Все события и персонажи вымышлены. Если вы вдруг обнаружите случайное сходство, то это не более, чем совпадение.
Недалеко от славного города-завода Екатеринбурга есть милая деревня Аболдуевка с населением всего в сто голов. А ежели барин со свитой приедет, то будет все двести — любит он широко жить, вот и таскает за собой штат прислуги. Как приедет — сразу песни-пляски, хоровод цыган, всех кормить-поить бесплатно!
Местные — интересные люди: кто в заводе работает, кто на ферме, кто в поле, а кто вовсе дома сидит — отсюда и поговорка «ладоши на мандоши; это когда работать никогда не пойду — у меня же картошка посажена, с голоду не помру! А есть и такие, кто огородов отродясь не держал — лодыри; побираются по свадьбам да поминкам и таскают еду со столов. Огороды — это такой своеобразный эталон: работящий ты или нет, свой в доску или местное отребье. Но местные шибко прошаренные — к приезду барина из домов выходит вся деревня: кто на лавочке трется, а кто сразу идет поближе к барскому дому поближе — водку же будут наливать! Но обо всем по-порядку: повествование только начинается. Главные герои, и второстепенные тоже, появятся в своей последовательности.
Собственно про деревню. Поселение наше расположено у подножия живописных гор и окружено двумя водоемами, которые наполняют горные реки, что текут с Уральского хребта и вода здесь чистая-пречистая. Местные ходят на рыбалку. Могут и приезжему что подарить, если тот им приглянется — или за манеры приятные, или за речь складную; эти чуют нутром хорошего человека, но всегда себе на уме. Рассказываю. Если тебе местный дарит судака и говорит — тебе подарок, сам выловил! Подарок бери, но знай, что себе судака он поймал раза в три больше.
Горы Уральские называют здесь титечные, поскольку холмы издалека напоминают женские груди. Услышите у местных — я сегодня иду к титечкам! Это значит, что человек в горы пошел, по грибы там или на охоту.
На свидание же водят в лес: у нас тут есть родник живописный, куда молодежь с завода после работ девушек водит. Кто посидит около журчащей воды в лесу, потом свадьбу играет. А родник так и прозвали — влюбленных! Сидят там парочки регулярно. И местным хорошо — опять свадьба и песни-пляски, и много водки, и подарки от барина перепадут.
Хорошая у нас деревня, добрая. Ежели пьют мужики, то беззлобно — мирно спят около чужого дома, никого не трогают. Драки редко случаются, если только молодняк порой подерется. Потом ходят, чубы на глаза напяливают — фингалы закрывают. А так коровки пасутся, лошадки, бяши-бяши — это овечки — и еще кое-кто коз держит. Благодатное место! Рядом течет знаменитая уральская Чусовая (или Чусьва — быстрая вода) по которой с завода сплавляют железо. По Чусовой, Каме, Волге и аж до самого Нижнего Новгорода прямиком на ярмарку, а оттуда в Европы разные. Поверх одежды на время сплава носят яркие рубахи. У каждого завода свой цвет. Цвет сплавщиков нашего завода — зеленый. Барин пожелал. Хочу, говорит, видеть малахитовые одежды! Ежели случится авария и барка напорется на скалы, то по одежде сплавщиков можно установить, чей товар. Железо, оно жутко дорогое, ценнейшее! Барин наш, владелец завода, уже потерял на сплавах миллионы. Много железа до Европы так и не доехало: тут и люди поспособствовали — сплавщиков взял со стороны, где-то на барках сэкономил — мастеров не тех нанял, кому-то на слово поверил. Развести нашего барина на деньги — плевое дело; хороший человек, всем верит и деньги направо и налево раздает. Главное — просить правильно. Жители это давно прочухали. Как там по Петру Первому: надобно иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство. А местные свою выгоду никогда не упустят.
Однажды в заводе случилось вот что. Наш Николай Николаевич Аболдуев (это имя барина, по названию деревни, как вы уже догадались), после очередной поездки в иноземные земли, вернувшись с идеями и башкой набекрень, возомнил себя французским императором Наполеоном Бонапартом, одержавшим, к слову, множество побед. Желаю, говорит, построить на своей земле маленькое французское государство. Видимо, сильно вдохновился. Заводской управляющий Егор Гниляк, правая рука барина, тут же побежал в контору и созвал собрание. Пришли приказчики, мастеровые, притащились и старейшины. Сидят мужики, репу чешут.
Егорушка, ты вконец ополоумел? Куда нам французов-то? У меня отец в гробу перевернется, — начал самый опытный горщик Макар Щукин.
У нас в заводе ни одного француза никогда не было, — вторил ему сплавщик Тимофей Ермилов.
Управляющий выпрямился и с достоинством произнес: «Николай Николаевич ездил в Европу за опытом, привез новые веяния, и мы должны им следовать». На этом собрание и завершилось. Тем же вечером каждая семья обсуждала новости. Жителей интересовало все: приедут ли к ним французы, надо ли будет есть лягушек и улиток, и можно ли будет сажать картошку в огородах? Картошка — это был самый главный вопрос.
Недели три спустя после новости, когда все уже потихоньку забылось, и каждый занимался своими привычными делами, в деревню приехал сам Аболдуев. Дома у него были по всей России: в славном Санкт-Петербурге, в Рыбинске и Екатеринбурге. Все его заводы успешно работали, но сердце барина принадлежало милой Аболдуевке, затерянной среди гор и лесов. «Только здесь я чувствую себя дома», — любил повторять Николай Николаевич на светских раутах и в заграничных вояжах. Приехал барин не один. Вместе с ним в этот раз прибыла, не особенно жалующая деревню, супруга и его четыре дочери. Кареты, разукрашенные российскими и французскими флагами, на которых был нашит барский герб, въезжали в село. Поглядеть на этой действо вышла вся деревня. Усадьба барина стояла на пригорке и проехать надо было через несколько улиц. Так все и поняли — что-то, все-таки, будет.
Аболдуева встречал на крыльце барского дома управляющий Егор Гниляк, держа в руках поднос с мясным пирогом и графинчиком с водкой. Рядом стояла его супруга, дородная Матрена Афанасьевна, с тарелкой полной заморских фруктов. Поначалу Егорушка получил задание от барина приготовить ему по приезду знаменитого французского гуся в яблоках. История этого блюда уходит в глубину XVI века, когда король Генрих IV впервые попробовал гуся у французских селян. Раз у нас французское государство, то гусь должен быть! Плохо, что была весна и все местные гуси были давно забиты и ощипаны еще осенью, и зимой благополучно съедены. Но барин сказал хочу и Егорушка изобразил стойку — сделаю! Взяв в помощники своего приятеля деда Мотуза и приготовив бричку, эти двое отправились по соседним деревням искать гуся. Безуспешно объехав всю округу в поисках готового мяса, они нашли трех молодых живых гусей в удаленной заимке — хозяин решил их вырастить к следующей осени, чтобы они стали потолще да пожирнее. Пока гусей везли, а ехать надо было не меньше 50 верст, птицы обосрали всю бричку. Привезя гусей, Егорушка показал их жене. Матрена Афанасьевна, увидав птицу, заявила, что готовить их не будет — мяса нет: «Опозоримся, Егорушка, попадет нам от барина, выгонит еще. Давай, я испеку ему его любимый пирог, а гусей поселю в стайку». Гуси так и остались жить у управляющего: гуляли, шипели и несли яйца.
Гниляки-таки встретили барина. Матрена Афанасьевна тем временем разглядывала платья его женской половины, размышляя: «Как же я такое надену, ежели барин прикажет?». Дамы как раз были разодеты по последней французской моде.
Добро пожаловать домой, барин, — радостно рапортовал Егорушка. — Как мы рады вас видеть!
Je vous remercie de cet accueil chaleureux (благодарю вас за радушный прием), — ответил по-французски Аболдуев и, добежавшие до барского дома жители, услышав французскую речь, вспомнили, что произошло три недели назад.
А где гусь, Егорушка? — спросил Аболдуев.
Гусей съели, а те, что остались, набирают вес и к осени я вам их приготовлю по самому лучшему французскому рецепту!
Аболдуев опрокинул рюмку, вторую, подобрел и пошел в дом. Дамы следом — за ними слуги понесли чемоданы. Деревня разошлась по домам.
***
Утром Николай Николаевич проснулся, откушал свой завтрак, облачился во французское платье и решил прогуляться по деревне. Обходя свои владения, он размышлял, что, где и как он обустроит на французский манер: «Здесь у меня будет зал для приема губернатора. Может быть, и царь-батюшка когда-нибудь приедет. Здесь купальни сделаем с ваннами. Здесь сад разобью со статуями и фонтанами. Конюшни обязательно. И свой полк нужен — одену всех во французскую форму». Николаю Николаевичу все казалось логичным и очевидным. Бесспорно Наполеон был великим реформатором и полководцем, а для Николая Николаевича главным примером для подражания и внедрения нововведений в создании первого французского частного мини-государства в России.
Cемья у Аболдуева была большая. Всю жизнь барин мечтал о наследнике, но супруга подарила ему четырех дочерей. Горькое разочарование сменилось апатией, а поскольку жили они с супругой преимущественно раздельно, то барин не отказывал себе в удовольствии приезжать в деревню в сопровождении двух малолетних куртизанок Сашки да Глашки. На одну возлагались особые надежды по производству наследника. Мадмуазели были вздорные, глупые, не шибко привлекательные, но рядом с ними барин расцветал — а что еще нужно мужчине сильно за пятьдесят?
Законная жена, Виктория Павловна, сумасбродных фантазий мужа не разделяла. Она больше пеклась о состоянии и приданом для дочерей, но, узнав про новую затею мужа, поехала вместе с супругом, взяв с собой весь цветник, с целью посмотреть, повлиять и не дать растратить деньги.
***
Макар Щукин обычно проводил вечера в одиночестве, покуривая папиросы и попивая свой самогон. Мастер высокого класса и уважаемый в Аболдуевке человек, схоронив двух жен, больше в брак не вступил. Дети жили в городе, навещали его редко, да он не особо и страдал. Если что случалось, к нему приходили за советом. Когда нужна была помощь, Макар не отказывал, но, разумеется, не всем. Зная подноготную каждого двора, ввиду возраста и опыта, имел на все свое мнение, с легкостью предугадывая развитие последующих событий. Услышав про создание местечкового французского государства, долго смеялся в бороду, приговаривая вслух: «Знал я, что барин у нас чудной, но не думал, что настолько». И он решил для себя, что будет внимательно наблюдать. Его друг Тимофей Ермилов иногда заходил по выходным. Тогда они вдвоем делились наблюдениями и сильно веселились. Но, так как Тимофей был счастлив в браке, эти вечера случались нечасто, но были особенно долгожданны и насыщены мыслями.
***
К вечеру барин обязал Егорушку организовать мероприятие. Тот, взяв своего верного помощника деда Мотуза, поехал в завод. Местный писарь Арсений Тупак собрал рабочих и приготовился вести протокол собрания. Арсений обладал ценным качеством служить беспрекословно. Говорил он много, ладно, но всегда ни о чем. Посему все письменные принадлежности были приготовлены, объявления развешены и люди собраны в полном комплекте. Ожидали барина. Опоздав на полчаса, Аболдуев, во французской шинели наполеоновских времен, выплыл в зал. Егорушка открыл двери, дед Мотуз подставил стул, Арсений Тупак с пером в руке подобострастно поклонился.
Mes chers amis (мои дорогие друзья), — начал Аболдуев, — я издал указ, что мы переходим на французскую методу проживания в нашей Аболдуевке. Согласно указу, начиная с текущего месяца, вы следуете новым правилам незамедлительно. Указ зачитать!
Арсений развернул документ и стал зачитывать:
Жители носят французскую униформу времен Наполеона Бонапарта
Каждый житель обязан здороваться на французский манер словом «Bonjour» (здравствуйте), при этом нагибая голову вперед приветственным кивком
На каждой избе разместить табличку “Propriete du manoir d’Aboldouyeff” (собственность поместья Аболдуева)
Одного из новорожденных детей в семье обязательно назвать французским именем
В каждой избе варить французский сидр из яблок и диких груш
Собирать лягушек и улиток, и готовить французские блюда раз в неделю, преимущественно по субботам, дабы привить местным прогрессивную иностранную культуру
Весь скот также называть на французский манер
Дальше было еще много всего интересного. Чем больше зачитывал указ Тупак, тем вытянутее становились лица у мужиков.
***
Вечером к Макару Щукину кто-то постучал в дверь. Пришла соседка, Анастасия Ощепкина, баба бойкая и безбашенная. За Настей в заводе ходила молва — меньше Настя знает, спокойнее живет вся деревня. Макар, который на собрании не был, сославшись на неотложные дела, сразу понял, по какому поводу был визит. “Я что, дура последняя, чтобы лягушек есть? У нас рыбы полно в пруду. Щуки жирные плавают, а мы улиток должны жрать?” — возмущалась Анастасия, выплескивая все новости с собрания Макару. Прокричавшись, Анастасия ушла домой, а Макар взял событие на заметку: “Не шибко люди довольны причудами барина, не шибко. Будем наблюдать и разбираться по мере возникновения проблем”.
Спустя короткое время жители деревни немало удивились, увидев важно шагающего по главной улице, одетого во французское платье, местного малолетнего алкоголика Павлика Бричкина. Павлик был известен своим улыбающимся опухшим от вечного пития лицом, с широкими пухлыми влажными губами. Аболдуев Павлика любил. То ли за то, что тот всегда мог ему составить компанию за столом, то ли за высокий рост и молодую стать, но их частенько видели вместе. Мужики, да и бабы, строили разные предположения, но слухи оставались слухами. Пока на деревне сложилось мнение: раз нет сына у барина, двадцатилетний Павлик его частично заменяет. Бричкин, ровно как и писарь Тупак, как и управляющий Гниляк с Мотузом, Аболдуева боготворил.
Семья у Павлика была не самая удачливая. Жили впроголодь и огородов не держали, а значит работать не сильно любили. Мать, Алена Андреевна, была женщиной очень верующей и соответственно прихожанкой местного храма. Муж ее пил и ни дня не рабатывал — отсюда и наследственная склонность у Паши к зеленому змию, и пример для подражания перед глазами с детства. Родив с мужем, тем не менее, пятерых детей, и абы как их вырастив, Алена Андреевна перешла в религию, да так сильно, что дома почти не бывала: то она в приходской школе, то ведет паломников по святым местам, то храм моет — ни дня без дела! Паша поначалу пошел в завод учиться на помощника сплавщика, но, утопив железа на десятки пудов, Аболдуев его убрал. Потом Пашу пристроили скотником коровьи конюшни чистить, да Павлик запил и еще папашу притащил — там их однажды и нашли, напару лежащими посреди засохшего навоза. Оттого и было удивление у местных, глядя на гордо шагающего в иноземном платье Павлика Бричкина. А Паша инициативу барина поддержал, изъявил желание всячески помогать и вызвался отлавливать по пятницам лягушек для барского стола, чтобы готовить заморские французские блюда, за что ему одному из первых было пожаловано модное платье и новая должность — исполняющий обязанности начальника по внедрению новомодных стандартов жизни на селе.
Жители смотрели из окошек домов на городого Бричкина, и каждый хотел набить ему морду — не было желания у населения переучиваться и менять жизненные устои, не смотря на указы барина, особенно когда за их исполнением отвечал неуважаемый никем Бричкин. Кстати, окошки в деревне — это кладезь информации. Кто, куда и когда пошел — все все про всех знают. Ежели не все видят, то додумывают, и тут уже мысль летит вперед, не тормозя, обгоняя одна другую, и фантазия распространяется со скоростью ветра.
***
Виктория Павловна Аболдуева позавтракала и попросила приготовить ей экипаж для поездки с дочерьми на утреннюю службу. Будучи в Аболдуевке, она регулярно посещала храм и выполняла роль благотворительницы, раздавая милостыню нищим. Муж ее хотел построить еще и монастырь, чтобы увековечить себя в камне. По древним законам мироздания, монастыри строили богатые люди, и каждый страждущий мог найти ночлег, пропитание или даже медицинскую помощь — все это в монастыре получали бедные и неимущие, и создавался такой круговорот добра в природе: нищий питался деньгами богатого, богатый питался молитвами бедного. Эту затею мужа барыня горячо поддерживала и охотно покровительствовала своему приходу, обсуждая с попом постройку монастыря.
Открытая коляска барыни подкатила к храму в аккурат перед службой. Вся женская часть семьи спешилась. На входе образовалась очередь из оглашенных и нищих. Там же затесалась и Алена Андреевна Бричкина, она же мать Павлика, протягивая руку, чтобы получить лишнюю монетку. Получив не одну, а целых две, женщина радостно спрятала их в мешочек, зашитый в платье в укромном месте у груди, чтобы ни сын, ни муж не нашли ее заначку. Радостно выдохнула и пошла на службу. Она постаралась встать ближе к барыне, чтобы ненароком напомнить ей про своего сына Пашу, недавно получившего высокий пост начальника по французским стандартам. И сделав благообразное смиренное лицо, изобразила искреннюю улыбку. Местные же умные — это городскому жителю не понять. А в деревне можно барина чаще встретить, попросить лишний раз, да и вообще всегда быть ближе к телу.
***
Итак, указы были созданы и зачитаны жителям, распоряжения отданы. А затем Николай Николаевич потребовал у Арсения Тупака организовать встречу с десятником Назаром Макаровым. Назар был пришлый, но имел бригаду в десять голов и опыт строительных работ, зарекомендовав себя перед Аболдуевым при строительстве храма. Видный мужчина, получивший прозвище у населения — “восемь девок, один я… куды девки, туды я”. Народ деревенский мудрый — зрит всегда в корень, редко его обманешь, как бы человек себя не вел и не изъяснялся. Каждое прозвище — меткая беззлобная формулировка, отражающая суть. Назар Макаров, среди баб один прораб, получив весточку от барина, сразу же выехал в Аболдуевку. Ехать особо не хотелось, но пришлось — деньги барин платил хорошие, но после предыдущих строительных работ остался у Назара в деревне след. “Придется ехать, — вздыхал Макаров, — ох, придется. Давно я там не был. Сколько лет уже храму, лет шесть или семь”. Такие думы одолевали главного десятника перед дорогой на Аболдуевку.
Барин сидел в кабинете и сочинял отдельный документ для десятника Макарова. Егор Гниляк помогал барину с мыслями, Арсений Тупак эти мысли записывал. Николай Николаевич не знал, за что взяться — то ли за строительство оранжереи, то ли сада со статуями или конюшен, или же купальни. А тут еще и Виктория Павловна со строительством монастыря напоминала, да дочки требовали ротонду во французском стиле в саду за домом. И, махнув рукой, Аболдуев решил — буду строить все и сразу!
Егорушка, пиши Макару, что работы у нас много, пусть берет еще десятника с людьми в помощь и жить придется в Аболдуевке безвылазно, пока стройка идет, — изрек Аболдуев.
Слушаюсь, барин, — подобострастно ответил Гниляк.
Арсений кивнул и записал решающее распоряжение на бумаге, а дед Мотуз поехал готовить помещение для проживания строителей.
Тем временем у Макара Щукина побывало уже почти все население деревни. Неуемная энергия барина отвлекала жителей от основной работы, внося смуту в головы — каждый чувствовал надвигающиеся перемены. И, не смотря на идейность нововведений, жители опасались — не каждый готов был нарушить привычный уклад жизни. Даже постройка монастыря радовала не всех. Понаедут тут всякие бродяги и бандиты — считала часть деревни. Еще скот будут воровать. А у нас всего сто человек, мы все друг друга знаем, да еще мы все почти родственники! Нам чужаков не надо! Словом, мнения были не очень оптимистичные. И так пришлых уже сколько понаехало, возмущались жители.
На одной из встреч у Щукина состоялся такой разговор.
Макар, ты мужик уважаемый, — осторожно произнес Тимофей Ермилов, его ближайший соратник, и не менее уважаемый человек, кто тоже за словом в карман не полезет, — скажи по-честному, что ты думаешь про всю затею барина? У меня сплавщики смеются, что мы скоро железо сплавлять будем не в рубахах, а в камзолах с бантами и кружевами на рукавах!
Идеи идеями, — медленно произнес Макар, — но как они исполняться будут — это важный вопрос. Людей у него мало, а планов много. С завода не выдернуть — простои в работе будут. Я бы посоветовал обождать и посмотреть на исполнение указов барина. Может, все останется фантазиями. Обождем и не будем спешить. Один пьяный Бричкин во французском платье тоже не пример. И мы уже сколько лет как не крепостные.
Мужики, кто были на сходке, согласно покивали и решили жить, как жили раньше и наблюдать. На том пока и разошлись. Макар же вечером прикидывал, что может впоследствии произойти: встреча жены десятника Назара с его бывшей любовью; даст ли добро на все строительство супругу Виктория Павловна, которую больше волнует замужество дочерей; возможные конфликты приезжих с местными жителями. Да, много мыслей было у Щукина. Он курил, смотрел на огонь, размышляя далеко наперед, по-доброму ухмыляясь в бороду, в какое интересное стечение обстоятельств он попал на шестом десятке лет, прожив всю жизнь в тихом безмятежном месте.
Тем же вечером Николай Николаевич, довольно выдохнув, строил свои, в буквальном и фигуральном смысле, наполеоновские планы: он, полководец Grande Armée (великой армии); конюшни, мундиры, парады и маленькая республика.
***
Виктория Павловна вышла замуж за Николая Николаевича рано. Родив четырех дочек, барыня сосредоточилась на заводских делах. Конечно, хозяином был Аболдуев, но и сама Аболдуева была дама непростая. Кроме холуев Николая Николаевича, как она называла всех его помощников, Виктория Павловна вела вторую бухгалтерию и имела надежный штат помощников. Зная слабость мужа к чудачествам и потакая некоторым из них, дабы держать его в узде, деньги считать она умела. Про вторую бухгалтерию муж ничего, разумеется, не знал. С другой стороны, барыня, помятуя, как Анатоль Демидов, князь Сан-Донато, породнился с Наполеоном Бонапартом, женившись в 1840 году на его племяннице Матильде де Монфор, полагала, что может удачно выдать замуж своих дочерей за представителей французской знати. Планы Виктории Павловны были долгоиграющие и вполне разумные. И завести свой дом в городе Париже тоже было очень заманчивой перспективой. А потом и погост на Cimetière du Père Lachaise (кладбище Пер-Лашез) и, может быть, даже рядом с родовой усыпальницей Демидовых.
***
Тем временем в Аболдуевке в семье деда Мотуза родился теленок. Помятуя про указы барина и дабы их соблюсти, и, разумеется, выслужиться, хозяин семейства, сев с супругой вечером за стол, стал выбирать теленку французское имя.
Шо, какое имя брать будем? Я по-хранцузски-то ничего не знаю, — сокрушалась супруга Тараса Мотуза Мария Федоровна.
Маша, не переживай. Я сейчас до Тупака дойду. Он писарь, человек грамотный, может, что и подскажет, — ответил ей супруг.
Арсений Тупак прибежал к Мотузу уже минут через 20 — указы-то надо соблюдать, слушаться и исполнять!
Так, давайте посмотрим, — сказал Арсений, открывая огромную книгу. — “Chéri” — это милый, вам нравится? А если просто “veau” — это теленок.
Я это не выговорю, — сокрушалась Мария Федоровна. — Вот бы просто назвать Машка или Верба. Как я ее звать будут? Вооооо?
Женщина чуть не рыдала от безысходности. Предприимчивый Тупак предложил слово “Marie” — Мария, она же Машка, напоминая, что и хозяйку тоже зовут Мария.
Мари, Мари, Мари, — проговаривала, тренируясь, Мария Федоровна. — Ох, ты, господи, получилось! — выдала женщина, повторив слово раз десять подряд. — И правда, почти как Машка.
Мотузы были еще одной семьей, кто не противился нововведениями. Первые были Гниляки, потом Бричкины. Казалось бы, что дело пошло на лад.
***
Отец Георгий уже несколько лет был настоятелем церкви Святого Николая в Аболдуевке. Барин, как построил храм, искал батюшку, а у отца Георгия не сложились дела в старом приходе и ему удалось войти в доверие к Аболдуеву. Он же и предложил назвать храм в честь Николая Чудотворца — главное, чтобы барину было приятно. Барину было очень приятно, а отец Георгий потом стал получать щедрые пожертвования с аболдуевских заводов. Быстро организовав переезд — что уж там случилось, никто в Аболдуевке не знал, отец Георгий переехал. Вместе с ним в село приехало еще десять семей с детьми малолетними, со стариками и всем своим добром. Николай Николаевич купил батюшке дом, повозку, двух коней и коров — щедрой души человек! Очень быстро приезжие освоились, но в храм ходить перестали. Для местных, коренных жителей, сей факт оставался загадкой, поскольку те держались особняком. И ни один из них не появлялся на службах — эти приезжие почему-то ездили в храм в соседнее село, принадлежащее другому заводчику Титу Зотову. Да мало того! Они еще и ансамбль деревенский организовали! Вся переехавшая вместе с ним вся компания, певшая раньше на клиросе, подвязалась к гастролирующим между деревнями цыганам, которых звали на свадьбы. Ух, эти яркие платья, украшения, огонь в глазах и озорные частушки — пробирало до самых до мурашек. А вкупе с местным фольклором концерты зазвучали еще ярче:
У Ивана Кузина большая кукурузина!
Если баба в огороде ходит голой, сняв трусы, прибавляют быстро в росте кабачки и огурцы!
Особливо не взлюбил он свою бывшую прихожанку Аристиду Окульницкую — она стала руководителем ансамбля и дружила с цыганами. Сильно ополчился отец Георгий — бросила, предала, как и все остальные, да еще и деньги стала зарабатывать! Страшно завидовал. Но свадьбы с тех пор у нас веселые. Про родник влюбленных же помните? Вот теперь есть и местный ансамбль, и цыгане — гуляет деревня до утра. Иногда даже барин приезжает, когда Виктория Павловна не видит. Пляшет-поет вместе со всеми, деньгами разбрасывается — тогда его вся Аболдуевка особливо любит. Только отец Георгий обижается, складывая руки на круглом животе — деньги-то мимо прихода текут.
Съездив в Екатеринбург в местный городской театр, Аристида предложила заведению услуги своего коллектива. Благодаря ей деревенскую труппу приглашали на свадьбы и поминки, и разные концерты. Ездили часто и в Ирбит на ярмарку. Ирбитская же ярмарка была самой крупной на востоке страны, а Нижегородская на западе. Денег ярмарочные города зарабатывали столько, что хватало до следующего года. Ирбитская ярмарка играла главенствующую роль в торговле между Европой и Азией, где можно было встретить не только представителей народов обширной Российской империи, но и англичан, французов, китайцев, американцев и других. Разнообразные увеселения ждали гостей: рестораны, трактиры, многочисленные пивные и буфеты, роскошные бани; на период ярмарки в город приезжали цирк, различные балаганы и аттракционы. Как раньше говорили: «Стоит закрыть хотя бы на один год ярмарки Нижегородскую, Ирбитскую — и можно увидеть, что вся торговля и промышленность остановится». Окульницкая смекнула, что это выгодное дело и договаривалась, чтобы ее люди развлекали публику. Предприимчивая дама решила, что раз пошла мода на все французское — опять же, барские указы надобно исполнять, то ансамбль будет готовить номера во французском стиле, и труппа целыми днями репетировала.
У отца Георгия тоже были собственные огромные планы: монастырь, молельный дом, часовня, родник со святой водой, постоялый двор для паломников. Николай Николаевич, строя планы по созданию частного государства, не возражал.
Коренные же жители Аболдуевки батюшку недолюбливали. Частенько он отказывался крестить новорожденных или отпевать усопших, приговаривая — а вы грешили много и вам не место в храме. Дети местных жителей батюшку боялись — строгое лицо отца Георгия, словно клеймящее тебя — виновен! — пугало малышей. Они плакали и отказывались идти в храм. Храм — место силы и единения человека с Богом, место для восстановления мыслей и приобретения правильности поступков, а каждый батюшка — это, прежде всего, проводник между Всевышним и земными жителями.
***
На днях, получив от барина письмо, Егорушка Гниляк отправил деда Мотуза на почтовую станцию за посылкой. Николай Николаевич выписал из городу Парижу форму для будущего аболдуевского полка. Ехать по дороге верст пятнадцать до ближайшей почты. Дед Мотуз покряхтел, запряг бричку да поехал. Вернувшись в деревню, сразу к Егорушке — развернуть и посмотреть, что за одежда иноземная приехала. Страсть, как любопытно! Там и рейтузы белые на ляжки в обтяжку, кожаные сапоги до колена и красные эполеты, и шляпы с перьями! Мало не покажется, красота какая!
Сидят эти двое, любуются и тут Гниляк говорит: «Давай мерять!» Сказано — сделано. Оба наших возрастных мужа стали напяливать узкие белые рейтузы на довольно упитанные ноги, натягивать камзолы и все прочее, и как раз в комнату вошла Матрена Афанасьевна. Увидев мужиков в белых штанах и шляпах с перьями, женщина присела на кровать и вымолвила: “Истинные французы”. А Гниляк перед отходом ко сну долго свой иностранный образ представлял и к завтрашнему дню уже был готов сменить родное платье на импортное, чего нельзя было сказать про его закадычного приятеля: Мотуз, и так имевший обыкновенно глуповатый вид и со своим простым наивным взглядом, столь несвойственным взрослому мужчине, в платье французском точно выглядел бы полным идиотом.
***
Рыжая бесстыжая Варька сидела на крылечке и щелкала семечки. У Варьки по лавкам было трое детей. Замужем она никогда не была и дружила в основном с жителями мужского пола, и в каждой бабе видела соперницу. Один ребенок было от десятника Назара, второй, по слухам, от самого Аболдуева, но об этом достоверно никто не знал, а кто отец третьего — она сама не имела представления. Тут за семечками ее и застала Мария Федоровна Мотуз, та, которая теленка назвала Машкой или Marie по новым указам:
Варька, ты слыхала новости? Десятники едут! Строиться будут! Мотуз им уже жилье приготовил.
И много ли их едет? — Варька сощурила глаза и потянулась.
Назар твой снова едет, если ты об этом хотела спросить, — ответила Мария Федоровна.
Варька приехала в Аболдуевку лет десять назад из Смоленской губернии. Сперва жила в Екатеринбурге и помогала по хозяйству в доме заводчиков Коробковых. Застав Варьку с барином, барыня Коробкова быстро попросила ее из дома отправиться куда подальше, да Коробков замолвил слово и пристроил Варьку в Аболдуевку в господский дом. Семья Николая Николаевича все равно жила на разные усадьбы, а барский деревенский дом, хоть и пустовал, но требовал заботы и ухода. Варька обжилась, обустроилась, да с годами прижила двоих сыновей. Третий появился позднее — пару лет назад была проездом через село свадьба. Гуляли тогда несколько дней. И медведи, и цыгане — весело было и частушек перепето огромное количество.
Отошла Варька от окошка, посмотрела на себя в зеркало, выпятила грудь: “Ох, хороша я, хороша! Мне никто не конкурент, я и мамзелей малолетних, если надо, тоже подвину!” Любовницы барина Варьку не сильно беспокоили, так как она вжилась, вросла в барский дом и всегда была под рукой — куда ж барин без нее?
***
Наступил очередной весенний день. Погоды стояли хорошие: коровы паслись, жеребята резвились на лугу, гуси, бараны, да и вся деревня вдыхала запахи весны аж с пяти утра. Завод работал — Виктория Павловна не давала никому расслабиться и отправляла на все предприятия свою тайную канцелярию, чтобы ни один пуд железа не пропал. Ближе часам к девяти на улице, что вела к барскому дому, столкнулись Егор Глиняк и Паша Бричкин, оба разодетые в пух и прах. Егор тоже был высокий мужчина, а перья на шляпе делали его еще выше. Павлуша же, помимо камзола, нарумянил и щеки, и губы, чтобы уже наверняка соответствовать новым модным стандартам. Взглянули друг на друга, оба вспомнили барский указ “каждый житель обязан здороваться на французский манер словом «bonjour» (здравствуйте), при этом нагибая голову вперед приветственным кивком”.
Bonjour, — произнес Гниляк.
Bonjour, — вторил ему Бричкин.
И оба разошлись по своим делам. Егорушка, оборачиваясь, смотрел на Павлика, который издалека своим видом сильно напоминал девицу. “ Тьфу, что за мысли окаянные лезут. Надо в церковь сходить, выгнать всю скверну из головы”, — подумал Гниляк и перекрестился, в самом деле свернув в сторону храма.
***
Мы уже почти представили вам всех участников повести, дорогие читатели, познакомив вас с фабулой, и, чтобы вы не запутались, так как участников событий будет больше, до введения новых лиц в рассказ, перечислим всех по очереди и значимости:
№ 1. Николай Николаевич Аболдуев, русский барин, заводчик и великий затейник, номинальный владелец империи Аболдуевых.
№ 2. Виктория Павловна Аболдуева, супруга, в девичестве Баландина, реальный владелец империи Аболдуевых.
№ 3. Макар Щукин, горщик, самый уважаемый человек на селе.
№ 4. Тимофей Ермилов, сплавщик, второй уважаемый человек на селе.
№ 5. Егор Гниляк, секретарь Аболдуева, один из его холуев, со слов Виктории Павловны.
№ 6. Матрена Афанасьевна, жена Гниляка.
№ 7. Тарас Мотуз, подельник Гниляка, тоже из холуев.
№ 8. Мария Федоровна, жена Мотуза.
№ 9. Арсений Тупак, писарь, один из холуев Аболдуева.
№ 10. Паша Бричкин, алкоголик, протеже Аболдуева, из холуев.
№ 11. Алена Андреевна Бричкина, мать Паши, рьяная прихожанка местного храма и почитательница отца Георгия.
№ 12. Отец Георгий, батюшка храма Николая Чудотворца, пришлый священник из чужой губернии.
№ 13. Анастасия Ощепкина, местная жительница, соседка Макара Щукина.
№ 14. Тит Зотов, заводчик, сосед Аболдуева.
№ 15. Назар Макаров, десятник.
№ 16. Варька, местная жительница.
№ 17. Сашка и Глашка, любовницы барина.
№ 18. Аристида Окульницкая, пришлая, руководительница ансамбля.
***
Четыре дочери Аболдуева Неонилла, Ольга, Елена и Елизавета родились почти погодками. Девушки пошли статью в отца, а красотою в бабку, Елизавету Владимировну Аболдуеву. Виктория Павловна была не шибко хороша собой, но зато приданое вдоволь окупало внешние изъяны. Как в деревнях говорили: чем больше приданого в сундуках, тем больше шансов удачно выйти замуж. У крестьян добро сундуками мерили, у заводчиков же предприятиями. Так что Николай Николаевич, женившись, приобрел не только дополнительные заводы, но и очень разумную жену, не позволившую ему промотать свое и ее состояние. Супруга же приумножила доходы и реально управляла делами, позволяя барину чувствовать себя хозяином и гордо нести голову на плечах. Супруга барина любила и старательно превращала очередную затею Аболдуева в успешное мероприятие. Не смотря на похождениями барина, Виктория Павловна всегда знала, что последнее слово будет за ней — дела и заботы о будущем дочерей не позволяли ей отвлекаться на очередную любовницу или любовника мужа. Еще Виктория Павловна дружила с другим заводчиком, Титом Зотовым, который предпочитал вести дела с ней, а не с ее мужем. Это был расхожее мнение и в Екатеринбурге — Аболдуева принимали за свадебного генерала, зная, что вся власть сосредоточена в руках жены.
***
В деревне, кроме заводских рабочих, пришлых жителей, холуйского клана при барине, были зажиточные семьи, жившие сами по себе. Держали крепкое хозяйство, были здоровы и не по годам молодо выглядели, взгляд имели на все свой собственный. Это были потомки старообрядцев, пришедшие в эти края еще в XVII веке, которые составляли значительную часть представителей местной администрации и заводов, и тоже были весьма уважаемы в наших краях. Только у нас в заводе насчитывается три старообрядческих моленных дома: на задах усадьбы крестьянина Игнатия Богомолова, отдельно от жилых помещений и с отдельным входом с улицы; при доме Исидора Шумакова; в доме крестьянской вдовы Пелагеи Никитиной имеется женский скит с молельней, поддерживаемый екатеринбургскими купцами Бородиными. Да еще и единоверческий храм, построенный Титом Зотовым в соседнем селе. Эта часть жителей деревни создавала задачу для Аболдуева. Мозгами он понимал, что переодеть их во французские камзолы будет сложно, даже поп Георгий ничем не поможет — не его это паства, но многие работали на аболдуевских заводах, поэтому он отчасти надеялся на ораторский талант Тупака и его способность к самым сложным переговорам. Такой оптимизм барина веселил Макара Щукина, который, между делом, повстречался с некоторыми из семей старообрядцев. Те жили обособленно и сплетнями не интересовались: работали на совесть, не пили, с чужими женами не гуляли. Исидор Шумаков долго в лоб смотрел на Щукина, ничего не говоря, а потом произнес: “Что в голове у барина? Али еды мало? Война что ли какая или работы стоят? Или скот мрет?”
Это мне неведомо, — ответил Щукин. — Но скоро что-то будет. И здравый смысл будет противостоять глупости.
Соберем свой совет, — ответил Исидор. — Там и порешаем.
Макар видел, как в селе образовывались разные группировки и конфликта было не избежать. Тихая мирная жизнь оказалась под угрозой причуды богатого человека, который был готов разрушить ритм жизни более ста человек.
“Так, что у нас есть, — размышлял Макар, — холуи или пресмыкающиеся, заводские рабочие, пришлые, строители, старообрядцы и еще тайные люди барыни. Вот ей и надо письмо писать”, — решил Щукин. Старообрядческая сходка состоялась несколькими днями позднее в доме Пелагеи Никитиной, имеющей самые вместительные помещения. Жители подошли к делу основательно и собрали подписи — всего насчитали пятьдесят четыре. Исидор Шумаков передал письмо Щукину, а тот при случае решил лично доставить его барыне. Что же было в том письме? Жители просили не превращать село в бесконечный маскарад, обосновывая, что работы встанут, что люди с завода ни платья носить не будут, ни в какой аболдуевский потешный полк не вступят, что урожая не станет, если перестанут картошку сажать да в поле работать. И прочие заводчики смеяться еще больше будут, подрывая репутацию. Железа продавать будем меньше, доходы снизятся. И предлагали старейшины барыне перенаправить желания супруга ейного на создание деревенского театра: здание основательное построить — не зря же он две бригады десятников уже выписал; можно будет воплощать любые затеи — английские, французские, любые иноземные на выбор. Но все тайное становится явным. Скоро по деревне пошли слухи про тайное собрание старообрядцев — кто-то видел, что у Пелагеи людей много было. И люди стали беспокоиться: старообрядцы в большинстве своем были грамотные люди и очень организованные. И, ежели у них случилось собрание, значит дело серьезное.
***
Пока Бричкины, Мотузы, Тупаки, Гниляки, а с ними еще пара семей, тщательно пытались офранцузиться, заучивали указы, старательно собирая по пятницам улиток и совершая с серьезными лицами прочие нелепости, в село приехал десятник Назар с бригадой, чтобы приступить к строительству. Вскорости ожидали приезд и второй команды. Николай Николаевич в кабинете рисовал карты будущего великого строительства. Арсений писал, Егор тут же советовал и рядом в платье французском стоял Паша Бричкин, периодически кланяясь и кивая головой, выражая полное одобрение. По приезду Назар Макаров сразу отправился к барину и подоспел к обеду. Матрена Афанасьевна помогала на кухне. Там же была и Анастасия Ощепкина. Муж ейный работал в заводе, а Настя занималась хозяйством и хорошо готовила — ее часто приглашали в помощь. А раз ждали Назара и еще отца Георгия, то готовит ьнадо было на целую ораву. Настя Ощепкина решила узнать все, что можно было увидеть и услышать, и рассказать потом мужу. Виктория Павловна с дочерьми была в городе и ее не ждали. К обеду готовились особливо тщательно. Аболдуев не уставал повторять, что именно при Наполеоне французская кухня превратилась в гастрономическую культуру и ему очень хотелось воплотить великие традиции в своем заводе. “Я пью шампанское, когда побеждаю, чтобы отпраздновать! — начал Аболдуев, встречая гостей. — Так говорил великий император”, — назидательно посмотрел Николай Николаевич на присутствующих, кивком приказывая наполнить бокалы игристым вином. Произнеся короткую речь про изменения, начинания и будущие свершения, Аболдуев светился от счастья и чувствовал себя Наполеоном. На обед были приготовлены любимые императором жареные цыплята. Николай Николаевич слышал, что их Бонапарт любил есть руками, поэтому все гости, обложившись салфетками, приступили к трапезе. После обеда за разговорами каждый гость преследовал свою цель: Назар Макаров хотел большой заказ и убеждал барина, что его прожекты про строительство купальни, оранжереи, конюшен и прочих построек разумны и логичны; отец Георгий вторил барину, что монастырь и молельный дом с постоялым двором тоже необходимы — этому требовалось закрепиться в Аболдуевке и переманить к себе больше паствы. К тому же у старообрядцев было три моленных места, а у отца Георгия только один храм, да и Тита Зотова давно надо было подвинуть. Кстати, батюшке с барского обеда удалось вынести кусок курицы — ее он подарил Алене Андреевне Бричкиной, своей главной соратнице и верной прихожанке. От Алены приходу было много пользы — женщина всячески содействовала отцу Георгию, посещала все службы и агитировала пришлых жертвовать на церковь. На пьющего неработающего ее мужа батюшка закрывал глаза, да и на сына с нарумяненными щеками тоже, помня про свои приоритеты и склонность барина к Павлику. Так что Алена Андреевна честно заслужила курицу на ужин от Наполеона Бонапарта.
Анастасия Ощепкина, управившись с обедом, вечером рассказывала мужу про планы барина, и к утру вся деревня знала, что тот планирует построить. А новости у нас в заводе разносятся быстро. Дошли они и до соседнего Вознесенского, вотчины Зотова. Вскорости после того самого обеда, Тит Афанасьевич вызвал своего управляющего Петра Шумского.
Надо бы нам в Аболдуевку съездить, повстречаться, дела обсудить, — начал Тит Зотов.
С кем повстречаться будем? С Николаем Николаевичем или сразу с Викторией Павловной? — спросил Петр.
Хороший вопрос, — ответил Зотов, поглаживая сидевших в ногах собак. — Отправим письмо Аболдуеву и я съезжу к нему с визитом.
Титу Афанасьевичу шибко интересно было узнать степень увлеченности Николая Николаевича своим новым мероприятием и узнать все из первых уст, чтобы иметь неискаженную заводскими слухами информацию, ибо новости уже дошли и до Екатеринбурга, и обсуждались прочими заводчиками в местном собрании. Тит Афанасьевич, написав письмо с лестным отзывом о планах Аболдуева и выразив искренний интерес, дабы расположить того к себе, предложилвстретиться у последнего в деревне. Письмо вскорости было получено Аболдуевым и тот гордо улыбался — вот как меня ценят и уважают! Сам Тит Зотов за опытом едет! И барин стал готовиться к приему гостя.
Накануне приезда Тита Афанасьевича часть мужиков была одета в сюртуки, часть в военные мундиры, изображая полк. Взмыленные повара заканчивали последние приготовления. Аболдуев же решить начать прием с экскурсии по селу, дабы показать территорию и поделиться планами. Еще Николай Николаевич следовал французской поговорке, которую любил Наполеон: “хорошая трапеза должна начинаться с голода”. Посему решил сперва все показать, а потом накормить, чтобы его застолье выглядело особенно вкусным. “Едут, едут!” — закричал со сторожевой башни караульный. Кареты Зотова въезжали в Аболдуевку. К притормозившему около барского дома экипажу быстро подкатили ковер, расстелив его до крыльца. Тит Афанасьевич спешился, за ним и его управляющий Петр Шумский, который тоже, кстати, был из старообрядцев. Два лакея в ампирских фраках и панталонах, но без париков, так как таковые при Наполеоне уже выходили из моды, помогли дорогим гостям выйти. От удивления у Зотова перехватило дыхание: человек двадцать стояли, облачившись в военные мундиры синего цвета и белые рейтузы. А на крыльце красовался Аболдуев, точно скопировавший образ Бонапарта, в генеральской двууголке, окаймленной позолоченной тесьмой с кокардой в форме бабочки. Рядом стояли Павлик Бричкин и Егор Гниляк, изображающие эскорт и верных рыцарей императора — этакие chevaliers servants. Оба они, переглядываясь, любовались друг другом, раздуваясь от собственной значимости. Из-за колонны выглядывала и рыжая Варька, с любопытством рассматривая господ из соседнего села: “Ох, видит бог, видные мужчины приехали”.
Bonjour, mon cher ami (здравствуйте, мой дорогой друг), — приветствовал Аболдуев Зотова.
Здравствуйте и вашему дому, — широко улыбнулся Тит Афанасьевич.
Как доехали, как дорога? Будем сегодня проводить время вместе и я вам все покажу!
Я словно во Францию попал — такое великолепие у вас, Николай Николаевич. Прямо душа радуется от красоты французской. Слышал я, что строиться еще хотите?
Очень. Мы планы чертим, обсуждаем. Десятники прибыли, — рассказывал Николай Николаевич, беря Зотова под руку и ведя его в дом.
Лакеи распахнули двери и Аболдуев повел Тита Афанасьевича в кабинет к чертежам. Где-то час спустя они отправились гулять по имению, а потом поехали по деревне, зашли в храм и к концу экскурсии Зотов уже страшно хотел есть и устал улыбаться. Зато информации он получил предостаточно. Обед тоже прошел хорошо — повара наготовили вкусностей. Были поданы и лягушки, собранные Павликом, и потушенные в молоке. Гости единодушно решили, что земноводные взаправду похожи по вкусу на кролика, и все съели на радость Аболдуеву. Или же просто были сильно голодны после многочасовой экскурсии.
***
В заводе нашем живет много талантливых ребят. У Тимофея Ермилова, сплавщика, есть правая рука — Максим Потапов, молодой рукастый парень, кто барки по Чусьве ведет одной рукой — ни одной аварии ни разу не было. К Максиму кто только из местных баб не приставал: и рыжая, и цыганки, и даже мамзели Аболдуева загядывались, но тот держался особняком и был занят исключительно работой. В церковь Максим не ходил, в пьянках публичных замечен не был. Пытался с ним сдружиться Павлик Бричкин, да не вышло — Максим Потапов Павлика прогнал, поставив ему жирный фингал. Павлик как выпьет, так всех в друзья к себе зазывает, лезет обниматься и целоваться, а такого никто из нормальных мужиков в деревне не потерпит. Макар с Тимофеем Ермиловым нет-нет да поглядывали по сторонам, присматривая для Максима приличную девушку.
Второго молодого парня звали Григорий Пименов. Он служил в трапезной у отца Георгия и давно мечтал работать в заводе, но Варвара, мать Григория, тоже была прихожанкой местного храма, как и Алена Бричкина, и мечтала, чтобы сын пошел по церковной линии и потом имел свой приход, со временем заменив нашего попа. Григорий же, накормив прихожан в трапезной обыкновенно шел в завод, где общался с Щукиным, Ермиловым и Максимом Потаповым — с последним вскорости они сильно сдружились. Подходили и по возрасту, и по увлечениям. У Григория была девушка Екатерина, которую Варвара Пименова сразу не взлюбила — не было у матери в планах сына женить, а Григорий с Катей гуляли, в горы вместе ходили, сидели у родника влюбленных и мечтали, что Гриша в завод пойдет, а потом они поженятся и дом свой построят.
Хорошая у нас деревня и люди в ней хорошие живут, чистую правду говорю. Случаются, конечно, казусы, но редко, а о них потом долго помнят и в пример ставят. В прошлом году Егор Гниляк огород картошки посадил да убрать забыл — дела барина усердно выполнял. Картофель у нас на Урале обыкновенно выкапывают в конце августа-начале сентября. Дак в конце сентября как заморозки ударили и все, осталась семья без урожая. Местные потом долго шептались, что для Егорушки барин милее Матрены Афанасьевны и детей родных.
***
После поездки к Аболдуеву Тит Зотов задумался. Много он видел чудаковатых поступков богатых людей, но такое с ним случилось впервые. В Екатеринбурге заводчики и свадьбы по году гуляли, и лошадей шампанским мыли, и солью летом улицы посыпали, чтобы на санях прокатиться, но Николай Николаевич превзошел всех в затейливости поступков. Зотов долго думал, где Аболдуев будет брать деньги на свои реформы — ведь всем заправляла Виктория Павловна. Давно ходили слухи, что Аболдуев тратил деньги под предлогом благовидных поступков: или крышу храма батюшке починить, или малоимущим помочь, или мастера иноземного в завод выписать. Раскусив мужа, Аболдуева стала вникать в дела и вести двойную бухгалтерию, а потом вошла во вкус и уже полностью управляла заводами, держа супруга на коротком поводке. Но женщина была себялюбивая, карьеристка, и как-то она обмолвилась Титу Афанасьевичу, что была бы не против породниться с иностранцами, выдав замуж дочерей за самых видных французских мужей.
Вознесенское стояло ниже по течению Чусовой и железо сплавляли сразу двумя караванами — сперва аболдуевские сплавщики, потом зотовские. Вместе было плыть и безопаснее, и надежнее. Отправлять тяжелогружёные железные караваны можно было только весной по большой воде, но далеко не каждый год на Урале местные реки становились судоходными. В маловодье для проводки караванов реку перегораживали поперёк огромным куском парусины, в результате чего уровень воды в этом месте поднимался и судно продвигалось вперёд на несколько саженей (2,13 метра). На широких участках в дело вступали бурлаки. Но в сезон перевозок найти бурлачью ватагу было непросто, поскольку почти всё мужское население трудилось в заводах. Тогда и додумались спускать в реку Чусовую воду с заводских прудов. В результате чего уровень воды в реке поднимался аж на пять аршин (3,5 метра). Так что вместе было работать гораздо выгоднее. Ещё одной проблемой железных караванов был разбой. Лихоимцев на Чусовой всегда хватало и заводчики боролись с пиратством. Были известны случаи, когда команда судна вступала в сговор с грабителями. А тут все силы и люди могли быть брошены на построение французского государства, и рук рабочих будет катастрофически не хватать, а если еще барыня женихов заграничных найдет да притащит их в Аболдуевку показывать французам нововведения, то совсем работы встанут. И строительство Уральской железной дороги, которая должна была заменить водные пути транспортировки железа, еще только обсуждалось. Такие думы одолевали Тита Афанасьевича.
***
Гриша Пименов после очередного кормления страждущих в трапезной отправился в завод к другу Максиму. Пришлось уходить огородами, чтобы матушка не увидела — Варвара бдила денно и нощно, чтобы Гриша не сбился с пути. Также рьяно охраняла она Гришу и от Екатерины — старший, любимый сын все-таки. Но пока она в храме делилась новостями с Бричкиной, Григорий тихонько улизнул из церкви. Право, жаль было бы увидеть такого статного с широкими плечами молодого человека в поповской рясе. Он гораздо лучше бы смотрелся рядом с доменной печью, закатав рукава и показывая всю мощь уральского мужчины. Неспроста один известный русский писатель, побывав на Урале, написал истинные слова про жителей нашего края: здесь люди настолько суровы, что женщины рожают не с акушерками, а с помощью механиков заводских мастерских! Все были статные, видные, страшно моложавые. Здоровый образ жизни, экологически чистые способы хозяйствования, выживание в экстремальных условиях, умение жить в гармонии с природой, духовное совершенствование и труд. Это опыт предков, сумевших освоить огромные территории на Урале и за его хребтом, и создавших форпосты до самого Тихого океана. И наша Аболдуевка не стала исключением: все местные коренные жители так и выглядели кроме, пожалуй, пришлых да местных пьяниц.
***
Одним, уже летним, вечером Щукин пригласил к себе Ермилова. Поскольку реформам было уже 2 месяца, мужики решили перетереть, подвести итоги и поговорить по душам — эти двое всегда находили темы для разговоров. Сидя на завалинке и неспешно покуривая, Макар поджидал Тимофея. Мимо проходили Григорий с Екатериной — те отправились гулять и, увидев сидящего на свежем вечернем воздухе Щукина, свернули к его дому. Сдружившись с Максимом Потаповым, Григорий стал больше общаться с двумя самыми уважаемыми жителями Аболдуевки. По-прежнему работая в трапезной, Гриша много видел такого, что было скрыто от посторонних глаз. Отец Георгий после служб втихую гнал самогон, ставил вишневое вино, увлеченно считал выручку, что приносила ему паства и барин с барыней. А еще вечерами из поповского дома, что стоял при церкви, Гриша видел выходивших женщин, всегда прикрывавших лица платками. “Так вот еще почему в наш Никольский храм люди перестали ходить”, — размышлял Макар, — поп-то у нас стяжательством занимается”. Сам он был далек от церкви, ходил на охоту, доверял только себе и честным законам природы.
Компания наша сидела и разговаривала о насущных делах, а тут и Тимофей подошел со своим помощником Максимом Потаповым. Теплыми летними вечерами на улицу высыпает вся деревня. Никто летом в окошки не смотрит — все видно и слышно снаружи: мимо проплыла напомаженная Варька под руку с Назаром Макаровым; потом Бричкина Алена Андреевна вышла со стороны церкви, что-то таща в мешке; за ней следовал, слегка пошатываясь, супруг. Славное время — лето: лисы в деревню не заходят и кур не таскают — в лесах полно еды; все добрые и размеренно ходят по улице — не надо топить печь и бегать по морозу от избы до избы. Тимофей тоже закурил папиросу, вытянув мощные длинные ноги:
Слышь сюда, Макар, не понимаю, что происходит — затишье стоит. Стройки нет, а десятники прибыли. Собраний сколько уже провели, а тишина. Барин соседский был и никаких действий. А лето скоро закончится. Какая же стройка зимой? По осени людей мало будет — урожаи надо собирать. После сбора урожаев тоже некогда — производства увеличим, к ярмарке станем готовиться. Наши повезут чугун с железом да изделия разные. А то, что несколько дураков в форме французской ходят и улиток едят, это совсем не показатель. Что сказать имеешь? — задал вопрос Щукину Ермилов.
Время барин сам тянет — это хорошо. Глядишь, все изменится. Я жду приезд барыни, дак нет ее, как мне евойный секретарь сообщил — в город Париж она с дочерьми укатила. А барыни нет, дак деньги барин большие не найдет — кто ж ему без ее ведома их выдаст? — ответил Макар. — И письмо от наших старообрядцев по-прежнему у меня — слать его некуда.
Думаешь, рассосется? И почему барыня именно в Париж поехала?
Дочерей вывезти, сосватать, по-возможности. Не думаю, что Виктория Павловна будет кому-то говорить про несуществующее еще государство. Негоже хозяйке заводов позориться и сказки иностранцам рассказывать. Пожалуй, все рассосется. Еще июль и август, и опять картошку копать. Ни купальни, ни оранжерею, ни конюшни за такой короткий срок не построить.
Вполне разумно, — согласился Тимофей Ермилов.
Максим с Гришей слушали умных людей, которые рассуждали здраво и никуда не спешили, предоставляя событиям идти своим чередом.
***
Представляю вам оставшихся героев нашей истории, чтобы вы, дорогие читатели, не запутались.
№ 1. Неонилла, Ольга, Елена и Елизавета, дочери Аболдуеых.
№ 2. Исидор Шумаков, Игнатий Богомолов, Пелагея Никитина, старообрядцы.
№ 3. Петр Шумский, управляющий Тита Зотова.
№ 4. Максим Потапов, помощник сплавщика Ермилова.
№ 5. Григорий Пименов, повар трапезной.
№ 6. Екатерина, девушка Григория Пименова.
№ 7. Варвара Пименова, мать Григория.
***
Катя, девушка Григория, тоже работала у Аболдуева — была камеристкой при барышнях. Справлялась одна, так как те приезжали нечасто, а этим летом работы было совсем немного, из-за отсутствия барышень. Серьезная, с нахмуренным личиком, Екатерина содержала в порядке гардероб: все было переглажено, подшито, разложено по шкафам да сундукам. С Гришей они познакомились случайно. Катя сопровождала женскую половину Аболдуевых на службу, после которой те изъявили желание откушать церковной пищи и непременно в трапезной, как простые люди. И невзлюбила Варвара, Гришина мать, Катю за то, что именно она была причиной размышлений ее сына начать жить мирской жизнью. Пименова, конечно, зря беспокоилась — Екатерина, работая вместе с Варькой в одном доме и насмотревшись всякого, точно знала, как не нужно себя вести.
***
Николай Николаевич приезжал в деревню регулярно два раза в неделю и в каждый приезд привозил какого-нибудь гостя. Увлеченно показывал и рассказывал про свой проект, наряжал людей во французские платья, заказывал ансамбль и угощение. После первого визита заводчика Тита Зотова Аболдуев, воодушевленный вниманием именитого соседа, привез в деревню настоящих французов — иностранный театр был на гастролях в Перми, а потом приехал в Екатеринбург, где его и встретил Аболдуев. На иностранных языках наш барин умел изъясняться, благодаря полученному образованию, и, переговорив с директором труппы, решил привезти весь коллектив к себе в деревню. До местных тут же дошли слухи, что в Аболдуевку едут французы. Щукин сидел и размышлял: на кой лад барин тащит всю эту ораву? Что за польза за такая будет деревне? Может, будут обучать каким-то театральным приемам ансамбль Аристиды Окульницкой? И они явно приедут не на один день: барин их и поселит, и баню сделает, и цыган позовет — все по высшему разряду, как он любит, но какая будет полезность — этого Щукин не мог понять, ничего ему в голову не приходило.
Деревенские же оживились и каждый думал в пределах своего разумения: Варька мечтала встретить настоящего француза; старообрядцы предположили, что французы пожелали узнать их музыкальную культуру, как народную манеру исполнения с особыми вокальными техниками; заводским было просто любопытно; холуи старательно разучивали французские слова, дабы не подорвать авторитет барина; Екатерина желала увидеть настоящие французские платья; Гриша Пименов хотел научиться готовить новые блюда, а Паша Бричкин предвкушал много водки.
Накануне Егор Гниляк получил распоряжение от барина приготовить комнаты для французов, большой бальный зал в усадьбе, разослать письма соседям и началась беготня. Особые приглашения получили Тит Зотов с семьей; его управляющий Петр Шумский; священник из зотовского села Вознесенского; разумеется отец Георгий с супругой; семьи старообрядцев Шумаковых, Богомоловых, Никитиных и прочих, кто готов был прийти. Последние, как считал Аболдуев, должны были прочувствовать и понять французскую культуру, особливо пропитанную духом великого императора, а истинная цель приглашения была расположить и склонить их к своим нововведениям. Бабы в ожидании приезда французского театра ходили от двора ко двору, разводя руками и качая головами. Анастасия Ощепкина возьми да брякни: “Варька снова залетит! И готовить меня помогать не зовите — ваши лягушки вот уже где сидят!” Тут же донесли Гниляку с Тупаком, а так как руки были очень нужны, послали последнего Настю уговаривать, суля ей двойную премию да французские шмотки. Старообрядцы, получив приглашение, долго смеялись в окладистые бороды: барин-то, точно, чудной, и как он угадал, о чем они в письме Виктории Павловне писали! Про театр же! И Игнатий Богомолов предложил, раз пошло такое совпадение, а ничего случайного не бывает, приглашение Аболдуева принять и грамотно посодействовать появлению деревенского театра заместо французских инноваций.
На следующий день, уже сильно после обеда, с башни снова раздался крик: “Едут!” И вереница карет предстала перед взором караульного, потихоньку приближаясь к деревне. Торжественно проехав до барского дома, шесть экипажей остановились и из каждого выгрузилось по четыре-пять человек.
Эк, сколько дармоедов приехало, — произнес Макар Щукин.
Добрый у нас барин, — согласился Максим Потапов. — Накормить и поселить почти тридцать человек — это же треть Аболдуевки!
И едят они хорошо, — добавил Гриша Пименов. — Артисты же. Энергия нужна. По глазам вижу, что голодные.
Французов встречала Аристида Окульницкая со своим коллективом. Изображающие французов артисты хором запели любимую мелодию гренадеров императорской гвардии Бонапарта “Chanson de l'oignon” (песню о луке):
J'aime l'oignon frît à l'huile, (я люблю лук, обжаренный в масле)
J'aime l'oignon quand il est bon, (я люблю лук, когда он вкусный)
J'aime l'oignon frît à l'huile, (я люблю лук, обжаренный в масле)
J'aime l'oignon, j'aime l'oignon. (я люблю лук, я люблю лук)
Bravo! Quel plaisir d'entendre la musique française originale à la campagne russe éloignée! (какое счастье слышать настоящую французскую песню в удаленной русской деревне) — воскликнул один из артистов.
И Аристида расплылась в блаженной улыбке — угадала!
Французские артисты, разместившись в комнатах барского дома, готовились к приему. Когда Аболдуев встретил их в Екатеринбурге, в голове родились мысли, обгоняя одна другую, и он возжелал привезти их к себе в деревню. Сперва цель была рассказать про наполеоновский проект создания мини-республики, чтобы слухи о нем, Николае Николаевиче Аболдуеве, распространились до самой Франции. Потом он очень хотел показать планы строительства, своих артистов и служивых, кто уже научился хотя бы немного изъясняться на французском языке. А еще пришла ему идея, что необходимо позвать гостей и устроить показ французского спектакля, разумеется, на тему великого Бонапарта. И еще вдогонку промелькнула мысль привезти Сашку с Глашкой, дабы придать мамзелям иностранного лоску. Как обычно, барин хотел все и сразу, и в сжатые сроки. Оттого весь штат помощников и прислуги в буквальном смысле не ел и не спал несколько дней до приезда труппы.
Торжество начиналось. Вдоль дома вновь была расстелена дорожка, часть слуг снова одели в сюртуки и панталоны, часть — в форму наполеоновской армии. Женщины надели длинные платья с открытыми плечами, шляпкам, накидками и длинными перчатками до локтей. Тут же перед входом пели цыгане, встречая гостей, а уже внутри дома старательно выводил французские мелодии в полном составе коллектив Окульницкой. Зажженные повсеместно свечи создавали настроение праздника. Гости подъезжали к усадьбе и всех радушно на крыльце встречал Николай Николаевич в своей обожаемой наполеоновской двууголке. Получившие приглашения гости прибывали, заходили внутрь барского дома и внимательно оглядывались по сторонам, чтобы не пропустить ничего интересного: тут были и букеты, и сидры разных видов, и шампанское, и музыка. На обеденном столе красовались фарфоровые приборы. Начищенные до блеска ножи и вилки рвались услужить гостям помочь отправить в рот деликатесы французской кухни. К обеду ожидались омлеты нескольких видов, сыры, оливки, улитки, бургундские вина. Кульминацией стола должен был стать цыпленок Маренго, обжаренный в оливковом масле с коньяком, томатами и чесноком. Его готовились подать на хлебе с раками, зеленью и крутыми яйцами. Также была местная дичь с деревенским разносолами и пироги разных видов. Рассевшись за столом, гости приступили к трапезе. Французские артисты ели, пили и хвалили еду, опрокидывая в голодные рты и русские, и иностранные блюда. Прочие же ели умеренно, не объедаясь. Удовлетворив гастрономическую потребность, гости прошли в зал, где уже расставили стулья, и труппа французов отправилась готовиться к спектаклю. При выборе барином темы представления Аболдуев остановился на истории любви Жозефины и Наполеона. Ведь именно эта любовь заставляла императора совершать подвиги, завоевывать новые страны и действительно сворачивала горы. И спектакль, пусть и играемый на французском, был понятен каждому зрителю.
К концу представления большая часть гостей разъехалась по домам.
Дорого-богато, — произнес Исидор Шумаков.
И очень бессмысленно, — добавил Игнатий Богомолов.
У Аболдуева остались лишь артисты обеих национальностей да цыгане, ближний круг обожателей и слуги. Решив гулять до конца, барин объявил конкурсы, думая научить французов старинным русским играм. Вино полилось еще быстрее, вскорости к нему добавился и более крепкий алкоголь — куда же без русской водки! Паша Бричкин переоделся в даму и танцевал с Егором Гниляком. Варька обнимала французского актера. Отец Георгий облюбовал диванчик и пил грушевый сидр, сравнивая напиток со своим вишневым вином, пытаясь оценить вкус и наливая бокал за бокалом. Цыгане пели вместе с артистами. Кто-то играл в горелки и ручеек: лишние вещи, как шляпы, накидки, перчатки, сюртуки, были сняты и брошены где попало. Сашка и Глашка повисли на барине, беспрестанно говоря ему комплименты. Дед Мотуз заснул у порога. Французы беспрестанно ели и пили, и концу праздника уже выкрикивали русские слова. Успокоилась компания только под утро. К восьми часам дом погрузился в крепкий послеалкогольный сон: спали кто на столе, кто под ним; вповалку на диванах и в кроватях; в одежде и без нее. Караульные, слуги — всем перепало с барского стола. Жители деревни, кто смог пройти в кухню благодаря Анастасии Ощепкиной да Григорию Пименову, тоже получили и угощение, и выпивку. Так что можно сказать, что в сон погрузилась вся деревня, переваривая съеденное и выпитое.
А Макар Щукин не пил и не спал. Увидев в окно никем не замеченный подъезжающий экипаж барыни, произнес: “Вот и разрешилась вся эта нелепая ситуация”.
