Элисса [Д.С. Брянцев] (fb2) читать онлайн

Д.С. Брянцев Элисса

Пролог

— Алексей! А вот и ты. Садись.

Темный подвал городской библиотеки освещался лишь маленькой настольной лампой. Свет не доходил до обладателя голоса, его фигура была полностью скрыта в тени массивных стеллажей. Рука журналиста потянулась к выключателю на стене около входа.

— Я бы не советовал этого делать, — голос прозвучал спокойно, но властно.

— П… п… понял. Простите, я понял, — парень сглотнул и медленно опустился на стул около стола. — Как я могу к вам обращаться?

— Можешь звать меня «мой господин».

— Как вам будет угодно… мой господин, — потные ладони парня сжали колени настолько сильно, что пальцы побелели.

Комнату наполнил раскатистый мощный, но при этом мягкий смех.

— Я шучу, друг мой. Можешь звать меня так, как тебе угодно. Я носил много имен, не принадлежавших мне, а истинное никто из ныне живущих смертных больше не узнает. По крайней мере, от меня.

— То есть, все-таки есть те, кто знает? — журналист привычным движением включил диктофон.

— Да, есть, — неохотно ответил голос, и со стороны угла послышался тяжелый деревянный скрип. — Давай сразу обозначим происходящее. Ты сейчас находишься здесь всего по двум причинам. Во-первых, тебе интересно разобраться, что ты видел несколько недель назад. Во-вторых, мне нужно, чтобы люди из твоего мира узнали эти истории. Из этих причин мы можем вывести, что тебе нет необходимости знать больше, чем я сам посчитаю нужным. Поэтому многие вопросы, что сейчас крутятся в твоей голове, останутся без ответов.

— Хорошо, я вас понял.

— И да, я знаю, ты хочешь начать с чего-то интересного, пугающего или захватывающего, однако это позже. Придется немного потерпеть. Мы начнем с той истории, без которой все последующее повествование может быть понято неправильно.

Алексей поправил очки в тонкой оправе, открыл блокнот и щелкнул авторучкой.

— Можно я задам еще один вопрос, пока мы не начали?

— Да, спрашивай.

— Почему мы встретились здесь? Насколько я понимаю, вы не хотите, чтобы вас кто-то видел, а тут рядом одна из самых оживленных улиц города.

— Мне нравится, как здесь пахнет.

— Плесенью?

— Историей, друг мой. Историей.

«Живи так, как будто ты сейчас должен проститься с жизнью,

как будто время, оставленное тебе, есть неожиданный подарок».

Марк Аврелий Антонин

«Ничто не истинно, все дозволено».

Хасан ибн Саббах

Рандеву

Со стороны моря дул свежий ветер. Налетая на деревья, щедро высаженные вдоль берега, он терял почти всю мощь и в центр парка доходил лишь легкий бриз. Шум волн почти тонул в шепоте беседующих о чем-то своем деревьев. На улице было довольно светло, но освещение парка уже включили. В стоящий рядом фонарный столб со всей возможной на этот момент силой врезался сорванный кленовый лист, оставшись на его мокрой от осенней мороси поверхности.

«Весьма недурственная вещь этот зеленый чай», — подумал я и в который раз за месяц удивился собственным мыслям. Я никогда не был поклонником здорового образа жизни и, уж тем более, здоровой пищи, однако весь последний месяц проходил в странном напряжении, импульсами выбивающем из меня стремление к самоуничтожению. Сначала я бросил курить, потом начал бегать по утрам, сейчас пью зеленый чай без сахара, а завтра, судя по всему, уйду в монастырь.

Рядом со мной на лавке, закинув ногу на ногу таким образом, что пальто больше не скрывало идеальных ног, удобно устроилась Алиса. Обеими ладонями, наполовину закрытыми длинными рукавами слегка торчащего из-под пальто тонкого шерстяного свитера, она держала у губ неудобную кружку, идущую в комплекте с термосом, и, слегка прикрыв глаза, предпринимала попытки остудить чай дыханием, изредка делая небольшие глотки. Это она уговорила меня попробовать, наконец, ее любимый напиток, к вкусовым качествам которого я всегда относился скептически.

— Вроде жив, — подытожила спутница, пристально разглядывая мое лицо. — Или это только внешне?

— Согласен, не так противно, как я представлял, — я сделал последний глоток и, раскрыв рюкзак, достал «термос», наполненный уже моим любимым напитком. — Но кофе все же лучше.

С этими словами я наполнил кружку и втянул запах ароматного напитка со сливками. Поднеся его к губам, я жадно отпил добрую половину.

— Раз уж решил исправляться, начал бы с чая, — она поставила полупустой сосуд на край лавки и учтиво сложила руки на колене.

— Ну уж нет. Лучше быстро и весело, чем долго и скучно, — наш разговор, по обыкновению, обещал переход из светской беседы в философскую дискуссию.

— Пусть так, но одно другому не мешает. Ты же не будешь утверждать, будто моя жизнь, со всеми диетами и занятиями фитнесом, хоть сколько-нибудь скучнее твоей?

Тут я спорить никак не мог. Несмотря на вечные тренировки, четкий распорядок, всегда опрятный и качественный макияж, придающие Алисе качества, сводящие с ума мужчин— как ровесников, так и младшего возраста, — и меня в том числе (как ни крути, разница почти в десяток лет практически делала нас представителями разных поколений), она Жила. Именно так: Жила. Она успевала брать от жизни все то, что только могла успеть. Практически на каждую черту ее характера я имел противоположную. Около тридцати сигарет в сутки, сидячий, порой и лежачий, образ жизни и одна прическа на всю жизнь.

Помимо различий, была у нас общая страсть — тяга к общению и новым знаниям. Именно это, а не ее тело, как она предполагала, толкали меня назначать все новые и новые встречи, несмотря на усталость, состояние погоды и даже наличие на ее безымянном пальце кольца. Говорили мы о многом и ни о чем. О политике и погоде, о философии и медицине, о вечном и повседневном.

— Да, но у нас мозг по-разному устроен, — я допил остатки, закрыл «термос» и положил в рюкзак, оставив ранец между коленей, всем видом указывая на необходимость завершать разговор. — И понятия о веселье разные. Я домосед.

— Знаешь, оправдывайся сколько хочешь, однако выбрать все-таки придется.

— Между чем?

— Между отдыхом и жизнью, — заключила она и последним глотком опустошила кружку.

В нескольких метрах, на семь часов от меня, на дорожке остановился парень лет двадцати на вид. Наблюдая за зарождающейся бурей, идущей с моря, боковым зрением я заметил какое-то движение с его стороны. И как только я захотел повернуть голову, чтобы рассмотреть смысл его действий, как он сам подошел и, встав в больше эффектную, чем практическую стойку, надавил на кнопку фотоаппарата. Оттуда вылез квадратный кусок бумаги, который парень тут же вытащил и, прикрыв курткой начал интенсивно трясти.

— Я так понимаю, вы, молодой человек, желаете получить плату за эту фотографию? — Алиса, улыбаясь, раскрыла сумку и уже начала доставать кошелек, когда я остановил ее руку.

— Сколько? — я не был в восторге от незапланированных трат, но обязан был не ударить в грязь лицом.

— Всего четыреста рублей за приятные воспоминания в компактной форме, — тот вытянул лицо подобно Чеширскому Коту с его безумной сардонической улыбкой и протянул мне фотокарточку.

— Всего? Ну-ну, — я отсчитал купюры, вручил их парню и убрал фото в портмоне, предварительно продемонстрировав Алисе.

— Хорошего вечера, — парень слегка поклонился и удалился на поиски новой жертвы.

Я встал, закинул одну лямку рюкзака на правое плечо, повернулся к Алисе, взял ее кружку и протянул руку, приглашая встать. Она, слегка недовольная столь резким и даже немного грубым окончанием чаепития, тем не менее поднялась на ноги и, повесив сумочку на одну руку, вторую положила мне на предплечье. Так мы неспешно двинулись по забросанным листвой дорожкам осеннего парка. Дождь падал на спину, а подоспевший ветерок, как бы закрепляя успех, пытался пробиться сквозь толщу одежды к телу. Мы шли между огороженных стволов клена под лоном зарождающихся сумерек к ее машине, продолжая беседу, и с каждой секундой крепло желание плюнуть на все, включая погоду, развернуться и пойти обратно. Но рандеву окончено, настала пора возвращаться домой. Меня снова ожидал вечер в четырех стенах. А она вернется домой, к семье. В ее доме, в отличие от моего, всегда звучат голоса, горит свет и стоит запах вкусной еды. Я глубоко вздохнул, сокрушаясь перед бессмысленностью возвращения в пустую квартиру. Это не осталось незамеченным. Когда мы подходили к автомобилю, наши руки опустились, и ее пальцы переплелись с моими. Мне стало легче, хотя немного неловко.

— Что такое? — Алиса со снисходительной улыбкой посмотрела мне в глаза.

— Да так, ничего, — я отвел взгляд влево. — Домой не хочется.

— Давай останемся. Я не тороплюсь, ты вроде тоже, — она посмотрела на сплетенные руки. — Может, мне мало того времени, что мы провели вместе.

— Мало для чего? — это скорее риторический вопрос, однако очень уж хотелось увидеть ее реакцию.

— Какое все же неуверенное в себе поколение!

Она вытянулась на носках, легонько коснулась своими губами моих и добавила чуть слышно:

— Или хитрое?

— Все возможно.

Мимо нас по тротуару, держась за руки и весело улыбаясь в беседе, прошла молодая пара. Я посмотрел им вслед, и взгляд мой переместился к проезжавшему мимо трамваю, окатившему нас потоком холодного воздуха, отчего я поежился.

— Может, в машину сядем, все равно не расходимся?

— Все-таки хитрое, — произнесла она, открывая дверь, и рассмеялась легким, почти невесомым звоном серебряных колокольчиков.

Мы сели внутрь и тронулись в сторону дальнего угла парковки, на которой оказалось на удивление много свободных мест. Ветер и дождь спустя час практически сошли на нет. На душе было спокойно, несмотря на то, что минуту назад меня одолевали сильные сомнения по поводу предстоящего вечера. Я почти инстинктивно положил свою руку на руку Алисы и томно, еле слышно прошептал:

И вновь морская гладь бледна

Под звездным благостным сияньем,

И полночь темная полна

Очарованьем и молчаньем.

Она придвинулась в мою сторону, приложила голову к моему плечу и обхватила руку, от чего сердце стало биться с неистовой силой, словно пытаясь выбить ребра. Я боялся, как бы этот факт не остался незамеченным для спутницы, дабы не сбить размеренный лад прекрасного вечера. Но она, то ли не замечая реакции моего тела, то ли не придавая ему большого значения, прошептала в ответ:

Как, Господи, благодарить

Тебя за все, что в мире этом

Ты дал мне видеть и любить

В морскую ночь, под звездным светом.

Мы молча смотрели вдаль, изредка поглядывая на часы приборной панели автомобиля и сплетенные ладони. С этого ракурса прекрасно были видны строгие черты причала, утопающего в закатном кроваво-красном свете, расположившегося на другом краю залива, формой напоминавшего полумесяц. Медленно, почти неподвижно, по успокоившимся волнам в сторону причала двигался непонятно каким образом оказавшийся в такую погоду вне порта прогулочный катер, словно бегущий от накрывающей его тени маяка на противоположном причалу береге. Я смотрел вслед умирающему солнцу, когда оно почти полностью скрылось из глаз. Алиса отпрянула от плеча и с наигранным удивлением произнесла:

— И давно ты начал интересоваться творчеством Бунина?

— Буквально часа три-четыре назад, пока на автобусе ехал, — освободив руку из ее объятий, я вытянулся вдоль кресла и развернул голову в сторону собеседницы.

В попытке продолжить разговор я едва успел раскрыть рот, как был бестактно прерван поцелуем, сопротивляться которому не очень-то и пытался. Медленно, практически не касаясь поверхности моей одежды, Алиса провела рукой от живота до шеи и впустила пальцы в мои волосы, сжав кулак. Я попытался взять ее правой рукой за талию, но конструкция автомобиля явно выступала против подобных манипуляций, и я остался в повернутом состоянии. Находиться в такой позе становилось физически неприятно, посему, пустив руку за спину Алисы, я опрокинул ее сиденье назад, бесцеремонно заняв доминирующее положение в вечернем спектакле.

* * *

Подъехав к дому, который временно выступал моим жилищем, массивный черный автомобиль резко остановился, отдавая корпус в нежные руки инерции, поддавшей его чуть вперед. Я смотрел в темно-карие глаза Алисы, совершенно явно осознавая: совсем скоро придется покинуть этот город. И факт того, что будет после моего возвращения, пока пребывал в паре со знаком вопроса. Но то, как она смотрела на меня… Понять ее истинные намерения всегда было непросто, ведь то, что ты знал о ней, могло рухнуть в следующую секунду, открывая девушку с новых сторон. Особенно это проявлялось в манере поведения, способной измениться в течение дня раз по семь, представляя миру то взрослую, рассудительную бизнес-леди, то прилежную школьницу, переживающую о том, что ее лексикон непомерно быстро наполняется матом, то студентку на вечеринке, не гнушающуюся похоти. Стратег, живущий в каждой женщине, преобладал в ней над всем остальным. И теперь я терзался сомнениями на тему того, что она чувствует, о чем думает, знает ли о моем скором отъезде, а если знает, что думает. На выяснение оставалась всего пара дней. Мысли были прерваны резкой сменой предмета ее лицезрения с моего лица к своему телефону, разорвавшему тишину.

— Да, дорогой, в духовке, — она смотрела перед собой, совершенно непринужденно поигрывая пальцами по рулю. — Уже выехала, скоро буду, — убрав в сумку телефон, она вновь взглянула на меня и, вздохнув, взяла за руку.

— Все, езжай, — я прикоснулся к ее руке губами и открыл дверь. — Завтра увидимся.

— Спокойной ночи, — произнесла она вслед через открытое стекло, и внедорожник с ревом умчался в конец улицы, после чего так же стремительно исчез за поворотом. Накинув капюшон, я вставил наушники в уши и направился в сторону, противоположную направлению машины. Спать совершенно не хотелось, а подумать определенно было о чем.

Чего-то хотелось. Хотелось до безумия, а чего именно — как всегда в таких случаях — совершенно не ясно. Вроде и сыт, и на безденежье жаловаться не приходится, и вовсе не одинок. Внутри было ощущение отсутствия каких-то ярких событий, что наполняли жизнь раньше. Будто те воспоминания, что я потерял, содержали что-то безумно интересное. Или же душа истосковалось по чему-то родному, ныне недостижимому. Любовь. Или, по крайней мере, привязанность. Не к родным или друзьям, а к даме. То, что объединяло нас с Алисой, назвать высокими чувствами язык бы не повернулся. Это скорее некая форма дружбы. А необходима муза — мифический источник созидательных сил, импульс к жизни, спутница страстей. Теряя счет времени, я не заметил, как приблизился к береговой линии и устроился на одном из камней, покрывающих пляж.

Остывающее солнце сентября давно отправилось в объятия Морфея, уступив место полной луне. Я окунулся в ее серый свет и наслаждался легким бризом, чуть прикрыв глаза. Соленый ветер с моря прочищал живительной прохладой мысли от лишних звуков, мешающих сосредоточиться на самом главном — на себе. На размышлениях, делающих нашу жизнь чуть более значимой, чем примитивное размножение, наращивание материального положения и питания. Время вечно утекает, словно песок сквозь пальцы, а моя цель, как мне казалось, упорно прячется в самых темных уголках мутного сознания. И порой думалось, будто когда-нибудь я ее найду, взвешу и, набрав скорости, пробью преграды, вставшие между нами. Но пока этого не случилось — пора возвращаться домой и начинать готовиться к отъезду, так как день вылета медленно, но верно наступал на пятки.

2. Воскресенье

Снилось что-то невразумительное, указывающее, как минимум, на мою усталость. Мерзкого вида существо, выше меня раза в полтора, на теле которого вместо лица была огромная пасть ото лба до груди, находилось напротив меня в потоке темно-зеленого густого тумана. Оно не предпринимало никаких действий, лишь смотрело мне в душу, учитывая, что смотреть было нечем. Однако взгляд был столь же явным, как и мое собственное сбитое дыхание после пробуждения. Что бы этот сон ни обозначал, больше спать сегодня я явно не собирался, с учетом того, что часы показывали половину шестого утра.

Я переехал в этот город около года назад, через пару месяцев после аварии, забравшей из моей памяти пару лет жизни. И до сих пор не смог в полной мере насладиться ни красотой моря, отражающего алый закат, ни прелестными неширокими улицами, архитектура которых была больше декоративной, чем практичной. Теперь, смотря в окно каждое утро, я благодарил судьбу за возможность наслаждаться сим зрелищем. Аромат бергамота в кружке расслаблял и настраивал на грядущий день. Из окна дул теплый ветерок, и, подойдя к окну, я увидел, как в доме напротив открылись створки, в которых появилось довольное личико бабули. Одной рукой она, по неведомой мне технологии, состригала веточки с висящих на стене дома по обеим сторонам от окна цветов и складывала во вторую. Увидев меня, она с улыбкой помахала огрызками растений и продолжила облагораживать горшки. Я улыбнулся в ответ. Узкие улицы объединяют людей — еще одна причина отказаться от автомобилей. Замок входной двери скрипнул под напором вставленного ключа, и в комнату вошел высокий коренастый парень лет двадцати пяти. В руке у него была футболка, снятая в целях предупреждения перегрева, и солнцезащитные очки.

— Привет. Ты где пропадал? — бросив футболку на край кресла, он всем весом обрушился на мой многострадальный диван.

— Загулял немного, — повернувшись лицом к гостю, я поставил кружку на подоконник и оперся на него руками. — Дела перед отъездом решал.

— Понятно. Когда летишь?

— Послезавтра. Может, со мной? Мне бы не помешала компания.

— А я-то тебе зачем? Я в бумажках не силен, а с братом твоим заочно не очень хочу встречаться.

— Это почему? — я выразительно поднял бровь и сложил руки на груди.

— Так он из того же, что и ты, состоит, — Андрей широко улыбнулся. — А мне знакомства с тобой хватает с лишко́м.

— Это да… — протянул я в ответной улыбке.

— Я за любую суету, ты знаешь. Просто уже занят на ближайшую неделю.

— И чем же, если не секрет? — взяв кружку, я направился к раковине.

— Арина ненадолго приехала, скоро опять уедет. Дипломная работа ждет. Как вообще можно столько учиться?

— Ты бы попробовал сам, глядишь, и буквы бы выучил.

— Дай лучше пожевать чего-нибудь, — словно не заметив моего выпада, проговорил Андрей.

— Чего нет — того нет.

— Тогда я домой! — он развел руками и направился к выходу.

— Чего приходил-то?

— Да так, мимо проходил, дай, думаю, зайду.

— Понятно. Может, со мной все-таки? Я же помру в дороге со скуки.

— Нет уж, давай сам. Потом расскажешь, как съездил.

— Держи, — я кинул ему в руки футболку. — Арине привет.

Прощаясь, он поднял ладонь вверх и закрыл дверь, оставив меня наедине с моими мыслями. Я же, не сопротивляясь их хаотичному потоку, приступил к сбору сумок. Андрей был хорошим другом. Немного грозный с виду, он представлял собой смесь доброты и невиданного разгильдяйства. Мы встретились на причале в прошлом году в один из тех октябрьских вечеров, которые я предпочитал проводить в одиночестве. Он сидел в компании друзей и наигрывал на гитаре что-то из дворового фольклора. Я бы никогда не упустил возможности покрасоваться перед толпой мастерством игры (не зря же отдал этому занятию около десяти лет жизни). Не упустил и в тот раз. Я спросил разрешения взять в руки гитару и выдал практически все, что мог на тот момент, внешне изображая абсолютную легкость, что увеличило желаемый эффект, который, впрочем, был предсказуем. Насмешка в глазах гитариста сменилась легким недоумением, а позже неким подобием уважения. Так и завязалось общение, в ходе которого я обучал его азам виртуозной игры, а он, в свою очередь, вводил меня в тонкости местной жизни. То, что его отец являлся владельцем местной турбазы, я узнал случайно, когда в конце прошлой осени искал жилье, а он предложил арендовать один из гостевых домиков отца за разумную плату. Я никогда не думал о нем как об источнике финансов, да и сам он вечно дулся, когда я напоминал о разнице нашего социального статуса.

Еще я размышлял о предстоящей встрече с братом. Он был гордостью родителей, первенцем, гениальным археологом с красным дипломом, в отличие от меня, электрика четвертого разряда, ни идущего по предпринимательским стопам отца, ни рвущегося по карьерной лестнице. Это он отправлялся в Помпеи раскапывать очередное «сверхважное» для культуры святилище и хотел переоформить старую квартиру на меня. Делалось это с подачи родителей, которые хотели перетянуть меня в свой скромный бизнес. Им не нравилось, что младший сын уехал «на юга» и, по их мнению, работая на заводе, перебивался от зарплаты до зарплаты. Их небольшая сеть магазинов одежды неплохо зарекомендовала себя в пределах родного города, и поэтому они считали ее оплотом уверенности в завтрашнем дне для всей семьи. Мне же с лихвой хватало того, что я зарабатывал. Конфликт интересов и порой надоедливый характер старшего брата нередко (как и сейчас) удерживали меня от поездок домой. А в этот раз я почему-то сомневался в твердости собственного решения не переезжать обратно на малую родину. В дверь постучали. Закрыв чемодан, крышку которого я держал уже пару минут, я повернул голову и крикнул:

— Кто? — у Андрея был свой ключ, Алиса бы не пришла так рано, тем более в воскресенье, а остальные друзья наверняка отходили от последствий бурного вечера, поэтому я немного терялся в догадках.

— Дима, это Алиса, открой, — голос был слегка напряженный, и я поспешил к двери.

Распахнув дверь, я встретил Алису. Держа телефон в руке, она вскользь обняла меня и быстрым шагом направилась к тому месту, где около пятнадцати минут назад восседал Андрей. Убрав мобильник в карман коротких до безобразия джинсовых шорт, она присела на самый край кресла и уткнулась лбом в сложенные замком ладони.

— Я устала с ним бороться, — она словно разговаривала сама с собой. — Мне нужен отдых, — она разомкнула ладони и откинулась на спинку кресла.

Я прошел мимо нее к кухонному шкафчику.

— Может, чая? — я нажал кнопку электрочайника и продолжал смотреть в глубину шкафа, ища темно-зеленую упаковку.

— Да не до чая мне, — произнесла она усталым голосом.

— Осознал, — я закрыл дверцу, взял табурет и расположился напротив Алисы. — Что опять случилось? Поругались?

— Старая песня о детях. Рано, не потянем. Как мы можем их не потянуть? Капитан полиции, чтоб его, боится не прокормить двух людей! — высота тона разговора начала переходить нормы обычного общения.

— Так, успокойся. Что дальше делать собираешься?

— Да что я сделаю? Просто нужно успокоиться.

— Это да, — разговоры, связанные с ее мужем, никогда не пробуждали во мне энтузиазма. Ревность? Не знаю. Но я решил сменить тему. — Я уезжаю.

— Что? — она выпрямила спину. — Куда?

— Домой. Решу пару вопросов и вернусь, — я легко положил ладонь на ее колено.

— Умеешь ты время выбрать, — она приподнялась с кресла и посмотрела в окно. — Ладно, собирайся, не буду мешать.

— А знаешь, — идея так себе, но она будто сама просилась на язык. — Полетели со мной. Это всего на пару дней.

— Ты, конечно, извини, но как ты себе это представляешь? Ладно, работа пару дней подождет, но что я Артему скажу?

— Девичник, — я подошел ближе и предпринял попытку ее обнять, но выставленные вперед руки остановили меня. — Ты же так обычно отпрашиваешься?

— И что я там делать буду? — она почти согласилась, просто искала повод отказать, в первую очередь для себя.

— Походишь со мной, покажу тебе красоты моей малой родины, — я улыбнулся и отправился к вскипевшему чайнику. — Может, все-таки чаю?

— Да нет, пойду, — она достала телефон, посмотрела на экран и, убрав его обратно, подошла вплотную, положив руки мне на грудь. — И да, обещаю подумать.

— Так-то лучше, — я нагнулся и легко коснулся ее губ. — А то я уже начал переживать, что ты мужа сильнее, чем меня, любишь.

Ее лицо озарила улыбка, и короткий смешок, все так же сверкающий серебром, пронесся по квартире. Как я уже отмечал, мы разговаривали о ее муже крайне редко и, по большей части, в шуточной форме. Она развернулась и, не оглянувшись, вышла из комнаты, вновь оставив меня одного.

Остаток дня я посвятил сбору вещей и решению вопросов, не терпевших отлагательств до конца поездки, и уже к десяти вечера, учитывая ранний подъем, силы окончательно покинули меня.

3. Завод

Во сне передо мной вновь возник образ безликого великана, только в этот раз он тянул в мою сторону массивные руки с взбухшими венами. Как только длинные когти, торчащие из темных пальцев, коснулись плеча, я открыл глаза. Переведя дух, я повернул голову вбок и взглянул на часы. Половина четвертого. Рано, можно спать. Включив прикроватный светильник, я отвернулся от него и через несколько минут вновь провалился в забытье.

Хуже утреннего подъема только сам факт существования утра понедельника. Голова неприятно гудела, будто нечто давило изнутри. Добираться до работы около двадцати минут, по отношению к которым я лелеял сонные надежды, но жара упорно настаивала на отказе в моих скромных пожеланиях. В общем — день не задался с самого утра. Плюс в нашем цеху один из резервных электрогенераторов приказал долго жить. Весело. По прибытии на территорию цеха я обнаружил: мои пассатижи были бессовестно приватизированы третьим лицом, выяснение личности которого я планировал отложить до лучших времен. Еще веселей. Расположившись напротив генератора, я разложил инструмент на стоящем рядом табурете и принялся методично откручивать болты, держащие корпус.

— Ничего, настоящему электрику индикатор да изоленту главное не забыть, а остальное само пойдет.

— Что, извините? — рядом, немного напугав меня, появился высокий тощий мужчина. Этот редковолосый и чрезмерно навязчивый персонаж средних лет занимал должность старшего смены цеха. — Или опять предпочитаете беседу с самим собой, Дмитрий Анатольевич?

— Да ну что вы, Виктор Константинович, — встав на одно колено, я просунул руку под картер двигателя и с силой потянул крайний в конструкции болт. — Это я с генератором, чтобы не волновался.

— Ну-ну, — он небрежно протянул мне руку, но увидев мои ладони, уже испачканные в масле, шагнул назад. — Доброе утро. Как выходные? Чем занимались?

— Стоило бы сказать, что это не ваше дело, так ведь обидеть боюсь, — повернувшись к собеседнику спиной, я принялся методично вытирать масленые ладони о рабочее полотенце. — А оно нам надо?

— Нет, не надо, — сухо проговорил он, впрочем, тут же лукаво улыбнувшись, добавил. — Но я ведь тоже за вас переживаю. Плохая примета, говорят, — с женами полицейских в парках гулять.

Этот персонаж, походивший на сухостой в очках, решительно начинал мне надоедать, чего он, собственно, и добивался. Ну почему сегодня, Витя, когда мне нужно отпроситься у начальства на несколько дней?

— Да? Я слышал, шантаж и шпионаж в нашей стране выбитыми зубами караются, — я пытался максимально сохранить самообладание хотя бы внешне. — Может и напутал чего, я законы, знаете ли, плохо запоминаю. Может вы, Виктор Константинович, чего попутали? Нет?

— Слышишь, сопляк! — я в первый раз видел его в столь сильном возбуждении. Виктор бросил папку на табурет и придвинулся вплотную к моему левому плечу. — Работать надоело, с бомжами на теплотрассе пожить хочешь?!

— А, так вот как это? — не глядя на него, я продолжал поиски причин поломки, чувствуя через одежду его дыхание у себя на шее.

— Что это? — он немного опешил, отчего на секунду успокоился.

— Ну, эти дни, — я мимолетно взглянул в непонимающие глаза старшего смены и, взяв мультиметр, продолжил осмотр установки. — Я слышал, это — жесть.

— Да ты что, тварь, себе…

Он почти перешел на крик и резко поднял руку над головой. Реакция с моей стороны не заставила ждать. Удар пришелся ровно в центр челюсти, я даже возгордился на секунду. Виктор Константинович упал под напором бездушного всемирного тяготения, разбив очки о кафель в момент трогательной встречи пола и его лица. Я с брезгливостью посмотрел на него, вздохнул, взял под мышки и опер спиной на табурет. Главное, глаза целы, а так ничего страшного. Поспит немного и людям даст спокойно поработать.

— Доброе… — из-за двигателя ко мне подошел Семен, коллега лет сорока, машинист этого самого генератора. Он, было, начал приветствие, но не закончил, протянув, впрочем, без особого энтузиазма. — Е-мое. Это чего такое? Жить будет?

— Да, вроде. Тут фаза одна отгорела. Сейчас найду место обрыва, почищу контакты и заработает, — положив мультиметр на табурет, я взял в руки полотенце.

— Да я не про генератор, а про этого вон, воина прерий.

— Сидит, сопит, чего ему, заразе, будет. Таких так просто не угробишь, — задумчиво произнес я, гладя на неподвижное тело Виктора, после чего вытер руки и швырнул полотенце обратно на табурет. — Переживаешь?

— Немного. Зарплату-то охота получать, — тут он, наконец, пожал мою руку, обошел меня за спиной и, наклонившись ближе к побежденному пню, хмыкнул и скрылся за другим углом установки.

— Ничего, Витек, скоро встанешь, — я достал из кармана нож и приступил к отчистке кабеля от нагара. — Напишешь заявление, в котором подробно распишешь, какой я нехороший человек. Меня, возможно, уволят. После чего я, возможно, найду твой адрес, на чай зайду. Объясню тебе, в чем ты не прав, если ты вдруг не понял.

— Да понял я, — Витя с усилием открыл глаза и предпринял попытку встать. Я попытался помочь, но тот выдернул руку, поднял разбитые очки и двинулся в сторону своего кабинета.

— Виктор Константинович, папочку заберите, — прокричал я вслед, но тот либо не слышал, либо сделал вид, что не слышал. Я усмехнулся и, приподняв защитную крышку генератора, установил ее на место.

— Сема! — крикнул я, призывая товарища. — Запускай «зверь-машину», проверять мою работу над «шайтан-генератором» будем.

Через минуту тот запустил дизельную установку, дав мне возможность оценить качество моего вмешательства. После того как я убедился, что все работает, мы с Семеном отправились в подсобку, хлебнуть чаю. Возможно, даже с пирогом.

* * *

— В этот раз даже вкуснее, чем на твой день рождения, получился, — я отрезал очередной квадратик от пирога в надежде на то, что смогу вместить его в уже полный желудок.

— У жены настроение хорошее было, на выходные к маме ездили.

— В браке, определенно, есть плюсы.

— А тебе не пора ли остепениться? — он говорил об этом отрешенно, словно машинально повторял заученную речь в дешевом сериале. Я чуть не поперхнулся.

— И ты, Брут? — я запил пирог и протер рот салфеткой. — Я-то думал, хоть ты меня в яму толкать не будешь.

— Да мне-то что? Дело твое, — он поставил кружку на стол и взял оттуда журнал с кроссвордами. — А что там наш бравый командор о тебе и бухгалтере говорил?

— Это совсем не то, чем кажется, не переживай.

— Я не переживаю. А вот тебе стоит. Артем Батькович — мужик серьезный, с ним ругаться не с руки.

— Так, все, — протянул я и встал с кресла. — Пора с этим завязывать.

— Пора, так пора, — прописав очередной ответ карандашом, он опустил от лица журнал и посмотрел на меня. — Ты мне лучше вот что скажи.

— Что? — я натянул рюкзак за спину и, повесив форму на крючок, повернулся к Семену.

— Закрытый город мусульман, пять букв, первая М.

— Мекка, — я кинул коллеге конфету и открыл дверь. — Две К.

Затем вышел из подсобки и глянул на часы. До обеда около часа — самое время прогнуться перед начальством за выходные. Посмотрев наверх, туда, где располагались окна кабинета директора, я направился в сторону грубо сваренной лестницы. Подойдя, я замялся. Витек шустрый, мог и нажаловаться, а директор строгий. За дисциплину и субординацию болеет, так что даже слушать не будет, если что. Хотя был вариант через отца Андрея вопрос решить: он имел значительный вес в деловых кругах нашего городка. Однако прибегать к своим малочисленным связям совсем не хотелось. Не из благородства, а из бережливости. Так сказать, оставлю эту возможность на черный день.

— И чего стоим? Работы нет? — в голосе директора почти всегда звучали стальные нотки, так что все работники завода по возможности старались избегать бесед с ним. — Сейчас найду. Кто такой?

— Демид Романович, это я — Ковров, — я приоткрыл дверь и наполовину просунул голову в образовавшееся пространство. Стареющий, но еще способный в случае необходимости послужить стране бывший полковник МВД стоял у стола и, придерживая очки, записывал что-то в блокнот. — Позвольте на беседу.

— Отчего же нет? Заходи, — сначала он выставил ладонь в останавливающем жесте, потом указал на меня пальцем. — Генератор починил?

— Да. Проверили, все исправно, — я так и замер в проеме в слегка наклоненном состоянии.

Директор тем же пальцем указал мне на стоящий перед столом стул, на который я поспешил сесть.

— Слушаю, — он снял очки, положил их на блокнот и устало посмотрел на меня, так и не присев.

— Отгулы пришел просить, по семейным.

— Несерьезные, надеюсь, обстоятельства? — он вопрошающе посмотрел мне в глаза.

— Нет, что вы, — я трижды постучал о ножку стула, за что получил неодобрительный взор. Советской закалки человек, атеист. — Документы кое-какие оформить нужно.

Я вкратце описал предстоящую поездку, упуская собственное отношение к данному действу. Он выслушал, взял очки и слегка прикусил наконечник заушника. Я начинал волноваться — от этого человека в подобной ситуации можно ожидать любого ответа.

— Да я не против, в принципе, — тут у меня отлегло. — Просто тут ко мне Алиса из бухгалтерии подходила сегодня с утра. Тоже отгул на три дня просила. И слухи о вас интересные ползут. Это, конечно, ваше дело, но, надеюсь, эти отгулы никак не связаны между собой? А то залезешь куда не надо — не вылезешь. Да и странно бы это выглядело. Возраст опять же…

Однако я уже не слушал. Значит, согласна. Необходимо срочно взять еще один билет, если не разобрали.

— Хотя я таким же был. Не то чтобы беззаботный, недальновидный просто, — полковник настолько увлекся воспоминаниями, что, казалось, напрочь забыл о моем существовании.

— Демид Романович, с Алисой Сергеевной это никак не связано. Разрешите, пойду, а то в кассу не успею, — я уже поднялся с кресла и короткими шажками, двигаясь спиной вперед, сокращал расстояние до двери.

— Что? — он отвел взгляд от стены и слегка растерянно посмотрел на меня. Впрочем, его замешательство тут же сменилось привычной строгостью черт. — Да конечно, иди. И Виктора ко мне пригласи, будь любезен.

— Товарищ полковник, я… — но не успел договорить, так как был остановлен жестом руки.

— Да все я знаю уже. И когда, и за что, и по каким частям тела. Поговорить мне с ним нужно, как раз по этому поводу, — он присел в кресло и стал прочищать курительную трубку от сотлевшего табака. — Обличить, так сказать. Он-то не знает, что я в курсе ситуации, а, судя по его попыткам дозвониться мне уже около часа, думаю, жалобу написал. Короче говоря — не беспокойся, езжай.

Я молча развернулся и пошел к двери. Ступая на лестницу, услышал за спиной окрик директора: «Семену спасибо скажи!».

Да, Семен. Недооценил я тебя. Когда только успел? Ладно, найду — спрошу. Нужно его попросить передать поручение полковника Вите, так как видеть этого слизняка лично у меня не было ни малейшего желания. На поиски ушло около десяти минут. Наспех напев Семе дифирамбы, я попросил об одолжении и поспешно удалился в направлении выхода из цеха. Проходя КПП завода, я пропустил в мозг предательскую мысль. «А для тебя ли она отпросилась?». Ее муж, Артем, часто после ссор устраивал сюрпризы, дабы загладить вину. Так что, вполне вероятно, это могла быть поездка куда-либо с ненаглядным.

— Мать моя мама! — воскликнул я и ускорил шаг. Уже через пять минут я ехал на автобусе к Алисе домой. Артем, насколько я знал, должен был быть на работе.

Сидя в автобусе я крутил в руках телефон, набирая номер Алисы через каждую минуту. Трубку не берет. Спит? Не слышит? Уже уехала? Я барабанил пальцами по впереди стоящему креслу, чем, судя по громкому вздоху, вызвал недовольство пожилой дамы, занимающей его. Поэтому откинулся на кресле и стал считать улицы до искомой остановки. После того как автобус остановился, я буквально вылетел из него, чуть не забыв заплатить за проезд, и направился к дому. Я был тут лишь раз, помогал диван занести, и было это месяцев семь назад. Хотя стог сена оказался и не столь велик, каким я представлял. Если дверь подъезда я помнил смутно, то узкий коридор, по которому мы с приложением титанических усилий проталкивали огромный диван, вряд ли забуду до конца дней. Благо, домофон в этом городе стоял только на гостевых домиках. Я поднялся на третий этаж и снова набрал заветный номер. Из-за черной металлической двери послышалась знакомая мелодия. Я нажал кнопку звонка, но, никакой реакции не последовало. Громко хлопнула дверь подъезда. Постучав, я окончательно осознал: квартира, скорее всего, пуста. Вот почему она не брала трубку. Только собравшись убраться оттуда, я повернулся и оцепенел. Передо мной стоял Артем собственной персоной. Я резко проматывал в голове варианты ответов на то, что он может спросить. Еще этот взгляд. Работника полиции всегда можно отличить от других по взгляду. Даже во внеслужебное время он невольно сканировал происходящее, отчего всегда было не по себе. Вкупе с немалой комплекцией этот взгляд давил на мою психику посильнее истории Хатико.

— Что-то потерял, парень? — он опустил глаза к своим рукам и стал перебирать связку ключей, ища тот, что отопрет двери квартиры, видимо, потеряв к моей скромной персоне интерес.

— А Алиса Сергеевна дома? — я всеми силами пытался скрыть волнение, что, судя по отсутствию изменений в действиях Артема, получилось.

— Пока не знаю, — буркнул он себе под нос, однако тут же взял один из ключей за головку и поднял уже отвлеченный взгляд на меня, попутно открывая дверь. — Видишь, сам только приехал. Передать что-нибудь?

— Да… — я резко сунул руку в карман джинсов и, достав оттуда купюру, протянул ему. — Вот, я занимал у нее на днях. Дозвониться не смог, а тут как раз мимо проезжал, дай, думаю, зайду, отдам.

— Молодежь, — он убрал деньги в карман и распахнул дверь, чем заставил меня спуститься на пару ступеней вниз. — Не стыдно у женщины деньги занимать?

— Немного, — я был готов признаться в чем угодно, только бы не давать и малейшего намека на истинную причину моего присутствия.

— Понятно, — он шагнул за порог и перед тем, как закрыть за собой дверь, добавил. — Ступай, я передам.

— Спасибо, — я развернулся и быстро вышел из подъезда.

Не то время я выбрал, чтобы бросить курить. Я быстрым шагом направился в сторону дома. Благо, он располагался в пяти кварталах от Алисы. И думал о том, где она могла быть. Да где угодно. Могла выйти в магазин, этим бы, кстати, объяснилось наличие телефона в квартире, который она могла и не брать, отходя на несколько минут. Могла уехать к матери, или на работу, или за билетами на отдых с Артемом. О том, что делал капитан в такое время не на работе, я не размышлял.

Руки еще немного тряслись, когда я подходил к дому, но сразу успокоились, когда в поле зрения попался черный внедорожник. День только за первую его половину показал себя перенасыщенным. Подойдя к машине, я никого не обнаружил внутри и огляделся. На улице безлюдно. Все либо занимали места на пляже, либо прятались от жары дома, под кондиционерами. Сигнализация автомобиля издала характерный звук, сообщая, что двери открылись и снова закрылись, чем немного привела меня в чувство. Посмотрев в окно квартиры, я увидел Алису.

* * *

Я открыл шкаф в надежде найти чистую футболку. Как назло, таковых не оказалось, посему я решил, что дома можно походить и в рубашке без рукавов. Все напряжение сегодняшнего дня навалилось на меня — теперь хотелось скорее попасть в душ и выпить чего-нибудь холодного. Я кинул рубашку через плечо и вышел в зал. Алиса сидела за кухонным столом, поглаживая двумя пальцами висящую на шее подвеску в виде маленького золотого крыла. Она смотрела в окно отрешенным взглядом, время от времени немного прищуриваясь, словно ловила какую-то мысль, но тут же ее отпускала в поисках другой, более удачной. Она либо не заметила, как я вышел, либо не хотела замечать. Я снова почувствовал себя навязчивым мальчишкой, пристающим к деловому человеку с глупыми вопросами, интересными только мне одному, отчего не решался начать разговор. Я смотрел на нее около минуты, потом повернулся и двинулся в сторону душа, но остановился сразу же, как только Алиса прервала молчание.

— Я скажу, что поеду к матери, — она не сводила взгляда с окна. — Туда он точно не поедет, можешь поверить.

— А может, не стоит лететь, раз все так интересно складывается, — я стоял на месте и переминал в руках рубашку. — Это всего-то поездка в соседний город, а у тебя семья. Не хочу быть проблемой.

— Неужели боишься? — Алиса повернулась ко мне и впервые с того момента, как я зашел в квартиру, улыбнулась, хотя и видно было, что наигранно.

— Не за себя.

— Ну да, — протянула она и со вдохом повернулась обратно к окну, сложив руки на столе. — Ты же у нас благородный, — последнее слово было произнесено не то с издевкой, не то с сожалением.

— Не понял, — я повесил рубаху на спинку стула и сел напротив Алисы.

— А ты не думал о том, что мне и самой хотелось бы уехать куда-нибудь, — она посмотрела мне в глаза, говоря четко, таким тоном, что слова воспринимались более серьезно, чем просто риторический вопрос. — Хотя бы и на пару дней?

— Все, убедила, — я ударил ладонями о колени и резко встал. — Езжай домой, собирай вещи, паспорт не забудь. Будем надеяться, билеты на завтра остались.

— Точно. В сентябре из курортных городов никто не улетает! — она легко поднялась со стула, обошла стол и, легонько коснувшись моей ладони, скрылась в дверях.

* * *

На нашу удачу в нужном самолете оставалось еще три места. Мы стояли возле кассы, и, пока кассир пробивал билет, Алиса бегала взглядом по небольшому залу торгового центра, часть которого занимала авиакасса, в надежде не встретить никого из знакомых, чем, собственно, больше всего и обращала на себя внимание. Хоть мне это и не было совсем уж по душе, я не одергивал — мне, в отличие от нее, практически ничего не угрожало. Хотя начинало складываться впечатление, будто для нее этонекая игра. Не мне судить ее в вопросе поиска развлечений в повседневности. При всем обилии вариантов ее времяпрепровождения она проводила его в рамках, оговоренных с Артемом прямо, либо косвенно.

— Приятного полета, — проговорил кассир, предварительно сообщив время вылета и маршрут.

Я взял билеты и повернулся в сторону выхода, увлекая за собой Алису, на что та отреагировала, качнувшись в мою сторону, словно тряпичная кукла. Через секунду поравнялась со мной и, поправляя темные очки, едва повернув голову, посмотрела за плечо. Несколько минут спустя мы сидели в ее машине, предварительно оставленной на расстоянии квартала. Я сидел и перепроверял время на наших билетах, а Алиса, буквально растекшись по водительскому сиденью, положила ладонь на лоб и, казалось, пыталась призвать мысли к порядку. Я убрал документы в бардачок и, развернувшись к ней всем корпусом, положил свою ладонь поверх ее. Такая горячая: то ли от жары, то ли от быстро бьющегося сердца. Сбитое дыхание заставляло мозг выдавать мысли, не совсем уместные в данной ситуации.

— Ты как? — я протянул руку и заправил выбившийся локон золотых волос обратно за ухо.

— Не знаю. Вроде ничего странного не происходит, просто чувствую себя, словно девчонка, скрывающаяся от родителей. Оттого и не знаю, как себя вести. Вроде и весело, детство «повспоминать», но если Артем узнает…

— Так. Успокойся. Во-первых — это всего на пару дней, а муж твой думает, будто ты к матери уехала, так?

— Да. Просто мы с ним давно не ругались. Тем более так.

— Во-вторых — еще не поздно все отменить, я не помру, если один поеду, — я принял прежнюю позу и потянул руку к бардачку. — Просто сдадим, и переживать лишний раз не придется.

Я достал нужный билет, но тут же был остановлен прикосновением к запястью. Она взяла оба билета и убрала в сумочку.

— Вот и отлично. Успокоилась?

— Не то, чтобы совсем, но уже легче, — она, наконец, посмотрела на меня с еле заметной улыбкой.

— Ну, все. Ты, наверное, на ночь к родителям поезжай, предупреди их, на всякий случай.

— Хорошо, — двигатель внедорожника взревел, и мы двинулись по полупустым дорогам города в сторону моего дома. — Во сколько там вылет?

Казалось, ее волнение прошло, и ко мне вновь вернулась та самая Алиса. Рассудительный стратег, крайне редко открывающий истинные намерения. Моя Алиса. Я тут же отдернул себя от этой мысли.

— В девять утра, так что заеду за тобой на такси в семь.

Через десять минут я уже открывал дверь квартиры. Прямо на пороге я скинул сланцы и сел на стоящую рядом с дверью тумбу, опустив в бессилии руки. Голова начинала болеть: или от погоды, или от размышлений. После пятиминутного привала я приложил взятый из холодильника кусок льда к голове, сполоснул руки и без чувств упал на кровать.

4. Перелет

Пора бы уже как-нибудь назвать это странное существо, приходящее ко мне по ночам. Пусть будет Игорь. Так вот, в этот раз Игорь практически сразу после появления вонзил свои когти в мою грудь и, потянув руку вниз, вырвал кусок кожи, чем обнажил окровавленные ребра и органы, вызвав, само собой, мой неистовый крик. Как ни странно, проснулся я не сразу, а по будильнику. Сон прервался так же быстро, как и начался, видимо, не успев нанести большого вреда моему психическому здоровью.

День стартовал в излишней суете, описывать которую нет ни желания, ни надобности. Стоит сказать, что от хандры предыдущего дня не осталось и следа, как у меня, так и у моей спутницы. Однако это было вызвано не количеством сменяемых действ, а, скорее, предвкушением видов родного города, несмотря на все возможные минусы пребывания там. Что же было причиной спокойствия Алисы, как, собственно, и все ее мысли, оставалось для меня загадкой. Тем не менее, сев в кресло самолета, я чувствовал некое подобие радости от того, что лечу не один, а в компании близкого человека.

Самолет вышел на взлетную полосу и резким рывком заставил наши тела вжаться в сиденье. Такое напряжение в начале полета каждый раз было словно подготовкой к предстоящему путешествию, давая понять: в самом полете ничего страшного нет, хотя стюардессы каждый раз перед вылетом напоминают о возможности авиакатастрофы. Интересный факт: нам часто приводят в пример цифры из статистики частоты авиа-, авто- и железнодорожных катастроф, говоря о том, что авиатранспорт — наиболее безопасный способ передвижения, изредка упоминая, что от падающих деревьев в год людей погибает больше, чем при падении самолетов. К примеру, за всю историю пассажирских авиаперевозок зафиксировано пятьсот шестьдесят восемь случаев крушений, в которые попало пятьдесят три тысячи человек. Две тысячи погибли, что составляет около пяти процентов от общего количества пассажиров. Но эти же люди забывают сказать о том, что с наводного корабля спастись куда больше шансов, чем с самолета, обещающего при крушении преодоление нескольких километров свободного падения. Учитывая еще и то, что парашюты отсутствуют даже у экипажа. Обусловлено это не тем, что авиакомпании экономят, хотя и такой момент присутствует, а тем, что неподготовленный человек в пылу паники все равно не сможет правильно и, что немаловажно, без суеты выполнить действия по эвакуации, а экипаж может прельститься желанием покинуть борт, оставляя пассажиров в руках Фортуны. Перспектива, честно признаться, так себе.

Не давало в полной мере насладиться полетом еще и то, что постоянные перепады давления от изменения высоты мешали заснуть, в отличие от Алисы, которая уже через полчаса тихонько сопела на моем плече. От этой милой картины в груди потеплело и на секунду сбилось дыхание. Я нагнулся, поцеловал ее в макушку и, закрыв глаза, погрузился в мысли о предстоящей встрече с родней.

Четыре часа пролетели незаметно, под проходную комедию, что крутили в полете. Далее последовало трехчасовое путешествие на метро и поезде, мало чем отличающееся по атмосфере от перелета. Наконец, в окнах вагона замелькали знакомые пейзажи, отчего на сердце стало чуть теплее.

— Вот моя деревня, вот мой дом родной, — проговорил я тихо, смотря, как поезд проносится мимо школы, обучению в которой я отдал одиннадцать лет жизни.

— Сколько ты не был здесь? — Алиса по-прежнему держала голову на моем плече, однако, вопреки ожиданиям, уже не спала, а смотрела в ту же сторону, что и я.

— Всего год, — я вздохнул и, слегка отодвинув ее голову в сторону, накинул за спину рюкзак, — но ощущение, словно лет десять прошло. Много всего изменилось.

Мы вышли на перрон и окунулись в лучи заходящего солнца. Немного постояв возле вагона, привыкая к твердой почве, мы направились в сторону выхода. Я пытался не спешить, однако не хотелось попасться кому-нибудь из знакомых на глаза, так как мой организм после поездок всегда требовал хотя бы непродолжительного здорового сна. Мы вышли на улицу, и я вдохнул запах родного города. Каждый раз как в первый. Тот, кто редко бывает в родных местах, поймет, что я чувствовал. Что-то теплое, словно вновь ненадолго попал в детство — в то время, когда тебя заботит лишь то, чтобы мама не узнала, что ты порвал новые штаны. Все это время моя спутница учтиво предоставила меня самому себе, посматривая вокруг, за что я был отдельно благодарен.

— Я так понимаю, ночевать будем в гостинице? — Алиса встала передо мной и в вопросительном жесте немного опустила голову вниз.

— Честно говоря, об этом я не думал. И вообще, — я взял ее за руки и приподнял их к груди. — Давай просто отдохнем. Не думай, предоставь это мне, я же тут за мужчину, в конце концов. Договорились?

— Договорились, — весело проговорила она, затем отпустила мои руки, повернулась спиной и проговорила через плечо. — Тогда веди меня, мужчина. Дама кушать желает.

После этого я указал жестом в сторону парковки, взял в одну руку чемодан, в другую ее ладонь, и мы тронулись. Но не успели отойти на десяток метров, как в кармане зазвонил телефон. Мельком посмотрев на экран, я тут же бросил взгляд на стоянку и ответил на звонок.

— Да, Жень, привет, — Алиса вопросительно посмотрела на меня, но вместо ответа я лишь слегка встряхнул ее руку, успокаивая.

— Дима, привет. Видишь меня?

— Да, вроде.

В вечерних сумерках на парковке показался экран телефона, словно маяк, указывающий нужное направление.

— Все вижу, — я убрал телефон в карман и повернулся к Алисе. — Такси отменяется.

— Кто это? — спросила она без особого энтузиазма.

— Брат.

— Ты не говорил, что у тебя есть брат, — прозвучала доля обиды.

— Вот и познакомитесь, — я, пытаясь скрыть легкую досаду, взял ее за руку и двинулся в сторону стоянки.

Подходя ближе к машине, мы смогли воочию лицезреть владельца импровизированного маяка. Брат имел интересную внешность, которая, сочетая коренастое телосложение и очки, на первых парах могла вызвать некий диссонанс, ровно так же, как и короткая, почти армейская стрижка в сочетании с деловым костюмом. Впрочем, ему это никогда не мешало. Я представил друг другу брата и спутницу, мы загрузили вещи в багажник и сели в машину. Евгений завел мотор, положил руки на руль и повернулся в мою сторону.

— Мама сказала, ты приедешь. Родители ждут тебя на ужин.

— В очередной раз нотации почитать? — устало, но беззлобно поинтересовался я.

— Ты не прав, — он положил руку мне на плечо, затем переключил скорость, и мы выехали с парковки. — Тебе добра желают.

— Я уж как-нибудь сам, хорошо? — я невольно повысил тон и почувствовал, как Алиса с заднего сиденья ткнула меня пальцем в спину. — Прости, Жень, спать хочу с дороги, вот и нервничаю.

— Да ладно, — с улыбкой произнес брат, поправляя очки. — Понимаю. Так что? Значит, домой?

— Значит, домой, — тихо произнес я и повернул голову к своей половине лобового стекла, наблюдая, как блики света играют в салки на его идеально гладкой поверхности.

Мы ехали в потоке успокаивающих огней города, болтая на темы вроде тех, которые не несут особого смысла. О работе, о соседях, о погоде. Почти сразу Алиса нашла с Женей общий язык, что не могло меня не радовать: несмотря на разницу между нами, он оставался моим братом, которого я любил, хоть и предпочитал это делать на расстоянии. Пользуясь возможностью незаметно выйти из разговора, я достал телефон и написал Андрею. Кому-то нужно было присмотреть за квартирой во время моего отсутствия. Ответ получил, когда уже подъехали к дому. В сообщении Андрей клятвенно обещал полить цветы и проветрить комнаты хотя бы раз за время моего отсутствия.

Родительский дом находился в черте города, у самого берега реки, за высоким каменным забором с фронта и совсем низеньким с задней стороны, с той, что выходила на реку. Это своего рода двухэтажный особняк, хоть и достаточно скромный по меркам сильных мира сего. Стены по периметру покрывали лозы винограда. Самой роскошной частью на территории дома был сад. Родители начинали с маленького магазинчика по продаже обуви, и когда купили землю, здесь была лишь старенькая изба и заросший участок, выступавший некогда в роли огорода. Спустя несколько лет, после того как избу демонтировали, землю вернули к жизни и полностью закупили стройматериалы, отец выкупил соседний дом, землю под ним и начал строительство семейного гнезда. А мама, у которой не было необходимости работать непосредственно в магазине, так как сеть распространилась практически по всему региону, занялась поиском самых любопытных образцов флоры, способных прижиться здесь. Будучи ребенком, я часто приходил сюда пообщаться с книгами. Позже сад стал настоящей достопримечательностью городка. В сенях самых разнообразных цветов и деревьев проходили венчания и, в редких случаях, широкие застолья.

Мы вышли из машины, и Женя, взяв чемодан Алисы, двинулся вперед нас ко входу в дом. Алиса шла рядом и с широко открытыми глазами осматривала содержание двора. Было интересно, что она думает об увиденном. Как только она попыталась что-то сказать, входная дверь распахнулась и на пороге появилась мама.

— Ну, наконец-то! — мама была одним из немногих людей, которых деньги не могли изменить, разве что дарили больше свободного времени. — Ну-ка, Дмитрий, подойди, я посмотрю, что там с тобой делают.

Широко улыбнувшись, я обнял мать, которая была невысокого роста и едва доставала мне до подбородка. После чего отступил в сторону и указал рукой в сторону Алисы.

— Мам, это Алиса. Алиса, это Виктория Александровна — моя мама.

Мама тут же пожала руку гостьи и направилась в дом, потянув меня за рукав.

— Пойдем, ужин готов.

Когда мы пересекли порог, Виктория Александровна определила Алису за стол, попутно объясняя ей что-то касательно сада, тем самым отвечая на вопросы. Моя спутница отреагировала с энтузиазмом, одарив меня на секунду блистающей улыбкой, и тут же вернувшись в беседу. Да уж, для мам нет «своих» и «чужих» детей.

Я же развернулся и поднялся по лестнице на второй этаж, где располагался кабинет отца. На этаже стоял четкий запах вишни, слегка смешанный с запахом хорошего табака. В массивном кресле на балконе, являющимся, по сути, продолжением комнаты, перед открытым окном сидел отец.

— Даже сын курить бросил, а вы, батенька, все балуетесь.

— Так меня, сын, положение обязывает. Имидж, — проговорил он без тени удивления от моего резкого появления в комнате, даже не взглянув на меня.

— Точно, имидж. Ушам электрика такие слова чужды.

Отец приподнялся с кресла, затушил окурок сигары и подошел ко мне, протягивая руку.

— Ну, здравствуй, электрик, — он тепло улыбнулся и положил свободную руку на мое плечо. — Пойдем, поедим.

Ужин прошел в теплых тонах, напомнив забытые за год маленькие радости семейной жизни. Родители не в первый раз принимали моих знакомых, тем более женского пола, так что я не переживал о том, как себя чувствует Алиса. Евгений вкратце рассказал о предстоящей поездке, отец — о планах на будущее, а я поделился полнотой впечатлений от проживания в приморском городе. О чем в это время разговаривала женская половина присутствующих, осталось между ними. После окончания трапезы Женя попрощался и уехал домой, а мама проводила нас с Алисой в мою старую комнату, где, к слову, произошло мало перемен, разве что книги перенесли в библиотеку на первый этаж.

— Мы тут немного порядка навели, ты же не против? — мама с легкой улыбкой взяла меня за предплечье.

— Да ладно. Так даже места больше, — я взял ее за ладонь свободной рукой.

Тут Алиса сделала шаг вперед и протянула руку в сторону матери.

— Вика, спасибо за ужин, все было прекрасно, но…

— Все, поняла, — мама подняла перед собой руки, улыбнулась и скрылась за дверью. — Спокойной ночи.

Я около пяти секунд смотрел на дверь, после чего повернулся к Алисе и упер руки в бока. Та подошла ко мне и положила руку на мою грудь.

— Вика? — я выразительно приподнял левую бровь и обнял ее за талию.

— Я просто хочу спать, — это было произнесено мирным полушепотом, не отражающим ничего. Ни раздражения, ни усталости. Я улыбнулся.

— В этом мы солидарны.

Через полчаса мы уже мирно лежали на разных половинах кровати. И если она, как мне казалось, видела уже третий сон, я, изредка поглядывая в ее сторону, пытался понять, что чувствую по отношению к ней. Нет, она по-прежнему оставалась моим другом, замужней женщиной, чьим мужем был серьезный и уважаемый человек. Вот только тяга к ней начала переходить прежние грани, которые пересекать ужасно не хотелось. «Так, все под контролем! — подумал я. — Через пару дней вы будете дома, и все вернется на круги своя. А теперь спать — завтра много дел». На этой ноте я и отправился в сон.

5. Карусели

Игорь. Может, следовало назвать его более вычурно? Ингвар — по одной из версий именно от этого имени произошло имя Игорь. Вот только Ингвар означает — «хранитель бога-громовержца», что как-то слабо вязалось с образом того, кого я видел во снах. При этом страха он не пробуждал, даже импонировал, несмотря на то что выглядел слегка пугающе. В прошлую встречу сорвал с моего тела кусок кожи, а сейчас доставал из груди мое небьющееся сердце, перевязанное ярко-зеленой нитью. Пора обратиться к психотерапевту. Эти сны — ненормальны. Если они вообще происходят. Были ли они в самом деле или это фантазия играла со мной? С другой стороны, сновидения никак не вредили здоровому сну. Насколько я помню.

В чувство меня привело четкое ощущение пристального взгляда. Открыв глаза, я повернулся и увидел Алису. Она лежала рядом, опираясь на локоть, и смотрела мне прямо в глаза с еле заметной улыбкой.

— Кто такой Игорь?

— Так и сказал? — я отвернулся и уставил сонный взор в потолок.

— Ну да. Там еще что-то было, но я не разобрала. Так все-таки, кто это?

— Алис, давай потом. Хорошо?

— Не вопрос, — она встала с кровати, достала из шкафчика полотенце и направилась в душ. — Твоя мама заходила уже пару раз. Женя приехал и ждет внизу.

Я сел на край кровати и почесал голову. Взглянул на часы — полдевятого утра. Все тело противилось раннему подъему. Но мне хотелось закончить дела с оформлением документов и приступить к презентации родного городка Алисе, которая уже распелась в душе. Я улыбнулся, накинул шорты, футболку и спустился на кухню. Возле плиты, размахивая деревянной лопаткой, колдовала мама. Наушники в ее ушах помешали пожелать ей доброго утра, посему я подошел ближе, вынул один и поцеловал ее в щеку.

— О, доброе утро, — от неожиданности она подпрыгнула на месте, поздоровалась и продолжила готовку. — Женя в машине.

Я предпринял попытку взять блин со стоящей на столе тарелки, но был остановлен резким исчезновением из поля зрения посуды.

— Сначала дела, — весело проговорила мама. — А то вы и за неделю ничего не сделаете.

И я, повинуясь, вышел на крыльцо. Из-за забора доносился шум пробегающей мимо реки, солнце пригревало, в воздухе витал запах вишни, яблок и винограда. Идиллия в истинном проявлении. Но как только я потянулся, прогнув спину назад, услышал клаксон, призывающий поторопиться. «Да что ж такое!» — пробубнил я себе под нос и, потирая глаза, побрел к калитке. Перед воротами во двор стоял белый легковой автомобиль, из которого еле слышно доносилась бодрящая сознание музыка. Я лениво открыл дверь и бухнулся на пассажирское сиденье, после чего машина сразу же тронулась с места.

— И кто же она?

— Алиса? — не сказать, что я не ждал такого вопроса, просто решил выиграть немного времени на ответ. — Друг. Просто друг.

— Просто друзей к родителям не возят.

— Ты с утра мне решил мозг съесть? — без намека на обиду произнес я.

— Отчего же? Нет.

— Давай отложим эту тему. Сам женишься — потом будешь советовать.

— Ладно, — он смягчил тон, но что-то подсказывало: это лишь начало разговора. — Забудь. Ты когда назад?

— Послезавтра. У меня работа.

— Тоже мне работа! В железках да масле ковыряться. Я имел в виду дом. Когда назад переедешь?

— В каком смысле? — в такие моменты я вспоминал, почему предпочитал любить брата на расстоянии.

— Ну, ты съездил, пожил один, опыта набрался, доказал, что можешь. Пора домой.

— Все-таки достать решил.

— Да почему… — начал было Евгений, но был мной грубо прерван.

— Все, остановись. Это не обсуждается, — я говорил жестко, чеканя каждое слово, — я ничего никому не доказываю. Мне нравится моя жизнь.

Он умолк. Остаток поездки мы провели в тишине, фоном к которой выступило радио. На решение жилищного вопроса ушло около часа, после чего мы вернулись домой в той же молчаливой атмосфере. С одной стороны, я отлично понимал их беспокойство о моей жизни, о ее качестве. С другой, я был горд тем фактом, что без использования связей и капитала семьи смог неплохо сориентироваться в жизни, найдя не худшее, по моему мнению, место.

Мы остановились в метре от ворот родительского дома, и Евгений, положив руку мне на плечо, произнес:

— Надеюсь, увижу тебя в этом году.

— Это уж как карта ляжет.

Я вышел из машины и направился к дому. Погода обещала светлый день, на который у меня уже имелись планы. Из сада раздался легкий смех Алисы. Я, стараясь ступать как можно тише, подобрался к источнику звука на лавке в тени виноградных лиан и удобно устроился в кресле сразу за углом беседки. Мама с Алисой обсуждали погоду, местную природу и чистый воздух. Постепенно разговор начал переходить в личное русло.

— Так, значит, вы работаете вместе?

— Да, предприятие небольшое, но значимое. Городок маленький, все друг друга знают, так что работать легко.

— И давно вы вместе?

Алиса немного замялась, что вынудило меня раскрыть присутствие. Я резко поднялся с кресла и зашел в беседку, обращаясь к матери:

— Достаточно для поездки к родителям, мам.

— Да ладно вам, я же просто любопытствую, — она тепло улыбнулась и положила ладонь на руку Алисе. — Пойдемте лучше чай пить.

После непродолжительного чаепития мама ушла в сад с книгой и намерением прочесть несколько страниц, а мы с Алисой вышли на балкон. Погода располагала к прогулке, но чего-то конкретного в голову не приходило. Я смотрел вниз на несущуюся куда-то по своим делам реку и прислушивался к пению птиц в саду. С одной стороны, хотелось показать Алисе как можно больше из того, что было хорошего в городе, но оставались сомнения, насколько ей это интересно. Тогда я решил использовать одну из древнейших техник мужской манипуляции.

— Ну что, куда отправимся для начала, миледи? — я картинно развел руки над простирающимся внизу городом. — Сегодня весь город в нашем распоряжении.

— Ну что же вы, сэр, предоставлю право выбора в незнакомом мне городе вам! — она в той же чопорной манере отставила ногу назад и изящно поклонилась, практически касаясь рукой земли.

— Тогда — в парк. Вас ждет знакомство с местными аттракционами и сахарной ватой местного разлива.

Погрузившись в такси, я ощутил некую легкость от предстоящего действа и задался вопросом о дальнейшем времяпрепровождении. Обернувшись в сторону Алисы, я улыбнулся: та непринужденно расположилась на соседнем сиденье и с улыбкой рассматривала проносящиеся мимо дома, сжимая мою руку. Прибыв в парк, мы словно вернулись в детство, бросились в безумном желании опробовать все имеющиеся на территории парка методы увеселения. Начиная с самых экстремальных, заканчивая колесом обозрения. И все было более чем прекрасно за исключением того, что с каждой минутой, сам того не замечая, я все сильнее утопал в пучине ее светлых глаз. Каждый безудержный порыв смеха находил отзыв в моем сердце. Каждое прикосновение все сильней било током. То была не похоть, а что-то доныне неизвестное, до безумия сильное. И тем не менее обращать на это внимание не было времени, так как оно шло, а карусели не кончались.

Ближе к вечеру мы, предварительно исполнив обещание опробовать все, добрались до края парка, где располагался небольшой пруд с лебедями. Они скромно прятали клювы под крылья, оставляя видимыми только глаза. Алиса молча шла рядом, излучая всем своим видом удовлетворенность. Она отпустила мою руку, сняла заколку, сунув ее в мои джинсы, и чуть ли не вприпрыжку отправилась на мостик, что шел через пруд, где оперлась локтями о высокие бортики, наблюдая за ровным ходом птиц. Такая по-детски милая и очаровательная. Это оказалась последняя капля, которая окончательно пробила мою защиту. Рядом со мной одна из самых прекрасных женщин, которых я когда-либо встречал. Момент заполнил меня, застилая, стирая все мысли о различиях, возрасте, положении и остальных стереотипах, пропагандируемых современным обществом. Я просто наслаждался мигом, дарованным вселенной, не думая, что ждет завтра.

Ноги уже гудели от усталости, но то была приятная усталость, дающая понять: сегодняшний день прожит не зря и на долгое время останется в памяти ярким пятном. Но, как обычно бывает в моменты радости, наступает момент пробуждения ото сна. Приятную тишину разрезал звонок телефона. Алиса коротко, не упуская улыбку, посмотрела на меня, достала телефон и принялась читать сообщение. По мере прочтения улыбка меркла, пока вовсе не исчезла с ее лица.

— Это Артем, — Алиса убрала телефон в задний карман шорт и, опершись руками на перила мостика, опустила голову. — Он обо всем знает и ждет меня сегодня дома.

Подобного развития событий я не предполагал, посему мозг предательски пустился в хаотичный пляс бесполезных мыслей. Дурак! Ведь знал, что придется перейти черту, пути назад от которой не будет.

— Может, скажешь что-нибудь? — Алиса вопрошающе смотрела на меня с легкой растерянностью в глазах. — Что теперь делать?

— Я? — я начинал терять контроль над поведением. Тело, несмотря на попытки успокоить сердце, призывало рвануть в противоположную проблемам сторону, оставить проблему спасения утопающих самим утопающим. В голове горном звучали мысли о беспомощности. Я с самого начала не планировал разрушать чью-то семью. Теперь, когда мы прошли «точку невозврата», я четко осознавал: расплата за последствия может быть абсолютно неожиданной и, что самое главное, справедливой. Я же знал, что у моих действий могут быть именно такие последствия, но предпочел списывать ощущения на утомленность поездкой.

— То есть так?

— Что ты хочешь услышать? Руководство к действию? Извинения? Признание? Этим должно было закончиться. Мы поиграли в любовь, повеселились, пришло время платить.

Она поддалась вперед, отчего я напрягся, ожидая получить пощечину, которой, почему-то, не последовало. Вместо этого она оттолкнулась от перил и обняла меня за шею, положив голову на плечо.

— Хватит, остановись. Я просто пытаюсь понять, что делать дальше. Сейчас ты мне нужен как никогда. Помоги мне найти выход, понять, что происходит.

Я хранил молчание. Меня затянуло в переплет семейных отношений двух взрослых людей, способных дать мне фору по части жизненного опыта очков в 200. Я не боялся последствий со стороны Артема. По крайней мере, в отношении себя — он мужик серьезный, но благоразумный и, насколько это позволяют должность и российские реалии, благородный. Сознание в беспорядочном потоке мыслей успело выхватить одну мысль, смысл которой я осознал уже после того как произнес.

— А кто мы друг другу? — я отрешенно смотрел через ее плечо на пруд, воды которого только успокоились от тревожащих их лебедей. — Зачем тебе все это нужно? У тебя есть обеспеченный муж, любимая работа, друзья. Как, да и зачем, ты нашла во всем этом место для меня?

Я почувствовал, как футболка на груди постепенно становится все более влажной, что окончательно меня обескуражило. Сколько бы она ни ссорилась с мужем, какие бы проблемы ни ждали ее на работе, как бы жизнь ее ни била — она не проронила не единой слезы в моем присутствии. Сейчас же ее тело монотонно тряслось в зарождающейся истерике. Я оторвал Алису от своего плеча, пытаясь заглянуть в намокшие глаза. Сначала она отдернула голову в сторону, после чего резким движением повернулась и взглянула мне в глаза. Стало не по себе.

— Зачем ты начинаешь?

— Что? — искренне недоумевал я.

— Ты думаешь, это легко? Жить с ежедневной обязанностью соответствовать высокому званию офицерской жены? — в последние слова она вложила максимальное количество желчи. — Показывать, выдавливать из себя эмоции, которых нет?

Она отошла обратно к перилам и спиной сползла по ним, садясь прямо на мостовую, и, оперев локти в колени, закрыла лицо руками.

— Знаешь, а ведь сильных женщин, наверное, нет. Есть те, которые обязаны выглядеть таковыми. С тобой я смогла впервые за долгое время почувствовать себя свободной двадцатилетней девчонкой, никому ничем не обязанной, — голос становился все тише и спокойней.

— Ценой нынешней жизни?

— Все-таки ты еще слишком молод, — на ее заплаканном лице на долю секунды появилась тень улыбки. — Тебе, к счастью, не дано понять, по крайней мере пока.

Вновь повисла пауза. Желтый диск солнца уже уходил за горизонт, разливая кроваво-красный поток на грани облаков. Птицы практически замолкли, что заставляло тишину разрывать своим звоном ушные перепонки.

— А зачем я тебе? Только не говори, что ради физических утех или бессмысленных разговоров.

— Просто хотелось верить, — я начал говорить и по ходу речи осознал, что произносимое мной является не просто правдой, но и открытием, объяснением моих действий для меня же. — Что рядом есть человек, который переживает за тебя не потому, что вы — семья или он тебе чем-то обязан, а просто так, потому что ты — это Ты. Однако это в прошлом, нужно решать, что делать сейчас.

В который раз за пять минут повисла невыносимая тишина. По большому счету решать было нечего: ей нужно отправляться домой, а мне стоило более не появляться в его или ее присутствии, по крайней мере, столь же открыто, как раньше. Однако едкая, наивная мысль выгрызала мозг, пытаясь толкнуть на по-детски наивный поступок. Усилием воли я пытался отогнать позывы мозга к действию, но, как только удалось, заговорила Алиса, делая сие действо бессмысленным.

— А может, перестанем играть? — она сказала это тихо, но уверенно.

— Что ты имеешь в виду? — я просто не хотел об этом думать, не хотел брать на себя ответственность за последствия своих похождений.

Алиса резко поднялась и начала сбивчиво говорить, чуть приподнимая тон, и в этот момент передо мной проявилась настоящая Алиса, такая, какой ни я, и, почти уверен, никто другой ее не видел. Как и все женщины, какие бы они ни были с виду сильные и независимые, внутри она держала маленькую беззащитную девчонку, нуждающуюся в старшем брате, закрывающем ее от опасностей всего мира.

— Давай останемся здесь! Угол есть, работу я себе быстро найду, ты тоже, вроде, пристроен. Не будем больше скрываться и заниматься тем, что нам не нравится!

— Какой ценой? — я смотрел перед собой, пытаясь побороть предательский ком в горле и не потерять самообладание. — Это все было неправильно с самого начала, но обратимо ровно до того дня, когда мы купили билеты на самолет. Сейчас самое время попытаться вернуть нормальную жизнь, хотя бы тебе.

— Вернуть? — по ее щеке еле заметно пробежала слеза. — То есть мы вернемся и сделаем вид, что ничего не было? Что мы не знакомы? Как ты себе это представляешь?

— Артем человек понимающий, я думаю, все у вас будет хорошо, а я по возвращении уволюсь и постараюсь, чтобы мы больше никогда не увиделись, — я очень старался говорить холодно, так, чтобы в голосе не зазвучали нотки обуревающего меня сомнения. Я убеждал себя верой в неоспоримость благородства с моей стороны.

— На этом, значит, все? — она быстро провела рукой по лицу, сметая со щек очередную слезинку.

— Боюсь, что так.

— Недолго каникулы продлились, да? — она улыбнулась, отчего слезы стали капать с краев ее губ прямо на футболку.

* * *

Такси скрылось за поворотом, а я продолжал смотреть перед собой, ища хотя бы одну причину, которая заставила бы меня действовать иначе, чем сейчас. Солнце сбавило дневной пыл, легкий ветерок смог понизить температуру моего тела до более комфортной. По привычке сунув руку в карман в поисках сигареты, я уколол палец чем-то зубчатым и, немного аккуратней пошарив, извлек оттуда тонкую темно-красную заколку. Посмотрев на нее несколько секунд, я развернулся и отправился в сторону сада, перебирая ее в руках. Там было тихо, лишь ветер гладил тонкие листья вишни, росшей прямо над искусно украшенной рукой мастера массивной деревянной скамьей. На ней, сложив руки на коленях, восседал пожилой мужчина, с редкой седой растительностью на голове. Слегка покачиваясь влево-вправо, старик еле слышно насвистывал неизвестную мне мелодию. Данная картина на фоне заходящего солнца и шума текущей за невысоким забором реки, заставили меня остановиться и, вслушиваясь в незамысловатую мелодию, внимать зову романтики летнего вечера, сложив руки на груди.

— О чем твоя тревога? — старик незаметно для меня прекратил насвистывать, но все так же продолжал смотреть вслед солнцу.

— Простите? С чего вы взяли, что я тревожусь?

— Парень летним вечером на закате солнца один в саду. Это способно навести на соответствующие выводы, — он говорил тихо, приятным слуху, чуть хриплым баритоном.

— Неужели правильный выбор, — я начал медленно, подбирая нужные слова, дабы яснее выразить то, что ощущал в тот момент, — всегда имеет столь высокую цену, что приходится усомниться в его необходимости.

— Да уж, глубоко решил копнуть. А ты уверен, что выбор-то правильный? Кто тебе об этом сказал? Какая-нибудь старая книжка, священник, родители? С чего ты взял, что самый очевидный выбор — самый правильный?

— Дело не в очевидности, а в чести, благородстве, если хотите.

— Рыцарь, значит, — старик чуть слышно усмехнулся и, повернувшись ко мне, передвинулся правее, положив ладонь на левую сторону лавки. — Присядь, послушай старца. Старцы любят поболтать.

Какая-то часть меня противилась приглашению и упорно требовала сна после насыщенного дня. Однако врожденное любопытство вновь взяло верх над усталостью. Немного помедлив, я опустился на лавку и отдал взор алой полосе солнца на водной глади реки.

— Есть такое слово, как апофения. Это когда человеку свойственно находить очевидные связи между событиями, которые зачастую никак не связаны. Это я к тому, что причины, по которым мы совершаем те или иные поступки, не всегда истинные, хоть и могут казаться таковыми.

— Извините, я не понимаю, при чем тут это. И вообще, вы профессор, что ли?

Старик вновь широко улыбнулся и слегка дернул головой, продолжая смотреть перед собой.

— Долгая жизнь делает из нас профессоров. Я пытаюсь сказать, что с высоты своего скромного опыта могу судить о благородстве и других стереотипных проявлениях.

— Стереотипных? — мне начало казаться, будто старик просто издевается надо мной или уже выжил из ума.

— Именно. В литературе присутствует такой персонаж, как Вертер. Ваше пресловутое благородство вынудило молодого человека, не способного нарушить социальных заповедей своего времени, уйти из этого самого социума посредством суицида. Наряду с этим ужасным происшествием в его век благородство было необходимо для мирного существования. А сейчас, в наше время, когда все возможные свободы человека и равенство в обществе практически достигли пика, что вызвало обособление каждого отдельного человека от других ради одиночного выживания, многое ли в твоей жизни изменит мнение других о твоих действиях?

— Но как вы не понимаете? Ведь я сам буду знать о том, что поступил неверно.

— Возможно, по мнению большинства это неверно, но, как показывает история развития науки, большинство может ошибаться, принимая за истину существование души, плоской земли и другой немыслимой и недоказуемой ереси. Я тебе так скажу: окружающий нас мир меняется каждые несколько минут, а люди в большинстве своем — консерваторы, для которых изменить закоренелую позицию сродни пыткам. Они не спешат их принимать, оставляя выводы потомкам. Отсюда, как мне кажется, конфликты поколений и возникают. Нормы поведения человека, как сам факт, а не восприятие, вообще меняются каждые несколько секунд. Это и влияние развития технологий и самой планеты. Благородство раньше являлось необходимым инструментом жизни, но от этого не переставало быть стереотипом. Однако сейчас основные составные части этого стереотипа являются устаревшими, так что нынешнее представление о благородстве, как и о многих других правилах жизни в обществе, ранее помогавших человечеству, сейчас — апофения.

— Есть правила, нарушать которые нельзя, — с ноткой сомнения, но как можно тверже проговорил я, глубоко в душе лелея надежду, что собеседник сможет меня переубедить.

— Кто составитель этого мнимого свода правил? Уверен ли ты в том, что вырасти и воспитывайся ты в другом обществе, ты ценил бы их и следовал бы им?

Повисла тишина. Я думал над его словами, пытаясь принять решение.

— А почему вы сегодня здесь? — я вдруг понял, что присутствие этого старика в такое время тоже может иметь интересную причину.

— Моя жена Анна сегодня ушла из жизни. Мы часто приходили сюда вечерами и разговаривали о прошлом и грядущем. — Он говорил тихо и внятно, без тени сожаления, что немного смущало. — Мы упивались видом, дарованным природой. И гордостью за оставленный нами след — наших детей и внуков.

— Извините, но…

— Почему я не в слезах в окружении родственников? — он преспокойно продолжил мою мысль, вновь не показав каких-либо негативных эмоций. — Моя жена была удивительным человеком, не похожим на всех, кого я знал. Когда врачи сказали, что ей отведен лишь год жизни, она заставила меня дать клятву, что я не буду скорбеть и продолжу улыбаться, неся память о ней лишь в позитивном расположении духа. Она смогла убедить меня, что смерть — это временная, короткая часть нашей дороги и совершенно не важно, что именно ждет нас после секундной агонии.

Я замер и, казалось, забыл, как дышать. Напряжение во мне росло, спровоцированное эдаким когнитивным диссонансом, вызванным связью между смертью человека и его желанием сохранить в других позитив, несмотря на его уход.

— Ну все, хватит, пожалуй, — старик приподнялся с лавки, положил мне руку на плече и с теплой, отеческой улыбкой произнес — Мне пора идти к детям, а тебе пора кое-что исправить, не так ли?

— Определенно, — решительно произнес я и быстрым шагом отправился в сторону дома родителей, на ходу окрикнув старика благодарностью, еле расслышав ответно: «Тебе спасибо. Удачи».

Добежав до квартиры, я достал телефон и набрал номер Андрея.

6. Начало

Доброе утро, Игорь. Я вновь смотрел на окровавленного исполина перед собой, держащего в своей руке мое бездыханное сердце с зеленой лентой. Опустив то, что у него было вместо головы, вниз, он, неуклюже обхватив краями своих черных когтей край ленты, потянул за нее и отбросил за спину, после чего его огромная пасть разверзлась и из нее вырвался дикий шум, напоминающий скрежет рвущегося металла. В очередной раз не понимая суть происходящего, я молча ждал окончания оперы, явно адресованной одному из важнейших органов моего тела. Когда поток иносказательной брани прекратился, сердце дернулось.

Накануне на меня снизошел несказанный поток энергии, такой силы, что пришлось приложить изрядное количество силы воли, чтобы уснуть. Даже с учетом короткого, беспокойного сна, утром я вскочил с кровати, будто только что лег. Если оператор меня не обманул, такси должно было подъехать минут через сорок. Я наспех умылся, позавтракал и после короткого прощания с родителями выскочил на улицу. Родители были счастливы, что вчера вечером, наконец, смогли добиться от меня согласия на переезд домой.

Машина двигалась медленно: на дороге не протолкнуться, словно весь город разом решил посетить места отдыха. Такси останавливалось каждые десять-пятнадцать метров. Чтобы хоть как-то отстраниться от разрывающего меня волнения, я поддался размышлениям о том, какие именно пути привели меня сюда, в то место истории, в котором я пересмотрел почти все основные для меня догмы и ринулся сломя голову туда, где, возможно, и ловить-то уже нечего. Это началось прошлой осенью, когда я впервые поцеловал недоступную для меня замужнюю женщину. Хотя… Пожалуй, началось, когда увидел ее впервые…

* * *

Нет, Фортуна определенно измывается надо мной, сверкая пленительной улыбкой на полмира. Сначала, после проделанной мной колоссальной работы по приведению съемного жилья к человеческому виду, хозяин этого самого жилья сообщил, что «через неделю приезжает его сын, он будет жить в этой квартире, а мне пора съезжать», а через две недели выложил на доску объявлений ту же квартиру, но на порядок дороже, чем сдавал мне. Потом эта история с пробитым колесом соседа. А сейчас честно заработанные копейки уходят прямо из-под моего носа. Я твердо шагал по неровно положенной темно-зеленой керамической плитке завода в сторону кабинета бухгалтера, с полнейшей неудовлетворенностью полученным жалованием и намерением излить пламенную речь лицу, ответственному за конвульсии моих нервных клеток. Рывком открыв дверь, ведущую в административную часть завода, я кинул взгляд на стойку охраны, вверху которой находился план эвакуации. Тарабаня пальцами по стене, я искал нужный мне кабинет, как вдруг явно почувствовал чье-то присутствие за спиной. Резко развернув голову, я увидел перед собой высокую стройную блондинку лет тридцати, облаченную в строгий деловой костюм, подчеркивающий прелести фигуры.

— Вы чем-то явно обеспокоены, — голос звучал тихо, но при этом довольно вовлеченно. — Могу ли я вам помочь?

— Смотря в чем, — я резко опустил руку, попутно поворачиваясь к ней всем корпусом.

— Во многом. Вы ведь здесь недавно? — ее бархатный голос звучал открыто, даже немного кокетливо. — Я Алиса, кстати.

— Дмитрий, — я протянул руку в ответном жесте приветствия. — Здесь около месяца.

— Так что же привело вас в эту часть здания? — она указала рукой в сторону противоположного конца коридора, в которую спустя долю секунды направилась сама. Я, завороженный ровной походкой и звенящим голосом, помедлил, но после многозначительного взгляда двинулся вслед. Еще меня не покидало легкое ощущение, будто я ее встречал раньше, но словно в другой жизни, которую не знал или не помнил.

— Ругаться пришел, — поравнявшись с ней, я достал из кармана распечатку банковского счета и протянул ей. — Бухгалтер обманул меня, зараза.

— Да вы что? — она задумчиво рассматривала листок, немного сбавив шаг. — И с чего вы взяли, что вас обманули?

— Математика, — я машинально ответил улыбкой на улыбку этой приятной женщины и, слегка смутившись, отвел взгляд. — Математика мне об этом сказала.

Мы подошли к одной из открытых дверей, и Алиса остановилась.

— Это мой кабинет, — она указала рукой на уютно и весьма практично обставленное помещение. — Если будут вопросы — заходите.

— Обязательно, — ответил я и после того, как она вошла в кабинет, прикрыл за ней дверь.

Раздражительность как рукой сняло — я несколько секунд стоял неподвижно, смотря перед собой. В желании запомнить номер ее кабинета я поднял глаза и обомлел. На двери красовалась полированная деревянная табличка с золотистой надписью «Бухгалтер». Возмущение быстро сменилось легким замешательством. Я собрался с мыслями и постучал в дверь.

* * *

— Нет, ну ты посмотри. Что делается? — водитель явно был взволнован образовавшейся на дороге ситуацией и практически весь вылез в окно, обращаясь к владельцу темно-синей «копейки», пытающейся протиснуться в плотный поток проезжающих автомобилей. — Куда ты прешь? Права почемпокупал?

Да уж, и это мой дом. Я, наверное, уже отвык от такого своеобразного выражения любви к ближнему здешними представителями рода человеческого. Хотя разве это не то, что мы зовем жизнью? Бурное, своеобразное движение потоков человеческого естества. И не важно, куда оно ведет определенного человека, ведь в каждом пути важен сам путь и его продолжительность, со всеми красками, как негативными, там и позитивными. Конец пути — это лишь точка во временном отрезке, которая не обозначает ровным счетом ничего. Точка, существующая лишь в сознании самого человека, дошедшего до нее. Все эти условные обозначения не более чем попытка примитивного восприятия упорядочить, привести к пониманию окружающую нас Вселенную.

В кармане зажужжал телефон. Это был Андрей, он выполнил мою просьбу и выяснил, что Алиса на работе не появлялась, а это значило, у меня еще есть время. Надежда на то, что я смогу исправить свой альтруистический и бессмысленный поступок, крепла во мне. Сомнений практически не осталось. Когда поток машин вновь тронулся с места, в глаза бросилось ярко-желтое пятно света «поворотника» одного из автомобилей.

* * *

— Вы так быстро соскучились по мне? — Алиса, продолжая смотреть в монитор, игриво танцевала пальцами по клавиатуре.

— Можно и так сказать, — я нерешительно прикрыл за собой дверь и, пытаясь найти внутри себя хотя бы каплю самообладания, сделал шаг вперед. — Можете уделить мне несколько минут?

— Ругаться, значит, будем? — она чуть слышно рассмеялась, окатив комнату эхом чудного смеха. — Или позволите оправдаться?

— Я… Не знаю… — я словно воды в рот набрал и ругал себя за секундную слабость к человеку, пусть и столь миловидному, как Алиса, по вине которого лишился положенной мне части зарплаты.

— Присядьте, — она указала на стул, стоящий перед ней. После того как я сел, она развернула монитор и ткнула пальцем в часть таблицы на экране. — Вот расчетный лист, вот вы, вот ваш оклад, а вот это вы не получите, пока не пройдет стажировка под руководством старшего мастера Семена.

Я чувствовал себя униженным. Я ничего не понял из того, что она показывала, однако понимал, что был не прав, как и то, что выгляжу сейчас глупо. Алиса премило улыбалась, склонив голову немного набок и поджав губы, пытаясь сдержать победную ухмылку, чем окончательно смутила меня.

— Я, пожалуй, пойду? — я резко встал и повернулся к выходу.

— Не так просто, молодой человек, — она откинулась на кресле и опустила руки на край стола, все так же улыбаясь. — Я готова принять ваши извинения под кружечку теплого капучино.

— Если у меня хватит денег, — усмехнулся я и поспешил откланяться, решив отложить извинения до лучших времен, получив вдогонку легкий звон смеха.

* * *

Я стоял около входа в осенний парк и, потирая плечи через тонкое пальто с поднятым до самых ушей воротом, бросил взгляд на проезжающий мимо трамвай, силой воли удерживая себя от побега на общественном транспорте. Легкий дождь практически потушил сигарету, зажатую в моих зубах, и я резким выдохом отправил ее в рядом стоящую урну, чем немного развлек себя.

— А мог бы сейчас сидеть в тепле и наслаждаться дождем из-за стекла, — пробубнил я себе под нос, пытаясь поднять ворот еще выше.

— Неужели моя компания не способна вас согреть и развеселить? — Алиса подошла из-за спины и еле уловимо коснулась моего плеча кончиком указательного пальца.

— Ну, это еще проверить нужно, — я неожиданно для себя самого перешел в некую защитную ментальную стойку, с полным намерением перевести себя из разряда жертвы в разряд хищника. — Чего изволите?

— Что же, для начала, не отказалась бы от менее пасмурного окружения, — Алиса, будто не заметив моего выпада, указала рукой в сторону небольшого кафе на территории парка. — А вот в том кафе, говорят, неплохой кофе подают.

— Что ж, сегодня любой ваш каприз за мои деньги, — я жестом пригласил ее проследовать к указанному ею строению.

— Это столь любезно с вашей стороны, Дмитрий.

Мы говорили долго: настолько, что не заметили, как дождь прекратил свою вечернюю прогулку. Мы даже не заметили, как дистанция между нами сократилась до максимально возможной для людей, находящихся в компании друг друга второй раз в жизни. Алиса, к моему удивлению, несмотря на свою, на первый взгляд, интеллектуальную усредненность, оказалась весьма занимательным собеседником, способным поддержать даже самый глубокий разговор. Этого хватило, чтобы в конце вечернего застолья я спросил у нее о возможности повторения сего действа.

— Ты вроде бы уже извинился? — она открыла дверь автомобиля, но временила с тем, чтобы сесть на водительское место.

— Неужели нужен конфликт, чтобы увидеться? — я больше не чувствовал себя неловко в ее присутствии и смог дать немного воли мыслям и словам.

Она опустилась на сиденье и повернула ключ зажигания. Массивный черный автомобиль взревел и тут же тихо заурчал, разогревая стальные мышцы. Повернувшись ко мне лицом, Алиса легко улыбнулась и ткнула пальцем мне в грудь.

— А это зависит от тебя.

Я захлопнул за ней дверь, и машина скрылась за поворотом, освещая дорожные знаки ярким светом поворотника.

* * *

Мы почти выехали из города, когда позвонил Виктор. Только его сейчас не хватало. В этом жалком подобии начальства среди прочих раздражающих лично меня качеств преобладало маниакальное стремление нарушать мое душевное равновесие.

— У аппарата, — я понятия не имел, что ему от меня нужно, с учетом того, что директор отпустил меня на несколько дней.

— Утро доброе, Дмитрий Анатольевич. Как ваше настроение? — мерзкий тонкий голосок этого беспозвоночного в трубке звучал еще более неприятно, чем в живую, но, как ни странно, даже это ни на грамм не испортило моего хорошего расположения духа.

— Лучше, чем у вас. Чего хотел? — я спешил закончить разговор, покушавшийся на мое время.

— Тут вот какое дело: я на днях мимо отделения полиции проходил, дай, думаю, зайду, а там нашего ненаглядного бухгалтера супруг, — я подозревал, откуда растут ноги у этого неожиданного озарения Артема, отчего настроение осталось прежним. — Ну и я, дурак, забыл о вашей просьбе промолчать.

— Спасибо. Это все, что ты хотел сказать? — я говорил тихим спокойным тоном, словно мне было плевать на его слова. И, по правде, так оно и было.

— Ну… да, наверное, все, — он явно не ожидал такой реакции и растерял остатки ядовитого пыла.

— Тогда я вынужден откланяться, — я отключил телефон, отдав остатки внимания проносящимся мимо автомобилям.

* * *

Я стоял в коридоре, опершись на противоположную от кабинета бухгалтера стену. В руках крутил зажигалку, изредка прокручивая колесико, высекавшее искры. Опять нервничаю, будто в первый раз. Что меня тянуло к Алисе, заставляя уделять хотя бы несколько минут каждый новый день, мне самому было не совсем понятно. Авантюризм? Возможно. Но какая-то часть сознания каждый раз радостно реагировала на беседы с этим человеком, на возможность мельком, почти незаметно прикоснуться к ней, вдыхать аромат духов. Она позитивно действовала на меня, не прилагая при этом больших усилий, а я, неспособный сопротивляться ее природному обаянию, старался сделать ей приятное, став немного лучше, чем есть.

Дверь кабинета отворилась, и в проеме показался Виктор. До того я встречался с ним лишь единожды, и то при устройстве на завод. Он был старшим нашей смены, но понимал в технике, как и в общей специфике работы, ровно столько, сколько я понимал в бальных танцах. Он смотрел на меня через тонкие стекла золотистой оправы с явным презрением, вызванным непонятно чем, учитывая редкие встречи.

— Доброе утро, Дмитрий. Вам что, заняться нечем? — он продолжал смотреть на меня, убирая стопку документов в черную поношенную папку.

— Все, что надо было сделать сегодня — уже сделано, а новых указаний никто не давал, — я не знал, что именно ему не нравится в моем присутствии здесь, однако это ясно как божий день, да и он не особо пытался это скрыть.

— Пойдемте, я найду, чем вам заняться.

— Я подойду через несколько минут. — Виктор уже вышел в коридор, и я, воспользовавшись этим, поспешно проскользнул в кабинет, будто случайно ударив его плечом и закрыв за собой дверь.

Алиса восседала за столом, прижав край кружки к губам, и с задумчивым видом смотрела в монитор.

— Алиса Сергеевна, вы не заняты? — я пытался говорить спокойно, чтобы не помешать ровному, как мне казалось, ходу ее мыслей.

— А, Дмитрий Анатольевич, проходите, — она оторвала взгляд от монитора и слегка улыбнулась. — Присаживайтесь. Ну, рассказывай.

— Да что рассказать — стареем, сплю мало, ем много. Все как у всех.

— То есть ты за этим пришел ко мне во второй раз за день, чтобы рассказать, что стареешь? — она произносила это больше с риторическим подтекстом: я чувствовал, сейчас она вовлечена в работу, однако вежливость не позволяла отправить меня восвояси.

— Я просто соскучился по тебе, Алиса.

— Да ты что? Ты был у меня пару часов назад, — она говорила это, словно поддевая, но ясная улыбка сообщала о получении истинного удовольствия от обращенного к ней особого внимания, пусть даже и с моей стороны.

— Я по тебе скучаю, а не по Алисе Сергеевне, — я говорил серьезным, даже слегка сокрушенным тоном.

— Значит, у парка в семь вечера? — она опустила кружку на стол и взглянула на наручные часы.

— На нашем месте, — я встал с улыбкой на губах, поцеловал ее руку и направился к выходу, остановившись и повернув голову, перед тем как выйти в открытую мной дверь. — До вечера.

Выйдя из кабинета, я вздрогнул: все это время перед дверью меня ждал Виктор. Сложив руки на груди, он раздраженно смотрел на меня и, казалось, подбирал нужные слова для моего морального унижения. Несмотря на это, мне было настолько хорошо от осознания вечерней встречи, что я решил не уступать ему и доли нервных клеток и, потирая руки, направился в цех. Виктор, немного растерянный подобным поведением, спустя несколько секунд отправился вслед за мной, на ходу вереща проклятия на его «клерковском» языке.

* * *

Тревожа своды высокого потолка аэропорта, из колонок прозвучал приятный женский голос: «Объявляется посадка на рейс тридцать пять восемьдесят два. Пассажиров просим пройти к терминалу номер три. Объявляется посадка на рейс тридцать пять восемьдесят два. Пассажиров просим пройти к терминалу номер три». Я поднял сумку на плечо, выкинул пустую бутылку из-под воды в урну и отправился внутрь аэропорта в поисках терминала номер три. Несколько часов перелета отделяли меня от цели, план достижения которой так и не созрел в голове.

Через полчаса я уже удобно устроился в кресле и, не обращая внимания на просьбы выключить все электронные приборы и вытащить наушники, включил музыку и отдался во власть момента. К своему собственному удивлению, несмотря на возбужденность и невозможность до этого дня спать в полетах, меня быстро потянуло в сон. Уже через несколько минут после того, как самолет набрал «рабочую» высоту, я уснул.

Я не надеялся избежать встречи с постоянным, по крайней мере, в последнее время, спутником моих снов, и все равно немного растерялся. Он держал меня за плечо одной рукой, а второй аккуратно поместил мое сердце на место. В этот момент я почувствовал одновременно и прилив сил, практически слыша, как кровь вновь циркулирует по венам, и непреодолимую тоску, отчаяние, причины которым не видел. Игорь провел когтистой лапой по моему телу и рваные раны немедленно затянулись. Все вокруг затряслось, туман начал расступаться, и из-под ног, ослепляя меня, пробился яркий свет. Игорь посмотрел на меня, тяжело дыша, после чего сделал шаг в сторону, указал одной рукой на путь, загороженный им мгновение назад, а вторую протянул мне. Я, не колеблясь ни секунды, взял его за руку и, казалось, увидел тень его усталой улыбки. Мы шагнули в поток расступающегося тумана, и я пришел в чувство.

В салоне творился настоящий хаос: стюардессы, пытаясь успокоить пассажиров, бегали по салону, усаживая на место перепуганную до смерти группу подростков, летевшую, судя по одежде, с каких-то спортивных соревнований. Прямо перед лицом болталась кислородная маска, надевать которую не было желания. Самолет сильно тряхнуло, словно кто-то могущественной рукой пытался силой прижать его корпусом поближе к земле. Несмотря на все происходящее, я был абсолютно спокоен. Виной тому не то недавнее пробуждение, не то давнее отсутствие страха смерти. Стало лишь немного грустно, что я не смогу еще хотя бы раз увидеть Алису. Прости, любовь моя. Борт вновь тряхнуло, рядом с ухом раздался пронзительный женский крик, и глаза застила тьма.

7. Вместо эпилога

Как жаль, что я не помню этот день…

Как жаль, что память, насмехаясь надо мною,

Молву и лица превращает в тлен.

И только пара фото мне стучится болью.

Он, верно, был чудесен, этот день.

Одна из нитей полотна, что жизнью звали,

Что нас зовет в года и слова плен,

Полны и радости, и смеха, и печали.

Была прекрасна дама в этот день.

Пылали очи, супротив дождю над парком.

Словно Элисса, что создала Карфаген,

Меня Энеем возомнившая беглянка,

Будто готова жар и меч принять,

Не потерпев разлуки с образом сердечным.

И я любил, возможно. Если б знать…

Я не забуду и не вспомню день беспечный.