Змея и Крылья Ночи (ЛП) [Карисса Бродбент] (fb2) читать онлайн

Карисса Бродбент Змея и Крылья Ночи

ПРОЛОГ

Король не знал тогда, что его величайшая любовь станет и его гибелью, и что она придет в виде крошечного, беспомощного человеческого ребенка.

Она была единственным трепетом жизни в бесконечном пространстве разложения, единственным живым смертным на сотни миль. Ребенку было, возможно, четыре, возможно, восемь — трудно было сказать, потому что она была очень, очень маленькой, даже по человеческим меркам. Маленькое хрупкое существо с копной черных волос, закрывавших серые глаза.

Где-то, погребенная под обугленными балками и осыпавшимся камнем, лежала семья девочки, вероятно, раздавленная до неузнаваемости. Или, возможно, их уничтоженные тела были оставлены на ночь, и их забрали хищники, такие же, как те, что преследовали ребенка сейчас, глядя на нее с таким интересом, с каким ястреб смотрит на кролика.

Люди, конечно, были в этом мире не более чем добычей, паразитами, а зачастую и тем, и другим.

Трое крылатых мужчин приземлились перед ней, улыбаясь своей удаче. Маленькая девочка тут же начала пытаться вырваться из-под обломков, которые прижали ее к земле. Она узнала, узнала их острые зубы и черные, лишенные перьев крылья, и, возможно, даже узнала форму, которую они носили, темно-фиолетовый цвет короля Ночнорожденных хиаджей. Возможно, люди, сжегшие ее дом, носили такую же форму.

Но она не могла бежать. Ее одежда была порвана и безнадежно запуталась в окружающих ее руинах. Она была слишком мала, чтобы сдвинуть камни.

— Посмотрите на это. Маленький ягненок, — мужчины подошли. Когда один из них протянул к ней руку, она зарычала на него, поймав кончики его пальцев между мелкими тупыми зубами.

Солдат зашипел и отдернул руку, а его спутники рассмеялись.

— Ягненок? Больше похоже на гадюку.

— Или садовая змея, — насмехался другой.

Укушенный солдат потер руку, вытирая несколько капель багрово-черного цвета. Он направился к ребенку.

— Неважно, — проворчал он. — Вкус у них одинаковый. Не знаю, как вы, ублюдки, но я голоден после такой долгой ночи.

Но потом на всех них упала тень.

Мужчины затихли. Они опустили головы в почтительном поклоне. Прохладный воздух задрожал, тьма закружилась вокруг их лиц и крыльев, словно лезвие, ласкающее горло.

Король хиаджей не проронил ни слова. Да ему и не нужно было. Как только он заявил о своем присутствии, все его воины погрузились в молчание.

Он не был физически самым сильным вампиром. Он не был ни самым свирепым воином, ни самым мудрейшим из мудрецов. Но говорили, что его благословила сама богиня Ниаксия, и каждый, кто когда-либо встречал его, мог поклясться, что это правда. Сила просачивалась из каждой его поры, а смерть окрашивала каждый его вздох.

Его солдаты ничего не сказали, когда он перешагнул через обломки маленького дома.

— Ришаны уничтожены в этом районе, — проговорил один из них после нескольких долгих мгновений. — Остальные наши люди отправились на север и…

Король поднял руку, и воин замолчал.

Он опустился на колени перед маленькой девочкой, которая пристально смотрела на него.

Такая юная, — подумал он. Ее жизнь, всего лишь горстка лет, была ничем по сравнению с его многовековым существованием. И все же она испытывала такую сильную ненависть, когда смотрела на него, ее глаза были яркими и серебряными, как луна.

— Ее нашли здесь? — спросил король.

— Да, сир.

— Это из-за нее у тебя на руке кровь?

Волна плохо подавляемых смешков донеслась со стороны других солдат.

— Да, сир. — Ответ был слегка смущенным.

Они подумали, что он насмехается над ними. Нет. Они тут ни при чем.

Он потянулся к девочке, и она вцепилась в него зубами. Он позволил ей укусить себя — не убрал руку, даже когда ее зубы, такие маленькие, глубоко вонзились в его костлявый указательный палец.

Она смотрела ему прямо в глаза, не мигая, и он отвечал на ее взгляд с растущим интересом.

Это не был взгляд запаниковавшего ребенка, который не знает, что делает.

Это был взгляд существа, которое понимало, что противостоит самой смерти, и все равно решило плюнуть ей в лицо.

— Маленькая змейка, — пробормотал он.

Мужчины позади него засмеялись. Он проигнорировал их. Это была не шутка.

— Ты совсем одна? — мягко спросил он.

Девочка не ответила. Она не могла говорить, сжимая зубами его плоть.

— Если ты отпустишь меня, — сказал он, — я не причиню тебе вреда.

Девочка этого не сделала, она продолжала смотреть на него, пока черная кровь стекала по ее подбородку.

Уголок губ короля скривился.

— Хорошо. Ты не должна мне доверять.

Он освободил палец, затем осторожно извлек девочку, пока она сопротивлялась, из-под обломков. Даже в муках яростного сопротивления она была абсолютно безмолвна. И только когда он поднял ее, Богиня, она была такой легкой, что он мог бы удержать ее одной рукой, он понял, насколько она ранена, ее разорванная одежда пропитана кровью. Сладкий аромат крови проникал в его ноздри, когда он прижимал ее к своей груди. Она была на грани потери сознания, но сопротивлялась этому, все ее тело было напряжено.

— Отдыхай, маленькая змейка. Тебе не причинят вреда.

Он погладил ее по щеке, и она снова попыталась укусить, но искра магии проскочила по кончикам его пальцев. Вместе с шепотом ночи пришел сон без сновидений, слишком тяжелый, чтобы даже эта маленькая злобная зверушка могла с ним бороться.

— Что ты хочешь, чтобы мы с ней сделали? — спросил один из солдат.

Король прошел мимо них.

— Ничего. Я заберу ее.

Наступила тишина. Хотя он не мог их видеть, король знал, что они обмениваются растерянными взглядами.

— Куда? — спросил, наконец, один.

— Домой, — ответил король.

Ребенок спал, крепко сжав одной рукой шелковую ткань рубашки короля — она боролась, даже во сне, таким ничтожным способом.

Домой. Он отвезет ее домой.

Потому что хиаджский король вампиров, правитель Дома Ночи, благословенный богиней Ниаксией и один из самых могущественных людей, которые когда-либо жили в этом или следующем королевстве, увидел в этом ребенке частичку себя. И там, прямо под сжатым кулаком ее ладони, что-то теплое и горько-сладкое зашевелилось в его груди при виде ее. Что-то более опасное, чем голод.

Сотни лет спустя историки и ученые будут вспоминать этот момент. Это решение, которое однажды разрушит империю.

— Какой странный выбор, — шептались они. — Почему он так поступил?

Действительно, зачем.

Ведь вампиры лучше других знают, как важно беречь свое сердце.

А любовь, поймите, острее любого кола.

Глава

1

Это началось как тренировка. Просто небольшая игра, небольшое упражнение. Что-то, что мне нужно было доказать самой себе. Я не знала, когда это переросло в спортивное занятие — мой постыдный, тайный бунт.

Кому-то может показаться глупым, что я, человек, охочусь ночью, когда я нахожусь в невыгодном положении по сравнению с добычей. Но ночь — это время, когда действовали они, а значит, и я тоже.

Я прижалась к стене, крепко сжимая кинжал в руках. Ночь была теплой, такой, когда солнечное тепло долго держится в воздухе после заката. Запах висел густым гнилостным облаком — прокисшая еда из мусора в переулках, да, но также разлагающееся мясо и прокисшая кровь. Вампиры не заботились о том, чтобы убирать здесь за собой, в человеческих кварталах Дома Ночи.

Люди здесь должны были быть в безопасности, в пределах стен королевства — граждане, пусть и более низкого происхождения, слабее Ночнорожденных во всех отношениях. Но эта вторая истина слишком часто делала первую неуместной.

Мужчина был хиаджем, его крылья были прижаты к спине. Очевидно, он не слишком хорошо владел магией, потому что не стал применять их для облегчения охоты. А может, ему просто нравилось, как они действуют на добычу. Некоторые из них были такими показушными. Им нравилось, когда их боялись.

С крыши я наблюдала, как мужчина выслеживает свою цель — маленького мальчика, лет десяти, но маленького от явного недоедания. Мальчик находился в огороженном грязном дворе глинобитного дома, он снова и снова ударял мячом по пыли, не обращая внимания на подкрадывающуюся к нему смерть.

Это было так глупо, что мальчик гулял ночью один. Но, с другой стороны, я лучше, чем кто-либо другой, знала, как изматывает человека постоянная опасность. Возможно, эта семья держала своих детей дома после наступления темноты каждый день в течение последних десяти лет. Потребовался всего один промах, одна рассеянная мать, забывшая позвать его обратно, один ворчливый ребенок, не готовый прийти в дом к ужину. Всего одна ночь за всю жизнь.

Это случалось так часто.

Но сегодня этого не случится.

Когда вампир двинулся, я последовала за ним.

Я спустилась с крыши на булыжники. Я вела себя тихо, однако, слух вампира был безупречен. Мужчина повернулся, приветствуя меня ледяными взглядом и скривившимися в усмешке губами, на которых блеснула острая слоновая кость.

Узнал ли он меня? Иногда они узнавали. Но сейчас я не дала ему шанса на это.

Для меня это было практически рутиной. Система, которую я отточила до совершенства за сотни ночей, подобных этой.

Сначала крылья. Два удара, по одному через каждое, достаточно, чтобы он не взлетел. С вампирами хиаджи это было легко. Мембранная кожа была нежной, как бумага. Иногда я ловила вампиров ришан, и это было немного сложнее, их пернатые крылья было труднее пробить, но я отточила технику. Этот шаг был очень важен, и поэтому он стоял на первом месте. Мне нужно было удержать их здесь, на земле, со мной. Однажды я совершила ошибку, пропустив его, и едва осталась в живых, и я усвоила урок.

Я не могла быть сильнее их, поэтому должна была быть более точной. Нет времени на ошибки.

Вампир издал нечто среднее между вздохом боли и яростным рычанием. Мое сердцебиение превратилось в быстрый барабан, кровь была близко к поверхности моей кожи. Интересно, почувствовал ли он ее запах? Я всю жизнь пыталась скрыть прилив своей крови, но сейчас я была рада этому. Это делало их глупыми. Этот дурак даже не был вооружен, но все равно бросился на меня, не обращая внимания ни на что на свете.

Мне нравилось, действительно нравилось, когда они недооценивали меня.

Лезвие в бок, под ребра. Еще один в горло. Недостаточно, чтобы убить. Но достаточно, чтобы он пошатнулся.

Я прижала его к стене, один клинок вонзился в него, чтобы он не мог пошевелиться. Я покрыла края дхайвинтом — быстродействующим паралитиком, мощным, но недолговечным. Он действовал всего несколько минут и для меня этого было достаточно.

Он успел лишь нанести пару царапин по моей щеке острыми, как бритва пальцами, прежде чем его движения стали слабеть. И как раз, когда я увидела, что его глаза быстро моргают, словно он пытается прийти в себя, я нанесла удар.

Чтобы пробить грудную кость, нужно сильно надавить.

Я так и сделала, достаточно сильно, чтобы расколоть кость и открыть доступ к его сердцу. Вампиры были сильнее меня во всех отношениях, их тела более мускулистые, движения более быстрые, зубы более острые.

Но их сердца были такими же мягкими.

В тот момент, когда мой клинок пронзал их грудь, я всегда слышал голос отца.

— Не отворачивайся, маленькая змейка, — шептал мне на ухо Винсент.

Нет. Ни тогда, ни сейчас. Потому что я знала, что увижу там, в темноте. Я знала, что увижу прекрасное лицо юноши, которого когда-то очень любила, и то, как оно выглядело, когда мой нож вонзился в его грудь.

Вампиры были детьми богини смерти. Поэтому мне было немного смешно, что они боялись ее так же сильно, как и люди. Я наблюдала за ними каждый раз и видела, как ужас проступает на их лицах, когда они понимают, что она идет за ними.

По крайней мере, в этом мы были одинаковы. По крайней мере, в конце концов, мы все чертовы трусы.

Кровь вампира была темнее человеческой. Почти черная, как будто потемневшая от человеческой и животной крови, потребляемой на протяжении веков. Как только я позволила вампиру упасть, я была вся в этой крови.

Я отступила от тела. Только тогда я увидела, что семья смотрит на меня. Я была тихой, но не настолько, чтобы не заметить, что я была практически на пороге их дома. Мальчик теперь крепко держался за руки матери. С ними был мужчина и еще один ребенок, девочка помладше. Они были худыми, их одежда была простой и потрепанной, испачканной от долгой работы. Все четверо стояли в дверях и смотрели на меня.

Я застыла, как олень, пойманный охотником в лесу.

Странно, что именно эти голодные люди, а не вампир, превратили меня из охотника в добычу.

Может быть, это потому что, когда я была с вампирами, я знала, кто я такая. Но когда я смотрела на этих людей, границы становились размытыми и неопределенными, словно я наблюдала за извращенным отражением самого себя.

А может, я и была отражением.

Они были похожи на меня. И все же я не могла найти между нами ничего общего. Я представила, что, если бы я открыла рот, чтобы поговорить с ними, мы бы не поняли даже звуков, которые издавали друг другу. Они казались мне животными.

Уродливая правда заключалась в том, что, возможно, какая-то часть меня испытывала отвращение к ним, так же как я испытывала отвращение ко всем своим собственным человеческим недостаткам. И все же другая часть меня — возможно, та, которая помнила, что когда-то жила в таком же доме, как этот, — жаждала подойти поближе.

Я, конечно, не стала этого делать.

Нет, я не была вампиром. Это было очевидно каждую секунду каждого дня. Но я также не была одной из них.

По щеке пробежал холодок. Я дотронулась до нее, и мои пальцы снова стали мокрыми. Дождь.

Капли нарушили нашу безмолвную тишину. Женщина шагнула вперед, как бы желая что-то сказать, но я уже успела ускользнуть обратно в тень.

Я НЕ СМОГЛА УДЕРЖАТЬСЯ от окольного пути проникновения в замок. Обычно я взбиралась по стенам замка прямо к своей комнате через западные башни. Вместо этого я забралась с восточной стороны, перепрыгнула через стены сада и направилась к покоям слуг. Я проскользнула внутрь через окно, выходившее на заросший куст с цветами цвета индиго, серебрившимися в лунном свете. Как только мои ноги коснулись пола, я выругалась и чуть не опрокинулась, когда под моими ботинками по гладкому дереву заскользила куча жидкой ткани.

Смех был похож на карканье ворона и быстро превратился в какофонию кашля.

— Шелк, — прохрипела старуха. — Лучшая ловушка для маленьких грабителей.

— Это место — гребаная катастрофа, Илана.

— Пфф. — Она обогнула угол и посмотрела на меня сквозь сузившиеся глаза, глубоко, с хрипом затягиваясь сигарой и выпуская дым через нос. Она была одета в каскадный шифон, окрашенный в разноцветные волны. Черно-серые волосы, тронутые сединой, уложены на голове с превосходным объемом. С каждой мочки уха свисали золотые подвески, а ее глаза сеткой морщин вокруг были накрашены серо-голубыми тенями и обильно подведены подводкой.

Ее дом был таким же красочным и хаотичным, как и она сама — одежда, драгоценности и яркие оттенки тканей были разбросаны по всем поверхностям. Я вошла через окно ее гостиной, которое сейчас было закрыто от дождя. Место было крошечным, но гораздо приятнее, чем глиняные, разваливающиеся трущобы в людском районе.

Она оглядела меня с ног до головы, потирая шею.

— Я не принимаю критики от такой вымокшей до нитки крыски, как ты.

Я посмотрела на себя и побледнела. Только сейчас, в теплом свете фонаря, я поняла, в каком беспорядке я была.

— Ты никогда не догадаешься, какая красота под всем этим скрывается, Орайя, — продолжала она. — Ты решила сделать себя как можно более непривлекательной. И это мне кое о чем напомнило! У меня есть кое-что для тебя. Вот.

Своими узловатыми, артритными руками она порылась в скомканной куче рядом с собой, затем бросила кусок ткани мне через всю комнату.

— Лови.

Я поймала его в кулак, затем развернула. Шелковая лента была почти такой же длины, как мой рост, и потрясающего глубокого фиолетового цвета с золотой вышивкой по краям.

— Это заставило меня думать о тебе. — Илана прислонилась к дверному косяку и сделала еще одну затяжку сигарой.

Я не стала спрашивать, где она взяла что-то подобное. Возраст не сделал ее пальцы менее ловкими или липкими.

— Тебе стоит оставить его себе. Я не ношу такие вещи. Ты же знаешь.

Изо дня в день я носила только черную, простую одежду, которая привлекала мало внимания и позволяла мне свободно двигаться. Я никогда не носила ничего яркого (так как это привлекало бы нежелательные взгляды), струящегося (так как это позволило бы кому-то схватить меня) или ограничивающего (так как это препятствовало бы моей способности бороться или убегать). Я носила свои кожаные куртки большую часть времени, даже в гнетущую летнюю жару. Они были безопасными и ненавязчивыми.

Конечно, возможно, я восхищалась красивыми вещами так же, как и все остальные. Но меня окружали хищники. Тщеславие было на втором месте после выживания.

Илана насмешливо улыбнулась.

— Я знаю, что тебе это тоже нравится, крыска. Даже если ты слишком боишься их носить. Проклятый стыд. Молодежь понапрасну растрачивает свою молодость. Красоту тоже. Тебе идет этот цвет. Танцуй с ним хоть голой в своей спальне, мне все равно.

Я вскинула бровь, разглядывая ее коллекцию оттенков.

— Так вот что ты делаешь со своими лентами?

Она подмигнула.

— Все это и даже больше. И не притворяйся, что ты тоже этого не делаешь.

Илана никогда не была в моей комнате, но она знала меня достаточно хорошо, чтобы понять, что у меня действительно есть один ящик, забитый маленькими разноцветными безделушками, которые я собирала годами. Вещи, которые были слишком бесполезными, чтобы носить их в этой жизни, но которые, возможно, я могла бы мечтать носить в другой.

Сколько бы я ни пыталась объяснить ей, Илана не понимала моей осторожности. Она уже много раз давала понять, что с осторожностью покончено — «Покончено!» — заявляла она.

Честно говоря, я не знала, как старая летучая мышь выживала так долго, но я была благодарна ей за это. Люди, которых я видела в трущобах сегодня утром, были совсем не похожи на меня, а вампиры, окружавшие меня, и того меньше. Только Илана оставалась где-то между ними, как и я.

Хотя и по совершенно разным причинам.

Я выросла в этом мире, но Илана присоединилась к нему по собственной воле десять лет назад. Будучи подростком, я была очарована ею. Я встречала мало других людей. Тогда я еще не понимала, что Илана даже среди людей была… уникальной.

Илана снова коснулась своей шеи. Я поняла, что ткань, зажатая в ее кулаке, не была красной, или, по крайней мере, не была такой изначально. Я подошла ближе и заметила раны на ее горле — три из двух. Затем повязку на запястье, которые прикрывали следы подношений для Ниаксии — неизвестно, сколько еще. Должно быть, мое лицо изменилось, потому что она снова рассмеялась.

— Сегодня был грандиозный ужин, — сказала она. — Мне за него хорошо заплатили. Заплатили за то, чтобы красивые мужчины сосали мою шею всю ночь. Моя молодая сущность была бы в восторге.

Я не могла заставить себя даже улыбнуться.

Да, я понятия не имела, как Илана выжила так долго. Большинство добровольных продавцов человеческой крови, которых было немного, погибали в течение года после начала работы. Я слишком хорошо знала, как мало самоконтроля у вампиров, когда их охватывает голод.

Мы с Иланой никогда не согласимся с некоторыми вещами.

— Меня не будет некоторое время, — сказала я, меняя тему. — Я просто хотела сообщить тебе, чтобы ты не волновалась.

Лицо Иланы стало неподвижным. Даже в тусклом свете я увидела, что она побледнела на два тона.

— Вот сволочь. Ты это делаешь.

Мне не хотелось заводить этот разговор, хотя я знала, что он состоится.

— Тебе стоит подумать о том, чтобы временно покинуть внутренний город, — продолжила я. — Поехать в районы. Я знаю, ты ненавидишь это, но по крайней мере там…

— К черту это!

— Это Кеджари, Илана. Здесь небезопасно для тебя, как и для любого человека за пределами защищенного района.

— Защищенный район. Эти трущобы. Есть причина, по которой я уехала. От них воняет несчастьем. — Она сморщила нос. — Страданиями и мочой.

— Там безопасно.

Я не упустила иронии, сказав это, когда я была вся в крови после возвращения из того места.

— Не неси чепуху. Безопасность переоценена. Что это за жизнь? Ты хочешь, чтобы я уехала, когда на пороге моего дома произойдет самое захватывающее событие за последние два столетия? Нет, милая. Я этого не сделаю.

Я говорила себе, что буду сохранять спокойствие — я знала, что Илана, скорее всего, не станет меня слушать. Тем не менее, я не смогла сдержать разочарование в своем голосе.

— Ты ведешь себя глупо. Это всего лишь несколько месяцев. Или даже несколько дней! Если бы ты уехала только на открытие…

— Глупая здесь ты! — прошипела она. — Это он говорит? Так он называет тебя, когда ты хочешь сделать что-то вне его контроля?

Я выдохнула сквозь стиснутые зубы. Да, Винсент назвал бы меня глупой, если бы я отказывалась защищать себя без веской причины. И он был бы прав.

Человеческий район может быть трущобами, но, по крайней мере, у людей там была защита. А здесь? Я не знала, что случится с Иланой или с любым человеком во внутреннем городе, когда начнется Кеджари. Особенно с теми, кто уже подписался своей кровью.

Я слышала истории о том, как людей использовали на этих турнирах. Я не знала, что из них правда, а что преувеличение, но от них у меня сводило живот. Иногда мне хотелось спросить Винсента, но я знала, что он подумает, что я беспокоюсь за себя. Я не хотела, чтобы он беспокоился обо мне больше, чем уже беспокоился. И… он не знал, насколько мы с Иланой сблизились за последние несколько лет.

Винсент многого не знал. Части меня, которые не соответствовали его видению того, кем я была. Точно так же, как были некоторые части меня, которые Илана никогда не поймет.

Тем не менее, я не знала, что бы я делала без них. Здесь у меня не было семьи. Кто бы ни был со мной в том доме, когда Винсент нашел меня, он был убит. Если какие-то дальние родственники и остались, то они были заперты где-то там, куда я не могла добраться, по крайней мере, до тех пор, пока не одержу победу в Кеджари. Но у меня был Винсент, и у меня была Илана, и они стали всем, чем я представляла себе семью, даже если ни один из них не мог понять все противоречия во мне.

Теперь, когда вероятность потерять Илану вдруг показалась слишком осязаемой, страх сжал мое сердце и не желал его отпускать.

— Илана, пожалуйста. — Мой голос странно звучал. — Пожалуйста, просто уходи.

Лицо Иланы смягчилось. Она положила сигару в переполненную пепельницу и приблизилась настолько, что я смогла сосчитать морщинки вокруг ее глаз. Ее рука погладила мою щеку. От нее пахло дымом, слишком резкими духами с ароматом роз и кровью.

— Ты милая, — сказала она. — Колючая, но милая. В кислой манере. Как… как ананас.

Вопреки всему, уголок моего рта искривился в подобии улыбки.

— Ананас?

Какое нелепое слово. Зная ее, она, вероятно, выдумала его.

— Но я устала, милая. Устала бояться. Я уехала из округа, потому что хотела посмотреть, каково здесь, и это оказалось именно тем приключением, которое я хотела. Я каждый день рискую своей жизнью, чтобы быть здесь. Как и ты.

— Тебе не нужно быть глупой.

— Это своего рода бунт, чтобы больше не переживать. Я знаю, что ты знаешь это так же хорошо, как и я. Даже если ты засунешь цвета в дальний угол комода. — Она бросила взгляд на мою испачканную кровью одежду. — Даже если ты прячешь их в тени переулков района.

— Пожалуйста, Илана. Всего на неделю, пусть даже не на полное время проведения Кеджари. Вот. — Я протягиваю шарф. — Возьми эту слишком яркую вещицу и отдай мне, когда вернешься, и я даже обещаю, что буду ее носить.

Она долго молчала, потом взяла шелк и положила его в карман.

— Хорошо. Я уеду утром.

Я вздохнула с облегчением.

— Но ты. Ты, упрямая крыска… — Ее руки оказались у моего лица, сжимая мои щеки. — Будь осторожна. Я не буду читать тебе лекции о том, что он заставляет тебя делать…

Я вырвалась из ее шокирующе сильной хватки.

— Он не заставляет меня ничего делать.

— Вот еще. — Я успела вовремя отойти, потому что насмешка была настолько злобной, что в воздух полетели капли слюны. — Я не хочу смотреть, как ты становишься одной из них. Это было бы… — Ее челюсть сжалась, и ее глаза искали мое лицо, волна раздражающих сильных эмоций отразилась на ее выражении лица. — Это было бы чертовски скучно.

Это было не то, что она хотела сказать, и я это знала. Но у нас с Иланой были именно такие отношения. Вся грубая честность, вся неприятная нежность скрывались в том, чего мы не говорили. Точно так же, как я не сказала бы вслух, что участвую в Кеджари, она не сказала бы вслух, что боится за меня.

И все же меня поразило, что она была на грани слез. Только теперь я по-настоящему осознала, что у нее была только я. У меня, по крайней мере, был Винсент, но она была одна.

Мой взгляд переместился на часы, и я выругалась.

— Мне нужно идти, — пробурчала я, отступая к окну. — Не напивайся до смерти, старая карга.

— Не нанизывай свою задницу на палку, как на шампур, — ответила она, вытирая глаза, и все намеки на ее прежнюю уязвимость исчезли.

Сумасшедшая старая стерва, подумала я с нежностью.

Я распахнула окно, и пар летнего дождя ударил мне в лицо. Я не хотела делать паузу, но что-то тяжелое сидело на кончике моего языка, слова, которые я произнесла вслух только один раз до этого тому, кто заслуживал этого меньше всего.

Но Илана уже скрылась в своей спальне. Я проглотила все, что собиралась сказать, и снова погрузилась в ночь.

Глава

2

Дождь только начался, а он уже льет, как из ведра. Типично для Дома Ночи. Винсент часто шутил в своей сухой, сардонической манере, что в этой стране никогда ничего не делается наполовину. Солнце либо обрушивалось на нас неумолимой жарой, либо полностью скрывалось под многими слоями сумрачных, красно-серых облаков. Воздух был сухим и настолько горячим, что можно было поклясться, что он испепелит тебя заживо, или настолько холодным, что трещали суставы. Половину времени луна пряталась в дымке, но когда ее было видно, она сверкала, как полированное серебро, ее свет был настолько насыщенным, что делал впадины и холмы на песке похожими на волны океана — или на то, что я себе сама представляла.

В королевстве Ночнорожденных дождь шел нечасто, но, когда он шел, это был ливень.

К тому времени, когда я вернулась во дворец, я промокла насквозь. Мой путь вверх по склону здания был весьма непростым, каждый камень был скользким и покрыт водой, но я не в первый раз проделывала этот путь под дождем и не в последний. Когда я, наконец, поднялась в свою спальню, расположенную на высоте многих этажей над землей, мои мышцы горели от усилий.

Волосы были мокрыми. Я выжала их, отчего симфония капель брызнула на обитую бархатом скамью под окном, и я повернулась к горизонту. Было так жарко, что дождь вызвал серебристое облако пара над городом. Вид отсюда сильно отличался от того, что открывался с крыши в человеческом квартале города. Там под лунным светом виднелись глиняные блоки, представляющие собой картину из коричневых квадратов разных оттенков. Однако в сердце Сивринажа, на королевской территории Ночнорожденных, каждый взгляд переполняла роскошная элегантность.

Вид из моего окна представлял собой симметричное море волнистых изгибов. Ночнорожденные черпали свое архитектурное вдохновение в небе и луне — металлические купола, полированный гранит, серебро с витражами цвета индиго. Отсюда, сверху, лунный свет и дождь ласкали платиновый простор. Земля была настолько плоской, что, хотя Сивринаж был огромным городом, я все еще могла разглядеть дюны вдали за его стенами.

Вечность дала вампирам столько лет, чтобы усовершенствовать искусство темной, опасной красоты. Я слышала, что Дом Тени, расположенный за морем Слоновой кости, создавал свои здания так же, как они создавали клинки: каждый замок представлял собой замысловатый набор остроконечных шпилей, увитых плющом кровавого оттенка. Некоторые утверждали, что их архитектура — самая изысканная в мире, но я не знала, как кто-то может так говорить, если видел Дом Ночи так, как я, из этой комнаты. Он был потрясающим даже при дневном свете, и никто, кроме меня, не мог увидеть это.

Я осторожно закрыла окно и едва успела задвинуть засов, как раздался стук в дверь. Два стука, тихих, но требовательных.

Черт.

Мне повезло, что я не оказалась здесь всего на несколько минут позже. Было рискованно выходить на улицу сегодня вечером, но я не могла удержаться. Мои нервы были слишком напряжены. Мои руки должны были что-то делать.

Я поспешно сняла пальто и бросила его в кучу выброшенной одежды в углу, затем схватила халат и накинула его на себя. Этого будет достаточно, чтобы, по крайней мере, скрыть кровь.

Я бросилась через комнату и открыла дверь, и Винсент без колебаний вошел внутрь.

Он холодно и осуждающе осмотрел мою комнату.

— Здесь такой беспорядок.

Теперь я знала, что чувствует Илана.

— У меня были более важные заботы, чем уборка.

— Поддержание чистоты в помещении важно для ясности ума, Орайя.

Мне было двадцать три года, а он все еще читал мне нотации.

Я коснулась лба, как будто он только что сообщил мне информацию, которая изменила мою вселенную.

— Черт. Да?

Лунно-серебристые глаза Винсента сузились на меня.

— Ты дерзкая соплячка, маленькая змейка.

Никогда в его голосе не звучало столько нежности, как тогда, когда он оскорблял меня. Возможно, это означало то, что и Илана, и Винсент скрывали свою нежность в резких словах. Однако, во всем остальном они отличались друг от друга. Но, возможно, это место сделало всех нас такими. Научило нас прятать любовь в острых углах. Сейчас, по какой-то причине, этот упрек заставил мою грудь сжаться. Забавно, но именно такие вещи заставляют страх наконец-то вырваться на поверхность. Мне было страшно, даже если я знала, что лучше не подавать голос. И я знала, что Винсент тоже об этом знает. Я видела это по его ухмылке, когда он смотрел на меня.

Кто-то может подумать, что Винсент ничего не боялся. Так было долгое время. Я выросла, наблюдая, как он правил, как он завоевал абсолютное уважение в обществе, которое ничего не уважало.

Он был моим отцом только по имени. Возможно, у меня не было ни его крови, ни его магии, ни его бессмертия. Но у меня была его безжалостность. Он взращивал ее во мне, по одному шипу за раз.

Но с возрастом я поняла, что быть безжалостным — это не то же самое, что быть бесстрашным. Я постоянно боялась, и Винсент тоже. Мужчина, который ничего не боялся, боялся за меня — свою человеческую дочь, выросшую в мире, предназначенном для того, чтобы убить ее.

До Кеджари. Турнир, способный изменить все.

Если я выиграю, это освободит меня.

Или же я проиграю, и это погубит меня.

Винсент моргнул, и мы оба приняли обоюдное молчаливое решение не высказывать подобных мыслей. Он оглядел меня с ног до головы, словно впервые заметив мой внешний вид.

— Ты мокрая.

— Я принимала ванну.

— Перед тренировкой?

— Мне нужно было расслабиться.

Что ж, это было правдой. Просто я решила сделать это не отмокая в ванне с лавандой.

Даже это заявление было слишком близко к признанию реальности нашей ситуации, чтобы Винсенту было комфортно. Его рот искривился в усмешке, и он провел рукой по бледным светлым волосам.

Его фраза. Его единственная фраза. Что-то тяготило его. Это могло быть связано со мной и предстоящими испытаниями, или…

Я не могла не спросить.

— Что? — тихо спросила я. — Неприятности с Ришаном?

Он молчал.

У меня свело живот.

— Или с Домом Крови?

Или и с тем, и с тем?

Его горло дрогнуло, и он покачал головой. И все же этого движения было достаточно, чтобы подтвердить мои подозрения.

Я хотела спросить еще что-то, но рука Винсента опустилась на бедро, и я поняла, что он взял с собой рапиру.

— У нас есть дела поважнее. Всегда будет другой враг, о котором нужно беспокоиться, но у тебя есть только эта ночь. Идем.

ВИНСЕНТ БЫЛ таким же безжалостным тренером, как и правителем, педантичным и скрупулезным. Я уже привыкла к этому, но все же сегодня интенсивность его тренировок застала меня врасплох. Он не давал мне времени на раздумья или колебания между ударами. Он использовал свое оружие, свои крылья, всю мощь своей силы — даже свою магию, которую он редко применял во время наших тренировок. Казалось, он пытался показать мне, что будет, если король ночных вампиров захочет моей смерти.

Но опять же, Винсент никогда не сдерживался со мной. Даже когда я была ребенком, он не позволял мне забыть, как близко смерть. На любое колебание он клал руку мне на горло — два кончика пальцев прижимались к коже, имитируя клыки.

— Теперь ты мертва, — сказал бы он. — Попробуй еще раз.

На этот раз я не позволила ему добраться пальцами до моего горла. Мои мышцы кричали, уже уставшие от последней схватки, но я уклонялась от каждого удара, ускользала от каждого захвата, встречала каждый удар своим. И наконец, после бесчисленных, изнурительных минут, я прижала его к стене, приставив острие моего клинка.

— Ты мертв, — прохрипела я.

И спасибо Матерь за это, потому что я бы не пережила больше ни одной гребаной секунды этого боя.

Уголок губ Винсента на мгновение скривился от гордости.

— Я мог бы использовать Астерис.

Астерис — один из самых мощных магических даров Ночнорожденных и самый редкий. Чистая энергия, которая, как говорят, исходит от звезд, проявляется в виде ослепительного черного света, способного мгновенно убивать в полную силу. Винсент владел ею непревзойденно. Однажды я видела, как он использовал его, чтобы сравнять с землей целое здание ришанских повстанцев.

Винсент пытался на протяжении многих лет научить меня владеть магией. Я могу сделать несколько маленьких искр. Жалкое зрелище по сравнению со смертоносным мастерством вампира из Дома ночи, владеющего магией или любого другого.

На мгновение от этой мысли, свежего напоминания о том, насколько я уступала воинам, с которыми мне предстояло столкнуться, у меня закружилась голова. Но я быстро отогнала эту неуверенность.

— Астерис не будет иметь значения, если я уже убью тебя.

— Ты была бы достаточно быстра? Ты всегда стараешься добраться до сердца.

Чтобы пробить грудную кость, нужно сильно надавить.

Я отмахнулась от нежелательного воспоминания.

— Больше нет.

Мой клинок все еще был прижат к его груди. Я никогда не была уверена, когда заканчиваются наши спарринги, поэтому никогда не отпускала его до окончания поединка. Он был всего в нескольких дюймах от меня, в нескольких дюймах от моего горла. Я никогда не позволяла другому вампиру подходить так близко. Запах моей крови был для них ошеломляющим. Даже если вампир хотел сопротивлялся, а они редко сопротивлялись, он не мог себя контролировать.

Винсент вбил в меня эти уроки. Никогда не доверяй. Никогда не уступай. Всегда охраняй свое сердце.

И когда я ослушалась, я дорого за это заплатила.

Но не с ним. Никогда. Он перевязывал мои кровоточащие раны бесчисленное количество раз, не показывая даже намека на искушение. Он охранял меня, когда я спала. Заботился обо мне в самые слабые моменты.

Так было легче. Я всю жизнь боялась, вечно осознавала свою слабость и неполноценность, но, по крайней мере, у меня была единственная тихая гавань.

Глаза Винсента изучали мое лицо.

— Очень хорошо. — Он оттолкнул мою руку. Я подошла к краю арены и поморщилась, потирая рану, которую он оставил на моей руке. Он едва взглянул на кровь.

— Ты должна быть осторожна, когда будешь там находиться, — сказал он. — Особенно с кровоточащими ранами.

Я сморщила нос. Богиня, он, должно быть, волнуется. Говорит мне такие элементарные вещи.

— Я знаю.

— Больше, чем обычно, Орайя.

— Я знаю.

Я глотнула воды из своей фляги, стоя к нему спиной. Мои глаза вместо этого следили за фресками на стене — прекрасными и ужасными картинами, изображающими вампиров с острыми зубами, корчащихся в море крови под серебряными звездами. Эти картины занимали всю комнату. Этот частная тренировочная арена предназначалась только для Винсента и его воинов самого высокого ранга, и она была отвратительно украшена, как и подобает месту, предназначенному для слюны, крови и пота. Под ногами лежал мягкий песок цвета слоновой кости, который каждую неделю заменяли из дюн. Фреска покрывала круглые стены без окон — единая панорамная картина смерти и завоевания.

Изображенные на нем фигуры были хиаджскими вампирами, с крыльями, как у летучих мышей, от молочно-бледного до пепельно-черного оттенка. Двести лет назад эти крылья были бы пернатыми крыльями ришанов, соперничающего клана Ночнорожденных, вечно сражающегося за трон Дома Ночи. С тех пор как богиня Ниаксия создала вампиров более двух тысяч лет назад, а некоторые утверждали, что и раньше, две фракции вели постоянную войну. И с каждым переломом, с каждым новым родом на троне эта фреска менялась — крылья рисовались и стирались, рисовались и стирались, десятки раз за тысячи лет.

Я оглянулась через плечо на Винсента. Он оставил свои крылья без прикрытия, что было редкостью. Обычно он убирал их с помощью своей магии, если только речь не шла о каком-нибудь дипломатическом мероприятии, где требовалось продемонстрировать свою силу хиаджа. Они были настолько длинными, что их кончики почти касались пола, и черными, настолько черными, что это противоречило природе, как будто свет просачивался в его кожу и угасал там. Но еще более поразительными были красные полосы. Багровый цвет стекал по его крыльям, как струйки воды, собираясь по краям и на каждом заостренном кончике. Когда Винсент расправлял крылья, они выглядели так, словно были нарисованы кровью, достаточно яркой, чтобы прорезать даже самую непроглядную тьму.

Черный цвет был необычным, но не редким. А вот красный цвет был уникальным. Каждый Наследник клана Хиаджа или клана Ришан носил две метки — красную на крыльях и еще одну на теле, которые появлялись после смерти предыдущего наследника. Знак Винсента находился у основания его горла, чуть выше ключицы. Это был завораживающий, витиеватый узор, напоминающий полную луну и крылья, обвивавший его шею спереди, пунцовый, яркий, как кровоточащая рана. Я видела его всего пару раз. Обычно он скрывал его под пиджаками с высокими воротниками или черным шелком, плотно и аккуратно обернутым вокруг шеи.

Когда я была младше, я как-то спросила его, почему он не оставляет его на виду. Он лишь серьезно посмотрел на меня и простодушно заметил, что неразумно оставлять горло открытым.

Этот ответ не должен был меня удивить. Винсенту было хорошо известно, что узурпаторы таятся за каждым углом, как за его стенами, так и внутри них. Каждый новый король, Хиаджа или Ришана, короновался на горе трупов. Винсент тоже не стал исключением.

Я отвернулась от картины, именно тогда, когда он негромко сказал:

— Близится полнолуние. У тебя должно быть еще несколько дней, но все может начаться в любой момент. Ты должна быть готова.

Я сделала еще один глоток воды. Во рту все еще был привкус пепла.

— Я знаю.

— Это может быть что угодно. Она любит… неожиданности.

Она. Мать ночи и тени, мать крови всех вампиров. Богиня, Ниаксия.

В любой момент она могла дать начало состязанию, который раз в столетие устраивал Дом Ночи в ее честь. Дикий турнир из пяти испытаний в течение четырех месяцев, в результате которого победителем становился только один, и он получал самый ценный приз, который когда-либо знал мир: единственный дар от самой Богини.

Вампиры со всего Обитрэйса съезжались, чтобы принять участие в Кеджари, привлеченные обещанием богатства или почестей. Десятки самых могущественных воинов из всех трех домов — Дома Ночи, Дома Тени и Дома Крови умрут в погоне за этим титулом.

И скорее всего я бы тоже так поступила.

Но они боролись за власть. Я же боролась за выживание.

Мы с Винсентом одновременно повернулись друг к другу. Он всегда был бледным, его кожа почти соответствовала его серебристым глазам, но сейчас цвет его кожи был нездорового оттенка.

Его страх сделал мой собственный невыносимым, но я поборола его обещанием. Нет. Я готовилась к этому всю свою жизнь. Я переживу Кеджари. Я выиграю его.

Как и Винсент до меня, двести лет назад.

Он прочистил горло и выпрямился.

— Иди переоденься во что-нибудь приличное. Мы собираемся посмотреть на твоих соперников.

Глава

3

Винсент говорил, что это праздник, чтобы приветствовать участников в Доме Ночи перед началом Кеджари. Но это было неправдой. Этот праздник был не столько «пиром», сколько демонстрацией бесстыдного, буйного обжорства.

Что ж, это было уместно, не так ли? Кеджари проводился лишь раз в сто лет, и принимать его у себя было величайшей честью для Дома Ночи. Во время турнира Сивринаж принимал гостей со всех уголков Обитрэйса, включая все три Дома. Это было важное дипломатическое событие, особенно для вельмож из Дома Ночи и Дома Тени. Никто не ждал визита Дома Крови — была причина, по которой никто из кроворожденных не был приглашен на это мероприятие, но Винсент никогда бы не упустил возможности покрасоваться перед остальным высшим обществом вампиров.

Я так редко бывала в этой части замка, что забыла, насколько она поразительна. Потолок представлял собой высокий купол из витражного стекла с золотыми звездами, рассыпанными по лазурно-голубой поверхности. Лунный свет, проникающий сквозь него, танцевал над толпой в вихрях. Полдюжины длинных столов были накрыты, теперь на них лежалилишь остатки того, что несколько часов назад, несомненно, было невероятным банкетом. Вампиры с удовольствием ели любую пищу, хотя кровь — человеческая, вампирская или животная — была необходима для их выживания. Еда все еще стояла, давно остывшая, на столах, а кровь покрывала тарелки и скатерти, капая и разбрызгивая засыхающий багровый цвет.

Я подумала о ранах на горле и запястье Иланы и задалась вопросом, какие пятна принадлежат ей.

— Все уже поели. — Винсент протянул мне руку, и я взяла ее. Он поместил меня между собой и стеной. Все в его поведении было прохладно непринужденным, но я знала, что это было очень намеренное решение — и рука, и мое размещение. Первое напоминало остальным в комнате, что я его дочь. Второе физически защищало меня от тех, кто в жажде крови мог принять импульсивное решение, о котором потом пожалел бы.

Винсент обычно не разрешал мне посещать подобные мероприятия по очевидным причинам. Мы с ним оба понимали, что человек в бальном зале с голодными вампирами — плохая идея для всех участников. В редких случаях, когда я все-таки выходила в вампирское общество, я привлекала к себе пристальное внимание. Сегодняшний день не стал исключением. Все взгляды упали на него, когда он вошел. А потом они переключились на меня.

Моя челюсть сомкнулась, а мышцы напряглись.

Все это казалось неправильным. Быть такой заметной. Наблюдать за столькими потенциальными угрозами.

После ужина большинство переместилось в танцевальный зал, сотня или около того гостей толпились вокруг, танцуя или сплетничая, потягивая бокалы с красным вином или кровью. Я узнала знакомые лица из двора Винсента, но было и много иностранцев. Представители Дома Тени носили тяжелую, облегающую одежду, женщины — корсеты и облегающие бархатные платья, мужчины — строгие, скромные пиджаки — все это сильно отличалось от струящихся шелков Дома Ночи. Я также увидела несколько незнакомых лиц из внешних районов Дома Ночи, людей, которые жили не во внутреннем городе, а, возможно, властвовали в районах далеко на западе пустынь или на островах территории Дома Ночи в море Костей.

Я следила за повязками. Винсент опустил голову и тихо заговорил со мной, достаточно тихо, чтобы никто больше не слышал.

— Некоторые уже сделали свой кровавый дар. — Дар для богини Ниаксии, чтобы показать свое вступление в Кеджари. Мои противники.

— Лорд Рэвинт. — Он кивнул в сторону пепельноволосого мужчины, который увлеченно беседовал в другом конце бального зала. Во время одной из его жестикуляций я уловила вспышку белого цвета на его руке — черно-красная пропитанная ткань прикрывала рану. — Я сражался с ним очень давно, — сказал Винсент. — У него больное правое колено. Он хорошо это скрывает, но это причиняет ему сильную боль.

Я кивнула и старательно запомнила эту информацию, пока Винсент продолжал водить меня по комнате. Возможно, кому-то, кто не обращал внимания, могло показаться, что мы просто совершаем неспешную прогулку, но с каждым шагом он указывал на других участников, рассказывая мне все, что знал об их прошлом или слабостях.

Следующей была невысокая, светловолосая женщина из Тенерожденных с резкими чертами лица.

— Киретта Танн. Я познакомился с ней давно. Она слабая фехтовальщица, но сильный маг. Следи за своими мыслями рядом с ней.

Плотный, высокий мужчина, чьи глаза сразу нашли меня, как только мы вошли в комнату.

— Бирон Иманти. У него самая устрашающая жажда крови, которую я когда-либо видел. — Губы Винсента скривились в отвращении. — Он будет преследовать тебя, но он будет настолько глуп, что тебе будет легко использовать это против него.

Мы закончили один круг по бальному залу и начали другой.

— Я видел еще нескольких участников. Ибрихима Каина. И…

— Ибрихим?

Винсент дернул бровью.

— Многие вступают в Кеджари только потому, что чувствуют, что у них нет другого выхода.

Я обнаружила Ибрихима в другом конце комнаты. Это был молодой вампир, едва ли старше меня, с необычайно кротким поведением. Словно почувствовав мой пристальный взгляд, он перевел его на меня из-под копны вьющихся черных волос. Он слабо улыбнулся мне, показав изуродованные десны, на которых не было клыков. Рядом с ним стояла его мать, женщина столь же жестокая и агрессивная, сколь тихим был ее сын, и источник его ран.

Эта история была слишком обычной, чтобы быть трагичной. Около десяти лет назад, когда Ибрихим был на пороге взрослой жизни, родители прижали его к земле, удалили ему зубы и сковали левую ногу. Мне было тринадцать лет или около того, когда это случилось. Лицо Ибрихима представляло собой месиво из распухшей, покрытой синяками плоти. Он был неузнаваем. Я была в ужасе, и я не понимала, почему Винсент не был в ужасе.

Чего я тогда не понимала, так это того, что вампиры живут в постоянном страхе перед собственной семьей. Бессмертие сделало преемственность кровавым. Даже Винсент убил своих родителей и трех братьев и сестер, чтобы получить свой титул. Вампиры убивали своих родителей ради власти, затем калечили собственных детей, чтобы удержать их от того же. Это удовлетворяло их эго в настоящем и обеспечивало будущее. Их род продолжится… но ни на секунду раньше, чем они будут к этому готовы.

По крайней мере, Кеджари даст Ибрихиму шанс вернуть свое достоинство или умереть. И все же…

— Он же не может думать, что сможет победить, — пробормотала я.

Винсент бросил на меня косой взгляд.

— Все здесь, вероятно, думают то же самое и о тебе.

Он не ошибся.

Над нами проплыло облако аромата сирени.

— Вот вы где, сир. Вы исчезли. Я уже начала беспокоиться.

Мы с Винсентом повернулись. Джесмин подошла к нам, аккуратно откинув волну гладких пепельно-каштановых волос на обнаженное плечо. Она была одета в богатое красное платье, которое, несмотря на свою простоту, облегало пышные формы ее тела. В отличие от большинства здешних хиаджей, она оставила видимыми свои крылья, они были грифельно-серыми, а сзади платье опускалось достаточно низко, чтобы обрамлять их живописными малиновыми драпировками. Платье имело глубокий вырез, открывающий глубокое декольте и пестрый белый шрам, проходящий по центру груди.

Она никогда не стеснялась демонстрировать ни декольте, ни шрам. Не то чтобы я могла ее винить. Ее декольте было объективно впечатляющим, а что касается шрама… ходили слухи, что она пережила удар колом. Если бы это была я, я бы щеголяла этой отметиной каждый проклятый день.

Уголок рта Винсента скривился.

— Работа никогда не заканчивается. Ты же знаешь.

Джесмин подняла свой темно-красный бокал.

— Действительно, — промурлыкала она.

О, солнце, забери меня, черт возьми.

Я не знала, что я чувствовала по поводу недавно назначенного Винсентом начальника охраны. Женщине редко удавалось достичь такого ранга в Доме Ночи — только три женщины занимали эту должность за последнюю тысячу лет — и я одобряла это исключительно из принципа. Но меня также всю свою жизнь учили быть недоверчивой. Предыдущим начальником стражи Винсента был тощий, испещренный шрамами мужчина по имени Тион, который прослужил двести лет. Он мне не нравился, но, по крайней мере, я знала, что он был предан нам.

Но когда Тион заболел и в конце концов умер, его лучший генерал Джесмин была вполне очевидным кандидатом на его должность. Я ничего не имела против нее, но я не знала ее и, конечно, не доверяла ей.

Может быть, я была чересчур подозрительной. Винсенту она, похоже, нравилась.

Он наклонился немного ближе.

— Ты прекрасно выглядишь, — пробормотал он.

Она ему действительно нравится.

Вопреки всему, с моих губ сорвался намек на насмешку. При этом звуке аметистовые глаза Джесмин скользнули ко мне. Она была новенькой, и все еще смотрела на меня с откровенным любопытством, а не с несколько выстраданным раздражением, как другие члены крошечного внутреннего круга Винсента.

Ее взгляд медленно поднимался вверх по моему телу, оценивая мой рост и кожу, изучая каждую черту моего лица. Если бы я не знала ее лучше, я бы подумала, что она ведет себя развратно по отношению ко мне. Что было бы… лестно, если бы это не было так часто предвестником покушения на мое горло.

— Добрый вечер, Орайя.

— Привет, Джесмин.

Ее ноздри раздулись — едва уловимое движение, но я сразу это заметила. Я отступила назад, моя рука метнулась к кинжалу. Винсент тоже заметил, и, слегка сдвинувшись, прикрыл меня своим телом.

— Сообщи мне последние новости о Доме крови, — сказал ей Винсент, бросив на меня взгляд, который приказывал мне идти. Я двинулась обратно к двери, подальше от остальной толпы. Этого расстояния от гостей вечеринки было почти достаточно, чтобы мне было легче дышать. Почти.

В молодости страх изнуряет. Его присутствие затуманивает разум и чувства. Я боялась так долго, так непрерывно, что это стало просто еще одной телесной функцией, которую нужно было регулировать — сердцебиение, дыхание, пот, мышцы. С годами я научилась отделять физическое состояние от эмоций.

Горький вкус зависти ощущался на моем языке, когда я прислонилась к дверной раме, наблюдая за посетителями вечеринки. Я обратила особое внимание на тех, кого Винсент указал как участников состязания Кеджари. За исключением Ибрихима, который тихо сидел за столом, большинство выглядели беззаботными, танцевали, пили и флиртовали всю ночь напролет. Когда наступит рассвет, они заснут, сплетясь с одним или тремя партнерами, будут спать крепким сном, не задумываясь о том, долго ли они проживут, чтобы снова проснуться?

Или же они наконец узнают, каково это — лежать без сна, уставившись в потолок, ощущая кожей богиню смерти?

Мой взгляд переместился на другой конец комнаты.

Фигура была настолько неподвижна, что я едва не проглядела ее. Но что-то странное в ней заставило меня остановиться, хотя сначала я не совсем поняла, почему. После нескольких секунд наблюдения я поняла, что это был не какой-то один предмет, а целая коллекция маленьких.

Он стоял в противоположном конце бального зала, далеко за пределами танцпола с творившимся там развратом, спиной ко мне. Он уставился на одну из многочисленных картин, украшавших стену. Я не могла разглядеть детали с такого расстояния, но я хорошо знала эту картину. Она была самой маленькой в бальном зале, узкое и длинное, полотно, сверху усеянное звездами индиго синего цвета, который постепенно темнел до насыщенного красного. На ней была изображена одинокая фигура: ришанский вампир, падающий, застывший на полпути к своей смерти в центре рамы. Его обнаженное тело в основном закрывали темные пернатые крылья, расправленные вокруг него, за исключением одной вытянутой руки, отчаянно тянущейся к чему-то, что он мог видеть, но мы не могли.

Немногие произведения искусства ришан остались в замке после возвышения хиаджей. Большинство из них были либо уничтожены, либо перекрашены под вампиров Хиаджа. Я не знала, почему эта сохранилась. Возможно, его сочли нужным сохранить, потому что на нем был изображен обреченный ришанец, падающий в глубины ада, даже когда он хватался за небо.

Это произведение привлекало мало внимания по сравнению с окружающими его величественными эпопеями, торжествами кровавого правосудия или триумфальной победы. Оно было неброским. Грустным. Когда я впервые увидела его, будучи еще ребенком, у меня защемило в груди. Я знала, каково это — быть бессильной. И этот одинокий упавший ришан, обнимаемый крыльями, которые не могли летать, тянущийся к спасителю, который не мог ответить… это был единственный признак того, что вампиры тоже могут знать, каково это — быть бессильным.

Возможно, именно поэтому меня заинтриговала эта фигура, потому что он смотрел на эту картину, когда никто другой этого не делал. Он был высоким, выше, чем большинство других вампиров, и широкоплечим. На нем был темно-фиолетовый пиджак, плотно прилегающий к его фигуре, бронзовый пояс, обернутый вокруг талии. Это тоже было немного странно. Фасон одежды был похож на яркие шелка, которые носили все остальные Ночнорожденные, но покрой был немного чересчур резким, а контраст слишком смелым. Его волосы были темно-красными, почти черными и спадали по плечам неровными волнами. Необычная длина, ни ниспадающие, ни подстриженные, которые предпочитают при дворе Дома Ночи.

Я могла по пальцам одной руки пересчитать количество Ночнорожденных вампиров за пределами Сивринажа, которых я встречала. Возможно, во внешних областях королевства была другая мода. Но все же…

Он оглянулся через плечо, прямо на меня. Его глаза были ржаво-красного цвета, достаточно яркого, чтобы быть заметным даже с другого конца комнаты. Его взгляд был непринужденно любопытным. Тем не менее, его напряженность меня насторожила.

Здесь тоже было что-то странное. Что-то…

— Ты уже пробовала это?

— Дерьмо.

Я вздрогнула.

Я не услышала приближение женщины, что было одновременно и неловко, и опасно. Она была высокой и гибкой, с веснушками, разбросанными по коже бронзового цвета, широкими темными глазами и ореолом из подстриженных черных локонов вокруг головы. Она ухмылялась, мясное пирожное капало розовым соком на кончики ее пальцев, когда она протягивала его мне.

— Это очень вкусно.

Мне не очень нравилось, когда вампиры произносили слово «вкусный», стоя так близко ко мне. Я сделала два плавных шага в сторону.

— Хорошо.

— О, ты многое пропускаешь. Это…

— Орайя.

Винсент никогда не кричит. Его голос был достаточно сильным, чтобы прорезать любую комнату. Оглянувшись через плечо, я увидела его у арочного входа в бальный зал, он кивнул мне в сторону коридора с безошибочным посланием: Пойдем.

Ему не нужно было повторять дважды. Я не стала прощаться с женщиной, шагая за ним, более чем благодарная за то, что покинула эту яму с когтями и зубами.

И все же я еще раз бросила взгляд на ту картину. Мужчины уже не было. Падший ришан только хватался за воздух, снова брошенный на произвол судьбы

Глава

4

Я никогда не пила. Вампирский алкоголь был невероятно крепким для людей, и, кроме того, для меня было опасно притуплять чувства. Винсент тоже редко пил, вероятно, по тем же причинам, что и я. Поэтому я удивилась, когда он принес вино в мои покои. Мы сделали крошечные глотки, а затем убрали его в сторону, оставив нетронутым, пока сидели в тишине, слушая потрескивание огня.

Наконец, он заговорил.

— Я думаю, ты подготовлена настолько, насколько это возможно.

Он говорил так, словно пытался убедить в этом в основном самого себя.

— Другие будут недооценивать тебя, — продолжил он. — Используй это. Это отличное преимущество.

Он был прав. Я давно поняла, что лучшее оружие, которое у меня есть, — это моя собственная слабость. Я использовала ее для убийства почти каждую ночь в трущобах. Сейчас мне казалось, что этого недостаточно.

Я проглотила комок в горле. Я наблюдала за отцом, когда он смотрел на огонь, красный свет играл на бледных, жестких углах его лица. Неужели он так же нервничал в ту ночь, когда преподнес себя когда-то на Кеджари?

— Так вот что ты сделал? — спросила я. — Позволил им недооценить тебя?

Он моргнул, ошеломленный. Я редко спрашивала его о том, как он провел время в Кеджари. Я вообще редко спрашивала его о прошлом. Возможно, тот глоток вина или моя почти неизбежная скорая смерть сделали меня немного смелым.

— Да, — сказал он через мгновение. — И, вероятно, именно поэтому я победил.

Сейчас это казалось смешным, что Винсент когда-либо был кем-то, кого можно было недооценивать. Но двести лет назад он был всего лишь молодым, менее знатным хиаджем. Тогда Дом Ночи находился под контролем ришанцев, и казалось, что так будет продолжаться еще столетия.

— Ты нервничал?

— Нет. Я знал, что должен делать.

На мой видимый скептицизм, он поднял одно плечо, почти пожав плечами.

— Хорошо, — признал он. — Я нервничал. Но я знал, что Кеджари — мой единственный путь к жизни, достойной воспоминаний. Смерть не страшна, когда она сравнима с ничтожным существованием.

Ничтожным существованием.

Эти слова неожиданно сильно задели меня. Потому что какое существование было более ничтожным, чем это? Жить в постоянном страхе, скованной собственной кровью и собственной человеческой слабостью? Я никогда не смогла стать лучше и никогда не смогу спокойно жить, если буду постоянно бороться за выживание. Никогда не смогу стать чем-то стоящим для… для людей, у которых не было ничего, кроме меня.

Моя челюсть сжалась так сильно, что задрожала. Я взяла свой бокал и сделала еще один глоток вина, в основном потому, что мне отчаянно хотелось сделать что-нибудь своими руками. Я чувствовала на себе взгляд Винсента. Чувствовала, как смягчается его взгляд.

— Ты не обязана этого делать, моя маленькая змейка, — мягко сказал он. — Только сейчас я понимаю, что, возможно, никогда не говорил тебе этого.

Было бы ложью сказать, что у меня не было искушения убежать, искушения спрятаться в пространстве между комодом и стеной, как в детстве. Какая-то часть меня все еще всегда пряталась, потому что я никогда не собиралась быть никем иным, кроме как добычей.

Нет, это не полноценная жизнь. Это вообще не было жизнью.

— Я не отступлю, — сказала я.

Я посмотрела вниз на свою руку, на изящное серебряное кольцо на мизинце правой руки. Простое кольцо с черным бриллиантом, таким маленьким, что он был не больше самого кольца.

Оно было у меня в кармане, когда Винсент нашел меня в детстве. Мне хотелось думать, что оно принадлежало моей матери. Может быть, это была просто бесполезная безделушка. Наверное, я никогда этого не узнаю.

Я рассеянно теребила его. От внимания Винсента не ускользнуло даже это крошечное движение.

— Я бы нашел их для тебя, если бы мог, — сказал он. — Надеюсь, ты это понимаешь.

Острая боль пронзила мою грудь. Мне не хотелось открыто признаваться в своих собственных надеждах. Это заставило меня почувствовать себя… глупо. По-детски. Тем более, когда Винсент упоминал их вслух.

— Я знаю.

— Если бы у меня когда-нибудь был повод, если бы когда-нибудь было восстание…

— Винсент. Я знаю. Я знаю, что ты не можешь туда пойти. — Я встала и нахмурилась, глядя на него, и его взгляд переместился на огонь, избегая моего.

Черт, это было странно — видеть, как Винсент выглядит почти виноватым.

Двадцать лет назад Винсент вытащил меня из-под обломков после страшного ришанского восстания. Город, который я оставила, или то, что от него осталось, находился где-то далеко на территории клана Ришан. Единственная причина, по которой Винсент вообще вошел туда несколько десятилетий назад, заключалась в том, что восстание дало ему на это разрешение, но теперь? Эта территория находилась под защитой Ниаксии. Король хиаджей не мог нарушить ее вне военного времени между кланами, и, хотя смешно называть это вечное напряжение «миром», у моего отца не было разумного повода вторгнуться и найти мою семью.

Если бы кто-нибудь из них выжил. Скорее всего, нет. Кто бы ни был в том доме, когда Винсент нашел меня, он не выжил. Но были ли другие? Искал ли меня кто-нибудь там?

Я знала логичный ответ. Человеческие жизни были такими хрупкими. И все же это не мешало темным уголкам моего сознания блуждать. Гадать, где они. Гадать, страдают ли они. Гадать, помнит ли кто-нибудь из них меня.

Я не помнила их. Может быть, поэтому я так по ним скучала. Мечта может быть тем, чем она должна быть, и, возможно, двенадцатилетняя версия меня самой нуждалась в их спасении, чтобы стать тем недостающим кусочком, который наконец-то поможет мне почувствовать себя цельной.

— Скоро, — пробормотал Винсент. — Скоро ты будешь достаточно сильной, чтобы пойти туда самой.

Скоро.

Нет, Винсент не мог действовать, но я могла, если бы я была более сильнее, чем человек. Мне нужно было быть сильнее, даже сильнее большинства вампиров.

Я могла бы сделать это, если бы была такой же сильной, как сам Винсент.

Это будет моим желанием от Ниаксии, если я выиграю Кеджари: стать Кориатой Винсента. Быть привязанной к его сердцу. Узы Кориатиса были могущественны, почти легендарны, дарованные всего несколько раз за всю историю, и их создавала только сама Ниаксия. Это лишило бы меня человечности, и сделало бы вампиром, в котором не требуется обращение, которое заканчивалось смертью более чем в половине случаев. И это связало бы мою душу с душой Винсента, его сила стала бы моей, а моя — его. Не то чтобы мне было что предложить ему, конечно. То, что он вообще был готов сделать мне такой подарок, было свидетельством его любви ко мне.

Как его Кориата, я была бы достаточно могущественна, чтобы спасти семью, которая меня родила, и стать настоящей дочерью для мужчины, который меня воспитал. Я стала бы одним из самых могущественных людей в Доме Ночи. Одним из самых могущественных людей в мире.

И никто и никогда больше не будет недооценивать меня.

— Скоро, — согласилась я.

Он слабо улыбнулся мне, затем поднялся.

— Ты готова?

— Да. — Но это слово было словно пеплом у меня во рту.

Я много раз пыталась молиться Ниаксии на протяжении многих лет. Я никогда не чувствовала ничего особенного, возможно, потому, что, будучи человеком, я не была по-настоящему одной из ее детей. Но когда Винсент принес чашу и драгоценный кинжал, когда он сделал порез на моей руке и позволил моей слабой человеческой крови скатиться в кованое золото, волосы зашевелились у меня на затылке. Винсент шептал молитвы на древнем языке богов, его большой палец прижимался к моей ране, выдавливая каплю за каплей в подношение.

Его глаза метнулись вверх и встретились с моими.

— Ниаксия, Мать Алчной Тьмы, Чрево Ночи, Тени и Крови. Я дарую тебе Орайю из Ночнорожденных. Она — дочь, которую дало мне мое сердце, так же как мое сердце сделало меня твоим сыном. Ее присутствие в Кеджари — величайший дар, который я когда-либо предложу тебе. — Возможно, мне показалось, что его голос стал слегка хриплым. — За исключением, возможно, ее победы.

Черт. Я не ожидала, что это будет так сложно.

Нет, я не была ее большой поклонницей. Но сейчас я чувствовала, что Богиня здесь, принимает подношение из моей крови и обещает мне взамен только больше крови. Я подумала, не будет ли она брать, и брать, и брать, пока в моих бедных смертных жилах не останется ничего, что можно было бы отдать.

Слова, которые должны были связать мою судьбу, висели в воздухе как дым.

— Я предлагаю себя тебе, Ниаксия. Я предлагаю тебе свою кровь, свой клинок, свою плоть. Я буду состязаться в Кеджари. Я отдам тебе свою победу, или я отдам тебе свою смерть.

И затем последние, запечатывающие слова:

— Aja saraeta.

Прими мою правду.

— Aja saraeta, — повторил Винсент, не сводя с меня пристального взгляда.

Капля, капля, капля, капля, как медленно стекает моя кровь.

ВЕРОЯТНО ТОЛЬКО благодаря этим крошечным глоткам вина я вообще смогла заснуть. В конце концов, наступил рассвет, и Винсент ушел спать. Я лежала в постели, глядя на звезды, нарисованные на моем потолке. Рана на руке пульсировала. До начала Кеджари, скорее всего, пройдет еще несколько дней, но благодаря моему подношению он вдруг стал реальным, как никогда раньше.

К тому времени, когда от усталости я закрыла глаза, положив клинки рядом с собой, был уже почти закат. На всякий случай.

Когда я уснула, беспокойно и тревожно, мне снилась безопасность.

Я почти не помнила свою прежнюю жизнь. Но сны так хорошо заполняли воспоминания, изъеденные временем. Это был мазок ощущений, как краски, разбавленные водой. Маленький глиняный домик с потрескавшимся полом. Объятия сильных рук, поцарапанные щеки, запах грязи и пота. Бескровная еда, мучительно сладкая, без железного привкуса, проскальзывающая у меня на языке.

Мне снилось, как усталый голос читает мне историю, и я принимала как должное, что там будет счастливый конец, потому что не знала другого.

Я ненавидела эти сны. Проще было не вспоминать о них и о том, что они всегда заканчивались одинаково.

Лунный свет струился сквозь закрытые наглухо окна. Когда появились вампиры, их крылья за крыльями затмили эти серебристые полосы.

Два других маленьких тела вскочили с кровати, чтобы посмотреть на небо. Я была слишком напугана. Я натянула одеяла на голову.

— Потуши огонь, быстрее, — шипела женщина. — До…

Треск. Треск. ТРЕСК.

Я зажмурила глаза, когда начались крики вдалеке, они становились все ближе и ближе.

Глина вокруг меня начала дрожать и трястись, пол раскалывался, стены рушились, а женщина кричала, и кричала, и кричала…

ТРЕСК.

ТРЕСК.

Крики преследовали меня, когда я проснулась, их было так много, что мои уши не могли различить голоса, не могли понять, где кончается мой сон и начинается реальность.

Я открыла глаза и увидела лишь непроницаемую черную стену. Полная, абсолютная тьма, такая густая, что я задохнулась. Мои руки раскинулись в стороны, ни за что не хватаясь.

Первой моей дезориентированной мыслью было: «Почему погасли мои фонари? Я никогда не позволяла своим фонарям гаснуть.»

А затем, слишком медленно, я поняла, что нахожусь не в своей комнате. Запах затхлости и крови обжег мои ноздри. Мои ладони прижались к земле. Твердая, пыльная плитка.

Болезненное напоминание о свежей ране от моего подношения прорезало мой одурманенный разум. Ужас нарастал по мере того, как я собирала все воедино.

Нет. Было слишком рано. У меня должно было быть еще несколько дней, у меня должно было быть…

Воспоминание о голосе Винсента пронеслось в моем сознании:

Это может произойти в любой момент. Она любит неожиданности.

Я заставила себя подняться. Паника накатила волной, но я заставила ее подчиниться. Нет, я не могла позволить себе паниковать. Потому что это было оно.

Это было оно.

Кеджари начался.

Антракт

Маленькая девочка не разговаривала несколько дней. Король Дома Ночи отвел ей комнату рядом со своей, в самом уединенном, хорошо защищенном этаже своего замка. Все в этом месте поразило ее. Дома ее спальня была общей с братом и сестрой, а ее кровать — всего лишь крошечная раскладушка, стоявшая под сложенными в стопку раскладушками братьев и сестер. Здесь полы были сделаны не из теплой, грубой глины, а из твердой мозаичной плитки, от которой мерзли пальцы ног. Все было таким большим. Одна только кровать была почти такого же размера, как вся ее комната дома.

И, конечно, повсюду были монстры.

Она забилась в угол, зажав свое крошечное тело между комодом и стеной, и отказывалась двигаться.

Король Дома Ночи сидел в кресле в противоположном конце комнаты и читал. Он редко отлучался и никогда не обращал на нее внимания. Девочка покидала свое убежище лишь в редкие моменты, когда он уходил, чтобы облегчиться или съесть несколько кусочков оставленной для нее еды. Как только она слышала его шаги по коридору, она возвращалась в свой угол.

Прошла неделя.

И еще одна.

И еще одна.

И наконец, когда на небе снова появилась полная луна, ребенок, борясь с голодом, подкрался со своего места к тарелке с хлебом на столе. Ее взгляд, отливающий серебром, не покидал его, даже когда ее маленькие пальчики сомкнулись вокруг хлеба, и она медленно, неуверенно откусывала его, отступая назад.

Ни один мускул не дрогнул, кроме его глаз, которые переместились на нее и остались там. Но этого было достаточно, чтобы она отступила еще дальше в тень.

Он тихонько засмеялся.

— Ты чувствуешь себя здесь небезопасно, маленькая змейка?

Девочка перестала жевать, но ничего не сказала.

Король аккуратно отложил книгу.

— Хорошо. Ты не в безопасности. Не в этом замке. Ни в этом замке, ни в этой комнате. Ты — добыча в мире хищников.

Он наклонился ближе.

— Я никогда не причиню тебе вреда, — мягко сказал он. — Но я единственный, кто может дать это обещание и сдержать его. Я никогда не дам тебе ложной безопасности или доброй лжи. Но я научу тебя владеть своими зубами. — Он улыбнулся, впервые показав всю длину своих острых клыков, которые определенно нанесли сотни смертельных ударов.

Это зрелище должно было повергнуть девочку в ужас. И все же, впервые за месяц, она почувствовала себя… в безопасности.

— Возможно, они не такие острые, как мои, — продолжал он, — но все равно могут убить, если ими правильно укусить.

Даже такая маленькая девочка понимала, что он ей предлагает. Живя в таком мире, как этот, нужно было рано учиться таким вещам.

— Окажешь ли ты мне честь назвать свое имя?

Наконец, ребенок заговорил.

— Орайя.

— Рад познакомиться с тобой, Орайя. — Он поднялся, и на этот раз она не отступила. Он протянул руку. — Я Винсент.

Глава

5

Я заставила себя выровнять дыхание. Паника ускоряла сердцебиение. Учащенное сердцебиение означало прилив крови. Прилив крови означал, что я стала еще большей мишенью, чем была.

Магия Ниаксии была могущественной и необъяснимой. Она могла отправить нас куда угодно. В голове все еще было туманно, все ощущения расплывались. Я с трудом пыталась сориентироваться. Было ощущение, что меня накачали наркотиками.

Прислушайся к своим чувствам, Орайя.

Голос в моей голове принадлежал Винсенту.

Пахнет кровью и затхлостью. Если турнир начался, значит, я должна быть в Лунном дворце. Я прижала руки к полу и тонкий слой грязи и пыли прилип к моим ладоням. Лунный дворец существовал исключительно для этого соревнования. Его не трогали в течение ста лет.

В эти стены не пускали никого, кроме участников Кеджари, но я много раз изучала его со стороны. Мне нужно было подняться наверх. Самый высокий шпиль практически весь был из окон. Ни один вампир не попадет туда с наступлением рассвета. Свет был для них крайне неприятным, если не смертельным.

Звук. Мои уши напряглись. Крики боли доносились со всех сторон — крики, которые не были похожи на крики вампиров. Мой живот скрутило. Неужели люди тоже были сброшены во Дворец? В качестве… добычи? Для отвлечения внимания? Я не знала, ужасаться ли мне или быть втайне благодарной за то, что они вызовут жажду крови у вампиров. И я слышала, как это происходит. Рычание. Далекий, изящный стук шагов по полу.

Остальные не спали. Может быть, из-за моей человечности я была последней, кто поднялся после того, как на нас была наложена магия. Возможно, это ослабило запреты — вампиры звучали ненормально, по-звериному, даже по меркам кровожадного безумия.

Мне очень, очень повезло, что я сейчас жива.

Я заморгала, вглядываясь в темноту. В отличие от вампиров, у меня не было ночного зрения. Я ничего не могла разглядеть. Я видела только черную стену. Я попыталась призвать свет к кончикам своих пальцев и потерпела сокрушительную неудачу, выпустив лишь единственную искру, которая быстро рассеялась, превратившись в дым.

Я сдержала тихое проклятие за свою бесполезную магию и огляделась в поисках своих клинков, молясь, чтобы они проделали этот путь вместе со мной. Если бы меня бросили здесь безоружной, я была бы мертва.

Жгучая боль пронзила мою руку.

ЧЕРТ.

Я сжала губы, чтобы не закричать.

Я нашла свой клинок. Зацепившись за ее острый конец. Гребаная идиотка.

Теплая кровь потекла по моей ладони. Глухое «кап-кап-кап», с которым она падала на кафельный пол, было оглушительным, даже на фоне далеких криков. Кровотечение — это плохо. Очень плохо.

Мне нужно было действовать быстро, чтобы найти безопасное место, пока кто-нибудь не учуял меня. Я схватила один кинжал, на этот раз по самую рукоять и нашла недалеко от него другой. Затем я поднялась и осторожно отступила назад, пока мое плечо не уперлось в камень. Я пошла вдоль стены, прижимаясь к ней, держа клинки наготове в каждой руке. Мои шаги были бесшумными и осторожными. Когда мой палец коснулся холодного, твердого камня, мое сердце подпрыгнуло.

Ступенька. Путь наверх. Мне остается лишь молиться, чтобы эта лестница привела меня туда, куда мне нужно. У меня не было другого выхода — не в таком слепом состоянии.

Я начала подниматься, держась боком за пыльные металлические перила, чтобы спина не оставалась незащищенной.

Я слышала истории о том, что Лунный дворец был волшебным, таинственным местом, благословленным или проклятым самой Ниаксией. Даже Винсент верил в это. Он сказал мне, что коридоры двигались, а комнаты перемещались. Что это место способно поместить тебя именно туда, куда ты хочешь или не хочешь, в зависимости от твоей удачи.

— Я обещаю, что, если ты позволишь мне пережить это, Ниаксия, я сделаю этот Кеджари самым интересным и славным представлением для тебя за всё тысячелетие, — тихо сказала я Богине. — Ты будешь чертовски впечатлена. Клянусь.

К моему облегчению, крики постепенно затихали вдали. Я удалялась от них. Хорошо. Я продолжала подниматься — один пролет, второй, третий.

Но Лунный дворец не собирался отпускать меня так просто.

Сначала я подумала, что мне это привиделось. Мои уши напряглись так сильно, что стало легко сомневаться в собственных чувствах. Но по мере того, как я продолжала шагать, в моем животе разрастался клубок ужаса. Нет. Я была права: крики снова приближались. Хотя еще несколько минут назад они оставались далеко позади. Как будто я поднималась по бесконечной винтовой лестнице, которая вела в никуда.

Я чуть не споткнулась, когда мои ноги наткнулись на плоскую плитку там, где я собиралась сделать другой шаг. Звуки резни раздавались прямо надо мной. Я не могла больше продолжать подниматься. Я была в ловушке.

Я прижалась к стене. Мои глаза по-прежнему бесполезно смотрели в кромешную тьму. Что теперь? Что я могу…

Один голос в этой далекой какофонии прорезал все остальные.

Мне больше не нужно было регулировать сердцебиение, потому что оно просто остановилось.

Крик оборвался, погребенный под множеством других далеких голосов. Но я узнала его, даже в ту долю секунды. Я узнала этот голос, который ласково называл меня «маленькой соплячкой», сопровождаемый хриплым кашлем, вызванным годами непрерывного курения сигар.

Мой разум опустел, кроме одного имени:

Илана.

Вы никогда не узнаете — никогда по-настоящему — что должно случиться, чтобы заставить вас отбросить осторожность, пока это не произойдет. И Иланы мне было достаточно. Я откинула всю свою бдительность на землю, как забытое пальто.

Илана. Илана была в этом дворце. Илана была в этом безумии.

Еще один крик, на этот раз громче, ближе, прямо по коридору, как будто это чертово место дразнило меня им. И я не думала, не могла думать, я просто бежала…

Пока мощная сила не остановила меня. Крепкая хватка обхватила мои плечи, притягивая меня обратно к твердой стене тела.

— Они мертвы.

Шепот мужчины был низким и сиплым, он был так близко, что его выдох щекотал мою кожу. Щетина царапнула мое ухо, а прядь волос задела впадинку там, где моя шея соприкасалась с плечом. Все инстинкты восставали против близости этого мужчины, против его близости к моему горлу — месту, куда никому, кроме Винсента, не разрешалось приближаться.

— Они мертвы, маленький человечек, — снова произнес голос. — И если ты пойдешь за ними, то тебя постигнет та же участь.

Он прав, Лунный дворец, казалось гудел, а тьма дрожала от восторга.

И я знала это. Я знала это, даже когда раздался еще один рваный крик полный агонии, ближе, чем когда-либо.

Я знала это и мне было наплевать.

Я не пыталась бороться с хваткой, которая держала меня. Это бы не помогло. Он был слишком силен.

Поэтому я ударила этого ублюдка клинком.

Очевидно, он этого не ожидал, потому что прошипел:

— Гребаные сиськи Иксы! — и, пошатываясь, отошел от меня. Я вонзила свой клинок ему в бедро достаточно глубоко, так что мне пришлось сильно дернуть, чтобы вытащить его, а затем я побежала по коридору, держась кончиками пальцев за стену, чтобы ориентироваться.

Еще один крик. Громче. Более отчаянный. Матерь, вампиры звучат ужасно, когда они действительно жаждут крови. Было слышно, как они разрывают плоть. Это не было тихо, не было утонченно, не было изящно. Это было громко, грязно и ужасно.

Я хотела окликнуть ее, хотела сказать, что иду за ней, но не могла, ибо это только привлекло бы внимания ко мне.

Вместо этого я ускорила шаг. Так быстро, насколько это возможно для меня.

Вопли Иланы не стихали. Но и ближе они не стали. Они просто навсегда остались за пределами моей досягаемости, вне досягаемости моего клинка, пока я бежала коридор за коридором, и еще раз за коридором.

Правда доходила до моего сознания с каждым шагом. Ее близость была иллюзией. Я никогда не доберусь до нее. Ее голос становился все слабее, ее крики все реже и реже. И все же я сделала еще один шаг, еще один. Еще один шаг, когда крики поднялись до самого предела.

Еще один шаг, когда они опустились до булькающего звука.

А затем булькающий звук перешел в слабый стон.

Лишь после этот знакомый голос исчез за звуками кормящихся вампиров, ищущих что-то новое, что могло бы занять их.

В конце концов, я остановилась, мои ребра болели, а глаза напряглись. Я прижалась к стене. Я зажмурила глаза, темнота погружалась все глубже во тьму. Мое сердцебиение, моя драгоценная кровь оглушительно стучали в моих ушах.

— Они мертвы, — прошептал голос. — И если ты пойдешь туда, тебя постигнет та же участь.

Он был прав. И я никогда ничего не ненавидела так сильно. Я прожила жизнь в уродливых истинах, привыкла к ним, но эта, матерь, это просто…

Волоски встали дыбом, когда я почувствовала присутствие кого-то позади себя. Шаги были почти бесшумными. Я повернулась как раз вовремя.

— Что это у нас здесь? — прошептал низкий, ровный женский голос.

На этот раз я не стала ждать. Я ударила, сильно и точно в направлении голоса. Я бы не выиграла в драке. Я не стала ждать, пока она нанесет ответный удар. Я бежала, кончиками пальцев касаясь стены, чтобы не врезаться в нее. Позади меня началась какая-то стычка, я не собиралась останавливаться и думать, что бы это могло быть, или, не дай Богиня, присоединится к ней. Чем больше они сражались друг с другом, тем меньше они преследовали меня.

Сначала я подумала, что мне привиделся слабый серебристый контур передо мной.

Может быть мои напряженные глаза просто выдумали то, что я так отчаянно хотела увидеть.

Но нет, это была не иллюзия. Стена влажного воздуха обрушилась на меня, когда я споткнулась о порог. Моя рука кровоточила так сильно, что я с трудом сжимала рукоять клинка. Мои мышцы кричали. Я едва могла различить слабые очертания…

Листья.

Я подняла глаза, чтобы увидеть звезды. Ночь была пасмурной, черно-серые облака закрывали большую часть неба. Но когда ветер стихал, сквозь них пробивались лучи света. Луна, почти полная, скорбно стояла на страже. Кованые витки огибали стеклянные стены, поднимаясь к куполу, который завершался серебряным полумесяцем.

На меня повеяло земляным запахом влажной земли. Оранжерея. Это была теплица. Я пробиралась сквозь густую листву, пока не уперлась в самую дальнюю стену. Теперь, при свете луны, я могла немного видеть. Справа от меня, вдали возвышался горизонт Сивринажа, слева-дюны, перекатывающиеся в изящных волнах и провалах. А там, где песок касался линии горизонта, виднелась слабая полоска пурпурного цвета.

Рассвет.

Да, мне нужно было продержаться здесь еще час. И в тот момент, когда он наступил, эта оранжерея стала самым безопасным местом, где я могла находиться. Здесь никто не мог долго прятаться от солнца.

Я крепко сжала свое оружие, погружаясь в тень между листьями. Я смогу услышать движение того, кто войдет, даже если не увижу его. Звуки кормления затихли, как будто дворец решил, что устал от моего ужаса. Или, возможно, вампиры просто устали есть.

Я едва моргнула, уставившись на единственную дверь в оранжерею, когда солнце, мой спаситель, взошло, чтобы встретить меня.

Глава

6

Я подождала, пока солнце не стало печь так сильно, что на шее выступили бисеринки пота, и только после этого я вылезла из своего укрытия. При дневном свете оранжерея выглядела как реликвия из прошлого мира, наверное, так и есть, ведь в некотором смысле так оно и было. Растения уже давно вырвались из своих изящных оболочек. Яркие, шипастые, красные листья вырывались из трещин в камне. Лианы душили безликие истертые статуи. Плющ полз по покрытым платиной металлическим конструкциям до самого изогнутого стекла над головой, окружая единственную отсутствующую панель, словно требуя освобождения.

Я долго смотрела на этот единственный зияющий проблеск света. Оно было недосягаемо, на вершине самой высокой точки купола. Но это не имело значения. Не стены удерживали нас здесь, а наша клятва Ниаксии, и она убьет нас, если мы попытаемся уклониться от нее.

В Лунном дворце было тихо. После хаоса прошедшей ночи, все, кто выжил, похоже, затаились, отдыхая и готовясь к официальному началу испытаний. Тем не менее, я держала свои клинки наготове. Вампиры, вероятно, не станут заходить в оранжерею в светлое время суток, но у них не было проблем с передвижением, только если из окон не будет просачиваться свет.

Либо у меня были галлюцинации прошлой ночью, либо легенды о Лунном дворце действительно были правдой, потому что планировка здания теперь была совсем другой. Дверь в оранжерею выходила в длинный коридор, который вел в большой зал, откуда открывался вид на вершину дворца — бесчисленное множество этажей. Я подняла голову и увидела, что надо мной возвышаются балкон за балконом, поднимаясь так высоко и становясь такими маленькими, что они напоминали маленькие декоративные серебристые завитки у далекого куполообразного потолка. Пол покрывали великолепныемозаики. Плитки были острыми, как будто их не резали, а разбивали. Некоторые из них были выбеленного оттенка слоновой кости. Но большинство были красными… с пятнами крови. Выгоревшие коричневые — столетней давности, а глубокие черные — еще старше. Пятна прошлой ночи были тошнотворно яркими по контрасту, даже когда они теперь высохли до ржавого малинового цвета.

Я понятия не имела, как я узнала, куда идти. Возможно, снова Дворец вел меня туда, куда ему было угодно. Я поднималась по лестнице, а не спускалась, хотя могла бы поклясться, что накануне поднималась. Когда я поднялась на третий этаж, меня поразил тошнотворный запах гниющей плоти и смерти. Из-за угла просочилась лужа застывшей крови.

Я последовала за запахом и кровью.

Некоторые двери здесь были заперты. Возможно, эти комнаты были заняты моими товарищами. Проходя мимо безжизненных трупов, я старалась никого не разбудить.

Я нашла ту, которую искала, на балконе, где лабиринт коридоров уступал место большому открытому пространству, с которого открывался вид на спуск на первый этаж внизу и головокружительную высоту полной башни наверху. Она была там не единственным человеком. Еще три трупа лежали на плитке, некоторые из них были лишены конечностей или изуродованы до неузнаваемости.

А Илана…

Она больше не выглядела человеком. Она даже не была похожа на труп. Она была похожа на мясо. Я узнала ее только потому, что знала ее так хорошо. Они оставили на ней в основном ее яркую одежду, изорванную и рваную, синюю, теперь уже пурпурную от ее крови. На данный момент в ее изуродованном теле вообще не осталось крови. Они позаботились об этом. Они не дали ей пропасть.

Однажды в детстве я видела, как стая волков разорвала оленя. Они голодали — в те времена все голодали. Они даже не стали ждать, пока бедняга умрет, прежде чем разорвать его на куски. Так действовали вампиры в жажде крови. Именно так они поступили с моей подругой.

Я опустилась на колени рядом с ней. Ее лицо была изуродована до неузнаваемости, но я все равно прижимала ее к себе.

Ты должна была уйти. Ты должна была уйти, глупая, упрямая старая сучка.

Но Илана никогда не делала того, что должна была делать. Никогда не делала того, что этот мир говорил ей, что она должна делать. Именно это и привлекло меня к ней с самого начала.

Мне было четырнадцать. Я наконец-то освоилась в этом мире, но уже начала ощущать, как меня тяготят его границы. Винсент никогда не позволял мне приближаться к его вечеринкам, но в тот вечер, пока он развлекался на каком-то дипломатическом мероприятии, я проскользнула вниз по лестнице, хотя и знала, что это глупо. Я вышла на улицу, держась подальше от гостей, и украдкой поглядывала через окна на вечеринку внутри. С такого расстояния я могла лишь мельком увидеть движущиеся тела, но я была слишком осторожна, чтобы подойти ближе.

— Чего ты так боишься и ползаешь там, как крыса?

Голос Иланы — уже грубый и хриплый, даже все это было годами ранее, заставил меня подпрыгнуть. Она наблюдала за мной, с сигарой в пальцах и забавной ухмылкой на губах.

Я сразу же поняла, что она не вампир. Илана всегда была ярким, живым человеком. Я увидела это с того самого первого момента, и именно это приковало меня к ней.

Я отпрянула в тень, а она насмешливо сказала.

— Ты слишком молода и красива, чтобы так бояться мира. Я редко встречаю здесь интересных людей. Пойдем, пойдем же.

Я колебалась, зная, что не должна, что Винсент не одобрит. Но с тех пор, как я приехала в Сивринаж, я не разговаривала ни с одним человеком, а те немногие торговцы кровью, которых я видела в коридорах, были безмолвными куклами с пустыми лицами. Ничего похожего на женщину, стоявшую передо мной.

Я была слишком любопытна. Я пришла к ней в ту ночь, а потом и во многие другие. Илана стала моим маленьким бунтом. Я завела с ней дружбу, находя утешение во всем, чем она была похожа на меня, и во всем, чем я хотела бы быть похожей на нее. Она заставила крошечную часть меня поверить в то, что существует другая версия человеческой жизни, нежели та, которую проживала я.

Теперь, когда я смотрела на ее труп, когда все ее живое упорство угасло, хрупкие остатки этой веры разбились вдребезги.

Не существовало иной версии человечества. Илана должна была бояться больше. Она была человеком, а это означало, что она здесь ничего не стоит. Кеджари начали рано. Луна практически была полной. Было двенадцать часов разницы между ее безопасностью и смертью.

Смертью гребаного животного. Потому что это все, чем она была для них.

Крошечный, приглушенный звук заставил меня поднять голову. Бесшумно поднявшись, я заглянула за угол и увидела прислоненную к стене фигуру. Вампир был так вял, что сначала я подумала, что он мертв, но нет — он спал. Красные капли стекали по его подбородку и передней части его некогда голубой рубашки. Он не потрудился спрятать свои крылья. Он был ришаном, его темно-коричневые перья окружали его, как одеяло.

Остальные, очевидно, убежали. А может быть, этот наелся до отвала, поэтому и спал так неестественно крепко. Его обжорство было глупым. Переедание делает вампиров вялыми.

Он даже не шелохнулся, когда я подошла. Он не шелохнулся, когда я взяла свой кинжал и вонзила его ему в грудь, я давила изо всех сил, пока не треснул хрящ, давила, пока лезвие не пронзило его сердце.

Затем его глаза наконец-то открылись.

Хорошо.

Мне нравилось наблюдать, когда они понимали, что смерть пришла за ними. Этот обмочился, когда умирал. Я притянула его ближе, погладил его лицо своими испачканными красным руками и убедилась, что кровь Иланы отметила его, когда позволила ему упасть в лужу собственной трусости.

Никогда еще я так не презирала свою человечность. Слабость была смертным приговором Иланы. Мы были такими хрупкими, такими слабыми, что даже этот кусок дерьма, вампир, уничтожил целую жизнь, как будто она ничего не значила.

Мои руки дрожали. Сердце стучало в ушах, онемевшее и отдаленное, словно ярость и горе бурлили под ледяным покровом на грани разрушения.

Я вернулась к Илане и стала рыться в ее карманах. Сначала я вытащила знакомый свернутый в клубок шарф из фиолетового шелка. Я уставилась на него, борясь с комком в горле, а затем положила его в свою сумку. Затем я вернулась за коробком спичек. Она никогда никуда без них не выходила.

Ее тело было таким сухим, кожа — такой бумажной. Она легко горела, принимая пламя, как еще один ярко окрашенный шелк.

Я оставила ее на балконе и вернулась вниз, в оранжерею. В Лунном дворце было темно, открытый воздух большой комнаты поднимался до самого верха. Огонь освещал все вокруг.

В оранжерее я подтянула колени к груди и смотрела, как за двойными дверями меркнет свет, как горит, горит и горит мой друг.

Глава

7

С наступлением сумерек по коридорам Лунного дворца разнесся зов — три меланхоличные ноты гимна Ниаксии. Услышав этот звук, я вгляделась в листву и увидела одну-единственную дымчатую нить тени, ведущую через оранжерею к двери и в коридор за ней.

Посыл был очевиден: меня вызывают.

Когда я поднялась и пошла следом, мои глаза болели так, будто туда насыпали песок, а суставы ныли. Бескровное, истерзанное лицо Иланы все еще маячило перед глазами при каждом моргании. Я всю ночь сжимала в руках этот фиолетовый шарф, кровь из моей раненой руки пропитала шелк.

Я не плакала. Нет. Я была полна ярости. Печаль была бесполезной, слабой эмоцией. По крайней мере, гнев был полезен — им можно разрезать чужое сердце, или твердый панцирь, чтобы защитить свое собственное.

Нить тени становилась все толще, когда к главному коридору присоединялись новые полосы. Вызов был послан, похоже, каждому участнику, пережившему предыдущую ночь. В Лунном дворце не было кромешной тьмы, как раньше. Теперь по коридору разливался теплый свет, исходящий от факелов на стенах и свечей, парящих над нами в сводчатых потолках. Пока я шла, я смотрела, как этот свет дрожит на не совсем гладкой мозаичной плитке, и чувствовала себя глупо, когда поняла то, чего не поняла днем: полы были сделаны из раздробленных костей и зубов.

Группы увеличивались по мере продвижения по коридору, все больше и больше присоединяясь к нам с каждым поворотом или дверным проемом, который мы проходили. Мы молча оценивали друг друга. К тому времени, когда мы достигли места назначения — большого зала, здесь было, по моим приблизительным подсчетам, около пятидесяти участников. Большинство явно были членами Дома Ночи — поровну между хиаджами и ришанцами, если судить по тем, кто расправил крылья, но я насчитала около десяти членов Дома Крови и пятнадцать, или около того, членов Дома Тени. Некоторые тревожно оглядывались по сторонам. Оценивали конкурентов? Или искали кого-то, кто пропал?

Сколько из нас погибло прошлой ночью?

Большинство игнорировали друг друга, хотя Кроворожденные вампиры держались ближе друг к другу в одной тесной стае. В этом был смысл, я, полагаю. Никому другому они не нужны. Я посмотрела на женщину в центре их группы. Она была выше всех остальных. Доспехи оставляли открытыми ее плечи, тем самым обнажая внушительные мускулы. Ее волосы свисали по спине длинной серебряной косой. Она должна была быть их лидером, судя по тому, как остальные подчинялись ей.

Я попятилась назад, наблюдая за своими соперниками с комком в горле. Всю свою жизнь я старалась не оказаться в такой ситуации: в ловушке с могущественными воинами-вампирами вдвое больше меня.

В другом конце комнаты Ибрихим поймал мой взгляд. Он одарил меня мрачной, лишенной юмора улыбкой, как будто знал, что мы оба думаем об одном и том же.

На балконе нас рассматривал высокий, худой мужчина с лысой головой и натянутой на череп кожей. Он был одет в простые черные одежды, а на поясе через все тело были изображены три символа: луна, маска и плачущая женщина — символы трех королевств Ниаксии. Церковь была независима от трех вампирских домов, она действовала на территории всех подданных Ниаксии, как некая туманно могущественная и таинственная сила. Самым могущественным и таинственным из всех был сам Министер, который, как говорили, даже не был больше живым существом, а просто плотским сосудом для воли Ниаксии.

Для меня это звучало как бред.

Невозможно было проследить за взглядом Министера — его глаза были сплошного молочно-белого цвета, без радужки или зрачка, но его подбородок опустился, и я не могла избавиться от ощущения, что он смотрит прямо на меня.

Я встретила этот взгляд, не дрогнув, хотя мне хотелось вздрогнуть и отвернуться.

Министер не особо походил на воплощение бога. В основном он был похож на развратного старика. Я встречала его несколько раз на различных религиозных праздниках. Независимо от того, насколько большой была толпа, он всегда был слишком заинтересован во мне. После одной ночи, когда он практически зажал меня в углу, когда мне было тринадцать лет, Винсент больше никогда не отходил от меня, когда находился вместе со мной.

Если Ниаксия нуждалась в сосуде из плоти, а она, вероятно, не нуждалась, то этот не казался мудрым выбором.

Несколько других помощников присоединились к Министеру на балконе справа от него, а слева от него находилось руководство Дома Ночи — Винсент и его кабинет министров. Он был одет в длинный темный плащ, расшитый серебряными звездами. Его крылья были выставлены напоказ, красные нити выделялись на фоне черного, и он даже выставил напоказ свой знак Наследника, оставив несколько пуговиц в верхней части пиджака расстегнутыми, чтобы показать вихри красных чернил на горле.

Это намерение не могло не броситься в глаза присутствующих. Простое обнажение крыльев и его знака служило предупреждением:

— Я сильнее любого из вас. Я стоял там, где стояли вы, и я победил.

Странно было видеть Винсента, так нагло выставляющего напоказ свою власть, но, возможно, это не должно было удивлять. Правители Дома Ночи часто убивали победителей Кеджари. Любой, кто силен, всегда представлял угрозу. И когда я оглядела комнату, то поняла, что многие из этих кровожадных воинов смотрели на Винсента с лютой ненавистью.

Я чувствовала себя немного наивной из-за того, что не понимала раньше другой эгоистичной причины Винсента, побудившей меня участвовать в Кеджари: если я выиграю, значит, остальные проиграют. А в этом мире не было абсолютно никого, ни единой души, кому бы Винсент доверял, кроме меня.

Министер прочистил горло, и в комнате воцарилась жуткая тишина.

— Добро пожаловать, — сказал Министер, — на Кеджари, это величайшая честь во имя нашей госпожи Ниаксии, Матери Алчной Тьмы, Чрева Ночи, Тени и Крови. От ее имени я благодарю вас за преподнесенный дар вашего присутствия. Aja saraeta.

— Aja saraeta. — Эхо молитвы поднялось от участников в туманном рокоте.

— Я наблюдал за двадцать одним Кеджари, — продолжил он. — Две тысячи лет дань уважения нашей Матери Алчной Тьмы. И каждый раз этот канун становится самым значимым. Такая возможность. Такой потенциал.

Пока он осматривал нас, повисло слишком долгое молчание. Затем он произнес:

— Вы пережили первый призыв и первый отбор. Завтра на закате официально начнется Кеджари. Он будет продолжаться в течение следующих четырех месяцев. Когда вы давали свои клятвы, вы отдали нашей Темной Матери свою жизнь. Вы отдали ей свою кровь. Вы отдали ей свою душу. И она сохранит все три подношения. Даже если вы переживете испытания, часть вас всегда будет принадлежать ей. Aja saraeta.

— Aja saraeta, — повторяли мы все.

— Будет пять испытаний, каждое из которых призвано воздать должное истории о том, как наша богиня вырвалась из лап Белого пантеона и пришла к власти: испытание Полнолуния, испытание Убывающей луны, испытание Третьей четверти луны, испытание Полумесяца и испытание Новолуния. Каждое испытание будет проходить через три недели после предыдущего. Подробности каждого испытания будут раскрыты в момент его начала, не раньше. Во время проведения Кеджари вы будете жить здесь, в Лунном дворце. Вы можете покидать его стены между закатом и рассветом, если это угодно Ниаксии, но с рассветом вы всегда должны быть внутри замка. Бессчетное количество почитателей Богини жило здесь до вас. Бессчетное количество других придет сюда спустя долгое время после того как ваша кровь высохнет под вашими ногами. Через Лунный дворец Ниаксия будет обеспечивать вас, как сочтет нужным.

Как сочтет нужным. Это прозвучало довольно угрожающе. Лунный дворец давал кров, пищу, воду — пока не давал. Он обеспечивал безопасность — пока не обеспечил. Лунный дворец не был местом отдыха. Он сам по себе был испытанием.

— Что касается кровопролития в Лунном дворце…

Я и не знала, что в комнате может воцариться еще более затаившая дыхание тишина. Казалось, мы все этого ждали. Иногда участникам Кеджари запрещалось убивать друг друга вне испытаний. В другие годы такого ограничения не существовало.

В этом и заключалась особенность Кеджари. Да, у него были свои правила и условности, но каждый год они были немного другими, подчиняясь, как и многое другое, прихотям Ниаксии.

— Вы можете защищать себя от агрессоров, — сказал Министер. — Однако Богиня ценит дар крови во время своих испытаний.

Что, черт возьми, это значит?

Я была не единственной, кто задавался этим вопросом. Тела неловко переминались с ноги на ногу, глаза в замешательстве осматривали комнату. Эта формулировка была… бесполезной.

Богиня ценит дар крови во время своих испытаний.

Означало ли это, постарайтесь не убивать друг друга, пока есть свидетели, а если же свидетелей нет — вперед!

Или это означало: прибереги это для испытаний и столкнись с гневом Ниаксии, если не сделаешь этого?

Я не могла решить, что предпочесть. Если в этом году убийства будут запрещены, это позволит мне хотя бы немного успокоиться в стенах Лунного дворца, возможно, учитывая притягательность моей человеческой крови. С другой стороны, возможно, мне будет легче расправиться с противниками, когда они этого не ожидают, чем во время состязаний.

— Вы связываете себя этими правилами, когда предлагаете свою душу Ниаксии на службу Кеджари, — сказал Министер. — И вы будете соблюдать их до окончания турнира или до того момента, когда она освободит вас от клятвы. Aja saraeta.

— Аja saraeta, — пробормотали мы.

— Завтра на закате вы будете вызваны на испытание Полнолуния. Да направит вас Мать.

Министер поднял руку, словно накладывая на всех нас некое великое невидимое благословение, и отвернулся, не сказав больше ни слова. Не было ни заключительной речи, ни вдохновляющего прощания, ни вымученной молитвы.

В жуткой тишине двойные двери под балконом распахнулись, открывая, как оказалось, столовую. Над нами жрецы и жрицы удалились. Винсент поймал мой взгляд перед тем, как уйти с ними. Между нами возникло негласное согласие. Он наклонил подбородок, и я кивнула в ответ, после чего последовал за остальными через двойные двери.

ПИРШЕСТВО в столовой не уступало тому, что было на вечеринке Винсента. Я провела много дневных часов, прочесывая оранжерею, пытаясь определить съедобные растения на всякий случай, я не была уверена, дадут ли нам вообще еду, и если да, то будет ли она безопасна для человека. Но, несмотря на расшатанные нервы и усталость, у меня пересохло во рту при виде открывшегося передо мной пейзажа. Два длинных стола были уставлены тарелками, за каждом из которых стояло, наверное, двадцать пять или тридцать стульев. Мы все вошли в комнату и задержались у стен, как будто боялись, что стол, набитый едой, может взорваться, если мы подойдем к нему слишком близко.

Наконец, высокий мужчина хиаджи пробормотал «К черту», сел и взял кубок с кровью. Этого было достаточно, чтобы снять напряжение. Толпа бросилась на еду. Я схватила тарелку, поспешно набила ее едой, которая, по крайней мере, казалась съедобной для человека, и отошла в сторону, решив сесть на один из маленьких крайних столиков, разбросанных по периметру комнаты. Лучшее место для наблюдения.

Некоторые участники заглатывали кровь так, словно думали, что больше никогда не смогут есть — справедливое опасение. Другие, однако, казались незаинтересованными, вместо этого запихивая провизию в карманы или рюкзаки.

Мои губы истончились. Мои пальцы сжались настолько, что на ладони остались следы от ногтей.

Конечно, они не были голодны. Они наелись прошлой ночью.

Только один полностью игнорировал пиршество. Темноволосый мужчина суетливо перемещался по залу, огибая столы. Я узнала его, я видела, как он озирался по сторонам, немного паникуя, перед речью Министера. Теперь мое подозрение, возникшее ранее, переросло в уверенность. Он явно кого-то искал и, не найдя, впадал в ярость. Сделав три быстрых круга вокруг стола, он выбежал за дверь, грубо толкнув двух Тенерожденных, которые хмуро посмотрели ему вслед.

Через несколько минут дикий, звериный рев прорезал воздух, словно разбитое стекло.

Все подняли головы. Руки взялись за оружие. Мои собственные схватились за рукояти своих клинков.

Моей первой мыслью было, что это какое-то чудовище. Что они убаюкали нас ложным чувством безопасности этой едой и решили, что заберут еще несколько участников до завтрашнего испытания.

Но нет, это был не монстр, который ворвался в столовую, это был темноволосый мужчина, воющий, с лицом, испещренным яростью. Я поняла, что его крик складывается в слова:

— Мой брат! Они убили моего чертова брата!

Его крылья были распростерты, перья разных оттенков коричнево-черного цвета.

…Совсем как крылья того ришанца, который был покрыт кровью Иланы.

И когда этот мужчина обернулся, его глаза были дикими, я поняла, что они выглядели точно так же, как те, что смотрели в мои прошлой ночью, когда я медленно погружала свой нож в его сердце.

Я застыла.

— Кто, черт возьми, это сделал? — завопил мужчина. — Вы думаете, что можете убить Аджмая и остаться безнаказанными? Кто из вас, ублюдки, сделал это? Я убью тебя нахрен!

Нет, конечно, не убьешь.

Я почти хотела признаться в этом.

К моему удивлению, Ибрихим первым пришел в движение, поднявшись со своего стула с поднятыми ладонями.

— Полегче, брат. Нам не нужны новые смерти до…

— Брат? — прорычал мужчина. — Ты мне не брат, мать твою. Мой брат мертв.

Группа Кроворожденных захихикала между собой, и я подумала, что, именно это и побудит мужчину к убийственной ярости. Его рот исказился в острозубом оскале, кулаки затряслись. Но как раз в тот момент, когда он собирался сделать выпад на кого или на что, даже он, похоже, не знал — из дальнего угла комнаты донесся глубокий, ровный голос.

— О, ради бога. Никто из нас не виноват, что твой брат был таким гребаным идиотом, что помер еще до начала турнира, Клин.

Голос был странно знакомым.

Мужчина, Клин, по-видимому, зашевелился. Головы повернулись. Источник голоса долго, долго пил кровь. Его было трудно разглядеть, ведь мы сидели в противоположных углах комнаты, между нами было четыре ряда участников, но я разглядела широкую фигуру и волнистые темные волосы с рыжим блеском, которые слегка шелестели, когда он откинул голову назад, чтобы выпить, не обращая внимания на суматоху.

Когда взгляд Клина остановился на мужчине, он, казалось, забыл о существовании остальной части комнаты.

— Ты, — выдохнул он. — Райн хренов Ашрадж. Ты еще не оправился от того случая во внешнем городе. Я должен был догадаться, что нам не стоило доверять…

Мужчина — Райн опустил свой кубок и рассмеялся. Это был низкий звук, который скользил по воздуху, как змея.

Клин стал багровым. Возможно, он потерял рассудок от собственной ярости, но он все еще был вампиром, а это означало, что он был силен и быстр. Он пересек комнату в несколько грациозных движений.

— Ты это сделал!

И так же быстро Райн поднялся на ноги, встретив его на полпути.

Я резко втянула воздух.

Это мужчина, которого я видела на празднике. Я сразу узнала его, потому что здесь, как и на балу, он заметно отличался от всех остальных вампиров. Все в нем казалось грубым и незавершенным, вплоть до того, как он держал себя — с неприрученной, угрожающей легкостью, резко контрастирующей с элегантной вампирской красотой.

И когда он встал, я сразу поняла, почему его голос показался мне таким знакомым. Вот она: окровавленная повязка, обмотанная вокруг его бедра. Как раз там, куда, скажем так, невысокая человеческая девушка могла вонзить кинжал, пытаясь вырваться из его хватки.

Черт.

Даже через комнату я видела, что костяшки его пальцев побелели, когда он схватил запястье Клина, перехватывая меч в середине удара.

— Ты думаешь, я убил твоего брата? — сказал Райн. — Я?

— Не играй со мной, Райн. Я знаю, что это сделал ты.

— О, я не убивал твоего брата.

Ржаво-красные глаза Райна скользнули прямо по комнате. И уставились прямо на меня.

И он ухмыльнулся.

Богиня, черт бы ее побрал. Я не ожидала, что мне придется пробиваться через стаю вампиров еще до начала турнира, но я сделаю это, если придется.

Я начала подниматься, мои руки потянулись к клинкам.

— Это смешно, не так ли?

Я чуть не перепрыгнула через полкомнаты. Обернувшись, я увидела стройную женщину с кудрявыми волосами, прислонившуюся к стене рядом со мной и закатившую глаза.

Та самая женщина, которую я видела на вечеринке Винсента прошлой ночью.

— Мы должны беречь свои силы, — вздохнула она. Она посмотрела на меня, словно ожидая ответа.

Я ничего не сказала. В основном, я хотела спросить ее, что она здесь делает. Она не была похожа на участницу турнира на выживание. Но я едва могла оторвать взгляд от сцены в другом конце комнаты.

Теперь Клин была в нескольких дюймах от лица Райна.

— Да, ты сделал это! Я знаю, что ты это сделал!

— Нет, — спокойно ответил Райн, — я этого не делал. Хотя хотелось бы, потому что он был отвратительным засранцем.

— Он был, — согласилась девушка рядом со мной. — Худшим. — Она наклонилась ближе и прошептала: — Ты сделала это, не так ли?

— Я что?

— Ты сделала это. Ведь так?

— Я…

На другом конце комнаты Райн сказал:

— И я предупреждаю тебя, прямо сейчас, не берись больше за меч, Клин.

— О, нет, — пробормотала девушка.

Клин схватился за меч.

УДАР.

Тело Клина ударилось о стену с достаточной силой, чтобы две величественные антикварные картины рухнули на пол, их деревянные рамы раскололись от силы удара. Райн прижал его к обоям с арабесками, теперь усеянными брызгами черно-красной крови. Рукоять меча Клайна свисала с его тела под странным углом, явно сломанная. Его голова болталась.

Половина присутствующих в зале уже поднялась на ноги и смотрела на происходящее широко раскрытыми глазами. Все затаили дыхание, ожидая ответа на вопрос, который никто не озвучивал: Сделает ли он это?

За последние пять секунд отношение Клина резко изменилось.

— Здесь нельзя убивать, — проскрипел он. — Ты слышал Министера. Он сказал, что мы не можем убивать до испытаний.

— О, нет, — снова сказала девушка, не выглядя при этом расстроенной.

Мы все думали об одном и том же. Думали о загадочных словах Министера. Я знала, что кто-то испытает границу. Я просто не знала, что это произойдет так скоро.

Райн улыбнулся.

— Не могу?

Взрыв потряс комнату. Я задохнулась, воздух вырвался из моих легких одним резким толчком. Кромешная тьма поглотила меня, затем последовала ослепительная белизна, а затем приступ кашля, когда я моргала, пытаясь избавиться от мурашек.

Солнце, забери меня, черт возьми.

Все смотрели на мужчину с ржавыми глазами, отвесив челюсти, и задаваясь вопросом, что мы только что видели.

Райн позволил очень, очень мертвому телу Клина сползти по стене в шаткую, бескостную кучу на земле.

Тишина. Никто не моргнул. Райн поднял голову, словно ожидая, что Ниаксия ударит его. Прошло пять секунд, потом десять, потом тридцать.

— Хм, — сказал он, наконец. — Что ж, полагаю, это и есть ответ на вопрос, который всех так беспокоил.

Он сел и продолжил есть.

Девушка вздохнула.

— Это так драматично.

Я не могла вымолвить ни слова. Это был чертов Астерис.

Глава

8

Винсент был именно там, где мы договорились встретиться. Я выбралась из Лунного дворца перед самым рассветом, выждав, пока остальные участники не разойдутся по своим комнатам. После окончания пира мы начали несколько настороженно исследовать остальную часть Лунного дворца и обнаружили сотни полностью обставленных и укомплектованных комнат. Большинство претендовало на комнаты как на свои собственные, некоторые в одиночку, а некоторые в партнерстве или группами для защиты.

И все же я осталась в своей оранжерее. Никакие стены и замки не защитили бы меня так хорошо, как эти окна. Кроме того, я находила странное утешение в том, как зелень окутывала меня. Растения были хрупкими, живыми и непостоянными, такими же, как я, и все же им удалось отвоевать древнее строение. Это немного вдохновляло.

Когда небо окрасилось в красный цвет, я отправилась в путь. Министер был честен. В Лунном дворце нас не заперли. Винсент встретил меня за воротами, под ступенями, где дорожки из плит уступали место илистому берегу реки. Над ними возвышались каменные мосты, ведущие в город.

Винсент рассказал мне об этом месте перед началом Кеджари.

— Это уединенное место, — сказал он мне. — И он станет нашим местом для встречи.

Здесь, под сенью моста, я чувствовала себя так, будто стою на границе двух миров. Справа от меня возвышался Лунный дворец, древний и грозный. Слева от меня в небо поднимался Сивринаж, силуэтом которого служила почти полная луна. Никому не было дела до того, что происходит здесь, в этой маленькой тенистой расщелине, которая была частью ни того, ни другого.

Откуда Винсент узнал об этом месте? Встретил ли он кого-то здесь, когда был участником своего собственного Кеджари, двести лет назад? Был ли у него… ну, свой Винсент? Кто-то, кто обучал его, направлял его? Член семьи, которого он убил во время своего восхождения к власти?

Или был другой наставник, который велел ему это сделать?

Я знала, что лучше не задавать таких вопросов. Может быть, когда я стану равной Винсенту, его Кориатой, я, наконец, смогу это сделать.

— Орайя.

Я не ожидала, что звук голоса Винсента причинит мне боль прямо в центре груди. Я повернулась и увидела, как он приближается из-под тени моста. Когда лунный свет упал на его лицо, мое горло внезапно сжалось.

До этого я была сильной. Не было времени горевать, не было времени бояться, когда я должна была сосредоточиться исключительно на выживании. Но теперь его вид, знакомое лицо вернули меня на шестнадцать лет назад. Я снова была ребенком, пряталась в пространстве между стеной и комодом, и Винсент был единственным безопасным вампиром в мире.

Иланы больше не было. Она умерла. У меня был только он.

Он оглядел меня с ног до головы. Его лицо было каменно-неподвижным.

— Ты ранена?

— Нет.

Он поднес мою руку к своему подбородку.

— А это?

Я забыла об этом.

— Ничего. Просто небольшой порез.

— Тебе нужны твои руки.

Он подошел, и я положила руку на его ладонь. Он осторожно снял повязку — фиолетовый шелк. Мне пришлось бороться со жжением в глазах, когда я смотрела, как он мерцает в лунном свете, теперь покрытый кровью. Оставшаяся часть шарфа Иланы лежала в моем кармане. Я постаралась спасти как можно больше, хотя теперь он был испачкан и порван.

Винсент нахмурился, глядя не на мою рану, а на ткань.

— Где ты это взяла?

— Я нашла его. В Лунном дворце.

Мне даже больше не нужно было пытаться лгать. Слова приходили на ум так легко.

— Хм… — Он достал из кармана флакончик и капнул несколько капель мерцающей серебристо-голубой жидкости на мою ладонь. Из пореза вырвалась струйка дыма, звук повторил шипение, которое я издала сквозь зубы.

— Не скули.

Я не упустила из виду намек на ласку в этом замечании.

— Я никогда не скулю.

И он, вероятно, не пропустил легкую трещинку в моем голосе.

Рана на моей руке теперь была просто пухлым розово-белым шрамом. Он заменил повязку и протянул мне бутылку.

— Позаботься об этом. Я не знаю, когда смогу принести тебе еще, но я постараюсь.

Лекарства, безопасные для людей, по понятным причинам было трудно достать в Доме Ночи. Винсенту приходилось выменивать их у человеческих королевств на юге и востоке. Вещи были ценны, как золото. Даже больше — золото не помогало остановить кровотечение.

— Это случилось раньше, чем я думал, — сказал Винсент. — В мой год мы начинали в ночь перед полнолунием. А не за два дня до полнолуния. Полагаю, им нравится, поддерживать интерес остальных. Но это не имеет значения.

Для Иланы это имело значение. Еще одна ночь, и она была бы вне города, в безопасности, пусть и была бы несчастной, находясь в человеческих кварталах.

Если я и позволила своему горю проявиться, он, похоже, этого не заметил. Винсент снял с пояса два оружия.

— Вот.

Он бросил их мне в руки. Я ловко поймала их, затем вынула один из черных кожаных ножен и в ошеломленном трепете уставилась на то, что предстало моему взору.

Мечи были… они были…

Я не могла говорить. Не могла найти слов.

Они были короткими и изящными, ими можно было пользоваться одновременно, как я предпочитала. Они были невероятно легкими для своего размера. Клинки изящно изгибались, полированная черная сталь с красными знаками, выгравированными на плоской поверхности — длинные вихри декоративного дыма и резкие, четкие глифы, сцепившиеся в танце. Серебряные рукояти, увенчанные двумя перекрещивающимися лунами, так приятно легли в мои руки, словно ждали меня всю жизнь.

И все же, мне казалось неправильным даже прикасаться к ним.

— Они должны хорошо тебе послужить, — сказал Винсент. — Легкие. Идеальный размер. Я дал кузнецу все твои параметры. Они созданы специально для тебя.

— Это…

Идеальные. Потрясающие. Дорогие, да, но дело было не только в деньгах. Это оружие было воплощением смертоносного мастерства, которым славились Ночнорожденные, и которым владели только самые уважаемые воины Дома Ночи. На его создание ушли сотни и сотни часов мастерства. Столетия опыта в кузнечном деле и магии. Мастерство целой цивилизации, прямо здесь, в моих руках.

Несомненно, несколько поколений королей Ночнорожденных перевернулись в своих могилах при мысли о таком оружии, которым владеет приемная человеческая девочка. Мне казалось, что я испорчу их, просто прикоснувшись к ним.

— Это…, - снова начала я.

— Они твои, — тихо сказал Винсент.

Как будто он слышал все, что я не сказала.

Я проглотила волну эмоций, Матерь, Орайя, черт возьми держи себя в руках, и я прикрепила ножны к поясу. Возможно, я еще не заслужила их. Но когда-нибудь заслужу. Когда я выиграю.

— Спасибо, — сказала я.

Винсент снова посмотрел на небо.

— Тебе пора идти. Солнце уже близко.

Он был прав. Последнее, что мне было нужно, это быть наказанной за опоздание в Лунный дворец. Я кивнула. Но не успела я повернуться, как он схватил меня за руку, да так сильно, что ногти впились в мою плоть.

— Я не скажу тебе быть осторожной, Орайя. Я не скажу тебе, потому что знаю, что ты осторожна. Я научил тебя быть такой. Стойкой. Умной. Быстрой. Сосредоточенной. Жестокой. Ты должна сейчас быть именно такой. У тебя нет права на слабость или оплошность.

Эмоции редко проявлялись на лице Винсента. Но сейчас я уловила лишь проблеск, всего лишь проблеск какой-то странной нежности, появившейся на его холодном выражении лица, которая исчезла прежде, чем мы оба смогли или захотели признать ее.

— Я буду, — сказала я.

— Ты должна быть лучше, чем они.

И так же, как Винсент услышал то, что я не сказала, я услышала его невысказанные слова и здесь: Чтобы компенсировать то, чем ты не являешься.

В Кеджари не было места слабости, но моя была вплетена в мою собственную человеческую плоть. Я моргнула и увидела тело Иланы, так легко уничтоженное. Я поборола волну тошноты и боль. Это тоже были слабости.

Вместо этого я превратила свое горе в гнев. Я превратила его в сталь.

— Я знаю, — сказала я. — Знаю.

Долгое время он был неподвижен, затем отпустил меня.

— В лезвиях содержится яд, — сказал он. — В них достаточно яда, чтобы продержаться некоторое время. Его можно пополнять через рукоять.

Я знала, что таким образом Винсент говорит мне, что любит меня. Никто никогда не говорил мне таких слов, по крайней мере, я не могла вспомнить. Но он говорил их тысячами способов на протяжении многих лет, большинство из которых были связаны со смертью. Я люблю тебя. Вот как ты останешься в живых. Вот как ты убедишься в том, что никто не сможет причинить тебе боль.

Для вампиров это был высший дар.

Я кивнула, подняла руку в молчаливом прощании, и мы расстались без лишних слов.

Я ВЕРНУЛАСЬ в замок быстрее, чем планировалось, но, по крайней мере, когда я вернулась в замок, здесь было тихо. Я пыталась понять, были ли у меня галлюцинации или планировка этого места изменилась в очередной раз, когда я завернула за угол и чуть не столкнулась со стеной.

Нет, не со стеной. С чей-то фигурой.

Я среагировала быстро, сделав несколько шагов между собой и фигурой, даже не взглянув на ее лицо. Мои клинки были выпущены в считанные секунды. Матерь, эти штуки были такими легкими.

Я подняла взгляд и увидела темно-красные глаза, поглотившие меня.

На пиру, даже находясь в другом конце комнаты, я подумала, что этот мужчина не похож на большинство других вампиров, которых я встречала. Вблизи это не вызывало сомнений. Черты лица Райна были резкими, почти отталкивающими, словно в каждой из них было слишком много индивидуальности, чтобы сочетаться таким образом. Если на людях время оставляло следы, то на вампирах оно просто стирало недостатки, оставляя красоту, отточенную, как клинок Ночнорожденного. Но лицо этого мужчины, несомненно, хранило следы прожитой жизни — шрам на левой щеке в виде двух линий, расположенных в виде перевернутой буквы V, одна бровь, которая казалась немного выше другой, волосы, уложенные в непокорные волны.

Теперь этот взгляд небрежно скользил по моему телу, затем по моим клинкам, готовым к удару. Его левая бровь, та, что казалась постоянно слегка приподнятой, взметнулась еще выше.

— Они новые? Хвала Матери, что у тебя их не было прошлой ночью. Иначе у меня бы уже не было ноги.

— Уйди с дороги.

— Где ты была?

Я попыталась пройти мимо него, но он положил руку на противоположную стену прямо на уровне моего лица, преградив мне путь своей мускулистой рукой, обтянутой кожей.

— Я знаю, где ты была. Ты была в гостях у Короля Ночнорожденных. Это ведь ты, не так ли? Его человек? — Он наклонил голову. — Ты очень известна, знаешь ли. Даже в пограничных землях. Настоящая диковинка.

Я попыталась увернуться от его руки, чтобы продолжить путь к оранжерее, но он переместил ее вниз, чтобы преградить мне путь. Затем он кивнул вниз на свою ногу.

— Ты ударила меня ножом.

— Ты схватил меня.

— Я пытался спасти твою жизнь.

Я не должна была вступать в разговор. Я практически слышала голос Винсента у себя над ухом:

— Подумай, что ты можешь получить от этого взаимодействия. Ничего.

Но мое эго заговорило первым. Я устроила представление, оглядев себя с ног до головы.

— Я так не думаю. Я сбежала, и я выгляжу живой.

Его бровь снова дернулась.

— Пока что.

Он сказал это так, как будто это было очень забавно.

Но только сейчас, с опозданием, мои мысли вернулись к тому, что он сказал — я пытался спасти твою жизнь.

В ту ночь я была так расстроена, что даже не успела подумать о том, кто и зачем меня схватил. Только сейчас до меня дошло, что он пытался мне помочь, или, по крайней мере, так казалось.

Это было… странно. Настолько странно, что это никак не расположило его ко мне. Даже наоборот. Я была уверена, что он сделал это не по доброте душевной.

— Что тебе нужно? — требовательно спросила я.

— Я хочу извинений. За то, что ты ударила меня ножом. Особенно учитывая тот факт, что я мог передать тебя брату твоей жертвы, но не сделал этого. — Он наклонился чуть ближе, и я сделала ответный шаг назад. — Потому что это ты убила того ублюдка, не так ли?

Я усмехнулась.

Он нахмурился.

— Что?

— Я не дура.

— Да?

— Ты хотел, чтобы он дал тебе повод. И ты просто хотел помахать перед всеми своим членом.

Потому что в Доме Ночи все было игрой за власть. Его представление на пиру? Это было представление.

Что ж, прекрасно. Пусть лучше мои враги смотрят на него, чем на меня. Но это не значит, что я должна с этим мириться. Может, ему было любопытно узнать меня. Может, ему просто нравилось играть со своей едой. Мне не нужно было знать, зачем он играет в эту игру, чтобы понять, что мне нечего здесь выиграть.

Я подняла свой клинок.

— Теперь дай мне пройти.

Он приподнял брови.

— Я прошу извинений, а получаю угрозы.

— Прости, что я не прицелилась повыше.

Он посмотрел на себя сверху вниз.

— Немного выше или намного выше?

Это было почти смешно. Это застало меня врасплох. Вампиры редко шутили. Сотни лет отучили их от чувства юмора. Когда мне было пятнадцать или около того, я оставила попытки заставить Винсента понять меня. Мне повезло, что у меня была Илана.

Случайная мысль о ней вызвала такую сильную боль, что у меня перехватило дыхание.

— Дай мне пройти, — огрызнулась я.

Он бросил на меня странный взгляд.

— Что это было?

Это тоже застало меня врасплох. То, что он заметил кратковременную эмоцию, которой я позволила дрогнуть на моем лице.

— Дай мне пройти.

— Или что?

— Или я проткну тебя снова.

— Насколько выше?

На мгновение я действительно подумала о том, чтобы сделать это. Может быть, это была лучшая возможность для меня, прямо сейчас, когда он вел себя так, словно все это было большой гребаной шуткой. Какая это, должно быть, роскошь.

Лишь одна мысль о вспышке черного, а затем белого цвета — Астерис, заставила меня опустить руку.

Вместо этого я драматично оглядела его с ног до головы, задержавшись на его бедре и проследив до промежности его кожаных штанов, и сказала:

— Немного.

Я проворно проскочила под его рукой. На этот раз он тихонько засмеялся и не попытался остановить меня.

ЛУНА СИЯЛА ярко и насыщенно, тяжело нависая с неким вызовом. Минуты, прошедшие с момента ее восхода, были напряженными и спокойными. Со своего места в оранжерее я не слышала ни единого звука из залов Лунного дворца.

Была уже почти полночь, когда призрачная нить тени появилась снова, призывая нас из наших комнат. Я последовала за ней в большой зал, где накануне вечером перед всеми нами выступил Министер. Помещение медленно наполнялось людьми, по мере того как все новые и новые нити тени присоединялись к моей, пока не осталось ни одного участника, и тени рассеялись, оставив нас всех стоять в неловком молчании.

Этот последний день все потратили на подготовку к турниру. Участники были вооружены новым, только что почищенным оружием, кожаные доспехи плотно прилегали к телу. Некоторые носили защитные знаки на горле или выгравированные на самих доспехах. Я обратила на них внимание, но это не обязательно указывало на то, что они владеют магией, но делало такую возможность более вероятной. Магия была бы неприятным сюрпризом на состязании.

За одну ночь некоторые уже сформировали небольшие фракции. Члены Дома крови, конечно же, держались вместе. Теперь почти не оставалось сомнений, что высокая мускулистая женщина была их лидером, как я и предполагала. Остальные слушали с восторгом, когда она шептала им тихие приказы. Ее серебристые волосы были заплетены в длинную косу, которая подчеркивала острые скулы и выразительные брови. Когда она повернулась, чтобы заговорить содним из своих спутников, я заметила, что из-под воротника ее белых кожаных доспехов виднеется слабый багровый цвет.

Ее проклятие. Я никогда раньше не встречала Кроворожденных вампиров, но слышала, что красные отметины на их коже означают конечную стадию проклятия. Если это правда, то эта женщина уже достаточно далеко продвинулась вперед. Следующим шагом будет безумие. А дальше…

Ну, люди рассказывали о том, что с ними сделало проклятие Дома Крови. В итоге они превращались в не более чем в животных.

Я вздрогнула и отвернулась.

Некоторые из других участников за ночь тоже сформировали небольшие группы — возможно, понимая временную ценность силы в количестве. Почти наверняка они тоже думали о предстоящем испытании Третьей четверти луны. Это было единственное испытание, которое каждый год проходило одинаково: участники должны были сражаться в командах или с партнерами, и половина участников отсеивалась.

Мои глаза нашли Райна на другом конце комнаты. Рядом с ним стояла веселая женщина с короткими волосами. Она наклонилась поближе, что-то взволнованно шепча, пока он осматривал комнату.

Какая странная пара.

Лишь несколько участников теперь заметно отстали от остальной группы: я, несколько членов Дома Тени, известных своей стойкой независимостью, и Ибрихим, который одним из последних добрался до большого зала, заметно хромая на искалеченную ногу.

Кеджари не был местом для жалости. Но я все равно чувствовала ее, глядя, как он ковыляет по коридору. Я лучше других знала, что никого нельзя сбрасывать со счетов. Но трудно было представить себе какую-либо версию сегодняшних событий, которая не закончилась бы смертью Ибрихима.

Шли минуты. Мы ждали в напряженном молчании.

Я обнажила свои клинки, поправляя рукояти.

Я изучила каждый из двадцати Кеджари, предшествовавших этому, и долго думала над тем, каким может быть это испытание. Первое испытание обычно представляло собой уход Ниаксии из ее дома в Белом пантеоне. Она отважилась выйти за пределы своей земли, и во время полуночной прогулки на нее напали звери. Они преследовали ее на протяжении многих миль, и в панике она заблудилась до невозможности. Иногда в ходе испытания участников ослепляли, как ослепили Ниаксию во время ее нападения. Иногда участникам приходилось бежать и сражаться на коварной местности. Но чаще всего это были звери — иногда много, иногда один.

Долгое молчание уступило место неловкому шепоту замешательства. В конце концов, один из участников хиаджи спросил то, о чем мы все гадали:

— И что теперь? Мы должны…

Лунный дворец попросту исчез.

Глава

9

Крики толпы сотрясли землю. Свет ослепил меня — такой яркий, что сначала я засомневалась, не солнечный ли это свет.

Но нет. Факелы. Тысячи факелов. Вдоль округлого обода Колизея, парящие в сотнях футов над нашими головами, зажатые в тысячах и тысячах рук тысяч и тысяч зрителей, и все они кричали, кричали, кричали…

Кричали, как кричала Илана…

На мгновение не существовало ничего, кроме неба, света и рева зрителей. Я повернула шею к звездам, которые были едва видны из-за вспышек фонарей.

Они размылись в круглое пятно, прочерченное балками из серебристого металла, примерно, как верхняя часть теплицы. Стеклянный потолок.

— Шевелись, Орайя! — прорычал голос где-то в районе моего затылка, голос Винсента, он всегда был голосом Винсента, и я сделала это как раз вовремя.

Массивные когти раздробили песок, на котором я стояла несколько секунд назад.

Мир резко сфокусировался.

Раздался еще один вопль, гораздо ближе, когда участника хиаджа разорвало на куски, одно обломанное крыло зажато в капающей пасти, тело зажато в когтях, черно-красная кровь льется на грязь.

Не просто зверь. Чертов демон!

Я видела демона в реальной жизни всего один раз, и то я была так ранена, что почти не помнила этого. Но даже тот ужас был ничто по сравнению с этим. Они передвигались на четвереньках, безволосые, темно-серые, с черными венами, пульсирующими под кожей. Зазубренные черные когти закрывали слишком длинные пальцы на руках, созданных для того, чтобы хватать и убивать. Их лица плоские, с острыми скулами, щелевидными носами и белыми, покрытыми слизью глазами, а их рот простирался от заостренного уха до заостренного уха, стекая черной слюной по слоям зазубренных зубов. Они были одновременно леденяще звериными и тошнотворно… человекоподобными.

Они двигались так быстро, что я не могла их сосчитать — так быстро, что они пересекли арену за то время, которое мне понадобилось, чтобы моргнуть. Больше пяти. Меньше десяти.

Я прижалась спиной к стеклу. Оно задрожало, когда что-то с силой ударилось о стену в соседнем отсеке. Колизей был разделен на множество небольших колец, разделенных стеклянными куполами. Я была заперта здесь с несколькими вампирами-хиаджи. Один ришан. Один Кроворожденный. Киретта, Тенерожденный маг, о котором меня предупреждал Винсент. И… я издала грубый смешок, потому что, черт побери, это было понятно — Райн.

Когда демоны сцепились в центре арены, на мгновение отвлекаясь на все еще дергающееся тело вампира, которого они только что разорвали на части, остальные настороженно оглядывались по сторонам. Мы все думали об одном и том же: цель — убить демонов или друг друга?

Или и тех, и других?

Я не успела об этом подумать, как один из демонов бросился на меня. Я уклонилась с пути этих изрезанных рук, но тут мое тело охватила судорога. Мои мышцы бились об меня, как будто хотели удержать меня на пути демона, хотели…

Черт. Магия крови.

Я подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кроворожденный участник состязания встретился с моими глазами, как красный туман исходил вокруг из его поднятых рук, его магия в моей крови. Он смог удержать фокус лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы я кувырком полетела под когти демона.

Шевелись, шевелись, шевелись…

Боль пронзила меня. Как только я вырвалась из магического захвата, я схватила один из своих клинков и вонзила его в верхнюю часть рта демона, как раз в тот момент, когда зубы практически сомкнулись на мне.

Ужасный запах гари заполнил мои ноздри, а это значит, что яд в действии. Демон издал пронзительный вопль. Черная дымка окружила нас, когда я выдернула меч из его плоти. Когда его челюсть сомкнулась, то кожа начала плавиться, а верхняя челюсть стекала в нижнюю.

Матерь, это дерьмо было сильным. Я молча поблагодарила Винсента и вырвалась из хватки нападавшего, когда он, пошатываясь, вернулся в стаю.

На противоположной стороне загона Райн с размашистыми ударами меча преследовал демона. Оружие было впечатляющим даже с дальнего расстояния. Это была сталь Ночнорожденных, как и мои клинки, из них просачивались полосы красноватой тьмы после каждого взмаха.

Справа от меня Кроворожденный увернулся, когда один из демонов прыгнул на него и впился зубами в его ногу. Его губы искривились в мрачной улыбке, руки были подняты и готовы.

Но затем он замер. На его лице отразился ужас, не имеющий ничего общего с болью, как будто он только что осознал страшную истину. Это отвлекло его настолько, что зверь подтянул его ближе. На его одежде проступили черно-красные пятна, а затем появился багровый туман.

Неестественные мурашки появились на моих руках, жгучее ощущение пронеслось по моей плоти, когда я отпрыгнула от его размашистого хвоста. Странно. Неприятно. Знакомо. Я не могла определить, что это, но…

Кроворожденный попытался бороться, но было уже поздно. Его тело смялось, как влажная бумага, под когтями демона.

Тень наполнила загон, когда Киретта высвободила всю силу своей магии: фрагменты тьмы обвились вокруг конечностей и горла демона, но безрезультатно. Один из ришан поднялся на вершину стеклянного купола и пустил стрелы в монстров внизу, кренясь и пикируя, чтобы избежать их колючих хвостов, но они почти не реагировали на удары. Кровь хлынула по моей щеке, когда упал еще один участник хиаджа.

Четверо. Нас осталось четверо.

Я сражалась до тех пор, пока не перестала чувствовать собственное тело. Киретта постепенно изнемогала. Ришану со стрелами было все труднее уклоняться. Даже, казалось, что безостановочные удары Райна значительно замедлились. Мои руки были вязкими от гнилостно-черной крови, и я с трудом удерживала мечи, а капли яда оставляли кожу сырой.

Нам не удалось убить ни одного демона. Даже тот, которого я ранила, снова разинул рот и вел себя так, словно ему вообще не причинили вреда.

На другом конце арены демон бросился на Райна, и тот плавно отпрыгнул в сторону. Величественные пернатые крылья распахнулись у него на спине. Он широко расправил их, поднимаясь к вершине загона, красно-черные перья окрасились в пурпурный цвет под мазками серебристого лунного света.

Значит, он был Ночнорожденным. Ришан, конечно же. Я должна была догадаться.

Я перекатилась в сторону от очередной атаки, не сводя с него глаз. Я видела, как он опускается, как всаживает меч в ребра демона…

А пикирующий на меня зверь, тот, которого я еще не успела ударить — вздрогнул.

Все исчезло, кроме той единственной судороги. Этого маленького сокращения мышц. Мой нападавший быстро оправился, оставив меня метаться по песку, но в своем сознании я воспроизводила этот момент снова и снова.

Нет, мне это не привиделось. Демон вздрогнул, и именно в том месте, где Райн ударил другого.

Я вспомнила выражение ужаса на лице Кроворожденного вампира, когда демон пил из него. О красном блеске, покрывавшем их тела, о тумане, о странном ощущении жжения на моей коже…

Осознание потрясло меня.

Это была магия крови. Небрежная и нечистая, да, но все равно магия крови. И если демоны использовали дар, присущие только вампирам Дома Крови…

Я ударила ножом по руке демона, который пришел за мной, и обнаружила новый ужас в его жутком вопле агонии. Матерь, это действительно звучало как… как голос.

Это были не просто демоны. Это были демоны, которые когда-то были вампирами — Кроворожденными, проклятыми вампирами.

Думай, Орайя.

Превращение. Я знала, что проклятие превращает Кроворожденных вампиров в нечто ужасное в их последние дни, но здесь нет ничего подобного. Значит, они были видоизменены. Созданы. Были ли они как-то связаны? Я наблюдала за их движениями в те доли секунды, которые могла выделить между уклонениями или ударами, наблюдала за их динамикой.

Стая. Они двигались вместе, как будто были связаны. И, возможно, это означало, что у них есть лидер. Сердце в сердцевине гнилой плоти. Если это были измененные вампиры, то, возможно, один из них был настоящим, а остальные его отпрысками.

— Сделай это еще раз! — крикнула я Райну, который снова поднялся в воздух. Он в замешательстве поднял голову. Шум толпы поглотил мои слова.

Я ткнула пальцем в демона, затем постучала по лбу — там, где у него между глаз была единственная белая отметина.

— ВОТ ЭТОТ, ЧЕРТОВ ДЕМОН!

Я не знала, а поймет ли он то, что я пытаюсь ему сказать, и поможет ли он мне, даже если поймет.

Я прорвалась сквозь стаю зверей. Я поставила все на эту теорию. Я никак не смогу выжить, если буду не права. Попасть в стаю было трудно, а выбраться из нее — невозможно. Я наносила удар за ударом своими отравленными клинками, заставляя демонов пошатнуться, но не успевала заставить их упасть. Точно. Быстро.

Красный туман, который становился все гуще с каждым убийством демонов, обжигал мне кожу. Извивающиеся тела сливались друг с другом, серый цвет против серого цвета, но я не могла оторвать глаз от своей цели, не могла моргнуть.

Моя жертва издала истошный крик, ее конечности метались во все стороны. Черная кровь брызнула мне в лицо, когда массивный клинок вонзился в его бок. Тело Райна дрожало от напряжения, когда он прижимал зверя, едва уворачиваясь от его хвоста и когтей. Его взгляд встретился с моим сквозь хаос и красный дым, и он кивнул.

Я не могла поверить, что эти слова пришли мне в голову, но я подумала: «Да благословит его Ниаксия».

Если этот демон когда-то был вампиром, значит, нам нужно его сердце. А это означало, что я должна проскользнуть под этой тварью. Я опустилась на колени, нацелила свой клинок и…

Боль взорвалась в моем бедре.

Мое зрение помутнело. В ушах раздался ОТРЫВИСТЫЙ звук, а шум толпы и демонов превратился в отдаленный грохот.

Я не поняла, что упала на землю, пока не увидела, что мои руки уперлись в грязь. Я посмотрела на себя. Из моего бедра торчала стрела.

Дерьмо, подумала я, пока все демоны не накинулись на меня.

Глава

10

Я не могла пошевелиться. Я наносила дикие удары, попадая то в плоть, то в кость, то в глаз. Я не видела ничего, кроме скользящей массы серой плоти. Моя жалкая магия искрилась на кончиках пальцев, бесполезные фрагменты сине-белого света. Кровь, кровь и много крови лилась на меня. Извивающиеся тела демонов расступились настолько, что я смогла увидеть небо над собой сквозь дымку ядовито-красного дыма, увидеть луну, дразнящую меня из-за стекла.

Затем она исчезла под мощным взмахом массивных крыльев. В свете луны и фонарей, перья приобрели насыщенные, глубокие оттенки красного и фиолетового.

Время замедлилось, когда Райн вонзил свой меч в демона, лежащего на мне. Монстр шипел и брыкался. На моей щеке появился порез, я умудрилась упустить один из его размашистых когтей.

Я ничего не слышала, но видела, как шевелятся его губы, как они складываются в слово: «Сейчас!».

Когда мое сознание померкло, я собрала последние силы и вонзила меч в сердце демона.

— Дави сильнее, маленькая змейка, — прошептал мне на ухо Винсент.

Мир затих. Капли крови превратились в водопад. Я продолжала давить и давить, пока мои руки не оказались внутри раны, и я почувствовала скользкую плоть демона вокруг моих костяшек.

Я собиралась умереть. Я думала, что уже была близка к этому. Но это было совсем другое. Когда голова демона опустилась, когда его глаза встретились с моими, я поняла, что в этом мы едины — в ужасе перед собственной смертностью.

Если это не было ключом к победе, я была в полной заднице. Полностью в заднице. Заперта в аду вместе с этой тварью. На мгновение и на целую вечность мы с демоном балансировали вместе, танцуя на острие клинка смерти.

А потом внезапное отсутствие веса заставило меня задохнуться.

Райн издал рваный рев, срывая с меня демона, схватил его за горло и бросил на пропитанный кровью песок.

Крики из толпы стали оглушительными. Я не могла перевести дыхание. Не могла пошевелиться. Боль парализовала меня.

Я зажмурилась, ожидая, что на меня прыгнет другой демон. Проходили секунды. Но этого не происходило. Вместо этого надо мной стоял Райн, положив одну руку на бедро, крылья убраны, но меч по-прежнему был наготове и кровь капала с его острия. Его губы шевелились, но я не могла расслышать слов, которые они произносили.

— Что? — попыталась спросить я.

Он наклонился ближе, рот искривился в ухмылке.

— Я сказал, хорошая идея.

Он протянул ко мне руку, но я уклонилась и поднялась на ноги. Это вызвало взрыв агонии в моем бедре.

Демоны теперь были неподвижной шелухой, просто бескостными мешками мяса на земле. Из нас семерых в живых осталось четверо. Мы уставились друг на друга, оружие все еще было наготове. Я изо всех сил старалась ухватиться за свои скользкие, одурманенные болью и ядом мысли.

Победили ли мы? Или нам еще нужно убить друг друга?

Ублюдок хиадж, который стрелял в меня, пристально смотрел на землю. Не на трупы, а на линии теней, которые вели нас к краю нашего загона. Там появился арочный проем. В нем были прохладные, тихие залы Лунного дворца, смехотворно контрастирующие с кровавым хаосом на арене.

Вот и все. По всей видимости, это и было победой.

Киретта и оставшийся хиадж, прихрамывая, добрались до двери, лишь на мгновение замерев в замешательстве, стремясь поскорее уйти, спасая свои жизни. Но я не двигалась. Я не хотела этого показывать, я даже не была уверена, что смогу идти.

Я оглянулась через плечо. Впервые с момента прибытия я увидела трибуны, с которых смотрели тысячи кричащих зрителей. Они были так далеко над нами, что отдельные лица терялись в толпе, но я все равно искала Винсента.

Райн тоже не двигался с места. Он смотрел налево, на ограждение рядом с нашим, участники которого все еще были вовлечены в жестокую битву, включая Ибрихима, который, что удивительно, все еще был жив и сражался. Легкая морщинка пробежала по лбу Райна в выражении, которое странно напоминало озабоченность, и я поняла почему, когда проследила за его взглядом на его подругу. Она прыгала вокруг со всей неустойчивой грацией бабочки, орудуя…

Мои брови поползли вверх.

Она владела огнем. Не белая, темная сила Ночного огня — уникальный дар Ночнорожденных. Нет, это был огонь.

Мои губы раскрылись от шока. Магия огня была уделом Атроксуса, бога солнца — члена Белого пантеона. Я никогда не видела вампира, владеющего магией, не порожденной темными искусствами Ниаксии, не говоря уже о магии, принадлежащей ее главному врагу. Я не знала, что такое возможно.

Райн стукнул по стеклянной стене нашего вольера, достаточно громко, чтобы привлечь ее внимание. Она взглянула на него, и он постучал себя по лбу прямо между бровями. Затем он указал на демона в ее клетке, у которого на лбу была белая метка.

После этого он небрежно повернулся ко мне, оглядел меня с ног до головы и указал на дверь.

— После тебя.

Я ни за что на свете не позволила бы ему идти позади меня, тем более, когда моя нога так сильно кровоточила. Я могла только представить, как я пахну для него.

— После тебя, — мило сказала я.

Он пожал плечами и пошел вперед, а я ковыляла за ним. Моя нога сильно дрожала.

Первое испытание закончилось без особого шума. Мы все разбрелись по своим укрытиям в тихих объятиях Лунного дворца. Я сразу же направилась в оранжерею, отчаянно желая спрятаться, пока никто не учуял запах моей крови и не решил, что я — легкая добыча. Из своего укрытия я прислушивалась к отголоскам голосов других вернувшихся участников.

Одно испытание пройдено. Осталось четыре.

Я думала, что почувствую какое-то облегчение. Но когда я присела среди листьев и попыталась остановить кровотечение — попыталась и не смогла — я боролась с нарастающим ужасом.

Нет, облегчение было для тех, кто в безопасности. И пока я складывала окровавленные лохмотья друг на друга все выше и выше, безопасность была далеко, очень далеко от меня.

Глава

11

Мои раны оказались глубже, чем я предполагала: рана в бедре продолжала кровоточить, несмотря на множество тугих повязок. Стрела, должно быть, была проклята, и кто знает, какой яд содержали когти демонов. Обе мои раны были настолько серьезными, что зелье Винсента могло исцелить только одну. После долгих внутренних дебатов я использовала его на порезе в боку, который казался наиболее подверженным риску заражения.

Но все равно я оставалась в тяжелом состоянии. Мне нужно было увидеть Винсента. Конечно, он встретится со мной сегодня вечером — он защищал меня, и после того, как увидел меня на арене, он хотел бы знать, что со мной все в порядке. Я молилась, чтобы он смог достать еще лекарств, хотя знала, что это маловероятно. Черт. Если он этого не сделает, я не знаю, что я…

— Красивое место ты себе выбрала.

Я так резко напряглась при звуке этого голоса, что меня окатила волна боли. Схватив свои клинки, я поднялась и повернулась. Мне было трудно подняться на ноги. До рассвета оставалось еще несколько часов. И я была не в той форме, чтобы драться. Не то чтобы я не пыталась.

— Очень уместно. Все живое в этом унылом, мертвом замке, в одном месте. — Райн прошел к центру оранжереи, остановившись у давно высохшего фонтана в ее центре. Он посмотрел на безликую статую, затем в окно, и, наконец, его взгляд упал на меня — уголок его рта изогнулся в подобии улыбки.

— Убирайся, — прорычала я.

— Я принес тебе кое-что.

— Убирайся.

— Как грубо. — Он сел на край фонтана.

Я думала, что древний камень рассыплется под его весом — он действительно был огромным, он выглядел достаточно большим даже когда его окружали проклятые богами демоны. И все же он двигался с удивительной грацией, как будто хорошо знал свое тело. Он развалился, поставив одну ногу на камень и упершись в него локтем, в то время как другая нога была вытянута перед ним. Он выглядел совершенно непринужденно — настолько непринужденно, что я знала: на это и был расчёт.

Затем он взглянул на усыпанное звездами небо, и что-то на мгновение изменилось в его лице. Я хорошо умела читать выражения лиц. Чувства вампиров всегда были приглушены, заморожены веками унылого бессмертия, и мое выживание зависело от моей способности находить смысл в каждом движении. Но это краткое выражение поразило меня, потому что это был проблеск чего-то необычного, и потому, что я не смогла начать его расшифровывать.

Затем его взгляд снова упал на меня, ухмылка вернулась, и я снова смотрела на вампира, играющего со мной в игры, которые были мне хорошо знакомы.

Представление. Это был вампир, который очень заботился о том, что о нем думают люди. Я поняла это по его маленькой выходке на пиру, когда он спровоцировал того бедного ублюдка напасть на него, чтобы у него был предлог первым пустить кровь.

Он опустил ноги и наклонился вперед. С этим движением я дернулась назад, делая шаг ближе к стене.

— Что? — спросил он. — От меня пахнет?

— Я сказала тебе убираться.

— Ты думаешь, я пришел сюда поесть? Это мое великое намерение?

Его намерение не стоило и ломаного гроша. Давно известно, что вампиры плохо контролируют себя, когда сталкиваются с человеческой кровью. Моя жизнь была бы намного безопаснее, если бы моя защита заключалась в том, чтобы Винсент угрожал мучительной и ужасной смертью любому, кто причинит мне вред. Преследовать меня было логически неразумным решением. Все они знали, что это приведет к их казни… или еще хуже. Но они могли даже не решиться на это, их можно просто одолеть.

Воспоминание было острым, как никогда — губы на моем горле, поцелуй, переходящий в укус, переходящий в жестокий укол боли…

— Что это было?

Я рывком вернулась к реальности. Матерь, должно быть, потеря крови сказывается на мне, раз я позволяю себе так блуждать в мыслях. Райн все еще ухмылялся, но теперь между его темными бровями появилась морщинка любопытства.

— О чём ты задумалась?

Тот факт, что он видел, что только что изменилось на моем лице нервировало меня больше, чем я когда-либо признала бы вслух.

— Я же сказала тебе, — проговорила я, — чтобы ты…

— И что ты сделаешь? Зарежешь меня?

Он пристально посмотрел на мои лезвия. Дерзко. Он издевался надо мной, потому что мы оба знали, что я не смогу, не в таком состоянии.

— Это бедро выглядит плохо. Это немного поэтично, не так ли? — Он потрогал свое бедро, все еще забинтованное.

Конечно. Чертовски поэтично.

— Я принес тебе кое-что для этого.

Он полез в свою сумку и достал синий хрустальный флакон, содержимое которого мерцало легким мерцанием.

Матерь. При виде этого я чуть импульсивно не набросилась на него. Как он его нашел, если даже Винсент с трудом достал его?

Райн поставил зелье на камень рядом с собой, затем положил руки на колени и стал наблюдать за мной.

— Знаешь, — сказал он небрежно, — я слышал, как некоторые участники говорили перед первым испытанием. Ставили на то, кто выживет. Твое имя ничего не стоило, потому что все были уверены, что ты умрешь первой.

Он сделал паузу, ожидая реакции, но на моем лице не дрогнул ни один мускул.

— Но я был о тебе лучшего мнения, — продолжил он. — Я знал, что за тобой стоит понаблюдать. Что ты не просто обычный человек. Ты человеческий питомец великого Короля Ночнорожденных.

Это был не первый раз, когда меня так называли, и не последний, но я все равно вздрогнула. Мне было так больно, что держать себя в руках было труднее, чем обычно.

Успокойся, Орайя. Гнев означает ускоренное сердцебиение. Учащенное сердцебиение означает, что твой запах станет сильнее. Не давай им ничего.

Не то чтобы я не знала, что именно он делает. Заманивает меня, как он заманил того мужчину на пиру. Если я была змеей, то он тыкал в меня палкой, чтобы посмотреть, когда я перекушу ее надвое.

— Это он научил тебя так драться? Он дал тебе их, верно? — Он кивнул на мое оружие, которое все еще лежало передо мной. — Он дал тебе их, это очевидно. Мастерство Ночнорожденных чертовски хорошее.

— Ты, что, глухой или глупый?

— Ты недружелюбна.

Чего, по его мнению, он здесь добивается? Неужели он думал, что мной так легко манипулировать? Неужели он думал, что я не знаю, что это такое?

— Почему ты здесь? — огрызнулась я. К этому времени я изо всех сил старалась скрыть затрудненное дыхание и сохранить силу в голосе. — Для развлечения? Я чертовски скучная, это я тебе гарантирую.

— Я это вижу.

— Прекрати играть со мной. У меня не хватит терпения.

И снова уголок его рта приподнялся в мрачной, удовлетворенной ухмылке.

— Или времени, — сказал он категорично, его взгляд упал на мое раненое бедро.

Моя челюсть сомкнулась. Его взгляд снова метнулся ко мне, и долгое мгновение мы просто смотрели друг на друга, погруженные в безмолвный разговор.

Я знала, что это правда. Он знал, что я это знаю. Мне было ненавистно, что он знал, что я это знаю.

— Тогда перестань тратить его впустую, — выплюнула я, наконец. — Чего ты хочешь?

— С кем ты заключишь союз на испытании Третьей четверти луны?

Я моргнула. Я не была уверена, чего я ожидала — возможно, больше игр, но это было не то.

Это был хороший вопрос. Важный вопрос. Выбор союзника для испытания Третьей четверти луны был важнейшим стратегическим решением. Это должен быть кто-то достаточно сильный, чтобы удержать вас в пятидесяти процентах участников во время Полумесяца, но не слишком сильный, потому что он станет вашим главным соперником в двух последних испытаниях.

Испытания менялись в каждом Кеджари, но эти три важных момента оставались неизменными: оно требовало сотрудничества, оно приводило к смерти половины участников… и то, что многие участники были убиты во сне сразу после испытания, чаще всего бывшими союзниками, решившими, что они больше рискуют, чем получают.

Несмотря на все мои усилия, я не смогла сдержать дрожь, пробежавшую по моему носу.

Райн издал негромкий смешок.

— Я так и думал. — Затем он без колебаний сказал: — Стань моим союзником.

Мои брови взлетели вверх.

Винсент часто ругал меня за то, что я плохо контролирую мимику, и в этот раз Райн снова рассмеялся.

— Союзник… тебе, — сказала я.

— Мне и Мише.

Мише. Так звали девушку с короткими волосами? Ту, что управляет огнем?

— Мы заняли комнату на самом верху башен, — продолжил он. — Там безопасно. Большая, почти как целый дом. Безопасная. Или точнее сказать, там безопаснее, чем здесь, по крайней мере.

Это было как-то неправильно.

— Почему?

— Потому что ты произвела на меня впечатление.

— Чушь собачья.

Его брови дернулись в слабом намеке на удивление, как будто он искренне не ожидал такого ответа.

— Прошу прощения?

— Ты не сказал ни одной правдивой вещи с тех пор, как вошел сюда, поэтому я буду честна за нас обоих. Я — человек. Мы оба знаем, что это делает меня самой слабой среди всех. У тебя есть выбор из пятидесяти более сильных вампиров, с которыми ты мог бы заключить союз. И ты думаешь, я поверю, что я тебе нужна?

Он осмотрел порез на своем безымянном пальце.

— Всего сорок, вообще-то. Слушай, сегодня ты победила участников, которые превосходили тебя во много раз. Ты и я… — Его взгляд вернулся ко мне. — Мы хорошо сработались, не так ли? И я люблю изгоев.

— Дерьмо. — Я ткнула в него одним из своих клинков, чтобы подчеркнуть каждое слово. — Неужели другие люди на это ведутся? Скажи мне хоть одну правду, или убирайся, как я тебя уже просила с тех пор, как ты появился.

Я никому не доверяю в этом месте. Но особенно я не доверяла тому, кто преследовал меня под таким откровенно ложным предлогом. Сам факт, что он хотел заключить со мной союз, делал его наименее надежным из всех присутствующих, потому что ни один здравомыслящий участник не захотел бы так поступить. И я могу справиться с эгоистичными мотивами, я ожидала их, но не тогда, когда я не знала, что он от меня хочет.

Он дважды моргнул, прикусив внутреннюю сторону щеки. Я не могла понять, был ли он оскорблен или сдерживал смех.

Наконец, он сказал:

— Все остальные достойные участники, которых я мог бы терпеть, уже вступили в союз.

— И?

— И?

— Этого недостаточно. Продолжай. У тебя уже есть друг. Зачем приглашать еще одного?

— Мне любопытно узнать о тебе. Не вини меня за это. Мы все такие. Маленькая человеческая принцесса Винсента находится в стеклянном дворце, где все могут смотреть на нее, но никто не может до нее дотронуться. — Он огляделся вокруг, криво улыбаясь хрустальным стенам оранжереи. — Ты скучаешь по своему стеклянному замку, принцесса?

Я не позволила бы ему заманить меня, даже если бы я почувствовала, что меня передернуло от раздражения при этом описании.

Но упоминание о Винсенте вызвало волну понимания. Это, по крайней мере, имело смысл. Возможно, это была первая правда из уст Райна, в которую я действительно поверила.

— Винсент не сможет мне здесь помочь.

— Я в этом сильно сомневаюсь.

Ах.

Винсент. Речь шла о Винсенте. Предложение о союзе не имело ко мне никакого отношения. Райн думал, что, если он заключит союз с маленькой человеческой принцессой короля, это даст ему преимущества, которых здесь больше ни у кого нет… и не позволит другим участникам получить их первыми.

Мне это не нравилось, и это было неправдой, но, по крайней мере, это имело смысл.

Я усмехнулась, но не стала спорить. Вместо этого я спросила:

— И?

Он выглядел озадаченным.

— И?

— Почему же?

Еще один долгий взгляд. Еще один бессловесный разговор. Я забыла, каково это — разговаривать с мужчиной, чье лицо говорит так много.

Была еще одна ключевая причина, по которой я была бы для него идеальным союзником. Мы оба знали это. Он знал, что я знаю это. Ему было неприятно, что я знаю о том, о чем он сам прекрасно осведомлен.

Но я просила честности, и я хотела, чтобы он сказал это.

Он явно все взвешивал, решая, какой ответ будет правильным, чтобы пройти тест. Наконец, он сказал:

— И тебя будет легко убить, когда закончится Третья четверть луны.

Было действительно приятно услышать, как кто-то произносит это вслух.

— Но до тех пор, — быстро добавил он, — тебе не причинят никакого вреда. Обещаю.

Я услышала голос Винсента в воспоминаниях шестнадцатилетней давности:

Я единственный вампир, который когда — либо даст это обещание и сдержит его.

— Почему ты думаешь, что я нуждаюсь в твоей защите?

К его чести, он не стал смеяться надо мной.

— Ты опытный воин. Гораздо лучше, чем я думал. — Он слез с фонтана и сделал несколько медленных шагов ближе, не разрывая зрительного контакта, его большая, покрытая шрамами рука была свободна, а другая крепко сжимала целебное зелье. С каждым его шагом я отступала назад.

— Но ты все еще человек, — тихо сказал он. — А это значит, что здесь ты — добыча. Ты всегда будешь добычей. Неважно, насколько хорошо ты владеешь этим причудливым оружием.

Это правда. Но, возможно, он не понимал, что я знаю, каково это быть добычей. Я делала это на протяжении всей своей жизни.

Он был прав. Мне нужно будет заключить с кем-то союз на время Третьей четверти луны, а потом убить его. Может быть, я могла бы заключить с ним союз, позволить ему защищать меня и потратить это время на изучение его боевого стиля и слабостей, готовясь убить его, как только все закончится. Он может недооценивать меня, и я могла бы использовать это против него.

Но союз сейчас? Было еще рано. До испытания Третьей четвери луны, середины турнира, оставалось шесть недель. Это был долгий срок, чтобы находиться в непосредственной близости не от одного, а от двух вампиров и не погибнуть. Много времени, чтобы позволить ему узнать мои сильные и слабые стороны.

— Нет, — сказала я. — Но тем не менее, это заманчивое предложение.

Он сделал еще один шаг ближе, и снова сделала шаг назад.

— Что ты хочешь от меня? Честных слов? Я был честен с тобой, так что теперь ты будь честна со мной. Ты действительно думаешь, что переживешь еще одну ночь здесь? Сейчас уже почти рассвело, но что потом? Твой запах сейчас витает по всему Лунному дворцу. Я чувствовал твой запах даже с восточной башни. И позволь мне сказать, ты пахнешь чертовски вкусно. Тебе нужно остановить кровотечение, и чем быстрее, тем лучше.

Мой взгляд переместился на зелье, крепко зажатое в его руке. Услышав, как все это было произнесено вслух, мне стало не по себе. Как и то, что он был так близко ко мне. Мне не нравилось, что он так настойчиво подталкивает меня к этому. Причины, которые он мне назвал, не оправдывали этого, что делало причины, которые он не назвал, гораздо более серьезными.

— Нет, — сказала я.

— Ты истечешь кровью или они убьют тебя.

Он начал приближаться, и я проигнорировала ужасающий взрыв боли, отпрыгнув в сторону с вновь поднятыми клинками.

— Я проткну тебя снова, если ты приблизишься ко мне хоть на шаг, — прорычала я. — Убирайся.

Он поднял руки.

— Как пожелаешь, принцесса.

Он проследил за тем, как я смотрю как он засовывает зелье обратно в свою сумку, затем улыбнулся мне в последний раз и повернулся к двери.

— Если ты передумаешь жду тебя на вершине восточной башни.

Глава

12

Я ушла за час до рассвета. Это было рискованно, ведь моя рана была настолько серьезной, что я с трудом передвигалась. Если я потеряю сознание на полпути между местом нашей встречи и воротами Лунного дворца, мне конец. Но я стиснула зубы, сменила повязку и отправилась путь. Путь занял у меня вдвое больше времени, чем накануне вечером. Я спряталась под мостом и ждала.

И ждала, и ждала.

Пожалуйста, Винсент. Приди. Пожалуйста.

Сначала я все отрицала. Он просто немного опоздал. Что-то задержало его. Не может быть, чтобы он не был здесь, когда он был свидетелем той битвы и видел мои раны. Он должен был появиться в любую секунду.

Но минуты шли, а Винсент все не появлялся.

Черт.

Я знала своего отца, и я знала, что нет никакого хорошого объяснения этому, но у меня не было времени беспокоиться об этом. Когда рассвет был уже слишком близко, я сдалась и потащилась обратно в Лунный дворец. К тому времени я двигалась еще медленнее. И кровь текла сильнее. Я делала ставку на помощь Винсента, и проигрыш дорого мне обошелся.

Я едва успела вернуться до рассвета. Когда ранний утренний свет хлынул через окна от пола до потолка, я прокралась в пиршественный зал. Он, к счастью, был пуст. Стол был завален свежей едой, к которой, казалось, почти не прикасались. Но графины? Те, в которых когда-то была кровь?

Они были зловеще пусты.

Мне было так больно, что от одной мысли о еде у меня сводило живот, но я все равно запихивала еду в рот и в карманы. Мне нужно было как-то поддерживать свои силы, и я должна была двигаться быстро. За несколько дней до этого, Лунный дворец был почти безмолвен при свете дня. Но теперь в коридорах слышались приглушенные голоса, глухие удары и легкие шаги. Райн был прав. Днем оранжерея была безопасна, но остальная часть дворца — нет.

Я быстро, насколько позволяли мои травмы, перешла из пиршественного зала в большую комнату. Мой взгляд остановился на пятне света в конце коридора — вход в оранжерею. Был яркий, ясный день, на небе ни облачка. Солнечный свет заливал все вокруг.

Я была в двух шагах, так чертовски близко к оранжерее, когда услышала шаги.

Я бросила свою сумку с едой. Схватилась за рукояти своего оружия. Повернулась как раз вовремя.

Один из моих клинков вонзился в напряженные мышцы бока нападавшего, а другой блокировал его удар по моему лицу. От резкого движения я задохнулась от боли: мои раны открылись заново, и свежий поток крови привел нападавшего в бешенство.

Все произошло очень быстро. Я даже не успела как следует рассмотреть нападавшего, лишь мельком уловила мелкие детали — белый цвет его дикого взгляда, седину его волос, общую жилистую форму, прежде чем мы с ним сцепились. Он был полудиким, двигался неровными рывками, его рот был искривлен в рычании, а когти глубоко впивались в мои плечи, когда я отбивалась от него. Он орудовал рапирой, которая открыла еще одну рану в моем боку.

Я бросилась на него, и мы вместе повалились в оранжерею. Растительность была настолько густой, что это вызвало у нападавшего лишь легкое шипение.

Но он был диким от жажды крови. Небрежным. Не обращал внимания на окружение. Когда он бросился на меня я использовала силу его собственного движения, чтобы ударить его о стеклянную стену.

Утро обрушилось на нас обоих, жара в считанные секунды покрыла мою кожу капельками пота. Его спина прижалась к стеклу, принимая на себя всю интенсивность солнечных лучей. Запах пота и горелой плоти наполнил мои ноздри.

Этого будет достаточно, чтобы избавить его от жажды крови. Наверняка.

Но нет. Он издал вопль боли и продолжил биться со мной. Я могла блокировать его зубы, или его острые ногти, или его оружие, но не все три одновременно — по крайней мере, не держа его прижатым. Запах гари становился все более резким.

Я споткнулась. Он сделал выпад. У меня был один шанс. Я ударила его спиной о стекло. Воспользовалась моментом его колебаний, когда солнце ошпарило одну сторону его лица.

И прежде чем он успел оправиться, я вонзила свой кинжал ему в грудь.

…Недостаточно сильно. Лезвие не прошло насквозь.

Черт.

Я была так чертовски слаба. Я снова отпрянула назад и чуть не рухнула, когда мир перевернулся.

Мое затуманенное зрение обострилось вокруг глаз вампира — желтых, с красными нитями. Он повернулся ко мне, на его губах появилась медленная улыбка.

Я бросила все, что у меня было, в последний выпад, настолько сильно, пока не услышала треск, когда мой кинжал вошел в его грудь.

Ужасная жгучая боль пронзила меня.

Мой нападавший обмяк. Его мертвый вес едва не опрокинул меня. Он не был мертв. Его пальцы все еще подергивались. Клинок вошел недостаточно глубоко. Но мои руки не слушались, когда я попыталась надавить снова.

Я пошатнулась назад. Посмотрела вниз. Мой живот был весь в крови. Я не могла нащупать место пореза.

Вообще ничего не чувствовала.

— У тебя шок, Орайя. — раздался в моей голове голос Винсента. — Ты истекаешь кровью. Тебе нужно убираться отсюда, прямо сейчас. Они почувствуют твой запах.

В голове был сплошной сумбур, но я смогла разобрать только одну мысль:

Я не выживу в таком состоянии в течение четырех месяцев. У меня нет никаких шансов.

Я схватилась за живот и подняла голову. А там, прямо передо мной, словно подарок от самого Лунного дворца, стояла винтовая лестница.

Я оглянулась. Дверь оранжереи внезапно оказалась далеко позади меня. Неужели я так много прошла? Я не помнила, чтобы я это делала. Но, с другой стороны, я мало что помнила, пока тащила себя вверх по лестнице. Пролет за пролетом, кажущийся бесконечным, как и в ту первую ночь, когда я впервые взбежала по этой лестнице, отчаянно пытаясь добраться до вершины, сохранив свою жизнь.

И, наверное, не в последний.

К тому времени, когда я добралась до верха, я ползала на руках и коленях. Кровь стекала по лестнице и скатывалась через щели в перилах, падая на пол дальней комнаты, как маленькие лепестки цветов.

Когда лестницы больше не было, я подняла голову. Передо мной была единственная дверь.

Я с трудом поднялась на ноги. Один шаг, и я рухнула. Попыталась подняться. Я поскользнулась на собственной крови. Я не почувствовала этого, когда упала на пол. Мир закружился. Потускнел.

Спустя, казалось, целую вечность, кто-то перевернул меня на спину. Мое горло издало придушенный звук боли.

Надо мной склонился Райн.

— Что ж, — сказал он, скрестив руки, — это не заняло много времени.

Чертов придурок.

Вслух пробормотала я.

Последнее, что я увидела, прежде чем потеряла сознание, была его широкая ухмылка, обнажающая два очень длинных, очень острых клыка.

— Всегда пожалуйста, Орайя.

И последнее, что я услышала, был голос Винсента в моей голове:

— Какого черта ты только что сделала?

Антракт

Позвольте мне рассказать вам о первом случае, когда ребенок захотел быть тем, кем он не является.

Пять лет — это миг для вампира. Полжизни для маленького человечка. Король тщательно оберегает свою новую приемную дочь от остального кровавого мира. Он дает ей все, о чем она только может мечтать в четырех стенах.

Девочке исполняется одиннадцать лет, прежде чем ее желания выходят за пределы этих стен. Король старался быть для нее всем, но при всей своей привязанности и защите он был старше ее на несколько сотен лет, к тому же совершенно другого вида.

Девочка помнила жизнь, которая была у нее до того, как она попала сюда — пусть даже эти образы были мимолетными, изъеденными временем. Для столь юного ребенка годы длинны, а воспоминания так коротки.

Тем не менее, она помнила, что у нее была жизнь до этого. Жизнь с людьми, которые были похожи на нее.

Однажды вечером, когда король пришел навестить ее, она спросила его о своей семье. Это было не в первый раз. Она узнала выражение его лица, когда он готовился дать ей тот же ответ, что и всегда, в тысячный раз.

— Я знаю, что моих родителей больше нет, — быстро сказала она, прежде чем он заговорил. — Но должны быть и другие.

— Другие?

— Другие, как я.

— Люди.

Девочка кивнула. Король молчал.

Девочка подошла к книжному шкафу и достала фолиант, которыйвесил почти столько же, сколько она сама. Ей пришлось побороться с ним, чтобы дойти до стола. Он с грохотом упал на деревянную поверхность, и она пролистала книгу с картами.

— Ты нашел меня в западных регионах Дома Ночи.

Король удивленно моргнул. Он никогда не рассказывал ей подробностей о том, где ее нашли.

Девочка слегка засияла, довольная тем, что произвела впечатление на своего отца.

— Я догадалась, — сказала она. — Территория Ришан. Верно?

Она не могла разглядеть лицо отца. Он кивнул.

— Где именно? — Ее палец провел по выцветшим линиям — городам и поселкам, которые существовали для нее лишь как чернила на карте.

— Это не имеет значения.

Девочка сделала паузу. Это имело значение. Очень большое значение.

Она научилась тщательно подбирать слова.

— Возможно, кто-то все еще там. Ищет меня.

— Но здесь у тебя есть дом, маленькая змейка. — Король одарил ее маленькой, теплой улыбкой. — Дом, который тебе подходит. Может быть, твоя кровь и красная, но твое место здесь.

Он не понимал. Здесь у нее был дом, но жизнь в его стенах была связана с постоянным страхом.

— Нет, — сказала она. — Здесь все хотят меня убить.

Король не стал спорить с ней. Он уже много раз говорил ей, что это правда.

Наконец, он вздохнул.

— Я нашел тебя в месте под названием Салины. Далекий район по ту сторону границ Дома Ночи. Но даже если бы у тебя была семья, живущая там, Орайя, я не смог бы найти их для тебя.

Девочка не понимала, как крепко она держится за эту надежду — эту хрупкую, придуманную реальность, пока та не разбилась у нее в груди.

— Почему? — выдавила она.

— Это территория ришан. Как король хиаджи и правитель Дома Ночи, я не могу идти туда без предупреждения.

— Тогда я могу. — Она не колебалась. — Я пойду.

Он рассмеялся, но она огрызнулась:

— Это не шутка!

Улыбка короля померкла. Он долго смотрел на свою дочь.

— Ты — человек, — сказал он. — Для тебя это слишком опасно.

— Тогда обрати меня, — ответила она. — Сделай меня такой же, как ты. Я читала об этом.

— Этого я тоже не могу сделать, Орайя.

Еще одна надежда рухнула. Ее глаза горели.

— Почему?

— Потому что ты слишком дорога мне. — Он погладил ее по волосам. — Два из трех обращений заканчиваются смертью. Это больше половины. Я не стану рисковать твоей жизнью.

У нее перехватило горло. Ее глаза щипало. Ей приходилось изо всех сил сдерживать слезы. Она была на пороге того возраста, когда дети начинают понимать будущее. И в этот момент девочка поняла, что эта правда, эта тюрьма ее собственной человеческой плоти обрекает ее на жизнь в этих четырех стенах.

Она вихрем бросилась к отцу, ее маленькие ручки сжались в кулачки.

— Должно быть же хоть что — то, — сказала она. — Должен быть какой-то способ. Должен быть.

Король усмехнулся, но его глаза были отрешенными и печальными.

— Такие зубы.

Он замолчал на долгий миг, его улыбка перешла в серьезное раздумье. Он молчал так долго, что казалось, будто его разум переместился в совершенно другой мир. Маленькая девочка знала, что лучше не мешать, поэтому она наблюдала за ним и ждала.

Она уже научилась читать выражения его лица, но это было чужим. Более десяти лет спустя она вспоминала этот разговор и понимала, что то, что она видела в нем тогда, было конфликтом — выражением настолько редким, что она не знала, как его распознать. Она бесчисленное количество раз вспоминала эту ночь и думала о том, что отец скажет ей дальше. Вопрос без ответа о том, что он обдумывал в том молчании, будет еще долго преследовать ее.

Но девочка ничего этого не знала. Она просто ждала. Наконец, король наклонился вперед в своем кресле, положив руки на колени.

— Есть один способ, с помощью которого ты можешь однажды стать такой же могущественной, как я.

Надежда захлестнула ее.

— Каким образом? — вздохнула она.

Рот короля искривился в горькой улыбке.

— С помощью дара богини.

Глава

13

Смех был низким и глубоким, грубым и мягким одновременно, тихим, и все же он властвовал над комнатой. Это было первое, что просочилось в мой одурманенный разум, первое, что прорезало мое затуманенное сознание.

Я перевернулась. Мое тело протестовало симфонией болей, но это было ничто по сравнению с тем, что было раньше. Отсутствие боли было ошеломляющим.

Когда я прогнала сон, первое, что я увидела, были темно-черные крылья, блеск перьев отражал теплые штрихи света фонаря. На арене у меня не было времени, чтобы как следует полюбоваться крыльями Райна, но они были, как бы мне ни хотелось это признать, очень красивыми.

Я видела крылья ришанов гораздо реже, чем крылья хиаджей, и никогда не видела крыльев такого уникального цвета, как эти — темно-черные, с маслянистым блеском красных, фиолетовых и синих.

Райн присел перед Мише, которая сидела на кофейном столике. Он держал ее ногу, над которой склонился, казалось, с напряженной сосредоточенностью, а в другой руке держал рулон бинтов.

— Я же просил тебя не двигаться, Мише, — пробормотал он.

— Это занимает слишком много времени.

— Ты можешь оставаться неподвижной в течение двух гребаных минут.

Его слова были грубыми. И все же, тон его был намного мягче, нежнее.

Мише издала многострадальный вздох и заерзала, как нетерпеливый ребенок.

Я снова моргнула, и остальная часть комнаты оказалась в фокусе. Мы находились в помещении похожем на очень-очень хороший дом, хотя и устаревшей на несколько веков. Вдоль стен стояли фонари, освещенные смешением огня и сине-белого света, который мерцал на парчовых обоях в странном контрасте тепла и прохлады. Я предполагаю, что стена из плотных бархатных штор закрывала восточную половину комнаты и все окна. Повсюду была искусно расставлена великолепная мебель, сделанная из темного красного дерева или мраморного черного камня и обтянутая шелковистой парчой. Все это казалось реликвиями другой эпохи, но выглядело так же безупречно, как если бы было сделано вчера.

— Я же сказала тебе, все в порядке! Это не будет меня замедлять а-ох! Ай!

Мише вскочила на ноги с таким восторгом, что едва не ударила Райна по лицу.

— О чем мы только что говорили? — пробормотал он, уворачиваясь, но Мише не обратила на него внимания, бросившись через всю комнату ко мне. Моя голова все еще кружилась, но я все равно отпрянула от нее.

Она замерла, подняв руки.

— О, прости! Я знаю, он сказал мне. Медленно. — Она пожала плечами, издав неловкий смешок.

Он сказал мне. Я вздрогнула от этого. На что это могло быть похоже? Она слабый маленький человечек, всего боится, так что обращайся с ней как с раненым животным.

Райн отвернулся, пробормотав проклятие.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Мише. Она устроилась на полу, поджав под себя ноги и положив ладони на колени как будто ей нужно было физически сдерживаться, чтобы не подбежать ко мне. Ее глаза были слишком большими для ее лица, почти комично несоразмерными с маленьким носиком и вечно вздернутым ртом. И все же, каким-то образом, она все же была поразительно красива. С другой стороны, вампиры всегда были такими.

— Лучше, — ответила я после долгого раздумья.

Мише усмехнулась.

— О, хорошо! Я Мише. Так рада наконец-то познакомиться с тобой.

— Мы уже встречались. На празднике.

— Я имею в виду, действительно встретились. Райн рассказал мне все об испытании. Как и то, что это была твоя идея найти вожака стаи. Это спасло мою задницу, так что спасибо тебе. — Она рассмеялась и покачала головой, как будто недавний опыт, близкий к смерти, был далеким воспоминанием.

Я никогда не встречала другого вампира, который вел бы себя подобным образом. Даже в самой общительной форме они были сдержанными. И все же я не могла избавиться от ощущения, что она кого-то мне напоминает. Не вампира, поняла я через мгновение, а человека. Она напоминала мне Илану.

Конечно, у Мише не было той язвительной остроты Иланы. Но у нее было такое же очевидное, безусловное чутье. Она была… бессовестно яркой. Интересно, какие отношения были между ней и Райном? Они оба были странными по вампирским меркам, но так, что не могли отличаться друг от друга.

Она поднялась и раскинула руки, жестом указывая на комнату.

— Добро пожаловать в наш дом. Разве он не потрясающий? Ну… возможно, ты так не думаешь. Я уверена, что это ничто по сравнению с замком Ночнорожденных. Но мы никогда раньше не бывали в таких местах. Или… хотя, я полагаю, Райн бывал, но я…

— Дай ей чертову минуту, прежде чем заговоришь ее до смерти, Мише.

Райн засунул руки в карманы своего длинного, черного, простого и чуть маловатого в плечах пиджака и подошел ко мне, на его губах расплылась самодовольная улыбка, от которой я покрылась мурашками.

— Ты быстро передумала, не так ли?

— У меня не было выбора.

— Мы видели.

— И слава богам, что ты все — таки пришла сюда, — вздохнула Мише. — Ты бы умерла. — Ее лицо ожесточилось. — Эти Кроворожденные говнюки. Он пытался разорвать тебя на куски, не так ли?

Слава богам, сказала она. Не Богине. Интересно.

— У меня есть для тебя подарок, — сказал Райн, очень непринужденно, — чтобы поприветствовать тебя в нашей маленькой семье.

Мише усмехнулась. Было неприятно видеть, как такое солнечное и веселое выражение лица подчеркивают острые клыки.

— О, да! — Она потянулась к одному из сундуков, придвинутых к дальней стене, и когда она обернулась, я не успела отпрянуть.

Это была голова.

Голова мужчины, кожа бледная и вялая, волосы в основном седые с пепельно-коричневыми прожилками. Его уши были заострены, как и зубы, которые видны сквозь вечное рычание, которое украшало его губы даже в смерти.

Я едва успела рассмотреть вампира, напавшего на меня, но должна была предположить, что это он.

Мой желудок сжался от внезапной тошноты. Воспоминания приходили, как всегда, короткими, всепоглощающими вспышками.

У меня есть для тебя подарок.

Я резко моргнула, отгоняя прошлое. Затем тщательно выровняла выражение лица, вернув его в холодную незаинтересованность.

— И что, черт возьми, я должна с этим делать?

Райн пожал плечами.

— Не знаю. Злорадствовать?

— Как приятно, — сказала я сухо. — Он определенно выглядит так, будто теперь может оценить мое превосходство.

Ухмылка Мише поблекла. Губы Райна истончились в язвительном неодобрении.

— Я уже дважды спас тебе жизнь и подарил голову твоего врага, и этого все еще недостаточно? Для маленького человека ты очень требовательна, не так ли?

— Все эти «подарки» были корыстными. Я тоже помогла тебе выжить на арене. И я уверена, что тебе понравилось убивать его.

На его лице промелькнуло странное выражение, которое быстро сменилось легкой улыбкой.

— Вот почему мы союзники. Потому что наши интересы взаимовыгодны.

— Хм.

Я старалась не показывать, что слово «союзники» пробирает меня до костей. Только сейчас до меня дошли все последствия моих действий. Я была вынуждена принять решение от безысходности, и теперь я оказалась в ловушке с этими двумя.

Мише все еще держала голову, хотя теперь она смотрела на нее с легкой досадой.

— Он действительно был засранцем. — Она вздохнула. — Он бы все равно умер. Ты практически выпотрошила его.

— Должно быть, это была неплохая битва, — добавил Райн, — судя по состоянию вас обоих.

Я сделала пару шагов ближе к Мише, осматривая голову. Даже для вампиров бледно-серый оттенок его кожи был необычен, как и яркий красный цвет, обрамлявший его невидящие глаза. Паутина черно-малиновых вен ползла вверх по его горлу. Они были видны на его шее, челюсти, в уголках рта и глаз. И даже в смерти они, казалось… пульсировали.

— Что? — сказал Райн. — Ты никогда раньше не видела проклятие Кроворожденных вблизи?

Мне не нравилось, что он так легко читает меня по моему лицу.

— Это была жажда крови, — сказала я.

— Это, черт возьми, было нечто большее, чем просто жажда крови.

Он звучал странно серьезно. Возможно, даже мрачно. Когда я оторвала взгляд от головы, чтобы посмотреть на него, ухмылка исчезла с его губ.

Затем он заметил мой пристальный взгляд, и точно так же его ухмылка вернулась.

— Его дни были сочтены в любом случае. Милосердие. Это был наименее болезненный способ, которым он мог уйти. В любом случае. — Ухмылка превратилась в кривую усмешку. — Я рад, что ты пришла в себя. Мише, теперь ты хочешь избавиться от этой штуки?

Мише кивнула и сунула голову под мышку, направляясь к одной из дверей в задней части комнаты.

— Я сейчас вернусь. Потом я проведу для тебя экскурсию, Орайя.

РАЙНУ И МИШЕ ДЕСТВИТЕЛЬНО УДАЛОСЬ найти отличное место. Апартамент был огромным: кабинет, кухня, еще кабинет, четыре спальни (каждая со своими прилегающими ванными комнатами) и, конечно же, большая гостиная, все это было роскошно украшено, даже по сравнению с замком Ночнорожденных. Все жители внутреннего города привыкли видеть Лунный дворец, стоящий на страже Сивринажа в благословенном памятнике Ниаксии, но только сейчас я задумалась о том, как он сюда попал и почему. Жили ли здесь когда-то люди? Если да, то почему он был заброшен в пользу замка Ночнорожденных? Это место было почти таким же большим и таким же величественным.

Мише проводила меня в мою комнату.

— Мы отдали тебе ту, где больше всего окон! — объявила она, — по очевидным причинам! — и оставила меня приводить себя в порядок и немного отдохнуть. Моя спальня, как и все комнаты в этом месте, была красиво украшена в старинном, устаревшем стиле, хотя, как ни странно, нигде не было ни пылинки.

Шторы были из тяжелого темно-синего бархата с серебряной тесьмой. Я распахнула их с большим усилием. Из окна открывался почти идеальный зеркальный вид из моей комнаты в замке Ночнорожденных. Вдалеке его силуэт сводился к ряду порочных пиков и лунно-серебристых куполов. Я не могла вспомнить, когда в последний раз видела его с такого расстояния. Здания, которые были маленькими на расстоянии от окна моей спальни, теперь были так близко, что я могла разглядеть каждый изъян… а их было много. Да, архитектура была величественной, но золотая краска облупилась, резьба осыпалась. По каменным стенам, как плющ, ползли трещины, а витражи раскалывались. Все следы упадка, которые были незаметны из моей комнаты в замке Винсента.

Я всегда полагала, что уродство Сивринажа ограничивается человеческими районами. Мне никогда не приходило в голову, что, возможно, внутренний город тоже по-своему гниет.

Мои глаза остановились на маленькой вспышке темноты на фоне горизонта. Из своей комнаты во дворце Винсента я видела дюны вдалеке, изящные и безмолвные. Но из этой комнаты вдалеке виднелись человеческие трущобы, частично скрытые за силуэтом грандиозного замка Ночнорожденных.

Я не знала, почему вид этих двух вещей, столь разительных по контрасту, вызывал у меня чувство дискомфорта.

Я снова задернула шторы.

— ТЫ ВЗЯЛА это из банкетного зала?

— Ага!

Мише бросила вишню в рот и прожевала, явно смакуя, а затем проглотила косточку и все остальное. Они с Райном ковырялись в еде, но в основном пили кровь из двух больших кубков. Тарелка с едой, которую Мише преподнесла мне, была намного больше, чем я когда-либо смогла бы съесть, искусно разложенная по цветам — ягоды, мясо и сыры, наваленные кучей.

Я смотрела на них обоих, пока они потягивали свою кровь. Мише явно хотела, чтобы я села напротив нее, но я пересела в конец стола. Так было удобнее, ибо между нами было некоторое расстояние. Дать себе время среагировать, если кто-то из них сделает шаг.

Я подняла подбородок к их бокалам.

— Что это за сорт?

Райн сделал глоток и облизал губы.

— Олень. Я так думаю.

Я не могу сказать, почувствовала ли я облегчение или нет, что это был не человек. Мне не нравилось думать о том, откуда она могла взяться, но, по крайней мере, если остальные получали ее из графинов, у них не было бы такого соблазна получить ее от меня. В конце концов, для них нет ничего лучше человеческой крови.

Да и не только человеческая. Чаще всего использовалась кровь оленя, лошади, коровы или свиньи. Куриная или воронья кровь была самой дешевой, хотя она была малопитательной и, очевидно, ужасной на вкус. При дворе Винсента конскую кровь часто заготавливали и приправляли ею деликатесы. Но даже самые лучшие заменители не шли ни в какое сравнение с человеческой кровью. Представители высшего класса часто пили ее, собирая или употребляя прямо у торговцев кровью, как это делала Илана.

— Там ничего не осталось, — сказала я. — Когда я спускалась туда в последний раз.

— Мы знаем, — ответил Райн.

Мы замолчали на долгое, неловкое мгновение, все прекрасно понимая, что это может означать. По крайней мере, сейчас участники могли покинуть Лунный дворец в поисках большего. Но у меня было предчувствие, что рано или поздно поводок будет натянут.

— Зато у нас есть много чего для себя! — весело сказала Мише, разряжая повисшее в воздухе напряжение и поднимая очень полный графин, в котором плескалась красная, густая жидкость. — Мы взяли столько, сколько смогли унести, пока остальные не добрались до всего этого.

— И еды тоже, — добавил Райн. — Для тебя.

Я могла быть благодарной за это, по крайней мере, по обоим пунктам. Хотя от их доброты мне стало не по себе.

Одна из свечей в канделябре в центре стола оставалась незажженной. Мише нахмурилась, затем щелкнула пальцами. На кончике ее пальца вспыхнул маленький кусочек пламени, которым она с довольной улыбкой зажгла свечу.

Я завороженно наблюдала. Здесь, вблизи, это было так же удивительно, как и на арене. Мое любопытство взяло верх.

— Это ведь не магия Ниаксии.

— Нет. Это Атроксус.

Как я и предполагала. И все же подтверждение не делало это менее невероятным. Хотя каждый из тринадцати богов мог быть призван к различным формам магии, ни одно из двенадцати божеств Белого пантеона не позволяло вампирам использовать свои силы. Вампиры, в конце концов, были детьми Ниаксии, а Белый пантеон презирал Ниаксию.

Мише прочитала все по моему лицу.

— Для вампира вполне возможно овладеть магией за пределами владений Ниаксии, — сказала она таким тоном, который подразумевал, что она уже много раз давала это объяснение. — Для этого просто нужны соответствующие таланты, вот и все.

Она была горда собой. Но я не заметила неодобрения на лице Райна, который именно в этот момент потягивал свою кровь, как бы останавливая себя от того, чтобы сказать что-то, о чем потом пожалеет.

— А что насчет тебя? — спросила она. — Ты владеешь магией?

Я колебалась, прежде чем ответить. Возможно, я не хотела, чтобы они знали, что я владею магией, даже если моя магия в любом случае была бесполезной. Преимущество есть преимущество. Но я молчала слишком долго. Мише усмехнулась и наклонилась ближе.

— Ты владеешь! Я чувствую это. Но ты стестяешься, не правда ли?

Стесняюсь. Это звучало слишком роскошно. Я думала назвать это так в следующий раз, когда Винсент сделает пренебрежительное замечание о слабости моей магии. Не судите меня. Я просто очень застенчивая!

Ему бы это понравилось.

— Только немного, — сказала я. — Бесполезная магия. Она никогда ничего не делала для меня. — Мой взгляд скользнул к Райну. — А что насчет тебя?

— То же самое, — сказал он, делая еще один глоток крови. — Бесполезная магия.

Как будто мы не видели, как он использовал эту магию, чтобы убить вампира всего несколько дней назад.

Мише хихикнула, явно находя Райна более забавным, чем я.

Мои глаза сузились.

— Бесполезные магия, как Астерис?

Уголок его рта дрогнул.

— Именно так.

БАХ-БАХ.

Я подпрыгнула. Мой взгляд метнулся к входной двери, которая сотрясалась от силы каждого стука.

БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ.

Райн едва взглянул на нее.

— Вот это похоже на то, на что нам не стоит отвечать.

— Райн Ашрадж, ОТКРОЙ. ЭТУ. ЧЕРТОВУ. ДВЕРЬ.

Глубокий женский голос доносился из-за двери, настолько громкий, что его можно было услышать и изнутри апартамента. Если бы стук не прекращался, то, несомненно, это произошло бы в считанные минуты.

Мише взглянула на Райна. Он сузил глаза, глядя на нее. Они вели негласный разговор.

Он простонал.

— Почему всегда я? Почему они никогда не выкрикивают твое имя через проклятую солнцем дверь?

Она мило улыбнулась.

— Потому что я милая и красивая.

— Я милый и красивый, — проворчал он. Он встал, взял свой меч с кофейного столика и одним плавным движением обнажил его. Затем он подошел к двери и распахнул ее, не дав тому, кто был по ту сторону, времени среагировать, прежде чем меч оказался у его лица.

— Здравствуй, Анжелика.

И тут же меч встретился с холодным металлическим острием топора. Это была женщина, возглавлявшая участников состязания Дома крови… и она была в ярости.

Вблизи она была, пожалуй, самой мускулистой женщиной из всех, кого я когда-либо видела: ростом почти с Райна и достаточно широкая, чтобы заполнить дверной проем. Ее руки, обтянутые доспехами без рукавов, напряглись, когда она отразила удар Райна и, судя по его напряжению, он тоже не сдерживался.

— Где он? — прорычала Анжелика.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я не такая, как тот ришанский кусок дерьма, которого ты убил во время пира. Я не поддамся на твои игры. Где он?

Я зависла возле двери, держа оружие наготове, но я не собиралась ввязываться в это дело, пока не придется. Мише казалась шокирующе беспечной, наблюдая за происходящим с явным интересом, но без особого беспокойства.

Очевидно, Анжелика не особенно хотела или нуждалась в ответе Райна, потому что вместо того, чтобы ждать ответа, она нанесла удар. И Райн был готов к этому. Он отразил ее удар и использовал его силу, чтобы вытолкнуть их обоих в коридор, подальше от входа в апартаменты.

Когда они сражались, это было похоже на столкновение двух сил природы. Анжелика была жестока, каждое ее движение было пронизано огромной силой. Свет зала высветил шрамы на ее руках, она владела магией крови.

Однако если она и использовала эту магию против Райна, то, похоже, она не подействовала на него, разве что он слегка вздрогнул, когда ее оружие встретилось с его. Он был потрясающе искусным воином. Почти как художник. Во время испытания я была слишком занята, чтобы заметить, насколько он был хорош. Он двигался с невероятной грацией для такого крупного мужчины. Каждый удар, уклонение или шаг сливались друг с другом, как шаги в танце. Клубы тьмы вокруг его меча усиливались с каждым взмахом, оставляя полосы ночи за каждым ударом и окутывая их обоих лентами тени.

Но Анжелика была так же хороша, так же сильна, так же быстра. Они были равны, оба дрожали от силы друг друга. В силу своего положения в жизни я очень хорошо научилась определять хищников и распознавать убийц. И сейчас я наблюдала, как два безжалостно искусных убийц играют друг с другом.

Анжелика с силой нанесла удар топором, но Райн оттолкнул ее.

— Это его собственная проклятая вина. И ты тоже это знаешь.

— Это был человек, — ответила она. — Я знаю, что так и было.

— Он был не в себе. Преследовал ее в оранжерее, где было светло.

Анжелика уже готова была нанести новый удар, но тут она приостановилась. Опустила свой топор, всего на долю дюйма.

Райн не опустил свой. Но и не ударил.

— При дневном свете, Анжелика.

— В оранжерее, — повторила она.

— Он давно ушел, — сказал Райн. — Его убили. Черт, ты должна благодарить нас. Мы избавили тебя от очень неприятной задачи.

— Следи за своими словами, — прошипела она.

— Что? Ты бы предпочла, чтобы он прожил достаточно долго, чтобы его использовали в этом месте? Как те бедные ублюдки, с которыми мы сражались на арене?

Анжелика вздрогнула. Ее пальцы поднялись и ненадолго задержались у горла. Она молчала долгое мгновение, и я напряглась, ожидая, не двинется ли она снова.

— Я лучше убью ее на испытаниях, чем здесь, — сказала она наконец, голос был низким и сиплым от обещаний, и при этом ее глаза опустились на меня, в них застыла ненависть. Ее ноздри раздувались. Я очень остро ощутила учащенное биение своего сердца.

— А что касается тебя. — Ее взгляд остановился на Райне. — Тебе… тебе повезло, что твое время еще не пришло. Запомни прямо сейчас, как сильно тебе повезло.

Затем она просто опустила топор и пошла прочь.

Мы ждали, пока она уйдет, прежде чем кто-то из нас сдвинулся с места. Первым заговорил Райн.

— Наверное, мне следовало убить ее.

— Говоришь так, будто ты бы ее победил. — сказала я.

Он издал негромкий смешок.

— Я определенно бы победил.

Его взгляд, окрашенный в розовый цвет, скользнул ко мне, и я сразу же осознала, насколько близко он стоит — настолько близко, что я почувствовала его запах, напоминающий мне шафран, жару, обрушивающую на пустыню, и что-то еще, что я не могла определить.

Мурашки побежали по коже, инстинкты восстали против того, чтобы подпускать кого-то так близко. Я сделала несколько непринужденных шагов назад, и взгляд Райна вернулся туда, где Анжелика исчезла на лестнице.

— Но все же, она — проблема. За ней нужно следить.

— Мне жаль ее, — мягко сказала Мише и больше ничего не добавила.

Глава

14

— Это было глупое решение. Я учил тебя лучше, чем подавать себя врагам таким образом.

Я не видела Винсента настолько потрясенным моими действиями почти десять лет.

У меня не было выбора, хотела сказать я, но проглотила эти слова, прежде чем они успели слететь с моих губ. Я знала это. Винсент считал, что у тебя всегда есть выбор, и, если ты оказался в положении, когда, казалось бы, что выбора не осталось, значит, ты сделал очень плохой выбор, который привел тебя в это положение. В любом случае, тебе некого винить, кроме себя.

— Мне нужен союзник для Третьей четверти, и он хороший союзник, — сказала я вместо этого.

— Он ришанец.

— Как и треть участников.

— Подумай, почему ришану захотелось сблизиться с тобой, Орайя. Из-за тебя.

Он зашагал. Винсент шагал, только когда нервничал, но даже это было плавным и обдуманным движением. Три длинных шага и резкий поворот, точно такой же длины, и точно такой же ритм.

Он был напряжен. Я был напряжена. Это был плохой стратегический ход, и я поняла это в тот момент, как увидела его. Он много лет работал над тем, чтобы вытравить из меня эмоциональную импульсивность. Но стресс от соревнований, моя травма и выбор, который мне пришлось сделать, вывели мои нервы на поверхность. Под всем этим лежала моя скорбь по поводу смерти Иланы, я так ее и не осознала, но все еще сырая и кровоточащая, усиливающая каждую негативную эмоцию.

Все это означало, что я должна была очень внимательно следить за своим голосом и словами.

— Да, — сказала я. — Он думает, что союз со мной принесет ему преимущества из-за того, что я связана с тобой. Что касается эгоистичных мотиваций, то с этим я могу согласиться. Это лучше, чем если бы он держал меня рядом, чтобы перекусить мной на скорую руку, если еды вдруг станет не хватать.

Шаг, шаг, шаг, поворот, когда Винсент резко повернулся ко мне.

— Так и будет.

Я чуть не вздрогнула от этой мысли.

— По крайней мере, когда это случится, у меня будет защита.

— Защита. — Его губы скривились в усмешке, он бросил это слово в меня, словно я только что сказала нечто отвратительное.

Я стиснула зубы, с трудом сдерживаясь, чтобы не ответить. Неужели он думал, что я не знаю всех предостережений и слабостей этого слова в подобном месте? Здесь не было такого понятия, как защита, ни в Кеджари, ни в Доме Ночи, ни во всем Обитрэйсе. Не было такого понятия, как безопасность, и уж точно не было такого понятия, как доверие, ни для кого, кроме вампира, который стоял передо мной.

Но мое раздражение постепенно исчезало под нарастающей волной беспокойства, когда я наблюдала за тем, как мой отец шагает. Наблюдала, как он проводит рукой по волосам в своей единственной вечно ясной манере.

— Что случилось? — тихо спросила я.

Мятежники с ришанской территории? Это может объяснить, почему Винсент так остро реагировал на мысль о моем союзе с ришаном, кем бы он ни был. Или… может быть, больше угроз поступало со стороны Дома Крови. Это было бы еще более тревожно.

Я не знала, есть ли смысл вообще беспокоиться об этом. Как и ожидалось Винсент отвернулся и ничего не сказал. Один мускул дернулся на его щеке, сигнализируя о его раздражении.

У меня в животе завязался узел беспокойства, когда я вспомнила усмешку Анжелики и то, как она смотрела на меня, а также подумала о вампире Райне, который являлся ришанцем. В теории, Кеджари был изолированным турниром, в котором каждый участник был на равных. Но на практике? Это было лишь продолжением напряженности и конфликтов внешнего мира.

— Если здесь происходят события, которые могут повлиять на то, что происходит там, я должна знать об этом, — сказала я.

— Тебе нужно сосредоточиться на том, чтобы остаться в живых. Ни на чем другом.

— Я сосредоточена на том, чтобы остаться в живых.

— Бросившись в лапы ришана? Я учил тебя лучше.

Прежде чем я смогла остановить себя, я выплюнула:

— Ты бы предпочел, чтобы я позволила себе истечь кровью до смерти? Мне нужно было действовать, и я пыталась прийти к тебе за помощью, а тебя не было рядом!

Слова слетели с моих губ слишком быстро, чтобы остановить их, острые, как лезвия клинков, которые он дал мне в последний раз, когда мы встретились. Его глаза метнулись ко мне, в них мелькнула обида, которая быстро застыла, превратившись в лед.

Я сразу же пожалела о своих словах. Я слишком сильно надавила. Перемена в нем была разительной и мгновенной, как будто те же черты лица были маской, которую теперь носил совершенно другой мужчина.

Винсент, мой отец, любил меня больше всего на свете. Но Винсент, Король Ночнорожденных, был слишком безжалостен, чтобы допустить малейший проблеск эмоций, будь то любовь или нет.

— Ты думаешь, я не делал все возможное, чтобы помочь тебе? — холодно сказал он.

— Делал, — сказала я. — Конечно, делал.

— Я дал тебе эти клинки, чтобы помочь тебе стать той, кто заслуживает владеть ими. Если ты не хочешь этого…

— Хочу.

В последний раз, когда он говорил так, он вышел из моей комнаты и не разговаривал со мной в течение недели. Мне было немного стыдно за внезапную, отчаянную панику, охватившую меня при мысли о том, что он может вот так уйти.

Инородная жесткость в его выражении лица не смягчилась. Он отвернулся, оставив силуэт на фоне горизонта Сивринажа.

— Я прошу прощения, — сказала я, сглатывая комок в горле. — Я знаю, что ты делаешь все, что в твоих силах. Я не должна была подразумевать обратное.

И я говорила серьезно. Я слишком остро отреагировала на его ворчание по поводу чрезмерной заботы. Всем, кем я была, я была обязана Винсенту, и я никогда не забывала об этом.

Прошло несколько долгих, напряженных секунд. Я невольно выдохнула, когда он снова повернулся ко мне, и выражение его лица было уже не как у неуважаемого короля, а как у моего обеспокоенного, уставшего отца.

— Я был бы там, — сказал он, — если бы мог.

Это были слова наиболее близкие к извинениям, которое я когда-либо получала. Я никогда не видела, чтобы Винсент извинялся перед кем-либо за что-либо, никогда. Но нужно было научиться слышать то, что оставалось между словами. Точно так же, как он никогда не говорил мне, что любит меня, но я слышала это в каждом строгом наставлении. И сейчас, хотя он не сказал, что ему жаль, я услышала это в чуть более низком темпе его голоса в этом единственном предложении.

С такими людьми, как Винсент, нужно было прогибаться. Достигать того, что они сами тебе не дадут.

— Я знаю, — пробормотала я.

Он посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом.

— Ты должна выиграть.

Он сказал это не с нежностью, а с прямой твердостью. Это был приказ.

— Я знаю.

Он протянул руку и коснулся моей щеки.

Я вздрогнула, потому что это было так неожиданно. Я едва могла вспомнить, когда Винсент в последний раз прикасался ко мне, кроме как для того, чтобы нанести удар на арене для спарринга. И все же, какая-то часть меня хотела прижаться к нему.

Когда я была совсем маленькой, он иногда обнимал меня. Одним из моих самых ранних воспоминаний было то, как я положила голову на плечо Винсента и почувствовала внезапный толчок от осознания того, что я в безопасности. Даже будучи такой юной я знала, насколько это редкое явление и тогда я почувствовала это как вздох облегчения, как будто я неосознанно затаила дыхание с того дня, когда мой дом рухнул вокруг меня.

Прошло очень много времени с тех пор, как я чувствовала себя так. Однажды любовь стала не предлогом безопасности, а напоминанием обо всем жестоком и опасном в мире.

Он отдернул руку и отступил назад.

— Держись рядом со своим союзником, — сказал он. — Но держи зубы наготове, маленькая змейка. Следи за его спиной, но не позволяй ему видеть твою. Потому что как только ты повернешься спиной, он убьет тебя. Используй его. Но никогда не позволяй ему использовать тебя.

Все это я прекрасно понимала. Я кивнула.

Он полез в карман и протянул мне еще один маленький пузырек с целебным зельем.

— Береги его, — сказал он. — Я не знаю, когда смогу достать еще.

Я сунула зелье в рюкзак и выскользнула в ночь.

В любом случае, это было гораздо полезнее, чем объятия.

Я БОЛЬШЕ НИКОГО не встретила по дороге в Лунный дворец. В предрассветные часы часто бывает тихо, большинство вампиров уже ушли в свои владения, готовясь ко сну, и путь мой был уединенным.

И все же, когда я готовилась преодолеть стены дворца, я остановилась.

Оглянувшись через плечо, я не увидела ничего, кроме безмолвных мощеных дорожек и мутных, не прорисованных очертаний разросшихся розовых лоз. Ни намека на движение. Ни единого звука.

И все же волоски на моем затылке поднялись, как будто под воздействием пристального взгляда.

Я вздрогнула, повернулась к стене и перелезла через нее.

К ТОМУ ВРЕМЕНИ, когда я поднялась по всем лестницам, рассвет уже появился над горизонтом. Когда я открыла дверь нашего апартамента, то с удивлением увидела, что шторы раздвинуты, и в пространство между ними протиснулась внушительная фигура Райна. Он прислонился к окну, прислонив одну руку к стеклу.

— Где ты была? — спросил он, не поворачиваясь.

— Это не твоя забота. — Я закрыла дверь и пересекла гостиную.

— Это немного моя забота, не так ли? Союзники и все такое.

Матерь, я ненавидела это слово и все, что, как ему казалось, оно подразумевало.

Я ничего не сказала, когда пошла в зал. Его голова наклонилась, чтобы посмотреть мне вслед. Серебро лунного света начало сливаться с розовым обещанием солнца, очерчивая сильный угол его скулы в челюсти, спускающейся к мышцам его горла.

Эти мышцы слегка напряглись, когда он одарил меня почти горькой улыбкой.

— Ты не уступаешь ни дюйма, не так ли?

Мои глаза холодно пробежались по его телу.

— А ты? Или дюйм — это все, что ты можешь предложить?

Жалко. Глупо. Я даже не знала, почему я это сказала, но, когда он издал тихий смешок, я почувствовала странное удовлетворение.

— Приятных снов, — сказал он. — Надеюсь, клинок под твоей подушкой не вызывает у тебя боли в шее.

— Я уже привыкла к этому.

— Хорошо. Мы начнем тренировки завтра. Нужно подготовиться к следующему испытанию.

Черт. Следующее испытание. Я едва оправилась от предыдущего, и потеряла драгоценные дни на восстановление. У нас было всего две недели на подготовку. И от одной мысли о том, что придется тренироваться с Райном — и как-то умудриться сделать это так, чтобы не показать ему слишком много, — мне становилось немного нехорошо.

— Я в предвкушении, — категорично заявила я и вернулась в свою комнату. Но в последний момент я оглянулась через плечо. Уже рассвело. Лицо Райна было залито золотистым светом, окончательным светом солнца. И все же он не двигался, обратив лицо к горизонту.

Я не могла удержаться, чтобы не спросить.

— Разве это не больно?

Он даже не взглянул на меня.

— Пока не так уж плохо.

Странно.

Это было все, что я могла сделать, чтобы не беспокоить себя глупыми саморазрушительными привычками этого вампира. Я вернулась в свою комнату и раздвинула шторы, чтобы впустить свет, затем подтащила кресло к двери и крепко зажала его под ручку.

Сон пришел быстро. Мне снились богини, испытания и острые зубы, и то, как сталь Ночнорожденного может ощущаться глубоко в моей спине.

Глава

15

Мы сразу же приступили к тренировкам. Следующее испытание Убывающей луны, скорее всего, не потребует союзников, поскольку испытание Третьей четверти было единственным, где обычно требовалась командная работа. Тем не менее, Райн и Мише были уверены, что у нас есть возможность помочь друг другу, и что пять недель обучения лучше, чем три, чтобы проверить, сможем ли мы хорошо работать вместе.

Я действительно подумывала об отказе. Но я понимала, что не в том положении, чтобы отказываться от помощи, даже от помощи, изобилующей опасными оговорками… и от возможности изучить своего врага, даже если мне не нравилось, что это означает, что они тоже будут изучать меня.

Итак, мы тренировались вместе. Все прошло… не так, как я ожидала.

— Что, во имя семи чертовых преисподней, с тобой не так?

Хуже.

Гораздо хуже.

В совершенно детском приступе разочарования Райн бросил меч на землю. Металл ударился о ковер с силой, с глухим СТУКОМ, даже на мягкой поверхности.

Я? Что, черт возьми, со мной было не так? Это не я разбрасывала свое оружие. Я отступила к краю гостиной, глядя на него. Мише подтянула ноги к креслу, и ее глаза метались между нами.

Райн ткнул в меня пальцем.

— Мы не сможем работать вместе, если ты не позволишь мне приблизиться к тебе.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? Заползла к тебе на колени?

— Я даже не удостою это ответом, — прошипел он. — Сколько раз мы будем это делать? До испытания осталось меньше дня. Дня. А ты тратишь наше гребаное время.

Мише вздохнула и потерла виски.

Тринадцать таких ночей. Ночь за ночью, ночь за ночью.

Я уже начала думать, что наше сотрудничество в первом испытании было какой-то извращенной удачей. Винсент был безжалостным учителем, и я бы все равно согласилась на его самые суровые наставления — уроки, которые иногда доводили меня до потери сознания, но точно не на это.

Я бы приняла это в десять раз больше. Двадцать раз.

По крайней мере, обучение Винсента было простым. Я знала, чего он от меня хочет. А здесь? Это было упражнение в выборе между двумя проигрышными сценариями. Нам нужно было научиться сотрудничать, по крайней мере, если этот союз сработает. Но мне также нужно было защитить себя. Мне нужно было наблюдать за работой Райна и изучать его стратегии, ведь всего через несколько недель мне нужно будет их использовать. И в то же время мне нужно было укрыться от его любопытных глаз.

Потом тебя будет легко убить, сказал он мне.

Черта с два я тебе это позволю.

Но по мере того, как проходили ночи, я поняла, что эти две цели: быть сильной союзницей и защищать себя, находятся в прямом конфликте. Каждая цель ставила под удар другую, а я не могла себе этого позволить.

Итак, мы тренировались, препирались, и каждая тренировка заканчивалась еще большим разочарованием, чем предыдущая. И с самого начала я знала, что сегодня все наконец-то вырвется наружу. Райн проснулся и жаждал драки, едва поприветствовав меня, прежде чем выхватить меч и приступить к особенно жестокой тренировке. Ни колебаний, ни любезностей, ни улыбок на веселые реплики Мише, ни даже язвительных шуток в мой адрес. Во время спарринга он наседал на меня, как мужчина, у которого есть обида. А позже, когда мы поменялись задачами и отрабатывали совместный бой против оппозиции Мише, его раздражение, наконец, вылилось в вспышку ярости.

— Ты думаешь, я не знаю, что ты делаешь? — огрызнулся он. — Ты работаешь против меня, а не со мной.

Это была ошибка. Все это. Мне следовало просто истечь кровью в оранжерее. Я бы предпочла сделать это, чем ждать, пока Райн вырвет мне горло, что казалось все более неизбежным.

— Работать с тобой? Как выглядит работа с тобой, по твоим стандартам? Следовать за тобой? — Когда он замешкался, я горько усмехнулась. — Ты даже не знаешь.

Это был мужчина, который привык работать один, а когда он был не один, то был лидером. Мише была талантлива, особенно в магии, но она была в качестве поддержки. Эти двое явно были близки, до этого времени я не знала, в каком они отношении, но теперь я поняла, что это вовсе не романтика. В любом случае, они знали, как дополнить друг друга: Мише отошла на второй план, а Райн занял переднюю позицию.

А что до меня? Это был не мой стиль. Я привыкла сражаться в одиночку. Два десятилетия тренировок у Винсента прекрасно научили меня делать это: выживать в одиночку.

— Что ты не понимаешь, Орайя? Через день нас снова бросят в арену. У нас остался один день. — Его губы искривились в жестокой, лишенной юмора улыбке. — Мы тренировались вместе больше недели, и я до сих пор не уверен, не собираешься ли ты снова ударить меня кинжалом, как только мы окажемся там.

Я тоже не была в этом уверена.

— Может быть, так и будет. Может быть, на этот раз это будет более приятно. — Я наклонила голову, нахмурилась. — Часто ли женщины говорят тебетакое?

Он рассмеялся.

— Я уверен, что ты гордишься собой за это.

Вообще-то, да.

— Орайя, смотри…

Он сделал два шага вперед, и я так же быстро сделала два шага назад.

Он остановился, глаза сузились.

— Ты что? — сказал он. — Ты боишься меня?

Наглая улыбка исчезла с моего лица. Я ничего не сказала.

— Что, на это не нашлось ответа?

Он сделал еще один шаг вперед, и снова я сделала один назад.

— Отойди от меня, — прошипела я.

А он тихо сказал:

— Нет.

Еще один шаг.

Я уперлась спиной в стену.

— Райн, — прошептала Мише, — может быть, не стоит…

Мои ладони вспотели. Райн был уже в двух шагах от меня. Я прижалась спиной к деревянной обшивке, будучи зажатой в угол.

Даже во время тренировок я никогда не подпускала его так близко. Он был всего в трех шагах от меня — два его шага. Настолько он был крупнее меня. На нем была льняная рубашка, которая прилипла к его потному от напряжения последних шести часов тренировок телу, подчеркивая каждую выпуклость и впадинку его мускулистой формы. Его волосы были связаны, но за несколько часов пряди выбились и теперь прилипли к его лицу и шее. Я не могла решить, выглядит ли он таким образом более или менее устрашающим, более, потому что он выглядел немного не в себе, и менее, потому что я ценила все эти менее утонченные черты больше, чем любую другую его часть.

Теперь его глаза казались особенно красными, и он не отрывал их от моих даже на мгновение, когда делал очередной шаг.

— Мы союзники, — твердо сказал он. — Ты должна позволить мне приблизиться к тебе.

Мое сердце забилось быстрее. Быстрее. Быстрее. Мое горло сжалось, моя кожа стала скользкой.

— Нет, — сказала я так спокойно, как только могла. — Я не хочу.

Осознание переместилось на его лицо.

— Ты боишься меня.

Нет, не боюсь, сказала я себе. Страха не существует. Страх — это просто совокупность физических реакций.

Но кого я обманываю. Конечно, он чувствовал биение моего сердца. Конечно, он чувствовал прилив моей крови.

— Райн… — сказала Мише с другого конца комнаты.

— Назад, — скомандовала я.

— Я не собираюсь причинять тебе боль. Как близко я должен подойти к тебе, чтобы ты поверила в это?

Не доверяй никому, прошептал мне на ухо Винсент.

Райн сделал еще один шаг.

— Настолько близко?

Я не моргнула. Не могла. Не могла оторвать взгляд от хищника, находящегося так близко от меня. Менее одного шага. Так близко, что я могла сосчитать бисеринки пота на его ключицах. Так близко, что я могла видеть и слышать биение его пульса под углом его челюсти.

— Остановись.

— Настолько близко?

— Назад. Отойди. Райн.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Нет, — сказал он.

И сделал еще один шаг.

— ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ. — Я ударила ладонью по твердым мышцам его груди.

Вспышка магии ослепила меня. Оглушила меня. Бело-голубой цвет поглотил мое зрение. Я ударилась спиной о стену.

Райн пролетел через всю комнату.

И вспышка света померкла как раз вовремя, чтобы я увидела, как окно разлетелось вдребезги, а он пролетел сквозь стекло.

Глава

16

— Ох, Черт! — выдохнула Мише. — Как ты это сделала?

Я едва расслышала ее из-за шума крови в ушах, а даже если бы и расслышала, с таким же успехом это мог быть мой собственный голос в голове, потому что все, о чем я могла думать, когда неслась через комнату, было: «Сиськи Иксы, как я это сделала?»

Мы находились на вершине одного из самых высоких шпилей Лунного дворца, в сотнях футов над землей. Черт, я что, только что убила его? Я не хотела этого делать. По крайней мере, пока.

Мое сердце подскочило к горлу, я подбежала к окну, просунула голову в открытую раму и чуть не опрокинулась назад, когда черно-коричневая полоса взметнулась снизу с такой силой, что мои волосы хлестнули по лицу.

Крылья Райна были расправлены и выглядели так, словно были сделаны из самой ночи — миллион вариантов фиолетового, красного, черного и ржавого. Это было достаточно красиво, чтобы отвлечь внимание от ярости на его лице.

— Ты, — вздохнул он, — нихрена мне не доверяешь и скрываешь такое?

Слова застряли на кончике моего языка я не знала, я не знаю, как, черт возьми, я только что это сделала, но я проглотила эти слова. Мне не нужно было, чтобы они знали, что я даже понятия не имею о своих способностях. Я не дам им еще одну слабость, которым они воспользуются.

Пусть хотя бы раз и они меня немного испугаются.

Поэтому я засунула дрожащие руки в карманы и просто пожала плечами.

— Я уверена, что вы скрываете от меня такого же рода силу.

— О чем я думал, когда предполагал, что это сработает? — Он приземлился обратно в апартаменты. Движение было легким и плавным, граница между небом и землей это всего лишь один изящный шаг. — Ты не умеешь заботиться ни о ком, кроме себя. Как и все остальные. Ночнорожденная принцесса, живя в замке Винсента, наверняка выучила, что весь этот гребаный мир принадлежит ей. Это то, что он обещал тебе? Стать такой же, как он, научиться обманывать всех нужных людей, и весь этот дерьмовый мертвый мир будет твоим. Так вот что, по-твоему, тебя ждет?

— Не говори так о моей семье, — огрызнулась я.

Он насмехался, это был звук чистой ненависти.

— Семья. Какая у тебя, должно быть, печальная жизнь.

Мои кулаки дрожали, сжимаясь по бокам.

— Что, черт возьми, ты сделал, чтобы заслужить мое доверие? Я должна быть настолько польщена тем, что ты выбрал меня, и упасть в маленькую кучку желе у твоих ног? Типичное ришанское отребье. Посмотри, до чего довело твой народ такое чувство собственного достоинства, прежде чем так говорить о моем отце.

В комнате стало светлее, оранжевый цвет пламени стал белым, то и дело вспыхивая. Вовремя налетевший порыв ветра растрепал мои волосы и волосы Райна по нашим лицам. Все его тело напряглось, крылья все еще были раскрыты, его глаза смотрели на меня, а мои пригвоздили его к стене.

Мише бросилась между нами.

— Ладно. Ладно. Мы все сегодня не в духе. Достаточно.

Я не собиралась быть первой, кто отведет взгляд.

— Достаточно, — повторила она, голос ее был высоким и нервным.

Наконец, Райн отвернулся.

— Отлично, — сказала я, делая то же самое. — С меня хватит.

— С меня тоже.

Он просто шагнул из открытого окна в ночное небо. Я распахнула дверь и пошла по коридору. Мы оба оставили Мише стоять там, среди разбитых стекол, с безнадежным видом.

МНЕ НУЖНО БЫЛО, чтобы Винсент был на месте нашей встречи, и все же я не очень удивилась, когда он не пришел. Я ходила туда каждый вечер. Он встречался со мной менее чем в половине случаев, а когда встречался, то был рассеянным. Происходило что-то важное, хотя он отказывался говорить мне, что именно. И точно так же, возможно, он чувствовал мое нарастающее раздражение ситуацией с Райном, хотя я ни словом не обмолвилась об этом. Я уже хорошо знала, какие вещи лучше скрывать от Винсента.

Но сегодня я была очень зла и в замешательстве, что рассказала бы ему все, если бы он был рядом. У него, по крайней мере, были бы ответы на вопросы о том, что только что сделала моя магия, а я отчаянно нуждалась в них. Сила, с которой я швырнула Райна через всю комнату, была так несоизмерима с тем, что мне удавалось раньше, и я даже не знала, как я это сделала. Теперь, когда я шла одна по темным улицам, я попыталась призвать эту силу и получила лишь несколько знакомых слабых искр на кончиках пальцев.

И все же, возможно, какая-то часть меня была благодарна за отсутствие отца. Как бы сильно я ни хотела получить ответы, я ненавидела проявлять эмоции, которые не могла контролировать. А сегодня я уже сделала это более чем достаточно. Потеряла контроль. Над своей магии. Над своим характером.

Я была слишком грубой. И я был капризной. Я знала это. Я позволила Райну подначивать меня и поддалась своим худшим побуждениям. Он во многом ошибался, во многом, но, возможно, он был прав в том, что мне нужно выбрать кто я для них: союзник или враг.

Когда стало ясно, что Винсент не придет, я бродила по пустынной территории Лунного дворца. Я жаждала отправиться в человеческие кварталы и похоронить это чувство беспомощности, вонзив клинок в грудь какого-нибудь вампирского куска дерьма. Прошли годы с тех пор, как я так долго обходилась без этого. Я даже не осознавала, насколько я зависела от этого освобождения.

В первый раз, когда я убила там, это был несчастный случай, а теперь я едва могла жить без этого.

Это было всего через несколько дней после… Мое собственное горе и одиночество пожирали меня заживо. Прошли годы с тех пор, как я была так одержима собственной плотью, но в те ужасные дни я вернулась к старым плохим привычкам, открывая маленькие дорожки крови на своей коже и наблюдая, как легко она рвется и как медленно заживает. Я ненавидела то, что мое тело было таким слабым. Оно притягивало все, чего я не хотела. Что на нем остаются следы от каждого плохого воспоминания, как те, что сейчас были на моем горле, а потом две едва зарубцевавшиеся раны.

Я не знаю точно, что я искала той ночью, когда отправилась в человеческие кварталы, но я не искала убийства. Я никогда не чувствовала себя вампиром, чем в те ужасные дни, может быть, я искала ту связь, которую не смогла найти в замке Ночнорожденных. Может быть, я надеялась, что найду какую-то недостающую часть себя, хотя никогда еще не чувствовала себя такой болезненно неполноценной.

Вместо этого я обнаружила район, полный людей, которые казались мне чужими существами, и вампира, который намеревался охотиться на них. Когда я увидела, что вампир преследует молодую женщину, стирающую белье за ее разваливающимся домиком, я не стала думать. Я просто действовала. Это оказалось проще, чем я думала. Я была хорошо натренирована. Вампир не был готов к драке.

После я запаниковала и убежала обратно в замок Ночнорожденных. Я провела день в своей уборной, меня рвало. Я не могла смыть кровь со своих рук, не могла стереть с век вид лица моей жертвы. Я была уверена, что как только Винсент появится у моей двери, я во всем ему признаюсь. Он запер бы меня на ближайшее десятилетие, и в тот момент я была бы благодарна ему за это.

Но прошло несколько часов. Я лежала на кровати и смотрела, как солнечный свет проникает сквозь занавески, а чувство вины поселилось в моем желудке, как неприятная еда. Я поняла, что убийство вампира и спасение людей заставили меня почувствовать себя сильной. И чувство вины исчезало, а сила — нет.

Стоила ли моя вина больше, чем жизнь человеческой женщины, которую я спасла? Стоили ли правила Винсента больше, чем бесчисленное множество других людей, которых убил бы этот монстр, если бы его не остановили? Нет. Я не чувствовала вины за убийство того вампира. Я чувствовала вину за то, что солгала своему отцу.

Но Винсент сделал меня такой, а ложь — это мелкий грех.

В тот день, глядя на залитый солнечным светом потолок, я поняла, что целых двадцать четыре часа не вспоминала о лице, которое преследовало меня.

Хотела бы я сказать, что именно мои благородные намерения привели меня обратно в трущобы на следующую ночь. Но это не так. Это был мой собственный эгоизм. Лучше бы мне снились эти умирающие лица, чем другое. По крайней мере, это сделало меня сильнее, а не слабее.

Теперь, когда я убивала, я не чувствовала ничего, кроме удовлетворения от хорошо выполненной работы. Клеймо, начертанное на земле. Это чего-то стоило для смертного, живущего среди бессмертных существ. Это был способ сказать этому месту: «Вы думаете, что моя жизнь ничего не стоит, но я все еще могу оставить на вас пятно, которое невозможно смыть».

Руки так и чесались оставить этот след, как у опиумного наркомана в ожидании следующей дозы. Но рассвет был слишком близок, а человеческие районы находились далеко от Лунного дворца. Я не могу рисковать ради этого путешествия.

Вместо этого я пошла обратно медленным путем, петляя по пустынным задворкам. Я держалась ближе к реке Литуро, одному из двух притоков, которые разделяли город и сходились, образуя внутренний город Сивринаж, прямо там, где стоял замок Ночнорожденных. Я часто смотрела на этот вид из своей комнаты. Оттуда ручьи были безмятежными и спокойными, словно изящные извилистые полоски краски через город.

Вблизи от него пахло мочой.

Я остановилась у русла реки и смотрела, как струится вода. Ветерок трепал мои волосы, и вместе с ним доносился теплый, знакомый запах табака.

Волоски поднялись на моей шее. Я была не одна.

Я взглянула налево и увидела еще одну фигуру, стоящую у воды, с сигариллой у губ. Он поднял подбородок и сделал длинный выдох, дым серебрился в лунном свете.

Запах снова ударил меня, сильнее, и вместе с ним пришла волна чего-то знакомого, от которой заныла рана в груди.

Я немного ожидала услышать кашель Иланы. Увидеть ее лицо, когда я обернусь. И Матерь, мне так это было нужно. Я жаждала этого даже больше, чем жаждала силы.

— Привет.

Держа руку на клинке, я подошла к фигуре.

— Можно и мне одну? Я куплю его у тебя.

— Да что с тобой такое? — Услышала я в ухе шипение голоса Винсента. — Подойти к незнакомцу? Для чего?

Фигура повернулась, холодный свет падал только на нижнюю часть его лица, освещая лунно-бледную кожу, узкую, угловатую челюсть и губы, которые слегка кривились.

— Конечно. Угощайся.

Его рука, облаченная в кожаные перчатки, появилась из-под длинного пальто, держа маленькую деревянную коробочку. Я потянулась, чтобы взять ее у него, но его хватка не ослабла.

Он наклонил голову, и лунный свет еще больше осветил его лицо. Он был красив, черты лица элегантны и слишком остры, как отточенная сталь. Под копной волос, которые были то ли серебряными, то ли очень светлыми в темноте было невозможно определить, желто-янтарные глаза сузились, а затем засветились словно он узнал меня.

— Я тебя знаю.

Он улыбнулся. Это была такая улыбка, которая, без сомнения, сбрасывает нижнее белье и скрывает глотки по всему Обитрэйсу.

— Ох? — сказала я.

Он освободил коробку, и я отстранилась от него, открыв ее и вынув сигариллу. Матерь, я хотела засунуть свое лицо в эту коробку. Вдохнуть этот знакомый аромат и притвориться, что это моя подруга.

— Я видел тебя на состязании Полнолуние. На тебя было сделано много ставок. — Он тихонько засмеялся и покачал головой, свет заиграл на единственном рубине, висящем на одном ухе. — Шансы против тебя были ошеломляющими. Многие люди потеряли много денег.

Он чиркнул спичкой и протянул мне огонь. Я наклонилась достаточно близко, чтобы зажечь сигариллу, пробормотала «спасибо» и отошла.

— Сожалею о вашем кошельке.

По его губам пробежала другая, более медленная улыбка.

— Жаль? О нет, голубка. Я не делаю ставок, которые могу проиграть. — Я предложила ему коробку, и он покачал головой. — Оставь себе. Ты за нее уже заплатила.

Он отвернулся, бросив еще один непроницаемый взгляд, пока шел по тропинке.

— С нетерпением жду завтрашнего дня. Удачи тебе.

Глава

17

Я расмышляла не возвращаться в апартаменты, но мне больше некуда было идти. Я была наполовину удивлена, что никто не закрыл дверь, когда я повернула ключ и вошла. Райн не вернулся, и Мише подмела стекло с пола. Разбитое окно все еще было открыто, и сильный ветер трепал ее короткие вьющиеся волосы, как крылья бабочки.

Когда я вошла, она широко улыбнулась, как будто была искренне рада меня видеть.

— Ты здесь!

Она выглядела немного удивленной. Честно говоря, я тоже была удивлена.

— Хочешь, я починю это? — Я жестом указала на окно.

— О, нет. Я что-нибудь с ним сделаю, когда Райн вернется домой.

Дом, она сказала это так непринужденно. Как будто это место действительно было ее домом.

Я кивнула и подошла поближе. Она уже убрала большую часть битого стекла, теперь только сметала мелкие осколки в маленький лоток, чтобы выбросить в мусор. Я чувствовала себя смущенной, как маленький ребенок после истерики.

— Тебе нужна помощь?

— Нет, — весело ответила она. — Но спасибо! — Она махнула рукой в сторону стола. — Садись. Здесь есть еда.

Я не была голодна, но все равно присоединилась к ней. Она села в кресло и отпила из кубка крови, и, хотя она жестом указала на стул напротив своего, я все равно выбрала тот, что стоял на противоположном конце стола.

Вместо того чтобы потянуться за едой, я достала коробку сигарилл.

— Ты не возражаешь?

Она одарила меня понимающей улыбкой.

— Жизнь слишком коротка, чтобы отказывать себе в удовольствиях.

Что за странные слова для вампира. Жизнь вампира не была короткой ни по каким меркам. Но опять же… разве не у всех здесь короткая жизнь?

Кроме того, Мише была самым необычным вампиром, которого я когда-либо встречала.

Я смотрела, как она потягивает кровь, с довольным видом глядя в окно. Как будто драка, произошедшая ранее, даже не взволновала ее.

— Могу я задать тебе вопрос, Мише?

— Угу.

— Почему ты с Райном?

Она повернулась ко мне с потрясенным выражением лица.

— С Райном? Я не с Райном.

— Нет… Я не это имела ввиду. — Сначала я удивилась, особенно потому, что вампиры трахаются как кролики, но довольно быстро я поняла, что у Мише и Райна были платонические отношения. Они спали в разных спальнях и относились друг к другу скорее, как братья и сестры, чем как любовники.

Тем не менее, это только усложняло понимание. Они были такими разными. Я не могла представить, как можно втянуть кого-то вроде Мише в такой турнир. По крайней мере, если бы они трахались, я могла бы понять это, даже если не была бы с этим согласна. Люди делали всякие глупости, когда были ослеплены хорошим сексом.

А Райн выглядел так, будто он, вероятно, был очень хорош в сексе.

Эта мысль потрясла меня, как только она пришла мне в голову, и я изо всех сил захлопнула перед ней свои мысленные двери.

— Он мой лучший друг, — просто сказала Мише, как будто это все объясняло.

— Но… почему?

Она откинула голову назад и разразилась высоким, заливистым смехом.

— Когда-нибудь я скажу ему об этом, — сказала она, когда собралась с мыслями. — Ты бы видела свое лицо! Но… почему?

Ее имитация моего голоса была комично низкой и плоской, ее лицо исказилось в выражении преувеличенного отвращения.

Вообще-то, это был честный вопрос.

— Причин много. — Ее лицо, изображавшее моё оскорбительное впечатление, переменилось в мягкую улыбку. — Он был рядом со мной, когда никого больше не было. Он самый преданный мужчина, которого я когда-либо встречала. Самый надежный.

— Хм. — Я издала неопределенный звук, вероятно, выглядя так же неубедительно, как и чувствовала себя.

Кроме Винсента, я никогда не встречала надежного вампира. Ни одного. Все они сдирали кожу с собственных детей, если думали, что их власть под угрозой.

— Просто… — Ее глаза устремились в небо, далеко в раздумьях. — Раньше я проводила много времени в одиночестве. Я не понимала, как важно иметь кого-то. Чтобы был кто-то, кто просто… готов убить за тебя. Понимаешь?

Убийство не казалось Райну великой услугой или жертвой. И все же я не могла заставить себя оспорить ее слова, потому что прекрасно понимала, что она имеет в виду. Для меня Винсент был таким мужчиной. Даже когда у меня больше никого не было, у меня был он, и я знала, вне всяких сомнений, что он сделает для меня буквально все.

— Многие не умеют любить. У Райна много недостатков, но он умеет любить. Или, по крайней мере, он… — Между ее бровей пролегла морщинка, и голос прервался, прежде чем она вынырнула из своих размышлений, оглянулась на меня и усмехнулась. — Ну и он очень хороший повар. Очень хороший повар.

Мне было интересно, отразилось ли недоверие на моем лице. Я не могла представить себе ничего из этого. Преданность. Любовь. И уж точно не готовку.

Ее голос стал более серьезным.

— Сегодня это был не он.

— О? — сухо сказала я. — Тогда кто это был?

— Его прошлое. — Она грустно улыбнулась мне. — Может быть, на нашей коже нет таких шрамов, как у тебя, но на наших сердцах они есть. Иногда они никогда не заживают.

Моя насмешка не была столь убедительно пренебрежительной, как мне хотелось бы.

Она спросила:

— Так… это была ты?

— Что ты имеешь в виду?

— Сегодня. То… окно. Магия. Ты скрывала ее все это время?

Я не знала, почему мне было трудно лгать Мише. Она была так неловко искренна. Вместо ответа я выдохнула дым, потому что врать было трудно, а правду говорить было неловко.

— А. — Она кивнула. — Понятно.

— Она непредсказуема. — Я звучала достаточно убедительно.

— Мы можем работать над этим вместе.

Матерь, это было заявление, которое должно было меня ужаснуть. И все же, это было на удивление странно, но и успокаивающе.

— Он заслужил быть выкинутым из окна, — сказала я.

— Заслужил, — согласилась она. Затем, более серьезно, она спросила: — Ты собираешься уйти?

Я глубоко затянулась сигариллой и с наслаждением почувствовала, как дым обжег мне нос, когда я выдохнула.

— Нет.

— Было бы глупо поступи ты так за день до испытания.

— Было бы.

— Как ты думаешь, каким он будет? Испытание?

Я провела много времени, размышляя об этом, но мы ничего не могли сделать, кроме как строить догадки. Испытание Убывающей луны было одним из самых больших загадок Кеджари. Год за годом оно кардинально менялось. Первое испытание традиционно рассказывало о побеге Ниаксии из страны Белого Пантеона. Но второе испытание могло проходить в самых разных местах ее истории, возможно, когда она нашла подземный мир, историю ее любви с Аларусом, богом Смерти, или любое из многих легендарных приключений, которые они пережили вместе.

— Я не знаю, — сказала я.

— Ты нервничаешь?

Я ничего не сказала. Я не могла отрицать этого, но и вслух не призналась бы.

Она не стала дожидаться ответа.

— Так и есть, — вздохнула она, делая еще один глоток крови.

— Это может быть связано с ее путешествием, — предположила я. — Ее путешествие в земли мертвых.

Но даже это не дало бы нам ничего полезного. Путешествие может принимать так много форм, может быть истолковано безгранично.

— Как ты думаешь, она была напугана тогда? — размышляла Мише.

— Ниаксия?

— Ага.

— Она была богиней.

— Едва ли, в самом начале. Она была никем. И была такой молодой.

Я сделала паузу. Ниаксия, на данном этапе своей истории, была лишь одной из бесчисленных бессильных отпрысков, порожденных Белым Пантеоном, не только самая низшая богиня, но и дитя одного из них. Никто даже не знал, умерла ли она в одиночестве в пустыне, не говоря уже о том, чтобы оплакивать ее. По большинству легенд ей было всего двадцать лет, практически младенец по меркам божеств.

Такие, как она, рождались, чтобы другие боги их использовали и выбрасывали. Трахали, пожирали и выбрасывали.

Мише, вероятно, была права. Вероятно, она была в ужасе.

Но это было две тысячи лет назад, а сейчас Ниаксия была ошеломляюще могущественна, достаточно могущественна, чтобы бросить вызов Белому Пантеону в одиночку. Достаточно могущественной, чтобы наделить целый континент своим даром вампиризма и создать цивилизацию из своих последователей. И достаточно могущественна, чтобы весь Обитрэйс теперь жил и умирал, любил и приносил жертвы к ее ногам, всегда.

— Что ж, — сказала я, — все изменилось.

— Но подумай обо всем, от чего ей пришлось отказаться ради этого.

Ее муж. Убит Белым Пантеоном в наказание за женитьбу на Ниаксии.

Я обдумала это. Да, возможно, Пантеон забрал ее любовника. Но Ниаксия также взрастила свою собственную силу. Я слишком ясно представила себе, как это приятно после целой жизни, проведенной в слабости. Мне было немного стыдно признаться в том, чем я сама готова была бы пожертвовать ради этого.

— По крайней мере, она больше не боится, — сказала я.

— Нет, — задумчиво ответила Мише. — Думаю, нет. Но она, наверное, ужасно несчастна, как ты думаешь?

Я ВЕРНУЛАСЬ в свою комнату вскоре после этого, но я слишком разнервничалась и не смогла заснуть. Вместо этого я наблюдала, как цвет неба становится пепельно-красным. Я слышала шарканье Мише по коридору, но не возвращение Райна.

Я уже начала засыпать, как вдруг раздался грохот, заставивший меня открыть глаза. Я подошла к двери, внимательно прислушиваясь. Из гостиной донеслась серия глухих УДАРОВ и звук шуршащей ткани.

— Ты слишком близко подошел к ней. — Мише пыталась говорить шепотом и но у нее получалось.

— Я знаю.

— Боги, посмотри на себя.

— Я знаю.

— Раааайн…

— Я знаю, Мише.

Мое любопытство взяло верх.

Очень, очень медленно, очень и очень тихо я убрала стул, открыла дверь и выскользнула в коридор. Заглянув за угол, я увидела, как Мише задергивает шторы, а Райн тяжело оседает на один из диванов. Или, может быть, лучше сказать «рухнул», как будто все его конечности решили сдаться одновременно.

Богиня, он что, был пьян?

— Мне казалось, ты говорил, что после прошлого года ты не планируешь делать это снова! — Мише ужасно не умела говорить тихо. Никто не мог даже обвинить меня в том, что я подслушиваю.

— К черту. Что такое бессмертие, если мы не используем его, чтобы делать одни и те же вещи снова и снова, вечно, до конца времен?

Ох, он определенно был пьян.

Она вздохнула и повернулась к нему. Он лежал на диване, откинув подбородок назад. Он действительно был в полном беспорядке: одежда испачкана неизвестно чем, волосы распущены по плечам.

— Итак, — сказала она. — Сегодня.

Она повернулась, и я быстро отошла назад, чтобы остаться вне поля зрения, так что я больше не могла их видеть, только слышать.

Он издал низкий стон.

— Что не так?

Наступило молчание, которое, предположительно, было заполнено пристальным взглядом Мише.

Стон превратился во вздох.

— Перебор?

— Определенно перебор.

— Она должна быть в состоянии выдержать это.

— Это была ее реакция.

— Нет… не так. Не «реакция», она выбросила меня из гребаного окна.

— И какая реакция была у тебя, идиот?

Молчание. Я могу представить выражение его лица.

Ее голос стал мягче.

— Подумай о том, каково ей было. Вырасти такой.

Я сморщила нос. Вырасти какой?

Я была практически оскорблена тем, что это замечание вызвало задумчивое молчание со стороны Райна.

Затем:

— Какое горе. Ну и что? У всех нас есть свое дерьмо.

— Но это не ее вина.

Долгая пауза.

Я сделала шаг ближе, чтобы заглянуть за угол. Голова Райна была откинута назад, его глаза смотрели прямо в потолок. Мише стояла позади него, откинувшись на спинку стула и обхватив руками его шею, ее подбородок лежал на его макушке в непринужденной ласке.

— Ты знаешь, что это была не ее вина, — сказала она снова. — Это была твоя вина.

Мои брови слегка приподнялись. Райн не был похож на мужчину, способного вынести подобное оскорбление, ведь мало кто из вампиров был таким. Я напряглась, словно ожидая резкого отпора, словесного или физического от имени Мише.

Но вместо этого, к моему шоку, Райн просто испустил долгий вздох.

— Я знаю, — сказал он. — Я знаю.

Он похлопал ее по руке, и она целомудренно поцеловала его в макушку.

— По крайней мере, день закончился.

— Маленькая победа.

— Выпей воды. Теперь тебе придется пережить испытание с похмелья, дурак…

Их шепот затих, когда я отступила в коридор.

Глава

18

С наступлением ночи мы почти не разговаривали друг с другом, и я была благодарна за это. Я была на взводе и не верила в себя, что не сорвусь на Райна и не затею еще одну ссору до начала испытания. Пробормотав «добрый вечер», мы пошли по уже знакомому нам маленькому следу тени, пока не встретились с остальными участниками в большом зале.

Это был первый раз, когда я увидела остальных после последнего испытания. Энергия ощутимо изменилась. Исчезло возбужденное предвкушение нашего первого собрания, на смену ему пришло отчаянное беспокойство. Несколько групп глаз устремились на меня, как только я вошла в комнату, носы подергивались, белки глаз ярко блестели.

Я знала этот взгляд. Райн и Мише украли достаточно крови, чтобы продержаться последние недели, но, очевидно, не всем так повезло.

Райн, казалось, тоже заметил это и был на удивление обеспокоен этим, шагнув немного ближе ко мне, когда доставал свой меч. И, что не менее удивительно, я позволила ему это сделать, крепко сжав в руках свое оружие.

Никто не говорил.

Мы знали, чего ожидать на этот раз. И когда молчание стало казаться неловким и долгим, мир вокруг исчез.

ДАЖЕ БУДУЧИ ПОДГОТОВЛЕННОЙ, рев толпы на мгновение оглушил меня, жестоко контрастируя с тишиной Лунного дворца.

Я быстро оценила обстановку.

Райна и Мише не было. Никто не стоял рядом со мной. Песок под моими ногами дрожал от отдаленного удара. Я моргнула, вглядываясь в белый туман, который лениво клубился, освещенный голубым светом факелов Ночного огня. Черные каменные стены окружали меня с трех сторон, обрамляя стеклянный потолок, предположительно для того, чтобы крылатые участники не могли летать над ними. Потолок не был гладким, а состоял из углублений и впадин, как перевернутый рельеф земли.

Я прищурилась в тумане. Из-за дыма и темноты я могла видеть только несколько футов перед собой. Я не видела никакого движения и не слышала никого поблизости. Я прижала ладонь к стене и почувствовала только камень. Он был грубым и неотшлифованным. Коридор передо мной уходил в темноту.

Я вдыхала резкий запах дыма и… чего-то еще, чего-то легкого и зловеще приятного, чего я не могла определить.

Я сделала несколько осторожных шагов. Вдалеке раздались отголоски столкновений, как будто кто-то из моих товарищей встретил своих противников, кем бы или чем бы они ни были.

Коридоры изгибались до одного резкого поворота налево. Держа оружие наготове, я зашагала вперед.

Я оказалась лицом к лицу с Ибрихимом, который только что вышел из-за другого угла прямо по курсу.

Мы оба остановились, глядя друг на друга, затем на коридор перед нами. На полпути между нами еще один коридор свернул направо. Наш путь разделился на три части — путь, которым я пришла, путь, которым шел Ибрихим, и путь вперед.

Лабиринт. Это был лабиринт. Я прикоснулась к неотшлифованному камню и с новым осознанием посмотрела на странный потолок. Это была изнанка земли, так как это было задумано, чтобы имитировать путешествие в подземный мир. Ниаксия после побега из царства богов блуждала несколько недель, прежде чем наконец нашла дорогу на территорию Аларуса. Она была потеряна, так что мы тоже будем потеряны.

Мы с Ибрихимом оба замерли, осознание этого поразило его так же, как и меня. Я едва могла разглядеть его лицо сквозь слои неземного тумана, но я знала, что он наблюдает за мной так же пристально, и мне лучше было не недооценивать его.

Медленно я двинулась по коридору, поворачивая шею, чтобы заглянуть за угол. Массивная серебряная дверь стояла там, свет играл на рельефном изображении сурового, безглазого лица существа — Аларуса. Она была плотно закрыта. Ручки не было.

Ибрихим тоже подошел ближе, и я не спускала с него глаз, пока он приближался к двери. Под моими ногами что-то зашевелилось. Я посмотрела вниз. Я наступила на каменную глыбу, которая теперь слегка погрузилась в песок.

Тупой скрежещущий звук потряс воздух.

Перед нами открылась дверь, ведущая в другой коридор. В туманной дали за ним я различила еще один поворот, звуки насилия далеко отсюда становились все ближе.

Мы с Ибрихимом настороженно посмотрели друг на друга. Он не сделал никакого движения в мою сторону, поэтому я тоже не двинулась с места. Вместо этого я шагнула ближе к двери, и она тут же захлопнулась с такой силой, что задрожала земля.

Я попятилась назад, едва не споткнувшись о камень. Когда я шагнула обратно, дверь снова начала подниматься.

Ох.

Я оступилась. Дверь снова захлопнулась.

Черт.

Я посмотрела на Ибрихима. Понимание пришло к нам одновременно.

Дверь не останется открытой без веса на камне. Но это должен быть мертвый груз, потому что тот, кто остался бы здесь, не смог бы в одиночку добраться до другой стороны.

Он одарил меня слабой, кривой улыбкой, обнажив покрытые шрамами десны.

— Меня бы здесь не было, если бы я не был здесь для того, чтобы победить, — сказал он несколько извиняющимся тоном, прежде чем швырнуть в меня гребаной звездой.

В конце концов, это было то, о чем так беспокоились родители Ибрихима. Он был тихим ребенком, но в то же время он был прирожденным талантливым воином. Поэтому они сделали все, что могли, чтобы сделать его менее эффективным убийцей. Они испортили ему ноги. Они порвали ему крылья. Они забрали у него зубы. Но они не могли лишить его возможности пользоваться магией.

Которая, к сожалению, тоже была очень, очень хороша.

Я упала на землю как раз вовремя, прежде чем мое лицо превратилось бы в ошпаренную массу плоти. Его магия, которая опиралась на силу звезд была не такой сильной, как Астерис, но все же достаточно смертоносной. Он отбрасывал эти полосы света так, словно они ничего не стоили.

Я нырнула за угол, возвращаясь в свой тупик. Я прижалась к стене, прислушиваясь и ожидая. Рука болела, ожог покрылся волдырями в том месте, где он задел мое плечо. Через две минуты после начала этого испытания я уже была ранена. Потрясающее начало.

Он не мог атаковать меня здесь, не придя за мной. А ему бы это понадобилось, потому что ему нужен был мой вес, чтобы открыть дверь.

Прошли долгие секунды. Ибрихим не был глуп. Он знал, что я делаю. Знал, что ставит себя в невыгодное положение, и что ему все равно придется это сделать.

Я напряглась, пытаясь расслышать его шаги сквозь шум толпы и драку вдалеке, черт, чего бы я только не отдала за этот вампирский слух!

Как только он приблизился, я прыгнула на него.

У меня был один удар. Мне нужно было попасть в кожу, прежде чем он успеет среагировать.

Он не ожидал яда и отшатнулся, задыхаясь от боли, когда яд прорезал первую рану — порез на предплечье. Наша схватка сразу же превратилась в дикий хаос, он заставлял себя не отступать, пока яд обжигал его кожу, а я страдала от ожогов его звездного света на своих руках, пытаясь прижать его к земле.

В обычной ситуации я бы попыталась вогнать свой клинок как можно глубже в его грудь. Сейчас это невозможно. У меня не было ни времени, ни расстояния, ни рычага для достаточно мощного удара, чтобы попасть в сердце. Но я все еще могла атаковать его сотней маленьких укусов. Пусть яд делает свое дело, медленно.

Ранен он или нет, он был больше меня. Я повалила его на землю, и ползала по его телу, оставляя метку за меткой в его броне. Но это продолжалось всего пару минут, прежде чем он отбросил меня. Я ойкнула, когда моя спина ударилась о песок, выбив из меня дух.

Я не успела поймать его, и он переполз через меня. Я едва успела переместить левую руку вниз, и она оказалась зажата между нашими телами, когда его вес прижал меня. Удушая меня. Я не могла пошевелиться. Он схватил мою правую руку и с сильным ТРЕСКОМ вывернул ее у меня над головой.

— Ты мне всегда нравилась, — задыхался он.

— Ты мне тоже, — сказала я и вывернула левую руку настолько, чтобы вонзить лезвие ему в живот.

Его глаза расширились. Он приоткрыл губы, возможно, собирался заговорить, но единственное, что вырвалось, это слабый, беззвучный вопль боли. Яд действовал быстро, с шипением растворяя его кожу. Он разъел и мою руку, по которой стекала его кровь.

Я оттолкнула его от себя. Он был жив, но почти терял сознание, хватаясь за свой живот. Он превратился в отвратительное месиво из порванной кожи, гноя и крови.

Я схватила его за руки и потянула. Черт, он был тяжелый. Я подтащила его к плите и опустила на камень.

Дверь за мной открылась, но я смотрела вниз на Ибрихима: его голова запрокинулась, глаза смотрели на меня.

Он будет жить. Жалко, и даже более искалеченный, чем прежде, но он будет жить. Я должна была положить этому конец.

Это не должно было быть трудно. Я убивала бесчисленное количество раз. Я не знала, почему колебалась, когда Ибрихим поднял на меня глаза. Может быть, потому что мы всегда видели друг в друге что-то знакомое, даже если никогда не признавали этого.

— Мне жаль. — Слова сорвались с моих губ без моего разрешения, когда я приготовилась вонзить свой клинок в его грудь.

Но прежде чем я успела опустить его, земля содрогнулась. Глухой стон наполнил мои уши.

Я вскинула голову, чтобы увидеть, как рушатся стены.

Глава

19

Я едва успела увернуться от падающего валуна, когда ныряла в дверь. Стены трясло. Я поняла, что они не просто рушатся, а движутся.

Я чуть не рассмеялась. Конечно. В легенде, царство Аларуса было постоянно меняющимся. Путь к нравственности вечно менялся, а значит, менялся и путь в загробную жизнь. Если это испытание должно было представлять подземный мир, то меняющийся лабиринт был просто еще одной преградой, которую нужно было покорить.

Я бежала. Из-за того, что камень крошился и пол сдвигался, я не знала, сколько времени у меня есть, прежде чем мой путь будет полностью отрезан. Туман здесь был гуще. Странный запах был сильнее, как и сладкий аромат.

Я принимала решения, основываясь только на инстинкте — влево, вправо, вправо, влево, вправо, влево. За углом я остановилась и увидела еще одну дверь, на этой была гравировка с широко раскрытыми глазами Аларуса и охапкой цветов в его руке. Красиво, хотя у меня не было времени оценить это, потому что перед ней стояла Киретта, Тенерожденная.

Никто из нас не колебался.

Мы ударили друг друга одновременно — мое тело врезалось в ее, когда ее магия окружила нас. Я не успела ощутить всю ее силу во время последнего испытания. Зеленый дым окутал меня. Боль пронзила мой затылок, ее магия вскрыла мой разум.

Я толкнула ее на землю, когда она вцепилась в меня когтями. Я зажмурила глаза.

Не смотри на нее. Не слушай ее.

— Открой глаза, — шептал певучий голос в моих мыслях. — Посмотри на меня, красавица. Посмотри на меня.

Нет. Если бы Киретта была таким хорошим магом, как предупреждал Винсент, она смогла бы очаровать меня только вблизи. Дар Тенерожденного к магии разума был не менее опасен, чем любое оружие.

Мне потребовалось все мое внимание, чтобы удержать ее, сопротивляясь ее зову.

Магия Тенерожденных была открытым проходом, они контролировали дверь, но коридор шел в обе стороны. Я пробилась сквозь ее маневры, обратила свой мысленный взор на другой конец коридора, который соединял нас.

Боль. Голод. Она была ранена. Слабой. Безрассудной. И я видела, насколько небрежно она действовала из-за этого отчаяния. Она была более сильным магом, но сейчас я была лучшим бойцом, и я слишком ясно видела, что она недооценивает меня.

Я позволила ей думать, что она победила. Ослабила свои ментальные стены. Позволила своей голове откинуться назад. Позволила глазам открыться. Ее взгляд, гипнотический и завораживающий, был так близко, что даже эта доля секунды была почти слишком большой. На ее губах заиграла довольная улыбка.

А потом я вогнала свой кинжал в ее горло.

Мгновенно яд сделал свое дело. Мимолетный удар ее агонии пронесся в моем сознании, прежде чем я отстранилась от нее, разорвав нашу ментальную связь. Она схватилась за горло на земле, которая вздымалась и раздувалась. Она все еще боролась с дыханием, боролась своими ногами, когда я перетащила ее на каменную плиту. Я не дала ей возможности подняться, прежде чем нырнула в дверь.

В стену ударил опьяняюще сладкий запах.

Сейчас я находилась в поле маков. Густой белый туман легким занавесом висел над цветами, расстилаясь на просторах кроваво-красного цвета. Позади меня раздавался громовой скрежет камня, но здесь было жутко тихо. Свет тонкой рябью разливался по цветочным полям.

Маки были цветами мертвых. Если коридоры позади меня были путем вниз, то здесь был порог подземного мира. Передо мной стояли четыре арочные серебряные двери, каждая из которых открывала путь, которые исчезали в серебристом тумане. Впереди раздавался лязг стали о сталь, а также скрежещущий грохот, говоривший о том, что я еще не сильно отдалилась от падающих камней.

Должно быть я самая последняя из участников, что сюда добрался. Это означало, что, как бы больно мне ни было, бежать на звуки боя было, вероятно, лучшим выбором. Я протиснулась через средний коридор. На полпути я миновала окровавленное тело, что заставило меня замешкаться в замешательстве.

С первого взгляда я решила, что это участник. Но кровь была очень, очень красной, а труп был одет не в боевые кожанки, а в обычные некогда белые одежды, теперь изорванные в клочья. Красное пятно на стене говорило о том, что его бросили на стену и оставили медленно умирать на земле.

Человек. Это было человеческое тело.

Я не понимала. Почему здесь были люди?

Странный звук доносился из коридора. Звук, похожий на крик. Сначала я подумала, что мне это показалось, потому что в этом не было никакого смысла. Может быть, это был искаженный шум толпы или другого участника, или…

Еще одно сотрясение земли вывело меня из транса, напомнив, что у меня не так много времени. Я помчалась по коридору, пока не достигла арки, ведущей к другому полю маков, теперь более полному, с морем красного цвета.

Крик снова раздался эхом.

Не воображаемый. Очень реальный.

На другой стороне поля стояла открытая дверь. Я шагнула ближе. На каменной плите лежало еще одно безжизненное, нечеткое человеческое тело. А рядом с ней, одетый в такие же белые одежды, лежал ребенок.

Мой разум перестал работать. Застыл. Застрял на этой девочке, стоявшей на коленях рядом с изуродованным телом.

Вот почему моя кровь непривлекала других участников, даже тех, кто был голоден. Потому что здесь было много людей.

Белые халаты. Белый цвет на их лицах. Люди не были случайностью. Они даже не были добычей. Они были… декорациями. Играющие роль душ, населяющих подземный мир.

Подарок. Отвлекающий маневр. Или просто драматический ход.

Маленькая девочка плакала, слезы текли по ее щекам. Она посмотрела на меня, и ее глаза стали широко раскрытыми водянисто-голубыми, проглядывающими между маслянистыми прядями черных волос.

Откуда они взялись? Во внутреннем городе Сивринажа не было человеческих детей. Пришла ли она из человеческих районов?

Почему здесь был ребенок?

Позади меня приближался звук скрежещущего камня. Мне нужно было идти. Мне нужно было уйти прямо сейчас.

Я сделала несколько шагов к двери.

— Оставь ее, — приказал голос Винсента.

И вместе с ним пришло эхо голоса Райна из первой ночи Кеджари:

— Они мертвы, маленький человечек. И если ты пойдешь за ними, то тебя постигнет та же участь.

Правда. Это правда.

И все же я обнаружила, что обернулась и склонилась перед ребенком. Она в ужасе отпрянула от меня.

— Пойдем со мной, — сказала я. — Я не причиню тебе вреда.

Она не двигалась, только испуганно тряслась. Я поняла, что она застряла, ее прижали к стене, когда камень обрушился в последний раз, оставив ее лодыжку зажатой между двумя плитами черного мрамора.

Как взаимодействовать с таким маленьким ребенком? Сколько ей было, четыре, восемь? Я никогда не видела человеческих детей так близко.

— Нам нужно идти сейчас же, — сказала я.

Нет времени. Пол начал дрожать. Я схватила крошечное тело девочки так крепко, как только могла, и потянула.

Она издала крик боли. Сопротивление, затем освобождение, когда я вырвала ее ногу. Я прижала ее к себе с безмолвным извинением, а потом подумала, насколько безумна я была, пока бежала.

Ошибка. В который раз ты совершаешь оплошность на испытаниях, Орайя. Ты не можешь так сражаться. Не можешь так уклоняться. Ты медленнее. Ты пахнешь в два раза сильнее человека. Ты теряешь схватку. Оставь ее. Она все равно мертва.

Я проскочила еще через три двери, уже открытые, с трупами людей или участников, растерзанных на плитах. Я прошла мимо еще нескольких людей, прижавшихся к стенам, одетых в белое. Я не могла заставить себя смотреть на них.

Маки становились все гуще, каждый шаг был вялым из-за листвы. Запах был просто ошеломляющим. Стены теперь покрывала резьба: огромные глаза, простирающиеся от пола до потолка, солнца и звезды, закручивающиеся в их глубине — символ Аларуса, потому что смерть всегда наблюдала за ним.

Впереди была еще одна дверь, но уже закрытая. Свет стал ярким и сияющим, танцуя над нами в том же темпе, что и мое учащенное сердцебиение. Девочка схватила в кулак мои волосы, прижалась ко мне, дрожа. Она наклонилась вперед, ее голова закрыла критический участок моего периферийного зрения.

Кроворожденный бросился на меня, прежде чем я успела пошевелиться.

Я уронила ребенка, пытаясь оттолкнуть ее с дороги, чтобы успеть повернуться и встретить атаку. Он повалил меня на землю, оскалив зубы. Он нанес первый удар, рапирой из костяной стали прямо, в мое уже раненое бедро, из-за чего я дернулась от боли. Я вскочила на ноги изо всех сил, бросилась на него, чтобы восстановить контроль над собой, но успела сделать лишь несколько сантиметров, прежде чем он схватил мое запястье и впился в него зубами.

Я вырвала его руку, моя собственная кровь брызнула мне на лицо. Слишком медленно. Колебания стоили мне жизни. Моя спина треснула о камень, когда мой противник поймал меня и прижал к стене. Он был маленьким для вампира, всего на несколько дюймов выше меня, и я смотрела прямо в его глаза, когда он приблизился — зрачки с красной оправой расширились, сверкая голодом и ликованием.

Время остановилось. Я попыталась схватить свой клинок раненой рукой. Я не могла двигаться достаточно быстро…

Кроворожденный попятился назад.

Я резко втянула воздух. Райн отбросил нападавшего от меня, почти разделив его надвое сокрушительным последующим ударом своего меча из ночной стали. В ответ Кроворожденный набросился на Райна, как умирающее животное в последних муках. Раны на его руках задрожали, их окружил красный туман магии крови. Райн был ранен. Кроворожденный мог бы манипулировать и его кровью.

Райн нанес еще два удара, но Кроворожденный нанес ответный удар с достаточной силой, чтобы отбросить его к камню. Тем не менее, Райн крепко схватил своего противника за руки, не позволяя ему вырваться и оставляя его спину открытой, открытой для меня.

Взгляд Райна встретился с моим через плечо нападавшего.

— Сейчас.

Я с силой вонзила свой клинок в спину Кроворожденного, погрузив его по самую рукоять. Даже со спины я знала, как пронзить сердце.

Мужчина упал.

Райн позволил телу упасть, пока я боролась, чтобы освободить свое оружие. Он оглядел меня с ног до головы.

— Все таки мы можешь быть полезной, — сказал он, уже поворачиваясь к двери. — Пойдем. Я видел пламя впереди. Наверное, Мише. Думаю, мы уже близко, однако куда ты, черт возьми, собралась?

Я не слушала. Ребенок успел пройти половину пути через маковое поле. Ее нога была явно сломана, и это было видно как никогда, поскольку она пыталась убежать от меня. Я схватила ее, бормоча торопливые извинения, и побежала обратно к Райну, который уставился на меня.

— И что же это? — Он сказал это так, словно я только что подарила ему пушистую розовую собаку.

Земля грохотала. У нас не было на это времени.

— Вперед! — Я не переставала двигаться, чтобы ответить. Райн опустил труп Кроворожденного на плиту, и мы побежали по коридорам.

Райн был прав, мы находимся в конце лабиринта. Следующие две двери были открыты, их удерживали трупы человека и ришана. Стены украшали следы крови, тонкие красные брызги, слишком мелкие, чтобы быть ранами. Свидетельство магии крови.

Мы встретили только двух других участников, и, учитывая ребенка и мои раны, мне приходилось полагаться на защиту Райна гораздо чаще, чем хотелось бы. По крайней мере, он легко разделался с ними, еще два трупа остались в коридорах, пока мы продвигались вперед.

— Райн, — прошипела я, когда мы обогнули очередной угол, указывая своим окровавленным клинком налево, к воротам, отмеченным зажженными факелами Ночного огня. Эти ворота были больше других, двойные двери из богато украшенного металла, из каждой выглядывал один из глаз Аларуса.

Конец? Может быть. Должен был быть.

Перед нами лежала одна плита. Мы с Райном посмотрели друг на друга. Затем посмотрели на ребенка, который тихо плакал, едва приходя в сознание.

Он будет идти вперед, чего бы это не стоило. Я знала это. Я или ребенок.

Как только он это сделал, моя рука взметнулась.

Мой клинок врезался в твердую, обтянутую кожей мышцу его плеча. Его челюсть сомкнулась, дрожа. Он уставился на меня.

— Что, — шипел он между стиснутыми зубами, — на кой черт ты это сделала? Я собирался сделать это.

Он направил свой меч на безжизненное тело в дальнем конце зала, затем пробормотал ряд проклятий и выдернул мой клинок из своих доспехов.

Ох.

Я поправила свой захват вокруг ребенка и пробормотала что-то, что немного напоминало извинение, а Райн сказал мне идти к черту. Я подумывала сказать ему, как ему повезло, что в клинке не осталось яда, но решила, что он, наверное, не оценит мою шутку.

Он взвалил труп на плечо и уже собирался вернуться, когда волна боли обрушилась на меня — едкая, всепоглощающая, словно меня варили изнутри.

Я успела лишь на мгновение осознать происходящее, прежде чем Анжелика ударила меня.

Мне едва удалось отбиться от нее, моя единственная свободная рука дрожала от силы, которая потребовалась, чтобы блокировать ее. Красное заливало мое зрение. Каждый вдох обжигал. Порезы на руках Анжелики дрожали, когда туман сгустился.

Она улыбнулась.

— Я же говорила, что убью тебя на арене.

Тело ребенка напряглось от боли, и она прижалась ко мне. Мог ли человеческий ребенок пережить такое?

Я услышала приближающиеся шаги Райна, бегущего к нам. Он прошел весь коридор. Секунды — и он будет здесь.

Разумнее всего было бы подождать его. Я могла выдержать, но девочка, вероятно, не смогла бы.

Поэтому я оставила себя незащищенной на один критический момент, когда уклонялась.

Удар в бок был калечащим.

Я упала. Мне едва хватило сознания, чтобы оттолкнуть ребенка от себя, прежде чем я упала на землю.

Когтистая рука Анжелики тут же оказалась у моего горла. Сжала. Я нашла ворота, высокие и сверкающие обещанием безопасности, в то время как все остальное расплывалось. Я потянулась к своей магии, но она бесполезно распылялась в недоступном месте. Она всегда исчезала, когда я нуждалась в ней больше всего.

Я пощупала свой бок. Одно прикосновение к кинжалу, который она всадила туда, заставило меня забиться в агонии. Удивительно, насколько может выдержать тело, чтобы выжить.

Я выдернула лезвие из своей плоти и вонзила его в плоть Анжелики.

Она выругалась и ударила меня головой об пол.

Все вокруг стало белым, затем черным.

Я была в сознании лишь частично, когда Райн оттащил Анжелику. Я не могла оторвать взгляд от потолка. Сколько времени прошло? Секунды, минуты? Рев толпы достиг внезапного крещендо. Все закружилось.

Райн склонился надо мной.

— Все почти закончилось, Орайя. — Он выглядел так, будто кричал, но звучал так далеко. — Вставай. Давай. Быстро. У нас нет времени.

Мне удалось повернуть голову. Анжелика едва шевелилась в куче на земле. Мой взгляд упал на маленькую девочку, без сознания, нога подвернута, темные волосы падают на лицо. Так невероятно знакомо. Как будто смотришь в зеркало.

Я поднялась на колени и оттолкнула руку Райна.

— Отпусти меня, — прохрипела я.

— Ради всего святого, принцесса, я не собираюсь…

— Отпусти меня!

Я подползла к девочке. Взяла ее на руки. Я заставила себя встать на ноги. Мой взгляд остановился на воротах впереди, хотя они были накренены и размазаны.

Сколько там было шагов? Десять? Я смогла сделать десять шагов.

Райн схватил меня за руку, возможно, от разочарования, возможно, чтобы поддержать.

— Что ты делаешь? — шипел он.

Я не смогла бы ответить, даже если бы захотела. Мне потребовалась вся моя энергия, чтобы сделать эти последние шаги.

И все же я не позволила ему помочь мне. Все равно я не отпущу этого ребенка.

Я переступила порог и упала на колени.

Передо мной раскинулся Колизей, позолоченный и великолепный. Тысячи зрителей заполнили трибуны, крича о крови. И все же, даже в этой толпе, я сразу нашла Винсента — прямо там, впереди, он смотрел на меня с ужасом, как будто его собственное сердце было вырезано и вложено в мои руки.

Меня сразу же поразило, насколько сильно Винсент меня любил.

Так ли я выглядела, задалась я вопросом, когда смотрела на эту маленькую девочку? Вот так?

При мысли о ней меня охватил внезапный страх. Это были хищники. Все они. А она была добычей.

Ее кровь и моя побежали вместе, когда я повернулась к Райну.

— Не дай им забрать ее, — задыхалась я.

Мир померк. Я не помнила, как упала, но в один миг я уже смотрела на небо, мои ногти впились в руку Райна, а другая рука отчаянно прижимала хромого ребенка к моей груди. К нам приближались солдаты Ночнорожденных.

— Не дай им забрать ее, — снова взмолилась я.

Край моего зрения потемнел.

А Райн прильнул ко мне очень близко, ближе, чем я когда-либо позволяла кому-либо, и прошептал торжественно, как клятву:

— Не позволю.

Глава

20

Мои руки были пусты, когда я проснулась.

Несколько долгих секунд я смотрела в потолок. У меня скрутило живот. Фреска на потолке, ночное небо, всё дрожало, когда мир вращался. Я поднесла руку к груди и почувствовала только медленный вдох и выдох собственного дыхания.

Никакого ребенка.

Осознание доходило до меня по кусочкам, собираясь в раздробленную мозаику. Конец его был лишь размытым, плохо прорисованным предложением.

Девочка. Я вспомнила, как она хромала. Как сильно мы вместе ударились о землю. Вспомнила, как охранники приближались ко мне и к ней. Она была всего лишь маленьким, беспомощным человеком.

Моя рука заскользила по телу. Да, у меня было несколько царапин и порезов, но худшие из моих травм были залечены. Я пережила второе испытание.

И я ничего не чувствовала.

Когда я очнулась, Райна нигде не было, но Мише обрадовалась, увидев меня в сознании. Даже слишком обрадовалась, ее ухмылка была с оттенком маниакального беспокойства. Я была в тяжелом состоянии и без сознания несколько дней.

— В основном тебя зацепила магия крови, — сказала она мне.

Как человек, я была особенно восприимчива к ней. Моя кровь была слабой, ею легко было манипулировать, ее легко было обратить против моей смертной плоти. Если тело выдерживало это, восстановление могло быть быстрым, но грань между выживанием и смертью, особенно для человека, была очень тонкой.

Я подумала о том ребенке. Какой крошечной она была, прижатая к моей груди. Конечно, слишком крошечная, чтобы пережить то, что я едва пережила.

Я слушала, застыв, пока Мише рассказывала мне о конце испытания — одиннадцать участников умерли, нас осталось двадцать девять. Даже Ибрихиму чудом удалось дотянуть до последнего момента.

Я глотнула воды, которую дала мне Мише, но во рту у меня все еще было слишком сухо, чтобы заставить себя задать единственный вопрос, который меня волновал. Я позволила ей говорить целых полчаса, прежде чем набралась смелости и выдавила:

— Девочка?

Она выглядела растерянной.

— Что?

— Там была маленькая девочка.

Она слабо улыбнулась и жалостливо покачала головой.

— Этого я не знаю.

Я хотела надавить, хотела потребовать, чтобы мы всё выяснили, но слова застряли у меня в горле.

Почему меня это волнует? Меня не должно это так волновать. И все же я не могла игнорировать это. Не могла убежать от этого. Я проглотила все, что могла из еды, которую дала мне Мише, но минуты шли, и меня мутило, как будто все, что я пыталась подавить, просто бурлило и билось под моей кожей.

В конце концов, я поднялась. Болели все мышцы, но, по крайней мере, я могла двигаться. Я схватила куртку с крючка для одежды.

— Куда ты идешь? — спросила Мише, встревоженная, когда я накинула куртку на плечи.

— Мне нужно подышать свежим воздухом.

— Но ты должна…

Я распахнула дверь.

— Отдохнуть, — закончила она, когда я захлопнула ее за собой.

ПРОШЛО МНОГО времени с тех пор, как я убила троих за одну ночь. Мое тело гневалось на меня за это, и я заслужила это, но даже в уставшем виде, этих ублюдков было несложно убить. Они были ленивы, и их было слишком много. Прошли недели с тех пор, как я ходила по этим улицам. Достаточно времени, чтобы убаюкать этих дураков ложным чувством безопасности.

Я не была удивлена.

Они имели право. Эгоистичные, прожорливые, самодовольные куски дерьма, которые рассматривали людей, живущих здесь, не более чем в качестве скота. Я ненавидела их так сильно, что наблюдение за их смертью, наблюдение за тем, как я, человек, убиваю их ничего не делая — облегчала мою ярость. Это только усиливало ощущение несправедливости.

С годами я научилась зашивать эту рану, тщательно пряча ее вместе с другими своими человеческими слабостями. Теперь же повязка, которую я так тщательно оберегала, была сорвана, зажатая в маленьких пальчиках невинного мертвого ребенка.

Я не знала, как заставить его остановиться. В детстве меня учили, что кровотечение опасно. И хотя мои раны закрылись, рана в груди кровоточила сильнее, чем когда-либо. Это делало меня такой же уязвимой.

Когда я покидала Лунный дворец, я думала, что встречу Винсента. Я была уверена, что он будет ждать меня. Я видела, как он смотрел на меня там. Мне нужно было поговорить с ним, спросить его о моей магии, спросить его о людях — откуда они взялись? Как там очутились люди, которых мы должны были защищать? Почему дети?

У него были бы ответы.

И все же, возможно, именно поэтому я обнаружила, что иду в противоположном направлении прямо к человеческим районам.

Слова были сложными. Вопросы были трудными. А рана внутри меня кровоточила так сильно, что я знала, Винсент почувствует ее запах. Кровь просочилась бы у меня между пальцами, если бы он вскрыл это ответом, который мне бы не понравился.

Это было проще. Более удовлетворительно. По крайней мере это, черт возьми, хоть что-то бы сделало.

Моя третья жертва смотрела на меня так, будто я сама Ниаксия, когда свет покинул его глаза. Я прижала его к стене, здесь, в вонючем, загаженном переулке, где он преследовал молодых женщин в пабе напротив. Я не была той девушкой, которую он хотел, но я была той, которую он заслуживал.

Он открыл рот, его гнилостное дыхание пронеслось над моим лицом, когда он затих.

Я выдернула свой клинок и позволила ему упасть на землю.

Животное. Гниет там вместе с дерьмом, мочой и мусором, как и все остальные крысиные тушки.

Он вскрыл порез на моем запястье своими когтями. Я остановилась и смотрела, как кровь пузырится на поверхности, и вместе с ней пришла еще одна невыносимая волна ярости.

Моя кожа, человеческая кожа, была такой нежной и так легко рвалась. В этот момент я ненавидела ее так же сильно, как ненавидела вампира, которого только что убила. Даже больше. Возможно, эта хрупкость была причиной столь же сильной смерти.

— А я-то думал, что ты пошла навещать нашего великого и могущественного Короля Ночнорожденных, когда сбежала в столь ранний час.

Я повернулась, выхватила клинок и увидела знакомую крылатую форму, стоящую на крыше. У меня сжалось сердце, мне не нравилось, когда они летали надо мной. Может, я и змея, но даже змеи бегут в укрытие, когда над головой парят ястребы.

Райн, я уверена, не отнесется с пониманием к тому, что я убиваю вампиров. Ни один вампир не стал бы. Они готовы убить друг друга в любой день, но никто из них не любит, когда это делает человек.

Не то чтобы я была сейчас в настроении обращать на это внимание.

— Уходи.

— Это нехарактерно скучный ответ.

Так и есть. Мне почти неловко.

Я проигнорировала его и вытерла кровь со своего клинка.

Ухмылка Райна слегка дрогнула.

— Я видел, как ты убила еще двоих за последний час, — сказал он, его голос был немного мягче, чем я ожидала. — Ты делаешь это, находясь на краю смерти? Не самое разумное использование своего времени, скажу я тебе.

Рана в моем сердце кровоточила и кровоточила. Его слова подлили масла в огонь, и я набросилась на него, как зверь.

— Не самое лучшее использование моего времени? — рыкнула я, направив на него свое оружие. — Четверо людей были бы мертвы, если бы я не сделала этого сегодня. Но, конечно, ты не думаешь, что их жизни стоят полутора часов моего времени.

Его ухмылка исчезла.

— Это не то, что я имел ввиду.

— Пошел ты.

Я надеялась, что он не видит моего лица. Возможно, оно слишком многое показало.

— Будь осторожна с этими своими красочными выражениями, маленькая змейка, — прошептал Винсент.

— Пошел ты тоже, — подумала я, а затем, несколько мгновений спустя, мысленно произнесла безмолвное извинение.

Позади себя я услышала, как Райн приземлился на землю, на удивление легко для вампира его размеров.

— Убирайся. — Я не повернулась. — Этим уродам не нужно, чтобы ты защищал их честь.

Он усмехнулся с отвращением.

— Я не собирался ничего такого делать. Насколько я понимаю, ты оказываешь важную общественную услугу.

Моя рука остановилась на середине движения.

Я не повернулась, не показала своего лица, но он засмеялся.

— Что?

Что он имел в виду, под что? Как будто он не знал. Как будто он, черт возьми, не понимал, что любой вампир даже тот, кто смотрит на этих крыс свысока, даже тот, кто не согласен с их действиями отнесется к тому, что человек возьмет на себя смелость убить их. Оскорбление есть оскорбление.

Я не потрудилась сказать ему об этом. Мы оба это знали.

Вместо этого в моем горле застыл вопрос. Это был именно тот вопрос, от которого я сюда сбежала, вопрос с ужасным ответом, который я не хотела слышать.

Я продолжила чистить свой клинок.

— Девочка? — Я сделала вдох.

Мой голос прозвучал выше и слабее, чем я хотела.

Наступило долгое, безумно долгое молчание. С каждой секундой моя грудь сжималась.

Я услышала приближающиеся шаги, но не двигалась, пока его рука не коснулась моего плеча. Я дернулась, готовая наброситься на него, но что-то в выражении его лица — удивительно нежное, заставило меня сделать паузу.

— Пойдем со мной, — сказал он.

Глава

21

Райн протащил меня через весь город. Нам потребовалось почти полчаса, чтобы добраться туда пешком, он предложил полететь, но я отбивалась так яростно, что он поднял руки в явной мольбе о пощаде, и в итоге мы шли молча. Мне все еще нужно было держать зубы стиснутыми, чтобы не допустить всего, что могло бы вырваться наружу, если бы я открыла рот.

Этот конец района был более живым, участки грязи и даже несколько садов располагались между глиняными зданиями. Не было ни одной части человеческого квартала, которая не пахла бы бедностью, но этот район, по крайней мере, больше походил на то, что люди пытались построить здесь свою жизнь. Бедный, да. Захудалый, конечно. Но… каким-то странным образом он был полон тепла.

Горько-сладкая печаль защемила мою грудь. Я никогда раньше не замечала, что, возможно, здесь существует что-то такое, чего нет во внутреннем городе. Мелочи, которые так сильно напоминали мне Илану.

Была ночь, а значит, здесь было тихо, жители покорно оставались дома. Но мы с Райном старались держаться в тени, передвигаясь по переулкам, а не по главным улицам. Он заглянул за угол между двумя зданиями, затем расправил крылья и спрыгнул на плоскую крышу. Он протянул мне руку, но я проигнорировала ее и забралась сама, заслужив легкий смешок и покачивание головой.

Он подвел меня к краю крыши, затем сел, свесив ноги и расправив крылья.

— Посмотри.

Я не понимала, что он пытался мне показать. Перед нами были здания, которые выглядели так же, как и все другие здания, мимо которых мы проходили, и пустынные улицы, которые выглядели точно так же, как и все другие улицы, по которым мы ходили.

— На что?

— Садись. Опустись ниже.

Я присела. Даже поджав под себя ноги, я все равно была ниже сидящего рядом Райна. Он указал пальцем, и я повернула голову, чтобы проследить за его жестом.

— Через то окно. Вон там.

В следующем здании были большие стеклянные окна, разделенные на множество укрепленных стекол. Внутри горели фонари, заливая помещение мягким, теплым светом. Движущиеся тела отбрасывали тени на все вокруг, в этой комнате было много людей, по крайней мере шесть, которых я могла видеть через окно, большинство из них были детьми.

— Прямо посередине, — тихо сказал Райн.

Маленькая девочка с темными волосами. Она сидела на полу, одна, не обращая внимания на других детей. Ее голова была наклонена, и даже если бы это было не так, она была слишком далеко, чтобы я могла увидеть ее лицо, в любом случае.

Но это была она. Это была она.

Прерывистый вздох вырвался у меня без моего разрешения. От волны абсолютного облегчения у меня закружилась голова. Я прижала руки к глиняной крыше, просто чтобы не свалиться с края.

— Как? — выдавила я из себя.

— У меня свои методы. — В голосе Райна слышалась ухмылка. — Очень опасные, очень изощренные, очень впечатляющие методы.

Я не собиралась подтверждать его выпендреж, но… это было впечатляюще. Я даже не могла понять, как ему это удалось. Вытащить ребенка живым из Колизея было практически чудом.

— Кто… Кто все эти люди? Что это за место?

— Дом для детей, у которых больше никого нет. Мне потребовалось время, чтобы найти нужное место. Я не смог найти ее семью. Я подумал, может быть, они смогут.

Я сглотнула. Они не смогли бы найти семью этой девочки. У нее больше не было семьи.

— Это сказка, — сказала я.

У него вырвалась кислая, лишенная юмора усмешка.

— Ты действительно… никогда не отступаешь, да? Ты никогда не признаешь победу?

Неужели он думал, что я не хочу, чтобы это была победа? Неужели он думал, что я не хочу верить в то, что это может произойти?

Но прежде чем я успела заговорить, он мягко добавил:

— Может быть, ты права. Но она жива. Это уже что-то.

И я была благодарна за это, действительно была благодарна. Если бы я попыталась сказать ему об этом, я бы слишком многое раскрыла. Но я хотела, чтобы это было больше похоже на победу. Я хотела, чтобы ее жизнь стоила больше, чем есть на данный момент. Вместо этого она выросла здесь, в месте, где за ней постоянно охотятся, в одиночестве.

Хотела бы я, чтобы спасти ее было так же просто, как заставить ее сердце биться. Матерь, я хотела этого. Но будет ли она помнить, что кто-то пытался? Что кто-то думал, что ее жизнь должна стоить чего-то большего?

Не думая, я потерла кольцо на мизинце.

— Ее не должно было быть там, — пробормотала я.

— Нет, — согласился Райн.

Ненависть в его голосе застала меня врасплох, достаточно неожиданно, чтобы вырвать меня из моих мыслей.

Мой взгляд метнулся к нему.

— Почему ты следил за мной?

Он поднял руки.

— Полегче, гадюка.

— Это не ответ.

— Ты направлялась в районы, когда я уходил. Мне было любопытно. Может быть, я был даже немного обеспокоен, если конечно ты не обидишься, что я так говорю. — Его голос стал более серьезным. — Но я рад, что сделал это. Я вообще приятно удивлен таким поворотом событий. Я… — Он покачал головой. — Я не думал, что ты на это способна.

— Почему? Потому что я принцесса Винсента?

Он поморщился, но не возразил.

Я долго смотрела на него, сузив глаза.

— Я не понимаю.

— Что?

— Приятно удивлен. Ты сказал, что приятно удивлен.

— Это я и имел ввиду.

— Это же не имеет смысла.

— Почему? Потому что я ришанский мусор?

Если он ожидал, что я вздрогну, как он, то я этого не сделала. Я просто смотрела, не мигая, не извиняясь.

Он вздохнул.

— Те, кого ты убиваешь? Они заслуживают этого. Иначе они никогда не остановятся.

— Но они вампиры.

— Да.

— А это люди.

— Я вижу это.

Повисла пауза, пока я пыталась и не смогла сформировать свое неверие.

Он снова вздохнул, как будто эта дискуссия его утомила.

— Неужели это так непонятно?

Да. Непонятно. Это просто… противоречило определенному миропорядку в Доме Ночи. Черт, да во всем Обитрэйсе.

— Конечно непонятно, — сказала я.

Этот ответ, казалось, раздражал его.

— Неужели так невероятно, что я уважаю человеческую жизнь? — огрызнулся он. — Черт возьми, я когда-то был одним из них.

Мой рот был полуоткрыт для какой-то язвительной реплики, которую я тут же забыла. Я закрыла его, ошеломленная молчанием.

Ржаво-красные глаза Райна зажглись от удовольствия.

— Приятно шокировать тебя, принцесса.

— Ты Обращенный.

— Да.

Обращенные вампиры были очень редки, особенно в Сивринаже. Те немногие, кому удавалось пережить этот процесс, обычно плохо приспосабливались к своему новому существованию. А вампиры Дома Ночи, печально известные своей территориальностью, вообще никогда не были склонны превращать свою пищу в себе подобных.

Мне даже в голову не приходило, что Райн может быть обращен. И все же, теперь многое приобрело смысл. Его необычный потрепанный вид. Его явно не вампирское чувство юмора. И демонстрации, эти постоянные демонстрации, словно ему нужно было что-то доказать. Как будто ему пришлось научиться носить разные лица.

Эта маленькая забавная улыбка померкла, оставив после себя нечто более грубое и печальное.

— Даже спустя столетия мое отвращение к ним не пропадает. Никогда, черт возьми, не исчезает.

Я хотела сказать: «Хорошо. "

Я надеялась, что все еще буду считать это отвратительным, когда стану такой же, как они. Что я никогда не откажусь от этой части себя. И все же, столько раз я думала, что это казалось небольшой ценой, чтобы заплатить, сбросить свою человечность, как выброшенную кожу змеи.

Даже если здесь и сейчас, эта мысль вызывала у меня тошноту.

Я молчала. Я бы никогда не озвучила ни одной из этих мыслей.

— Как давно ты это делаешь? — спросил, наконец, Райн.

— Не знаю, — солгала я. — Несколько лет.

Шесть лет, два месяца и четырнадцать дней.

— И я должен предположить, что наш великий спаситель Ночнорожденных об этом не знает.

Я бросила на него предупреждающий взгляд.

Он рассмеялся, показав оскал острых зубов.

— Знаешь, отчасти я хотел заключить с тобой союз именно из-за этого взгляда. Это чертово лицо. Оно просто такое… такое… — Он сжал губы, и черты его лица дернулись, как будто он готовился подражать мне, но потом, мудро передумал. — Забудь об этом.

Я могла бы оставить все как есть. И все же я заставила себя ответить:

— Нет. Винсент не знает.

Почему я это сказала? Хотела ли я доказать ему что-то? Доказать, что я не просто послушная зверушка Винсента?

— Это вызвало бы политические проблемы, — продолжила я. — Так будет лучше для всех.

Абсолютно верно. Винсент не смог бы одобрить мою деятельность здесь. Так же, как он не мог одобрить никаких официальных действий на территории ришан от моего имени. Я бы могла действовать самостоятельно, когда была бы достаточно сильна, чтобы сделать это, не будучи убитой.

Я воздержалась от того, чтобы добавить, что Винсент также, вероятно, запер бы меня в моей комнате на неопределенный срок, если бы узнал о моих маленьких увлечениях.

— Верно. — Голос Райна звучал неубедительно.

Ветерок подхватил свободные пряди наших волос, моих вороново-черных, и его темно-красных. В такую жару это было желанно. Я подняла подбородок, наслаждаясь прохладой пота на щеках, и посмотрела на горизонт, на разрушающиеся безвкусные блоки человеческого района, статичные и угловатые, контрастирующие с покатыми дюнами. Замок Ночнорожденных возвышался над всем этим. В этом месте столкнулись три разных мира: хищник, жертва и боги.

— Это достойно восхищения, Орайя, — сказал Райн после долгого молчания. — То, что ты сделала на арене. То, что ты делаешь здесь.

Я удивленно моргнула. Я не смотрела на него, не отвечала, ждала, что он добавит поправку или приуменьшение. Но он этого не сделал. Он просто сделал комплимент.

Это было странно.

— И я сожалею о своем поведении до состязания, — продолжил он. — Это было… Я думал о вещах, которые не имеют к тебе никакого отношения. У меня был плохой день.

Это ошеломило меня даже больше, чем комплимент. Даже если я практически слышала, как Мише подкармливала его словами.

И снова я ждала «но», преуменьшения, но его не последовало. Я позволила себе посмотреть на него, и между нами повисло молчание.

Наконец, я сказала:

— Ты хочешь, чтобы я сейчас сказала, что мне жаль? Потому что это не так.

Он засмеялся. Не усмешка или насмешка — смех, полный, глубокий и шокирующе громкий. Я даже не могла вспомнить, когда в последний раз слышала, чтобы кто-то так смеялся. В том числе и от себя. Не с тех пор… не после Иланы.

— Это чертово выражение лица, — сказал он, качая головой. — Нет, я не ждал, что ты извинишься. Я был бы разочарован, если бы ты это сделала.

— Я ни о чем не жалею. Я бы снова выбросила тебя из окна.

— О, я знаю, принцесса. Я знаю.

Он откинул с лица выбившиеся пряди волос, улыбка все еще держалась на его губах, и лунный свет очерчивал углы его профиля. Внезапное, ошеломляющее осознание того, что он на самом деле очень красив, поразило меня. Меня всегда окружали красивые люди, и я давно хорошо усвоила, как важно не обращать на это внимания, но в этот момент, всего на долю секунды, красота Райна поразила меня как удар, настолько неожиданный и ошеломляющий, что у меня перехватило дыхание. Он не был утонченным элегантным вампиром с идеальными скулами, идеальными губами и идеальными, сверкающими глазами. Нет, он был более грубым, более живым.

Внезапно все те черты лица, которые казались столь значительными, которые несли на себе следы жизни, в отличие от вампирского совершенства, отшлифовавшего их, стали великолепно пленительными.

Я быстро отвела взгляд, отгоняя это наблюдение.

— У меня есть идея, — сказал он. — К черту тренировки в апартаментах. Давай тренироваться здесь.

Я нахмурила брови.

— Здесь?

— Здесь. Вот так. За последние два часа я узнал о твоих способностях больше, чем за последние десять дней, просто наблюдая за твоей работой сегодня вечером.

Я вздрогнула от этого, каждый инстинкт восставал против того, что за мной наблюдают. Но мне пришлось признать, что он прав. Если мы собирались работать вместе, нам нужно было узнать друг друга.

— Подумай об этом, — сказал он. — Мы можем научиться сражаться вместе и сделать что-то чертовски полезное. И… — Уголок его рта скривился. — Так будет веселее, тебе не кажется?

Каждая часть меня хотела сказать «нет», как ребенок, отчаянно пытающийся защитить свое тайное убежище. Но я едва пережила два испытания, и моя способность пройти третье зависела от работы с Райном.

И моя способность убить его после этого тоже зависела от моего тщательного изучения Райна.

Мой взгляд вернулся к окну. Свет в основном погас, за исключением единственного светильника, который теперь тускло освещал спящую девочку, укладывающуюся в постель, едва различимую.

Этот район сегодня был полон вампиров. Остался месяц до завершения нашего сотрудничества, столько времени будет потрачено зря. Сколько людей умерло за последний месяц, потому что меня здесь не было? Сколько еще могло бы жить, если бы мне помогли?

— Хорошо, — сказала я. — Хорошо. Мы сделаем это.

Я чуть было не забрала слова обратно только потому, что Райн выглядел таким довольным собой.

Он наклонился ближе, в его глазах блеснуло любопытство.

— Помнишь, как ты попросила меня об одном честном слове?

Я кивнула.

— Одно честное слово, Орайя. У нас есть три недели до состязания Третьей четверти луны. Мы действительно собираемся работать вместе?

Я поняла, о чем он на самом деле меня спрашивал. Буду ли я сотрудничать с ним. Позволю ли я нам работать вместе.

— Что ты сделал, чтобы заслужить мое доверие? — Я мысленно выплюнула эти слова.

Доверие все еще было ценной и опасной вещью. То, что я давала ему сейчас, было не совсем этим. Но…

Я посмотрела вниз, на спящую девочку. Потом на Райна. Я впервые заметила, что мы сидим совсем близко друг к другу, меньше чем на расстоянии вытянутой руки.

Я заметила это, но не сдвинулась с места.

— Да, — сказала я. — Думаю, да.

Глава

22

— Орайя.

Винсент произнес мое имя на одном выдохе облегчения не столько в качестве приветствия, сколько в качестве отчаянной благодарности Матери за то, что я здесь.

Этого я не ожидала.

Одно слово, и столько моего гнева улетучилось, оставив уязвимую привязанность, которая болела под чувством вины.

Я заставила его ждать еще один день. Я не могла заставить себя увидеть его после того, как стала свидетелем того, что случилось с той маленькой девочкой. И все равно, поднимаясь сегодня с холма, я сомневалась, была ли это хорошая идея.

Я думала, что готова. Работа в человеческих районах что-то успокоила во мне. Это не заставило забыть образ заплаканного лица той маленькой девочки, но это заставило почувствовать, что ее боль чего-то стоит.

И все же, с каждым шагом, который я делала по направлению к месту встречи с Винсентом, я чувствовала себя все меньше и меньше. Все части себя, которые я так тщательно скрывала от него, были слишком близко к поверхности.

Поэтому я почувствовала облегчение, когда он так посмотрел на меня, и это заставило весь мой гнев улетучиться. Он беспокоился обо мне, и он любил меня. Это было все, что имело значение.

— Тебе больно?

Винсент обошел меня кругом, оглядывая с ног до головы, хотя я была одета в кожаную одежду, закрывавшую все мое тело, а шрамы от ранений были скрыты под броней.

— Я в порядке.

— Ты не выглядела нормально. Ты выглядела… — Его спина выпрямилась, отцовское беспокойство сменилось яростью Короля Ночнорожденных. — О чем, — шипел он, — ты думала? Ты чуть не проиграла то состязание. Ты чуть не лишилась жизни. Ради чего?

Этот взгляд был достаточно холодным, чтобы снова заморозить мое сердце.

Ради чего?

После сказанного, я словно вновь оказалась в лабиринте, смотрела на этого ребенка, и ужасающее осознание обрушилось на меня. За многие годы я научилась тщательно контролировать свои эмоции, злость вызывает ряд физических реакций, но в этот раз она поразила меня сильно и быстро.

— Почему в этом испытании участвовали люди? — спросила я.

Я говорила спокойно, но Винсент научил меня превращать слова в сталь. Он понял это сейчас, удивленно моргая.

— Судебные процессы не находятся под моей юрисдикцией.

— Это неправда.

Удивление перешло в возмущение.

— Прости?

— Ты их не казнишь, но они находятся под твоей юрисдикцией. А люди — граждане Дома Ночи. Есть… есть защита. Должна была быть защита.

Я все время осознавала, что словно запинаюсь и путаюсь в своих же словах. В моей голове они звучали решительно и убежденно. Вслух они звучали слабо и по-детски.

Его взгляд стал более холодным.

— Защита? Их жизни принадлежат Ниаксии. Так же, как и моя. Как и твоя. И если это то, для чего они ей нужны…

— Дети? Ей нужны дети для развлечения? Для…

Я оборвала себя и повернулась так, чтобы мое лицо было скрыто в тени. Бесполезно. Это ничего не скроет от вампира.

Что-то в нем смягчилось. Я услышала перемену в его голосе, он превратился из отца в короля, а теперь снова стал моим отцом.

— Позволь мне войти в твой разум, маленькая змейка, — прошептал он.

Он не знал, о чем просит. Если бы я ему показала, ему бы не понравилось то, что он там увидит. Слова, тяжелым грузом лежавшие на моем языке, имели вкус предательства — они могли выдать меня ему как человека, слишком непохожего на него. Недостаточно для вампира.

— Человеческая жизнь не должна стоить так мало, — сказала я. — Есть причина, по которой людей защищают в пределах их районов.

— Все наши жизни стоят дешево, Орайя. Человеческая. Вампирская. Даже жизни богов.

Он сказал это с некоторой жалостью, как будто был удивлен, что ему приходится объяснять что-то настолько очевидное.

Это было правдой. Смерть была повсюду в Доме Ночи. Родители убивали своих детей. Дети убивали своих родителей. Влюбленные лишали друг друга жизни в ночи, зайдя слишком далеко в порыве страсти. Даже истории о наших богах были порочны, низшие божества часто убивали не более чем ради забавы. Ночнорожденные выковали свой народ и свои клинки из стали, твердой, холодной и неумолимой.

Это была жизнь. Возможно, это был знак того, что со мной что-то не так, и я пыталась принять это. Пыталась вбить себя в этот клинок. Возможно, это было потому, что я не была ни человеком, ни вампиром, и потому, что, стоя на этой границе, было так ясно видно, насколько велики различия.

— По крайней мере, вампиры умирали ради чего-то, — сказала я.

— Мы все за что-то умираем. Неважно, вампир ты или человек.

Я не приняла этот ответ. Я вообще его не приняла. Если бы я умерла в Кеджари, по крайней мере, я бы сделала это по собственной воле. Но те люди? За что они умерли? Ни за что. Развлечение для нашей кровожадной богини и кровожадного населения. Я выбрала эту жизнь, а тот ребенок — нет.

Винсент был прав в том, что Дом Ночи не уважает ни одну жизнь, но, конечно, некоторые из них ценятся больше, чем другие.

Я старалась остановить себя на этом. Но не смогла. Слова пришли раньше, чем я смогла остановить себя.

— Это могла быть я. Та девочка. Это могла быть я. Ты когда-нибудь думал об этом?

Выражение лица Винсента потемнело, как грозовые тучи, затмевающие мощную неподвижность луны.

— Это никогда не была бы ты, Орайя.

— Я…

Человек. Я так редко говорила ему это слово. Никогда не произносила его вслух. Как будто это был какой-то грязный термин, который никто из нас не хотел признавать.

— Ты не такая, как они, — решительно вклинился он. — Это никогда не была бы ты.

Он был неправ. Я знала это, как и то, что лучше не говорить об этом.

Он подошел ближе, тени в его взгляде становились все глубже, все яростнее.

— Ты хочешь изменить этот мир, маленькая змейка? Тогда взберись на свою клетку так высоко, чтобы никто не смог тебя поймать. Сломай ее прутья и сделай их своим оружием. Нет ничего острее. Я знаю, потому что я это сделал.

Я привыкла видеть Винсента-короля, Винсента-отца, но так редко я наблюдала его вот в таком виде: Винсент-революционер. Иногда было легко забыть, что он изменил это королевство. Он знал, каково это — жаждать перемен.

— В этом мире ничего нельзя добиться без власти, — говорил он. — А власть требует жертв, сосредоточенности и безжалостности.

Его взгляд устремился в тень позади меня, и я подумала, не думает ли он о своем собственном восхождении к власти и обо всем, что она у него отняла. Я знала, что он тоже принес себя в жертву. Но взамен он стал самым могущественным королем, которого когда-либо видел Дом Ночи. Он смог сделать это королевство таким, каким хотел его видеть.

В этом мире ничего нельзя добиться без власти.

Правда. В хорошем и плохом смысле. Возможно, единственная польза, которую мог принести мне мой гнев — это мотивация. Мне нужно было сосредоточиться.

Я сглотнула и опустила подбородок.

— Я знаю.

Сила. Это слово напомнило мне обо всех вопросах, на которые у меня все еще не было ответов. Я потерла кончики пальцев, покалывая их от воспоминаний о моей запутанной, короткой вспышке магии.

— Произошло нечто странное, — сказала я. — Перед Испытанием. Я… сделала что-то непонятное.

Я рассказала ему, что произошло с моей магией — выборочно, конечно, опустив подробности моего спора с Райном. Мне не нужно было еще больше неодобрения Винсента, чем я уже получила.

Он слушал молча, с невозмутимым лицом. Когда я закончила, я искала признаки удивления, беспокойства, но не нашла.

— Это не имеет смысла, — сказала я. — Я никогда не могла сделать ничего подобного. Даже когда ты меня тренировал.

Он замолчал на несколько секунд, прежде чем ответить, как будто ему нужно было подумать, что сказать дальше.

— Мы всегда знали, что у тебя есть таланты.

Слабая усмешка промелькнула возле уголка его рта. Намек на гордость.

Мы? Может быть, да — может быть, я была немного скептична, но я никогда не думала, что могу сделать что-то подобное.

— Но раньше у меня никогда не получалось.

— Магия — непредсказуемая сила, и за последние несколько недель твоя жизнь кардинально изменилась.

Я уставилась на него, не веря своим ушам.

— Я не вампир. Я не одна из детей Ниаксии. Как я могла получить такую силу от ее искусства?

— Ты предложила свою кровь Ниаксии. Ты предложила ей свою жизнь. Такое предложение не остается непризнанным. И многие смогли овладеть силой, которую традиционная мудрость считала невозможной.

Я подумала о Мише, владеющем силой Атроксуса, о ее пламени.

— Возможно, какая-то часть тебя знает, что сейчас ты нуждаешься в этой силе больше, чем когда-либо. Так научись ею пользоваться. Используй ее. — Он наклонился ближе, его глаза были холодны от пылкости. — Ничто не имеет значения, кроме этого, Орайя. Ничто. Переступай через временные барьеры. Как только ты победишь, мир будет твоим. Это время для мечтаний. Но это? Это время для завоеваний.

Я СНОВА едва успела вернуться в Лунный дворец к рассвету. Когда я вернулась в наши апартаменты, солнце уже показалось над горизонтом. Я вошла как раз в тот момент, когда Мише возвращалась в свою комнату, а Райн снова стоял у окна, прислонившись к нему предплечьем, с раздвинутыми шторами.

Он взглянул мне через плечо и слегка ухмыльнулся.

— С возвращением.

— Ты не собираешься спрашивать, где я была?

— Я понял, что гораздо веселее удивлять тебя. Кроме того, я думаю, что знаю. Ты готова начать завтра?

Я подумала о том, как мы в последний раз разыграли этот момент и как неудачно все прошло. На мгновение я задумалась, не сошла ли я с ума.

Но нужно было выиграть испытание Третьей четверти луны.

— Сейчас самое время для завоеваний, — прошептал мне на ухо Винсент.

— Да, — сказала я. — Я буду готова.

Я начала уходить в свою комнату, но потом поддалась своему любопытству и повернула назад.

— Зачем ты это делаешь? — спросила я.

— Хм?

— Наверное, больно.

— Пока не очень.

— Но… почему? Зачем ты это делаешь?

Он молчал долгое время, затем улыбнулся мне.

— Отдохни немного, — сказал он. — Нам предстоит много работы.

Мне показалось совершенно несправедливым, что он узнал мой секрет, но отказался объяснить свои собственные глупые саморазрушительные привычки. Я решила, что воздержание от указания на это лицемерие — мой первый шаг к тому, чтобы стать достойным союзником.

— Тогда не обжигайся так сильно, чтобы завтра ты не был бесполезным, — сказала я, отворачиваясь. — Это не убедит меня в том, что это хорошая идея.

— Говоришь так, будто переживаешь за меня.

Я покачала головой, закатила глаза и вернулась в свою комнату.

Я не заметила, как Мише выглянула из-за угла своей двери, даже не потрудившись скрыть ни свое подслушивание, ни ухмылку.

Антракт

Маленькая девочка больше не была маленькой девочкой. Теперь она была юной девушкой. В шестнадцать лет она думала, что теперь понимает свое место в уникальном мире. Но что — то странное произошло в эти смутные годы между детством и взрослой жизнью. Изменились вещи, которых она желала. Изменились вещи, которые она замечала.

Вампиры — красивые существа.

Это почти всеобщая правда. Их плоть гладкая и мягкая, черты лица яркие и поразительные, голоса сладкие и мелодичные. Они часто бывают красивыми настолько, что оставляют след в душе — такой, который посещает тебя снова, когда ты лежишь ночью в постели и думаешь о форме этих губ. Юная девушка научилась не замечать этого. Ее неустанно учили воспринимать окружавших ее существ как смертоносных монстров. Только с возрастом она начала считать их опасными не потому, что они были чудовищными, а потому, что они таковыми не являлись.

Давайте проясним: она была умной девушкой. Она знала, как выжить.

Но все живые существа желают чего-то. Разве это слабость?

Однажды ночью девушка познакомилась с молодым парнем-вампиром. Она не часто общалась с членами двора своего отца. Но этот юноша тоже казался ей чужаком. Он был молод, всего на несколько лет старше ее. Он был самым потрясающим существом, которое она когда-либо видела, его лицо представляло собой безупречное сочетание жестких углов и нежных изгибов, окрашенных в теплые оттенки, которые намекали на то, кем он когда-то был.

Да, он был Обращен.

Он был одиноким молодым юношей. Она была одинокой юной девушкой. Разве не неизбежно, что между ними должно было что- то возникнуть?

Возможно, он сам не понимал, каким оружием является кожа, которую он носит.

Возможно, его влекло к ней, потому что она напоминала ему о том, кем он когда-то был.

Возможно, он даже думал, что любит ее.

Девушка никогда не задумывалась о любви. Ее не кормили сказками о сказочных принцессах, она не мечтала о поцелуе настоящей любви, который спасет ее от коварной жизни. Но воспоминания о губах этого мальчика все еще посещали ее по ночам. Если любовь — это желание кого-то, то, возможно, это он и есть.

Она была такой юной. Жесткой в некоторых отношениях. Мягко наивной в других. Она еще не понимала, что вампиры сияют, как сияют серебряные зубы ловушек. Их красота была манящей рукой, обещающей сладкие ласки.

Маленькой змейке было очень одиноко. Она скользнула прямо в эти прекрасные, изящные пальцы. Она даже не заметила когтей.

Глава

23

Я думала, что, возможно, если нам очень-очень повезет, мы с Райном сможем не убить друг друга, но я не ожидала, что мы будем хорошо работать вместе.

Те первые несколько ночей в районе были далеко не идеальными. Наличие общей цели, о которой мы действительно заботились, помогло, но мы все равно спотыкались друг о друга. Стена из тела Райна вставала на моем пути всякий раз, когда мне нужно было двигаться быстро. Его удары всегда уводили нашу цель с линии моей атаки в самый неподходящий момент. В одном запомнившемся болезненном случае его крыло ударило меня так сильно, что я впечаталась в стену, как прихлопнутая муха.

Но недостатка в мишенях не было. Вампиры внутреннего города в мое отсутствие с удовольствием превратили район в свое охотничье угодье. Так что мы продолжали, разрушая барьер между нами шаг за шагом.

Прошло пять ночей, и я поняла, что мы прошли весь этот путь без того, чтобы кто-то из нас случайно или намеренно задел другого.

Шесть ночей, и я поняла, что за весь день мы даже не наступили друг другу на ноги.

Семь ночей, и нам действительно удалось дополнить друг друга, уничтожив одну из наших целей с безупречной эффективностью. После этого мы остановились и уставились друг на друга широко раскрытыми глазами, как будто оба стали свидетелями чуда и не хотели ставить его под угрозу, признавая это вслух. Конечно, после этого мы всю оставшуюся ночь мешали друг другу, но я принимала все, что могла получить.

На восьмую ночь я отступила и просто наблюдала за его работой. К тому времени я уже начала понимать, как он двигается, и, наблюдая за ним с этой точки зрения, все мои наблюдения превратились в выводы.

Когда я впервые встретила Райна, я думала, что он полагается на свои размеры и силу. Я очень, очень сильно ошибалась. Все это было лишь отвлекающим маневром. Он постоянно использовал магию, скрытую в каждом движении и ударе, заслоненную показной дикостью. Если бы кто-то не следил внимательно, то подумал бы, что он просто набросился на своего противника с огромным мечом из стали Ночнорожденных и победил одной лишь грубой силой — и он бы его недооценил.

Это было нечто большее, чем просто удары. Эти удары были разрушительными, потому что он использовал свои размеры, свою скорость и свою магию в каждом ударе. В этом не было ничего грубого — это был стратегический ход. Он знал, когда бить, куда и насколько сильно. Он был очень расчетлив.

Меня осенило, когда я смотрела, как он выдергивает меч из груди хромого трупа вампира. Он оглянулся на меня через плечо, вскинув бровь.

— Что? Нравится то, что ты видишь?

— Ты делаешь это специально?

— Это? — Он жестом указал на тело, выпрямился и вытер свой клинок. Светящиеся тени по всей его длине задрожали, когда по ним провели тканью. — Да, можно сказать и так.

— Демонстрация. Твой боевой стиль — это демонстрация. Ты выглядишь гораздо проще, чем кажешься.

Он сделал паузу на мгновение, возможно, от удивления, прежде чем он повернулся.

— А ты внимательно за мной наблюдала. Я польщен.

— Почему ты скрываешь, что пользуешься магией?

Он убрал меч в ножны и отказался отвечать.

— Куда дальше? Южная сторона?

— Ты хочешь, чтобы люди считали тебя диким?

Он остановился на середине шага, бровь дернулась в выражении, которое, как я теперь поняла, означало, что «Орайя сказала что-то забавное, вероятно, непреднамеренно».

— Диким?

Я не знала, что было смешного в моем наборе слов.

— Да. Даже когда ты использовал магию в пиршественном зале в тот раз, это была сплошная сила, никакого изящества.

— Ты думаешь, у меня есть изящество? Это лестно. Итак, южная сторона?

— Я думаю, ты намеренно пытаешься казаться, что это не так.

— Так и есть. — Он начал идти. — Возможно, я скрываю свою магию по той же причине, по которой ты скрываешь свою.

Мне пришлось сделать три шага, чтобы не отстать от двух его шагов.

— Ты не имел права знать о моей магии. И ты не имеешь права знать, почему я ее прячу.

— О, я знаю, почему ты ее спрятала.

Мне пришлось постараться, чтобы не выдать удивления.

Медленная улыбка растянулась на его губах.

— Ты скрывала это, потому что не знала, что можешь это сделать. Ты выбросила меня из окна совершенно случайно.

На этот раз, будь проклято мое лицо, миг шока отразился на моем лице прежде, чем я смогла его предотвратить.

— Это не…

— Послушай, ты во многом талантлива, принцесса. Но актриса из тебя так себе. А теперь пойдем. Мы теряем лунный свет.

Богиня, черт бы его побрал, я столько всего хотела сказать и главное это: «Ты, черт возьми, знал, и все равно наговорил мне столько дерьма?» — но я закрыла рот, достала клинки и пошла за ним.

Я не знала, как мне к этому относиться, к тому, что он наблюдал за мной так же пристально, как я за ним.

МНЕ НЕ НРАВИЛОСЬ, КОГДА ЗА МНОЙ НАБЛЮДАЮТ, и еще меньше нравилось, когда меня понимают, но даже я должна была признать, что это имело неоспоримые преимущества. Вскоре мы с Райном работали вместе, как будто знали друг друга много лет.

Мы изучили боевые стили друг друга и поняли, где нужно оставлять проходы, чтобы подстроиться друг под друга. Работа шла без остановки, с момента захода солнца до момента, когда горизонт окрасился в розовый цвет приближающегося рассвета. Это не обошлось без множества синяков, колких обид, оскорблений и ноющих мышц. И нам предстоял еще долгий, очень долгий путь.

Но Райн, с неохотой вынуждена была признать я, был прав в тот вечер, когда впервые предложил мне союз: мы стали хорошей командой.

После того как мы вернулись из округов, я каждый день проводила время с Мише, практикуясь в использовании магии. Это происходило… не так успешно как хотелось бы. По крайней мере, мы с Райном каждый день добивались ощутимого прогресса, даже в самых неудачных ситуациях. Моя магия, однако, была непостоянным, непредсказуемым зверем. Иногда, под присмотром Мише, мне удавалось вызвать на кончиках пальцев маленькие искорки тени или Ночного огня. Другими ночами даже просить об искрах было слишком сложно. И ни разу я даже близко не подошла к тому, чтобы вызвать ту силу, которую я использовала, чтобы выбросить Райна из окна.

Я была благодарна, что практиковались магией в моей комнате, где Райн этого не видел. Я бы никогда не пережила унижения.

— Ты потерпела поражение еще до того, как начала, — сказала Мише после одной долгой ночи, когда мне не удалось призвать свою магию, даже слабую. — Она знает, когда у тебя плохое настроение.

— У меня нет плохого настроения, — проворчала я.

— Ты боишься ее, а она боится тебя, — щебетала она. — Ты просто должна, знаешь… воспользоваться этим! Пусть твое сердце откроется! — Она широко раскинула руки, сияя, как будто это было триумфальное и совершенно разумное указание.

Я бросила на нее грозный взгляд, вздохнула, а затем продолжала терпеть неудачу еще пятнадцать раз, пока не сдалась в изнеможении от ярости.

По правде говоря, несмотря на свое ворчание, я восхищалась Мише. Не ее вина, что моя магия была слишком темпераментной, чтобы быть полезной. Она была терпеливым и преданным учителем, а ее понимание магии было невероятным. Она манипулировала пламенем и светом так, словно они были продолжением ее тела, с беззаботной легкостью. Это было умопомрачительно.

Я думала, что смогу научиться у Мише, потому что она тоже черпала магию, которая традиционно не входила в ее компетенцию. Но все, что я узнала, это то, что она, по-видимому, была какой-то аномалией природы, потому что ей, казалось, не нужно было стараться.

Однажды, когда мое любопытство взяло верх, я спросила ее:

— Как ты вообще начала этим заниматься? Я про огонь.

— Это просто… во мне.

— Верно. Но… как? Откуда ты это знаешь? Как ты это обнаружила?

Она тупо смотрела на меня, нахмурив брови, как будто я только что попросила ее описать, как она начала дышать.

— Она просто была там. И твое тоже.

— Я так не думаю.

— О, но это так! — настаивала она.

Это не так.

Винсент тоже не особо помог. Его советы были противоположны советам Мише — они сводились к скудным инструкциям по контролю мышц, форме и, прежде всего, к концентрации, концентрации, концентрации. За эти недели я видела его всего несколько раз, а со временем и того меньше. Иногда я была слишком занята, чтобы идти на место нашей встречи. В других случаях я ждала его целый час, а он все не появлялся. С каждым разом он становился все более рассеянным и отстраненным, а узел в моем животе затягивался все туже.

Я не была глупой. Я знала, что что-то происходит, что-то плохое, о чем он не хотел мне рассказывать. Всякий раз, когда я осторожно спрашивала, он говорил мне, что я должна сосредоточиться на Кеджари, тоном, не оставляющим места для переговоров, и что мне лучше знать, чем бросать вызов.

Поэтому я сделала так, как он сказал. Я сосредоточилась и тренировалась.

На второй неделе тренировок, мы с Райном отказались от ночных прогулок по районам, чтобы тренироваться с Мише в апартаментах. Выработать ритм с Райном было сложнее всего. Но как только мы заложили основу нашего партнерства, Мише было легко вписаться в него. Она была быстрой и гибкой, интуитивно реагируя на бессловесные подсказки. После нескольких неуклюжих стартов мы втроем превратились в сбалансированную команду.

В тот вечер, на половине занятия, Мише остановилась. Она отступила к стене и присела, сжав руки, с круглыми глазами.

Я застыла на середине движения.

— Что случилось? — спросила я, встревоженная. — Я сделала тебе больно?

— Нет, нет. — Она покачала головой, ухмылка расползлась по ее рту. — Это просто… боги, посмотрите на себя! Это потрясающе!

— Нет такой связи, как связь из-за убийства, — сухо сказал Райн.

— Я так горжусь, — вздохнула она, и я все еще пыталась понять, шутит она или нет, когда она закатила глаза и поманила к себе.

— Ты просто пытаешься получить дополнительный перерыв. Пойдем, Мише.

Вместе мы оттачивали открытую нами командную работу ночь за ночью. Каждое утро я падала в постель без сил. Каждую ночь я просыпалась уставшей и готовой делать все заново.

На шестнадцатую ночь, в краткие секунды перед сном, я подумала: Это может сработать.

Это действительно может сработать.

И, возможно, возможно, мне это даже понравилось.

Глава

24

Мы с Райном уже несколько дней не ходили в человеческие районы, поэтому, когда Мише затаилась в своей комнате, работая над каким-то новым заклинанием, мы воспользовались возможностью вернуться. Я ожидала, что, учитывая наше отсутствие, в округе будет полно вампиров, рассматривающих его как место охоты. Но вместо этого мы с Райном разобрались только с двумя очень пьяными вампирами, пытавшимися отобрать пару детей, а потом бесцельно бродили по пустым улицам.

— Хм, — сказал Райн после часа бесплодных блужданий. — Может быть, мы создали себе очень грозную репутацию, сами того не ожидая.

— Даже более ужасающую, чем мы думали, — сказала я. — Мы слишком хорошо делаем свою работу.

Мои щеки напряглись. Я была так довольна, что долго не замечала, как Райн смотрит на меня.

Моя улыбка исчезла, и он рассмеялся.

— А вот и она.

— Что? — огрызнулась я.

— Только что ты выглядела очень довольной собой.

Я пожала плечами.

Отлично. Я была довольна собой.

— Мы могли бы пойти в западный квартал, — предложила я.

— Ммм… — Он засунул руки в карманы пальто и огляделся вокруг, как будто внезапно осознав, где мы находимся.

— Это соглашение?

— У меня есть идея получше.

Он пошел по соседней улице, оставив меня посреди дороги.

— Куда ты идешь? — позвала я его.

Он оглянулся через плечо, прищурив глаза.

— Я хочу выпить. Ты идешь?

— Ты хочешь сказать, что ты, человек, приходишь в этот район почти каждую ночь, закалываешь всех бедных вампирских ублюдков, которые попадаются тебе на пути, становишься таинственным спасителем невинных человеческих граждан, и все же, несмотря на то, что ты провела здесь почти половину своей гребаной жизни, ты никогда не общалась с этими людьми? Никогда не ходила в паб? Ни разу не поздоровалась с кем-нибудь из тех, кого спасла? Вообще ничего из этого?

Он сказал это так, будто это смешно, и это меня обидело.

— Я была здесь не для этого. — Я пристально на него взглянула. Эффекта от взгляда практически не было, ибо Райн был намного выше меня и шел так быстро, что мне приходилось неловко бежать на полусогнутых ногах, чтобы не отстать от него. — Мы здесь не для этого.

— О, перестань, принцесса. Мы так много работали, что уже некого убивать.

— Тогда мы должны вернуться в Лунный дворец.

— Я не хочу возвращаться в Лунный дворец. Я хочу самое дерьмовое пиво в городе. Я хочу пенистое, кислое, ссаное пиво. И место, где его можно получить, находится менее чем в квартале отсюда. Ах-ха! — Его лицо засветилось, и он ткнул пальцем через дорогу, когда мы завернули за угол, указывая на шаткую, полусгнившую деревянную вывеску, на которой, похоже, когда-то было написано «У САНДРЫ», но теперь больше походило на «У СА ДРЫ».

— Это место, — сказал он, направляясь к нему, — находится здесь уже почти сто лет, и…

— Подожди.

Я схватила его за руку как раз в тот момент, когда он собирался открыть дверь. Движение было намного грубее, чем я планировала, слабая тень вырвалась из кончиков моих пальцев, мои ногти впились в кожу его пальто.

Он остановился, нахмурив брови, и посмотрел вниз на мою сжатую в кулак руку. Затем на мое лицо. Его выражение изменилось… смягчилось.

— Что случилось, Орайя?

— Я…

Я даже не знала, как ответить на этот вопрос. Я отпустила его, сцепив руки перед собой, чтобы он не видел, как они дрожат.

Я выровняла свой голос.

— В этом здании полно людей.

— Да. Что в этом такого?

И ты создан для того чтобы убивать их.

И если ты потеряешь контроль, я не знаю, смогу ли я остановить тебя в одиночку.

— Я не стану подвергать их риску, чтобы ты мог выпить немного помойного пива, — холодно сказала я.

Он издал короткий смешок.

— Я хочу пива, а не крови. Кроме того, зачем мне охотиться, если мы с тобой провели последние полторы недели, убивая всех, кто только этим и занимался?

Так чертовски пренебрежительно.

— Все не так просто.

— Почему, черт возьми, нет?

— Потому что если мы поместим кого-то вроде тебя в битком набитую людьми комнату, возможно, ты потеряешь контроль, — сплюнула я. — Я знаю, как выглядит жажда крови, Райн.

Мгновенная волна чего-то, что я не могла расшифровать, чего-то, что почти, почти напоминало сострадание, промелькнула на его лице, но затем снова сменилась весельем.

— Ты беспокоишься о моем самоконтроле? Как мило. — Он наклонился достаточно близко, чтобы я почувствовала, как его слова проскользнули по моей щеке. Я не знала, почему я не сдвинулась с места.

— У меня достаточно самоконтроля, Орайя, — пробормотал он. — Не беспокойся обо мне.

Мурашки побежали по моей шее.

И все же дрожь, прокатившаяся по моему телу, не была знакомой дрожью страха. Это, по крайней мере, была физическая реакция, которую я умела контролировать. Но это… это испугало меня. Моим инстинктивным желанием было не отступить, а притянуть его ближе. Я замерла. Мое тело не знало, как реагировать на это, потянувшись к страху и найдя что-то совсем другое, что-то гораздо более опасное.

Спустя, казалось бы, долгое мгновение, а может быть, всего лишь секунду или две, я отошла, бросив на него взгляд.

— Это не имеет значения. Кроме того, что, если они узнают, кто ты?

— Если я не буду ослепительно ухмыляться, они ничего не узнают.

— Нет, — шипела я. — Это глупая идея.

Морщинка между его бровями углубилась, а затем исчезла, когда он хитро ухмыльнулся.

— Ох. Я понял.

Я моргнула, уже обиженная тем, что он собирался сказать дальше.

Ухмылка переросла в оскал.

— Ты напугана. Ты боишься кучки людей.

— Нет, не боюсь. — Я сказала это слишком громко и слишком быстро, чтобы подтвердить его подозрения.

Мне не было страшно. Испуг — не то слово. Это было просто… неправильно. Мое место было здесь, в укрытии, а не там, с ними. Может, в моей крови и была человеческая кровь, но я давно отказалась от этой части себя. Райн, похоже, был уверен, что сможет выдать себя за одного из них, но, черт возьми, я не знала, смогу ли я.

— Почему ты так нервничаешь? — спросил он. — Ты, черт возьми, тоже человек.

Я нахмурилась.

— Не совсем.

Он скорчил гримасу.

— Сиськи Иксы. Хотел бы я посмотреть на твое выражение лица. Я рад, что ты так гордишься своим наследием.

Прежде чем я успела остановить его, он распахнул дверь паба и затащил меня внутрь.

ПАБ НАХОДИЛСЯ в подвале, и шаткая лестница прямо в дверях привела нас вниз, в тусклую толчею. Люди сидели за шатающимися деревянными столами на шатающихся деревянных табуретах, тесно прислонившись друг к другу и непринужденно болтая за игрой в карты или попивая медовухи из своих кружек. Стены были сделаны из камня и глины, крошечные окна наверху открывали вид на улицы. Фонари вдоль стен заливали все помещение теплым оранжевым светом. В центре паба находилась квадратная стойка, за которой бармен наливал напитки и подносил еду ожидающим посетителям. В воздухе витал неповторимый аромат, в котором смешивались пиво, пот и хлеб.

Внутри было темно и многолюдно. Я задавалась вопросом, значительно ли оживились дела с тех пор, как мы с Райном снова начали патрулировать улицы, потому что мне казалось немыслимым, чтобы столько людей чувствовали себя комфортно на улице после наступления темноты, когда в этих тенях таилась такая опасность. А может, им просто было все равно. Эти люди даже не выглядели испуганными.

Это так… так дико отличалось от того, где я бывала раньше. Я провела немного времени в вампирских пабах во внутреннем городе, недолго и не более чем из глупого подросткового любопытства. Там было много грязи и разврата, но все были намного сдержаннее, даже в муках похоти. Вампиры вели себя так, словно каждая эмоция, каждый импульс требуют немного больше времени, чтобы достичь поверхности их кожи. Но люди? Люди обнажали все. Они были громкими, выразительными и непримиримыми.

Это поразило меня и сбило с толку. Моя человечность была причиной того, что я всю жизнь провела в тусклом свете. Для этих людей она была причиной того, что они горели ярче.

Это было так совершенно чуждо, что я была уверена, что все остановятся и уставятся на нас, как только мы переступим порог.

Но этого не произошло.

Я взглянула на Райна, рука переместилась на рукоять моего клинка, ожидая признаков жажды крови. Когда столько потных людей собралось в таком маленьком пространстве, запах крови должен быть просто ошеломляющим. Но его нос даже не дернулся.

Я была настроена скептически, когда он сказал, что может выдать себя за человека. Между вампирами и людьми было гораздо больше различий, чем зубы и крылья — все в них было разным. Вампиры двигались как хищники, с бесшумной грацией и расчетливым изяществом. А у Райна, хоть он и был необычным вампиром, все это было в избытке.

Пока он… не перестал этого делать.

Как только мы вошли в паб, Райн… изменился. Изменилось то, как он стоял, став немного более расслабленным и накрененным. Изменилась его походка, шаги стали более размашистыми. Изменилось выражение его лица: хищная неподвижность сменилась непринужденной легкостью. Все в его манере держаться стало немного грубее, немного менее утонченным.

И точно так же Райн стал человеком. Да, очень высоким человеком, человеком, с которым никто не захотел бы иметь дело, но человеком.

Он дернул подбородком в сторону задней части комнаты, взял меня за руку и повел к маленькой незанятой кабинке в углу. Затем он объявил, что собирается принести нам самое дерьмовое пиво, какое только есть в этом месте, и ушел, прежде чем я успела сказать что-нибудь еще.

Я с благоговением наблюдала за ним, когда он пробивался сквозь толпу. Все было безупречно, начиная с того, как он мягко касался плеч людей, чтобы убрать их с дороги, и заканчивая полукивком в знак приветствия, которым он поприветствовал хозяина, и громоздкой размашистой походкой обратно к столу с пивом в руке.

Он поставил передо мной большую стеклянную кружку со сколами, полную пенистой грязно-коричневой жидкости, затем взял свою и опустился на стул рядом со мной. Место, где мы сидели, представляло собой небольшой полукруг с шатающимся столиком в центре. Всё это занимало примерно три четверти пространства. Он прислонился к стене, раскинув руки и ноги, запрокинул голову назад и сделал несколько больших глотков своего напитка.

— Чертовски ужасно, — ласково сказал он, хлопнув кружкой по столу. — И это так превосходно.

— Впечатляет, — сказала я.

— Спасибо. У меня было много практики в употреблении ужасного алкоголя.

— Не это. — Я широким жестом обвела его сверху вниз… — Это.

Его бровь дернулась.

— А так же, я много тренировал свое тело. Не думал, что ты заметишь.

Я насмешливо хмыкнула, затем наклонилась ближе.

— Ты очень хороший актер, вот что я имею в виду. Ты выглядишь очень…

— По-человечески.

— Да.

Он пожал плечами и сделал еще один глоток.

— Логично.

Я прищурила глаза, глядя на него.

— Может быть, я была права, когда не доверяла тебе с самого начала. У тебя так много разных версий себя.

— Но все же это я. — Теперь настала его очередь одарить меня таким взглядом, который выделял меня на общем фоне… — Между тем, ты выглядишь так, будто кто-то засунул тебя в загон со стаей львов. Ты действительно держишь руку на клинке?

Я отдернула пальцы от рукояти у бедра и положила руки на стол.

— Нет.

— Ты в безопасности, Орайя. Расслабься.

Это могло прозвучать пренебрежительно, но его голос был неожиданно нежным.

Ты в безопасности. Я не могла вспомнить, когда эти слова были сказаны мне в последний раз. В конце концов, это никогда не было правдой. И, как ни странно, несмотря на то, что эти люди были гораздо менее опасны, чем хищники, которые окружали меня каждый день, здесь я чувствовала себя более незащищенной, чем когда-либо.

Я окинула взглядом комнату.

— Ты раньше приходил в такие места? Когда ты был…

— Человеком? Да. Часто. — Его взгляд скользнул по комнате. — Хотя тогда они выглядели совсем по-другому. Прошло много времени.

— Сколько времени?

Пауза.

— Несколько сотен лет.

Он сказал это очень непринужденно, но я знала эту паузу. Это была такая же пауза, которую я сделала, когда он спросил меня, как долго я приходила в человеческие районы. Он точно знал, сколько прошло лет, дней, минут.

— Но я все равно регулярно прихожу в такие места. Иногда вампиры меня немного изматывают.

— Ты скучаешь по этому? По человеческой жизни?

Только после того, как вопрос покинул мои губы, я поняла, как странно и интимно он прозвучал. Я думала, он не ответит. Он молчал, наблюдая за смеющимися и пьющими посетителями.

— Я скучаю по солнцу, — сказал он наконец.

И на мгновение на его лице появилось то же выражение, что и тогда, когда я возвращалась в апартаменте на рассвете и заставала его смотрящим в окно, уже после того, как свет разъедал его кожу.

Я не знала, почему мне захотелось отмахнуться от этого неудобного вопроса, как будто я нащупала рану. Я сделала глоток пива. Густая горечь заполнила мой рот. Я скорчила гримасу, и Райн рассмеялся.

— Фу. Это отвратительно.

— Отвратительно и потрясающе.

— Просто отвратительно.

— У тебя нет вкуса, принцесса.

Я хихикнула, хотя мне это и не свойственно. Возможно, он был прав, потому что я сделала еще один глоток.

— Мише, вероятно, тоже когда-то была человеком, — заметила я.

Теплая улыбка скривила уголок его рта.

— Это вполне очевидно, не так ли?

— Я не встречала другого вампира, похожего на нее.

— Я тоже.

— Это ты был тем, кто…

Тепло исчезло с лица Райна.

— Нет, — сказал он, достаточно резко, чтобы прервать остаток вопроса и любое дальнейшее продолжение этой темы, затем сделал длинный глоток.

Я наблюдала за ним пристальнее, чем позволяла себе.

Райн сказал мне, что хотел заключить со мной союз, потому что ему было любопытно узнать меня. И мне было неприятно признавать это даже самой себе, но он тоже был мне интересен. Прошло много времени с тех пор, как я обнаружила, что хочу узнать о ком-то больше, даже если это было только потому, что он был таким загадочным.

Он поставил свой уже почти пустой бокал и затем мы сидели в тишине, наблюдая за посетителями.

В конце концов я спросила:

— Почему ты пошел на «Кеджари»?

Такой очевидный вопрос, и все же никто из нас никогда не задавал его друг другу. Казалось, как только мы вошли в Лунный дворец, внешний мир и обстоятельства, которые привели нас туда, перестали существовать.

— От меня зависят жизни многих людей, а у Обращенных ришан из трущоб не так много возможностей. — Он покачал головой. — Никогда не давай обещаний на смертном одре, Орайя. Оно всегда укусит тебя за задницу.

Обращенные ришанцы из трущоб. Я всегда была настолько сосредоточена на страданиях людей в Доме Ночи, что легко забывала, что вампиры тоже здесь страдают. Я думала, что большинство приходит на Кеджари ради славы, но, возможно, на самом деле всех нас подталкивает отчаяние.

— Семья? — спросила я.

— В каком-то смысле. И я исчерпал все другие возможности. Присоединение к этому гребаному варварскому зрелищу не стояло на первом месте в моем списке того, что я хотел бы сделать со своей жалкой бесконечной жизнью. — Его рот искривился в кривой улыбке. — Я бы даже не был здесь, если бы Мише не заставила меня участвовать в этом.

Мои брови вскинулись.

Он усмехнулся и взял еще одну кружку.

— Посмотри на это лицо. Ты думала, что я как ты там говоришь? Дикий, который обратил Мише, возил ее по Обитрэйсу несколько сотен лет, а потом притащил бедную, невинную солнечную крошку через полмира на кровожадный турнир Кеджари, так?

— Да, — сказала я без колебаний. — Абсолютно.

— Эта чертова девчонка. — Он покачал головой. — Нет, это все была ее идея. И она знала, что я никогда не позволю ей сделать это в одиночку.

Я пыталась сопоставить эту информацию с той версией Мише, которую я знала. Пыталась представить себе девушку, которая расставляла цветы по всему апартаменту и хихикала всякий раз, когда кто-нибудь издавал звук, смутно напоминающий метеоризм, тащившую Райна на Кеджари.

В последние недели я много раз задавалась вопросом, почему они оба здесь. Они явно глубоко любили друг друга и ни один из них, я была уверена, не хотел бы причинить боль другому. Но, с другой стороны, не было ничего необычного в том, что близкие друзья вступали вместе, если их интересы совпадали. Два шанса на победу лучше, чем один.

— Тогда… почему она здесь? — спросила я.

— Потому что она — манипулятор, — ворчал он, как бы про себя.

— Манипулятор?

— Точно. Как и кое-кто другой, кого я знаю. Пытается напоить меня, чтобы появилась возможность задавать всякие любопытные вопросы. — Он отпил и бросил на меня настороженный взгляд. Он отодвинул кружку, и с каждой секундой молчания я все больше удивлялась.

— А теперь, — сказал он, — ты ждешь, что я спрошу, зачем ты это делаешь.

— Немного, — признала я.

Человек в Кеджари? Любому было бы любопытно.

— Я не стану этого делать. Я уже знаю.

Мои брови поднялись.

— Ты знаешь?

— Признаюсь, что раньше я задавался вопросом. Я думал: «Зачем этому человеку ставить себя в такое положение, когда ее окружают хищники? Почти неминуемая смерть? — Он ухмыльнулся. — Или, точнее, «Зачем Винсенту ставить ее в такое положение?» Легко, гадюка. — Он поднял руки в ответ на мой взгляд. — Я знаю. Но мне было интересно многое. Например, почему ты вообще здесь оказалась? Ты взрослый человек. Винсент явно не держит тебя буквально взаперти. Почему ты осталась в Доме Ночи, вместо того чтобы пересечь Море костей и отправиться на человеческие земли, где ты могла бы жить настоящей жизнью?

Настоящая жизнь. Сказал так, как будто моя жизнь не была настоящей.

По правде говоря, мне даже в голову не приходило, что можно покинуть Дом Ночи — покинуть Винсента. Лишь однажды, когда мне было семнадцать лет, я задумалась об этом. Илана подняла эту идею. Это было вскоре после… после. Те дни были сплошным пятном горя и боли. Но я до сих пор помню, как она выглядела в тот день — такая нехарактерно серьезная, такая обеспокоенная. Она взяла мое лицо в свои грубые руки, притянула меня так близко, что я почувствовала запах сигарного дыма от ее дыхания, и посмотрела прямо мне в глаза.

— Ты не должна так жить, любовь моя, — сказала она. — Я сделала этот выбор, а ты — нет. Ты можешь выбрать другую жизнь, в другом мире, где ты будешь просто человеком.

Я лишь безучастно смотрела на нее, прежде чем отвернуться.

Эта мысль была непостижима. Где еще я могла существовать, кроме Дома Ночи?

— Я не хочу уходить, — сказала я.

— После того, как я понаблюдал за тобой, я это увидел. Ты вообще не считаешь себя человеком, не так ли? Так зачем тебе уходить, чтобы жить с ними?

Мне совсем не понравился этот тон.

— Здесь есть проблемы, которые нужно решать. Я не убегаю от этого. Это мой дом. Может быть, это дом, который меня ненавидит, но это мой дом.

Это королевство было частью меня, и я, хотело оно того или нет, была его частью. Я была дочерью его короля, по крови или нет. Кости моих родителей были похоронены в этой стране. Не важно, сколько раз Дом Ночи ранил мою кожу или мое сердце, я останусь. Как и все люди, жившие здесь у которых не было другого выбора, кроме как жить здесь, останутся.

Здесь было мое место. Именно здесь. А не в чужой человеческой стране, расположенной в полумире отсюда.

Райн осмотрел меня, на его лице появилось задумчивое выражение. Это был не первый раз, когда я видела такой взгляд, и каждый раз мне становилось не по себе. Как будто он сбрасывал фасад на несколько редких, спокойных мгновений и показывал, насколько сильно он анализирует окружающий мир, обычно скрытый под жестокостью и развязностью.

Мне не особенно нравилось быть объектом такого анализа.

— У тебя стальные яйца, принцесса, — сказал он. — Отдаю тебе должное. — Затем он наклонился через стол — такой маленький по сравнению с его телосложением, что даже это легкое движение поставило его прямо передо мной.

— Вот еще одна тайна, которую я никогда не понимал в тебе. Винсент.

Я отпрянула назад, уже защищаясь, каждый мускул напрягся при одном только упоминании его имени.

— Ты просто человеческая девушка, — продолжил Райн. — И Король Ночнорожденных, известный как холодный, безжалостный ублюдок, просто… испытывает минутное сострадание и решает взять тебя к себе? Почему?

Его брови нахмурились, а глаза искали мое лицо, как будто он действительно искал ответ на этот вопрос и как будто он уже беспокоился от моего имени о том, каким может быть этот ответ. Я уловила что-то в этом выражении, слабый отблеск чего-то странно знакомого, который исчез через несколько секунд.

— Конечно, — продолжил он, — я знаю, что некоторые вампиры испытывают тягу к человеческому сексу, но…

— Винсент — мой отец, — вклинилась я, испытывая отвращение.

— Точно. По крайней мере, если бы он трахал тебя, я мог бы это понять. Но по всем признакам, включая твою реакцию, это не так. Так что…

Если бы я не была так обижена, я бы нашла немного забавным, что у Райна были точно такие же мысли обо мне и Винсенте, как у меня о нем и Мише.

— Мише — твоя семья, даже если она не твоей крови. Тебе не должно быть так трудно это понять.

— Я понимаю. Я просто не думал, что наш очень великий и могущественный божественный король это понимает.

— Потому что ты так хорошо его знаешь. — Насмехалась я над ним. — Конечно, ты плохо о нем думаешь. Ты же ришанец. Он сверг ваш народ с трона.

— Я уверен, что две дюжины членов его большой семьи, которых он казнил, чтобы занять этот трон, тоже чувствуют некоторую приверженность к семейным узам.

О, ради бога. Как будто каждому королю вампиров не приходилось убивать, чтобы получить эту власть. Это не было приятно, но это была реальность.

— А скольких людей собираешься убить ты, чтобы выполнить те «обязанности», о которых ты говорил? — Я ухмыльнулась, жестом указывая на себя. — И ты все равно приютил человеческого бродягу, не так ли?

Он допил последнее пиво.

— Орайя, в тебе нет ничего бродячего. Я думаю, ты точно знаешь, куда идешь, даже когда думаешь, что не знаешь.

Я уже собиралась спросить его, что именно это должно было означать…

Но тут пол содрогнулся от резкого толчка, и толпа резко втянула воздух, когда раздался взрыв, достаточно громкий, чтобы заставить мир содрогнуться.

Глава

25

Дрожь пронзила все мое тело. Звук был далеким, но сразу же заставил всех в помещении замолчать. Земля содрогнулась один раз, с такой скоростью, что, если бы в этот момент на пол не полетели тарелки и стаканы, я бы усомнилась, не привиделось ли мне это.

Возможно, я ошибалась, считая этих людей беззаботными, потому что все они сразу же протрезвели, их затихший страх поднялся на поверхность, словно никогда и не покидал их.

Мы с Райном уже были на ногах и бежали на улицу. Когда мы споткнулись на улице, я остановилась.

— Черт, — вздохнула я.

Из далекого Лунного дворца поднимался шлейф мерцающего серебристого дыма, поднимаясь в ночное небо и затмевая луну. Белесые клубы почти поглотили силуэт дворца, но, когда порыв ветра рассеял туман, стало ясно, что одна из башен просто отсутствует. Просто… исчезла. По основанию здания пошли молниеносные трещины, видимые даже с другого конца города. Вспышки света скопились вокруг фундамента замка.

У меня свело живот.

Мише.

Мише была в Лунном дворце.

Я бросилась к Райну, который побледнел. Все его маски и представления были отброшены, остался только голый, выжимающий все нутро ужас.

— Мы найдем ее, — сказала я. — С ней все будет в порядке. Мы доберемся до неё.

Я прикоснулась к нему без раздумий, мои пальцы впились в мышцы его предплечья. Ему пришлось заметно побороть страх. Тем не менее, его голос немного дрожал, когда он сказал:

— Я лечу.

— Я иду с тобой.

— Ты будешь обузой.

— Ты чертовски хорошо знаешь, что это не так, и ты не знаешь, что тебе предстоит найти, Райн.

Он поморщился, потому что знал, что я права.

— Отлично. Тогда ты летишь со мной.

Я не понимала, что он имел ввиду. До тех пор, пока Райн не подошел ближе, не привлек меня к себе и не подхватил на руки, словно я ничего не весила, прежде чем я успела среагировать.

— Держись, — сказал он, голос был низким и так близко к моему уху, что моя кожа покрылась мурашками. — Я не вернусь за тобой, если ты упадешь.

Мое тело сжалось, застыв от его подавляющей близости. Его форма обволакивала мою, его руки прижимали меня к груди, крепко обхватывая меня. Я была достаточно близко, чтобы чувствовать биение его сердца — медленнее, чем у человека. Достаточно близко, чтобы его тепло окружало меня со всех сторон.

Мой пульс участился, все инстинкты словно кричали.

Уголком глаза я заметила, как Райн взглянул наменя, почувствовал ли он увеличение частоты моего сердцебиения?

Его выражение лица смягчилось.

— Ты в безопасности, Орайя, — прошептал он мне на ухо. — Просто держись.

Ты в безопасности, сказала я себе.

У нас не было на это времени. У Мише не было на это времени. Поэтому я крепко обхватила его за шею, борясь с более чем десятилетними тренировками, чтобы полностью отдать себя в его руки.

И как будто он знал — как будто он почувствовал мой страх — большой палец Райна прочертил круг по моей спине в одном нежном, бессловесном заверении.

Это прикосновение испугало меня. Оно поразило меня, потому что это утешило меня. Я не думала, что когда-нибудь еще смогу найти прикосновение успокаивающим.

— Готова? — сказал он.

Я кивнула ему в плечо и прижалась к нему.

Нас окружил свист рассекаемого воздуха. Я заглянула через плечо Райна как раз вовремя, чтобы увидеть стену черного цвета вокруг нас — блестящие, глянцевые перья, еще более великолепные, так близко, со столькими вариациями фиолетового, синего и красного, как само ночное небо.

Потом у меня свело живот, и земля провалилась под нами. Мои волосы разлетелись назад. Теплый ветер жалил мои щеки, хлестал с такой силой, что мне пришлось снова прижаться лицом к его плечу, пока мы поднимались.

Мы полетели к горящему Дворцу. Он летел быстро. Когда мы выровнялись, я попыталась повернуть голову. Смотреть вниз было ошибкой — от вида зданий Сивринажа, которые были не больше деревянных игрушечных блоков, меня затошнило. Но наверху… Матерь, ночное небо было невероятным. Свободным. При любых других обстоятельствах я бы хотела жить здесь вечно. Винсент редко летал, и теперь это казалось немыслимым. Почему кто-то решил отказаться от этого? Зачем кому-то делать что-то еще, если можно быть здесь?

Затем я повернулась вперед, и когда я увидела Лунный дворец, это изумление сменилось ужасом.

Целый шпиль обрушился, его каменные остатки превратились в зазубренную скальную гору, частично пробившую центральную куполообразную крышу. Сине-белый свет горел в пробоине и светился из разбитых стеклянных окон. С такой высоты люди были лишь маленькими точками вдалеке, но я видела, как они активно копошились возле входа. Холодное пламя распространилось, поглотив почти половину основания, уничтожив окружающие сады. Ближайший к Лунному дворцу квартал города был разрушен, целые здания, казалось, превратились в руины.

Это было нападение. Продуманная атака.

И это была атака, проведенная с помощью магии Ночнорожденных. Этот сине-белый цвет был безошибочен. Ночной огонь был даром только Дома Ночи, его никогда не использовали ни Кроворожденные, ни Тенерожденные.

Волоски поднялись у меня на затылке.

Ришанцы. Так и должно было быть. Винсент был сильно озабочен в последнее время, так явно озабочен проблемами, которыми не хотел со мной делиться. Я знала, что напряженность между двумя кланами Ночнорожденных была на грани взрыва. Винсент удерживал власть в течение двухсот лет. Это был долгий срок для одной кровной линии, чтобы удержать ее. И это был не первый раз, когда ришанцы предпринимали решительные попытки восстания.

Я так тесно прижалась к груди Райна, что даже с воздухом, рвущимся вокруг меня, я почувствовала, как он вздрогнул.

— Наша башня стоит. — Мне пришлось прижаться очень близко к его уху, потому что ветер был таким громким, мои губы касались его края уха. Я была так потрясена увиденным, что почти не заметила.

Он, казалось, не успокоился. И, по правде говоря, я тоже. Да, наша башня стояла, но Ночной огонь поглотил все.

Долго так продолжаться не могло.

Он проскользнул через все еще разбитое окно нашего апартамента, прорвав ткань, которую Мише повесила, чтобы закрыть отсутствующее стекло. Мы тут же подняли руки, чтобы закрыть лица. Райн поставил меня на землю, и я с трудом поднялась на ноги. Глаза слипались от ослепительной белизны.

Ночной огонь. Он был Повсюду.

Ночной огонь не столько выделял тепло, сколько иссушал плоть изнутри. Он не был горячим, как пламя, но и не был холодным. Он просто пожирал, пожирал быстрее и безжалостнее, чем огонь. Людей, попавших в Ночной огонь, часто находили в грудах нетронутых костей. Один из высокопоставленных генералов Винсента потерял из-за этого руку, и теперь кость выступала из покрытой черными шрамами плоти, отполированная и блестящая.

Он заполонил весь апартамент. Белое пламя поглощало цвет из полов, стен, занавесок. От дыма у меня стало саднить в легких, как будто каждый слой ткани издавал предсмертный вопль.

Дым был слишком густым, а свет слишком ярким. Потребовалось слишком много времени, чтобы мои глаза смогли приспособиться и увидеть движение в ликах смерти. Сквозь дым пробивались темные тела. Они были маленькими и скрюченными, сидели на четырех веретенообразных ногах, согнутых в разные стороны, и все они выглядели так, словно их вырвали из отдельного трупа и сшили вместе в нечто умеренно напоминающее единое чудовище. Демоны. Даже сквозь огонь я сразу распознала в них порождение магии Ночнорожденных, они сильно отличались от Кроворожденных зверей, которых мы видели в первом испытании.

Трое из них окружили обмякшее тело Мише.

В огне все было черным или белым, кроме сильных брызг черно-красного цвета, похожих на ведро с разлитой краской, прямо в центре комнаты. Мой разум был опустошен, осталась только ужасная уверенность в том, что Мише мертва.

Лица демонов повернулись к нам, их глаза стали круглыми, как сверкающие ямы.

Я шагнула, не успев усомниться в том, что это хорошая идея. Я не была стратегом, не была умной. К третьему шагу я думала, что демоны настигнут меня, но это было не так. Они оставались совершенно неподвижными и смотрели на нас. Смотрели на меня? Или на Райна?

— Я вижу тебя, я вижу тебя, я вижу тебя.

Слова прозвучали совсем не так, как звук, их ритм пронизывал мои вены.

Сильная рука схватила меня за запястье и отдернула.

— Отойди, — приказал Райн низким рычанием.

Он продолжал идти мимо меня быстрыми, целенаправленными шагами, устремив взгляд на демонов. В свою очередь, демоны смотрели на него в ответ, не мигая, не двигаясь.

— Отойдите от нее, мать твою, — шипел он и поднял руки.

Я отстала от него на несколько шагов, но даже в этом случае сила его Астериса едва не опрокинула меня. Мои руки поднялись вверх, чтобы закрыть лицо, если Ночной огонь был сильным, то вспышка его магии была непостижимой. Это длилось лишь долю секунды. Смерть демонов сопровождалась высоким, леденящим душу воплем, переходящим в рыдания. Когда свет померк, Райн был рядом с Мише, а два демона просто исчезли, третий лежал в месиве из черной жидкости и дергающихся конечностей в противоположном конце комнаты.

Я подбежала к ним и упала на колени рядом с Райном. Маска смертельной ярости на его лице исчезла, и теперь на нем было такое ужасное выражение. Либо это была игра света, либо он был на грани слез.

— Мише, — сказал он. — Мише, посмотри на меня.

Я склонилась над ней, отгоняя дым ночного огня. Ее кровь пропитала колени моих брюк, даже сквозь кожу. Ее глаза были полуоткрыты, но не двигались. Одна рука была вытянута рядом с ней и держала длинный золотой предмет — подсвечник? Моя нога ударилась обо что-то твердое, и я посмотрела вниз, чтобы увидеть, что свечи окружают ее, незажженные куски воска катятся по мраморному полу.

А ее живот… Матерь, она была разорвана на части. Выпотрошена. Вампиры могли пережить многое. Но это… как могло какое-либо существо пережить это?

Раздался тошнотворный ТРЕСК. Пол задрожал, застонал. В какой-то ужасающий момент я была уверена, что мы сейчас упадем навзничь. Вдалеке крики становились все громче. Я уже не могла понять, откуда они доносятся, отсюда, или снаружи, или и там, и там.

Мы с Райном, оба стоявшие над телом Мише, обменялись тревожным взглядом. Времени нет. Сколько у нас времени, прежде чем эта башня рухнет?

— Пойдем, Мише, — пробормотал он. — Мы должны идти.

Он поднял ее на руки. Она издала хныканье, от которого мое сердце забилось, если ей и было больно, то она была жива.

Позади нас вспыхнула вспышка света, и Ночной огонь стал еще больше. Он был повсюду. Райн сменил свою мягкость на настойчивость, и мы бросились назад к окну и подальше от пламени.

Он повернулся ко мне.

— Я могу взять вас обеих.

Нет, он не мог. Он едва мог протянуть руку ко мне с Мише на руках.

Я сказала:

— Спусти ее и вернись за мной.

Он оскалился.

— Орайя…

— Никому не будет пользы, если мы все упадем. Летите. Быстрее, потому что я не хочу сегодня умирать.

Он поколебался, потом сказал:

— Хорошо. Я вернусь. Не сгори до смерти, — и исчез в окне.

Только когда я осталась одна, я поняла, какой в высшей степени глупой была эта идея. Пол стонал и неуверенно дрожал. Я изо всех сил старалась хоть что-нибудь разглядеть. Всплески белого и синего становились больше, стены падали в пламя.

Тридцать секунд, и Ночной огонь охватит весь апартамент. Или башня рухнет. Райн никогда не сможет вернуться достаточно быстро.

Если он вообще вернется. Он мог просто оставить меня здесь.

БАХ.

Он был настолько громким, что вышел за пределы звука и превратился в силу. Я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как дверь сорвалась с петель, и свет поглотил меня.

Я НЕ МОГЛА ВИДЕТЬ. Я не могла слышать.

Во мне не было ничего, кроме боли.

Я перевернулась. Заставила себя подняться на четвереньки, по крайней мере, мне так показалось. Я могла быть вверх ногами. Я могла упасть. Я бы даже не узнала.

Мои глаза были широко открыты, я отчаянно искала что-то — что угодно — кроме ослепительной белизны, и безуспешно. Мои руки скользили по полу, ища свои кинжалы. Я чувствовала на себе заляпанный кровью плитку, осыпавшийся камень, битое стекло, ледяной пепел обломков Ночного огня…

Я бы умерла здесь.

Я была слепа и беззащитна. Я была ранена, мое тело не двигалось так, как я ожидала, но боль от Ночного огня была настолько сильной, поражающей все нервы сразу, что я даже не могла определить, что сломано. Все звуки были далекими и приглушенными, как будто я была под водой.

Оцени свои ощущения, Орайя, — командовал Винсент в моей голове, единственные ясные мысли в размытом мире.

Я глубоко вдохнула. И выдохнула.

Я не могла видеть, не могла слышать, но я могла чувствовать. Я прижала ладони к земле, пусть вибрации от нее пройдут через меня.

И там я обнаружила нечто… странное. Горячее и одновременно холодное ощущение бурлило внутри меня, тянулось наружу. В один миг я почувствовала не только пол под своими ладонями, но и стены, отпечатки оконных рам. Я чувствовала себя здесь, в центре этой комнаты. Почувствовала, где лежали мои клинки: один в нескольких футах справа от меня, другой — на расстоянии вытянутой левой руки.

И я чувствовала… силу. Восхитительную силу. Она окружала меня, готовая к использованию. Ночной огонь. Это была энергия. Это была сила.

Слова Мише, которые еще недавно казались совершенно нелогичными — «она просто есть», — внезапно обрели смысл.

Я потянулась к этой силе так же, как потянулась к своим чувствам, словно она уже была частью меня.

Мои глаза по-прежнему не видели ничего, кроме белого цвета. И все же я узнала точный момент, когда демоны ворвались в дверь. Три из них — нет, четыре, последний задержался немного позади, его задняя лапа была ранена.

Я не думала.

Я поднялась, раскрыла руки и испустила беззвучный рев.

Тепло и холод вспыхнули на моей коже. Крик пронзил оцепеневшую тишину моих ушей. По моей плоти прокатилась волна эйфории. На две секунды я стала самым могущественным существом в мире. Я была неприкасаемой.

А потом меня охватила агония.

Мои колени сильно ударились о землю. Я упала на землю, закрыв лицо.

— Орайя!

Я не слышала Райна, пока он не оказался рядом со мной, схватил меня и поднял на ноги. Я смотрела на него, его лицо было размытым отпечатком в мире гнетущего белого цвета. Он смотрел мимо меня, на апартаменты, приоткрыв губы и нахмурив брови.

Затем он поднял меня на руки и вылетел в окно.

Мы падали всего мгновение, до того момента, когда его крылья расправились, превратив наше свободное падение в изящную дугу. Темнота ночи была облегчением для моих глаз, хотя я усиленно моргала, снова и снова, пытаясь прояснить зрение, теперь это были сплошные пятна белого цвета на фоне неба.

— Ты в порядке? — сказал Райн мне на ухо.

— Ты упустил свой шанс избавиться от меня.

Я не думала, что он вообще способен шутить сейчас, когда Мише в таком состоянии. Поэтому это казалось какой-то мрачной победой, когда, прижавшись щекой к его шее, я почувствовала, что его горло вибрирует как от хриплого, лишенного юмора смеха.

— Как стыдно. Я ведь думал об этом.

Я тоже рассмеялась странным прерывистым звуком, который был слишком высоким и слишком громким.

— Я думал, что приду слишком поздно. — Он наклонился ко мне, его голос был низким и напряженным. — Что ты только что там сделала?

Что ты имеешь ввиду? Я хотела спросить, но слова застряли у меня в горле.

— Ночной огонь. — Как будто он все равно меня услышал. — Ты убила четырех демонов.

Волна тошноты не имела ничего общего с укачиванием.

Я не знала, как ему ответить, поэтому и не ответила.

Вместо этого я посмотрела вниз. Белые пятна все еще мешали мне видеть. Через мгновение я поняла, что они не исчезают, потому что некоторые из этих пятен на самом деле были Ночным огнем, распространяющимся по улицам.

Перед нами был замок Ночнорожденных, угрожающе красный на фоне ночного неба. Гвардия была выставлена. Армия Винсента была волной синего и пурпурного цвета, обрушившейся на город, их масса была сплошным пятном смерти для моих искалеченных глаз.

Тем не менее, я сразу же нашла Винсента: прямо там, впереди, его крылья были расправлены, черное сияние Астериса окружало его. Красный контур его крыльев был виден даже с неба, как и багровый оттенок его меча — Пожирателя сердец.

Даже с такого расстояния от него исходила смерть.

Я уже много раз наблюдала силу Винсента. Но я никогда не видела его таким. Ужасное чувство появилось у меня в животе.

— У твоего отца своя война, — заметил Райн. — Он ждал этого момента долгое, долгое время. Он был создан для этого.

Я хотела возразить. Но все, о чем я могла думать, пока мы парили над обломками, это то, что сегодня что-то изменилось. Что-то, что уже никогда не будет прежним. Я не могла описать это, не могла понять, но я чувствовала это в воздухе.

Это было не просто нападение. Не просто кульминация напряжения. Не последняя предсмертная судорога.

Нет, это было начало чего-то ужасного. Кровавое рождение более кровавого монстра. Того, кто может поглотить нас всех.

Глава

26

Прошел почти целый день, прежде чем Ночной огонь был потушен, а демоны уничтожены. Кто бы ни начал атаку, он очень стратегически подошел к выбору точки входа. Они вошли через южный вход в Лунный дворец, который был самым тихим и наименее защищенным. Оранжерею было легко взломать, а растения послужили отличным топливом для Ночного костра. Теперь от нее остались лишь осколки стекла, погребенные под остатками рухнувшей сверху башни.

Четверо участников погибли во время нападения — двое в затерянной башне, когда она упала, одного разорвал на части демон, одного поглотил Ночной огонь. Если бы я осталась в оранжерее, а не пошла с Райном и Мише, я была бы среди них.

Мише удалось выжить, с трудом, хотя она все еще стояла на краю смерти. И она была не одна. Еще несколько участников были обожжены, один из них так сильно, что он просто лежал в полубессознательном состоянии и стонал от боли. У него больше не было лица. Я надеялась, что ради его же блага он либо умер, либо достаточно оправился, чтобы самому совершить это.

Те, у кого ранения были настолько тяжелыми, что они не могли сражаться, подали Ниаксии заявки на выход из состязаний. В тишине рассвета мы собрались в большом зале. Слышались только тихие молитвы раненых, когда они резали себе руки и капали кровью на пергамент, прося богиню разрешить им снять свою кандидатуру. Мы с Райном сделали это и для Мише, сама она не могла вымолвить и слова. Позже Министер и его последователи торжественно прошли по комнате, собирая окровавленные куски пергамента. Они велели нам оставаться в Лунном дворце, напомнили, что Кеджари будет проходить по плану, и велели ждать дальнейших указаний.

Вот и все. Так что мы все вернулись в то, что осталось от Лунного дворца, и стали ждать.

На закате следующей ночи Винсент обратился к Дому Ночи.

Он делал это с балкона замка, с которого открывался вид на внутренний город. Он привлек внимание всего Сивринажа. Магия нарисовала его образ на небе неземными мазками света. Первые две пуговицы его куртки были расстегнуты, открывая его знак Наследника. Его крылья были расправлены, а корона выглядывала из-под прядей светлых волос, как платиновые шпили звезды.

Послание было ясным: Винсент — Король Ночнорожденных, и любой, кто бросит ему вызов, дорого за это заплатит.

Он обращался не к своему народу, а к своим врагам.

— Я могу сказать только одно. Ночнорожденные не трусы. Мы не относимся с пониманием к актам войны. И не заблуждайтесь, это нападение — акт войны.

Его голос прозвучал в небе, везде и сразу — неотвратимо.

— Вы хотите свергнуть меня? Попробуйте. Вы не единственные, кто умеет убивать. Вы открыли дверь, которую уже не сможете закрыть, и вы не готовы к ужасам, которые я вылью через нее. Ужасы, которые не пощадят ничего, как не пощадили вы. Ужасы, которые не пощадят ни ваших жен, ни ваших детей. Ужасы, которые не пощадят ни вашу пищу, ни ваших домов. И ужасы, которые не пощадят вас. — Усмешка изогнула уголок его губ, обнажив смертоносное острие зубов. — Даже если вы будете молить о смерти.

Он вздернул подбородок. Даже в призрачно-серебристом свете знак на его горле казался горящим, словно они были впечатаны в саму ночь.

— Надеюсь, оно того стоило, ришанские мятежники.

ДЖЕСМИН ПРИШЛА в Лунный дворец той же ночью. Она привела с собой множество Ночнорожденных воинов, которые следовали за ней как смертоносные призраки.

К тому времени мы нашли другую комнату, гораздо меньше по размеру на втором этаже, в центре Лунного дворца, куда Мише было легче добраться, и более центральную на случай, если другие части сооружения рухнут. Комната не была такой большой, как наше предыдущее убежище, но была надежной и безопасной. Райн даже сумел вернуть часть наших вещей из того, что осталось от восточной башни. Первоочередной его задачей была сумка Мише с медицинскими принадлежностями. Когда он бросил мне то, что осталось от моего рюкзака, я была безмерно благодарна. Но позже, когда я осталась одна, я чуть не прослезилась, когда открыла его и обнаружила, что шарф Иланы все еще цел, хотя и немного обгорел.

Когда она пришла, Джесмин дважды гулко постучала в дверь, это была не просьба, а требование. Райн ответил, и она окинула его холодным, оценивающим взглядом, изучая его с ног и медленно поднимаясь вверх по телу.

— Да? — холодно сказал Райн.

— Идем, — сказала она. — Король Ночнорожденных вызывает тебя.

Ужас кипел в моей груди, когда я присоединилась к ним у двери.

— Он был создан для этого, — раздался голос Райна.

Я не видела Винсента во время войны, но я точно видела, каким он был, когда защищал то, что принадлежало ему.

Райн не шелохнулся.

— Для чего?

— Твой король приказал.

— Он не мой король.

Я напряглась. Райн не моргнул. Джесмин была неподвижна и молчалива, как хищник, готовящийся к нападению.

Я знала, что Райн был встревожен, зол и он устал, но он также вел себя как чертов идиот. Мне хотелось оттащить его от нее и сказать ему об этом.

— Его жизнь принадлежит Ниаксии до тех пор, пока он остается в Кеджари, — сказала я.

Джесмин, казалось, впервые осознала, что я здесь, ее по-кошачьи сияющие фиалковые глаза впились в меня с блеском любопытства, словно я только что сказала что-то очень интересное.

— Король хорошо осведомлен об этом, — сказала она беззаботно. — Участники испытания будут возвращены в Лунный дворец живыми.

Участники?

Я заглянула через ее плечо и увидела, что воины перемещаются по большому залу, некоторые направляются по коридорам в другие апартаменты, другие возвращаются к входу, ведя за собой пленников. Среди них была и Анжелика, ее руки держали за спиной два стражника Ночнорожденных, сильные черты лица окаменели от ярости.

Они забирали участников Ришана и Кроворожденных. И все же Джесмин, самый высокопоставленный генерал моего отца, лично прибыла сюда за Райном.

Все эти фрагменты сложились в моем сознании в жуткую картину. Я посмотрела на Райна, и его взгляд метнулся ко мне, отяжелевший от того же осознания.

— Ришанцы этого не делали, — сказал Райн Джесмин.

Она улыбнулась. Это было просто гипнотически. Несомненно, эта улыбка поставила бы на колени мужчин и женщин, смертных и бессмертных.

— О, никто не обвиняет вас в таких действиях. Но сейчас военное время, поймите. А у ришанцев есть история подобных злодеяний. Король Ночнорожденных не может рисковать.

— Нет, — сказала я, прежде чем смогла остановить себя. — Он мой союзник. До состязания Третьей четверти луны осталось два дня. Скажи это Винсенту.

— Винсент прекрасно осведомлен. — Джесмин снова сладко улыбнулась. — Он вернется как раз к Третьей четверти луны. Не волнуйся. А теперь иди сюда. — Она поманила Райна, как будто он был собакой. — Ты должен понимать, что это срочно.

Костяшки его пальцев побелели там, где он ухватился рукой за дверную раму.

— Я не оставлю свою подругу, — сказал он. — Если король хочет вытащить меня, он может прийти и сделать это сам.

— Мы можем вытащить тебя отсюда силой, если ты отдаешь предпочтение именно такому варианту.

Это был не блеф. Если он не отступит, я увижу, как его изобьют и вынесут из дворца без сознания. Он был хорош, но недостаточно хорош, чтобы в одиночку справиться с целой армией Ночнорожденных.

Мое сердце учащенно забилось, наверняка они оба это почувствовали. Я подошла ближе и встала рядом с Райном в дверном проеме.

— Никто здесь не ценит гребаных угроз, Джесмин, — огрызнулась я, затем повернулась к нему и понизила голос. — Я вытащу тебя. И я позабочусь о Мише.

Он неуверенно посмотрел мне в лицо. Я тоже чувствовала взгляд Джесмин. Я поняла, что она смотрит на мою руку, которая лежала на предплечье Райна. Я даже не помнила, как положила ее туда.

Я отстранилась. Райн неохотно сказал сквозь зубы:

— Ладно.

Джесмин удовлетворенно ухмыльнулась, проходя в коридор.

— О, чуть не забыла. — Она потянулась в карман и достала два сложенных куска пергамента. Она протянула один из них ему. — Министер хотел, чтобы это доставили твоей подруге.

Скептически настроенный, Райн взял письмо и развернул его. Его лицо побелело.

— Что это? — задохнулся он. — Это что, чертова шутка?

Рот Джесмин искривился в горестной улыбке.

— По опыту знаю, что Министер не шутит.

Пергамент смялся, дрожа от его ярости.

— Посмотри на нее. — Он протянул свободную руку к Мише, безвольно лежащей на кровати. — Она ни черта не может сражаться. И Министер отклонил ее заявку?

У меня свело живот.

Это был смертный приговор. Мы не могли даже перенести Мише по лестнице, не говоря уже о том, чтобы тащить ее на арену. И прямо перед испытанием Третьей четверти луны, когда половина участников была бы убита? Она бы не выжила.

— Ниаксия отклонила ее заявку, — поправила Джесмин.

— К черту Ниаксию.

Несколько охранников неодобрительно вздохнули при этом заявлении.

Но это не имело никакого отношения к Ниаксии, и мы все это знали. Заявка Мише была отклонена из-за ее дружбы с Райном. Не имея собственной четкой ассоциации с Домом, она могла бы с тем же успехом быть ришанкой.

Терпение Джесмин закончилось.

— Если у вас есть сомнения, вы можете обсудить их с Министером. А сейчас пойдемте.

Двое охранников взяли Райна за руки, и казалось, что он подумывает о борьбе, прежде чем окончательно уступить. Я смотрела, как он уходит, во рту у меня пересохло.

Джесмин протянула мне другой пергамент.

— Это для тебя. От Винсента.

Я взяла его. На нем было всего три слова, написанные идеальным шрифтом:

Сегодня ночью. Перед рассветом.

Я взглянула на Райна. Он оглянулся через плечо только один раз, и полная безысходность на его лице потрясла меня.

Для Мише. Это было для Мише.

— Он симпатичный. — Глаза Джесмин проследили за моими. — Ты могла бы найти и похуже. Хотя лучше, если они не будут мятежниками. От них одни неприятности.

Он не такой, я хотела огрызнуться. Вместо этого я спросила:

— Вы удостоверились, что это дело рук ришанцев?

— Да.

Я ждала продолжения, и она негромко рассмеялась.

— Сколько подробностей тебе действительно нужно, Орайя? Разве ты не лучше многих знаешь, на что они способны? Я знаю, что ты не очень хорошо помнишь, что было на их территории, но ты ведь хочешь отправиться туда, когда испытания закончатся, не так ли? Что ж, вот твой шанс. Тебе легче, чем когда-либо, расправиться с этими ублюдками так, чтобы Ниаксия не смотрела на тебя косо.

Моя челюсть сжалась. Почему меня беспокоило, что она знала все эти вещи, о моем прошлом, о моих целях на будущее? Почему меня беспокоит, что Винсент рассказал ей все это?

— Я серьезно, Орайя. — Ее голос понизился. — Будь осторожна с ним. Он красивый, но он все еще ришанец.

Мне хотелось рассмеяться ей в лицо. Как будто я не знала лучше других, насколько осторожно нужно относиться к красивым мужчинам-вампирам. Нет, я не доверяла Райну. Я даже не знала, нравится ли он мне. Правда? — прошептал голос в затылке при этой мысли, но я знала, что он этого не делал. Я знала это с непоколебимой уверенностью по одной причине, и только по одной: Мише.

Я видела опустошение на его лице, когда мы нашли ее. Это была любовь. Никто не мог ее подделать.

Я прикусила язык, когда Джесмин ушла, и сунула пергамент Винсента в карман.

Я ОСТАВАЛАСЬ у постели Мише, пока не пришло время встретиться с Винсентом. Она не разговаривала с тех пор, как мы вытащили ее из апартаментов, хотя ее ресницы вздрагивали, словно от постоянных сновидений. Ее кожа была горячей, а это особенно неприятная новость для вампиров, которые обычно устойчивы к инфекциям. Я стояла над ней и протирала ее холодной мочалкой, смывая гной с ран. Я задрала ее рукава и нахмурилась, увидев, что под ними. Свежие ожоги от Ночного огня сформировались вокруг ее запястий и кистей, которые были открыты этой ночью. Но гладкая коричневая кожа ее рук тоже была усеяна старыми шрамами от ожогов, бесчисленными, наслаивающимися друг на друга. Некоторые из них были явно очень старыми, а другие — гораздо более свежими, хотя и не от нападения.

Как она могла их получить?

Бормотание прервало размышления. Мише зашевелилась, ее пальцы дрожали. Я опустила ее руку и наклонилась ближе к ней. Она не могла даже пошевелить головой, а ее глаза дергались, как будто она пыталась их открыть и не могла.

Состояние, в котором она сейчас находилась подействовало на меня сильнее, чем я ожидала. Раньше Мише порхала, как бабочка, а теперь кто-то оторвал ей крылья и оставил здесь увядать.

— Ты знаешь ее полтора месяца, — напомнил мне голос Винсента. — И она убила бы тебя на этой арене, как только бы завершилась Третья четверть луны.

Правда. Это правда.

И все же.

— В чем дело, Мише? — мягко спросила я. — Что такое?

С огромным усилием она перевернула голову, показав свое лицо. Впадины глаз и уголки губ были покрыты черными синяками.

— Он не пришел, — стонала она. — Он не ответил на мой зов.

Райн. Странная, неожиданная боль кольнула в сердце. Если бы он знал, что она проснулась, а его нет рядом…

— Райн вернется. Скоро.

Я надеялась на это.

Ее веки затрепетали, потрескавшийся уголок рта сжался в почти улыбку.

— Райн? Я знаю. Райн всегда возвращается.

Улыбка исчезла. По ее щеке скатилась слеза.

— Я звала и звала, — хныкала она. — Я звала и звала, но он не отвечал. Он бросил меня.

— Он вернется, — повторила я, но она продолжала рыдать, все сильнее и сильнее, пока не потеряла дар речи, пока не перестала дышать.

Я поспешила к нашим рюкзакам, сложенным в углу комнаты, и порылась в них. Медицинская сумка была хорошо укомплектована, но в ней не было ничего достаточно сильного, чтобы помочь ей. Затем мой взгляд упал на мою сумку. Я бросила сумку Мише, подошла к своей и достала последнее оставшееся у меня зелье. Оно было почти пустым. Осталось совсем немного. Этого не хватит, чтобы исцелить Мише, даже близко не хватит, но это поможет ей продержаться всю ночь и успокоит ее.

И все же я колебалась. Это лекарство было одним из немногих, которое могло помочь мне, как человеку. Я еще не исцелила свои ожоги. А испытание Третьей четверти луны было не за горами.

Мише издала еще один мучительный всхлип. Этот звук прорезал меня насквозь, разрушив последние остатки моей сдержанности.

Я не могла видеть ее в таком состоянии. Я не могла.

Я вернулась к ней, наклонила ее голову назад и влила последние капли лекарства. И я не отходила от нее, пока ее залитое слезами лицо не стало спокойным, и пока она не погрузилась в сон, тяжелый и беспробудный, как сон ребенка.

Глава

27

Я никогда не видела Винсента таким.

Он ждал меня, когда я пришла. Даже в тени красный цвет его крыльев окрашивал его силуэт в малиновый цвет. Три верхние пуговицы его рубашки были расстегнуты, обнажая его знак Наследника. Клубы дыма, расходящиеся от тонких красных чернильных линий, пульсировали вместе с биением его сердца.

Для Винсента было необычно оставлять видимыми свои крылья и знак, но эти вещи, какими бы пугающими они ни были, не были тем, что заставило мой желудок сжаться, когда я увидела его.

Винсент всегда был спокойно-жестоким, когда это было необходимо, да, но всегда элегантно-сдержанным. Теперь, взглянув на его лицо, я увидела чужую версию его, которая позволяла гневу кипеть прямо на поверхности его кожи. Обычно его нрав был гладким черным морем, спокойной поверхностью, скрывающей ужасы, которые таились далеко внизу. Теперь же оно дрожало от нарастающих волн и кружащих плавников.

Когда я смотрела на Винсента, я не видела ничего, кроме безопасности. Но сегодня что-то во мне отшатнулось при виде его, как будто восьмилетняя версия меня настаивала: «Он похож на твоего отца, но это не он».

Затем он повернулся ко мне, и его глаза смягчились, а когда его плечи расслабились с долгим вздохом облегчения, мои тоже расслабились.

Только отец мог на меня так смотреть. И Богиня, я почувствовала облегчение, увидев его.

Он осмотрел меня с ног до головы.

— Ты не пострадала?

Я кивнула.

— Ты избежала самого страшного нападения?

Я зажала правду своими зубами. Еще бы, ведь я отправилась убивать вампиров в человеческих кварталах вместе со своим напарником ришанцем! Это было бы неплохо.

Я ответила:

— Да. Мне повезло.

— Я никогда не хотел, чтобы ты заставла такие времена. Я знал, что они придут, но не хотел, чтобы ты их видела.

— Это ришанцы? — спросила я тихо. — Ты уверен в этом?

По какой-то причине я услышала голос Райна, говорившего сегодня с такой уверенностью: Ришанцы этого не делали.

— Да.

— Они атаковали где-нибудь еще?

Его горло дрогнуло.

— Да. Но в некотором смысле, это благословение. Слишком давно у меня не было возможности уничтожить их раз и навсегда. На этот раз я не упущу своего шанса.

Он полностью повернулся ко мне, свет падал на его лицо. Он осветил созвездие красно-черных брызг на его рубашке и горле — кровь вампира. Темнота покрывала и его запястья, как раз на границе манжетов рукавов, и задерживалась под ногтями. Вероятно, он поспешно вытер руки и лицо, прежде чем прийти сюда, но если он пытался скрыть от меня то, чем занимался последние два дня, ему это не удалось.

Страх, внезапный и сильный, сжался в моей груди.

Я потеряла Илану. Я не знала, смогу ли я пережить потерю Винсента.

Если бы ришанцы действительно наступали, он был бы их главной целью. Каждый ришанский повстанец в Доме Ночи понимал, что победа в их войне означает убийство либо миллиона вампиров хиаджи… либо только одного: Винсента. У него не было детей, он прекрасно знал, насколько опасно могущественное потомство. Это означало, что без него у клана Хиадж не будет наследника. Некому унаследовать силу клана Ночнорожденных хиаджа. Некому было ею распоряжаться.

Когда между кланами началась война, убийство Наследника и всех, кто мог бы унаследовать их силу, стало конечной целью.

В конце концов, именно так поступил Винсент двести лет назад. Он использовал свой дар от Ниаксии — свой приз за победу в Кеджари для усиления собственной силы и лишил линии Наследников ришанцев их силы. А затем Винсент использовал эту огромную силу, чтобы убить каждого ришана, имевшего хоть какую-то связь с их родом, и убить каждого хиаджа, пришедшего до него. Каждый Король Ночнорожденных, в конце концов, короновался на троне из трупов.

Я видела, как взгляд Винсента стал отрешенным, словно он тоже думал о том дне, и ужасная мысль закрутилась у меня в животе.

Ришаны и раньше восставали, но никогда так. Это была борьба за победу.

— Как ты думаешь, у них снова есть Наследник? — спросила я.

Винсент убил весь род Наследников два века назад. Но Ниаксия, сука с холодным сердцем, какой она всегда была, не позволила вымереть ни одному из кланов. Ей нравилось, когда ее дети ссорились. Когда-нибудь она подарит знак Наследника другому ришану. В последний раз это случилось более чем через триста лет. Но и двести не казались невозможными.

Если у ришан снова появилась линия Наследников, они гораздо опаснее, чем были раньше. В прошлом у них случались небольшие восстания, как тот, что привел меня к Винсенту, но это были безголовые стычки, движимые лишь гневом и местью. Они не смогли бы править, даже если бы победили.

Но если бы снова появился Наследник Ришана? Все бы изменилось.

В челюсти Винсента заиграл мускул, что говорило о том, что он много думал над этим вопросом.

— Это возможно. Если он есть, мы скоро об этом узнаем.

Черт.

— Если это так, — продолжил он, — ты мне понадобишься, как только мы станем связаны. У нас будет свобода и сила, чтобы вторгнуться на их территорию. Освободить их. — Он грустно улыбнулся мне. — Я знаю, как долго ты этого хотела. Мне жаль, что это должно произойти при таких обстоятельствах.

От этой мысли у меня закружилась голова. Целая жизнь страха и осторожности, и, наконец, возможность оставить свой след в мире, не со сломанными ногтями, а с зубами, которые могут прокусить так же глубоко, как у них.

Мои родители были мертвы. Все остальные родственники, которые у меня могли быть, вероятно, тоже были мертвы. Я знала это. И, возможно… возможно, часть меня надеялась, что это так, потому что к тому времени, когда я доберусь до них, я буду меньше всего похожа на них, чем когда-либо. Но, по крайней мере, к тому времени я смогу делать больше, чем просто убивать отдельных вампиров по ночам.

Я смогу стать кем-то. Сделать что-то.

Я проглотила неожиданную волну эмоций и слабо ухмыльнулась Винсенту.

— Если я выиграю.

Он не улыбнулся в ответ.

— Ты победишь, Орайя.

Иногда я не знала, что я сделала, чтобы заслужить такую веру. Я хотела бы быть такой же уверенной, как он.

До испытания Третьей четверти луны оставались считанные дни. Мрачное напоминание о настоящем разбивалось о мои мечты о будущем. Как будто Винсент тоже это понял, он полез в карман и достал маленький пузырек с серебристой жидкостью.

— Еще яд, для твоих клинков. Я не смог достать для тебя больше лекарства. В следующий раз.

Я вздрогнула и постаралась не показать этого. Отдать последнее лекарство Мише, возможно, было ошибкой. Мне придется бороться с ожогом самостоятельно. Но я сражалась и с более худшими ранами.

Я наблюдала за Винсентом, который смотрел на небо, глубоко задумавшись.

Казалось, он немного смягчился с начала нашего визита, но я все еще опасалась говорить о своей следующей просьбе. Я знала, какой холодной может быть ледяная стена Винсента, если он почувствует вызов. Он всегда оттаивал для меня, в конце концов, но я не хотела вступать с ним в плохие отношения на испытании Третьей четверти луны.

Тем не менее… я должна была попытаться.

— Есть еще кое-что, — осторожно сказала я. — Есть одна девушка. Одна из моих союзниц по Третьей четверти луны. Она была очень сильно ранена во время нападения, но Министер отклонил ее заявку из Кеджари. Она не переживет испытания.

Его губы стали тоньше.

— Прискорбно. Еще больше крови на руках у ришан.

— Ты можешь что-нибудь сделать? Помочь ей выйти из испытаний?

Его глаза переместились на меня, взгляд стал неожиданно пронзительным.

— Почему?

— Она мой союзник, и она слишком слаба, чтобы сражаться.

— Тогда пусть она умрет на арене. Брось ее, когда начнется испытание.

Я перебирала в памяти сотни часов, проведенных за изучением Кеджари.

— Мы не знаем, что это за испытание. Это может быть что-то, что свяжет наши судьбы. Если она умрет, умру и я. Такое уже случалось. Шестой Кеджари. Четырнадцатый.

Два. Два из двадцати. И все же он заколебался. Я знала, что даже эти шансы были слишком велики для него.

Немного подумав, он сказал:

— Убей ее сегодня ночью. Тогда она больше не будет твоей проблемой.

Я изо всех сил старалась сохранить нейтральное выражение лица. Тем не менее, шок сильно поразил меня.

Почему?

Еще недавно в этом предложении не было бы ничего шокирующего. На самом деле, еще более шокирующим сейчас было то, что мне даже в голову не приходило убить Мише.

И самым шокирующим было то, что сама эта мысль вызывала у меня отвращение.

Винсент сузил глаза, чтобы показать, что он заметил перемену в моем поведении.

— В чем проблема? В этом году Кеджари разрешает убийства между участниками. Если она настолько ранена, то она бесполезна для тебя как союзник в самом испытании, и будет представлять опасность после него, если ей каким-то образом удастся выжить. Это элементарное, простое решение.

Я отчаянно пыталась придумать аргументы против этого и потерпела неудачу. А теперь Винсент внимательно наблюдал за мной. Я не могла оттолкнуть его еще больше. Это заставило бы его усомниться во мне еще сильнее.

Даже сейчас сам факт того, что во мне шла эта борьба, заставляла меня сомневаться в себе.

— Никаких проблем, — сказала я. — Ты прав. Но у меня есть еще одна просьба.

Я настаивала. Я сильно давила. Но я все равно позволила словам вырваться наружу.

— У меня остается только один союзник. И он у тебя.

— У меня? — Винсент снова посмотрел на небо, как будто его разум уже начал дрейфовать. — Допрашивать — задача Джесмин.

Я моргнула, пораженная, несмотря на себя. Винсент всегда был моей единственной опорой в уверенности, единственным вампиром в моей жизни, который заслуживал абсолютного доверия. И все же… его неведение казалось… неискренним.

— Сегодня его забрали вместе с остальными, — сказала я.

— Нам нужно найти того, кто это сделал, Орайя. И наши враги среди участников Кеджари — очевидные подозреваемые. Я уверен, что его вернут в целости и сохранности до испытания, как и всех остальных, как только Джесмин убедится в его невиновности.

Наши враги среди участников Кеджари. Я знала, что Винсент делал со своими врагами.

— Конечно. Просто… он мне нужен. Третья четверть луны — самое смертоносное из всех испытаний, и мое выживание зависит от него.

Взгляд Винсента переместился на меня.

— Я прекрасно знаю, насколько опасна Третья четверть луны, — огрызнулся он. — Ты думаешь, я не знаю? Думаешь, я не думаю о тебе, и об этом испытании, и о том, насколько оно неизменно смертельно опасно? — Его рот искривился в усмешке, которая жутко напоминала ту, что была во время его речи, пропитанной смертью. — Знаешь, что сделает его еще опаснее, маленькая змейка? Твой союзник, который только и ждет подходящего момента, чтобы ударить тебя в спину.

— Он тоже нуждается во мне чтобы пережить это испытание.

— А после?

— А после я буду готова убить его, когда это потребуется. — Я говорила с окончательной силой, но это утверждение странно осело на моем языке. — Но сейчас он мне нужен.

Мужчина, который смотрел на меня, был королем, а не отцом. Его лицо было холодным и жестким. Я сделала еще один шаг.

— Он не делал этого, Винсент.

— Откуда ты можешь это знать?

— Потому что… — Мише. Я не знала, как объяснить ему это. — Поверь мне. Он этого не делал.

— Поверить. — Он издал насмешку. — Ты понимаешь, насколько опасно это слово?

Оскорбительно, что он вообще спросил меня об этом. У меня было так много причин не доверять Райну. И, возможно… возможно, я позволяла себе забывать об этом чаще, чем следовало.

Но это… это выражение его лица, когда он увидел горящий дворец… Я могла не доверять Райну. Но я доверяла его реакции.

— Не ломай его, — сказала я. — Допроси его, хорошо. Но не ломай его. Пожалуйста.

Винсент пристально посмотрел на меня. На одно страшное мгновение я подумала, не сделала ли я прямо противоположное тому, что должна была, может быть, моя просьба вызвала у него больше подозрений, чем даже ришанская кровь Райна.

Он опустил голову и вздохнул.

— Хорошо. — Когда он снова повернулся ко мне, и его лицо осветилось, он вдруг стал выглядеть изможденным, беспокойство глубоко въелось в каждую черточку его лица. — Но это военное время. Нас окружают те, кто хотел бы видеть нас мертвыми. Не забывай о своих зубах, маленькая змейка. Они тебе ещепонадобятся.

ХРАМ НИАКСИИ должен был быть самым величественным зданием в Сивринаже, городе величественных зданий, если не считать замок Ночнорожденных и Лунный дворец. Конечно, у Ниаксии было множество храмов по всем трем Домам, каждый крупный город и даже мелкие поселения Дома Ночи имели по одному храму. Но каждый Дом в своей столице воздавал должное своему создателю и Темной Матери. Я слышала, что у Дома Тени это был один-единственный шпиль из черной стали, уходящий в ночное небо, вдвое выше даже самых величественных замков.

Я редко, а точнее, никогда не посещала храм Ночнорожденных, расположенный в идеальном географическом центре Сивринажа. Это было первое здание, построенное здесь. Когда Сивринаж был построен, молодые Ночнорожденные вампиры, созданные Ниаксией менее чем за год до этого, восстановили свое королевство после того, как оно было уничтожено людским народом на востоке. У них не было ничего, кроме костей мертвого общества, свежего бессмертия и ничтожной магии, которую они не понимали.

И все же, первое, что они сделали, это построили гребаную церковь. Не приют. Не больницы. Церковь. Вот это приоритет.

Я ненавидела это место.

Казалось, все вокруг отдается эхом и затихает одновременно. Высоко надо мной серебряные металлические конструкции и зачарованные витражи рисовали ночное небо, по которому медленно плыли платиновые звезды. Свет здесь был холодным и тусклым, все это — Ночное пламя, надежно заключенное в сотни и сотни маленьких хрустальных фонариков-куполов, которые отбрасывали на землю ленивые мандалы.

Было тихо. На главных этажах церкви запрещалось разговаривать. Последователи Ниаксии собрались вокруг изогнутых стен, лица в дюймах от расписанной фресками штукатурки, неподвижные и беззвучные, как статуи, медитирующие, очевидно, на предельном обожании своей богини.

Иногда я думала, что у Ниаксии, должно быть, чертовски хорошее чувство юмора. Интересно, это она так сказала? Иди и построй храм, чтобы показать мне, как сильно ты меня любишь. Сделай его тошнотворно красивым. А потом войди в него и пялься на стену пятнадцать часов подряд.

Конечно, у Ниаксии было много других фанатичных приверженцев, и многие из них были гораздо интереснее и опаснее, чем темные последователи. Я надеялась, что проживу всю жизнь, не столкнувшись с худшими из них.

Какими бы скучными они ни были, по крайней мере, у этих бедных ублюдков была отличная дисциплина. Они даже не повернули головы, когда я проходила мимо, хотя я была в крови и, как бы я ни хотела это отрицать, я нервничала, что означало, что я, вероятно, пахну для них аппетитно.

Я преодолевала лестницу за лестницей, прокладывая себе путь по этажам церкви, пока не добралась до самого верха. Передо мной возвышались двойные двери, сделанные из старинного резного дерева.

Я посмотрела вниз на свои руки. Они дрожали.

К черту. Нет. Если я иду туда, значит я ни на секунду, ни на одну чертову секунду не должна показывать, что я напугана.

Страх — это ряд физических реакций.

Я стряхнула дрожь с кожи и замедлила дыхание, чтобы заставить сердце сделать то же самое. Я коснулась рукоятей своих клинков, просто чтобы напомнить себе, как легко их достать, оба были наполнены ядом, который передал мне Винсент.

Я постучала в дверь и открыла ее, когда меня позвали внутрь.

С тех пор прошел почти год с последнего праздника равноденствия, когда я видела Министера так близко. Это потрясло меня снова и снова. Когда я была младше и впервые услышала речь Министера, я усомнилась в том, что ему действительно две тысячи лет. Один взгляд на него вблизи избавил меня от этих сомнений.

Нет, на его лице не было морщин, за исключением пары резких линий в уголках глаз. Но весь он выглядел изможденным, все слишком острое и гладкое одновременно. Его кожа была бумажно-тонкой, на ней виднелись вены, натянутые на выступающих скулах, сжатых губах, веках мертвенно-белых глаз. Говорят, что с возрастом кровь вампиров темнеет. Должно быть, у Министера они были полностью черными.

Он поднялся, когда я вошла.

— Орайя. Дочь Ночнорожденного короля. Добро пожаловать.

Мышцы напряглись вокруг его рта, это было судорожное, неровное движение. Подходящий для того, кто не знал человечества в течение двух тысячелетий.

И все же он сразу вспомнил мое имя.

Я вздрогнула.

— Что ты можешь предложить Ниаксии этой ночью? — спросил он.

Я сохраняла нейтральное выражение лица.

— Вы… — Мне пришлось поправить себя. — Ниаксия отклонила просьбу о выходе участника из состязания Кеджари. Просьба одного из моих союзников.

Выражение лица Министера не изменилось.

— У Ниаксии есть свои причины.

— Я пришла к вам, Министер, чтобы узнать, можно ли что-то сделать, чтобы изменить ее мнение по этому вопросу.

Министер уставился на меня. Его молочно-белые глаза не позволяли мне проследить их движение, но я знала, что он рассматривает меня с ног до головы. Богиня, будь он проклят, я ненавидела этого мужчину. Все в нем отталкивало меня.

— Есть ли что-нибудь, — сказала я, растягивая слова, — хоть что-нибудь, что я могу предложить Ниаксии, чтобы облегчить потерю этого участника?

Министер молчал долгое мгновение, и я подумала, что, возможно, ошиблась в его оценке. Затем я шагнула ближе, и его ноздри дернулись.

Вот оно. Голод.

— Возможно, достаточно было бы принести кровь в жертву, — сказал он. — Чтобы компенсировать потерю крови другого участника.

Каждая часть меня отшатнулась от того, как он посмотрел на меня. Несмотря на всё, мое сердцебиение участилось. Он, должно быть, почувствовал это, потому что я увидела, как его сухой, мясистый язык высунулся и провел по нижней губе.

— Тогда пусть это будет небольшое подношение крови. — Я едва могла подавить слова. — Человеческой крови.

— Человеческой? — Министер издал странный звук, похожий на смех того, кто никогда не слышал его раньше. Но эта гротескная улыбка исчезла, когда я протянула свое запястье венами вверх, над его столом.

Его веки дрогнули. Жажда. Чистая жажда.

Он сжал мою руку, положив свою ладонь под мою. Его кожа была слишком гладкой, слишком холодной, точно такой же температуры, как и остальной воздух.

— Ах, так гораздо лучше, — промурлыкал он.

Я не могла поверить, что делаю это. Моя вторая рука поползла к оружию. Там, где она покоилась.

На всякий случай.

Затем я сказала:

— Пейте.

КАК ТОЛЬКО я закрыла дверь наших покоев, я рухнула на кресло. Запястье жгло, боль обжигала всю руку. Я предложила правую руку, мою недоминирующую руку, но это была та же рука, на которой была рана от Ночного огня, из-за чего вся рука теперь представляла собой искореженное месиво боли. Голова была туманной, чувства измазаны ядом.

Райн все еще не вернулся, что мне не нравилось.

Я опустилась в кресло и оглядела комнату. Мише спала, но даже в бессознательном состоянии по ее лицу пробегали мелкие судороги боли.

Я приняла прагматичное решение.

Если Мише умрет, Райн никогда не станет участвовать в соревнованиях. И я не могла сказать Винсенту, что не убью ее, не заслужив — возможно, по праву — его сомнения. Я сделала единственное, что могла сделать.

Я говорила себе это, когда мое видение исчезало вокруг спящей Мише.

Я говорила себе это, хотя где-то глубоко внутри я знала, что не смогла бы вонзить нож в ее грудь.

Глава

28

— …Звала, звала, а он не пришел.

Я моргнула, прогоняя остатки сна. Моя шея сильно болела, прижатая под неудобным углом к ручке кресла.

В другом конце комнаты перед кроватью Мише сидел широкий силуэт, освещенный фонарями.

— Почему он не пришел? — хныкала она, снова и снова. — Я не могу заставить его ответить. Я не могу, я…

— Не беспокойся сейчас об этом. — пробормотал Райн.

— Как я могу беспокоиться о чем-то еще? Как я могу…

— Беспокойся о том, чтобы поправиться. Просто отдыхай. Ты можешь это сделать?

— Я…

Но силуэт сместился, его рука легла на ее лицо, возможно, он использовал магию и Мише замолчала.

Я боролась с дымкой сна. Яд вампира был успокоительным. Министер, каким бы старым он ни был, сильно подействовал на меня.

Я проигнорировала вращающуюся комнату и поднялась на ноги. Райн поднялся, очень медленно. В этом движении было что-то странное, но я не могла понять что. Он повернулся, достаточно, чтобы показать мне профиль своего лица. Он поднес палец к губам, затем кивнул в сторону двери в соседнюю комнату.

Когда я встала, пол накренился так резко, что я была уверена, что опрокинусь. Каким-то образом мне удалось последовать за Райном в соседнюю спальню. Когда я закрыла за собой дверь, шока было достаточно, чтобы вырвать меня из остатков оцепенения.

Задняя часть рубашки Райна, некогда белая льняная, была насквозь пропитана кровью. Пятна распустились по спине, как цветы: некоторые пятна были сухими, почти черными, некоторые — застывшими бордовыми, некоторые — свежими темно-багровыми. Они покрывали всю его фигуру, приклеивая ткань к плоти и заливая кончики волос.

— Черт, — прошептала я.

Он издал легкий смешок, потом спохватился, как будто это выражение его задело.

— Да.

— Что… что случилось?

Что за глупый, черт возьми, вопрос. Как будто я не знала, что именно произойдет с ришанцем на допросе.

Райн стоял спиной ко мне. Его руки поднялись, движение было скованным и неловким.

— Как Мише? — спросил он.

— Она…

Словно надеясь, что ответ отвлечет его, он стянул рубашку через голову.

— Все по-прежнему. — Слова сорвались с губ.

Тело Райна застыло от боли на несколько долгих секунд.

— Черт, — прошептала я.

— Ч-ч-ч-е-е-е-р-р-р-т-т, — согласился он с рваным шипением.

На его спине было так много крови, что поначалу я даже не могла понять, на что смотрю. Только резкое боковое освещение фонарей пробивалось сквозь нее, оранжевый свет определял границы жестоких ран. Две раны были симметричны, они шли вниз по каждой стороне его спины от изгиба плеча, через лопатки, вплоть до впадины у основания позвоночника. Они были глубокими, плоть рассекалась слой за слоем, настолько глубоко, что я могла бы поклясться, что видела движение мышц, когда он двигал спиной.

Ни единого удара. Никакой быстрой пытки. Нет, кожа была тщательно содрана, от порезов во все стороны расходилась тонкая сеть ран.

Еще одна отметина проходила по центру спины — большой ромбовидный участок пестрой плоти над плечами, который затем продолжался вниз по позвоночнику. Крови было так много, что я не была уверена, была ли это часть его свежих ран или что-то более старое.

Я потеряла дар речи, хотя не должна была. Это был не первый раз, когда я видела результаты пыток. Я знала, что стражи Ночнорожденных были безжалостны. Они обучены использовать боль как еще одно оружие.

И все же при виде этого, меня пронзила головокружительная ярость. Ярость, и странное ощущение предательства, и всего одно предложение: Я сказала ему не ломать его.

И Винсент, глядя мне в глаза, согласился.

Сколько лет было самым свежим из этих ран? Сколько из них было нанесено после моего разговора с ним? Знал ли он, что лжет мне, когда говорил это?

Эти вопросы один за другим ранили меня, как стрелы. И тут же голос в моем затылке сгладил самые резкие обвинения: «У него миллион других забот, он не имеет к этому никакого отношения, он должен был сделать то, что нужно для его королевства».

Но глубоко, глубоко внутри моего сердца, там, куда я не стала бы заглядывать слишком пристально, я чувствовала это. Эту трещину.

— Твои крылья, — выдохнула я. — Они…

Райн слабо ухмыльнулся через плечо.

— Это произошло потому, что я отказался раскрыть свои крылья. Правильный выбор, не находишь?

Облегчение было недолгим.

У него все еще были крылья, да. Но создавать их с такими ранами, прямо там, где они соединялись с его телом… было бы мучительно, или вообще невозможно, пока они не заживут.

Я сглотнула.

— Нужно подлатать твои раны, — сказала я.

— У Мише в рюкзаке есть мешочек с медикаментами. — Он начал поворачиваться, потом поморщился и посмотрел на меня извиняющимся взглядом. — Не могла бы ты…

Я кивнула и пошла в соседнюю комнату, захватив сумку Мише и вернувшись обратно. Райн лежал там, где я его оставила, как будто даже легкое движение было для него слишком тяжелым.

— Не мог бы ты встать на колени перед кроватью? — сказала я. — Ты мог бы опереться на нее.

— Ты намекаешь, что я не смогу держать себя в вертикальном положении, принцесса?

Я ни на что не намекала. Как только я начну накладывать швы, я была уверена, что он перевернется и порвет их. Даже если бы у него была устойчивость к боли, как у статуи. Статуи от этого рассыпались бы в прах.

Очевидно, мое лицо изменилось, потому что он рассмеялся.

— Я согласен. Отлично. Ты меня раскусила. Ты права.

— Я могу попробовать найти немного алкоголя, — предложила я.

— После этого я отправлю тебя в человеческие районы, чтобы ты принесла мне немного этого пива, которое на вкус как моча.

— Ты заслужил это, — сказала я и имела в виду именно это.

Он снова тихонько засмеялся, Матерь, мне почти стыдно, что я заставила его это сделать, и я медленно повернулась.

Пытки, похоже, ограничились его спиной. Небольшая пощада для него. На передней части его туловища не было ни царапины, хотя кожу изрезали маленькие шрамы, явно гораздо более старые, чем сегодня. Теплый свет каскадом падал на выпуклости и впадины его плоти, освещая ландшафт его мускулистой формы и подчеркивая каждый рельеф или шрам.

В любой другой момент я могла бы пожелать заморозить время. Он был похож на картину. Красивый, но в то же время интересный, каждый участок кожи шептал о другой истории, другом прошлом.

Странное, иррациональное, непреодолимое желание подойти ближе, прикоснуться к нему нахлынуло на меня волной, разбиваясь и затем милосердно стихая.

Я сглотнула и отогнала эти мысли.

— Встань на колени. Я сяду позади тебя.

Он повиновался, каждое движение было медленным и скованным. Это так болезненно отличалось от его обычной грации. Он встал на колени у края кровати и прислонился к ней, скрестив руки на покрывале.

Я села позади него. Вблизи раны выглядели еще хуже.

Я выпустила шипение сквозь зубы. С какого места мне начать их зашивать?

— Звучит многообещающе, — сказал Райн.

— Мне просто… мне жаль, что я собираюсь сделать с тобой.

— Твои манеры такие деликатные, как я и ожидал, я рад.

Я не улыбалась.

Я порылась в сумке с медикаментами. У Мише здесь было все: дезинфицирующие средства, иглы, нитки, бинты, даже маленькие шины. Я вытащила дезинфицирующее средство и надеялась, что оно каким-то образом усилено магией.

— Тебя нужно предупреждать? — спросила я.

— Наверное, нет, ЧЕРТ.

Его руки сжимали покрывало, пока я выливала дезинфицирующее средство на его спину.

— Я подумала, что сейчас ты меньше всего этого ожидаешь.

— Ты правильно поняла, — буркнул он.

Я нанизывала иглу, рассматривая его раны. Я чувствовала, что готовлюсь к совершенно другому испытанию.

Испытания. При мысли об этом слове у меня сжалась грудь. Вампиры исцелялись намного, намного быстрее, чем люди. Но… черт, как он мог соревноваться в таком состоянии?

— Ты должна поговорить со мной, — сказал Райн. — Будет долгий разговор. Тогда тебе будет так же больно, как и мне.

Я подавила смех, хотя быстро попыталась замаскировать его под насмешку.

— Я должна накладывать тебе швы и говорить с тобой?

— И без предупреждений, — сказал он.

Поэтому я не дала ему ничего из этого, когда начала накладывать швы.

Все его тело напряглось. Покрывало сдвинулось, когда он крепче прижался к нему.

— Ты в порядке? спросила я.

— Определенно «в порядке».

— По крайне мере ты жив.

— Рад, что у тебя такие высокие стандарты. — Потешался он.

Я не хотела спрашивать. Но мне пришлось, хотя я уже ненавидела ответ, который, как я знала, меня ожидал.

— О чем они тебя спрашивали?

— Спрашивали. Ты говоришь это так вежливо… черт. — Он шипел, пока я делала очередной стежок. — Они хотели знать, что я знаю о нападении. — Его голос приобрел преувеличенно плоскую, жесткую окраску, подражая голосу Джесмин. — Симпатизировал ли я делу ришан? Знал ли я о нападавших? Вызывал ли я раньше демонов Ночнорожденных? Знаю ли я об организованном ришанском восстании? В основном, они хотели знать, я ли уничтожил этот чертов Лунный Дворец.

Правда? — почти спросила я. Слова Винсента эхом отдавались в моих ушах. У меня было мало причин доверять Райну.

Но я не сказала этого вслух. Не сказала, потому что уже знала, что ответ — нет, и уже знала, что верю ему. Даже если Винсент считал меня дурой.

— Ты сказал, что не думаешь, что это работа ришанцев.

— Нет. Не думаю.

— Почему?

— Ришанцы больше не организованы. Твой дорогой отец проделал прекрасную работу по их сокращению за последние несколько столетий. Они не смогли бы собраться с силами, чтобы сделать это.

Они. Не мы. Но тогда я не видела, чтобы Райн разговаривал с кем-то из других ришанских участников. Не то чтобы это было необычно. Вампиры были территориальными и недружелюбными существами. Черт, большинство вампиров хиаджи тоже не разговаривали друг с другом.

— Я сказал им об этом, — усмехнулся Райн, затем схватился за руки, пальцы снова сжались. — Похоже, они мне не поверили.

Я посмотрела на раны перед собой. Нет, не поверили. Они не верили ему часами, очень долгими часами. Они не верили ему, по моим подсчетам, десятки и десятки раз.

Я решила сообщить ему хорошие новости, потому что он, вероятно, нуждался в них.

— Министер принял просьбу Мише.

— Он что? — Он напрягся, как будто он инстинктивно хотел повернутся, чтобы посмотреть на меня, но ему пришлось остановить себя.

— Ниаксия, должно быть, передумала.

Он испустил долгий вздох — настолько облегченный, что даже не вздрогнул при следующем стежке.

— Ты это сделала, — сказал он наконец.

Я моргнула. Он думал обо мне лучше, чем я предполагала, раз так быстро пришел к такому выводу. Это было… трогательно.

— Нет, — сказала я. — Может быть, они поняли, что это просто имело наибольший смысл.

— Ты ужасная актриса. — Я слышала улыбку в его голосе. Достаточно теплая, чтобы унять жжение в правой руке. Почти достаточно теплая, чтобы заставить меня забыть о том, как губы Министера прижались к моей коже.

— Мы можем отвести ее куда-нибудь, когда солнце сядет, — сказала я.

— Я что-нибудь придумаю. Надеюсь, она будет слишком сонлива, чтобы спорить.

Еще три шва. Мне пришлось сделать паузу, чтобы вытереть руки выброшенной рубашкой Райна, оставив красно-черные пятна на немногих оставшихся чистых участках.

Райн сказал тихо, как будто не хотел говорить:

— Я не видел ее такой очень, очень давно.

— Ее раны уже начинают заживать.

— Я беспокоюсь не об этом. Это…

Он запнулся. В тишине мучительные слова Мише эхом отдавались в моей голове.

Он бросил меня. Я звала и звала, а он не приходил.

Только сейчас до меня дошло, что она говорила не о Райне.

— Ты знаешь, что она пыталась сделать, когда мы нашли ее? — сказал он, голос его был полон тихого гнева. — Она пыталась призвать Атроксуса. Ее магия подвела ее, и она не смогла ее вернуть. Она была там с этими демонами и этим чертовым Ночным огнем, умоляя своего бога о помощи. Если бы она умерла там, последним, что она услышала бы, было бы его молчание.

Его пальцы сжались на ткани, когда я делала очередной стежок.

— Я говорил ей, что это случится. Ей было больно каждый раз, когда она использовала эту магию. И я сказал ей, я, черт, сказал ей, что однажды он перестанет отвечать. Что Бог Солнца не позволит одному из детей Ниаксии… — он с отвращением выплюнул это слово. — использовать свою силу. Но она просто…

Ожоги на руках Мише. Годы и годы. Внезапно многое приобрело печальный, нездоровый смысл.

— Как она вообще смогла это делать? — спросила я. — Владеть этой магией?

— Она была жрицей. Раньше. Когда она была человеком.

Мои брови вскинулись.

— Жрица Атроксуса?

— М-хм. В Пачнае. Она приехала сюда для какой-то миссионерской работы. Разве это не странно? — Он издал короткий смех, который прервался, когда он вздрогнул. — Миссионеры, приезжающие проповедовать гребаным вампирам. И вот тогда-то это и случилось. Тот, кто обратил ее, оставил ее там умирать. Наверное, решил, что у него будет хорошая маленькая вечная рабыня, если она выживет, и, по крайней мере, приличная еда, если нет. Решил, что с ней слишком много проблем, когда она заболела, и ушел. Она даже не понимала, что он делал с ней.

Я давно привыкла к беспечной жестокости вампиров. Но мне все еще было тошно представить, через что пришлось пройти Мише, иноземке, едва ли старше подростка.

Я снова вспомнила рот Министера на моей коже, который был всего несколько часов назад. Вспомнила поцелуй на горле, зубы и боль, а потом рывком вернулась к реальности, когда Райн выругался, потому что я слишком сильно уколола его.

— Прости. — Я выпрямила руку. — Кто? Кто это был?

— Хотел бы я, знать. Я даже не знаю, из какого она Дома. Она мне не скажет. Если бы я узнал…

Он издал низкий вздох, в котором прозвучали всевозможные бессловесные обещания.

Черт, я бы помогла.

— Меня убивает то, — сказал Райн, — что этот ублюдок даже не знал и не заботился о том, что забирает у нее буквально все. Даже не позаботился о том, чтобы дотащить ее до населенного пункта, прежде чем оставить умирать. А теперь…

И теперь последний остаток ее человечности исчез.

— Им все равно, — тихо сказала я. — Им никогда не было дела.

— Нет. Их это никогда не волнует. А иногда… — Он напрягся. Может быть, из-за шва. А может, и нет. — Иногда мне стыдно называть себя одним из них.

Я не хочу смотреть, как ты становишься одной из них, сказала мне Илана.

И до этого момента, до этого самого момента, я даже не думала об этом, как о том, что мне придется от чего-то отказываться. Я подумала об этом только когда я услышала в голосе Райна боль, не имеющую ничего общего с ранами на его спине.

— Каким оно было? — спросила я. — Твое обращение?

— Сиськи Иксы. У тебя действительно ужасные манеры, принцесса.

Я слышала выражение его лица. Мой рот сжался. На моем лице почти появилась улыбка.

Я не думала, что он ответит, но он сказал:

— Это похоже на смерть. Я почти ничего не помню.

— Кто?

— Вот это вопрос, на который я не могу ответить в такой момент. — Его ответ плавно перешел в шутку. С упреком. Вполне справедливо.

Я закончила последние два стежка, затем полюбовалась своей работой.

— Как все выглядит? — спросил он.

— Чертовски ужасно. — Ответила я честно.

Он вздохнул.

— Просто потрясающе.

Кровь все еще покрывала остальную часть его спины. Я взяла полотенце и осторожно вытерла ее с его плеч, боков и, наконец, по середине позвоночника.

Там я приостановилась, подняв ткань наполовину. Я была права — след по центру спины был шрамом, большим шрамом, гораздо более старым, чем сегодняшние раны. Он вырезал большой треугольник в верхней части спины, а затем спускался по центру. Может быть, ожог?

— Откуда у тебя это?

— Ну уж нет. Так не пойдет. — Застонав от боли, он поднялся. — Мне больше не нужно отвлекаться, а значит, я не обязан отвечать на твои вопросы.

Я тоже встала, разминая занемевшие пальцы правой руки. Он повернулся ко мне, уголок его рта искривился, он явно собирался сказать что-то оскорбительное, но потом он заметил, что я потираю перевязанное запястье, и его лицо изменилось.

Его ухмылка моментально исчезла.

— Что это?

— Ничего. Небольшой порез.

— Что случилось, Орайя?

Интенсивность его голоса поразила меня там, где я не ожидала.

— Ничего не случилось, — сказала я, убирая руку. — Это от нападения.

Его глаза не мигая смотрели на мое лицо. В свете костра они казались краснее, чем когда-либо, отражая оранжевый свет фонарей позади меня. Он не поверил мне, но не сказал этого.

Я потянулась в сумку с лекарствами и достала маленькую стеклянную бутылочку с таблетками. Я взяла его руку и вложила в нее пузырек.

— Вот. Они не исцелят тебя, но, по крайней мере, облегчат боль настолько, что ты сможешь уснуть.

Я не знала, почему я не убрала свою руку. И почему я не отступила назад, хотя он был так близко, настолько близко, что тепло его тела окружало меня.

Я сглотнула.

— Мне жаль. Мне жаль, что он так поступил с тобой.

— Это не твоя вина.

И все же. Я чувствовала это, даже если не знала почему.

И я все еще не двигалась, когда он сказал:

— Один честный ответ, Орайя. Хочешь ли ты другого напарника для испытания Третьей четверти луны?

Я знала, почему он спрашивает. Потому что теперь были только я и он. Потому что его спина была изранена. Потому что он не мог использовать свои крылья.

— Ты можешь найти такого, — продолжил он. — Многие погибли во время атаки. Многие остались без напарников. Я пойму тебя, если ты захочешь это сделать.

Меня удивило, что мой ответ был таким ясным и незамедлительным.

— Слишком поздно. Ты застрял со мной.

Я смотрела, как кривятся его губы. Улыбка выглядела настоящей. Она отличается от его ухмылок.

— Человек и калека, — пробормотал он. — Остальные должны дрожать от чистейшего гребаного ужаса.

Я удивила себя тем, что ответила ему.

— Им же лучше.

Моя рука все еще лежала на мозолистой ладони Райна. Его пальцы обвились вокруг моих, словно в молчаливом согласии.

Еще один день.

Когда закончится Третья четверть луны, мы станем врагами. Возможно, это было похоже на близость, но скоро мы попытаемся убить друг друга.

Я никогда не забывала об этом.

Сегодня, однако, моей душе было слишком тяжело: пытки Райна и прошлое Мише, ложь Винсента и темные воспоминания, пробуждаемые ртом Министера на моей коже. Может быть, я была слабой. Может быть, я была глупой.

Но хотя я знала, что должна отстраниться, я этого не сделала.

Нет, я упивалась прикосновениями Райна, как последним глотком вина. Мой тайный, постыдный порок.

МИШЕ ХОТЕЛА ОСТАТЬСЯ. Даже в полубессознательном, бредовом состоянии она протестовала, когда Райн выносил ее из Лунного дворца. Он сказал мне, что у него есть друзья, которые заберут ее из Сивринажа и будут заботиться о ней, пока она не поправится. Втайне я была рада, что она не только покидает Кеджари, но и вообще уезжает из Сивринажа. Я не могла избавиться от ощущения, что здесь все станет намного хуже, прежде чем станет лучше.

Она была в сознании, когда я с ней прощалась. Когда я подошла, она слабо сжала мою руку, и я позволила ей это сделать, хотя и не любила прощаться.

— Береги себя, — сказала я ей.

— Ты тоже. Продолжай тренировать свою застенчивую магию. — Ее слабая улыбка смягчилась. — И… присматривай за ним, хорошо?

Ей не нужно было уточнять за кем.

— Он ведет себя жёстко, но ему нужен кто-то. И ты ему нравишься.

Нет, не нравлюсь, хотела сказать я. Я не должна ему нравится. Худшее, что он может сделать, это понравиться мне.

Но я просто одарила Мише своей лучшей попыткой утешительно улыбнуться и сказала:

— Отдыхай. Поправляйся быстрее.

На что она ответила мне такой же слабой, но гораздо более яркой улыбкой.

— Скоро увидимся.

МЫ БЫЛИ ПРИЗВАНЫ несколькими часами позднее. Мы с Райном не разговаривали друг с другом по дороге туда, да и о чем было говорить? Мы только кивнули друг другу в знак мрачного согласия с нашей задачей.

Мы все стояли в неловком молчании в большой комнате. Единственным звуком был тихий шепот, которым обменивались члены команды. Я оглядела комнату, тщательно запоминая, кто с кем в паре. Три участницы Дома крови стояли вместе. Рядом с ними Анжелика и ее напарник, обладатель слабой магии крови по имени Айван. Ибрихим сумел найти себе напарника, вампира из рода Тени, который тоже был тяжело ранен во время последнего испытания. Очевидно, больше никто не хотел их брать. Оба не выглядели довольными.

Они были не единственными, кто объединился в пары из-за крайней необходимости. Четверо других участников ришанцев сейчас работали в паре друг с другом, предположительно, из-за того, что их бросили предыдущие партнеры после пыток Джесмин. Я смотрела на них и старалась не показывать этого, в животе у меня завязался узел.

Их спины были закрыты под слоями брони, но двигались они скованно, и я могла представить, как они выглядят. Тем не менее, они, похоже, не испытывали такой боли, как Райн, который даже не мог влезть в свои доспехи. Мне пришлось натягивать кожаные ремни на его спину, пока он хватался за край стола и ругался сквозь зубы с таким ожесточением, что я была уверена, что он его сломает. Однако теперь он хорошо скрывал это, пряча каждое вздрагивание и медленное движение. Сейчас было не время показывать слабость.

Но я все равно ее увидела.

Вампиры исцеляются быстро, но его раны улучшились лишь незначительно. Я была разочарована, но не удивлена. Стражи Ночнорожденных использовали всевозможные способы — яд, магию, что угодно, чтобы причинять столько боли, сколько требовала их задача. У Райна, судя по всему, она была оправдана.

Наблюдая за другим ришаном, я не могла не задаться вопросом, не были ли его раны еще хуже. Держали и пытали бы его дольше, если бы не наш союз.

Он толкнул меня в руку, отрывая от моих мыслей.

— Мы знамениты, — пробормотал он, указывая на другой конец комнаты, где несколько участников Хиаджи смотрели на нас.

Мы действительно были одной из самых… необычных пар.

— Они завидуют, — сказала я, и он усмехнулся.

— Мы устроим им шоу.

Матерь, я надеюсь на это.

Мы все ждали в тишине, готовые к тому, что в любой момент нас могут увести. Но вместо этого в комнату вошла вереница последователей Ниаксии. Каждый из них нес серебряный кубок. Они останавливались перед каждым союзником, предлагая им кубок.

Они не произнесли ни слова, а подошедший к нам последователь даже не поднял глаза, но невысказанное послание было ясным: «пей».

Райн взял кубок первым и сделал гримасу отвращения, когда проглотил содержимое.

— Противно, но не отравлено, — сказал он через мгновение и передал кубок мне.

Жидкость была темно-красной, почти черной и густой. От ее поверхности поднимался слабый дым. От нее исходил затхлый запах. Я не могла даже предположить ее предназначение. Я изучила все Кеджари, и ни в одном из них не было такого начала, как в этом.

Я выпила. Фу. Райн был прав. Это было отвратительно.

Я взглянула на него, передав кубок обратно последователю, и уголок его рта скривился.

— Уда…

Глава

29

Перья.

Повсюду перья. Черные, удушающие, настолько темные, что все цвета сворачивались и умирали в них.

Все вокруг было далеким и оцепеневшим. Я не могла заставить свой разум работать достаточно хорошо, чтобы мысленно обработать хоть что-то из этого.

Перья сместились в сторону. Между ними просочился свет. Или… нет, не свет. Глаза. Золотые глаза. Ужасные, жестокие золотые глаза.

Я моргнула, и тут глаза превратились в лицо, которое смотрело на меня сверху вниз. Мужчина с суровыми чертами лица, аккуратной бородой и длинными черными волосами, которые развевались за его спиной, смешиваясь с крыльями, развернувшимися вокруг нас обоих.

Я никогда раньше не видела этого мужчину. И все же его вид наполнил меня парализующим ужасом.

Я снова моргнула, и лицо крылатого вампира сменилось другим. Это лицо я знала. Я знала каждый его угол. Я притворялась, что не вижу его, каждый раз, когда закрывала глаза.

Мой бывший возлюбленный наклонился ко мне, так близко, что знакомая прохлада его дыхания коснулась моей щеки.

— Ты скучала по мне? — прошептал он.

Я боролась, но не могла пошевелиться.

Прошло мгновение. Два лица слились воедино, меняясь туда — сюда с каждым ударом моего панически бьющегося сердца.

Они схватили мою руку, прижали ее к своей груди, к зияющей ране, прямо в центре. Они наклонились ближе. Их губы коснулись моего уха.

— Ты скучала по мне?

Их кровь была горячей на моей руке, стекала по предплечью, пока я боролась, в бешенстве, не находя выхода.

МОЯ РУКА БЫЛА теплой и влажной. Сердцебиение вышло из-под контроля. Резкая боль пронзила спину. Я была в кромешной тьме, и все же слишком много ощущений окружало меня, словно два разных мира столкнулись, каждый из которых питал меня противоречивыми чувствами.

— Орайя.

Это было неправильно. Что-то было очень, очень неправильным.

— Орайя! Успокойся. Дыши.

Но даже мои собственные мысли были потеряны, словно мой разум превратился в зияющий, пещерный лабиринт, в котором я больше не знала, как ориентироваться. Что-то еще было здесь, что-то было…

— ОРАЙЯ. УСПОКОЙСЯ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ.

Звук был таким громким, что это потрясло мои мысли и заставило замолчать. Голос Райна. Это был голос Райна, прозвучавший в глубине моего черепа.

Но… в моем сознании. Не в моих ушах.

— Дыши, Орайя. Мы оба. Нам нужно… нам нужно успокоиться. Хорошо?

На мгновение я усомнилась в своем рассудке.

Я почувствовала дрожь изумления в позвоночнике, бессловесную, беззвучную усмешку и это было такое странное ощущение, что я чуть было снова не упала духом.

— Ты не одна, принцесса.

Я вытянула руки перед собой. Я ничего не видела, но они лежали ровно на гладком, покрытом зубьями камне. Холодная непоколебимая твердость придала мне устойчивость.

И все же, несмотря на то, что мои ладони были плотно прижаты к стене, я чувствовала и кое-что еще, чувствовала, как они обхватывают рукоять меча. Почувствовала, как напряглись мои мышцы, чтобы поднять его, и как по спине прокатилась боль.

Мои руки были здесь.

Мои руки были там.

— Это ты, — задыхалась я. — Я чувствую тебя.

Мой физический голос казался тусклым и плоским по сравнению с голосом в моей голове.

— Да, — ответил Райн.

Связь разума. Зелье. Должно быть, это было заклинание. Чтобы создать такую временную связь, нужна редкая, сильная магия, но я полагала, что у церкви Ниаксии есть все ресурсы, чтобы сделать невозможное возможным.

— Чертовы сиськи Иксы.

Еще одна жуткая вибрация прошлась по моему позвоночнику. Я вздрогнула.

— Не смей этого делать.

— Что? Смеяться?

— Это странно.

— Смех для тебя кажется странным? Это зашло слишком далеко? Как уместно.

«Странно» было преуменьшением. Каждая частичка меня протестовала против непрошеного присутствия в моих мыслях, каждый нерв и мускул кричали от дополнительной нагрузки, которую на них навалил еще один набор чувств.

— Черт, Орайя, ты все время чувствуешь себя так напряженно?

Я была слишком смущена, чтобы признаться, что слишком часто.

— Особые обстоятельства, — ответила я вместо этого. — Могу спросить тебя о том же.

Это правда. Его тревога была такой же сильной, как и моя. По-другому — накатывающееся подводное течение, а не ошеломляющие волны, но от этого не менее сильное.

Если оно было таким всепоглощающим в темной коробке, то каким оно будет, когда мы окажемся в бою? От одной мысли об этом меня чуть не стошнило. Я почувствовала, как эхом отозвалось беспокойство Райна.

Что ж, мы должны сделать так, чтобы все получилось. Сегодня погибнет половина участников. Нам нужно было выбираться отсюда.

Я провела руками по стене и почувствовала, что Райн делает то же самое, где бы он ни находился. Гладкий камень здесь, гладкий камень там.

Клетки. Это были клетки.

Это имело смысл. Ниаксия и Аларус были заключены в тюрьму богами Белого пантеона в наказание за их незаконную связь. Возможно, Ниаксия тогда была низшей богиней, а Аларус ослаб до части своей прежней силы, но все равно это оказалось неразумным решением. Вдвоем они пробились из плена, уничтожив ровно половину хранителей Экстрина — легендарной тюрьмы Пантеона.

Должно быть, это и есть наш Экстрин.

— Нам, вероятно, придется вместе бороться со всем, что там есть, когда мы выберемся наружу, — сказала я Райну, пока мы оба ощупывали стены наших загонов. — Давай откроем их.

Когда мы найдем друг друга, нас будет почти невозможно остановить. Я была уверена в этом.

— Я тронут тем, что ты так думаешь, — ответил Райн, почувствовав эту мысль. Я не знала, что сказать о том, что он действительно был там, и я это чувствовала.

— Здесь. Смотри.

Кончик моего пальца коснулся небольшого участка металла, высоко в углу моей камеры. Я надавила, и камень сдвинулся. Щелк.

Дверь распахнулась, впуская поток холодного света от звезд, луны и сотен факелов, парящих над Колизеем. Была ночь, но по сравнению с темнотой камеры она ослепила меня.

Я моргнула на полсекунды. А когда глаза прояснились, я чуть не рассмеялась, просто потому что, черт, что мне еще оставалось делать?

Передо мной была бойня. Абсолютная бойня. Большинство участников еще не успели выбраться из своих клеток, а песок уже пропитался кровью. На арене монстры рвали друг друга на части — все виды чудовищ, которые только можно себе представить. Демоны, похожие на тех, что были на первом испытании, но на этот раз с бугристыми молочно-белыми крыльями. Огромные кошки, черные с серыми пятнами и ярко-красными глазами — существа, которых я видела только в сказках, из Дома Теней. Адские гончие — огромные, сгорбленные волки с чисто белым мехом, от их шкуры исходила тьма. Они стаями бродили по дюнам Дома Ночи и, как известно, истребляли целые поселения.

Далеко за всем этим, мимо всей этой верной смерти находилась стена из наваленного белого камня, пересекавшая центр Колизея. Каменистая тропа вела к ее вершине. На вершине возвышались два золотых дверных проема, высокие и узкие, пульсирующие серебристым дымом. Трибуны были переполнены, море кричащих лиц окружало арену, восторгаясь самым напряженным из испытаний Кеджари.

Другое видение столкнулось с этим, когда дверь Райна распахнулась, и он увидел зеркальное отражение этого зрелища — как я поняла, с другой стороны стены.

— Черт, — пробормотал он.

Ты чертовски прав.

Железные ящики, подобные тому, из которого я только что вылезла, выстроились вдоль окраины песчаного карьера. Тот, что находился рядом со мной, был по-прежнему закрыт, и изнутри доносились приглушенные звуки беззвучных криков. Еще одна дверь открылась, и один из Кроворожденных участников испытания спотыкаясь, вышел из своей камеры, держась за голову, и угодил прямо в пасть адской гончей.

— Что, черт возьми, с ним было не так?

— Многие не могут справиться с тяжестью нескольких разумов, — ответил Райн. — Не так.

Глазами Райна я видела, как другой участник упал на колени и с трудом поднялся. Возможно, нам повезло, что Мише здесь не было. Я не могла себе представить, как бы я пыталась поддержать их обоих.

Я оглянулась на стену и на дверные проемы на ее вершине. Очевидно, это наша цель. Или… одна из них. В конце концов, Экстрин был местом жестоких случайностей. Несомненно, один из них вел к свободе, а другой — к проклятию.

Но между нами и этой угрозой было так много других. Я напряглась, вглядываясь в море зубов, когтей и крови перед собой. На другом конце Колизея Райн делал то же самое.

— Ты готов? — спросила я его.

Он уже поднимал свой меч.

— Всегда.

Мы бросились в атаку.

Сначала было трудно. Вес разума Райна сильно давил на мой собственный. Я теряла драгоценные секунды, чтобы отделить его чувства от моих. Я сохранила жизнь, едва-едва — пока сражалась на первом участке арены, но я была неуклюжа и допускала слишком много ошибок.

— Перестань сопротивляться, — огрызнулся Райн. — Опирайся на неё. Только так мы пройдем через это.

Это противоречило всем моим инстинктам. Но он был прав, я не могла бороться с ним в своем разуме и сосредоточиться на том, чтобы сохранить себе жизнь.

Мы тренировались именно для этого, напомнила я себе. Не сознательно, но… мы научились приспосабливаться друг к другу, предвидеть и понимать невысказанные сигналы друг друга. Наше сотрудничество никогда не было связано с грубой силой. Оно всегда было связано с компромиссом.

А это? Нужно было просто отдаться ему.

И как только мы это сделали, мы стали источником силы друг для друга, еще одним колодцем, из которого можно было черпать. Мы были разлучены, но как будто снова сражались бок о бок в трущобах. Я чувствовала каждый его удар, а он чувствовал каждый мой.

И все же, даже когда мы нашли свой ритм, каждый шаг становился все более коварным. Звери, явно голодные, были более многочисленными и взбудораженными ближе к барьеру. Хуже того, к этому времени все остальные участники вышли из своих клеток. И все мы прекрасно понимали, что главным соперником для нас были не адские псы или демоны, а мы сами.

После этого испытания из нас останется только половина. Для этого мы и сражались.

Мы были вынуждены все вместе отправиться в пески. В самом начале испытания один из участников хиаджи попытался взлететь над бойней, но тут же упал на землю с разорванными крыльями. Барьер. Крылья или нет, но смертельной ямы было не избежать.

Я едва успела пройти половину арены, а мне уже приходилось поражать кого-то на каждом шагу. Возможно, присутствие Райна в моем сознании подстегивало меня, но было бы гораздо полезнее, если бы он действительно был рядом со мной.

— Я не понимаю, — подумала я, расстроенная. — Какой в этом смысл? Мы не можем сражаться вместе таким образом.

Но прежде чем он успел ответить, боль пронзила мою руку. Я споткнулась, уступая драгоценнуюземлю женщине из Тенерожденных, которая преследовала меня. Опустив взгляд, я увидела на своей руке гладкий, не поврежденный кожаный доспех, а на руке Райна — кровавый след.

Он поплатился за эту минуту рассеянности, когда нападавший снова, снова и снова бросался на него. Я стиснула зубы и изо всех сил старалась оттолкнуть свою собственную, наконец запихнув ее в хватку ближайшего демона. Но на другой стороне арены я чувствовала, что бой Райна продолжается. Ему приходилось нелегко. Я вздрагивала от каждого удара.

Воспоминание о демонах из первого испытания ударило меня, и вместе с ним пришло внезапное осознание.

Только что Райн был ранен… и я оступилась.

— Кто это? — спросила я его. Зрение промелькнуло перед глазами. Я не могла разглядеть лица.

— Что?

— С кем ты сейчас сражаешься? Посмотри на его лицо!

Я почувствовала замешательство Райна, но он повиновался. Отбив следующий удар, он показал мне нападавшего — Ночнорожденного хиаджа со светлыми волосами.

Я знала его. Николай. Я порылась в памяти. С кем он был в паре?

Рэвинт. У него больное правое колено, сказал мне Винсент на празднике.

Я осмотрела толпу. Нам повезло. Рэвинт был недалеко от меня, всего в нескольких шагах через яму. Я бросилась на него. Не дав ему времени среагировать — мое оружие нанесло прямой удар в его правое колено. Его нога подогнулась под ним, из раны хлынула кровь. Я вонзила свой клинок ему в грудь, прежде чем он успел подняться.

И, как я и предполагала, на другой стороне арены упал противник Райна.

— Дерьмо, — прошептал он, искра удовольствия пронзила нас обоих, когда он воспользовался возможностью прикончить Николая. — А ты молодец.

Мы были разделены, но это не означало, что мы все еще не могли помочь друг другу. С этим знанием мы пересекли поле боя. Да, нам нужно было добраться до ворот как можно быстрее, но каждый из нас жертвовал небольшим приростом скорости, чтобы помочь другому, и это взаимовыручка означала, что как команда мы двигались быстро.

Но оставшиеся участники тоже были сильны. Кроворожденные особенно умели работать бок о бок. Одна из них первой преодолела каменную стену, пробиваясь к вершине по извилистой тропинке. Когда я подошла к стене, она уже почти добралась до нее. Вблизи она больше походила на гору, нависающую громаду сложенного камня. Путь к ее вершине был крутым и опасным. Двое других шли впереди меня, пробиваясь через бродячих адских псов и демонов, которые пробирались наверх.

— Трое поднимаются с этой стороны, — сказала я Райну.

— Двое здесь.

— Тебе лучше побыстрее добраться сюда.

Только половина из нас успеет. Одиннадцать.

— Почти пришли.

Я видела дорогу его глазами, всего в нескольких шагах впереди. Мы оба были так близко.

Но я успела сделать всего несколько шагов по тропинке, когда мучительная боль пронзила мою спину, затем плечо. Мои колени ударились о землю, и я задохнулась.

Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что рассекают не мое тело, а тело Райна. В его поле зрения было лишь пятно грохочущего оружия, облако красного дыма, вспышка белых волос.

Анжелика.

Я попыталась подняться, опираясь на камни.

— Иди, — сказал мне Райн. — Продолжай идти. Я справлюсь с ней.

Нет. Он не мог лгать, не тогда, когда наши мысли были заперты вместе. Не тогда, когда я чувствовала каждую рану, которую она открывала на его теле, и как тяжело он боролся, чтобы не упасть.

Здоровые, Анжелика и Райн были почти равны. Но Райн буквально недавно перенес многочасовую пытку.

Сегодня они не были равны.

Я даже не стала раздумывать над решением. Я повернулась назад.

— Я справлюсь, Орайя. Иди!

Я проигнорировала его.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы найти партнера Анжелики, Айвана, в нарастающем хаосе. Мне пришлось дважды отступить далеко назад до самой стены. Я нашла его в гуще схватки в песках, нанося слабый завершающий удар ягуару. Он был ранен, каждый шаг был медленным, и он хромал.

Это будет легко. Мне понадобится всего несколько минут, чтобы разделаться с ним, а вместе с ним и с Анжеликой.

Айван увидел, что я приближаюсь, едва успев среагировать. Волна кислотной агонии обрушилась на меня, когда красный туман его магии окружил нас. Раны на его руках дрожали от напряжения, от крови, которую ему пришлось использовать для подпитки.

Я не позволила этому замедлить меня. Я ударила его по руке, и яд тут же разъел его кожу.

В битве с Райном Анжелика дрогнула. Он воспользовался этой возможностью, нанес удар…

И тут Айван отпрянул назад, его магия рассеялась. Она почти искалечила меня, в сочетании с ранами Райна это была невыносимая боль. Но я пробилась сквозь нее, перекатилась, сделала выпад. Мой клинок разрубил ногу Айвана до кости.

Он рухнул.

Мы вдвоем упали на землю. Мой бой с Айваном и бой Райна с Анжеликой слились воедино, каждый из них превратился в дикую вспышку горящих мышц, крови, стали и магии.

Я перекатилась на Айвана, прижав его к себе.

Боль проскользнула по моим ребрам.

Не мои — Райна. Время уходило.

Я смотрела прямо в глаза Айвану, когда поднимала свой клинок, удерживая его между коленями, прижатым спиной к камню стены.

И я так пристально смотрела на него, что почти не заметила движения в углу моего зрения.

Райн посмотрел через плечо Анжелики, посмотрел вверх, на ворота победы. Кроворожденная женщина достигла вершины. Она остановилась между двумя створками, явно колеблясь. Тененорожденный мужчина не отставал от нее. Он бежал, не замедляя шага, пока взбирался на вершину.

И он без колебаний толкнул ее через одну из арок, заставляя ее переосмыслить свое решение.

Я схватилась за голову, когда земля задрожала подо мной. Я подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как вспышка света из врат поглотила все.

Как раз вовремя, чтобы услышать, как в нашем общем сознании Райн выкрикнул мое имя.

Как раз вовремя, чтобы почувствовать волну боли, когда Айван вонзил свой кинжал в мой бок.

И я не успела среагировать, как его магия завладела моей кровью, моими мышцами. Заставила их двигаться без моего разрешения.

И бросила меня в гущу кровожадных зверей.

Глава

30

Винсент всегда предупреждал меня о том, что может случиться, если впасть в безумие.

— Они не будут ждать, пока ты умрешь, — говорил он. — Нет никакого чувства. Нет мыслей. Есть только голод.

Я много думала об этих словах в дни после смерти Иланы. То, что я слышала в ту первую ночь в Лунном дворце, звучало точно так же, что описывал мне Винсент. Ее пожирали заживо, и она была бессильна что-либо с этим сделать. Ее последние минуты преследовали меня.

Сейчас, когда мое тело бросило меня в толпу голодных животных, когда мои мышцы в решающие секунды оказались вне пределов моей досягаемости, только одна мысль засела у меня в голове:

— Так вот что она чувствовала, когда умирала?

Магия Айвана парализовала меня. Я не могла двигаться, но я была в сознании, когда эти звери набросились на меня.

Животные были доведены до исступления насилием и голодом. Они образовывали плотные группы, все с дергающимися мышцами и пеной изо рта, как будто какая-то часть их знала, что это их единственный шанс на выживание.

На долю секунды мне показалось, что это очень грустно. В конце концов, они были всего лишь животными. Убийцы, превратившиеся в добычу для развлечения. Как и все мы.

Я почувствовала это, когда первый из них, демон, схватил меня за ногу. Меня окружило столько демонов, что они полностью заслонили небо. Я видела только зубы и когти.

Я даже не могла кричать.

— Орайя!

Паника Райна захлестнула меня. Она была такой же сильной, как и моя собственная.

Я не знала, что с этим делать.

Но что-то в этой панике всколыхнуло во мне, вспышка ее была достаточно резкой, чтобы рассечь остатки магии Айвана. Мои руки раскинулись в стороны, нанося дикие удары.

Этого было недостаточно.

Их было так много. Я слишком сильно истекала кровью. Кровь — это плохо. Кровь была опасна. Я отбивалась клинками, но это была бесполезная паника в бесконечном море плоти, кожи, меха и перьев.

Я собиралась умереть. Матерь, я собиралась умереть. Мое сердцебиение было диким. Каждый толчок крови приближал их.

— Я иду за тобой, Орайя.

Мне это не нравилось. Как испуганно говорил Райн. Ему удалось ускользнуть от Анжелики, и он бежал, бежал, бежал, пробиваясь сквозь толпу на своей стороне стены.

Ему не хватило бы скорости.

— Используй свою магию, — призывал он. Я видела вспышки его видения, когда он бежал, подпрыгивая на зыбком камне своего пути.

— Ты еще не дошла до конца. Используй ее прямо сейчас.

Я не могу. Я не могу использовать свою собственную силу — даже когда я могла, от меня исходили лишь слабые лучи света. Я боролась, билась, пыталась успокоить себя, и…

Я говорила себе: «Страх — это совокупность…»

— Страх — это гребаный КЛЮЧ к этому, Орайя! — Голос Райна, наполненный собственным страхом, заполнил оба наших разума. — ИСПОЛЬЗУЙ ЭТО. Представь, что ты выбрасываешь меня из гребаного окна. Представь, что ты вытаскиваешь Мише из горящего апартамента.

Стыдливые слезы навернулись мне на глаза.

Я не знала, как. Не знала, как отпустить эту стену внутри себя. Я так долго строила ее, заделывала каждую трещину. Теперь я цеплялась за нее. В ужасе от того, что случится, если я позволю себе упасть.

— Я с тобой, Орайя. Прямо сейчас. У тебя нет на это времени. Мы пойдем вместе. Хорошо? Я с тобой.

Это должно было меня напугать.

Звери одолели меня. Я упала спиной на песок. Один демон прополз по мне, его лицо было в нескольких дюймах от моего. Он набросился на мое горло, прямо там, сбоку, на том месте, где у меня был шрам, напоминавший мне о парне, о котором я старалась не думать каждую ночь.

Теперь я позволила себе. Позволила себе думать о нем впервые за столько лет.

Позволила себе подумать о моих родителях, раздавленных в разрушенном здании во время войны, которая не имела к ним никакого отношения.

Позволила себе подумать о маленькой потерянной девочке с темными волосами, за которой охотились в лабиринте. О маленькой девочке с темными волосами, оставшейся одной в разрушенном городе.

Позволила себе подумать о целой жизни, проведенной здесь, в ловушке собственного страха, в ловушке этих гребаных хищников, этих монстров, этих тварей, которые не видели во мне ничего, кроме скота…

И тогда я поняла. Я поняла, что страх — охватывает, закаляет и ожесточает.

Это превращается в ярость.

Чтобы она обратилась в силу.

Я не хотела умирать здесь.

Я позволила своей ярости выплеснуться наружу.

Я позволила ей выплеснуться через рот, глаза, пальцы и кончики волос. Я позволила ей взметнуться до самого неба, мимо звезд, луны, до самой Ниаксии.

И я почувствовала, как она потянулась ко мне.

Ночной огонь пронесся сквозь меня, окружая меня одеялом света, тепла и силы. Оно поглотило все: демонов, адских псов, вампиров. Поглотило мою кожу, мои глаза. Поглотило, прежде всего, мой гнев.

Я НЕ УМРУ ЗДЕСЬ.

Я схватилась за свои клинки, но мне не нужно было ими орудовать, когда я поднималась. Я едва помнила, как двигалась. Я едва помнила, как переступала через море белого пламени, через изъеденные ночным огнем трупы, которые могли быть животными, могли быть вампирами, по пути вверх, поднимаясь и поднимаясь.

Я остановилась только тогда, когда достигла вершины, когда я посмотрела на небо и увидела луну.

Внезапно я снова почувствовала себя такой маленькой. Осознание вернулось в мое израненное смертное тело. В животе забурлила тошнота. Ноги почти отказали, и я вытянула руку, чтобы устоять на ногах.

Пламя угасло. Мои глаза с трудом привыкали к темноте после такого ослепительного света.

Я была на вершине стены, в центре Колизея. Моя рука упиралась в раму единственных оставшихся ворот, остальные теперь представляли собой лишь обугленный, искореженный металл. Я чувствовала себя странно, неустойчиво и пусто. Позади меня на песке арены, на осыпающейся стене из выжженных камней и груды чистых белых костей, вырисовывалась картина разрушения.

Зрители молча наблюдали за происходящим, тысячи глаз смотрели на меня. Их лица слились воедино. Винсент был где-то там. Я собиралась поискать его, но вместо этого мой взгляд устремился вниз, всего в нескольких шагах от меня, туда, где тропинка с другой стороны арены упиралась в вершину стены.

Райн.

Он стоял на коленях и смотрел на меня. И то, как он смотрел на меня, было первым ощущением реальности.

Настоящим, непростым, и… запутанным.

Потому что он смотрел на меня в полном благоговении, как будто я была самым невероятным существом, которое он когда-либо видел. Как будто я была гребаной богиней.

Я моргнула, и слезы потекли по моим щекам. Все, что я вскрыла в себе, чтобы получить доступ к этой силе, кровоточило, как открытая рана.

Сначала Райн медленно поднялся.

А потом пошел так быстро, что я не успела среагировать, когда он закрыл пространство между нами несколькими длинными шагами, затем он сразу оказался вокруг меня в крепких объятиях, и мои ноги оторвались от земли, а мои руки были на его шее, и я позволила ему обнять меня. Позволила себе прижаться к нему. Позволила себе зарыться лицом, залитым слезами, в теплое пространство между его подбородком и горлом.

И сейчас ни одна вещь, ни зрители, ни арена, ни арка, ни Ночной огонь, ни сама Ниаксия не существовала, кроме этого момента.

— Ты на минуту меня встревожила, — пробормотал он мне в волосы, его голос был хриплым. — Я должен был догадаться.

Он опускал меня, пока мои ноги снова не коснулись земли, затем отпустил меня. Покачиваясь и испытывая головокружение, я смотрела на трибуны.

Винсент был прямо впереди, на полпути через арену. Он полустоял, его глаза были широко раскрыты и не мигали. Одной рукой он держался за перила. Другая сжимала его грудь, словно пытаясь удержать его собственное сердце.

Должно быть, я была слаба от потери крови. Потому что мне даже показалось, что, возможно, я увидела серебристую полоску на его щеке.

— Пойдем, — тихо сказал Райн, положив руку мне на спину.

Я повернулась к двери, и призрачная тишина Лунного дворца встретила нас с распростертыми объятиями.

Антракт

Юная девушка думала, что она влюблена, или что-то в этом роде. Быть молодой и влюбленной — невероятная вещь. Это так многому учит.

У нее никогда не было друга ее возраста, и поэтому она научилась делиться частичками себя с другими.

У нее никогда не было возлюбленного, поэтому ей пришлось учиться целоваться и прикасаться.

Она знала, что ее отец не одобрит этого, поэтому научилась скрывать от него свои чувства.

Ее темный мир стал немного светлее, холодные комнаты — немного теплее. Ее молодой человек был застенчивым и милым, и, казалось, он был очарован ею. Она проводила долгие дни, повторяя каждое его слово.

Возможно, в другом мире эти два человека не нашли бы много общего. Но в этом мире, в котором у них было так мало всего остального, они стали друг для друга всем.

Они влюбились друг в друга сильно и быстро, и юной девушке нравился этот порыв. Она хотела большего. Они оторвались друг от друга, тяжело дыша и жаждая еще больше кожи друг друга.

Юная девушка никогда раньше не сталкивалась с сексом.

Но как же она этого хотела.

В ту ночь она знала, чего хочет от него. Что она хотела дать ему взамен.

Они встретились в его комнате. Их поцелуи были беспорядочными и неистовыми, сопровождались вздохами и стонами, когда губы касались чувствительной плоти. Желание друг друга накрыло их пьяной дымкой, усиливаясь с каждым сорванным слоем ткани.

Она немного нервничала, когда он прижал ее к кровати и забрался на нее. Нервничала, когда он раздвинул ее бедра и приготовился войти в нее. Но она нервничала, как нервничают все молодые люди, когда теряют девственность. И эта нервозность была ничто по сравнению с ее желанием.

Боль была короткой и быстрой. Она погребла ее в ощущении его дрожащего дыхания на ее коже, их плоть была так близко, как только может быть, его рот прижимался к ее рту.

Он был нежен. Сначала.

Когда он только начал двигаться, волны наслаждения смешались с остатками боли. С каждым движением, медленным и глубоким, оно нарастало.

Юная девушка отдалась ему и подумала про себя, что больше никогда-никогда не почувствует ничего такого хорошего.

Когда появилась первая искра страха? Когда этот маленький голосок в ее голове прошептал: «Подожди, что-то не так»?

Возможно, это произошло, когда его толчки стали слишком быстрыми, слишком сильными, и баланс между удовольствием и болью нарушился, несмотря на ее приглушенные слова сомнения.

Возможно, это случилось, когда она попыталась сесть, взять себя в руки, но он заставил ее снова опуститься, острым краем ногтей открывая маленькие кровавые ранки на ее плоти.

Возможно, именно тогда его ноздри раздувались от этих капель крови, может быть, крови на его руках или крови между ее ног и его поцелуи в ее щеку, челюсть, горло становились все сильнее.

Становились жестче.

Становились острее.

Сначала его губы были любящими. Потом страстными.

А потом боль.

Боль, боль, боль, боль…

Юная девушка закричала. Она просила его остановиться. Возможно, он не услышал, возможно, ему было все равно.

Поймите, жажда крови поистине ужасна.

Страх охватил ее. Его зубы глубоко впились ей в горло, пока она сопротивлялась. Он был сильнее ее. Ее бессилие было петлей, готовой задушить ее.

В тот день юная девушка была так близка к смерти.

Но она схватила серебряный канделябр с прикроватного столика и разбила его о голову своего возлюбленного. Этого было недостаточно, чтобы убить его, но в тот день она не пыталась убить своего возлюбленного. Она никогда раньше не убивала.

Ее трясло, сердце бешено билось. Когда она оттолкнула его от себя, она мельком увидела на его лице ошеломленное замешательство, а затем ужас, как будто он даже не понял, что сделал.

Слезы текли по ее щекам.

Она думала, что влюбилась. Она еще не знала, насколько смертельной может быть эта любовь.

Она спрятала слезы, схватила свою одежду и побежала. Она не оглянулась, когда он позвал ее. Ее разбитая мечта и разбитое сердце разрывали ее плоть на куски.

Она истекала кровью. Она была напугана. Она не намеренно решила бежать в комнату отца. Но куда еще она могла пойти в доме, где всюду опасно?

Король открыл дверь и впустил плачущую дочь внутрь. Она была сдержанной девушкой. Он научил ее тщательно сдерживать свои эмоции. Но сегодня она была в смятении. Ее возлюбленный и его предательство разрушили ее защиту.

Король укутал свою дочь в одеяло, слушал, как она задыхается от рассказа, и молчал, вытирая кровь с ее горла.

В тот момент он принял решение.

Юная девушка не знала об этом. Еще нет.

Глава

31

Нас осталось одиннадцать участников.

Айван уже был там, когда мы прибыли, а Анжелика последовала за ним вскоре после нас с Райном. Последним, к всеобщему шоку, прибыл Ибрихим, который тащился через всё помещение в крови, его меч был окровавлен, глаза далеки и пусты. Он убил своего напарника прямо перед тем, как шагнуть через арку. В этом году половина участников была нечетным числом. Только один из них мог жить.

Ибрихим не выглядел таким уж расстроенным из-за этого.

— Сколько людей сегодня я убила? — поинтересовалась я, онемев от удивления.

Все смотрели на меня. Но не так, как обычно. Не с веселым голодом, а с настороженным любопытством.

Я не могла решить, нравится ли мне эта перемена.

В отличие от других испытаний, Министер и его последователи ждали в Лунном дворце, чтобы поприветствовать нас, когда мы вернемся. После Ибрихима ворота, стоявшие сами по себе в центре комнаты, просто исчезли, оставив всех, кто остался за ними, на произвол кровавой судьбы.

— Поздравляю, — сказал он. — Вы — финалисты Кеджари. Вы прошли в два финальных испытания. Наша Темная Мать очень довольна вами.

Никто не выглядел довольным собой. Все были настроены мрачно.

— Чтобы отпраздновать вашу победу, — продолжал Министер, — к удовольствию Ниаксии был проведен церемониальный пир в честь вашего дара Матери Алчной Тьмы. Кровь, которая была пролита, и кровь, которую вам еще предстоит для нее пролить.

Его улыбка стала шире, как будто это было единственное, что приносило ему истинное удовольствие.

Иногда мне казалось, что Ниаксия немного развратна.

— Идите, — сказал он. — Исцелите себя. Отдыхайте. Лунный дворец, по щедрости Ниаксии, обеспечит вас всем необходимым. Возвращайтесь в церковь на закате.

В АПАРТАМЕНТАХ было слишком тихо без Мише. Мы с Райном не разговаривали, пока возвращались, и я бесконечно осознавала это молчание.

Он заговорил первым, только когда за ним плотно закрылась дверь.

— Целых шесть часов отдыха после того, как мы чуть не погибли ради развлечения нашей благосклонной богини. — Он одарил меня полуулыбкой. — Как щедро с их стороны.

Я принужденно хихикнула, и его брови распрямились.

— Что?

— Хм?

— Это было похоже на звуки умирающей кошки, но еще больше меня беспокоит то, что ты действительно притворилась, что смеешься над шуткой, которая даже не была смешной.

Над этим я бы почти рассмеялась. Но моя голова была затуманена, а тело измождено. Теперь, когда шок от испытания начал проходить, то, что я сделала, и то, что я так мало в этом понимала, начало проясняться.

— Хэй, — мягко сказал Райн.

Я посмотрела на него.

И из всего, что только что произошло сегодня, этот момент, возможно, был самым пугающим.

Потому что прямо сейчас во мне одновременно столкнулись две истины:

Во-первых, он смотрел на меня так, словно мое благополучие действительно было важно для него. Что ему, должно быть, действительно не все равно, потому что я чувствовала то же, что и он. Я почувствовала его панику, когда была в опасности, и это означало, что он почувствовал мою, когда я подумала, что Анжелика убьет его.

Во-вторых, что испытание Третьей четверти луны закончилось. Мы больше не нуждались в союзе. И это означало, что-либо он убьет меня, либо я убью его.

— Что ж, — сказала я, — мы сделали это.

Мой голос был хриплым.

— Черт, конечно сделали.

Он сделал шаг ближе, его глаза не отрывались от моих.

Я должна была напрячься. Я должна была потянуться за своим клинком.

Но я не сделала этого.

— Ты была чертовски великолепна, Орайя, — пробормотал он. — Надеюсь, ты это знаешь.

Я вздернула подбородок и сказала со всей убежденностью, на какую была способна:

— Я знаю.

Он рассмеялся. Его глаза морщились, когда он улыбался. Замечала ли я раньше, как мне это нравится?

— Отдохни немного, если сможешь, — сказал он, — перед торжеством. Я оставлю тебя одну. Подготовься к другим апартаментам.

Он говорил так непринужденно, но я знала, что он имел в виду. Так он признавал, что между нами что-то изменилось? Он хотел сказать, что ни один из нас пока не должен делать никаких следующих действий?

В любом случае, я была благодарна за это. Благодарна за то, что мне не пришлось тратить эти несколько часов на то, чтобы уговорить себя убить его. Что бы ни пришлось делать завтрашней Орайе… это может быть ее проблемой. Сегодняшняя Орайя могла просто понаблюдать за ним еще немного.

Я не позволила даже намеку на это прозвучать в моем голосе, когда ответила:

— Хорошо.

Он опустил подбородок, подошел к двери и открыл ее. Перед тем, как он проскользнул внутрь, я сказала, немного слишком быстро:

— Райн.

Он оглянулся.

— Я признаю, что ты был хорошим союзником, — сказала я.

Он подмигнул мне.

— Ты знала это с самого начала, — сказал он и закрыл за собой дверь.

Я НЕ БЫЛА УВЕРЕНА, что именно имел в виду Министер, когда сказал, что «Лунный дворец обеспечит», но оказалось, что он имел это в виду очень буквально.

Лунный дворец дал мне целебные зелья и повязки. Он дал мне горячую ванну с семнадцатью нелепыми ароматами мыла. Он дал мне набор расчесок, с которыми я не знала, что делать.

И он подарило мне платье.

Когда я вернулась в спальню после ванны и увидела, что оно аккуратно разложено на покрывале, как будто ее положил туда молчаливый, невидимый слуга, я действительно рассмеялась вслух.

— Это, должно быть, чертова шутка, — сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Очевидно, я не могла это надеть.

Но у меня не было других вариантов. Словно предвидя мое недовольство, Лунный дворец лишил меня всех альтернатив. Ящики и шкафы были пусты. Даже мои окровавленные доспехи исчезли. Поэтому, побродив несколько минут голой по комнате в бесплодных поисках чего-нибудь другого, я надела это проклятое платье.

Я едва узнала себя в зеркале.

Ткань была гладкой и шелковистой, темного, насыщенного фиолетового цвета, странно знакомого оттенка, который я не могла определить. Спереди оно спускалось в глубокий V-образный вырез, верхняя часть была достаточно структурированной, чтобы очертить изгиб моей груди. Она держалась на черных металлических цепочках, и тот же сверкающий металл черного дерева опоясывал лиф, украшая мою грудную клетку, напоминая броню. Спина была низкой и открытой, длинные цепи пересекали мою спину. Юбка слегка опускалась вокруг моих ног, которые были обуты в изящные серебряные сандалии.

Хотя платье прилегало к моему телу, оно не стесняло движений. Я почти чувствовала себя обнаженной в легкой, воздушной ткани, и она легко двигалась вместе со мной, фиолетовый цвет переливался, как вода, через оттенки черного и пурпурного. Я оставила волосы свободными и прямыми. Они высохли и ниспадали по спине, как полосы тени.

Я долго, очень долго смотрела на себя.

Я буквально не могла вспомнить, когда в последний раз видела себя в одежде, созданной для красоты. Я никогда не носила ничего, что должно было привлекать внимание. А это платье… оно определенно привлекало внимание. Оно подчеркивало все то, что я обычно старалась скрыть: мою кожу, мою фигуру и очень, очень открытую часть моего горла.

— Я не могу это надеть, — снова пробормотала я про себя, но на этот раз мои слова прозвучали менее убедительно.

Потому что на самом деле… оно мне нравилось. Это было именно то платье, которую я мечтала надеть, когда была слишком мала, чтобы понять, что это было бы плохим выбором во время выживания.

Тем не менее, я вернулась к своему рюкзаку в последний раз в тщетной попытке найти что-нибудь еще. Открыв его, я поняла, почему это платье показалось мне таким знакомым.

Этот фиолетовый цвет. Оно лежало на самом верху среди моих вещей. Я бы никогда не позволила никому узнать, сколько раз я доставала его, просто чтобы взять в руки.

Я вернулась к зеркалу, шарф Иланы в моих руках. Я позволила ему распахнуться. Ткань была потрепана и испачкана. Но цвет и фактура были точно такими же, как у платья. Их будто сшили из одного и того же полотна.

У меня защипало глаза.

Я практически чувствовала запах табачного дыма, слышала ее грубый голос у себя над ухом: Тебе лучше надеть это платье. Тебе лучше показать этим уродам, что ты из себя представляешь.

Отлично. Я так и сделаю. С одним дополнением.

Я повязала шарф Иланы вокруг горла — полосу окровавленного фиолетового шелка вокруг шеи, оставив два трепещущих, слегка опаленных шлейфа свисать через плечо.

Если уж я позволила себе быть зрелищем, то, по крайней мере, я должна быть зрелищем, которое, черт возьми, что-то да значит.

…И я все равно найду, куда всадить свои кинжалы.

Глава

32

Если церковь была прекрасна в тишине, то в движении она была просто ошеломляющей. Я пришла поздно намеренно, если я собиралась впустить себя в вампирское общество практически в нижнем белье, я бы сделала это, когда все уже поели, большое спасибо, и к тому времени праздник уже вовсю шел.

Даже разврат на вечеринках Винсента не мог сравниться с этим.

Это было, конечно, потрясающе. Каждая стеклянная поверхность и окно церкви были освещены синими и фиолетовыми огнями, которые висели у потолка. Музыка доносилась из каждого уголка и щели. Хотя оркестр был всего один, магия усиливала его игру, каждая нота звучала снова и снова, пока звук не заполнил великолепную куполообразную крышу. Плющевые лозы с красными и черными цветами окружали каждую колонну. Одна сторона помещения была превращена в танцевальную площадку, а на другой стояли три длинных стола. На них были разложены яства, превосходящие по вкусу пиршество в первую ночь Кеджари, я сделала себе пометку, что обязательно украду что-нибудь из этого позже.

Но еще более жуткое впечатление, чем еда, произвело огромное количество крови. Было очень, очень много крови. Чаши с ней на каждом сиденье, на каждом столе. Ароматизированная кровь. Алкогольная кровь. Кровь во всех возможных видах: запеченная в еде, предложенная в графинах, представленная в золотых чашах. Бокалы были всегда под рукой. Пьяные завсегдатаи вечеринок уже украсили скатерть и пол брызгами красного цвета.

Мой желудок скрутило так, что это меня удивило.

Я должна была быть благодарна, с таким количеством доступной крови я была в полной безопасности в окружении стольких вампиров. И я не была незнакома с тем, как часто выглядят вампирские пиры.

Так почему же это беспокоило меня? Почему я все чаще задумывалась о том, откуда все это могло взяться?

Я вошла в комнату и прошла мимо нескольких моих товарищей по испытанию, раскинувшихся в креслах и уже наевшихся всевозможных деликатесов. Я подумала, не было ли это сделано специально. Возможно, это была последняя кровь, которую кто-то из них увидит в течение долгого времени.

Другие гости обращали на меня больше внимания, чем я когда-либо терпела раньше. Я чувствовала их взгляды и должна была напоминать себе, чтобы не сжиматься под ними, остро осознавая каждый участок обнаженной кожи, который я теперь выставлила напоказ. Когда стая из пяти вампиров откровенно повернула головы в мою сторону, глядя на меня с ужасающей смесью любопытства, голода и настороженности, первобытная часть меня, которую всю жизнь учили избегать именно такого сценария, подумала о том, чтобы сбежать.

Вместо этого я коснулась шарфа на своей шее — коснулась пятна крови моей подруги.

— Ты не чертова трусиха, Орайя, — услышала я ее шепот.

Нет. Я не трусиха.

Я огляделась в поисках Райна, но…

Легкие шаги приблизились, и я повернулась, чтобы встретить их, пока они не подошли слишком близко. Передо мной стоял Винсент с натянутой улыбкой возле уголков рта.

Я не видела его при таком ярком освещении с тех пор, как начался Кеджари. Он был одет в черное, его куртка была распахнута у шеи, чтобы показать большую часть его знака Наследника. Его крылья были раскинуты, красные края их особенно бросались в глаза при таком освещении. Мне стало интересно, прячет ли он их сейчас, или же ему нужно быть уверенным, что они всегда на виду, ведь его правление под угрозой.

Но меня потрясла не одежда, не знак и не крылья. Это было его лицо. Его глаза казались необычайно яркими, просто потому, что темнота под ними была ярко выражена. Каждая черта его лица была резкой и напряженной, словно он весь был высечен из камня. И все же, контроль в нем давал трещину. Я чувствовала это и раньше. Теперь это было леденяще резко.

Все это смягчилось, конечно, когда он увидел меня.

Я напряглась, два импульса боролись друг с другом.

Я смотрела на него и видела, как он, казалось, готов был броситься в эту яму во время испытания.

И… Я смотрела на него и видела спину Райна. Услышала ложь, которую он мне сказал.

У меня не было возможности перевести свой гнев в нечто, что я могла бы держать в клетке, а показывать Винсенту необузданные эмоции было опасно.

Тем не менее, он выглядел расслабленным, увидев меня. Он осмотрел мой внешний вид, и слабая морщинка замешательства прошла по его брови.

— Что на тебе надето?

— Что-то другое.

Мои слова были отрывистыми. Мне не хотелось объяснять.

— Это неразумно.

Неразумно выставлять так много себя напоказ. Неразумно привлекать внимание. Неразумно носить что-либо, кроме доспехов.

— Я знаю, — сказала я.

Казалось, он не знал, что с этим делать. Он странно посмотрел на меня, как будто заметил что-то новое во мне. Возможно, так же, как я только что заметила что-то новое в нем.

Винсент никогда не был из тех, кто меняет тему, поэтому я была слегка удивлена, когда он сгладил свое выражение лица и вместо этого предложил мне руку.

— Потанцуем?

— Потанцуем?

Мой нос сморщился без моего разрешения, и он сухо усмехнулся от удовольствия.

— Такая вопиющая перспектива?

— Я… — Я остановила себя, прежде чем позволила себе заговорить. Но мое лицо, как всегда, было слишком выразительным. В любом случае, он мельком увидел гнев, который я не хотела ему показывать.

— Тебя что-то беспокоит.

— Я видела, что твои люди сделали с Райном.

— Райном?

— Моим союзником.

Его лицо осунулось.

— Ах.

— Ты… — Мне пришлось тщательно подбирать слова. — Ты сказал мне, что не сломаешь его.

— Ничто в нем не казалось сломанным, — просто сказал Винсент. — Я не был свидетелем методов Джесмин, но я видел, как он хорошо боролся на том испытании.

Хорошо сражался, несмотря на безжалостные пытки, которым он подвергался.

Я ничего не сказала, потому что не доверяла себе. Даже то, что я уже раскрыла, я думала, будет слишком много. Но, вопреки моим ожиданиям, Винсент выглядел просто усталым и печальным.

— Я — король военного времени, ведущий свой народ через темные времена, — сказал он. — А Джесмин — генерал, который знает, как сделать все необходимое для защиты своего королевства. И иногда эти задачи требуют неприятных действий. Я не стану этого отрицать. — Он снова протянул мне руку, на его губах появилась слабая, мягкая улыбка. — Но сегодня я просто отец, который двенадцать часов назад был уверен, что только что видел смерть своей дочери. Так что, пожалуйста, маленькая змейка. Побалуй меня. Позволь мне хоть на несколько минут стать этим мужчиной.

Я сглотнула, колеблясь.

Эта жизнь заставила меня научиться быть одновременно многими противоречивыми личностями. Она заставила меня разделить мой разум на множество маленьких комнат, каждая из которых содержала разные части меня самой. Теперь зверь моего гнева успокоился настолько, что я смогла надежно запереть его в клетке. Он не исчез. Он не был удовлетворен. Но он был обуздан.

— Я не умею танцевать, — сказала я, наконец.

— Ничего страшного. Мы можем притвориться, что я лучший отец, и что я научил тебя таким вещам, как и должен был.

Я смягчилась.

К черту.

Я взяла его за руку, и Винсент повел меня на танцпол. Мы держались в стороне, подальше от пограничной оргии, которая происходила в центре зала, что было бы очень неудобным местом для моего отца.

— По крайней мере, ты научил меня более полезным вещам, чем танцы, — сказала я.

Он крутанул меня на месте. Может быть, я не умела танцевать, но я умела двигаться, и я определенно знала, как следовать его примеру. Все это привело к гораздо меньшему количеству неловких спотыканий, чем я ожидала.

— И ты хорошо их выучила, — сказал он. — Это и многое другое, если то, что я видел прошлой ночью, было хоть каким-то признаком.

Гордость в его голосе зажгла отголосок тепла в моей груди. Вопреки моей воле, мои щеки напряглись.

Это все еще было похоже на лихорадочный сон. Я не была до конца уверена в том, что я сделала и как я это сделала. Но я знала одно: я почувствовала себя могущественной, по-настоящему могущественной, впервые за всю свою жизнь.

Винсент тихонько засмеялся.

— Не прячь эту гордость. Она вполне заслуженна.

— Я не знала, что могу это сделать, — призналась я.

Знал ли он? Подозревал ли он, что я способна на такую силу?

— Никогда не стыдись того, что превзошла ожидания, — сказал он. — Даже мои.

Я никогда даже не думала, что такое возможно. Ожидания Винсента были формой, в которую меня залили, мне некуда было идти, мне нечем было быть, кроме как тем, кем он меня сделал. В юности я поняла, что суровые слова и сильные руки были необходимы. Он пытался уберечь меня, и одной ошибки было бы достаточно, чтобы разрушить мою хрупкую смертную жизнь.

Винсент никогда не извинился бы передо мной за то, что он сделал с Райном. Может, он и не должен. Может быть, в его обстоятельствах он не сделал ничего плохого.

Но сегодня вечером он сделает вид, что ничего не произошло. И, может быть, сегодня я могла бы продолжать следовать его примеру, как делала это последние пятнадцать лет.

И все же, я не могла удержаться, чтобы не пробурчать. Совсем чуть-чуть.

— Ришанцы? — спросила я, очень непринужденно. — Узнал что-нибудь новое?

— Как всегда. Скоро я снова буду путешествовать, уеду на несколько недель. Но не будем говорить о таких мрачных вещах. Пока что я здесь.

Он закружил меня по танцевальному залу, и мне вдруг живо вспомнился один раз, когда я была еще достаточно маленькой, чтобы он нес меня на одной руке, и он показал мне, каково это летать, совсем немного, только с балкона на землю. Один раз и больше никогда.

Я сказала ему об этом, и по какой-то причине улыбка, которая дернулась на его губах, заставила мое сердце болеть.

— Я помню, — тихо сказал он. — Это был первый раз, когда я увидел, как ты улыбаешься, с тех пор как я привез тебя сюда.

— Я не помню этого момента.

— Я никогда этого не забывал.

Я подумала о том, каково было летать с Райном даже при таких ужасных обстоятельствах, но все равно так свободно и волнующе.

— Почему ты никогда не делал этого снова? Не брал меня с собой в полет?

Улыбка померкла.

— Последнее, чего я хотел, это чтобы ты вообразила, что можешь летать, и начала бы бросаться с балконов.

Потому что он всегда делал все ради моей защиты. Всегда.

Как будто у него тоже была такая же мысль, он сказал:

— Это никогда не становится… — Его голос прервался, как будто слова стали слишком большими или сложными, чтобы уложиться в слоги. Его глаза устремились вдаль. Его шаги даже замедлились.

Всплеск беспокойства затопил мое нутро.

— Винсент?

Его глаза вернулись, моргнули, встретились с моими.

— Я не могу приписать себе все, чем ты стала, Орайя. Даже если иногда мне этого хочется. Но если я буду ответственен хотя бы за одну маленькую часть этого, это будет величайшим достижением в моей жизни.

Мы оба перестали двигаться, и я была благодарна за это, потому что я бы споткнулась о свои ноги от шока.

Он никогда не говорил со мной таким образом. Ни разу. Никогда.

— В отчаянные времена человек думает о том, чего он не сказал. И вчера, когда я увидел, как ты упала, я понял, что, возможно, я никогда не говорил тебе этого. Мне пришло в голову, что, возможно, ты не знала… что ты не знала, как сильно я…

Винсент, Король Ночнорожденных, мужчина, который никогда не встречал угрозы, которую не мог бы победить, казалось, склонился под словами, которые он с трудом выдавил из себя.

— Мне было важно сказать тебе это. Вот и все.

Мои губы приоткрылись, но я не знала, что сказать.

Иногда люди называли меня любимицей Винсента, как будто я была каким-то мимолетным развлечением или источником веселья. И хотя я никогда не сомневалась, что он любит меня, по-своему, иногда я все же задавалась этим вопросом. Он прожил мою жизнь десять раз. Ему было более трехсот лет, а я была частью его жизни менее двадцати лет.

Волна тепла, которую я почувствовала при его словах, быстро сменилась холодным страхом.

— Что случилось? — спросила я. — Что происходит?

Потому что это была единственная причина, по которой он мог так говорить. Что — то ужасное должно было произойти или уже произошло.

Но он просто покачал головой и вернул меня обратно в наш танец.

— Ничего. Я просто стал сентиментальным стариком. И я с нетерпением жду того дня, когда мне не придется беспокоиться о том, что я переживу тебя.

Полоска света за его плечом привлекла мое внимание — знакомая фигура, которую я теперь узнала бы где угодно, даже в другом конце комнаты. Райн выходил через двери, ведущие во внутренний дворик, в черном шелковом пиджаке с фиолетовым поясом, свисающим по спине, с волосами, распущенными в беспорядочные красно-черные волны. Я лишь мельком взглянула на него, прежде чем он исчез.

Я быстро вернула свое внимание к Винсенту, но недостаточно быстро. Он заметил, что я отвлеклась. Он одарил меня полуулыбкой, когда музыка стихла, а затем снова зазвучала.

— Еще одна партия, — тихо сказал он, — и я отпущу тебя, моя маленькая змейка.

Моя грудь сжалась от нахлынувших эмоций, которые я не могла определить. Жутко похожее, возможно, на горе. Странное ощущение, что здесь, в этом танце, что-то существует, от чего я не хочу отказываться, чувство, что, если я позволю этому моменту ускользнуть, он исчезнет навсегда.

Это была глупая мысль. Я не знала, почему она пришла мне в голову.

Тем не менее, я вернула свою руку в его. На этот раз я сделала первый шаг.

— Еще одна партия, — согласилась я.

НОЧЬ БЫЛА ЖАРКОЙ. К тому времени, когда я вышла во внутренний дворик, пот покрывал мою кожу, а влажность на улице мало способствовала охлаждению. Когда закончился наш следующий танец, Винсент вышел из роли моего отца и вернулся в роль короля Ночнорожденных, правителя страны военного времени.Он был властен и серьезен, когда подошел к Джесмин и заговорил с ней тихим, торопливым голосом, таким, который лучше не подслушивать.

Разросшиеся сады окружали храм, хотя он находился в центре внутреннего города, где пространство ценилось очень высоко, и это было вдвойне экстравагантно, потому что в Доме Ночи вода была еще большей редкостью. Но чего не заслуживала наша богиня? Нет ничего важнее Ниаксии, и Ниаксия заслуживала самых потрясающих садов на континенте.

Что ж, если отбросить практичность, она их, безусловно, получила. Серебристые и голубые цветы рассыпались передо мной разноцветным покрывалом. Все это было так отвратительно красиво, что казалось чрезмерным, все это было безупречно сформировано, подстрижено, прополото и полито. Мраморные дорожки, выложенные мраморной плиткой, окружали скопления зелени в функционально непрактичных, но художественно красивых конструкциях. Сверху они образовывали символ Дома Ночи.

Они создали для нее что-то такое, что только она и они оценили бы по достоинству.

Движение слева привлекло мое внимание. Среди кустов на соседней тропинке стояло скопление серебра, все в темно-красных одеждах. Я сразу же узнала Анжелику. Ее было невозможно не узнать. Она была одета в драпированное платье из темно-красной ткани без рукавов, демонстрирующее ее рельефные мышцы, а ее серебристые волосы ниспадали косой по спине. Рядом с ней стоял Айван. Оба они склонили головы в серьезном разговоре с третьей фигурой, которая стояла ко мне спиной.

Эта фигура, словно почувствовав мой взгляд, повернулась и посмотрела через плечо.

Я узнала его.

Это был мужчина, с которым я разговаривала в ту ночь у реки. Мужчина, который дал мне сигариллу. Он был Кроворожденным. Стоя рядом с другими участниками, принадлежащих к Дому крови, это казалось настолько очевидным, что я не могла поверить, как не заметила этого раньше.

Он пренебрежительно поднял руку в сторону Анжелики и Айвана таким образом, что стало ясно, что он не только Кроворожденный, но и могущественный, потому что Анжелика, из тех людей, которые, казалось, не подчиняются ничьим приказам, без лишних слов отступила к остальным участникам вечеринки.

— Ты снова это сделала, — сказал мужчина, подходя ко мне. Теперь, когда я знала, что нужно прислушиваться, я могла услышать акцент Дома Крови, такой слабый, словно он вытравливал его десятилетиями, сводя его к намеку на мелодичное звучание каждого слова. — Ты выиграла у меня довольно много денег. Но, боюсь, после этого представления шансы против тебя будут не столь благоприятны для ваших немногих верующих. Позор. Много пользы от того, что тебя недооценивают. — Он поднял плечо и опустил его. — Я должен был принести тебе больше сигариллы. Боюсь, мои закончились.

Мои глаза скользнули к нему. Я позволила им задержаться там на долгое мгновение, рассматривая его теперь, когда я видела его на свету. Он выглядел Кроворожденным во всех смыслах. В его глазах, зрачки которых были слегка прищурены в свете фонаря, были заметны багровые и золотые нити. Красные следы на его горле оставались под краем воротника, который был высоким и жестким, из бордовой ткани традиционного стиля Дома Крови, простого и приталенного. Раньше я не могла определить, светлые у него волосы или серебристые, а теперь поняла, что и то, и другое — светло-серые с вкраплениями почти белого цвета.

Уголок его рта напрягся.

— Это немного оскорбительно, когда на тебя так смотрят. Но, я полагаю, это часто бывает в твоей реальности, не так ли?

— Просто интересно, как я упустила тот факт, что ты Кроворожденный.

— А. Ты права. Мы разделили такой прекрасный момент, но я так и не представился тебе должным образом. — Он протянул руку. — Септимус, из Дома Крови.

Я не приняла ее. Вместо этого я отступила назад, чтобы компенсировать то, как он наклонился ближе, что, похоже, показалось ему забавным. Он убрал руку, не дрожащую, и сунул ее в карман.

— Понятно. Ты не берешь пустую руку. Умная. Этому научил тебя отец?

Волосы зашевелились у меня на затылке.

Мне не нравился этот мужчина. Мне не нравилось, как он говорил, мне не нравилась его глупая ухмылка на лице, и особенно мне чертовски не нравилось, что он, похоже, думал, что играет со мной.

— Вот ты где.

Я решила не думать о том, какое облегчение я испытала, услышав голос Райна. Я также не хотела думать о том, что Райн остановился очень близко ко мне, так близко, что наши плечи соприкасались и моим единственным побуждением было придвинуться ближе.

Я взглянула на него, и мне пришлось заставить себя отвернуться.

Он выглядел великолепно. Его одежда отличалась от стиля, который здесь носили большинство других мужчин из Ночнорожденных, Ришан или Хиадж. Его пиджак был скроен по фигуре, как будто сшит специально для него. Лацкан застегивался прямо вверх-вниз, а не асимметрично, как это было принято в моде у большинства Ночнорожденных, пуговицы сияли серебряными лунами. Воротник и манжеты рукавов украшала темно-серебряная вышивка, а широкая накидка фиолетового цвета драпировалась на груди и свисала через одно плечо.

Этого было… более чем достаточно. Лунный дворец, очевидно, посчитал нужным избаловать его. Но, несмотря на весь этот образ, его лицо и волосы были такими же грубыми и неухоженными, как всегда.

Септимус улыбнулся.

— Райн. Я просто поздравлял твою партнершу с победой. Вы оба были великолепны.

Мне пришлось скрыть свое удивление. Септимус обратился к нему по имени. Как будто они знали друг друга.

Я практически чувствовала, как сворачивается воздух. Выражение лица Райна стало жестким, каждый мускул преобразился в то, что, как я уже знала, было полным отвращением.

— Спасибо, — сказал он тоном, который и не пытался скрыть.

— А вот это интересная мысль… — Глаза Септимуса мелькали между нами двумя. — Теперь, когда я не могу делать ставки на вас двоих вместе, я думаю, на кого мне поставить серебро в следующий раз? Кто-то непросвещенный может подумать, что тебе будет легко убить ее, Райн, но я думаю, что у Нессанин есть хороший шанс… ох, простите. — Еще одна из этих улыбок. — Это Орайя, не так ли? У меня всегда было плохо с именами.

Нессанин?

Я прищурила глаза, мои руки переместились к моим клинкам, которые я закрепила на бедрах. Очевидно, это было подстрекательство, даже если я не понимала, что оно означает. И удар попал в цель, потому что Райн напрягся, изменение энергии был настолько резким, что я почувствовала его, даже не глядя на него.

— Тебе следует уделять больше внимания своим собственным собакам. — Он отвернулся, положив руку на мою спину, мою очень, очень голую спину и проворчал: — Пошли.

— Приятной ночи, — произнес нам вслед Септимус.

Мы шли по садовым дорожкам, не оглядываясь. Райн все еще был заметно напряжен.

— Прости, — сказал он. — Я должен был спасти тебя от него раньше.

— Ты знаешь его?

— К сожалению. Он подбирается к каждому участнику, чтобы узнать, что он может из них вытянуть. Удивительно, что ты прошла так далеко, не получив его удар.

— Кто он?

— Один из принцев Дома Крови. Каждый участник из Кроворожденных находится в Кеджари по его приказу.

— Почему он здесь?

— Я задавался вопросом зачем вообще Кроворожденным понадобилось участвовать в Кеджари. Даже сама Ниаксия враждебно относилась к вампирам из рода Кроворожденных. Две тысячи лет назад Дом Крови был ее любимым королевством, но, когда они ополчились против нее в споре из-за даров, которые она решила им преподнести, она прокляла их. Теперь она не испытывала к Дому Крови никакой любви. Кроворожденный вампир победил в Кеджари лишь однажды — более тысячелетия назад и Ниаксия даже не захотела исполнить его желание.

Я не была уверена, привиделось ли мне это колебание, прежде чем Райн ответил:

— Дом Крови жаждет власти больше всего на свете. Даже небольшие союзы приносят много пользы.

В этом был смысл. Все Дома были желанными гостями в Кеджари. Возможно, это был единственный случай, когда королевская семья Кроворожденных могла свободно взаимодействовать с другими вампирскими домами.

— Этот чертов стервятник видит много возможностей в том, что Дом Ночи находится в состоянии войны сам с собой, — пробормотал он, как бы про себя.

Мы прошли еще несколько шагов в молчании, пока я обдумывала это.

Я чувствовала на себе пристальный взгляд Райна, даже не глядя на него, я ощущала его, он начинался у моих ног и шел вверх, задерживаясь на каждом участке обнаженной кожи.

Я перестала идти. Затем повернулась к нему лицом. Мы стояли так близко, что мне пришлось слегка наклонить подбородок, чтобы посмотреть ему в глаза. Я заметила это впервые за несколько недель. Когда я перестала думать о разнице в размерах между нами? Когда это перестало быть угрозой и стало… странно успокаивать?

— Ты хорошо выглядишь, — сказал он таким тоном, что «хорошо» прозвучало как миллион других обещаний, каждое из которых вызвало во мне дрожь.

Я спросила:

— Кто такая Нессанин?

На его лице промелькнуло удивление, а может быть, дискомфорт.

— Старый друг, который заслуживает большего уважения, чем быть использованным в качестве жалкой попытки какого-то придурка запугать. — Его глаза ожесточились. — Будь осторожна с ним. Он опасный вампир.

— Некоторые назвали бы тебя опасным вампиром.

Уголок его рта скривился.

— Только не с тобой.

Я надеялась, что он не услышал, какую странную вещь сделало при этом мое сердце — внезапное стеснение в груди.

Его взгляд переместился мимо меня, на церковь и вечеринку, происходящую в ее стенах.

— Я ненавижу находиться здесь, — сказал он. — Хочешь пойти куда-нибудь в более веселое место?

Я знала, что глупо на это соглашаться.

И все же я ничуть не пожалела об этом, когда без колебаний ответила:

— Да, черт возьми. Пожалуйста.

Глава

33

Ладно, хорошо. Я признаю это. Пиво, которое на вкус как моча начинало мне нравиться. Я не ненавидела его. Возможно… возможно, оно мне даже нравилось.

Но все же я не делала такого лица, как у Райна, когда он пил его. Как будто он приближался к самим богам.

Он сделал глоток и опустил кружку. Его брови нахмурились, когда он встретился с моими глазами.

— Что с твоим лицом, принцесса?

— Моим лицом? Я думала о твоем лице.

Его брови опустились ниже.

— А что с ним?

Я должна была сказать какое-нибудь резкое оскорбление. Я была готова к этим словам, которые были кончике на языка. Но как раз в этот момент лунный свет упал на его черты как надо, и я проглотила их все.

Потому что я поняла, что не могу ничего сказать о лице Райна. Я запомнила каждую черточку, каждое выражение лица.

Это осознание тяжелым грузом лежало у меня в желудке. Вместо ответа я сделала глоток пива.

Мы сидели на плоской крыше заброшенного дома. Райн затащил меня в свой любимый ужасный паб с его любимым ужасным пивом. Даже с моей человечностью и его отличными актерскими способностями мы не могли сидеть там, не привлекая лишнего внимания, будучи одетыми подобным образом, поэтому мы пришли сюда.

Мне понравилось. У нас была хорошая точка обзора, чтобы наблюдать за улицами, оставаясь скрытыми от посторонних глаз. Может быть, все наши труды окупились, потому что казалось, что люди здесь действительно живут своей жизнью. А может быть, я просто научилась больше ценить это. Люди повсюду оставляли следы своей жизни. Цветы в оконных коробках, игрушки, оставленные во дворе, ряд ботинок на пороге, рисующих образ семьи.

Раньше я никогда не замечала этих вещей и, конечно, не находила в них красоты. Теперь я спрятала каждую из них в себе, как маленькие тайные подарки.

Райн издал стон, откинул голову к стене и расстегнул еще одну пуговицу пиджака. Это была третья пуговица расстегнутая до середины груди и открывающая длинный треугольник мускулистой плоти, на который я старалась не смотреть слишком пристально.

Так же, как я старалась не замечать, как его глаза задерживаются на моей коже, когда я поднимаю пиво.

Так же, как я старалась не замечать, что мне это нравится, тяжесть этого взгляда, такого тяжелого, как прикосновение.

— Оказаться подальше от этого душного места действительно облегчение, — сказал он. — Здесь гораздо приятнее.

— Ты почти не провел там время.

— Я провел там достаточно, чтобы дождаться тебя.

Он зажал рот в конце предложения, как будто не ожидал, что оно прозвучит так, как прозвучало.

И снова я старательно сделала вид, что не заметила этого.

— Кроме того, — продолжил он, — я не могу бродить по городу в этой нелепой одежде.

Я не знала, что это значит.

— Почему? — Я сделала глоток пива. — Это оскорбляет твоё чувство стиля?

— Он уже лет двести как вышел из моды. — Райн насмешливо покачал головой, его улыбка стала кислой. — У Лунного дворца жестокое чувство юмора.

Я не знала, что это значит, но прежде чем я успела спросить, глаза Райна снова упали на меня. Они начали с моего лица и скользнули вниз. Я сидела, подогнув под себя ноги, шелк платья задрался вокруг верхней части бедра с левой стороны, там, где был разрез юбки. Его взгляд путешествовал от моих глаз ко рту, вниз по горлу, плечу, боку, по обнаженному завитку ноги.

Он задержался там, на моем бедре, и я не дышала, наблюдая за изгибом его губ.

— Опасно, — сказал он.

Да, — молча согласилась я.

— А ты находчивая. — Его улыбка стала шире, и я поняла, что он говорит о моем клинке, пристегнутом к верхней части бедра.

Я выдохнула.

— Мне пришлось проявить изобретательность.

— Я был бы разочарован, если бы ты не пришла на эту вечеринку вооруженной до зубов.

— Ты тоже вооружен.

Я подняла подбородок к его мечу, который был пристегнут к спине. Я всегда должна замечать, когда Райн был вооружен. Этот меч мог убить меня одним ударом.

Он пожал плечами.

— Что это? — спросил он, указывая на свое горло.

Мои пальцы подражали этому движению, и я погладила шарф Иланы. Напоминание о ней заставило узел горя и гнева затянуться в моем животе.

— Он принадлежал моему другу.

Иногда я обижалась на то, что Райн так часто слышал то, что я не говорила. Однако сейчас, возможно, я испытывала некоторое облегчение от этого.

— Человеческий друг, — сказал он.

— Да.

— Тот, который был в ту ночь?

Мы оба знали, о какой ночи он говорит.

Они мертвы, маленький человечек.

Я бросила на него вопросительный взгляд, откуда он знает? И он ответил слабой, беззлобной улыбкой.

— Он пахнет как Лунный дворец.

Черт. Черт, я ненавидела это.

Улыбка Райна померкла.

— К чему это выражение лица, принцесса?

— Я просто… оно не должно пахнуть тем местом. Оно было… ее. Оно не принадлежит им. — Я коснулась конца шарфа, наматывая его на пальцы. Если бы я сжала его достаточно крепко, я могла бы почувствовать ее руки, когда она пыталась отдать его мне. Матерь, я жалела, что не забрала его у нее тогда.

А теперь это казалось еще одной унизительной несправедливостью. Что место, где она умерла, стерло последние остатки ее жизни.

Это казалось нелепым. Несомненно, это тоже звучало нелепо. И все же его лицо слегка изменилось, так, чтобы сказать, что он понимает. Он наклонился чуть ближе.

— Это еще не все, — сказал он. — Он также пахнет как…

Его ресницы опустились, и он снова придвинулся немного ближе, теперь между нами было всего несколько дюймов.

— Как духи с ароматом роз, — пробормотал он. — И хлебом. И… сигаретным дымом.

Я невольно подавила странный звук. Так часто я завидовала вампирам, завидовала их силе, их скорости, их власти. Но никогда так, как в этот момент. Я бы все отдала, чтобы снова почувствовать запах Иланы. Почувствовать запах ее и этого отвратительного грязного дома.

— Правда? — сказала я, мой голос был грубее, чем я хотела. — Ты чувствуешь весь этот запах?

— Это немного сложно, из-за запаха… — Он прочистил горло. — твоего запаха. Но да, я чувствую. Если постараюсь. — Его глаза поднялись к моим. — Она все еще здесь, Орайя. Дворец забрал не все.

Мои пальцы сжались вокруг ткани.

— Как ее звали? — спросил он. — Твою подругу?

— Илана.

Я не произносила ее имя вслух с тех пор, как она умерла. Форма слогов на моем языке была похожа на бунт.

— Мне жаль, — тихо сказал он. — Я сожалею о том, что с ней случилось. И мне жаль, что… это тяжелое место для скорби.

Тяжелое место для скорби. Какое преуменьшение. В таком месте не было места для скорби. Нет места для мягкости или уязвимости. И уж точно не было места для гнева, грязного и недостойного, который смерть Иланы разожгла во мне.

— Она была человеком, — процедила я сквозь зубы. — Не добычей. Не игрой. Она была…

Черт, чем она была? Она была шелком и сигарным дымом, коротким нравом и миллионом противоречий, полной жизнью тысячи других мыслей, мечтаний и желаний на будущее и кем-то, кого я глубоко любила.

Я опустила взгляд на глиняную крышу, крепко сжимая кружку так, что побелели костяшки пальцев. Я подождала, пока пройдет резь в глазах.

— Могу я задать тебе вопрос, Орайя? — сказал Райн. — Ты не обязана отвечать, если не хочешь.

Я кивнула.

— Когда мы были связаны во время испытания, я чувствовал… Я чувствовал много вещей. Твой гнев. Страх. Горе.

Моя челюсть сжалась. Инстинкт подсказывал мне, что я наброшусь на него только за то, что он признал, что видит во мне эти вещи, я так яростно их оберегала. Но в его голосе не было обвинения в слабости. И я тоже чувствовала все это в нем. В его сердце они были так же сильны, как и в моем, хотя и по-разному.

— Если ты выиграешь Кеджари, — продолжал он, — попросишь ли ты Ниаксию изменить тебя?

Я прекрасно поняла, о чем он спрашивает, и подумала о том, чтобы не отвечать. Он ришан, — прошептал Винсент мне на ухо. Я не могла рассказать ему о том, как свяжу себя с Винсентом, как стану его Кориатой. Эти подробности были слишком личными.

Но Райн, будь он проклят, увидел суть моего ответа по моему лицу, даже когда я не произнесла ни слова.

— Да, — сказал он. — Так ты и поступишь.

В его голосе звучало странное разочарование, которое мне не понравилось.

— Почему бы мне не попросить ее изменить меня? — Я выстрелила в ответ, немного слишком быстро. — Ты хоть представляешь, как это утомительно — жить таким образом? Я не могу ничего изменить, никем стать, я просто застряла в роли добычи. — Я стиснула зубы, сдерживая свои слова, затем покачала головой. — Нет. Я не могу сделать это вот так. Не в том состоянии, в котором я сейчас.

— Ты не можешь?

Мне пришлось заставить себя встретить взгляд Райна. Мне показалось, что он насмехается надо мной. Но в его взгляде не было ничего притворного, ничего ненастоящего. Только печаль.

На том испытании он смотрел на меня так, словно я могла сделать все. Как будто я была более могущественной, более внушающей благоговение, чем сама Ниаксия. Никто и никогда не смотрел на меня так раньше.

И даже сейчас во мне сохранилась тень этого взгляда.

— Не спеши отказываться от человечности, Орайя, — сказал он. — Ты можешь обнаружить, что скучаешь по ней, когда она исчезнет.

Возможно, мои человеческие глаза были слабы в темноте по сравнению с его, но тени было недостаточно, чтобы скрыть дрожь на его лице, которую он делал вид, что ее нет.

— Эти частички себя никогда по-настоящему не исчезают, — тихо сказала я.

— Иногда я не уверен в этом.

— Ты думаешь, я не вижу, как упорно ты стараешься сохранить свою человечность? Ты более человечен, чем я, Райн. Ты сохранил все, что заставляет тебя ценить в этом дерьмовом мире то, что не ценит никто другой. Ты сохранил сострадание. Неважно, что твоя кровь теперь черная. Это не изменило тебя.

Такой грубый комплимент показался мне странным на вкус. Это было так неудобно, но искренне. Но я сказала его, потому что знала, что он должен это услышать.

И… я сказала это, потому что это была правда.

Райн стал очень спокойным и очень молчаливым. И медленно, так медленно, его взгляд поднялся ко мне.

До этого он смотрел на меня, как на богиню, и я думала, что не могу чувствовать себя более могущественной, чем в тот момент.

Я ошибалась.

Потому что теперь он смотрел на меня так, будто я нечто большее, будто я человек. Почему-то для меня это значило больше.

Мне пришлось с трудом сдержать ухмылку.

— К чему это выражение лица?

Я ожидала сухой усмешки, словесного толчка под ребра. Но он оставался абсолютно серьезным, между его бровей пролегла глубокая морщинка.

Моя ухмылка померкла.

— Что?

— Ничего.

— Скажи мне один честный ответ, Райн Ашрадж.

После долгого молчания он наконец заговорил.

— Я пережил несколько несправедливых случаев за последние пару столетий. Видел несколько гребаных смехотворных недоразумений. Но одна из самых больших, Орайя, это то, что кто-то учил тебя, что ты должна стать кем-то другим, кроме того, кто ты есть.

Мои руки онемели. Пальцы так крепко сжали кружку, что она задрожала. Слова раскололи меня от горла до пупка, распахнули меня и коснулись моих самых хрупких частей.

На несколько долгих секунд мой разум опустел от мыслей. А потом вернулась только одна:

Мне нужно будет убить этого вампира, и я не знаю, смогу ли я это сделать.

Райн не стал дожидаться ответа. Он просто встал и протянул мне руку.

— Давай пройдемся немного.

Небо становилось бледно — розовым, предвещая рассвет. Мы шли по южной части района, медленно приближаясь все ближе и ближе к Лунному дворцу.

Я ненавидела время. Я всегда его ненавидела, оно навсегда стало показателем пропасти между мной и вампирами, которые меня окружали, но никогда так, как сейчас, когда эта ночь ускользала от меня.

В любую минуту Райн попытается убить меня. Или мне придется убить его. По мере того, как наш разговор становился все медленнее, а тишина между нашими словами все длиннее, я понимала, что обещание проникает в нас обоих.

Наконец он остановился на темной улочке. Скалистые ступени вели вниз к берегу реки Литуро. Мы стояли точно на границе между нашими мирами, внутренний город прямо по ту сторону воды, человеческий район позади нас и солнце предупреждало о своем приходе. Он остановился и рассмотрел взглядом открывающийся вид — сначала налево, на Сивринаж, а затем направо, на человеческий район и простирающиеся за ним дюны.

Затем он подтянулся и потянулся к пряжке своих ножен, которая пересекала его грудь.

Я напряглась и отступила назад. Моя рука потянулась к моему клинку, все еще пристегнутому к бедру. Лишь одна мысль возникла в голове: Вот оно.

Но он просто отстегнул ремень.

— Вот. Положи это туда для меня, ладно? Моя спина все еще жутко болит, а эта штука очень тяжелая.

Я нахмурила брови.

— Что? Зачем?

— Просто положи его туда.

Он говорил так непринужденно, как будто в том, что он просил меня сделать, не было ничего необычного.

Я взяла у него ножны. Я не знала, как он все время таскал эту штуку, она действительно была невероятно тяжелой, настолько, что мне пришлось напрячь все свои мышцы, чтобы не дать ей соскользнуть.

Я сделала, как он просил, и положила его у стены.

Райн отошел на два шага, оставив меня ближе к его оружию, чем он сам.

Все это было так беспечно. Но я знала, что это был спектакль. Я потратила месяцы, изучая каждое движение Райна. Это было похоже на его стиль боя. Магия, скрытая в грубых ударах.

Я просто не понимала, почему. Я наблюдала за ним, ожидая подвоха.

Он повернулся ко мне, затем расстегнул еще две пуговицы пиджака, обнажив еще несколько сантиметров голой груди. Он прислонился к стене, затем раздвинул ткань, посмотрел на себя и нахмурился.

— Я сильно поранился на испытании. Даже исцеление не сильно помогло.

— Ты… что?

— Думаешь, мне стоит беспокоиться?

Я не пошевелилась.

Он закатил глаза.

— Честное слово. Просто иди сюда.

Я подошла. Он расстегнул лацканы пиджака, откинул голову назад к стене, широкий треугольник обнаженной кожи, и его горло было полностью открыто для меня.

Мне, которая была вооружена.

В то время как его меч был там, вне пределов его досягаемости.

В один момент я поняла, что это было. Что мы делали.

Он предлагал мне себя. Он предлагал мне идеальный шанс. Он знал это. Я знала это. Мы оба знали, что другой знает это.

Я могла бы убить его прямо сейчас. Это заняло бы так мало времени. Я бы вонзила лезвие прямо туда, в центр этого идеального участка кожи. Его кровь, вероятно, будет теплее, чем у других, кого я убила… Я не знала, почему я так подумала, но я была почти уверена, что это правда. Мне было интересно, прижмется ли он ко мне, когда все закончится. Как его последний вздох будет ощущаться на моем лице.

— Ну что? — сказал он. — Что ты думаешь?

Я подошла ближе.

Наши тела были почти на одном уровне. Его запах окружал меня. Меня поразило, что это за аромат, который я не могла определить.

Он пах небом. Он пах так, как пахнет воздух, когда он мчится вокруг тебя, освобождая и пугая, и самое прекрасное, что ты когда-либо испытывал.

Кончики моих пальцев коснулись его груди. Его кожа была теплой. Здесь тоже было несколько шрамов, а темные волосы были мягче, чем я ожидала. Внезапное желание прижать ладонь к его коже, провести руками по всем этим различным поверхностям, почти захлестнуло меня.

Я завидовала вампирам всю свою жизнь. Но сейчас, впервые, я почувствовала острую симпатию к ним.

Потому что внезапно я поняла, каково это — быть голодной.

Это было чертовски мучительно.

— Хм, — сказала я категорично. — Выглядит серьезно.

— Я беспокоился, что ты так подумаешь.

Я оторвала взгляд от его груди, от изящных складок мышц на шее, от его губ — сплошное обещание, запечатленное в изящном изгибе улыбки, которая сообщала так много того, чего он не сказал.

Я представила, что если я убью его здесь, то улыбка останется.

— Твое сердце бьется быстро, — пробормотал он. — Ты, должно быть, очень беспокоишься о моем благополучии.

Я издала дрожащий вздох, который попыталась выдать за смех.

И я не двигалась, не могла двигаться, мои пальцы все еще касались его кожи, когда его рука поднялась к моему лицу. Я тоже позволила ему прикоснуться к себе. Позволила безупречно грубой кисти его костяшек погладить мою щеку, затем провести по углу челюсти. Его большой палец задержался, медленно двигаясь по изгибу моего рта, по нижней губе.

— Или ты боишься?

Улыбка исчезла. Это был настоящий вопрос.

И ответ поверг меня в ужас, потому что я не боялась, и это было самым страшным из всего, что было.

Я могла расстегнуть его рубашку, провести руками по его груди и вонзить свой ядовитый клинок прямо сюда, прямо в его сердце. Он мог бы разорвать эту нелепую тонкую паутинку платья и разрезать меня.

Мы вдвоем могли бы сжечь друг друга.

Я подняла на него глаза. Я никогда раньше не смотрела на них с такого расстояния. Я поняла, что они казались красными, потому что состояли из стольких разных нитей цвета, почти черного, медово-золотистого, кофейно-коричневого и даже маленьких отблесков ярко-малинового. Так много разрозненных частей, которые не должны сочетаться друг с другом. Как и он. Как я. И именно там, в его глазах, я увидела правду, которая должна была сломить меня.

Да, мы могли бы убить друг друга здесь. Мы предлагали себя друг другу.

Но никто из нас не стал бы этого делать.

— Нет, — прошептала я. — Я не боюсь.

Я не заметила, что мои губы скривились, пока его большой палец не провел по форме улыбки, как будто она была чем-то достойным почитания.

— Ты собираешься убить меня, Орайя?

Я не убегала. Не двигалась. Вместо этого я положила ладонь ему на грудь.

Я удивила даже себя, когда ответила:

— Не сегодня.

Его рука скользнула от моего лица и смахнула прядь черных волос с моей щеки, пригладив ее в сторону. Но вместо того, чтобы отстраниться, его пальцы сжались вокруг моих волос, сжимая их, но не дергая, как будто он пытался убедить себя отпустить меня и не смог.

— Ты все равно уничтожишь меня.

Я увидела это здесь, в этот момент. Эта нужда. Желание.

И я знала, что значит для вампиров желать кого-то вроде меня. Я знала это так хорошо, что это должно было заставить меня бежать.

Но еще более пугающим, чем его желание, было мое. Я чувствовала этот зов в своем собственном пульсе. Он был настолько силен, что, когда он наконец отпустил меня, когда я наконец отступила от него и отвернулась, не сказав больше ни слова, мне пришлось сдержать желание слизать его прикосновение с кончиков моих пальцев.

Может быть, на вкус оно было бы таким же металлическим и горячим, как кровь.

Глава

34

После торжества мы с Райном вернулись в один и тот же апартамент. Сначала это было по привычке. Потом мы остановились у двери и посмотрели друг на друга, оба явно думая об одном и том же. Было неразумно оставаться вместе.

— Наверное, так будет безопаснее, — сказал, наконец, Райн. — Нам следует держаться вместе. Если ты этого хочешь.

Я сказала себе, что он прав. Я сказала себе, что еще один день будет хорошо, если он будет рядом. Защита от других. Защита от него, где я могла бы за ним присматривать.

Все это, конечно, чушь. По крайней мере, я была начеку.

Я распахнула дверь.

— Если ты боишься спать один в пустом апартаменте, ты можешь просто сказать об этом, — сказала я, и это был последний разговор на эту тему.

Правда заключалась в том, что я хотела остаться. Мысль о том, чтобы оставить его, чтобы побыть одной, заставляла одинокую боль пульсировать в моей груди. И я видела эту боль в нем тоже, когда смотрела, как он собирает оставшиеся вещи Мише в тот вечер, убирая окровавленные простыни, которые мы не успели сложить до Третьей четверти луны, укладывая сумку, которую она оставила.

Когда он закончил, я осталась с ним в гостиной вместо того, чтобы вернуться в свою спальню, оставшись в безмолвной компании.

Это осознание того, что ты не один определенно чего-то стоило. И я думаю, он почувствовал это так же, как и я, потому что он тоже не ушел. В тот день мы спали, растянувшись на диванах и креслах, но ни один из нас не ни разу не жаловался, когда проснулся от симфонии болей и ломоты.

Я не убила его и в следующую ночь.

Или на следующую ночь после этого.

Я не убила его ни в один из бесчисленных, тщательно отслеженных моментов, когда он оставлял себя без защиты.

Я даже не убила его, когда на следующий день, проходя мимо двери его спальни, обнаружила, что, проявив потрясающую доверчивость или глупость, он оставил ее слегка приоткрытой.

Заглянув, я увидела его распростертым на кровати, тело освещалось слабым мерцанием фонаря из холла и лучами дневного света, пробивавшимися сквозь щели в занавесках, отчетливые теплые и холодные оттенки подчеркивали каждую впадинку и пульсацию голых мышц. Он спал, раскинув все конечности в разные стороны, и все же это выглядело несколько поэтично, как скульптура мастера, хотя и громко храпящая.

Меня поразило, как сильно она напоминает мне картину в большом зале замка Винсента. Тот самый падающий ришан. Сейчас она более прекрасна, чем трагична.

Как раз вовремя, — прошептал мне на ухо Винсент. Если бы я собиралась убить его, сейчас самое время это сделать.

Он крепко спал. Я могла открыть жалюзи. Пусть весь этот солнечный свет не даст ему отомстить, пока я ползу по его прекрасному обнаженному телу, обхватываю его бедра коленями и погружаю меч в его грудь. Простыни были бы мокрыми, когда мы бы закончили.

Я представила, как делаю это, представила, как пересекаю комнату и наваливаюсь на него сверху. Я представляла, как его обнаженное тело будет выглядеть подо мной, его торс вытянут, а волосы разметаются по лицу, представляла, как это будет ощущаться, твердое и мощное, как безграничный потенциал, заключенный в коже, упругой по внутренней стороне моих бедер, по вершине моего ядра.

Я представила, как поднимаю свой клинок…

Но прежде чем я успела опустить его, его глаза открылись. Его руки, грубые и мозолистые, пробежали по моему бедру, талии, груди, знакомый изгиб рта, когда он прошептал:

— Ты собираешься убить меня, принцесса?

И он не стал дожидаться ответа, прежде чем…

Я рывком проснулась, мое лицо было горячим, пот прилип к волосам. Прошло много времени, прежде чем мое сердцебиение замедлилось. Когда я встала с кровати и заглянула в свою дверь, чтобы увидеть его открытым, я смотрела на него несколько долгих мгновений, а затем ушла.

Нет, в тот день я тоже не убила его.

Прошло три дня, и мы с Райном не говорили об уходе, не убивали друг друга, и я поняла, что совсем не хочу его убивать.

РАЙН ГОТОВИЛ.

Признаюсь, я была очень, очень скептична, когда Мише сказала, что Райн «очень хорошо готовит». Мысль о Райне, громадном и покрытом боевыми шрамами, склонившемся над плитой, казалась нелепой. Ну, это выглядело так же нелепо, как я и представляла.

Но запах был просто фантастический.

Я не знала, что он готовил, только то, что он собрал это из набора ингредиентов, которые он привез из города в рогожном мешке, и что он умудрился приготовить блюдо, используя единственный изрядно помятый горшок в камине.

— Иди сюда. — Он позвал меня из соседней комнаты, где я практиковала свою все еще удручающе неконтролируемую магию и пыталась притвориться, что не обращаю на него никакого внимания.

Я откликнулась, и он протянул деревянную ложку.

— Мне нужна твоя помощь. Попробуй.

Я посмотрела на ложку. Это было похоже на какое-то рагу, с кусочками овощей и обильно посыпанными специями в густом кремово-коричневом соусе. Я наклонила голову и попробовала.

Черт.

У меня чуть не подогнулись колени. Какие бы слова я ни собиралась произнести, они путались у меня на языке, таяли под «Матерью», не было слов для описания их аромата. Я никогда не пробовала ничего вкуснее.

Когда я наконец пришла в себя, я моргнула и посмотрела на Райна, который наблюдал за мной со странным, озадаченным выражением лица.

— Не так я представлял себе, как ты кончишь в первый раз, — заметил он.

Я перестала жевать.

Райн ничего не сказал, но по тому, как вздрогнуло его лицо, когда он отвернулся, я поняла, что он тоже услышал, что его шутка подразумевала больше, чем он предполагал.

Представлял.

Первый раз.

Воздух стал тяжелым. Я убрала немного тушеного мяса с уголка рта.

— Я не поверила Мише, когда она сказала мне, что ты хорошо готовишь. — Я говорила очень непринужденно. — Но… это не ужасно.

Этого было достаточно, чтобы снять напряжение или, по крайней мере, достаточно, чтобы мы оба притворились, что это так.

— Это гребаная шутка, что ты выросла, питаясь вампирской едой. Вампиры не умеют готовить.

— Ты умеешь.

— Только потому, что это дорого моему сердцу. Ничто из этого больше не имеет прежнего вкуса.

Верно. Вампиры никогда не переставали есть пищу, но их вкусы сильно отличались от вкусов людей. Я никогда не задумывалась о том, каково это может быть для обращенных вампиров.

— Это изменилось со временем? — спросила я, и он кивнул, снимая котелок с огня и ставя его на стол.

— Медленно, с годами. А это? На мой вкус, сейчас это очень безвкусное. Но Мише моложе меня, поэтому ее вкусы более человеческие. Её ощущения будут почти такими же как у тебя.

Я навострила уши.

— Мише? — Я посмотрела на стол, на маленький накрытый горшочек, в котором ждало рагу. — Это для Мише?

— Я подумал, что она заслужила это.

— Ты собираешься к ней?

— Да. Если ты не против, что я пожертвую одним тренировочным днем.

Я не думала о том, что он так легко предположил, что мы все еще будем тренироваться вместе.

Вместо этого я думала о Мише, о ее ярких улыбках и легком смехе, о том, как она обращалась со мной, словно я была настоящим другом. Этот образ был так непохож на то, как она выглядела, когда ее забрали, просто оболочка самой себя.

Я сама того не желая дотронулась до своего запястья на котором была повязка от все еще не совсем зажившего укуса Министера. Прошло много времени, прежде чем я поняла, что чувство, которое я пыталась выразить словами, было беспокойством.

— Можно я пойду с тобой?

Проговорила я, прежде чем смогла остановить себя.

Райн, который снова стоял ко мне спиной, сделал паузу, и меня захлестнула волна неуверенности. Конечно, он не захотел бы взять меня, врага во всех смыслах этого слова, которые имеют значение, чтобы увидеть Мише за пределами Лунного дворца. Черт, если бы она вообще хотела меня видеть.

Но когда Райн обернулся, он улыбался, нет, ухмылялся.

Он сказал просто:

— Ей бы это понравилось.

Глава

35

Я была удивлена, что Райн уже может летать. Вампиры исцеляются очень быстро, и раны на его спине зарубцевались и покрылись бугорками свежей розовой рубцовой ткани. Тем не менее, я думала, что он не сможет использовать свои крылья еще несколько недель. Он настаивал, что с ним все в порядке, но я заметила, как он вздрогнул, когда он их создал, и как задергалось все его тело, когда он взмыл в небо.

— Ты в порядке? — спросила я через некоторое время.

— В полном. — ответил он, как будто даже не понимая, почему я спрашиваю.

Мы летели долго, очень долго, несколько часов. В первый раз, когда Райн летел со мной, нападение затмило все, кроме самого слабого проблеска радости от этого. Теперь, когда ничто больше не отвлекало меня, я не могла не наслаждаться этим. Мне нравилось, как быстро мы двигались, невесомость, свобода. Мне нравилось, как расстилался под нами пейзаж, как мир, который поймал меня в ловушку, теперь превратился в ничтожные миниатюрные фигурки. Мне нравилось, как пахнет воздух, как он обвевает мое лицо.

Мне все в этом нравилось.

Я почувствовала, что Райн это заметил и я ощутила тепло его дыхания на своей щеке. Я оглянулась на него и увидела, что он повернул голову, чтобы посмотреть на меня. Наши лица оказались очень близко, его нос был всего в нескольких дюймах от моего.

Его глаза искрились весельем.

— Ты ухмыляешься, как маленький ребенок.

Я нахмурилась, а он тихонько засмеялся.

— О, не бери в голову. А вот и она.

Я закатила глаза и посмотрела на пейзаж внизу. Мы вылетели за пределы внутреннего города и теперь летели к разросшимся поселениям в дюнах.

— Тебе нравится летать, — сказал он.

Я даже не пыталась отрицать это.

— Так и есть.

Это еще мягко сказано. Матерь, если бы у меня были такие же крылья, ему пришлось бы тащить меня вниз силой.

— Это необычно, — сказал он. — Большинство тех, кто не умеет летать, ненавидят это в первые несколько раз.

— Ты таскаешь с собой много бескрылых женщин?

— Несколько. Большинство из них вырвало на меня.

— Это все еще может произойти. Не теряй бдительности.

— Я подумал, что твой желудок, вероятно, так же силен, как и твоя воля.

Я вытянула шею, чтобы посмотреть на него.

— И насколько же он силен?

Он усмехнулся и наклонился ближе, сказав мне на ухо:

— Черт, это чистая сталь. Это же вполне очевидно.

Очевидно.

МЫ ПРИЗЕМЛИЛИСЬ НА ФЕРМЕ. Поселение находилось за пределами даже самого дальнего Сивринажа, за дюнами. Мы миновали небольшой городок недалеко отсюда, но дом, к которому нас привел Райн, находился далеко за ближайшей населенной улицей. Это было небольшое, но прекрасное здание, построенное из песочно-серого кирпича. По всем сторонам простиралась трава, золотисто-кремовая даже под холодным лунным светом. Слева паслись лошади. Справа паслись овцы, козы и один олень, который рысью подошел к нам, чтобы осмотреть нас с явным трепетом.

Когда Райн поставил меня на землю, я чуть не упала. Мои колени дрожали и не слушались. Но больше внимания я обратила на то, как поморщился Райн, когда он расправлял крылья.

Он заметил, что я наблюдаю за ним.

— Прекрати делать такое лицо, принцесса.

— Я не гримасничаю.

Он издал многострадальный вздох.

— Неужели ты действительно не понимаешь, что всегда гримасничаешь?

Он направился к двери, и я последовала за ним, внезапно хорошо ощутив, как напряглись мои лицевые мышцы. Он был неправ. Я определенно не всегда гримасничала.

Дверь открылась. Высокий, стройный мужчина с копной золотисто-рыжих волос стоял там, обнажив острые клыки в широкой ухмылке.

— Райн! Какой приятный сюрприз. Мише будет в восторге. И…

Его голубые, как небо, глаза посмотрели на меня поверх плеча Райна. Улыбка сменилась, когда он отступил в сторону, чтобы пропустить нас внутрь, сменилась чем-то удивленным и не совсем дружелюбным.

— О. Ну. Это… Кажется, я знаю, кто ты.

Что за приветствие. Мне не понравился его тон.

Райн покачал головой и коснулся моей спины.

— Потрясающее гостеприимство, как всегда, — проворчал он, и, возможно, я представила себе успокаивающее поглаживание кончиков его пальцев, когда он вел меня внутрь.

Интерьер дома соответствовал экстерьеру, простой, но чистый. Хорошо сделанный, но не богато украшенный. Женщина с пепельно-каштановыми волосами, завязанными в узел на голове, прошла через дверь в помещение, похожее на кухню, и остановилась.

— Орайя, — сказал Райн, — это Кейрис. — Он жестом подозвал светловолосого мужчину, который с нерешительной улыбкой помахал рукой. Затем он указал на брюнетку. — А это Кетура.

Он не дал никаких дальнейших объяснений того, кто они и какие у него отношения с ними.

Кетура не двигалась и не говорила. Даже не моргнула.

— Где Мише? — спросил Райн. — Наверху?

Он уже поднимался, его рука лежала на моей руке, ставя меня перед собой. Все это было очень непринужденно, но я знала, что он делает. Выросшая с Винсентом, я хорошо знала, как выглядит защита.

— Вторая комната направо, — крикнул нам Кейрис, но ни один из нас не последовал за ним.

Дверь была слегка приоткрыта. Райн постучал, затем толкнул ее.Мише лежала в постели, окруженная пушистыми белыми простынями и одеялами, и смотрела в окно с нетронутой книгой на коленях.

Когда она увидела Райна, ее лицо озарила искрящаяся ухмылка. Она быстро села, словно готовясь выпрыгнуть из кровати. Райн сделал два быстрых шага ближе, как будто увидел то же самое, что и я, и готовился поймать ее, пока она случайно не бросилась на пол.

— Не смей…, - начал он, но как только он оказался в пределах досягаемости, она вскочила и с такой силой обхватила его за шею, что он ахнул.

Он пробормотал что-то неубедительно неодобрительное, но не отстранился. Наконец она отпустила его, и когда она повернулась ко мне, ее улыбка каким-то образом стала еще шире.

Последние остатки моей неуверенности исчезли. Она выглядела такой счастливой.

Я, сама того не желая, потерла запястье.

Мише казалось, что она вот-вот вскочит и обнимет меня, но для меня это было слишком. Вместо этого я ограничилась неловким взмахом руки.

— Тебе уже лучше?

— Ну, теперь да! — вздохнула она.

Хотя она явно все еще испытывала некоторую боль, каждое ее слово было полно энтузиазма. Мы с Райном сидели на краю ее кровати, пока она рассказывала нам о своем пребывании здесь, о ежедневных карточных играх Кейриса и уроках Кетуры по садоводству, об именах, которые она дала всем цыплятам, о том, как она была уверена, абсолютно уверена, что постепенно завоевывает сердце капризного оленя на пастбище.

— Я в тебе не сомневаюсь, — сказал на это Райн, и я постаралась не обидеться, когда он одарил меня хитрой, острой ухмылкой. — Похоже, ты умеешь завоевывать сердца недоброжелательных существ.

Богиня. Подумать только, всего час назад он сделал мне комплимент.

Мише задала нам миллион вопросов об испытании Третьей четверти луны, на которые я давала отрывистые ответы, а Райн дополнял их более оживленными междометиями. Ее глаза становились все шире с каждым предложением.

— О, Боги, — вздохнула она, когда мы дошли до конца. — Эта твоя скрытая магия помогла тебе! Я же говорила тебе! Это было в тебе.

Я подумала, не показалось ли мне, что она сказала это с легкой грустью, которую поспешно скрыла. Мой взгляд задержался на шрамах от ожогов, проглядывающих под ее рукавом.

Я пожала плечами.

— Это была удача.

— Нет, это было невероятно, — сказал Райн, когда я избегала его взгляда.

Мы долго сидели с Мише, беседа переходила от испытаний к другим фривольностям. Я говорила мало, предоставив это Мише и Райну, что меня вполне устраивало. Даже после жизни с ними меня вновь поразила непринужденная теплота их общения. Два человека, которым было совершенно комфортно друг с другом.

В конце концов, Райн посмотрел в окно на небо.

— Уже поздно, — сказал он немного расстроенно. — Нам пора идти. Обратный путь займет много времени.

Он поднялся, и на этот раз не дал Мише шанса броситься к нему, прежде чем заключил ее в объятия и крепко прижал к себе.

— Поправляйся, хорошо?

— Хорошо, — сказала она ему в плечо. — Будь осторожен. Надери им задницы.

— Ты знаешь, что так и будет.

Я неловко сдвинулась с места, отводя взгляд. Казалось, это тот самый момент, в который я не должна вмешиваться.

Затем Райн отстранился, поцеловал ее в макушку и еще раз попрощался с ней, прежде чем направиться к двери. Я подавила в себе неловкое прощание и собиралась последовать за ним, когда Мише сказала:

— Орайя.

Я повернулась.

— Ты тоже, — мягко сказала она. — Береги себя, хорошо? Будь осторожна.

Чувство вины кольнуло меня в груди, ведь я только что видела, как Райн дал ей такое же обещание, и вскоре мы оба не сможем его сдержать. Наблюдая за ним с ней, трудно было не задаться вопросом, может быть, он заслуживает этого гораздо больше меня.

— Конечно, — сказала я.

— Спасибо, что пришла. Это… действительно много для меня значит. — Она улыбнулась. — Для него это тоже много значило.

Она протянула руку. Это не было объятием, возможно, она знала, что это было бы слишком огромным шагом для меня. Тем не менее, я потянулась назад. Ее пальцы были теплыми для вампира, а прикосновение мягким и нежным. Она сжала мою руку.

У меня в горле встал комок.

— Надеюсь, тебе скоро станет лучше, — сказала я. — Я… я рада, что тебе удалось выбраться.

— Я тоже рада.

Она отпустила меня, слегка помахала мне рукой, и я закрыла за собой дверь. Поднявшись на верхнюю ступеньку лестницы, я остановилась. Снизу доносились тихие голоса. Серьезные голоса.

Я не могла удержаться. Я сказала себе, что не подслушиваю. Я просто… не успела объявить о своем присутствии.

Я очень, очень медленно спускалась по ступенькам, держась ближе к стене, чтобы они не скрипели под моим весом. Я остановилась прямо перед дверью в столовую. На краю дверной рамы виднелось плечо Райна.

— Вейл уже в пути, — говорил Кейрис. — И даже привез с собой новоиспеченную жену, если ты можешь себе это представить.

Он говорил, как сплетничающая домохозяйка.

— Жену? — Райн выглядел удивленным. — Из Дхеры? Кто…

— Человек. Или по крайне мере была человеком. — Сказал Кейрис это таким тоном, который подразумевал укоризненный взгляд, а затем сделал большой глоток чая.

Долгое молчание. Я едва могла видеть Райна, но знала, что он напрягся. Его неодобрение распространялось густо, как дым.

— Интересно, — сухо сказал он.

— Действительно, интересно, — прощебетал Кейрис. — Ты так не думаешь, Кетура?

Молчание.

Затем, так тихо, что я едва расслышала она произнесла:

— Она не должна быть здесь.

— Она друг, — сказал Райн.

— Нет, не друг.

— Она друг, Кетура, и ты должна помнить об этом.

Моя бровь дернулась. Это было то, чего я никогда раньше не слышала в голосе Райна — командование.

— Ты знаешь, что он сейчас там делает? — шипела Кетура. — Ты бы видел это, Райн. Что он сделал с Генрой и Иской. Ты бы видел, скольких людей он убил.

У меня пересохло во рту. Генра и Иска — ришанские города. Один из них был даже близко к району, в котором я родилась, Салины. Тот, в котором, возможно, еще сохранилась моя родословная, если кто-то из моей прежней жизни выжил в ту ночь, когда Винсент нашел меня.

Значит, Кайрис и Кетура были ришанами. Мне не нужно было видеть их крылья, чтобы понять это по тому, как они говорили.

— Я знаю.

— И все же ты входишь с ней в эту дверь? Привел человеческую шлюху Винсента…

— Не смей, — резко сказал Райн, — говорить о ней в таком тоне.

Повисла мгновенная тишина.

— Я прошу прощения. — В ее голосе не было ни капли сожаления.

Я сделала еще один шаг, и половица застонала, выдавая мое присутствие. Все три пары глаз обратились ко мне: Райна — с приятной непринужденностью, Кейрис — с явным любопытством, и острый как бритва взгляд Кетуры.

Я прочистила горло и поспешила вниз по лестнице.

— Нам нужно возвращаться, — сказал мне Райн. — Убедись, что мы не застрянем не на той стороне Лунного дворца, когда наступит рассвет. — Затем, он обратился к Кетуре и Кайрису: — Отдайте Мише еду. Я скоро вернусь. — И больше он ничего не сказал, прежде чем выпроводил меня за дверь, подхватил на руки и взмыл в небо.

Некоторое время мы летели молча.

— Ты ведь слышала все это, не так ли? — сказал он, наконец.

Конечно, он знал. Я не стала отрицать этого.

— Как же легко ты все это понял.

— Кетура волнуется и злится. Как и многие люди сейчас. Поэтому она немного… чувствительна.

Он говорил так, словно подбирал слова очень тщательно.

— Если бы я расстроилась из-за того, что меня назвали любимицей Винсента, или шлюхой, или как там еще они хотят меня называть, мне некого было бы винить в этом, кроме себя. Черт, ты сам меня так назвал.

Райн замолчал на долгий миг. Мы оба знали, что он не сможет возразить.

— Жена Кетуры в Салинах, — сказал он. — Она боится за нее. Сейчас неспокойные времена.

Салины. При упоминании этого названия у меня защемило в груди сочувствие, а затем что-то более горькое.

Я тоже переживала за Салины.

— Я оттуда, — сказала я. — из Салины.

— Правда?

— Винсент нашел меня там. В людских кварталах. Это произошло, когда он подавлял восстание. Я бы хотела… — Я сделала паузу. Я никогда раньше не говорила об этом вслух. Никому, кроме Винсента. Даже Илана не поняла эту мою наивную, хрупкую маленькую мечту.

Я потерла кольцо на мизинце.

— Я бы хотела вернуться туда однажды, — сказала я. — Посмотреть, остались ли там те, кто знал меня тогда. Семья, или… кто угодно. Я не знаю.

Мгновенная тишина. Я не могла заставить себя посмотреть на него.

— Что? — сказала я. — Ты думаешь, это сказка?

Сказка. Так же, как я говорила о его надеждах на спасенную им девочку, которая так напоминала мне меня самого.

— Нет, — сказал он. — Я думаю, любой семье, которая у тебя осталась, чертовски повезло, что ты у нее есть.

Мои щеки зарделись. Но я отмахнулась от неловкого комплимента.

— Кто они? — спросила я, меняя тему. — Кейрис и Кетура?

— Друзья, — сказал он.

Я повернула шею, чтобы окинуть его скептическим взглядом, который он, должно быть, почувствовал, потому что он вернул свой взгляд на меня.

— Что?

Они не были «друзьями». Я сразу это поняла. Сначала я не знала почему, но потом поняла, что теперь знаю, как выглядел Райн, когда общался с людьми, которых считал друзьями. Мише. Даже… даже, может быть, я.

На мой ровный взгляд он усмехнулся.

— Ладно, хорошо. Они… возможно, лучше было бы назвать их старыми коллегами. Я бы не хотел пить с ними пиво, но я им доверяю.

В это я поверила. Я не могла представить, что он отправит Мише в таком уязвимом состоянии к кому-то, кому он не доверяет абсолютно.

И все же… коллеги. Правильное ли это слово? Кетура так быстро извинилась, даже когда она явно была недовольна этим.

— Ты командовал ими?

Райн, казалось, был немного удивлен этим вопросом, и я нашла это приятным. Было приятно, что я все еще могу удивлять его так, как он продолжает удивлять меня.

— Да, — сказал он. — Да. А ты хороша, принцесса.

— Когда?

— Давным-давно. Мы были… эм… в некотором роде личной охраной.

Это была интересная мысль. Я знала многих лордов-вампиров, у которых были свои личные военные силы. Они ходили повсюду, сопровождаемые рядом каменных, громоздких воинов. Я с трудом могла представить себе Райна одним из них. Они были такими безучастными, а он был таким… не таким.

— В некотором роде? — спросила я.

— Это самый близкий термин, который у меня есть, чтобы объяснить это, — ответил он таким тоном, который закрыл все дальнейшие вопросы.

Мы погрузились в молчание. Я смотрела, как под нами проплывают дюны и крошечные городки, сверкающие серебром под лаской луны.

В конце концов, Райн сказал, без всякого повода:

— Я больше так о тебе не думаю.

— Хм?

— Что ты любимица Винсента, или шлюха, или что-то еще. Может быть, вначале я так и думал, но не теперь. Я просто… Я хочу, чтобы ты это знала.

У меня немного пересохло в горле.

Такие глупые слова, но они странным образом оправдывали меня, странным образом успокаивали, быть определенной чем-то еще, кроме моих отношений с Винсентом. И я знала, к лучшему или худшему, что Райн имел в виду то, что сказал.

— Ты хочешь, чтобы я поблагодарила тебя за то, что ты не назвал меня шлюхой? — сказала я категорично.

Он насмешливо хмыкнул и покачал головой.

— Иди к черту, Орайя. Сиськи Иксы. Я ведь стараюсь говорить приятные вещи.

— Так очаровательно.

— Я больше так не буду, обещаю.

Я сделала вид, что закатываю глаза. Но когда наша беседа угасла, я еще глубже погрузилась в объятия Райна.

Глава

36

На следующую ночь двери Лунного дворца были заперты.

Винсент был в разъездах, поэтому вместо его подарков я намеревалась выйти в город, чтобы найти на всякий случай дополнительный яд для моих клинков. Но когда я попыталась уйти, входная дверь не поддалась. Тогда я попробовала еще одну, и еще. Ни одна дверь не открывалась. Окно тоже не открывалось.

Когда я вернулась в апартаменты так скоро после ухода, Райн, чистивший свой меч, бросил на меня вопросительный взгляд.

— Все заперто, — сказала я. — Двери. Окна.

Черты его лицо ожесточились. Затем он убрал меч в ножны и вышел из апартамента. Через несколько минут он вернулся с одним графином и корзиной с фруктами и хлебом.

— Пиршественный зал пуст, — сказал он, — за исключением этого там больше ничего не осталось.

Хлеба и фруктов, плюс то, что мы хранили в апартаменте, мне, по крайней мере, хватит на жизнь. Но кровь? В графине было меньше одного стакана.

Мы с ним обменялись взглядами, явно думая об одном и том же. Если Лунный дворец запер нас здесь, значит, он намеревался уморить нас голодом. А голодная смерть пугала нас обоих по совершенно разным причинам.

— У тебя ведь есть еще, верно? — спросила я, кивнув на графин. Они с Мише запасались кровью с самого начала турнира, но… я не была уверена, сколько из нее уцелело после нападения.

— Достаточно, — сказал он напряженно. — Мы потеряли часть из них во время пожара, но… у меня достаточно. Если я буду соблюдать норму.

Мои плечи опустились в облегчении. По крайней мере, если у Райна достаточно крови, чтобы прокормить его, я не буду заперта в апартаментах с хищником. Тем не менее, заточение в замке с еще почти дюжиной таких же хищников не принесло облегчения.

Большинство испытаний проходило через равные промежутки времени, ровно через три недели. Но испытание Полумесяца иногда не всегда было исключением. В некоторые годы это было более продолжительное испытание, длившееся несколько дней, и иногда проводилось за пределами Колизея.

Если Ниаксия собиралась морить нас голодом до Полумесяца, это могло длиться как три недели, так и всего одну.

И то, и другое было опасно. Некоторые из вампиров здесь не пили крови с момента пиршества, состоявшийся четыре дня назад.

В ту ночь Райн передвинул комод напротив двери.

ДВЕРИ и окна не отпирались. Еда не пополнялась. Крови больше не было.

На пятый день, все больше отчаиваясь, один участник хиадж попытался взлететь на вершину башни и пробить верхнее окно. Стекло разбилось, но в тот момент, когда он попытался пролететь сквозь него, его отбросило назад на землю с рваным криком боли. Все его тело было изрезано, словно тысячей мельчайших лезвий, содранной кожей и крыльями. Мы с Райном наблюдали издалека, но даже с другого конца зала было ясно, что он умрет, будь то от потери крови или голода. В открытое окно мягко врывался ветерок. Из него не было видно ничего, кроме неба, Лунный дворец прятал свою смертоносность в невинности.

Никто больше не пытался разбить окна.

Даже когда голод усилился.

ПРОШЛА ЕЩЕ ОДНА НЕДЕЛЯ.

Я перестала выходить из апартамента. Вампиры, которые не смогли получить кровь прямо перед исчезновением запасов, теперь испытывали сильный голод, не настолько, чтобы убить их, пока нет, но достаточно, чтобы довести их до отчаяния.

Сначала мы начали слышать шаги, расхаживающие по коридору за дверью апартамента по ночам. Затем они продолжались и в светлое время суток, поскольку голод заставлял инстинктивное стремление к еде пересиливать отвращение к огню. Возможно, они даже не знали, что делают это. Если они умирали от голода, ноги сами несли их туда, где они чувствовали наибольшую возможность подкрепиться. А я тщательно залечила все свои раны, полученные во время последнего испытания, но все равно, наверное, пахла вкусно.

Несмотря на все это, нам с Райном каким-то образом удавалось поддерживать наш маленький пузырь нормальной жизни. Мы тренировались вместе ранними вечерами, а позже он помогал мне практиковать мою прискорбно непредсказуемую магию. Мы проводили предрассветные часы, свернувшись калачиком в гостиной, и каждый день я наблюдала, как он задерживается у занавесок, вглядываясь в горизонт, пока солнце не оставляло на его коже маленькие сердитые следы от когтей.

Однажды, когда Райн спал, мне пришла в голову идея. Я вынесла огромное зеркало из своей спальни в гостиную, немного неуверенно прислонив его к дивану. Я смотрелась в него, возилась с занавесками, проверяла свои углы, потом снова проверяла их. Когда Райн проснулся на закате и вышел посмотреть на беспорядок, который я устроила в гостиной, он остановился.

— О, — сказал он. — Ну, наконец-то это случилось. Ты сошла с ума.

Я усмехнулась и ничего не объяснила. Только к концу ночи, когда солнце начало всходить и Райн занял свое обычное место возле занавесок, я позвала его обратно в гостиную.

— Смотри, — сказала я, указывая на зеркало. Затем я вошла в свою спальню и распахнула шторы.

Он вздрогнул, отпрянув назад. Но острый угол прихожей защитил его от лучей солнца, в то время как зеркало по-прежнему открывало ему полный вид на небо.

— Я всё проверила, — сказала я. — Пока ты остаешься здесь, даже в полдень свет не проникает в эту комнату. Но ты все равно сможешь увидеть солнце в зеркале. Это… это хорошо в середине дня. Солнце отражается от церковных шпилей.

Я сказала это так непринужденно, как будто я не провела часы, совершенствуя размещение этого зеркала, убеждаясь, что оно обрамляет все, что я находила таким прекрасным в спящем городе при дневном свете, так, как никто, кроме меня, не мог этого видеть. До сих пор.

Райн долго молчал.

— Осторожно, принцесса, — сказал он наконец, его голос был хриплым. — Кто-то может подумать, что ты на самом деле добрая.

Но его слова имели гораздо меньшее значение, чем настойчивая улыбка на его губах. И каждый день после этого он подтаскивал стул к тому повороту коридора и смотрел на восход и закат солнца над Сивринажем, словно это был самый драгоценный подарок в мире.

В такие моменты мне было слишком легко забыть о мрачной реальности нашего положения.

Но темнота все равно проскальзывала.

ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ, на третьей неделе, Райн был на взводе. Он казался напряженным, его обычная ровная, непринужденная манера поведения сменилась вечным постукиванием ног, скрежетом зубов и пальцами, которые сжимались, разжимались, сжимались, разжимались, снова и снова. Каждый мускул в его лице был напряжен.

— Что с тобой? — спросила я, в конце концов, когда он так отвлекся во время тренировки, что чуть не позволил мне снести ему голову Ночным огнем.

— Ничего, — огрызнулся он.

— Звучит неубедительно.

Он даже не нашелся, что ответить, что, возможно, было самым тревожным из всего.

Он отпросился с нашей тренировки, и я не стала спорить. Я не собиралась показывать ему, что беспокоюсь о нем, но в то же время не могла избавиться от ноющего чувства тревоги. Когда я услышала шаги в общей комнате, я тихонько вышла из своей комнаты и выглянула за угол.

Он стоял у обеденного стола со стаканом в руке. Сначала я подумала, что он пустой, но потом, когда он поднял его, я поняла, что в нем крошечная, крошечная лужица крови, едва достаточная, чтобы покрыть дно.

Райн смотрел на него, словно прощаясь с возлюбленной, затем отбросил его назад, смакуя, а затем проглотил.

Все онемело и похолодело. Выражение его лица… то, как он смотрел на пустой бокал… оно сказало мне все, что я хотела знать. Я чувствовала себя дурой.

— Итак, — сказала я, выходя из прихожей. — Это все, не так ли?

— Хм?

Матерь. Я была такой чертовски глупой. Райн был настолько глуп, что у него даже не было сил убедительно притвориться невеждой. Я протянула ладонь к пустому стакану, который все еще был в его руке.

— Ты сказал мне, что тебе хватит.

— Я… — Он избегал моего взгляда. Он сглотнул. — Мне действительно было достаточно.

— Не похоже, чтобы тебе было достаточно.

— Испытание Полумесяца состоится со дня на день. Все в порядке. Я в порядке.

Он опустил стакан немного слишком сильно, и по его боку пошла паутина трещин. Если он и заметил, то не показал этого. Костяшки его пальцев побелели.

Что-то в этом звуке, звуке треснувшего стакана вскрыло что-то и во мне. Все те признаки голода, которые я не хотела замечать, разом поразили меня. Он был повсюду. Как же я раньше не замечала? Всякий раз, когда я спрашивала, достаточно ли у него еды, он отвечал, что да. И я верила ему на слово, даже не сомневаясь в этом.

Райн был голоден, и не просто голоден, а на грани голодной смерти.

И я была в комнате с ним.

Почему мне было так трудно признать реальность этих двух вещей?

Дело было не в том, что я боялась его. Дело в том, что я не боялась, а должна была. Я должна была. Такова природа, и она не меняется из-за того, что я могу чувствовать.

— Ты совершаешь так много ошибок, — прошептал Винсент мне на ухо. Я не заметила, как прошло много времени с тех пор, как я его услышала.

— Я должна пойти в другое место, — сказала я. — В другие апартаменты.

Я выровняла голос, но мне пришлось приложить больше усилий, чем я ожидала. И я могла сказать, что Райну пришлось приложить не меньше усилий, чтобы сохранить нейтральное выражение лица, и ему это не совсем удалось. Мышцы его челюсти слегка подергивались, словно он пытался сдержать дрожь от удара.

Я тоже почувствовала этот удар. Как будто я только что ударила его по лицу.

— Почему? — сдавленно спросил он.

— Почему? — Я указала на пустой стакан. Трещины увеличились. Теперь только крепкая хватка Райна не давала ему разбиться. — Райн, не будь…

— Нет причин для этого.

Он не собирался заставлять меня говорить это. Он не мог быть таким наивным.

— Нет, есть. Ты знаешь, что есть.

— Я говорил тебе, что… — Он сделал паузу. Сделал вдох. Выпустил его. — Надеюсь, ты знаешь, что тебе не нужно об этом беспокоиться.

— Мне всегда приходится беспокоиться.

— Ты никогда не будешь в безопасности, — прошептал Винсент.

— Не со мной.

— Даже с тобой.

Особенно с тобой, потому что с тобой я чувствую себя спокойно.

И на этот раз он действительно вздрогнул. Стекло разбилось.

— После всего, ты все еще боишься меня? Я не гребаное животное, Орайя, — сказал он, произнося слова так низко и грубо, что они действительно напоминали рычание. — Окажи мне немного больше доверия.

Что-то ожесточилось в моем сердце, подталкиваемое обидой, которую я чувствовала из-за него.

— Ты не животное, — сказала я. — Но ты вампир.

— Я бы не причинил тебе вреда, — огрызнулся он.

Нет. Это была ложь. В последний раз, когда кто-то говорил мне это, это была ложь. Это была ложь, даже если Райн полностью верил, что это правда, а если верил, то, возможно, он был большим дураком, чем я думала.

Черт, может, и я тоже.

Мы были финалистами Кеджари. Мы должны были причинить друг другу боль. И это даже если мы пройдем так далеко.

— На что ты так обижаешься? — Я моментально ответила. — Что я говорю вслух очевидное? Ты вампир. Я — человек. Может быть, нам не нравится говорить такие вещи, но это правда. Посмотри на себя. Думаешь, я не вижу тебя насквозь?

Я была расстроена. Мое сердцебиение участилось. На его щеке заиграл мускул. Его ноздри раздувались. Даже сейчас я могла видеть это. Голод, скрывающийся под болью.

— Мир наших грез прекрасен, но он нереален, — сказала я. — И я не хочу, чтобы меня разбудило то, как ты разрываешь мне горло.

Я сразу же пожалела о своих словах. Я пожалела о них, потому что они были жестокими, и потому что ужасная, наивная боль на лице Райна заставила мою душу болеть.

Я пожалела о них не потому, что они были неправдой. Эти слова были правдой.

Неужели он думал, что он единственный, кто хочет притворяться? В этот момент я хотела лишь одного — прожить всю жизнь так, как мы жили последние несколько недель. Построить что-то вроде дома в этом дерьмовом, темном дворце.

Я хотела этого так сильно, что даже… даже подумала, не смогу ли я помочь ему. Хотя это была глупая мысль. Даже если человек предложит себя вампиру, лишенному пищи так долго, это будет означать почти верную смерть, какими бы благими ни были его намерения. И все же, когда я увидела выражение его лица, отчаяние, я была готова подумать об этом.

Глупо, наивно, по-детски.

Но Райн уже отступил назад, его спина была прямой, костяшки пальцев побелели на боках. Он сделал несколько шагов в сторону, как будто, даже в гневе, он понимал, что мне нужно, чтобы он оставил между нами больше пространства.

— Хорошо, — холодно сказал он. — Ты права. Мы вели себя глупо. Если ты хочешь, чтобы я ушел, я уйду. Тебе не следует приближаться к этим коридорам. Я уйду.

Я уже хотела взять свои слова обратно. Знакомая хватка страха начала сжиматься вокруг моего сердца. Не страх перед Райном, а страх остаться без него и того, что я могу почувствовать, когда его не станет.

— Хорошо, — сказала я вопреки всем инстинктам.

Никто из нас, казалось, не знал, что еще сказать.

Поэтому он пошел в свою комнату, собрал свои вещи, отодвинул комод перед дверью настолько, чтобы проскользнуть, а затем повернулся ко мне.

Миллион слов повисло в воздухе.

Он просто сказал:

— Задвинь это обратно, когда я уйду. Я…

Он сдерживал все, что собирался сказать.

Мне было знакомо это чувство, потому что я тоже так делала. Проглатывала слова «Не уходи», «Я буду скучать по тебе» и «Прости меня».

Это чертовски глупо, говорила я себе. Он просто уходит в другие апартаменты, и это единственное, что имеет смысл.

Но я знала, мы оба знали, что как только Райн уйдет, как только он станет просто еще одним участником Кеджари, что-то непоправимо изменится между нами.

— Я… — Он попытался снова, сдался и сказал: — Увидимся на следующем испытании.

И он ушел, прежде чем я успела произнести еще хоть слово.

Глава

37

В ту ночь, впервые за долгое время, мне приснилась отсутствующая на небе луна.

Кровать, как ни была она шаткой и дешевой, все равно была огромной по сравнению с моим крошечным телом. Я забралась поглубже под одеяло, натянув его до самого носа. Иона и Лисан спали, или притворялись, что спят. Мама торопливо шептала:

— Убери фонарь, ты знаешь, что они могут прийти, ты знаешь…

Мне тоже было страшно. Но я подумала, что никогда не должна бояться, и выскользнула из-под одеяла. Я очень, очень тихо подошла к окну. Моего роста едва хватало, чтобы дотянуться до подоконника. Я ухватилась за щепки дерева и посмотрела в небо.

Однажды я видела мертвого червяка, на котором было столько муравьев, что он превратился в одну большую извивающуюся черную массу. Теперь небо выглядело так же. Просто пульсирующее покрывало тьмы.

Только это были не муравьи в небе. Это были крылья.

— Орайя!

Мама произнесла мое имя так, как она это делала, когда была напугана.

— Орайя, отойди от…!

ВОЗДУХ ПОПАЛ в мои легкие слишком сильно, как глоток соленой воды. Что еще хуже, мне казалось, что он пожирает меня изнутри.

Кашель охватил все мое тело. Я едва успела прийти в себя, как снова потеряла сознание, перекатилась на четвереньки и забилась в конвульсиях. Из глаз потекли слезы, живот болел, зрение было настолько размытым, что я скорее услышала, чем увидела, как на землю упала рвотная масса. Я быстро моргала в слабой попытке прояснить зрение.

Я подняла голову.

Неудивительно, что мне приснилась та ночь, ведь эта выглядела точно так же. Только корчащиеся, неясные движения в леденящей душу массе тьмы.

Деревья окружали меня — высокие, редкие и узкие, с несколькими длинными игольчатыми ветвями на верхушках. Земля под моими ладонями была неровной и песчаной. Повсюду громоздились камни.

Все вокруг — грязь, камни, деревья было черным, лунные очертания проступали на фоне темно-пепельно-серых оттенков. От земли поднимались клубы дыма, горячего и зернистого. Когда порыв ветра пронесся надо мной, я задохнулась от боли и отпрянула в сторону. Он обжигал мою кожу, как кислота.

Я выхватила свои клинки и держала их наготове. Движение пронзило лес, расстояние было слишком большим, чтобы я могла разобрать, что вижу, но звук был безошибочным. Влажное, тяжелое дыхание, громкие крики и тошнотворный звук разрываемой плоти.

Мой разум помутился, возможно, из — за дыма или из — за магии, которая привела нас сюда, но я заставила себя сквозь дымку собрать воедино происходящее.

Это было испытание Полумесяца. Это должно было быть так. Мы не были в Колизее, мы даже не были в Сивринаже, по крайней мере, в той его части, которую я видела, но время совпало, а испытание Полумесяца часто было самым уникальным.

Но какова была цель?

Я услышала шаги. Я повернулась, и тут же что-то врезалось в меня, отбросив на камни. Я не могла разглядеть лицо нападавшего, все вокруг было таким темным и размытым, а дым, поднимавшийся с земли, с каждой затяжкой пузырил мои доспехи. Я наносила дикие удары своими клинками, задевая плоть.

Обычно яда было бы достаточно, чтобы хотя бы замедлить их, но моего нападавшего, похоже, совершенно не волновала боль. Жажда крови? Если это так, то это одно из худших стадий, быть настолько оторванным от собственного тела, что я когда-либо видела.

Я сильно вогнала свой клинок в бок нападавшего, и это, наконец, заставило его пошатнуться. Он зашатался, упал на землю, словно его раны настигли его одновременно, и я навалилась на него.

Он еще не был мертв. И скоро он очнется. Я ударила его ножом в грудь, едва избежав дикого взмаха его конечностей, когда я закончила работу. Как голодный волк, который в последний раз бросается на жертву. Они действительно становились животными, когда дела шли так плохо.

Я выдернула свой клинок из его трупа с влажным хрустом, как раз когда волна ядовитого дыма докатилась до меня. Мне пришлось отпрянуть в сторону, оставив его обмякшее тело поглощаться дымом.

Мне нужно было понять, где я нахожусь. Мне нужно было…

Шуршащее движение шелестело в кустах позади меня. Я обернулась. Мои глаза таращились в темноту. Я видела только силуэты вдалеке. Дерущиеся вампиры. И что-то четвероногое. Демоны? Меня так приучили ожидать худшего, что мой разум сразу же начал подготавливаться к угрозам. Когда я подкралась ближе и поняла, что это не хищники, а добыча, олени, бьющиеся об темные фигуры вампиров, которые их прижали, я почувствовала облегчение.

Хорошо. Олени были идеальны. Идеальная еда, чтобы отвлечь голодных вампиров. Голод продолжался достаточно долго, чтобы у них не было выбора, кроме как наброситься на любую кровь, которую они почуют. И я была рада что эти учуяли оленя первыми.

Мне нужно было уходить отсюда, и побыстрее. Потом, когда я останусь одна, я смогу понять, какова моя цель, найти Райна и…

Я остановила себя, сглотнув печаль. Имя Райна промелькнуло у меня в голове без моего разрешения. Но мы расстались. Испытание Третьей четверти луны закончилось. Я, конечно, не стала бы с ним ссориться, но…

Я еще не успела покинуть поляну, как позади меня раздался отталкивающий звук. Это было нечто среднее между стоном и бульканьем, жуткая, неестественная смесь между животным и вампиром.

Я быстро опустилась в заросли и стала наблюдать за существами вдалеке.

Мои глаза привыкли к темноте, и луна снова появилась из-за туманного облака. Холодный свет осветил сцену кровавых руин позади меня, два вампира скрючились между неровными скалами, перед ними лежала туша оленя. Один из них пытался встать, но безуспешно, его конечности дико дергались. Другой, казалось, пытался дотянуться до своего товарища и потерпел неудачу, как будто их мышцы отказывались работать.

Первый, странными, неуклюжими движениями, прыгнул на другого. Дикие крики прорезали ночь.

Я отпрянула назад.

Это… это был не голод. Жажда крови делала вампиров неряшливыми, но не превращала их в безмозглых зверей. Эти люди выглядели так, словно уже не контролировали собственное тело.

Два вампира застонали, разрывая друг друга на части. Беспощадно, бессмысленно, по-звериному. Черт. Они просто шли друг на друга, не как воины, а как животные, туша оленя, забытая на их…

Туша оленя.

Осознание пришло само собой. Я в ужасе огляделась вокруг. Огляделась вокруг этого места, от которого воняло смертью, и в то же время в нем было такое странное изобилие мягкой, легкой для поимки добычи.

Отравленная, пойманная добыча.

Ниаксия морила их голодом, а теперь предлагала им испорченные дары, перед которыми они были бессильны устоять.

Райн.

Кроме его имени в моей голове не осталось ничего. Все, что я говорила себе, вся ложь, под которой я прятала свое беспокойство — испарилась.

Я больше не думала. Я просто бежала.

БЫЛО НЕСЛОЖНО отыскать вампиров. Мы были разбросаны по всему лесу, но они были шумными, жажда крови сделала их беспечными, а яд, который был в этих животных, превратил их в нечто еще более ужасное.

Я обнаружила Райна недалеко от поляны. Я узнала его сразу, даже в темноте, даже с такого расстояния. Я так хорошо изучила его облик, что каждый ракурс был для меня родным языком.

И все же, несмотря на то, что я его узнала, сейчас в нем было что-то чужое. То, как он двигался, не было нарочитой уверенностью вампира, который жил со мной в одном апартаменте. Она была дикой, неконтролируемой. По-прежнему грациозно — это было единственное, что заставило меня выдохнуть с облегчением, потому что в нем не было ничего от того ядовитого, мечущегося безумия, но это было движение хищника, выпущенного из клетки. Его крылья были раскрыты. Обмякшее тело привалилось к перевернутому стволу дерева — Тенерожденный, которого, судя по всему, Райн только что закончил убивать. Теперь он парил над деревьями и обломками в охоте.

А потом, мгновение спустя, увидел то, за чем он гнался: оленя, пробивающегося сквозь скалистый кустарник.

Нет. Я бросилась за ним, не успев отговорить себя.

Он двигался невероятно быстро, продираясь сквозь деревья, как лист, подхваченный порывом ветра. Он был быстрее оленя, который в слепой панике метался по редкому лесу.

Только паника животного, которое практически бегало кругами, спасла нас обоих. Оно слишком близко подошло к непроходимой груде камней и вынуждено было свернуть влево. Я проследила за его движением, чтобы подрезать его, поставив себя прямо на пути Райна.

Я слышала голос Винсента в своей голове: Ты собираешься покончить с собой, глупый ребенок, бросающийся на вампира, которого мучает жажда.

Но я все равно двинулась.

— Райн! — закричала я, прыгая перед ним, водружая себя на один из камней, раскинув руки. — ОСТАНОВИСЬ!

Это был глупый план по многим причинам. Во-первых, любой другой вампир с радостью заменил бы оленя на меня. А во-вторых, у него были крылья, он мог бы просто пролететь надо мной, независимо от того, стояла бы я на вершине дурацкого камня или нет.

Но Райн не сделал ни того, ни другого. Вместо этого его взгляд переместился на меня, и он замешкался. Всего на секунду. И на этот миг мне показалось, что я мельком увидела там своего друга.

Но в остальном он выглядел совсем иначе. Его взгляд был жестким и стеклянным. На одну сторону его лица падала полоса жесткого лунного света, и глаза были еще краснее, чем обычно, а зрачок сузился до щели.

Волосы встали дыбом на моих руках. Каждый инстинкт кричал мне бежать, бежать, бежать.

Потому что Райн, жаждущий крови был ужасен. Такой ужас, который заставлял бояться от страха каждое живое существо в радиусе десяти миль.

Вместо этого я бросилась на него.

Броситься на Райна было все равно, что бросить камешек в кирпичную стену и ожидать, что она рассыплется. Тем не менее, я ударила его с достаточной силой, чтобы вывести из равновесия. Мы запутались в массе машущих конечностей. Он издал беззвучное рычание и боролся со мной. Боль пронзила мою щеку, когда я слишком медленно уклонилась от одного из его ударов, но я уклонялась от каждого второго. Я знала, как сражался Райн, и эти рефлексы сохранились, даже когда он был в полубезумном состоянии.

Так же, как я знала, насколько он сильный боец, я знала и его открытые позиции. Я знала, что его левая сторона немного слабее. И когда он замешкался между ударами, я ударила его прямо в то место, где, как я знала, ему будет труднее всего парировать, прямо в колено, заставив его упасть на землю.

Я перелезла через него, прижав его тело своим.

— Райн! Возьми себя в руки, мать твою!

Матерь, он собирался убить меня. Я была уверена в этом, когда его руки схватили мои плечи так сильно, что на них остались синяки. Ужасный остекленевший взгляд его глаз не исчез.

Вернись ко мне, Райн. Вернись.

— Я снова зарежу тебя на хрен, и ты знаешь, что я сделаю это! — прорычала я. — Прекрати!

Он моргнул.

Его пальцы разжались. Его нос дернулся, движение, пусть и небольшое, которое заставило меня напрячься, но затем он закрыл глаза и глубоко вдохнул, а когда открыл их снова…

Это был он. Это был он.

— Орайя.

Он произнес мое имя так, словно это был ответ на самый важный вопрос. Его голос был хриплым.

Я готова была расплакаться из-за этого.

Но времени на любезности не было. И уж точно не время показывать ему, как я благодарна за то, что нашла его. Я говорила быстрыми, отрывистыми фразами.

— С возвращением. Мы на испытании. Животные отравлены. Я не знаю, какова цель. Все, кто пьет, сходят с ума. Нам нужно убираться отсюда. Пошли.

Я начала подниматься, но он все еще держал меня за руки, теперь уже нежно. Морщинка пролегла между его бровей, когда он коснулся моей щеки. Царапина.

— Это я сделал?

— Это не имеет значения, Райн. Мы должны идти.

Его выражение лица говорило, что это имеет значение, но я не хотела думать об этом прямо сейчас.

— Если я слезу с тебя, — сказала я, — ты побежишь за белкой?

Я была благодарна, увидев знакомое, многострадальное раздражение.

— Иди к черту, принцесса.

Было немного приятно слышать, как он снова ругается на меня.

Я решила, что принимаю этот ответ, и поднялась на ноги. Райн встал на ноги сразу после меня. Теперь он двигался медленно, дергаясь, когда его левая нога грозила под ним провалиться. Двигаясь, я не заметила, что он весь в крови.

Мое сердце остановилось. Судя по всему, Тенерожденный, с которым он сражался до этого, успел нанести несколько ударов.

— Ты ранен.

— Похоже на то.

Я посмотрела на небо. Темное, но тускло-розовое. Рассвет был не за горами.

— Давай найдем место для отдыха, — сказала я, когда мы начали идти. — Потом мы решим, что делать дальше.

Райн беззвучно проворчал в знак согласия. Но через три шага стало очевидно, что он с трудом передвигается. Я отступила назад и подтянулась под его руку.

— Я в порядке, — прорычал он.

— Ты явно не в порядке.

Его челюсть сжалась, как будто он хотел возразить и знал, что не может.

И дело было не только в ноге, я знала. Я слышала это в его слабом голосе. Он был ранен и был все еще голодным.

Нет, Райн был очень, очень не в порядке. И он безропотно принял мою помощь.

Глава

38

Мы нашли убежище в пещере, образованной некоторыми обвалившимися камнями. Конечно, она не отличалась роскошью Лунного дворца, но была темной и глубокой, с множеством мест, где можно спрятаться, и только одним входом, который нужно охранять. Мне было интересно, сколько участников уже стали жертвами отравленной добычи. По пути к пещере мы не встретили ни одной живой души, только одного бьющегося в конвульсиях кролика. Я завела нас в пещеру так глубоко, что свет снаружи не проникал к нам. Мы добрались до укрытия как раз вовремя. В небе уже блекло розовел рассвет. В пещере было так темно, что Райну приходилось бормотать мне наставления, пока мы шли, потому что я ничего не видела. К тому времени он уже тяжело опирался на меня. Когда мы нашли место для остановки, он практически рухнул на стену.

— Разведи нам немного огня. Хорошо, что ты все это время тренировалась.

Я слышала ухмылку в его голосе. А еще в его голосе слышалась усталость.

Практика или нет, но мне было трудно постоянно использовать свою магию. Но когда я подумала о том, что чувствовала, столкнувшись с очевидной слабостью Райна, Ночной Огонь легко пришел на кончики моих пальцев. Лицо Райна, впалое и осунувшееся, проступило из темноты.

Я отвернулась и сосредоточилась на создании своих маленьких световых шаров.

— Не думал, что увижу тебя снова, — сказал он.

— Мм.

Я даже не знала, как объяснить себе, почему я пошла за ним, не говоря уже о том, чтобы объяснить это ему.

— Это было глупое решение, — сказал Винсент в глубине моего сознания, и, честно говоря, я была с ним согласна.

Но я не жалела об этом.

— Спасибо, — сказал он.

Я неловко сдвинулась с места и была благодарна, что у меня есть чем занять руки. Что я собиралась сказать? Пожалуйста?

— Я был бы… — Он тяжело сглотнул. Я сделала еще один маленький шарик из Ночного огня, теперь он был достаточно светлым, чтобы я могла видеть каждое движение его лица.

И увидеть каждый признак слабости.

Он одарил меня болезненной улыбкой.

— Ты была права, принцесса.

— Мы не обязаны обсуждать это сейчас. — Я сказала это резче, чем хотела.

— Нам стоит это сделать. Я хочу этого. Я просто… я в долгу перед тобой, не так ли?

— Ты мне ничего не должен.

— Сиськи Иксы, Орайя. Дай мне, черт возьми поговорить с тобой.

— Ты и так едва можешь говорить.

— Раньше меня это не останавливало.

Мне удалось рассмеяться, несмотря ни на что. Это больше походило на вздох боли. И по ощущениям тоже.

— Мне очень жаль, — сказал он.

Мои руки застыли на середине движения, зависнув вокруг сферы света.

— Прости меня, — сказал он снова. — Ты была права, когда сказала мне уйти.

Извинение поразило меня как удар. Так прямо и непосредственно. Никакой борьбы воли или эго.

— Я не хотел, чтобы ты видела меня таким, — продолжил он. — Поэтому я притворился, чтоэтой версии меня не существует. Но она существует. И я… я не хочу, чтобы люди видели это. Я не хотел, чтобы ты это видела.

Я не гребаное животное, выплюнул он мне вчера. И сейчас вдруг гнев в его голосе прозвучал так похоже на стыд.

Мне не нравилось что-то чувствовать. Эмоции были постоянно изменчивыми и лишены логики, и они не давали мне возможности вонзить в них свой клинок. Но сейчас я чувствовала их слишком много, они бурлили почти на поверхности моей стальной внешности.

Я ничего не сказала. Ночной огонь светился чуть ярче, неравномерными вспышками.

— Нам нужно что-то делать с твоими ранами, — сказала я.

Он был не просто ранен. Он умирал от голода. Вампиры могут исцеляться очень быстро, но он не сможет исцелиться, когда ему так необходима кровь.

Я посмотрела на него. Его взгляд был устремлен вдаль. В темноте я почти ничего не видела, но его зрение, вероятно, было направлено на тропинку, ведущую из пещеры.

— Мне нужно вернуться туда.

Я усмехнулась.

— Не будь чертовым идиотом.

Будучи здоровым, он мог бы выдержать час при солнечном свете, возможно, больше, если бы была облачность, хотя это было бы болезненно. Но в таком состоянии? Не было никакой возможности.

— Тогда… возможно, мне придется попросить тебя поохотиться за меня. — Он сказал это так, словно ему было физически больно это делать.

— Эти животные отравлены. Ты видел, что они сделали с остальными.

— Тогда, может быть, лучше умереть здесь, — сказал он, — чем там, будучи не в себе.

Тишина мгновенно заполнила пещеру. И в этой тишине мой разум прокручивал нашу ситуацию, прослеживая пути между нашими вариантами. Решение встало на свои места как новая непоколебимая истина.

Я встала лицом к стене пещеры. Расстегнула верхнюю пуговицу кожанки. Затем вторую.

Я преодолела половину пути, когда Райн заметил, что я делаю.

— Нет. Нет, это исключено.

— Ты сам это сказал. У тебя нет выбора.

Мой голос звучал так, будто исходил от незнакомца. Как будто я наблюдала за собой со стороны. Я не могла поверить, что делаю это. Мои руки были липкими от пота, сердце билось слишком быстро.

И все же у меня не было никаких сомнений. Вообще никаких.

Я расстегнула кожанку до конца. Прохладный воздух устремился к моей плоти, охлаждая потную рубашку под ней.

Я повернулась к нему. Его горло дернулось, глаза потемнели.

Я знала этот взгляд. Другой вид голода. Он быстро прошел, но я все еще чувствовала его на своей коже, и мне вдруг стало стыдно за то, что мое тело теперь открыто.

— Я не могу этого сделать, Орайя. — Прохрипел он.

— Какие у тебя есть альтернативы? Ты умрешь под солнцем. Ты умрешь бездумным зверем от отравленной крови. Или ты умрешь здесь до захода солнца, ничего не делая. И я не собираюсь просто сидеть рядом с тобой, пока ты умираешь, Райн. Я просто… просто не могу.

Ни один из нас не обратил внимания на легкую дрожь в моем голосе.

Я подошла к нему. Я чувствовала каждый шаг, каждое увеличение нашей близости. Он прислонился к стене. Я опустилась перед ним на колени, так что наши взгляды встретились, и его глаза искали мое лицо.

— Ты думаешь, я не знаю? — задыхался он. — Ты думаешь, я не знаю, что это значит для тебя? Я не могу.

Возможно, я должна была удивиться тому, что Райн понял то, что я никогда ему не говорила, что он собрал портрет моего прошлого из каждого момента гнева или страха, которому я позволила проскользнуть сквозь свои стены.

Может быть, я должна была удивиться, когда его кончик пальца нежно погладил мое горло, не в голоде, а в печали, по шраму, по этим двум маленьким неровным белым линиям.

Может быть, я должна была удивиться, что он знает меня больше, чем я хотела.

Но я не удивилась.

Слова были слишком бесполезны, чтобы передать то, что я хотела сказать ему сейчас.

Возможно, он думал, что я буду меньше думать о нем после того, как увижу его в жажде крови. Но это не так. Тогда он был ужасен, да. Но теперь я поняла, как сильно он старался. В Лунном дворце ему было бы так легко поддаться ей, принять легкое решение. После Третьей четверти луны я была для него лишь обузой. Никто бы не осудил его за то, что он сделал то, что должен был сделать. И все же, он предпочел бы остаться в том апартаменте, сдерживая себя все больше и больше, чем оставить меня или причинить мне боль. Наверное, это было мучительно.

Предлагать себя голодному вампиру было более чем опасно. Практически самоубийство.

И все же… я абсолютно доверяла ему.

Я не знала, как сказать все это. Поэтому я остановилась на:

— Я не боюсь тебя, Райн.

И я увидела в его глазах, как много эти слова для него значат. Как будто ему дали то, чего он ждал всю свою жизнь.

Я сглотнула.

— Итак. Как… как лучше всего это сделать?

Ему понадобится мое горло. Иногда запястья, или руки, или… я задрожала от этой мысли, но ему нужно было сразу много крови, и горло было лучшим способом сделать это.

Я подумала, что он может запротестовать. Но через мгновение он сказал:

— Иди сюда. Наклонись ко мне.

Я придвинулась ближе, затем перекинула ноги через его бедра и обхватила их, расположившись на нем.

Я старалась не думать о том, что он чувствовал себя подо мной именно так, как я себе это представляла. Старалась не думать о том, как хорошо, как правильно, чувствовать тепло его тела, прижатого к моему, моим внутренним бедрам, моему животу.

И я старалась не обращать внимания на то, что он явно тоже все это заметил. Что мышцы его горла, такие близкие сейчас, напряглись при глотании. Что его руки сразу же опустились на мою талию, как будто уже ждали меня.

— Вот так? — спросила я.

— Идеально.

На самом деле, это было не совсем идеально. Я была настолько ниже Райна, что даже с учетом дополнительной высоты его коленей, мне нужно было немного приподняться, и ему приходилось вытягивать шею, чтобы дотянуться до моей.

Кончики его пальцев коснулись угла моей челюсти, и на один ужасающий миг я подумала, что он собирается поцеловать меня, это было бы так легко, едва он наклонил бы голову. Но вместо этого его пальцы двинулись вниз, коснулись моего плеча, затем талии, а потом дотянулись до кинжала на моем поясе. Он обнажил его и обхватил рукоять моими пальцами, а затем направил лезвие ему в грудь.

— Ты все контролируешь, — пробормотал он. — Хорошо?

Теперь я понимала. Он хотел оставить меня в этой позиции, чтобы я могла отстраниться, если бы захотела.

Я кивнула. Моя хватка вокруг кинжала была потной. Мне стало интересно, слышит ли он биение моего сердца.

Это была глупая мысль. Конечно, он мог его слышать. И чувствовать запах.

— Ты все еще можешь сказать «нет», — мягко сказал он.

— Прекрати говорить мне это, — рявкнула я.

Он издал слабый смешок.

— А вот и ты.

И, словно приняв это за сигнал, он притянул меня ближе, его руки скользнули по моей спине и потянули меня вперед, пока наши тела не оказались прижаты друг к другу, не считая кинжала, который я все еще сжимала между нами.

Я думала, что готова к этому, но я не была готова к тому, насколько нежным было движение. Как будто он держал что-то драгоценное.

Я откинула голову назад, пристально вглядываясь в темноту камня. Еще сильнее я почувствовала его дыхание на чувствительной коже моего горла.

— Это будет не очень больно. Но ты можешь почувствовать… ох…

— Я знаю, — сказала я, слишком резко.

Возбуждение. Это было то, что он пытался мне объяснить.

Яд вампира оказывал подавляющее воздействие на человеческую жертву. Биологический замысел заключался в том, чтобы сделать их мягкими и податливыми. Иногда это проявлялось в виде мутной, опьяненной дымки, как в случае с укусом Министера, учитывая его возраст, место укуса и мое отвращение к нему. Но чаще это проявлялось как сильное возбуждение.

И особенно если человек уже чувствовал…

Я не закончила оставшуюся часть этой мысли.

— Просто сделай это, — огрызнулась я.

Он тихонько рассмеялся.

— Как пожелаете, принцесса.

А потом его губы оказались на моем горле.

Каждый мускул напрягся. Я приготовилась к боли. Но вместо этого я почувствовала лишь ласку. Только мягкое прикосновение его рта к моей плоти, слабое движение языка, словно просящего разрешения войти.

Моя дрожь перешла в трепет.

— Ты в безопасности, — прошептал он, касаясь моей кожи.

А потом он укусил.

Он был быстрым и сильным, его клыки глубоко вонзились один раз и сразу же попали в цель.

Он издал непроизвольный стон, который пронесся по всему моему телу.

Яд не мог подействовать так быстро. Тем не менее, мои ресницы затрепетали. Все сомнения исчезли под теплым прикосновением его рта, под его прижатым телом к моему. Моя грудь, внезапно ставшая чувствительной, выпирала под слишком тонкой тканью моей рубашки так плотно прижатая к его груди, что я чувствовала каждый вдох, неровный и учащенный. Его язык скользил по моей коже, когда он сделал первый глоток, одно томное, медленное движение.

Я представила, что именно так он будет чувствовать себя и во мне. Такой глубокий и всепоглощающий.

Я почувствовала, как подо мной начала твердеть его плоть.

Моя ладонь плотно прижалась к стене за его плечом, последнее препятствие, удерживающее меня прижатой к нему. И я все еще сжимала кинжал, хотя и позволила ему ослабнуть, больше не прижимаясь так крепко к его груди.

Мои бедра дернулись, я ничего не могла с этим поделать, не с жесткой длиной его желания прямо здесь, и Райн издал шипящий звук у моего горла.

На этот раз я ответила ему эхом, и стон вырвался из меня в виде сдавленного выдоха. Мы находились в таком идеальном положении, что когда я сдвинула бедра, то прижалась к его полной, толстой длине, ощущая ее даже сквозь плотную ткань его брюк. И даже от этого прикосновения, когда между нами было так много ткани, у меня по спине пробежали искры. Это заставило каждый нерв просить, умолять, требовать большего.

Этого было недостаточно.

Яд поглотил последние остатки моего самоконтроля, высвободив волну желания, которая полностью опустошила меня и ничего не оставила после себя.

Я хотела, чтобы каждый слой между нами был сорван. Я хотела провести руками, губами, языком по каждому сантиметру его кожи, попробовать на вкус каждый шрам. Я хотела предложить ему каждый кусочек своей плоти, позволить ему сделать эту… эту чертовски удивительную вещь с каждой частью меня. Я хотела, чтобы его великолепная длина была внутри меня, чтобы он взял меня так глубоко, что я не смогла бы вспомнить свое собственное имя, и я хотела, чтобы он напомнил мне об этом, когда кончит. Я хотела смотреть, как он кончает.

Его руки крепко обхватили меня, притягивая ближе в одном отчаянном рывке, как будто он пытался сдержаться и не смог. Моя рубашка была зажата в кулаке одной из его рук, как будто это было все, что он мог сделать, чтобы не сорвать ее с меня. Он стал пить еще больше, его язык двигался по моей коже, словно он занимался со мной любовью.

Я уже не понимала, что делаю. Я снова задвигала бедрами, и теперь в моем стоне не было ничего скрытного.

И на этот раз он двигался вместе со мной.

Я позволила кинжалу упасть на землю с оглушительным грохотом, которого я не услышала. Вместо этого я прижала руку прямо к его груди, потому что даже сквозь кожу его доспехов я хотела прикоснуться к нему, почувствовать его сердцебиение, учащенное в такт с моим.

Я не хотела останавливаться. Я хотела отдать ему всю себя.

И самое пугающее то, что отпугнуло бы меня, если бы мое полушарие мозга, отвечающее за здравый смысл, был хоть сколько-нибудь работоспособен в этот момент, поняла то, что это был вовсе не яд. Нет, все это уже было там, кипело. Яд только усилил мое желание.

Я перестала держаться за стену и прижалась к его плечу, обхватив его крепче.

Я снова придвинулась к нему, я больше ничего не могла с этим поделать. В моем теле не было ничего, кроме нервов и необузданного желания, обнаженного, нежного, и отчаянного для него.

Низкое рычание в его горле эхом отозвалось во мне. И я знала, что должна бояться его, как сильно я знала, что он хочет меня. Так же сильно, как и я. Он хотел больше, чем я давала ему сейчас.

Но я не боялась.

Ты в безопасности, Орайя, шептал он мне, и я верила ему.

И даже сейчас он не позволял себе прикасался ко мне больше чем нужно, даже в тех места, где я так этого хочу. Я чувствовала, как он напрягается, словно натянутая тетива. Я чувствовала, как его язык прижимается к моему горлу.

Я хотела этого. Я шире раздвинула бедра, еще больше открывая чувствительный проход между нами.

Я не хотела произносить его имя. Я не хотела бросаться на него, изголодавшись по такой части его тела, какую только могла получить, эгоистично вбирая в себя каждый дюйм этой твердой длины между нами.

Звезды взорвались перед моим взором. Его имя сорвалось с моих губ на одном дыхании. Каждый мускул напрягся, а затем расслабился.

Не существовало ничего, кроме него.

Он и есть все, чего я все еще хотела.

Первое, что я осознала, когда искры моей кульминации угасли, о, Матерь, я действительно только что это сделала, — это то, что его мышцы дрожали. Его руки сжались в кулаки у меня за спиной, сжимая мою рубашку так крепко, что я была уверена, что она порвалась, но он не притягивал меня ближе.

Я поняла, что он был осторожен. Осторожен, чтобы не притянуть меня так близко, чтобы я не смогла вырваться.

Он больше не пил. Вместо этого его губы пробежались по моей коже, по ране, которую он там открыл, в крошечных, нежных поцелуях. Поцелуи в свежий шрам, о которых я просила. Поцелуи в старый шрам, о которых я не просила.

Я чувствовала головокружение, слабость, мой разум был затуманен желанием. Оргазм не насытил меня. Он напомнил мне обо всем, чего я все еще хотела. Я хотела его кожу. Я хотела его внутри себя. Я хотела…

Он отстранился. Его грудь сильно вздымалась и опускалась под давлением моей ладони. Когда он встретился с моими глазами, его вид прорезал дымку моего желания.

Он выглядел как мужчина, который готов был умереть. Полностью разрушенным.

В уголке его рта выступила струйка красного цвета. Я хотела попробовать ее на вкус. Попробовать себя на нем.

Его губы приоткрылись, и я поцеловала его прежде, чем он успел произнести хоть слово.

Моя кровь на вкус напоминала теплое железо. Но это было ничто по сравнению с его вкусом. Он пах небом, а на вкус он был как падение. Его губы встретились с моими, словно он всю жизнь ждал этого поцелуя и точно знал, что сделает, когда получит его. Мы целовались, как будто сражались вместе, отвечая на каждое прикосновение, каждое движение. Мы уже понимали друг друга.

Но через несколько секунд он резко отпрянул назад. Я едва узнала свой собственный голос, когда из моего горла вырвался разочарованный стон.

— Нет. — Он выдохнул это слово. — Нет, хватит.

Это было обидно. Этого было недостаточно. Ни для одного из нас. То, как напрягся его член подо мной, было тому подтверждением.

Теперь я не видела причин не взять то, что мы хотели.

— Ты не в себе, — сказал он.

— Не притворяйся, что не хочешь этого.

Матерь, я даже не знала, кем была эта версия меня.

Он издал звук, средний между выдохом и насмешкой.

— Ты представить себе не можешь, Орайя. — Уголок его рта, где осталось небольшое пятно моей крови, скривился, когда он покачал головой. — О чем я только не думал. 'Хочу' даже не покрывает того, что мне с тобой хочется сделать. У меня есть целый список.

По моему позвоночнику пробежал холодок. Я знала, что он хочет меня, даже если не хотела этого признавать. Но все равно было странно слышать, как он подтверждает это вслух.

Мне это понравилось.

— Но я хочу, чтобы ты тоже этого хотела. Ты. А не яд.

Отказ немного задел. Я отстранилась от него.

Он тихонько рассмеялся.

— Это лицо. А вот и ты.

— Пошел ты, — вырвалось у меня.

— Ты хочешь, чтобы я это сделал.

Его улыбка померкла. Я нахмурилась. Это больше не было шуткой, потому что мы оба знали, что это правда.

Райн, пошатываясь, поднялся на ноги, он шатался, но уже выглядел намного лучше, чем раньше. Тем временем, когда я встала, я чуть не упала обратно на колени.

Он поймал меня.

— Полегче. Ты потеряла много крови. Твое тело немного шокировано.

Он был прав. Я потеряла много крови. Дала ему так много. И все же… не слишком много. Даже в голоде, даже в двух шагах от жажды крови, он остановился задолго до того, как рискнул мной.

— Спи, — сказал он. — Дай себе восстановиться.

Спать. Сон звучал хорошо. Не так хорошо, как секс. Но хорошо.

Я позволила Райну осторожно опустить меня на землю. И я позволила ему лечь рядом со мной, тепло его тела, большого и твердого, обвилось вокруг моего.

Мои веки сразу же начали подрагивать. Его рука лежала на моей талии, обеспечивая спокойную стабильность и ничего больше.

Но потом его волосы защекотали мне лицо. Его рот, теплый и теперь слишком знакомый, прикоснулся к моей щеке. И его слова прошелестели над моим ухом, когда он прошептал:

— Спасибо.

— Это было разумно, — я задохнулась, как будто мы говорили только о крови, а не обо всем остальном.

Он снова лег позади меня. Мир начал расплываться. И последнее, что я услышала, когда сон забрал меня, был голос Райна, такой тихий, что казалось, будто он говорит сам с собой.

— Ты — самая потрясающая женщина, которую я когда-либо видел, Орайя.

Глава

39

Я проснулась в тепле. Необычно тепло. Приятно тепло. Такое тепло, о котором я мечтала в кривой кровати с шершавым одеялом.

Безопасное тепло.

Вот только я лежала не в кровати, а на твердом, шероховатом камне. И источником тепла было не одеяло, а стена мужчины, чья грудь была прижата к моей спине, а подбородок лежал на макушке, руки свободно обнимали меня.

События прошедшего дня медленно возвращались ко мне. Тело Райна под моим. Его рот напротив моего горла. Мои бедра двигались навстречу ему и…

Румянец залил мое лицо. Я зашевелилась, внезапно осознав, что Райн обнимает меня слишком сильно.

Очевидно, он уже проснулся. Я перевернулась и увидела, что он смотрит на меня сверху вниз, волосы свисают вокруг его лица красно-черными прядями, на губах ухмылка.

— Знаешь ли ты, что ты храпишь?

На первый взгляд это было произнесено с непринужденной интонацией нашего обычного подшучивания, но я услышала за этим нотку неловкости. Как будто он тоже не совсем понимал, как общаться со мной после этого.

Я прочистила горло и села, когда он встал. Я была… растрепана. Я провела пальцами по волосам, которые, я была уверена, выглядели такими же растрепанными, как я себя чувствовала. Действие яда прошло, оставив меня странно отдохнувшей, слегка сонной и чрезвычайно застенчивой.

— Ну… — Я оглядела его с ног до головы. — Ты выглядишь лучше.

Это было преуменьшение. Он снова был похож на себя, а не на тень вампира, которым он был накануне вечером. Его раны уже значительно затянулись, и он передвигался без затруднений.

— Я чувствую, — сказал он.

Я встала, и воцарилась тишина. Райн выглядел так, словно был слишком близок к тому, чтобы сказать мне еще одно «спасибо», которое значило слишком много и длилось слишком долго.

Кто бы мог подумать, что этот вампир был таким прохвостом.

— Я… — начал он, как раз вовремя.

— Это должно быть спасение Аларуса Ниаксией, верно? — Я прервала его, отрывисто и по-деловому. — Когда они схватили его.

Самая мрачная часть истории Ниаксии. Однажды она и ее муж вырвались из тюрьмы, но Аларуса заманили обратно в Белый пантеон, пообещав амнистию для Ниаксии. Вместо этого другие боги вытащили его в пустую плоскость между божественным и смертным мирами. Когда Ниаксия поняла, что произошло, она разорвала на части мертвые земли в его поисках.

Но она опоздала. К тому времени, как она добралась до него, ее муж был обезглавлен и оставлен гнить.

— Это мертвые земли, — сказала я. — Должна быть конечная точка, которую мы должны достичь.

Лицо Райна изменилось. На мгновение я подумала, что он снова попытается заговорить о том, что произошло между нами накануне вечера.

Я вздохнула с облегчением, когда вместо этого он просто кивнул.

— Возможно.

Мы вдвоем пошли к устью пещеры, держа оружие наготове. В отличие от прошлой ночи, сейчас было жутко тихо, настолько тихо, что я засомневалась, не умерли ли все отравленные участники. Не было слышно ни голосов, ни криков, только отдаленные вопли животных и шипение, которое проносилось в воздухе, когда дым волнами катился по серой грязи. Этот смертоносный туман был еще хуже, чем прошлой ночью — душный и густой, он жалил глаза даже с такого расстояния. Он даже стелился по небу, закрывая полностью звезды и луну.

Через несколько минут он рассеялся настолько, что стал виден призрачный силуэт ландшафта. Не то чтобы здесь было на что смотреть. Лишь несколько сросшихся, сломанных деревьев усеивали землю, возникая как молчаливые, скорбные часовые. Зазубренные скалы усеивали пустые просторы, злобные, как оскаленные зубы.

Прошлой ночью это место казалось мертвым. А теперь? Оно казалось чем-то большим, не просто мертвым, а убитым, скорбящим в жестоких предсмертных муках.

Странное чувство кольнуло меня в затылке. Ноющая мысль, которая оставалась совсем рядом.

— Вон там. — Голос Райна был совсем близко от моего уха. Я проследила за его указывающей рукой. — Там что-то есть. Золото. Видишь?

— Я не вижу. Твое зрение лучше моего.

— Это там. Это должно быть конец.

— Как далеко?

— Мили.

Фантастика.

— Дым… — Я потерла руку, где кожа пузырилась. — Я не знаю, что это, но это больно.

И что еще хуже, теперь его было гораздо больше, чем накануне вечером.

— Я помню, — сказал Райн, прикасаясь к собственным обгоревшим доспехам.

— Поэтому мы не можем просто пройти через центр. И ты не можешь летать над ним, потому что он скапливается там.

Я повернула шею ко входу в пещеру. Скала, если это вообще было этим местом, ибо было так трудно определить, когда все было таким зубчатым и бесформенным — простиралась прямо в обоих направлениях, а затем превращалась в неустойчивую груду камней. Но земля была приподнята по краям как будто разбитый лес перед нами был кратером, а мы нашли убежище на краю его оправы. Хребет изгибался в обоих направлениях, постепенно поднимаясь вверх, пока мои слабые человеческие глаза не потеряли его из виду в темноте.

— Мы можем подняться по нему?

Райн проследил за моим взглядом.

— Это менее прямой путь, но он приведет нас к воротам. И дыма будет меньше.

Меньше, но не совсем. Я наблюдала, как дым поднимается с земли. В течение нескольких секунд он был гуще, затем редел, когда ветерок перемещал его. Потом снова густел, когда от земли поднималась новая волна.

Я начала молча считать.

— Что если… — начал было Райн, но я рявкнула «Тсс!» и постаралась не сбиться со счета.

Вот.

Девяносто секунд.

— Он предсказуем, — сказала я. — То, как движется дым. Смотри.

На этот раз Райн смотрел вместе со мной.

— Видишь? — сказала я, когда струя воздуха снова появилась. — Девяносто секунд. Это переодичность. И облаку требуется много времени, чтобы подняться туда. — Я указала на гребень оправы. — Мы сможем увидеть приближение волны.

— И что делать?

— Спрятаться?

— Где можно спрятаться от дыма?

— За… скалой?

Даже когда я это сказала, я поняла, что это глупая идея.

Райн бросил на меня взгляд, который говорил, что это глупая идея.

Я вскинула руки вверх.

— Ну, и каково же твое блестящее предложение, Райн?

Он долго молчал, размышляя. Затем его рот скривился.

— Вампир, которого я убил вчера, был Тенерожденным, не так ли?

Я НЕ МОГЛА ПОВЕРИТЬ, что мы рискуем жизнью ради гребаного плаща.

Единственная причина, по которой я не возражала против этого, заключалась в том, что бой Райна проходил недалеко отсюда. Тем не менее, нам пришлось сделать несколько стратегических остановок, чтобы выяснить, где может находиться тело, если оно вообще еще там, и последствия ошибки были бы ужасны.

Мы решили, что Райн полетит один. Он мог летать быстрее, чем я бегать, и дым повлияет на него меньше, чем на меня.

— Жди, пока он не поредеет, — сказала я ему. — И если ты его не найдешь, возвращайся сразу же. Не теряй времени.

— Я знаю.

Все, о чем я могла думать, это о том, каким слабым был Райн всего несколько часов назад и даже сейчас я могла видеть его отголоски слабости.

Я сглотнула и сказала так холодно, как только могла:

— Не делай глупостей.

Он оглянулся, сузив глаза.

— Если бы я не знал тебя лучше, я бы подумал, что ты волнуешься, принцесса.

— Я не хочу одна подниматься туда пешком.

Он только усмехнулся.

— Иногда я сомневаюсь, но я ведь действительно тебе нравлюсь, не так ли?

И прежде чем я успела огрызнуться, он исчез. Его великолепные крылья расправились, когда дым поредел, и он взмыл вниз в яму.

Прошло десять секунд.

Двадцать. Тридцать пять.

Я вытащила свой клинок.

Если он не вернется к шестидесяти, я уйду, решила я.

Глаза болели от того, что я не моргала, вглядываясь в дым.

По какой-то причине мои мысли вернулись к Ниаксии. Как она, должно быть, чувствовала себя, пробиваясь через мертвые земли, в одиночку, отчаянно пытаясь спасти своего мужа. Я с внезапной ясностью поняла, как ужасно, должно быть, чувствовать себя вне предела досягаемости того, кто тебе дорог, и ощущать полное бессилие защитить его.

Пятьдесят пять секунд.

Все. Я уходила.

Я глубоко вдохнула и задержала дыхание. Как будто это могло что-то изменить.

Я начала бежать…

А потом что-то отбросило меня в сторону. Я была готова драться, но низкий смех и знакомая хватка на плечах остановили мою руку прежде, чем она двинулась. Райн оттащил меня назад, подальше от дыма, улыбка заиграла в уголках его глаз. Его крылья все еще были раскрыты, сверкая в темноте всеми оттенками ночи, словно расплавленная краска.

— Ты пришла спасти меня?

— Во второй раз, — пробормотала я и убрала клинки в ножны.

— Я тронут. Хотя в этом нет необходимости. Смотри.

Он отпустил меня и другой рукой схватил ткань, которую скомкал, и позволил ей упасть. Она была темно-серебристого цвета — излюбленного цвета Дома Тени — и казалась легкой, как воздух. Она мерцала и переливалась, как лунный свет.

— Аватрианский шелк, — сказал Райн. — Как я и думал. Одно из лучших творений Тенерожденных. Выглядит хрупкой, но эта дрянь фильтрует все. Да и резать ее непросто.

Я подумала о трупе Тенерожденного, практически разделенном на две части. Прошлой ночью Райна это не остановило.

— Почему они не делают из нее всю свою одежду?

— Она дорогая и с ней очень трудно работать. Поэтому они используют ее для простых вещей. — Райн закрепил плащ на плечах, затем поднял капюшон. Он выглядел так, словно был покрыт расплавленной сталью. Даже грязный и израненный, он представлял собой зрелище. Грозный и величественный.

— Этого будет достаточно? — спросила я.

Он пожал плечами, от чего шелковая ткань пошла рябью.

— Будем надеяться.

— Звучит очень убедительно.

— Ох, точно. Моя идея самая дурацкая. Давай вместо этого спрячемся за скалой.

Я поджала губы. Справедливо. Это был лучший вариант, который у нас был.

Итак, мы решили, что Райн наденет плащ, понесет меня и перенесет нас обоих как можно быстрее через скалистый гребень за девяносто секунд. Затем мы остановимся, укроемся под плащом, подождем следующие девяносто секунд, пока волна дыма рассеется, и продолжим путь. Мы понятия не имели, что встретим там — чудовищ, соперников или и тех, и других, и Райн не сможет защитить нас во время передвижения. Это станет моей работой. Он будет крыльями. Я буду зубами.

И повторять так, пока мы не доберемся до ворот.

Или пока кто-нибудь другой не нападет и не убьет нас.

Или пока дым не проникнет в ткань Тенерожденных и не поглотит нас заживо.

Потрясающе.

Мы приготовились, и Райн снова поднял меня на руки, крепко прижимая к своей груди, пока я готовила свои клинки. Когда он обнял меня таким образом, это было… не так, как я ожидала, даже если я не была готова признать это. Теперь, после прошлой ночи, я совершенно по-другому осознавала все места, где соприкасались наши тела.

Его губы приблизились к моему уху.

— Готова?

Не совсем. Но я была близко, чтобы собраться.

— Готова.

А потом мы поспешили в смертоносный туман.

Глава

40

Это был не полет. Мы мчались по воздуху, лишившись всех изящных маневров в пользу скорости. Мои глаза жгло, а лицо щипало, когда насекомые, пыль и случайные ветки царапали нас. Райну приходилось двигаться не изящными дугами, а беспорядочными рывками, чтобы увернуться от деревьев и нагромождений камней и при этом держаться достаточно низко, чтобы избежать облака едкого дыма над нами, и все это при борьбе с развевающейся тканью, которая грозила запутаться в его крыльях. Я изо всех сил старалась держать глаза открытыми и оружие наготове, едва моргая.

Тридцать секунд, сорок, шестьдесят пять, семьдесят…

— Сейчас! — крикнула я.

Райн прижал меня крепче к себе, и мы упали на землю. Он толкнул меня вниз так сильно, что я издала сдавленный стон «ой», и навис надо мной, набросив плащ на нас обоих.

— Ложись калачиком. — гаркнул он, и я подтянула ноги к туловищу и перекатилась на бок, сделав себя как можно меньше под ним.

Я никогда не была так благодарна за то, что мне так мало лет. Это была единственная причина, по которой все получилось. Райн сказал, что уберет крылья магией, чтобы они не мешали, но у него, видимо, не было времени, потому что в итоге он прижал их к нашим бокам, и плащ опустился вокруг нас. Мое сердцебиение участилось от удушающей близости, я была прижата, подо мной была пепельная земля, сверху — тело Райна, его крылья по обе стороны.

Я ничего не могла видеть. Но я почувствовала это, когда повалил дым, потому что Райн напрягся.

Я прижала руку к его груди в бессловесном утешении.

— Закрой глаза, — приказал он, как раз перед тем, как началось жжение.

Я крепко зажмурила их, но все равно чувствовала это. На моей плоти тоже, сначала на открытых участках кожи, таких как запястья, руки и шея, а затем на всей остальной части меня.

Через десять секунд я подумала: «Может быть, здесь мы и умрем».

Но этого не произошло. Боль оставалась неприятной, но далеко не смертельной.

Девяносто бесконечных секунд.

Когда Райн наконец оторвался от меня, кожу, легкие и глаза жгло, но в остальном я не пострадала. Ему бы досталось больше всех. Но я не успела даже взглянуть на него, как он схватил меня, и мы снова полетели.

Мой разум был пуст, остался лишь подсчет. Мы должны были так пройти мили, за девяностосекундные рывки. Я потеряла счет тому, сколько раз мы повторяли это, мое тело снова и снова шлепалось о землю.

Сначала нам везло, мы не встречали никакой опасности, кроме дыма. Но потом, примерно на полпути к цели, Райн откинул плащ, и на нас тут же напали три волка, с пеной из пасти и явно голодные. У Райна не было времени выхватить меч, вместо этого он мгновенно пустил в ход магию, чтобы заставить их отступить, гораздо слабее, чем обычно, учитывая его еще свежие раны.

Пятнадцать секунд.

Я должна была реагировать быстро. Я выпотрошила одного, пока он был еще оглушен взрывом Райна, а второго, когда он подставил мне свое горло, когда нырял.

Сорок секунд.

Третий отказался умирать. Он бросился на меня, пока я еще вытаскивала свой клинок из его товарища.

Пятьдесят пять.

Я сражалась и считала. Райн бросился на помощь, отбив укус, предназначавшийся мне. Волк цеплялся за жизнь, отбиваясь от каждой раны.

Шестьдесят секунд. Семьдесят.

Восемьдесят, когда я наконец убила его ударом и вспышкой Ночного огня, как раз вовремя, чтобы посмотреть вниз по крутому склону кратера и увидеть волну туманной черноты, надвигающуюся на нас на десять секунд раньше.

Райн грубо повалил меня на землю. Я увидела, как он вздрогнул, когда над нами заклубился дым. Мы стояли нос к носу. Ткань не закрывала его полностью.

— Ты была слишком близко, — прошептал он.

— Вини во всем волка.

На этот раз, когда девяносто секунд закончились, Райн двигался не так быстро. Когда он снова поднял меня, я посмотрела на его крылья. Кончики их высовывались из-под плаща. Теперь перья были слегка потрепаны, на черном фоне виднелись пятна, которые я сначала приняла за кровь, а потом поняла, что это пятна красного цвета.

Мы летели снова, снова, снова. Мы уставали. Мы двигались немного медленнее, когда должны были двигаться быстрее. Я знала, что ожоги на крыльях и ногах Райна беспокоили его, как и волчий укус.

Наконец, в поле зрения появилась арка. Мое зрение было настолько плохим в темноте и тумане, что я удивилась, когда я смогла различить золотые ворота, прорезающие ночь. Возможно, осталось еще два спринта.

— Теперь я вижу, — сказала я с облегчением.

Руки Райна уже расположились на моей талии, готовясь снова нести меня.

— Тебе должно быть стыдно за этот ужасный человеческий…

Он остановился.

Я повернулась. Он смотрел куда-то вниз. Мы поднялись высоко, скалистый гребень теперь возвышался над нашей отправной точкой, а еще дальше — над самыми глубокими частями кратера внизу. С такого расстояния он выглядел как котел с туманом. Внизу было трудно разглядеть изгиб ландшафта, но здесь, наверху, его форма была безошибочной, круг был настолько четко очерчен, что казалось, будто он был создан человеком.

Волоски поднялись у меня на затылке. И снова меня охватило странное ощущение, что мне всё это знакомо.

Я взглянула на Райна, и от его выражения лица у меня перехватило дыхание. Гнев, страх и опустошение были написаны на каждой его черте.

Я видела такое лишь однажды. Когда он думал, что Мише мертва.

Что-то серебряное блеснуло в грязи. Он опустился на колени и поднял его. Уставился на него.

— Это…

Он говорил так, словно не понимал, что говорит вслух. Серебро в его пальцах блеснуло, когда его руки задрожали. Я поняла, что это знак с названием улицы или его часть.

У нас оставалось мало времени.

— Райн, мы должны идти, пока…

— Это Салины. — прохрипел он.

Салины?

Я чуть не рассмеялась над ним, потому что это было так необычно. Салины был одним из крупнейших городов Дома Ночи. Когда ришаны были у власти, он был их второй столицей. Я изучала его, готовясь к тому дню, когда смогу взять его штурмом. Я изучила каждый рисунок, каждую карту.

— Салины? Это же…

Смешно, — начала говорить я.

Но я изучила все карты.

И вдруг она появилась, наложенная на эту безлюдную пустошь. Груды разбитого камня превратились в здания — там была ратуша, там церковь, там библиотека. Прожилки грязи в ландшафте, которые раньше считались естественными ручейками в земле, стали дорогами.

Мои губы приоткрылись в болезненном шоке.

Это была не пустошь. Это были руины города, которого больше не существовало. Руины города, который был тщательно, систематически разрушен — как будто одной из самых мощных армий в мире.

И наконец, я поняла, почему воздух казался таким знакомым.

Он пах как последствия Астериса. Астерис и взрывчатка, сила, извлеченная прямо из самих звезд, в руках тысяч воинов.

Здесь пахло так, как пахло в этом самом месте шестнадцать лет назад, в ту ночь, когда Винсент забрал меня домой.

Я оцепенела, когда осознание этого обрушилось на меня.

— Я никого не пощажу, — сказал Винсент. — Я не пощажу ни ваших жен, ни детей.

И он не пощадил. Не только ришан. Но и людей тоже.

Винсент убил их всех.

Глава

41

У меня зазвенело в ушах. Мои руки стали холодными и неподвижными. Я не двигалась. Просто смотрела на это место. Это мертвое, разбитое место, где когда-то жило бесчисленное множество людей.

Любая семья, которая у меня осталась.

Исчезла.

Я не могла думать. Райн что-то говорил, но я не знала, что. Я не понимала слов, даже если бы могла его слышать, а я не могла.

Салины больше нет.

Больше нет.

Нет.

Не…

— Орайя, пригнись! — прорычал Райн, налетев на меня.

Мы отвлеклись. Мы перестали считать. Боль пронзила мою левую ногу, которая была видна за пределами плаща, который Райн поспешно накинул на нас обоих. Я почувствовала, как напряглось и его тело. Плащ не укрыл ни одного из нас.

В течение девяноста долгих секунд мы оставались в таком положении.

Все внутри меня превратилось в лед, и я была благодарна за это. Я бы предпочла быть холодной и жесткой и ничего не чувствовать, чем противостоять этому, хотя я чувствовала, как мое горе пылает под поверхностью, слишком горячее, чтобы сдержать его даже пожизненным холодным контролем.

Винсент не сделал бы этого. Он не мог.

Я не могла не думать о Ниаксии. Матерь, она не могла подстроить все более идеально. Мы разыгрывали нездоровый спектакль на худший момент ее жизни, когда она пробиралась через пустоши в отчаянных поисках своего мужа, но обнаружила, что он уже мертв.

Она опоздала. А теперь и мы тоже.

Прошло девяносто секунд. Райн стянул плащ и медленно поднялся. Но он все еще не мог оторвать взгляд от пепельной земли. Она была усеяна, как я теперь поняла, маленькими блестками серебра и сломанного металла. Скелетные останки города.

— Полмиллиона человек, — выдавил он. — Здесь жили полмиллиона человек.

Вдалеке голос прошептал мне на ухо: — Тебе нужно двигаться. Ты должна двигаться прямо сейчас, маленькая змейка…

Я подняла голову и увидела фигуру, быстро движущуюся к нам через плечо Райна. Полоса серебра, идущая прямо на нас.

Нет времени уклоняться.

Я оттолкнула Райна с дороги и столкнулась с Айваном в полную силу.

Я упала спиной на землю. Айван лежал на мне, все его лицо, кроме глаз, было закрыто рваными полосками ткани. Я успела убрать Райна с дороги и остановить атаку Айвана, но это означало, что у меня не было хорошего отпора. Мои клинки были выбиты из рук. Что-то резануло меня по животу, шок притупил боль до отдаленной пульсации.

В глазах Айвана мелькнула довольная улыбка.

А потом боль вдруг стала мучительной, словно вся моя кровь закипела в жилах. Маленькие капельки красного цвета поднялись в воздух и повисли вокруг бледного лица Айвана — моя кровь, которую его магия выжимала из моего тела.

— Это за Третью четверть луны, — прошептал он, и я приготовилась встретить смерть в бою…

Но тут Райн оторвал его от меня, бросив на груду камней с силой, достаточной, чтобы сломать позвоночник.

— Не прикасайся к ней, — прорычал он, когда черный свет расколол воздух, а его Астерис пробудился с новой силой.

Я пыталась двигаться и не могла. Мои силы иссякали, просачиваясь в землю, как дождевая вода. Мне удалось только повернуть голову, повернуть настолько, чтобы сквозь затуманенное зрение увидеть, что Райн навалился на Айвана, подняв меч, готовясь нанести смертельный удар.

Позади него из дыма появилось еще одно серебристое пятно. Анжелика. Ее было не отличить даже в темноте. Как и Айван, она закрывала все тело, кроме глаз. И все же каждая ее черта излучала силу.

— Райн! — попыталась крикнуть я, когда она подняла лук. Получился лишь придушенный хрип, но и этого хватило, чтобы голова Райна приподнялась.

— Отпусти его! — крикнула Анжелика.

Сквозь затуманенное зрение я заметила нечто странное: ее стрела была направлена не на Райна.

Она указывала на меня.

— Отпусти его сейчас же, или я убью ее на хрен, Райн! Еще одна Нессанин. Ты хочешь этого? Отпусти его!

Райн затих.

Все стало серым и размытым. Голоса отдалились. Голос Винсента казался ближе, он шептал мне:

— Ты так далеко забралась, маленькая змейка. Но, по крайней мере, твои кости будут лежать на твоей родине.

Моя ладонь прижалась к шероховатому, пепельному песку, пальцы свободно обхватили горсть песка. Я подумала, не лежат ли здесь, в этой грязи, кости моей семьи, превратившиеся в пыль.

Я заморгала, чтобы разглядеть фигуру Райна, который держал за воротник обмякшее, израненное тело Айвана.

— Хорошо, — сказал он, наконец. — Я отпущу его.

А потом он сорвал с лица Айвана маску и бросил его вниз по крутому склону, прямо в надвигающуюся волну смертоносного дыма.

Райн навалился на меня. Из моего горла вырвался хрип, когда его вес навалился на мое израненное тело. Далекий вопль агонии пронзил меня до костей — это была Анжелика.

Сначала я подумала, что, возможно, она тоже попала в туман. Потом я поняла, что нет — это из-за Айвана. Она кричала от горя.

Райн притянул меня к себе. Когда он коснулся моей раны, я издала слабый, непроизвольный звук, и он напрягся, словно от ужасного осознания. Он прошептал мне на ухо:

— Нам нужно бежать прямо сейчас.

— Я в порядке, — попыталась сказать я, хотя он не спрашивал меня об этом. Я проигрывала свою борьбу за то, чтобы удержаться в этом мире.

— Задержи дыхание, — сказал он. А потом меня подняли в воздух, и мое лицо уткнулось в плотную стену тепла, и мы летели все быстрее, быстрее, быстрее.

Все болело, как будто с моей обнаженной кожи сдирали кожу маленькими кусочками. Крик Анжелики эхом разнесся позади нас.

Мы не переживем этого. Даже нескольких секунд. Нас поглощало.

Но я заставила себя поднять голову как раз вовремя, чтобы увидеть ворота, устремившиеся к нам…

А потом наступила тишина.

Приземление Райна было далеко не изящным. Он двигался так быстро, что ему пришлось остановиться, чтобы не ударить нас обоих о каменную преграду напротив ворот. Мы оказались в куче на песчаной площадке.

Я попыталась подняться, пока Райн держал меня. Мои глаза привыкли к знакомым золотисто-серебристым огням над бесконечным морем зрительских трибун.

Колизей выглядел совсем по-другому, он был абсолютно пустым. Не было ни кричащих толп, ни радостных голосов. Ни одного зрителя набесчисленных безлюдных скамьях. Только угрожающая тишина.

Перед нами на песке сидела окровавленная фигура с подтянутыми к груди коленями и темно-красным покрывалом на плечах. Они были покрыты огромным количеством крови. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, кто это, пока взгляд не встретился с моим.

Это был Ибрихим.

И покрывало было не покрывалом, а его крыльями, рваными и пузырящимися, с сочащимися ожогами, такими же, как вокруг его глаз. Он закрыл лицо, насколько мог, а остальную часть себя прикрыл крыльями, которые теперь были уничтожены.

Возможно, выражение моего лица выдало мой ужас, потому что он улыбнулся, беззлобно искривив губы.

— Они были самыми полезными за последние годы.

Министер стоял в жуткой неподвижности, четверо его последователей стояли позади него, склонив головы.

— Добро пожаловать, Орайя из Ночнорожденных и Райн Ашрадж, — сказал Министер. — Наша Мать Алчной Тьмы довольна вашей службой. Вы прошли последнее испытание.

Я представляла, что почувствую нечто большее, услышав эти слова. Но вместо этого я почувствовала лишь оцепенение и ужас.

— Произошли изменения, — сказал Министер. — Испытание Новолуния не состоится через три недели. Оно состоится завтра.

Я вскинула брови. Что? Это было неслыханно.

— Завтра? — повторил Райн.

— Почему? — прохрипела я. Мои пальцы впились в его руку. Я надеялась, что скрываю, как сильно я на него опираюсь.

— Очень важно, чтобы Кеджари завершился, — просто ответил Министер, как будто это был ответ на наш вопрос.

Райн сказал:

— Ну, разумеется. Но почему…

— Ниаксия признает, что нет никакой уверенности в том, что Сивринаж будет существовать через три недели.

Лицо Министера поднялось в слабом намеке на кивок в сторону.

Мы повернулись, чтобы последовать за ним.

Ворота Колизея были широко распахнуты, открывая грандиозную картину города. Мои глаза поднялись к верхним участкам стен Колизея и линии горизонта Сивринажа за ними.

— Черт, — вздохнул Райн.

Я не могла заставить себя даже говорить, не то что ругаться.

Я знала, как выглядит Сивринаж. Я запомнила каждую черту этого пейзажа за миллион скорбных мгновений, проведенных у окна моей спальни. И хотя я никогда не забывала, что этот город был королевством жестокости, я никогда не думала, что мой смертельно красивый дом может стать… таким. Город Сивринаж всегда был гладким, как оружие, но теперь клинок был обнажен, и он был покрыт смертью.

Вдоль стен Колизея расположились тела, насаженные на колья. Некоторые все еще дергались в последних предсмертных судорогах, жизнь уходила из них неизвестно сколько времени. Их были сотни. Их было так много, что они тянулись вдаль, слишком далеко, чтобы я могла различить очертания их тел. Но мой отец не начинал ничего такого, чего не мог бы закончить. Я знала, что они будут тянуться по всей длине стен, даже когда я не могла их видеть.

И под каждым колом, распростертые в гирляндах смерти, были приколоты их крылья — бесчисленные пернатые крылья, проткнутые кольями сквозь древний камень. Красно-черная кровь стекала по белому мрамору обманчиво изящными струйками, сверкая в свете факелов под радугой коричневых, золотых, белых, серых и черных перьев.

Мы были заперты в Лунном дворце, изолированные, в течение нескольких недель. Этого более чем достаточно, чтобы война с ришанами разгорелась. Тем не менее, масштаб происходящего был ошеломляющим. Ужасающим.

— У меня было триста лет практики, — прошептал мне на ухо Винсент. — Всегда важно быть решительным и эффективным.

— Возможно, вы захотите отдохнуть, пока у вас есть такая возможность, — сказал Министер, как будто здесь не происходило ничего примечательного. Он жестом указал на другую дверь, из которой открывался вид на большой зал Лунного дворца. — Многое изменилось.

Антракт

Раны на шее юной девушки еще не зажили.

Два дня назад парень, которого она считала любимым, пытался убить ее.

Сегодня к ней в комнату пришел отец.

— У меня есть для тебя подарок, — сказал он. — Следуй за мной.

Король часто дарил юной девушке подарки, хотя редко называл их таким образом. Сейчас у нее было разбито сердце. Она чувствовала себя обиженной, неразумной и глупой. Она была не в настроении получать подарки. Но она также не была настроена спорить, поэтому пошла с отцом.

Он привел ее в свой тронный зал. Это было потрясающее место, море мраморной плитки красного, белого и черного цвета, над всем этим возвышался трон Ночнорожденных. Король закрыл за собой двойные двери и провел дочь внутрь.

Она замерла.

Комната была пуста, за исключением единственной фигуры в центре этого пространства из гладкого красного мрамора — красивого молодого юношу, стоящего на коленях, со связанными за спиной руками. Он смотрел на нее теми же глазами, о которых она мечтала. Он произнес неистовые извинения тем же ртом, который пытался разорвать ее горло.

Девушка не могла пошевелиться. От одного только вида возлюбленного у нее защемило сердце, слишком много чувств металось в разные стороны.

Король прошел через комнату и встал позади парня, положив руки ему на плечи. Он повернулся к дочери и сказал:

— Иди сюда.

Да. Вблизи она увидела, что парень дрожит от ужаса. Это казалось ей странным. Она еще не знала, что вампиры тоже могут быть так же напуганы, как и она.

— Посмотри на него, — приказал король.

Она посмотрела. Но не хотела этого. Смотреть в эти слишком знакомые зеленые глаза было мучительно.

— Он боится, — сказал король. — Как и должен бояться.

Парень посмотрел на свою возлюбленную. Он пытался извиниться, пытался сказать, что не знал, что все будет именно так, что он будет чувствовать себя так…

Король заставил его замолчать. Он потянулся к поясу, вытащил кинжал и протянул его.

— Возьми его.

Приказ. Юная девушка не могла ослушаться приказа отца. Она сделала это лишь однажды, а теперь посмотрите, что произошло.

Поэтому она взяла кинжал.

Король обучал ее много лет. Она знала, как обращаться с оружием. Ее пальцы сразу же встали на место, став привычными. Но это был первый раз, когда она держала его так близко к другому живому существу. Свет фонарей отражался от лезвия, отбрасывая зеленые искры в бешеные глаза парня.

Король спокойно сказал:

— Я сказал тебе в ту ночь, когда привел тебя сюда, что научу тебя владеть твоими зубами. И я сдержал это обещание. Но теперь пришло время научить тебя кусаться.

Юная девушка сохраняла спокойное лицо. Но внутри ее охватила паника.

— Сердце — самый легкий путь, — продолжал король. — Прямо через грудь. Слегка слева. Тебе нужно будет приложить силу. Быстро. Сейчас это будет легко. Но в другое время они будут пытаться бежать или драться. Не давай им такого шанса.

Все вокруг словно оцепенело.

Кинжал был тяжелым в ее руках.

Ее возлюбленный поднял на нее глаза и взмолился.

— Мне так жаль, Орайя. Мне так жаль. Я не знал, я не хотел, я даже не помню…

В жизни человека есть моменты, которые навсегда остаются в памяти. Некоторые увядают через несколько минут, а другие навсегда остаются в нашей душе.

Этот образ парня, которого она любила, умоляющего ее о пощаде, будет преследовать ее до конца жизни.

Спустя годы, когда девушка стала взрослой женщиной, она решила, что парень не хотел причинить ей боль в ту ночь. Что он еще не осознал импульсов своего новообращенного вампира. Это не изменило того, что он сделал. Это не делало его менее непростительным. Это только сделало вампиров более опасными. Они могли любить тебя и все равно убивать.

Но в этот момент девушка не знала, чему верить.

Я не могу. Слова застыли на кончике ее языка. Постыдные слова. Она знала, что лучше не говорить их отцу.

Король смотрел на нее, не моргая. Ожидающе.

— Один удар. И все.

Она начала качать головой, но он огрызнулся:

— Да. Ты можешь. И нанесешь. Я давно предупреждал тебя, что ты никогда не будешь в безопасности ни с кем, кроме меня. Я предупреждал тебя. Это последствия твоих действий, Орайя.

Он не повысил голос. Король редко кричал. Но острие его слов было таким же режущим, таким же смертоносным, как и острие клинка, который он протянул ей.

Теперь она понимала.

Это был не просто урок. Это было наказание. Она ослушалась устоев своего отца. Она позволила другому войти в свое сердце. И теперь он заставит ее вырезать его и положить к своим ногам.

— Это опасный мир. — Его голос стал мягким, нежным. — Это то, что нужно, чтобы выжить.

Возможно, другая девушка-подросток возненавидела бы своего отца за этот момент. И, возможно, в какой-то степени так оно и было. Возможно, она будет носить в себе частичку этой ненависти до конца жизни.

Но она также любила его за это. Потому что он был прав. Он ковал ее. Если бы она послушала его раньше, ничего бы этого не случилось.

Она еще не была достаточно холодной, еще не была достаточно сильной. Но теперь она могла отточить себя немного острее, даже если это означало броситься на неумолимую сталь отцовского приказа.

Она сглотнула.

И подняла кинжал.

На парне была тонкая хлопчатобумажная рубашка. Можно было легко разглядеть очертания его груди. Она выбрала цель. Чуть левее, как и говорил отец.

— Нужно сильно надавить, чтобы пробить грудную кость, — сказал король. — Сильнее, чем ты думаешь.

— Подожди…, - поперхнулся парень.

Девушка нанесла удар.

Король был прав. Ей пришлось надавить сильнее, чем она думала. Она чувствовала каждый слой плоти, ей пришлось бороться с лезвием, чтобы провести его насквозь. Кровь вырвалась из кожи парня, словно ждала этого момента.

Желчь поднялась в ее горле, когда ее возлюбленный закричал. Он дернулся, но король крепко сжал его плечи.

Девушка начала поворачивать голову, но ее отец зашипел:

— Нет. Не отворачивайся, маленькая змейка. Смотри в его глаза.

Она заставила себя повиноваться. Она заставила себя смотреть на парня, которого любила, прямо в его глаза, пока из них не вытекли последние остатки жизни.

Она крепко держалась за рукоять еще долго после того, как его голова опустилась. Наконец, король отступил назад, позволяя телу упасть на пол. Парень был обращен совсем недавно. Его кровь была скорее красной, чем черной. Багровый цвет расцвел на мраморе, словно лепестки розы, распустившиеся из бутона.

— Хорошо, — сказал король.

Он зашагал прочь. Он не предложил своей дочери ни утешения, ни нежности. Да и зачем? Мир тоже не предложил бы ей ничего. Она должна это усвоить.

И девушка долго стояла там, в одиночестве.

Странно, что девушкам так часто говорят, что потеря девственности знаменует порог между девичеством и женственностью, как будто это в корне меняет их. Не секс изменил девушку навсегда. Не кровь, пролившаяся между ее бедер, сформировала ее.

А эта кровь, пролившаяся на мраморный пол…

Это те пятна невинности, которые никогда не исчезают.

Глава

42

Я настояла на том, чтобы вернуться в апартаменты пешком, хотя едва могла двигаться. Мы были уже далеко в коридоре, когда Анжелика, четвертая и последняя участница, споткнулась о дверь в Лунный дворец. Должно быть, она повернула назад, пытаясь найти Айвана. Но она вернулась одна. Ее беззвучный крик отдавался эхом в каждой щели Лунного дворца.

Этот звук был зеркальным отражением чего-то внутри меня, и я не знала, как его назвать.

Я схватилась за живот. Кровь пузырилась под моими пальцами. Но я не чувствовала ее. Я чувствовала только шероховатый пепел Салины или то, что от него осталось.

Я думала о тысячах людей, сгоревших во власти Астериса.

Я думала об их легких, слабеющих в этом ядовитом дыму.

Я думала о маленьком мальчике и маленькой девочке, которых я помнила лишь отдаленно, о которых я только позволяла себе мечтать, что они все еще где-то живут, и их тела лежат глубоко, глубоко под костями войны, в которой они не хотели участвовать.

Райн закрыл за нами дверь. Я споткнулась и чуть не упала на колени, что, казалось, вернуло его в настоящее. Он обхватил меня руками. Я напряглась.

— Нам нужно тебя подлатать, — сказал он, прежде чем я успела запротестовать.

У меня не было сил сопротивляться. Он поднял меня на руки, отнес в спальню и уложил на кровать. Затем он подошел к нашим рюкзакам и порылся в них.

Я уставилась в потолок. Моргнула. Краем глаза я видела руины.

Их больше нет. Больше нет. Нет.

— У нас достаточно лекарств для таких случаев, — сказал Райн, в его голосе звучала благодарность за хорошие новости и за то, что он отвлекся. Он вернулся, сел рядом со мной на кровать и вылил зелье мне на живот. Я не вздрогнула, когда моя открытая рана шипела и пузырилась, плоть срасталась с плотью.

Я знала, что горе Райна такое же, как и мое. Все и даже больше. Я хотела положить руку на рану в его сердце, даже когда мое собственное грозило разорвать меня на части.

Когда он убрал стеклянную бутылку, я позволила своей руке опуститься на его руку. Теперь она казалась такой знакомой под моей, бугристые суставы, шрамы и грубые волосы на тыльной стороне его ладони.

Сначала он не двигался. Затем он медленно перевернул свою ладонь, сомкнул пальцы вокруг моих и провел большим пальцем по моей коже.

Это было так же интимно, как его губы на моей шее.

Я хотела сказать ему, что мне жаль. Прости за то, что мой отец сделал с обоими нашими народами.

— Это война, — прошептал Винсент мне на ухо. — Власть требует безжалостности. Чего ты ожидала от меня? В наших сердцах течет черная кровь.

И самое страшное, что я понимала это. Я понимала это и все равно ненавидела.

— Я практически отправил туда Мише, — сказал Райн. — Через две недели, и она могла быть там.

От этой мысли меня затошнило еще больше.

Я почувствовала, как сдвинулось покрывало, а его вторая рука сжалась в кулак.

— Твой отец, — шипел он, — гребаное чудовище.

На мгновение я согласилась. Но также быстро поднялась волна стыдливого отрицания.

Я должна была что-то упустить. Винсент не стал бы этого делать, если бы у него не было выбора. Только если ришанцы уже сделали что-то худшее или собирались сделать.

Со мной он бы так не поступил. Зная, что я собиралась делать. Зная, зачем я вообще участвую в этом проклятом турнире.

Он бы не стал.

— Должна быть причина. У него не было выбора.

Я ненавидела вкус этих слов. Я ненавидела себя за то, что произнесла их.

Голос Райна был холодным и жестким.

— Пятьсот тысяч человек. Полмиллиона жизней. Мне плевать, какие у него могут быть причины. Какое объяснение может сделать это приемлемым?

Никакое. Объяснений не было.

— Мы не знаем, что произошло.

— Я знаю достаточно, — огрызнулся он. — Я видел руины. Я чувствовал запах костей в этой пыли. Этого достаточно, Орайя. Этого достаточно.

Мои ногти впивались в кожу Райна, костяшки пальцев дрожали. У меня болела челюсть, потому что я сжимала ее так сильно.

И когда голос в моей голове прошептал: Он прав. Разве этого недостаточно?

Это был не голос Винсента.

Это был мой голос.

Грань между гневом и печалью так тонка. Я поняла, что страх может превратиться в ярость, но ярость может так легко превратиться в опустошение. Разрывы паутиной расползались по моему сердцу.

— Должно быть что-то, чего я не вижу. Он не мог… Он бы не…

— Почему нет? — прошипел Райн, его рот искривился в ненавистной усмешке. — Ришанские жизни. Человеческие жизни. Ты думаешь они что-то значат для него? Почему тебе так трудно в это поверить?

— Потому что я планировала вернуться за ними. — Я не хотела говорить это вслух. Но слова были слишком близко к поверхности, готовые выплеснуться наружу. — Потому что он знал. Когда я стану его Кориатой, я планировала вернуться, и он знал, что я…

Райн застыл на месте. Его хватка сжалась вокруг моей руки, затем резко разжалась, и он встал, выпрямившись.

— Кориатой? — спокойно сказал он.

У меня отвисла челюсть.

— Не говори ему об этом, — прошептал Винсент мне на ухо.

Но я и так уже позволила Райну увидеть слишком много. Как всегда. Как всегда, он это принимал. И он не мог не услышать то, что я сказала, то, что я показала ему на этот раз.

— Кориатой? — В его голосе была та же опасность, что и в звуке вынимаемого из ножен клинка. — Ты собиралась попросить Ниаксию об узах Кориатиса?

Осуждение сквозило в каждом слоге, как острый укол вонзающийся во все мои ноющие раны.

— Я недостаточно сильна, чтобы идти туда в своем нынешнем состоянии, — огрызнулась я. — И он знал это так же хорошо, как и я.

Райн только рассмеялся, мрачно и беззлобно.

— Гребаные узы Кориатиса. Ты собиралась стать Кориатой Винсента и отправиться в Салины, чтобы освободить своих человеческих родственников. Ты собиралась связать себя с ним, чтобы стать героиней.

Насмехался ли он надо мной? Или тон был настолько необычным, что слова вслух прозвучали как насмешка?

Я сказала:

— Мы все делаем то, что должны…

— Ты слишком умна для этого, Орайя. Ты знаешь, сколько людей остались в Салинах? Почти ни одного. Потому что твой отец забирал их, как и все ресурсы Салины, последние двадцать долбаных лет.

Ресурсы. Как будто люди были фруктами или зерном.

Нет. Это было неправдой.

— Территория Ришана была защищена. Он не мог…

— Защищена, — прошипел Райн. — Думаешь, что человеческие районы «защищены»?

Правдивость его слов проскользнула сквозь пластины моей брони, как слишком острый клинок. Когда мои пальцы сжались, я почувствовала, как на моих ладонях застыл пепел того, что когда-то было городом Салины.

Я никогда не видела Райна таким. Его ярость напрягала каждую линию его фигуры. Это было не так, как когда я видела его в жажде крови, это нервировало, но это было ужасающе. Он просто стал абсолютно неподвижным, каждый угол его тела застыл, даже дыхание было слишком ровным. Словно каждая ниточка мышц должна была объединиться, чтобы сдержать то дикое существо, что билось внутри, видимое только в нарастающем огне его ржаво-красных глаз.

— Он послал тебя в Кеджари, — сказал он, — пообещав, что ты станешь героиней, и все для того, чтобы он мог использовать тебя? И все ради этого?

— Он заставляет тебя делать это, — сказала мне тогда Илана.

Я была так зла на Винсента. Больше, чем когда-либо. И все же, я быстро бросилась на его защиту, как будто каждый выпад против его характера ударил и по мне.

Я вскочила на ноги, и в ответ почувствовала боль в только что зажившем животе.

— Использовать меня? — насмешливо спросила я. — Он отдает мне свою силу. Дает мне…

— Ты не можешь быть настолько наивной. Отдать тебе свою силу и забрать твою. Заключить сделку с богиней, чтобы ты никогда не могла причинить ему вред. Никогда не действовать против него. И он послал тебя в эту грязную помойную яму, чтобы сделать это. Какой святой, любящий отец…

Мое оружие вылетело прежде, чем я успела остановить себя.

— Хватит, — прошипела я. — Хватит.

Винсент дал мне все.

Он взял меня к себе, когда ему это было не нужно. Он заботился обо мне, когда никто другой не заботился. Он сделал меня сильнее себя, даже когда я не хотела этого. Он превратил меня в то, чего стоило бояться.

И самое главное, он любил меня.

Я знала это. Райн ничего не мог сказать, чтобы убедить меня в обратном. Любовь Винсента была правдой, подобно луне на небе.

Райн даже не взглянул на мои клинки. Его глаза встретились только с моими. Он сделал еще один шаг.

— Он убил их всех, — тихо сказал он, и лишь на мгновение ярость в его глазах сменилась горем. Горе за ришан, за его народ. Горе за людей, за мой народ. И горе за меня. — Он убил их всех. Они были для него лишь инструментом или препятствием. Неважно, что он тебе обещал. Что он тебе сказал. Это правда.

Вид печали Райна поразил меня слишком сильно. Я покачала головой, слова застряли в горле.

— Ты должна задать себе несколько трудных вопросов. Почему он боится тебя, Орайя? Что он от этого получит?

Боится меня. Чушь. Что Винсент может получить от меня? Что это может быть за план, кроме жеста его любви сделать меня такой же сильной и могущественной, как он? Я была человеком. Мне нечего было ему предложить.

И все же забота Райна обо мне, слишком сильная, чтобы быть ложью, она задела те места, которые я не могла защитить. Его рука поднялась, как бы желая коснуться моей щеки. Какая-то часть меня жаждала этого прикосновения. Я хотела позволить себе рассыпаться на части и позволить ему удержать меня вместе.

Вместо этого я отпрянула.

— Я не могу, — задыхалась я, хотя знала, что он заслуживает большего. — Я просто не могу.

Я распахнула дверь, и он отпустил меня.

Он не преследовал меня, пока я шла по коридору, каждый шаг был быстрым и уверенным. Я продолжала идти, пока не вышла из Лунного дворца. И я продолжала идти прямо мимо места встречи с Винсентом.

Нет, мне надоело ждать, пока отец придет ко мне. Надоело ждать встречи на его условиях.

На этот раз я шла к нему.

Я шла, и шла, и шла, пока не достигла замка Винсента.

Глава

43

Замок изменился или я?

Раньше это место всегда заставляло меня чувствовать себя такой маленькой, словно я была слишком слабой и неполноценной, чтобы жить в таком грандиозном, несокрушимом месте. Но, возможно, я принимала жестокость за силу, а неподвижность за безвременье.

Как я не заметила, что элегантный аромат розы немного прогорк? Как я не заметила, что он маскирует кислый запах гниющей крови, словно все проклятое здание было пропитано ею? Цветы, украшавшие каждый стол, засохли по краям, обои были испачканы блеклыми смертельно-коричневыми цветами старой крови, штукатурка потрескалась от переломов напряжения слишком тяжелого королевства.

Здесь было много вампиров, гораздо больше, чем я привыкла видеть, бродя по залам. Все воины Винсента. Это было военное время, в конце концов. Они останавливались и смотрели на меня, когда я проходила мимо. Я даже не замечала, что их ноздри дергаются. Мне было наплевать, если бы это было так.

Я никогда не заходила в рабочий кабинет Винсента без приглашения. Теперь я даже не постучала, распахнув дверь.

Джесмин была там, руки сложены, пальцы с красными кончиками задумчиво играют на накрашенных губах, когда она рассматривала военную карту, приколотую к стене. Ее аметистовые глаза скользнули по мне и засияли любопытством.

— Орайя. Как мило…

— Где он.

Это был не вопрос, а требование.

Ее идеальные губы сомкнулись. Единственный признак удивления.

— На встрече. Трудные времена, как ты…

— Где?

— Как он закончит…

— Мне нужно поговорить с ним сейчас, Джесмин. Скажи мне, где, или сходи за ним.

Ее вспышка раздражения превратилась в пламя гнева. Она выглядела так, словно в голове у нее крутились два расчета: первый — «Должна ли я сегодня убить Орайю?» и второй — «Неужели она, как дочь Винсента, превосходит меня, как его генерала?».

— Я не хочу с тобой драться, — прошипела я. — Но, если ты хочешь, это ни для кого из нас не закончится хорошо, но я сделаю это. Так что?

Очевидно, она решила, что ответ на свой второй вопрос ей слишком близок, и поэтому выбрала легкий путь:

— Не сегодня. — Сказала она. — Я — главный генерал короля, а не его девочка на побегушках, но я буду к тебе снисходительна, — и вышла из комнаты.

Я ждала. Обычно в кабинете Винсента царила идеальная чистота, но сегодня здесь был беспорядок: повсюду лежали открытые книги, бумаги, карты, все было заляпано черным и красным. Мои руки дрожали. Дрожали от гнева? От горя? А может быть, от страха. Не перед Винсентом, а перед тем, что он может мне сказать.

Дверь открылась.

Винсент пришел один. Его одежда была более растрепанной, чем обычно: воротник пиджака смят с одной стороны, рукава засучены до локтей. Несколько прядей светлых волос упали ему на лицо. Его знак Наследника пульсировал немного быстрее, чем раньше, как будто его медленное сердцебиение участилось с тех пор, как я видела его в последний раз.

Он закрыл за собой дверь и долго стоял перед ней, просто глядя на меня.

Я уже умела читать Винсента и знала, что его раздражение боролось с облегчением, словно Винсент-король и Винсент-отец вели молчаливую борьбу за его глаза.

— Что ты здесь делаешь? — сказал он.

Это был Винсент-король.

— Ты вернулась с испытания Полумесяца.

А это, этот благодарный выдох был от Винсента-отца. Он шагнул ближе, на его лице мелькнула странная неуверенность. Возможно, он тоже заметил разницу в моем выражении.

— Салины. — Мой голос был жестким и слишком грубым. — Ты уничтожил Салины.

В нем промелькнул намек на замешательство.

— Я…

— Я видела его. Это было место четвертого испытания.

Он пытался скрыть, что вздрогнул. Я практически слышала, как он произнес проклятие: Ниаксия и ее чертово чувство юмора.

И все же это легкое вздрагивание, выражение, которое ему в основном удавалось скрывать, причиняло наибольшую боль, потому что это подтверждало то, во что я не хотела верить.

Я издала болезненный, неприятный смешок.

— Ты не собирался мне это рассказывать.

И почему бы ему не скрыть это? Осталось всего несколько недель, пока я так или иначе не покину Кеджари. Я была изолирована. Он думал, что я не провожу время с другими участниками.

— Мне приходится принимать трудные решения, — сказал Винсент. — Это война. Ришанцы представляли угрозу. Они напали на наши восточные форпосты. Мне нужен был сильный…

— Ты хотел, чтобы я поверила, что они все еще там. Что я все еще могу отправиться за ними.

Лучше или хуже было то, что он даже не отрицал этого?

— Тебе не было смысла знать правду.

— Так же, как не было смысла оставлять их в живых? Проще было просто убить их всех?

Черты его лица ожесточились.

Винсент-отец отступил назад. Винсент-король вышел вперед.

— Решения, которые я принимаю для моего народа и моего королевства, не подлежат твоему суждению.

— Для твоего народа?

Мне повезло, что я была пьяна от собственного гнева и обиды, иначе я бы никогда не смогла так с ним разговаривать. Даже сейчас, шок на его лице заставил часть меня отпрянуть назад. Но другой части меня это нравилось так же, как мне нравилось, когда мой клинок попадал в цель.

— Кто именно твой народ? — огрызнулась я. — Это те, чей прах находится в том городе? Это был мой народ, Винсент. И я…

— Я сделал то, что было правильно для моего королевства.

— Салины — часть твоего королевства. Полмиллиона человек. Я могла быть одной из них. Это могла быть я в тех трущобах…

— Это никогда не была бы ты.

Он всегда так говорил. Но как он мог не понимать? Это была чистая случайность, которая привела меня к нему в ту ночь, все эти годы назад. Если бы судьба свернула не туда, я бы вообще сюда не попала.

— Я человек, Винсент. Я человек. — Я сказала это дважды, просто потому, что ему никогда не нравилось слышать это, никогда не нравилось признавать это. — Я родилась в Салинах, от человеческих родителей, в семье, которая…

Винсент редко проявлял сдержанность. Сейчас же она просто разбилась вдребезги, вырвавшись на волю его вспыльчивости.

— Семья. Что означает это слово? Что тебя выдернули между человеческих ног? Ты даже не помнишь их. Если бы они были живы, они бы тебя не помнили. Возможно, они были бы благодарны, что тебя больше нет. Кем бы ты была для них? Еще одним нежеланным ребенком, которого нужно сохранить? Или, может быть, еще одним потерянным, о котором нужно горевать, когда мир неизбежно раздавит тебя.

Каждое слово зарывалось глубоко в мою грудь, прогоняя очередной невысказанный страх.

Его губы скривились от отвращения.

— И все же это твоя мечта? Это жизнь, о которой ты мечтаешь? И кем же я тогда становлюсь? Жестоким вампиром, который оторвал тебя от… чего, от этой великой жизни в любви? Так вот каким ты меня видишь? Похитителем?

Я проглотила мучительное чувство вины. Даже сквозь гнев мне захотелось извиниться перед ним, нет, прости, я не это имела в виду. Я люблю тебя, я благодарна тебе и спасибо, что ты спас меня.

Но тут он подошел к двери и распахнул ее с такой силой, что серебряные ручки ударились о стену.

— Смотри, — прорычал он.

Он схватил меня за запястье и потащил по коридору к перилам, с которых открывался вид на пиршественный зал. Там было много народу, мужчин и женщин в темно-фиолетовых мундирах хиаджской армии Винсента. Внизу были расставлены длинные столы, заставленные переполненными тарелками. Однако большинство тарелок оставались нетронутыми. Потому что вместо этого воины питались людьми.

Только в той комнате их было дюжина. Некоторые лежали на столе, откинув головы, едва в сознании. Несколько, явно истощенных, лежали, прислоненные к стенам. Некоторые были привязаны к столу веревкой. Один человек, который, должно быть, яростно боролся, был прижат к столу кинжалами, пронзившими его плоть.

Моя грудь горела. Желудок скрутило. Я не могла дышать. Даже глотание вызывало рвоту. Как долго? Как долго он это делал? Я хотела отрицать это. Хотелось притвориться, что я этого не вижу. Эта жестокость была намного хуже всего, что я видела в этом замке раньше.

Но ведь это имело смысл, не так ли? Как прокормить одну из самых больших армий в мире? Как поддерживать боевой дух, ведя бесконечную войну? Как завлечь воинов, которые ценят только кровь?

Приятная привилегия военного времени, не правда ли? Бесконечная смерть.

И, возможно, раньше это не происходило так открыто. И, возможно, как и многое другое, это гнило под поверхностью, а я предпочитала этого не замечать.

— Смотри, Орайя. — Ногти Винсента царапали мою руку. — Посмотри на них. Это не люди. Это скот. Ты никогда бы не позволила себе стать одной из них, потому что ты лучше них. Я сделал тебя лучше. Я дал тебе зубы и когти. Я сделал твое сердце железным. Не жалей их. Они гораздо ниже тебя.

Я не могла оторвать взгляд от людей внизу. Их кровь стекала по столам багровыми реками.

Он был прав. Я никогда не стану человеком, как они. Так же, как я никогда не буду человеком, как люди, которых я спасла в трущобах, или те, которые находились в таверне, в которую я ходила с Райном.

Так же, как я никогда не стану человеком, как Илана.

И, возможно, в каком-то смысле это было благословением. В другом случае — проклятием. Возможно, Винсент украл у меня что-то ценное, когда лишил меня человечности.

И черт, я позволила ему это сделать.

И не только это, я проделала замечательную работу, обманывая его, чтобы он думал, что я вижу то же, что и он, когда он показал мне это море дикости. У меня заслезились глаза. Я вырвала свою руку из его хватки, отвернулась от пира и пошла по коридору.

— Ты солгал мне.

— Я потакал твоим детским фантазиям, зная, что однажды ты их перерастешь.

Он думал, что я стану такой же, как он, и мне будет все равно, как и ему. Но он ошибался. Я подумала о Райне, который был вампиром более двухсот лет и все еще так ясно оплакивал свою человечность с каждым ударом сердца.

Внезапно я тоже стала оплакивала свою человечность. Я оплакивала ее так же, как оплакивала Илану.

Я остановилась прямо перед дверью кабинета Винсента. Я повернулась к нему, испустила дрожащий вздох.

— Почему ты хочешь, чтобы я стала твоей Кориатой? — спросила я.

Я знала ответ. Винсент хотел, чтобы я была в Кеджари, хотел, чтобы я стала его Кориатой, потому что это был единственный способ превратить меня в нечто приемлемое для его любви.

Мой отец любил меня. Я знала это. Но он любил меня, несмотря на то, кем я была. Любил те части меня, которые он мог сделать похожими на себя.

Челюсть Винсента напряглась. И снова мелькнул проблеск безмолвной битвы между королем и отцом. Он закрыл за нами дверь и прислонился к ней.

— Потому что я хочу, чтобы ты реализовала свой величайший потенциал, — сказал он, наконец. — Я хочу, чтобы ты была сильной. Я хочу, чтобы ты была могущественной. И я хочу… хочу, чтобы ты была моей дочерью. Во всех смыслах. Потому что ты похожа на меня больше, чем когда-либо была похожа на них, маленькая змейка.

Он был прав, и я ненавидела это.

Мой голос был сдавленным, на грани срыва.

— И сегодня мне стыдно за это.

Эти слова ударили Винсента, подобно удару в сердце. На долю секунды на его лице промелькнула обида, которая тут же сменилась ледяным гневом.

Винсент-отец исчез.

Винсент-король подошел ко мне, ярость разгоралась в его серебристых глазах с каждым медленным, хищным шагом.

— Стыдно? — тихо сказал он. — Стыдно? Я дал тебе все. Я сделал тебя такой, какая ты есть. Я мог убить тебя. Многие говорили, что я должен был так поступить. А ты… ты говоришь, что стыдишься меня?

Я была неплохим бойцом, но никогда не была так хороша, как Винсент. Когда он схватил меня за руку, у меня не было времени пошевелиться. И, во всяком случае, я была слишком потрясена, чтобы это сделать, когда он с силой вывернул ее и прижал меня к стене. Он был так близко, что я могла видеть каждую пульсирующую линию его знака Наследника, каждую светящуюся нить магии, разворачивающуюся от каждого росчерка чернил, столь же суровую, как и ненавистные линии на его лице.

— Тогда кем бы ты хотела быть, если не хочешь быть моей дочерью? — Его ногти впились в мою кожу, сильно, а потом еще сильнее, до крови. — Ты хочешь быть моим врагом? Это ты предпочтешь?

Я никогда раньше не боялась Винсента. Теперь боялась.

Потому что теперь он не смотрел на меня, как на свою дочь. Он даже не смотрел на меня как на человека. Нет, это было хуже.

Он смотрел на меня, как на угрозу.

— Отпусти меня, Винсент. — Я пыталась не выдавать дрожь в голосе и не смогла. — Отпусти меня.

Но, возможно, дрожь спасла меня, потому что Винсент-король сразу же исчез, а Винсент-отец был потрясен самим собой.

По его лицу прокатилась волна ужаса. Он посмотрел вниз на свою собственную руку, крепко обхватившую мою руку, красная кровь и пурпурные синяки проступали на моей коже из-за его хватки.

Он отпустил меня и сделал несколько шагов назад. Он провел рукой по волосам.

Его трясло.

— Орайя, я…

Он не стал извиняться. Король Ночнорожденных ни перед кем не извинялся. А если он и собирался, я не хотела этого слышать. Я не хотела больше слышать ничего из того, что он скажет.

Какая-то часть меня думала, что он остановит меня, когда я открывала дверь.

Но он этого не сделал.

СЕЙЧАС ИХ БЫЛО БОЛЬШЕ, чем когда-либо. Поскольку после Третьей четверти луны мы с Райном не могли появляться в человеческих районах, это место кишело вампирами. Они были ленивы. Их было легко убить.

Раньше я находила в этом удовлетворение. По крайней мере, я могла успокоить неприятные мысли в своей голове, погружая клинок в грудь снова и снова. Теперь это только больше злило меня. Они так чертовски мало думали о нас, что даже не считали нужным быть осторожными. Радость, которую я находила в угасающем свете их глаз, была мимолетной, и каждая такая радость была слабее предыдущей.

Я убила своего четвертого вампира за ночь в переулке рядом с таверной, который мы с Райном часто посещали. Это была очень долгая ночь. Наверное, уже близился рассвет.

Я не могла заставить себя беспокоиться. Ни о чем из этого.

Я не стала играть с этим. Я попала прямо в сердце. Он так испугался, что в конце концов описался. Я слегка отклонилась влево, чтобы не наступить в лужу у его ног.

Он хотел ребенка. Маленькую девочку. Он готовился лезть за ней в окно. Это было редкостью. Я не часто видела их готовыми вползать в дома за своей добычей.

Тело опустилось на землю. Я встала над ним на колени, пока он лежал в грязи, готовый вытащить свой клинок.

Он думал, что имеет право на этих людей. Их дома были не домами, а просто норами, которые нужно было выкорчевать. Курятники, в которые можно засунуть руки и вытащить все, что захочется. Возможно, туман смерти, окутавший их в последние недели, заставил их поверить, что не существует такой вещи, как защита и последствия.

— Они — скот, — шипел на меня Винсент.

Только сейчас мне пришло в голову, что, возможно, именно такими и были здешние люди. Человеческие районы были не для защиты. Это были места для размножения. Потому что было бы чертовски жаль, если бы в Доме Ночи больше не осталось людей, не так ли? Подумать только, сколько крови.

Костяшки моих пальцев побелели вокруг рукоятки моего клинка, который все еще торчал из груди моей жертвы.

Этот кусок дерьма чувствовал это в течение пяти секунд. Пять секунд за всю многовековую жизнь он чувствовал это бессилие. В то время, как это было заложено в нас, вытатуировано в наших душах, на протяжении всего нашего короткого жалкого существования.

Мне надоело ненавидеть себя за все мои человеческие слабости.

Нет, я ненавидела их за это.

Я вытащила свой кинжал, но вместо того, чтобы убрать его в ножны, я снова опустила его. Брызги черной крови забрызгали мое лицо. Я вытащила кинжал. И снова нанесла удар. Снова. Снова. Каждый удар встречал все меньшее сопротивление, кости трещали, плоть расходилась.

Я ненавидела их, я ненавидела их, я ненавидела их, Я НЕНАВИДЕЛА ИХ, Я НЕНАВИДЕЛА…

— Орайя! Остановись!

В тот момент, когда руки коснулись моих плеч, я вихрем бросилась на него, прежде чем смогла остановить себя.

Я пришла в этот мир сражаться. Я покину его в борьбе. И я буду сражаться, чтобы прикрыть каждое мягкое место или уязвимость, и прямо сейчас я чувствовала, как будто все мое тело, вся моя душа — это незаживающая рана, которую нужно защитить.

Я хотела бороться.

Но, конечно, Райн знал это. И, конечно, он знал меня достаточно хорошо, чтобы парировать каждое мое движение, пока, наконец, моя спина не уперлась в стену, а моя рука не оказалась в его захвате.

Он наклонился надо мной, одной рукой прижался к стене над моим плечом, другой держал мою руку, крепко, но нежно.

Облегчение в его взгляде потрясло меня. Он рывком повернул голову к телу, от которого теперь осталось лишь кровавое месиво.

— Я ценю твое скрупулезное старание, но я думаю, что он мертв.

Его глаза смягчились, когда он снова перевел взгляд на меня.

Я действительно старалась не замечать и не заботиться о том, что они пили меня так же, как он пил солнечный свет.

— Уже почти рассвело, — сказал он. — Я искал тебя повсюду.

Он не спросил, все ли у тебя в порядке?

Но я все равно услышала это в его тоне.

Я не была в порядке. Я не хотела такой мягкости. Она проникала слишком близко ко всему, что я пыталась защитить.

Его пальцы сместились, задевая следы, оставленные ногтями Винсента на моей руке. Они болели сильнее, чем должна была болеть такая маленькая ранка. Я слегка вздрогнула, едва заметно, но Райн все равно заметил это. Его взгляд переместился на мою руку. Рука словно застыла.

— Откуда это взялось?

— Какое это имеет значение?

— Это имеет значение. Он?

Я замешкалась на мгновение, прежде чем сказать:

— Какой-то кусок дерьма в трущобах.

— Ложь.

Его губы скривились в усмешке. Чистая ненависть. Как будто эти несколько маленьких кровавых следов были таким же большим преступлением, как и уничтожение Салины.

Я ненавидела это.

Я не заслуживала, чтобы меня так защищали. И все же, несмотря ни на что, мне было противно видеть отвращение на его лице. Я была оскорблена от имени Винсента.

Я отдернула руку.

— Ты сам поступил со мной хуже. Я не принцесса, которую нужно защищать. Неважно, что тебе нравится меня так называть.

— Я знаю.

Два слова, и в то же время столько осуждения в его выразительном лице. Теперь я умела видеть сквозь все маски, а под ними всегда все было ясно. Слишком ясно.

— Прекрати, — шипела я.

— Что прекратить?

— Не смотри на меня так.

— А как я на тебя смотрю?

Я протиснулась мимо него. Я не знала, как на это ответить. Слишком много эмоций. Я видела множество эмоций в глазах Райна, когда он смотрел на меня.

— Как будто ты меня жалеешь.

Он усмехнулся. Я отказывалась смотреть на него, но я слышала, как на его губах промелькнула усмешка.

— Ты думаешь, я тебя жалею? Я не жалею тебя, Орайя. Я просто думаю, что ты заслуживаешь лучшего.

По мне, так это было чертовски похоже на жалость. И если это была не жалость, то что-то другое, что-то более реальное и это я ненавидела еще больше.

Я повернулась.

— Почему ты здесь?

В моем голосе словно был яд. Это было незаслуженно. Он не сделал ничего, кроме как был добр ко мне. Но я умела только драться.

Тем не менее, обида на его лице обезоружила меня. Затем его челюсть ожесточилась.

— Я знаю, что это такое, и я не буду делать это с тобой. Если ты хочешь, чтобы тебя выгнали из Кеджари, потому что ты не успеешь вернуться в Лунный дворец до рассвета, хорошо. Я тебе разрешаю.

— Хорошо. Тебе будет легче. В любом случае, может быть, ты заслуживаешь победы больше, чем я. Почему тебя это волнует?

Райн уже начал уходить. Мой голос был слабее, чем раньше. Выражение обиды на его лице выжало яд из моего укуса. Теперь я снова была маленьким ребенком, бросающимся на монстров со слабыми человеческими зубами.

Он остановился и медленно повернулся назад.

— Почему меня это волнует? — с возмущением повторил он.

Дело в том, что я знала, что это был нелепый вопрос. Да и не должен был, потому что у Райна были все основания просто позволить мне закрутиться в спираль и лишиться права голоса или погибнуть. Я была его врагом вовсех смыслах этого слова — дочь короля, которого он ненавидел, выросшая в королестве, который уничтожил его, соперница на титул, который мог завоевать только один.

Он сделал шаг ближе, не моргая.

— Почему меня это волнует? — прохрипел он снова. — Ты чертова дура, Орайя?

Я не ожидала отчаяния в его голосе. Как будто он умолял о помощи.

Он усмехнулся.

— А может и так.

Нет. Мы оба были такими.

Потому что я точно знала, почему Райна это волнует. И я знала, что мне не все равно. Я не дышала. Я позволила своему клинку вернуться в ножны.

Нет, оружие не могло защитить меня от этого. Я уже не была уверена, что хочу этого, хотя мое сердце вскрыто, кровоточило и было таким жалким, по-человечески нежным.

И все же, когда лунный свет падал на его лицо, я вглядывалась в каждую черту его лица. Я так хорошо знала его, но каждый раз, глядя на него, открывала в нем что-то новое и пленительное. Теперь в нем было так много боли и печали.

Мне было больно за него. И я очень, очень устала от потерь.

Я не была уверена, что хотела сделать или сказать, когда подошла к нему.

Но я обняла его за шею и поцеловала.

Глава

44

Райн встретил мой поцелуй с таким рвением, что я засомневалась, кто из нас двоих это начал. Его руки обвились вокруг меня, притягивая меня к себе, и мы вдвоем пятились назад, пока я не ударилась спиной о стену. Его рот искал мой, словно хотел изучить каждую частичку меня, захватывая мои губы, сверху и снизу, его язык был теплым и мягким, одновременно требовательным и дающим.

Из его горла вырвался стон, и по всему моему телу пробежала дрожь. Я была зажата между ним и стеной. Его рука провела по моему боку, и я отпрянула от этого прикосновения. Недостаточно. Все еще недостаточно. Искра, которую мы зажгли в пещере, не погасла, а только притухла. Она снова вспыхнула и разгорелась еще жарче и смертоноснее, чем прежде. И сейчас я хотела только одного — сгореть в ней заживо.

Рука, скользнувшая по моему боку, продолжала двигаться, опустилась на бедро, затем на спину, и вдруг мои ноги поднялись, раздвинулись вокруг его бедер, и от его жесткого напора к моим бедрам у меня перехватило дыхание.

Черт. В этот раз мне нужно было больше, чем сейчас. Мне нужно, чтобы расстояние между нами стало еще меньше. Я нуждалась в этом так сильно, что мне было все равно, что это означало обнажить себя перед ним.

Его поцелуй замедлился, углубился, переходя от неистового к нежному.

Я просунула руку между нами, вниз к его животу, к его жесткой длине, давящей на брюки.

Еще один стон. Его губы улыбались моим.

— Осторожно, принцесса.

Я поцеловала его, поцеловала эту улыбку, потому что мысль о том, чтобы не сделать этого, казалась кощунством.

— Почему?

— Потому что я не хочу трахать тебя в первый раз в переулке в трех футах от кучи внутренностей.

Я не могла с этим поспорить. Даже если, как ни стыдно, часть меня хотела его так сильно, что я бы сделала это здесь, просто чтобы похоронить себя в другом первобытном удовольствии. Сначала кровь, потом секс. Может быть, я все-таки была больше вампиром, чем человеком, как я думала.

Но тут его свободная рука прижалась к моей щеке. Его следующий поцелуй был другим — нежным. Это напомнило мне о том, как он целовал мое горло в пещере. Как будто он дорожил мной.

У меня что-то словно сжалось в груди. В этом не было ничего вампирского. Ничего плотского и холодного.

— Орайя, посмотри на меня.

Я открыла глаза. Наши носы соприкоснулись. Лунный свет освещал каждый маленький шрам на его коже. Его зрачки были слегка прищурены, кольцо вокруг них было почти фиолетовым под холодным светом.

— Скажи мне один честный ответ, — пробормотал он.

Один честный ответ.

Самым ужасно честным было то, что с Райном все было честно — так было всегда. Он видел слишком много во мне. Понимал все сложности и бессмысленную двойственность. Я была честна даже тогда, когда не хотела этого. Он не боялся моей темноты и не жалел моего сострадания.

И, по правде говоря, мысль о том, чтобы умереть, не зная его до конца, была мучительной.

Как я могла сказать все это? Хотел ли он такой откровенности? Способна ли я вообще была вырвать ее из своей кровоточащей души, не распутав все швы?

— Возможно, завтра мы умрем, — сказала я. — Покажи мне то, ради чего стоит жить.

Мгновенная пауза, как будто что-то в этом ответе задело его. Затем его губы изогнулись в слабую улыбку.

— Слышу напор в твоем голосе. — Он снова поцеловал меня, на этот раз не как требование, а как обещание. — Думаю, я справлюсь. Мы полетим. Нам нужно опередить рассвет.

РАЙН КРАЛ У МЕНЯ ПОЦЕЛУИ, когда мы летели, чтобы добраться до Лунного дворца как раз вовремя, чтобы солнце успело взойти на горизонт. Они были сладкими и нежными, с небольшими царапинами от его зубов, которые обещали более жесткую грань нашего утра. К тому времени, как мы вернулись в апартаменты, мое сердце отчаянно билось за ребрами, дыхание было учащенным. У меня странно кружилась голова, все чувства притупились от интенсивности моего желания и обострились от предвкушения того, каково это будет — удовлетворить его. Я даже не могла признаться себе, сколько раз и в каких подробностях я представляла, каково это — попробовать Райна на вкус, прикоснуться к нему, почувствовать его внутри себя.

Но реальность, конечно, отличалась от фантазий. Она была более коварной и более волнующей.

Дверь закрылась. Я прислонилась к стене, наблюдая за Райном, когда он задвигал засов. Даже изгиб мышц его предплечья был прекрасен, каждое сухожилие работало как струна в оркестре, элегантно и грациозно.

Мне было практически неловко от того, каким ошеломляющим я его находила.

Он закончил запирать дверь и повернулся ко мне. Долгое мгновение он ничего не говорил. Я подумала, не думает ли он о том же, о чем и я. Представлял, что мы можем сделать с нашей последней ночью друг с другом.

Последней.

Матерь, как я старательно избегала думать об этом слове. Все, что произошло за последние несколько дней, вытеснило его из моего сознания. Но правда была неизбежна.

Последнее испытание будет завтра вечером.

Мы с Райном оба были финалистами.

Это было очень, очень редко, когда в Кеджари выживало больше одного участника.

Райн первым нарушил нашу застывшую неподвижность. Он подошел ко мне, провел кончиками пальцев по переносице, потом по рту, потом по челюсти.

— Что за выражение лица, принцесса?

Я не могла ему лгать.

Поэтому вместо этого я сказала:

— Поцелуй меня.

И да благословит его Ниаксия, он поцеловал.

Я могла бы растаять из-за этого поцелуя. Я хотела обвиться вокруг него, как плющ обвивает камень. Я открыла ему свои губы, обхватила руками его шею. Его пальцы сжались вокруг моих волос, слегка потянув за них.

Его рука задержалась там, большой палец теребил мои волосы, поцелуй замедлился, и я подумала, не думает ли он об этом тоже, думает о ночи торжества, о моих волосах вокруг его пальцев.

Тогда я тоже не хотела, чтобы он меня отпускал. Может быть, в тот момент я поняла, что никогда этого не сделаю, даже, если тогда я была слишком напугана, чтобы признать это.

Возможно, я и сейчас была слишком напугана, чтобы признать это.

Мои зубы сомкнулись вокруг его губ, вырвав из его горла удовлетворенное шипение. Его руки блуждали по моему телу, прошлись вниз по спине, обхватывая мой затылок, задерживаясь на верхней части бедер, словно он хотел запомнить мою форму. Его руки были такими большими, что давление его кончиков пальцев мучительно приближалось к самой сердцевине моей потребности. Но все еще недостаточно близко.

Его губы медленно изогнулись, точно так же, как это делали его пальцы, продвигаясь все дальше, глубже.

— Твоя броня слишком толстая.

Что было в нем такого, что сделало меня такой смелой? Я поцеловала его, затем скользнула рукой вниз, по его груди, животу, вниз к его длине. Матерь, он был большим. Даже сквозь слои одежды он откликался на мои прикосновения так же легко, как я откликалась на его. Это было самое невероятное, самое сильное ощущение — чувствовать, как он дергается под моими руками. Чувствовать, как он вздрагивает от моего дыхания.

— У тебя тоже, — прошептала я ему в губы.

Это должно было испугать меня, осознание того, что он хочет меня так сильно.

Но это было не так. Наоборот, это сделало мое собственное желание безумным.

Он притянул меня ближе, запустив руку в мои волосы, и захватил мой рот в поцелуе, таком внезапном и страстном, что все, кроме него, исчезло. Он опустился, выпустил мои волосы, чтобы обхватить обеими руками мою спину, и поднял меня. Я целовала его рот, его челюсть, его горло, пока он нес меня в свою комнату, и мы вдвоем упали на кровать. Его широкая фигура расположилась поверх моей. Я освободила руки, чтобы поработать с его курткой. Эти пуговицы и ремешки были очень сложными, и особенно трудно было ориентироваться, когда я нащупывала их вслепую. Через несколько секунд он рассмеялся, прижавшись к моим губам.

— Проблемы?

Он отстранился, чтобы посмотреть на меня и, богиня, я уже скучала по его рту, но прежде чем я успела пожаловаться, его красота остановила меня. Было утро, и, хотя шторы были задернуты, сквозь ткань пробивался едва заметный солнечный свет, очерчивая его силуэт слабым золотым поцелуем. Я никогда раньше не замечала, сколько красного цвета в его волосах или в его крыльях, которые все еще были расправлены. Я прикоснулась к ним без раздумий, вызвав резкий вдох Райна. Они оказались мягче, чем я себе представляла.

Он мягко отстранил мою руку.

— Мы оставим это на другой раз.

— Это… щекотно?

Он тихонько рассмеялся.

— В некотором роде.

Если он ожидал, что этот ответ разубедит меня, то этого не произошло. Но, к моему разочарованию, вместе с клубами дыма, его крылья исчезли. И он наклонился, чтобы поцеловать меня снова, а затем сделал паузу, упиваясь мной так, как я упивалась им.

Его руки легли на пуговицу моей одежды.

— Можно?

Я сглотнула.

Я хотела этого, Матерь, я хотела этого, приятная и мучительная боль между ног обещала это. И все же что-то в этом заставляло меня странно нервничать, сердце трепетало у самых ребер, как пойманная птица. Я не хотела испытывать подобные чувства. Но воспоминания о том единственном и неповторимом случае, когда я делала это, все еще владели мной, словно сохранилось отображение, вырезанное на моем теле, которое я не могла стереть.

— Ты первый, — прошептала я.

Райн сел. И медленно, пуговица за пуговицей, его одежда расстегнулась, части изношенной в боях кожи разошлись, открывая самое потрясающее тело, которое я когда-либо видела. Когда он сдвинул плащ с плеч, я смотрела, как свет играет на поверхности его плоти, и чертовски завидовала этому, завидовала тому, как он собирается в щели и впадины, как целует рельеф шрамов, как дрожит над темными волосами на груди и ниже пупка, исчезая под низко надвинутым поясом брюк.

Я перестала дышать. Он поймал мой взгляд и ухмыльнулся в раздражающей манере, которая дала мне понять, что он точно знает, о чем я думаю.

О, да пошел он.

Я скатилась с кровати и поднялась.

— И куда, собственно, ты идешь? — спросил он.

— Никуда.

Я стояла к нему спиной и работала над пуговицами куртки. Затем над шнурками на брюках. Сначала я позволила куртке упасть на землю, затем сняла брюки.

Райн замолчал.

Я повернулась.

Он стал таким тихим. Редко, когда он воплощал в себе это безмолвие, безмолвие вампира, такую, которая заставляет мир замолчать. Он впился в меня, начиная с лица и двигаясь вниз. Я чувствовала его взгляд, словно его прикосновение, он касался шрамов на моем горле, изгиба ключицы. Я чувствовала, как он останавливается на моих грудях, пиках моего возбуждения, прикрытых кончиками черных волос. Он скользнул вниз по животу, проследил ярко-розовые порезы, полученные в ходе испытания. Остановился на вершине моих бедер. Его ноздри раздувались, глаза стали жесткими, и я подумала, чувствует ли он это, ощущает ли запах того, как сильно он мне нужен.

Когда его глаза встретились с моими, он выглядел как побежденный мужчина.

— Иди сюда, — прошептал он. Нет. Умолял.

Я вернулась на кровать. Я ничего не могла с собой поделать, как только он оказался в зоне досягаемости, мои руки оказались на нем. Я прикасалась к нему так, как это делал свет, прослеживая каждую линию мышц, каждый шрам, каждую прядь волос. Его рот тут же оказался на моем, его руки на моей талии, на моей груди, заставляя меня задыхаться от каждого нового прикосновения.

— Слова «красивая» здесь недостаточно, — прохрипел он, отрываясь от моего рта. — Черт, Орайя, ты…

Он отказался от слов. Вместо этого он уложил меня, и его губы переместились к моему горлу, мягко касаясь моей плоти. Он задержался на шраме, где пил из меня, и на том, что под ним.

Затем, медленно, он двинулся вниз. Его пальцы обвели мою грудь, большим пальцем он поглаживал сосок. Когда он наклонил ко мне голову и провел языком по этой чувствительной вершинке, мои глаза закатились.

Я не знала, что можно так сильно чувствовать. Так сильно хотеть. В прошлый раз все было не так. Но тогда мы оба были едва ли старше, чем дети. И это было… по-другому.

Я не хотела, чтобы мои мысли возвращались к той ночи. Так же, как я не хотела, чтобы кончики пальцев коснулись моего горла и старого шрама на нем.

Райн поднял голову, между его бровей пролегла морщинка, выражающая беспокойство.

— Не останавливайся, — на выдохе произнесла я.

Но он просто смотрел на меня, губы были тонкие, как будто ему только что пришла в голову какая-то мысль.

— Не могу поверить, что я не… Орайя, это… это твой первый раз?

Он спросил это не с осуждением, а с искренним беспокойством. Его рука легла на мою, его большой палец погладил мою ладонь.

— Нет, — сказала я правду, хотя в чем-то это было похоже на ложь.

Взгляд Райна скользнул к моему горлу, к шраму, тому самому, который он поцеловал в пещере.

Он знал. Он понимал.

Его дыхание было теплым над этой отметиной.

— И тогда ты получила это?

Я зажмурила глаза и была вознаграждена ярким образом другой ночи, другого мужчины, другого дыхания на моем горле.

— Да.

— Как?

— Ничего особенного. Он… он просто не смог себя контролировать.

Райн ни на секунду не поверил моему вынужденному безразличию. Его губы поцеловали одну серебристо-белую неровную линию, затем другую. Он отстранился и пристально посмотрел мне в глаза, словно хотел убедиться, что я поняла то, что он собирался сказать.

— Ты в безопасности, Орайя. Мне нужно, чтобы ты это знала.

Ты в безопасности.

— Я знаю. — И я говорила серьезно. Потому что с первого раза, когда он сказал мне эти слова, я поверила ему.

— Я хочу, чтобы ты наслаждалась этим. — Его губы изогнулись, и он покачал головой, тут же исправив себя. — Я хочу, чтобы ты… черт, нет слов, чтобы описать то, чего я хочу.

— Я не какая-то наивная девственница.

Конечно, мой прошлый сексуальный опыт закончился… неудачно. Но девушка может провести над собой огромное количество экспериментов. И все же, глядя на тело Райна, на то, как натянулись его брюки, я должна была признать, что это, похоже, будет совсем другое.

— О, я знаю. Никто не называет тебя невинной фиалкой.

Он поцеловал меня, долго и медленно.

— Я просто хочу, чтобы ты знала, — прошептал он мне в губы, — что все в твоих руках. И мы можем потратить столько времени, сколько нам нужно, чтобы убедиться, что ты готова. Его кончики пальцев коснулись внутреннего изгиба моего колена. Мои бедра раскрылись, и его прикосновение пробралось выше, мое дыхание становилось все более учащенным с каждым дюймом.

— Время? — Я едва сумела заговорить. — У нас всего одна ночь, Райн. А потом мы умрем. Так что тебе лучше быть чертовски потрясающим в постели.

— О, не волнуйся. — Он продвинулся дальше по моему бедру — все еще не так высоко, как мне хотелось. Мое сердцебиение участилось, когда его губы медленно двигались по моим. Когда кончики его пальцев коснулись влажных складок, он тоже вздрогнул, что доставило мне огромное удовольствие. — Я… много думал об этом.

Мне показалось, что он звучит… немного застенчиво?

— Много думал о тебе. — Еще один поцелуй. — Что я с тобой сделаю. — Еще один. — Как ты можешь звучать. — Еще один — и его пальцы снова погладили мой клитор, который так безумно желает продолжения. — Мне нужно провести всевозможные эксперименты.

Он резко отстранился от меня, его рот скользнул вниз по моему телу. Он поцеловал мою грудь, живот, остальную часть бедра. А затем он изящно отступил назад с кровати, опустился перед ней на колени и повернул меня так, чтобы мои ноги свисали с края, а сам расположился между ними.

Я приподнялась на локтях, наблюдая. Мое возбуждение и мой страх боролись друг с другом. Я почувствовала, что напряглась, внезапно осознав, насколько я обнажена. Я была обнажена. Мои клинки были в другом конце комнаты. А Райн — хищник, с укусом гораздо острее моего держал меня перед собой, беспомощную.

Он еще немного раздвинул мои бедра, как будто хотел рассмотреть меня еще больше. Его вид, стоящего на коленях между моих ног, заставил что-то первобытное внутри меня затрепетать от желания.

Его взгляд вернулся к моему, неохотно, как будто ему пришлось заставить себя отвести глаза.

— Позволь мне попробовать тебя на вкус.

Я почти рассмеялась.

— Ты уже попробовал.

— И даже тогда я думал об этом.

Его рука прошлась по моему животу. Моя рука встретилась с его рукой без моей просьбы. Его большой палец провел по тыльной стороне моей руки, напоминая мне, что, хотя его зубы были так близко к самым уязвимым частям меня, я все еще контролировала ситуацию.

— Да, — прошептала я.

Я не могла оторвать глаз от его идеальных губ и его головы, склоненной передо мной.

Но от прикосновения его языка я откинула голову назад.

С первого прикосновения он требовал и отдавал. Я думала, что он будет дразнить меня, просто потому что знал, как сильно я его хочу. Вместо этого даже первое прикосновение было твердым и решительным, он ласкал мою промежность, делая паузу на клиторе, от чего мои бедра затряслись.

Его руки сжались вокруг моих бедер, притягивая меня ближе к его лицу. Он издал стон, который вибрировал в самых чувствительных частях меня.

— Лучше. Лучше, чем твоя кровь.

Лучше, слепо согласилась я. Лучше, чем что-либо. Лучше, чем все.

У меня не было язвительного ответа на это. Никакого острого ответа. Только слепое, безумное желание, чтобы он никогда не прекращал делать это, никогда.

Я шире раздвинула бедра, когда его губы снова встретились с моим клитором.

Его язык был осторожным, неторопливым. Мягкий там, где мне это было нужно. Твердый там, где это было необходимо. Мое тело выгибалось навстречу его движениям, с каждым действием напряжение моего прошлого разрушалось в пользу желаемого экстаза.

Я представляла, как это могло быть, в ту ночь, когда он пил из меня. Но он был прав. Это было лучше. Его рот двигался ко мне с той же настойчивостью, с тем же благоговением. Мои руки вцепились в покрывало, каждый мускул напрягся в предвкушении следующего поцелуя, следующего действия. Его руки так крепко обхватили бледную плоть моих бедер, что, несомненно, его ногти оставляли следы. Хорошо. Я хотела этого.

Мое дыхание было быстрым и прерывистым. Последние остатки самоконтроля не позволяли мне издать ни звука, кроме нескольких хныкающих стонов. Но вскоре мои бедра задвигались в такт его языку.

Когда он задержался на моих самых чувствительных местах, проведя по ним зубами, шок от удовольствия был настолько сильным, что его имя вырвалось из моего горла.

О Богиня. О Матерь. Я была на краю пропасти, готовая упасть, и все разбилось вдребезги, кроме…

Он остановился.

Я выпустила разочарованный вздох. Я подняла голову и увидела, что он смотрит на меня. Моя грудь вздымалась, обнаженные груди поднимались и опускались.

— Скажи это снова, — прохрипел он, — когда кончишь для меня.

На этот раз, когда он снова опустил свои губы ко мне, он просунул два пальца внутрь меня и дал мне все, все, все, одним длинным, сильным движением своего языка.

Новое сочетание ощущений было слишком сильным.

Наслаждение поглотило меня. Моя спина резко выгнулась дугой, ударившись о кровать.

И я дала ему именно то, чего он хотел. Я стонала его имя снова, снова и снова.

Я задыхалась, когда мир снова обрел четкость. Первое, что я услышала, был тихий смех Райна, его губы прижались к чувствительной плоти на моей внутренней стороне бедра.

— Чертовски невероятно.

Чертовски невероятно, согласилась я.

Но не настолько невероятно, насколько невероятно было бы ощутить его всего в себе. Чтобы превратить его в стонущее подобие того месива, в которое он только что превратил меня.

Я села. Все мое тело было податливым и расслабленным, последние остатки напряжения исчезли под его языком. Прежде чем Райн успел пошевелиться, я вскочила на ноги с кровати и повалила его на пол.

— Ох, — прохрипел он, когда я переползла через него. — Я же прошел через много трудностей, чтобы донести тебя до кровати.

Но он не жаловался. Его руки уже блуждали по мне, прослеживая изгиб моих бедер, вверх по талии, задерживаясь на моей груди. Глубокое желание к нему сжималось в моей сердцевине, более сильное, чем когда-либо, теперь, когда моя нервозность больше не сдерживала его.

Я прижалась к нему и глубоко вдохнула, хотя не собиралась этого делать. Его запах поразил меня, как дым сигары, а от вкуса его кожи, вкуса неба у меня закружилась голова.

Пальцы Райна нежно запутались в моих волосах, пока я спускалась по расширяющейся дорожке мягких темных волос к поясу его брюк. Его кожа была толстой и плотно прилегала к телу, но его длина все равно восхитительно выпирала. Это выглядело немного болезненно.

Он перестал дышать, пока я возилась с пуговицами и шнурками. Черт, я тоже. И когда ткань распахнулась и его член наконец-то оказался на свободе, я сразу же выпустила его.

Я не знала, что можно найти такую потрясающую часть тела, похожую на произведение искусства. Он был такой же большой и мощный, как и весь Райн, его размер заставил меня слегка занервничать. И в то же время он был таким утонченным, каждый оттенок плоти изысканно дополнял друг друга, головка выглядывала из изящного изгиба загорелой кожи.

Когда мои пальцы обхватили его, Матерь, его кожа была такой мягкой по сравнению с непреклонной твердостью его желания, он дернулся, бусинка влаги на его кончике набухла.

Я смотрела на это, как завороженная, затем опустила голову и слизала эту влагу.

Райн выпустил рваный выдох, запутавшись пальцами в моих волосах.

Я подняла глаза. Он приподнялся на локтях, наблюдая за мной с приоткрытыми губами и расширенными зрачками. Он не моргал. Не двигался.

Возможно, именно то, как он смотрел на меня сейчас, помогло мне понять, насколько сильно он хотел меня. Он был моим.

Через мгновение его рот подернулся ехидной ухмылкой. Он точно знал, что я делаю. Потому что все, что было между нами, было игрой силы и уязвимости, отдачи и принятия.

Мой рот тоже изогнулся.

— Мне заставить тебя умолять? — Я снова провела губами по его члену.

Он издал звук, нечто среднее между шипением и усмешкой.

— А я был так щедр с тобой. Ты уже поставила меня на колени. — Затем улыбка померкла, глаза заострились, когда мой язык снова прошелся по нему. — Мне нужно быть внутри тебя. Я устал от ожидания.

Я тоже.

Я села, ноги расположила по обе стороны от его бедер. Расположилась так, чтобы его твердая длина лежала прямо напротив моего естества, прямо между моих бедер. При первом прикосновении его шелковистой кожи к моим влажным складкам мы оба застонали.

Его руки обхватили мои бедра, его глаза не отрывались от моих.

— Я бы умолял, — прошептал он. — Ради тебя я бы умолял. Ты уничтожила меня, Орайя. Ты знаешь это?

Его шепот был хриплым и низким. Слишком низким, чтобы быть чем-то, кроме правды. И моя собственная правда разбухала в моем горле, слишком большая для слов.

Я бы тоже умоляла его. Сломалась бы ради него. Вскрыла себя, как животное для препарирования. Я была открыта перед ним, не только мое тело, но и моя душа.

Я бы позволила ему думать, что это всего лишь удовольствие. Ничто иное, как месть мятежной дочери своему отцу или последнее плотское удовольствие перед почти что верной смертью. Я бы позволила ему думать, что мы просто трахаемся.

Или, по крайней мере, я бы не заставила его признать тот факт, что он, несомненно, видел обратное в моем лице, так же как я видела это в его.

Я потянулась между нами и направила его к своему входу. Даже первого толчка его кончика в меня было достаточно, чтобы у меня перехватило дыхание. Его пальцы сжались на моих бедрах, его желание и его уверенные указания. Его хватка без слов говорила: «Ты контролируешь ситуацию.»

Я хотела взять его сильно и глубоко, но у моего тела были другие планы. Он был намного больше, чем я думала. Мне пришлось опускаться медленно, дюйм за дюймом, позволяя себе приспособиться, пока он заполнял меня.

И все же та небольшая боль, которая была, исчезла под головокружительной волной вожделения, когда я, наконец, овладела им полностью. Мы были так близко друг к другу, так тесно связаны. Я могла поклясться, что чувствую каждый пульс его крови, а он был так глубоко во мне, что, несомненно, чувствовал каждую мою пульсацию.

Этого так много. Слишком много. Это было… я не могла…

— Ты в порядке? — прошептал он. Его рука прижалась к моему бедру, успокаивая, и я поняла, что дрожу, ошеломленная тем, как каждый мускул сокращается и реагирует на его присутствие во мне.

Моим единственным ответом было круговое движение бедрами, прерывистые стоны вырывались из нас обоих даже при этом небольшом движении.

О, Матерь. Это должно было убить меня. Это должно было меня уничтожить.

Я прижала ладонь к его животу. Почувствовала, как подрагивают мышцы его живота. Мои глаза встретились с его глазами.

— Ты сдерживаешься.

Его молчание было моим ответом. Медленно, я снова поднялась, так что во мне остался только его кончик, не отрывая взгляда от него, от дикого желания в его глазах, от того, как его зубы сомкнулись вокруг губ.

— Не надо, — прошептала я и одним резким толчком вобрала в себя всю его длину.

Напряжение, нежность разлетелись на миллион осколков. Трахать его медленно было мучительно, трахать его жестко было разрушительно. Он издал рычащее ругательство, схватив меня за талию, помогая мне при каждом толчке, его бедра поднимались и опускались в такт моим. Я не знала, как это возможно, казалось, что с каждым разом он становится все глубже, пробивая каждую стенку, каждую мышцу внутри меня.

Я попросила его не сдерживаться, и он не сдерживался.

Его толчки были глубокими и порочными, он входил и выходил из меня с силой, которая оставляла меня бессвязной. Но этого было недостаточно, я хотела большего. Так много моей плоти все еще кричало о нем. Словно прочитав мои мысли, он приподнялся, захватывая мой рот в поцелуе, таком же яростном и тщательном. Изменение ракурса заставило его отказаться от скорости в пользу глубины, двигаться медленнее, но сильнее.

Звук, вырвавшийся из моего горла, даже не был похож на человеческий. Он снова подвигал бедрами, мои бедра встретили это движение лишь по инстинкту, и я поняла, что звук был мольбой, мольбой о том, чтобы я… даже не знаю о чем.

— Да, Орайя, — прорычал он. — Черт, да. Все, что угодно.

Я впивалась в его ногтями, наверняка оставляя следы, наши поцелуи были дикими, беспорядочными и боролись за доминирование. Каждое ощущение посылало меня навстречу наслаждению, которое я не могла контролировать, его губы, его язык, его кожа, его грудь, прижатая к моей груди, его руки, хватающие мои волосы, каждый мучительный толчок его члена.

Удовольствие пронеслось по моему позвоночнику. Мой рот переместился на его рот, целовал его челюсть, ухо, шею. Он обхватил мои бедра и сделал особенно мощный толчок, который заставил меня проклясть свои губы, и я сомкнула зубы на идеальной плоти его горла, высунув язык против железного тепла его крови.

Он застонал, его хватка на мне усилилась. Он был близок, я была близка. Его руки блуждали по моей спине, заднице, бедрам, груди, как будто он хотел всю меня и не мог решить, к чему ему больше всего хочется прикоснуться.

Мне пришлось заставить себя оторваться от его кожи, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Скажи мое имя, — задыхалась я, повторяя его слова. — Скажи его, когда кончишь.

Он покрыл мои слова своим поцелуем, требовательным, с языком, претендующим на мой рот. Я чувствовала, как его мышцы сворачиваются в такт моим, я знала, что будет дальше. И когда его губы переместились к моему горлу, какая-то далекая часть меня вздрогнула, вспомнив другой момент, давным-давно.

Но я была слишком далеко.

Он глубоко вошел в меня, сильно.

— Орайя. — Он прошептал мое имя, как молитву, прижимаясь к моей коже. — Орайя, Орайя, Орайя.

Я вскрикнула.

Я чувствовала, как его член набухает, дергается, как мои стенки сжимаются вокруг него. Я чувствовала, как его тепло заполняет меня, как наши бедра выжимают последние волны удовольствия из каждого последующего толчка.

Я не столько упала обратно на пол, сколько все просто вернулось назад. Мои чувства возвращались ко мне по частям. Сначала воздух, врывавшийся и вырывавшийся из меня вместе с моими тяжелыми вдохами. Затем теплая твердая стена груди Райна. Его рука, поглаживающая мою спину.

Он откинулся на пол, и я опустилась вместе с ним, теперь уже обмякшая на его груди.

Я была немного удивлена, что вообще смогла пошевелиться, когда подняла руку и поднесла ее к горлу. Я почувствовала только приподнятый бугорок моего шрама и влажные остатки его поцелуя, и больше ничего.

— Черт, Орайя, — вздохнул он. — Просто… черт.

Его слова, сказанные ранее, эхом отдавались в моей голове:

Ты уничтожила меня.

Он уничтожил и меня. Возможно, это было хорошо, что мы умрем завтра. Потому что я не знала, как переделать себя после этого.

Я приподнялась, чтобы посмотреть на него. Его волосы разметались вокруг головы по темному деревянному полу. Некоторая удовлетворенность взяла верх над обычно суровыми чертами его лица, хотя в его глазах все еще сохранялся затяжной блеск похоти. Но было там и что-то еще. Мягче, чем похоть, нежнее, но гораздо опаснее.

Капля черно-красного цвета скатилась по его горлу. Он дотронулся до нее и криво усмехнулся.

— Почему я не удивлен, что именно ты пустила мне кровь?

Я облизала губы, пробуя остатки капли.

— Может быть, я понимаю, что ты в этом видишь.

Я пошутила, и он рассмеялся, но, как ни странно, я увидела в этом привлекательность. Его вкус, и его запах. Весь он, его кровь, его кожа, его рот.

— Итак… — Я посмотрела на него. — Как скоро ты сможешь сделать это снова?

— Хм. — Он резко перевернулся, повалив меня на пол. Он ухмыльнулся, его нос коснулся моего. Его уже твердеющий член коснулся внутренней стороны моего бедра.

— Одна ночь. Я не собираюсь тратить ее впустую. У меня есть список, помни.

Список, подумала я, когда он снова крепко меня поцеловал, мои руки обвились вокруг его шеи, и я снова потеряла себя в нем.

Чертов список.

Самое прекрасное слово в этом проклятом Богиней мире.

Глава

45

Мы едва преодолели половину списка.

Это была невыполнимая задача. Каждый раз, когда он был во мне, я обнаруживала новую его часть, на которую хотела претендовать. Это было противоположно удовлетворению. С каждой кульминацией я желала большего. К тому времени, когда мы обнаружили, что заползаем в постель от полного изнеможения, у меня было гораздо больше фантазий, чем на одну ночь.

И все же я обнаружила, что не возражаю, когда слишком легко заснула в его объятиях. И сейчас, когда я лежала рядом с ним нос к носу, наблюдая как тяжелые ресницы падают его на щеку и ровным ритмом его сонного дыхания, я думала: «Это того стоило, наблюдать за ним таким образом».

Я провела пальцами по выпуклости мышц его плеча, по спине.

Матерь. Я надеялась, что он не догадывается о том, как я на нем сосредоточилась.

Его глаза открылись. Как только они остановились на мне, улыбка сразу же согрела его губы, как будто он почувствовал облегчение от того, что все это не было сном.

— Только не говори мне, что пора уходить.

— У нас есть еще несколько часов.

Он потянулся.

— Замечательно. Я еще не готов к смерти. Может быть, после того, как я увижу, как ты кончаешь еще раз, я буду готов.

Смерть.

Пустота в моем животе, которую я отчаянно пыталась игнорировать, становилась все больше.

Раньше я могла утопить все эти неприятные мысли под нашим общим бездумным, плотским удовольствием. Но когда я смотрела, как он спит, один, все эти страхи просочились в тишину.

Мы шутили о смерти, потому что так было нужно. Но это была не шутка. Она была реальной, и она шла за нами. И от одной мысли, что смерть может приблизиться к Райну, мне становилось плохо.

Так долго мы с ним танцевали вокруг прошлого друг друга. Никому из нас не было выгодно узнавать слишком много о другом. Чем меньше мы знали, тем легче было бы вычеркнуть друг друга из нашей жизни одним удачным ударом лезвия, как вырезают раковую опухоль.

Но в этот момент ко мне пришло ужасающее осознание того, что я никогда не смогу вырезать Райна из своего сердца. Он проник слишком глубоко. Корни проросли сквозь камень.

И когда я смотрела, как он спит, я не могла не видеть лицо Иланы, проплывающее в моем сознании. Я так многого не спросила у нее. И когда она умерла, мне пришлось похоронить себя в разбитых, неполных осколках ее жизни, потому что это было все, что у меня было.

Я хотела от него большего. Больше его тела. И больше его души.

Я тихо сказала:

— Ты говорил мне раньше, что на тебя полагается много людей.

Улыбка Райна померкла.

— Да.

— Кто?

— Я бы предпочел больше секса, чем этот разговор. Рад, что твои разговоры в постели так же приятны, как и твои манеры, принцесса.

Я слабо улыбнулась, немного смутившись. Но его пальцы погладили мою щеку так, что, возможно, он понял. И, возможно, он чувствовал то же, что и я, это мазохистское желание вырезать друг для друга маленькие кусочки нашего сердца, потому что он сказал:

— Ты хочешь короткий ответ? Или длинный?

— Длинный.

Единственное, что я не добавила: «Я хочу слушать, как ты говоришь, как можно дольше».

Райн отвел взгляд в сторону и надолго замолчал, словно ему нужно было подготовиться.

— Вампир, который обратил меня, — сказал он, — был очень могущественным вампиром. Когда я был человеком, я был стражником, и я взялся охранять торговый корабль из Пахная в Тариму. Наше судно было слишком маленьким для такого длинного путешествия. Мы попали в шторм, и он выбросил нас прямо к берегам Дома Ночи. Мы попали на Крюк Ниаксии.

Я знала это название, она относилось к небольшому скалистому выступу земли, выступающему из южных берегов Дома Ночи. Течения там были очень сильными, и, хотя я никогда не видела его, я слышала рассказы о том, что горизонт там был усеян останками разбитых кораблей.

— Я понятия не имел, где я был, когда это случилось. Мы отклонились от курса. Было темно. Большинство остальных погибли. Я тоже был близок к этому. Буквально тащил себя к берегу.

Его взгляд переместился прямо вперед, не на стену, а в прошлое.

— Удача, — сказал он. — Удача спасла меня. Или прокляла меня. Я был уже почти мертв, когда нашел его. Я видел много смерти, но, когда она дышит тебе в горло, это совсем другое. Когда он спросил меня, хочу ли я жить… что это был за вопрос? Мне было тридцать два года. Конечно, я, черт возьми, хотел жить. У меня была… у меня была жизнь.

Тревога промелькнула в этом предложении. Я тоже почувствовала это в своем сердце. У меня была жизнь.

— Семья? — прошептала я.

— Жена. Ребенок на подходе. Будущее, ради которого стоит жить. Я был готов на все ради этого.

Он сказал это с такой горькой обидой, как будто ненавидел себя прежнего за эти мысли.

Мне было интересно, думает ли он о той версии своей жизни так же часто, как я думаю о другой версии своей.

— Поэтому я согласился. Я думал, что он спасет меня. Я обменял свою сломанную человечность на бессмертие. Или так я думал. Но потом… — Его горло перехватило. — Он не позволил мне уйти.

— Не позволил…?

— Сначала это было потому, что я болел. Превращение… Я готов молиться на любого бога, чтобы ты никогда не узнала, что это такое, Орайя. Я правда надеюсь. Я изо всех сил боролся за жизнь, но на то, чтобы вытащить свою новую сущность из старой, ушли недели. Месяцы. Но после этого я понял…

Он сильно сглотнул и проглотил свои слова. Я провела ладонью по обнаженной коже его груди в молчаливом заверении, и его рука опустилась на мою, прижавшись достаточно сильно, чтобы я могла почувствовать биение его сердца, учащенное воспоминаниями о прошлом, несмотря на осторожную сдержанность его голоса.

— Я был не единственным, кого он обратил. Не единственным вампиром, которого он забрал. Он выбрал… — Его голова слегка наклонилась к противоположной стене, как будто он не хотел, чтобы я видела его лицо. — У него были свои вкусы, ясно? Он был очень, очень стар. А когда вампир прожил большую часть тысячелетия, ему становится трудно найти в мире что-то интересное. Удовлетворить свои разнообразные желания становится сложно. Развлекать тех, на кого они пытаются повлиять, удерживать их внимание — все труднее. Люди становятся… не более чем источниками развлечения. И когда они настолько могущественны, когда они имеют такой контроль над каждым живым существом, у тебя нет иного выбора, кроме как позволить им делать с тобой то, что они хотят.

Ужас свернулся у меня в животе.

О, Матерь.

Когда я впервые встретила Райна, он показался мне непоколебимым столпом силы, сначала физической, а затем эмоциональной. Мысль о том, что кто-то использовал его таким образом… мысль о том, что кто-то заставлял его испытывать такой стыд, который я слышала в его голосе сейчас, все эти годы спустя…

И все же, многое теперь имело смысл. То, что Райн неявно знал все то, что я не сказала. Знал, каково это — быть таким бессильным, быть использованным в не зависящих от тебя целях. Знал, как распознать шрамы прошлого, будь то на горле или на сердце.

Сказать ему, что мне жаль, казалось покровительственным. Что хорошего принесла бы ему моя жалость?

Вместо этого я сказала:

— Я в ярости за тебя.

Нет, я бы не дала ему свою жалость. Но я бы отдала ему свою ярость.

Намек на улыбку украсил уголки его глаз.

— А вот и ты.

— Я надеюсь, что он мертв. Скажи мне, что он мертв.

Если нет, я выслежу его и убью сама.

— О, он мертв. — Он вздрогнул. — Мне… стыдно за то, во что я позволил себе превратиться, тогда, когда из меня выбили всю борьбу. Не было недостатка в способах оцепенения. Он победил, а я сдался. Я ненавидел вампиров. И семьдесят лет я ненавидел себя, потому что стал одним из них.

Черт. Я не могла. Я тоже их ненавидела.

— Но… я тоже был не один. Были и другие в таком же положении, как я. Некоторые обращенные, некоторые рожденные. Некоторые из них были оболочками тех, кем они были раньше, как и я. С некоторыми я установил… непростые родственные отношения. А некоторые…

Я не была уверена, откуда я это знаю. Может быть, дело было в далеком тумане за его глазами и в том, что я видела это выражение только один раз.

— Нессанин, — пробормотала я.

— Нессанин. Его жена. Такая же его пленница, как и я.

В моем горле поднялся комок.

— И ты влюбился в нее?

Я признаю, что при этой мысли — почему? — меня охватила ревность, но, не считая этого, я надеялась, что это так. Потому что я не понаслышке знала, что наличие любимого человека может помочь любому выжить в невозможных ситуациях.

Он долго не отвечал, как будто ему действительно нужно было все обдумать.

— Я любил, — ответил он, наконец. — И любовь к ней спасла меня, потому что к тому времени я уже не думал, что во всем этом дерьмовом мире есть хоть одна забытая богами вещь, которая имеет значение, пока вдруг не стала важна Нессанин. А разница между ничего не значащей вещью и значащим — большая.

Я была благодарна ей за это. За то, что она помогла ему выжить.

— Но мы с ней были очень разными людьми. Если бы мы встретились в другой жизни… — Он пожал плечами. — Не знаю, обратили бы мы друг на друга внимание. Единственное, что нас объединяло — это он. Но он был всей нашей жизнью, так что этого было достаточно. Вместе мы смогли создать то, что принадлежало только нам. Она была первым добрым вампиром, которого я когда-либо встречал. Просто хороший, порядочный вампир. И через нее я встретил других. Это… изменило все. — Он отвел взгляд, как бы смущаясь. — Это звучит глупо. Звучит как пустяк. Но…

— Это не пустяк. Это не глупость. — Сказала я резко, чем намеревалась.

Я была так чертовски зла за него. Злилась, что это случилось с ним. Злилась, что кто-то посмел сказать ему, что хоть что-то из этого, хоть крупица, было глупым или постыдным, или не заслуживающим ничего, кроме праведной ярости.

— Она была мечтательницей. Добрая, но мягкая. Она предпочла бы сбежать в мир, о котором мечтала, чем сражаться за этот. — Затем он вздрогнул, как бы обидевшись от ее имени на резкость собственных слов. — Все не так просто. Но в конце концов, она умерла на обломках его мира вместе с ним. Я выбрался, а она нет.

— Ты когда-нибудь возвращался, чтобы найти свою жену? Своего ребенка?

Он провел рукой по шраму на скуле. Перевернутая буква V.

— Я пытался. Все прошло не очень хорошо. Семьдесят лет — долгий срок. Я не считал себя вампиром, но я больше не был человеком.

Мне не нравилось это знакомое чувство. У меня была человеческая кровь и сердце вампира. У него было человеческое сердце и кровь вампира. Мир не оставлял места ни для того, ни для другого.

— Я долгое время провел в странствиях. Когда я был человеком,я стал стражником, чтобы увидеть мир. Это и… ну, посмотри на меня. — Он жестом показал на себя с полуулыбкой. — А что еще мне было делать с собой? Я мог выбирать между кузнецом и солдатом, и только один из них не требовал, чтобы я целый день смотрел на лошадиные задницы.

— Ты мог бы стать поваром, — возразила я, и когда он рассмеялся — настоящим смехом, — от этого звука у меня что-то екнуло в груди.

— Может, и стоило бы. Просто потратил бы всю свою жизнь на то, чтобы обзавестись простой, счастливой женой и завести простую, счастливую семью, и потом я бы долго лежал в земле, получая гораздо больше отдыха, чем сейчас.

Это действительно казалось милым.

— Но по правде говоря, я даже не имел возможности много путешествовать, когда был человеком, — продолжил он. — Поэтому, когда я стал свободным, я побывал везде. Весь Дом Ночи. Все острова. Дом Тени, Дом Крови…

Дом крови? Никто не ходил в Дом крови.

— Это было примерно так болезненно, как ты и ожидала, — сказал он, глядя на мои поднятые брови. — Я даже путешествовал по человеческим землям. Понял, что могу пройти, если буду осторожен. Но… через некоторое время, думаю, я понял, что бегу. Они были со мной везде. Он напоминал мне обо всем, что есть в этом мире. Она напоминала мне обо всем хорошем, от чего я отказался. А потом, когда я вернулся в Обитрэйс, я нашел Мише.

Эти слова имели гораздо больший вес теперь, когда я поняла его историю.

— Ох.

— Мише напоминала мне о ней, в некотором смысле. О хорошем и о плохом. Они обе видели столько красоты в мире. Но у них также была эта… эта гребаная наивность. Умышленное незнание того, что нужно для того, чтобы создать такую реальность.

Он сделал паузу для долгого размышления.

— Эти семьдесят лет с ним были… ужасными. Но я встретил много хороших людей, которые тоже страдали. Людей, о которых Нессанин пыталась заботиться, даже когда тонула. Вампиры ришанцы, которые сейчас оказались в еще большей ловушке, чем когда-либо. И я должен был бороться за них, когда все рухнуло, но я не стал. Я не знал, как, или, может быть, знал и жалел, что не сделал.

Я с новым ужасом подумала о сотнях крыльев, приколотых к стене. Подумала о пепле Салины.

— Так ты оказался здесь.

— Я долгое время не считал эти обязанности своими. Мише была с этим не согласна. Она заставила меня. Вступила в Кеджари первой. Знала, что я не позволю ей сделать это в одиночку.

Мои брови вскинулись. Войти в Кеджари только для того, чтобы заставить его сделать это… назвать это экстремальным было бы преуменьшением. Она вполне могла пожертвовать своей жизнью.

Должно быть, я скорчила гримасу, потому что Райн издал мрачный, лишенный юмора смешок.

— Я был готов сам убить ее на хрен. Это самое глупое, что она могла сделать. И помяни мое слово, я бы нашел способ вытащить ее. Так или иначе. — Его лицо смягчилось. — Но это Мише. Чертовски импульсивная. Но всегда, всегда с добрыми намерениями. Больше, чем она имеет на это право, после всего, что она видела. Иногда по глупости. Я люблю Мише как сестру, но… я беспокоюсь о ней. Мир — это не цветы и солнечный свет. Она не понимает…

— Что нужно бороться достаточно сильно, чтобы оставить след, — закончила я. — Чтобы его было сложно стереть.

Его глаза посмотрели на меня. Их знакомые очертания, как у зеркала, поразили меня до глубины души.

— Именно.

Мир не был простым и понятным. Добро никогда не было чистым и простым.

Когда я впервые встретила Райна, я думала, что мы никогда не поймем друг друга. Но сейчас, впервые, я почувствовала, что кто-то действительно видит меня, видит мир так же, как я.

Я ощущала тепло его кожи под своей ладонью, биение его сердца. Если бы я хотела убить его, мне нужно было бы воткнуть свой клинок прямо сюда. Заменить эту ласку ударом.

И может быть… может быть, я не смогу этого сделать. Может быть, я не хотела этого. Райну нужно было спасать людей. Моих больше нет. Кто заслуживал этого больше?

Я не могла озвучить это. Но я никогда не могла скрыть от него свои самые мрачные мысли, даже когда мне это было нужно больше всего. Он видел меня насквозь.

— Но потом, — тихо сказал он, — я встретил кое-кого, кому все же удалось найти непокорность там, где, как я думал, ее больше не существует.

Мое горло сжалось. Непокорность. Он заставил это звучать так благородно.

— Глупая мечта, — выдохнула я. — Как будто убийство нескольких вампиров-отморозков в переулках что-то значит. Как будто это что-то изменит.

— Перестань. — Это слово прозвучало как резкий упрек. — Ты нашла способ защитить свой мир, когда все говорили тебе, что ты не должна этого делать. Ты знаешь, как это чертовски трудно? Как это редко бывает? Хотел бы я сражаться так, как ты. Это и есть сила.

Была ли сила в том, чтобы биться о стальную стену? Или это сделало меня еще одним наивным мечтателем?

— Я больше не знаю, зачем я все это делаю. — Моя рука потянулась к груде одежды на другом конце кровати, а кончики пальцев заиграли на рукояти моего клинка. Я вынула его, рассматривая темную сталь в свете фонаря. Оранжевые капли стекали по вихрям, выгравированным на его длине.

Для меня было большой честью владеть этим оружием. Но сколько подобных ему использовалось для убийства людей с такой кровью, как у меня?

Как сильно я должна была ранить себя, думала я, чтобы Ниаксия приняла мой отказ?

Райн мог победить Анжелику. Он, несомненно, мог победить Ибрихима. И он мог бы воспользоваться этим желанием и использовать силу богини, чтобы помочь тем, кто в нем нуждался.

Словно услышав мои мысли, он крепко схватил меня за руку.

— Посмотри на меня, Орайя.

Я не хотела, я бы увидела слишком много, он бы увидел слишком много, но я все равно сделала это.

— Ты больше, чем то, чем он тебя сделал, — сказал он. — Ты понимаешь? Это не сила. Сила в том дерьме, которое он пытался вырезать из тебя. У тебя есть все основания продолжать. Сейчас больше, чем когда-либо. И я говорю это, зная — как глупо мне, как никому другому, говорить это.

Он говорил не о Кеджари. Он говорил о чем-то большем. И его пальцы сжимали мои, дрожа, когда он прошептал:

— Так что не смей прекращать сражаться, принцесса. Это разобьет мое проклятое сердце.

У меня защипало в глазах.

Я бы не призналась. Но это сломало бы меня, если бы он тоже это сделал.

— Тогда тебе тоже лучше не делать этого, — сказала я. — Поклянись мне в этом. Мы участвуем в этом вместе. Мы знали, во что ввязываемся. Ничего не изменилось.

Все изменилось.

Но Райн сделал паузу, затем наклонил свой подбородок.

— Договорились. Если мы сражаемся, то сражаемся до конца. Каким бы ни был этот конец. Чья бы кровь ни пролилась, мы победим.

Я думала, что почувствую себя лучше, как будто мы восстановили часть наших отношений.

Но это не так. Мы этого не сделали.

Я взглянула на занавешенные окна. Свет внизу был теперь алым.

— Солнце садится, — сказала я. — Разве ты не хочешь взглянуть на него в последний раз?

И Райн без колебаний, не отводя от меня взгляда, ответил:

— Нет. — и поцеловал меня.

НИКОГДА ЕЩЕ я так не боялась наступления ночи.

Тем не менее, она наступила. Я ожидала увидеть в нашей комнате маленькую ниточку тени, манящую руку Ниаксии, но от этого зрелища у меня все равно перехватило дыхание в легких. Когда она появилась, мы с Райном без слов скатились с кровати и надели доспехи.

Прежде чем покинуть комнату, покинуть ее в последний раз, мы остановились и посмотрели друг на друга.

— Мне было очень приятно, принцесса, — сказал он.

Я смотрела, как изгибаются в улыбке его губы. Матерь, эти идеальные губы.

Я думала о том, чтобы поцеловать его в последний раз. Думала о том, чтобы обвить его шею руками и никогда не отпускать. Затащить его обратно в постель и не отпускать. По крайней мере, мы бы умерли счастливыми, когда Ниаксия поразит нас.

Я не сделала ничего из этого.

Я не знала, как Райн мог назвать меня храброй. Я была гребаной трусихой.

— Это было… — Я пожала плечами. Ухмылка заиграла в моих глазах без моего разрешения. — Сносно. Я так думаю.

Он засмеялся.

— А вот и она, — сказал он и открыл дверь.

АНЖЕЛИКА И ИБРИХИМ уже ждали вместе с Министером. Ибрихим не смотрел на нас. Обычно суровое лицо Анжелики было еще более суровым, чем обычно, ее глаза были острыми, как кинжалы, когда она наблюдала за нашим приближением. Они были в красной оправе.

Проклятие? Или она провела последний день, оплакивая смерть Айвана?

Дверь появилась, как всегда, без лишнего шума. Министер пожелал нам удачи и провел нас внутрь. Ибрихим шел первым. Он едва мог идти. Его крылья свисали вниз за спиной, они были сломанным мертвым грузом.

Следующая — Анжелика.

А потом были только мы.

Все, что я не могла сказать, грозило утопить меня. Слов было недостаточно. И все же без моего разрешения, как раз перед тем, как мы переступили порог, я схватила руку Райна, сжала ее сильно, сильно, сильно и о, Матерь, я не могла его отпустить, я не могла этого сделать.

Наши шаги замедлились. Никто другой не заметил бы этого, этой доли секунды колебания. Но для меня в этот момент жили миллионы возможностей.

Фантазии. Сказки. Бесполезные мечты.

Я разбила их о мраморный пол, отдернула руку и переступила порог.

Глава

46

Крики толпы были варварскими и кровожадными, как голодный рев волков, разрывающих свою добычу на части.

Трибуны были забиты до предела. С такого расстояния зрители были видны только как волна людей, с поднятыми в кулаки руками, кричащих о насилии. Над ними крылья ришанцев, окровавленные перья, распахнутые напоказ, превратились в смертельные точки.

Я осознала это лишь на мгновение, прежде чем мне пришлось уклониться от огненной полосы.

Не Ночного огня. Огня.

Я едва успела вовремя пошевелиться. Жар опалил кончики моих волос. Мой неуклюжий кувырок ударил меня о стену, нет, не о стену, а о дверь, закрытую на засов. Я вскочила на ноги и повернулась.

Арена была разделена на части. Я оказалась в маленьком куполе, дверь за мной была заперта. Ни Райна, ни Ибрихима, ни Анжелики.

Вместо этого меня окружили три фигуры, двое мужчин и женщина. У всех троих были пустые, светящиеся черные глаза и пустые лица, они были одеты в рваные одежды, которые казались оскорбительной пародией на религиозное одеяние. Огненная полоса пронеслась прямо через мою арену, заставив меня отшатнуться, чтобы избежать пылающего пути.

Она исходила от фигуры справа. Пламя окружало его, ползло вверх по ниспадающим лентам его одеяния. Кривая, потускневшая корона плохо сидела на его голове, на ней был закреплен сколотый белый круг.

Женщина рядом с ним была одета в розовое платье, испещренное черными и красными пятнами. На ее распущенных рыжих волосах красовался цветочный венец. Две увядшие розы были воткнуты ей в глаза. В ее руках был лук, из которого вылетала светящаяся стрела с ржавыми шипами.

И, наконец, последний мужчина, высокий и стройный, без рубашки, демонстрирующий покрытое шрамами, полуразложившееся тело. Его подбородок отвисал, рот зиял и почернел.

Боги, поняла я.

Это была имитация богов.

Это было последнее испытание. Оно представляло собой окончательное восхождение Ниаксии к власти. В приступе ярости и горя из-за смерти мужа она обратилась против своих бывших братьев и сестер. Она пробилась через всех двенадцати богов Белого пантеона и победила.

Женщина подняла лук и выпустила стрелу. Он летел быстрее, чем мог бы нести его воздух. Я едва успела увернуться.

Стрела из ржавой стали, по форме напоминающая колючий стебель розы, вонзилась в песок в двух дюймах от моего носа. Песок вокруг нее почернел и задымился.

Я продолжала бежать. За моей спиной раздавался ровный стук, стук, стук, стук, повторяя мои шаги, все ближе и ближе, когда стрелы ударялись о песок.

Тот, что с огнем, должен был быть Атроксусом, богом солнца и королем Белого пантеона. А стрелы… это должна была быть Икс, богиня секса и плодородия. Считалось, что ее стрелы зарождают семена в утробе матери, хотя я была совершенно уверена, что они собирались сделать со мной не это.

В конце концов, это были марионетки. Не настоящие боги, а пародии, призванные высмеять их.

А вот третий… Я ломала голову. Он не носил короны, не носил оружия…

Воздух раскололся надвое. Пронзительный звук заставил мои мышцы сжаться без моего разрешения. Я споткнулась о собственные ноги и тяжело приземлилась на песок. Боль пронзила мое плечо, когда одна из стрел Иксы задела мою плоть, открыв тлеющую дыру в моей броне.

Черт. Этот звук. Он парализовал меня. Вывернул мой разум наизнанку. Я заставила себя поднять голову и посмотреть на них — на третью фигуру, чьи почерневшие губы зияли, как у рыбы.

Как будто поет.

Каджмар. Бог обольщения, искусства, красоты… и музыки.

Его песня прекратилась так же внезапно, как и началась. Я воспользовалась моментом как раз вовремя, чтобы уклониться от еще одной надвигающейся волны огня. Атроксус не шелохнулся, завис в нескольких сантиметрах над песком, раскинув руки в молитве, и пламя растеклось вокруг него расширяющимися волнами. А Каджмар и Икс дергались и пританцовывали по площадке, словно болтались на ниточках, удерживаемые каким-то невидимым кукловодом, их хромые ноги волочились по земле.

Я призвала Ночной огонь, и была благодарна, когда, подпитываемый моим адреналином, он легко расцвел в моих руках. Но мне с трудом удавалось использовать его точно, я не могла прицелиться им в Иксу или Каджмара, когда они двигались так быстро, а моя небрежная попытка послать поток огня в Атроксуса просто засохла и умерла под силой его гораздо более мощной стены огня.

Еще один вопль песни Каджмара едва не прикончил меня, когда я особенно не вовремя упала. Огонь настигал меня по пятам. Мне пришлось бороться, чтобы протащить себя на три дюйма, вне пределов его досягаемости.

В тот момент, когда звук отпустил меня, я снова побежала, боль исчезла под стуком моего сердца. Все свелось к шагам, которые мне нужно было предпринять, чтобы остаться в живых.

За кем я собиралась охотиться в первую очередь?

Я не могла приблизиться к Атроксусу, он должен был подойти позже. И стрелы Иксы были проблемой, но только потому, что голос Каджмара оглушал меня.

Мне нужно было избавиться от него. Было слишком опасно позволять себе приближаться к остальным, пока он мог остановить меня в любой момент.

У меня не было ничего, кроме клинков. Это означало, что в этой следующей части не было никакой стратегии. Мне нужно было просто бежать.

Мой взгляд остановился на Каджмаре, который танцевал в беспорядочных движениях по арене. Я подготовила свои клинки, приготовилась и бросилась к нему со всей силы.

Я не замечала запаха, пока не подошла к нему на расстояние двух шагов, но как только заметила, его уже невозможно было игнорировать. Оно было гнилостным, от него у меня скручивало желудок в узел и желчь подступала к горлу. Он был полуразложившимся. Густая краска покрывала его лицо, трескалась на дряблых мышцах.

Он был трупом.

И не просто труп, а тот, кого я узнала. Это был ришанец, которого Райн убил в первую ночь Кеджари. Наши собственные павшие соперники, вытащенные назад для последней схватки.

Каджмар уже готовился отойти от меня, прежде чем я сократила расстояние между нами. Но я навалилась на него еще сильнее, бросилась на него в эти последние секунды.

Мой кинжал слишком легко вонзился в его грудь.

Но Каджмар не упал.

Я упала на землю, когда он отпрянул от меня, затем спохватилась, когда очередная визгливая песня парализовала мой разум. Я едва увернулась от стрелы, затем заставила себя подняться на ноги.

Из раны Каджмара по центру груди хлынули сгустки крови. И все же он двигался.

Я попала в самое сердце. Я была уверена в этом.

Но, конечно, он не упал. Он не был жив. Это сердце больше ничего для него не значило.

Атроксус продолжал заполнять арену слоями пламени. Жар становился невыносимым. Свободного пространства для передвижения становилось все меньше и меньше.

У меня были минуты. Может быть, меньше.

Я снова бросилась на Каджмара. И на этот раз, вместо того чтобы ударить его клинком, я впилась ногтями в его некротическую плоть и подтащила его ближе, сдерживая рвоту от зловония.

Они не были настоящими богами. Просто марионетки. Я не могла убить то, что не было живым, поэтому мне нужно было расчленить его.

Его рот был открыт только потому, что челюсть была ослаблена. Вблизи я разглядела неестественную выпуклость его шеи, какое бы заклинание или чары ни были наложены на его горло, они наверняка сохранились там. У Ниаксии не было звуковой магии. Какое бы заклинание это ни произвело, оно должно было быть предметом, полученным от другого бога.

Как мрачно и забавно. Что-то, к чему когда-то прикасалась магия Каджмара, теперь использовалось для насмешек над ним.

Я вцепилась в его горло изо всех сил.

Его тело дергалось и трепыхалось, как рыба, пойманная на леску. Взрыв звука, казалось, разорвет мои барабанные перепонки. Он пронзил меня насквозь, как множество бритвенных лезвий.

Но я не могла остановиться. Ни на секунду.

Я ударила его снова. Снова. Снова. Старая кровь забрызгала мое лицо.

Я издала рев при последнем ударе.

Звук внезапно смолк. Мой клинок пронзил позвоночник трупа. Стекло разлетелось вдребезги, его осколки показались из разорванного горла.

Тело Каджмара упало на землю у моих ног, все еще дергаясь, а его голова осталась в моей руке, мои пальцы сжимали путаницу его волос.

Слишком долго.

Краем глаза я увидела, как Икс подняла лук.

В противоположном направлении снова взметнулось пламя.

Я не могла уклониться от обоих сразу.

Я заставила все свои мышцы работать в последнем рывке, толкнула их вопреки всему, и со всей силы бросила голову в Иксу, упав на землю.

Я покатилась по песку. Смутно, сквозь шум ревущей толпы, я услышала глухой удар. Я быстро пришла в себя и к тому времени, как приземлилась, уже бежала.

Секунды до того, как огонь охватит яму.

Я поразила свою цель. Икс с трудом поднялась на ноги, теперь она представляла собой набор нескоординированных конечностей, прислоненных к стене, ее лук запутался в сломанных пальцах.

Я не замедлилась, когда ударила ее, выпустив клинок. Я попала прямо по ее рукам, отрезав их по самое запястье. В мертвой месячной плоти хорошо то, что она легко режется. Лук упал вместе с ее разлагающимися руками.

Я схватила его, прежде чем он упал на землю.

Стрела была уже готова. Я прижалась к стене. Прицелилась.

По ту сторону арены парил Атроксус в своем огненном кольце. Какая бы магия ни питала его пламя, она сидела в его груди, и ее блики были видны под тонкой гнилой кожей его грудной клетки.

Моя цель.

Я не слышала ни истошных криков толпы, ни треска пламени, ни даже стука собственного сердца.

— Я звала и звала, но он не ответил.

Я слышала только рыдания Мише по поводу того, что ее покинул бог, которому она отдала свою жизнь.

Ночной огонь пронесся по всей длине моей стрелы. Она превратилась в падающую звезду ярости, когда я пустила ее в полет.

Она вонзилась прямо в грудь Атроксуса, в сердцевину его силы. На мгновение его огонь и мой — теплый свет и холод столкнулись друг с другом.

Мой победил.

Вспышка ослепила меня. Я пошатнулась и прижалась к стене. Когда я снова открыла глаза, огня уже не было. Труп, лежавший в центре ямы, даже отдаленно не напоминал Атроксуса. Собственно, он вообще не был похож на человека.

Дверь со скрипом открылась. Крики зрителей достигли крещендо.

Я вытерла окровавленные руки об окровавленную одежду, схватила свои клинки и пошла, не оглядываясь.

Я ШАГНУЛА В ДВЕРЬ, держа оружие наготове, но эта часть арены была пуста. Это был полукруг на фоне барьера трибун с тремя другими дверями, встроенными в стены, разделявшие Колизей. Две из них оставались закрытыми.

Я посмотрела на зрителей, на море опьяненных кровью лиц. То тут, то там я слышала отголоски своего имени. Я не знала, болеют ли они за мою победу или за мою смерть. Может быть, и за то, и за другое. Какая разница, лишь бы это было хорошее шоу?

Тысячи лиц, и все же мои глаза остановились на Винсенте, как будто они уже знали, где его искать. Он был в первом ряду, стоял один в своей ложе. Для него был предназначен стул, но он не сидел. Вместо этого он стоял, прижавшись к перилам.

Выражение его лица перевернуло все внутри меня, как одна из ядовитых стрел Иксы, если бы попала в мое нутро.

После нашей ссоры я ожидала увидеть здесь Винсента-короля. Я видела, как он смотрел на меня как на угрозу той ночью, даже если это было всего несколько секунд. А если Винсент видел угрозу, он уже не видел ничего другого.

И да, у этого вампира были все атрибуты Винсента — короля военного времени, крылья напоказ, знак Наследника, корона, возвышающаяся над его лбом.

Но эти крылья были сильно сжаты, как будто нервы связали его мышцы в узлы. Открытый знак казался не столько демонстрацией силы, сколько тем, что его сердце открыто и уязвимо. А его лицо, он смотрел на меня так, словно чувствовал каждый удар, каждый ожог, каждую рану на моей коже.

Я была готова его ненавидеть. Я хотела его ненавидеть.

Я могла ненавидеть Винсента, короля, который истребил всю мою семью, который руководил пытками моего народа, который безжалостно убивал и уничтожал.

Но как я могла ненавидеть Винсента, моего отца, который так смотрел на меня?

Мой гнев делал все определенным и простым. Моя любовь делала все сложным и трудным.

Я позволила себе отвлечься.

Только глаза Винсента, мелькнувшие за долю секунды до того, как я повернулась, спасли меня.

Я крутанулась как раз вовремя, чтобы увернуться от стрелы. Еще мгновение, и она бы впилась мне в спину. Вместо этого я позволила ей пролететь над моим левым плечом, за ней тянулась полоса черного дыма-магии. Толпа засмеялась и закричала, когда она приземлилась в зале, вызвав шквал активности позади меня.

Ибрихим хромал из второй открытой двери.

Черт.

Я не знала, как он остался жив.

Он держал свой лук в железной хватке, но выпустил стрелу и теперь с трудом готовил другую. Его некогда хорошая нога теперь волочилась за ним, скрюченная и искалеченная. Его руки были так залиты кровью, что я не могла сказать, каким образом они были ранены, знала только то, что они были ранены, и сильно. Если и были какие-то сомнения, то тот факт, что он не мог даже дотянуться до своего колчана, развеял их.

Он поднял голову, его рот искривился в мрачную полосу решимости. Один глаз отсутствовал, по лицу текла кровь.

Матерь, он сражался. Он сражался так упорно.

Я подошла к нему. Он не сводил с меня глаз, пока возился со своим оружием.

Позади меня шум толпы изменился так, что я сначала не могла разобрать. Только когда я была в двух шагах от Ибрихима, я поняла…

Смех.

Они смеялись над ним.

Ибрихим успел приготовить свой лук. Но его руки так сильно дрожали, что пальцы соскальзывали с тетивы. Он никогда не сможет натянуть его.

Он вздернул подбородок, на губах появилась усмешка. Он различил этот звук раньше меня. Но тогда, вероятно, он слышал его всю свою жизнь.

— Ты меня жалеешь? — прохрипел он.

Я покачала головой.

Нет. Я не чувствовала жалости к Ибрихиму. Он сражался, и сражался хорошо.

Может быть, мы были похожи. Мы оба выросли в мире, который нас искалечил. Мы оба учились бороться вдвое усерднее, чтобы компенсировать то, чем мы не были. У нас обоих было все, что мы ненавидели.

Я была всего в двух шагах от него. Достаточно близко, чтобы увидеть, как его плечи слегка опустились, а на лице мелькнула улыбка.

Он думал о том, чтобы сдаться.

— Нет. Не останавливайся. — Я вытащила другой клинок. — Да пошли они. Не позволяй им издеваться над тобой. Дай мне достойный бой, и я дам тебе достойную смерть, Ибрихим.

Его челюсть напряглась. Через мгновение он разжал дрожащие пальцы и позволил луку упасть на землю. Когда он вытащил меч, то едва мог выдержать его вес. И все же он вложил все силы в эти последние удары.

Я не поддавалась ему. Это заняло у меня несколько секунд.

И когда я подтащила его поближе, когда я приготовилась к убийственному удару, этот единственный оставшийся глаз встретился с моим, как будто я смотрела в зеркало.

— Я рад, что это была ты, — тихо сказал он.

И я удостоверилась, что мой прицел был верен, когда я вонзила свой клинок прямо в его сердце.

Глава

47

Толпа закричала. Глаз Ибрихима закатился и стал отрешенным, когда он умер. Я выдернула свой клинок из его груди и позволила ему упасть на песок.

Краем глаза я заметила движение. На другой стороне арены открылась еще одна дверь.

Я повернулась, готовая сделать выпад, но вместо этого облегченно вздохнула.

Райн стоял там, опустив плечи. Его доспехи были изодраны в клочья, Матерь, я не знала, что за существо могло так разодрать кожу, и он промок насквозь, его слипшиеся волосы прилипли к лицу и шее. Возможно, Зарукс — бог моря?

Черт, мне было все равно. Он был жив. Я бы поблагодарила за это любого бога. И я увидела ту же безмолвную молитву на его губах, когда его взгляд переместился на меня.

Четвертая дверь распахнулась, нарушив наш транс.

Анжелика выглядела как богиня: заплетенные в косу волосы вырваны из плетения, на бледной как лед щеке порез. Позади нее я увидела картину, забрызганную кровью. Она расправилась со своими противниками.

Как только она вышла на арену, все четыре двери захлопнулись за нами, оставив нас здесь в ловушке.

Райн, Анжелика и я напряглись, глядя друг на друга. Может быть, мы ждали еще одной уловки, еще одной демонстрации Ниаксии.

Но ничего. Только рев зрителей, нарастающий до кровожадной кульминации.

Нет, здесь не было никакого другого фокуса. Просто три животных в клетке друг с другом. Но кому нужен был фокус, когда мы уже давали им это? Человек, изгой, монстр. Любовники, вынужденные отвернуться друг от друга. Убитый горем вампир, жаждущий мести.

Это уже было адское шоу.

Шевелись, маленькая змейка. Шевелись, пока они не сделали это.

Это все еще был голос Винсента в моей голове. И несмотря ни на что, я все равно послушалась.

Сначала я обратила свое внимание на Анжелику.

Ее пронзительные глаза нашли мои, и мы обе сделали рывок.

АНЖЕЛИКА БЫЛА БЕЗЖАЛОСТНА.

Она не бросила ни единого взгляда на Райна. Его могло бы и вовсе не быть. Даже когда он давал ей явные возможности, даже когда он явно пытался привлечь ее внимание, она приходила только за мной.

Я была меньше ее, быстрее, проворнее. Но это было единственное преимущество, которое я имела против нее. Анжелика была прирожденной убийцей. Она была такой же высокой, как Райн, и почти такой же сильной. Удержать острие ее клинка было одно дело — удержать мое хрупкое человеческое тело от того, чтобы оно не рассыпалось, буквально рассыпалось, под сокрушительной силой ее ударов, было совсем другое.

Во время одного особенно жесткого замаха я заблокировала ее своими клинками, только услышав отчетливый ТРЕСК, раздавшийся в моей спине. Боль пронзила мой позвоночник, как молния.

Я изо всех сил старалась удержать блок. Из моего горла вырвался хриплый рев. Я бросила все, что у меня было, в свой Ночной огонь, и он разлетелся по всей длине моих клинков.

Но Анжелика почти не реагировала, когда эти белые языки пламени обжигали ее. Она не вздрогнула ни при одном порезе, который мне удалось открыть на ее плоти, даже когда яд разъедал кожу.

Ее глаза, красные и холодные от ярости, не отрывались от меня. Она не обращала внимания на Райна, отмахивалась от его ударов и продолжала свой неудержимый шквал.

Секунды тянулись за минутами, а минуты тянулись бесконечно.

Это было больше, чем стратегия. Она не просто выбрала меня, потому что я была более слабым противником. Нет, это было личное. Я была уверена в этом, хотя и не понимала до конца, почему. Винила ли она меня в смерти Айвана, хотя именно Райн бросил его в туман?

Имело ли это значение?

Нет времени думать. Нет времени на вопросы. Нет времени переходить в наступление, только уклоняться от ее ударов, как я могу.

Мои глаза на долю секунды встретились с глазами Райна через плечо, когда я блокировала один из ее сокрушительных ударов. Ужас отразился на его лице, когда он пытался оттащить ее от меня, ужас из-за моего имени ошеломил меня. Отвлек меня.

Я колебалась слишком долго.

Ее меч пролил реку крови у меня на плече, и ее губы скривились в удовлетворении.

Черт.

Я попыталась вырваться, но кончики ее пальцев поднялись. Она была искусным пользователем магии. Возможно, не так хороша, как Айван, но более чем хороша для этого. Одно движение ее руки, и мое собственное тело предало меня.

Я упала на колени. Мое сердцебиение дрогнуло, когда кровь в моих венах хлынула и закрутилась странным, необычным образом. Боль бурлила внутри меня, как медленное горение, начинающееся на слабом огне и быстро переходящее в агонию, которая поглощала все остальное. Я не могла пошевелиться.

Анжелика улыбнулась, подойдя ко мне.

— Ты хорошо справился, человек, — сказала она. — Гораздо лучше, чем я ожидала.

Нет.

Я зашла слишком далеко, чтобы умереть здесь. Я пробивалась сквозь магию, заставляя свои мышцы работать против нее.

Мне с трудом удалось поднять свой клинок.

Райн бросился на Анжелику, но она быстро отмахнулась от него, дав мне всего несколько секунд передышки, достаточно, чтобы я смогла глотнуть воздуха и, пошатываясь, подняться на ноги, но я едва успела сделать это, как она снова повалила меня на землю, зажав ногу сапогом.

— Было очень приятно, Орайя.

Уверенность в смерти медленно накатывала на меня, как холодный туман, который незаметен, пока ты не утонешь в его глубинах.

Я была спиной к толпе. Возможно, если бы это было не так, я могла бы посмотреть на Винсента. А может быть, я была благодарна за то, что мне не придется смотреть, как он наблюдает за моей смертью.

Вместо этого мой взгляд скользнул мимо Анжелики к Райну.

Я не знала, что искала. И все же я почувствовала острую грусть, когда он не смотрел на меня. Он смотрел мимо меня, в толпу. На что? Я не могла понять его выражение лица. Отчаяние и гнев. Как будто он умолял кого-то и ненавидел каждую секунду.

Его подбородок наклонился. Едва заметно кивнул.

Анжелика подняла меч. Она разрубила бы меня на две части.

Я приготовила свое оружие. Призвала все последние крупицы магии, что были в моих жилах. Я умру, сражаясь.

Но затем произошло нечто странное. Удар не последовал, когда я ожидала его. Вместо этого Анжелика пошатнулась, ее взгляд ненадолго поднялся к трибунам. Она наблюдала.

Она позволила магии крови ускользнуть.

Мое тело уже двигалось, мои вновь освобожденные мышцы дрогнули, и мой клинок уже был погружен в грудь Анжелики.

Ночной огонь появился мгновением позже, поглотив нас обеих.

Чтобы пробить грудную кость, нужно сильно надавить.

Тело Анжелики было мускулистым и стройным, к тому же она носила доспехи. Но я бросилась на нее с такой силой, что мой клинок с первой попытки попал ей в сердце.

Она упала. Ни контратаки, ни попытки отбиться. Возможно, если бы у меня было время подумать, я бы нашла это странным. Ее глаза просто скользнули к моим.

И она улыбнулась.

— Удачи, — прошептала она, когда ее когтистые пальцы высвободились из моих рук. Ее тело упало на песок с тяжелым ударом, вся тяжесть величия была сброшена.

Я медленно встала, боль от магии Анжелики уходила. Я перешагнула через ее тело, и лужа крови пропитала подошвы моих сапог.

Райн был на другой стороне ямы, его плечи вздымались.

Он во всех отношениях выглядел закаленным воином. Несколько прядей темно-рыжих волос прилипли к его лицу от пота. Что бы ни разодрало его броню в клочья во время предыдущего испытания, оно хорошо справилось с этим, и по мере того, как он двигался, все больше рваных кусков кожи отваливалось, оставляя широкие участки мускулистой плоти, видимые на его груди и плечах — мощь его тела ни с чем не спутаешь. Даже магия его меча казалась более свирепой, чем когда-либо прежде, клубы дыма поднимались от лезвия злобными струйками.

Но его глаза не принадлежали этому вампиру.

Его глаза принадлежали вампиру, который проснулся сегодня со мной. Он целовал шрамы на моем горле, как будто мое прошлое и все его темные уголки были чем-то ценным, что нужно защищать.

Теперь были только мы. Один из нас уйдет, а другой оставит свою душу здесь, в этих пропитанных кровью песках.

На мгновение я подумала о том, чтобы бросить оружие.

Но потом Райн поднял подбородок. Мышцы его горла сдвинулись, когда он сглотнул. Я услышала все, что он не сказал, в маленьком ободряющем кивке, который он мне дал.

— Обещай мне, что никогда не перестанешь бороться.

У него был один шанс обрести силу, необходимую ему, чтобы помочь тем, кого он оставил. У меня был один шанс стать чем-то большим, чем человеком, оставленным умирать в мире, который презирал ее. Никто из нас не мог позволить себе пожертвовать этим как бы сильно нам этого ни хотелось.

Нет, мы будем сражаться.

Райн двинулся первым.

Глава

48

Мы с Райном слишком хорошо знали, как бороться друг с другом. Мы знали сильные и слабые стороны и привычки друг друга. Я знала не только, когда он двинется, но и как он ответит, когда я это сделаю. Каждый выпад был результатом полудюжины расчетов, основанных на врожденном знании друг друга, которое мы накопили за последние месяцы.

Это было порочно. Развратно. Использовать эту близость, чтобы убить друг друга.

Мне было интересно, думал ли он о том же. Не было его обычной дикой радости. Никаких язвительных комментариев или полуулыбок. Никакого удовлетворения в его ударах. Когда я в первый раз проткнула его кожу, я вздрогнула, как будто это была моя собственная кожа. И в свою очередь, когда он в первый раз пролил мою кровь, он отпрянул назад, словно пытаясь остановиться.

Тем не менее, наш танец продолжался. Толпа вопила от удовольствия при каждом столкновении стали. Я их почти не слышала. Моя кровь билась в ушах, ревя.

Это было мучительно. Мучительно. Я хотела, чтобы мне было больно везде, чтобы не чувствовать боль в сердце.

Когда я словно в танце приблизилась к нему, я прошипела:

— Ты сдерживаешься.

Ты сдерживаешься, сказала я, принимая его в свое тело. Я знала, что он тоже об этом думает.

— Ты тоже, — сказал он.

Было ли это то, что я должна была сделать? Прижаться к нему изо всех сил, чтобы заставить его сделать то же самое со мной?

— Ты сказал, что мы это сделаем, — прошипела я, выхватив свое оружие. — Так сделаем это, черт возьми.

Его взгляд ожесточился так, что у меня по позвоночнику пробежал холодок.

— Как пожелаешь, — сказал он.

И когда он набросился на меня в этот раз, он использовал свой Астерис.

Он устал, и это значительно ослабило его магию, но она все еще была смертоносной. Я задохнулась и пошатнулась. Я заблокировала его меч, но вспышка черно-белого света разорвала мою кожу, оставив на ней кровь и ожоги. Наивно было удивляться, что он с такой готовностью принял мой вызов.

Я попросила его не сдерживаться, и он это сделал.

Страх — это совокупность физических реакций, сказала я себе.

Страх — это учащенное сердцебиение, учащенное дыхание и потные ладони. Страх — это путь к гневу, а гнев — это путь к власти.

Когда я смотрела в глаза Райна и представляла, как его кровь впитывается в эту проклятую грязь, страх, проникавший в мои легкие, был непреодолим. Но все это тоже была сила.

Когда я сделала выпад в этот раз, Ночной огонь окружил меня.

Что-то сломалось между нами. Все эти хрупкие маленькие удары, эти осторожные танцы блоков и уклонений, разбились вдребезги. Мы бросились друг на друга, жаждая крови.

Астерис пылал над каждым ударом Райна, а Ночной Огонь пылал в моем. Каждый раз, когда мы сходились, две магии вспыхивали и разлетались вокруг друг друга, тьма и свет разрывали друг друга на куски. Его магия хлестала по моей коже, оставляя ее сырой и кровоточащей. Моя магия полыхала на его, обжигая его обнаженную плоть.

Больше не было ни томительных взглядов, ни колебаний. Только жестокая эффективность.

Я всегда восхищалась мастерством Райна как воина. Он владел мечом так, как художник владеет кистью, каждый мазок был упражнением в грации и красоте. Теперь это восхищало меня, изящество его инстинктов и движений, все эти новые аспекты его жестокости, видимые только как цель. Возможно, я смогу оценить каждый мазок смерти только тогда, когда сама стану холстом.

Я больше не видела и не слышала толпу. Ночной огонь распространялся по песку так же тихо и неотвратимо, как медленное шествие смерти. Райн ослабил хватку своей магии, и каждый всплеск Астериса охватывал всю арену.

Я встретилась с его глазами сквозь пламя. Они казались такими красными здесь, в окружении холодного сине-белого цвета моей магии и фиолетово-черного его. В них я увидела лишь мрачную решимость. Конечно. У него было все, за что можно бороться. Люди, полагающиеся на него. Люди, которых он должен был спасти. Все, что мы построили вместе, было лишь препятствием на этом пути.

Его следующий удар будет смертельным.

Райн был намного больше меня, намного сильнее. Я была быстрее, но ненамного и не тогда, когда его крылья были расправлены. Теперь он расправил их, чтобы броситься на меня. Я не могла среагировать достаточно быстро.

По моему телу прокатилась боль, когда его меч рассек мне руку.

Я отпрянула, задыхаясь и удивляясь, что осталась жива.

Челюсть Райна была сжата, глаза холодны.

Почему меня удивило, что он так на меня смотрит? Почему мне было больно? Не должно. Я сказала ему сражаться. Я была человеческой девушкой, которую он знал несколько месяцев. Другом, да. Но друзей не существует в таком месте, как это.

Он снова набросился на меня.

Я видела, как моя жизнь пронеслась перед моими глазами. Моя короткая, жалкая жизнь. Каждый мертвый человек, которого я не успела спасти. Тело Иланы, не более чем клочья плоти. Едва ли осталось что-то, чтобы сгореть.

Тебе не обязательно быть такой, Орайя.

Она сказала мне это однажды.

Я видела смерть, идущую за мной, на острие клинка Райна, в сосредоточенной решимости его взгляда.

Она была права. А я нет. Я могла бы сделать себя лучше.

Удар Райна должен был стать моей смертью. Я уже стояла на краю пропасти.

Но что-то осталось внутри меня. Я собрала все, что у меня было. Выпустила рев ярости. Не на Райна, а на мир, который поместил нас обоих сюда.

Мне не нужно было думать. Не нужно было видеть. Я сражалась только на инстинктах, нанося удар за ударом, встречая жесткое сопротивление, мягкое сопротивление, встречая боль Астериса, ожог Ночного огня. Встречаясь с кожаными доспехами.

И наконец, встреча с плотью. Плоть Райна.

Я застыла с острием клинка у его груди, какой-то далекий инстинкт кричал: «ОСТАНОВИСЬ».

Толпа визжала от восторга.

Райн был подо мной. Ночной огонь окружал нас. Волдыри выступили на его коже, как увядшие розы. Я осознавала мучительную боль от каждого вздоха, каждого движения.

Он тоже дрожал. Я оставила раны, наполненные ядом, по всему его торсу, плечам, рукам, даже одну на щеке. Из тех ран, которые он нанес мне, тоже текла кровь, и очень сильно. Когда я навалилась на него, прижав его к земле, его кровь и моя смешались — последние мазки его картины, красные и черные.

Мой клинок был у его груди. Его рука крепко схватила меня за запястье. Его губы скривились в ухмылке.

И он прошептал:

— А вот и она.

В тот же миг я поняла, что он делал.

Он заманивал меня, как заманивал человека на пиру все эти месяцы назад. Он боролся со мной так сильно, чтобы заставить меня сопротивляться с такой же силой.

Я сказала себе, что сделаю это.

Мне нужно было действовать. Есть люди, которым нужно помочь. Власть, которую нужно получить. Я не могла сделать ничего из этого, будучи человеком, постоянно борющимся за выживание.

Струйка крови выступила на кончике моего клинка. Моя рука дрожала.

— Покончи с этим, принцесса, — прошептал Райн.

Покончи с опасностью, страхом и насилием.

Покончи с этим, покончи с этим, покончи с этим…

Нет. Я не могу. Я бы не смогла.

Но рука Райна сжалась.

Смотри в глаза, когда будешь вставлять клинок, — прошептал голос Винсента.

Нет. Я зажмурила глаза. Мне казалось, что я отстраняюсь.

Но, может быть, Райн дернул мое запястье. Может, он вогнал клинок в собственную грудь.

Или, возможно, мое вампирское сердце все-таки выиграло битву.

Потому что я почувствовала, как лезвие скользит, скользит, скользит. Почувствовала, как разошлась грудная кость. Почувствовала, как рвется мышца. Я почувствовала, как лезвие вошло в мое собственное сердце, как оно вошло в сердце Райна.

Толпа разразилась дикими, ликующими воплями. Тепло окутало мои руки. Вес подо мной ослаб.

Я открыла глаза.

Я победила.

Райн был мертв.

Глава

49

Нет.

Мой Ночной Огонь исчез.

Голова Райна откинулась на песок. Его глаза были полуоткрыты и безразлично смотрели на толпу. На его губах все еще играла глупая улыбка.

Я только что получила все, о чем мечтала. Все мои самые заветные мечты исполнились.

И все, что я могла подумать, было: «Нет».

Нет, он не умер. Я не делала этого. Я знала, что не делала, что не вонзала лезвие. Мой разум отчаянно хватался за эти последние несколько критических секунд.

Он не мог умереть.

Он не мог.

Отдаленно, словно в другом мире, голос Министера эхом разнесся по арене.

— Двадцать первый Кеджари обрелсвоего победителя!

Восторженные возгласы кровожадного народа, взволнованного своим пропитанным кровью победителем, заполнили Колизей.

Я не двигалась.

Я заставила свои пальцы ослабить хватку на клинке. Они пробежались по безжизненному лицу Райна. Его кожа была еще теплой. Мой большой палец провел по складке в уголке его рта.

— Райн, — выдавила я, в душе ожидая, что он ответит мне.

Но он не ответил.

Он не двигался.

Я убила его.

Я убила его.

О, Матерь, что же я наделала.

Я обхватила его лицо обеими руками. Мое дыхание стало глубоким, болезненным. Мое зрение затуманилось.

Я не плакала, когда умерла Илана. Я не плакала с тех пор, как в последний раз ударила ножом своего возлюбленного. В ту ночь я поклялась себе и Винсенту, что больше никогда этого не сделаю.

Но я ошибалась. Я ошибалась в очень, очень многом. Мир только что потерял невероятную силу. И моего присутствия здесь было недостаточно, чтобы это исправить.

В этой игре победил бы только один из нас. И это не должна была быть я. Это не должна была быть я.

Ничего не существовало, кроме него и света, который я только что вырвала из этого мира.

Даже звуки толпы. Ни голоса Министера, доносящегося до трибун, когда он говорил:

— Встань, победитель. Встань, чтобы приветствовать свою богиню.

Нет, я ничего этого не слышала.

Я подняла взгляд только тогда, когда все затихло. Дрожь прошла по моей коже. Я подняла глаза к небу. Оно было чистым и ярким, звезды выделялись на фоне бархатной ночи. Мое зрение было настолько затуманено слезами, что они вспыхивали, как маленькие сверхновые звезды.

Или…

Я нахмурила брови.

Нет. Это были не мои слезы. Звезды и впрямь засияли ярче, словно напитанные новым светом. В небе над Колизеем закружились серебристые нити, похожие на рваные обрывки сплетения. Воздух стал очень, очень неподвижным, словно каждый ветерок был украден ради дыхания великого существа.

Более великого существа, чем сама Богиня Ночи, Крови и Тени. Наследница Короны Мертвых.

Матерь вампиров.

Волосы встали дыбом на моих руках.

— Поклонись, — прошептал Министер. — Поклонись нашей Матери Алчной Тьмы, Ниаксии.

Глава

50

Мне не нужно было кланяться. Я уже стояла на коленях и не могла заставить себя встать.

Я почувствовала ее прежде, чем увидела.

Я всегда была скептиком, когда дело касалось богов. Как бы ни нравилось всем в Обитрэйсе превозносить Ниаксию и ее непостижимую силу, я задумывалась, а не преувеличено ли все это, не миф ли это?

В этот момент эти сомнения исчезли.

Потому что весь проклятый мир склонился перед Ниаксией. Не только люди, но и воздух, небо, земля. Песок зашевелился под моими ладонями, словно пытаясь приблизиться к ней хоть немного. Ночь извивалась, словно желая оказаться в ее легких.

Каждая часть меня взывала к ней. Повернись, повернись, повернись, — шептал ветер.

И все же я не могла оторваться от Райна.

— Посмотри на меня, дитя мое.

Ее голос был миллионом оттенков миллиона звуков, наложенных друг на друга изысканными слоями. История, сила, скорбь в чистом виде.

Я заставила себя отпустить безжизненное лицо Райна, позволив ему упасть на песок.

Оцепенев, я поднялась. Повернулась.

Передо мной стояла Ниаксия.

Она не была личностью. Она была событием.

Мой разум опустел от мыслей, губы приоткрылись. Она парила прямо над землей, изящные босые ноги были направлены на песок. Ее волосы были длинными и черными, а вокруг нее, словно вечный бриз, плыли нити ночи. Во тьме сверкали звезды, нет, не просто звезды, а все оттенки бесконечного неба. Пятнистые полосы далеких миров. Пурпурные и голубые оттенки звезд. Она стояла почти на коленях, вокруг нее был занавес ночи. Ее кожа была льдисто-белой, а глаза — полуночно-черными. Ее обнаженное тело казалось окунутым в расплавленное серебро, тысячи оттенков платины играли в каждом изгибе ее формы. Тени ласкали ее изгибы танцующими фрагментами тьмы.

Ее губы были ярко-красными. Когда она улыбалась, капля крови стекала по ее изящному острому подбородку.

Мне захотелось прикоснуться к ее коже. Я жаждала слизать каплю крови с ее рта. Я уже давно поняла, что красота вампиров опасна, это ловушка с серебряными зубами. Их привлекательность была создана для того, чтобы заманивать добычу.

Притягательность Ниаксии затмевала всё, и это пугало меня.

Я понимала это, и все же в этот момент, когда на меня обрушилась вся сила ее присутствия, я бы умерла за нее. Я готова был убить ради нее. Я бы задрожала в экстазе, если бы она предложила мне агонию этими потрясающими кончиками пальцев, окрашенными кровью.

Я изо всех сил старалась успокоиться. Жестокость моего горя словно обнажила меня, в тот год оно пробило слишком широкую брешь в моей броне, чтобы ее можно было залатать.

Ниаксия ступила на песок, каждый шаг был бесшумным. Она наклонилась и взяла мое лицо в руки. Ее глаза, полностью черные, хранили слабеющий отблеск угасающего заката, открывая разные оттенки неба каждый раз, когда она поворачивала голову.

— Орайя.

Она произнесла мое имя так, как оно должно было быть произнесено.

Улыбка исказила ее губы. Она оглянулась через плечо.

— У нее твои глаза, — засмеялась она.

Винсент. Она смотрела на Винсента. Я оторвала взгляд от нее. Он прижимался к перилам, не моргая. Гордость и предвкушение боролись на его лице. Его глаза сияли.

— Моя дочь, Орайя из Дома Ночи, — сказала Ниаксия. — Ты сражалась упорно и хорошо. Скажи мне, моя победительница. Что я могу дать тебе в качестве дара?

Победительница.

Сражалась.

Эти слова разрушили временную дымку присутствия Ниаксии. Реальность того, где я стояла, что я сделала, чтобы оказаться здесь, обрушилась на меня.

Горе было невыносимым. Миллион острых граней миллиона решений, которые я могла бы сделать по-другому. Кровь Райна на моих руках.

Опустошенное лицо Ниаксии стало задумчивым. Ночные глаза опустились на безжизненное тело Райна.

— Ты скорбишь, дитя мое.

Я не могла сказать, было ли это сочувствие, которое я услышала в ее голосе.

Я не ответила вслух, но она все равно услышала мой ответ.

— Я знаю горе, — сказала она мягким голосом. — Я знаю, что такое потерять половину своей души.

Половина души. Это действительно так. Он забрал у меня больше, чем я думала, когда он уходил.

Грозовые тучи клубились в ночи под взглядом Ниаксии.

— То, что у тебя украли такую ценность — действительно большая потеря. — Молнии померкли, когда они снова повернулись ко мне. — Но, возможно, это и благословение, дитя мое. Такая чистая любовь, которая навсегда сохранилась в своей первозданности. Цветок, застывший в цветении.

Ее пальцы ласкали мое горло, спускались к груди, задерживаясь там, словно нащупывая человеческий пульс.

— Мертвый возлюбленный никогда не сможет разбить твое сердце.

Так ли она относилась к своему умершему мужу?

Если да, то я ей завидовала. Потому что она была не права. Мое сердце уже было разбито. За последние двадцать лет оно разбилось в тысячу мгновений. Первый удар пришелся на ночь, когда погибла моя семья. Только сейчас, по моей собственной воле, оно разбилось вдребезги.

Все, чего я когда-либо хотела, было в пределах моей досягаемости.

Сила. Могущество. Я больше никогда не буду бояться. Я могу сделать себя хищником вместо жертвы, охотником вместо преследуемого, правителем вместо подданного. Я могу сделать себя чудовищем, которого нужно бояться. Я могу сделать себя чем-то, что можно запомнить, вместо еще одной увядающей смертной жизни, которую можно забыть.

Все здесь.

Двести лет назад Винсент принял это решение. Он пожертвовал всем.

И Ниаксия тоже. Ее горе стало ее силой. Она превратила его в оружие, достаточно острое, чтобы вырезать целый новый мир.

Теперь я поняла. Так было всегда. Любовь была жертвой на алтаре власти.

Взглядом я нашла Винсента. Он не моргал, не дышал.

Мой отец, который научил меня выживать, убивать, ничего не чувствовать. Возможно, во мне не было его крови, но я была его ребенком во всех остальных смыслах этого слова, и он любил меня единственным способом, который знал. На острие клинка.

Я проглотила внезапное, отчаянное желание узнать, что он чувствовал, когда стоял на моем месте двести лет назад. Клялся ли он, что станет лучше, чем тот, кто пришел до него?

Улыбка Ниаксии отразилась по моей щеке, как холодный свет луны.

— У них всегда есть мечты, — пробормотала она, отвечая на вопрос, который я не задавала. — И его мечта была самой великой из всех. Скажи мне, какая твоя мечта, дитя мое?

Я сжала свое желание в своем слабом смертном сердце. Возможно, я все-таки была более человечной, чем думал Винсент.

Мой отец учил меня смотреть им в глаза, когда я вонзаю клинок в их сердце. Поэтому я не отводила взгляда от его глаз, когда говорила Ниаксии:

— Я хочу, чтобы победил Райн.

Лицо Винсента побелело.

Смех Ниаксии прозвучал как перемена судеб.

Глава

51

Ниаксия не спрашивала меня, уверена ли я. Она знала мою душу. Она знала, что я уверена.

— Как пожелаешь, — сказала она, как будто я только что сделала что-то очень забавное.

Я не была уверена, чего я ожидала, может быть, какой-то драматической вспышки света или бури тьмы, или, черт возьми, может быть, того, что я полностью исчезну, но ничего этого не произошло.

Нет, оказывается, изменение судьбы — это тонкая штука. Воздух становится чуть холоднее, направление ветра чуть сбивается. Ты смотришь вниз, и вдруг твои руки дрожат, держа клинок, который несколько секунд и еще одну реальность назад был вонзен в грудь твоего возлюбленного.

Я подняла глаза, и Райн был жив.

Он вдохнул большой глоток воздуха, его руки схватились за грудь, за рану, которой больше не было.

Толпа роптала и задыхалась.

Я не смотрела на них. Райн тоже не смотрел. Вместо этого его взгляд устремился на меня. Только на меня. Он посмотрел на меня прежде, чем на Ниаксию.

Слезы, навернувшиеся мне на глаза, были от облегчения.

Оно того стоило. Я уже знала это. Даже если бы я больше никогда его не увидела. Это бы того стоило.

Замешательство отразилось на его лице, когда он потер грудь.

— Здравствуй, Райн Ашрадж, мой Ночнорожденный сын, — промурлыкала Ниаксия. — Победитель Кеджари.

Замешательство Райна перешло в осознание. Затем перешло в…

в…

Я нахмурила брови.

Это не было облегчение. Это было мучение.

— Орайя, — задыхался он. — Что ты…

— Встань, — приказала Ниаксия. — Встань, сын мой. И скажи мне, как я могу вознаградить тебя за победу.

Долгое мгновение Райн молчал. Казалось, это молчание растянулось на миллион лет. Наконец он поднялся и подошел к Ниаксии. Ее пальцы погладили его щеку, оставляя на ней кровавые дорожки.

— Как много времени прошло, — прошептала она. — Даже судьба не знала, увижу ли я это лицо снова.

— Взаимно, миледи, — сказал Райн.

Челюсть Винсента сжалась так сильно, что задрожала, костяшки пальцев побелели, спина выпрямилась. Его крылья трепетали, словно он должен был сдерживать себя, чтобы не полететь сюда.

В глазах Ниаксии плясало веселье, ужасающее веселье.

Мой желудок скрутило. Мне не нравилось видеть этот уровень восторга. Такой восторг, который сулил кровопролитие.

Ниаксия любит, когда ее дети ссорятся.

Что-то… что-то было не так.

— Скажи мне, сын мой, каков твой приз?

Мир затаил дыхание. Райн склонил голову.

В толпе я увидела, как Септимус протискивается вперед через трибуны, на его губах расплывается голодная ухмылка.

Почему Септимус выглядел таким довольным, если его фаворит пал?

Райн сказал:

— Двести лет назад ты пришла в это место и исполнила желание победителя Кеджари. Ты запечатала силу Ночнорожденного короля ришанцев.

Ухмылка на губах Ниаксии переросла в оскал, и вместе с ней опустился мой желудок.

— Я желаю вернуть эту силу, миледи. Я желаю, чтобы она была возвращена линии Наследников ришанцев. Я желаю, чтобы она вернулась ко мне.

Возвращена?

Ниаксия засмеялась, низким и мягким смехом.

— Я гадала, когда же это случится. Твое желание исполнено, Райн Ашрадж, Обращенный наследник короля ришанцев.

Что?

Мои глаза расширились. Я сделала несколько шагов назад, к трибунам. Некоторые зрители смеялись, впитывая драматизм происходящего. Но другие, в основном хиаджи, начали беспокойно пробираться сквозь толпу.

Ниаксия сложила руки перед собой.

— Поздравляю с победой.

Райн смотрел только на меня, на его лице читалось изумленное извинение, когда руки Ниаксии сомкнулись на его груди, а ее губы прижались к его лбу.

Всплеск силы изменил мир.

Все стало белым, потом черным. Но реальная сила изменения была глубже. В любой момент можно было почувствовать силу Винсента, силу, которую поцеловала сама Богиня. Теперь две абсолютные крайности дергали в противоположных направлениях.

Я подняла руку, чтобы прикрыть глаза. Когда свет померк, Райн стоял перед ложе Винсента. Его крылья вспыхнули миллионов цветов, черными как ночь, за одним примечательным исключением:

Красным, нарисованным на их кончиках.

Я издала сдавленный крик.

Доспехи Райна были так сильно повреждены, что, когда его крылья раскрылись, большая часть кожи оторвалась, обнажив пейзаж шрамов на его спине. Шрамы от пыток Винсента, да. Но был и более старый, тот, что начинался в верхней части спины и тянулся вниз по позвоночнику.

Теперь свет горел сквозь эту рубцовую оболочку, полосы красного цвета пронизывали испещренную плоть. Они образовывали рисунок — пять фаз луны над его плечами и копье из дыма по центру спины.

Знак.

Знак Наследника.

Он ожил, словно пробужденный внезапным приливом силы. Даже если его владелец когда-то, давным-давно, пытался сжечь его со своей кожи.

Черт. Черт. Что я наделала? Богиня, что я наделала?

К этому времени зрители хиаджи поняли, что происходит. Люди топтали друг друга на трибунах, пытаясь спастись, массово устремляясь в небо или к любым открытым выходам.

За пределами Колизея раздался оглушительный треск. Он сотряс землю, за ним последовал глубокий скрежет, похожий на треск камня. Как падение городских стен. Как будто рушится империя.

Из входов в Колизей хлынули солдаты. Солдаты, одетые в красное и белое цвета Дома Крови. Септимус наблюдал за всем этим и улыбался.

— Мертвый возлюбленный никогда не сможет разбить твое сердце, — дразняще прошептал мне голос Ниаксии.

Это было все, что я могла услышать, когда Винсент расправил крылья и достал свой меч.

Он не сдвинулся с места, когда к нему подошел Райн. Винсент никогда не отступал перед угрозой. Он встретит своего соперника лицом к лицу.

Нет.

Я не помню, как достала свои клинки. Я просто начала бежать. Я успела преодолеть половину пути до балкона Винсента, прежде чем кто-то схватил меня. Я не знала, кто. Мне было все равно. Я не смотрела.

Мне нужно было добраться до него.

Мне нужно было добраться до него прямо сейчас, прямо сейчас, прямо сейчас…

Губы Райна скривились в усмешке.

— Ты даже не знаешь, кто я такой, да?

Винсент не удостоил его ответом. Вместо этого он сделал удар.

Крик подступил к моему горлу.

Винсент был одним из лучших воинов во всех королевствах Ниаксии. И все же Райн сразил его в середине движения, как будто он был никем. Сила вздымалась и искрилась на кончиках пальцев Райна, вспышки света и тьмы, как сами звезды, затмевая даже силу его Астериса на арене.

Я билась о того, кто меня удерживал, билась так сильно, что вскоре к первым рукам присоединились другие.

— Вот мы и встретились, — сказал Райн. — Двести лет назад. В тот день, когда ты захватил власть и пролил реку крови в этом городе. В тот день, когда ты убил свою собственную семью и всех ришанских мужчин, женщин и детей в этих стенах. В тот день, когда ты убил всех, кто, по твоему мнению, имел хоть малейший шанс занять место наследника ришанцев и бросить тебе вызов в борьбе за Дом Ночи. — Он с силой оттолкнул меч Винсента, отправив его на пол. — Что ж. Ты ошибся.

Райн схватил Винсента за горло. Красная метка Наследника Винсента зашипела, как бы отталкиваясь от хватки своего врага. Райн впечатал тело Винсента в гладкий камень стены, размазав багрово-черное по белому мрамору.

На меня навалилась ужасная уверенность.

Мне предстояло увидеть, как умирает мой отец.

Я боролась сильнее. Две пары рук превратились в три. Кто-то вскрикнул, когда я ударила его ножом.

Райн притянул Винсента ближе, их головы склонились. Винсент что-то сказал ему, слишком тихо, чтобы я могла расслышать.

Затем он повернул голову, медленно, словно ему потребовались все силы, чтобы посмотреть на меня.

Райн тоже посмотрел на меня. И на мгновение ненависть на его лице сменилась глубоким, мучительным сожалением. Я ничего не могла расслышать за своим неистовым криком, но его губы сложились в слова: «Отвернись»

Я что-то кричала, возможно, проклятие, мольбу. Я никогда не вспомню.

И я не отвернулась.

Не в тот момент, когда магия вспыхнула от прикосновения Райна.

Не тогда, когда тело Винсента отлетело к стене с силой, достаточной, чтобы превратить кости в жидкость.

Нет, я не отворачивалась, глядя, как Райн убивает моего отца.

Глава

52

Тело Винсента ударилось о перила и упало на песок, падая с балкона.

Я не знала, какие звуки я издавала, только то, что они были рваными, звериными и жестокими. Именно Ночной огонь заставил их наконец отпустить меня. Внезапная вспышка поглотила меня.

Не то чтобы я заметила, или мне было все равно.

Я, спотыкаясь, спустилась по ступенькам. Пересекла песок несколькими длинными шагами. Я рухнула рядом с Винсентом.

Он все еще был жив, едва-едва. Но это было свидетельством его силы, что он даже смог пережить эти несколько секунд. Его тело было разрушено, кожа сменилась ошпаренной плотью, кости раздроблены и перевернуты, изящное холодное лицо искажено и измазано кровью. Его глаза, лунно-серебристые, сияли ярче, чем когда-либо, проглядывая сквозь эту кровь.

Когда я росла, я думала, что Винсент непобедим. Он не мог истекать кровью. Он не мог сломаться. Он точно не мог умереть.

Но вампир передо мной был сломлен во всех отношениях. Множество разрушенных мышц и тканей, и сердце, которое в конце концов стало таким же мягким, как и мое.

Его глаза блестели. Одна искалеченная рука потянулась ко мне. Я схватила ее.

— Мне так жаль, моя маленькая змейка. — Каждое слово давалось с трудом. — Я собирался… я собирался рассказать…

Я просто продолжала качать головой. На лице Винсента появились маленькие крупинки слез. Мне удалось произнести одно неразборчивое слово:

— Прекрати.

Хватит говорить. Хватит умирать. Хватит бросать меня.

Но он этого не сделал.

— Я люблю тебя. Я любил тебя с первого мгновения. — В уголках его рта образовались пузырьки крови. Его взгляд скользнул мимо меня к ночному небу. Затем он вернулся ко мне — движение было медленным, кропотливым, как будто он очень старался, чтобы убедиться, что я была последним, что он видел. — В итоге я совершил столько ошибок, — задохнулся он. — Но только не с тобой.

До конца жизни я буду жалеть о том, что не сказала ничего своему отцу, когда он умирал у меня на руках. Он был ужасным мужчиной во многих отношениях. И все же я любила его.

Я любила его.

Я сказала ему об этом с опозданием в три секунды, когда его глаза потухли.

Горе разорвало меня на части. Гораздо хуже, чем я когда-либо думала.

Нет.

Я предпочла гнев.

Сине-белое пламя поглотило мое зрение. Каждый мускул напрягся. Я охраняла тело Винсента, как волчица свое логово, как змея свое гнездо.

Внутри меня что-то разорвалось, и что бы ни находилось в этой тщательно охраняемой коробке, я не могла с этим справиться. Боль, печаль и ярость хлынули через меня, хлынули, хлынули и…

Вдалеке я услышала крики. Они становились все ближе.

Кто-то схватил меня.

Я боролась с этим инстинктивно, сопротивляясь захвату. Я не могла ухватить свою собственную магию, завеса моего сдерживания разрушилась, и она хлынула неконтролируемыми волнами. Пламя полыхало на моих руках и кистях, сдирая кожу.

В конце концов, именно Райн остановил меня.

Я ненавидела то, что сразу же поняла, что это он. Узнала его только по запаху и прикосновению, когда он притянул меня к себе, обхватив руками за плечи.

— Его больше нет, Орайя, — прошептал он мне на ухо.

Они мертвы, маленький человечек, сказал он мне, когда впервые встретил меня.

Они мертвы. Они все мертвы.

Я где-то выронила свои клинки. У меня не было оружия. Только мое пламя, которое было настолько неподвластно мне, что я могла бы сжечь Колизей дотла. Но если они и ранили Райна, он этого не показал. Он развернул меня, крепко обхватил руками.

— Дыши, Орайя. Вернись ко мне. Пожалуйста.

Он сказал это так, словно ему было не все равно.

Как будто ему, черт, не все равно.

Я ненавидела его. Я была готова умереть за него, а он убил моего отца, и он лгал мне, и он…

И все же вид боли Райна, медленно сгорающей кожи на его щеках заставил меня глотнуть воздуха.

Он слабо улыбнулся мне.

— Ты в безопасности.

Я никогда больше не хотела, чтобы он говорил мне эти слова.

Теперь нас окружали люди. Ришанские воины сгруппировались на арене. Я смутно различила Кейриса, наблюдавшего за нами неподалеку, с мечом в руке, и Кетуру, стоявшую недалеко от него. Когда все эти люди оказались здесь?

Я не могла сориентироваться. Что-то, чему я не могла дать названия, было настолько другим. Пламя постепенно ослабевало. Но я все еще чувствовала, что горю изнутри. Мне было трудно дышать. У меня болела грудь, болела шея.

Когда Ночной огонь угас, глаза Райна опустились к моему горлу.

На его лице отразился ужас.

— Орайя, что…

— Черт. — Кейрис подошел ближе, его глаза расширились. — Это… ЧЕРТ.

Что?

Я посмотрела вниз на себя.

Красные чернила растеклись по моей груди.

Кейрис вздохнул:

— Она — Наследница.

Глава

53

Мой разум перестал работать.

Я не была дочерью Винсента. Не по крови. Он даже никогда не обращал меня.

Я не могла быть Наследницей.

Но знак был там, безошибочный. Я могла видеть только его край, но я чувствовала его, чувствовала, как он горит на коже моего горла, ключицы, верхней части груди.

— Это не…, - выдавила я. — Я не могу быть…

Райн все еще держал меня за плечи. Его губы приоткрылись, но слова не выходили из него.

— Убей ее, — сказал Кейрис, не сводя с меня глаз, словно если он это сделает, я могу напасть. — Прямо сейчас.

Хаос взорвался вокруг нас. Толпа протиснулась ближе. Кетура уже доставала свой меч. И многие другие, все эти ришанские солдаты в боевых доспехах, готовые убить меня. Один даже сделал выпад в мою сторону.

Но затем одним резким движением Райн отбросил меня назад. Он развернул меня, прижав к себе так крепко, что я не могла пошевелиться.

— Нет. — Его голос был чужим и холодным. Ничто не напоминало того мужчину, которого я знала. — У меня на нее есть планы получше.

Ришанцы замешкались, растерявшись. На заднем плане губы Септимуса скривились, когда он поднес сигариллу ко рту.

— Я забрал королевство Винсента, — прорычал Райн. — Я забрал его жизнь. Я забрал его титул. А теперь я заберу его дочь. Я сделаю ее своей женой. Буду держать ее поблизости, где я смогу за ней присматривать. И я позабочусь о том, чтобы ей было больно, как было больно нашей королеве, когда я буду трахать ее, так же, когда он изнасиловал нашу королеву двести лет назад.

Я даже не могла переварить услышанное.

Такие разные. Матерь, Райн был так хорош в представлениях. Но я уже не знала, какой из них настоящий. Какая версия о нем была правдой.

Я впустила этого мужчину в свою постель. В свое тело. Этого мужчину, который теперь перед толпой восторженных солдат хвастался тем, что изнасилует меня.

Они колебались. Я знала, о чем они думают, что это было глупо. Но вампиры любили секс и кровопролитие. Любили боль и власть. А когда все это соединяется? Они вряд ли могли устоять.

— Подумайте об этом. — Лицо Райна было совсем рядом с моим, когда он прижимал меня к себе. Краем глаза я заметила его волчью, дикую ухмылку. — Это куда интереснее смерти для нее. Пока она жива, не может быть другого Наследника хиаджей. И я с радостью сделаю ее своей маленькой рабыней навсегда, как Винсент был счастлив сделать ришанцев своими. — Он рывком повернул голову к телу Винсента. — Может быть, я даже сделаю так, чтобы он мог присутствовать на свадьбе своей дочери.

И именно эта последняя капля тошнотворной дикости покорила их. Солдаты засмеялись. Кейрис выглядел неубежденным, лишь слегка отступив назад. А Кетура не убрала меч в ножны, все еще, казалось, готовая сама пронзить меня насквозь.

Но Райн не дал никому времени на споры. Он указал вдаль на резню в стенах Колизея и за его пределами.

— Идите. Идите и верните себе свое королевство. И позвольте мне разобраться с ней.

Они повиновались ему. А Райн, как и обещал, разобрался со мной.

Я боролась с ним. Но сила Райна превратилась в нечто иное, а моя была истощена моей вспышкой. Он тащил меня по песку, не обращая внимания на мои слабые попытки.

Вокруг нас горел весь мир. Луну и звезды заволокло дымом цвета запекшейся крови. Воины Дома Крови и ришанцы ворвались в Колизей, быстро расправившись с сопротивляющимися хиаджами. Звуки смерти эхом разносились по ночи.

Когда Райн оттащил меня, мои глаза переместились на тело Винсента, он был не более чем кусок мяса на песке.

Он больше не был похож на короля.

— Мне так жаль, Орайя, — прошептал Райн, как только мы оказались вне пределов слышимости. — Мне… мне чертовски жаль.

Прости. Это слово заставило вспомнить последнее извинение Винсента. Последнее признание в любви. Сколько раз я мечтала услышать от него эти слова?

И имело ли это значение, в конце концов?

— Я ненавижу тебя, — прошипела я Райну.

Его пальцы коснулись моего лица. За ними тянулись маленькие тени. Темнота. Сон. Слишком сильный, чтобы я могла бороться.

Последнее, что я услышала, был шепот Райна:

— А вот и она.

Глава

54

Я проснулась от толчка. Одежда прилипла к коже от пота.

Я знаю этот потолок. Серебряные звезды на лазурном стекле. Я заставила себя подняться. Знакомое место причиняло такую боль, что у меня перехватило дыхание.

Моя комната. Комнаты, в которых я провела последние шестнадцать лет своей жизни. Я уехала отсюда всего несколько коротких месяцев назад, но вернулась другим человеком.

Девушка, которая жила здесь, была ребенком. Теперь я была…

Я больше не знаю кто я.

События испытания возвращались ко мне вспышками, каждый раз вбивая кол все глубже и глубже в мое сердце. Я прижала руку к груди и зажмурила глаза.

Я видела окровавленное лицо Винсента.

Видела, как Райн убивает его.

Я выдохнула с дрожью, которая прозвучала подозрительно близко к всхлипу.

Но нет. Я не буду плакать. Я не буду плакать.

Я вскочила с кровати. Моей брони не было. Как и моих клинков. На мне были только свободные шелковые штаны и легкий камзол, оба полуночно-синего цвета.

Отлично. По крайней мере, я могу двигаться в этом. Я могу найти что-нибудь для защиты, могу найти окно, чтобы разбить. Я могу… я могу…

Я мельком взглянула на себя в зеркало и замерла.

Темнота заслонила мои глаза, сделав их серебристо-лунными, как у Винсента. На щеках были синяки и впадины. Кто-то исцелил меня, но остатки порезов и ожогов все еще красовались на моих голых руках.

И знак…

Знак…

Мне пришлось долго смотреть на него, потому что мой разум не мог смириться с тем, что я вижу. Я подумала, что, должно быть, произошло какое-то недоразумение, какая-то путаница.

Но нет. Это был знак Наследника, безошибочно узнаваемый, вырезанный на моей плоти. Он украшал мое горло, как у Винсента. Круг у основания моей шеи, огибающий внутренний изгиб ключицы. После долгого разглядывания я поняла, что на нем изображены все фазы луны, наложенные друг на друга. Под ним, словно лепестки розы, разворачивались линии дыма, которые тянулись вверх по моей шее и по ширине плеч. Дым достигал четырех точек с каждой стороны, подобно когтям крыльев хиаджей.

Здесь было темно. Свечение багровых линий казалось особенно ярким. Оно пульсировало в такт учащенному биению моего сердца. От каждой чернильной линии отделялись клубы слабого красного дыма.

Я сжала руки в кулаки. Крепко, крепко, очень крепко, словно если я смогу заставить их перестать дрожать, то смогу заставить себя успокоиться. Я не могла позволить себе быть спокойной.

Но в голове у меня было только одно слово:

Как?

Как такое могло произойти? Я была человеком.

Щелчок, и дверная ручка отворилась.

Я развернулась на месте.

Когда дверь открылась и Райн шагнул внутрь, я была готова. Я бросилась на него.

У меня не было оружия. И моя магия, даже в этом новом, пробудившемся состоянии отказывалась приходить, когда моя ярость призывала ее. Возможно, они накачали меня наркотиками, как-то приглушили ее.

Прекрасно. У меня были зубы и ногти. Я набросилась на него, как животное.

Возможно, Райн ожидал этого, потому что он тут же парировал мои удары. Я четыре раза ускользала от его хватки, пока, наконец, он не поймал меня одной лишь грубой силой и не толкнул на кровать.

Он навалился на меня всем своим весом. Его лицо было в нескольких дюймах от меня, наши носы почти соприкасались.

— Успокойся, Орайя. Я не собираюсь…

Успокоиться?

Успокоиться?

Он поморщился от собственных слов.

— Просто Орайя, я…

Я повернула голову и впилась зубами в его руку так сильно, как только могла.

Он прошипел проклятие, когда я выплюнула его кровь на покрывало. Я все еще не могла освободиться. Вес его тела и побелевшие костяшки пальцев, которыми он держал меня за плечо другой рукой, не давали мне пошевелиться.

— Мне многое нужно тебе объяснить, — сказал он, — если ты позволишь. Орайя, перестань драться со мной.

— Почему? — Выпалила я в ответ. — Чтобы тебе было легче меня изнасиловать?

Он еще раз вздрогнул.

— Я сказал то, что должен был сказать, чтобы спасти твою жизнь, — шипел он.

Чтобы спасти мою жизнь.

Как я спасла его.

Я предпочла его собственному отцу, собственной силе, и теперь Винсент мертв, хиаджи свергнуты, а гребаный Дом Крови находится в Сивринаже…

Я облажалась. Я так ужасно облажалась. И я хотела выцарапать Райну глаза за это. Матерь, я хотела этого больше всего на свете.

Но еще больше я хотела получить ответы.

Я стиснула зубы. Опустила подбородок.

Райн настороженно смотрел на меня.

— Если я отпущу тебя, — сказал он, — ты нападешь на меня?

Я искренне не могла заставить себя пообещать, что не нападу.

— Я постараюсь этого не делать.

— Я убедился, что из этой комнаты убрали все вещи, которые могут быть использованы в качестве оружия.

— Я уверена, что что-то упустили.

Улыбка, исказившая уголок его рта, казалась скорее печальной, чем забавной.

— Рад знать, что ты еще здесь, принцесса.

Он отпустил меня.

Я поднялась на ноги, создав между нами несколько шагов. Я заметила, что он наблюдает за тем, как расстояние увеличивается. Мне было интересно, думал ли он о том же, о чем и я, о том, как я двигалась таким образом каждый раз, когда мы были вместе в одной комнате.

Мне показалось, что он выглядит немного опечаленным.

Я бы солгала, если бы сказала, что не почувствовала и этого. Потому что мужчиной, которому я доверяла, был Райн. А этот мужчина… Я даже не знала, кто он такой.

Его взгляд задержался на мне. Задержался на моем горле.

— Как? — тихо сказал он.

Мне казалось почти постыдным сказать, что я не знаю. Я не хотела признавать вслух, как мало я знала о двух мужчинах, которые стали мне так близки.

— Сначала ты, — сказала я.

— Я никогда не лгал тебе.

Он говорил так быстро, как будто ждал несколько дней, чтобы сказать мне это.

Что за чертова шутка.

— Что это вообще значит? — Я усмехнулась. — Что ты так чертовски тщательно выбирал свою правду? Что ты подбирал каждое слово, чтобы скрыть то, чего не сказал бы мне?

Он поднял ладони, как бы говоря: «Достаточно справедливо».

— Я тоже не был готов столкнуться с этим. Поверь мне.

— Говори слова, которые действительно что-то значат, — огрызнулась я.

— Все, что я тебе сказал, было правдой, — сказал он. — Просто… было кое-что еще.

— Что это…

— Вампир, который обратил меня, был Некулай Вазарус. Король Некулай.

У меня отвисла челюсть.

Ришанский король. Король, которого Винсент убил и узурпировал.

— Я предал его, — выдохнул Райн. — В тот день, когда Винсент победил в Кеджари. Я договорился с Винсентом чтобы он заполучил ключи от крепостей. Отдал все, что ему было нужно, чтобы уничтожить все это гребаное королевство, в обмен на безопасность невинных. Он никогда не встречался со мной лично. Никогда не знал моего имени. Никогда не видел меня. Но я знал, что все это уже шло прахом. Я просто подумал… может, я могу подлить масла в огонь. Сжечь его быстрее, и не дать ему забрать всех нас с собой. Я ненавидел все это так сильно.

Я не могла говорить.

— Но я должен был лучше знать, — сказал он. — Я убрался к чертовой матери, прежде чем Некулай смог понять, что я сделал, думая, что обеспечил безопасность тех, кто в ней нуждался. Я пытался уговорить Нессанин пойти со мной. Она не захотела. Поэтому я оставил ее. Я оставил их всех. Поверив слову Винсента. — Его лицо стало жестким, полным ненависти. — Мы знаем, чем все это обернулось.

— Изнасилую ее так же, как он изнасиловал нашу королеву, — говорил Райн.

Желчь подступила к моему горлу. Винсент не был святым. Но, конечно, он не стал бы… он не мог…

— Он…

Райн, казалось, точно знал, о чем я думаю.

— Я не знаю. Я знаю только, что Нессанин умерла одной из последних.

Меня сейчас стошнит.

Каким-то чудом я этого не сделала. Мое лицо оставалось неподвижным.

— Я был уже далеко, когда увидел это. — Он коснулся своей спины — своего знака. — Мне и в голову не приходило, что такое может случиться. Я, конечно, не был кровным родственником Некулая. Не рожденный. Но я был Обращенным. Я думал, что Наследники могут быть только Рожденными, и был доволен, что весь их ублюдочный род вымер. Но в отсутствие Рожденного Наследника, очевидно, Обращенный тоже считается. — Его рот изогнулся в кривой, отвратительной улыбке. — Как чертовски поэтично. Ставший никем, получил власть над целым королевством от вампира, который поработил его.

Холодок пробежал у меня по спине.

— Я не хотел в этом участвовать. Первое, что я сделал, это попытался избавиться от знака. Чуть не убил себя, сжигая его. Я не хотел править этим местом. И уж точно не хотел отнимать у него титул. — Он огляделся, на переносице у него появилась морщинка, я подумала, не видит ли он другую версию этой комнаты, из двухсотлетнего прошлого. — Я даже не хотел возвращаться в этот замок. Слишком много плохих воспоминаний. Винсент лишил власти ришанскую линию, и он правил, а я сбежал. — Его взгляд снова переместился на меня. — До тех пор, пока…

Пока это не настигло его. Его вина перед теми, кого Нессанин хотела, чтобы он защищал. Мише и ее желание использовать его силу, чтобы построить что-то лучшее.

Все это кровопролитие из-за гребаной сказки.

— Значит, Кеджари был для тебя тем же, чем он был для Винсента, — сказала я. Путь для захвата короны.

Райн, к его чести, не стал отрицать этого.

— Да.

— А я? — выдавил я из себя. — Я тоже была целью?

Он выглядел так, словно я его ударила.

— Нет, Орайя. Нет.

— Я тебе не верю.

— Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал? Что я выбрал тебя в союзники из-за твоих отношений с Винсентом? Да. Выбрал. И все остальное, что я тебе сказал, тоже правда. Я думал, что тебя будет легко убить. Что я поучусь у тебя, а потом избавлюсь от тебя после Третьей четверти луны, и все будет просто. С той минуты, как ты ударила меня ножом, я понял, что с тобой никогда не будет легко.

Он издал звук, который был похож на смех.

— Может быть, поэтому я и выбрал тебя. Потому что ты сразу же мне понравилась, принцесса. Мне было интересно с тобой. Ты напомнила мне меня. Кого-то другого. После нескольких сотен лет все кажутся одинаковыми. Но не ты. Не с той первой ночи. Так что нет, это не было ложью, Орайя. Поверь мне, было бы проще, если бы это было так.

Мне так больно в груди.

Я хотела, чтобы он солгал. Было бы легко, если бы он солгал. Легко ненавидеть его, если бы наша дружба, наши… отношения были всего лишь спектаклем.

Но я знала, что это не так, еще до того, как спросила. Все было по-настоящему.

— Почему Дом Крови находится в этих стенах? — спросила я.

Райн не хотел отвечать на этот вопрос. Я уже знала, как он выглядит, когда ему стыдно за то, что он собирается сказать.

— Чтобы выиграть войну, нужны ресурсы, — сказал он. — Есть Наследник или нет. Хиаджи не собирались сдаваться без боя, даже если бы я убил Винсента. И он тоже это знал. Последние несколько столетий он старательно сокращал численность ришанцев. Если я собирался сделать это, мне нужны были воины. Многие из них. Септимус знал это.

Мои ладони были холодными и потными.

— Я сопротивлялся, — сказал он. — Я даже не знаю, как он узнал, кто я такой. Я не знаю, как он узнал, что я планирую. Я разорвал на части свой собственный внутренний круг в поисках того, кто был источником. И он настаивал на том, что Дом Крови может помочь. Одна услуга, сказал он мне, и вся мощь Дома Крови будет моей. Я сказал ему катиться к чертям. Я думал, нас будет достаточно. Но потом…

Затем было совершено нападение на Лунный дворец. А там весьма аккуратно свалили вину на ришанцев, давая Винсенту полное разрешение убивать их без разбора.

— Нападение.

Райн кивнул.

— Как только Винсента впустили на территории клана Ришан все было кончено. Раньше это было бы трудно, но, может быть, может быть, возможно. После этого? Не было никакого шанса.

— Неужели Септимус…

— Подставил ришанцев? — Его лицо ожесточилось. — Я не могу этого доказать. Но я думаю, что этот ублюдок создал проблему, единственным решением которой он мог бы стать. Я испробовал все другие способы. Все. И даже когда все другие варианты были исчерпаны, я все равно сказал ему «нет». До тех пор, пока…

Все сразу сошлось.

Последнее испытание. Анжелика преследует только меня. То, как Райн смотрел мимо меня, на трибуну.

Тот маленький кивок.

— Ты чертов идиот, — на выдохе произнесла я.

Райн шагнул ближе, и я позволила ему это сделать.

— Я был готов все бросить ради тебя, — пробормотал он. — Знаешь ли ты это, Орайя? Я был готов позволить моему королевству пасть ради тебя. Ты должна была позволить мне остаться мертвым.

Потому что, если бы его не стало, некому было бы исполнить договор с Кроворожденным.

Он заключил сделку с мертвецом, чтобы спасти меня, зная, что не выполнит ее. Я не представляла себе этого. Он потянул меня за запястье. Он помог моему клинку войти в его сердце.

Пока я не вернула его обратно.

Он сделал еще один шаг. И снова я позволила ему.

— Это, — прохрипела я, — самый глупый план, который я когда-либо слышала.

И снова на его губах мелькнула шутливая улыбка.

— Возможно, — признал он. — Отчаянные люди совершают отчаянные поступки. И я верил в тебя, Орайя. Я верил, что если ты победишь, то захватишь власть по-своему. Я верил, что ты воспользуешься ею, чтобы добиться того же, чего хотел добиться я, и, возможно, даже лучше. И тебе даже не придется продавать свое проклятое богами королевство животным, чтобы сделать это. — Улыбка исказилась, став чем-то вроде гримасы. — Так ли это действительно был глупый план?

Да. Он слишком сильно верил в меня. Просто в какого-то ничтожного человека.

Человека.

Это слово заставило мой мир перевернуться. Сами по себе мои пальцы потянулись к горлу. Глаза Райна проследили за ними.

— Ты знала?

К этому моменту я достаточно хорошо его знала. Меня практически успокоило то, что в вопросе прозвучал намек на предательство. Предательство! Это было забавно. Как будто я обманула его.

— Должно быть, это ошибка. Я не знаю, как… Я просто… — Я покачала головой. — Я просто… человек.

Когда слова слетели с моих губ, я услышала эхо того, как я швырнула их в Винсента. Я человек!

— Ты никогда не будешь среди них, — говорил он мне столько раз. — Ты не такая, как они.

Теперь я вспоминала эту фразу с новым смыслом.

— Ты чувствуешь мой запах. Ты… — Я поперхнулась этими словами. — Ты пробовал меня на вкус. Ты бы понял, не так ли? Если бы я не была человеком?

— Я бы узнал. — Морщинка между бровями Райна стала глубже. — Но, может быть… может быть, ты наполовину человек. У тебя был вкус… другой. Я просто подумал, что это потому, что… ну…

В любых других обстоятельствах, возможно, мне бы понравилось наблюдать, как он путается в словах.

Он остановился на:

— Из-за того, что я чувствую к тебе.

О, черт возьми.

У меня закружилась голова. Я не собиралась сидеть, но оказалась прислоненной к подоконнику.

Наполовину человек.

Это делает меня биологической дочерью Винсента.

Нет. Не было никакого другого варианта. Это просто… это не имело никакого смысла.

— Я не могу ею быть, — выдавила я. — Он нашел меня. Он… он просто нашел меня.

Райн спросил тихо:

— Почему он был там, той ночью?

— Потому что это было восстание, и он…

— Но почему он пришел именно в тот дом?

У меня заболела голова. Мое сердце болело.

— Я не знаю. Это была просто… просто…

Удача.

Судьба.

Я не осознавала,насколько сильно полагалась на это. Что судьба привела меня в объятия Винсента. Это было моим благословением, потому что воля Ниаксии спасла меня в ту ночь.

И мое проклятие, потому что такая хрупкая нить отделила меня от многих других трагических судеб.

Я не осознавала, насколько тяжелым грузом легло это слово на мое прошлое и на то, как я на него смотрела, пока внезапно оно не исчезло. Внезапно судьба сменилась тайнами, шепотом и вопросами, на которые я, скорее всего, никогда не получу ответов. Потому что Винсент, мой отец, мой отец по духу и по крови был мертв.

— Что он тебе сказал? — спросил Райн. — Когда он…

Умер.

Это был такой вопрос, который задают, когда уже знают ответ. Уже знают, что это значит.

— Я собирался рассказать тебе, — сказал Винсент.

— Спроси себя, почему он тебя боится, — прошипел на меня Райн перед последним испытанием.

В мире бессмертных нет ничего опаснее Наследника.

Мне стало плохо.

Я не понимала. Я ничего не понимала. Если я была дочерью Винсента, и он знал, кто я, зачем он вообще меня держал?

Почему он не убил меня?

Райн снова подошел ближе и прошептал:

— Дыши, Орайя. — И только тогда я поняла, что меня трясет так сильно, что я чуть не упала с подоконника.

— Мы найдем ответы, — сказал он. — Мы сыграем свадьбу, и…

Свадьба. О, Матерь.

— Я не выйду за тебя замуж, — прошипела я.

— Нет, выйдешь.

— Пошел ты. Я не собираюсь выходить замуж.

На его щеке заиграл мускул.

— Это единственный способ сохранить тебе жизнь. Если ты не моя жена, то ты мой враг. И я не смогу оправдать тот факт, что я отпустил тебя.

— Какой же ты гребаный лицемер, — прорычала я. — Ты, который был так чертовски потрясен моими узами с Винсентом.

Райн вздрогнул. Он знал, что я прав.

Я повернула голову, чтобы посмотреть в окно. Я так хорошо знала этот вид. Я следила за развитием древнего города из этого окна каждую ночь и каждое утро.

Теперь это было королевство, переживающее свои предсмертные муки. Ночное небо было ярко-красным и белым — Ночной огонь. Маленькие полоски света проносились по далеким улицам. Кроворожденные солдаты, вторгшиеся в мой дом. Я знала, что если прижмусь ухом к стеклу, то смогу услышать крики тех, кто находится внизу.

— Хорошо, что ты освободил нас от этого тирана, — сплюнула я. — Теперь все выглядит гораздо более мирно, не так ли?

Райн в два шага преодолел расстояние между нами. Его рука прижалась к стеклу, когда он склонился надо мной, одна ладонь прикоснулась к моему лицу, и я не могла понять, что это — утешение или угроза.

— Подумай об этом. Власть — это кровавое дело. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. У нас есть зубы, у тебя и у меня. Сейчас самое время их использовать. Мы разрушим миры, которые поработили нас обоих, и из пепла построим что-то новое. И нет никого, кого бы я предпочел иметь рядом с собой, чтобы сделать это, кроме тебя, Орайя. Никого. — Его голос понизился до мольбы. Его взгляд опустился к моему рту, а затем вернулся к моим глазам. — И когда я покину эту комнату и вернусь со жрицей, ты выйдешь за меня замуж. Ты сделаешь это, потому что я не могу убить тебя. Я пытался. И не смог. Мир без тебя был бы мрачным, унылым местом. И я уже причинил достаточно боли, не совершая еще и этой гребаной несправедливости. Так что позволь мне спасти тебя.

Теперь настала моя очередь понять, что он был прав, понять, что он имел в виду каждое слово из того, что сказал, и ненавидеть это.

Гнев все упрощал.

Любовь все усложняла.

— Это ты умоляешь меня спасти себя? А что если я откажусь, как это сделала она?

В тот момент я подумала, что, возможно, так и будет. Может быть, я умру, как Нессанин, только потому, что он хотел, чтобы я жила. Чистая злоба.

— Ты не умрешь. — Его нос был в дюймах от моего. Слова плавно обжигали мой рот. Тихие и ровные.

— Откуда ты это знаешь?

— Потому что ты умнее ее. У тебя есть нечто большее, чем мечта. У тебя есть проницательность.

Восхищение в его голосе причиняло боль, потому что я знала, что оно было настоящим.

Мои глаза метнулись вверх, чтобы встретиться с его глазами. Я вбирала в себя все эти потрясающие нити цвета. Все те его части, которые не сочетались друг с другом.

На один долгий миг я подумала, что он может поцеловать меня. Хуже того, я подумала, что могу поцеловать его в ответ.

Вместо этого он провел губами по моему лбу. Едва касаясь.

Затем он выпрямился.

— Я вызываю жрицу. Каждая секунда, которую мы откладываем, ставит тебя в опасное положение.

— Подожди…

Прежде чем я успела возразить, он ушел.

Глава

55

Свадебная церемония была проведена в моих покоях. Жрицей была одна из служительниц, одной из тех идиоток, которые проводят полжизни, уставившись на каменную стену в церкви. Ее взгляд был опущен, когда она шептала священные писания на древних языках.

Я стояла там и думала о том, чтобы убежать. Думала напасть на нее. Думала напасть на Райна. Думала разбить окно и выброситься из него.

Но я не сделала этого.

Я подпрыгнула, когда жрица взяла меня за руку. Ее прикосновение было прохладным и неестественно гладким. Она взяла руку Райна в другую, а затем перевернула обе, так что наши ладони были направлены к потолку.

Она прошептала заклинание, затем провела кончиком пальца по моей коже.

Я прошипела проклятие, испугавшись боли. По моей ладони разлилась багровая река.

Райн не вздрогнул, когда она сделала то же самое с ним.

— Клятва, — просто сказала жрица. Как будто мы должны были знать, что это значит.

Я никогда не видела свадьбы. Меня никогда не пускали на такие сборища. Они часто становились развратными и буйными, и Винсент всегда говорил…

Винсент.

Случайная мысль о его имени выбила дыхание из моих легких, боль стала невыносимой.

Прикосновение Райна было теплым и грубым. Во всех отношениях противоположное прикосновениям жрицы — противоположное прикосновениям любого вампира.

Возможно, он знал, что я не знаю, что сказать. Он поднял мою ладонь. Я напряглась, когда он поднес ее ко рту. Его язык медленно провел по ране. Я не ожидала такой нежности. Мягко и нежно. Извинение и обещание.

Он опустил мою руку. Проглотил мою кровь.

Я хотела отвернуться. Но не смогла.

— Орайя из Ночнорожденных, — прошептал он. — Я отдаю тебе свое тело. Я отдаю тебе свою кровь. Я отдаю тебе свою душу. Я отдаю тебе свое сердце. От этой ночи до конца ночей. От рассвета до конца наших дней. Твоя душа — моя душа. Твое сердце — мое сердце. Твоя боль — моя боль. Я связываю себя с тобой.

Я хотела, чтобы все это было ложью. Но это не было ложью.

В этот момент я с безошибочной ясностью поняла, что Райн влюблен в меня.

Он протянул мне руку. Красно-черная жидкость растеклась по его ладони, просачиваясь в линии и шрамы прожитой жизни. У меня пересохло во рту, когда я поднесла ее к губам. Я подумала, что, возможно, меня вырвет, когда она попадет в желудок.

Вместо этого, его вкус был самым изысканным из всего, что я когда-либо испытывала. Его кровь была теплой и приятной на моем языке, сладкой, металлической и тягучей, как сама ночь.

На вкус она была как небо. Вкус падения.

Я опустила его руку. Мои пальцы дрожали на его коже.

— Райн Ашрадж.

Матерь, мой голос был странным, как будто не принадлежал мне.

— Я отдаю тебе свое тело. Я отдаю тебе свою кровь. Я отдаю тебе… я отдаю тебе свою душу. Я отдаю тебе…

Мое сердце.

Я не могла заставить себя произнести эти слова.

Мое сердце.

Мое слабое, человеческое сердце. Покрытое шрамами, разбитое и кровоточащее. Единственное, что меня всегда учили защищать превыше всего. И все же, что бы ни билось сейчас в моей грудной клетке, далеко под знаком, который оставил на мне мой мертвый отец, оно было не защищено. Оно было разорвано на части и растерзано.

Как я могла подумать, что Винсент дал мне сердце вампира? Оно было человеческим.

— Мое…

Я не могла этого сказать.

— Вы должны исполнить обет, миледи, — сказала жрица.

Я смахнула слезы и покачала головой.

— Нет.

— Но миледи…

— Все в порядке, — рявкнул Райн.

— Но…

— Я сказал, что все в порядке. Она не обязана это делать.

Я позволила себе поднять на него глаза.

Я ненавидела, когда он смотрел на меня так, будто ему не все равно. Его большой палец провел по тыльной стороне моей руки. Я слышала его голос в этом жесте: Ты в безопасности.

Но я не была в безопасности. Даже если я чувствовала это, хотя бы на мгновение. Особенно потому, что я это чувствовала.

Жрица провела меня через остальные клятвы. Когда все было готово, я стала женой короля Ночнорожденных. Я потеряла свою независимость, свое имя, свою кровь. Я потеряла свою страну.

Но, по крайней мере, я сохранила свое сердце.

После ухода жрицы Райн остался ненадолго. Я подошла к окну и смотрела на резню в Сивринаже. Я не смотрела на него. Я слишком много чувствовала, и сильнее всего я чувствовала его взгляд.

— Если ты ждешь, что я приглашу тебя на наше брачное ложе, — сказала я, когда прошли долгие секунды, — этого не произойдет.

Мой голос был не таким безжалостным, как я хотела. Слово «свадьба» напомнило мне о том, как его рот прижался к моей ладони. Слово «постель» напомнило мне о том, как он ощущается на моей плоти. И то, и другое одинаково смущало.

Он ничего не сказал. В наступившей тишине я подумала, чувствует ли он то же самое.

В конце концов, я посмотрела через плечо. Он стоял в центре комнаты, уперев руки в бока, и выглядел так, словно у него было слишком много чувств, чтобы показать, и недостаточно слов, чтобы объяснить их.

Мой муж.

Матерь, что я только что сделала?

Его губы приоткрылись. Я не хотела ничего слышать. Я не могла.

— Я бы хотела побыть одна, — сказала я, прежде чем он успел заговорить.

Его рот закрылся. Он смотрел на меня, казалось, бесконечно долго, потому что с каждой мучительной секундой я пыталась держать себя в руках и не позволяла ему видеть, как я ломаюсь.

Наконец, он опустил подбородок. Я повернулась к нему спиной, села на кровать и слушала его удаляющиеся шаги. Он закрыл за собой дверь.

СТУК В СТЕКЛО раздался ближе к рассвету. Я лежала на кровати, смотрела в потолок и изо всех сил старалась ничего не чувствовать.

Я подумала, что у меня галлюцинации, когда приподнялась и увидела фигуру в окне.

Я подошла ближе, и лицо, которое смотрело на меня — идеальное, скульптурное, опасное не было отражением.

Джесмин снова постучала в стекло, уже более настойчиво. Я никогда не думала, что буду так благодарна за то, что увижу ее.

Я попыталась открыть окно. Оно, конечно же, было заперто, но, когда я дернула ручку, она рассыпалась у меня в руках, и щелкнувший засов разлетелся на полкомнаты. Была ли я теперь сильнее, чем раньше? Может быть, дело в моей недавно признанной вампирской крови? А может быть, это была просто вся та подавленная ярость.

Я распахнула окно. Джесмин прижалась к стене замка. Ее пепельные волосы были заплетены в косу, несколько прядей хлестали ее по лицу. Она была вся в крови и синяках, на щеке красовался порез. Она выглядела так, словно не спала несколько дней.

Но, конечно, она все равно выглядела потрясающе.

— Входи, — сказала я, и только после того, как слова сорвались с моих губ, я поняла, что, возможно, я не совсем хотела, чтобы она вошла. Невозможно было определить, кто враг, а кто союзник.

Ее взгляд скользнул по оконной раме.

— Здесь стоит барьер, — сказала она. — Мне не хочется, чтобы меня сегодня раздробили.

Как те, что в Лунном дворце. Она была права, если бы я прищурилась, то смогла бы увидеть слабый сине-белый блеск на окне. Это было бы слишком просто.

— Я не могу остаться, — сказала она. — Но я не могу уйти, не повидавшись с вами. — Она оглядела меня с ног до головы. — Дерьмово выглядите.

Я и чувствовала себя дерьмово.

— Спасибо.

— Как вы? Вы в порядке?

Я моргнула. Это было странно. Она задала вопрос так, как будто это действительно имело для нее значение.

Нет. Нет, я не была в порядке.

Я сказала:

— Да.

Ее глаза смягчились.

— Его больше нет.

Я сглотнула. Кивнула.

Джесмин склонила голову. На безупречном лице промелькнула искренняя печаль.

— Пусть Матерь направит его домой.

Матерь являлась той, кто поставил нас всех в эту дерьмовую ситуацию. Я не была уверена, готова ли я вообще просить ее о чем-либо.

— У меня нет времени, так что простите мою прямолинейность, — продолжила Джесмин. — Они ждут меня за стенами.

— Они?

— Военные. — Она сказала это, как бы говоря: «Кто же еще?».

И… действительно, кто же еще? Она была генералом. И чертовски хорошим генералом.

— Кто бы ни остался, в любом случае. Кроворожденные ублюдки… — Она шипела сквозь зубы. — Искусные убийцы. Мы от них такого не ожидали.

— Сколько их?

Я поняла, что совершила ошибку. Я думала, как скорбящая дочь. Как пленница. Я не думала, как лидер.

Я даже не знала, что происходит за этими стенами.

— Я еще не знаю, — сказала она. — Мне нужно оценить обстановку. Но это… это не очень хорошо, Ваше Высочество.

Высочество.

Я буквально вздрогнула от этого слова. Джесмин увидела это. Ее глаза сузились.

— Позвольте мне прояснить одну вещь. Я уважала Винсента как своего короля и лидера. Но он не пользовался моей верностью. Я буду хранить верность Клану хиаджей. До самой моей смерти. — Она ткнула пальцем в мою грудь. — Я не знаю, откуда у вас это. Я удивлена не меньше других, что она у вас есть. Но не мне задавать вопросы. Вы — Наследница хиаджей. Это делает вас моей королевой. А это значит, что моя преданность — ваша.

Возможно, я недооценила Джесмин. Я никогда не доверяла ей раньше. И я не была уверена, что я доверяю ей сейчас.

Я не знала, что сказать. Благодарить ее казалось неуместным.

Поэтому я была благодарна, когда она снова осмотрела меня и перешла к другой теме.

— Он сделал это? Заключил брак?

— Да.

Она прошипела.

— Наша королева замужем за Обращенным ришанским рабом. Винсент бы… — Она покачала головой.

— Лучше так, чем умереть, — сказала я.

Она пожала плечами, как будто это было небольшим утешением.

— Я говорила вам, что от него одни неприятности. Большие неприятности.

Достаточно справедливо, подумала я нехотя.

— Каков твой план? — спросила я.

— Каковы ваши распоряжения?

Я совсем не была готова отдавать распоряжения.

Я старалась говорить так, как говорил бы Винсент.

— Я хотела бы услышать твои идеи.

— Мы теряем людей, и быстро. Мы в меньшинстве. Нам нужно перегруппироваться. — Она заглянула в комнату. — Если вы желаете, ваше высочество, я могу послать сюда воинов, чтобы…

— Нет. Последнее, что мне было нужно, это чтобы хиаджские солдаты были пойманы при попытке спасти меня. Пытали. Убили. Кто знает, что еще.

Я должна была думать, как лидер.

— Я не хочу еще больше кровопролития, чем уже было, — сказала я. — Нет, пока мы не узнаем, с чем имеем дело. Отступаем.

Джесмин скривила губы.

— Значит, мы позволим ему взять его. Позволим ему взять Дом Ночи.

— Мы могли бы построить что-нибудь получше, — шепнул мне Райн.

Но это не казалось лучшим.

— И пусть Кроворожденные…

— Я знаю, — перебила я ее. — Я знаю.

Одно дело — передать эту страну Райну.

Другое — передать ее Септимусу.

Эта страна ненавидела меня. Я ненавидела ее, в некотором смысле. Но это все еще был мой дом.

— Мне нужно время, — сказала я. — Время, чтобы научиться. Время, чтобы собрать информацию. Постарайся быть в безопасности до тех пор.

— А как же вы?

— Он не причинит мне вреда.

Джесмин окинула меня холодным взглядом.

— Этот брак защищает его, но не тебя. Твои двери заперты снаружи. Твои окна заколдованы.

— Он не причинит мне вреда, — повторила я, потому что не знала, как объяснить ей, насколько я была в этом уверена.

— Это нечто большее, — сказала она. — Если я могу говорить откровенно, Ваше высочество, вы не пленница. Вы — королева. Я и раньше ломала несокрушимое.

Она расстегнула рубашку, открыв свой шрам.

— Однажды я была связана с мужчиной, который тоже хотел меня контролировать. Я чуть не отдала свою жизнь, чтобы разорвать эту связь. Но теперь я свободна. Я могу освободить и вас.

Да. Я недооценила Джесмин.

И, возможно, именно поэтому сейчас я была с ней более честна, чем когда-либо.

— Я не намерена вести кого-то в войну, которую мы не сможем выиграть. Я не намерена сражаться ради сражения. И, возможно, у меня есть знак на коже, но я не знаю, что это значит. Мир знает меня как человека. Хиаджи знают меня как человека.

Я знала себя как человека.

— Если вы хотите бороться за этот Дом, мы готовы, — сказала она. — Я не буду делать вид, что это будет легко. Я не буду притворяться, что некоторые, возможно, многие не захотят принять ваше правление. — Ее губы изогнулись. — Но люди Райна Ашраджа тоже не хотят следовать за ним. Он был рабом их короля. Поверженным. Бросил свой клан на века. Думаешь, его люди не помнят об этом? Они не захотят встать перед ним на колени, когда им кажется, что все должно быть наоборот.

Несмотря ни на что, мое сердце болело от осознания того, что они думают о Райне именно так.

— Они тоже выжидают момента, чтобы узурпировать его, — продолжала она. — И это только в том случае, если Дом Крови не всадит нож ему в спину первым, прежде чем его собственный народ успеет отвернуться от него и тогда нам всем конец.

Вдалеке раздался взрыв, от дальних восточных стен повалил дым. Лицо Джесмин перекосилось от звука.

— Иди, — сказала я. — Со мной пока все будет в порядке.

— Найдите меня, когда я вам понадоблюсь, — быстро сказала она. — Не полагайтесь на то, что он защитит вас, Ваше Высочество. У него есть свои угрозы и слабости. У вас тоже есть зубы. Ваши зубы острее, чем его. Просто скажите нам, когда кусать, и мы будем сражаться за вас, и только за вас.

Еще один взрыв. Еще одна вспышка света вдалеке.

И Джесмин не дала мне времени сказать ей что-то еще, прежде чем исчезла в ночи, взбираясь на стены замка с легкостью вампира, имеющего многовековой опыт проскальзывания в запертые окна влиятельных людей.

Глава

56

На следующий день с наступлением темноты меня сопроводили в тронный зал. Я услышала, как дверь щелкнула четыре раза, прежде чем открылась. Там стоял Райн, рядом с ним Кейрис.

— Четыре замка? — сказала я, когда мы шли по коридорам. Кайрис шел далеко позади. Я подумала, стоит ли ожидать, что он всегда будет идти рядом с нами. — Как лестно.

— Мне лучше знать, что нельзя недооценивать тебя.

— Куда мы идем?

Он странно посмотрел на меня, как будто это был очевидный вопрос.

— Выполнять свои обязанности, конечно же.

— Почему? Разве я не твоя пленница?

Еще один странный взгляд — этот я не могла расшифровать.

— Ты не моя пленница, — сказал он. — Ты моя королева.

Я выросла в этом дворце. Я знала каждую трещину. Я пробиралась по каждому тайному коридору в светлое время суток, когда никто не мог меня потревожить. Но теперь все было по-другому. Новые лица в коридоре. Картины сорваны со стен. Лицо моего отца было изрезано и изуродовано, как и при жизни.

Райн привел меня в тронный зал. Здесь было так много людей. Все ришанцы. Все они смотрели на меня с крайним отвращением. Я знала, что такое войти в комнату и знать, что все там хотят меня убить. Вот что значит быть добычей в мире хищников.

Но здесь все было по-другому.

Эти люди хотели убить меня не потому, что я была слаба, а потому, что я была сильна.

Райн отлучился, чтобы поговорить с Кетурой, которая бросила на меня настороженный взгляд, когда я повернулась к ней спиной. Я прошла через эту знакомую и одновременно незнакомую комнату. Я проходила через нее, пока не добралась до двойных дверей, выходящих в бальный зал.

Все картины, изображающие легенды и королевскую власть хиаджей, были уничтожены и разбиты вдребезги о мраморный пол.

Осталась только одна картина, та маленькая картина, которой я всегда так восхищалась: ришанский мужчина, падающий, тянущийся к спасителю, который не протягивает руку в ответ.

— Я так рад, что у нас есть возможность снова работать вместе.

Волоски встали дыбом на моей шее. До меня донесся запах табачного дыма. Я повернулась и увидела Септимуса, прислонившегося к противоположному дверному косяку.

Сегодня мне не хотелось играть.

— Работать вместе, — сказала я. — Какой вежливый способ говорить о расправе над королевством.

— Расправа? Это грубо.

— Это то, чего ты хочешь, не так ли? Похоже на то, судя по тому, что я видела.

Он выдохнул клубок дыма.

— Тогда ты не видишь ничего особенного, не так ли? Возможно, те же самые побуждения, которые движут моим народом, толкают тебя на убийства в твоих человеческих трущобах. В конце концов, твой народ был не единственным, кого использовали в качестве пешек в маленьких играх нашей богини.

Я не знала, что на это ответить, потому что что-то в этом пристальном взгляде, полном гнева, который ему в основном удавалось скрывать, напомнило мне о том первом испытании, о выражении ужаса на лице участника из числа Кроворожденных, когда он понял, что сражается с монстрами, которые когда-то были его народом. И люди, и Кроворожденные были использованы и выброшены.

— Ты также без колебаний использовал Анжелику в качестве пешки.

— Анжелика была моим хорошим другом, и жертва, которую она принесла ради своего королевства, будет жить гораздо дольше, чем она сама.

— Откуда ты знал, что это сработает? — Спросила я прямо.

— Не понимаю, о чем ты.

— Райн заключил с тобой сделку — поддался на твой шантаж, чтобы спасти меня. Но чтобы он выполнил свою часть, он должен был выиграть Кеджари. Почему ты думал, что он убил бы меня после того, как спас?

Септимус ухмыльнулся. Выдохнул дым.

— Я и не думал. Я знаю, что он романтик.

Я сохраняла спокойное выражение лица, но не понимала этого ответа.

Он усмехнулся и выпрямился.

— Я говорил тебе, что не делаю ставок, которые могу проиграть. И каждая ставка, которую я сделал на тебя, была выигрышной, голубка.

Он предложил мне пачку с сигариллы. Я покачала головой.

— Надеюсь, ты найдешь в своем сердце силы назвать меня другом, — сказал он, убирая пачку в карман. — Ты можешь обнаружить, что у нас больше общего, чем ты думаешь. Мы единственные здесь, кто знает, каково это — бороться со временем. Это многое значит в этом мире, не так ли?

Он неторопливо удалился, не сказав больше ни слова, как раз вовремя, ведь Райн вернулся ко мне. Он настороженно наблюдал за удаляющейся фигурой Септимуса.

— Что это было?

— Ничего.

Райн выглядел неубежденным. Он взял меня за руку. Я напряглась и отстранилась, но последовала за ним, пока он шел.

— Что теперь? — сказала я.

Он провел меня в бальный зал. Справа от нас, из окон от пола до потолка, открывалась картина Сивринажа, купола и шпили сверкали под усыпанным звездами небом. Ночь была еще туманной от дыма и белой от огня, яркий перевернутый солнечный свет разливался по мраморному полу бального зала.

— Хороший вопрос, — сказал Райн. — Похоже, нам придется строить королевство.

На первый взгляд, в его голосе звучали нотки легкомысленной шутки. Но это мало скрывало откровенный страх, скрывавшийся под ним.

Я тоже боюсь.

Боюсь врагов за этими стенами и внутри них. Врагов, которые окружают Райна, и тех, что окружают меня. Союзников, готовых предать нас обоих.

Боюсь огня, пожирающего королевство, которое вырастило меня, и бесчисленных невинных людей, которые окажутся в его плену.

Боюсь опасностей будущего и тайн прошлого.

Райн взял меня за руку.

И на этот раз я позволила ему.

Наши глаза встретились в один и тот же миг, объединенные нашим взаимным ужасом, объединенные во всем, в чем мы были одинаковы, даже если мы не были готовы признать это. На один миг все было словно обнажено.

Мой друг. Мой враг. Мой возлюбленный. Мой пленитель.

Король и раб. Человек и вампир.

И, возможно, единственный мужчина, который когда-либо по-настоящему понимал, каково это иметь сердце, которое кровоточит и красным, и черным.

Я ненавидела его. И я любила его.

И я даже не смогла попытаться отрицать то, насколько он был красив, с его лицом на котором отразились тяготы прожитых лет, освещенным мерцающим светом нашего мира, падающего в пепел.

— А что насчет тебя? — пробормотал он. Его большой палец погладил мою щеку, проследил линию моей челюсти. — Ты собираешься убить меня, Орайя?

Он сказал это так же, как и целую жизнь назад, когда рассвет наступил в переулке в человеческих трущобах. И так же, как в ту ночь, я не отстранилась от его прикосновения.

Вместо этого я прижала ладонь к его груди. Позади него горело мое королевство.

Я подумала «Может быть».

— Не сегодня, — сказала я.

КОНЕЦ КНИГИ

Перевод: https://vk.com/thedeviltranslatesbooks

ПРИМЕЧАНИЕ

АВТОРА

Большое спасибо, что прочитали книгу «Змея и крылья ночи»! Я надеюсь, что вам понравилось читать ее так же, как мне понравилось ее писать. У нас есть еще пять книг по этому миру, и я очень хочу исследовать все его темные и кровавые уголки вместе с вами! Орайя — одна из моих самых любимых героинь, которых я когда-либо писала, она одновременно и самая жестокая, и самая глубоко ранимая. Я надеюсь, что вы полюбите ее так же, как и я, и что вам понравится следующий этап ее истории и истории Райна.

Если вам понравилась эта книга, я буду очень признательна, если вы оставите отзыв на Amazon или GoodReads. Я не могу описать, насколько важны отзывы для авторов!

А если вы хотите первыми узнавать о новых релизах, новых произведениях, и прочих интересных вещах, подпишитесь на мою рассылку на сайте carissabroadbentbooks.com, пообщайтесь в моей группе на Facebook (Carissa Broadbent's Lost Hearts) или присоединитесь к моему серверу Discord (приглашение на linktr.ee/carissanasyra!).

Я буду рада оставаться на связи!

ГЛОССАРИЙ

Акаэджа — богиня заклинаний, тайн и потерянных вещей. Член Белого пантеона.

Аларус — бог смерти и муж Ниаксии. Изгнан Белым пантеоном в наказание за запретную связь с Ниаксией. Считается умершим.

Астерис — форма магической энергии, получаемая от звезд, которой владеют Ночнорожденные вампиры. Редкая и сложная в использовании, требующая значительных навыков и энергии.

Атроксус — бог солнца и глава Белого пантеона.

Кроворожденные — вампиры Дома Крови.

Рожденный — термин, используемый для описания вампиров, которые рождаются путем биологического размножения. Это наиболее распространенный способ создания вампиров.

Cелеба — континент в человеческих землях к востоку от Обитрэйса.

Узы Кориатиса — редкая и мощная связь, которую может создать только бог, в которой два человека разделяют все аспекты своей силы, соединяя свои жизни и души. Ниаксия — единственный из известных богов, способный даровать узы Кориатиса, хотя любой бог способен сделать это. Тех, кто связан, называют Кориатой друг друга. Кориаты разделяют все аспекты силы друг друга, обычно делая обоих сильнее. Кориаты не могут действовать друг против друга и не могут жить друг без друга.

Дхайвинт — яд, который временно парализует.

Дхера — государство в человеческих землях. В настоящее время там живет Вейл.

Экстрин — тюрьма богов Белого пантеона.

Обитрэйс — земля Ниаксии, состоящая из трех королевств: Дом Ночи, Дом Тени и Дом Крови.

Знак Наследника — постоянный знак, который появляется на наследнике кланов хиаджей и ришан после смерти предыдущего наследника, отмечая его положение и власть.

Хиадж — один из двух кланов вампиров Ночнорожденных. У них крылья без перьев, похожие на крылья летучих мышей.

Дом Крови — один из трех вампирских королевств Обитрэйса. Две тысячи лет назад, когда Ниаксия создала вампиров, Дом Крови был ее любимым Домом. Она долго думала, какой подарок им преподнести, пока Кроворожденные наблюдали, как их братья на западе и севере выставляют напоказ свои силы. В конце концов, Кроворожденные ополчились на Ниаксию, решив, что она их бросила. В наказание Ниаксия прокляла их. Теперь на Дом Крови другие два дома смотрят свысока. Представителей Дома Крови называют Кроворожденными.

Дом Ночи — один из трех королевств вампиров Обитрэйса. Известны своим мастерством в бою и злым характером, владеют магией, полученной от ночного неба. Существует два клана Ночнорожденных вампиров, Хиадж и Ришан, которые тысячелетиями боролись за власть. Те, кто принадлежат к Дому Ночи, называются Ночнорожденными.

Дом Тени — один из трех вампирских королевств Обитрэйса. Известны своей приверженностью к знаниям; владеют магией разума, теневой магией и некромантией. Представителей Дома Тени называют Тенерожденными.

Икс — Богиня секса, плодородия, деторождения и размножения. Член Белого пантеона.

Каджмар — Бог искусства, обольщения, красоты и обмана. Член Белого пантеона.

Кеджари — легендарный смертельный турнир, проводимый раз в столетие в честь Ниаксии. Победитель получает дар от самой Ниаксии. Кеджари открыт для всех в Обитрэйсе, но проводится Домом Ночи, поскольку Ночнорожденные владеют величайшим искусством боя среди трех королевств вампиров.

Река Литуро — река, протекающая через центр Сивринажа.

Лунный дворец — дворец в Сивринаже, в столице Дома Ночи, специально построенный для размещения участников турнира Кеджари, проводимого раз в столетие в честь Ниаксии. Считается, что он заколдован и подчинен воле самой Ниаксии.

Некулай Вазарус — бывший ришанский король Дома Ночи. Узурпирован и убит Винсентом за 200 лет до событий этой книги.

Ночнорожденные — вампиры Дома Ночи.

Ночной огонь — как и Астерис, еще одна форма магии звездного происхождения, которой владеют вампиры Дома Ночи. Если Астерис — форма темная и холодная, то Ночной огонь — форма яркая и горячая. Ночной огонь широко используется в Доме Ночи, но мастерски им очень трудно владеть.

Ниаксия — изгнанная богиня, мать вампиров и вдова бога смерти. Ниаксия властвует над владениями ночи, тени и крови, а также унаследованным от умершего мужа владением смерти. Бывшая низшая богиня, она влюбилась в Аларуса и вышла за него замуж, несмотря на запретный характер их отношений. Когда Аларус был убит Белым пантеоном в наказание за брак с ней, Ниаксия в порыве гнева отделилась от Белого пантеона и предложила своим сторонникам дар бессмертия в форме вампиризма, основав Обитрэйс и королевства вампиров. (Также упоминается как: Матерь; Богиня; Мать Алчной Тьмы; Мать Ночи, Тени и Крови).

Пахнай — человеческая страна к востоку от Обитрэйса.

Ришан — один из двух кланов Ночнорожденных вампиров. Имеют пернатые крылья. Узурпирован кланом Хиадж 200 лет назад.

Салины — крупный город в Доме Ночи. Расположен на территории клана Ришан. Когда ришанцы были у власти, Салины был процветающим центром, функционировавшим как вторая столица. Орайя провела в Салины первые годы своей жизни, пока Винсент не нашел ее.

Тенерожденные — вампиры Дома Тени.

Сивринаж — столица Дома Ночи. Здесь находится замок Ночнорожденных, Лунный дворец, а раз в 100 лет здесь проводится Кеджари.

Обращение — процесс превращения человека в вампира, требующий, чтобы вампир пил из человека и предлагал свою кровь человеку взамен. Вампиры, прошедшие этот процесс, называются Обращенными.

Белый пантеон — двенадцать богов основного канона, включая Аларуса, который считается умершим. Белому пантеону поклоняются все люди, при этом некоторые регионы могут проявлять благосклонность к определенным богам пантеона. Ниаксия не является членом Белого пантеона и активно враждует с ним. Белый пантеон заключил в тюрьму и позже казнил Аларуса, бога смерти, в наказание за его незаконный брак с Ниаксией, тогда еще низшей богиней.

Зарукс — Бог моря, дождя, погоды, штормов и воды. Член Белого пантеона.

БЛАГОДАРНОСТИ

Каждый раз, когда мне приходится писать подобное, я поражаюсь тому, насколько сюрреалистично это все еще ощущается. Я должна поблагодарить очень многих людей за то, что они помогли мне воплотить в жизнь этот новый мрачный кровавый мир. Главные из них:

Нейтан (как всегда, первый), за то, что он мой лучший друг, моя самая большая любовь, мой самый большой сторонник, мой приятель по мозговому штурму, мой арт-директор, моя энциклопедия и многое другое. Без тебя я бы не смогла сделать ничего из этого. Я люблю тебя!

Ариэлла, Дианна, Элизабет и Рэйчел, за то, что были замечательными первыми читателями и давали полезные отзывы. Вы лучшие!

KD Ritchie из Storywrappers Design, за такую красивую обложку. Обожаю работать с вами!

Ноа, за то, что, как всегда, был замечательным помощником в написании истории. Спасибо тебе за то, что ты много раз смотрел на эту рукопись и спасибо за твой бесценный редакторский вклад.

Энтони, за потрясающую редактуру и за то, что вечно поправляешь меня в использовании запятых. Клянусь богом, когда-нибудь я действительно буду ставить запятые.

Рейчел, за то, что ты самый зоркий редактор на свете! Спасибо, что уничтожила все мои опечатки и исправила все мои ошибки в тексте!

Клэр, спасибо тебе огромное за то, что каждый день выслушивала мое нытье и терпела пресловутый конвейер Карисса-Бродбент-мозг-рот. Ты — звезда, и я тебя обожаю.

И моей команде Swords & Corsets, Дженн, Крайстл и Анжеле, вы, ребята, чертовски лучшие. Я люблю вас всех и не могу пожелать лучшего, более талантливого и потрясающего круга друзей-писателей.

И наконец, спасибо вам за то, что отправились со мной в это приключение!

Если вы были моим читателем со времен трилогии " War of Lost Hearts», спасибо, что последовали за мной в этот новый мир. А если вы новичок, спасибо вам огромное за то, что рискнули прочесть эту книгу.

Ваша поддержка, читательская аудитория, фан-арт, отзывы, сообщения, письма — все это сыграло важную роль в моей карьере, и я искренне, искренне не могу не отблагодарить вас. Без вас ничего бы этого не было, и я не забываю об этом ни на секунду.

Я с нетерпением жду следующей встречи с вами!

ОБ

АВТОРЕ

Карисса Бродбент беспокоила учителей и родителей безжалостными мрачными историями примерно с девяти лет. С тех пор ее истории стали (немного) менее депрессивными и (надеюсь, намного?) более читабельными. Сегодня она пишет фэнтезийные романы с огромной порцией крутых леди и большой щепоткой романтики. Она живет со своим мужем, одним очень хорошо ведущим себя кроликом, одним очень плохо ведущим себя кроликом и одним вечно скептически настроенным котом в Род-Айленде.