Edd Jee
Игра в Реальность
***1***
Лара притаилась за провисшей дверью землянки, заросшей колючей травой выше окон. Потемневшие от влаги бревна были едва видны под синеватым мхом, а земляной пол был устлан толстым ковром палой листвы, насыпавшейся через провалившуюся крышу. Под плотной сенью деревьев исполинов царила вечная полутьма. Сумерки оживлялись редкими золотыми лучиками солнца, в которых порхали крохотные птички, наполняя дневной лес своим щебетанием.
Девушка, невольно затаив дыхание, глянула в щелку между досками двери на редкие осколки невидимого в переплетении ветвей неба. Как же давно она его не видела во всю ширь. Сколько она уже здесь? Иногда казалось, что всю жизнь, но ведь раньше все было по-другому. Она была в этом уверена, хоть и не помнила ничего. А потом все изменилось, только вот не вспомнить, когда именно. И уже вряд ли хоть что-нибудь станет прежним. Вокруг всегда полутьма, даже ночью, когда должно быть совсем темно. Только нет этих лучиков света, как сейчас, и ничто не радует. И птицы по ночам кричат совсем другие.
У этой чащобы, кажется, совсем нет конца. Сколько ни иди, не выйдешь отсюда, а то и вообще вернешься туда, откуда начал свой путь. Лара не раз уже проверяла это. Она здесь, сколько себя помнит, и все это время её ни на миг не покидало чувство, что все это ненастоящее.
Громко сопя и фыркая, мимо землянки прошел оборотень. Он двигался неспешно, принюхивался и то и дело припадал к земле, выискивая следы. Он чувствовал ее. Он знал, что рядом выгр. Рожденные здесь всегда это знают. Вскинув голову, он посмотрел девушке прямо в глаза. Лара узнала его. Да и как иначе, если он был порожден именно ее разумом? Не узнать свой собственный страх невозможно. Но она уже давно поборола его. К тому же, теперь она со своими прежними страхами по одну сторону. Тени уже давно не трогают её. Как знать, может на самом деле она теперь тоже тень, только не знает этого? И другие тени именно поэтому не вредят ей, чуят, что она не чужак. В это не хотелось верить, ведь все они — демоны, монстры, твари; а она — человек. По крайней мере, была им. Хотя теперь это видимо уже не так, и от этого никуда не деться. Она даже имя свое всякий раз вспоминала с трудом. И с каждым разом это становилось все сложнее.
Это странно, когда вновь не помнишь то, что тебе уже удалось о себе узнать. И начинаешь все сначала, с головных болей от каждой «неправильной» мысли. А об этом сумасшедшем мире, об этой нелепой игре все знания словно свыше даны, как рефлексы. Может, дальше будет еще проще? Только вот проверять это совершенно нет желания. Смерть, даже если она не окончательна, не самое приятное переживание. А может, весь смысл в том, чтобы вспомнить себя? Тогда она неважно справляется.
Лара уже давно чувствовала приближение игрока, но, все же, невольно вздрогнула, когда совсем рядом послышались легкие шаги. Почти беззвучные. Здесь, в этом месте, если ты не умеешь ходить абсолютно бесшумно, ты должен уметь летать. И остается только гадать, почему здесь, где возможно все, крыльев у людей не имеется. Умение летать позволило бы заглянуть туда, за нависшие кроны деревьев. Узнать, наконец, что там.
Тот, кто приближался, не особо заботился о тишине.
Тропинка, по которой бежал игрок, проходила немного в стороне от землянки, и ее почти не было видно отсюда. Но он обязательно заглянет сюда, по-другому здесь не бывает, и, даже умей Лара становиться невидимкой, он ее обязательно заметил бы. Хотя, почему он? Судя по тому, насколько легки шаги, это девушка. Еще одна заигравшаяся дурочка, точно такая же, какой раньше была и сама Лара.
Девушка притихла, прислушиваясь к шагам. Игрок даже и не думал о тишине. Но нападать опасно — могут убить. Здесь сначала стреляют, а потом разбираются, что это было. И тогда придется начинать все сначала, но и упускать эту дуреху нельзя. Когда еще случится такая удача — одинокий игрок? К тому же, если в ближайшие два-три дня Лара никого не убьет, сон сморит ее, и тогда все равно придется начинать с самого начала. Почти без памяти, и без того оружия, которое удалось собрать за две последние недели. Тогда она снова будет Айрин.
Откуда берется это имя? Кто нарёк её им? Почему его не нужно вспоминать? Оно вспыхивает в мозгу ярким маяком. И почему она так и не сумела ни разу произнести свое настоящее имя, за которое каждый раз приходится сражаться с собственной памятью, расплачиваясь приступами нестерпимой боли?
Судя по треску ветвей под ногами этой особы, она неопытна, как новорожденный выгр. Может, пропустить ее? Но тогда ее убьет кто-нибудь другой. Нет, такой удачный случай упускать нельзя. К тому же, с каждым днем игроки все больше теряют к Гнилому лесу интерес. Их уже сейчас вдвое меньше. А ведь в самом начале, даже когда Лара была испугана и то и дело падала в обморок, убить кого-то было намного проще. В первое время она не засыпала — ее всегда убивали.
Никогда не стихающий гомон леса и негромкая монотонная музыка не помешали Ларе расслышать, что шаги стихли. Беспечная дурочка решила все же проверить, есть ли кто в землянке. Ожидаемо с её стороны, и очень опрометчиво. За прожитые здесь месяцы, а может и годы, Лара успела смириться с существованием, с тем, что возможно в этом мире, а что нет, с его правилами. Игрок сделал свой выбор, а значит, у Лары его нет. Кто-то сейчас обязательно умрет, и скорее всего это будет именно игрок, ведь у выгра есть одно единственное преимущество — он полностью здесь и ему есть что терять.
Лара выглянула в дыру, которую разработчики попытались выдать за окно, и увидела за переплетением низко нависающих ветвей высокую фигуру. Женственные формы и облегающее одеяние. Расстояние, разделяющее их, не позволяло разглядеть черты лица, но, все же, было хорошо видно, что это молодая девушка, даже юная. Лара не ошиблась — способности выгра, если знать о них, дают немало преимуществ. Лара научилась не ошибаться, ведь это здесь обходится слишком дорого — боль каждый раз настоящая, и кроме боли от предыдущей попытки выжить никаких других воспоминаний не остается.
Девушка шла открыто. Как это опрометчиво, никакой игрок не сравнится с опытным выгром. Только они об этом еще не знают, а потом, скорее всего, буду уже по эту сторону.
Лара усмехнулась, глядя на свою жертву. Та даже оружие еще не вынула. Ее лицо казалось смутно знакомым, но вместо воспоминаний глухая стена. Девушка мало похожа на воина. Ее аппетитная фигура обтянута черным латексом. Единственное, что более существенно скрывало зачерненную материей наготу — оружие. Четыре револьвера с барабанами на шесть патронов и два длинных кривых ножа. Типичная Скрытая. Это объясняет, почему она так беспечна. Только против опытного выгра это все бесполезно.
Лара переступила с ноги на ногу, все еще не решаясь выйти из тьмы землянки в сумерки дневного леса. Увидев её, незнакомка остановилась и ухмыльнулась. Её длинные тонкие пальцы выстукивали дробь по рукоятям так и не вынутых револьверов. Лару заметили, и потому не было больше смысла прятаться, его с самого начала не было. В этой реальности не спрячешь, ведь она сама против тебя, кем бы ты ни был. Девушка-выгр отбросила все сомнения и, не раздумывая более, шагнула вперед. Давно бы уже пора разучиться сомневаться, ведь здесь в этом таится немалая опасность.
Пистолет уже давно в руках, палец уверенно лег на спусковой крючок. Прогремел выстрел, руку привычно толкнуло.
Игрок ничего не успел сделать. Может, это и игра, но и здесь со смертельными ранами не попрыгаешь.
Девушка в чёрном закатила глаза и, не издав ни звука, повалилась в полусгнившую листву. Игроки всегда умирают молча, ведь они ничего не чувствуют. Они и игроки-то только потому, что именно для них это игра. У них нет проблемы в том, что придется начинать сначала, и они в любой момент могут уйти, только они всегда возвращаются. Еще никто не ушел навсегда никуда, кроме как в новые локации, чтобы стать там избранными.
***2***
— А-а-а, — завопила Ксюша, оттолкнув клавиатуру, — вот же чёрт.
Она с досадой стукнула кулаком по столу, от чего звякнула карандашница, и поднялась из кресла, которое, обиженно скрипнув, откатилось к стене. Девушка несколько мгновений стояла, сжимая и разжимая кулаки, так хотелось что-нибудь разбить, а затем принялась мерить комнату шагами. К компьютеру она возвращаться не торопилась, опасаясь произвести над ним какую-нибудь экзекуцию. Подойдя к окну, она отдернула шторы, едва не оторвав их, и выглянула на улицу. Деревья шелестели молодой листвой, осыпая на землю белые лепестки цветов. Бездонное небо голубело в просвете крыш. Легкий ветерок играл тюлем. Простояв так несколько минут, Ксюша вернулась к компьютеру и взглянула на свою поверженную куклу. Как раз в этот момент тело замерцало голубым цветом и исчезло. Игровой экран заблокировался, а поперек него высветилась надпись «до завтра».
— Ну вот, — проворчала девушка, выключая приложение, — что я буду весь вечер делать? Учиться? Я же так ботаничкой заделаюсь, еще потом очки придется носить.
Такое уж правило было у разработчиков игры, больше одного раза за сутки нельзя умереть. В жизни иначе, конечно. Сутки в игре начинались в три часа ночи по местному времени, то есть весь сегодняшний день оказался свободен и бесполезен, как никогда. Ксюша планировала провести этот день, как и все предыдущие, дома, в свое удовольствие поиграть в единственный полностью свободный вечер — вечер пятницы. Теперь же, когда эти планы был так бестолково перечеркнуты собственными руками, которые на долю секунды запоздали с нужной комбинацией клавиш, находиться дома стало тошно. Девушка открыла браузер и первым делом зашла на сайт соцсети, и в то же мгновение выскочило напоминание о встрече с одноклассниками. И встреча эта, как удачно все получилось, была назначена именно на сегодня. Это напоминание без малого две недели выскакивало по пять раз на дню. Все решилось само собой, и уже вскоре Ксюша покинула свою комнату.
— Буду к восьми, — крикнула она, обувшись и подхватив сумку.
— Хорошо, — послышался в ответ голос матери. Буквально на мгновение она выглянула из кухни и изучила дочь с ног до головы. — Все-таки собралась идти?
Мама как всегда помнила обо всем куда лучше.
— Да.
— Застегнись, на улице холодно.
— Ладно, — крикнула Ксюша, уже захлопывая дверь.
Встреча была назначена на четыре часа, до кафешки около получаса скорым шагом. И времени в запасе ровно полчаса. Бывают же совпадения. И как-то так все сложилось, что пришлось идти. Пары после обеда отменили. Игра на сегодняшний день уже завершена. Дома просто так сидеть нет ни сил, ни желания. Впереди выходные, следовательно, домашнее задание можно отложить на завтра, или даже на воскресенье. В общем, ужин в кафе со старыми друзьями, со многими из которых Ксюша уже года три не виделась, казался не самой плохой альтернативой.
Ксюша неторопливо шла по неширокому проезду между офисными зданиями. Здесь едва ли смогли бы разъехаться два легковых автомобиля. Лучше было бы конечно обойти по улице, но Ксюша решила срезать, как делала это всю жизнь. Слепые стены домов и заплеванный асфальт, несколько припаркованных грузовых автомобилей и мусорные баки — вот и вся картина. Донеслось мерное урчание двигателя, и из-за угла показался большой черный автомобиль. Ксюша запрыгнула на высокий бордюр, отгораживающий узенький тротуар от проезжей части. Опасаясь оступиться, девушка замерла на месте, раскинув для равновесия руки. Машина остановилась в нескольких метрах, мотор заглох и послышался скрип ползущего вниз стекла, но в салоне оказалось слишком темно, и ничего не было видно. Девушка осторожно ступила на асфальт, намереваясь поскорее обойти препятствие, но открывшаяся друг дверь сшибла ее с ног и, упав навзнич, девушка потеряла сознание.
Очнулась она в высокой тесной комнате с серыми стенами, сложенными из железобетонных блоков. Дверной проем закрывала голая металлическая дверь. Под потолком висела мигающая лампочка.
Ксюша лежала на пыльном полу. Затаив дыхание, она поднялась на ноги, огляделась, отряхнула джинсы и, подкравшись к двери, припала к глазку, кажущемуся нелепостью здесь. Помещение за дверью, скривленное линзой глазка, больше всего напоминало арену, освещенную старыми пыльными лампами накаливания.
Ксюша прислушалась, но кроме своего дыхания ничего не услышала. Так она и стояла около двери, когда из скрытых в стенах динамиков донесся холодный металлический голос. Сопровождавшее его эхо исказило слова, так что смысл сказанного стал понятен не сразу, и был он далеко не самым приятным. Электронный голос сообщил, что домой уйдет только один из избранных — победитель. Остальных объявят пропавшими без вести, и никто и никогда их не найдёт. Мысль про остальных показалась устрашающей. Сколько их и как себя с ними вести? И где они все?
Как только стихло эхо, замок щелкнул, и дверь со скрипом приоткрылась. Ксюша попятилась к стене. Было страшно даже подумать, что могло ждать там, за дверью, на диковинной арене. И, словно бы предугадав ее нерешительность, неведомые устроители этого балагана пустили газ. Послышалось шипение. Из стены, из незаметного отверстия в углу, вместе с потоком воздуха в комнатку устремилась желтоватая пыль, запахло больничными химикатами. Закашлявшись, девушка рванула наружу. Короткий коридор вывел её в огромное помещение, на ту самую арену, бывшую когда-то, судя по всему, цехом машиностроительного завода. С разных сторон из дверей и из таких же коридоров показались люди, около десятка. Все они были напуганы, но осознание этого не принесло облегчения. Когда дверь позади со щелчком замка захлопнулась, девушка вздрогнула.
— Чем раньше вы начнете, — послышался тот же самый голос, — тем скорее победитель с триумфом отправится домой, к своей семье.
Ксюша еще раз осмотрелась. Импровизированная арена внушала ужас. Огромная бетонная коробка без окон, запертые двери по всему периметру. Нелепые лампы на штативах разной высоты. Середина помещения пуста. Пол засыпан серым песком. Неведомое промышленное оборудование — огромные старые машины, в которых ржавчина соседствовала с мазутом — старое, заросшее толстым слоем грязи и пыли, нагромождено по периметру. Краска на дверях и стенах встопорщилась хлопьями. Пластмассовые детали станков выцвели до грязно-розового цвета.
Люди, которые так точно так же испуганно оглядывались, казались знакомыми, но в лихорадке страха, взгляд скользил по их лицам, не желая узнавать. Единственная задача сейчас — выбраться отсюда, а для этого надо выжить, так какая разница, кто рядом?
— Подойдите ближе к обозначенному центру площадки, — продолжались наставления, — игра начнется после того, как вам будут зачитаны правила.
Ксюша привстала на цыпочки, чтобы разглядеть этот самый «центр». Неровная линия на песке обозначала круг шести или семи метров в диаметре.
— Но для этого вы все должны быть внутри круга.
Ксюша не спешила. Устроители выбрали неверную тактику. Кому же захочется, чтобы подобная игра поскорее началась? Но желтоватый газ вмешался и здесь, из-под всех дверей он хлынул на арену. Люди, хоть и медленно, надеясь тем самым отсрочить начало неведомой игры, приближались к начерченному на песке кругу. Едва последний из игроков переступил черту, пол ушел из-под ног. Огромные створки опали, стукнувшись о стены бетонного колодца, и темнота помчалась навстречу.
Многоголосый крик ужаса заполнил бывший цех, смешавшись с дробным эхом. Песок еще долго осыпался в зияющую чернотой дыру. Несколько криков оборвалось.
Больно стукнувшись о бетонный край шахты, начинавшийся чуть ниже неровной покатой дыры, Ксюша повисла на локтях. От удара затошнило, перед глазами заплясали черные пятна. Девушка старалась ухватиться за что-нибудь, но кругом был только песок. Он, с легким шелестом осыпаясь в колодец, залепляя глаза и нос. Дыхание перехватило. Ксюша не могла вдохнуть, легкие жгло. Она моргала, надеясь очистить глаза, но песок продолжал сыпаться. Он грозил столкнуть ее во тьму шахты. Ксюша, пригнув голову, цеплялась за бетонный край из последних сил. Песок прекратил сыпаться, и стало чуть легче держаться, но руки уже слишком устали. Девушка попыталась подтянуться, но сил не хватало, а ноги некуда было поставить. Она попыталась закинуть ногу на край, но сорвалась и понеслась следом за затихающими в глубине криками. Она не кричала, легкие до сих пор жгло. Она молчала и думала, что не вернется домой.
***3***
Ноющая боль во всем теле, но в особенности в правой руке, вырвала Ксюшу из забытья. Девушка открыла глаза, все еще слезившиеся от попавшего в них песка. Было жутко темно и кругом вода. Откуда-то доносились шлепки капель, плеск. Ксюша, не сдержав стона, попыталась пошевелиться, и то, на чем она лежала — что-то мягкое — разошлось в стороны, и она с головой окунулась в затхлую, отдающую резиной воду. Паника заволокла собою всё ее существо. Девушка отчаянно заколотила руками и ногами, отбиваясь от неведомых монстров. Это были колеса — десятки автомобильных покрышек, как потом оказалось.
— Давай руку! — мужской голос послышался совсем рядом.
Ксюша не сообразила, что обращаются к ней и продолжала борьбу за жизнь. Ее схватили за шиворот и куда-то поволокли. Девушка, не соображая ничего, продолжала отбиваться.
— Эй-эй, поаккуратнее!
Разум возобладал над эмоциями только когда ноги коснулись надежной опоры. Ксюша замерла и позволила неизвестному мужчине поднять себя.
— С-спасибо, — сдавленно прошептала она.
— Да ладно, — отозвался мужчина, и, судя по звукам, отошел прочь.
Глянув ему вслед, девушка прислушалась, но первое время были слышны только ее тяжелое дыхание, полусумасшедшее бормотание мужчины, да шелест воды. Потом послышался сдавленный стон, за ним еще один. Он отражался от стен, невидимых в темноте, дробился и навязчиво лез в уши, его сопровождали всплески и шорох. Казалось, что кругом змеи. Ксюша попятилась, споткнулась, как ей показалось, не об покрышку, и упала, и тут что-то щелкнуло, эхо повторило этот звук несколько раз. Включился свет. Он ослепил, и стало еще страшнее от того, что с четырех сторон нависали бетонные стены, давящие своей глухой монолитностью, а выше софитов, из которых лился этот неистово яркий свет, на высоте третьего или четвертого этажа была темнота, и она казалась живой.
Собравшись с силами, Ксюша поднялась и огляделась. Мужчина, тот самый, который только что вытащил ее из воды, жался к стене, пытаясь спрятаться в тени. Он продолжал бормотать что-то уже куда громче. Ксюша покачала головой и, ступая на ощупь, добрела до металлической лестницы без перил и выбралась на неширокую площадку, протянувшуюся вдоль всей стены и оканчивающуюся точно такой же лестницей, ведущей выше. А за ней располагалась еще одна площадка, и еще одна. Сквозь металлическую сетку пола были видны блики на черной воде.
— Где мы? — послышался шепот.
— Не знаю, но… все будет хорошо.
Ксюша резко повернулась на голоса и увидела у стены в тени высокую светловолосую девушку успокаивающую темненькую коротышку, та всхлипывала и прижималась к груди подруги. Они обе были мокрые с ног до головы.
— Успокойся, — шептала блондинка, — мы выберемся отсюда, а для этого мы должны быть сильными. Главное, что мы с тобой в порядке. И мы вместе.
Ксюша пробралась мимо них. Опасливо глядя на нее, они посторонились, а затем, не переставая перешептываться, отправились следом.
В глубокой тени в углу перед лестницей на следующую площадку, поджав ноги к груди, сидел рыжеволосый парень, напомнивший Ксюше персонажа из игры, в которую она преспокойно и даже самозабвенно играла всего пару часов назад, если конечно собственным ощущениям можно доверять. Ведь могло на самом деле пройти куда больше времени. Увидев, что приближаются к нему, парень отшатнулся и совсем вжался в стену. Ксюша поспешно отвела взгляд, не желая провоцировать, но она, все же, успела заметить фиолетовый кровоподтек на скуле и разбитый нос. Позже, уже поднимаясь по лестнице, Ксюша поняла, кого ей напомнили те девушки, что пошли за ней следом, и тот мужчина внизу. Они все были так похожи на персонажей из игры под названием «Реальность». От мысли, что игра становится реальностью, у девушки голова пошла кругом.
Взобравшись на следующую площадку, Ксюша увидела привалившегося к стене, тяжело дышащего мужчину лет сорока. Ссутуленные плечи и опущенная голова никак не соответствовали крепкому телосложению. Его лицо тоже было знакомо. Взгляд почти черных глаз казался отрешенным, словно он ничего не видел и до сих пор пребывал в темноте. Он не обратил на Ксюшу внимания, не увидел ее, не услышал ее шагов, ее слов.
— Очнитесь! — окликнула она его, присев рядом. — Что с вами?
Ксюша даже потрепала его за плечо, но тоже безрезультатно. Вздохнув, она поднялась на ноги и осмотрелась. Выше были еще три площадки, и там кто-то был, а выше лестница просто обрывалась, а дальше были только торчащие из стен балки. Оттуда тоже вряд ли было видно, что выше софитов, но проверить, все же, стоило бы.
На последнюю площадку Ксюша поднималась, не сводя глаз с черноты и ослепительных белых пятен ламп, и потому едва не запнулась о распростершегося на сетчатом полу парня примерно своих лет. Его правая нога была согнута под неестественным углом, джинсы окровавлены. Знакомое лицо было настолько бледным, что казалось густо припудренным тальком, губы почти фиолетовые. Чуть приоткрытые глаза неподвижны, и в них не было бликов, но грудь едва заметно вздымалась. Каждый вдох сопровождается негромким хрипом.
Над ним склонилась женщина лет тридцати, ее похожие на паклю выбеленные волосы были собраны в пучок на затылке. Ксюша узнала и ее, они часто вместе выполняли задания. Она не смогла вспомнить ее ника, впрочем, ее в «Реальности» все называют просто Куклой. Виной тому была ее кукольно-невинная внешность: белокурые кудряшки, рассыпанные по плечам и платье с бантами. Сейчас платья не было, но это была именно она.
— Кажется, дышит, — прошептала она, прислушиваясь, — и сердце бьется, только едва-едва.
Ксюша опустилась рядом.
— Он в сознании? — спросила она, думая, однако, что если уж его нога сломана, и перелом, скорее всего открытый, а он при этом не кричит… — Нужно бы шину наложить.
— Да, — согласилась Мари, именно так ее звали в игре. Она даже не глянула на Ксюшу, — нужно найти, из чего ее можно сделать.
Мари без особых церемоний поправила вывернутую ногу. Парень дернулся и вскрикнул негромко. Его глаза распахнулись.
— Воды, — прошептал он.
Казалось, он не в себе, ведь он должен был бы кричать от боли. Ксюша вгляделась в лицо, и ей показалось, что она вот-вот вспомнит, как зовут его куклу. Перед глазами встал образ, строгий костюм и стоящие дыбом волосы, и глаза подведенные черным.
«Реальность» игра необычная, в ней можно создать героя любой эпохи, силы или выдуманной фантастами расы, это могут быть колдуны и феи, вампиры и оборотни, они могут быть одеты во что угодно, и иметь любые навыки. Хоть что, насколько хватит фантазии. Единственное условие: персонаж может быть только один и он должен быть вашей точной копией, с учетом расы и профессии, конечно.
— Воды, — повторил парень, — пить.
— Быстрее, — потребовала женщина, глянув на Ксюшу, и одним движением разорвала ткань джинсов.
Перелом выглядел прескверно. Ксюша, едва оторвав от него взгляд, поднялась на ноги и огляделась, соображая, где здесь можно найти воду. Вверху чернота. Девушка подошла к краю и заглянула вниз, там тоже чернота, только она наполнена бликами отраженного света. Далеко внизу чернела вода, из неё торчали бетонные блоки с обнаженной арматурой. Ксюша сама того не замечая, поднялась почти на десяток метров.
В черной бездонной воде плавало два десятка покрышек и всякий хлам, в том числе пластиковые тарелки и стаканы. Девушка торопливо проделала весь путь обратно, попутно насчитав, что вместе с ней их двенадцать, а ведь должно быть тринадцать. Ксюша почему-то не придала значение этой странной мысли. Она даже не задумалась над тем, почему решила, что их должно быть тринадцать. Все без промедления расступались перед ней. Спустившись к самой воде, девушка опустилась на четвереньки и, ухватившись одной рукой за перила, другой потянулась к ближайшему стаканчику. Она старалась, не думать, что ей напоминает запах, источаемый водой, ведь сама она совсем недавно вылезла из нее и даже еще не обсохла. Ксюша оперлась о покрышку, которая, как ей показалось, должна была бы быть устойчива, но та ушла под воду, выпустив несколько пузырей. Девушка взвизгнула. Повиснув на одной руке, она едва удержалась на краю. Вернув равновесие, Ксюша перевела дыхание и вновь наклонилась над водой. На том месте, где только что плавало колесо, всплыв из черноты, показалось лицо молоденькой девушки, совсем еще ребенка. Ее белесые глаза были открыты, лицо казалось вздувшимся, рот приоткрыт. Она утонула совсем недавно.
Ксюша дернулась, хриплый крик вырвался из ее горла. Она вскочила на ноги, поскользнулась на мокрой разорванной шине и, падая, перелетела через невысокие перила площадки. Бездонное черное пятно колодца, ограниченное софитами с четырех сторон мелькнуло перед глазами. Послышались возгласы очевидцев, а затем плеск, почему-то чуть позже. Вода сомкнулась над Ксюшей. Софиты померкли, стало видно спирали ламп. Боль была резкой. Ксюша закричала, не думая о том, что она под водой, рой пузырей вырвался из глотки, вместо него хлынула вода со вкусом крови, она ворвалась в легкие, причинив еще больше боли. Перед глазами заплясали звездочки, а потом все исчезло, и свет и звуки, и боль.
***4***
В голове щелкнуло, и Ксюша очнулась. Первое что она увидела — паркетный пол. Он показался ей бесцветным поначалу. Старые серые планки были неплотно подогнаны друг к другу, щели между ними были настолько черными, будто за ними таилась сама тьма. И тьма была кругом. Казалось, моргнешь, и она поглотит тебя. Воздух был затхлым и неподвижным. Дышать было тяжело. Жарко. И тихо. От абсолютной тишины звенело в ушах. Пыльно. Девушка несколько раз чихнула, но звонкий звук не нашел эха.
Когда тишина заполнилась грохотом сердца, Ксюша, беззвучно поминая всех чертей, неспешно приподнялась, пытаясь почувствовать, не повредила ли она себе чего, падая в воду. Ведь она же, кажется, стукнулась обо что-то. Все оказалось в порядке, кроме одежды. Как ни странно, она ни была мокрой, и… она была чужой. Но, как девушка ни старалась, не сумела ничего разглядеть в темноте, кроме собственных ладоней. На ощупь материал напоминал кожу, твердую, но эластичную.
Не смея вздохнуть слишком громко, Ксюша поднялась на ноги и огляделась. Темнота, белесые пятна ладоней, влажных от волнения, и круг паркета под ногами. И больше ничего. Казалось, вытянешь руку, и она исчезнет, шагнешь, и… А в душе крепла уверенность, что это не коридор старого фамильного особняка, как могло показаться, а сцена, и на нее направлен луч прожектора, только его свет, как свет железной звезды — невидим. А где-то там зрительный зал. Хоть и не слышно ничего, и никого, Ксюша кожей ощущала на себе десятки, а то и сотни взглядов.
На неясный шум, послышавшийся издалека, Ксюша поначалу не обратила внимания, решив, что это кровь шумит в ушах, но когда он рассыпался на отдельные звуки — шаги — она, не сумев сдержать судорожный вздох, закружилась на месте, надеясь понять с какой стороны шаги приближаются. Вышло только хуже, теперь казалось, что звуки слышны со всех сторон разом. Сердце загрохотало еще сильнее, дыхание сбилось, словно после длительного бега, во рту пересохло.
Неожиданно шаги, медленные и осторожные, переместились в одну сторону. И вновь необъятный пустой зал стал тесным коридором, обозначенным столь же бесцветными, как и паркет, стенами. Шаги приближались. Ксюша замерла, не зная, что предпринять: стоять ли на месте, или посторониться, хотя, если это действительно коридор, далеко отойти не удастся. Но может быть, здесь есть ниши или гобелены, за которыми можно было бы спрятаться. А может пойти прочь от звука, или даже убежать? Или лучше напасть?
Шаги слышались уже совсем рядом, но до сих пор было так темно, что кроме обрывков стен с двух сторон ничего не было видно. Не выдержав, Ксюша бросилась в сторону, намереваясь схватить первое, что подвернется под руку, чтобы если что отбиваться этим. Запнувшись о заглушивший ее шаги ковер, девушка больно стукнулась о стену. От испуга ей показалось, что на нее напали, и потому она принялась отбиваться, роняя скатерти, салфетки и календари со столов и шкафов, заполонивших вдруг и без того тесный коридор. Отбивалась она до тех пор, пока не упала, и тогда поползла прочь. И тут же натолкнулась на шкаф, зазвеневший посудой. Что-то даже упало на пол. Ксюша замерла и прислушалась.
— Анагрэй? — послышался шепот, шаги затихли. Казалось, неуверенный женский голос вот-вот сорвется. — Неужели это ты? Как так может быть? У тебя тоже костюм как в Игре.
Вновь послышались шаги, торопливые и легкие на этот раз, сопровождаемые позвякиванием, и в непроглядной тьме проявился силуэт. Судя по очертаниям, незнакомка была одета в брюки и жакет. Она подошла практически вплотную, но так и осталась неясным силуэтом. Ксюша молчала, глядя на возвышающуюся над собой фигуру, а когда женщина опустилась рядом с ней на одно колено, отстранилась. Шкаф звякнул еще раз.
— Ты же Анагрэй? — повторилась незнакомка, опустившись рядом. Впрочем, незнакомой она уже не казалась. Перед Ксюшей из темноты выплыло миловидное, но обычное женское лицо, короткие волосы ежиком торчали во все стороны. — Поднимайся скорее, сейчас не самое лучшее время для отдыха.
— Да-а-а, — растерянно согласилась Ксюша, позволяя поднять себя на ноги.
— Ты меня узнаешь?
— Да, — повторилась девушка, пристальнее взглянув на незнакомку — невысокую женщину чуть за тридцать. Ее маленький рост дополнялся худобой, и если бы не голос и едва заметные морщинки вокруг глаз, можно было подумать, что ей нет и пятнадцати лет. — Кажется да.
— Меня зовут… — начала она, но поперхнувшись, закашлялась, — я Лиграк… в «Реальности», ну, то есть в Игре. Понимаешь?
Ксюша кивнула в ответ, пожирая ее глазами.
— Думаю, можно и так назваться, если уж мы так одеты… Я еще двоих видела, — Лиграк махнула рукой в направлении, откуда пришла, — правда издалека. Там было еще темнее, чем здесь, но я их узнала. Может, помнишь, высокая блондинка и брюнетка коротышка, они еще всегда вдвоем ходят?
— Да… неужели, — присвистнула Ксюша, позабыв, о чем ее спрашивала Лиграк, — твой костюм! А ну-ка покружись.
Коротенький, расшитый золотом жакет из темно-синего атласа, новый, словно только что с иголочки, притягивал взгляд, играя бликами. Кружевные рукава блузы почти полностью закрывали крохотные ладошки женщины, а жесткий накрахмаленный воротничок упирался в подбородок, грозя задушить. Черные со стрелками брюки, идеально сидящие на стройных ножках, были заправлены за голенища сапог на толстой подошве с шипами и шпорами. За кожаный, немного потертый ремень, свободно висящий на осиной талии, были заткнуты два больших двуствольных пистолета и несколько ножей для метания.
— Ну как?
— Ты прямо как твоя кукла в «Реальности»!
— А я о чем говорю! И у тех двоих костюмы один в один с игрой, — продолжила Лиграк, — длинная в красном, другая в зеленом, и все в кружевах.
— Да? — воскликнула Ксюша. — Круто. Ты сказала, что и мой костюм как…
— … как в «Реальности»! — закончила за нее Лиграк и, не задумываясь, пробежалась пальцами по ножам. — Ты вылитая Лара Крофт, и даже покруче. Как думаешь, откуда эти костюмы?
— Ох, не знаю, — восторг из голоса незамедлительно исчез, — мне как-то не до раздумий было.
— Да, ты права, но здесь так тяжело, что хочется отвлечься, чтобы не задумываться о том, что мы здесь делаем, и как попали сюда.
— Ты тоже не помнишь?
— Нет.
— И я, — вздохнула Ксюша, нахмурившись, — все как в тумане. Помню, днем после университета я играла, а потом ничего…
— И у меня-тоже самое, только я на работе была. До обеда я даже из кабинета не выходила, а потом…
Она прервалась, не договорив, и обе они какое-то время молча разглядывали коридор.
— А меня зовут… — на этот раз пришел черед Ксюши поперхнуться.
Закашлявшись, она наклонилась, глотая воздух, словно только что вынырнула из воды. Лицо ее покраснело.
— Я знаю, как тебя зовут, — проговорила Лиграк, похлопав ее по спине, — мы ведь с тобой переписывались. Помнишь?
Ксюша кивнула. Выпрямившись, она глубоко вздохнула.
— Только вот произнести твое имя не смогу, как бы ни старалась, — продолжила она, — впрочем, как и свое. Так что, придется тебе называть меня Лиграк, как в «Реальности», а мне тебя — Анагрэй. Согласна?
— Согласна, — прошептала Ксюша хриплым, не желающим слушаться голосом.
Занятые беседой, они не сразу обратили внимание, что заметно посветлело. Можно было оглядеться внимательнее. Коридор оказался куда уже, чем Ксюша предполагала, пока в полутьме отбивалась от воздуха. Один его конец уходил в черную пустоту, другой в нескольких метрах оканчивался глухой стеной. Откуда шел свет, совершенно невозможно было понять. Можно даже было подумать, что светится воздух, ведь теней совсем не было. Нагроможденные вдоль стен шкафы и комоды, точные копии друг на друга, были заставлены антикварной рухлядью. Между комодами втиснулись стулья с высокими спинками и резные диванчики, застеленные пледами и заваленные кружевными подушками. Кое-где виднелись журнальные столики, и на каждом по птичьему чучелу. В основном это были совы. Потолок и прикрытые картинами и гобеленами стены были обшиты синевато-серыми деревянными панелями. На полу во весь коридор шириной лежал ковер холодного и словно выцветшего красного цвета. Паркета, на котором всего пару минут назад Ксюша очнулась под ним будто и не было. Все это напоминало дурной сон, хотя попросту не могло быть такого реалистичного сна, ведь еще вдобавок коридор казался бесконечным и оттого еще более тесным.
Ксюша шагнула к безобразной софе с толстыми кривыми ножками, и не услышала собственных шагов. Их заглушил ковер. Получается, когда Лиграк шла к ней, ковра еще не было.
— Ни дать не взять резиденция графа Дракулы, — проговорила Лиграк, разглядывая ближайшую картину — портрет особы в старинном платье и напудренном парике с буклями. На щеке аккуратная мушка.
— Что? — переспросила Ксюша, глянув на случайную компаньонку.
— Страшно, говорю, здесь, — ответила женщина, отстранившись от картины, и едва не столкнула со столика побитого молью филина. — Упс. Выбираться нужно отсюда.
— Ну да. Куда пойдем?
Вопрос этот, естественно, был риторическим. Освещенный мертвенным светом бесконечный коридор упирался во тьму. Идти туда было страшно, но больше некуда.
Переглянувшись, девушки недружно зашагали вперед, но не прошли они и десятка шагов, сопровождавшихся несовпадающими звуками дробного эха, хотя ковер все еще был на месте, воздух заколебался, и по коридору пронеслось синеватое мерцание. В то же мгновение в стенах, раздвинув мебель и растянув и без того бесконечный коридор еще больше, прорезались сотни дверей.
— Ну и что теперь? — Пробормотала Лиграк, едва выговаривая слова. — Попробуем двери?
— Я не знаю. Идти прямо, кажется, проще.
— Проще… — эхом отозвалась Лиграк.
— Но вдруг за одной из них выход? — заметила Ксюша, указывая на ближайшую дверь.
— Ну да, выход, — согласилась спутница, дернув ручку ближайшей двери, за нею не было ничего, кроме вставшей на дыбы темноты. — Не похоже на выход.
Ксюша открыла следующую дверь, за ней было то же самое. Она вытянула руку, и та исчезла во тьме. То же самое было и за третьей дверью, и за четвертой. Ксюша почти смело распахнула следующую дверь, десятую или одиннадцатую по счету, кромешная тьма неожиданно выцвела, став неясной серой мглой, и словно схлопнулась, со свистом затянув девушек внутрь. Это не заняло и мгновения, они даже вскрикнуть не успели. Дверь захлопнулась позади и наступила тишина. Последовал удар об твердый каменный пол.
Боль от удара оказалась настолько нестерпимой, что Ксюша лишилась чувств, а очнувшись в темноте, поняла, что лежит на чем-то твердом и холодном. И она не помнила своего имени. На языке навязчиво вертелось «Анагрэй», а попытки припомнить еще хоть что-то приносили лишь боль. Когда настоящее имя всплыло в сознании, боль ушла, вместе с ней спало и оцепенение. Ксюша приподнялась и огляделась, и, словно это стало каким-то сигналом, темнота рассеялась, и десятки тоненьких линий, пересекаясь друг с другом, расчертили пространство. Это были расписные керамические плитки, разноцветные и яркие до такой степени, что закружилась голова. Они полностью покрывали стены, пол и потолок, и даже купель, до краев заполненную голубоватой водой.
Больше всего это просторное помещение с высоким сводчатым потолком напоминало купальню какого-нибудь шейха, и не хватало только лабиринтов из легких занавесок, таких же разноцветных, как и плитки, и девичьего смеха.
Контраст ярких красок смазывался паром, сочащимся от стен, невесомым и почти незаметным. Казалось, все кругом нарисовано пастелью и размыто водой. И тишина. Только едва слышный шелест воды в купели, да собственное дыхание.
Боль на мгновение вернулась, когда Ксюша припомнила, как очутилась здесь. Девушка, судорожно вздохнув, обернулась. Лиграк была рядом, чуть в стороне, все еще без сознания. А за ней в стене, выложенной все теми же разноцветными плитками, словно вырезанная из картона и такая неуместная, была приотворенная дверь из лакированного красного дерева. А за нею темнота, пахнущая пылью.
Не делая попыток подняться и тревожно оглядываясь, Ксюша подползла к Лиграк и привела ее в чувства, легонько похлопав по щекам.
— Как ты? — поинтересовалась она, когда Лиграк открыла глаза. — Подняться сможешь.
— Да, наверное, — ответила та, поднимаясь на ноги следом за Ксюшей. — Что случилось?
— Не знаю.
— Где это мы? — спросила она, рассматривая купальню, и чем больше она видела, тем больше страха отражалось в ее широко распахнутых глазах. — Этого не может быть, — прошептала она и попятилась к стене. — Как в детстве, но, быть того не может… Аримон-Палас сгинул. Он сгорел, а обгоревшие стены сровняли с землей. Его нет! Ничего этого нет!
Лиграк пятилась и продолжала бормотать что-то невнятно, ее дыхание стало прерывистым, словно ей не хватало воздуха. Она с силой стискивала виски, глаза ее, казалось, вот-вот вылезут из орбит, взгляд был неподвижен. Когда стало некуда отступать, девушка закричала как сумасшедшая и обхватила голову руками так, словно желала раздавить ее. Прижимаясь к стене, она опустилась на пол, из ее горла кроме хрипа не вырывалось ни звука. Вскоре она, лишившись чувств, завалилась на бок. А Ксюша была вынуждена наблюдать за этим.
Когда Лиграк затихла, а глаза ее закатились за прикрытые веки, купальню заволокло паром. Воздух стал обжигающе горячим. Послышалось журчание, словно разом включили десяток кранов, но этот шум не смог заглушить тоненький звон колокольчиков, тихий и ненавязчивый.
— Нужно, нужно уходить отсюда, — пробормотала Лиграк, схватив Ксюшу за руку. — Быстро. Иначе будет поздно и… и незачем.
Ксюша вздрогнула, она, завороженная происходящим, успела обо всем позабыть, в том числе и о бесчувственной компаньонке.
— Нужно уходить, — повторила Лиграк, пытаясь подняться на ноги, но они не слушались ее.
— Лиграк! — воскликнула Ксюша, подхватив новую знакомую под локоть, помогая удержаться на ногах. На этот раз она даже не вспомнила, как на самом деле ту зовут. — Тебе лучше?
Лиграк взглянула на нее безумными глазами, не узнавая. Она дрожала, но явно не от холода в душной купальне. Она озиралась по сторонам, но словно не видела ничего.
— Нужно… — она еще что-то пробормотала, но так тихо, что Ксюша ничего не расслышала. — Нужно…
— Что, — воскликнула Ксюша, встряхнув Лиграк, — что нужно?
— Нужно уходить, — она вновь попятилась, но отнюдь не к той стене, где была все еще приотворенная дверь, ее блуждавший взгляд вдруг остановился на купальне, зрачки расширились, — нужно скорее уходить! Он придет, он скоро придет и если не уйти, он обязательно найдет меня.
Вдруг, словно дождавшись, наконец, ее откровений, реальность запульсировала, воплощая очередную мысль своей жертвы. Послышался безумный смех, не похожий на человеческий. В этом белом туманном мире казалось, что это смеется насыщенный паром воздух. Мерное разноголосое журчание заглушил плеск. Пар сгустился над купальней и сквозь его пелену проступил силуэт. Это был высокий худой мужчина. Одежда на нем висела лохмотьями.
Ксюша, убедившись, что ее невольная компаньонка по этим похожим на дурной сон приключениям не напрасно так испугана, подхватила ее под руку и поволокла к двери. Лиграк едва успевала переставлять ноги, не в силах оторвать взгляда от того, кто был скрыт туманом. Коридор встретил их беспросветной густой тьмой и промозглым ветром. Он был не просто холодным, он был ледяным. Ксюша поскользнулась, видимо намокшая обувь моментально замерзла, и повалилась на пол, увлекая за собой не стоявшую еще толком на ногах Лиграк. В ушах свистело, сковывало дыхание, но лишь несколько бесконечных мгновений, а потом ветер затих, мороз отступил, и вернулись запахи. То были запах сырости и слизи, и еще запах чего-то кислого. Тьма тоже отступила, это уже стало привычным.
Коридор был освещен только вокруг них, источник света, как и прежде, был непонятен, а слепые концы коридора утопали во тьме, и тьма эта казалась осязаемой. Когда во тьме заплясали еще более плотные тени, Ксюша отвернулась и приподнялась на локтях. Лиграк лежала неподвижно. Она судорожно дышала, словно ей не хватало воздуха. Ксюша подползла поближе и заглянула девушке в глаза, и взгляд ее сфокусировался на ней отнюдь не сразу. На Лиграк было больно смотреть, она разом осунулась и постарела. По бледным щекам и лбу градом катился пот, к нему налипла серая пыль. Она молчала, но, кажется только от того, что язык не повиновался ей.
— Все позади, — дрожащим от неуверенности и страха голосом пробормотала Ксюша, успокаивая не то себя, не то свою спутницу. — Все хорошо.
— Анагрэй? — голос Лиграк был едва слышен. Она облизала губы и с трудом сглотнула.
— Да? — Ксюша даже внимания не обратила, что ее вновь называют этим выдуманным прозвищем, именем компьютерной куклы.
— Ты моя спасительница.
— Да ладно.
— Я и пальцем не могла пошевелить, — уже более
ровным голосом проговорила Лиграк, дыхание ее заметно выровнялось, — если бы не ты…
— Я сама была… близка к этому.
— Спасибо, — девушка попыталась приподняться, Ксюша бросилась помогать ей. — Что-то я наигралась в Лиграк.
Она села, подобрав под себя ноги, и даже рассмеялась над своей недавней беспомощностью, совершенно не подозревая, что кошмар еще не закончился. Дверь распахнулась, за нею была стена белого беспросветного тумана. Несколько мгновений он оставался неподвижным, потом заколыхался и из него к Лиграк метнулись тонкие туманные щупальца. Они обхватили девушку и заволокли внутрь. Длилось это все лишь мгновение.
Ксюша ничего не смогла сделать, да и не успела бы. Она была вынуждена наблюдать за тем, как тьма, еще более плотная, чем в коридоре, клубится за белой и будто светящейся пеленой тумана. Лиграк растворилась во тьме и дверь захлопнулась. Четко вырисовался слепящий контур двери, но тут же выцвел и погас. Дверь едва слышно скрипнула, словно кто-то держал ее, а потом отпустил. Ксюша вскочила на ноги, ухватилась за ручку и, выждав мгновение, не случится ли чего, толкнула, но дверь не поддалась, потянула, и вновь безрезультатно.
Девушка, не отпуская ручку, попыталась переждать, когда грохот сердца стихнет, но он становился все сильнее. Тогда она, почти ничего не соображая, всем весом навались на дверь и покатилась по полу, когда та растворилась. За дверью было темно, как и везде в этом кошмаре, но здесь темнота была совершенно другой, она не была абсолютной, и тени ее были не столь плотными. Обычная ночь с лунным светом за плотно зашторенным окном, с неясными очертаниями кровати и шкафа. И слишком яркое пятно зеркала. Умиротворенная обстановка спальни казалась чуждой, ее тишина, разбавленная тиканьем часов, настораживала, ведь сердце продолжало грохотать в груди, до сих пор мерещились щупальца, тянущиеся из тьмы, удушливая жара парильни и плеск воды. Казалось, что сейчас этот кошмар вернется, но время шло и ничего не происходило. Немного успокоившись, Ксюша неспешно поднялась на ноги и огляделась.
Комната была просторна, но в темноте это совершенно не ощущалось. Два больших окна были занавешены настолько плотными шторами, что яркий лунный свет едва пробивался. Между окнами стояла широкая кровать с тяжелым пыльным балдахином. Под ногами был чуть поскрипывающий паркет, черный в полумраке. Ряд обитых темной тканью стульев, большая софа, трюмо с пыльным зеркалом, завалы бутыльков и баночек с косметикой, пуфик и огромный платяной шкаф.
Оглядев темную спальню, Ксюша метнулась к окну и, аккуратно отодвинув тяжелую штору, выглянула в разбавленную серебристым неярким светом мглу. За окном раскинулся обычный приусадебный участок, ряды подстриженных кустов, группы ухоженных деревьев, кажущихся черными тенями, вставшими на дыбы. Невдалеке ограда, заметная лишь кое-где среди елей и сосен. Ночь, полная луна и чистое безоблачное небо, полное звезд. На какое-то мгновение Ксюша воспрянула духом, но, увидав витиеватые кованые решетки на окне, разочарованно вздохнула и отошла от окна. Постояв немного посреди комнаты, наполненной тиканьем часов и доносящимся со всех сторон поскрипыванием и шуршанием, словно за обоями было полно насекомых, девушка поплелась обратно.
Дверь отворилась без скрипа. За нею вместо бесконечного коридора оказалась еще одна спальня, копия этой. Только окна в той комнате были с другой стороны, а за плотными портьерами — яркий солнечный свет. И чуть притворенная дверь в стене напротив. Ксюша замерла на месте, а потом решила проверить, до сих пор ли еще темно за окнами в комнате позади, но дверь, на этот раз со скрипом, закрылась прямо перед ней и оказалась заперта. А потом из-за двери послышались шаги.
Они пересекли ту комнату и замерли. В дверном замке заскрежетал ключ. Не раздумывая и не медля ни мгновения, Ксюша бросилась ко второй двери, за которой оказалась еще одна точно такая же комната. Мебель была такой же, так же она была расставлена. Точно также с карнизов свисали портьеры. Обои на стенах были такими же, и точно также посреди комнаты стоял стул с высокой спинкой и с платьем на нем. Только цвета всего этого были немного другие. И за окнами не ночь, и не день, а кроваво красный закат. Едва дверь закрылась позади, вновь послышалось скрежетание в замке, только на этот ему не предшествовали шаги. Ксюша побежала к следующей двери, к точно такой же комнате за нею. Затем к следующей, и к следующей. Пробежав пять или шесть комнат, девушка остановилась перевести дух и прислушаться, нет ли погони.
Несколько мгновений тишины, только звон в ушах, а потом вновь скрежетание в замочной скважине. На этот раз Ксюша даже разглядела ключ. Она судорожно вздохнула и попятилась, не зная, что предпринять, и свалилась на пол, наткнувшись на стул с бархатным платьем на спинке. Вскочив на ноги, она глянула на разметавшийся по полу темно-бордовый подол, вышитый золотом и черным гипюром, схватила стул и, крутанувшись, подперла им дверь. Тут же бросилась вон из комнаты через другую дверь, и тут же наткнулась на стул — точно такой же, с высокой спинкой и платьем-близнецом на ней. Только бархат был темно-синим, а вышивка — черная с серебром. Ксюша подхватила и его и опять подставила под дверь, уперев спинкой в ручку, рядом поставила один на другой еще несколько стоявших вдоль стены стульев. И вновь выбежала из комнаты через вторую дверь.
Ксюша бежала все быстрее, дыхание уже давно сбилось, казалось, еще шаг, и она упадет. А комнаты, мелькавшие перед глазами, все также были похожи одна на другую. И неведомый преследователь не отставал. Это заставляло бежать все быстрее. Вскоре девушка сбилась со счета, сколько комнат миновала, и позабыла, зачем бежит. Вдруг ей померещилось, что в кровати кто-то спит. Она резко остановилась, хотя продолжала слышать свои громоподобные шаги, и глянула на кровать, застеленную белым шелковым покрывалом. За окном было темно, тяжелые шторы опущены. Толстые оплавленные свечи в высоком канделябре озаряли комнату дрожащим неярким светом. Тени плясали, и какое-то время Ксюша была уверена, что там, на кровати, и правда кто-то есть, но морок растаял, обернувшись витиеватой тенью и подушкой. Ксюша бросилась дальше, ведь позади за дверью вновь послышались шаги, хотя сама она уже не верила в реальность не только того, кто идет за ней следом, но и всего окружающего.
Этот кошмар закончился неожиданно. Когда Ксюша уже совсем отчаялась, дыхание ее сбилось, а силы были на исходе, она вывалилась из дверей в коридор, только это был не тот темный узкий коридор замка графа Дракулы, казавшийся уже родным, а темный и сырой туннель в подземелье, состоящий из лабиринтов арок, многие их которых были заложены. Неоштукатуренная кладка в них казалась древней. Отсыревшие кирпичи местами высыпались, окрасив неровные плиты пола рыжим. Широкий, много шире предыдущих комнат, высокий и со сводчатым потолком коридор с обеих сторон упирался в глухие стены, которые были едва видны вдалеке.
За незаложенными арками открывались почти такие же, как и этот коридоры, в основном темные и мрачные, но были и освещенные. Где-то вдоль стен горели красные или черные свечи, где-то чадили факелы. Встречался и яркий искусственный свет офисных ламп. Все эти коридоры были слишком широки, а располагались так близко друг к другу, что попросту не могли быть настоящими, ведь они должны были бы пересекаться.
Несколько арочных проемов были закрыты дверями, висящими на проржавевших навесах. Доски их почернели от сырости и казались склизкими.
Коридор казался очень длинным, но на деле поворот встретился всего через сто шагов. За ним еще один, и вновь через сто шагов. И еще один. И всякий раз направо. Приближаясь к четвертому повороту, Ксюша ожидала, что выйдет в уже знакомую часть коридора, к той самой двери, из которой вывалилась, чтобы вернуться к тем спальням, так похожим на обычные. Ведь там были окна, пусть и зарешеченные. Она старалась не думать, что заставило ее бежать оттуда. Коридор должен был бы замкнуться кольцом, но, видимо в этом месте были совершенно другие законы физики. За поворотом показался зал. Он был похож на коридор, только кирпичные стены с редкими клоками штукатурки разошлись здесь еще шире, и потолок был вдвое выше.
Сделав несколько шагов, Ксюша обернулась и увидела над аркой, через которую только что прошла, еще один почти такой же проем, только закрытый парапетом. Весь зал по периметру был расчерчен арками в два ряда. Из-за них зал походил на театральную сцену, окруженную ложами.
Ксюша невольно закружилась, и когда поняла, что не сможет теперь отыскать арку, из которой вышла, заметила в стороне людей, там, где только что никого не было. Между двумя арками на фоне выцветшего гобелена, на потемневших от времени лакированных стульях с высокими прямыми спинками восседала супружеская пара в старинных накрахмаленных одеждах с жесткими белыми воротничками под подбородок. Женщина, высокая и статная, держала на руках младенца в кружевных распашонках. Волосы ее были собраны в высокую прическу. Черное прямое платье с узкой юбкой казалось выцветшим, словно на старой фотографии. Мужчина в цилиндре и с моноклем сидел рядом, его правая рука покоилась на плече жены, левая сжимала трость, ноги были широко расставлены.
Одежда их казалась пыльной, а лица — выбеленными пудрой. Их полностью белые, словно вареные, глаза выпирали из глазниц. Такие глаза могли быть лишь у покойников. Казалось, что не только на одежде, но и на лицах, и даже на выпученных глазах лежал толстый слой пыли, смазывающий линии, но было отчетливо видно, что они дышат. Слышно, как они дышат. Шипение с присвистом, словно в их дырявые легкие набился песок.
Между ожившими покойниками и Ксюшей спиной к ней стоял высокий молодой человек. Он был одет в костюм, вполне современный, вычищенный и отглаженный. Он сидел на его худощавой фигуре идеально, да и сам молодой человек выглядел как высокооплачиваемый адвокат, только вот волосы его были растрепаны. По этой прическе Ксюша и узнала Серафима. Очень часто в «Реальности» она видела его со спины. Они нередко работали в паре, она не раз прикрывала его, и он неоднократно выручал ее. Он помогал ей даже тогда, когда их миссии не совпадали. Ксюша переписывалась с ним, она знала и его настоящее имя, только никак не могла вспомнить. Зато припомнила все задания, которые выполняла, когда в состав ее команды входил Серафим. Лиграк тоже часто составляла им компанию. В последние две недели они часто общались помимо игры, правда, вживую еще не встречались.
Его костюм тоже был один в один с тем, в который была облачена его кукла в «Реальности», и волосы, словно вырезанные из листов железа, были такими же. Только не было привычных расправленных плеч и прямой спины.
— Кхм, Серафим? — позвала Ксюша, — привет.
Молодой человек повернулся медленно, как бывает только в фильмах. Это был именно он, Ксюша не ошиблась, его сложно было бы не вспомнить, хотя узнать в этом парне, больше похожем на приведение, всегда уверенного в себе человека было сложно. Он был неестественно бледен, глаза казались пустыми, а в глубине их был виден страх. Парень невидящим взором посмотрел сквозь Ксюшу. От этого взгляда у нее по спине побежали мурашки.
— Это только кажется, — прошептал он бескровными губами, голос его был похож на шелест. — Это всего лишь сон. Нужно только дождаться утра и я проснусь, и все будет нормально.
Он вздрогнул от эха собственных слов.
— Не отвлекайся! — женский голос послышался отовсюду, он скрежетал металлом. Женщина вперила взгляд в Серафима, перехватывая сверток с младенцем другой рукой, — фотографируй! Фотографируй лучше. Ты же знаешь, что будет, если фотографии не понравятся мне.
Серафим дернулся, словно его ударили хлыстом, и отвернулся. Он поднял руки, в них Ксюша заметила большой фотоаппарат с огромным монитором. Изображение на нем было неестественно ярким, словно было пропущено через какой-то фильтр. Едва сдерживая дыхание, Ксюша подошла ближе, заглянула Серафиму через плечо и невольно ахнула, не увидев на мониторе людей. На фоне заплесневевшего гобелена были только стулья. Ксюша отступила на шаг, подняла испуганный взгляд на семейную чету, чтобы лучше разглядеть людей. Женщина уставилась незрячими глазами, до того устремленными в пол, на Ксюшу, но будто не увидела ее. Она вдруг откинулась на спинку стула и рассмеялась, прикрыв рот рукой, ее смех истеричный эхом раскатился по подземному залу, дробясь о кирпичные стены. Она тряслась от хохота, и едва не выронила ребенка. Пеленки распахнулись и с одного края свесились на пол, обнажив тщедушное белое как мел тельце младенца. Ксюша ожидала, что он закричит, но он молчал, словно не был живым. Женщина подалась вперед, переводя дыхание, а затем вновь откинулась на спинку и засмеялась еще громче. Руки ее ослабли, и ребенок скатился на пол. Ксюша, хоть и стояла не близко, отпрянула, не сразу разглядев, что это кукла. Она осталась неподвижна, как и положено кукле, но глаза ее распахнулись и она завизжала.
Ксюша от этого крика словно обратилась статуей, дыхание ее перехватило, будто ее окунули в воду и та всей массой сдавила ее. Визг заложил уши. Мужчина до того лишь озирался по сторонам, а теперь поднялся на ноги. Визг тут же прекратился, словно его просто выключили.
— Кто здесь? — голос его оказался до того низким и громким, что Ксюше померещился, что задрожали стены.
Серафим побледнел еще сильнее, он дрожал, его губы дергались, словно он пытался что-то сказать. Взгляд его с семейной пары метнулся обратно к камере. Он поднес ее к лицу, и глянул в объектив, притаившийся рядом с монитором.
Ксюша попятилась, переводя взгляд с женщины на мужчину и обратно. Мужчина топтался на месте, он был зол, но его белое лицо вместо красноты приобрело синеватый оттенок. Испугавшись, Ксюша попятилась быстрее и запнулась обо что-то мелькнувшее под ногами, и упала. Послышался писк. Не желая знать, что это за писк, она поползла прочь на четвереньках, потом неловко поднялась на ноги и побежала к ближайшей не заложенной кирпичом арке. Дальше по коридору и вновь к открытой арке. Мелькнули ступени. Лестница увела вверх.
Лестничные марши были узкими и длинными, без перил, но, несмотря на это, полтора десятка наполненных тьмой и туманом этажей промелькнули, ничем не отличимые друг от друга. Лестница кончилась неожиданно. Ксюше поначалу показалось, что она вернулась туда же, откуда ушла несколько минут назад, в то же подземелье, только здесь было чуть светлее, и потолок был выше, а по верху расположились узкие щели. Из них лился синеватый ночной свет. Факелов здесь было чуть больше, попадались даже канделябры с красными свечами. Все арки были наглухо заложены.
Как и прежде, Ксюша миновала четыре поворота направо и, заглядывая в ту же самую арку, из которой вышла, ожидала увидеть лестницу вниз, но там был коридор, высокий и узкий, под потолком точно такие же щели, из которых лился синеватый свет. Через несколько сотен метров полутьмы, коридор уперся в лестницу, которая столь же длинным и темным пролетом вывела наружу. После мрака подземелья показалось светло. В небе висел огромный огрызок луны, его света было более чем достаточно. И воздух здесь был приятнее. Он казался живым, после затхлости подземелья.
Резной проем, из которого Ксюша вышла, показался ей очень знакомым. Замшелый камень портала украшала резьба, рассохшиеся потемневшие от времени доски дверей кое-где сохранили следы выцветшей краски. Ксюша застыла в шоке. Это место было не просто знакомо, это был кошмар из детства. Небольшой пригорок, лунная ночь, склоненные к земле корявые скелеты деревьев, пожухлая трава вперемешку с резной листвой, и надгробные плиты, десятки, сотни. И запах гнили.
Камень надгробий истерся и растрескался от времени, многие постаменты покосились и вросли в землю. От надписей почти ничего не осталось. Кое-где виднелись бюсты и даже статуи. Их оплетали засохшие вьюны с мертвыми цветами, черными и колючими. Было холодно настолько, что изо рта вырывался пар.
Ксюшу пробил озноб, но отнюдь не из-за холода и темноты. Давным-давно, когда она была маленькой девочкой, ее отец попал в аварию, мать и старшая сестра ухаживали за ним в больнице, брат готовился к выпускным экзаменам в школе. В общем, ею некому было заниматься, и ее отправили к троюродной бабке отца далеко на запад. Это было где-то в Европе, только вот те места больше походили на средневековую Европу, какой ее показывали в фильмах, а не на современный городок. Деревушка, в которой у бабки было большое старое поместье, была до жути глухой, и даже электричество было только на почте. Эта деревня, казалось, была древнее большинства городов. Матильда, сухая высокая старуха, прямая как палка, была не то баронессой, не то графиней, последней в роду. Она всегда надевала черное платье, похожее на чехол, обшитый кружевами, жесткий воротничок всегда был наглухо застегнут. Ксюше порой казалось, что ей тяжело дышать из-за этого.
Рассыпающийся трехэтажный особняк располагался в глубине старого темного сада невдалеке от деревушки. Всего жителей в доме было четыре человека — Матильда, древний как сам особняк дворецкий, чопорная экономка, тоже отнюдь не молодая, и темнокожая кормилица, такая старая, что можно было даже предположить, что она была кормилицей Матильды. Ксюша стала пятым жителем.
Тогда, будучи совсем еще маленькой несмышленой девочкой, наслушавшись россказней про приведение со старого погоста, вместо того, чтобы испугаться и потому избегать кладбища, сбежала туда посреди ночи. Ей тогда это казалось забавной игрой, испытанием. Ее искали два или три дня. Никто ведь не думал, что она может пойти на кладбище, и потому туда отправились в самую последнюю очередь.
То кладбище было так похоже на это, и ночь тогда была точно такой же. Тьма и клубы тумана, и невидимая за пеленой облаков луна. Все было таким же, только страх тогда появился не сразу.
Ксюше показалось, что она вновь стала напуганной маленькой девочкой, кричащей, зовущей на помощь. Она и тогда знала, что никто не придет. Она не закричала на этот раз. Она не смогла вымолвить ни слова, она не могла даже пошевелиться. Со всех сторон наполз туман, и даже, кажется из-под земли. Он был похож на сахарную вату, только вот на языке от него оставался вкус сырой земли. В горле запершило, закружилась голова, так же, как когда-то в детстве. Огрызок луны показался в просвете облаков и вновь обратился большим мутным пятном, а затем и вовсе исчез. Почти все исчезло, кроме клоков белесого тумана.
Послышалась музыка. Она была настолько тихой, словно доносилась издалека, но звучала при этом у самого уха. Девушка насторожилась, припоминая, что случилось с Лиграк в купальне. Но тогда сама Ксюша оставалась спокойна, почти спокойна, если сравнивать с Лиграк. Сейчас же эти звуки были рассчитаны именно на нее. Такие нежные и прелестные, словно переливы музыки ветра. Казалось, что там, вверху, над серой пеленой перекатываются хрустальные шарики. Такой знакомый, ужасно знакомый звук, холодящий до глубины души. Сознание, подчинившись дикому страху, пришедшему из детства, поплыло куда-то во тьму, земля заходила ходуном под ногами, перезвон обратился гулом.
Присутствие призрака Ксюша почувствовала раньше, чем послышался голос, совершенно не подходящий этому месту. Точнее он не должен был ему подходить, но разве здесь, на этом погосте мог звучать какой-то другой голос? Столько лет прошло, а он совсем не изменился, он так и остался девчачьим, почти детским.
— Ты вернулась? Наконец-то ты вернулась.
Заливистый детский смех зазвенел в ушах, зазвенел так, что заболела голова. Ксюша попятилась и наткнулась на склеп. Холод плиты передался телу, запах тлена, донесшийся из растворенных дверей пристанища чьей-то смерти, заставил желудок болезненно сжаться.
— Я тебя так ждала, — голосок послышался справа, около самого уха. Ксюша резко повернула голову, с каждым мгновением ей все тяжелее было дышать, — я считала дни, — голос послышался с другой стороны. Ксюша еще плотнее прижалась к раскрошившейся стене склепа. — Сейчас мы будем играть, — послышалось откуда-то издалека.
Слезы сами собой потекли из глаз. Всю свою жизнь, все эти пятнадцать лет, которые сейчас показались ничтожными, она убеждала себя, что все это лишь померещилось ей, но вот сейчас все повторяется. Все точно так же, как было когда-то. Тогда её нашли только к ночи через день. Она была без сознания и истощена, и вся в крови. Она долго не разговаривала и боялась выходить из дома. Ксюша знала, что кладбище было заброшено давным-давно, иначе она ни за что не пошла бы туда, но тогда она упала в свежую могилу. Ее края были ровными, а рядом лежала лопата. Яма была очень глубокой, а для маленькой девочки она и вовсе показалась бездонным колодцем.
Твердая как камень земля была разноцветной. Полоса темной земли, полоса светлой, тоненький слой глины, и даже камни. Все это Ксюша разглядела, когда пыталась выбраться, а потом нередко видела в кошмарных снах. Она тогда упала и стукнулась об твердую землю, и потеряла сознание, а когда очнулась, уже вновь начало смеркаться. Она содрала себе пальцы в кровь и обломала ногти, пытаясь выбраться. Все было тщетно. С каждым вдохом, отдававшим болью, становилось все темнее. Она плакала, кричала, звала на помощь, а в ответ слышала только карканье ворон.
Эта маленькая девочка, похожая на куклу, и в прошлый раз предлагала поиграть, только вот Ксюша никак не могла вспомнить, это было до того, как она в первый раз упала, раскроив скулу о могильный камень, или после. А ведь она безмятежно скакала между могилами и собирала цветы. А полная луна светила, казалось, ярче солнца.
— Кто будет первым водить? — на этот раз голосок прозвучал куда ближе, но он показался все таким же плоским, невозможно было понять, откуда он доносится. — Ну, если ты не хочешь…
Ксюша не смогла сдвинуться с места, убеждая себя, что это все ей только кажется. Все: и кладбище, и подвал, из которого она только что выбралась, и особняк. Все это. Она зажмурилась и зажала уши руками. Голова гудела. А быть может, это ветер.
— Что же ты молчишь?
Из глаз вновь покатились слезы. Ксюша бессильно опустилась на землю, сжавшись в комок. Она всхлипнула, и принялась что-то напевать себе под нос, сглатывая слезы, желая заглушить голос и все звуки. Ветер продолжал завывать, далекий ветер. Кладбища он почему-то не достигал. Так и не затихший ни на миг смех усилился. Даже казалось, что он сотрясает воздух. От этого голова заболела еще сильнее.
— Раз ты не хочешь, я буду первой водить, — голос и смех звучали одновременно, заставляя девушку сомневаться в своем здравом уме. — Начнем?
Ксюша почувствовала удар, словно кто-то хлопнул ее рукой по спине, но хлопок этот был настолько сильным, что девушка кубарем скатилась вдоль дорожки между склепами в густой клубящийся туман. Заливистый смех зазвенел с новой силой.
— Я считаю до десяти, — услышала Ксюша. Приподняв голову, она осмотрелась, но во тьме и тумане ничего сумела разглядеть, — а потом я буду тебя искать.
Кругом тьма — абсолютный черный цвет, и белесый туман. Невдалеке, где клоки тумана почти незаметны на фоне черного бархата ночи, словно сотканная из того же тумана, появилась маленькая белокурая девочка в белом платьице колокольчиком. Встряхнув длинными волосами, она убежала. Два шага и туман поглотил ее, а мгновением позже совершенно с другой стороны послышался звонкий девчачий смех.
— Один, — голосок зазвенел от удовольствия и нетерпения.
— Нет, нет, этого не может быть, — всхлипнула Ксюша и попыталась подняться, но ноги не слушались ее. Она, не сделав и шага, упала, повиснув на ближайшей оградке. Шипы кованой розы впились в руки.
— Два, — голос прозвучал со всех сторон сразу, он заполнил собою голову и болью отозвался в ушах.
Ксюша зажмурилась, превозмогая боль, и несколько мгновений не двигалась, но потом смех, тихий и едва различимый, послышался у самого уха и она невольно вздрогнула. Она распахнула глаза, совсем рядом мелькнуло белое пятно. Ксюша попыталась подняться, но вновь не сумела. Продолжая всхлипывать, она ползла вдоль оградки, цепляясь за прутья. Кованые цветы, выкрашенные красным, во всем этом кошмаре казались живыми.
— Спрятаться, — пробормотала Ксюша, — нужно спрятаться, нужно поскорее спрятаться.
Но какой-то неведомый голосок внутри спрашивал: «Как можно спрятаться от того, кто везде?».
— Три. Я надеюсь, на этот раз ты хорошо спрячешься. Ты ведь не разочаруешь меня опять?
Услышав это, Ксюша замерла и словно приросла к земле. Она тщетно пыталась убедить себя, что все это нереально, ведь даже тот случай из детства не мог быть правдой. Ксюша уже давно не вспоминала об этом, и даже кошмары уже не снились. Девушке удалось убедить себя, что это был бред.
— Четыре. Если ты опять спрячешься в той могиле, я расстроюсь.
Сердце загрохотало в груди, отдавая болью, воспоминания, словно реальности было мало, с новой силой нахлынули на нее.
— А если я расстроюсь, я убью тебя, а мне так этого не хочется. Ведь тогда мне опять станет скучно.
Опасаясь, что паника вот-вот затопит ее, Ксюша попыталась успокоиться. Она закрыла глаза, как всегда делала, когда тело цепенело от страха, если она оказывалась в кабине лифта в одиночестве, и тяжело вздохнула, убеждая себя, что это скоро закончится.
— Пять, — послышался голосок, звучал он удовлетворенно, — вот так-то лучше. Всегда приятно играть с сильным человеком.
Ксюша, стараясь не замечать голоса, поднялась на ноги. Все тело ее охватила слабость. Ноги были бессильны, будто после долгого бега. Тело было словно чужое, оно не желало слушаться, зато разум прояснился. Очертания предметов стали четче, звуки — громчее. Следом за этим вернулся и контроль над телом.
— Шесть, — голосок торжествовал, — как хорошо, что ты пришла в себя! Значит, будет весело.
Ксюша перевела дыхание, решительно достала револьверы и взвела курки. Руки, дрогнув немного, превратились в проверенные орудия убийств, сами по себе.
— Шесть и шесть, — прошептала Ксюша, проведя барабаном револьвера по руке, а затем поднесла к лицу и подула, легкий запах пороха отрезвил ее, — двенадцать, да еще два по шесть и два ножа. Это больше чем ничего.
Эту поговорку Ксюша повторяла всякий раз перед тем, как пустить Анагрэй в бой с противником. Она придумала ее давно, еще когда только начала играть, тогда она была почти не знакома со своим персонажем. Чуть больше года прошло с тех пор.
— Семь, — не унимался голос, — неужели ты так и останешься стоять на месте? Так же не интересно… или интересно?
Ксюша не желала подчиняться голосу, надеясь таким образом обрести контроль над ситуацией. Но, все же, не смогла удержаться и бросилась бежать в самую темную часть кладбища. Она за несколько мгновений все просчитала. Она вспомнила, что именно там, среди огромных старых ильмов, должны быть кладбищенские ворота. Но даже если это и не так, не составит труда перелезть через забор.
— Восемь, — прозвенел голосок, — прекрасно. Молодец, подружка, но лучше бы тебе спрятаться.
Ксюша побежала быстрее собственных мыслей. Она запиналась, падала, но поднималась и бежала дальше. Она бежала все быстрее, не чуя ног. Памятники и склепы, опутанные металлическими цветками с облезшей краской, мелькали, выстраивались в ряд. В голове вспыхнула мысль, что это кладбище не может быть таким большим, но Ксюша ее тут же отбросила. Двери склепов, если таковые имелись, были приоткрыты, за ними стояла темнота, и эта темнота казалась спасительной.
— Девять, — голосок совпал с уханьем совы. — Прячься, ведь ты же знаешь, что от меня не убежать. — И вновь смех.
Ксюша бежала, невольно считая шаги. Ноги наливались усталостью, словно за плечами был тяжеленный рюкзак, и она поднималась с ним в гору. С каждым шагом она все отчетливее понимала, что все тщетно, и особенно бег, бессмысленный бег. К тому же, нельзя оставаться на виду. Мысли эти были настойчивыми и… чужими. Скольких сил ей потребовалось, чтобы не пойти на поводу у слабости и не ввалиться в ближайшую дверь. Ведь даже самые толстые замшелые стены не спасут ее от призрака. От призрака ничто не спасет. Тогда есть ли смысл бежать?
— Десять, — неощутимое дыхание защекотало ухо.
Едва слово отзвучало, голос оборвался. Тишина показалась оглушительной. Ксюша все бежала и бежала, но она не слышала своего срывающегося дыхания, она не слышала шуршания травы и треска ветвей, не слышала шагов. Памятники мелькали справа и слева, напоминая театральные декорации, наклеенные на огромный вращающийся барабан. А между плоскими памятниками была тьма, абсолютная. Желая избавиться от наваждения, девушка зажмурилась и тряхнула головой. И словно неведомый режиссер ждал именно этого момента, чтобы продолжить действие — земля ушла из-под ног. Ксюша, еще не успев сообразить, что случилось, распахнула глаза. Как раз вовремя для того, чтобы заметить, как черный плотный прямоугольник вздыбился перед ней, и даже оскалился. Еще мгновение, и она полетела в могилу, как когда-то, и так же, как когда-то давно, она даже не вскрикнула. Твердая как камень земля вышибла из легких весь воздух. В глазах мгновенно потемнело. Так и не сумев заставить легкие расправиться, девушка потеряла сознание. Полная тишина окутала Ксюшу, сплошное безмолвие и только смех, колокольчиком разливающийся над кладбищем, проникал сквозь беспамятство, заставляя разум девушки метаться в агонии.
Когда сознание рывком прояснилось, тело пронзила острая и всепоглощающая боль. Не было ни единого уголочка, где не было бы боли. Больше всего болели пальцы, а голова гудела, словно огромный колокол. Весь мир до тошноты ходил ходуном. Дышать по-прежнему было больно, от недостатка кислорода перед глазами плясали цветные пятна, и тьма за ними казалась беспросветной. Только звезды были видны, они кружились по прямоугольнику неба в дикой пляске. А кроме этого Ксюша видела лишь тьму, даже когда подносила руки к лицу. Потом появились белые пятна. Руки тряслись, Ксюше даже казалось, что она слышит это. Когда боль чуть затихла, а дыхание выровнялось, стало как будто светлее. Только легче от этого не стало. Ксюша разглядела кровь на руках, изувеченные пальцы с обломанными ногтями. А потом она увидела ту самую девочку, увидела впервые так близко и отчетливо. Ей было лет пять или шесть на вид, но размером она была меньше новорожденного младенца.
— Вот ты где, — послышался тоненький голосок, он донесся сразу со всех сторон. — Я тебя нашла. Почему ты так плохо спряталась? Так ведь не интересно!
Ксюша не своим голосом завизжала и отпрянула, но внутри могилы далеко не убежишь. Девочка хихикнула и, подавшись вперед всем телом, протянула руку к своей жертве, своей игрушке. Коротенькая рука растянулась, словно резиновая. Холодный палец коснулся губ обезумевшей девушки.
— Тишшшше, — голосочек уже не был звонким, словно голосовые связки призрака превратились в наждачную бумагу. — Всссе рррравно ужжжже ниччччего не ссссделаешшшшь.
И вот уже перед ней маленькая скрюченная старуха, сухая и сморщенная. Это последнее, что Ксюша еще понимала. А потом нахлынули темнота, ставшая уже такой знакомой, и боль.
***5***
Сознание прояснилось рывками, после тьмы полутьма обожгла глаза. Осознание себя пришло не сразу. Девушка сжала раскалывающиеся виски и подтянула ноги к груди. Она не сразу поняла, что лежит на чем-то твердом, на полу. Когда яркие цветные круги, плавающие перед глазами, поблекли, она увидела густо припорошенный пылью коридор и комнату, освещенную свечами. Через щель приотворенной двери был виден лишь канделябр с тремя оплывшими свечами. Было так тихо, что легкий треск свечей казался оглушительным, но все это было лишь картинкой, ничуть не касающейся сознания нового выгра.
С очередным приступом боли пришло осознание того, что она человек, потом она вспомнила свое имя, вспомнила, что ее зовут Анагрэй. Перетерпев боль, для чего пришлось прикусить губу до крови, кричать она не смела, девушка поднялась на негнущиеся ноги. Опираясь на обшитую темным деревом стену чтобы устоять, она оглядела себя, оглядела настолько, насколько позволял затхлый полумрак. На ней была незнакомая одежда, черная. Похоже на латекс, или на кожу, на вторую кожу. Костюм сидел идеально. Как всегда идеально. Широкий пояс, сзади за ним два шестизарядных револьвера — это она чувствовала кожей. Еще два пристегнуты к бедрам, рядом с ними ножи.
Анагрэй, не задумываясь над тем, что делает, проверила револьверы. Эти отнюдь не простые и даже незнакомые движения показалось ей естественными. Все четыре были заряжены, ножи на месте, патронташ полон. С щелчками барабаны встали на место. Звуки были приглушенными, словно заложило уши, но когда раздался последний щелчок, тишина наполнилась звуками: скрипом, шуршанием, скрежетом. Звуки были так отчетливы и так громки, что девушка услышала, как в ее жилах пульсирует кровь, согласуясь в такте с грохотом сердца. Это длилось не больше пары мгновений, потом громкость стала нормальной. Послышалась музыка, негромкая, ненавязчивая. Она изумительно подходила к обстановке, создавая странное ощущение таинственности. За толстыми стенами завыл ветер, послышался скрип, чьи-то далекие шаги, грохот, словно этажом выше передвигали что-то тяжелое, невнятные и далеки голоса, крики.
Далекие шаги стихли и вдруг послышались другие, совсем рядом, за дверью. Не задумываясь, Анагрэй метнулась к другой двери и, юркнув в темноту комнаты, притворила ее за собой. Скрипнули дверные петли, шаги на мгновение стихли и вновь послышались уже совсем рядом. Чертыхнувшись, Анагрэй замерла, не смея шевельнуться, чтобы ничем не выдать себя. Шаги смело мерили коридор. Этот кто-то не очень-то беспокоился, что его могут услышать. Может, это хозяин дома? Когда шаги чуть отдалились, Анагрэй насмелилась выглянуть в тоненькую щелку и увидела мелькнувший в конце коридора тоненький зеленый силуэт. Это была хрупкого телосложения невысокая девушка с ярко-рыжей копной волос. Ядовитая зелень элегантного платья по фигуре сверкнула в глазах, в разрезах узкого подола мелькнули кружевные резинки чулок. Голые до плеч руки были украшены наручами, щедро усыпанными шипами. Оружия не было видно, но Анагрэй откуда-то знала, что его не могло не быть. Оно просто спрятано. Здесь оружие можно спрятать, даже если совсем нет одежды. И противник до самого последнего момента даже догадаться не сможет, где оно.
Незнакомка, помедлив мгновение, видимо прислушиваясь, ушла. Впрочем, Анагрэй она не казалась незнакомой, и даже имя ее крутилось на языке, и если бы только чуть-чуть поднапрячь память. Ее фигура и ее платье, ее походка и манера держать голову, и эти шипастые наручи — все было знакомым. Но это было не воспоминания, это — знание. Анагрэй, чувствуя себя неуютно, в отличие от дамы в зеленом, отправилась на приличном расстоянии за ней следом.
Анагрэй даже и не знала, что умеет красться как ночной хищник. Да и полутьма внутренних коридоров нисколько не мешала ей. Едва в голове мелькнула мысль, что может быть опасно, она незаметно для себя достала пистолеты.
Незнакомка шла значительно быстрее, и когда Анагрэй выглянула из-за угла, то увидела лишь мелькнувший подол зеленого платья и колыхавшуюся тяжелую штору, перегородившую коридор. Анагрэй быстро преодолела открытое пространство и выглянула из-за шторы, и вновь увидела лишь мелькнувший вдалеке силуэт. Девушка скрылась за углом, подол платья исчез последним. Анагрэй побежала, опасаясь потерять незнакомку из вида. Та шла быстро и еще ни разу не оглянулась, поэтому можно было идти не таясь. Ковровая дорожка скрадывала звуки шагов.
Миновав еще несколько недлинных коридоров, перемежающихся с небольшими рекреациями, девушки друг за другом спустились по описывающей плавную дугу лестнице в просторный холл. Девушка в зеленом шагала смело, но осторожно, Анагрэй кралась за нею вдвое осторожнее. Миновав просторный холл, заставленный старинной мебелью, девушка в зеленом выглянула за дверь и, по-видимому, убедившись, что путь свободен, скрылась за нею. Анагрэй, едва дверь закрылась, побежала следом. Сердце грохотало в груди, дыхание сбилось, но шаги ее оставались бесшумными. Анагрей не решилась открыть дверь, ведь незнакомка могла быть еще там. Вместо этого она выглянула в узкое окно сбоку, правда ничего толком не разглядела. Окно было заставлено вазами с сухими цветами, а стекло в нем было пыльным.
Переведя дух, Анагрэй приоткрыла дверь и осторожно выглянула наружу. По бокам от двери выстроились аккуратные кусты роз. Девушка в зеленом пересекала двор, направляясь к воротам, едва видимым вдалеке. В этот самый момент на нее напал мужчина в черном костюме дворецкого. Трость в его руках обратилась шпагой. Девушка с легкостью отразила удар, приняв его на левый наруч. В каждой ее руке, словно по волшебству, появились ножи, расправленные веером. Издалека не было видно, держит ли она их, или они как-то закреплены. Она сражалась так хорошо, что Анагрэй содрогнулась, представив, что было бы, если бы та заметила ее. Она одолела бы ее за несколько мгновений и, судя по безмятежной маске лица, убила бы, не задумываясь. Она и дворецкого одолела бы, если бы ему на помощь не подоспел его товарищ. Он прошел мимо Анагрэй и улыбнулся, когда она заметила его. От такой улыбки сердце пропустило пару ударов, а на душе похолодело. Он улыбнулся ей как хорошему знакомому, разделившему с ним общую тайну.
Пока Анагрэй судорожно соображала, что ей делать, он подошел к девушке в зеленом и проткнул ее насквозь голой рукой. Может быть, Анагрэй только показалось, но ногти и вся ладонь его в тот момент блестели словно стальные.
Анагрэй, едва сдержав крик, бросилась в ближайшие кусты, надеясь, что сможет убежать, скрываясь за ними. Бежать, бежать как можно быстрее, и как можно дальше. Прочь от особняка, ведь именно оттуда появились дворецкие-убийцы. Что если в следующий раз они захотят убить ее, а улыбаться будут кому-нибудь другому? Нужно уйти подальше отсюда. Как можно дальше.
Она бежала вдоль глухой стены дома, вдоль аккуратных кустиков по присыпанной крупным песком дорожке. Увидев среди цветущих кустов человеческую фигуру, Анагрэй замерла, а затем бросилась в сторону, надеясь спрятаться в зарослях. Этот некто оказался садовником. На нем был зеленый комбинезон, в руках — садовые ножницы, рядом — большая и, кажется, кованая лейка. Не зная, как поступить, Анагрэй медлила. Садовник мог обратить на нее не больше внимания, чем дворецкие, а мог напасть и убить этими же ножницами. Кажется, здесь не особо переживают из-за убийств. Она взяла правее, надеясь обойти его стороной, но замерла на месте, когда в глаза бросилось пятно неестественного зеленого цвета. Это была та самая девушка, казавшаяся смутно знакомой. Анагрэй подошла ближе, желая разглядеть убитую. В ее глазах не было жизни, что, в общем-то, было ожидаемо от человека с дырой в животе, они были матовыми, даже бесцветными, словно она была слепой. С уголка губ сочилась кровь, уже темная — мертвая.
Анагрэй испуганно ахнула, когда мертвую девушку окутало знакомое откуда-то синеватое мерцание, труп растаял, словно был голограммой. Кровь, окрасившая песчаную дорожку алым, исчезла не несколько мгновений позже. Испуганная до смерти девушка опрометью бросилась прочь, петляя среди аккуратных кустов роз. Слишком поздно она заметила еще одного притаившегося садовника, размеренно щелкавшего ножницами. Она остановилась в нескольких шагах от него, но он продолжил подстригать кусты. Пригнув голову, Анагрэй шмыгнула мимо садовника, надеясь, что он не заметит ее. Но все, кого она до сих пор видела, кроме той девушки в зеленом, чувствовали ее приближение. Вот и этот садовник поднял голову и обернулся. Он кивнул, заглянув в ее глаза, и опустил голову, продолжая свою кропотливую работу.
За углом дома Анагрэй нырнула в плотные кусты, нисколько не заботясь о ветвях, хлещущих по лицу. Дыхание уже начало сбиваться, когда едва обозначившаяся тропа неожиданно уперлась в уложенную камнем дорожку. Только здесь Анагрэй позволила себе остановиться. Тишина тотчас оглушила ее. Кроме глухого шелеста травы под ногами и стука подошв сапогов по камню, ни единого звука, как будто лес кругом был не настоящим. Но стоило ей подумать об этом, звуки нахлынули, как бывает, когда при возобновлении подачи электроэнергии включается позабытый телевизор. Шелест листьев на ветру, скрип старых деревьев, шорох ветвей, шуршание жесткой травы, стрекотание и жужжание насекомых, чириканье птиц и музыка…
Сначала музыка была незаметной, но вскоре звук заполонил собою все, а потом не стал тише, но словно ушел на другой план. Впрочем, Анагрэй уже научилась не удивляться ничему в этом необычном месте. А может, разучилась удивляться.
Как ни странно, музыка навевала умиротворение. Она постепенно менялась и чем дальше в лес углублялась Анагрэй, тем тревожнее она становилась. Менялась не только музыка, менялись и звуки. Чириканье смолкло, все чаще звучали уханье и вой. Но Анагрэй не тревожилась, просто не могла.
Краски окружающего тоже менялись. Когда Анагрэй заметила это, голова ее закружилась и загудела болью, в глазах поплыло. Она остановилась и, закрыв глаза руками, постояла немного, дожидаясь, что боль отступит. Когда она открыла глаза, ей показалось, что все вокруг совершенно другое, не такое, как было только что. Она подняла голову. На небе кипели стальные облака. Они казались живыми. Но даже это не вызвало тревоги, и она пошла дальше.
С каждым шагом дорожка становилась шире, камень — темнее. Незаметно, из небытия выполз туман. Здесь он был почти незаметен, но выше по склону становился плотнее. Он тоже казался живым. Но Анагрэй, ни о чем не думая, а может не замечая, побрела дальше, вверх по склону. Деревья кругом возвышались до неба, но впереди расступались, словно дорожка там становилась еще шире.
Музыка продолжала меняться, становясь тревожной и гнетущей. Анагрэй засыпала на ходу. Каждый шаг давался ей все тяжелее. Захотелось лечь куда-нибудь под дерево и уснуть, только бы ничего этого не видеть и не слышать. Только она отчего-то не могла остановиться. Она так бы и шла до скончания времен, если бы не запнулась о невидимую в лесных сумерках кочку. Анагрэй нелепо взмахнула руками, стараясь избежать падения, и по инерции пробежала несколько шагов, вновь запнулась и упала. В этот момент высоко над головой что-то просвистело, потом еще раз ниже, чиркнув по плечу. Анагрэй, еще не сообразив, что случилось, схватилась за плечо, уже мокрое от горячей крови. Боль появилась мгновением позже. Тягучая и сладкая.
Впереди в полумраке
дремучего леса показался неясный мальчишеский силуэт. Некоторое время паренек неподвижно стоял. Анагрэй пыталась угадать в этом силуэте причудливую игру воображения, невесть что увидевшего в переплетении ветвей дерева, скрытого туманом. Но потом силуэт ожил, пошел навстречу. Мальчик был не старше двенадцати лет, совсем еще ребенок, и одет он был по-детски, даже по-девчачьи. Короткие шортики, украшенные вышивкой и шерстяные гольфы, рубашка с длинными рукавами. Кружевные манжеты полностью закрывали кисти опущенных рук, высокий воротничок и яркий платок на шее, короткий приталенный жилет, и плащ до колен. На голове шляпа с ажурным пером. Через левое плечо перекинут кожаный ремень, в его креплениях поблескивали зубчатые диски.
На ремне не хватало четырех дисков, имевшиеся четыре блестели отраженным светом. Два диска Анагрэй заметила у мальчика в руках, когда от них отразились пробившиеся сквозь низкие облака лучи солнечного света. Другие два только что появились на ремне, их появление сопровождало синеватое мерцание. Чуть улыбнувшись, мальчик вскинул руки, диски, подобно молниям, понеслись к своей жертве. Анагрэй отшатнулась, острая боль вспыхнула в груди, мир перевернулся, и его окутала тьма.
***6***
— Вадим! — из-за двери донесся голос матери, послышались шаги, и дверь со скрипом приоткрылась. — Сколько можно повторять? Ты когда за уроки возьмешься?
— Ага, — невпопад ответил мальчик, не отрываясь от монитора, — еще минутку.
— Никакой минутки.
— Ну, сейчас, мам! Я уже почти все!
— Ты меня своими «сейчасами» уже весь вечер кормишь. У тебя есть пять минут, пока я развешиваю белье. Если я увижу тебя за компьютером, когда вернусь, а не за учебниками, я компьютер твой выключу каким-нибудь очень интересным и крайне кардинальным образом. Может ножницами, или даже сковородой!
Конечно, мама, скорее всего, просто угрожает, но однажды она подобную угрозу уже осуществила. Тогда она, как и обещала, раскрутила электронную игрушку, которой Вадим тогда бредил, на мелкие запчасти и сложила в стеклянную вазу. А все отвертки спрятала! И вазу убирать запретила. Та авангардная инсталяция долго украшала комнату Вадима.
Еще раз глянув на свою куклу — точную свою копию только в мальчиковом костюме Европы эпохи просвещения, Вадим перевел взгляд на поверженного свежеиспеченного выгра. Внимательно рассмотрев начавшую мерцать голубым шикарную цыпу в облегающем черном костюмчике, мальчик вздохнул и навел не нее курсор. Всплыла подсказка с ником. Анагрэй. Небезызвестное имя. Месяца два или даже три назад, когда он еще только-только начинал играть в «Реальность», Вадим встречал её в одной из новых локаций. Тогда они играли в одной команде. Анагрэй уже тогда была прокачанной. Вот и она удостоилась чести стать частью игры, но что-то слабоват из неё получился выгр.
— Отменный уровень получился, — пробормотал Вадим, сохраняя игру, — нужно будет здесь всё повнимательнее осмотреть, да разведать что да как…
***7***
Было темно, непроглядно темно и всепоглощающе тихо, до того как открылись двери шахты. Неяркий свет достиг дна колодца, на четверть заполненного водой, немногим раньше потоков песка. Рассыпчатые струи казались туманными росчерками.
Затарахтел мотор сдающего назад Хово, и к струям песка добавился тягучий поток жидкого еще бетона. Барабан вскоре опустел, и автобетоносмеситель сдал в сторону, а его место занял второй, затем третий.
Когда шахта была заполнена бетоном до половины, автомобили покинули цех, а затем и территорию давно уже заброшенного промышленного предприятия. На следующий день без каких-либо чрезвычайных ситуаций прошел плановый взрыв. Десятки точечных зарядов сравняли старый завод с землей. После разбора завалов, земля в центре города была отдана под строительство жилого комплекса.
Останки объявленных пропавшими без вести людей никогда не найдут.
Оглавление
***1***
***2***
***3***
***4***
***5***
***6***
***7***
