж на слово! Доказательства имелись, но я их уничтожил к чертовой матери!

— Ну зачем же «на слово», — спокойно сказал канцлер. — Индикатор показывает, что вы говорите чистую правду… Интересные дела… Похоже, вас стоит поблагодарить. Я говорю совершенно серьезно.

— Не за что, — язвительно бросил Сварог. — Эти доказательства я обнаружил гораздо позже, уже не один год будучи хелльстадским королем. Раньше как-то кое до чего руки не доходили. Я его прикончил, ничего не зная о его планах касательно Яны. Исключительно потому, что он собирался нас там задержать, и, похоже, навсегда…

— И тем не менее… — сказал Канцлер, — вольно или невольно вы ее спасли. Вопрос, продиктованный чистым любопытством: что именно вы скачали из моего архива? Однажды вы что-то скачали. Что именно, как всегда, отследить не удалось…

— Документ с длиннющим суконно-канцелярским названием, — сказал Сварог, рассудив, что терять ему больше нечего. — «Подробный и обстоятельный отчет о жизни и поведении…»

— Достаточно, — прервал Канцлер. — Я понял, о чем идет речь, такое название там только одно… Значит, вы его прочитали… И все знаете о той истории на Сильване… — Он улыбнулся. — И что же, вас радует, что теперь вы и это о ней знаете?

— Ничуть, — сказал Сварог. — Лучше бы и не знать…

— Ну вот, теперь сами видите, что неуемное любопытство иногда не доставляет ничего приятного… — сказал Канцлер без тени язвительности. — Совсем наоборот… Интересно, у вас найдутся какие-нибудь оправдания?

— Найдутся, — усмехнулся Сварог. — Никаких законов я не нарушал.

— А подробнее?

— «Закон о компьютерах» содержит четко сформулированную статью: «Запрещено вторжение в закрытые для не имеющих допуска лиц компьютеры, сети, хранилища информации и архивы с любого нашего компьютера». Нашего. То есть здешнего. Про другие компьютеры ничего не сказано.

Канцлер покачал головой, улыбаясь почти весело:

— Ну да, лорд Сварог, вы большой мастер выискивать юридические прорехи, что не раз проделывали… В самом деле, с точки зрения действующих законов, привлечь вас к ответственности невозможно… А чисто моральный аспект вас не заботит? Вы рассказывали, что в прежней жизни, едва войдя в совершеннолетие, стали военным и пробыли им семнадцать лет. Да и здесь возглавляете конторы, требующие строгой дисциплины… каковой требует и королевский титул, я так полагаю. И вдруг обнаруживается, что вы ведете себя, как сопливый мальчишка. «Отчет» вы скачали, несомненно, из чистого любопытства. Я уверен, и со многим другим обстояло точно так же. Совершеннейшее мальчишество…

Было бы легче, начни он кричать, ругаться, грозить. Но этот спокойный, насмешливый с укоризной тон… На какой-то миг Сварог не выдержал и опустил глаза.

— Пойдем дальше, — продолжал Канцлер. — На один вопрос я получил ответ. Есть и второй, интерес к которому еще более окреп после того, как вы сказали, что Фаларен имел все шансы похитить Яну. Где-нибудь на охоте, я думаю? Самый удобный случай. Но ведь вы отлично знаете, что после сильванских событий ее повсюду сопровождала на земле сильная охрана, вооруженная и лучевым, и другим, не менее, а то и более сильным оружием, — я о тех «стволах», что рвут водородные связи меж молекулами и мгновенно превращают что человека, что зверя в облако пара. И тем не менее вы уверены, что у Фаларена были все шансы. А если вспомнить, что вы в свое время солгали в ответ на прямой вопрос, есть ли в Хелльстаде оружие, способное справиться с шайкой Брашеро… Ответ на второй вопрос напрашивается сам собой: серьезное оружие в Хелльстаде есть. Я прав?

— Правы, — сказал Сварог. — Но большая его часть для Империи совершенно не опасна… хотя его было бы достаточно, чтобы легко одолеть охрану Яны где-нибудь на земле.

— А меньшая?

— А меньшую я просто не успел до сих пор опробовать в деле и совершенно не представляю, как оно действует и на что способно.

— И оба раза не соврали… — сказал Канцлер. — Собственно, я узнал все, что хотел знать…

— Интересно, а что дальше? — спросил Сварог, прекрасно зная, что улыбка у него сейчас вымученная. — Выйду я отсюда в одиночестве? Или нет?

— Что за вздор вы несете! — досадливо сказал Канцлер. — И выйдете — один, пойдете на все восемь сторон света, не потеряете ни одной должности, останетесь в прежнем положении. Слово чести. Нам с вами еще работать и работать бок о бок. На Той Стороне прежде всего. Кстати, в ваше отсутствие мы осуществили вашу идею.

— Которую? — спросил Сварог, все еще державшийся настороженно.

— Закопать на той стороне, в месте, о котором известно, что оно останется таким и сегодня, какой-нибудь предмет, а потом как следует там покопаться, уже в нашем мире. Если что найдется закопанное — станет ясно, что там — не Соседняя Страница, а наше доштормовое прошлое.

— Если только какие-нибудь кладоискатели не добрались… — проворчал Сварог.

— Ну, мы же там не золото зарыли… — усмехнулся Канцлер. — Дешевый глиняный горшок со слитком свинца внутри, парочку лошадиных подков и бутылку из грубого стекла. Никто на такой «клад» не позарится, если доберется. Оставит все в яме. И с Нериадой нам с вами следует поработать бок о бок. Видите ли, я решил, не дожидаясь, пока хоть что-то прояснится, повторить операцию «Невод». В тех же масштабах, благо старая аппаратура усовершенствовалась за эти столетия и появилась новая. От вас, как от главы восьмого департамента, потребуется некоторое количество людей и техники, как и от прочих задействованных ведомств.

— Охотно, — сказал Сварог. — Дело полезное…

— Теперь вернемся к вам персонально, — непринужденно сказал Канцлер. — Я не собираюсь против вас ничего предпринимать или замышлять по одной-единственной причине: не вижу в вас угрозы Империи. Если бы я ее видел, живым бы вы отсюда не вышли. Не так просто, но вполне реально было бы организовать вашу «пропажу без вести», оставив следочки, ведущие, скажем, к «Черной Благодати». Вы здорово насолили черным, они на вас злы… Ваши отношения с Яной меня бы не остановили: я не сентиментален, вы знаете. Когда на одной чаше весов — судьба Империи, меня не волнует участь того, что находится на другой. Но пока что угрозы для Империи с вашей стороны я не вижу… А вот польза от вас немалая. К власти вы не стремитесь: отказываетесь жениться на Яне здесь, отказались занять мое место, когда Яна вам это предлагала… В общем, я считаю, нам выгоднее дружить, чем враждовать. Не так ли?

— Согласен, — сказал Сварог.

Канцлер сказал с несколько сокрушенным видом:

— И тем не менее кое-какие ваши хелльстадские тайны меня, признаюсь по совести, тревожат, потому что я о них ничего не знаю, а непонятное, как сто раз говорилось до нас, внушает страх… а страх порой может подвигнуть человека на необдуманные поступки… — он улыбнулся открыто, широко (ну просто отец родной!): — Лорд Сварог, давайте заключим договор, который снимет меж нами последние недоразумения и взаимные подозрения? Вы покажете мне ваш арсенал, который у вас наверняка есть, и дадите слово чести ничего предварительно не прятать. Когда выдастся свободная минутка, вы изучите то оружие, что не успели изучить, и, если отыщется что-то, способное представлять хоть малейшую опасность для Империи, уничтожите.

— В вашем присутствии? — спросил Сварог.

— Необязательно. Если дадите слово чести. Ваши компьютеры меня совершенно не интересуют — что в них интересного? Несколько совершеннее наших, я полагаю, только и всего. А значит, ничего интересного, я не ученый. Вот только вы пообещаете никогда больше не лазить по закрытым архивам, не проникать туда, куда посторонним нет доступа. А я, со своей стороны, дам слово чести, что буду предоставлять вам секретную информацию, которую вы не можете получать обычным путем, — он с улыбкой развел руками. — Как вы понимаете, не всю. Всеми секретами я никогда и ни с кем не делюсь. Но значительную часть гарантирую. Устраивает вас такой договор?

Как будто был выбор…

— Устраивает, — сказал Сварог.

И встал следом за Канцлером, догадываясь, что тягостная беседа подошла к концу. Канцлер протянул ему руку:

— Слово чести, что я свою часть договора исполню.

— Слово чести, что я исполню свою, — сказал Сварог, пожимая ему руку.

— Вот и прекрасно. Можете идти. Ваш экземпляр бумаг заберете в пятой комнате, это на первом этаже. Пока вы дойдете, я с ними свяжусь. Значит, вы в Глан сейчас?

— Туда, — сказал Сварог.

— Желаю найти что-нибудь полезное.

— Благодарю, — сказал Сварог, повернулся и вышел.

«Красиво он меня сделал, — думал он, шагая к своему браганту. — Почище, чем Мюллер Штирлица. Обыграл в два счета, загнал в угол, добился всего, чего хотел, мат не поставил, но ферзя отыграл. Мои выгоды от этого клятого договора туманны и непредсказуемы: быть может, еще сто лет не потребуется какой-нибудь секретной информации, которую нельзя получить обычным путем… Но что остается делать, когда с доски по всем правилам снимают твоего ферзя? Ладно, примем проигрыш по-мужски, без соплей и истерик. К тому же проигрыш не так уж и велик, если рассудить…»

Глава V ДВОРЦОВЫЕ БУДНИ

Сварог остановился у перил галереи, посмотрел вниз. По обширному залу с колоннами, мягкими диванчиками вдоль стен уже степенно прогуливались несколько особо нетерпеливых парочек. С противоположной стороны зала, от балкона для оркестрантов, доносились звуки, напоминавшие этакий кошачий концерт, — там настраивали музыкальные инструменты. Трудно было поверить, что они, вскоре принявшиеся бы услаждать слух прекрасными мелодиями, сейчас вразнобой визжат и скрипят самым отвратительным образом, словно кошки, которым прищемили хвосты дверями.

Примерно через полчаса должен начаться бал. Если называть вещи своими именами — не более чем танцевальный вечер, какие Сварог с некоторых пор устраивал раз в неделю. Если совсем просто — местная дискотека. Настоящий Королевский бал — это нечто великолепное. Залы и коридоры, богато украшенные цветочными гирляндами, драгоценными тканями и прочими красивостями, иллюминации и фейерверки, а порой и пушечная пальба, менестрели и певицы, акробаты и жонглеры, танцовщицы, клоуны и глотатели мечей. Приглашенные разодеты насколько возможно пышно, кавалеры залиты сиянием драгоценных самоцветов от ушей до каблуков, а дамы — от ушей до подолов. Сейчас же не прибавилось даже цветка в горшочке, все осталось, как и в будни. Словом, обычный танцевальный вечер — но, поскольку речь идет о королевском дворце, столь вульгарное определение не подходит. Не допускает придворный этикет вульгарностей, еженедельные танцульки, хоть ты тресни, положено именовать балом…

Он вошел в приемную своего Малого кабинета. Статс-секретарь встал из-за стола, проворно, но без малейшего подобострастия (Сварог его ценил еще и за отсутствие этого качества, которое не терпел в окружавших его людях). Еще проворнее вскочили, слаженно прищелкнув каблуками, двое в форме снольдерских летчиков: поверх голубых мундиров — черные кожаные куртки (до которых здешние авиаторы додумались совершенно самостоятельно) с золотым орлом на левой стороне груди и крылатым мечом повыше правого локтя, черные береты наподобие гланских с золотыми драконами в виде кокарды. Правые накладные карманы у обоих одинаково оттопыривались — поскольку они возили секретнейшие бумаги, в карманах у них лежали даже не бластеры, а то самое жутковатое оружие, что превращает любое живое существо в облачко пара. Если откровенно, это были никакие не снольдерские летчики, а орлы из дружины Сварога, из той ее половины, что стала спецназом девятого стола.

Тот, что справа, протянул Сварогу толстый пакет из желтоватой плотной бумаги, украшенный там и сям доброй полудюжиной синих и черных сургучных печатей:

— Почта из Горрота, ваше величество!

Сварог взял конверт, кивнул:

— Благодарю, можете идти.

Оба столь же слаженно щелкнули каблуками, четко повернулись через левое плечо и вышли. Взвешивая на руке конверт — барона Скалитау обуял нешуточный эпистолярный зуд, — Сварог глянул на секретаря:

— Баронесса Вольмер?

— Еще не возвращалась из лаборатории, вашевеличество.

— Интагар?

— Должен прибыть часа через три.

— Меня ни для кого нет, — сказал Сварог. — Разве что случится какая-нибудь Белая Тревога. Потом я, может быть, загляну на бал. Как только прилетит Интагар, известите меня немедленно.

Статс-секретарь молча склонил голову. Сварог направился в кабинет, невольно ухмыляясь на ходу: лаборатория, да уж…

По размышлении он отказался от прежней «легенды» касательно комнаты, откуда можно было проникнуть на Ту Сторону. Версия о личном королевском архиве далеко не все объясняла бы. В первую очередь, стали бы гадать, отчего это в отсутствие короля в его кабинет и личный архив постоянно ходят какие-то неизвестные личности. Пересуды пошли бы, сплетни, а лишняя болтовня ни к чему.

На ум пришла другая «легенда», гораздо более удобная. Сварог изрядно сдвинул во времени возраст печатей на двери, сильно их омолодив (благо настоящие видели считаные люди, которые умеют молчать). Теперь печатям было не пятьсот лет, а всего сто пятьдесят. И наложил их король Кардош. Ученый, почувствовав приближение смерти, велевший замуровать отраду всей своей жизни — алхимическую лабораторию. Двое ловких и неглупых агентов Интагара из благородных дворян, в чью задачу входили лишь две обязанности: старательно фиксировать все слухи и сплетни, гуляющие по дворцу, а при необходимости распускать свои, как всегда, сработали на совесть. Шепнули на ушко паре-тройке завзятых сплетников, о которых прекрасно известно, что они не способны удержать при себе ни одной новости, якобы сугубо конфиденциальную информацию: король Сварог, наткнувшись в архивах на старинные документы, узнал о запечатанной лаборатории, велел ее открыть, посмотрел-посмотрел и сам увлекся алхимией. А вслед за ним этой же страстишкой заразилась баронесса Вольмер (женские причуды неисповедимы). Широкие дворцовые массы это скушали с совершеннейшим доверием. И никого теперь не удивляло, что и в отсутствие короля баронесса Вольмер ходит в лабораторию всякий раз в сопровождении нескольких человек в плащах и беретах Сословия Совы, и они остаются там надолго, порой засиживаясь сутками. Придворная общественность понимающе кивала: дело совершенно житейское, король Сварог, не он первый, не он последний, ищет способ добывать золото из черепков и мусора, а то и бери выше философский камень, способный превращать в золото любой мусор, обеспечивать владельцу долголетие, а то и бессмертие, и так далее и тому подобное, в зависимости от фантазии рассказчика. В философский камень до сих пор верили даже иные серьезные книжники, что уж говорить о придворных, в массе своей образованием не обремененных?

О том, что король Кардош много лет отдал поискам философского камня и прочим алхимическим упражнениям, помнили многие. Вот только все как-то забыли, что свою алхимическую лабораторию он держал не во дворце. В противоположность многим алхимикам, человек был рассудительный и предусмотрительный, а потому с умыслом выбрал для нее двухэтажный домик напротив пожарной части. И рассчитал все правильно: однажды очередной эксперимент закончился нешуточным пожаром, а потом два раза что-то качественно взрывалось, опять-таки вызывая пожары. Так что близкое соседство пожарных оказалось как нельзя более кстати (пожарные весьма гордились, что некоторым образом принимают участие в высоконаучных экспериментах, проводимых к тому же самим королем, хвастались этим в кабаках и задирали нос перед другими частями).

Исторической точности ради, необходимо добавить, что король Кардош, как и все его многочисленные предшественники, философского камня не нашел, вообще ничем алхимию не обогатил. Зато чисто случайно, желая достичь чего-то совершенно другого, сотворил рецепт изготовления великолепного напитка, по сей день пользующегося большой популярностью, под названием «келимас Кардоша». По этой причине многие выпивохи имеют обыкновение первый тост поднимать в память короля Кардоша…

Именно чарочку «келимаса Кардоша» Сварог себе налил, садясь за доставленные из Горрота бумаги, вышедшие из-под пера начальника тайной полиции. Лысый коротышка изо всех сил пытался доказать Сварогу свою полезность — и, надо сказать, это у него получалось. Он нарисовал обширный, детально проработанный, крайне убедительный, без единого логического изъяна проект заговора, который в ближайшее время с большим шумом и оглаской собирался эффектно разоблачить. В заговор было вовлечено немало важных персон: флотские и армейские офицеры и генералы, банкиры и крупные купцы, чьи интересы в первую очередь связаны были с островом Дике, вмиг лишившиеся своего добра владельцы рудников и копей, хозяева пещер, где добывают пещерный жемчуг, владельцы лесов красного дерева, крупных лесопилок. Прицепом шли судовладельцы, завязанные на перевозке дорогой древесины и прочих природных богатств острова, несколько биржевиков, парочка влиятельных журналистов, работавших на вышеупомянутую публику… Вся эта компания, как вскорости окажется, строила злодейские планы убийства вдовствующей королевы и намеревалась приставить регентом к принцу своего человека, а все ключевые посты в королевстве заполнить своими ставленниками. Хватало жутковатых деталей, способных ужаснуть обывателя, имелись надежные свидетели и внедренные к заговорщикам агенты тайной полиции. История обнаружения и полного разоблачения заговора напоминала добротный приключенческий роман.

Все это, конечно, была брехня от первого до последнего слова, выдумка чистейшей воды, поклеп и навет. Но что поделать; если не было другого способа разгромить довольно влиятельную группировку, состоявшую из всех вышеперечисленных? Конечно, никаких заговоров они не строили — но откровенно давили на Литту, требуя санкционировать крупномасштабную военную операцию, чтобы вернуть Дике Горроту. Сварогу эти планы решительно не нравились. Вот и пришлось… С разгромом сторонников отвоевания Дике, автоматически приобретала немалый вес и выходила на передний план другая группировка, с совершенно противоположными целями. Такие же флотские и армейские чины, такие же банкиры, купцы, биржевики и горнозаводчики — но не имевшие на Дике ни малейших интересов, а потому относившиеся к судьбе острова довольно прохладно. Их интересы были направлены как раз в противоположную сторону, идею они вынашивали другую: ударить по погрязшей во внутренних противоречиях и ослабевшей Святой Земле, захватить, в первую очередь, тамошние богатые золотые и медные рудники. Вот это интересы Сварога никоим образом не ущемляло, наоборот, все, что отвлекало внимание влиятельных горротских кругов от Дике, его только радовало.

«Ну да, форменный тридцать седьмой год, — философски подумал он, — отложив последнюю страницу. — А что еще делать? Гораздо предпочтительнее запихнуть за решетку сотню человек, чем впутываться в очередную войну, тратить массу денег, терять военные корабли и людей». Чтобы успокоить легонько попискивающую совесть, он решил: ни одного смертного приговора не будет, сидеть они будут в относительно комфортных условиях, а лет через несколько, когда они в результате отсидки растеряют всякое влияние и значение, можно их потихоньку выпустить, подогнав под какую-нибудь памятную дату или особо торжественное событие большую амнистию, которая затронет не только «заговорщиков».

Он налил себе еще чарочку, отодвинул кресло, откинулся на спинку, вытянув ноги, включил свой музыкальный центр и какое-то время прикидывал, что именно из Тарины Тареми запустить первым. Душа просила чего-нибудь бравурного, напоминающего лихие военные марши, — чтобы взбодриться, отогнать дурное настроение и легонькую хандру… Ага!

Он глотнул келимаса и прикрыл глаза, стараясь отогнать хандру. Понемногу более-менее удавалось.

Сварог машинально отметил: моржи, и в самом деле, обитали на Таларе до Шторма, это достоверно установлено — в Саваджо, помимо прочих увеселительных заведений, есть парочка неплохих зоопарков, и один из людей Канцлера видел там моржа. Вот только потом вымерли, бедолаги, как и прочая фауна, обитавшая возле полюсов, — исчезли льды. На Сильване, правда, и после Шторма остались приполярные холодные области, так что зверье благоденствует.

Сам сидишь сейчас, как обрюзгший морж… Дурное настроение было вызвано вовсе не моральными терзаниями по поводу вымышленного заговора, который вскоре отправит за решетку сотню человек. Не было никаких таких моральных терзаний. Причина в другом…

Глэрд Баглю разводил руками: информации о реальных Зеркальщиках у него нет, если не считать прекрасно знакомого самому Сварогу случая с глэрдом Рейтом, когда именно в его замке облюбовали зеркало пришельцы с неведомых дорожек. Снабдил Сварога тремя толстыми старыми книгами, из которых габаритами и толщиной выделялся ученый труд под названием «О злокозненной нечисти, Зеркальщиками именуемой, о злодеяниях их и вреде, честному люду наносимом». Сварог по дороге в Латерану полистал их в самолете. «Ученый труд», как и два других фолианта, оказался не более чем сборником страшных сказок, разве что оформленным более наукообразно, чем остальные две книжищи. Как тогда говорила юная хозяйка замка Барраль: «С малолетства помню, как пастухи рассказывали страшные сказки про зеркала, зазеркальные омерзительные страны, про чудовищ, что оттуда вылазят, кровь пьют и порчу наводят…»

Вот именно. Просто в Глане народный фольклор отводит зеркальщикам гораздо больше места, чем в других странах, только-то и всего. В Ронеро больше всего песен и сказок о зверях-оборотнях (что, несомненно, вызвано близостью Каталауна с его чащобами). На Сегуре больше всего легенд, сказок и баллад о всевозможных морских чудовищах, диковинах и ужасах — как, впрочем, и на других крупных населенных островах. И что?

Вообще-то, не приходится сомневаться, что порой из зеркала и в самом деле могут вылезти какие-нибудь злобные твари, — самого в замке навещали, убили верного домового. Вот только ни одну из приведенных в трех томах историй нельзя проверить и доказать ее реальность — ищи ветра в поле, столетия прошли…

Он полистал «ученый труд», сердито плюхнул его на стол, глянул на часы и решительно вышел в приемную. Сказал статс-секретарю:

— Схожу-ка я на бал. Прилетит Интагар, ищите там…

Развеселую мелодию райды он услышал еще издали — но, пока дошел, она умолкла, кончился танец. И тут же заиграли ванжиль. Как всегда, ярко освещена была лишь середина зала, где танцевали, а по периметру, для удобства влюбленных парочек, царил полумрак. Особых вольностей на диванчиках, конечно, не допускалось, танцы в королевском дворце, как их ни именуй, все же не маскарад — но подержаться за руки и пошептаться имелись все возможности.

Пройдя мимо пары таких диванчиков, занятых увлеченно шепчущимися парочками, Сварог, не замеченный никем, отыскал свободный, удобно на нем устроился и стал лениво разглядывать танцующих, высматривая знакомые лица.

Маргилена отплясывала с собственным мужем, выглядела веселой и довольной жизнью. Сварог невольно усмехнулся: с ветреной красавицей произошла неожиданная метаморфоза — ухитрилась все же сделать из графа отличного любовника. Как-то, когда они наедине перекинулись парой слов, выпалила с присущим ей наивным цинизмом: «Размер достойный, только мастерства не хватало…» И в последнее время практически не заводила любовников на стороне. Среди придворных ловеласов, помнивших прежние времена, царило уныние. Сварог подумал, что эта его очередная победа, пусть маленькая, совсем даже крохотная, но никоим образом не связанная с боями и нечистью, с кровью и грязью политических интриг, пожалуй, заслуживает того, чтобы чуточку ею гордиться. Благодаря его усилиям, воцарилась счастливая семейная жизнь, граф излечился от своей застарелой меланхолии, воспрянул, набросился на дела служебные, как волк на овцу… Тьфу ты, опять мысли сбиваются на дела, чистой воды прагматику…

Канилла танцевала с Гаржаком. Она была великолепна: волна золотых волос взлетала над обнаженными плечами, как пламя костра в ночи, синие глазищи опутывали сетью лукавых взглядов. Граф, известный дамский угодник, никогда не терявший головы, на сей раз, судя по его затуманенному взору, готов был оную потерять. Канилла — это Канилла. «Что же, красивая пара», — подумал Сварог, провожая Каниллу взглядом не без легкой грусти о том, чего никогда уже не будет.

С некоторым удивлением он обнаружил Яну в незнакомом ему вишневого цвета платье. А впрочем, чему тут удивляться. Вернувшись с Той Стороны, она не нашла Сварога в его личных покоях и отправилась потанцевать, не заглянув к статс-секретарю, полагая, что Сварог где-то далеко отсюда по уши погрузился в очередные жизненные сложности. Так уже бывало.

Танцевала она с личностью в некотором смысле примечательной, главным персонажем пересудов и сплетен последнего месяца. Совсем молодой, одет роскошнейше, богаче всех в зале, но чертовски безвкусно, драгоценностями, опять-таки в противоположность всем прочим, увешан, как новогодняя елка — украшениями. В подобном виде являлись лишь на Королевский бал, а на еженедельные танцы одевались гораздо скромнее и украшений надевали немного. А тут — мама родная! — ходячая витрина ювелирной лавки: перстни на каждом пальце, мужская серьга в левом ухе, мужское ожерелье, два браслета, бриллиантовые булавки, золотые цепочки… Явно, радостное похмелье до сих пор не схлынуло.

Именовался сей разряженный попугай герцог Данир — в последнее время получивший кличку Везунчик (и, в общем, заслуженно). История была примечательная. Парень был единственным наследником, отец, в противоположность иным герцогам, порой перебивавшимся с хлеба на квас, славился богатством. Вот только и сам он, и его супруга отличались редкой прижимистостью, откровенно говоря, были невероятными скрягами, так что содержание единственному сыночку определили откровенно мизерное. Супруги могли похвалиться отменным здоровьем, оба едва достигли сорока пяти — так что существовала нешуточная опасность, что в столь убогом состоянии юноше придется пребывать еще лет двадцать, если не больше. От лютого безденежья единственный наследник безуспешно искал клады в Ямурлаке и хотел даже податься в пираты, но оказалось, что малейшая качка вызывает у него тяжелейшие приступы морской болезни.

Месяца три назад Сварог, как любят выражаться романисты, принял участие в судьбе молодого человека. Его об этом слезно просил министр двора, приходившийся герцогам Данирам дальним родственником. По его словам, молодой человек помаленьку катился по наклонной плоскости: под будущее наследство (и под людоедские проценты) занимал деньги у ростовщиков, болтался по игорным домам, где чаще всего проигрывался…

Министр двора был у Сварога, в общем, в милости: мужик деятельный, толковый, на своем месте. Казнокрадствует, правда, помаленьку, но, в отличие от многих, меру знает. Так что Сварог подмахнул распоряжение, ничего ему не стоившее. «Приписал» бедолагу к Казначейству в чине советника.

Была такая разновидность монаршей милости, применявшейся не столь уж редко, поскольку монарху это ничего не стоило, все расходы ложились на многострадальную государственную казну. Пожалованный таким вот образом официально зачислялся на службу в то или иное учреждение, получал право носить полагавшийся ему по чину мундир, получал жалованье, но на службу не ходил ни при какой погоде. «Служить» так можно было до седых волос, до пенсиона, сплошь и рядом повышаясь в чинах согласно канцелярскому порядку о выслуге лет, парочку орденов получить опять-таки из тех, что полагаются за выслугу… Жалованье советника Казначейства было раза в три выше ежемесячного родительского содержания. Правда, Сварог, не любивший глупой филантропии, велел министру двора передать юному герцогу: если не перестанет шляться по ростовщикам и игорным домам, лишится всего пожалованного. Юный герцог, надо отдать ему должное, внял и королевским указаниям последовал.

Ох, не зря народ сочиняет пословицы — они частенько находят отражение в реальности… Человек предполагает, а Бог располагает. Не было бы счастья, да несчастье помогло. И так далее. Месяц назад сквалыжные родители молодого герцога оказались среди погибших, когда в устье Тея взорвался паровой котел речного парохода, на котором они плыли в гости к родственникам…

Нежданно-негаданно молодой человек стал обладателем огромного родового замка, роскошных особняков в Сноле и Латеране, трех обширных и доходных имений (овцеводство, неплохие пахотные земли, отданные в аренду небедным фригольдерам, денежки от деловых людей, добывавших на территории одного из имений каменный уголь). И вдобавок чуть ли не миллион ауреев золотом на банковских счетах…

От столь смачного поцелуя Фортуны у новоявленного богача малость сорвало крышу. Ел-пил отныне исключительно на золоте, закатывал роскошные пиры и балы, оббил карету серебром (кони маялись), на людях появлялся не иначе как увешанный добрым килограммом бриллиантов, завел собственный театр, домашний зоопарк (для которого купил на Сильване мамонта и супружескую пару моржей), со страшной силой приударял за красотками, невзирая на их происхождение, причем несговорчивых частенько убеждал с помощью пригоршни-другой золотых. Одним словом, оттягивался по полной программе, словно голодный нищий, получивший вдруг в наследство богатую колбасную лавку. При дворе над ним втихомолку насмешничали — но многие из насмешников, не способные похвастать такими богатствами, втайне завидовали…

Обозревая другую половину зала, Сварог вдруг зло сузил глаза. Крепко выругался про себя.

Томи танцевала сандугар с герцогом Лемаром. Лемар, обнимая ее за плечи и талию со всей допустимой в сандугаре вольностью, что-то непрестанно нашептывал на ухо, врубив все свое нешуточное обаяние.

«Предупреждал же скота, чтобы и близко к ней не подходил, — сердито подумал Сварог. — Открытым текстом предупреждал. Законопатить его, что ли, на годик на Стагар, где он уже обвыкся при Конгере?» Созданные им Братство Юных Витязей Короны и Лига Юных Сподвижниц Короны уже работают, как хорошо отлаженные механизмы, ничего не изменится, если вместо Лемара поставить во главе кого-то другого. А работать над очередными проектами Сварога он может и на Стагаре: прилетевший на самолете гонец привезет подробное «техническое задание», а потом увезет готовый материал. Работать будет, как миленький, если пригрозить, что в случае забастовки останется там пожизненно…

Сварог уже хотел было привычным жестом подозвать кого-нибудь из одетых в лакейские ливреи дворцовых стражников — их тут торчало немало, примерно столько же, сколько и настоящих лакеев. Это для танцующих он оставался незамеченным, а вышколенные лакеи и хваткие стражники, судя по быстрым взглядам, засекли его в тот момент, когда он вошел в зал. Как тем и другим по службе и полагалось. Имелись тут и люди Интагара, и люди Сварога из восьмого департамента (добрая половина их имела строжайший приказ не спускать глаз с Яны — после того, что Сварог увидел на компьютере Орка, он, едва выйдя от Канцлера, отдал распоряжение усилить охрану Яны насколько возможно). Одним словом, тихарей достаточно, чтобы повязать Лемара, как пучок редиски…

Сварог уже начал было поднимать руку — и опустил.

Томи улыбалась. Впервые за много дней. Пусть слабо, но почти весело, и щеки утратили прежнюю бледность, чуть зарумянились. Она уже начинала походить на себя прежнюю. Ради того, чтобы видеть ее такой, можно было стерпеть и Лемара…

Почти не глядя в ту сторону, Сварог небрежно поманил указательным пальцем — и к нему бесшумной тенью подлетел лакей с подносом, уставленным хрустальными бокалами с золотисто-зеленоватым санганом, здешним аналогом шампанского. Столь же бесшумно и проворно вернулся на прежнее место.

Сварог так и сидел, по глоточку прихлебывая вино, наблюдая за Лемаром и Томи, когда заиграли андемир. Вторая половина этого танца состоит из импровизации. И вдруг…

Мысль была шальной, сумасшедшей, но отчего-то он остался в убеждении, что не ошибается. Что в танцевальных движениях Лемара — они с Томи подняли руки над головой, переплели пальцы, медленно кружились — есть нечто знакомое. Уже виденное не далее, как этой ночью. Чем дальше, тем больше крепнет уверенность, что он не ошибается. Но ведь не может же оказаться… Но ведь могло однажды? Да не однажды, черт… Она улыбается, оттаивает… Ни одна из похищенных Лемаром девушек не принесла на него жалобу, а ведь вряд ли он их запугивал. Это его прямо-таки колдовское умение очаровывать…

Уже привычно, не глядя, он отвел в сторону руку с пустым бокалом — и бокал моментально, словно сам собой, исчез из его пальцев. Танец кончился. Наступил короткий перерыв. Сварог решительно встал и пошел через зал, целеустремленно, энергично, решив разгадать эту загадку раз и навсегда.

Перед ним, тут же узнавая, поспешно расступались. Он успел в тот самый момент, когда Лемар и Томи собирались направиться к одному из диванчиков. Похлопал Лемара по плечу. Тот спокойно обернулся, глядя без всякого страха. Томи улыбнулась Сварогу почти прежней улыбкой. Он сказал с наигранной веселостью:

— Томи, прости, я буквально на пару минут украду твоего кавалера, срочные государственные дела…

И, крепко сжав локоть герцога, повел его в полумрак. Остановился у колонны, спросил без злости:

— Герцог, вы помните, что я обещал оторвать вам голову, если еще раз увижу возле этой девушки?

— Ну оторвите, если пришло такое желание, — спокойно сказал Лемар. — Только, я вас прошу, после бала.

— Хотите мне что-то сказать?

— Да, наверное, — сказал Лемар. — Ваше величество… Не хотелось бы унижаться, рассыпаясь в заверениях, но, слово чести, в этот раз у меня совершенно другие намерения. Самые безобидные. Я всего-навсего хотел, чтобы девушка немного оттаяла, и не более того. У нее большое горе, и я всего-навсего хотел это снять, насколько удастся…

И ведь он не врал, с нешуточным удивлением определил Сварог. Крепко взял Лемара за левую руку у самого плеча и потеснил к стене, почти прижав к ней. Тихонько спросил:

— Лемар, у вас в роду были нелюди?

— Конечно, — сказал герцог буднично, словно о самой обыденной вещи. — Моя мать была дриада. Одна из последних дриад Каталауна. У отца было имение близ Хребта, однажды они с матерью встретились в лесу… Все началось, и, в конце концов, она решилась…

— Стать человеком, — утвердительно кивнул Сварог. — Я кое-что знаю о дриадах… — И продолжал еще тише: — Но ведь этого мало, Лемар? Недостаточно, чтобы она полностью оттаяла? Мало одних танцев и разговоров?

— Мало, ваше величество, — кивнул Лемар. — Уж если вы кое-что знаете о дриадах, должны знать, что необходимо…

Сварог приблизил лицо почти вплотную к его лицу и выговорил яростным шепотом:

— Я вам разрешаю все, Лемар. Понятно? Все. Один-единственный раз. Но если я завтра увижу, что она не стала прежней, я вас сгною на Стагаре…

— Она станет прежней, ваше величество, — сказал Лемар со спокойной уверенностью. — Горе останется, но уйдет настолько вглубь, что перестанет мучить. А если этого не случится, можете отрубить мне голову.

— Можете не сомневаться, отрублю, — сказал Сварог жестко. — Ну, что вы стоите? Идите к ней…

Глядя вслед, он видел, как Томи радостно подалась навстречу герцогу — так, словно опасалась больше никогда его не увидеть. «Господи, лишь бы удалось, и я закрою глаза на все его будущие грехи, лишь бы удалось, и Томи вновь стала прежней, пусть с ней произойдет то же, что и со мной…»

Наступил перерыв, как обычно, после полудюжины танцев. Проворные лакеи обносили гостей вином и прохладительными. Сварог удовлетворенно наблюдал, как Томи о чем-то своем беседует с Лемаром — порой улыбаясь, пусть бледно, но очаровательное личико уже не похоже на застывшую маску горя. Ну, пусть идет, как идет, если все получится, Лемару много грехов простится…

В левом кармане почувствовалась знакомая пульсация — кто-то что-то сообщал. Настоящий портсигар лежал у него в правом, а в левом он носил особый, имевший лишь вид портсигара, а на деле представлявший собой футляр, набитый устройствами связи в миниатюрном исполнении, да вдобавок там был дешифратор. Присев на диванчик, Сварог быстро огляделся. Придворные его не замечали, а тихарям ничему удивляться не положено…

Он достал «портсигар», повернул его так, чтобы окружающие не видели небольшого, в ладонь, экрана, нажал «рубин» на крышке справа.

Сообщение от резидента девятого стола в Глане — зашифрованное, но без отметок тревоги. Все законно, господа мои: сотрудники имперских спецслужб как раз и связываются и меж собой, и со штаб-квартирами с помощью таких вот устройств, резидентом в Глане сидит антланец, штатный сотрудник девятого стола, завязанный на глэрда Баглю. Вот то, что он дал Интагару компьютер, как раз и являет собою вопиющее нарушение правил, предписаний и законов — но, судя по тому, что Канцлер даже сегодня ни словечком о том не упомянул, это он не намерен ставить Сварогу в строку, понимая, что тут не прихоть, а производственная необходимость, идущая лишь на пользу делу.

Так. Баглю докладывает. Что ж, все логично, хотя по-прежнему насквозь непонятно. Нет пока что ничего тревожного или опасного, противник продолжает разыгрывать свою партию — ну, а мы будем ждать возможности сделать ответный ход, каковой вскоре обязательно последует, как только мы будем знать больше…

Высмотрев Яну с кавалером — Везунчик что-то прилип к ней неотвязно, — Сварог не спеша направился в их сторону, держась в полумраке на самой границе света.

Ого! Яна внезапно резко повернулась к кавалеру и залепила ему оглушительную пощечину так, что звонкий треск далеко разнесся. Сварог не ускорил шаг, наоборот, остановился, не без любопытства наблюдая развитие событий, — опасности ведь никакой не было, так что вмешаться он всегда успеет.

Везунчик замер соляным столбом, улыбаясь криво, растерянно, жалко. Придворные притворились, будто ничего не видели и не слышали, что ничего и не произошло. Случись это с кем-нибудь другим, вокруг моментально столпились бы любопытные, как при любом скандале на балу, а такой вот эпизод — несомненный скандал. Однако все прекрасно знали, какое положение при короле занимает «баронесса Вольмер», а потому благоразумно не стали любопытствовать.

Вокруг Яны и ее потиравшего щеку с той же жалкой улыбкой кавалера моментально сомкнулась охрана. Посторонние ничегошеньки не заметили, но кольцо было выстроено грамотно: трое «придворных» и пятеро «лакеев», якобы невзначай расположившихся так, чтобы надежно прикрыть «баронессу» от любых случайностей. Они, конечно, стояли не плечом к плечу — и внутрь «кольца» кинулись Гаржак с Каниллой. Охрана на них никак не отреагировала, прекрасно знала: люди свои.

Гаржак что-то коротко спросил — явно «Что случилось?» Яна, нахмурясь и сердито сверкая потемневшими от гнева глазами, ответила довольно короткой фразой. На лице Гаржака моментально появилась давно знакомая Сварогу хищная улыбка, он повернулся к герцогу, и произошла чуточку странная сцена: Гаржак, упершись в герцога недобрым взглядом, черкнул по лбу указательным пальцем правой руки, слева направо — а герцог после короткого промедления приложил правую ладонь к левой щеке.

Кажется, Сварог догадался, в чем тут дело. Был сделан — и принят — вызов на дуэль, каковой был строжайше запрещен в королевском дворце — что словесный, что сделанный посредством брошенной перчатки. Однако Сварогу доложили, что изобретательные бретеры давненько отыскали выход, разработав несколько условных жестов.

Забавно, но это тут же напомнило ему школьное детство, точнее, седьмой класс. Девчонки придумали систему условных знаков, наподобие азбуки глухонемых, охватывавшую весь алфавит, и очень быстро наловчились болтать на нем оживленно. Мальчишки злились — в шаге от них шел разговор, в котором они нисколечко не понимали, — но девчонки секрет хранили свято, пока в восьмом эта забава как-то незаметно не вышла из употребления.

«Вот теперь пора и вмешаться, — решил Сварог. — Король, как ему и положено, выдвигается творить справедливость — что порой оборачивается крайне печально для провинившихся…» Выйдя на свет и подойдя вплотную к участникам событий, он распорядился тихо и властно:

— Всем оставаться на местах.

После чего он подхватил Яну под локоток, отвел в полумрак — она не противилась — и тихонько спросил:

— Сколько он тебе предлагал за ночь?

— Догадался? — фыркнула Яна рассерженной кошкой.

— А что тут голову ломать? — пожал плечами Сварог. — Я что-то не видел, чтобы он распускал руки, в конце концов, тут не марчерет на маскераде. На обычный двусмысленный комплимент ты бы так не отреагировала. Зная появившиеся у него после нежданного обретения наследства привычки, ответ напрашивается сам собой… Так сколько?

— Пятьдесят тысяч ауреев золотом, — сказала Яна, уже остывая. — И чтобы непременно с «игрой на флейте» и «тюремным наездником». Вот, кстати, что такое «тюремный наездник»? В жизни не слышала.

— Это потому, что ты воспитанная девушка, — сказал Сварог, невольно ухмыляясь во весь рот, не ожидал такой дерзости от сопляка. — Я тебе потом объясню. А сейчас схожу-ка, на скорую руку сотворю справедливость… Посиди здесь, подожди меня, есть разговор…

Он вразвалочку подошел к оставшейся троице, уставился на помертвевшего проказника отнюдь не дружелюбно и с ухмылочкой спросил:

— Я вижу, вам деньги некуда девать, сударь мой?

Бледный как смерть герцог тихонечко постукивал зубами — только сейчас сообразил, обормот, что ненароком зарвался. Взяв его за руку у плеча, Сварог с ласковой угрозой спросил:

— Слушать и понимать в состоянии?

— Да, в-ваше… — откликнулся герцог сквозь постукивание зубами. — П-помилуйте…

— Везет вам, что настроение у меня сегодня не такое уж дурное, — сказал Сварог. — Завтра утречком, едва откроются банки, переведете сто тысяч ауреев золотом Ордену Возрождения Трех Королевств. При дворе не появляться месяц. Этим моя немилость, на ваше счастье, и ограничится. Все понятно?

— К-конечно, в-ваше… — пролепетал герцог, уже сообразивший, что отделался, в общем, легко. — Н-непременно… Утречком…

— Вон отсюда, — сказал Сварог.

Герцог покивал, пару шагов пятился, потом развернулся и чуть ли не бегом направился к выходу. Возле уже стояли с выжидательным видом один из младших церемониймейстеров, как раз и распоряжавшийся подобными балами, и начальник тихарей. Сварог сказал им небрежно:

— Печальное недоразумение разрешилось, бал продолжается как ни в чем не бывало…

Взял за локоть Гаржака, отвел его в полумрак и тихонько спросил:

— Вы ведь его вызвали на дуэль, я так понимаю? Врать не стоит, прекрасно знаете, что я это моментально определю…

— Вызвал, — покаянно сказал Гаржак. — Запрет запретом, но, по-моему, тут особые обстоятельства…

— И он, сдается мне, вызов принял?

— Ага. Он не трус…

— Ловко же вы, господа бретеры, навострились обходить запреты… — сказал Сварог ворчливо. — Ладно, я сам виноват: в указе о запрете вызовов во дворце ничего не говорится о вызовах жестами (подумал: вообще-то я сам такой, при необходимости использую малейшую юридическую прореху). Ничего, я это упущение быстренько исправлю завтра же… Гаржак, дуэль должна состояться не ранее полудня. Пусть сначала переведет деньги. Мыслить нужно по-государственному: ничего не стоило прямо сейчас отправить его в ссылку, но приведение в порядок Трех Королевств постоянно требует немалых денег… Понятно?

— Конечно, ваше величество. Я и сам так решил, когда услышал про сто тысяч…

Сварог, не видя вранья, одобрительно кивнул:

— Хвалю за сообразительность… Только вот что, граф: до смерти его не убивать. Это прямой приказ. Если убивать каждого дурака за дурацкие поступки, мир наш ощутимо обезлюдеет. Я, конечно, ревнив, как любой нормальный мужчина, но не до такой же степени… Все ясно?

— Конечно, — сказал Гаржак. — Ничего, у меня есть задумки, вовсе не угрожающие жизни… — он продолжал тише и неувереннее: — Ваше величество… Я не вызову вашего неудовольствия, если рискну… подружиться с графиней Дегро?

(Это Яне по вполне понятным причинам приходилось пользоваться «рабочим псевдонимом». Остальные юные сподвижники и сподвижницы Сварога выступали здесь под своими подлинными именами и титулами. Что ничуть не нарушало конспирацию: кто возьмется проверять? В любом королевстве множество захудалых провинциальных дворян, чьи имена в столице никому не известны — и порой они попадают ко двору в результате удачного для них стечения обстоятельств. Никто из придворных не будет старательно изучать геральдические справочники, а почти все земные спецслужбы в цепких руках Сварога…)

Сварог подумал не без веселости: судя по замеченному прежде чуточку затуманенному взгляду графа, на сей раз его зацепило всерьез. Что нередко случается и с записными ловеласами, привыкшими крутить легкие, ни к чему не обязывающие романчики. Канилла есть Канилла — безобидная обликом разновидность оружия массового поражения. Сколько дуэлей из-за нее приключилось за то время, что она бывает во дворце, и не сосчитать толком. Хотя она никому не подавала надежд, дуэли тем не менее частенько случаются — как бывает и на земле, и за облаками…

— Ничего не имею против, — сказал Сварог. — Никакого неудовольствия — она девушка взрослая и свободная. Вот только… Если вы ее как-то обидите, Гаржак, или, скажем, бросите так, что она будет несчастна… Вот тогда разозлюсь. И не посмотрю, что вы крайне нужны для дела.

— Никогда в жизни, ваше величество! — воскликнул граф с нешуточным пылом.

Усмехнувшись про себя — да, зацепила крепко, — Сварог сказал:

— Вы же из дуэлей вылезать не будете…

— Дело привычное, ваше величество, — усмехнулся ободренный Гаржак. — Справлюсь, не впервые…

— Ну, смотрите, — сказал Сварог, заметив краем глаза, что в шаге от них нарисовался начальник тихарей, стоявший с явно выжидательным видом. — Ладно, идите…

Едва Гаржак отошел, лейб-тихарь просунулся к уху Сварога:

— Государь, господин Интагар прилетел и ждет в приемной Малого кабинета…

— Отлично, — сказал Сварог. — Передайте, что я… и баронесса Вольмер сейчас придем.

Подошел к Яне и деловито спросил:

— Тебе что интереснее — танцы или новые загадки?

— Что за вопрос! — Яна проворно вскочила с диванчика. — Загадки, конечно!

— Ну, тогда пошли.

Когда они вышли из зала, Сварог усмехнулся:

— Вита, твоя цена возрастает поразительными темпами. Тогда, на танцах в Пограничье, тебе предлагали всего-то шесть серебряных, а теперь…

— Пошлые у тебя все же шуточки… — она пытливо взглянула на Сварога, и вместо деланой обиды ее лицо озарилось нешуточной радостью. — Шутишь? Значит, отболел?

— Пожалуй, что так, — сказал Сварог.

Яна облегченно вздохнула:

— Вот и прекрасно. Ты и не представляешь, как я рада. Тягостно было видеть тебя таким…

— Одного я не пойму, — сказал Сварог. — Там, в Пограничье, ты все восприняла спокойно, даже с юмором. Хотя тебе там не просто деньги предлагали, а еще и пониже спины хлопнули. А сейчас взбеленилась…

— Тут совсем другое, — сказала Яна. — Тогда, в Пограничье, тот хам представления не имел, кто я такая: небогатая горожаночка и все тут. Этот болван тоже не знает, кто — я, но прекрасно осведомлен, что я — твоя… Разозлишься тут. Ты, надеюсь, предупредил Гаржака, чтобы его не убивал? В общем, человек не такой уж и скверный, просто немного одурел от шальных денег…

— Вот и я то же самое подумал, — сказал Сварог. — И велел не убивать… — усмехнулся: — Правда, содрал с него денежки в двойном размере — все равно промотает, а так хоть часть пойдет на нужды Трех Королевств… — и повторил: — Мыслить нужно по-государственному…

— Изящно, — одобрила Яна. — А куда мы идем?

— Интагар прилетел из Равены только что. Не может быть, чтобы он не накопал совсем ничего нового о «тарелочках».

— О чем? — удивленно спросила Яна. — О каких таких тарелочках?

Сварог недоуменно воззрился на нее, но тут же сообразил: безвылазно просидев на Той Стороне более суток, она попросту ни о чем еще не знала — о «радианте», о «тарелочках», о явке Орка с повинной. Обо всем этом деле.

— Давай-ка постоим пару минут, — сказал он, останавливаясь у беломраморной с розовыми прожилками колонны. — Сейчас расскажу кратенько, ты ведь совершенно не в курсе. Интагар подождет, будь там что-то, не терпящее отлагательств, мне бы так и доложили… Только, я тебя прошу, оставайся веселой и беззаботной, король воркует с фавориткой, обычное дело. А если тебя увидят озабоченной и нахмуренной, моментально сплетни поползут, сама знаешь…

— Поняла, — сказала Яна, улыбаясь весело и беззаботно, даже где-то лучезарно. — Рассказывай.

Он тихонечко, почти шепотом, принялся рассказывать, выделяя главное — потом сама посмотрит подробные материалы. Яна все это время продолжала улыбаться лучезарно и счастливо. Предосторожность не лишняя: пока он говорил, мимо в обоих направлениях трусцой пронеслись три лакея, «настоящих», и два раза проходили придворные, дамы с кавалерами. Ни те ни другие на них вроде бы не обратили ни малейшего внимания, но Сварог давно убедился, что краешком глаза все ухитрились рассмотреть их и оценить выражение лиц. Окажись Яна хмурой или озабоченной, моментально расползутся сплетни о размолвке, а к чему им лишняя болтовня?

— Вот такие дела, Вита, — сказал он, закончив.

Яна помолчала немного, подняла на него глаза. Взгляд у нее был спокойный.

— Но ведь ничего страшного пока что не усматривается? — спросила она. — Никакой угрозы?

— Пока — нет, — сказал Сварог искренне. — У нас просто мало информации, вот и все. На Той Стороне за день — то есть за тамошнюю ночь — не случилось ничего интересного? Последний раз о том, что ты там, Канцлер мне говорил ранним утром.

— Совершенно ничего, — сказала Яна. — Так что я хорошо выспалась… — Она бросила на него лукавый многозначительный взгляд.

— Понял, — сказал Сварог. — Ничего не имею против, наоборот… Пошли?

Сидевший в приемной Интагар проворно встал, когда они вошли. Статс-секретарь остался сидеть (по установленному порядку он вставал лишь при первом в этот день появлении Сварога). В руке верный бульдог держал объемистую матерчатую сумку с двумя ручками — с такими небогатые хозяюшки или горничные и служанки из не особенно зажиточных домов ходят на рынок и в лавки за продуктами. Судя по ее виду, там было что-то другое, не бумаги — их Интагар, как министру и положено, носил в портфеле с тисненными золотым государственным гербом и эмблемой министерства тайной полиции. Содержимое сумки глухо стукнуло, и у Сварога появились определенные догадки.

Сварог сел за свой стол, Яна устроилась чуть поодаль, в кресле, Интагар, как обычно, занял место «докладчика» напротив Сварога. Нельзя сказать, что его бульдожья физиономия лучилась радостью, но и печальным он не казался, а это позволяло верить, что он все же раскопал толику полезного.

— Интагар, стопку келимаса? — спросил Сварог. — А ты, Вита?

Сейчас не было никакой нужды в конспирации — уж Интагар-то прекрасно знал, кто она такая. И далеко не сразу поборол некоторую робость, остатки коей сохранялись до сих пор.

— Не отказался бы, ваше величество, — сказал он. — Весь день на ногах, носился по городу, как собака… простите… баронесса.

— Ничего страшного, — лучезарно улыбнулась Яна. — Я и почище словечки слышала на каталаунских охотах…

Сварог переставил кресло Яны к торцу стола. Она попросила:

— А мне — бокал вина, если найдется.

— У короля да не найдется? — фыркнул Сварог. Он налил себе и Интагару по чарке «Старого дуба», Яне — бокал темно-рубиновой «Медвежьей крови» (одно из ее любимых вин), выставил тарелочки с тонко нарезанным копченым мясом, конфетами и гиперборейскими финиками, ларчик с сигаретами и хрустальную пепельницу (Интагар крепкие напитки весьма даже жаловал, но не курил, а с курением Яны Сварог с самого начала примирился). Удовлетворенно оглядел этот натюрморт и сказал:

— Ну вот, рабочая атмосфера создана. Выпьем за удачу и начнем, пожалуй…

Они с Интагаром осушили чарки, Яна отпила пол-бокала.

— Ну, а теперь о деле, — сказал Сварог. — Я так понимаю, Интагар, что-то вы да раздобыли? — и кивнул на сумку, стоявшую у ножки кресла министра тайной полиции. Да, ничуть не походило на бумаги — судя по тому, как свободно опала на сторону верхняя половина сумки, там лежало что-то объемистое.

— Что вам известно… баронесса? — осведомился Интагар.

— Все главное, — сказала Яна.

— Это хорошо… Итак. Пожалуй, стоит начать с тех судовладельцев? (Сварог молча наклонил голову.) «Бадеш и сыновья». Дела ведут сам Коринт Бадеш и два его сына. Компания старая, основал ее еще дед Бадеша, потом она перешла к отцу, и только потом к Коринту, до того значившегося среди «…и сыновья». Сорок два судна, из них тридцать одно — пароходы. Тридцать речных и, соответственно, двенадцать морских. Шестая по величине среди подобных ей компаний. Пользуется хорошей репутацией — в контрабанде не замечена ни во времена Бадеша-деда, ни во времена Бадеша-отца, ни при нынешнем главном владельце. С давних пор грешила одним — частенько перекрашивала «трюмные марки». Вы знаете, что это за штука?

— Не слышал, — сказал Сварог. — Как-то не занимался я судовыми делами…

Яна отрицательно мотнула головой.

— Ну, а я об этом узнал довольно давно, — сказал Интагар. — Мне как раз судовыми делами заниматься приходилось, еще не будучи министром…Штука несложная. На борту каждого грузового судна есть линия с особым знаком. Когда при погрузке ее закрывает вода, это означает, что достигнут крайний предел загрузки. Однако частенько ее закрашивают и переносят повыше. Это дает возможность взять неучтенный груз и тем самым платить меньшие пошлины. Особенно выгодно такое проделывать на крупных судах. В основном этим занимаются на речных судах и на тех морских, что ходят в спокойные районы, — при сильном волнении на море, а уж тем более при шторме очень велик риск, что перегруженное судно затонет быстрее, чем идущее без перегруза… что порой и происходит. А вот на реках, на спокойной воде риск потонуть невелик, примеры по пальцам можно пересчитать… А потому перекраской «марок» грешат практически все без исключения солидные компании. Так что это еще не свидетельствует об особых преступных склонностях Бадеша. Порой ловят, конечно, но законы предписывают лишь денежные штрафы, не столь уж и чувствительные для крупной компании. Я простите, отвлекусь, ваше величество, но закон не мешало бы ужесточить. Во-первых, недоплаченные пошлины довольно велики, во-вторых, распространяется продажность среди соответствующих чиновников…

— Ужесточу в ближайшее время, — кивнул Сварог. — Я такие вещи быстро делаю… Дальше.

— Одним словом, в контрабанде Бадеш никогда не был замешан, до этой истории. Быть может, ему предложили деньги, перед которыми он не смог устоять, — случается такое с людьми… У нас было слишком мало времени, чтобы установить с ходу, выгружал ли еще Бадеш эту загадочную контрабанду в других портах. Я связывался с бароном Фатерусом, он сумел раскрыть один-единственный случай. Так что пока у нас только два: тот, о котором вы мне рассказали, и тот, на который наткнулся Фатерус. Но теперь, когда он на примете, это лишь вопрос времени. Во всех находящихся под вашей властью королевствах и прочих землях тайная полиция и соответствующие морские и таможенные службы подняты на ноги. Гораздо легче искать, когда знаешь, где искать. Скоро будет сплетена сеть, в которую непременно попадутся жирные мухи, — я не исключаю, что перевозит эти штуки не один Бадеш… Само собой разумеется, за его конторами и кораблями поставлена плотная слежка, начинаем понемногу там и сям засылать агентов. Ручаюсь, ваше величество, это лишь вопрос времени…

— Имейте в виду, — сказал Сварог. — Времени в нашем распоряжении, вполне может оказаться, не так уж и много. Какие-то недели, от силы месяц…

— Я учитываю, ваше величество. Все работают с предельным напрягом жил… Теперь — о самих «тарелочках». У меня есть сведения пока что только из Снольдера, Ронеро и Балонга…

Сварог прервал его привычным движением руки:

— В таком случае вы, возможно, уже усмотрели некую систему? Четыре страны, включая Сегур, позволяют, по-моему, усмотреть систему, которая просто должна быть…

— Кое-что просматривается, ваше величество…

— В таком случае быстренько добавьте туда и Глан, — сказал Сварог. — Я буквально полчаса назад получил сообщение от своего человека в Глане, а он, в свою очередь, получил сведения от Баглю. Вот уже семь с лишним месяцев в Глане торгуют «тарелочками». Тот, кто все это затеял, учитывал местные особенности. «Тарелочки» украшены излюбленными гланцами мотивами: медведь и медвежья голова, чертополох, репейник, всевозможное оружие. Стоит одна «тарелочка» один гланский серебреник, что, как мне объяснили, составляет примерно половину серебряного сестерция. Глан — держава небогатая, для нее и эта цена высока… если речь идет о простолюдинах, небогатых членах Гильдий и Сословий. Но те, у кого лишние деньги водятся, покупают охотно. В первую очередь, дворяне побогаче, а за ними, как водится, тянутся и те, что победнее… Подумайте, как это уложить в вашу систему.

Интагар задумался, но ненадолго.

— Это совсем нетрудно, — сказал он вскоре. — Семь с лишним месяцев… Примерно столько же времени ими торгуют в Снольдере. В Сегуре, как вы сами говорили — полгода. А вот в Ронеро — восемь с половиной. И не только «тарелочками»… С вашего позволения, я сначала покажу?

Сварог снова кивнул. Интагар поднял на колени глухо стукнувшую сумку, принялся выкладывать на стол аккуратные свертки, потом развернул их. Уже насмотревшийся «тарелочек» Сварог окинул выложенные в длинный ряд предметы лишь беглым взглядом: те же выгравированные рисунки, разве что добавились новые — женская головка, скрещенные мечи и тому подобное. Зато Яна, впервые с этим столкнувшаяся воочию, рассматривала и вертела в руках тарелочки с большим интересом.

— И кое-что другое, — сказал Интагар, — пока что это появилось только в Ронеро, но продается в немалых количествах…

Он развернул последний сверток, самый маленький. Теперь и Сварог присмотрелся с интересом. Маленький, в половину его мизинца крест Единого, такой же величины медальоны с каноническими изображениями Ашореми, Бригиты, Кернунноса, Руагату, Симаргла и Хорса.

— Нет Черной Троицы, и то хорошо, — сказал он. — Но нет и Великой Матери, которую никто и никогда не причислял к черным божествам…

— По-моему, объяснение есть, — сказал Интагар. — За редчайшими исключениями, Великой Матери поклоняются только в деревнях. Возможно, деревня тех, кто все это затеял, не интересует, они «осваивают» города. В Ронеро с чьей-то легкий руки — обладателя этой «легкой руки» мы сейчас усиленно ищем, потому что есть стойкие подозрения: мода родилась не сама по себе, а была кем-то искусно запущена в обиход…

— Что за мода?

— В последний месяц распространилась в Равене, а из столицы, как всегда бывает, потихоньку перекидывается в провинцию. У дворян вдруг стало модно вешать дома такую тарелочку с изображением своего герба. В Равене работают уже пять мастерских, где гравируют гербы на имеющихся у них чистых «тарелочках», и в последнюю неделю еще две открыты в самых близких к Равене провинциях. Мы, конечно, быстро проверили все, что могли. На бумаге все пять мастерских и те две провинциальные принадлежат разным людям. У нас пока что нет прямых улик, но появились стойкие подозрения, что принадлежат они кому-то одному, а мнимые владельцы — лишь подставные лица. Очень уж слаженно они открылись, как по команде, наборы инструментов словно вышли из одной мастерской, они не пробуют меж собой конкурировать, что для нескольких заведений в одном городе нехарактерно. Разумеется, мы и их тщательно изучаем. Агентов, правда, туда не внедрить — число работающих там невелико и новые там не нужны. Если подытожить все, мне думается, что источник — в Равене. Там раньше всего начали продавать «тарелочки», там появились первые гравировальные мастерские, там и только там начали торговать символами Единого и других божеств. Кстати, имеющими большой спрос у поклоняющихся этим божествам — раньше до этого как-то не додумались, каждый, кто хотел их носить, заказывал у мастеров самостоятельно, производство символов поставлено на поток только у членов Братств Единого и некоторых его монастырей. Мы уже обнаружили два торговых дома, поставляющих в лавки «тарелочки» и символы, и одну — промышляющую грузовым извозом, у которой, похоже, форменное монопольное право на перевозки. Один торговый дом и одну извозную контору нашел у себя в столице барон Фатерус. Все это — на скорую руку. Не исключено, есть другие. Но все они, создается впечатление — не более чем посредники. Ничего. Теперь, когда мы знаем, где искать, отыскать гнездо будет быстрее и проще. Так уже не раз бывало с другими делами — ухватив ниточку, быстро разматываешь клубок… Вот и все у меня, ваше величество. На сегодняшний день. Но мы и работали-то всего сутки, так что упрекать нас, сдается мне, пока что не стоит…

— Я и не собираюсь, — сказал Сварог. — Наоборот. Вы в кратчайшие сроки провернули хорошую работу. Если и дальше пойдет такими же темпами, выйдет просто отлично.

Вертя в руках «тарелочку» с изображением корабля, Яна задумчиво сказала:

— Они как-то очень уж беспечны, если ведут торговлю на широкую ногу и вдобавок открыли гравировальные мастерские…

— Вот это вряд ли, — серьезно сказал Сварог. — Они торгуют, самое малое, восемь с половиной месяцев, не исключено, и дольше. Никто ничего не заподозрил — это просто безобидные камни. А контрабанду впервые обнаружили не сильные тайные службы держав Харума, а совсем молодая девушка с небольшим опытом работы, в крохотном Сегуре. (Интагар с сокрушенным видом приподнял плечи и чуть развел руки). Нет, беспечностью тут и не пахнет, а вот точным расчетом — за лигу…

— Пожалуй, вы правы, государь, — согласился Интагар (никогда не льстивший, знавший, что пустой лести Сварог не переносит). — Чисто случайно на них наткнулись… Девчонка утерла нос всем.

Когда Интагар вышел, Сварог вольготно раскинулся в кресле в неподобающей королю позе, курил и смотрел на Яну, все еще перебиравшую «тарелочки» и медальоны, порой, то положив ладонь на «тарелочку», то зажав медальон в ладонях. Она что-то коротко шептала, устремив взгляд в потолок, — и всякий раз делала недовольную гримаску. В конце концов, похоже, нашла это занятие безнадежным. Пожала плечами:

— Одно скажу: магии тут ни на грош.

— Грельфи говорила то же самое, — сказал Сварог. — А как насчет технологий? — и тут же смущенно осекся. — Да, конечно…

Дававший владельцу нешуточное могущество Древний Ветер технологий, вульгарно выражаясь, не просекал совершенно. С месяц назад произошел примечательный случай, кое-что прояснивший. На последней охоте в Каталауне егерь из тамошних жителей случайно задел руку Яны повыше локтя наконечником короткого охотничьего копья. Точнее, задел бы. Неведомая сила отбросила копье в сторону так, что егерь едва не вывихнул запястье. Вернувшись домой, Яна, не теряя времени даром, принялась экспериментировать. Велела срочно изготовить ей «научное оборудование» в виде копий, ножей и топоров, позвала двух Бриллиантовых Пикинеров, надела кафтан из прочной кожи сильванского буйвола… Эксперименты оказались крайне полезными. Было точно установлено: в отличие от других ларов, Яне нисколечко не опасно холодное оружие, находящееся в чьей-то руке. Но не всякое. Она заполучила все же несколько царапин — пустяковых, вмиг ею залеченных, — но никаких неясностей не осталось. Отлетали отброшенные той же силой копья с костяными и каменными наконечниками, костяные и каменные ножи, топоры и мечи. Оружие из железа, бронзы, меди, серебра и золота (Яна решила не доводить дело до абсурда и прочие металлы не испытывать), пребывавшее в руке, было для нее столь же смертельно опасно, как для всех остальных ларов. Наконечник копья егеря был как раз из камня, в Каталауне же добывавшегося черного обсидиана. При надлежащей обработке изготовленные из него наконечники копий и стрел и кинжалы иные охотники предпочитали стальным, потому что они были острее стали. Из эксперимента проистекал логический вывод: Древний Ветер, чем бы он ни был, возник в те незапамятные времена, когда люди еще совершенно не знали металлов. Какие уж тут технологии…

— Я и забыл… — сказал Сварог. — А твой шар ничем помочь не может?

— Я, конечно, попробую, — сказала Яна. — Но подозреваю, что не получится. Если там самые обычные люди — не получится. Как бы тебе объяснить… Я могу найти, глядя в шар, любого известного мне человека — но не того, о котором мне ничего неизвестно. С Хитрыми Мастерами обстояло иначе: шар их увидел вовсе не потому, что они обладали техникой, превосходящей земную. Техники этой он вообще не видел. Просто эта техника была чужой, инородной в этом мире. Вот инородность он усмотрел безошибочно. Вот если бы Интагар нашел гнездо, я бы, точно зная место, смогла смотреть и слушать…

— Если точно знать место, мои хелльстадские компьютеры легко делают то же самое… Но ты все же попробуй, ладно?

— Попробую. Налей мне еще немного.

Сварог налил. В голове сама собой всплыла песенка, которую еще в прежней жизни, в полузабытые тогда (а ныне почти начисто забытые) времена больших несбывшихся надежд, он пел под гитару по-французски, поскольку изначально она и была французской, — а потом, когда надежды не сбылись и потянулась рутина, французский забыл вовсе.

«Это про нас, — подумал он. — Ну, почти. Мы стоим перед клеткой — и есть все основания думать, что там обосновалась зверюга даже почище льва, и клетка не заперта, и когда она бросится наружу, решительно неизвестно. Правда, мы не младенцы в колыбели, но все равно есть что-то общее… Над самой клеткой льва…»

Видя, что ее бокал опустел, а сигарета докурена, он предложил:

— Пойдем к себе?

— Пойдем, — встала Яна.

Они вышли из кабинета… и Сварог с некоторым недоумением узрел Интагара, о чем-то говорившего с секретарем. Лицо у верного бульдога было хмурое — с таким он заявлялся сообщать неприятные новости.

— Случилось что-то? — спросил Сварог.

— Нет, собственно… Но если позволите, ваше величество, я бы хотел недолго с вами поговорить наедине…

— Конечно, — сказал Сварог и повернулся к статс-секретарю: — Вызовите Амину, пусть проводит баронессу…

Секретарь коснулся нужной кнопки. Яна послала Сварогу выразительный взгляд, читавшийся легко, словно детская книжка на родном языке: а не чересчур ли? Мы меж двух линий надежнейшей охраны, пройти уардов сто — коридор, невысокая лестница, еще один коридор…

Он ответил не менее выразительным взглядом: прости, милая, но я в свете последних событий предпочту перестраховаться… Прекрасно знал, что при посторонних она с ним спорить не будет.

Очень быстро появилась девчонка лет четырнадцати в классическом наряде: короткие штаны с буфами, кафтан особого покроя с буфами на плечах, чулки и туфли, синий берет с роскошным пером. Совсем сопл юшка на вид, но смертельно опасная, как дюжина гремучих змей. Питомица заведения Гаудина, готовившего малолетних суперменов и суперменш, — оно досталось Сварогу по наследству вместе со всем восьмым департаментом, хотя использовал он этих юных убийц крайне редко. Вообще-то пажей и пажесс, согласно этикету, полагалось приставлять исключительно к несовершеннолетним членам королевской фамилии, но кто бы пискнул поперек? При том что Барги издавна прославились как самодуры и тираны? Вот Сварог и приставил ее с сегодняшнего вечера к Яне ради пущей надежности — девчонка даже надежнее пары-тройки ратагайцев… вот только он чуть помрачнел, поневоле вспомнив другую…

Яна одарила его сердитым взглядом и вышла. Сварог распахнул дверь в кабинет:

— Заходите. В чем там дело?

Тщательно прикрыв за собой дверь, Интагар сказал с тем же крайне хмурым видом:

— Государь, во дворце творятся неприглядные дела…

— А точнее?

— После бала графиня Дегро проследовала в свои покои в сопровождении графа Гаржака. Хуже того, маркиза Лейт покинула дворец в карете герцога Лемара…

Сварог ощутил нешуточное облегчение и вдобавок досаду: он-то полагал, что и впрямь случилось что-то скверное. А это, изволите ли видеть, единственная жизненная ситуация, когда Интагар проявляет обычные человеческие чувства — если речь идет о добродетели и благонравии молодых девиц. Но каков! За квадранс с небольшим успел собрать донесения…

— И что теперь? — спросил Сварог.

— Если прикажете, я пошлю людей… Девушкам не пристало… Тем более когда речь идет о Лемаре…

Тяжко вздохнув про себя, Сварог сказал насколько мог убедительнее:

— Интагар… Девушки взрослые и самостоятельные… с определенным жизненным опытом. Вольны поступать, как им вздумается, и ничего тут не поделаешь…

— К тому же я полагал, что графиня Дегро — замужем…

— Они в разводе, — сказал Сварог, чтобы не громоздить лишние сложности. — И обе — отнюдь не наивные простушки, которым легко заморочить голову. Ну, а о принуждении и речи быть не может, сами понимаете. Попробуйте принудить к чему-либо Каниллу Дегро — она вам кости переломает… И Томи — отнюдь не простушка. Ну вот так они живут, Интагар, в полном соответствии с нравами той среды, где выросли. Здесь, на земле, я сплошь и рядом наблюдаю то же самое…

— Значит, не прикажете… — уныло сказал Интагар, хорошо изучивший Сварога и знавший, когда настаивать бесполезно.

— Наоборот, решительно запрещу, — сказал Сварог, положил верному министру руку на плечо (что считалось нешуточным выражением монаршей милости). — Интагар, дружище, они обе на меня смертельно обидятся и никогда мне этого не простят, а мне с ними еще работать и работать, они мне необходимы. Пусть их… И мне бы не хотелось, чтобы с Лемаром или Гаржаком произошел какой-нибудь несчастный случай, вам понятно? Гаржак мне нужен, а Лемар просто необходим, я на многие его прегрешения вынужден закрывать глаза. Вы прекрасно знаете, что на многое порой приходится закрывать глаза для пользы дела. А сейчас, никаких сомнений, речь идет о добром согласии… Идите уж спать, вы изрядно вымотались…

— Как прикажете… — проворчал Интагар с горестным видом. — Эх, ваше величество… Если бы родители знали…

Он махнул рукой и побрел к двери. Сварог смотрел ему вслед со смешанным чувством легкой иронии и сочувствия. Если бы родители знали… Если бы сам Интагар знал, что его старшая дочка не первый месяц состоит во вполне взрослых отношениях с неким лейтенантом Синих Мушкетеров (который, правда, намерен вскоре по всем правилам просить ее руки и сердца, там настоящая любовь), а младшая три дня назад все же уступила нежному натиску возлюбленного — по точным данным разведки в лице Каниллы Дегро, как раз и помогавшей парочке отыскать подходящее местечко и обеспечившей надежное алиби… Вот только он никогда об этом не узнает — чтобы жизнь молодых людей осталась вне опасности, неплохие парни, судя по тому, что о них известно…

…Сварог сидел тихонечко, как мышь под метлой, чтобы, боже упаси, чем-нибудь не помешать. Яна в легком домашнем халатике сидела спиной к нему перед тем самым шаром, ее волосы, как всегда в этом случае, развевал неощутимый Сварогом ветерок, взметывая и перебирая золотые пряди.

В голове у него навязчиво крутилась еще одна песенка из прошлой жизни, вовсе уж старый зонт:

Семь ворчунов зашли в кафе

чего-нибудь поесть.

Один скривился: «Вот бурда!»

Их осталось шесть…

Шесть ворчунов шли на парад,

один хотел отстать.

Его заметил штурмовик…

Их осталось пять.

Почему привязалась именно эта, крайние напоминающая сюжетом «Семеро нас было»? — тоскливо подумал он. — Вот это уж вовсе не про нас, ничего похожего. Мы не теряем человека за человеком, как это случилось в той клятой Заводи, где алел снег, мы вообще никого еще не потеряли, не понесли ущерба и на ломаный грош, мы всего-навсего знаем слишком мало, но скоро, никаких сомнений, будем знать гораздо больше. Если Интагар настолько продвинулся за сутки, что будет через неделю? И все равно прицепилась песенка…

В шаре по-прежнему словно бы тяжело плавали клубы дыма, черного и темно-фиолетового. Вдруг они пропали, шар вновь приобрел прозрачность хрусталя. Яна решительно встала:

— Бесполезно, ничего не получается. Не могу отыскать простые камни, пусть даже с другой планеты. Вообще-то иногда отсутствие результата — тоже результат. Камни я не нашла — зато можно с уверенностью сказать, что источником заправляют самые обычные люди. Будь там кто-то иной, я бы его непременно нашла и увидела. Самые обычные люди. Это чуточку облегчает задачу, правда?

— Правда, — отозвался он угрюмо.

Яна присела на широкий подлокотник его кресла и взъерошила ему волосы:

— Ну перестань ты печалиться. Только-только я тебя увидела прежним — и опять… Вы же всего лишь первый шаг сделали. Интагар их найдет, ему да не найти…

— Да я и сам так думаю, — сказал Сварог все так же угрюмо. — Просто непонятное и напрочь неизвестное меня чуточку бесит, и ничего не могу с собой поделать…

— Как бы тебя отвлечь… — в ее голосе появились игривые нотки. — Вот кстати… Ты мне так и не рассказал, что такое «тюремный наездник».

— Ушко подставь, — вяло улыбнулся Сварог.

И в четырех словах объяснил ей, что к чему.

— А-а… — чуть разочарованно протянула Яна. — Я-то думала, тут что-то гораздо более интересное. А об этом я сто лет знаю. В «Фонтане наслаждений» это именуется «Обходной путь странника». И картинки есть.

Ну разумеется, — усмехнулся про себя Сварог. — Следовало ожидать. «Фонтан наслаждений» — здешний аналог «Камасутры», старинный трактат об искусстве любви, исключительно меж мужчиной и женщиной, без всяких извращений. И «картинок» множество. И земные книжники, и библиофилы ларов едины во мнении: судя по стилю гравюр, трактат еще до Шторма считался старинным — после Шторма уцелела пара дюжин книг старых времен, есть с чем сравнивать. Подразумевается, что девицы до совершеннолетия о нем и слышать не должны — однако и на земле, и за облаками означенные девицы ухитряются его раздобыть в довольно юном возрасте и в глубочайшей тайне передают друг другу. На земле это дочки дворян, членов Гильдий и Сословий, вообще девицы из зажиточных семей, располагающие карманными деньгами и возможностью послать в книжную лавку кого-то взрослого, — «Фонтан» стоит недешево, и большинство книготорговцев несовершеннолетним его ни за что не продадут (не из соображений высокой морали, а оттого, что наказание уличенному полагается довольно суровое). Родители с этой книгой борются беспощадно, на земле тех, у кого книгу обнаружат, беспощадно порют, даже в дворянских семьях, за облаками пороть не порют, но и пряниками не кормят. Однако запретный плод сладок, и все усилия напрасны, «Фонтан» продолжает странствия, и на земле провалились все попытки законодательным образом запретить его издание и продажу — поскольку немало взрослых, в том числе знатных и влиятельных, держат книгу в своей библиотеке, хотя порой у иных вся библиотека из «Фонтана» и состоит.

— Ну конечно, — сказал Сварог. — Следовало ожидать… Прелесть моя, а сколько вам было лет, когда ваша спаянная девичья компания ознакомилась с сим шедевром изящной словесности и рисовального мастерства? Только честно.

Потупившись в наигранном смущении, Яна призналась:

— Двенадцать…

— И раздобыла книгу, конечно же, Канилла?

— Какой ты у меня догадливый и проницательный…

«Ну да, вот именно, — подумал Сварог. — Как утверждают знающие люди, изрядное количество девиц как раз в эти примерно года с „Фонтаном“ ухитряется познакомиться. А потом как-то сами собой приключаются истории наподобие ее сильванской. Или, если обратиться к земному опыту — эпизоды из досье на герцога Лемара…»

Ухо ему защекотал дразнящий шепот:

— А почему ты мне это никогда не предлагал?

— Неловко было, — сказал Сварог чистую правду.

— Но ведь «Фонтан» утверждает, что меж мужчиной и женщиной это вовсе не извращение…

Сварог повернул голову и посмотрел ей в глаза:

— Я тебя правильно понял?

— Правильно… — опустив длиннющие ресницы, тихонечко сказала Яна. — Рассказывали мне кое-что замужние подруги…

Кажется, она Сварога отвлекла-таки от унылых раздумий.

Глава VI МИМОЛЕТНЫЕ ПОБЕДЫ, ДОСТИЖЕНИЯ И ОТКРЫТИЯ

Когда Сварог подошел к каменным перилам, темная фигура внизу подняла руку, и дважды мигнул синий огонек. Все в порядке, путь безопасен. Сварог выбросил за перила веревочную лестницу с деревянными ступеньками и довольно ловко спустился на каменистую землю то ли Соседней Страницы, то ли далекого прошлого. Обернулся, махнул рукой. Лестницу тут же втянули назад.

— Чертовски рад вас видеть, лорд Сварог, — жизнерадостно сказал Брагерт, всегдашний веселый ветрогон. Когда Канцлер попросил у Сварога парочку подходящих людей, Сварог в первую очередь подумал о Брагерте: рыжий ветрогон чем-то крайне напоминал графа Гаржака — за канцелярским столом он киснул от тоски, но приходил в восторг, едва обозначались дела в стиле «плаща и кинжала», причем всегда справлялся отлично.

— Я тоже, — сказал Сварог.

— Ну, как вам тут, на нашей стороне?

— Милорд, не забывайтесь, — сказал Сварог, беззлобно ухмыляясь. — Как-никак я, могу скромно напомнить, и есть первооткрыватель вашей стороны. Чужой славы мне не надо, но и от собственной не откажусь…

— Да все я прекрасно помню, — сказал Брагерт. — Конечно же, вы — первооткрыватель и первопроходец. Просто привыкли мы как-то именовать здешние места «нашей стороной». Профессиональный шик, что поделать…

— Вообще-то, по совести, я — третий, — сказал Сварог. — Первой была крыса, изловленная в дворцовом подвале, вторым — щенок с дворцовой поварни. Но поскольку эти создания по скудоумию не способны осознать, что были первопроходцами, я себе это почетное звание присвоил. Тем более что первооткрыватель — уж точно я…

— Пойдемте?

— Пошли, — сказал Сварог, поправил пиджак, сшитый (точнее, изготовленный) по последней здешней моде, педантично проверил кобуру пистолета под мышкой. — Как обстановка?

— Идеальная, — ответил Брагерт. — Посторонних — ни души. В гостинице — только наши. Таксисты сюда больше не ездят — мы им быстренько растолковали, что новый хозяин начал небольшой косметический ремонт и затеял кое-какие переделки, так что постояльцев в ближайшее время не ожидается. Вы, я смотрю, рановато? До начала операции еще часа два, а дорога до места отнимет не менее получаса…

— Да так как-то… — сказал Сварог. — Делать было совершенно нечего.

— Понимаю. Я сам тут сижу безвылазно вторую неделю, о чем нисколечко не сожалею: затягивают эти места… Ее величество и Канилла Дегро прибыли с полчаса назад, хотя не было никакой необходимости являться так рано.

— Как Канилла?

— Госпожа графиня, она же штаб-сержант, в совершеннейшем восхищении, — поведал Брагерт. — Ждет не дождется, когда поедем в город. Говорит, что такого приключения у нее еще не было — ну разумеется…

Как Сварог втихомолку и рассчитывал, Канилла, не особенно и задумываясь, быстро согласилась с отведенной ей в операции ролью, весело заявив: «Я им устрою представление, долго будут помнить и облизываться так, что языком до ушей достанут. А этот ваш бандюган в штаны… в общем, сомлеет». Словом, уговаривать ее не пришлось — понадобилось лишь убедительно напомнить, что к операции следует относиться серьезно. Она обещала быть серьезной, как принц Диамер-Сонирил при исполнении служебных обязанностей.

— Элкон работает?

— Как обычно, лишь изредка отвлекаясь, чтобы перекусить и вздремнуть, — сказал Брагерт. — Получает несказанное удовольствие на свой лад. Когда я уходил вас встречать, перед ним горели три экрана сразу, и он играл пальцами по клавишам, словно темботист[1] высокого полета. В город не ездил вообще, заявил, что Саваджо его нисколечко не привлекает, сначала нужно собрать побольше информации. Каждому свое…

— Это хорошо, что он на месте, — сказал Сварог. — Я, собственно, потому и пришел пораньше, чтобы кое-что с его помощью посмотреть…

— Если только вас не опередят ее величество с Каниллой, — фыркнул Брагерт. — Обе чертовски интересуются здешними модами, уже немало скачали…

Они вышли из-за угла, и Сварог увидел гостиницу — естественно, ничуть не изменившуюся, совсем немного времени прошло. У крыльца не было ни одной машины, только на стоянке — три.

— А давайте-ка я блесну могучим интеллектом и железной логикой, — сказал Сварог. — Канцлер говорил, что машин у вас четыре. Тут их три. Кто-то в городе?

— Ну да. Почти всегда кто-то в городе — текучка… Даже не знаю, что на сей раз. Очередные мелкие дела. Вот наша операция — не мелочь…

— С Каниллой идете вы?

— Эх, если бы… — тяжко вздохнул Брагерт. — К превеликому сожалению, нет. Душа в тоске: лишиться единственной в жизни возможности увидеть такое зрелище… Подобрали человека более подходящего, как мне объяснили, облика: чтобы выглядел плюгавеньким, в годах, трусливым ловеласом. Меньше будет подозрений. Я им напомнил, что вы тогда выглядели отнюдь не плюгавым, и тем не менее они преспокойно стали отбирать у вас девушку. Но начальству всегда виднее, мне сказали, что ваш рейд был чистой воды самодеятельностью, а сейчас речь идет о серьезно организованной операции…

— Стервецы, — искренне сказал Сварог.

— Законченные, — грустно подтвердил Брагерт. — Говорят, этот тип — хороший оперативник. Но и я, во-первых, не растяпа, а во-вторых, сдается мне, у него не настолько развито эстетическое чувство, чтобы оценить по достоинству подобный танец в исполнении Каниллы Дегро. Но с начальством не поспоришь… Я уверен, если бы роли распределяли вы, вы бы отправили меня.

— Пожалуй, — сказал Сварог. — В конце концов, к чему старательно лепить образ, если Яна все равно их тут же срубит?

— Ну, хоть на это зрелище полюбуюсь…

Они вошли в вестибюль, где половина люстр была погашена. «Портье» сидел на стуле с внешней стороны стойки, часть противоположной стены наполовину завешена грубым брезентом, в углу стоят несколько больших металлических бочоночков с яркими надписями, свидетельствующими, что там находится краска, тут же — краскопульт, еще какие-то замысловатые штуковины. Неплохая имитация ремонта.

— Значит, вы к Элкону?

— Ну да.

— Пойдемте, покажу комнату, это на втором этаже… Стучаться не обязательно, он и пушечного выстрела в коридоре не у услышит.

Брагерт подвел его к двери под номером двести семь, кивнул на нее и сказал:

— Пойду сообщу императрице, что вы прибыли. Мне сказали: хотя роли расписывали и не вы, именно вам поручено руководить операцией. Так что имейте в виду: за полчаса до выезда будет совещание. А впрочем, я за вами зайду…

Он отдал честь на ронерский манер и пошел к лестнице. Сварог повернул ручку двери, вошел, оказавшись в коротком коридоре, куда выходило три двери, постоял, чтобы сориентироваться, — и услышал из-за одной, справа, чуть приоткрытой, тихое курлыканье компьютера, работавшего в поисковом режиме. Вошел. Под потолком горела люстра, окно плотно зашторено. Перед сидевшим к нему спиной Элконом, и в самом деле, светились три экрана, изображения сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой, так что Сварог так и не понял, что видит. Подошел к увлеченно работавшему Элкону, громко покашлял и, не дождавшись никакой реакции, похлопал юношу по плечу.

Нервы у Элкона были крепкие — он спокойно повернул голову, просиял:

— Ну наконец-то, командир! Присаживайтесь.

У стены стояла парочка таких же, как у Элкона, легких креслиц на колесиках. Сварог подкатил одно, уселся. Элкон что-то нажал, изображения на всех экранах замерли: какой-то печатный текст, город с высоты птичьего полета, географическая карга.

— Как работается? — спросил Сварог.

— Распрекраснейшим образом, — во весь рот улыбнулся Элкон. — Порой даже неловко себя чувствуешь, когда входишь в закрытые сети, — словно конфеты у малышни воруешь. У них, конечно, хватает защитных систем, иные сложные, в несколько уровней, но самая хитрая ни в какое сравнение не идет даже со средненькой нашей, не говоря уже о наших самых серьезных, которые я на раз проходил.

— Можете отвлечься от своих дел и немного помочь в моих?

— Что за вопрос, командир! Срочных конкретных поручений у меня нет, обычный поиск по заданным темам. Подождут. Что вас интересует?

— База данных военно-морского флота, — не раздумывая, сказал Сварог. — Точнее, Полночный флот.

— Сейчас поищем, — кивнул Элкон.

Он погасил два экрана, оставив только центральный, пальцы запорхали по клавишам со знакомой уже Сварогу виртуозностью классного темботиста. Сварог терпеливо ждал. С минуту на экране мельтешили разноцветные полосы, потом появилось изображение рыцаря в черных латах, с опущенным забралом и грозно поднятым мечом.

— Первый пояс защиты, — сказал Элкон. — Сейчас мы его…

Очень быстро рыцарь исчез с экрана, снова замельтешили полосы, потом возникло мохнатое оскаленное чудище наподобие Кинг-Конга, угрожающе воздевшего когтистые лапы.

— Ай-яй-яй, какие мы страшные… — фыркнул Элкон. — А если по блудливой морде?

С чудовищем он разделался так же сноровисто, а потом и с черным омерзительного вида пауком, обосновавшимся в центре сложной, как лабиринт, паутины. Экран стал светло-синим, на нем появилась золотого цвета эмблема: горизонтально, рукоятями к центру — два меча, вертикально, проушинами к центру — два якоря, и этот крест посередине скреплен кругом, точнее, змеей со странной головой, глотающей собственный хвост. Очень знакомая эмблема. Сверху и снизу полудугами надпись «Полночный флот». Ага, выходит, это эмблема не просто соединения, а всего Полночного флота…

— Что именно, командир?

— База «Стагар». И имя командующего.

— Так… Базы… Ага, вот «Стагар». Командующий — архонт-адмирал Крагонар Диртуэн. Снимок, послужной список?

— Нет, достаточно. Серебряная эскадра и имя командира.

— Так… Идем, как по паркету… Есть такая. Командир — краг-адмирал Колин Делутер.

— Достаточно. Возвращаемся на базу «Стагар». Списки личного состава… точнее, командного. Посмотрите, есть ли там штандарт-навигатор Тогир Горонеро, начальник отдела штаба. Какого именно отдела, я не знаю, но вряд ли их такое уж несметное количество…

— Пройдем по алфавиту… — на экране быстро поползли снизу-вверх имена, фамилии, звания. Список остановился. — Есть такой, все совпадает.

— Если найдется снимок, выведите на экран.

— Вот он…

Сварог сразу узнал лицо, которое видел на найденном в гостинице удостоверении. Какое-то время вглядывался в него, словно чего-то ждал, потом тряхнул головой и сказал:

— Теперь пройдемся по списку кораблей, его просто не может не быть. Если есть снимки, вообще прекрасно. Начнем с крейсеров, пожалуй что. Посмотрите, есть ли там «Турул».

— Снимки имеются… И «Турул» есть.

Значит, в свое время на морском дне Сварог угадал правильно — «Турул» оказался именно что крейсером. И узнать его не составило особого труда: название на борту, те же орудийные башни, надстройки, решетчатые мачты. И «Рагнарок» отыскался, как две капли воды похожий на ту субмарину, что сейчас принадлежала Сварогу. Совпадало абсолютно все, что ни возьми: имена, воинские звания, лицо штандарт-навигатора, облик крейсера и субмарины…

И все это ничего еще не доказывало. Соседняя Страница могла оказаться крайне похожей на доштормовое прошлое Талара, а различия — настолько мелкие, что их пришлось бы искать долго и кропотливо. Как в каком-то давным-давно читанном фантастическом романе: туфли не на шнурках, а на пряжках, скамейки в парке не того цвета, дорожки уже, памятник Пушкину в другом месте… Стопроцентную ясность мог внести лишь задуманный Сварогом и осуществленный людьми Марлока эксперимент.

— Что дальше? — спросил Элкон.

— Это все были дела служебные, — медленно сказал Сварог. — А если не в службу, а в дружбу?

— Командир, какой может быть разговор! Жесткие сроки мне не заданы, так что располагайте мною, как вам угодно.

— Можете скачать все, что найдется касательно Тарины Тареми?

— Не вопрос. Сейчас мы ее найдем… Солидный файлище. Концерты, фильмы, интервью, публикации о ней, снимки… Пустяки, если прикинуть, квадранс с лишним — на максимальной скорости. Все равно за электричество наши платят бумажками, которых можно в любой момент без труда раздобыть сколько угодно. Видите, как я здесь освоился, командир, хотя ни разу не ездил в город. Я год прожил на земле, в Латеране, прекрасно усвоил, что там за многое надо платить, но здесь еще и за электричество, за горючее для машин, черт знает за что еще… Чем выше техническое развитие общества, тем больше разнообразных плат…

— А вы как думали? — усмехнулся Сварог. — Вы год прожили в мире, где за многое нужно платить, а я — тридцать пять. Хорошо еще, что у нас есть возможность грести здешние деньги лопатой и, по сути, даром. За пиво платит дон Рэба, точнее, никто не платит…

— Простите?

— Это цитата из романа… из моей прежней жизни. Пришел кто-то, слышите?

Негромко стукнула входная дверь, послышался звонкий женский смех, и появились Яна с Каниллой, Яна — в бежевом брючном костюме и голубой кружевной блузке, Канилла одета гораздо более легкомысленно: в коротеньком алом платьице того фасона, в котором со Сварогом здесь была Яна, — сверху донизу на пуговицах, в обтяжечку, причем проказница Канилла расстегнула и вверху, и внизу побольше пуговиц, чем Яна тогда. Она была обворожительна, с распущенными волосами и умело наложенной косметикой. Когда начнет танцевать, с Удавом, если он там будет, и в самом деле может произойти то, о чем Кани недоговорила, оборвала на полуслове. В общем, сомлеет.

— Опередили! — с наигранной грустью воскликнула Яна. — Опередили, Кани, и не кто иной, как мой грозный супруг… Что-то скачивает, я из деликатности не интересуюсь что, у мужчин могут быть свои интересы…

— Да ну, — сказал Сварог. — Тарина Тареми. Пикантных снимков она всегда избегала, так что не строй беспочвенных подозрений.

— Ах, ну да, Тарина… Следовало догадаться. А фильмы скачиваешь тоже? Дочка Канцлера мне расхваливала один, о капитане, который плавал во льдах, и его жене…

— И фильмы, — сказал Сварог. — Это самое большее квадранс займет, так что вам хватит времени…

— Не хватит, — теперь уже с ненаигранной грустью сказала Яна, посмотрев на часы. — Через двадцать минут начнется совещание, а нам с Кани, чтобы вдумчиво изучить последние моды, понадобится часа полтора, как в прошлый раз…

— Вообще-то два с половиной, — уточнил Элкон.

— Элкон, не будь таким мелочным, — фыркнула Канилла. — Полтора или два с половиной, какая разница? Служебное время мы не занимаем, а эта дурацкая «плата за электричество», ты сам говорил, ничего нам не стоит. А чтобы совсем уж никому не мешать, я в следующий раз захвачу свой компьютер. Мне до тебя далеко, но я и не собираюсь взламывать защиту секретных сетей… ну разве что парочку.

— Кани, — искренне удивился Сварог, — а тебе-то зачем секретные сети? Тебе, насколько я знаю, ничего подобного не поручали.

— А я проявляю инициативу, командир, — ослепительно улыбнулась Канилла. — Ручаться можно, есть вещи, о которых вы с Элконом понятия не имеете. Оказалось, что здесь лучшие Дома мод держат в строгом секрете последние наработки, еще не показанные на публике, — чтобы конкуренты не украли. Соответственно, у них есть засекреченные файлы. Их и буду цинично взламывать. Ты ведь поможешь, Элкон, если у меня что-то не получится?

— Куда я денусь… — вздохнул Элкон.

— Действительно, куда ты денешься? — улыбнулась Канилла.

— Канилла… — сказал Сварог укоризненно.

— Да? — откликнулась она чуть настороженно: прекрасно знала, что полным именем Сварог ее называет лишь, когда ею не доволен или устраивает легонькую выволочку.

— Канилла, я тебя душевно умоляю: держись посерьезнее, — сказал Сварог. — Мы сюда пришли не в игрушки играть…

— Я понимаю, — сказала Канилла. — Командир, у меня просто-напросто такая манера держаться перед серьезным делом. Честно. Кто-то сидит в уголочке и хмурится, а я шучу вовсю…

— Ладно, верю… — проворчал Сварог.

— Готово, командир, — прилежно доложил Элкон. — Вы ведь потом заберете, когда будете возвращаться?

— Конечно, — сказал Сварог. — Смысла нет с собой таскать.

Яна взглянула на свои дорогие здешние часики, которые, к сожалению, не могла забрать домой, решительно уселась рядом с Элконом:

— У нас есть почти десять минут… Я, с вашего позволения, посмотрю хотя бы крохотный эпизодик того фильма, о полярном капитане.

Элкон кивнул и заиграл на клавишах. На экране появилось немаленькое судно, плывущее средь льдов, потом — человек на капитанском мостике, судя по суровой мужественной физиономии, классический Главный Герой. За кадром его сопровождала знакомая мелодия и голос Тарины Тареми:

Ага, вот откуда взялась песня — из этого фильма… Усмотрев подходящий момент, Сварог глазами показал Канилле на дверь; она понятливо кивнула, и они тихонько выскользнули в коридор.

— Кани, пожалуйста, учти на будущее, — сказал Сварог. — Ведите себя поаккуратнее, оба. Ты приглашаешь к себе гостя поздним вечером, и об этом не одному человеку становится известно…

— Так, — сказала Канилла. — Уже… осведомили?

— Через какой-то квадранс, — кивнул Сварог. — Интагар — мерзавец первостатейный, но я ему оттого и позволяю легонько казнокрадствовать, что мозги у него золотые, а высокоморальные и душевные люди на таких должностях не нужны… Вы бы поступили, как все делают: снимите какой-нибудь уютный уединенный домик, ты ведь как раз через Гаржака это делала уже раз. Деньги выделю как раз… — он усмехнулся, — из секретных фондов тайной полиции, они и не такие расходы стерпят. Мне просто не хочется, чтобы Интагар опять заявлялся ко мне и ныл, это как-то напрягает — а он, точно, не уймется. Ты же знаешь его пунктик…

— Ну еще бы, — фыркнула Канилла, — Томи он в свое время достал несказанно: и юбки короткие, и вырезы смелые… Она по некоторой мягкости характера все это не раз выслушивала и терпела. А вот со мной у него обломилось. Я его быстренько, пусть и в деликатной форме, послала очень далеко. На меня, где сядешь, там и слезешь. Лучше бы за дочурками своими присматривал, прохвост мордастый, вы же знаете, как с ними обстоит…

— Темнее всего под пламенем свечи, — философски сказал Сварог. — Ты подумай насчет домика, ладно? Интагар твоего… друга к тому же давненько ненавидит, еще при Конгере пытался добиться, чтобы его повесили.

— Сволочь толсто… мордая, — убежденно сказала Канилла. И добавила не без тревоги: — Командир, вы, надеюсь, его в обиду не дадите?

— Конечно, не дам, — сказал Сварог. — Он у меня в списке особо ценных сотрудников, да и вообще мне симпатичен. Не беспокойся, Интагар точно знает, где следует остановиться. Но насчет домика не тяните. Вот только я вскоре твоего друга отправлю в командировку на неизвестный срок.

Канилла надулагубы:

— Ну вот, все так хорошо началось…

— Ничего, потом наверстаете, — сказал Сварог. — Разлука укрепляет чувства… Служба, Кани, мне там нужен надежный человек, — поколебавшись, он все же признался: — Понимаешь, в Полуденном Каталауне замаячили Стахор с Эгле. Надо бы без деликатностей отловить. А Гаржак хорошо знает те места, уже готов отряд из надежных каталаунцев, исходивших там все тропки… Не могу я допустить, чтобы эта парочка разгуливала на свободе, особого вреда от них не вижу, но все равно…

Дверь открылась, появилась Яна:

— Пойдемте, пора…

Совещание заняло даже меньше получаса. В небольшом конференц-зале (гостиницу прежде посещали не только беззаботные туристы, но и деловые люди, собиравшиеся здесь, в отдалении, обсуждать серьезные сделки) сидели шестеро мужчин, из них Сварогу был знаком только Брагерт. Сварог моментально определил, кто из них назначен спутником Канилле. Что ж, фактура и в самом деле убедительная: невысокий, пониже Каниллы мужичок, пузатый, с обширной лысиной, одетый дорого, но безвкусно, щеголявший с двумя излишне крупными для человека стильного бриллиантами в перстнях и с такой же галстучной булавкой. Подходящий персонаж: за сто уардов видно человека денежного, но лишенного и капли хорошего вкуса, за одним-единственным исключением: в прекрасном поле знает толк. Вот и сейчас подцепил красотку, конечно, за приличные деньги — какая красивая девушка с таким чудом бесплатно пойдет?

Один за другим присутствующие (в том числе Яна с Каниллой) вставали и кратко, емко излагали свою задачу. Сварог признал, что каждый знает свой маневр. Вполне возможно, командовать и не придется.

«Собственно говоря, командовать, вполне возможно, и не придется, — сказал Канцлер. — Но на любой операции у группы должен быть командир. Вы, во-первых, профессиональный военный в прошлом, а во-вторых, тридцать пять лет прожили в мире, крайне близком по уровню развития к Той Стороне. Что еще важнее, психологически вам там наверняка комфортнее, чем остальным. Они отличные работники… но пока еще не изжили некоторое удивление Той Стороной. Зато вы там наверняка чувствуете себя даже чуточку равнодушно, я прав? Вот видите. Так что будете командиром. Задача простая: приглядывайте за происходящим и, если произойдет что-то непредвиденное, импровизируйте на ходу. У вас — да не получится? И при малейшей угрозе уводите Яну на нашу сторону. Она обещала подчиняться вашим распоряжениям и, я уверен, слово сдержит — давно повзрослела…»

Выехали на двух машинах, в первой — Сварог с Яной и Канилла со спутником, во второй — все остальные. Сварог потрогал большим пальцем твердое удостоверение в нагрудном кармане пиджака, усмехнулся. Он и сам собирался предложить то же самое, но Канцлер опередил.

Наилучшее прикрытие в подобных случаях — убедительные документы грамотно подобранной спецслужбы. Подобрали. Военные не годились — местные полицаи к военным спецслужбам как-то не привыкли и не научились видеть в них авторитет. Политическая полиция здесь имеется, отнюдь не тайная — но она ничуть не напоминает НКВД, гестапо или тонтон-макутов: ее попросту не особенно боятся, тут царит умеренный разгул демократии, с сильной оппозицией в парламенте и влиятельными газетами, часть которых рада любому случаю куснуть президента с премьером и любую государственную службу. МВД здесь существует, и уголовная полиция при нем имеется, но для обычной полиции и «уголовка» — не особенный авторитет, в конце концов, под одним министром ходят, да вдобавок главы обоих ведомств откровенно конкурируют.

Хорошо еще, имеется и СД — Сыскной Департамент. Контора, во многом напоминающая американское ФБР: замкнута непосредственно на президента (он тут играет первую скрипку, а премьер — на вторых ролях), занимается борьбой с уголовным элементом по всей стране, подчиняется только столичному центру, и полномочия широкие, права большие. Ребятки жесткие, вот перед ними любая полиция встает навытяжку: могут и крупные неприятности устроить, и попросту в ухо врезать, и ничего им за это не будет.

Как только о существовании этой конторы узнали, дальнейшее было делом техники. Элкон со своей всегдашней в таких случаях бесцеремонностью без особого труда преодолел три защитных пояса и незамеченным проник в секретнейшие архивы СД. Очень быстро раздобыл образцы удостоверений — и грозные ксивы лежали сейчас в кармане у каждого, даже у девушек в сумочках. Очередная группа агентов СД, нагрянувшая в один из центров организованной преступности страны, не могла вызвать ни малейшего удивления ни у одного полицейского…

На памятном Сварогу здешнем КПП их не тормозили — к пассажирам машин с местными номерами полиция не цеплялась с выяснениями, есть ли у них должным образом оформленные документы гостей города. Их машины, объяснил Брагерт, не из самых роскошных, но достаточно респектабельных марок. Так что цепляться не будут.

Половодье разноцветных огней, мельтешение реклам, подсвеченные фонтаны, светящиеся вывески… На сей раз Сварог смотрел на все это без особого любопытства — не давали покоя дела поважнее, оставшиеся по другую сторону балкона. Пожалуй, он понимал Элкона, всецело поглощенного добычей информации и оттого не интересовавшегося городом. Собственно, своего человека к Удаву собирались внедрять ради той же цели: сбор информации. К Удаву она поступает самая разнообразная, какую сплошь и рядом в компьютерах не раздобудешь: «крестный отец» ее прилежно к себе стаскивает, как хомяк в норку, — никогда в его положении не знаешь, что может пригодиться завтра, а потому умный человек гребет все…

Ага, вот он, знакомый перекресток. И сверкающее огнями здание «Лотереи-Грации», значащееся в путеводителе под номером четырнадцатым. Машина свернула влево и остановилась почти напротив той скамейки, где сидели Сварог с Яной, когда объявились «черные шляпы» пополнить коллекцию Удава.

Сидевший слева Сварог опустил стекло, увидев направлявшегося к ним человека. Тот наклонился и негромко сообщил:

— У черного хода для «важняков» топчутся двое жлобов характерного вида. И машина с известным номером тут же. Удав, несомненно, внутри.

Сварог уже знал, в чем тут подробности: в заведении устроено два черных хода, один — для всех, пришедших по тем или иным делам, и персонала, второй — для особо важных персон ведет прямиком в ту самую ложу с зеркальными окнами.

— Отлично, — сказал он. — Начали.

Человек кивнул и пошел прочь, отправился на прежнее место. Водитель вылез из-за руля и тоже ушел. Канилла с пузатым кавалером вылезли из машины и направились ко входу в веселое заведение, к хвосту короткой очереди. Сварог пересел на водительское место, рядом с которым на переднем сиденье поместилась Яна.

Вскоре в правом кармане у него пискнул и тут же умолк карманный телефон — были тут и такие, размером с его портсигар, но наполовину потоньше. Удобная штука, Сварог сразу оценил. Канилла подавала сигнал — они вошли в зал. Оставалось спокойно высидеть квадранс и ждать дальнейшего развития событий.

Они и сидели, время от времени целовались — отнюдь не притворно. Подобная сценка — парочка в припаркованной в тихом местечке машине ни у кого не вызовет подозрений.

— Как впечатления от вчерашнего? — шепотом на ушко спросил ее Сварог.

— Генерал, ведите себя… — с деланым возмущением фыркнула Яна. — Мы на задании…

— Интересно же… Сама напросилась.

— Интересные ощущения, — медленно сказала Яна. — В этом что-то есть, «Фонтан» оказался прав… Ага, внимание!

Сварог моментально отодвинулся от нее, посмотрел в сторону выхода: очередное выступление кончилось, публика расходилась. Вот и Канилла со спутником… как и следовало ожидать, на шее у нее, отсюда хорошо видно, золотая цепочка с подвеской-ракушкой: другого финала и ожидать не следовало, Канилла есть Канилла. Берегите пенсне, Киса, сейчас начнется… Если они рассчитали все правильно и Удав там, сейчас появятся его ребятки. Сам он, как выяснила Яна у тех бандюганов, в гостинице просидит еще пять-шесть представлений — подбирает подходящих кандидаток про запас, словно завсегдатай игорного дома, прикупающий и прикупающий карты в расчете на козырные розы. Эстет с развитым чувством прекрасного, блин…

Канилла со спутником уселись на ту самую скамейку, где сидели тогда Сварог с Яной, закурили… Ага! Низкая, сверкающая темно-серым лаком машина неспешно, плавно подкатила и остановилась неподалеку, неторопливо вылезли двое в черных шляпах с белыми лентами и вразвалочку двинулись к скамейке.

Сварог тоже не видел смысла торопиться. Вынул и положил в карман ключ зажигания. Канилла и ее кавалер уже стояли, парочка верзил что-то крайне убедительно втолковывала лысому — о содержании разговора догадаться было легко. Сварог вылез, следом вылезла Яна. И первой пересекла улицу. Мимоходом легонько махнула рукой в сторону водителя — и тот, Сварог прекрасно видел, застыл за рулем манекеном.

И тут же накрыла парочку, приехавшую за Каниллой, оба легонько дернулись, словно от разряда слабого электрического тока, встали, опустив руки. Не обращая на них внимания, Сварог поднял руку, подавая условный знак, — за ними сейчас следило несколько пар глаз, все должны отреагировать моментально.

Так и произошло, вокруг началось несуетливое движение. К ним подошли Брагерт и один из незнакомых Сварогу агентов, подкатила вторая их машина. Сварог сказал:

— Спасибо, Кани, хорошо сработано. Давайте в гостиницу, вы свое отыграли…

Они сели в машину, и та, мигая поворотником, отъехала.

Яна подошла к замершим гангстерам, что-то тихонько стала им говорить с интонациями опытной учительницы младших классов. Длилось это недолго, в конце концов оба подошли к скамейке, уселись, вытащили сигареты — тут им и предстояло проторчать часа два, что их в нынешнем своем положении нисколечко не напрягало. Один вытащил карманный телефон, принялся набирать номер. Сварог не шелохнулся — это входило в программу, то бишь в сеанс внушения: обормот докладывал боссу, что драгоценный груз в машине. Закончив недолгий разговор, бандюган поднял голову и граммофонным голосом доложил стоявшей над ним Яне: — Удав сказал, что выедет через полчаса. Девушку доставить к нему на виллу.

«Раненько сорвался, вопреки обыкновению, — подумал Сварог. — Торопится пообщаться с Каниллой, тонкий ценитель прекрасного…»

— Поехали? — спросила Яна.

— Поехали, — кивнул Сварог. — Машину я запер, «потаенку» включил.

Угон машин тут не принял характера эпидемии, но все же имелся промышлявший этим народец, как же без него — так что люди Канцлера вмонтировали в укромном месте тумблерчики, размыкавшие цепь зажигания.

Он, Брагерт и третий, которому вскоре предстояло стать «столичным родственником» Удава, разместились на широком заднем сиденье. Яна села рядом с водителем и безмятежно сказала:

— Ну, что сидишь? Повезли девушку.

Водитель включил зажигание и медленно отъехал от тротуара. Гипноз — или как там это называть — никоим образом не должен был повлиять на его шоферское умение. Проще было бы выдернуть Удава из заведения и потолковать с ним по душам в машине — но не стоило взваливать на Яну лишнюю работу, время их не поджимало. К тому же не мешает своими глазами взглянуть, где Удав обосновался, не исключено, что «родственнику» придется завтра туда и ехать.

Они катили по ярко освещенным улицам минут двадцать — обормот за рулем вел уверенно и довольно лихо. Потом город внезапно кончился, машина оказалась на четырехполосной дороге посреди соснового леса, ярко освещенной фонарями на тонких металлических столбах с загнутыми вниз верхушками, Вот и указатель, черные буквы на желтом фоне. Сварог как следует изучил карту Саваджо с прилагающими окрестностями и узнал название на указателе — небольшой поселок из частных особнячков лигах в десяти от города, таких вокруг Саваджо отыщется поболее дюжины, больших и поменьше, как тот, куда они ехали.

Встречных и попутных машин почти не попадалось. Пару раз дорога круто сворачивала — вправо, потом влево. Водитель прибавил газу, и они быстро домчали до высоких распахнутых ворот — ажурных, металлических, — над которыми укреплена вывеска с тем же названием, что стояло на указателе.

Машина слегка замедлила ход. Справа и слева тянулись аккуратные особнячки, не особенно и большие, но с обширными участками — переводя на полузабытые уже советские мерки, соток по двадцать. Судя по тому, что на каждом произрастали сосны, поселочек возвели посреди обширного леса.

Водитель поехал совсем медленно, свернул направо, на асфальтированную дорожку, ведущую к высокой кованой ограде с ажурными воротами. Уже отсюда видно: посреди участка в окружении неизбежных сосен разместился небольшой домик: одноэтажный, четыре окна по фасаду (горит только одно, справа от двери), с мансардой. Удав, судя по всему, весьма неглуп: одно из своих лежбищ устроил в поселке, где обитает народец, надо понимать, не из живущих на одну зарплату, но и никак не туго набитые денежные мешки. Миллионеры в таких «хижинах» не живут, разве что особо эксцентричные. То-то водитель, перед тем как въехать в ворота, торопливо сдернул «форменную» шляпу и сунул под сиденье — не светится Удав лишний раз…

И точно. Когда водитель посигналил явно условно — короткий-длинный-короткий — по ступенькам сбежали и торопливо направились к воротам двое в самых обычных шляпах, разного цвета и другого фасона.

Сварог, разумеется, не мог определить, когда Яна стала действовать — но он видел, как двое в шаге от ворот вдруг легонько дернулись, словно бы споткнувшись, и их движения приобрели некую деревянность. Получили свою дозу… И они проворно распахнули ворота.

— В доме еще один, — сказала Яна. — Накрыть его отсюда для надежности?

— Давай, — сказал Сварог.

Машина остановилась у невысокого крыльца в четыре ступеньки с горящим над ними ало-синим светильником, стилизованным явно под какую-то старину, — такой у него был вид.

— Мне нужно уезжать, — бесстрастно, тем же граммофонным голосом сказал водитель.

— Подождешь нас, — сказала Яна. — Пойдемте?

Она вылезла первой. Двое, вернувшись от ворот, так и торчали на крыльце, один предупредительно распахнул дверь перед незваными гостями, которых наверняка не видел в обычном смысле этого слова, пребывая в неведомых пространствах, в полном отрыве от реальности.

Яна приостановилась, небрежно спросила того, что держал распахнутой дверь:

— Где вы обычно находитесь?

— В вестибюле, — раздался в ответ бесстрастный голос робота.

— Вот там и сидите, когда мы войдем. Приедет Удав — откроете ворота. Вести себя, как обычно.

И она вошла внутрь, а следом — остальные трое. Вестибюль оказался довольно обширным: судя по размерам, в глубину домик раза в два длиннее, чем по фасаду. Вот и лестница в мансарду — из темного дерева, с массивными перилами. В уголке сидит третий, замер, как манекен. Ай-яй-яй, шалуны… В углу стоит вороненый ручной пулемет с высокими сошками и объемистым магазином в виде усеченного конуса. Бережется Удав, и, глядя с его колокольни, прав совершенно: лучше перебдеть, чем заполучить несовместимое с жизнью отравление организма свинцом, в случае, если кто-то из его «офицеров» захочет подняться повыше или столичные конкуренты нагрянут…

«Все идет, как по маслу, — подумал Сварог. — Даже непривычно».

Ну, так гладко проходит — и пройдет — исключительно потому, что есть Яна-Алентевита, единственная в Империи обладательница и полноправная хозяйка Древнего Ветра. Иначе все было бы гораздо дольше и сложнее. А ведь она говорила, здесь есть и другие, владеющие Дор Террахом… Нужно будет потом ими поинтересоваться, вдруг из этого получится что-то полезное…

М-да, уютно устроился наш Удавчик, любит ценить прекрасное со вкусом и комфортом. Всю площадь мансарды занимает одна большая комната. У стены — широченная кровать, застланная розовым атласным покрывалом, в изголовье низкий столик, уставленный бутылками и закусками. Легко опознанный телевизор, нечто вроде музыкального центра, а это, скорее всего, цветомузыка… Стены покрыты зелеными обоями в красивый белый цветочек. Хозяин определенно не чужд и высокому искусству: на стенах целых пять картин, на всех — обнаженная натура. Не дешевая мазня, впрочем, работал не такой уж плохой мастер, это чувствуется.

— Уставились. Уставились… — насмешливо сказала Яна ему с Брагертом. — Прихватите на память, если хотите. Кто нам запретит хоть весь дом вынести?

Брагерт сверкнул белозубой улыбкой:

— Что ж, если разрешаете, ваше величество, я вот эту рыжую обязательно прихвачу. Я человек холостой, попрекать меня некому, к тому же волосы у нее — в точности, как у меня…

— Милорд, это ведь вульгарная кража… — улыбалась Яна.

— Вовсе нет, ваше величество, — серьезно сказал Брагерт. — Это спасение культурных ценностей — в том случае, если мы действительно в прошлом. — Он вдруг стал вовсе уж серьезным. — Ваше величество, милорды… Мне пришло в голову… Если это и в самом деле прошлое, что-то надо обязательно спасти: книги и картины из музеев…

— Не получится, — сказал Сварог. — И эту картину забрать не получится. Вы запамятовали, Брагерт: балкон не пропускает к нам ничего материального, принадлежащего этому миру…

— Да, я и забыл… — сконфуженно сказал Брагерт. — Вот интересно, а людей отсюда он пропустит? Что-то мне подсказывает, вы с превеликой охотой спасли бы ту же Тарину Тареми. Если это прошлое, она либо погибнет, либо будет скитаться среди развалин в толпе таких же оборванных и голодных…

— Вы мне подали дельную мысль, — без улыбки сказал Сварог. — В самом деле, если это прошлое, так и случится…

Яна посмотрела на него пытливо и внимательно. Сварог так и не смог понять, что означает ее взгляд. Брагерт, подойдя к столику и присмотревшись к этикеткам на бутылках разнообразной формы, прозрачных и темного стекла, предложил:

— А не выпить ли нам по бокальчику в ожидании хозяина? Он все равно не обидится, не успеет. Дешевки я тут не вижу…

Знает толк, прохвост.

— По бокальчику, пожалуй, можно, — согласилась Яна. — Как вы смотрите, лорд Калвер?

— Не откажусь.

— Только потребуется еще два бокала, тут всего два… — она извлекла из воздуха два бокала, точные копии стоявших на столике, только не из прозрачного хрусталя, а из синего. Пояснила: — Другой цвет — чтобы отличить потом, какие именно уничтожить. Не годится оставлять материальных следов. Сама не знаю почему, но у меня стойкое убеждение, что — не годится. Откупорьте вон ту бутылку, Брагерт. Очень уж солидно выглядит, — она присмотрелась. — И вряд ли надпись на этикетке врет насчет двадцатилетней выдержки…

— Наверняка не врет, — сказал Брагерт, смыкая на горлышке бутылки клещи большого позолоченного штопора. — Я уже пробовал. Обходится, как мне объяснил Элкон, примерно в месячное жалованье городского чиновника ранга нашего советника — а оно не маленькое…

Он с большой сноровкой ввинчивал штопор. Хлопнула выдернутая пробка. Брагерт разлил по бокалам густоватое багровое вино. Все четверо стояли с бокалами в руках, словно на дипломатическом приеме а-ля фуршет — сесть было просто некуда, разве что на постель, тут не стояло ни единого кресла или стула, вся здешняя жизнь хозяина протекала, надо понимать, на постели.

— Присядете, ваше величество? — спросил Брагерт.

— Благодарю, постою, — отрезала Яна. — На эту постель в жизни не сяду… — она подошла к высокому окну и посмотрела вниз, на ярко освещенную дорожку, аккуратные клумбы и стоявший в стороне от крыльца автомобиль. — Пожалуй, их следует накрыть сразу, как только машина заедет во двор. Он ведь явно велел водителю уезжать, оставив здесь девушку. Когда увидит, что тот торчит во дворе, непременно разозлится и кинется выяснять отношения. Лишняя суета.

— Наверняка, — сказал Сварог. — Ну, глуши их сразу, какая разница, минутой позже или раньше…

— Легок на помине, — сказала Яна. — Выключите свет… а впрочем, уже все равно, свет они наверняка видели, подъезжая…

Остальные моментально оказались рядом с ней. Длинный черный автомобиль отчаянно засигналил, на условный сигнал это не походило ничуть.

— Боюсь, он меня увидел издали, — спокойно сказала Яна. — Но он явно намерен заехать во двор, вон и холуи поспешают… Отойдите от окна, меня он уже видел, мне поздно…

— Я так подозреваю, он с ходу кинется разбираться, что происходит, — сказал Сварог. — Должен понимать: окажись тут засада соперников или конкурентов, девушка с бокалом не стояла бы у окна и не зажигала свет…

— Ну, я все равно успею раньше… — сказала Яна. — Да, ты, похоже, прав…

Едва ворота распахнулись, автомобиль рванул к крыльцу, затормозил с отчаянным визгом покрышек… Но Яна уже смотрела вниз с холодным, жестким выражением лица, пошевелила губами. Все четыре дверцы распахнулись… да так никто и не показался. Конечно же, она успела раньше.

Потом из правой задней дверцы вылез мужчина в светлом костюме и сдвинутой ухарски набок шляпе, чуточку деревянным шагом направился к крыльцу. Ну, все в порядке…

Вскоре дверь распахнулась, и вошел Удав. Остановился у порога, уставился на них совершенно пустыми глазами, лишенными и проблеска сознания. Как это частенько случается, в нем не было ровным счетом ничего демонического или хотя бы отталкивающего: крепкий мужик лет сорока, в обычном своем состоянии, пожалуй, даже обаятельный, женщинам должен нравиться. Аккуратные тонкие усики, перстень с бриллиантом отнюдь не вульгарен, не так уж и велик, торчащий из нагрудного кармана носовой платок подобран в тон галстуку — то ли сам такой тоняга, то ли держит на жалованье понимающего толк в хорошем стиле специалиста.

— Проходите — сказала Яна. — Садитесь на постель…

Он повиновался, как автомат.

Уходили они примерно через полчаса, оставив за собой полное благолепие, не способное вызвать ненужные раздумья: Сварог привел в беспорядок постель, Брагерт с Калвером тем временем откупорили еще парочку бутылок и половину вина и келимаса — явно с глубокой душевной печалью — вылили в белоснежный унитаз (ванная и туалет были тут же, за двумя дверцами). Передвинули бутылки, придали закускам такой вид, словно хозяин и «гостья» отдали им должное. Удав сейчас раздевается догола, плюхнется в постель и уснет. Утром он будет помнить, что облюбованная им красотка у него побывала и ночь прошла самым приятным образом. И накрепко запомнит, что завтра должен здесь и оставаться, пока к нему не приедет двоюродный брат… да, его двоюродный брат, с которым они сто лет не виделись, — и Удав его сделает своей правой рукой. Все будут помнить, что им надлежит: охрана — что девушку привозили и увозили. Водитель довезет их туда, где они оставили машину, заберет своих корешков, смирнехонько сидящих на лавочке, и преспокойно уедет.

Выбрав какой-нибудь глухой тупичок, они беспробудным сном будут дрыхнуть в машине до утра, а потом вспомнят, что по распоряжению босса отвезли девушку в гостиницу, и будут помнить в которую. Тип-топ, как выражался герой старой кинокомедии. Операция «Шаровая молния» успешно завершена…

«Стоп, — одернул себя Сварог. — Опыт еще прежней жизни учил: операцию можно считать завершенной не раньше, чем группа вернется в точку выхода. Никогда нельзя расслабляться на обратном пути, мы еще только выехали за ворота. Не видно никакой угрозы, но будем уже соблюдать традиции, потому что кое-кто из тех, кто опрометчиво позволил себе расслабиться на обратном пути…»

Он вскинулся, услышав легонький вскрик Яны:

— Что, Вита?

Яна повернулась к нему с переднего сиденья. Глаза стали на пол-лица:

— Оно… То, что меня вынюхивало в прошлый раз. Только теперь оно где-то совсем близко, а я так и не пойму, что это такое… Оно ищет… и, кажется, на сей раз нашло…

Брагерт преспокойно достал пистолет и оттянул затвор.

— Уберите, — резко бросила ему Яна. — Не поможет, я отчего-то уверена… Оно совсем близко…

— Вели этому болвану дать полный газ, — сказал Сварог. — Авось в городе отвяжется…

Яна велела. Машина летела по пустой дороге, фонарные столбы мелькали мимо, сердце у Сварога сжалось в болезненной тоске — он ничего не мог сделать, чтобы отогнать опасность…

— Ну? — выдохнул он. — Не молчи, комментируй…

— Догоняет, — сказала Яна. — И вот-вот догонит… Особенной мощи там нет, но и ничего светлого, мрак и грязь… — она повернулась к водителю: — Сбавь скорость, потом — на обочину!

— Вита… — сказал Сварог, охваченный нешуточной тревогой.

— Нам все равно не уйти, — сказала Яна с поразившим его спокойствием. — Оно быстрее. Придется драться. Не путайтесь под ногами, сидите в машине, вы все еще ничем помочь не в состоянии…

Водитель гасил скорость, потом съехал на обочину, к самым соснам. Яна так же хладнокровно продолжала:

— Оно совсем близко… Уже почти над ними…

— Существо? — зачем-то спросил Сварог, как будто это имело какое-то значение. — Или какой-то аппарат?

— Существо… Разум там есть… но ничего, кроме зла… Все! Оно над нами… Ну, посмотрим…

В следующий миг это, пролетевшее явно над самой крышей машины, резко замедлило полет, буквально пикируя на обочину уардах в десяти перед машиной. Больше всего оно напоминало зеленовато-белесого огромного, под стать человеку нетопыря, словно бы и нематериального. Коснувшись усыпанной сосновыми иголками земли, оно моментально изменило облик — теперь там стояла огромная, в полтора человеческих роста, фигура, столь же зеленовато-белесая, похожая на великана в монашеской рясе с опущенным на лицо капюшоном — и вот она-то выглядела гораздо более материальной…

Рывком распахнув дверцу, Яна выскочила из машины. Сварог выскочил следом, выхватывая пистолет. Яна выкинула перед собой руки, переплетя пальцы, вывернув ладони наружу — а в следующий миг перед ней разбрызгался ярко-синими искрами и погас метнувшийся было к ней синий клубок огня.

Сварог отскочил на пару шагов направо, вскинул пистолет, держа его обеими руками, и стал нажимать на спуск. Выстрелы исправно хлопали — но всякий раз после очередного перед самой грудью загадочной фигуры вспыхивал желтый комочек огня.

— Перестань! — отчаянно закричала Яна, не оборачиваясь. — Мешаешь только!

Сварог опустил пистолет, видя, что от пальбы нет никакого толку. Еще один синий шар метнулся к Яне — и тоже погас, разбрызгавшись о невидимую стену. С ладоней Яны сорвались ветвистые, ярко-зеленые молнии. Ударили в загадочное создание… или не коснулись? Не слухом, а как-то иначе Сварог слышал — именно слышал! — противный звук, напоминавший скрипенье ножа по тарелке. На него навалилось что-то непонятное: парализующее, липкое, вязкое, словно кто-то из огромной бадьи лил на него сверху невидимое густое варенье. Пошатнулся, но устоял на ногах. Навстречу друг другу метались разноцветные молнии и разноцветные огненные шары, лопались, причудливо выгибались. Ехавшая со стороны города машина отчаянно взвыла мотором и с дикой скоростью пронеслась мимо них, сидящий за рулем определенно спасался от непонятных сложностей жизни… Или наоборот, слишком понятных… Неизвестно, сколько это продолжалось, — но вдруг, после очередного обмена ударами, на месте зеленоватой фигуры взметнулся гейзер холодного голубого сияния, пронизанного алыми вспышками. И растаял. На том месте никого и ничего больше не было. Яна согнулась, зажимая ладонями голову. В два прыжка Сварог оказался возле нее, схватил за плечи:

— Что, Вита?

И поневоле отдернул руки — словно током чувствительно ударило, даже зубы лязгнули. Подбежали Брагерт с Калвером, растерянно остановились возле. Яна медленно выпрямлялась, опустив руки, вокруг нее слабо засветился словно бы повторявший очертания фигуры кокон из желтоватых огоньков — и, будто уходя в землю, погружаясь, понемногу растаял.

Они трое стояли и молча ждали — а что им еще оставалось?

— Кажется, я его прикончила… — невероятно усталым, но довольным голосом сказала Яна, рукавом пиджака утирая с лица обильный пот, — она выглядела так, словно на голову ей вылили ковш воды. — Да, похоже. Оно не ушло. С ним кончено. Оно оказалось слабее. Но как яростно пыталось до меня добраться…

— Что это такое было? — тихо спросил Сварог.

— Представления не имею, — сказала Яна. — Не в состоянии была определить, никогда такого прежде не встречала. Что-то безусловно разумное, хищное… и насквозь черное. У меня осталось впечатление, что оно люто ненавидит Дор Террах…

У Сварога, похоже, изменилось отношение к этому миру, стало гораздо хуже. Хорош мир, где над неоновыми вывесками и потоками автомобилей летают такие твари… Причудливое смешение технологий, примерно соответствующих концу двадцатого века той Земли, откуда он пришел, и самых невероятных тварей непонятной, но весьма необычной природы…

Яна вытирала лицо и мокрые волосы то правым, то левым рукавом. Они уже потемнели. Взяв ее за локоть, Сварог подтолкнул к распахнутой дверце:

— Садись, поехали быстро. А вы что стоите?

Когда машина трогалась, он, оглянувшись назад, увидел два быстро приближавшихся желтых огня — походило на мигалки на крыше автомобиля, более высокого, чем тот, на котором они ехали. Полиция? Нет, у них мигалки зеленые…

— Скажи-ка ему, чтобы прибавил газу, — бросил он, не отрывая взгляда от заднего стекла. Чем-то ему эти мигалки не нравились, и точка. Точно, машина, которую с такого расстояния уже не рассмотреть, остановилась ровнехонько на том месте, где они только что были. Вот не нравилось ему это, и все тут, самому непонятно, почему, но в подсознании сидела какая-то неприятная заноза — а Сварог в таких случаях привык доверять интуиции…

— Вита, — сказал он, наклонившись к ней. — Ты немедленно, как только мы доберемся до гостиницы, уходишь на нашу сторону.

— Мы с Каниллой хотели посмотреть у Элкона… — запротестовала она почти нормальным голосом.

— Так, — сказал Сварог. — Моды, часика два, да? Ну, коли уж разговор после такой драки зашел о модах, ты окончательно опамятовалась. Значит, действительность воспринимаешь адекватно. А она такова: если ты помнишь, командую операцией я. И вы все обязаны подчиняться моим распоряжениям. Не забыла?

— Не забыла, — чуть сварливо откликнулась она. — Но я ведь его прикончила…

— Приказ понятен? — металлическим голосом спросил Сварог.

— Понятен, командир… — откликнулась она недовольно.

— Вот и отлично, — сказал Сварог, продолжил мягче: — Только один аргумент, но, по-моему, достаточно весомый… Ты не думаешь, что таких тварей может оказаться целая стая? А гостиница за городом, они, я вижу, таких мест не боятся. Ты уверена, что отобьешься от стаи? Молчишь? Вот то-то. Скажи этому чурбану, чтобы прибавил газу, что-то мы медленно едем…

…Землекопы уже настолько углубились, что над раскопом виднелись лишь четыре макушки. Притоптав сапогом очередной окурок — их под ногами была уже целая россыпь, он от волнения дымил, как паровоз, — Сварог спросил:

— А вы уверены, что метод проверки выбрали, гарантирующий стопроцентную надежность? Вдруг это все же Соседняя Страница, где есть наши аналоги, которые тоже закопали что-то?

— Исключено, — сказал профессор. — Мои сотрудники кое-что скрупулезно рассчитали. Понимаете ли, мы еще очень мало знаем о Соседних Страницах и не умеем туда проникать, но способны многое рассчитать теоретически. С помощью той же С-топологии хотя бы. Мои С-топологи, не хвастаясь, сильнее тех, что работают в Магистериуме. Выводы недвусмысленны: то, о чем вы говорите, невозможно в принципе. Иначе оказалось бы, что материальный объект, — он показал на дворец, — и материальные субъекты, то есть мы с вами, принадлежат к разным пространствам, тем не менее одновременно занимая одно и то же место в одном пространстве. Такое невозможно. Вот, я выписал главные уравнения, убедитесь сами…

Он достал толстый блокнот в черной кожаной обложке с эмблемой Техниона и протянул Сварогу. Сварог пожал плечами. Спохватившись, Марлок убрал руку:

— Простите, конечно, вы не поймете…

Сварог, в жизни не слышавший об С-топологии, осторожно сказал:

— Профессор… а не может оказаться так, что ваши С-топологи ошиблись? Как крупно ошиблись А-физики с «точками Кондеры»?

— Исключено! — мотнув головой, отрезал Марлок. — Здесь совсем иная ситуация. A-физика работает с излучениями. С-топология, наоборот, исключительно с уравнениями. Излучение, какой-то его вид, можно просмотреть, что и произошло. Все базисные законы С-топологии давно открыты, «просмотреть» какие-то просто не могли, можете вы себе представить, чтобы математики «просмотрели» часть таблицы умножения, и она появилась в неполном виде, скажем, без умножения на шесть? Это просто нереально. Так и здесь. Если бы какой-то из базисных законов упустили, С-топология попросту не смогла бы состояться как наука. Так что поверьте уж на слово: если наши с вами аналоги и обитают на какой-то из Соседних Страниц, что вполне возможно, они никак не могут оказаться посредством «балкона» в одно и то же время в одном и том же пространстве. Вы как-то странно улыбаетесь…

— Вспомнил одну историю, — сказал Сварог. — Дело было в моем прежнем мире лет триста назад. Мой мир тогда по уровню развития примерно соответствовал земным королевствам — разве что без пароходов, паровозов, самолетов и пулеметов… но я не о том. Один знаменитый математик, дворянин, взялся учить математике великовозрастного сынка-лоботряса какого-то вельможи. И однажды долго и безуспешно пытался ему доказать, что такая-то теорема верна — доказать с помощью математики. Не понимал лоботряс математических доказательств, и все тут. В конце концов, уставши с ним биться, математик воскликнул: «Даю вам честное слово дворянина, что теорема верна!» Лоботряс просиял: «Вы бы так и сказали сразу, сударь! Как я могу сомневаться в честном слове дворянина?»

— Неудачный пример, — сказал Марлок, ничуть не обидевшись. — Право же, неудачный…

— Наверняка, — согласился Сварог. — Ну что же, я привык верить ученым на слово — пусть не всегда и не всем… Значит, стопроцентная гарантия?

— Стопроцентная… Извините, я отлучусь.

Он подхватил с земли мерную рейку, какой пользуются на земле, длинную, расчерченную черными и красными полосками, подошел к раскопу, присмотрелся — видимо, прикидывал, как не помешать землекопам, — опустил рейку в яму, из которой уже не видно было и макушек. Вернувшись к Сварогу и положив рейку, досадливо покачал головой:

— Два уарда семь пальцев… Вообще-то на такой глубине мы на Той Стороне и закапывали. Но это еще ничего не значит: за тысячелетия уровень земли мог немного подняться. Геологи меня заверили: не более, чем на уард. Пусть уж для надежности пройдут два…

Они замолчали. Сварог сунул в рот очередную сигарету, а профессор раскурил трубку. Из раскопа размеренно вылетала земля — ее уже набралась изрядная куча. В полусотне уардов от них протянулась полукругом цепочка стоявших спиной к раскопу гланских гвардейцев: обычно люди сюда не ходили, да случайный зевака ничего и не понял бы, но Сварог все равно велел оцепить раскоп. Рефлекс какой-то выработался: засекречивать абсолютно все, имевшее отношение к некоторым делам…

Земля вдруг перестала вылетать. Профессор встрепенулся: из раскопа явственно донесся стук лопаты о что-то твердое, тихий разговор. Потом оттуда громко крикнули:

— Нам бы лестницу, глубоко!

Опередив профессора, Сварог подхватил аккуратно сработанную деревянную лесенку, позаимствованную у дворцовых фонарщиков, опустил ее в раскоп. Оттуда проворно выкарабкался один из землекопов (все они были переодетыми в простое платье спецназовцами Сварога). Улыбаясь во весь рот, доложил:

— Ваше величество, есть что-то такое! Дальше мы поостереглись копать, вы такой приказ и отдавали…

Прямо-таки подбежав к раскопу и заглянув вниз, Марлок взмахнул рукой:

— Поднимайтесь все! Дальше я сам справлюсь!

— Лопаты оставлять?

— Нет, берите с собой! — отозвался профессор. — Справимся и без лопат!

Землекопы полезли с лопатами наверх. Едва на землю встал последний, Марлок кинулся к лестнице, полез вниз с невиданным проворством. Сварог последовал за ним. В яме, получившейся не менее двух с половиной уардов в глубину, стоял сырой запах свежевзрыхленной земли. Марлок, безбожно пачкая бархатные штаны, опустился на колени и принялся голыми руками копаться в нетронутой земле. Досадливо отплюнулся, повернул руку ладонью вверх, беззвучно пошевелил губами, и в руках у него оказался кинжал. Марлок принялся осторожно ковырять землю вокруг чего-то темного, торчащего из желтоватой земли. Сварог смотрел ему через плечо. С торжествующим возгласом Марлок показал ему темно-коричневый черепок, больше всего похожий на часть горлышка обычного глиняного горшка, отбитый вместе с куском самого горшка:

— Именно его мы и закапывали, именно такой!

И продолжал орудовать кинжалом, выковыривая из слежавшейся земли осколки горшка, пыхтя:

— Ничего удивительного, что он разбился, небольшие подвижки почвы, может быть, небольшое землетрясение, чего только не было при Шторме и при Вьюге… — послышался звук, словно металл лязгнул о металл. — Ага! Вот и подковы, и бутылка, тоже битая!

Он еще поковырял кинжалом, выворотил какой-то странный предмет и принялся отряхивать с него землю. Закончив, показал его с торжеством Сварогу: свинцовый, похоже, слиток своеобразной формы — плоский, наподобие солнышка с лучами разной длины. Профессор принялся считать лучи, касаясь каждого пальцем:

— Шесть… Девять… Одиннадцать… Семь длинных лучей и четыре покороче… Все сходится. Он самый.

— Как он мог так хорошо сохраниться? — спросил Сварог.

— Мы его предварительно на совесть обработали антикоррозийным составом, — сказал Марлок, встал с колен и произнес как-то буднично: — Вот и ответ, лорд Сварог. Со стопроцентной гарантией. Это не Соседняя Страница, Та Сторона — доштормовое прошлое…

Странно, но Сварог не ощутил ни радости, ни даже восторга — одно тупое облегчение, словно поднялся по склону, таща на спине тяжеленный мешок, и сбросил его, достигнув вершины. Лицо Марлока почему-то стало вовсе уж печальным.

— Что вы загрустили? — напрямик спросил Сварог. — Вас бы больше устроила Соседняя Страница?

— В каком-то смысле, — кивнул профессор безрадостно. — Видите ли, лорд Сварог, окажись Та Сторона Соседней Страницей, с ней не было бы тех сложностей, которые возникнут с прошлым…

— Какие? — с любопытством спросил Сварог.

— Не могу вот так сразу сформулировать точно, — признался Марлок. — Что-то смутное крутится в голове. Но сложности с прошлым, я уверен, будут, возможно, нешуточные…

Глава VII ВСЕ ТЕ ЖЕ ЛЬДЫ, ОБРЮЗГШИЕ МОРЖИ…

Небольшой зал (резные дубовые панели по стенам, высокое окно, вернее, ало-сине-белый витраж из приятных для глаза узоров) служил для совещаний в узком кругу, а потому там стояло всего три ряда удобных мягких кресел, по семь в каждом (семерка здесь считалась «счастливым числом», а три семерки — «Благоприятным сочетанием»). Занято было менее половины из них: Яна, Канцлер, Сварог, лорд Галан, лорд Финеас, глава Кабинета императрицы и шеф его спецслужбы, профессор Марлок, директор Магистериума, не столь уж и пожилой человек с красивой проседью на висках. И, наконец, главный объект интереса Сварога — академик Уртало, директор Института A-физики Магистериума, корифей и светило означенной науки. Сварог специально занял кресло, откуда мог наилучшим образом разглядывать его краем глаза.

Корифей был импозантен, вальяжен и внушителен. Хотя ему недавно стукнуло шестьсот, выглядел он моложе, как все пожилые и старые лары. Пластическая хирургия (пользовавшаяся не скальпелями, а какой-то сложной аппаратурой) здесь достигла больших высот. Так что крайне мало было морщин, вовсе не было вторых подбородков, отвислых щек, дряблой кожи. Медальный, как писали классики о совсем другом человеке, профиль, красивое массивное лицо с решительным подбородком и уложенной волнами седой шевелюрой. Сварог совсем недавно просмотрел его обстоятельное досье. Волевой, жесткий, обладатель цепкого ума, бесспорный талант. Что до частной жизни — гурман, держит повара, самолично готовящего еду, состряпанной магическим путем никогда не пользуется, знаток хороших вин и келимасов. До сих пор крутит отнюдь не платонические романчики с красивыми студентками Лицея. Канилла как-то призналась под настроение: еще на первом курсе корифей чуть ли не открытым текстом стал завлекать ее в постель. Однако она, как многие ее ровесницы, накопила немалый теоретический опыт (и любила довольно прозрачно намекать подругам, что уже испытала иные взрослые радости жизни во всем их многообразии), но опыт практический равнялся нулю (если не считать легких шалостей со сверстниками). Так что она попросту легонько испугалась и взаимностью академику не ответила. Сварог подозревал, что корифей ее выставил из Лицея не только за дерзость после того случая с взорвавшейся лабораторией, но и за несговорчивость.

На фоне окружающих академик смотрелся сущим павлином. Все пришли в обычной одежде, один корифей появился в парадном академическом мундире, расшитом спереди золотыми листьями неведомого растения от ворота до подола, достигавшего колен сюртука. При всех регалиях: шесть имперских орденов, шесть Золотых Колб в золотом круге. Золотая Колба, высшая награда Ученого Сообщества, объединявшего ученых Магистериума и Техниона, а также их сильванских филиалов, вдобавок тех научных сотрудников других учреждений, что получили хотя бы первую ученую степень, — а магистрами было добрых три четверти ученой братии, три золотых шейных медали — в честь коронации дедушки Яны, ее отца и ее самой. Подобные совещания вовсе не требовали являться при полном параде — так что у невольно выступившего в роли новогодней елки академика вид был хотя и пышный, но на фоне остальных — чуточку смешной. Походило на то, что здесь имела место некая интрига — Сварог несколько раз перехватывал полные веселой иронии и, пожалуй что, легкого злорадства взгляды, которые украдкой бросал на корифея директор Магистериума. Он знал из досье, что эти двое, будь такая возможность, с превеликим удовольствием загрызли бы друг друга насмерть.

Корифей давненько уже копал под директора, стремясьспихнуть его и занять его место, — но тот, будучи, собственно, не ученым, а крупным администратором, не давал себя сожрать так просто (как успешно отбивал покушения академика на свое кресло Председатель Ученого Сообщества). Весьма возможно, что именно директор (вряд ли самолично) уверил Уртало, будто совещание будет из разряда тех, что требуют полного парада, и тот повелся, выставив себя в нелепом виде. Как и в политике, ученые интриганы пользуются любой возможностью насолить врагу, пусть и по мелочам…

Вот уже минут пять стояло молчание — Канцлер, как догадался Сварог, держал паузу, словно опытный актер, легонько подогревая интерес у непосвященных (каковыми здесь были только оба ученых мужа). Военных и командира Серебряной Бригады не пригласили оттого, что никто до сих пор не представлял, какие, собственно, задачи перед ними ставить.

Восемь минут… Поскольку Яна пока что не произнесла ни слова, согласно этикету полагалось молчать и остальным, воздерживаясь от разговоров меж собой. Ага! Канцлер встал, повернулся лицом к невеликой аудитории, поклонился Яне:

— Ваше величество, милорды… Нынешнее совещание касается чисто научных вопросов, точнее говоря, некоего открытия, которое может привести и к отрицательным последствиям. В научных вопросах я себя не чувствую достаточно компетентным, поэтому передам слово лицу компетентному, вдобавок автору открытия. Заместитель начальника сектора A-физики научного отдела девятого стола Кабинета императрицы, лейтенант гвардии Канилла, графиня Дегро.

Должно быть, он подал какой-то сигнал — невысокая дверь у дальней стены распахнулась, и энергичной походкой вошла Канилла. Она тоже была великолепна. Парадный мундир девятого стола, на сей раз не безбожно зауженный, а нормального покроя (прямой приказ Сварога именно так и одеться), на плечах знаки различия, прямоугольники из витого золотого шнура с восьмиконечной звездочкой посередине каждого (это еще были не полноценные погоны, но Сварог намеревался вскоре ввести настоящие — как-то тосковала по ним душа, а здешняя армия погон не знала ни за облаками, ни на земле). Общегвардейский шеврон на левом предплечье, белоснежные сапоги (старое гвардейское пижонство вне строя), красивый золотой знак «За заслуги» (Сварог их учредил недавно, трех степеней), на златотканом поясе — красивый кортик, сработанный опять-таки по эскизам Сварога (в гвардии новинкой заинтересовались самым живейшим образом и сейчас вместо парадных мечей срочно разрабатывали свои варианты кортиков, каждому полку — особый).

Волосы заплетены в высокую строгую косу, весь облик насквозь деловой, как и надлежит. Канилла прищелкнула каблуками, сделала короткий офицерский поклон. Ухмыляясь про себя во весь рот, Сварог неотрывно наблюдал за академиком.

Ну конечно, челюсть у него не отвалилась — ученые интриги требуют не меньше искусства владеть лицом, нежели практические. Но все равно видно было, что корифея проняло всерьез. Никак не ожидал увидеть вышвырнутою им из Лицея соплячку в такой роли. «Подожди, сволочь старая, — ласково подумал Сварог, — это только присказка, сказка будет впереди…»

Сделав два шага вправо, к стене, Канилла остановилась у лакированного стола из темного дерева со стоящим на нем компьютером, включила его — на стене зажегся экран от пола до потолка. Наверняка она несколько раз прорепетировала свое выступление, возможно, и перед зеркалом — говорила гладко, четко, со скупыми жестами, слишком отточенными, чтобы быть импровизацией. Рассказывала, как с помощью захваченной у обосновавшихся в Горроте заговорщиков аппаратуры обнаружила идущее из Нериады излучение «третьего ручейка», или «третьей точки Кондери» и убедилась в его искуственном происхождении. О «тарелочках» (и о камнях-компьютерах) она умолчала совершенно, потому, что ученым мужам (по общему мнению начальников спецслужб, Канцлера и Марлока) рановато было знать такие секреты. Ни словечком не упомянула о том, что первым поток с Нериады обнаружил именно Сварог — потому что это было сделано в насквозь ненаучной обстановке, и заправлял «экспериментом» не дипломированный служитель науки, а неграмотный ратагайский шаман. Таким образом, первооткрывателем представала именно она — но Сварог вовсе не собирался бороться за свой приоритет и ничуть не сердился, что лавры первопроходца достались не ему, наоборот — именно он и набрасывал черновик доклада, а Канилла добавила лишь чисто научные детали. Тактика, знакомая еще по прежней жизни: не было никакого Сварога ни на километр, ни на лигу вокруг, а кто станет утверждать обратное, тому померещилось… Вот уж к чему он не стремился, так это к научным лаврам первооткрывателя.

Время от времени Канилла иллюстрировала на экране свой рассказ формулами, диаграммами, схемами, графиками и прочей премудростью. Порой на пару минут переходила на высокопробную научную феню, из которой все присутствующие, кроме трех ученых, понимали лишь отдельные слова, и то не всегда. Однако (опять-таки по совету Сварога) постаралась ограничиться необходимым минимумом ученой тарабарщины.

Экран погас.

— У меня все, ваше величество, милорды, — сказала Канилла.

— Может быть, у кого-нибудь будут вопросы? — громко осведомился Канцлер. Подождав с полминуты в молчании, благосклонно кивнул: — Вы можете идти, лейтенант.

Вновь прищелкнув каблуками и коротко поклонившись, Канилла четко повернулась через левое плечо (не пропали даром труды коменданта, констатировал Сварог), приставила ногу и той же энергичной походкой удалилась. Канцлер сказал:

— Ваше величество, милорды, прошу приготовиться к перемещению мебели…

Впервые столкнувшийся с этим явлением Сварог тем не менее проворно оторвал подошвы от пола, уперев ноги на специальную приступочку под сиденьем. Кресла пришли в движение — пустые отъезжали к стенам, те, в которых сидели люди, перемещались в центр зала, образуя незамкнутый круг — доклад кончился, начиналось совещание.

Довольно быстро круг установился. Канцлер сказал:

— Итак, господа, вы всё слышали. Могу добавить лишь, что по моей просьбе Технион проверил сделанные лейтенантом Дегро исследования и убедился как в их достоверности, так и полном отсутствии ошибок. Нет никаких сомнений: поток с Нериады существует в реальности, и происхождение у него — искусственное. Проблема, как легко догадаться, требует принятия неотложных и решительных мер. В значительной степени меры эти будут принимать спецслужбы, их руководители уже подали соответствующие проекты, поэтому не вижу смысла заслушивать их сейчас. Однако свой вклад, как вы понимаете, должны внести и научные учреждения. Профессор Марлок уже представил проект мер, которые Технион намерен предпринять. Очередь за Магистериумом. Господин директор, господин академик, вы можете вкратце изложить первые наметки? Чем конкретно нам в данной, не самой простой ситуации может помочь Магистериум?

Оба научных сановника молчали, словно застигнутые за курением младшие школьники. В конце концов директор с убитым видом легонько пожал плечами:

— Не располагая нужной аппаратурой и специалистами…

Упершись в Сварога тяжелым неприязненным взглядом, академик Уртало, не изменив невозмутимого выражения лица, сказал:

— К сожалению, часть изъятой в Горроте аппаратуры забрал к себе не только Технион, но и почему-то лорд Сварог…

— Полагаю, я правильно понял, господа? — спросил Канцлер. — Вы в состоянии оказать любую потребную помощь, но не раньше, чем вас снабдят нужной аппаратурой и дадут консультацию специалистов со стороны? А сами вы, называя вещи своими именами, бессильны что-либо предпринять? Судя по вашему молчанию, так и обстоит…

Мысленно Сварог ему поаплодировал: это и называется — грязным лаптем да по блудливой роже… И сказал нейтральным дипломатическим тоном:

— Позвольте мне? Признаться, мне не вполне понятно, почему господин академик употребил в мой адрес слово «почему-то». В каждой спецслужбе Империи существуют научно-исследовательские отделы, а потому я организовал такой и в девятом столе. Впрочем… Я могу ответить, почему попросил предоставить часть аппаратуры мне. Простите, господин директор, господин академик, но у вас попросту нет специалистов, способных грамотно работать с «точками Кондери», — он сделал продуманную паузу и тем же нейтральным тоном нанес удар: — Собственно… специалисты у вас были. Двое. Однако они, как бы это сформулировать, работали частным порядком, иначе говоря, обеспечивали связь засевших в Горроте заговорщиков со своими сообщниками здесь, у нас. Местонахождение обоих, думаю, вам известно. Боюсь, в ближайшее время в Магистериум они не вернутся… Так вот, у меня как раз есть нужные специалисты. Трое. Потому я и попросил часть аппаратуры, на что, легко догадаться, получил санкцию вышестоящих инстанций. Разумеется, я всецело готов к сотрудничеству. Ситуация требует самой тесной консолидации сил. В любой момент, когда вам будет удобнее, к вам прилетит лейтенант Дегро, передаст чертежи и схемы, по которым вы в сжатые сроки создадите нужную аппаратуру. Она же даст все необходимые консультации, сколько бы времени это ни отняло. Вам остается лишь назначить время.

Уставившийся на него исподлобья Уртало спросил, явно прилагая нешуточные усилия, чтобы выглядеть невозмутимым:

— Лорд Сварог, у вас не найдется более опытного специалиста? Простите великодушно, но лейтенант Дегро мне представляется чересчур юной для столь серьезной миссии. К тому же она не имеет должного образования.

— Юность — это недостаток, который с годами проходит, — отпарировал Сварог. — Что до недостатка образования, ей это ничуть не помешало сделать открытие, которого почему-то не сделали люди с должным образованием и учеными степенями. Так уж сложилось, что именно лейтенант Дегро является сейчас самым компетентным специалистом из трех у меня имеющихся. Ее доклад не вызвал ни вопросов, ни принципиальных возражений, а ее работа полностью одобрена Технионом. Не вижу причин посылать к вам кого-то другого. Или вы все же намерены возражать? Не могу настаивать, это вне моей компетенции…

— Господин директор, господин академик… — сказала Яна тем самым тоном, что и здесь, и на земле считается явным признаком монаршего неудовольствия. — Я не вполне понимаю вашу позицию… которая мне, прямо скажу, не нравится. Ситуация сложная и откровенно опасная: непонятно откуда взявшийся источник искусственного излучения на Нериаде… Нужно собрать все силы в единый кулак… но вы, такое у меня создалось впечатление, противитесь визиту самого компетентного на сегодняшний день специалиста? Я правильно поняла?

Ее взгляд был полон холодного, рассудочного монаршего гнева — ничуть не наигранного. Директор, явно пребывая в некотором расстройстве чувств, промямлил:

— Ну что вы, ваше величество… Как можно противиться в такой ситуации? Разумеется, мы готовы к визиту лейтенанта Дегро и хотим, чтобы он состоялся как можно скорее…

— Господин академик? — подняла бровь Яна.

Уртало, державшийся гораздо лучше директора, сказал:

— Мне остается лишь присоединиться к господину директору…

«Интересно, — подумал Сварог, глядя на обоих дружелюбно, — кто из вас двоих, стервецы, в результате этой конфузии получит дополнительные очки в вашей долгой потаенной драке?» И сказал:

— В таком случае, давайте обговорим сроки. Хотя, минуточку. Мне кажется, кое-какая аппаратура у вас все-таки есть. Те двое заговорщиков использовали, как я помню из материалов расследования, аппаратные Магистериума? Если их аппаратура годилась для работы с «пятой точкой», быть может, она сгодится и для исследования «третьей»? Пока вы не смонтируете согласно консультациям лейтенанта Дегро новую?

— Обе аппаратные опечатаны, аппаратура законсервирована, — хмуро сообщил академик.

— Это долго — расконсервировать? — спросил Сварог с деловитым видом.

— Неполный рабочий день, — радостно сказал директор.

— А чьи печати? — спросил Сварог.

Устало усмехнулся уголком рта:

— Восьмого департамента Канцелярии земных дел…

— Я сразу же после окончания совещания распоряжусь их снять, — заверил Сварог.

«Вот так, научный ты барин, — подумал он, с той же дружелюбной, открытой улыбкой глядя на господина академика. — Прилетит девчонка, которую ты когда-то крупно обидел, и будет учить тебя, корифея, A-физике. Никак не скажешь, что это мелкая месть…»

Однако, покидая главное здание Кабинета Канцлера минут двадцать спустя, Сварог пребывал отнюдь не в самом лучшем расположении духа. Конечно, Канилла получит нешуточную моральную сатисфакцию. Конечно, здорово, что Магистериум еще раз чувствительно макнули мордой в грязь. Однако все это нисколечко не поможет решить главную проблему.

Но где же Полюс, где же Полюс, где же?

А если без красивостей — где источник, из которого распространяются по Талару каменные поделки непонятного назначения? На него до сих пор не вышли сбившиеся с ног сыщики и агенты. Не один посредник взят под колпак, но их контактов с источником пока что не проследили. Интагар предполагает: их пока что и не было за ненадобностью. Всего неделю назад, говорил он, посредники получили довольно крупную партию «тарелочек» и подвесок и не скоро ее переварят. Им пока что не нужен источник, как и они — ему. Остается ждать у моря погоды.

Как там писала Екатерина Вторая по поводу Пугачева? «Противу злодея наряжена такая армия, что едва ли не страшна соседям была». Примерно то же самое можно сказать и сейчас. Подняты на ноги все спецслужбы империи и тайная полиция всех подвластных Сварогу королевств — и ей готовы оказать любое содействие все разведки и контрразведки. Имперская армия и Серебряная Бригада готовы по первому сигналу сыграть боевую тревогу и выставить армаду, способную разнести при необходимости Нериаду в пыль…

Вот только неизвестно, куда наносить удар, и кто ему должен подвергнуться…

Он угрюмо подумал: если такое положение затянется, придется применять уже не единожды испытанный на практике метод. Брать все же кого-то из посредников. И вскоре посредник узнает, что в его доме произошел пожар, найдены обугленные трупы — и один из них может оказаться его собственным, в зависимости от степени искренности. В божедомках хватает неопознанных, никому не нужных трупов, которые ничего не стоит забрать для оперативных надобностей. Тамошние служители охотно всех до единого отдадут, чтобы избавить себя от лишних хлопот. Метод этот несколько раз применялся на памяти Сварога — и не всегда приносил удачу. Не потому, что подвергнутый такой обработке человек запирался — как правило, никто не запирался, — а оттого, что он не знал того, что стремились узнать допрашивающие. Выявленных посредников немало, и трудно определить, кого из них следует потихоньку изъять. А мало-мальски массовые аресты производить нельзя — можно вспугнуть источник, и он затаится, а то и сменит логово. И с Орком выходить на связь не спешат. Так что топчемся на прежнем месте…

Он зло выдохнул сквозь зубы и пошел к своему браганту, угрюмо мурлыкая под нос:

— Мы будем все мобилизованы,

вдали военный слышен гром.

Войны ботинки зашнурованы

тугим бикфордовым шнуром…

ЭПИЛОГ

Заложив руки за спину, Сварог стоял у длинного некрашеного стола и задумчиво разглядывал выложенные в аккуратные линии две дюжины образцов — продолговатые куски разноцветного гранита размером примерно в два кулака. Выглядели они все одинаково: камень не тронут резцом, только один из торцов аккуратно срезан и отшлифован. Торопиться не следовало, нужно было хорошо присмотреться, прежде чем сделать выбор.

Мэтр Самой стоял рядом и терпеливо ждал. Сварогу он понравился: во-первых, видел его работы — памятники и скульптуры, во-вторых, у мастера не было и капли льстивости, он и с королем держался со спокойным достоинством знающего себе цену человека. Здоровенный могучий мужик на голову выше Сварога и изрядно шире в плечах, с короткой, но густой черной бородой и аккуратно подстриженными волосами без единой ниточки седины — хотя у многих в таком возрасте она появляется. Что ж, ничего удивительного в таком телосложении нет: это поэт или художник, чьи орудия труда — стилос и кисть, могут быть субтильными, а скульптор-каменотес как раз и похож больше на портового грузчика, потому что трудится не хуже грузчика, всю жизнь работает долотом и молотком, порой с особенно твердым камнем наподобие гранита…

— Вот этот, — решительно сказал наконец Сварог. — Да, вот этот…

Он взял кусок самого приглянувшегося камня: красный крупнозернистый гранит с многочисленными выступами правильной шарообразной формы, окруженными зелеными кольцами. Спросил:

— Как на ваш взгляд, мэтр? Вы разбираетесь в таких вещах гораздо лучше…

— Ваше величество, это должен быть памятник людям гражданским или военным?

— Военным, — глухо сказал Сварог, чувствуя, как лицо стягивает холодом. — Геройски погибшим военным…

— В таком случае, государь, вы сделали верный выбор. Цвет символизирует пролитую кровь…

— Сколько ей еще литься? — произнес Сварог едва ли не шепотом.

Могучий скульптор его тем не менее услышал. И сказал:

— Наверное, до скончания времен, государь…

— Боюсь, так и обстоит… — медленно произнес Сварог. — Ладно, давайте о деле. Где залегает такой гранит, как выломать подходящую глыбу, как доставить — все это меня не интересует. Вы ведь обычно это делаете сами и знаете в этом толк?

— Конечно.

— Расходы вас заботить не должны, — сказал Сварог. — Сколько б ни понадобилось денег, они будут. К вам сегодня же приедет человек от меня, познакомитесь, он будет следить, чтобы не было никаких заминок, и вам, если понадобится, оказывалось любое содействие. Оно ведь вам может понадобиться?

— По совести говоря, да, ваше величество. Порой случаются разные досадные помехи: чиновники вымогают взятки, бывают хлопоты с дорожными пошлинами, судовладельцами, да мало ли…

— Не будет ни помех, ни хлопот, — жестко сказал Сварог. — Человек этот не в богадельне служит… Теперь — о том, что должно быть изображено. — Он коснулся указательным пальцем отшлифованного гранита: — Вот здесь, сверху — орел из чистого золота, классический акилла из военной геральдики. Тут необходим ювелир. Вы решали и такие дела? Отлично. На остальном пространстве — шесть сломанных мечей. Композицию продумайте сами, сделайте несколько вариантов, я потом посмотрю и выберу. И… И все.

— А надписи, ваше величество? Их не будет?

— Нет, — сказал Сварог. — Хотя, подождите… (он вспомнил дев с герба Якова Вилимовича Брюса). Надпись будет внизу совсем короткая. МЫ — БЫЛИ! Дайте мне знать, когда будут готовы эскизы. Никакой спешки, лишь бы получилось хорошо…

Он кивнул мэтру и неторопливо вышел из мастерской, разместившейся в уютном, тихом переулке, где стояли лишь солидные склады, так что шум никому не мешал (камнерезное ремесло — дело шумное). Охрана уже взлетела в седла, Барута подал ему поводья, и в ясном безоблачном небе светило солнце. Знак ликтору — и тот первым сорвался с места. Сварог прыгнул в седло и дал коню шенкеля. Крупной рысью выехав из переулочка на широкую, мощенную тесаным камнем улицу, поднял рыжего ратагайского жеребца в галоп. Ликтор скакал далеко впереди, хриплый рев его бронзовой буцины расшвыривал к тротуарам экипажи и всадников, подковы слаженно гремели по мостовой, и понемногу Сварогу стало казаться, что он несется к какой-то цели, что она у него есть вот сию минуту, и вскоре она будет достигнута, и придет победа, и смерти нет…

Но где же Полюс?

Красноярск, 2016

13. Радиант

Смотрите, я иду на вас в полный рост.

Александр Зиновьев

Никто и не мог предположить, что именно так все обернется на Нериаде. Всего-то и планировалось дня за два воспроизвести операцию «Невод». Хотя, конечно, всегда есть шанс, что события встречи с Великим Зодчим могут повториться…

Но чтобы получить благодарность самого Великого Мастера?.. Сварог такого уж точно не ожидал.

Глава I О СМЕРТИ И ЖИЗНИ

Действительно, прогалина оказалась столь маленькой, что обычный самолет здесь ни за что не сел бы – только замаскированная под него вимана. Более подходящей не виделось лиг на двадцать вокруг, Сварог в этом убедился, подлетая.

Аккуратно посадив виману, он выключил двигатель. Вокруг оставалось свободного места уардов на пять, не больше. Он еще не успел встать с кресла, как один из его людей распахнул дверцу и проворно выставил легкую лесенку. Сварог спустился и направился прямиком к стоящему у крайних сосен Гаржаку. Понадобилось всего-то четыре шага – Сварог зачем-то подсчитал их машинально. Гаржак понурил голову, он выглядел подавленным. Сварог впервые видел его таким, обычно граф, несмотря на все невзгоды и удары судьбы, шагал по жизни со своей знаменитой хищной улыбочкой, пусть и наигранной порой.

Гаржак стоял без шляпы, волосы всклокочены, на левой щеке три длинных царапины, уже подсохших, одежда перепачкана смолой, порвана кое-где. Но не похоже, с радостью отметил Сварог, что он ранен.

– Докладывайте, – распорядился он бесстрастно.

Не поднимая глаз, Гаржак начал:

– Я ничего не мог сделать, кроме… У меня не было приказа брать их непременно живыми… да и будь такой приказ, я бы его не смог выполнить, нас наверняка в минуту перебили бы всех до одного… Иначе не получилось бы, только так…

– Бросьте, – сказал Сварог, ободряюще положив ему руку на плечо. – Вас не в чем упрекнуть, совершенно. Виноват один я. Мне следовало просчитать все варианты… и вместо вас послать других, вооруженных как раз для такого оборота дел… Так что вы не виноваты, мое слово. Давайте о подробностях.

Гаржак поднял на него глаза, полные ярости и боли:

– Здесь мы никак не рассчитывали их встретить. Мы ехали в Каранталь – это такая деревушка лигах в пятнадцати на полуночный восход. После того как их первый раз заметили в этих местах, я посадил людей деревнях в десяти. Как раз из Каранталя прискакал человек и доложил, что они там у одного из местных живут самое малое два дня. Ну, обычное дело для здешних мест: еще один охотник со спутницей, ничего интересного, даже скучно… Мы и поехали в Каранталь очередной звериной тропой, их тут превеликое множество. Сам не знаю почему, но я выслал двоих парней на разведку, вперед. Как толкнуло что-то. Они их и заметили. Оба спокойно ехали верхом, никого больше с ними не было. Ну, я и выбрал единственный возможный вариант. Мы их окружили. Незамеченными остаться ни за что бы не смогли – полян там нет, но долго тянется редколесье. Показалось, все будет просто: нас – двенадцать, их двое, кони у нас не хуже, да к тому же у всех арканы и боласы… Я крикнул, чтобы они спешились и сдавались. Они буквально в нескольку секунд оценили обстановку. И наверняка поняли, что бегством не спастись – мы их окружили довольно плотно, кое-кто из парней уже держал арканы наготове… И тут они открыли огонь, оба. Какие-то синие молнии, бьющие с шумным, поганым таким свистом… Никаких видимых повреждений – но люди и кони падали замертво. Я, конечно, по часам не засекал, но впечатление такое, что не прошло и квадранса минуты, как они выкосили шесть человек и еще под двумя убили лошадей. Продолжайся это чуть дольше, они бы нас положили всех до одного. Я скомандовал стрелять… – он, видимо, перехватил взгляд Сварога, натянуто усмехнулся. – Ничего страшного, ваше величество. Когда засверкали эти чертовы молнии и люди с лошадьми стали падать, сиганул прямо с седла за хороший такой куст, густой и большой, а он был из колючих, так что царапнуло немного… Пустяки. Коня они моего они убили, а меня не успели, зато я успел по нему два раза пальнуть. И попал… Ваше величество, ничего нельзя было сделать…

– Я же сказал: виноват один я, – сухо бросил Сварог. – Хозяина дома, где они укрывались, взяли?

– Успели. Без всяких сюрпризов вроде этого… – он показал себе за плечо большим пальцем. – По первому впечатлению – самый обычный здешний житель, из местных шустряков. Браконьерство и контрабанда по мелочам, за хорошую денежку спрячет тех, кому нужно спрятаться, и все такое… В доме не нашли ровным счетом ничего интересного, только дорожные сумы с обычными для охотников вещами…

– Ребенок?

– Никто его не видел. Они приехали без ребенка, без спутников. Но зачем-то же они обосновались именно здесь, должно что-то быть, не просто так…

– Пожалуй, – кивнул Сварог. – До горротской границы не будет и полусотни лиг, может, они с кем-то должны были встретиться. Вы оставили засаду в Карантале?

– Конечно. Вообще, мы там постарались не шуметь и уж тем более не показывать, кто мы такие. Обставили все так, будто это – очередная разборка меж шустряками. Такое у подобного народа не так уж редко случается, окружающие, по старой традиции, носа не суют и притворяются, будто ничего не видели и не слышали. Если кто-то придет, сграбастают…

– А если придет кто-то вроде них? – задумчиво сказал Сварог. – Я, пожалуй что, добавлю к вашим людям парочку своих, мы это попозже обговорим…

Он оглянулся. Семеро прилетевших с ним стояли у лесенки с выжидательно терпеливым видом, свойственным опытным агентам. Двое с длинными металлическими шестами, повыше человеческого роста, которые они держали, как копья, двое с пустыми руками, у троих на плечах – объемистые сумки с кое-какой аппаратурой.

– Шесть из двенадцати, – сказал Гаржак, глядя в сторону. – Таких потерь у меня еще не было. Отличные были ребята, не первый год знал, у половины дети остались…

Ощутив жгучее чувство вины (ничуть не мнимой), Сварог веско сказал:

– О близких и о семьях позаботимся.

Гаржак молча склонил голову. На душе у Сварога было мерзко – любой ливень королевских милостей, любые посмертные почести, ордена и монументы никогда и никого еще не вернули… Старая истина, но всякий раз погано на душе…

– Ну что ж, пойдемте, – сказал он, обернулся к своим и выразительно дернул подбородком.

Гаржак пошел первым меж могучих сосен, обходя самые непролазные заросли кустарника и папоротников выше человеческого роста, равнодушно сшибая крупные грибы, которых в другое время непременно стоило бы набрать пару-тройку корзин – отец Гриук умел их готовить лучше дворцовых поваров. Вскоре, уардов через двести, и точно, потянулось редколесье, где и конным проехать очень легко, и засады не устроишь: заметят тебя издали, и следить за кем-то, оставаясь незаметным, не получится.

Вскоре Сварог увидел первую мертвую лошадь – действительно никаких видимых повреждений… И еще несколько… Они оказались на чем-то вроде прогалины – но все же поросшей деревьями так, что и вимана не опустилась бы. Кучка людей стояла в стороне, держа под уздцы коней. Чуть левее протянулся аккуратный рядок, при виде которого вновь защемило сердце: шесть продолговатых предметов, прикрытых короткими плащами, из-под которых виднелись сапоги.

Завидев Сварога, пятеро сорвали каталаны и поклонились. Коротко кивнув им, Сварог подошел к двум телам, лежавшим почти бок о бок возле мертвых лошадей, – вот эти двое, сразу видно, убиты пулями…

Почуялся резкий запах пороховой гари – скорее всего, показалось, все произошло часа два назад, любой пороховой дым давно развеяло бы…

Он стоял над ними с застывшим лицом. Лица Стахора он не видел, того пули швырнули ничком (да, вот и четыре следа от них на спине), руки под грудью, ноги поджаты, словно он собирался куда-то прыгнуть в свой последний миг. Эгле лежала навзничь – три пули в грудь, лицо не задето, на нем так и застыла яростная решимость. В откинутой правой руке так и зажат небольшой, никогда раньше не виденный предмет: черная гнутая рукоять, вместо ствола – толстая серебристая спираль. Одеждой ничем не отличаются от местных: зеленые костюмы, высокие сапоги, охотничьи ножи на поясах, тут же валяются каталаны с окаймляющими тулью ожерельями из звериных зубов – Сварог не стал присматриваться чьих.

Не было ни сожаления, ни сочувствия, ни чувства вины. Если уж откровенно, только облегчение от того, что разрешалась еще одна проблема, способная стать крайне серьезной из-за своей загадочности: неизвестно было, чего следует ожидать, абсолютно неизвестно.

И, как случается в таких вот ситуациях – что-то вроде тоскливой усталости и легкой злобы на жизнь за то, что она именно такова и другой никогда не станет…

– Давайте, – кивнул он своим.

Ни единого вопроса не последовало – все обговорили заранее. Работа началась: из мертвых рук со всеми предосторожностями вынули неизвестное оружие и упаковали в надежные контейнеры, металлические шесты в два счета превратили в носилки (Марлок настаивал, чтобы тела скрупулезно исследовали, учитывая, что Стахор и Эгле облагали кое-какими странными способностями), двое с приборами принялись обследовать деревья и трупы – следовало на всякий случай поискать и следы, какие оружие оставило – если оставило). Сварог, без которого, в общем, все и так крутилось, как часовой механизм, постоял немного, потом, отшвырнув сигарету, подошел к пятерым оставшимся в живых. Те подтянулись на военный манер. Как и Гаржак, они выглядели понурыми и подавленными, но ни у кого Сварог не увидел признаков сломленности, и это было хорошо. Твердые ребята, пусть и с пятнышками на биографиях. С двумя он встречался лично во время инструктажа перед очередной операцией, а об остальных знал немало, как и обо всех людях Гаржака. В подобной ситуации людей просто необходимо подбодрить, заверить, что они старались не зря. А потери всегда были и всегда будут…

– Молодцы, ребята, – сказал он, переводя с одного на другого один из сугубо королевских взглядов. – Сделали все, что могли, большего от человека и требовать невозможно…

Лица у них стали теми, каких он и ожидал. Великое все-таки дело – похвала Главнокомандующего, как бы он ни именовался. Тот, что стоит справа, брюнет с ястребиным носом, чуть повел головой в сторону покрытых плащами и сказал ничуть не робко:

– Похоронить бы как следует, Ваше величество…

Правильные были парни.

– Уж это непременно, – сказал Сварог. – Сейчас прилетит второй самолет, заберет всех, я распоряжусь, чтобы сделано было все, что надлежит…

Монументов, конечно, не будет, подумал он – людям этой профессии их не ставят. Наград тоже не будет – не по скупердяйству, а оттого, что эти парни ни при какой погоде не романтики, подобная мишура им абсолютно не нужна, предпочитают брать деньгами. А в общем, как не раз уже было думано-передумано, итог как итог. Не хуже и не лучше многих других…

…Сварог Барг, король королей и прочая, и прочая, пребывал в Малом кабинете. Поместился в кресле, в позе, не вполне приличествующей королю: вытянув ноги, едва не съехав с кресла седалищем, закинув руки за голову. К счастью, свидетелей столь вопиющего нарушения этикета не имелось. А вот повод расслабиться имелся нешуточный.

Над входом в «королевскую половину» с утра висел узкий, золотистого цвета прапорец с тремя плетеными косицами – знак, что король на сегодня изволил быть свободным от всех текущих дел, так что беспокоить его не следует (что, естественно, не касалось всех причастных к спецслужбам). Сварог давно уже с живейшим интересом поглядывал на изящный шкафчик с запасом лучшего спиртного – но лень было вставать.

Он и в самом деле провернул нешуточную работу – ну, не один, конечно, сплошь и рядом с многочисленными помощниками, однако мотором всего предприятия был именно он…

На девственно чистом столе перед ним лежали только три стопы бумаг – долго готовившиеся, но доведенные наконец до ума проекты – и каждую стопу венчал королевский указ, по всем правилам подписанный золотыми чернилами, припечатанный Большой королевский печатью и украшенный двумя подвесными на витых шнурках из золотой канители.

Одну из них назвать стопой можно было из чистой вежливости – не считая указа, там имелось всего-то три листочка, после обнародования которых герольдами крестьяне возрадуются, а благородное дворянство немного закручинится – но это уже его проблемы…

Сим указом Сварог отменял одну из старых привилегий сеньоров – согласно которой крестьяне могли печь хлеб исключительно на господских пекарнях. Далеко не самая важная привилегия – но дворянство за нее держалось, как за все прочие, а крестьяне, соответственно, терпеть не могли, это им обходилось в год в нешуточную копеечку – этакий исполнительный налог. Повинность эта не раз становилась не главной, но серьезной причиной крестьянских мятежей и всегда вносилась в список требований (если таковой составлялся).

Вот так я вас, подумал Сварог, – буду гуманно рубить кошке хвост по частям. А там еще одно послабление, и еще. В меру, конечно, не увлекаясь чересчур, не пробуя с маху развалить тысячелетиями вертевшиеся механизмы…

Собственно, хватило бы и одного-единственного листочка – но пришлось присовокупить еще парочку, где Лемар со свойственным ему изяществом и краснобайством обосновывал очередное мудрое решение короля. Проглотят, подумал Сварог. Это все же не покушение на основы, перетерпят, поворчат и привыкнут – конечно, как порой бывает, может вынырнуть псих с кинжалом, но не будет ни общего возмущения, ни рокошей – ну, разве что дернутся провинциальные романтики вроде графа Сезара. Вот, кстати. Нужно будет еще продумать указ об отмене рокошей, чересчур уж архаичного пережитка, во времена регулярных армий, самолетов и пушек казавшегося дурной комедией.

Вторая стопа – толщиной с широкую мужскую ладонь. Указ об учреждении Сословия Огненного Колеса, над которым давно уже работали герцог Брейсингем и его советники. Все проработано и прописано до мелочей: права и обязанности, особые плащи, отличительные знаки, головные уборы. Объединяет всех инженеров, работающих с паровыми машинами, электричеством (оно хоть и в зачаточном состоянии, но кое-где применяется), паровозами и пароходами, рудниками и фабриками – одним словом, со всеми здешними передовыми технологиями. На базе всех технических училищ (пусть они здесь и называются иначе) будет создан Университет «Огненное Колесо». А рядовые мастера и те, кого можно назвать техниками, для поднятия престижа переводятся из Железной гильдии в Серебряную, приписываются к Кораблестроителям. В списке Сословий новое отныне стоит на третьем месте – что непременно привлечет туда дворян и отпрысков других Сословий, среди них немало светлых голов.

Сварог удовлетворенно потянулся, еще раз смерив взглядом толщину стопы – все же неплохая работа проделана…

А вот третья, хотя и в полтора раза толще, особой радости не вызывала – поскольку являла собой исключительно сладкий пряник для благородного дворянства – одной рукой что-то отнимаем, другой даем…

Указ о возобновлении регулярных рыцарских турниров, прекратившихся лет четыреста назад – о чем дворянство до сих пор сожалеет. Четыре больших турнира в год – три по отдельным королевствам, четвертый, выражаясь спортивным языком, финальный. На каждом, кроме главного приза, традиционно имелось еще с полдюжины второстепенных, но тоже престижных – скажем, за трех подряд соперников, выбитых из седел, или победу в стрельбе из лука.

Вот это их проймет до глубины души, моментально забудут и о «пекарной» привилегии, и о парочке других, которые Сварог собирался отменить уже в этом году. Наперегонки станут готовиться, дни считать…

В общем-то, сам Сварог никаких трудов и не затратил – всю работу провернули земные герольдмейстеры, старички из имперской Геральдической коллегии, давние и верные союзники Сварога. Конечно, придется многих наградить – а первым в списке поставить графа Дино.

Именно граф, уже давно излечившийся от черной меланхолии касательно личной жизни, едва услышав о проекте, предложил отличную идею: финансисты тоже немного циники, работа такая… В два счета объяснил Сварогу, как сделать турниры не просто благородной потехой, но и постоянным источником дохода для казны…

Должность главного распорядителя турнира испокон веков считалась почетной. Таковой она и останется – но будет привилегией, за которую как главному, так и полудюжине его ближайших помощников придется ежегодно вносить в казну кругленькую сумму. Раскошелятся, как миленькие, – ни за что честолюбцы не платят так дорого, как за всевозможную почетную мишуру. Свой взнос будут платить и участники турнира. Плата будет браться и со зрителей, правда, исключительно мужского пола (сделаем приятное женщинам). Турнирные доспехи предстоит заказывать не где попало, а в строго определенных мастерских, принадлежащих опять-таки короне. То же касается и оружия. Налог с торговцев, которые всегда кишели на турнирах. Школы выездки турнирных могучих лошадей – в руках казны. Общий итог получался довольно впечатляющим – а в Трех Королевствах деньги нужны постоянно, их там вечно не хватает… А что же вы хотели, господа мои? За развлечения, особенно сопряженные с получением почетных званий, надо платить…

Хорошо бы еще ввести для участников обязательное страхование, это добавило бы к ожидаемой прибыли не менее двадцати процентов. Но тут уж ничего не поделаешь: дворяне-с… Страховое дело здесь процветает не первую сотню лет, но для дворянина страховаться столь же позорно, как показаться на людях без шляпы или завести гончарный заводик, не располагая сырьем в своих землях. Купцы страхуют корабли и грузы, склады, магазины, лавки и лавчонки, таверны и все прочее, что только возможно, ремесленники – мастерские, крестьяне побогаче – урожай от плодожорки или засухи, а вот дворянину подобное невместно. Правда, в последнее время появились крамольники, в основном из захудалых, начинают помаленьку страховать дома и те же урожаи, но отношение к ним самое неодобрительное…

И обязательно, как следует обдумав, сделать что-то с дуэлями – совсем запретить не получится, но стоит попытаться оставить несколько самых важных поводов, когда уж честь по-настоящему задета, а превеликое множество пустяковых («лаур, ты кого имел в виду, столь гнусно ухмыляясь?» – поневоле пришло на ум) отменить к чертовой матери.

Стоп, стоп! Это уже дела, и отнюдь не текущие. Так что нужно старательно отвлечься, в кои-то веки выпадает… Может быть, взять Яну и махнуть на денек в Ратагайскую Пушту? Она давно хотела. Но ведь ратагайцы, раньше чем через три дня, не отпустят, иначе получится нешуточный ущерб для чести, по всей степи пойдут пересуды: эти-то, Черные Шапки, гостю уже через день уехать позволили, стыд им и позор, сквалыгам и нарушителям обычаев… И не объяснишь им, что в любой момент могут выдернуть по неотложным делам… Забудем пока.

Он позвонил статс-секретарю, чтобы унес документы и передал указы печатникам. С привычной сноровкой накрыл себе небольшой достархан, опрокинул пузатую чарочку и придвинул к себе одиноко красовавшуюся посреди стола большую картонную коробку для канцелярских бумаг, заменявшую здесь папки. Эмблема тайной полиции, аккуратнейшим писарским почерком выведено: «АССАМБЛЕИ». Вытряхнул из нее на стол с дюжину других, толстых и тоненьких. Это уже были не дела, а чистой воды утоление любопытства – порой бумаги Интагара для этого и служили.

На всех стояла та же эмблема, канцелярским почерком выведено где «Безобидно», где «Заслуживает внимания». Одна папка выделялась из прочих, поперек шла жирно намалеванная красная полоса (с канцелярской точки зрения ничего не означавшая, просто чья-то самодеятельность, чтобы привлечь внимание), и уже не полицейский писарь, а Интагар начертал пониже полосы коряво и размашисто: «Сущая мерзость».

Подумав, Сварог решил, что с мерзости начинать не стоит, ее и так хватает, лучше оставить на потом. Поворошив папки, выбрал одну из безобидных.

Ассамблеями здесь именовалось то, что в Англии назвали бы клубами, а в Советском Союзе – кружками по интересам. Устав, членство, система рекомендаций для гостей и кандидатов…

Больше всего имелось игорных – карты, кости, корут^[13K1], скидель^[13K2]. Примерно в половине играли без ставок, интереса ради, в оставшейся половине – на деньги. От обычных игорных домов Ассамблеи такие отличались тем, что туда не мог попасть посторонний с улицы (а вот шулера, маскируясь под приличных, все же просачивались по чьей-нибудь рекомендации). На всех тех, где игра шла на деньги, стоял давно знакомый Сварогу штампик, заключенный в квадрат глаз, означавший, что агентурное наблюдение за данным заведением ведется, и тихари туда внедрены.

Куда только Интагар ни внедрял агентуру, разве что к монахам из боевых Братств не удавалось – чтобы к ним врасти, нужны годы, да и контрразведка у них своя, о которой известно только то, что она существует…

О причинах появления штампика Сварог догадался и без пояснений – бывали печальные примеры. Члены таких Ассамблей – люди денежные, игра частенько идет по крупной, а среди завсегдатаев хватает чиновников, обремененных государственными тайнами.

Проигравшиеся в пух и прах, без надежды поправить дела ведут себя по-разному: у военных хорошим тоном считается стреляться, а вот цивильные… Иные как раз и пытаются торгануть доверенными им государственными секретами, и не всегда вовремя удается схватить за руку. Были примеры, были. А потому таким заведениям уделяют особое внимание иностранные шпионы – и здесь хватало примеров. Да что там далеко ходить, в те времена, когда Сварог еще не был снольдерским королем, люди того же Интагара из внешней разведки…

Он ухмыльнулся и отложил папку – что было, быльем поросло. Немало Ассамблей (кстати, им всем дают названия, стараясь подбирать покрасивее) по сути своей – те же самые дворовые компании, в которых прошла юность Сварога: гитара, бутылочка, все прочее… Правда, в здешних Ассамблеях собирается «золотая молодежь» обоего пола, дворяне и верхушка Сословий, но суть под любыми звездами одинакова: танцы, флирт, бутылочка-другая, а то и задние комнаты для удобства влюбленных пар. Правда, в том случае, если Ассамблея собирается в чьем-то родительском доме, о бутылочках и задних комнатах и речи быть не может: родители бдят (явно помня собственную молодость), обычно отряжают в надсмотрщицы какую-нибудь пожилую тетушку, и та,якобы прикорнув в углу за своим вязаньем, на деле следит за происходящим не хуже интагаровых сыскарей. Да и лакеи стучат, что им в прямую обязанность вменено. А в общем, предоставлять свой дом для таких вот Ассамблей считается хорошим тоном. В чем наверняка есть немало и от житейской практичности – пусть уж дети, особенно дочки, будут на глазах, чем болтаться по друзьям и подругам. Да и те, у кого дочки на выданье, могут подходящего жениха присмотреть, как это имеет место быть на балах, вообще приглядеться к молодым холостякам…

Те, на чье месячное содержание родители не скупятся, проявляют порой побольше изобретательности. Сварог, перелистывая очередную сводку, не без удивления узнал о двойном дне респектабельного ресторана «Золотой олень», где они с Яной порой ужинали и танцевали – кухня там была хорошая, особенно морская и оркестр неплох. Оказывается, ресторан давным-давно перекупила у хозяина (оставив его управляющим) Ассамблея «Лесной василек» – и трижды в неделю заведение было открыто только для своих. А если учесть, что там был еще и второй этаж с неплохо обставленными комнатами… Правда, никак нельзя сказать, чтобы молодежь так уж погрязла в предосудительных развлечениях – все обстояло довольно прилично, в пределах некой нормы – знали меру…

Чего никак не скажешь о некоторых других Ассамблеях, например о «Парчовой маске». В полном соответствии с названием, члены туда являлись исключительно в масках, полностью скрывавших лицо. Никто никого не знал, и уж там-то развлекались по полной. Тут же имелась справка от начальника внедренных туда агентов, сообщавшая, в чем прикол: «верные» жены и «верные» мужья с безукоризненной репутацией в обществе, о которых самые завзятые сплетники не в силах раскопать ничего дурного, да вдобавок благонравные доченьки титулованный родителей, которых весь окружающий мир полагал образцом добродетели и невинности. Некоторых агентам Интагара все же удалось проследить и опознать. Тут тоже следовало держать ухо востро: еще одно грибное и рыбное местечко для сбора компромата, способное привлечь иностранных шпионов.

Ну, а уж «Молодая лань», которой и посвящена та самая папочка с красной полосой, собственноручно Интагаром подписанная, единственная из всех… Читая, Сварог крутил головой, фыркал, иногда ругался про себя: в конце концов, есть же какие-то пределы светских развлечений. А тут… Не всякий бордель способен конкурировать. Ассамблею создали некий молодой граф с супругой и принимались туда только молодые супружеские пары, на время заседаний, так сказать, Ассамблеи перестававшие быть таковыми. И начиналось…

Он сердито бросил папку на стол, подавив желание вытереть руки носовым платком: положительно, есть же пределы… И все это в паре, тройке кварталов от королевского дворца – граф не из бедняков, а степень престижности здесь определяется близостью жилья ко дворцу. Опять-таки, все члены Ассамблеи приняты при дворе, никто ни разу не дал повода для сплетен, с графиней Сварог несколько раз танцевал на балах, оставалось впечатление чистоты и свежести. А в узком кругу, значит, вот так…

Хорошо еще, настроение подняла следующая папочка, не содержавшая никакой грязи, наоборот способная лишь развеселить. С десяток мастеров цеха Фонарщиков Золотой Гильдии организовали Ассамблею «Тайны земли и неба», на заседания каковой и уходили почти каждый вечер. Женам они с таинственным видом, сплошь недомолвками, сообщали, что занимаются поиском кладов посредством лозоходства, а также кое-чем столь тайным, о чем и близким говорить нельзя. Заседания всякий раз проходили в задней комнате таверны «Кошка и кастрюля» и заключались исключительно в распитии нескольких жбанов доброго пива с хорошей закуской. Жены пока что верили.

Сварог фыркнул, на сей раз весело. Мужички подыскали себе надежную и убедительную легенду. Лозоходство наказуемой магией не считалось, числилось среди «не до конца познанных стихийных сил» и никем не преследовалось. (Ученые, с которыми Сварог как-то говорил по этому поводу, разводили руками: никто не может объяснить, как и почему, но это работает.) Что не исключает появления шарлатанов, но это уже забота полиции. С некоторым сочувствием к выдумщикам Сварог подумал, что эта благодать до бесконечности тянуться не сможет – рано или поздно кто-то из жен что-то заподозрит, начнет думать, сопоставлять, поделится сомнениями с приятельницами. Подозрительные жены кое в чем не уступают полицейским сыщикам, даже самым хватким. Рано или поздно запорются, а жаль: совершенно безвредные мужики, озабоченные, кроме работы, одним: как бы им собираться на дружеские посиделки за добрым пивом чаще, чем позволяют сварливые жены? Причем женам при этом не изменяют, не то что некоторые – ни единого раза не зафиксировано присутствия на Ассамблее особ противоположного пола, посторонних своего пола, впрочем, тоже. Так-так-так… Матушка^[13K3] Таммаж, супружница одного из мастеров, недавно замечена в «Кошке и кастрюле». Совала монеты парочке слуг, подающих напитки и закусь в задние комнаты, пыталась разузнать, о чем на заседаниях Ассамблеи говорится. Началось. И будет, несомненно, иметь продолжение. Может быть, дело тут не в нелюбви женушек к подобным посиделкам, а в названии Ассамблеи. Весьма возможно, кто-то из жен мог подумать, что их мужья связались с теми предосудительными видами магии, что запрещены и неустанно преследуются. Ведь не успокоятся матушки, туда их батюшку. И ничего нельзя сделать. А почему, собственно, нельзя? Кто сказал, что нельзя? Королю Сварогу Варгу многое можно…

Согнав с лица лукавую ухмылку, он нажал шпенек вызова статс-секретаря, и когда тот вошел, протянул ему одну из бумаг, касавшихся «лозоходцев»:

– Приготовьте для каждого из здесь упомянутых Королевскую Привилегию. Поскольку достоверно установлено, что деятельность Ассамблеи «Тайны земли и неба» ни в коей степени не связана с предосудительными разновидностями магии, преследуемыми законами королевства, его величеству благоугодно выдать означенной Ассамблее привилегию и далее продолжать деятельность так долго, как найдут нужным члены Ассамблеи. При условии, что они и впредь не вступят в противоречие с «Кодексом о черной магии и близким оной занятиям». Формулировка… Ничего нового. «За искусное и быстрое выполнение работы, вызвавшей удовлетворение короля». Пусть гонец, который будет бумагу доставлять, выдаст каждому по золотому («За сообразительность», – мысленно усмехнулся он), но моим именем накажет: более число членов Академии не расширять.

Он был доволен собой. Раз в кои-то веки сделал доброе дело, не преследуя при этом никакой выгоды для себя или государства. Любая матушка, если муженек ей с торжествующим видом сунет под нос такую бумагу, навсегда прикусит язычок, не говоря уж о том, чтобы вынюхивать в «Кошке и кастрюле».

– Да, вот что еще, – сказал он. – Эти люди должны знать: привилегия им дана за то, что они искусно выполнили порученную им работу во дворце. Им велено не удивляться и помнить, что король знает все…

Статс-секретарь чуть поклонился в знак того, что все понял, содержание бумаги по своему обыкновению запомнил накрепко и вопросов не имеет. Застыл в выжидательной позе – могли последовать и другие распоряжения.

– Пока все, – сказал Сварог.

Когда за секретарем бесшумно затворилась дверь, взялся за оставшиеся бумаги, коих было не так уж много. Ничего особенно интересного, если не считать жуткого скандала, разразившегося на заседании Ассамблеи «Родниковая Вода», несколько лет пропагандировавшей воздержание от алкоголя путем издания за собственный счет соответствующих брошюр и распространения их по кабакам (распространители ломили за свой нелегкий труд жалованье втрое больше обычного, ссылаясь на то, что регулярно подвергаются насмешкам, а то и рукоприкладству). Председатель Ассамблеи маркиз Дегелен явился на заседание вдрызг пьяным, с трибуны швырнул в зал свою нагрудную цепь председателя с эмблемой общества и заявил, что ноги его не будет… (нецензурные определения канцеляристы деликатно заменили парой строк точек). Сварог фыркнул, не удержавшись. Сколько маркиз продержался в громогласно объявленной завязке? Ага, четыре года. Ну, так оно чаще всего с завязавшими и бывает…

Все время, пока он читал бумаги, думал: решится Интагар или нет. Ага, все же решился. Последняя папка содержала один-единственный лист, на котором написано всего несколько строчек. Две недели назад графиня Канилла Дегро создала свою Ассамблею, поименовала ее Ассамблеей Боярышника и взяла бразды правления в свои руки. Примерная численность членов. Место проведения заседаний. И все, ничего больше.

Четко все же Интагар понимает субординацию. Уж ему ли не знать истинного лица графини Дегро, ее места и роли в этой жизни. Тихарей к Канилле не подсунул и особенно вникать в ее развлечения не стал, но дипломатично просигнализировал – мало ли что, вдруг король не знает… Король все прекрасно знал – так уж сложилось, что о «Боярышнике» ему известно почти все, так уж обстоятельства сложились, и никакого компромата он тут не усматривает: Канилла соблюдает совершеннейшую благопристойность, если не считать одной интересной детали, но и она, в общем, ни о чем дурном не свидетельствует. Человек тридцать обоего пола, две трети – лары и лариссы (не только из числа юных соратников Сварога), танцы до упаду, вполне безобидные игры. Есть, правда, и «задние комнаты», но они предназначены исключительно для сложившихся пар, у которых просто-напросто нет своего любовного гнездышка, а пользоваться номерами, пусть даже самых респектабельных гостиниц, они просто стесняются или боятся огласки (как в первую очередь дочки Интагара, тоже состоящие в Ассамблее). Добрая душа – Канилла Дегро. Сама в свое время немало намыкалась без того самого гнездышка, так что покровительствует влюбленным вовсю, коли уж есть теперь все возможности. Хороший все же человечек растет. Впору в который раз мимолетно удивиться: каким чутьем Яна в свое время отобрала в друзья и подруги людей без самой ничтожной капли гнили? А ведь Древним Ветром тогда еще не владела…

Когда замигала синяя лампочка, установленная так, что видна была только ему, Сварог нажал шпенек. Бесшумно вошедший статс-секретарь доложил:

– Текст Привилегии записан и передан печатникам. Господин Интагар только что справлялся, можете ли вы его принять…

Формулировка эта давно вошла в обиход: таким образом Интагар давал знать, что ничего срочного или важного у него нет, но кое-какие новости рассказать может. Ну что же, будем считать это очередным мероприятием в рамках объявленного на сегодня безделья, иные сплетни, принесенные верным бульдогом, только веселят…

– Пригласите, – сказал Сварог. – И вот что еще… Пошлите верхового в «Медвежью пещеру». Пусть передаст герцогине Латери, что я хотел бы с ней поговорить. Это не срочно. Скажем, часа в четыре. Идите.

Кое-какие текущие дела все же предстояло решить сегодня, чтобы не затягивать – ну, не особенно и сложные дела…

С первого взгляда Сварог определил, что вид у Интагара крайне удрученный и даже подавленный. Таким его Сварог видел крайне редко и прекрасно знал: это неспроста, тут что-то кроется. Даже о крайне серьезных опасностях Интагар сообщал с непроницаемым выражением лица…

А посему Сварог первым делом налил ему добрую чарку, от которой Интагар, конечно же, не отказался, никогда в таких случаях не жеманился.

Когда он прожевал прозрачный ломтик мастерски завяленной кабанятины (недавно в гости заглядывал отец Грук и привез мешок каталаунских вкусностей), Сварог спросил:

– Ничего не случилось?

– Если говорить о делах – ничего особенного, – ответил Интагар как-то загадочно. – Хотя ваш совет мне необходим.

– Что стряслось?

– По дворцу распространился новый слух, – сказал Интагар. – Достаточно широко, раньше, чем мы успели его загасить. Вот мне и нужен ваш совет, вам, по-моему, виднее… Понимаете ли, государь, дворцовые сплетники и сплетницы вновь начали болтать о… баронессе Вольмер, точнее, ее истинном лице. Нет, я неточно выразился. Не об истинном, а как бы сказать… Одном из… В общем, широко пошли разговоры, что она – не просто провинциальная дворяночка, а ваша законная супруга, королева Хелльстада. Источник убедительный – король Тейл из Шотера. Хвастался, что был гостем на вашей свадьбе, так что знает все точно и ошибиться никак не может.

Сварог выругался сквозь зубы. Следовало ожидать. Большинство из приглашенных на свадьбу – люди свои, народ серьезный и понимающий, болтать никто не стал бы. А вот несколько особ совершенно посторонних, которых пришлось тем не менее допустить на торжество… Тейл, паршивец. Тот самый королек из Вольных Майоров, что беззастенчиво тырил на свадьбе со стола золотые вилки-солонки. Ну да, неделю назад он приезжал приносить Сварогу как Высокому Покровителю Вольных Майоров слезную жалобу на соседа – у того, пусть всего-навсего маркиза, и державочка была побольше и покрепче, и армия посильнее. Вот он без церемоний и оттяпал у короля обширные заречные луга, одним махом сократив пастбищные земли крохотного королевства на добрую треть. При дворе королек болтался три дня, значит, видел Яну, императрицу в ней не опознал, но вот супругу короля Хелльстада… Скотина клептоманская, хоть свергай… Но не стирать же им всем было память?

– Не подумайте, государь, что я боюсь брать на себя ответственность, – торопливо заверил Интагар. – Просто… В прошлый раз именно вы, а не я, нашли удачное решение. Вот я и подумал, что нужно посоветоваться…

Он нисколечко не льстил – Сварог и в самом деле отыскал изящное, оказавшееся крайне эффективным решение. Когда нашлись болтуны, опознавшие-таки в Яне императрицу (или, по крайней мере, усмотревшие «поразительное сходство»), Сварог моментально применил метод «встречного пожара». Навстречу тут же была оперативно пущена другая сплетня: что королю Сварогу, самодуру и бабнику, приелись доступные придворные красотки и балерины. И он приказал тайной полиции хоть из-под земли раздобыть девушку, как можно более похожую на императрицу. Что полиция и исполнила, отыскав где-то в глуши захудалую дворяночку.

Верили этому охотно, поскольку прецеденты давно имелись. Владельцы самых элитных борделей заколачивали немалую денежку, используя двойников (или правильнее будет – двойниц?) самых соблазнительных придворных красоток, знаменитых актрис, певиц. Происходило все это в глубокой тайне – поскольку оригиналы, узнав о таком, могли причинить нешуточные неприятности… Как это было три года назад с Маргиленой Дино. Проведав, что в одном из борделей-люкс Равены ударно утрудится шлюха, похожая на нее, как горошинка из одного стручка, она не стала топать ногами и гневаться – сказался опыт работы на восьмой департамент. Она просто-напросто созвала своих дворян, ватагу безденежных удальцов, отсыпала им золота и поставила задачу. Ватага, предварительно пропив золото в одном из кабаков до последнего грошика, села на коней и поскакала в бордель, где по причине утреннего времени стояло затишье…

Морды они особенно не били – так, мимоходом, если рожа особенно не понравилась, – и уж тем более не обнажали мечей, но потрудились на славу. От борделя, собственно говоря, остались только стены и крыша, все остальное было превращено в щепки, черепки, осколки и драные тряпки. Владельца по шейку поместили в выгребную яму со строжайшим наказом сидеть так до темноты. Шлюху убедительно попросили моментально исчезнуть из Равены, забиться куда подальше и более не отсвечивать, иначе жутко и представить, что с ней будет. Как и следовало ожидать, полиция не нашла следов разгромивших бордель неизвестных, а вот воспитательный эффект получился знатный. Все остальные заведения, пользовавшие двойников, самое малое на месяц бросили это денежное занятие, а один, самый пессимистически настроенный, вообще отказался от этаких заработков. А две «двойняшки», устрашенные случившимся, смылись неизвестно куда.

Но дело было, конечно, только не в этом убедительном примере, отнюдь не единственном. Сплетни прекратились, как отрезало, оттого, что они затрагивали личность Высокой Госпожи Небес, а сие могло плохо кончиться – законы об оскорблении величества существуют не только на земле и мягкостью не отличаются. Недоброжелатели Сварога злорадно посмеивались по углам, ожидая для него нешуточных неприятностей (вполне возможных, если бы речь шла о ком-то другом), и были страшно разочарованы, когда так ничего и не произошло, молния с небес не грянула. Самый упорный из них (Сварог вытурил его родного брата из генералов гвардии за редкую бездарность в военном деле, а самого выпер из департамента мясной торговли за взятки и казнокрадство) даже накатал на Сварога кляузу наместнику – но, получив в ответ строжайший наказ не отвлекать серьезных и занятых людей пустыми выдумками (Сварогом же и продиктованный), затосковал, мрачно запил и в конце концов совершенно добровольно удалился от двора в свое ближайшее поместье.

Вот только сейчас этот прием решительно не годился, поскольку ситуация оказалась совершенно иная. Следовало пустить в ход что-то новое – а кое-какие идеи, между прочим, были и до того, как Интагар доложил о сплетнях…

Сварог разлил келимас по чаркам и сказал:

– Сейчас прикину кое-что, есть наметки…

Интагар напряженно ждал, непроизвольно вертя в толстых пальцах пустую чарку. Сварог наконец поднял глаза:

– У вас, я помню, есть знаток и умелец как распускать слухи, так и противодействовать. Совсем молодой, но толковый. Я с ним как-то встречался у вас… Вихрастый, чуточку забавный, похож на моего Элкона, когда тот только начинал служить – но голова светлая. Он мне еще выкрикнул, когда завязался спор: «Да что вы в этом понимаете, Ваше величество!»

– Мэтр Доритас, – осторожно сказал Интагар. – Вы не рассердились?

– Да вздор, – сказал Сварог. – Не первый год меня знаете. Уж если тогда не рассердился, то почему теперь, задним числом… К тому же, он был прав. Я тогда и в самом деле далеко не все понимал. Итак, Доритас… Имя я забыл, но хорошо помню, что он мне рассказывал о трех категориях знания. Любые сведения, распространяемые, так сказать, из уст в уши, проходят три стадии: сначала сплетни, потом они перерастают в слухи, в том случае, если приобретают полную убедительность, и наконец, становятся точными сведениями, которые власть по той или иной причине признавать не хочет…

– Вот именно. Слишком часто так и обстояло.

– Отлично, – сказал Сварог. – Надеюсь, вы его не выставили за тот случай?

– Конечно, нет. Вы же велели тогда оставить без последствий. А работник он ценный… несмотря на все издержки молодости.

– Ну, молодость – такой недостаток, что с годами непременно проходит… – усмехнулся Сварог. – Бросьте его на это дело, пусть подберет людей и запускает механизм. Задача: сплетням не препятствовать. Наоборот – как можно быстрее и качественнее перевести их из первой категории в третью. Как именно это обеспечить, пусть ломает голову ваш Доритас, но это нужно сделать как можно быстрее, – он посмотрел на изумленного до крайней степени Интагара, усмехнулся. – Да, именно так мы и поступим. Я приготовил операцию в несколько ходов, это ее начало… Нет, это вовсе не один тех случаев, когда вам не полагается что-то знать. Просто она до конца не продумана, а я не люблю выносить такие на обсуждение… Когда начнется, вы все узнаете первым.

– А биография баронессы Вольмер? – уже деловым тоном спросил Интагар.

– Оставьте прежней, – не особенно раздумывая, сказал Сварог. – Дворяночка из захудалого рода, жила в примыкающих к Хелльстаду районах и однажды попалась Королю на глаза… Бывало не раз и не только в балладах, в конце концов, с Лавинией Лоранской именно так и произошло… Ну, что же, кажется, у нас не осталось текущих дел?

Он машинально постукивал по краю стола папкой с красной полосой, на которую Интагар уставился с явным неодобрением.

– Да уж, грязь… – сказал Сварог тоном, каким обычно давал понять, что серьезные дела кончились – началась обычная беседа. – Послушайте, Интагар… Не как король с министром, а как мужчина с мужчиной… Такое впечатление, что я чего-то в этой жизни не понимаю. Я о графе с графиней и их спевшейся компании. Как-то в голове не укладывается. Его молодую красавицу жену пользуют сразу двумя «янтарными жезлами», а он любуется. Ну, и остальные не отстают… Что, ничего нельзя сделать?

– Ничего, ваше величество, – угрюмо отозвался Интагар. – Это при Кадарене Свирепом таких жгли, несмотря за знатность рода, но это было четыреста лет назад… да кстати, это и было одной из причин его убийства. Даже Конгер, как ни хмурился, не мог ничего поделать. Там нет ни малолетних, ни принуждения. А «янтарные жезлы» и прочая такая дрянь открыто продаются в аптекарских лавках, хоть и не лежат на самом видном месте… И что хуже всего, за это уцепились в Лоране, там вышла добрая дюжина анонимных памфлетов. Никаких имен, конечно, не приводят, ни малейшей зацепки для дипломатов, я справлялся – но ко всем этим забавам припутывают и «некоего короля», опять-таки без зацепок. У них тоже есть неплохие мастера таких дел. Серьезного вреда не причинят, но все равно неприятно… Занести вам как-нибудь папку?

– Пожалуй, – сказал Сварог. – Посмотрим, как работают у них. Интересно, а мы можем ответить в том же духе?

– Если как следует покопаться, – сказал Интагар, нехорошо ухмыляясь. – Я поручу мэтру Доритасу еще и это, у нас есть кое-что… И вот что еще… Коли уж разговор у нас неофициальный… Вы можете и не знать, но мы-то выяснили совершенно точно…

– Что там опять на мою голову? – спросил Сварог.

– Маркиза Ролатон…

– И что с ней не так?

Интагар чуточку помялся, решительно вскинул голову:

– Ваше величество, с того самого вечера она всякий раз, когда остается ночевать на земле, проводит ночи в особняке герцога Лемара. Вот уже полтора месяца. Нельзя сказать, что они особенно уж скрываются, так что и сплетникам эта тема уже наскучила…

Вот сволочь, подумал Сварог. Ведь предупреждал же: один-единственный раз…

Интагар осторожно сказал:

– Отношений графини Дегро и графа Гаржака я, как вы и приказали, больше не касаюсь. Но здесь совсем другие характеры, если вы понимаете, о чем я…

– Понимаю, кажется, – сквозь зубы сказал Сварог.

Интагар спросил еще осторожнее:

– Может, на Стагар его? Работать он и там будет.

Сварог вздохнул:

– Ну да. А она, и к гадалке не ходи, поедет за ним туда. Поскольку это Высокая Госпожа Небес, вы ничем не сможете воспрепятствовать, да и я не смогу приказать. А обидится она на меня страшно… Придется терпеть. И ничего тут не попишешь. Вот, кстати, а как у него за эти полтора месяца отношения с другими? Он ведь никогда одной подругой не ограничивался.

Интагар поджал губы:

– Самое занятное, государь, что за эти полтора месяца других у него не было. Никаких сомнений – так, как он обложен…

– Ну, вот видите, – сказал Сварог. – Может, и остепенился – годы, чувства и все такое? В конце концов, не только в балладах случается, но и в жизни порой… Бывало ведь, а?

– Бывало, – пожал плечами Интагар. – Я и не говорю, что такое невозможно вовсе… Но вот от других своих привычек он явно не собирается отказываться.

– Чтоб его… – сказал Сварог. – Сколько случаев? Что-то серьезное?

– За эти полтора месяца – один. Как мои люди ни бдили. Снова сообщники, до которых мы еще не добрались. Один почтенный судовладелец лишился ста тысяч ауреев золотом – и на сей раз нет никаких зацепок, чтобы завести дело. И, как всегда, проделано все, надо отдать ему должное, с большим изяществом. Ну, по-другому у него, стервеца, и не бывает…

Крепко выругавшись про себя, Сварог распорядился:

– Ну что ж, пустите все обычным порядком. Купцу устройте какой-нибудь выгодный казенный подряд, чтобы хоть как-то возместил убытки… – он ухмыльнулся: – А знаете, что мне пришло в голову? Не кольнуть ли герцога его же оружием? Да, вот именно. Провернуть какую-нибудь аферу, в результате которой он потеряет кучу денег – да вдобавок получится огласка. Осмеянный Лемар – это что-то совсем другое… Неужели два таких, что уж там, прохвоста, как мы с вами, ничего не придумаем? Мало ли у нас умельцев?

На лице Интагара появилось хищно-радостное предвкушение:

– Ваше величество, стоит подумать! Я поговорю у себя кое с кем…

– Я тоже, – сказал Сварог. – Ну, еще по чарке за успех предприятия? Вот кстати… Интагар, у меня стойкое впечатление, что вы чем-то всерьез подавлены. Касайся это служебных дел, вы ни за что не смолчали… Что случилось? Я могу чем-нибудь помочь? Уж вы-то всегда можете на меня рассчитывать…

– Да нет, ваше величество, – уныло отозвался Интагар. – Это исключительно мои хлопоты, да и помощь тут не нужна…

– Рассказывайте, – сказал Сварог приказным тоном. – Вы же знаете: терпеть не могу, когда мои ближайшие сотрудники отягощены какими-то личными проблемами… Ну, рассказывайте.

Интагар вздохнул грустно и тяжко, как простуженный морж:

– Понимаете ли, ваше величество… Ко мне вчера приехал с визитом граф Субирон, лейтенант Черных Драгун, и по всем правилам попросил руки старшей, Фионеллы…

– Ну и в чем же тут хлопоты? – с искренним недоумением спросил Сварог. – Уж о нем-то я немного наслышан. В свое время проводили некую операцию в Святой Земле силами исключительно офицеров, я тщательно отбирал кандидатов, военная контрразведка представила на каждого внушительное досье. В общем, вполне приличный молодой человек. Семья не из богачей, но и не из захудалых, единственный наследник. В гвардии на хорошем счету, несмотря на то, что драгун, пьет и играет не в пример скромнее иных сослуживцев, да и в борделях не замечен. По-моему, хорошая партия. Что вас останавливает?

– Да ничего, – столь же уныло ответил Интагар. – Я и сам все это знаю и понимаю. Я дал согласие, не особенно и раздумывая. Думать начал потом… Понимаете ли, он держался очень уж уверено, так, словно заранее знал, как отнесется к этому Фионелла. А она, едва услышав, прямо-таки засияла от радости и тут же сказала, что никто другой ей не нужен.

– Вот тут уж я решительно ничего не понимаю, – сказал Сварог.

– Как вам сказать, ваше величество… У них на лицах было написано, что они любят друг друга… но ведь такие чувства не возникают внезапно. Это только в рыцарских романах и балладах блестящий рыцарь проезжает по улице, видит в окне девушку, и… как там это… «стрела любви вмиг поразила оба юных сердца, и они поняли, что не могут жить друг без друга…» Вот, примерно так. В жизни так не бывает. Чтобы возникли отношения, им должно что-то предшествовать, и порой достаточно долго. Какой-то флирт, роман, свидания, быть может даже… – он понурился вовсе уж горестно: – А я, получается, все это просмотрел… И ведь все свободное время старался уделять их воспитанию, насколько удавалось… Выходит, просмотрел. Фионелла – не мечтательный подросток с забитой рыцарскими романами головой, да и граф – не сопливый юнец. Что-то должно было предшествовать…

Вот оно в чем дело, подумал Сварог, стараясь сохранять крайне серьезное выражение лица. Действительно, нешуточный удар по самолюбию: всемогущий и вездесущий начальник тайной полиции, опутавший своими щупальцами весь Талар, не видел того, что творилось у него под самым носом, и полагал, что воспитывает дочек правильно. Затоскуешь тут… И ведь высчитал все верно…

Интагар угрюмо продолжал:

– Вот сижу теперь и маюсь раздумьями, а если и у Вилеретты что-то такое… Не зря говорят, что темнее всего под пламенем свечи…

Так-так-так, подумал Сварог, увидев мелькнувшую на лице Интагара сугубо профессиональную гримасу. С огромной долей вероятности можно предположить, что красавица Вилеретта уже обложена опытными сыскарями так, как не всякий особо опасный иностранный шпион. Нужно будет связаться с Каниллой, чтобы предупредила. Ни Вилеретта, ни ее лейтенант не учены выявлению квалифицированной слежки, а лейтенант ее, судя по отзывам – парень неплохой, жалко будет, если с ним что-нибудь случится. Нрав у Интагара крутой, а уж когда речь идет о дочках, и вовсе свирепеет…

– Ну, в конце концов, ничего страшного не произошло, – сказал Сварог. – Ничего мрачного я пока что не вижу.

Кроме того, что я оказался слепым дураком… – сказал Интагар. – Под самым носом…

Сварог встал, обошел стол – Интагар торопливо поднялся – похлопал верного министра по плечу:

– Бросите вы печалиться. Что уж теперь… Главное, все идет отлично. Сыграете свадьбу, меня пригласите… Хотите в посаженные отцы принца Элвара?

– А это возможно? – уныние на лице Интагара моментально сменилось нешуточной радостью.

– Почему бы и нет? – сказал Сварог. – Принц знает и любит это ремесло, а отношения у меня с ним хорошие. Вряд ли он мне откажет. Смотрите веселей, Интагар. Когда посаженным отцом на свадьбе вашей дочери будет принц короны, а почетным гостем – король, вся эта придворная шушера, которая даже сейчас косится на ваш золотой пояс, подохнет от тоскливой зависти… Ну-ка, смотрите веселей!

Интагар добросовестно пытался.

Глава II ДЕВУШКА ИЗ БАЛЛАДЫ И ПРОЧИЕ

Когда Томи вошла и села, Сварог не заметил в ее глазах ни напряженности, ни тревоги. Что отнюдь не облегчало ему задачу: какое-то время он откровенно мялся, не зная, с чего начать. Трудное это дело – быть не только командиром, но и воспитателем юной оравы. В особенности, когда речь идет о вещах крайне деликатных. А родительского опыта у него, естественно, быть не могло: ребенок имелся один-единственный, да и тому пока совершенно не за что читать мораль…

– Так-так, – сказала Томи. – Я так понимаю, предстоит воспитательная лекция о моем моральном облике?

– Догадалась? – хмыкнул Сварог.

– Вычислила, – сказала Томи. – Судя по вымпелу, вы сегодня отдыхаете, о служебных делах докладывать мне нечего. Да и Интагар только что прошел мимо, бросив весьма выразительный взгляд. И наконец, все эти полтора месяца за нами таскаются его тихари. Рано или поздно встал бы вопрос…

– Умница ты у меня, – хмуро сказал Сварог. – Облегчила задачу.

Ну конечно, уж она-то в два счета засекла слежку, пусть и весьма искусную – их всех, едва зародился девятый стол, хорошо учили, в том числе и оперативным премудростям…

– Ругать будете? – не без любопытства поинтересовалась Томи. – По вашему лицу не похоже.

– Да за что тебя ругать… – мрачно сказал Сварог. – Ты девушка взрослая. Так, поговорить…

– Ну да, – безмятежно сказала она. – Я его любовница. Все эти полтора месяца. У вас на языке, наверное, вертятся разные слова?

– Ты знаешь, нет, – сказал Сварог – Просто не ожидал как-то… Ты и он…

– Вы это таким тоном произнесли, будто он – какое-то чудовище. А он, между прочим, человек очень интересный, во всех смыслах.

– Вот то-то, что – во всех смыслах… – проворчал Сварог.

Томи прищурилась с видом вполне уверенной в себе зрелой женщины:

– Уж если тихари нас обложили так плотно, должны были донести, что другой за это время у него не было.

– Верю, – сказал Сварог. – Всякие чудеса на свете случаются. Как выразился бы отец Грук – Господь попускает… Уж не любовь ли на манер принца Люциара и его прекрасной пастушки?

– Вряд ли, – серьезно сказала Томи. – Нам просто хорошо вдвоем, вот и все.

– Бывает… – сказал Сварог. – А как насчет других его развлечений на стороне? Уж ты-то о них не можешь не знать.

– Знаю, – сказала Томи. – Ну и что? Другие развлекаются далеко не так безобидно. По крайней мере, он не у бедных вдовушек отбирает на большой дороге последний грошик. Можете не верить, но он всегда облегчает только тех, у кого за душой немало грязи.

– Да? – иронически усмехнулся Сварог.

– Представьте себе. Взять последний раз, того судовладельца… Знаете, что он выкинул месяц назад? Починил и подкрасил два своих самых старых корыта, за взятки застраховал их как совершенно новые, опять-таки за взятки загрузил песком вместо груза дорогих вин. Закрасил старые трюмные марки, новые велел нарисовать так высоко, как только возможно – и отправил на Катайр Крофинд маршрутом, которого обычно опытные моряки избегают, очень уж часто там штормит. Ну, они и затонули при не столь уж сильном волнении. Три моряка погибли, между прочим. А страховую премию он получил немалую, конечно, не сто тысяч золотом, но все же… А историю с гарнитуром из черных алмазов знаете?

– Наслышан…

– Так вот, их хозяйка, милая благонравная старушка, драгоценности эти отсудила у законных наследников, своих юных племянниц, исключительно оттого, что сунула немаленькие денежки коронному судье. И тот навиртуозил с законами. Все остальные не лучше.

– Ну да, – с нескрываемым сарказмом сказал Сварог. – И твой Лемар, конечно же, восстановил справедливость, вернув драгоценности законным наследницам? Ага, потупилась? Значит, не вернул. Что-то не похож он, прости, на благородного разбойника Агилона из знаменитого романа…

– Я его не оправдываю и не защищаю, – чуть покраснела Томи. – Просто принимаю таким, какой он есть. А все эти люди и в самом деле имели на душе немало грязи. Конечно, это не значит, что с ними можно так поступать, и тем не менее… Вы не подумайте, командир, я не попала под его влияние. Просто принимаю его таким, какой он есть. Будете читать нотации?

– Не моя стихия, – сердито фыркнул Сварог. – Собственно, как тебе сказать… Я просто опасаюсь…

– Я, кажется, поняла, – подхватила Томи. – Опасаетесь, что он меня злодейски бросит, и я умру от разбитого сердца, в хорошем стиле тех же романов? Успокойтесь. Я прекрасно понимаю, что это не навсегда. И умирать от разбитого сердца или бросаться в Ител не собираюсь. Мы давно уже об этом поговорили. Если настанет такой момент… разойдемся без слез и взаимных попреков. Но пока что момента такого не предвидится. Мы друг другу нужны. Честное слово, не стоит за меня беспокоиться.

Сварог испытал нешуточное облегчение: все разрешилось быстро, просто и легко.

– Извини, Томи, – сказал он тихо. – Но я и в самом деле беспокоился. Беспокоюсь за вас за всех, что поделать…

– Спасибо, командир, – сказала она с легкой улыбкой. – Я вас еще и за это уважаю…

Оставшись в одиночестве, Сварог тяжко вздохнул. Вот уж поистине, жизнь наша многогранна и сложна. Томи ни за что не стала бы ему врать, не тот человек. Воровать, конечно, нехорошо и у вора – но никакого лакомого подряда судовладельцу теперь не дождаться, наоборот, следует натравить на него сыскарей из Морской полиции… И, коли уж так с Лемаром обстоит… Не подкинуть ли Интагару идею использовать его в качестве своеобразного индикатора преступлений и темных делишек? Тщательно проверять очередную жертву аферы – не сыщется ли за ней нечто противозаконное?

Увидев загоревшуюся лампочку, он нажал шпенек. Моментально вошедший статс-секретарь по обыкновению бесстрастно сообщил:

– Графиня Дегро только что прибыла в Яшмовый дворец.

– Пусть войдет, как только приедет, – кивнул Сварог.

Посмотрел на часы – ждать оставалось минут пятнадцать. Канилла, как и многие, добиралась во дворец, так сказать, обходным путем. Не представляло никакого труда сажать невидимые виманы на плоскую крышу одной из башенок над личными покоями Сварога – но пользовались этим лишь в экстренных случаях. Королевский дворец – это скопище любопытных глаз. Рано или поздно, но непременно пойдут разговоры, что многие молодые придворные из числа новых появляются из ниоткуда и исчезают в никуда. Поступили проще. Виманы садились в обширном парке Яшмового дворца, где персонал состоял сплошь из своих, прибывшие как ни в чем не бывало садились на коня или в экипаж и ехали к Сваpoгу – все обыденно, никаких странностей, никаких поводов для пересудов…

Канилла, в зеленом мужском костюме для верховой езды, с хлыстиком в руке, вошла, улыбаясь во весь рот. Настроение у нее, сразу видно, превосходное, а значит, есть какие-то новые успехи: не столь срочные, чтобы выходить на связь, а сюрпризы она любила. Уселась, закинув ногу на ногу, привычно извлекла свой плоский золотой портсигар с эмблемой девятого стола на крышке, но открывать не стала, уставилась на Сварога лукаво и загадочно.

– Ну, не тяни кота за хвост, – сказал Сварог. – Все равно не поверю, что случилось нечто эпохальное – иначе ты давно обрывала бы спецсвязь…

– Ничего, когда-нибудь доживем и до эпохального, – заверила Канилла. – Но результаты все равно стоящие. Два немаловажных обстоятельства о Радианте, то бишь об этой лупящей по Талару синей пакости, «тройке». Первое. Достоверно установлено, что излучение привязано к какому-то стационарному источнику на Нериаде. Он перемещается в полном соответствии с вращением той либо другой планеты… – она грустно покривила тубы. – Вот только не удалось пока установить точку, мы только начали работать, но рано или поздно доберемся… Усовершенствуем и отладим аппаратуру, а там посмотрим, кто кого…

– А второе?

– Командир, какие у вас отношения с математикой?

– Довольно прохладные, – сказал Сварог с усмешкой. – Подсчитать что-нибудь смогу, но к математике как к науке никогда малейшей любви не питал, давно вылетела из головы…

– Ничего, я объясню доступно, ничего сложного… Знаете, так с иными открытиями и бывает: достаточно его сделать, а потом подробности и детали хлынут, как зерно из распоротого мешка, успевай только фиксировать… «Третий ручеек», как и остальные, не являет собой нечто неизменное. Он подвержен модуляциям. Модуляция – это…

– Кани, – прервал Сварог, – Возможно, тебя это удивит, но я прекрасно знаю, что такое модуляция.

– Прошлый опыт?

– Ну, да, – сказал Сварог. – Я как-никак был не интендантским офицером и даже не простым пехотным. Приходилось иметь дело с радиоэлектронной аппаратурой, так что прекрасно знаю, что такое модуляция.

– Тем лучше, – кивнула Канилла. – Меньше понадобится объяснений. Всего мы обнаружили семь видов модуляции, которые могут следовать в разнообразных комбинациях, как это присуще другим излучениям искусственной природы. Этакий алфавит из семи букв. Количество комбинаций легко определить путем несложных расчетов – пять тысяч сорок.

– Интересно, – сказал Сварог. – Алфавит… Насколько я разбираюсь в научных делах, такие открытия обычно получают имя первооткрывателя, как это было с «точками Кондери» и многим другим…

Очаровательная и лукавая мордашка Каниллы была исполнена законной гордости, на которую она безусловно имела право.

– В общем так и обстоит, – сказала она с наигранной скромностью.

– Неплохо, – сказал Сварог. – Весьма, учитывая твое юные годы и полное отсутствие должного образования. «Алфавит Дегро»…

– Точнее, «Алфавит Дегро-Дальрета», – сказала Канилла, на сей раз нисколечко не играя. – Так будет справедливо. Одна я либо не справилась бы, либо возилась гораздо дольше.

– Все равно здорово, – сказал Сварог. Особенно если вспомнить иных обрюзгших моржей, которым такие новости будут словно горячие угольки за шиворот… Интересно, а найдутся какие-нибудь «эффекты Уртало»? Или нечто подобное?

– Конечно, – сказала Канилла. – Все же нельзя стать академиком благодаря связям или протекции. Есть с полдюжины, – она прищурилась. – Вот только едва ли не все они относятся ко временам, когда он был молодым, дерзким и отчаянным, часто вплотную к той границе, за которой располагаются научные ереси, не одному сломавшие карьеру, вот Дальрета хотя бы взять… Вот только потом Уртало, в отличие от Дальрета, стал ужасно благонамеренным и держался от этих границ подальше… Каждому свое. Командир… Неужели у вас нет соображений по поводу нашего «алфавита»?

– Подожди, подожди… – сказал Сварог. – Как-то не задумывался… Пятьсот сорок комбинаций… Черт! Да ведь это позволяет вести шифрованные переговоры…

Канилла энергично кивнула:

– И посылать какие-то сигналы, и отдавать какие-то команды. Брашеро, теперь никаких сомнений, использовал «пятый ручеек» для бесед с сообщниками в Магистериуме. Кстати, в «пятом ручейке» комбинаций даже побольше, там больше букв, так что получается более миллиона вариантов. Хотя с практической точки зрения достаточно, чтобы число комбинаций соответствовало числу букв нашего алфавита. Открытие, в общем, нам для конкретных дел и не нужно. Разве что позволяет более вдумчиво наблюдать за Радиантом. Но в собственной работе оно нам ни к чему. Нам вполне хватит и той шифросвязи, что уже есть, мы, в отличие от Брашеро, никаких заговоров не плетем… Ну, вообще-то бесполезных открытий не бывает, может, когда-нибудь на что-нибудь и пригодится…

– Ничего, – сказал Сварог. – Первое открытие гораздо важнее. Значит, там есть какой-то стационарный излучатель, остается его найти и посмотреть, кто с нами балует… Это все вы с Дальретом?

– Ну, конечно.

– Молодцы, – сказал Сварог, перехватил ее взгляд и усмехнулся. – Ты куда это уставилась? А если у короля на столе сверхсекретные бумаги?

На столе у него все еще были разбросаны папки об Ассамблеях из Интагарова футляра – в том числе и листок с несколькими строчками об Ассамблее Боярышника.

– Ну что вы, командир, – сказала Канилла. – В секретные бумаги я бы глаз запускать не посмела, а тут во-о-от такими буквами значится, что ничего секретного нет. Ассамблеи, и только. О них и так все все знают.

– И о «Молодой лани» тоже? – усмехнулся Сварог.

Канилла поморщилась:

– Мерзость какая. Они там все больные, по-моему…

– Что делать, – сказал Сварог. – Некоторые разновидности больных, увы, приходится держать на свободе…

– Интересно, а что о моем «Боярышнике» докладывают? – с любопытством спросила Канилла. – Что вы так смотрите? Ваша школа, командир, Интагар, конечно, ко мне не стал бы лезть, но я-то догадываюсь, что вся прислуга во дворце герцогини – ваша. Не могут не… осведомлять. Из чистой рутины, дело житейское…

– Ну, у тебя-то самая лучшая репутация, – сказал Сварог, ухмыляясь. – Правда, иных орлов старшего поколения, помнящих времена, когда приличное платье было обязано прикрывать колени, чуть шокирует ваша привычка устраивать танцы в платьях, как они выражаются, самым варварским образом обрезанных…

– В чем, в чем? – Канилла недоумевающе уставилась на него, потом что-то сообразила, рассмеялась звонко, весело, искренне. – Ох уж эти мужчины… А,впрочем, откуда им знать… Нет у меня в Ассамблее никаких «варварски обрезанных» платьев. Мы туда приходим потанцевать в платьях с Той Стороны, а они по сравнению с нашими, сами знаете, коротковаты. Помните, я самым беззастенчивым образом обокрала на Той Стороне ведущие дома моды? Ну вот, у меня в маноре уже есть мастерская. Девушкам фасоны нравятся, так что не удивляйтесь, если эти моды будут распространяться и наверху… Кстати, Яна тоже хочет поехать ко мне потанцевать, но не решается у вас спросить.

– Вот не думал, что я домашний тиран… – сказал Сварог. – С чего бы я ей запрещал потанцевать в коротеньком платье? Да сколько угодно. Не боится же она меня, грозного мужа?

– Нет, конечно, – сказала Канилла. – Просто Янка – девушка ответственная и серьезно относится к своему положению мужней жены… вы меня только не выдавайте, ладно? Она особо не рассердится, но все равно…

– Могила, – сказал Сварог. – Так что ты ей так и скажи: я прослышал краем уха и ничего против не имею. Может быть, и сам как-нибудь загляну. Пустишь?

– О чем разговор, командир!

– Вот, кстати, – сказал Сварог уже серьезно. – Обе дочери Интагара у тебя в Ассамблее ведь тоже состоят?

– Ага. В превеликой тайне. Если грозный папаша узнает, в каких платьях они щеголяют…

– Вот именно, грозный папаша со своими специфическими взглядами на мораль… – сказал Сварог. – Когда ты сможешь увидеть Вилеретту?

– Да хотя бы сегодня днем. Я к ней иногда заезжаю в гости, – Канилла тоже посерьезнела. – А что случилось?

– Ничего пока, – сказал Сварог. – Но последствия возможны самые непредсказуемые. Слушай внимательно…

…Заложив руки за спину, Сварог чуточку нетерпеливо прохаживался по кабинету. Он уже давно продумал, как построит разговор, но еще с четверть часа предстояло ожидать молодую женщину, чья судьба могла послужить темой для баллады или сюжетом для рыцарского романа. И в том, и в другом случае конец оказался счастливым, что как нельзя лучше укладывалось в каноны поэзии и изящной словесности.

В чем-то история герцогини Латери, до замужества баронессы Таргайл, напоминала неизвестную здесь историю прекрасной Анжелики – вот только здесь романтики не было ни капли, а вот грязи имелось выше головы…

Герцог Латери, родовитейший вдовец, считался хозяином одной из провинций, расположенных лигах в ста от Латераны, – ничего удивительного, если учесть, что его владения занимали добрую треть провинции. Классический магнат старого времени: все крестьяне состоят на положении крепостных, расположенные на его землях гербовые города стараются особой строптивости не проявлять (есть разные способы у господ магнатов изрядно навредить даже гербовому городу, не нарушая законов), губернатор почитает за честь приглашение на обед, пышные охоты, роскошные балы для знати не только этой, но и двух прилегающих провинций, и все такое прочее, вплоть до приглашений на имперские балы и приемы. Одним словом, жизнь удалась.

Барон Таргайл, отец будущей герцогини, был полной противоположностью соседу: чуть ли не клочок земли с четырьмя деревушками, бедные пашни, каменистые пастбища да водяная мельница, обеспечивавшая барону больше половины годового дохода. Словом, еще один классический персонаж, только с обратным знаком: замок ветшает, наполовину уже не пригоден для жилья, а чинить не на что, из крестьян, как ясно умному человеку, много не выжмешь, хоть ты их каленым железом жги, они и сами едва сводят концы с концами, сыновей, которых можно было бы и пристроить на выгодную службу, нет, богатые дальние родственники давно уже предпочитают с обнищавшим неудачником не водиться, приданого для единственной дочери практически нет, накопления на черный день у зажиточных крестьян в иных местах побольше… В общем, полный абзац.

А дочка, которой едва исполнилось двадцать, – писаная красавица. Вот только и на выгодное замужество рассчитывать нечего – красота красотой, а более богатые соседи воротят нос и прозвали красавицу Вердиану «пастушкой».

И вдруг все меняется, как в сказке или том самом рыцарской романе. Блестящая охотничья кавалькада герцога однажды проезжает через «владения» барона и останавливается у его замка перековать потерявшего подкову коня главного ловчего. Герцог замечает стоящую на балконе красавицу Вердиану, вышедшую полюбоваться столь непривычным для нее зрелищем.

Поначалу ничего не происходит. Герцог благодарит барона и скачет дальше. Вот только у барона вскоре после этого по какой-то злой прихоти судьбы начинаются невзгоды. Он вдруг лишается главного источника своего благосостояния, той самой водяной мельницы, сгоревшей дочиста, – ну, правда, была гроза… Восстанавливать не на что. Еще через пару недель вдруг всплывают ветхие, всеми позабытые документы, по которым выходит, что половиной своих земель, тремя деревнями из четырех, барон долгие годы владел совершенно не по праву, а по праву они принадлежат одному из соседей – просто так уж вышло, что документы завалялись в каком-то пыльном углу, что и с более важными бумагами не раз случалось. Коронный судья провинциария подлинность документов подтверждает и передает спорное имущество законному владельцу. Барон в трансе. Впору вешаться (точнее, травиться или стреляться, потому что для дворянина вешаться позорно) – но на кого оставить дочку?

Тут все снова все волшебным образом меняется. К барону заявляются трое расфуфыренных, как павлины, дворян герцога, все с золотисто-синими бантами сватов на плече, выкладывают на стол кельсий^[13K4] (при виде которого у барона язык отнимается и наступает общее оцепенение организма) и по всем правилам объявляют, что герцог просит руки прекрасной Вердианы, которую полюбил с первого взгляда и очень просит не затягивать с ответом.

Затяжки не происходит. Уведя дочку в другую комнату, барон падает перед ней на колени и слезно молит согласиться, иначе, чего доброго, придется и по миру пойти. Герцог уже в годах, прямых наследников у него нет. В общем, суровая наша жизнь на грешной земле – штука жесткая…

Красавица Вердиана, конечно, и почитывает баллады с романами, и, как практически все в ее возрасте, втихомолку мечтает о юном красавце на белом коне – но, во-первых, сердце ее никем не занято, а во-вторых, житейской практичности у нее достаточно – ясно, что отца надо спасать, не она первая, не она последняя, такова жизнь…

Согласие дается моментально. Ну, свадьба, конечно, роскошная с парой сотен приглашенных окрестных дворян, жареными быками и бочками вина для крестьян, фейерверками и прочными понтами.

Никак нельзя сказать, что новобрачная была несчастной, в чем сама честно признавалась Сварогу. Герцогу за пятьдесят, но мужчина он видный, невинности лишает бережно, и в дальнейшем ночью не разочаровывает. С ходу осыпает драгоценностями, возит на все балы и охоты, так что новоявленная герцогиня первые пару месяцев замужества ходит чуточку хмельная и без вина – чересчур уж велик контраст между жизнью прежней и нынешней, у любой голова закружится…

А вот потом началось что-то не то. Герцог предложил юной супруге новое развлечение, и она, как примерная жена, согласилась, не расспрашивая о подробностях.

Развлечение оказалось, мягко говоря, нестандартным. В огромном парке герцогского дворца имелся отгороженный высокой стеной уголок, именовавшейся Медвежьей Чащобой. Ключ от ворот имелся только у герцога. Забава была незатейливая: герцогиня бродила по лесу в одной легкой ночной рубашонке, а герцог ее старательно выслеживал – одетый в искусно изготовленную медвежью шкуру с медвежьей же головой. Выследив, торжествующе ревел и исполнял супружеский долг, не снимая шкуры.

Занятно, но первое время герцогиня подчинялась, не прекословя. Дело в том, что определенного опыта у нее не было совершенно, не имелось опытных подруг, способных бы просветить касаемо нормы и извращений, и она попросту была в растерянности: а может, в семейной жизни так и полагается? И законный супруг вправе выдумывать всякие забавы?

Чуть погодя стало ясно, что происходит все же что-то неладное, – когда к ней вечером бесцеремонно ввалились в спальню трое пажей герцога. Мальчики крепкие без труда сломили слабое сопротивление и принялись вытворять, что душе угодно (в подробности она не вдавалась, только густо краснела и отворачивалась, да Сварог до подробностей, понятно, и не доискивался, хватало общей картины). Вскоре явился и герцог – и тут уж началось такое, с участием всех пятерых одновременно…

Тут уж любая неопытная поняла бы, что началось что-то крайне неправильное. Тем более что на следующую ночь к ней заявились три юных пажессы (тут уж она и вовсе отворачивалась, закрывая лицо руками, и Сварог с превеликим трудом уговорил ее продолжать).

Пажессы, уходя, пообещали ей в ближайшем будущем новые интересные сюрпризы. Тут только герцогиня поняла, во что влипла. Вдобавок старый слуга, прихваченный из отцовского дома, человек преданный, сметливый и неглупый, поделился результатами втихую проведенных изысканий: по его уверениям герцогский дворец мог дать сто очков вперед любому столичному борделю, и звездой борделя должна была служить…

Особой твердостью характера Вердиана не отличалась, но и оранжерейным цветочком ее не назовешь: деревенская жизнь в довольно суровых условиях характер лишь укрепляет. Она и слуга, стараясь не привлекать взимания окружающих, принялись шушукаться, перебирая варианты и прикидывая, как из этой грязи выбраться.

Вариантов, увы, имелось немного. Вернись она к отцу, герцог моментально возвратил бы беглую женушку с помощью своих егерей – в чем с точки зрения закона был бы совершенно прав. И развод, и таньяж, раздельное проживание супругов, в королевстве существовали. Но легко их можно было получить только в том случае, если ничего не имели против обе стороны. А вот если одна из сторон ни того, ни другого категорически не желала, дело усложнялось. Решать его пришлось бы коронным судом – в котором у Вердианы не было ни малейшего шанса, учитывая влияние и богатство мужа. По той же причине бессмысленно было подавать на него в суд – хотя иные забавы, как просветил знавший жизнь слуга, прямо подпадали под кое-какие параграфы Карного кодекса.

Она уже впала в уныние, но слуга, знаток жизни (доводилось и в больших городах жить, и на военной службе побывать, и даже в матросах походить), предложил единственный выход: тайно бежать ночью из замка в Латерану, броситься к ногам короля Сварога, рассказать ему все и попросить ярдат^[13K5]. Ходят слухи, что король Сварог – человек справедливый (ну, насколько бывают справедливыми короли). К тому же герцог при дворе не принят, на Латерану его влияние не распространяется, и вообще он по неким неведомым причинам вот уже двадцать два года безвыездно пребывает в этих местах.

Это был единственный шанс, и следовало им воспользоваться, несмотря на весь риск. Хорошо, что кроме общей супружеской спальни имелись и отдельные. В свою Вердиана и ушла, едва только прозвучал призыв «Гасите огни!»^[13K6], соврав мужу насчет классических женских недомоганий. Собрала в узелок драгоценности, выждала часа полтора, пока замок окончательно не отошел ко сну, потом пришел слуга. Тут по ходу дела возникла еще одна проблема: одежда. Никак не годилось скакать сотню с лишним лиг в обычном женском платье – а ее охотничий мужской костюм висел в гардеробе, к которому пришлось бы идти через спальню герцога. Однако проблема была не столь уж тяжелая: слуга попросту принес свой костюм и сапоги. Вердиане и то, и другое оказалось, конечно же, велико, но тут уж не до разборчивости.

В конюшню они попали без всяких хлопот: тех, кто знал о забавах герцога и роли в них молодой супруги, не насчитать и десятка, а прочая многочисленная прислуга, как ей и следовало, относилась к хозяйке замка с нешуточным почтением. Ну, а удивляться каким бы то ни было причудам господ (вроде ночного визита в конюшню хозяйки в мужской одежде не по росту) челяди не полагалось испокон веку. Так что они быстро добрались до ворот, герцогиня приказала их отпереть, что и было исполнено.

А вот тут уже начались сложности. Выскочил какой-то субъект и принялся довольно бесцеремонно допытываться, куда это они собрались на ночь глядя, да еще в таком виде. И одет был побогаче сторожей, при мече и двух пистолетах. Видимо, особо доверенный привратник герцога – о ком-то таком, особой ночной страже, герцогиня слышала краем уха. Следом появились еще трое.

Получилась схватка. Слуга отмахивался охотничьим ножом, как мог, но, заработав удар в бок мечом, упал с коня, успев крикнуть хозяйке, чтобы спасалась. Она галопом вылетела в ворота, голову не потеряла и, проскакав лиг пять, свернула в лес, где и затаилась на опушке. И поступила правильно: вскоре по дороге галопом промчались человек пятнадцать егерей – несомненная погоня.

В каком бы расстройстве чувств Вердиана ни была, взяла себя в руки и два часа так и пробыла на опушке. Видела, как егеря возвращались – уже шагом, ругаясь так, что слышно было на лигу вокруг – особенно честили одного из своих за то, что тот впопыхах не взял собак, иначе беглянку непременно изловили бы. Несмотря на всю серьезность ситуации, в ней обнаружился и комический момент: трое из егерей в замок возвращаться не стали, ускакали прочь, заявив товарищам, что лучше уж податься в Волчьи Головы, чем полагаться на милость разъяренного герцога.

Засаду на дороге они безусловно не оставили – сколько их ускакало, столько и вернулось, Вердиана сосчитала. И решилась пуститься в неизвестность – нелегкие ночные странствия. Сама она никогда прежде в Латерану не ездила, дорогу знала лишь по описаниям слуги – а потому путь, который хороший сытый конь способен, не особенно и измотавшись, преодолеть где галопом, где крупной рысью часа за четыре, отнял у нее все десять. Она два раза путала мерные столбы, сбивалась с дороги, с превеликим трудом на нее возвращалась, вновь сбивалась, два раза в каких-то деревушках будила крестьян, бесцеремонно колотя рукоятью плетки в окошки, расспрашивала о дороге…

Одним словом, до Латераны она добралась, когда уже давно рассвело, на совершенно заморенном коне, едва передвигавшем ноги, голодная и усталая. И, конечно же, обращавшая на себя внимание прохожих. Хорошо еще, полиция не привязалась, пока она, расспросив дорогу, добиралась до королевского дворца (задержавшись немного на постоялом дворе, где за золотую сережку без камешков раздобыла коню воды и овса и дала ему немного отдохнуть).

Потом снова едва не начались серьезные неприятности. На ее несчастье дворцовая стража и тайная полиция, вульгарно выражаясь, стояли на ушах. За день до того на Сварога бросился у главного входа какой-то псих с кинжалом. Его, конечно, быстренько скрутили ратагайцы (потом совершенно точно выяснилось, что это и в самом деле псих-одиночка, действовавший, в общем, без всяких мотивов). Псих психом, но как-то же он ухитрился добраться до главного входа во дворец? Так что все, отвечавшие за безопасность, были на нервах и бросались на всех мало-мальски подозрительных, считая, что лучше перебдеть, чем недобдеть.

А уж Вердиана выглядела подозрительнее некуда: простоволосая, растрепанная девица (шляпу она где-то потеряла, а гребень не взяла), от ушей до пяток покрытая дорожной пылью, в мужском костюме не по росту и таких же сапогах, с перстнем с герцогской короной на пальце. Держит в поводу заморенного коня и твердит, что хочет видеть короля по важному и неотложному делу – причем не знает никаких паролей для тайных агентов (которые порой появляются и в более диковинном виде).

Ничего особо жуткого с ней наверняка не случилось бы – но под замком могла насидеться и подвергнуться нешуточным допросам (при том, что свое настоящее имя называть никак не следовало – могли принять за малость повредившуюся умом и вернуть законному мужу, что было бы самой худшей из неприятностей).

Офицер дворцовой стражи подал условный сигнал, и вокруг герцогини стали смыкаться хмурые здоровяки из тайной полиции.

На ее счастье, в ворота как раз въезжала верхом Канилла Дегро – и заинтересовалась весьма нетипичной сценой. Отвела в сторонку, немного поговорила (все сотрудники девятого стола давно получили то самое умение мгновенно определять, где правда, а где ложь), после чего объявила, что берет девушку под свое попечение – и повела во дворец. Тихари сговорчиво расступились – они прекрасно знали Каниллу как обладательницу особо тяжелой бляхи тайной полиции – с широкой золотой каймой, означавшей, что обладатель пребывает в немалом чине.

В общем, к Сварогу Вердиана попала уже через четверть часа – благо дел у него не было ровным счетом никаких, и он с превеликим удовольствием объявил себе выходной.

Ну, то, что странная гостья не врет, он, конечно, определил сразу – и усмотрел в ее рассказе кое-какие крайне интересные моменты, как раз и позволявшие отвлечься от текущих дел. Самый интересный вопрос: почему один из родовитейших вельмож королевства на двадцать два года удалился в добровольное изгнание в свои поместья. Был в свое время похожий пример, когда некий столь же родовитейший граф аж тридцать лет прожил отшельником в своем самом маленьким поместье вовсе уж у черта на куличках. Но там мотивы были другие: граф, как рассказывал отец Грук, малость перебрал с религиозным фанатизмом, в монастырь по каким-то своим причинам не ушел, но затворился от мира, все эти годы старательно умерщвляя плотв, постясь и молясь до обмороков (церковь вообще-то таких переборов не одобряет, см. трактат Катберта-Молота «О рвении в вере и пределах такового»). Однако герцог, судя по его поведению, верой не озабочивался нисколечко, наоборот…

Вердиану увела Канилла – выкупать, накормить и устроить на отдых. А Сварог, как легко догадаться, вызвал Интагара, ибо давно подмечено: кто у нас ближе всех к населению? Полиция, ясен день…

Интагар управился к вечеру. Никаких документов он не нашел – их и не было. Просто-напросто отыскал нескольких знатоков былых дворцовых сплетен, пребывавших уже в преклонных годах, но при ясной памяти.

История вскрылась интереснейшая. Тогда, двадцать четыре года назад, внезапно овдовевший герцог (Интагар сказал: самоубийство герцогини в некоторых отношениях выглядит крайне подозрительно) принялся развлекаться на всю катушку в своем великолепном латеранском дворце «Медвежья пещера». Да так, что Лемар по сравнению с ним выглядел светочем праведной жизни: предметом интереса герцога большей частью были вовсе уж малолетки обоего пола – либо привезенные из его поместий, либо дети из низших Гильдий, чьим родителям без всякого труда можно было заткнуть рот золотом либо угрозами.

Сладкая жизнь длилась два года. А поломал ее, кто бы мог подумать, простой мусорщик из Железной гильдии, чью семилетнюю дочку люди герцога схватили прямо на улице и увезли на неделю в «Медвежью пещеру». Так уж сложилось к несчастью для герцога, что брат мусорщика сделал фантастическую по меркам Железной гильдии карьеру: служил в Сноле, в королевском дворце камер-лакеем при покоях королевы и был у нее на хорошем счету. Мусорщик собрал последние гроши и поехал к брату. Брат назавтра же упал на колени перец королевой и по старинной формуле попросил «защиты и милости».

Будущая Старая Матушка, а в ту пору не достигшая еще тридцати лет красавица, вдовствующая (то есть правящая) королева Киралина пришла в ярость. Сама она никогда не страдала соблюдением супружеской верности (но в умеренных пределах, никак не позволявших применить к ней кое-какие неприглядные эпитеты), но вот подобных забав с малолетками на дух не переносила и забавников при любой возможности преследовала беспощадно. В Латерану помчались два ее доверенных человека из тайной полиции – и очень быстро с помощью местных коллег накопали на герцога массу интересного с точки зрения строгой юстиции. Плаха по нему рыдала горючими слезами.

Однако королева оказалась в затруднительном положении. Будь это кто-нибудь другой, калибром помельче… Очень уж родовит был герцог, его раскидистое генеалогическое древо там и сям переплеталось веточками едва ли не с половиной знатнейших (и, что печальнее, влиятельнейших) родов королевства – и даже с королевским домом (пусть в данном случае родство было очень уж далеким, но оно было). Ну, а обладающие реальной властью и богатством магнаты – это каста, не дававшая своих в обиду по разным пустякам. С точки зрения касты, безусловно подлежащие суду забавы герцога были именно что пустяками – речь, в конце концов, шла всего-навсего об отпрысках последних простолюдинов, а то и вовсе крепостных, ниже которых никто попросту и не стоит. Сварог, король с некоторым стажем, прекрасно знал, как это бывает: открытых мятежей, упаси Боже, не поднимает никто, однако тихий, незаметный внешне, но хорошо организованный отпор сплотившейся касты являет собой силу, перед которой пару раз отступали даже Дарил Золотой Топор, Саугер Суровый, а в более близкие времена – и Конгер Ужасный (самому Сварогу, к счастью, сталкиваться с таким пока не доводилось).

Да вдобавок дело осложнялось еще и тем, что Киралина после смерти супруга сидела на троне не вполне прочно. Утвердиться еще не успела, так что прямое столкновение с кастой ей было решительно ни к чему, при самом неблагоприятном исходе могла и проиграть. К тому же у нее были трения с Ратагайской Пуштой, что сил не прибавляло, наоборот.

Однако она (Сварог мысленно поаплодировал) все же отыскала выход, позволявший пусть не прекратить, но ограничить герцогские развлечения. В «Медвежью пещеру» к герцогу прибыл с визитом один из тех двух доверенных лиц и, не повышая голоса, наверняка еще и приятно улыбаясь, слово в слово передал герцогу устное послание королевы: «Не всегда можно покарать человека за то, что он сделал. Однако иногда очень легко лишить человека головы за то, чего он не делал».

Герцог моментально понял, что к чему (как и Сварог, едва услышал об этом от Интагара). С подачи коронованной особы любая тайная полиция в два счета мастерски сошьет убедительное дело против самого родовитого, приписав государственную измену, заговор с целью цареубийства или шпионаж с особым размахом. Верная плаха. И вот в этих случаях каста и не пискнет, не говоря уж об организованном отпоре, все будут сидеть тихонечко, как мыши под метлой – неизвестно, как далеко простираются королевские замыслы, что там задумано и кто может оказаться следующим…

Далее визитер кратенько изложил пожелания королевы, не столь уж и сложные. Уже на следующий день герцог, торопливо собрав пожитки, отправился в свое поместье, где и засиделся на двадцать два года. Прежних привычек он не оставил (отучите свинью в грязи валяться), но вот получилось у него лишь бледное подобие прежнего размаха. Крепостные крестьяне, конечно, народ бесправный, но тут есть своя специфика. Отдельные выходки еще сойдут сеньору с рук, но если его забавы примут массовый характер, в два счета может грянуть бунт. Примеров предостаточно. Так что герцогу приходилось изворачиваться: искать сироток, беззастенчивых родителей или опекунов, способных за горсть золота продать не только малолетнее чадо, но и свою бессмертную душу, отправлять доверенных далеко за пределы провинции, чтобы заманивали глупеньких юных красоток, якобы в услужение на хорошее жалованье, и все такое прочее. Да вдобавок тайная полиция не оставляла его вниманием (вот тут есть документы, сказал Интагар), и порой кое-кому из таких посланцев приходилось сплясать с Конопляной Тетушкой…

Герцог воспрянул духом, когда двенадцать лет назад молодой принц вошел в совершеннолетие и мать передала ему власть (отнюдь не по своему желанию, была там какая-то темная интрига, которую Сварог пока что не раскапывал – а может, вовсе не следовало тревожить дела давно минувших дней).

Однако сиятельному потаскуну пришлось остаться в деревенской глуши. Покойный король был личностью жалкой и никчемной, едва не развалившей страну, но одна-единственная положительная черта у него, пожалуй, все же имелась: во всем, что касается женщин, он был совершенно нормальным мужиком и педофилов ненавидел столь же люто, как и мать.

Ну, а когда королем стал Сварог, герцог и не пробовал высунуть нос за пределы своих владений – прослышал, какое положение нынче заняла Старая Матушка с ее цепкой памятью на старые обиды и прегрешения…

Вот таким образом нежданно-негаданно на руках у Сварога оказалась очаровательная обуза. Впрочем, обузой Вердиану никак нельзя было назвать, проблема решалась просто и быстро: пара часов размышлений с участием Интагара, полчасика на сочинение соответствующих указов… Это не обуза, а, скорее, развлечение. И, кроме того, Сварогу подворачивалась прекрасная возможность сделать доброе дело просто так, не преследуя ни малейших собственных интересов, как в случае с «лозоходцами» – а такое редко случалось…

Больше всего ему хотелось, не мудрствуя, отправить этого скота на плаху. И дело тут не только в том, что этот скот наворотил: крайне неприятно знать, что в какой-то сотне лиг от твоей столицы процветает такое. Сегодня объявился растлитель малолеток, а завтра, чего доброго, в паре конных переходов от Латераны гнездо «Черной Благодати» объявится – их, уверяют отец Алкее, монахи из Братств и Грельфи, все же не удалось выжечь все до единого.

Что будет по этому поводу пищать каста, его не интересовало совершенно. Перетопчутся и перестрадают. Даже не придется привлекать кое-какие свои имперские возможности или зловещую репутацию хелльстадского короля – когда у тебя за спиной, помимо прочего, железной когортой стоят Ратагайская Пушта и Глан, на любые мнения касты можно плевать с высокой башни…

Отговорил Интагар. Убедил, что устраивать судебный процесс по обвинению в педофилии и сопутствующих противозаконных деяниях даже при наличии совершенно ручных коронных и королевских прокуроров и понятливых судей – дело все же долгое и тягомотное и при стопроцентной уверенности в успехе. Гораздо проще и рациональнее сшить, скажем, дело об участии герцога в лоранском заговоре с целью убийства Сварога. Так оно будет гораздо быстрее: ускоренные правила судопроизводства, другие юридические хитрости. В замок нетрудно заслать агентов, которые быстренько осмотрятся и подберут надежных свидетелей, а уж те в два счета покажут, что герцог каждый вечер перед отходом ко сну возглашал: «А Сварога я, точно, зарежу!» В тюрьмах сыщется парочка лоранских шпионов, которые ради сохранения своей драгоценной жизни приплетут герцога к чему угодно. Наконец, случалось уже с полдюжины реальных лоранских заговоров с целью убийства Сварога, так что раскрытию еще одного никто и не удивится – в конце концов, это даже скучно уже…

Следующий ход напрашивался сам собой – освободить Вердиану от этого скота самым законным образом. Что можно было сделать в два счета с помощью того самого понятливого судьи, каких немало – и герцог не выиграет с помощью всех адвокатов Талара, сколько их ни наберется. Можно даже устроить так, чтобы Вердиане досталась изрядная часть герцогского имущества – закон это дозволяет, если будет доказана супружеская неверность герцога (а покажите-ка Сварогова прокурора, который ее не докажет. Да хоть с козой…).

Однако, чуть поразмыслив, Сварог выбрал другой способ. Сейчас, когда перед ними стоит загадка Нериады, на которую и следует бросить все силы, нельзя отвлекаться на пустяки, каковым случай с герцогом и является. Дело о заговоре будут шить не спеша, как говорится, в свободное от основной работы время. Так что пару месяцев, не меньше, герцог еще на свободе погуляет. А значит, есть риск, что, пусть и ограниченный в возможностях, женится на очередной юной дворяночке, прельщенной блеском его богатств и не подозревающей, что скрывается за красивым фасадом. Все можно сделать гораздо быстрее и проще. Пара часов на составление нужного документа и приведение его в официальный вид – и готово…

Примерно столько на все и ушло. Интагар быстренько доставил во дворец самых, по его уверению, искусных крючкотворов латеранской юридической братии: прокурора, двух судей и дорогого адвоката. Поставленную перец ними задачу они ухватили влет, Сварог даже не успел договорить. И быстренько составили все нужные документы.

Отправился с ними к герцогу Советник Габель, один из самых доверенных людей Интагара (а таковых имелось не очень много), великий мастер вести проникновенные беседы с клиентами, Сварог из любопытства заглянул как-то на допрос крупного горротского шпиона, вздумавшего поначалу играть в молчанку. Габель, обликом вылитый Дед Мороз, усевшись рядом с собеседником, задушевно, едва ли не со слезою в голосе, вещал:

– Голубчик мой, вы, может, и не поверите, но сам я таракана прихлопнуть не могу, рука не поднимается, всякий раз лакея звать приходится. А вот в пыточных у нас – зверь на звере. Служба у них такая – зверями быть, коли начальство кулаком по столу лупит и велит: «Доискаться! А то самих…» У вас ведь дома то же самое, правда? Вот видите, душа моя… Человек вы молодой, видный, девок, как мне доложили, со страшной силой валяете, и не каких-то там, а самых что ни на есть благородных. Жизни радоваться умеете. А эти звери подвальные перед тем, как ногти выдрать, и куда только можно раскаленных углей напихать, мужское ваше достояние вмиг откусят – там у них клещи есть специальные… И какая у вас жизнь будет после этого? А ведь всего-то и дел – рассказать, кто такой Барсук и с каких пор он вам запродался. А еще лучше – вдобавок нам перепродаться. И денег прибавится, и жить станет спокойнее, если дело поставить грамотно, дома и не узнают ничего…

В таком примерно ключе. Минут через пять собеседник выдал Барсука (немаленького чина из Адмиралтейства, которого тщетно пытались до того вычислить больше года), а еще через пять – перевербовался…

Для почета Сварог отправил с советником двух гвардейских капитанов, командовавших у себя в полках «волчьими сотнями» и потому хитрым делам не чуждых. А чтобы произвести должное впечатление, выделил им бомбардировщик. Должное впечатление было произведено, в том числе и на самого герцога – когда он покинул Латерану, самолеты были еще диковинной новинкой, которую лицезрели считанные люди. К тому же на подлете бомбер нечаянно уронил две бомбы на примыкавший к замку обширный луг (потом советник, сидя напротив герцога, сокрушенно разводил руками: техника – вещь несовершенная, случаются досадные казусы).

Незваные гости выложили перед герцогом три документа. Первым шло прошение в Высокий Коронный Суд (по меркам покинутого Сварогом мира – Верховный), в котором герцог с герцогиней просили по обоюдному согласию разрешить им таньяж (подпись герцогини там имелась, герцога, понятно – нет). Второй документ – составленный по всем юридическим канонам помянутым судом «Акт о таньяже», сиречь разрешение. Две обычных печати разного цвета и одна серебряная подвесная, эмблемы и узорчатая каемка, подписи Главы Высокого Суда и двух чиновников пониже рангом, а также герцогини (для подписи герцога и тут имелось свободное место). И наконец, «Прилагаемые условия данного таньяжа» – выражаясь по-советски, раздел имущества.

Сварог не стал обдирать герцога, как липку, но пощипал изрядно. В полную собственность герцогини переходили огромный латеранский дворец «Медвежья пещера» с его обширным парком, больше напоминавший небольшой лесок, одно из поместий (Сварог, посмотрев документы, цинично выбрал не самое большое, но самое доходное), а также изрядная сумма денег – на обустройство на новом месте.

Габель, как всегда мягко и задушевно, предложил герцогу, не откладывая, подписать все три документа. Герцог не протестовал бурно – но все же попытался что-то такое вякнуть. На что Габель со своей всегдашней обаятельной улыбкой напомнил о некоем устном послании, полученном некогда герцогом от королевы – и намекнул, что аналогичное может последовать и от короля Сварога, нрав которого должен быть прекрасно известен и здесь, в провинции. Герцог увял и побледнел. Закрепляя успех, Габель небрежно заметил: в любом случае подпись герцога на всех документах будет. И пусть потом герцог ищет правдочку там, где только пожелает. Если успеет начать поиски, конечно. Гвардейцы все это время помалкивали, но грозно крутили усы, смотрели волками и многозначительно хмыкали.

После чего Габель с той же душевной улыбкой извлек походную чернильницу и стилос. Все три документа герцог подписал моментально. Победа оказалась столь легкой и быстрой, что Сварог ощутил нечто вроде брезгливой жалости к растоптанному противнику. И подумал: а может, и не шить дела? Ограничиться тем, что блокировать любые попытки герцога найти очередных малолеток. Всех его «охотничков», действующих в провинции и за ее пределами, переловить и демонстративно повесить, а герцогских крестьян перевести во фригольдеры. Они и в этом случае будут нести некоторые мелкие повинности, но вот их дети от притязаний герцога будут избавлены совершенно: согласно четко прописанным законам. Пусть уж уныло блудит с теми, кто у него остался в замке и вышел из малолетства.

Так он и поступил, подписав соответствующий указ, в темпе составленный той же четверкой. И вдобавок велел Интагару распустить среди знати слух, что это стало карой герцогу за некое неповиновение, проявленное перед лицом его величества. Так что, господа мои, прецедент создан, имейте в виду… Согласно поступившим сведениям, знать поняла не столь уж тонкий намек и примолкла, как та мышь под метлой.

Поскольку Сварогу, что скрывать, была свойственна некоторая мстительность (не выходившая за разумные пределы), через пару недель он провел еще одно мероприятие: отправил герцогу именной указ, не просто разрешавший пребывание при дворе – прямо обязывавшей там бывать, поскольку ему пожалован чин камергера, а камергер, всем известно, обязан находиться при дворе почти безотлучно и жить в столице.

Сварог похвалил себя: все же идеально придумано. Ни капли крови, ни кандалов, ни ссылок. А вот моральных терзаний – хоть лопатой греби. Во-первых, в Латеране герцог будет под строжайшим присмотром, и уж в случае чего… Во-вторых, что важнее, он чуть ли не каждодневно будет лицезреть во дворце свою бывшую супругу, очаровательную и недоступную. «А сволочь я все же, если подумать, – фыркнул Сварог, подмахивая последние бумаги. – Но что поделать, со сволочами сволочью и быть…»

Чтобы быть последовательным до конца и предусмотреть все случайности, он распорядился вышвырнуть из «Медвежьей пещеры» всех без исключения герцогских слуг, от мажордома до последнего поваренка – и заменить их антланцами (с примесью некоторого числа агентов восьмого департамента). Были все основания предполагать, что герцог попытается предпринять нечто, позволившее бы ему овдоветь вторично.

Вот так при дворе и появилась очаровательная Вердиана, герцогиня Латери, довольно быстро освоившаяся среди золотой молодежи обоего пола. Тем более что ее взялась опекать Канилла Дегро. Появилась у нее в последнее время такая привычка, опекать девушек, попавших в затруднительное положение, – герцогиню, Айвику, дочек Интагара, молодую графиню, которую супруг начал было колотить по пьяной лавочке в лучших традициях запойного советского сантехника. Марлок, которому Сварог как-то за нэльгом об этом рассказал, фыркнул в густые усы:

– Ничего странного, лорд Сварог. Коллизия, давно известная психологам: девушка таким образом стремится выглядеть в собственных глазах взрослее и серьезнее, чем сейчас. Счастливый возраст, когда хочется выглядеть не моложе, а старше…

…Она вошла в церемониальном поклоне и, повинуясь жесту Сварога, села в кресло напротив. Сварог внимательно присмотрелся. Поза у нее оказалась примечательная: Вердиана сидела, выпрямившись, не касаясь спиной мягкой спинки кресла, сложив руки на коленях, напряженная, как туго натянутая гитарная струна: чуть прикоснись – отзовется звоном. Во взгляде, кроме того выражения, что когда-то Сварога не на шутку заинтересовало, был теперь еще и откровенный испуг. Пожалуй, он угадал все правильно: после всего, что с ней в замке творили, она откровенно боится мужчин. Канилла говорила: танцевать она любит, но всегда выбирает исключительно те танцы, в которых кавалер пальцем не касается дамы. Сварог подумал тогда: следует уберечь ее и от ухаживателей. Самое безобидное прикосновение самого галантного кавалера (а какой без этого флирт?) будет для нее… Вообще, с этим надо что-то делать. В восьмом департаменте хорошие психологи и психотерапевты, вооруженные последними достижениями медицины – иной раз без них не обойтись, порой сотрудники попадают в такие переплеты… Нужно подвести к ней парочку таких под видом обычных здешних лекарей, пусть поработают. А проблему ухажеров он решил просто: велел Интагару распустить слух, что Вердиана – его незаконная дочь, воспитывавшаяся в глуши и неудачно вышедшая замуж. Чем и объясняются все пролившиеся на нее королевские милости. «Общественное мнение» этот слух приняло за чистую монету, поскольку он давал отличный ответ на многие вопросы – а ухажеры сделали для себя выводы и вокруг красавицы пока что не крутились. Со временем, конечно, осмелеют – но и она, смотришь, оттает…

– Герцогиня, – сказал Сварог спокойно. – Вы не согласились бы поговорить со мной откровенно? Я бы сказал, довольно откровенно…

Настороженный взгляд больших серых глаз:

– Конечно, ваше величество…

– Вы во дворце уже три месяца, – сказал Сварог. – И я давненько подметил любопытную вещь: то и дело я постоянно ловлю на себе какие-то довольно странные ваши взгляды. Полное впечатление, исполненные некоего напряженного ожидания, тревоги, а то и испуга… Так случается всякий раз, когда мы встречаемся в одном помещении.

Он сделал выразительную паузу. Герцогиня опустила длинные пушистые ресницы:

– Вам просто показалось, ваше величество…

– Я человек не мнительный, – сказал Сварог мягко. – Как-то мне ничего не «кажется». Это есть. Ведь правда? Ответьте честно. Вы ведь наверняка уже знаете, что я умею моментально определять, когда мне говорят правду, а когда лгут… Я жду. Король ждет ответа…

Она какое-то время сидела, потупясь, потом подняла глаза и выпалила, словно в холодную воду бросалась:

– Вы не ошиблись, Ваше величество…

– Ну вот, я так и думал, – сказал Сварог. – Вряд ли я человек великого ума, но есть вещи, которые угадать нетрудно… Кажется, я понял, чего вы боитесь и напряженно ждете. Что за все сделанное для вас я однажды потребую благодарности… определенного рода. Я угадал? И снова – король ждет ответа…

С тем же бледным и решительным лицом Вердиана выпалила:

– Угадали, ваше величество.

– И вы этого не хотите?

– Не хочу, тысячу раз простите! – воскликнула она с тем же видом человека, которому нечего терять. – Я понимаю, что королю отказывать просто не полагается, но так уж сложилось… Ваше величество, я не могу… Для меня мужчины сейчас… Любое мужское прикосновение – как укус… Поймите меня… Если вы гневаетесь, отберите все, что соизволили пожаловать, выгоните из дворца, только не возвращайте… к мужу. А впрочем… Я предусмотрела…

Перехватив ее взгляд, брошенный на собственную левую руку, Сварог присмотрелся, подошел и бесцеремонно снял с безымянного пальца кольцо с крупным сапфиром. Очень быстро нажал на крохотный шпенек. Камень чуть сдвинулся в оправе, открыв крохотное углубление с парой щепоток тончайшего зеленоватого порошка. Широко ухмыльнувшись, Сварог высыпал его в рот. Порошок совершенно безвкусный.

Глаза Вердианы округлились от ужаса, она замерла, вцепившись в подлокотники кресла. Все так же широко улыбаясь, Сварог сказал:

– Успокойтесь, герцогиня. Как видите, я до сих пор жив и здоров, хотя действие у настоящего яда мгновенное.

– Но как…

– Вы слишком молоды и совершенно не искушены в тонкостях столичной жизни, – сказал Сварог. – Тот мастер, с улицы Златошвеек, у которого вы заказывали кольцо, в тот же вечер доложил кому следует. Он, понимаете ли, как и многие люди специфического ремесла, состоит на жаловании в тайной полиции – со многими так, дело житейское… Ну, а подменить кольцо точной копией с безобидным порошком для моих сыщиков – вовсе уж детская забава… Простите уж, но пришлось именно так и поступить. Мало ли что вам могло прийти в голову после всего перенесенного… А я отчего-то чувствую за вас некоторую ответственность. Вы одна в чужом городе, вам всего двадцать лет, отец далеко, появились, конечно, подруги, но надежнее будет, если вас стану опекать еще и я. Хотя бы оттого, что возможностей у меня гораздо больше, чем у всех ваших подруг, вместе взятых, включая Каниллу Дегро. Так что хотите вы или нет, но я буду вас опекать.

Она сидела неподвижно, с растерянным и печальным видом, на ресницах поблескивали слезинки. Недолго думая, Сварог прошел к шкафчику, налил высокий хрустальный стакан с медальонами из алого и синего стекла почти до краев синей жидкостью. Протянул девушке:

– Выпейте. Это вкусно.

– Что это? – настороженно спросила она.

– Ну, не яд, конечно, – сказал Сварог. – И даже не вино. Всего-навсего сок синей малины. Ее мало кто знает, она растет только в Каталауне, да и там встречается довольно редко. У меня в Каталауне есть добрые знакомые, то и дело присылают всякие гостинцы… Ну, выпейте и успокойтесь.

Она отпила несколько глотков, явно распробовав и оценив, осушила стакан до половины. Вообще-то налицо безбожное нарушение этикета – наедине с королем дама не может выпить и глотка сока (если только она не королевская любовница). Но Сварог, матерый самодур, и не такие этикеты с хрустом ломал через колено…

– Еще? – спросил Сварог, видя, что стакан опустел.

– Нет, благодарю вас. И в самом деле вкусно…

Ее щеки приобрели нормальный румянец, голос звучал ровно. Сварог мысленно ухмыльнулся. Он не стал уточнять, что сок синей малины обладает еще и легоньким успокаивающим действием, за что высоко ценится у городских лекарей (а некоторые огородники в последнее время стали синюю малину высаживать у себя, но она не принимается – есть в каталаунской почве, надо полагать, что-то особенное…).

– Успокоились чуточку? – спросил Сварог. – Прекрасно. Пойдем дальше. Вердиана, как вы считаете, можно доверять королевскому слову?

На сей раз никаких этикетов он не нарушал – король вправе называть любого изсвоих подданных просто по имени – что даже считается знаком некоторого расположения. Чересчур уж напыщенно выглядело слово «герцогиня» в применении к этой, в сущности, девчонке.

– Ну, конечно! – воскликнула она убежденно. – Иначе и быть не может!

– Просто прекрасно, что вы так считаете, – сказал Сварог. – Так вот… У меня не было, нет и никогда не будет мыслей требовать у вас вознаграждения… определенного рода. Слово короля. Никакого вознаграждения мне от вас не нужно.

Она переменилась на глазах: исчезли напряженность и тревога, щеки зарумянились, глаза заблестели, и в кресле она устроилась гораздо свободнее. Тихо сказала:

– Вы очень добрый человек, ваше величество…

– Ничего подобного, – сказал Сварог, чувствуя, что вместо улыбки получилась лишь ее тень. – Добрых королей не бывает – не то ремесло, – он вдруг почувствовал острое желание хоть пару минут, да поговорить более-менее откровенно с этой красавицей: – А если и каким-то чудом появляются, то живут и правят очень недолго… Поверьте моему опыту.

– У отца есть книга, где что-то подобное написано. «О сути царского и королевского ремесла и последствиях, из оной проистекающих».

– Знаю, читал, – сказал Сварог. – Чей Чедагон, сильванец. Очень толковая книга, заверяю вас. Король обязан в любой момент проявить злость и жестокость…

– Но вы столько для меня сделали совершенно бескорыстно…

– Ну, мне это, признаться, ничего не стоило, Вердиана, – сказал Сварог. – Пару часов посовещаться с нужными людьми, подмахнуть пару бумаг… И потом… Я в жизни сделал немало злого не в силу каких-то свойств характера, а по королевской обязанности. И вдруг появляется случай сделать добро совершенно бескорыстно, без малейших задних мыслей – политических, экономических, да любых – это так редко случается…

Вердиана смотрела на него с непонятным выражением лица, потом тихо сказала:

– Как же вам должно быть тяжело…

Умница, подумал Сварог. Чей Чедагона читала, без малейшей запинки название его книги произнесла… И сказал веско:

– Не особенно. Со временем привыкаешь… Вердиана, а что, если мы просто посидим и поболтаем? Мне совершенно нечем заняться, такое редко бывает, чтобы никто не приставал с неотложными делами…

– С удовольствием.

– Ну, в таком случае, можно устроить маленькое застолье, – сказал Сварог, прошел к шкафчику, стал вынимать оттуда всякую всячину. – Вы будете пить сок, а я позволю себе что-то покрепче. Рекомендую вот эти зеленые шарики, такого вы тоже наверняка никогда не пробовали – каталаунский домашний марципан.

– Вообще-то это против этикета… – неуверенно сказала Вердиана, тем не менее с любопытством разглядывая незнакомые сласти.

– Этикет здесь – это я, – сказал Сварог. – Сатрап я, или нет? Завтра же введу какой-нибудь совершенно другой этикет, и все его будут соблюдать, как миленькие. – Он вспомнил матушку Елизавету Петровну и одну из ее шалостей. – Например, издам указ, чтобы на придворные балы мужчины являлись непременно в женских платьях, а женщины, соответственно, в мужских нарядах. Что вы улыбаетесь? Между прочим, такое однажды случалось…

– Никогда не слышала…

И неудивительно, подумал Сварог. Сказал:

– Это было очень давно и далеко отсюда, мало кто и помнит, даже книжники… Вы мне вот что скажите – и больше никогда не будем к этому возвращаться… Эти все ваши страхи, что я потребую благодарности… Должны же они были быть на чем-то основаны? У меня что, столь отвратительная репутация в королевстве? Говорите, не смущайтесь и без дипломатии. Мне далеко не всегда говорят правду даже те, кто это обязан делать по долгу службы, а король обязан знать о себе правду.

Вердиана чуточку замялась, но наконец ответила, открыто глядя ему в глаза:

– Как вам сказать, ваше величество… Никакой такой отвратительной репутации у вас, пожалуй, нет. Но очень много сплетничают о вас и ваших женщинах… Говорят, вы их меняете, как щеголь – перчатки и шейные платки. Простите, если я сболтнула что-то не то, но вы сами просили быть откровенной…

– Да нет, все правильно, – сказал Сварог. – То есть, в том смысле правильно, что я жду от вас откровенности, а не насчет женщин.

И со стыдом подумал, что в том, что гуляют именно такие слухи, виноват сам. Конечно, женщин он не менял, как перчатки, но до женитьбы покуролесил изрядно – доступные грации из Королевского Балета, придворные красотки, что сами вешались на шею, да и в Империи…

– Откровенность за откровенность, – сказал он. – Да, я не был в свое время образцом благонравия, хотя и не с таким размахом, какой приписывает молва. Но я, так случилось, год как женат и пообещал жене не изменять.

В ее глазах полыхнуло неистребимое женское любопытство:

– А кто она? И почему об этом никто не знает?

– Совсем скоро узнают, вот увидите, – пообещал Сварог. – Но обо мне говорить неинтересно – у меня все на виду, а что не на виду – то государственные тайны… Давайте о вас. Как отец?

– У него все отлично, – сказала Вердиана. – Поселился в том поместье, что вы мне пожаловали, отношения с крестьянами, пишет, складываются нормально. Знаете, именно мелкопоместные дворяне как раз и умеют ладить с крестьянами гораздо лучше богачей – жизнь учит… – она улыбнулась. – Он только говорит, что боится однажды проснуться и обнаружить, что все это приснилось…

Ну что же… Пусть и очень, очень редко, но и Сварог ловил себя на том, что боится проснуться и обнаружить, что все было не более чем сном. А на самом деле он только что очнулся от долгого запоя, произошедшего от полной неизвестности и безвыходности – на Бараглайском холме, в кольце облавы, когда совершенно непонятно было, как же отсюда выбраться, и удастся ли выбраться вообще… Глупости, конечно, но ведь случаются такие мысли, хотя прекрасно знаешь, что столь долгих и подробных снов не бывает… А хорошо бы – были. Тогда оказалось бы, что никто не погиб, что иные подлости лишь приснились и ни разу не пришлось в интересах дела и ремесла наступать на горло собственной совести. Правда, это означало бы, что все победы и достижения тоже приснились – но это, быть может, и не такая уж большая утрата, зная, что и горе с потерями и мерзостью в душе было только сном…

– Ваше величество, вы вспомнили что-то плохое? У вас стало такое лицо…

– Да нет, ничего, – сказал Сварог. – Вы сказали о снах, и я подумал: сколько всего с ними связано, и веселого, и грустного… – Как вам живется в замке?

Она улыбнулась почти беспечно:

– Сейчас уже немного привыкла. А первое время чуточку не по себе было в этой громадине. Дворецкий мне все старательно растолковал, так что я наизусть запомнила, – она подняла глаза к потолку и старательно произнесла, как заученное: – Восемьдесят три комнаты, большой и малый танцевальный залы, три каминных, залы для стрельбы, игры в кегли, парадная столовая на пятьдесят персон, еще несколько залов для игр и развлечений. Знаете, в первое время я себе выбрала три комнаты на первом этаже, там и жила, не расхаживала по замку. Потом стало веселее, появились гости, и Канилла, и Алента… Ваше величество, я не фамильярничаю, они сами хотели, чтобы я их называла по имени. Ну, а потом Канилла попросила приютить ее Ассамблею, я тут же согласилась, стало еще оживленнее и веселее… Вы ничего не имеете против, что я так поступила?

– Помилуйте, – усмехнулся Сварог. – Это ваш дворец, можете с ним делать что угодно, хоть завтра проиграть в кости… хотя, думается мне, от вас таких глупостей ожидать не следует. Ну, и как вам Ассамблея?

– Великолепно. У Каниллы все очень прилично – хотя я слышала про другие Ассамблеи, где нравы… гораздо свободнее. Вот только Алента пока что ни разу не приходила на танцевальные вечера. Вы ей запрещаете?

– Никоим образом, – сказал Сварог. – У нее просто хватало своих дел. В ближайшее же время собирается. Да и я загляну, если вы не против…

Он усмехнулся про себя. Ну что же, новое имя Яны ни у кого подозрений не вызывало и не выглядело необычным. Легализуя ее в Латеранском дворце, Сварог подобрал первую попавшуюся фамилию, лишь бы звучала правдоподобно, а вот с именем не стал заморачиваться: взял ее второе имя, чуть сократил, чуть изменил – вот и получилась баронесса Алента Вольмер. Мало ли каких редких для столицы имен и фамилий встречается в глухих провинциях…

– Ваше величество! Если мы разговариваем так откровенно и запросто… Мне бы хотелось кое о чем спросить, но не знаю, удобно ли будет…

Совсем освоилась девочка, подумал Сварог. Вот и хорошо, быстрее оттает…

– Вообще-то для меня нет неудобных вопросов, – сказал он, не раздумывая. – Разве что когда речь идет о государственных тайнах. Все остальное дозволено. Так что смелее.

– Я порой не могу понять, почему вы подписали «Акт о таньяже», а не дали окончательного развода? Вы ведь и в этом были вольны, вы король…

– По очень простой причине, – сказал Сварог. – Чтобы ваш бывший муженек не вздумал повторить тот же фокус. Он отнюдь не стар, а в округе, как мне доложили, хватает молодых незамужних дворянок, сплошь и рядом живущих довольно бедно. Пока он официально считается женатым, ничего подобного не сможет сделать.

– Понятно. Но вот другое, уж не обессудьте, мне решительно непонятно…

– Что именно? Говорите смело.

Она чуть поколебалась, но все же решилась:

– Судя по всему происшедшему, вы не питаете к нему и тени симпатии…

– Да я бы его завтра на плаху отправил, будь к тому законные основания, – честно признался Сварог.

– Почему же тогда с него сняли многолетнюю опалу, допустили ко двору и даже пожаловали в камергеры?

Сварог пожал плечами:

– Откровенно говоря, в рамках мести, что женщинам, с которыми поступили скверно, обычно свойственна. Мне хотелось, чтобы он часто ездил мимо «Медвежьей пещеры», которая ему больше не принадлежит. Чтобы видел вас при дворе, веселую и довольную жизнью – но, разумеется, не смел приблизиться… Примерно так. Я что-то сделал неправильно?

– Вы только не гневайтесь…

– И не подумаю, – сказал Сварог. – Запомните: я обычно гневаюсь по очень и очень серьезным причинам. Ваши вопросы в их число, безусловно, не входят. Так что отбросьте всякие мысли, что я когда-нибудь собираюсь на вас гневаться. Договорились?

– Хорошо. Извините, мне не приходилось раньше общаться с королями… Так вот… Мне как-то совсем не свойственна та женская месть, о которой вы думали. Было – и прошло. Я просто-напросто рада, что навсегда от этого избавилась. И мне не доставляет никакого удовольствия видеть его при дворе, наоборот. Этот его змеиный взгляд, которым он меня провожает при первой возможности… И еще… Вы его совершенно не знаете. Все происшедшее у него наверняка не вызвало ничего, что хоть отдаленно похоже на душевные терзания. Не тот человек. Он просто понемногу копит и копит злобу, как змея – яд. И как это прорвется, сказать невозможно…

– Ну, беспокоиться вам незачем, – сказал Сварог. – У вас отличная охрана, хотя вы наверняка ее не замечаете – ну, на то она и отличная…

– Я беспокоюсь даже не о себе…

– Обо мне? – усмехнулся Сварог. – Благодарю, конечно, но все это совершенно ни к чему. Ну что он мне может сделать? И заговор устроить, и убийц подослать – кишка тонка. Все подобные опасности давным-давно предусмотрены, как и подобает толковому королю. Так что не беспокойтесь за меня. И не такие пытались…

– И все же… Этот человек на все способен…

А ведь она что-то недоговаривает, подумал Сварог, определенно. Это чувствуется. О чем же это таком она не хочет говорить в самой непринужденной доверительной беседе? Пожалуй, следует дать приказу Интагару: пусть шьет дело о государственной измене – что в отношении камергера двора проделать гораздо проще, чем в отношении субъекта, пребывающего в глуши, в опале.

– Хорошо, – сказал Сварог. – Ну что же, я допустил промах… с королями такое тоже случается. Если он вам неприятен здесь, совсем нетрудно лишить его всех милостей и отправить назад киснуть в опале… Вы ничего больше не хотите мне о нем рассказать?

Она зябко передернулась:

– Простите, нет. Все это настолько гнусно…

– Как хотите, – сказал Сварог, оставшись в твердом убеждении, что что-то недосказанно. – Вы не против, если мы немножко поговорим о деле? Отлично. Получилось так, что мне необходима от вас небольшая помощь…

– От меня? – она удивленно распахнула глаза.

– Ну да, так уж сложилось… – сказал Сварог. – Вам хоть чуточку нужны дворцовые флигеля?

– Абсолютно не нужны! – воскликнула она живо. – В них просто нет необходимости, для гостей хватает места в замке, флигеля, я чувствую, еще неизвестно сколько лет будут стоять необитаемыми… Подождите. Вы хотите сказать, что они вам зачем-то понадобились?

– Угадали, – сказал Сварог. – На оба я пока что не замахиваюсь, речь идет только об одном. Не могли бы вы, выражаясь казенно, сдать мне его в аренду?

– Ну, конечно же, ваше величество, – с энтузиазмом воскликнула она. – И при чем тут аренда? Неужели я возьму с вас деньги? Занимайте хоть оба и пользуйтесь столько, сколько считаете нужным. Почему вы не сказали раньше?

– Потому что мне эта идея в голову пришла совсем недавно, – сказал Сварог.

Он не лукавил, все так и было. С неделю назад осенило. Оба флигеля, учитывая, с каким размахом дворец возведен, – по сути и не флигели вовсе, а довольно большие трехэтажные здания, не уступающие величиной иному дворянскому особняку человека состоятельного. Между тем он давно уже подыскивал местечко в Латеране, где мог бы разместить сильную резидентуру всех подчиненных секретных служб – на что имел полное право и как земной король, и как имперский чиновник. Вот только подходящего здания не находилось: с тех пор, как он обосновался в Латеране и следом хлынули дворяне из нескольких королевств, в городе наступил натуральнейший жилищный кризис. По каковой причине на полночной окраине, на обширной пустоши в лиге от города, ударными темпами строили Новую Латерану (со строжайшим наказом архитекторам и зодчим сделать все, чтобы по стилю и облику она ничем не отличалась от старой).

Меж тем флигели «Медвежьей пещеры» подходили идеально. На трех этажах комфортно уместятся и сотрудники девятого стола, и восьмого департамента, и люди Интагара. На обширном чердаке можно поставить немало полезной аппаратуры (на что он опять-таки имеет полное право), да и подвалы пригодятся солидной секретной службе для своих специфических нужд… Место удобнейшее – дворец и флигели окружены обширным парком, а тот, в свою очередь, высоченной чугунной оградой, охрану (с применением должной аппаратуры) организовать легко, до королевского дворца каких-нибудь три четверти лиги…

Он глянул на девушку, усмехнулся про себя: она, сразу видно, сгорала от любопытства, но держалась, как стойкий оловянный солдатик, и вопросов не задала. Ну, полуправду-то можно, и Яна, и Канилла заверяют, что девушка надежная…

– Вердиана, я вам вполне доверяю, – сказал Сварог. – А потому посвящу в кусочек государственной тайны. Молчать ведь умеете?

– Клянусь!

– Вы наверняка знаете, что королям сплошь и рядом приходит заниматься и кое-чем тайным, – сказал Сварог. – Не всякий доверенный человек может появляться во дворце, не всегда королю стоит открыто навещать официальные резиденции иных контор. Частенько там и сям на некотором отдалении от дворца существуют и тайные канцелярии.

– Да, я слышала…

– Вот и отлично, – сказал Сварог. – Именно такую я намерен и устроить в вашем флигеле. Никто ничего не заподозрит: мои люди умеют держаться так, что их не видно и не слышно. И декорация убедительная: обыкновенный дворец, где молодая красивая хозяйка принимает гостей, устраивает балы и вечера Ассамблеи Боярышника… Вы не имеете ничего против?

– Ну что вы, ваше величество! Простите, что я вылезаю со своими бытовыми делами, но мне кажется, так будет даже безопаснее…

– Уж это наверняка, – сказал Сварог. – Поместье, битком набитое моими людьми, – одно из самых безопасных мест на Таларе, я так думаю… Учитывая, к тому же, что ваш бывший муженек очень скоро покинет столицу и ничего скверного предпринять не сможет… Да и куда ему против моих людей… – он широко улыбнулся – Ну, а медведей бояться не следует, правда?

– Правда, – сказала Вердиана, улыбаясь чуточку смущенно. – Честно говоря, я в первые дни все же боялась выходить на крыльцо в сумерки – там, в поместье, об этом столько сплетничали слуги, некоторые чем угодно клялись…

В самом деле, со старинных времен кружило поверье, что два огромных каменных пещерных медведя тонкой работы, стоящие по сторонам парадного входа, иногда в безлунные ночи оживают, спускаются с лестницы и подстерегают на ближайших улицах невезучего прохожего, от которого остаются рожки да ножки. В свое время Сварог, давно заимевший привычку на всякий случай не проходить мимо необычайного, предпринял короткое расследование (памятуя о кошке из черной бронзы и пантерах в собственном Вентордеране). Однако Яна в качестве главного эксперта не усмотрела в мишках никакой магии. А чуть позже Интагар через барона Фатеруса раздобыл любопытные пожелтевшие бумаги чуть ли не вековой давности – следственное дело, давным-давно отправленное в архив.

Тогда, почти сто лет назад, показалось, что легенда и в самом деле оказалась правдой: в окрестностях замка за какой-то месяц подняли не менее дюжины трупов, растерзанных так, как это мог сделать только дикий зверь. Моментально поползли жуткие слухи, как водится, стократ преувеличенные молвой, с наступлением темноты тот район пустел (и наоборот, нашлись лихие головушки из отчаянных молодых дворян, решившие ночью поохотиться на оживающие статуи – и двое из них погибли столь же страшной смертью). Дошло до того, что толпа горожан из низших гильдий, вооруженная в основном кузнечными молотами, нагрянула ко дворцу, твердо намереваясь статуи разбить в щебенку, – но была отогнала конной полицией протектора и драгунской алой (правда, тогдашний герцог на всякий случай уехал к себе в имение, оставив замок под сильной охраной – человек был крайне суеверный и во многое готов был поверить).

А вот в те времена начальник тайной полиции Латераны суеверным не был нисколечко. Анализируя и сопоставляя, он пришел к выводу: все без исключения убитые были загулявшими дворянами, и небедными, причем с трупов исчезло все, представлявшее хоть какую-то ценность. А это уже наталкивало на размышления. Сыщики, приставленные ночью следить за парадным входом во дворец, заверяли: во время очередного убийства медведи с места не сдвинулись, так и простояли смирнехонько до рассвета. Так что работать стали в более реалистическом, так сказать, направлении, выслали тайные патрули, пустили «подсадных уток» – и уже через несколько дней сграбастали шайку человек из шести, вооруженную приспособлениями, отлично имитировавшими клыкастые медвежьи пасти и когтистые лапы. А там и остальных подгребли, отыскали укрытые драгоценности – главарь оказался человеком крайне умным, не толкал добычу перекупщикам, а старательно копил, рассчитывая потрудиться еще с месяц, а потом сбежать с добычей подальше, куда-нибудь на Сегур или в Лоран, предварительно устроив своей шайке торжественный ужин с подмешанным в вино настоем ядовитого ратагайского болиголова… Тогдашний король голубиным нравом не отличался – а потому, учитывая обстоятельства, повелел применить казнь нестандартную и побросать всю банду в загоны к пещерным медведям в своем зоопарке. Что и было старательно исполнено при большом стечении народа.

– Да уж, какие там медведи… – сказал Сварог. – Люди бывают в сто раз опаснее… Ну вот, все устроилось. В ближайшие дни мои сотрудники займутся всем необходимым. А в остальном, как я уже говорил, – вы там полная хозяйка.

– Значит, я могу пригласить на Ассамблею Аленту Вольмер? Канилла говорила, вы не против…

– Ну, конечно, – сказал Сварог. – Я ее вовсе не держу взаперти. И полностью ей доверяю. Что вы так странно смотрите?

– Конечно, это совершенно не мое дело – давать вам советы, особенно в столь деликатном предмете…

– А вы попробуйте, – сказал Сварог. – Ничего не имею против, когда мне дают советы, если они толковые.

– Ваше величество… А почему бы вам на ней не жениться? Она чудесная девушка, я это поняла за три месяца знакомства…

Сварог ухмыльнулся про себя: ну большинство женщин прямо-таки горят желанием женить и выдавать замуж… Ну, в конце концов, вскоре и так тайна перестанет быть тайной…

– Не могу, – сказал Сварог. – По весьма существенной причине: мы и так уже женаты. По всем правилам. В Хелльстаде.

Вот теперь он поразил девушку до глубины души. Глаза у нее прямо-таки округлились:

– Но ведь… Получается… Выходит… Алента – королева Хелльстада… Многие уже знают, что в Хелльстаде вы обвенчались с какой-то девушкой…

– Ну да, – сказал Сварог. – На сей раз я вам не выдаю никаких государственных тайн. Можете рассказывать об этом, едва выйдя отсюда. Просто… Просто нынешнее положение дел какое-то время сохранялось по весьма веским государственным соображениям. А теперь об этом можно и объявить широко – что и будет сделано через день-другой.

– Ой… – сказала Вердиана, прижимая ладонь к губам. – А я к ней обращалась по имени, вообще держалась, как с подругой…

– Вот и продолжайте, – сказал Сварог. – Коли уж она не имеет ничего против. Скажу вам по секрету, в ней нет ни капли спеси, так что…

Он с неудовольствием почувствовал, как «портсигар» в кармане явственно завибрировал – и вибрация была довольно сильной, что далеко не всегда случалось. Выругался про себя: в кои-то веки удалось отрешиться от всех забот и безмятежно поболтать с милой девушкой, к которой к тому же не испытываешь ни капли мужского интереса…

Однако рассиживаться не стоило. Он торопливо встал:

– Извините, я отлучусь, вызывает секретарь…

Вышел в приемную и открыто достал «портсигар» из кармана: в приемной были только свои, люди надежные, видевшие и не такое – статс-секретарь и двое ратагайцев. Нажал соответствующий «самоцвет», над «портсигаром» вспыхнул небольшой экран – видимый, правда, только с его стороны.

Лицо у профессора Марлока выглядело спокойным. Вот только глаза…

– Белая Тревога, лорд Сварог, – сказал он, четко и бесстрастно выговаривая слова. – Вимана в Латеранский дворец за вами уж вылетела. Поспешите.

И исчез с экрана. Сварог длинно и затейливо выругался про себя – но ничего тут не поделаешь…

Глава III КОГДА ПОЛЗАЮТ КАМНИ

Сварог неотрывно смотрел вниз. Обзор оказался великолепным – высокое окно виманы наклонено наружу под углом в сорок пять градусов.

Отсюда, с высоты примерно в пол-лиги, зрелище не представало ни пугающим, ни опасным и больше всего походило на большое пятно серой, почти черной краски, выплеснутой на прекрасно выполненную рельефную карту местности – с крохотными деревьями, малюсенькими домиками, неправильной формы распаханными полями, узкой речушкой с мельницей на ней. По форме оно больше всего напоминало чуточку неправильный овал, одним узким краем упиравшийся в густолесье – другой уже переполз через речушку и захватил край деревни, часть крестьянских домов. Можно было и с такой высоты рассмотреть неяркие сиреневые вспышки, то и дело мелькавшие по всему периметру овала.

А вот то, как он перемещался – точнее, разрастался все стороны, рассмотреть было трудно – не столь уж и велика скорость.

Стоявший рядом профессор Марлок сказал:

– Если хотите, сделайте увеличение. Окно для этого и служит. Справа от вас, на подоконнике, пластинка с верньером. Чтобы увеличить, крутите к себе.

Найдя взглядом пластинку, Сварог так и поступил. Показалось, что вимана стала спускаться, но это, конечно, оптическая иллюзия. На стекле над пластинкой быстро сменяли друг друга цифирки, явно соответствующие уардам: 300… 250… 200… Сварог остановился на восьмидесяти. Теперь он не видел границ «пятна», но хорошо мог разглядеть его поверхность, гладкую, чуть-чуть бугристую, слегка ноздреватую. Вот теперь прекрасно видно, как пятно распространяется – примерно со скоростью быстрым шагом идущего человека. Что происходит в «хвосте», Сварог не видел – однако «носовая часть» загадочного объекта методично и как-то отрешенно рушила дома: наползала на них, и они очень быстро превращались в груду обломков, исчезавших под вертикальным, почти черным «откосом». И все происходило в совершеннейшей тишине, при ясном солнце и безоблачном небе – что показалось неправильным. Для таких вот непонятных катаклизмов скорее подошли бы серое небо, хлябь и грязь, налетавший порывами дождь…

– В деревне ни души, – сказал он севшим голосом.

– Еще бы, – хмыкнул Марлок. – Они припустили сломя голову, когда это было еще далеко… Оно движется не очень быстро, скорее всего, все благополучно спаслись…

– Откуда оно взялось? – спросил Сварог.

– Самого появления зафиксировать не успели. Просмотрели. Спохватились, когда оно достигло приличных размеров и стало крушить лес, подминать под себя, доползло до деревни… Вот тогда дежурный и объявил Белую Тревогу – быть может, и погорячился… Ну, посмотрим. Предварительные итоги: сейчас оно примерно пяти лиг в ширину и семи-восьми в длину. За все время наблюдений распространяется с неизменной скоростью – около пяти лиг в час. Радиоактивного и каких бы то ни было других излучений не испускает. Разве что самым активным образом испускает озон – в тех местах, где сверкают эти сиреневые вспышки…

– Высота «откоса»… – Сварог прикинул. – Уардов сто?

– Примерно так. Высота остается постоянной.

– Это что-то живое?

– Вот это вряд ли, – криво усмехнулся Марлок. – Первая же группа первым делом опустила беспилотник как можно ниже, направила луч лазерного анализатора и изучила пары. Как ни странно, но по химическому составу – это камень. Самый обыкновенный базальт – здесь, в округе попадаются его выходы. Живого в нем ни на грош. Ни малейших следов органики. Просто-напросто самый обычный базальт вдруг ожил и слоем в сотню уардов толщиной стал распространяться по окружающему пространству. Кстати, ни малейших следов магии. Это тоже довольно быстро выяснили, кто сюда только ни слетелся…

Сварог вернул увеличение к прежнему, соответствующему реальной высоте, оглядел небо вокруг. Действительно, на небольшом пространстве скопилось десятка три самых разнообразных летательных аппаратов: виманы, наподобие той, в которой он сейчас находился, со скошенными наружу стеклами, с эмблемами Техниона и Магистериума, виманы Мистериора, драккары Серебряной Бригады, какие-то серебристые полусферы без окон, обращенные куполом к небу (кажется, беспилотные орбиталы одной из моделей для самых серьезных контор), несколько брагантов разнообразной расцветки (одна, очень похоже, Канцлера), серебристые небольшие веретена, державшиеся вокруг полусфер, боевые машины, опять-таки с разнообразными эмблемами, в том числе и парочка девятого стола, и восьмого департамента, и армейские), наконец, гвардейские корветы, в солнечных лучах сиявшие стальным блеском треугольники. Ни одной оружейной башенки на них не видно – ну конечно, корабли того типа, что предназначены для действий исключительно против земли, все дула располагаются в днищах и отсюда не видны: корветы парили ниже всех остальных, словно прикрывая скопище аппаратов от всевозможного обстрела внизу. Вот только эта непонятная… субстанция ничуть не походила на нечто, способное обстреливать воздушные цели… А, впрочем, береженого Бог бережет…

Справа от них в трех креслах за непонятными пультами сидели трое в форме Техниона, сосредоточенно наблюдая загадочную для Сварога пляску цветных огней и зигзагов. Четвертое слева кресло оставалось свободным. Марлок плюхнулся в него, зажимая в зубах погашенную трубку, удалил по клавишам:

– Что у вас, Пятый?

– Все по-прежнему, – послышался спокойный мужской голос. – Скорость распространения, отсутствие излучений, прочие параметры остаются прежними. Можно сказать, эта штука сохраняет стабильность.

Сварог все еще смотрел на загадочный черный блин, медленно, но неотвратимо распространявшийся дальше и дальше. Рушились и исчезали крохотные домики, валились деревья – и тоже исчезали под напором черного.

За спиной у него что-то щелкнуло – и он, оглянувшись, увидел пустое кресло, выросшее из пола рядом с креслом Марлока. Профессор бросил чуть сварливо:

– Садитесь, лорд Сварог, в ногах правды нет. Пялиться на это бессмысленно, в конце-то концов…

Сварог сел, чуть склонился к пульту, явно выполнявшему тут функции передатчика – коли уж его сюда допустили, имел право. Никаких переговоров, только легонькое потрескивание фона. В голове не было ни мыслей, ни догадок – откуда им взяться, если ни с чем подобным прежде не сталкивался? Стыдно, но на миг он ощутил легонькую радость – от него сейчас ничего не зависело, не нужно было командовать и брать на себя ответственность.

– Внимание! – он сразу узнал холодный голос Канцлера. – Что у вас, Третья?

В ответ послышался звенящий от возбуждения голос Каниллы Дегро, явно не способной похвастать хладнокровием:

– Результаты есть. Согласно инструкциям, не для оглашения. Канцлер, вы сами приказывали…

– Я помню, – бесстрастно отозвался Канцлер. – Внимание, всем машинам, всем, кто в воздухе! Подняться на высоту лиги, на лигу в сторону. Стекла затемнить до одной пятой!

То, что наблюдал Сварог на земле, словно отпрыгнуло назад с приличной скоростью – конечно, это вимана полным ходом ушла в сторону и вверх. Сварог видел, как остальные аппараты рассыпаются, словно вспугнутые птицы и повисают в воздухе там, где было приказано. Прошло совсем немного времени, и снова раздался властный голос Канцлера:

– Атака первой эскадрилье!

Тройка серебристо-стальных треугольников, чуть разомкнувшись, рванулась к земле. Сквозь затемненные стекла Сварог видел все отлично: едва они оказались над черным пятном, вниз обрушились потоки сиреневого сияния – должно быть, и вовсе ослепительного, если наблюдать за ним невооруженным глазом. Корветы повисли невысоко над пятном, вытянувшись в линию, сиреневое сияние водопадом рушилось вниз, и это невольно напомнило ему Токеранг. «Это не „Белый шквал“, – подумал он. – Но что-то достаточно серьезное, Канцлер не собирается мелочиться, и правильно, я думаю…»

Продолжалось это совсем недолго. Когда сиреневое сияние пропало, от загадочного феномена не осталось и следа – только соответствующий ему по размерам черный эллипс глубоко выжженной земли. И снова голос Канцлера:

– Внимание! На месте происшествия высадиться только двум исследовательским группам. Все остальные возвращаются на базы.

Два даккара рванулись вниз, приземлились у границы выжженного эллипса, и оттуда повалили фигуры в здешних скафандрах – сиреневых комбинезонах с глухими капюшонами – несмотря на несерьезный вид, защищавшими от многих серьезных опасностей. Видно было, что практически все навьючены довольно габаритной аппаратурой.

– Я бы тоже там походил, – сказал профессор Марлок с некоторым сожалением. – Но Канцлер прав – это было бы пустое любопытство, и только… Родерик, возвращаемся.

…Канцлер как всегда выглядел спокойным и невозмутимым. Обвел присутствующих холодным взглядом и сказал:

– Возможно, кто-то будет против, но я решил сформировать кризисный штаб именно в таком составе. Военных приглашать не стоило – для них пока что нет масштабных задач. Моя спецслужба, как ни стыдно признать, а также служба Кабинета императрицы, по существу, не более чем на старте, только начинают работать, так что нерационально выслушивать их мнение. А вот лорд Сварог – он усмехнулся уголком рта, – по всегдашней живости характера ухитрился и здесь всех опередить. У него одного далеко продвинулись исследования «точек Кондери», и пока-только его земные агенты вышли на достаточно интересных людей…

– Так уж случилось, – пожал плечами Сварог.

– Ваша скромность, лорд Сварог, общеизвестна, – столь же скупо усмехнулся Канцлер. – У кого-нибудь будут возражения по поводу состава кризисного штаба?

Естественно, он смотрел на Яну, сидевшую чуть в сторонке, в кресле у стены – явно для того, чтобы показать: своим положением она давить не собирается и намерена главным образом слушать. Так что за столом в кабинете Канцлера расположились лишь он сам, Марлок и Сварог с Каниллой. Невеликое воинство, но хватает проблем, которые многолюдством не решаются, уж Сварог-то знал…

– Никаких, – спокойно сказала Яна.

Канцлер чуть склонил голову:

– Благодарю вас, ваше величество. Итак… Марлок, может быть, в первую очередь вы? Исследовательские группы были ваши.

Марлок неторопливо набил трубочку волокнистым желтым табаком, затянулся (такая уж у него была привычка начинать серьезный разговор).

– Собственно, обрисовать ситуацию можно быстро. По неизвестным причинам один из самых обыкновенных выходов базальтовой породы на поверхность вдруг стал разрастаться, достиг толщины в сто уардов и принялся расширяться, то есть вести себя не как камень, а как некое достаточно пластичное вещество. При этом определенно происходили какие-то реакции, сопровождавшиеся многочисленными молниями и выделением озона. Как оказалось, эта субстанция прекрасно уничтожается «Сиреневым ливнем». Вот и все. Ровным счетом никаких соображений, а уж тем более объяснений у нас нет – поскольку нет практически никакой информации. Не зафиксировано ровным счетом ничего – никаких излучений, никаких возмущений в гравитационном или магнитном поле планеты. Базальт просто начал расползаться, как перестоявшее тесто из квашни…

Сварог краем глаза заметил непроизвольное движение Каниллы, Канцлер, очевидно, тоже, он сказал:

– Минуточку, лейтенант Дегро. Пусть профессор закончит. Марлок, а соображения у вас есть? Хоть какие-то – поспешные, приблизительные… Мы, несомненно, имеем дело не с явлением природы, а с кем-то разумным. А посему крепко сомневаюсь, что мы недавно наблюдали природный феномен. Есть еще соображения в этом свете?

Марлок задумчиво протянул:

– Прежде всего на ум приходит, что это – эксперимент, затеянный с непонятными пока целями. Проверить какие-то наши реакции…

– Или разведка боем, – сказал Сварог. – С целью проверить наши возможности по борьбе с такими вот… феноменами.

Марлок, любитель въедливой точности в формулировках, на сей раз в дискуссию вступать не стал. Пожал плечами:

– Теоретически можно допускать и такой вариант…

– Будем допускать оба, – сказал Канцлер. – Лейтенант Дегро?

Канилла почти спокойным голосом начала:

– В нашей вимане была аппаратура слабее стационарной, но ее хватило. Все это время точка, которую мы в рабочем порядке именуем Радиантом, по-прежнему обстреливала Тал ар потоком «третьего ручейка». Излучения остальных «точек» не зафиксированы. Мы только начали их изучать, в отличие от «третьей», но вот отмечать их наличие или отсутствие наша аппаратура уже в состоянии. Только «третий ручеек», – она заторопилась, словно боялась, что ее прервут. – Есть еще одно обстоятельство…

– Спокойнее, лейтенант, – невозмутимо сказал Канцлер. – Никто вас перебивать не собирается. Говорите ровно столько, сколько считаете нужным.

– Я еще не успела написать докладную, – сказала Канилла. – Мы только что закончили работы, тут и грянула Белая Тревога, все сорвались с места… Мы установили совершенно точно: Радиант привязан к конкретной точке на поверхности Нериады. Установили лишь приблизительные координаты, но именно так и обстоит. Радиант бьет по Талару лишь тогда, когда закатное полушарие Нериады, где он расположен, и восходное полушарие Талара, где лежит Харум, оказываются друг против друга, можно сказать, в пределах прямой видимости. Когда Талар или Нериада поворачиваются другим полушарием, поток не фиксируется. Это какая-то стационарная точка, по Нериаде она, безусловно, не перемещается. Установка, я бы рискнула предположить. Я плохо помню астрономию, забыла, как называется такое положение планет…

– Я, признаться, тоже, – с легкой улыбкой сказал Канцлер. – Быть может, кто-нибудь помнит? Нет? Плохие из нас знатоки астрономии… а, впрочем, она сейчас и не особенно нужна. Простоты ради обозначим такое положение планет как «встречу». Чисто рабочее название, но нам сейчас ничего другого и не нужно. Значит, предполагаемая стационарная установка… Можете показать примерно, где она расположена?

Он опустил пальцы на клавиши – и на стене вспыхнула большая карта Нериады, физическая, с белыми полосками гор, голубыми ниточками рек, окрашенными в разные оттенки голубизны морями.

Канилла взяла световую указку, какое-то время присматривалась:

– Простите, у меня на экране был гораздо меньший масштаб… Но я тоже накладывала на физическую карту… Вот здесь, – тонкий красный лучик очертил по карте небольшой кружок (Канцлер что-то сделал на пульте, и кружок на карте остался). Да, здесь. Правда, территория достаточно обширная…

На фоне планеты скрестились покрытые делениями линии, передвинулись вправо, влево, пропали…

– Да уж… – сказал Канцлер. – Несколько сот югеров. По первым прикидкам. Не вешайте нос, лейтенант, это гораздо лучше, чем ничего, а дальнейшее – дело техники… Посмотрим теперь, что это за район…

Зажглась другая карта, политическая: границы государств, зеленые точечки городов, реки, главные тракты. Очень быстро Канцлер кивнул:

– Полночная окраина королевства Даркаш, места столичные, но чем-то напоминающие наш Каталаунский хребет – малонаселенные, леса и горы… ага, там крупные рудники, связанные с более населенными местами вот этим трактом… – лучик указки скользнул по карте. – Места совершенно ничем не примечательные: рудников на Нериаде хватает, а Даркаш ничем не отличается от остальных королевств материка, точно так же населенных ярко выраженными «куклами». По размерам – на третьем месте. – Он задумчиво повторил: – Ничего примечательного… И все же это какая-то отправная точка. Не столь уж большой район, чтобы его нельзя было быстро прочесать… – он погасил карту, повернулся к присутствующим. – У вас все, лейтенант Дегро? Ну что же… Поскольку обсуждать сегодняшний случай нет смысла по скупости информации, я бы перешел к сути. Какова ситуация? С Нериады против нас действует кто-то безусловно разумный. Которого нам, несмотря на все усилия, не удается обнаружить. Проявил он себя три раза, и всякий раз это было связано с камнями: черные камни-компьютеры, загадочные изделия, которые с совершенно неизвестными целями распространяют на Таларе, и сегодняшний случай, опять-таки устроенный с совершенно неизвестными целями. Меж тем у любого разумного существа, прилагающего к чему-то немалые усилия, должна быть цель, вы согласны? Откровенно говоря, меня так и подмывает ударить по всему району, указанному лейтенантом Дегро, чем-то вроде «Белого шквала»… но я не уверен, что это снимет проблему. Кто бы они ни были, они вряд ли сгруппировались именно там, и только там, как пчелы в улье. Такие удары следует наносить, когда знаешь о противнике много. А мы о них знаем ничтожно мало. Не знаем даже, как они выглядят.

– Судя по гостье Орка, они вполне человекоподобны.

– Или притворяются таковыми, – не преминул встрять со своей въедливой точностью профессор Марлок.

– Или притворяются таковыми, – спокойно согласился Сварог. – Будем допускать любые варианты. Способы проверки есть. Я уже приказал набить каминную Орка всевозможной аппаратурой, датчиками всех видов. Если она появится снова, что-то о ней мы да узнаем.

– Если зеркало не сыграет роль силового поля, – и снова не утерпел Марлок.

– Посмотрим, – сказал Сварог, которого эти штучки профессора никогда не раздражали, поскольку по большому счету были необходимы в серьезном расследовании. – Что касается цели… По-моему, о ней можно говорить уверенно, судя по тому заданию, что она дала Орку. Убить императрицу, Канцлера, обоих принцев короны, меня, наконец, что можно расценивать исключительно как намерение захватить власть в Империи. Зачем это им, представления не имею. Но цель, несомненно, именно такая. О ней ночная гостья открытым текстом говорила Орку. И добавила, что здесь существует группа заговорщиков, сильная, крепкая, состоящая из людей высокопоставленных.

– Все это может оказаться и дезинформацией, прикрывающей какую-то другую, истинную цель, – сказал Марлок.

– Все возможно, – невозмутимо ответил Сварог. – Но ведь в существовании заговора нет ничего необычного или уникального? Они и раньше случались, разве что без привлечения внешних сил. Ну, а теперь такие силы появились…

– У вас есть какие-то данные? – спросил Канцлер.

– Ни малейших, – сказал Сварог. – Я просто обратил внимание на один нюанс: «гостья» ни словом не упоминала о каких-то замыслах против принцев и принцесс крови. Не хочу выдвигать скороспелых гипотез, но не так уж и давно был пример: тот самый фанатик бабочек…

Какое-то время стояло молчание. Потом Канцлер раздумчиво произнес:

– Как версия вполне допустимо. Однако можно допускать и другие. К примеру, они не стали взваливать на Орка слишком много, и принцами и принцессами крови займется кто-то другой. Возможно, если уж наши неизвестные намереваются извести династию под корень, их оставили на потом, я бы так выразился. Охрана у них никогда не была особенно серьезной, и в случае каких-либо потрясений кто-то жестокий и решительный – да вот хотя бы наподобие Орка – их быстро вырежет малыми усилиями… Вот, пожалуй, и вся, я бы выразился, теоретическая часть – с теорией у нас откровенно слабовато. Давайте перейдем к чисто контрразведывательной практике. Тут уж вам карты в руки, лорд Сварог. Не может быть, чтобы вы не продумали каких-то планов…

– Продумал, конечно, – сказал Сварог. – Манор Орка, как я уже говорил, буквально нашпигован аппаратурой. Что касается земли… Мои люди уже засветили нескольких крупных купцов, занятых распространением «тарелочек» и «амулетов». И есть все основания думать, что ниточки сходятся к одному из них, Коринту Бадешу. Не буду здесь говорить о скучных, чисто полицейских подробностях, но уже есть серьезные основания думать, что он крайне похож на паука в центре паутины. Слишком уж многое на него завязано –и распространяются изделия от него, и гравировальные лавки в большинстве случаев принадлежат ему. Если у них и есть здесь резидент, то это – Бадеш. У меня очень хорошая тайная полиция, я верю, что другие ниточки и других пауков они не могли просмотреть… – он увидел в глазах Канцлера невысказанный вопрос и прекрасно его понял. – Увы… К превеликому моему сожалению, его пока что не на чем брать. Предметы, которые появляются у него на складах словно бы неизвестно откуда – еще не повод. Вполне возможно, у него отыщется на этот счет какое-то убедительное объяснение. Мои аналитики в тайной полиции уже кое-что просчитали… Скажем, он может преспокойно заявить, что дед-алхимик оставил ему какие-то старинные манускрипты, и он с их помощью теперь в массовом порядке и шлепает эти камешки, сбывает их так дешево потому, что производство обходится ему в вовсе уж сущие гроши, и он берет свое количеством. И вообще он, как хороший купец, приучает людей к этим камням, а впоследствии намерен изготовлять гораздо более дорогие предметы, для которых, по мнению экспертов, камень вполне подходит. Или он просто-напросто обнаружил в глухих местах залежи этого камня, вмиг оценил выгоду и теперь их разрабатывает. Такое в истории Талара бывало, я выяснял. Наш противник, такое впечатление, отнюдь не слаб – и вполне способен оборудовать убедительные декорации в виде алхимической лаборатории, а то и рудника – давайте уж допускать и такие варианты… В конце концов, алхимия, в отличие от черной магии, давно уже всерьез не преследуется – разве что если с ее помощью совершаются какие-то чисто уголовные преступления. А торговля безобидными каменными поделками к таковым не относится, тут можно припаять разве что контрабанду. – Он жестко усмехнулся. – Я не страдаю гуманизмом, дамы и господа. Я бы без колебаний отправил этого клятого Бадеша к себе в Глан, а там уж найдутся люди, способные с ним вдумчиво побеседовать. Ну, а если это ничего не даст? Вспомните Брашеро и его шайку – от них так и не удалось ничего добиться. Против нас играет кто-то, располагающий возможностями, безусловно превосходящими таларские. Чего от него ждать, я просто не представляю – и на всякий случай считаю, что ждать можно всего… Я должен поймать Бадеша на действиях. Каких-то действиях, которые грозили бы плахой. В этих случаях люди очень разговорчивы. Даже человек, наделенный нечувствительностью к боли, перед плахой беззащитен… Я жду, что мне удастся подловить Бадеша на каких-то действиях, я жду, что ночная гостья Орка заявится снова. Ничего другого мне просто не остается. Или кто-то придерживается другого мнения?

Все молчали, и от этого настроение у Сварога чу точку поднялось – никто не спешил его упрекать ни в ошибках, не в недосмотре.

– Ну, что же, – сказал наконец Канцлер. – Не нахожу возражений против вашей позиции, лорд Сварог… Вы что-то хотите сказать, Марлок?

Пыхнув трубочкой, профессор начал без малейшего запала:

– Я не спецслужбист, обсуждать действия лорда Сварога не берусь, ему безусловно виднее. А вот научно-техническая сторона дела… По моему глубокому убеждению, нужно серьезно взяться за Нериаду – силами и Техниона, и соответствующих отделов всех спецслужб. Локализовать местонахождение излучателя, о котором говорила лейтенант Дегро. Провести комплекс других наблюдательных мероприятий. Повторить операцию «Невод», которую шестьсот лет назад провели наши предшественники. Бросить туда изрядное число орбиталов. Благо техника с тех пор шагнула далеко вперед, да вдобавок появилась аппаратура, какой у наших предков попросту не было – я имею в виду, с которой работают лейтенант Дегро и ее напарник – и которую у меня Технионе тоже, кстати, начинают понемногу осваивать. Мистериор в это дело посвящать не следует – там нет никакой магии. И Магистериум нужно отодвинуть в сторонку – Уртало и его компания здесь совершенно бесполезны. Наконец, можно забросить туда агентуру. В тамошних условиях, среди «кукол», от нее будет мало толку – я читал старинные отчеты…

– Я тоже читал, – отреагировал Сварог. – Действительно… И все равно я попробую. В такой ситуации любые крохи информации ценны – а уж какие-то крохи они безусловно добудут…

– Ну… – ровным голосом продолжил Канцлер. – Думаю, дальше обсуждать ситуацию нет смысла? Вроде бы все сказано… Перейдем к конкретным мерам. Вы, Марлок, в сжатые сроки готовите «Невод-2» – вместе с научно-техническими отделами всех трех спецслужб, в первую очередь – с подразделением лейтенанта Дегро. На вас, лорд Сварог, – вся контрразведывательная работа, хотя и другие службы следует подключить. Это не тот случай, когда толпа охотников, несущаяся за зайцем, только мешает друг другу – это, скорее, облава, где стоят локоть к локтю… От Орка не следует ожидать каких-то… сюрпризов?

– Вот это вряд ли, – вступил Сварог. – Умен все же, мерзавец. Должен понимать, что в этих условиях слишком рискованно предавать нас – да к тому же существам, чьи возможности толком неизвестны. К тому же, я, сатрап этакий, своей волей упрятал его под домашний арест – у него в маноре целая группа моих людей, так что ему оттуда не выскользнуть…

– А этого вашего Бадеша нельзя как-то спровоцировать? На конкретные действия?

– Я перед своей тайной полицией такой задачи не ставил, – сказал Сварог. – Но попробую в ближайшее время озадачить – они у меня ребята с выдумкой и фантазией…

– И еще одно… – Канцлер посмотрел на Яну… – Ваше величество. Как вы думаете, в поисках на Нериаде нам может чем-то помочь Древний Ветер?

Яна задумалась, прикусив нижнюю губку. Потом подняла голову и открыто взглянула Канцлеру в глаза:

– Честное слово, не знаю, Канцлер. Древний Ветер – слишком сложная вещь, я в нем сама не до конца разобралась. Иногда он бывает бессилен, это от многого зависит… Но я приму любое участие, если вы это имеете в виду…

Глава IV БЕЗМЯТЕЖНЫЕ ПЛЯСКИ

Бесшумно возникший из привратницкой человек в ливрее какой-то миг вглядывался во всадников, потом распахнул створку высоких, ажурных чугунных ворот. Сварог с двумя ратагайцами рысью двинулся по широкой, обсаженной вековыми дубами аллее, тянувшейся на добрых пол-лиги. Издали увидел, что в правом крыле замка, на втором этаже освещены три высоких стрельчатых окна, а потом услышал слабые отголоски музыки – Ассамблея Боярышника уже веселилась вовсю.

Спрыгнул на землю, отдал поводья словно из воздуха возникшему лакею и неторопливо поднялся по широкой лестнице. Вот-вот должны были спуститься сумерки, но еще довольно светло, и фонари в парке не горели. Он задержался возле одного из каменных пещерных медведей – искуснейшая работа старинных камнерезов – чья недобро оскаленная пасть пребывала на уровне его лица. Похлопал твердый холодный бок, весь в тщательно вырезанных завитках шерсти, спросил негромко:

– Ну что, по ночам не шляемся?

Каменный медведь, как ему и полагалось, безмолвствовал. Нельзя сказать, чтобы настроение у Сварога было особенно лучезарным, но и скверным его никак нельзя назвать – с одной стороны, они пока что ни на шаг не продвинулись вперед, с другой – никаких новых неприятностей пока что не приключилось, а это само по себе не так уж плохо…

Самое время чуточку развеяться и самому. Огромный, ярко освещенный холл носил явственные следы увлечений предков герцога и его самого, любивших охотиться на Сильване на пещерных медведей, давным-давно исчезнувших на Таларе: в разных углах аж три медвежьих чучела, два стоят спокойно, а третий взмыл на задние лапы, растопырил передние, оскалился. Впрочем, и в гербе у герцога – пещерный медведь под белой восьмиконечной звездой – происхождению герба, как водится, сопутствует какая-то старинная легенда. Справа огромный гобелен во всю стену изображает медвежью охоту – причем явно в старинные времена: ни следа огнестрельного оружия, в руках у стоящих против разъяренного зверя только рогатины – смелые были все же ребята и вряд ли ожидали, что их дальний потомок окажется таким подонком. Нигде ни пылинки, ни паутинки, дворец люди Сварога содержали в безупречном порядке (а здесь все до последнего поваренка были его людьми).

Он жестом показал ратагайцам на диванчик в углу – уж здесь-то ему ничего опасаться не следовало и не было нужды тащить за собой охрану. Осанистый дворецкий (безукоризненная имитация) принял у него шляпу и перчатки, почтительно держась на полшага впереди, повел на второй этаж.

Музыка становилась все громче – какой-то из знакомых Сварогу каталаунских танцев. По капризу Каниллы добрую половину здешних танцев составляли те, что в «свете» презрительно именовали «простонародными» и танцевать ни за что не стали бы, в отличие от членов Академии Боярышника, во многом равнявшихся на Каниллу. Сварог как-то задумался философски: вот отчего так? Хваленый марчерет с его крайними вольностями, излюбленный на маскерадах и ларами, и земными дворянами, те самые «простолюдины» посчитали бы полнейшей непристойностью и у себя ни за что не допустили бы – а вот от их вполне приличных танцев высокородные господа брезгливо воротили нос. Причудливы зигзаги дворянского мышления…

Спохватившись, Сварог провел ладонью ото лба к подбородку, прошептал нужные слова, и на лицо ему легла «маска» – из простеньких, но все равно, местные ничего не заподозрят, а свои все поймут.

– Баронесса Вольмер? – спросил он дворецкого.

– Прибыла полчаса назад, к началу, – исправно доложил дворецкий. – Один раз играла в «костяшки-целовашки». Проиграла.

Сварог хмыкнул, ничуть не рассердясь, покрутил головой – пусть развлекается, как в ее возрасте и положено, в конце концов, забава безобидная, в той же «Молодой лани» подобные игры обставляются так, что статуи по углам краснеют…

– Флигель? – спросил он.

– Насколько я знаю, обустройство близится к завершению. Собираются завтра все закончить.

– Отлично… – рассеянно сказал Сварог, сворачивая направо, к малому танцевальному залу.

Он уже слышал веселый перестук каблучков и каблуков. Точно, Каталаун, «Ясный месяц». Высокий приятный баритон выводил:

Музыка совершенно ничем не отличалась от игры обычного каталаунского оркестра, но Канилла просто-напросто установила на задернутом шторой балкончике для музыкантов привезенный сверху отличный музыкальный центр (который не устанет и стаканчик вина украдкой не пропустит). Многие из местных подозревали, в чем тут дело, но это никого не удивляло: чуть ли не всем придворным, исключая самых нелюбопытных, было прекрасно известно, кто такая Канилла, точнее, откуда, что все воспринимали совершенно спокойно – не она первая, не она последняя. Это Яну, благодаря принятым мерам конспирации, почти все (за исключением пары-тройки особенно догадливых, которым Интагар настрого велел держать язык за зубами) считали здешней.

Он вошел и, никем не замеченный, устроился в уголке у дверей, на диванчике возле крайне необходимого предмета обстановки – столика с бутылками отличного вина, хрустальными бокалами и классной закуской (Канилла и сама «сухого закона» не придерживалась, и других не заставляла его соблюдать – что за танцы без пары бокалов хорошего вина?). Таких диванчиков со столиками вдоль стен стояло поболее дюжины – вокруг некоторых какими-то ухищрениями светотехники стоял полумрак, друг влюбленных (пресловутых задних комнат, каких хватало в иных, более разгульных Ассамблеях, Канилла здесь завела буквально пару-тройку – исключительно для сложившихся, устоявшихся пар, которым негде было найти приют, как ей самой когда-то).

Здесь, согласно введенным Каниллой правилам, лакеи не путались под ногами и вообще появлялись лишь в случае крайней необходимости. Так что Сварог без малейшего недовольства налил себе сам сильванского «Золотого ревеня», пригубил обстоятельно и стал наблюдать за танцующими.

Ну да, «Месяц ясный».

Танцевальный зал, хотя и именовался во дворце Малым, мог вместить добрую сотню танцующих, и они ничуть не мешали бы друг другу даже во время тех танцев, что требуют известного пространства. Сейчас здесь отплясывало примерно наполовину меньше. Большинство были Сварогу незнакомы, но некоторых он прекрасно знал: все без исключения его юные сподвижники с девушками. Аурика с Оклером, Томи с Лемаром – и сюда проник! – Канилла, разумеется, с Гаржаком. Элкон – со своей ронерской маркизой (что-то крепко парень к ней прилип). Маргилена с супругом (сейчас вовсе не унылым, выкаблучивавшим не хуже молодежи), обе дочки Интагара, старшая с известным ему в лицо женихом, младшая с каким-то бравым усачом в форме лейтенанта Смарагдовых Мушкетеров. Видел бы суровый папаша, удар бы хватил – ну что ж, жизнь есть жизнь, а девчонки, в общем, приличные, не потрепушки…

Мужская половина присутствующих пребывала в костюмах здешнего фасона (вообще-то мужские костюмы Той Стороны безнадежно проигрывали здешним), зато женская поголовно вырядилась так, что не вызвала бы подозрений ни в одном танцевальном зале в Саваджо: исключительно тамошние моды, пока что не предъявленные публике на Той Стороне, коротенькие юбочки колокольчиком, колготки в причудливую сеточку, неизвестные здесь туфельки.

После недолгих наблюдений Сварог без труда установил, что здесь имеются две ярко выраженных группы модниц. Те, что поскромнее (как дочки Интагара), выбрали платья, оставлявшие открытыми лишь плечи и руки (что соответствовало и иным здешним фасонам), а вот особы более озорные стеснялись меньше: платья изрядно открытые, бретельки-ниточки, обнаженные спины, вставки из газа и прочие портняжные ухищрения доштормового прошлого, приятные мужскому глазу. Юбки и у «скромниц», и у «озорниц», правда, были одинаковой длины, то бишь довольно символические.

Двое-трое щеголяли в вечерних платьях прошлого – длиной до пола, но опять-таки с дерзко открытыми, с лихими разрезами до бедра. И не было, разумеется, двух одинаковых платьев, колготок или туфель – ни одна женщина такого не допустит, в точности как и здесь.

Очень быстро Сварог высмотрел и Яну с Каниллой – обе в крайне «озорных» платьях, одна в сиреневом, другая в розовом. Канилла танцевала с Гаржаком, Яна – с незнакомым капитаном гвардейской конной артиллерии.

На Яну Сварог смотрел без всякой ревности, а на Каниллу – не без уважения. Было за что уважать. Вдобавок ко всем своим, выразимся так, серьезным достоинствам, девчонка ухитрилась взбаламутить всю Империю, пусть и в специфическом деле – женской моде (впрочем, с точки зрения самих женщин, вопрос этот, крайне важный, по мнению иных – важнее даже всяких там серьезных мужских игр).

Совершив не без помощи Элкона грандиозный рейд по засекреченным закромам ведущих домов моды Той Стороны, Канилла без зазрения совести стянула оттуда не меньше трех сотен (больше, жаловалась она, не было) фасонов платьев, колготок, туфель и абсолютно неизвестной здесь новинки, которую и на Той Стороне только-только собирались ввести в моду – женских брючных костюмов из разноцветных кружев, достаточно густых, чтобы костюмы не выглядели непристойными.

А через две недели Сварог лениво, через строчку просматривал очередную сводку восьмого департамента, касавшуюся бала в Аркетане. Восьмой департамент и за балами приглядывает по извечной привычке спецслужб совать нос куда только возможно – мало ли что интересное можно услышать, да и слухи со сплетнями издавна принято собирать и анализировать (чем тайная полиция занимается и на земле – никогда не знаешь, на что можно наткнуться).

Обычно такие сводки были крайне рутинными – но не эта… По отчетам агентурного отдела, не менее восьмидесяти светских дам появились в платьях с Той Стороны и тех самых костюмах – и девушки, и молодые замужние женщины, и ветреницы средних лет.

Оказалось, Канилла эгоисткой себя не проявила, наоборот – вместо того, чтобы сделать добычу достоянием узкого круга подруг, выложила ее для общего доступа в компьютерную сеть Империи, в раздел, посвященный женским модам, да вдобавок передала в Коллегиум Золотой Иглы – имперский центр моды.

А учитывая, что и Яна появилась в Аркетане в таком платье (правда, не столь озорном, как сейчас)… Сварог без всякого труда мог предугадать дальнейший ход событий: пройдет совсем немного времени, и новые моды начнут распространяться по Империи со скоростью лесного пожара. А из-за облаков очень быстро это поветрие перекинется на землю: земные благородные дворянки (в первую очередь удостоенные чести иметь дома телевизор) и дамы из Сословий (за исключением разве что самого консервативного, Храма, да и то с исключениями) бдительнейшим образом следят за имперскими модами и перенимают очень быстро, а вдобавок в столицах случаются и телесеансы «для всех», где новые платья может увидеть кто угодно. Зная женщин, легко предсказать, что совсем скоро ручеек превратится в могучий водопад – а Канилла Дегро войдет в историю как возмутительница спокойствия, пустившая в обиход новые фасоны и мини-юбки… Есть в этом что-то от революции.

Правда, Сварог тут же подумал и о другом, чуть сокрушенно, но уже как король, привыкший взвешивать вред и пользу самых разных сторон бытия. В Империи есть апейрон, а потому и не существует понятия «экономика». А вот земная экономика кое в чем получит нешуточный ущерб. Когда широко войдут в моду мини-юбки, соответственно упадут доходы ткачей одной из Серебряных гильдий, занятых исключительно «благородными тканями», снизится их производство (как это было лет десять назад, когда платья выше колен сменили платья до полу), следует ждать и некоторого упадка в других отраслях, тесно связанных с этими двумя: сократятся закупки шелка на Сильване, производство ткацких станков, иных «благородных красителей», да мало ли что еще. И ничего с этим не поделаешь, запрещать ту или иную моду – зверство, на которое решится далеко не всякий король-сатрап. Всеобщее возмущение женской половины королевств похуже крестьянского бунта и повлечет самые печальные последствия для репутации любого короля, будь он трижды тиран. А журить Каниллу бессмысленно: она, как и все прочие лары, слово «экономика» узнала, лишь начав служить в девятом столе, да и тогда в это понятие наверняка не вникала…

Сварог только сейчас обратил внимание: слева от него, в ближайшем кусочке полумрака, сидела девушка, отпивала вино небольшими глотками, держа высокий бокал у губ. Они двое были тут единственными, кто не танцевал.

Заинтересовавшись, он включил «ночное зрение» и узнал герцогиню, чему нисколечко не удивился. «Месяц ясный» наполовину состоял из фигур, когда дама и кавалер оказывались в объятиях друг друга, самых что ни на есть приличных – руки дамы на плечах кавалера, руки кавалера на талии дамы. Но герцогиня избегала любых мужских прикосновений и явно ждала танца, в котором их не будет. Бедная девочка, подумал он. Нужно побыстрее связаться с доктором Латроком, пусть заберет ее на Сильвану, в «Лазурную бухту». Красивейшие места, судя по снимкам, крохотный, закрытый для посторонних курорт – и отличный Медицинский центр восьмого департамента, где выправляли психологические травмы потяжелее, чем у нее. Порой люди возвращались с задания в таком состоянии, что их прямым ходом отправляли на Сильвану, не спросив отчета… Вряд ли трудно будет уговорить ее туда поехать.

Герцогиня вдруг встала и направилась прямехонько к нему – очаровательная и оживленная, ничуть не выглядевшая подавленной. Присела рядом, улыбнулась:

– Добрый вечер, ваше величество. Рада видеть вас у себя.

Вот так, значит… Сказать ей, кто скрывается под личиной, никто не мог – с тех пор, как Сварог появился в зале, танцы не прекращались…

– Интересно, – сказал он. – Я мог бы поклясться, что магией вы не владеете, а без магии опознать меня трудновато…

Вердиана рассмеялась непринужденно, даже весело:

– Магия тут совершенно ни при чем, все проще… Вы сейчас в том же самом наряде, в каком принимали меня в вашем кабинете. – Она окинула Сварога особым женским взглядом. – Алый шелк в разрезах на рукавах и буфах, оторочка из золотой тесьмы с тисненым узором, от плеч к поясу, – двойные ряды той же тесьмы, настоящие пуговицы – сапфиры в золотой оправе, декоративные – из синего пещерного жемчуга, по семь на рукаве, по семь меж рядами тесьмы, по семь у самых манжет. Вы же знаете этикет лучше меня…

Сварог знал. Согласно строгому этикету, ни один придворный не должен появляться в наряде, крайне похожем на наряд короля. Необходимы значительные отличия многих деталях. Для того, кто в этом разбирается, одежда короля столь же уникальна и неповторима, как отпечатки пальцев. Кто бы мог подумать, что иные женские ухватки порой действуют столь же эффективно, как магия?

– Великолепно, – сказал он. – А я вот о таком повороте событий как-то не подумал. Хотя кое-кто из придворных здесь присутствует. Коли уж зашел разговор… Вердиана, что вы думаете о моей маске? Смелее, вы уже успели убедиться, что на правду я никогда не сержусь.

Она чуть поколебалась, но взгляда не отвела:

– Я бы сказала, типичный гвардеец. Навидалась при дворе. Усищи вразлет, лицо особенным умом не блещет, хотя обращение знает, несомненный повеса и выпивоха… Я ничего обидного не сказала?

– Ничего, – успокоил Сварог. – Это ведь к маске относится, а не к моей истиной физиономии, отмеченной неизгладимой печатью величия и ума… Именно такая маска и нужна, чтобы остаться неприметным – именно что типичный гвардеец… Правда?

– Правда, – улыбнулась она. – Я так рада, что вы пришли, ваше величество. Здесь весело: танцы, игры… В завершение я всегда устраиваю поздний ужин, в парадной столовой хватает места для всех… – и спросила с надеждой: – Может быть, вы останетесь?

– Пожалуй, – сказал Сварог. – Кое с кем из присутствующих здесь добрых знакомых давненько не сиживал за одним столом…

Она чуть поколебалась, но все же решилась:

– Обычно все заканчивается чуть ли не с рассветом… Стоит ли тащиться во дворец? Быть может, вы с… баронессой Вольмер и ночевать останетесь у меня? – она улыбнулась. – Как-никак вы не просто устоявшаяся и сложившаяся семейная пара. Графиня Дино с супругом всегда у меня ночуют.

– Неплохая идея, – сказал Сварог. – Если только мы вас не стесним.

Она улыбнулась в знак того, что оценила шутку:

– В этой громадине?

– С одним условием, – сказал Сварог ей в тон. – Вы потом не будете вывешивать над входом корону, как обычно поступают со зданиями, где провели ночь коронованные особы.

– Конечно, – безмятежно улыбнулась она. – К тому же могут не так понять.

Совсем оттаяла девочка, удовлетворенно подумал Сварог: танцует, смеется, шутит… Но в «Лазурную бухту» ее все же следует отправить…

Музыка смолкла, танец кончился. Кто-то направился к столикам с вином, там и сям в полумраке обосновались парочки – но большинство обступило стол, который Канилла легко выкатила из угла: длинный, расчерченный на квадраты с цифрами, у торцов тесными кучками стояли какие-то фигурки, кажется, янтарные, стеклянные полушария с разноцветными узорами внутри. Сварог такой игры в жизни не видел – впрочем, с Каниллы станется и ее (точнее, ее полное описание) притащить с Той Стороны, как она уже с одной проделала. Судя по лицам, игра была интересная и увлекательная, посложнее примитивных, что уж там, «костяшек-целовашек».

– Идите, Вердиана, веселитесь, – сказал Сварог, заметив, с каким оживлением девушка смотрит в ту сторону. – А я посижу тут за вином, пока снова танцы не начнутся…

– Вам, правда, не будет скучно одному? – спросила она тоном заботливой хозяйки.

– Наоборот, – сказал Сварог. – Это у меня один из видов развлечения: посидеть за бокалом в одиночестве. Никто не отвлекает со срочными делами – благодать…

Она отошла к столу. Сварог сидел, попивая отличное сильванское вино. Его давно заметили, но никто не обращал на него особенного внимания и своего общества навязывать не торопился. О здешних порядках он был наслышан. Коли уж человек сюда попал – безусловно одобрен Каниллой. То, что он смирнехонько сидит пока что в уголке, свидетельствует опять-таки в его пользу – новичок держится с должной скромностью.

Посмотрел вправо, где стояли человек восемь. Мушкетерский лейтенант, танцевавший с младшей дочерью Интагара (и чем-то неуловимо напоминавший физиономией маску Сварога – «типичный гвардеец»), как раз протягивал ей небольшую плоскую коробочку, обтянутую синим бархатом, каковой цвет символизировал бескорыстный подарок (будь они любовниками, бархат оказался бы красным, вообще была целая система цветов, очень многое учитывавшая).

Коробочка раскрылась. Велеретта Интагар оглянулась на окружающих, словно спрашивая совета, и, когда все закивали, коробочку приняла, поблагодарив обаятельной улыбкой.

У Сварога форменным образом затылок свело, как у сделавшей стойку на добычу охотничьей собаки.

Со своего места он прекрасно разглядел, что там лежало – натуральная «тарелочка», правда, таких он еще не видел: по окружности украшенная медово-желтыми камнями, отшлифованными в вице полусфер…

Что ж, формально все приличия соблюдены: согласно этикету посторонний человек не может дарить благородной девице подарки дороже одного золотого аурея – а «тарелочка» стоит гораздо дешевле. Отчего же у Сварога не пропадало стойкое – и неприятное – ощущение взявшей след собаки? Оттого, что эта «тарелочка» была в отличие от всех прежде виденных украшена камнями? Оттого, что девушка была дочерью Интагара, и это могло означать классический подход? Он и сам не понимал толком, что его тревожит, но возможность кое-что проверить была…

Он видел, как быстро, цепко переглянулись Яна и Канилла – тоже что-то такое почувствовали, в особенности Яна с ее Древним Ветром? Но до сих пор применение Древнего Ветра к «тарелочкам» не давало никаких результатов…

Поставив бокал на столик, он встал и неторопливо направился в ту сторону, четко просчитывая маневр. Улучив момент, когда лейтенант оказался чуть в отдалении от остальных и ни с кем не говорил, со всей необходимой деликатностью коснулся его локтя:

– Простите! благородный лаур…

Спокойно, непринужденно обернувшись, лейтенант поднял брови, что соответствовало вежливому вопросу «Чем могу?»:

– Слушаю вас, благородный лаур…

Сварог сказал вполголоса:

– Если я не кажусь вам навязчивым, хотел бы посоветоваться…

– Извольте, – сказал лейтенант, и они отошли к стене. – Простите, не имею чести…

– Барон Готар, – сказал Сварог. – Я совсем недавно в Латеране.

– Маркиз Чендор, лейтенант Смарагдовых Мушкетеров, – добавил он на случай, если столкнулся с вовсе уж неотесанной деревенщиной, не разбиравшейся в чинах и мундирах гвардейских полков.

– Понимаете ли, маркиз, – сказал Сварог. – Я только что видел подарок, преподнесенный вами лауретте…

В глазах лейтенанта мелькнула настороженность. Походило на то, что он здесь – человек новый. Настороженность объяснилась просто. Фразу «я недавно в Латеране» можно толковать по-всякому, и как «неделю», и как «месяц». Сварог мог оказаться вовсе не деревенщиной, а сердечным другом девушки. Подарок ни в малейшей степени не противоречил строгому этикету, но с точки зрения неписаного дуэльного кодекса давал сердечному другу все права вызвать дарителя на поединок. Правда, Канилла, как и Сварог, у себя во дворце, категорически запретила в Ассамблее вызовы на дуэль, словесные ли, жестами ли (насчет жестов, несомненно, просветил записной бретер Гаржак) – но мало ли как можно все обставить? Вышли поодиночке «прогуляться по вечернему парку» – и все сладилось…

– Видите ли, лаур, – сказал Сварог с видом крайнего простодушия. – Я тоже хочу сделать подарок… одной знакомой. Из категории тех, что не дороже золотого аурея. Я так и не придумал, что подыскать – и вдруг увидел ваш подарок. В нашей глуши таких вещичек еще нет, меж тем она очень красива…

Настороженность из глаз лейтенанта исчезла, он сказал с ноткой покровительства:

– А здесь, в столице, они как раз вошли в моду.

– Нужно ли понимать так, что эта вещь дешевле аурея?

– О, гораздо! – успокоил лейтенант. – Всего пара серебряных сестерциев, так что этикет полностью соблюден…

– Великолепно! – воскликнул Сварог со всей восторженной наивностью провинциала. – И этикет соблюден, и вещица недурна… Вы сами придумали ее подарить?

– Конечно, – небрежно сказал лейтенант.

Он врал! Сохраняя полнейшую невозмутимость, Сварог спросил с прежней интонацией:

– Трудно было все это устроить?

– Ничуточки, – сказал лейтенант. – Обычно на этих вещичках гравируют разные изображения, но немало и чистых – как раз для подарков. Я купил чистый (он определенно рисовался чуточку перед провинциалом), отнес в мастерскую и велел выгравировать герб лауретты…

И снова он врал – от первого до последнего слова. Неизвестно, как обстояло дело, но безусловно не так, как втирал лейтенант. А потому следовало ему уделить самое пристальное внимание: что-то за этим крылось, и вряд ли доброе…

– Значит, мне следует поступить таким же образом? – спросил Сварог.

– Безусловно, – кивнул лейтенант. – У вашей… знакомой есть герб?

– Конечно.

– Отправляйтесь в лавочку, купите «чистую», без изображений, вещицу и отдайте граверам. Я охотно назвал бы вам адреса, но у меня на них, откровенно признаюсь, дырявая память, помню только свой, да полка, ха-ха! Но заведения у нас в столице достаточно известные, вам быстро покажут…

Интересно. На сей раз перемешались ложь и правда: он врал насчет своей дырявой памяти на адреса, но адресов лавочника и гравера, положительно, не знал.

Поблагодарив лейтенанта в самых вежливых и цветистых выражениях, он вернулся к диванчику и налил себе вина. На него по-прежнему не обращали внимания – кто выпивал и болтал у столиков (к одному лейтенант и подошел), кто флиртовал в полумраке. Стола уже не видно было за спинами, судя по азартным вскрикам, неизвестная игра развернулась вовсю. В общем, скуки не было, каждый нашел себе занятие по душе и увлеченно ему предавался.

Тут Сварог увидел, что к нему своей грациозной летящей походкой идет Яна – чуть раскраснелась после быстрого танца, колготки под цвет платья, на шее светло-синий платок, заколотый алмазной брошью – опять-таки один из аксессуаров высокой моды Той Стороны.

Села рядом, закинула ногу на ногу (что при ее наряде выглядело крайне приманчиво), достала сигареты. В ответ на его вопросительный взгляд небрежно махнула рукой с сапфировым браслетом на тонком запястье:

– Ничего. Видишь, повсюду пепельницы стоят? Курение – один из внутренних секретов Ассамблеи. У всех Ассамблей есть внутренние секреты, за разглашение коих безжалостно изгоняют…

– Тьфу ты, а я не заметил… – проворчал Сварог и с превеликим удовольствием потащил из кармана портсигар.

– Что ты фыркаешь?

– Видел бы вас Интагар, особенно тебя сейчас…

– Нас увидел Интагар, и его хватил удар… – нараспев продекламировала Яна. – Отличное начало для комических куплетов, нужно будет сочинить всей компанией…

– С вас станется…

– Как тебе здесь? – спросила Яна, пребывавшая, сразу видно, в отличном расположении духа.

Сварог пожал плечами:

– Я из-за дел припозднился, едва успел осмотреться…

И мысленно добавил: и тут же получил на шею серьезную и непонятную загадку. Он обратил внимание: бравый мушкетер ничуть не пытается флиртовать с Велереттой, держится от нее далеко, даже не смотрит в ее сторону. А ведь приличные подарки всегда свидетельствуют о намерении ухаживать, это все знают. Полное впечатление, что он выполнил задание: потанцевал с ней, перекинулся парой слов, вручил подарок – и счел миссию выполненной. И с характером бравых мушкетеров это не вяжется, и флирт в рамках приличий правилами Ассамблеи отнюдь не запрещен, и девушка исключительно красивая, а вот поди ж ты…

– В следующий раз нужно приехать к началу, – сказала Яна. – Здесь, правда, очень интересно: танцы, игры, головоломки, всякие шутливые состязания… Под занавес будет ужин.

– Я знаю, – сказал Сварог. – Хозяйка простерла гостеприимство настолько, что предложила нам с тобой здесь и ночевать.

– Хорошая идея, – сказала Яна. – Разъезжаться начнут не раньше четырех утра. Сначала тащиться во дворец, потом тащиться по дворцу… Лучше всего прихватить пару бутылочек «Сильванского ревеня» и обосноваться тут. Или ты против?

– Да никоим образом, – сказал Сварог. – Что-то вдруг словно тень набежала на твое прелестное личико…

– Ты не будешь меня убивать? – спросила вдруг Яна.

– А что, есть поводы? – с интересом спросил Сварог.

Она мастерски изобразила смущение и раскаяние:

– Понимаешь, все начали играть в «костяшки-целовашки», и я тоже решила попробовать, только один разок… И проиграла. Теперь вот трепещу перед тобой. У тебя ничего на поясе нет, но здесь столько оружия по стенам развешано…

Сварог нисколечко не сердился – было бы за что. Всего-навсего безобидный здешний аналог «игры в бутылочку» в покинутом им мире, способный рассердить лишь патологических ревнивцев. Составленные по жребию пары бросают кости. Если проигрывает девушка, расплачивается поцелуем. Если проигрывает кавалер, выполняет какое-нибудь шутливое желание дамы: скажем, с выражением прочитать балладу, стоя на голове, или сходить посчитать окна во дворце. На что тут сердиться?

– Живи уж, – великодушно разрешил Сварог. – Слушай, а ты что, не могла с помощью Древнего Ветра выбросить три шестерки?

– Запросто, – сказала Яна. – Только это было бы нечестно. Что ты улыбаешься так загадочно?

– Думаю о государственных делах, – сказал Сварог. – Если в казне станет не хватать денег, пошлю тебя, чтобы обчистила до нитки парочку игорных домов – уж их-то не жалко, у них самих сплошь и рядом процветает нечистая игра… Тут тебе и банкометы-шулера, и кости с изъянцем в пользу хозяев, и прочие изыски творческой мысли. У меня лежит обстоятельный Доклад тайной полиции. Сгоряча хотел закрыть, но решил, что это не по-хозяйски – и увеличил налоги вдвое. Кряхтя, но платят… Да, кстати. На твои игры в кости я закрыл глаза, но вот когда ты танцевала с этим пушкарем-лошадником, я хорошо видел, что его рученьки были откровенно не в состоянии определиться с границей талии…

Яна прищурилась, медовым голоском произнесла:

– Помнится мне, когда мы первый раз оказались вместе на балу, тогда, в Келл Инире, и потом пошли гулять в лес, твоя рученька тоже никак не могла определиться с границей талии. Поправлять пришлось.

– Во-первых, ты тогда не щеголяла с голой спиной, – сказал Сварог. – Платье было даже чуточку строгое. А во-вторых, не заметил, чтобы ты этого поправляла.

– Поправляла. Словесно.

– Что-то я не заметил, чтобы это возымело действие.

– А может, я тебя заметила и решила подразнить?

Сварог вздохнул:

– Рассуждая философски, столько ветреных красавиц расстались с жизнью за такие вот отговорки…

– Это семейная сцена? – с любопытством спросила Яна. – Как интересно! Впервые в жизни… Подскажи, как себя жены ведут в таких случаях? Мне рыдать, клясться и обещать, что никогда впредь… или в ответ самой что-нибудь интересное припомнить?

Сварог вздохнул:

– Яночка, пошутили и будет. Не до шуток.

Она всегда тонко чувствовала перемены в его настроении – вот и сейчас посерьезнела моментально, совершенно другим тоном спросила:

– Что-то случилось?

– Случилось, – сказал Сварог. – Прямо здесь. Между прочим, у тебя на глазах. Вы ведь с Каниллой рядом стояли, когда этот мушкетерский ухарь дарил Велеретте «тарелочку»?

– Ну, да. Правда, я таких, с камешками, не видела, но разве тут есть что-то странное? Эти штуковины, ты сам говорил, в большой моде.

– Есть нюансы… – сказал Сварог. – Интагар сам рассказывал, сколько раз к нему пытались делать разнообразные подходы, в том числе через дочерей…

– Но это же безделушка в пару сестерциев ценой.

– Я не закончил, – сказал Сварог. – Понимаешь, я прикинулся провинциальным дурачком, который хочет сделать такой же подарок; и стал расспрашивать о деталях. Он мне все время врал: что ему самому пришло в голову преподнести именно «тарелочку», что он ее сам купил, сам отдал выгравировать герб… К чему столь упорное вранье, если речь идет о безобидной безделушке? Ценой в пару серебрушек? Дворянину ничуть не зазорно ее покупать и самому отдавать граверу. А он врал и врал. Мне такое поведение кажется подозрительным. А тебе?

– Пожалуй, – после некоторого раздумья призналась Яна. – Знаешь, я только сейчас подумала… Он больше не пытается за ней ухаживать, а ведь с начала вечера буквально не отходил. «Приличные подарки» служат недвусмысленным посланием…

– Вот именно, – сказал Сварог. – Еще одна странность: обрывать флирт на середине. За мужчинами – да и дамами – такого как-то не водится. Объяснение, конечно, подыскать можно: скажем, он не знал, что это дочки Интагара, а потом ему кто-то рассказал, и он испугался, что неудивительно. Интагар, дворянин как-никак, вынужден отпускать дочек на балы – но там всегда есть его люди, которые за ними присматривают. Даже Лемар не рискует за ними ухаживать. Мотив как мотив. Вот только мне больше нравится другая версия… Он – непрофессионал. Ему дали разовое поручение, вполне возможно, навязали, ему это крайне не по душе, опять-таки из-за того, что пришлось иметь дело с дочкой Интагара. И он, поручение выполнив, с превеликим облегчением подался в сторонку…

– Что ты намерен делать?

– Как это – что? – Сварог даже чуточку удивился. – Прикажу, чтобы его тихонечко, незаметно для всех, взяли и отправили во флигель. Вызову Интагара и душевно поговорим втроем. Флигель уже почти полностью обустроен…

– А если он ни в чем не виноват, и здесь какое-то причудливое стечение обстоятельств?

– Добрая ты у меня… – сказал Сварог. – Вита, ситуация такова, что про доброту, как частенько случается, приходится забыть. Если ни в чем не виноват – выпустим, придумаю что-нибудь в виде вознаграждения за перенесенные неприятности: ну, золото, чин капитала досрочно, а то и камер-юнкерство… Ладно. Времени у нас в запасе пока что достаточно, но лучше не медлить. Отведи Велеретту в сторонку, так, чтобы никто не слышал. Скажи, чтобы подошла ко мне и прихватила подарок. Ну, конечно, скажи ей, кто я.

– Ох… Ты и ее намерен допрашивать?

– Не смотри на меня так, – сказал Сварог. – Уж ей-то я не собираюсь причинять никаких неприятностей, наоборот. Но подарочек нужно у нее выманить, не мешкая. Действуй.

– Есть, генерал! – Яна отдала честь на ронерский манер (энергичное движение правой руки, ребром ладони к сердцу), встала и направилась к игрокам.

Сварог налил себе еще вина. Неприятно чуточку, что этого субъекта прохлопала его собственная служба. Академию Боярышника держало под присмотром подразделение восьмого департамента – здесь бывали его сотрудницы, а уж когда стало известно, что намерена бывать и Яна… Внешней охраны в лице многочисленных «лакеев» недостаточно, он завел еще и внутреннюю. Вон тот обаятельный лейтенант Черных Егерей и не менее обаятельный виконт, классический светский хлыщ – но оба неглупы, наблюдательны, решительно действовать в случае чего смогут. Сварог их по размышлении взял исключительно на тщеславии: под обещание строжайше хранить тайну, рассказал, кто такая Яна и какие обязанности им предстоит выполнять. Как он и рассчитывал, оба преисполнились нешуточной гордыни, узнав, что им предстоит стать тайными телохранителями императрицы – и от всякого жалованья отказались прямо-таки с негодованием.

То же подразделение проверяло всех, кого Канилла принимала в качестве новых членов. Проверяли и этого мушкетера. И не нашли ровным счетом никакого компромата. «Типичный представитель своего класса», как выразились бы советские пропагандисты. Фамилия старая, семья более-менее зажиточная, хотя до магнатов никак не дотягивает, лейтенант любит перекинуться в картишки, и в кости, и в «гусек», имеет долги, не особенно и большие (но это среди гвардейцев не редкость), по части женского пола предприимчив, что опять-таки в Гвардейских традициях, все. А впрочем, винить тут некого. Ситуация не вполне подходит под определение «прохлопали». Иного агента просто невозможно засветить и лучшим специалистам, пока он не начал работать. Перед нами, похоже, именно такой случай…

Он поднял голову – к дивану подошла Велеретта Интагар с синей коробочкой в руке, остановилась перед Сварогом, взглянула вопросительно.

– Садитесь, лауретта, – сказал Сварог.

Она села, аккуратно сдвинув колени, как школьница в классе, одернула платье, насколько это было возможно. Сказала с легким оттенком робости:

– Баронесса Вальмер сказала, что вы хотите со мной поговорить…

– Да, – сказал Сварог. – Заранее прошу прощения, если разговор вам придется не по вкусу, но я, поверьте, вынужден… Ради вашего же блага, может, вы потом с этим согласитесь… Ретта, я ни за что на свете не стал бы вмешиваться в ваши личные дела просто так, но ведь король, считается, некоторым образом отец всем своим подданным. Вы согласны?

– Безусловно, ваше величество, – сказала она (судя по глазам, все еще ничего не понимала).

– Вот и отлично, – сказал Сварог. – Позвольте уж чисто по-отцовски… Речь пойдет о вас, вашей сестре и ваших кавалерах. Честно признаться, я все о вас знаю. Такова уж королевская доля – все знать… Вы хотите что-то сказать?

– Ваше величество… – сказала она робко. – Но ведь ничего предосудительного в этом нет. Это жизнь, мы уже взрослые… Фионелла и Каррет обручены уже по всем правилам. У нас с Миталом тоже все серьезно, мы уже… – она опустила глаза, чуть зарумянилась. – Митал собирается просить моей руки…

Сварог сказал наставительно:

– Вот на этом обручении вы с сестрой, простите за вульгарность, и погорели…

– Как это?

– Ваш отец – умнейший человек и старый полицейский, –сказал Сварог. – Он вмиг сообразил, что подобные предложения никогда не делаются с бухты-барахты, в результате полыхнувшей, как молния, любви с первого взгляда. Вокруг нас – жизнь, а не любовный роман… Он пришел к выводу, что предложению непременно должно было предшествовать нечто, что он проглядел. Теперь понимаете? Может, представите себе и дальнейший ход его мыслей? В конце концов, вы его знаете гораздо дольше, чем я, вы как-никак его дочь…

– Я, кажется, понимаю, – сказала Велеретта. – Он теперь начнет подозревать, что и у меня есть… отношения…

– Позвольте мимолетный комплимент? Мне кажется, вы не только красавица, но и умом пошли в отца. Однако вынужден вас поправить. Не «начнет». Насколько я его знаю, уже начал. И за вами наверняка уже топает больше опытных сыщиков, чем за каким-нибудь крупным шпионом. К чему это я? Да к тому, чтобы вы с вашим Миталом соблюдали предельную осторожность.

– Мы и так…

– Доведите осторожность до крайнего предела, – сказал Сварог. – С вашим отцом иначе нельзя. А совсем хорошо будет, если ваш Митал как можно быстрее попросит вашей руки – тогда всякая опасность для него исчезнет. Как можно быстрее. Он согласится?

– Конечно! Он сам очень настойчиво предлагает, – она вновь опустила глаза. – Это я чуточку тяну, мне как-то страшновато – и замужество, и совершенно новый образ жизни…

Женщин понять невозможно, в который раз констатировал Сварог. Спать вместе уже не страшновато, а вот замужество пугает. Пойми их…

– Ретта, вы уж как-нибудь постарайтесь эти страхи побороть, – сказал Сварог. – Для вашей же пользы. Я вижу, его сегодня с вами нет?

– Он дежурит по полку. До 7 утра.

– Найдете способ завтра с ним встретиться?

– Конечно…

– Вот и изложите ему ситуацию. На меня ссылаться не стоит, выдайте это за собственные размышления и тревоги. И пусть немедленно делает предложение. Тогда я буду за него спокоен. Мне говорили, он неплохой человек и толковый офицер, не хотелось бы, чтобы с ним что-то случилось. А зная вашего отца… Вы сделаете, как я сказал?

– Конечно, ваше величество.

– Вы, часом, не сердитесь, что я так бесцеремонно вторгся в ваши сердечные дела?

– Ну что вы! – воскликнула Ретта. – Совсем наоборот. Я вам очень благодарна, я сама и не подумала о таких вещах…

Сварог усмехнулся:

– Если вы – дочь министра тайной полиции, вам следует думать о вещах, которыми обычные девушки не задаются…

– Мне как-то раньше не приходило в голову… Спасибо, ваше величество.

Ну вот, момент самый подходящий. Сварог сказал небрежно:

– Да, вот что еще… Вы мне не одолжите на пару дней ваш подарок? Я хочу заказать копию – тоже собрался сделать подарок, но таких вот украшений с камешками мне в лавках что-то не попадалось. Не сомневайтесь, я обязательно верну.

– Я и не сомневаюсь, ваше величество, как можно… – Ретта подала ему коробочку с некоторым сожалением в глазах – видимо, вещица ей понравилась, как и многим другим.

– Красивая вещь, – сказал Сварог. – Что вы с ней собирались делать?

– Повесить на стену в своей комнате, конечно. Там есть ушко.

– Ну да, разумеется… – сказал Сварог. – Ну что же, идите, веселитесь, только не забудьте нашего разговора и сделайте все, как мы договорились. Тогда я буду совершенно спокоен за вашего Митала.

Она робко улыбнулась:

– А уж как я буду спокойна… спасибо, ваше величество, вы были так добры…

Встала и отошла к одному из столиков с вином. Раскрыв коробочку, Сварог долго смотрел на загадочный диск с выгравированным гербом Интагара, окруженным кольцом полупрозрачных, медово-желтых камешков. По правде говоря, тупо пялился – никаких догадок не приходило в голову, ни одной толковой мысли. Какая-нибудь подслушка, излаженная неведомыми умельцами? Но ведь заранее должно быть понятно, что висеть ей не в кабинете Интагара, а в комнате его дочери. Что еще? Ну никаких догадок, хоть волком вой от бессилия и умственной импотенции…

Он поднял голову, когда раздался взрыв ликующих возгласов и рукоплесканий, быстро определил, что они адресованы белокурой подруге Элкона, явно оказавшейся победительницей в этой непонятной игре. Опустил коробочку в карман камзола и решительно встал.

Глава V «КАМЕННЫХ ДЕЛ МАСТЕРА»

Вышел в широкий роскошный коридор, подошел к высокому стрельчатому окну, смотревшему на зады. Флигеля отсюда прекрасно видны. В том, что справа, горит свет во всех, тщательно зашторенных окнах, по мощеной дорожке ко входу идут шесть человек, попарно несущих длинные ящики. Спецслужбы в авральном темпе обустраиваются. Уардах в двухстах, в парке, нашлась отличная лужайка, довольно обширная, туда удобно сажать ставшие невидимыми летательные аппараты ларов. Все-таки идеальное место для резидентуры.

Справа, уардах в десяти, возле красивой статуи из фиолетового с черными прожилками шерритского мрамора (типичный для дворца сюжет – храбрый охотник упер рогатину в грудь взмывшему на дыбки пещерному медведю), стоял «лакей» в ливрее цветов герцогини. Как и полагается вышколенному лакею, замер словно статуя, опустив руки по швам, глядя перед собой в ожидании, когда кому-то понадобится.

Сварог легонько поманил его пальцем. «Лакей» моментально ожил, быстро подошел, глянул вопросительно и тихо произнес: – Господин генерал?

– Интагар мне нужен во флигеле, – сказал Сварог. – Пошлите за ним верховых, он либо дома, либо во дворце…

– Нет необходимости. Интагар и так во флигеле, присматривает за обустройством. Кажется, намерен там и ночевать.

Ситуация, подумал Сварог не без некоторой игривости. Доченьки в крайне предосудительных с точки зрения строгого отца нарядах весело проводят время – а строгий отец пребывает в двух шагах, ни о чем не подозревая. Ну, субординацию он понимает четко, ни за что не пойдет во дворец, куда не приглашен – а его людей во дворце нет и быть не может.

– Во флигеле? – сказал он. – Отлично. Тогда вот что… Один из гостей, лейтенант Смарагдовых Мушкетеров, вам знаком?

– Маркиз Чендор? Разумеется. Досье на него есть – как на всех прочих, на которых приказано завести досье. Вы что-то хотите знать?

– Нет, – сказал Сварог. – Мне нужно, чтобы вы как-то выманили его из зала, взяли так, чтобы никто не заметил. Немедленно. Сумеете?

– Конечно, господин генерал, – ответил тихарь из восьмого департамента словно бы с некоторой обидой на то, что были высказаны сомнения в его квалификации. Задумался на несколько секунд. – Так… Я ему скажу, что его конь сорвался с привязи, носится по парку, затевает драки с другими жеребцами, никому не дается в руки. Такое случается. А конь у него и в самом деле норовистый…

– Отлично, – сказал Сварог.

– И потом?

– Сдадите его Интагару. Скажите, что я скоро приду, и мы вдвоем будем его допрашивать. А для начала пусть Интагар на нем испробует парочку стандартных полицейских приемчиков. Типа «Попался, наконец, сволочь!», «Нам всем известно, говорить будешь, или шкуру с тебя драть?» Ну, Интагар знает… А потом… Помариновать его где-нибудь под замком… хотя, насколько я знаю Интагара, он уже и камеры в подвале оборудовал. Если так – в камеру. По дороге – пару подзатыльников, чтобы гонор сбить… Действуйте.

– Слушаю, господин генерал!

Тихарь проворно нырнул в зал, где уже откатывали столик в угол, на прежнее место – видимо, вновь ожидались танцы. Сварог видел, как он бесплотным духом скользнул к лейтенанту, что-то почтительно ему сказал с обеспокоенным лицом, и лейтенант, похоже, крепко выругался про себя, направился следом за «лакеем» к противоположной двери. Все в порядке, уж эти ребята вмиг повяжут, как пучок редиски…

И хотя впереди простиралась совершеннейшая неизвестность, Сварог резко повеселел – наконец-то после долгого периода беспомощных наблюдений и констатации фактов начались активные действия. Уже что-то…

Гости разбивались на пары. Ускорив шаг, Сварог успел как раз в тот момент, когда неотвязный «пушкарь-лошадник» подошел к Яне, но еще не успел сделать предписанные этикетом жесты, приглашавшие к танцу. Тронул его за локоть:

– Тысяча извинений, капитан… Не уступите ли танец? Вы же понимаете, мужу после продолжительной разлуки хочется потанцевать с женой…

Капитан молча поклонился и отступил. При других обстоятельствах дело так просто не кончилось бы, но в таких вот случаях вступать в пререкания с законным мужем и уж тем более вызывать его на дуэль означает стать всеобщим посмешищем. Так что Сварог правильно все рассчитал.

Заиграла музыка – ну, это мы умеем… Приходилось танцевать, и именно с Яной – излюбленная в Каталауне (больше в тамошних городах) «Баллада о неразумных игроках».

Это было что-то вроде здешнего шейка, половина заданных фигур, половина – импровизация. Яна, грациозная и прекрасная, четко отбивала каблучками ритм, посылая Сварогу обольстительные взгляды, хулиганка такая, волна золотых волос взметалась над обнаженными плечами, взлетал подол платьица так, что чертовски хотелось плюнуть на все расследования и увести ее наверх – чего он, конечно, не мог себе сейчас позволить: марш вперед, труба зовет, черные гусары…

Глянув через ее плечо, он увидел в дверях тихаря, перехватил его взгляд, и тот чуть заметно кивнул – значит, все прошло гладко…

Он постарался хоть на несколько минут отрешиться от забот, изо всех сил пытался соответствовать партнерше. Нельзя сказать, чтобы он танцевал плохо – но по сравнению с Яной все равно выглядел дрессированным медведем, каких фогороши водят по ярмаркам.

Он протанцевал с Яной еще два танца (капитан, оставив всякие поползновения, держался в сторонке), столь же быстрых. Потом свет пригасили, раздалась медленная, томная мелодия фальтарады – самого близкого к танго из покинутого Сварогом мира таларского танца, по неведомым причинам тоже отнесенного к простонародным (каковые на балах Империи, в отличие от земли, танцевали часто и охотно).

Яна колыхалась в его объятиях, склонив голову ему на грудь, а поскольку стоял полумрак, ладони Сварога, что греха таить, никак не могли определиться с границами талии.

– Положи руки, куда следует, – шепнула Яна. – Я же тоже не железная, а до конца вечера столько времени…

Он подчинился.

– Ты как-то резко повеселел…

– Яночка, мы наконец-то стронулись с места, – так же тихо ответил Сварог. – А это уже кое-что…

– Тем не менее ты не спешишь во флигель…

– Тактика допроса, – сказал он. – Пусть посидит и помучается неизвестностью.

– Мне бы тоже хотелось пойти…

– Не стоит, – серьезно сказал Сварог. – Интагар будет держаться скованно, ты его стеснишь своим присутствием. В его представлении императрица обязана пребывать в недосягаемых высях и выслушивать доклады.

– Когда мы с ним общаемся во дворце, я что-то в нем не вижу особой скованности.

– Так то во дворце, – сказал Сварог. – А тут – допрос с пристрастием в мрачном сыром подвале.

– Ты же его не стесняешь своим присутствием?

– Ты императрица, а я – король, – сказал Сварог. – Значительная разница. Королям как-то даже и полагается по должности…

После фальтарады он протанцевал с Яной еще быстрый ригодон, выпил у столика бокал вина, посмотрел на часы. С тех пор как лейтенанта повязали, прошло три квадранса – вполне достаточно. Воспользовавшись грянувшим очередным быстрым танцем, он шепнул Яне:

– Оставьте мне свободное местечко за столом, ладно? Чувствую, могу припоздниться…

Незамеченным покинул зал, вышел через парадный вход направился к флигелю. Уже на крыльце спохватился, движением руки и коротким заклинанием убрал маску – вестибюль охраняли верзилы из его спецназа, ребята решительные и магией не владевшие, так что был реальный риск до полного выяснения схлопотать по организму. А так – обошлось, узнали, пропустили и показали, куда идти.

Кабинет Интагара оказался обставленным уже полностью: полка с бумагами, железный ящик с хитрым запором для особо важных дел, компьютер. Сварог сел напротив верного бульдога, спросил:

– Как он там?

– Должно быть, ему невесело, – сказал Интагар с подобием улыбки. – Камеру для ожидания мои ребята оборудовали на совесть: окна нет, каморка мрачная и сырая, всей мебели – ворох грязной соломы. Они туда даже парочку здоровенных крыс запустили, для пущего колорита. Классическое «мрачное узилище», дальше некуда.

– Ну, с крысами они, может, и перегнули палку, – задумчиво сказал Сварог. – Хотя… Ладно, пусть остаются крысы. Колорит так колорит, смотришь, на кого-нибудь из постояльцев как раз крысы и окажут самое большое впечатление – понятно, до экскурсии в пыточную… Ну, а теперь слушайте…

Он изложил всю историю, опуская мелкие подробности. Ничего тут не поделать, о Велеретте умолчать было нельзя. При первом упоминании о ней на лице Интагара мелькнула тень страдальческий грусти, но он, конечно, не позволил себе вопросов и высказываний, не относящихся к делу. Все ж кремень-человек.

– Вот такие дела… – сказал Сварог, закончив. – Кстати, как он себя вел?

– Да как все они, – сказал Интагар. – Напоминал, кто он таков есть, целый лейтенант гвардии и благородный маркиз, пугал дядей из министерства двора, виселицу всем обещал. Потом получил пару раз по загривку, и крепко, после чего угомонился… опять-таки, как все они. Государь… Я ничего не понимаю. В любом случае, – он посмотрел на стоящую меж ними синюю коробочку с поднятой крышкой. – Эта штука должна была попасть не ко мне в комнату, а к Велеретте…

– Я тоже ничего не понимаю, – сказал Сварог. – И никто ничего не понимает. Дохлое, но утешение… Но что-то же это должно означать, вперехлест через клюз?! Вы слышали что-нибудь о таких вот «тарелочках», украшенных камешками?

– Ни разу. За лавками продолжают наблюдать, но там и «тарелочки», и символы простые, без дополнительных украшений.

– Вот то-то, – сказал Сварог. – У меня те же сведения. И тем не менее эту штуку делали, как говорится, по особому заказу и подкинули именно Велеретте. Что-то это да означает… Ну, не будем ломать голову, пойдемте к постояльцу. Черт, на ногах стоять не хочется, но ведь придется…

– Ну что вы, государь, я все предусмотрел, – заверил Интагар. – Там напротив есть комнатушка для допросов. Опять-таки не похожа на ваш кабинет, но найдется на чем посидеть…

Они спустились в длинный подвал (целиком отданный под «хозяйство Интагара», потому что двум другим спецслужбам был без надобности, а если и им понадобятся «камеры ожидания», то у Интагара их с дюжину, всем хватит). Свернули направо, прошли по широкому чистому коридору, ярко освещенному карбамильскими лампами. Справа и слева как раз и располагались камеры – судя по низеньким дверям с зарешеченными окошечками. Коридор кончался свежепостроенной деревянной стенкой, в которой имелась дверь без замков и засовов (Сварог без объяснений догадался, что за ней).

Остановились у последней двери справа, возле которой торчал верзила с примечательной физиономией, в простом сером кафтане, оттопыренном с двух сторон какими-то служебными инструментами. Вытянулся, как уж умел, при виде начальства.

– Как он там? – тихонько спросил Сварог.

– Поначалу в дверь колотился и орал, – так же тихо доложил верзила. – Сначала пужал по-всякому, грозился, потом стал предлагать бешеные деньги, чтоб я его выпустил. Ну, а там устал и угомонился, как завсегда оне…

Сварог заглянул в маленькое окошечко. Такой роскоши, как карбамильские лампы, в камере не полагалось, и она освещалась простой масляной коптилкой, прикрепленной к стене как раз над приготовленным для «постояльца» «ложем». Так что Сварог пленного разглядел хорошо: гот, очевидно устав торчать на ногах и смирив гордыню, сидел на охапке грязной соломы, уронив руки на колени, повесив голову – едва ли не точная копия картины под названием «Узник в безнадежности», принадлежавшей кисти кого-то из мастеров прошлого (Сварог ее видел в Равене в собрании графа Дино). Одним словом, клиент понемногу дозревал – все же в тайной полиции знали свое дело, такая камера чего-чего, а оптимизма заведомо не прибавляла…

– Откройте! – распорядился Сварог.

И широкий засов, и дверные петли оказались смазаны на совесть – засов отодвинулся практически бесшумно, и так же без малейшего скрипа, совершенно неожиданно для узника, распахнулась дверь. Вот тут они недодумали, понял Сварог, входя вслед за Интагаром в низкую, (затылок едва не царапает сводчатый потолок) камеру. И дверные в петли, и засов должны скрипеть – громко, пронзительно, мерзко. Надо будет указать на недочет. И продумать что-нибудь, чтобы в камерах отвратительно воняло – колорит так колорит…

Впрочем, и так уже явственно пованивало – парашу не поставили, и постоялец, видимо, не вытерпев, ходил по нужде в дальний угол. Сварог хмыкнул – увидел двух сидевших там бок о бок большущих серых крыс, настороженно следивших за вошедшими.

Лейтенант вскочил с грязной соломы, словно подброшенный сильной пружиной, заорал на Интагара:

– Убейте крыс, твари, я их боюсь!

– Вообще-то гвардейскому офицеру стыдно должно быть бояться крыс, мышей и прочих насекомых, – сказал Сварог, становясь рядом с Интагаром. – А еще кого – или чего – вы боитесь, любезный? Что-то мне стало интересно…

Лейтенант оторопело уставился на него – и, судя по глазам, безусловно узнал. Среди допущенных ко дворцу он не числился, но Сварог несколько раз принимал парады гвардии в те или иные торжественные дни, традиционно присутствовал потом на обедах, и уж кто-кто, а гвардейские офицеры в Латеране поголовно должны были знать его в лицо.

– В-ваше величество…

– Да? – вежливо спросил Сварог.

Лейтенант, сразу видно, отчаянно подыскивал слова – и у него с этим не ладилось. Наконец он с цыганским надрывом в голосе воскликнул:

– Ваше величество, за что? Восемь лет безупречной службы, три медали, одну вы сами вручали, дядя в Министерстве дворца…

– Министром? – все так же вежливо поинтересовался Сварог.

Лейтенант машинально ответил:

– Нет, секретарь в третьем департаменте…

То есть, мысленно уточнил Сварог, в переводе на военные чины – сержант. А занимается Третий департамент вещами довольно непрестижными: канализацией, водопроводом, освещением территории за пределами дворцовых зданий…

– Ну что ж… – сказал Сварог. – Пойдемте беседовать по душам?

И первым пошел к двери. Верзила проворно сцапал лейтенанта за шкирку и протащил следом – еще одна деталь колорита, клиент не должен ходить своими ножками, не на курорте…

Комната напротив была, конечно, комфортабельнее – но исключительно в сравнении с камерой. Окошко имелось – маленькое и под самым потолком. Из мебели – добротно сработанный, но весьма неказистый стол и такие же стулья – неподъемные, какие ставят в дешевых кабаках, где то и дело случаются драки. Использовать такой стул в качестве подручного предмета по силам только людям богатырского сложения.

Сварог взглядом приказал Интагару сесть за стол, кивнул верзиле. Тот толкнул подконвойного на стул и остался стоять за спиной, грозно и шумно сопя. Сам Сварог закурил, прошелся по комнате, повернулся к лейтенанту:

– Тянуть кота за хвост не будем – бедная животинка ни в чем не виновата… Нам нужно знать одно: кто вам поручил преподнести такой подарок лауретте Велеретте Интагар? То, что вы мне преподнесли в качестве объяснения, – вранье от начала и до конца. Убедительная просьба его не повторять, иначе приятный молодой человек у вас за спиной может и по шее приложить… Итак?

Пожевав губами, обшарив комнату испуганным взглядом, лейтенант поднял глаза на Сварога, сказал прямо-таки проникновенно:

– Да, соврал, но это же не преступление… – перевел взгляд на Интагара. – Господин министр, можете злиться, но мне очень нравится ваша дочь. Очень. Ничего грязного у меня и в мыслях не было. Она ведь взрослая, разве это извращение – поухаживать за девицей с соблюдением всех приличий? Ну да, я не сам все придумал. Рассказал дяде, он и посоветовал сделать «приличный подарок», он купил эту штуковину, отдал граверам, – вновь уставился на Сварога. – Поймите, ваше величество… Стыдно было бы рассказывать совершенно чужому человеку, что я, офицер, гвардеец, оказался чем-то вроде ребенка, которого водили за ручку… Вот и все.

Сварог несколько раз ему поаплодировал, довольно громко. Сказал:

– Неплохо придумало и гладко изложено. Наверняка заранее придумали, не в камере?

Интагар вопросительно глянул на него.

– Врет, стервец, – сказал Сварог. – От начала и до конца. Любезный мой! Вы же столичный житель, гвардеец… Неужели не слышали, что король Сварог наделен умением безошибочно определять, когда ему врут, а когда говорят правду? Ну ладно, потратим пару минут, чтобы окончательно вас убедить. Я буду задавать вопросы, а вы всякий раз отвечайте «да». Начали? Балуете с мальчиками?

– Да.

– Врете. Бордель «Улыбка дриады» навещали?

– Да.

– Не врете. Любовником Маргилены Дино были?

– Да.

– Врете. Иностранные награды имеете?

– Да.

– Врете. В «гуськи» играть умеете?

– Да.

– Не врете. Ну что, достаточно? Убедились, что никакая ложь не прокатит?

Уставясь на носки своих сапог, лейтенант проворчал:

– Я думал, врут… Мало ли что про вас болтают…

– Вот и отлично. Так что рассказывайте: кто, как, когда…

Лейтенант вскинул на него глаза, уже с некоторым оттенком наглости спросил:

– А что я сделал преступного? Подарил девушке дешевенькую безделушку. Даже этикет не нарушен, не говоря о законах…

Сварог подошел к нему вплотную и холодно сказал:

– Подробности вам знать не стоит. Скажу одно: вы ненароком вляпались в историю, по сравнению с которой обычная государственная измена покажется детской игрой в камушки. Затронуты интересы не только моих королевств, но и Империи. Слово короля, так и обстоит. Или вы полагаете, что король солжет касательно своего слова перед таким ничтожеством, как вы?

– Нет, – угрюмо пробурчал лейтенант. – Королевское слово – всегда королевское слово…

– Рад, что вы это понимаете. Судя по тому, как вы мнетесь, то, что вы только что рассказали, было единственным оправданием, заготовленным заранее. Но какое это имеет значение, если я вмиг отличу правду от лжи? – он повысил голос. – Рассказывайте!

– Нечего рассказывать…

Сварог пожал плечами:

– Я не намерен тратить время впустую… – посмотрел на верзилу. – Покажите гостю нашу мастерскую…

Верзила вмиг сдернул лейтенанта со стула, вытащил в коридор, распахнул третью дверь и, как котенка, зашвырнул лейтенанта туда. Ухитрившись удержаться на ногах, лейтенант обвел «мастерскую» паническим взглядом.

Обширное помещение, ярко освещенное карбамильскими лампами, человеку в его положении душевного спокойствия не прибавляло, как раз наоборот. Великолепно оборудованная пыточная: классическая дыба, столь же испытанная временем скамья для растягивания, вороха зловещих приспособлений…

Сварог взял со стола песочные часы в оправе из темного дерева, показал лейтенанту:

– Вы тут пока осмотритесь, здесь немало интересного, а мы подождем за дверью. Ровно пять минут. Если и после этого будете запираться, придут мастера добиваться правды…

И вышел вместе с остальными, захлопнул дверь, перевернул часы, поставил на пол. Тонкой золотистой струйкой песок потек в нижнее полушарие.

Интагар тихонько сказал:

– По-моему, он опомнился от первого потрясения и помаленьку обретает уверенность в себе. Как-никак не книжный червь – гвардеец, бретер, одна военная кампания за спиной… Может и вспомнить…

Сварог его прекрасно понял. Пыточная была чистейшей воды бутафорией, с помощью которой предполагалось психологически ломать людей не стойких духом. То есть все жуткие приспособления были настоящими, но применять их здесь Сварог не имел права. Две самых больших и сильных державы континента еще до его появления сделали шажок к гуманизму: в Снольдере пытки запрещены королевским указом лет тридцать назад, в Ронеро – несколькими годами позже. Полиция, конечно, била, бьет и будет бить – кулаком и сапогом по организму, толстенным фолиантом без обложки по башке, охаживать зашитым с обеих сторон голенищем сапога, куда насыпан песок. Но пытки с помощью прежних орудий запрещены – есть законы, завизированные Канцелярией земных дел, которые и Сварогу не следует нарушать. Правда, у него остается патриархальный Глан, где до такого гуманизма пока что не докатились, и лету туда часа два…

– Глан, – усмехнулся Сварог.

– Да, действительно, как-то забыл… Значит, вы уже выбрали метод?

– Конечно, – сказал Сварог. – Но это будет не Глан…

С некоторых пор он применял два метода допроса.

К Одноглазому отправлял только тех, кто совершил что-то гнусное – наподобие мерзавца Сувайна и ему подобных. Всем остальным попросту заливали в глотку «эликсир правды». Но и в этом случае придется ждать с полчаса, пока сверху не прилетят два специалиста. В свое время Сварог не без удивления обнаружил: в отношении «эликсира правды» действуют правила даже построже тех, что в Советском Союзе касались казенного спирта. Даже он, глава департамента, не может держать эликсир при себе – непременно нужно вызывать тех двух несуетливых и хватких молодых людей.

– Пять минут прошли, ваше величество…

– Ну, тогда пошли, – сказал Сварог, распахнул дверь и вошел первым.

Лейтенант, стоявший на прежнем месте, обернулся к нему:

– Ваше величество, пытки у нас запрещены! О каком бы преступлении ни шла речь!

Вспомнил, ага… Поморщившись, Сварог прошел к столу, взял лежащую с краю затейливую железную штуку, предназначенную для действий, о которых к ночи лучше не вспоминать, повертел в руках, бросил назад:

– Мерзость какая… Любезный, вы забыли одно немаловажное обстоятельство: я еще и гланский король. А там пыточная работает столь же исправно, как кабаки… Самолеты в Латеране всегда наготове, лететь всего-то часа два… Заодно и на самолете прокатитесь, никогда ведь раньше не доводилось? А в Глане познакомитесь с интересными людьми, напрочь лишенными доброты и сентиментальности – служба такая…

Он говорил равнодушным, даже чуточку скучающим голосом – Интагар давно объяснил, что именно такой тон действует гораздо эффективнее, чем рявканье и стук кулаком по столу. И с холодным удовлетворением видел, что лейтенант начинает ломаться, осознавать помаленьку свое безвыходное положение…

Когда Сварог увидел, что клиент, очень похоже, доведен до нужной кондиции, спросил чуть ли не ласково:

– Ну что, идем к самолетам?

С видом что-то решившего для себя человека лейтенант вскинул на него глаза, полные яростного желания выкрутиться, махнул рукой:

– А! В конце концов этот мерзавец – мне не брат и не друг…

– Это еще больше облегчает дело, – кивнул Сварог. – В самом деле, несправедливо будет, если с вас примутся драть шкуру, а он будет на свободе пользоваться всеми благами жизни. При том, что закоперщик – он, а вы не более чем исполнитель, верно?

– Верно! – лейтенант отчаянно закивал. – Верно! Ваше величество… А что будет, если я…

– Расскажете абсолютно все? – понятливо подхватил Сварог. – Ничего вам не будет. Совершенно. Слово короля. Правда, в интересах дела придется посидеть под замком несколько дней – но уже в лучших, чем в той камере, условиях.

– Но в полку…

– В полку будут думать, что вас куда-то послали с секретным королевским поручением, – сказал Сварог. – Гвардейским офицерам не так уж редко поручают такие миссии, никто не удивится… Ну что, пойдемте, поговорим?

Лейтенант первым, чуть ли не рысцой направился к двери. Едва плюхнувшись на кабацкий стул, заговорил:

– Вы совершенно правы, ваше величество, я просто исполнитель, у меня не было другого выхода, он меня загнал в угол…

Сварог поднял ладонь:

– Давайте без ненужных эмоций. Он загнал вас в угол… Кто?

– Коринт Бадеш. Это…

Сварог вновь поднял ладонь:

– Я знаю, кто это. Рассказывайте, как все было.

– Мы с ним несколько раз встречались у графа Лакорена. Граф держит «чистый подвальчик». Это…

– Я знаю, что это, – сказал Сварог.

Никакого ребуса. Этакий частный игорный дом, там собирается «чистая публика», достаточно узкий круг, куда шулерам проникнуть трудновато (хотя порой ухитряются, черти), закон против подпольных игорных домов в этом случае бессилен – если «подвальчик» располагается в доме благородного хозяина. У себя дома всякий дворянин волен хоть на голове ходить, хоть играть в азартные игры на деньги с друзьями. Постоянная головная боль полиции – как и с любым игорным домом, с «подвальчиком» связано немало неприглядного, вплоть до убийств прямо за карточным столом – но прикрыть его нельзя…

– Я, можно сказать, обычный игрок, ваше величество, – не сказать, что невезучий, не сказать, что везучий. По-всякому выходит. Вот только раньше все было как-то в меру – и выигрыши, и проигрыши. А в тот вечер я впервые продулся вдребезги, в пух и прах. Мы с Бадешем играли в энуаль. Вы играете в энуаль?

– Нет, – сказал Сварог. – Объясните кратко, в чем там специфика.

– В отличие от других игр, там можно каждую следующую ставку повышать вдвое. Если…

– Я понял, – сказал Сварог, вспомнив покер. – Если выигрываешь, враз возвращаешь проигранное, да еще остаешься с прибылью. Так?

– Именно так, ваше величество. Я повышал, повышал… А козыри никак не приходили. Дикое невезение какое-то – за Бадешем шулерства никогда не замечали… В конце концов, я бросил карты, но к тому времени… он тяжко вздохнул.

– И сколько просадили? – спросил Сварог.

– Две тысячи ауреев золотом. В жизни столько не проигрывал… А самое печальное – пришлось Бадешу выдать «белую» расписку – без даты, он может потребовать уплаты в любой день, хоть и завтра. Представьте мое положение – по глотку в дерьме. Таких денег мне было взять просто неоткуда. Идти играть куда-нибудь еще, чтобы выиграть, не рискнул – а вдруг опять продуюсь? Родители помогли бы, зайди речь о сотне-другой, пожурили бы крепко, но помогли. Однако две тысячи… Такое вот положение. Или пустить пулю в лоб, или уходить из полка – а куда? С военной службой было бы покончено – с неоплаченным «долгом чести» и в безымянный полк не возьмут, разве что солдатом. Да и на гражданской службе в более-менее приличных местах посмотрели бы косо. Честное слово, оставалось в лучшем случае наняться в охрану в купеческий обоз – там наплевать, что у тебя за душой, лишь бы хорошо владел оружием. И это в самом лучшем случае… Никогда еще жизнь так к стенке не припирала…

Сварог уже примерно догадывался, что было дальше – но следовало выслушать лейтенанта до конца, чтобы проверить его правдивость.

– Дальше, – сказал он.

– Через день Бадеш меня пригласил пообедать в «Упитанном гусе». А это было вдвойне странно: во-первых, мы до того общались исключительно за картами, во-вторых, не походило, чтобы он собирался требовать долг. Ну подумайте сами: когда это в таких случаях кредитор приглашал должника пообедать в дорогом ресторане, да еще предупреждал, что обед будет за его счет?'

– Действительно… – сказал Сварог.

– Где-то к середине обеда он и начал. Сказал, что слышал краем уха, как я хвастал, что попал в члены Ассамблеи Боярышника. Я ответил, что так оно и есть, и что причины для легкого хвастовства имеются: это очень престижная Ассамблея – из-за графини Дегро и других… Вот тогда он и взял быка за рога. Положил передо мной ту коробочку и сказал: он не только вернет мне расписку, но и заплатит еще пятьсот ауреев, если я это подарю Велеретте Интагар…

– Он не спрашивал до того, состоит ли она в Боярышнике?

– Нет, – сказал лейтенант. – Видимо, и так знал. Положил тут же мешочек, сказал, что там те пятьсот ауреев, и я могу их забрать. А расписку вернет, когда дело будет сделано.

– И вы не спросили у него, в чем тут дело? Поручение, в общем, пустяковое, зато плата чрезмерно велика…

– Конечно, спросил, – сказал лейтенант. – Я же не дурак. Вы все правильно подметили, ваше величество: поручение пустяковое, зато плата… Выглядело все совершенно безобидно – но странно. С этими купцами можно влипнуть черт знает во что: порой и крупные, с безупречной репутацией, занимаются такими делами, что… К тому же речь шла о дочери господина Интагара. Он сказал, что группа крупных латеранских купцов хочет проложить подходцы к господину Интагару. То, что мне предстоит сделать, – лишь мелкая частичка большого и сложного плана, о котором мне лучше не знать. Действительно, в иные купеческие секреты лучше не лезть, прикончат не хуже бандитов – уж настолько-то я жизнь знаю…

– И вы поверили?

– Да как вам сказать, ваше величество… Сам не знаю. С одной стороны… С другой стороны… Купцы, всем известно, не раз делали подходы к министрам. Правда, непонятно, что это за мелкая частичка плана за такая. Зачем дарить лауретте безделушки, каких она может сама купить хоть мешок? Но он же дал пятьсот золотых и обещал вернуть расписку… А самое главное – от меня не требовалось ничего противозаконного. Подарить девушке безделушку – и только. Так что я не особенно долго раздумывал, быстро согласился. – Лейтенант криво усмехнулся. – Правда, предупредил его: если не отдаст расписку, я его пристрелю, как собаку. У меня военная кампания за спиной. Мне ничего не стоит… Он сказал, что непременно вернет. Вот и все…

– Так, – сказал Сварог. – Вы должны были только вручить девушке подарок? – он покосился на восседавшего с каменным, недобрым лицом Интагара. – Он от вас не требовал, чтобы вы с ней… подружились? Сблизились?

– Ничего подобного! – воскликнул лейтенант, тоже косясь на Интагара. – Сделать подарок, и все.

– Еще что-нибудь рассказать можете? – спросил Сварог.

– Да это все, собственно… – он заторопился: – Ваше величество, можете не сомневаться: если вы нас поставите лицом к лицу, я все повторю…

– Не сомневаюсь, – сказал Сварог, повернулся к Интагару. – На этом можно и закончить, я думаю. Устройте нашего… гостя где-нибудь, где нет ни грязной соломы, ни крыс. Я свое слово держу, лейтенант, но придется уж вам здесь погостить…

Интагар кратко распорядился:

– В четвертую.

Верзила сгреб лейтенанта за шиворот и, поддавая коленом пониже спины, вытащил из комнаты. Интагар с немым вопросом уставился на Сварога.

– На сей раз он говорил чистейшую правду, – сказал Сварог. – Ни капельки не приврал. Все так и было.

– Но зачем? – воскликнул Интагар прямо-таки с тоской. – Две с половиной тысячи ауреев за сущий пустяк…

– Значит, никакой это не пустяк, – сказал Сварог. – Значит, зачем-то очень нужно было, чтобы эта штуковина попала к вам в дом, и не спрашивайте меня, кто такие «они», я сам не знаю, и никто пока не знает… Зачем? А зачем они продают эти хреновины по смешным ценам, хотя они стоят гораздо дороже? Зачем они тратят бешеные деньги на контрабандные пути и взятки, хотя могли бы возить открыто? Одно мы о них знаем: что денег у них куры не клюют, и расставаться с деньгами им совершенно не жаль. Аурике на Сегуре они предлагали тридцать тысяч золотом. С купеческими делами и настоящей контрабандой такое поведение не имеет ничего общего. Ладно, отбросим эмоции. Бадеша, я считаю, нужно брать, и немедленно. Даже если он не главарь, которого мы ищем, все же не последняя спица в колесе.

– Вот и я так думаю…

Сварог уселся на только что покинутый лейтенантом стул, закурил, пустил дым к потолку. Подумал немного и сказал:

– Вот только есть одна загвоздка… Взять паршивца нетрудно – но нужно сделать так, чтобы некоторое время никто об этом знать не знал – иначе сообщники всполошатся, это классика. Затаятся по углам… Где он сейчас, кстати? Если разъезжает по делам, ситуация упрощается: можно и «нападение разбойников» оформить, и кораблекрушение…

– Он сейчас в Латеране, – сказал Интагар. – Но не у себя дома. Еще до сумерек уехал к любовнице. Проследить не составило бы особого труда даже неопытным сыскарям – он ничуть не скрывается, о ней многие знают. И принимают, как должное – в конце концов он вдовец и вовсе не стар… Раньше утра он от нее не уедет. Домик в тихом, приличном месте – квартал Деррери. У дворян престижем не пользуется, но там живут члены Сословий – те, что без гербов – и высших Гильдий. Небольшие, но уютные домики, все с небольшими садами и парками. Брать человека в таком месте, особенно на рассвете, когда сон особенно крепкий – одно удовольствие. Все можно проделать тихо, и не будет свидетелей. Но, вы совершенно правы, арест нужно как-то скрыть… – он неуверенно спросил: – Может быть, пожар? Все сгорели. Невостребованных жмуриков в божедомках девать некуда, кто их там опознает, когда будут похожи на головешки…

– Ну что вы такое говорите, Интагар… – поморщился Сварог. – Поджигать что-то в Латеране? История нам этого не простит. Точнее, мне. Люди вашей профессии частенько в историю, на скрижали, так сказать, не попадают, а вот мне этого, увы, не избежать. И если кто-то потом дознается… Короля Гартелла историки полторы сотни лет полощут за то, что он во время очередной войны за Латерану плохо проинструктировал своих пушкарей, и они сожгли два дома на окраине, причем это были не шедевры архитектуры…

– Это шутка, ваше величество?

– Самую чуточку, – сказал Сварог. – Есть более серьезные возражения. Мне тут пришло в голову… Никого не удивит пожар в борделе, в дешевом кабаке и тому подобных непрезентабельных местах. А вот пожар в тихом и спокойном квартале Деррери привлечет внимание и вызовет толки.

– Вы правы, государь, я как-то не подумал…

– Значит, надо искать что-то другое… – задумчиво сказал Сварог. – Давайте добросовестно поломаем голову…

Молчание длилось меньше минуты. Интагар вдруг форменным образом просиял:

– Государь, да не нужно ломать голову! Есть отличный способ! Как я, дурак, сразу не подумал…

– Ну-ка?

– Его любовница – вдова очень интересного субъекта. Был членом Сословия Мер и Бесов, для отвода глаз держал два больших магазина – овощи-фрукты и табак. Но главным его занятием было тайное ростовщичество. Каковое, вы, должно быть, сами знаете, считается уголовным преступлением…

– Знаю, – фыркнул Сварог. – И крепенько подозреваю, что этот закон в свое время протолкнули банкиры – чтобы только они могли давать ссуды под процент, а конкуренты были бы вынуждены ютиться по темным уголкам.

– Вполне возможно, государь… Так вот, лихварь был не из мелких, работал главным образом с дворянами, и большей частью не из захудалых. Ну, знатные и высокопоставленные тоже частенько испытывают нужду в деньгах, а в банк по разным своим причинам идти не хотят. Всякое бывает – ну, например, в прошлом году один юный высокородный герцог заложил у лихваря добрую пригоршню фамильных драгоценностей, в полицию семья обращаться не хотела, дело получилось запутанное и с кровью. В общем, этот тип процветал: особняк чуть ли не в центре города, домик в Деррери, жена-красавица на тридцать лет моложе…

Вот только три года назад его нашли на улице с ножом в спине… Карманы вывернуты, обчистили дочиста, вроде бы обычное ограбление, но знающие люди не сомневались, что его прикончил обозленный кредитор. С лихварями такое случается. Вдова, видимо, о его делишках кое-что знала: продала особняк, магазины и почти безвылазно обитает в Деррери.

– Что-то я не вижу, где тут для нас выгода…

– Я как раз к этому подошел, государь. Понимаете, лихвари никогда не хранят свои денежки в банках. Опасаются полиции Казначейства.

Сварог понятливо кивнул: уж король-то обязан знать такие вещи. Полиция Казначейства гоняла неплательщиков налогов и любителей «черной налички» не хуже, чем их коллеги в США. Любые незаконные доходы конфисковывались до последнего гроша.

– Ну да, – сказал он. – Он не смог бы доказать праведное происхождение денежек?

– Вот именно, государь. Вдова положила в банк – и заплатила с них налоги – только те денежки, что выручила за особняк и магазины. Честнейшая сделка, комар носа не подточит. А вот то, что осталось от мужа, наверняка лежит в надежном тайнике в ее домике. Хватало примеров. Между прочим, кроме обычных для такого домика слуг и служанок, там еще обитают три сущих мордоворота, не особенно убедительно изображающих кто садовника, кто швейцара. Охранники, я уверен. Значит, есть что охранять. Такими лихварями и такими вдовушками всегда интересовалась не только полиция…

– Так, – сказал Сварог. – Я, кажется, понял… Незадолго до рассвета в домик нагрянули «ночные портные», слугам дали по голове и связали, а вдовушку увезли, чтобы в спокойном местечке вдумчиво расспросить про тайник. Это были умные воры-разбойнички и прекрасно понимали, что искать тайник самим, в спешке – слишком трудная задача. Ну, а заодно прихватили и Бадеша – коли уж спит с хозяйкой, может знать что-то про тайник. Правильно я догадался?

– Совершенно правильно, государь. Такие вещи до сих пор случаются, хоть и реже, чем в других больших городах. Полиция старается вовсю, выполняя ваш приказ касаемо очистки Латераны. Однако еще никогда в истории не удавалось очистить ни один город от «ночных портных» полностью. Перевяжешь своих – понаедут иногородние… Короче говоря, такое ничуть не удивит людей, особенно тех, кто знает изнанку жизни. А если мы вдобавок распустим соответствующие слухи… Никто ничего не заподозрит, ручаюсь. Даже они. Не похоже, чтобы они были очень уж могущественны. Пока что я с никаким таким могуществом не сталкивался. Странностей хватает, это да. И необъяснимых пока вещей – тоже.

– Вот именно, – сказалСварог. – Пока что это могущество, если оно есть, никак себя не проявило… – он взглянул на часы. – Время позднее, но до рассвета еще далеко… Вы успеете грамотно разработать операцию, чтобы взять их сегодня?

– Успею, государь, – уверенно сказал Интагар. – Смогу. Опыт в таких делах у моих людей есть, план дома имеется, кое-какие сведения о его обитателях собрали. Или вы предпочитаете, чтобы действовали ваши люди?

– Нет, – сказал Сварог. – Я уверен, что вы справитесь… но пару-тройку своих я все же к вашим присовокуплю. На всякий случай. Вы в претензии, часом?

– Ну что вы, государь – сказал Интагар.

Сварог еще неделю назад на всякий случай расквартировал в восьмом департаменте полдюжины мальчишек и девчонок из того учебного заведения, что окончила Мара. При воспоминании о ней сердце вновь пронзила мимолетная тоска, но некогда было ей предаваться.

– Да, вот что еще, Интагар, – сказал Сварог. – Мои люди вам могут показаться сопливыми мальчишками и девчонками, но поверьте уж: любой из них стоит дюжины ваших.

– Я понял, государь, – наклонил голову Интагар. – Приходилось слышать краем уха о таких «сопляках» и «соплячках», а одну из них мне выпала честь знать… – он словно бы спохватился. – Простите, если я…

– Ну что вы, – хмуро сказал Сварог. – Ничего… – он встал. – Ну, начинайте думать, я пошел…

Он приостановился. Интагар уставился на него как-то странно, с неприкрытой грустью во взгляде. Сварог понял. Подошел к столу и положил верному бульдогу руку на плечо:

– Не бередите себе душу, Интагар. Нет никаких причин. Ассамблея Боярышника – вполне добропорядочное общество, ваши дочери там в полной безопасности. Старшая к тому же с женихом. И все знают, что они – под моим особым покровительством. Будь там хоть капля чего-то… порочного, я бы ни за что не отпустил туда… баронессу Вольмер. Так что работайте спокойно. Если все пройдет гладко и вы привезете Бадеша сюда, передайте моим людям, пусть немедленно меня будят. Я буду ночевать здесь, во дворце. Успехов!

Он вышел на крыльцо, в ночную прохладу, постоял у нижней ступеньки, не спеша выкурил сигарету. Справа загадочными дебрями чернел обширный парк. Слева, совсем близко, во дворце, на втором этаже ярко светились четыре высоких стрельчатых окна парадной столовой, или, как она именовалась в обиходе, пиршественного зала. Никаких занавесей не было – от кого прятаться? – и Сварог с того места, где стоял, прекрасно мог рассмотреть сидящих за длинным столом из темного дерева. Судя по всему, застолье началось совсем недавно, но пару-тройку бокалов уже успели опрокинуть и малость завеселели. В хлам пьяных, конечно, не будет, на таких застольях они редко случаются – при здешнем-то обилии и разнообразии блюд и закусок…

Отчетливо доносились звуки виолона, кто-то пел – вроде бы Гаржак, но слов Сварог не разобрал. Гаржак любил поиграть и попеть на таких вот посиделках, а поскольку играл и пел он неплохо, его с удовольствием слушали. Наверняка и теперь он. Сварог чуточку расслабился. Приятно было знать, что на несколько часов можно забыть о делах, что сейчас он присоединится к общему веселью, беззаботно проведет время, а потом они с Яной отправятся в комнату для гостей, где он, между нами, мужиками, оставит на ней только колготки и драгоценности, что вряд ли встретит протест с ее стороны, она ничего не имеет против разных новшеств…

Правда, прежде чем туда идти, нужно было завершать дела. Он достал «портсигар» и отдал пару распоряжений дежурным восьмого департамента и девятого стола – после чего мог считать себя свободным от всех служебных обязанностей. Ни от него, ни от Интагара пока что ровным счетом ничего не зависело. Все, что они могли, уже сделали. Работа начнется только утром – если все пройдет гладко, и привезут Бадеша…

Он спрятал «портсигар» в карман – другой чуть оттягивала коробка с «тарелочкой». Что до нее, у Сварога начала оформляться смутная, быть может, сумасшедшая идея – но ведь других попросту не было… Решительно направился дворец.

Еще издали, в коридоре, он узнал и голос Гаржака, и «Балладу о Неоткрытом Острове»:

Во главе стола, на дальнем торце, где обычно располагаются хозяин с супругой, сидели Канилла и Вердиана: ну правильно, герцогиня – хозяйка дворца, а Канилла – глава Ассамблеи. У ближнего торца остались свободными с десяток кресел – рядом с Яной Сварог сразу увидел пустое, приготовленное для него. Он тихонько вошел и направился туда за спинами сидящих. Гаржак, стоявший неподалеку от Каниллы, его увидел, но своего занятия не оставил – не те у них были отношения, чтобы граф при виде короля, тем более здесь, вставал навытяжку. Да и маска ему незнакома.

А вот другие… Произошло что-то непонятное. Сварог был еще на полпути – а добрая половина сидевших на противоположной стороне стола вдруг встала и склонилась в поклонах. Те, мимо кого Сварог проходил, стали оглядываться – и некоторые тоже вставали, почтительно кланялись. Все, как на подбор – местные, Сварог узнавал многих, допущенных ко двору. Это еще что такое? Как они узнали? Добравшись до пустого кресла, Сварог прямо-таки плюхнулся в него – Яна тут же склонилась к нему и произнесла, практически не шевеля губами (этим искусством владеют многие при дворах монархов, чтобы, не нарушая этикета, беседовать непринужденно во время каких-нибудь обязательных, скучных и длинных церемоний):

– Ты без маски…

Тут только Сварог спохватился: взволнованный и взбудораженный новостями, обозначившимся следом, просто-напросто забыл надеть «маску», покинув флигель. Ничего удивительного, что земные члены Ассамблеи моментально узнали своего короля…

Воцарилась чуть напряженная тишина, все так и стояли, что до Гаржака, он попросту перестал играть и петь, и, кажется, с любопытством ждал дальнейшего развития событий. Свароту стало чертовски неловко: испортил людям застолье…

Тут с кресла встала Канилла, ударила серебряной палочкой в стоящий рядом с ее прибором маленький серебряный гонг – знак главенства. Мелодичный звук разнесся по залу. Не успел он умолкнуть, как Канилла звонко, непринужденно, весело произнесла, очаровательно улыбаясь:

– Дамы и господа! Его величество оказал нам честь, согласившись стать членом Ассамблеи… что ставит нас выше всех прочих Ассамблей, а это приятно, не правда ли? Его величество не хотел бы никого стеснять и потому считает, что можно на время его пребывания здесь значительно урезать обычные правила этикета. Подобное в истории случалось нередко, вспомним королеву Дайни Барг…

И послала Сварогу многозначительный взгляд, явно означавший что-то вроде: ну подыграйте, что вы сидите! Сварог торопливо поднялся и сказал громко:

– Действительно, дамы и господа, здесь так весело, что мне захотелось побыть среди вас и как один из вас. Надеюсь, никто не станет возражать?

На лицах некоторых появились первые неуверенные улыбки. Ну, кажется, лед тронулся и начал таять, с облегчением подумал Сварог. И продолжал:

– Вы мне доставите большое удовольствие, если не будете держаться скованно. Иначе, чтобы не мешать непринужденному веселью, мне придется вас покинуть, а мне бы этого совсем не хотелось, мне у вас очень нравится… Забудьте, что среди вас король, – он широко улыбнулся. – Конечно, не стоит доводить вольность в обращении до того, чтобы хлопать короля по плечу и называть по имени (улыбки стали шире, послышались смешки), но в остальном, я вас душевно прошу – отбросьте всякую скованность. Мне будет приятно.

Он сел. Стоявшие один за другим стали опускаться в кресла. За плечами Сварога бесшумными тенями обозначились лакеи – скорее всего, настоящие, не все слуги здесь были оперативниками. Кто-то знал его вкусы: перед ним, словно из воздуха, возникло блюдо с вальдшнепами под брусничным вареньем, блюдо с тонко нарезанным и невероятно красиво уложенным ноздреватым ратагайским сыром, в бокал зеленоватой струйкой полился «Сильванский ревень».

Гаржак ударил по струнам:

Очень походило на то, что он, моментально оценив ситуацию, подыгрывал Канилле и Сварогу, добавляя непринужденности. И в самом деле, Сварог с радостью увидел, что застолье понемногу возвращается в привычную колею, безмятежное течение: понемногу к яствам потянулись вилки и ножи, зазвенели бокалы, стала вновь разгораться веселая болтовня. Гаржак, послав Свароту быструю ухмылку, с замашками опытного менестреля прошелся вдоль стола:

Облегченно вздохнув, Сварог осушил до дна свой бокал. К нему вновь склонилась Яна, спросила тихо, нетерпеливо:

– Ну, что там?

– Пока ничего, Вита, – ответил он так же тихо. – Но если все пройдет гладко, еще до рассвета возьмут человека, который, никаких сомнений, сможет рассказать немало интересного…

…В конце концов вибрация стала настолько сильной, что Сварог проснулся. Перед тем как заснуть, он положил «портсигар» под уголок подушки, поближе к лицу, сначала хотел вообще не спать, но вот сморило. Прочитав сообщение, тихонько выбрался из постели, оделся, не разбудив Яну – она всегда спала крепко. Выскользнул за дверь и едва ли не бегом пошел по коридору – собранный, жесткий, готовый к любым сюрпризам.

Гончие не просто взяли след – догнали зверя…

Утро стояло прекрасное, казалось, весь мир свеж, чист и совершенно лишен грехов и грязи. Ох, если бы…

Интагар дожидался его на крыльце, стоял с крайне довольным лицом. Сварог нетерпеливо сказал:

– Как я понял из сообщения, все отлично. Взяли чисто, я так понимаю. Какие-нибудь текущие соображения есть?

– Выглядит крепким орешком, ваше величество, – сказал Интагар. – И тем не менее… Понимаете ли, именно с купцами сплошь и рядом работать гораздо легче. Купец привык всю свою сознательную жизнь, что ни день, взвешивать, оценивать и переоценивать, рассчитывать, просчитывать наперед. У купцов все эти качества гораздо более ярко выражены, чем у многих других (вспомнив патриция Кадората, Сварог согласно кивнул). Когда мы их брали, он не танцевал, не дергался, ничем таким не пугал – даже когда оказался здесь и понял, что имеет дело вовсе не с «ночными портными». Я бы сказал, очень выжидательно держался – и в башке, я уверен, уже заработала счетная машинка… Чтобы не терять времени, я рискнул проявить некоторое самовольство: сказал ему, по чьему приказу он арестован, показал пыточную. Он, стараясь сохранять хладнокровие, тут же напомнил, что пытки у нас запрещены. Ну, а я напомнил ему, что вы – еще и гланский король, а до Глана часа два полета. Вот тут у него в глазах что-то примечательное мелькнуло, отрубите мне голову, но он прекрасно понял свое положение и должным образом оценил, ваши люди, о которых вы предупреждали, прилетели, сидят в соседней комнате. Простите за самовольство…

– Пустяки, – отмахнулся Сварог. – Вы все правильно сделали, мне не придется повторять лишний раз… пойдемте.

Он не собирался заморачиваться долгими психологическими ловушками-подвохами. Как там говорил тот гестаповец в знаменитом романе Юлиана, а потом и в фильме? «Сейчас не первый год войны, а четвертый. Время убыстрилось, у нас нет возможности держать вас в камере и разрабатывать тщательным образом». Да, мы в схожей ситуации, даже худшей. Мы понятия не имеем, сколько у нас осталось времени, прежде чем они начнут – а они непременно что-то начнут. Данное Орку поручение не похоже на глупый розыгрыш – и на дезинформацию тоже. Дезинформация призвана отвлечь противника от чего-то конкретного, что ему удалось, узнать – но мы-то не знаем ничегошеньки. Так что – минимум разговоров и никаких угроз. Дозу эликсира в глотку – и понеслось…

Еще издали Сварог услышал за дверью пыточной отчаянный женский визг. Повернулся к Интагару. Тот преспокойно пожал плечами, хмыкнул:

– Ничего особенного, ваше величество. Рабочие будни, не имеющие отношения к главному…

Сварог больше ничего не стал спрашивать: плевать на все, что не имеет отношений к главному…

Коринт Бадеш сидел на стуле для посетителей, а над ним возвышался тот верзила, моментально исчезнувший из комнаты по знаку Интагара. Сварог с некоторым усилием придвинул неподъемный (действительно, трудновато драться такими в кабаке) стул к торцу Интагарова стола, сел и принялся рассматривать Бадеша. Крепкий кряжистый мужик лет пятидесяти, в темных волосах и аккуратно подстриженной бородке уже появилась седина, глаза умные, настороженные, верится Интагару, что в голове у этого типа уже давно щелкает счетная машинка…

– Вы не смазливая служаночка, а я не хваткий драгун, – сказал Сварог резко. – Долгих и проникновенных убалтываний не будет. Кратко и по существу… Вы знаете, кто я такой?

– Конечно, ваше величество…

– Доводилось слышать, что я безошибочно отличаю правду от лжи?

– Ходят такие разговоры…

– Так и есть, – сказал Сварог. – Слово короля. Будем проводить испытания этой моей способности, или так поверите?

– Пожалуй, так поверю, – сказал Бадеш. – Достаточно серьезные люди говорили…

– Вот и прекрасно, – сказал Сварог. – Закрашенные трюмные марки и прочие чисто купеческие грешки – не та мелочь, которой станет заниматься лично король… Догадываетесь, за что вас арестовали?

После непродолжительного молчания Бадеш ответил:

– Да.

– Положение свое понимаете?

– Да.

– А все проистекающие из него печальные перспективы?

– Конечно…

– Одно удовольствие с вами беседовать, Бадеш, – усмехнулся Сварог. – Я серьезно. Мы прямо-таки галопом преодолели путь, на котором с человеком другого склада понадобилось бы гораздо больше времени… Капельку лирики. Вам есть что терять, Бадеш, вы чертовски много теряете, вплоть до самой жизни… – он закурил и продолжал неторопливо: – Не будем тянуть кота за хвост, идет? Я уверен, вы и сами прекрасно понимаете, какие вопросы я вам задам, какие ответы хочу услышать и о чем… Так?

– Примерно так… – сказал Бадеш. – Вот только… Простите за приземленный образ мыслей, ваше величество, но я не благородный и не книжник, я купец, и образ мыслей у меня соответственный, что поделать…

– Ясно, – сказал Сварог. – Торговаться будете?

– Самое время в моем положении…

– Торгуйтесь, – разрешил Сварог.

– Ваше величество, вы можете сказать под слово короля, что меня ждет в случае полной откровенности?

– Ничего, – усмехнулся Сварог. – Абсолютно ничего вас не ждет. Я даже не буду напускать на вас полицию из-за тех закрашенных марок – мелко для короля, пусть сами копают, а там уж как повезет… Ничего вам не будет, слово короля. Правда, вам придется на меня исправно поработать, потому что какое-то время я буду вести игру… Но тут уж ничего не поделаешь, для человека в вашем положении это прямо-таки детское наказание – побыть какое-то время агентом. Нет?

– Пожалуй, ваше величество, вы правы…

– Ну, тогда рассказывайте, не размазывая и не отвлекаясь на третьестепенные детали.

– Простите, ваше величество… – сказал Бадеш. – Не благоугодно ли вам будет рассказать, что вам уже известно? Чтобы я знал с чего начинать.

– С самого начала, – сказал Сварог. – Меня интересует, как все это началось. А когда мы дойдем до того, что мне уже известно, я вам скажу… Валяйте, Бадеш, зарабатывайте полное прощение…

– С начала… Ну, началось все с того, что я однажды вечерком кончил с делами и сидел за бутылкой в кабинете. Там у меня большое зеркало, повыше человеческого роста. И вдруг оно стало наливаться сиянием изнутри. Все сильнее и сильнее. Я, конечно, удивился, но не особенно испугался – всякое в жизни испытал. Там, за зеркалом, появилось что-то вроде коридора, возле изнанки зеркала стояло кресло, а в нем сидела девушка…

Сварог поднял ладонь:

– Приостановимся… Молодая девушка, красивая, длинные светлые волосы, голубые глаза, длинное, едва ли не до пят, светло-серое платье, никаких украшений…

– Вы ее в точности описываете. Вот только что касаемо украшений… Не знаю, что и сказать. У нее на шее висело этакое странное ожерелье из серых, в синих прожилочках, брусочков, длиной этак с мой мизинец, шириной пальца в два, каменные на вид, и выглядят такой дешевкой, что их и украшением-то назвать никак нельзя…

– Об украшениях не будем, – сказал Сварог (а ведь Орк ни о чем подобном не упоминал, хотя к нему она могла заявиться без этой штуки). – Давайте дальше.

– На видение от вина это никак не походило, – прилежно продолжал Бадеш. – Уж я-то себя знаю и пить умею, да и в тот вечер едва успел опрокинуть стакан… Она мне улыбнулась и сказала, чтобы я ее не боялся, она человек, а не что-то другое, и у нее ко мне деловой чисто купеческий разговор.

– А вы испугались? – спросил Сварог.

– Да как-то не особенно, – пожал плечами Бадеш. – Удивился, это да. А сразу пугаться… Я же говорю, всякое повидал, в молодости, когда ездил с отцовскими обозами, оборотня видел, и еще всякое, не от нашего мира… Вот и решил защититься. Купцу от многих опасностей приходится высчитывать защиту заранее, все нужно учесть: разбойников, происки конкурентов, нечисть. Тем более что у меня младший брат в монахах-витольдинцах, он научил… Короче говоря, взял я со стола крест Единого, поднял перед ней, прочитал «Отходную черным гостям». Это, если вы не знаете…

– Знаю, – сказал Сварог.

Он прекрасно знал – монахи из Братства святого Роха научили. Не такая уж длинная молитва. «Отходная черным гостям» моментально прогоняет любую нечистую силу – кроме Великого Мастера.

– И что?

– И ничего не случилось. Преспокойно сидела и ухмылялась. Потом еще раз повторила, что она – человек, и против нее все это просто не нужно. Вышла, как будто никакого зеркала больше и не было, подошла ко мне. Я ей приложил ко лбу крест Единого – снова ничего. А она, заразка, все улыбается – и предлагает ее потрогать, чтобы я окончательно убедился. Ну, я и потрогал, – Бадеш ухмыльнулся, сложил ладони ковшиком и поводил ими в воздухе. Действительно, человек, теплая такая, ладненькая. Я бы еще потрогал, как следует, только она отстранилась и попросила не увлекаться – мол, она не одна. Я посмотрел в зеркало – а там стоит мордоворот, в плащ закутанный, целит в меня из какой-то непонятной штуки. Телохранитель, ага. Ну, я убрал руки. Она преспокойно села к столу и сказала, что хочет поговорить о делах, которые мне принесут большую выгоду. Ну, я и сел. На купца, сами понимаете, слово «выгода» действует магически, в любом случае выслушать не мешает, от этого не убудет. Она сказала, что пришла из другого мира, из какого, рассказывать не будет – во-первых, слишком долго и сложно объяснять, во-вторых, это, собственно говоря, ни к чему – мы с ней не ученый мужи, я купец, и она тоже. Ага, вот именно. Там, у себя, она – купец высокой гильдии. И намерена предложить мне быть здесь ихним торговым представителем.

Сварог вновь поднял ладонь:

– Теперь снова я… Она вам предложила распространять здесь эти каменные штуковины, да? Действуя так, чтобы никто не определил, откуда они исходят: контрабандой… Так?

– Все правильно. И торговать этими штуковинами, и устроить мастерские, где на них делали бы гравировку. А потом пошли еще и символы богов, но это уже потом…

– И быстро вы согласились?

– Довольно-таки, – сказал Бадеш. – Есть у меня знакомец в Глане, тоже судовладелец. Пили мы с ним как-то, болтали о разном, о всяких диковинах в том числе, и он после третьей бутылки рассказал, что у них давно ходят слухи про каких-то купцов из другого мира, которые шастают из зеркал с товарами – правда, у нас ими не торгуют, а просто проходят из одного мира в другой… И платят пошлину тем, чьими зеркалами пользуются. Я тогда не знал, что и думать – в конце концов, чего на свете не бывает. А теперь сообразил, что он мне, пожалуй, и не врал. Вот она сидит, купец из Другого мира… Самая настоящая, своими руками щупал… Ну где тут было мне не согласиться? Если она подробно условия изложила? За каждую… штуковину – а потом и за каждый символ – мне полагается золотой аурей. Причем все расходы, что по контрабанде, что по устройству граверных мастерских и прочего она оплачивает отдельно. Я моментально прикинул разницу меж продажной ценой и своей прибылью – прибыль ожидалась такая, что в глазах туманилось… К тому ж… Она сделала знак своему мордовороту, и он бросил ей на колени мешочек. И высыпала она на стол куну ауреев – на глазок не менее двухсот. Потом оказалось – двести шестнадцать. Сказала, что это даже не задаток, а подарок для закрепления дружеских отношений. В общем, я не ломался. Когда ожидается такая прибыль, только сумасшедший будет ломаться…

– И что же, вы никакого объяснения у нее не попросили? – сказал Сварог. – Прибыль прибылью, но обстоятельства очень уж необычные…

– Обижаете, ваше величество! Я о том же самом подумал. Пусть она натуральный живой человек, но обстоятельства больно уж диковинные… Она объяснила. У н и х таких камней сказала, что грязи – а вот серебра очень мало, и оно ценится дороже, чем у нас алмазы, не золото даже… Ну, убедительно… На Сильване есть места, где горную березу можно взять за гроши, а наши мебельных дел мастера за нее платят дурные деньги. Такие, что после всех накладных расходов прибыль остается жирная. И еще есть примерики… А что до низкой цены, она сказала дельную вещь: чуть попозже, когда покупатель привыкнет к товару и он войдет в большую моду, цены можно и повысить. Тоже вполне по-купечески, ничего необычного, так часто делают. Ну, и пошла работа…

– Так, – сказал Сварог. – Значит, за всем этим вы стоите? Вы один?

– Вот то-то, что я один! – сказал Бадеш не без самодовольства, не вполне уместного в его положении. – К чему посвящать в тайну многих? Главное – платить людям столько, чтобы не задавали вопросов. Правдочку знают только два сына и мой молочный брат, но он мужик надежный, в моих делах давно и по уши. Ваше величество! Вы только поймите меня правильно. В конце концов, это и не нечистая сила, и не курительная дурь. Никому не было никакого вреда. Камушки и камушки. А серебра у нас хватает…

– Ну, а как все это происходит на практике? – спросил Сварог.

– Очень просто. Она мне подробно объяснила, что делать. Есть у меня лабаз, довольно большой. Я велел его почистить от всего, что там было, потом туда перенесли пять здоровенных зеркал и поставили у стены в рядок – и повесили портьеру, чтобы ею наутро зеркала задергивать и никто их не видел. Ключ только у меня. Ну, иногда я его передаю сыновьям или молочному брату. Приходишь утром – а весь лабаз завален аккуратными такими ящиками с товаром. Ну, а возчики, которые за ними приезжают, понятия не имеют, что вчера ночью лабаз был пустехонек – откуда им знать? Также и с вырученным серебром – оставляем его ночью у зеркал, а утром его уже нет. Значит, действительно нужно им серебро…

Или притворяются, что оно им нужно, подумал Сварог. Сказал:

– Дальше.

– А дальше, собственно, и ничего. Все шло, как по накатанной, – он с явным сожалением покачал головой. – Такие денежки в карман текли… Она появлялась время от времени, чтобы что-то уточнить или обговорить.

– И это она вам поручила сделать так, чтобы «тарелочка» попала к Велеретте Интагар?

– Ну конечно. Зачем бы мне самому? Она сказала, что хочет, чтобы такие вот, новые, с камешками, вошли в моду у самых знатных и высокопоставленных – цены вскоре можно будет повышать. Вот и нечего больше рассказать. Разве что… Или неважно…

– Рассказывайте, – сказал Сварог. – Все важно.

– Да понимаете… – сказал Бадеш. – Я же не старик и не железный, чтобы смотреть, как она ходит. Платье хоть до пят, но она в нем, как голая… Вот я ей как-то и объяснил прямыми словами: для дальнейшего закрепления отношений есть диван в углу, мягкий, широкий, удобный… Знаете, ваше величество, тут не в ней одной дело. Интересно мне стало проверить. Насколько далеко она в интересах дела зайдет. Девка породистая, по всем манерам и ухваткам, высоко там у себя стоит. И не похожа на шлюху, которая из удовольствия с каждым вторым, не считая каждого первого. Я, простите, в бабах неплохо разбираюсь. Вот и подумал: если я им очень нужен, согласится. А если откажет, рискуя испортить отношения – значит, у нее есть и другие тропинки… Короче, она нисколечко не ломалась, не возмущалась – подошла к дивану, скинула платье, легла…

– Ну, и какие чисто мужские впечатления?

– Смачная девочка, – сказал Бадеш. – Все умеет. Я ей кое-что предлагал опять-таки проверки ради – так она на все соглашалась, как миленькая. И уж безусловно, самый натуральный человек, ни малейших отличий не углядел. Любопытно мне стало, решил я на этом не останавливаться. Когда пришла в следующий раз, сказал: ради закрепления отношений придется и с двумя моими сыночками… Она опять-таки без возражений согласилась. Парни ее как последнюю шлюху, часа два… – он усмехнулся с той же ноткой самодовольства. – И понял я окончательно, что другой тропинки у них нет, все в меня упирается. А раз так, есть интересные перспективы. Стал продумывать, как бы пограмотнее ее прижать к стенке – ну, в переносном смысле. Предложить, чтобы платили по два аурея за штучку, все равно они будут повышать цены. Рискованно, конечно, могли и послать меня к чертовой матери, кто их там знает, но в нашем деле иногда и рискнуть не грех ради хорошей прибыли. Начал я все это продумывать – а тут и ваши налетели. Вот и все, ваше величество, а больше рассказать нечего, хоть зарежьте…

Он не врал. Сварог спросил:

– Вы что же, так ни разу и не встревожились происходящим? Не задумались, что тут что-то может быть нечисто? С вашим-то житейским и деловым опытом?

Бадеш вздохнул:

– Конечно, задумывался, первое время. Странновато все же, как ни крути. Насчет камней и серебра – убедительно, но все равно… Только потом думать перестал. Потому что так и не придумал подходящего объяснения. Если они мне врут, и у них совсем другой интерес, то в чем он? – он энергично потряс головой. – Ничего в голову не приходило, как ни ломал мозги! В конце концов плюнул, махнул рукой – пусть идет, как идет. Самое главное – вреда от камней никакого, и нечистой силой тут и не пахнет. Когда бы это нечистая сила кресты Единого мастерила, вот скажите вы мне? В общем, так и шло, и ничего я от вас не скрыл, вы ведь сами можете определить…

– Уже определил, – сказал Сварог. – Нисколечко не врете. Это похвально… – он встал, подошел к купцу и навис над ним. Заговорил холодно, жестко: – Теперь – о дальнейшем. Через несколько часов мы вас выпустим. Прошло слишком мало времени, чтобы кто-то успел всполошиться из-за вашего исчезновения, вообще о нем узнать. Но предусмотреть нужно все. Слуги и служанки могут начать болтать о происшедшем…

– Я их настрого предупрежу, что языки отрежу, – угрюмо сказав Бадеш.

– Иных болтунов даже такие угрозы не пугают… – сказал Сварог. – Если что-то станет известно и пойдут разговоры, намекните с таинственным видом, что на дом напали «ночные портные» и с ними пришлось кое о чем договариваться. А о подробностях вы говорить, понятно не хотите. Как по-вашему, это прозвучит убедительно?

– Конечно, – сказал Бадеш. – Случались иногда у людей нашего ремесла… коллизии с «ночными портными». Никто в таких случаях не делится подробностями…

– Тем лучше, – сказал Сварог. – Итак, через несколько часов мы вас освободим… что вы ерзаете? Ага… Ну разумеется, и вашу подругу тоже. Здесь с ней поговорят, но вы, со своей стороны, внушите ей, что язык следует держать за зубами, иначе возникнет риск его лишиться…

– Уж она-то сумеет, – сказал Бадеш. – Помогала покойному мужу во всех делах, так что соображает, что к чему, и молчать умеет.

– Ну, смотрите… Ваша задача, собственно, будет несложной: всего-навсего продолжать заниматься тем, чем занимались. Как будто ничего и не случилось. И я вас убедительно прошу, Бадеш, не вздумайте вести двойную игру. Даже если ваши загадочные хозяева, узнав обо всем, окажутся настолько благородны, что спрячут вас у себя в Зазеркалье, в чем лично я серьезно сомневаюсь, что у вас будет за жизнь? Приживальщик в каких-то неведомых краях… Здесь у вас устоявшееся положение, спокойная и богатая жизнь. И обеспечить вам ее и далее моту только я. Хорошо это понимаете?

– Хорошо, – сказал Бадеш. – Ну ее к болотному черту, двойную игру, не купеческое это дело… Ваше величество, а каким образом мне вам докладывать, если возникнет надобность?

– А никак, – Сварог обаятельно ему улыбнулся. – Понимаете ли, уважаемый Бадеш, как только вас выпустят, вы круглосуточно будете под наблюдением – и отнюдь не земной полиции. Я, вы прекрасно должны знать, еще и король Хелльстада. А там у меня есть… устройства, с помощью которых за вами можно присматривать и слушать каждое ваше слово. Слово короля… точнее, в данном случае слово короля королей, так и обстоит. Вы уж это учитывайте… Ну, а если понадобится дать вам какое-то поручение, к вам попросту придет человек… Ну, вот и все, я думаю?

– Можно один вопрос, ваше величество? Нельзя ли узнать, на чем я сгорел? Простите за нахальство, но у меня привычка всегда понимать ситуацию во всех подробностях. Мне один ответ подворачивается: это гвардейский щенок провалил дело… Конечно, если мне знать нельзя, ничего не попишешь…

– Ладно, – усмехнулся Сварог. – Доставлю уж вам такое удовольствие, куда вам теперь от нас деться, болтать все равно не пойдете. Ну да, вот именно. Этот бравый гвардеец. Вот кстати… Его тоже скоро выпустят, так что, уж будьте так любезны, верните ему его долговую расписку, как обещали. Он добросовестно ваше поручение исполнил – и не виноват, что у нас были основания его после этого взять. Понятно?

– Да понятно… – Бадеш скривился, словно от зубной боли. – Значит, если бы не то чертово поручение, вы бы ко мне не привязались?

– Вот именно, – обаятельно улыбнулся ему Сварог. – У нас было несколько человек на примете, мы никак не могли сделать выбор – и решили брать того, что начнет как-то действовать. Начали вы. Кто ж в этом виноват?

– С-С-стерва… – прошипел сквозь зубы Бадеш так, что любая змеюка обзавидовалась бы. – Спалила меня, как пучок соломы…

– А что же вы хотели? – пожал плечами Сварог. – Б таких делах никак не получится обойтись только сладкими пряниками, иногда случается и уксус хлебнуть… Ладно, не будем зря болтать языком, – он повернулся к Интагару. – Устройте его где-нибудь на несколько часов в относительно приличных условиях, если захочет – покормите.

– Полезет тут кусок в глотку… – проворчал Бадеш.

– Ну, в таком случае не кормите, – спокойно сказал Сварог. – Расходов для казны меньше, кормежка тоже денег стоит…

– А бутылочку вина можно вместо кормежки? – с надеждой спросил Бадеш. – Покрепче бы, не слабенького дамского питья…

– Горе топить будете? – понятливо подхватил Сварог. – Ладно, вы себя хорошо вели… Интагар, раздобудьте ему бутылку чего-нибудь покрепче. Только не слишком увлекайтесь утоплением горя, Бадеш, горе частенько хорошо плавает…

Он кивнул Интагару, а тот подошел к двери, приоткрыл, что-то тихонько сказал. Вошел давешний детинушка, взял Бадеша за шиворот и выволок в коридор, как мешок картошки.

– Вы были совершенно правы, Интагар, – сказал Сварог. – Договариваться с купцами – одно удовольствие. Вот у кого счетная машинка в голове щелкает, побольше бы таких клиентов… Ну что же. Вроде бы больше и нечего пока обговаривать. Вы, со своей стороны, продолжайте за ним слежку, как и за прочими. Мало ли какую штуку он может выкинуть, чтобы скрыться от моих ушей и глаз. Устройства мои, признаюсь по секрету, не всемогущи – а вот от людей не спрячешься… А я займусь своими делами, – он сделал шаг к двери, но вдруг остановился. – Да, а что за женщина в пыточной орала? Отвлекаетесь на рутину?

– Не совсем, – сказал Интагар, скупо ухмыляясь. – Просто-напросто решил подцепить на один крючок двух рыбин, коли уж подвернулся удобный случай. Я предположил, что у нее есть тайник в доме, как вы помните. Ну, а коли уж она у нас в руках, отчего бы и не проверить точно? Ребятишки Мои отвели ее в пыточную, растолковали, для чего предназначена «растяжка», положили на скамью, пригрозили, что сейчас привяжут… Женщины в большинстве своем создания слабые. Она и не вспомнила, что пытки давно отменены… Повизжала малость – и все выложила.

– И что? – с любопытством спросил Сварог.

– Есть тайник, – сказал Интагар. – Покойный лихварь оставил немало. Там сорок три тысячи с чем-то ауреев золотом и горсть драгоценностей, сданных в заклад – из тех, которые пока что не следует светить. В доме на всякий случай пока остается парочка моих ребят, они только что доложили: слуги смирнехонько лежат связанными, исчезновения хозяйки и ее дружка никто не заметил, и долго еще не заметит – у нее нет таких соседей или знакомых, способных нагрянуть в гости спозаранку. Я сейчас пошлю несколько человек с инструментом, тайник в подвале, они его аккуратненько подломят и все выгребут. Получится неплохой прибыток для вашей казны. Частенько бывают нужны деньги на непредвиденные траты, не предусмотренные росписью государственных доходов…

– Правильно мыслите, Интагар, – одобрительно сказал Сварог. – Тысячу можете взять себе, заслужили вознаграждение.

– Благодарю, ваше величество…

– Пустяки, – махнул рукой Сварог. – Деньги шальные, с неба упали. А вам замуж выдавать… дочку.

Он выругал себя: чуть-чуть не ляпнул «дочерей» – а откуда бы ему, спрашивается, знать, что и Велеретта в скором времени собирается замуж?

– Ну, удачи вам, – сказал Сварог. – Я пошел.

Он кивнул Интагару и вышел на крыльцо. Солнце уже поднялось над верхушками деревьев в парке. Поблизости слышался стук копыт и колес – гости разъезжались. Ничего не скажешь, Канилла устроила приятное местечко для отдыха, надо тут бывать по возможности почаще…

Не торопясь, он выкурил сигарету, прикидывая план дальнейших действий. Таковой был несложным: лететь в Хелльстад и посадить Золотого Обезьяна круглосуточно следить за Бадешем. Роботы не нуждаются ни в отдыхе, ни в подмене, разве что им надо иногда подзаряжать какие-то там аккумуляторы (Сварог не вникал в тонкости устройства своих механических слуг – к чему?) – но не чаще раза в год.

А потом… А потом во всем, что касается Радианта, – сидеть и смотреть, куда кривая выведет. Ничего другого не остается – при отсутствии действий со стороны противника. А противник…

Почувствовав вибрацию, он достал «портсигар». На экранчике появился дежурный девятого стола (судя по широкой мерцающей сиреневой кайме, охватившей экранчик рамкой, вышедший на связь не по обычному каналу, а по секретному, суперзащищенному).

– Доброе утро, господин директор. Можно узнать, где вы находитесь?

– В Латеране. Случилось что-нибудь?

– Нет, ничего. Для вас есть срочная шифровка.

– Сбрасывайте – распорядился Сварог.

Дежурный кивнул и отключился. Сварог держал «портсигар» включенным, на ладони. Шифровка на него упала секунд через пять – а манипуляции с дешифратором заняли немногим больше.

Пряча «портсигар» в карман и быстрой походкой направляясь к дворцу, Сварог прямо-таки ликовал. Не то чтобы он был на седьмом небе от счастья, но пребывал в прекраснейшем расположении духа, жаль только, что ждать придется долго, изведешься, измаешься…

Навстречу по дорожке, ведущей к каретному сараю, прошла Велеретта, молча поклонилась. Разумеется, закутана она была в летящий дворянский плащ чуть ли не до пят, надежно скрывавший предосудительный наряд. Хотя… Сварог быстро догнал ее, придержал за локоток:

– Велеретта, в следующий раз переодевайтесь здесь. И сестре скажите. Все «предосудительные» наряды перевезите сюда, так будет надежнее.

– Вы не преувеличиваете, ваше величество? – улыбнулась она. – Отец вряд ли станет рыться в наших гардеробах.

По некоторым деталям легко было догадаться, что эту ночь она провела не в одиночестве. Торопится жить молодежь, подумал Сварог. А впрочем, я в их годы был не благонравнее…

– Кто его знает, как он поступит в непредвиденной ситуации… – сказал Сварог. – Всего доброго.

На крыльце у двери о чем-то тихо разговаривали Канилла и Гаржак с виолоном за спиной. Канилла безмятежно попыхивала сигареткой – от ворот слишком далеко, чтобы кто-нибудь увидел с улицы, а своих этим зрелищем не удивишь. Она уже переоделась в свой любимый мужской костюм, зеленый, каталаунского фасона – приехала сюда верхом, кареты терпеть не могла по причине их крайней медлительности с точки зрения жительницы небес (в чем Сварог был с ней полностью согласен).

– Ребята, работать пора, – сказал Сварог.

– Все, мы уже уезжаем, – заверила Канилла.

Отличное настроение переполняло его до краев.

– Дайте-ка сюда… – сказал Сварог и бесцеремонно снял с плеча графа виолон.

Разумеется, он был безупречно настроен. Пройдясь по струнам, Сварог решил не утруждать себя переводом песни на таларский язык:

Канилла и Гаржак смотрели на него с некоторым удивлением, но он ничего не мог с собой поделать – не стоит торжествовать заранее, дурная примета, и все же, все же…

Пройдясь по струнам последним размашистым аккордом, он вернул виолон Гаржаку. Канилла, испытующе приглядываясь к нему, не удержалась:

– Что-то вы ненормально веселы, командир…

– А почему бы и нет? Жизнь прекрасна, ребята, особенно в такое утро… Ладно, попрощаюсь пойду с нашей гостеприимной хозяйкой. Время у меня есть.

У него было время. У него было очень много времени… Краткая шифровка сообщала: герцог Орк прилежно сообщил своему связнику из девятого стола, что на его компьютер-камень (который гостья из Зазеркалья велела постоянно носить при себе) только что свалилось сообщение – ровно за час до полуночи быть в каминной своего манора. Означать это могло только одно – она собирается вновь заявиться в гости. Следует ждать каких-то интересных новостей: это Бадешу отведена роль простого распространителя по Талару зазеркальных изделий, а вот Орк, судя по уже данному ему заданию, как бы там ни обстояло с посуленным ему канцлерством, на агентурной лесенке поставлен гораздо выше блудливого купца…

Вообще-то времени не так много – нужно еще связаться с Канцлером, чтобы тот привел в боевую готовность свих техников, а техникам понадобится несколько часов. Но все равно, нет нужды спешить, хватит времени, чтобы и попрощаться с Вердианой, и для подстраховки дать кое-какие распоряжения своим техникам, и выслушать кое-какие рапорты…

Глава VI ЛИРИЧЕСКИЕ БЕСЕДЫ У КАМИНА

– Не волнуетесь, часом? – поинтересовался Канцлер.

– Я?! С какой стати?! – искренние изумился Орк. – Подумаешь, какая-то стерва из-за зеркала… И не такое видывал.

– Вот кстати, – сказал Сварог. – Вы говорили в прошлый раз, что у нее не было украшений. Совсем никаких?

Орк пожал плечами:

– Ну, висело на шее что-то такое. Связка серых с синими прожилками камней, они у меня абсолютно не ассоциировались с украшением. Украшение… На Таларе такое и последняя крестьянка не наденет. Я подобные видел на шее у сильванских дикарей, разница только в том, что у нее камни отполированы. Вообще странно: такая женщина могла бы себе позволить настоящие украшения.

Действительно, подумал Сварог. Золото они рассыпают прямо-таки лопатой. Хотя… Всякое бывает. На Земле, в свое время, когда не научились еще промышленным методам производства алюминия и получали примитивным способом всего-то несколько килограммов в год, алюминий считался драгоценным металлом, едва ли не дороже золота, шел на украшения и столовые приборы для знати, не всякий аристократ мог себе позволить есть алюминиевыми ложками-вилками. Можно допустить, что эти камни в ее родных местах встречаются реже, чем алмазы на Таларе, и по тамошним меркам она таскает на шее целое состояние.

И повторил это вслух – разумеется, не упоминая про алюминий.

– Возможно, – сказал Канцлер. – В любом случае это должно что-то означать, – он поджал губы. – Орк, будьте чуточку посерьезнее… Веселитесь, как мальчишка…

– Натура такая, – безмятежно ответил Орк. – Особенно если учитывать, какое поручение мне дал лорд Сварог. – Он послал Сварогу свою фирменную хищно-обаятельную улыбочку. – В конце концов, я дисциплинированно выполняю все ваши указания, Канцлер…

– Попробовали бы не выполнить… – проворчал Канцлер, посмотрел на часы. – До срока – восемь минут, но все равно, идите-ка в каминную…

Орк проворно встал, поклонился и преувеличенно церемонным шагом гвардейца на параде вышел из прилегающей к его каминной комнате.

– Фигляр… – буркнул Канцлер.

– Черт с ним, лишь бы работал хорошо… – сказал Сварог.

– И все равно, сколько лет он меня злит не на шутку, а упрятать под замок не подворачивается случая – всякий раз ухитряется выкручиваться… Занимаем места, господа?

Они селив кресла перед стеной, за которой располагалась каминная. Правее за сложными пультами помещались трое техников – один из Техниона, один из разведки Канцлера, один из девятого стола. Никакой высокой дипломатии в таком сочетании не было – просто каждой конторе требовалась информация, которую можно начать обрабатывать немедленно, не тратя времени на одалживание у «соседей».

– Экран, – негромко распорядился Канцлер.

На стене вспыхнул большой экран – словно в стене вдруг образовалось окно. Четкость изображения, как всегда, была потрясающей, но Сварог давно к этому привык. В каминной установили не только «глаза» и «уши» – она была набита всевозможными датчиками, детекторами и анализаторами, словно знаменитые пирожки с Кадильварской ярмарки – изюмом. Из ситуации следовало выкачать все, что возможно…

Один из техников доложил:

– Какого бы то ни было энергетического воздействия не фиксируется. Посторонних излучений нет. Присутствие «третьего ручейка» не фиксируется.

Профессор Марлок, вертя в руках погасшую трубку, проворчал:

– Вполне возможно, что наша аппаратура ничего не фиксирует, а на самом деле тут полно всякого…

В кризисном штабе Марлок усердно играл роль «адвоката дьявола». Сварога это иногда раздражало, но он прекрасно понимал, что в сложных делах штатный скептик необходим. К тому же Марлок мог оказаться прав: в конце концов, как ни бились, не смогли установить, каким именно образом те связываются из своего неведомого укрытия с камнями-компьютерами. Даже хелльстадская аппаратура Сварога не смогла. Единственное, что удалось установить, – это случается всякий раз, когда происходит «встреча», и Радиант обстреливает Талар старательно и безостановочно (сейчас, кстати, именно такой момент). Но это знание не давало ровным счетом ничего…

– Внимание, господа! – сказал Канцлер.

Но все и так видели, что высокое старинное зеркало потихонечку стало наливаться изнутри мерцающим голубоватым сиянием, возникшим словно бы из одной точки, быстро распространившимся до краев тяжелой вычурной рамы из черного дерева. Сияние мигнуло – и исчезло. Стал виден сводчатый коридор и молодая женщина, сидящая в мягком кресле у самой границы Зазеркалья.

Сварог разглядывал ее во все глаза. В точности такая, как ее описывали Орк и Бадеш: золотистые волосы по плечам, синие глаза, штучная красавица, непринужденная поза, длинное светло-серое платье, отчего-то казавшееся очень дорогим. И те самые камни на шее – Орк прав, на украшение это нисколечко не похоже, такое и в самом деле впору носить сильванскому дикарю – разве что аналогия с алюминием верна…

Техники по-прежнему молчали – значит, ничего не фиксировали. Сварог обратил внимание: возле ее кресла стоит довольно большая корзина, плетенная из лозы, очень похожая на те, с какими на Таларе ходят на базар или в продуктовые лавки крестьянки или кухарки.

Сварог, как и остальные, видел только спину Орка, но стервец, чувствуется, держался крайне непринужденно, в самом деле без малейшего волнения:

– Я несказанно рад видеть вас снова, прелестная Фея, – он галантно раскланялся по всем правилам политеса. – Вы озарили мое скромное жилище и в прямом, и в переносном смысле…

Незнакомка улыбнулась – этакой отработанной дежурной улыбкой, принятой на вооружение дамами в высшем свете, не содержавшей ни теплоты, ни радости:

– Я тоже рада видеть вас, герцог… Вы приготовили то, о чем я вас просила?

– Конечно, – Орк достал из кармана небольшой, сложенный вдвое листок бумаги. – Я вашу просьбу выполнил в точности: не стал проводить углубленный анализ, просто написал номера тех вариантов, которые мне представляются самыми предпочтительными… Или вы хотите все же выслушать обоснования?

– Нет необходимости, – сказала она, протянула руку. – Давайте. Что же вы? Или боитесь?

Ее протянутая рука оставалась в Зазеркалье. Орк, не раздумывая, ответил:

– Когда я оказываюсь наедине с прекрасной дамой, боюсь только одного: что она признает меня недостаточно искусным…

Шагнул вперед, протянул руку в Зазеркалье. Девушка развернула листок, окинула взглядом. Кивнула, похоже, удовлетворенно:

– Надеюсь, вы подошли к поручению со всей серьезностью и ответственностью…

Орк моментально отозвался:

– Ровно с теми же, с какими отнесся к вашему обещанию известного поста…

– Мы всегда сдерживаем свои обещания, – ответила она. – Лишь бы поручения выполнялись исправно и не случилось двойной игры…

– Не надо во мне сомневаться, – сказал Орк. – Выгода взаимная, а ставки велики.

– Рада, что вы это понимаете… У меня вновь будет к вам маленькое поручение, – она протянула руку и коснулась высоких ручек корзины. – Возьмите это.

Орк столь же решительно шагнул в Зазеркалье, поднял корзину, вернувшись в каминную, взвесил ее на руке:

– Ого! Вы что, туда камней наложили?

– В каком-то смысле вы правы… – улыбнулась девушка. – Я прекрасно понимаю, что мужчины не менее любопытны, чем женщины – хотя почему-то именно женщин принято считать воплощением и символом любопытства… Поэтому могу сказать сразу: если у вас возникнет такое желание, можете осмотреть содержимое корзины сразу после моего ухода. Я не буду в претензии.

– Должен признаться, я так и поступлю, – сказал Орк. – Любопытен, что поделать… Тем более в такой ситуации.

– Ничего страшного, – сказала она. – В данном случае любопытство – не порок и наказанию не подлежит…

– И что мне с этой корзиной делать?

– Завтра же, прямо с утра, отправитесь к принцу крови Агеляру и передадите корзину ему. Вы ведь дружите?

– Ну, вряд ли это можно назвать дружбой… Несколько раз выпивали вместе, несколько раз совершали поездки на землю…

– Я прекрасно осведомлена о характере этих… поездок (на сей раз ее улыбку вполне можно было назвать улыбкой стервы). В любом случае, вы хорошие знакомые и ваш визит к принцу никого не удивит. Я права?

– Конечно. И все же вы, боюсь, не имеете представления о некоторых деталях…

В голосе Орка Сварогу послышалась неподдельная озабоченность – и Сварог понимал ее причины. Девушка чуть подняла брови…

– Вы что, отказываетесь?

– Никоим образом, – сказал Орк. – Просто есть некоторые реалии, о которых вы, надо полагать, не знаете. Наши принцы и принцессы крови – под неусыпным наблюдением спецслужб. Их круглые сутки подслушивают, а порой, бывает, и подсматривают…

– Могу вас заверить, я прекрасно знаю о… некоторых реалиях. Ну и что? Они ничем не осложнят вам жизнь. Содержимое корзины – волне безобидно, сами убедитесь. Хотите, прямо сейчас? Достаньте одну коробочку и откройте.

– Охотно… – Орк присел на корточки.

Судя по движениям, он доставал что-то, разглядывал – но что именно, рассмотреть было невозможно, он присел на корточки спиной к камере. Огорчаться не стоило – все равно эта корзина очень скоро должна была попасть к ним в руки…

Орк выпрямился, произнес с ноткой удивления:

– В самом деле, вполне безобидные штуковины…

– Я же говорила. Вот уж никак не предполагала в вас такой боязливости. У вас репутация человека смелого, иногда даже чересчур…

Орк пожал плечами:

– При чем тут боязливость? Просто не хочется попадать в поле зрения спецслужб. Я им, признаться, и без того намозолил глаза по живости характера. Не хочется лишних неприятностей.

Она сказала тоном величайшего терпения, словно учительница, в десятый раз объясняющая тупому двоечнику теорему Пифагора:

– Ну, какие у вас могут быть неприятности? Разве самый обычный, безобидный визит к принцу их вызовет?

– Вообще-то нет…

– Вот видите. Вы просто меня не дослушали. Или вы вообразили, что я вам поручу, прибыв к принцу, заявить с порога, что вы намерены вовлечь его в заговор против императрицы? Ничего подобного. Переложите коробочки в другую корзину, повместительнее, добавите к ним несколько бутылок земного вина, того сорта, который принц особенно предпочитает… «Аромат цветущего луга», верно ведь? У него послезавтра день рождения, если вы забыли…

– Помню, – с ноткой угрюмости ответил Орк. – Я уже получил приглашение.

– Вот видите, – повторила она с очаровательной улыбкой. – Все складывается просто идеально. Вы поздравите его с днем рождения, подарите вино, извинитесь, что не сможете на дне рождения быть, сошлетесь на крайне срочные дела на земле – такие у вас порой случаются. Потом скажете, что выполнили его просьбу – и отдадите коробочки. Да, на всякий случай, если кто-то все же спросит… Вы ведь в последний раз были на земле с принцем месяц назад?

– И откуда вы столько обо мне знаете…

– Женское любопытство… – улыбнулась она. – Там, на земле, в одной из лавок, вы эти штуковины и увидели – и принц решил, что они прекрасно подходят для «ответных подарков». И попросил вас заказать нужное количество – земная экзотика, и там пока не получившая широкого распространения. Вы, конечно же, пообещали – и обещание выполнили. После чего преспокойно можете откланяться. Скажите сами, такой визит может повлечь за собой какие бы то ни было неприятности для вас?

– Ни малейших…

– Что и требовалось доказать, любезный герцог… Кстати, для пущего правдоподобия вам и в самом деле лучше заранее вечером накануне дня рождения принца на денек-другой слетать на землю – вы там бываете очень часто, это ни у кого не вызовет подозрений. Собственно, ничто и никто вам не мешает на дне рождения присутствовать – я всего-навсего не хочу, чтобы вы лишний раз светились возле принца. По-моему, это вполне отвечает и вашим желаниям?

– Вполне.

– Ну что же, все обстоит прекрасно. Позвольте попрощаться.

Ну, давай, стервец, подумал Сварог. Самое время, она сейчас исчезнет, и неизвестно, когда появится в следующий раз… Неужели не рискнешь, с твоим-то жизненным опытом определенного рода?

Нет, все шло по накатанной. От рамы стало распространяться синее мерцающее сияние – но Орк решительно сказал:

– Подождите!

– Что еще? – подняла она брови.

– Мы не закончили разговор, моя прекрасная дама…

– А я полагала, что закончили…

– А я полагаю, что нет – уже со своей обычной наглецой ответил Орк. – Право же, найдется, о чем поговорить… Или вы куда-то спешите?

– Пожалуй, нет…

– В таком случае, не задержитесь ли еще ненадолго?

– На предмет?..

Орк заговорил давно знакомым Сварогу насмешливо-циничным тоном:

– Видите ли, прелесть моя, я себя чувствую в нашем с вами договоре обделенной стороной. Обещания ваши, что скрывать, крайне заманчивые, но пока что обещаниями и остаются. Однако ваши поручения я выполняю исправно, рискуя попасть в поле зрения наших спецслужб. Вы уверены, что они на вас пока что не вышли?

– Уверена.

– И тем не менее… Так уж испокон веков повелось, что хорошая работа должна вознаграждаться…

Она сделала крайне наивное выражение лица:

– Вы хотите денег?

– Не такой я пошляк, – сказал Орк. – В присутствии такой красавицы из головы вылетают всякие мысли о деньгах, думать начинаешь исключительно о высоких материях, лирике и романтике, большой и чистой любви… Вы ведь, такая красивая и молодая, не можете не верить в любовь с первого взгляда?

Она не выглядела ни смущенной, ни оскорбленной. Чуть улыбнулась:

– Ах, вот оно в чем дело… Следовало ожидать… А это обязательно?

– Думается мне, обязательно, – заверил Орк. – Воспоминания о вас меня будут побуждать на любые решительные действия…

Сделав гримаску, она встала и вышла из Зазеркалья – на сей раз за ее спиной никто не маячил с пушкой наперевес, как о том рассказывал Бадеш, – коридор был пуст. Подошла к Орку вплотную, вскинула на него исполненные отнюдь не оскорбленной невинности глаза:

– Вы нахал, герцог…

– Я же не виноват, что женщинам это нравится… – ответил Орк.

Провел пальцем по ее шее, потом (опять-таки во исполнение инструкций Сварога) коснулся вязанки камешков:

– Снимем сначала это? Терпеть не могу, когда на женщинах хоть что-то остается…

И якобы небрежно ощупал странное ожерелье.

– Вот это – ни в коем случае, – сказала она. – Это такой талисман, у нас их полагается носить, не снимая, до самой смерти…

– Ну, в чужие обычаи не суюсь со своим мнением… – покладисто сказал Орк. – Как тебя зовут?

– Иляна, – сказала она, нисколечко не противясь грубоватыми ласкам.

– Красивое имя, – сказал Орк. – Тебе идет. А платье снять тебе ваши обычаи не запрещают?

– Нисколечко, – улыбнулась она улыбочкой опытной шлюхи. – Отпусти тогда…

Отступила на шаг и принялась снимать платье. Канцлер бросил технику:

– Уберите изображение, да и звук приглушите, – и обернулся к Сварогу с профессором: – Ну, как вам наша таинственная гостья?

– Странно чуточку, – сказал Сварог. – Выглядит, голову можно прозакладывать, холеной надменной аристократкой, но исправно собой расплачивается с особо ценными агентами…

– Разведка, – пожал плечами Канцлер. – Вам ли не знать? А при их уровне развития – компьютеры и прочее – у них не может не существовать разведки. Или она – записная шлюха наподобие всем нам знакомой леди Черелет, которая земными конюхами не брезгует… Черт с ней. В конце концов, не она сейчас самая интересная фигура, а помянутый принц крови Агеляр, не правда ли? Давайте не будем делиться скороспелыми выводами. Времени достаточно, спокойно обдумаем эту интересную новость. Вас, лорд Сварог, это касается в первую очередь: принцы и принцессы крови – ваш забота…

Он достал трубочку и с отрешенным видом опустил ее в кожаный кисет с табаком. Марлок занялся тем же самым. Сварог закурил. Судя по доносившимся из каминной звукам, любовь с первого взгляда без долгих прелюдий вступила в решающую фазу.

Действительно, принцы и принцессы – его головная боль, от которой он с превеликой радостью отказался бы, чтобы не отвлекала от более серьезных дел. Однако такого не дождаться: Диамер Сонирил ни за что не согласится передать какому-нибудь другому ведомству ни единого сотрудника, что уж говорить о таком крупном подразделении, как отдел по наблюдению за принцами и принцессами…

Орк всего-навсего высказал вслух то, о чем втихомолку поговаривают многие: за принцами и принцессами следят круглосуточно, их маноры набиты подслушкой и подглядкой, половина слуг, если не больше, заагентурена и исправно снабжает информацией о хозяевах, все их передвижения, встречи и застолья – под неусыпным наблюдением. Ничего удивительного: на земле точно так же поступают с людьми, имеющими права на престол. И в случае надобности не стесняются применять самые жесткие меры – как сделал Конгер, усыновляя Сварога. В Империи эта традиция сохранилась с незапамятных пор – и наблюдение было резко ужесточено несколько лет назад, после известных событий на Сильване. Порой люди, имеющие права на трон, но прекрасно знающие, что смогут его занять лишь по стечению самых фантастических обстоятельств, склонны поддаваться искушениям…

Итак, принц крови Агеляр… По земным меркам лет тридцать с небольшим, женат, есть дочь, никогда не проявлял желания занять какую-либо военную или гражданскую должность (хотя принцы крови при наличии деловых качеств могут претендовать на некоторые, пусть и не самые высокие). В строго расписанной очереди на престол – шестой от конца, что для него вдвойне печально. Особенным умом не блещет, но и далеко не дурак (а среди принцев есть и такие, что глупы, как пробки). Беззаботно кружится в вихре светских удовольствий, на которые Империя богата, но порой проявляет некоторый интерес к ученым материям: иногда посещает полигон

Магистериума, чтобы понаблюдать за очередным экспериментом (но исключительно таким, чтобы выглядел крайне эффектно, а на его научную значимость принцу наплевать). Гораздо чаще посещает инкогнито земные столицы и большие города, где внимание делит примерно поровну между хорошими ресторанами и доступными красотками. Впрочем, ярмарками и сельскими праздниками тоже не брезгует – там тоже без особого труда можно найти сговорчивых красоток. Именно в таких поездках ему и сопутствует частенько герцог Орк. Никаких реальных выгод он от этого получить не рассчитывает (трудновато их ждать от шестого с хвоста очереди), просто-напросто ценит как подходящего напарника: принц отнюдь не трус, любитель позвенеть мечом в ночных дуэлях и прочих стычках, так что на него можно полагаться в небезопасных местах.

Вот такой у нас принц. Соответствующему отделу восьмого департамента до сих пор никаких хлопот не доставлял – разве что порой оказывался вне поля зрения и технических средств, и агентов, но умысла в этом пока что не усматривали: внутри дома технические средства не действуют (в отличие от тех, какими Сварог располагает в Хелльстаде), что до агентов, они не всегда могут пойти куда-то следом за принцем. Одним словом, как принято было писать в досье когда-то (в том мире, откуда Сварог пришел): «Компрометирующими материалами не располагаем».

Он поднял голову. Канцлер и Марлок смотрели на него с нетерпеливым ожиданием. Канцлер тут же спросил:

– Ну, что скажете, лорд Сварог?

Сварог пожал плечами:

– До сих пор у восьмого департамента на него ничего не было. Мое мнение… Если только это не дезинформация, чтобы отвлечь нас от настоящего главного, повторяется история с любителем бабочек. Если мы на правильном пути, к принцу однажды пришли и сделали предложение, крайне его соблазнившее. С любителем бабочек так и обстояло, разве что пришли к нему не загадочные визитеры из неведомого мира, а здешние знатные господа… Чисто технических возможностей обговорить все с заговорщиками у него имелось немало, да и сейчас имеется. Отдел у меня скрупулезно фиксирует каждый случай, когда объект оказывался без наблюдения. Я не держу в голове точной цифры по каждому объекту, но за год таких случаев обычно накапливается немало, и всегда они получают безобидное объяснение, или такое, что выглядит безобидным, но проверить, как все же обстояло на самом деле, мы не в состоянии.

– Особенно если они ему, как Орку, дали компьютер-камень, а? – подхватил профессор Марлок. – В этом случае всякая техника не в состоянии засечь разговор, верно?

– Не только наша, – сказал Сварог. – Вся техника Империи.

– И ваша хелльстадская тоже? – небрежно спросил Канцлер.

– И моя тоже, – сказал Сварог. – Мой… предшественник совершенно не занимался «точками Кондери», он был практик и рационалист. Вообще-то Канилла Дегро с магистром Дальретом сейчас отлаживают прибор, по их заверениям, способный перехватывать разговоры с использованием «третьего ручейка», а там, смотришь, и других – но это опытный образец, еще даже не испытывался.

– Ага, – сказал Марлок. – Значит, он может засесть в своем роскошном отхожем месте и провести краткий сеанс связи? Или вы и там держите «глаза и уши»?

– «Глаз» не держим – сказал Сварог. – А вот «уши» с некоторых пор держим. Был случай несколько лет назад, еще при Гаудине. Один из принцев кое-что задумал и со своей сообщницей вел беседы именно что в своем роскошном отхожем месте, благо оно было приличных размеров и комфортабельно обставлено – видео, музыка… В подробности я не стану вдаваться, это, в конце концов, сейчас неинтересно… Нет, никакого заговора – но интрига задумывалась довольно грязная. Тогда и стали всаживать «уши» и в роскошные сортиры. Кстати, если у него и в самом деле есть компьютер-камень, – а почему бы и нет? – «уши» совершенно бесполезны – компьютер работает бесшумно, к тому же, как выяснилось в случаях Орка и Кадората, способен глушить наши микрофоны… хотя я неточно выразился. Не глушить, а поставить некий «экран», так что оператор решит, будто в помещении стоит тишина… В общем, несмотря на надзор, у него есть возможность встречаться с сообщниками и, не исключено, вести с ними переговоры.

Канцлер недовольно покосился на погасший экран – там по-прежнему раздавались звуки, неопровержимо свидетельствовавшие, что загадочная гостья Орка в таких вот случаях к молчуньям не относится, наоборот:

– Когда они там уймутся… Лорд Сварог, у вас есть какие-то мысли? Предложения?

– Я бы за принца с удовольствием взялся, – сказал Сварог. – И постарался бы расколоть – в тайной полиции многому научишься. На земле именно такие люди быстро раскалываются – знатные баловни судьбы, жизнь прожившие в роскоши, довольстве и безопасности. Никто им ни разу не заезжал в ухо, не пугал вполне реальными крупными неприятностями – и вдруг все меняется самым решительным образом, человек осознает, что серьезно влип и церемониться с ним не будут… Но не получится, – добавил он с сожалением. – Мне попросту нечем напугать его всерьез. У нас, конечно, будет запись этой милой беседы, – он кивнул на погашенный экран. – Но ею серьезно не напугаешь, когда нет ничего другого. Он мне просто расхохочется в лицо, и мне придется уйти, как оплеванному…

Марлок с надеждой сказал:

– Может быть, удастся зацепиться за эти «ответные подарки»? Для чего-то же она их принесла?

– Нет пока смыла гадать, – сказал Канцлер. – Мы еще не видели, что там такое, вот когда посмотрим…

На этом разговор как-то сам собой прервался – потому что о чем было разговаривать серьезно, все, что смогли, обговорили. Оставалось сидеть, курить, пропуская мимо ушей несущиеся из каминной сладострастные стенания загадочной гостьи – очень похоже, непритворные, хотя кто ее знает, любая опытная проститутка и не такую страсть изобразит… Техники прилежно сидели за пультами, все это время молча.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем из каминной послышалось:

– Вы были великолепны, любезный герцог…

– Всегда к вашим услугам, – отозвался Орк. – Когда я вас вновь увижу?

Канцлер махнул рукой, и техник зажег экран.

– Когда возникнет деловая надобность, – ответила Иляна.

Она, уже одетая и причесанная, стояла у входа в Зазеркалье.

– А просто так вы не можете запросто прийти в гости? – спросил Орк.

– Если выдастся свободная минутка… – лукаво улыбнулась Иляна. – Но у меня сейчас столько дел… До встречи!

Она небрежно чмокнула герцога в щеку и вошла в коридор. Мерцающее голубоватое сияние тут же поползло от рамы к центру, скрыло Зазеркалье, сгустилось – и появилось обыкновенное зеркало, в котором, как полагается, отражался Орк в расстегнутом камзоле и часть комнаты с камином. Пригладив волосы перед зеркалом, Орк подхватил корзину и вышел к ним, опять-таки во исполнение инструкций: самим туда входить не следовало, вполне возможно, из Зазеркалья могли наблюдать за каминной и тогда, когда зеркало становилось обычным зеркалом – никто ничегошеньки не знает о Зазеркалье…

– Вот, извольте, – сказал Орк, поставив корзинку, ухмыльнулся… – Подглядывали, а?

– Мы не извращенцы, – сухо бросил Канцлер.

– Ну да, я тоже предпочитаю не смотреть, а участвовать. – Орк выглядел как кот, стрескавший крынку сметаны. – Ну и стерва, господа, вы бы знали… Ее бы куда-нибудь в Фиарнолл, в дорогой бордель для мореходов с тугим кошельком, она бы там блистала… А то и в Латерану…

Так же сухо Канцлер спросил:

– Как по-вашему, это человек? И держитесь посерьезнее…

Орк убрал с лица фирменную улыбочку:

– Если это не человек, то совершеннее имитации в мире быть не может, но если судить по ощущениям и результатам… исследований – самая настоящая женщина, во всех, как бы удачнее подобрать слово, подробностях. Канцлер, вы разрешите и мне взглянуть, что она там притащила? Мне будет легче с принцем. Смогу войти и непринужденно сказать с порога: «Ваше высочество, я достал вам именно такие…»

– Ладно, оставайтесь пока, – махнул рукой Канцлер.

– Да, а что там с ожерельем? – спросил Сварог.

Орк пожал плечами:

– Судя по всему, действительно полированные камни, никакой синтетической имитации. Очень похоже, цепочка, на которой они висят, запаяна – замочка я так и не углядел. Черт его знает, может, это и впрямь какой-то амулет, который у них таскают, не снимая?

Сварог нетерпеливо отвернулся к корзине. Они с Марлоком присели на корточки, так синхронно, что легонько стукнулись лбами, искры посыпались из глаз. Выпрямились, потирая ушибленное, сконфуженно потоптались – оба опасались повторения сцены. В конце концов Сварог показал рукой:

– Давайте вы, профессор, по старшинству лет…

Моментально справившись с застежкой крышки, обычным кожаным ремешком с пуговкой, Марлок откинул ее. Сварог вытянул шею. Внутри лежали тщательно уложенные плоские коробочки, обтянутые сине-золотистым бархатом – это сочетание цветов будило в памяти некие ассоциации… Ну конечно же! Цвета императорской фамилии, синий и золотой (как-то Сварог в шутку назвал Яну живым символом императорской фамилии – синие глаза, золотые волосы. Шутка ей понравилась).

Марлок схватил одну из верхних коробочек – так, словно передергивал затвор автомата перед атакой. Расстегнул вычурную застежку, то ли золоченную, то ли золотую.

В коробочке лежала самая обыкновенная, уже знакомая «тарелочка», но не обычная, а как две капли воды похожая на ту, что преподнесена Велеретте – по окружности украшена дюжиной полупрозрачных камней, не похожих на драгоценные, только не желтых, а красных. Гравировка – герб императорской фамилии.

Марлок трудился в лихорадочном темпе – хватал коробочки одну за другой, открывал, показывал остальным, складывал возле корзины аккуратной стопочкой. Одно и то же, «тарелочки» походили друг на друга, как две капли воды.

Корзина опустела.

– Восемнадцать… – задумчиво сказал Канцлер. – С чем-то это у меня ассоциируется, вот только не могу определить с ходу…

– А я, кажется, могу, – преспокойно сказал Орк. – Столько у нас принцев и принцесс крови – если не считать одного…

Канцлер повернулся к нему и непререкаемым тоном сказал:

– Любезный герцог, побудьте пока у себя в кабинете. Когда понадобится, мы вас пригласим.

Орк не протестовал, молча направился к двери. Едва она за ним захлопнулась, Канцлер спросил:

– Что думаете, господа?

– Орк – не просто стервец, а умнейший стервец… – сказал Сварог. – Действительно, все совпадает: девятнадцать минус один. Если учесть, что об этих штуковинах говорилось как об «ответных подарках», это, похоже, не совпадение. Не будет же принц вручать подарок самому себе…

Что такое «ответные подарки», Сварог прекрасно знал. Традиция старая, соблюдавшаяся и за облаками, и не земле. Гостям, пришедшим с подарками на какое-то торжество, хозяин непременно дарит ответные – не особенно и дорогие, гораздо дешевле преподнесенных ему, всего-навсего соблюдает правила хорошего тона. Значит, именно это получат прибывшие поздравлять Агеляра с днем рождения принцы и принцессы…

– Но зачем? – прямо-таки рявкнул Марлок. – Зачем им это?

– А для чего точно такую же, но с желтыми камнями, вручили Велеретте? – пожал плечами Сварог. – Зачем они вообще распространяют их на Таларе? Я даже не пытаюсь ломать голову. Не верю, что мы самостоятельно доищемся – таких озарений попросту не бывает. Нам нужен человек, который знает точно – вроде этой Иляны. Уж она-то должна знать. А вот принц может и не знать. Впрочем, его все равно пока что не на чем прижать. Канцлер, вы не возражаете, если экспертизу проведут мои люди? Они в последнее время собаку на этом съели. Отнимет все не более часа…

– Конечно, – кивнул Канцлер. – Какая, по сути, разница, кто именно… Берите одну, все равно Орк полетит к принцу только завтра утром…

Сварог положил коробочку в правый карман камзола – а из левого достал другую, взятую у Велеретты. Спросил:

– Профессор, вы уже получили от Каниллы Дегро излучатель «третьего ручейка»?

– Вчера вечером, со всей документацией, – профессор ухмыльнулся. – Мои рыцари науки спать не ложились, занимались этим всю ночь – ну, мне и самому страшно любопытно…

– А бумаги вы читали?

– Внимательно изучил.

– Тогда знаете про модуляции «ручейка»…

– Ну конечно, – сказал Марлок. – Этакий алфавит из семи букв, дающих пять тысяч сорок комбинаций… Куда вы клоните?

– У вас, я слышал, есть хороший полигон, – сказал Сварог. – У меня в девятом столе пока что нет. В восьмом департаменте есть, но я хочу соблюсти предельную секретность. У меня возникла сумасшедшая идея – может быть, от бессилия… Вы бы не могли провести на полигоне Техниона несложный эксперимент?

– С превеликий радостью, – тут же ответил Марлок, завзятый экспериментатор, о чем Сварогу было давно известно. – Я бы даже предпочел сложный…

– Нет, у меня на уме довольно простой – сказал Сварог. – Полигон у вас на Сильване?

– Нет, на орбите. Иные эксперименты заканчиваются… совершенно неожиданными и нехорошими последствиями. Так что порой мы даже отводим одну из платформ подальше в космос и управляем всем дистанционно…

– Отлично, – сказал Сварог и протянул ему коробочку. – Идея у меня такая – «обстрелять» эту штуковину излучением «третьего ручейка», перебирая комбинации. Я уже прикинул: если тратить на каждую секунд десять, это займет не более полутора суток. Если ничего так и не выйдет, вы всего-навсего потеряете время, и только…

– Подумаешь, невелик ущерб, – фыркнул профессор с охотничьим азартом в глазах. – В науке порой необходимы самые сумасшедшие эксперименты.

– Только отведите платформу на такую орбиту, чтобы Талар все время закрывал ее от Нериады, – сказал Сварог. – На всякий случай. Они могут за нами каким-то образом наблюдать – техника их, насколько можно предполагать, высокоразвитая…

– Хорошо, сделаю, – заверил профессор.

Канцлер, стараясь сохранять свое обычное бесстрастие, спросил вроде бы небрежно:

– У вас появились какие-то конкретные идеи, лорд Сварог?

– Честно говоря, никаких, – признался Сварог. – Как бы сказать… Просто-напросто в определенный момент вдруг возникла идея такого вот сумасшедшего эксперимента. Других ведь, более осмысленных, попросту нет… Есть излучение Радианта. Есть странные изделия, неизвестно зачем распространяемые по Талару… а теперь, как оказалось, еще и среди принцев и принцесс крови, вот мне и пришло в голову: а что выйдет, если совместить то и другое? Дурацкая идея, но…

– Но более умных и осмысленных все равно нет, – кивнул Канцлер. – Ну что же, действуйте, Марлок…

Глава VII ПОЩЕЧИНА И ПРОЧИЕ СЮРПРИЗЫ

На сей раз компьютер в кабинете Сварога закурлыкал особенным образом – сие означало, что включилась крайне редко пускавшаяся в дело секретная линия высшей степени защиты, носившая официальное название «Алмазная броня». Ну, неудивительно – в свете последних событий постановлено было Канцлером все особо важные разговоры по ней и вести. Марлок? Если все же будет какой-то результат, на него можно наткнуться гораздо ранее полутора суток – когда перебираешь все возможные комбинации, так порой случается…

Он торопливо плюхнулся в кресло, нажал клавиши. На экране возникла, к его немалому удивлению, желтая рожица на черном фоне, забавная, походившая на какого-нибудь доброго персонажа мультфильма. Сварог оторопело уставился на нее – а она улыбнулась во весь рот, залихватски подмигнула и спросила обычным человеческим голосом:

– Ну что, хочешь посмотреть, недотепа, как твоя женушка развлекается на земле?

И исчезла. На ее месте появилась комната с низкой широкой кроватью и массивными креслами – вся мебель в таларском стиле, она и сейчас в моде. Ярко горят карбамильские лампы, портьера задернута…

Кровь бросилась Сварогу в лицо. У постели стояла Яна, а рядом помещались два голых по пояс усача в форменных черных штанах с синими лампасами и золотым шитьем. Их рубашки и камзолы валялись тут же на кресле – прекрасно знакомые Сварогу камзолы Черных Егерей со старинной эмблемой полка у левого плеча.

Один, стоя за спиной Яны и что-то нашептывая на ухо, неторопливо расстегивал на ней коротенькое красное платьице с Той Стороны. Второй запустил ладони под подол. Яна стояла смирнехонько, опустив руки, уставясь в потолок, на ее губах играла безмятежная блудливая улыбочка. Платьице легло на кресло поверх камзолов, туда же отправились сиреневые кружевные тряпочки. Яна все так же стояла, поддаваясь грубоватым неторопливым ласкам. Посмотрела в глаза стоявшему перед ней:

– Только не оба сразу, хорошо? Я не настроена пробовать какие-то изыски. Просто-напросто хочется отомстить мужу за все измены той же монетой…

– Как вам будет угодно, ваше величество, – сказал усач. – Со своей стороны, хочу заметить, что вы выбрали самый эффективный способ мести… и самый приятный. Хочу выразить…

– Вы – первый, – прервала Яна, улыбаясь.

Высвободилась из нахальных объятий, отошла к постели и раскинулась на алом атласе. Усатый лихорадочно сбросив сапоги и штаны, лег рядом.

– Без долгих прелюдий… – прикрыв глаза, ерзала Яна.

– Как пожелаете… – хрипло отозвался усач,

Слияние двух тел, размашистые движения гвардейца, удовлетворенные стоны… Сварог смотрел, стиснув зубы, чувствуя, как горит лицо, словно после нескольких хлестких пощечин.

Он смотрел, смотрел… И вдруг ощутил прямо-таки нечеловеческое облегчение, стал спокойным, как удав. Почти не глядя, нажал клавишу записи, сунул в рот сигарету, жадно затянулся и процедил сквозь зубы:

– Значит, вот так изволите…

На душе стало невыносимо легко. Ее тело, ее лицо, ее голос – и все же это не она. Достаточно долго пробыли в одной постели, чтобы заключить со всей уверенностью: это совершенно не ее манера заниматься любовью, ничего и отдаленно похожего, уж ему ли не знать…

Следовательно… Он резко отодвинул кресло, встал и вышел в приемную. Секретарь показал на лежащий в углу стола конверт с эмблемой девятого стола:

– Ваше величество, донесение из второго научного корпуса, седьмая лаборатория…

Ну, пусть это кому-то покажется абсурдом, чрезмерными предосторожностями, но лучше уж такой абсурд – кого стыдиться? Все материалы по Радианту пересылаются не с помощью компьютерной сети, самых засекреченных ее каналов – вот так, на старинный манер, в конвертах и пакетах, пусть даже конверт пропутешествовал между двумя соседними зданиями…

Сейчас, впрочем, было не до седьмой лаборатории. Взяв конверт и запихав его в карман, не обинуясь тем, что конверт при этом смялся, Сварог распорядился:

– Разыщите лейтенанта Элкона, немедленно. Хоть из-под земли достаньте, если понадобится, поднимите…

– Нет необходимости, господин директор, – вежливо, но решительно прервал его секретарь (что ему в определенных случаях дозволялось). – Лейтенант Элкон – в первом научном корпусе, в пятом зале.

Ага, там, где работает Канилла… Сварог сказал:

– Прекрасно. Вызовите немедленно. Бегом ко мне. Именно бегом. И пусть захватит «неразлучника»…

Не дожидаясь ответа – а какой тут нужен ответ? – вернулся в кабинет, неторопливо прошелся из угла в угол, сел за стол и уставился на экран все с тем же холодным любопытством. Чужие стоны и вскрики, чужие позы… Криво усмехаясь, не удержался, вновь негромко произнес сквозь зубы:

– Ну, суки, попадетесь вы мне… С дерьмом смешаю…

Распахнулась дверь, вошел Элкон, чуть запыхавшийся – видно, что и в самом деле бежал. На плече у него висел коричневый кожаный футляр размером с книгу – небольшой, но мощный компьютер, который Элкон постоянно носил при себе, если позволяла окружающая обстановка. Сварог вышел из-за стола, кивком показал на компьютер:

– Садитесь на мое место, посмотрите…

Элкон подчинился без вопросов. Поднял на Сварога глаза. Вид у него был не то что удивленный – оторопелый. Он выпалил:

– Это за… – это словечко он мог подхватить исключительно у кавалеристов во время достопамятного похода в Горрот.

– Вот именно, – сказал Сварог. – Удивительно точное определение, Элкон, лучше и не подберешь… Это не Яна. Она ведет себя совершенно иначе… ну, мы с вами взрослые люди, вы меня прекрасно понимаете… Беритесь за работу. Сначала установите, откуда идет передача, все такое прочее… Потом возьмитесь за сам… фильм, определите точно, что это такое, вы ведь можете?

– Смогу, командир.

– А сможете работать в то время, когда зрелище продолжается?

– Свободно. Запараллелю передачу на свой, всего и дел. Я так полагаю, квадранса мне хватит, ну, самое большее – полчаса, – сказал Элкон со спокойной уверенностью в себе.

– Валяйте, – сказал Сварог. – Я пока поболтаюсь по манору, когда закончите, свяжитесь…

Элкон извлек «неразлучник», поставил на стол, зажег клавиатуру, пальцы запорхали по ней проворно и ловко, лицо стало, как всегда в таких случаях, отрешенно-азартным – Элкон уже не видел ни Сварога, ни кабинета, с головой ухнув в работу. Все обстояло прекрасно. Сварог вышел из кабинета, из приемной, из здания, сел на вычурную скамейку (их много стояло по бокам лестницы, надо сказать коменданту, чтобы заменил на что-нибудь менее вычурное). Подумав, вскрыл конверт, пробежал взглядом коротенькое, в пару строчек заключение – ну, он и не ждал длинного. Что же, ничего удивительного – чего-то в этом роде и следовало ждать. Прокололись, сволочи, в точности по классикам… а в общем, это даже и неинтересно, особенно уж полезной информации не содержит…

Он небрежно засунул конверт в карман, скомкав его вовсе уж немилосердно, откинулся затылком на гнутую спинку и за неимением другого занятия замурлыкал под нос одну из «жальниц» воров-разбойничков, услышанную в свое время на каторжанском корабле:

Вообще-то «жальница» не подходила его настроению категорически – оно, смело можно сказать, было прекрасным, но ему как-то не приходило на ум ничего из «веселильниц». Если только он их вообще тогда слышал – там было не до веселых песен…

А потом сидел, пуская дым, пока из-за угла внезапно не появилась Яна. Сюрприз, однако – обычно она всегда предупреждала, что собирается к нему…

Подошла и остановилась у скамейки, поглядывая как-то странно. Сварог сказал чуть сердито:

– Без охраны? Ты же обещала…

– Да с охраной, не переживай, – отмахнулась Яна. – Два браганта, люди Абданка и твои детишки… Я их оставила на посадочной площадке – уж здесь-то, думается, охране нет смысла за мной по пятам ходить?

Она закурила и сидела, напряженно выпрямившись. Лицо – то ли напряженное, то ли даже тревожное. Что-то здесь было не так, и крепенько…

– Вита, – осторожно сказал Сварог. – Случилось что-нибудь?

– Как тебе сказать… Мне тут пришла на компьютер очень похабная запись…

Она открыла свою плетенную из золотых колечек сумочку и показала Сварогу флэшку. Не выдержав, он ухмыльнулся во весь рот:

– Знаешь что, Вита? Давай-ка я сыграю в нечеловеческую проницательность, ладно? Тебе прислали запись, на которой я, потаскун такой, вовсю развлекаюсь с кем-то из придворных… э-э, красоток, а то и двумя?

– Вот именно, – ответила Яна чуть удивленно. – Только сначала появилась такая уморительная рожица, спросила, не хочу ли я посмотреть, чем муженек занят, когда меня с ним нет. А потом началось… Ты, леди Ронкал и леди Барельтон…

– Логично… – проворчал Сварог.

Две помянутых красотки давно и по заслугам числились в Келл Инире в первой десятке придворных дам, как бы это поделикатнее выразиться, побивших все рекорды легкомыслия. Ну, а если без деликатности – словечки следует потреблять исключительно драгунские, хотя и моряцкие подойдут. Милейшие особы, обе в разное время в поисках острых ощущений с недельку прослужили в таларских портовых кабаках. Обе когда-то всерьез пытались присовокупить к своей коллекции и Сварога, и приходилось проявлять порой чудеса проворства, чтобы от них улизнуть…

– Ну, а ты? – с любопытством спросил Сварог. – Что-то ты не похожа на женщину, твердо намеренную приложить неверному муженьку чайником по макушке…

– Честно сказать, я сначала и в самом деле вскипела, а потом присмотрелась и как-то сразу успокоилась… Уж не знаю, как там обстоит с этими двумя… – она явно вовремя проглотила то ли драгунское, то ли моряцкое словечко. – Но ты был не ты, – она на миг опустила ресницы, щеки чуточку порозовели. – Ты все делаешь совершенно иначе… Это никак не мог быть ты… Постой! А откуда ты знаешь?

Сварог, все так же весело ухмыляясь, показал кивком себе за спину, на здание:

– У меня в кабинете, Вита, очень может быть, до сих пор компьютер кажет запись, на которой ты очень непринужденно развлекаешься с двумя таларскими гвардейцами. Очень живописное зрелище, несовершеннолетние не допускаются…

– Что-о-о?!

– Да то же самое, что и у тебя, только наоборот, – сказал Сварог. – Похожа на тебя как две капли воды, но это совершенно не ты… Тоже сначала вскипел, но быстро успокоился, когда сообразил, что к чему. Не смотри ты так удивленно. Голову можно прозакладывать, шуточки Радианта. И ведь нельзя сказать, что так уж глупо задумано. Будь мы с тобой людьми другого склада, больше склонными поддаваться эмоциям, чем рассудку, черт знает, чем могло кончиться. В любом случае – жуткой ссорой, которая пошла бы во вред делу…

– Но мой компьютер…

Сварог ее понял. Ее компьютер – самый защищенный из всего, что только найдется в Империи. Там стоит не «Алмазная броня», а что-то вовсе уж запредельное, о котором Элкон отзывается с неприкрытым уважением, хотя говорит: если бы он взялся со всем своим умением, невозможно заранее сказать, чем кончилось бы, вполне возможно, и триумфом – как выражался герой одного отличного фильма, виденного Сварогом в покинутом им мире: что один человек сделал, другой завсегда разломать может…

– Значит у Радианта есть способные умельцы, – сказал Сварог, морщась. – Нужно учитывав это. Я думаю, записи нужно показать Канцлеру…

– Придется… Но нужно же что-то делать?

– У меня в кабинете сидит Элкон, – сказал Сварог. – Выясняет все, что только в его компетенции. А делать… Больше мы, собственно, ничего и не можем сделать. Принца Агеляра мне пока что нечем прижать. Посмотрим, что даст «Невод-2»…

– Агеляр… – задумчиво сказала Яна. – Я с ним, так уж получилось, гораздо лучше знакома, чем с иными другими родственниками. Весьма неглупый человек…

– Это-то и плохо, – проворчал Сварог. – Умный мерзавец всегда опаснее глупого. Помню…

Он замолчал, почувствовав вибрацию,вытащил «портсигар» и, прочитав короткое сообщение, поднялся:

– Пошли, Вита. Элкон закончил.

Она прямо-таки вскочила.

Пропустив Яну в кабинет, Сварог сразу определил, что запись еще не кончилась: от компьютера по-прежнему доносились сладострастные стоны и крайне похабные реплики. Усмехнулся, легонько подтолкнул Яну к столу:

– Иди, посмотри на «себя»…

Не садясь, она через плечо Элкона глянула на экран, присмотрелась. И не сдержалась, у нее вырвалось короткое, но выразительное словечко, о происхождении которого не стоило и гадать – подхватила где-то, когда они инкогнито разъезжали по Пограничью, бывали и на ярмарках, и на танцах, и в кабаках для вовсе уж простого народа. Как выражался герой другого отличного фильма – там было много новых слов. Не затыкать же ей было уши ватой…

Сварог с Элконом, как настоящие джентльмены, притворились, будто ничего и не слышали. Сварог подошел, убрал звук – но запись не отключил. Показал Яне на кресло в уголке, откуда она не могла бы видеть экран, открыл шкафчик и с вопросительным видом показал ей бутылку «Кабаньей крови». Она сердито кивнула. Сварог налил всем и сказал:

– Ну, до чего докопались?

– Что до передачи, командир, с ней обстоит в точности, как с камнями-компьютерами: откуда ведется и каким путем подключились, выяснить невозможно, по крайне мере, с помощью нашей аппаратуры. Передача из ниоткуда…

– Так… – сказал Сварог, покосился на свой компьютер. – У меня передача до сих пор идет… Свяжитесь с первым корпусом. Канилла давно наладила наблюдение за Радиантом… Пусть доложат, есть ли он сейчас в прямой видимости… вообще, результаты наблюдений.

Элкон кивнул и склонился над «неразлучником». Не прошло и минуты, как он поднял голову:

– Радиант в прямой видимости, очередная «встреча» будет длиться не менее четырех часов. Они сообщают еще: все это время он излучает в варианте модуляции номер семьсот два…

– Ну вот, уже кое-что, – сказал Сварог. – Теперь знаем, на каком режиме они залезают в наши компьютеры… правда, насколько я знаю, пока еще никто не придумал, как их глушить, хотя и у Каниллы, и в Технионе мозги дымятся от усилий… Ладно. Что насчет самого маловысокохудожественного фильма?

– Подделка, – сказал Элкон. – Компьютерная графика – но высочайшего класса, как и та, у Орка, с проектами покушений. У них отличные компьютерщики, командир, выпади случай, я бы с ними с удовольствием пободался…

– А уровень? – спросил Сварог. – Превосходят они нас? Насколько, если превосходят? Или уступают? Можно сказать что-то определенное?

– Конечно, – сказал Элкон. – Я бы выразился так: очень похоже, мы с ними идем голова в голову. Примерно – паритет… – и быстро добавил: – Но это мнение – исключительно на основании того, что мы наблюдали на данный момент. Не хочу быть пессимистом, но если рассуждать теоретически, у них может оказаться отложенным на черный день что-то и посильнее…

– Посильнее нашего? – спросил Сварог спокойно.

– Командир, вы же сами нас учили: если нет точной и всеобъемлющей информации, на всякий случай стоит подозревать самое худшее, по максимуму. Мы о них практически ничего не знаем…

У Сварога чуть не сорвалось с языка: «Кроме того, что их бабы-агентессы преспокойно рассчитываются с ценными агентами своей…» Но он вовремя вспомнил о Яне и прикусил язык.

– Ну, что ж, – сказал Сварог, подумав. – Особых успехов нет, но на пару шажков мы все же продвинулись, а это лучше, чем ничего. И позволяет делать кое-какие умозаключения. О нас они, похоже, знают немало, значит, просто обязана быть агентура из местных, занятая исключительно сбором информации. Правда, как ее засечь, ума не приложу… – он посмотрел на Яну. – Знают даже, какие у нас отношения, но это не говорит о каких-то их сверхъестественных способностях – об этом очень уж многие знают… И вот что мне кажется… Эта пакость со «взаимным компроматом» по большому счету – мелковата… Ох, мелковата… Наших точных психологических характеристик у них нет – для этого одной агентуры мало, для этого нужно долго и старательно за нами наблюдать, в том числе и в быту, чтобы узнать характеры, составить психологические портреты, а уж исходя из этого что-то предпринимать…

– А они на авось, – бледно улыбнулась Яна. – Вдруг ты меня из ревности зарежешь, или я тебя застрелю, или, в крайнем случае случится та самая жуткая ссора, сложности вызовет, отвлечет от дел…

– Вот я и говорю, – сказал Сварог. – Действовать на авось – это всегда мелковато. Что-то я не вижу у нас в противниках этаких суперсуществ. Как только что сказал Элкон – примерный паритет. Уже легче…

…Вопреки своему всегдашнему обыкновению, Канцлер не сидел за столом, а неторопливо прохаживался по кабинету, зажав в зубах погасшую трубку. Сварог так и не догадался, есть ли это признак сильного, умело скрываемого волнения. Очень уж замурованная наглухо личность – наш Канцлер…

Зато Марлок не скрывал своих чувств так искусно. Он сидел, как на иголках, то и дело поглядывая на свое небольшое устройство, аналогичное «портсигару» Сварога – остававшееся немым как рыба. В чем тут дело, Сварог прекрасно знал: излучатель на полигоне почти сутки лупил по «тарелочке» комбинациями, коих перебрали уже добрых две трети…

– У меня две скверноватых новости, ваше величество, лорд Сварог, – сказал он, остановившись посреди кабинета и оборачиваясь к ним. – Одна свежайшая, рапорт поступил, пока вы сюда летели, другой уже несколько часов. Не знаю, с чего и начать, обе новости, я бы сказал, равноценны…

– Я бы начал с самой свежей, – сказал Сварог. – Коли уж они равноценны.

– Пожалуй, присоединюсь к мнению лорда Сварога, – сказала Яна.

– Ну что же… – продолжил Канцлер. – Вам, ваше величество, безусловно неприятно будет слушать, но ничего не поделаешь… Четыре часа назад, точно по расписанию, начался плановый сеанс телевещания на землю. Стандартная программа: придворная хроника, музыка на фоне пейзажей, две серии бесконечных типовых сериалов, приключенческого и любовного… – он хмыкнул. – Которые, увы, у нас иные обожают столь же страстно, как на земле. Вот только вместо придворной хроники на экранах появилась та мастерская подделка, которую скинули на компьютер лорду Сварогу… В телецентре поначалу растерялись, пытались что-то подавить, как-то убрать, но потом кто-то сообразительный и энергичный вообще вырубил вещание. Передача шла чуть менее минуты, вряд ли кто-то успел узнать «вас», ваше величество, а если и узнал, сплетничать побоится. Но даже если и начнет, ничего страшного: всеобщего изумления не будет…

– Станет сплетничать – отловим… – сказал Сварог.

– Да, конечно, но не в том дело… На сей раз речь шла не о том, чтобы поссорить ваше величество и лорда Сварога – дело, несомненно, было вызвать на земле нешуточное смятение в умах. И тут угроза, по-моему, переходит на качественно новый уровень. Оказалось, они могут влезть в телевещание на землю, что хуже – в неплохо защищенный компьютер лорда Сварога в девятом столе, и, что совсем скверно – в личный компьютер ее величества, защищенный на пределе наших возможностей. Это сегодня. А завтра? Что, если они в состоянии влезть в систему управления боевыми орбиталами? В сети военных и спецслужб? И полностью их парализовать – а тем временем предпринять какие-то действия? Брашеро в свое время это удалось, правда, тогда успели раньше, чем он начал с размахом.

– Можно попытаться кое-что прояснить, – сказал Марлок. – Все мы тут осведомлены о некоторых тонкостях… Лорд Сварог, ваши хелльстадские умельцы, кто бы они там ни были, могут проникнуть в личный компьютер ее величества?

– Представления не имею, – сухо ответил Сварог. – Никогда не ставил таких задач и не собираюсь.

– Канцлер, а если мы разрешим лорду Сварогу поэкспериментировать в интересах дела?

– Зачем?

– В любом случае сможем составить более полное представление об их возможностях…

– Не вижу смысла, – отрезал Канцлер, досадливо поморщился. – Ваша страсть к экспериментам, Марлок… Делу это ничего не даст. Вряд ли нам так уж необходимо знать точные границы их возможностей. Гораздо важнее придумать, как им противостоять… называя вещи своими именами, как нам защищаться. Как это ни прискорбно для нашего самолюбия, мы пока что именно защищаемся… Особенно, если учесть вторую скверную новость, по-моему, в некотором смысле примыкающую к первой. С «Неводом-2». Чередой пошли помехи и сбои – в работе и орбиталов, и аппаратуры лейтенанта Дегро. Полуночные районы королевства Даркош, те, где находится Радиант, невозможно изучить, как надлежит. Помехи и сбои хлынули буквально потоком. Мы проверили, это касается только интересующего нас района. Так что локализовать место, где находится Радиант, пока что невозможно. Они там пытаются что-то сделать, уводят орбиталы на более высокие орбиты, срочно перебрасывают к Нериаде другие разновидности наблюдательной аппаратуры. Но… – он печально усмехнулся. Я прекрасно помню одну из любимых поговорок лорда Сварога – «Ожидаем лучшего, но готовимся к худшему». Поэтому я заранее настроен пессимистически. Предугадать следующий ход невозможно. Остается… – он помедлил. – Остается жесткое силовое решение. В конце концов, мы в состоянии перепахать всю Нериаду на десять уардов вглубь с земли: подтянуть «Белый шквал», «Глаз Балора», «Протуберанец» наконец. Крепко сомневаюсь, что они смогут защититься. Разумеется, это крайняя мера, но ее нужно взять в расчет. Лорд Сварог, у вас, как и в прошлый раз, будут возражения против такого варианта?

– Ничего подобного, Канцлер, – сказал Сварог. – Я только что поймал себя на том, что судьба обитателей Нериады мне совершенно безразлична. Злюсь на себя, но так и обстоит. Земные королевства – мои, там люди, с которыми я хорошо знаком, которых уважаю и ценю… и миллионы незнакомых, за которых я отвечаю, как за своих подданных. Ни одного жителя Нериады я никогда не видел вживую, они для меня совершенно чужие, к тому же это словно бы даже и не люди, а некие куклы. Если встанет вопрос «Они или Империя?», буду всецело на стороне Империи… еще и оттого, что угроза возникает не только для Империи, но и для моих королевств. И все же… Я был бы категорически против силового решения. Не из гуманизма, а по соображениям насквозь практичным. Кто бы они ни были, откуда бы ни пришли, из Зазеркалья, о котором никто не знает ничего, или из каких-то других миров – на Нериаде они именно пришельцы. Будь их там много, мы бы их непременно обнаружили раньше. Все за то, что их мало, что Нериада для них – не более чем база. И ее уничтожение нам ни малейшей пользы не принесет. Они всего-навсего отступят в свой мир – а потом могут нанести удар в другом месте, как-то иначе, и это для нас будет совершеннейшей неожиданностью, последствия которой я просчитывать не берусь…

– Разрази меня гром, лорд Сварог прав, Канцлер… – сказал Марлок.

– Пожалуй… – согласился Канцлер. – Но все равно, если дело дойдет до критической точки – я надеюсь, мы сможем ее усмотреть вовремя, не останется ничего другого…

– Я и не спорю, – сказал Сварог. – В случае, если…

Он замолчал – мелодично засвиристела блестящая коробочка Марлока, профессор сцапал ее, как кот мышь, зажег клавиатуру, невидимый остальным экран. Судя по всему, пришло какое-то сообщение – ничей голос так и не раздался. Профессор напряженно уставился на экран, на его лице сменяли друг друга самые разнообразные чувства. Все остальные молча ждали.

– Вот такие дела… – сказал Марлок с непонятным выражением на лице. – Рапортуют с полигона. Лорд Сварог, ваша идея оказалась нисколько не безумной, совсем наоборот… Когда пошла в ход комбинация за номером три тысячи сто семьдесят два, на месте «тарелочки» образовался огненный шар диаметром около двадцати уардов – и продержался пять секунд, потом пропал. Температура составляла примерно три с половиной тысячи градусов, – он криво, вымученно усмехнулся. – При такой температуре кипят, как вода в чайнике, медь, олово и кобальт, и не только они. А уж человек испаряется, как капля воды на раскаленной плите…

Значит, вот так, подумал Сварог, вспомнив двухэтажный, но не особенно и большой дом Интагара. В какой бы комнате ни полыхнуло, от дома останется выжженная изнутри коробка, а то и ее не будет – коли уж кипит медь и другие металлы. Ночью, когда Интагар дома… Порой он, впрочем, дома не ночует, но поблизости от его дома можно посадить агента и совершенно точно знать, что он приехал…

– Неглупо, – сказал Сварог глухо. – Интагар – весьма важная шестеренка в моем государственном механизме, на него очень многое замыкается. Я запрошу других ключевых персон – не попадали ли к ним в дом такие вот «тарелочки». Мало ли еще кому могли подсунуть безобидный внешне подарок, как это пытались проделать с дочкой Интагара… подождите! – почти вскрикнул он, озаренный внезапной догадкой. – Логично предположить, что и подарки принца должны полыхнуть…

– Это бессмысленно, – сказал Канцлер… – Рукотворный огонь. Совершенно безопасный для ларов. Слуги погибнут, а лары останутся невредимы.

– Я помню, – сказал Сварог. – Я и не утверждаю, что полыхнет непременно огонь. Это может быть что-то другое, столь же смертельное для ларов, как и для жителей земли… вот только я пока что совершенно не представляю, что это может быть…

– Проверить предельно просто, – сказал Марлок. – Отвезти на полигон «синюю тарелочку» и обстрелять ее «третьим ручейком». Если все сделано по тому же принципу… Надеюсь, вы не считаете эту идею излишней страстью к экспериментаторству, Канцлер?

– Не считаю, – угрюмо отозвался Канцлцер. – Наоборот, поддерживаю. – Он взглянул на часы. – В маноре принца Агеляра давно уже началось праздничное застолье. Поскольку это не гулянка принца Элвара, а чинное семейное торжество, гости разъедутся к вечеру. Нужно подумать, как изъять у кого-то из них «тарелочку». Следует выбрать кого-то самого слабохарактерного, который, будучи настрого предупрежден, станет держать язык за зубами…

– А зачем изымать? – спросил Сварог, вспомнив иные детективные романы и фильмы. – Гораздо практичнее будет подменить. Я могу прямо сейчас отправить приказ моим людям, они в два счета купят чистую «тарелочку», а мастера быстро выгравируют герб и подберут похожие поделочные камушки – на земле их много, всевозможных цветов. Если все же не найдется подходящего, пошлю самолет в Маррано, там лучшие на Таларе стеклодельные мастерские, в два счета сварят стекло любого цвета и оттенка – кроме «разноцветного хрусталя», секрет которого утрачен. Простое синее – запросто. Понадобится совсем небольшой слиток, остынет он быстро… Если напрячься, вполне можно управиться к утру. В манорах полно агентуры восьмого департамента. Где бы «тарелочка» ни висела, ее нетрудно украдкой подменить. Никто и не заметит…

– Толково, – сказал Канцлер. – Посылайте приказ немедленно.

Сварог достал «портсигар» и отправил Интагару не особенно и длинную шифровку, что заняло минуты три. Все это время присутствующие молчали, словно опасаясь чему-то помешать.

– Вот и все, – сказал Сварог, пряча «портсигар» в карман. – Сейчас Интагар пошлет человека за тарелочкой и станет подыскивать подходящих мастеров – а у него, я уже убедился, есть мастера на все случаи жизни.

Канцлер задумчиво сказал:

– Если и со второй «тарелочкой» что-то произойдет, будет, с чем идти к принцу, чтобы взять его за глотку…

– Думаете? – спросил Сварог. – А я вот не уверен… Даже если «тарелочка» сработает, прямых улик не будет. Он может твердить от рассвета и до заката, будто понятия не имеет, что ему подсунул злодей Орк, которого он просил достать самые безобидные «тарелочки» – и уличить его попросту нечем. Возможно, эти, из Радианта, Орку вульгарно соврали насчет канцлерства, и он им был нужен исключительно для того, чтобы «тарелочки» попали к принцу, не вызвав ни малейших подозрений. Можно, конечно, взять его на пушку, но «тарелочки» маловато для серьезных психологических игр. Будь у меня еще кое-что, чего пока нет, но создать его нетрудно…

И сделал хорошо просчитанную паузу. Он не импровизировал, заранее готовился к этому разговору, многое продумал и изучил…

Как он и ожидал, и Канцлер, и Марлок воскликнули одновременно:

– Что?

Яна промолчала, но с интересом подалась вперед.

– Смертная казнь, – спокойно ответил Сварог. – Я бы очень просил меня до поры до времени не перебивать… У меня многое продумано, так что я как следует поразмыслил… Сметная казнь, которую тысячу с лишним лет назад по благородству души отменил император Анишер Четвертый – что в последующие времена не раз придавало уверенности участникам нескольких заговоров, твердо знавших, что жизни они не лишатся при любом обороте дел. На собственном опыте убедился, пока сидел на земных престолах – смертная казнь не способна искоренить ни один вид преступлений полностью, но многих способна остановить вовремя – и ее наличие частенько облегчает допросы. Позвольте сначала пример из собственной практики? Мне, да и многим моим начальникам тайной и обычной полиции, хуже горькой редьки надоели так называемые «тарабарские принцы»… вы знаете, кто это такие? Отлично, обойдемся без лишних объяснений. Я созвал совещание, пригласил с дюжину вышеупомянутых лиц, мы все обговорили. В общем, я месяц назад подписал очередной указ… Татуировки «тарабарских принцев» и матерых бандитов рангом пониже известны превосходно, у полиции есть подробные справочники. Так вот, указ не особенно длинный. Каждый, у кого на теле будет обнаружена хотя бы одна такая татуировка, без суда и следствия подлежит смертной казни. Соответствующие изменения в Карный кодекс внесены. С дополнением: если тот, кого это касается, сдастся полиции и поклянется покончить с прошлым, ему делается еще одна татуировка, означающая, что отныне он чист перед законом, – Сварог жестко усмехнулся. – Правда, если такой все же попадется на нарушении клятвы, его ждет уже не петля, а нечто похуже… Полиции – и вообще любому, кто передаст в руки закона такого субъекта, – положено серьезное денежное вознаграждение. Первые итоги внушают оптимизм. Схвачено за этот месяц более сорока человек – примерно половину сцапала полиция, другую половину либо цинично сдали сообщники – награда достаточно заманчивая – либо просто случайные люди. Их вешают в людных местах, голыми – чтобы все знали, за что это тут человечка вывесили… Еще одиннадцать сдались полиции. Трое сбежали на Сильвану – но об этом указе знают и там, а золото любят не меньше, чем на Таларе. По данным полиции, еще трое пытались татуировки как-то удалить, что не удалось. Учитывая, что подлежащих повешению субъектов на Таларе, по точным данным полиции, не более шестисот, результаты обнадеживают… Если и дальше будет продолжаться теми же темпами… К чему я веду? Я изучил архивные документы. Отмененный императором закон о смертной казни был отнюдь не людоедским и охватывал крайне узкий круг лиц. Касался лишь, я вам сейчас приведу точную формулировку, «совершеннолетних персон независимо от пола, каковые примут участие в заговоре с целью свержения либо убийства правящего монарха, либо его супруги, либо правящей монархини, либо принца трона». Распространялся этот закон и на принцев и принцесс крови либо короны… По-моему, ничего людоедского – а вот потенциальных заговорщиков в узде закон держал крепко. Сейчас принц – или принцесса – во что бы они ни оказались замешаны, прекрасно знают, что им не грозит ни замок Клай, ни тюрьма Лоре. Самое худшее, что их ждет, – пожизненная ссылка на Сильвану, в достаточно обширное поместье. А вот точное знание, что впереди может ожидать плаха, поневоле заставит на многое смотреть иначе. Если бы я явился к принцу, имея в кармане только что изданный императрицей указ о восстановлении смертной казни, мне было бы гораздо легче взять его на пушку… Гораздо легче…

– Юридические детали? – спросила Яна.

– С ними обстоит крайне просто, – ответил Сварог. – Указ был бы коротким, в две строчки: «Традиционное обращение к „сторонам света, четырем мирам“». Далее «Повелеваю исключить из Эдикта о прегрешениях и наказаниях статью седьмую». Подпись императора. Большая императорская печать. И все. Так что достаточно будет столь же короткого указа, повелевающего вернуть в Эдикт статью седьмую… Я говорил с Прокурором Высокой Короны, он подтвердил, что так и обстоит…

Он замолчал. Яна прервала его решительным жестом. Выпрямилась в кресле – лицо чуточку побледневшее и решительное, губы плотно сжаты, – потом сказала тоном, после какого коронованным особам перечат разве что добровольные самоубийцы:

– Милорды, попрошу вас несколько минут посидеть молча…

Протянула руку, пошевелила губами – и перед ней на темном полированном столе возник лист гербовой бумаги, сразу видно, того образца, что предназначен для императорских указов: вверху императорский герб в несколько красок со всеми полагающимися геральдическими красивостями вроде намета и фигур – щитодержателей, кайма из затейливого золотого узора, таившего в себе какие-то секреты, своеобразные «водяные знаки», защищающие от подделки. Вынув из воздуха стилос, Яна на недолгое время задумалась, подняв глаза к потолку, потом не торопясь, аккуратно вывела пару строчек, поставила размашистую, вычурную подпись. Обвела присутствующих холодным взглядом монархини. Спросила бесстрастно:

– Канцлер, надеюсь, у вас нет возражений? Это указ о возвращении в Эдикт седьмой статьи.

– Ни малейших, ваше величество, – сказал Канцлер, явно понимавший, что никакие возражения сейчас не помогут. – С одной стороны, кто-то может усмотреть в этом возвращение к старинном варварству, с другой – таковое мнение не будет иметь особого значения.

– Я бы уточнила – никакого значения! – поправила Яна. – Печать приложу немедленно, как только после совещания прилечу в Келл Инир. Лорд Сварог, вы получите копию первым.

– Давно пора, – недобро насупясь, бросил профессор Марлок. – А то распустились…

Яна нетерпеливо спросила:

– Есть еще какие-то деловые вопросы?

– Пожалуй, нет, – сказал Канцлер.

– Один-единственный все же найдется, – сказал Сварог. – Вы позволите, ваше величество?

– Конечно.

Сварог извлек из кармана тот самый мятый конверт, за последнее время ставший еще более мятым, перевернул вскрытой боковинкой вниз и вытряхнул на ладонь три золотых аурея. Аккуратно положил их на середину стола:

– Вот, извольте. Некоторые дополнения ко всему прозвучавшему.

– На вид выглядят самыми обыкновенными, – сказала Яна, много раз бывавшая на земле в самом разном облике и знакомая с тамошними деньгами. – Но тут, несомненно, есть какой-то подвох? Иначе бы вы их не доставали…

– Вот то-то и оно, – сказал Сварог. – Все очень просто. Содержание золота в аурее – семьдесят процентов. Остальное – серебро. Золото – металл мягкий, чем выше проба, тем быстрее стирается монета, если она не лежит в банке или в денежном ящике и тайниках, а ходит по рукам, обращается в торговле, в игорных делах… Самое занятное, что бумага из полиции Казначейства залежалась среди обычных сводок более месяца, но потом Интагар кое-что вспомнил и сопоставил. Золотая голова… Полиция Казначейства занимается неплательщиками налогов и незаконными прибылями во вторую очередь, а в первую – фальшивомонетчиками, наряду с обычной полицией. К ним обратился один купец из Фиарнолла и принес ауреи, показавшиеся ему какими-то подозрительными. Они слишком быстро приобретали потертый вид. Обычно аурей так быстро не стирается. Монеты, судя по дате, отчеканены в прошлом году – он глянул на собственный, отнюдь не медальный и не орлиный профиль, философски усмехнулся: а куда денешься, королям положено красоваться на монетах. – И, безусловно, не должны были столь быстро стереться, в конце концов, золотые монеты переходят из рук в руки гораздо реже серебра, бронзы и меди… Полиция заинтересовалась. На земле не могут пока давать результаты с точностью до долей процента, но все же химический анализ делают более-менее точно. Оказалось, что ауреи, как написано в докладе Пробирной палаты, «почти целиком» состоят из золота. В полиции Казначейства, понятное дело, были крайне удивлены: фальшивомонетчики всегда подмешивают к благородным металлам неблагородные – ни разу не случалось, чтобы они повышали пробу в своих с позволения сказать, изделиях. И тем не менее все так и обстояло. Что им оставалось делать? Написать доклад и начать поиски. Когда Интагар пришел ко мне, я распорядился взять у Бадеша нескольку аурев из тех, что он получил из Зазеркалья, отвез их в восьмой департамент, там их проверили уже более точными методами. Так и есть. Содержание золота – девяносто девять целых девяносто девять сотых. Совершенно ненужная в обиходе высокая проба. Это деньги Радианта. Что позволяет сделать некоторые выводы. Лишний раз подтверждается, что они не всемогущи, не вездесущи, не всезнающи, допускают самые нелепые ошибки. Кое-что не способны проработать детально. У них попросту нет на земле достаточно серьезной агентуры, знающей жизнь во всей полноте. Да и здесь… Канцлер, вы знаете пробы земных монет?

Канцлер пожал плечами:

– Как-то не видел в этом особенной нужды. Разумеется, есть узкие специалисты, которые знают…

– Вот видите, – сказал Сварог. – Коли уж они допускают такие ошибки, мы имеем дело не с дьяволом и не с какими-то сверхразумными созданиями, превосходящими нас. Они крайне близкие к нам по уровню интеллекта и возможностям. А значит, есть реальные шансы их перехитрить, победить, обыграть…

Он посмотрел на Марлока, ожидая каких-то продиктованных стремлением к въедливой точности замечаний. И не ошибся в предположениях, профессор сказал знакомым, самую чуточку сварливым тоном:

– Вероятнее всего, у них есть синтезаторы. Столь высокую химическую чистоту металла дают либо развитые технологии, либо синтезаторы.

– Ну, это уже детали, – сказал Сварог. – Опять-таки свидетельствующие не в пользу сверхмогущества и всезнания…

– Если рассуждать теоретически…

– Милорды… – мягко прервала Яна. – По-моему, все главное сказано. Не пора ли кончить совещание? И вновь его созвать, когда появятся какие-то практические результаты?

Возражений не последовало.

Глава VIII НОВОСТИ И РАЗГОВОРЫ

Казалось, будто и не было прошедших суток – они сидели в том же кабинете, на тех же местах, даже в той же одежде. Только на сей раз по кабинету прохаживался из конца в конец не Канцлер, а открывший заседание профессор Марлок. Выглядел он бодрым и веселым, а вот Канцлер, наоборот, был мрачен, что Сварогу крайне не понравилось. С таким лицом сообщают о чем-то скверном… Он подметил, что и Яна украдкой бросает на Канцлера быстрые пытливые взгляды и озабоченно хмурится.

– Результат был получен, когда пошла в ход комбинация под номером две тысячи восемьсот семьдесят пять, – говорил профессор, попыхивая трубочкой. – Итог интереснейший. На сей раз никакого огня. Возникла некая сфера, окруженная силовым полем диаметром примерно уардов в сто. Держалась она пять минут сорок секунд. А когда исчезла, оказалось, что внутри в это время сохранялось безвоздушное пространство, которое тут же заполнил окружающий воздух. Подобные силовые поля мы создавать умеем, они-то как раз загадки не представляют. Но непонятно пока, каким именно образом удалось без видимых эффектов уничтожить кислород внутри сферы. Впрочем, это второстепенный вопрос, будем работать…

– Кислород… – задумчиво протянул Канцлер. – Нужно признать, изящное решение…

Сварог его прекрасно понимал. Лар может дышать под водой – но не в безвоздушном пространстве. Пяти с лишним минут без кислорода хватило бы, чтобы погибли все до единого обитатели манора, от антланской прислуги до благородных ларов…

– Можно замечание с точки зрения контрразведки? – спросил он.

– Разумеется, – сказала Яна.

– Сразу же возникают кое-какие соображения, – начал Сварог. – С большой долей уверенности можно предполагать, что проекты покушений, переданные Орку «на экспертизу», – не дезинформации высокой марки, а часть реального плана. Все выглядит очень правдоподобно. Все должно произойти одновременно – на их месте я бы так и поступил. Покушения на императрицу, Канцлера, обоих принцев крови и меня. Интагар – а возможно, кто-то еще из моих ключевых фигур – гибнет в пламени. Восемнадцать принцев и принцесс попросту задыхаются. Поскольку для успеха нужно, чтобы все, кого нужно устранить, находились дома, вероятнее всего, акция должна проходить ночью.

– Не обязательно, – сказал Канцлер. – Большинство сценариев покушений как раз рассчитано на светлое время…

– Да, я как-то не подумал… – сказал Сварог. – Ну, возможно, акция рассчитана на два этапа. Или они придумали какой-то ход, в результате которого все потенциальные жертвы – или подавляющее большинство – будут сидеть по домам. Совершенно не представляю, что бы это могло быть, но придумать можно много. И все же это детали. Знаете, что самое примечательное? Заговор, если все продет гладко, может никак не проявлять себя внешне. Все может выглядеть так, словно никакого заговора и не было. То есть, открыто он не даст о себе знать, пусть даже некоторые сразу начнут подозревать, что дело нечисто. Как все будет выглядеть для непосвященных? Последовала череда очень странных смертей, императорская фамилия буквально выкошена. Но заговорщикам нет нужды предпринимать какие-то силовые акции, что-то захватывать, кого-то арестовывать. Принц Агеляр автоматически становится императором, потому что больше просто некому. Он – единственный из живущих член императорской фамилии… Отсюда следует, что круг заговорщиков может быть и не особенно широким. Власть им в руки должна упасть сама…

– Все это интересно, – сказал Канцлер. – И выглядит очень убедительно. И все же не об этом следует сейчас говорить… Есть вещи важнее. – Он помолчал, уставясь в столешницу, потом резким движением поднял голову. – Ваше величество, милорды… Уже можно говорить, что «Невод-2» провалился полностью. К сожалению, именно так и обстоит. Мы пустили в ход всю аппаратуру, какой только располагаем, пытались действовать с разных орбит, даже опускали орбиталы и другую технику до полулиги. Результат один: помехи и сбои довольно скоро слились в сплошную завесу, примерно так, как в свое время обстояло с Горротом. Полуночная часть королевства Даркаш остается недоступной для наблюдения, локализовать Радиант мы не можем. Правда, никто не пытался наши орбиталы сбивать или перехватывать управление, но от этого не легче. Мы слепы, как новорожденные щенки. Боюсь, мы достигли той самой критической точки, когда вопрос ставится ребром: «Или они, или Империя». А потому я на свой страх и риск – точнее, пользуясь доверенными мне полномочиями – уже начал формировать две ударных флотилии. «Белый шквал», «Пляска пламени», «Глаз Балора», «Протуберанец» и, для пущей надежности, «Синий гром». По-моему, лучше переборщить, чем оказаться слабыми. Для удара по Нериаде мне понадобится ваша санкция, ваше величество. Решение нужно принимать незамедлительно, мы не знаем, сколько у нас времени в запасе. Возможно, меньше, чем мы рассчитывали. После «Невода-2» они, несомненно, поняли, что мы ими заинтересовались всерьез, что нам что-то о них известно. И могут начать раньше, чем планировали – тем более что планы, точнее, та их часть, о которой мы знаем, а может быть и другие, могут осуществиться хоть завтра, хоть сегодня. «Тарелочки» на месте, убийцы тоже могут быть в готовности. Времени нет. Чтобы полностью сформировать флотилии и вывести их к Нериаде, потребуется не более двух часов. Флотилия выйдет на достаточно высокую орбиту, в точку, где окажется вне зоны действия излучения Радианта. Вряд ли они будут в состоянии создать помехи по всем пяти видам оружия. – Его лицо прямо-таки исказила злая гримаса. – А если смогут, придется пустить в ход с орбиты над Таларом «Безмолвную грозу» – от нее нет защиты теоретически. Правда, в этом случае Нериада разлетится на тучу мелких обломков, а потому нужно в течение этих двух часов продумать план их полного уничтожения, пока не превратились в метеоритные рои, но над этим уже работают. Все упирается в вашу санкцию, ваше величество…

– Следовало бы выслушать мнение и других, – сказала Яна с непреклонным видом. – Милорды? Профессор?

Марлок сделал такое движение, словно хотел пожать плечами, но в последний момент передумал.

– Конечно, лучше бы захватить пленных и трофеи, – сказал он с тем самым яростным огнем заядлого экспериментатора в глазах. – Бесценные результаты для науки… Но, с другой стороны, если нет другого выхода, кроме удара флотилии, Канцлер прав, не стоит рисковать и тянуть…

Яна так же спокойно и непререкаемо сказала:

– Тысяча извинений, Канцлер, вы отличный государственный деятель… но, все же, невоенный. А лорд Сварог до того, как попасть к нам, всю сознательную жизнь был военным…

Канцлер ответил бесстрастно, без тени сарказма:

– В несколько иных условиях, я бы так выразился…

– А вот это как раз особого значения не имеет, – сказал Сварог. – У меня было время присмотреться, сравнить, даже чуточку повоевать. Орудия войны в разных мирах отличаются, а вот некоторые законы войны, стратегия и тактика остаются теми же. Я уже говорил: даже уничтожив Нериаду, мы, вполне возможно, этим не уничтожим их тропы в Зазеркалье, и они могут вновь нагрянуть, уже с чем-то новым. Но не том речь… Один книжник в моем прежнем мире написал как-то: «Господь помогает не большим полкам, а тем, кто лучше стреляет». Это далеко не для всех военных ситуаций справедливо, но иногда – очень даже соответствует истине… В чем я с вами совершенно согласен, Канцлер, так это в том, что нам нельзя ввязываться с ними в затяжную войну в ситуации, когда мы знаем о них гораздо меньше, чем они о нас. Просто необходим блицкриг…

– Простите? – поднял бровь Канцлер.

Сварог спохватился, что последнее слово произнес по-русски. Точнее, по-немецки.

– Есть такой термин, – сказал он. – Молниеносная война. Внезапный мощный удар, чтобы покончить с противником или по крайней мере нанести ему непоправимое поражение, после которого он уже не оправится. Собственно, именно это вы и предлагаете – но я бы предпочел совершить это иными средствами… – он подыскал подходящие слова. – Ее величество совершенно права: я всю сознательную жизнь был военным… только с довольно специфическим опытом. Служил в частях, которые можно уподобить здешним «волчьим сотням». Вы знаете, что это такое?

– Конечно, – сказал Канцлер. – Уж такие-то вещи я знаю.

– Отлично, – сказал Сварог. – Ничего не придется объяснять. Как показывает мой опыт, частенько удар малой группы оказывается эффектнее, чем атака кавалерийского полка… Вот это я и хочу предложить. Это не импровизация – у меня уже готов подробный план, хотя и не все доработано до конца. О том, что «Невод-2» практически провалился, я узнал за шесть часов до того, как сюда вылететь…

– Ну да, разумеется… – поджал губы Канцлер. – Канилла Дегро? Больше и некому…

– Она, – сказал Сварог. – Никаких нарушений тут нет. Она остается сотрудником девятого стола, прикомандированным к проводившей «Невод-2» группе, и никто ей не запрещал докладывать начальству о результатах. Как только она поняла, что, по ее глубокому убеждению, операция провалена…

– Ну ладно, ладно! – с досадой прервал его Канцлер. – Я не собираюсь во всем этом копаться. Доложила и доложила, режим общей секретности это никак не нарушило… И что у вас за план?

– Блицкриг, но малыми силами, – сказал Сварог. – Я и далее буду употреблять это слово, вы ничего не имеете против? Так мне как-то привычнее, а запомнить термин легко… (Ну вот, мимолетно подумал он, обогащаю здешнюю военную науку новым термином. Знай фон Шлиффен, он бы порадовался…) Давайте для начала рассмотрим наше положение. Оно не такое уж скверное. Переворот у них не получится. Остальные семнадцать «тарелочек» мои люди тихонечко изъяли у принцев и принцесс крови, подменив безобидными имитациями. Все, кого они наметили в качестве мишеней, надежно охраняются… – он усмехнулся. – Ну, разве что кроме меня, мне частенько приходится немного рисковать, но я обычно рискую в местах, которые их планами не предусматривались. Вряд ли у них есть запасной план, столь же тщательно проработанный. Иногда, когда дела идут очень уж гладко, люди преисполняются некоторого самодовольства, успокаиваются, о запасных планах уже не думают. А само существование Иляны доказывает, что мы имеем дело именно с людьми. На этом сошлись эксперты, изучившие все записи, сделанные в маноре у Орка… Впрочем, вы все это не хуже меня знаете. Далее. Даже если мне удастся расколоть принца Агеляра – а у меня есть некоторые основания думать, что получится, – сомневаюсь, чтобы мы продвинулись далеко вперед. Я уверен, что он предназначен на роль живого знамени, и не более того. Конечно, он просто обязан знать какую-то крупную рыбу, но она может оказаться персоной, которую мы не сможем изъять из обращения тут же – скажем, ее пропажа с глаз сама по себе будет сигналом тревоги… В общем, остается блицкриг.

– Согласен, согласен… – нетерпеливо сказал Канцлер. – Давайте детали.

– Излагаю, – кивнул Сварог. – Только я бы очень просил сначала выслушать меня до конца, а уж потом высказывать свои соображения и критику… Итак. Мы немедленно начинаем возводить во всех столицах шести нериадских королевств резиденции имперских Наместников. Я справлялся, это займет не более суток. Что может быть естественнее желания восстановить прежний контроль над вассалами? Шестьсот лет назад это прошло гладко, хотя они, есть сильные подозрения, уже тогда обосновались на Нериаде, вообще, у меня есть подозрения, что они это сделали очень давно, и тамошние жители стали «куклами» в первые десятилетия после шторма, я хорошо помню материалы. Но тогда они не могли строить планов борьбы с Империей – скажем, не имели достаточно сил, не сразу достигли нынешнего уровня развития техники. Ну, не буду отвлекаться… Короче говоря, строительство резиденций отнимет не более суток. После чего в каждую прибывает наместник с полным штатом персонала. Пять – чисто отвлекающий маневр, в столицу Даркаша – не помню, как она зовется, да это сейчас и неважно, – в роли наместника полечу я. Естественно, багаж наместника проверять никто не станет, я возьму с собой кое-какую аппаратуру, которую, когда она отключена, не обнаружить никакими детекторами.

И парочку людей, способных с ней хватко управляться. Остальные – боевики. На всякий случай. Правда, эта аппаратура будет предназначена для решения второстепенных задач. Главный поиск я проведу своими силами.

– Интересно, какими это? – спросил Канцлер. – Нет гарантии, что аппаратура будет там работать, – в его глазах мелькнуло нечто напоминающее озарение. – Или вы намерены…

– Да, – сказал Сварог, ждавший этого вопроса и отлично к нему подготовившийся. – Я собираюсь использовать кое-какие хелльстадские хитрости…

Он опустил руку в карман, достал Золотого Шмеля и аккуратно поставил его на стол. Не теряя времени, мысленно отдал нужные приказы. Даже в столь непростой и, что уж там, тяжелой ситуации можно себе позволить шутку – если она длится пару секунд, не более… Шмель заложил крутой вираж в сторону Канцлера и тот машинально отшатнулся, совсем, самую чуточку, но все-таки… За что ему, по лицу видно, тут же стало стыдно.

Шмель взмыл к потолку и принялся описывать идеальные с точки зрения геометрии круги вокруг люстры. Марлок следил за ним жаждуще-хищным взором экспериментатора. Ну уж нет, подумал Сварог, штуковину я вам не отдам, профессор, потому что у вас нет другой цели, кроме как потешить ученое любопытство… Только Яна осталась совершенною спокойной – она в Хелльстаде навидалась не только Шмелей, но и Филинов с Драконами.

Шмель неторопливо нарезал круги вокруг затейливой люстры из синего хрусталя. Марлок провожал его взглядом опытного зенитчика. Канцлер осведомился уже с непритворным спокойствием:

– И что это за штуковина?

– Нечто вроде орбитала-наблюдателя, – сказал Сварог. – Разве что действует с малых высот и захватывает гораздо меньший участок. Но это компенсируется многочисленностью. Я возьму их туда сотни две и в первую же ночь выпущу на разведку – сначала пару-тройку, а потом, если все пройдет гладко, всю стаю. Судя по прежнему опыту, они управятся задолго до рассвета – им предстоит обследовать не такой уж и большой район… правда, вдобавок еще и столицу – коли уж она размещаете в том месте, которое от нас скрыли помехами, что-то это да значит…

Канцлер спросил:

– «Прежний опыт» – это не Горрот ли?

– Он самый, – сказал Сварог. – Я не стал включать в отчет кое-какие подробности, вы сами согласились, что они не имеют большого значения… Именно эти крохи провели там разведку, нашли Горное Гнездо… причем шайка Брашеро так и не смогла их засечь. Потому что они другие. Они сделаны в мире, где апейрона нет и никогда не было, и потому любая здешняя аппаратура на них попросту не реагирует. В точности так, как и на изготовленные до Шторма предметы – я плавал в Горрот на «Рагнароке» и вернулся незамеченным, потом взял с собой доштормовые пистолеты, аппаратура Брашеро не отреагировала и на них, точнее зафиксировала их наличие, но посчитала обычными бластерами, которые в условиях Горрота должны были стать бесполезными кусками железа… Это-то и позволяет надеяться, что Шмели останутся незамеченными и в Нериаде. Нериада, в конце концов, мир апейрона… Если так и случится, я буду еще до рассвета знать, где находится Радиант, и примерно смогу указать, что он собой представляет и каковы его возможности. А дальше… Я не намерен геройствовать в одиночку – не тот случай. Дам сигнал флотилии… или спецназу. Я бы вам посоветовал, Канцлер, перебросить поближе к Нериаде не только ударную флотилию, но и большой отряд спецназа. Если окажется, что мы способны драться с ними на равных, лучше не крушить там все вдребезги и пополам, а послать спецназ. Пленные, трофеи – нам это чертовски пригодится… (Марлок машинально закивал с тем же огнем в глазах, пылавшим страстью к познанию.)

Вот, собственно, и все. Детали можно проработать уже совместно. Вот теперь я с радостью выслушаю ваши соображения и критику, еслитаковая отыщется…

Канцлер не раздумывал долго. Взглянул на позабытого Шмеля – не получая новых приказов, тот по-прежнему кружил вокруг люстры – протянул:

– Я бы не сказал, что ваш план мне не нравится. Выглядит он вполне реалистичным. В самом деле, то, что сработало в Горроте, может сработать и на Нериаде. Вот только есть одно-единственное, но крайне важное уязвимое место. Вы, я думаю, сами понимаете, где оно?

– Ну, разумеется, – сказал Сварог. – Я долго все обдумывал, взвесил варианты и шансы… Эти, из Радианта, могут все же засечь моих Шмелей, а то и забить им помехами обзор, как они это проделали с орбиталами. Я уже говорил, что не намерен геройствовать в одиночку. При таком обороте дел я немедленно даю сигнал флотилии. Эвакуировать на орбиту всех наших из шести резиденций можно быстро, если заранее все обдумать. Если не останется другого выхода, пусть флотилия нанесет удар…

– А вы не думали, что при таком обороте дел можете попасть в плен сами?

– Думал, – сказал Сварог. – Но тут уж приходится рисковать. Никак не похоже, чтобы их техника так уж значительно превосходила нашу. Пока что нет никаких оснований такое предполагать. Даже на Таларе, где резиденциям никто и ничто не угрожает, они надежно защищены силовыми полями и кое-чем еще. Ну, а на Нериаде можно пустить в ход все средства защиты, которыми мы только располагаем. Вряд ли это вызовет у противника подозрения. Конечно, они могут заподозрить неладное, когда после перерыва в несколько столетий вдруг объявились вновь Имперские посланники, но вряд ли тут же начнут штурмовать резиденции – чересчур уж глупый ход. Не похоже, чтобы их логика так уж значительно отличалась от нашей. Должны понимать, что любая атака не просто вызовет подозрения уже у нас, а повлечет за собой ответный удар. Любой на их месте, и я тоже, сначала постарался бы установить наблюдение с применением всех средств, какие только имеются в распоряжении. Тщательно исследовать, за каким чертом мы нагрянули и что держим за пазухой. Такое наблюдение требует времени, а времени мы им как раз и не дадим. Это должен быть блицкриг. На поиск мне хватит ночи. Если Шмели засветятся, придется действовать немедленно. Если нет… Я бы попросил еще день-другой на разведку уже собственными силами. Оглядеться немного в столице, присмотреться к тамошней жизни, ко дворцу короля, которому предстоит представиться всем правилам, в соответствии с церемониалом. Вдруг да обнаружим что-то интересное и за пределами Радианта, в столице? Что, если они не сидят затворникам в Радианте, а как-то действуют в столице? У меня неплохо получается выявлять и определять, кто есть кто и что есть что. Это не только присущие ларам умения, но и кое-какая выучка на земле у специалистов вроде Грельфи – в Токеранге кое-что из ее знаний мне оказало неоценимую услугу. А впрочем… Я намерен, если позволите, взять с собой кого-то из боевых монахов, лучше всего из Братства святого Роха: там чуточку лучше других умеют выявлять и давать оценку выявленному. Что еще? Нам благоприятствует еще и то, что язык и письменность на Нериаде остались неизменными, как и на Таларе после Шторма. В общем, мне представляется, что шансы на успех не так уж и малы. У меня все.

Он сел, вытащил сигареты, но сначала налил себе сока, в глотке чуточку пересохло. Нельзя сказать, что он не волновался вообще – если Канцлер заупрямится, предстоит долгая словесная баталия. Вся надежда на Яну…

Канцлер и на сей раз не стал предаваться долгим раздумьям – острого ума человек… Он сказал с расстановкой:

– В принципе… Серьезных возражений по существу дела у меня нет. В конце концов, нас еще не приперли к стене, несколько дней мы можем себе позволить. Нам действительно не помешали бы пленные и трофеи. Ох, не помешали бы… Я готов поддержать план лорда Сварога. При одном-единственном условии: если лорд Сварог будет вести себя так, как только что нам изложил, никакой лишней импровизации и ненужной отсебятины. Никаких геройств в прежнем стиле – не та ситуация…

– Я это прекрасно понимаю, Канцлер, – облегченно вздохнув про себя, сказал Сварог. – Слово чести, никаких геройств в одиночку. Риск в пределах разумного. Ваше величество… – он вопросительно глянул на Яну.

Яна медленно произнесла:

– Мне нужно немного подумать, милорды. В одиночестве. Канцлер, у вас найдется комната, где я могла бы спокойно подумать?

– Разумеется, ваше величество, – Канцлер поспешно встал. – Я вас провожу…

Когда за ними захлопнулась дверь, Сварог посмотрел на люстру и поднял руку ладонью вверх. Шмель моментально спикировал на ладонь, сложил на спине золотисто-прозрачные крылышки, замер. Сварог хозяйственно спрятал его в карман. Перехватил взгляд Марлока, напоминавшего сейчас ребенка, у которого отняли игрушку, усмехнулся:

– Не переживайте, профессор. Может быть, одного я вам потом и подарю. Мне самому интересно знать, что они этакое…

И тут же подумал, что никогда этого не сделает. Золотой Шмель, по сути, обычный инструмент, их в Хелльстаде многие сотни – и все равно, отчего-то неприятно думать, что один из принесших уже немалую пользу золотых красавцев попадет на лабораторный стол, в загребущие лапы экспериментаторов, одержимых лишь жаждой познания – а эта жажда, если разобраться, частенько никакой пользы и не приносит, познание ради познания, по его глубокому убеждению, чересчур уж напоминает рукоблудие. Ну, узнает он в точности, что собой представляет Золотой Шмель, – что это изменит в окружающем мире, в мыслях, расчетах и делах? Ровным счетом ничего…

Вернулся Канцлер, сел на свое место, задумчиво уставился на Сварога. Сварог торопливо сказал:

– Канцлер, я не хотел бы, чтобы в наших отношениях возникла хотя бы тень напряженности… Слово чести, мы с императрицей ничего заранее не обговаривали, она сама обо всем узнала только сейчас…

– Верю, – хмуро сказал Канцлер. – Распиши вы сценарий заранее, она не стала бы доводить игру до абсурда и уходить, чтобы поразмыслить в одиночестве…

– Значит, одному моему слову вы не верите? – с натянутой улыбкой спросил Сварог.

– Да верю, верю, не напрягайтесь вы так… – проворчал Канцлер. – Просто привык учитывать все, натура такая… Если что-то пойдет не так, нам придется уговаривать ее вдвоем. Есть много толкового в этом вашем блицкриге… Я правильно все запомнил?

– Именно так, – сказал Сварог. – Блицкриг… Не самым бездарным военачальником в свое время придумано…

Яна вернулась быстрее, чем он предполагал, через каких-то пару минут. С порога обвела их серьезным взглядом и сказала почти спокойно:

– Я решила одобрить план лорда Сварога. Проработайте все необходимые детали…

У Сварога гора свалилась с плеч – хорошо, что не пришлось уговаривать еще и ее… Он сказал:

– Думается мне, обсуждение деталей можно отложить на пару часов, время терпит. Мне сначала хотелось бы побеседовать по душам с его императорским высочеством, принцем крови Агиляром. Самое время. Вдруг найдутся какие-нибудь крохи полезной информации, которые помогут при окончательной разработке плана…

Судя по недоброй усмешке Яны, она не питала и тени дружеского расположения к дальнему родственнику – все верно, с чего в такой ситуации взяться расположению и жалости? Сказала с той же улыбкой:

– Только не бейте его слишком сильно, лорд Сварог…

– Ну что вы, ваше величество, – сказал Сварог весело. – Я же не зверь. И прекрасно помню этикет, как-никак – его императорское высочество… – И добавил уже без улыбки: – А впрочем, битье по физиономии – грубая работа. Мои сыщики потолковее предпочитают обходиться без этого, а я у них много полезного перенял…

Глава IX БЛИЦКРИГ: ПРЕЛЮДИЯ, ОНА ЖЕ УВЕРТЮРА

Со стороны все выглядело буднично и безобидно: вимана, окрашенная в фамильные цвета Гэйров (или, исторической точности ради, Гайров), плавно и мягко опустилась на обширную зеленую лужайку перед замком – конечно, он был больше и роскошнее, чем обычные маноры, как-никак принадлежал принцу крови. В окно Сварог видел: к вимане уже спешит осанистый дворецкий, как все они здесь, чем-то неуловимо похожий на прочих – прекрасно вышколен, разумеется, ухитряется и не поспешать, но в то же время идти быстрее обычного. И никаких дружинников с огненными клинками: принцы крови стоят гораздо выше обычных ларов, но, в отличие от ларов, держать свою дружину принцам и принцессам не дозволено с незапамятных времен – кто-то из первых императоров был человеком предусмотрительным и о многом позаботился, в отношении как ларов, так и лиц императорской фамилии…

Пора. Он поправил на поясе церемониальный меч, означавший, что прибыл по служебным делам, взял небольшой светло-коричневый портфель с тисненой золотом эмблемой девятого стола и спустился на первый этаж. Не моргнув глазом, прошел мимо спецназовцев в полной боевой выкладке, занявших позиции по обе стороны двери так, чтобы снаружи их никто не увидел. Открыл дверь, спустился по трем ступенькам. Чуть кивнул в ответ на витиеватое церемониальное приветствие дворецкого и с удовлетворением выслушал известие, что его императорское высочество готовы принять господина камергера.

Именно так, камергера, подумал он, шагая к замку чуть позади дворецкого. «Генералом» он меня именовать не стал – интересно, означает ли это, что принц не питает ровным счетом никаких подозрений касательно его внезапной просьбы об аудиенции и ничуть не встревожен? А почему бы и нет? Жаль, что умение моментально отличать правду от лжи не работает, когда беседуют друг с другом заоблачные жители…

Принц простер гостеприимство настолько, что встретил Сварога в роскошном вестибюле – а мог бы, согласно статусу, дожидаться в кабинете, этикет позволяет. Остался, разумеется, на месте, и Сварог, подумав: «Мы люди не гордые опять же, вспомнить Магомета и гору…» – сам к нему подошел, вторым, как и полагалось, протянул руку. Рукопожатие у принца было крепким, в отличие от вялой расслабленности парочки других, с которыми Сварогу довелось встречаться на приемах. И он нисколечко не выглядел встревоженным – улыбка, как и следовало ожидать, лишена и тени подлинных чувств, отработанная, светская. Судя по взгляду, отметил наличие церемониального меча, а не знать, что это означает, просто не мог – но ни в лице, ни в глазах ничего не изменилось.

Согласно этикету, Сварог вручил меч дворецкому, торжественно, на вытянутых руках понесшему его к особой вешалке в углу, сейчас пустовавшей. Впрочем, ручаться можно, она пустовала и раньше – ни у кого попросту не находилось причин являться к принцу по каким-то служебным делам. Ну что же, будет почин…

Судя по размерам кабинета, куда его принц привел, – относительно небольшой кабинет был малым. Ну, опять-таки ничего против этикета…

Сварог дождался, когда усядется принц, занял место по другую сторону стола – столешница являет собою плиту из дымчатого горного хрусталя, ножки наверняка не позолоченные, а золотые. Вся прочая обстановка соответствует: предводитель команчей жил в пошлой роскоши… Поскольку это малый кабинет, личного компьютера не видно (хотя ничто мешает установить его и здесь) – ну что же, так гораздо лучше, к большой выгоде для Сварога…

Принц откровенно его рассматривал – в отношении дамы такой взгляд считался бы нахальным, ну, а на мужика может пялиться до посинения, благо, по точной информации, порочной склонности к своему полу не испытывает ни малейшей, мы люди простые и денег за погляд не берем…

– Вино, кофе? – как и полагалось по этикету, предложил принц.

– Нет, благодарю вас, ваше высочество, – сказал Сварог.

– В таком случае, курите, – принц кивнул на массивную хрустальную пепельницу, украшенную эхолотом, где уже лежала пара окурков – ну да, агенты так и докладывали, золотистая тончайшая бумага, черный табак, один из лучших сильванских сортов, по причине относительной редкости попадает только к членам императорской фамилии, ну, и к Сварогу через Яну…

– Может быть, вы позволите вас угостить… – принц выжидательно положил сильную ладонь с одним-единственным рубиновым перстнем на указательном пальце на золотую шкатулку, судя по размерам, сигаретницу.

– Благодарю вас, ваше высочество, но я привык к своим, – сказал Сварог, извлекая свой портсигар без кавычек.

Мало ли что этот титулованный сукин кот мог туда подмешать. Сварог давно убедился, что понятие «безвредный вред» – крайне растяжимое. Мог зарядить все до одной сигареты, старый фокус, сам, между прочим, не закурил, хотя, по тем же донесениям, смолит нещадно, не хуже Сварога. Так что будем соблюдать разумную осторожность по максимуму, в нынешней ситуации это необходимо…

Принц сказал непринужденно, в лучших традициях пустой светской болтовни:

– Любопытство – не обязательно женская черта характера, мужчинам она тоже свойственна, если соблюдать меру. Вы меня очень заинтриговали, камергер, – тем, что заявились со служебным визитом. Последний раз такое случалось… не скажу даже точно, очень много лет назад, когда Главный Герольд явился сообщить, что батюшка, посчитав свой возраст преклонным, решил передать титул мне. К тому же, со служебным визитом вдруг прилетает не кто-нибудь, а легендарный лорд Сварог…

– Вы излишне добры ко мне, ваше высочество, – сказал Сварог. – Сам я никогда не стал бы употреблять в отношении себя совершенно незаслуженный эпитет «легендарный».

– Ваша скромность делает вам честь.

– Благодарю вас, ваше высочество.

Ни малейшего раздражения затянувшейся светской прелюдией Сварог не испытывал – времени у него хватало.

– Чувствуйте себя свободно, – сказал принц.

– Благодарю вас, – склонил голову Сварог.

Эта реплика означала, что более не требуется, как предписывает этикет, добавлять к каждой фразе «ваше высочество». Ну что же, подумал Сварог не без веселости, свободно так свободно…

И небрежно коснулся мимолетно синего самоцвета в браслете на правой руке, по собственному разумению выбирая степень свободы.

Никакого ответа, конечно, не последовало, но он знал, что сейчас его люди, держа оружие наизготовку, рванули ко дворцу молниеносным отточенным броском. А все, кто был здесь его агентами, за исключением женщин, приготовились к неожиданностям. Не пройдет и минуты, как дворец будет занят по всем правилам спецназа, всех, кто не агент, возьмут под бдительный присмотр, всякую связь с внешним миром заблокируют кому бы то ни было, проделано все будет четко и бесшумно, так что принц ничегошеньки не заподозрит до того, как придет пора играть с открытыми картами словно при последней раздаче в «трех семерках». Для окружающего мира все останется тайной. Чтобы исключить любые случайности, Сварог выбрал время, когда манор заслонен от Радианта Таларом…

Он не расслаблялся ни на миг: берегите пенсне, Киса, сейчас начнется… Загнанный в угол человек способен на самые неожиданные поступки, в особенности тот, кто всю сознательную жизнь прожил в уверенности, что стоит выше законов и самым страшным наказанием в случае чего будет пожизненная ссылка в роскошное сильванское поместье. Просмотрев ради любопытства кое-какие донесения, Сварог узнал: чертов любитель бабочек, конечно, удручен своим положением, но головой о стены не бьется, по ночам не рыдает в подушку и о самоубийстве не думает – многие радости жизни остались ему доступны, пусть и на ограниченном пространстве.

А значит… В хрустальной столешнице нет ящиков. Шкатулка с сигаретами (а есть ли там сигареты) чересчур мала для того, чтобы держать в ней оружие… но оно может оказаться миниатюрным. Либо лежит у принца в кармане. Некоторые виды лучевого оружия для лара столь же смертельны, как для обычного человека: непрерывный луч, идущий от дула к цели, играет ту же роль, что копье, меч в чьей-то руке или та гирька на веревочке, которой Сварог оглушил тогда Брашеро (она и сейчас, между нами, таилась в правом рукаве мундира, надежно удерживаемая пружинной застежкой).

С другой стороны… Как раз такой человек, уверенный в своей безопасности, может и не держать при себе оружия. Ну, что же, не стоит ломать голову, нужно просто-напросто быть настороже, мне рановато умирать, сколько еще не завершено, вообще не сделано…

Походило, что принц несколько удивлен затянувшимся молчанием. В конце концов он заговорил первым:

– Господин камергер…

Вот она, зацепочка! Сварог, наплевав на этикет, бесцеремонно прервал собеседника:

– Простите, но сейчас я не камергер. Как видите, на мне мундир не камергера, а девятого стола. В этой роли я и выступаю. Думаю, уместнее было бы обращение «господин директор» или «господин генерал»… впрочем, можно и без «господина», ни к чему лишние церемонии. В качестве директора я и прилетел вас допросить… как участника заговора, имеющего целью убийство правящего монарха. Не свержение, а именно убийство. Все в полном соответствии с седьмой статьей Эдикта о прегрешениях и наказаниях.

Понеслось, сказал он себе. Если этот субъект глупее, чем я думал, – начнет чваниться, пыжиться, орать, упирая на свое положение и проистекающие из этого немалые привилегии. Если он умнее, чем я думал, – останется более-менее невозмутимым и начнет отбиваться, как опытный земной бретер. Ну-ка…

Нельзя сказать, чтобы принц особенно уж изменился в лице, но что-то такое в глазах мелькнуло, то ли недоумение, то ли тревога, то ли все вместе. Он сказал ровным голосом:

– Вы меня озадачили… директор. На сумасшедшего вы не похожи, а шутить т а к не стали бы. Извольте объясниться.

Второй вариант, констатировал Сварог. Может быть, так даже лучше: порой умного человека гораздо легче колоть, чем чванного глупца, та же история, что с купцами, умеющими в хорошем темпе просчитать грозящие убытки или выгоды…

– По-моему, я выразился достаточно ясно, – сказал Сварог. – Могу, конечно, повторить слово в слово, но вы, по-моему, прекрасно все слышали.

– Седьмая статья Эдикта отменена еще во времена моего деда… – произнес принц почти бесстрастно.

Отлично, подумал Сварог. Он начал разведку боем. И улыбнулся, хотелось верить, обаятельнейшим образом:

– Вы знакомы с юриспруденцией, принц? Любой монарх имеет полное право отменять указы кого-то из предшественников… кроме нескольких статей Эдикта о вольности, в просторечии, среди законников, именуемых «нерушимыми». Императрица вернула седьмую статью в Эдикт…

– Мне об этом ничего не известно, – сказал принц все так же бесстрастно.

– Вы просто, как многие, поленились посмотреть почту, – сказал Сварог. – Прикажите принести из большого кабинета личный компьютер, там, как полагается, уже должно быть сообщение. Такие известия в первую очередь рассылают членам императорской фамилии и некоторым сановникам и должностным лицам…

Справа, у кромки, стояли аккуратной шеренгой шесть золотых статуэток высотой в пол-локтя – рыцари в доспехах, в разных позах, кто атакует, кто обороняется, кто просто стоит, положив обе руки на эфес меча. Не меняясь в лице, принц плавным движением протянул руку и коснулся шлема второго от себя рыцаря.

Дверь распахнулась буквально через несколько секунд – вот только вместо осанистого дворецкого объявился спецназовец в своих марсианских доспехах, остановился у входа, держа лучемет немалых размеров дулом вверх. Его лица Сварог, конечно, не видел за опущенным дымчатым забралом.

– Уж не посетуйте… – сказал Сварог. – Мои люди заняли замок. Этот человек назначен исполнять роль дворецкого, если вам что-нибудь понадобится. Вы позволите ему принести компьютер из главного кабинета? Заверяю вас, человек надежный и дисциплинированный, какую-нибудь ценную безделушку ни за что в карман не смахнет, да и нет у него карманов…

– Сделайте одолжение, – тихо сказал принц.

Сварог кивнул, и спецназовец словно испарился, оставив дверь открытой. Принц открыл шкатулку – Сварог на мгновение напрягся – но там, отсюда видно, лежали только сигареты. Какое-то время стояло молчание. Сварогу вдруг с поразительной четкостью представилось, что это уже случалось однажды в его жизни. Однако он моментально нашел ответ, лишенный всякой мистики или неясностей: просто-напросто по ассоциации вспомнил, как вошел в кабинет безвременно ушедшего снольдерского Короля и увидел девственно чистый пол. Абсолютно чистый. У принца, по крайней мере, стоит пепельница, сигаретницы и эти рыцари…

Посланный вернулся быстро, поставил перед принцем небольшой плоский компьютер, отдал честь и вышел, притворив за собой дверь. Принц зажег клавиатуру. Сварог, конечно, не видел, что появилось на экране, но это никакого значения не имело.

У принца невольно вырвалось:

– Но закон не… – и он, спохватившись, замолчал.

– Не имеет обратной силы, – понятливо подхватил Сварог. – Нюанс в следующем… Сообщение к вам поступило четырнадцать минут назад, а следствие по вашему делу еще не открыто… Какая тут обратная сила…

Принц с застывшим лицом произнес:

– Императорские указы приобретают силу не раньше, чем бывают оглашены перед Палатой Пэров и Тайным… – вновь спохватился и вновь замолчал.

Сварог откровенно улыбался:

– Запамятовали, конечно… Давно уже нет ни Палаты Пэров, ни Тайного Совета. Есть только временный Избранный Совет, выполняющий некоторые их функции. Указ именно что оглашен перед ним четырнадцать минут назад. Следовательно, вступил в силу. Вы наверняка прочитали только одно сообщение, а там есть и второе…

Второе принц прочитал быстро. Очень уж примечательное, интересное стало у него лицо. Лицо пешехода, перебежавшего улицу на красный свет – а там, на другой стороне, его встретили милиционеры и растолковали – пока он скакал зайцем, уворачиваясь от машин, законы поменялись, и теперь за переход улицы в неположенном месте полагается десять лет тюрьмы, вот и газета, где напечатан полный текст нового закона, вступившего в силу после публикации…

Принц попытался улыбнуться, и это у него получилось. Почти.

– Вы сказали, что следствие еще не открыто…

– Так и обстоит, – кивнул Сварог. – Так что вы можете встать во весь рост, величественно простерши руку, указывая мне на дверь, и велеть мне убраться. Я как человек законопослушный вынужден буду забрать своих людей и улететь. Прекрасно помню, что и по возвращении седьмой статьи для открытия следствия против принца крови необходимо согласие императрицы – письменное, с подписью и приложением печати, причем достаточно и Малой. И что же? Заверяю вас, я вернусь менее чем через час со всеми нужными бумагами. Это время вы никак не сможете использовать к своей выгоде: всякие попытки связаться с сообщниками будут засечены соответствующими службами, а если вы решите полететь к ним сами, за вами будут следить, едва вы покинете манор. Выйдет коротенькая отсрочка, и не более того… Я готов покинуть манор, если вам будет так благоугодно…

Лгал, конечно. Все необходимые документы лежали у него в портфеле, и он не собирался оставлять принца одного: у того может отыскаться в кармане камень-компьютер, как у Орка, и он пошлет сообщникам весточку, которую никто не сможет перехватить. Но нужно же посмотреть, как он станет держаться дальше. Умный человек постарается узнать, что именно мне известно, тем более что я не собираюсь ничего скрывать.

– По-моему, ваше молчание свидетельствует, что я могу остаться, – сказал Сварог. – Ну что же, извольте… – он щелкнул позолоченным замком портфеля. – Вот копия указа. Вот подлинник решения Прокурора Высокой Короны об открытии следствия. Как видите, наложена соответствующая резолюция: собственной рукой императрицы, с подписью и Малой печатью. Я человек беззастенчивый, должность такая, в средствах порой не стесняюсь, но даже я не рискнул бы подделывать руку императрицы и печать, неважно, Большую или Малую. В конце концов, вы можете связаться с императрицей, и она все подтвердит. Будете настолько последовательным? Кажется, не собираетесь… Вот и подумайте, как вам жить в условиях, когда впереди плаха… Канцлер к вам настроен очень недоброжелательно, я тоже, помилования императрица ни за что не подпишет…

И вот тут принц сорвался. Выкрикнул тоненько, визгливо, едва ли не бабьим голосом:

– У вас же нет палачей…

И умолк, зло посверкивая глазами. Ну да, ему приходилось импровизировать, такой развязки он не ждал и не готовился к ней, не продумал линию защиты…

– Господи, принц… – поморщился Сварог. – Нашли проблему… Палачей у меня на земле хватает.

Насколько я знаю, и во времена действия седьмой статьи палача либо брали из антланцев, либо привозили с земли. Не цепляйтесь за несущественные детали… Ваша реплика?

– На каком основании…

– Хорошая реплика, – сказал Сварог. – Отличная. Логичная, вполне ожидаемая и уместная. Я нисколько не иронизирую, поверьте. Вы, конечно же, хотите знать, что мне известно? Извольте. Вы играете в «три семерки»? Прекрасно. Настала последняя раздача, все козырные розы открываются. Я не собираюсь ничего от вас скрывать, все равно вы никому уже не проболтаетесь. Если мы не договоримся, вы отправитесь прямиком в замок Клай – для этого мне уже не требуются какие бы то ни было разрешения и резолюции…

– Здесь нет даты…

– Действительно, – сказал Сварог, сокрушенно кивая, и приложил все силы, чтобы сокрушение выглядело именно что нарочитым. – Действительно, на решении об открытии следствия нет даты. Эти канцеляристы порой так небрежны… Ничего непоправимого, сейчас я все впишу, – он достал стилос, придвинул к себе казенные бумаги, глянул на часы. – И время поставлю. Ничего противозаконного… а, впрочем, пойдите докажите потом, что это я у вас на глазах все вписал. Дата, время… Ну вот, следствие открыто минуту назад. Ситуация проста, я могу вам гарантировать Именем императрицы: если все выложите, никаких последствий не будет, исключая краткосрочное пребывание под домашним арестом. Можете связаться с императрицей, она подтвердит. Будете запираться – механизм завертится. С несомненной плахой в финале. Выбор, как часто случается, небогат. Решать вам. Я дам вам время подумать, не особенно долго, пока горит сигарета, – он беззастенчиво достал из золотой шкатулки длинную сигарету. – Умному человеку и этого достаточно. Думайте…

Он закурил и демонстративно сделал глубокую затяжку, чтобы покончить с сигаретой быстрее. Принц опустил голову на руку, оперся локтем в столешницу, лицо стало еще более напряженным, хмурым, безрадостным. Конечно же, он лихорадочно искал выход – и не находил…

– Сигарета догорела, – сказал Сварог, тщательно гася окурок в роскошной пепельнице. – Итак?

Принц вскинул него глаза – и они, и лицо приобрели уже иное, не допускавшее двойного толкования выражение.

– Прекрасно, – сказал Сварог. – Тот момент, когда человек жалеет, что не может убивать взглядом, подобно василиску…

И подумал: у него нет оружия, иначе непременно выхватил бы. С такими лицами и убивают в приступе слепой не рассуждающей ярости…

– Прекрасно, – продолжал он. – У вас в глазах полыхает лютая ненависть. Боже, как вы меня ненавидите… Причины не соизволите привести? В конце концов, не считается преступлением, если кто-то кого-то за что-то ненавидит всей душой. Вряд ли все только из-за того, что я вас разоблачил. Должно быть, что-то еще… Ну? Как мужчина мужчине?

Принц немного овладел собой, но ненависть в глазах не погасла совершенно.

– Потому что я всегда ненавидел фаворитов, – сказал принц. – Вне зависимости от того, умны они или глупы. В любом случае, мне противна скотина, которой дозволено плевать на законы и обходить их исключительно оттого, что она спит с императрицей, и…

– Хватит! – сказал Сварог резко. – Все равно не поверю, что ваша благородная душа кипит праведным гневом, направленным против мерзавцев-фаворитов. Не верю я в душевное благородство людей, которые со спокойной душой собираются перебить всех родственников, включая императрицу, и вскарабкаться на опустевший престол. Все проще, а? Вы меня ненавидите за то, что до императрицы можно добраться только через мой труп… И не вы один. Это гораздо более жизненная версия, лишенная глупой романтики… Ну? Молчите? Тоже объяснимо. Вы не собираетесь сдаваться просто так, вас необходимо припереть к стене. Ну что же, разумно… Мало ли как я могу блефовать… Времени у меня достаточно. Могу себе позволить не спешить и методично загонять вас в угол, как в шакра-чатурандже короля или королеву теснят к тем клеткам, где они уже не смогут более двигаться… – он полез в портфель. – Вот, извольте. Эти материалы те, кто за всем стоит, дали Орку, чтобы он выбрал лучший, по его мнению, способ покушения на нескольких особ, в том числе и на императрицу. Только я бы посоветовал просмотреть в ускоренном режиме – ну, большую часть. Запись достаточно длинная, нет смысла смотреть ее целиком…

Судя по тому, как поехали по клавиатуре пальцы принца, он так и поступил: сначала посмотрел пару минут нормальной записи, а потом принялся ее гонять, время от времени останавливаясь на каких-то эпизодах. Сварог терпеливо ждал. Наконец принц поднял голову:

– Ну и где здесь мое участие? Где здесь я?

– Вы совершенно правы, – сказал Сварог. – Там вас нет. Зато подарочки, которые вы вручили на своем дне рождения принцам и принцессам крови – целиком на вашей совести. То, что вам их привез Орк, подтверждается как показаниями Орка, так и, что скрывать, сделанными в вашем маноре записями. Вам продемонстрировать то и другое? Ах, не хотите… Правильно, я на вашем месте тоже отказался бы. Короткая проволочка, и не более того. Лучше ознакомьтесь с этой вот бумагой. Официальный и обстоятельный отчет Техниона о проведенном над одним из ваших подарков эксперименте. Тут всего две страницы. Документов пока что нет, не успели составить, но сегодня утром на полигоне Техниона провели эксперимент со вторым подарочком. С теми же результатами. Логично предположить, что и остальные должны выполнить ту же задачу. Вот тут уж вы есть, – он помолчал. – Разумно… Вы не пытаетесь свалить вину на Орка… потому что не знаете, сколько он нам рассказал и что именно. Могу вас заверить: он рассказал все, что знал. Когда мы его допрашивали, указа о возвращении седьмой статьи еще не было – но он не принц крови, ссылкой на Сильвану не отделался бы, а для столь деятельной натуры пожизненное заключение в замке Клай было бы хуже смерти… Так что его без особого труда вывернули наизнанку, как наволочку при стирке. Вот еще одна запись встречи Орка с некоей особой – точнее нужный в данный момент коротенький кусочек записи, где недвусмысленно излагается, кому Орк должен передать подарки и для чего. Посмотрите, это не займет и минуты… – какое-то время он молча курил, не без злорадства наблюдая, как на лице принца прибавляется безнадежности. – Посмотрели? – он вновь собрался встать. – Есть и другие записи, и другие показания, но я их предъявлять не стану ради экономии времени, у нас запас времени все же не безграничен. Достаточно этой записи и двух экспериментов…

Насчет второго эксперимента он не врал. Коли уж в их распоряжении оказались все восемнадцать тарелочек, не было смысла беречь их. На сей раз, не затягивая, по второй выпалили уже известной комбинацией – как и следовало ожидать, сработало, все повторилось…

– Вполне достаточно этой записи и двух экспериментов, – повторил Сварог напористо. – Вы, конечно, можете сказать, что ничего не подозревали, понятия не имеете о секрете подарков. Может быть, и правда не имели. Но такое заявление автоматически означает, что вы все же были в заговоре. И уже не имеет никакого значения, знали или нет. В таких делах лишаются голов и главари, и простые исполнители. Вполне достаточно уже имеющихся улик, чтобы отправить вас на плаху. Учитывая отношение ко всему императрицы, обоих принцев короны и Канцлера, другого приговора и ждать не стоит. В конце концов принцев крови у нас, простите за хамство, как собак нерезаных… Если вы лишитесь головы, Империя от этого ничего не потеряет, наоборот – другим будет впредь наука, чтобы сидели, как мыши под метлой и ни во что не ввязывались. Самое скверное в жизни человека – когда требуется наглядный пример, и именно ему предстоит в этой роли выступить. В нашем случае примером должна служить скатившаяся с плахи голова, – он собрал бумаги и флешки, уложил их в портфель и старательно его застегнул. – Разговорам подходит конец, пора принимать решение – вам принимать, я имею в виду. Могу только добавить: конечно, мы знаем не все, врать не буду, но знаем главное. С покушениями ничего не выйдет. Все до единого ваши подарки потихонечку изъяты и заменены безобидными копиями… В полной боевой готовности, как выражались в старину, все, способные держать оружие. Любую попытку переворота мы задавим, не стесняясь в средствах. Несколько кусочков головоломки еще не уложены, правда – и вы один из них, не более того. Вполне возможно, вы не просто «живое знамя». Человек вашего ума мог и не удовлетвориться столь незавидной, по сути, ролью марионетки… а то и потребовать гарантий в виде дополнительной информации. Я поставил себя на ваше место… Лично я непременно потребовал бы такой информации – чтобы решиться впутаться в такой заговор, нужно получить полную уверенность, что вы имеете дело с серьезными и сильными людьми, это азбука любого заговора, никто не верит не подкрепленным аргументами обещаниям… Умный человек всегда требует более-менее убедительных доказательств. Орк, как человек умный и изворотливый, такие доказательства получил в свое время – и не мог предполагать, что за ним уже наблюдали… Как и за вами. Ваш кусочек головоломки не главный, но нас он тоже интересует. Не буду врать, что мы знаем все – но знаем достаточно, чтобы отправить вас на плаху. В то время как другие из наших рук благополучно выскользнут. От вас останется только пепел, а они будут разгуливать на свободе и радоваться жизни… – он резко изменил тон. – Все, Агеляр, – он и не подумал добавлять титул. – Кончились задушевные беседы. Либо будете откровенны, либо отправитесь в замок Клай. Повторяю, в случае полной откровенности останетесь на прежнем месте в прежнем положении, императрица гарантирует. Лгать я вам не собираюсь. Можете, в конце концов, спросить ее. Она тоже не станет унижаться до лжи такой персоне… как вы. Если вы будете для нас полностью безопасны – черт с ним, живите. Только не думайте слишком долго, времени у меня много, но и дел посерьезнее немало. Вы мне уже не так уж и интересны. Найдется, кому поручить вести дальнейшие допросы… Ну?

Ну вот, собственно, и все, подумал Сварог. Либо он сломается, либо откажется говорить, других вариантов попросту нет. Улик против него и в самом деле достаточно для плахи. Пусть им дальше занимаются специалисты Канцлера в оборудованной по последнему слову науки и техники пыточной, вряд ли ему поставили такую же защиту, что Брашеро – они ведь чувствовали себя в полной безопасности…

Он ощутил прилив злобного торжества: лицо принца стало именно таким, каким оно бывает у людей, когда они ломаются и понимают, что другого выхода нет. Он слишком многое теряет вместе с жизнью, а рисковать ею или ставить на кон у него, в отличие от Орка, навыка нет. Орк, битый жизнью и не раз смотревший смерти в глаза, моментально сдал все и всех, когда понял, во что впутывается. А уж этот…

Принц поднял на него глаза. Прежняя ненависть куда-то сгинула, осталось простое желание жить, и жить по-прежнему…

– С императрицей я связываться не буду, – сказал он мрачно. – Если уж обманывают, дают любые клятвы, а если нет… – и продолжал тусклым, бесцветным, безжизненным голосом. – Вы не представляете себе психологию людей, имеющих права на престол, но понимающих, что никогда на него не взойдут, так и проживут жизнь в длинной очереди возможных претендентов… Она несколько отличается от психологии других людей… И порой хватаешься за шанс…

И совершенно при этом не думаешь, через сколько трупов – причем трупов твоих родственников – придется переступить, мысленно закончил Сварог. Нет, сейчас ему нельзя читать мораль, если вообще будет на это время.

– Самое занятное, что я вас понимаю лучше, чем другие, – сказал Сварог. – Потому что я еще – и земной король. И мне, что скрывать, приходилось иногда переступать через кровь… Вот именно, особая психология…

Старый прием, избитый и затасканный, но действует до сих пор – допрашиваемый должен увидеть в сыщике пусть и не друга, но родственную душу, способную многое понять, в отличие от «обычных» людей… Подействовало, кажется, он несколько расслабился, голос звучит ровно…

– Так что рассказывайте, – сказал Сварог. – Как пишут в романах, все началось с того…

Тем же отрешенным голосом принц повторил:

– Все началось с того разговора в «Зарослях хмеля»…

– Знакомое название, – сказал Сварог. – В голове вертится… Ага, ну да… Бордель высшего класса в Равене. Не стану врать, часто там не бывал (он и не врал – ну, старые дела, как-то они с Леверлином…).

– Мы там сидели с Саторнином…

– Кто это?

– Магистр. Возглавляет одни из отделов Магистериума. Мы с ним и прежде несколько раз выбирались на землю, не реже, чем с Орком, – принц вымученно улыбнулся. – Он тоже не лишен страсти к развлечениям, хороший спутник для иных путешествий, и, в отличие от многих своих коллег, отлично владеет мечом, не прочь подраться где-нибудь в переулке, ночью… Я у него несколько раз бывал в Магистериуме – иные их эксперименты очень занятны. Раз уж вы бывали в «Зарослях хмеля», должны знать их Селадоновый зал…

Сварог кивнул. Прекрасно знал. Лестница ведет направо и вниз, в подвальный зал, выдержанный в селадоновых, то бишь светло-зеленых тонах с добавлением черного и золотого. Очень уютное местечко, едва ли не лучшее там – кроме общего зала с подиумом для музыкантов и танцовщиц, имеются по всему периметру и кабинеты, большие, уютно обставленные, можно при желании развлекаться с девицами прямо там, а можно и вести доверительные разговоры о делах, никак не связанных с музыкой, вином и девицами – отчего зал давно облюбовали авантюристы высшей марки, шпионы и тому подобная публика. Подслушивать у двери практически невозможно, заметят моментально. Правда, есть еще мастерски устроенные слуховые трубы, о чем многие, убаюканные мнимой надежностью кабинетов, и не подозревают. А потому владельца заведения давно прибрала к рукам тайная полиция и вовсю использует в своих интересах. То же касается и «нумеров» на втором и третьем этажах. Правда, случаются казусы – ловкачи, знающие жизнь, затыкают почти незаметные снаружи отверстия «подслушки» вульгарными тряпками – и не пойдешь же туда просить: дескать, простите великодушно, не уберете ли затычку, а то нам не слышно…

– Мы сидели в подвале, в кабинете. Едва вошли, Саторнин заткнул тряпкой какую-то дыру в стене, почти и незаметную, сказал, что теперь нас не услышат. Он и раньше заводил порой разговор о нашей жизни, о переменах, устроенных императрицей, о том, что вы забрали слишком большое влияние на государственные дела. Если вы не в курсе, многие о вас говорят и далеко не все отзываются лучшим образом…

– Знаю, – кратко прокомментировал Сварог. – Дальше?

– Мы давно уже сошлись во мнении, что нам обоим это не по нутру, что многое следовало бы изменить. Потом я понял, что он долго и старательно меня изучал… И тогда, в кабинете, заговорил вовсе уж откровенно. Предупредил: если я кому-нибудь передам наш разговор, у меня не будет никаких доказательств… и был прав. И рассказал, что существует заговор. Отстранить Императрицу от власти, равно как и вас и кое-кого еще, возвести на престол кого-то более серьезного и ответственного… и в этой роли они видят меня. Я поначалу отнесся ко всему этому довольно скептически – как бы ни тяготился своим положением, прекрасно понимал, что против вас с Канцлером бороться трудновато. Я, конечно, ни минуты не верил, что он ваш провокатор… или чей-то еще. Знал о нем кое-что. Знал, что он и в самом деле среди тех в Магистериуме, кто настроен против вас… и всего прочего, имеющего место быть. В Магистериуме более, чем где-либо, критически смотрят на многое… Не так давно кружили смутные слухи, что кто-то из Магистериума все же устроил заговор, укрываясь в Горроте – но их разоблачили. Именно это меня и останавливало, о чем я ему честно сказал. Нет смысла участвовать в безнадежном предприятии… Что я Саторнину и выложил. Он ничуть не огорчился. Сказал, что на сей раз ситуация совсем другая: помогают крайне могущественные силы из Другого мира, с которыми в Магистериуме наладили связь. Так что на этот раз все будет совсем иначе. И он мне может это доказать. Я согласился… не на участие в заговоре, а на то, чтобы эти доказательства увидеть своими глазами. Мы поднялись в номер на третьем этаже, Саторнин его заранее нанял. Ждали примерно с квадранс. Там было большое зеркало, чуть ли не до потолка… (Сварог насторожился.) И вдруг оно…

– Я за вас закончу, – сказал Сварог. – Оно налилось синим сиянием, потом зеркало словно бы пропало, вместо него было что-то вроде коридора или тоннеля, и оттуда вышла женщина. Молодая, красивая, синеглазая, златовласая, в длинном сером платье. Сказала, что ее зовут Иляна. Так?

Принц уставился на него с явным изумлением:

– Вы и это знаете?!

– Я же сказал, что знаем мы многое, – сказал Сварог. – Она вам наверняка повторила примерно то же самое: что они помогают заговору, что на сей раз в распоряжении заговорщиков будут средства и силы, которым никто не сможет противостоять…

– Да, вот именно…

– Интересно, а чем она мотивировала дружеское соучастие?

– Вы стали для них опасны. Вы стоите у входа в их мир, куда не преминете вторгнуться. Вот они и хотят вас опередить, так что цели у нас схожи.

– Вы поверили?

– Все равно я не мог ничего проверить, – сказал принц. – Но ее появление само по себе было чертовски убедительным аргументом. О Зазеркалье кружат разные побасенки, никто ничего не знает точно, одно ясно: его обитатели и в самом деле способны добиться своего. Потому что у вас нет надежной защиты от них, да и ни у кого нет. Дело представало в совершенно ином свете – как и шансы на успех… Потом Саторнин ушел, мы с ней остались одни, она мне сделала то же самое предложение… и я на сей раз его принял. Все было очень серьезно и убедительно… Их мотивы тоже, они хотели, чтобы новый император остановил кое-какие работы, позволяющие проникнусь в их мир. Ничто другое их не интересует… и знаете, в этом был свой резон. Если бы онизамышляли вторгнуться к нам сами, могли бы сделать это уже давно, вы согласны с такой логикой?

– Да, пожалуй… – задумчиво сказал Сварог. – И дальше?

– Дальше… Собственно, ничего особенного. Она сказала, что мне нет необходимости вникать в детали. Главное сделают и без меня, от меня требуется лишь выполнять просьбы, которые могут последовать, и готовиться занять трон. Мягко намекнула, что если я их выдам, выгоды от этого мне не будет никакой, а вот потерять я могу очень многое, не только будущий престол, но и жизнь. Знаете, я ей поверил: где гарантии, что из моего собственного зеркала в спальне ночью не вылезет какой-нибудь мерзавец и не ткнет меня кинжалом? – он повторил задумчиво, мечтательно: – Теперь дело предстало в совершенно ином свете, как и шансы на успех… Это уже было гораздо серьезнее прежних заговоров, затеянных собственными силами. С такими союзниками… Потом… Ну, потом она осталась на пару часов… вы прекрасно понимаете, о чем я. Очаровательная женщина… Человек, несомненно. Ничего общего с нечистой силой – меня в свое время научили кое-что распознавать… Пожалуй, это все. Впоследствии она приходила один-единственный раз. Саторнин пригласил меня на землю, на сей раз в Сноль, где снимал домик… Это было две недели назад. Там тоже было большое зеркало, из него вышла Иляна. На сей раз Саторнин ушел сразу, Иляна сказала, что все готово, остались считанные недели. Что ко мне прилетит Орк и привезет некие подарки, которые я на дне рождения должен вручить всем остальным принцам и принцессам, как ответные. Эти предметы в нужное время погрузят всех в сон – в том числе и вас, и императрицу, и других. Всех отправят в замок Клай, я останусь единственным претендентом на престол, произойдет некая акция – без всякой стрельбы и крови, просто-напросто меня выберет Избранный Совет…

– И вы поверили? – спросил Сварог. – В то, что ограничится замком Клай?

– Почему бы и нет?

Ты хотел верить, сукин кот, подумал Сварог. Как я когда-то в Снольдере старательно вдалбливал себе в голову, чую обойдется уединенным замком в глуши… Вот только я не собирался убивать два десятка своих родственников, извести фамилию под корень, быть может, это чуточку меня оправдывает и позволяет не встать с ним на одну доску…

– Что-нибудь еще можете рассказать?

– Я рассказал все, что знал, – буркнул принц.

К превеликому сожалению, умение моментально отличать правду от лжи могло помочь только с земными жителями, лар не в состоянии пустить его в ход против лара. Ну, скорее всего, он не врал. Те, из Радианта, показали себя жесткими прагматиками, они не сделали ни одного лишнего движения, мы могли так и не выйти на них, не присмотреться к ночному небу, не встреться на очередных таинственных тропинках красивая, загадочная, несчастная Бади Магадаль. Агентуру они задействуют, когда это по-настоящему необходимо. Принц оказался незаменим, когда потребовалось раздать «подарочки» членам императорской фамилии. Использовать его в каких-то других делах слишком рискованно: нельзя исключать, они узнают от своих здешних информаторов, сколь плотная слежка установлена за принцами-принцессами. Интересно, должны ли, по их расчетам, Орк с принцем выжить? На их месте я, решив подмять Империю, ни за что не поставил бы на серьезные посты людей умных и ловких, гораздо надежнее марионетки. С одной стороны, принца они могли бы и оставить в своих расчетах живым – но, с другой стороны – нельзя исключать, что он им понадобился только для вручения подарков, а потом и с ним, и с Орком что-нибудь случится. Если не останется ни единого члена императорской фамилии, в Империи возможны серьезные потрясения, а это Радианту только на руку…

Он поднял на собеседника холодные глаза. Принц уставился на него исподлобья – настороженно, зло. Банальное сравнение, но что поделать, если крайне походил на попавшего в капкан волка? Случалось им с дедом Мишей однажды встретить на охоте такого волка… Те же самые глаза, пусть и не того цвета…

– Что же, в таком случае на этом и закончим, – сказал Сварог, вставая и подхватывая портфель. – Можете не беспокоиться, все данные вам обещания будут выполнены…

– Я и не беспокоился, – с наигранной надменностью сказал принц, явно только для того, чтобы сохранить лицо.

– Правда, как я и говорил, несколько дней вам придется провести под домашним арестом…

– Вы что же, не уберете этих… – он никак не мог подобрать нужного слова.

– Вам они мешают?

– Мне – нет. Но ко мне могут прилететь гости. И что я им объясню?

– Уберу, – сказал Сварог. – Самое большее через полчаса прилетят другие люди, уже не столь устрашающего вида, сменят охрану… Всего наилучшего!

У самой двери он бросил быстрый взгляд через плечо. Принц сидел, сгорбившись, пустым взглядом уставившись в пространство. Интересно, о чем он сокрушается, подумал Сварог в коридоре.

О том, что провалился, или о троне, который ему теперь, ежу понятно, не видать, как своих ушей? Наверняка о троне – провал ему ничем не грозит, разве что слежку ужесточат до предела…

Оказавшись в вимане, тут же взлетевшей, он прошел на второй этаж, сказал пилоту:

– В Латерану…

Зашел в одну из комнат, распахнул дверцу гардероба и стал неторопливо переодеваться в королевский наряд. Он не чувствовал себя победителем и не считал, будто они в тупике – они просто-напросто снова не продвинулись ни на шаг. Показания принца дополняли общую картину – и только. Что до магистра… Нетрудно повязать его вечером в его собственном маноре – но что, если он будет держаться тверже, чем все остальные, угодившие до него в капкан? Его можно и не напугать плахой – против него нет никаких улик, не считая показаний принца, а принца к суду привлекать не будут, что магистр может просчитать заранее, эти яйцеголовые из Магистериума, высоколобые и фрондеры, иначе устроены. Вообще-то, если у него нет той защиты, что поставил для себя и своих людей Брашеро… Кто-кто, а глэрд Баглю отправит к Одноглазому любого, на кого укажет Сварог. Беда в том, что его отсутствие в Магистериуме обнаружат очень быстро, а там у него могут оказаться и сообщники. Беда еще и в том, что, если заговорит – а у Одноглазого и мертвый заговорит – не расскажет ничего полезного. В отличие от всех прежних заговоров, устроенных исключительно «внутренним врагом», в игре участвует внешняя сила. А значит, нет необходимости заводить главу заговора среди ларов. Гораздо прагматичней действовать, если можно так выразиться, на гастролях. Из Зазеркалья приходит красавица Иляна, раздает поручения и возвращается в свой мир. Технически несложно взять и ее во время очередного дружественного визита, но в Радианте моментально сыграют боевую тревогу. Можно обойтись и той информацией, что уже имеется. Все готово для блицкрига, строительство резиденций для наместников закончено, аппаратура загружена, флотилия уже в космосе, поблизости от Нериады…

…Доктора Латрока он раньше видел раза два, на многолюдных совещаниях в восьмом департаменте, издали. И, лишь оказавшись с ним лицом к лицу, оценил в должной мере. Гораздо шире Сварога в плечах и чуть ли не на две головы выше, громадина с кошачьей плавностью движений, широколицый, светло-синие глаза исполнены некоей наивности, конечно же, наигранной, лет сорока на вид, но волосы совершенно седые – почему он не восстановит естественный цвет, в его же собственной клинике такую пустяковину можно проделать в два счета? Впрочем, и некоторые старики ничего не предпринимают против своих седин. Участливое, располагающее к себе выражение лица – ну, это у него явно профессиональное…

Как многие, Сварог подсознательно испытывал перед психиатрами легонькую робость – ну, самую чуточку. Все время казалось, вот он сейчас посмотрит и узнает нечто такое, чего ты сам о себе не знаешь…

– Она вас ждет, – сказал Сварог. – Вы будете с ней просто разговаривать, или…

Доктор достал из кармана золотистый шар величиной с крупное яблоко, усыпанный хаотично разбросанными черным точками, казавшийся очень легким, положил его на широкую ладонь, посмотрел на него – и шар стал вертеться не быстро и не медленно, примерно как пластинка на тридцать три оборота. Черные точки, вроде бы разбросанные как попало, очень быстро стали сплетаться в струйки, несложные узоры, их кружение, переплетение, неспешные изгибы завораживали, притягивали, подавляли волю…

Легонько тряхнув головой, Сварог моментально избавился от наваждения.

– Конечно, на вас это не действует, – усмехнулся доктор. – А вот на нее подействует. Гипноз, да… Так будет лучше для начала.

– Ну, вам виднее, – сказал Сварог. – Сколько вам потребуется времени?

Доктор посмотрел на часы, что-то прикинул:

– Приходите без квадранса шесть. Я к этому времени все закончу…

Нажал на вычурную золоченую ручку и скрылся в комнате Вердианы. Не раздумывая особо, Сварог направился во флигель – там можно было убить время с пользой. Именно так все и произошло, он обошел все три этажа, где листая свежие сводки, где решая мелкие дела, скоротал время незаметно. Неизвестно, прилетела ли за это время Яна – он никого не просил докладывать о ее прибытии, а все летательные аппараты шли на посадку невидимыми, таковыми и оставались, так что обширный зеленый луг, окруженный невысокой, белой ажурной оградой казался совершенно пустым. Приземлившись, все по периметру обозначают машины тускло мерцающим светло-синим контуром; чтобы никто не налетел, не набил шишку – но он виден, когда подойдешь вплотную, отсюда не рассмотреть…

Когда Сварог шел по коридору, доктор как раз направлялся к двери. Сварог спросил с наигранной беспечностью:

– Ну, как там, доктор?

Латрок, тщательно прикрыв за собой дверь, чуть заметно пожал плечами:

– Что вам сказать? Тяжелого пока что не усматривается, но может появиться…

– Вы уж подоходчивей, – сказал Сварог. – Будьте так добры…

– Постараюсь. Только сначала… Лорд Сварог, у врачей, когда они на работе, не бывает нескромных вопросов… Она вам нужна как женщина?

– Ни в малейшей степени, – сказал Сварог, энергично мотнув головой. – Можете не верить, но я о ней забочусь без всяких задних мыслей. Можно себе это когда-нибудь позволить? А к чему этот вопрос?

– Для общей картины, – сказал Латрок. – Ну почему же не верю? Верю. Что ж, если подоходчивее… У нее почти все в порядке, психика устойчивая, крепкая. Вполне вероятно, из-за того, что она росла в деревне, пусть и не в крестьянской избе, а в замке – деревенские жители всегда тверже рассудком, чем городские. Но все же, то, что ей пришлось пережить, не могло не оставить рубцов. Если не принять мер, эта подсознательная боязнь мужских прикосновений из тонюсенькой трещинки может превратиться в разлом, превратиться в манию или фобию… Точно предсказать невозможно, но следует ожидать самого худшего.

– Это лечится?

– Лорд Сварог, лечится все, кроме разве что несчастной любви, тут уж медицина бессильна… я бы забрал ее на Сильвану, в «Лазерную бухту». Нет, не делайте такого лица, с ней не происходит ничего, что потребовало бы срочного вмешательства. Просто-напросто – к чему откладывать? Там сейчас ни одного пациента, отличная аппаратура, вдобавок, кроме чисто медицинских процедур – пляж, море, солнце, морские и воздушные прогулки, поездки по красивым местам, масса новых приятных впечатлений, особенно для земной девушки… Недели за две мы бы полностью привели ее в порядок. Бывали случаи и посложнее, потяжелее. Сможете ее уговорить?

– Думаю, без особого труда, – сказал Сварог.

И шагнул было к двери, но доктор плавным движением, словно бы невзначай, загородил ему дорогу:

– Вот что еще… Вам бы тоже не помешало, лорд Сварог, на пару недель отправиться в «Лазурную бухту».

– Очень мило, – натянуто улыбаясь, сказал Сварог. – Вы что же, и во мне что-то такое… усматриваете?

– Как вам сказать… В медицинской помощи вы не нуждаетесь, ну, разве что, парочка легчайших, можно выразиться, процедур, профилактики ради. В этом очень многие нуждаются, хотя не все понимают. Здесь другое… Когда вы последний раз отдыхали по-настоящему? Самое малое две недели провести где-нибудь на курорте, полностью отрешившись от дел…

Сварог старательно перебрал в памяти все эти годы. Несколько охот, по два-три дня… поездки с Яной на землю, тоже ненадолго… С тех пор, как он здесь, он и не отдыхал по-настоящему ни разу, в том смысле, какой вкладывает это понятие доктор…

– Пожалуй что, и никогда, – сказал он честно.

– Вы работаете на износ, лорд Сварог, а это никогда не обходится без последствий. Я не взялся бы выносить какие-то суждения без долгой беседы с вами, но уже сейчас могу сказать, что у вас может развиться «синдром штурвала».

– И что это такое?

– Человеку начинает казаться, что без него нигде и ни в чем не обойдутся. Что без него все рухнет, пойдет прахом, что подчиненные непременно завалят дело, что необходим постоянный контроль абсолютно за всем, в больших и малых делах. Незаметно для себя он начинает вникать в то, что и без него прекрасно работает, опека становится мелочной, навязчивой, фигурально выражаясь, человек боится хоть на секунду отойти от штурвала. Развивается это медленно, но приводит к самым печальным последствиям и для человека, и для дела. Перерастает в манию. Пока вам нечего опасаться, но вы, по моему глубокому убеждению, уже на этой тропинке. Поверьте, такие ситуации плохо кончаются. Я вам могу показать несколько историй болезни… разумеется, пациенты везде фигурируют под криптонимами. Вы сами убедитесь. Лорд Сварог, послушайте моего совета… Берите… жену и прилетайте на Сильвану. Кроме «Лазурной бухты», если вам там не понравится, у нас есть еще четыре курорта. Наконец, мы располагаем двумя базами на Селене. Многим там нравится – прекрасные пейзажи, экзотические местечки, да вдобавок сила тяжести гораздо меньше, чем на Таларе или Сильване. Как и этой очаровательной девушке, я бы вам посоветовал отправиться в одно из этих мест, не особенно откладывая. Сейчас в Империи и на Таларе полный порядок, можно даже сказать, благодать, никаких серьезных тревог и угроз…

Сварог уставился на него прямо-таки оторопело. Не сразу уяснил себе, что о происходящем знают люди, которых можно по пальцам пересчитать, а все остальное человечество, на земле и за облаками, полагает, что царит сущая благодать, и не следует их из этого приятного заблуждения выводить. Доктор, хотя и возглавляет медицинское управление департамента, знает только то, что ему необходимо знать по работе.

– Я непременно воспользуюсь вашим советом, доктор, – сказал Сварог. – Но – чуть попозже. Вы уж поверьте на слово – сейчас как раз сложилась довольно серьезная ситуация, когда мое присутствие просто необходимо. И никаких синдромов. То, что внешне царит благодать, ни о чем еще не говорит…

– Понимаю, – кивнул Латрок. – Как-никак, всю сознательную жизнь прослужил в восьмом департаменте. У вас чересчур озабоченное лицо, а до развития синдрома еще очень и очень далеко, так что я вам верю… Ну, а что мы решим с девушкой?

– Сейчас я с ней поговорю.

– Я подожду здесь, – сказал доктор. – Скажите ей, что никакого багажа собирать не нужно. У нас там отличные синтезаторы и каталоги. Любые платья и прочее, что ей может понадобится, будет сделано немедленно…

Бесшумным духом объявился лакей, судя по ухваткам, мнимый. Бросил быстрый взгляд на доктора Латрока, коего знать не знал, сориентировался в какие-то секунды:

– Малая каминная на втором этаже…

– Скажите, что я скоро буду, – кивнул Сварог.

Лакей улетучился. Доктор легонько коснулся локтя Сварога, уже взявшегося за ручку двери:

– Да, вот что еще… Я не стал выводить ее из транса. Хлопните в ладоши, можно не особенно громко, и она проснется.

Сварог вошел. Вердиана сидела в мягком кресле в той же позе, что и в начале визита к нему в кабинет: выпрямившись, не касаясь спиной спинки кресла, положив руки на колени. Глаза были не то чтобы бессмысленные, но лишенные всякого выражения, как у младенца.

– Медицина… – проворчал Сварог и легонько хлопнул в ладоши.

Взгляд Вердианы моментально стал осмысленным, чуть удивленным, она откинулась на спинку кресла:

– А где доктор? Он здесь только что был…

– Вышел, – сказал Сварог. – У меня мало времени… Ты мне доверяешь?

– Вам первому…

– Отлично, – сказал Сварог. – Доктор считает, что тебе нужно на пару недель поехать на курорт… и чуточку подлечиться. Тогда пройдет все, что тебя мучает. Понимаешь? Все.

– Ваше величество, вы тоже считаете, что это необходимо?

– Конечно, – кивнул Сварог. – Мне было бы очень приятно, если бы ты поехала.

– Ну, тогда я поеду. А где это?

– Тут недалеко, – сказал Сварог. – На Сильване. Полетите с доктором…

Хотел было доверительно положить ей ладонь на руку, уже лежавшую на подлокотнике кресла, но вовремя опомнился. Она, округлив глаза, посмотрела снизу вверх в совершеннейшем восторге, к которому, похоже, примешивалась капелька нешуточного удивления:

– Лететь? Да вдобавок и на Сильвану?

– Ну да, – сказал Сварог. – Я тебя уверяю, это просто и быстро. Прямо сейчас, доктор ждет…

– Но нужно же собраться… – проговорила она в полной растерянности. – Платья… и еще…

– Не нужно, – сказал Сварог. – Там есть такие штуковины… В общем, у тебя вмиг будет любое платье, которое ты захочешь. Ты таких и не видела. И все необходимое. Ну, пойдем?

Она послушно встала и пошла за ним. В коридоре Сварог негромко сказал доктору:

– Покажите ей, пожалуй, Талар с орбиты… – повернулся к Вердиане: – Ну, будь умницей. Девушки наверняка прилетят к тебе в гости… Но в любом случае ты там скучать не будешь, честное слово. Всего хорошего, Вердиана…

Кивнул и пошел прочь, оставив ее в легоньком ошеломлении. Поднялся на второй этаж, вошел в одну из малых каминных. Яна сидела за столиком, задумчиво вертя меж пальцев пустой бокал. Сварог присел напротив, улыбнулся, он надеялся, лучезарно:

– Налей и пей. Коли уж передышка выдалась…

Она молча наполнила пузатые золотистые бокалы маррунского стекла «Драконьей кровью». Ее чуточку печальный вид Сварогу категорически не понравился – тем более что он, кажется, знал причину. Чтобы как-то разрядить обстановку, взял прислоненный к креслу виолон – явно Гаржак оставил, знакомый инструмент – прошелся по струнам.

Следовало пустить в ход одно из верных, испытанных средств.

Когда выпадало время для дружеских посиделок, и Яне, и его юной гвардии из Девятого стола очень нравилось, когда он пел по-русски. Вся компания только теперь столкнулась с понятием «иностранный язык». Учившие детей наставники о том, что на Таларе в древности существовали разные языки, обычно упоминали одной фразой, как правило, тут же забывавшейся. Все старательно пытались угадать, о чем очередная песня – о любви, о смерти, о войне? Чаще всего угадывала Канилла – то ли кровь дриад тому причиной, то ли интуиция острее, чем у остальных…

Еще раз прошелся по струнам, надеясь, что пальцы сами отыщут подходящую мелодию. В памяти всплыло вовсе уж полузабытое:

И замолчал – дальше он не помнил. Это была песня не его поколения, а предыдущего. Совсем пацаном ее слышал от старших во дворе, а когда и их компания заняла место старших, появились другие песни. Впрочем, продолжать и ни к чему – сразу видно, испытанное средство не помогло, Яна по-прежнему сидела мрачная, напряженная, глядя так тоскливо, что у Сварога защемило сердце. Он осторожно сказал:

– Вита, в чем дело?

– Сам прекрасно знаешь, – сказала она тусклым, безжизненным голосом. – Опять ждать… Я и не знала, что это так мучительно – ждать…

Перед глазами у него встало прошлое: каменистые отроги, сухие как мумия, заполошный треск бивших наугад ручных пулеметов, шелест летевших сверху вниз зарядов из гранатометов, показавшиеся на горизонте припоздавшие «крокодилы», жарко и чадно пылающий БТР, из которого никто не успел выпрыгнуть, включая прапорщика Вильчура. И вспомнил, как они потом, дома тянули спички – кому идти к жене Вильчура и сказать. И как чертовская спичка досталась ему…

– Яночка, – сказал он негромко. – Иногда это просто замечательно – когда есть кого ждать. А вот когда ждать некого… – И он вспомнил классиков. – Ты знаешь, не было случая, чтобы я не вернулся. В конце концов, работы там на пару дней, а то и поменьше. День, чтобы осмотреться, ночь, чтобы пустить шмелей. Если им все удастся, завтра утром будут работать уже без нас. А если у шмелей провалится, мы тут же, ночью, улетим с планеты, и все опять-таки будет без нас. Два дня…

– Ты уже не так давно уходил на два дня. Вы уходили всемером. А вернулся ты один… какое там «вернулся», Акбар тебя принес. И жить тебе оставалось всего ничего – пока опухоль не дойдет до сердца. Будь Заводь побольше…

– Помнишь «Трактат о случайностях» Жембло?

Под этим наименованием здесь знали то, что на Земле именовалось теорией относительности.

– Смутно, – сказала Яна. – Это Кани в точных науках, как рыба в воде, а у меня с ними вечно не ладилось…

Ну хоть в более-менее нормальный разговор втянул, подумал Сварог. И сказал:

– Я тоже смутно, но кое-какие основы помню. Очень уж ничтожный шанс на то, что событие повторится в точности, два раза подряд. Наука на нашей стороне. И везение тоже.

– И все равно…

– Ну, что же делать… – сказал Сварог.

Вновь прошелся по струнам – мелодию он давно подобрал.

Сложные у него были отношения с этой песней, в которой он не понимал ни словечка. Он ее ненавидел: когда она звучала, погиб Леверлин. И в то же время она чем-то притягивала, едва ли не завораживала. Сварог пел ее снова и снова, словно надеялся однажды понять, о чем она все-таки. Благо Яна, и Грельфи, и боевые монахи были едины во мнении: заклинаний в ней нет, не то что злых, враждебных, вообще никаких. Просто песня на незнакомом языке, и все тут…

Отставив виолон и вновь наполнив свой бокал, он сообразил, что с Яной уже обстоит чуть получше: лицо не такое горестное, глаза сухие, даже бледная улыбка появилась на губах. Может, песня тому причиной – кто скажет, как с ней обстоит? Или она взяла себя в руки?

– Вита, ты же у меня умная и сильная, – сказал он как мог убедительнее. – Мне не придется бегать по буеракам с топором, я буду сидеть в здании и нажимать кнопки. Будет крупная военная операция, весь упор на боевую флотилию, а я – так, шпионю в безопасном отдалении. Первый раз со мной такое. Мне и не придется ничего делать, не та операция…

В глубине души он плохо верил, что все обернется для него так благостно, но делиться с ней этими мыслями безусловно не следовало. Нет, он, конечно, будет без Доран-ан-Тега, и тем не менее…

– Когда вы улетаете? – спросила Яна почти спокойным голосом.

– Через два часа, – сказал Сварог. – У меня еще будет время заглянуть к Грельфи. Понимаешь, она мне когда-то дала хорошее заклинание. Мелкий пустячок, можно сказать, бытовой, но в Токеранге это мне чертовски помогло. Авось и на Нериаде поможет, я надеюсь…

Яна вскинула на него сухие глаза:

– Раз тебе понадобилось заклинание, значит, ты собираешься во что-то ввязаться?

– Оно мне понадобится для употребления исключительно внутри резиденции, – сказал Сварог, на сей раз надеясь, что так и случится. – Вита, ты же у меня умная и сильная. К чему перед отлетом напрягать мои нервы, как струны на виолоне?

– Ну вот ничего не могу с собой поделать, – она улыбнулась чуть виновато.

– Превозмоги, – сказал Сварог серьезно. И встал. – Ну, пора ехать. Давай без долгих прочувствованных прощаний, ладно? Мы же с тобой не герои старинного рыцарского романа… Я тебя уверяю: не могу себе позволить такой роскоши – погибать…

Яна подошла, прижалась на миг, тут же отстранилась, поцеловала в щеку и глянула в лицо огромными сухими глазами.

– Я тебя очень прошу, не геройствуй понапрасну…

– Я и не собираюсь, – сказал Сварог. – Пройденный этап. Говорю тебе, не та обстановка будет, чтобы геройствовать на старый лад. Одни жмут кнопки, другие висят на орбите в боевых кораблях…

Улыбнулся ей, как он надеялся, открыто и весело, вышел, не оглядываясь.

Совсем повзрослела, подумал он удовлетворенно, размашисто шагая по коридору. Заикнулась было, что хочет отправиться на Нериаду с нами, но, получив от нас с Канцлером слаженный и решительный отпор, замолчала… Вообще-то, будь там совершенно безопасно, все равно надежды на Древний Ветер мало – он не раз ничем не мог помочь, когда речь шла о чем-то современном…

Он вышел на крыльцо, сбежал по низким ступенькам, вскочил в седло, вокруг слаженно и проворно сомкнулись ратагайцы, и Сварог послал Рыжика рысью в распахнутые ворота; оказавшись на широкой улице, он не сменил аллюра – времени хватало, пусть даже сейчас не мчались впереди ликторы с буцинами.

Проехав чинную купеческую Жемчужную, он сделал круг примерно в несколько кварталов длиной – считайте это суеверием, но не хотелось проезжать неширокой Гончарной, хотя было бы ближе – но именно на Гончарной в одном из вариантов покушения его должен был скосить лучемет. Все равно никому ничего не придется объяснять, а береженого Бог бережет…

Глава X АНГЛИЙСКИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН ПРИЕХАЛ В БЕНАРЕС

Если говорить о декорациях, их троица абсолютно ничем не отличалась от иных окружающих. Три человека в нарядах не особенно зажиточных дворян при мечах гармонично вписываются в общую картину. Современных записей никто не делал, не дал Радиант такой возможности, но, учитывая здешнюю специфику, Сварог приказал мастерить одежду по образцам шестисотлетней давности, по записям, сделанным во времена первого «Невода». И оказался прав: фасоны одежды ничуть не изменились за прошедшие столетия, как не менялись и за прошедшие тысячелетия…

Даркаш-Ват, столица королевства Даркаш, принял их без малейшего отпора, но вот хорошей погодой порадовать не смог. Здесь стояла поздняя осень, голые деревья уныло растопырили ветви, небо затянуло занудной серой хмарью, порой в ней расплывались черные пятна и пробрасывало мелким снежком, недолгим, но душу безусловно не радовавшим.

Они, конечно, приготовились должным образом – теплые кафтаны, подбитые беличьим мехом плащи, шапки грубой вязки, закрывавшие уши. Но все равно Гаржак, никогда не бывавший на Сильване, впервые столкнувшийся лицом к лицу с явлением под названием «смена времен года», в уныние, конечно, не впал, не тот парень, но пришел в скверное расположение духа. Брат Ролан, коего, как Сварог слышал краем уха, на Сильвану заносило не раз, держался здесь, на Нериаде, не то чтобы веселее – просто без тени унылого раздражения. Кряжистый, средних лет, бородатый как все боевые монахи, выглядевший надежным спутником в опасном предприятии – каковым, несомненно, и был, братство святого Роха не выделило бы ему молодого и неопытного.

Что до самого Сварога, он в скверное расположение духа не пришел – но, оказалось, все эти годы начисто отвык от такой погоды. А на Сильвану, так уж сложилось, ни разу не выбрался – и сейчас чуточку зяб, холодок прихватывал кончик носа и пальцы рук.

Снег тут же таял, едва достигнув земли, но оставалась промозглая слякоть, холодный ветер гонял по мостовой грязные, отвердевшие талые листья, последние остатки осеннего листопада. В голове навязчиво крутилось:

Он мог себе позволить роскошь – отвлекаться на посторонние мысли. Вокруг не происходило ровным счетом ничего, заслуживающего особого внимания, ни над чем, имеющим бы отношение к заданию, ломать голову пока что не приходилось. Нужные наблюдения уже сделаны, было время над ними поразмыслить. Так что ровным счетом ничего не происходило – три человека неспешно шагали к тому самому месту встречи, которое изменить нельзя. И не более того.

Перевалило за полдень, движение на улице в такую пору очень оживленное. Идут пешеходы, скачут всадники, неспешно движутся повозки и гораздо быстрее – кареты. Все как полагается. Обычная картина для города такого уровня развития. Однако…

Очень быстро Сварог заметил то, чего не передавали в полной мере никакие записи. Правда, писаные отчеты именно о таком подробно повествовали. И все же совсем другое дело – увидеть своими глазами…

Никакие отчеты оказались не в состоянии в полной мере описать кукольность окружающей жизни. Сварог словно оказался посреди киносъемки, где мало того, что роли и эпизоды расписаны и поведение строго предписано – каждое движение и каждый жест педантично, подробнейше определены режиссером. Вот только найдись такой режиссер, он, несомненно, оказался бы душевнобольным – такой скрупулезности никогда не требовала ни одна киносъемка, все гораздо интереснее и где-то даже отвратительнее…

Более всего походило на то, как если бы все поголовно прохожие заключены в некое силовое поле, вторую кожу, и это поле жестко, по заранее заданной программе изрядно ограничивает свободу движений, даже больше ведет человека, управляет им, словно марионеткой на ниточках – движениями, мимикой, выражением лица. К такому заключению Сварог пришел после первых наблюдений и анализа таковых. Удачнее сравнения и не подберешь – и пока что не произошло ничего, нарушавшего бы картину. Живые куклы идут, едут верхом, разыгрывают всевозможные бытовые сценки – мастерски, надо сказать. Режиссер безусловно чертовски талантлив, продумал все до мельчайших деталей, он ничуть не безумен, он просто-напросто точно знает, чего хочет, и без малейших сбоев претворяет это в жизнь…

С кем он тогда танцевал под эту песню, классический медляк времен курсантской юности? Стерлось в памяти, помнится только одно: она была красивая. Как-то так сложилась жизнь, что ему всегда – чему порой завидовали – везло на красивых, вот и с женой, казалось, в первые годы, повезло… Ладно, эти воспоминания держатся в памяти по чисто техническим причинам и душу не трогают нисколечко, так что…

Брат Ролан коснулся его локтя, сказал тихо:

– Они по-прежнему за нами топают, те двое. Хорошо топают, грамотно…

Ну да, эта парочка села им на хвост, едва они вошли в город и миновали заставу – что брат Ролан, опытный в таких делах, засек моментально, на нем как раз лежала еще и обязанность выявлять возможную слежку, у него это, по рекомендациям боевого аббата, получалось лучше, чем у Гаржака, и, уж безусловно лучше, чем у Сварога.

Вот так. Пока неизвестно, какое место отвести сему факту в общей картине и как его объяснить – именно что примитивную по сравнению с техническими достижениями Радианта слежку, освоенную с тех стародавних времен, когда появились первые государства – а с ними, конечно, и первые секретные службы. Хотя… Другим агентурное наблюдение и быть не может, учитывая тот самый уровень развития здешних королевств, прямо-таки первобытный по сравнению с Радиантом…

Вспомнив все уроки, старательно преподанные сыщиками из тайной полиции, Сварог, пожалуй, мог бы оценить происходящее безошибочно. Если двое ведут одного – значит ему уделяется повышенное внимание. Если двое или больше ведут нескольких – учитывают, что наблюдаемые могут разделиться. Двое за тремя… Тоже не ребус: один из трех считается самым важным объектом, а остальные – второстепенными. Есть серьезные подозрения касаемо кандидата в самые важные объекты – но стопроцентной уверенности пока нет, так что воздержимся от скоропалительных выводов, мало ли что…

Вот теперь – самая пора отбросить все посторонние мысли – впереди совсем недалеко, широкую улицу косо пересекает другая, гораздо уже, как раз и ведущая к «Синей кошке», удобное место для некоторых фокусов…

– Ускоряем шаг, – тихонько распорядился Сварог. – Отрываемся, насколько удастся, сворачиваем направо. Вы, как ни в чем не бывало, шагаете в «Синюю кошку», а я догоню чуть попозже…

Они ускорили шаг.

– Ну что? – спросил Сварог.

– Тоже чуть наддали, – сказал брат Ролан. – Стараются держаться на том же расстоянии. Уардов пятнадцать…

– Ну, это ничего, – процедил Сварог.

Едва они свернули за угол, он, убедившись, что улочка совершенно пуста, через пару шагов прижался к глухой кирпичной стене, ограждавшей чей-то небедный домик, привычно в который раз стал невидимым.

Гаржак с братом Роланом быстро удалялись. Очень скоро объявились оба шпика, одетые как горожане средней руки, разумеется, чертовски неприметные, ничем не примечательные…

А впрочем, с какой стороны посмотреть… Они прошли мимо скорым шагом, Сварог видел их лица какие-то секунды, а дальше лишь смотрел в спину. Но этого хватило, чтобы сделать вывод: эти двое ничуть не походят на превеликие множество кукол, полное впечатление, что этих никакое помянутое силовое поле не сковывает, они держатся совершенно иначе, как люди, располагающие полной свободой действий… как красавица Иляна. Ничего удивительного, скорее уж, именно этого следовало ожидать: вряд ли Радиант располагает одним-единственным агентом здесь, логичнее предположить, что таких немало. И снова возникает вопрос, на который пока что не доискаться ответа: Иляна и эти двое – представители противника или каким-то образом освобожденные от кукольности местные уроженцы? Есть кое-какие аргументы в пользу второй версии, но они пока что не дают оснований ее безоговорочно принять…

Он оставался невидимым, прижимаясь спиной к прохладной стене, холодок от которой проникал и через беличий мех. Вскоре по следам шпиков быстро прошагали еще двое, столь же неприметно одетые, со столь же незапоминающимися лицами, точно так же и избавленные от «второй кожи». Ну, тут уж совершенно нечему изумляться, поскольку эти двое – оперативники восьмого департамента, для того и пущенные следом на значительном отдалении, чтобы засекать возможную слежку, подстраховывая брата Ролана…

С превеликим удовольствием отойдя от холодной стены, Сварог мигом стал видимым и направился в том же направлении. На перекрестке свернул налево, благополучно добрался до корчмы «Синяя кошка» – как водится на двух других обитаемых планетах, и здесь название проиллюстрировано изображением означенной кошки (как и на помянутых планетах частенько бывает, потрудился, мягко скажем, не самый искусный художник).

Когда он вошел, спутники уже сидели за столом. Обычная картина: столы и стулья пусть и из струганного крашеного дерева, но неказистые, и, в отличие от тех, что можно порой видеть в иных трактирах Талара и Сильваны, выглядят здесь, на Нериаде, довольно легкими – мечта каждого драчуна, привыкшего использовать любые подручные средства. Ну да, судя по выводам, сделанным в результате «Невода», кабацкие драки здесь случаются редко, словно бы по некоему расписанию, где несколько процентов в графе «Трактирный быт» под них скрупулезно отведены…

Присев за стол к спутникам, он, стараясь делать это незаметно, разглядывал корчму. Прямо-таки классическая картина: за стойкой помещается хозяин, без камзола, в распахнутой рубашке, основательный, кряжистый, за его спиной – ряды бутылок и парочка бочек. У стойки неторопливо выпивают несколько человек, судя по манерам, завсегдатаи, перебрасывающиеся шутками с хозяином. В углу сдвинуты два стола, весело гулеванит компания небогатых дворян. Чинно беседуют купцы, едят и пьют представители других сословий. В другом углу воробьиными глотками прихлебывая пиво из глиняных кружек, в ожидании клиентов терпеливо проводят время три особы женского пола, чей род занятий угадывается за лигу – и парочка таких же лахудр уже прочно бросила якорь за столами развеселой компании.

Действительно, картина классическая. Даже слишком – потому что все до единого напоминают не живых людей, а кукол из музея восковых фигур, в сотый раз теми же движениями разыгрывающих сценку «В корчме».

Ага! Объявился один из шпиков, присел за стол поодаль, к нему, покачивая бедрами, тут же направилась одна из служанок, судя по ухваткам, не гнушавшаяся побочным заработком – ну, таких хватает и в заведениях классом повыше, разве что там они и одеты получше, и манеры изящнее…

Шпик, со скучающим видом ожидавший заказанного, выглядел единственным живым человеком среди марионеток, ну да, как ни старайся, а полностью имитировать поведение кукол живому человеку, пожалуй, и не удастся… Второй на случай каких-то неожиданностей остался снаружи – у крыльца таверны. Как обычно собралась кучка уличных игроков в кости, вокруг торчат зеваки, и среди них нетрудно замешаться топтуну…

Объявилась вторая служанка с громадным подносом, сноровисто расставила тарелки и кувшинчики, положила ножи и вилки, тяжелые, железные, в том числе, не обойдя вниманием и пустовавший пока стол, водрузила посередине темную бутылку вина приличных размеров, глиняные стаканы. Оставшись с пустым подносом, чуть задержалась, явно ожидая, не последуют ли интересные предложения. Не дождавшись таковых, состроила едва заметную недовольную гримаску (режиссер точен в мелких деталях!) и отошла в комнатку за стойкой, где с товарками дожидалась очередного гостя или распоряжений от уже сидящих.

– Рискнем, господа мои? – негромко спросил Сварог, показав глазами на бутылку. – Благо я что-то не чувствую ни яда, ни «безвредного вреда»…

Гаржак привычно наполнил стаканы, отпил первым, прокомментировал:

– Не высший сорт, конечно, но могло быть хуже…

Удивительно точное определение, подумал Сварог, тоже отпив солидный глоток. То же самое касается и закусок и прочей принесенной снеди. Ну, наконец… Не было поводов тревожиться, но ожидание – всегда штука неприятная, а уж в таких обстоятельствах, когда можно ожидать всего…

Судя по тому, что появился именно старший группы, обошлось, однако, без неприятных сюрпризов. Сварог заранее поставил задачу перед тремя десятками агентов – и они до того, как рассвело, ушли в столицу пешком, через ту же заставу, группами по два-три человека. С задачей как следует прочесать город в поисках чего-то интересного, примерно описать его. Мегаполисов здесь не водилось. Столица, один из самых больших городов Нериады, по прикидкам, насчитывала тысяч тридцать жителей – примерно как райцентр, в котором Сварог родился и провел детство. И размерами не так уж и отличалась. Нескольких часов достаточно, чтобы неплохо ее изучить, разбитую на тридцать участков. Довольно легко работать в таких условиях – это вам не Сноль или Равена, не Фиарнолл и даже не провинциарий в многолюдных губерниях…

(Коли уж отвлекаться на посторонние мысли – в свое время Сварог, прочитав «Трех мушкетеров», был не на шутку удивлен: почему мушкетеры при срочной необходимости то и дело бегают друг к другу, когда у каждого есть конь? Лишь гораздо позже понял, что к чему, когда ему попался план Парижа времен кардинала Ришелье – в длину город тогда был километра три с половиной, и в ширину не более трех – они все жили совсем неподалеку друг от друга, проще добежать, чем ждать примерно столько же времени, пока слуга заседлает тебе коня…)

Как и полагалось по роли, они встретили пришедшего, как старого знакомого, но без бурных восторгов – господа дворяне еще не успели как следует принять на грудь, это в пьяных компаниях опоздавшего встречают бурным гомоном…

Как и полагалось по роли, пришедший сел, не торопясь, выпил стаканчик, закусил колбасой, вынул трубочку и кисет – куклы дымили примерно так, как и обитатели двух других планет, это входило в образ. Согласно неумолимой статистике, какой-то процент должен умирать от рака легких и прочих недугов, угрожающих курильщикам, – но курильщики не сами выбрали такую привычку, им режиссер определил, тварь такая…

Пришедший был в дворянском платье – как и остальные из отправившихся осмотреться. Самая убедительная мотивировка: большинство горожан других сословий бесцельно по улицам не бродят, разве что набравшиеся в кабаке, а вот дворянам, особенно приезжим, как раз и свойственно от скуки болтаться, где попало, забредать в самые неожиданные места. Это стало привычным на Таларе и Сильване, будем надеяться, что и здесь режиссер то же самое ввел в обиход…

Выглядел пришедший совершенно спокойным, не походило, чтобы он из-за чего-то волновался. Можно подумать, все прошло без сучка, без задоринки…

– Итак? – спросил Сварог.

– Все прошло гладко, без единого инцидента, – доложил пришедший. – Слежку зафиксировали только три группы – видимо, они не ожидали столь массированного вторжения агентуры и не держали у заставы много топтунов. Во всех трех случаях топтуны явно были не ориентированы на кого-то конкретного – когда группы разделялись, шпик без колебаний устремлялся за кем-то одним, никаких колебаний не выказывая.

А вот те, что за нами топают, явно ориентированы на некую конкретную персону, мысленно отметил Сварог. Агент продолжал:

– Я бы рискнул сделать вывод, что топтуны не располагают какими бы то ни было средствами связи ни друг с другом, ни с центром, который просто обязан быть. Те, кто к нашим приклеился, так за ними и топали до самого их возвращения. Новых так и не появилось. В резиденции аппаратура не зафиксировала никаких переговоров… что ни о чем еще не говорит, разговоры с помощьюнашей тоже невозможно засечь и подслушать никакой аппаратурой… Согласно инструкциям, люди искали что-то такое, что выламывается из обычной картины. Причем появившихся после первого «Невода» «неправильных» объектов обнаружено два. Первый – это Канцелярия недр. Канцеляриями здесь именуются министерства…

– Я помню.

– Канцелярия недр, во времена «Невода-1» ничем не отличавшаяся от прочих, на сей раз ненормально велика, превосходит размерами даже соответствующие министерства в самых развитых державах двух планет. Создается впечатление, что она – главнейшее здесь государственное учреждение, которому придается первостепенное значение. Громадина в четыре этажа и длиной на целый немаленький квартал. Второй «неправильный» объект – столь же огромное здание на полуночной окраине города. Окружено высоким забором из тщательно пригнанных досок, так что, сколько там в точности этажей, установить наблюдением было невозможно – вы приказали соблюдать максимальную осторожность, и наш человек болтался на окраине, смотрел уардов с двухсот. К зданию ведет широкая дорога, отходящая от большого тракта, ведущего на полночь. По нему то и дело въезжают повозки, тяжело груженные, идущие с полуночи, обратно выезжает поток пустых – уходит на полночь. Было уже светло, наш человек, по-прежнему разыгрывая скучающего приезжего дворянина, остановил парочку прохожих и поинтересовался, что это там за домина. Оба отвечали одинаково: королевская камнерезная фабрика, туда привозят камень с полуночных рудников и делают всякие штуки. И оба советовали благородному господину возле фабрики не отираться – она королевская, и потому ее хорошо охраняют, не любят, когда кто-то шатается поблизости, так что никто туда не ходит… Знаете, что самое интересное? Судя по всему, фабрика вовсю заработала с утра – день не выходной и не праздничный, мы точно разузнали. Но наш человек не видел ни единой дымовой трубы, а возле фабрики не протекает не то что речки, даже ручейка…

Это действительно было интересно. Очень интересно. Не фабрика как таковая – она всего-навсего позволяет выдвинуть довольно убедительную версию о том, что «тарелочки» и прочие поделки изготовляют не в загадочном Зазеркалье, а прямо здесь – не зря говорят о повозках именно с камнем… А вот другое обстоятельство как раз и делает ситуацию крайне интересной. Станки на большой фабрике должны чем-то приводиться в движение, и уж безусловно не магией, присутствия коей на Нериаде попросту не отмечено. На Таларе и в паре самых развитых держав Сильваны используют паровые машины – ну, учитывая уровень развития Нериады, следует ждать водяных колес, появившихся уже во времена, которые можно сравнить со Средневековьем Земли. Но нет ни дымовых труб, ни реки. Действительно, крайне интересно…

– Если не считать этих двух объектов, все остальное ничем не отличается от того, что заснято во время первого «Невода». Чуть ли не во всем практически повторяет прежние наблюдения. Разве что за шестьсот лет добавились новые улицы и дома, а некоторые старые перестроены – но всевозможные стройки и ремонт или снос старых зданий были много раз замечены и в прошлый раз. Вот и все результаты. Тщательно прочесав свои участки, агенты вернусь в резиденцию, состоялось совещание, я изучил все доклады и отправился к вам. По дороге в «Синюю кошку» меня столь же старательно пасли – сначала пешком, потом, когда я неподалеку от заставы взял извозчика, двинулись следом на своем. По-моему, один вошел за мной следом.

Ну да, подумал Сварог, сидевший лицом к двери. Вон тот, неприметный-незаметный. Привлекший внимание в первую очередь тем, что тоже выглядит живым.

– Что же… – сказал он спокойно. – Чтобы не привлекать лишнего внимания, старательно и не спеша все допиваем и доедаем. Что это за дворяне, которые бросят вино недопитым? Жратву еще можно оставить на тарелках, но вот вино… Оно, кстати, не такое уж скверное, потом закажите еще бутылку, граф. Нам совершенно некуда спешить, у нас масса времени…

Действительно, до темноты еще долго – не выпускать же Шмелей в белый день? Слишком высоко их не поднимаешь, к тому же при удаче они пойдут большими стаями, днем их можно разглядеть невооруженным глазом, так что не будем рисковать. А больше делать нечего, разве что готовиться к королевскому балу, на котором волей-неволей придется присутствовать, но это много времени не отнимет. А на бал нужно ехать – есть шанс и там увидеть кого-то интересного. Хорошо бы…

Он ощущал присутствие Иляны каким-то звериным чутьем, не имевшим ничего общего с магией, – и был уверен, что не ошибается, что ему это не кажется. Чуял – и все тут. К тому же, при подробном разборе предстоящей операции были выдвинуты кое-какие предположения…

Украдкой глянул на шпиков. Те держались совершенно непринужденно, умело притворяясь, что ни за кем не следят, так, покушать зашли. Один наворачивал сосиски и запивал их пивом, второй, натура очевидно более утонченная или просто больший гурман, коротал время в компании бутылки вина и тарелок с закусками. Как это принято у шпиков всех времен и народов, оба наверняка расплатились заранее под каким-нибудь безобидным предлогом, чтобы при необходимости моментально подорваться следом, и не погнался вышибала – вот он, прохаживается, голубь, очень убедительный, как все здешние марионетки, одет подходяще, рожа соответствующая. Ну что же, милые, топайте следом, мы люди открытые, за пазухой ничего не держим, от слежки уходить не намерены – поскольку нет поводов…

Они посидели еще с часок, прикончили вторую бутылку, потом расплатились с приличными чаевыми, поручили служанке поймать извозчика и отправились в резиденцию. Экипажи здесь, как и на Таларе, были поместительные, так что в тесноте, но не в обиде уселись все четверо. Шпики, как и следовало ожидать, потащились следом, тоже на извозчике, судя по быстроте, с какой он объявился, на своем. Ну и черт с ними. Не стоит рубить хвосты, это-то как раз и вызовет подозрения у тех, кто за всем этим стоит. Коли уж они, надо полагать, неплохо изучили жизнь Талара (их присутствия на Сильване пока не зафиксировано), должны знать: не так уж и редко люди из канцелярии наместника (а то и он сам), переодевшись в туземное, отправляются в город в поисках развлечений по своему вкусу и разумению. Конечно, тридцать четыре человека – может, и многовато, но для этого есть мотивировка: резиденция появилась на Нериаде после шестисотлетнего перерыва, многим интересно взглянуть на столь экзотические для них места в первый же день.

Конечно, если у шпиков при себе качественные направленные микрофоны, они записали разговор, ничего общего не имеющий с обычным любопытством, от первого слова до последнего. Или в распоряжении хозяев имеются какие-то средства наблюдения, которых наша аппаратура не в состоянии засечь. При том, что вся она – стационарная, установлена в резиденции, а у нас ради пущей конспирации нет при себе никаких детекторов, ничего такого…

И в первом, и во втором случае (гораздо больше верится во вторую версию) они нас быстренько расколют, если уже не раскололи. Но это, в принципе, неважно. Даже если раскололи, не кинутся моментально в атаку, не настолько они глупы. Будут какое-то время наблюдать самым пристальным образом – это закон любой спецслужбы, вдобавок можно уже сказать с уверенностью, что логика и способ мышления этих, из Радианта, во многом похожи на наши.

А вот времени мы им как раз не дадим. Все в точности так, как он говорил Яне, нисколечко не совравши: при удаче блицкриг во всей своей красе развернется завтра, спозаранку, при неудаче – все незамедлительно отсюда уберутся, и едва они окажутся в безопасности на орбите, флотилия примется за работу. Не дадим мы им времени. Подумаешь, одна бессонная ночь – для таких случаев и существует синенький «эликсир бодрости», каковой уже не раз приходилось пить, так что все пройдет гладко…

Резиденцию наместника обустроили на пустыре, в полулиге от городской окраины и уардах в трехстах от большого тракта, ведущего из столицы на полдень – кто бы указывал Высоким Господам Небес, где им располагаться? Устроено это было, в общем, из чистой вредности, чтобы затруднить кому бы то ни было наружное наблюдение, вероятность коего учитывали заранее. Чем бы ни располагал для данного случая противник, ему ни за что не устроить поблизости стационарного пункта. Любую аппаратуру придется устанавливать в ближайших домах – а если техника не будет в игре и все ограничится подзорными трубами, опять-таки ближе не устроиться…

Резиденция наместника (они все возводились по единому образцу), конечно же, должна была производить должное впечатление – роскошный дворец странноватой архитектуры, не имеющей аналогов ни в Империи, ни на обеих планетах (как оно и было задумано изначально, чтобы здание отличалось от любых земных построек, а кто-то в свое время решил – заодно и от имперских тоже). Конюшни, каретные сараи и прочие подсобные помещения в том же стиле. Как водится, окружено все это затейливой решеткой в два человеческих роста – из-за световых лучей густо-алого цвета, временами мерцавших золотыми искрами. Это уже не красоты ради, а пущей безопасности для: дотронешься рукой – останешься без руки, вздумаешь по дурости бодать лбом… Ну, соответственно.

Извозчик, завидев все это издали, поначалу собирался тормознуть на большом тракте и оставить их там – боязливость вовсе не свидетельствовала о его свободе воли. Как ни приглядывайся, классическая кукла. Видимо, заложенная ему в голову программа (а такие тут просто обязаны быть) предусматривала типичные для извозчика реакции на разнообразные ситуации. На двух других планетах, кстати, извозчики, в общем, не боятся подъезжать с седоками к резиденциям, но при этом всегда им чуточку не по себе…

Они пустили в ход тоже вполне стандартные ухватки, каких и следовало ожидать от дворян в таких случаях – пригрозили, что, во-первых, уши отрежут, а во-вторых, могут и не отрезать, ладно уж – добавят денежку. Судя по тому, что извозчик согласился на второй вариант и без всякого удивления принял первый, здешним дворянам программа предписывала держаться именно так, как держались бы в схожей ситуации их таларские и сильванские братья по классу…

Должным образом настроенная калитка при их приближении моментально исчезла. Сварог вошел во дворец первым, и, кивнув спутникам, направился на второй этаж, повернул направо, нажал на ручку двери в комнате, куда не мел права входить никто, кроме него и Каниллы.

Помянутая благородная девица (она очаровательный бесенок в юбке, ценный сотрудник и глава Ассамблеи Боярышника) пребывала на рабочем месте, как и два Золотых Обезьяна, которых Сварог вместе с кое-какой аппаратурой из Белордерана привез сюда. Что никаких технических сложностей не составило – Сварог их просто-напросто закутал в плащи до пят и велел надвинуть капюшоны пониже. Так что конспирация соблюдалась в отношении всего персонала резиденции, кроме Каниллы – что персонал принял со спокойствием профессионалов, каждый знает ровно столько, сколько ему положено знать, если шеф привез с собой двух закутанных с головы до пят незнакомцев, значит, так надо. Никто и не мог предположить, кто они такие, – благо роботы, в отличие от Каниллы, могли пребывать на своих местах круглосуточно, не нуждаясь в сне, еде и отдыхе.

Вся троица прилежно восседала за пультами, установленными в ряд у левой стены, каждый за своим. Пульты, как обычно, мигали разноцветными огоньками, показывали на экранах загадочные для непосвященных (и для Сварога тоже) разноцветные линии и загадочные символы. Премудрость, в который раз подумал он не без уважения и прикрыл за собой дверь.

Канилла повернулась к нему и встала из-за пульта, пересела в кресло у низенького стола из блестящего металла – тоже своеобразного экрана, которому предстояло заработать при удачном повороте дел. Обезьяны, по своему всегдашнему обыкновению, повернули головы на девяносто градусов, лицами к нему, как это делают совы, тем и ограничились. Ну, глупо было бы вводить субординацию в отношении роботов…

Сварог присел во второе кресло – их тут было только два, для него и Каниллы.

– Результаты? – спросил он.

– Никаких, – прилежно доложила Канилла. – За все время, что вы провели в городе, ни единой попытки к нам проникнуть… с помощью чего бы то ни было, – она подумала и предусмотрительно добавила: – По крайне мере, не наблюдалось ничего, что наша или ваша аппаратура могла бы выявить.

– Вот именно, – проворчал Сварог. В конце концов, аппаратура ларов тоже не способна была засечь работу наблюдательных устройств Велордерана…

– Отрицательный результат – тоже иногда результат, – сказал он старую банальность. – Если у них нет ничего, что мы не способны засечь нашими устройствами, задача облегчается. Если есть… если есть, пожалуй что, усложняется, так бы я сказал. А Радиант?

– Ну, этот постоянно бьет по Талару, Талар сейчас в периоде «встречи»… Сейчас это даже неинтересно, верно? Все параметры прежние, ничего нового, изменений никаких.

Сварог кивнул. Появился прекрасный способ узнать, когда именно Радиант начнет боевые действия – как только сигнал вместо обычного потока будет содержать какую-то из комбинаций для сработки «тарелочек», считай началось…

– Верно, – сказал он не без угрюмости.

Перевел взгляд на того Обезьяна, что сидел справа, красовавшегося под номером шесть. Их тут было, как легко увидеть, двое, Шестой и Четырнадцатый – и Сварог именно Шестого назначил старшим. Согласно старому армейскому принципу: если группа и состоит всего из двух человек, все равно одного следует назначить старшим. Вот Сварог и назначил старшим Шестого – исключительно оттого, что так быстрее было произносить.

– Докладывайте! Шестой, – сказал он.

Рапорт Шестого оказался еще короче, чем у Каниллы – по излучению Радианта Обезьяны не работали, а насчет остального могли повторить то же, что и Канилла: никаких попыток постороннего вторжения… по крайне мере, с помощью аппаратуры, которую они могли бы засечь.

У него чесались руки испробовать хелльстадские системы наблюдения, один из пультов для управления ими и предназначался – но не стоило раньше времени тыкать в берлогу рогатиной, совать палку в осиное гнездо. Только после того, как пойдут в разведку Шмели – и неважно, будет разведка, удачной или неудачной…

– А у вас как дела? – спросила Канилла (от которой в этой операции секретов не было).

– Ничего особенного, – сказал Сварог. – За нами все это время таскались шпики, ничуть не похожие на марионеток. Подобные скорее Иляне.

Потом рассказал о Канцелярии недр, о чуточку странной фабрике (гораздо подробнее в том числе и о тянущихся туда обозах с полуночи). Канилла о чем-то ненадолго задумалась, догадавшись, что больше рассказать нечего, отошла к Шестому и негромко с ним заговорила. Насколько расслышал Сварог, касалось это компьютеров – и потому он понимал не все слова. Усмехнулся, когда она вернулась к столу:

– Нашли общий язык?

– Ну да, – серьезно сказала Канилла. – Сначала я чуточку дичилась, о роботах только читала и видела по телевизору – а в фильмах они иногда очень злобные, замышляют всякие коварства. Потом как-то незаметно разговор пошел о технике, и я с ними освоилась. – Она округлила глаза в непритворном изумлении. – Та-акие компьютерщики, командир! Теперь понятно, почему Элкон у вас регулярно пропадает. Можно будет как-нибудь и мне?

– Ну разумеется, – сказал Сварог. – Только сначала нужно здесь разобраться, да так, чтобы у нас не было с ними потом никаких забот и хлопот…

– Командир…

– Да?

– Возьмите меня с собой на королевский бал.

Сварог усмехнулся:

– Хочешь посмотреть платья? Достаточно будет потом изучить старые записи – фасоны с тех времен практически не изменились. Или тебе непременно нужно их увидеть самой?

– Ну, и это тоже, – сказала Канилла, не ответив на его улыбку. – Вот только платья меня сейчас меньше всего интересуют… За вами пустили шпиков… Если они все же нас не подслушивают и не подглядывают, у них есть все основания считать, что мы прилетели сюда надолго. Самый логичный следующий ход в такой ситуации – начать нас разрабатывать, вы сами учили…

– Логично, – вынужден был согласиться Сварог. – Только для этого нужно до нас добраться вживую, а это нелегко… разве что из зеркала у меня полезет загадочная красотка Иляна… а то и кто-то еще…

– Вот на этом я расчеты и строю, – сказала Канилла. – Вы несколько часов провели в городе, делать было нечего, и я все обдумала. Следите за моей мыслью, командир. Проще и легче всего к нам подкатиться как раз на королевском балу, где мы на их территории, они же люди, у них человеческая логика… Ко мне, можно решить, гораздо легче подкатиться, чем к вам. Вполне может обернуться так, что возле меня объявится роковой красавчик. Я молодая, очаровательная, а уж прикинуться дурочкой всякая женщина умеет мастерски. Грех не попытать счастья – я имею в виду дела разведывательные – со столь подходящей особой. Предположим, так и произойдет, тем более что я буду играть откровенную блудливость. Если что, к нему я не поеду, скажу, что нам настрого запрещено проводить ночи вне резиденции. Думаю, поверит: вряд ли они интересовались регламентами канцелярий наместников, им это попросту не нужно. Приведу его сюда, попробую разговорить. А если он окажется из тех, кто разговоры откладывает на потом, если попытается очень уж бурно покушаться на мою добродетель, я его без затей срублю парализатором. У нас целый ящик парализаторов. Должно подействовать. Я два раза прочитала отчеты техников, наблюдавших визит Иляны к Орку. Они пустили в ход все датчики и детекторы, какие только имелись. Вывод категорический: это самый натуральный человек, и никто другой…

– Может оказаться так, что она – человек, – сказал Сварог. – Но есть другие, устроенные совершенно иначе.

– Если что, попробую еще убойные приемчики, – безмятежно ответила Канилла, словно отмахнулась. – Вы же знаете, у меня по боевой рукопашке результаты неплохие. Ну, а если и это не поможет, наши люди будут рядом. Это не дворец, а большущий капкан. Скрутят, отнесут в виману, и она тут же стартует. А уж на Таларе его быстренько разговорят. Вы же сами говорили, что нам нужен пленный. Что скажете?

– План заманчивый… и довольно толковый, – сказал Сварог задумчиво. – Может закончиться успехом… при условии, что они нас не подслушивают.

– Даже если подслушивают, подглядывают и будут знать заранее, что мы задумали, – какие тут неприятности? Не будут же они на нас набрасываться прямо на балу, вообще в городе. Просто будут знать, что мы знаем, и в соответствии с этим вести игру дальше. Мы же еще здесь не обосновались толком, вы не вручали королю верительных грамот, он только готовит пышную церемонию. А приказ я соблюдаю старательно…

Сварог знал, о чем она – на последнем инструктаже перед отлетом он отдал строжайший приказ всем без исключения: на Нериаде всем до единого ни словечком не упоминать о задуманной операции, о пребывавшей не так уж далеко от Нериады боевой флотилии – именно допуская, что их могут подслушать…

– А если они не смотрят и не слушают – шансы на успех огромные, – сказала Канилла. – Я бы на их месте на такую безобидную приманку клюнула: молодая, красивая, глупенькая, блудливая… И одета соответственно. У них женщины одеваются, как тысячи лет назад – платья до пола, вырезов практически нет. А я поеду в нашем платьице. Кто запретит высокой Госпоже Небес? Я ж на них буду действовать убойно, не хуже «Белого шквала»…

Она крутнулась волчком – медленно, так что короткое платьице и не взметнулось. Сварог вздохнул, ничуть не скрываясь. С Каниллой ему порой бывало трудновато, чисто психологически. Сотрудник отличный, ценный, к дисциплине относится со всем уважением, но частенько при обсуждении самых сложных вопросов и дел держится так, что посторонний, впервые с ней столкнувшийся, сочтет взбалмошной, легкомысленной, безалаберной. Тут уж действовали въевшиеся в подсознание армейские рефлексы: в армии всегда недолюбливали редкое несоответствие формы и содержания. Люди в погонах обычно, в отличие от штатских, не видят ничего смешного в одной из статей «Воинского артикула» Петра Первого: дабы не смущать начальство, подчиненный должен иметь вид лихой и придурковатый…

– Дело опасное… – сказал он скорее машинально, чем возражая.

– На Той Стороне, по-моему, было опаснее, – сказала Канилла. – Но вы разрешали туда идти не только мне, но и Янке… А уж там гораздо легче было заработать нож под ребро… Вы мне что, запрещаете?

– Да нет, – сказал Сварог, сдавшись окончательно перед ее несокрушимой, в общем, логикой. – Разрешаю. Вообще-то могут и на меня клюнуть…

Он подошел к овальному зеркалу и еще раз с удовольствием обозрел свою физиономию, точнее, чужую. По-человечески она Сварогу не нравилась, от нее тошнило, но вот с точки зрения дела – лучшего и не придумаешь…

Уж его-то эти, из Радианта, прекрасно знали в лицо, так что соваться на Нериаду в своем подлинном облике было бы не самоубийством, конечно, но моментальным провалом. А потому специалисты своего дела изготовили ему «маску» – постоянную, снимавшуюся заклинанием. Великолепная рожа: за лигу видно, что ее обладатель глуп, как пробка, но преисполнен самомнения, чванства, тупой гордыни – то есть великолепный экземпляр для вербовки. Занятно: при изготовлении «маски» в качестве прототипов использовались сразу три реальных фигуры, благородные лары, обладавшие вышеперечисленными качествами в полной мере. Один из них – небезызвестный барон Копер, которого, по уму, давно пора бы загнать в замок Клай, тюрьму Лоре или, по крайней мере, выслать на Сильвану за все его художества на земле, но, увы, нет юридических зацепок. От него Сварогу достались еще и дурацкие усики – коротенькие, не достигавшие углов рта, закрученные в виде запятой. Хоть какую-то пользу принес, скотина…

Он отвернулся от зеркала, шагнул к креслу. Тут его и накрыло…

Словно могучий порыв ветра пронизал насквозь ставшее бесплотным, как туман, тело, ворвался в мозг, промчался меж ребрами и вырвался со спины – но этот шквальный порыв был не холодным, а приятно теплым, всепроникающим, растворившим на миг в чем-то, чему названия не было изначально…

Погруженный в некий мерцающий туман, не дававший шевельнуться, он испугался бы – но страха отчего-то не было, как и любых других чувств. Туман стал светлее, в нем четко проступило изображение здешнего королевского дворца, пышно-старомодного, возведенного в стиле былых тысячелетий – как все прочее, и архитектура здешняя застыла, словно доисторическая муха в янтаре. Этакая коробка из-под обуви с прорезями, каменная стена вокруг, крыши унылого, болотного темно-зеленого цвета, несоразмерные угловые башенки, слишком тонкие по сравнению со зданием, опять-таки несоразмерные огромные крыши, похожие на китайскую соломенную шляпу низким конусом…

Потом на фоне дворца появилось лицо Иляны, спокойное, надменное, волосы на сей раз не распущены по плечам, а уложены в затейливую прическу, смотрит словно бы свысока. Исчезло, и на смену ему явились другие, проплывая неторопливой чередой, так что их удавалось хорошо рассмотреть – главным образом мужские, хотя появляются и женские, довольно симпатичные, но безусловно уступающие красотой Иляне, лица молодые, пожилые, а то и старые, как из тех, что легко всплывают в памяти, так и совершенно неприметные, словно принадлежащие хорошим шпикам…

Их было много, и на всех, даже неприметных, застыло то же, что у Иляны, выражение холодного презрения ко всему окружающему и всем окружающим. Неприятные были лица, все до одного…

В конце концов они исчезли, туман понемногу стал таять – он почувствовал затылком, всем телом твердый пол, пусть и застланный ковром, услышал звонкий, тревожный голос Каниллы:

– Командир! Командир! Да что с вами?

Окончательно вернувшись в реальность, он обнаружил, что лежит навзничь посередине комнаты, а над ним склонилась стоящая на коленях Канилла, невероятно испуганная, какой он никогда прежде не видел. Нигде ничего не болело, сознание стало ясным – он вернулся…

Сел без малейших усилий, тут же поднялся на ноги. Канилла встала с колен гораздо медленнее, уставилась на него шалыми покруглевшими глазами:

– Что случилось, командир? Это они?

Шагнув к ней, Сварог взял ее за плечи и крепко встряхнул, прикрикнул жестко:

– Кани, успокойся!

Подействовало, она быстро опомнилась – ну, не тот был характер, чтобы сорваться в истерику… Тяжко, облегченно вздохнула, повторила:

– Это они?

– Ничего подобного, – сказал Сварог. – Тут совсем другое. Бывало уже, но редко… Это не они, уверяю тебя…

– Вы никогда о таком не говорили…

– Когда-нибудь обязательно расскажу, – сказал Сварог. – Сейчас не стоит тратить времени, потому что это не имеет никакого отношения к делу.

Уже совершенно точно вспомнил, где с ним случалось подобное прежде – один-единственный раз, слишком необычным было пережитое, чтобы о нем забыть. Интересно… Не то слово…

– Как это выглядело со стороны? – спросил он деловито.

– Вы вдруг замерли, изменились в лице, – прилежно доложила Канилла, похоже, окончательно приведенная в чувство его насквозь командным голосом. – Лицо стало каким-то другим, у меня даже слов нет, чтобы описать… Потом стали… нет, не падать, медленно так опускаться на пол, глаза остекленели, смотрели сквозь меня… сквозь весь мир… Я не знала, что делать…

– Будет время, непременно расскажу, – сказал Сварог. – Главное, это не они. И ничего тут нет страшного… Всего-то…

Он замолчал, повернул голову – пульт Каниллы испускал громкое свиристенье, вспыхнула пара лампочек, на одном из экранов зажегся загадочный синий знак, да так и остался. Обезьяны оставались неподвижными, даже головы не повернули, а их пульты были молчаливыми без всяких звуковых или световых эффектов.

– Кани… – кивнул Сварог в ту сторону.

Но она уже без понуканий бросилась к пульту, упала в кресло, что-то нажала, что-то повернула. Лампочки погасли, синий иероглиф пропал. Канилла машинально выругалась – не драгунскими словечками, но все же не сочетавшимися с обликом молодой благонравной девицы из знатной семьи, с титулом и положением в светском обществе. Обернулась к Сварогу, разочарованно протянула:

– Рутина… Радиант перестал излучать, значит, либо он обратился к Талару другим полушарием, либо Талар к нему, точно выяснять не стоит – будни… Жаль, я-то думала, что-то полезное… Командир, с вами и в самом деле все в порядке?

– В совершеннейшем, – сказал Сварог чистую правду. – Клясться не буду, поверь уж на слово, ладно? – Он посмотрел на часы. – Ну, пора собираться на бал. Я-то соберусь быстро, но прекрасно знаю, сколько женщинам нужно времени, чтобы приготовиться к балу во всеоружии…

Канилла живо вскочила:

– Я постараюсь быстро.

– Только ты там не перегибай палку…

– Ну что вы, командир, – улыбнулась она лукаво и загадочно. – Неужели вы еще не открыли, что каждая женщина – актриса в душе? С младых ногтей?

– Давно открыл… – проворчал Сварог.

…Как и следовало ожидать, большой зал с высоким потолком, под которым перекрещивались темные балки из мореного дуба, освещали факелы – как тысячелетия назад. Вот, именно, мухи в янтаре. Даже на Сильване, отстававшей от Талара в развитии техники, давным-давно научились изготовлять керосин и использовать его в светильниках наряду с минеральным маслом. Что же, там не было янтаря…

Впрочем, необходимо уточнить, что света факелы давали достаточно – вставлены в кованые железные держатели на высоте в два человеческих роста очень густо, промежутками не более чем в ладонь, горят ровным жарким пламенем, практически без копоти – это, безусловно, не смола, что-то посложнее. Значит, именно такие факелы, чуть совершеннее вовсе уж первобытных или тех, что горели в Середине Времен (так на Таларе называли те времена, что на Земле именовались Средневековьем), и были уже в обиходе, когда Нериаду накрыло.

Касательно этого имелись некоторые логические неувязки. В точности определить, когда все случилось, невозможно: лишь лет через двести, когда орбитальные убежища беглецов превратились в нечто большее, окончательно оформились в Империю, к другим планетам отправили космические корабли и обнаружили, что на Нериаде словно остановилось время. О причинах никто до сих пор ничего не знает, ученые предполагают, что это какое-то поле, исключительно потому, что других факторов попросту не нашли, много раз брали образцы воздуха, воды и почвы в разных уголках планеты, скрупулезнейше исследовали, но ничего подозрительного не обнаружили. «Положительно, это какое-то поле, – говорил как-то профессор Марлок. – Мы просто не можем его обнаружить нашими приборами. Как не смогли бы обнаружить радиацию магнитометром, не имея ничего, кроме него. Я не настолько самонадеян, чтобы полагать, будто все наперечет поля науки известны…»

Предположим, все так. Но, тем не менее, логические неувязки остаются. Загадочное поле и Радиант как-то между собой связаны, или нет? Или они просто высадились – или прибыли – именно здесь, потому что в других местах не могли бы с ходу подмять под себя планету, а вот с куклами это прошло идеально? С одной стороны, раньше они никак себя не проявляли… или мы просто-напросто ничего не знаем о прежних попытках, оставленных без внимания? Предположим, по каким-то веским причинам они были поначалу слишком слабы, чтобы всерьез строить планы завоеваний Империи, переживали, скажем, свое Средневековье, медленно эволюционировали, развили науку и технику – и наконец, войдя в силу, начали действовать? Никаких убедительных доказательств, фактов нет, одни домыслы…

– Неужели вы и сейчас погружены мыслями в государственные дела, герцог? – раздался справа голос короля.

Сварог моментально вернулся к реальности, ответил со всей светской вежливостью:

– Нет, ваше величество, просто засмотрелся на ваших красавиц.

– О да, они достойны внимания… – ответил король, с некоей вороватостью покосился на супругу, сидевшую с отрешенно-властным видом и вроде бы совершенно не интересовавшуюся их разговорами.

Такое вот величество… Если быть точным, его величество Парташ Девяносто Восьмой – не удивительно, что его порядковый номер крайне удивил бы монархов Талара и Сильваны, здесь не бывает ни дворцовых переворотов с целью смены династии, ни цареубийств, сущее сонное царство, если династия и пресекается, то чисто по естественным причинам, иногда просто не остается наследников. Кукла как кукла – за сорок, лицо обычное, ничем особенным не примечательное, не отмеченное ни силой воли, ни печатью тиранства – откуда здесь взяться и тому, и другому? Богато одет, декорирован несколькими орденами, полными аляповатой вычурности, один на массивной золотой цепи, другие по обе стороны груди – значит, здесь, в отличие от Талара и Сильваны, короли преспокойно носят ордена своего королевства: даже если допустить, что иные из них вручены заграничными братьями по классу, тот, что на цепи, несомненно, местный – цепь украшена медальонами с гербом Даркаша. Королева ему под стать: красива, примерно того же возраста, но, можно так выразиться, лицо не отмечено признаками яркой индивидуальности, столь же непримечательное, как у супруга. Не видно никаких принцев или принцесс – то ли не достигли еще возраста, позволяющего посещать взрослые увеселения, то ли венценосная чета бездетна пока. А впрочем, такие детали не имеют значения…

Он вновь стал разглядывать танцующих – их было человек пятьдесят. На высоте человеческого роста, на противоположной стене – полукруглый балкон с кованой балюстрадой. Там вовсю старается живой оркестр из полудюжины музыкантов, музыка приятная, мелодичная – но, конечно же, возрастом в несколько тысячелетий. Как все здесь, кроме людей и животных. Танец чем-то напоминает старинную каталунскую тарантуру. По периметру зала – полдюжины длинных столов с бутылками, бокалами и закусками, возле них выжидательно застыли лакеи в раззолоченных ливреях. Несколько индивидуумов мужского пола, явно не намереваясь предаваться вульгарным пляскам, прочно бросили якорь возле столов, несколько пар чинно беседуют, не глядя на танцующих, – по виду парочек, они толи уже состоят в определенных отношениях, то ли движутся к ним на всех парусах.

Что ни возьми, полная аналогия с придворными балами на Таларе. Одно существенное различие…

Происходящее крайне напоминает музыкальный ящик с марионетками, о котором писал в отчете шестьсот лет назад кто-то из наблюдателей. И кавалеры, и дамы, как и все виденные горожане (за исключением шпиков), затянуты в невидимую «вторую кожу» – разве что степени свободы у них другие, приспособленные для исполнения очередной программы. Вроде бы танцуют, вроде бы флиртуют, вроде бы улыбаются друг другу, но каждое движение, каждый жест словно направляются невидимой рукой, отточены и предсказуемы. Словно работает ткацкий или другой станок, набор заранее известных манипуляций, полностью исключающих импровизацию и свободу воли – откуда они у нехитрого механизма?

Что характерно, господа мои, так ведут себя не все поголовно… Сварог при беглых наблюдениях обнаружил четырех, самого разного возраста, от молодых людей до пожилых, державшихся совершенно иначе – подобно тем шпикам, обладающим и свободой воли, и свободой движений. Кажутся живыми людьми, каким-то чудом оказавшимися на экране среди актеров, играющих в костюмном историческом фильме. Возможно, есть и другие такие, не только эти четверо придворных кавалеров – но Сварог пока что не разглядывал всех присутствующих. Ну, разумеется, почему бы им не оказаться здесь, таким? Управлять марионетками, надо полагать, не так уж сложно – но гораздо рациональнее иметь среди них живых – чтобы, скажем, быстрее и легче проводить в жизнь ценные указания неведомого центра. Коли уж простые шпики обладают свободой… Вряд ли шпиков специально к прилету Сварога сделали именно такими, освободили от некоего наваждения, от янтаря… А вот Иляны нигде не видно… или у нее свой, строго определенный круг обязанностей, не включающих в себя посещение королевских балов? Кто ее знает. Как бы там ни было, даже сейчас, когда бал длится уже не менее часа, порой появляются в широкой арке (дверей нет) новые персонажи обоего пола – видимо опоздание на бал здешнему этикету не противоречит, приходи когда хочешь…

Он без труда нашел взглядом Каниллу, благодаря наряду выделявшуюся в толпе, словно изумруд в россыпи фасолин. Она с самого начала танцевала непринужденно и умело – вообще-то она всегда хорошо танцевала, тем не менее, для того, чтобы моментально включиться в общие переплясы, одного чувства ритма мало, она должна была прилежно изучить старые записи, сделанные наблюдателями в рамках первого «Невода». И правильно. Уж не задумала ли она еще на Таларе этот план – надо признаться, весьма толковый? С ее острым умом – вполне возможно…

Канилла, с полувзгляда ясно, имела большой успех, вокруг нее прямо-таки вились кавалеры всех возрастов, наперегонки бросавшихся к ней, едва должен начаться очередной танец, беспрерывно, судя по мимике, отпускавших комплименты, в перерывах между танцами липнувших с разговорами. Ну, ничего удивительного – программа «Королевский бал» предусматривает именно такое поведение, придворные кавалеры просто-таки обязаны так себя вести, ценители прекрасного. Тем более – незнакомая красавица с отличной фигуркой, подол золотистого платья на полторы ладони выше колен, невиданный здесь вырез…

Плохо только, что ее форменным образом осаждают одни куклы. Никто из той четверки, никто другой из свободных ни разу с ней не танцевал, ни разу не заговорил. Канилла держится непринужденно, выглядит веселой, улыбается очаровательно и часто, охотно болтает – но в глубине души, конечно, должна потихоньку злиться – на крючок насажена аппетитнейшая приманка, а рыба, чтоб водяной задарил, никак не клюет…

Внимание! Сварог насторожился. Очередной припоздавший, наскоро осушивший бокал у стола, оглядевшись, уверенно направился к Канилле и успел, опередив прочих соискателей, пригласить ее на очередной танец. Он, безусловно, из живых, подобно той четверке, по внешности – именно роковой красавец из очередного телесериала. В точности таких и подставляют красивым дурочкам, вообще женщинам, ищущим романтической любви. Кажется, Канилла рассчитала все правильно – желанная рыбка наконец цапнула приманку. Ну да, танец кончился, и он уводит Каниллу к столу с вином, причем из прежних ухажеров никто и не пытается вклиниться: то ли причиной тому небрежная уверенность, с какой он держится, то ли ему определили такую роль, что куклы держатся в сторонке – скажем, всемогущий фаворит короля или королевы – как нельзя более подходящая должность для введения каких-то новшеств, необходимых именно этим, из Радианта, взять хотя бы королевскую камнерезную фабрику, канцелярию недр – два объекта, своими размерами явно превышающих те, какие потребовались бы для кукол. Сварогу было достаточно времени, чтобы послать запрос и получить ответ, так что можно говорить со всей уверенностью: раньше не было ни фабрики такого размера, ни какой бы то ни было канцелярии, старые записи ничего такого не показывают, так что это явно нововведение… а здесь имеется лишь одна разумная и организованная сила, которой новшества необходимы, – Радиант. Просто некому больше…

Ага, на новый танец он ее не пригласил, так и стоят у стола, оживленно беседуют, Канилла играет глазами со всем прилежанием глупенькой красотки, не отягощенной особой моралью, одаривает его широкими, ослепительными (и блудливыми чуточку, да) улыбками. Роковой красавец, в рамках этикета проявляющий нешуточный интерес к стройным ножкам и вырезу, судя по его поведению и легким, дозволенным правилами приличия прикосновениям к обнаженным локтям, поставил себе простую и конкретную задачу и движется к ней на всех парусах. Так-так-так… Канилла, улыбаясь, отрицательно качает головой, что-то с улыбкой объясняет, красавчик не выглядит огорченным. Кажется, довольно быстро красотка получила предложение поехать к нему домой – музычку послушать, рыбок в аквариуме покормить, посмотреть коллекцию марок. Такие темпы удивлять не должны – и на земных, и на имперских балах подобные парочки, точно знающие, чего хотят, столь же быстро находят общий язык. Поедете в резиденцию? А почему бы ему не поехать? Если они не подслушивали? Ну что же, мы люди гостеприимные, хотя сплошь и рядом наше гостеприимство принимает преувеличенные формы, вплоть до немедленного приглашения в гости на Талар, чего сей персонаж вряд ли жаждет…

Краем глаза он видел арку – и напрягся, на мгновение посмотрел прищуром охотника, каким поверх мушкетного ствола радостно выцеливают наконец-то объявившуюся дичь.

В зале появилась Иляна. С видом давным-давно обвыкшейся здесь прошла к ближайшему столу, непринужденно взяла у лакея бокал вина, отпивая деликатными глоточками, разглядывала танцующих с некоторой скукой, знающей все наперед придворной дамы, которой хочется новых развлечений и впечатлений, потому что старые осточертели. Мазнула Сварога внимательным взглядом и вновь разглядывала танцующих.

Он держал ее краем глаза, ощущая тот же охотничий азарт. На сей раз выглядит чуточку иначе: роскошные золотистые волосы уложены в прическу, неизвестную на двух других планетах – но многие из присутствующих дам с такой щеголяют: две косы тугими бараночками прикрывают уши, третья на затылке, две длинных пряди свободно падают у висков. Вместо неизменного простенького платья, в котором она выявлялась на Таларе и на земле, и за облаками – гораздо более роскошное, из тонкой светло-зеленой материи в мелкую золотую крапинку, чеканный пояс низко опущен на бедра и украшен впереди овальным медальоном с каким-то узором – и пояс, и медальон, конечно же, не золотые, только позолоченные – будь они из чистого золота, весили бы изрядно, даже мужчины такую тяжесть не таскают. А вот затейливые золотые, браслеты с зелеными камнями на запястьях вполне могут оказаться и золотыми, и уж наверняка из чистого золота, и серьги с такими же зелеными неограненными самоцветами – похоже, янтарь сковал людей во времена, когда гранить драгоценные камни еще не умели, ограничивались шлифовкой.

Очень, знаете ли, интересно… Украшения золотые, с драгоценными, надо полагать, камнями, несомненно, подобранными так, чтобы гармонировали с платьем, но в то же время на лебединой шее, открытой здешним скупым вырезом, – та самая связка полированных каменных брусочков, продолговатых, серых с синими прожилками. Довольно-таки странное сочетание – а ведь ничего подобного у прочих дам не наблюдается, на какую ни глянь – на шее, в ушах, на пальцах и запястьях исключительно золото с самоцветами. Положительно, это неспроста, что-то должно означать…

Король склонился к его уху, тихонько сказал тоном матерого заговорщика:

– Я вижу, вы заметили очаровательную графиню Фереташ…

– Ее невозможно не заметить, ваше величество, – сказал Сварог с должной галантерейностью.

– Ну разумеется, любезный герцог. Украшение двора, смело можно выразиться…

– К сожалению, ваше величество, иные украшения, как правило, имеют хозяина…

Король живо ответил:

– Только не в этом случае, герцог, графиня славится свободой поведения… о, я в хорошем смысле! Это означает лишь, что она сама выбирает пути и цели…

Ну да, разумеется, подумал Сварог, вряд ли ей интересно, каковы бы ни были рубежи ее морали, спать со скучными куклами, вряд ли это нужно этим, из Радианта. Спать с собственными инструментами – прямо-таки извращение. Очень похоже, она, подобно земным валютным проституткам, на иностранцах специализируется…

Король вновь покосился на жену, еще больше понизил голос:

– Правда, любезный герцог, это вовсе не означает, что она недотрога…

Судя по тону и ухваткам, ему в этом кукольном театре выпала роль игривого потаскуна, какие среди обычных королей не редкость. Ну что же, не самая незавидная роль, бывают хуже. Интересно только, какая роль досталась его супруге – ревнивой мегеры или тихой страдалицы? Среди королев широко представлены те и другие…

– Вот это слышать приятно… – сказал Сварог, ответив на улыбочку короля такой же игривой.

– Что же, вы наш высокийгость. Только предупреждаю заранее – есть ситуации, когда и король неволен приказывать. Вам придется всецело полагаться на себя…

– Я, пожалуй, рискну, ваше величество, – сказал Сварог с ухарским видом.

Король приподнял левую руку и звучно щелкнул пальцами. Лакеи, даже кукольные, всегда на высоте: тут же возле него материализовался раззолоченный экземпляр в черно-зеленой ливрее – такими уж несколько мрачноватыми были Здешние королевские геральдические цвета, соответственно, и знамя у них – черное с зеленым…

– Голубчик, – сказал король небрежно. – Передайте графине Фереташ, что я хотел бы с ней перемолвиться словечком…

Слегка поклонившись, лакей проворно направился к Иляне, и, кланяясь даже более почтительно, что-то сказал. Иляна глянула в их сторону (у Сварога осталась впечатление, что смотрела она не на короля, а исключительно на него), небрежно, не глядя отвела руку с бокалом в сторону (виночерпий его проворно подхватил) и без тени недовольства направилась к ним. Королева все так же отрешенно смотрела перед собой (пожалуй, ей досталась роль Тихой Печальницы), зато король явно оживился, улыбаясь Иляне прямо-таки ослепительно:

– Милая графиня, позвольте вам представить имперского наместника Герцога Кавадора…

При этом во взгляде у него явственно просматривалась тоска – надо полагать, как ему положено по роли, пытался красавицу заманить в постель, а она вряд ли согласилась заходить настолько далеко с одним из своих инструментов.

Ну вот и встретились лицом к лицу… Сварог торопливо встал, уже знакомый с местным этикетом, раскланялся по всем правилам: правая ладонь прижата к сердцу левая – ко лбу. Не самый дурацкий церемониальный поклон из тех, что встречаются при королевских дворах.

Иляна тоже ответила по всем правилам: скрестив руки на груди, чуть присела, выставив правое колено. Грациозно выпрямилась, посмотрела Сварогу в глаза осмысленным, чуточку дерзким, совершенно живым взглядом – пожалуй, что оценивающим. Улыбаясь непринужденно, сказала с той самой легкой дерзостью, что красивым женщинам простительна и даже придает им шарма:

– Рада с вами познакомиться, герцог. Вы – первый Высокий Господин Небес, которого мне довелось увидеть своими глазами.

Сварог без особого труда сохранил на лице прежнее заинтересованно-светское выражение. Но вспомнил некоторые эпизоды ее бурной деятельности на Таларе – уж с парочкой Высоких Господ Небес знакома близко, возможно, мы не обо всех знаем, неизвестно еще, как там обстояло с ученым магистром, а то и с кем-то еще, до кого мы пока не добрались. Ну что же, именно таким невинным взглядом умеют смотреть прожженные шлюхи…

– Графиня Иляна Фереташ…

– Герцог Шерлок Кавадор…

Сочиняя перед отлетом себе новое имя, Сварог подумал, а почему бы не позволить себе безобидную шутку, не способную нанести малейшего ущерба делу? Шутки украшают жизнь… и снимают напряжение перед боем. В этом мире все равно не найдется ни единой живой души, способной шутку юмора понять, только он один…

Он так и не придумал, с чего начать разговор – будь то на Таларе или в Империи, без труда подыскал бы слова, но эта красавца была не из простых… Выручил его король, тихо сказал с понимающим видом:

– Право же, герцог, воспользуйтесь всеми радостями бала. Это нам с супругой этикет велит сидеть, как пришитым, а вас нисколечко не обязывает…

Поклонившись ему, Сварог сделал приглашающий жест, и Иляна пошла с ним рядом к одному из столов – другому, не тому, возле которого сначала задержалась. Сварог как бы невзначай направил ее к столу, откуда мог видеть Каниллу и ее неотвязного кавалера. Иляна нисколечко не противилась.

Разумеется, дворцовое вино оказалось гораздо лучше того, каким потчевали клиентов в «Синей кошке». Марионетки они там или кто, но вино делают отличное, еще одно умение, доставшееся янтарю от прежних времен…

Вот теперь, под светло-зеленое и густо-красное вино, разговор быстро завязался – классическая беседа на балу, каскад пустеньких светских банальностей. «Как вы находите наш город, герцог?» – «Он красив, графиня». – «Как вам нравятся наши дамы?» – «Они прекрасны, графиня (следует чуть бесцеремонный взгляд, откровенно раздевающий – в лучших традициях придворных волокит, причем ответный взгляд графини никакого протеста не содержит, наоборот – опять-таки в лучших традициях придворных шлюх)».

Очень скоро Сварог, давно уже не новичок на балах, мог с уверенностью сказать: Иляна не без изящества ведет болтовню в строго заданном направлении: тонкие намеки на извечные отношения меж мужчиной и женщиной, на свою доступность – завсегдатай балов и других светских увеселений такое определяет легко, так что не нужно соответствующей ленточки, какую дамы носят на маскерадах. Сомнений не оставалось никаких: она целеустремленно шла в атаку, как подводная лодка со стороны солнца. Вот только понятия не имела, что противник подобрался ей под стать…

Так, и на противоположной стороне зала события развернулись в нужном направлении: Канилла и ее кавалер идут к выходу, и никто не обращает на них внимания. Сварог перехватил внимательный взгляд Иляны. Спросил:

– Ваш этикет позволяет покидать бал до того, как король подаст знак, означающий, что бал закончен? У нас именно так и обстоит, уходить раньше считается дурным тоном и простительно лишь какой-нибудь деревенщине – но и таких перед балом посвящают во все тонкости этикета…

На сей раз он нисколечко не врал, все так и обстояло.

– У нас то же самое, – сказала Иляна, загадочно прищурилась: – Есть одно-единственное исключение: когда кавалер и дама уходят вместе. Ваша очаровательная спутница освоилась быстрее, чем вы, а вы на это смотрите совершенно спокойно…

Сварог легонько пожал плечами:

– Какие у меня причины беспокоиться? Дама совершеннолетняя и вправе располагать собой, как хочет. Что заставило вас столь таинственно улыбнуться?

Иляна улыбалась:

– Я просто решила, что вас с ней связывают определенные отношения. Она выглядит слишком молодо для титула коронного советника…

Что ж, логика безукоризненная – и в Империи, и на земле не раз случалось, что облеченные какой-то серьезной миссией благородные господа забирали с собой юных любовниц, приличия ради добившись для них чина в посольстве или резиденции. Вот только наша красавица допустила серьезный прокол: откуда она может знать, какой чин у Каниллы? Из всех здешних обитателей это знал только король, полупивший от Сварога за час до бала послание, в котором сообщалось, что герцог прибудет в сопровождении коронного советника, графини Баради – именно такого послания требовал этикет. Значит, у нее есть возможность читать королевскую почту…

Этот ее прокол Сварога воодушевил: лишний раз он убедился, что им противостоят не сверхсущества, не суперинтеллект – это люди, способные допускать проколы и ошибки…

– Вы наверняка знаете, как это бывает, графиня, – сказал он непринужденно. – Влиятельный отец, честолюбивая юная дочка, стремящаяся как раз к чинам и высоким постам…

– О да, разумеется… Признаться меня только обрадовало, что дело обстоит именно так… – и вновь многозначительный взгляд записной великосветской шлюхи, какие кавалер с опытом должен распознавать моментально. – Герцог, по совести, вам не прискучило здесь? Танцевать вы не можете, вы не знаете наших танцев и, конечно, понимаете, что выглядели бы неуклюже и смешно, что повредило бы вашей репутации, высокому положению наместника… Вино – не более чем вино, за пределами королевского дворца может отыскаться не хуже…

Да, она шла к поставленной цели, как торпеда – то ли не хотела терять времени зря на долгие прелюдии, то ли, изучив физиономию Сварога, точнее, маску, полагала его именно тем, на кого он был чертовски похож – недалеким типом, с которым можно управиться быстро. Ну что же, корабль охотно поворачивает бортом к торпеде – резиденция и в самом деле представляет собой большущий капкан…

– У вас есть лучшие идеи, графиня? – спросил он.

– Найдутся… Не сочтите меня ветреной, но я бы предложила вам посмотреть мою коллекцию оружия. Мужчины такие вещи обожают…

– Вы правы, – сказал Сварог. – Но вот беда: кое в чем меня ограничивают строгие регламенты. Мне, как и прочим, категорически запрещено проводить ночи вне резиденции. Не сочтите за дерзость, но у меня отыщется встречное предложение: не согласитесь ли нанести мне визит? Я мог бы показать вам свою коллекцию шуртанского хрусталя. Многие наши дамы любят такие вещи, быть может, и вам понравится…

– Охотно, – прищурилась она с ослепительной улыбкой. – Обожаю шуртанский хрусталь…

Очень мило, ни малейших недомолвок не осталось – если учесть тот неоспоримый факт, что никакого такого шуртанского хрусталя в природе не существует…

Четверка лошадей под пронзительно-яростные вопли кучера вынесла карету в распахнутые ворота королевского дворца – стражники в кирасах и непривычного вида шлемах отсалютовали здешним подобием гуф. За воротами стояла темень, лишь кое-где зиявшая прорехами тусклого света – в уличных фонарях, широких стеклянных цилиндрах с конусообразными железными крышками, чуть приподнятыми над стеклом, чтобы дать доступ воздуху, горели ровным пламенем такие же факелы, как в королевском дворце. Ночная жизнь, как всегда было на такой стадии развития техники, здесь наверняка очень скудна – пылкие любовники, пробирающиеся к предмету своей страсти, да разбойный народ, согласно программе имеющиеся в должной пропорции, да, пожалуй что, спешащие к больным лекари…

Едва карета оказалась за воротами, Иляна, не теряя времени, придвинулась к нему, закинула руки на шею и впилась в губы долгим умелым поцелуем. Пришлось держаться соответственно, так что дорога длиной всего-то лиг в пять, показалась и вовсе короткой. Опираясь на протянутую Сварогом руку, Иляна спустилась по откинутой приступочке в три ступеньки на мощеный двор, взяв Сварога под руку, направилась, куда вели. И на ярко освещенном дворе, и в блиставших пошлой роскошью коридорах резиденции ее ровным счетом ничего не интересовало – а вот тут она переигрывает, следовало бы проявить толику свойственного женщинам любопытства, как-никак она, по легенде отроду не знавшая другого мира, кроме Нериады, впервые в жизни оказалась в имперском дворце, хотя бы парочку любопытно-восхищенных взглядов бросила вокруг… Что же, это люди, а людям свойственны промахи в игре – тем более что игра не особенно и искусная, коли тебе кажется, что ты имеешь дело с недалеким болваном, не заслуживающим более тонких подходов…

Точно так же не произвела на нее впечатления и роскошно обставленная спальня наместника, ярко освещенная невиданными здесь карбамильскими лампами. Глядя на огромную постель под балдахином из золотистой парчи, она театрально удивилась:

– Куда вы меня привели, герцог? Бы, право же, изрядно напористы, меня это даже чуточку пугает…

Ага, гимназистка, которую, пообещав показать плюшевых мишек, заманили в бордель… Ну, вылитая…

По мановению руки Сварога на столике у постели появился огромный поднос, щедро уставленный бутылками и тарелками, раздалась тихая приятная музыка, по стенам неспешно поплыли разноцветные узоры. Не похоже, чтобы и это произвело на нее хоть какое-то впечатление. Довольно бесцеремонно притянув ее к себе, Сварог сказал ей на ухо:

– Я давно успел убедиться, что женщинам нравится напористость… Пригасить свет?

– А зачем? – тихонько отозвалась Иляна, прямо-таки мурлыкающим голосом. – Он не мешает…

Когда через часок, как это описывал Дюма, восторги влюбленной пары утихли, Сварог потянулся за сигаретой, левой рукой небрежно обнимая прильнувшую к нему нагую растрепанную красавицу, выказавшую немалое искусство в подобных баталиях. Вообще-то ни он, ни она влюбленными не являлись – но в описанной Дюма сцене и д'Артаньян безбожно лицедействовал…

Мимолетно коснулся кончиками пальцев ее каменного ожерелья. Еще в начале процесса он, как и следовало не знающему здешних реалий человеку, поинтересовался, нельзя ли эту вульгарную штуку снять – и выразил неприкрытое удивление тем, что помимо приличествующих даме украшений, золотых с самоцветами, она носит такую дешевку. Иляна пустила в ход уже применявшуюся легенду – это амулет, который здесь никогда не снимают, так что цепочка запаяна в свое время намертво. Как определил Сварог, якобы из пустого любопытства перебиравший каменные брусочки, так и обстояло, хоть в чем-то не врала. Цепочка выглядела стальной – ну, именно предвидя такое, он навестил Грельфи, не оплошавшую и на сей раз…

– Я себя чувствую пастушкой из сказки, нежданно-негаданно попавшей в королевский дворец, – сказала она доверительно, то есть соврала в очередной раз. – Эта роскошь, эти лампы… Мы ведь сможем теперь посещать Империю?

Сварог наполнил ее бокал – светло-зеленым слабеньким вином, как она и просила, а себе налил до краев рубинового нектара, здешнего аналога портвейна или таларского гульдеса, – и, в отличие от нее, осушил единым глотком, тут же налил себе еще – и тоже до капельки отправил по принадлежности. Налил третий, отпил немного. Настала пора играть по намеченному, сделав вид, что его чуточку развезло и никаких подозрений у нее не возникнет, должна же знать, что у каждого своя мера: доза, какую заядлый кутила прикончил исключительно для разминки перед серьезной пьянкой, у другого вызовет как раз нешуточное забалдение…

– Сможете, я думаю, – сказал он, сделав свободной рукой широкий жест. – В отличие от меня…

– Как так? – спросила она то, что спросила бы любая на ее месте, услышав такое.

Сварог приговорил и третий бокал, приобнял девушку, протянул с классическим паяным надрывом:

– А вот так… Со стороны все красиво выглядит – господин имперский наместник, все вокруг сияет роскошью, глупцы завидуют, а на деле… – он налил себе еще бокал, притворяясь, что явственно поплыл. – Коли уж в кои-то веки можно расслабиться без присмотра… Нечему тут завидовать, Иляна. Имперские наместники и все имеющие чины их сподвижники четко делятся на две категории – карьеристы и ссыльные. Первые с удовольствием служат, делают карьеру. Вторых просто-напросто под благовидным предлогом засунули в почетную ссылку подальше от императорского двора. Впрочем, такое случается и с теми, кого посылают на две других планеты… Но там далеко не все ссыльные, а мы тут – все до одного… Ну, в конце концов, проиграл, так проиграл, хорошо еще почетной ссылкой отделался…

– Я и подумать не могла… – сказала Иляна с наигранным удивлением. Потом столь же талантливо сыграла извечное женское сочувствие. – Что-то случилось, Шерлок?

Добавив в голос и жесты еще немного забалдения, Сварог сказал с нескрываемой горечью:

– Когда сюда прибыл наш посланец, чтобы сообщить вашему королю о возрождении наместничества, привез этакий фолиант о положении дел в Империи, о том, из чего она складывается, чем живет. Для короля и высшего дворянства…

– Я тоже прочитала с большим интересом.

Сварог добавил горечи:

– Вот только там ничего не сказано о кое-каких потаенных пружинах жизни императорского двора… В списке камергеров месте на десятом скромненько значится лорд Сварог. Очень скромный человек, ага… Тварь первостатейная! Фаворит императрицы, давно ее подмял и фактически заправляет всеми государственными делами. Подгреб под себя тайные службы, еще многое, разогнал Палату Пэров и Тайный Совет, чтобы не мешались под ногами… и ничего с ним поделать, сама понимаешь, невозможно, эта дурочка смотрит ему в рот, и плевать ей, что она более чем кукла в короне… А он творит, что хочет. Надобно тебе знать, что графиня Баради – тоже ссыльная. Отказалась спать с этим скотом, он ее и загнал сюда. Но снаружи все выглядит без изъянов и червоточин: девушка делает великолепную карьеру на императорской службе, в столь молодые годы получила высокий чин… Вот только сидеть нам с ней в ссылке до седых волос… или до того времени, когда, очень хочу надеяться, со Сварогом что-нибудь случится… Мы пытались кое-что предпринять… – он улыбнулся во весь рот и продолжал с цыганским надрывом: – И по совести тебе признаюсь, хотели пустить в ход самые решительные меры – живой он опасен даже в опале. Он, сволочь, успел раньше. Подозреваю, кто-то выдал. Или у него были свои шпионы среди нас. В общем, у него не хватило духу ответить крайними мерами – умная скотина, но трусливая. Вот и разогнали в ссылку. Рано радуется! – как частенько с пьяными случается, уныние сменилось неприкрытой злобой, он с яростной гримасой погрозил пальцем мозаичному потолку. – Волка прикончили, а зубы остались. Они, как ни старались, не смогли выявить всех, кое-кто остался вне всяких подозрений – и вовсе не намерен считать это окончательным поражением. И это далеко не последние в заговоре люди. Мы ему еще покажем, кто кого…

Вот и все, пожалуй, главное сказано. Не стоит перегибать палку и громоздить излишние детали. Она и так услышала достаточно, и это не может ее не заинтересовать: заговор против клятого Сварога, не попавшие в сети легли на дно, надеясь не отсидеться в безопасном местечке, а повторить попытку, учитывая печальный опыт… Конечно, может оказаться, что эти, из Радианта, сочтут, что задуманный ими переворот с убийствами можно претворить в жизнь и без дополнительных сообщников. И все же… В подобной ситуации новые агенты всегда пригодятся, чем их больше, тем выгодней… Ну что ж ты молвишь, шлюха чертова?

С пьяной фанаберией он вновь погрозил потолку:

– Нет уж, старое дворянство этому выскочке еще все припомнит, заявился! Мало ему показалось императрицы в постели, титулов и орденов, захотел в «ночные императоры»… Чем он лучше других? Да ничем! Найдутся люди знатнее…

Замолчал, уставясь в потолок, сердито выдыхал дым. Иляна легонько погладила его по плечу:

– Какие страсти кипят, кто бы мог подумать… Шерлок, милый, я надеюсь, у вас все наладится. А я… Не знаю, как ты ко мне относишься, но вот ты для меня – отнюдь не мимолетная прихоть, я хотела бы, чтобы мы подружились…

– Вот совпадение, – он вернулся к прежнему тону беззаботного волокиты. – Мне хотелось бы того же… Знала бы ты, как уныло и безрадостно тут торчать…

– Милый, я постараюсь все сделать, чтобы тебе жилось веселее, – пообещала Иляна, гладя его плечо. – Я как раз устраиваю у себя большой прием в честь церемонии вручения тобой грамот, рада буду, если ты придешь, а я уж постараюсь тебя развеселить, насколько это в моих скромных силах…

– Ну конечно, приду, милая…

Расклад ясен, отметил он. Сейчас она не станет вести деловые разговоры – а вот на помянутом приеме, скорее всего, и станут вербовать. Вполне логично. Значит, они ничего не подозревают и не знают, что при любом обороте мы им времени не дадим, начнем уже завтра…

Следовательно, пора кончать игру. К тому же не терпится узнать, как обстоят дела у Каниллы – беспокойства за нее нет никакого, надежнейшим образом прикрыта, как он сейчас, но хочется знать, что там…

Тщательно продумав каждое движение, он произнес полученное от Грельфи заклинание. Почувствовал, как по телу откуда-то от сердца растекается, достигая кончиков пальцев, горячая волна. Теперь следовало быть предельно осторожным, чтобы ненароком не покалечить эту стерву, она нужна живой и здоровой. Сейчас его силы неизмеримо превышали обычные человеческие, он мог указательным пальцем проткнуть кирпичную стену, завязать в узел рельс, переломить, как камышинку, вековой дуб. Через пару минут это схлынет – старинное заклинание не стоит удерживать в себе надолго, иначе последствия для человеческого организма будут самые печальные – в лучшем случае полный упадок сил и долготе беспамятство, а в худшем… Одними заклинаниями можно пользоваться долго, как зубной щеткой, – а иные лучше использовать, так сказать, в сжатые сроки – за все в этом мире нужно платить, кое-что нелегко дается…

Хорошо, что цепочка не охватывала шею плотно, висела свободно, оставляя зазор пальца в три. Он действовал молниеносно, прежде чем она успела что-то сообразить, запустил под цепочку указательный палец, обернул вокруг него, рванул…

Цепочка лопнула, как гнилая нитка, полированные камни упали на постель по обе стороны от шеи Иляны – и Сварог соскочил с постели, чтобы обеспечить себе свободу действий при любом обороте событий. Мимолетно задел пальцами левой руки тяжелый золотой графин с выдержанным гиперборейским котрасом – и тот от легкого прикосновения полетел со столика, словно по нему наподдали кузнечным молотом – еще действует…

Горячая волна прокатилась по телу от кончиков пальцев куда-то к сердцу, схлынула. Все в порядке. Готовый ко всему, он стоял у постели и во все глаза смотрел на Иляну. А с ней происходило что-то непонятное: уставившись в мозаичный разноцветный потолок остекленевшими глазами, билась на постели, как оказавшаяся на берегу рыба, тело содрогалось в длинных судорогах, в уголках губ пузырилась слюна, лицо стало каким-то тупым, бессмысленным…

Похоже, догадка оказалась правильной: каменное ожерелье каким-то образом нейтрализует поле, превращающее всех остальных в кукол, позволяющее этим, из Токеранга, сохранять свободу воли и мыслей, то-то цепочка запаяна наглухо – конечно, снимать ни в коем случае нельзя, иначе…

Интересно, что иначе? Сварог наблюдал за ней с холодным любопытством, без тени жалости – с чего бы вдруг? – беспокоясь только об одном: как бы не отдала концы от несомненного шока. В голове, словно птица в клетке, билась единственная ликующая мысль – это люди, люди! Равный противник!

Она перестала биться, лежала спокойно, все так же уставясь в потолок, взгляд стал другим – уже не стеклянный, а словно бы затуманенный, грудь поднималась и опускалась уже не конвульсивно, почти в обычном ритме спокойного человеческого дыхания, лицо стало пусть и отрешенным, но все же не похожим на бессмысленную маску…

– Иляна! – громко позвал Сварог. – Что с тобой?

Кажется, она его услышала. Произнесла ровным голосом:

– Со мной… никак…Не понимаю. Где Хозяева? Я не могу без Хозяев, без их дыхания и поддержки…

– Придется обойтись, – сказал Сварог без тени жалости. – Кто ты? Что ты?

– Я – орудие, – откликнулась она каким-то жестяным голосом, напоминавшим некую механическую игрушку. – Я послушное и хорошее орудие, достойное Пещеры…

– Что за Пещера? – спросил Сварог, уже осознавший, что никаких хлопот с этой тварью, несомненно, ставшей такой же куклой, как и почти все здесь, не будет. – Где она?

– Там, где и была изначально, – откликнулась Иляна. От ее голоса мурашки пробегали по коже, настолько он был иным. – С начала времен. Мне нужно ощутить Дыхание Хозяев, иначе я не попаду в Пещеру…

Не похоже, что от нее удастся добиться чего-то более осмысленного… Время сейчас было наивысшей ценностью – и Сварог, отпрянув от постели, схватил свою одежду, вновь очутился в прошлой жизни, где при сигнале боевой тревоги следовало облачиться в форму и запрыгнуть в сапоги как можно быстрее. Покончив с башмаками, коснулся в нужном месте покрытого искусной резьбой столбика, одного из тех, что поддерживали балдахин. Моментально распахнулись обе половинки высокой двери, покрытой тем же резным орнаментом в виде виноградных лоз со спелыми кистями. Влетели несколько человек, кое-кто с оружием на изготовку, в том числе и Канилла, выглядевшая воинственной и чуточку возбужденной – ну да, впервые участвовала в очередном деле, как говорили в старину, в качестве активного штыка.

Дула опустились – все оценили ситуацию. Не теряя времени, Сварог спросил:

– Что там, Кани?

– Все, как я рассчитала… – отозвалась она звонким от напряжения голосом. – Не мог не клюнуть на такую лапочку…

– Я видел. Что было в резиденции?

– Тоже по расчетам… он явно решил отложить серьезные разговоры на потом, полез с руками, пришлось упокоить парализатором… Распрекрасно подействовало…

Сварог перевел взгляд на человека, назначенного руководить группой, прикрывавшей Каниллу и обеспечивавшей все дальнейшее. Тот вытянулся:

– Все прошло без сучка, без задоринки, господин генерал.

Его перенесли в виману, и она тут же стартовала. С орбиты передали: квадранте назад она взяла курс на Талар. Никакого воздействия извне.

– Квадранс – и никакого воздействия извне… – сквозь зубы процедил Сварог. – Это хорошо, очень хорошо… Рыбачим дальше, – он посмотрел на упершуюся взглядом в потолок Иляну. – Займитесь красоткой. Одевать не стоит – к чему нам лишняя галантность? Заверните в покрывало и быстренько несите в виману. Немедленно на Талар… Подождите!

Он отстранил ближайшего агента, оказавшегося ближе всех к постели, наклонился и собрал светло-серые в красивых синих прожилках камни – большинство остались на разорванной цепочке, только два с нее слетели. Уложил в карман. Кивнул:

– Несите. Все свободны. Канилла, останься.

Иляна, пока ее заворачивали в покрывало, не оказала ни малейшего сопротивления, двое ее вынесли, остальные вышли следом, притворив за собой дверь. Сварог особо хмельным себя не чувствовал, но и трезвым не был после нескольких бокалов здешнего гульдаса. А потому взял с подноса ничем не отличавшийся от других графинчик чеканного золота, большим пальцем откинул вычурную крышечку и глотнул прямо из горлышка. Как и ожидалось, в следующий миг оказался трезвехоньким, как стеклышко. Канилла стояла, опустив руки с зажатым в правой блестящим цилиндром парализатора – убрать его некуда, карманов в платье такого фасона нет. Судя по очаровательному личику, возбуждение унялось, азарт схватки прошел.

– Ну, как ты? – спросил Сварог.

Она пожала плечами, глядя с дерзкой бодростью:

– А что со мной будет, командир? Я его вполне грамотно взяла, – она засмеялась. – Вот только он на меня рухнул, как мешок с зерном, пришлось из-под него форменным образом выползать – тут уж никакая рукопашка не поможет, а силы у меня все же не мужские… Гаржак влетел первым, дал ему хорошего пинка, хотя он уже валялся в беспамятстве…

– Ну, от хорошего пинка еще никто не умирал… – задумчиво сказал Сварог. Ну что, глотнем синенького эликсира и пойдем аппаратную? Самое время продолжать…

Глава XI БЛИЦКРИГ: СКРЫТЬСЯ ОТ ОСЕНИ

Докуривая жадными затяжками, Сварог с неудовольствием подумал, что доктор Латрок может оказаться и прав касательно этого чертова «синдрома штурвала». Если не лукавить перед самим собой, разведку с помощью Шмелей и хелльстадской аппаратуры прекрасно могли провести и Золотые Обезьяны, пока он пребывал на королевском балу. Разумеется, у него имелось великолепное оправдание при неудаче того или другого – а то и обоих сразу попыток: последствия могли оказаться непредсказуемыми, они с Каниллой без всякого прикрытия оставались там, где добраться до них было крайне легко, следовало вернуться в резиденцию, и уж тогда…

И все же, все же… Сколько в этом от холодного делового расчета и сколько от чертова синдрома? Вряд ли доктор Латрок ошибается, он знаток своего дела, а уж на шутку или розыгрыш абсолютно не способен – какие тут розыгрыши, не та ситуация. Возможно, стоит, если все пройдет гладко, и в самом деле сдаться медикам в рамках пресловутого отпуска, работа на износ, тут Латрок совершено прав, еще никого до добра не доводила…

Еще раз скрупулезно просчитал все – никаких изъянов в инструкциях на случай неудачи. Все здесь находившиеся получили приказ на срочную эвакуацию и готовы к ней. Если случится некая атака, с орбиты ринется эскадрилья корветов и прикроет. Правда, жизнь учит, что противник может поломать самые детальные планы, но это уже вторично…

Он тщательно погасил сигарету в хрустальной пепельнице, придавливая окурком все крохотные искорки тлеющего табака. Надел серебряную митру хелльстадского короля, необходимую в иных случаях. Присел на корточки и поднял крышку плоского серого чемоданчика-футляра. Внутри, в гнездах пластикового листа, аккуратными рядками, десять по десять, лежали Золотые Шмели.

– Свет и окно, – приказал он.

Канилла вмиг оказалась возле выключателя, и в комнате воцарилась темнота, лишь на пультах светилось несколько огоньков. Бесшумно распахнула правую створку окна, в комнате поплыл холодный ночной воздух, забросивший пригоршню снежинок, тут же растаявших.

Пять Золотых Шмелей вереницей выплыли в распахнутое окно. Тот самый расклад, когда началось, и ничего уже нельзя изменить – не в первый раз и, тут к Грельфи не ходи, далеко не в последний…

Кое-какие изменения он внес, насколько оказался в состоянии это сделать. Теперь Шмели передавали все не в его сознание, а на экран пульта Шестого. Он тут же зажегся – часть стены словно исчезла, большой прямоугольник над пультом показывал то, что видели Шмели. В голубоватом инфракрасном сиянии медленно проплывали острые высокие крыши, крытые где черепицей, где крашеной жестью, безлюдные улицы, тусклые фонари, башни королевского дворца…

И ничего со Шмелями не происходило, ничто им не мешало, не ослепляло, не нападало!

Они довольно быстро прошли над столицей с полудня на полночь – и Сварог, ободренный первыми успехами, послал их еще дальше на полночь, над большим трактом, по которому и в эту пору тянулись в город обозы с камнем – интересно, они всегда работают по такому расписанию, или это какой-то аврал? Поди догадайся…

Так, теперь левее, в сторону от тракта… Леса и перелески, голые деревья кажутся мертвыми, узкие петлястые тропинки… И мишень!

Он обернулся в сторону футляра – и Шмели взмыли рядок за рядком, длинной вереницей ушли в распахнутое окно, по-прежнему обдававшее холодом, ветерком, снегом. Ничего не поделаешь, приходилось терпеть. Взбодренный синим эликсиром, он чувствовал себя свежим и бодрым, исполненным холодной деловитости.

Развернул кресло в сторону низкого блестящего стола, над которым уже поднимались словно бы клубы разноцветного дыма, рисуя объемную картинку того, что видела, зависая над лесом и горами, сотня Шмелей.

Не прошло и получаса, как они увидели Радиант.

Далеко протянулось плоское, как стол, плато с редкими возвышенностями, выходами камня. В одном месте оно в виде неправильного эллипса обрывалось со всех сторон почти вертикальными откосами высотой в пару сотен уардов, образуя низкую котловину, на первый взгляд, самого что ни на есть естественного происхождения – природа откалывает и не такие номера, создает ландшафты и причудливее.

Там, в котловине, расположился Радиант.

Нечто вроде низкого купола, занимавшего почти всю котловину, и вокруг него – с десяток высоких скальный пиков с острыми верхушками, напоминавших ободранные наждаком толстые карандаши. И пики, и купол казались тоже игрой природы, щедрой на выдумки, – но что-то в них настораживало, вызывало смутные подозрения, никак не походило на дело рук человеческих, и все же, все же… Есть некая неправильность.

Сварог послал Шмелей ниже, часть отправил обследовать откосы, часть старательно кружила вокруг Радианта.

Так, в одном месте – узкая расщелина, от которой на плато поднимается довольно крутая дорога. Начинается она возле темного проема, единственного такого в Радианте, петляет меж скалами и лесом уходит в сторону большого тракта и сливается с ним. Это именно дорога – по ней ездили или ходили не так уж часто, но все же достаточно долго, чтобы натоптать, сделать заметной для наблюдения с воздуха.

Деловитое кружение Шмелей продолжается не менее квадранса – и никакой реакции противника. Радиант по-прежнему дремлет, он не излучает – это полушарие Нериады сейчас обращено в противоположною сторону от Талара. Окрестности Радианта изучены достаточно, чтобы без труда сориентироваться на местности, свернув с большого тракта. Теперь этот проем, зияющий у самой земли. Там и кончается дорога.

Широкий полукруглый туннель, достаточно большой для того, чтобы в него прошел человек – а вот всаднику уже придется спешиться… Форма слишком правильная, чтобы быть игрой природы. Он уже видел нечто подобное у себя в Хелльстаде – вход в туннель, ведущий в Токеранг. Только у того были чуточку другие очертания, больше всего он походил на половинку эллипса. Но и тот и этот – несомненное творение человеческих рук. А ведь здесь нет той техники, что имелась у токеретов, проем слишком уж геометрически правилен, чтобы быть прорубленным с помощью здешних горняцких кирок. Внесем поправку: творение кого-то разумного, так оно будет правильнее…

Несколько Шмелей нырнули в проем. Цвет изменился – погасло инфракрасное сияние, стены и пол туннеля – опять-таки идеально гладкие, обработанные уж никак не кирками, светятся так, что, пожалуй, и человеку не потребуется фонарь, а Сварогу – «кошачий глаз». Стоп!

Поперек тоннеля – силовое поле непонятной природы, за ним, уардах в пятидесяти, тоннель под прямым углом сворачивает вправо, и что там, за поворотом, уже не увидеть. Не стоит зарываться, вполне достаточно того, что Сварог увидел, что осталось накрепко запечатленным в компьютерной памяти. Для того чтобы завершить дело, необходим подверженный многим опасностям, но самый нужный в такой ситуации инструмент под названием «человек». Есть что доложить Канцлеру – он сейчас на борту одного из крейсеров, повисшего над столицей на «суточной» орбите…

На экране чуть смазанными полосами неслись скалистые равнины, леса – Шмели на полной скорости уходили от Радианта. Сварог позволил себе чуточку расслабиться, откинулся на спинку кресла, сунул в рот сигарету. Канилла уставилась на него прямо-таки завороженно:

– Командир, вы гений…

– Да будет тебе, – ответил Сварог спокойно. – Ну при чем тут я? Техника прекрасно сработала, только и всего…

– И что теперь? – почти прошептала она.

– То есть как это – что? – жестко усмехнулся Сварог, чувствуя, как каменеет лицо. – Теперь – блицкриг…

Впрочем, блицкриг должен был начаться чуточку позже, сначала следовало проверить, как обстоит со вторым средством, имевшимся в его распоряжении. Надежды на успех нешуточные: коли уж все отлично прошло с первым…

Да нет, не прошло, из чистого суеверия не следует забегать вперед, задание считается выполненным лишь тогда, когда группа вернулась на базу…

Он сидел, глядя на приотворенную створку окна, откуда по-прежнему налетали порывы сырого ветра, а то и горсть снежинок. Наконец Золотые Шмели вереницей потянулись в комнату, летели прямо к футляру и замирали в гнездах. Вернулись без потерь. Дождавшись последнего, Сварог встал и с облегчением захлопнул створку. Вернулся к пульту Шестого. Там, за плечом Обезьяна, уже стояла Канилла, неотрывно глядя на пустой пока что экран.

Подготовка заняла гораздо больше времени, чем обычно – на Таларе все нужные координаты заданы давным-давно, а здесь приходится привязываться к местности… Не менее квадранса на фоне подробной карты столицы светились синие концентрические круги, пересеченные восемью линиями (по числу сторон света и направлений), покачивалась вправо-влево стрелка компаса, вспыхивали и гасли загадочные знаки, которых Сварог не знал, да и не было в том нужды.

Ну, наконец… Канцелярию недр он изучил мельком, хватило пробежки по первому этажу: длинные широкие коридоры неистребимо казенного вида погружены во мрак, самые обычные канцелярские кабинеты, на всех населенных людьми планетах похожие друг на друга, как две капли воды, разве что с поправкой на уровень техники: уныло – аскетичные, скучные. Обширные помещения, занятые длиннющими высокими стеллажами с бесконечными рядами пухлых картонных папок. Этим можно и ограничиться, вряд ли тут найдется что-то интересное – размеры Канцелярии свидетельствуют лишь о том, что горному делу тут уделяется непропорционально много внимания и трудов – но мы и так знаем причину…

Бот и высокая ограда «королевской камнерезной фабрики». На сей раз наблюдения были долгими и скрупулезными. Огромное здание фабрики, несколько домов, крайне похожих на жилые – точнее, на казармы, такой уж у них вид. Несмотря на время – то ли поздняя ночь, то ли раннее утро – в распахнутые ворота въезжают обозы с рудой, тянутся наружу разгрузившиеся. Так и что же у нас происходит с рудой, точнее, с кусками очень знакомого по цвету необработанного камня? Того самого, из которого сделаны «тарелочки» и символы богов и богинь?

Интересные вещи с камнем происходят. Мешки спускают подвал по крутому деревянному помосту своим ходом… а внизу их подхватывают проворные работники, перегружают на тележки, увозят по широкому пандусу на первый этаж. А там уже совершенно другой мир, там технологии, превосходящие здешний уровень развития с его кузницами и примитивными станками, которые приводит в действие ремесленник, и трудяга и сам себе механизм. Во всю длину зала (освещенного, блин, электричеством!) тянутся в четыре ряда металлические, несомненно, высокие короба, кое-где отстоящие друг от друга, соединенные конвейерными лентами. Камень загружают в широкий проем первого короба, по конвейерам неспешно проплывают изделия разной степени готовности – и, наконец, из последнего выезжают готовые «тарелочки», которые столь же проворно пакуют рабочие, складывают в ящики из тонких досок, перекладывают стружками, уносят на склад.

Что у нас на втором этаже? Да та же картина, только здесь на выходе – не тарелочки, а символы, которые в соседнем помещении уже вручную дополняют ремешками для ношения на шее. Работа кипит прямо-таки по-стахановски, полное впечатление, что они собрались облагодетельствовать своими поделками всех жителей Талара…

На третьем и последнем этаже – снова символы. Кажется, понятно, почему их больше: «тарелочки» – все же бытовое украшение, не всякий и соблазнится, а вот богов и богинь приверженцы оных, как свидетельствуют доклады людей Интагара, раскупают в гораздо большем количестве. Неплохо продумано.

На третьем обнаружилось не такое уж большое, но крайне любопытное помещение: там стояли прекрасно знакомые Сварогу синтезаторы, неотличимые от тех, что и сегодня применяются в Империи, способные в том числе и изготовить золото из любого мусора, в точности как у классиков. Как две капли воды… Из плоских воронок ручейками текут в небольшие ящики золотые монеты – теперь понятно, почему они так щедры, эти, из Радианта – эта щедрость им ничего не стоит, как ничего не стоит ларам… Работающие на земле агенты восьмого департамента и девятого стола именно таким образом снабжаются полновесным золотом – разве что синтезаторы настроены так, чтобы выдерживали должную пропорцию золота и серебра. Есть догадки, от кого синтезаторы сюда попали, – и небезосновательные…

Рабочие… Четко делятся на две категории: те, кто занят примитивным трудом, таскают круглое и катают квадратное, судя по пластике движений, несомненно, куклы, а вот те, что наблюдают за работой станков, конвейеров и синтезаторов – очень похоже, свободные, наподобие Иляны. Одежда застегнута доверху, и потому не видно, есть ли у них на шее каменные ожерелья – но они должны быть…

Обезьян мелодично прочесывал один этаж за другим – Сварог пытался найти те дорожки, по которым через Зазеркалье изделия из камня попадают на Талар. Но так ничего и не обнаружил. Ящики с изделиями и золотом оседали на складах. Скорее всего, вход в Зазеркалье находился где-то в другом месте, которое, не зная точно, где оно, никакой техникой не засечь, для этого нужны пленные, способные объяснить внятно – но, учитывая то, что произошло с Иляной, неизвестно еще, окажутся ли они на это способны…

Когда Сварог, увидев все, что хотел увидеть, распорядился прекратить наблюдения, за окном уже обозначился бледный осенний рассвет. Упершись лбом в прохладное стекло, он долго смотрел на унылую равнину и видневшийся вдалеке большой полуденный тракт, в отличие от полуночно, где во всякое время суток тянулись обозы с камнем, в эту пору совершенно пустой. Ну что же – с богом, потихонечку начнем.

…Трое всадников неслись во весь опор по неширокой, едва различимой с седла дороге, петлявшей меж голых корявых веток подступавшего с обеих сторон леса и скальными выступами. Когда попался прямой участок длиной поболее лиги, Сварог обернулся. Далеко позади виднелись два всадника, казавшиеся совсем крохотными – шпики, прицепившиеся сразу же, едва Сварог с Гаржаком и отцом Роланом въехали в город. Дистанция меж «хвостом» и ними оставалась почти неизменной. Сварог, учитывая, в каком мире придется работать, принял меры заранее. В Саваджо он, понятно, взял бы машину с форсированным движком, а здесь требовалось нечто иное…

Прорабатывая планы самым тщательным образом, он в конце концов вспомнил о «живых минах», которые помимо прочего, производил его подземный завод в Хелльстаде. Точнее, о тех из них, что являли собою великолепную имитацию старых кляч, способных привлечь внимание и вызвать интерес разве что у живодеров. Не так уж трудно было поставить вопрос ребром: может быть, завод способен качественно улучшить продукцию с упором на дизайн?

Оказалось, способен. Нужно было внести в программу небольшие изменения, с чем быстренько справился один из Золотых Обезьянов. Получилось несколько неотличимых от настоящих великолепных верховых коней, они и на ощупь были теплыми, как живой конь, вот только превосходили в скорости любого живого коня. И таили в себе те же самые бомбы – на всякий случай… Любой здешний всадник от них безнадежно отставал – как это и происходило сейчас со шпиками: сколько бы они ни нахлестывали коней, дистанция не сокращалась. Стальной конь идет на смену крестьянской лошадке, вспомнил он мимолетно и невольно улыбнулся.

Разница в скорости небольшая, каких-то десяток лиг в час – но этого вполне достаточно. Безусловно, не стоит тащить за собой хвост к Радианту – но подходящее местечко, где нетрудно срубить его тяпкой, уже намечено. Для этого не требовалось особой проницательности: конным следовало ожидать конного же хвоста, ничего нового, все, как на Таларе. А изучить данные аэрошмелесъемки тоже было нетрудно…

Вот он, поворот, за ним густой лес, несмотря на голые ветки, способный легко укрыть всадников от глаз преследователей. Сварог свернул туда первым. Они остановили коней уардах в десяти от дороги – углубись всадники дальше, дороги бы уже не видели.

– Командир… – тихонько произнес Гаржак, с азартным видом запустивший руку под камзол.

В руке у него оказался большойчерный пистолет из арсенала «Рагнарока». Буквально за неделю до рейда Сварог возил графа за облака, где Гаржак прошел неплохой курс стрельбы из многих видов ручного оружия – и сейчас явно горел желанием применить полученное умение на деле.

Сварог недовольно поморщился: при всех своих достоинствах Гаржак еще не достиг черты, за которой человек с более богатым опытом привыкает убивать лишь в случае крайней необходимости. А таковой не имелось. Достаточно было старинного умения Гэйров-лошадников, оказавшегося сейчас необходимым подспорьем – впервые за все время пребывания Сварога здесь.

Решительным жестом он велел Гаржаку убрать пистолет, и граф дисциплинированно подчинился, хотя с гримасой сожаления, промелькнувшей на лице. Ничего, повзрослеет, научится не драться ради драки…

Сварог увидел несущихся галопом всадников, встрепенулся, поднял ко рту согнутую ковшиком ладонь и произнес нужные слова про себя, шевеля губами.

Фамильное умение и здесь прекрасно действовало – кони сбились с аллюра, встали, бороздя задними ногами каменистую землю, едва не сбросив всадников, а потом, поплясав на месте, оскалясь, разбрасывая пену, развернулись и вновь помчались галопом, но уже в обратную сторону, чтобы остановиться лиг через десять, не ближе. Отчаянно пытавшиеся как-то укротить взбесившихся коней всадники исчезли с глаз – и Сварог выехал на дорогу, пустил коня галопом.

Холодный ветер бил лицо тугими струями, превращая лицо в холодную застывшую маску, тяжелые, подбитые беличьим мехом плащи взметывались за спиной так, словно сделаны из тонкого шелка. Небо казалось низким, его затянула сплошная серая пелена, порой разражавшаяся снежной крупкой, обжигавшей лицо многочисленными уколами. Но это лишь придавало бодрости и боевой злости – такая вот окружающая пятница… По таларскому счету, конечно, у них тут свой календарь на который, откровенно говоря, сейчас глубоко плевать…

Увидев справа характерную скалу, заранее назначенную в качестве ориентира, Сварог свернул с дороги. Не стоило подъезжать к Радианту с «парадного входа» – хотя все равно придется именно через него войти внутрь, потому что другого пути попросту нет, хоть ты тресни. И никакого нарушения приказа нет – Канцлер согласился с таким вариантом, ну, а то, что он может оказаться смертельно опасным, уже дело десятое. Можно подумать, впервые. Так что не стоит пугать ежика известным предметом…

Лес кончился, окружающее пространство распахнулось, как театральный занавес, только быстрее. Они перешли на рысь, оставили коней неподалеку от крутого откоса, откуда прекрасно можно было рассмотреть Радиант – именно такой, каким его увидели Шмели, – так что это не наведенный противником мираж, наподобие «голографической завесы», используемой имперскими спецслужбами. Реальный облик врага. Вот она, дорога, вот он, проем…

Кони, разумеется, стояли смирнехонько, в отличие от живых собратьев, ни разу хвостами не взмахнули, не переступили с ноги на ногу, не мотали головами. Вообще-то они и на это были способны, но соответствующей команды не получили.

Спрыгнув на сухую каменистую землю, не теряя времени, Сварог вмиг развязал хитрый узел седельного мешка – у него, единственного из троих, он был при себе. Расстегнул у горла большую, массивную застежку-бляху, аккуратно перебросил теплый плащ через седло. Моментально навалился промозглый холод, но ничего тут не поделаешь, приходилось терпеть.

Расстегнул пояс с мечом, вновь застегнул квадратную вычурную пряжку, повесил вряд ли пригодное здесь оружие на луку седла. Перекинул через плечо кожаную перевязь с несколькими кобурами, с которой выглядел как герой какого-нибудь лихого голливудского боевика, но что же тут поделаешь, неизвестно, с кем там придется столкнуться, так что необходимы самые разнообразные стволы, как говорится, на все случаи жизни…

Нахлобучил серебряную митру хелльстадского короля, поправил ее, как привык это делать с фуражкой. Набросил на плечи алую королевскую мантию, щелкнул верхней застежкой. Посмотрел на спутников. Брат Ролан, мужик опытный, повидавший виды, держался, как и следовало ожидать – сидел в седле с непроницаемым лицом, готовый к любым неожиданностям. Гаржак, как опять-таки следовало ожидать, прямо-таки пылал яростным желанием пойти со Сварогом, но дисциплинировано помалкивал. Сварог протянул ему черную коробочку, рацию:

– Как обращаться, помните?

– Конечно, командир, – сказал Гаржак с застывшим лицом. – Помню все, что следует сказать, если вы через полчаса не вернетесь или случится что-то, видимое отсюда…

– Отлично, – сказал Сварог.

И взмыл над краем откоса, бесшумно, как призрак, полетел к проему. Если удастся пройти через силовое поле, получаса вполне достаточно для разведки, а чтобы погибнуть при неудаче, вообще нужны какие-то секунды. Идеальный выход при неудаче – попасть в плен. Такой вариант предусмотрен, в ход пойдет безопасное для лара оружие, так что Сварог имеет все шансы уцелеть посреди катаклизма – еще и поэтому не следовало брать с собой спутников, для них таксой финал был бы смертельным…

Он коснулся земли подошвами сапог, встал перед проемом, видел отсюда, что он озарен неярким сиянием, ничуть не ослепляющим, напоминавшим ясный день, не особенно и солнечный. И, не колеблясь, шагнул вперед, откинув мантию за спину так, чтобы в случае чего моментально выхватить нужное оружие. Не было ни чувств, ни эмоций, ни мыслей – как много раз прежде, он превратился в расчетно-наводящую приставку к оружию, не имевшую права на мысли и чувства и уж тем более на эмоции.

Старался ступать как можно тише и мягче – очень уж неприятным эхом отозвались под сводами тоннеля первые шаги. Тихо и пусто. Каменное ожерелье Иляны со старательно запаянной цепочкой давно нагрелось от тела и нисколечко не холодило кожу,

Ага… Вот оно, то самое место. Для надежности Сварог достал из кармана камзола Золотого Шмеля и пустил его вперед. Шмель, трепеща крылышками, остановился, почуяв поле, примерно в том месте, где Сварог и рассчитывал. Как он ни старался не допустить посторонние мысли – но попробуйте не думать о белой обезьяне… В голове промелькнула мысль: с точки зрения незыблемых законов аэродинамики ни шмель, ни майский жук попросту не имеют права летать – но как-то же ухитряются, стервецы… И давненько уж чешет репу в тягостном раздумье ученый мир, ничего не в силах объяснить…

Взяв застывшего в воздухе Шмеля, Сварог положил его обратно в карман, осторожненько, шажок за шажком двинулся вперед, вытянув перед собой левую руку: если это активная защита, наподобие тех полей, что закрывают настоящие резиденции наместников (здешние фальшаки, впрочем, тоже), в худшем случае лишится пальцев, что не так уж и опасно: заклинание, чтобы остановить кровь, есть, как и другое, позволяющее моментально создать кучу бинтов. Имперская медицина в состоянии регенерировать все, кроме мозга. Придется, будучи пораненным, в хорошем темпе отступить и дать сигнал к атаке – только-то и дел. Правда, нужно учитывать, что те, впереди, получат сигнал тревоги и вдогонку ринется некая стража, если она тут есть – но перевязь при нем, снаружи можно и разобраться…

Силовое поле он миновал беспрепятственно – вполне возможно, догадка оказалась верной, и каменное ожерелье служило еще и чем-то вроде пропуска сюда. За поворотом – такой же коридор, только длиннее, он нисколечко не понижается, идет строго горизонтально… Эх!

Не было ни страха, ни растерянности. Он просто остановился и выдернул из кобуры торч – оружие, рвавшее связи меж молекулами, ту его разновидность, что была предназначена для неживого.

Вторая линия защиты, конечно. Примерно на середине коридора путь преграждала шеренга темно-зеленых ящериц размером с крупную собаку, другие, неведомо как удерживаясь, застыли поперек полукруглого тоннеля, на стенах, на потолке. Было их штук тридцать, этакий пояс в один ряд. Ну?

Сварог сделал пару шагов вперед. Вновь остановился – ящерицы словно ожили, подняли головы, разинули зубастые пасти – одного цвета со шкурой, что ему поневоле напомнило черных пантер Вентордерана.

Пожалуй, он выбрал оружие правильно – было много общего, ящерицы казались ожившими каменными скульптурами, такой уж у них был вид. Ничего странного: эти, из Радианта, мастера проделывать с камнем разнообразные штуки…

Ящерицы двинулись к нему – неторопливо, целеустремленно, с хищной грацией, словно бы бесшумно переливаясь в воздухе, подобно капелькам ртути. Вполне возможно, каменное ожерелье служило пропуском и для них – но чересчур опасно экспериментировать, нельзя подпускать их близко, если навалится вся свора, живым уже не выйти…

Он нажал на спуск, описывая дулом контуры, повторяющие очертания тоннеля. Все происходило в совершеннейшей тишине – ящерицы исчезали одна за другой, превращаясь в облачка пара, медленно тающие под сводом, их становилось все меньше и меньше, пока не осталось ни одной.

Кривя губы в усмешке, Сварог стоял, не убирая оружие. Однако ничего не происходило, никто не появился в тоннеле по его душу. Защита, безусловно, рассчитана на здешних людей с их скромными возможностями, и не более того… Что, если они имели основания думать, что однажды куклы смогут взбунтоваться? Не время строить догадки…

Он двинулся вперед, держа оружие наизготовку.

Добравшись до конца туннеля, увидел Радиант.

Огромная пещера, не имеющая второго выхода, залита тем же неярким сиянием, что и тоннель. Сварог шагал, как во сне, и вскоре остановился, решив, что идти дальше нет смысла, все и отсюда прекрасно видно.

Пещера, где стены и слегка выгнутый подобием купола потолок словно бы выложены черными камнями величиной с человеческую голову, напоминавшими булыжную мостовую. Внутри каждого неторопливо кружили цепочки, ручейки огоньков, главным образом зеленых, но были и рубиновые в гораздо меньшем количестве.

А на полу валялось в разнообразных позах много человеческих скелетов. В ноздри ударил омерзительный запах разложения – ага, вот оно, неподалеку очередной покойник был на полпути к превращению в скелет…

Зеленые и рубиновые огоньки слегка ускорили плавное скольжение, складываясь в новые узоры, помигивая – и на Сварога словно обрушилась невидимая волна, несущая в себе злость, раздражение и враждебность. Он не смог определить, что это такое, но знал одно: все эти вполне понятные эмоции были чем-то иным, холодным, нечеловеческим.

Как волна накатилась, так и отхлынула. Никакого присутствия магии – но если бы он взял с собой спутников, они сейчас лежали бы на каменном полу, в лучшем случае лишившись сознания, а в худшем… Это на него загадочная волна не подействовала ничуть – а обычным земным людям могла принести и смерть…

Нахлынула новая волна, слабее – безграничное удивление. Так вот оно что!

Никаких других хозяев Радианта нет. Только эти. Загадочные камни, наделенные нечеловеческим разумом, виновники всего – в том числе, вполне возможно, и создатели окутавшего Нериаду неизвестного поля, превратившего людей в кукол, освоившие загадочные тропы Зазеркалья.

Откуда они взялись, такие? Если предположить, что до Шторма их не было, догадка напрашивается сама собой. На Таларе Шторм, помимо разрушений, создал Хелльстад. По Сильване прошелся жутким катаклизмом, вроде бы не принесшим никаких загадочных чудес. Тетру превратил из обитаемой благополучной планеты в настоящее пекло.

А здесь возник Радиант. Невероятно чуждый человеку разум, в конце концов решивший перейти в наступление. Почему только теперь? Возможно, они неспешно эволюционировали, набирались сил и умений, приобретали новые способности…

Волны раздражения, тягостного непонимания, досады накатывались одна за другой. Не было смысла здесь оставаться – кто знает, какие еще сюрпризы у них в запасе? Отступая спиной вперед, Сварог оказался в туннеле – и, нисколечко этим не удручаясь, припустил бегом, время от времени оглядываясь через плечо.

Оказавшись снаружи, он тут же взмыл в воздух и на предельной скорости помчался к плато, где стояли, по привычке держа коней под уздцы, его спутники, слишком взволнованные сейчас, чтобы как-то выказать радость, увидев его целым и невредимым.

Выхватив у Гаржака рацию, Сварог нажал клавишу и, когда отозвался звенящим от возбуждения голосом дежурный офицер эскадры, кратко изложил все необходимое. Услышав в ответ, что его прекрасно поняли, отключил связь. Подошел к самому краю высокого откоса и неотрывно смотрел на Радиант, не в силах понять собственных мыслей и чувств – если они вообще были.

Ветер трепал алую мантию, но холода Сварог уже не чувствовал. Рядом плечом к плечу, стояли его спутники, которым так и не выпало ни малейшей оказии проявить себя – но так даже лучше, чем меньше драк, тем спокойнее жить…

Как он и думал, ожидание продлилось недолго, так что оказалось не столь уж томительным. Под серым низким небом показались серебристо-стальные треугольники гвардейских корветов, полдюжины, они бесшумно снижались, выходя на боевой заход…

Повисли над Радиантом совсем невысоко. Казалось, ничего не происходит, не видно никаких световых эффектов – но котловина словно вспучилась, вскипела, поднималось тяжелое темное облако, в конце концов быстро скрывшее и высокие пики (явно антенны здешних излучателей), и Радиант. Все так же, в совершеннейшей тишине, облако распухло, ширилось, почти достигнув кромки откоса, полностью скрыв, затопив котловину. А потом в некий неуловимый миг стало словно бы таять, оседать, открывая возникшую на месте Радианта глубокую, почти геометрически правильную воронку, словно обрезанную снизу, исполинскую, человек на ее плоском дне казался бы муравьем.

Сварог смотрел вниз, замерев статуей, чувствуя, как лицо застыло холодной маской. Как уже случалось однажды, в голове звучал высокий, чистый женский голос, на сей раз другой – голос неизвестной девушки, умершей тысячелетия назад.

Незатейливая мелодия, удар барабана после каждой третьей строки, четвертая звучит прямо-таки чеканно, легоньким вскриком. Он понятия не имел, почему к нему так привязалась эта песня, почему он испытывает непонятную смесь любви и ненависти – но подозревал, что это неспроста. Слишком многое, с чем он сталкивался в странствиях и боях, потом напоминало о себе в самый неожиданный момент и самым неожиданным образом…

Не было ни радости, ни тоски, ни тяжкой усталости. Не было вообще никаких чувств. Он смотрел на исполинскую воронку, оставшуюся на месте Радианта, на низкое, грязно-серое небо, в котором давно исчезли корветы, без малейших эмоций. Впервые со времени появления здесь он стал участником чего-то прежнего – грандиозной войсковой операции, где ему, если подумать, оказалась отведена роль командира разведвзвода – ну, предположим, успешно выполнившего задание, но это мало что меняет, не вызывая ничего, кроме привычной, отнюдь не буйной радости оттого, что бой наконец кончился.

Не было ни долгих странствий, ни особых опасностей, ни схваток с диковинными тварями или нечистью. Не такая уж долгая технотронная войнушка, завершившаяся блицкригом в лучшем стиле фон Шиффена, разве что с поправкой на технические достижения времени и века. В схватке, где выжить позволялось только кому-то одному, сошлись примерно равные по силе соперники и каждый располагал чем-то, чего не имелось у противника. В конце концов победил тот, чье оружие давало ему нешуточное преимущество в данной конкретной ситуации: ни один человек не погиб и даже не ранен. То же касается созданий не разумных. Как стояло в титрах какого-то виденного в детстве кинофильма, во время съемок ни одно животное не пострадало. Список боевых потерь чист, как праздничная скатерть, только что постеленная, еще пахнущая крахмалом – так что никаких чувств и эмоций… Итог как итог, не хуже и не лучше многих других…

Он повернулся к спутникам, все еще ошеломленно глядевшим туда, где больше не было Радианта, произнес без всякого выражения:

– Ну что, господа мои, на коней?

И первым вскочил в седло. А все же это здорово, это просто прекрасно – что не приходится ни о ком сожалеть…

ЭПИЛОГ

Он неторопливо шагал по одной из главных улиц Даркаш-Вата – уже без маски, в своем подлинном обличье – отпала всякая нужда в маскировке. Никто не обращал на него внимания – еще один дворянин средней руки, только и всего. Оставался человеком-невидимкой, хотя…

Хотя в поведении горожан произошли интересные перемены, заметные с первого взгляда. Все так же проезжали экипажи и всадники, павлинами держались прогуливавшиеся пешком дворяне, степенно шагали купцы, чиновники и судейские, суетились уличные торговцы с лотками на груди…

И все же что-то изменилось. Теперь люди держались совершенно иначе, исчезло то силовое поле, что укутывало каждую куклу. На многих лицах легко читалась ошарашенность, растерянность, оторопелость. Они ничего еще толком не осознали, но не могли не почувствовать свободы – и не знали, как с ней теперь управляться, походка и движения выглядели чуть неуверенно, как у больного, впервые вставшего с постели после долгих месяцев неподвижности.

Ничего, понемногу придут в себя, как показал старый эксперимент. Многие выглядят так и не проснувшимися до конца после долгого и тягостного кошмарного сна – но это пройдет. Некоторые воспримут внезапные изменения свободы тела и мысли быстрее и легче других. Взять хотя бы короля, который наверняка не без удовольствия станет вести прежнюю развеселую жизнь игривого потаскуна – так же будет и со многими, чья программа просто-напросто так и перельется в новую жизнь без особых изменений в поведении и обретенном образе мыслей, свободе воли…

Эта их оторопелость как нельзя более благоприятствовала действиям армейцев и спецслужб, которые не проснувшиеся до конца жители столицы, как показали первые примеры, не замечали.

Полсотни десантников, обрушившись из низкого серого неба, за пару минут заняли «королевскую камнерезную фабрику», не встретив ни малейшего сопротивления: большая часть персонала, все с каменными ожерельями на шее – особо доверенные лица, ага – лежала на рабочих местах в совершеннейшей прострации, подобно тому, как это случилось с Иляной, вмиг лишившейся связи с кукловодами. Их попросту оттаскивали в сторонку, если мешали. Другие, все время пребывавшие куклами, по инерции пытались доделать прежнюю работу, что при отсутствии доброй половины работников было не более чем бессмысленной суетой. Этих быстренько согнали в табунок и со свойственной любой десантуре непринужденностью загнали в один из жилых домов, чему они, в общем, не противились.

Следом нагрянули люди Марлока и всевозможные эксперты всех без исключения спецслужб. Беглый осмотр быстро показал, что Сварог нисколечко не ошибся: камнерезные станки оказались сделанными с помощью старинных имперских технологий, с незапамятных пор пылившихся в Музее техники. Кое в чем повторялась история Брашеро, именно там пошарившего. Синтезаторы современных моделей, один в один. Кроме того, обнаружился источник питавшей фабрику энергии, опять-таки стандартный генератор апейрона, внутри которого мирно светился золотистый шарик величиной с лесной орех, способный обеспечить питанием на многие десятилетия вперед. В кражи как-то плохо верилось. Без участия людей из Магистериума здесь не могло обойтись.

Ну что же, магистр Саторнин уже арестован – без церемоний и соблюдения тайны. Люди Канцлера его повязали прямо в Магистериуме, на глазах у всех, чуточку демонстративно. В том, что он очень быстро начнет петь, как каталаунский соловей, сомнений не было: улик против него целый ворох. Принц Агеляр, стремясь загладить вину и остаться в сторонке, готов выступить коронным свидетелем, да вдобавок над головой высоколобого Дамокловым мечом повисла седьмая статья Эдикта.

Рано делать какие-то заключения, но Сварог, в чем был не одинок, полагал, что перед ними – осколочек заговора Брашеро. Вполне возможно, магистр оттого и спутался с Радиантом, что ему пообещали претворить в жизнь планы Брашеро по превращению всех обитателей двух планет, как ларов, так и землян, в уходящие за горизонт колонны ярых служителей науки. Вполне правдоподобная версия.

Если она верна, высоколобый ученый муж предстает форменным идиотом, не способным просчитывать ходы наперед. Вряд ли Радиант стал бы своими руками усиливать конкурента и позволять ему стать сильнее с развитием науки и техники. Радианту требовались послушные куклы, не более того. Так что об участи магистра в случае успеха заговора догадаться нетрудно…

Ничего у них пока что не было, кроме версий. Радиант сметен с лица земли, а его «разумные» инструменты наподобие Иляны окажутся совершенно бесполезными, именно потому, что они не более чем инструменты, знаниями обладали лишь уничтоженные хозяева Радианта.

«Коллективный разум… – задумчиво хмурясь, говорил профессор Марлок. – Любопытно… Надо полагать, включавший и частичку человеческого – судя по словам Иляны, судя по найденным вами в Пещере скелетам, камни вбирали в себя и сознание людей. Вы наверняка не обратили внимания, но я несколько раз просмотрел ленту с извлеченными из вашей памяти воспоминаниями. У всех скелетов на шее – каменные ожерелья. Когда возникала такая необходимость, их высасывали. Коллективный разум. Обширная делянка для дискуссий, гипотез и предположений, но сейчас некогда этим заниматься…»

Кто доволен жизнью несказанно, так это Марлок. С полудюжины ближайших сотрудников и он, как ракета, носится по столице, разрываясь меж тем, что ему интересно. Сварог предусмотрительно дал им хелльстадских коней – живых они, пожалуй что, загнали бы. Его собственные подчиненные из обеих контор, как и агенты других спецслужб, тоже метались по столице, стараясь обнаружить и отловить «доверенных лиц» – чьи физиономии опять-таки извлечены из памяти Сварога…

Ему еще здесь работать и работать. Хорошо, что донесение моментально ушло на Талар, и Яна за него уже не беспокоится. А кое-кто уже всерьез озабочен собственными проблемами…

Сварог не сомневался: стоит ему вернуться на Талар, вскоре пригласит Диамер-Сонирил и вновь в мягкой дипломатичной форме сделает недвусмысленный намек. И Сварог, как в прошлый раз, напишет отчет, из которого будет следовать, что победу, конечно же, одержал именно что восьмой департамент в лице его начальника, а все остальные играли роль чисто вспомогательную. Принц и его канцелярия… чуть не ляпнул по привычке «на белом коне, все в белом». Здесь традиции другие, белый – цвет траурных одеяний, а на белых конях возят исключительно покойников, Победитель, триумфатор здесь предстает на «солнечном» коне, то есть рыжем. Но какая разница… Снова, как в песне.

Уж это непременно. У Диамер-Сонирила хватает недостатков, как у всех, но следует признать за ним и несомненное достоинство – он умеет быть благодарным. На всех, кто каким-то боком причастен к только что отшумевшей операции «Марен», вскоре ливнем прольется немало наград, от скромных медалей до звезд. Самому Сварогу на них глубоко плевать. Еще в прошлой жизни он в свое время исполнился некого спокойного равнодушия к регалиям. Знающие люди подтвердят: нешуточную радость приносит первая награда, как впечатывается в память первая женщина, невзирая на обстоятельства, в которых все происходило. Последующие, помимо легкого удовлетворения, неизменно сопровождаются мыслью: «Ну вот и еще одна…» Волнительная прелесть новизны уже не вернется. Ну что же… Ему самому очередная блямба никакой радости не доставит, а вот Канилле разлапистая, сверкающая самоцветами звезда будет в радость, да и в жизни поможет, репутацию в ученом мире укрепит. Марлок обещал из кожи вон вывернуться, но добиться для нее Золотой Колбы – еще лучше. Да и Гаржаку с Интагаром, как и другим, будет радостно…

Он старательно думал только об этом – но прекрасно понимал, какие мысли отгоняет. Мысли о том случае, когда на него неожиданно обрушилась вереница образов – Иляна на фоне Радианта, лица других «доверенных». И это по всем ощущениям как две капли воды походило на приключившееся с ним в Глане, когда он не обязательный ритуал, как оказалось, выполнил, а всерьез обнялся с Землей-Матушкой к ошеломлению старух-ведуний. Как две капли воды…

– Ничего нового, – сказал профессор Марлок, задумчиво хмурясь. – Давным-давно есть гипотеза, что планеты – живые и даже разумные существа. Конечно, их разум, эмоции, чувства и побуждения не имеют ничего общего с человеческими – но во вред человечеству не направлены, пока оно не станет некой угрозой для планеты. Библиография обширная, – сказал Марлок, – и публикации имперских ученых, и труды земных книжников, вы просто никогда этим не интересовались всерьез, лорд Сварог. Вот только гипотезы так и остаются гипотезами, не получившими научного подтверждения – а то, что пишут книжники, получено эмпирическим путем, и потому для науки аргументом быть не может. Одним словом, никто пока что не занимается этим всерьез, хотя то, что вы рассказываете, безусловно интересно и творением вашего собственного мозга оказаться никак не может. Ну, не до того пока, слишком многое приходится оставлять на потом…

Значит, Нериада… Вполне возможно, Радиант для нее был чем-то вроде злокачественной опухоли, с которой она не могла отчего-то справиться собственными силами. Чуть только позволит основная работа, нужно закопаться с головой, научные материалы подберут Канилла с Элконом, а труды книжников – мэтр Анрах…

Он столь же неторопливо свернул в ту самую узкую улочку, ведущую к «Синей кошке». Именно там Сварог устроил свой штаб – почти центр города, место удобное, мало ли куда придется срываться, так лучше, чем сидеть за городом в резиденции. Все прошло гладко: еще не вполне проснувшегося хозяина навестили двое несомненных дворян и сняли заведение на неделю, объяснив, что намерены как следует отпраздновать там некое торжество, поваров, подавальщиц и слуг привезут своих. На двух других планетах подробное случалось нередко – как оказалось, и здесь тоже, хозяин ни малейшего удивления не выказал, так что силовые методы применять не пришлось. Золото, которым с ним расплатились, было самым настоящим, монеты ничуть не отличались от имеющих здесь хождение…

Как и в прошлый раз, улочка была пуста, и Сварог неторопливо шагал по булыжной мостовой меж двух рядов узких, в пару-тройку окон, домов с высокими острыми крышами, затейливыми водосточными трубами, завершавшимися у земли тронутыми ржавчиной и зеленым окислом, головами каких-то мифологических тварей, из разверстых пастей которых струились в водостоки мутноватые ручейки – вновь моросил редкий дождик, временами сменяясь вихорьком влажных снежинок, тающих еще в полете.

– Лорд Сварог…

Сварог резко обернулся. В нескольких шагах от него стоял посреди узенькой улочки незнакомец в черном плаще с серым беличьим воротником, какие здесь носят небогатые купцы и разные стряпчие невеликого достатка. Узкое брюзгливое лицо с тонкими бледными губами, физиономия ничем не приметная, хотя на шпика не похож, вот только интересно, как он ухитрился незамеченным и не услышанным оказаться за спиной Сварога примерно на середине квартала? Как ни задумался Сварог, а кое о чем автоматически помнил. Никак не смог бы незнакомец красться в своих сапогах бесшумно по булыжной мостовой…

– Не уделите ли мне пару минут вашего драгоценного времени, лорд Сварог? – спросил незнакомец с некоторой иронией в голосе. – Разговор будет интересным…

Сварог, цепко глядя на него, пустил в ход кое-какое умение – до боевых монахов ему было, конечно, далеко, но кое-какая сноровка имелась. Брезгливо покривил губы: вот ты кто… Безусловно, черный. Вот только… Перед ним стояло не создание из плоти и крови, а некая проекция, не имеющая ничего общего с призраками и бесплотными духами. Проекция человека – или создания, имеющего вид человека, находившегося сейчас где-то далеко отсюда. На Таларе подобные визитеры давненько уже не показывались средь бела дня, а здесь держатся нагло, похоже…

– А как насчет «Отходной черным гостям»? – усмехнулся Сварог недобро.

– Ваша воля, – незнакомец покривил бледные губы в подобии усмешки. – Мне, конечно, придется удалиться… но разве вам не интересно знать, с какой миссией меня к вам направил Великий Мастер? Вы всегда были любопытны…

– Ах, вот оно что… – протянул Сварог. – Что же он сам не явился? Ну да, я и запамятовал. Ему сейчас как-то не с руки…

Незнакомец бесстрастно отозвался:

– Ну, в конце концов, у него остается дорога во множество других миров, так что не стоит чваниться мимолетной победой, особо не затрагивающей наши интересы… Лорд Сварог, я прибыл, чтобы от лица Великого Мастера выразить вам искреннюю благодарность за свершенное и поздравить с победой над этими проклятыми камнями, в результате глупой случайности получившими разум. Верить или не верить – ваше дело, но и поздравления и особенно благодарность – самые искренние, горячие. Вы оказали Великому Мастеру серьезнейшую услугу…

– Вы полагаете? – спокойно спросил Сварог.

– Именно так и обстоит, – усмехнулся незнакомец в черном. – Разумеется, вы об этом не подозревали, но с иными серьезными услугами именно так и обстоит… Позвольте, я внесу полную ясность?

– Сделайте одолжение, – сухо сказал Сватрог, отгоняя некие неприятные предчувствия, смутные, не оформившиеся в ясные мысли.

– Все дело в душах, лорд Сварог, – сказал незнакомец. – Несколько тысяч лет здешние жители не знали ни греха, ни добродетели, ни зла, ни добра. Потому что были лишены собственной воли. Соответственно, их души после смерти не попадали ни к Великому Мастеру, ни к… другому. Для них отведено место, куда попадают души тех, кто оказался недостаточно грешен… и недостаточно добродетелен. Предназначенное изначально не для них одних, но оказавшееся самым подходящим для них место. Вы не можете об этом место не знать, вы много общаетесь с монахами и этими… служителями.

– Знаю, – сказал Сварог. Неприятные предчувствия охватили сильнее. – И что?

– Вы освободили местных жителей, вернули им свободу воли, – бесстрастно сказал незнакомец. – Тем самым вернули в этот мир и добро, и зло. Они будут воевать, грабить, убивать, насиловать, совершат все мыслимые грехи, и тем погубят свои души. Которым предстоит обогатить сокровищницу Великого Мастера. К нему до скончания времен будут попадать новые и новые…

– Не все, – сказал Сварог, ощутив вокруг то ли холод, то ли пустоту. – Далеко не все…

– Я и не утверждаю, что это будут все, – сказал незнакомец словно бы с превосходством. – Однако их будет немало. Вы прекрасно знаете, сколько в этом мире грешников, знаете, что путь греха многим и многим представляется гораздо более легким и привлекательным, нежели путь добра. И знаете, куда этот путь греха ведет… Так что поверьте: благодарность Великого Мастера искренняя и горячая, вы ему оказали неоценимую услугу… Позвольте откланяться, я все сказал…

Он коротко поклонился – и в следующий миг его уже не было в узкой улочке, на мокрой булыжной мостовой. Сварог остался один. Смотрел перед собой невидящими глазами, и душу леденила смертная тоска. Незваный гость не произнес ни слова лжи. Все так и обстояло – не располагая свободой воли и выбора, человек не способен ступить ни на путь добра, ни на путь зла, не может ни спасти, ни погубить свою бессмертную душу.

О таком повороте событий Сварог не задумывался совершенно. Нельзя было иначе, доведись пережить все снова, он поступил бы точно так же, даже зная все наперед. Другое дело, что у победы всегда есть своя цена, и порой она велика, ложится на плечи тяжким бременем, с которым предстоит прожить все отведенное время, и эту тяжесть не снимут никакие покаяния, никакие свершения во имя добра…

Он долго еще стоял на узкой грязноватой улочке, невидящими глазами уставясь куда-то вдаль так, словно ожидал, будто появится кто-то добрый и заботливый, снимет с плеч неподъемную тяжесть, с которой предстоит пройти всю оставшуюся жизнь.

И прекрасно знал, что на выручку никто не придет, что за иные победы предстоит расплачиваться в одиночку…

Красноярск, 2017

Авторы стихов, приведенных в романе: Франсуа Вийон, Владимир Высоцкий, Гвидо Гоццано, Ганс Сакс, Михаил Танич, Николай Тихонов, Михаил Щербаков

Понравилась книга?

Присоединяйтесь к каналу

Книжная полка дозора

Книги для Вас!

Если Книги после прочтения Вам понравились, купите их в бумаге (если есть), электронную у автора или задонатьте ему, тем самым поддерживая хорошую и качественную литературу!

_{Мы не бандиты!}

_{Мы благородные пираты!}

_{(из м/ф: Тайна третьей планеты)}

ГЛОССАРИЙ

О летосчислении

При изучении хронологии следует непременно иметь в виду, что не существует до сих нор какой-то единой точки отсчета. Даже летосчисление ларов, Небесные Годы, было введено лишь через некоторое количество лет после окончания Шторма и переселения ларов в небеса. И это количество до сих пор не определено точно, разные исследователи называют разные цифры (от 7 лет до 11). К тому же ни у ларов, ни у кого-либо другого нет точно фиксированной даты окончания Шторма, ибо какое-то время его затухающие волны все еще прокатывались по планете.

Первые семьсот с лишним лет после Шторма на земле не существовало ни упорядоченной хронологии, ни четко датированных летописей (по крайней мере, современная наука не располагает фактами, способными как доказать, так и опровергнуть эту точку зрения). В дальнейшем, на протяжении долгих столетий, соперничавшие государства и отдаленные страны, порой вообще представления не имевшие о существовании друг друга, придерживались своих собственных систем летосчисления (более-менее полное представление об этом периоде дает труд Гармара Кора «Хаос и хронология», Магистериум, 3466 г. X. Э.). Впоследствии из-за диктуемого жизнью стремления к упорядоченности, после многих попыток достичь взаимопонимания и согласия (и даже нескольких войн по этому поводу) почти повсеместно было установлено единое летосчисление – так называемая Харумская Эра.

В настоящее время текущий год у ларов – 5506 год Небесных Лет (в этой системе датируются все императорские указы, предназначенные для жителей земли).

На земле – 3716 год Харумской Эры, однако есть два исключения:

1. Великие магистры, правители Святой Земли, двести сорок три года назад ввели летосчисление «со дня Гнева Господнего». Таким образом, в Святой Земле сегодня – 5511 год СДГГ.

2. После отделения Глана от Ронеро первый гланский король повелел «считать нынешний год первым годом Вольности». Сегодня в Глане – 613 год Вольности.

КАЛЕНДАРЬ

Таларский год состоит из семи месяцев – Датуш, Элул, Фион, Квинтилий, Ревун, Атум, Северус. Каждый месяц – из семи недель по семь дней. В конце первых шести месяцев есть еще по три дня без чисел, именуемых Безымянными Днями, или Календами. После Северуса следуют семь дней Календ. Календы Датуша, Квинтилия и Атума считаются «скверными днями», в этот период стараются воздержаться от дел, не пускаются в путешествия или плавания, не играют свадеб, не устраивают никаких торжеств. В древности на эти Календы даже прекращались войны. Календы Элула, Фиона и Ревуна, наоборот, считаются крайне благоприятными для начинаний и временем праздников. Календы Северуса – канун Нового года, в эти дни торжества особенно пышны, именно к Календам Северуса дворяне стараются приурочивать свадьбы, а Гильдии – свои праздники.

ГЕРАЛЬДИЧЕСКИЕ ЩИТЫ

Согласно правилам геральдики, существует лишь семь разновидностей гербовых щитов — для гербов государств, городов, дворян. Разновидности эти следующие:

Как правило, дотир и дуарат служат гербовыми щитами лишь для дворян, не имеющих титула, а гербы городов чаще всего имеют форму домблона.

ФЛАГИ ГОСУДАРСТВ

Флаги Виглафского Ковенанта ^[6K10]

Лоран— горизонтальные синяя и зеленая полосы, флаг обведен белой каймой (добавленной как знак траура после завершения строительства Великого Канала и потери провинций, оставшихся на континенте).

Харлан— "шахматная доска" из 6 черных квадратов, 6 белых и 6 коричневых.

Снольдер— желтое полотнище с черным силуэтом сфинкса.

Ронеро— горизонтальные синяя и черная полосы.

Глан— горизонтальные черная и красная полосы.

Горрот— белое полотнище с черным солнцем.

Шаган— вертикальные зеленая, желтая и черная полосы.

Сегур— горизонтальные синяя и красная полосы.

Прочие флаги

Святая Земля— фиолетовое полотнище с желтым крылатым диском.

Балонг— синее полотнище, затканное золотыми пчелами.

Ганза— темно-синее полотнище с белым кругом. В круге — черный силуэт корабля с зарифленными парусами.

Некоторые сведения о геральдическом значении иных цветов. Синий цвет издавна символизировал честь, честность, благородство. Фиолетовый — мудрость. Зеленый — надежду. Черный — упорство. Красный — отвагу, жизненную силу. Желтый — богатство. Белый вообще-то символизирует чистоту помыслов, но из-за того, что он издавна почитается символом смерти, в геральдике его стараются не употреблять.

ГЕРБЫ ГОСУДАРСТВ

Виглафский Ковенант

Лоран – дотир. Две синих и одна зеленая вертикальные полосы. На зеленой – три золотых кольца. На синих – по золотому якорю.

Харлан – дотир. Разделен на четыре квадрата, два белых и два коричневых. В белых квадратах – по коричневому мечу острием вверх. В коричневых – по белому мечу острием вверх.

Снольдер – даугар в фиолетово-желтую клетку. В центре щита – золотой лев, стоящий на задних лапах.

Ронеро – даугар. Разделен по вертикали на синюю и черную половины. На синей – золотая лилия, на черной – Зеркало Аннура, имеющее вид серебряного круга в золотой оправе.

Глан – дегоар. Щит – черный с золотой каймой. В центре – золотой силуэт медвежьей головы, по пяти углам – золотые цветы чертополоха.

Горрот – домблон. На белом фоне – черное весло, скрещенное с золотым скипетром.

Шаган – дроглор. На синем поле – золотой колокол.

Сегур – дуарат. Разделен горизонтальной линией на две половины. Верхняя – золотой парус на зеленом поле, нижняя – пять вертикальных полос (две зеленых, две желтых), и на их фоне – черный герб Морских Королей.

(Нужно добавить, что герб государства является и гербом его короля.)

Прочие гербы

Святая Земля – дуарат. На зеленом поле – золотой одноглавый орел (акилла), держащий в лапах меч и крест Единого Творца.

Балонг – джунарг. На красном поле с пятью узкими вертикальными серебряными линиями – золотые весы. Щит окаймлен золотыми пчелами.

Ганза – дроглор. На темно-синем фоне – красная ладонь.

КОРОНЫ ГОСУДАРСТВ

Короны Виглафского Ковенанта

Лоран— корона закрытая. Обруч шириной в два джайма ^[6K11]с изображением дубовых листьев. Шестнадцать зубцов в виде шипов, отклоненных на 45° наружу от вертикальной оси обруча. У основания каждого — рубин, ограненный "розой". Закрыта остроконечным колпаком из синего бархата на золотом внешнем каркасе в виде 8 сходящихся дуг.

Харлан— обычная герцогская корона, но украшенная четырнадцатью ограненными бриллиантами и закрытая решетчатым плетением в форме полусферы.

Снольдер— корона закрытая. Два разомкнутых круга, каждый шириной в джайм, соединенных четырьмя перемычками. На перемычках — по рубину, ограненному в форме полусферы. В каждом секторе меж перемычками — по три бриллианта, ограненных "розой". Впереди, надо лбом, — золотое изображение кобры с раздутым капюшоном и бриллиантовыми глазами. Туловище кобры, изогнутое дугой выпуклостью вверх, закрывает корону, касаясь противоположного ее края, где вделан черный алмаз Бараини (неограненный, весом 480 квинутнов). ^[6K12]Зубцы отсутствуют.

Ронеро— корона открытая. Обруч шириной в два джайма, по которому проходят три пояса из накладных линий, и в центре каждого цветка — рубин, ограненный полусферой. Восемь зубцов в виде равнобедренных треугольников, слегка отклоненных от вертикальной оси обруча.

Глан— корона открытая. Кольцо шириной в джайм, двенадцать зубцов (6 в виде цветков чертополоха, 6 — в виде трилистников клевера). В основании каждого зубца — рубин "ленточной" огранки. Впереди, надо лбом, — желтый алмаз Индари (неограненный, вес 300 квинутнов).

Горрот— корона закрытая. Обруч шириной в два джайма, по верхней и нижней кромкам проходят два накладных пояска, имеющих форму цепи с овальными звеньями. В центре каждого звена — рубин, ограненный в форме трехгранной пирамиды. Восемь прямоугольных зубцов. Закрыта двумя полукружиями-дугами, в точке пересечения которых — солнце, выточенное из черного опала.

Шаган— корона открытая. Обруч шириной в два джайма с семью зубцами в виде "ласточкина хвоста". У основания трех — ограненные рубины, у основания четырех — ограненные изумруды.

Сегур— корона открытая. Обруч шириной в два джайма с гравировкой в виде якорей и скрещенных весел. Семь зубцов в виде трезубца Руагату, у основания трезубцев — ограненные сапфиры.

ПРОЧИЕ КОРОНЫ

Корона Великого Магистра Святой Земли — открытая. Обруч шириной в джайм. Впереди, надо лбом, — крылатый диск с неограненным рубином в центре, на противоположной стороне — крест Единого Творца. Зубцы отсутствуют.

Балонг. Избираемый на три года Старшина Патрициев Круглой Башниносит корону в виде обруча шириной в два джайма с семью зубцами, повторяющими формой Круглую Башню.

Все короны изготовлены из чистого золота, не считая короны Великого Магистра — она из железа.

ДВОРЯНСКИЕ КОРОНЫ И ТИТУЛЫ

Дворяне Виглафского Ковенанта и Пограничья носят следующие титулы:

1. Принцы короны.

2. Принцы крови.

3. Герцог.

4. Князь.

5. Граф.

6. Барон.

7. Маркиз.

Принцы и принцессы короны – потомки правящего монарха. Они носят корону в виде обруча шириной в джайм, закрытого двумя полукружьями-дугами, в точке пересечения которых – миниатюрное подобие королевской короны.

Принцы и принцессы крови – потомки братьев и сестер правящего монарха. Носят корону, повторяющую герцогскую, но закрытую полукружием-дугой с миниатюрным подобием государственного герба.

Герцогская корона – обруч с семью прямоугольными зубцами, перемежаемыми семью дубовыми листьями.

Княжеская корона – обруч с семью прямоугольными зубцами, перемежаемыми семью земляничными листьями.

Графская корона – обруч с четырнадцатью шариками.

Баронская корона – обруч с семью треугольными зубцами, перемежаемыми семью шариками.

Корона маркиза – обруч с семью полукруглыми зубцами, и в центре каждого – прорезь в форме дуарата.

Короны титулованных дворян, имеющих права вольных ярлов, имеют вид простого обруча и украшены рубинами (в 3711 г. X. Э. Виглафский Ковенант лишил владетелей Вольных Маноров, в том числе и королей, прав вольных ярлов, сохранив таковые лишь за ярлами Пограничья, но и для последних введены ограничения по количеству лиц, коих ярлы вольны в течение года возвести в дворянство).

При посещении титулованным дворянином королевского дворца, а также в дни некоторых торжеств следует непременно быть в приличествующей титулу короне. В обычные же дни можно ограничиться золотой цепью, золотыми шпорами и перстнем с миниатюрным подобием короны.

Дворяне, дабы отличить свое положение, носят золотую цепь установленного образца и золотые шпоры.

Гланские обычаи несколько отличаются от иных, там существует своя система, признанная Виглафским Ковенантом:

1. Гланфорт (нетитулованный дворянин) носит золотую цепь и золотые шпоры.

2. Глэв (соответствует маркизу, барону или графу) – золотые шпоры и золотую цепь с семью подвесками в виде цветов чертополоха.

3. Глэрд (соответствует князю или герцогу) – золотые шпоры, золотую цепь с медальоном, на коем изображена медвежья голова.

В Балонге дворянства нет, но для знатнейших и богатейших граждан существуют титулы нобиля и патриция. Нобиль носит на груди золотой медальон с гравировкой в виде весов, окруженных пчелами, стоящий выше нобиля патриций – золотую пектораль с такой же гравировкой и жезл, увенчанный миниатюрным подобием Круглой Башни. Семеро Патрициев Круглой Башни, правящие Балонгом, обязаны во всякое время появляться на публике в алом плаще, затканном золотыми пчелами, и синей шапочке-митре, с четырех сторон украшенной золотыми изображениями Круглой Башни; при сем они опираются на посох с навершием в виде государственного герба. (Всякие попытки Балонга добиться приравнения нобилей и патрициев к дворянам неизменно отклонялись Ковенантом.)

О правилах, заведенных в Святой Земле, более полное представление даст соответствующий фрагмент из книги реверена Гонзака.

КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ О РЕВЕРЕНЕ ГОНЗАКЕ

Реверен ^[6K13] Гонзак(3627 Х. Э. — ?) — скрибанос, служивший при Царской библиотеке в Астрее (Гиперборея, Сильвана). В 3668 г. Х. Э. прибыл на Талар. В период с 3668-го по 3679-й работал в библиотеках разных стран, жил в Лоране, Снольдере, Ронеро, побывал в Пограничье, Иллюзоре, Глане, Балонге, пяти из Вольных Маноров, совершил три морских путешествия. Некоторые историки считают его шпионом царя Гипербореи, но люди из таларских тайных служб никогда не высказывали своего отношения к этой версии. Необходимо учитывать, что порой крайне трудно провести границу меж профессиональным разведчиком и любознательным путешественником из дальних стран, поскольку кропотливо собираемая первым информация частенько попадает на тот же стол, что и ученые записки второго (о чем второй ничего не подозревает). Как бы то ни было, в Равене трудами Коллегии Ремиденума в 3681 г. Х. Э. вышла в свет книга Гонзака "Трижды семь писем скромного книжника Гонзака на Сильвану, другу своему Чей Чедогону о таларских делах, обычаях и установлениях". Вопреки заглавию, писем в книге всего шестнадцать. Гонзак пропал без вести в промежутке меж 36 Северуса 3679 г. и 14 Датуша 3680 г. Его следы теряются в полуночных провинциях Ронеро, малонаселенных и пользующихся дурной славой "диковатых мест". Не исключено, что сильванский скрибанос, человек отнюдь не бедный, любивший жить и путешествовать с комфортом, стал жертвой разбойников или Волчьих Голов. Известно также, что Гонзак намеревался предпринять экспедицию в Хелльстад, для чего, быть может, и отправился в те места, где оборвался его след.

Книга Гонзака, пусть и незавершенная, помимо многих интересных наблюдений, представляет собой еще и своеобразную краткую энциклопедию, дающую постороннему читателю неплохое представление о таларском укладе жизни. Благодаря чему она и была в 4998 г. Н. Г. включена Императорской Коллегией Просвещения в список учебных пособий для благородных ларов по теме "Современный Талар". Выпущена в компьютерном и типографском вариантах.

О ТИТУЛАХ, СОСЛОВИЯХ И МНОГОМ ДРУГОМ

(письмо третье реверена Гонзака)

Рассказ об устроении общества, друг мой Чей Чедогон, я начну с королей, чему ты вряд ли удивишься, ибо, когда нам случится озирать гору, взгляд наш непременно падет прежде всего на вершину, а уж оттуда странствовать будет к земле.

Короли таларские – воистину самовластные владыки, что отражено и в тамошних законах, гласящих, что монарх пребывает превыше закона, сам же, буде возникнет такая надобность (или, увы, каприз, как нам известно о венценосцах двух планет), может решать многие дела не по писаным законам, а исключительно по своей воле. Должен тут же оговориться, что самовластье это, кажущееся всеобъемлющим, ограничено иными древними традициями. Есть права дворян, и сословий, и гильдий, и даже крестьян, на кои посягать и король не волен. Однако ж за пределами сих ограничений открывается весьма обширная область для самодержавного произвола, и подданным остается лишь уповать, что восседающий на троне монарх наделен достаточным умом и здравомыслием, дабы не ущемлять народ свой без меры.

Как и в нашем отечестве, дворяне здесь первенствуют над всеми иными. Нельзя стать офицером, ни сухопутным, ни морским, если ты не дворянин. И высшие пять гражданских чинов доступны одним лишь дворянам, и землею с крестьянами могут владеть одни дворяне, и ордена иные жалуются одним дворянам. Им одним дозволено строить в домах балконы и иметь в окнах витражи.

Следом идут так называемые Семь Высоких Сословий.

Сословие Чернильницы объединяет судейских, адвокатов и чиновничество с первого гражданского чина по двенадцатый. Отличительным знаком оного служит серебряный пояс с серебряной же чернильницей установленного образца. Образцы таковые в разных государствах разные, а у чиновников есть еще и мундиры, в каждом ведомстве свои, и каждый гражданский чин имеет свои отличия, подобно тому, как это обстоит с воинскими чинами.

Сословие Храма составляют разных богов служители, коих отличают одеяния и атрибуты, единые для всего Талара, независимо от страны (о Святой Земле же поговорим подробнее в другой раз).

Сословие Мер и Весов образуют купцы, банкиры и ювелиры, причем не всякие купцы, а лишь те, что имеют капиталы не ниже определенного предела. Отличительным знаком сего Сословия служит серебряный пояс с замшевым кошелем особого вида.

Сословие Циркуля – это инженеры и архитекторы, коих отличает короткий плащ особого фасона, скрепленный у горла серебряной цепочкой, крепящейся двумя серебряными же бляхами с изображением циркуля.

Сословие Совы – это ученые, книжники, книготорговцы и учителя. Они носят плащ особого фасона с пелериной, где цепочку крепят две серебряные бляхи с изображением книги и пера, а также круглый берет с серебряным изображением совы. В разных государствах цвет оного наряда бывает разным. Живи мы на Таларе, друг Чедогон, в таком наряде и щеголяли бы, что, впрочем, не лучше и не хуже наших с тобой шапочек реверенов, украшенных жемчужинами, да плащей и посохов.

Сословие Свободных Искусств (художники, музыканты, скульпторы и актеры) знаком своим имеет серебряную цепь с серебряной же бляхой, на коей изящно выгравирована мифологическая птица Сирин, издавна почитаемая символом творческого вдохновения. И не всякие актеры состоят в сем Сословии, а лишь те, что происходят из семей потомственных актеров театров, имеющих статус королевских. А прочие же актеры именуются пренебрежительно фиглярами, и место им отведено в одной из последних гильдий, о чем напишу ниже.

Сословие Чаши и Ланцета составляют медики и аптекари. Знаком им служит длинная мантия особого фасона, черная шапочка, украшенная серебряной бляхой с изображением обвивающей чашу змеи, а также своеобразного вида кожаная сумка, служащая также и практическим целям, ибо в ней носятся снадобья, инструменты и прочее, потребное в работе.

Сословия эти обладают правом на покупку земли, но крестьяне во владение им не положены. В виде особой милости, случается, король жалует кому-либо право в течение определенного срока получать доход с того или иного коронного имения, и срок этот редко превышает год. Понятно, есть имения крайне прибыльные, а есть и скудные, что при оказании монаршей милости непременно и учитывается. Те, кто входит в Сословия, имеют право носить золотые украшения без ограничения количества, но без драгоценных камней – разве что король пожалует кому перстень с драгоценным камнем. Равным образом их столовая утварь из драгоценных металлов может быть украшена самоцветами лишь с соизволения короля.

Здесь стоит добавить, что согласно незыблемым законам природы, применимым и к жизни человеческого общества, недостаток чего-либо немедленно восполняется за счет иного качества – подобно тому, как слепые обладают невероятно тонким слухом, а горбуны бывают необыкновенно сильны. Вот и выходит – Сословия восполняют отсутствие драгоценных камней искусством выделки, а потому украшения их и утварь порой превосходят дворянские изощренностью выработки и мастерством украшательства.

Дворяне поступают на службу во множестве, ибо на Таларе повсюду действует закон первородства, согласно коему все сыновья имеют право на дворянское звание или титул, а вот имение движимое и недвижимое достается в целости самому старшему (или дочери, если нет потомков мужского пола). Прочие же сыновья, получив малое денежное вспомоществование, вынуждены искать службы за жалованье либо по талантам своим искать себе места в одном из Сословий. Предпочтительнее всего военная служба, а также и полицейская, но непременно на должностях, приравненных к офицерским. Кроме военной службы, для дворян, по традиции, более всего предпочтительны занятия, входящие в компетенцию Сословий Чернильницы и Совы, а также Циркуля (но в областях, относящихся к военному делу и мореплаванию). Не возбраняется и войти в иные Сословия, но дворянин, попавший в таковые, стоит в глазах общества несравненно ниже. Что до Сословия Мер и Весов, то дворянину зазорно заниматься торговлей либо банкирским делом. Промыслы, приличествующие дворянину, сводятся к четырем вещам: коневодству, виноторговле, изготовлению винных бутылок, морским перевозкам на собственных судах и ювелирному делу. Дворянин имеет право устраивать в своих землях заводы, но при строгом условии: заводы эти должны работать непременно на сырье, производимом в своих же поместьях, а если сырья этого нет, то и заводы устраивать нельзя. Дворянин еще обладает правом на речные перевозки на собственных судах, но опять-таки при строгом условии, что перевозит произведенное в собственных поместьях или закупленное для нужд такового. Все эти установления заведены в свое время весьма умными людьми, ибо служат к выгоде общества и бесперебойной работе государственного механизма.

Гильдии таларские имеют следующий вид:

Золотые гильдии

1. Оружейники (цехи: Доспешных дел мастеров, Мечных дел мастеров, Арбалетных дел мастеров, Копейных дел мастеров, Пушечных дел мастеров, Ружейных дел мастеров, Ракетных дел мастеров, Пороховых дел мастеров).

2. Тонкие работы (Ювелирные подмастерья, Мастера врачебного инструмента, Мастера счетных устройств, Оптики, Часовщики, Мастера утвари для ученых).

3. Похоронных дел мастера.

4. Приказчики торговые и банкирские.

5. Меховщики.

6. Мастера каменного строения (цехи: Домостроителей, Строителей и Подновителей мостов).

7. Мастера деревянного строения (цехи: Домостроителей, Строителей и Подновителей мостов).

8. Водопроводных дел мастера.

9. Фонарщики (цехи: Фонарщиков, Мастеров фейерверка, Мастеров домашних светильников из металлов).

10. Стеклодувы (цехи: Стеклодувов, Стеклянной посуды, Уличных фонарей, Домашних светильников из стекла, Витражных дел мастеров).

Серебряные гильдии

1. Кораблестроители.

2. Моряки.

3. Речные матросы.

4. Мастера изящных работ (цехи: Изящной мебели, Благородной посуды, Благородных тканей).

5. Стражи порядка (сюда входят палачи, тюремная стража, полиция и ночные сторожа).

6. Содержатели псарен и псари.

7. Содержатели постоялых дворов и трактиров, игорных и танцевальных залов (сюда включены лишь те заведения, кои имеют высший разряд и предназначены для благородной публики – дворян и Сословий. А содержатели заведений рангом пониже включены в Гильдию градских обывателей).

8. Гуртовщики.

9. Ремесленники по дереву (цехи: Столяров, Каретников, Тележников, Сундучников).

10. Парикмахеры (опять-таки тех, кто обслуживает благородную публику. Прочие же именуются скопом цирюльниками).

Бронзовые гильдии

1. Пожарные.

2. Кузнецы.

3. Ветеринары.

4. Почтари и телеграфисты.

5. Шляпники.

6. Садовники и огородники.

7. Горнорабочие.

8. Содержатели домашней птицы, мелкого скота, птицеловы и пчеловоды.

9. Посудных дел мастера (гончары, бочары).

10. Торговцы провизией и изготовители таковой (цехи: Мукомолов, Хлебопеков, Виноделов, Пивоваров, Мясников, Зеленщиков, Бакалейщиков).

Медные гильдии

1. Портные.

2. Сапожники и обувщики.

3. Печники.

4. Водолазы.

5. Извозный промысел.

6. Вольные слуги.

7. Повара.

8. Мостильщики улиц.

9. Кровельщики.

10. Градские обыватели (к сей Гильдии приписаны представители многих ремесел, не вошедших в прочие).

Железные гильдии

1. Заводские мастеровые.

2. Мусорщики.

3. Мастера паровых машин.

4. Мастера воздушных шаров и планеров.

5. Маляры, фигляры, циркачи, газетиры.

6. Портовые рабочие.

7. Ткачи, шерстобиты и обойщики.

8. Нищие и проститутки.

9. Цирюльники.

10. Типографские мастеровые.

У каждой из гильдий есть залы для собраний, гильдейские знамена и праздники, отмечаемые в определенные дни, подчас с превеликой пышностью, когда речь идет о трех высших гильдейских разрядах. Золотые украшения дозволены лишь Золотым и Серебряным гильдиям, но единовременно можно носить не более одного, а во владении иметь неограниченное количество. Серебряные украшения дозволены Золотым, Серебряным и Бронзовым гильдиям — со схожими правилами ношения, не более двух одновременно. Медным же и Железным гильдиям запрещено строить для собственного проживания дома выше одного этажа, а также им не полагается держать в услужении слуг и служанок и запрягать в повозку более одной лошади (исключение составляют извозчики, но и то лишь в тех случаях, когда выезжают на свой промысел).

Легко понять, что система таковая имеет как свои достоинства (скажем, изощренное совершенство, ведущее к более спокойному и плавному течению жизни, равно как и устойчивости общественной пирамиды), так и недостатки. Недостатком, безусловно, следует посчитать то, что человек, будь он талантлив и многообещающ несказанно, не получит хода в ту область, где мог бы принести не в пример большую пользу (а область таковая, не пополняемая притоком свежих сил, неминуемо придет в упадок). Мысли такие, несомненно, посетили в старые времена кого-то из власть предержащих — ибо в каждой державе есть министерство, ведающее Сословиями и гильдиями, в обязанность коего входит устройство экзаменов и иных испытаний, служащих для пополнения гильдий и Сословий новыми членами, достойными сего. Правда, из этого еще не следует, что каждый, кто достоин занять место ступенькою выше, на ступеньку эту поднимется, — увы, слишком часто мы в этой жизни видим примеры обратного, и ни одни писаные правила, сколь бы мудро они ни были составлены, не обеспечат каждому место, его достойное. В особенности если вспомнить о корыстолюбии одних и изворотливости других и предположить, что в иных случаях презренный металл быстрее и успешнее позволит подняться вверх, нежели таланты и способности…

Добавлю еще, что каждый приписанный к гильдии с того момента, как начнет трудиться если не мастером, то подмастерьем, повинен постоянно носить на груди гильдейский знак. Бляха эта очертаниями повторяет гербовый щит государства, разделена на две части, и в верхней помещен герб города (если город гербовый), либо герб короля (если город коронный) а в нижней — эмблема данной гильдии. Кроме того, знак снабжен отличиями, наглядно сообщающими окружающим, к какому из пяти гильдейских разрядов его владелец принадлежит.

Жены же членов гильдии носят уменьшенное подобие сего знака на груди, на цепочке. Если женщина не супруга чья-то, а сама есть мастер некоего ремесла (скажем, кондитерша, повариха либо содержательница таверны), то знак она носит на груди, как мужчины.

Есть у разных гильдейских разрядов и правила ношения одежды (запрещающие иным гильдиям иные ткани, признанные чрезмерно для них роскошными), но обширная сия тема требует отдельного письма.

И завершу рассказом о крестьянстве. Оное делится на крестьян сеньоров, крестьян короны и фригольдеров. Первые обитают во владениях дворян, вторые — в землях, числящихся королевскими доменами. Есть у них свои права, нельзя их убивать, пытать членовредительно и отнимать нажитое, но переходить к другим хозяевам они не вправе. Была у них некогда такая привилегия, но давно отнята, и не скажу, чтобы крестьяне смирились с этим окончательно, иначе не бунтовали бы порой. Фригольдеры же имеют статус вольных, за каковой, легко догадаться, держатся паче жизни.

Фригольдеры повинны носить на шапке оловянный медальон с изображением пшеничного колоса. У крестьян короны таковой снабжен еще короной, а у крестьян сеньоров — гербом хозяина.

Нужно упомянуть, что законы жестоко карают за присвоение человеком отличительных знаков, на которые он не имеет права, пусть даже это совершено шутки ради. А если он пошел на это ради получения выгод, то наказание еще тяжелее. Как ни странно покажется, но наказание, пусть не столь суровое, ждет и того, кто выдает себя за особу, стоящую на общественной лестнице ниже, чем это есть в действительности. Впрочем, в таковых порядках, если призадуматься, есть здравый смысл — человек, добровольно спустившийся ниже, чем его поставила судьба, попросту глуп, если только это не служитель божий, взыскующий аскетизма, или юный влюбленный, не нашедший других путей, дабы видеться со своей возлюбленной.

В чем-то, похоже, стройная система гильдий некритически следует закостенелым традициям. Так, заводские мастеровые и мастеровые паровых машин — люди изрядно образованные и умелые, и Железная гильдия для них, многие соглашаются, чересчур уж низка. Но представители молодых ремесел, увы, явились, когда лучшие места были уже заняты. В том-то и суть, что против повышения статуса вышепоименованных возражают в первую очередь сами высшие гильдии, ссылаясь на тысячелетний уклад жизни. Не вижу в том ничего удивительного, ибо давно ведомо, что люди сплошь и рядом питают к ближнему своему даже более сильную неприязнь, ревность и зависть, нежели к высшим. Высшее далеко, и завидовать им нелепо, ибо не всегда и представляешь толком, чему именно из жизни высших завидуешь, ибо не осведомлен о таковой в должной мере. Ближний же — рядом, на глазах, и негоже позволять ему превзойти тебя, особенно если знаешь в глубине души, что он такого превосходства заслуживает… Несовершенен человек, друг мой Чедогон, и не нам изменить природу его…

О купеческом союзе, именуемом Ганза

(Выдержки из шестого письма реверена Гонзака)

Расскажу теперь, друг Чедогон, как выглядит на Таларе Ганза, чьих купцов нам доводилось встречать и на Сильване.

В противоположность Балонгу, своему извечному сопернику, Ганза не составляет государства в привычном понимании сего слова. Ганза есть союз ста одиннадцати городов, расположенных как на Харуме, так и на значимых морских островах, причем все без исключения города эти помешаются на берегах, морских и речных. А произошло так оттого, что Ганза возникла в древние времена, когда из-за слабости тронов, непрестанных войн на суше и разгула пиратов на водах торговое плавание что по морям, что по рекам было занятием крайне рискованным, и единственной защитой тут был собственный меч. Так и сложился союз купцов-корабельщиков, к вящей своей выгоде и безопасности неустанно укреплявших флот свой и города. И поскольку цели Ганзы были несложными, ясными и четкими, а укрепление государств — процессом не в пример более долгим, путаным и хаотичным, означенная Ганза, пусть и лишившаяся с бегом столетий прежней вовсе уж невиданной мощи, остается все же сильной. Есть у них торговый флот, есть военный, даже с пароходами, а города их изрядно укреплены и располагают сильными гарнизонами. И не подчиняются они законам того государства, где расположены, — не совершая, со своей стороны, ничего такого, что шло бы вразрез с законами «прилегающей державы» (как любят выражаться ганзейцы, коим похвальба и честолюбие свойственны в той же степени, что и всем прочим). А если какой король, что случается даже теперь, посягнет на лежащий в пределах его державы город Ганзы, то все прочие ганзейские города, объявив тревогу, идут на выручку, и сила их такова, что объявленная ими какой державе война способна державу сию не на шутку озаботить. А общего сговора всех королей и владык против Ганзы ждать не приходится — ибо не случалось еще в истории, да и не случится, мне думается, чтобы все без исключения монархи пришли к полному согласию касаемо столь сложного вопроса. Столь сердечного согласия удается достигнуть лишь в делах более простых, да еще направленных против слабейшего — как это было с Сандоварским Уложением.^[6K14] Так что Ганзой за последние семьсот лет утрачено лишь четыре города (не включаю в это число тех, что оставлены самими ганзейцами под натиском Глаз Сатаны).

Промышляют ганзейцы главным образом торговлей и перевозкой товаров. Занимаются они и банкирским делом, но таковое почти повсеместно в руках Балонга, и успехи Ганзы на сем поприще ничтожны (что ее, говорят, злит). Сословия и гильдии у них те же, что и у большинства держав, хотя число гильдий и составляет у ганзейцев не пятьдесят, а сорок восемь, нет в Ганзе ни гуртовщиков, ни мастеров воздушных шаров и планеров — одиночным городам-государствам, стесненным по территории, сии ремесла ни к чему, равно как и телеграфисты. Кроме того, иные гильдии вроде корабельщиков и моряков с речными матросами стоят выше, чем в других державах, а иные — не в пример ниже. Крестьяне есть при сорока шести городах, и все они фригольдеры. А дворянства своего не имеется. Те из ронинов^[6K15] (а таких немало), кто поступает на службу Ганзе, не располагает в ее городах теми привилегиями, что имеют дворяне других держав, зато пользуются всеми правами вольного ганзейца, а это им обеспечивает известное благополучие и защиту. Нужно еще добавить, что преступлений в ганзейских городах не в пример меньше из-за малого притока посторонних. В этом отношении города Ганзы, даже крупные, схожи с деревнями, живущими патриархально, размеренно и замкнуто. Что, впрочем, не означает идиллии, ибо природа человеческая несовершенна.

Единого правителя у них нет, но раз в год собирается Ганзейская Палата из представителей всех городов для обсуждения накопившихся проблем и решения дел, буде таковые возникнут. Палата эта назначает в каждый союз (ганзейские города на континенте, числом 89, делятся на семнадцать союзов, а остальные, что разбросаны на островах, приравниваются к союзу каждый) Легата Палаты, и означенные Легаты по иным своим обязанностям и должностным функциям выполняют роль правителей.

Относительно ганзейского герба ходит старинная легенда — что-де во времена оны некий богатый судовладелец, готовясь перейти в иной мир, завещал корабль свой тому из сыновей, кто, обойдя в шлюпочном состязании остальных, первым коснется рукой палубы. И один из сыновей якобы, видя, что победа от него ускользает, отсек себе руку и кинул ее на палубу, соблюдя тем самым букву уговора. Иные сказке этой верят, но я подобную слышал частенько и на Таларе, и на Сильване, причем речь шла о иных купцах, не ганзейских. И потому подозреваю, что имеем мы дело с бродячим сюжетом, переходящим от народа к народу.

Вот и все, пожалуй, о Ганзе.

О загадочной и поразительной стране Иллюзор

(письмо седьмое реверена Гонзака)

Приступая к рассказу о преудивительном крае Иллюзор, опасаюсь, друг мой Чедогон, что ты можешь не поверить, хоть и знаешь прекрасно, что не в моем обычае предаваться шуткам и розыгрышам, когда речь идет о накоплении знаний об окружающем нас мире. И все же места, коим тысячи лет назад кто-то мудрый присвоил удивительно точное название Иллюзор, до того поразительны, что окончательно поверить в их существование можно, лишь повидав собственными глазами. Я и сам, каюсь, считал россказни преувеличенными, проистекающими из присущей иным странникам манеры сваливать в одну кучу и собственные наблюдения, и пересказы из третьих уст, и упражнения шутников, — мы с тобой и сами, будучи юными студентами, находили порой забавы в том, чтобы угощать наивных чужеземцев байками о чудесах и диковинах, рожденными за кувшином черного пенистого… Иные из этих наших придумок попали и на страницы серьезных книг, за что мне потом было стыдно. Но с Иллюзором все обстоит иначе. Он существует, именно такой — к непреходящей головной боли ученых книжников, перерастающей порой в уныние и тупое изумление многообразию и изощренности загадок, подсунутых нам то ли добрыми духами, то ли злыми, то ли лишенными разума и души силами природы…

Представь, друг мой, что едешь ты верхом по стране, прямо-таки брызжущей жизнью. В лесах рыскают дикие звери, олени и кабаны, на лугах пасутся стада, за плугом ходят пахари, по большим дорогам движется нескончаемый поток путников, обгоняя тебя и спеша навстречу, — тут и пешие, и конные, и повозки купцов, и блестящие дворянские кавалькады, и воинские отряды. Проезжаешь ты городами и деревнями, где кипит жизнь во всем ее многообразии и блеске, и обитатели заняты когда каждодневными своими делами, когда торжествами и праздниками.

Таким предстает перед путником Иллюзор. Но очень скоро ты заметишь, что все окружающее немо — ни единый звук, кроме топота твоего коня и звяканья уздечки, не нарушает всеохватывающей жуткой тишины. И если пойдешь ты прямо на встречного, пройдешь сквозь, не встретив на пути ничего, кроме пустого воздуха. Ибо все, что ты видишь, и все, кого ты видишь, — суть иллюзия. Не замечают они тебя, не видят, живя своей странной, иллюзорной, несуществующей жизнью. Люди, искушенные в познании, а также причастные к магии и ведовству, уверяли меня, что с призраками и иной нечистью бесплотные обитатели Иллюзора ничего общего не имеют. Скорее уж это запечатленные неведомым путем изображения, никому не делающие дурного и слепые ко всякой попытке установить с ними общение. Истина эта подтверждена за тысячелетия, ибо Иллюзор существовал уже в дописьменные времена, последовавшие за Штормом.

Надобно сказать, что иные строения Иллюзора существуют реально, точнее, остатки таковых — где фундаменты, где стена, где целое почти здание, особо прочно возведенное некогда неведомыми строителями. Но определить это можно лишь на ощупь — ведь всякий дом, амбар или мост взору твоему представляется совершенно целехоньким, будто вчера законченной постройкою. (Правда, там и сям валяются истлевшие доски и груды рухнувшего камня, так что дома предстают одновременно и в виде развалин, и в первозданном своем виде, и зрелище, признаюсь, экстраординарное.) Равно же, если повезет, можешь отыскать и утварь, а то и драгоценности — но немного, потому что лихие кладоискатели за пять тысячелетий постарались изрядно. А подчас отыщется и книга, достаточно сохранившаяся. Но читать тех книг не может никто — написаны они на непонятном языке неизвестными буквами. А храмы их, где бесплотные обитатели Иллюзора поклоняются богам, нам непонятны, и боги такие неизвестны.

Поскольку находимые там предметы выглядят именно так, как и должны смотреться пролежавшие тысячелетия вещи, в иллюзорном своем состоянии предстающие новехонькими, поскольку налицо развалины, легко понять, что Иллюзор есть тень минувшего, отображение существовавшей в неизвестные времена страны, где впоследствии все живое сгинуло неведомо куда (ибо нет там множества скелетов), а неживое понемногу ветшало. Вот только никто не знает, что это была за страна, что за бедствия на нее обрушились и какие причины вызвали нынешнее, столь диковинное и поразительное, состояние дел. Объяснений за тысячелетия накопилось множество, есть и пространные, изложенные весьма ученым языком, да вот беда — во-первых, каждое из них всем прочим противоречит, а во-вторых, ни единое проверить невозможно.

Опасностей Иллюзор не содержит почти никаких. Забредет иногда из других мест настоящий зверь, но редко — звери не любят Иллюзора. Кое-где, рассказывают, обитает нечисть, по всем признакам, укрывшаяся в Иллюзоре, дабы избежать преследований, коим нечистую силу успешно подвергают в иных уголках Талара. Бывает и разбойный народ, пересиживая погоню и укрывая клады, ибо лучшего укрытия и не придумаешь. Заходят сюда и книжники, ищущие истины, и просто любопытные, кому средства позволяют снарядить экспедицию.

А постоянно никто из живых тут не селится, разве что беглые крестьяне, коим податься уж вовсе некуда. Первоначально я, не освоившись, удивился было, отчего окрестные владетели не воспользовались столь легкой и удобной возможностью расширить свои рубежи, однако ж, проведя в Иллюзоре две недели, принужден был признать правоту моих проводников, толковавших допрежь, что жить здесь «тягостно». Поистине так. С каждым днем, проведенным среди немых теней Иллюзора, нарастает в душе тягостное ощущение то ли тоски, то ли тревоги. Возможно, ты его сам себе внушаешь, возможно, так дразнит твои чувства диковинность окружающего, да только от того не легче. К вечеру пятнадцатого дня не выдержал я и велел поворачивать коней к границам Вольных Маноров, хоть многое, достойное внимания, следовало бы еще осмотреть, и немало любопытного осталось неизученным. Злясь на себя, досадуя, но не в силах превозмочь незримое тягостное давление, ехал я прочь во главе своего повеселевшего отряда…

Словом, Иллюзор необитаем. Лишь в полуночных его областях, где простираются прилегающие к морю обширные степи, что ни год появляются снольдерские и ронерские гуртовщики, пригоняя на летние выпасы рогатую скотину, ибо пастбища там богатейшие, хоть реальные травы и мешаются там с иллюзорными. Лошади, животные умные, тонко чувствующие и наделенные повышенной восприимчивостью ко всему необычайному, а также имеющему отношение к потусторонним силам, тех пастбищ не любят, постигнув в меру разумения диковинность Иллюзора. Бык же, тварь тупая, виденным не тяготится, и странность иллюзорских пастбищ его не заботит — знай жрет, нагуливая тушу и покрывая степи диковинного края навозом.

На сей низменной ноте я, пожалуй, и закончу, ибо нечего более добавить к описанию странностей Иллюзора.

О крае, именуемом Святой Землей

(выдержки из восьмого письма реверена Гонзака)

Святая Земля, повествуют, была некогда обычным королевством, где уклад жизни ничем не отличался от налаженного в других державах. Но четыреста с лишним лет назад, когда страна, сотрясаемая многими невзгодами, от засухи до баронских бунтов, находилась в крайне расстроенном состоянии, некий священник по имени отец Патаран, служитель столичного храма Единого Творца, человек незаурядный, наделенный и красноречием, и умением доходчиво излагать толпе свои мысли, встал во главе движения, нареченного «Братством Совершенных», к коему примыкали не одни лишь простолюдины, но и немалое число гильдейских, членов Сословий, дворян, в том числе и титулованных. Братство это, проповедовавшее борьбу против всяческой неправедности и греховности путем отказа от мирской роскоши и разномыслия, в короткое время снискало себе изрядное множество сторонников — ибо во времена потрясений и бед, как мы не единожды имели случай убедиться, нетрудно возбудить в обществе ярость и жажду действия, в особенности если четко обозначить виновных и обещать, что с незамедлительным устранением таковых жизнь наладится быстро…

Из всего этого возникла великая смута, принявшая характер большой войны сторонников короля против приверженцев Братства, причем в обоих лагерях хватало и титулованных дворян, и самого подлого люда, ибо раскол прошел не меж Сословиями, а внутри самих Сословий, не миновав ни одного. Продлившись с переменным успехом около полутора лет, война эта привела к гибели королевской фамилии, большим людским жертвам. Немалое число городов было разгромлено и сожжено. Победа Братства вынесла на опустевший трон отца Патарана, и новоявленный правитель немедля приступил к преобразованиям, проходившим быстро и энергично благодаря поддержке закаленной в боях армии. Вот и получилось, что на волне успеха отец Патаран произвел изменения столь всеохватные и решительные, что в иные, мирные времена для таковых потребовалось бы не одно десятилетие (а посему и жертв, как расставшихся с жизнью, так и принужденных бежать в изгнание, нашлось преизрядно).

Ныне Святая Земля управляется Великим Магистром, происходящим от потомков отца Патарана (он, вопреки канонам, безбрачия не соблюдал). И жизнь сего государства всецело посвящена, как заявляется, служению Единому Творцу и подготовке воинских сил, способных выйти против сатанинских полчищ. Это напоминает мне орден монахов-воинов из Гурганского царства, на родной нашей Сильване находящегося, но по обширности территории и многолюдству народонаселения Святая Земля многократно превосходит владения ордена. Прежнее деление на дворянство, Сословия и гильдии давно уничтожено. Есть там Божьи Дворяне — они начальствуют над полками, а землями с крестьянами не владеют, являясь лишь управителями. Есть Божьи Книжники, занятые богословием, есть Божьи Инженеры, Божьи Купцы, Божьи Ремесленники и Божьи Мореходы, суть занятий коих ясна из одних названий сих людских общностей. Есть также Братья Монахи, коих немало, и часть их сорганизована в воинские полки, должным образом вооруженные и вышколенные. Ну а Крестьяне Божьи, как легко уразуметь, пашут и сеют. Изящные искусства там, слышно, не в чести, как и почитаемая преступлением роскошь, а храмы всех иных богов, кроме Единого, давно порушены. И нет там ни наград, ни гильдейского деления, ни сословного, ни титулов, ни сеньоров. Иными словами, по рассказам бывавших в Святой Земле путешественников, жизнь там по сравнению с иными краями не в пример аскетичнее и бесцветнее. Разное говорят о заведенных в Святой Земле порядках, кто одобряет их, кто не принимает. Я же остаюсь верным старой привычке писать только о том, что видел собственными глазами или по крайней мере изучил вдумчиво по множеству книг, представляющих противоположные точки зрения. Памятую к тому же, что правом выносить окончательные суждения наделена лишь сама История. Пока же у меня недостаточно знаний о Святой Земле в чем не стыжусь признаться, и от суждений воздержусь до путешествия туда, каковое твердо намерен предпринять в ближайшие годы.

Некоторые заметки о военном деле

(Выдержки из одиннадцатого письма Реверена Гонзака)

Армии на Таларе не собираются от случая к случаю ради той или иной кампании, а постоянны. Содержатся они на долю доходов от королевских имений, а также на долю от налогов, взимаемых со всех, и с дворян в том числе. Армии Виглафского Ковенанта устроены все на единый образец и состоят из гвардии, «безымянных полков» и легионов. Гвардия, пешая и конная, набирается частью из ронинов, частью из горожан. Есть полки, состоящие целиком из дворян, хоть число таких полков и невелико. Гвардейские полки именуются по цвету мундиров и по роду войск — например, ронерские Синие Мушкетеры или горротские Черные Драгуны. Знамена у них четырехугольной формы, и древки их увенчаны позолоченным орлом, именуемым «акилла». Понятно, что офицеры гвардейских полков происходят из знатнейших дворян, большей частью титулованных, а солдаты получают повышенное жалованье как деньгами, так и в иной форме.

Следом идут «безымянные полки», конные и пешие, артиллерийские, ракетные и саперные. Набираются они из горожан и фригольдеров, хотя попадаются там и ронины. Полки эти именуются номерами и по роду войск — например, «пятый кирасирский» или «десятый пикинерский». Вместо знамен у них вексиллумы. Вексиллум есть древко с поперечной перекладиной, прикрепленной пониже вершины, — а уж на этой перекладине и подвешивается полотнище, четырехугольное чаще всего, иногда с бахромой, иногда с кистями. Древко вексиллума увенчано посеребренным акиллой. Служба в сих полках далеко не так почетна, как в гвардейских.

И, наконец, легионы. Эти набираются, что конные, что пешие, из крестьян короны либо сеньоров, именуются также номерами и по роду войск, и офицеры тамошние почитаются ниже всех других. Вместо знамен у них «копье» — древко, увенчанное посеребренным изображением государственного герба и небольшой перекладиной, короче, чем на вексиллумах, с коей свисают ленты определенного цвета.

На службе у каждого короля есть отряды Вольных Топоров, однако таковые используются главным образом на морских островах либо в мелких стычках на границе, когда война по всем правилам не объявляется, а бои тем не менее идут. Впрочем, порой им и в больших войнах доводится участвовать. В офицеры к ним армейские чины идут неохотно, ибо Вольные Топоры, иными спесивцами почитаемые даже ниже легионов, сами о себе весьма высокого мнения. Народ это своенравный, и не всякий офицер с ними уживется.

Есть еще королевская гвардия, почитаемая личной дружиной монарха, и подбору ее самим королем уделяется особое внимание, причем обычные правила в счет как бы и не идут, потому что полки эти — все равно что меч короля, охраняющий его персону и фамилию. По древней традиции (нам на Сильване прекрасно знакомой исстари) королевскую гвардию предпочитают набирать из иноземцев, гланцев в первую очередь, кои славятся высокой боевой выучкой и особенной верностью присяге. Земля в Глане скудна, многие ищут пропитания за его пределами, выбирая в первую очередь военную стезю, как наиболее приличествующую гланскому горцу. Случается еще, что в королевскую гвардию берут крестьян без различия их принадлежности, отдавая предпочтение как раз уроженцам самых глухих и отдаленных провинций — они по неразвитости своей чтят короля как сверхъестественное поистине существо, а в городах не имеют ни корней, ни знакомых, ни родни. Королевская гвардия превосходно обучена бою на улицах, защите зданий и штурму таковых — всему, для чего она в первую очередь и предназначена. Помимо того, учат еще рукопашному бою, владению неуставным оружием, обращению с караульными собаками, стрельбе из арбалетов и мушкетов со зрительными трубками, именуемыми оптическими прицелами, а также, несомненно, и другим хитрым воинским искусствам, о которых широкой публике не разглашается. Служба офицером в королевской гвардии, пусть даже в таком полку, что составлен из темных провинциалов (коих долго учат различать правые и левые конечности, привязывая к оным при муштровке то сено и солому, то, ради пущего поощрения, колбасу и рыбу, кои солдат получает для съедения, как только перестанет путаться), — одна из почетнейших, и многие ее добиваются. Однако отбор туда строжайший — ведь немало в истории случаев, когда король становился жертвой гвардейцев, направляемых узурпаторами. Одним словом, друг мой Чедогон, все, что касается таларской королевской гвардии, мы исстари наблюдаем на Сильване, только что под другими названиями: есть области, где мышление венценосных особ движется совершенно схожими путями, какую державу или планету ни возьми…

Вернемся к армии. Что полком, что легионом командует офицер в чине полковника. И полк, и легион, как правило, состоят из пяти рот (только в кавалерии рота именуется «ала»), и в каждой из этих рот от двухсот до трехсот человек, разделенных на десять платунгов. Ротой командует капитан, и в подчинении у него находятся три-пять лейтенантов и десяток сержантов, командующих по необходимости кто одним платунгом, кто несколькими, в зависимости от обстановки и боевой задачи. При каждом полку имеются: артиллерийская батарея, ракетная батарея (в пехотных еще и особая рота, устанавливающая при нужде рогатки для защиты от неприятельской кавалерии), обоз, походные мастерские, штаб под командой офицера, лекарский отряд, один-два платунга (конные, независимо от рода войск), служащие исключительно для охраны штаба, ибо там много тайных бумаг, ценных для противника. А еще — полицейская команда и особое подразделение, именуемое «волчья сотня», — там собраны головорезы сметливые и дерзкие, способные и разведку провести, и заложить пороховую мину, и посеять панику в тылу противника, перехватывая его курьеров, громя обозы. Вопреки общепринятым правилам войны, «волчья сотня» частенько переодевается в мундиры противника, отчего ставит себя вне законов войны, и при поимке их вешают, как шпионов. Впрочем, в сиисотни набирается столь отчаянный народ, иногда прямо с каторги, что подобная бесчестная участь их не особенно и пугает.

Словом, все вышеупомянутые мною вспомогательные отряды каждого полка, пожалуй, не уступают в численности его пяти строевым ротам, также и «алам».

Артиллерийские полки и ракетные делятся на батареи и роты под командою лейтенантов и капитанов. Солдаты их грамотнее и развитее прочих, поскольку имеют дело со сложными устройствами, — то же и с саперами, обязанными уметь обращаться со сложными осадными машинами, закладывать мины и контрмины и выполнять иные нелегкие задания. В помянутых полках также есть и свои штабы, и лекарские группы, и «волчьи сотни», и мастерские, и отряды воинского прикрытия.

У лейтенантов, капитанов и полковников с генералами чин обозначает золотое шитье на мундирах, а также обилие оного. Так уж сложилось, что знаками различия для лейтенантов стали повсеместно шитые лавровые ветви, для капитанов — тисовые, для полковников — виноградные листья, а для генералов — дубовые (по сему поводу один лейтенант, подвыпив, загадал мне загадку: «Что такое — дуб, и листья на нем золотые?» Оказалось, недалекий умом генерал). К чему в разных державах добавляются свои эмблемы разнообразного типа.^[6K16]

Есть еще полки воздушные, оснащенные воздушными шарами и планерами. Первые, поднятые на привязи, служат для наблюдения за неприятелем, а со вторых, бывает, метают и гранаты в осажденную крепость или на позиции, и, хоть урон от таких атак обычно ничтожен, ущерб для боевого духа подвергнутых такому нападению велик. По этой причине повсеместная ненависть сопровождала воздушные войска при их появлении, как это, рассказывают, было в старину с огнестрельным оружием при его начавшемся в войсках распространении. Ненависть эта достигала такого накала, что еще на памяти нынешнего поколения военных пленного летуна, будь он и дворянин, вешали совершенно как шпиона, если не подвергали худшей участи. Специально созванная по сему поводу ассамблея Виглафского Ковенанта после долгих прений постановила такую практику недопустимой, и каждый монарх клялся королевской честью соблюдать законы войны по отношению к летунам, а нарушителей сего карать смертью. А король Снольдера, единственный, кто располагает летательными машинами под названием «самолет», понуждаемыми к летанию особыми механизмами (но ничуть не похожими на наши воздушные колесницы), набирает летунов из одних дворян и присваивает каждому офицерский чин, дабы полностью его обезопасить, — ведь убийство пленного офицера считается поступком недопустимейшим, и дворянство всех держав строго следит за соблюдением сего правила.

Флот таларский состоит из парусных кораблей, пароходов, а также судов, способных ходить и под парусом, и посредством колес. Вооружены они пушками, ракетными станками, метательными устройствами и огнеметами.^[6K17] Малыми кораблями командуют лейтенанты, большими — капитаны, имеющие в подчинении несколько лейтенантов (причем лейтенант, командующий отдельным кораблем, именуется «флаг-лейтенант» и по рангу считается выше обычного лейтенанта, что подчеркивается дополнением к знакам различия). Эскадры же управляются адмиралами. В отличие от суши, где генеральский чин не делится на разряды, адмиральский практически повсеместно на разряды делится, в какой стране на два разряда, в какой — на три. Знаками различия для лейтенантов служит шитье в виде якорной цепи, для капитанов — таковой же цепи с якорями, а в отношении адмиралов существует большое разнообразие. Так, в Снольдере есть адмиралы Трех, Двух и Одного Фонаря, в Ронеро — адмиралы Красной, Синей и Белой эскадр, а в Лоране — адмиралы Небесные и Звездные (чины эти, как говорят, произошли от наименования парусов — один их ряд, средний, в морской практике именуется Небесным, а верхний — Звездным).

Служат в войсках и девушки, главным образом из дворянских семей, иногда и в офицерских званиях, их не столь уж много, но и не настолько мало, чтобы они считались диковинкой. Снисхождения к ним по сравнению с мужчинами не делается никакого, а вот лишние опасности существуют: если попавшая в плен девушка не имеет офицерского звания, то при недосмотре начальников (а то и их попустительстве) может в неразберихе сражения подвергнуться самому разнузданному насилию. Причем порой надругательство оное имеет причиной вовсе даже не распутство, а выражает убеждение иных, что воевать женскому полу негоже. В военный же флот лица женского пола служить категорически не допускаются, чему причиной древняя традиция. Даже в качестве пассажира иные капитаны женщину, будь она в офицерском звании, берут неохотно. Ради курьеза упомяну, что лет десять назад один ронерский крейсер самым натуральным образом взбунтовался, когда его палубу вознамерилась посетить королева, и даже король, заслуженно прозванный Ужасным, вынужден был простить бунтовщиков, ибо очень уж древний и незыблемый обычай был затронут (но запрет таковой сохраняется лишь в регулярном военном флоте, ибо в торговом, сообщали мне, женщины плавают в небольшом количестве а у пиратов — и в большом).

Есть на Таларе военные школы, где год, а то и два-три готовят морских офицеров, артиллерийских и саперных. Конница же и пехота обучения в особом заведении не требуют. Молодые люди из дворян, зачисленные в конный либо пеший полк кадетами, там непосредственно постигают военную науку. Когда (речь идет о мирном времени) вышестоящие командиры признают, что кадет достоин звания, ему присваивают чин «кадет-лейтенант», в коем он и пребывает до освобождения вакансии. Бывают и кадет-капитаны (а среди молодых офицеров кружит байка о некоем невезучем кадет-генерале, до кончины своей пробывшем в этаком чине в ожидании вакансии, но это не более чем ходячий анекдот). На войне, понятное дело, производство в чин случается быстрее. Нужно заметить, что во многих полках, гвардейских особенно, в полковники простым продвижением на освободившиеся вакансии не выбьешься — я о полках, где полковников назначает сам король, а не военное министерство.

В солдатах и матросах служат не менее десяти лет, а верхнего предела не назначено — лишь бы был крепок и не увечен, а там служи хоть до седых волос. Отслужившие десять лет могут при соблюдении определенных условий выйти в отставку, однако еще семь лет находятся во «второй очереди», и в случае большой войны их могут вновь определить на службу, потому что так проще и выгоднее, чем брать необученного. Если вышедший в отставку после десяти лет беспорочной службы был до того крестьянином сеньора или короны, он получает статус фригольдера либо право приписаться к одной из трех низших гильдий, а если имеет не менее трех медалей — и к Серебряной. Если же отставник горожанин, может подняться гильдией выше, а при наличии медалей — и шагнуть через разряд. Порядки такие побуждают многих и многих искать военной службы — благо, в полном соответствии с таларской пословицей «У акиллы из-под крыла не выскочишь», достаточно беглому тюремному сидельцу или сбежавшему от хозяина крестьянину попасть в списки полка и принести присягу, как ни полиция, ни сеньор уже не вправе его из казарм извлечь.

В военном флоте есть свои особые полки морской пехоты, действующие в морском сражении абордажными командами, либо штурмующие прибрежные города, когда произойдет такая надобность. Иные из этих полков целиком набираются из каторжников, изловленных пиратов и тому подобного сброда, обязанного в обмен на свободу прослужить ровным счетом пятнадцать лет. Свободой такой удел можно назвать с превеликой натяжкой, ибо надзор за ними строгий и за попытку дезертирства вешают немедля, да и за многие другие проступки наказанием петля гораздо чаще служит, чем розга. И все же приток охотников в такие полки велик — лучше служить в морской пехоте, чем надрываться в каменоломнях или висеть на рее, к тому же бывает и военная добыча, а отслуживший пятнадцать лет получает полное прощение прошлых грехов. Вот только доживает до окончания срока не более одной десятой, поскольку их бросают в самые горячие места — да так уж человек устроен, что всегда надеется, будто убьют непременно другого…

Ганза тоже содержит на часть своих доходов и постоянную армию, и военный флот, и отряды Вольных Топоров. В Глане же постоянной армии почти что и нет — лишь два-три королевских полка, обычно размещенных на границах. Зато при угрозе извне тамошний воинственный народ, сызмальства обученный владеть оружием независимо от пола, быстро собирается под знамена своих кланов, и армия эта весьма грозна, ибо защищает свою родную землю.

Постоянную армию не заменишь быстро неопытными рекрутами, стоит она дорого, и часто рисковать ею в крупных сражениях неразумно. Потому, как и у нас на Сильване, особо крупные войны, истощающие государство и требующие предельного напряжения всех сил, на Таларе бывают, но весьма редки. Те же, что вспыхивают и ведутся часто, сводятся к двум-трем битвам, где обе стороны выставляют лишь по несколько полков. Так же обстоит и с морскими сражениями, где сходятся не более десятка-другого вымпелов с каждой стороны. Иные войны ограничиваются осадой крепостей, иные — рейдами одного-двух полков на вражескую территорию.

Мирное же население, считается, не должно участвовать в войне, как бы к ней ни относилось. Единственным исключением предстает лишь воинственный Глан, чьи рубежи сильнее мечей охраняет ясное осознание того, что любому вторгшемуся придется ждать удара от каждой руки, из-за каждого куста. С другой стороны, по законам современной войны и у армии противника нет привычки зверствовать против мирного населения, хотя оно несет неизбежный ущерб в виде увода скота, грабежей и насилий над женским полом, а порой и взятые города бывают отдаваемы войску на разграбление. Такова уж война, сама по себе являющаяся бедствием…

Некоторые заметки о морских островах

(выдержки из четырнадцатого письма реверена Гонзака)

О всевозможных чудесах, диковинах, встречах и впечатлениях, с коими я столкнулся во время трех своих морских путешествий, напишу еще отдельную книгу, каковая, похвастаюсь, на две трети уже готова.^[6K18] А пока что, друг мой Чедогон, ограничусь тем, что перечислю самые заметные морские острова и опишу их кратко.

Надобно прежде всего заметить с превеликой завистью, что мореплаванию на Таларе благоприятствует одно существеннейшее обстоятельство — моря там, в отличие от наших, пресноводные, и корабельщикам не грозит смерть от жажды. (Ходят даже разговоры среди ученых, что великая река Ител — есть поток, вытекающий из моря, подземным течением проделывающий часть пути и выходящий в Хелльстаде на поверхность. К этому предположению стоит прислушаться, учитывая странное строение реки Ител, словно бы из ниоткуда берущей немалое количество полноводных рукавов, на каковые она разделяется, — а ведь со всеми прочими реками обстоит как раз наоборот: притоки питают реки, а не реки в обилии порождают рукава. Однако проверить это предположение трудно: экспедиции к устью Итела опасны. Пробовали иные сбрасывать с кораблей в Фалейском заливе изрядное количество плотно закупоренных пустых бутылок, надеясь, что некоторые из них, пройдя гипотетическим подводным течением, всплывут в низовьях реки, но не слышно, чтобы принесло это успех, что, впрочем, как не доказывает существование подземного потока, так и не отвергает).

Так вот, планета Талар делится на Полушарие Восхода и Полушарие Заката. В первом и лежит Харум. К полудню от него расположены острова Бару, числом одиннадцать. Четыре из них, более обширные, принадлежат Снольдеру, а прочие семь — Горроту. Острова эти никакой пользы почти не приносят, не разведано там ни ценных руд, ни благородных металлов, а земля большей частью скудна для землепашества или скотоводства, так что владеющий ими извлекает выгоду главным образом моральную. Ибо государства подобны малым детям, каждый клочок земли для них — что любимая безделушка, каковую не отдадут другому, даже если надоела…

К закату от Харума лежит Катайр Крофинд, остров большой, размерами не уступающий Харлану. Там текут две реки, есть обширные пастбища, оловянные и медные рудники, месторождения мрамора и каменоломни, на коих трудятся каторжники. Есть там города и деревни. Катайр Крофинд принадлежит Снольдеру.

К полуночному закату от Катайр Крофинда находится Инбер Колбта. Островов в данном архипелаге около девятисот, но редкий из них превышает размерами двух-трех югеров,^[6K19] и расположены они крайне густо, очень близко друг к другу собраны, так что разделяющие их воды весьма узки, где шириною в полет стрелы, а где можно без труда перебросить камень с островка на островок. Протоки Инбер Колбта являют собой сущий лабиринт, где незнакомый с архипелагом кормщик может блуждать неделями, не находя выхода в океан, да и опытные лоцманы не рискуют углубляться в самое сердце Инбер Колбта, благо что и делать там занятому человеку нечего. Только на внешних островах останавливаются проплывающие корабли, ибо у Инбер Колбта проходит один из оживленных морских путей, и вездесущие ганзейцы еще в древние времена устроили там три порта, а в позднейшие годы разные государства заложили угольные склады для своих пароходов. В глубине же Инбер Колбта любят укрываться превосходно знающие те места пираты, и погоня за ними затруднительна, хотя случается. Всякое болтают о центральных областях Инбер Колбта, но я к этому еще вернусь в своей книге о тайнах океана. Инбер Колбта никому не принадлежит, и большинство его островов необитаемы. На таларском древнем языке, ныне вышедшем из употребления, «инбер колбта» означает «устье реки», и ученые люди уверяют, будто с птичьего полета архипелаг и впрямь напоминает, если мысленно дорисовать недостающее, устье гигантской реки, дельту с многочисленными островками. Возможно, есть правда в легендах, утверждающих, будто до Шторма места те были сушей с протекающей по ней рекой — от чего только и осталось, что Инбер Колбта.

Примерно на равном расстоянии меж Инбер Колбта и Лораном, только лигах в ста к полуночи, лежит остров Стагар, и он невелик. Жители его пользуются мрачной славой первых на Таларе морских колдунов, весьма сведущих во всем, что касается погоды, течений, бурь, дождей и ветров, а также морской нечисти. И слава эта вполне заслуженна — оттого-то, по некоему молчаливому уговору, харумские державы претензий на Стагар не предъявляют, стараясь с ним не связываться, благо и взять с него нечего. Формально остров принадлежит лоранской короне, от каковой на Стагаре присутствует губернатор с небольшим количеством чиновников и солдат, но вмешательства в местную жизнь он не оказывает, и последняя идет своим чередом. Коренных обитателей там насчитывается около трех тысяч, малая часть живет плугом, а большая — рыбной ловлей. Лоранцы туда не переселяются, ибо Стагар скуден и каменист. Есть там при городке, также именуемом Стагаром, большой порт. В городке и пребывают губернатор с гарнизоном, а также некоторое число ссыльных, среди коих есть и знатные.

Примерно в полутора тысячах лиг к полуночному закату от Стагара лежит Темайр. Остров сей служит ларам портом, откуда летают на Сильвану и обратно те межпланетные исполинские ладьи, на одной из которых я сюда и прибыл. На Темайре есть большой порт, куда приплывают корабли, перевозя убывающих на Сильвану и прибывающих оттуда, вкупе с их товарами. Всем на Темайре распоряжаются лары.

Вот и все о Полушарии Восхода. Перейдем теперь к Полушарию Заката, изучая его сверху вниз.

На полуночи лежит Диори, огромный и загадочный остров, весь закованный льдами, что необъяснимо при таларском климате, везде одинаково ровном, не знающем зимы, снега и льда. А посему все сходятся, что льды Диори имеют объяснение неестественное. В глубь сей жуткой земли никто не рискует углубляться, да и на берегах Диори появляется еще меньше дерзких смельчаков, чем на рубежах Хелльстада. Если хоть десятая часть страшных рассказов о поджидающих на Диори опасностях верна (а так оно, безусловно, и обстоит), то рекомо сокрытые там клады имеют надежнейших сторожей…

Ниже, на одной примерно широте, расположены Ферейские острова, Хай Грон и Бран Луг.

Ферейские острова, числом пять, принадлежали когда-то королевству Демур, ныне стертому с лица земли Глазами Сатаны. После гибели метрополии жители острова, оказавшись без подданства и защиты, переселились на Бран Луг. Так же поступил и гарнизон имевшегося на одном из островов военного порта, перейдя на ронерскую службу. Ныне на одном из них ронерцы заняли опустевший порт, приспособив его для своих нужд, ибо мимо того острова проходит морское течение, облегчающее путь их кораблям к Бран Лугу. А остальные четыре необитаемы, там пасутся стада одичавших коров, на которых охотится и гарнизон, и пираты, и проплывающие честные мореходы, имеющие потребность в свежем мясе.

Далее лежит Хай Грон. Остров этот мал, площадью около двадцати югеров, и почти весь представляет собой бесплодные скалы, если не считать узкой прибрежной полоски на закатной окраине, где расположился город с портом, наполовину принадлежащим Ганзе. Однако знаменит этот остров на весь Талар. В самой высокой точке Хай Грона стоит храм морского бога Руагату, и легенда гласит, что под этим именно храмом зарыто знаменитое копье Морских Королей, коим только и можно убить Великого Кракена. Поверье это идет из седой древности и чересчур устойчиво для простой сказки. Но поскольку его сопровождает столь же древнее поверье, гласящее, что разрушение храма Руагату или любой значительный ему ущерб вызовет страшное наводнение, всемирный потоп, не уступающий Шторму, державы Виглафского Ковенанта, все без исключения, держат на острове свои воинские команды, бдительно охраняющие храм днем и ночью. Признаюсь, впервые я столкнулся со случаем, когда все государства столь единодушны в серьезнейшем своем отношении к старинной легенде. Так что поневоле начинаю думать, что для такого поведения у них есть свои причины, и пророчество оное в старые времена действительно прозвучало из уст кого-то, чьи слова сбывались… Но не возьму в толк, где можно было зарыть копье. Храм я посетил немедля, туда пускают в сопровождении чиновников в дневное время, за умеренную плату. И уверяю тебя со всей ответственностью: храм сей стоит на сплошной скале, где невозможно зарыть что бы то ни было. Позже, уже на Харуме, в кругу ученых, я со всем пылом новичка предположил, что речь идет об устроенном в подземелье храма тайнике, но мои догадки тут же опровергли, рассказав, что за минувшие тысячи лет там, не выдавая своего подлинного лица, побывали многие колдуны и маги, а также горные инженеры и лозоходцы, поднаторевшие в поиске тайников и подземных полостей; и все они пришли к заключению, что подземелье храма (невеликое, кстати) тайников не содержит. Остается разве что предположить, что легендарное копье это, если и впрямь существует, магическим образом заключено в толще камня, откуда извлечь его может лишь посвященный. Случаи таковые нам известны на обеих планетах. И таларские ученые со мной всецело согласились, ибо сами так думали: если копье существует, то разве что заключенным во внутренность камня, подобно мечу фоморов или копью Гримтаса.

Далее расположен Бран Луг, размерами не уступающий Катайр Крофинду, а то и превосходящий. Владение это ронерское. Только там, в силу неких природных особенностей, и растет на Таларе хлопок (коим занято две трети острова). Также и сахарный тростник, хоть и растущий в иных уголках планеты, на Бран Луге наиболее хорош и обилен. Им засажена оставшаяся треть острова, из него добывают как сахар, так и излюбленный моряками ром — каковой, очищенный должным образом, весьма хорош. Труд по возделыванию обеих этих культур крайне тяжел, и своей волей туда редко кого заманишь, разве что от крайней нужды. И потому ронерцы посылают туда каторжников, а также нанятых у нас на Сильване рабочих.

К восходу от Бран Луга лежит Сегур. Остров этот невелик, размеров в пятьсот югеров, но история его удивительна. Сегур — последний сохранившийся над уровнем моря клочок некогда обширного и богатого королевства, размерами не уступавшего некогда доброй четверти Харума и включавшего в себя также Бран Луг (но Бран Луг был глухой окраиной, а Сегур — землями, расположенными вкруг столицы). Девятьсот с лишним лет назад земля эта стала вдруг погружаться в океан и на протяжении примерно семидесяти лет погрузилась почти вся, после чего море уже ни Сегур, ни Бран Луг не тревожило. Людей за те семьдесят лет погибло немало, но, поскольку погружение сие было не единовременной катастрофой, а постепенным опусканием суши, жертв все же насчитывается неизмеримо меньше, чем было бы при внезапном могучем катаклизме, и очень многие, прихватив то, что смогли погрузить на корабли, рассеялись по иным землям. А поскольку столица былого королевства, современный город Сегур, пребывает и ныне на суше, то за уцелевшей королевской фамилией сохранены все права, а за островом Сегур — права королевства, в качестве какового Сегур и состоит в Виглафском Ковенанте. Сам я, обремененный житейским опытом и толикой проистекающего отсюда цинизма, полагал, что причиной такого великодушия послужил отказ сегурского короля от образовавшегося острова Бран Луг в пользу великих держав (добавлю, что державы долго вели войны за единоличное обладание сим островом, пока там окончательно и безраздельно не утвердился Ронеро). Есть историки на Таларе, втихомолку со мной согласные, но в архивах письменных следов такой сделки нет, разве что в королевских, нам недоступных. Ныне на Сегуре, кроме одноименной столицы (понятно, весьма обезлюдевшей), сохранился еще невыразимо прекрасный город Сегула, о котором толкуют, что за красоту его пощадили даже морские демоны — или сам Руагату, коего суеверная молва почитает виновником гибели королевства. Население Сегура сейчас не превышает десяти тысяч. Там обитает королевская фамилия с изрядным количеством дворян, и жизненный уклад разительно отличается от бытующего в иных странах. Из-за того, что крестьян и ремесленников осталось крайне мало, ибо именно они в первую очередь бежали из гибнущей страны, а дворян, так и не покинувших в свое время Сегур, насчитывается преогромное количество, то большинству из них ради пропитания пришлось освоить занятия, почитавшиеся до того презренными. И нынешний Сегур являет собой зрелище редкостное. На каждом шагу там можно встретить бакалейщика или гончара, а то и пахаря, щеголяющего при прадедовских золотых шпорах и золотой цепи, дабы подчеркнуть свое происхождение. Дворяне составляют девять десятых всего населения, но подлинно дворянский образ жизни ведут не более двух сотен из них, а прочие заняты делами, относящимися в других краях к обязанностям Золотых, Серебряных, Бронзовых и частью Медных гильдий. Жизнь на Сегуре была бы и вовсе скудна, не сдавай короли три порта в аренду ганзейцам.

Почти в центре Полушария Заката расположены острова Девайкир, числом девять. Иные из них богаты золотом и серебром. По одному острову принадлежит Снольдеру, Ронеро и Горроту, устроившим в своих владениях рудники. Два заняты Ганзой, но не слышно, чтобы там добывали драгоценные металлы (разве что по купеческой привычке это держится в тайне). По одному острову досталось Лорану и Харлану, безрезультатно пока что ведущим поиски. Два острова бесхозны, и все, кому вздумается, и государственные рудознатцы, и одинокие ловцы удачи, ищут там следы ценных руд. Если найдут, следует ждать войны за обладание данными островами. Поскольку оттуда на континент часто отплывают корабли, груженные золотом и серебром, вокруг островов Девайкир прямо-таки роятся пираты (правда, остается неподсчитанным, сколько из них старается ради собственной выгоды, а сколько — замаскированные морские офицеры соперничающих держав или попросту нанятые означенными державами каперы).

На полуночном восходе лежит Море Мрака — таинственная обширная область, укутанная нетающим густым туманом, куда даже пароходы с запасом угля заходить не рискуют. С превеликим трудом, выложив столько золота, что хватило бы на покупку неплохого трехмачтового корабля, мне удалось уговорить капитана (далеко не самого трусливого из известных мне таларских мореходов) углубиться в Море Мрака на лигу — и многое я понял, так что отныне не стану упрекать в трусости тех, кто опасается входить в Море Мрака. Но сам туда непременно вернусь для обстоятельной экспедиции, как только подыщу надежную команду и добрый корабль.^[6K20]

На полудне лежит остров Дике, немногим менее Бран Луга, принадлежит он Горроту, обитаем и многолюден, но не пашни и пастбища составляют главную его ценность. В горах, в срединной его части, добывают знаменитый пещерный жемчуг, синее чудо, приносящее королям Горрота немалый доход. Растет там еще красное дерево, а в горных копях добывают красную яшму и полосатую,^[6K21] а также особый род аметиста, именуемого «бархатным», — фиолетовый цвет его при вечернем освещении изменяется в густо-красный. Есть там и рубиновые копи, и месторождения полудрагоценных минералов — из них более всего известны венис^[6K22] и бакан.^[6K23] Словом, недра острова Дике столь богаты, что горротских королей подозревают в сговоре с гномами, но слухи эти, верней всего, рождены одной лишь завистью, ибо кто слышал, чтобы гномы обитали на острове, пусть и большом? Даже если Дике, как слышно, есть осколок затонувшей в незапамятные времена земли, гномы давно покинули бы его, ибо островов не любят.

В океане насчитывается несколько десятков прихотливо разбросанных одиноких островов, но они малы, большей частью необитаемы, и для нашего повествования интереса не представляют ни малейшего — разве что из-за связанных с иными легенд и примечательных случаев, поверий и курьезов, которые я постараюсь изложить в своей книге о море.

О городах

(выдержки из пятнадцатого письма реверена Гонзака)

Города таларские делятся на дворянские, коронные и гербовые. Первые целиком принадлежат дворянам, на землях коих расположены, вторые – королю, а третьи – вольные, в ознаменование чего и наделены гербом, коим жители такого города крайне горды. Случается, конечно, что гербовый город лежит в границах дворянских владений, бывает, город окружен коронными землями, а случается, что столица, например, ронерская Равена, не королевский город, а гербовый. Происходит это оттого, что владения не раз меняли принадлежность, иным городам герб жаловался за заслуги, а у других отбирался за вину мнимую или подлинную. В городах всех трех разновидностей существуют одни и те же гильдии и сословия. Разница лишь в том, что в дворянском городе, будь он наполовину населен людьми вольными, власть дворянина весьма ощутима, как в коронном – власть короля. Зато гербовые города управляются исключительно своими магистратами, ревностно хранящими старинные привилегии. Для каждой разновидности городов существует известная разница в судопроизводстве и отправлении правосудия, а также в персоналиях, оное отправляющих. Однако система эта чересчур сложна для короткого пересказа, как показались бы сложны чужеземцу наши правила на сей счет.

НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ О ГОЛОВНЫХ УБОРАХ

Головной убор играет на Таларе очень большую роль. По нему безошибочно узнают род занятий и социальное положение владельца. Появиться на людях с непокрытой головой – поступок крайне предосудительный, достойный последнего бродяги.

Бадагар – фетровая широкополая шляпа, обычный головной убор военных и дворян (у дворян украшена перьями, лентами, пряжками из драгоценных металлов с самоцветами).

Бонилон – твердая шляпа с высокой тульей в виде усеченного конуса и неширокими полями. Головной убор членов Золотой, Серебряной и Бронзовой гильдий. В зависимости от гидьдии бывает украшена золотым, серебряным или бронзовым медальоном, вместо ленты – крученый шнурок.

Капарат – круглая твердая шапка, как правило, темных тонов. Ее носят члены Сословия Мер и Весов. Бывает украшена ярким матерчатым верхом, золотым и серебряным шитьем, отшлифованными полудрагоценными камнями.

Каталана – фетровая или кожаная шляпа с высокой тульей и узкими полями, заломленными сзади. Наиболее распространена по обе стороны Каталаунского хребта, где ее носят дворяне, пограничные егеря, вообще все Сословия, кроме крестьян. В других местах – излюбленный головной убор охотников (поскольку шляпа этого фасона наиболее удобна для ходьбы по чащобе).

Лангила – матерчатая шляпа с очень широкими полями и круглым верхом, плотно сидящая на голове. Пропитывается водоотталкивающими составами и представляет обычный головной убор моряков и рыбаков. По-другому она именуется «штормовая лангила», или попросту «штормовка». Для ясной хорошей погоды существует разновидность, называемая «лангилатан» – твердая, поля не столь широкие. Лангилатан с металлическими головками и кокардами – форменный головной убор военных моряков.

Бунилъ – остроконечный колпак, войлочный или из плотной материи, с круглыми наушниками и квадратным назатыльником. Будничный головной убор крестьян. Праздничным служит габуниль – вязаный колпак, украшенный лентами.

Виклер – форменный головной убор чиновников, шляпа из твердой лакированной кожи, цилиндрическая, с узкими полями. Высота шляпы, наличие украшений, равно как и их количество, зависят от чина.

Крапон – твердая шляпа с тульей в виде конуса и узкими полями. Головной убор членов Медной и Железной гильдий.

Мурмалка – остроконечный матерчатый колпак с меховой оторочкой, старинный головной убор жителей Ратагайской степи, который носят все без исключения мужчины (сорт материала, разновидность меха, наличие перьев и украшений зависит от положения в обществе).

В Глане мужчины носят разнообразные береты. Все прочие головные уборы совершенно не в обиходе и именуются насмешливыми прозвищами.

КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ ОБ ОДЕЖДЕ

Камзол – короткая мужская одежда, едва прикрывающая бедра. Кафтан – более длинный, почти до колен. Колет – камзол без рукавов. Если упоминается, что на военном был мундир, это означает, что его штаны и камзол (или кафтан) – одного цвета. Дворяне, военные и члены некоторых сословий никогда не появляются на людях без плаща. Чиновники носят мундир или сюртук до колен длиной, с пуговицами сверху донизу. Сюртук всегда должен быть застегнут на все пуговицы – как и одежда купцов, длиннополый хомерик. Военные и дворяне, наоборот, держат верхнюю одежду полурасстегнутой или расстегнутой вовсе, открывая кружевное жабо или форменный шейный платок.

Дворянки могут появляться в мужской одежде, но исключительно незамужние (замужним приличия такое позволяют лишь в долгой поездке).

ЗАМЕЧАНИЯ О БОГАХ И ХРАМАХ

Храмы ЕДИНОГО ТВОРЦА существуют во всех государствах и обитаемых землях (хотя и не везде окружены доброжелательством). Возведенные в старые времена легко отличить по трем-пяти золоченым куполам, каждый из которых увенчан крестом Единого. Храмы более современной постройки несколько выше и уже, с остроконечными четырехгранными крышами, и крест лишь один, в самой высокой точке храма. При всяком есть колокольня. Внутри нет ни изображений, ни статуй Единого — Творец никогда не показывался людям, и воплощать его в изображении не принято. Зато, как правило, по сторонам алтаря стоят статуи наиболее почитаемых в данной местности святых, окна украшены витражами, а у порога на полу сделано мозаичное или вырезанное в камне изображение дьявола, которого входящие попирают ногами.

Кроме Сословия храмовых священников существует еще четыре монашеских ордена: святого Роха, святого Круахана, святого Катберта-Молота и святого Сколота, занятые самой разнообразной деятельностью — от благотворительности и устройства школ до борьбы с приверженцами Черной Троицы.

АШОРЕМИ — в древности богиня охоты и лесов. Впоследствии стала и повелительницей ночи, каковое обстоятельство по прошествии лет привело к несколько комической ситуации, о какой будет сказано ниже. Первая ипостась богини, то есть патронаж над лесами, всем обитающим в них зверьем, а также теми, чьи труды связаны с лесом (охотники, птицеловы, бортники, смолокуры, дровосеки и т. д.), со временем окончательно перешла к Кернунносу. Ашореми осталась исключительно Царицей Ночи, а потому ее считают своей покровительницей и влюбленные, и разбойники с ворами (иронически прозванные «ночными служителями Ашореми»), и странствующие купцы, для которых ночь, заставшая их в дороге, — самое опасное время. Эти категории в основном и составляют паству храмов Ашореми. По старинке богине поклоняются и представители вышеприведенных «лесных» ремесел — те, кто живет вдали от Каталауна и других горных районов. Горожанки всех сословий и слоев общества верят, что молитва Ашореми облегчает роды и помогает вернуть любовь мужа.

Кое-где, в самых древних храмах, еще можно увидеть изображения Ашореми в облике мифологической ночной птицы Валари с восьмиконечной Полярной Звездой на груди. Но в основном богиня предстает прекрасной девушкой с луком и колчаном за плечами (это оружие уже считается не символом охоты, а стрелами любви, поражающими сердца).

Самый большой и старинный Храм Ашореми находится в Пограничье и пришел в изрядное запустение, хотя туда до сих пор приходят паломники и там совершаются богослужения. Храмы Ашореми отличаются обилием колонн, полным отсутствием окон и плоской крышей, увенчанной статуей богини над входом и Полярной Звездой по всем четырем углам. Служителями Ашореми могут быть и мужчины, и женщины. К алтарю богини приносят цветы, перед ним жгут благовонную смолу. Есть ежегодные праздники с торжественными шествиями. Животное Ашореми — кошка.

БРИГИТА — богиня знаний, мудрости и изящных искусств. Изображается в виде птицы с женской головой или, что реже, совы. Ее приверженцы происходят главным образом из Сословий Свободных Искусств, Совы и Циркуля. Храмов Бригиты, собственно говоря, не существует — лишь часовни, выполненные в виде каменных, закрытых с трех сторон навесов с изображением богини внутри. Служителей богини, как профессиональной касты, нет, эту роль выполняют особо уважаемые члены городских Общин Бригиты, носящие звание «смотрителей часовен». Есть ежегодные праздники с торжественными шествиями.

ВЕЛИКАЯ МАТЕРЬ — самое загадочное божество Талара, в чьи секреты так и не смогли проникнуть полностью ни книжники, ни тайная полиция. Главные приверженцы этой богини — крестьяне обоего пола (исключая побережье, где силен Руагату, Каталаун и горные районы). Святилища Великой Матери, изображаемой в виде примитивно вытесанной из камня или дерева тучной женщины, можно увидеть в каждой деревне. Есть еще священные рощи и заветные места, посвященные Матери. И те и другие, по неписаному обычаю, идущему из глубины веков, настрого запрещено посещать мужчинам (слухи о том, что иные убийства были местью за нарушение запрета, так до сих пор не удалось ни подтвердить, ни опровергнуть, несмотря на все усилия властей).

Жрицами Великой Матери могут стать исключительно женщины, причем их возраст сплошь и рядом не имеет значения (считается, что будущая жрица с колыбели отмечена богиней, и посвященные это легко определят). Праздники в честь Великой Матери приурочены к севу, жатве, обмолоту и другим видам полевых работ. В жертву богине приносят злаки, плоды и перворожденных ягнят (слухи о человеческих жертвах были тщательнейшим образом проверены имперской разведкой, но не подтвердились).

Помимо внешней, обрядовой стороны ритуалов, лицезреть которые допускается любой посторонний, существует, вне всякого сомнения, и некое тайное знание, но до нынешних пор не удалось вызнать о нем ничего конкретного. Известно, что Великая Матерь олицетворяет Природу, животворящую силу (а по некоторым источникам, и всю планету, полагаемую жрицами Великой Матери живым и чуть ли не разумным существом). Одно время бродили упорные слухи (в городах, естественно), что реверен Гонзак пытался проникнуть в тайны Домов Великой Матери (нечто вроде монастырей, где живут женщины, посвятившие всю свою жизнь служению богине), за что и был убит при самых удивительных обстоятельствах. Насколько известно, проверкой этих слухов никто всерьез не занимался — ибо подобные сплетни во множестве появлялись и раньше в связи со смертью других известных особ, но подтверждения никогда не находили, и к ним перестали относиться серьезно.^[6K24]

Следует отметить, что в военное время даже наиболее буйная и недисциплинированная солдатня обходит стороной Дома Великой Матери и избегает оскорблять жриц. Эта укоренившаяся в древние времена традиция чересчур устойчива для простого суеверия, что неоднократно отмечалось исследователями (так и не докопавшимися, правда, до причин).

КЕРНУННОС — бог лесов, охоты, диких животных и грома. Изображается в виде оленя с лошадиным хвостом или человека с оленьей головой. Главным образом ему поклоняются в области Каталаунского хребта, гор Адантел и Оттершо. Служители Кернунноса — исключительно мужчины. Храмы, как правило, располагаются в лесу (или окружены самое малое семью деревьями), они небольшие, кубической формы, с узкими высокими окнами, крыша крыта оленьими рогами. При храме обязательно имеется башенка, где по особым праздникам (так называемые «дни грома») зажигают священный огонь. Есть заповедные Леса Кернунноса. В общем, Кернунноса нельзя назвать «злым богом», но порой по отношению к людям (особенно тем, кто неподобающим поведением в лесу навлек его гнев) он бывает жесток и мстителен. Особых жертв ему не приносят, но принято оставлять в лесу часть охотничьей добычи или, проезжая мимо заповедного леса, украсить одно из крайних деревьев каким-нибудь подношением. Зверем Кернунноса исстари считается каталаунский тигр, и под особым покровительством бога находятся белые олени.

РУАГАТУ — бог моря, имеющий огромное число приверженцев на побережье и на Островах, особенно среди моряков и рыбаков (а также купцов, плавающих по морю). Изображается в виде могучего бородача с трезубцем, восседающего на касатке. Храмы Руагату (которые полагается возводить не далее чем в лиге от берега), пожалуй, самые пышные и красивые среди всех. Стены в них заменяют ряды колонн, крыши из нескольких куполов ярко раскрашены разноцветными красками в виде чешуи, снаружи и внутри храмы украшены мозаикой, статуями и изображениями как мифологических обитателей моря, так и реальных. Во время богослужения жгут благовония трех видов. У мореходов принято во исполнение обетов дарить храмам модели своих кораблей, зачастую из драгоценных металлов. Среди служителей — и мужчины, и женщины. При некоторых храмах есть приюты для старых и увечных мореходов. Любимицами Руагату считаются касатки, поэтому охотиться на них рискнет лишь самый отпетый, не верящий ни в бога, ни в черта. И наоборот, убить гривастого крокодила или кракена считается угодным Руагату делом.

СИМАРГЛ (КРЫЛАТЫЙ ПЕС) — бог войны. Около двух тысяч лет назад его культ был занесен с Сильваны, и, в отличие от схожих случаев с другими сильванскими богами, не только прижился, но и широко распространился — главным образом среди военных, части обитателей Полуденного Каталауна и в Ратагайской Пуште. Изображается в виде пса с орлиными крыльями. Храмы сложены из красного кирпича разных оттенков, по виду напоминают старинные замки — с высокими крутыми крышами, зубцами по их кромке, машикулями, толстыми стенами, узкими стрельчатыми окнами (с витражами, изображающими сражения). Внутри — статуя Крылатого Пса, стены обычно увешаны пожертвованным по обету или дареным оружием (все древние храмы славятся прекрасными коллекциями старинного оружия). Принято освящать в храме купленное у мастера оружие. В старые времена полагалось оставлять перед статуей капельку своей крови, уколов палец, но вот уже несколько столетий, как этот обычай исчез.

При иных храмах есть приюты для старых и увечных солдат (каковых немало и среди служителей Симаргла). В противоположность сильванским обычаям, служители Симаргла — исключительно мужчины. Возле храмов Симаргла всегда можно увидеть собак — их подкармливают, так как собакам Крылатый Пес особо благоволит, выделяя среди прочих животных. Для приверженцев Симаргла убить или обидеть собаку — грех (зато отношение к кошкам насквозь противоположное).

Существуют Братства Симаргла — военные ордена. Их членов обязывает равенство независимо от происхождения, обет супружеской верности, клятва участвовать в любой войне, какую ведет государство. Ныне таких Братств семь — три в Снольдере, два в Ронеро, по одному в Глане и Лоране. Они могут выставить отряды, не уступающие по численности полку. На звоннице каждого храма установлен птелос. Симаргл — покровитель гильдии Оружейников.

ХОРС — бог солнца. Изображается в виде всадника на рыжем коне или золотого солнечного диска. Почитается главным образом в городах. Храмы возводятся в виде пирамиды из семи уступов, увенчанной солнечным диском. Внутри стоит статуя Солнечного Всадника и поддерживается неугасимый огонь (возжигаемый от солнца с помощью особых стекол). При храмах (или при главном храме, если в городе их несколько) содержится отобранный в соответствии со сложными каноническими правилами рыжий, «солнечный» конь, символизирующий Хорса в торжественных процессиях по праздничным дням (считается, что на нем невидимо восседает тогда сам Хорс). Служители бога — исключительно мужчины. Хорс покровительствует в животном мире лошадям и петухам («птице Хорса»), а из мастеров его особенным покровительством пользуются кузнецы. На вершинах храмов установлены гонги.

Времена Храмовых Войн давно минули, но определенные трения сохранились до нашего времени — взаимная неприязнь и отчуждение меж приверженцами Ашореми и Симаргла, Симаргла и Кернунноса, Кернунноса и Хорса, Хорса и Ашореми.

По недостатку места нет возможности рассказать о «потаенном народце» — лесных феях, духах источников, «болотных сидельцах» и пр., и пр. Лучше всего отослать читателя к классическому труду Уро Монкагера «Рассказ и размышления о Потаенном Народце» (лучшее иллюстрированное издание вышло в 3710 г. Х.Э. в Ремиденуме). Неплоха такжекнига «Каталог Иномирья» — старинный труд анонимного автора, часто переиздающийся.

ЧЕРНАЯ ТРОИЦА — так именуется три черных бога, чьи храмы были в конце концов разрушены, а оставшиеся приверженцы загнаны в подполье — Сет-Змееног, Кром Круах (Кром Кровавый) и Рогатый (Клыкастый Козел). До сих пор в глухих уголках, несмотря на все преследования, время от времени еще совершаются «черные ритуалы» с человеческими жертвоприношениями. Адепты «черной троицы» в свое время и создали тайные общества, известные под собирательным названием «Черной благодати» или «Черной радуги».

О СВЯТОЙ ЗЕМЛЕ

Господствующей религией там объявлено так называемое «учение Совершенства», или «учение святого Патарана, единственного боговдохновленного толкователя воли Единого Творца, очистившего служение Творцу от искажений и излишних сложностей». Но все остальные понтификаты Единого Творца за пределами Святой Земли относятся к этому учению отрицательно, отношений со Святой Землей не поддерживают, не признавая самого этого названия, а также не считают Патарана святым.

РОСПИСЬ КЛАССНЫХ ЧИНОВ, ИЛИ ЧИНОВНИЧЬИХ КЛАССОВ

1. Коронный министр.

2. Коронный советник.

3. Тайный советник.

4. Королевский советник.

5. Королевский секретарь.

6. Министерский советник.

7. Министерский секретарь.

8. Советник.

9. Департаментский советник.

10. Департаментский секретарь.

11. Канцелярии советник.

12. Секретарь канцелярии.

13. Секретарь.

14. Канцелярист.

15. Письмоводитель.

16. Писец.

Система эта применяется во всех государствах Харума, за исключением Вольных Маноров, Глана (где существует своя, более простая и патриархальная) и Балонга (где также принята своя). 1-5 классы приравнены к генеральским чинам, и получить их могут лишь дворяне (есть, впрочем, редкие исключения), 6-8 классы приравнены к полковникам, 9-10 – к капитанам, 11-12 – к лейтенантам, 13-14 – к сержантам.

МОНЕТНАЯ СИСТЕМА

Ронеро

Золотой аурей = серебряному аурею = 25 серебряным сестерциям. Есть еще золотые монеты «токен» (5 ауреев) и «солид» – 10 ауреев.

Серебряный сестерций = 10 медным сестерциям = 200 медным грошам.

Медные монеты: полугрош, грош, тройной грош, семигрошевик, десятигрошевик, сестерций, ливра (монета в 5 медных сестерциев).

Все монеты – круглые. Для Бран Луга чеканятся все их виды, но именуются они «островными», и вместо королевской короны на них изображен государственный герб.

Снольдер

Золотой денарий = 50 серебряным артигам. Есть золотые монеты «латеранский золотой артиг» (1/2 денария), «двуденарий» (2 денария), «сфинкс» (3 денария), «цехин» (7 денариев, хождение имеет главным образом в Ратагайской пуште).

Серебряный артиг = 14 серебряным патагонам = 280 медный гротирам.

Медный гротир = 5 пулам. Есть монеты в 1, 2, 3, 4 пула.

Все монеты – круглые. (Сфинкс еще с отверстием посередине.) Для Катайр Крофинда чеканятся «морские» деньги.

Горрот

Золотой статер = 40 серебряным ассам либо 10 серебряным венталам = 600 медным ассам. Есть двойной статер, тройной статер и «галиа» – монета в 7 статоров.

Медный асс = 3 медным патарам. Есть монеты в поласса, полпатара, двойной патар.

Для острова Дике в Горроте особых денег не выпускается, хотя в последние время это, кажется, намерены сделать.

Глан

Златник = 20 серебреникам = 280 медным шелегам. Есть двойной златник, тройной и «медведь» – монета в 5 златников.

Медный шелег = 7 круцежам. Есть полукруцеж.

Шаган

Золотой орт = 14 серебряным фартингам и 140 медным фартингам. Есть двойной орт, «колокол» (монета в три орта).

Серебряный фартинг, двойной серебряный.

Медный полуфартинг, фартинг, тройной фартинг.

(Монеты всех трех держав – круглые, кроме восьмиугольной в один гланский круцеж.)

Харлан

Золотой скеллер = 25 серебряным скетам = 500 медным билонам. Есть монеты в 3, 6 и 10 скеллеров.

Серебряный балиган = 5 скетам.

Медные: четверть билона, полубилон, билон, двойной билон, пятерик и семерик.

Все золотые монеты – круглые, балиган – семиугольный, пятерик и семерик – семиугольные с отверстием в середине.

Лоран

Золотой денарий = 28 серебряным фоллисам = 280 медным фоллисам. Есть двойной денарий, «роза» (5 денариев) и «суверен» (15 денариев).

Серебряный фоллис = 7 медным караунам = 10 медным фоллисам.

Медные: полуфоллис, фоллис, караун, «фоллис с барашком» (3 фоллиса), пять фоллисов.

Все золотые и серебряные монеты – прямоугольные (один из лоранских королей, полторы тысячи лет назад заменивший такими монетами круглые, спесиво заявил: «Пусть они и неудобнее круглых, зато свидетельствуют о нашем величии». В те времена Лоран считался самой мощной державой континента, каковую роль со временем утратил, но облик денег остался прежним).

Все медные монеты – круглые, с отверстием посередине.

Балонг

Вместо золотых монет там находятся в обращении денежные знаки в 5, 7, 10, 14, 40 и 100 дукатов, с большим мастерством изготовленные из ввозимого с Сильваны в малых количествах самшитового дерева, на Таларе не произрастающего. Они обеспечены сокровищами особой кладовой Круглой Башни, довольно большого размера, круглые и охотно принимаются на всем Таларе (нужно заметить, что порой их подделывают точно так же, как и металлические деньги).

Есть серебряные монеты в 1, 2, 3 и 4 дуката, медные – в 1, 2, 5 и 10 дирхамов. И серебряные, и медные – все восьмиугольные, серебряные, вдобавок с отверстием посередине.

Ганза

Ганзейцы пользуются в основном деньгами прилегающих держав, хотя для особых расчетов существуют круглые монеты – золотой и серебряный далер.

Сегур денег не чеканит давно по причине тщательно скрываемой бедности оного государства. В обращении, впрочем, еще находится небольшое количество древних золотых монет под названием «тымф», или «корабль», но ходят они исключительно на острове и скоро пропадут совсем, так как являются объектом охоты коллекционеров, как и фельсы – серебряный и медный.

Вольные Маноры права на чеканку монет были лишены около пятидесяти лет назад решением Виглафского Ковенанта. «Старые» деньги еще ходят, но понемногу изымаются из обращения, как только сотрутся, к тому же купцы увозят их для коллекционеров, а также для переплавки.

Деньги Святой Земли из-за больших примесей серебра, а то и меди к золоту повсеместно считаются «худыми», «порчеными» и за пределами означенного государства хождения не имеют.

ОРДЕНА И МЕДАЛИ

Глан

Ордена:

«Чертополоха».

«Пещерного Медведя».

«Громовая гора».

Медали:

«Серебряное кольцо».

«Медное кольцо».

«Железное кольцо».

Все награды исключительно военные. В тех случаях, когда король все же желает наградить кого-то за заслуги на гражданском поприще, вместо цепи (так как все три ордена носятся на цепи, на шее) орден крепится на бант, прикалываемый к груди.

Балонг

Ордена:

«Круглая башня».

«Ладья богатства».

«Созвездие».

Медали:

«Золотая пчела».

«Серебряная пчела».

«Медная пчела».

«Железная пчела».

Полная противоположность Глану: орденами и медалями награждаются лишь подданные Балонга, «приумножившие его богатства и действовавшие во славу дальнейшего благосостояния». За воинские подвиги (например, отвагу, проявленную экипажем судна в бою с корсарами) награждают деньгами или ценным оружием.

Горрот

Ордена:

«Черное солнце» (награждаются и военные, и гражданские).

«Рубиновый клинок» и «Орден Симаргла» (военный).

Орден Семи Островов. ^[6K25]

«Орден Филина» (гражданский).

Медали:

«Клинок».

«Орел» (военная).

«Сокровищница» (гражданская).

Харлан

Ордена:

«Трон великих герцогов» (двойного назначения).

«Меч Славы» (военный).

«Фолиант» (гражданский).

Медали:

«Скрещенные топоры».

«Слава и смелость» (военная).

«Жемчужина мудрости».

«Бронзовое перо» (гражданская).

Ронеро

Высшие, двойного назначения ордена:

«Алмазный венец».

Орден Гербового Щита.

Военные ордена:

«Звезда отваги».

«Золотая лилия».

«Зеркало Аннура».

«Алое пламя».

«Скипетр морских королей» (военно-морской).

Гражданские ордена:

«Камень мудрости Пилу».

Орден Серебряной Совы.

"Бирюзовая цепь". ^[6K26]

Военные медали:

«За храбрость».

«Серебряный топор».

«Башня» (вручается главным образом за отвагу, проявленную при защите или взятии крепостей).

«Стрела».

«Якорь» (военно-морская).

Гражданские медали:

«За беспорочную службу».

«Корабль».

«Лилия».

Снольдер

Высшие, двойного назначения ордена:

«Золотой сфинкс».

«Меч Дорана».

Военные ордена:

«Дракон и солнце».

«Огненный вепрь».

«Радуга и меч».

«Крылатый лев».

«Морской конь» (военно-морской).

Гражданские ордена:

Орден Короны.

Орден Ворона.

«Радуга и ларец».

«Великая Река».

Военные медали:

«Тисовая ветвь».

«Ярость и огонь».

«Дубовый лист».

«Львиный коготь».

«Огненное копье».

«Абордажная сабля» (военно-морская).

Гражданские медали:

«Процветание» (купеческая).

«Око» (полицейская).

«Ларец».

«Сфинкс».

Лоран

Высшие, двойного назначения ордена:

«Три золотых кольца».

«Отличие Престола».

Военные ордена:

«Рыцарская лента».

Орден Заслуги.

«Меч и кольцо».

«Золотой якорь» (военно-морской).

Орден Тигра.

Гражданские ордена:

«Звезда учености».

Орден Верности.

Орден Черного Медведя.

Орден Золотого Журавля.

«Великий канал».

Военные медали:

«Штандарт».

«Серебряная секира».

«Серебряный самострел».

«Победитель пламени».

«Отвага ратного поля».

Гражданские медали:

«Золотой скипетр».

«Свиток».

«Серебряный циркуль».

«Бронзовый циркуль».

«Солнечный луч».

«Серебряный компас».

Шаган

Высшие, двойного назначения ордена:

«Золотой колокол».

Орден святого Сколота.

Военные ордена:

«Меч грома».

«Золотой фрегат» (военно-морской).

«Изумрудный акилла».

Орден Синей Крепости «Стрела и скипетр».

Гражданские ордена:

Орден Красного Бобра.

Орден Кедра.

«Золотая кисть».

«Яшмовый кубок».

«Посох святого Роха».

Военные медали:

«Медвежья лапа»

«Алая молния».

«Штурвал и меч» (военно-морская).

«Бастион».

«Трилистник».

Гражданские медали:

«Хрустальный кубок».

«Штурвал и парус».

«Серебряная кисть».

«Жезл мудрости».

«Дубовая ветвь».

В Святой Земле орденов и медалей не существует, зато в ходу так называемые наградные пояса и посохи.

В Ганзе для награждения отличившихся и заслуженных граждан существует схожий с орденом знак трех степеней – «Золотой корабль», «Серебряный корабль» и «Медный корабль».

Ордена Вольных Маноров при всем их калейдоскопическом разнообразии чересчур многочисленны, и тому, кто ими интересуется, лучше обратиться к соответствующим книгам.

Ордена Сегура, равно как и медали, сохранены после катастрофы все до единого, однако изрядно утратили свой авторитет. Во-первых, по причине упадка Сегур практически не ведет никаких войн, и боевые награды выглядят несколько нелепо в этих условиях; во-вторых, что важнее, все сегурские награды давно превратились в дополнительный источник дохода для королевской казны: всякий, кто пожелает, может за соответствующую сумму стать обладателем любого тамошнего ордена или медали (за исключением высшего Ордена Морских Королей, вручаемого лично королем. Впрочем, и этот орден порой нетрудно раздобыть при отсутствии всяких заслуг, но при наличии должных связей или услуг, оказанных сегурскому престолу). Поэтому давно уже в обиход вошло выражение «сегурская награда», означающее нечто второсортное или добытое не трудами и заслугами, а с помощью тугого кошелька или интриг.

Планета ТАЛАР. Полушарие заката

Планета Талар. Полушарие восхода

Физическая карта континента Харум

Политическая карта континента Харум

Примечания

1K1

таларская лига – 907 метров

(обратно)

1K2

таларский уард – 0, 75м

(обратно)

1K3

Древесный алфавит – древняя письменность, где 5 гласных и 13 согласных обозначены символами деревьев и кустарников, ассоциирующихся с мифологией; точное время создания неизвестно, алфавит почти забыт («Древняя магия», Ремиденум, 2206 г.)

(обратно)

1K4

«серая гостиница» – жаргонное название общей могилы, куда закапывают бродяг, умерших в тюрьме, казненных

(обратно)

1K5

Пеньковая Старушка (или Конопляная Тетушка) – виселичная веревка

(обратно)

1K6

рокантон – шлем с широкими железными полями (у разных мастеров выгнуты на разный манер) и высоким железным гребнем; носят его в основном кавалеристы, личные стражники дворян и королей

(обратно)

1K7

патримон – точнее, «рекс патримон»; земли, дающие их владельцу право на королевский титул

(обратно)

1K8

квортер – примерно 0, 875 л

(обратно)

1K9

лаур – обычное на Таларе обращение к дворянину (незамужняя дворянка – лаурета, замужняя – лаурисса)

(обратно)

1K10

робар – остроконечный шлем с круглыми наушниками и назатыльником

(обратно)

2K1

триар – кубический уард

(обратно)

2K2

термины «министр» и «министерство» – относительно новые, в обиход введены лет двести назад; иные учреждения до сих пор именуются на старинный манер: «казначейство» (министерство финансов), адмиралтейство (военно-морское министерство) и др.; по неписаной, но твердой традиции, сановник, возглавляющий «старое» учреждение, стоит выше министра (даже если министр и превосходит его чином)

(обратно)

2K3

селадоновый цвет – бледно-зеленый

(обратно)

2K4

габолер – карета, у которой при необходимости складной кожаный верх опускается на две стороны, вперед и назад, а оконное стекло убирается в дверцу

(обратно)

2K5

уитенагемот – совет при короле, состоящий из представителей знати, Сословий, а в последнее время и Гильдий; родословная его восходит к седой древности – народным собраниям и советам старейшин; своей присягой утверждает восшествие короля на трон (а в редких случаях и избирает короля), участвует в составлении законов и принятии особо важных для государства решений; однако на практике сплошь и рядом превращается при сильном короле в чисто декоративное заведение

(обратно)

2K6

великий понтифик – верховный священнослужитель того или иного бога, глава соответствующей церкви в стране

(обратно)

2K7

начальник полиции (города или провинции)

(обратно)

2K8

Тентир – персонаж старинной комедии масок – добрый дядюшка, глуповатый и безобидный чудак

(обратно)

2K9

Жаргонное слово «латро» имеет два значения: разбойник или наемный убийца, а также – солдат-наемник.

(обратно)

2K10

титульный дворянин – человек, пожалованный титулом, но не имеющий родового замка или поместья; есть и титульные чиновники, нигде не служащие, но имеющие право на ношение соответствующего вицмундира (с отличительным знаком); в последнее время появились и титульные военные

(обратно)

2K11

четверть часа

(обратно)

2K12

келимас – напиток типа коньяка; лучшими считаются сорта, изготовленные на Катайр Крофинд и в Полуденном Ронеро

(обратно)

2K13

старинная мера длины, вышедшая из употребления (примерно три с половиной лиги)

(обратно)

2K14

«Слава Симарглу», обычное среди приверженцев Крылатого Пса приветствие

(обратно)

2K15

обиходное название Дубовой улицы, располагающейся на месте высохшей лет сто назад речушки; когда-то там и в самом деле был мост, где размещалась тайная полиция; сейчас помещается заграничная разведка (Архивный Коллегиум)

(обратно)

2K16

Шеллон, граф Асверус (3553-3581 Х.Э.) – один из наиболее видных поэтов так наз. Кагинарского кружка, автор баллад, сатир и эпиграмм на темы политической и дворцовой жизни; был смертельно ранен на улице неизвестным убийцей; в 3602 г. в Равене ему поставлен памятник

(обратно)

2K17

Троецарствие – период с 1231 по 1246 Х.Э.

(обратно)

2K18

Сандоварская битва состоялась в 1189 Х.Э.

(обратно)

2K19

вишап – разновидность мифологического дракона, символ воды

(обратно)

2K20

корромандельский стиль – массивная, тяжелая мебель, обычно из черного дерева, с позолоченными углами, строгих очертаний

(обратно)

2K21

карбильские лампы – изобретенные в последнее время химические осветительные приборы, где всыпанный в воду порошок (остающийся гильдейским секретом) вызывает свечение, длящееся около двенадцати часов и достаточно яркое

(обратно)

2K22

баниция – изгнание за пределы страны; баниция с непременным условием означает, что вернувшийся без разрешения изгнанник будет казнен («баниция с плахой»), отправлен в тюрьму («баниция с решеткой») или на каторгу («баниция с кандалами»)

(обратно)

2K23

междоусобная война двух дворянских группировок, длившаяся в период Троецарствия около шести лет; символом одного лагеря был дикий кабан, другого – волк

(обратно)

2K24

почта различается на обычную, доставляемую почтовыми каретами (зеленый конверт с изображением двух почтовых рожков) и срочную, которую возят верховые почтари (синий конверт с соколом)

(обратно)

2K25

гран-платунг, гран-рота, гран-ала – отдельное гвардейское подразделение, приравненное по статусу к полку; как правило, превышает численностью обычный платунг, роту или алу (но полку все же значительно уступает)

(обратно)

2K26

Латеранский трактат положил конец Третьей войне храмов

(обратно)

2K27

большой боевой нож, длиной не менее локтя, заостренный только с одной стороны, как сабля

(обратно)

2K28

конь испокон веков считается животным, не любящим нечистую силу (и сам ненавидим ею); богословские традиции связывают коня со святыми Рохом, Круаханом и Катбертом-Молотом, древними борцами с силами зла; трилистник используется против нечисти, затворяя ей дорогу и в иных случаях изгоняя призраков

(обратно)

2K29

гойкар – искусство боя на палках

(обратно)

2K30

согласно принятой у крестьян традиции Бони – имя собственное, Скатур – название деревни или села, а Дерс – родовое имя

(обратно)

2K31

Волчьи Головы – разбойники, обитающие в районе Каталаунского Хребта; самого пестрого состава (когда-то «волчьими головами» звались изгнанники из рода), от беспутных ронинов до беглых крестьян; выработали своеобразный устав и даже флаг – черная волчья голова на зеленом поле; иногда, подобно Вольным Топорам, нанимаются на службу

(обратно)

2K32

корд – короткий меч или длинный кинжал (обоюдоострый)

(обратно)

2K33

Шугута Семь Мечей – богатырь из легенд и сказок (некоторые историки считают его жившим в незапамятные времена родоплеменным князем).

(обратно)

2K34

Вурдалачья Ночь – крупное крестьянское восстание (3688-3690 Х.Э.). В первый его месяц восставшие начисто уничтожили возле крепости Гронк брошенный на подавление отряд Вольных Топоров.

(обратно)

2K35

полицейский в королевском городе (название пошло от слова «габель», обозначающего налог, взимавшийся некогда на содержание коронной полиции)

(обратно)

2K36

небольшой конвойный корабль, сопровождающий грузовые суда; как правило, несет и парусное вооружение, и паровую машину

(обратно)

2K37

фейт – нечто вроде рокоша, мятеж, официально поднятый наследником престола против короля

(обратно)

2K38

черное каталанское пиво, очень крепкое

(обратно)

2K39

Правый Треугольник – часть Ронеро, отгороженная Роном, примыкающая к Харлану, Ямурлаку, Хелльстаду и Иллюзору; Левый Треугольник примыкает к Харлану и Снольдеру, отделен Ителом

(обратно)

2K40

золотой арест – запрещение дворянину покидать свой дом или поместье в течение определенного срока, от дней до лет

(обратно)

2K41

ферлонг – одна двенадцатая часть лиги, около 75, 5 м

(обратно)

2K42

Бранбарг – древний фамильный замок Баргов; сейчас его стены срыты, а башни и строения входят в равенский дворцовый комплекс

(обратно)

2K43

обиходное название Жемчужного бульвара, где разместились три основных корпорации стряпчих Равены

(обратно)

2K44

каболар – крупный драгоценный камень

(обратно)

2K45

Доли Чалатар (3506-3577 Х.Э.) – известный мебельный мастер из Латераны; его изделия высоко ценятся; отличаются изяществом, плавными линиями, кажущейся хрупкостью

(обратно)

2K46

дагарас – музыкальный инструмент вроде виолона, но гораздо проще, всего с четырьмя струнами

(обратно)

2K47

птелос – нечто вроде гонга, пустотелый металлический шар, в который бьют специальным билом; употребляется в храмах Симаргла

(обратно)

2K48

письменное разрешение иностранному кораблю покинуть порт

(обратно)

2K49

жаргонное название зашифрованного текста, сообщающего о спрятанных сокровищах

(обратно)

2K50

князь Клабур – легендарный лоранский кутила, обессмертивший свое имя тем, что никогда не пил дважды из одного и того же стакана – опустошив, разбивал и требовал новый

(обратно)

2K51

повернуть их (или судно) навстречу ветру так, чтобы ветер ударил в лоб, перпендикулярно парусам; тогда их прижимает к мачтам, выгибает в обратную сторону, и корабль начинает двигаться задним ходом

(обратно)

2K52

«Ледяным» моряк имеет право именоваться, если хоть раз высаживался на Диори, Шкипером Темного Моря – если пробыл в Море Мрака не менее суток

(обратно)

2K53

каторжная тюрьма в Святой Земле, где заключенные ходят внутри огромных колес, приводящих в движение портовые краны

(обратно)

4K1

Панд – примерно 125 граммов.

(обратно)

6K1

Морли — морская лига, примерно 1500 м. — Прим. автора.

(обратно)

6K2

Манор (от англ. manor) — средневековое феодальное поместье. — Прим. ред.

(обратно)

6K3

Авторы стихов, приведенных в романе — Роберт Бернс, Ольгерт Довмонт, Борис Пастернак, Перси Биши Шелли.

(обратно)

6K4

Более 2 литров. — Прим. автора.

(обратно)

6K5

Гай Скалигер, автор вывески «Жены боцмана» и статуи Маргилены, герой романа «Летающие острова». — Прим. ред.

(обратно)

6K6

Имеется в виду установленный законом срок, который положено пробыть в подмастерьях, прежде чем держать экзамен на звание мастера. — Прим. автора.

(обратно)

6K7

Скрамасакс — боевой нож с односторонней заточкой. — Прим. ред.

(обратно)

6K8

Провинциарий — главный город провинции. — Прим. автора.

(обратно)

6K9

Чита — низшая административно-территориальная единица, наподобие уезда. — Прим. автора.

(обратно)

6K10

Ковенант — от слова «ковенантус», означавшего на одном из древних языков «согласие». Виглафский Ковенант, или Большой Концерт, — принятое в обиходе название ежегодного конгресса семи королей и великого герцога Харланского, съезжавшихся в ронерском городе Виглаф, где решаются самые важные дела и принимаются решения по вопросам большой политики.

(обратно)

6K11

Джайм — мера длины, принимаемая лишь в геральдике (около 3 см.).

(обратно)

6K12

Квинутн — мера веса в ювелирном деле (0,25 г.).

(обратно)

6K13

Реверен — «почтенный». Так именуются на Сильване люди из сословия книжников — скрибаносы. Соответствуют таларскому «мэтр».

(обратно)

6K14

Сандоварское Уложение узаконило упоминавшееся выше решение о запрете владыкам вольных Маноров возводить людей в дворянство.

(обратно)

6K15

Ронины — младшие сыновья из дворянских родов, не имеющие права на наследство.

(обратно)

6K16

С тех пор как были написаны эти строки, в этой области военного дела произошли определенные изменения.

(обратно)

6K17

Пулеметы в те времена на вооружении еще не появились.

(обратно)

6K18

Ни этой книги, ни каких-либо относившихся бы к ней заметок в бумагах Гонзака не обнаружено.

(обратно)

6K19

Югер — квадратная лига.

(обратно)

6K20

Намерение это осталось неосуществленным, хотя кое-какие шаги Гонзак успел предпринять.

(обратно)

6K21

За «полосатую яшму» малосведующий в горном деле Гонзак принял одну из разновидностей орлеца.

(обратно)

6K22

Речь идет о гранате-альмандине.

(обратно)

6K23

Бакан — родонит, или орлец.

(обратно)

6K24

Точности ради стоит упомянуть, что существует одиннадцать противоречащих друг другу версий исчезновения Гонзака, сведенных воедино и проанализированных в книге профессора Латеранского университета Пага Альмадовара «Путешествие в никуда» (Латерана, типография «Хоневир и сыновья», 3706 г. Х.Э.).

(обратно)

6K25

В последнее время этим орденом стали награждать и военных моряков, проявивших храбрость в схватке с пиратами (ибо награждать за такое полноценными боевыми орденами в самом деле как-то не вполне уместно).

(обратно)

6K26

Этим орденом награждают главным образом гражданских чиновников, инженеров сословия Циркуля и высших полицейских чинов — так что простяга Паколет, привлеченный красотой ордена, немного промахнулся (или наоборот, из хитрости пожелал носить ту же награду, что и полицейские, его недавние гонители).

(обратно)

13K1

Игра, во многом напоминающая лото.

(обратно)

13K2

Игра, где мечут кости и в зависимости от выпавших очков двигают фишки по доске. Есть не менее двух десятков разновидностей.

(обратно)

13K3

Обычное вежливое обращение к жене мастера из трех высших гильдий (независимо от ее возраста и наличия детей).

(обратно)

13K4

Кельсий – подарок, преподносимый невесте при сватовстве. Давно уже стал архаикой, но кое-где еще соблюдается этот обычай.

(обратно)

13K5

Ярдат – обычай, по которому человек любого сословия при свидетелях заявляет, что отдается под покровительство короля, чтобы получить помощь или защиту в том или ином деле. До сих пор применяется не так уж редко.

(обратно)

13K6

В старые времена, когда пользовались только открытым огнем, до появления современных безопасных ламп, это был прямой приказ городских и сельских стражников гасить в доме все огни, во избежание пожара. Сейчас – чисто церемониальный обычай, означающий наступление ночи. (Впрочем, в глухих местах, где до сих пор в ходу только открытый огонь, этот призыв остается прямым приказом.)

(обратно)

Оглавление

1. Рыцарь из ниоткуда

  ПРОЛОГ НАД САМОЙ КЛЕТКОЙ ЛЬВА

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ МИЛОРД

    Глава 1 ОН ИДЕТ

    Глава 2 ОН ПРИШЕЛ

    Глава 3 …И ОХОТНИК ВЕРНУЛСЯ С ХОЛМОВ

    Глава 4 МИЛОРД ПРИНИМАЕТ ГОСТЕЙ

    Глава 5 РАЗВЛЕЧЕНИЯ И ОТКРЫТИЯ

    Глава 6 ОТКРЫТИЯ И ОПАСНОСТИ

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ БРОДЯГА

    Глава 1 ЗЕМЛЯ, ВОДА И ИХ ОБИТАТЕЛИ

    Глава 2 ВТОРАЯ КАВАЛЬКАДА

    Глава 3 МАЛЕНЬКАЯ НЕИЗВЕСТНАЯ ВОЙНА

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ОДИН, БРАВЫЙ

    Глава 1 ДВОЕ В СЕДЛЕ

    Глава 2 ДВОЕ НА ПАЛУБЕ

    Глава 3 ГРАФЬЕВ ПРИБАВЛЯЕТСЯ

    Глава 4 ПОБЕГ ПО-ГРАФСКИ, С УЧАСТИЕМ ДЖИННА

    Глава 5 ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ КАК ИМПРОВИЗАЦИЯ

    Глава 6 МИЛОРД, КОТОРОГО НЕТ

    Глава 7 ЭТО ЕСТЬ НАШ ПОСЛЕДНИЙ…

    ИТОГ

2. Летающие острова

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ РАВЕНА, КРАСИВЫЙ ГОРОД

    Глава 1 ЗАГОВОРЩИКИ ПОД ШОРОХ СНЕЖИНОК

    Глава 2 НАПАРНИЦА С МЕЧТОЙ О ГЕРБЕ

    Глава 3 ОТЕЦ

    Глава 4 БЕЛЫЙ ПАРОХОД

    Глава 5 ПРИНЦЕССА, КОТОРОЙ НЕТ

    Глава 6 ПОИСКИ НАЧИНАЮТСЯ

    Глава 7 БЕСПУТНЫЙ ВНУК ДОБРОПОРЯДОЧНОЙ БАБУШКИ

    Глава 8 15 И 14

    Глава 9 КАПРАЛ, КОТОРЫЙ УЦЕЛЕЛ

    Глава 10 ЦИТАДЕЛЬ УЧЕНЫХ ПОЗНАНИЙ

    Глава 11 САМОЛЕТЫ КАК СИМВОЛ КОЛДОВСТВА

    Глава 12 «Я ЕЕ НАШЕЛ!»

    Глава 13 БЕСПРИЮТНЫЕ

    Глава 14 ВИВАТ, БОГЕМА!

    Глава 15 ЧЕЛОВЕК ИЗ ЗОЛОТА

    Глава 16 ПРАВО УБЕЖИЩА

    Глава 17 ХОЗЯИН ПОДЗЕМЕЛЬЯ

    Глава 18 О ПРАКТИЧЕСКОМ ИСПОЛЬЗОВАНИИ СЕРЫХ МЕДВЕДЕЙ

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО БЕГСТВА

    Глава 1 ПАРЕНЕК ОТ СОХИ

    Глава 2 ГОРОДОК И ЕГО ОБИТАТЕЛИ

    Глава 3 БЕРЕГ ПРАВЫЙ, БЕРЕГ ЛЕВЫЙ

    Глава 4 ГРАФ, КОТОРЫЙ ЧТИЛ ТРАДИЦИИ

    Глава 5 ГАДАНИЕ В ЧАС ЛЕШЕГО

    Глава 6 С КОМФОРТОМ И УЮТОМ

    Глава 7 «А ДАЛЬШЕ – ДРЕВНИЕ ДОРОГИ…»

    Глава 8 БЕЗ НЕДОМОЛВОК

    Глава 9 БУДНИ ГУЛЛИВЕРА

    Глава 10 КТО БЕРЕЖЕТ КУРГАН

    Глава 11 КОРОЛЬ ВО ВСЕМ ВЕЛИКОЛЕПИИ

    Глава 12 ОТШЕЛЬНИК В СТИЛЕ ЭПОХИ

    Глава 13 КОГДА НИКУДА НЕ СПЕШАТ

    Глава 14 ПРИМИТИВНОЕ ИСКУССТВО ПОБЕДЫ

    Глава 15 ПОЛУДЕННЫЙ ОГОНЬ

    Глава 16 ПРЕДПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА

    Глава 17 УНЫЛАЯ БРИГАНТИНА

    ИТОГ

3. Нечаянный король

  Глава 1 ТАЙНЫ, ТАЙНЫ И ЕЩЕ РАЗ ТАЙНЫ

  Глава 2 БЮРОКРАТИЯ КАК ТОЧНАЯ НАУКА

  Глава 3 КТО КРИЧИТ В НОЧИ

  Глава 4 ГОСТИ В ДОМЕ

  Глава 5 ДЕРЕВНЯ С ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТЯМИ

  Глава 6 КАДРЫ РЕШАЮТ ВСЁ

  Глава 7 ЛЮДИ В ЮБКАХ, НО НЕ ЖЕНЩИНЫ

  Глава 8 ХОЛМЫ ПОД НЕБОМ

  Глава 9 КОРОЛЬ, ЦЕНИТЕЛЬ ИСКУССТВ

  Глава 10 ДЕВУШКА ИЗ ЗАМКА БАРРАЛЬ

  Глава 11 ОТРАЖЕНИЕ ЗОЛОТА

  Глава 12 МЕЖДУ НАМИ КОРОЛЯМИ…

  Глава 13 СЫН УЖАСНОГО КОРОЛЯ

  Глава 14 БРАТЕЦ И СЕСТРИЧКА

  Глава 15 ГОСУДАРЬ В ТРУДАХ, АКИ ПЧЕЛКА…

  Глава 16 ГОСУДАРЬ ПО-ПРЕЖНЕМУ В ТРУДАХ

  Глава 17 НЕ ТОЛЬКО ШПАГИ…

  Глава 18 ЦЕННОЕ ПРИОБРЕТЕНИЕ

  Глава 19 ЕЩЕ ОДИН СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ

  Глава 20 ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ ЖИВЕТ ВЕСЕЛО

  Глава 21 ВЫСОКОЕ ПЛАМЯ В НОЧИ

  Глава 22 КОСА И КАМЕНЬ

  Глава 23 КУПЕЦ СЧИТАТЬ УМЕЕТ

  Глава 24 САМАЯ КОРОТКАЯ, НО ОТНЮДЬ НЕ ПОСЛЕДНЯЯ

4. Железные паруса

  ГЛАВА ПЕРВАЯ КОРОЛЬ НА ПРОГУЛКЕ

  ГЛАВА ВТОРАЯ КАМЕННЫЕ НЕБЕСА

  ГЛАВА ТРЕТЬЯ НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА И НОВЫЕ ЗАБОТЫ

  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ СЛУЧАЙНЫЕ УЖАСЫ И НЕЧАЯННЫЕ РАДОСТИ

  ГЛАВА ПЯТАЯ ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ…

  ГЛАВА ШЕСТАЯ …И СОВРЕМЕННЫЕ СЮРПРИЗЫ

  ГЛАВА СЕДЬМАЯ СО СТОРОНЫ СОЛНЦА

  ГЛАВА ВОСЬМАЯ ГОЛОС МОРЯ

  ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ТЕНИ ЛАТЕРАНЫ

  ГЛАВА ДЕСЯТАЯ СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ

  ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ ПРОКЛЯТОЕ ОЗЕРО

  ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ ТИХИЙ ОМУТ

  ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ КОРОЛЕВСКАЯ РЫБАЛКА

5. По ту сторону льда

  Часть первая. По ту сторону истины

    Глава первая Номер семьдесят шесть

    Глава вторая Совещание в верхах

    Глава третья Сарынь на кичку!

    Глава четвертая Белая погибель

  Часть вторая. По ту сторону одиночества

    Глава первая Первопроходец

    Глава вторая Обитатели порта

  Часть третья. По ту сторону добра и зла

    Глава первая Странники

    Глава вторая Главный персонаж церемонии

    Глава третья Волна и берег

    Глава четвертая О пользе добрых дел

    Глава пятая Город без теней

    Глава шестая Правила игры на виолоне посреди моря

  Часть четвертая. По ту сторону льда

    Глава первая Третья корона

    Глава вторая Храм на скале, корабль в море

    Глава третья Сокровище Хай Грона

    Глава четвертая По ту сторону льда

  Эпилог

6. Чёртова Мельница

  Глава I Высокое искусство дипломатии

  Глава II Иные небеса

  Глава III Милые детские забавы

  Глава IV Печальная необходимость

  Глава V Чертова мельница

  Глава VI Марчерет

  Глава VII Простая детская игра

  Глава VIII Король посреди будней

  Глава IX Беглец

  Глава X Прощание с юностью

  Глава XI От карьеристов тоже бывает польза

  Глава XII Тяф! Тяф! Тяф!

  Глава XIII Благонадежный покупатель и честный продавец, довольные друг другом

  Глава XIV В ученом обществе

  Глава XV Странники

  Глава XVI Тихая уютная деревня

  Глава XVII Один-одинешенек

  Глава XVIII Люди и звери

  Глава XIX Обитатели укромных уголков

  Глава XX И увидел конный, и приник к копью…

  Глава XXI …И охотник вернулся с холмов

7. Слепые солдаты

  Глава I Королевские будни

  Глава II О скучных финансах

  Глава III Жила-была девочка…

  Глава IV Невеста и Змей

  Глава V Новости, претензии, загадки

  Глава VI Похвастаться нечем

  Глава VII Облака под нами

  Глава VIII Вредный вред и безвредный вред

  Глава IX О методах воспитания и прочем

  Глава X Перебежчица

  Глава XI Повествующая о том, что в театре сплошь и рядом самое интересное происходит не на сцене, а за кулисами

  Глава XII Синеглазое горе

  Глава XIII Отнюдь не последняя

8. Из ниоткуда в никуда

  Глава I ПЕРВЫЕ ШАГИ

  Глава II ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ

  Глава III ЗЕМЛЯ И ВОДА

  Глава IV О ДРЕВНЕМ ВЕТРЕ И НЕ ТОЛЬКО О НЕМ

  Глава V СЮРПРИЗЫ И ТАЙНЫ

  Глава VI ПРИКЛАДНАЯ АСТРОНОМИЯ ПО МЕТОДУ КАНЦЛЕРА

  Глава VII ВСАДНИК НА ДИКОВИННОМ КОНЕ

  Глава VIII КОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА

  Глава IX ХОД ФЕРЗЕМ

  Глава X СЮРПРИЗ ИЗ СЮРПРИЗОВ

  Глава XI ЦВЕТ ПОДВЕНЕЧНЫЙ, ЗОЛОТОЙ

9. Король и его королева

  Глава I Эскадрилья амуров

  Глава II Свадебный подарок поутру

  Глава III Порыв Древнего Ветра

  Глава IV Полет Золотых Шмелей

  Глава V Сюрпризы и находки

  Глава VI Ночной полет

  Глава VII Чрезвычайный и полномочный

  Глава VIII О задних комнатах иных кабаков

  href=#t180> Глава IX Независимый эксперт

  Глава X Визитеры, сплошь незваные

  Глава XI Страшный бородач и другие

  Глава XII Гении во плоти и крови

  Эпилог

10. Вертикальная вода

  Глава I ХЛОПОТЫ ПОБЕДИТЕЛЕЙ

  Глава II ТАЙН ПРИБАВЛЯЕТСЯ

  Глава III БЕЛОКУРАЯ ЕРЕТИЧКА

  Глава IV ВОСПИТАТЕЛЬ И ДИПЛОМАТ

  Глава V ПЕЙЗАЖ ПЕРЕД БОЕМ

  Глава VI ВСТРЕЧИ И РАССТАВАНИЯ

  Глава VII СМОТРИНЫ, СТАЛО БЫТЬ, У НИХ…

  Глава VIII ОН УШЕЛ В ЛИХОЙ поход.

  Глава IX "ВЫ ПОЕДЕТЕ НА БАЛ?"

  Глава X СЮРПРИЗЫ ЧЕРЕДОЙ

  Глава XI ВОЛЧИЦЫ

  Глава XII И КАВАЛЬКАДЫ Б ЧАЩЕ

  Глава XIII КЛЮЧИ ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ

  Глава XIV ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО БЕГСТВА

  Эпилог

11. Алый, как снег

  Глава I ДЕЛА ТЕКУЩИЕ

  Глава II ЗАЗЕРКАЛЬЕ БЕЗ АЛИСЫ

  Глава III ОНИ ПРИХОДЯТ

  Глава IV БАЛЛАДА О ФРЕГАТЕ

  Глава V ОКРЕСТНОСТИ В ПОЖАРЕ…

  Глава VI ОТЗВУК БЫЛЫХ ВЕКОВ

  Глава VII В ТИХОМ ОМУТЕ

  Глава VIII СТЕНА И НОЧНЫЕ КАВАЛЬКАДЫ

  Глава IX КРУЖЕВНАЯ СВАДЬБА С СЮРПРИЗАМИ

  Глава X НА ДАЛЬНИХ ПОДСТУПАХ

  Глава XI ЧЕТЫРЕ ЧЕТВЕРТИ ПУТИ

  Глава XII ТРИ ЧЕТВЕРТИ ПУТИ

  Глава XIII ДВЕ ЧЕТВЕРТИ ПУТИ

  Глава XIV ЧЕТВЕРТЬ ПУТИ

  Глава XV ПЯТАЯ ЧЕТВЕРТЬ ПУТИ

  ЭПИЛОГ

12. Над самой клеткой льва

  Глава I МЕЧ И КОРОНА

  Глава II СЛОЖНОСТЕЙ ПРИБАВЛЯЕТСЯ

  Глава III КАМНИ, РУЧЕЙКИ, ДЕВУШКА

  Глава IV О КАМНЯХ И НЕ ТОЛЬКО О НИХ

  Глава V ДВОРЦОВЫЕ БУДНИ

  Глава VI МИМОЛЕТНЫЕ ПОБЕДЫ, ДОСТИЖЕНИЯ И ОТКРЫТИЯ

  Глава VII ВСЕ ТЕ ЖЕ ЛЬДЫ, ОБРЮЗГШИЕ МОРЖИ…

  ЭПИЛОГ

13. Радиант

  Глава I О СМЕРТИ И ЖИЗНИ

  Глава II ДЕВУШКА ИЗ БАЛЛАДЫ И ПРОЧИЕ

  Глава III КОГДА ПОЛЗАЮТ КАМНИ

  Глава IV БЕЗМЯТЕЖНЫЕ ПЛЯСКИ

  Глава V «КАМЕННЫХ ДЕЛ МАСТЕРА»

  Глава VI ЛИРИЧЕСКИЕ БЕСЕДЫ У КАМИНА

  Глава VII ПОЩЕЧИНА И ПРОЧИЕ СЮРПРИЗЫ

  Глава VIII НОВОСТИ И РАЗГОВОРЫ

  Глава IX БЛИЦКРИГ: ПРЕЛЮДИЯ, ОНА ЖЕ УВЕРТЮРА

  Глава X АНГЛИЙСКИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН ПРИЕХАЛ В БЕНАРЕС

  Глава XI БЛИЦКРИГ: СКРЫТЬСЯ ОТ ОСЕНИ

  ЭПИЛОГ

ГЛОССАРИЙ

Примечания

1K1

1K2

1K3

1K4

1K5

1K6

1K7

1K8

1K9

1K10

2K1

2K2

2K3

2K4

2K5

2K6

2K7

2K8

2K9

2K10

2K11

2K12

2K13

2K14

2K15

2K16

2K17

2K18

2K19

2K20

2K21

2K22

2K23

2K24

2K25

2K26

2K27

2K28

2K29

2K30

2K31

2K32

2K33

2K34

2K35

2K36

2K37

2K38

2K39

2K40

2K41

2K42

2K43

2K44

2K45

2K46

2K47

2K48

2K49

2K50

2K51

2K52

2K53

4K1

6K1

6K2

6K3

6K4

6K5

6K6

6K7

6K8

6K9

6K10

6K11

6K12

6K13

6K14

6K15

6K16

6K17

6K18

6K19

6K20

6K21

6K22

6K23

6K24

6K25

6K26

13K1

13K2

13K3

13K4

13K5

13K6