Первые несколько дней после Отключения были самыми худшими, когда необходимость выжить повергла всех в хаос.
Темнота так и не рассеялась, как будто мы жили в постоянной ночи, густой серый туман не давал нам ничего видеть, не говоря уже о том, чтобы делать что-либо. Земля вздулась волдырями у нас под ногами, обожженная почва потрескивала при каждом нашем слепом шаге. Воронки от взрывов бомб часто поглощали нас, прежде чем мы отчаянно выбирались из ямы и снова отправлялись в путь.
Сильнее всего пострадали деревни, окружающие кратеры. Крики вдов и сирот навсегда запечатлелись в моей памяти. Крики, долгие и полные боли, эхом отдавались в пустоте, которая теперь была нашим миром.
Брат Лука держал меня за руку, пока шли за силуэтом нашей матери. Его хватка была твердой, решительной и такой крепкой, что у меня самой заболела рука. Я не осмеливалась ничего сказать; его хватка сказала мне, что он жив, и, в свою очередь, напомнила мне, что я тоже жива. Другая моя рука шарила в темноте.
"Еще немного", — донесся до нас мамин голос. "Не слишком далеко".
Ее слова должны были успокоить нас, но голос выдавал эмоции. Она волновалась. Мы все волновались той ночью.
Люди бежали мимо нас в другом направлении, выкрикивая слова, которые я едва понимала. Паническое бегство, которое должно было предупредить нас не идти дальше. Вместо того, чтобы бежать из зоны удара, мама вела нас прямо туда. Постепенно огни начали мерцать, туман перед нами каким-то образом становился плотнее.
Лука кашлянул, чтобы выдавить дым из легких. Я слышала его дыхание, затрудненное хрипение. Свободной рукой Лука рукавом рубашки стер сажу с лица, и черная маска грязи исчезла с его глаз. Обычно я смеялась над ним, когда видела чумазым. Дразнила его, сравнивая с одним из шахтеров из Кварталов. Но сейчас было не время для шуток.
Голоса выкрикивали приказы. К нам приближались тяжелые шаги. Армия людей в форме остановила Маму на границе города. Солдаты выстроились в линию в идеальной симметрии. Я с горечью улыбнулась: порядок среди хаоса. На каждом мужчине были черные брюки-карго, заправленные в черные военные ботинки. Рубашки с длинными рукавами были натянуты на торс, поверх рубашек были надеты ватники без рукавов, украшенные единственной белой линией над сердцем. Черные береты с белой эмблемой РФО надвинулись на затравленные глаза. Их лица были суровыми, измученными бесчисленными войнами, которые были до этой. Эмоции выплескивались из них во время тренировок. Это были не люди. Они были марионетками.
Появился кукловод, три белые линии на его черной униформе обозначали его звание командира. Он был высоким, с пустым лицом и безучастными к миру глазами. Его ранг был единственным отличием между ним и теми, кем он управлял.
К каждому его бедру были пристегнуты кобуры с огнестрельным оружием и ножны для кинжала, серебро лезвия поблескивало каждый раз, когда на него падал свет. А через левое плечо Командира был перекинут пистолет, ствол которого был направлен в землю.
"Смирно, люди", — последовал приказ, когда Командир отдал честь моей матери. "Госпожа Боголюбова, пожалуйста, следуйте за мной".
Командир механически усмехнулся, но улыбка так и не коснулась его голубых глаз. Он отступил в сторону, когда моя мать прошла мимо него. Мы с Лукой последовали следом. Перед нами показалось полуразрушенное здание, с которым я была слишком хорошо знакома. Но сейчас с трудом узнавала. Президентский дом был моим домом с тех пор, как нашего отца выдвинули кандидатом три года назад, теперь это были руины — пережиток старых времен.
У двери стояли двое охранников. На их униформе не было никаких цветов, включая белый. Они открыли тяжелые двойные двери, которые вели в вестибюль. Мраморный пол был покрыт пылью и крошевом бетона, паутина трещин была засыпана разным мусором. Только вчера мы с Лукой бежали по коридору, не заботясь ни о чем на свете, а теперь мы были нежеланными гостями в нашем собственном доме. Мама вышла в центр зала, осматривая разрушения, превратившие наш дом в руины, и ожидая дальнейших инструкций. Командир выступил вперед, сделал знак нескольким охранникам, а затем обратился к моей матери.
"Госпожа Боголюбова", — его голос был холоден. "Вы можете подтвердить свое полное имя, дату рождения и регистрационный номер?"
Он не сказал "пожалуйста".
"Боряна Радимировна Боголюбова", — произнесла моя мать, гордо подняв голову. "Четырнадцатого ярца от Новой Вехи семьдесят седьмого года. Рекордный номер пять-один-четыре-шесть-семь-Ф-Е-три-восемь."
Я наблюдала, как другой солдат с планшетом записывал детали, сверяя их с компьютером, который сканировал его напарник. Оба кивнули, подтверждая совпадение, экран повернулся, показывая фотографию матери на паспорте, жирное "ПОДТВЕРЖДЕНО" мигало красным.
"Ты следующий", — Командир указал на моего брата.
"Лука Болеславович Боголюбов", — прошептал он, не осмеливаясь поднять глаза и встретиться взглядом с Коммандером. "Третье вересня от Новой Вехи сто третьего года. Девять-три-ноль-ноль-Л-А-один-восемь-девять."
Двое солдат сравнили детали, прежде чем показать командиру фотографию моего брата. Это был он. ПОДТВЕРЖДЕНО.
"Ты", — Командир переключил свое внимание на меня.
Я уставилась на его бесчувственное лицо, задаваясь вопросом, всегда ли этот человек был таким холодным. Осталась ли в нем хоть капля человечности?
"Варвара Болеславовна Боголюбова", — ответила я, мой голос был таким же пустым, как лицо солдата. "Двадцать второго червня от Новой Вехи девяносто восьмого года. Шесть-два-два-девять-восемь-Н-Е-ноль-ноль-три."
Мое лицо мелькнуло на экране; красная мигающая надпись "ПОДТВЕРЖДЕНО" подтверждала мою личность.
"Следуйте за мной", — приказал Командир.
Дверь в приемную справа от холла открылась, и нас провели внутрь, как скот на рынок. Детали комнаты были такими, какими мы их оставили, — временная деформация старых времен. Я заметил, что несколько предметов были переставлены, семейные фотографии перевернуты вместе с рамками, а пианино открыто, как будто на нем недавно играли.
Мама громко ахнула, когда увидела избитое, изломанное тело моего отца, распростертое на одном из диванов. Ее рука взлетела к лицу, когда непрошено брызнули слезы. Из-за желания броситься к нему ей приходилось контролировать свои движения.
— На вашем месте я бы этого не делал, — раздался холодный голос у нас за спиной.
Мужчина в сером костюме в тонкую полоску стоял, прислонившись к мраморному камину, сигарный дым ненадолго скрыл его лицо от моих глаз. Когда мое зрение прояснилось, я поняла, что узнал этого человека. Это был Бо-Линь, наемник, который устроил несколько военных переворотов в других странах, прежде чем приехать к нам. Его лицо стало тем, которое мы все узнали за несколько месяцев до Отключения Электричества. Он объявил всему миру, что наш город станет его следующим завоеванием, хотя мой отец всегда смеялся над этой идеей.
"Бо-Линь и его армия никогда не возьмут Город", — настаивал отец, когда мы все собрались у семейного телевизора всего несколько недель назад.
И все же он был здесь, в нашей стране, в нашем городе и в нашем доме.
Лицо Бо-Лина всегда приводило меня в замешательство. Отчасти угрожающий, отчасти вызывающий, он был совершенно устрашающим. Ничто в его чертах ничего не выдавало. Его рот постоянно был сжат в аккуратную линию, которая никогда не улыбалась и не ухмылялась. А глаза были пустыми, как будто ничто из того, что он видел, не было новым или интересным для него. Я была уверена, что он, должно быть, карикатура. Поскольку никто не мог быть настолько обезличено бесчеловечным, как Бо-Лин.
"Мой муж", — запротестовала мать.
"Твой муж — мой пленник", — объявил Бо-Лин, и последнее слово взорвало его торжеством. "Пленник, которого я убью, без сомнения. Но я не мог позволить ему покинуть этот мир, не повидавшись в последний раз со своей семьей."
Бо-Лин широко развел руками, в уголках его рта образовалась зловещая складка. Он начал двигаться к нам. Я инстинктивно оттолкнул Луку за спину, подальше от Бо-Лина. Он, конечно, заметил. Вскоре внимание Бо-Лина переключилось на меня, в его глазах появилось озадаченное выражение. Он изучал меня, казалось, целую вечность, хотя я не знаю, что именно во мне пробудило его интерес.
"Варвара, Варвара, Варвара", — пропел мое имя Бо-Лин. "Я много чего слышал о тебе, Варвара".
Мне не понравился тон, с которым он произнес мое имя.
"Они говорят о тебе с таким большим уважением", — продолжил он. "Твои учителя говорят мне, что ты намного взрослее своих лет. Яростный боец и страж, как я вижу здесь".
Бо-Лин придвинулся ближе, так близко, что я почувствовала его дыхание на себе, когда он говорил. Я вздрогнула, его сущность вызывала у меня отвращение до глубины души.
Его глаза сканировали меня. Я была покрыта черной сажей, моих туфель давно не было, а от моего некогда канареечно-желтого платья остались лишь лохмотья, прикрывающие мое тело. На лице запеклась кровь из раны над левой бровью, а в волосах застряла бетонная пыль. Я выглядел далеко не лучшим образом, и все же во мне было что-то такое, что привлекло внимание Бо-Лина.
"Ты мне нравишься, Варвара", — его голос был пропитан слизью. "Мне нравятся сильные и упёртые, вот почему я оставлю тебя в живых. Однако твой отец…"
Слова Бо-Лина повисли в воздухе, когда он повернулся к моему отцу, его жалкое тело сгорбилось в кресле. Двое охранников поставили его на ноги, поскольку у него не хватало сил держаться на ногах, и подтащили к Бо-Лину.
Я с трудом мог разглядеть лицо отца, его волосы цвета темного меда падали на глаза, когда он склонил голову к полу. Он был избит. Но они, должно быть, выдали ему чистую одежду, потому что его брюки и черная рубашка были безупречно чистыми, от накрахмаленного воротничка и манжет рубашки до безупречно отглаженной складки на брюках. Даже его ботинки сияли.
В целом, отец выглядел как обычно, но в глубине души я видел, что он был сломанной тенью своего прежнего "я". Мне захотелось обнять его и сказать, что я люблю его, в последний раз, прежде чем Бо-Лин выполнит свое обещание. Я подавила слезы, когда до меня дошла окончательность этой ситуации.
Это был бы последний раз, когда я видел своего отца живым; последний раз, когда мы когда-либо были бы семьей.
Рыдания моей матери стали громче, угрожая перерасти в полномасштабную истерику. Ее тело сотрясалось и только страх, и паника мешали ей двигаться. Она отчаянно пыталась поймать взгляд моего отца, желая сказать ему, что все будет хорошо, но он так и не поднял глаз. В эти последние мгновения, проведенные вместе, все, что у нас осталось бы, — это воспоминания о том, как выглядел мой отец, что могло бы стать благословением. Я бы предпочла запомнить его таким, каким он был до Отключения: высоким, рослым мужчиной, который бесконечно улыбался и горячо любил свою семью. Если бы отец поднял голову, если бы я увидела его таким, последний образ моего кумира навсегда запечатлелся бы в моей памяти. Был бы у него синяк под глазом, окровавленные щеки и следы слез на лице? Была бы у него разбита губа? Был бы его дух так же сломлен, как и тело? Я не хотел думать о нем так. Для меня он был моим отцом, а не военнопленным.
Лука попытался обойти меня, но я оттолкнула его, несмотря на его молчаливые протесты. Он не должен был видеть отца таким. По крайней мере, я могла защитить его от этого. Мать повернулась спиной к отцу, и внезапная ненависть к ней обожгла мое тело. Она повернулась спиной. Ее глаза встретились с моими, и я заметил, что они были пустыми — лишенными эмоций. Я знала, что она вот-вот потеряет любовь всей своей жизни, но она должна была быть сильной. Сильной ради отца больше, чем ради Луки и меня. Он не мог умереть, зная, что она напугана.
"Нам продолжать?" Бо-Лин обратился к командиру. "Вы останетесь и присмотрите за госпожой Боголюбовой?"
Мама покачала головой и побежала к двери, нетерпеливо ожидая, когда кто-нибудь освободит ее от этого кошмара.
"Варвара?" Спросил Бо-Лин.
Я кивнула. Я бы осталась. Я просто надеялась, что у Луки не будет выбора.
Его не было. Он последовал за матерью из комнаты.
Дверь со щелчком закрылась, и я оказался в комнате только с Бо-Линем, его командиром и моим отцом. Я ненавидела себя за то, что была самым слабым человеком, но я пыталась убедить себя, что я сильнее. Мои плечи расправились, голова была поднялась ещё выше и взгляд был полон ярости, когда я наблюдал, как Бо-Лин забирает пистолет у Командира.
"Подожди", — мой голос предал разум. "Минутку".
Бо-Лин наблюдал, как я приблизился к отцу и опустился на колени рядом с ним, закрыв глаза и пытаясь вспомнить, каким он был. Я мягко положила руку ему на плечо, не желая причинять ему боль еще большую, чем ему уже причинили. Я попыталась обрести внутреннее спокойствие и, стараясь говорить тихо, прошептала:
"Я люблю тебя", — начал я с правды. "Мне жаль, что я не смогла защитить тебя так, как ты защищал нас. Поверь мне, когда я говорю тебе, что отомщу за это — твоя смерть будет не напрасной, отец. Я обещаю."
Я встала и повернулся к Бо-Лину. Кивнула. Теперь он мог делать что хотел. Я была готов.
"Командир", — обратился Бо-Лин. "Помогите нашему гостю подняться на ноги. Он выглядел бы в свои последние минуты более храбрым человеком, если бы не стоял на коленях, как нищий. Даже проигравшим врагам нужно отдавать дань уважения.".
Командир подошел к моему отцу с выражением, которое почти походило на сожаление, когда он помогал отцу подняться. Стоя позади него, Командир взял моего отца за руки и перенес вес тела на его грудь. Голова отца все еще смотрела в пол, в то время как я наблюдал за ним, а Командир наблюдал за мной. Бо-Лин ни на кого не смотрел. Его взгляд как будто блуждал свозь всех нас.
Пистолет поднялся и направился в сторону отца. Он был нацелен ему в сердце. Я молилась, чтобы этот ужас закончился. Чтобы Затемнения никогда не произошло, и чтобы Бо-Лин был просто монстром из детских сказок. К сожалению, это была реальная жизнь, и выстрелом из пистолета был убит еще один человек.
Я не кричала, хотя моя мать кричала. Я услышала ее с другой стороны двери. Я моргнула, и мое тело дернулось, когда прогремел выстрел. В моем горле пересохло, я была готова расплакаться. Но выражение моего лица осталось таким же бесстрастным, как у солдат Бо-Линя.
Тело моего отца лежало на полу неподвижно, из пулевого отверстия в его груди поднимался дым. Его лицо было отвернуто от меня, командир прикрыл его носовым платком прежде, чем я успела что-либо разглядеть. В комнату по двое вошли четверо солдат. Первая пара несла мешок для трупов, в то время как вторая пара стала по обе стороны от меня. Один крепко сжал меня за локоть, следя за тем, чтобы я не смогла сбежать, а другой стоял по стойке "смирно" перед своим начальником.
" Варвара", — сказал Бо-Лин. "Возможно, ты захочешь отомстить. Ты захочешь убить меня. Ты не можешь позволить себе стать мстительной. Сильные среди нас знают, когда стоит двигаться дальше и становиться лучше. Это как раз тот случай. Но если ты все-таки отправишься в путешествие мести, выкопай две могилы. "
Бо-Лин бросил на меня понимающий взгляд.
"Одна могила будет твоей", — пообещала я ему, прежде чем повернуться к Командиру, который принимал участие в устранении моего отца. "Вторая будет твоей".
Я вырвался из рук солдата и ушла. Я увидел свою мать, лежащую скомканной кучей посреди прихожей, и ничего к ней не почувствовал. Лука пытался облегчить ее боль, помочь ей, но это было безнадежное дело. Все го попытки были бесполезны. Он посмотрел на меня. Но глаза его изменились. Взгляд его в один миг постарел. Он больше не был невинным. Никто из нас больше не был невинным.
Я протянула руку Луке, но он не прикоснулся. Теперь он был мужчиной в семье, и его место было с матерью. Он не был создан для мести, не такой, как я. Он не ощущал себя свидетелем хладнокровного убийства своего отца. Не чувствовал с жаром разливающейся по телу жажды мести. Он был просто мальчиком, который ничего не понимал и на плечи которого свалились тяготы взрослого мужчины. Я знала, что он не пойдет со мной, и он знал, что я не собираюсь оставаться.
Я опустилась на колени, чтобы поцеловать Луку в щеку и игриво взъерошила ему волосы, как делала в детстве. Бросила на маму последний взгляд и прошептала ей: «Будь сильной».
Входная дверь была открыта, охранники разговаривали между собой, а не патрулировали, как следовало бы. Я воспользовался этой возможностью ради того, чего она стоила, — ради побега. Я одарила Луку последней улыбкой, искренней улыбкой, которая сказала ему все, что ему нужно было знать. Он будет в безопасности. Я всегда буду защищать его и что я люблю его.
"Удачи", — прошептал Лука. "Я люблю тебя, Варвара".
"Я тоже люблю тебя, малыш".
Я встала и собралась с духом перед самым важным забегом в моей жизни; забегом «ради» моей жизни. Я небрежно направилась к двери, надеясь, что не привлекаю к себе слишком много внимания. Быстро оглянулась, но не на свою семью, а на дверь приемной. Я слышала Бо-Линя, его бесцеремонное отношение к смерти подстегивало меня. Командир подошел к двери, чтобы закрыть ее, и встретился со мной взглядом. В тот момент мы разделили нечто понятное только нам двоим. Нечто особенное.
Он знал, что однажды я вернусь. И что я убью его.
Я знала, что однажды он будет ждать меня. И что он убьет меня.
Он был готов к этому дню, как и я. Это был просто вопрос времени.
Командир кивнул мне, его голубые глаза горели. Когда он закрыл дверь, я приняла щелчок за звук стартового пистолета и побежала.
* * *
Я не прекращала бегать днями, неделями или месяцами. Я продолжала бегать столько, сколько могли выдержать мое тело и разум. Ночи были длинными, а дни еще длиннее, но мне было все равно, пока я не добралась до Внешних границ Города. Я не понимала, где нахожусь. Города превратились в поселки, поселки — в деревни, а деревни — в хутора, которые вскоре превратились в сельскую местность.
Я бежала почти два месяца, когда достигла забора, окружавшего мою страну, сигнализируя о занавесе, которым Бо-Лин окружил Город. Я прошла тысячи километров вдоль забора, убегая от солдат, которые каждую неделю проверяли каждый контрольно-пропускной пункт. Я знала каждый метр Границ: знала лучшие места, где можно спрятаться, лучшие реки, из которых можно пить, озера, в которых можно ловить рыбу, и пещеры, в которых можно спать. Теперь Город был моей страной больше, чем когда-либо.
Однажды я бродила по окрестностям в одежде, которую украла в саду деревенского жителя, вскоре после того, как сбежала из Бо-Лина. Джинсы были перепачканы и порваны, а топ на бретельках облегал мою фигуру. Мои ботинки были роскошью, за которую заплатила своими навыками рыбной ловли. У меня была постоянная договоренность с торговцем рыбой в одной из деревень возле Озера, что все, что я поймаю, будет принадлежать ему в обмен на то, что мне нужно.
Ботинки были первой вещью, которую я приобрела, а сумка, которую я перекинула через плечо, — второй. Ножи были третьими. Мои охотничьи навыки улучшились. Я научилась этим приемам, шпионя за солдатами в Армии, которым приходилось охотиться за своим обедом всякий раз, когда они выходили за Пределы Дозволенного. Моя потребность в выживании превратилась в часть меня и рефлексы, о которых я и не подозревала. Меня трудно было назвать экспертом по выживанию, но я справлялась не так уж плохо. Я все еще была жива.
Я снова прошлась вдоль забора, мои глаза наблюдали, мои уши слушали. Мои чувства тоже стали более отчетливыми, и все, что я чувствовала, были мускусные нотки моей одежды. Я посмотрела на небо, пытаясь сориентироваться. Я могла не знать названия того места, где я нахожусь, и в каком квартале я нахожусь, но по деревьям и небу я знала дорогу. Поблизости протекала река, с которой я была знакома. Однажды я спускалась по ней к Озеру. Я почувствовала влажность земли и решила, что нахожусь достаточно близко к реке. Я пошла на восток, прочь от солнца.
Река была в пределах моего поля зрения, когда я услышала треск веток, доносившийся сзади меня. Я на мгновение остановился, пытаясь понять, была ли это Армия, Странники или, что еще хуже, Охотники. Они не говорили, в отличие от армии, и у них не было манеры передвижения Странников, которые зигзагами пробираются через леса. Они шли слишком быстро для Охотников, которые обычно были отягощены своими винтовками. Я зашагала быстрее, не зная, что меня ждет. Я уворачивалась и петляла между деревьями, перепрыгивая через кусты и корни, устилавшие лесную подстилку.
Я снова остановилась, чтобы посмотреть, преследует ли меня неизвестный. Так и было. Но теперь шум доносился и с севера. Могу ли я пойти на юг и добраться до реки? Там была пещера, в которой можно было хорошо спрятаться. Однажды она была моим домом на пару ночей.
Я свернула на юг, набирая темп, пока не побежала через зелень. Мое дыхание становилось все более прерывистым и наполняло уши, перекрывая все остальные звуки вокруг. Я увидела впереди обрыв и вспомнила, что на этой стороне реки в некоторых местах есть крутая насыпь, и что это, должно быть, одна из таких точек. Я попыталась вспомнить, насколько большим будет прыжок в воду внизу, но у меня не было достаточно времени.
То, что произошло дальше, было как в тумане. Я уже собиралась подпрыгнуть, когда краем глаза заметила черное пятно. Я помню, как думала, что армия настигла меня и что меня собираются забрать обратно в Город. Но затем черное пятно схватило меня за талию и полетело вниз вместе со мной, когда я нырнула в воду. У меня не было времени беспокоиться, кричать или думать.
Я сильно ударилась о воду. Затем поняла, что я ударилась не о воду, а о черную массу, которая удерживала меня. Вода подступила к моему рту, угрожая утопить меня, если хватка вокруг талии не ослабит меня. Я царапалась и пыталась освободиться.
Свежий воздух ворвался в мои легкие, как только я вынырнула. Смахнула волосы с лица и попыталась собраться с мыслями, когда из-под воды вынырнул еще один человек. Он закашлялся и сильно выругался, повернувшись ко мне спиной. Я начала отплывать от него, когда он повернулся, чтобы найти меня.
Я не узнал его, но по его поведению поняла, что он не хотел мне зла. Он не был солдатом — на нем была красная футболка. Он не был Странником, его тело было слишком сытым. И он не был Охотником, потому что у него не было оружия.
"Кто ты?" Спросила я, пытаясь увеличить расстояние, между нами.
"Любодар Остриков", — немедленно ответил он. "Кто ты?"
"Варвара Боголюбова".
"Рад познакомиться с тобой, Варвара", — улыбнулся Любодар. "Как ты думаешь, мы сможем выбраться из этой реки до того, как эти солдаты, наконец, догонят нас?"
Было слишком поздно. Солдаты выкрикивали приказы друг другу, приближаясь к набережной реки. Один заверял другого, что он действительно видел пару человек, направляющихся в этом направлении. Они были почти рядом с нами, когда я почувствовала руки Любодара на своих плечах.
"Сделай глубокий вдох", — велел он.
Он надавил на меня, когда я судорожно вдохнула. Я открыла глаза под водой и увидела единственное, что было мне знакомо.
Темноту.
