под монотонные голоса будто бы и не уставших после долгого концерта музыкантов. Нашёл в себе силы: слез с табурета. Попрощался с парнями, удостоился очередного поцелуя в щёку от Изабеллы Корж (Рокотов отреагировал на него — нахмурился). Через пустой танцевальный зал пробрался в фойе ДК, где уже собрались самые нетерпеливые «взрослые» танцоры. Пробежался взглядом по лицам. Отметил, что «взрослые» (на мой взгляд) мало чем отличались от школьников (седых волос ни у кого в причёсках я не увидел). Разглядел несколько милых с виду одиноких девчушек (не старше тридцати лет). Но не почувствовал желания задержаться на «вторую смену», чтобы познакомиться с примеченными красотками. Зевнул и поплёлся к гардеробу.
Вышел на улицу — застегнул куртку. К вечеру похолодало (или же это я ещё не «остыл» после выступления на сцене). Ветер гонял по асфальту маленькие жёлтые листья берёз, перекатывал с места на место окурки. От двери ДК меня потеснила молодая пара (дама и её кавалер лишь пару лет как вышли из школьного возраста). Я отошёл на десяток шагов от входа во Дворец культуры, к которому выстроилась очередь из советских граждан, желающих показать «обществу» свои танцевальные умения. Замер рядом с фонарём, подставил лицо потокам воздуха. Вспомнил старый анекдот («Что это за странный запах, Бэрримор?» — «Это свежий воздух, сэр!»), усмехнулся. Подумал о том, что в репетиционном зале меньше чем за полчаса пропах табачным дымом (и надышался ним, словно сам выкурил пару сигарет). Посмотрел на небо, где на тёмном фоне светился яркий лунный диск, окружённый огоньками-звёздами.
— Эй, школьник! Закурить есть?
Я обернулся на голос — увидел неторопливо шагавших ко мне парней. Они шли от входа в ДК, прятали руки в карманах. Свет фонаря освещал их бледные лица.
«Семь человек», — подсчитал я. Отметил, что парни походили на старшеклассников, а не на тех «взрослых», что один за другим входили во Дворец культуры.
Память услужливо подсказала: ПТУшники — все семеро.
«Встрял», — промелькнула мысль.
— Эй, очкастый, ты ещё и глухой?! — сказал самый низкорослый из шагавших ко мне «хабзайцев». — Я спросил: сигареты есть?
Парни остановились в трёх шагах от меня, выстроились полукольцом. Я заценил их прикид: не увидел на ПТУшниках джинсов и нарядных рубах, которые было бы жаль испачкать в драке.
— Не курю, — ответил я. — И вам не советую.
Подумал, что мой любимый приём «здравствуйте» не годился против семерых противников. Память (подобно тому «внутреннему голосу» из анекдота) подсказала, что трое из этих семерых — боксёры. «Точно, встрял», — мысленно подтвердил я собственную догадку, вздохнул.
— Не понял! — сказал всё тот же низкорослый. — Школьник, а ты чего такой борзый?!
Он прищурился. Вынул руки из карманов.
Его приятели усмехнулись.
— Или ты не уважаешь хабзайцев? — спросил парень.
Он переглянулся с дружками.
«А ведь я обещал маме, что не ввяжусь сегодня в драку», — промелькнула в голове мысль.
Я покачал головой и мысленно добавил: «Не повезло».
Снял очки, спрятал их в карман.
Конец первой книги
