Чарованная щепка [Валерия Демина] (fb2) читать онлайн

Валерия Демина Чарованная щепка

Воспитанники "Ближних Улиток" прибывают покорять столицу

В Итирсисе: 10 января, вторник

Улице Резного Листа выпал счастливый жребий.

Жители квартала еще не были осведомлены о низошедшем на них благословении, когда поздним январским вечером незнакомая повозка остановилась возле самого скромного из каменных домов.

– Себастьян, скажи, что я не сплю! – воскликнула румяная девица, спрыгивая на снежную мостовую и глядя на дом влюбленными глазами.

– Ты в грезах не более, чем обычно, – успокоил юноша, привычно подбирая со скамьи мигом преданные забвению муфту, платок и мерзлый пряник с брусникой.

Однако, и сам он осматривал дом с предвкушением новой жизни. Трудно не испытывать волнения, когда из поместья “Ближние Улитки” (старая усадьба и одноименное село в три десятка дворов) перебираешься в столицу с гордым именем Итирсис. Дом приметили месяц назад, улаживали формальности аренды, жили на загодя собранных сундуках. Наконец, как следует облитые родительскими слезами и напутствиями, Виола и Себастьян погрузились в повозку. В сотый раз пообещав беречь снову не только платья, но и все надлежащее, а также многократно отказавшись брать с собой единственную родительскую кухарку, птенцы заскрипели прочь от ветхого гнезда. Авантюристов сопровождал только доверенный возница, сельский дядька, который должен доставить молодежь и вернуться назад с рапортом о благополучном устроении.

Ключ давно грелся в нетерпеливых ладошках барышни. Живо отстегнув замок, Виола устремилась в новое владение. Едва затепля масляную лампу со стеклянным колпаком, промчалась по сеням и обеим комнатам на первом этаже, сунула нос в крошечную кухню и умывальню, взлетела на второй этаж, состоящий из узенькой галереи и маленькой спальни. За минувший месяц она мысленно обставила здесь каждый угол и множество раз произвела перестановку. Иногда спрашивала мнения брата, но больше для порядка и еще потому, что держать это в себе не было моготы. Разумеется, его ответ о будущем убранстве никак на оное не влиял.

Теперь потянуло соделать все разом: постелить половички, вытащить мамины полосатые покрывала, повесить белые льняные полотенца около медного таза – словом, обозначить территорию веками сложившейся женскою манерой.

Впрочем, Виола немало работала над лучшей версией себя по выписанным в село сочинениям неизменно преуспевающих купчих, поэтому сила ее воли была довольно развита. Девушка усмирила нашедшее ликование и принялась первым делом топить печь в нижней главной комнате – спасибо хозяйке, дом сиял до последней балки, был заблаговременно прогрет, светильники по стенам заправлены, а дрова на день приезда рачительно подготовлены.

Затащили последние сундуки, и возница отправился искать стойло на ночь для коня с повозкой вместе – ни конюшни, ни двора при доме не числилось.

Без посторонних глаз Виола незамедлительно легла щекой на стол и раскинула руки во всю его ширину.

– Мое, – возвестила она блаженно.

– Месяца на три, если дела не пойдут, – любезно напомнил брат, выгребая из холодного короба картошку в мундире и солонку.

Виола, не вставая, показала ему язык.

– Смотря чего ты стоишь как маг.

– Смотря чего ты стоишь как распорядитель, – вернул Себастьян и продолжил обживаться с провизии.

Всякий счастливый обладатель брата или сестры без труда разовьет сию ленивую дискуссию на три-четыре реплики вперед.

Виола сочла было себя триумфатором прений, когда под ее “Зато я умею добиваться от людей своего!” старший брат кротко удалился в умывальню через тесную кухню. Однако мгновение спустя он высунул из-за двери чернявую лохматую голову с ультиматумом:

– Ты накрываешь ужин, иначе будешь мыться ледяной водой.

Подобающим ответом на такое душевное потрясение могли стать только бровки домиком.

– Зачаруй бочку, пожалуйста! – (Выжидающие бровки уже со стороны двери) – О, досточтимый Себастьян! – (Милостивый кивок, и голова упряталась обратно).

“Великий чародей и славный наследник Ближних Улиток” – продолжила Виола уже себе под нос, принявшись, впрочем, распаковывать домашнюю посуду.

На стол перебрался фамильный сервиз, нож, большая разделочная доска и несколько плошек. Сдобрив ленточками бекона картофелины в тарелках, труженица наполнила кружки водой из простылого самовара и сервировала все это последорожное изобилие на разделочной доске.

– Готово, греется! – провозгласила она и коснулась кружочка, выжженного на краю доски.

Без видимых внешних изменений через время над чашками образовался пар, а бекон зашипел приятно. Как ни дразни, а славный наследник Ближних Улиток мастерски зачаровывал дерево, изрядно облегчая скромный быт семейства и верной кухарки. Этот его талант и лег в основу амбициозного плана взятия столицы, составленного сестрой в минуты досуга – как известно, праздность является опасной питательной средой для женской фантазии. Если бы матушка это предвидела, удвоила бы задания по арифметике и шарльскому языку. Однако и Себастьян, не слишком легкий на подъем, признал за городом больше перспектив для скромного развития мага-самоучки.

Магия сродни музыке. Одни могли ее слышать, другие страдали глухотой, кому-то выпал идеальный слух от рождения. Играть простые “мелодии” случалось и простолюдинам, но для виртуоза широкого профиля требовались годы, наставники и капитал. Собрать сей флеш, разумеется, под силу только аристократии. Формально Себастьян к ней принадлежал, но финансовые возможности семьи были скудными, расчитывать на обучение у мастера не приходилось. Тем не менее, круг возможностей в столице значительно богаче, держи только ухо востро.

Когда Виола повторно коснулась круга, снимая греющие чары, комната уже наполнилась не только запахом еды, но и всевозможными хозяйственными пустячками, разнящими добрый дом от гостиницы. Лавки козыряли вышитыми накидками, кружевные салфетки важно свисли с подоконника, а половички, наконец, залегли на стражу чистоты. Оставляя в сенях шубку, девица убедилась в наличии там веничка для отрясания снега с обуви.

Себастьян сидел на полу умывальни и общался с бочкою. Сказанное шепотом навеки осталось между ними двоими, но, видимо, он был галантным и чутким кавалером, потому что с тех пор внутри бочки потеплело.

Магический код подогрева стал его невольным коньком и требовал только внимательности. Необходимо было тщательно обозначить ветви алгоритма

– если бочка пуста

– если в бочке вода

– а также лимитировать цикл подогрева в зависимости от уровня наполнения.

Выбор желаемой температуры базовая модель не предусматривала.

Разумеется, случай, если в бочке не-вода, обрабатывался как исключение и прерывал исполнение магокода.

Примерно поэтому артефакторика редко становилась любимым предметом чародеев, грезящих об огненных шарах по мановению руки. Одноразовая магия была куда эффектнее, доходнее и не требовала содержания армии проверяльщиков.

Скромный ужин состоялся по возвращении возницы, всячески нахвалившего изменения в доме. Зорким глазом он подмечал, в самом ли деле господские отпрыски заняли достойные палаты.

– Что же, Виола Базилевна, светелка ваша хороша?

– В верхней комнате чисто, стены беленые, кровать у теплой трубы, перина сухая, – обстоятельно отчиталась девушка, – так и передайте матушке.

– Добро! Себастьян Базилевич тоже себе угол определили?

Юноша махнул на дверь под галереей:

– Там обустрою и спальню, и кабинет, а здесь, в основной зале, будем людей принимать.

Дядька с уважением посмотрел на "залу", отметив прочный стол и лавки, ладный самовар и огромную печь с изразцами по низу. Пожалуй, людей принять не стыдно. Умывальня со всеми удобствами, впрочем, произвела на него впечатление пущее, она тоже в рапорт будет непременно включена. Диво только, что городские без двора ютятся, но да с водопроводом и без лошадей, надо думать, и это можно.

Завершив отчет и трапезу, Виола сполоснула в тазу посуду и с важностью хозяйки постелила провожатому тут же, на жаркой печи. Он заранее попрощался, постановив себе отбыть ранним утром, не тревожа "ребятню".

Девица еще немного походила по дому, поглаживая стены и мебель, но затем рассудила, что следует лечь пораньше, дабы завтрашний день провести с присущей столичному дельцу производительностью. Вымылась с дороги из теплой бочки, заправила постель домашним бельем, упрятала туда разделочную доску в качестве грелки, сама забралась под два одеяла и торжественно закрыла глаза.

Наивная простота! Всякий знает, что лечь пораньше – вернейший способ несколько часов проворочаться. Виола задремала только когда мысли о предстоящем успехе нестройным хором отправились по пятому кругу.

Впрочем, энтузиазм и молодость все равно растолкали ее вместе с поздним зимним рассветом.

Первая задача для новых свершений – правильно одеться. К этому премудрая девица подготовилась также заблаговременно. По первом приезде в город она сделала множество нечитабельных пометок, касаемых трендов столичной моды, а домой вернулась с ворохом идей и тканей. Рукоделие было ей, как всякой барышне, не чуждо, но книги уже втолковали силу делегирования. В “Улитки” были созваны чуть не все молодые селянки, а скромность оплаты Виола восполнила мотивирующим словом. Живописав редкостный шанс поработать с новейшими материалами и подкрепив выгоду обещанием чая с имбирным печеньем, она предложила к реализации три выходных платья. Памятуя также, что люди охотнее трудятся над прожектами, в обсуждении которых приняли деятельное участие, Виола позволила своим мастерицам вдоволь покритиковать городскую моду, обнаружить в ней интересные ходы для творческого переосмысления и почти без правок приняла предложенный ими крой и узор. Четыре седмицы посиделок оказались необычайно шумны и плодотворны, девицы отпускали барышню в город с великой неохотой.

Сегодня Виола избрала верхнее платье цвета моря с крупной рябиновой вышивкой по краю – орнамент воплощался ею лично.

Волосы сухо искрили и рвались куда-то к потолку, но девица усмирила их в длинную темную косу. Последним доспехом вздела рыжую вязаную шаль и помахала руками, убеждаясь в крепости булавок на плечах.

Сочетание строгости и жизнелюбивых акцентов было именно тем, что Виола давно задумала.

– Держись, Итирсис, иду на вы! – рыцарски упредила она столицу, спускаясь в залу с доской под мышкой.

Возницы уже не было, следов пробуждения брата-полуночника тоже не наблюдалось. Утро в новом городе принадлежало ей одной и пшеничным тостам, которые были поджарены тут же на чудо-доске. Хрустеть ими хотелось по домашнему, с молоком и джемом, но цепочка поставок еще не была налажена. По правде говоря, на этих трех кусочках домашнее снабжение завершилось, остальное было уничтожено еще в пути. Дожевав один тост, Виола посмотрела на дверь спальни Себастьяна и со вздохом убрала руку от тарелки, оставляя ему два. Жертва тотчас вознаградилась находкой вчерашнего пряника, скудно подкрепившись которым, девица выступила наружу.

Заснеженная улица просыпалась, фонари горели уже без особенной нужды, с неба потихоньку сыпало. Целевая аудитория Виолы беспечно открывала свои лавки.

Улица Резного листа была избрана как в меру состоятельная. Обитатели ее, купцы и ремесленники средней руки, вели свои дела успешно. Прямо напротив раздался вверх и вширь трехэтажный крепыш с вывеской "ООО: Очень Острое Оружие". В шаговой доступности обнаружились также заведения "Сахарная гора", "Ваша новая пара замшевых перчаток отменного качества", "Модная шляпка от Э. Скирелли" и весьма приличный с виду трактир "Опята". Его девица взяла на заметку – пока родительские инвестиции себя не исчерпали, время лучше тратить на расширение дела, а не кадки с тестом.

– Как почивали, Дарий Дариевич? – звонко осведомился мальчишка молочник, останавливая тележку возле оружейной мастерской напротив.

– Спасибо, бессонница пока не донимает, – засмеялся серьезности разносчика плечистый парень в распахнутом тулупе, сметавший снег с широкого крыльца. Забрав причитавшуюся ему крынку, молодец вознамерился было скрыться внутри, когда перед ним выросла предприимчивая девица.

– Доброе утро, Дарий Дариевич! Я верно расслышала? – поприветствовала она живо.

Судьба не так часто заносила миловидных созданий в оружейную, поэтому Дарий Дариевич спешить сию минуту перестал.

– Верно, – кивнул он, возвращая улыбку, – чем могу служить?

– Пользуюсь случаем представиться, Виола Базилевна. Вечор имела счастье стать вашей соседкой, занимаю резиденцию напротив, – величаво указала она на домишко.

– Совершенно пропустил ваш приезд, – признался Дарий, досадуя, что не засек случая помочь девице с разгрузочными операциями. – Работы невпроворот даже вечерами. Это оружейная моего отца, трудимся здесь вместе с ним и братом.

– Похоже, оружие куется не здесь? – заметила Виола деловито, не обнаружив над крышей сколько-нибудь крупных дымоотводов.

– Размещать здесь все наши кузницы не рационально, – пояснил Дарий, с удовольствием обнаружив, что соседка тоже не торопится. – Земля слишком дорога. Основную часть производства вынесли на окраины. В этом здании осуществляются только чистовые операции и торговля.

– Разумная экономия полезна для любого дела, – знатоком одобрила девица, с некоторой завистью отметив для себя это множественное число кузниц. – Столь же важна, как своевременная оптимизация.

Дарий ощутил странный внутренний порыв подкрутить ус, которого не носил.

– Это именно то, что я постоянно говорю отцу. Он довольно прогрессивен для своего возраста, но иные нововведения принимает в штыки.

– За прогресс должны отвечать такие новаторы, как мы с вами, – согласилась Виола, поэтично смахивая хрупкой ручкой снежинки с опушки на своей шапке. – Иначе зрелые мужи будут ходить по кругу, увязая в рутине и не имея минуты на кружку чая.

– Как в воду глядите, Виола Базилевна, – подпел новатор Дарий, – пока отец добирается до своей кружки, та мало что не покрывается корочкой льда.

Виола не разочаровала и округлила глаза, ровно насколько, насколько требовала их светская беседа.

– Что вы говорите! Но в наших силах помочь и здесь. Признаюсь, я пришла по-соседски с подарком, – из недр муфты девица выудила квадратную тонкую дощечку. – Передайте почтенному вашему батюшке эту подставку для кружки. Едва на ней окажется предмет – она сохранит его тепло на долгие часы.

Все еще обнимая (к сожалению) крынку молока, Дарий принял в другую руку подставку. Это был один из полусотни изготовленных Себастьяном образцов. Настырная сестрица убедила его зачаровать простейшим кодом как можно больше плашек, обеспечив заодно легким заработком всех сельских мальчишек, кто постиг хотя бы азы деревообработки.

– Изумительный предмет, – подивился сын оружейника, вертя подставку в своих могучих пальцах. – Даже не думал, что кто-то еще чарует дерево!

Здесь он по молодости лет совершил грубую стратегическую ошибку. Взгляд Виолы как-то сразу приобрел досадливый прищур. Она и без данного мудрого замечания ведала, что работа с таким материалом уже лет сто назад почиталась устаревающей, теперь же и вовсе осталась в употреблении по большей части у простонародья (некоторые хозяйки наловчились жечь дрова дольше обычного).

Дерево всегда было трудоемко для чар, хотя именно с него когда-то началось искусство совмещения магии с предметами. Оно легко откликалось, но магокод был сложным и кропотливым. Освоив дерево, маги смогли выйти на новый этап работы с металлом, стеклом и драгоценным камнем. Отработанные на древесине заклинания стали собираться в готовые блоки, где уже мало кто различал отдельные нити, зато уверенно повторял их на новых веществах.

Кроме того, артефакты были дороги. Их могли себе позволить только очень обеспеченные люди, и гораздо охотнее они приобретали предметы из благородных материалов. Какая леди, мечтая о броши с благоуханием, попросит воплотить ее в березе? Даже для нагревания воды проще опустить на дно бочки топаз – он реже требует перезарядки и маг-поддержки. Не говоря уже о том, что выйти на бой с деревянной шпагой было бы верхом экстравагантности.

Все это было известно и Себастьяну, только домашняя библиотека не изобиловала новинками по артефакторике. Обнаружив магический слух, он раскопал пару потрепанных изданий по чарованию “низкого уровня”. Таковая техника применялась к дереву и только к нему. Зато юный маг проявил усердие, присущее пытливому уму в отсутствие других развлечений – кодирование и отладка были освоены им с блеском.

Однако ж напоминать юной деве об архаичности навыков ее брата и тем самым ставить под сомнение предприятие в целом было со стороны Дария ложным шагом и объяснялось только неведением. Подозрение озарило его, когда опасные слова уже сорвались с языка.

– Чарует дерево мастер Себастьян, – отвечала соседка уже с заметною прохладцей. – У вас теперь есть шанс убедиться, что делает он это великолепно. Малое произведение его искусства, обладателем которого вы стали, значительно стабильнее большинства домашних артефактов. Кроме того, он разработал способы снизить энергозатраты. Поверьте, эта подставка послужит еще вашим внукам.

"И она ваша совершенно бесплатно!" – чуть не завершила Виола, входя в раж, но вовремя остановилась. Перебор, дорогая распорядительница.

– Прошу меня простить, – поклонился Дарий, – не имел намерения оскорбить мастера Себастьяна. Принимаю с благодарностью и непременно передам отцу ваш сувенир.

Виола несколько смягчилась. В самом деле, едва ли сын оружейника мог тонко разбирать преимущества того или иного языка магического кодирования. Повторяет за обществом, что древесное чарование устарело.

– Уверена, ваша семья и близкие оценят его по истинным достоинствам, укрытым скромной оболочкой. Когда же это случится – вы можете обратиться через меня за целой партией сих полезных предметов или подобных им приспособлений. Вы верно отметили некоторую… ммм… винтажность данной технологии – однако едва ли вы оспорите, что в прежние времена артефакты ладились куда надежнее? С нынешнего дня мы с мастером Себастьяном открываем для ценителей качества свою маг-мастерскую "Чарованная щепка". Вывеска появится сегодня же, ваши знакомые также смогут легко нас найти.

– Поздравляю вас с открытием! – нашелся Дарий, все еще заглаживая свой промах. – В нашем квартале умеют ценить экспертов. Могу я оказать вам содействие в знакомстве с другими соседями? Кроме того, рад буду подсказать лучшие молочные и мясные лавки, а также, разумеется, кондитерскую.

– Кондитерскую? – тут уж коварный Дарий попал в цель и был реабилитирован окончательно. – С благодарностью приму вашу помощь. Как вы понимаете, в наше время зачин-прожектам важно заявить о себе как можно скорее и шире. У меня еще несколько десятков подставок, которые хотелось бы передать людям по-настоящему достойным.

Испросив минуту на подготовку, Дарий скользнул, наконец, внутрь, где оставил молоко и снежную метлу, крикнул что-то вглубь дома и выскочил обратно. Виола не вполне запомнила детали его облачения, но как будто валенки сменились сапогами и тулуп сидел подобающе. Не исключено также, что он успел причесать пятерней русые волны волос.

– Давайте начнем наш променад со знакомства с булочной тетушки Лату?

С булочной "Хлеб от Лату – тает во рту!" не хотел бы познакомиться только человек, начисто лишенный обоняния. Поскольку у молодых Дария и Виолы с обонянием все было в таком же порядке, как и с аппетитом, они двинулись к указанной булочной без промедления.

Румяная тетушка, громогласно строившая ватагу помощниц у печей за перегородкой лавки, принимала посетителей ласково. Комментариев относительно устаревших технологий не отпускала, зато отпускала пышные караваи, булки и новомодные багеты. Покупателей с утра было столько, что потребовалось отстоять даже очередь. Впрочем, это время также использовалось для новых знакомств. С трудом понуждая себя не отвлекаться на ломящиеся от свежей выпечки прилавки, девушка отрекомендовалась гостям булочной, раздавая им подставки направо и налево, про себя зазубривая их имена. Хвалебная акция прошла на “ура”, поскольку кому же еще предвкушать долгое чаепитие, как ни счастливцам, уносящим домой завернутые в лен крендельки с кунжутом.

Тетушка Лату также прониклась возможностями нагревающегося бука для хранения на нем своего товара. Важно только исключить возможность пересыхания, поэтому вопрос потребовал размышлений. Виола же обещала уточнить предварительную стоимость подобного крупного заказа, сама же оставила в булочной несколько медных лун, зато дальше по улице плыла, с наслаждением щипая горячую корочку ржаного “кирпича”.

День начинался волшебно. Виола обожала уже всю шумную улицу, о новой соседке же с приятностью отзывались теперь и в шляпном салоне, и в кружевной мастерской, и перчаточной.

– Вы очаровали весь квартал, Виола свет Базилевна, – медоточил Дарий, уже осмелившийся предложить барышне свой локоть.

Виола не стала смущаться.

– Не без вашего руководства, Дарий Дариевич.

Продуктивный променад незаметно продлился до самого обеда. Нельзя было найти лучшего повода для знакомства с трактиром “Опята”.

В на диво опрятном заведении с каким-то даже домашним флером и белоснежными салфетками посетители имели возможность немедленно опробовать розданные Виолой подставки, чем и занялись. Держатель “Опят” Бруно Франкович пришел от подарка в бурный восторг, и отправился на кухню, подкладывая его то под одно, то под другое блюдо. Завершилось сие действо настоящим триумфом Виолы, ибо трактирщик, вернувшись, заказал семь подставок и не побоялся внести немалую предоплату бойкой распорядительнице. Как-то само собой вышло, что толика денег тут же отправилась обратно в карман Бруно Франковича, зато Виоле накрыли фирменное кушанье заведения – гречневую кашу с маринованными грибами. Дарий пока что не рисковал угощать соседку, но охотно составил ей компанию во время заслуженного обеда.

Весьма довольные собой молодые предприниматели были уже почти сыты и слегка хмельны от успеха (как казалось Дарию – совместного), когда около столика возник серьезный Себастьян.

Было пока не ясно, кто за кем в городе приглядывает. Виола подозревала, что при появлении работы ей придется по-матерински напоминать чародею о необходимости иногда садиться за стол. Со своей стороны, обнаружив долгое отсутствие младшей сестры, юноша ощутил беспокойство и отправился на поиски.

Теперь же, с облегчением найдя Виолу в безопасности и довольстве, он несколько замешкался – следует ли ему тут же высказать ей за уход из дома без предупреждения или она все-таки уведомлять его не была обязана? Впрочем, насчет безопасности еще тоже следовало предпринять расследование – что за любитель гречки обретается около его наивной сестрицы?

– Доброго аппетита, – произнес он ровно, все еще не определившись с тональностью.

– Себастьян! – вскочила Виола, искренне радуясь. – Прошу внимания, господа, рада вам представить мастера, сотворившего замечательные подарки, греющие ваши сердца и кружки!

Господа, к изумлению юноши, не покрутили пальцами у висок, а загудели одобрительно.

– В свою очередь познакомься с нашим ближайшим соседом, оружейником Дарием Дариевичем, – кивнула Виола на вежливо поднявшегося сотрапезника.

Оружейник, впрочем, прилива восторга не испытал. По словам девицы, мастер владел деревесными чарами, из чего справедливо можно было заключить, что возраст умельца далек от юного. Теперь же перед ним образовался темноволосый щуплый тип слегка за двадцать, проживающий отчего-то в одной “резиденции” с его новоявленной соседкой. Рукоприкладства Дарий не опасался, будучи зримо выше и шире в плечах. Вместе с тем, скандалы на улице Резного листа не приветствуются и могут плохо сказаться на репутации оружейной. Да и свои пока еще смутные виды на Виолу придется, кажется, пересмотреть.

Свою десницу он протянул с некоторым сомнением.

– Себастьян Базилевич, – ответил на пожатие пришлый юноша.

Отчество совпадало с Виолиным.

– Час от часу не легче, – вежливо ответил Дарий почти не вслух. – Честь познакомиться с вами, – добавил уже внятно. – Мы занимаемся чарованным оружием. Сам я не маг, но в некотором роде мы коллеги.

Виола вздрогнула. Коллеги? Или конкуренты? Значит, в магии он не вовсе профан, каким показался вначале. Или это она сама нарисовала такой удобный образ? Почему же он раньше не похвалился, что оружие они не только куют, но и чаруют с большим размахом (припомнились “все наши кузницы” и величина самого дома для “чистовых операций”). Смеялся над ней, поди?

Строго говоря, поводов обидеться набралось предостаточно. Простить Дарию магическое неведение она могла легко, но простить его ведение!..

Не садясь, она воинственно оправила рыжую шаль и промокнула рот салфеткою.

– Дарий Дариевич, прошу меня простить. Мне необходимо заняться подготовкой к исполнению заказа. Уважаемый Бруно Франкович оказал мне доверие с предоплатой, тем не менее я должна составить магзадание к подписанию обеими сторонами.

Девушка с печалью отметила, что ей придется также своими силами выяснить, где взять подходящее для заказа дерево и кто возьмется за резку собственно подставок. Знаток столицы Дарий мог бы оказать весомую поддержку, но, переведя его в статус конкурента, Виола не могла просить о такой услуге и, пожалуй, не приняла бы ее.

Базовые знакомства сведены, пора начинать решать вопросы самостоятельно.

О хвостике одной строптивой магички

В Итирсисе: 17 января, вторник

– К магичке? Второй этаж и первая дверь налево, – махнула полноватая женщина с бадьей и куском ткани, который можно было принять как за рушник, так и за тряпку. Вероятно, гостя встретила наместница хозяйки дома на Кленовой улице – следила за чистотою лестниц и нравственным обликом арендаторов, взамен получая клетушку у самого входа.

Гость, бородатый господин в дорогом меховом плаще с необъятными рукавами, походкой немолодого уже человека поднялся по ступенькам и обрел указанную комнату.

“Любовных зелий не продаю”, – безжалостно предупредила его надпись мелом на хлипкой двери.

“Потому что не умею”, – господин едва удержался от нанесения справедливой добавки, но отложил эту выходку на случай провала дипломатической миссии.

Для начала он постучал во всех отношениях деликатно.

“Входите”, – голос по ту сторону был полон величия и достоинства. Его обладательница попыталась придать себе десяток лет, в чем преуспела мало – ее сопрано выдавало законные шестнадцать с хвостиком.

Мужчина подтолкнул дверь и окинул взглядом убранство, намеренно избегая смотреть на девицу сразу. К прискорбию, затянуть эту паузу было сложно – комната вместила только кровать, стол под окном и сундук за дверью. Скудные горизонтальные поверхности в три слоя укрылись платьями, накидками и прочими перчатками, делая жилище похожим на гардеробною, чем на дивное чародейское логово.

Стол, однако, украсился только раскрытою книгой, павлиньим пером в чернильнице и семью толстобокими свечками – композиция, надо полагать, выверялась до сантиметра в попытке блюсти магическую репутацию.

Худая темноволосая девица в строгом синем платье размещалась у стола к тому спиною. Одновременно это значило и “возле окна” и “посреди комнаты” и даже “перед дверью”, но она всем своим видом показывала, что высится именно “у стола”. Разглядев посетителя, насельница хоромин дернула ноздрями, вскинула подбородок выше и осведомилась:

– Что вам угодно?

Господин аккуратно вшагнул. Он даже подтянул дверь за собою так старательно, будто это могло и впрямь помешать всему дому насладиться их беседей. Комната вмиг заполнилась духом сырой шерсти от растаявших на зимнем плаще снежинок.

– А что вы имеете предложить? – спросил гость вместо ответа и, наконец, остановил свой цепкий взгляд на лице молодой магички.

Та вернула созерцание столь же бесстрашное.

– Вам подойдут зелье для ясности слуха или горькие капли от сварливости, – диагностировала она.

– О, горького от сварливости мне накапают полную кружку в ближайшем кабаке, не беспокойтесь.

Девица не делала никаких попыток освободить от вещей сидячее место или иным образом явить свое радушие. Напротив, темные свои брови почти встретила над переносицей.

– Боюсь, такая диета снизит эффективность чар для слуха – речи дорогих вам людей так и не достигнут вашего сознания, – вздохнула она трагически. – Ничем более не могу помочь. Выход, полагаю, вы найдете без посторонней помощи?

– Лея, – внезапно сказал посетитель иным голосом и совершил опасный в эдаком пространстве шаг вперед, – здесь и платья твои не втиснутся, что уж говорить достойном тебя комфорте. Возвращайся домой.

Магичка только фыркнула:

– Как раз готовлю вещи на продажу. Не волнуйтесь, отец, я смогу еще долго снимать этот милый уголок, а общую умывальню потерплю за глоток свободы.

– Надеешься заработать магическими услугами? – перевел господин. – Ты переоценила свои таланты. Я не научил тебя и сотой доле того, что знаю.

– Простые зелья – самые ходовые, – отозвалась упрямая девица.

Нежеланный гость вновь обозрел покои, уже с откровенной усмешкой в бороду.

– Кто к тебе пойдет в эту дыру? – бросил он. – Малолетняя магичка без образования. Ничем не отличаешься от дюжины безродных мошенниц!

– Со временем люди меня заметят, – заявила Лея. – Пусть и не высшего круга. Зато здесь я сама выбираю и кашу на завтрак, и супруга на всю жизнь.

– Уже выбрала? – вдруг подтянулся маг, уловив только самое страшное для отеческого слуха слово. – Кто такой? Ты ушла из-за него? Он здесь?

Не дожидаясь ответа, он махнул рукой, заставляя кровать подлететь на воздух – безо всякого уважения к почтенным ее летам. Под ложем обнаружилась гора нарядных туфель – маг щедро оплачивал капризы единственной дочери, чью судьбу расписал со всей заботой состоятельного вдовца.

Разумеется, ничего предосудительного он там найти не смог бы.

Предосудительное хранилось под столом, который своим платьем загораживала Лея.

Она быстро задвинула пяткой подальше к стене большую корзину леденцов и заморского шоколада – это была ее первая покупка, ставшая символом избавления от оков, началом новой жизни и легкого диатеза на спине.

– Где бы мне успеть! Но ваш вариант не подходит категорически, – попыталась объясниться юная магичка, но отец уже вернул кровать на пол и ревизировал сундук, сбросив с него безвинные юбки. К его возрастающей злости, внутри тоже никого не обнаружилось.

"Наверняка подлец прячется рядом!" – отстучал адреналин в его ушах.

Маг покинул комнату и в ярости зашагал по коридору от двери к двери. Жалобно хрустя, они распахивались без его прикосновений – даже те, что были заперты.

Часть комнат пустовала, в другой части не выискалось никого, кого удалось хотя бы с натяжкой заподозрить в покушении на честь его малютки. На мага взирали перепуганные старушки – мудрая владелица дома сдавала комнаты только женщинам во избежание неловких ситуаций, а семьи здесь едва бы разместились.

Лея выбежала следом.

– Отец, вы сами роняете наше имя! – со внезапной сталью в голосе выкрикнула она, замерев у своего порога.

Гость, разочарованно проверивший последнюю из пяти дверей, вихрем обернулся к ней.

– Беспокоишься о моем имени? Одумалась?

– Я ничем его не очернила, – с вызовом продолжила гордая Лея.

– Я позабочусь, чтобы ты и не мечтала об этом! – внезапно заявил маг и двинулся обратно к дочери.

Он поднял правую руку, что-то скоро пропел, заставляя воздух искриться между ними, и тотчас же умолк. Из-за открытых дверей позади него со смесью ужаса и любопытства выглянули две соседки.

Лея не вдруг осознала происшедшее – но завела руку за спину, прощупала юбку и стала бледнеть очень стремительно.

– Это что? – прошептала она, не веря собственным пальцам. – Хвост?..

– Отличный экземпляр, с кисточкой! – подтвердил маг, довольный своею работой. – Теперь ты постыдишься заводить мужей! Времени на глупости не останется – долго тебе учиться, чтобы снять мои чары. Вернешься домой – я уберу его во мгновение.

С этим ультиматумом он слетел по лестнице и вырвался из тесного гостевого дома на заснеженную Кленовую улицу, пугая и задевая прохожих полами плаща.

Лея замерла ледяною статуей. Две пары глаз продолжали смотреть на нее, любопытство сменилось искренним переживанием за приятную молодую леди, вселившуюся к ним три дня назад.

Принимать соболезнования она еще не была готова.

– Прошу прощения за поведение моего отца, – почти без дрожи произнесла юная леди. – Он огорчен, что я не согласовала с ним свой переезд.

С легким кивком она удалилась в свою комнату на негнущихся ногах. Не важно, что отец едва ли считал их за людей – девица пока намеревалась с ними жить бок о бок. Значит она, Лея Астер, изнеженная дочь богатого мага, страшный сон пятнадцати слуг – научится ладить с нищими соседями.

Лея аккуратно закрыла дверь. Привычка звала броситься на кровать лицом, но теперь ее подушка – нечто плоское с комочками перьев внутри. Опасаясь разбить нос, она только села, приподняв противный гибкий хвост и тихо всхлипнула.

Как прекрасно знал отец, она даже близко не владела магией уровня изменения формы живого существа. Для обращения же к другим специалистам его круга нужно будет не только преодолеть стыд, но и лет десять откладывать каждый медяк. Учиться теперь не у кого, придется самой ночи сидеть над книгами, если таковые удастся еще добыть.

Возвращение домой строптивица даже не рассматривала, так что щеголять ей хвостом полжизни, вся юность коту под…

“Щеголять?” – она вдруг подняла голову, нехорошо прищурилась и подтянула к себе ближайшее платье.

***

Три седмицы спустя Сальвадор окончательно потерял покой и снова лично отправился на Кленовую улицу разузнать о положении "хвостливой" бунтарки. На сей раз он облачился попроще, намереваясь прежде прощупать расклад среди местных. Если магичка в их районе рискнула заявить об услугах – это должно быть на устах.

Расчет его не подвел. В кабаке почти напротив ее дома он с легкостью подпоил и развел какого-то недотепу (вроде бы корзинщика) на рассказ о необычной приезжей девице.

– Дааа, – протянул тот с удовольствием, вытирая пену с усов и приосанившись на лавке, – есть у нас теперь своя магичка!

– И что, сильна? – поинтересовался тайный отец как будто невзначай.

– А то! Мышей извести или зелье-отрезвенье сварить – это ей на раз-два! И недорого берет. Со всех улиц к ней бегают.

– Недорого? Мошенница, должно быть, – с той же деланой ленцой подначивал конспиратор.

– Эй, – парень несколько даже обиделся, – ты соображай, что несешь. Наша Лея Сальвадоровна честная, жалобщиков пока не находилось.

Отец ощутил, как внутри него два чувства вступили в баталию. В некотором роде хотелось, чтобы у дочери ничего не вышло и она приволоклась к родному порогу в обветшалом платьице. Укрепленные чрованной нитью наряды, впрочем, едва ли обтрепятся и за десяток лет, но эту часть славной картинки возвращения Леи он предпочитал обозначать в голове только общими мазками. С другой стороны – в словах корзинщика слышалась явная гордость за “их” магичку, тогда как он, отец ее и учитель, имел на эту гордость существенно больше прав.

– А красивая какая, статная! – продолжал хвалиться не своими заслугами хмелеющий рассказчик. – Худая, правда, но ледям так положено. По всему видать, что непростая. Даже на прощание помашет кисточкой хвоста – как луной золотой одарит.

Маг разом вынырнул из своей внутренней борьбы. В горле пересохло, и он не совсем изысканно вытаращил глаза:

– Хвоста??

– Так ты не знал, что ли? – удивился парень. – У нее такой хвост! Длинный, холеный, загляденье! Она его то перстенечком украсит, то бантик повяжет…

– Бантик повяжет? Тебе разве его видеть доводилось? – отец ощутил, как кровь сызнова опасно приливает к его голове.

– Так всем доводилось, – ответил собеседник, не подозревая, что тьма уже сгустилась над его вихрами и потрескивает молниями. – Ей, бедняжке, приходится платья такие носить, чтобы сзади кармашек, а из кармашка, значит, хвостик топорщится.

Маг онемел, опасаясь поверить собственным ушам, хотя прежде их служба и была безупречной.

– Из-за этого хвоста все и принялись к ней ходить, – продолжал корзинщик. – В первые дни сомневались, что магичка настоящая к нам нечаянно переселилась. А как про хваст молва пролетела – люди начали стекаться. Сначала украдкой подивиться, а там и про ее силу узнали.

– Из-за хвоста и начали? – эхом повторил Сальвадор, большим глотком отпивая из своей кружки нечто желтоватое, к чему сначала дал себе слово не прикасаться. – Откуда у нее взялось такое достойное украшение?

– Люди говорят, родилась она с ним. Что она дочка мага из богатых, а он духа какого прогневил или чужого колдуна. Жалко только, что сам ее папаша оказался на деле слабоват, – собеседник с искренним сочувствием покачал головой и сызнова выпил.

– Это почему слабоват? – нехорошо прищурился Сальвадор. Тучи его праведного гнева стали практически ощутимы под толстыми балками.

– Ну как – дочкин хвост и не смог убрать за шестнадцать-то годков.

– Она вам так поведала?

– Нет, она про хвост всегда молчит. Спросишь – глаза в пол и улыбнется только, грустно так, аж слеза прошибает. И про папеньку только хорошо всегда, сразу ясно – любит. Видать, всю жизнь он положил, чтобы ее от того хвоста избавить, только где ему силенок взять против настоящего заклятия. Люди у нас зоркие, догадались: как ей совершеннолетие стукнуло – она и ушла из отчего дома, чтобы на батюшку позору не наводить. Ведь все богатые его за великого колдуна почитают.

Слабосильный батюшка знаменитой Леи Сальвадоровны опустил руку под стол и поигрывал огненным шаром в ладони, думая – запустить его только под рубашку парню для острастки или разнести в щепки все заведение.

– А тут не навела позору? – протянул он медленно, пока не приняв решения. – Дочь аристократа – с чернью смешалась?

Парень посмотрел на гостя внимательнее. Сначала он не углядел великой разницы между ним и собой, за среднего купчишку принял. Но по речи заподозрил, наконец, что тот ничуть не простак.

– Разве сорную траву с розою смешаешь? – ответил он тем не менее. – Сын кузнеца уже хотел ее замуж звать, только сам кузнец ему шею мигом намылил. Сразу видно, что не нашего она полета птица. Ее вся улица бережет, мы благодарить умеем. Тетушки пирогами кормят, парни сундук побольше притащили, раму починили. Раньше очень из окна дуло в морозы, теперь потеплее стало. А она только “благодарю” да “не извольте утруждаться”. Такая она, магичка наша. Царевна.

Почему-то охота спалить улицу пропала, внезапная усталость и опустошение заняли то место в душе мага, где только что бушевал пожар.

Резким движением Сальвадор поднялся с лавки, бросил на стол медные луны за сомнительную выпивку и покинул шумный кабак.

Снег на улице шел с самого утра.

Хорошо, что не мороз.

“Раньше очень из окна дуло…” – поддакивали в голове слова корзинщика.

Маг прислонился к холодной стене трактира под широким козырьком от непогоды, весьма в сей день уместным.

Он не принял ее выбор, но к чему все так усложнил?

Вся улица холит и лелеет дочь, которую мимоходом изуродовал родной отец. Она же, надо полагать, даже видевших все соседок склонила к молчанию. Небось, еще и задобрила парой любимых шляпок или кружевными перчатками.

Окна комнатушки Леи было видно наискосок, тремя домами правее.

Магу не нужно было даже заходить внутрь, чтобы отправить шепот “антихвоста” через разделявшую их сотню метров. Движение руки под плащом, пара певучих слов – искристая змейка скользнула через подновленные рамы в комнату Леи. Миг спустя мелькнула тень, затем створки отворились и показалась хрупкая фигурка дочери в скоро наброшенной шали.

Она нашла его глазами сразу – и улыбнулась.

По ее губам он прочитал “Спасибо”. Криво усмехнулся в ответ, поправил плащ и решительно удалился в сторону сытых кварталов Итирсиса.

К новому разговору с Леей господин Астер еще не был готов.

Влюбленный аптекарь и белый кот

В Итирсисе: 13 февраля, понедельник

Комната со всей утварью до самых занавесок намертво пропиталась резким запахом всевозможных трав. Даже белый кот давно уже отдавал полынью, но Кинри долгие годы этого не замечал. Он родился в аптекарском доме, рос и мужал здесь все свои неполные двадцать лет. Страсть к сушеным корешкам передалась ему от отца, а тому – еще от его отца. Преемственность эта терялась в веках.

Возможно, кот знал еще основателя славной династии травников, потому что никто не помнил времени, когда белого кота не было бы в доме.

Такова семейная легенда. Может быть, коты на самом деле разные и у них тоже сложилось родовое предназначение – жить при аптеке. И всегда кота (котов?) звали Тысячелистник Обыкновенный.

– Что скажешь, хватит шалфея или не жалеть? – советовался по привычке Кинри, отмеряя сухие листья кипящему горшочку. Конструкция грелась в небольшой настольной треноге над масляной лампой.

Кот, по старинной традиции сидящий рядом прямо на столе, оторвал взгляд от варева и внимательно посмотрел в глаза вопрошавшему.

– Нет в тебе, брат, моего духа авантюризма, – смутился аптекарь, отводя взор. – Ладно, уговорил. Коли сказано три ложки – положу ровнехонько три, а никак не три с четвертью.

Порой юноша позволял себе мысленно звать кота коротким “Тыся”, но его авантюризма также недоставало на повторение вслух этой дерзости. Тысячелистник снова уставился на воду, усы едва различимо шевельнулись от кошачьего тяжкого вздоха.

– Все-то за мной следить надо, – вполне серьезно согласился юноша, поправляя круглые очки. – Рано не стало родителей, кто еще наделит меня всеми секретами. Без тебя пропаду, даром что полки от книг ученых гнутся.

На миг он понизил голос и певучим полушепотом произнес заговор, усиливающий действие компонентов отвара.

Подобно некоторым простым горожанам, молодой аптекарь обладал магическим слухом в той крошечной мере, что позволяла улучшить свойства хорошо изученного ими предмета. Отвар бурлил, запах пяти трав поднимался к потолочным балкам и беспощадно впечатывал свои ноты в и без того насыщенную симфонию. Выветрить ароматы давно не могли никакие сквозняки.

“Побочный эффект усиления”, – пояснял когда-то отец. – “Счастье, что твою матушку я встретил в другом краю ипривез сюда уже женой. В ином порядке она бы дальше порога не ступила.”

Матушка всегда смеялась, что дом оказался единственным недостатком отца, так что пришлось ей с этим мириться. Однако, с тех пор она полюбила долгие прогулки по городу, что в девичестве ей свойственно не было.

Кинри разлил готовый отвар по стеклянным пузырькам и два из них отправил на укрытую от солнечных лучей полку шкафа. Перед тем, как отнести третий пузырек заказчице, юноша переоделся в лучшую беленую рубаху и меховой плащ, что предусмотрительно висели на веревках во внутреннем дворе. Одежду “на выход” всегда и держали на выходе – там у коварного запаха пока еще не было власти.

На эти хлопоты Тысячелистник Обыкновенный взирал с немым осуждением. Решительно, негоже человеку почти ученому с каждой склянкой носиться по городу.

Обычно Кинри и не носился, но этот случай был особый – микстуру просила мать Селены, тетушка Агата. Ради ясноокой Селены, к тому же изрядно простуженной, Кинри был готов бежать при необходимости гораздо дальше и быстрее.

Словно рыцарь из древней сказки, он избавит ее если не от дракона, то уж по крайней мере от кашля. Еще неизвестно, какая из этих напастей бывает досаднее долгими зимними ночами.

В пути через рынок и пару улиц юноша успел придумать четыре версии того, как сраженная болезнью Селена после капли его отвара откроет прекрасные очи, поначалу с трудом узнает своего спасителя, но облик аптекаря, явившегося лучом надежды в черный для нее день, навсегда останется в ее памяти и сердце.

Тогда у него появится хрупкий шанс на ответное чувство. Там более, в его дом Селена еще не заглядывала.

Поэтому он был, почитай, разочарован, когда обнаружил девушку сидящей на лавке за пряжей. Свидетельством тяжкого ее недуга был только большой пушистый платок, укрывающий шею и плечи, да теплые носочки под домашней юбкой.

Впрочем, речь давалась ей все-таки с трудностью. Она светло улыбнулась, когда тетушка Агата впустила гостя, но поздоровалась тихо и хрипловато.

– Добрый день, – красноречиво изрек в ответ юноша. Все его героические слова были рассчитаны на тот момент, когда девушка очнется от беспамятства, и оказались совершенно непригодны для обычной беседы. – Красивая у вас шаль.

Селена снова улыбнулась, опустив глаза, поправила темную косу на плече и, стыдливо промолчав, вернулась к своей работе.

“Ведь приданое ладит”, – ревниво подумал вдруг юноша, поглядев на бойкое веретено под ее тонкими пальцами. От мыслей, что девушка по-своему тоже готовится к свадьбе, он даже покраснел. Ей уже семнадцать, каждый день его нерешительности может стать роковым. Хорошо еще, что красавец-сын кузнеца пока что сохнет по новой магичке. Только сыщутся и другие статные женихи! Не то, что он, растрепанный очкарик. Впрочем, грамотный и не бедный, но дом его махом стирает все прочие достижения. Кто бы мог подумать, что препятствием в женитьбе может стать наличие собственного очага, а не его отсутствие.

– Как славно, что микстура готова! – напомнила как бы невзначай тетушка Агата застывшему перед дочерью молодому аптекарю.

– Самая свежая! – очнувшись, тот вытащил теплый пузырек из-за пазухи. – По ложке трижды в день, на седмицу хватит.

– Вот спасибо, что сами принесли! – радовалась тетушка, отсчитывая скромную оговоренную плату, – в дом ваш я полчаса на порог ступить решалась! Такой там дух! Иного кабана с ног свалит!

Селена слушала мать удивленно и заинтересованно. Такое похвальное дочернее внимание было ударом по его надеждам, Кинри держался из последних сил.

Конечно, тетушка вправе так говорить – в ее собственном жилище преобладал аромат горячего грибного пирога и самовара на сосновых шишках. Наверное, так теперь пахнут и волосы Селены.

Собрав свое мужество, юноша не подал виду, что тетушкина заметка провернула нож в его душевной ране, а только улыбнулся и протянул ей небольшой горшочек малинового варенья.

– Примите, хозяйка, от меня уже в подарок.

Вообще-то прежде он замышлял и свою микстуру подарить безо всякой платы, но помнил предупреждающий взгляд кота напоследок. Тысячелистник каждым усом дал понять, что думает о таком непрофессионализме.

Тетушка с сомнением приблизила подношение к носу и принюхалась к холстине, которой была окутана крышка горшочка.

– Я купил его по пути, не из дома брал, – добавил юноша, обреченно наблюдая за этим исследованием.

– Благодарствуем, – ткань в самом деле пахла только тканью, малиной и еще снегом, так что тетушка Агата воодушевилась уже искренне и устроила горшочек на столе. – Будет Селене с сестренками лакомство к чаю. Пузыречек от микстуры как освободится – я вам занесу.

– О нет, не волнуйтесь, – запротестовал юноша, – я и сам за ним загляну!

Ему осталось только порадоваться, что подарок не был отвергнут, и вовремя попрощаться. Аптекаря здесь знали, ценили, но другом семьи он не числился и приглашения к обеду не ожидал.

До конца седмицы Кинри Благомирович места себе не находил. Даже привычная работа над лекарствами не могла отвлечь его от мыслей, что подступила пора “схватить судьбу за глотку”.

– Что ты скажешь? – вопрошал он кота в сотый раз. – Пора ли нести ей мамино обручальное кольцо? Или Селена еще слишком мало меня знает?

Тысячелистник только дернул пушистым ухом. Кинри давно уже вытащил это кольцо из резной шкатулки и с той поры держал на столе. При этом вопросы свои строил каждый раз так, словно план женитьбы минуту назад пришел ему в голову.

– Еще неизвестно, что лучше, – продолжал по очередному кругу прикидывать юноша вслух. – Может быть, напротив, без близкого знакомства шансы несколько выше? На первый взгляд я гожусь в женихи?

Кот изучающе наклонил голову. Вердикт его был довольно одобрительным, поскольку Кинри годился в женихи не только на первый, но также и на второй и третий его взгляды. Он вообще не мог себе вообразить, какая девица в здравом уме могла бы отказаться от чести выйти за представителя столь славного рода. Личные заслуги, возраст или внешность представителя никакого значения не имели.

Сам же кот, напротив, не каждой претендентке позволит отдать столь ценное колечко, не будь он Тысячелистник Обыкновенный! В конце концов, опосля ему с новой хозяйкой бок о бок жить и обрезки сала постыдно клянчить.

– Ее мать почитает, что моя будущая жена должна быть стойче кабана, иначе ей наш порог не переступить, – припомнил тем временем Кинри, все еще горюя. – Могу ли я обрекать Селену на такую жизнь, даже если хитростью добьюсь согласия?

Юноша возвел глаза к потолку. С балок свисали к нему пучки безобидных сухоцветов, но страдальцу казалось, будто они захвачены клубами убийственного зеленого дыма, стоящего на пути его счастья. Будь неладна эта магическая стойкость усиленных трав!

– Магическая! – сообразил он, порывисто бросая на стол мерную ложку. – Послушай, брат, а что если мы Лею пригласим для содействия? Вдруг она сладит с этим вечным проклятьем?

Кот засомневался, что Лея Сальвадоровна, совсем юная магичка-аристократка окажется тоже стойче кабана. Впрочем, несколько минут в аптеке люди обычно держались, иногда даже не подавая виду, лишь выйдя наружу с каким-то новым особенным чувством вдыхали привычный воздух Кленовой улицы.

Аптекарь тем временем ухватился за посетившую его идею, и внезапная надежда взволновала его до мурашек. Прежде серьезная магия не была доступна жителям простых кварталов, но с появлением магички месяц назад назад положение несколько изменилось. Добрые люди носили ее на руках – покуда она помогала еще совсем недорого и набиралась опыта, горожане получали простые решения многих своих давних проблем.

– Да как я раньше не сообразил! – воодушевленный Кинри не мог более и минуты сидеть на месте. Без раздумий он погасил огонь под треногой. Унылые сердечные капли он доварит и потом, ныне же нужно без промедления сбегать за одеждой на задний двор и…

Звякнул колокольчик над парадным входом с улицы, предупреждая о посетителе. Широкая дверь аптеки располагалась прямо напротив рабочего стола, даже не отделенная от улицы сенями.

“Ох, не вовремя” – успел подумать Кинри, поднимая глаза и немалым усилием нацепляя вежливую улыбку.

Усилие оказалось напрасным, и улыбка тут же отвалилась обратно. Он понял, что “не вовремя” – это еще довольно слабое определение.

– Я не вовремя? – уточнила вдобавок Селена, шагнувши внутрь. – Я совсем не надолго. Благодаря вашей микстуре уже совсем здорова и принесла свободный пузырек.

Минуту назад озаренный надеждой, юноша опускался в пучину трагедии. Мысли саламандрами метались в его бедной голове. Сиюминутно был нужен повод без оглядки вывести девушку обратно за дверь, хотя бы и на руках – за пределы его ядовитого логова, пока она не успела как следует вдохнуть.

Было, впрочем, поздно. Она удивленно вытянула голову из трех слоев огромного шарфа, которым была укутана, и повела носом, осматривая таинственную аптеку.

– Ой, – изрекла она с изумлением.

“Зря сердечные капли не доварил. Целый пузырек как раз на меня бы и сгодился” – билось в голове юноши вместо дельного плана. Он все еще потрясенно молчал, вместе с котом взирая на нежное создание. Надежды нет: на кабана Селена ничуть не походила ни в каком ракурсе.

– Ой, как у вас тут восхитительно пахнет! Как будто уже июль! Трава уже скошенная, на лугу ромашки, за калиткой цветет шиповник и набрал бутоны тысячелистник…

При последнем слове кот очнулся первым и собственной своею лапой подвинул к хозяину обручальное кольцо.

Картины из жизни магразработки "Чарованной щепки"

В Итирсисе: 6 марта, понедельник

– Давайте уточним, что вы относите к этому списку?

– Разве я не сообщил? – волновался заказчик. – Ах вот, в опроснике занесено, – он обрадованно потыкал пальцем в бумагу на столе перед Виолой, – "Поглощает травяные запахи". Травяные. Как будто все указано.

Виоле очень досаждало, что Кинри Благомирович так беспокоится. Положим, юный аптекарь обзаводится артефактом впервые, но вполне достаточно ей волноваться и одной. Двух тревожных сторон прожект может и не вытянуть.

– Разумеется, – кивнула распорядительница со всей доступной сдержанностью, – но, к нашему прискорбию, магия с таким понятием не знакома.

Прискорбие оказалось несколько деланным, поскольку, будь любые чары незатейливы – семейное предприятие Виолы и Себастьяна не имело бы и шанса на успех.

Кинри в свою очередь прискорбие ощутил довольно явственно.

– Вы не возьметесь? – разочаровался он. – В моей аптечной лавке ничем невозможно вывести душный аромат отваров. Лея Сальвадоровна бралась помочь. Ей под силу приглушить букет, но однократно. Еще весна не минует, как благоухание снова войдет в силу от частого кипячения зелий.

Виоле нетрудно было вообразить масштаб сего затруднения – благоухание снадобий Кинри щедро распространял теперь по их уютной натопленной "зале". Впрочем, в малых дозах этот запах не принимал вид изъяна, только слегка обогащал нотки шиповника в глубоких блюдцах с чаем.

– Кинри Благомирович, – начала она, – вчера при знакомстве вы столь обстоятельно заполнили наш малый опросный формуляр, что мастер Себастьян с легкостью вошел в курс дела и убедил меня в своей компетенции избыть вашу давнюю печаль.

В сущности, Себастьян тогда воспрял с лавки, воздел руки горе и провозгласил "Наконец-то, не код подогрева!". И добавил торопливо: "Дражайшая распорядительница, молю вас, не провороньте этот заказ из-за вашей врожденной алчности."

Однако в дальнейшем, обсуждая зодчество магокода, он признал неохотно, что задача не из тривиальных, а трудиться за еду, да еще и с подобным энтузиазмом, – экономически близоруко.

"Поэтому распорядитель у нас – я!" – погрозила ему пальцем сестрица.

Мастер полемизировать не стал, ибо ему куда больше нравилось постигать глубины чародейства, нежели – упаси Бог – готовить к подписи магзадания.

Вместе с тем, Виола подозревала, что нынче мастер отнюдь не занят рутинным небольшим заказом на греющую подставку, а бессовестно подслушивает из собственной комнаты.

– Нужный артефакт обязательно будет вашим, – подытожила Виола.

Кинри улыбнулся и поправил свои маленькие очки.

– О каком же списке вы меня вопрошали?

Девица еще раз посмотрела на малый опросный формуляр и перевернула лист бумаги обратной стороной. Вчера она поместила на ней скрупулезно нумерованные заметки и средних размеров черную кляксу, которой удалось придать вид иллюстративного материала "Рис. 1. Пример растения. Ромашка".

– Как мы определили, магия не владеет речью и словом “травяной” в частности. Предполагать за магической энергией подобие разума было бы сущим язычеством. Добрые вести в том, что мы можем безо всякой загадочности настроить необходимые нам условия. Требуется всего лишь полный реестр растений, чей запах попадает под интересующую нас категорию.

Аптекарь удивился несказанно.

– В самом деле? Перечислить все травы, которые дом вбирал поколениями нашего аптекарского рода?

– Предвижу, что каталог будет достаточно обширным, – почтительно кивнула собеседница, впрочем, не сдавая позиций.

Кинри задумчиво отведал чаю, держа блюдце на пальцах – не зря матушка снарядила птенцам белый керамический сервиз с васильками и скромным фамильным гербом на донышке. Самовар скучал без дела, а круглобокий заварник, разумеется, обосновался на подогревающей доске и позволял заказчику в полной мере насладиться мастерством артефактора. Рядом, в плетенке с белой салфеткой, гнездились пышные улитки с корицей, располагая насладиться заодно и мастерством булочницы тетушки Лату. Диспозиция предуготовляла к беседам долгим и обстоятельным.

– Вы упомянули каталог, – проговорил заказчик, – В домашней библиотеке найдется не один готовый справочник лекарственных растений. Мы можем воспользоваться каким-либо из них для ускорения?

– Безусловно, это упрощает задачу в разы, – воодушевилась Виола, – и в одночасье переносит нас к ступени с пометкою “два”. С вашей помощью надлежит запечатлеть запах каждого растения.

– Каждого растения, – икнул молодой аптекарь эхом, опасно качнув блюдце и торопливо вернув его на твердую поверхность. Перед ним начинал расстилаться подлинный масштаб работы мастерской и он впервые основательно прикинул, можно ли позволить себе такой заказ. В конце концов, дожил он до своих двадцати в этом доме, не замечая его духа. Покупатели тоже как-то стерпелись, хотя и не слишком задерживались. Даже – о, чудо! – невеста нашла запах его дома скорее привлекательным, на что уж никак не приходилось надеяться. Свадьбу даже сподручнее будет играть на открытом дворе, пусть и отсрочив долгожданное событие до мая.

– Виола Базилевна, – осторожно начал он и снова подергал неповинные очки, – кажется, мы еще не добирались до стоимости воплощения моей задумки?

Еще бы – распорядительница оттягивала этот миг сколько было возможно. Когда на семейном симпозиуме за свекольником в "Опятах" она примерила план работ и вывела проистекающую из этого сумму, у нее самой перехватило дыхание. Просить полцарства за кусочек чарованного дерева? Затея показалась сущей авантюрой. Только припав к своим заморским учебникам, она смогла заново убедится в полной своей справедливости. Опасаясь дать слабину, она разместила их на пустующих стеллажах под галереей так, чтобы краем глаза лицезреть их в час переговоров. Потертые корочки честно исполняли свою роль и приглядывали за ней с педагогической строгостью. К прочему они напоминали, что сумму подобает озвучивать не прежде, чем донесешь ценность до покупателя.

Легко им было утверждать. Знакомясь с теми поучениями, Виола дерзко представляла себе оппонентом какого-нибудь сурового купца или промышленника – таковой, например, держал оружейную напротив. Однако ж, она вовсе не была готова наседать на смявшегося худенького парня, чем-то похожего на ее брата как внешне, так и своей увлеченностью скорее науками книжными, нежели окружающей действительностью.

С другой стороны, при очевидной скромности, облачение его было добротным, не лишенным некоторого изящества. Потомственный аптекарь с Кленовой улицы ощущался человеком с достатком. Виола повторила себе, что ей решительно не придется обирать неимущего, и они действительно изрядно потрудятся для разрешения досаждающего ему вопроса.

– Разумеется, Кинри Благомирович, мы поговорим о стоимости. Ее формирование будет совершенно прозрачным, когда мы рассмотрим все ступени. Наше рассуждение ныне еще не влечет для вас ни малейших обязательств.

Отсутствие обязательств и наличие коричных улиток несколько примирило Кинри с необходимостью пройти все ступени, если только они не заведут его в бездну. Виола же выказывала полное равнодушие к сдобе, предаваясь работе с похвальным усердием.

– Среди ваших книг не случилось оказаться такой, которая бы уже содержала желаемую карту запахов?

Кинри покачал головой.

– Даже водись такое чудо, оно давно бы пахло вровень с аптекой.

– Что ж, прежде всего мы вместе создадим нечто подобное.

Обняв ладошками пиалу, Виола задумчиво барабанила по ней подушечками пальцев и внезапно порывисто уточнила:

– Значит, о существовании справочника растений с содержанием запаха вы никогда не слышали?

– Нет, – подтвердил Кинри, – не доводилось. Надо признать, подобная возможность заметно облегчила бы определение некоторых сходных видом побегов.

– Превосходно, – почему-то отозвалась Виола несколько отстраненно. Было заметно, что эта реплика относилась скорее к некоему диалогу в ее голове.

Кинри Благомирович тоже был не чужд перекинуться сам с собой парой-тройкой соображений, поэтому деликатно подождал окончания беседы Виолы с Виолой. Внутренний Кинри в это время попытался развлечь его вопросом "Может, найти-таки повод распрощаться?", но Виолы скоро возвернулись.

– Ergo, в рамках одного заказа вы обретаете шанс обзавестись не одним, а двумя артефактами. Ароматический справочник сам по себе станет завидным приобретением, – запела девушка.

Кинри неопределенно качнул головой, боясь показать согласие раньше времени, но, очевидно, идея начинала его завораживать. Утилитарный артефакт, за которым он явился, был только необходимостью, вроде уборки или стирки, но чарованная книга – это искушение совершенно иного порядка. Селене тоже понравится.

– Третья наша ступень, – продолжала Виола, обретая уже уверенность, – это вещественное воплощение магокода. Вы уже думали о достойном его сосуде?

– Прошу прощения?

Кинри думал совершенно не о сосуде, хотя его невеста, пожалуй, являет собой огонь, в нем сияющий. Распорядительница заподозрила, что перегнула с патетичностью выражений.

– В виде чего артефакт вырезать будем? – сдалась она, пока внутрення Виола морщилась от сей приземленности, – Свое назначение справит и зачарованный брусок, но отчего бы не подобрать форму, которая поистине станет украшением вашего дома? Скажем, шкатулку, строгую подставку для свечи или милую зверушку – лису, сову, кота…

– Кота.

“Коты действуют безотказно. Запомнить.” – записала внутренняя Виола. Кинри, смутившись того, что перебил, пояснил чуть виновато:

– Если артефакт примет образ кота, Тысячелистник скорее попустит мне расточительство и борьбу с вековыми устоями.

– Ваш деловой партнер? – осведомилась Виола таким понимающим тоном, словно у нее их водилось целое полчище.

– Мой кот, разумеется, – втолковал заказчик неразумной девице, – Впрочем, наречь его партнером не будет огрехом. Это родовой кот, аптекарское дело знает лучше меня. Он довольно строг в моем воспитании после смерти родителей, так что придется идти на откровенный подкуп и грубую лесть. Виола Базилевна, мы сможем сделать фигурку в самом деле схожей с ним?

Сдержать улыбку было уже сложно. Впрочем, Кинри и сам изрядно повеселел, воображая процесс подкупа, даже осмелился захватить и пожевать вторую сдобную улитку. Разговоры о котах предсказуемо разряжают обстановку.

– Обязательно, Кинри Благомирович. На бумаге я подготовлю для вас несколько прообразов фигурки в разных положениях, варьируя детали контроля. Вам останется сделать свой выбор и мы приступим к воплощению формы.

– Детали контроля?

– Самом собой, у артефакта должен быть способ его активации. Обратите внимание, на нашей греющей дощечке эту роль исполняет сучок, обожженный черным для красочности. Прикосновение к нему направляет чары. Ваш заказ тоже будет снабжен контролем, дабы не расходовать энергию попусту. Деталь контроля может быть и скрытой, но напускание тумана без надобности сделает бытовой артефакт скорее неудобным в обращении.

– Доверяю вашему опыту, – поддержал заказчик, не испытывая ни малейшей тяги разбираться в тонкостях деталей и контроля.

“Идеальный, – вздохнула Виола мысленно, – Таких подводить еще страшнее.”

Покуда предприимчивая девица опасалась подвести заказчика, ей было бы приятно узнать, что в это же самое время ее не подвела интуиция. Себастьян еще загодя передвинул свою добротную кровать ближе к двери, устроился, забросив руки за голову, ноги – на высокую спинку, и с комфортом внимал дискуссии. Нельзя сказать, чтобы он был как-то особенно любопытен по природе, но юность его сестры вызывала опасения – эту версию своего поступка он принял в конце концов как окончательную. Он мужественно жертвовал рабочим настроем ради того, чтобы в любой миг оказаться на месте словесной баталии и своим располагающим к доверию видом повлиять на чашу весов. Надо признать, что двадцатилетние девицы в роли деловых воротил в самом деле были редкостью даже в столице, но до сей поры природная бойкость Виолы не давала времени очнуться предрассудкам.

С усердием любящего брата маг не пропускал ни единого слова. После ее глубокомысленного “Превосходно” ему пришлось усилить присмотр в том числе оттенками речи. Уж кто-кто, а он был отменно осведомлен о последствиях возникновения в ее голосе подобных интонаций. Виола перешла от пояснений контроля к некоторым подробностям о сборе запахов, величине помещения, размере фигурки и предпочитаемой породе дерева. Она так и спросила “Какую породу дерева вы предпочитаете?”. Себастьян немедленно нашел, что оборот следует взять на вооружение и применять для отпугивания неудобных собеседников – амплуа зануды имеет множество преимуществ.

Кажется, даже сознавая важность вопроса, Кинри тоже ощутимо поскучнел. Ситуация не дошла еще до критической, но, если таковой ожидать, можно и не изыскать повода проявить себя, поэтому мастер Себастьян пружинисто поднялся, одернул рубаху, пригладил макушку и ужом просочился в залу через узкий проем двери, притесненной его шпионским ложем.

– Подводя итог, мы предлагаем следующую хронологию сотрудничества, – резюмировала Виола, когда вторжение брата нарушило ход ее мысли. На его благородном лбу она прочла оповещение, что дичащийся новых людей отшельник не прочь похитить ее лавры теперь, когда знакомство ею уже слажено.

Радость дарить, известно, выше радости получать, но в отношениях соседних и еще довольно коротких ветвей родового древа это правило работает по преимуществу со сносками.

Виола свет Базилевна делиться успехом не пожелала и совершила обреченную попытку не заметить появления третьего лица в комнате. К ее горечи, Кинри был весьма недурно воспитан – он энергично поднялся и устремился выразить свое почтение молодому магу, знакомство с которым состоялось еще накануне.

Они сообщали друг другу что-то бессмысленно-вежливое, а Виолу как будто облили ушатом воды. Кинри заметно расслабился, Себастьян улыбался. Она битый час силилась казаться собранной, деловитой и компетентной, а эти двое сейчас обменяются парой шуток и предварительное доверие, которое ей требовалось завоевывать, возникнет как бы само собой из естественного понимания между равными по статусу, уму и возрасту людьми мужеского пола. Даже если брат совершит оплошность, его похлопают по плечу "с кем не бывает?", а не одарят клеймом "дурочка, как все …(подставить обобщение в зависимости от культурного уровня)".

– Мастер Себастьян, ради нас вы прервали свои магические изыскания? – спросила она ледяным голосом.

Брат, как видно, ничуть не боялся холода.

– Счел необходимым заверить Кинри Благомировича в своей… в нашей возможности исполнить его заказ в наилучшем виде.

Долю секунды Виола почти верила, что аптекарь защитит ее позиции и отметит уважительно, как благоразумная распорядительница во всем его уже убедила. Легко догадаться, что на нее не только не сослались в беседе, но даже само ее существование словно бы стерлось из памяти заказчика.

– Благодарю вас, Себастьян Базилевич, – рассыпался взволнованный Кинри, – смею надеяться, что оплата ваших трудов окажется для меня посильной.

– Ваш заказ вызывает мое профессиональное любопытство, – заверил маг, – убежден, что мы договоримся.

Виола прищурилась. В следующем письме матушке стоит попросить ее сугубых молитв о здравии сына. Бедняга ослабил нравственную гигиену и подцепил в столице сложную форму звездной болезни, которой подвержены здесь в основном представители магического сообщества. Сестра дала себе зарок приложить и собственные старания для скорейшего исцеления недуга на ранних стадиях. Разумеется, ей хватало деликатности не производить лечебные процедуры прилюдно.

– Счастлив это слышать!

Кинри весьма оживился и никак не хотел сесть обратно. Они так и общались, стоя около большого стола, прижатого торцом к стене меж двух окон. Виола поднялась тоже, привычно поправила косу и рыжую шаль, и без того хорошо держащуюся булавками на краю плечика. В диалог она встревать повременила и отвела делано-скучающий взор на белую мартовскую улицу в обрамлении белых же занавесочек.

Быть может где-то март и считается месяцем весенним, но в Итирсисе это скорее выражает надежду на скорое тепло, чем пришествие оного. Морозы уже миновали, но снег еще не только бессовестно лежал, но и получал подкрепление сверху едва ли не ежедневно. Имперские книжники из отдела “Домоучения” еще издревле настояли на запрете для магов всерьез влиять на погоду, хотя тем ничего не стоило развести здесь хоть тропики, хоть саванну. Этот запрет всегда висел на волоске, если зима изволила чуть затягиваться. Почти каждый житель после пяти месяцев холода, облачаясь в дырявый тулуп или бесценную лисью шубу, нет-нет да и подумывал – “А что, если бы?…” Книжники, впрочем, держали оборону слаженно и монархи к ним еще прислушивались, позволяя только небольшие эксперименты вроде разгона облаков или дождя в тот период, когда природой это допускается.

Дарий Дариевич по этому случаю мел свое крыльцо с некоторым остервенением. Виола не имела понятия, какие дела он еще ведет в мастерской отца – она видела его неизменно только за этим занятием. Себастьян также намекал, что у Дария, вероятно, есть еще какие-то обязанности по кухне, поскольку он заскакивал по-соседски то за солью, то за сахаром с подозрительной регулярностью. Брат не обошел ласковым комментарием также и тот факт, что не готовящая дома Виола свои запасы приправ пополняет столь же методично.

В остальном Виола и Дарий общения не поддерживали. Дарий, кажется, не совсем уловил причин внезапной соседкиной холодности, а сама девица еще не определилась, честно ли водить дружбу с веселым и сметливым юношей, если ты ему безобразно завидуешь. Успехи магической оружейной прямо напротив ее окон не давали ей покоя ни днем, ни ночью.

Вот и теперь, едва взглянув на их крыльцо, окруженное исключительной заботой младшего наследника, она ощутила прилив уверенности в своем желании немедленно преуспеть, обогатиться и (почему бы и нет?) прославиться как мудрейшая распорядительница крупнейшего в стране артефактного производства.

Впрочем, ее сотрудники (числом один) и ее заказчики (в том же количестве) пока прекрасно справлялись без ее участия. Для повышения самооценки Виоле пришлось напомнить себе, что без нее никакого заказчика тут бы и вовсе не обреталось.

– Предположительно сколько времени займет работа? – между тем продолжал этот заказчик уточнять у юного мага.

Виола мысленно фыркнула и принялась выжидать очевидного приближения своего часа.

– О, я управлюсь за две седмицы, – отвечал Себастьян с уверенностью.

– То есть я смог бы очистить свой дом уже до конца марта? – восхитился аптекарь с энтузиазмом, которого не проявлял во время тоскливых расспросов девушки.

– Боюсь, – внезапно осознал маг, – я не учел некоторых предварительных работ.

– Да, я помню о сборе ароматов, – кивал Кинри. – Он займет много времени? Моя свадьба состоится в начале мая, я стремлюсь подготовиться к ней также и с этой стороны.

Себастьян, пожалуй, мог назвать некоторые сроки, но предпочел немного смириться и поделить внимание заказчика со специально обученной для этого сестрою.

– Виола Базилевна, – произнес он официозно, – вы подскажете нам ваши измышления по срокам?

Виола чуть подняла подбородок. Это ей понадобилось также и потому, что оба юноши были ее выше почти на голову.

– Благодарю, что подтвердили срок своей части работы, о котором мы с вами говорили ранее, – произнесла она, прожегши брата взглядом и, уже смягчаясь, обратилась к аптекарю. – Теперь я обрисую ход исполнения всего заказа. Прежде всего, я запишу магзадание и уговор. По его подписании предстоит внести половину оплаты.

На Кинри разговоры о документах наводили такую же тоску, как и на Себастьяна. Верилось, что можно обойтись безо всей этой волокиты с дорогостоящей бумагой, и он почти уже открыл рот для встречного предложения, но перед мысленным его взором предстал Тысячелистник Обыкновенный, хлещущий краем хвоста по столу. Кот определенно не одобрит столь вопиющего небрежения, возможно даже не пустит на порог. Кинри прикусил язык.

– Мастер Себастьян создаст упрощенное промежуточное орудие, с которым я многократно навещу аптеку для снятия запахов и переноса их на выбранный вами справочник. – продолжала Виола. – В сей же срок мы утвердим с вами форму и породу дерева на основе образцов. Фигурку сотворит один из лучших резчиков города, обещаю вам подлинное произведение искусства.

Пользуясь тем, что роль его как будто исполнена и весьма успешно, Себастьян стянул предпоследнюю улитку – для создания непринужденной атмосферы, как он пояснил самому себе, весело жуя.

– Лишь после этого я передам книгу и фигурку мастеру для магокодирования. Все шаги отнимут не более пяти седмиц.

Пять седмиц звучали менее оптимистично, чем две, но Кинри не нашелся, что возразить. Вопрос о причинах такой длительности был для него уже прояснен со всей обстоятельностью.

– По готовности мы вместе проверяем работу артефакта в вашем доме. Лишь приняв заказ, вы передаете остаток уговоренной суммы. До лета применяйте артефакт сколь возможно часто, при обнаружении сбоев мы внесем исправления без дополнительный платы.

Довольно трудно говорить о сбоях, когда заказчику хочется верить в гениальность выбранных им исполнителей. Однако подобные тонкости лучше обсудить как штатную ситуацию, чем лепетать оправдания в случае их почти неизбежного возникновения.

– В дальнейшем вы можете обращаться к нам для разовых доработок по отдельной расценке. Допускаю, к примеру, что вы откроете какое-либо новое, неучтенное в нашем реестре, но очень ароматное растение.

Если Кинри и лелеял надежду когда-либо поднести миру неведомый прежде вид лекарственной травы, едва ли это можно было сделать в хоженых вдоль и поперек лесах близ столицы. Однако слова девицы были не лишены похвальной предусмотрительности.

– Перетекая от шага к шагу, мы воплотим задуманный вами инструмент, дарующий дому перерождение. Воображаю, в какое изумление оно приведет постоянных посетителей и, вне всякого сомнения, созовет немало новых лиц. Приятным же дополнением станет ваш особенный справочник растительных ароматов, полезный и для будущих наследников вашей династии.

Заканчивая длинную речь, юная распорядительница изрекла и самое мучительное:

– Принимая во внимание кропотливость задумки, мы оцениваем работу над артефактом в двадцать золотых лун.

Повисло молчание. Аренда двухэтажного дома в приличном квартале разоряла Виолу только на девять золотых лун каждый месяц. При таком сопоставлении, означенная аптекарю сумма глубоко впечатляла последнего. Кинри Благомирович принялся изучать узор на столе с превеликим вниманием.

Себастьян дожевал уже улитку и нервно подумывал стянуть последнюю. Определенно, тощие люди имеют наибольшую склонность заедать стресс. Едва удержав свой порыв, он остался наблюдать и счел даже за благо не вмешиваться, хотя с блистательной перспективой создать что-то необычное уже начал мысленно прощаться.

Виола посчитала до десяти и еще раз до десяти. Кинри не замахал руками и не назвал их сумасшедшими, значит, означенная сумма не превышает его возможностей. Доведя на всякий случай счет до тридцати, Виола сделала умоляющий знак рукой брату остаться безгласным и приознесла неторопливо.

– Однако, в нашей дискуссии я разыскала способ предложить вам некоторую выгоду.

Кинри заинтересованно приподнял главу и как-то даже эффектно посмотрел поверх очков. Себастьян очков пока не носил, но тоже посмотрел очень выразительно.

– Мы сможем остановиться на шестнадцати лунах, если вы отпишете нам право использовать ароматы, собранные с вашим содействием.

Выразительность взгляда брата достигла крайней степени. Виола игнорировала ее столь же старательно. “Я знаю, что делаю” – получал юноша сигналы от ее гордого профиля. Выдержав на этот раз совсем краткую паузу, девица продолжила:

– Не скрою, Кинри Благомирович, идея создания и распространения ароматных справочников показалась мне перспективной. Мы готовы выкупить у вас право на коллекцию собранных запахов или составить более сложный уговор об отчислениях с каждого экземпляра, на который сыщется охотник. При таком раскладе потребуется больше предварительных подсчетов и наше предложение будет нуждаться в корректировке.

Вот оно и всплыло, ее “Превосходно”. Себастьян ничуть не обманулся, что за кратким восклицанием уже протянулся коварный змей из целого прожекта. Впрочем, надо признать, замысел был занятный и даже изящный. Немалая часть работы по его подготовке будет загодя выполнена ими в рамках текущего заказа, так что риск остается в основном из-за дороговизны собственно книг. Эту часть плана им еще предстоит смаковать долгими вечерами, но долей своего вдохновения неугомонной сестре уже удалось его инфицировать.

Тем временем Кинри предавался собственным размышлениям. Лавка приносила доход вполне приличный. Он давно мог позволить себе перебраться с Кленовой улицы в более представительный дом, но в богатых кварталах жилища стояли все больше как вояки на построении, плечом к плечу, и не позволяли держать столь важный обширный аптекарский огород. Да и расставание с домом предков он никогда не рассматривал. Зато сделать этот дом чище, гостеприимнее – это то, что одобрила бы и покойная матушка, и приветливая невеста.

– Первый вариант подойдет, Виола Базилевна, – решился Кинри.

Минута сомнения осталась позади. Скорее он пожалеет об экономии, если так и не совершит попытки переменить к лучшему родовое обиталище.

Виола перестала держать лицо и, наконец, улыбнулась счастливо и открыто.

– Рады будем трудиться для вас, Кинри Благомирович.

Ей ужасно хотелось эдак по-мужски протянуть и руку для пожатия, но столь прогрессивных социальных операций она совершать пока не осмелилась. Пожатие досталось, конечно, брату, который тоже воспрял и тряс руку аптекаря чуть дольше привычного. Оба принялись снова заверять друг друга в почтении и счастье быть полезными, совершая таким образом церемонию прощания.

Себастьян прямо сиял. Видя его молодецкий настрой, Виола понадеялась, что брат не додумается теперь же щелкнуть ее пальцем по носу с рекомендацией не слишком задирать последний. На всякий случай при провожании гостя к сеням она заняла диспозицию подальше от юного мага.

– Грамоты для подписания будут готовы до конца седмицы, – уточнила она. – Я занесу их вам лично.

– До полудня почти всегда я нахожусь в аптеке, – подтвердил Кинри на пороге и, еще раз пройдясь по всем известным вежливым оборотам, облачился в меховой плащ и покинул крыльцо.

Дарий Дариевич скрылся еще ранее и не имел счастья видеть ее триумфа, хотя улица Резного Листа была охвачена привычным деловитым движением. Проводив первого серьезного заказчика, Виола ощутила, как стала частью практичного мира столицы. Позволив ветру немного остудить свое взволнованное лицо, она вернулась к месту сражения. Поле битвы в любом случае осталось бы за ними, но теперь эта зала обрела как будто новый победный статус.

Едва она вошла, брат поймал ее своими длинными руками и с умилением погладил по голове. Как бы они не поддевали друг друга, это было скорее данью традиции. Не будь они в самом деле частью чего-то целого, не отправились бы вдвоем на чужую сторону.

– Ты умница, – сказал Себастьян. – Впрочем, и я неплох.

Виола засмеялась ему в плечо.

– Завалю тебя работой, чтобы не повадно было перебивать мои деловые беседы, – пообещала она, – отпусти, у меня осталось еще существенное дело, с коим пришлось повременить из-за уважаемого аптекаря.

– Что ты еще удумала? – забеспокоился Себастьян, отпуская сестрицу.

Вместо ответа Виола метнулась к столу, на ходу совлекая солидность и церемонность. Воровато убедившись, что некому уже лицезреть ее через окно, она стащила из плетенки последнюю улитку, развернула ее в пышную ленту и с видом абсолютного блаженства окунула в пиалу с чаем.

Дар и пропажа в одном дне вязуньи Арис

В Итирсисе: 9 марта, четверг

Счастье, что Арис успела закончить более десятка заказов за зиму. Снежный палисадник заглядывал в окна, а ее вязаные шали, варежки и юбки дарили зачарованное тепло, позволяя проказнику-морозу только румянить хозяевам щеки. Хотя юная мастерица не обогатилась еще на этом промысле, но концы с концами сводились уже без дополнительного давления. Сегодня еще один длинный свитер цвета бирюзы обретет свой дом.

Арис устроила на локте джутовую сумку, укрыла волосы платком под цвет и выбралась наружу.

Улица звалась гордо Зеленою, но на дощечке под снежною шапкой это имя казалось насмешкой. Позабытым летом окраина и впрямь бывала зелена – деревеньку поглотил растущий город, но облика ее еще не изменил, а новоявленные итирсяне пока отдавали предпочтение земледелию и скотоводству. Впрочем, и тут нашлись мастера вроде Арис, кто пригляд за посадками совмещал с рукодельным промыслом.

Дом заказчицы, конечно, обретался на улице куда роскошнее, среди кварталов по правую сторону реки Итирсы. Туда легко доберешься дворами, но редкая девица откажется от неторопливой прогулки сквозь торговые ряды.

День обернулся безветренным и мягким. Купцы щедро вывалили на прилавки свои диковинки, покуда ясная погода собрала им изрядную публику. Иные с гиканьем плясали над товаром, не то поторапливая к себе зевак, не то греясь таким потаенным манером. Арис любила столы умельцев, не жалея времени подивиться чужому мастерству, но нынче ноги понесли ее к рядам со снедью. Миновали давно уже зимние праздники, отгуляла и щедрая масленица, а к рыночным площадям пестрыми реками все текли и текли угощения с чудаковатых земель необъятного света. Приправы каких угодно мастей, мороженые ягоды любого оттенка, выпечка разного толка – все рябило в глазах и дразнило аппетит, хотя язык еще хранил овсяное послевкусие завтрака.

В шаге от Арис толпой разгружали телегу – дюжие молодцы лихо снимали ящики солнечных заморских фруктов, наводнявших ряды с декабря. Даже теперь, в марте, от мандаринов еще не было спасенья – те, кому они были по карману, любили их за яркий вкус праздника и за сладкие цукаты из корочек. Работа грузчиков кипела дружно, рыжие пятна так и мелькали, приглашая улыбнуться их живому контрасту с белым покровом города. Один богатырь заприметил внимание Арис и, подмигнув, перебросил ей мандаринку.

Девица, конечно, не словила рыжий мячик на лету, но из сугроба вытянула его почти изящно. Кивнув с несмелой улыбкой, она прибрала угощение в карман юбки и торопливо удалилась под благодушный смех.

Шумные ряды остались позади, дома подрастали, каменели и жались друг к другу плотнее. В этих районах дворов не держали за дороговизною земли, зато уж сами здания были оштукатурены, иные даже покрашены.

Устройство новых домов еще чтило традиции – резные окна глядели прямо на улицу, а вход непременно лепился сбоку, через дощатые сени. В хоромы из камня частенько проводили воду и сточные трубы, но обогрев по-прежнему доверяли печному жару. Быть может, развитие артефактов скоро позволит забыть о холодных сенных пристройках, пока же те хранили дом от сквозняка и заодно служили дровяницами.

Ближе к дворцовым стенам плотная застройка вновь сменялась простором аллей и усадеб с личными парками – здесь местились аристократы и процветающие торговцы.

Вязунья несла свой заказ в один из таких домов, предвкушая порадовать модницу, купеческую дочку Клариссу. Мастерица миновала уже кованые ворота, поднялась на высокое крыльцо, стянула варежку и почти занесла кулачок для стука, когда решила прежде вытащить сверток из сумки.

Рука ее дрогнула, не завершив движения – свитера в сумке не было.

Несмотря на тепло своей одежды, Арис похолодела до самой макушки. Едва помня себя от ужаса, подобрала юбки и кинулась обратно по своим следам, боясь поверить в потерю заказа, стоившего ей три седмицы труда и пяти пасм дорогой тонкорунной пряжи.

Они со свитером покидали избу вместе, в этом вязунья была уверена. Расставание произошло по дороге, и романтическая драма сия разыгралась, вероятно, в торговых рядах. Теперь на дне сумки покоилась только солидная скалка, которую девица носила при себе на случай самообороны. Орудие сгодилось ей в жизни только однажды, когда дорогу к дому заступила воинственного вида старая коза с обломанным рогом. Коза не то испугалась, не то распознала по скалке соседку и, мерно жуя лопух, пропустила без попытки сближения. Нынче же именно березовая деревяшка не дала девице вовремя ощутить, что сумка полегчала.

Свитер, обернутый холстиной, мог вероломно перекочевать в чужой мешок, а мог и нечаянно выпасть – ручки у сумки длинные, от донышка к верху она расширяется.

“Напрасно взяла ее нынче, пусть и подходит к платку по цвету…”

Тяжело дыша от бега в старенькой шубе, Арис опять очутилась на рынке. Возле прилавка смандаринами не было уже ни телеги, ни грузчиков, ни малейших следов свитера на изрядно потоптанном снегу.

Вблизи сугроба на обочине, где Арис выудила мандарин, мостилась лавчонка с рядами варений в глиняных горшочках. Слегка уже растрепанная и безумная, девица метнулась к немолодой торговке, скучно переминавшейся за этой конфитюрной выставкой.

– Доброго дня, тетушка. Не дайте пропасть, скажите, не тут ли сверток с вязаным свитером я обронила?

Торговка улыбнулась ободряюще.

– Не трясись, девица, нашелся твой сверток. Сама ведь это диво вязала?

Арис выдохнула, уняла свои колени и позволила себе даже похорохориться.

– Сама! Интересная идея, правда?

– Вот, точно так он и сказал.

– Кто? – нахмурилась Арис, на сей раз восприняв комплимент без ликования.

– Огромный такой купец, – втолковала торговка, – который твой сверток выхватил из-под самых копыт лошади с мандариновой телегой. Еще бы чуть-чуть и пропала твоя работа. Везучая ты.

– Вязучая, – бездумно поправила девушка обиходной своей остротой, ощущая меж тем дурное предчувствие. – Где же чудом спасенное мое сокровище?

– Спаситель и унес. Просил, коли вернешься, зайти прямо к нему, в большую оружейную лавку на улице Резного листа. Разговор, мол, есть к мастерице.

Везение мастерицы раскрывалось со всей очевидностью.

– Спасибо, тетушка, – пролепетала девица, строя предположения, зачем она чужедомному оружейнику понадобилась. Ни одно по душе ей не пришлось нимало.

– Варенье-то купи, дочка. – торговка стала совать обомлевшей счастливице бурый горшочек с портретом не то малины, не то морошки.

– Давайте, бабушка, – вздохнула Арис, не особенно им интересуясь. – Такое везенье мне еще заедать и заедать.

Дом оружейника меж построек делового квартала было найти так же трудно, как разглядеть самовар среди чашек на столе. Он навис над Арис едва ли не раньше, чем она свернула на улицу Резного листа. Вся спешка сразу позабылась. Ноги делали шаг, глаза находили тысячу поводов задержаться.

Оттягивать стало уже невозможно, когда девица оказалась у крыльца с гигантской дверью и вывеской «ООО: очень острое оружие». Обнаружив, что к порогу добрела, согнувшись почти вдвое, она распрямилась и взялась за чугунную ручку.

– Это вы потеряли свитер? – голос раздался за ее спиной, отчего последняя вновь потеряла треть высоты.

Робко обернувшись, Арис обнаружила мужчину, по габаритам способного соперничать с дверью своей лавки. Богатый зимний кафтан сидел на нем очень ладно, но господин все равно походил на воина в купеческой маскировке. Светлые усы и бородка, принятые у нордических мечников, выправка и мощные кулачища плохо сочетались с его нынешней профессией. Сходу было ясно, что начинал он с другой специальности.

– Я, – выдавила она с трудом и на всякий случай добавила вежливо, – добрый день.

Девица отметила короткие взгляды нескольких прохожих. Зачем он ославил ее растяпой на всю улицу, сообщив о потере свитера гласом трубным? Благо, хоть не юбку вязаную несла, не то вопрос вызвал бы еще больший ажиотаж.

– Я не задержу вас, если отвергнете мое предложение, – трубил между тем оружейник. – Возвращаю вам прежде потерю, чтобы не пеняли мне шантаж.

Сверток с небрежно сложенным свитером перекочевал обратно в мастерицыно владение, отчего она тут же весьма благородно простила ему громогласие.

– А теперь прошу вас уделить мне несколько минут для разговора, – купец приглашающе указал на свою лавку.

Вежливый какой. Он правда думает, что с ним можно полемизировать?

Арис покорилась, и слава ее на этой улице вторично возросла – из окошка напротив излился сугубый интерес одной быстроглазой девицы.

В сенях рачительный хозяин подал гостье маленький тощий веник, как бы намекая, что именно чистота – залог его богатырского здоровья. Снова почему-то пристыженная, та обмела снег с края юбки и валенок, для верности глухо ими потопав.

Просторный торговый зал был ожидаемо увешан оружием. Внимание Арис поймали новенькие шпаги: приходящие на смену тяжелому мечу, они украшались поистине богатыми гардами. Алебарды и специфичные бердыши вдоль правой стены тоже могли показаться любопытными, но жуткого вида моргенштерн не давал забыть, для чего вся эта красота предназначается. Арис невольно содрогнулась и отвела глаза.

За прилавком общался со здоровенным покупателем бойкий молодец, безбородая копия хозяина. Очутившись этом ратном царстве девица испугалась, что богатыри непременно разнюхают про ее скалочку и окончательно поднимут ее на смех.

Левее входа обнаружился проем во второй, еще больший зал, предлагающий стеганые тегиляи, нагрудные панцири и шлемы. Большего она не разглядела, нырнув за своим провожатым в дальнюю дверь.

Они оказались в каком-то великанском кабинете, обустроенном скудно и безо всякого стиля – значение имела только крепость предметов мебели. На столе покоились расходные тетради, а с краю сиротливо жалась чашка с горячим вишневым компотом на квадратной подставке.

Оружейник предложил девице стул и представился:

– Для начала, меня зовут Дарий Сильванович. Как я могу обращаться к вам?

– Арис, – назвалась девица без формального отчества.

Села гостья слишком глубоко, ноги не достали до пола, и она попыталась скрыть это глупое положение юбкой.

– Рад встрече с вами, Арис, – радушничал великан. – Как видите, дело моей жизни связано с оружием. Я прошел много сражений, но обзавелся семьей и увлекся технической стороной вопроса. На меня работают лучшие кузнецы столицы, мы ищем новые способы ковки, свежие формы. Я вооружаю элитные войска империи.

Арис ощутила легкую панику. “Он мне сейчас свой товар сватает? Кто мог рассказать ему о моей жалкой скалочке?”

Купец, впрочем, не ждал ответа, вдохновенно продолжая:

– Однако, главное мое увлечение – не оружие, а защитное вооружение.

На пацифиста он походил довольно мало, но девушка, конечно, не озвучила это соображение.

– Мы куем кольчуги непревзойденной плотности – даже попадание чарованной стрелы им нипочем.

– Впечатляет, – вежливо вставила Арис, решив как-то обозначить свое внимание.

Собеседник так и не сел, продолжая монолог в активном движении. Это было сущим облегчением, ведь воспитанная барышня должна смотреть ему в глаза, а такое испытание требует мужества.

– Я вынужден признать, что мы оказались в тупике, – вдруг завернул он. – Кольчуги тяжелы, как их не чаруй. Маги готовы делать их в разы прочнее, но такая защита все равно не пригодна к носке. Имперский Двор тоже давно ждет защиту от холодного оружия, которую можно будет носить под одеждой, не демонстрируя всем свою паранойю. Итак, нам не удалось сделать легче прочный металл. Тогда мы зашли с другой стороны: попробовали сделать легкую ткань прочнее.

Где-то на этой фразе ветер, наконец, подул в сторону маленькой мастерицы.

– Тут нас ждала неудача, – сообщал купец. – Ткачихи разводят руками – чары плохо держатся на полотне. Возможно, это связано с резаным краем – магия утекает из оборванной нити. Сегодня я поднял ваш вязаный свитер, под которым уже начал таять снег, и осознал – это как раз та фактура, которую давно и успешно чаруют.

Внезапно остановившись, гигант навис над гостьей, все-таки поймав ее глазами:

– Ответьте мне, Арис: вы сможете сделать так, что этот свитер выдержит удар клинка?

Несколько предыдущих фраз уже подготовили к сути вопроса, но вязунья молчала. Необходимо было провести внутреннее совещание и постановить:

1) Может ли она это сделать?

2) Если да, стоит ли знать об этом бывшему воину с душой изобретателя? Девица не больно жаловала авантюры.

– Не беспокойтесь, я дам вам время на размышление.

Мелькнувший было парус надежды с маху разбился о скалы реальности: великан и не подумал проводить ее, а лишь усложнил диспозицию, терпеливо сев за стол напротив. Очевидно, время на щедро предложенное размышление он исчислял не днями, а секундами. Миг назад он казался воодушевленным мечтателем, но девица не сомневалась – этот человек отлично осведомлен о тяжести своего взгляда и лишь вычисляет лучший момент для его применения.

Затягивать такую минуту не было никакого желания.

– Я в самом деле не могу ничего утверждать, – сказала гостья с большой осторожностью. – Такие чары мне не ведомы, но и отрицать их существование не берусь. Маги проводят тонны исследований, чтобы найти ответ.

Язык зачесался озвучить более простой путь – выстирать шерстяной свитер в кипятке. Однако чутье шептало, что проверять восприимчивость воина к сомнительной иронии сейчас не желательно. Да и, признаться, мягкости свитер лишится.

– Прошу понять, – продолжила Арис, – что едва грамотная мастерица не способна доказать или опровергнуть для вас столь ответственную гипотезу.

Она выстроила очень-очень вежливый уход от ответа, причем уход, желательно, сразу домой. Потом спохватилась, что “едва грамотная мастерица” перестаралась, оперируя понятиями вроде “опровергнуть” и “гипотеза”. Это заметил и пронырливый купец, в чьих глазах затаилась хитринка.

– Сколько времени вам потребуется для “тонны исследований”?

Больше всего сейчас хотелось зажмуриться и бежать, но, загнанные в угол, мы порой не узнаем себя. Поэтому Арис вдруг услышала свой несколько жалкий, но разумный ответ:

– Месяц для предварительных проб… и это будет стоить очень дорого.

Купец широко и довольно улыбнулся. Зачем-то потянулся к ней через стол. Арис не сразу сообразила, что он ждет руку для скрепления договора пожатием. Тогда она грозно пропищала еще одно дерзкое условие:

– Мне понадобится доступ в магическую библиотеку.

Книги столь закрытого сообщества помогут ей не только в означенном исследовании, но дадут надежду разрешить собственные давно терзающие вопросы. К тому же, фолианты – куда более предсказуемые помощники в исследованиях, они помогут уклониться от слишком тесного взаимодействия с оружейником и его людьми. Не для того столько лет Арис прятала голову в рукоделие, чтобы теперь искать новых знакомств и сотрудничества.

– Мой сын проводит вас туда сегодня же и оформит дальнейший пропуск без препон, – ничуть не замешкался внезапный работодатель.

Принятия в молодой дружный коллектив избежать, по всей видимости, не удалось.

– Я поручу ему помогать вам по первому требованию, – радовал купец. – Вы сможете подобрать что-то прямо сейчас, а затем он угостит вас кофе. Как вы относитесь к модному заморскому напитку?

К кофе она относилась настороженно, но еще большую опаску вызывала манера общения собеседника. Купец ловко ввернул команду идти в библиотеку немедленно, и сразу перевел разговор на кофе пополам с модой. Прекрасная попытка запутать девушку и не дать шанса возразить.

– Благодарю, лучше без угощений.

Она еще помнила, чем обернулось принятие в дар мандаринки, печально лежащей в кармане. Спасибо, урок усвоен.

– На библиотеку я могу отвести сегодня не более часа и лишь после того, как отнесу этот свитер хозяйке.

Прозвучало солидно, хотя внутренняя Арис восторженно рукоплескала себе за иммунитет к торговцам. В этом легко поднатореть, если достаточно сильно стремишься к уединению.

Купец понимающе одобрил такую ответственность перед заказчиком, вывел гостью обратно в торговый зал и кликнул сына из-за стойки.

– Представляю тебе Арис, – объявил старший оружейник, – нашего эксперта по работе с вязаной защитой. Отныне помогаешь ей с доступом в библиотеку и с любым другим вопросом по надобности.

– Дарий, – новый коллега улыбался очень приветливо, прямо как типичный торговец.

“Если он будет менее болтлив, чем типичный торговец, я свяжу ему шарфик”, – пообещала девица мысленно.

Назначенный Арис в опекуны Дарий Дариевич был старателен и мил. Он предложил нести ее сумку и даже открыл перед нею дверь наружу. Путь к дому Клариссы по снежному городу он решил скрасить беседою.

– Вы вяжете сама или владеете предприятием?

Вопрос был вежливый, но девица почувствовала, что разочарует молодца ответом. От “экспертов” своего отца он ожидает, вероятно, большего размаха.

– Я одна и сама себе хозяйка, – сказала она ровно, чтобы не звучало извинительно.

– У такой независимости много плюсов и минусов, – тонко подметил Дарий, никак не проявляя сожаления.

– Любишь кататься – люби и саночки возить, – пожала девица плечами.

– Отец начинал с того же. Сейчас у него десятки наемных рук и голов, да мы с братом на подхвате.

– Удобно, – ожидалась явно хвала поцветистей, но в разговорах с новыми знакомыми Арис предпочитала слушать.

Тактика импонировала не ей одной.

– Стремитесь к подобному или не планируете расширяться?

По правде сказать, она не планировала, только вопрос был с провокацией. Можно ли ответить “что вы, я категорически против роста и развития” – в сие-то продвинутое время, когда каждый солдат грезит не столько о высоком звании, сколько о самостоятельной маленькой армии.

– У меня лучше получается вязать, – уклончиво построила девица.

– Это не беда, – воодушевился почему-то Дарий.

Брови ее вскинулись сами собой.

– Да, полагаю, мастерство – не приговор.

– Не то сказал, – махнул ручищей молодец (Арис машинально отметила его варежку – граммов семьдесят пряжи на такую пару, не меньше). – Я хочу сказать, можно найти эксперта в помощь.

– Эксперта? Например, доставлять заказы?

– Доставка – важный сервис, – терпеливо согласился сын купца. – Но еще важнее, чтобы о вашем таланте узнало как можно больше людей. Здесь, в столице, поток заказов легко увеличить многократно. Тогда вы найдете помощниц, а это первый шаг от рукоделия к росту.

Вязунья сузила глаза, решив, что проглотит это пренебрежительное “рукоделие”, от которого ей требуется срочно вырасти, но никак не забудет. Дарий Дариевич обойдется и без шарфика.

– Кто же меня спасет в таком затруднении? Мальчик-зазывала?

– Что вы! Это прошлый век.

Один из представителей прошлого века отчаянно голосил возле булочной. Он не знал, что светлейшие умы уже списали его в утиль.

– Я прохожу заочный письменар в Гиарии, перенимаю опыт. Посыльный привозит свитки лекций и забирает отчеты о выполненных заданиях. Там с зазывалами никто давно не связывается.

– Как, однако, я отстала, – повинилась Арис, даже не пытаясь придать своему тону искренности.

– Не переживайте, Арис! – путники сбавили шаг, пропуская сани на перекрестке. В краткий миг остановки Дарий повернулся к девице, проникновенно взял ее за руку и изрек: – Я вам помогу! Вы знаете портрет своего заказчика?

– Думается, я узнаю Клариссу Микаэлевну и без портрета, – заметила опешившая мастерица, пробуя пока еще вежливо высвободить руку.

Картину они с нарядным Дарием являли довольно возвышенную. Какие-то тетушки с другой стороны улицы наперебой заголосили “Соглашайся!”.

Дарий понял, что под влиянием творческого подъема хватил, пожалуй, лишнего и даровал свободу девичьей варежке, вновь продолжая ход.

– Разумеется, я не ставлю под сомнение вашу память на лица, – снова поправился он. – Я веду речь о типичном заказчике. Если мы с вами определим его характерные черты, то сразу же станет ясно, где и как привлечь больше таких покупателей.

Арис неопределенно качнула головой. Разговор ей наскучил, однако увиливать будет сложнее, чем просто ответить.

– Я и без того знаю, где – в купеческом квартале.

– Великолепно! – у Дария словно бы выросли крылья. – Это невероятно важные сведения, мы на полпути к успеху!

На самом деле они едва преодолели треть пути, если иметь ввиду их движение в сторону дома Клариссы. Это основательно нервировало Арис. Закатывать глаза ей препятствовало только строгое материнское воспитание.

Возможно, Дарий обладал все же чуть большим тактом, чем пытался демонстрировать своим напором. Он взял короткую паузу, скользнул взглядом по спутнице в светлом платочке. Она выглядела утомленной, хотя утро было еще в разгаре. Сын купца поджал губы и, кратко поразмыслив, круто поменял свою стратегию.

– Понимаете, Арис, мне очень нужна практика. Я не хотел бы навязывать вам свое содействие, но дело отца слишком широко поставлено, чтобы он слету допустил меня понюхать кипящей смолы, хотя сам же устроил мое обучение.

– Поэтому вы решили потренироваться на кошках? – уточнила Арис.

– Согласитесь, тренироваться сразу на барсах было бы признаком слабоумия, – обаятельно улыбнулся Дарий. – К тому же, вы ничего не теряете. Позвольте мне безвозмездно подсобить вам в поиске новых заказов. Не потребуется ничего, кроме некоторых ответов опытного мастера о характере своих изделий и предпочтениях покупателей.

Пребывание в деловых кварталах определенно несло опасность заражения. Когда Арис проскальзывала их в спешке, инфекция предприимчивости не поспевала пристать к ней, но при длительном контакте, по-видимому, иммунитет подвергался слишком уж массированной атаке. Арис подумала, что иметь очередь заказов – идея совсем не дурная.

– Вы обещаете не требовать от меня брать каждый заказ из того потока, который предположительно будет мне обеспечен? – спросила она обреченно.

Внутри Дария к вящему его изумлению грянул воинственный клич его суровых северных предков.

Полевые работы Виолы рождают новые планы

В Итирсисе: 9 марта, четверг

Виола отвернулась от окна и сердито уставилась в свои записи. Себастьян, обычно погруженный в себя, вспышки наблюдательности проявлял отчего-то всегда не вовремя. Он тоже посмотрел на улицу и виртуозной дедукцией сопоставил недовольное лицо сестры с незнакомой блондинкой в платке, входящей в оружейную вместе с хозяином лавки.

– Сдается мне, нынче Дарий младший сумеет примириться с дефицитом соли в доме, – предположил маг, изображая крайнюю степень задумчивости.

Они сидели друг напротив друга за столом в зале, каждый на излюбленном месте. Виола производила последнюю проверку договорных грамот для Кинри Благомировича, а Себастьян пролистывал зачитанную им до сальных пятен книгу о магическом коде. У каждого в комнате имелось по маленькому удобному бюро для этой надобности, но непостижимым образом любая деятельность почти всегда завершалась за этим столом. Огромный и прочный, с видом на уличные хлопоты, он неизбежно притягивал устроиться и расточить по поверхности бумаги, перья, прочие нужные и не очень предметы вперемешку с чайными пиалами. Словом, вся жизнь мастерской сосредоточилась в конце концов на его дубовой тверди.

– Дивлюсь, что тебя интересуют гастрономические пристрастия нашего соседа, – проворчала в ответ Виола.

Себастьян отложил книгу и потянулся, далеко раскинув под столом свои длинные ноги.

– Вообще-то, меня больше интересует самообразование. Без новых книг мои знания скоро закостенеют до основания, – пожаловался он. – Если Кинри не откажется в последний момент, я сокращу рацион до картофеля и пущу свою долю задатка на поход к букинистам. Из страха захлебнуться слюной я до сих пор не разведал не единой книжной лавки в городе.

– Надеешься, что милосердная сестра поделится с тобой запасами орехов и моченых яблок?

– Разумеется, нет, – фыркнул Себастьян, – я имею виды на твою абрикосовую пастилу, запрятанную в сундуке под кухонным окошком.

– Сладкоежка, – закатила Виола глаза, – Когда-нибудь это тебе аукнется, помяни мое слово. Лишишься своего “утонченного сложения” или от чего там приходила в упоение та заезжая передвижница.

– Помилуй, пастилу прячешь ты, а чревоугодником выставляешь родного брата! – возмутился юноша, отыскивая на столе деревянные основы для очередного легиона будущих греющих подставок.

Виола поднялась и собрала готовые грамоты – потому что они были готовы, естественно, а не перемены темы ради.

– Наведаюсь, наконец, в знаменитую ароматную аптеку нашего благодетеля. Если задержусь, обедай без меня.

Снарядив бумаги в кожаную сумку через плечо, она утеплилась и отбыла наружу. Старательно избегая смотреть в окна оружейной (да и виден с этой стороны только торговый зал), Виола начала розыски улицы, дорогу до которой аптекарь разъяснил ей при прощании.

Ей пока не случалось бывать в этом квартале. Кленовая улица выглядела пестрым смешением среднего достатка и черезвычайной скромности. Район уже был не окраиной, он решительно развивался и крепчал, лачуги выкупались состоятельными горожанами для постройки на их месте чего-то основательного – поэтому небольшие мастерские тасовались тут с деревянными избами, а окна солидных двухэтажек для сдачи комнат внаем открывали прекрасный обзор на соседние курятники.

Дом аптекаря был выстроен здесь в незапамятные времена, но подновлялся с требуемой регулярностью и смотрелся очень благопристойно. Против обычного, вход не был отделен от улицы холодным помещением – вероятно, сквозняки здесь были взяты на службу и считались одной из мер супротив вездесущего запаха, хотя помогали слабо.

Виола произвела последнюю проверку – “ул. Кленовая”, дверь синяя, титул "Аптека" над входом и еще одна металлическая табличка в форме геральдического щита, где кузнец поселил змею на зеленом поле, переданном при помощи рельефных диагональных полос.

Убедившись, что попала по адресу, Виола решительно распахнула дверь. Тут же закрыла ее, секунду постояла, сделала глубокий вдох и уже совсем не спеша вплыла в благоухающее помещение первого этажа аптечной лавки.

Вторично отреагировал на ее движение колокольчик, так что Кинри Благомирович, стоящий у полок с правой стороны, был уже дважды осведомлен о вторжении в свое логово.

В аптеке царил легкий сумрак, оберегающий лекарства от коварных солнечных лучей – невысокие окна были задрапированы ситцем с вышитыми цветами и литерами “Lamium album”. Стены едва проглядывали за рядами узких шкафчиков и полок. Кинри спешно убрал на одну из них последний пузырек свежего зелья и приветствовал девушку.

Виола все еще не решалась открыть рот, атакованная травяным букетом. Запах не был совсем уж противным, но смесь дурманила голову и вышибала дух. Пробормотав ответное благопожелание почти не размыкая губ, она еще некоторое время привыкала к атмосфере, нарочито медленно разматывая слои вязаного шарфа и тщательно цепляя шубку к напольной вешалке около входа.

Наконец, слегка притерпевшись, она извлекла бумаги на свет (почудилось, что они тоже покидали безопасную суму с некоторым сопротивлением).

– Проверьте, Кинри Благомирович. Здесь уговор в двух копиях и магическое задание, подробно описывающее желаемый вами артефакт и манеру его работы. Ваш росчерк необходим на каждом листе рядом с моим, – она передала стопку хозяину лавки, и в этот момент заметила пушистого белого кота.

Он вошел в помещение с респектабельностью монарха и пытливо посмотрел девице в глаза. Обычное “кис-кис” застряло в ее горле и, действуя скорее безотчетно, Виола изрекла:

– Доброе утро, господин Тысячелистник Обыкновенный. Меня зовут Виола Базилевна, мы сотрудничаем с вашим…с Кинри Благомировичем по вопросу небольших преобразований аптеки. Надеюсь, они придутся вам по вкусу.

Кот повел хвостом в обе стороны поочередно и, как показалось, кивнул благосклонно.

– Я рассказывал тебе, помнишь? – дополнил юноша, разметая по столу с закрытой передней панелью травный сор, еще не остывшую треногу и маленькие медные весы, чтобы кое-как расположиться там с бумагами. Было очевидно, что читать ему нет никакой охоты, но, при всем уважении к своему коту-наставнику, едва ли можно было перевалить на него эту ответственность. С прискорбием Кинри приступил к изучению виолиных причудливых формулировок, демонстрирующих, по ее задумке, владение сухим и точным канцелярским языком.

– Вы позволите сделать несколько набросков вашего портрета? – меж тем продолжила девушка обращаться к коту.

Тысячелистник, конечно, в первую минуту не обнаружил никакой реакции. Затем, как это принято у котов, постановил переместиться на середину комнаты и замереть в аккуратном сидячем положении.

Виола выхватила из сумки черновые листы и маленький уголек, который позволял без труда поправлять неточность зарисовок. Поискав глазами стул, она заметила, что кот многозначительно взирает на коренастый табурет у лекарственных полок, с помощью которого можно было достичь вершин хранилища.

– Спасибо, – сказала она, подтащила табурет ближе к натурщику и, устроившись удобно, предалась рисованию на коленке. Повисло молчание, сдобренное легким шорохом бумаг.

Заметив краем глаза, что Кинри, наконец, извлек чернильницу и усердно поставил свой росчерк на требуемых листах, Виола произнесла, не отрываясь от рисунка:

– Ваша аптека очень уютная, покупателям здесь понравится еще больше, когда мы закончим. Прекрасная мысль поместить родовой герб около входа, это придает лавке изрядный вес.

В первую минуту Кинри словно не понял ее комплимента, затем сообразил:

– Что вы, какой родовой герб! Династия наша древняя, но титула мы не никогда не носили. То, что привлекло ваше внимание – это герб гильдии аптекарей, знак принадлежности к ней и законности моей практики.

Истончившийся уголек в руке Виолы обломился и замер. Она повернулась к Кинри Благомировичу с нескрываемым изумлением.

– Без принадлежности к гильдии деятельность в городе не является законной?

Определенно, она слышала что-то о гильдиях, но свое начинание с этой стороной столичной жизни прежде не сопоставляла.

– Не всякая, – пояснил аптекарь. – Мелкий ручной труд может объединяться в цеха, но это добровольное решение. Акцептации требуют более доходные предприятия.

Кот пару раз досадливо стукнул хвостом – потеря внимания художницы ему совсем не понравилась. Однако Виола уже была захвачена другой идеей, а замещение в ее холерической натуре осуществлялось молниеносно и почти бесповоротно.

– Что дает принадлежность к гильдии? – во вкрадчивом голосе девушки только Себастьян различил бы роковые предвкушающе нотки.

Кинри охотно пустился в разъяснения – в конце концов, он-то ничем не рисковал.

– Самое важное – гильдия подтверждает качество снадобий. Знак снаружи удостоверяет, что я не мошенник.

– Весьма разумно, когда дело касается здоровья, – закивала Виола рассудительно.

– Скажем шире, это важно во всех случаях, когда горожанин получает кота в мешке… о, прошу прощения, Тысячелистник.

Кот стучал хвостом уже с очевидным предупреждением. Кинри приложил руку к груди, с поклоном изображая покаяние. Тысячелистник Обыкновенный демонстративно отвернулся в сторону окна, хотя едва ли видел там что-то кроме “Lamium album”.

– Словом, когда покупатель уже заплатил, но еще не имел возможности убедиться, что получит желаемое, – тщательно подбирая слова, поправился Кинри. – Так происходит, скажем, когда он приобретает лечебный отвар – неустановленную жидкость в темном пузырьке.

“Или когда столь бесстрашно вносит предварительную плату за артефакт,” – мысленно дополнила Виола, все больше проникаясь уровнем доверия, которое им оказал щепетильный молодой аптекарь.

– Кроме того, почти каждую седмицу гильдия устраивает встречи для своих мастеров, помогает делиться опытом или находить решения в сложных ситуациях.

– Звучит увлекательно, – Виола воодушевлялась все более с каждым словом хозяина лавки.

Тот деликатно улыбнулся, раздумывая, стоит ли произносить следующую реплику, не слишком патриотичную для представителя гильдии, но рассудил быть честным до конца. Не хватало еще лишиться сна, если эта добрая девушка разорится по его милости.

– Стоит принять во внимание, что иногда сама гильдия способствует образованию сложной ситуации.

Виола подумала, что это весьма дальновидно со стороны гильдии, но перебивать не стала.

– Я говорю, конечно, о взносах.

– Вот оно как, – протянула девица задумчиво. Она перебрала в руках листы с набросками – три варианта положения Тысячелистника, вполне приемлемо для эскизов. Решительно убрав уголек, она платком отерла сажу с пальцев и подошла к аптекарскому столу, чтобы не пропустить ни единого слова. Кинри постучал по поверхности стопкой грамот, выравнивая края, и стряхнул налипшие лепестки календулы.

– Отчисления в гильдийскую казну не зависят от уровня дохода, они одинаковы для всех представителей, – продолжил он, – и далеко не каждому легко заработать даже на них, не говоря уже о прибыли. Скажем, гильдия аптекарей взимает две золотые луны каждый месяц. Для меня это сумма подъемная, но начинать фармацевтическое дело с таким раскладом значительно сложнее. Взносы же в гильдию книгоиздателей я даже страшусь вообразить.

Красивая картинка ремесленного братства в голове Виолы несколько поувяла, сродни висящим под потолочными балками пучкам рододендрона.

– В этом есть доля несправедливости, – отметила она.

Кинри спорить не стал.

– Такова оборотная сторона. Однако, именно через гильдию надежные исполнители получают весьма и весьма крупные заказы.

“Крупные заказы” – отбил колокол в голове девицы. “Крупные. Заказы.”

– В частности, имперский двор прежде всего обращается к гильдии, а не занимается поиском ремесленников самостоятельно. Благодаря такому заказу мой отец годами производил солидные партии обезболивающего бальзама во время тассирской войны.

“Имперский. Двор.” – зачастил второй голос колокола поменьше.

Нетерпение прожгло Виоле пятки, казалось даже странным, что меховые сапожки еще уцелели. Лишь опасение показаться дилетанткой мешало немедленно выяснить адрес подходящей для ее предприятия гильдии, и что-то такое, вероятно, угадал в ее глазах чуткий молодой аптекарь.

– Забавно, я никогда не слышал о существовании гильдии артефакторов.

– Как это? – опешила девушка, опуская руку с эскизами.

Кот издал странный фыркающий звук. Если бы Виола не слушала в этот момент грохот падения колокольни внутри головы, вероятно, обиделась бы – коты ее прежде не осмеивали, по крайней мере вслух.

– Странно, – продолжил аптекарь, – Видимо, мастера в этой области малочисленны, а простые зачарования, которыми владеют сапожники или кузнецы, относят все-таки к одноименным гильдиям.

– Значит ли это, что всесторонние артефакторы состоят в гильдии магов? – проклюнулась надежда.

– Весьма вероятно. Я прежде не задавался подобным вопросом, – чуть подумав, ответил юноша.

Настроение девушки снова метнулось в ту крайность, когда море задорно щекочет коленки. Она знала, что за светлое будущее милой сердцу “Чарованной щепки” ей придется побороться, и разведывательная операция “Гильдия” звучала еще далеко не препятствием.

– Я вижу, вы уже подписали грамоты? – проговорила она, с усилием возвращая себя к действительности.

– Верно, Виола Базилевна, – Кинри выкопал под столом мешочек с монетами, скроенный чьей-то умелою ручкой. На ладонь его легли восемь золотых лун.

– Мы очень признательны за вашу готовность довериться, – повторилась девушка, с бьющимся сердцем пряча монеты в глубины своей сумки. Осталось, мнилось ей, самое простое. – Взгляните, мы уже можем утвердить один из набросков для его воплощения в дереве.

Листы оказались в руках аптекаря. Кот, подобравшись неслышно, вспорхнул на стол и тоже устремил свой внимательный взор на портреты.

Выбор занял три часа и завершился только к сумеркам, когда все чистые листы в сумке Виолы изошли на варианты.

Быть может, у нее еще хватило бы духу отказать в дополнительных эскизах Кинри Благомировичу, хотя он и сделал первый основательный заказ в мастерской, но сказать “нет” опытному коту с хорошо тренированными голубыми глазами оказалось выше ее природы.

Она терялась и в который раз пыталась понять, где ошиблась и почему все усложнилось именно в тот момент, когда прожект показался полностью взятым под ее контроль. Отмечая, наконец, выбранную версию угольной галочкой, она положила себе перечитать все главы, что касались создания прообразов артефакта и неизбежного при этом взаимодействия с заказчиком. Там предписывалось ограничение числа исправлений, и, кажется, напрасно она сочла эту часть не стоящей чрезмерного внимания.

Однако же, согласие было достигнуто и Виола двинулась уже к вешалке, когда входная дверь распахнулась в сопровождении звона. Потом снова закрылась на несколько секунд и открылась уже без прежней энергичности. Виола скрыла улыбку, Кинри едва заметно болезненно поморщился. Такая традиция двухчастного проникновения в аптеку явно не была ему в новинку, но все еще задевала за живое.

Совершив сей ритуал, в лавку прошествовала дородная горожанка в меховой душегрее с просторными рукавами и принялась обмахиваться платком, который ей ни мало не помог, зато продемонстрировал солидные кольца на ее мягких пальчиках. Впрочем, она пришла в себя несколько быстрее Виолы – как оказалось, была из числа постоянных покупателей.

– Доброго денечка, Кинри Благомирович! – пропыхтела она. – Вам бы проветрить, как полагаете?

– Обязательно, Карлота Эдмондовна, – пообещал юноша, – после закрытия, чтобы вас не простудить.

– Славно, славно, – протянула она, озирая аптеку в поисках точек приложения дельных советов, однако легко себе призналась, что аптека и без того пребывает в неукоснительном порядке, даже пришлая девушка как будто не нуждается в реформациях.

– Один, как обычно? – спросил аптекарь, избегая разглашать диагноз в присутствии третьих лиц.

Однако Карлоту Эдмондовну не смутили бы ни третьи лица, ни десятые.

– Как уж повелось, – подтвердила она, пряча платок в необъятный свой рукав и вынимая оттуда кошель (по-видимому, внутри манжет были устроены целые карманы), – не знаю, что и делать с проклятою бессонницей.

Кинри понятливо двинулся к шкафчикам, пока дама продолжала изливать печали.

– Город меня совсем изморит. В учебный сезон под окном не бывает покоя. Риторики и диалектики что ни вечер берут бочку сидра и практикуются до полуночи. А уж коли астрономы и музыканты выберутся подышать – тех только со стражей разогнать можно.

– Вы живете у площади Мудрости, около Университета? – спросила Виола, удивляясь про себя, в центральных кварталах, аптеки ближе не сыскалось.

Женщина авторитетно кивнула, распознав девицыно недоумение.

– Верно, с полгорода пришлось отмахать. Мне прогулки на пользу, а снадобий сильнее, чем у Кинри Благомировича, в столице не встретите, можете мне поверить.

Тысячелистник тоже авторитетно кивнул, но на фоне энергичной покупательницы его замечать перестали. Кинри, выражая сочувствие к ее давней беде, вынул из-за дверцы небольшую бутыль с настойкой пустырника, и Карлота Эдмондовна принялась расплачиваться.

– Мне бы в деревню, да муж ее не выносит, – вздохнула она ностальгически. – Он советник казначейской палаты, ему за городом тоска, да и служба не отпускает. Когда выбираюсь к матушке погостить, она мне в прежней детской велит постелить и бессонницу как рукой снимает. Там уж летом сверчки буйствуют, петухи голосят спозаранку, деревья скрипят старые, ветер во все щели – мне нипочем. От одних только этих звуков младостью моей беспечной веет и сон сам собой оплетает.

Виноваты ли в этом сквозняки родового гнезда советницы или нет, но гильдию до времени выдуло из виолиной головы. Она соколицей спикировала на пока еще едва различимую точку добычи.

– Что вы скажете, Карлота Эдмондовна, если мы сумеем перенести эти сладкие отзвуки юности прямиком в теперешнюю вашу горницу?

Деятельность магички Леи в бедных кварталах

В Итирсисе: 15 марта, среда

Чернила в крошечной комнате Леи не были просто декорацией. Что бы ни думал отец, желавший вернуть домой магичку – она в самом деле ими пользовалась. Например, сидя на кровати с приоткрытым ртом и почти касаясь зеркальца на столе, она выводила ими стрелку на левом веке посредством павлиньего пера.

На правом глазу вышло немного вкривь, но приходилось набивать руку самой при отсутствии камеристки. Показаться на улице чучелом Лея себе не позволяла ни разу, хотя два месяца назад у нее и торчал из-под платья хвостик с кисточкой.

Кисточкой, кстати сказать, стрелки выходили значительно краше, да и ботинки от снега удобно им обметались.

Славно еще, что пропажа хвоста не сказалась на авторитете юной волшебницы и спросе на ее магические услуги.

Заказы милых горожан были один другого увлекательнее. Она с воодушевлением бралась вывести ягодное пятно с венчального платья или искать пропавшего козленка – только бы оторваться от нескончаемого потока своих коронных зелий «Отрезвенье» и «Наутро».

«Отрезвенье» с ароматом банного листа целыми бочонками заказывал местный кабатчик. Оно отлично повышало средний чек, когда втридорога предлагалось мужам зрелым и мудрым, решившим уже двинуться к родному порогу… или хотя бы приблизительно в его направлении.

Холостяки, кои пока не вкусили радости встречи влюблённых под ласковое «Явился?!», в срочном отрезвеньи не нуждались, зато предпочитали держать возле умывальника добрый запас «Наутра».

– Лея Сальвадоровна, вы готовы? – звонко спросила из-за двери семилетняя Рози.

Мать девочки, тетушка Стефания, дошла уже до той степени нищеты, когда не могла себе позволить иметь дом. Овдовев, она растила свою девчушку одна и едва сводила концы с концами, увязая в долгах. Наконец, решилась переехать к сестре приживалкой, выручив за дом сколько возможно.

Хозяйка с тяжелым сердцем вычищала жилище к продаже, когда на пути ее возник враг, оказавшийся ей не по зубам.

Из подпола наверх лезла черная плесень.

Кумушки-соседки, узнав о напасти, цокали, вздыхали и единодушно хоронили мечты о продаже дома. Этакая гадость если уж поселилась – скоро отвоюет себе всю клеть. Никто не даст за дом с подобной начинкой и четверти цены.

Не такова была тетушка Стефания, чтобы сдаваться. Ей пришло в голову, что лучше потратиться на услуги магички, зато вернуть половицам первозданное благолепие.

Совет кумушек выражал справедливые сомнения:

– Леюшка Сальвадоровна больно хрупкая! Тут не иначе боевой маг нужен.

Все, кто когда-либо пытался вывести плесень, соглашались безоговорочно.

Только тетушка упрямо втянула магичку в эту войну. Сражение было назначено на погожее мартовское утро, и, нетерпеливо дождавшись готовности волшебницы, Рози проводила Лею к месту сечи.

Дом был крепкий и нестарый. Торговля у отца Рози шла одно время бойко, так что над клетью устроили даже большую светлицу, где летом спала дочь – как царевна, в отдельной комнате. Потом все как-то разладилось, а после его внезапной кончины дела и вовсе быстро развалились. Отложенное «на черный день» тоже не задержалось – редкие дни не были черными.

Соседки в самом деле не оставляли вдову с дочерью сколько могли, потому сейчас они с полным правом удобно устроились под окошком.

– Магичке, поди, совет какой нужен будет, – хлопотали они, теснясь втроем на короткой лавке и вынимая мешок семечек, чтобы праздностью рук их не попрекнули.

Долгом смотрительниц также было пронести по улице весть об итогах – как-то закончится сражение для Леи Сальвадоровны, «со щитом» или «на щите»? О том, чтобы вся улица эту весть ожидала с нетерпением, кумушки позаботились загодя.

Наконец, Лея вошла в дом, и была встречена сердечными приветствиями, после которых тетушка Стефания указала ей на вражину.

Здоровый люк у дальней стены был для наглядности распахнут. Освобожденный подпол почти пустовал, отчего особенно печально на досках его обшивки смотрелись темные раны плесени.

– Уже до комнаты щупальца дотянула, бестия черная, – подала голос кума Берта со своего безопасного места поодаль.

Лея, напротив, приблизилась и осторожно заглянула вниз, оценивая масштаб. При ней не было ни книг, ни других занимательных приспособлений – советчицы про себя не одобрили такого небрежения, хотя от души любовались юною леди в дивном платье и меховой накидке.

– Как люди говорят? “Ломать – не строить”? – спросила девица, отступая на пару шагов от края. – Не тревожьтесь, я управлюсь быстро.

Короткой подготовкой она настроила голосовые связки на магическое “пение” и набрала воздух в легкие.

– Телегу подогнали! Лавки выносить, что ли?

Магичка вздрогнула и обернулась вместе со всеми – в помещение с холода ввалились два бравых молодца в тулупах нараспашку. Оказалось, по просьбе хозяйки кумушки выделили сыновей для погрузки мебели. Чем бы ни закончилось сражение, нехитрую утварь планировали сегодня же пристроить на рынке.

– Да погоди ты, “лавки”! – шикнула на рыжего грузчика мать, кума Берта, рассерженно отрывая взгляд от магичкиной работы. – Не видишь, заняты твои лавки? Стол выноси.

– Стол так стол! – кивнул доброволец.

Рыжий и его товарищ помладше, сын кумы Ады, подхватили по сторонам добротный дубовый стол и поволокли его к выходу.

Стараясь игнорировать топот, Лея снова обратилась в магический слух, даже картинно протянула руку, словно указуя на черноту. Почтенная публика подобралась в нетерпении.

– Да что ж ты! Не лезет стол-то!

Взгляды снова обратились к дверям. Младший спиной шагнул в сени, но дальше дело не двинулось – стол в был значительно шире проема.

– Паааварачивай! – скомандовал рыжий, и оба принялись кренить стол ножками вбок.

На сей раз публика даже не отвернулась – со стороны было ясно, что и таким манером стол в сени не пройдет.

– Стол в сени не пройдет! – изумился через минуту рыжий.

– Его без ног и вносили, – вспомнила хозяйка. – Собирали уже в клети.

– А если в окно? – с надеждой спросил младший грузчик. – Вон, какое громадное!

Стол аккуратно опустили – без него намного сподручнее чесать в лохматых затылках.

– Так законопачено все на зиму! – отозвался рыжий. – Соображать надо!

– Законопачено на совесть, – подтвердила тетушка Стефания.

– Я помогала! – похвасталась Рози, улучив оказию вставить хотя бы словечко во взрослую беседу.

– Так чего делаем? – вопросил тогда младший.

На этой реплике все отчего-то выжидающе посмотрели на всесильную Лею Сальвадоровну. Та прикинула мгновение и покачала головой.

– Могу разобрать, уменьшить и даже сложить гармошкой. Только обратно нам его по щепам собирать придется.

Юная магичка тщательно избегала мысли о том, что окажись отец на ее месте – и стол уже гибкой ланью сам галопировал бы к рынку, зазывая к себе покупателей.

– Сожалею, – повторила она, печально проведя рукой по столешнице, – мне здесь помочь не под силу.

Тетушка Стефания тоже подумала, что вряд ли на щепы кто-то позарится, и отступилась от идеи привлечь девушку к разбору мебели. Не успела она сказать и слова, как кума Берта громогласно ахнула, просыпав семечки на свои колени:

– Леюшка Сальвадоровна! Поганая зараза на вас перекинулась!

Волшебница воззрилась на оторопевшую тетушку снепониманием. Когда она утром смотрелась в зеркало, ничто в собственном облике не казалось ей наводящим на мысль о поганой заразе.

– Пальчики-то! На них уже пятна черные! – причитала меж тем глазастая кумушка.

Посмотрев на ладони, Лея мигом покраснела и едва удержалась стыдливо спрятать руки за спину. Подгоняемая Рози, она не обелила заклинанием пальцы, пострадавшие от рисования стрелок, и оплошность ее сделалась достоянием общественности. Семь человек созерцали руки юной леди в полном ужасе.

– Это только чернила, тетушка, вам не о чем беспокоиться.

Кума Берта приходила в себя все-таки с трудом и глаз от ладоней Леи не отводила.

– А ну как все же плесень? – сомневалась она, щурясь, но не решаясь подобраться для подробного исследования. – Приглядитесь-ка.

Лея неуютно сглотнула, продолжая быть центром внимания. Уроки этикета, в которых она изрядно преуспевала, не предлагали ей достойных ответов на комплименты подобного толка. Возможно, дом батюшки она в самом деле покинула преждевременно.

– Благодарю за ваше сочувствие, но на моих руках плесени нет, – произнесла она, остановив свой выбор на интонации "уверенная деликатность".

– Стало быть, стол разбраем, – неохотно принял решение рыжий, к облегчению Леи меняя тему. – Ставь его вверх ногами.

Возня с переворачиванием махины продлилась не менее минуты в частности потому, что Рози страшно хотела помочь и все время скакала рядом, ее едва отогнали из-под дубовой громадины.

Инструмент нашелся в телеге. Молодцы лихо приступили к разбору креплений, устроенных без гвоздей.

Однако скоро выяснилось, что ножки за долгую жизнь природнились к пазам намертво и совершенно не жаждали покидать насиженное место. Кряхтя, молодцы подколачивали то там, то здесь, склоняя их к миграции. Пока сыновья потели и проглатывали шедшие на язык выражения, кумушки на все лады хвалили крепкий стол доброго старого покроя. Чем сильнее терзались парни, тем больше кумушки гордились качествами мебели, возрастом годившейся им в прабабки.

Лея тихонько примирилась с тем, что придётся задержаться – сосредоточиться даже на миг не было ни малейшей возможности.

– Да ты эту не снимай, – командовал рыжий, когда дело все-таки сдвинулось – две с одной стороны достанет убрать.

Две убрать не достало – добросовестно пытались протиснуть, пока не затрещал уже косяк. Неохотно признали необходимость заново сдать назад и сбивать остальные ножки.

Тетушка Стефания стояла поодаль, предаваясь горю в тягостном молчании. На ее глазах сердце когда-то хлебосольного дома обращалось в крупногабаритные дрова.

Стук и стенания, наконец, прекратились. Молодцы встали, распрямились, слаженно хрустнули плечами. С радостным гиканьем столешницу вынесли на улицу и со второй попытки, поругиваясь, погрузили тяжесть цельной древесины на поджидавшую телегу. Затем они принялись шумно сволакивать наружу ножки, попутно получая нагоняи мамаш, от коих не укрылись сыновьи бранные речи.

– Теперь лавки! – огласил уверенно рыжий, когда оба парня вернулись дом, потирая руки.

– Дались вам эти лавки! – взбунтовались в одночасье кумушки, которым вследствие затянувшейся операции пришлось уже переменить семечки на сушки. – Пускай теперь Лея Сальвадоровна свою работу управит. Будет ее держать с вами, грубиянами!

Забота о Лее в основном объяснялась тем, что лавки были очень удобные и отлично нагрелись, так что покидать их не хотелось вовсе.

Парни против передышки возражений, впрочем, не имели. Сосредоточенно отряхнули снег с обуви и встали позади магички, сопя как можно воспитаннее. Зрительская лавка тоже замерла. Рози подобралась боком и осторожно взяла маму за руку. Умолк, наконец, весь дом.

Долгожданное представление началось.

Лея несколько раз глубоко вздохнула. Остальные, напротив, дышать позабыли. Магичка подняла перепачканную чернилами руку и шепотом пропела несколько слов. Плесень с подпола сгинула разом, впрочем, как и чернила с пальцев.

Долгожданное представление завершилось.

Несколько секунд еще длилось озадаченное молчание, но младший из парней не удержался.

– Все, что ль? – выразил он всеобщее разочарование.

Лея пожала плечиком. Не то, чтобы она ждала оваций, но реакция публики отличалась неожиданной холодностью.

Одна только тетушка Стефания всплеснула руками в искренней радости.

– Батюшки! Ни единой точки, будто вчера обтесали!

Дерево половиц, крышки люка и обшивка подпола и в самом деле выглядели свежо и молодо на зависть многим здесь присутствующим.

– Ломать – не строить, – повторила Лея и на душе ее, наконец, стало легко и задорно. Она была вполне уверена в своих способностях "ломать", вернее, изничтожать что бы то ни было, но отчего бы не тешиться ладно выполненной работой?

Счастливая тетушка Стефания спустилась в подпол по приставной лесенке и, согнувшись вдвое, гладила стены.

– Красота! Благодарствуем, Лея Сальвадоровна! Теперь дом я легко продам и долги вернем. Сейчас выберусь, расплачусь по уговору.

Кумушки, наконец, смирились с окончанием демонстрации магического искусства и приступили к восхвалению Леи, сразительницы черной невзгоды. Сначала они прославляли ее вслух, затем перешли к неразличимому шептанию – репетировали речи для возвещения торжественной вести по сопредельным кварталам.

Тетушка Стефания все еще услаждалась чистотою подпола, когда вдруг пригляделась под ноги и подняла нечто, не обозримое с верхнего наблюдательного поста.

– Надо же, вот она где! Снова можно рассмотреть, а то вся черная была!

Зрительницы умолкли и сызнова навострили уши.

– Карту своих несметных сокровищ нашла? – догадалась кума Ада, и в голосе ее прозвучало явственное сострадание.

– Ее, родимую, – вздохнула хозяйка, почему-то тоже не празднуя обретения некоей карты.

Лея преисполнилась интересом, невольно разделяя любопытство кумушек.

Поймав пытливый взгляд девицы, тетушка выбралась на свет и протянула той свернутый пергамент.

– Муж говаривал, что на будущее дочки отложил уже солидные барыши, но свой тайник никогда не показывал. Так и унес в могилу с кончиной своей внезапной, а малолетней царевне перешли только долги да сии каракули.

Лея развернула лист. Вместе с тетушкой ее обступили кружочком и гости.

Записей на пергаменте не было. По центру его помещались лишь очертания – два невеликих овальных островка, окруженных пустотой, а по низу как будто шла береговая линия более крупной суши. Хотя острова в равной мере могли оказаться и озерами, и горами – ни единой подсказки тайная грамотка не давала.

– Вы уже туда наведались? – спросила юная магичка с волнением. Уход из дома лишил ее доступа в семейную библиотеку, о чем ее романтическая шестнадцатилетняя натура крайне сожалела. Вне доступа оказались не только книги магические, но и волшебные истории о мореплавателях, сходящих на бренную сушу только за тем, чтобы зарыть в ней очередные несметные сокровища. Богатствами Лею было не удивить, но страсть разгадыванию географических ребусов укоренилась в ней основательно.

Энтузиазма юной волшебницы тетушка не разделяла.

– Я этого места не знаю, – покачала она головой. – Уж пять годков как я показывала рисунок всякому встречному, даже к ученым людям хаживала. Каждый твердит, что такой стороны нет ни на единой карте, будь то новая или древняя.

– Вы так ничего и не отыскали? – опечалилась Лея, соболезнуя столь обманутой в ожиданиях бедной женщине.

– Ни медного полулунка, хотя дом и окрестности на всякий случай перепахала как следует, – развела руками тетушка. – Быть может их и нет давно, он сам отрыл да истратил, когда дела пошли туго.

Рози тоже протиснулась во взрослый кружок и привстала на цыпочки, рассматривая карту в руках магички.

– Это папа рисовал, да?

Стефания приобняла Рози одной рукою.

– Да, доченька, нам с тобой на память.

Девочка серьезно поджала губки и закивала одобрительно.

– Очень у него получилось похоже!

Рука тетушки замерла на плечике дочери. Все глаза устремились на девочку, столь высоко оценившую искусство отцовой живописи.

– На что похоже? – спросила мать осторожно.

Рози как будто удивилась недалекости взрослых:

– На деревяшку. В комнате наверху, где я летом сплю. Такая доска прямо возле моей кроватки. Когда я долго заснуть не могу, я всегда эти линии обвожу своим пальчиком.

Рози подняла свой указательный пальчик, одновременно подтверждая свои слова и как будто указуя на верхнюю комнату. Взоры послушно поднялись к потолку. Тетушка шумно откашлялась.

– А ну-ка, молодцы, инструмент при вас еще?

Второй этаж не отапливался зимой и был по этой причине запечатан накрепко. Молодцы подхватили орудия и слаженно сняли лишние доски. Определенно, совместный труд над разбором стола прибавил им как опыта, так и командного единодушия. Едва освободился дохнувший холодом проход, тетушка Стефания была пропущена ими вперед, хотя и без всякой охоты. Они даже почти не толкались, решая, кому забираться сразу за нею следом. Рыжий отвоевал это право, быстрее напарника завладев гвоздодером.

Пока прочие гости завершили подъем в горницу, нужная доска была уже запримечена.

Разводы на дереве действительно в точности совпадали с пергаментом. Правда, тетушка так и не пленилась художественным талантом покойного мужа. Не веря своим глазам, она подтолкнула рыжего, позволяя:

– Рви обивку, не жалей!

Доска не в пример столу поддалась без усилий. В бревенчатой кладке за ней обнаружилась ниша величиною с крупный кулак, заткнутая пыльной холстиной.

Хозяйка дрожащей рукой вытащила тряпицу, оказавшуюся тяжелым свертком. Осевши тут же на пол, она нетерпеливо справилась со старой пенькой и на сером платке сверкнули желтые монеты.

Наиболее искусная в арифметике и менее других ослепленная презренным металлом, Лея негромко огласила:

– Двести золотых лун.

Стефания всхлипнула. Весь домишко стоил куда как меньше.

Потрясенное молчание вновь нарушил младший из парней.

– Так это…стол-то назад тащить, что ли?

Виола противостоит Гильдии Магов

В Итирсисе: 15 марта, среда

Как ни мечтала Виола добраться до Гильдии магов без промедления, несколько дней пришлось отдать безотлагательным трудам.

На счастье мастерской, Карлота Эдмондовна оказалась натурой столь же порывистой, как и сама распорядительница. Предложение создать артефакт с ностальгическим звучанием она одобрила горячо и тотчас же. Как показалось Виоле, для советницы этот заказ сам по себе был сродни развлечению, а успешный результат усматривался как дополнительное, но не такое уж обязательное побочное достижение. Стоимость же и вовсе не имела никакого значения.

Словом, они друг друга нашли.

Зная свойство своей природы легко терять интерес к предмету, Виола заподозрила его и за советницей, поэтому к их делу приступила очень рьяно. Тут же провела краткое интервьюирование, в три дня выверила бумаги, навестила Карлоту Эдмондовну для подписи и принялась рисовать эскизы – форма была значительно сложнее фигурки кота.

– Деревянный артефакт в виде дерева? – охнул Себастьян, когда она самозабвенно рассказывала ему о новом уговоре.

– Коль уж он призван навевать сельские думы, отчего ему не иметь облика натурального? – выпятила губу сестрица.

– Это невероятно сложно для резчика! Куда проще твою идею украсть и отправиться воплощать ее к артефактору, чарующему бронзу! Форма сладится куда быстрее и выгоднее, – юноша тщился обнаружить логику в замысле двух вдохновленных женщин.

– Карлоту Эдмондовну не интересует выгода, – последнее слово девица интонировала язвительно. – Видишь ли, возвышенные натуры тяготеют к искусству. Дерево из железа ее ни мало не привлекает, и мне такая позиция очень близка.

– Еще бы не близка – за тридцать золотых лун! – отметил Себастьян.

– Половина уйдет резчику, – ничуть не смутилась Виола, – вторую половину мы отработаем честно и рачительно. Труда предстоит немало. Пока у теплой печи ты будешь чаровать фигурку кота для Кинри Благомировича, я стану в хладных рощах взывать к милосердию зимних птиц, чтобы они пели строго по одной и без фальшивости. Позже придет время отыскивать жаворонков, в мае предстоит подстеречь соловьев, а летом, второй ступенью, добавить еще сверчков и прочую знойную живность.

Задумка была в самом деле невероятною. Тонкой работы резное дерево подчинится воздушному току. От легкого касания ветра каждый лист вернет свое звучание – пение зарянки, дробный стук дятла, скрип старой ели. Под едва уловимым оконным сквозняком исполнение будет тихим, неравномерным и почти естественным.

Карлота Эдмондовна ничего подобного прежде не встречала и прожектом была начисто сражена. Даже виолины пытки с вариациями древесины она снесла без ропота, с ходу выбрав самую дорогую из предложенных. Виола тоже оказалась начисто сражена.

К этим заботам примешались усилия по снятию травных запахов – ежедневно до полудня девица производила их во дворе аптеки, дабы избежать смешения с общим букетом. Подложив обернутую холстиной греющую доску, она устраивалась на ступенях задней веранды с навесом. Кинри Благомирович выделил ей справочник и группами носил из дому сушеные травы в мешочках, уточняя названия. Девушка аккуратно вбирала их аромат артефактом, похожим на шахматную пешку, впечатывала в нужный раздел книги и щелчком очищала инструмент для повторного действия с новым растением. Сердобольный Кинри иногда подливал ей горячий грушевый взвар и, смущаясь почти братской опеки, совал сладкий маковый сухарик.

Только спустя седмицу после беседы о гильдиях ей удалось найти время для предпринятия атаки.

В тот день Виола, наконец, отнесла прообразы дерева окраинному резчику, соработничество с которым уладила еще зимой, и повернула обратно к центру города. Предвкушая доступ в магическую элиту Ладии, она едва разбирала дорогу. На Зеленой улице барышня налетела на раскоряченную у какого-то двора телегу, с которой двое взмокших молодцев стаскивали громадную столешницу.

– Не ушиблись, барышня? – озаботился рыжий грузила.

Виола, чуть морщась, потерла коленку, но замахала руками, что беспокоиться о ней не следует. Больше она устрашилась последствий для белого кружева на винном платье, глядящемся из-под шубки – ситуация обязала рядиться как для особого выхода. Платье не пострадало.

Квартал за кварталом облик столицы менялся. Сердце Итирсиса – кольцо соединенных парками площадей вокруг дворцовых стен – восхищало иноземцев и провинциалов. Лоточная торговля здесь шла лишь изредка, по ярмарочным дням, в остальное время ладони столицы дышали респектабельностью и благолепием богатых домов, усадеб и процветающих лавок. Виола, млея от собственной деловитости, прошла по мощеной площади Музыки, нырнула левее в Раскудрявую аллею и выбралась на простор Арены Магии. Несложные топонимические изыскания подскажут, что именно сюда испокон веку выходила лицевыми вратами тезоименитая гильдия.

Эти врата и не подумали распахнуться сами, встречая ее приближение. Открывая тяжелые створки руками, Виола испытала некоторое разочарование. Когда голос преуспевающей артефактной мастерской будет иметь вес в этом заведении, она уж позаботится о магическом приводе для должного воздействия на умы посетителей.

– Куда изволите? – окинув незнакомку взглядом, осведомился сухонький пожилой господин за конторкой в просторной приемной, от которой разбегались по сторонам другие двери и стремилась на второй этаж огромная лестница. Витражное окно над входом, как раз против лестничной галереи, наполняло помещение розоватым светом.

– Желаю беседовать с господином экономом, – важно произнесла девица и принялась снимать шубу с таким видом, словно отказ в аудиенции даже не приходил ей в голову.

– К Хавьеру Фабиановичу? – отозвался встречающий без эмоций. – Кто и по какому вопросу?

– Леди Виола Карнелис, имею намерение вступить в Гильдию магов, – барышня от души надеялась, что в ее голосе звучала сталь, а не мольба. В деревне ей не особенно доводилось щеголять благородством происхождения.

– Леди Карнелис? – почтения у собеседника и в самом деле прибыло. Поднявшись, он двинулся в сторону лестницы. – Я провожу вас.

Гильдия была большой и пустой – таким оказалось главное впечатление Виолы. Ничего особенно поражающего воображение барышни по пути так и не встретилось. Светлые стены, витые масляные лампы, множество закрытых дверей. Надо полагать, самое любопытное крылось от чужого глаза именно за ними.

Наверху, свернув к первой же двери от лестницы, провожатый прислушался на мгновение Ничего, выдающего чрезмерную занятость эконома, он не разобрал, поэтому стукнул для порядка пару раз и тут же сунул нос вовнутрь.

– Посетитель, – отрапортовал он и пропустил девицу пред собою.

В небольшом кабинете пребывали двое – щегольски одетый красавец не старше Виолы и средних лет господин в старомодном камзоле. Оба стояли у стрельчатого окна до пола и, очевидно, прервали неспешную беседу ради внезапной аудиенции. Провожатый с похвальным рвением ускользнул обратно за свою конторку, поэтому Виола оказалась наедине с загадкой – кого них отождествить с экономом? Она несколько раз перевела взгляд с одного на другого. Возможно, юноша принял ее растерянность на счет произведенного им впечатления и решил явить расположение:

– Что же вы, барышня, входите.

Гостья ступила внутрь, притворив очередную массивную дверь не без усилий.

– Доброго дня, господа, – она обратилась нейтрально к обоим сразу, чтобы не так-то легко было уличить ее в ошибке и подвергнуть осмеянию. – Я представляю интересы мага, желающего вступить в благородное ваше сообщество.

– Разве сам господин маг не счел гильдию достойной посещения? – спросил второй мужчина.

Девушка этот вопрос, конечно, предвидела.

– В своем роде, он является сотрудником предприятия, которое предпочло бы оказаться включенным в состав гильдии целиком.

Выжидательное молчание мужчин выдало их крайний скепсис в отношении таких прибытков. Виоле только того и было надо – говорить она любила и сама.

– Я занимаюсь внешними связями нашего предприятия, подобно тому, как это делает господин эконом в своей должности, – на словах “господин эконом” барышня устремила взор на всякий случай в яркое витражное окно между собеседниками, чтобы никто не мог воспринять обращение однозначно.

Она сделала краткую паузу для вежливой реакции, но сесть ей не предложили. Это досаждало и настраживло.

– Таким образом, я сочла возможным не тревожить господина мага до разрешения всех формальностей.

Кажется, юноша все-таки заметил ее неуверенность, но вместо помощи в его интонации проявилась некоторая веселость.

– Чем занимается ваше предприятие?

– Наша специальность – древесная артефакторика разной степени сложности, – обозначила девица с вызовом. Ей всегда было непросто озвучивать это направление, но она сдержала порыв дополнить свою речь, пространно оправдываясь.

– Древесная, – изогнул брови щеголь, уже определенно взяв курс на иронию. – Это весьма прогрессивно.

– Наши услуги пользуются успехом у тех, кто способен их оценить, – Виола обладала приятными манерами и даже при явной издевке умела хранить нейтральную любезность.

– Значит, очередей на заказы не наблюдается, – понимающе кивнул не столь учтивый юноша, кусая насмешливую губу. Выявив, что девицыно восторжение ему только помнилось, он сменил тон окончательно.

Второй мужчина устремил на него укор, весьма, однако, робкий.

В это мгновение диспозиция стала для Виолы совершенно прозрачна. Именно сей второй – Хавьер Фабианович, эконом, потому что эконом – это почетный, но все-таки служебный пост в гильдии. Скорее всего, он маг, но невысокого ранга, и титулом едва ли обладает. Первый же, насмешливый франт – маг и аристократ не из последних. Старшего собеседника он помещает значительно ниже себя, хотя и хранит еще маску учтивости.

– Вы не чародейка, барышня? – уточнил эконом аккуратно. Он приблизился к столу и Виола только укрепилась в своей уверенности. Стол, стулья, чернильница, стеллажи и подсвечники – все было в этом кабинете обыкновенным. Принадлежи он первому щеголю, обстановка кричала бы об этом оглушающе.

– Кто же тогда, собственно, является магом в вашем… эм… предприятии?

– Талантливый маг – Себастьян Карнелис, и он приходится мне братом, – девица обращалась теперь к хозяину кабинета, но краем глаза наблюдала и за насмешником. Второй раз за этот день она преподнесла родовое имя с гордостью.

Миг спустя Виола поняла свою ошибку.

В отличие от простолюдина придверника, щеголь получил блестящее домашнее образование и, несомненно, был отмечен высоким баллом по геральдике. Его подвижное лицо в широкой ухмылке отразило все то, что полагалось знать дворянину о старинном семействе Карнелис. Он был великолепно осведомлен во всех неприглядных деталях, что род сей не смог подстроиться под рьяные реформы предыдущего императора и чудом избежал официальной опалы только благодаря своей скромности. Дед Виолы, отец ее отца, вовремя удалился из-под высочайшего взора в “Ближние Улитки”, последний уцелевший свой надел и охотно позволил забыть о себе. Без ладу с новыми порядками он оказался на грани разорения, и все-таки грань эту сумел не преступить. Так они и жили добровольными отшельниками в третьем уже поколении, в целом довольные своей пасторальной судьбой, пока развившийся дар наследника не покачнул равновесия.

– Стало быть, леди Виола… Базильевна, верно? – припомнил вслух проницательный юноша. – Гордость и надежда рода, я полагаю.

– Алессан, будет вам, – почти просительно вмешался эконом.

Виола полыхнула, но сочла недостойным отвечать на почти открытое оскорбление. Она-то не помнила никаких Алессанов и совершенно не желала вспоминать, догадываясь, что знание это уверенности ей не прибавит. Усилием воли она вернула все внимание эконому и призвала на помощь свою убедительность.

– Хавьер Фабианович, каким образом следует нам оформить вступление в гильдию?

Виной ли тому было небрежение Алессана, или эконом все-таки мыслил самостоятельно, но в голосе его различилось затруднение, какое бывает у людей при подборе слов корректного отказа.

– Виола Базилевна, гильдия включает в свое братство магов, а не мастерские.

Стул все еще не был предложен, даже после того, как она представилась леди.

– Позволю себе уточнить: правило или традиция? – спросила она, сделав несколько шагов к столу и как бы невзначай оказавшись около места для посетителей.

– Правило, дорогая леди. Братство состоит из людей, – ответил эконом, словно этого не замечая.

– Мужчин, я полагаю? – Виола положила уже руку на спинку стула.

– Сестры с достаточным уровнем также состоят в гильдии, – признал Хавьер Фабианович, все еще подверженный слепоте.

– То есть, слово "братство" в уставе используется в широком смысле, – подытожила неугомонная леди. – Может быть, настали времена расширить его еще более?

– Оставьте риторику, Виола Базилевна, – посоветовал эконом устало. – Если вопрос будет вынесен к рассмотрению совета гильдии, шансов это не прибавит. Только личность, обладающая магическим слухом и должным умением, становится частью сообщества.

Девица помолчала. Первая ветка плана, кажется, закончилась тупиком, придется перестроиться на ходу. Сесть без приглашения ей не позволяло приличие, хотя, устройся они основательнее, шансы заговорить эконома значительно бы повысились.

– В случае такой категоричности, мы можем обсудить вступление самого Себастьяна Базилевича, – невозмутимо продолжила гостья.– Он более чем соответствует вашим критериям.

Алессан все никак не хотел убраться. Его очевидным образом забавляла ситуация, и он, хотя перестал снабжать диалог ценными комментариями, не намерен был лишить себя удовольствия наблюдать развязку.

– Вы сказали, он чарует дерево? – переспросил эконом, словно к его слепоте добавилась и забывчивость.

Виола не выносила уколы касательно талантов ее брата.

– В настоящий момент его привлекает именно эта сторона древнего мастерства, что не означает ограниченности его дара, – заверила она.

– Вот как? Сколько времени ему требуется для создания, скажем, заурядного язычка пламени?

К этому девица не была готова – она не видела, чтобы Себастьян когда-то баловался этою опасною стихией. Пока барышня подбирала слова ответа, Алессан лениво щелкнул пальцами, и между ними вспыхнул огненный лепесток. Зараженная слепотой эконома, Виола изо всех сил не заметила фокус – хотя это был первый случай ее встречи с выплеском живой и зримой магии. Себастьян не показывал ничего подобного, возясь по большей части, со своими деревяшками.

Эконом, впрочем, ответа и не ждал, продолжив:

– Заклинание “незримых пут”, основа боевой магии, ему подвластно?

Алессан стряхнул огонь и снова поднял было руку, но, на диво, от демонстрации "незримых пут" ему хватило такта отказаться в последний момент.

– Чарование зелий? Купол беззвучия?

– Полагаю, он мастер “купола беззвучия”, – упавшим уже голосом квалифицировала гостья.

Купол беззвучия, одно их немногих “живых” заклинаний, Себастьян отточил в тот сложный для всей семьи период, когда образование Виолы добралось до уроков пения. Хотя скудные книги про купол молчали, молва не напрасно твердит о чудесном воздействии мотивации.

Впрочем, никакая мотивация Виолы сегодня не пробивала купол, которым Гильдия магов отгородилась от приезжих артефакторов.

– Сожалею, Виола Базилевна, – подытожил эконом веско. – Пока я не вижу предпосылок для принятия вашего брата в Гильдию. После некоторых тренировок попробуйте подать заявку повторно. Всего хорошего.

Фактически, ей указали на дверь. Оставаться долее – значит опуститься с переговоров до мольбы.

– Благодарю вас, – неискренне сказала барышня и развернулась. Весь путь к выходу из кабинета был устлан осколками ее самолюбия, которые так и хрустели с каждым шагом.

Подумать только! Она беспокоилась, что взносы алчных гильдийцев могут подкосить их мастерскую, но все-таки решилась играть в открытую ради герба и доверия заказчиков. Рискуя прибылью, леди Карнелис привела свое дорогое детище и своего родного брата пред очи городского закона – и закон их презрел, уподобив прилипчивой пыли.

Бдительный придверник наблюдал со своего поста, как она покинула кабинет и принялась медлительно спускаться. Намерения проскользнуть без позволения в какую-либо другую секцию гильдии добропорядочная посетительница не проявила.

Росшей в тепличной заботе девице все чудилось, что едкие слова еще несутся в спину, а почву из-под ног выбивают презрительные взгляды – к примеру, один такой с грохотом пересчитал ступени и едва не снес ее ударом под колени у подножия парадной лестницы.

Виола вздрогнула, покидая бездну, где пестовались обиды и бессильные самобичевания. Конечно, могло сказаться богатство воображения, но обычно насмешки все-таки синяков не оставляли. Она обернулась и обнаружила у складок юбки изрядных размеров деревянную скалку.

– Извините, – пробормотала красная до корней волос блондинка на верхней лестничной галерее. Нагнувшись и пряча лицо от стыда, она подняла упавшую плетеную сумку, откуда, очевидно, и вырвалась беглянка.

Подхватив с пола странный в этой обстановке предмет, Виола дождалась приближения девицы и, возвращая ей в руки имущество, опознала посетительницу оружейной.

– Я не ранена, – успокоила ее Виола, про себя гадая, какое отношение к гильдии может иметь столь непритязательного вида горожанка. Если уж во вступлении отказали ее брату, неужто эта девица смогла показать должный уровень? Или она обладает лучшим навыком в словесных поединках?

Профессиональная гордость снова хлестнула Виолу ревностью, но она попыталась приструнить эмоции, дабы потом не корить себя за упущенный случай раздобыть информацию.

– Какой-то важный артефакт? – леди кивнула на скалочку со всей любезностью.

Девица могла оказаться кухаркой, но служебные помещения по преимуществу располагались на нижних этажах.

– Что вы, просто скалка, – собеседница все еще конфузилась и добавила почти шепотом, – для самозащиты. Как вам известно, город бывает не безопасен.

Виола задумалась. Она уже несколько месяцев обитает в Итирсисе, и ни разу еще не тревожилась о собственной сохранности. Надо полагать, жизнь в поместье под родительским крылом сделала ее черезмерно беспечною.

– Вы состоите в гильдии? – решилась барышня спросить прямо, поскольку развитие темы скалочки явственно смущало девицу.

– К счастью, всего лишь имею доступ в библиотеку, – сказала Арис.

– Здесь есть магическая библиотека? – задохнулась Виола в новом приступе бесполезных сожалений. Что ж, следовало догадаться.

– Да, и прекрасная, – ответила Арис уже увереннее. – Только в этом я могу позавидовать братству.

“О, Себастьян, я так тебя подвела”, – чуть не расплакалась Виола в глубине души, но вслух попыталась уцепиться за мелькнувшую соломинку:

– Вы ведь посещаете ее, будучи вне гильдейского круга?

Арис пожала плечами. Скалка уже скрылась в недрах широкой сумки, юная воительница прикрыла ее несколькими пасмами овечьей пряжи.

– Дарий Сильванович сумел это устроить, – пояснила она, – я лишь сотрудничаю с его предприятием.

Виола поймала известное смутное оживление там, где минуту назад зияла сквозная брешь. Надо полагать, в ближайшие дни Дарию младшему предстоит разговор, выходящий за рамки сравнения черного перца с красным при тушении рагу по-тассирски.

– О, так вы новый сотрудник Оружейной? – защебетала леди. – Скажу честно, видела вас однажды – я прихожусь им соседкой. Зовите меня Виола.

Теперь, когда нарядная собеседница посмотрела на нее изучающе, вязунья смутно узнала пронзительный взгляд из-за белой занавески на улице Резного листа.

– Арис, – вежливо представилась она в ответ, хотя не вполне отдавала себе отчет, зачем ей это новое знакомство и куда ей предлагается звать расторопную девицу. С момента попадания в сети двух Дариев ее жизнь и так страдает от избытка встреч.

– Никогда бы не заподозрила в вас оружейницу! – призналась Виола уважительно.

– Потому что я ей не являюсь.

Арис подумала мгновение и решилась последовать совету Дария младшего, умолявшего ее как можно чаще упоминать людям о своем труде – заверял, что в этом нет ничего стыдного.

– Я вяжу и чарую теплом шерстяные вещи. Обращайтесь за обновой на любой сезон, весны тоже бывают зябкими.

– Непременно беру на заметку! – Виола действительно не проявила никакой брезгливости к этому самовыдвижению, но Арис все равно поспешила свернуть нечаянную беседу.

– Еще раз прошу прощения за мою неловкую скалочку. Я проведу с ней воспитательную беседу. Хорошего дня.

– Хорошего дня, Арис, – улыбнулась Виола на прощание.

Подозрительная улыбка еще долго не сходила с ее лица, пока она провожала глазами маленькую воительницу и задумчиво теребила кружево платья.

“Дарий Сильванович, пригласил к себе вязунью, стало быть, работает над чем-то необычным. Готова спорить, казенные заказы шире всего представлены именно в области имперской безопасности.”

В самом деле, разве свет сошелся клином на этих высокомерных магических снобах?

Гораздо интереснее прорваться в Гильдию оружейников.

Уборка сулит Арис открытия

В Итирсисе: 15 марта, вторник

Весна таит для женщины известную опасность.

Менестрели-мужчины наивно воспевают мартовские муки юности, совершенно игнорируя многочисленные жертвы среди бывалых домовниц.

Должно быть, странствующие певцы сохранили в сердце тепло домашнего очага, но напрочь стерли из памяти ужасы весенней генеральной уборки.

Леонора окинула взглядом единственную в избе комнату, на добрую четверть занятую облезлой печью. Оставшиеся три стены были загорожены неимоверным количеством сундуков и шкатулок. Только в центре стоял невеликий стол, да еще узкая кровать пряталась за цветной занавеской. Второе спальное место было оборудовано на самой печи.

Женщина покачала головой. Когда же она так запустила свое жилище, что оно стало более походить на кладовую?

В решимости возвратить место для жизни, она подобралась к одному из сундуков с намерением перетряхнуть его сверху до низу. Быть не может, чтобы одинокой даме с дочерью требовалось столько вещей в крошечном доме.

Леонора откинула крышку первой жертвы и вгляделась в ее нутро. Жертва – небольшой резной ларец – ощерилась в ответ металлическим блеском длинных стержней разной толщины. Женщине потребовалось несколько мгновений, чтобы распознать в них вязальные спицы дочери. Похоже, что этот ларь находится под протекцией Арис и вторжение может эскалировать конфликт.

С неохотой ларец сместился в сторону, открывая подступы к сундуку побольше. Сундук оказался полон пряжи и мешочков с лавандой, отгоняющих жадную моль. Леонора молью себя никак не считала, но и ей пришлось отступиться от идеи уничтожить содержимое. В конце концов, рукоделие дочери уже два года кормит их обеих, нет никакой причины вмешиваться в его организацию.

Пряжей и образцами вязаных узоров оказались полны еще два сундука. Леонора изрядно подивилась обширности территорий, занятых пасмами и клубками. Закралась мысль, что пряжа множится уже как-то самостоятельно. Возможно, моль должна бы контролировать ее поголовье, а отсутствие такого важного санитара сулило природную катастрофу. Нужно будет поговорить с дочерью, когда та вернется, хотя дома она бывает все реже.

Леонора зевнула устало, но закрыла сундуки и стянула остатки сил к другому фронту. Ей же достанет воли управиться со старой одеждой?

– Тетушка Леонора, вы проснулись? – спросила Селена, вошедшая в избу спустя полчаса.

Глазам ее предстала картина неравного боя. Тут и там раскинулись старые платья, рубахи и юбки, посуда покрывала стол небольшими когортами из тарелок, пиал и кувшинов. Крошечный участок пола в центре хаоса стал вместилищем для аккуратно сложенной ветоши и битого соусника на ней. Леонора сидела рядом с этой конструкцией в полном изнеможении.

– Тетушка, что случилось? – ужаснулась гостья, не знавшая, на чем остановить свой взор.

– Здравствуй, Селена, – подняла глаза хозяйка, – я произвела ревизию. Вот, этот старый плащ и соусник с трещиной давно пора вынести из нашего дома. Здесь не место для хлама, хранить стоит лишь вещи, несущие ценность.

Как видно, правило соблюдалось под этим кровом свято, потому ценность несли почти все найденные по сундуками предметы. Юбки оказались весьма годными к носке, старые шали – памятью о матери, посуда – недостаточно щербатой для расставания. Под конец переборка велась уже на одном только упрямстве, без надежды на новую жизнь в освобожденной светлой клети.

Селена вздохнула – следовало прийти раньше.

– Вы ели, тетушка? – вопросила она, приближаясь к столу и тщетно силясь обнаружить на нем следы обеда среди кухонной армии.

– Нет, кажется, – припомнила Леонора, поднимаясь и оправляя домашнее платье, висевшее на ее хрупкой фигуре мешком.

Селена уже деловито снимала прихваткой печную заслонку.

– Арис говорила, что в печи оставила теплые щи. Вот и они! Вам обязательно нужно обедать.

Леонора тяжело оглядела итоги своей весенней сортировки, но не прекословила. С неожиданной покорностью заняла она лавку и принялась тихонько переставлять посуду, освобождая краешек стола. Движения ее растеряли недавнюю расторопность, держаться прямо давалось непросто. Заметив это, Селена ускорила хлопоты с ухватом.

– Вам нельзя ложиться без еды, дорогая тетушка, – заговаривала она, не давая обессилевшей хозяйке провалиться в забытье преждевременно. – Арис так чудесно готовит, вы же знаете.

Подхватив из печи горшочек щей, она ловко переставила его на чистое место и деревянной ложкой выложила капустные горы в глубокую плошку. Сверху лег изрядный ломоть еще не остывшей буханки.

Трапезу Леонора ковыряла вяло и молча, но безропотно. Необходимость принимать пищу хотя бы раз в сутки она еще сознавала, хотя дремота шептала, что обед мог бы подождать.

Сон окончательно победил ее через четверть часа, сразу после пиалы подслащенного чая, который Селена вливала в хозяйку едва ли не принуждением.

Арис вошла, когда Леонора уже давно отдыхала за своей старенькой занавеской, а Селена завершала сложение вещей аккуратными стопками. Не ведая, куда их поместить на хранение, она все-таки не смогла взирать равнодушно на неопрятные ворохи.

Арис быстро выхватила глазами плошку с остатками щей на столе – заботливой ручкой соседки вся прочая утварь была удалена с него на узкие полки у печи.

– Спасибо, – сказала она Селене. – Ты, кажется, вовремя?

Селена улыбнулась.

–Тетушка сказала, что это необходимо выбросить, – она кивнула на двух изгнанников по центру комнаты. – Сегодня она потрудилась изрядно.

Арис сняла зимнее облачение в сенях, шагнула внутрь и не без труда притворила за собой рассохшуюся дверь.

– Матушка не смиряется, – подытожила она, с радостью и болью пополам осматривая комнату, – хотя просыпается уже не более чем на час за полные сутки.

Матушка боролась и проигрывала, сама Арис работала беспрестанно. Им нечего было стыдиться, но почему-то рядом с хлопотливой Селеной явственно проступили сиротские половички, просящие веселой снежной чистки, разбросанные мышами кусочки пакли, шаткая ножка стола и мутные окошки. Дом никогда не знал крепких мужских рук, но и спорым женским было теперь не до него.

– Ты опять ходила в библиотеку магов? – спросила гостья, венчая стопку рубах последней, беленой с расшитыми рукавами. – Нашла что-нибудь?

Вязунья покачала головой.

– На подобную болезнь нет и намека. Требуется уделять время и другим изысканиям, ради которых со мной заключили соглашение. Разрываюсь между ними день ото дня, и пока не продвинулась должным образом.

– Боишься, что право прохода в библиотеку отнимут, если ты не оправдаешь доверия? – понимающе вывела гостья.

Арис давно оценила в подруге умение делить печаль того, кто рядом. Это виделось тем удивительней, что сама Селена готовилась к скорой свадьбе с молодым аптекарем, но в собственном нехитром счастье она как будто еще острее ощущала чужую беду. Арис винила себя за корысть, но доброту ее использовала невольно – долгие отлучки в библиотеку потребовали пригляду за матушкой со стороны.

– Ты ведь только седмицу как приступила, – тепло продолжила Селена, как будто ничуть не тяготясь этим служением, – Все знают, что ты справишься.

В глазах Селены уже одно владение грамотой наделяло Арис ученой степенью – она искренне полагала, что с доступом в кладезь премудрости магов той под силу любое свершение.

– Спасибо, добрый мой друг, – ответила Арис, не вполне разделяя веру в могущество своего рассудка.

Будет шанс – она непременно отплатит Селене за преданность, а пока примет то, что дается. Не время теперь чураться помощи.

Гостья позаботилась даже о том, чтобы встретить младшую хозяйку кипящим самоваром. Закончив с одеждой, она принялась уверенно разливать ароматный чай и колоть маленький брусок свекловичного сахара. Арис едва умыла руки и сняла с полки горшочек варенья (приобретенного в памятный день потери свитера), как в ее холодные пальцы оказалась втиснута жаркая пиала.

Селена бойко плеснула чаю и себе. Свободная лавка была одна, и девушки подсели вплотную друг ко другу, тесно прибрав тяжелые юбки из шерсти. Арис поднесла пиалу к губам и вдруг с подозрением принюхалась – чай оказался незнакомым и терпким.

– Я добавила толченый корень, – чуть виновато пояснила Селена, сконфуженная этим замешательством. – Название странное, как и запах, на память не легло. Говорят, он дарует бодрость и на востоке ужасно дорог. Кинри говорит, – добавила она, смущаясь еще более. – Это он передал, для вас обеих.

Арис нашла вкус непривычным, но судить решила по плодам, а не первому впечатлению.

– Оценим же мудрость древней державы – как знать, что поднимет матушку? – изрекла она, но впечатление все же смазала ложкой варенья.

– Тетушка больна уже пятый год? – припомнила гостья осторожно и тоже потянулась к малиновой сладости.

– Пять зим назад внезапно вернулась с гастролей с жалобой на хворь, поставила чехол со скрипкой в угол и слегла. – Арис без охоты воскрешала тот день в памяти, но деликатная Селена доселе о многом не вопрошала, а теперь имела право на знание. – Поначалу матушка еще поднималась часто и могла даже домовничать, хотя утомление подступало все быстрее. Теперь же она почти бессильна. Я страшусь за ее разум. Напрямую болезнь его не затронула, но он едва успевает проснуться, как снова оказывается стянут липкими сонными путами.

Думать об этом было страшно. Пока еще матушка имеет ясный ум, но уже не всегда может позаботиться о себе. Сон все сильнее манит ее забыть о пище и гигиене – и все равно, поднимаясь раз за разом, она продолжает искать себе хлопоты.

– Тетушка удивительная даже сейчас.

Селена посмотрела на занавеску, укрывшую сон Леоноры. Этот чай с привкусом тоски, узкая лавка, невольно приоткрытая жизнь соседки сподвигли девушку негромко задать вопрос, на который она прежде не отваживалась.

– Твоя мама ведь не из простых, правда? Даже в речи она не похожа на нас.

Арис дернула уголком губ, но не сумела улыбнуться, уставившись на темные бревна стен.

– Если бы я могла знать это точно, – вздохнула она, наконец.

Селена безмолвно ждала продолжения, и собравшись, Арис действительно решилась поведать больше:

– Когда я родилась, матушка арендовала дом в каком-то богатом квартале. Я плохо его помню, но иногда он является мне во снах с ореолом роскоши и сказки – хотя едва ли он был велик на самом деле. Кажется, у нас была даже кухарка.

Порой Арис хотелось узнать у матери, где расположен этот дом, можно ли взглянуть на него теперь – но она так и не решилась ворошить свои детские видения.

– Мы жили очень замкнуто, как будто в ожидании чего-то, – сказала она вслух. – Матушка отдавала много сил моему воспитанию, вероятно, имея в виду иное будущее, чем наша избушка. Я подросла и стала задавать вопросы, но большинство из них мне прояснить не удалось. Матушка называла свою девичью фамилию Талео, однако, возможности разведать что-либо о реальности этой династии мне не предоставилось.

Арис замолчала снова, сделав глоток и уже привыкая к резкому привкусу дареного напитка. Многим хотелось еще поделиться, но есть вещи, которые не обсуждают даже с подругой.

Много ли правды было в том немногом, что поведала ей матушка? Даже в самые задушевные минуты она избегалаговорить дочери об отце. Неизменно жестко стояла лишь на том, что его забрала последняя война с Тассиром, но брак их был честным. Говорила, теперь они с дочерью носят другое родовое имя, только ни разу его не назвала и прятала глаза. Историю встречи матери с отцом или хотя бы намек на его род его войска Арис ни разу выпытать не удалось. Спрашивать бумагу о венчании казалось уже сущим предательством. В конце концов, она оставила расспросы, несущие матушке скорби.

По речам и умениям Леоноры Эмильевны было неоспоримо, что другую жизнь она видела близко – но была ли ее частью? Талантливая к сочинительству, быть может, и свадьбу придумала для себя и людей, покрывая душевные раны и защищая дочь.

Арис медленно водила пальцем по ободу некрашеной глиняной пиалы. Продолжать начатый рассказ было непросто, но держать в себе оказалось еще тяжелее.

– Мне было около восьми, когда дом пришлось оставить и перебраться сюда. Полагаю, почти все ценное было на тот момент уже распродано, разве что любимую скрипку матушка не решалась променять на серебряные луны. Это оказалось мудрым решением – через четыре года, она оставила меня подлетком на поруки добрых соседок и начала гастроли со знаменитым оркестром "Голос Ладии". Матушка очень музыкальна – это дало нам, наконец, возможность достойного заработка. Порой мне кажется, что это время было самым счастливым для нее. Я знаю, что она переживала за меня и мучилась виной, но рассказы о поездках по империи, об успехе их музыки – переполняли ее восторгом.

– Я помню, – добавила Селена, – иногда, возвращаясь, она позволяла всей улице собраться и слушать ее игру. Мы плакали, не зная сами отчего.

Арис тоже вспомнила те летние воскресные вечера, когда соседи собирались в скудном дворике, садясь на принесенные лавки, низкие скамейки или прямо на землю – и жадно вбирали музыку матушки, сдобренную неспешными речами о дальних краях. Она могла говорить им что угодно – спорить никто не брался, от мала до велика все пребывали под гипнозом ее смычка и слов без малейшей магии.

– Болезнь ее началась в мои пятнадцать, – сказала она. – Все, что скопила матушка, ушло на лекарей. Они только разводили руками, сойдясь на одном: хвори нет, но что-то пьет ее силы и наводит неодолимую дремоту. Внутри нее причину так и не нашли, чужих артефактов тоже не обнаружили. Она просто угасает безо всякой боли. Проснувшись, бросается что-то делать, хочет жить, но этого хватает теперь едва на час, а снадобья для придания сил, похоже, никак уже не действуют. Порой весь час она только играет на скрипке, не то хватаясь за прошлое, не то с ним прощаясь.

– Маги тоже не сладили? Наверное, брали дорого? – спросила гостья.

– Немногие согласились провести осмотр за нашу скудную плату, но и с них толку было мало. Вердикт не изменился. Я готова была обивать любые пороги, но матушка вдруг отрезала, что больше расходов на магов она не благословляет.

– Неужто тетушка поверила, что ты бросишь искать помощи? – зная искреннюю близость подруги с матерью, Селена изумилась.

– Мне пришлось, – горько улыбнулась Арис. – Узнав, что я продолжила поиски дельного мага, она весьма рассердилась и как будто с неохотой призналась, что старые связи позволили ей наведаться в дом одного из сильнейших чародеев Ладии. К несчастью, его вердикт ничем не отличался, потому она запретила дальнейшие бессмысленные траты. Мое недоверие к ее решениям очень оскорбило матушку. Всего раз я еще сумела привести чародея, но матушка гневно отвергла его услуги.

В самом ли деле болезная сумела добиться приема у кого-то из Магистров, Арис не ведала. Здоровье Леоноры еще позволяло ей бывать вне дома, но прежде о подобных знакомствах она умалчивала.

– Когда среди нас явилась Лея Сальвадоровна, я попыталась вновь говорить с матушкой об осмотре. Во всяком случае, Лея бы нас не разорила, зато могла подарить еще каплю надежды. Однако, матушка не пожелала и слышать об этом. Магические книги – моя последняя возможность искать выход, не нарушая запрета, – скорбно подытожила Арис.

Селена не ответила, только накрыла ладошкой пальцы подруги, жестом повторяя реченную ранее веру в счастливый исход: и нет разницы, быть ему логичным или чудесным.

Странный чай исчез из пиалы на удивление скоро. С его ли живительной силы или по всегдашней хозяйской ответственности, но Арис поднялась из-за стола и принялась освобождать пол и лавки. Сегодня она была уже третьей женщиной, прикоснувшейся к наведению порядка – маленькая изба давно не знала такого внимания.

Льняные летние юбки отправились на дно большого сундука дожидаться срока, рубахи легли поверх. Четыре цветные домашние шали (первые кривоватые эксперименты с вязанием) устроились чуть ближе.

Арис вовсе не желала выпроваживать подругу – работать руками за беседой казалось правильно и уютно. Невольно приученная к замкнутости, поначалу она не ведала тягости одиночества даже с болезнью матери. В последние же дни, когда бремя бывать с людьми выпадало все чаще, повинность эта вдруг обернулась благотворной и почти желанной.

Однако, Селена не задержалась. Как видно, она и сама имела чем заняться дома в большой семье, тем более, что родительский кров ей предстояло скоро покинуть с положенным девичьим плачем.

Прощаясь, соседка обняла молодую хозяйку, сначала негромко и тепло обещая свои молитвы, затем, деловито добавив:

– Завтра занесу пару окуней с отцовой подледной рыбалки.

Арис была благодарна и за то, и за другое.

Отдельным видом странных женских развлечений можно означить “уборку после уборки”. Адептки новых традиций войны с домашним хаосом не зря советовали воздержаться от кавалерийского наскока. Их стратагемой были “шажочки”, а первой вылазкой полагалось начистить до блеска медный таз при кухонной бочке. Только у Арис его заменяла деревянная кадка, отчасти черная, отчасти зеленая. Кадка не блистала в былые времена – не сиять ей и ныне, потому девушка как-то сразу почувствовала себя чуждой последним веяниям домовитости и в их подробности не входила.

Вязко и бессмысленно топчась мыслями вкруг этого нехитрого предмета, Арис добралась с ворохом лент до последнего ларца, так рьяно опустошенного матерью. Атласные змейки почти опустились на место, когда на деревянном дне ларчика девушка приметила край бумаги, застрявшей в зазоре между дном и толстой стенкой.

Продолжать переборки она не рвалась и в первую секунду хотела забыть о находке. Затем, сетуя на сознательность, все-таки вытащила его и понесла к шкатулке для бумаг. Ленты шли в дело крайне редко, и Арис запоздало удивилась появлению под ними сложенного вчетверо квадратика – дорогого, с голубою тонировкой. Развернув почти машинально, девица запнулась на пути к уместному хранилищу.

Сердце шумно разогналось, и в жизнь Арис ворвались две строки из иного мира, брошенные знакомой скорописью матушки:

“Д.А.: Раскудрявая аллея, 15”.

Кто такой “Д.А.”? Живет ли он еще в указанном квартале богатых аристократов?

Значит ли это, что ее отчество начинается на “Д”?

Виола встает на защиту горожанок

В Итирсисе: 15 марта, вторник

Вернувшись домой, Виола определила себе полчаса поплакать.

По дороге из гильдии магов она сложила примерный новый план, и все-таки обида на неудачу и надменное обхождение была еще очень сильна. До сих пор в городе ей изрядно везло, доброжелательные соседи не пытались указать ее место. Она стала забывать, что покинула деревню три месяца назад, что ей двадцать и она, вдобавок, – барышня. Разговор в кабинете эконома стал унизительным щелчком по носу.

Уткнув метафорически пострадавший нос в подушку, Виола несколько раз всхлипнула и старательно оросила ее двумя слезинками. На попытке выжать третью она услышала, как Себастьян покинул комнату и отворил кому-то дверь. Сначала она прислушалась к голосам внизу – кажется, заглянул Дарий младший. Потом она прислушалась к голосам в себе – не обнаружит ли желания побыть одной? Поскольку таковое сильно уступало любопытству, девушка поспешно высунулась в окно, снегом с подоконника остудила чуть припухшее личико и вышла из непродолжительного затвора.

С галереи она спускалась уже полная достоинства и всей доступной грации. Радостный взгляд, который бросил на нее стоящий внизу Дарий, в целом, смягчил дневные досады.

– Виола Базилевна! Рад, что застал вас дома… то есть, в трудах мастерской, – быстро посерьезнел он, памятуя ранимость девицы в отношении ее детища.

Себастьян почувствовал себя лишним, именно поэтому так и остался в общей зале, усевшись за стол поудобнее.

Виоле пришлось по душе, что в кои-то веки игнорируют не ее, поэтому Дария она приветствовала особенно благосклонно.

– Вы давно не заглядывали, – заметила она с мягкой улыбкой.

– Все дела, – ответствовал сосед. – Улучил минуту проведать, в добром ли вы здравии.

– Значит, чаю не греть? – все-таки встрял Себастьян, про себя потешаясь над тем, как замедлились движения его беспокойной сестренки, а речи ее стали плавны и величавы.

Дарий не нашелся с ответом, но Виола избавила его от этой необходимости. Порывшись в творческом беспорядке стола, она вытащила увесистую книгу и протянула гостю.

– Я как раз думала показать вам наше новое изобретение – справочник растений с ароматами, – начала она экскурс, – их существует только два: первый экземпляр принадлежит заказчику, а тот, что у вас в руках – наша собственная копия. Хотелось бы услышать ваше мнение, где и как лучше распространить такое чудо по столице.

Оружейник с интересом открыл книгу – попалась литера “М”. Обнаружив на развороте с мелиссой круглый чернильный штамп в правом нижнем углу, он коснулся его пальцем, и страница поделилась легким летним ароматом. Придя чуть не в детский восторг, он последовательно изучил запах миндаля, можжевельника, мылянки лекарственной и мытника болотного. Каждый раз тонкий дух выбирался на мгновение из своей бумажной клетки и растворялся, не требуя отмены действия.

– Потрясающе! – искренне дивился Дарий, – Я гораздо более узко представлял себе возможности господина мага. Примите мои поздравления, Себастьян Базилевич!

– Бумага – тоже отчасти дерево, – скромно сказал маг, – думаю, еще десяток лет – и это изобретение окончательно заменит пергамент.

– Идея, смею предположить, ваша? – Дарий, не слушая, уже повернулся к девушке.

– Да, причем совершенно спонтанная, – гордо заявила Виола, понемногу приближаясь к привычному темпу речи от нашедшего волнения. – Я думаю предложить его аптекарям, если у всех гильдий есть своя библиотека. Для частной коллекции наша книга довольно дорога, но я все же разузнаю, кому из братства она будет интересна.

– Не забудьте об университете, – охотно проникаясь прожектом, соображал Дарий, – Тривиум и квадривиум наук не включают медицину, но пополнить либерию диковинкой ученые мужи не откажутся.

– Университет, конечно! – поддержала девушка с энтузиазмом. – Знала, что вы подадите мне дельную мысль.

– Кроме того, попробуйте воплотить вариант более простой и экономный – открытки с ароматом чего-то такого банального и расхожего… розы, пионы, лилии, – Дарий небрежно пощелкал пальцами свободной руки. – Франтам из аристократов должно понравится на подарки юным леди.

На секунду сосед запнулся, сообразив, что мысль о скромном даре, никак не обязывающем девушку, должна была прийти к нему в голову раньше и при других обстоятельствах. Теперь прозвучало так, словно он считает цветы бесполезной тратой, достойной только богатых бездельников. Опасно бросаться такими заявлениями, не прощупав предварительно почвы. Пусть Виола и видится ему образцом практичности, это не говорит еще о ее полном небрежении к традициям.

Впрочем, девушка не выказала обиды. Наморщив лоб, она подхватила:

– Идея ценная. Потребуется плотная бумага, декоратор и новые пути продажи. Едва ли здесь поможет гильдия…

Дарий бережно и неохотно закрыл справочник, возвращая его хозяйке, когда та внезапно сменила тему, снова замедляя вдохновенный речевой галоп:

– К слову, Дарий Дариевич, отчего у вашей двери нет герба? Ведь вы, должно быть, состоите в гильдии Оружейников?

– Разумеется, – распрямился и без того широкоплечий гость, – в числе самых почтенных мастеров и предприятий. Наш герб повешен в торговом зале. Загляните уж как-нибудь к нам, заодно товар посмотрите.

Распорядительница из его ответа выудила главное, чего прямо спросить еще не успела – в гильдию оружейников предприятия принимаются. Однако, она отвернулась отнести книгу на стеллаж под лестничной галереей и вслух заметила небрежно:

– Быть может, полюбопытствую, хотя в оружии не смыслю, подобно большинству девиц. Впрочем, и среди них есть ценители, не так ли?

В отличие от с трудом прикусившего язык Себастьяна, Дарий не сразу угадал, на какой тонкий лед его сманивает новая нить разговора – слишком уж чиста была его совесть. Только через несколько секунд он квалифицировал плохо сыгранное равнодушие Виолы.

– Едва ли, – ответил он очень твердо и сделал честные глаза, – девушки нашим оружием интересуются редко.

– Удивительно, – Виоле пришлось увеличить прозрачность намека, – я столько раз наблюдала приход одной горожанки.

– Когда же это могло быть? – Дарий окончательно потерял память, едва удерживаясь от картинного почесывания затылка.

– В первый раз я видела ее около седмицы назад, – уже краснела хозяйка, по счастью, еще стоящая к нему спиной у стеллажей, – затем еще раз утром в… ах, разве же я запоминаю?

– Должно быть, это нас посещала Арис, – сжалился оружейник. – Она не покупательница.

– Так что же? – Пожала плечами девица, вынужденно возвращаясь. – Это мне известно, поскольку мы познакомились с ней утром в гильдии магов. Разве это не делает ее ценителем? Полагаю, с таким экспертом работать весьма увлекательно?

Себастьян все-таки налил чаю (правда, себе одному) и с предвкушением подвинул ближе миску сахарных орешков.

Дарий тем временем быстро решал в голове детскую загадку с начерченными лабиринтами: как рыцарю не ступить на ту дорожку, которая приведет в драконье пламя вместо прекрасной царевны?

– Да, – осторожно начал он, – отец воодушевлен и возлагает на нее большие надежды.

– Вы работаете над прожектом вместе? – спросила царевна-дракон.

Храбрый оружейник сделал рискованный ход в лабиринте, решив не дожидаться появления слухов.

– В нем я почти не занят. Однако, я помогаю Арис в качестве консультанта. Надеюсь, она сообщила вам, что у нее свое дело в области вязаной моды?

– Ваша наука? Эту часть она исполнила, – прохладно кивнула девушка.

– Надеюсь, мои советы помогут ей в развитии дела, а мне дадут необходимую практику, – Дарий старался предельно высушить свою жесткую логику от намека на эмоции.

При всем расположении к Арис, он не обнаруживал в замкнутой вязунье той общности взглядов, которая открылась ему еще при первой встрече с бойкой распорядительницей.

Виола и без того уже почти наигралась в ревнивую барышню – роль оказалась ей тесна и скучновата, брат вотще наладился зреть драму на котурнах. Профессиональная горячность снова охватила девушку, оставляя в области ее внимания только деловое соперничество.

– Меня очень впечатлило, что вы добились для нее входа в магическую библиотеку, – сказала она, заставив Себастьяна подавиться арахисом. Внезапно он полностью разделил заботы сестры о прожектах соседской оружейной.

Если для Виолы преуспевание мастерской было сверкающей целью, то для юного мага оно мнилось скорее шансом изыскать средства и связи для настоящего обучения. Пока с предварительной платы аптекаря ему удалось приобрести лишь одну подержанную книгу, которую он выбирал так тщательно, будто собирался на ней жениться.

– В некоторых случаях маги допускают коллег из других гильдий в свои сокровищницы, – поделился Дарий, отмечая, что в лабиринте с драконом он если не дошел до царевны, то, по крайней мере, притаился в безопасном тупике.

– Принадлежность к другой гильдии обязательна? – с досадой спросил Себастьян.

– Боюсь, что это так, – огорчил гость, разводя руками, – нужно быть мастером или сотрудником предприятия, уже состоящего в братстве.

Виолу, впрочем, это смутило гораздо меньше. Тайна бодрости ее духа раскрылась тотчас же:

– Дарий Дариевич, как можно попасть в гильдию оружейников? – невинно спросила распорядительница артефактной мастерской.

– Оружейников? – спросили Дарий и Себастьян стройным дуэтом.

Виола продолжила улыбаться, кожей ощущая, как брат пытается диагностировать ей помешательство. С оружейниками ее сближало только то, что она два раза брала в руки тяжелую и давно устаревшую шпагу Себастьяна.

– Оружейников, – подтвердила она, чуть склонив голову на бок.

Дарий поморгал, задумчиво оправив расстегнутый тулуп. Верхнюю одежду он не снял, в самом деле торопясь, так что в теплой зале ему становилось жарко.

– Наше сообщество довольно открытое. Принесите в гильдию созданное вами оружие для оценки. Если его качество окажется достойным братства, проблем возникнуть не должно.

– Восхитительно, – сказала Виола.

– Но они могут проверить, что оно изготовлено вами, – добавил Дарий.

– Великолепно, – согласилась Виола.

– Например, заявятся к вам в поисках кузницы или иных приспособлений, так что купить чужое и выдать за свое не получится, – все еще втолковывал гость.

– Обижаете, Дарий Дариевич, – подняла брови девушка.

Оружейник пробормотал слова извинения, все еще не улавливая задумки. Похоже было, что пояснять ему ничего не планировали, а любопытство уже разбередили.

– Есть какие-то особые условия шедевра, кроме очевидных? – только и уточнила распорядительница.

– Пожалуй, формальных ограничений нет, остается только здравый смысл.

Себастьян на этих словах покашлял со значением, но Виола осталась верна своей невозмутимости. Повисла пауза, и Дарий вынужден был деликатно признать, что его свободное время вышло.

– Вы все-таки заходите к нам, – пригласил он обоих, покидая дом. – Может быть, Себастьяну Базильевичу что-то приглянется. Дорогим соседям мы предложим только лучшее.

Когда Виола заложила засов и вернулась в залу, Себастьян бросил в нее орешком.

– Рассказывай, стратегиня!

– Не разбрасывай еду, – строго сказала она, поднимая снаряд. – Это некрасиво, даже если подметать сегодня твоя очередь. Мышей не хватало еще приманить.

Брат закатил глаза, узнавая материнские нотки в ее голосе, но возражать не стал. На лавке уже не сиделось, он поднялся посмотрел на сестру сверху вниз.

– Что ты задумала? Положим, причины рвения в братство я разумел. Но кто будет делать тебе магическое оружие?

– Кто же, кроме тебя? – вопросом отозвалась секретница, направляясь при этом в кухню, устроенную в правой части клети. Готовили там редко, в основном крохотное помещение использовали для закладки дров, поскольку в залу печь выходила только задней стенкой и теплой лежанкой.

– Даже если мы исключаем сталь, я не зачарую и арбалета, в этой области наверняка годами трудятся имперские мастера, – напомнил маг.

– Я предлагаю тебе посмотреть на оружие шире, – отозвалась Виола, громыхая утварью, – Оно требуется не только в открытой войне и не только мужчинам. В столице тысячи простых женщин беспокоятся о своей безопасности, не нося при себе и кинжала – в неумелых руках он может стать подспорьем нападающего.

– Каков же план спасения честных горожанок? – спросил Себастьян, перекрикивая шум.

– Все просто, – раздалось из кухни, – Мы должны взять то, чем они без того владеют виртуозно, и добавить к дереву правильных чар, до которых никто прежде не додумался.

Виола грохнула котлами в последний раз, чихнула и снова показалась в проеме. В ее руках была большая кухонная скалка.

– Кто в гильдии возьмется отрицать, что это оружие – пусть бросает вызов.

Себастьян был достаточно осторожен, чтобы не бросать вызов сию минуту, но едва скалка перекочевала на стол, выступил в оппозиции. Он полчаса доносил до сестры причудливость ее идеи, но та не внимала. Она воодушевленно расписывала ему перспективы простых приспособлений, в том числе упирая на возможность сразу зачаровывать готовые скалки заказчиц, минуя этап изготовления основы – якобы это поставит производство на более широкую ногу.

Юноша напоминал, что их цель пока сводится к убеждению гильдейцев, а не продаже чарованных скалок. В ответ Виола пригрозила подарить первый образец булочнице Лату и предложить оружейникам одолеть именно ее.

Припомнив тетушку, брат и сестра, не сговариваясь и не прерывая спора, сняли с печи половину лукового пирога – холодный остаток пышного обеда из ее заведения. Поиск места на столе мог отнять немало времени, так что артефакторы принялись ужинать на весу, нервически расхаживая по зале. Дискутировать стало веселее, а пожурить их за неправильное питание было некому.

– Чем таким опасным ты собираешься чаровать эту скалку? Огненным шаром, чтобы тот уморил хозяйку на месте? – кипятился Себастьян.

– Я похожа на слабоумную? Не отвечай! – брат демонстративно захлопнул рот, а Виола дожевала и продолжила вполне серьезно: – Мы пойдем совсем с другой стороны, используем освоенные инструменты. Предлагаю начинить орудие кое-чем, сбивающим с ног. Работа в аптеке меня научила видеть привычное с нового ракурса.

– Заполнить скалку запахом? – не поверил маг. – Это ты называешь оружием?

– О, если бы ты хоть раз прогулялся со мной к порогу Кинри Благомировича, не стал бы принижать могущество аромата. Мы не будем переносить весь букет, но выберем и сгустим что-то заведомо сильное.

– Запах не может сбивать с ног! – сердитый Себастьян пошарил рукой по краю стола, не сразу нащупав под бумажным хламом крошечный бочонок с отверстиями. Щедро поперчив из него свой пшеничный ломоть, он почти целиком отправил ужин в рот и немедленно прослезился.

– Что-то сильное…– медленно повторила Виола и умолкла, остановив участливый взгляд на брате.

Юноша, в запале хвативший лишку с красным перцем, беспомощно рыдал и промакивал глаза рукавом рубахи. Виола сжалилась и подала ему воды, от перечного духа даже у нее в носу защипало немилосердно. Когда Себастьян, наконец, пришел в себя, то совершил сразу два открытия: пирогом он как-то уже сыт, а сестра не сводит с него очей почти минуту.

– Безумие, – сказал он, посмотрев на нее так же внимательно.

– Ты сумеешь задать жгучей вспышке направление? – с надеждой задала вопрос неугомонная мечтательница, отламывая ему кусок от своего пирога без специй.

– Безумие, – уже не так уверенно повторил Себастьян.

– Значит, сумеешь?

Спустя час Виола с трепетом подошла к печной стене, разлинованной углем на пять колонок: “Думание”, “Прообразы”, “Изготовление”, “Чарование” и гордое “Сдавание”.

В “прообразах” красовалась запись "дерево для К.Эд.".

К “чарованию” отнесен был "поглотитель запахов для К.Б.".

В колонке "Сдавание" теснились девять мелких заказов на греющие подставки, образуя приятный визуальный объем при пустячной окупаемости.

Торжественно вытащив специальный острый уголек, распорядительница внесла еще одну запись: под “Думанием” поместился новый прожект “Скалочки-выручалочки”.

Аптека перерождается, а кот повергает в шок

В Итирсисе: 10 апреля, понедельник

– Послать за туалетами из дома или заказать у местных рукодельниц? – крикнула Виола вниз брату через открытую дверь своей комнаты, с колебанием рассматривая единственное в гардеробе летнее одеяние.

Тепло нагрянуло в первые дни апреля. Осенью плотные накидки носятся в городе долго, пока морозы не воцарятся окончательно. Весной же едва успеешь отряхнуть их от пыли на смену шубейке, как назавтра случается пора платьев с кисейными рукавами. В этот год солнце и вовсе слизнуло сугробы за какие-то три дня, выманив любопытные носики почек.

– Родители навестят нас не раньше июня, а посылать кого-то за сундуками не слишком разумно, – ответил Себастьян, не больно-то вникая в сестрицыны метания. Мужчине что – камзол один будний, второй выходной (никогда не носится), штанов пара, пяток белых сорочек. Зимой и летом одним цветом. Даже когда новые брюки скрепя сердце закажет, упрашивает, чтобы, отличий не нашлось и полдюжины, разве что прорехи дозволит не воспроизводить.

Виола со вздохом вывела, что совета здесь ей не дождаться. Увлеченная мастерской, общительная девица не сразу осмыслила, что в городе осталась без подруг и пока не имела времени близко сойтись с кем-то из ровесниц своего круга.

Трудовые будни артефакторов в солнечных лучах полетели без оглядки – Виоле то и дело приходилось аккуратно стирать влажной ветошью угольные записи на печи, чтобы переправить их из одной колонки в другую через тонкий ручей вертикального разделителя.

Дерево для Карлоты Эдмондовны, наконец, забралось под “Изготовление”, а помимо розданных и снова заказанных греющих подставок появился еще один прожект посолиднее: две дюжины пиал с эффектом охлаждения – трактирщик Бруно Франкович надумал по лету покорить гостей замороженными десертами. Пиалы томились в разделе “прообразы”, поскольку резные узоры его края не были еще согласованы.

“Скалочки”, напротив, резво перемахнули две ступени, так как в рисовании эскизов не нуждались, а были приобретены готовыми за бесценок на первом же рыночном лотке в количестве пяти штук.

Воодушевленные отпрыски Карнелис немалым усилием минимизировали работу по воскресным дням – одним из клятвенных обещаний матушке было не свести разумные труды в столице к рабскому сребролюбию.

Вследствие такого решения передача готового артефакта Кинри Благомировичу была назначена на утро понедельника. Отложив думы о нарядах, Виола облачилась в зеленое летнее платье и обернула заказ расшитой крестиком салфеткой.

– Выходной камзол? – спустившись, она изобразила одобрительную оторопь, с ног до головы изучая брата. Тот ожидаемо продемонстрировал язык, но не рискнул язвить открыто, поскольку нуждался в какой-никакой женской руке для усмирения норовистого шейного платка.

Тем же утром Тысячелистник Обыкновенный, верный внешней котовьей невозмутимости, про себя с удивлением отметил небывалый поток посетителей. Причем последние все больше входили в аптеку, а вот приобретать что-либо и отбывать на улицу не торопились. За полчаса до назначенного срока в зале сформировался уже полный аншлаг.

Как видно, по всему кварталу пронеслось известие о том, что сегодня аптеку будут “чистить” – хотя сам Кинри пригласил на это действо только Селену. Выставить сборище не было никакой возможности: заведение в эти часы открыто, а терпеливых зрителей не испугал пока еще буйный разгул ароматов, не соблазнил к променаду и разгулявшийся апрель.

Хозяину благосклонная толпа отвела лучшее место у его собственного стола, на котором, по обыкновению, застыл и кот, устроившись сегодня возле нового артефакта, уменьшенной своей копии. Тысячелистник полагал, что своим присутствием должен освободить фигурку от излишнего к ней внимания, пока легкая слава не подточила ее деревянный характер. Словно разделяя соображение, Селена почесала его за ухом. Вряд ли бы кот потерпел такое панибратство от кого-то другого, но тут издал короткое урчание прежде, чем спохватился. Придя в себя, он на всякий случай спрыгнул на пол и затерялся в лесе чужих ботинок.

Рядом со столом волновались артефакторы – торжественный Себастьян также почтил своим присутствием аптеку, готовый к оперативной поправке магокода в полевых условиях.

В домашних стенах испытаний прошло уже несчетное количество. Мастер все вливал и вливал слои магии в сосновую фигурку, и каждый раз Виола терпеливо снимала пробы новой работы и следила за стабильностью прежних чар на нескольких выбранных травах.

Исправлять пришлось довольно, часть запахов потребовали даже перезаписи. Хотя теперь Виола была уверена в действии артефакта, трепет не оставлял ее, пока Кинри Благомирович не активировал устройство, коснувшись резного медальона на шее фигурки.

– Чудеса! – выдохнул он и немедленно снова вдохнул глубоко и счастливо, не веря собственному носу.

Воздух аптеки был чист, как горное озеро. Фигурка на столе чуть нагрелась, послушно вбирая один за другим знакомые ей ароматы растений – пропала горечь полынной настойки, густой ромашковый дух, резкая календула и еще сотни запахов, которые Виола прежде не сумела бы распознать, но теперь, после кропотливой работы над заказом, порой угадывала.

Муки мастеров окупились всеобщим восторгом и даже отдельными криками “ура”. Селена лучилась приятным изумлением, хотя аптечный букет ее как будто не огорчал и прежде. Все почувствовали, что аптеку теперь полнят ароматы, прежде сокрытые.

С кухни потянуло пшенной кашей, с улицы – печным дымом, платья девушек, только вчера вынутые из сундуков, отдавали лавандой (в результате небольших дискуссий исключенной из реестра нежелательных запахов).

– Зачастили приличные маги в нашу глушь! – выразил народное признание один из горожан. – Сначала Леюшка к нам прибыла, а ныне и еще два великих чародея пожаловали!

Гости поддержали его, покуда Виола раскраснелась от удовольствия и не стала разубеждать зрителей в своих колдовских талантах. В конце концов, без нее прожект остался бы только в мечтах аптекаря, а то и вовсе не зародился в его голове.

Себастьян нашел руку сестры и мягко сжал ее пальцы, жестом подтверждая, что собою горд, но и на ее счет с публикой солидарен.

– Теперь вам проходу не будет от покупщиков, – закивала кума Берта, знакомая Виоле, поскольку трудилась прачкой и регулярно бралась освежить одежонку Карнелисов.

– И то! – соглашались другие. – Прежде лекарства-то помогали справно, только духом пугали. Разнюхаем их нынче заново, может, не столь и благовонные.

– Как мило, что вы разделили запахи, – поддержала хвалителей любезная Селена. – Верно, проще стирать все, без разбору? Только аптека не стала бы настоящим домом.

Кинри озирался блаженно, хотя внешний облик залы от очищения ничуть не переменился. Аптекарю хотелось перебрать и поднести к носу каждый пузырек на полках, развязать каждый мешочек в шкафу – но это действо он благоразумно отложил до закрытия своего переродившегося учреждения. Такой церемонии должны содействовать полумрак, одиночество и завешенные окна. Отданные золотые луны и заготовленный остаток платы не смущали его бережливость уже ни в малейшей степени.

– Удивил, брат, – заметил невысокий полноватый мужчина у самой стены, – Достойный сын своего батюшки, семейное дело на новый уровень поднял одним движением.

– Кабы одним, – засмеялся Кинри, живо устремляясь к гостю для дружеского пожатия. – Мы это чудо с господами артефакторами месяц ладили. Не ждал тебя, Алонсо, удивил меня взаимно.

– Да уж, давненько не виделись, – от души стиснул протянутую руку мужчина.

Толпа еще охала и цокала, но заметно проредилась. Дел у насельников простых кварталов было невпроворот: под коварным солнышком на участках проступили грядки и теперь злодейски взывали к огородному долгу, хоть к окнам не подходи.

Кинри скомкано поблагодарил собравшихся для поддержки соседей, быстро отпустил несколько лекарственных пузырьков страждущим, и подарил уже все внимание узнанному гостю. Проведя его на почетное место к столу, он представил его главным участникам действа – в первую очередь, конечно, невесте.

– Прошу любить и жаловать – старинный друг нашей семьи, Алонсо Давидович.

На вид Алонсо казался не слишком старинным, во всяком случае, в деды аптекарю вряд ли годился. По первому впечатлению Виола отнесла бы его к обычным обитателям кварталов где-то меж улицами Кленовой и Резного листа – выглядел он, пожалуй, опрятно, обувь носил крепкую, однако от респектабельности его грубый суконный жилет отстоял весьма поодаль, Кинри и Себастьян на его фоне гляделись куда представительнее.

– Доброго дня, – на правах почти уже хозяйки тепло приветствовала Селена и обозначила поклон. Виола, будучи леди, только слегка опустила подбородок.

– Он держит трактир, хотя нас извечно роднило увлечение флорой, – дополнил ознакомление аптекарь.

Действительно, на почитателя растений он походил изрядно, легко воображалось, как его короткие пальцы бережно фасуют гербарий для просушки в хрустящих страницах – если книги, конечно, были ему доступны. Распорядительница нашла, что начинает уже разбираться в людях.

– Это моя истинная страсть, – посмеялся горожанин, – но в блюдах она тоже нашла отражение. Загляните отведать фасолевой похлебки с лавровым листом ко мне в “Золотой шафран” у площади Музыки.

Виола мысленно стукнула себя по лбу, подумала и отвесила добавки за развившийся снобизм. Пришлось нехотя признать, что до чтения по лицам ей пока далековато – “Золотой шафран” был изысканнейшим заведением в центре столицы, куда изо дня в день стекалась высшая знать на легкий обед и чашечку горячего какао. Атмосфера живописного “трактира”, даже зимой увитого изнутри живыми цветами, располагала благородных леди назначать там встречи подругам, а кавалеры не брезговали приглашать предметы своих ухаживаний – в том числе потому, что под надзором вышеозначенных матрон ничто не грозило репутации юных барышень.

Словом, скромный горожанин оказался крайне состоятельным предпринимателем.

“Учись, подруга, – назидательно сказала распорядительница внутренней Виоле, – едва ли ты сумела бы сохранить такую простоту манер на его месте.”

Достойный Алонсо Давидович не ведал, что стал причиной строгой немой проповеди. Кинри представил ему сначала невесту, затем и артефакторов, на что трактирщик разразился искренними поздравлениями и с чувством сызнова расхвалил преображение аптеки.

– Счастлив, что стал свидетелем твоего успеха, – повторял он аптекарю, – может и не поверил бы, что попал по адресу, окажись тут на день позже!

Он с любопытством вертел в руках фигурку, только что не пробуя ее на зуб.

– Мастер Себастьян, возможности дерева изрядно меня удивили! Климат во всех трех залах я поддерживаю россыпью топазов, которые приходится держать поближе к окнам. Они не очень-то сочетаются с идеей дикого цветущего сада, а накрытые – изрядно теряют эффективность. Мне никогда не предлагали зачаровать собственно дубовые кадки. Будет над чем поразмыслить. Еще раз мои восхищения мастеру и его очаровательной помощнице!

Не то, чтобы помощнице польстило именование, но интерес и одобрение человека преуспевшего легли-таки бальзамом на ее сердечко. Вмешиваться в разговор она до поры не стала, но про себя уже формулировала деловое предложение владельцу “Золотого шафрана”.

– Собственно, шел-то я по другому вопросу, – продолжил тем временем последний.

– Позволь угадаю – ботаническому? – спросил Кинри с хитринкой. Посетители уже разошлись, больше не отвлекая его покупками. Как видно, почтившие сегодня присутствием городские жители в основном отличались исключительным здоровьем.

– Хоть бы для приличия ошибся, – пожурил Алонсо, смеясь, и обратился к подробностям: – Представь себе, вчера прямо на Раскудрявой аллее обнаружил растение. Как снег сошел – там в избытке мелкой зелени проклюнулось, но он сразу на себя внимание мое обратил. Стебель еще невелик, с локоть, но уже показались листья с желтыми прожилками. Как я ни бился – так его и не опознал. Не то трава, не то куст, не то молодое деревце. Скажешь, в начале весны трудно малые растения сходу классифицировать, только я уверен, что такого не встречал, а уж опыт у меня имеется.

Мимолетом предрекая Кинри Благомировичу изыскать новое растение, Виола и не думала, что здесь ее прозорливость покажет себя с лучшей стороны. Строго говоря, экзотический побег был найден трактирщиком, но коль уж он явился за консультацией, почестями открывателя сможет и поделиться.

– Так что, друг мой, нуждаюсь в твоем остром глазе, – закончил гость.

Кинри привычно дернул очки, несколько компрометирующие остроту его глаза.

– Лестно, Алонсо, лестно и любопытно. Теперь уж темнеет не рано, так что вечером с Селеной мы выберемся на прогулку и рассмотрим твою диковинку, если ее ребятня еще обратно в землю не втоптала.

Селена застенчиво расправила юбку и улыбнулась, обрадованная, что от своих премудрых дел Кинри ее отстранять не пытается.

– Зачем! – горячо возразил гость. – Я уж ему пропасть бы не позволил. Выкопал тот же час и пересадил в горшок. Даже с собой принес, оберегая твою занятость. Вот он, на подоконнике дожидается, в тепле и безопасности.

Алонсо обернулся к одному из окон рядом с опустевшим входом и разом потерял красноречие. Избежавший травмы на людной аллее росточек прямо сейчас обретал свою кончину во мнившейся верхом надежности аптеке. Причем беда пришла откуда не ждали – самозабвенно чавкая, с растением расправлялся Тысячелистник Обыкновенный.

– Батюшки! – сгорая от стыда и недоумения, Кинри устремился отдирать кота от свежей зелени.

Тысячелистник оказал сопротивление, пытаясь завершить свое черное дело. Оставшаяся у стола четверка пораженно замерла, не узнавая в увертливом животном мудрого аптекарского наставника.

Бой шел с переменным успехом, и Алонсо метнулся вослед, подхватывая в руки большой цветочный горшок, покуда его обитатель еще сохранял вялые признаки жизни.

– Никогда его таким не видела, – пролепетала Селена так трагично, будто от века привычный уклад обращался на ее глазах в руины.

– Должно быть, весна разбередила в нем что-то кошачье, – медленно изрек Себастьян, наблюдая за борьбой.

Кинри все-таки удалось подхватить хвостатого соратника на руки, и тот, наконец, примирился с действительностью.

– Прости, Алонсо, – говорил бледный аптекарь. – Думаю, умей он говорить, он извинился бы пред тобой за свою неуклюжую вспышку. Я сам виноват: следовало раньше найти на заднем дворе пучок первой травки и принести ему в угощение. Природа свое берет.

Тысячелистник замер, но его тяга к зелени в хранимом Алонсо горшке была еще очевидна.

Кинри не стал говорить этого вслух, но нехорошая мысль пронзила его и заставила устрашится – возможно, Тысячелистник Обыкновенный просто стареет. Это было нелепо и больно сознавать. Кот был с ним, здесь, в этих стенах, с самого рождения, он совсем не менялся с годами, и догадка о его смертности даже не приходила в голову.

Селена разделила его печаль и тихо приблизилась.

– Господину Тысячелистнику лучше теперь поостыть наверху, – предписала она, аккуратно принимая белого кота. Протест последнего выражался лишь сварливым содроганием хвоста и уса.

Не будь Себастьян слегка контужен недавними похвалами и профессиональной гордостью, он бы заметил, что уносимый из помещения кот отчего-то не сводит взора именно с его скромной персоны. Имей юноша, вдобавок, селенину интуицию, он мог бы разобрать даже укоризну этих глаз, вызванную отнюдь не личною кошачьею обидой:

“Пришлые двуногие почти лишены слуха, но ты-то куда смотришь, маг-древесник?”

Светские визиты молодого мага

В Итирсисе: 19 апреля, среда

Слабостью Алессана было некоторое лицедейство. Во всем одаренный природой, он находил своим долгом и призванием подавать оное богатство в самом выгодном свете.

В апрельское утро высокая планка заставила его подбирать выходной туалет со тщанием и в конце концов сделать ставку на черное с серебром. Жестом истинного художника он сбросил статусные перстни, отверг и пудру для волос. Главной декорацией стала витая гарда фамильной шпаги, ее блеску скромно вторили пряжки на ботфортах и фибула короткого плаща.

Ближе к полудню Алессан приобрел несколько белых тепличных роз, почти недоступных в такой сезон, беспощадно обломал им хрупкие стебли, бутоны же пристроил в поясную сумку. Подготовленный таким образом, он покинул роскошные кварталы и достиг окраин, где тенью прильнул к стене искомого дома на темной стороне улицы.

Юноша рассчитывал повеселиться на свой манер.

Ему выпало томиться во мраке около часа прежде, чем охотничья выдержка вознаградилась. В счастливый миг он начертался из ниоткуда пред лицом той, ради кого изнемог.

Явление, без сомнения, было ярким. Иные сочли бы его даже эффектным, не зацепи герой плаща о рыжий гвоздь. Хотя расставание с крепежом сопроводилось некоторыми неотрепетированными выражениями, он ловко сладил с препоном и вернулся в образ.

Одним шагом Алессан заслонил путь девице и, едва тронув шляпу, обронил с ленцою:

– Спешить изволите, Лея Сальвадоровна?

Магичка остановилась, коротким взором оценила вид своего собеседника, и не стала таить удивления:

– Помилуйте, Алессан Диегович! Вы – да в наших краях!

– Давно ли эти края ваши, – усмехнулся кавалер.

Он хотел предложить собеседнице свой локоть, но на правой руке та несла потрепанную корзинку, так что ему осталось только зашагать с ней рядом, когда она продолжила свой путь.

По лучшему сценарию Лея сама должна была вопросить его о цели визита, но он достаточно знал упрямую девицу, чтобы не ждать от нее такого подарка.

– Досадно видеть вас в буднем платье в такой день, – заметил он против приличий.

– Сегодня какое-то торжество? – не слишком изумилась на этот раз Лея.

– Я вижу – вы помните, – рассмеялся ее тону Алессан, – этим вечером должна состояться наша помолвка.

Лея пожала плечиком, не сбавляя шага.

– Вы не лучились восторгом от договорного брака, о чем даже письменно меня уведомили.

– Ошибаетесь – я не в восторге от невесты, а союз наших семей устраивает меня во всех отношениях. В доказательство этого я даже решил помочь вам нарядиться для праздника, – с этими словами юноша неожиданно воткнул белую розу в сложную прическу собеседницы.

– Прекратите, Алессан, – Лея оставила светский тон и соизволила рассердиться. Она подняла свободную руку снять цветок, но бутон прирос к волосам.

Юноша довольно рассмеялся.

– Пока вы прозябаете в этом захолустье, я не оставляю занятий.

Алессан был в самом деле талантливым учеником, маг-отец гордился им неимоверно. Подобно ее батюшке, он считал брак с Леей делом решенным – обе семьи обладали титулом, состоянием и немалым даром. Кроме того, дети почти росли вместе, и были достаточно хороши собой, чтобы объявить в свете эту партию превосходной.

Алессан попробовал было влюбиться в невесту, но не нашел в себе должного трепета. Тогда он просто смирился – женитьбы ему не избежать, так почему бы не на хорошенькой богатой Лее. Смотреться рядом они будут поэтично.

Вопроса будущей верности он для себя пока не решил.

Поэтому жених был неприятно удивлен тем, как невеста легко бросила и его, и общество ради подросткового бунта и жизни сбедняками.

– Белый вам к лицу, – поддел он, наслаждаясь местью, и прибавил еще один цветок к ее прическе.

Лея остановилась и повторила попытку отцепить чужие прикрасы, однако те не поддавались. Алессан, веселясь, протянул к ней руку со следующим бутоном.

Девица сделала шаг назад, уходя от прикосновения, только бутон тотчас поплыл по воздуху и пристроился около первых двух.

Когда четвертая роза сорвалась с ладони юноши, Лея была уже готова.

Резким шепотом она заставила невидимую стену разделить ее и настырного кавалера. Легкая рябь в воздухе заставила прохожих обернуться на их маленькую дуэль, но у Леи не было возможности отвлечься на вежливые вопросительные приветствия.

Алессан пришел в детский восторг.

– Думаете остановить меня, дорогая? – подзадорил он, заставляя бутон морским фрегатом взрезать преграду и достичь своей цели.

Да, он тренировался по-настоящему. Учился у мастера, а не варил до полуночи глупые однообразные зелья трезвости. Поэтому стоял теперь здесь, холеный и смеющийся, облаченный в черное, уверенный в своем превосходстве.

Лея едва не скрипнула зубами, призывая весь свой магический слух поймать оттенки его магии, разложить на тона и встроить верную защиту в дрогнувший барьер.

Очередная роза плыла к ней медленнее других, но также неотвратно. Голову разгневанной магички почти украсил полный венок. Он смотрелся даже изящно на прическе из кос, но приводил бедняжку в отчаяние. Бросив наземь пустую корзину, которую намеревалась вернуть расплатившейся орехами тетушке Агате, Лея оставила шутки и вскинула руки. Жесты и голос помогают неопытным магам, хотя мастера используют их только ради серьезной волшбы.

Преграда меж дуэлянтами зримо колебалась, что тоже не говорило о высокой подготовке ее созидательницы. Но следующий цветок, наконец, замер на половине пути.

Улыбка не покидала лица Алессана, но стала чуть напряженнее. Теперь его магия встретила сопротивление и требовала усилий. Шепотом он придал бутону бодрости, но тот, едва заколебавшись, остался на месте.

– Уходите, – произнесла Лея, с трудом сохраняя щит.

– Вы бросите меня коротать вечер нашей помолвки в одиночестве? – вскинул брови юноша и внезапно бросил в магический поток все оставшиеся розы.

Резкое движение отвлекло девицу, но щит не подвел – бутоны встретили плотную стену, ударились о нее три или четыре раза и вдруг дождем легли к ее ногам.

Алессан сделал шаг по белым лепесткам и приложил к щиту ладони.

Лея стояла перед ним, плотно сжав губы. Не отводя глаз, она острым выплеском силы заставила осыпаться и белый венок с головы.

– Не думаю, что вы рассчитывали на иное, – она говорила трудно, боясь потерять и долю собранности. Алессан был искусен для своих лет, удержание его длани стоило ей такой мощи, какую она не призывала с начала жизни на Кленовой улице.

Он стоял уже молча и грозно, опираясь обеими руками о воздух перед собой. Лея была в одном шаге, напряженная жилка на ее шее отсчитала минуту или две невидимо проходящей борьбы.

Сделав последний нажим, Алессан вдруг снова обрел прекрасное расположение духа.

– Пожалуй, гостей на сегодня придется отменить, – резюмировал он, легко развернулся под усталым взглядом Леи, и, насвистывая, скрылся в конце улицы.

Лея осталась одна только вечером – день требовал радеть о пропитании. Продажа уборов поправила ее состояние, но жилье и привычка питаться изысканно вводили в изъян, а соседи чаще платили душевным теплом и капустными пирожками.

Утренняя встреча с Алессаном выжала ее виноградным прессом. Самостоятельной девице было совсем не до его праздных выходок.

О прошлой седмице визитом почтил эконом Гильдии Магов. Кормиться чародейством вне этого союза грозило крупными неприятностями, тогда как честный труд под его эгидой гильдиец щедро награждал гиперболами.

Причастность к союзу опиралась на два условия – прохождение испытания и солидные отчисления.

Отчисления! До осени можно еще трясти кошель, но впредь ценовую политику придется пересматривать.

Испытания! Лея не имела ни малейших сведений о том, какой уровень владения приемлет гильдия. В прежней жизни сие сообщество было для нее только скучной отговоркой отца от совместного обеда дома.

Гильдиец поставил срок – через седмицу она должна явиться для экзаменования.

Едва ли ей пригодится отточенное умение вывести плесень, а магическая библиотека стала девице не по средствам. Из дома удалось похитить только справочник по артефактам.

Апрель обещал быть маятным.

Лея убедилась в этом наново, когда бархатный тенор Алессана настиг ее утром на торговых рядах между свежей мятой и сушеной кинзой.

Окраинный рынок пытливо изучал надушенного гостя в угольно-черном плаще. К вящему его утешению, горожане (и горожанки в особенности) оценили приготовления громким перешепотом. Не обернулась только сама магичка.

Алессан приближался к ней размашистым шагом владыки мира.

– Признайтесь, Лея, прошлое свидание растревожило ностальгию о вашей свободной жизни?

Еще чего – в этом Лея не призналась бы даже себе самой. Избегая смуты, она оставила травы и двинулась прочь. Горожане, полагавшие юную чародейку своею, скоро оценили расклад и перестали расступаться перед наглым юношей, мешая его погоне.

Лея удалялась не глядя, но магический слух напрягла до звона. Едва колыхнулось тонкое поле, она выстроила щит за мгновение. Лишь после этого позволила себе оглянуться.

Вопреки ожиданиям, в спину не мчались предметы и заклинания. Миг спустя стало ясно, что Алессан окружил щитом самого себя. Добра это не сулило.

Затворясь от теснивших его людей, он усмехался ей одной, пренебрегая сотнею ушей.

– Разве для этого вы рождены? – продолжал он, прекратив сближение.

Лея тоже замерла в безмолвной готовности к любой его выходке.

– Кем и чем вы окружили себя? – вопрошал пришелец.

Мысленным указом Алессан подхватил с прилавка березовую ложку и подбросил над собой. В трех саженях от земли он презрительно отпустил контроль, позволяя ей падать под ноги толпы.

– Я не держу ответа перед вами, – подобравшаяся Лея поймала предмет незримой ладонью и бережно свела его на место.

Стоило ей достичь цели, с развала слетели две деревянные плошки. Жалостного вида торговец немудреной утварью только успел протянуть за ними руку без всякого толка.

Маг снова отправил добычу вверх, тут же картинно теряя к ней интерес.

– Как может дочь великого Сальвадора пользоваться – этим?

– Не лучшая ваша лесть, – холодно отозвалась помянутая дочь, ловя и успокаивая плошки.

Оценив ее сноровку, юноша улыбнулся с легкой издевкой.

– Странное радение, – отметил он. – Забыли, как мы учились левитации, устраивая фейрверки угольков над садом? Вам не было дела, что они прожигали лучшие пионы, гордость и боль садовника!

Под эти речи над ними взмыли скалки и резные доски. Воспарив легко, они рухнули бы вниз, не успей магичка перехватить их полет. Кавалер тем временем не умолкал:

– Или напомнить, как мы пробирались в кухню? Там вы нередко оттачивали навык на пшене и рисе, по зернышку тряся их над головой бедной кухарки, только что перебравшей крупы.

Пространство наполнилось мелькающими глиняными крынками. Их было не меньше семи, но нельзя пропустить и единой – падение обернется для горшечника слезной печалью. Лея не позволит себе стать причиной беды, хотя задача ее усложнилась.

– Людям свойственно взрослеть, – проговорила она, почти не разжимая губ, но подхватывая крынки одну за одной.

– Побег из дома – несомненное мерило зрелого поступка, – со смехом сказал Алессан и запустил уже карусель горшочков лесного меда.

Напряжение росло. Бросать предметы было просто, подхватывать – изрядная работа. Лея собрала все силы, спасая товар старого пасечника.

Но едва она управилась, как в воздухе меж ними очутилось уже варенье. С каждой секундой все больше горшочков летело ввысь.

Лею пробил озноб. Добираясь до каждого потоком левитации и осторожно ставя на ближайшие прилавки, она уже истощала свои неопытные силы. Как на сложном уроке с отцом, девица черпала мастерство до самого донышка, чтобы горшочки не выскользнули из потока, но и не снижались живее нужного.

Обитатели рынка волновались и шумели, но укрытый щитом Алессан развлекался вовсю. В отличие от напряженной Леи, он мог бросаться хрупким товаром и язвить одновременно.

– Я всегда вам буду ближе этого сброда.

Роль злодея пришлась ему на редкость впору. С рыночных столов летели в небо горшки, свечи, связки трав и прошлогоднего лука – но все это неимоверным усилием ловила взмокшая магичка.

– Общее меж нами тает с каждой минутой, – глухо прошептала она.

Едва ли юноша услышал или внял ее словам, но так же резко, как и накануне, он завершил свое представление. Финальным росчерком швырнул тряпичные игрушки, рассмеялся напоследок и, не снимая щита, сделал несколько шагов назад. Когда Лея, поймав каждую лоскутную куклу, подняла глаза, его уже не было видно.

Убедившись, что настал покой, тетушки мигом усадили дрожащую Лею за чей-то прилавок и принялись отпаивать чаем с мелиссой.

Кавалер не сулил этого вслух, но будущая встреча была очевидна.

На следующий вечер разыгралась ранняя гроза – первая, весенняя и звонкая. Лея, впервые почти дотемна оставшаяся в постели своей съемной каморки, подобралась к окну и распахнула створки. Очень хотелось верить, что Алессан, страшась за свой щегольской наряд, останется в тепле родительского дома.

С наслаждением Лея втянула разреженный воздух и поймала на пальцы несколько капель. Раздался близкий гром, хотя зарницы не было заметно. Грохот повторился ровно через секунду, следом грянул третий.

Надеясь ошибиться, Лея вытянула шею, едва не выпав из окна.

Так и есть – гроза бушевала только над Кленовой улицей. Небо над остальной частью города казалось тихой закатной гаванью.

С глубоким вздохом потянулась она за платьем.

Жители ближних улиц жались к домам, со смесью паники и любопытства наблюдая, как уже знакомый юный маг в черном развевающемся плаще стоит на мостовой, раскинув руки. Он был без шляпы, но лицо его сложно различалось во тьме. Гром, раздававшийся по его велению, не предварялся молниями, как будто ими он не владел. Однако ветер поднимался со всех сторон разом, пугая кошек и кур лязгом катящихся тут и там металлических ведер и гремя колодезными цепями. Дождь лил беспрестанно, с глухим шумом заполняя водостоки.

Дети льнули к матерям, но в дом не шли – слишком непривычно и притягательно было редкое зрелище. Маг был, безусловно, страшен. Казалось, он может разрушить улицу мановением рук. Щит не давал шанса подобраться к нему, но люди не могли отвести от него глаз.

Гроза уже бушевала с четверть часа. Очередной порыв хлопнул несколькими дверьми и понесся дальше, как вдруг белая молния пронзила черный воздух, осветив и ужас горожан, и напряжение молодого мага.

Все лица повернулись в сторону вспышки. На другом конце улицы стояла магичка Лея. Правая рука ее была поднята вверх, из нее и брала начало ветвистая слепящая линия.

– Довольно, Алессан! – голос Леи перекрыл гром и звучал непривычно жестко.

Знавшие девицу соседи теперь исполнились настоящего ужаса. Она всегда была мила и обходительна. Конечно, Лея – талантливая, но очень юная и немного беззащитная чародейка. Зелье сварить может по сходной плате, не откажет снять котенка с дерева. Подумать было нельзя, что в действительности она способна извергать молнию – и не чужда эффектным появлениям.

– Довольно! – повторила она и ветер внезапно стих. – Эти люди под моей защитой. Оставь нас!

Дождь еще лил, но тучи стали заметно редеть.

Теперь уже Алессану пришлось сжать зубы, удерживая концентрацию. В третий раз они стояли друг напротив друга, глядя в глаза и играя неведомой силой.

Поднятые руки Алессана уже затекли, но он снова пустил мощь через ладони – новый резкий штормовой порыв пронесся по улице, сметая что не привязано. Он успел на миг ощутить прилив гордости, когда дырявое ведро кумы Берты по его же милости сорвалось с крыльца и прилетело точнехонько ему в затылок.

Алессан в бесчувствии рухнул на мокрые камни. Гроза исчезла в ту же секунду как фантом. Закатное солнце залило изумление горожан.

Лея выдохнула, опустила руки и двинулась к юноше. Освобождение было нежданным, но своевременным. Она с трудом держалась на ногах. Быстрым прикосновением к его шее она убедилась, что маг более чем жив.

Алессан лежал на спине, купая плащ в им же устроенной луже. Подошедшие люди не смогли обнаружить в себе должной злости – юный маг вызывал только жалость. Благодаря их маленькой Лее, он даже не принес им вреда.

Магичка стащила с его плеча сумку, где нашлось завернутое в кожу пособие по магии второго уровня. Эту ступень Лея только начала осваивать до своего побега, но учение пришлось оставить и заняться более насущным. Алессан, похоже, явился к ней сразу после урока, проходившего где-то в городе, не удосужился даже упрятать в дом бесценную книгу.

Это ее трофей. Она не жаждала мести, но книга ей теперь нужнее. Вернет – когда-нибудь, после гильдейского испытания. Забрезжила робкая надежда.

– Леюшка свет Сальвадоровна, – осторожно подала голос кума Берта из молчащего кружка над павшим. – Он взаправду вам жених?

– Нас еще не соединило таинство обручения, – ответила Лея почти совсем спокойно и обернулась к двум знакомым молодцам:

– Не сочтите за труд, отвезите Алессана Диеговича к родному порогу. Путь я укажу.

Один из крепких парней с готовностью подхватили юношу и взвалил себе на спину.

– Славно, – кивнула кума Берта, – где вам невеститься с эдаким ослом.

Лея внимательно посмотрела на поникшее лицо молодого мага. Сейчас, в забытьи, он казался куда знакомее, хотя ведала она за ним разное. Лея вздохнула.

– Полагать его ослом – большая ловушка. Мы всегда звали его Лисом. По сей день я более опасаюсь его хитрости, чем глупости.

Гильдия оружейников

В Итирсисе: 21 апреля, пятница

– Чума! – Восторженно резюмировал Совен, прочихавшись. – Что это было?

– Сам обалдел! – довольный Родриго с еще слезящимися очами стучал скалкой по огромной ладони. – Господа оружие принесли оценить. Ирвину покажем?

– Погоди, пусть наши к ужину соберутся, вот им закуски-то поперчим! – возразил Севен, тоже еще утирая глаза, но уже предвкушая проделку.

– Себастьян Базилевич, – обернулся Родриго к посетителю, – оставите нам скалку до вечера? Или стойте, я ее куплю! Сколько?

Виола для разнообразия одобрила, что в гильдию оружейников брат ее одну не отпустил, и, разумеется, стал основным переговорщиком с представителями братства. Встреченные гильдийцы по большей части смотрелись крепышами и оказались полными сюрпризов. Непредсказуемость громил заставляет быть осторожной вдвойне, даром что при Виоле скалочка.

Вся гильдия была мшистым приземистым зданием в старом кузнечном квартале – два этажа не то складов, не то рабочих помещений вдоль тесных коридоров. Было похоже, что зданием гильдии окрестили чью-то разросшуюся мастерскую и на этом сочли вопрос официального здания удачно решенным. В переполненной людьми постройке крепко пахло металлической стружкой, кожей и гвоздичным маслом.

Зала для общих собраний осталась единственной приличной комнатой, и, если верить расписанию на ее дверях, сегодня там репетировал самодеятельный лицедейский кружок “Острое слово”, а на светлую субботу был намечен детский концерт “Поющая тетива”.

– Да кто же так герцогу в любви признается, дубина! – возмущались оттуда.

– Отчего же, я почти поверил Сезарию, – другой голос басовито подбодрил невысокого полноватого согильцейца, изображавшего девушку, только что переставшую изображать мужчину.

Мелкие оружейники хаживали в гильдию с очевидной охотой – из прочих открытых дверей неслись громогласные речи и гогот, приправляющий несложный труд – гравировку, шлифовку, окраску. По всему, оружейники Итирсиса оказались людьми задорного нрава и привлекали себе подобных, дозволяя новичкам не только использовать гильдейские инструменты, но и реализовывать иные свои таланты.

Дарий Дариевич не покривил душой, называя сообщество довольно открытым. На входе никто не дежурил, зато первый встречный в коридоре на вопрос о вступлении махнул в сторону одной из каморок. В ней обретался мужчина, с веселым посвистыванием крепивший ремни на изнанку круглого баклера. Рядом с ним мальчик лет десяти нетерпеливо вертелся и поминутно косился в окно на погожий денек, покуда считалось, что он перенимает науку.

Артефакторы едва успели осветить цель своего визита, как обнаружили себя усаженными на короткую лавку, с которой хозяин отряс на пол ветошь, и получили руки по кружке кваса. Виола отдала должное гостеприимству, но глотка совершить не сумела – представления о чистоте здесь бытовали довольно безыскусные. Ей показалось, что оружейник, назвавшийся Родриго, неприметно отер кружки той же ветошью.

Себастьян, принял на себя роль глашатая и поведал о намерении маленького предприятия присоединиться к славной гильдии. Когда он развернул пропускной "шедевр", Родриго с готовностью оценил чувство юмора мага и хлопнул его по плечу:

– Вот, несомненно, наш человек! Видать, крепко воспитывает вас благоверная, что вы скалку к оружию отнесли? Разделяю, разделяю, сам женат! Но давайте рассмотрим что-то более привычное. Мы изобретений-то не требуем, планку не задираем – сойдет и нож приличный. Надо ж и в формуляр занести, с чем вас приняли. А примем-то мы обязательно! – Родриго помахал мятым листом “формуляра” с потрепанными краями, и вдруг чуть притормозил изложение, пытливо изучая мага: – Да и роль заморского царевича в грядущей постановке никто кроме вас не потянет.

Виола напрягла щеки против улыбки и постановила не дать братцу забыть, как его “аристократическим сложением” восхитились даже матерые оружейники. Замерший Себастьян, очевидно, крепко задумался о степени своего желания попасть в гильдию, так что сестре пришлось деликатно вмешаться.

– Позвольте, я вам продемонстрирую манеру обращения с образцом женского оборонительного оружия вида "скалочница", – сказала она, изымая у брата шедевр. – Будьте так любезны, господин Родриго, изобразите нападение.

Заинтригованный Родриго в любезности не отказал. Он отложил формуляр, вытер ладони о бурый рабочий фартук и секунду прикидывал, как бы отыграть злодея, не причинив бойкой барышне увечья.

Он находился в паре метров и едва сделал первый шаг вперед, как Виола резкой дугой повела перед собою скалкой. Воздух между ними наполнился едким перечным духом, направленным строго от хозяйки оружия в сторону агрессора. “Грабитель” зажмурился, зарыдал и закашлял, хотя девушка сжимала ручку не слишком сильно, отмеряя скромную дозу опасной специи. Пока опешивший мастер приходил в себя, она подшагнула, приподнялась на цыпочки и едва обозначила второе движение скалки – сверху вниз на главу пострадавшего.

– Таким образом, – пояснила она деловито, – атакующий вашу супругу негодяй оказывается сбит с толку внезапным перечным парфюмом, а после может быть нейтрализован окончательно уже физическими свойствами тяжелой скалки. Впрочем, можно изготовлять и легкие экземпляры – сообразно комплекции хозяйки.

Девушка намеренно ввела действующим лицом жену гильдейца, чтобы подчеркнуть практичность изобретения и обозначить область его применения.

Родриго совсем оправился только через минуту.

– Прошу прощения, – сказал он с непонятной интонацией и протянул ладонь к скалке.

Виола осторожно передала оружие и замерла в тревоге, готовая к бегству. Она не сумела пока распознать, какое впечатление произвела ее дерзкая выходка. Родриго же в два прыжка выскочил в коридор и гаркнул, сотрясая стены:

– Совен! Совен, бросай болты и поди-ка сюда! Что покажу!

В помещение проник другой оружейник, остроносое лицо которого выражало явное любопытство. Коварный Родриго подбодрил елейным голосом:

– Давай, брат, напади на меня!

Тогда-то и состоялась вышеописанная сцена повторной демонстрации, переведшая в экзальтацию обоих гильдейцев. Забытый в углу скромный подмастерье глядел на дядек и давился беззвучным смехом – пожалуй, и он давно уж так не развлекался во время своего учения.

– Как же я не распознал, что вы маги! – одобрял Родриго, прочищая горло квасом и угощая приятеля, которого столь беспощадно заманил на постановочный бой в качестве жертвы. – Так сколько стоит этот чудный боевой артефакт?

– Мастер Себастьян его чаровал, он и назначит цену, – живо устранилась Виола, находя на маленьком столе брошенную бумагу. – Пока вы ведете торги, могу я заполнить формуляр на вступление?

Ответом был нетерпеливый взмах рукой, наделивший ее правом делать что вздумается.

С прихода в гильдию не минуло и десяти минут. После урока от гордых магов о такой удаче Виола не смела и мечтать.

Поскольку правила гильдии, как видно, не требовали передать шедевр по владение гильдии, Себастьян сторговал малую выгоду в размере скромного месячного взноса. Сбор перекочует в казну гильдии из собственного кармана шутника Родриго, ставшего счастливым обладателем невиданной новинки. Виола, с помощью подмастерья отыскавшая перо и чернила, в продолжение их беседы молниеносно завершила письменные формальности, покуда никто не передумал.

Получив устные инструкции по обращению, Родриго заботливо упрятал свое приобретение повыше от мальчишки, после чего пожал руку Себастьяну и кивнул его сестре. Совершил он это действо дружелюбно, однако, без торжественности – по всему читалось, что принятие в братство достигалось весьма обыденно, так что и поздравлять особенно было не с чем.

– Буду рад официально представить вас братству в будущий четверг на общем собрании, – дополнил он, – Распорядок наших встреч вы найдете на доске у входа.

Едва ли для очередного крохотного оружейного предприятия состояние в гильдии становилось решающим, скорее его мыслили как дань формальности и возможность расширить круг общения. Безусловно, Виола имела другие взгляды, но завоеванным преимуществом предстояло еще верно распорядиться.

– Не желаете взглянуть на репетицию? – с точки зрения Родриго, гильдия давала бенефиции совсем иного рода. – Теперь вы с полным правом можете участвовать в наших постановках. Поверьте, у нас очень сильный состав. Мы который год обходим кузнецов и скорняков на столичных фестивалях!

Себастьян пробормотал что-то о сугубой своей недостойности, но горячо поблагодарил за дозволение лицезреть высокое искусство даром. Он намекнул также, что его сестра может оказаться очень годной царевной или ведьмой, смотря по сюжету и ее настроению.

Родриго с новым интересом посмотрел на девушку, но та, против ожидания, смутилась мало:

– Отчего бы и нет, – подхватила она с готовностью, – если господа оружейники будут снисходительны к моей неопытности.

Господа оружейники, Родриго и Совен, наперебой сослались на известную свою терпимость и обещали покровительство молодым дарованиям.

Юноша пришел к выводу, что шутка не очень удалась и может стать причиной серии припадков у женской части семейства Карнелис. Маменька еще не стара и крепка, а вот с бабушкой стоит проявить исключительную бережность. Поблагодарив за невзыскательность и еще раз подчеркнув свою радость от принятия в гильдию, Себастьян с мягкостью урожденного аристократа незаметно свернул беседу и вывел сестру в коридор первого этажа прежде, чем та успела всерьез увлечься открывшимися перспективами.

Хватит с нее пока и прежних.

Стало быть, они поступили в гильдию. Даже коридор теперь смотрелся как-то иначе. Мастера, снующие по рабочим помещениями, только что казались чужими, а ныне станут звать их братьями. Себастьяну не привыкать, он уж двадцать лет как “брат”, а вот Виоле будет в новинку. Или оружейники все-таки решат именовать ее сестрицей Виолушкой?

Необходимо было свести несколько знакомств и начать обживаться, но маг стал опасаться всерьез, что вся эта приятельская атмосфера вскружит сестре голову. Поэтому он не благословил ее взглянуть на репетицию финала какой-то пьесы даже “одним глазочком, Себастьянчик!”. Он призвал ее отложить приветствия до торжественной встречи, полагая, что успеет за почти седмицу обсудить с ней дальнейшую манеру поведения среди представителей столь мужественной специальности.

– Ты разве не желаешь изучить распорядок встреч и план мероприятий, – сдобрил он пряником свой неумолимый тон. – Как бы нам не пропустить что-то важное.

Он бил в цель безо всякой жалости. Слова “распорядок” и “план” в сознании сестры размещались где-то около “пирожных” и “фейрверков”. Не говоря уже о том, что “пропустить что-то важное” запросто могло оказаться сценарием ее ночного кошмара.

– Ты прав, – мгновенно согласилась она, и от резкого разворота ее платье чуть не окрасилось о сохнущие у стены щиты. Как видно, на приход нарядных леди здание было не слишком рассчитано.

У выхода в сени обнаружилась искомая доска объявлений, насаженных на маленькие гвоздики.

Первое в самом деле содержало расписание встреч: уроки от мастеров, репетиции, общие вечерние сборы и официальные ужины по четвергам. Присутствие на последних обозначалось как желательное. Маленькая записка ниже стыдила пятерых должников по взносам, впрочем, не обнародуя их имен, а только призывая образумиться тех, “которые сами о себе ведают”.

Но самой любопытной бумагой, заставившей сердце Виолы вострепетать, оказался документ с красным имперским гербом. В патетических выражениях он призывал достойных оружейников принять участие в конкурсе на изготовление приспособлений под нужды армии.

“Гражданин или предприятие из числа гильдейских, чье изобретение будет признано наиболее полезным для военного развития Ладии, получит субсидию на глубинную проработку в размере трехсот золотых лун и последующий заказ.

Срок подачи заявлений – 1 июля 7109 года от сотворения мира” – завершалась публикация.

Виола непроизвольно обхватила руку мага и повисла на ней всей своей тяжестью.

– Вот оно! То, для чего я проделала столь долгий путь для причисления в гильдию! – прошептала она, ощущая биение сердца, которое барышни ее возраста должны бы испытывать при совершенно иных обстоятельствах.

Себастьян, которого она едва не свалила, тоже счел энтузиазм не совсем уместным, но имел на то свои причины.

– Я полагал, ты мечтала добыть для меня пропуск в библиотеку, – поднял он брови почти обиженно.

– Это укрепило мои намерения, – кивнула Виола, выпуская брата, но продолжая раз за разом перечитывать извещение. – Мы займемся этим вопросом через седмицу или две, когда завоюем доверие и разведаем обстановку. По-настоящему же мы поборемся теперь именно за имперский заказ!

Она не стала озвучивать, но угадывала, что бороться среди прочих придется с предприятием Дариев. Вот уж кто наверняка не пренебрег такой возможностью.

– Ума не приложу, зачем воякам “скалочницы”, – попытался вразумить сестру юноша. – Едва ли генералы окажутся столь же остроумны и впечатлительны, как добрые наши братья оружейники.

– При чем тут скалочницы? – подивилась Виола небрежно, как будто это не она пять седмиц доказывала ему гениальность их произведения. – Для императорской армии мы изобретем нечто по-настоящему фантастическое!

– У нас два с половиной месяца, – вздохнул брат.

– Согласна, времени полно, – кивнула девушка, ничуть не отрезвившись.

– Уже есть идеи?

Виола, наконец, сбавила горячность и отворила наружную дверь.

– Признаюсь, пока ничего достойного.

Выйдя на крыльцо, девушка зажмурилась и подставила лицо косым лучам раннего вечера. В уме уже принялись шнырять обрывки каких-то замыслов, но пока гобелен не соткался.

– Будет непросто сочинить еще одно деревянное оружие, – призналась она брату нехотя, – но моя вера в твой талант не знает границ.

Себастьян тоже не торопился сходить с широкого крыльца, залитого светом.

– Боюсь, дерева действительно будет недостаточно, – заметил он, погодя.

– Разве ты уже освоил что-то из прочих материалов? – изумилась Виола.

– Поверхностно, – неторопливо поделился маг, продолжая размышлять. – Но дерево имеет множество ограничений. В частности, вопрос удержания заряда мне удается решить далеко не во всех случаях. Жаль тебя разочаровывать, сестренка, но, боюсь, без дополнительных основ магии другого рода ничего по-настоящему впечатляющего я не сотворю.

Столь великие сомнения в собственных силах девушка слышала от брата в первый раз.

– Мы снова придумаем неожиданный ход, – заявила она, хотя и без прежнего напора.

– Думаешь обставить опытных мастеров одной только молодостью и фантазией? – отозвался юноша. – Как же донести до тебя? Мы напрасно потратим время на борьбу, имея только одну голову молодого распорядителя и одну – неопытного мага.

Воззвание должно было показать Виоле масштаб затруднения, но, вопреки разуму, указало ей лазейку.

– Хочешь сказать, что, будь у нас чуть больше “голов”, шансы бы ощутимо увеличились?

Себастьян вздрогнул, вообразив возможности Виолы, обладай она двумя головами, но ответил по существу:

– Безусловно, я часто нуждаюсь в советах другого мага. Пусть даже не из магистров, но хотя бы с практическими знаниями из неизведанных мной областей магии. Прости, дорогая, я не потяну твоих новых планов.

Однако Виола печали не разделила и сбежала на мостовую, окрыленная решением.

– Незачем извиняться, я тебя услышала, – озвучила она сомнительный тезис, едва не пританцовывая, – мне остается только найти тебе достойного консультанта.

Себастьян, догоняя сестру, не поверил своим ушам.

– Серьезно, Виола? Пригласить мага работать едва ли не за идею? Насколько я помню твои повествования, обучать нищих провинциалов они вряд ли стремяться.

– Что мы потеряем, попробовав? – распорядительница уже обрела новую промежуточную цель и отвратить от нее мог разве что другой безумный замысел. Себастьян даже на секунду задумался, не напомнить ли ей о лицедейском кружке.

– Пробовать? Приставать к чародеям на улице со своим странным предложением? – спросил он, не скрывая скепсиса.

– Повешу объявление у гильдии магов, – нашлась юная оружейница.

Себастьяну стало, наконец, ужасно смешно.

– Так и вижу, как маги выстроятся в очередь, а для привлечения твоего внимания и устрашения конкурентов примутся извергать над столицей грозовые молнии.

Виола начала недовольно хмуриться и поджимать губу, но не успела завершить гримасы средоточия, как сменила ее удивленным ликованием. Лицо Себастьяна вытянулось и застыло.

В ясный апрельский вечер со стороны Кленовой улицы один за другим доносились раскаты грома.

Отблески магической грозы

В Итирсисе: 21 апреля, пятница

За последние пару седмиц Арис дала себе более пяти обещаний и все их неблаговидно нарушила.

– Сегодня точно в последний раз, – неубедительно твердила она, наблюдая из вечерней кленовой тени за окнами усадьбы на Раскудрявой аллее.

Первые дни после обретения синей адресной карточки означенного квартала удавалось избегать. Девица не решилась задать вопроса слабеющей матушке, предпринимать что-либо самой также намерения не имела. Аллея лежала на ее пути в Гильдию Магов, но Арис предпочитала совершать изрядный крюк, только бы не тормошить навязчивые тайны.

Она мысленно поощряла превосходство разума над любопытством, пока однажды, задумавшись, не обнаружила себя льнущей к старому клену в широкой аллее напротив усадьбы.

Первое стояние ей вовсе ничего не открыло. День выдался ясным, в окна нельзя было разглядеть даже приметных силуэтов, входная дверь не дрогнула при ней ни разу. Стряхнув наваждение, девушка поспешила скрыться.

Однако, уже назавтра мучительное любопытство снова арканом привязало ее к двухэтажному дому за витой оградой. О жильцах она ничего не ведала, но забыть сюда дорогу уже не вышло.

Обмирая от собственной дерзости, Арис решилась обратиться к торговке сахарными петушками, которая издавна прогуливалась по аллее с корзиной и снабжала этими сокровищами сладкоежек различного возраста за пару медных лун. Девушка тоже издержалась на леденец, формируя мосты доверия.

– Сколько себя помню, усадьба магистрам Алвини принадлежала, – осведомительница речь повела с готовностью, обнаружив значительную практику. На ее памяти горожане всегда были охочи до дворянских сплетен, так что Арис несколько перемудрила с подготовкой, да и последние пять робких кругов были, пожалуй, излишними.

– Маги они, до десятого колена. Нынче хозяином Диего Бернардович, – продолжила торговка и добавила с хвастливым восхищением, – ох и крутого нраву господин!

Арис не числила смелость своим достоинством и окончательно отказалась от мысли предпринять активные действия. Бедная ее голова втуне ломилась от непрошенных догадок.

Диего Алвини – инициалы совпали с “Д.А.”, найденными в шкатулке, так что письменный источник актуальности не утерял.

Магистр Алвини был замечен единожды во время бдения: размашисто покинул наемный экипаж, промчался садовой дорожкой и скрылся в дверях, не соизволив дать несколько ракурсов для лучшего рассмотрения. Арис успела отметить только, что он в себе уверен и весьма еще не стар, лет около пятидесяти.

Гораздо чаще ей случилось лицезреть юношу примерно ее возраста или моложе, по-видимому, сына и будущего магистра, если верить пророчеству говорливой лотошницы.

Арис вовсе не собиралась делать поспешных выводов, но как-то утром он прошел совсем рядом, заставив ее вздрогнуть и отвернуться.

Ее сходство с лощеным блондином явственно бросалось в глаза.

Испуганная собственным заключением, она еще три дня обходила аллею десятой дорогой, после чего снова решилась в сумерках пройти манящим путем, обещая себе закрыть на этом бестолковые посещения.

Вопреки ожиданию, этот раз одарил ее новым впечатлением. С изумлением наблюдала она скрипучую повозку, из которой выбрались два молодца с безвольно повисшим на их руках наследником Алвини, имени которого выяснить она не отважилась.

Поначалу она испытала брезгливость, объяснив состояние юноши действием хмеля. Однако, за ним не наблюдалось даже отдаленных признаков владения конечностями, а голова безвольно клевала грудь. Подозрительные крепыши довольно бережно усадили его на мостовую и дернули колокольчик, в тот же миг покинув место действия.

Сцену грозы Арис не застала, занимаясь в библиотеке, поэтому всерьез обеспокоилась. Проследить за разбойного вида компанией решимости не достало, так что она задержалась в надежде разжиться утешением о здравии мага. Слуги перенесли его внутрь, но из их бестолковых причитаний ничего путного разобрать не удалось.

Спустя четверть часа в усадьбу заявился еще один господин – Арис мысленно обозначила его лекарем. В томительном безвестии она провела под окнами еще некоторое время, но так и покинула пост с тревогой за жизнь…сводного брата?

Едва ли она сдержит данное себе обещание – придется снова почтить визитом аллею, покуда беспокойство не будет разрешено какой-либо определенностью.

В последнее время заботы слоями ложились ей на плечи, пригибая все ниже к земле. Болезнь матери стала уже привычной тяготой, готовящей к неизбежному, когда в ее жизнь ворвались оружейники, полные идей и планов.

Вязаные заказы теперь отнимали время у библиотеки, библиотека заставляла на полдня лишить матушку присмотра, присмотр наводил на мысль, что поиск решения среди магических книг был бы сейчас куда полезнее.

В чаровании вязаного полотна, задуманного старшим Дарием, она сумела уже продвинуться, но экспрессия предпринимателя явно жаждала больших и скорейших достижений.

Словом, чем бы Арис ни занялась, ей мнилось, что она делает не достаточно или вовсе не то, что следует.

Мало ей было хлопот о будущем – пред запавшие очи труженицы явились и старые загадки, до последнего времени столь мало ее волновавшие.

Даже если она приходится династии Алвини сродницей – как распорядиться этим знанием?

Молить о спасении матушки? Быть может, к Диего Бернардовичу та и в самом деле являлась на первых порах своей болезни – он отказал или с болезнью не справился.

Трезвонить о своем подозрении в кровной близости? Едва ли они готовы к столь великой чести. В конце концов, у матушки были причины для отшельничества.

Арис как никогда нуждалась не просто в сочувствии Селены, а в совете человека опытного, искушенного в светских отношениях, но таких знакомств ей завести на своем коротком веку не случилось.

***

Радея о благополучной доставке обморочного мага, Лея рисковала быть замеченной.

Скрываться ей было незачем – свет давно устал сплетничать о ее побеге, но появление среди людей своего круга в новом статусе она до поры откладывала.

Лея Сальвадоровна положила себе вернуться в общество не ранее, чем успех подымет ее на вершину привычного статуса. Антураж также не располагал нарушить это правило: косы в спешке легли небрежно, платье отсырело во время битвы, а хуже того – она допустила оплошность выйти вечером без перчаток. Словом, облик леди Астер приобрел ту степень роскошества, когда вероятность встретить решительно всех знакомых достигает максимума.

Взвесив расклад, Лея все-таки не бросила друга детских лет на чужих руках в столь беспомощном состоянии. Она убедилась в отдалении, что молодцы бережно привалили Алессана к родимой витой калитке под адресную дощечку “Раскудрявая аллея, 15” и даже деликатно отлепили край плаща от его идеального профиля.

Магичка подумала, что Алессан сегодня имеет едва ли не больше шансов на внезапные столкновения. С другой стороны, вся Кленовая улица лицезрела феерический финал его выступления, может быть, он зачтется ему достаточным посрамлением.

Когда в дверях парадной замаячила фигура старого слуги, успокоенная Лея живо покинула центр Итирсиса. Они и без того привлекли изрядное внимание, перемещая мокрого аристократа в тетушкиной повозке. Не случайным ей показалось и наблюдение скромной горожанки из глубины стройных кленовых рядов напротив дома. Такой интерес настораживал, поскольку прежде слежку за досугом молодого франта учиняли разве что неравнодушные девицы высшего круга.

Кленовая улица была уже во власти тихого позднего вечера, когда Лея и ее бравые молодцы завершили миссию. Усталая магичка предвкушала нехитрые радости – сменное платье и ветхое одеяльце в наемной каморке – впервые за три дня уверенная в неспособности Алессана стать ей помехой.

Едва она поверила скорому покою, как у крыльца гостевого дома обнаружила юношу и девицу благородной наружности. Визитеры ожидали ее в таком азартном нетерпении, что не осталось и тени чаяния на их жажду приобрести “отрезвенье”.

Дивиться не приходилось. Если с ней и должен был случиться первый заказ от аристократов, то выпасть ему следовало именно на сей день, одаривший ее царственным обликом мокрой курицы.

– Чем обязана? – спросила она утомленно, дугой обходя безбрежную лужу на месте недавней баталии.

– Лея Сальвадоровна? – прояснила девица с удручающей бодростью, хотя едва ли дочь лорда Астер можно было спутать с кем-либо из местных.

Виола досадовала, что, при всей спешке от крыльца оружейников, она не застала магичку на месте происшествия, зато сведений получила у горожан в достатке. Ораторы всех возрастов едва не подрались за право поведать историю их магички незнакомцам. Рассказ о хвосте заставил усомниться в их объективности, но эта часть хроники была подтверждена довольно стройным хором и самыми страшными клятвами.

По версии горожан, магичка сама извела странное украшение, с которым не управился отец-чародей, так что в силе ее сомневаться не приходилось. Молнию в ее руке тем паче лицезрела вся улица, разве что одни полагали ее белою, другие держались теории кровавого оттенка.

Вне зависимости от расцветки молнии Себастьян наполнился трепетом, предвкушая встречу с магом такого уровня. Раз двадцать он запаковался в камзол наглухо, столько же снова его расстегивал, молча сетуя, что в гильдию не счел уместным нарядиться в выходную его версию.

Появившаяся изможденная девица сокрушила все его представления. Вообразить ее громовержицей Себастьяну никак не удавалось, он ощутил затопившую жалость и отголоски разочарования.

– Могу осведомиться о цели вашего визита? – спросила магичка, тем не менее, строго и с достоинством. Похоже, горожане ни мало не приврали, самозваной простолюдинкой Лею назвать было невозможно.

– Имеем честь представиться – леди Виола Карнелис и мой брат, Себастьян Карнелис, – раскланялась тем временем его сестра, берущая, по привычке, бразды деловых переговоров.

– Лея Астер, как вам, полагаю, известно, – ответила магичка со спокойной учтивостью, которая давалась ей немалым усилием.

Как ни пыталась, она не могла обнаружить в себе восторга от появления парочки, хотя давно уже с ней не говорили люди равного статуса без попытки образумить.

Виола тоже ощутила, что момент выбран ею неудачно.

– Леди Лея, просим прощения за неурочный визит, ваш вечер выдался нелёгким, – защебетала она, – но я имею дурную склонность воплощать свои задумки без промедления. Поставлю вас в известность о своих намерениях, после чего вы сможете назначить удобное время для подробного обсуждения.

Себастьян отметил, что присутствие леди высшего света влияет на сестру положительно. Сегодня она прилюдно обозначила свою дурную склонность, а завтра, глядишь, встанет на путь исправления.

Лея же радости не испытала. Девица не зря заходит издалека – не иначе как на любовное зелье примется намекать. Надпись на двери леиной комнаты не останавливала неграмотных соседей, упрямо пытавшихся получить от нее подобную услугу, ей порядком наскучило объясняться в отказе.

– Благодарю за вашу чуткость, леди Виола, вы меня интригуете – равнодушно заметила Лея.

– Смею надеяться на взаимное понимание, – продолжала Виола, – поскольку мы с братом, подобно вам, желаем самостоятельно обеспечивать свое существование и также оказываем услуги магического характера.

Значит, маги. Началось то самое, о чем предупреждал гильдиец? Конкуренты, недовольные ее трудами вне сообщества?

В Лее шевельнулось волнение, но его все еще затмевала вожделенная каморка и кровать.

– Мы держим артефактную мастерскую "Чарованная щепка", – продолжала девица, – и почтем за честь пригласить вас на должность консультанта по магическим вопросам.

Это развернуло весь предположительный расклад с ног на голову.

– Вы предлагаете мне работу? – утеряла равнодушие Лея, выделивпоследнее слово высокой интонацией.

Виола ощутимо стушевалась, даже глянула на брата в поисках поддержки.

– Готова принести извинения, если невольно вас оскорбила. Ваши добрые соседи поставили нас в известность, что вы нередко помогаете людям своими знаниями. Если мы введены в заблуждение, немедленно удалимся.

Как ни странно, изо всей речи на Лею более всего повлияло искреннее именование ее соседей “добрыми”. Может быть, от этой мастерской не стоит открещиваться сходу.

– Мои добрые соседи не шутили, – успокоила она, – однако ваше предложение прозвучало для меня внове. Я не искала постоянной должности.

– Нам представляется, что роль консультанта не отнимет вашего времени целиком, однако я был бы рад прибегать к вашему совету регулярно, – наконец, в разговор вступил и господин Себастьян.

Слушая Лею, он преодолел первое жалостливое впечатление и, напротив, оценил ее полное равнодушие к внешним эффектам при очевидной силе магического дара.

Признаться, Лея все-таки не была настолько бесстрастна. В это же время ей подумалось, что вечер оказался полон нечаянных побед: сначала она поставила на место гениального Алессана, а теперь другой маг, по виду, старше ее лет на шесть-восемь, чуть не молит о консультации.

Плечи ее, и прежде прямые, развернулись уже под отрицательным углом.

– Возможно, я смогу вам помочь, если меня устроят условия.

“Зачем я так сказала? Как будто сейчас лучшее время разбрасываться постоянной работой” – беззвучно удивилась невидимая Лея.

“Откуда мне взять условия? Не коричными же улитками ее заманивать?” – паниковала в тот же час внутренняя Виола.

“Голодать буду, но возможность не упущу,” – уверенно подытожил Себастьян этот безмолвный балаган.

– Благодарю, леди Лея. Мы готовы обсудить предложение завтра в “Золотом шафране”, – произнес он. – Обед за наш счет, разумеется.

“В “Золотом шафране””? – показалось, что внутренняя Виола пробралась в его голову и устроила внутреннему Себастьяну взбучку. Однако, юноша не собирался давать слабину. Покуда сестренке нравится демонстрировать деловитость перед клиентами, он ей мешать не будет, пусть набирается опыта. Но он не покажется нищим перед Леей Астер ни как мужчина, ни как маг, ни как наследник Карнелисов.

Лея думала несколько секунд. Хочет ли она показаться завтра в модном трактире, где будет непременно узнана? Что ж, если подготовиться как следует, можно и перестать избегать света. В конце концов, начиная жить самостоятельно, она не собиралась порвать со всеми знакомыми или забыть вкус горячего шоколада.

Вспомнив терпкий вкус какао, она сглотнула и изъявила свое согласие нарочито неспешно. Удобное время она обозначила с тем расчетом, чтобы проспать едва не до обеда и оставить только приличный срок для обстоятельных сборов. Воспитанный юноша соглашался на все ее волеизъявления, а бойкая его сестрица молча кусала губу, то ли не владея собой, то ли полагая, что в темноте ее видно плохо.

Однако, встреча была утверждена и смазана должным количеством лестных оборотов при длительном светском прощании.

– В “Золотом шафране”? – все-таки возопила Виола громким шепотом, когда они раскланялись, наконец, с магичкой, и продвинулись на несколько улиц в сторону дома, исключая возможность Леи слышать эту тираду. – Я даже боюсь представить, во что это нам обойдется!

Себастьян имел много чего сказать о чрезмерном командовании Виолы в их совместном предприятии, которое он до поры попускал, но, являясь юношей неглупым, доказывать “кто в семье главный” нужным не счел.

– Разве мы не заслужили праздничный обед за вступление в гильдию? – заметил он как будто с изумлением.

Виола отверзла уже рот для протеста, но тут же его прикрыла в раздумьи.

– К тому же, седмица пасхальная, а мы еще не разговелись как следует, – продолжил аргументировать юноша.

Виола еще не знала вкуса шоколада в “Золотом шафране”, но, видимо, в дело вступила женская интуиция.

– Считаешь, мы можем позволить себе это расточительство?

– Уверен, – кивнул брат, – в качестве исключения.

– Без тебя я совсем заработаюсь, – свободно вздохнула распорядительница и удостоила Себастьяна порывистого объятия. От более шумной благодарности ее удержали погасшие уже окна добропорядочных соседей.

Отклеившись от брата, Виола едва не наскочила в темноте на проходящую мимо девушку, в которой через миг рассмотрела черты знакомицы.

– Добрый вечер, Арис! – воскликнула она и похвалила себя за таким трудом развитую память: книги Виолы убеждали ее, что людям очень нравится слышать звук своего имени.

– Добрый вечер, – вероятно, этих книг Арис не выписывала, ибо радости в ее голосе было ничуть не более, чем в тоне недавно говорившей с ними магички. Похоже, остроту глаза и желание налаживать контакты Виола обнаружила опять несвоевременно.

Пользуясь заминкой, путница избегла учтивого продолжения беседы, едва заметно ускорила шаг и скрылась за поворотом.

Виола наблюдала ее отступление с необычайным интересом.

– Это та самая девушка, эксперт наших Дариев? – спросил Себастьян, тоже провожая глазами печальную фигурку. Его память на лица не подверглась такому совершенствованию, как сестрина.

– Она, – задумчиво кивнула Виола, – тебе не показалось, что она плакала?

Маг этого отрицать не мог, хотя и не рассмотрел как следует.

– Она появилась со стороны нашей улицы, – провела цепочку дедукции разумная Виола. – Это мне совсем не нравится.

– Признаешь, наконец, свою ревность? – брат подметил, что весенняя прогулка оказала странное влияние на сестру, решившую вдруг исповедать одну за другой свои слабости.

– Себастьян, ты совсем чурбан бесчувственный? – возмутилась Виола искренне, не проявляя раскаяния. – Я боюсь, что господа оружейники ее обижают, а она, может статься, не имеет ни в ком опоры. Знаешь, полагаю, мы просто обязаны взять ее под свою защиту.

Возможно, Арис надлежало обходить стороной не только Раскудрявую аллею.

***

Алессан полулежал на изысканной кушетке в расстегнутом камзоле и с ледяным компрессом на затылке. Пальцы почти заиндевели, но голова гудела, не позволяя держать его магией.

– Ты видел ее? – вопрошал почтенный Сальвадор, принятый Арис за лекаря, нервически вышагивая по комнате в доме старого друга, отца юного Алессана.

– Мы встречались трижды за эти дни, – морщился будущий зять на своих подушках.

– Отчего не сказал сразу? – не унимался отец невесты. Юноша слабо улыбнулся:

– Послал за вами по завершении плана.

– Как она? – внимательный взгляд Сальвадора ловил малейшие оттенки на лице собеседника, не давая шанса утаить тревожные вести о малютке.

Выдержав необходимую паузу, Алессан через боль заворковал весьма довольным голосом. Его эстетическое чувство было приятно потешено видом грозной невесты в темно-лиловом платье, держащей первоклассную молнию на вытянутой строго вверх руке.

– У Леи все прекрасно. Щит поставила очень сносно. Поначалу не дотянула, затем собралась – барьер дрожал, но второй раз пробить не удалось. Левитацию я ей слегка потренировал. Вновь пришлось идти на провокацию и заставить ее выложиться, – юноша не сдержал веселой усмешки, продолжая, – слово чести, я сам чуть не умер, играя разгильдяя и одновременно страхуя каждое ее движение. Пару горшков с вареньем пришлось тайком ловить самому. Погоду я и вовсе зря сунулся проверять, на этом поприще она всегда меня превосходила. Я долго собирал и несколько минут едва держал грозовую тучку, а Лея сходу выдала разряд. Уверяю, испытания гильдийцев ей более чем по силам.

Сальвадор на миг закрыл глаза. От сердца почти отлегло.

– Книгу подбросил? – уточнил он напоследок.

– Да, фолиант она забрала, хотя я уже сомневался. Наша Лея переменилась. Мне думается, что можно было просто предложить ей помощь в подготовке, а не играть в эти ваши гордые игры.

– Спасибо, что не отказал, – Сальвадор приложил ладони к груди. – Сознаюсь, удивлен, что ты не расторг соглашения после ее побега.

– Вами движет отцовская любовь, а мне все еще любопытно, чем обернется для нас это приключение. Семейная жизнь обещает не быть слишком тоскливой. Брак только обсуждается, а мне уже прилетело ведром, – Алессан поправил компресс на голове. – Впрочем, я сам не удержал щита. Новую Лею трудно вообразить опустившейся до мелких дрязг.

Отец Леи позволил и себе, наконец, улыбку.

– Признай, тебе досадно, что она не узнает правды?

– Отчего же, – хитро возразил юноша, – я приберег ей весточку. После экзаменования на книге проступит посвящение “Лее Астер на долгую память от Лиса.”

Обед в “Золотом шафране”

В Итирсисе: 22 апреля, суббота

"Золотой шафран" определенно стоил внимания – даже если затем досадливо сослаться на лекарские диетические предписания и вернуть перечень блюд с расценками шустрому половому.

Прижимистая Виола уже всерьез подумывала прибегнуть к этой нехитрой стратегии, когда Себастьян уверенно подцепил ее на локоть и галантно протащил через умопомрачительные цветочные джунгли. Он тоже обладал фамильным упрямством, а в данном случае на кону было мнение магички о широте их инвестиций.

Любовь Алонсо Давидовича к ботанике развернулась в его трактире полною мерой. Виола и прежде слышала, что “Золотой шафран” похож на буйный сад, но не могла и представить, что стены укрыты густой листвою, а с потолка свисают вьюны вперемешку с фонариками. Столики и кадки выползли уже на летнюю террасу, настилом занявшую часть площади Музыки. В теплый сезон свободных мест на ней не бывало, даже ливень придавал веранде особый шарм, обволакивая струями невидимый глазу магический купол.

– Я не буду много есть, – прошептала Виола, мысленно переводя чудный декор в наценку для посетителей. Вопреки упованию, Себастьян не вдохновился ее аскезой и не гарантировал ничего подобного.

Внутри трактира можно было отыскать местечко, хотя самые уютные уголки и ниши были давно захвачены. Распорядитель зала устроил артефакторов у подножия лестницы на открытый второй ярус, обрамленный перилами в сетях душистого горошка. Верхний уровень был еще прекраснее, но лежал под игом щебечущих барышень, обожательниц высоких окон с видом на весеннюю площадь.

Маг и его сестра устроились чинно, церемонно улыбнулись пойманным взглядам. Деловые привычки города Виола перехватила с легкостью, но среди здешней праздной роскоши находила себя деревенщиной и дичилась. Она получила должное образование в области этикета, но оттачивать его можно было разве что на редких вечерах местечковой аристократии: заезды соседей на чай суровостью правил не отличались.

Перечню блюд девица обрадовалась как родному, укрылась им на манер щита и вдумчиво прочла случайную строчку два десятка раз, будто ища скрытое послание за "Апельсином в карамели".

В отличие от Виолы, Лея уже не открывала рта, переступая порог. Вполне осознавая, что вызовет новый виток сплетен, она загодя выверила каждую складку на платье, каждую прядь волос закрепила на месте – используя, где надобно, и магию.

В "Золотой шафран" она вплыла лебедушкой в бледно-голубом с темными лентами на поясе. Лебедушка едва касалась грубых досок пола и уповала, чтобы легкий подол не зацепил чужого сапога.

Матроны, узнавая беглянку оборачивались на грани приличия, но свои ухоженные брови хранили недвижимы. Лея кивала им, одаривала парой слов. Дамы с любезностью отвечали, клонили головы к пудреным плечикам, однако приобретенный за годы светский лоск отвратил скороспелые реплики. Очевидно, волю языку они дадут позже под сенью купола беззвучия, но уж никак не примутся воспитывать чужую дочь прилюдно.

Считая свой выход состоявшимся благополучно, Лея явилась пред очи взволнованных артефакторов.

Виола тишком выглянула из-за края своего щита, обнаружила цель и, коротко глубоко вздохнув, погнала одолевшее смущение.

– Прекрасно выглядите, Лея Сальвадоровна, – улыбнулась она со всем радушием, пока половой услужливо двигал стул для магички.

Будь Лея Астер чуть менее в себе уверена, этот простой комплимент напомнил бы ей, что прошлым вечером она сей дежурной лести не удостоилась. Однако, к добру или худу, о себе она судила не по откликам собеседников.

– Приятно лицезреть и вас при свете, Виола Базилевна, – ответила она, стараясь приглушить высокомерие, с которым миновала чужие столики. Лея даже сама подивилась, что с горожанами держит себя куда проще, а в обществе к ней против воли вернулась вся спесь магистерской дочери. Оглядывая артефакторов, она не сумела избежать заключения, что они располагаются ниже нее по статусу.

Будучи прекрасно знакома с местной кухней, она едва взглянув на перечень блюд и заказала легкий обед. Виола отметила, с какой тщательной небрежностью Лея провела тем самым черту: по одну сторону помещалась она, столичная магичка – артефакторы же остались в невидимой компании купцов и провинциалов.

– Что посоветуете попробовать, Лея Сальвадоровна? – спросила Виола, обозначая, что границу она ощутила прекрасно и в подруги не набивается.

Лея расправила салфетку и задумалась не более чем на мгновение.

– Лосось на восточном рисе изумителен, – рекомендовала она, желая ответить мягко, но вышло – снисходительно.

Виола, не большая поклонница рыбных блюд, дипломатично вняла совету, но положила быть в другой раз умнее и не искать помощи при выборе десерта. Себастьян после приветствия выбрал блюдо сам, затем сцепил руки в замок и занял выжидательную позицию.

Похвалили погоду. Отметили интерьер трактира. Исчерпали на этом светские темы, но Виола никак не могла поймать привычный кураж. Она подготовила речь заранее, но в присутствии Леи Астер и пары десятков аристократов ей все мнилось, что следует исполнить еще несколько вежливых оборотов, прежде чем завести речь о насущном деле. Что-то в магичке мешало говорить с ней о работе, да и вчерашнее изумление было еще неприятно живо в виолиной памяти.

В конце концов Лея сама повернула беседу в нужное русло.

– Расскажите о вашей мастерской, – предложила она с удручающей деликатностью. Виола чувствовала, что напрочь теряет управление беседой, но это приводило ее лишь в большее замешательство. Впрочем, говорить о ее детище она могла часами, и уж точно никому не случалось просить ее об этом дважды.

Она завела речь осторожно, подражая изысканному окружению, сама себя воодушевила и в скором времени обнаружила, что тараторит и жестикулирует без всякой утонченности.

"Резво меня разговорили!" – спохватилась она, – "Пара добрых слов о Щепке – и я пообещаю ей весь ближайший заработок".

Лея являла собой самое тактичное внимание.

– Должно быть, вы очень любите то, чем заняты? – подбодрила она, видя заминку.

– Вы очень проницательны, – заметил Себастьян, покуда Виола искала, чем в ответ уловить Лею и заставить раскрыть ладони, замершие на коленях в ожидании заказа. Хватило мудрости не выведывать о побеге, но дальше идеи упирались в неведение. Едва ли не впервые Виола пожалела о своей торопливости – пусть гроза и прозвучала знаком небес, но следовало взять паузу для сбора информации из более широких источников.

Распорядительница более всего страшилась, что попытка нанять Лею выглядит последним шансом.

Сама Лея не покушалась разорить артефакторов, но и обнаруживать интерес не торопилась. Коль скоро ей предложили должность, пусть явят как можно больше. Нельзя отрицать, что в искусстве сложной беседы дочь Сальвадора имела больше практики – в том числе и старанием Алессана.

Виола, принужденная говорить, постаралась обернуть это на пользу и заразить магичку интересом к будущим планам. Оставив замашки на светский лоск, она живописала будущее своего детища таким образом, что даже прикосновение к его дверям виделось особой честью. Себастьян не совершал попыток выправлять ее мысль пинками под скатертью, из чего девица сделала заключение о своем преуспеянии.

Лея вопросов задавала мало, но в самом деле как будто оттаивала. Впрочем, это можно отнести и в заслугу седла барашка, возникшего перед ней в продолжении сего монолога.

– Одно из направлений нашего развития – крупные имперские заказы, – уверенно сообщила Виола, покуда прилизанный трактирный слуга ставил перед ней блюдо с обедом.

Девушке на миг показалось, что он, должно быть, поджидал этой фразы намеренно, ибо случайно выбрать столь неудачное время было просто невозможно – на широкой белой тарелке одиноко покоилась горсточка риса с наперсток, бережно укрытая ломтиком красной рыбы.

Распорядительница почти услышала, как Лея мысленно сопоставила размер имперских заказов “Чарованной щепке” с собственным виолиным заказом и нашла в них много общности. Себастьян, кусавший губу, явно занимался тем же самым, заодно припоминая сестрицыно обещание быть воздержанной в еде. Он не удержался и украдкой поймал магичкин взгляд – оба заметили смешинки в глазах друг друга, но милосердие победило – они продолжили взирать на Виолу с самой невинной серьезностью.

Виола несколько секунд смотрела на беднягу лосося, разом обратившего в руины ее потуги по оглашению перспектив. Что ж, есть и добрая весть – долго давиться нелюбимой рыбой ей не придется. Вздохнув, он вооружилась приборами, знаменуя переход в атаку вопросами:

– Вероятно, вы хотите знать, что мы предложим вам в случае, если имперский грант не будет получен? – прозорливо молвила она.

Эти слова сопроводились неожиданным явлением – в тарелку Себастьяна устремился белый кружевной платок. Обед непременно оказался бы испорчен, однако тренированная Лея выказала чудеса реакции. К восторгу мага она успела взвить платок над столом потоком воздуха, после чего все трое возвели очи горе в поисках источника диковинного дара.

С балконного яруса донеслось охание пополам с хихиканием: от перил заполошно прянули несколько девиц.

Лея отправила платок в их веселый кружок, нахмурилась и отложила витую вилку.

– Прошу прощения, – произнесла она, споро поднялась и угрожающе застучала сапожками по лестнице.

Три юные грации, покинувшие свой наблюдательный пост, ее посещению не удивились. Лея прекрасно знала каждую пташку из этой стайки светских болтушек. Типичные дочери общества, охочие до сплетен и колкостей, когда-то числились ей приятельницами, но о нежной дружбе говорить не приходилось. Очень похоже, что нынче именно они выступят глашатаями мнений света, покуда матрон постарше удерживает чопорность.

– Доброго дня, любезные леди, – начала магичка сдержанно, – могу я спросить, ради какой цели вы окликнули меня столь экстравагантным образом?

– Доброго дня, Лея Сальвадоровна, – высокая красавица Аглая ответила столь же ровно, – мы не имели такого намерения, едва ли в ваши планы входило разделить нашу трапезу.

Разговор предсказуемо двинулся в сторону леиной склонности обедать с бедняками. Лея подобралась. Вторая девица, цветущая чернобровая Талия, была также наследной магичкой – словом, ожидать следовало любой приятности. Лее очень хотелось сцепить пальцы в нервный замок, но ладони лучше держать наготове.

– Совершенно верно, – подтвердила она без удовольствия, – по счастью, я отвоевала свое право выбора.

– Мы как раз досадовали, что выбор пал не на нас, – сказала Талия, – нам не хватало вашей серьезности для равновесия.

Прищурившись, Лея сделала вид, что ее ничуть не трогают чужие колкости. На самом деле она просто не разобрала, какое оскорбление укрылось за этой безобидной фразой.

– Едва ли вы ищете моей компании иначе, чем для пустой насмешки, – ответила беглянка все так же холодно.

Третья девица, маленькая Эфросина, вновь завладевшая оброненным платком, подняла брови едва ли не с жалобой:

– Странные речи, Лея Сальвадоровна. Разве мы вас обидели?

Лея прекрасно держала лицо, хотя за этой маской теперь скрывалась растерянность. Речь Эфросины вновь подхватила Аглая:

– Если память меня не подводит, это не мы вас покинули и три месяца избегали встреч. Стоило хотя бы оставить записку, отправляясь в такое приключение!

Лея дошла уже до полного недоумения. Она ожидала насмешек и уколов – о, грации были вполне на это способны! – но не дружеского укора в невнимании. Хитрый ли это заход с фланга? Покидать свой редут магичка пока не спешила.

– Мои мысли были заняты планом прорыва золоченой клетки, – сказала она с вызовом.

Разумеется, отцу никогда не приходило в голову ограничивать ее передвижения, так что план прорыва заключался в суматошном сбрасывании в сундук попавшихся под руку личных ценностей.

– Разве потом вы не нашли минуты сообщить, что с вами все в порядке? – укорила Аглая.

– Отец навещал меня, – напомнила Лея.

– Господин Алвини нам не докладывается, – пожала плечами Талия. – приходилось довольствоваться слухами там, где мы могли надеяться на весточку из ваших рук.

Лея рискнула осторожно приподнять забрало.

– Я была занята устройством новой жизни.

– Ничуть не сомневаюсь в трудности вашего предприятия, – Аглая говорила без торопливости, – но прежде вы умели передавать почту с разносчиком.

В минутном озарении Лея увидела их встречу со стороны и не могла не признать, что вражду здесь чинит разве что она сама. Может статься, вообразить всеобщее презрение было изрядной дерзостью? Лея Астер привыкла считать, что прежде ее обожали за титул, а теперь должны ненавидеть за дружбу с горожанами дальних окраин. Равнодушие к ее великому бунту как-то не укладывалось в надменной головке дочери Сальвадора.

– Я не подумала, – Лея сама не верила, что ее язык повернулся произнести такое.

Три грации вполне оценили ее жертву, и лица их воссияли. Эфросина даже облобызала Лею, после чего совершила попытку переманить ее в их компанию, искушая десертами из творожного мусса с голубикой.

– Теперь-то ты нам все расскажешь? – вдохновенно молила она, оставляя официозные "вы". – Мы ведь придумали себе Бог знает что! Ты оставила Алессана ради этого юноши? Он невысокого роду?

Все четверо невольно воззрились через перила на покинутый магичкой столик, где Себастьян деликатно управлялся с томатным супом, стараясь не лишить манжеты первозданной белизны.

– Боюсь, я вас разочарую, – ответила Лея. – у меня деловая встреча, я не располагаю временем для беседы с вами.

Округлившиеся глаза трех граций менее всего походили на разочарование.

– Деловая встреча? – Талия произнесла это с придыханием и трепетом, а в голосе вторившей Алгаи почудилась как будто зависть. – Ты ведешь Дела? Сама?

Кто укорит Лею в том, что кивнула она с излишней горделивостью? Щеки ее приятно порозовели. Не в обиду соседям по Кленовой улице, но признание от равных было именно тем, чего ей давно недоставало.

– Прошу вашего прощения, – чуть присела она, – господа артефакторы рода Карнелис ожидают меня для продолжения переговоров.

Ясное дело, о голубике грации позабыли в тот же миг. Не обремененные чопорностью, они бросились обратно к перилам и свесились через них с опасной беспечностью.

Спускаясь, Лея в который раз подумала, что следует обуздать не к месту разошедшуюся гордость. Сама не заметишь, как отринешь предложение – и потеряешь не только заработок, но и повод для зависти щебетуний.

Лея заняла свой стул с высокой спинкой и еще раз извинилась за прерванную встречу. На сей раз в ее тоне появились нотки искренности – она обнаружила даже благодарность. Если подумать, робкие на первый взгляд артефакторы были в достаточной мере представительны, чтобы перевернуть суждение о ее самостоятельном труде в глазах высокого общества.

Если подумать еще раз – эта парочка обладала начальным капиталом куда более скромным, чем она после продажи платьев – но каким-то образом вела совершенно иной образ жизни.

– Вы хотели рассказать мне об условиях, Виола Базилевна, – произнесла магичка почти ласково.

Внутренняя Лея уже велела ей приглядеться к их работе изнутри, но следовало завершить формальности.

Высокое общество, называемое так в частности из-за размещения на балконе, наблюдало уже с удвоенным рвением. Взгляды граций то и дело сходились на персоне юного Себастьяна.

Будь он осведомлен о таком внимании, вероятно, совершил бы пару-тройку неловких промахов и запятнал-таки свою честь брызгами томата. К счастью, выражающие девичий интерес платки повторно в суп не пикировали, и он пребывал в блаженном неведении.

– Как думаете, встреча только деловая? – спросила Эфросина шепотом, который сочла негромким.

Аглая смерила острым взором девицу за леиным столом. Незнакомая барышня Карнелис проявляла горячность и красноречие, хотя слова терялись в зеленых зарослях.

– Может быть, она понадобилась для отвода глаз? – продолжила Эфросина.

"Деловая встреча" звучало весьма веско, но толика романтики не мешала, с ее точки зрения, еще ни одной истории. Требовалось откопать ее во что бы то ни стало. Поэтому она не повелась на хитрый план и ничуть не отвлеклась на соловьем поющую девицу, удостоив своих комментариев только молчаливого юношу, прекрасного уже в силу своей загадочности.

– Где бы им встретиться до ее побега? – поинтересовалась Талия. – Я совершенно не помню его лица.

– Как будто люди знакомятся только на светских раутах, – фыркнула Эфросина. – Что, если судьба свела их на Виноградном мосту дождливым осенним вечером? Несколько месяцев они боролись со своими чувствами, пока Лея не решилась оставить все и бежать.

С дождем она попала, пожалуй, в точку – неплохая меткость для выстрела наугад.

– Очень странное решение, – фыркнула Аглая, которую версия деловых переговоров сражала куда сильнее, – если бы Лея сбежала к нему, едва ли им требуется забираться сюда ради тайной встречи.

– Стало быть, они еще не венчались, – нашлась Эфросина, не сдавая позиций.

– Свидания с прикрытием сестры можно устраивать и не сбегая из дому, – припечатала разумница Аглая.

– Разве ты никогда не совершала безрассудства ради любви? – обвинила Эфросина, возвышая голос.

Аглая только пожала плечами. Безрассудства, с ее точки зрения, следует тщательно выверять, иначе они заведут куда не следует.

Талия, подумав, предложила версию примирительную.

– Положим, Лея и не знала его прежде. Вот только куда теперь заведут ее деловые переговоры? Заметьте его аристократическое сложение!

Тонкая кость Себастьяна, долгие годы казавшаяся ему проклятием, как будто становилась знаменитой чертою в столичных кругах. Заподозри это Виола – она уж сочинила бы, как обернуть молву на пользу "Чарованной щепке".

– Тише, дорогая, – осадила Аглая, – ты же не хочешь сорвать Лее Деловую Встречу!

Талия картинно прикрыла рот ладонью, а Эфросина перегнулась с перил еще ниже, нацелясь узреть, как смотрят друг на друга Себастьян и Лея. Как ни странно, они продолжали взирать на девицу, совершенно здесь неуместную, не совершая ни одной попытки выпроводить ее на площадь. Эфросина уже готова была предложить себя в роли прикрытия, куда менее говорливого. Бедные голубки едва глянули друг на друга три или четыре раза украдкой в то время, как половой собирал пустые блюда и расставлял чашки с какао.

Аглая потянула подруг обратно за стол, но те воспротивились, желая досмотреть деловую встречу до самого финала. Вознаградило их торжественное рукопожатие двух барышень, тогда как юный маг удостоился лишь вежливого леиного кивка.

Переговоры как будто удались, но грации чувствовали себя обманутыми.

Зато, наконец, Лея чинно поднялась, попрощалась с Карнелисами и вторично выдвинулась к лестнице.

Грации метнулись к собственным остывшим чашкам. Лее предстояла долгая беседа, но, кажется она теперь не возражала.

***

Довольная итогами встречи Виола расцвела и расслабилась. С десертом она расправлялась под собственное мурлыкание и косые взгляды брата, не столь склонного к проявлению чувств. Однако договорённость с магичкой определенно открывала ему широкий новый путь. Даже если она не станет его учить и ограничится советами по основным проектам – это несравнимый шаг вперед после долгих одиноких уроков со старыми книгами.

– Покуда мы вступили в полосу везения, наведаюсь к Алонсо Давидовичу, – поднялась Виола. Некоторая поспешность ее движений была связана с тем, что Себастьяну несли счет, сумму которого девица предпочла бы узнать дома.

В памятный день очищения аптеки, когда Тысячелистник был выдворен из нижней аптечной залы, трактирщик ожидаемо проявил интерес к ароматному справочнику Кинри. Виола тогда сообщила расценки на его повторение и любезно уступила время на размышление. Сегодня представился случай напомнить о себе – с бумагами наготове.

Распорядитель зала препонов не чинил и любезно проводил ее в кабинет владельца.

– Доброго здоровья, Виола Базилевна, – на удачу, трактирщик узнал ее сразу, напоминать обстоятельства знакомства и цель визита не пришлось.

– Имела удовольствие обедать у вас и решилась потревожить повторением своего предложения, – дополнила она свое приветствие.

Вопреки предугаданию девицы, обстановка рабочего места поклонника флоры была исключительно деловой – из всех растений только высилось в углу тощее деревце с желтоватыми прожилками, возле которого хозяин и обнаружился.

– Обычно я не держу здесь никакой ботаники, – охотно пояснил он, заметив любопытство, – в ином случае вся работа сведется к уходу за почвой и стеблями. Однако для этого чуда сделал исключение – не могу отказать себе в приятности наблюдать его развитие. Вы ведь узнали его, любезная барышня?

Виола была бы рада расположить заказчика, поддержав приятный ему разговор, однако не стала изображать ложную проницательность.

– Боюсь, мои знания скудны, я не ведаю этого древа, – сказала она, и вдруг что-то знакомое показалось ей в форме и цвете его листьев.

– Я тоже его не ведаю, – рассмеялся трактирщик, с любовью глядя на растение, – припоминаете? Именно с целью определить его вид я и наведался к славному Кинри, но мы оба не преуспели.

– Постойте, – изумилась Виола, – на прошлой седмице вы приносили малый росток, к тому же, добрейший Тысячелистник укоротил его еще вдвое.

– Именно, – довольно подтвердил трактирщик, – следы его зубов различимы на верхушке. Но сам росток, как видите, чувствует себя на диво хорошо и растет по часам безо всякого преувеличения.

– Невероятно! – восхитилась Виола, приглядываясь к чуду и едва веря глазам – Вы в самом деле на пороге удивительных открытий! Что говорит вам наука о таком феномене?

– От науки я пока его скрываю, – подмигнул Алонсо Давидович, – сначала изучу самостоятельно, а уж потом позволю взять отростки.

Распорядительница улыбнулась.

Заказчик пребывал в благодушии – самое время потихоньку доставать бумаги.

Ужин в гильдии Оружейников

В Итрисисе: 27 апреля, четверг

Дария Дариевича постигла многим ведомая напасть – в середине дня ему вспомнился простенький мотивчик городской песенки и засел так накрепко, что сопровождал до самого вечера. Как водится, половина слов осталась за пределами памяти, поэтому в голове вертелось что-то вроде:

Лала-лала на торгу

Брал попону дорогу,

И чего-то там седло

Куда-то там кому легло!

Обыкновенно эдакие дырявые песни ощутимо раздражали его уже на пятом повторе, но сегодня настроение было слишком легким, чтобы пострадать от ерунды. Без ложной скромности он мог бы сказать, что потрудился на славу и был собой доволен.

До обеда стоял за прилавком – а его дежурство всегда было самым плодотворным для штучной продажи. Дарий младший торговал как дышал. Ассортимент лавки он знал сызмальства, в качестве оружия был неизменно уверен – так что искомое подбирал посетителю просто, в два счета разрешая его сомнения в покупке ко взаимному удовольствию.

После трапезного перерыва его отправили в кабинет помогать Арис, которая представила образцы к очередной проверке. Вязаные лоскуты из разнообразной пряжи – от простой овцы до диковинной альпака – требовалось поочередно колоть и рубить целым набором опасных средств. Результат скрупулезно заносился им в дневник опытов.

– Храбрый портняжка, – одобрил смешком в усы отец, зашедший отметить ход экспериментов.

– Не щажу живота тебя ради, батюшка, – подтвердил Дарий, картинно протыкая льняной лоскут на порядком истрепанной подушечке.

Дарий старший цокнул языком. Хотя он давно знал, что с младшего сына больше пользы не на воинском поприще, а все-таки пожурить не стерпел:

– Опять руку на себя забираешь.

Впрочем, оба оружейника были очень довольны. Проверки однозначно подтверждали, что в этот раз они на верном пути – после провала с тканью это воодушевляло. Отец не любил хвалиться вслух, но очевидно считал, что имперский заказ уже у него в кармане. Богатый военный опыт помогал ему чувствовать потребности армии, да и при подборе людей он, похоже, не ошибся.

Пробы последних седмиц явили, что растительная пряжа вроде льна и крапивы (поди ж ты, бывала и такая) держит удар хуже шерсти, хотя и та все еще рвется. Тем не менее Арис продолжала каждый раз вязать весь спектр образцов для нанесения новых чар.

Оружейники одобряли ее ответственное отношение. Вот и сегодня проверка проходила бойко – тогда-то и поселилась в голове Дария глупая песенка. Огорчало только, что сама Арис не была склонна разделить успех мастерской. Первое время они дивились ее отстраненности, тогда она неохотно обмолвилась о тяжелой болезни матери. От помощи Арис отказалась, так что им осталось только довольствоваться ее прилежанием и не соваться в душу.

После этих трудов Дарий твердо вознамерился заглянуть в "Чарованную щепку" и любой хитростью напроситься, наконец, на чай. В окошке он замечал порхающую по зале Виолу, явно зараженную вместе с ним если уж не веселой песенкой, то по крайней мере деловым оживлением.

Готовясь к исполнению плана он даже метнулся в кондитерскую и теперь держал в поясном кошеле нарядный мешочек сахарного миндаля.

Отец поймал у выхода из лавки.

– Удачно ты принарядился. Почти сегодня от нас гильдейский ужин, мне до темна не вырваться.

Юный богатырь увял плечами. Перечить отцу в семье было не принято.

– Батюшка, думаешь, без нас им кусок в горло не пролезет? – предпринял он попытку отшутиться.

Дарий Силванович сдвинул брови.

– Ступай, Дарий. О прошлой седмице мы ужин пропустили, так ты мне сам три дня поминал о важности поддержания связей.

– Этим и займусь, – подхватил младший Дарий, кивая в сторону улицы – думал с артефакторами сойтись короче.

– Нужное дело, – согласился отец, – но до завтра терпит. Сегодня иди в гильдию, а послушание родителям тебе зачтется.

По тону оружейника молодец понял, что спорить сегодня тому недосуг, и проку не будет. Сходя с крыльца, он поднял печальный взгляд на темные окна соседей и понуро поплелся к иной цели.

Песенка из головы никуда не делась, но совершила модуляцию в минор. "Знал бы – не наряжался как дурак…"

Дарий понадеялся, что сумеет быстро исполнить сыновний и гильдейский долг – явится, поздоровается, посидит молча, лелея обиду на испорченный вечер, да и уберется по-тихому.

Однако, и этот план погубили чужие задумки.

– Дарий Дариевич! Вас-то мне и надо! – На самом пороге подскочил к нему бодрый Родриго в чистой рубахе и принялся совать в руки металлический щит с гербом гильдии. – Новых братьев сегодня приветствуем. Вы у нас и молодец видный, и языком владеете – нашу честь не оброните. Вручите им от нашего имени герб и слово доброе прибавьте!

Дарий едва не поморщился. Говорить пафосные речи перед очередными мужиками, приставшими к гильдии, было невмочь. Всегда им Родриго сам прилюдно герб вручал на ближайшем ужине, руку жал до хруста, по плечам молотил и сажал за стол где придется. Не хватало еще приветствие им сочинять. Кого там умасливать?

– Вы прежде сами управлялись доблестно, – осторожно вернул хвалу юноша, – ваш опыт скорее впечатлит, куда мне, зеленому, вперед лезть!

– Тут другое, Дарий Дариевич, тут другое, – неопределенно сообщил гильдиец, – вы представительнее глядитесь, в грязь лицом не ударите.

Дарию отнюдь не понравилось это повторное увещевание держать себя, да еще от имени гильдии. В иной раз он и оценил бы возможность блеснуть, но в сей вечер радости не испытал ни мало, даже мелькнула новая досада на несвоевременный отцов указ. Лишь глубокое смирение перед посланной напастью заставило его согласиться.

– Давайте, – он устало сунул подмышку герб и под траурный марш привязчивой мелодии вошел в общую залу.

Как обычно по четвергам, к середине залы были сдвинуты столы разной высоты и масти. Часть оружейников разместились на длинных лавках, часть еще выкладывали из котомок пироги и бутыли. По традиции провизию несли сами, кто во что горазд. Добрые жены оружейников иной раз передавали самые дивные соленья да компоты, стараясь перещеголять друг друга – всякий брат подвергался дома расспросу, чем удивила гильдию такая-то или такая-то соседка. Несколько дородных женщин сами явились с мужьями и теперь сноровисто сервировали ужин.

Зал гудел и наполнялся. Дарий, вяло ответил на приветствия, бросил тоскливый взгляд на дальний стол, с коим прежде задумывал слиться, и без охоты устроился на краю лавки поближе к свободному пространству для условно торжественного действа. Не скованные этикетом оружейники тут и там уже приступили к трапезе, утирая усы и добродушно посмеиваясь над парнем с гербом, вынужденным голодать до исполнения миссии. Вновь приходящие тоже не стремились занимать места подле него, чтобы их случаем не зацепило рвение Родриго по официальной линии.

Наконец Родриго счел, что все желающие уже разместились в необидной тесноте, и сделал знак Ирвину позвать новых братьев, томящихся в мастерской.

Дарий поднялся, развернул герб лицом к выходу и заставил себя встряхнуться хотя бы на малое время.

– Господа гильдейцы, прошу любить и жаловать! – объявил Родриго, – Наши новые брат …и сестра!

Дарий почувствовал, что улыбка, которую он нацепил с таким трудом, начинает расти и упирается куда-то в уши, тогда как траурные аккорды мелодии разом воспряли в победную песнь.

В сопровождении брата гильдейскую прокопченую залу осветила своим явлением до неприличия довольная леди Виола Карнелис.

Краем глаза Дарий злорадно отметил, как за притихшим столом несколько оружейников попытались прибрать животы, обремененные рыбной кулебякой – однако, диспозиция теперь развернулась не в их пользу.

Подтянутый, приодетый в выходное и без пятен жира на щеках, юноша сделал решительный шаг навстречу артефакторам.

– Господа Себастьян и Виола Карнелис с улицы Резного Листа, владеют артефактной мастерской и занимаются в числе прочего оружием, – объявлял Родриго не новые для Дария сведения, покуда вошедшие раскланивались и демонстрировали радушие.

– Добро пожаловать, господин Себастьян, – Дарий не без труда перевел свои очи на мага.

Посомневавшись миг, вручил тяжелый герб все-таки ему, дабы не шокировать братьев раньше времени ролью распорядительницы. Зато уж после сего обернул самое любезное внимание на девицу, одетую во что-то аристократическое и светлое – во всяком случае, не ему одному показалась она в этом зале первым подснежником на черной земле. Благородное происхождение Карнелисов не было для всей улицы секретом, но теперь их родовитость проявилась в полной мере.

– Виола Базилевна, – (отчество не прозвучало ранее, так что его знакомство с леди для всех теперь будет подчеркнуто) – Зная вас, – (почему бы не усилить эффект?) – ничуть не сомневался, что скоро смогу приветствовать вашу дивную мастерскую в нашем скромном братстве.

Очаровательная Виола рдела к вящей гордости Дария. Ниспошли Бог всех благ Родриго, коему пришло в голову именно сегодня сделать его представителем гильдии, выгодно отделив от прочих братьев!

– Рада слышать это именно от вас, Дарий Дариевич, – подлила бальзаму девица, – ваше наставление нам помогло и вдохновило.

“Умничка!” – мурлыкал внутренний Дарий, покуда за их диалогом наблюдали братья: как молодые, так и молодящиеся. Если только ему не померещилось, Виоле тоже пришлось по душе выказать свое давнее знакомство со столь почетным оружейником.

– Какое приобретение для гильдии! – проговорил он неспешно, – Общими силами мы будем идти к процветанию оружейного дела! Верю, что вы сможете принести много свежих идей, а в случае затруднений рассчитывайте на нашу помощь.

– Гильдия всегда рядом, – дополнил на всякий случай Родриго, потому что это “нашу” прозвучало как-то слишком обтекаемо.

– Благодарю вас! – сияла Виола, отвечая им обоим, – Мой брат не даст лукавить – “Чарованная щепка” еще никого не подводила!

Себастьяну нечего было возразить на очевидную истину, ибо за три месяца “Щепка” в самом деле не успела набедокурить.

– Обещаем быть достойными братства, – заверил он, не зная, куда деть препорученный ему герб гильдии размером с плоскую тыкву.

– Господин Себастьян – сильный маг, – добавил Родриго, обращаясь уже к публике. Та ответила одобрительным гулом и стуком ладней о столешницу. Старший гильдиец тоже пребывал в настроении приподнятом, ибо ставка на Дария оказалась удачной – он подал братство в выгодном свете, очевидно впечатлив благородную семейку, невесть зачем устремившуюся в гильдию.

– Прошу вас разделить общую трапезу, – тем временем свернул Дарий свое вступительное слово.

Он заметил на дальних столах попытки потесниться и выделить место для новой сестры, но, по недальновидности оружейников, таковые места остались лишь возле самого Дария. Юноша приглашающе указал на лавку Себастьяну, который явил любезное понимание и сел первым, таким образом отделив собою Виолу от длинного ряда соседей.

Сестра, двигаясь с изяществом леди, доверчиво пристроилась к нему. С правого боку цепочку замкнул Дарий Дариевич, продолжающий мысленно петь в мажоре и благословлять Родриго вместе с упрямым отцом. Ему остался лишь один изящный штрих до полного превосходства:

– Поздравляю вас с достижением цели, – произнес он чуть громче необходимого и протянул Виоле расшитый мешочек миндаля, так и оставшийся в сумке после внезапной смены планов. – Примите подношение – может быть, эти сладости дополнят минуты вашего торжества!

Виола жеманиться не стала, угощение взяла польщенно и окунула туда носик с нетерпением. Личико ее отразило довольство – надо думать, минуты торжества она не станет делить даже с родным братом, хотя и рискнула пристроить подарок в его поясную сумку. Сегодняшний облик леди не предполагал иметь своей сумы, так что Себастьяну выпала честь таскать на себе все полученное в стенах щедрой гильдии.

Церемония скромного дарения, принятого благосклонно, развеялапоследние надежды гильдейских холостяков. Дарий ликовал.

– Не откроете ли теперь своей тайны, Виола Базилевна? – спросил уже напротив, тихим проникновенным голосом, подходящим для доверительной беседы. – Чего ради вам понадобилась наша гильдия? Она так мало соприкасается с тонкой специализацией вашей мастерской.

Кстати, о соприкосновениях – сидеть подле соседки на тесной лавке было очень приятно. Едва ли такая удача выпала бы ему в гостях у артефакторов.

– Отчего же, – хитро отвечала Виола, – господин старший гильдиец обещал сегодня показать наш входной шедевр, в коем вы сможете оценить нашу причастность к оружейникам.

Девушка говорила охотно – во всем городе не сыскался бы человек, готовый слушать ее с пущим интересом, и притом способный по достоинству оценить красоту стратегии.

– Вы проделали это ради доступа в библиотеку? – припомнил разумный юноша их разговор.

Виола такое внимание к собственным словам тоже оценила улыбкой.

– Это было одной из причин, – согласилась она. – Сегодня перед ужином любезный Родриго снабдил нас грамотой, дающей право прохода в библиотеку магов.

Дарий покосился через нее на Себастьяна. Пожалуй, на лице последнего отражалось истинное блаженство. Впечатление это еще усилилось, когда на попытку Дария потянуться за печеной рыбой для Виолы юный маг едва заметно покачал головой, намекая на нелюбовь сестры к подобным блюдам. Видно, маг нынче готов излить радость на весь мир. Дарий отдал должное его заботе понимающим кивком.

– Какова же другая причина? – спросил он, подкладывая вместо окуня кусок грибного пирога. – Неужто вы вознамерились впредь создавать оружие?

– Я же хрупкая барышня, Дарий Дариевич, – здесь Виола неожиданно для себя самой похлопала глазами, – Более тяготею к защитному вооружению на благо Ладии.

– Так вы нацелены выиграть конкурс, едва вступив в гильдию оружейников? – не сдержал изумления Дарий.

– Опасаетесь конкуренции? – поддела Виола в ответ. – Вас можно понять. Мне удалось привлечь сильного консультанта.

– Из числа военных? – нахмурился молодец, почуяв конкуренцию иного рода.

– Наша сила в магии, – возразила девица, кроша пирог на тарелке. – Дочь самого магистра Сальвадора Астер согласилась оказать нам поддержку, как только решит свои вопросы по вступлению в гильдию магов. Впрочем, вы правы, – задумалась Виола, – знаток военного дела нам тоже понадобится, над этим я еще поработаю. Сегодня отличный вечер, чтобы познакомиться с моими новыми братьям и разузнать, кто из них не претендует на имперский заказ самостоятельно, но сможет поделиться ратным опытом.

Дарий обвел взглядом стол. Многие из оружейников в самом деле имели за плечами нелегкую службу, но прошли войну простыми пехотинцами и едва ли могли расписать девице полную картину. Кроме того, желание Виолы знакомиться с братьями тоже не слишком его обрадовало. С языка рвалось предложить свои услуги, но девица не зря смотрела на него с таким выжидающим лукавством – прямое соперничество теперь не позволило ему бросаться обещаниями.

– Уверен, Виола Базилевна, уговаривать их не придется, – заметил он без энтузиазма.

– Могу я попросить вас об услуге, Дарий Дариевич? – продолжила девица, напуская в голос незнакомого трепета.

Дарий замялся. Покуда в ход пошли эти девичьи приемчики, соседка может и вправду попросить его о военной консультации. И что ему тогда предпринять? Согласиться не позволит преданность семейному делу, отказаться – значило провести черту теперь, когда границы только пошатнулись. Ему вновь припомнился так и не пройденный лабиринт с драконом.

– Чем могу быть полезен? – протянул он осторожно.

Виола сделала большие глаза, сложила руки с мольбой и продолжила таинственным шепотом:

– Не поможете ли прибить завтра герб возле нашей двери? Боюсь, мой брат исчезнет в недрах библиотеки на пару седмиц.

Дарий, наконец, распознал коварную шутку и с готовностью расхохотался.

***

Поздним вечером Дарий заглянул в кабинет отца. Тот, устало потирая виски, еще сидел с масляной лампой над расходными книгами.

– Ты знал? – вопросил его юноша кратко.

Оружейник поднял голову, изучая сына с недоумением. Тот сиял как золотая луна, лампы рядом рядом с ним померкли медяками.

– Значит, интуиция, – довольно вывел молодец и отвесил поклон, – благодарю, батюшка, за науку сыновнего послушания. Более не отвлекаю.

Не утруждаясь пояснением, он довольным котом удалился за дверь и направил свои стопы к лестнице на жилой этаж. На пороге своей комнаты он вдруг восприял озарение и сходу вспомнил все слова глупой песенки, так и не изволившей отвязаться:

Как-то рыцарь на торгу

Брал попону дорогу,

И червленое седло

Ему на сердце легло!

Сваво коня наряжал,

Пред царевной проезжал —

Та царевна премила,

Венок рыцарю свила!

Снова в Гильдии магов

В Итрисисе: 28 апреля, пятница

Себастьян держал в руках сокровища, прежде доступные лишь в самых дерзких снах. Он провел пальцем по кожаному переплету легендарного "Языка магокодирования" Бьорна Траурупа, погладил чернила "Искусства чаронанесения" Гнута, ласково посмотрел на "Чистый магокод" Артина.

Библиотека хранила сотни томов, способных составить его счастье, но нежданным препятствием выступили муки выбора. Он замер у стеллажей на четверть часа, трепетно перебирая книги, не решаясь остановить сей дивный круговорот: казалось, что предпочтение одной оскорбит остальных соперниц.

– Простите, вы будете брать "Геометрию чар"? – чей-то голос прервал его думы, столь же тяжкие, сколько и приятные. Вплывая в реальность с некоторым усилием, Себастьян обнаружил, что обзавелся компанией, в которой проступили смутно знакомые черты вязуньи Арис.

Должно быть, она уже некоторое время деликатно ожидала, покуда он завершит свой акт восхищения и выпустит из объятий лишние сочинения, но ее кротость истощилась.

– Извините, – Себастьян, пойманный в момент очень личный, стушевался и маловнятно предложил девице аккуратно вытащить означенный фолиант из стопки в своих руках.

Арис совершила изымание в своей обычной манере – быстро, не поднимая глаз и всячески избегая поводов продолжить беседу.

Юноша, впрочем, тоже явился в гильдию магов не ради светских любезностей. Он лишь мимоходом подивился глубокому вниманию Арис к магокодированию – с содержанием данной книги он не был знаком, но вязунья, очевидно, обладала интересами, мало присущими девицам ее круга. Рассеянно проследив ее путь к столикам для чтения, Себастьян спохватился – мог бы и сам давно приступить к освоению, кабы не раздумья над подборкой.

Преисполнившись решимости, он подхватил верхний из древних трудов. Подгоняла и необходимость сегодня сохранить в памяти хотя бы несколько приемов или задач для домашней отработки – любого рода эксперименты в библиотеке пребывали под запретом.

Об этом регламенте заботились дуэтом: слившийся со стеной библиотекарь и сигнальный артефакт под сводами потолка. Юноша устав почтил и держал себя в руках, однако, спустя час хрустальный камень внезапно полыхнул зеленым.

Арис и Себастьян, будучи единственными чтецами, разом вскинули головы и посмотрели друг на друга с невольным подозрением. Хранитель ученого порядка вгляделся в тревожный сигнал с пристальным прищуром и успокоительно махнул:

– Занимайтесь, дети, вина не ваша.

Однако настороженные "дети" не выразили понимания, так что пожилой господин закатил очи, снисходя до ворчливого пояснения:

– В мое время студиозусов было не так-то легко отвлечь от чтения, когда их допускали до этой сокровищницы! Инцидент пустой – магию отследили не здесь, а в главной зале. Должно быть, юная леди Астер экзаменуется.

Себастьян, к пущему разочарованию смотрителя, проявил живейший интерес.

– Испытания проходят сегодня? Дозволяется взглянуть?

– Разумеется, нет! – ответ окрасился уже возмущением. – Театр ищите себе на площади!

Юноша прикусил язык, но глаз, полных надежды, отвести не спешил.

– Даже не думай, – снова погрозил хранитель, – родственника туда не пустят, будь он трижды мастер, а уж зевак и подавно. Хочешь на ладную магичку поглазеть – жди, как в холл вернется.

Себастьян не счел нужным уточнять, что Лея теперь в некотором роде ему наставница и за ее экзамен он радеет искренне, а не "поглазеть". Кроме того, сами испытания наверняка явились бы ценным для него уроком. Однако, права его в этой цитадели были весьма условны и принуждали к сдержанности.

– Вы волшебно проницательны, господин смотритель. Поступлю по вашему совету, – легко согласился он, поднимаясь.

Второй этаж гильдии магов опоясывала внутренняя галерея. Двери библиотеки, наряду со множеством иных, тянусь вдоль нее по всему периметру. К удивлению артефактора, сей длинный балкон за время его краткого учения обрел популярность – пара дюжин человек устроились у перил, не иначе как ожидая Лею.

Магический слух Себастьяна не пронизывал стены, но голоса и некоторый шум намекали, что экзамен проходит в затворенной нижней зале. Выход из нее был с галереи идеально обозрим.

Юноша присоединился к ожидающим, краем глаза отмечая последних. Гильдейские маги в большинстве своем выглядели роскошно, с выверенной небрежностью опираясь на красное дерево баллюстрады. Сложно было определить, собираются ли они смотреть на Лею или в большей степени сами ей показаться. Весьма также вероятно, что красовались они друг перед другом.

Через минуту тихий шорох донес ему, что Арис тоже покинула читальню, и, заняв место неподалеку, устремила взор на дубовые створки залы.

– Лея Сальвадоровна имеет примечательный успех в обществе, не находите? – заметил юноша негромко. Он намеренно говорил будто сам с собой, давая Арис возможность его не услышать.

Однако она пожала плечом и ответила без поворота головы:

– Не ручаюсь за общество, но, прознай Кленовая улица о ее экзамене, – пожалуй, доставили бы на руках.

– Напоминая, что это теперь их Лея? – улыбнулся Себастьян с пониманием.

Арис задумчиво примерила эту версию к своим соседям.

– Возможно, – сказала она, наконец, – но едва ли сознательно. Жители окраин просто приняли ее и полюбили за отзывчивость и мастерство.

Себастьян промолчал, но поневоле отметил, что формулировка девушки мягко исключала ее саму из списка обитателей дальних кварталов. Речь ее и устремления в самом деле разнились с его представлениями о горожанах – впрочем, этнографией простого столичного люда он увлекался мало.

С другой стороны, на магов Итирсиса она тоже едва походила. Юноша продолжил отмечать их манеру одеваться и вести себя с надмением. Несколько мэтров постарше еще шутили меж собой тоном давних приятелей, но среди молодого кружка искры самолюбия трещали в воздухе поминутно. Казалось, для зачина магической дуэли достанет и призрачного повода, хотя имперский указ налагал один за другим запреты на молодецкие забавы подобного толка. Юные умы, не достигшие возраста государственной службы, уже который век не могли придумать лучшего способа мериться силой. Себастьян принялся волноваться о них уже всерьез, когда, спустя двадцать минут ожиданий, дверь, наконец, дрогнула.

Зрители сию же минуту отложили дискуссии, но дверь сначала дрогнула во второй раз, словно кто-то тянул на себя, и лишь после этих тщетных попыток с тяжелым скрипом поддалась наружу. Таковые манипуляции отразили леино состояние довольно емко. Лицо ее, усталое и упрямое одновременно, никак не давало угадать итоги экзамена. Она не без удивления возвела очи на галерею, затем обозрела тех встречающих, что разместились на первом этаже. Только остановив свой взор на знакомой стайке граций, истомившейся по вестям около самого входа, Лея чуть улыбнулась и кивнула красноречиво.

Себастьян ожидал, что холл взорвется гулом одобрения и стуком, сродни вчерашнему приветствию оружейников, но аристократические персоны лишь мягко тронули одну ладонь другою два или три раза, не произведя при этом шума. Очевидно, так проявилось наивысшее признание, потому что Лея улыбнулась уже победно, хотя и менее тепло.

Она снова стала своей – уже не как дочь Сальвадора Астер, но как самостоятельная единица в гильдии. Пусть это требовало знаний весьма средних, все-таки этот шаг и сама решимость снискали изрядное внимание к ее персоне и даже некоторое уважение. Само собой, Себастьян этим уважением преисполнился еще загодя, а теперь купался в гордости за наставницу и коллегу. Возможно, сиял он довольно зримо, поскольку Лея заметила его и даже выделила, одарив легким кивком узнавания.

Исполнив приветствия, она сдалась в плен грациям, куда более щедрым на поздравления и объятия.

Жест в отношении Себастьяна вдохновил граций щебетать пуще прежнего. В этот раз он словно поменялся с ними местами, взирая с балкона. Волнение пестрых подружек вокруг его персоны было ему неведомо, но подчеркнутое внимание виновницы собрания показалось очень лестным.

Однако, ни всплеск девичьего любопытства, ни бальзам на душу артефактора не шли ни в какое сравнение с той интригой, которую этот легкий кивок произвел на дальней стороне балкона.

Здесь, вдали от цветных пятен витражной розетки, расположились двое мужчин. Наперекор общему тренду, лишних глаз они избегали, их темные плащи дорогого сукна казались почти блеклыми на фоне блистающих камзолов и кружевных манжет.

– Кто это? – тихо спросил старший из двоих, отделяя слова гневным стаккато.

Разделивший с ним укрытие скривил губы и помедлил с ответом. Будучи также неприятно удивленным, юноша не поддался темпераментной вспышке союзника.

– Мне не знаком, – ответил он с прищуром лиса перед смертельным прыжком, – но сегодня же выясню.

Убедившись, что Лея отвлечена, он скользнул к лестнице – неприметно, без обычного своего пафоса. Теряясь в группе магов, уже начавших спуск, он оказался пропущен даже осторожной, а потому весьма бдительной Арис.

Вязунья со странным влечением к магии наблюдала выход Леи молча, лицо ее скрывало всякое чувство. Себастьян почему-то ожидал поймать, быть может, отголоски зависти или твердого намерения девушки когда-то повторить такой успех – но не отметил ничего подобного. В себе же, надо признать, он такие отголоски скоро обнаружил, впридачу к искренней за Лею радости. Прежде о гильдии он не слыхал и не рвался, да и теперь, глядя на ее представителей, сомневался остро. Однако, держа обиду на отказ через сестрино посредничество, сделал себе зарубку – рано или поздно получить приглашение, а уж затем еще взвесить, стоит ли соглашаться.

Впрочем, прикинув толщину самого хрупкого из ныне обретенных томов, он признал, что это произойдет скорее "поздно" с уклоном в "чрезвычайно поздно", если не "слишком поздно" или "посмертно". Нашедшая мысль о доступных книгах одарила теплом и вернула к действительности. Он шагнул было к читальне, когда память об одной виолиной заботе задержала его на минуту.

– Арис, – обратился он, осторожно, – моя сестра Виола давно ищет возможности пригласить вас на чай в "Чарованную щепку". Кажется, она даже имеет что-то вам подарить. Прошу вас не стесняться нанести визит в любое удобное время.

Себастьяну такой ангажемент дался с определенным усилием – все-таки девушка была едва знакома и формально даже не представлена, не говоря уже о разности их статусов, величину которой он ранее определить так и не смог. Однако город в этом отношении оказался довольно запутан – здесь бывало сложно отделить даже среднего купца от бедного аристократа, не говоря уже о разбогатевших владельцах предприятий, имеющих должное образование и обхождение. Говорят, в древние времена родовитые предки носили оружие как отличительный знак, но с развитием навыков магии такая маркировка окончательно утеряла точность. Как следствие, вольности в бытовых отношениях сословий частенько сходили с рук. В бурно растущем Итирсисе это давно стало обычной практикой.

Впрочем, его легкие сомнения в уместности приглашений саму собеседницу привели в куда большее замешательство. Вынужденно обернутое к нему лицо застыло мучительной каменной маской. Казалось, девушка не может понять, за какие грехи на нее пало счастье быть приглашенной в гости. Себастьяну, нависшему над ней, стало даже стыдно.

– Разумеется, если вам это составит удовольствие, – добавил он и поспешно свернул разговор, героически спасая Арис от ответа: – но вернемся же к нашим изысканиям, покуда смотритель не лишил нас доступа за нерадение.

Тут же критически найдя свою шутку довольно плоской, он распек себя за всякую инициативу и укрылся в спасительном царстве безмолвных книг.

Арис, бывшая уже на грани побега, все-таки неслышимо вздохнула и нырнула следом, чем выказала исключительное доверие его здравомыслию. Ей запоздало пришло на ум, что бойкая и как будто приветливая Виола может стать той самой посредницей с миром знати, которая даст ей столь нужный совет (догадайся об этом вчерашняя провинциалка Виола, изрядно бы подивилась).

Таким образом Арис тоже ступила в библиотеку, коря свою невежливость вместо средоточия на деле.

Впрочем, занятия сегодня все равно были почти загублены, сбивая ее настрой сугубой концентрацией магов на столь незначительном пространстве рядом с ней. Невольно представив себя на месте Леи, она и вовсе содрогнулась.

Саму же Лею внимание крайне утешило, пусть она и приложила усилия к сокрытию этого факта. Зрители были ей в разной степени знакомы, так что триумфальное возвращение можно считать состоявшимся. Царапнуло только одно – отца меж гильдейцев она не заметила (сложно заметить магистра Астер, коль скоро он предпочел укрыться).

Кроме того, Лея была голодна и измотана – больше морально, чем магически. Со дня завладения трофейным учебником возобновились ее интенсивные упражнения под собственным строгим надзором. Новых умений она постигла не много, зато ловкость и выносливость приблизила к прежнему уровню. Испытания сегодня показались на диво простыми, больше мешало волнение, отразившееся теперь на ее облике. Заметив это, грация Аглая во мгновение прописала ледяной морс в "Золотом шафране", чья целительная сила в жаркие дни сравнится только с действием какао зимними вечерами. Словом, новоявленная гильдейка была незамедлительно увлечена в проект по добыче растраченных сил.

Грации, конечно, в гильдии не числились и в холл были допущены только громкостью собственных титулов. По этой причине они занимали свой скромный пост невдалеке от дверей, что ускорило их передислокацию. Одна за другой они выпархивали на улицу, когда выходящую последней вдруг задержал приятный тенор.

– Эфросина Витторовна, рад вас лицезреть, – порция удивленного восторга в этой фразе была тщательнейшим образом выверена.

– Алессан Диегович! – вернула девушка и тут же затаила хитринку, предугадывая его вопрос.

– Снизойдите к моей печали, любезная Эфросина, – изобразил он трагично, – расскажите, ведом ли вам тот соперник, что занял мое место в сердце дорогой невесты?

– Соперник? – также наиграно подняла милые бровки грация, – едва ли с вами возможно соперничать!

Эфросине ужасно хотелось потянуть момент превосходства, покуда она обладает сведениями, вынуждающими известного насмешника источать перед нею патоку.

Алессан игру принимал вполне.

– Лея игнорирует меня совершенно, зато некоему юноше подарила свет своей улыбки. Уверен, Эфросина Витторовна, от вас-то она ничего не утаила.

Девушка позволила себе еще миг “удивляться”, но подруги снаружи, пожалуй, вернутся ее искать и, чего доброго, выложат все первыми. Тайны в Леиной новой жизни не было никакой, скорее напротив, поэтому выгодный случай сверкнуть осведомленностью не тянул даже на сплетню.

– Ах, тому юноше на балконе! – как будто спохватилась она, наконец, – Стройному, с приятной наружностью и умными глазами?

Алессан оценил ход и подтвердил покорно:

– Весьма приятной и, в самом деле, умными глазами. Трудно не согласиться с вашей зоркостью.

– Должно быть, вы говорите о ее деловом партнере Себастьяне, – протянула Эфросина, сдаваясь.

– Деловом партнере? – чуть не вышел из роли пораженный Алессан.

– Именно так Лея и выразилась, когда делилась со мной своими планами. Они работают вместе в артефактной мастерской. "Чарованная щепка", кажется.

Маг проглотил один за другим просящиеся на язык вопросы:

Гордая Лея – работает?

В “Чарованной щепке” у той недалекой Виолы?

Отпрыск нищих Карнелисов почти без дара – и единственная дочь магистра Сальвадора?

Определенно, последнему такое известие духа не поднимет, хотя это уже проблема второго порядка.

Все это опытный Алессан, однако, удержал в себе, не снимая маски. Только один из вопросов требовалось задать вслух незамедлительно, самым своим вкрадчивым манером:

– Подскажите, спасительница, где бы я мог найти эту славную мастерскую?

Свежие взгляды

В Итирсисе: 29 апреля, суббота

– Если тебе нужно зеркало, могу попросту его зачаровать, – сказал Себастьян, снисходительно созерцая чужую работу.

Убираясь перед приходом Леи, Виола вознамерилась превратить древнюю столешницу в сверкающую гладь. Все, за что бралась, она делала с полной отдачей, вкладывая больше рвения, чем даже ума. Не то, чтобы творила она исключительно глупости, ибо зала давно просила хозяйкиного глаза, но баланс распределения энергии ей ещё только предстояло обрести.

– Если тебе нужно меня поддеть, могу попросту тебя разочаровать, – огрызнулась девица, не прерывая своего увлекательного занятия.

Первый визит Леи в мастерскую и сразу в качестве партнера вызывал у леди Карнелис огромное волнение. Справиться с ним можно было только двумя способами: кем-нибудь покомандовать или что-нибудь помыть. Поскольку Себастьян желания к подчинению не выразил никакого и вполне самостоятельно три раза переставил старые книги на своей полке, осталось только перебросить силы на уборку.

Лея вошла в залу полчаса спустя с двумя томами под мышкой. Известно, что они составляли всю её нынешнюю библиотеку, так что несложно догадаться: готовилась она по-своему тщательно, хотя и без настолько деятельного беспокойства.

Новое место работы с ее ожиданиями согласовалось в полной мере – аккуратно-простоватое, в точности как его обитатели. На фоне изб Кленовой улицы выделяется известной каменной добротностью и хранит еще утреннюю прохладу, но до городского дома семьи “с происхождением” не дотягивает изрядно. После краткого ознакомления, Лея сочла лаконичность обстановки располагающей к собранности и удостоила ее подходящей дежурной любезности.

Молодая хозяйка приняла комплимент горячо и с большим воодушевлением подступилась к маленькой распорядительной мечте.

– Не сочтите за труд подойти ко мне, – пригласила она, волнуясь, – предварим нашу работу кратким утренним раутом.

Письменные труды заморских ее наставников сообщали, что таковое мероприятие призвано быть ежедневным, но Себастьян сразу по приезду решительно саботировал участие в этом фарсе в одиночку. Сегодня Виола торжествовала: его аргументы лишились, наконец, основания.

Стоя перед густо расписанной угольными планами печью, девица аккуратно вопросила брата о статусе задач.

– Я уже дней десять чарую одно и то же дерево, сестрица, – скучно пожал плечами тот.

Виола проигнорировала чересчур домашнее обращение, кивнула и с важным видом сделала одной ей ведомую пометку угольком.

– Есть какие-либо сложности? – уточнила она участливо.

Чтобы перечислить сложности с деревом для Карлоты Эдмондовны, не хватило бы никакого утреннего раута – начиная с того, что даже дышать на это произведение искусства было страшновато. Его поместили на стеллажах – прятать столь явные свидетельства сложных заказов было бы преступлением. Лея, входя, его действительно отметила: в локоть высотой, с тремя дюжинами тонких деревянных листьев – оно по меньшей мере интриговало. Однако, мнение Себастьяна о нем давно миновало стадию “глаза б мои не смотрели”.

Разумеется, вслух он этого не доложил, обтекаемо обозначив, что есть проблемы рутинного магического характера, но в помощи он пока не нуждается.

Виола еще что-то деловито нацарапала, затем довела до сведения своей команды следующий план: мастеру Себастьяну и консультанту Лее сегодня предоставляется возможность ознакомить друг друга с глубиной собственных знаний, а она, Виола, отправится навестить резчика (изготовление греюще-охлаждающих пиал по заказу владельца “Опят” подозрительно задерживалось).

Ей стоило немалой воли оставить магам шанс работать без ее эффективного контроля. Однако, Лея и Себастьян как будто даже приуныли, глядя на нее с некоторой мольбою. Виола рассудила, что едва ли их печалит скорая разлука с нею, так что причину следовало изыскать в иной области.

“Не оглох ли ты, дорогой брат? Я дарую тебе возможность провести столь желанную консультацию с магом даже без собственного ценного вмешательства!”– сигнализировала она долгим проникновенным взором.

“Не сошла ли ты с ума, дорогая сестра? Это худшая из твоих идей,” – красноречиво отозвалась правая бровь Себастьяна.

– Виола Базильевна, не могли бы вы перенести вашу встречу на другой день? – осторожно вмешалась Лея вслух. – Впрочем, если это невозможно, для ознакомительных бесед найдется место в парке.

– Чудесные скамейки имеются в тени Раскудрявой аллеи, – с энтузиазмом подхватил Себастьян.

– Раскудрявой аллеи хотелось бы избежать, – возразила Лея, дрогнув.

Виола переводила взгляд с одного одаренного на другого. Спустя десять секунд изучения проблемы она совершила дивное открытие: ее брат, вообще-то, взрослый мужчина двадцати четырех лет. Всякая работа с ним наедине скомпрометирует молодую магичку.

Строго воспитанная Лея и в самом деле не могла себе позволить рисковать репутацией. С неприятным осадком она припомнила, что ее прежняя мелкая магическая помощь не раз и не два заводила ее в жилища мужчин, но рядом с простолюдинами окраин мысль о гранях приличий даже не приходила ей в голову (само собой, с ее силой дара опасности она также не ощущала). Теперь же, рядом с мало-мальски родовитым юношей, она вдруг вспомнила все светские ограничения. Лея Астер с досадой признала, что Алессан был прав – как ни обманывай себя, а делить людей на сорта она не перестала.

Виола в это время мысленно третий раз роняла голову в ладони, понимая, в какую загнала себя ловушку.

Прежде у неё был только один маг – одна голова, но отлично думающая и самостоятельная (где-то даже выше меры). Теперь ее скромное предприятие совершило завидный скачок, вдвое увеличив число доступных магически одаренных умищ.

Только нынче она ни на минуту не может оставить их одних.

– Действительно, – надломлено произнесла она, вытирая из плана все внешние мероприятия на сегодня, – отправиться к резчику я смогу и позже. Поработаем вместе.

Мудрость юной распорядительницы была на этот раз оценена по достоинству – Лея перестала коситься на дверь, а Себастьян усмирил свою богатую мимику. Попытка сложить полномочия не удалась, и Виоле пришлось продолжить вести свой раут:

– Итак, Лее Сальвадоровне наши цели уже известны. Амбиции изобрести нечто неведомое имперской армии звучат для кого-то абсурдом, однако наши преимущества: свежий взгляд и искусное чарование самого доступного в Ладии сырья.

Себастьян в который раз подумал, что “свежим взглядом”, должно быть, прикрывают свою зеленое невежество все неофиты любой области. Донести до сестры эту простую догадку ему до сей поры не удалось, однако, он признавал, что переезд в столицу и напористость Виолы уже дали изрядные плоды. Критиковать ее идеи он, конечно, продолжил, но и воплощал их также с неизменным честным усердием.

– Согласно утверждению досточтимого мастера, дерево имеет как очевидные плюсы, так и некоторые минусы, – говорила сестрица тем временем. – Вы, Лея Сальвадоровна, способны ознакомить его с тонкостями магического отклика других начал: различных металлов, камня, стекла. Верю, что вместе вы составите оптимальное сочетание материалов, балансирующее их недостатки и одновременно не слишком сложное. Опираясь на ваши открытия, мы выстроим направление поиска формы.

– На данную минуту идей о самом оружии у нас нет? – перевела по-своему Лея этот витиеватый поток.

– Ничего конкретного, мы полностью открыты для ваших предложений, – заверила Виола и дополнила скромно: Будучи причастной к гильдии оружейников, я уже работаю над изучением популярных видов снаряжения как инфантерии, так и кавалерии. В ближайшие дни составлю сколь возможно подробные зарисовки, после чего мы сможем приступить к обсуждению улучшений уже предметно.

На самом деле невинные планы Виолы простирались куда шире – она вознамерилась раздобыть и стащить в мастерскую полный спектр образцов (осадные орудия, поколебавшись, исключила). Если не поможет лично Дарий младший, то уж с другими братьями из гильдии она договорится. Потребуется – сыграет и царевну в их постановке. Само собой, Себастьян Базилевич в детали не посвящался, ибо нервную систему своего главного мага владелица “Щепки” прилежно оберегала.

Беспечный юноша накануне принял деятельное участие в подготовке к обзору материалов. Придирчиво обойдя рынок, он обзавелся ворохом разнородных грошовых поделок, от костяного гребешка до стеклянных бус. В отличие от библиотеки магов, у себя дома он собирался обучаться на практике.

Все эти несметные богатства Себастьян рассыпал на стол перед Леей рядом с ее учеными книгами. Виола прищурилась, вспоминая длительную уборку, но великодушно смолчала. Маги устроились по обеим сторонам на лавках и подступили к действу, где ей места не было:

– Как много заряда теряет стекло за единицу времени при магическом покое? – спросил Себастьян, загребая ладонью бусины.

Лея пустилась в пояснения довольно сдержанно. Неосведомленность мага, в ее представлении зрелого, несколько ее изумила.

Выслушав ее со всем вниманием, Себастьян углубился в детали. Даже не будучи артефактором, Лея легко могла прочитать несколько лекций начального курса, тогда как для “мастера” эти сведения становились истинным открытием.

Забытая Виола взяла с полки два растительных справочника и обустроилась на другом краю стола. Алонсо Давидович, конечно, не смог отказать себе в удовольствии обладать ароматной книгой, так что Виола уже приобрела новую рукописную копию растительного реестра. Теперь, проигрывая зевоте, распорядительница скрупулезно переносила чары запаха – нынче травы не требовались, доставало магического слепка, хранимого ее собственным экземпляром. Нить разговора магов она потеряла быстро и охотно.

Мастер Себастьян уточнял у наставницы детали явленных ему открытий и высказывал свои осторожные соображения, не всегда близкие к истине. Обнаружив, что стекло прекрасно держит заряд, юноша не удержался от вопроса:

– Почему же артефакты из него так мало популярны?

– Заряженное стекло мутнеет, – озвучила магичка истину, известную ей лет с пяти. Пусть и знакомая с историей его самообразования, Лея поймала себя на пренебрежительных нотах. – Как известно, высокий заряд во многих случаях становится зримым.

– В многих? – спросил ученик, подталкивая к разъяснениям.

– Едва ли это существенно для наших целей, но стоит ознакомиться, – без радости ответила магичка и подвинула к себе лист бумаги.

Было бы проще, имей она при себе детский учебник, но доступные нынче книги не поясняли вещей столь базовых. Лее пришлось воскресить в памяти таблицы, которые рисовал для нее отец, качая на деревянной лошадке. Эта картина почему-то всколыхнула задворки дочерней совести, но девица быстро взяла себя в руки и приступила к толкованию.

Себастьян ловил каждое ее слово и соображал, конечно, побыстрее пятилетнего ребенка, тем не менее, полчаса разъяснять начала порядком ей наскучило.

– Давайте попробуем адаптировать простые чары под обширные образцы, – наконец, продолжила она ровным тоном. – Найдется ли готовый код для переноса?

Себастьян, смиренно принявший роль малого чада, тоже вдохновился долгожданным переходом к практике. Греющие подставки Виола удалила в недра кухни, а вот четыре оставшиеся чудо-скалочки покоились на стеллаже. В два длинных шага преодолевая залу, юноша, с волнением подал свое творение строгой наставнице.

Лея взяла деревяшку в свою хрупкую ручку, повертела и напомнила с превеликим терпением:

– Было бы хорошо ориентироваться на готовые чары для экономии нашего времени.

– Эти не подходят? – смутился Себастьян.

Лея сосредоточенно сдвинула брови на несколько секунд, но уверенность ее не пошатнулась:

– Чар я здесь не слышу.

– Вы позволите? – юноша аккуратно перенял у нее артефакт и произвел краткое ознакомление с действием “скалочницы” (в безопасном направлении двери).

Магчика наблюдала озадаченно. Смешное оружие отработало исправно и точно, при этом она определенно не смогла расслышать наложенные чары. Снова получив артефакт в свои руки, она с большим трудом уловила отголоски чужого древесного кода.

– Чары столь просты, что совершенно впитались в основу, – признала она, наконец, – Мне не приходилось встречать такое действие..

Удивление сменилось зародившимся научным любопытством:

– Если их адаптировать ко стеклу, они станут различимы? – предложила она уже несколько живее. – Причина в древесной природе кода или в изяществе алгоритма?

"Изящество алгоритма" прозвучало для Себастьяна музыкой.

“Отец был прав, называя меня недоучкой” – про себя обнаружила Лея, неохотно покидая мысленный пьедестал, – “При наличии странных пробелов, даже этот маг превосходит иные мои умения.”

Виола наблюдала краем глаза. Со стороны могло показаться, что распорядительница несколько завидует одаренным коллегам – на самом же деле она тщетно надеялась полюбоваться зримой магией, чем-то вроде фокуса Алессана с огоньком из воздуха.

Сама тарабарщина чародеев, что-то “слышащих” в безмолвных предметах, Виолу ничуть не трогала. Абсолютный магический слух Себастьяна служил поводом для ее ревности лет до тринадцати, но, взрослея, девица “нашла себя” в управлении, на чем совершенно успокоилась. Стенания брата при отладке магокода существенно укрепили ее уверенность в разности путей, им предначертанных.

Словно в подтверждение, окрыленный Себастьян углубился в совместные эксперименты с чарами. Он увлекся так, что едва обратил внимание на чай с ватрушками, заботливо поданный Виолой в качестве обеда.

Лея тоже не слишком на них набросилась, как видно, избалованная кухней иного уровня. Спустя еще около часа она сообщила, что дальнейшие изыскания вынуждена перенести на завтра или иной удобный артефакторам день.

Тут, конечно, провинились уже не ватрушки: как ни больно возвращаться в свой мир после высоких теорий магии, но в душной каморке Лею дожидались горшочки с ненавистным “отрезвеньем”. Теперь, будучи гильдейкой, она еще более прежнего вынуждена цепляться за всякий доход – пока что консультационные услуги едва ли могли ее озолотить.

Себастьян наблюдал, как маленькая наставница собирает книги. Сегодня за несколько часов он узнал больше, чем за последние полгода: для обоих юных магов стало сюрпризом, что свойством почти совершенно прятать чары обладает исключено дерево, тогда как тот же код, приспособленный к другому сырью, различается без напряжения.

Вздыхая о том, что еще не смог сегодня выяснить и проверить, Себастьян решился попросить любезности:

– Лея Сальвадоровна, не оставите ли вы “Магию второго уровня” на несколько дней? Это избавит вас от необходимости носить лишний груз, а мне поможет закрепить изведанное… конечно, если пособие не требуется вам слишком часто.

Лея посмотрела на тяжелый трофей, лежащий на столе отверстым. Пожалуй, оставить его в мастерской имело смысл, но, переступая себя, она поведала:

– Боюсь, оно не является моей собственностью. Мне надлежит вернуть эту книгу владельцу в ближайшее время.

О том, как осуществить это дело чести, магичка избегала думать во все дни подготовки к испытаниям. Возможно, в конце концов придется оставить ее у калитки Алессана под защитой ночи, но такое тайное делание отдавало низостью.

– Прошу прощения, – отступился юноша, – не знал, что книга не ваша. Меня ввела в заблуждение дарственная на обложке.

– Дарственная? – переспросила Лея, не припоминая, чтобы книга была подписана. Она закрыла том и поискала глазами упомянутое посвящение.

Обнаружилось оно тотчас – в нижней части, под заглавием, острым почерком уверенного в себе человека сияло:

“Лее Астер на долгую память от Лиса”

Лея осела на лавку. Долгая память во всех деталях подбросила ей пару самых неприятных улыбок щедрого дарителя, заставляя тут же подняться снова.

“Стало быть, издевался.”

– Извините, Себастьян Базилевич, мне нужно некоторое время, – вышколенные манеры проявляли себя механически, покуда мысль девицы унеслась обратно в те три дня внезапного женихова посещения.

“Поддавался, отмерил с точностью, чтобы не было сомнений. Добровольно обмакнуться в лужу? Ход не в его духе. Однако, книгу подготовил, об экзамене проведал, до дня рассчитал явление своей издевки. Маялся от скуки или хотел обязать своей помощью? В гильдии пригодились и щит, и левитация. Боже мой, он наверняка был там!”

Догадка о том, что Алессан присматривает за ней в моменты, ей неведомые, заставила магичку прикрыть глаза, подавляя гнев. Кто мог подумать, что его шутки с нею только начинаются?

“Ты! Ты сама могла подумать!” – напомнила внутренняя Лея, распаляясь, – “Будто знаешь его первый день! Возомнила, что переиграла самого Лиса, а он и хвост поджал!”

Видя, что лицо гостьи совершенно застыло, Виола с тревогой поискала у мудрого брата помощи. Тот вернул непонимающий взгляд. Магичка очевидно была не в порядке, но даже говорливая распорядительница смекнула, что Лея – не тот человек, кого стоит в такой миг донимать участливой жалостью.

– Признаюсь, я действительно не знала, что имела сомнительное счастье случайно принять подарок, – отмерла, наконец, магичка. – Таким образом, у меня есть право распорядиться им. Знаменуя успешное начало наших уроков, передаю вам эту книгу в полное владение.

Ошеломив ученика внезапной щедростью, Лея Астер вежливо заверила подскочившую Виолу в своей способности найти дверь без любезного провожания и необычайно резко доказала это делом.

Хозяева помолчали, глядя на еще дрожащий дверной косяк.

– Тебе повезло, что ты не девушка, Себастьян, – сказала, наконец, Виола.

Не то, чтобы ее брат собрался поспорить, но все-таки уточнил:

– Что привело тебя к осознанию этой очевидности?

– В противном случае общество ни за что не позволило бы тебе принять столь дорогой подарок, – вздохнула она.

Цветение

В Итирсисе: 29 апреля, суббота

Не осведомленная о домашних уроках Себастьяна, Арис коротко удивилась отсутствую юноши в библиотеке – накануне он составил довольно убедительное впечатление книжного червя.

Впрочем, она тоже не долго мозолила глаза хранителю, к которому успела по-своему привыкнуть за прошедшие седмицы. Покидая библиотеку спустя всего лишь час, вязунья даже обратила к нему внезапное "До свидания".

– Уходите? – тот понятливо вложил в это больше, чем прощание до завтра. Робкая девица сначала казалась чудом проникшей в гильдию заурядной простушкой, однако выказала в своем неизвестном деле усердие, присущее не всякому родовитому отпрыску. Тихоня предпочитала ранние безлюдные часы, к помощи смотрителя обращалась редко, но ее соредоточенные шорохи и вздохи обрели для него черты новой традиции – а менять традиции в его возрасте уже болезненно.

Арис улыбнулась вежливо, но без веселости, обычно знаменующей успех:

– Нашла все, что способна была осмыслить, и едва ли вернусь в скором будущем. Благодарю за ваши мудрые подсказки.

В самом деле, гильдейские архивы значительно продвинули ее в вопросах укрепления спряденной нити, однако не помогли установить диагноз матушкиной болезни. Магические отравления, описанные авторами красочно и со вкусом, ничуть не напоминали клиническую картину сонного угасания Леоноры.

Усилием воли Арис приняла решение пока отложить сводящие с ума бесконечные поиски и закончить, наконец, работу для оружейников. Ей предстоит еще немало самостоятельных экспериментов, но в чужих манускриптах нужда уже отпала.

– Ваше радение – отрада старику, – с преувеличенным скрипом признался не слишком уж дряхлый хранитель, – заглядывайте испить новых знаний, покуда ваш пропуск не отозвали.

Девица исполнила легкий любезный кивок, невесть зачем привитый ей строгой матушкой в детские годы, и покинула гильдию магов.

Утро – час деловых людей – было еще в разгаре. По соединенным аллеями площадям Арис передвигалась даже с дерзостью, ибо опасные аристократы наводняли город все больше к полудню. Добрые слова хранителя принесли на ее сердце щепотку забытой легкости, которую подхватила и взрастила ясная погода. Девица оживилась до такой степени, что даже подняла голову и стала смотреть по сторонам, а не под собственные старые ботиночки.

Апрель преподнес цветение дерев и сезонной аллергии. Избавленная от этой напасти, вязунья без помех любовалась облаками побелевших вишен и кленовыми скромными венчиками.

Клены в Итирсисе водились повсеместно. Резной лист вполне мог бы стать гербом города, если бы не был занят в качестве символа другой северной страной. Повториться, само собой, столица Ладии себе не позволила, тем более за столь принципиальным соперником. Территориальных претензий эти государства друг ко другу никогда не имели, зато уж на ежегодных ледовых бугуртах сильнейшие турнирные отряды пощады не ведали: только щепы летели поверх шлемов.

Время зимних состязаний было позади, столица оттаяла и благоухала вполне мирно, как вдруг среди привычного строгого великолепия перед глазами Арис колыхнулись розовые лепестки кричащего оттенка.

Девушка остановилась в изумлении – на площади Музыки, перед маняще-недоступным “Золотым шафраном” в огромной кадке распустилось неизвестное дерево чуть выше нее высотою. Неведомые листья с желтыми прожилками укрылись за множеством ярких цветов, подобных садовой лилии. Зрелище захватывало дух и заставляло сомневаться в его реальности.

Замерев на полушаге, Арис вдохнула поглубже, впрочем, не уловив аромата.

– Совсем не пахнет! Странно, правда? – озвучил ее выводы кругловатый горожанин, стоящий по другую сторону дивного растения и взирающий на него с пылкостью влюбленного юноши.

– Правда, – согласилась девушка невольно, – ачто это?

– Никто не знает! – сообщил обожатель с гордостью.

– Откуда же оно здесь? – не разобрала пришелица.

– Я нашел его чахлым кустиком три седмицы назад, – поведал Алонсо Давидович (впрочем, ей не знакомый).

Арис пригляделась – оказалось, он бережно протирает нижние листочки влажным лоскутом, как будто крепкое растение без этой заботы очутилось бы на грани гибели. Впрочем, как известно, на грани гибели оно побывало в ранней своей юности, что и стало причиной сугубого беспокойства владельца “Золотого шафрана”.

– Подумать только, как вымахало за считанные дни! – продолжил мужчина. – Кадку два раза менял, и то корням снова тесно. Как распустилось – я обомлел и велел его на площадь вытащить. Негоже такое чудо от людей прятать. Пускай вся столица любуется!

Любоваться было чем. Не избалованные тропическим буйством северяне сворачивали головы. Кто мог задержку себе позволить – оставались и ахали. Трактирщик проявлял такое довольство, с коим, пожалуй, не хвалился даже своим успешным заведением.

– Не иначе как с восточных земель! Случается же, что птицы семена переносят, – догадливо толковал один из очарованных зевак.

– Нешто там деревья за три седмицы растут? – справедливо усомнилась женщина с полной корзиной ржаных лепешек.

– Три седмицы еще ерунда, – махнул рукой знаток. – Один караванщик сказывал, там водится такое чудо "бамбук" – так он сажень в сутки растет!

Не смотря на присутствие ботаника-востоковеда, имени растения толпе выяснить так и не удалось. Арис и вовсе не вникала в розыски: яркие краски, заставившие на миг забыть о безрадостных буднях, покорили ее совершенно.

– Простите, – осмелилась она для просьбы, – могу я сорвать один цветок?

Трактирщик ревниво посмотрел на свое детище – совсем не было охоты создавать прецедент и пускать его на растерзание горожанкам.

– Зачем еще? Все равно увянет к вечеру, – заметил он вполне резонно.

– Матушке больной покажу, – совсем тихо ответила девушка.

Она посмотрела с такой мольбою, что доброе сердце Алонсо тотчас капитулировало:

– Бери, красавица, – вздохнул он. – Аккуратнее только, ветку пожалей.

Ветка ничуть не пострадала, когда Арис легко надломила черенок и устроила розовый цветок в лодочке теплых ладоней. Весь путь к дому его диковинный вид приводил на память ведомые с детства сказки о плодах, наделенных волшебством из самой земли, способных продлить жизнь и вернуть с того света.

Конечно, Арис кое-что знает о магии – никакая тонкая энергия, подвластная слышащим, сама по себе не обладает ни разумом, ни волей, которую можно трактовать как “целительную силу”. Однако легенды не шли из головы: кромсала ли она морковь на похлебку, мела ли дощатый пол – краем глаза ловила дивный цветок, плывущий в пиале с водой на столе.

Не было причины снова позволить себе надежду, но, может быть именно поэтому хватило малой капли, чтобы уронить рациональные заслоны.

Даже квадраты она вязала с какой-то новой мощью и почти не удивилась, что свежая версия магического кода пронизала полотно куда большей прочностью, чем все минувшие попытки. Окрыленная, она повторила эксперимент десятки раз, наполнив рукодельную корзину ворохом лоскутов из различных волокон. Без сомнения, Дарий старший изъявит довольство при будущей встрече, а ей будет не стыдно брать положенную плату!

Только матушка за день так и не поднялась ни единого раза.

Арис разбудила ее под самый вечер, чтобы осторожно напоить отваром – Леонора подчинилась, почти не открывая глаз.

Цветок медленно перемещался вдоль краев пиалы, подвластный прихоти сквозняка – отходя ко сну, девушка следила за ним тьме, пока веки не смежились окончательно.

Проснулась она от едва различимого шороха.

– Матушка? – сонно удивилась девица, привыкая к дневному свету.

Леонора, чуть заметно сутулясь, перебирала пшено за столом. Кажется, вчерашний долгий сон, даже болезненный и тяжкий, бросил ей скупые крохи бодрости.

– Доброе утро, милая, – она почти сумела улыбнуться, – решила сварить кашу к твоему пробуждению, но, похоже, переоценила свое проворство. Помоги мне с водой, пожалуйста, горшок уж очень тяжелый.

О самочувствии матушки Арис вопрошать не стала – жаловаться та все равно не станет.

– У нас есть и молоко, – как ни в чем не бывало сказала Арис, сползая с печи. Судя по теплу, забравшемуся в открытые створки окна, утро было уже не ранним. – Или вместо него можем натопить немного сала.

– Молоко и сало? – переспросила Леонора с некоторым недоверием, – Тетушки слишком щедры на подарки, нам не следует их утруждать.

Добрые тетушки и Селена утруждались как будто без огорчения – иначе Арис не на кого было бы оставить матушку в часы работы. Однако в последнее время все чаще именно она сама благодарила их угощением.

– Матушка, я купила все это на рынке. Наши дела не так плохи, как тебе представилось.

Большого удивления Леонора не выказала, ее эмоции давно уже были приглушены непрерывной хворью. Однако на дочь она посмотрела с теплотой и одобрением:

– Ты умеешь извлечь такой доход из своих заказов?

– Учусь, матушка, – отвечала Арис, выбирая из подпола годные к каше добавки: мед, орехи и даже густые сливки, – Один купец очень способствовал росту их числа даже весною.

В самом деле, Дарий младший, основательно взявшийся за ее известность, достиг впечатляющих успехов на этом поприще. Времени на заказы у Арис оставалось все меньше, но, как ни странно, грезящие о вязаных шалях купчихи оказались готовы ждать столь умелую мастерицу.

– Однако значительно больше приносит владение чарами, – продолжила девушка, укладывая провизию по столу. – Ты не напрасно отдала столько сил на мое обучение.

Задетый в чаше цветок чуть дрогнул на поверхности воды. Арис улыбнулась, глядя на него, и подняла глаза на редкую свою собеседницу.

– Чудо, правда? – поделилась она, раскрывая лишь краешек своего восторга. – На площади Музыки распустилось дерево, чьей породы никто угадать не может.

– Он прекрасен, – Арис надеялась, что яркая диковинка пробьет сонную дымку вокруг Леоноры и заставит ее встряхнуться, но та коснулась цветка пальцами в той же слегка безучастной манере.

– И странен, – добавила она, но стряхнула едва нашедшую мысль и вернулась к нехитрой спокойной радости: вместе хлопотать по дому со взрослой дочерью.

Старшая хозяйка неспешно высыпала пшено в горшок и аккуратно отмерила сливок из маленькой крынки. Ей стоило усилий вспомнить, где хранилась прежде соль, но это препятствие она тоже миновала лишь с небольшой заминкой.

– Матушка, – внезапно сказала Арис, сдабривая кашу горстью сушеной земляники, купленной с оружейникова задатка, – я в самом деле сумела скопить немного денег. Мы можем позволить себе не только хорошую еду, но и пригласить доктора или мага…

– Оставь, – стали в голосе Леоноры за время болезни ничуть не убыло. – Мы ведь закрыли этот вопрос еще несколько лет назад. Незачем снова спускать все на ветер, следует позаботиться, наконец, о тебе самой.

– Что мне нужно еще, матушка? – в отчаянии Арис даже повысила тон, – Зачем мне все это без тебя? У нас есть наш маленький дом, наряды меня не трогают, пищи хватает простой…

Ей достался суровый взгляд Леоноры, вмиг забывшей о кухонной утвари.

– Странно, что ты совсем не смотришь в будущее, – изрекла она. – Мода и сладости? Чепуха. Очевидно, что тебе нужно приданное для устроения, наконец, собственной жизни.

Поворот был столь неожиданным, что девушка не нашлась с ответом. О замужестве думать в последние годы было решительно некогда. Чуть ранее, когда болезнь еще только давала о себе знать, Леонора строго отказала паре не последних женихов, исключительно по традиции возникших у дома девицы на выданье. Арис тогда приняла как данность, что матушка не видит ее судьбы с кем-либо из местных, а позже и мечтать о замужестве стало казаться кощунством.

– Ты грамотна, Арис, – напомнила матушка, – у тебя есть воспитание и манеры, какие было возможно привить в наших условиях. Мы обе сделали немало для того, чтобы ты могла составить партию с кем-то из другого круга.

Давно уже происхождение не становилось предметом их разговоров, но внезапно поднятая тема почему-то больше испугала Арис, чем обрадовала ее.

– Очень многие в Ладии почли бы за честь получить твое согласие, – продолжила матушка свои причудливые речи, в которые хотелось и не хотелось верить, – но лучше не искать счастья столь высоко, оно редко там водится. Приданое позволит разглядеть в тебе леди тому, с кем ты сможешь говорить не только о дождях и урожае. Без гроша за душой на это надежды мало, а если и сладится – навеки останется повод попрекать куском.

– Мы вылечим тебя и скопим еще, вместе, – преодолев заминку, девушка попыталась придать голосу больше уверенности, чем испытывала на деле.

– Или не вылечим, и ты потеряешь последнее, – прервала Леонора остро.

Арис поняла, что с каждым днем угасания матушки ее решение только крепло, как будто она находила опору в своем смирении и жертве.

– Позволь мне эту малость, – продолжила та, сменяя тон негромкой просьбой, – решать свою судьбу там, где мне еще отведено. Умирая, видеть, что лишаю тебя всего – не понуждай меня к этому, милая. Я хочу уйти с верой в твое будущее.

– Кто ты, мама? И кто я? – прошептала Арис, почти страшась, что матушка ответит.

Леонора медлила секунду или две, выдерживая взгляд, но после опустила глаза обратно к пшену и принялась его солить с излишним усердием.

– Когда-то я считала, что настанет момент говорить открыто. С годами сочла, что этого никогда не случится, а значит нет нужды бередить прошлое – бессмысленные знания лишь помешают тебе строить жизнь по-своему. – матушка удержала еще несколько мгновений, прежде чем признаться: Теперь я просто теряюсь, милая. Может быть, позже я смогу решиться и сказать тебе больше.

Иными словами, нынче матушка говорить опять не станет. Что ж, чем-то подобным всегда завершалась ее откровенность, как будто готовая вот-вот прорваться. Арис прикрыла глаза, подавляя вздох. Проблески ясного сознания матушки почти сошли на нет – обещанной истины едва ли стоит дожидаться.

– Как бы то ни было, милая, – продолжила Леонора мягко, – ты найдешь человека достойного, если не будешь избегать людей. Помню, ты помогаешь тем расторопным купцам – не закрывайся слишком сильно, их живость поможет и тебе обрести знакомства.

Губы Арис тронула невольная усмешка:

– Я действовала прямо противоположно твоему совету, но меня все равно почтили приглашением в гости к благородному семейству. Впрочем, не обольщайся, матушка, они не слишком богаты.

– Я ничего не говорила о достатке, – с укором возразила та, – лишь об интересах и устремлениях, которые имеют общность с твоими.

“Матушка верит, что у меня есть устремления”, – с горечью подумала вязунья. – “А я мечтаю лишь о том, чтобы забиться на печь и оказаться забытой там хотя бы на день”.

Ощутив, что глаза защипало, Арис быстро взяла из рук матушки горшок и вышла на задний дворик. Там, растапливая чугунную летнюю печку, она позволила слезинке истаять на ее разогретой поверхности.

Однако, когда каша разварилась как следует, девушка укрыла свои печали до времени, не желая тратить редкие светлые минуты на споры. Она внесла припозднившийся завтрак в дом, к своему утешению обнаружив, что матушка тоже не тяготеет к продолжению своего наказа.

Случайному общему завтраку обе постарались вернуть непринужденность – едва ли им суждено еще много подобных воспоминаний. Даже совместное мытье посуды обернулось маленьким домашним праздником.

Приподнятый настрой рассеялся, когда Леонора слабеющей рукой убрала тарелку на узкий наблюдник и произнесла как будто невзначай:

– Мне пора теперь отдохнуть, милая.

Арис ожидала этой речи, но сердце ее дрогнуло, изживая робкую надежду.

– А я порадую сегодня господ оружейников, – ответила она, постаравшись перенять эту легкость интонаций.

С некоторой торопливостью собрала она вчерашние образцы в соломенную сумку и покинула дом, желая хотя бы до вечера удержать перед мысленным взором образ деятельной матушки.

Притворив за дочерью дверь, Леонора медленно двинулась к ложу за поблекшей цветной завесой.

“Девочка прорвется, если ей не станут мешать, – подытожила она собственные думы, – Проведай кто-нибудь – и Арис перестанет принадлежать самой себе. Не следует им знать о моей дочери. Никому, даже Диего.”

Женщина села на кровать, посмотрела на смятую подушку и бережно, экономя силы, взбила перья. Подумав, поднялась, поправила соломенный матрас и села снова. Все приготовления как будто завершены, ничто не мешает впасть в привычное забытье, но Леонора все еще медлила.

Вопреки сложившемуся ритму, спать не захотелось.

Калитки

В Итирсисе: 30 апреля, воскресенье

– Арис! – Дарий младший излучал приветливость, в которую, однако, прокрались ноты удивления, – вас привело наше дело?

Девушка замерла на пороге, бросив многозначительный взгляд на торговый зал оружейни. Едва ли ее когда-то влекло сюда праздное любопытство.

– Новые образцы готовы, – оповестила она неуверенно, – Я принесла их раньше, не дожидаясь уговоренного срока.

Юноша поджал губы, испытывая очевидную неловкость в составлении ответа.

– Сегодня же воскресенье, – напомнил он осторожно, – отец только вернулся с обедни и ни за что не благословит работать. Лавка тоже закрыта.

В самом деле, зала была тиха и безлюдна, оружие покоилось на стойках без каких-либо признаков недавнего осмотра покупателями.

Вязунья не стала даже вздыхать, найдя это в высокой степени закономерным. С ней издавна происходят подобные казусы, чуть только она позволяет себе возомнить некоторый успех – взять хотя бы случай с утерей свитера.

Может быть ей и самой следовало бы внимательнее относиться к выделению в седмице дней для чего-то, превышающего бытовое радение – однако сил на это она в себе не находила.

– Значит, работать невозможно, – приняла она и прибавила с недоумением. – А что тогда следует делать?

Сама она давным давно отдыхать разучилась. Казалось, что и оружейники трудятся всякий час и праздности не ведают. Мысль о наличии у них планов помимо обогащения оказалась внове и в картину мира не вписывалась.

– Выезжать, – пожал плечами Дарий, – гулять, наносить визиты.

Он помедлил и все-таки добавил преувеличенно бодрым голосом:

– А давайте, я приглашу вас в гости?

Арис видела, что ему совестно разворачивать юную деву от порога обычно широко распахнутой лавки, но едва ли Дарий старший жаждет лицезреть ее за семейным столом, где традиция собирает домочадцев: жену, старшего сына с невесткой и собственно младшего Дария.

– Благодарю, но…

Девушка искала повод отказаться с равной деликатностью, как вдруг с удивлением обнаружила, что таковой у нее имеется. Всё как будто складывалось одно к одному – слова того худосочного мага, наставление матушки и эта новая препона работе.

– Боюсь, я уже приглашена. Ваши досточтимые соседи убеждали меня в любое время пользоваться их гостеприимством. Если они дома, пожалуй, я загляну к леди Виоле, – Арис даже не верилось, что это солидное заявление исходит из ее собственных уст.

– К леди Виоле? – Дарий теперь оживился настолько искренне, что забыл изобразить огорчение отказом, – позвольте вас проводить.

Арис оглянулась на окно, через которое великолепно просматривалась улица и каждая ступенька крыльца напротив.

– Едва ли у меня есть шанс сбиться с дороги, – заметила она вежливо, хотя в глубине души была бы успокоена присутствием на этой встрече лица знакомого.

– Меня это нисколько не затруднит, – настоял юноша, имевший обыкновение вцепляться в свои идеи не хуже девицы Карнелис. – Прошу, оставьте образцы до завтра в лавке. Мастер Себастьян чрезвычайно тонко слышит магию, а наш опыт подобает сохранить в секрете.

Пока вязунья изымала ношу на прилавок, он подтащил табурет и взялся откреплять от стены один из арбалетов.

Арис наблюдала за ним с растущей тревогой.

– Опасность таится в пути? – спросила она, взвешивая планы заново, – или в самом гостеприимном доме?

Дарий, завладев, наконец, оружием, обернулся и воззрился на девицу с непониманием. Только спустя миг он спохватился и, спрыгивая на пол, обнадежил:

– Вам ничего не угрожает! Я обещал его леди Виоле на время.

Увлечения леди Виолы имели впечатляющих размах.

Приближаясь к дому этой непредсказуемой горожанки, Арис почти ожидала увидеть коллекцию орудий, сравнимую с лавкой Дариев. Однако первое, что бросилось ей в глаза у Виолы, была мука.

Вернее будет сказать, что первой на нее бросилась сама Виола. Хозяйка как будто пришла в искренний восторг от посещения столь неприметной особы.

– Арис! – только воспитание и ладони в белой крошке не позволили девице поймать гостью за руки. – Как чудесно, что вы заглянули! Я не смела и надеяться, что это произойдет сегодня!

“Что я за умница! Как вовремя вернула столу приличный вид," – похвалила себя в этот миг внутренняя Виола.

"Что я за хозяйка? Вот какой должна быть чистота у леди" – устыдилась вязунья своей захламленной избушки.

"Что я здесь делаю?" – не впервые задалась вопросом Лея Сальвадоровна, обнаруженная тут же на краешке скамьи.

Надо сказать, Карнелисы все еще чтили дни воскресные отложением рабочих планов, так что Виола с вечера задумала развлечения ради напечь открытые пирожки-калитки с творогом. Для таковой цели она разжилась рецептом тетушки Лату, и ничуть не смутилась, что ее знания о процессе выпечки остались сугубо теоретическими. Девица была твердо убеждена, что сегодня ее ждет изумительный десерт, и только ощущение неполноты идиллии беспокоило ее мечтательную натуру.

Утром, покидая храм под руку с братом, Виола различила на улице Лею и озарилась догадкой: праздничный обед жизненно необходимо разделить с гостями.

Леди Астер возвращалась домой после избавления очередного подпола от плесени (услуга приобрела популярность) и не имела планов, ведущих дальше ее порога – но мало кто мог противостоять Виоле в минуты одухотворения.

Сначала леди Карнелис промурлыкала что-то насчет великой чести быть посещенными Леей в качестве гостьи, без намека на труды. Магичка весьма светски избегала обещаний, так что Виола перешла к соблазнению выпечкой. Лея, вскормленная пирогами всех окрестных тетушек, не посмела дальше рисковать своею талией, поскольку ее возможности обновлять платья крайне оскудели (конечно, она выразилась “Не смею лишить вас и крошки такого дивного десерта”). Прежде Виола не решилась бы оказывать давление, но после успешного привлечения Леи к работе и долгих вчерашних уроков, она возвела холодную магичку в ранг приятельниц и удалила почти всякие между ними условности.

Убедившись, что сладкие калитки леино сердце ничуть не трогают, распорядительница сходу изобрела новый способ выпечки – на греющей доске. Себастьян попытался шепотом апеллировать к разуму:

– Сестрица, для тебя не достаточно рискованно звать гостей на угощение, которое ты станешь исполнять впервые? Непременно нужно добавить к этому еще и экспериментальный метод?

По доброму обычаю, Виола не вняла, а ухватилась за случайную свою выдумку и запела живее прежнего:

– Подумайте только, Лея Сальвадоровна! Какой невероятный прорыв мы с вами совершим в бытовой магии, если сконструируем чудную маго-печку! Себастьян предивно справляется с кодом подогрева, но без щита вокруг этой области нам не добиться поддержания температуры!

На десятой минуте рассказа о том, как славно, необычно и весело они могли бы провести этот воскресный день – разумеется, не считая это работой – Лея сдалась.

Именно поэтому Арис, на чей стук отворил радушный Себастьян, обнаружила в “Чарованной щепке” как известную в округе магичку, так и легкий туман муки, овевающий кадку на столе. Виола же оказалась совершенно очарована мыслью, что ее импровизированный прием самостоятельно разросся.

Секундой позже она заметила вошедшего следом Дария. Согласно первоначальному плану, она собиралась как раз-таки от Дария и спасать несчастную вязунью, для чего требовалось вызвать доверие последней и со временем расспросить ее о грубости оружейников. Само собой, этого никак нельзя было провернуть в присутствии одного их них. С другой же стороны, Дарий придаст ее светскому обеду еще более основательности, а дознавание можно отложить и на иные дни.

– Дарий Дариевич, какой сюрприз! Прошу и вас остаться к трапезе!

Быть может, на благоволении хозяйки сказался и лакомый синий арбалет, который юноша бережно баюкал на руках. Этот жуткий самострел едва не стал причиной появления скромных размеров огненного шара, однако Лея быстро убедилась в отсутствии дурных намерений посетителя и удержала порыв.

Дарий так и не узнал, как скоро явленное радушие Виолы охранило его здравие. Он протянул ей оригинальный гостинец со словами:

– Отец проявил понимание к вашему затруднению. Загляните к нам и выберите себе образцы во временное владение.

Виола исполнилась радости о решении вопроса с моделями орудий и, скоро отерев муку от рук, постаралась совсем не заметить безмолвной реакции брата. Вручи ей Дарий букет полевых цветов – она не смогла бы принять его с большей невозмутимостью и грацией.

Ничуть не демонстрируя призванные усилия, она перенесла тяжелый арбалет в другую комнату (украшением салона он оказался все-таки сомнительным).

Распорядительница улыбалась, уверенная: Дарий старший не держит их за конкурентов, но скоро ему предстоит обнаружить просчет.

Дарий младший тоже был рад отцову снисхождению, но причину подозревал в ином: едва дела толковой мастерской слегка увянут, ловкий купец первым предложит инвестицию – само собой, обменяв на изрядную долю.

Тем временем юная леди Карнелис всерьез озаботилась своим приемом. Прежде всего она важно представила гостей друг другу. К ее удовольствию, вязунья нисколько не уступила леди Астер в любезности, купеческий сын Дарий Дариевич тоже этому был вполне обучен. Волнение о том, что Арис и Лею стоило бы принимать раздельно, сошло на нет, и Виола запорхала по зале, распоряжаясь отодвинуть от стола большие лавки. Мужчины оказались усажены на одной из них, девицы размещены напротив, а сама Виола продолжала суетиться на ногах.

Деятельность ее по устроению салона была столь усердна, что наводила на подозрения. Даже Арис начала допускать, что Виола давно уже потеряла интерес к тесту, никак не достигающему нужной кондиции, и самым банальным образом тянула время (а уж Себастьян в этом не сомневался ни капли).

– Арис, – вдруг обратилась хозяйка, – быть может, вы не знаете, как первая встреча с вами перевернула нашу с братом жизнь.

Вязунья, во мгновение ставшая центром кружка, сжала руки на коленях, покраснела и без запинки отразила:

– Извините.

– Что вы! – Виола, напротив, жестикулируя с горячностью жонглера, вскинула вверх открытые ладони и разве что не прикрыла ими лба. – Я благодарна вам за ту идею, которую вы подарили мне, рассказав о скалочке.

Если придерживаться исторической точности, Арис не подарила, а прямо-таки подбросила идею под ноги бойкой девицы, но, к счастью, Виола сочла такую достоверность избыточной.

– Ваше повествование о трудностях жизни горожанок навело на мысль о необычайном оружии для их защиты. Оно стало нашим шедевром для вступления в гильдию, столь необходимую для развития "Щепки", – изливая хвалу, Виола уже подхватила дубликат помянутого шедевра со стеллажей.

Действие "скалочницы" Арис наблюдала во все глаза. Легкое безумство идеи, совершенная скрытость кода и экспрессия распорядительницы произвели на нее впечатление неизгладимое. Бурная благодарность леди отчасти была приятной, но одновременно захотелось спрятаться от взоров, а заодно и повнимательнее рассмотреть предмет. Шанс на последнее ей внезапно предоставили.

– Примите от нас один экземпляр, – победно протянула Виола скалочку.

Дарий ощутил потребность аплодировать, но счел за благо удержаться. Конечно, Виола Базилевна одобрила бы такой финальный росчерк под своим выступлением, но стыдливая Арис могла и не пережить.

– Скалочница великолепна, – ограничился он деликатной вставкой, – достойный подарок тому, кто и сам искусен в чарах.

Сидящая очень прямо Лея Сальвадоровна также почтила вниманием:

– Вы сами оградили свою шаль от выцветания? И шаль, и чары – изумительны.

Себастьян, как обычно, проявил рациональность.

– Надеюсь, оружие вам никогда не пригодится, – пожелал он от всей души.

– Благодарю, – отозвалась Арис, обращаясь ко всем одновременно. Нежданное приобретение совсем ее смутило, но наделило поводом надолго опустить глаза и молчаливо изображать сугубый интерес к устройству, чем она и занялась незамедлительно.

Этикет предписывал после первого круга новостей пригласить салон перейти в столовую, но этой возможности Виола была незаслуженно лишена. Однако она, не смущаясь отсутствием слуг, самолично расставила фамильные пиалы на греющие поставки и обещала скорую готовность чая. С развлечением гостей у нее уже все было схвачено.

– Милый брат, – промурлыкала она, заставив Себастьяна всерьез насторожиться, – не пора ли приступить к любопытным экспериментам?

Этим громким термином девица наделила свой план по достроению греющей доски до полноценной печи. Неизвестно, насколько ее идея нашла отклик в умах собравшихся магов, но они справедливо сочли, что лучше уж заняться делом, чем высматривать предмет пустой беседы. По этой причине Себастьян почти с охотой пригласил магов приблизиться и поместил видавшую виды доску на столе – покуда лавки были удалены, хлопотать вокруг него стало удобнее. Заметив, что вязунья его слов на свой счет не приняла, добавил:

– Арис, если вы найдете идею стоящей внимания – просим вас участвовать наравне.

Арис глянула на него исподлобья – юноша как будто говорил искренне и безо всякой издевки. Именовать себя магом рядом с Леей Астер и родовитым древесником вязунья никогда бы не дерзнула, но оба чародея, кажется, сочли такое равенство совершенно обычным – или были слишком хорошо воспитаны для демонстрации превосходства.

Девица припрятала новую скалку в недра сумки рядом с прежней и робко приблизилась к новому артефакту с неслышным кодом.

“Не подскажу, так хотя бы поучусь” – смирилась она, не желая оскорбить хозяев уединенным сидением поодаль.

Убедившить, что Лея сходу поняла задачу и быстрыми жестами уже возводит над доской невидимый щит, Виола исчерпала поводы к задержке и вернулась к своей злополучной кадке. Ей на минуту подумалось, что провал магов станет ее большой удачей, ибо тогда на него можно будет списать отсутствие заявленного блюда. Преданный взгляд оружейника, который она ловила на себе то и дело, в этот раз совершенно не приносил довольства – лучше бы при нем не щеголять умениями, столь очевидно от нее далекими. Однако занять именно Дария ей было нечем, посему он остался на скамье и беспрестанно обращал к ней почтительные вопросы. То был редкий случай, когда она предпочла бы углубиться в рецепт и спасать висящую на волоске репутацию, а не хвалиться успехами “Щепки”.

Вопреки надежде, маги справлялись значительно бойчее хозяйки, а изящно сервированный чай, как и вчера, отвлек их не надолго. Лея легко построила купол-щит, слышимый только избранным, после чего избранные приступили к спорам о его высоте и плотности.

Несомненно: чем гуще воздушная оболочка, тем в большей степени хранит она тепло, но щит ее был “живым”. Такие чары слагалась быстро и держались на силе мага, быстро истощая последнего. Артефакторика, напротив, требовала тщательной работы с алгоритмом, но для его поддержания хватало нечастой зарядки.

Можно было просто укрыть доску глиняным горшком, но Виола воспротивилась и заявила твердо, что так будет совсем не интересно и проще упрятать конструкцию в печь. Ей же хотелось по-настящему совместить испечение хлеба со зрелищем. Если Виоле чего-то возжелалось, нередко окружающие скоро обнаруживали сходные устремления.

После некоторых трудов Себастьяну и Лее, наконец, удалось собрать нечто среднее между живой магией и воздушным артефактом, хотя и годное лишь для разовой работы. Арис вбирала внезапный опыт по большей части молча и вмешалась лишь единожды, не совсем по магической части, скромно напомнив о необходимости сделать прослойку щита и под доской – оградить от прогрева столешницу.

– У нас в “Остром оружии” лучшие эксперты, – тем не менее горделиво отметил Дарий, заработав сердитый взгляд хозяйки, и без того угнетенной своею кадкой. Давно уже пора было послать за выпечкой тетушки Лату, но Виола сжала зубы и боролась, до последнего ожидая чуда.

Чудо произошло.

Арис, обойдя огромный стол, приблизилась и предложила очень тихо:

– Быть может, вам нужна помощь с тестом?

Виола подняла на нее глаза, полные чистого восторга.

– Вы меня очень обяжете, – сумела произнести она, едва не прослезившись.

– Прошу вас, только не преувеличивайте вновь моих заслуг, это весьма для меня неловко, – сказала тихо Арис, направляясь к рукомойнику за кухней, чтобы затем проворно перенять труды Виолы.

– Как будет угодно, – отозвалась та, отступаясь от кадки и от своего привычного напора.

Распорядительница порой не замечала границы тактичности, но прямые просьбы вполне достигали ее сознания.

Арис изучала субстанцию в кадке некоторое время и, верно истолковав замешательство, Виола подбодрила:

– Не трудитесь подбирать слова, дорогая Арис, я неплохо знаю, что мои руки… золотыми не назовешь.

Краешки губ вязуньи дрогнули. С девицей Карнелис, кажется, можно иметь дело.

– Что вы задумали печь, Виола Базилевна?

– Предполагала удивить вас домашними калитками, – со стыдом поведала хозяйка, жалобно взирая на странную массу. – Удивить, впрочем, удалось.

Арис улыбнулась уже шире – гораздо легче ощущать себя в своей тарелке, когда уверен хотя бы в каком-то из своих навыков.

– Из этого теста еще выйдут вкуснейшие калитки, – пообещала она, беря крынку с кефиром, – я научу, если позволите, а скалочек нам обеим достанет.

В три часа пополудни Виола любовалась на аппетитные калитки и на лица славных своих гостей. Тесто было спасено, забавная маго-печка состоялась и после трех-четырех пробных закладок научилась выдавать результат пристойной румяности.

Производился, он, правда, поштучно, но все уже успели отведать не менее чем по одной калитке, а юношам с голодными глазами сердобольные девицы выделили даже парочку.

Трапеза так и происходила стоя и на званый обед не тянула, зато недостаток сытности и чинного уклада заменила общая цель. Закрытые печи не позволяли видеть, как пирожки шипят и обретают хрусткие корочки, так что все собравшиеся вокруг стола постепенно пришли в подобающий рангу восторг от чудесного зрелища. Едва ли производство печки удалось бы поставить на поток и совершить революцию быта, но со своей развлекательной целью она вполне управилась.

Хозяйке только начало казаться, что маленький прием обрел задуманные краски, когда шуршание в сенях отвлекло собравшихся.

Дверь отворилась без стука.

Сложный заказчик

В Итирсисе: 30 апреля, воскресенье

Час, когда посетитель перешагнул порог, Себастьян и Дарий вспоминали потом с неприятным свербением.

Они и помыслить не могли, что один юноша способен оказать такое влияние на всех девиц в единый миг.

Лея замерла ледяной статуей, Виола, менее сдержанная, скрипнула зубами, а растерянная Арис пожелала провалиться сквозь дубовые доски пола.

Пришлый юноша расплылся в улыбке.

– Виола Базилевна, – медленно сказала магичка, – вы будете очень на меня досадовать, если этого потенциального вашего заказчика я попрошу выставить за дверь?

– Что вы, дражайшая Лея Сальвадоровна, – ответила распорядительница, – я всячески способствую спусканию сего посетителя с нашего доброго крылечка.

Две изящные ручки взметнулись одновременно, указывая пальчиками в черноту сеней.

– Вон, Алессан Диегович, – уточнила Лея, зная за женихом некоторую невосприимчивость к намекам.

– Однако! – сказал Алессан, до крайности польщенный.

Само собою, к выходу он даже не дернулся.

Днесь улице Резного листа повезло вторично – мягкий замшевый сапог самого наследника Алвини достиг ее скромной брусчатки, а край его изысканного плаща даже задел пару-тройку домов. Клены листоплескали, покуда он изучал мастерские в поисках нужной двери. “Чарованная щепка” щеголяла вывеской довольно крупною, но у входа отчего-то торчал герб гильдии оружейников. Впрочем, из окон доносились голоса весьма знакомые, так что ошибки быть не могло, и Алессан взлетел по ступеням, загодя смакуя впечатление.

– Лея Сальвадоровна, я несколько виноват перед вами, – сообщил он теперь с таким прищуром, что никому не пришло в голову ему поверить. – Непредвиденные обстоятельства нашей последней встречи вынудили меня покинуть вас, не попрощавшись. Я решил загладить эту досадную оплошность.

"Роли царевича в постановке вам не видать", – невпопад подумала Виола и только после этого поняла, кто перед нею.

Рука ее вмиг опала. Если правда хотя бы половина того, что Кленовая улица доложила ей о леином женихе, то конфликт необходимо сворачивать как можно скорее. В противном случае либо от "Чарованной щепки" останутся щепки самые прозаичные, либо (что вероятнее) защитник дам и дома Себастьян договорится до сатисфакции, исход которой предрешен.

– В этой оплошности вы прощены, – сказала магичка, тоже опуская руку. – Всего наилучшего.

Алессан, конечно, изрекал всю эту чушь не ради предсказуемой колкости Леи – вступление потребовалось для обзора обстановки. Дислокация имела некоторые приятности – мастерская заполнена разным сбродом и не дышит никакой романтикой. С другой стороны, за спинами обернувшихся к нему магов маячил чудовищный воздушный артефакт на куске деревяшки. Это означает, что Лея и Себастьян несколько часов трудились над ним. Вместе.

Тут подняла главу ревность заодно и профессиональная. Нет, ей в самом деле больше не с кем заниматься магическими экспериментами, раз уж постигла такая охота? Ему, Алессану, прочат звание самого молодого магистра в истории Ладии, а уж этого древесника он может уничтожить одним пальцем!

Только если провернуть подобное, сердобольная Лея едва ли бросится величать кавалера-победителя и молить о магическом совете. Когда кому-то необходимо указать на его место, гораздо приятнее подводить окружение и саму персону к этой мысли шаг за шагом, как бы невзначай – и таковой план требует времени.

С отказом от дома он тоже смиряться не намерен. Это уже вызов отдельного толка: если Лис желает появляться в некоем уделе – его там станут ждать с караваем и нетерпением.

Прищур его сменил характер, улыбка стала широкой и почти совсем непринужденной.

– Виола Базилевна, думается, с оценкой вашей мастерской я при первом знакомстве поторопился. Позволите мне осмотреться?

– Никакого знакомства не состоялось, – отметила Виола как умела холодно (конечно, стоило бы еще поучиться у Леи).

– В самом деле! – Алессан тронул сердце десницей, – я узнал вас так легко, словно мы давно представлены, отчего и забыл это сделать по всем правилам. Алессан Диегович Алвини, для всех присутствующих – просто Алессан.

Юноша чуть изломил корпус в поклоне. Виола признала, что, пожалуй, карьера в постановках оружейников закрыта для него не окончательно.

"Его зовут Алессан", – с горькой улыбкой закрыла пробел своих сведений Арис, удачно оказавшаяся по другую сторону стола за спинами первой линии. – “Тоже на “А”. Семейная традиция?”

Из прикрашенных речей соседей вязунья давно определила причину беспамятства мага в тот вечер и тревожиться перестала. После она еще дважды наблюдала жизнь усадьбы издали, тоскуя о чем-то несбыточном, однако совершенно не была готова, что ставка на Виолу как посредника сыграет столь стремительно.

К счастью, доселе вошедший не обратил на Арис ни малейшего внимания.

– Себастьян Базилевич, я полагаю, – произнес он, делая шаг и предлагая руку для пожатия с обезоруживающей простотой.

В продолжение речей Себастьян взвешивал в уме, пора ли заступиться за девиц, имевших претензии к визитеру, или на них нашла легкая блажь, не стоящая ссоры. Дарий тоже подобрался и выжидал, будучи не информирован о личности пришельца. Явная обида Виолы взывала к его защите, но он крепился, уступая право решать хозяину дома и брату.

Брат руки гостю не протянул, с аккуратной твердостью заметив:

– Мне кажется, еще не все недоразумения между вами и леди разрешены.

Алессан опустил руку, но обиды ничуть не выказал, а вновь обернулся к девицам:

– Виола Базилевна! Лея Сальвадоровна! – безупречно следуя этикету, он выделил хозяйку первой, – Вы не простите мне юношеской горячности? Согласитесь, от моих невинных шуток, в сущности, никто не пострадал. Напротив, я принес даже некоторую пользу, – кавалер посмотрел на Лею взглядом рода "проникновенный".

Та почти закатила глаза. Перед нею предстал вкрадчивый Лис, каким она его прекрасно знала.

– Вы оскорбили меня и мою семью, – напомнила Виола, осмелев. Кажется, сию минуту созидать здесь грозу никто не собирается.

– Я охотно приношу извинения – перед всеми членами семьи, разумеется, – ни на секунду не запнулся Алессан. Придраться было просто невозможно, хотя все ощущали: так играючи просит прощения только тот, кто ни во что тебя не ставит.

Себастьян смотрел на сестру вопросительно. Та помедлила и неохотно кивнула.

– Грубость я вам прощаю. Осмотритесь, но ваше будущее присутствие здесь нежелательно.

"Это мы еще увидим", – пообещал коварный внутренний Алессан, а наружный снова протянул руку, которой Себастьян в этот раз пренебрегать не стал.

– Разве мастерская не открыта для всех? – спросил гость, переводя взор, наконец, на Дария. Тот уже несколько расслабился, хотя приветливости не излучал. Уверенный вид молодого купца говорил о принятии его здесь вполне на равных, так что Алессан удостоил его руки и улыбки. Дарий представился хмуро и кратко.

– Мастерская сегодня закрыта, – возразила девица Карнелис. – Вы ворвались без приглашения на прием для узкого дружеского круга.

Взгляд Алессана скользнул и по Арис. Здесь ему пришлось призвать на помощь всю свою проницательность. Прислуга или гостья? Оконфузиться знакомством с кухаркой он совершенно не желал, но задевать гостей под крышей Карнелисов хотелось бы не больше.

– Арис, – едва слышно назвалась рдеющая девица, почти не поднимая головы. В попытках скрыть свое волнение, она быстро защипывала края очередного маленького пирога, покуда предыдущий, забытый всеми, подходил уже к готовности на доске.

– Рад, рад, – произнес он обтекаемо. Простолюдинку он причислил все-таки к странным друзьям дома, но уронил названное имя куда-то на задворки памяти. Свое внимание он снова излил на Виолу, поскольку хозяин, очевидно, позволял сестре распоряжаться.

– О, мое неведение! – сокрушился юноша.

– Я и в дальнейшем не вижу причин вам посещать нас, – продолжила Виола с досадой. – Едва ли наши скромные артефакты интересны такому искусному магу.

Ее сомнения вдруг развернулись перед магом весьма изобретательной идеей: соблазнить их щедрым заказом, который обернется натугой, если не провалом. Чудный повод бывать здесь рядом с Леей и мягко демонстрировать ей разницу между ним, живым и остроумным, и тощим старомодным древесником.

– Отчего же? – возразил Алессан почти ласково.

“Смахнет прядь у лба и задействует взгляд “пленен вашим умом”,” – предсказала внутренняя Лея, ни в одном не ошибившись.

– Разве вы не производите совершенно уникальные предметы? – расточал он, широким жестом указуя на дерево Карлоты Эдмондовны. – Летом день рождения моей матушки, а я уже вышел из возраста, когда подарки родителям делаются собственными руками.

Себастьян видел, как дрогнула Виола. Безусловно, она все понимала, и все-таки дрогнула, глаза ее зажглись азартом. Он вздохнул:

– Алессан Диегович, боюсь, в нашем ближайшем плане нет места для нового прожекта.

Пришлому юноше не требовалось приглашение чувствовать себя как дома. Он небрежно сбросил плащ на локоть и принялся уверенно перемещаться по зале. Путь привел его к печи, черневшей заметками.

– Неужто график настолько плотный? – восхитился он, изучая диковинный шифр. – Я готов на неторопливые сроки.

– Думаю, мы могли бы это обсудить, – сказала Виола.

– Едва ли, – негромко, но твердо отозвался Себастьян.

– Уверена, если Алессан Диегович проявит свое терпение, мы продемонстрируем возможности дерева, – мысль о том, чтобы заронить интерес к “Щепке” среди высшей аристократии не могла не тронуть нежное сердце распорядительницы.

– Позволь заметить, распыление на множество прожектов не играет нам на пользу, – возразил ее древесник.

Виола закусила губу. Обычно ей хватало выдержки не спорить с братом прилюдно, тем более, в вопросах, где он совершенно очевидно шел на принцип. Глядя на ее борьбу, Себастьян внушительно побарабанил пальцами по столу, только на сестру этот его жест оказал совершенно противоположное влияние.

– Уверена, мы изыщем возможность, – нахмурилась она, проявив знакомую решимость.

– Не хотелось бы напоминать, но из-за необходимости знакомиться с твоим оружейным арсеналом я буду занят теперь вдвойне, – древесник посмотрел уже без шуток.

– Я же обещала, что найду тебе помощника, – ответила Виола взглядом почти обиженным.

– Арсеналом? – заинтересовался Алессан. – Вы предпочли нам гильдию оружейников?

– Как вы могли заметить, – холодно кивнул Себастьян в сторону печи, – временем на подготовку для вступления в гильдию магов я не обладаю. Теперь мы вовлечены в имперский конкурс.

– В самом деле? В области артефакторики? – гость изобразил на лице живейшее участие.

– Военной артефакторики, – пояснил древесник без видимой охоты.

– Я потрясен! Вы обладаете глубокими познаниями этой отрасли? – весь облик Алессана восклицал, что эти познания едва ли сравнятся с его собственными.

Оспорить его уверенность было сложно. Высоко одаренные маги дворянского сословия с юных лет готовятся к государственной службе военного ведомства. Лишь с выслугой лет они переходят к дипломатии или увлекаются более мирными областями.

– Не имею привычки лгать, – сказал Себастьян ровным тоном, – я весьма далек от этой сферы.

– Что ж, если дела обстоят таким образом, я не буду настаивать, – пожал плечами Алессан, краем глаза наблюдая за Виолой. Как он верно рассчитал, она понемногу вскипала и вцепилась в утекающийкрупный заказ со всем девичьим упрямством.

– Дорогой брат, – настойчиво повторила она, гордо выпрямляясь, – уверяю тебя, что консультанта по чарованному оружию я обеспечу нам в ближайшем же будущем. У нас достанет времени брать штатные прожекты.

– Есть кто-то на примете? – выразительные брови брата совершили привычный подъем.

– Я едва начала поиски…

– Виола, пора уже признать, что дела нашего предприятия оставляют мало надежды соблазнить кого-то к сотрудничеству, – тихо сказал Себастьян.

"Мы с отцом также со стороны глядимся?" – подумала Лея, созерцая искры.

Зато Алессан смотрел снисходительно. В целом, девицы нередко имели неприятные беседы с братьями из-за него.

– Мы идем в гору! Я стараюсь находить прожекты изо всех сил! В частности, теперь я именно этим и занята, – вспылила, наконец, Виола и посмотрела на гостя, – Алессан Диегович, в чем заключается идея вашего подарка?

– Виола, – отчетливо произнес хозяин дома, – если ты не готова вовсе расстаться с идеей имперского конкурса, мы не берем этот прожект. Приношу свои извинения, Алессан Диегович, – добавил он мягче, обернувшись к магу. – Давайте вернемся к вашей задумке осенью.

– Подбром прожектов и переговорами занимаюсь я! – не унялась тем временем оскорбленная распорядительница.

– Где твоя рассудительность? – брат воззвал удивленно, но не повышая голоса. – Сосредоточься на поиске консультанта, если все еще веришь в победу.

Виола потрясенно замолчала и отвернулась в окно всем корпусом, обхватив себя за локти. От Арис не укрылось, что плечи ее вздрогнули, унимая плач. Вязунью затопил настоящий стыд за развернувшуюся перед ней картину – спор Карнелисов перешел уже в семейную ссору. Она даже открыла рот под благовидным предлогом попрощаться, избавляя себя от этого зрелища, как ощутила, что стоящий рядом Дарий придержал ее широкий рукав.

Возможно, он прав. Демонстративный уход лишь усугубит настроение хозяев.

Алессан чуял, что здесь и сейчас решается не столько вопрос его заказа, сколько давно зревший извечный конфликт о главенстве в семье, пусть даже между братом и сестрою. Виола Базилевна, явившаяся тогда в гильдию, показала себя девицей бойкой и целеустремленной. Древесник долго снисходил к ее характеру, быть может, находя его даже удобным, но такие нарывы вскрываются неизбежно – и порой, как теперь, в неудачное время и при наблюдателях.

Впрочем, Алессану сама судьба помогала развить здесь собственные интересы. Кажется, при сложностях заказа артефакта, вырисовывается новая, еще более заманчивая перспектива.

– Виола Базильевна, быть может, я все-таки смогу предложить вам свои знания? – спросил вдруг Дарий, рискуя вмешаться и озвучивая то, что прежде посулить не смел.

Распорядительница даже не обернулась обозначить свое изумление. Она глубоко дышала, борясь со эмоциями.

– Мы ведь соперничаем в конкурсе, любезный Дарий Дариевич, – напомнила она негромко. – Даже будь это просто работой, мы, как видите теперь, не можем оплачивать ваши услуги. Да и вы едва ли вольны принимать такое решение в обход вашего батюшки.

Дарий угрюмо смолчал, и Алессан ощутил, что идеальный момент для его выхода созрел.

– Возможно, я окажусь вам полезен в области консультаций по чарам, ныне применяемых в военном искусстве Ладии? – сказал он, осторожно подбирая нотки искреннего сочувствия.

– Боюсь, на данный момент в мастерской действительно нет открытой ставки для экспертов вашего уровня, – глухо признала Виола, оставаясь недвижима.

– В благодарность за ваше великодушное прощение предлагаю рассчитывать на мое бессребреничество. Дозволение отца мне для этого не потребуется, – ввернул маг. – Коль уж Лея Сальвадоровна нашла это интересным, признаюсь, я тоже снедаем теперь любопытством.

– Алессан Диегович, не утруждайтесь, – отрезал Себастьян. – Ваше снисхождение делает нам честь, но едва ли пара консультаций спасет ситуацию.

– Я мог бы выделять, скажем, вторник и пятницу до обеда, – чарующе улыбнулся Алессан. – Если мне будет доступно счастье в это же время находить здесь мою невесту.

Глаза Леи метали молнии, но она, очевидно, не желала добавлять свой голос к общему спору, благоразумно отлагая разговор. Хозяин, проявивший себя неожиданно жестко, молчал, на лице его отражалась борьба.

– Себастьян… пожалуйста, – совсем уж сдавленно попросила Виола.

– Алессан, – брат, наконец, обратился к пришельцу доверительно и без отчества, как тот обозначил при встрече, – могу я рассчитывать, что, утеряв мимолетный интерес, вы не бросите мастерскую и мою сестру на половине ее трудной дороги? Лея Сальвадоровна любезно готова сотрудничать до середины лета, но она посещает нас по собственному графику. Не исключаю, в некоторые дни он совпадет и с вашим.

Алессан посмотрел на магичку. Теперь она, конечно, еще не в восторге, но правильное начало положено, шахматы расставлены по доске.

– Мое слово, – обещал он.

– Благодарю, – серьезно посмотрел древесник. – “Чарованная щепка”, довольствуясь устным соглашением с человеком чести, счастлива будет работать с вами в ближайший вторник.

"Вы минуты будете считать до моего прихода, дорогая Виола Карнелис", – ухмыльнулся внутренний Алессан в сторону хозяйки, дерзнувшей ранее указывать ему на дверь. – “Спасение вашей мастерской зависит теперь от меня немалой степени.”

Себастьян вновь пожал руку гостю и взглядом указал на спину сестры:

– Я осмелюсь просить вас…

Алессан понимающе воздел ладони.

– Надеюсь, принятое вами мудрое решение быстро вернет Виоле Базилевне прежнюю веселость, – сказал он и шепотом добавил, глядя Лее в глаза, – чаю лицезреть вас во вторник, моя нареченная.

Всецело удовлетворенный итогами визита, маг раскланялся изящно, набросил плащ и покинул дом.

Почти половину минуты напряженная тишина прерывалась только всхлипами хозяйки. Наконец, найдя удаление гостя надлежащим, Себастьян разрешил:

– Можно. Едва все не испортила.

И Виола, наконец, дала волю рвущемуся смеху.

Подлетев к брату, девица посмотрела на него снизу вверх в абсолютном упоении.

– Себастьян, ты настоящее чудо! – сложила она руки у груди, не кидаясь все-таки на шею в присутствии гостей.

– Ты тоже была на высоте, покуда хранила серьезность, – одобрил брат. – Жаль, что пришлось просить устроить сцену. Надеюсь, твоя репутация разумной барышни не слишком пострадает.

Виола, в четверть часа получившая безмездного консультанта по военным чарам, готова была смириться с образом истерической натуры. К особому ее утешению, тот, пред кем она хотела бы казаться лучше, в этот образ не поверил.

– Спасибо за помощь, Дарий Дариевич, – с искренним восхищением сказала она. – Позвольте узнать, как вы догадались?

– У меня тоже есть брат, – вернул оружейник довольную улыбку. – Мне знакомы некоторые штучки вроде ваших сигналов со стучанием по столу. Не вдруг сообразил, но шумная дерзость очень уж не вяжется с вашим трезвым умом и семейными традициями.

– А если бы я согласилась? – лукаво спросила Виола.

– Я в вас ничуть не сомневался, а эксперта стоило подтолкнуть, – покачал головой безмятежный Дарий и повернулся к хозяину. – Себастьян Базилевич! Вы были великолепны! Вам еще не предлагали роль у нас в… ?

Молодец оборвал сам себя на середине фразы – лик Себастьяна стал очень красноречив. Затем хозяин разгладил свое чело.

– Лея Сальвадоровна, Арис, – обратился он с чуть виноватой улыбкой, – не гневайтесь на нас за эту маленькую сценку. Алессан Диегович так жаждал здесь бывать, что я не устоял перед искушением склонить его к общественным работам на благо мастерской. Признаюсь, до последнего я мнил успех едва ли вероятным.

– Знай он вас чуть лучше, задумка была бы обречена, – подтвердил Дарий, закладывая пальцы за пояс.

– Алессану, как видно, не выпало многогранного счастья иметь сестру, – с чувством подытожил Себастьян, вновь глядя на Виолу, а не на вздрогнувшую Арис к радости последней.

Вязунья общего умиления разделить не сумела, но испытала облегчение от мысли, что Виола не подвергается в быту тирании старшего брата. Алессан же произвел на нее впечатление двойственное. Слухи говорили о некоторой его бесцеремонности, однако сегодня в “Щепке” он проявлял исключительно благородные качества. В нынешний образ хотелось поверить гораздо более.

– Себастьян Базилевич, – отверзла, наконец, уста сдержанная магичка, – ценю вашу смекалку, но, вероятно, вы заметили, что встречи с этим господином не становятся причиной моей радости.

Семейный тандем, признаться, произвел на нее впечатление большее, чем она готова была демонстрировать, но мысль, что Алессана поймали на нее в качестве приманки, глубоко покоробила.

Хозяин развел руками:

– Прежде, чем вы осудите меня, позволю себе напомнить принцип “не можешь победить – возглавь”, наверняка вам хорошо знакомый.

Девица чуть склонила голову на бок, ожидая расшифровки. Себастьян, который видел дарственную на книге и помнил историю с грозой, разложил свои выводы:

– Ответьте себе, вы желали бы опасаться появления жениха из-за каждого угла во всякую минуту? Или предпочтете точно знать, что он довольствуется двумя встречами в седмицу здесь, под нашим бдительным присмотром?

Подумав, Лея отдала этой задумке должное. Шанса запретить Алессану досаждать ей в самом деле не было, так что ход Себастьяна имел преимущества, но веселости не прибавил.

– Нам обоим станет сложно сосредоточиться, если в это же время господин Алвини будет работать в мастерской.

Договорив, она на миг умолкла.

“Алессан будет работать. В крохотной начинающей мастерской. Даром. – вежливо резюмировала внутренняя Лея, уже почти улыбнувшись (не стоит забывать, ей только шестнадцать). – Чем не воздаяние за его со мною шутку?"

– Пожалуй, Себастьян Базилевич, и здесь вы проявили дальновидность, – протянула она вслух, смягчаясь. – Не стану обещать, но приложу усилия, чтобы часы наших усилий остались плодотворны вне зависимости от присутствия этого человека.

Дарий же моргнул, озаренный внезапным выводом другого рода.

Конечно, прожект "Острого оружия" для имперского конкурса движется куда более осмысленно и поступательно. Однако возникло странное ощущение, что экспертиза Арис обходится им в разы дороже, чем Виоле теперь – фонд оплаты труда Леи Астер и Алессана Алвини взятых в совокупности.

Спутницы

В Итирсисе: 30 апреля, воскресенье

Покидая все еще гудящий впечатлениями дом, Лея и Арис обнаружили, что путь их лежит в одну сторону.

Некоторое время вязунья искала повод ускользнуть другой дорогой или сослаться на спешку, поскольку навязывать свое общество леди Астер казалось непочтительным. Однако Лея отвращения не обнаружила, так что в конце концов они выдвинулись вместе.

Себастьян пытался настоять на сопровождении, но эта часть светского уложения давно была вычеркнута из быта проживающей одной магички, а уж вязунье такой политес не приходил даже в голову. К тому же, теперь при ней были целых две скалочки: обыкновенная и чарованная.

Лея некоторое время плыла молча, затем, очевидно, какая-то глубинная обязанность выказывать расположение беседой взяла над нею верх.

Повод завести речь лежал на поверхности – иными словами, на плечах бредущей рядом девушки.

– Ваша дивная шаль не перестает восхищать меня. Кашемир, если не ошибаюсь?

Арис бессознательно оправила накидку и захотела верить, что магичка в скромном платье ценой как пара небольших домов над ней не шутит.

– У вас очень острый глаз, – вернула она комплимент.

– Столь невесомую пряжу едва ли можно спутать, – скромно ответила магичка. Надо думать, у нее была возможность разобраться в моде.

Сумерки едва коснулись крыш Итирсиса, а кошки уже занимали на них места. Сутулый городской маг-фонарщик шаркал от столба к столбу и касался его ладонью, отчего вспыхивало масло на венчавшей его круглой лампе. Мошки и мотыльки сейчас же обретали в этой маленькой луне заветный смысл бытия.

Респектабельные улицы все никак не хотели успокоиться – почтенные горожане под ручку фланировали домой после нанесенных визитов, на площадях лениво сворачивались ярмарки. Воскресный вечер столицы скользил заведенным порядком.

– Вы удивительно сочетаете мастерство рук и столь тонкое чародейство, – продолжила Лея.

Она в самом деле кое-что знала о туалетах, но ей уроки магии не оставили времени покорить даже вышивальную иглу, хотя такая добродетель числилась желательной для барышни любого круга. Отчасти поэтому она с интересом наблюдала, как простые девицы соревнуются друг с другом в разнообразных рукодельных талантах. Воскресные дни всегда были одним из поводов пройтись перед окнами особенно мастеровитой соперницы в новой поневе. Впрочем, Арис как будто не красовалась, хотя узор шали вовсе не казался простеньким.

Вслух Лея еще одним добрым словом отметила корабль по центру полотна и выразила предположение, что он потребовал усилий. Арис туманно согласилась, не став озвучивать настоящее количество слезных перевязов.

– Прежде я любила книги о пиратах, – Лея позволила себе улыбнуться даже с девичьей мечтательностью. – Вы тоже заслушивались сказками об этих смельчаках?

– О нет, это другая история, – возразила Арис, несколько оторопев от героев магичкиных грез. Даже странно, что одного такого храбреца она столь холодно сегодня прогоняла.

Возможность явить глубину своей задумки, она, тем не менее, подхватила. Больше делиться было не с кем, ибо знакомые кумушки, хваля новую шаль, углядели только в ней только "чудную лодочку".

– Этот корабль странствует в поисках золотого руна, – раскрыла вязунья свою невеликую тайну.

– Золотого руна? – переспросила магичка, от изумления посерьезнев. Да, такие диковинки творят, пожалуй, не в пику местным умелицам.

Арис кивнула, согнала комара и поправила сумку на локте, пряча нашедшее смущение за суетливыми жестами.

– Освоив спицы, я всегда пыталась вообразить: какая из него получилась бы пряжа? – пояснила она, глядя в сторону.

Ничего себе мечты окраинной тихони. Лея, почти подсознательно взялась прощупать внезапную широту кругозора собеседницы.

– Занятная мысль! – высказалась она. – Я никогда не смотрела на него с такой точки зрения! Должно быть, волшебный клубок из лабиринта тоже будил ваше профессиональное любопытство?

– Отчего-то именно эта история не казалась мне приятной, – чуть поморщилась Арис в ответ – До появления героя дочь царя не сочла нужным радеть о чьем-либо спасении.

И дочь царя нам не эталон, надо же.

– Непросто идти против отца, – отметила Лея неизвестно про кого, уже с иным интересом подначивая легкий спор.

– После она сомневалась как будто не долго, – пожала плечами вязунья. – Опиралась лишь на свои желания, и закончилось все предсказуемо для нее печально. Решись она помогать из других побуждений, может быть, ее ждала бы иная доля.

Магичка чуть наклонила голову.

– Боюсь, даже верные поступки не всегда приводят нас к счастливому финалу, – возразила она.

– Вы правы. Я слишком цепляюсь за поиск справедливости, – вопреки озорной попытке, Арис не осмелилась развивать дискуссию с образованной леди Астер.

Вязунье вдруг пришли на память слова матушки о достойных собеседниках. Сегодняшний день окружил ее разными людьми, но, покуда они позволяли ей много молчать, она обнаружила большое удовольствие слушать и самое течение их речи.

– Однако, познания ваши озадачивают, – изрекла, наконец, магичка деликатно. – Неужто добрые наши тетушки с колыбели поют детям Ладии сказы о южных морях?

Представить себе такие тренды в воспитании простолюдинов магичкина фантазия отказалась.

– Я их читала, пока дома оставались книги, – призналась девица, несколько даже успокоив леино воображение.

Впрочем, после такого не вполне осторожного заявления, Лея просто обязана оказалась выразить свою солидарность в данном способе проведения досуга и сочувственно вопросить о причине пропажи книг.

Арис же не иначе как пала жертвой заразительной открытости леди Виолы, которая живо щебетала и в первой половине встречи, а после трюка с наймом Алессана вовсе затопила всех восторгами. Только это могло быть причиной того, что через десяток минут вязунья уже говорила Лее о продаже книг и болезни матери.

– Исцеления матушка уже не ищет, – делилась она, сменив тон их беседы, – возбраняет мне приглашать магов, пусть даже болезнь ее имеет чародейскую природу.

Лея совсем не ожидала, что упоминание о книгах отверзнет такие глубины, но потрудилась проникнуться сколько возможно.

– Причину, полагаю, не выяснили? – вопрос ее был скорее сочувственным утверждением.

Арис безнадежно покачала головой.

– Простые маги не справились, а просить к себе высоких мастеров мы не имели возможности, – сокрушилась она.

Поднимая мучительную тему, вязунья сама еще не верила, что решится завершить ее мольбою, но миг показался вдруг благоприятным.

– Лея Сальвадоровна, я знаю, чаяния мало… – прибавила она торопливо. – Может быть, вы попробуете взглянуть? Матушка не изъявит восторга, но я страшусь упустить и малейший случай.

Девица умолкла с бьющимся сердцем (ей тут же пришлось снова согнать комара, также свой случай упускать не желавшего).

Лея редко отказывала горожанам. Может быть, это было недальновидно с ее стороны, но невеликая по мерке магов ее сила нередко здесь переворачивала судьбы. Зная это, произносить “нет” она почти совсем разучилась.

– Конечно, Арис, – мягко обещала магичка. – Ведите прямо сейчас, если желаете.

– Благодарю вас! – шепотом воскликнула вязунья. – Я смогу оплатить, даже если из моей иллюзии не выйдет толка.

– Не нужно, – Лея вдохнула и вдруг ощутила потребность уравновесить откровения. – Я плохо помню свою мать. Это неправильно, когда они уходят слишком рано.

– А я не знаю своего отца, – излила вдруг душу Арис, словно подхваченная волной.

Лея чуть сжала руку Арис, не сбавляя шаг. Даже в перчатке она сумела передать свое участие.

Завтра обе девицы распекут себя за говорливость, но сегодня их прямодушие мнилось чем-то правильным. Определенно, хмель виолиного “салона” еще воздействовал на них обеих – распорядительница могла показаться неумелой, но не напрасно (и отнюдь не случайно) она вовлекла всех гостей в скоро сблизившую их деятельность.

– Мой отец очень заботливый, – сказала магичка невпопад и дополнила про себя с горечью:

“По этой причине я здесь"

"Или по причине своей недалекости." – тут же вставила внутренняя Лея. Эта невидимая девица становилась день ото дня сварливее, должно быть, от горя и бедствий, постигших ее.

За мостом на левый берег Итирсы шум города заметно стих – здесь жители имели обыкновение беречь ламповое масло и лучины. Подниматься с зарей они почитали куда более выгодным. Минуя жилище Леи, девицы продолжили путь к Зеленой улице. Ранний апрельский комар уныло отстал – вероятно, утерял интерес к их минорному разговору.

Когда они достигли дома Арис, сумерки стали гуще, но Селену вязунья заметила издали. Подруга ждала их у кособокого плетня и пребывала в таком волнении, что Арис бросило в холод.

– Как матушка? – первой спросила она, подлетев и мешая подруге начать ходить кругами.

– Уже спит, – вопреки надуманной трагедии ответила соседка.

Арис глубоко вздохнула, прогоняя мнительность. Она с радостью нашла бы теперь опору в оградке, но та и без нее готова была повалиться наземь.

– Лея Сальвадоровна согласилась помочь нам и рассмотреть дурные чары, – поделилась вязунья своим упованием.

Она ждала, что Селена, по обычаю, примет ее радость как свою, однако та заявила внезапный протест:

– Не стоит тревожить Леонору Эмильевну.

– Едва ли мы дождемся иного удачного шанса, – возразила Арис, удивленная позицией подруги. – Ее теперь утомляет даже дыхание.

– Не в этот раз! – Селена нетерпеливо схватила вязунью за руки и выложила, наконец, свою жгучую весть. – Ты не поверишь, Арис: она сегодня ходила гулять!

Арис действительно не поверила.

– Покинула дом? Сама?

– Не просто покинула – час или больше она провела на улице, – Селену почему-то очевидное помрачение матушки приводило в восторг.

– Бредила?

– Нет же, моя дорогая! – Горячо возразила девица. – Она вела себя как ни в чем не бывало: ходила мимо дворов, ласково здоровалась, спрашивала о новостях. Я вернулась позже вместе с ней, помогла поесть и мы еще немало говорили! Лишь после этого, уже по-настоящему уставшая, она легла.

Потрясенная Арис оглянулась на Лею, и та улыбнулась понимающе.

– Полагаю, сегодня мне лучше вас оставить. Не стесняйтесь послать за мной в любое время, если сочтете нужным, – кивнув легко, она уплыла обратно в направлении Кленовой улицы.

Лея не могла не отметить, что день закончился приятно. Бесплодные попытки поставить магический диагноз под страдающим взором вязуньи надолго выбил бы из колеи обеих.

Арис же просто не могла поверить в такой поворот. Она вбежала в дом, добралась до старой занавески и, замерев, очень тихо отвела ее в сторонку.

Матушка спала, но лицо уже несло печать перемены. Приглядевшись, в полутьме лучины вязунья разобрала на ее щеках румянец человека, проведшего день на свежем воздухе после долгого затвора.

Потрясенная, Арис обернулась на стол.

– Это все цветок, – сказала она вошедшей следом Селене, – это мог быть только он.

Некоторые учатся говорить

В Итирсисе: 1 мая, понедельник

Стряхнуть воскресную праздность в понедельник утром Государственный Совет помогал куда лучше заморского кофе. Начинать седмицу с инъекции подобных забот было решением сколь разумным, столь и жестоким. Впрочем, тонкие натуры в созыв Совета не попадали.

Лишь к обеду Сальвадор, все еще погруженный в мысли о сомнительных итогах собрания, толкнул калитку своей усадьбы на Раскудрявой аллее. Он ступил на розовый садовый песок и миновал половину пути, когда легкий шелест платья привлек его внимание. Сегодня визиты никому назначены не были. Еще нервный после трудной встречи, маг подобрался и стремительно обернулся к боковой дорожке.

Плечи его опали столь же внезапно.

Из тени набравшей цвет сирени на него смотрела Лея.

Кружевные утренние перчатки, лазурное платье, пошитое к прошлому сезону парковых выездов – все казалось легким и невесомым. Если же потрудиться смотреть чуть глубже – девица держалась настороженно, чуть виновато, но с готовностью к защите.

Магистр вознамерился произнести суровую отеческую отповедь, составленную в день ее побега, но пока он открывал рот и вспоминал слова, ноги проявили своеволие. Три шага ему хватило, чтобы достичь тонкой фигурки и сгрести ее в объятия.

Лея всхлипнула и, путаясь в плаще, сцепила руки за его спиной. Минуту они боялись пошевелиться или прервать молчание.

– Вернулась? – наконец спросил отец.

Лея, не отнимая лица от его плеча, повозила по нему припухшим носом – "Нет".

Сальвадор отстранился немного, давая ей возможность поднять глаза.

– Попала в беду? Нужны средства?

Девица быстро и нерешительно взглянула на него, снова помотав головой:

– Пока справляюсь, – подала она голос.

Магистр не совсем разобрался, обрадовала его эта новость или опечалила.

– Что тогда? – вздохнул он.

Лея спрятала лицо обратно и безо всякой утонченности провыла в расшитый камзол:

– Соскууучилась…

Это простое слово передало все, что выразить гладко она еще не была готова.

Как она все чаще вспоминала его терпеливые уроки.

Как резануло по ее надменной самостоятельности взаимное понимание Карнелисов с полувзгляда.

Что некоторые почтут за счастье хотя бы знать своего отца.

Что она вообще-то его очень любит.

Он тоже ее любил. Его с ума сводило бессилие оградить ее от всех опасностей, не задушив при этом окончательно. Воспоминание о маневре с хвостом затапливало ужасом, потому что из-за своей горячности он, может быть, уже никогда не прижмет Лею к сердцу.

Когда вскоре к двум рыданиям добавился всхлип садовника за кустом, Сальвадор, наконец, спохватился.

– Идем в дом.

На миг стало страшно, что Лея откажется – формат ее посещения остался пока для него загадкой, однако она покорно взошла на каменное крыльцо с рядом колонн и лестницами по обе стороны.

Лее казалось, что она не была здесь целую вечность, а дом как будто не заметил ее отсутствия. Сиял темный натертый паркет, высокие окна ловили свет на гобелены, прятались меж балок резные потолочные панели. Только огромные закрытые печи, согревавшие это величие зимой, теперь отдыхали.

Улыбнувшись каждой щербинке на стульях гостиной (многие возникли не без ее содействия), Лея поднялась на второй этаж, в свою осиротевшую спальню.

Брошенную в беспорядке комнату привели в должный вид, ожидая хозяйку в любое время дня и ночи. Девица погладила резной комод и поднесла к носику один за другим тонкие хрустальные флаконы любимых духов.

– Одни выдохлись, другие вышли из моды, – словно бы невзначай заметил от порога Сальвадор, цепляясь за годами отточенную тактику баловать. – Давно хотел пригласить парфюмера и составить для тебя несколько новых.

Лею тронула его попытка доставить радость, но она смолчала. Двигаясь по комнате, она попробовала пальцами жесткое синее покрывало на кровати, коснулась ручки квадратного кресла. Поддавшись вдруг порыву, она скинула туфли и забралась в него, нещадно сминая юбки и устроив ступни на потертом бархатном крае. Именно здесь и в этой позе ей всегда прекрасно думалось – впрочем, так же созрел и не слишком разумный план ее побега.

Сальвадор все еще наблюдал, сложив руки и улыбаясь в бороду. Еще немного – и он поверит, будто расставания не было вовсе.

– Я хотела видеть вас, отец, – сказала Лея, положив подбородок на колени, и умолкла, гадая, будет ли дальнейшее сообщение для него новостью. – Я состою теперь в гильдии магов, мы станем видеться на обедах. Не желаю, чтобы первая наша встреча после ссоры произошла там в холодной зале под такими же взглядами.

– Давно не говорил, что горжусь тобой, – невпопад ответил Сальвадор, ничуть не выказав удивления. – В гильдии ты была ослепительна.

Магичка устремила на него глаза, полные детского счастья:

– Вы были там?

– Ты ведь не думаешь, будто я мог пропустить день твоего экзамена! – пожурил магистр, совершенно довольный откликом.

Уже изведшая два платка, девица ощутила, что в носу снова принялось щипать.

– Голодна? – спросил Сальвадор, меняя тему в надежде затянуть ее внезапное явление и мало помалу воздействовать на чашу дрогнувших весов.

Лея улыбнулась осторожно:

– Часто вспоминала ваше мороженое.

Магистр желал бы ради примирения с дочерью заколоть откормленного теленка, но, к сожалению, стад не держал, да и Лея едва бы оценила широту этого жеста. Поэтому спустя несколько минут девушка в чепце скромно внесла широкую чашу взбитых сливок и утвердила ее на чайном столике между отцом и дочерью.

– Спасибо, – сказала Лея. Девушка оглянулась в изумлении, чуть присела и ускорила движение, неся в людскую весть: молодая хозяйка не только объявилась, но и впервые на ее памяти изволила благодарить.

Сальвадор взял расписной фарфор в ладонь, правую руку занес над ним: под действием его силы сливки мгновенно загустели, вытянулись витой башенкой и застыли с корочкой инея.

Лея почти зажмурилась от удовольствия, принимая ледяную пиалу из его всегда горячих пальцев. Ей так не хватало права сбросить надобность хранить себя не просто в рамках приличия, но на самой высокой грани достоинства, чтобы только не показаться забывшей свое звание. Поэтому сидеть здесь без обуви и позволить лицу отображать хотя бы часть ее эмоций стало теплым домашним праздником. Она с детства любила такой десерт именно в исполнении отца и теперь с удовольствием поскребла серебряной ложечкой край сладкой башни. Ноги, впрочем, пришлось для удобства спустить на восточный ковер.

– Вы еще очень гневаетесь, отец? – спросила она. Оба не знали, как начать говорить о серьезном.

Сальвадор свел брови в задумчивости. Гневался, да. Бушевал даже, особенно поначалу, и все равно где-то в глубине таилась гордость: "Упрямая девчонка… настоящая леди Астер!"

– Я боялся, что ты сольешься с ними, – начал он, пытаясь снова разложить на нити свои чувства. – Может быть и того, что останусь тогда один. Конечно, приглядывал за тобой, в том числе потому, что после моего посещения ты едва ли пришла бы ко мне даже в настоящей опасности.

Лея хотела что-то ответить, но он удержал ее еще на миг:

– Мне теперь известно, что Лея Астер, как видно, скорее сама образует из соседок леди, чем уронит себя даже взглядом.

Магичка кивнула задумчиво.

– Я смотрюсь там белой вороной, – подтвердила она, – хотя меня как будто любят.

Сальвадор отметил леину непривычную скромность – а ведь, по слухам, на нее мало что не молились.

– Они тебе ближе? – Задавая вопрос, он лелял надежду, что дочь не запнется с ответом.

Однако Лея несколько секунд уделяла десерту чуть больше внимания, чем требовалось для наполнения ложечки.

– Они другие, – в конце концов изрекла она. – Открыто радуются, горюют в голос. В этом есть что-то честное, хотя едва ли разумно под предлогом искренности говорить ближним все, что вздумается. Эти люди по-своему упрямы, но и очень ведомы, что несколько меня пугает.

– Словом, ты находишь их более живыми, – предположил отец.

Лея пожала плечиком.

– Возможно. Она забавно веселятся и пляшут на праздниках, но я сварила уже достаточно “отрезвений”, чтобы перестать романтизировать их досуг.

Сальвадор не сводил с дочери проницательного взора.

– Почему ты до сих пор там? – спросил он вдруг болезненно и резко. – Моя настойчивость так превосходит их недостатки, что ты терпишь и окружение, и бытовое неустройство своего обиталища?

Юная магичка покусала губу, еще раз обдумывая верность объяснения, которое вывела для себя иными бессонными ночами.

– Я нужна им, и сейчас это помогает мне взрослеть, – произнесла она. – Ты дал мне столько умений, но даже одаренные жены едва ли имеют возможность служить империи. Отведенная им благотворительность мало доходит до адресатов. Только там я верю, что ты учил меня не впустую.

"Наиграешься, как в куклы", – подумал Сальвадор. Услышь его дочь, не осмелилась бы возразить – эта мысль забредала подчас и в ее упрямую голову.

Однако, словно понимая все и так, оба оставили аргумент невысказанным.

– Жить при этом ты можешь дома, – широкая ладонь отца обвела все заманчивые преимущества леиной огромной комнаты перед нынешней душной ее каморкой.

– Они никогда не осмелятся позвать меня отсюда, – покачала она головой, стараясь не смотреть на очевидное.

– Для новой порции “отрезвенья”? – С обескураживающей проницательностью уточнил отец.

Лея ответила согласной усмешкой, но говорить продолжила твердо:

– Нередко так, но и оно спасает семьи. То, что мнится нам обыденным, там звенит как чудо. Зимой, благодаря секундному заклинанию очищения, я уберегла вдову с дочерью от потери крыши над головой, – Лея помолчала. – Может быть, мне самой требуется некоторое отрезвение после стольких лет на полном довольстве.

Магистр тоже не спешил с ответом, изучая дочь с каким-то новым интересом.

– Без этих лет на довольстве ты ничем бы не смогла им помочь, твои умения свелись бы навыкам выживания, – наконец, возразил он почти мягко. – Я столь многое еще тебе не передал.

Приходя к ней в январе, он уже заявлял нечто сходное. Тогда Лея отвечала остро и холодно. Теперь она устремила на него взгляд почти просящий.

– Я благодарна вам, отец, хотя и не сразу поняла это, – огорошила она его. – Прошу у вас прощения за свой побег и мечтаю продолжать учиться, если вы позволите приходить иногда для уроков.

Сальвадор поджал губы, чтобы затаить, как подпрыгнуло его сердце. Он еще отец! Еще наставник! Еще нужен своей маленькой Лее.

– Прости за то, что был жесток, – язык его не повернулся озвучить слово “хвост” в нынешней доверительной обстановке. – Твой дом всегда открыт и занятия мы можем продолжить.

Сальвадор размышлял еще мгновение.

– Позволь мне одну малость, – добавил он, – оплачивать пока за тебя гильдейские взносы, чтобы избавить от призрака нищеты. В остальном поступай как знаешь, можешь даже присмотреть приличный дом в своей новой округе, я выделю средства. Нужно тебе пока возиться с этими людьми – изволь.

Лея не спешила ликовать. Примирение еще не означало, что отец готов отступиться от всего, что распланировал на ближайшие десять лет их жизни.

– Будут и условия, не так ли? – Угадала она.

– Только одно, – вздохнул магистр, – дай Алессану шанс. После твоего побега он проявил свои лучшие качества.

– О, значит, я бежала не напрасно, – улыбнулась Лея, отправляя, наконец, в рот ложечку мороженого.

Сальвадор посмотрел на нее неожиданно печально:

– Алессан в самом деле стал мне как сын, при том чуткий и мудрый. Не раз и не два он останавливал меня, когда я рвался вернуть свою малышку силой. Ты ему не безразлична. Я не требую клятвы, просто присмотрись к нему… пожалуйста.

Смакуя лакомство на языке, Лея тихо беззаботно рассмеялась:

– Вы не о том волнуетесь, отец. Ваш протеже вполне самостоятельно обеспечил себя возможностью дважды в седмицу демонстрировать мне свои выгоднейшие ракурсы.

Резчик

В Итирсисе: 1 мая, понедельник

В щербатую входную дверь Виола постучала столь решительно, что с карниза на нее посыпались труха и муравьи. Спешно отряхиваясь, она отступила к самому краю крыльца, покуда и сам прелый карниз не сверзился ей на голову.

Дряхлость избы казалась тем диковиннее, что хозяйствовал в доме лучший краснодеревщик столицы, если только громкое звание сие не обветшало вместе с жилищем.

Виола подозревала, что хозяйствовал Леон так же, как и работал – все больше боком на полатях.

За дверью угадалось какое-то движение, детский глаз прильнул к щели.

– Тетя Виола Базилевна? – уточнил босоногий наследник резчика и отворил, не дожидаясь ответа. Процесс был исключительно церемониальным, ибо подозрительно запираться от соседей в светлое время суток на Зеленой улице привычки не имели.

Титулованная “тетей” девица аккуратно переступила подгнивший порог и миновала сени.

Утварь в знакомой горнице была менее уставшей от жизни. На свежем настиле утвердились крепкий стол и лавки, под окном в утреннем солнышке сияла прялка нового теса. Золотые руки хозяина не добрались до сруба, но в недрах дома, как известно, "мужик сказал", женщина напомнила нужное число раз – и мебель вся была исправлена, а затем обильно декорирована салфетками. Лошадки простым крестом на покровах сундуков и занавесках искусно отвлекали внимание от густой черноты балок на стыке со стенами. Наперекор им пахло жизнью, ржаным хлебом и липовой щепой из самовара. Дополняя идиллическую картину, посреди комнаты торчали трое детей, отвлеченных от игры с чурочками на заднем дворе.

Виоле не долго пришлось искать глазами хозяина.

– Доброго дня, Леон Ардович, – строго обратилась она к спине на высокой печи, уже холодной по случаю начала мая.

Синее сукно рубахи нехотя зашевелилось, и к девице обернулось заросшее лицо мужчины средних годов. Глаза на нем отнюдь не были заспанными, но вмещали изрядную долю мировой тоски.

– Здорова ли ваша супруга? – Осведомилась Виола.

Резчик сел. Он не был уверен в благополучии супруги, на которую почти не подымал очей последнюю седмицу. Щи становились все водянистее, но на столе возникали вовремя – должно быть, все шло своим порядком.

– Детки ваши, пострелята, растут-радуют? – продолжила издалека Виола.

Хозяин украдкой пересчитал детей… Два, три – как будто все на месте. Кивнул хмуро.

– Стало быть, настигло вас оскудение музы?

Леон махнул рукой, на которой в творческом стазисе стали даже подживать извечные ссадины, показатели деятельного труда.

– Потешаетесь надо мной, Виола Базилевна, – посовестил он вяло.

Виола не обладала легкостью характера в той степени, чтобы срыв сроков солидного заказа показался ей потешным.

– Пиалы с птицами готовы? – спросила она. Еще теплилось мечта, что их осталось только пропитать льняным маслом.

Вздох Леона разбил ее надежды начисто.

Меж тем урочный срок истекал через две седмицы, а Себастьян еще должен зачаровать пиалы на подогрев и охлаждение блюда.

– Покажите, – попросила Виола, расставаясь с иллюзиями.

Резчик определенно предпочел бы остаться в границах безопасного домена на печи, но все-таки тяжко слез и побрел к противоположной двери, еще более кособокой, чем ее “парадная” сестра. Любезно распахнув скрипучее недоразумение, он пропустил Виолу на двор позади избы.

Здесь под легким навесом господствовал кормилец – верстовой стол хозяина. Сочиненный сложно, он был полон выдвижных полочек и ящичков всякого размера. Увидав такой на торгу, рукодельницы всех времен теряют сон и мысленно раскладывают по его закоулкам клубочки и пуговицы.

Леон же был к своему чудо-хранилищу вполне равнодушен – на верстаке уныло чаяли внимания разного сорта фигурные рубанки, напильники и шкурки. С краю опасно кренилась башня из брусочков красного сандала. В одном, скучающем отдельно, смутно угадывались черты будущей пиалы. Косиножка-паук обрел большую охотничью удачу, расположив над ее неглубокой выемкой свои ловчие сети.

Виола не разделила его нехитрого счастья, живо смахнула паутину и покрутила пиалу в руке. Исследование не изменило очевидного – работа находится в зачаточном состоянии.

– Потеряли прообраз? – предположила девушка. Она никак не могла уложить в голове причину такого фиаско.

В ответ Леон безошибочно открыл один из ящичков и выудил сложенный вчетверо лист дешевой серой бумаги. Его руки тут же оказались привычно покрыты слоем липкой мелкой стружки.

– Велико искушение сослаться на потерю, но лгать не стану, – протянул он Виоле добычу.

Рекомый “прообраз” вмещал нацарапанное углем схематичное изображение пиалы с предписанием "диаметр 16 см”. Ниже располагался еще один круг, походивший больше на гнездо, ибо по внутреннему его краю сидели птицы с несуразно длинными хвостами.

Виоле и они-то удались не с первой попытки, но изящество линий не было ее заботой. Прообраз очерчивает замысел для художника – искусство он творит сам. Должен творить.

– Как же это вышло? В середине апреля вы ручались исполнить столь прекрасных фазанов, что живые птицы восплачут от зависти, – припомнила Виола, переводя задумчивый взор с листа на пыльную заготовку.

– Должно быть, за гордыню, – предположил с неохотою резчик, пожимая плечами. – Когда я приступил к первой пиале, все шло хорошо. Сидел здесь на табурете, погруженный в дело, про себя уже лелеял узор. Поверите – на миг только только отвлекся, потянулся за тонким инструментом и по недомыслию очи поднял. Гляжу – беда, надо мной столб из одиннадцати болванок, из которых нужно прежде выточить одиннадцать равных пиал… Птицы мои незримые разлетелись, рука опустилась, и больше я себя не превозмог.

“Доигралась, дорогая”, – нежно подбодрила сама себя Виола, пока лилась сия храбрая исповедь. – “Это должно было произойти”.

Весь город знал, что Леон чувствует дерево как продолжение самого себя. Его готовые шедевры чтились бесценными, но до таковой стадии добиралась не каждая десятая его задумка. Мало помалу даже изрядная скидка перестала привлекать желающих раскошеливаться на аванс. Как оказалось со временем, устойчивой любовью к риску такого рода обладала только Виола.

Возможность недорого привлечь гения действительно была восхитительным шансом для первых шагов их с Себастьяном семейного дела. Гораздо вероятнее могла его и схоронить.

Зимой все шло как по писаному. Леон и тогда не работал быстро, но приносимые Виолой задачи ему были по душе и ладились без особенных затруднений.

– Помните дерево, нашу боль и восторг? – осторожно подсказала девушка. – Разве не дивно сотворили вы пятьдесят пять одинаковых листов по числу годов заказчицы?

– Одинаковых?! – Леон разом выпрямил плечи и воздел руки горе. – Да как примерещились они вам одинаковыми? Ни единый не повторился! Истинный вызов художнику! В марте не найдешь и дерева, с которого брать подобие, не положишь перед собой настоящих листьев, не подсмотришь у природы! Я и спал тогда не всякую ночь, а если ложился – перед глазами прожилки ветвились.

Виола, быть может, и смутилась своей невнимательности, но гораздо охотнее отметила, что собеседника удалось по крайней мере отряхнуть от забытья. Пожалуй, что-то может еще получиться. Следует только бережно тащить за эту наскоро спряденную нить.

– Истинное мастерство, – кивнула девушка. – Глаз от него не оторвать часами. Себастьян с трепетом оплетает чарами одну резную ветку за другой. Ваш талант художника и его магический дар заставили каждый искусственный лист звенеть от легкого касания свежего воздуха. Мы творим совершенство!

Работа над этим совершенством доводила до мигрени уже и Виолу. Часами она усердно обмахивала дерево с разной интенсивностью, проверяя отклик и тон каждого листочка. То пение птиц оказывалось чрезмерно тихим, то скрип, записанный у старой ели, не желал воспринимать движение воздуха на внутренних ветвях – все требовалось обнаружить и отправить на доработку брату, после чего проверка начиналась сызнова.

– Спасибо за похвалу, добрейшая Виола Базилевна, только теперь я вас подвел. Знаю, что нелепость, но сам себя не переделаешь.

Виола намеревалась жарко возразить, когда заметила союзницу – из курятника в глубине крохотного двора выплыла женщина в рабочей юбке до голени и льняном некрашеном переднике. Рукава темно-зеленой рубахи были по-домашнему закатаны, тяжелая коса охватывала голову в два оборота.

Верно, сам себя Леон не переделает. Однако эту миссию можно возложить и на более мотивированных лиц.

Жена Леона тоже обнаружила раннюю гостью и двинулась к ней с корзиной яиц. Игнорируя до времени ее приближение, Виола подобрала с травы мешок, в котором коварные брусочки прибыли к резчику.

– Коли заказ вам не по сердцу, не буду времени терять, – оживленно заявила она, со стуком отправляя деревяшки обратно в котомку. – Сегодня еще успею передать их другому умельцу. Конечно, заказчик не станет платить полной суммы за руку другого мастера. Текущие расходы мы покроем, но впредь не сможем положить вам достойной художника платы, обращаться придется к простыми ремесленникам.

Как и ожидалось, эти слова достигли ушей подоспевшей бойкой жены гения, которой пришлось уже забыть вкус пшеничной муки, зато изобрести много новых блюд из воды, отрубей и квашеной капусты.

– Доброе утро, ВиолаБазилевна, – пропела она ласково.

– Бог в помощь, Фелиса Беттиновна, – Виола перевязала мешок и лихо забросила на плечо.

Леон стоял в растерянности. Пожалуй, расставание с ненавистным заказом было скорее радостью, только он словно заново посмотрел на свою Фелису. Обыкновенно слегка пышечка, она как будто похудела, и это была не стройность юной девы, а изможденность матери семейства. Глаза ее еще горели задорным огоньком, который и запал когда-то ему в сердце, но обзавелись характерными кругами.

Кажется, он недооценил значимость текущего заказа для семейной казны. Фелисе приходится изворачиваться, чтобы дом не заметил потери пары рабочих рук. Возможно, уже вышел запас чурочек, наколотых впрок, и она сама орудует топором в дровянице. Должно быть, и по рынку фланирует дольше, разыскивая остатки по бросовым ценам. Из живности они держали только кур, в городе не очень-то развернешься. Однако весна – это время посадок. Леон совершенно точно помнил, что копал грядку под картошку, болтая поверх с забора с соседом, занятым тем же благородным делом, но даже столь скромный клочок земли этой культурой не ограничивался. Выходит, остальное его голубка взрыхлила сама.

– Уже побеседовали о ваших делах? – любезно продолжила Фелиса, как будто не замечая печальных итогов этих переговоров.

Виола не спеша высвободила косу, придавленную мешком на плече, и ответила так же представительно:

– Побеседовали, добрейшая Фелиса Беттиновна.

– Вы, верно, не завтракали, хлопоча о делах? Окажите любезность, разделите нашу скромную трапезу.

Виола не отказала. Обе они понимали, что уходить девице сейчас никак нельзя. Леону гордость не позволит кидаться обещаниями завершить многострадальный заказ, и самой Виоле не след опускаться до мольбы, не говоря уже об угрозах и шантаже. В такой патовой ситуации есть одно веками проверенное средство – доброе чаепитие. Тем более, что Виола и в самом деле не завтракала, начав утро понедельника с неприятного дела-"лягушки".

Получив согласие гостьи, Фелиса мягко склонила оставить мешок снаружи и пропустила гостью в дом. Сама же, проходя мимо супруга, чуть коснулась его локтем, сопроводив движение тихим шепотом. В дом Леон входить не стал.

Фелиса же явила черты превосходной хозяйки – неторопливость своей речи сочетала с изрядной расторопностью в деле.

По традиции обмахнув почетную лавку рушником, усадила гостью и отправила детей нагуливать аппетит. Со стола в печном углу легко подхватила низкий широкий горшок, и, обняв его одной рукой, на весу вспенила в нем свежие яйца, следом утопила пучок ароматной сушеной петрушки.

Виола устроилась как подобает леди, чинно и прямо, оправила оранжевую верхнюю юбку с белыми набивными лилиями, замерла на лавке. Солнечный луч щедро грел щеку и немножко сердце, заставляя жмуриться. Покинув дом, редко сядешь любоваться, как умелая кухарка с улыбкой ладит тебе домашний завтрак.

Хлопоча, Фелиса не переставала вести малозначимую беседу – справлялась о здоровье Себастьяна, отвечала на вопросы о детях – намеренно избегая касаться дел.

Виола же смотрела на опустевшие полки и радовалась, что старая улица еще не обросла каменными домами и позволяла держать внутренние дворики – во многом обитатели кормились именно с них.

"Интересно, куры давно видели пшено или по весне уже сами находят себе пропитание, ловя мышей?" – подумала гостья. Мышкующие куры выглядят весьма воинственно, росшая рядом с деревней Виола это знала не понаслышке.

Омлет отправился в печь, топленую летним ходом, с малого краю. Ополоснув руки, Фелиса разделила на части грубый ржаной хлеб и выстроила на столе плоские тарелки.

Самовар был готов, завтрак переместился из печи на стол и умопомрачительно благоухал.

Привлеченные ароматом, в дом сначала ввалились шумные дети, следом вошел хозяин.

– Вот, – протянул он Виоле начерно вытесанную пиалу. – Первая основа почти готова. Можете проверить размер.

Фелиса тепло улыбнулась мужу, пока гостья принимала первый этап работы. Леон тоже выглядел куда увереннее.

– Продолжаю надеяться на вас, Леон Ардович, – с облегчением ответила и Виола, рассмотрев образец как следует.

– Через три дня приходите, я покажу первый узор, – попросил резчик, веселея.

– Три дня, – распорядительница сделала мысленную пометку на своей печи и с некоторой строгостью добавила. – Больше у меня в запасе не имеется.

– Убежден, я сумею удивить, – обещал воспрявший мастер едва ли не с клятвою.

– Дайте-ка и я вас подивлю! – вдруг задорно приветствовала кума Берта, проникая с улицы в избу и кланяясь. – Дай Бог тому, кто в этом дому! Виола Базилевна, и вам утра доброго!

Соседи в этой части города друг с другом не чинились. Вошедшую куму приветили со всем радушием, однако к столу она идти воздержалась.

– Некогда мне, вести разношу! – Она поставила свою корзину на пол, привалилась к дверному косяку и устало обмахнулась краем передника. – Вы не слыхивали еще нашей радости?

– Не сын ли женится? – Предположила Фелиса благодушно. Этого события вся улица ждала уже три года, снисходительно наблюдая в сторонке драмы двух юных неокрепших умов.

– Нету, – махнула фартуком кума, – там еще не улажено. Зато Леонора-то наша Эмильевна! Верите? На поправку пошла!

Хозяйка всплеснула руками искренно.

– Слава Богу! – Перекрестилась она. – Дочь, должно быть, ее вымолила.

– Так и есть, – кивнула кума, – без чуда не обошлось! Знаете ли, какое лекарство им послано было?

Нагнувшись к корзине, она отбросила салфетку и вытащила розовый цветок. Оказалось, такими была аккуратно заполнена вся ее соломенная тара.

– На площади нашей дерево дивное распустилось! – Делилась она как новостью, так собственно растением, торжественно протянув его Фелисе. – Арис позавчера от того древа цветок домой снесла, а на другой день Леонора уже гулять вышла!

Хозяйка хрупкий дар приняла благоговейно.

– Никогда такого не видывала! – Согласилась она, качая его на ладони.

Любопытные дети тут же Фелису обступили со всех сторон. Наметилась потасовка за право подержать подарок, но была на корню пресечена хозяйкой.

– На то и чудо, – назидательно подтвердила Берта, довольно подбоченясь.

Виола тоже не могла отвести глаз от диковинки, соотнося полученные утешительные вести.

– У Арис болела матушка? – Вывела она. – Теперь ей лучше?

– Куда как лучше! – Извещала взволнованная Берта. – Мы едва узнали – тотчас паломничество к тому древу направили и собрали божьи дары. Говорят, цветы за час отрастают наново.

Распорядительница такую ботаническую торопливость лицезрела лишь единожды.

– Не Алонсо Давидовича ли то дерево? Владельца "Золотого шафрана"? – Изумилась она еще более.

– Так, Виола Базилевна, так, – закивала кума. – Трактирщик тот поначалу горожанам препятствия чинил и даже слезой удержать надумал. Но услыхал о чудесном исцелении – тогда и позволил людям творить, как сердце подскажет! Возьмите один талисман, барышня!

Берта стала выуживать новый подарок из своей сокровищницы для юной леди, однако, повинуясь вспышке осторожности, Виола отказалась. Матушка ее от малых лет верить талисманам запрещала настрого.

– Благодарю вас, но в моей семье все здоровы, – вежливо сказала она.

Фелиса держала цветок с нежностью, Леон подобрался рассмотреть его ближе, кума Берта и вовсе пребывала в большой экзальтации. Задорный нрав девицы рвался примкнуть к общей радости, но скучный разум велел уняться и смириться с тем, что здесь прослывет она немного букой.

– Как пожелаете, – Берта пожала в ответ полными плечами. – Раздам иным, хворых и скорбных в городе хватает. Ох, чую, принесёт нам сие волшебство оживление!

Несмотря на уверенный тон, прежде харизматическим даром пророчества кума Берта не владела (если только не обещала сыну, что без шапки он застудит уши).

В этот же раз – цветок ли был виновен? – она не промахнулась.

Команда мечты

В Итирсисе: 2 мая, вторник

Виола почти простила Алессану прошлые поддевки – ее маленькая месть свелась лишь к тому, что стол перед его первым приходом она решила наново не выскабливать.

В остальном же готовность даровитого мага оказать им поддержку, пускай и в собственных целях, вполне примирила ее с необходимостью участвовать зрителем в его самолюбовании.

Свое прибытие во вторник маг обставил даже с некоторой деликатностью – дважды стукнул во внутреннюю дверь прежде, чем ступить в залу. Хозяева удостоились легкого поклона, после чего юноша скользнул к магичке, с любопытством изучавшей музыкальное дерево на стеллаже.

– Лея Сальвадоровна! – Заворковал он и порядком изумился, когда она небрежно отвела руку в его направлении. Удостоенный внезапного дозволения коснуться ее изящной кисти светским поцелуем, Алессан услышал нечто еще более удивительное.

– Жасмин и сандал! Да вы, никак, побывали дома?

Лея загадочно смолчала и вновь обернулась к дереву, однако легкое озорство ее настроения совершенно объяснилось. Юноша отметил себе навестить Сальвадора, тем более, что не доложил еще тому подробностей обстановки работы дочери.

Избегая смазать лишними комментариями щедрую уступку невесты в сторону примирения, он одним движением оказался у стола и, не уловив хозяйкиной мести, продемонстрировал готовность за ним устроиться.

– Себастьян Базилевич, несите ваш арсенал! Барышни, полагаю, захотят послушать?

Позже Виола еще двадцать три раза с большим удовольствием до деталей приводила себе на память миг, когда маленькое общество презрело диктат Алессана и обернулось вместо этого к ней. Лица Себастьяна и Леи отразили покорное ожидание утреннего раута.

– Прошу вас, – юная распорядительница порозовела благодарно и жестом пригласила собраться у печи.

Алессан приподнял бровь, но стал за правым плечом магички молча.

– Благодарю всех участников исследовательской группы за своевременное прибытие, – начала хозяйка.

Как всегда, настроясь на рабочий лад, она принялась изъясняться серьезно и пространно. Алессан мгновенно заскучал и предпринял тайную охоту за нотами жасмина в ореоле вокруг невесты.

– В прошлый раз магические опыты проводились над случайными материалами, – напомнила девица, продолжая. – Сегодня предлагаю построить наш труд в следующей структуре:

1. Алессан Диегович расскажет о свойствах оружия, доступного сегодня к рассмотрению.

2. Мы обсудим возможность модификации принятых чар или наложение новых. Нашего военного консультанта на этом этапе задерживать не смеем.

Военный консультант, уже пребывавший в жасминовом плену, обнаружил критическое расхождение планов, разом освободился и вынужденно прислушался.

– К пятнице подготовим иные виды оружия для новой итерации, – обещала Виола. – Продолжим, пока одно или несколько решений не покажутся нам достойными сосредоточиться на них в полной мере.

Девица сделала взволнованную паузу, обводя взглядом всех троих своих магов.

– Остались ли вопросы? – уточнила она, сцепив кисти в замок и капельку млея от собственной деловитости. Утренние рауты мало помалу обретали налет полезности.

О, вопросы у Алессана, безусловно, сформировались – роль свою и полномочия он представлял значительно обширнее. Покидать "исследовательскую группу" сразу после рассказа о чаровании арбалета в его намерения отнюдь не вписывалось.

– Вы уверены, что возможности военного консультанта используются вами оптимально? – проронил он, чуть наклонив голову и придавая взгляду значительный подтекст.

– Каково ваше видение? – спросила Виола, безотчетно сжимая руки крепче.

Юноша, напротив, повертел кистью в воздухе элегантно и расслабленно.

"Назначить меня руководителем группы", – взывал внутренний Алессан, покуда наружний обозначил свою позицию более тонко:

– Смею надеяться, что принесу больше пользы, курируя каждый этап.

Виола всегда хотела выказать умение принимать быстрые точные решения, поэтому часто не позволяла себе брать время на раздумья. Она также считала важным показать, что голос каждого мага в "Щепке" для нее имеет вес, поэтому уже открыла рот для скорого ответа, но посмотрела на брата. Лицо его выражало спокойное доверие, которое она прочитала как "не торопись".

Виола заставила себя вдохнуть и выдохнуть трижды, в процессе чего выявила в изречении Алессана одновременно два устремления: курировать и присутствовать сколь можно дольше. Такое деление и взятая пауза наградили ее чудесной возможностью выбрать компромисс.

– Если вы располагаете достаточным временем, чтобы озвучить рекомендации на втором этапе – милости просим участвовать в обсуждении, – кивнула она.

Внутренний Алессан едко фыркнул на это благодушное дозволение, однако в будущей возможности подавить интеллектом ничуть не усомнился, поэтому вслух любезно обозначил свое согласие.

Когда принесли, наконец, арбалет, Лея с демонстративностью обошла стол, дабы оказаться дальше от нареченного. Себастьян удобно устроился против магички. Алессан занимать отведенного места не соизволил, зато ладони поставил на столешницу, чуть склонился и уставился на оружие. Смотрелся он очень внушительно и дерзко, правда, усилия его частично притушила длинная прядь, закрывшая лицо. Тем не менее, распорядительница осталась на ногах, страшась пуще проиграть хищному эксперту в росте и грозности.

– Перед нами тисовый арбалет со стременем, – начал тот, указуя помянутую деталь. – Простейшая модель, активно используется в имперской армии. Чудаки-изобретатели пытались внедрить различные устройства для взвода без магии – от “козьей ноги” до съемного ворота, но практика доказала нерациональность этого подхода по сравнению с наложением чар. Парное кодирование крюка для взвода и тетивы не только увеличивает пробивную способность болта, но повышает скорострельность с четырех до семи выстрелов в минуту – техника же существенно ее замедляет.

– Точность не подкрепляется магическим кодом? – спросила Виола, стоя чуть поодаль.

– Ведутся разработки, но пока малоуспешные, – сообщил консультант, все-таки убирая мешающую прядь. – В частности потому, что снаряд по большей части деревянный. Его чарование сложно и в целом неразумно для расходного материала. Если хотите, это первый пункт, где можно приложить ваши навыки, но стоить помнить, что конкурсное решение должно быть легко повторимо штатными магами армии.

– То есть вы рекомендуете рассматривать лишь самые простые чары? – уточнил Себастьян.

Алессан выпрямился и пожал плечом.

– Ваше изобретение может быть и сложным, но тогда его использование не будет массовым. Скажем, многослойное чарование осадных орудий вполне соотносимо с их размером, – юноша улыбнулся чуть неровно, на самой грани усмешки, соблюдая вместе с тем безупречный тон, – полагаю только, что в период отладки магокода вас ожидают некоторые препятствия.

– Речи об осадных орудиях мы, кажется, не заводили, – заметила Виола быстро.

Прозвучало это с легкой обидой, так что Алессан остался доволен.

– Чем воздействуют на крюк? – спокойный тон Себастьяна вернул их дуэль в нужную плоскость.

Не смотря на очевидное пренебрежение, консультант отвечал долго и обстоятельно.

Дарий, конечно, смог предоставить в пользование только нечарованное оружие, а привнесенный во время опытов магокод артефакторам надлежало до возвращения очистить. По этой причине Алессан не имел возможности расшифровывать готовый пример и вел свой рассказ только теоретически. Отмечая точку наложения чар на тетиве, он невзначай запустил под нее крошечный шар-подсветку. Наблюдая за светлячком, Виола испытала смесь ревности за брата и детского восхищения. Сам Себастьян воспринимал свое невладение живой магией без особенной боли, а Лея, для которой эта сценка предназначалась в первую очередь, вывела только, что Лис остался исключительным позером.

Когда арбалет был просвечен уже вдоль и поперек, приступили к обсуждению версий его доработки. Здесь Алессан даже позволил себе присесть и взирать некоторое время молча, дожидаясь общего идейного тупика. Еще бы – арбалет оружие древнее, все годное к чарованию в нем давно было пронизано кодами артефакторов поопытнее Себастьяна и Леи.

Впрочем, Лея не столько вмешивалась в речи об арбалете, сколько уточняла особенности работы с металлом или кожей. Надо сказать, замечания она вносила с терпением и деликатностью наставницы, вполне осознающей свою миссию. Если кому-то и приходило в голову, что с появлением Алессана роль магички оказалась лишней, то теперь сомнения развеялись: будь консультантом в прожекте только восемнадцатилетний гений, Себастьян слышал бы жёсткие выводы, не получая никаких полезных знаний. Лея же в самом деле мягко расширяла его магические границы. Ее любезность с подопечным отчасти подчеркивала разницу между ее компетентностью и уровнем самого древесника, но приводила внутреннего Алессана в бешенство, отчего он с особенным приторным злорадством прерывал неудачные теории шлифовки самострела.

Встреча прошла бурно и бесплодно. Артефакторам не удалось нащупать точки приложения умений, Алессан же поступился порывом проводить невесту, умеряя до поры свое давление. Одна Лея сочла, что время провела даже увлекательно – ее окружали благородные люди с горящими глазами, даже Лис был дивно сносен.

К утру пятницы Виола раздобыла у соседей алебарду. Не смотря на простоту конструкции, и здесь нашлось место чарам от ржавения, однако итог совещаний для "Щепки" оказался столь же ничтожным. Как ни странно, свежесть взглядов никуда их не продвинула.

Перед началом утреннего раута в следующий вторник Алессан прохаживался по ставшей уже привычной зале. Шаг его замедлился у дерева, привлекшего в первый раз внимание Леи. Заготовка оказалась довольно занятной, он впервые дал себе труд рассмотреть ближе тонкую работу резчика. Стало даже любопытно, какими чарами его вздумали наделить и почему до сей поры не приступили к работе. Алессан, желая укрыть свой интерес, почти двинулся дальше по ленивому кругу, как вдруг обнаружил, что магокод на листьях все-таки имеется. Он замер и украдкой наклонился к дереву.

Внедренные чары оплетали артефакт в таком количестве, что казалось невероятным, как минуту назад их можно было не расслышать. Алессан знал об особенностях древесного кода, но возможность почти полностью скрытой его реализации не освещали ни книги, ни наставники.

Выпрямившись и продолжив движение, он все еще хранил перед мысленным взором едва различимые ноты себастьяновых чар.

Алессан Алвини нашел в себе силы признать, что код исполнен фантастически. Сам юноша не увлекался артефакторикой и чужое мастерство на почве узкого древесного чарования принял достаточно стойко. Ему впервые пришло в голову, что у затеи с конкурсом, быть может, имеется шанс.

Хотя деятельность "Щепки" пребывает в первозданном хаосе, Лис не будет собой, пока не использует все ее скрытые возможности. До государственной службы ему еще два года мусолить нудные учебные задания, а здесь намечается перспектива проявить себя куда как раньше. Если ничтожная мастерская пробьется в конкурсе, имя консультанта Алвини запомнят скорее, чем маленькую распорядительницу или ее безвестного братца.

Весь день их усилий по изучению длинной пики юноша был немногословен и от этого почти мил, погруженный в свои думы. Его нынешний рассказ о чарах заточки – детский лепет, пора с этим заканчивать и заходить в прожект уже всерьез. Работать Алессан умел: вопреки лелеемой репутации, искусство магии давалось ему не вовсе само собою.

Надо заметить, свое знакомство с деревом Карлоты Эдмондовны он свел весьма своевременно – уже на другой день оно было признано готовым, а в четверг торжественно доставлено хозяйке.

Процесс его перемещения стоил Виоле пары седых волос. Она несла артефакт в руках через весь город пешком в ранний час, и даже сопровождение брата не в полной мере избавило ее от беспокойства о сохранности этого чуда. Опасностью веяло от каждой проезжей повозки, от каждого шустрого разносчика, от ватаги детей и от собственной неловкости. Малейшее толкание под локоть могло загубить труды многих седмиц. Хотя Себастьян и уверял, что добавил в изделие кода крепкости – проверять это мудрое вливание, понятно, не решились.

Карлота Эдмондовна эмоций не скрывала, встретив свое обретение с восторгом и хвальбою. Дерево устроили у открытого окна в кремовой гостиной, и в продолжении процесса сдавания заказа оно украшало дом то птичьей трелью, то шелестом незримых крон. Новая владелица млела, обещая оповестить о молодых умельцах всех своих подруг. Внесенная ею плата ощутимо поправила дела Карнелисов на ближайший месяц. Охлаждающие пиалы тоже были успешно завершены резчиком, зачарованы немудреным кодом и уже отданы трактирщику – но больших заказов мастерской все еще недоставало.

Ставка на конкурс приобретала все больший вес.

В пятницу, на четвертый день своей службы, Алессан заявился в мастерскую с кожаной сумкой. Юноша позволил Виоле исполнить очередной свой раут, безразлично дожидаясь призыва вносить предложения. Получив слово, он решительно оборвал ее нынешний план по изучению кирасы.

– Продолжать по прежней схеме смысла нет, – сообщил он с присущей обходительностью. – Я размышлял и пришел к выводу, что мы чрезмерно заняты деталями.

Распорядительница прищурилась – в работе с Алессаном это обратилось у нее уже в досадную привычку и грозило преждевременными морщинами. Она отчего-то совсем не впечатлилась великодушием юноши – а ведь первая мысленная версия его заметки о деталях начиналась с обвиняющего "вы", а не гуманного "мы".

– Детали, по-вашему, не имеют значения? – ощетинилась девица вместо благодарности.

Алессан остался нежданно хладнокровным к наметившейся полемике.

– Деталям придет свой черед, – кивнул он, чем как раз теперь поразил не только Виолу, но также и Лею Астер. – Сегодня я построю консультацию иначе.

Виола чуть помедлила. Прыткий маг вновь норовит перенять у нее руководство прожектом, но что-то в его собранном тоне подсказало – на сей раз он побуждаем серьезной идеей.

– Прошу вас, – дозволила она, наконец, покуда консультант не успел приняться за исполнение и сохранялась хотя бы видимость контроля.

Алессан художественным жестом отворил сумку и рассыпал по столу добрую сотню деревянных фигурок высотою в палец.

– Ваши детские солдатики? – узнала Лея с веселым изумлением.

– Все в сборе, – улыбнулся маг, тоже тронутый ностальгическим чувством. – Лишь отряд катафрактариев был трагически загрызен Джеком, но бронированная конница и так давно себя изжила.

Юноша сдвинул синие и красные фигурки на край стола к забытой кирасе, оставляя большую часть поверхности свободной.

– Настал черед поговорить о тактике сражений, – объявил он. – Без полного представления мы едва ли совершим прорыв.

Порядком удивленные как необычным подходом, так и собственно рвением Алессана, присутствующие выжидающе молчали.

Консультант перевернул несколько пиал и поставил на каждую пять фигурок в длинных плащах. Над их сосновыми глазами детская рука вывела чернильные брови, насупленные в героическом превозмогании, а краска по бокам была вытерта сильнее, чем у прочих – несложно догадаться, что этот род войск издавна ходил у владельца в любимчиках.

– Маги, отряд из стандартных пяти единиц, – пояснил он. – Как известно, в гущу ближнего боя они не допускаются. Их задача – прикрытие армии с возвышенности или нейтрализация магического отряда соперника, если такая возможность представится. На каждой стороне может действовать несколько таких отрядов, в генеральном сражении – до дюжины.

В качестве примера полководец дислоцировал магов на двух пиалах с каждой стороны и по одной пятерке под холмом в глубоком тылу.

– Теперь о тех, кого они прикрывают.

Стол заполнился отрядами кавалерии, группами арбалетчиков и рядами пехотинцев-копейщиков. Расставляя войска, Алессан подробно изъяснял роль каждой боевой единицы, приводя в пример исторические баталии. Даже Себастьян обнаружил много нового, а Виола оказалась так захвачена развернувшейся картиной, что не сразу опомнилась вести заметки.

– Как видите, точность арбалетов имеет мало значения и едва ли будет оценена комиссией, даже сумей мы ее повысить, – толковал консультант. – Гораздо большую роль играет дальность, однако в этой области мы пока не нашли точку приложения сил. В целом же, решают маги – гибко ориентируясь в бою, они могут и укрыть отряды щитом, и навести морок на врага, лишенного поддержки.

– Тогда к чему столько чар на оружие? – не выдержала Виола. – Очевидно, что маги сражаются сами с собой и определяют исход всей битвы.

– И поэтому являются слишком лакомой целью. Нечто подобное случилось в битве при Парье, – напомнил маг, в общем-то согласный со второй частью ее тезиса.

Виола продолжала смотреть непонимающе, прижав к носу пушистое гусиное перо.

– Последняя война с Тассиром, двадцать лет назад, – коротко пояснил ей брат.

Алессан кивнул и любезно дал время Себастьяну продолжить – рассчитывая, разумеется, что добавить тому будет нечего. Древесник в самом деле промолчал, не владея подробностями, и довольный эксперт снова взял слово:

– Мы проиграли это сражение, увлекшись конфронтацией чар. Тассирцы лучше знали местность и сумели обойти одну из пятерок с тыла. Трое в отряде были убиты, двое пленены. Ладийцы, слишком ждавшие поддержки магов, оказались не готовы противостоять даже тассирской легкой коннице. Поучительная история, попавшая на страницы учебника военного искусства.

– Зачем берут в плен магов? – распорядительница пожелала вникнуть во все детали, пока юноша не растерял своего прилежания. – Разве их можно заставить биться на другой стороне?

Алессан улыбнулся снисходительно.

– Конечно, нельзя, – заверил он. – Ментальные чары бытуют только в сказках. Зато выкупают этих пленников очень, очень дорого.

"Еще бы магам не превозноситься, когда все с ними так и носятся", – вывела девица с досадою. – "Определенно, нужно изобрести достойную альтернативу, которая хотя бы не станет задирать носа."

Однако, не смотря на полезнейший экскурс по военному делу, альтернатива сегодня так и не родилась. Все участники прожекта ощущали некоторое жужжание идей в голове, но ни одна из них не готова была еще оформиться и предстать перед строгим судом коллег.

– Благодарю за прекрасную консультацию, Алессан Диегович, – нашла в себе силы поблагодарить Виола, когда время очередной совместной работы иссякло ко всеобщему сожалению. – Уверена, с этими знаниями и после некоторого осмысления мы сможем составить, наконец, концепцию.

Алессан изобразил поклон, обращенный, правда, больше к Лее.

– Всегда рад быть полезным, – сказал он доверительно. – В моих планах еще просветить вас насчет квартирования войска и его передвижения с форсированием рек. Однако самое интересное – осада крепости. Для этой цели я выделю превосходный макет замка.

– Едва ли он поместится здесь, – усомнилась Лея, припоминая масштабную игрушку. Диего Бернардович баловал сына по-своему.

– Рад, что вы это отметили, – оценил юноша живо, – поэтому на консультацию во вторник я приглашаю исследовательскую группу к себе.

Ангажемент удивил всех, хотя определенно вызвал интерес. Лея прислушалась к своим ощущениям и определила, что будет рада навестить знакомый с детства дом, для Себастьяна это была возможность расширить знания и взглянуть на жизнь настоящих ладийских магов несколько изнутри.

Только виолино жгучее любопытство по поводу приглашения в шикарную усадьбу быстро сменилось осознанием – на территории мага держать оборону своих руководящих позиций станет куда сложнее.

"Что ж, придется из рассказа об осаде производить и собственные выводы," – рассудила она после кратких раздумий.

Как бы ни сложилось, в данный момент расчудесная команда ждала решения от нее. Распорядительница заставила себя улыбнуться широко и уверенно:

– Раз уж мы говорим о сражениях – почтем за честь воспользоваться преимуществами вашей местности.

Оружейный приказ

В Итирсисе: 12 мая, пятница

– Изволите принимать? – энергичный Дарий Дариевич просунул голову в дверь, вызывающе неплотно закрытую.

За этой условной преградой помещался кабинет, обшитый панелями темной вишни и чрезвычайно неряшливый. Половина стеллажей зияла пустотами, бумаги рассыпались по трем подоконникам, не погнушались занять и часть паркета. В центре этого хаоса высился абсолютно чистый стол, за которым хозяин кабинета царапал новый лист черным клочковатым пером.

Панорама весьма озадачивала.

В Оружейный приказ Дария командировал деятельный батюшка. Юноша ранее сопровождал его в это присутствие и теперь вполне мог справиться с рутинной операцией "подача предварительной заявки". Отец твердил, что свое участие в конкурсе следует означить как можно раньше, дабы у лиц, принимающих решение, было вдоволь времени ознакомиться с идеей и несколько даже с нею свыкнуться. "ООО" частенько практиковало сотрудничество с оружейным приказом, так что с его главой, пожилым господином Льером, старший купец был на короткой ноге (насколько она может быть короткой, принимая во внимание сословную разницу).

Дарий Сильванович с легким сердцем напутствовал сына не только заполнить сухой формуляр, но и невзначай осыпать господина Льера подробностями дивного изобретения. Дарий младший предвкушал, как сначала взрастит любопытство благодушного старого аристократа, а потом уж потешит его сияющими перспективами внедрения вязаных доспехов. Секретарский стол в прихожей пустовал, так что, прождав минуту, порывистый молодец решительно влез в приоткрытую дверь. Речь он отрепетировал трижды, все должно было пройти идеально.

Только за столом оказался не господин Льер.

Кабинет захватил мужчина средних лет со светлой острой бородкой и каким-то обветренным загорелым лицом. Удивленный Дарий определенно созерцал его здесь впервые.

Однако, его вопрос уже сорвался с губ, привлекая внимание сидящего. Взгляд последнего случился недружелюбен и очень тяжел.

– Изволю требовать блюсти регламент и действовать через моего секретаря, – бросил он.

Растерянный Дарий успел уже начать извинение, когда мужчина коротко его прервал.

– По какому вопросу?

Сколь можно быстро юноша перестроился и деловито отрапортовал:

– Представляю крупнейшее в городе оружейное производство. Желаем подать предварительную заявку на участие в конкурсном отборе чарованных приспособлений на нужды армии!

Штатский зеленый камзол собеседника не оставил Дарию ни малейшей зацепки для верного к нему обращения. Как и следовало ожидать, безликий подход не тронул ни ума, ни сердца господина.

– К помощнику, – отрезал он с тем же раздражением. – Впрочем, у него на столе есть бумага, пишите и свободны.

– Есть, – сказал Дарий уныло и скрылся в приемной, дверь на всякий случай прижимая накрепко.

За нею он и замер, бессильно раздувая ноздри.

Это было фиаско. Он не только не сумел заинтриговать оружничего, но как мальчишка получил от него нагоняй за поведение, окончательно дискредитируя стоящее за плечами предприятие отца.

Полыхая от стыда и злости, Дарий потащился за секретарский стол, вытряхнул из стопки чистый лист и принялся молча составлять заявление. Только бы избежать позорных грамматических ошибок!

Ему было что передать бумаге – в последние две седмицы конкурсный прожект двигался семимильными шагами. Арис приходила через день, каждый раз демонстрируя все более значительный прогресс прочности образцов. Оружейники торжествовали, старший нисходил даже до похвал. Дивнее всего было то, что и сама вязунья обнаружила способность улыбаться.

"Уж не влюбилась ли там, у себя?", – косился на ожившую блондинку Дарий младший. Однако, вскоре им открылась истина: сияние их эксперта имеет источником внезапное выздоровление матушки. По словам девицы, после нескольких лет угасания, та в считанные дни пришла в себя и набирает силы. Дарий старший вполне искренне обещал вознести хвалы Богу, ибо на его деле такой поворот сказался не менее благотворно. Арис уже приступала к вязанию полноценной защитной туники.

Дарий Дариевич излил весь нерастраченный речевой резерв на терпеливую бумагу. Он описал будущее изделие как мог выразительно, не скупясь на гиперболы и только усилием воли исключив метафорические сравнения из канцелярской записки. Последнюю точку он шмякнул даже с каким-то злорадством. Если бы ему только дали начать говорить!

Секретарь, маленький и согбенный от забот, появился в приемной, когда юноша посыпал песком темнеющий строками лист. Вошедший его не заметил – он влачился, замедляясь у каждой из широких арочных колонн приемной залы, под кабинетом же окончательно закаменел, отлагая неизбежное.

– Новое начальство, Никон Октавич? – Подал Дарий сочувственный голос из-за оккупированного им стола.

Секретарь обернулся к знакомцу и отобразил лицом что-то кислое и скорбное, однако у самой двери сетовать вслух не осмелился.

– Привыкаем, – покорно вздохнул он. – Господина Льера совсем доконала подагра, третьего дня назначили нового оружничего.

Ответ казался бы полнее, разведи он руками, но этому жесту помешал оттягивающий десницу диковинный арбалет.

– Что это? – Кивнул Дарий на оружие. Любопытство несколько отвлекло его от пораженческих настроений.

– Велено доставить трофейный тассирский арбалет, – пожать плечами Никону удалось без помех. – Три хранилища обежал, пока раздобыл.

Заинтригованный молодец выскользнул из-за стола и подобрался к служащему, пока тот не отворил массивной двери.

– Можно? Одним глазком? – попросил он, силой воли образуя на лице привычное радушное выражение, столь содействующее стезе торговца.

Никон покосился на кабинет нервически, но арбалет наскоро повернул к оружейнику – посмотреть, не забирая в руки.

Дарий чуть наклонился и погладил шершавым большим пальцем стальную пластину на месте привычной тисовой дуги.

– Таких прежде не встречал. Что-то свеженькое? – Проговорил он уважительно, надеясь задержать секретаря своим подкупающим восхищением. Едва ли теперешний оружничий балует его сходным обращением.

– Как будто уже год назад взяли на приграничной стычке, – ответил секретарь в некотором сомнении.

– Чарованный? – Уточнил молодец, мало что не облизываясь на недоступную новинку.

– Не слышу, – признался Никон и потянул арбалет уже обратно на себя.

– Как и я, – поддакнул Дарий сокрушенно. – Но ведь его изучали?

– Хранитель сказал, что специалисты посмотрели и махнули на него рукой – наши не в пример лучше, – поделился Никон. – По их словам выходит: медленный, тугой, тяжелый.

– И внезапно принят на массовое вооружение стрелков Тассира, – раздался голос главы оружейного приказа, распахнувшего двери навстречу нерасторопному помощнику. – Специалисты ваши не больно усердствовали.

Секретарь вздрогнул и прижал к себе самострел – очевидно, ему еще попеняют медлительность пуще арбалетной. К счастью для него, оружничий решил для начала добить посетителя.

– Не мудрено, если даже представители сильнейших оружейных домов не слышат магию, – высказал он, ничуть не смущаясь подслушанного разговора.

Дарий вспыхнул. Он ощутил, как внутри него что-то звякнуло – как будто задели неведомый металлический стержень.

Покуда новый оружничий отыгрывался на нем самом, смириться было суждением скорее мудрым. Однако стерпеть незаслуженное оскорбление дела отца юноша права не имел.

"Только не дерзить, только не дерзить, будь трезвее!" – Уговаривал он сам себя, сжимая зубы.

Досчитав до пяти, он вернул лицу непринужденность. Кажется, ему случайно швырнули право открыть рот – что ж, пора отвести сражение на собственное поле.

– Вы позволите мне скорую заметку? – Почтительно спросил он, весьма деликатно протянув ладонь к устройству. – Я не посмею отнять у вас много времени.

Оружничий чуть склонил голову, являя ленивый скептицизм, но, кажется, на крючок он все-таки попался – люди не всегда были готовы к велеречивости широкоплечего богатыря. Секретарь помедлил и задал свой опасливый вопрос – якобы убедиться, что позволение получено. Секунду спустя Дарий понял, что добрейший Никон Октавич таким образом бросает ему спасительную подсказку пополам с предупреждением.

– Разрешаете посетителю осмотр, ваше высочество?

Дарий медленно закрыл и открыл глаза, довершая осознание. Протянутая рука его едва различимо дрогнула.

"Экая досада", – приблизительно так переводились первые три мысленных оборота юного богатыря. Батюшка не одобрил бы ругани, но еще менее он похвалит характер впечатления, которое доверенный представитель произвел на нового оружничего, к прочему, обернувшегося царских кровей. Оставалось надеяться, что перед ним кто-то из младших сыновей правящего императора – наследный цесаревич, скорее всего, вовлечен в операции где-то повыше.

– Разрешаю, – безразлично изрек его высочество.

Секретарь аккуратно передал Дарию свою ношу и почти неслышно артикулировал на ухо: "Флавий".

Стало быть, Флавий Максимилианович, третий среди сыновей, пятый в общем числе детей пожилого императора.

Дарий о нем почти ничего не слышал, а если что и знал – припомнить не смог. Судя по загару, которым щеголял его высочество в начале мая, он только что завершил длительную посольскую миссию где-то на юге, надо думать, как раз в Тассире. Горячий нрав соседей так отравил его натуру, что в свалившейся должности он сходу принялся мести по-новому? Беспорядок в кабинете подобным раскладом толковался полностью.

Впрочем, теперь не до служебных перипетий – ответственность, на которую посягнул юноша, возрастала вдвое.

Дарий Дариевич осторожно принял самострел и, стараясь не спешить, поставил его в стрелковую позицию.

– Размах лука – восемьдесят сантиметров, вес – около семи килограмм, – прокомментировал он, вымеряя каждое слово. – В самом деле, значительно тяжелее привычного.

Затем ощупал край дуги рукой. Глухое его исследование могло лишь навести на догадки и подозрения на основе опыта, но теперь требовалась не точность, а плавность речи.

– Сплав жесткий, что уже само по себе добавит снаряду метров сто полета, – продолжил он, и все-таки оговорил с показной осторожностью: Впрочем, не видя болта, не рассужу о дальности.

Богатырь попробовал взвести стальной арбалет руками, но это предсказуемо не удалось даже ему.

– Обычно для простоты натяжения чаруется крюк (ныне отсутствующий), ибо маги избегают связываться с кодированием деревянных дуг, – заметил он неторопливо, – однако здесь плечи согнуты из металла и должны иметь собственный код, упрощающий задачу взвода.

Затем он еще дважды попробовал провести операцию подготовки к выстрелу, но довершить ее не получалось. Натяжение наверняка упростили – это закон, базовая магия любого арбалета. Чары на крюке обыкновенно были не слишком сильными, Дарию всегда удавалось взводить и без этой детали, если сама тетива была чарована должным образом. Выходит, здесь работой с тетивой пренебрегли? Или задействовали съемный ворот, пусть и замедляющий стрельбу? Что-то не сходилось.

– Взвод упрощен чарами, – все-таки проговорил он, повинуясь логике, и вдруг воспрял, на ходу догадавшись о причине, – впрочем, тетива почти разряжена за год хранения.

Не говоря ни слова, его высочество приложил правую ладонь к мощному стальному луку – касанием артефакты заряжались быстрее всего.

– Благодарю вас, – кивнул сосредоточенный Дарий. – Теперь в дополнение ощущаю на пластине чары снижения веса. Не максимального действия – очевидно, и так много чести для одного самострела.

Наконец, юноше удалось взвести оружие без крюка – он с облегчением убедился в своей правоте о чарованной тетиве, затем сымитировал выстрел.

– Лук снабжен также чарами в помощь обратному ходу.

Он повертел конструкцию в руках еще немного. Озвучено уже достаточно предположений, ни в коем случае нельзя ступить за грань откровенного вымысла.

– Это все, – подытожив обзорную лекцию решительным кивком, Дарий вернул оружие секретарю. – Необходимо проводить испытания, чтобы оценить дальность полета, ради которой так утяжеляют лук. Потребуются также острый глаз наших кузнецов и магов. Но я почти убежден, что сплав окажется устаревшим, уже полгода как мы используем более легкий с идентичной жесткостью.

– Более легкий и более дорогой в производстве? – Подсказал Флавий.

Юный оружейник качнул головой, не соглашаясь.

– Разница незначительна, зато от кода снижения веса можно отказаться вовсе, оптимизируя время работы мага и увеличивая срок службы до следующей подзарядки.

Никон Октавич смотрел на юношу почти с благоговением, потом перевел осторожный взгляд на свое начальство. Его высочество был бесстрастен лицом, однако заметил – не то ядовито, не то одобрительно:

– Ваши догадки верны на две трети, юноша.

– Позволю себе напомнить, ваше высочество, это не догадки, – уперся Дарий, впрочем, без грубости, – это изыскания, которые способен провести любой наш оружейник без магического слуха. Выделите нам этот экземпляр вместе с болтом на седмицу – уверяю вас, мы не только расщепим каждый слой магокода, но и с большой вероятностью предположим, что именно оптимизировали тассирцы, дабы сделать его основой стрелковых отрядов.

Его высочество смолчал, о чем-то размышляя. Поднаторевший в лавке Дарий вдруг опознал этот типичный взгляд – так принимают решение перед дорогой покупкой. Ведомый интуицией, он вставил еще одно замечание, основанное исключительно на разговорах в беспечные часы виолиного приема.

– Мы также тщательно проверим деревянную основу арбалета на предмет скрытых чар, – блеснул он.

Флавий чуть заметно дернул бровью. Обнаружив это, Дарий рискнул продолжить увещевать, хотя давить следовало уже с большой осторожностью.

– Сведения о мощи этого тассирского оружия помогут нам учесть и защиту от него в нашей текущей конкурсной разработке, – сочтя момент подходящим, он вытащил из поясной сумки один из маленьких вязаных образцов. – Этот кусочек гибкого материала способен защитить от прямого укола. Мы продолжаем работу, чтобы прочности хватало на защиту и от стрел.

Флавий глянул на образец почти брезгливо, но нескольких слов удостоил:

– Код сильный, но сложен для повторения.

– Не осмелюсь вести прений о том, что сложно и что легко в наложении чар, – признал Дарий и ввернул, слобно бы невзначай, – но наш эксперт, двадцатилетняя девица, управляется с ними за час.

Настаивать, что магаморужейной палаты будет сложно тягаться с нею в скорости, Флавий Максимилианович, известно, не стал.

Тем же ровным тоном, не предполагающим дискуссий, он затребовал без всякого перехода:

– Улучшенный тассирский арбалет мне нужен от вас через месяц. Пятнадцать экземпляров.

Дарий Дариевич сглотнул нервически. Если несколько минут назад речь шла только о спасении первого впечатления, то нынче на кону образовалась вдруг перспектива казенного заказа – поначалу скромного, но многообещающего и добытого лично им! Он даже задышал чаще – теперь унять волнение оказалось едва ли не сложнее, чем в миг проглоченного оскорбления. Хотелось вцепиться в мечту зубами, но юноша заставил себя держаться здравого смысла.

– Прежде седмица на экспертизу, ваше высочество, – настойчиво повторил он. – Разумеется, без оплаты и с предоставлением полного письменного отчета. По результатам – от пяти седмиц на создание образцов, по договору.

Его высочество посмотрел на юношу испытующе.

Богатырь был выше ростом, но его воображение почему-то рисовало нелестное уподобление "цыпленок перед коршуном".

"Мои обещания абсолютно добросовестны и рациональны, " – убеждал внутренний Дарий и себя, и хищного коршуна. – "Нет причины прятать глаза!"

Аристократ буравил его со знанием дела – этот навык у них в крови. Под этим взглядом язык чесался добавить что-то веское, привести в пример отзывы клиентов, успешное сотрудничество с оружейным приказом в прошлом – но молодец крепко принудил себя молчать с выражением лица самым любезным и бесхитростным. Чужие мнения для его высочества не составляют авторитета, а лимит, отделяющий уверенного специалиста от болтуна, Дарий сегодня уже исчерпал.

Флавий Максимилианович, еще не сводя глаз с оружейника, окликнул Никона в своей сухой манере:

– Возьмите расписку о получении этим купцом трофейного оружия на семь дней, а ему набросайте заявку на экспертизу. Жду на подпись через десять минут. Раньше не беспокоить.

Секретарь сунул арбалет обратно в руки обмеревшему Дарию и бросился к своему столу.

– Посмотрим, чего стоят ваши посулы, молодой человек, – подвел черту его высочество вместо прощания и распахнул дверь своего кабинета.

– Благодарю за доверие, – поклонился Дарий царственной спине господина оружничего.

Только теперь он ощутил, что его собственная спина совершенно взмокла.

О чем говорят на свадьбе

В Итирсисе: 14 мая, воскресенье

День, когда на главы лучащихся Кинри и Селены были возложены брачные венцы, прочно вошел в архивы Итирсиса.

Тетушка Агата и все воинство ее соседок так развернулись в устроении пира, что ни аптека, ни внутренний дворик не вместили бы амплитуду этого торжества. По настоянию счастливой тещи были приглашены все приличные знакомцы жениха: в это число попали и старые друзья, и постоянные покупатели из благородных. Поздравить молодых было предложено даже артефакторам Карнелис и местной магичке Лее.

Аптекарь исполнил абсурдную блажь своей новой матушки и, обреченно краснея, подписал все приглашения для избранного круга.

Он так и не сумел взять в толк, почему аристократы согласились.

Оценив масштаб намеченного действа, кумушки велели вытащить все раздобытые по соседям столы и лавки на маленькую Кошачью площадь за квартал от Кленовой улицы. Почетные места определили за столом отдельным, но размещенным по центру возле молодой семьи, покуда остальные протянулись по бокам рваной подковою. Перед этим царством сытости сколотили дощатый помост, укрывший земляные кочки – ради веселой дроби танца тетушке не жаль было разобрать и старой сараюшки.

Гости разместились сообразно возрасту: молодежь все больше водила хороводы, а гости постарше мест почти не покидали: ели, пили и любовались ладными подросшими детьми. Праздник был устроен от души.

Однако, мир лежит во зле – память людей чаще увековечивает не созидания, а разрушения, наподобие поджога древнего идольского капища.

Говоря попросту, до самого вечера собравшиеся обсуждали не столько триумф чистой любви, сколько семнадцать ограблений знатных домов, лишивших столицу покоя минувшей ночью.

Семнадцать! Итирсис – город крупный, но даже для него цифра гремела ужасающе. Какие устои пошатнулись, что злодеи смогли обойти охранные артефакты, при том устроенные по схемам, друг от друга разнящимся?

Пострадали весьма состоятельные хозяева, и такая несправедливость особенно возмутила простых горожан. Еще бы: окажись хоть одна жертва как-то поближе – уж они бы вызнали все стоящие детали. Богачи же сомкнули уста, и даже бывалые кухарки не сумели разжиться фактами – распространение сведений было вмиг табуировано свыше.

Впрочем, слухов набралось предостаточно, и множились они в обычной своей прогрессии. За взрослыми столами тосты и щедровки для молодых скоро затмились трактовками краж самыми безумными, от участия в деле мифических домовых до изощренных поползновений извечного южного врага.

Только молодцы и девицы, разгоряченные собственной юностью и тостами с верою в счастье, не сходили с гулкого дощатого помоста. Затеяли шуточные попевки: группу музыкантов с кугиклами да зычными жалейками линии танцующих обступили наподобие лучей и двигались посолонь, перекликиваясь бойкими куплетами.

Кинри, может быть, и смутился бы такой веселости, но сияние невесты рядом с ним затмило его разум, и он в изумлении нашел себя уже полчаса кружащим в одной из линий.

Лея, стоя вблизи настила, долго наблюдала за дробным "горохом" деревянных подошв и многоцветием лент, провожавших закатное солнце. Музыка лилась бесхитростная, но мало кого могла оставить в равнодушии. Магичка вполне удерживала себя от пристукивания ножкой, но легкое качание головкой в такт, подумав, себе дозволила.

Она не мнила себя частью общего веселья, но и пропустить столь заметное событие не могла. Если бы кто вопросил ее о причине, она, пожалуй, сослалась бы на ощущение некоторой ответственности за собравшихся. Иногда она ловила себя на вполне материнской заботе, почти забывая, что многие из горожан старше ее втрое или впятеро. Едва ли верно возлагать себе на плечи подобный долг, но когда тебе шестнадцать и ты имеешь силу раскидать всю толпу одним щитом, искушение поиграть в покровительство трудноодолимо.

Кроме того, сегодня здесь плескалось заразительное счастье.

– Соединение двух сердец! Что может больше тронуть пару, которой это благо суждено лишь спустя пару лет взросления! – пафосный тенор изжил ее благодушие. Лея с трудом удержала вздох, скрывая свое настроение. Алессан с отрадою принимал как восхищение по случаю своего прихода, так и сокрушение – лишь равнодушие встречалось им с обидой.

– Алессан Диегович! Ваше внимание к свадьбе аптекаря ставит меня в тупик, – магичка постаралась отозваться со всем стылым великосветским бесчувствием.

– Я умею изыскивать приятности в любой обстановке, – заверил незваный гость, становясь возле нее и не слишком-то взирая на воспетый им союз.

– Разве вам не нужно иногда учиться? – теперь Лея выразила некоторое участие. – У юных магов, столько тягот! Как вы успеваете уделять столько внимания нашим встречам?

Она знала, о чем говорит: чары и военное искусство, история и риторика, фехтование и верховая езда – лишь краткий перечень предметов, составляющие взращение государственных умов, а также их тел, принужденных прежде пройти горнило военной службы.

Алессан рассмеялся как человек, слышавший о всякой "тяготе" только издали.

– Польщен, что вы радеете о моем образовании, дорогая невеста.

Иронизировать он мог уверенно – ночные штудии над книгами были великою тайной, а чары, маскирующие круги под глазами, пока еще его не подводили. Ах, юность! Ты позволяешь проворачивать с бдением до утра такие фокусы, в которые самим с натяжкой поверится через дюжину лет и пару детей.

Однако, причина мозолить глаза девице у Алессана на сей раз была самая серьезная: маг неподдельно за нее беспокоился. Туманной неясностью отдавали происшествия этой ночи, а значит, и днем ожидать можно было всякого. Лея – сильная ученица, но всеобщая любовь сделала ее непростительно беспечной относительно своей сохранности.

Маг находился на площади уже давно, но сообщать об этом невесте, конечно, не было резона. Он вообще предпочел бы балагурить на совершенно иные темы, но магичка, зараженная общим любопытством, спросила с деланой небрежностью:

– Вы, конечно, обладаете куда большей полнотою сведений?

Внутренний Алессан отметил, что Лея как будто заодно прощупывает степень своей над ним власти и с похвалою вывел, что таковая отсутствует. Не смотря на странную злость по поводу ее побега и ревность к новому обществу, никакая нежная страсть его разум не затмила.

– Если и так, Лея Сальвадоровна, то лишь потому, что своему языку я хозяин, – проговорил он с большим для себя удовольствием.

Вообще-то Диего Бернардович Алвини, уже пять лет глава Земского приказа, не то чтобы часто советовался с наследником по секретным служебным делам, но, по крайней мере, отсекал слухи совсем уж бестолковые. Он счел допустимым предупредить Алессана, что инцидентов произошло даже несколько больше озвученного числа и что едва ли это были кражи ради кражи. Следует быть готовыми ко внезапным продолжениям и держать свое чуткое магическое ухо востро.

– Так я и думала, – кивнула магичка, впрочем, понимая, что ход использует крайне дешевый. Юноша ожидаемо не бросился доказывать свою осведомленность.

– Версию домовых следствие не рассматривает, – все-таки приоткрыл он завесу тайны, чуть склоняясь к ее ушку, и добавил уже серьезнее, – ваш дом не пострадал.

Лея кивнула еще раз, уже с благодарностью. Ее отец не мог стать жертвой грабителей – тут она могла жарко поспорить с кем угодно – но в глубине души все равно тлел огонек беспокойства.

– Диего Бернардовича ждут сложные дни, – сочувственно добавила она, поддерживая переход на тон искренний. – Держитесь.

Отец Алессана действительно покинул усадьбу еще ночью и заглянул затем лишь для скоротечного завтрака. Юноша подумал даже предложить помочь и ему скрыть отметки бессонной ночи под глазами, но не осмелился шутить с магистром Алвини, пребывавшим в таком напряжении.

– Благодарю, – Алессан принимал заботу сложно, и потому быстро, даже с натугой, перешел на привычный окрас речи: – Должно быть, и ваши вечера оказались непросты, моя нареченная?

– Отчего? – вырвалось у Леи прежде, чем она успела поймать себя за язык и разочаровать собеседника незаданным вопросом.

– Как же! – замурлыкал тот. – Свадьба наверняка потребовала приготовления трех-четырех бочек "отрезвенья"!

– О нет, Алессан Диегович, напротив, – возразила девица, – я обошла почти каждого с предупреждением, что "отрезвений" сварила много меньше обычного и поднимаю на сегодня плату. Учтите это и вы также, второй раз я не стану утруждать соседей, доставляя вас к дому на тетушкиной повозке, – в досаде на свой поспешный вопрос она хлестнула даже больнее, чем желала бы.

Завидно владевший собой Аллесан все-таки дернул ноздрями. Проигрыш в сцене с грозой занимал его не слишком, но представление о том, как он впоследствии бесчувственно валялся на дне старой телеги, обернулось настоящей пыткой. Ладно бы он лежал у ног Леи как раненый воин, на спине, с каплями дождя на губах, в забытьи выдыхая ее имя! Это еще можно было снести. Так ведь скорее его бросили мешком в дурацкой позе, может быть даже лицом на замызганные доски. Напоминать ему об этом – с ее стороны просто бесчестно.

Он много чего мог съязвить в ответ, но предпочел смолчать красиво и оскорбленно. Лея затаила улыбку в глубине серо-синих глаз, но и в самом деле нашла себя чуть виноватой.

В продолжении их беседы танцующие лучи совершили полный круг, и перед застольщиками снова проплывала благословенная пара. Кинри запыхался, очки приходилось поминутно протирать, но, кажется, ничто не могло заставить его отойти от раскрасневшейся молодой жены, пляшущей самозабвенно и с признаками большого мастерства.

Селена честно оплакала свою девичью волю накануне, когда подружки расплели ее косу на две и собрали кольцом на голове, но на этом дань строгим традициям почти завершилась. Прежде без нового "замужнего" убора ей не попустили бы и носа показать за родной порог, но нынче времена пошли вольнолюбивые, даже главу покрывали не всякие горожанки, не говоря уже о знати. Невеста тоже не сидела полонянкой до свершения пира, но живо смеялась и цвела, источая радость на добрых гостей. Подруги, в числе которых Арис, не могли на нее нарадоваться: аптекарь был мужчиной неприхотливым, суровой родней не обремененным, дом свой обустроил со всякой хитроумной новинкой для облегчения хозяйкиного бремени – бери да строй быт на свой лад. Отчего же не веселиться!

Вослед Селене, выделяясь кроем платья и убранством кос, двигалась леди Виола. Она приложила свойственное усердие к освоению движений и вскоре уже вполне сносно повторяла "шаг-каблук-шажок", упиваясь причастностью к этому празднику жизни.

Себастьян собрал две брови в одну и надзирал за сестрою в расстройстве.

Конечно, сознательный юный аристократ не испытывал ни малейших колебаний, получив приглашение. Очевидно составленное из вежливости, оно требовало столь же вежливого понятливого отказа. Почти деревенская свадьба не вписывалась в область мероприятий, рекомендованных к посещению лиц благородного сословия.

Виола же имела отличное и весьма твердое мнение. Говорунья припомнила все – от важности новых знакомств и необходимости уважить их первого крупного заказчика, до собственной скуки в тоскливых рабочих буднях (попробовал бы кто другой так именовать ее пылкие трудовые подвиги – мог бы запросто остаться без обеда). Словом, юноша убедился в одном – Виола побежит веселиться и без его сопровождения, а козырь откровенного братского запрета лучше приберечь до по-настоящему вопиющих случаев.

Посовещавшись уже предметно, юные Карнелисы решили не смущать горожан чрезмерно парадным обликом. Возможность пойти в буднем камзоле примирила Себастьяна с надобностью приглядеть за сестрой на подозрительном приеме. Виола же кропотливо выжгла лучиной инициалы "К" и "С" на двух греющих подставках и с этим даром почти по-свойски впорхнула в задорную свадебную толпу.

По чину Себастьян был, конечно, устроен тетушкой Агатой за столом почетным. Для украшения сего особенного места снарядили самую белую скатерть от лучшей узорницы и самые румяные пирожки. Однако, стол оставался и самым пустым. Алонсо Давыдович – не знатный, но уважаемый – поздравил старого друга, поддержал скупую беседу, отведал фаршированного гуся и удалился, влекомый заботами. С магичкой, рано покинувшей место, Себастьян и вовсе разминулся.

Так что за столом он остался совершенно один и теперь, поминутно косясь на пляску, задумчиво умащивал сметаной горячие вишневые вареники. В простоте нравов горожане мало беспокоились об этикете – коварное угощение поставило его перед необходимостью выплюнуть косточку, что в его картине мира считалось недопустимым делать на людях. Юноша замер в сомнении. Надо же было случиться, что именно в сей темный час напротив него соткалась пышная фигура приглашенной Карлоты Эдмондовны.

– Себастьян Базилевич! Приятнейшего вам вечера, – обрадовалась она.

Себастьян поднялся для приветствия – Карлота Эдмондовна чиниться не любила, но дамой была одного с ним круга. В который раз уже маг предположил, что его сестра в преклонных годах будет очень сходна с нею манерами. Беды в этом нет, но и гордиться как-то не выходило.

– Доброго дня, – поклонился он. Косточку осталось только проглотить, лелея надежду по крайней мере не подавиться.

– Как чудесно, что наш аптекарь в награду за свой добросовестный труд получает признание от людей почтенных! – проклокотала советница.

– Главная награда Кинри Благомировича – его семейное счастье, – предсказуемо вернул древесник.

– Ваша правда, – закивала советница, тоже ловя глазами молодую чету. Оба немного посмотрели на дрожащие доски помоста, затем опустились на лавки.

Видя, что леди настроена говорить, Себастьян принялся покорно подбирать в уме приличествующий оборот об удачной для гуляний нежаркой погоде, однако Карлота Эдмондовна его от этой нужды избавила. Она чуть поджала губу в последнем сомнении, после чего заговорила решительно:

– Себастьян Базилевич, уж простите, что в праздничный день к вам по делу обращаюсь, но встреча наша случилась весьма удачно. Прошу, загляните ко мне на днях – дерево наше совсем сломалось.

Маг вздрогнул, и на миг свадебный шум стал для него неразличим. Тот артефакт стал самым прекрасным из его магических творений. Если основа погибла, не прослужив и десятка дней – рубец на сердце древесника не изжить с годами.

– То есть как – совсем? – невольным эхом переспросил он. – Оно треснуло? Разбилось?

Означенные картины перед его мысленным взором отзывались болью.

– Что вы, я не позволила бы такому произойти! – заказчица помахала рукою с кольцами успокоительно, заодно любезно остужая вареники в себастьяновой тарелке. – Только звучать наше чудо теперь отказывается.

Каждый артефактор в своей карьере хотя бы раз проходит через этот катарсис. Все начинается с особенной затейливой задачи. На мудреный код уходят седмицы, часы проверки заставляют кручиниться выше меры – но все когда-нибудь остается позади, прожект преподносится в руки заждавшегося заказчика. Приходит покой и облегчение, жизнь снова обретает краски – именно в эту горделивую безмятежность оглушительно врывается отклик "ничего не работает".

Хладнокровия юноши, пережившего эту лавину впервые, едва хватило, чтобы не дать страданию исказить черты его лица.

– Звуки приглушились или вовсе отсутствуют? – собрано осведомился он.

Голосу древесник сумел придать нужную твердость, но голова заполнилась мельтешением узлов магии: который из них оказался способен привести к дефекту такого размаха?

– Вовсе, – добрейшая Карлота Эдмондовна продолжила смотреть прямо и преспокойно крушить самооценку мага. – Ни единого.

Себастьян помолчал. Перебираемые им причины определенно не увязывались в стройную версию.

– Вы ведь не обмахивали его веером слишком долго? – спросил он, коря себя за некоторую грубость. – Оно не могло разрядится раньше срока?

Интересно, как планировала вести подобные беседы дальновидная Виола? Есть ли у нее специальный список, по которому причины поломок делятся на входящие в гарантию и выпадающие из нее? Что вообще было утверждено ими в договорной грамоте касательно будущей дозарядки артефакта? Он с удивлением обнаружил великое желание немедленно перевалить дискуссию на плечи младшей сестры, имеющей к этому тягу и некоторый даже опыт.

Лицо Карлоты Эдмондовны тем временем отобразило легкую укоризну за его подозрения.

– Кем вы меня полагаете, Себастьян Базилевич? – скептически отозвалась она.

– Прошу прощения, – юноша спешно сдал позиции. – Необходимо отсечь простейшие причины такого поворота. Я обсужу их с распорядительницей, и мы утвердим ближайшее время для диагностики.

Распорядительница еще не ведала о постигшей их печали. Она все так же самозабвенно впитывала бьющее через край жизнелюбие городских окраин.

Не смотря на мнимую свободу, молодежь отнюдь не была предоставлена сама себе. Старушки за столами, казалось, занялись вопросами ночных ограблений и (на всякий случай) защиты от них своих избушек – но зоркости не теряли. На деле они не спускали глаз и с помоста: не распустились ли там ярые молодцы, не касаются ли в пляске рук иной красавицы? Рукава девиц кроились нарочно удлиненными против подобных вольностей, однако общий легкий хмель требовал усилить бдительность.

Себастьян таким опытом не обладал и, погруженный в глубины магических концепций, едва не пропустил прецедент: один из парней как-то очень уж рьяно петушился в танце перед его сестрою. Маг воспрял в полный рост, вторично извинился перед Карлотой Эдмондовной и широким шагом устремился к источнику новой тревоги.

Он был категорически настроен удалить сестру домой, покончив на этом со скверными шутками вечера.

Затейник-вечер, оказалось, еще только разминался.

К чему приводят разговоры на свадьбе

В Итирсисе: 14 мая, воскресенье

Только сегодня, на этой свадьбе осмелилась Арис поверить, что матушкина болезнь преломилась к лучшему. Две седмицы минуло с того дня, когда растревоженная Селена принесла весть о почти невозможной прогулке. Поздние воскресные сумерки, глаза доброй подруги, румянец матушки – детали навеки уложены в самые сокровенные сундучки памяти вязуньи. Только принять выздоровление за истину она отчаянно страшилась. Улыбалась днем, изумляя оружейников, а с уходом тянула – боялась найти у дома Селену с другими, уже горькими вестями.

Трепет всегда возрастал с каждым шагом по Зеленой улице, пока в невесомости вечернего покоя не различался голос матушкиной скрипки. Музыка вновь становилась отдушиной для пробудившейся Леоноры.

Виртуозная исполнительница справедливо находила, что до прежнего мастерства ей теперь далеко. Тем не менее, за день до торжества она предложила Селене сыграть для ее гостей в благодарность за все те часы, что девушка провела в их доме почти сиделкой. Решаясь говорить, скрипачка едва могла скрыть дрожь тонких пальцев – вероятность услышать неловкий отказ нависла пыткой, но артистическая натура жаждала зрительского обожания куда больше укрепляющих настоек.

Селена не колебалась ни мига – на такое украшение вечера она не смела и надеяться . Усладить приглашенных игрою сочли за лучшее в самом конце, когда уставшие плясуны оказались вполне готовы освободить помост без должного сопротивления. Кинри знаками угомонил простецких музыкантов и объявил о необычайной возможности гостей окунуться в мир мелодий тонких и высоких. Гости, уже разгоряченные, с готовностью взорвались одобрением – Леонору в округе знали прекрасно.

Она стояла на краю помоста с бьющимся сердцем, прижимая инструмент к лифу последнего нарядного платья, с болезни еще велковатому. Волнуясь, наблюдала, как расходятся танцоры, как высокий юноша аристократической наружности с большим облегчением вытаскивает из этой группы пылкую девицу, по всей видимости, сестру, и уводит с негодующим шептанием. Леонора едва дышала перед своим выходом, но острый материнский глаз подметил все – как юноша остановился невдалеке от Арис и приветливо кивнул вязунье, как леди-сестрица просияла и защебетала той что-то, издали неразличимое.

Ее маленькая Арис действительно обзавелась знакомствами, достойными всяческой хвалы. Поведение юных аристократов на этой свадьбе выдавало скромность их рода, но Леонора сочла это благом. Впрочем, и Лея Сальвадоровна приблизилась к ним с любезностью и узнаванием. За магичкой приволокся дворянин уже иного склада. Даже в сравнении с буйством красок местных нарядов его темный фиолетовый камзол без вышивки не тянул на звание “неброского”. Все существо этого франта диссонировало с обстановкой, однако же он был зачем-то здесь и, хотя особенного желания говорить с Арис не выказывал, все-таки устроился возле, сложил руки на груди и вместе со всеми устремил глаза к помосту. Эта внезапная группа знакомцев дочери оценивать выступление будет куда строже непритязательных горожан.

Леонора глубоко вздохнула, мысленно перекрестилась и шагнула вперед, окунаясь во всеобщее внимание.

– Я исполню небольшой ричеркар, написанный Бархом, достославным композитором Гиарии, – обещала она присмиревней публике. Подбородок нашел знакомый изгиб инструмента.

Арис, наконец, поверила – даже не глазам, но музыке матушки. Никогда во время болезни та не играла столь живо и упруго. Песни ее скрипки даже в срок недолгих улучшений сплетались из печали и вибраций тревожных, пронзительных, отзывающихся где-то в глубине сердца принятием горя. Сегодня в голосе струн звучало торжество, локоть скрипачки порхал с легкостью крыла. Ее победный гимн заставил Арис покрыться мурашками, а после, напоив и успокоив, сменился балладой трагичной и подвигнул беззвучно плакать, забывая утирать глаза.

Очнувшись вслед за опустившимся смычком, вязунья обнаружила, что не только ее лицо блестит мокрыми дорожками. Большинство гостей не постеснялось своих слез, но и те, кто был сдержаннее или черствее, не казались безучастными.

Леонора встретилась глазами с дочерью, в молчании всей площади они обменялись улыбками. Скрипачка ловила каждую слезинку зрителей, благодарная за их отзывчивость. Где-то внутри нее разбитый сосуд срастался и наполнялся резонной гордостью артиста, властвующего над сердцами.

Вдохнув лишь несколько раз, Леонора объявила лирическую сонату, которая рвалась из согретых струн. Те грубоватые плечистые гости, что не вняли предупреждению Леи об "отрезвеньи", рыдали уже вслух, не щадя расшитых рукавов.

Трижды спев, скрипка опрокинула самые дальние уголки сострадания соседей. Награжденная их безмолвием, Леонора отняла инструмент от плеча, коротко поклонилась и оставила помост. Она играла бы до рассвета, но тайное ликование велело уйти в недосказанности.

Лишь после этого гости замершей свадьбы зашлись гулом простодушного восторга, а Селена, подоспев, искала верные слова неизмеримой своей признательности.

Не желая дожидаться, покуда Виола ввяжется в новое развлечение, Себастьян вторично вознамерился покинуть с нею площадь. Напоследок он обернулся к Арис.

– Будьте любезны, передайте вашей матушке мою благодарность, – негромко обратился он. – Вы были правы, рекомендуя отложить уход. Я прежде не подозревал, что музыка способна меня захватывать.

– Неужто мое пение оставляло тебя безразличным?– Спросила Виола с очень серьезным ликом.

Припомнив это пение и свои неутомимые труды над куполом беззвучия, брат даже немного сбился с мысли. Хитринка все-таки прокралась в уголки губ его сестры.

Вязунья их семейное дурачество уже распознала и поддержала нерешительной улыбкой. В этот миг Виола впервые отметила, что Арис можно считать красивой: разгладившись в беспечности, черты ее лица оказались куда утонченнее кругловатого носика самой леди Карнелис.

– Передам, Себастьян Базилевич, – обещала девица, поскольку сестра не ждала ответа на свою провокацию. – Матушке это доставит радость.

Себастьян еще раз обвел глазами площадь – гости стряхивали гипнотическое оцепенение и принимались говорить, но пребывали еще под сильным впечатлением.

– Что за чары помогают ей играть столь пронзительно? – Не сдержал он своей пытливости.

Арис сочла, что под этим предположением аристократ завуалировал некоторый комплимент.

– Полагаю, они зовутся трудом и талантом, – подыскала она вежливый ответ, силясь, как должно, смотреть в глаза. Витиеватость дворянской речи порою ставила ее в тупик – возможно, от нее ожидалось всего лишь мило рассмеяться шутке, поскольку Леонора, конечно, не применяла в своей игре никакие чары.

– Нимало не сомневаюсь, – что-то в тоне Себастьяна заставило думать, что ответа он ждал иного. – Но, право, мое любопытство искренне.

Арис держала улыбку уже со значительной трудностью. Если это не шутка, то к чему он изволит клонить?

– Едва ли я могу что-то добавить, – сказала она.

– Как пожелаете, – Себастьян поджал губы и перевел свой внимательный взгляд на предмет их дискуссии, – пусть эти чары останутся вашей фамильной тайной.

Арис нашла себя благодарной за то, что аристократ сворачивает свои беседы, едва заметив ее смятение. Кивнув с уклончивой вежливостью, она заспешила к помосту. Взгляд ее поймал искристость лика матушки, опустился на скрипку в ее руках – и мимолетная догадка заставила девицу споткнуться на полушаге.

Ей пришло на память, что экзерсисы в часы приема Виолы доказали крайнюю чуткость магического слуха господина Карнелиса.

Она обернулась непривычно быстро, чтобы обнаружить его уже минующим столы в направлении дальней улочки.

– Себастьян Базилевич! – воскликнула она быстро.

Юноша и сестра, для надежности прилаженная к локтю, обернулись в единодушии. Арис настигла их на краю маленькой площади, приблизилась в несколько шагов и, стыдясь своего недомыслия, уточнила с робостью:

– Я правильно поняла, что вам различимы чары на корпусе инструмента?

– Разумеется, о них я и вопрошал, – отозвался аристократ, пожав плечами. Он уже каялся, что завел речь о коде на этой вещице. Разговор вышел бессвязным и поверг бедняжку Арис в изрядное волнение. Девица непроизвольно закрылась от этого взгляда, обняв себя за локти, и проговорила тише:

– Насколько мне известно, скрипку никогда не чаровали.

Себастьян Базилевич уловил, наконец, исток их недоразумения.

– Хотите сказать, вам ничего не ведомо о магии в этом предмете? – справился он аккуратно.

Ситуация перестала нравиться окончательно, а испуганные глаза Арис подтвердили его сомнения раньше, чем она заверила:

– Магии там быть не должно.

Краткая пауза взоры свела к инструменту. Леонора отделилась от Селены и, счастливая, держала путь к обернувшейся дочери, но та созерцала приближение скрипки почти в суеверном ужасе.

– Маги ведь так и не сумели найти причину тяжелой болезни матушки, – пролепетала она в заключение мысли.

Леди Виола, жаждавшая приключений, во мгновение ока заразилась беспокойством и мастерски его взвинтила втрое. Помочь она была бессильна, поэтому потрясла за локоть брата, вероятно, в попытке стимулировать его мозговую активность.

– Ты их услышал, Себастьян? Что делают эти чары? – требовательно вопросила она.

Если бы маг знал ответ, он, конечно, не выпытывал бы его у вязуньи минутою раньше. Юноша смолчал, но пальцы сестры накрыл своей ладонью, привычно умиряя ее суматошный пыл. Арис переносила тревогу без горячности, но подобной утешающей руки ей часто недоставало.

Леонора уверенно приближалась к маленькому обществу и заготовила слова чинного приветствия, на которое ей не дали и шанса. Едва она подплыла, как была разлучена со своею скрипкой, объяснения же прозвучали хаотически: дочь говорила об опасности, о чарах и настаивала на незамедлительном осмотре подозреваемого. Инструмент оказался уложен поперек “почетного” стола на беленую скатерть под пристальный взор темноволосого аристократа.

Второй, нарядный блондин, враз нарисовался рядом – когда мимо него пронеслась вязунья, бормоча о странной магии, не мог же он, в самом деле, презреть лакомый блеск авантюры. Лея заключила, что выбора она теперь лишена: не влеки её даже любопытство, расположиться здесь придется хотя бы для защиты горожан от женихова пыла.

Себастьян счел, что обстоятельства позволяют ему сесть в присутствии дам, и махом перешагнул неширокую лавку. Устроясь, он запустил пальцы в жесткие пряди на висках – сестра звала это "позой возвышенного глубокомыслия" и в таком положении старалась брата не отвлекать (иногда ей это даже удавалось).

С важностью средоточия гости на свадьбе ознакомлены не были. Суета вокруг инструмента и подозрительные чары привлекли всех, кто был еще способен воспринимать внешний мир без раздвоения.

Сын кузнеца первым решился узнать, подбоченясь для храбрости:

– Ну, чего там?

– Нужно больше времени, – отозвался Себастьян не глядя.

– Прошу прощения, – повернулась к Арис к парню почти жалобно, – не могли бы вы пока оставить господина Карнелиса…

Она еще не закончила речи, когда Алессан плеснул кистью, словно досадуя на муху. Воздух пошел рябью, и стоящие близко горожане нашли, что в их носы толкается незримая глыба шара, внутри которого остались только шестеро избранных. Звуки снаружи для последних притупились до низкого гула, хотя зеваки бросились ревизировать щит в упоении.

– Не благодарите, – смиренно попросил маг в ответ на изумленные взоры соратников.

Лея вздохнула, но присудила, что бесцеремонность мага оказалась весьма уместной. Сын кузнеца еще в рубашке родился, ибо ее кавалер не распознал в нем соперника – а ведь, как доносили Сальвадору, парень всерьез подумывал зимою взять хвостатую сиротку замуж. Страшно даже вообразить, по какой грани ходил бедняга, подавая нынче голос (глубоко в душе Лея, пожалуй, не отказалась бы видеть лицо Алессана в миг получения этакой вести).

Себастьян, впечатленный скоростью возведения купола беззвучия, сумел возвернуть внимание скрипке перед собою и продолжить экспертизу. Не смотря на сложность чужого алгоритма, блоки древесного кода были его родною стихией.

Даже теперь, зная о чарах на инструменте, Арис не умела их расслышать. Тренированные Алессан и Лея ловили чуть больше, но о разложении на блоки речи не шло, приходилось умерить гордость и ждать вердикта древесника. Виола отметила, что милая сердцу ее команда добровольно собралась для решения магической задачки – кажется, она провела недурную связующую работу. Свербила только мысль, что и Карлота Эдмондовна, вкушавшая курник всего в полуметре, очутилась снаружи защитной стены – Алессану терять нечего, а вот Виола обижать заказчицу вовсе не желала бы.

Леонору же юноша определил оставить рядом как лицо заинтересованное, но магии она почти не различала, посему краем глаза подвергала рассмотрению знакомцев дочери. Четверо дворянских отпрысков, трое сильных магов и задорная девица – неплохое общество. В таком и Арис не стыдно проводить время, в некотором роде даже находя столь ценные примеры подражания.

Несколько долгих минут спустя Себастьян отверз уста.

– Не могу быть уверен, – рассудил он, – но чары как будто настроены втягивать что-то извне.

Арис непроизвольно сжала руку в кулак, цепляя ткань верхней юбки —догадка ее нашла основание.

– Силы матушки, – горько довершила она, – вот что они тянут почти уже пять лет.

Виола прижала руки к губам, а маги посмотрели на скрипку с недоверием. Леонора спорить не стала – теперь почти все кусочки разбитой жизни стали на свои месте. Она опустилась на скамью, как будто болезнь снова отняла у нее возможность держаться на ногах.

– Но Арис? – слабо спросила музыкант, преданная собственным инструментом. – Отчего она не пострадала?

Себастьян хмурился, аккуратно ловя оттенки магии.

– Предположу, что код был каким-то образом настроен именно на вас, – осторожно сообщил он.

Вязунья подалась вперед с очевидным вопросом, но Леонора опередила ее, подняв ослабевшую руку.

– Не спрашивай, – остановила она. – Думаю, виновник мне известен. Расскажу тебе после – нет нужны досаждать господам и леди мемуарами чужой им женщины.

Арис послушно смолчала, все еще пытаясь уразуметь итоги: матушке желали смерти, о которой она возвещает столь меланхолично.

– Однако, есть интересная деталь, – заметил Себастьян, продолжая свой анализ, – чары совершенно лишены заряда.

Мысли Арис вовсе перестали поспевать за новостями.

– То есть, выздоровление было только вопросом времени? – спросила она, силясь теперь иначе посмотреть на невнятное покушение.

Себастьян, однако, покачал головой отрицательно.

– Похоже, будто втянутые силы обращались в слабый заряд артефакта… идея чудовищна, – юношу передернуло от мысли, чем чревато подобное свойство магии. – Он мог тихо работать и десятки лет. Однако, нечто еще вмешалось, чтобы разом оставить его без энергии и разомкнуть этот цикл.

Вязунья опустилась на лавку рядом с матушкой и взор установила на узоре юбки в районе своих коленей.

– Можете предположить, что это было? – допытывался Себастьян, которому не давало покоя внезапное обилие странных магических обстоятельств.

Арис медлила. О, предположить она могла! Безусловно, это был волшебный бутон. Только теперь способ его помощи перестал вызывать восторг и явился подозрительным уже по-своему. Собственные действия показались уже не геройством.

– Цветок, – призналась она почти со стыдом, не радея уже о вежливости и глазном контакте, – который я сорвала с дерева на площади.

Виола встрепенулась, почуяв, что может принести немедленную пользу.

– То самое растение, которое едва не съел Тысячелистник, – живо уточнила она для Себастьяна. – Только представь, за несколько седмиц оно обратилось в целое дерево, к тому же расцвело. Сии украшения теперь широко разнеслись Итирсису.

Себастьян, как мы знаем, был очень хорошо воспитан, поэтому Алессан страдальчески закатил глаза за них обоих.

– Несите сюда этот дивный цветок, – велел он, – немедленно.

Его тон Леонору Эмильевну ничуть не впечатлил. Кем бы ни был этот франт, никакая родовитость не давала ему права говорить с подобном тоне с Арис. Женщина понадеялась, что разумная дочь не сочла занятным пасть жертвой его холеной декоративности.

– Цветок уже здесь, любезный юноша, – холодно указала она на другой край стола. – Его использовали для украшения свадьбы и, вероятно, в качестве сомнительного талисмана “на счастье”.

Арис болезненно смутилась дворянского апломба матушки и поспешила принести рекомое. Пиала с цветком затерялась меж кувшинами и крошками от пирогов, но попала внутрь купола, так что нырок за ней обошелся без усложнения конспиративных действий.

Подать пиалу Алессану девушка не рискнула, стремясь вообще держаться от него как можно дальше и не привлекать внимательного прищура. Таким образом яркий розовый цветок был романтично вручен Себастьяну.

Древесник поднес его к лицу и выдал свой вердикт на этот раз безо всякой запинки.

– Это не цветок, – он поневоле глянул на Алессана, словно нуждаясь в подтверждении ясности своего ума, – это чрезвычайно тонко выполненный артефакт.

Будущий магистр выглядел таким же озабоченным и не возразил ни словом.

– Он же цвел на ветке! – с трудом верила Арис, хотя и сама, наконец, ощутила голос почти прозрачной магии.

– Стало быть, зачаровано и дерево, – вывел Себастьян, не представляя, впрочем, как это возможно.

– Каково же назначение цветка-артефакта? – Нетерпеливо спросила Виола, видя, что маги эдак вовсе забудут о присутствии неслышащих.

Алессан тоже приял темпераментный образ и поверг лицо в ладони.

– Очевидно, лишать заряда другие артефакты, – известил он не то смеясь, не то стеная. – И таким феноменом, как мы видим, исполнены дома столицы!

– Среди них – жилище Карлоты Эдмондовны, где цветок выпил наше бедное деревце… – с усилием начал Себастьян.

– И, держу пари, все полтора десятка обобранных усадеб, – вторил ему Алессан, поднимая очи к небу.

Маленькому кружку требовалась пауза для осознания находки. Счастье, что щит все еще укрывал их совещание от горожан, уберегая последних от паники и давая шанс взвесить решение. Впрочем, не для всех оно было сложным.

– Я передам отцу, – объявил Алессан, как водится, советуясь только сам с собою.

Виола поджала губы, вновь усматривая здесь досадную тиранию, но за мага непредвиденно вступилась Лея.

– Алессан Диегович – сын господина Алвини, главы Земского приказа, в чьем ведении лежит безопасность столицы, – пояснила она. – Это самый краткий способ донести уведомление.

Выход был очевидным и разумным, противоречить не стала даже чуть задетая такой сановитостью Виола.

И только Арис подметила с горечью, как при этом запоздалом представлении матушка встрепенулась и впилась в лик Алессана затравленным взором.

Глава Земского приказа

В Итирсисе: 14 мая, воскресенье

За последние пять лет столица повидала всякое.

Официальные семнадцать (на деле два десятка) ограблений на катастрофу не тянули, но определенно заслужили ярлычок выдающихся. Кражи явили дивное разнообразие: грубые взломы и тихие магические вскрытия, проникновения в окна и через двери, хищения драгоценностей и предметов искусства.

Прошедшие сутки для главы Земского приказа были заполнены опросами пострадавших – или чужими отчетами о таковых опросах. Доклады сыпались на него один за одним, не оставив и минуты собраться с мыслями.

Когда день воскресный сменился уже понедельником, Диего возвратился под сень родного крова и чаял обрести здесь привилегию поразмыслить.

Усадьба встретила блаженной тишиной и полумраком. Беспечная под его защитой, она отходила ко сну согласно суточному кругу. За всех слуг дежурил только пожилой камердинер, чей регламент обязывал ждать хозяина, в котором бы часу тот не изволил завершить своих праведных трудов.

Камердинер смотрел с преданной готовностью и почти не зевал, но под его щетиной проступала красноватая спираль, схожая с резьбою торца шахматного столика в гостиной.

К его огорчению, Диего не желал отойти ко сну подобно честному люду, а только расстегнул камзол и сменил сапоги на домашние туфли. Зачарованные лампы проводили владельца через несколько гостиных в правое крыло и погасли с тягучей неспешностью.

Зато кабинет магистра услужливо сиял ячейками винной стойки.

Диего отвернулся от них весьма решительно – апогей концентрации, рожденный легким алкоголем, миновал еще до обеда. У тяжко догнавшего слуги он потребовал кофе с перцем, после чего дозволил проваливать.

Камердинер исполнил обе задачи со всей прилежностью, но жажда одиночества Диего в который раз была обманута – вслед за кофе прибыл неуемный Алессан. По-домашнему расслабленный, без своих блестяшек и камзола, он просочился в кабинет и приветствовал почтительно.

Диего ответил скупо. Следовало ожидать, что сын начнет кружить поблизости и демонстрировать желание быть незаменимым, но поддерживать его азарт охоты не было.

– Тяжелый день? – спросил юноша, звякнув ногтем о край фарфоровой чашки на отцовом столе.

– Переживу, – в жесткое прямое кресло Диего осел с неприсущей тяжестью, – ты по делу или пытать?

Голос его щелкал гораздо резче потребного. Собранный на службе, он по общей слабости выплескивал раздражение когда на слуг, а когда – на жену и сына. О последнем втайне сожалел, вслед за чем вновь и вновь оступался.

Маг сделал глоток и досадливо дернул щекой: то ли перца слуга сэкономил, то ли он сам перестал различать оттенки вкуса, но желанного воздействия кофе не оказывал.

Уловив наболевшую желчь, Алессан чуть приоткрыл губы и дохнул на ладонь, кончиками пальцев указуя на ненастное чело магистра. Зыбкая змейка скользнула между ними, отмеряя отцу толику молодой энергии, не вполне исчерпанной и за полночь. Диего не стал бы просить, а кормиться собственной силой маги способны не были – сродни тому, как не вытянешь себя из трясины за косы.

Голова Диего Бернардовича перестала мниться налитой свинцом, плечи слегка распрямились. Благодарности вслух Алессан не ждал, и за это понимание отец был благодарен ему вдвое.

– По делу, разумеется, – невозмутимо ответил юноша. – Ты велел держатьглаза открытыми.

– Случилось нечто, мне неизвестное? – спросил Диего с приметным скепсисом, но уже несколько мягче.

Рвение наследника, безусловно, достойно похвалы, но пока поручений для него не предвиделось. Времени же на болтовню обстоятельства не отмерили.

Алессан подержал лицедейскую паузу – совсем крохотную, куда короче той, что требовал момент патетический.

– Я знаю, почему охранные артефакты дали сбой.

Диего приподнял бровь – черную и узкую. Сын походил на него во многом, но внешнюю общность приходилось разыскивать: одинаковая линия подбородка и губ скрывалась у отца в усах и стриженой бородке, а темные волосы против светлого сына бросались в глаза первыми. Впрочем, когда они вздорили и скрещивали взгляды, мать только вздыхала и дивилась, до чего зеркальны их малейшие привычки и оттенки голоса.

Так и теперь – Алессан ждал услышать вопрос, но Диего молча смотрел с равносильным упрямством, не предлагая даже сесть. Вальяжную дерзость юноша мог играть где угодно, но, конечно, не с отцом и тем паче не в его кабинете. Пришлось безропотно стоять, сложа руки на груди как последний оплот солидности.

– Существует артефакт, пьющий заряд из всего, до чего только дотянется, – продолжил Алессан с невольной таинственностью, но формулируя на всякий случай покороче. – Он имеет образ яркого цветка. Уверен, что такие украшения найдутся во всех обнесенных усадьбах.

– В некоторых даже целые букеты, – безжалостно кивнул Диего.

– Ты знал!.. – разочарованно улыбнулся сын, опуская руки.

Уголок рта магистра неровно приподнялся в ответ.

– Предпочитаешь думать, что в моем Приказе служат идиоты?

Внешне бесстрастный, он, однако, сделал движение кистью в сторону второго кресла через стол. Юноша не заставил его повторять приглашения – несмотря на скептицизм, отец очевидно заинтригован, как минимум источником этой закрытой информации.

Устроясь напротив, Алессан позволил себе забросить ногу на ногу. Когда-нибудь в подобной обстановке отец заговорит с ним на равных и, пожалуй, предложит вина из своей знаменитой коллекции, но последнее – точно не в ближайшие пару лет.

– Он ведь удивил вас не меньше меня, не так ли? – вопросом отозвался юноша, лукаво щурясь.

– Излагай свою версию, – Диего тоже занял расслабленную позу и совершил вторую попытку насладиться кофе. Надо признать, в этот раз вкус оказался существенно приятнее, щедро влитая сыном энергия вернула магистра к жизни.

Получив слово, юноша начал говорить не сразу. Обстановка доверительной беседы в темных стенах кабинета шла обоим исключительно, и Алессан собрался насладиться ею в полной мере. Мужчины расположились основательно, ловя знакомые черточки друг друга в приглушенном свете магических ламп.

– Некие мерзавцы планируют масштабную кражу, – начал младший свою взвешенную речь. – Они начиняют отросток дерева таким извращенным кодом, что растение перестает быть собой и обращается в артефакт, сохраняя, впрочем способность расти и давать цвет.

Оба понимали, что сын смягчил масштаб представшей драмы – расхитителей величать было впору гениями. Ладийские маги-агрономы могли в некоторой степени воздействовать на растения, но такая глубокая интеграция прежде не встречалась – живая природа сбрасывала чары очень скоро.

– Его помещают на одной из центральных аллей, под самым нашим носом, но мы не замечаем столь тонкий магический след, – рассуждал Алессан. – Лишь любопытный трактирщик Алонсо ненадолго вмешивается в историю и выкапывает росток.

– Дознался и до Алонсо? – усмешка шевельнула усы магистра.

Улыбнувшись в ответ с довольством, Лис допустил некоторую жестикуляцию – совсем скупые движения кистью в воланах домашней рубахи.

– Как мне доложили свидетели, только старый кот аптекаря узрел неладное и предпринял попытку уничтожить артефакт. Мудрейшее животное, разумеется, не было понято, – продолжил он, демонстрируя владение мельчайшими деталями. – Дерево было спасено и укрылось на двадцать дней за дверьми "Золотого шафрана". В утро цветения оно вновь оказалось снаружи и привлекло внимание горожан, согласно начальной задумке.

Диего молчал, наслаждаясь крепким кофе и немного – разумностью наследника.

– Первой жертвой красоты цветка оказывается некая горожанка по имени Арис, – излагал юноша.

По чуть изменившейся дуге бровей родителя он угадал, что сообщил на сей раз нечто новое. Если опрошен был только Алонсо, имени героини и дальнейшей биографии бутона могли еще и не выведать.

– Мать этой девицы пребывала под воздействием другого артефакта, приведшего к ее болезни. По счастливой для нее иронии цветок выпил заряд и принес исцеление. Родился слух о его чудодейственной помощи.

Алессан снабдил свой рассказ картинным вздохом, полным скорби о людском скудоумии.

– Тогда-то и началось повальное паломничество к дереву. Вместо того, чтобы счесть предмет подозрительным, его нарекают талисманом и без разбору волокут в дома.

– Красивое, волшебное и даром, – подтвердил Диего, брезгливо морщась. – Никакой надежды разбудить остатки разума. В самом деле, сложные артефакты маги всегда рассыпают безвозмездно из чистого человеколюбия! Артефакт в нем различить было не так уж сложно – цветок даже не вянет со временем.

– Именно, – удостоверил юноша. – Сорван две седмицы назад, но ничуть не изменился.

Резким движением Диего поставил чашку на стол. Кофе собрался плеснуться наружу, но так и застыл черной волною, усмиренной магами – чьи чары долетели раньше, осталось загадкой. Лицо магистра между тем ожесточилось.

– Две седмицы назад? – он возвел глаза к потолочным балкам и припомнил детали исповеди Алонсо, попавшего в Приказе тотчас после свадебного пира. – Примерно так и обозначил трактирщик. Та кумушка пошла на поправку сразу?

Алессан согласно опустил подбородок, не сводя с отца внимающего взгляда.

– Не минуло и пары дней, – подтвердил он свои показания.

Диего глубоко втянул воздух и взвился из кресла. Шаганий на сегодня ему хватило досыта, так что он замер у стола и принялся мрачно бить его костяшками.

– В тот момент цветок уже работал, – строил он заключения вслух, поверяя их на сей раз и сыну. – Все те, что были сорваны после, начали действовать лишь накануне вечером. Либо создатели вмиг узнали о выздоровлении и бросились к древу, чтобы придержать до времени его слишком рьяные маневры…

– …Либо имели доступ к управлению цветами даже после того, как те разошлись по усадьбам, – изумленно договорил юноша.

Темпераментный образ он оставил еще на площади, но тут ладонь как-то сама собою потянулась прикрыть глаза. Столь удаленный контроль над артефактами обернулся еще одним неприятным сюрпризом для обоих магов, и доброго сулил не много.

– Самое скверное, что имеют до сих пор, когда цветы лежал в Приказе, – глухо подытожил Диего.

Приказничие без лишнего шума обошли все центральные дома и собрали те цветы, что могли послужить к продолжению краж наступающей ночью. В остальной части города, где брать не так уж много, усилили стражу. Сеять панику рассказом о невероятном артефакте пока отложили, хотя завтра слухи наверняка посыпятся один другого дивнее.

– Разве их не погасили? – Алессан отнял с глаз ладонь (красивые воланы рубахи ужасно щекотались).

Магистр еще раз досадливо стукнул костяшками по столу.

– Код едва различим, и защита сильна баснословно. Заблокировали щитом, но отключить изнутри пока нет возможности, – признал он против охоты и снова сел. Пора было, наконец, остаться одному и сосредоточиться.

Алессан почуял, что вот-вот будет выставлен без всяких церемоний, но его боевой дух в этот миг приподнялся внутренней барабанной дробью, играющей атаку.

Он откинулся на спинку кресла, забрался пальцами под сборку рукава и бросил на стол снаряд – смятый розовый цветок, который, впрочем, тут же лихо расправился совершенно неестественным образом. Его свежей бодрости любой в этом кабинете мог только позавидовать.

В первый миг Диего смерил сына взглядом, полным сомнения в здравом его рассудке – теперь и тот приволок в дом это чудище магического гения. Затем он прислушался и переменился в лице. Оттолкнувшись от поручней кресла, магистр магического искусства подался вперед и вгляделся в лепестки.

– Ты его отключил! – неверяще воскликнул он.

У каждой медали есть две стороны, и они подобрались к неприятной обратной. Алессан и так не мог забыть, какие глаза смотрели на Себастьяна час борьбы того с артефактом после его опознания. Сестрица, понятное дело, надувалась от гордости, странноватая Арис и ее матушка излучали благоговение – тоже закономерно. Однако Лея Астер могла потрудиться чуть лучше скрыть свое восхищение. Лису от нее не выпало и доли подобного взгляда. Теперь к этому пиетету примкнет и отец. Еще бы! Сам Диего не разобрал деталей кода в розовом цветочке.

– Я свел знакомство с поразительно чутким древесником, – произнес Алессан, наступая на гордость и втуне успокаивая себя, что действует на благо Ладии. Внутренние барабаны смолкали один за одним.

– Кто таков? – вместо отца перед ним вновь проявился цепкий глава Земского приказа. Если он и был разочарован способностями сына, то понятливо не заострил на сем внимания.

– Себастьян, сын Базилия Карнелиса, – в голосе Алессана звучало почти отвращение. – В Итирсисе недавно, занимается артефектами. Круг его познаний до смешного узок, но в древесном коде я пока не видел ему равных.

Диего продолжал смотреть критически. По излому его брови юноша предугадал вопрос.

– Полагаешь записать его заодно и в подозреваемые? Исключать нельзя, – пожал он плечом. – Только весь день Себастьян провел на деревенской свадьбе среди толпы, после чего стал громко доискиваться чар на чужой скрипке. Не похоже, чтобы таился.

Магистр сгреб цветок и упрятал его в ящик.

– Весь этот день древесник пребывал под твоим надзором? – спросил он больше для порядка.

Звучало несколько забавно, однако, было весьма близко к действительности.

– Более или менее, – Алессан сдержал неуместную здесь усмешку.

– Ты провел единственный свободный от учений день на празднике окраинного люда? – речь отца несколько замедлилась, покуда он укладывал в уме детали увлечений сына.

Алессану скрывать было нечего, ибо причина отцу должна понравиться.

– Берег свою беглую невесту, – доложил он, все-таки улыбнувшись.

Алессан с малых лет наделен был изрядной свободой. Ни география прогулок, ни круг его общения никогда особенно не ограничивались. Порою отец считал нужным промолчать за ужином с большим значением, когда юный маг делился частью дневных приключений, но этим и завершалась воспитательная часть.

Ныне Диего себя похвалил: по причине родительской дальновидности, сын примерил довольно беспечное амплуа и обрел возможность бродить где пожелает, сводить нетипичные знакомства и лицезреть укрытое. Не хотелось думать, что эта мудрость, возможно, была лишь вуалью для неумения Диего быть внимательным отцом.

Вслух, конечно, магистр себе так размякнуть не позволил.

– Мне нужен домашний адрес древесника не позже завтрака, – потребовал он и сорвал перо из чернильного прибора с гербовым дельфином. Заметку Диего принялся писать идеальным почерком, но из-за сплошь стоящих сокращений она показалась хитрым шифром.

“Ого! Я только что удостоился служебного поручения?” – обнаружил наследник Алвини.

В некотором роде было даже обидно так скоро с этим поручением прощаться. Юноша позволил себе паузу подольше, перед тем, как обронить, впрочем, уже без былого пыла:

– Улица Резного листа, здание восемь.

– Отлично, Алессан, – Диего все-таки вскинул на него взгляд быстрый и одобрительный. – Я пошлю за ним с утра.

"Отлично, Алессан"! – в груди юноши что-то разожглось и предприняло попытку побега наружу с прерывистым вздохом.

– При любом раскладе этого юношу полезно держать поблизости, – договорил магистр.

Свою шифровку он продолжил писать с изрядным усердием, не поднимая глаз – именно потому, что очень захотелось поделиться с Алессаном большим.

Рассказать, что взломщиков было очевидно несколько и группы эти меж собой имели мало общего. Иные действовали умно и с опытом, не брали что попало, следов не оставляли. Однако нашлись и попроще.

Проколовшихся взяли тем же утром, и очень скоро в Приказе сложилась любопытная картина минувшего дня: в ту субботу за час до заката по темной стороне Итирсиса разошлись любезные уведомления о том, эта ночь гражданам ворам предоставляется во временное владение, охрана таких-то и таких-то домов будет любезно отключена. Письма без капли магии были доставлены тихо и с большой осторожностью в выборе адресатов. Соглядатаи не успели отловить и пресечь грядущее.

“Как ты понимаешь, Алессан”, – хотелось бы сказать магистру, – “сразу стало ясно, что некто создал шумовую завесу для деяний другого порядка. Расследуя кражи, мы стали ожидать иных вестей.”

Вести появились к воскресному вечеру – Диего Алвини получил ангажемент явиться во дворец лично и без привлечения внимания. Тамошний теплый прием затянулся до ночи. Исследуя указанное место главного преступления, магистр вложил остатки сил в свой магический слух и покинул дворец уже за полночь.

Разумеется, все совершалось в обстановке строжайшей тайны, поэтому Диего сжал зубы и продолжил писать молча.

Все, что он теперь мог – это проявить несвойственную деликатность и не выставить сына за дверь прямым указанием.

Юноша верно прочел его настрой прощаться.

– Что-нибудь еще, отец? – произнес он осторожно, чтобы не дрогнул голос (кажется, этого за ним не водилось лет с двенадцати).

"Отлично, Алессан"! Да плевать, в общем-то, как на него Лея смотрит!

– Будет видно, – туманно обещал магистр. Подхватив новый лист, он уже целиком изобразил “Резного, 8” – очевидно, инструкция предназначалась кому-то из подчиненных.

Юноша поднялся. Этот вечер в кабинете он тянул бы до рассвета, но здравый смысл его урезонил.

"Хочешь снова стать назойливым юнцом?", – Едко спрашивал внутренний Алессан.

С кем-кем, а с этим премудрым советчиком он дискутировал редко, и у дверей обернулся еще лишь на одно мгновение.

– Кстати, отец, – припомнил юный маг, – исцеленная скрипачка при звуке твоего имени посмотрела на меня так, словно я ее ударил. Мне следует что-то знать об этом?

Магистр пустил на лоб неглубокую складку, перо на время замерло в его руке.

– Имя?

Алессан поворошил свою память.

– Не представили, хотя она изображала даму светскую, – признал он тут недостаток осведомленности. – Впрочем, играет она не как деревенщина. Допускаю нищую дворянку.

Диего пожал плечом и вернулся к своему сочинению.

– Возможно, кто-то из ее близких пошел по кривой дорожке и попал в поле зрения Приказа, – на лице магистра не отразилось волнения ни на волос.

Алессан попытался припомнить, прочел он в глазах женщины злость или все-таки страх.

– Не исключено, – задумчиво согласился он. – Тихой ночи, отец.

Притворив за собой резную створку, юноша замер во тьме гостиной и, унимая трепет, выдохнул протяжно. Оставалось надеяться, что в кабинете он не раскраснелся, точно какая-нибудь Арис.

"Отлично, Алессан"!..

Бури в стаканах

В Итирсисе: 15 мая, понедельник

– Крепко ли почивали, Дарий Дариевич?

Восьмилетний молочник, коему доверили разнос товара по деловому кварталу, давно подхватил местную привычку налаживать связи. Его задорные выкрики не отличались разнообразием, но раз принятой линии он держался со всей строгостью.

– Спасибо, славно отдохнул, – смеялся этой традиции младший оружейник, забирая крынку. С памятной первой встречи с соседкой как будто изменилось многое, но только не сей заведенный уклад.

Мальчишка покивал одобрительно.

– Сегодня ночь тихая, не то, что давеча! – серьезно согласился он.

Сгрузив еще один запечатанный горшок с тележки на крыльцо напротив, молочник стукнул в темное оконце.

– Доброго утра, Виола Базилевна! Забирайте творог, покуда не скис.

Дарий задержался, надеясь повидать чуть сонную хозяйку "Щепки" и по собственному неизменному обычаю пожелать ее мастерской продуктивного дня. Однако девица не показалась, и работу в лавке пришлось начинать без вдохновляющей мимолетной встречи.

Понедельник и впрямь обещал на тепло не скупиться. Клочки облаков таяли с каждой минутой, майский день наливался жаром. Поэтому Дарий был немало удивлен, когда к обеду завершил дежурство за прилавком и обнаружил горшочек на тех же обласканных солнцем ступенях в компании пронырливых котов.

Решительно прогнав ненадежную усатую охрану, молодец подхватил творог и принялся колотить в дверь. Дом был так несвойственно тих, что оружейник испытал немалое облегчение, когда ему отворила хозяйка, живая и здоровая.

– Молочника пропустили, Виола Базилевна, – с бодрой улыбкой протянул он горшочек. – Я выдержал неравный бой, чтобы спасти ваш поздний завтрак!

Отважный ветеран ждал веселой колкости на свою прибаутку, но Виола приняла трофей бесстрастно. Благодарность ее прозвучала заученной и пустой. Немного задетый таким приемом, Дарий все-таки уходить не спешил.

– Собственно, я направлялся к вам по делу, – доложил он. – Мне бы нанять вашего древесного эксперта на несколько часов для консультации.

Оружейник замолчал с хитринкой – та распорядительница, которую он знал, должна была сей же миг загореться любопытством, тогда он, чуть потянув, рассказал бы о тассирском арбалете и уточнил ее условия.

Однако Виола сделала равнодушный шаг назад.

– Боюсь, пока это невозможно, – сообщила она с той же холодностью и вознамерилась вновь затвориться.

Молодец нахмурился и удержал дверь богатырской дланью.

– Все ли ладно, Виола Базилевна? – спросил он.

В полумраке сеней Дарий не сразу отметил ее покрасневшего носа и тяжелых век. Совершив эти открытия, он растревожился уже всерьез – мудрено представить расклад, при котором древесник позволяет сестре отворять гостям в эдакой красе.

Виола молчала – как будто и хотела солгать что-то вежливое, но решимость ее подвела и подбородок дрогнул.

– Себастьян Базильевич с вами? – доискивался оружейник с пущим подозрением.

Он совершил уже свой шаг вперед, не давая Виоле укрыться от ответа, но пряча разговор от ушей прохожих.

Отступив еще глубже, хозяйка, наконец, позволила голосу сорваться в жалкий всхлип:

– Его забрали в Земский приказ.

Дарий замер и пожевал губу. Виола трепетала вполне резонно – вмешательство Приказа в жизнь мастерских редко сулило что-либо доброе. Пока он сочинял, что сказать кроме этой мрачной истины, девица угадала настрой и дважды успела всхлипнуть, идя по нарастающей.

Оценив расклад, оружейник живо расставил приоритеты и решил для начала вновь спасти творог – Виола уже определённо забыла, что держит на локте хрупкую кладь. Гость мягко изъял его обратно, без приглашения отнес к столу и, обернувшись, попробовал вспомнить управу на женские слезы.

Виола вошла следом и стала выжидающе глядеть. Дарий сглотнул: безынициативность обычно резвой барышни завела его в тупик.

– Воды? – с надеждой спросил он, прерывая тишину.

– Вы просите или предлагаете? – уточнила хозяйка. – Дарий Дариевич, я все-таки не в истерике.

"Надеюсь, я тоже", – выдохнул внутренний Дарий. Избавленный от надобности искать подход, он, наконец, подтолкнул ко главному:

– Что случилось с вашим братом?

Виола аккуратно обошла молодца и, постаралась одним движением забрать сырой платок со стола в кулачок. Плачущая или нет, но такие украшения демонстрировать гостю барышня никак не мечтала.

– На рассвете явились двое, – рассказала она, шмыгая как можно деликатнее. – Назвались приказничими и потребовали Себастьяна Карнелиса.

Это была одна из милейших привычек людей при исполнении – вытряхивать едва не из постели. Однако то, что дождались утра, скорее показалось добрым знаком.

– Вам предъявляли бумаги? Назвали причины? Озвучили обвинения? – продолжил доискиваться оружейник.

После вчерашних ограблений ожидать можно было всякого – кто знает, что вытворит Приказ в попытке доказать свое рвение? Какие-то слухи о странных цветах просочились уже во многие щели, что ставило магов столицы в положение незавидное.

Девица покачала головою отрицательно.

– Внятного пояснения, впрочем, так и не дали, – дополнила она, снова и снова поднимая в памяти мозаику остросюжетного утра. – Себастьяну даже позволили привести себя в порядок, но завтрак туманно обещали "на месте". Блокирующих чары браслетов не применяли.

Дарию стало еще чуть легче – по крайней мере, удалось выбросить из головы воображаемую картину избиения соседа. Осталось одно размытое сомнение.

– Люди точно были из Приказа?

– Меня допустили ехать в казенной карете к самым дверям присутствия, – кивнула Виола.

Дарий проникся новым уважением: какова же оказалась настойчивость юной леди, коли ее взяли с собою приказничие.

– По вашим словам видится, что Себастьяну Базилевичу ничто не угрожает, – подытожил он. – Едва ли в ином случае они шли бы на подобные уступки.

Молодец придал голосу все спокойствие, какое только нашел внутри себя, и чуть-чуть добавил сверху. Ситуация выглядела неприятной, но потеряла уже налет критической.

– От Приказа меня довольно бесцеремонно отправили восвояси! – возмутилась распорядительница. – Велели проститься, якобы – до вечера.

– Вы не слишком верите последнему? – уточнил Дарий понимающе.

– Как видите, – девица пожала плечами. – Иначе не застали бы меня в таком… волнении.

Шмыгнув сызнова, она опустилась на лавку.

Для своего порывистого склада Виола была необычайно тиха и собрана. Знакомый с ее нравом, Дарий сочувственно заключил, что наедине она все-таки перенесла небольшую истерику, после чего устала и перешла в апатичную стадию. Судя по двум раскрытым справочникам на столе, распорядительница силилась даже работать (о той седмице, возвращая арбалет, она похвастала заказами на книги от Университета и Гильдии аптекарей).

Ныне барышня, потрясенная внезапностью инцидента, скорее всего сгустила краски, но убедиться в этом пока возможности не было. Собственных связей в приказе у Дария не водилось. Заявиться туда, стучать и требовать разъяснений – стратегия сомнительная. Есть шанс поднять отцовы знакомства, но тот, пожалуй, разумно предложит с паникой повременить.

– Рассказанное вами не походит на арест, Виола Базилевна, – рискнул заметить оружейник. – Но ради ваших опасений я свяжусь с лучшим законником и введу его в суть вопроса.

Виола подняла голову – покрасневшие глаза ее были полны тоски, а вот одобрения в них Дарий не отметил.

– Однако, – вздохнул оружейник, разделяя оценку, – для этого придется оставить вас наедине с тревогой, что едва ли скрасит ваш день.

Виола действительно ощутила значительное облегчение, когда сосед нарушил бестолковый круг ее переживаний. Что-что, а накрутить себя она умела не хуже всякой женщины, и уже с трудом отличала собственные страхи от истинного положения вещей.

В конце концов, приказные стажи явили скорее бесцеремонность, чем агрессию. Кажется, они даже не бряцали оружием, хотя могли иметь скрытый магический арсенал. Сам Себастьян облекся в благородную холодность и вел себя так, будто снисходит их тяжкой службе и позволяет исполнить ее беспрепятственно.

Виола такой выдержкой похвалиться не могла. Ясно понимая губительность одиночества, она уцепилась за шанс предпринять хотя бы подобие действия:

– Мы можем пойти вместе, – не то предложила она гостю, не то поставила его перед фактом.

Ее решимость негаданно преткнулась о стук во входную дверь.

Девица вскинулась радушно, потом припомнила, что дверь не заперта и брат вполне вошел бы сам. Она взглянула на Дария, ища поддержки – стоит ли вообще сегодня открывать или лучше метнуться заложить засов?

– Леди Виола тут живет? – голос из-за двери был совсем детским и безобидным. – Вам писание!

Хозяйка воодушевилась вторично – должно быть, Себастьян изыскал возможность отправить утешение. Остановив ее порывы жестом, Дарий, бросил взгляд в окно и сам вышел на крыльцо.

Гонец вяло попытался обвинить его в несхожести с леди Виолой, которой велено передать послание, но спор предсказуемо выиграл богатырь. Вернувшись, он протянул хозяйке добычу.

Врученная записка была сложена втрое наподобие открытки – точно не стиль Себастьяна. Виола заметила маленькую синюю печать и пала духом – стало быть, письмо официальное и надо быть готовой ко всему.

Глубоко вдохнув, она сковырнула сургуч и впилась еще мокрыми глазами в ровные строки.

"Виола Базилевна,

Ваш брат вызван сегодня консультантом.

Люди моего отца могли быть резки, но честному господину Карнелису не грозит в Приказе никакой опасности.

Если он не вернется допоздна – можете отправить ко мне человека за вестями.

А.А."

В трогательном лике читательницы Дарий усмотрел, что полученное сообщение излилось на ее раны целебной мазью. Утешало это, впрочем, его недолго.

– Алессан пишет, чтобы я не волновалась! – поделилась Виола Базилевна и порывисто прижала к груди бумагу.

Пересказ был вольно приукрашен – письмо содержало скорее легкое бахвальство пополам с милостивым дозволением, но на измученную безвестьем девицу оно произвело яркое впечатление.

На оружейника – так просто ослепительное.

"Алессан ей пишет. Превосходно." – заключил он.

Невольно проследив за ее быстрыми руками, Дарий спохватился и сообразил поднять глаза повыше. Годный ответ при этом никак не формулировался. Судьба соседа перестала смущать неясностью, зато теперь удручала собственная.

Девица не то простодушно, не то, напротив, сознавая поднятую бурю, вручила ему невинное послание.

Подхватив письмо, Дарий въедливо ознакомился с каждым словом. Участие мага в деле Приказа грамотка несколько прояснила, но покоя молодцу не прибавила.

– Он не оставил адреса, – наконец, заметил Дарий вслух. Впрочем, он уже угадал, что ответ ему понравится еще меньше.

– Мне известно его нахождение, – подтвердила растроганная Виола, – завтра намечена выездная консультация в усадьбе любезного господина Алвини.

Любезного.

В самом деле, они с магом уже две седмицы работают вместе, и, в отличие от оружейника, Алессан действительно ей помогает (или успешно создает такую видимость).

Выездная консультация в его роскошном доме – широкий жест, весьма в духе богатого щеголя. Должно быть, ему найдется чем удивить гостей.

Оружейники, слава Богу, тоже не бедствовали, но отец не поощрял бессмысленного лоска. В саму лавку Виола забегала считанные разы, и то не далее торговой залы. Эти посещения составляли нежнейшие воспоминания Дария. Когда нарядная девица заглянула с очаровательной просьбой "Могли бы вы одолжить мне до завтра алебарду?" даже стоявший за прилавком старший брат подкрякнул одобрительно.

Дарий давно искал приличный повод пригласить соседей к домашней трапезе, да как-то все не находил случая. Теперь Карнелисы почтут визитом едва знакомого ушлого позера.

– Себастьян вызван консультантом в Земский приказ, не могу поверить! – дивилась маленькая распорядительница. – Теперь, кажется, понятна их торопливость и некоторая секретность!

Когда чуть ранее Дарий озвучил вежливое приглашение ее магу быть экспертом оружейной, такого ажиотажа девица не выказала. Ныне она пребывала еще в замешательстве, но плакать уже была готова разве что от облечения.

Дарий обнаружил, что тревогу из ее головы выдуло как будто в его сторону – иначе откуда на его душе вдруг взялась такая маета?

Ему не к месту припомнилось, как хозяйка пылала негодованием при явлении Алессана в "Щепке" – эти искры более всего и досаждали.

Дарий как-то подслушал девичьих сказаний на посиделках – в них сплошь да рядом и крестьянки, и царевны кидаются на шею именно тем, кого в начале баллады пуще всего ненавидят. Чем более домонизирован герой, тем фееричнее финал.

Тогда он только фыркал с друзьями и заявлял, что так не бывает. Теперь ужаснулся: а если бывает? Если Виола обладает той же слабостью?

Право слово, куда он со своей обходительностью против едкого кипучего аристократа, мечты любой барышни! Наличие у мага невесты ничуть тому не помешает – тем более, что Лея-то как раз глядит на него очень трезво и холодно.

Оставалось надеяться, что благородный Себастьян приучил Виолу к иному обращению, и та подумает дважды, прежде чем спасать "ранимую душу за внешней черствостью".

Дарий умел бы и промолчать. Однако, повинуясь быстрому решению, бросился с головою в омут.

– Пожалуйста, не дарите свое сердце тому, кто умеет дорожить только собой, – попросил он, без предисловий меняя тему.

– О чем вы, Дарий Дариевич? – сморгнула Виола, с подозрением забирая у него письмо и бросая на стол (ура, без благоговения!).

– Алессан Диегович может казаться теперь отзывчивым… – пояснил молодец, но так и не довершил своей мысли.

Виола воззрилась уже с недоумением, пытаясь осмыслить внезапный переход.

– При первой же встрече он почти что вынудил меня рыдать, – заметила она. – Похоже, сей незавершенный подвиг все еще его заботит.

– Он, кажется, талантливый маг и весьма… харизматичный юноша, – избегая смотреть в лик собеседницы, Дарий все еще разглядывал оброненную на стол грамотку.

Здесь опасения гостя прорисовались уже окончательно и заставили барышню вспомнить и об осанке, и о светскости – самой удобной ширме для собственного смущения.

– Достоинства скорее карьерные, – припечатала она, все более напоминая прежнюю себя. – Подходят также, чтобы хвастать перед подругами, а не строить планы на совместный путь.

– Он обнаружил чуткость, прислав это сообщение, – напомнил Дарий.

Виола выразительно изумилась: что за хвалебную акцию он тут проводит?

– Вы находите? Едва ли этого достаточно, чтобы потерять голову, – возразила она, подняв подбородок.

Молодец все-таки отнял взор от письма и залюбовался девичьей приятной строгостью: покрасневший носик не мешал ей всем ликом явить постоянство суда по этому вопросу.

– Мне, должно быть, повезло с близкими, – продолжила юная леди назидательно, – и я не возвожу на пьедестал всякого, проявившего каплю человечности или крохи надменного внимания.

Хотя Виола выказала твердость, беседа с Дарием о своей мнимой увлеченности магом ощущалось весьма неловко. Утреннее нервическое состояние объясняло ее откровенность, но не слишком извиняло самого визитера. Братом он ей не был, никаких иных прав на заботу до сих пор не испрашивал.

Дарий сознавал это ничуть не хуже.

Молодец уже давно решил просить ее руки у Себастьяна. Отказа он не страшился, критических недостатков за собой не наблюдал. Если понадобится – убедит и невесту, и все ее семейство в том, что лучшего зятя им не сыскать и среди формально благородных.

Только сам не мог еще ответить на вопрос: как устроится их дальнейшая жизнь?

Виола ни за что не бросит "Щепку" ради него – тут он иллюзий не питал и даже напротив, немножко гордился увлеченной преданностью своей избранницы ее маленькому долгу.

"Жених" в свою очередь был не меньше верен делу оружейной. Злосчастный конкурс – отнюдь не последний, интересы двух мастерских будут пребывать в постоянном трении. Сейчас их удавалось оборачивать шуткой, но для семейного единения соперничество и профессиональные секреты станут вечным камнем преткновения.

Он обязательно скоро сочинит удачный выход, но пока остается держать себя в руках и проявлять лишь допустимое ролью соседа малое попечение.

– Виола Базилевна, идемте в "Опята", разделим обед, – вздохнул он философически. – Не стоит нам быть здесь без Себастьяна Базилевича. Я уже наговорил какой-то чуши.

Виола глянула на него все еще с подозрением, но, подумав, снизошла любезно:

– Извольте подождать на крыльце, мне нужна половина часа для сборов.

Из которой десять минуть уйдут на перемену платья и двадцать – на то, чтобы уняться и перестать так явно демонстрировать, что трепетная ревность Дария доставляет ей немалое довольство. Впору порадоваться, что предательский румянец сойдет за последствия плача.

Кавалер покинул дом покорно и, лишь оказавшись на улице, попустил себе довольно улыбнуться, даже подмигнул котам, еще чаявшим проблеска его совести и возврата творога.

Выглядел он, конечно, ослом. Зато маленькая комбинация отвлечения девицы от утренней мороки совершенно удалась, а у него впереди еще половина дня.

Когда-нибудь они вместе посмеются над его проделкой с чересчур эффектными муками ревности – и разумница Виола сумеет оценить эту жертву повыше "крох надменного внимания".

Земский Приказ

В Итирсисе май, 15, понедельник

Присутствие оказалось ужасно старым.

Деревянная постройка выросла еще в те времена, когда Приказы были малочисленны, поэтому в ней поместили сразу Земский и Полоняный. Спустя полвека возвели крыло и для Оружейного – из камня и по новым канонам. Сей третий Приказ обладал большим простором и сплачивал завистью соратников из первых двух, однако и сам давно перешагнул почтенный возраст.

Совсем уж ветхости избегали милостью магов-хозяйственников – укрепить подпоры или подновить побелку было для них делом обычным. Зато скрипело здесь все, что могло – тут они с искусностью государевых людей годами перекладывали ответственность друг на друга.

Три ведомства окружили общий внутренний двор, утоптанный часами совместных передышек, но на улицу смотрели каждый своей парадной.

Полоняный Приказ был беспечен и на рассвете еще спал, Земский уже рьяно хлопал створками, а около Оружейного мужики меняли вздутую булыжную кладку – истовая рука его высочества нового оружничего достигла и мостовой.

Себастьяна, разлученного с сестрою, провели недрами Земского и в тесном казенном кабинете представили пред очи Диего Бернардовича.

Старший господин Алвини некоторое время изучал его с очень знакомым высокомерным прищуром, задал десяток формальных вопросов, но не покидал границ корректности. Себастьян хранил выдержанный тон, в свою очередь найдя удобный момент осведомиться о причинах своего здесь нахождения.

Диего будто ждал этого вопроса, проверяя, как далеко простирается смирение молодого аристократа, и охотно перевел разговор на поручение, которое имел для него магический отдел.

– Можем ли мы рассчитывать на вашу помощь и ваше молчание, господин Карнелис? – спросил он, доверительно снижая голос.

Прожженный манипулятор воздержался от пафосных конструкций наподобие “Отечество взывает” или “исполните свой долг”, но Себастьян, выросший в забытом поместье угасающего рода, ощутил их словно сам собою.

До приезда в столицу амбиции не числились его слабостью. Фамилия их была скромной, не обладала даже “былым величием” и не взывала к возрождению. Юноша никогда не помышлял о чем-то большем, чем просто сбережение наследованной чести. Личная карьера его манила еще меньше – близкие кивали, радовались бытовым изобретениям, но увлечение архаичным древокодом всерьез их не впечатляло. Сам он тоже прекрасно знал, как далек даже от средних магов Ладии.

Кстати, в те годы именно сестра наперекор другим убеждала его в ценности приобретенных знаний – скучными прожектами она восхищалась взахлеб.

Тогда она еще не строила своих знаменательных планов, но уже увлеклась шарльскими журналами, где деятельные заморские леди делились успехами своих предприятий.

Худые желтые странички добирались до "Ближних улиток" через год после выпуска, и сестра даже не была первой их владелицей – выписывать свежие издания семья бы не потянула. Однако Виола верила в актуальность доставленных ими знаний.

Себастьяну она жарко зачитывала, излюбленные выдержки:

– Не нужно стесняться быть самим собой и стыдиться необычного направления магии! – (ему и в голову не приходило, что этого можно стыдиться).

– Глубина твоих работ уже позволяет зваться полноценным чародеем! – (что-то про синдром самозванца).

– Ты имеешь право разбогатеть на своем таланте подобно любому магу! – (где-то здесь она и сама начала задумываться).

Заморские купчихи также слаженно призывали идти за своей мечтой и слушать свое сердце, но на полях у таких заявлений Виола позволяла себе ставить знаки вопроса соком сорванной травинки.

Она находила, что разум все-таки тоже не зря человеку Богом выдан, но коли с головой беда, то цепляться стоит хотя бы за нравственные устои – как, например, поступила она сама.

Ей стукнуло опасные семнадцать, когда в уездную жизнь ворвался молодой кавалерист и не иначе как на безрыбье выбрал Виолу объектом своего "обожания".

Что ей тогда говорило сердце, стыдно было даже слушать, но на момент вмешательства брата, она уже с негодованием отринула планы совместного побега. В тот же год поклонник расточил имение и отбыл, по слухам, пытаясь где-то жениться на состоятельной вдове. Судьба его потерялась, но Виола укрепилась в своем недоверии сердечным порывам.

Она, разумеется, тоже отправилась за своей мечтой в столицу, но в сопровождении рассудка и, еще надежнее, – рационального брата, которого заставила поверить, что место в Итирсисе такому чародею она непременно отыщет.

Порой только благодарностью за рьяную поддержку и объяснялось нынешнее терпение юноши к ее сумасбродным идеям.

Этой зимой в столице Себастьян быстро обнаружил себя в ряду людей, не лишенных некоторого пиетета окружающих. Виола верно подметила заразивший его магический апломб, впрочем, содержимый под свойственным брату контролем. Польщенный уважительным отношением заказчиков “Щепки”, он все еще скорее увлекался красотою магокода, чем радел о славе. Появление талантливых Алессана и Леи сначала оказало на него удручающее воздействие, однако, вскоре он обнаружил уважение и с их стороны (пусть даже местами тайное). Открытие было удивительным, и древесник не успел еще как следует его осмыслить, когда на него снизошло внимание Диего Бернардовича.

Под взором последнего и проснулась в крови юноши инфекция, по меньшей мере переносчиком которой являлся каждый аристократ Ладии – долг приумножить гордость рода.

То, как прозвучало последнее “господин Карнелис” из уст главы Земского Приказа Ладии наследнику определенно, определенно понравилось.

Конечно, господин Карнелис не заставил себя уговаривать, и спокойно уточнил круг своих задач.

Круг был очень скромен в диаметре: разрядить сотню-другую опасных цветов, корзинами собранных под щиты в соседнем помещении. Ах да, если господин Карнелис окажется способен вскрыть защиту самого дерева и разглядеть в его коде иные опасности, или даже уловить нечто, содействующее поимке магов-создателей – империя будет весьма признательна.

У Себастьяна загорелся глаз и зачесались руки – задачка такого рода уже сама по себе заманчивый вызов, империя могла на этот счет не волноваться.

Однако, до поры пришлось уняться: прежде его накормили какой-то стылой служебной кашей и отвели к цветам, на отключение которых он истратил многие часы. После полудня, жалея об утере утренней остроты мысли, он выбрался во внутренний двор, куда минувшей ночью маги левитировали древо.

Любимца Алонсо было не узнать – выглядело растение отвратительно. Все еще цветущее, оно утратило и подобие жизни. Раздавшиеся корни топорщились из щелей кадки, листья застыли без движения. Цветы не вяли, но гляделись жесткими крахмальными обрезками – нести их домой не возникло и тени желания.

– Оно может еще таить сюрпризы, Себастьян Базилевич, – напомнил Диего, стоя под маленьким карнизом внутреннего входа. – Надеемся, вы поможете их выявить и ликвидировать.

Рядом с главой – но не слишком прижимаясь – попытались уместиться еще четыре наименее занятых приказничих. Весть о гении-древеснике расползлась по Приказу и диктовала держать коллег оповещенными.

– Вы отказались от идеи его уничтожить? – Не показывая волнения, юноша спустился по трем кривым ступеням и направился к источнику проблем.

– Даже не будь оно важной нитью, мы не смогли бы его разрушить, – со спокойной откровенностью сообщил магистр. – Посмотрите на его защиту.

Дерево было укрыто магическим щитом, рядом прохаживался караульный маг – странный артефакт не оставляли без присмотра и минуты.

Под кроной любезно устроили табурет для эксперта и, памятуя жару, даже заботливо оставили кувшин с водою. Не дойдя до них два шага, Себастьян оглянулся вопросительно.

Диего кивнул, разрешая проход через купол, но юноша замер на месте, кляня свою беспомощность. Приказничие не вдруг сообразили, что древесник, похоже, не умеет проходить охранные щиты. Караульный маг не произнес ни слова, чарами отодвигая входной полог, но лик его был очень красноречив и непочтителен. Диего одернул его так же безмолвно.

Оказашись у ствола, Себастьян поддался порыву тронуть его ладонью, хотя восприятию кода это никак не содействовало. Ощутив кору вполне обычную, он перенастроил слух и собрался.

Спустя час он знал о дереве многое.

Во-первых, оно было тщательнейшим образом ограждено от всех мыслимых напастей. Его было бесполезно рубить, жечь, охаживать молниями или иным образом силиться причинить ему вред. Только кошачьи зубы, похоже, оказались не учтены в алгоритме древесной защиты, что позволило бы аптекарскому наставнику быстро с ним разделаться, но судьба повернулась иначе. Теперь кора окрепла, и на зубы надежды не было.

Во-вторых, все это он выяснил скупыми переговорами с дежурным магом, меланхолично поведавшим о попытках приказничих снять кору.

Потому что из кода не было понятно ровным счетом ничего.

Код юноша слышал, возможно, более ясно, чем иные маги, но крохотные перемешанные блоки не несли никакого смысла. Проломить их бронь Себастьян оказался тем более не в силах.

Диего Бернардович узнавал об отсутствии подвижек от подчиненных, выходивших сегодня "подышать" даже чаще обычной привычки и с усердием доносивших обстановку занятому руководству. Соратники из других Приказов тоже как-то особенно тяжело переносили пребывание в четырех стенах и всеми силами стремились потоптаться на крыльце, во все глаза изучая, каков на деле пришлый консультант.

Если бы зубы Себастьяна могли прогрызть кору, он бы уже давно пустил их в дело.

После трех часов его мучений один из земских, довольный поручением, вернулся от Диего с бумагой и чернилами.

– Код хорошо слышите, господин Карнелис? – Спросил он, подойдя к табурету хмурого древесника.

Обращение звучало уже совсем не так почтительно.

– Слышу, но еще не разобрал, – в который раз обозначил юноша.

Порученец махнул рукой и протянул стопку дешевых листов.

– Велено списывать. Разбирать будемпосле.

Себастьян ощутил боль и самое крохотное облегчение. С одной стороны, фактически его вынуждают признать сегодня поражение. С другой – похоже, код он различает в самом деле гораздо тоньше всех здесь трудящихся, а значит, некоторый толк от него имеется.

Найдя в себе силы любезно поблагодарить, он согнулся на своем табурете с бумагой и принялся срисовывать блочную мешанину. Постигавший науку по книгам, записывать код принятыми символами он умел образцово, но удовольствие это было сомнительное.

Ближе к закату Диего появился во дворе и собственной персоной. Подойдя (минуя щит, он даже не замедлился), взглянул через плечо усердного эксперта. Тот измарал уже десятки листов, аккуратно сложенных на кочку. Пустой кувшин валялся рядом – в жаркий день и от волнения воды все время казалось мало.

– Код зашифрован, – резюмировал магистр, поднимая писанину. – Примерно так я и представлял.

Себастьян сначала поднял голову, затем счел нужным вежливо подняться, отвечая главе Приказа.

– Зашифрован? – Уточнил он, не вполне понимая мысль, и с трудом подавил желание хрустнуть затекшей спиной.

Все еще перебирая листы, Диего снизошел до пояснения.

– Сначала были собраны блоки защиты, после чего проведена процедура, искажающая их слышимый облик.

Что-то такое Себастьян встречал в томах гильдейской библиотеки, но технология была относительно новой: осознать или опробовать ее древесник не успел, да и не имел такой надобности.

– Я разберусь, – веско пообещал Себастьян, цепляясь за шанс показать свои возможности.

– Не волнуйтесь, господин Карнелис, – отозвался глава, – в Приказе есть опытные криптографы.

– Как вам угодно, – сказал юноша, проглатывая успокоительное замечание словно пощечину. – Я закончу записи в течение часа.

Диего полистал рукопись древесника до конца и поднял глаза от бумаг.

– Признателен за вашу помощь, – ровно подытожил он. – По завершении передайте оставшееся мне в кабинет и будьте свободны.

Самое стыдное заключалось в том, что после работы Себастьяну даже заплатили.

Покуда он готов был провалиться под землю от позора, какой-то служака благодарил его за разряжение цветочных гор и настойчиво совал маленький кошель. Господин Карнелис был бы рад, если бы о нем просто забыли, и пытался тихо ретироваться, но исполнительный собеседник пугался, догонял и ссылался на строгость руководства. Словом, кошель пришлось взять, и он жег магу пояс до самого дома.

Себастьян вернулся в сумерках.

Виола уже завершила дневные труды – сегодня они свелись к часу работы над книгами, обеду с Дарием в "Опятах", прогулке с ним же и ужину сырными пирожками на крыльце, потому что "брат вот-вот вернется".

Дарий не возражал и стелил на ступени жилет. Бросать Виолу не хотелось, однако приличные поводы обретаться рядом он исчерпал с последним пирогом. Новые предлоги не приходили на ум, новые пироги – увы! – не лезли в горло. Поэтому он был почти так же рад появлению древесника, как распорядительница, прямо со ступеней павшая на его шею.

Себастьян поверх ее плеча кивнул Дарию благодарно, в ответ получил искреннюю радость о благополучном исходе, аккуратно отклеил экспрессивную сестру до приличного расстояния и удалился с нею в дом.

– Я знаю, что ты был консультантом! – Заявила она гордо, едва переступив порог. – Что ты проверял? Это связано с кражами, не так ли?

Себастьян только молча и устало развел руками – “Конфиденциальность”. Виолу донимало любопытство, но и таинственность сошла за повод к восторгу. Видя чистое восхищение, древесник все-таки вернул ее с небес на землю:

– Неудачно.

После чего ушел в умывальню, визгливым рычагом колонки подкачал студеной воды до края бочки и окунул туда истерзанную голову.

Слушая этот казнящийся плеск за стеною, Виола с поблекшим вздохом уложила оставленный брату пирог на греющую доску.

Когда мокрый Себастьян завершал свой ужин, Диего Бернардович еще и не мечтал о доме.

Дневные служаки разошлись, в Приказе осталось только несколько дежурных. Маг у дерева тоже сменился и сидел на табурете почти во тьме – желтые магические лампы по стенам здания сердцевины двора не освещали.

Глава Приказа стоял на крыльце, и свернутыми в трубочку листами задумчиво стучал себя по шее.

– Не разобрался твой древесник? – Донеслось от соседнего крыльца слева.

Диего мог бы огрызнуться, что древесник никак не его, в штате не числится, но за свои решения он привык отвечать сам.

– Еще посмотрим, – уверенно бросил он, не оборачиваясь. Ему не требовалось зрение, чтобы узнать голос Флавия Терини, оружничего из императорской фамилии.

– Однако, мы все еще не ведаем, что оно таит, – его высочество без формальностей спрыгнул со своего крыльца и пробрался под облепленный мошками фонарь, у которого размышлял Диего.

На дерево теперь смотрели оба. Караульный маг, кажется, клевал там носом, и в целом ночной двор казался вымершим.

Диего молча переменил положение рук, и сверток оказался зажат под локтем другой руки.

– Конечно, – усмехнулся Флавий. – Не со мной об этом говорить. Меня и в Приказ-то назначили, чтобы не дергался и копошился у тебя под боком, а уж теперь недоверия втрое больше.

– Я не подозреваю тебя, – сказал Диего скорее устало, чем убедительно. – Но у меня есть регламент. Чем точнее его блюсти, тем больше у тебя шансов доказать Двору беспочвенность их опасений.

Флавий издал еще один безрадостный смешок и снова стал серьезен, подвигаясь ближе.

– Значит, ты намеренно видишься со мной лишь там, где развернул служебную прослушку? Не надейся избежать вопроса, – его высочество понизил голос до властного шепота. – Где моя жена, Диего?

У Виноградного моста

В Итирсисе май, 15, понедельник

Ночью над сердцем столицы всегда крепчал запах городской реки. Прачки и банщики уже не занимали берегов своей шумной суетой, так что после заката Итирса делалась даже величественной. По ее мощеным набережным пышно слонялись господа, а водная гладь стряхивала хилые челноки на камни внизу и с гордостью выносила торговые корабли. Встречая их грациозные мачты, Итирсис на три часа разводил объятия чарованных мостов.

Зрелище это весьма впечатляло иноземцев, да и многие жители столицы любовались им с охотой (сохраняя, конечно, приличную внешнюю скуку). Старейший Виноградный мост раскрывал свои ладони мягко и почти беззвучно – артефакты были положенным ходом обновлены к началу навигации. Не сговариваясь, Флавий и Диего осели у правой его створы, скудно освещенной мигающим фонарем, который не имел статуса водных путей и не тешился такой частотой магосмотров.

Два благородных мужа могли говорить здесь свободно – если случайные свидетели и фланировали поблизости, то мало ими интересовались. Неслучайные же надрываться не станут – в конце концов, царевич избрал компанией главу их собственного ведомства.

Едва царапнув по воздуху, Диего возвел тонкую ткань приглушающего купола – полная тишина стала бы чересчур подозрительна.

Флавий искривил губу с досадой, отвернулся и устроился локтями на чугунных перилах, покрытых мелкой вечерней моросью.

– Пытаешься отвлечь меня завистью? – Произнес он почти ядовито. – Туше! По части магии я снова младенец рядом с кем-то вроде тебя.

Диего присел, оборотясь к надоевшей реке спиною. Он в самом деле не слишком рвался отвечать на вопросы оружничего, но рано или поздно им предстояло поговорить.

– Ты стал мнительным, – вывел магистр, не ощущая за собою никакой вины.

– Холод снятых браслетов я чую до сих пор, – сказал Флавий, с мрачностью приструнив новую привычку то и дело проверять запястье, после чего творить любое маленькое бессмысленное чародейство.

Магистра Алвини, прошедшего войну и несущего теперь бремя иной борьбы внутри столицы, это замечание не слишком проняло.

– Каждому зрелому магу найдется, что вспомнить, – заметил он тем небрежным тоном, который допускали только годы прошлой дружбы.

Приказных глав до сей поры роднило многое.

В первую очередь – общая бабушка, ибо жена императора и матушка магистра приходились друг другу родными сестрами.

Кроме того, двоюродные Флавий и Диего оказались достаточно близки по духу и возрасту, чтобы расти бок о бок, а после – нести военную службу в одном полку, хотя и в разных магических пятерках. Повинность их пришлась на время бессчетной тассирской кампании – соседу не давал покоя выход Ладии к южному морю. Такое стечение обстоятельств юноши сочли большой удачей и пуще всего мечтали о настоящей битве. Было сложено не менее десятка схем и комбинаций, применением которых смельчаки надежно сотрут неприятеля в труху и доберутся сначала до вражьих магов, а после – и до самой их столицы.

Братьев разлучило первое же сражение, незабвенный крах у реки Парье. Высокородный новобранец Флавий ставил арбалетчикам щиты с холма на безопасной дальней линии, но роковую пятерку, как поминал Алессан, обошли ущельем по левому флангу и взяли с тыла. Царевичу тогда повезло оказаться одним из двоих выживших.

Второго опытного мага выкупили из плена дорого и быстро. Флавия же… О, ему тассирский владыка радовался, как родному сыну – императорского отпрыска куда отраднее держать почетным заложником. Двадцать с лишним фантастических лет. В комфорте, сытости и праздности, но – с блокирующими чары браслетами.

Ирония была в том, что незадолго до битвы Флавий успел тайком жениться.

– Где Леонора? – Повторил его высочество, вжимая в ладони облезшую краску перил. – У нее имелся твой адрес на случай нужды.

Понимая, что война непредсказуема, а ворота дворца пред Леонорой не распахнутся, Флавий нашептал ей на ухо расположение усадьбы влиятельной семьи Алвини, которое она, смеясь от щекотки, все-таки сумела безукоризненно записать на какой-то синей карточке. Самого Диего она видела лишь в утро венчания, и большого понимания меж ними не возникло.

– Я не знаю, – безразлично отозвался магистр.

– Ложь, – декларировал Флавий уже с негодованием.

– Очень возможно, что ее нет среди живых, – продолжил Диего, не меняя ни позы, ни ровного тона.

– Снова ложь! – повысил голос оружничий, отрываясь от перил и выпрямляясь.

Главу Земского приказа горячкою было не устрашить, посему его высочество мог выпрямляться сколько ему угодно.

– Леонора обратилась ко мне единственный раз и с неясной тяжелой хворью, – пояснил он. – Минуло два года, она действительно могла покинуть бренный мир.

"Больно?" – прислушался внутренний Флавий, но ничего не почувствовал.

– Ты ей не помог, – обвинил он тем не менее.

– Вылечить не сумел, а деньги она не взяла, – согласился магистр. – Отказалась даже сообщить место проживания, хотя я готов был держать ее в курсе твоих новостей. Надо думать, у нее давно уже была новая семья. При столь длительном отсутствии супруга легко признать брак утратившим каноническую силу.

Флавий с горечью отметил, что от прежней общности с кузеном остались неразличимые крохи. Сообщать Леоноре вести о муже тот считал уже особой милостью.

– Как будто тебе составило сложность ее обнаружить, – укорил он с гаснущим пылом и снова занял взор игрой света на темной воде.

– Я не пытался, – кивнул Диего без малейшей вины. – И никогда не скрывал, что категорически не приемлю вашу детскую безалаберность. Сколько вы были знакомы? Месяц? Ты хотя бы помнишь ее лицо?

Флавий помнил его плохо.

Молодая девушка из приморской усадьбы близ опасной границы. Сирота, живущая у родственников – неплохих людей, но очевидно не давших ей того, что она встретила в сияющем взоре влюбленного юноши, сбегавшего по вечерам из квартированного неподалеку отряда.

Свое имя он сообщил ей не сразу. Провинциальная девица и без того была искренне увлечена магом в имперской форме, но весть о его статусе, несомненно, ослепила ее окончательно. Упоенные возникшим чувством, они в краткое время уместили все – ее скрипку на закате, его первые стихи под июльской луной, пылкое объяснение и клятвы вечной любви. Диего был в бешенстве, когда Флавий объявил другу о намерении тайно венчаться. Разумные советы хотя бы повременить и проверить свои чувства разлукой свободно вылетали у его высочества из другого уха. "Война, – романтически вздыхал тот, – завтра может не наступить".

Венчание третьего монаршего сына свершилось в шатровой церквушке простым иереем, а свидетелем помимо Диего зачли басовитого старого певчего. Еще две седмицы женатый Флавий обитал в эфирах, пока Диего, негодуя, заметал следы: чаровал записи приходского отчета. Ежегодно списки состоявшихся таинств переправлялись в столичные архивы. Необходимо было до времени скрыть строку о союзе рабов Божиих Флавия Терини и Леоноры Талео, при этом позволить словам проявиться позже, когда книга отправится на дальнюю полку хранилища – иначе не доказать брака в будущем.

В начале августа армию бросили дальше на юг.

Память Флавия прилежно хранила звездные ночи, неземную музыку Леоноры и запах ее волос. Лицо – выплывало минутами и снова терялось в круговороте прошедших лет.

– Не помню, – признался он.

– Только не рассказывай, что "пронес любовь через все преграды", – поморщился Диего, почуяв слабину в собеседнике.

– Любовь? Едва ли, – вновь согласился Флавий, как будто готовый признать нелепую ошибку юности, но вместо этого продолжил глухо. – Знаешь, сколько раз меня сговаривали снять крест или просто жениться? У них там одних только принцесс отдельный дворец. Туманно обещали снять браслеты, если родится сын, внук обоих владык. Я бы поддался! Лет через десять блокировки чар я уже не думал о своем долге перед отцом или страной – государство переживет, я даже не наследник, маг и воин тоже так себе, пал в первой же битве. Меня держала только ответственность за женщину, судьбу которой, вероятно, я сломал. Помнит ли меня она и что сохранила от нашей скороспелой влюбленности – это вторично. Я знал: пока в Ладии у меня есть венчанная жена, тассирцем я не стану.

Диего не пытался делать понимающий вид. Двадцать два года с даром слышать магию, но не использовать ее – конечно, он не сможет этого представить. Однако, для сочувствия его высочество пусть ищет собутыльников – а Диего останется тем, кто тащит его из трясины.

Трясина была довольно мерзкого толка – справедливые подозрения имперского двора. Что бы сейчас ни изливал царевич о своей верности – захваченный еще зеленым юнцом, он провел в чертогах Тассира уже большую часть своей жизни.

Сколько попыток выкупить или обменять пленника было встречено витиеватым насмешливым отказом! Что-де солнце закатится, если Тассир лишится счастья лицезреть этого достойнейшего из сынов Максимилиана (Солнцем смуглые южане величали Флавия и в глаза – за цвет волос и кожи).

Военные действия периода битвы при Парье завершил позорнейший мирный договор. Не только наличие заложника, но и в целом неудачные действия ладийской армии привели к тому, что обширные прибрежные территории оказались утеряны. Флот ослаб, и за возможность сохранить один морской порт Ладия выплатила баснословную контрибуцию.

Несколько лет относительной тишины позволили расширить маленькую гавань и возвести неподалеку две крепости в поддержку. Торговля не пресеклась, но статус "морской державы" на юге был фактически обращен в старинный миф, ни одной из сторон не дававший покоя. Очевидным образом зрело новое противостояние.

Последние годы Тассир был отвлечен стычками с иным богатым соседом, городом-государством Валицией на западном берегу. Баланс боевой удачи качался из стороны в сторону, что вынудило Тассир пойти зимой на сделку со старым врагом – Ладия присоединялась к торговому эмбарго, запрещая Валиции ввозить знаменитое стекло и мыло, а также недвусмысленно обозначила возможность ввода сухопутных войск на территорию ближайших ее колоний.

В обмен Тассир возвращал два морских порта и пленного царевича – с началом весны Флавий Терини остановил свой кортеж, спешился и неверяще пал коленями на землю Ладии.

Финал освобождения третьего сына императора можно посчитать счастливым, если бы не любопытная загадка: кем стал за это время его высочество, чья рубашка ему ближе к телу? За ответ поручился бы только безумец.

Два последних месяца его держали на подобии карантина в паре дней езды от столицы. Император совершил туда краткую поездку – говорили, плакал, но приближать сына к управлению не торопился. Впрочем, явных обвинений меж ними тоже не случилось.

Оружейный Приказ его высочеству действительно выдали как игрушку – где-то отлаженную, где-то невероятно тугую махину, ворочающую свои дела без особенного вмешательства любого главы. Даже зная это, Флавий ринулся там что-то городить и доказывать. Ему до поры не мешали и присматривали, в том числе и силами людей Диего.

Странные события воскресной ночи, само собой, доверия бывшему пленнику не прибавили, поэтому Диего меньше всего хотел вконец дискредитировать Флавия разглашением его морганатического брака. Леоноре, будь она и жива, в его жизни лучше не появляться. Царевичу хватило ума взять с молодой жены клятву никому не сообщать об их союзе – вернувшись с войны героем, он планировал прежде подготовить родителей к эдакой новости. Надо отдать должное, умница Леонора действительно молчала – за годы ни единый схожий слух не достигал внимательных ушей Диего. На случай, если добродетель безгласия женщине откажет, магистр уже подобрал ей монастырь поотдаленнее.

– Что ж, спасибо леди Леоноре, удачно помогла и вовремя скрылась, – резюмировал он. – Теперь ты, вероятнее всего, можешь считать себя свободным. Любой епископ в два счета объявит твой брак делом прошлым.

– Найди ее, – потребовал Флавий, снова прибегая к жестким нотам.

Его начинало злить упрямство Диего. Помимо прочего оно напоминало о болезненном различии: положение того в столице куда устойчивее, он обладает реальной властью, возможностями и опытом, тогда как царевич по крови вернулся почти чужим, и подчинялись ему лишь простолюдины.

– Найди ее, – повторил он упрямо, – я решу все с ней или коснусь ее могилы. Ты знаешь, что у меня нет и шанса начать незаметные поиски.

Сама Леонора, даже будь она в столице, едва ли могла прознать о его возвращении. Газетным листам мягко рекомендовали пока не трубить о воссоединении императорской семьи, а Оружейный приказ был ведомством не столь публичным, чтобы о смене его руководства трещали на площадях. В лицо монаршего сына тем более знали плохо – юношеские парадные портреты устарели, да и те не выставлялись из дворцовых зал на поклон гражданам Ладии.

Если до Леоноры и доберутся вести об освобожденном царевиче, дорога ей все равно к Диего: безопасной для Флавия встречи наедине ей сходу не устроить и в Приказном доме, что уж говорить о дворце.

Магистр ведал о своей ключевой роли, и потому ничуть не попытался сгладить отказ – положение сильного устраивало его во всех отношениях, в том числе и ради блага бедового брата.

– Моим людям не до этого, – отрезал он с непоколебимой аккуратностью. – В твоих интересах не мешать нам копать корни произошедшего, пока все это не повесили на тебя.

Под распахнутые створки моста, трепеща цветными искрами, нырнула торговая каравелла "Русалка". Богатые суда с чарованной оснасткой бойко сновали по артериям Ладии, но столицу проходили всегда неспешно и помпезно – запоминающийся облик не мешал еще ни одной купеческой компании. "Русалка" убранная как на бал специально взятым чародеем, оставляла за собою шлейф из пены и терпких чайных ароматов. Потревоженная вода плеснула на слизкий мох камней, и Флавий невольно поймал взглядом знакомые с детства блики на их мокрой зеленоватой плоскости.

– Ты этого не допустишь, – заявил он тоном, более годным для требования. – У тебя достаточно людей и возможностей, чтобы вернуть мое честное имя.

Диего чуть повернул голову в сторону говорившего, но удержал себя от ремарки относительно компетенции его высочества приказывать главе иного ведомства. Болезненное бесправие в течение долгих лет могло пока еще извинять Флавия, но в будущем нянчиться с ним Диего не планировал.

– Именно поэтому честное имя не нужно трепать обсуждением тайного брака, – заметил он с холодком. – Дождемся, пока время его обелит, затем тихо разыщем следы Леоноры.

Все нутро Флавия восставало против плана бездействовать – такого досуга ему хватило за многие годы с лихвою. Измученный скукой в тассирской золоченой клетке, пылкий боевой маг засел даже переводить с ладийского теологические трактаты для библиотеки южного владыки.

– Если она все еще больна, каждый день может быть решающим, – воззвал он к спутнику, именованному прежде другом. – Такого опоздания я не прощу ни себе, ни тебе, Диего.

Магистр помолчал, глядя на плавные движения гуляющих пар по широкому берегу. Расклад с фатальной задержкой для него был вполне приемлем, но не слишком разумно внушать это Флавию – в конце концов, дискурс пока еще идет о его жене.

Главе Земского приказа пришло на ум, что отчаянные розыски явились для царевича последней соломинкой – весь ближний круг его отягощен разломом формальных подозрений, даже мать и сестры не могут позволить себе прямодушную сердечность. Сам Диего предпочел бы вести с чудом возвращенным братом беседы иного рода, но должность диктовала и ему черствую каменную маску и большое внимание к заботам бывшего пленника в столице.

– Я учту это, отмеряя срок ожидания, – негромко сказал он, вставая с перил и поворачиваясь к реке. – И стриги уже бороду как человек, довольно провоцировать всех своим тассирским клинышком.

Было тошно от того, как сплелись в его поступках искреннее попечение о друге и надобность не упускать того из вида. Флавий отозвался в темноте утонченным смешком, говорящим о полном постижении картины.

Благородные мужи безмолвно проводили глазами "Русалку". Ярмарочные огни ее бортов отдавали кислой ностальгией по былому.

Примерка

В Итирсисе: 16 мая, вторник

– Кажется, рукава требуется еще нарастить, – задумчиво отметила Арис, глядя на Дария Дариевича в синей вязаной тунике.

Обнову оружейник натянул поверх собственной рубахи, так что дополнительный объем заставил манжеты подскочить до косточки запястья.

– Пожалуй, – согласился Дарий, вертя перед собою руку, – полотно почти невесомое, пусть уж оно закрывает больше.

Вязунья что-то рассудила в уме и, воротясь ко столу, заостренным углем приписала на схеме "+5 см".

Примерка совершалась в одной из мастерских "Острого оружия" на первом этаже. Небольшое помещение скорее напоминало сухой уютный подпол. Обыкновенно здесь велись "чистовые работы" по чарованию оружия, так что обстановка диктовала высокую секретность. Задорный луч пробрался через единственное длинное окно на самом верху – зато, падая, впечатался уж в самую середину квадратного стола. Рядом с пятном света покоился предмет особого попечения Дария – тассирский арбалет, отчет об изучении которого молодцу предстояло еще пополнить осмотром древесника и привести в должный вид. Под сокровенной тенью стен в шпажных стойках чаяли заботы магов новенькие клинки, рассортированные по длине. Над ними реял небольшой плакат: как видно, кого-то из мастеров стального кода декорировал рабочее место по своему вкусу. Девиз его гласил “Не дефект, а особливость”.

В утро вторника комнату отвели для Арис, впервые принесшей готовую тунику-артефакт. Кроили ее на Дария младшего и рассчитывали в дальнейшем провести блестящую демонстрацию в Оружейном приказе.

Вязунья обошла богатыря несколько раз по кругу, изображая большую озабоченность шириною туники и уточняя комфортность посадки. Строго говоря, все детали были ей давно ясны, однако ужасно не хотелось довершать примерку и переходить к следующей задаче, припасенной молодцем лично для нее.

Инициативный Дарий все еще занимался расширением ее маленького ремесла, для каковой цели то и дело требовал заполнять расчерченные листы. В этот раз он молил внести, сколько потенциальных заказчиц обратились к ней в апреле, сколько обсудили условия и сколько в конце концов оставили предварительную плату – это звалось, кажется, воронкою торга. Кроме того, про каждую покупательницу следовало завести отдельную таблицу характеристик.

Безусловно, это приносило свои плоды и уже позволяло Арис придирчиво выбирать заказы, но процедура таких отчетов стала тоскливой повинностью. Творческая натура, погруженная в узоры из пряжи и чар, исправно пыталась от нее уворачиваться. Дарий неуклонно эту натуру преследовал, мстительно отмечая про себя, что Виоле-то Базилевне важность составления отчетов доказывать бы не пришлось.

Девица с тоской покосилась на приоткрытую дверь. Путь к побегу был ей предательски отрезан – в утро получения авансового жалования оружейня полнилась кузнецами, скорняками и магами. Стоял плотный гвалт, перекрываемый по временам окликами эконома из казначейской комнаты. Он гневно стучал чарованными костями счет и отделял ладийские луны с великой неохотой, считая Дария старшего не в меру щедрым к бестолковым наемникам.

– Не толпитесь! – лютовал он. – Мзду всем выдам. Кликните пособника для зарядки, у меня счеты зависают.

Многих соработников Арис уже встречала, сумела даже завоевать некоторое признание магов, оказавших помощь в ее трудах. Однако она оставалась редкою девицей в сем оружейном сообществе, так что обращение простоватых коллег порой граничило с развязностью. В последние дни, когда упавший с плеч камень позволил ее красе несколько оправиться и расцвести, взгляды в свою сторону она отмечала чаще.

Наблюдая девицыны поползновения к побегу, молодой купец вздохнул и перешел в тайное наступление: чтобы несколько оживить вязунью, он вежливо осведомился, вполне ли здорова ее матушка.

Арис в самом деле сию минуту потеплела – тема, бывшая прежде самой тяжелой, обернулась приятнейшей. Она не превратилась, конечно, в щебечущую болтушку, но поведала оживленно, что причина болезни была выявлена чудесным образом и о возврате хвори можно не тревожиться.

Об этом Дарий уже знал из гордых историй Виолы, коими она пространно питала его слух на протяжении вчерашней прогулки. Однако коварство скрипки все еще немало его изумляло.

– Кто же хотел вашей матушке такого зла? – не мог он уложить в голове, покуда стягивал тунику.

Арис вполне резонно донимала матушку тем же вопросом – на диво, та не стала закрываться прошлыми тайнами и поведала иную фантастическую историю.

По уверенным словам Леоноры, виною была банальная зависть. В то время, когда она гастролировала со знаменитым оркестром, поражая воображение ценителей музыки по всей империи, ее слава первой скрипки не давала покоя скрипке второй. Талантливая, но не столь утонченная в музыке соперница, похоже, изыскала жестокий способ добиться своего. На прямое вредительство не решилась, но добытые где-то чары для скрипки очень скоро заставили Леонору вернуться под кров избушки, так ничего и не заподозрив.

– Счастье, что Себастьян Базилевич оказался столь чутким, – поделилась Арис. – На волне слухов я выбросила бы цветок, а скрипка могла снова накопить заряд от непрестанного чарования заказов рядом с нею.

– Поэтому принесенные вами тогда лоскуты потребовалось заряжать заново? – припомнил Дарий.

Он чуть было не уронил тунику комком на стул по молодецкой привычке, но хватился и даже показательно вывернул ее перед тем, как отдать вязунье.

– Тогда мы не придали этому значения, – согласилась она. – Странным образом цветок действовал только в первые день или два и больше никак не успел себя проявить. Вторично он стал активен в субботу вечером, хотя я обнаружила это лишь после свадьбы Селены. Тунику мне пришлось заряжать заново.

Девица аккуратно упрятала помянутый артефакт в свою плетеную сумку. Дарий все еще проявлял участие, впрочем, вполне искреннее.

– Ваша матушка еще сможет играть на этой скрипке? – поинтересовался он. – После такого-то предательства.

Арис легко улыбнулась.

– Кажется, она полагает инструмент несчастной жертвой людской злобы и любит его еще больше.

– Кто бы мог подумать, что в мире высокой музыки бурлят столь жгучие страсти, – молодец покачал головой, впечатленный интригой.

– Я убеждала матушку объявить о преступлении в Приказ, – поделилась Арис, – но она лишь твердит "Бог ей судья".

Высокая степень кротости на самом объяснялась все тем же нежеланием Леоноры привлекать внимание к своей персоне.

В тот далекий год, когда она в одночасье стала женой двадцатилетнего царевича Флавия, жизнь показалась ей дивной сказкой – оставалось лишь дождаться окончания войны и вкусить всю выпавшую меру благоденствия. Обнаружив, что скоро станет матерью, Леонора было обеспокоилась грядущим объяснением с опекунами, но вопрос решился непредвиденно: империя назначила эвакуацию. Родные снабдили ее посильными средствами и выпроводили в столицу, намереваясь вскоре устроить свой переезд полноценно и обстоятельно. Им не повезло – край оказался в черте военных действий столь стремительно, что они навсегда остались под углями сгоревшей усадьбы.

В Итирсисе Леонора должна была обратиться к одной теток, почти не кровных за дальностью родства, но, наблюдая растущий живот, предпочла ни на чьи глаза не показываться. Она арендовала скромный дом, до сей поры смутно маячивший в памяти Арис. Тогда они могли еще позволить себе кухарку и няню.

Здесь Леонору догнали вести о пленении мужа и смерти опекунов.

Опуская неисчислимое горе, пережитое юной матерью в одиночку, стоит заметить только сделанный ею вывод: о родившейся дочери царевича не должна прознать ни одна живая душа.

Одно дело – неравный брак и нежеланная невестка. С большой вероятностью Флавий впал бы в немилость двора и был показательно игнорирован. Воспитанный для большой политики, он, пожалуй, пустился бы отстаивать участие в управлении страной, а вот влюбленную женщину с младенцем на руках очень бы устроила тихая семейная жизнь.

Совсем иное – если императрица проведает, что у почти наверняка потерянного сына здесь, в Ладии, осталась законная дочь.

Леонора была вполне убеждена: не успеет она моргнуть и глазом, как последнего родного человека у нее отнимут для воспитания во дворце, а ее саму сошлют в забытую провинцию, только пасторальная сия тишина не будет уже семейной.

Оставить ей право решать судьбу могла только строгая тайна. Не подозревая о ребенке Диего к ее судьбе был равнодушен, так что укрываться сложности не составило. Даже когда вышли средства и подкралась нужда, Леонора предпочла справляться своими силами.

Один лишь раз, беспокоясь об остающейся сиротою Арис, она явилась к Диего в поисках лечения. Сходу он не сумел обнаружить проблему, а свой адрес она тогда утаила во спасение свободной жизни дочери. Мелькание Алессана рядом с девочкой поставило сокрытность под угрозу и вызвало тревогу – тем более, что троюродное родство все еще ясно в них обоих проступало.

По редким слухам, Флавий пребывал еще среди живых, оставляя ломкую надежду, но вынуждая держаться и клятвы. Больно было смотреть, как дочь не верит и считает себя никем, а мать полагает в лучшем случае чудачкой. Все, что могла дворянка, связанная словом чести – дать Арис посильное домашнее образование и манеры. Если однажды появится шанс занять отведенное по рождению место, ей удастся хотя бы связать два слова, в том числе и по-шарльски. Девица легче постигнет науку слушать и думать прежде языка.

Если же судьба обернется иначе, то она хотя бы найдет приличный круг.

Приличный круг Арис очень воодушевился известием об укреплении здоровья ее матушки.

– Приказу и не до того теперь, – согласился Дарий. – Зато все беспокойства позади.

Арис кивнула согласно.

– Матушка теперь сама ведет хозяйство, – добавила она, вновь посматривая на выход, – и я могу больше уделять времени нашему прожекту.

– Как это удачно, – коварно улыбнулся молодой купец. – Значит, вы изыщете несколько минут, чтобы заполнить нашу апрельскую "воронку"?

Поражение Арис признала драматичным вздохом, но к столу двинулась легко и с улыбкой.

Впрочем, бумаги она сама победила довольно бойко – как водится, некоторые дела кажутся более тяжкими, пока к ним не приступишь. Дарий Дариевич сначала глядел ей через плечо (как думал, ненавязчиво), однако скоро убедился, что девица вполне смирилась и выполняет задачу с усердием. Скрашивая ожидание, он устроился напротив и в который раз перечитал черновик отчета о свойствах тассирского арбалета. Маги оружейной не подвели, разобрали его по косточкам. Оставалось лишь добыть суждение Себастьяна и придать документу солидный облик.

Батюшка имперский заказ одобрил тогда со всей широтой родительской гордости, даже позволил себе более одного раза поминать сыновью прыть за семейной трапезой. Оба Дария еще несколько дней ходили друг другом довольные, только на едкое слово молодца о несдержанности его высочества старший купец посерьезнел и одернул даже сурово. Разъяснение о тассирском плене заставило младшего Дария оценивать оружничего уже в свете ином – кажется, угодить своему отцу царевич теперь силится куда неистовее самого богатыря.

Когда Арис доложила о готовности кропотливых заметок, Дарий потер невидимые руки, предвкушая разбор новых данных. Окрыленный, он даже отодвинул собственную работу и вызвался любезно проводить Арис к выходу. Покровительство хозяйского сына вполне оградило ее от сомнительных комплиментов праздно томящихся кузнецов.

Окно торгового зала отверзло картину собравшихся на улицу Виолы и Себастьяна. Покуда брат вешал замок, нарядная сестра сведенными бровями выражала решимость добиться, наконец, прорыва по вопросу конкурсного артефакта.

– Сегодня они вчетвером работают у Алессана, – зачем-то пояснил Дарий, несколько пожухнув и безрадостно созерцая торжественный выход.

Если он жаждал разделить с кем-то легкую свою горчинку, то жертву выбрал исключительно удачно.

На основе довольно скупых и косвенных данных Арис давно убедила себя, что дом Алвини является кровом ее тайного родителя, и по обычаю несколько смешалась. Затем ей пришло на память, как увлеченно Себастьян Базилевич создавал чарованную печку и как ловко ему пособничала идеальная Лея, пока сама вязунья месила липкое белое тесто.

Арис прекрасно знала свое место в иерархии города. Даже будь влиятельный магистр Алвини ее отцом, законных дворянских прав она, вполне очевидно, не имеет. Ей повезло, что на том приеме Карнелисы отнеслись к ней снисходительно, и она почти забыла о превосходстве их родового имени над дочерью нищей горожанки.

Напрасно матушка силилась привить ей воспитание и чувство собственного достоинства – это лишь сбило девицу с толку, порождая странные замашки.

Иначе с чего же мысль, что, имея наследный дар, не она получила должное магическое просвещение и не она теперь помогает искусному деликатному Себастьяну – показалась обидной?

Производственные вопросы в нерабочей обстановке

В Итирсисе: май, 16, вторник

Сегодня Алессан Диегович носил темно-серый камзол и роль радушного хозяина.

Виола прилагала усилия, чтобы не открывать рот, лицезрея череду гостиных и столовых, пока Себастьян сворачивал шею на "невзначай" распахнутую библиотеку. Сверкание модных витражей подчеркивало ощущение чужого мира – может ли так жить одна семья? Все "Ближние улитки" вольготно уместились бы в здешнем крыле для прислуги.

Лею Астер же более увлекал Джек – исполинский старый дог, враз ее узнавший, но не посмевший приблизиться для ласки. Чуть отстав, магичка лукаво подозвала его и почесала за ухом, после чего велела держать свою манипуляцию в секрете.

Алессан вел их дальше, ввысь, парадной лестницей с караулом из мраморных дельфинов. Дорогой он фальшиво извинялся, что вынужден против этикета звать их в кабинетную часть своих собственных комнат – там ныне хранится габаритный макет крепости.

Хотя комната не сообщалась напрямую со спальней, неудобство леди было компенсировано подносом кремовых пирожных, сходу обрушивших планы Виолы начать утренний раут.

Лис разил без промаха.

Еще недавно сдержанно благодарившая его за утешительную весточку, распорядительница вновь испытала досаду. Ей пришлось утроить усилия, чтобы вернуть рабочий настрой не только себе, но и подтаявшим от сладкого брату и магичке. Жалея, что нельзя по-домашнему слизнуть крем с пальца, девица решительно отерла его белоснежной вышитой салфеткой и поднялась из коварного кресла.

– Прошу минуту вашего внимания, – наконец, пригласила она, ища опору в звуках обиходного пролога.

Со второй попытки раут прошел по уставу, хотя глаза ее магов больше гуляли по стенам, чем изображали увлеченность. Стараясь не замечать, как шелковое убранство оттеняет скромность ее платья, Виола официально передала Алессану слово.

– Прошу, – изрек он с выверенной простотой, указуя на деревянный замок.

Крепость обосновалась прямо на полу, и была собрана из тысячи деталей. Бессчетные внутренние постройки укрывались кольцом стен высотою в ладонь – занимала эта конструкция несколько метров тассирского ковра. Знакомые фигурки ожидали рядом, в растворенных сундуках. Себастьян тайком вздохнул от совершенно мальчишеской зависти.

Во имя пущего комфорта вокруг этих стен покоились широкие подушечки для сидения, отделанные кистями. Блокаду хозяин подготовил основательно.

Уже к обеду несчастная крепость пережила три длительные осады и четыре молниеносных штурма, половина из которых оказались фатальными для ее независимости. Красные фигурки атаковали без устали, то разделяя обороняющихся напором с разных направлений, то организуя прорывы средоточием сил в одной точке. Само собой, магические пятерки неизменно играли ключевую роль с обеих сторон, и было их куда больше одной.

– Как они координируют свои действия? – деловито осведомилась Виола Базилевна со своей лиловой подушечки.

Спина девицы несколько устала, но держалась она прямо, не хуже прочно застывшей Леи. Юноши с иного края замка имели возможность расположиться значительно комфортнее: то и дело меняли поднятое колено и удобно бросали на него локоть к сугубой тоске непоседливой распорядительницы.

– План утверждается накануне в штабном шатре, – ответил Алессан, подсвечивая красную палатку. – Капитаны отрядов следуют ему неукоснительно. Своеволие карается, если не доказана его обоснованность.

– Они каким-то образом сообщаются? – продолжала старательно разведывать Виола.– Как мы убедились, обстоятельства в бою меняются довольно существенно.

Руки искали привычное перо, придающее девице солидности, но протоколировать встречу на весу удобным не представлялось. Совещание трагически обошло всякую формальность – даже в моменты сосредоточенных пауз тишина цокала когтями обреченного Джека за дверью.

– Сообщение и официальная смена тактики возможны лишь при отсутствии препон в ландшафте, – огонек мага метнулся из палатки к ближайшему отряду, но при попытке достичь следующего ткнулся в разделившую их угловую башню. – Если нет зрительной связи, контакт прерывается.

Алессан замолчал на мгновение, вспоминая их с отцом неприятное открытие о свойствах чарованных цветов.

– Впрочем, истина эта не абсолютна, – признал он с легким недовольным прищуром, оставляя подробности.

– Я читала об исследованиях, – Лея Сальвадоровна не часто одаривала их своими соображениями, так что ровный звук ее голоса привлекал внимание. – Трансляция потоков без визуального контакта удавалась на материях, бывших когда-то частью целого.

Алессан посмотрел недоверчиво, но с живым интересом.

– Отчего же до сей поры мы не видим подобной системы сообщений в каждом доме? – возразил он, даже подаваясь вперед от блаженства подискутировать с невестой на околонаучные темы.

Лея охотно поддержала полемику, обозначив ссылки на труды хорошо знакомых обоим авторитетов и развернув теоретическую подоплеку.

– На практике металл и камень оказались недостаточно единой субстанцией, – подытожила она свой экскурс, – а слоновая кость нестабильна.

– Что же дерево? – деловито и ожидаемо уточнил Себастьян.

Догадку Лея поддержала улыбкой.

– Разумеется, дерево показало наилучшие подвижки – и все же недостаточные для создания рабочего образца. Звук передается катастрофически трудно.

То, что в роскоши покоев зародился и начал крепнуть вызов, почувствовал каждый из сидящих вокруг невезучего замка. Первым его облек в слова древесник.

– Передать сообщение можно и без голоса, – задумчиво потер он подбородок пальцами, – например, стуком по деревянной поверхности…

Трое гостей отчего-то умолкли, глаза их плутовато забегали по потолку. Алессану совершенно не понравилось впечатление, что здесь имеет место некий общий забавный секрет, главным шутом которого как бы не оказаться ему самому.

– Колебание при ударе выше, чем при звуке, – договорил Себастьян, проглотив непрошенную смешинку. – Значение каждой дроби может быть оговорено заранее.

Виола нашла невыносимым сидеть, когда по коже хлынули мурашки предвкушения.

– Ты сумеешь кодировать части дерева так, что даже через версту и три стены вибрация стука будет передаваться между ними? – скоро поднялась она с колен, игнорируя отсутствие мужской ладони в помощь (а при данном количестве юбок протянутая рука – не пустая формальность).

– Необходимо пробовать, – взволнованно уточнил Себастьян, тоже возвышаясь над макетом. – Если это прежде кому-то удавалось, то и я освою. Названные труды наверняка отыщутся с гильдейской библиотеке.

Неудача в Приказе еще точила его память болью. Наверняка и Алессан извещен отцом о вчерашнем провале консультанта – входя в усадьбу, Себастьян был готов к его ироничной оценке истинных способностей провинциального древесника. То, что маг пощадил самолюбие коллеги и придержал яд, удивило, но составило ему честь как хозяину.

Мечтая о срочной реабилитации, Себастьян уже мысленно строил зодчество первых проб. Сестра тем более излучала типичную лихорадочную решимость и впилась пальцами в резную спинку диванчика, словно без этого якоря ее куда-нибудь унесет.

– Возможность сообщения между отрядами на большой дальности – это настоящий прорыв! – выдохнула она.

Алессан, очень выигрышно сидевший глаза в глаза с невестой, мысленно проклял этикет и поднялся вслед за буйной распорядительницей.

– И отличная возможность для противника получить доступ к этой связи напрямую в штаб, – мстительно бросил он, подходя к Лее и подавая руку – та вполне резонно почувствовала глупым сидение на полу водиночестве.

Виола шла уже знакомым тараном, и мало что в этом городе могло ее угомонить.

– Возможность допрашивать пленных у них есть и без нас, – отмахнулась она. – К тому же, мы выполним переговорные артефакты в такой форме, чтобы не вдруг было понятно их назначение.

– Нашивка? – предположила Лея, ладонь которой Алессан удержал, компенсируя потерю выгодной позиции.

– Или пуговица, – кивнул Себастьян. – Код на дереве почти не будет слышен, об этом я позабочусь.

– Надолго ли хватит заряда? – усомнился хозяин, ведавший слабые стороны дерева.

Лея мягко изъяла у него свою кисть, но вызывающе отодвигаться нашла излишним. Лис, увлеченный делом, был не лишен очарования.

– Может потребоваться вставка, – согласился древесник, – вполне годится олово. Эти детали продумаем несколько позже.

В "Улитках" он давно приноровился подкручивать к своим домашним изобретениям старые кухонные ложки – смотрелось комично, зато работало целую вечность. Если же Лея подскажет более эффективные хранилища заряда – горизонты открываются широчайшие.

– Кроме того, не так-то просто будет раскрыть нашу азбуку из постукиваний, – жарко похвастала Виола.

– Разве она у вас уже готова? – напомнила оппозиция в лице молодого хозяина.

Конечно, некоторые подвижки в этом направлении у Карнелисов уже имелись, но до полноценной азбуки им было далековато.

– Позвольте мне взять на себя лингвистическую сторону, – попросилась Лея скромно. – Составлением секретных языков я увлекалась еще с детских лет.

Это было еще мягко говорено – бюро в ее комнате едва не захлебнулось конспиративной почтой. Тексты ювелирно переводились в цветочки, сердечки, черепа и капли крови: лазутчикам вовек не прознать, что десятилетние Лея и Аглая согласовали ужасно секретную встречу за портьерой на именинах Эфросины.

– Шифры и тайные карты всегда лишали вас покоя, – с мечтательной ноткой удостоверил опальный жених.

Глядя на замершую прямой стрелой магичку, трудно было вообразить, что она допустит чему-либо отъять свое равновесие – но Лис ведал ее и другой. Воспитанная леди Астер мастерски хранила сдержанный облик, что никак не отменяло вулканических страстей под этой бронею (побег из дома – убедительный тому пример). Юноша все еще лелеял в памяти миг, когда строгая магичка держала молнию над собою – лучшей иллюстрации ее характера не сочинить и нарочно.

– Неужто вы не забыли? – тронуто удивилась Лея. Алессан счел достаточным загадочно смолчать, не снимая лирической улыбки.

Ураган изменчивого настроения Виолы, напротив, сей миг сотворил из ее бровей и губ серьезную собранность.

– Мы подробно обсудим задачу, после чего потребуется подписать соглашение, чтобы права на ваш алфавит оставались за "Щепкой", – предупредила она. – В случае успеха передатчики нужно будет запатентовать. С конкурсом еще не все ясно, а перспективы у изобретения просто фантастические.

Мысль о патентовании затопила эйфорией. Чего стоит одна только возможность невзначай справиться у конкурента Дария, где обретается патентное бюро!

– Разработка займет немало времени, – Алессану пришлось выступить с охлаждающей репликой, поскольку, очевидно, даже Себастьян сегодня не стремился исполнить привычную роль.

Кажется, за последнее время самоуверенности в молодом Карнелисе изрядно прибыло. Завтракая, отец отрывисто упомянул, что древесник вчера без запинки переписал с коры артефакта весь код, казавшийся магам размытым шорохом. Не стоило бы давать Себастьяну зазнаться, однако его навыки теперь входят в черту интересов обоих Алвини.

Распорядительница тем временем поднимала нос все выше.

– Главнее, что мы определили цель, – заявила она и безмятежно посмотрела на брата. – В моем древеснике я ничуть не сомневаюсь.

Воодушевленная, она уже летала по комнате, едва не спотыкаясь о подушки. Будущее мнилось ей пестрым, как блики витражей на стенах.

– Сколько времени вы планируете отвести на первые пробы? – спросил хозяин. – Успеет ли обрисоваться некоторый результат к нашей следующей встрече в пятницу?

Настроенный несколько скептически, он все-таки испытывал удовольствие от того, что линия развития прожекта начерталась именно здесь, на его территории и в час его просветительской миссии. План воплощался в наилучшем виде.

– О! – Виола Базилевна вышла на, казалось бы, невозможную новую степень своего сияния. – Благодарим господина Алвини за неоценимую помощь. Если наш эксперимент покажет положительный результат, в пятницу мы вас утруждать уже не посмеем.

"То есть как?" – моргнул невидимыми глазами внутренний Алессан.

Похоже, распорядительница все еще не осознает своего счастья.

– Я стою у истоков этого амбициозного прожекта, – напомнил юный маг, еще не определившись между гневным возмущением и чарующей теплотой. – Как и обещал, я не оставлю его на половине дороги. Сколько еще предстоит решить!

Виола замерла, приосанилась и чуть склонила голову на бок.

– Вообще-то, это прожект "Чарованной щепки", Алессан Диегович, – напомнила она почти певуче. – Мастерская принадлежит брату и сестре Карнелис.

– Разумеется, – маг отступил с позиций лишь микроскопически. – Мы приведем ее к успеху вместе.

"Вместе" в данную минуту звучало несколько утопично. Лея и Себастьян молчали с большим интересом. В целом, с присутствием Алессана в прожекте они уже достаточно смирились и признавали даже преимущества, так что теперь их устраивал расклад любого толка. Виоле же приходилось бороться за каждую пядь.

Девица задумчиво закусила губу и обнаружила, что та еще хранит привкус фисташковых пирожных, столь услужливо сервированных в этом симпатичном доме.

– Ваше подкрепление может понадобится при отладке, – снизошла она, вспоминая скучнейший из этапов магразработки.

"Алессан Алвини, проверяльщик" – вообразил честолюбивый маг свой будущий послужной лист.

– Леди Карнелис изволит надо мной смеяться? – холодно изогнул он бровь.

– И в мыслях не было! – отреклась Виола. – Только в прожекте сейчас довольно специалистов: эксперт по дереву, маг широкого профиля и скромное связующее звено. Не представляю, по какой причине мы могли бы претендовать на ваше драгоценное время.

Юноша понял, что пробил час настоящих козырей – пока они не дошли еще до варианта ради вращения вокруг этой "Щепки" (и невесты) брать уроки древокода у Себастьяна.

– Как насчет той, что оружничий – мой двоюродный дядя? – прямо спросил он, злясь на себя и Виолу, принудившую его к экстренным и отнюдь не изысканным поворотам.

Удивление затронуло даже выдержанную Лею Астер. Пленный Флавий никогда не становился предметом их бесед, хотя о родстве Алвини с императрицей она была осведомлена. Возвращение же и новая должность царевича оказались ей неведомы.

Сцена общего смешения слегка сгладила настрой молодого мага.

– Я позволю ставить свое имя на титульном листе, – милостиво разрешил он, точно повторяя гуманные виолины интонации, – но только в качестве магического, а не военного консультанта.

Распорядительница сцепила зубы, оказавшись перед внезапным выбором пути. Лицо запылало, и она тихонько подшагнула к окну, чтобы скрыть гневный румянец красным пятном витражной розы.

"Щепка" собирается вести открытую игру! Ей ни к чему такие ухищрения, они даже звучат унизительно! Но так ли кристально играют прочие?

Алессан эту борьбу гордой честности раскусил за мгновение. Расслабившись, он заставил уголки своих губ вновь излучать обаяние.

– Поверьте, на суровое решение Приказа это не повлияет, – сказал он откровенно.

Девица нахмурилась непонимающе, пока Алессан продолжил:

– Зато гарантирует должное любопытство среди стопки – (холеная ладонь медленно изобразила ступеньки на каждое следующе слово) – скучнейших, однообразных, многословных описаний.

Виола вздохнула тяжко и обреченно. Хотела иметь связи в столице? Они работают примерно так.

– Я поняла вас, Алессан Диегович. Вы остаетесь магическим консультантом прожекта до полного его завершения.

Когда ищешь одно, а находишь другое

В Итирсисе: 19 мая, пятница

– Поиски уже ведутся? – с невинным светским интересом осведомился Флавий.

За минувшую седмицу оружничий проявил порядочную настырность, вероятно, отточенную в годы неволи с целью сохранения там подобия позиций. Диего не обладал привилегией игнорировать особу царской крови, так что потаенный диалог о розысках Леоноры очень скоро перерос в пустую ежедневную традицию.

– Никак нет, ваше высочество, – терпеливо сетовал он. – Еще не время, и ресурсов мне не достает катастрофически.

Флавий участливо цокал и возвращался на свое крыльцо, подразумевая повторить вопрос при ближайшем неудобном случае. Диего оставалось утешаться тем, что новые традиции для братского разлада – уже весьма солидные подвижки к лучшему.

Ему действительно было не до упрямого ребячества, пока в кадке на приказном дворе торчал опасный артефакт. После каждой ночи дежурный маг отчитывался о мирно прошедшей страже, но рано было поддаваться беспечности.

Криптографы продвинулись довольно зримо, этим утром он получил бумагу с очередным фрагментом дешифровки. Блоки магического кода обретали, наконец, логическую связность, но читалась в них только защита.

Вывод, без того очевидный, красовался на обратной стороне листа: "Кора является чарованным панцирем, необходимо снять ее, чтобы добраться до слоев другого кода".

Снять! Понимание состава блоков не отменяло еще их действенности. Многие сутки уйдут на то, чтобы красноглазые от недосыпа его артефакторы нашли слабые точки алгоритма, да и тогда Приказу вновь не обойтись без Карнелиса – лишь он различит означенные ими уязвимости на мутных чарах древесных морщин.

Следствие тянулось к истине двумя путями, и в части розыска самих грабителей заметно вырвалось вперед. Кое-какая собственность воротилась даже ко владельцам, но ни одна из отловленных шаек не сообщала внятного об авторе посланий.

Столь благородный разбойник, конечно, и сам не остался в накладе – за дымом банальных краж он тихо провернул преступление совсем иного уровня, напрочь лишив представителей власти спокойного сна.

Если бы Диего мог, он рассказал бы тогда сыну эту абсурдную историю.

Лихорадка увлечения цветами настигла и дворцовых слуг. Полный перечень тех, кто пронес роковые цветы, не явил никакого просвета – украшения изрядно наводнили залы и служебные помещения, но кроме глупости за этим ничего не крылось. Злодейский план сработал в точности – под напором целой россыпи артефактов охранные системы имперских архивов заглохли в строго выверенный час.

Он так и не узнал, что именно пропало – уровень секретности оказался выше его допуска. Диего до ночи искал следы в удушливом от запаха бумаг и паркетного лака архиве. Он проверил все, но магией здесь пользовались мало, лишь для того, чтобы отпереть замок, лишенный чарованной защиты, а после – простейшими заклинаниями убрать свои следы.

В чьи руки уплыли из имперской секретной хроники? Ни Диего, ни трое других доверенных магистров, не сумели это угадать.

Выяснить все потаенные свойства дерева и найти его создателя требовалось без минуты промедления. Чудо, если бумаги еще в столице, хотя, вероятнее всего, ловить их нужно уже далеко за ее пределами.

Стража Приказа и армия давно подняты по всем возможным тревогам. Под неприметным контролем держат не только границы города, но и все пути сообщения Ладии, только эти меры более похожи на формальность.

Информация, вероятно, уже достигла своего заказчика – и это требовало срочного смягчения последствий. Диего и его изможденные люди бились над тем, чтобы выявить края паутины и дать сведения дипломатам для игры уже иного рода.

Похоже, что Флавий в эти скорбные детали не посвящался. Он вполне очевидно догадывался о втором слое воскресных проблем, но за недоверие мстил показной беспечностью.

– Что с поисками, Диего? – снова поинтересовался он, едва магистр шагнул на крыльцо.

Более приличная для мая легкая прохлада второй день остужала Итирсис, и магистр чаял обрести в ней ясность мысли.

– Ваше высочество, – устало повернулся он. – Еще даже не обед. Осмелюсь просить вас о передышке.

Флавий убрал поддельную улыбку со своего лица и собрался желчно ответить, но изнуренный облик брата неожиданно повернул его мысль в другое русло.

– Могу я помочь? – спросил он, удивляя сам себя. – Ну же, Диего, будь я в этом замешан, всю подоплеку ведал бы лучше тебя.

Диего думал об этом прежде. Когда создавалось дерево, о назначении Флавия оружничим не шло и речи, так что хитрая комбинация втирания в доверие сдачей пешек едва ли могла быть построена. Про архивы стоит молчать и дальше, но с деревом царевич может оказаться полезен. Императорский род от века имел чуткую способность к магии, лишь многие заботы не давали им шанса получить магистерскую степень.

– Артефакторику не совсем еще забыли, ваше высочество? – откликнулся Диего на грани дерзости, но не отступаясь от формальностей прилюдно.

Внезапное согласие изумило царевича еще более.

– Напротив, – признался он с осторожной усмешкой, боясь отпугнуть этот шаг навстречу. – Иной раз только и мог, что любоваться чужим стройным кодом.

Глава Земского приказа не стал озвучивать свои сомнения в пользе таких упражнений.

– Изучи кору этого чудовища, – кивнул он подбородком в сторону дерева и протянул дешифровки. – Взломаешь быстрее нас – я позабочусь, чтобы его величество узнал о твоем подвиге.

Флавий надеялся, что бумаги подхватил без явной судороги.

***

– Как поиски, ваше высочество? – не удержался Диего, когда спустя час оружничий, до крайности захваченный работой, обнаружился на табурете под щитом около дерева.

Царевич не обратил на колкость никакого внимания – похоже, что фокус его проблем удалось хотя бы временно сместить. К подошедшему Диего он взволнованно развернул исписанный лист дешифровки.

– Проверка на колющее давление вплетается в растительные волокна, – перст его прогнул бумагу в участке названного кода, – этот подход мне встречался недавно. Вспомню, в каком трактате описан прием, и распутывать станет проще.

– Вы счастливец, если имеете еще время для книг, – отозвался Диего, не скрывая удовольствия от перемены увлечения Флавия. – С нетерпением ожидаем вашего озарения.

Флавий ответил уверенным кивком и тут же свел брови, обнаружив за плечом Диего шевеление. Вне пределов щита, маячила унылая фигура оружейного секретаря – он уже несколько минут бессильно пытался привлечь к себе суровый взгляд начальства. Флавий с радостью бы состроил вид, что так его и не приметил, но Никон Октавич уже перешел к странной пантомиме – изображал что-то вроде очертаний шкафа и тут же махал в сторону приказного крыльца – кажется, он полагал, что не будет услышан, хотя щит укрывал только звуки внутри от наружных ушей. Сжалившись, Флавий пропустил ретивого помощника под купол.

– Ваше высочество, – облегченно доложился Нинон. – К вам тот молодой купец просится.

Память Флавия только что носила его по далеким страницам ученых книг, выслеживая нужную зацепку. Никаких сведений о купце она там ему не приоткрыла. Царевич промолчал, скрывая затруднение рассерженным прищуром.

Никон, приученный делами Приказа не разбрасываться, замялся и, косясь на Диего, принялся растекаться намеками.

– Тот, что был о прошлой пятнице. Магию сам не слышит, но представляет оружейню чародейскую.

Со второй попытки перед мысленным взором Флавия, наконец, обрисовался юный богатырь с тассирским арбалетом, трофеем его красноречия.

– Разумеется, помню, – холодно сказал его высочество. – Оружейник явился с отчетом? Пусть ожидает в приемной.

Злясь на низменные заботы, он вернулся в листы, пробежал дразняще знакомый блок – и в ту же секунду его узнал.

– Стой! – вскочил он, уронив табурет.

Бедный секретарь, уже с поклоном развернувшейся, дрогнул в испуге. Диего выразил свое осуждение молча, и Флавий обратился именно к нему.

– Этот купец предъявлял мне защитные тряпицы, – заявил он. – Уверен, что магия в них заплеталась таким же способом.

Глава Земского приказа стал задумчив, но радость выражать не торопился.

– У них есть опыт работы с таким чарованием! – азартно втолковывал Флавий. – Это в разы ускорит нам борьбу!

"Борьбу его высочество уже именует общей. Похвально, и все же несколько самонадеянно."

Диего позволил себе размышлять еще мгновение.

– Многовато у меня стало внештатных магов, – без энтузиазма ответил он, наблюдая за Флавием.

Тот слегка уже горячился.

– Купец обмолвился, что с кодом управляется один эксперт, – настойчиво заметил он. – Нанимать целиком оружейню тебе не придется.

Себя он, похоже, к лишним экспертам не относил.

Никон Октавич застыл в ожидании и только переводил свой взгляд между оппонентами.

– Очередной гениальный провинциал? – поморщился Диего.

– Хуже, – не отстал и Флавий, на этот раз не споря. – Кажется, магом там девица.

Тут же перейдя на шарльский, он запальчиво добавил:

– Диего, ты не в том положении, чтобы отклонять возможности.

– Ваше положение также не располагает давать советы, – ответил Диего, но вернулся к родной речи и бросил Никону. – Впрочем, зовите сюда вашего молодца.

Секретарь начал несколько бледнеть, но не шелохнулся. Оружничий нарочно помедлил еще миг, чтобы убедиться во власти хотя бы над своими приказничими. Никон смотрел на свирепое начальство и преданно терпел поднятые брови Диего Бернардовича.

– Зови, – наконец, разрешил и Флавий Максимилианович. – Узнаем, что там за артефактница.

Секретарь неслышно выдохнул, сколь возможно скоро миновал отверенный купол и счастливо укрылся за дверью родного Приказа.

– Своих, оружейных, мне продвигаешь? – спросил Диего, вновь прибегая к чужому наречию. Рядом остался дежурить маг, и незачем являть ему тернистость братских отношений.

– Не смеши, Диего, – даже по-приятельски закатил глаза его высочество, довольный принятым советом. – Клянусь, эта девица не имеет ко мне никакого отношения.

Экспертный дуэт

В Итирсисе: 19 мая, пятница

Дарий встретил вязунью одну – матушка не покидала торга до полудня, развлекаясь уже самой ходьбою. Будь она чуть расторопнее, успела бы и побледнеть от внезапного ангажемента Диего Бернардовича, и запретить это свидание, а может быть даже немедленно переехать.

Однако дочери выпало бледнеть одной. Дарий, подмечая дежа-вю, как умел угомонил ее рассказом, что господин Карнелис уже приглашался для подобной роли и воротился без ущерба, даже с прибылью.

– К слову, Себастьян Базилевич вновь надобен Приказу для общей работы с вами, – Дарий нечаянно зацепил живое, – мы подхватим его попутно.

Найдя, что интерес магистра к ее персоне имеет профессиональный характер, Арис удивилась ничуть не меньше, но пугаться почти перестала, и от выпавшей удачи отказаться не подумала.

Поматуя матушкин указ хорошо подавать себя в обществе, она облеклась в уцелевшее платье дворянского кроя. Шнуровку за спиной стянула не без трудности – у благородных имеются камеристки или чары для этой надобности, но вязуньиных знаний хватило лишь тщательно сгладить заломы. Выбирая ленту из шкатулки, Арис поймала на донышке синюю карточку дома "Д.А." и горестно ей улыбнулась.

"Ведает ли отец, чьей услуги ищет?.."

Дарий нервничал в палисаднике, но девицу не торопил. Пожалуй, суровые приказные главы как-нибудь не передумают за час, если им в самом деле нужна светлая голова эксперта оружейной – очень уж подробно расспросили они о конкурсном прожекте и очень настойчиво отправили его найти вязунью. Соседа он спешно просился уведомить сам, едва возникли прошлые ретивые конвоиры.

На удачу, Себастьян оказался дома – пятничным утром команда Виолы трудилась на привычной диспозиции. Для новых заказов "Щепка" была распахнута, так что гости без препон очутились в зале. Стол посреди нее пестрел россыпью деревянных пуговиц различного калибра, а творцы горячились над ним, сведя носы на грани дозоволения.

Дарий кашлянул, и пламенный разлад забылся разом – упала тишина и хлопнули ладони, с ревностию пряча фурнитуру.

Богатырь вторжения смутился, но хозяйка задвинула добычу под развернутую книгу, выступила из-за стола и сообщила свое приветствие вполне радушно, а удивление – тактично.

Гость осмелел и пропустил рядом с собою Арис.

– Имею поручение пригласить господина Карнелиса в Земский приказ, – объяснился он. – По возможности, без промедления.

Острые черты Себастьяна озарились похвалою небесам. Готовность проследовать к месту реванша он выразил тотчас же и с большим убеждением.

– Вас прислал отец? – вмешался Алессан, найдя в себе не меньшую охоту к службе.

Лис очевидно был задет – случайный купец имеет от Приказа миссию вызвать чужого мага, тогда как сыну главы полномочий не отмерили.

Дарий кивнул уверенно и безмятежно.

– Сегодня им требуется дуэт двух молодых и сильных чародеев, – поделился он.

Одну крошечную секунду Алессан воображал, как будет призван следом.

– Я говорю о нашем эксперте Арис, – закончил оружейник, адресуя горделивую хитринку той, кого состязание с "Острым оружием" неизменно бодрило.

Однако, Лиса проняло куда сильнее.

Не веря своим ушам, он посмотрел на потертые мыски ботиночек вязуньи, протащил тяжелый взгляд по старомодному платью, по слабо утянутой талии, по робко ссутуленным плечам с кружевной накидкой – и утвердил его на перепуганном лице.

Это – эксперт??

Арис тут же опустила глаза, становясь пунцовой. Светлокожая, она и без того легко краснела, но досмотр поверг ее в истинный трепет. Казалось, юный маг испепелит ее на месте.

– Алессан… – Лея тихо тронула его предплечье, отвлекая гнев. Она не завершила мысли, но голос магички заставил юношу взять себя в руки и переместить взор на Себастьяна.

– Я иду с вами, – сказал он ровно. "Только бы отец не посрамил, погнав с порога!"

– Воля ваша, – пожал плечами Дарий. – Идемте вчетвером.

Лис еще не остался доволен и приподнял бровь.

– Речь как будто шла о магах, – заметил он. – Едва ли следствие задействует торговцев.

Дарий моргнул с недоумением. Об Алессане речи как будто не шло вовсе, однако ж тот бесцеремонно увязался и принялся еще кроить перестановку.

– Я несу за своего эксперта некоторую ответственность, – уперся молодец, готовый уже задвинуть бедняжку Арис обратно к себе за спину.

– Не беспокойтесь, Дарий Дариевич, я буду рядом, – обязался Себастьян, ибо экскурсия в Приказ и вправду набралась уж больно многолюдная. – Взамен не сочтите за труд приглядеть за моей сестрой, если она снова проявит волнение.

Богатырь посмотрел на Арис в немом вопросе, но та дважды быстро кивнула, подтверждая, что вполне приемлет эгиду господина Карнелиса.

Прощались без рыданий, но, затворивши дверь за магами, хозяйка заломила руки.

– Разве это справедливо, Дарий Дариевич? – воззвала она. – Мы с вами их прославили – и оказались не у дел!

"Определенно, она проявила волнение,” – согласился сам с собою Дарий.

За прилавком его ждут после обеда – прием отчета в Приказе оказался настолько лишен бюрократической волокиты, что даже прогулка до Зеленой улицы оставила молодцу еще два часа вольного времени.

– Виола Базилевна, я обещал вам показать издательство еженедельных бюллетеней, что печатает объявления, – соблазнил он без пощады. – Когда завершится сие дивное приключение, магам все еще нужны будут рутинные заказы, которые из воздуха, увы, не ткутся.

Эту истину хозяйка знала как никто – “Щепку” едва удавалось держать на плаву, а жизнь в столице оказалась непомерно дорогой. Две покоренные подруги Карлоты Эдмондовны, чье дерево Себастьян вновь зарядил в эту среду, вели переговоры о воплощении своих идей, но широкий ажиотаж отсутствовал.

Готовясь уже принять меры, Виола посмотрела на Лею, также вместе с ними брошенную. Юная магичка не ярилась, но подбородок ее так взлетел, что обнажил досаду – впервые за эту весну Алессан пренебрег ее обществом, когда повеяло сторонней авантюрой.

– Не желаете ли дать заметку о своей магической деятельности? – сердечно предложила хозяйка, надеясь развлечь девицу от столь плохо таимой обиды.

Леди Астер вообразила лик отца, читающего бюллетень за обедом после Государственного Совета. Если на разделе прокламаций он поперхнется и погибнет от удушья, трагедия будет на ее совести.

– Думаю, это лишнее, – осторожно отказалась она. – Впрочем, само печатное новшество достойно любопытства.

***

– Имя? – Диего потрудился говорить если не мягко, то хотя бы снисходительно. Он решил не подниматься из-за стола, чтобы не нависать над пришелицей, удалил даже своего языкастого наследника практиковаться у криптографов – это все помогало слабо.

Девица, едва войдя в кабинет, принялась так робеть, что он уже готов был отказаться от ее бестолковой помощи. Флавий у окна кусал губу – похоже, по старой памяти уже подобрал выражения, коими высмеет Диего в образе дракона, ведущего ладийских дев к разрыву сердца.

Молодой Карнелис, оказавшийся ее знакомцем, высился рядом незыблемой скалой, которая только и отлагала бегство.

– Арис, – назвалась вязунья и посмотрела так остро, как будто на имя свое ожидала какой-то реакции.

– Фамилия, отчество? – подтолкнул Диего аккуратно. Видимо, он обманул ее надежды: наружность и костюм девицы как будто намекали на ее благородное происхождение, но большего магистр угадать не смог.

Девица порывисто вздохнула, уставилась в пол и пожала плечами.

Вопрос об отце и фамилии тяготил при всех ее новых знакомствах, а в данных обстоятельствах показался истинной издевкой. Несколько секунд она изучала щербину половицы под своими ногами, но вид собственного платья внезапно возвернул ее достоинство. Она обрядилась барышней, а держит себя совершенной крестьянкой! В конце концов, Диего очевидно знает меньше ее самой, так что эту часть их истории пора бы отложить в сторону и вести себя как подобает.

– Прошу прощения, что не могу дать вам этих сведений, господин Алвини, – произнесла она, поднимая глаза и придавая голосу подобие твердости. – Матушка растила меня одна.

Диего еще раз оценил девицу. Речь ее вошла в соответствие облику, но происхождения чудачки ничуть не прояснила. В лице ее мелькнула неуловимая черточка, из-за которой магистр едва не обратился к ней на "вы", чем порядком себя озадачил.

– Ты первая сорвала цветок? – спросил он подчеркнуто небрежно, заодно сопоставляя имевшиеся факты.

Вязунья снова дрогнула – что, если Дарий заблуждался, и вызвали ее для допроса?

– По неведению, – призналась она с благородным смирением. – Может быть, скоромная моя помощь поможет искупить эту вину.

Флавий отгадал расчет кузена продолжать игру без конца и края – тот умел наблюдать людей, вынуждая их болтать куда больше, чем они того хотели. Нетерпеливый царевич самовольно шагнул на середину кабинета и протянул девице листы дешифровок.

– Что скажете о такой защите? – спросил он, спиной осязая искушение Диего запустить в него огненным шаром.

Алессан и Дарий предвещали встречу с его высочеством, сберегая своих экспертов хотя бы от столбняка, но минута знакомства стала все-таки затруднительной. Накрепко вбитые матушкой обращения к императорской фамилии не включали случай, когда монарший сын вырастает перед тобою как гриб и запальчиво машет бумагами.

Спас невозмутимый Себастьян: почтение его высочеству он выразил без пустословия, отмерив ровно ту глубину поклона, какую требовал дворцовый этикет. Ободренная, Арис изобразила свой безмолвный реверанс, вынуждая троих мужчин снова задаться вопросом о туманном ее статусе.

Трепет перед магистром не дал вязунье проявить должного любопытства к царственной особе. Теперь же Флавий произвел на нее впечатление человека благородного и решительного, но, в отличие от грозного Диего, не склонного пытать несчастных девиц своими каверзами. Царевича она даже тайком пожалела, будучи ознакомлена с трагичным его пленением.

Сам Флавий поначалу откровенно веселился, но ныне был заинтригован странностями девушки, изящной и диковатой одновременно. Внешность ее показалась ему не только прелестной, но и весьма располагающей – мы нередко склонны считать достойными доверия лица, схожие с нашими, даже если не отдаем себе отчета в этой общности.

Приглядись Флавий чуть внимательнее, он узнал бы и самое платье, графитово-серое, с белыми оборками – но для такой памяти на туалеты он слишком был мужчина.

Арис бережно взяла предложенные дешифровки, переместив свое внимание со внешнего запутанного мира на строгие алгоритмические блоки. Краткий смотр подтвердил: четыре месяца она искала, осваивала и модифицировала именно этот редкий способ охранного чарования.

– Не хочу показаться самонадеянной, – осторожно ответила она, – но мне знакомы слабые места такого кода.

***

Под сенью цветущего дерева уже разместили короткую лавку и маленький стол. Просились на него самовар да вазочка с вареньем, но глаз находил только густо исписанную бумагу. Каждый лист делился надвое: в левой стороне красовались шифрованные магические блоки, в правой – их истинное значение. Хотя криптографы прочли еще не весь срисованный код, готовые две трети сочли достаточными для попытки.

Смысл дуэта Арис и Себастьяна заключили в том, чтобы вязунья объясняла необходимое вмешательство на чернильных строках, а чуткий древесник отыскивал блоки в коре и вливал свои чары, ломая защитную стройность.

Работа была несказанно скучна, вершись она в казенных стенах заведенным порядком. Однако для наших экспертов не нашлось ничего увлекательней – оба воспарили, ощущая вместе свежесть весеннего воздуха и государственную важность своего труда. Юные умы довольно скоро нашли между собою слаженность и забыли думать о многих приглядах от крылец и окон.

Посылая объявить успех Диего, они весьма удивились подступившим сумеркам.

Вмиг у древа собрались не только главы двух приказов, но и все имевшие допуск под купол – не имевшие, в числе коих молча свирепевший Алессан, наблюдали издали. Старшему Алвини хватило взгляда, чтобы кора, лишенная теперь защиты, жалко хрустнула и подверглась к его ногам острыми ошметками.

Хотя выглядел он внушительно, короткие аплодисменты приказничих посланы были экспертам. Себастьян и Арис обменялись взглядами со скромным торжеством.

Триумф их отгорел короткой вспышкой – все одаренные магическим слухом с жадностью уставились на голый ствол.

Чары там пребывали в достатке. Очевидно, в нижнем слое автора уже мало заботила тайность, так что код порождения цветов-артефактов не был ни зашифрован, ни растворен в древесной структуре. Он вообще не поразил ничем: дерево не самоуничтожилось, не попыталось начать атаку – а с иными его возможностями предстояло разбираться еще многие и многие часы.

Любопытные по одному и парами расходились, вспоминая брошенные дела, последними выбрались из купола Диего и Флавий. Спустя четверть часа под кроной вновь остались только наши герои да несколько штатных магов. В целом, экспертный дуэт утерял свою ключевую позицию, приказные сосредоточенно управлялись теперь и без него – но выставлять уставших молодых людей распоряжения не поступало.

Арис отдыхала на лавке за столом, в простоте подпирая рукой отяжелевшую голову и рассеянно следя за чужою работой. Матушка, пожалуй, волнуется, но возвращение хотелось оттянуть еще немного, даже голод плохо гнал в избушку. Суета приказного двора так разнилась от ее прозаических будней!

Себастьян тоже не спешил, сознавая, что теперь не нужен и едва ли будет приглашаться в третий раз. Дерево же было полно нетипичных идей и смелых построений – оно мнилось картиной великого мастера. Чем более юноша имел дело с этим артефактом, тем вернее убеждался, что вся сложная структура, вся многослойность кода – творение одного гения. Это восхищало и пугало вместе.

Когда сгустилась поздняя майская тьма, а приказные маги зажгли фонари для неусыпной своей работы, Себастьян спохватился о сестре и доме.

– Идемте, Арис, – бездумно протянул он ладонь как равной. – Я обещал отвести вас.

***

– Справился? – Диего впустил сына в кабинет лишь когда большая часть Приказа опустела и домой отправились даже давно забывшие отдых криптографы. С ними Алессан и провел большую часть этого дня.

– Сложнее было заканчивать дешифровку, когда кора все равно уже отвалилась, – недовольно проговорил он. – Это плохо сказалось на мотивации отдела.

Диего сидел на краю своего стола рядом с чашкой остывшего кофе.

– Нельзя расслабляться, – отозвался он бесстрастно. – Нам нужен автор кода, и любая деталь может помочь с ответом.

В кабинете их было трое – его высочество нашёл необходимым заглянуть перед уходом для уточнения статуса розысков своей жены. Диего планировал подкрепиться, но отдал тому кусок холодной ветчины из кабинетных запасов, чтобы только занять этот несносный рот. Флавий охотно доедал, вызывающе прохаживаясь вдоль стеллажей с документами.

Юноша поклонился царственному дядюшке и вновь обернулся к отцу для ответа.

– Знаю, – поморщился он. – но это изнурительно.

– Кажется, я тебя не принуждал, – вскинул брови Диего.

Оба прекрасно понимали, что гордец мечтал получить назначение совсем иного порядка, но оспаривать науку волонтер не осмелился.

– Так, отец, – кивок вышел спокойным, хотя злая зависть героям дня никуда в нем не исчезла. – Я все сделал.

Черные глаза Диего пробежались по дверям и окнам, убеждаясь в отсутствии лишних ушей. Чуть заметным движением головы он подозвал сына стать ближе.

– У меня найдется для тебя иное поручение, – негромко продолжил магистр. – Отыщи мне одного человека.

Алессан подобрался, Флавий обернулся и забыл про стеллажи, боясь поверить в этот поворот.

– Женщина по имени Леонора, урожденная дворянка Талео, – произнес Диего. – Скорее всего живет в столице среди бедноты. Около сорока лет, светлые волосы.

Маг ждал, что сын посетует на недостаточность этих метрик.

Алессана же осенило: Леонора! Так ее представили на свадьбе перед выходом на помост! Увлеченный своей невестой, Лис тогда не отложил это имя в памяти, но теперь оно всплыло со всей однозначностью.

– Играет на скрипке? – проронил он между прочим.

Флавий вздрогнул.

– Еще как играет, – выдохнул он.

Царевич никогда не говорил прагматичному брату о скрипке, полагая музыку чем-то трепетным, лежащим только между ним и его возлюбленной.

Что-то в этом взгляде заставило юного мага сильно пожалеть о своем пренебрежении к матушке Арис и самой вязунье.

"Что я успел им обеим наговорить?" – обеспокоился внутренний Лис. – "Достаточно будет пары улыбок номер три или придется гнуть колено?"

– Знаешь и ее? – изумился Диего.

– Я спрашивал тебя о ней, – напомнил Алессан, – горожанка, что боялась одного твоего имени.

Внутреннему Диего тоже требовалось время, чтобы сложить обрывки того ночного разговора после нервного дня.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, – медленно сказал он. – У нее есть взрослая дочь?

– Лет не менее двадцати, – легко подтвердил юноша.

По тому, как Флавий вцепился в спинку стула, Лис убедился в истинности всех своих догадок. Меж лопаток прошлась орда непрятных мурашек: простушка Арис – его троюродная сестра? Будет ли безопасным и выгодным теперь возносить ее над собою – или не поздно еще запутать следы и посовещаться наедине с отцом? Взгляд последнего пылал негодованием.

Его высочество тоже дышал тяжело, но его потрясение как будто на глазах переходило в эйфорию.

Почему он никогда не думал, что мог оставить юную жену непраздной? Супружество их исчислялось днями, но и детьми они уже не были! – впрочем, это как еще посмотреть.

Леонора, которую он едва сохранил как смутный образ прошлого, каждый день искала его черты в облике растущей дочери. Конечно, с девочкой царской крови на руках она не могла ни показаться рьяному Диего, ни тем более вторично искать замужества.

Она ждала – и она все еще ждет!

– Мне нужно встретиться с женой и дочерью, – сказал царевич хрипло, мало уже заботясь о соблюдении тайны.

Воображение Флавия повело суровую борьбу с его честолюбием. Он убеждал себя, что сумеет принять родную дочь любой – изможденной или неизлечимо больной от вечной нищеты, даже неграмотной и неотесанной. Передался ли ей магический слух – тоже не будет иметь для него никакого значения! Лишь бы только не успела еще выскочить замуж за деревенщину и осчастливить царевича босоногими внуками – это, пожалуй, окажется выше его сил… О, ему ли винить бедную наследницу за склонность к скорой свадьбе! Связанная словом Леонора не смела и ей открыть всей правды.

– Вы понимаете, ваше высочество, что не сможете пока даже видеть ее? – осадил Диего, пытаясь еще соблюсти формальности.

Алессан потратил на раздумья пять секунд. Кажется, пора подлаживаться к новому раскладу, и лучше делать это на ранних этапах.

– Отчего же нет, – вмешался он с широкой улыбкой, – досточтимая Арис… Флавиевна весь день распускала чары на дереве прямо перед вами.

Кабинет затопило молчание. Толстый мотылек звучно колотился головой о магическую лампу, и кое-кто позавидовал его праву на такую непосредственность.

Диего отмер первым и отер сухое лицо шершавой ладонью.

– Не имеет к тебе отношения, да? – мрачно поддел он брата, забыв этикет и не признаваясь даже себе, какое испытал облегчение.

Царевич вытряхнул из головы жанровую сценку с оборванной крестьянкой и ее голодной двойней. Мысленный взор его заняла прекрасная, талантливая Арис!

С блаженством он припомнил робкий реверанс изящной блондинки, ее (теперь это так очевидно!) знакомый высокий голос, ее неустанную работу с магическими блоками – и победно расхохотался.

Все-таки с выбором жены он не прогадал.

Необычайная популярность Зеленой улицы

В Итирсисе: 19 мая, пятница

Арис едва заметила, как они миновали центральные аллеи – Себастьян вел ее под руку, точно леди (с непривычки оказалось не так уж удобно), а беседа легко слагалась вокруг событий ушедшего дня.

Когда позади остался Виноградный мост, а улицы стали беднеть, вязунья ощутила укоры совести. Знакомые косые дома развеяли мираж, в котором она сегодня выступала барышней, так что право на любезность господина Карнелиса показалось краденным. Разве для него не унизительно провожать безродную девицу с такой галантностью?

Арис попыталась невзначай освободить кавалера хотя бы от части повинности, с энтузиазмом бросившись гладить в темноте первого встречного котёнка. Однако, дождавшись окончания умильного этюда, Себастьян Базилевич снова подставил свой локоть.

Вязунья обреченно прицепилась, решив, что господин Карнелис теперь уже сам виноват, если дискредитирует себя неподобающими знакомствами.

Кавалер же черту сомнений миновал еще в Приказе. Вдоволь наблюдая за работой юной Арис, он окончательно рассудил чтить ее как девицу дворянского рода. Если это и заблуждение, Себастьян примет его философски – лучше так, чем наоборот. Язвительным взглядом одарит разве что надменный Алессан – консультант он, конечно, ценный, но по данном вопросу его мнение господина Карнелиса ничуть не занимало.

Улицы этой части города освещались только окнами, и было не очень ясно, кто кого ведет здесь под руку. Арис легче ориентировалась в знакомых колеях и ужасно за них извинялась. На Зеленой улице пришлось так замедлиться, что обласканный котенок успел несколько раз пройти мимо них вдоль плетней, надеясь на более весомую подачку. Наконец, Себастьян растворил перед спутницей низенькую калитку.

Он замер, гадая, будет ли уместным поцеловать ее руку на прощание, или даже к этой нехитрой учтивости барышню надо прежде подготовить. Лицо вязуньи во время этой заминки почти нельзя было различить, но юноша знал, что она непременно краснеет.

– Арис! – шорох у калитки достиг чуткого слуха взволнованной Леоноры, и та распахнула дверь, выпуская квадрат света на садовую тропу.

Не решаясь должить матушке о Земском приказе даже посредством записки, Арис оставила ее в полном безвестии. Женщина привыкла к дневной деловитости дочери, но прежде та не возвращалась к полуночи. Изведя себя тоской и подозрениями, Леонора поначалу обрадовалась тихому скрипу, но мужской голос позади плетня царапнул по сердцу.

"Кто с ней?"

Как дальше объяснять расцветшей Арис, что добродушные соседские молодцы ей не пара? Опуская даже сословную разницу – разве необразованный муж составит счастье тонкой ее натуре?

Велеречивый купеческий отпрыск, о коем поминала Арис, еще стал бы вариантом сносным, но взаимной склонности меж ними как будто не сквозило.

Леонору накрыло бессильной тоской. Как она устала от бремени этой тайны!

Год за годом упрямо и молча пестовать в дочери благородство, не зная – к добру ли? Давно пора перестать разрывать ее душу на части, позволить найти свое место здесь! Пока больная лежала в забытьи, дочь повзрослела на несколько лет – а возраст невест быстротечнее зимнего дня.

Леонора сделала два шага в полном смятении, когда различила гибкое сложение дворянина Карнелиса.

"К добру, – выдохнула она, закусив губу и беря себя в руки. – Еще поборемся."

Арис тут же бросилась к ней, прося прощения за свою беспечность. Работу в Приказе она помянула только вскользь, желая как можно меньше заострять внимание на разговорах с Диего – совсем не хотелось наблюдать, как матушка примется бледнеть при Себастьяне.

Леонора и сама постаралось не бледнеть. Она вполне светски поблагодарила провожатого за любезную заботу о дочери, извинилась, что не может пригласить его к чаю ввиду позднего часа, и строго увела Арис под кров родного дома.

Материнское сердце билось торжеством.

Себастьян дождался, пока избушка затворилась, постоял еще немного, качая хлипкое воротце, лишь затем обернулся и принялся ощупью выбираться назад.

Определённо, в другой раз нужно сомневаться меньше.

Впервые за долгое время древесник дурно спал.

В "Улитках" натопленный уют старой усадьбы располагал забыться чуть не по пути к подушке – тем более, что магические коды обычно занимали его допоздна. Переезд в Итирсис юношу взволновал порядком: целые две ночи кровать казалась узкой, одеяло – колким, но на третью все подобные глупости перестали тяготить.

Сегодня снова все было не то. Колючесть одеяла возрастала сообразно тому, как он сначала припоминал хитрости дневной работы, потом свое провожание юной помощницы, затем думы перескакивали на странную Леонору и дивную скрипку, после чего вновь обращались к трудам удерева.

Себастьян то растворял, то захлопывал окно, все не находя удачного соотношения свежести и тепла. В третий раз подскочив, чтобы задернуться от издевательской луны (могла бы подсветить, когда он ломал ноги на окраинах!), древесник замер посреди своей комнатушки.

Код на дереве и код на скрипке – вот что не давало ему покоя. Догадка пробилась сквозь мысленный круг и ослепила ясностью: это чары одного и того же гения!

Построение блоков, их величина и дробление, прочие признаки почерка артефактора – все сходилось, все стало очевидным на стволе, лишившемся защиты. Это значит, что при отсутствии событийных ниточек, ведущих от дерева, можно искать те, что тянутся от скрипки.

Едва задремав под самое утро, он поднялся очень скоро, поверг в изумление раннюю пташку Виолу, перехватил вареное яйцо, оставив половину белка на скорлупке, и помчался наружу.

Он должен уговорить Леонору Эмильевну рассказать все главе Земского приказа.

Повернув на улицу, Себастьян споткнулся о кочку уже среди белого дня – в низкую дверь вязуньиной избушки стучал Алессан.

Древесник сбавил ход, не понимая хорошенько, удивило ли его само присутствие здесь младшего Алвини или то, что он стучится. Подумал было, что догадку его опередили – но ведь даже Алессан не слышал кода, а приказничие не видали и собственно скрипки.

Каким ветром сюда занесло этого франта в черном камзоле?

Леонора, отворив, удивилась все-таки меньше.

Брови ее гневно свелись к переносице – следовало ждать, что вчерашняя встреча дочери с Диего не была случайной. Что ж, защищать ее свободу она будет до края своих сил – благо, та уже в совершенных летах и горьким пряником дворцовой жизни ее сманить не просто.

– Доброе утро, Леонора Эмильевна, – младший Алвини улыбнулся с обаянием долгожданного визитера и слегка изогнулся в поклоне.

Леонора не двинусь, поставив руку на дверной косяк, как будто это могло сколько-то помешать магу пройти внутрь. Однако, тот не рвался силой.

– Где и когда я могу говорить с вами тет-а-тет? – осведомился он едва слышно.

Леонора помедлила. Лучше не бежать от разговора, пока ее вообще спрашивают об удобстве. Арис была на дворе позади дома, полоскала перевязанную тунику – дивный шанс обозначить свою позицию немедленно.

– Нынче, Алессан Диегович, если вы будете кратким, – сказала хозяйка и, храбро показав спину, вернулась в клеть на негнущихся ногах.

Лис аккуратно вошел, старательно притворил за собою наружную и сенную двери, осмотрелся очень бегло. Женщина встала у старой печи, сцепив кисти в замок.

– Я пришел к вам легатом, – произнес он, смакуя каждое слово. – Его высочество передает поклон своим законным супруге и дочери.

Плечи Леоноры вздрогнули куда заметнее, чем она того хотела. Ей потребовалось слегка прислониться к печи, но из пересохшего горла никак не рождался очевидный вопрос.

Алессан поклонился еще раз, чуть глубже, теперь от имени царевича, и продолжил ворковать в ответ на неозвученный отклик:

– Да, он в свободен и он в Итирсисе.

Юноша всем нутром сознавал, что рожден быть сияющим вестником пафоса, и млел от каждого им же сказанного слова. Все утро прокручивая сценарий в голове, Лис намеревался предложить ослабнущей женщине стул, но, как на грех, в доме обретались только неказистые лавки. Поморщившись при одной только мысли о производимом ими скрежете, он оставил их скучать у стола, жестоко лишив роли в представлении. Для красивой левитации они тяжеловаты, а наклоняться в третий раз – увольте.

Леонора – тут он угадал – совсем влилась обмякшей спиною в печь и прижала к губам ладони.

"Боже мой, только бы не разрыдаться!"

– Он искал нас? – вымолвила она, наконец.

– Флавий Максимилианович искал только вас, госпожа Терини. Об Арис он узнал вчера ночью, – юноша расширил свою улыбку. – Могу сказать – а я присутствовал при этой сцене – известие соделало его счастливейшим из смертных.

Не разрыдаться не получилось. Всхлипы удалось придержать, но предательские слезы все-таки явились на лице, позоря ее перед самодовольным сыном Диего.

– Они виделись? – спросила она еще труднее.

– Леди Арис поразила его своим умом и очарованием в Приказе, – заверил юноша, источая любезность, – но лишь после ее ухода открылась ему истина. Как видно, от Арис она сокрыта до сих пор – и его высочество благодарит за вашу верность данной клятве. Если только это возможно, он мечтал бы присутствовать, когда вы решите рассказать о нем дочери.

– А я могу это сделать? – неверяще произнесла она.

Здесь полагалось напустить щепотку трагики, и руки Алессана безвольно повисли.

– К сожалению, обстоятельства все еще не позволяют заявить о вашем браке открыто, – сокрушенно тряхнул он головой. – Однако, он возвращает ваше слово – если сочтете нужным, вы можете говорить правду кому угодно и в любое время.

Алессан вытащил из-за пазухи сложенное письмо с оттиском личного перстня Флавия.

– На случай, если вы сомневаетесь в полномочиях вашего покорного слуги, – передал он.

В эту минуту окно донесло голос младшей хозяйки, чем-то приятно удивленной – ответил ей взволнованный голос господина Карнелиса. Гремя пустой мокрой кадкой о двери, в клеть споро вошла Арис, после нее ступил и Себастьян. Крохотный дом готов был трещать по швам от наплыва благородных лиц.

Вязунья едва не споткнулась, поймав на себе взгляд первого визитера. Она сделала шаг назад, натыкаясь на древесника, но тут ее ждало новое непостижимое испытание: Лис адресовал ей коронную улыбку номер три с задействием "непослушной пряди" на лбу и вкрадчиво произнес:

– Доброе утро, Арис!

Обычно этой комбинации хватало, чтобы леди прощали ему даже легкие эпиграммы. Умница Лея вчера не позволила ему отпустить несколько совсем уж фатальных слов, могущих похоронить его карьеру. Сейчас Флавий в немилости, но он остаётся сыном императора, так что ссориться его семьей будет катастрофически недальновидно.

Арис, понятное дело, осталось только покраснеть в совершенной панике. Ей показалось, или последнее "с" юноша преобразовал устами в беззвучное "сестренка"? Значит, они с Диего тоже знают? Вязунья перевела свой взор на матушку – по ее лицу текли слезы, ладонь унимала дрожащие губы.

Себастьян вскинулся. Кажется, дуэли с молодым Алвини ему не избежать. Что творится в гордой голове лицедея? Между делом уничижать простых людей взглядом – глупо, но нарочно явиться для этого к ним домой – отдает уже сумасшествием!

– Что?.. – начал древесник стальным тоном, но Леонора Эмильевна отняла руку от лица и явила миру заплаканную свою улыбку.

– Не беспокойтесь, Себастьян Базилевич, – проговорила она, – Алессан Диегович принес нам добрые вести, и я не справилась со своими чувствами.

Лис блаженствовал, покуда Себастьян изучал его в замешательстве. Долго еще древеснику гадать, что же такое ведомо ему, доверенному лицу глав Земского и Оружейного приказов!

Вчера ночью Флавий, отсмеявшись, бросился к дверям в намерении встретить семью тотчас же. Диего заблокировал двери магией, но остановить его высочество удалось только спустя пять минут конструктивным тезисом "Да очнись же, мосты давно разведены!". Мысль три часа проторчать на весеннем холоде около реки немного Флавия отрезвила. Можно еще украсть лодку, но тут Диего прав – если он сейчас добежит до Зеленой улицы в угаре, с Двором придется объясняться долго и, скорее всего, безуспешно.

Сошлись на том, что ближайшим же ранним утром Алессан выступит амбассадором его высочества перед женою – сын Диего пока еще гуляет по столице безо всяких подозрений. Письмо, написанное Флавием тут же и загубившее три казенных пера, намечало тайную встречу, в детали которой юношу не посвятили.

– Что привело вас к нашему скромному дому, господин Карнелис? – вопросила Леонора, возвращая древеснику память о собственном его деле.

Тот размышлял, все еще не сделав никакого вывода о развернувшейся на его глазах картине.

– Я нахожу необходимым пригласить вас немедленно идти со мной в Земский приказ, – механически означил он, – вместе с вашею скрипкой.

Вмиг Алессан перешел от парения к хмурости и зыркнул острым любопытством – опять артефактор изволил накопать нечто важное раньше него!

Арис вздохнула и приготовилась к долгим отговоркам испуганной матушки. Под взглядами собравшихся Леонора вытащила платок, промакнула слезу и произнесла в небывалом подъеме духа:

– Земский приказ! Какая чудесная мысль!

Долгожданное

В Итирсисе 20 мая, суббота

К дверям кабинета Диего Арис подступила с волнением хуже давешнего. Диего решил признать неизвестную ранее дочь? Его статус крепкого семьянина вносил при этом такую сумятицу, что Арис предпочла бы оставить все как есть и ничуть не разделяла матушкиной радости. В пути девица смиренно висела на руке столь же озадаченного Себастьяна, пока Алессан летел впереди, ведя Леонору и легкую беседу о полифонии Барха.

Диего велел пригласить их тотчас как ему доложили. Он был достаточно уверен в наследнике – тот не привел бы к нему балаган без весомой причины – но Арис в этой готовности нашла лишь подтверждение своих догадок.

Ее версия об отце не подразумевала действий, лишь согрела долгожданной определенностью – поэтому внезапная скупая учтивость Диего вновь оторвала прилаженный к миру лоскут.

Магистр поднялся, адресовал вошедшим леди непривычно низкий поклон и преспокойно взялся их рассматривать, точно проставляя баллы их красоте, здоровью и обхождению. Леонора вернула ему равнодушный взгляд, присела едва заметно и начала искать что-то глазами.

"Значит, не он? – бессильно взвыла внутренняя Арис. – А испуганные взгляды, а именование сестренкой?.."

Глава Приказа не долго экзаменовал качества новоявленных аристократок.

– Чем обязан? – обратился он ко всей делегации, пытаясь теперь угадать виновника спешного рандеву.

Удивил молодой Карнелис. Безо всякой неловкости, какую ощущали втянутые в тайну, он выступил вперед и с жаром заговорил о делах совсем иного рода.

– Я осмелился настаивать на срочной встрече, – без долгого зачина он стянул со скрипки вязаный желтый чехол (подарок матушке от тринадцатилетней Арис, открывшей для себя крючок и полустолбики). – Уверен, что это ранний артефакт нашего автора.

Диего подхватил инструмент одним движением – он как никто понимал значение находки.

– Где и кем чарована? – спросил маг, проводя пальцем по корпусу.

Знакомым в магокоде показалось лишь то, что он различался мутными отголосками.

– Могу только предполагать, – ответила скрипачка. – Но расскажу все, что знаю.

Магистр испытующе слушал струны – металл был определенно чист, в отличие от дерева.

– Я удалил некоторые блоки в грифе для безопасности, – вежливо пояснил Себастьян, – оставшихся частей хватает сравнения?

Блоки нельзя было толком разобрать ни на грифе, ни где-либо еще.

Проклятый гений. Оба.

– Идемте, – кивнул магистр древеснику и, подумав, обернулся к сыну, – и ты, если готов.

Алессан был еще как готов, только найдет рассыльного отменить класс риторики (наличие уроков заставляло чувствовать себя таким ребенком, что вслух это обстоятельство не отмечалось).

Пропустив Себастьяна в приемную, Диего на миг задержался в дверях.

– Раз уж вы здесь, я сообщу его высочеству, – чуть слышно сказал он Леоноре. – Остальное расскажете позже.

Диего зашел за Флавием лично, прикрываясь участием того в делах следствия. Помня о пригляде, он говорил почти с равнодушием.

– Есть новости о нашем артефакторе. Прошу ваше высочество присутствовать на опросе свидетельницы с дочерью, – увидев, что глаза Флавия расширились догадкой, подтвердил: – Дочь была у нас вчера, мать зовут Леонорой.

Его высочество поднялся так стремительно, что это могло вызвать подозрения. Диего посмотрел на него с недовольством.

– Благодарю за ваше рвение помогать следствию, – намекнул он с досадой и очень тихо придержал царевича у дверей. – В моем кабинете нет прослушки, но держи себя в руках. У вас десять минут.

Леонора ждала, теребя собственные кисти. Сесть им так и не предложили, дверь оставили открытой под надзор секретаря. Вязунья значимости минуты не уловила, так что немного поскучала, потом подозвала матушку к окну, указала на дерево и завела рассказ о дозволенной части вчерашней работы. Леонора едва слушала дочь, но кивала почти к месту и вроде бы даже хвалила.

Как только с ясно зримого соседнего крыльца вылетел оружничий, сердце ее загремело где-то в ушах.

Оно едва не выпрыгнуло совсем, когда Диего ввел царственного брата, сослался на срочное дело, задернул окно чарованной дымкой и невозмутимо вышел.

Арис несколько секунд взирала на плотно затворенную им дверь, поэтому не успела заметить, в какой момент его высочество пал на колени перед матушкой и принялся лобызать ее руки. Женщина не совершала никакой попытки вырваться, и то, что читалась ее лице, никак нельзя было отнести к удивлению.

– Знал, что вам непросто, – бормотал царевич, – но лишь вчера осознал всю тяжесть… Я должен бы просить прощения за наш поспешный брак, только, видит Бог, ни о чем не жалею…

Открытие было оглушающим, но сознание Арис верить новой истине отказалось напрочь. Она потерянно взирала, как в молчании плачет матушка и не сразу поняла, отчего на собственных губах посолонело и закружилась голова.

Царевич высказался и замер.

Рука Леоноры была почти прозрачной от недавней болезни, и стало вдруг очень глупо, что его усы и дурацкая тассирская бородка с наскоку совсем ее изжалили. Прежде он брился по-военному чисто и не ранил нежную кожу ее ладоней, скул и ключиц… Зато волосы, на которые она теперь взирала сверху, отросли и собрались в короткий хвост, а не лохматились во все стороны. Пусть она тоже вспомнит сейчас, как впервые решилась взъерошить их без помощи тяжелого, влажного морского ветра!

Флавий понял, что боится поднять глаза на женщину, разнящуюся с той, что рисовало его воображение. В мечтах она была родной и насквозь понятной, а эта, настоящая, взрастившая дочь без мужа и средств, все еще прекрасная в своей хрупкости и силе духа – что на ее уме?

Леонора искала слова, не находила их и тоже устыдилась этой паузы.

– Ваше высочество, – бессмысленно изрекла она.

Мужчина, держащий ее холодные от волнения пальцы в жарких ладонях был, безусловно, ее супругом, но – в образе малознакомого статного мага царской крови. Два десятка лет он почти не говорил на родном языке, обзавелся внутренним стержнем и зримым загаром, она же – бесславными морщинами на обветренных руках, по выздоровлении припомнивших не столько смычок, сколько валик для стирки и картофельный нож. Леонору потянуло коснуться волос мужа, растревожить их строгую гладкость и, если не глазами, то кончиками пальцев узнать вдохновенного гвардейца, что объяснился с ней на третьей встрече… Смелости так и не достало – едва ли у нее теперь есть право на этот слишком близкий жест.

Как угадать, кем стал его высочество? Если уж совсем откровенно, то и того, юного Флавия она почти не знала.

Присутствие Арис очень выручило застывшую чету, ибо позволило с живостью переключиться на третью сторону.

Леонора шевельнусь, страшась обидеть отнятием рук, но Флавий с понятливой неохотой отпустил ее шагнуть к дочери. Женщина обняла ее со всем порывом, который думала отдать мужу прежде, чем тот проявился в реальности.

– Арис! Неужели я могу сказать это? – прошептала она, смешивая слезы на их щеках. – Его высочество – мой муж и твой отец.

Двое облегченно перебросили необходимость говорить на бедную девицу, но та, как можно догадаться, стояла пунцовая и немая.

Матушка отступила и посмотрела прямо, торжествуя, что имя ее очищено в глазах страдавшей дочери. Но разве не лгала она все эти годы о том, что отец погиб?

"Нет, никогда, – вспомнила Арис в новом озарении. – Лишь твердила, что его забрала война. Подразумевала пленение и страшилась дарить мне надежду."

Флавий поднялся с колен, подступил и посмотрел в милое лицо вчерашнего эксперта куда смелее, чем на жену. Самовольничать, однако, поберегся, и остался пред робкой вязуньей в безмолвном прошении. Арис поняла это через долгий миг и, почти уверенная, что дело происходит с кем-то другим, протянула сыну императора дрожащую кисть. Отцу, как полагается, выпало первым целовать тонкую руку перепуганной юной леди.

Трепет перед нею аристократа недосягаемой высоты начал, наконец, убеждать, что это не злая шутка и не выдумка: матушка ныне в том же здравом рассудке, в коем всегда пребывала. Каково ей, жене царевича, пришлось нести подозрения о внебрачной связи?

– Я горд быть вашим отцом, Арис, – речь Флавия успокоилась в сравнении с первой минутой и вся исполнилась нежности. – Чаю когда-нибудь услышать это слово из ваших уст.

Он едва не мурлыкал, обнаружив на девичьем лице фамильный прямой монарший нос. Девица честно попробовала ответить, но язык действительно еще не посмел повернуться для слова "отец".

– Благодарю вас, – только и нашлась она, выказывая не более красноречия, чем Леонора.

"Арис Флавиевна Терини."

Даже в мыслях примерять это имя казалось опасной дерзостью.

“Леди Арис, внучка императора!"

Разве не слишком? Что теперь от нее ждут? Арис поспешно прервала кусание губ – наверное, это не дозволительно.

Она мечтала иметь отца, но – рядом и попроще, как у Селены – чтобы сказки говорил и вырезал деревянных лошадок. В крайнем случае, как у задорных Карнелисов, которые, очевидно, выросли в родительском обожании – а ей выпало превзойти происхождением даже Лею! Даже Алессана!

Такая честь, что впору прятаться.

Как обходиться с новой своей роднею? Примут они ее или отвернутся? Одобрят или потребуют бросить свои прожекты и заняться светским ничегонеделанием?

Царевича-отца, пожалуй, она и видеть-то почти не будет, обнять никогда не посмеет.

Однако, батюшка ее существует – и более нее обрадован их свиданием, уверенно простирает свое крыло, совлекает тягостное безымянное сиротство.

Вовек ей не стать настоящей леди высокого круга – они умеют хранить лицо, а она вновь кусает губу и глотает счастливые слезы вместо приветного доброго слова.

Царевич тоже не сводит с нее глаз, хотя желает рассмотреть другую леди в этой комнате.

Леонора и Флавий сумели начать говорить, лишь когда большие часы в углу трескуче сдвинули стрелку: в этом звуке обоим почудилось холодное шипение Диего, ведущего неукоснительный отсчет.

Даже подгоняемые сроком, разговор супруги слагали трудно.

Через несколько минут деликатных кружений женщина почти твердо осведомилась, не для срочного ли развода изволил его высочество их разыскивать.

– Нет! – воскликнул он горячим полушепотом. – Нет. Разве только вы…

Леонора сбивчиво заверила, что и она о разрыве не мечтает. Никто так и не осмелился сказать об угасшей влюбленности.

– Если по некотором размышлении вы захотите свободы, – добавила леди, – не оскорбите меня молчанием, ибо ни к чему нам быть обузой.

Царевич набрал воздуха для пылких возражений в самых возвышенных тонах, но Леонора смотрела с таким неприступным вызовом, что он выдохнул и кивнул серьезно:

– Обещаю вам, и жду ответной искренности.

В ней он был немедленно заверен. С большой неловкостью Флавий еще раз просил прощения, что теперь еще не сумеет забрать их во дворец, но непременно попробует устроить переезд в дом побольше. Запинаясь, принялся, наконец, уточнять и об их средствах.

Леонора благодарила, но даже помощь того, кто имел содержание жены и дочери своим долгом, принималась ею через силу и отторжение. Флавий едва уговорил ее взять немного денег, вынужденный даже прибегнуть к манипуляции:

– Сударыня, так вы почитаете меня частью вашей семьи, или это лишь патриотическая жалость?

Вспыхнув и устыдясь, Леонора смирилась – надо отдать должное деликатности его высочества, он пока не пытается апеллировать к праву главенства.

– Верю, что ваши труды наладили быт на Зеленой улице вполне достойно, – примиряюще добавил он. – Но вы принадлежите другому миру. Если нет нужды в еде – купите книг, или начните хлопоты о туалетах для будущих выходов.

О, какими подарками он засыпал бы их, будь хоть чуточку готов для этой встречи! Вчера, найдя себя отцом взрослой дочери, он стал мыслить несколько топорно и вообразил осчастливить ее изумрудным колье. Теперь же от него не скрылся отрадный взмах ее ресниц при поминании книг.

Набрать томов самому, или сразу отхватить им в качестве дома лавку букиниста?

Вопрос переезда, меж тем, остался несколько повисшим.

Арис не имела ни малейшего желания с нынешнего утра менять свою жизнь (в конце концов, даже не понедельник). Хватит ей и от свалившейся чести приходить в себя седмицу, а самый для этого лучший способ – глядеть ночами в щербины старого потолка, которые с ложа на печке легко приласкаешь рукою. Чужие хоромины ей ни к чему, хотя матушка, конечно, заслуживает и дворянский дом, и помощниц.

– Мы дождемся решения ваших дел в родных стенах, – твердо подытожила Леонора, глядя на растерянную дочь.

Арис всегда трудно принимала новое.

Под новый треск минутной стрелки ("Чарует он их, что ли? Вчера так не раздражало…") Флавий поспешил оговорить лишь срочное – на случай нужды условился передавать вести с племянником, тем более, что вторники и пятницы деловитого мага начинаются в "Щепке", прямо напротив места работы Арис.

Что касается самой работы, тут он пока смолчал: вроде бы наемный труд леди такого статуса казался унизительным абсурдом, с другой стороны – именно шустрые оружейники разглядели в ней смышленого артефактора, открыли Арис ее собственные силы, да и в Приказе она очутилась благодаря их прожекту (надо будет, кстати, почитать заявку). Его высочество дозволил купцам наслаждаться блестящим умом своей наследницы – до первой ее жалобы, разумеется.

Ее вязание… что ж, пока посмотрим. Надо думать, скоро заказы, выпрыгнувшие из-под ее спиц, существенно поднимутся в цене.

Это будет чудесный повод смеяться вместе, когда Флавий устроится жить по-людски – на свободе, дома, с женой и даже дочерью!

Бывший пленник считал свой брак священным и где-то даже спасительным. Возвращаясь, он готов был сохранить союз, даже если Леонора его совсем разочарует, но пожелает и дальше носить монаршее имя. В этом раскладе едва ли можно требовать от не юной уже леди подарить ему радость отцовства – пределом его мечтаний стало бы найти с нею общий язык.

Однако, взволнованная Леонора скромна и хороша как прежде, а он обрел свое продолжение в дочери. Царевич жаждал семейных обедов, прогулок и веселого щебета – два милых голоса на родном языке зазвучат прекраснейшей из музык (особенно, если они предпочтут стрекотать меж собой, оставив его упоенным слушателем). Семья придаст ему сил творить государственное служение, которое император еще на него возложит.

Леонора и прежде смотрела на Флавия как на античного героя, низошедшего до смертной, но тогда он был молод, и горячность плавила его идеальный образ, делая ближе. Теперь, всею жизнью доказавший свою причастность к совсем иным кругам, он мнился бесконечно далеким, но чем более она смотрела него, тем более желала открыть его заново и – заново увлечь. Какая самонадеянность – грезить стать интересной ему, жившему при иностранном дворе, пока она набиралась опыта ведения хозяйства на городской окраине!

Сколь бы ни было велико их рвение искать черты, сроднившие когда-то – пока им предстоит видеться безмолвно, в оговоренные часы проходя по набережной и силясь подглядывать друг за другом не слишком пламенно.

Предвкушение скудных встреч исполняло радостью – и пусть только Диего рискнет сопроводить хоть словом то, что в сорок с лишним, половиной жизни в браке и дочерью на выданье бородатый Флавий с женой собрались таиться от родителей!

Зашуршала дверь, являя мысленно помянутого брата. Диего распахнул ее не сразу, упреждая свой приход, но стучать в собственный кабинет счел все-таки излишним. Он обвел взглядом более-менее собранного царевича, заплаканных дам и велел секретарю добыть графин лимонной воды.

– Надеюсь, вы пришли к мудрым решениям, – сказал он. – А теперь, госпожа Терини, я хотел бы знать все, что вы помните о начале вашей болезни.

Следствие и последствие

В Итирсисе 20 мая, суббота

Диего считал, что нашел идеальный дуэт: древесник привычным уже манером опишет слышимые блоки, наследник сверит их с кодом, что приказные накануне срисовали со ствола. Криптографам, наконец, позволили отгул (хотя субботний день почитался в Ладии рабочим), так что маленький кабинет оказался в полном распоряжении двух магов, изо всех юных сил рвущихся причинять свою пользу. Обстановка располагала к продуктивному сплочению умов, и магистр удалился допрашивать Леонору вполне уверенный в удачном своем решении.

Едва за ним затворилась дверь, каждый юноша с неудовольствием обнаружил себя помощником другого, занятого более весомой частью следствия. Оба молча устроились по разным краям стола и не предприняли движения к единству. В проекте "Щепки" Алессан все больше боролся за главенство, древесника же окрыляла собственно техническая часть – делить в таком раскладе было нечего. Сегодня на кон легла похвала Диего Бернардовича, приз весьма существенный, ибо даримый им в год по капле – едва ли хватит на двоих.

– Длина магической волны здесь четверть или половина? – изредка справлялся недовольный Лис, намекая на себастьянов почерк.

Древесник отрывал глаза от скрипки перед собой и сухо пояснял очевидное.

– Здесь оборванный блок? – снова спрашивал младший из магов.

– Перо сломалось на этой строке. Прошу воспринимать как целый, – терпеливо отвечал второй.

Алессан смотрел на скрипку, на записи перед собой, скрипел зубами и пуще злился на свою глухоту. Потянувшись к чернильнице особенно резко, он ожидаемо ее опрокинул, залил стол, часть бумаг и рукава камзола. Подскочив, проглотил ругательство и быстрыми чарами удалил все пятна. Реакция была на высоте и упасла от катастрофы, но один из листов попал-таки под очищение.

– Списать эту функцию заново? – древесник не проявил даже досады, что взбесило Алессана окончательно.

– Почему я не слышу? – вызывающе ответил он.

Господин Карнелис счел вопрос риторическим, однако его напарник садиться не стал и все еще пронзал древесника своими ясными очами.

– Вы как-то особенно тренировали магический слух? Почему лишь вам доступны эти чары? – допытывался он вполне серьезно.

Лис безропотно принимал превосходство над собой магистров – их извинял опыт. Естественно, что к тому же возрасту он догонит и далеко опередит их уровень. Однако Себастьян посмел изначально быть одаренным в чем-то более него. Слушай – не слушай, ни в двадцать пять, ни в пятьдесят не разберешь этого кода. Смириться с таким поворотом становилась все труднее по мере частоты прибегания Приказа к помощи древесника.

– Ничего специфичного, – пожал плечами Себастьян. – Думаю, наставники тренировали ваш слух куда усерднее.

Только договорив, юноша понял, что подобное признание погрузит Алессана еще глубже в пучину зависти. Сам Лис тоже не явил высоту прагматики – пока он держал себя в руках, древесник не слишком превозносился – в "Улитках" он даже не сознавал этой особенности дара.

– Глумитесь? – бросил молодой Алвини, каменея над их маленьким столом – нельзя сказать, чтобы нависал, но занимал изрядное пространство душной комнаты.

Карнелис плотно прижал язык к сомкнутым зубам, принуждая себя молчать по крайней мере несколько секунд – он отвечает за сестру и не имеет права рисковать собою попусту, какие бы молнии ни метал в него праздный аристократ.

В гневном лике собеседника вдруг мелькнуло что-то совершенно детское.

"Он младше тебя лет на шесть, – напомнил внутренний Себастьян. – И страшно боится оказаться недостаточно гениальным для своей фамилии. Не тебе его судить, ты не рос под гнетом подобных ожиданий."

– Алессан Диегович, – сказал он вслух очень медленно и с нарочитой усталостью в голосе, чтобы только не просочилась оскорбительная жалость, – вы разбираетесь в коде, но и живые чары творите так же легко, как дышите. Ваш успех не затмит никто из ровесников, и тем более не угнаться за вами безнадежно отставшим, вроде меня. Прошу, оставьте мне право на эту малость – чутко слышать древесные чары.

Тон, каким утешают капризного ребенка, отнюдь не добавил гению покоя, но сходу зацепиться в словах Себастьяна было не за что.

– Я все еще хочу понять причину, – ответил юноша, почти овладев собой (не хватало еще подвести отца, устроив ссору с нужным человеком). – Должно же быть нечто, отличающее вас.

Себастьян удивился этой мысли – ему не приходило в голову доискиваться корней своей внезапной уникальности.

– Любопытная задачка, – согласился он, осторожно улыбнувшись, и добавил задумчиво: – Может, отгадка в том, что вы рано приступили к тренировкам.

При всех щедро расточимых поводах, в этом Алессана еще не обвиняли. Он поднял брови, приглашая уточнить.

– В моей семье нет магов, – охотно продолжил напарник. – Долгое время я лишь с изумлением внимал той неясной ауре, какую издавали некоторые вещи в доме. Я даже не сразу осознал, что близкие почти ее почти не слышат. Представьте, каково это, – заметил он с горькою иронией, – в семь лет узнать, что так звучат потоки магии.

– В семь я уже щенка научил ощущать и перепрыгивать созданные мной воздушные барьеры, – свою ответную усмешку Алессан сдобрил более жгучей приправой.

Однако, смена тональностей уняла его окончательно. Юноша сел, и тень его перестала загораживать стол. Вышедшее к месту солнце благословило хрупкое примирение, заодно изобличая неистребимые мутные разводы на казенных окнах.

– Именно, – кивнул Карнелис. – Вы много создавали – я обреченно слушал. Лишь в двенадцать на верхах семейной библиотеки отыскались несколько томов, приобретенных еще прадедом – все по древесному коду. Даже без нарочитой скрытности он требует усилий для разбора.

Себастьян замолчал, но Алессан наблюдал его с новым выражением, похожим на подлинное любопытство.

– Вас учили только книги? – спросил он.

– Очень старые книги, – подтвердил Себастьян. – По меркам эволюций чарования, это просто археологические древности, но иных мне раздобыть не посчастливилось. Они перевернули мой мир, когда я впервые сам сложил магокод.

Себастьян улыбнулся чуть шире, уносимый ностальгией в теплые дали родовой усадьбы, сходной с этим кабинетом своей деревянной скромностью, но исполненной лепотою семейного быта.

Видя, что Лис как будто не ищет смуты, он рискнул доверительно поделиться:

– Меня тогда объяла эйфория. Первым завершенным кодом стало незримое удлинение ножки стула, чтобы шатание не отвлекало от занятий. Правда, к утру тот снова охромел, немного меня отрезвляя.

– Древесные чары сжигают массу энергии, – напомнил Алессан очевидное.

Младший Алвини смотрел с выражением неясным: в его как будто искренний интерес просочилась и внимательность ученого. Себастьян в который раз подумал, как тому непросто – в каждой беседе он ищет подтекст, выгоду или "собирает сведения".

– Я не имел ваших знаний, Алессан Диегович, – согласился древесник, – поэтому каждый день чаровал его снова и снова. Через месяц чары держались в три раза дольше – это уже была виктория, но я оставил несчастный стул и увлекся подогревом.

– В три раза? – уточнил гений скептически. – То есть, вы работали с ним несколько часов, чтобы послезавтра повторить с начала? У вас не было плотника?

Наследник "Улиток" вспомнил, как однажды этот стул-таки отдали плотнику без его ведома – упрямый подросток вовремя хватился и отбил свою калечную собственность. Впрочем, этой истории про уговоры, подкуп и ночную кражу при содействии сестрицы Лис еще не заслужил.

– Вопрос принципа, если хотите, – только сказал Карнелис. – Год назад я вернулся к нему и кое-что подправил. Полагаю, он до сих пор крепко стоит на свой зачарованной ножке.

Алессан был впечатлен – не подавая виду, разумеется.

– Понимаю, наставники очень дороги, но теперь вам действительно стоит учиться, господин Карнелис, – счел он допустимым дать непрошеный совет.

– Я так и поступаю, – беззаботно отозвался старший маг.

Он растопырил длинные пальцы над маленькой кляксой – через несколько секунд она побледнела едва заметно.

– Думаю, через седмицу я сумею повторить ваши чары хотя бы на этой области, потом попробую взять пятно побольше. Помимо библиотеки, меня обучает Лея Сальвадоровна – и вы.

Упорство самообразования Себастьяна проняло даже далекого от лени молодого Алвини (и нет, ему ни чуточки не льстит величание наставником!).

Внутренний Алессан содрогнулся неким открытием, отчего напустился на себя с возмущенным упреком: “Только не говори, что вздумал теперь дорожить его уважением!”

Милую беседу пора было неотложно сворачивать.

– Кстати, о сохранении заряда, – Лис подвинул одну из бумаг напарнику, – я склонен доложить отцу, что согласен с вашей догадкой. В построении цикла очистки сработавших чар особенно ярко видны повторы целых участков кода.

***

– Автор всерьез озаботился оптимизацией растрат энергии, – докладывал Алессан через три часа главам двух Приказов. – Модификация минимальная – своим изобретением он, очевидно, вполне доволен.

Отец привычно сидел на краю своего стола, изучая принесенные сыном опрятные выписки. Флавий глядел через его плечо, но Диего не проявлял беспокойства по поводу участия его высочества в следствии.

Тот уже и так довольно знал – не было никакой возможности прогнать его за дверь во время опроса Леоноры. Пожалуй, царевич теперь коршуном будет оберегать жену, компенсируя годы ее одинокой борьбы. Диего был счастлив, наконец, отправить леди с дочерью домой. Соблюдая конспирацию, Флавий отступился от идеи провожания, а Себастьяна они ждать не пожелали, имея необходимость прежде привести в порядок собственное блаженное смятение.

Когда Диего прервал их семейное рандеву, Леонора скоро собралась и отвечала деловито. Рассказала она не много, но и не мало – три листа занял перечень городов и примерных дней пребывания там оркестра "Голос Ладии". Женщине пришлось поднимать по закоулкам памяти весь год, предваривший начало болезни.

Обозначила она и виновницу – скрипачку Марселлу с творческим псевдонимом "Канарейка" на месте фамилии. Было видно, что и эти сведения Леонора оделяет с неохотой – вновь обретя силы и супруга, она склонна была по-христиански простить горемычную завистницу. Кто мог подумать, что поиски Марселлы станут вопросом имперской важности?

Диего почти молился, чтобы Леонора оказалась права.

Найти оркестр труда не составит. Марселла может еще выступать, что совсем упрощает дело, но может и скрываться – тогда придется отследить все ее возможные контакты в каждом городе. Леонора твердо считала, что чарами злодейка не владела – имело место общение с артефактором или посредником.

Если Марселла не при чем, поиски станут бессмысленным фарсом.

В этой неопределенности рапорт Алессана о работе с древесником стал хотя бы каким-то надежным оплотом. Им достоверно известно, что гениальный автор давно творит свои теневые чары, и что в указанный период он не жил в столице или выбирался из нее.

Архивариус получит задачу сопоставить схожие нераскрытые эпизоды – удачей будет найти иные нити той же паутины.

– Господин Карнелис еще что-либо вывел из кода инструмента? – спросил Диего.

Алессан и сам хотел продолжить.

– Швы, – кивнул он кратко. – Чары вплетали не одним днем.

Диего дважды одобрительно хлопнул по ребру стола, являя крайнюю степень эмоциональности:

– Превосходно!

Он даже воспрял со стола в новом витке рассуждений и сделал несколько шагов к окну.

Скорее всего, такая работа велась без посредника, а если Леонора не замечала регулярной пропажи скрипки, допытаться нужно иных странностей – ее чем-то настойчиво отвлекали, возможно, даже опаивали.

– Ты вполне ему доверяешь? – внезапно уточнил отец, обернувшись.

Юноша замер и заставил себя поразмыслить непредвзято, но и спустя время просившийся на язык ответ остался прежним.

– Не вижу рациональной зацепки для сомнений, – признался он. – Да, отец, я ему доверяю.

"Обвинит в наивности?" – подобрался внутренний Лис.

Лицо Диего действительно отразило печаль, но излил он ее на светлую макушку Флавия, который уставился на стену и отбыл мыслями в далекие широты. Магистр вновь посмотрел на сына.

– Хорошо, – сказал он, и прибавил на едва слышном выдохе: – Рад, что хотя бы ты на это еще способен.

Отец умолк, не будучи настроен развить свою мысль, так что, выдержав паузу, Алессан уточнил преспокойно:

– Могу быть еще полезен?

Диего неожиданно пристыженно поджал губу. Кажется, свою жену он видит немногим чаще, чем Флавий – не пришлось бы и ее потом искать.

– Составь леди Алвини компанию на обеде за нас обоих, – вздохнул он уже открыто. – Развлеки и напомни, как я выгляжу. Снова пропускаю ужин.

Вечером Диего предстояло исполнить малоприятную честь – лично доложиться о промежуточных итогах его величеству, при том ни бровью не выдать особое положение свидетельницы в сердце младшего царевича и появление у монарха девятой внучки.

***

Арис, кажется, никогда в своей жизни не пивала столько чаю – разговор с матушкой перед сном выдался долгим и, наконец-то, откровенным.

Все, что мучило и разделяло их годами, теперь всплывало эпизодами и находило свои ниши. Арис уразумела, для чего ей шарльский язык и этикет, почему следовало держаться розно от соседей, но и не слишком приближаться к старшему Алвини. Прояснилась и "сестренка", и адресная карточка, и прочие мелочи быта, не дававшие ей покоя.

Конечно, спрятавшись на печь от впечатлений, Арис излила весь чай слезами.

Сначала тихо плакала от счастья, что матушка теперь ей ближе, чем когда-либо, что у них есть честное родовое имя и защита. Потом живо нарисовала последнюю встречу юных своих родителей и разрыдалась по-настоящему.

Как наяву стоит в южном саду Леонора, внутри которой тайно бьется второе сердце. Она доверчиво прижимается мокрой щекой к жесткому сукну военной формы, счастливая минутой, но горюющая о разлуке. Могущественный маг, статный царевич Флавий держит ее в кольце уверенных рук и обещает очень скоро увезти в свой дом и большую семью.

Больше им не увидеть друг друга такими. Через три дня вокруг его запястий на двадцать лет защелкнутся браслеты узника, а молодой жене придется забыть новое имя и воспитывать достойную царевича дочь в нужде, скрывая правду даже от нее самой.

Арис истязала сама себя этими картинами, не умея остановиться.

К добру ли была встреча двух порывистых натур? Сблизятся ли они теперь, заменит ли новая жизнь пережитую боль?

Сама Арис, выросшая ни царевной, ни крестьянкой, чужая и тем и другим – сможет ли она стать счастливой?

Здесь в ее грезах проявился отчего-то молодой господин Карнелис – и Арис обмерла, открывши: пропасть между нею и благородным Себастьяном оказалась мнимой, а она теперь не бесприданница.

Ужаснувшись этой фантазии, вязунья тотчас бежала к помыслам более скромным: теперь ей не зазорно искать дружбы Леи и Виолы.

Ах, леди Лея! Возвышенная, тонкая, идеальная! Не опускает глаз, когда ее пытаются смутить. Держит себя, даже если досадует. При всей гордости своего рода – не выказывает превозношения.

Виола же – как маленькая искра. Кажется, она ничего не боится в этом городе. В ней столько задора, что девица движет вперед все свое окружение, не глядя даже на статус. Оружейники нашли в мастерице-вязунье мага, но именно Виола первая подняла ее до уровня желанной гостьи у аристократов.

"Если бы вобрать и рассудительность магички, и теплую живость Виолы! – мечтала внутренняя Арис. – Я стала бы такой, какой желает видеть меня матушка."

Она твердо положила себе следовать примеру настоящих барышень, чтобы отучиться, наконец, краснеть и запинаться.

Истинная леди несет в себе гармонию, от которой все иные дела налаживаются как бы сами собою – не зря же Лея умудряется без устали опекать половину города, а Виола так ловко управляется с делами "Щепки"!

Нетерпение и труд

В Итирсисе 20 мая, суббота

– Опять вызывали в Приказ? – две баранки, которые леди Виола башенкой сложила у пиалы с чаем, вероятно, составляли ее скромный десерт.

– Сегодня я добровольцем, – бодрый Себастьян подхватил одно румяное колечко и уместил в рот едва не целиком (ничего, для девицы полезно будет уполовинить сладости).

Сестрица посмотрела как-то жалко.

– Тебя, случаем, на этот раз не покормили? – спросила она.

Древесник помотал головой, жуя с большим аппетитом.

– Хлебосольная хозяйка съела мою порцию? – догадался он.

Потом вдруг свел брови и поискал глазами следы сестриной трапезы.

– Это был весь твой обед? – не поверил он. Баранка сразу встала поперек его горла и сглотнулась трудно.

Виола пожала плечиком.

– На себя одну не стала ничего придумывать, – ответила она, подозрительно быстро садясь и пряча носик в пиале.

Себастьян посмотрел на нее серьезно и внимательно.

– Все так плохо? – мягко подытожил он.

Виола сдалась, вздохнула тяжко и опустила чай на стол.

– Я отнесла плату за дом на следующий месяц, отложила взносы в гильдию и три луны для Леи. На остатках мы, конечно, не оголодаем…

– Но ты уже экономишь на обеде, – перевел брат, садясь напротив.

– Не вздумай доложить родителям! – глянула она с мольбою. – Матушка вмиг меня заберет, еще и станет кормить, пока все платья не затрещат.

Древесник ничего не обещал и смотрел с огорчением, рожденным более поступком сестры, чем с их новою диетой.

– У тебя, конечно, имеется план? – предположил он сухо.

Виола, напротив, оживилась.

– Спасибо, что веришь в меня! – сказала она. – На будущей седмице ожидаю две предварительные платы за музыкальные статуэтки подругам Карлоты Эдмондовны. Если уговорю матушку Арис поиграть для записи мелодий, цену удастся еще поднять.

Древесник задумчиво помолчал. Сегодня Леонора Эмильевна подавала себя совершенною леди, и Алессан всячески в этом ее поощрял. Какой бы сюрприз тут не таился, предложение Виолы может прозвучать для нее бестактно. Впрочем, на сестрицу трудятся уже двое высокородных юных магов – на скрипачкину возможность уклониться он бы не поставил.

Это вселяло бы надежду, но в девицыных планах сквозила уже нездоровая ответственность за них обоих.

– Виола, – строго сказал он. – Обещай больше не скрывать от меня наших сложностей.

– Тебе нужно спокойно заниматься, – та посмотрела со стыдом, чуть не вжимаясь в лавку. – Я обещала, что в городе ты сможешь учиться, аостальное…

– Леди Карнелис, – прозвенел Себастьян внезапно, – прошу вас не делать из меня изнеженную барышню, какой вы даже сами не желаете казаться.

Виола осеклась. С этой стороны она расклад не изучила, а ведь и в самом деле попытка оградить предстала оскорбительной.

– Прости, – осунулась девица, и на нее стало совсем уж горестно взирать.

Брат, кое-как храня напускную суровость, вытащил из-за кушака суму и величаво положил на стол перед нею.

– Я пока еще могу заработать пару-тройку серебряных лун и самостоятельно, – надменно закончил он.

– Снова заплатили? – просияла сестра. – В этот раз ты всех сразил?

Господин Карнелис подтвердил ее догадку представительным кивком, после чего не выдержал и широко улыбнулся.

– Не обижай меня так больше, – попросил он. – Голодать и выбираться будем вместе.

Виола шмыгнула и перечла добычу с ловкостью не совсем присущей леди. Прибыток она растянет на седмицу скромной жизни – талант брата несколько поправил их дела.

– Я никудышная распорядительница? – спросила она.

Всплески ее боевого духа частенько откатывались часами стенаний, переносимых Себастьяном с мужественной стойкостью, хотя и без великого восторга.

– Ты лучшая, кого я знаю, – напомнил он честно и не впервые. – Твои задумки потрясут еще весь город.

"Переговорные" пуговицы и впрямь обретали свои дивные черты.

Артефакторы раздобыли заготовки целыми связками, желая опробовать образцы различных древесин. Сначала сестра предлагала Себастьяну тренироваться на щепочках, но тот уверил, что форма и дырочки могут оказать влияние. Виола подошла к вопросу ответственно и пристрастно допросила коробейника, точно ли фурнитура изготовлена из одного куска, добавляя новых историй в его копилку ненормальных покупателей. Барышня не сдалась покуда тот не обещался заменить кружочки в случае негодности. Сырье не подвело.

Пропадая то в своей комнате, то в гильдейской библиоте, древесник сосредоточенно проникал в слои магической науки.

Заставить предмет колыхаться не являлось никакой проблемой – это лишь ювелирный вариант обычной левитации.

Самая сложная часть – заставить одну пуговицу чувствовать другую. В коде необходимо было точнейшим образом указать характер искомой цели. Потокам той волновой силы, что звали магией, не ведомо понятие "вторая пуговица", зато можно обозначить плотность и состав.

На первом этапе при ударе по одному образцу начали подпрыгивать деревянные части дома. Себастьян тут же свернул ранние проверки и углубился в составление чар, которые позволяли пуговице искать не любое дерево, а именно схожее с нею самою – для чего и требовалось былое их единство.

Стало легче, дом угомонился, но любое препятствие сбивало чары с толку. Знания Алессана и Леи пришлись ко двору – втроем описывали в блоках и выключали из обзора все материалы, найденные для начала в комнате.

Накануне, когда Дарий забрел с приглашением в приказ, шла антропологическая дискуссия. Необходимо было обрисовать магии "человека", для чего имелось не менее десятка готовых научных методов. Алессан предлагал опираться на некую теорию про обезьян, что вызвало полнейшее негодование Виолы.

Распорядительница твердо заявила, что подобной ереси в ее проекте места нет, даже если биологическое сходство окажется достаточным для стабильной идентификации. Юноша смотрел из-под своей пряди и уточнял куртуазно:

– Не опасаетесь подорвать работу специалистов из-за пустого желания настоять на своем?

– Как лицо, отвечающее за реализацию в целом, я нахожу свое решение стратегически дальновидным, – поднимала нос Виола.

Они спорили без конца, и девица раз от разу выказывала все больше стойкости, и лишь после ухода консультантов снова ложилась щекой на стол и подвывала свой припев:

– Я никудышная распорядительница?

Себастьян всегда исполнял свою партию чисто.

Он был единственным зрителем театра ее сомнений – для остального мира Виола хранила вид решительный и жизнерадостный. По мере продвижения задумки, она воспаряла все выше, что приводило покоренного соседа в двойственное настроение: сияние девицы не могло его не тешить, однако он впервые обеспокоился, не обойдет ли она оружейню в конкурсе.

Виоле, конечно, их подвижки тоже не давали покоя, но она была знакома с рукоделием Арис и могла сделать определенные выводы о направлении соседского прожекта. Ее оценки заставляли считаться с оружейнею всерьез, но вслух эта деликатная тема всегда ею обходилась.

Дарий же пребывал в кромешной тьме неведения. Пуговицы, зорко отмеченные им на столе, могли быть чем угодно, от будущего чарованного пластинчатого доспеха до мудреных метательных снарядов – после скалочек с чудинкой и гадать бессмысленно.

Однажды леди Карнелис почтила редким визитом торговую залу, где совершенно отвлекла молодца от работы за прилавком. Едва она дошла до расспросов о патентном бюро, кабинет отца огласился кашлем.

– Зайди, – крикнул хозяин через дверь, когда гостья невинно откланялась.

Четверть часа Дарий старший пытался выведать у сына, что задумала сметливая соседка. Проигрывать купец привычки не имел, отсутствие данных весомо раздражало. Молодец так и не сумел дать внятного ответа, клянясь, что Виола только представляется легкомысленной болтушкой – когда надо, язык за зубами держит, не будь она леди.

– А если бы знал, – вдруг впился цепким взором батюшка, – сказал бы?

Богатырь запнулся и не поручился.

– Ладно, не разрывайся, – чуть улыбнулся старший в усы, одобрив прямодушие. – Надо будет – вызнаю в патентном.

Дарий Дариевич в самом деле метался надвое. Судя по счастливому лику зазнобы, детище ее вставало на ноги и не оставляло ни единого шанса принести его в жертву чувствам. Замечая ли эти сомнения, или по собственному плану, отец тоже все более вплетал его в дела "Очень острого оружия".

Царевич, получив отчет о тассирском арбалете, был уже захвачен борьбою с деревом, так что бумаги о заказе пятнадцати новинок оружейне подписал без долгих дум. Счастливый молодец в тот день торжественно вручил договор батюшке, но тот лишь бросил свой росчерк и без внимания упрятал грамоту в чарованный сундук.

– Сколько тебе нужно людей? – осведомился он у сына.

Дарий младший сглотнул.

– Мне?

– Прожект, разумеется, твой, – подтвердил батюшка, – к вечеру жду общий план.

План был готов через час, и молодец распоряжался теперь арбалетною задачей: бегал в кузницы на окраины, рисовал прообразы резчикам, выбирал готовую тетиву на складе, проверял подвижки магов по зодчеству кода для стальных арбалетных плеч.

Конкурс тоже шел гладкой своей дорогой. Первая туника была готова, но эксперименты с кроем и толщиною пряжи Арис еще продолжила: разным родам войск и защита подходила разная. К тому же, империя радела и о внешнем виде армии, должной воодушевлять единством своим и строгостью. Покуда маги рядились в черное сукно, веря в собственные куполы, иные роды войск облекались в защиту весьма пеструю. Дарий старший надеялся покорить судей еще и внешним согласием защитного стиля.

Прожекты кипели под стать бойкой жизни города.

К исходу весны две березовые пуговицы признали свое родство хотя бы в рамках клети. Себастьян подозвал сестру и сразил ее демонстрацией: стук передавался из одного угла в другой с томной вялостью, но остальное маг обозначил вопросом уже техническим.

– Завтра отнесу заявку для Приказа, – заявила Виола, теперь как никогда уверенная в успехе. – Дарий Дариевич советовал сделать это заранее.

Упоминание сестрой соседа всегда трогало Себастьяна улыбкой.

– Для конкурента он очень уж прыткий помощник, – невзначай отметил он. – Не способ ли это тебя запутать?

Виола порозовела, но тотчас отозвалась насмешкою.

– Вам ли меня корить, господин Карнелис, – попеняла она. – Гляди ваши окна на улицу, боюсь, наш прожект ушел бы недалече. Хотите, я выясню часы приходов Арис, чтобы вам не терять времени на частую рекогносцировку?

Себастьян хотел ответить что-то возмущенное-колкое, но вдруг опал плечами.

– Так заметно? – спросил он удрученно.

Сестрица фыркнула, весьма собой довольная.

– Я женщина, братец, от меня таких вещей не скроешь.

Скромная видом вязунья навещала оружейню по-прежнему часто. В пол она почти перестала смотреть, зато обнаружила интерес к соседским ставенкам.

Молодежь "Оружейни" и "Щепки" устраивала форменную перестрелку глаз.

Виола и Дарий уже были дуэлянтами привычными и с увлечением наблюдали за тем, как ныне Арис то и дело обращается к окнам артефакторов. Ответным вниманием ее поощряли как смущенный Себастьян, так и загадочный Алессан, не гнушавшийся даже обозначить поклон при случае. Последние приводило в большое изумление леди Лею и включало ее в этот квартет.

Словом, юная кровь горячилась не хуже прожектов.

– Арис необычная, – продолжила Виола задумчиво. – Хотя и говорит о себе так мало.

Было приятно, что сестра умела рассмотреть людей, но от наследника угасающего рода близкие, вероятно, ожидали большего.

– Уведомишь родителей о неподобающей партии? – предсказал брат обреченно.

Виола, чье сердце не отличилось геральдической притязательностью, едва ли могла бросить этот камень первой.

– В твой разум я верю больше, чем в свой, – удостоверила она, смеясь. – Что бы ты ни решил – мы не пожалеем.

Тронутый Себастьян ответил благодарным взглядом, Виола же добавила с хитринкой:

– В среду я иду к Леоноре Эмильевне, она обещалась играть для записи.

Себастьян был по природе милосерден, потому изъявил жертвенную готовность подменить сестру в этой тяжкой обязанности.

Роза пахнет розой

В Итирсисе: 30 мая, вторник

Завершая очередную волонтерскую сессию в "Щепке", Алессан посмотрел на старые часы артефакторов – до явления учителя истории оставалось пятьдесят минут. Если в который раз пожертвовать обедом, можно проводить, наконец, чуть оттаявшую Лею, но домой придется уже бегом.

– Вы как будто уже не слишком тяготитесь нашими встречами, – заметил маг, выводя ее на улицу и ничуть не демонстрируя спешку.

– Это так, – Лея кивнула, но в глазах ее таилась проказливая искорка. – Вы были правы, они овевают меня ностальгией.

– По тем временам, когда мы были рядом и меж нами не стояли условности? – подсказал юноша, побуждая развить столь приятное утверждение.

– По временам, когда мы были детьми, – по-своему уточнила невеста. – Мне кажется, мы изменились не так уж сильно.

Алессан отчего-то на миг показалось, что здесь имеет место отнюдь не комплимент.

– Я все так же упряма и своевольна, – с деланным огорчением продолжила Лея.

– Ваше своеволие не дает нам скучать, – галантно утешил маг.

– Вы все также элегантно самоутверждаетесь за счет хрупких девиц, – договорила она даже с нежностью.

Алессан несколько оторопел от поворота.

– Каким же образом? – наполовину спросил, наполовину возмутился он.

Ни на каких девиц у него давно нет времени.

Невеста одарила его взглядом почти материнским.

– Вам непременно требуется победить каждую, кто имел неосторожность занять ваше внимание. Если вас не увлекает амурная виктория, вы устраиваете магические дуэли, – напомнила она об их баталиях в апреле.

“Отчего же – не увлекает?..”

– Если девица оказывается негодна и к ним, вы собираете все силы, чтобы подвинуть ее с места распорядителя интересного вам прожекта, – ровно завершила спутница.

Вот она к чему.

– Если бы я собрал все силы, "Щепка" уже была бы моей целиком и полностью, Лея Сальвадоровна, – возразил Алессан с опасной сладостью в голосе.

– Вы не отрицаете, что роль Виолы Базилевны не дает вам покоя, – в свою очередь удовлетворенно вывела невеста.

Обвинения показались наследнику Алвини совершенно несостоятельными.

– Для ее же блага. Я знаю, как действовать в нужном ей направлении, – заверил маг.

– О, конечно, – сказала Лея. – Поэтому вместо доброго совета вы то и дело выбиваете у нее почву из-под ног.

– Мои лидерские наклонности не поддаются контролю, – шутливо похвастал Алессан, подставляя профиль солнышку.

– Именно поэтому я и сочла, что вы нисколько не изменились со своих двенадцати лет, когда по этой причине мне стало трудно поддерживать наше общение, – не глядя на него закончила девица и тут же добавила торопливо, – Но ваши привычки – исключительно ваше право, коль скоро замуж за вас я не собираюсь. Продолжайте в том же духе, это по-своему занятно.

Лея хитро забросала его сразу несколькими тезисами, каждый из которых следовало оспорить. Легкая беседа подразумевала короткий ответ лишь на один из них, остальные придется оставить пока без комментария – иначе скатишься в длинный монолог из оправданий.

– Что же вы не защитили Виолу Базилевну, когда против нее лидерские качества проявлял ее братец? – спросил юноша вместо этого.

Леди позволила уголкам своих губ загадочно дрогнуть.

– Боюсь, Алессан Диегович, в тот день вы были ослеплены собственным сиянием, – сообщила она уже на грани того, за что мужчина живо бы получил в лицо перчатку. – Себастьян Базилевич ничуть не ущемил свою младшую сестру, а лишь способствовал появлению в их мастерской завидного консультанта. Господин Карнелис, насколько я могла заметить, не ставит знак равенства между непрерывным командованием и настоящим главенством. Виола Базилевна может на него положиться, повезет и его будущей жене.

– Вы же не думаете, что я отпущу вас к нему, моя нареченная? – прищурился маг, игнорируя (но не забывая) невестины упреки в нарциссизме.

– Мой отец уже не стоит на нашем браке, – легко отозвалась девица. – Давайте сойдемся на том, Алессан Диегович, что, коли вы все еще претендуете на мою руку, вам придется меня очаровать, а не шантажировать – или просите вашего батюшку навязать вам другую избранницу, чтобы вновь не утруждаться ухаживанием.

Внутренний Алессан почти вскипел.

Разве все время, что он тратит на нее, еще не считается за ухаживание? Он мог отдать утро праздной прогулке или хотя бы выспаться – он же учится с зари, до обеда помогает ее артефакторам, а вместо обеда – развлекает беглянку беседою!

– Какой инструмент вы предпочтете услышать ночью под вашими окнами? – уточнил он ядовито. – Милые соседи разделяют ваши музыкальные вкусы?

– Серенады можно пропустить. Надо сказать, честное исполнение обязательств перед "Щепкой" прибавили вам некоторое число баллов, – признала магичка. – Кроме того, рискну обратить к вам дружескую просьбу.

Это звучало уже интереснее.

Как ни казался Итирсис велик, но дом Леи приближался скорее, чем желал бы кавалер. Уже некоторое время они двигались по улицам почти ветхим, и каждый второй бородатый горожанин привечал его спутницу поклоном, пожеланием здравия и обращением по отчеству. Народное любопытство окружило большим вниманием благородную пару и чинное их общение.

Лея обернулась, краем глаза отметив близкое движение позади себя.

Кума Берта с коромыслом, уже несколько времени шедшая на расстоянии, сподручном для слуха, замедлила движение. Когда вслед оглянулся Алессан со своею злостью, женщина спешно прянула к ближайшему соседскому забору. Успела бы даже изобразить разговор с тамошней хозяйкой, полющей раннюю петрушку, да полные ведра неловко зацепились о редкий плетень и собрались извергнуть водопад на грядку.

Будущий боевой маг среагировал даже раньше, чем подумал – вода вмиг застыла и вернулась внутрь, а ведра как ни в чем не бывало повесились обратно. Кума Берта только закончила ахать от потери, как тут же охнула от чуда.

Алессан отвернулся, не удостаивая инцидент внимания, и повел невесту дальше, покуда она не слишком отвлеклась.

– Весьма впечатляет, – отметила она, однако.

– О, бросьте: я слышал, как ваши чары летели долей секунды позже, – не стал красоваться маг. Хвала за почти детские навыки звучала даже унизительно.

– Я о том, что вы нашли нужным вмешаться, – улыбнулась магичка. – Колодец не близко, тетушке пришлось бы заново проделать путь.

Лис молча нахмурился – ему не сразу пришло в голову, что он сейчас колдовал ради какой-то простородной кумушки. Однако, если это порадует Лею – назовем интуицией в угоду обольщения строптивицы. Не пожалел же он ту несчастную с ведрами, в самом деле.

– Я хотела просить вас об услуге, – вернулась Лея к прерванной просьбе. – Азбука для передачи колебаний мною уже составлена, однако требует проработки на практике. Не хотелось бы отдать Виоле Базилевне сырую работу.

Алессан, успевший вообразить массу интересных трудностей, из которых он выпутает страждущую деву, разочарованно скривил губу.

– Вам тоже пришлась по вкусу мечта видеть меня проверяльщиком? – без веселости ответил он.

Лея смутилась – ей успело подуматься, что под руку ее ведет прежний Лис, еще не слишком повзрослевший для презрения. Видимо, рано стала она говорить с ним по-приятельски и позволила много лишнего.

– Мои мечты с вами никак не связаны, Алессан Диегович, – вернула она столь же холодно.

На счастье, дом с ее комнатушкой на втором этаже явился уже рядом, дойти до него в молчании можно было без чрезмерной тягости.

Кавалер потянул рассохшуюся дверь, пропуская невесту – ему, конечно, внутрь нет пути.

– Впрочем, покажите мне ваше творение, – вдруг сменил он выражение лица, надевая маску обаяния. – Я в самом деле поднаторел в разного рода шифровках.

Лея хотела гордо отказаться, но в последний момент в ней победила практичность. Азбуку действительно пора проверить, но таинственность прожекта не позволяла обратиться к подругам с этой занимательной игрою.

– Я вынесу вам копию, – коротко согласилась она, скрываясь.

Уходя с листочком, пестрым от остреньких леиных букв, Алессан был донельзя задумчив и едва не опоздал на класс истории.

***

Лея погасила магическую лампу около полуночи. Даже через рамы майский надрыв соловья проникал в комнату и наполнял ее чем-то, от чего хотелось плакать, если слишком заслушаться.

Последняя весенняя ночь, послезавтра июнь – и первое самостоятельное лето. Оно не будет отмечено выездами в южные имения, маскарадами, пикниками и всякой милой романтической чепухой, которой старшие дамы непременно окружат своих дочерей в знойные месяцы. Батюшка ее был обыкновенно занят, но сироту брала под опеку дюжина скучающих матрон. Юной леди Астер нравилось читать принесенные ими приглашения, придирчиво морщить нос, отбирая самые достойные, после чего погружаться в перипетии заказа туалетов.

Ныне она собрала себе иные сложности. Горожане то и дело пытались заделать ее лекарем и звали к больным – от кашля до куда более тяжелых случаев, к магии не имеющих касания. Сегодня она вновь провела вечер, уговаривая семью слегшей в лихорадке девочки обращаться к врачевателю, оставив им для этого монетку. После примирения с отцом она как-то незаметно перешла от попыток работы к сугубой благотворительности. Свою комнатку, конечно, стоило бы все-таки сменить, но сил на поиск дома все не находилось.

Переодевшись в темноте, она сдвинула занавеску, любуясь почти полною луной, и собралась уже устроиться на жесткой кровати, когда подоконник снаружи привлек ее взор длинною белой розой.

Первый порыв она удержала. Перегнулась через мешающий стол нарочно медленно, приоткрыла створку и забрала цветок с видом совершенно бесстрастным – надо думать, даритель еще наблюдает. В самом деле, герой нашелся посреди улицы, обряженный в шляпу и все черное. Под левым локтем топорщила плащ объемная гарда – все как в день его первого здесь появления, разве что стебель розы на сей раз не пострадал.

Лея разобрала, что не только ее окно открылось навстречу пришлому кавалеру. Если он теперь примется петь для нее, невзирая на многие уши, будет ужасно стыдно… и невозможно приятно.

В смешении чувств она все-таки не задержала взгляда и с видимым равнодушием к розам, героям и предательской поддержке соловья ушла из-под обзора вглубь каморки, одним шагом найдя спиною дверь.

Лишь теперь можно было поднести к носу белый бутон, эталон образцовой романтики. Роза пахла розой и чуть любопытством – слишком просто для Лиса, жди сюрприза.

Добавок обнаружился тотчас – лентой к стеблю был подвязян серебряный браслет. По волнообразной резьбе плыли дельфины с голубыми топазами.

Подтекст уже был несколько более в его духе: дельфин, олицетворение стихийной мощи, был геральдическим животным рода Алвини. Если она примет подарок – это почти обещание.

"Все еще не ваш уровень, Алессан Диегович", – девица поймала себя на легком разочаровании.

Несмотря на обработанные чарами камни, по меркам их семей браслет был скромным пустячком. Едва ли юноша верил, что леди Астер сдастся и примерит столь обязующее украшение. Даритель прямо провоцировал отказ – но нельзя поступить предсказуемо.

Лея замерла, сочиняя наиболее красивый, но не слишком поспешный способ возврата – пусть еще потопчется внизу, может, в самом деле осчастливит Кленовую улицу недурным своим тенором.

Браслет колыхнулся в ее ладони.

Черные бровки свелись к переносице – не показалось! Вся пластина ощутимо дрожала: коротко, потом долго и коротко вновь.

Изобретательный ухажер все-таки заставил ее вострепетать и расплыться в озорной улыбке – это была ее азбука!

"… р… о… й… (пауза) н… о …ч…и".

Тишина. Кавалер наслаждался произведенным эффектом и давал ей время на ход. Лее пришлось задействовать свободную ладонь, чтобы как-то унять слишком довольное свое лицо.

Конечно, это были не деревянные пуговицы – чуть только она закроет окно или слишком отдалится, маг потеряет возможность отправлять живые сигналы. Однако, для проверки алфавита по ее просьбе нельзя было измыслить хода более изящного.

Несносный Лис! Как теперь вернуть его дар и лишить себя такого приключения?

Не подходя к окну, Лея прослушала область, где был замечен кавалер – что-то в форме второго браслета действительно окружалось чарами, любезно сообщая направление ответа.

Для порядка поспорив с собою ("я же не буду его надевать!"), Лея подвинула ближе лист алфавита на столе и едва заметно подсветила записи.

"Идите спать", – отправила она колебания в указанную точку. Точка погасла.

Лея, конечно, не верила, что Алессан послушается, но коварный поклонник нарочно тянул с ответом, чтобы она извелась и почти уже готова была снова выглянуть украдкой. Прошла минута.

"Я гений" – вопросительно дрогнул браслет.

Даже серебро сумело передать самодовольство, что сейчас укрыто лунным полумраком и шляпой лицедея. Интересно, он уже зазубрил ее азбуку – или высится посреди улицы с бумагой?

Лея отозвалась не сразу, хотя на целую минуту ее выдержки не хватило. Отвязав браслет, она забралась на кровать в длинной своей рубашке, оперлась о стену и подтянула к себе колени. Разговор сигналами не обещал быть быстрым.

"Вы позер", – не спеша уточнила она, сверяясь с алфавитом.

Она давно мечтала бросить это Лису, но воспитание было выше нелепых эмоций. Оказывается, при новом способе общения границы ощущаются куда менее жесткими – нужно удвоить контроль над собою.

"Польщен", – заверил браслет.

– Фии-фвить, – добавил соловей.

"Что вам угодно", – Лея снова нахмурилась, обнаружив, что в кодах букв и частых слов не заложила знаков препинания. Что ж, проверка уже дает свои плоды.

"Исполняю ваш наказ во всем объеме", – отвечал пришелец.

Под окном раздалось легкое покашливание – Лис деликатно прочистил горло. Неужели споет?

"До ми бемоль соль (пауза) фа форшлаг ми бемоль (пауза) это невозможно вы не предусмотрели мне нот (пауза) терпите стихи".

"Надеюсь не слишком истрепанные под чужими окнами", – отозвалась магичка, кусая губу, чтобы не выдать себя смехом.

"Свежие", – заверил кавалер, что немедленно подтвердил соловей длинным коленом. Кажется, сегодня он особенно разошелся, из мужской солидарности подголоском пронимая девицыно сердечко.

"От людских очей порочных

От супружнего ярма

В башне тесной и непрочной

Затворилася сама"

Каким бы ни было качество этой лирики, рифму Лее посвящали впервые – с таким женихом, как наследник Алвини, слегка влюбленные поклонники не смели не то, что раскрыть рта, а даже руку ее задержать дольше положенного. Ей, привыкшей к обожанию, не перепало и доли комплиментов, которыми осыпали более скромных ее ровесниц. Нареченный усердствовал менее всех.

Может быть, именно от этого гнета предрешенности она и бежала в свою "тесную башню". Если бы раньше отец взялся не велеть, а уверять, что они с Алессаном друг другу подходят – ему не пришлось бы утомиться. Лея и сама прекрасно видела общность их миров, помнила детское понимание с полуслова.

Даже кума Берта явилась к ней нынче под вечер и стала говорить, что в грозу она обозналась: суженый не таков и осел, вся окраина после сказа о коромысле, так и быть, жениха одобрила. Надо бы Леюшке свет Сальвадоровне замуж, покуда румянец не отцвел, а ладный молодец не раздумал. Магичка насилу отбилась от свахи, но спорила не слишком рьяно.

"Строгость юная не ищет

Кратких встреч и долгих дум

Без улыбки девы нищий

Под укор ее приду"

Еще бы не укор! Лису всего-то нужно приоткрыть, что Лея ему дорога не как обещанная вещь – в остальном она убедит себя и сама. Несмотря на постоянное вращение поблизости, до сих пор он скорее вменял ей свое оскорбленное собственничество.

Роза и стихи были забавны, но гораздо чувствительнее тронуло то, что он услышал ее просьбы и так скоро скрепил свою гордыню.

"Не посмотрит и немая

Утаит отраду глаз

Говорливой трелью мая

Птица скажет все за нас"

Стихи, скроенные из дрожащих букв и повторенные про себя для внятности, отчего-то сразу же запомнились наизусть – Лея даже рассердилась на себя за это.

"Оставьте бедную лиру, в другой раз я изобрету вам ноты", – заявила она, когда пауза обозначила финал.

"Другой раз? Я сейчас его пригласила?", – ужаснулась внутренняя Лея.

"Когда вам будет угодно вопросительный знак", – поднаторев при наборе стиха, Алессан прибегал уже к более длинным фразам.

"Для этого есть наши рабочие встречи", – гневно отстучала магия невесты по парному браслету на его запястье.

Изящная ручка Леи показалась лишь на миг, затворяя раму и едва не сорвав занавеску. Положение ее браслета перестало быть различимо, магия больше его не достигнет – не колотить же теперь по окну и стенам.

Однако, ручка не вернула ему под ноги ни розы, ни даже вызывающего подарка с дельфинами – Лея приняла игру и разрешила явиться снова.

– Сладких снов, моя нареченная, – пожелал он тихо и мстительно.

Юноша не сомневался, что теперь-то невесте предстоит думать о нем хотя бы до рассвета: он потрудился собрать стишок столь простеньким хореем, что тот не скоро от нее отлипнет.

Со стороны посещение красавца-дворянина осталось молчаливой скупой пантомимой, пусть обрамленной соловьем, но обманувшей надежды почти всех зрительниц.

Развернувшись на каблуках сапог под печалью публики, Лис миновал две улицы медленно и не переставая улыбаться – все сложилось как по писаному, но почему-то вместо победного торжества сознание себя темой леиных помыслов отразилось щекочущим волнением.

Алессан Алвини встряхнулся и прибавил шаг.

Должно еще вернуть птичнику маленькую клетку с трехколенным соловьем, пристегнутую к портупее вместо шпаги.

О мести леиной и мести кошачьей

В Итирсисе: 2 июня, пятница

Лея ни минуты не сомневалась, что браслет обязана вернуть. Собираясь к артефакторам в пятницу, она даже не стала обертывать его платком, так и сунув небрежно в поясную сумку между мелкими монетками и коробочкой с розовой пудрой.

Однако миновал уже утренний раут Виолы, продолжились труды с материей, а магичка так и не могла заставить себя выложить браслет перед непринужденным Лисом и заявить отрепетированное:

– Ваше внимание лестно, Алессан Диегович, но впредь извольте тактичнее выбирать подарки.

Вместо этого она усердно погружалась в дискуссии, оправдываясь перед внутреннею Леей, что мщение свое она воздаст "потом".

Виола похвастала результатами домашней работы Себастьяна: стук связывал пуговицы уже стабильно, минуя даже стену дома. Вибрации, однако были очень слабыми.

– На время проверок можно увеличить принимающий предмет, – догадался Алессан. – Добавить резонатор.

Задумка пришлась древеснику по душе.

– Закажем ювелиру плотную металлическую огранку? – предложил он оживленно.

Лис подхватил со стола одну из пуговиц и повернулся к Лее.

– Позвольте ваш новый браслет, леди Астер, – попросил он, с улыбкой протянув свободную ладонь.

Лея вспыхнула – конечно, он ощутил присутствие чарованного подарка на ее поясе и не упустил случая продемонстрировать Карнелисам, что в невестиной сумочке прижились дельфины.

С великим хладнокровием она вытащила браслет и бросила его на дерзкую ладонь, избегая касаться последней.

– Я как раз искала момента вернуть неуместный дар, не желая задеть вас прилюдным отказом, – с неспешной светскостью сопроводила она свой жест.

Она еще выговаривала, когда Лис приложил пуговицу к браслету и большим пальцем нещадно вплавил ее в резное серебро.

Древесник только моргнул – ювелир, очевидно, наследнику Алвини без надобности. Лея не успела закончить речи, как обнаружила дар Лиса обнимающим свое запястье.

– Алессан Диегович! – воскликнула она гневно, в то время как невозмутимый маг выудил парный артефакт и повторил остроумную процедуру.

Нацепив украшение, он стукнул по несуразной пуговице на внешней его части.

Браслет Леи дрогнул в ответ куда ощутимее, чем отдельная пуговица на демонстрации древесника.

– Что вы чувствуете? – спросил Алессан, глядя на нее с двусмысленным своим коварством.

"Возмущение и злость!"

– Сигнал хорош, – сказала она вслух почти брезгливо.

– Чудесно, – удовлетворенно подытожил маг. – Для армии не очень годно, для проверок – более чем.

– Я не намерена это носить, – закончила все-таки Лея и принялась уже снимать прикрасу, когда наткнулась на виолин взгляд.

Распорядительница смотрела на браслет в совершенном восхищении.

– Чудесная доработка, Алессан Диегович! – задорно воскликнула она. – Теперь мы можем изучать и дальность передачи, и прохождение иных препятствий! Заодно и заряд сохраним в серебре, не так ли?

– Вы прекрасно уловили глубину моей идеи, – одобрил гений, чуть не впервые выражая согласие с распорядительницей.

Та, увлеченная, поддержала эту новую ступень.

– Ваша польза для проекта несомненна, – признала она.

Алессан оценил ее жертву и облекся невиданной скромностью.

– Если леди Астер откажется помочь в проверках, вы снизойдете на время стать моей напарницей? – предложил он.

Виола посмотрела на дельфинов с некоторым сомнением, но ее тяга к продвижению в конкурсе затмевала столь поверхностные условности.

– Разумеется, я воспользуюсь вашим браслетом, – подчеркнула она принадлежность вещицы, – и верну вашу собственность сразу по завершении.

"Разве пока еще это не моя собственность?" – нахмурилась внутренняя Лея.

– Леди Астер? – повернулся Лис вопросительно.

– Ради Виолы Базильевны и прожекта я пока оставлю его при себе, – смирилась та с неохотою. – На обратном пути проверим дальность.

Два рабочих часа браслет незримо жег ее кожу. Все казалось, что Алессан постоянно задевает пуговицу, заставляя ощущать это действие как свое. Связь оказалась очень странной и бесстыдно личной. Выключение режима передачи на данном этапе не предусматривалось.

Лея почувствовала, что вот-вот неподобающе заалеет, и вознамерилась убрать браслет обратно в сумку. Однако, догадалась она, каждый удар сумочки о платье будет передан и Лису. Конечно, у юбок четыре плотных слоя, но это не отменяет факта, что под ними помещается ее бедро.

"Лучше бы уступила Виоле – ее он едва ли стал бы так донимать."

Выручила смекалка.

– Вы столь энергичны, Алессан, что даже моя рука утомилась, – негромко заявила магичка и равнодушно укрепила браслет на основании косы в своей замысловато скрученной прическе.

Лис, действительно, тотчас угомонил свои постукивания, найдя ввергание невесты в головную боль мало романтичным. Она обратилась к нему без отчества – и будет на сегодня.

Завершая общие труды – удалось выделить из обзора передачи еще несколько видов материй – Алессан выбрался наружу первым. День одарил Итирсис дождичком: не противной моросью и не рваными косыми струями, а прямым и аккуратным летним ливнем.

Алессан такое поведение погоды весьма одобрил – прекраснейший повод проводить Лею снова. Он даже спустился из-под козырька на почти опустевшую улицу, окутался щитом и с удовольствием слушал дробный рокот над собою. Издавна, едва освоив эти чары, норовил он умчаться вглубь сада и бродить там под градом капель, пестуя горькое подростковое одиночество – заодно, конечно, тренируя купол.

Теперь, по привычке, в дождливые дни Лис находил себя брошенным и печальным. К сохранению этой щемящей изоляции он обычно прилагал немало усилий, чаще тщетных – его вечно окружали родственники, учителя, общество или слуги, не давая как следует убедить себя в ненужности.

Ненужность, конечно, сомнений не вызывала. Вот и теперь, он томится здесь под холодными струями (для проверки температуры воды пришлось на миг ослабить купол – хорошо, под прохладными струями), а Лея все медлит выходить, избегая его заботы. Лея, из чьих жестких волос он как-то часа три вынимал репей – восьмилетней проказнице пришлось усердно караулить под окошком ключницу, чтобы устроить ей прицельный фонтан из наполненной кухонной бочки. Лея, однажды выгороженная им после совсем уж лихой проделки – за пожар в кладовой Астеров покарали гостившего Лиса: на седмицу его жестоко разлучили не только с шоколадом, но даже и с любимым Джеком.

Лея, держащая себя чужачкою, когда он уже второй месяц бродит за ней как на привязи. Хотя бы раз назвала его Лисом!

Дверь "Щепки" скрипнула, заставив юношу чуть встрепенуться, но выглянул древесник. Очевидно, из окна самоучка заметил купол и не сумел удержать любопытства.

Алессан был настроен снисходительно: рукой он провел очень медленно, не только пропуская Себастьяна в свой прозрачный теремок, но и позволяя тому поймать оттенки чар отведения полога.

Древесник скользнул под купол благодарно и воздел голову, глядя, как разбиваются капли над ним. Мир снаружи стал едва ощутим из-за плотного щита и шороха воды.

Хотелось отметить красоту алессановых чар и дивное настроение момента, но Себастьян предпочел не проверять степень открытости Лиса так прямолинейно.

– Наша работа со скрипкой помогла следствию? – спросил он вместо этого.

– Безусловно, – ответил тот без эмоций. – Нашли оркестр, но не виновницу. Дороги Ладии так прекрасны в дождливые дни, что требуются седмицы и седмицы для подобных поисков.

Ливни, достигшие столицы лишь сегодня, щедро поили страну с середины мая. Извечная путевая проблема доводила Диего Бернардовича почти до лихорадки.

Глава Земского приказа чувствовал, будто воздвиг дом на песке: ветры уже подули, реки разлились, еще немного – и падение дома будет великое, а он до сих пор не может внятно указать расхитителей архива.

Рук и голов не хватало: многие штатные чародеи оказались приписаны к поисковым отрядам в качестве погодных провожатых – усмиряли стихию и морозили раскисшие пути.

Оставшиеся люди прочесывали город в смутной надежде, что бумаги еще под носом и ожидают послаблений магических досмотров на выезде. Город хотелось бы вовсе закрыть, но в этой мере магистру было отказано. Оставалось уповать на радение стражи и запретить любому мало-мальски одаренному покидать город без личной подписи Диего на подорожной после тщательных проверок.

Дерево еще не расплели до последнего блока, так что с большой неохотой Диего вызвал сына и велел тому заменить некоторые классы в расписании на работу в Приказе. Желал бы подключить и нескольких толковых его ровесников, но Приказ и так походил уже на проходной двор внештатных экспертов, так что самую ретивую молодежь отправил закалять дух странствием с погодниками.

Алессан, как можно догадаться, млел и упивался оказанной честью. Вместе с опытными людьми отца ему действительно удалось отыскать потенциально опасный код на стволе и осторожно распустить его стройную логику.

Диего был почти уверен, что хотя бы в этой части новых сюрпризов можно не опасаться, однако успехи магов держались в строгой тайне – автор кода не должен учуять, что уже лишен удаленного управления.

Лис послушно держал язык за зубами.

– Значит, польза от этой находки мнимая? – сокрушился Себастьян, не ведавший успехов.

Собеседник пожал плечом с показным равнодушием, хотя и не был склонен обесценивать свои труды. Под ливнем он впадал в тоску, но не смирение.

– Иных зацепок до сих пор нет, – парировал он, меланхолично изучая узор из капель на щите.

– Что ж, рад быть полезным, сожалею о задержках, – сказал Себастьян. – Надеюсь, это не грозит нам новыми происшествиями.

Краешком глаза Алессан отметил, как постоялец его купола взглядом скользнул по окнам оружейни.

Из-за дождливого полумрака в торговом зале уютно засветили магические лампы, но ожидаемого силуэта древесник там не обнаружил.

Лис позволил себе усмешку, впрочем, еще беззлобную.

– Разрешите дать вам совет, Себастьян Базилевич, – подумав, заговорил он. – Если вы желаете связать свою жизнь с Арис – действуйте сейчас, пока не запретили этот мезальянс.

Древесник свел брови – нетактичность показалась ему избыточной даже для Лиса. На близких приятелей они пока походили мало, права сердечных напутствий друг другу не дарили.

– Прошу вас учесть, Алессан Диегович, что я не нахожу Арис простородной и уверен, что сумею убедить в этом свою семью.

Алессан лениво махнул кистью, глядя все еще на купол.

– Ваша семья, поверьте, о таком счастье и мечтать не смеет. А вот Арис чуть погодя могут за вас и не отдать.

Себастьян посмотрел на мага уже в изумлении, забыв даже его пренебрежительные взмахи.

– Что вы хотите сказать?

– Боюсь, ничего более, – подвел жесткую черту советчик.

Алессан, конечно, этим увещеванием сражал трех собственных зайцев.

Во-первых, богато укомплектованный троюродными кузинами, он обнаружил к Арис участие совершенно особенное. Лис видел ее в бедствии, практически собственными руками из него высвободил и теперь являлся чутким хранителем ее секрета – поневоле возомнишь себя высоким покровителем. Устроить и семейное счастье девицы стало бы изящным завершающим штрихом парадного портрета благодетеля.

С другой стороны, он еще не забыл именование Арис экспертом. Замужняя сестренка будет представлять меньшую конкуренцию его собственной карьере.

В-третьих, после дифирамбов леди Леи, Себастьяна он тоже предпочел бы видеть субъектом глубоко женатым.

Древесник тем временем осмыслял полученный наказ. Лис не выглядел привычно колким, но вполне мог исполнять издевку более тонкую. Однако, обхождение Диего тоже не было обычным, а после, в день создания чарованного слепка музыки, Леонора и Арис держали себя в стенах своей избушки истинными леди, причем леди весьма высокими. Что бы ни крылось за этой странной игрою – молодой Алвини, похоже, не шутил.

– Я запомню ваш совет, – подытожил древесник, так и не выразив признательности за неясное радение Лиса.

Лея, наконец, закончила сборы, из которых целых пять минут уходило на возню с перчатками – чрезмерно узкие и длинные, они были обязательной частью выходного облика леди, хотя для творения магии допускалось их снимать. Готовая, она вышла на крыльцо и прокомментировала погоду недовольным движением брови. Алессан услужливо протянул ей коридор щита, когда следом за Леей выглянула хозяйка дома. Глаза последней тотчас приняли вид округлый и сияющий.

Словом, в сторону Кленовой улицы они отправились не ранее, чем Виола вдоволь накружилась в куполе под ливнем.

***

Тысячелистник Обыкновенный утвердился на подоконнике и надзирал за дождем так, будто без него погода и знать не знает, как ей действовать. Иногда он фокусировал взгляд на мокром стекле перед своим носом, но чаще глядел на искаженные каплями домики Кленовой улицы.

Те из ее жителей, кто мог себе позволить передышку, давно скользнули поближе к родным самоварам. Подневольные разносчики и запоздалые кумушки с ведрами еще шныряли между луж. Веселый ливень чуть прибил кутерьму под крыши, но человечья тяга хлопотать не покорялась и погоде.

Из этих рваных перебежек проступила новая пара: юноша с девицею чинно плыли в чарованном куполе, отодвигавшим даже воду из-под изящной туфельки леди.

Кот сощурился, одобряя безупречную неспешность. Маги все-таки превосходят умом иных двуногих – впрочем, и с колдунами случается разное.

Недовольно дернув усом, Тысячелистник вспомянул день очищения аптеки от лишних ароматов. Маг, создавший чудный артефакт, как слепой мышонок пропустил опасный код ростка, а неопытный Кинри счел четырехлапого наставника безумцем. Определенно, картина претендовала на звание самого неприятного инцидента за всю жизнь кота при аптеке.

Радует, что и Кинри это мнение разделил и до сих пор не мог думать о своем тогдашнем падении без боли и стыда.

Ох, как аптекарь и его жена извинялись, когда по городу прошел слух о роли дерева в ночных происшествиях! Сидели перед ним на коленках, смотрели жалобно-жалобно – он чуть было их сразу не простил. Конечно, ему хватило разума не выдать свое добросердечие, и в глаза казнящихся молодоженов он посмотрел не ранее, чем ему дали пожизненное право спать в кладовой между головками сыра, а в ночи с грохотом катать их по полу. Тысячелистник ждал также клятву вовек не закрывать дверей по дому, но Кинри едва начал ее формулировать, как смущенная жена остановила его красноречие легкой атакой в бок.

Как бы то ни было, маги хотя бы не носились под ливнем дикими щенками, там, снаружи. Молодой чародей довел свою спутницу до дома, элегантно поцеловал ее в перчатку, придержал дверь и пустился в обратный путь мимо аптечной вывески.

Здесь белого кота потешило зрелище более занятное – маг принялся стучать пальцем по браслету на левой руке.

Тысячелистник проследил за ним, не поворачивая головы – юноша то и дело колотил свое украшение, время от времени замирая и поднимая окрыленный взор на окна дома спутницы.

Магический эксперимент, стало быть. Неужто освоили передачу магии на дальнем расстоянии?

“Давно пора”, – качнул Тысячелистник длинными вибриссами над голубыми очами.

С тщательно укрытым вниманием наблюдал он за ходом этих проверок, ощущая потоки снующей туда и обратно магии. Волны становились все менее четкими, но еще были слышны, когда юноша свернул сКленовой улицы.

Алессан прошел почти картал, когда истончившаяся связь растворилась на середине леиного ответа “идея с резонансом неплоха но погода и купол мешают сигна…”

Дождливое одиночество юноши, наконец, обрело желанную беспросветную полноту.

Ловцы

В Итирсисе: 10 июня, суббота

Виола обрела Итирсис, а Итирсис обрел Виолу.

Зимой Себастьян взирал на это несколько осуждающе, но по прошествии стольких седмиц не мог не признать – его сестра и суматошная столица подходят друг другу как чашка и блюдце фамильного сервиза.

В неудачные дни Виола грустила о разлуке с родными, но ни единым словом не обозначила свою тоску о сельской жизни.

Теперь, нарядная и бойкая, она стояла в толпе у деревянной сцены на Площади музыки и чутко наблюдала за развязкой, полной узнаваний и признаний – оружейники вынесли на суд почтенной публики свою комедию.

– Одни рождаются великими, другие достигают величия, а третьим оно даруется! – с пафосом читал чужое письмо остроносый шут (в быту неграмотный).

Премьеру гильдейцы готовили с такой горячностью, что господин Карнелис не раз и не два уводил Виолу домой только хитростью – того и гляди она осталась бы после братского ужина и выпросила себе роль в постановке. Судя по вниманию кузнецов к редкой в их цеху девице, уговаривать их пришлось бы мало – но тут уже Дарий младший прикрывал с другого фланга.

Однако сестра так приметно маялась от невозможности участия в общей суете, что Себастьян отыскал компромисс – барышне, обученной рисованию, поручили эскизы декораций. Творческая энергия леди Карнелис была благополучно аккумулирована в русле, безопасном для ее репутации.

Дарию тоже нашлась призвание – он стоял на краю сцены и лебедкой поднимал деревянное солнце. Остроумная художница измыслила набить на круг медные гвоздики для отражения света, так что теперь оно чуть искрилось над головами лицедеев и восторгало столичных зрителей. Молодой купец то и дело косился в толпу, получая от взволнованной Виолы знаки поднять выше или держать ровнее.

Площадь плакала и смеялась, послушная вдохновенным лицедеям.

Погодники Итирсиса ночью убрали дождь, шедший еще со вторника и наградивший столицу полными бочками сточной воды да грязью по щиколотку. Маги растащили тучи по окраинам и предъявили большое светило – Ладия сохла, грелась и шестой день торжествовала Пятидесятницу.

Себастьян переносил гуляния скорее со смирением. Представление его хотя и тронуло, но до мурашек не пронимало. Зато – он видел – сопровожденные им на праздник Арис и ее матушка совершенно сюжетом захвачены. Когда разлученные брат и сестра обрели друг друга на фоне виолиных крашеных деревьев, обе леди вволю плакали. Сила искусства, очевидно, затронула что-то личное, ибо талантами сцена не блистала.

– Леонора Эмильевна! – среди теснящих спин, от которых Себастьян как мог ограждал всех троих подопечных ему дам, расцвел темно-зеленый камзол Алессана Алвини.

Лис чуть тронул шляпу, привечая все небольшое общество, о чьих планах слыхал накануне и потому отыскал без трудности. Безупречно учтивый, он вновь обратился к старшей леди Терини.

– Отец передает поклон и просит прибыть в Приказ без промедления.

***

Кабинет Диего Бернардовича снова оказался переполнен. Хозяин посмотрел на прибившихся Арис и Себастьяна без великой радости, но для явного пренебрежения леди оказалась теперь слишком родовитой. В углу за маленьким бюро скрючился секретарь, и пользы от него было больше, чем от благородной свиты.

Поклонов магистр не затягивал, однако, на этот раз для дам отыскались два приличных стула – гостевой и собственный, хозяйский.

– Подозреваемая Марселла почила от внезапной болезни год назад, – коротко сообщил он, разместив пришедших. – Если она и была виновна, то жертву свою не пережила.

Леонора приняла эту новость молча – злорадства в себе не нашла, но и жалости, к стыду, обнаружила не много. Сдержанно перекрестившись, она кивком обозначила выжидающему Диего свое внимание.

– Ее дом обыскали до чердака, – продолжил маг. – Сегодня я получил ее личные бумаги, по большей части письма. У нее было много поклонников, не так ли?

Скрипачка вздохнула с легкой горечью.

– Марселла была яркой и мечтала сиять одна, – подтвердила она. – Подарками и записками ее усыпали в каждом городе.

– Она заботливо хранила следы своего успеха, – отметил магистр. – Большинство безобидны и как будто остались без ее ответа. Тех, кто удостоился короткой переписки, мы ищем и скоро проверим.

Диего постарался не выдать лицом, как мало обрадовала его перспектива рассылки по стране своих ловцов, когда и предыдущие-то группы еще в большинстве не вернулись.

– Длительная переписка состоялась лишь с одним счастливчиком, – продолжил он. – В его сочинениях тоже не означено коварных планов, но сквозит идея сделать для прекрасной дамы “все, что под силу скромному чародею”.

– Кто он? – голос Леоноры тронуло волнение. Странно было ощущать гениального артефактора личным своим недругом.

– Это единственный, кого мы не смогли опознать, – рессеял Диего надежды. – Вместо подписи стоит предусмотрительное “икс”. Поэтому я прошу вас вспомнить, кто мог укрыться за этой отметкой.

– Меня? – изумилась леди.

– Женщина такого склада, как Марселла, должна была говорить о своих поклонниках, – уверенно сказал Диего. – Очень возможно, что имя столь удачливого кавалера, обласканного ответами, скользило в беседе прежде, чем они задумали недоброе. Переписка началась в сентябре, в Ясном Доле.

– Мне стало хуже к декабрю, – задумчиво ответила скрипачка. – Связь прослеживается.

– Взгляните на письма, припомните это время, – найстойчиво попросил Диего, протягивая листы. Уступив свой стул дочери царевича, он остался на ногах и нависал теперь над леди ненамеренно, но строго.

Леонора пробежала глазами подробный отчет поклонника о его томлении, затем нашла глазами подпись – крупная литера “Х” заменяла имя составителя.

– Ясный Дол! – припомнила она, подняв очи на хозяина кабинета. – Обманчиво теплые ветра этого места сразили меня простудой и привели даже к трехдневной лихорадке.

Болезнь в период предполагаемой оснастки скрипки чарами помещалась в подозрения магистра полностью.

– Подумайте, леди Терини, – почти уже требовал он. – Вы можете очень ускорить наши поиски.

Леди призвала все свои усилия, но имя не всплывало.

– Кажется, вы напрасно тратите на меня время, Диего Бернардович, – покачала она головой, возвращая бумагу.

Диего удержал разочарованный вздох – на цепкую память скрипачки он возложил слишком уж много чаяний. Значит, справляться придется, как обычно, самому.

– Себастьян Базилевич, письма не зачарованы? – на всякий случай спросил он, думая уже более о том, как невзначай выставить гостей за двери.

– Чисто, господин Алвини, – миг подумав, отчитался ему Карнелис. – Боюсь, что здесь “Икс” не подготовил нам ничего интересного.

Диего задержал на нем взор в некотором раздумии, после чего снова пробежал глазами строки.

– Допустим, это не “икс”, – вернулся он к потерпевшей. – Что, если это первая буква имени?

Леонора нахмурилась и сейчас же вскинула глаза.

– Именно! – азартно вспомнила она. – Был некто Хавьер, самый настойчивый. Кажется, действительно в Ясном Доле.

Диего мысленно воздел руки к небу: хотя бы что-то! Он подобрался и повел речь отрывисто, словно отмечая себе список ближайших дел.

– Фамилия? Внешность? Приметы?

Скрипачка покачала головой.

– Только самые общие – невысок, лет сорока пяти, волосы отдавали рыжиной под светом магических ламп над сценой. Всегда приносил ей огромную корзину: вишню, абрикосы, яблоки…

Всем торговцам фруктами в Ясном Доле придется тоже напрячь свою память.

– Что ж, просеем рынок, – предвкушающе изрек Диего. – Имя не редкое, но круг существенно сужается, особенно, если нам интересны лишь рыжеватые одаренные.

– Хавьер? – сын решился нарушил ход его мысли. – Давно вы навещали Гильдию, отец? Уже три года некий Хавьер занимает в ней пост эконома.

Сердце Диего подпрыгнуло – цветные нити гобелена улеглись в отчетливый узор. В Гильдии он, понятно, был почетным братом, но появлялся там не чаще раза в год. Хавьера, кажется, замечал и внешний облик его сходился с описанием.

– Опасен? – спросил глава Приказа, вороша в уме все, что слышал об этом тихом чародее.

Алессан качнул головой в неопределенном жесте.

– Кто же интересуется талантами эконома, – с неохотой вывел он.

Истинный праздник! Благословен Бог, Иже премудры ловцы явлей!

Должность этого Хавьера и преступное к нему небрежение объяснили столь многое, что сомнений почти не осталось. Внезапный подозреваемый тотчас был переведен в обвиняемые, хотя это еще не давало доступа к пропавшему архиву.

– Отлично, – сказал магистр, с выдохом замедляя речь и опасно щурясь. – День понаблюдаем за ним издалека, затем пригласим к разговору.

Лис тоже позволил себе малое торжество – он сосчитал, что его навык находить людей уже трижды за последнее время срабатывал за мгновение. Отец такие вещи запоминает ничуть не хуже, значит, можно верить, что полномочия наследника в Приказе расширятся довольно скоро.

Диего обернулся к секретарю в намерении диктовать слова распоряжений. Однако помощник, обычно весьма расторопный, не приготовил еще нового листа, а вместо этого взирал на главу в большом испуге.

– Господин Алвини, – прокашлялся он робко, – а не Хавьеру ли Фабиановичу вы вчера подписали подорожную на выезд из Итирсиса?

Гобелен, чьи нити скрепились еще прочнее, махнул перед внутренним Диего бахромою по краям и унесся в мысленную даль подобием ковра-самолета.

С трудом наружний Диего подобрал слова лексики, пристойной в текущем окружении.

– Когда он планировал выезд? – спросил он, холодея.

Секретарь в напряжении ума погладил пером лысеющую макушку. Простоватый с виду, он обладал техникой быстро выуживать из памяти потребные начальству справочные данные.

– Кажется, обозначал отъезд сегодня ранним утром, – ответил подручный. – Желает поправить здоровье на водах.

Часы за его спиною насмешливо подвинули минутную стрелку к четверти третьего.

Алессан заметил, как вздрогнул отец – редкое и предивное зрелище.

– По субботам в Гильдии общая встреча, – быстро сказал юноша. – Когда я оставил там Лею в полдень, недовольный Хавьер обретался рядом. Полагаю, его не отпустили до положенного обеда, а тот завершается около двух.

Дамы и Карнелис ощутились уже вовсе пятым колесом в телеге – Диего с трудом удержался, чтобы не удалить их из кабинета, приступая к собранным действиям.

– Поднимай отряд, – коротко бросил он помощнику. – Отправь гонцов закрыть ворота.

– В Гильдии леди Астер, ее батюшка и другие магистры, – Лис говорил все еще задумчиво. – Хавьер им, с позволения сказать, на один укус.

– Мы не можем уведомить их тайно, – с досадой напомнил магистр и вознамерился уже сам покинуть кабинет без прощаний, когда туманный оклик сына заставил его оглянуться.

– Там Лея, – с нажимом повторил Алессан и отчего-то пытливо посмотрел в глаза древеснику.

Позже, злой на свою правильность, Лис придумал три новых объяснения своей запинки, но, по чести, причина была одна: он спрашивал разрешения. Алессан Алвини не посмел распорядиться изобретением Карнелисов даже в условиях имперской важности.

Себастьян понял его сразу.

“Ах, Виола! Ты отстояла свое право на прожект, но его придется немедленно раскрыть даже прямым конкурентам.”

В решительные минуты сомнениям не было места, так что древесник обозначил дозволение отрывистым кивком.

– Думаете, хватит силы? – уточнил он быстро. – Последние проверки показали около версты. Слышимость поднимется, если задать направление и снизить защиту от нагрева.

Накануне в “Щепке” творцы продвинулись еще на шаг – дальность и стабильность пуговичной связи возросла. Охват все еще не впечатлял, однако временный отказ от универсальности обещал существенный прирост.

Можно дерзнуть потянуться и в Гильдию магов сквозь несколько долгих аллей.

Юный соратник уверенно отвел воланы рукава, обнажая браслет на левом запястье.

– Снимайте защиту совсем, – жертвенно согласился он и десницей объял артефакт, заряжая доверху. – Охлаждать буду сам.

Себастьян протянул ниточку новых чар к браслету, сообщая настройке дрожания пуговиц максимальную амплитуду.

Лица безусых внештатных магов были напряжены, их жесты – деловиты. Диего еще в недоумении метал между ними взгляд, однако уже нацелился позже до крохи вытащить из юношей тот любопытный сюрприз, о коем они так бойко секретничают в его присутствии.

– Отец, пусть отряды летят лишь к воротам, – попросил наследник. – Если Харьер еще в Гильдии, у нас есть шанс на внезапность. Две минуты – и я оглашу вам расклад.

Коротким движением головы Диего выпустил секретаря разнести приказы: на перехват к дорогам – по трое стражей, домой к Хавьеру – стража и чародея (как же их теперь не хватает!), еще трем ловцам – подготовиться и ждать. Магом сей последней группы он выступит сам по истечении краткого срока.

Две минуты его доверия сын и молодой Карнелис, пожалуй, заслужили.

Себастьян был непривычно взволнован – флегматичная природа его противилась доработкам впопыхах и нервной кутерьме Приказа. Суровый присмотр Диего тоже не добавлял ясности мысли, но это было еще преодолимо. Труднее всего оказалось не думать о тихом восхищении, излитом на него юной Арис и Леонорой Эмильевной.

– Азбука леди Астер при вас? – с усилием обернулся он к Лису, едва веря в столь удачное совпадение. – Полагаете, она поймет и сумеет ответить?

Соратник его, напротив, обожал суету и гонку, а потоки внимания принимал с куражом, доказавшим недюжинный опыт. Лис окунулся в свою стихию, и мимолетная улыбка его сверкнула характерной многозначностью.

– О! – таинственно ответил он. – Об этом не тревожьтесь. Мы с Леей Сальвадоровной слегка поднаторели в дискуссиях такого сорта.

Зачем учить историю

В Итирсисе: 10 июня, суббота

Лея аккуратно утопила серебро трехзубой вилки в уголок ежевичного пирога. При корсете многого не съешь, так что она сберегла почти все место под сладкое и собиралась теперь в полной мере испить блаженства.

Сияя золотым шитьем пополам с гордыней, пятнадцать братьев Гильдии магов протянулись вдоль стола и вели неспешные беседы, в основном политические. Высокие должностные лица чаще помалкивали, кто лишь починал карьеру – со знанием дела трещали коростелями. Немногие леди больше изображали внимание, хотя иным повезло заполучить соседа остроумного, а другим – даже нестарого.

Лею всегда размещали около отца, так что беседа ее шла беззаботно и магичка совсем не разделяла мрачности, покрывшей лик Хавьера Фабиановича на дальнем краю безбрежной алой скатерти.

Эконом отчужденно голодал.

Он думал отбыть из Итирсиса спозаранку, уже не посещая Гильдию. За седмицу открытого снаряжения в пятимесячный отпуск он излил все прощания, благодарно раскланялся каждому совету по лекарской части, прошлой ночью облобызал подпись расчетливого Алвини на подорожной, и готов был немедля оставить столицу. Благо, погодники потрудились для гуляний, и появился шанс не утонуть в болотах тракта.

Прозрачная голубизна небес имела и другое следствие – пожилой глава Гильдии магов поднялся с верной ноги и в таком елейном духе, что ему вздумалось непременно явить свою большое сердце миру. Перебрав доступные благодеяния, он объявил традиционный обед прощальным в честь усердного эконома и послал огорошить его задержкою.

Исчерпав достоверные мотивы для отказа, Хавьер счел за лучшее принять хвальбою это наказание.

Разумеется, после первого тоста в честь младшего брата Гильдии о нем тотчас позабыли, но удалиться рано шанса не оставили. Настроение свое он сумел укрывать не долго и все лютые восторги написал на лбу.

Сосед слева все-таки заметил его минор и справился о причине.

– Язва точит, – кисло отозвался эконом, – обещали, что на водах к осени о ней забуду, а пока и кусок в рот не идет.

Неохотно солгав лишний раз, он решил прикрыться озвученной дурнотою и наконец-то бежать от опасного сборища.

Тайный кортеж, поди, истомился уже в условленном доме за несколько верст от столицы.

Они бы давно бросили его и увезли добытые бумаги в Тассир окольными путями, не зачаруй он архив последним изящным кодом.

Теперь кипа грамот связана с деревом на дворе Приказа, и чернила ее стираются, едва окажутся более чем за пару верст от города.

Лишь сам Хавьер способен вернуть им былую независимость, без него вся операция теряет смысл. Бежать и забрать эконома той же ночью пособники тоже не смели – от тассирского владыки поступил однозначный приказ, что гениальный артефактор должен уйти из Итирсиса без единого пятнышка на своей репутации. Тогда, подмешивая повод за поводом, его можно будет вытащить из Ладии и забросить в Валицию – где провернуть все дело наново.

Его преданность Тассир заполучил, как водится щедрою платой на фоне обширных знаний. Обнаружив, что талант безродного древесника в Ладии успехом не пользуется, он успел применить его в нескольких интересных теневых решениях. Эпизод со скрипкой в дни увлечения Марселлой оказался уже на краю этой цепи, после чего свалилось вдруг место эконома в Итирсисе. Однако, о чутком слухе и возможностях дерева стоило уже помалкивать, так что для Хавьера затворились дальнейшие карьерные вершины – во всяком случае, законные.

Предложение и расточительность южного соседа захватили дух – и тот знал слишком уж много, чтобы ему отказывать.

Два года шли разработки ростка, почти полностью самостоятельные. По его требованию добывались любые сведения и помощь, но риск соразмерно ширился. Гордый древесный гений предпочел избегать вмешательства.

Когда росток был высажен и сгинул, Хавьер мало что не поседел. Цветы управлялись не им, а через дерево, на котором выросли, так что учуять его нахождение артефактор не умел. Благословен оказался день, когда трактирщик вынес на площадь растение, усыпанное розовыми лепестками. Сорванные цветы тогда чрезмерно пылко взялись исполнять свою поглощающую миссию – благодаря чему отключилась давно забытая скрипка и тонкой тропкой повела к его разоблачению.

Во вторую ночь цветения, когда люди вовсю обрывали цветы, Хавьер невзначай прогулялся на площадь и прибрал прыть своего детища до времени – в том числе и тех его частей, что растеклись уже по домам горожан. Отключение защитных артефактов не должно было случиться ранее назначенного срока.

Получив сигнал, что все готово, неизвестные союзники в городе организовали прикрытие кражами через местные шайки, а также само проникновение во дворец.

Узнав о чарах привязки архива к дереву, неизвестное лицо, состоявшее в контакте с экономом, изъявило крайнее огорчение от недоверия людям южного владыки, однако, условия были приняты – Хавьер покинет Итирсис вместе с бумагами, чтобы не оказаться случайно забытым из-за перемены планов.

В пути с ним должно произойти много внезапностей и счастливых спасений, которые приведут его не “на воды”, а в богатую Валицию на торговом корабле верным рабом местного патриция.

У главы этого полиса тоже много любопытных архивов, а Хавьер далеко еще не исчерпал гениальных своих задумок.

Поэтому необходимость играть язвенника в закостенелой ладийской яме среди снобов и хвастунов выводила его из себя. Он был бесподобным артефактором, а лицедейские таланты лучше бы теперь не испытывать.

Благо, можно починать прощальные поклоны, ибо перемена блюд добралась, наконец, до сладкого.

Отломив у десерта носик, Лея несла его ко рту с предвкушением, когда сумочка на ее коленях ощутимо дрогнула. Кусочек вновь упал в тарелку, вздымая сахарную пудру.

Магичка нахмурилась и решительно подобрала беглеца на вилку. Похоже, пуговица уже ловит нарочитые остроты жениха, скучающего поблизости – после обеда условились испытать браслеты над водой, заняв разные мосты Итирсы.

Она все-таки положила крошечную долю пирога на язык и вслушалась в дрожания браслета. Чем неймется кавалеру развлекать ее на этот раз?

Лис умел удивить ее снова.

“Задержите Хавьера будьте осторожны” – сообщил он.

Ошиблась в расшифровке?

“Сальвадору Астер от Д Алвини срочно задержите Хавьера будьте осторожны”, – еще раз втолковал браслет замершей магичке.

Захваченная странной вестью, она без удовольствия проглотила комок бисквита и опустила руку в сумочку под скатерть, готовясь барабанить свой ответ. Застыв, еще слагала сообщение в уме.

“Хавьер там?” – допытывался артефакт (азбука уже пополнилась знаками препинания, хотя проставляли их довольно редко).

“Да”, – коротко отозвалась она, сомневаясь между немедленным действием и надобностью прежде разведать все как следует.

“Не дайте уйти непредсказуем”

Лея украдкой посмотрела на Хавьера, надеясь различить в экономе признаки опасности, что разрешат ее сомнения в собственном здравии и адекватности жениха.

Хавьер Фабианович взирал прямо на нее в таком же оторопелом смешении.

Азбуки эконом не ведал, но паутинный код артефакта девицы услышал ясно. На его памяти никто еще не чаровал дерева так же изящно и скрытно, как он сам. Дочь Сальвадора смотрела на него в испуге, от сумочки на ее коленях убегали за стену тонкие вибрации. Общение меж собою растительных частей артефактор узнал бы из тысячи чар.

Щит он воздвиг секундой раньше, чем воздух пронзили “незримые путы” Леи.

Общество вздрогнуло от искр магии – боевых эффектов за столом не ждали.

Эконом вскочил, роняя стул и сделал два шага назад. Чары напрягшейся Леи почти различимо звякнули о купол перед ним.

Прежде, чем прозвучало нестройное “Что происходит?”, Сальвадор укрыл защитой себя и дочь, затем огляделся.

Его окружало такое же недоумение из-под плотных щитов. За редким исключением в Гильдию поступали зрелые маги, прошедшие военную службу – их заклятия оживали прежде разговоров. Все были уже на ногах.

– Господин Алвини велит задержать Хавьера Фабиановича, – негромко сказала Лея.

“Проклятый проныра”, – сжал зубы Хавьер, и уже одного его вида хватало, чтобы отец не стал задавать магичке лишних вопросов.

Пробивание купола полетело в эконома в тот же миг, но Сальвадор еще осторожничал, не будучи уверен в степени критичности. Щит Хавьера лишь слегка промялся.

Тогда он поднял правую руку.

– Если я не покину город немедленно, Итирсис накроет ядовитым туманом, начиная от Приказного дома.

– Что вы несете! – крикнул его сосед, не узнавая только что мучимого язвой эконома.

– Дерево на их дворе – мое, и подчиняется мне даже отсюда, – с вызовом ответил тот.

– Это невозможно! – сказал кто-то.

– Желаете проверить? После того, как мои цветы снесли половину вашей охраны? – осклабился Хавьер, поочередно глядя на нескольких магов попроще, чьи дома, как он знал, пострадали при его участии.

Братство медлило с атакой, и Хавьер держал руку наготове.

– Умру или потеряю сознание – тотчас же прорвется яд. – быстро предупредил он. – Купол Диего не остановит моей связи с собственным творением.

– Ложь, – заявил один из магов. – Я служу в Приказе – твое дерево давно ободрали и обезвредили.

Хавьер и сам успел заметить отсутствие коры, когда вчера забирал подорожную, но лицом постарался утвердить обратное.

– Что вы знаете о древесных чарах! – принужденно рассмеялся он, потому что вроде бы так следует поступать уверенному в себе герою. – Дерево месяц торчало на площади, пока вы заметили мой код!

– У нас есть свои козыри, – маг из Приказа тоже говорил с большой убежденностью, хотя и ощущал ее чуть меньше. – В том числе древесники, что легко его читают.

– Ложь, – Хавьер насмешливо вернул собеседнику обвинение в блефе, однако взгляд его упал на браслет в руках стоящей Леи.

Пожалуй, такие козыри как минимум существуют и живут в столице. Уж не тот ли Карнелис? Помнится, зимой он отказал ему через сестрицу – просто на всякий случай, дабы рядом не ошивался кто-то чуткий.

Магичка перехватила этот взгляд. Она уже достукивала ноготком положение в Гильдии, но не успела получить ответа.

– Леди Лея, извольте бросить это на пол, – потребовал он, шевельнув рукою.

Маги оборотились к заряженному браслету молодой магички, но его назначение осталось от них укрытым. Лея медлила, понимая, что требование будет еще повторено, и за это время она успеет досказать Лису об угрозе.

– Бросьте! – гневно воскликнул Хавьер, с точностью исполняя предсказанный ход.

Лея уронила браслет себе под ноги, что не помешало ей барабанить по нему чарами и ощущать его дрожание.

“Лжет но будем готовы”, – мысленно перевела она ответ.

– Хавьер Фабианович, бросьте и вы, – произнесла она ровно. – Шедевр вам уже не подчиняется.

– Вы не древесница, – сщурился эконом, на самом деле припоминая, не мог ли он пропустить сей талант у юной Астер. – Вы не можете знать. Браслет – сюда.

Потоком чар она подтолкнула рекомое к щиту Хавьера, и тот расширил купол, поглощая диковинку. Уловив движение кого-то из магов, холодно повторил:

– Если я потеряю сознание, дерево источит яд. Открывайте двери.

***

Леди Виола ни за что не пожелала пропустить озорное пение шута в финале пьесы. Успех братьев по Гильдии она принимала как свой и аплодировала истовее прочих. Когда сцену принялись расчищать для танцев, Дарий помог оружнейникам уложить реквизит в телегу, но в Гильдию с ними не поехал – ополоснул в фонтане руки от сухой древесной пыли и довольно улыбнулся ненаглядной своей художнице.

– Пройдемся, Виола Базилевна? – предложил он. – Погода хороша.

Леди разгладила оборки легкого наряда. На днях из усадьбы, наконец, добрался летний гардероб, куда матушка прибавила подарком пару дорогих кружевных перчаток – дочь не где-нибудь блистает, а в столице! Отворив сундук, девица даже прослезилась такой расточительной заботе, зато уж сегодня видела себя почти красавицей.

– Я располагаю некоторым временем, – кивнула она с милостью и позволила увлечь себя на аллею в направлении Арены магии.

Изливая свои впечатления от премьеры, Виола без конца смеялась. Ей нравилось быть частью городской кутерьмы, нравилось врываться в лавки, знакомиться с хозяевами и живо располагать их к себе. Даже теперь, в суете гуляний, она искренне любовалась лицами незнакомых людей (в “Улитках” было мало чужаков), подхватывала их столичный говор и манеры.

Деловой Итирсис покорил ее, леди почти не вспоминала о том, что происхождение дозволяет ей искать входа в знатные кружки и салоны. Однажды брат заметил ей, что бабушка посредством писем отыскала здесь какую-то далекую родню, как будто готовую взять под опеку барышню на выданье, если та окажется прилично сложена и сносно воспитана. Виола только фыркнула в ответ: “Чтобы потом бежать, как Лея? Они с женихом, полагаю, оказывают существенное предпочтение нашей работе не от того, что в свете весело”.

Теперь она распространяла свой энтузиазм на таявшего рядом Дария.

– Нужно немедленно выбрать следующую пьесу, – щебетала затейница. – Можно ставить не одну, а две или три в год!

Дарию казалось, будто локоть его греет не ладошка бойкой леди, а солнечный зайчик, от одного взгляда на который расцветают даже встречные прохожие.

– Книги тяжело достать, – напомнил он, поневоле сам сияя, – домой их из либерии не взять, а братья в большинстве читают медленно.

– Отчего же им не помочь? – воскликнула Виола, обнаруживая цель. – Мы с вами в силах пролистать куда больше книг, подбирая пьесу!

– Где же мы станем искать? – молодец не вполне еще согласился, но имел довольно слабый иммунитет против огня своей маленькой леди.

Они уже оставили тень Раскудрявой аллеи позади и ступили на Арену Магии, так что ответ сам напрашивался на язык девице.

– Хотя бы в Гильдии, – приглашающе воздела она свободную ладонь к зданию братства чародеев. – У нас обоих имеется ремесленный пропуск в библиотеку, не так ли?

– Разве у них водятся свежие драмы? – изумился молодец.

– Отчего нам не проверить это сейчас же? – нашлась девица.

Дарий тоже был не промах, но такого пыла в своих планах он еще не видывал. Поймав идею за хвост, Виола не терпела и минутной волокиты. Молодец с некоторым сожалением посмотрел на чистое летнее небо, но не обнаружил в себе силы противиться девичьему задору.

Рядом с его широкими шагами ей приходилось делать вдвое больше, но со стороны все равно казалось, будто это она протащила его через площадь и возвела на широкое крыльцо Гильдии магов.

– У них очень тугая дверь, – небрежно наябедничала леди Карнелис, не получившая места в Гильдии.

Предсказание Виолы не сбылось – тяжелая дверь распахнулась, едва Дарий только потянулся к ней.

Он успел заметить вытянувшееся лицо придверника за конторой, когда в проем спиной ступил мужчина.

Хавьер уходил, до последнего не отрывая глаз от магов. Обратить его в пепел они могли в любой момент, но их еще держали слова о скрытой отраве дерева, завязанной на жизни артефактора. Скорее всего, далеко этот яд не уйдет, но случайных жертв, тем более, магов Приказа, спасителям без санкции так не оставят. Многие не забывали также о пребывании в Оружейном приказе младшего сына императора.

– Диего Бернардович мной извещен! – раздался в глубине отчаянный голос Леи. – Он глаз не спустит с дерева, яд не прорвется!

Она успела передать туманную угрозу, так что всем сердцем верила – там, где работают предупрежденные Лис и его отец, никакой опасности быть не может. Почему же маги так боятся атаковать Хавьера, что ей самой едва не держат руки!

Маг, назвавшийся приказным, отлично знал, что сейчас в распоряжении главы только дежурный чародей и собственно магистр – это при условии, что оба никуда не отлучились. Заявления леди Леи о сообщении с Диего казались нелепостью, при данном раскладе весьма опасной – поэтому он, как единственный представитель Приказа, не смел командовать атаку.

– Не дайте ему уйти! – крикнула Лея еще раз откуда-то из залы.

Эконом отступал, вынужденный усилить магическую защиту купола, хотя, решись магистры действовать – тот скорлупой рассыпется на части. Бывшие братья пока еще подчинались его бравурному шантажу и распахивали издали входные двери.

Оборону от материи пришлось прибрать на несколько секунд, чтобы втиснуться в проем и выбраться спиной наружу.

Богатырский кулак Дария настиг Хавьера точно в этот миг.

Артефактор осел на крыльцо, теряя купол и сознание. Волна чар молнией скользнула от него в сторону Приказного дома – о страховании своей жизни артефактор не солгал.

– Что ты сделал! – с яростью напустился на Дария один из гильдейцев, вырастая рядом.

Тот ничуть не смутился, пожав плечом.

– Лея Сальвадоровна просила помощи, – отозвался он. – С чего мне сомневаться в леди?

Магичка уже подлетела к их собранию вокруг поверженного недруга.

– Я передала сообщение! – твердила она, запыхавшись и благодарно посмотрела на Дария. – Господа Алвини давно готовы и справятся с любым выплеском живой магии!

Девица тотчас подобрала свой браслет и укрылась в гильдии, чтобы сосредоточиться на шифровке срочных донесений. Несколько магов, не тратя слов, бросились вдаль по аллее на подмогу Земскому приказу. Сальвадор вязал Хавьера незримыми путами, весьма надеясь, что дочь окажется права и Диего в самом деле был готов. Алвиньевы дельфины ее браслета игриво намекали на потаенную связь бунтарки с этим родом.

Отступившая из кружка Виола спрятала носик в ладонях. Молодец обернулся к ней и намерился уже успокоить свою аффективную леди, возможно, даже храбро предотвратить подступивший обморок, еще лучше – поймать бедняжку на свои сильные рыцарские руки.

Однако девица взирала на него с романтической поволокой.

– Вы прямо хитроумный тассирский копейщик! – прошептала она мечтательно в свои новые перчатки. – Точно в битве при Парье!

– Вы знаете военную историю??

Оружейник Дарий Гральтен окончательно пропал.

Дым застилает глаза

В Итирсисе: 10 июня, суббота

Когда дерево лопнуло, изливая синий дым, Диего считал себя несомненно готовым.

Поначалу он с трудом поверил в диалог на расстоянии, но молодые маги вскинулись, узнавая леино первое “да”, затем сын потемнел и перевел доклад об опасности. Сомнения пришлось отбросить – магистр вылетел во двор и укрыл дерево тремя крепкими свежими щитами.

Наследник выскочил вослед, расписывая положение, но Лея почти сразу перестала отвечать. На юноше не было лица, когда волна за волной уходили впустую. Диего тоже боялся могущего случиться в Гильдии, но и покинуть пост у дерева уже не рисковал. В Приказе не осталось ни единого штатного мага или стража, лишь в приемной волновался секретарь да молола языками прислуга на опустевшей конюшне.

На пролившийся дым Диего кинулся без промедления. Щиты магистра имели такую плотность, что им нипочем любой удар – маг даже был рад концу неизвестности, излившейся легкою синею мглой.

Туман едко впитался в купол и засочился наружу.

Диего обмер. Хавьер, очевидно, не боевой маг, но материей владел непревзойденно. Его дым отлично знал, какие щиты используют против него, расклеивал их на нити и запросто сминал.

Добавление нового купола поверх испорченного удержало яд недолго.

Туман сочился из ветвей, из корней в щелях давно треснувшей кадки, впитывался в слои купола и снова прорывался. Магистр не знал этой субстанции. Ему хватило бы мастерства прочесть ее и растворить, но требовалось несколько минут покоя – а он то и дело ширил купол, отдавая силы и внимание.

– Оставьте защиту мне, – сказал за спиной Алессан.

Диего тотчас отпустил контроль и занялся туманом.

Он торопился, заставляя себя вновь довериться и не следить, как дым прощупывает сферу сына, рвет ее – и осекается о новую препону. Каждый слой щита был не тоньше прежнего, но мгла становилась резвее. Уже десять минут Алессан без паузы ставил покров за покровом, расходуя неизмеримо много сил.

Чудо, что он еще держится! Даже Диего на его месте упал бы от истощения.

Не позволяя себе думать об этом, магистр нашел сердцевину яда и принялся править услышанный код, сам едва пронизая купол своими чарами.

Лоб заболел – все это время брови были невольно сдвинуты – когда туман поблек и отяжелел. Холодная морось пала, кропя давно мертвые ветви кислотными синими точками. Раздвоенный ствол показался сожженым.

Выждав короткое время, Диего рискнул обернуться к сыну. Празднуя победу, он думал, что скупо улыбается, хотя его мало знакомая с веселостью мимика не выражала ничего подобного.

Алессан держался бледный, почти зеленый в отблесках своего камзола – и ему было достаточно взгляда отца, чтобы прочесть эту скрытую похвалу.

В полушаге позади, положив по руке на каждое плечо молодого мага, стояли Себастьян и Флавий. За четверть часа они отдали виртуозному юноше большую часть своих сил, чтобы вслед за пробитым куполом он в сотый и сто первый раз накинул новый.

Плебейскую спешку кузена царевич заприметил еще в окно. Тотчас угадав неладное, он метнулся наружу и соскочил с крыльца секундою раньше битвы. Его высочество смиренно признал: от алессанова щита будет больше проку, чем от детской поделки недавнего пленника. Вмиг оказавшись рядом, Флавий молча выбросил руку на правое плечо племянника и настроил подкрепляющие волны.

Себастьян поначалу лишь беспомощно топтался. Туман ему был нов, щиты он тоже ставил скверно – перед лицом живой опасности навык разбираться в коде отдавал никчемностью. Артефактор успел найти себя недостойным дворянского звания, когда рядом вырос Флавий и подал впечатляющий пример. Магическая подпитка походила на обычный заряд и распозналась юношей без трудности. Освоив ее через минуту, он добавил свою ладонь и отворил потоки силы.

Без этой немой помощи двух магов Алессан не удержал бы свои щиты.

Обозревая непредвиденных соратников, Диего так и не сумел растянуть губ, но молча поклонился его высочеству и подарил древеснику значительный кивок.

Флавий оказался куда сердечней. Он тяжело дышал, но подбодрил боевого племянника словом и широкой улыбкой, а древеснику вдруг протянул свою руку. Себастьян плохо представлял себе законы этикета в подобном случае и ответил послушным пожатием, когда его высочество качнулся вперед и совсем уж приятельски хлопнул его по плечу.

Господин Карнелис нервозно сглотнул, сраженный таким панибратством. Спасибо, не расцеловал троекратно – от Флавия Максимилиановича, кажется, можно всякого ожидать.

Обе леди Терини под козырьком крыльца еще не вполне пришли в себя от волнения, но жест царевича в отношении юноши отметили сокрытым удовольствием.

Изнуренный Алессан сел прямо на утоптанную землю приказного дворика. Затылок не нашел опоры, пришлось уронить лицо в согнутый на колене локоть. Тот слегка дрожал.

Лису потребовалось несколько выдохов, чтобы понять – дрожит не только он сам, но и серебряный браслет на его запястье.

Лея в порядке!

“Чары ушли к дереву он связан мы близко”

Потом снова и снова. Должно быть, разумница магичка повторяла это все время, пока длилась битва. Твердила настойчиво и кратко, зная, что Лису нынче не до сообщений, но весть она обязана доставить.

За сухостью отбивки слышался растущий ужас – “Как вы?”

Юноша поймал в своей груди что-то теплое – о нем переживает Лея. Наверняка по пути она слышала здесь настоящую магическую бурю, резко и зловеще стихшую.

– Хавьер схвачен, скоро будет здесь, – устало передал он отцу.

Диего отозвался благодарностью, в последний раз проверил дерево пытливым слухом и размашисто убрался внутрь вместе с дядюшкой. В Приказе зашумела припоздавшая гильдейская подмога.

Что ответить своей невесте?

Спасибо, ваше предупреждение спасло и нас, и город? Я чуть не сошел с ума, когда вы перестали отвечать?

Длинно – и не то.

Заметил краем глаза, как Арис подобралась к выжатому древеснику и по своей манере бормочет что-то трогательно-восхищенное все больше в направлении травы. Лису достался взор хотя и признательный, но мимолетный и чужой.

Хрупкие голубки.

Нет уж, никаких нежностей он Лее точно изливать не собирается. В конце концов, они родовитые сильные маги, охрана Империи любыми путями – их долг по рождению. Строгая леди Астер знает это не хуже него.

Они лишь немного взволнованы тем, что честь проявить себя выпала им в столь юном возрасте.

“Яд подавили ждем”, – стукнул он.

Внутренний Лис отчего-то обозвал его кретином.

***

– Леди Лея! Слава Богу, вы живы! – мужские руки тревожно поймали кисти магички, едва она вошла в приемную Приказа вместе с отцом и связанным злодеем.

Алессан безрадостно глядел, как Себастьян горячо и непосредственно поздравляет свою наставницу, восхищаясь ее выдержкой. Его, кажется, ничуть не волновало, что Лея только проявила обязательные для высокой леди качества.

На жениха в стороне магичка взглянула искоса, тот учтиво поклонился. Пора было надеть маску, начать лопотать что-то остроумное, оттеснить и затмить, наконец, древесника – сил не хватало. Лис уже держался на ногах, но предпочитал опираться о дверной косяк и надеялся, что это выглядит “небрежно”.

Кляня себя, с надеждой посмотрел на тонкие запястья Леи в поисках браслета и сразу отвернулся – очевидно, после завершения миссии подарок был сослан обратно в поясную сумку.

Сальвадор, передав пленника, твердо заявил дочери, что сегодня она ночует дома: в сытости, безопасности и покое, под строгим его присмотром – кажется, батюшка опасался запоздалого нервического припадка. Похлопав будущего зятя по плечу, он воздержался даже от расспросов и направил неожиданно покорную Лею к выходу.

Диего с царевичем, гильдейцы и Хавьер, пребывавший, к собственной печали, уже в сознании, укрылись в кабинете.

Себастьян и обе леди Терини выбрались на улицу, откуда доносился голос распорядительницы, только по пути узнавшей весь расклад и смятенной уже по-настоящему.

Оставшись один, Лис тяжело опустился за стол в приемной и обхватил голову, до звездочек прижав к очам ладони. Всю щедрую чужую силу отняла борьба, а рядом не было жалостного женского глаза, способного отметить его закономерное истощение, хлопотливо потребовать самовар и велеть наколоть побольше сахару.

В ушах звенело и посвистывало – должно быть, поэтому Лис не разобрал аккуратный скрип входной двери. Знакомые ноты сандала застали его врасплох – он уловил их вместе с близким теплым дыханием на своей макушке и волной оживляющей силы.

Алессан поднялся в тот же миг, но невеста стыдливым вихрем унеслась наружу к ожидавшему карету батюшке.

***

Гениальный артефактор Хавьер не был достаточно крепок духом, чтобы противостоять прямому давлению главы Земского приказа.

Еще только начав допрос, Диего уверенно послал в усадьбу за личными рысаками. Всего через полчаса после начала беседы он собрал из гильдейцев боевую магическую пятерку и почти галопом увел по улицам Итирсиса за его пределы.

Вечером архив, отвязанный от лопнувшего древа, лежал на широком столе императора.

Перелистывая письма, его величество слушал доклад о следствии – достаточно подробный, чтобы роль царевича в противостоянии тассирской интриге получила в нем заслуженное внимание.

Соискатели

В Итирсисе: 20 июня, вторник

– Совсем-совсем никак? – на всякий случай в третий раз уточнила Виола.

Конечно, расклад от этого ничуть не поменялся, и свой неумолимый приговор Себастьян подтвердил качанием головы.

– Урезай перечень возможностей, дорогая распорядительница, – обескуражил он. – За десять дней до заявки нам не отладить включение, усиление, защиту от случайного касания и все это при должной скрытности кода.

Виола совершала краткое путешествие туда и обратно по тесненькой зале “Чарованной щепки”.

Брат и раньше убеждал, что всей задумки в срок не уложить, но девица надеялась вопреки рассудку. Беспокоило и то, что изобретение пришлось открыть при Арис – проведай теперь оружейники, с их потенциалом станется перехватить идею и воплотить ее в разы быстрее. Патент на дивную придумку “Щепке” до сих пор не одобрили.

Соседи и без того давно ходили петухами. Очевидно, опыт позволил им быть готовыми более чем вовремя и с каким-то невероятно ценным предложением для войска.

Виолины пуговицы, плохо заряженные и нестабильно друг друга находящие, на этом фоне смотрелись удручающе сырыми. В городе их работа еще как-то сладилась, особенно в браслетах при снятых универсальностях, но на природе живые деревья неимоверно сбивали передатчики с толку.

Словом, прожект горел, и едва ли что-томогло преложиться к лучшему в оставленное время.

– Мы замахнулись выше головы? – спросила Виола, перестав шагать и обращая к брату “бровки”.

Себастьян пожал плечом в неопределенности.

– Все возможно сделать, – сказал он. – Только это годы, а не дни.

Сестрица тяжело вздохнула и поставила свой беспокойный лоб на стенку печи левее многочисленных прожекных расписаний.

Музыкальные артефакты ладились по графику (иной раз отвлекая от конкурса), но объявления в печатных листах пропали втуне – дерево не впечатляло ладийских богачей, пока те не натыкались на шедевры “Щепки” лично. Виола вывела, что ей следовало меньше заниматься декорациями для постановки, а более напирать на знакомства с купцами или высоким светом. Выходы в оба кружка уже имелись через Дария или магичку, но распорядительница, суетясь, пренебрегла ими преступно.

Только бы продержаться до сдачи заявки! Там уж она побросает все развлечения и примется с тройным усердием искать любые, даже самые скучные заказы, захватит справочниками и подставками весь город!

Дария она снова избегала, не имея чем похвастать, а идея подыскивать пьесы так и растворилась в хлопотах. Даже итоговую заявку в последний день июня она относила так, чтобы не попасться на глаза соседу – вызовется еще провожать и веселить дорогою, а ей муторно и глядеть на похудевшее описание прожекта, пусть на нем и красовались завитки фамилий Астер и Алвини.

Лея и Алессан выполняли свою работу честно. После битвы в Приказе, где пуговицы оказали столь великую пользу, возня с ними приобрела для магов особый интерес. Виола подметила, что Лис чаще смотрит на стол, чем на невесту, избавив ее большинства своих настойчивых улыбок. Общались они плавнее прежнего, с какой-то нарочитой выдержкой, далекой еще от теплой открытости. Распорядительница даже заскучала по той энергии, что прежде излучал при Лее юный гений – он как будто немного вырос из прежней шкуры, но еще не примерился к новой.

При таком усердии магов бросать прожект незавершенным окажется особенно прискорбно.

Виола, конечно, знала о минимальной ценной версии продукта, и даже смела думать, что “Вещальники 1.0” ее достигли, но едва ли в ряду иных прожектов Оружейный приказ изберет “Щепку” для будущих необъятных вложений. Второго места конкурс не предполагал. Результаты вывесят через две седмицы, в середине июля: тогда Карнелисы получат имперский заказ или им всерьез грозит собирать сундуки в деревню.

Время на покорение столицы уходило песком через пальцы.

Подгоняемый тем же ощущением, Себастьян томился молча и лишь на Петров день отважился решить свою судьбу.

Приглаженный и взмокший, расцелованный сестрою на прощание, он отправился завоевывать счастье на Зеленой улице.

Виола была посвящена в его сердечные тайны. Она не находила себе места, но больше беспокоилась о том, как примут сообщение родители. Юная леди ничуть не сомневалась, что ум, обхождение и фамилия брата расположат к нему кого угодно, а уж для скромной (хотя и загадочной) семьи окажутся удачей запредельной.

Поэтому его убитый вид через час поразил ее до глубины души.

– Что значит – не дали согласия?! – бурно возмутилась она, не веря в произносимое.

У чудесной Арис все читалось на лице! Себастьян тем более хорош, с какой стороны ни глянь, аристократическою спесью девицу и ее матушку не оскорбил ни взглядом! Как могли они отказаться от свалившейся на светлые головки непомерной чести?

Леди Виола обнаружила в себе более родовой гордости, нежели могла полагать за собою ранее.

– Не то, чтобы совсем, – быстро успокоил Себастьян. – Леонора Эмильевна как будто даже выражала удовольствие, но, подарив мне надежду, вдруг сослалась на необходимость получить дозволение батюшки Арис.

Виола застыла и свела бровки.

– Батюшка Арис жив? Где он? – потрясенно уточнила она.

Господин Карнелис позволил себе усмехнуться с горечью.

– Я бы пуще беспокоился о том – кто он? – поделился маг. – Ох, сестренка, чую, что ввязался нынче в историю, ведать которой не ведаю.

Виола не любила тех загадок, что не поддавались ее контролю. Родословная Арис лично ее беспокоила мало и благодушия к вязунье не меняла, но ни Виола, ни брат не принадлежали в полной мере себе одним. В деловитости столицы можно было на миг потерять ощущение чести семьи за спиною, но в судьбоносных решениях забывать этого никак не следовало.

– Что ты станешь делать? – спросила она осторожно.

“Молиться”, – подумал Себастьян.

– Мне любезно предложили ожидать в смирении, – поделился юноша вслух. – Матушка Арис донесет мое дерзновение до супруга в ближайшие дни.

– Буду смиряться вместе с тобой, – обещала сострадательная Виола. – Подумать только, в какое неловкое положение тебя поставили!

Себастьян не удержал согласного выдоха, приводя на память свой позор.

С какой взволнованной гордостью он вышагивал по Зеленой улице в накрахмаленном шейном платке и выходном камзоле! Тетушку на соседнем огороде он даже вопросил, принимают ли сегодня Леонора Эмильевна с дочерью. Глупость, пожалуй, но стучаться в домишко без уведомления показалось бестактным. Тетушка недоуменно покосилась на него и указала тяпкою на дым от уличной печурки.

– Чего не принимать? Дома, раз кашеварят! – втолковала она. – Аккурат к разговинам поспеете.

Едва открыв на стук, Леонора оценила костюм юноши и бледный его лик. Выпрямившись пуще, она повела речи с неспешным и довольным снисхождением.

Арис, едва приветив, убежала краснеть на двор к закипающему обеду.

Разговор состоялся недолгий.

Леонора сидела на лавке, Себастьян стоял перед нею и мял старую шляпу без пера, проговаривая что-то о составлении счастья и руке хозяйкиной дочери. Женщина смотрела так мягко, так светло – он даже успокоился и закончил выступление ровно, почти уверенный, что самая тяжкая минута его жизни оказалась позади.

Тогда-то и заговорила хозяйка о том, что ежели бы она одна принимала такое решение – то могла бы уже обсуждать приданое.

– Приданое! – жарко перебил проситель. – Забудемте! Я вовсе не ищу…

Жестом остановив этот поток, Леонора дополнила, что, конечно, за Арис полагается вполне достаточно, чтобы не считать ее нахлебницей. Однако ни мать, ни сама как будто благосклонная к нему девица, не имеют прав на окончательный ответ.

Следует ждать приговора тайного предполагаемого тестя.

Лишь мельком увидев Арис застенчиво льнущей к яблоне на дворе, обескураженный Себастьян поплелся назад по засохшим колеям окраин.

Послезавтра, в день итогов конкурса, он категорически воспротивился повязывать шейный платок: на нем он выместил всю злость неудачного сватовства, зашвырнув под кровать с размаху.

Виола тоже не слишком была обнадежена предстоящим известием, но оставалась при том истинной девицею. Она обрядилась во все лучшее, что прибыло из “Улиток” – быть может, это последний повод пройтись по столице в белых кружевных перчатках. Леди Карнелис клятвенно обещала себе держать лицо и осанку, какая бы тяжесть ни свалилась на нее в Приказе.

Проигрывать надо уметь.

***

– Проигрывать надо уметь, – философически отметил Алессан, первым разглядев имя на вынесенной Никоном Октавичем табличке.

Преодолев нетерпеливое море участников, секретарь поднялся на цыпочки и повыше приколол бумагу к доске в приемной.

За подписью Флавия и печатью Приказа на листе сияло намерение заключить договор с “Очень острым оружием”. Победитель конкурса получал премию и заказы на ближайшие пять лет. Остальных благодарили за участие и желали не оставлять трудов.

Виола быстро повернулась к брату и спрятала лицо на его груди.

– Уведи меня скорее, – сдавленно прошептала леди, ничуть не держась и готовая плакать.

Себастьян больше почувствовал, чем услышал ее слова, обнял сестру и встретил спокойным взглядом радостно-неловкое лицо Дария младшего с другой стороны приемной. Тот понятливо не приближался, оставаясь рядом с ликующими отцом и братом.

Алессан посмотрел на затылок Виолы, но оставил ее горе без отметки. Он тоже не большой любитель терпеть поражение, но досадная промашка дяди еще не грозила ему провинцией. Хотя девица и скрывала положение “Щепки”, Лис давно читал его между строк.

Стоило бы дождаться иной минуты, но Себастьян собирается уже отбыть, а до него еще осталось поручение.

– Себастьян Базилевич, – мягко начал юноша. – отец просит вас уделить ему несколько времени, если дела в этом присутствии более вас не держат.

Виола шмыгнула.

– Речь идет о постоянной службе в Земском приказе, – добавил Алессан, желая несколько утешить ее бедственное финансовое положение. – Уверяю, оплата достойна господина Карнелиса.

Однако, та еще более спала с лица – у “Щепки” отнимали единственного постоянного мага.

– Простите мою несдержанность, – девица отшагнула от брата и подняла лицо. – Я подожду новостей в аллее.

Обреченная и гордая, она вырвалась из гнетущей многолюдности приемной на просторную летнюю улицу.

Предложения для Себастьяна

В Итирсисе: 14 июля, пятница

Диего Бернардович был привычно краток. Алессан уже озвучил его предложение, экономя им несколько времени, так что маг и глава Приказа решили вопросы будущего сотрудничества всего за четверть часа. Себастьян был более чем горд финалом их беседы – теперь он сестре голодать не позволит.

Диего сдержанно поблагодарил за уделенное время, назначил встречу в понедельник, однако, отпускать не торопился.

– Вынужден задержать вас еще немного, – уже витиеватее сказал он под конец. – Для некоторых сторонних бесед мой кабинет пока еще является наиболее предпочтительной декорацией.

Когда магистр усложнял свою речь, юноша невольно ждал за этим туманом подвоха.

Подвох открылся тотчас же в облике Флавия Максимилиановича. Диего высоко оценил героический прорыв его высочества через толпу обиженных конкурсантов, но скоро вышел, не утруждаясь поисками повода.

Себастьян остался наедине с царевичем, и внутренний советчик отметил ему, что шейный платок, пожалуй, стоило вернуть из-под кровати, отгладить и нацепить.

Дальнейшие попытки угадать расклад привели его к мыслям о вербовке в тайную службу. Юноша стал трепетен и собран для серьезных дум, поэтому крупно вздрогнул на приветливый вопрос его высочества:

– Вы имеете виды на руку моей дочери?

Первым порывом Себастьян хотел отречься и всячески заверить собеседника в том, что на такую честь он никогда бы рассчитывал. Однако, смеющиеся глаза царевича и внезапно ставшие знакомыми черты лица заставили его покрыться холодным потом.

– Верно ли я понимаю, что Арис…? – договорить он так и не отважился.

Флавий не отказал себе в удовольствии задержать ответ, наслаждаясь этим зрелищем. Дочь у него одна, обрел он ее совсем недавно, и не желал тут же передоверить прыткому столичному юнцу – уж во всяком случае, без испытания.

Карнелис, впрочем, показался неподдельно изумленным – как будто и впрямь увлечен был Арис, а не титулом ее или приданым.

Флавий молчал сколько хватило выдержки, затем проговорил тягуче:

– Леди Арис и леди Леонора носят царственную фамилию Терини.

У Себастьяна что-то дернулось на лице. Странности этих дам объяснились полностью, можно даже расхвалить себя за проницательность, однако история вышла весьма занятною. Он думал уговорить свою семью к снисхождению и обрести очень скромное счастье, а замахнулся породнится с Императором Ладии! То-то Алессан так потешается.

Себастьян обнаружил удивление рассудком, но не сердцем. Что-то высокое показалось ему в Арис с первой минуты знакомства, когда он решился на приглашение. Вязунья не поражала отточенностью речей и светских манер, но за ее кротостью он видел разумность и деликатность, умение не судить, но и не поступиться своим воззрением. Как удалось ей ладить с горожанами и сохранить во всем инаковость?

Закономерно, что обществу людей она предпочла бы тишину и книги – ее очарование за столом в библиотеке магов и легло первою ступенью себастьянова пленения.

Необъятная весть опрокинула представление Себастьяна о будущей семейной жизни, но аристократическая привычка позволила ему держать себя в руках и даже связно мыслить.

– Достойные цветы достойной ветви, – сказал он.

Комплимент получился неловкий – будто у юноши есть право одобрять представителей семьи монарха, но он вложил в эти слова всю свою искренность.

Глаза царевича полнились мальчишечьим озорством, но говорил он еще с нарочитым замедлением.

– Обстоятельства требуют уже более двадцати лет удерживать мое венчание с леди Терини в тайне, – поделился он, не став уточнять, что в круг просвещенных не допущен даже его величество.

Себастьян тоже принялся отмерять долгие паузы.

– Я не искал возвышения в этом браке, не ищу и ныне, – заметил он с осторожностью.

На самом деле полог тайны для юноши стал благословением – вторгаться в области высшего круга не было его мечтою. Глядя на Алессана и Лею, он хорошо сознавал, что слишком провинциален для света, а свет для него и Арис непомерно многолюден. Достаточно будет жить семьею без затей и вместе постигать чародейскую науку, лишь изредка отдавая долг великосветским событиям.

Все как будто шло не так уж плохо – иначе просителя развернули бы с порога, не изъясняя подноготную. Подняв подбородок, молодой Карнелис нашел в себе решимость посмотреть прямо на царевича и продолжить:

– Имея возможность лично говорить с вами, ваше высочество, повторно прошу руки вашей дочери, леди Арис.

Флавий склонил голову на бок, изображая глубину раздумий.

Себастьян ему определенно нравился. Флегматичная собранность юноши контрастировала с пылом самого царевича, но далеко еще не относилась к недостаткам. Древесник был из неброского роду, однако, честен, открыт и не выказывал ранимой щепетильности, свойственной молодым щенкам обедневших фамилий. Совместное следствие не единожды позволило Флавию убедиться в доблестных качествах искателя и своеобразном его таланте.

Однако, его высочество приводил себе на ум различные картины будущего Арис после введения той в семью Императора. Жизнь ее на окраинах, конечно, светом не будет забыта, но невестою она все равно титулуется завидною.

Быть может, робкая девица цепляется за первого благородного встречного, не представляя, какой вскоре получит широкий выбор?

Что же, отказать? Оградить от ошибки?

“Радуйся, что тебя вообще спрашивают! – вдруг сварливо напустился на него внутренний Флавий. – Сам не больно-то искал отеческого благословения.”

Это осознание ушатом холодной воды снесло горделивое рассуждение. Он выпрямил шею и бросил дурацкую чужую маску “мудрый отец принимает решение о будущем единственной дочери”. Не слишком он заслужил это право. Леонора воспитала Арис и, по чести, лишь она могла претендовать на вершение ее судьбы – однако она передала записку о нежданном женихе, как ни в чем не бывало признавая Флавия главою дома.

– Я даю вам согласие, господин Карнелис, – ответил его высочество, – вместе с дозволением открыть вашим близким, кого они берут под свое крыло.

Флавий рисковал, но не мог позволить Арис утонуть в презрении всех поколений Карнелисов, которые наследник обрадует союзом с простолюдинкой.

– Надеюсь на их умение хранить семейные секреты, – добавил он. – Однако венчание состоится через несколько месяцев, когда я смогу говорить обо всем открыто.

Кажется, одну торжественную свадьбу он императрице задолжал.

Просветлев мыслями о том, какое удовольствие составит матушке, царевич покинул кабинет гостеприимного кузена.

***

Виола чопорно сидела на скамейке спиной к Приказному дому.

Будь она в добром расположении, поместилась бы на ней удобно и просто, но чем более огорчена женщина, тем более она склонна хранить лицо, поэтому Себастьян обнаружил сестру с прямою осанкой и плотно собранными перед собой кистями.

Видя, что брат едва касается бренной земли, Виола мучительно произвела улыбку и поднялась изящно.

Себастьян, решительный и непривычно быстрый, поймал ее руки.

– Батюшка Арис благословил наш брак! – излил он, торжествуя, и в добавил несколько слов сестре на ухо.

Та испуганно отпрянула, прижимая ко рту ладошки. Не дожидаясь предсказуемых вопросов, Себастьян обнял маленькую распорядительницу.

– Не горюй, теперь все сладится, – проговорил он ей в макушку. – Поверь мне: средства будут в достатке! Детали я изложу тебе дома.

Быстро отпустив девицу, так и не успевшую начать свои оханья, он вдовесок провел рукой по ее беспокойной головушке и добавил извинительно, кивнув на крыльцо позади Виолы.

– Я не говорил еще с леди Арис, – виновато сказал Себастьян, – негоже ей узнавать последней.

Под козырьком Оружейного Приказа, то и дело пропуская снующих людей, стояла в ожидании вязунья. Лис нашел ее в толпе конкурсантов, вырвал из лап поздравляющих Дариев и учтиво пригласил подождать на крыльце важной новости.

– Само собою, – мягко сказала Виола, подталкивая его идти. – Но вечером я не позволю тебе пропустить и слова из подробностей!

Леди Карнелис не нашла в себе сил обернуться и проводить его глазами через улицу, боясь приметить на крыльце соседа – слишком довольного или, еще хуже, слишком сочувственного.

Не садясь, она побрела вперед, встречая родные разномастные былужники столицы, ее улицы, площади, трактиры, гильдии и мастерские любого толка.

Конечно, теперь все будет как нельзя лучше!

Себастьян, который кроме книг ничего вокруг не видел, наконец-то женится. И на ком! Родители сойдут с ума – сначала от удивления, потом от счастья. Леди Арис им совершенно точно придется по сердцу.

Брат станет служить в Приказе. Пожалуй, ему даже по средствам окажется аренда скромного дома, где располагалась “Щепка”.

Только ни “Щепки”, ни Виолы там уже не будет. Родители приедут в конце месяца, обнаружат, отсутствие магов и заказов – и умчат ее в “Улитки”, освобождая спальню неудачливой распорядительницы для супруги Себастьяна.

Брат обещал ей средства, но Виола, конечно, не назовется в деловом и бойком своем Итирсисе ярмом и приживалкою.

Если бы Дарий Дариевич просил ее остаться в иной желанной роли… Как видно, забавник еще переменчив и юн, огненными взорами девицу тешит, а вязать себя задумки не имеет.

Да и дозволят ли союз ее родители? Ошалевши от себастьянова хода, они могут как вовсе махнуть рукой на ее выбор, так и, напротив, счесть намеченную партию недостойной девицы, чей брат породнился с монархом.

“Себастьян счастлив как никогда, – подумала Виола, повернув на Соборную площадь. – Не проронить бы при нем и слезинки – отречется еще от своей удачи.”

Энергично пробивая дорогу “Щепке”, распорядительница порою ловила себя на размышлении: как далеко она может пойти, ища славы своего детища?

Теперь, когда на чаше весов лежало благоденствие брата, она с облегчением вывела: нет, им она не пожертвует ни для какого призрачного будущего мастерской.

Каждому оделяется сколько-то способностй, которые можно употребить сообразно цели. В деревне ей порою чудилось, что она рождена привнести в семью немного живости, отряхнуть вековую пыль. Она просыпалась ночью в домашней тиши и долго смотрела в потолок, представляя, как отблески ее столичной мастерской сверкнут на быту “Улиток”: там тетушки откажут матушке более почтения на редком званом вечере, там к батюшке прислушаются на собрании, там и людей их реже назовут “улиточными”, тесня на соседней ярмарке…

Что же – она преуспела! Карнелисы будут представлены Императору и воспеты в газетных листах! Ее долг можно с лихвою зачесть исполненным, а что не совсем намеченным путем – это в руках Божиих.

Стало быть, Себастьян прав и все хорошо?

Виола остановилась перед главным Собором столицы, помедлила, и вдруг, набирая скорость, полетела по ступеням.

Где еще рыдать без чужих вопросов, как не под иконами?

Фонтан

В Итирсисе: 14 июля, пятница

– Представьте, с каким интересом покупатели примутся листать ваш каталог снаружи! Сколько их проходит мимо вашей лавки – и всякую леди заманит изысканный аромат, каждого благородного юношу призовет сделать ей подарок! Не правда ли, господа? Вы здесь именно за этим?

Невысокая девица с заплаканными глазами посмотрела на двух молодых дворян, выбирающих дамские духи среди баснословно дорогих флаконов на полке из красного дерева. Атакованный ею владелец парфюмерной лавки не знал куда и деться, так что перемена внимания леди очень его обрадовала.

Юноши как будто тоже не стушевались.

– Леди нужен мой совет? – уточнил один из них, стянутый синим камзолом с черными розами на рукавах.

– Обязательно! Только позднее, – звонко соглашалась девица. – Я лишь хотела уточнить: не правда ли, вам было бы удобно прежде изучить листы с ароматами снаружи? Или того лучше – пролистать такой справочник дома, с чашкою кофе, а за покупкой послать доверенного человека?

Виола нарыдалась в храме едва не до икоты, к собственно молитве прилагая несколько менее усердия. Однако, из дверей она вышла в совсем ином настрое. Может быть, ее стойкость была угодна Богу, а может быть обстановка церкви и негромкие кафизмы повеяли родным и укрепили если не духовные, то хотя бы душевные силы девицы.

“В конце концов, – нашла она про себя. – Себастьян оставил мне набор инструментов, с которыми пока еще можно ладить артефакты и без его участия.”

Со ступеней храма она тотчас приметила парфюмерную лавку и немедля сочинила для нее каталог духов. Если заняться чем-то подобным да иной раз привлечь брата для мелкой помощи с чарованием подогрева – можно уже измыслить великое множество вариантов, которые сумеют ее прокормить. На жилье она сэкономит, сняв дешевую комнатку где-то на Кленовой улице (позволительно же Лее там обитать).

Взявши себя в руки, Виола утерла слезы, оправила оборки летних юбок, примятые на преклонении колен, и ринулась биться за право жить в столице, в которую была давно и беззаветно влюблена.

Только хозяин лавки все никак не мог взять в толк, что именно зареванная девица ему так жарко сватает.

– Ничуть не лучше, – вдобавок пожал плечами призванный в свидетели юноша. – Я нередко совершаю покупки, выходя на променад – не вижу большого удовольствия остаться для этого в доме.

Виола на миг застыла, после чего опять удостоила владельца своих невероятных советов.

– Выложенный на улице каталог все-таки привлечет к вашей лавке немало внимания, – доказывала она. – Никто из ваших коллег так поступить еще додумался.

– Потому что его тут же уведут, – пожал плечами парфюмер.

Юноши согласно рассмеялись.

– В Ладии более всего до книг охочи неграмотные, – добавил второй из них, косясь на уморительную леди с небрежением.

– Вовсе нет, – подняла она носик, – гильдия аптекарей приобрела для своей библиотеки целые три ароматных реестра.

– Для болезных оно как раз годится, – отметил первый покупатель, забавляясь.

– Едва ли этот прожект заслуживает вашего внимания, Виола Базилевна, – ворвался в их беседу новый голос. – Но идея, безусловно, хороша.

Виола живо кивнула, в основном для того, чтобы опустить лицо и не дать вошедшему Алессану прочитать предыдущий этап своего настроения.

– Господин Алвини! – приветил юноша в синем без радости. – Вы уже обзавелись подобным каталогом?

– Увы, нет и минуты на подбор духов, – широко развел руками Лис. – Имею честь напрямую заниматься в “Чарованной щепке” опытами государственного масштаба.

Виола понимала, что юноша воспевает прожект, радея о собственной репутации, однако внезапная поддержка приятно ее согрела. Царапнула только открытая ложь – конкурс они проиграли с треском, так что Ладии чудесные пуговицы без надобности. Девица на время прикусила язык, не желая прилюдно чернить заступника.

– “Чарованной щепки”? – выражение второго покупателя было далеко от восторга узнавания.

– Вы не слышали о мастерской под руководством леди, что удостоила вас теперь беседою? – удивился маг. – Советую запомнить, пока господа Карнелисы еще выборочно принимают заказы частных лиц.

С этими словами Лис уверенно отвел свой локоть, приглашая даму на него опереться. Это был определенно новый этап в отношении маленькой распорядительницы.

– Идемте, Виола Базилевна, – как ни в чем не бывало продолжил он. – Мне нужно обсудить с вами наши изобретения.

Кладя ладонь на его руку, леди Виола и бровью не выдала своей легкой оторопи.

– Работа! – негромко бросил один из юношей им в спину. – Во что только не ввяжешься, ища забыть о побеге невесты.

Девица ощутила, как застыло предплечье Лиса. Плоских шуток было маловато, чтобы заставить его потерять контроль, так что он лишь начал аккуратно и выразительно поворачивать голову.

Виола живо опередила зреющую колкость – все-таки подняла свои припухшие глаза и округлила их сколько сумела. Какие бы кошки ни шныряли меж ними в работе, распорядительница не собиралась позволять кому-либо уничижать магов своей (пусть и бывшей) команды.

– Леди Лея покинула вас? – с деланным изумлением воскликнула она. – Ни за что не заподозришь ссоры, когда она так часто прибегает к вашим советам и охотно угощается пирожными, нанося визит!

– Уточню у нее за обедом в “Шафране”, – тотчас перестроился Лис, одаривая Виолу ответной мягкостью. – Может быть, господа извещаются о планах моей суженой ранее меня.

Важно оставив зал, они отдалились от парфюмерной лавки к центру Соборной площади, где Виола перестала подыгрывать, сникла и собралась одернуть свою руку.

– Благодарю за вашу опору, Алессан Диегович, – признательно сообщила она. – не смею более вас держать.

– Мои пятничные утра принадлежат “Щепке” до середины лета, вы не забыли? – возразил маг с великодушием. – Сегодня только четырнадцатое.

– Чем же я могу быть вам полезна? – отозвалась Виола скучно.

Легкость в тоне Лиса давно научила ее сторожиться, а не таять, хотя она продолжила безропотно идти с ним к центру площади.

Квадратная площадь, самая пространная и самая людная в городе, не ведала девицыной печали. Окруженная храмами с трех сторон, на четвертой линии она втиснула десятки маленьких респектабельных лавок. Редкая барышня могла миновать их, не замерев у дорогих витрин хотя бы для того, чтобы глянуться в коварное ростовое зеркало.

Виола с успехом запрещала себе рассматривать эти торговые ловушки иначе, чем как будущих своих заказчиков – ей были не по карману даже шляпные на улице Резного листа, что уж говорить о самых модных. Зимой она, однако, приметила здесь удачный уголок для будущего переезда “Щепки” между ювелирной лавкой и манящим чертогом южных сладостей.

Место еще занимала аптека – скользнув по ней глазами, Виола пуще пригорюнилась и отвернулась к зачарованному фонтану в центре площади.

Алессан вел усталую барышню прямо к нему, минуя стайку благородных чад с их няньками, идиллически кормящих столь же шумное полчище воробьев.

– Присядемте здесь.

Виола с подозрением посмотрела на широкий мраморный бортик фонтана, ставший одной сплошною лужей. Брызги и так уже достигали ее лучшего платья.

Для нехитрых чар достало бы и мысленной указки, но маг, не изменяя себе, совершил небрежный оборот свободной кисти. Послушный полукупол раздался вширь, досуха отирая бортик и становясь между парою и фонтаном подобием изящной полуарки.

Алессан угадал – это скромное чудо с оседающей на стенках искристой моросью, как и прежде, не оставило девицу равнодушной, хотя умиление она выказала только кротким согласием задержаться.

Устроив леди на белый мрамор со всем показным почтением, юноша сел в пристойной дали от ее оборок. Несколько самых отъявленных воробьев тут же запрыгали по щиту над парою, соря крошками.

– Себастьян Базилевич говорил с вами? Рад за него и свою кузину, – юноша сходу обозначил высоту своей осведомленности.

На сей раз он даже не хвалился – лишь пожелал избавиться от недомолвок и трудностей в беседе, ибо к барышне у Лиса зрел существенный вопрос.

Виола хотела бездумно ответить что-то положенное случаю, но вдруг нашла себя к этому неспособной.

– Что вам за радость донимать меня в тяжелый день, Алессан Диегович? – спросила она, с вызовом смотря в его назойливые очи. – Хотите, чтобы я признала свое поражение вслух? Извольте, я не преуспела. Возможно, вы управились бы лучше.

Лис удержал положенный изгиб левой брови, как слишком холодный для данных обстоятельств, и просто озадаченно посмотрел на маленькую соседку.

– Брат передал вам, какое щедрое предложение получил от моего отца? – осторожно справился он.

При поминании восторженного Себастьяна Виола уступила в неравной дуэли взглядов и с печалью отвернулась к собственным рукам. Осанка ее потеряла образцовость.

– Я счастлива, что он будет служить в Приказе, – почти буркнула она, оставляя положенный барышне тон.

Теперь-то она магу для которой надобности? Жаждет вдобавок еще извинений?

Лис, впрочем, казался не высокомерным, а удивленным так основательно, точно девица обратилась к нему на тассирском.

– Разве Себастьян Базилевич не сообщил, что отказался?

Виола в одночасье вытянула спину, распугивая стайку над собою.

– То есть как – отказался?

– Как? – фыркнул тоже не вполне изящно Лис. – Категорически. “Щепка”, мол, предел его мечтаний.

“Предел его мечтаний!”

Блаженство затопило сестру-распорядительницу до кончиков ее ногтей. Проезжая карета звенела, как парадные литавры, а грязные от брызг и пыли столичные воробьи показались райскими птицами.

“Отказался! Сам!”

– Он сошел с ума, – восхитилась Виола, артикулируя с большим трудом от распирающей улыбки.

Она еще сомневалась! Если не считать баталии за пастилу и сахар – разве брат оставлял ее в затруднении?

Или, быть может, “Щепка” ему и впрямь любезней Земского приказа?

Растроганная, Виола на миг осеклась и с испугом повернулась к вестнику:

– Вы ведь не шутите, Алессан Диегович? Слово чести?

– Слово чести, – мягко поддразнил ее Лис, веселея невольно.

Приятно быть глашатаем добрых новостей – амплуа доставалась ему не впервые и прирастало все крепче, расхотелось даже слишком тщательно подбирать слова.

В мечтания девицы, однако, пробралось недоумение.

– Что же он тогда объявил о наметившихся средствах? – нахмурилась она.

– Полагаю, он имел ввиду второе предложение, – ответил Алессан таким тоном, которым ребенку повторяют очевидное.

“Не собирается же он жить на приданое Арис?” – ужаснулась внутренняя Виола.

Устойчивое непонимание леди поставило Лиса почти в тупик.

– В самом деле? – не поверил он. – Восхваленный за чуткость господин Карнелис убежал к невесте и не додумался вас ободрить?

Вообще-то Лис тоже был еще тем утешителем, но о его черствости после тревожной поимки артефактора знала только Лея, так что он мог бессовестно расточать укоры.

– Я всячески демонстрировала отсутствие такой необходмости, – призналась Виола не то со стыдом, не то с гордостью.

“В точности как леди Астер.”

Алессан вздохнул патетически, укрывая за иронией свои задумчивые выводы.

– Что ж, тогда мне придется отнять его право и первому вас порадовать, – он опустил голос до наигранного шепота: – Земский приказ желает с размахом вложиться в наши “Вещальники”. Да-да, слово чести, – быстро прибавил он, отклоняясь обратно и прилагая руку к сердцу.

Виола схватилась пальцами за бортик, чтобы не выпасть из легкого купола в отрезвляющую глубину фонтана.

– Вложиться? В нашу разработку? – проверила она себя на ясность слуха.

Алессан кивнул выразительно, хотя и без обычной точности угла наклона.

– Земский приказ готов оплачивать наши эксперименты не менее года, – подтвердил он.

– Какие условия? – волнуясь, уточнила она (может, еще втуне мысленно линует печку).

Ее прожект кому-то нужен! Недаром они столько придумывали, пробовали, ошибались и проверяли снова – распорядительница втащила в свою задумку троих талантливых магов, и никого из них не подвела!

Глашатай сделал лицо заговорщика.

– Себастьян Базилевич подивил отца – обсуждать условия направил к младшей своей сестрице. Вас ожидают в понедельник утром, леди Карнелис, – пышно закончил он.

Лис привычно играл, только это был не надменный бенефис, а шутливая домашняя сценка. Когда в последний раз он позволял себе такое?

Виола между тем нашла Себастьяна самим совершенством.

– Диего Бернардович готов что-то соглашать с двадцатилетней провинциалкой? – весело уточнила она.

Распорядительница еще не имела дел с магистром, но припомнила отзывы брата о суровости старшего Алвини. Уголками губ Алессан вернул понятливую лукавинку.

– Отец впечатлен, что за два месяца работы со мною вы не отказались от прожекта, – горделиво ответил он.

Следующая реплика девицы была им легко предсказуема – что-то вроде “О, вы прилагали к этому изрядные усилия”.

– Вы ведь очень помогли, – вместо этого вдруг серьезно сказала Виола.

Лис моргнул, а Виоле захотелось посмотреть на него с благодарностью, но стало вдруг немножко стыдно.

– Признаюсь, мы несколько пошли на хитрость, подталкивая вас работать с нами, – покаялась она. – Брат не доводил меня тогда до слез.

Алессан давно собрал эту картину по намекам, но ссориться нынче – представиться сущим жирафом. Еще весной он счел более выгодным этот пустяк позабыть случайно.

Виола подарила теперь другой интересный ключик – из барышень с чувством вины можно мало что не вить веревки. Следовало замолчать красиво, пустить желваки под скулы и повести речи о разуверении в женским роде и человечестве. Это удар почти смертельный – каждая вторая сделает все, чтобы спасти одинокую, израненную, непонятую миром душу.

Вместо этого Лис проронил негромко:

– “Вещальники” были самым полезным, что я создал за свою магическую карьеру. Спасибо, что не отказались от моей помощи.

Виола порозовела бы, не будь еще достаточно красною девицей. Едва ли молодой Алвини часто бросался такими словами, а уж упертая распорядительница и подавно не надеялась их услышать. Она несмело улыбнулась, не зная в точности, как следует поощрить такую честность Лиса.

– А я тайком обучалась у вас искусству говорить, – сказала она, глядя в свои колени и рискуя быть снова осмеянной, – близкие пеняют мне чудовищную многословность.

Алессан оценил этот шаг – Виола никогда не являла при нем такой беспечной открытости. Даже в минуты рабочего подъема она была насторожена и готова тотчас дать отпор. Лис неслышимо вздохнул и не стал произносить ничего о степени успешности этих ее уроков.

– Подхватывать важные качества – очень разумно, – туманно отозвался он, пряча за банальностью большой секрет о том влиянии, которое оказала на него работа с маленькой упрямицей, сдержанным Карнелисом и новой взрослеющей Леей.

Виола, не получивши порцию яду на свое откровение, мягко засияла снова.

Она остается! Утренние печали казались прошлогодними, было хорошо и тепло у фонтана под куполом в окружении снующих горожан. В боевитом настроении люди всегда казались ей столь изумительно разными: как знать, кто завтра окажется ее заказчиком, новым соратником или ближайшей подругой?

– Итирсис одарил меня столькими дивными встречами, – поделилась она. – Мне повезло знаться с вами и леди Леей.

Лис почуял идеальный миг для вопроса, ради которого и затеял беседу, по первости столь безобидную. Решаясь ходатайствовать, он почти невольно укрылся за своей нумерованной мимикой.

– Вы ведь наймете меня снова, Виола Базилевна? – вкрадчиво подступился он. – У меня теперь есть опыт и рекомендация!

Маленькая распорядительница подавила желание щипнуть себя за руку: “Шутит безобидно и спрашивает – меня?”

Она повернула к нему весьма довольное лицо и обещала со снисхождением:

– Вы будете иметь приоритет перед иными кандидатами.

– Только теперь я требую оклад, – добавил бравурно Лис. – Мне пришло в голову, что личные доходы невесты превышают мои собственные – согласитесь, это как-то неловко.

– Если не станете очень жадничать, – быстро и строго предупредила барышня.

Виола расцвела природной живостью, прежде скрытой от острослова – забавно, подумал он, что эта смена тональности вовсе не была обычным итогом капитуляции перед его обаянием.

– Мы заслужили праздничный обед, Виола Базилевна, – преувеличенно бодро сказал Алессан, боясь окончательно расчувствоваться. – Я угощаю завтра “Шафране” всю команду. Как вы на это смотрите?

***

– Как на нее смотрит! – у выхода “Галантереи”, чуть правее парфюмерной лавки, Аглая подтолкнула подругу локтем. – Бедняжка Лея! В свете их еще считают парою.

– Фигляр! – согласно возмутилась Эфросина. – Ничуть не меняется. И кого для мести выбрал – сестрицу того артефактора!

Аглая искренне огорчилась, улавливая на краю фонтана признаки “улыбки номер три” – у провинциальных барышень против нее иммунитету не было.

– Теперь примется лобызать ей пальцы, не отводя очей, никакие перчатки не спасут, – предсказала она сердито.

Словно по ее указке, Алессан в чудесном куполе с горошинами капель аккуратно потянул свою ладонь к барышне. Однако, вместо назначенного сценаристкой амурного эпизода, он вдруг безо всякого томления уверенно и по-мужски пожал девице руку.

Эфросина выронила только что приобретенный шелковый платок и несколько времени оставалась без движения.

– Ты видела когда-нибудь подобное? – спросила она, наконец. – Не обольщает, не оскорбляет, а держится с леди как с добрым приятелем!

Алгая изучала новую ветку ролей Алессана в не меньшем замешательстве, после чего задохнулась от зависти и сжала в пальцах бисерную сумочку.

– По-моему, – установила леди, – господину Алвини тоже подвернулась она – Деловая Встреча!

Буйная зелень

В Итирсисе: 15 июля, суббота

– Защита магической волны? – осмысляла Лея, пока на ее тарелке скучали венчики вареной брокколи.

– Именно, – чуть волнуясь, пояснял Себастьян. – Код пуговиц почти не виден, но чары, скользя от одной к другой, легко могут быть перехвачены.

Виола нахмурилась. Она уже несколько сомлела от двух съеденных котлет, но твердо вознамерилась компенсировать прошлое голодание в “Золотом шафране”.

– Полагаешь, азбуки недостаточно? – спросила она, заматывая вилкою спагетти.

Брат покачал чернявой головой.

– Азбука только переводит звуки в стук, это скорее момент удобства, а не серьезного шифрования.

– Раскрывается в пять-шесть перехваченных сообщений, – подтвердила опытная лингвистка Лея.

Сидящий рядом с нею Алессан кивнул с глубоким пониманием.

– Волну надо зашифровать приблизительно также, как магокод на коре дерева.

– Допустим, – с важностью кивнула распорядительница. – Как же вторая пуговица их прочтет?

– Ключ будет у каждого “вещальника”, – древесник все более загорался течением идеи, подобно магичке давно бросив суп застывать без его внимания. – Для всех слушающих снаружи это останется пустым набором блоков.

Алессан скромно тронул волан рукава.

– Смею думать, эту часть Виола Базилевна может мне доверить – я кое-чему научится с криптографами в Приказе.

Виола закивала с большим энтузиазмом, несколько более, чем соратники, занимая рот обедом.

– Схему нужно будет заранее обсудить и для трансляции на много вещальников разом, – Себастьян принудил себя снизить голос – они уже слишком разошлись, обсуждая прожект в людной зале “Шафрана”. Куполы беззвучия в обществе почитались моветоном, так что надеяться можно было лишь на собственную разумную сдержанность.

Господин Карнелис пребывал в блаженном упоении. Продление прожекта, дискуссия о чарах в буйстве трактирной зелени, счастливая сестрица рядом – все это наполняло его закрытый мирок тихой радостью, но по-настоящему вышибало дух сознание иных перемен его жизни.

Вчера он, почти дрожа, увел Арис от шумного Приказного дома и, наконец, объяснился в аллее с нею, а не с грозными ее родителями. Хотя в последние дни Себастьян и получил некоторый опыт сватовства, все-таки признание личное давалось ему с усилием.

Юная леди Терини и сама была подготовлена к шагу только разумом, а сердце ее заходилось и прыгало. Силясь не дать ему выскочить, она совершенно себя сковала.

Вместе они миновали эту первую в их жизни общую трудность и постановили, что предложение является для Арис большою честью, а ее согласие делает Себастьяна счастливейшим из людей.

Юноша осторожно брал ее руки в свои, но для скромного объятия, даже менее тесного, чем при светских танцах, аллея оказалась местом неподходящим.

Словом, отношения их сближались, но оставляли еще место развитию.

Неспешность изменений вполне подходила осторожной натуре Арис. Вязунья нашла большой удачей, что в свое время выйдет в свет девицей уже просватанной – это избавит ее от многого излишнего внимания и ожиданий. Отлагание свадьбы тоже не страшило, ибо позволяло довести до конца работу в оружейной, несколько разделявшую их с господином Карнелисом.

Арис обстоятельно сводила ниточки прошлой жизни – завершала заказы, приглядывалась к платьям и поведению барышень в городе, вместе с матушкой освежала шарльский язык и манеры хотя бы дворянские, ибо в тонкостях дворцового этикета Леонора и сама не была в должной степени искушена.

Несведущий Дарий оказался разочарован ее увядшим интересом к расширению вязального производства. Он еще совершал попытки вдохновить ее сызнова, когда купцов осияла (что скромничать – ожидаемая) победа в конкурсе. Это, наконец-то, отвлекло его напор – для оружейной зрела пропасть увлекательной работы. Создание стальных арбалетов по заявке царевича благополучно подошло к финалу, и молодец жаждал отхватить новое крупное дело в дополнение к небольшим поручениям батюшки. Будущее представлялось ему весьма радужным, только не давало покоя крылечко напротив.

Себастьян, не столь горячечный, оказался куда более решительным в устроении своей судьбы, так что на эту лавину взоров из окон опять смотрел с улыбкою.

К Алессану же древесник находил и вовсе снисходительное сочувствие. Молодой Алвини до сих пор пребывает в смутном статусе жениха то ли отвергнутого, то ли признанного вновь, но при всем своем уме никак не догадается просить Лею о согласии прямо.

Не стоит биться об заклад, что магичка тотчас даст обещание – им определенно нравится водить друг друга за нос – но развязку это здорово приблизит. Ясно, что гордый Лис не переживет холодного отказа, потому кружит и тянет.

Алессан изящно добавил в бокал невесты лимонной воды – до двадцати лет вина им в приличном трактире не подадут, будь они хоть трижды надеждою Земского приказа.

“Не то родовое поместье зовется“Улитками”,” – вывел Карнелис, отмечая неприступный облик Леи и наигранное, а потому отвергаемое увивание юного мага.

– Широкое вещание? Это очень усложнит управление пуговицей, – заметила магичка, не глядя на бокал. – Места на них почти нет, значит, потребуется ввести команды из ударов.

Лея приняла весть о заказе Диего без экзальтации, но участие в прожекте такого масштаба ее потешило. Покидая дом зимою, она серьезных планов не слагала – более вероятным казалось, что батюшка скоро ей во всем уступит, а нет – тогда как пойдет. Оно и пошло – беглянка уверенно влилась в городскую жизнь самостоятельною единицей. По зову сердца магичка привыкла присматривать за простым людом, но рискни теперь кто-то в свете попенять ей растрату дара – она с независимым видом предъявит, что в свои шестнадцать занята уже в государственной артефактной разработке.

Впрочем, грядет ее семнадцатилетие, и по этому случаю она снизошла к мольбам батюшки – согласилась переехать в приобретенный для нее двухэтажный домик невдалеке от подопечных. Сальвадор, восславив расставание дочери с позорною комнаткой, тут же укомплектовал ее новое жилье кухаркой и расторопной экономкой, получившей права привлекать любых людей сообразно надобности.

Теперь Лее предстояли не лишенные приятности хлопоты по устроению скромного вечера, отмечающего разом день ее рождения и вселение в новый дом. Помимо прочего ей требовалось решить вопросы дипломатического характера: восстанавливать прежние связи и мягко вплетать к ним знакомства новые. Круг приглашенных определенно станет почвою для многих выводов, в особенности это касалось присутствия на торжестве опального жениха. Леди Астер вновь погружалась в хорошо знакомые тонкости светской жизни и ничуть не торопилась.

Ей очень понравилось вообразить кураж леди Виолы, когда та вскроет сложенное по всем правилам идеальное приглашение.

Нынче же распорядительница была вся с головой в прожекте.

– Наши ресурсы пока не дают мечтать о широкой трансляции, – дожевав, заявила она, в кои-то веки сама притормаживая галоп фантазии. – Оценим сроки и набросаем общий план для перехода к этому этапу, но с Диего Бернардовичем я буду соглашать еще только линейный сигнал.

– Разумеется, – дозволил Алессан. – Однако, держим курс на это улучшение.

Юноша подтолкнул свой бокал, шорохом колотого льда гоня докучливую мысль: он может и не успеть приступить к “этому улучшению” – до назначения в гвардию остается чуть более года.

С недавних пор он вспоминал о маготряде без нетерпения. Конечно, поворачивать с давно размеченной дороги Алессан Алвини отнюдь не собирался, но появилась масса дел, которые требуется уладить до начала службы. Люди отца возвращались, и Диего пока освободил его от помощи в Приказе, советуя сосредоточиться на интересном стороннем прожекте – посему вдвойне жаль будет разлучится с ним на пике разработки.

Кроме того, интересы Империи неофициально склоняли одаренных жениться и передавать талант наследникам до непредсказуемой военной службы – и тут в давно улаженном вопросе возникли январские обстоятельства. До поры упрямство магички забавляет, но и время начинает о себе напоминать. Хорошенькая юная леди Астер ко всему почитает себя свободною, и оттого еще менее хочется оставлять ее без присмотра на пять лет.

Словом, светская хандра Лису пока не грозила, что приводило его в настроение предвкушающее.

Он вполне наслаждался обедом в “Золотом шафране”, ощущая слева тепло леиной руки, открытой выше локтя, и отчего-то с удовольствием перенимая прямодушный энтузиазм Карнелисов.

– Двух встреч в седмицу уже недостаточно, – сказал Себастьян, и вывод его скорее обрадовал, чем тяготил.

– Добавим день для встреч за городом? – подхватил Алессан. – Проблемные условия раскроются там куда быстрее.

– Я предоставлю экипаж для выезда, – важно поддержала леди Астер, чуточку выделяя свой новый статус хозяйки дома.

Летние работы в зеленом пригороде Итирсиса захватили Виолу до крайности. Ведь это – озарения в новой обстановке, многоголосые споры, эхо в бесконечных соснах, корзины для пикника и повод найти свою деревенскую шляпку!

“Слава Богу, работы еще много!” – с блаженством подумала она, не ведая, что эта мысль оказалась общей.

***

Трактирщик Алонсо Давидович, выбравшись проверить зал и оказать почтение гостям самым частым и титулованным, залюбовался говорливою четверкой. Две леди и два господина за третьим столом верхнего яруса щебетали с таким знакомым огоньком в глазах, какой бывает при составлении планов захвата мира.

Юноши и без того имели в Итирсисе некоторую славу. Алессана, конечно, знали в лицо, а Себастьян Базилевич остался для большинства инкогнито, хотя его фамилия витала на слуху: обрывки историй об успехе дела с кражами отводили загадочному Карнелису роль особую.

Приключение с деревом полнило трактирщика Алонсо двоякими чувствами. С одной стороны, он профаном купился на дивный облик растения и два месяца купал чудище в заботе и обожании.

С другой – ботаник его забрал, волею случая продемонстрировал аптекарскому коту, а тот, провалив атаку на росток, все-таки вынудил спрятать его подальше. Если люди не врут, невозможность мага-создателя вовремя подступиться к цветам и привела к исцелению некой скрипачки – что в конечном итоге стало ключом к поимке. То бишь, слепота Алонсо не составила ему личной чести, но для Итирсиса оказалась благом – вместе с артефактором, говорят, сильно проредили тассирскую шпионскую сеть в столице.

Владелец “Шафрана” был польщен, что отличившиеся юноши избрали его заведение для своего торжества – такое предпочтение трактиру всегда на пользу.

Задумчиво насладясь их молодым задором, Алонсо вдруг просиял идеей маленькой остроты. Решительно обернувшись, он поймал за рукав полового с пустыми тарелками.

– Помнишь десерт в форме дерева, что я думал ввести в обиход весною? – спросил хозяин.

– Из шоколада? А то! Хорош был в пробах, – отозвался парень, чуть не причмокивая губами. – Но вы же свернули идею махом, как забрали в Приказ большое дерево?

– Свернул, – подтвердил Алонсо. – Только разок мы его миру явим. Вели кондитеру бросить все и сейчас же им заняться. Готовое убрать цветами и подать господам на третий столик – за счет заведения.

– Пионами из крема? – послушно уточнил половой, привычный к фонтану хозяйских задумок.

Алонсо расплылся мальчишеской улыбкою.

– Розовыми лилиями, – поправил он. – Господа меня поймут.

Эпилог

В Итирсисе: 17 июля, понедельник

С пятницы Дарий Дариевич видел Виолу только в окно и мельком, потому не никак не мог разгадать ее настроения. Бумага с итогами конкурса очевидно распечалила ее куда сильнее, чем он ожидал – значит, дела “Щепки” вовсе не так уж гладки.

В субботу над соседкиной дверью пропала вывеска. Ошеломленный предположением, молодец подначивал сама себя к решительным действиям, но внутренний Дарий возражал ему неудачностью момента.

Положив себе вытерпеть до новой седмицы (не уедет же она совсем без прощания?..), оружейник с трепетом ждал понедельника. Ранним утром он был уже на посту и не сводил очей с крыльца напротив.

– Как почивали, Дарий Дариевич? – оглушил его из-под локтя звонкий молочник с серьезным лицом.

Вздрогнувшей молодец ответил что-то привычное и, прижавши к себе полученную крынку двумя руками, с места не двинулся.

Вознаграждая его усердие, скрипнула дверь мастерской артефакторов.

В свежее утро Виола выплыла с оранжевою шалью на плечах. Стянувши края одной ладонью, другой она помахала шустрому разносчику, приняла горшочек, и лишь после этого подняла глаза на истомившегося молодца.

Менее всего он полагал увидеть в них столько плутовского довольства.

– Доброе утро, Дарий Дариевич, – промурлыкала она, замирая напротив со своей сметаною. – До сих пор не поздравила достойного соперника с победой – исправляюсь.

Оружейник перебрал в уме несколько возможных причин такой легкости, но ни одна не показалась достоверною.

– Надеюсь, с мастерской ничего не приключилось? – кивнул он на место пропавшей вывески после учтивой благодарности.

Барышня шевельнула плечиками под шалью.

– Приятна ваша тревога о нас, Дарий Дариевич, – отметила она. – Не о чем беспокоится, мы лишь добавим к вывеске несколько слов и возвернем ее на место.

– Новые идеи для привлечения заказчиков? – подхватил купец при некотором облегчении.

Виола сделала вид, как будто поняла его не сразу.

– Что вы, нет! Лишь обозначим приемные дни. Теперь мы ужасно заняты – после любезного предложения господина Алвини…

Девица зорко убедилась, что ветренный ее кавалер сглотнул, и продолжила только после этого:

– Представьте, Диего Бернардович сделал крупный заказ для нужд своего ведомства.

– Предложение для “Щепки”? – выдохнул Дарий. – Стало быть, ваши дела на подъеме? Счастлив за вас, Виола Базилевна!

Что же, теперь момент удачный? Конкуренты они или нет?

Видя, что развития не следует, Виола одарила запнувшегося думой Дария своим самым царственным кивком.

– Бог в помощь на пришедший день, – пожелала она, обвела глазами проснувшуюся родную улицу и величественно удалилась готовиться ко встрече с главою Земского приказа.

Итирсис от нее так просто не отделается.

Оглавление

Воспитанники "Ближних Улиток" прибывают покорять столицу

О хвостике одной строптивой магички

Влюбленный аптекарь и белый кот

Картины из жизни магразработки "Чарованной щепки"

Дар и пропажа в одном дне вязуньи Арис

Полевые работы Виолы рождают новые планы

Деятельность магички Леи в бедных кварталах

Виола противостоит Гильдии Магов

Уборка сулит Арис открытия

Виола встает на защиту горожанок

Аптека перерождается, а кот повергает в шок

Светские визиты молодого мага

Гильдия оружейников

Отблески магической грозы

Обед в “Золотом шафране”

Ужин в гильдии Оружейников

Снова в Гильдии магов

Свежие взгляды

Цветение

Калитки

Сложный заказчик

Спутницы

Некоторые учатся говорить

Резчик

Команда мечты

Оружейный приказ

О чем говорят на свадьбе

К чему приводят разговоры на свадьбе

Глава Земского приказа

Бури в стаканах

Земский Приказ

У Виноградного моста

Примерка

Производственные вопросы в нерабочей обстановке

Когда ищешь одно, а находишь другое

Экспертный дуэт

Необычайная популярность Зеленой улицы

Долгожданное

Следствие и последствие

Нетерпение и труд

Роза пахнет розой

О мести леиной и мести кошачьей

Ловцы

Зачем учить историю

Дым застилает глаза

Соискатели

Предложения для Себастьяна

Фонтан

Буйная зелень

Эпилог