Удушливый смрад гари ударил в нос, заставляя сморщиться и открыть глаза. Анвар тяжело вздохнул и приподнялся, не понимая откуда исходит едкий запах дыма. Он внимательно огляделся, с удивлением отмечая, что сидит на голой земле, укрытой пеплом сгоревших трав.
Пещера с ровным серым полом и мерцающими от инея стенами, в данной обстановке, казалась навязанной кем-то, обманчивой иллюзией. А присутствия Мирославы и вовсе не ощущалось. Словно она была не более реальной, чем прекрасный сон.
Хранитель Светлой стороны покачал головой и спешно встал на ноги. Его взгляд скользнул по ближайшим постройкам и он едва сдержал изумлённый вздох. Это место, хотя и виденное им в последний раз множество веков назад, было ему слишком хорошо знакомо.
Анвар машинально отряхнулся и неторопливо пошёл в сторону обгоревших изб. Покосившиеся и чудом не развалившиеся, они тоскливо смотрели на него тёмными провалами окон, поднимая с глубины души неприятный осадок прошлого…
– Мама, мамочка, смотри, сегодня я помог соседям подчинить забор и они хорошо мне заплатили, – золотоволосый мальчик лет десяти подбежал к ветхой постели, на которой лежала измученная женщина. – Этого хватило на лекарства, а ещё тётя София дала немного продуктов.
– Мальчик мой, ты у меня, как лучик солнца, – мать с трудом потянулась к нему и оставила на щеке сына ласковый поцелуй. – Несмотря на то, что твой отец оставил нас, я всегда буду благодарна ему за тебя.
Женщина неожиданно зашлась в надрывном кашле. Истощённое тело не выдержало и, как подкошенное, упало на старые, наполненные соломой, подушки. Кашель продолжал безжалостно сотрясать её, не оставляя в покое ни на минуту. Она ощутила вязкую, отдающую железом, солоноватую влагу на губах и поспешила прикрыть рот ладонью, пытаясь скрыть от ребёнка следы крови.
Анвар всё же заметил их и резво бросился к стоявшему неподалёку столу. Он схватил с него старый глиняный кувшин и плеснул в надщербнутую чашу воды. Бережно достал из кармана небольшой полотняный мешочек и немножко отсыпал в сосуд его содержимое.
– Вот, мама, пей, – торопливо вернулся он и протянул его ей. – Тебе обязательно станет легче. – Глядя, как она тяжело глотает получившуюся смесь, продолжил: – Вот увидишь, я буду много работать и, однажды, смогу пригласить к тебе настоящего лекаря.
На её губах возникла слабая тёплая улыбка.
***
Яркая вспышка молнии прошла по мрачному серому небосводу, разрывая его на части. Бесконечные дождевые потоки низверглась на землю, превращая её в топкую грязь. Улицы деревни обезлюдели. Все пережидали непогоду в тёплых уютных домах.
Анвар в отчаянии нёсся по бездорожью, изредка падал, но тут же вставал и продолжал свой нелёгкий путь. Он подбежал к ближайшему дому и принялся исступлённо колотить по воротам, но никто из хозяев и не подумал выйти к ребёнку.
Забрезжившая в серебристом взгляде надежда тут же угасла. Хрупкие детские плечи обречённо опустились. С губ сорвался тяжёлый вздох. Анвар бросился к соседнему жилищу и вновь громко постучал. Но даже через несколько минут ожидания на улице никто не показался.
– Прошу вас, помогите, я готов делать любую работу, – не выдержав, взмолился он, не обращая внимания на катившиеся по щекам слёзы. – Я буду всю жизнь работать на вас бесплатно.
Внезапно неподалёку распахнулась калитка. У ворот показался староста села. Он пристально взглянул на Анвара, нахмурился и взмахом руки безмолвно подозвал плачущего ребёнка к себе.
– Прекрати ходить по дворам и попрошайничать, – вдруг строго начал отчитывать его мужчина. – Урожай был слишком плохим, чтобы подавать. Самим бы выжить.
– Прошу, моей маме… – начал Анвар, желая пояснить причину своего поступка, но староста резко оборвал его:
– Отца своего проси – это ему надлежит заботиться и о тебе, и о твоей матери, – сердито бросил он, вошёл во двор, прикрыл за собой дверь и негромко добавил: – Сам сбежал, а ублюдка своего оставил и теперь нет никому покоя.
Ребёнок подавленно опустил голову и медленно побрёл прочь. Единственную тлевшую глубоко в душе надежду безжалостно погасили. Уныние постепенно заполняло сердце, гася в нём искру интереса к жизни.
Анвар подошёл к покосившемуся дому, в котором уже давно ютились они с матерью. Его взгляд скользнул по подгнившим брёвнам. В душе разлилась липкая горечь. Она поглотила все положительные эмоции и выплеснулась наружу бессильной яростью.
– Я – жалкий червяк, не смог найти денег даже на лекарства, – сдавлено прошептал Анвар и резко стукнул кулаком об стену, вызывая у здания жалобный скрип. – А ещё обещал заработать на врача.
Его длительное самокопание неожиданно прервала мысль о неестественной тишине, разлившейся в доме. Это настораживало. Анвар поспешил войти, молниеносно направляясь в комнату матери. На пороге ребёнок от оцепенел от страха. Побледневшая мать с трудом дышала. Ноги сами понесли к её кровати. Он в отчаянии порывисто склонился к ней. Безудержные слёзы вновь потекли по лицу.
– Мама, мамочка, прошу тебя, потерпи, я найду денег, куплю лекарство и тебе станет лучше, – задыхаясь от ужаса, умолял он.
– Не плач, сыночек, Лучик мой, – обескровленными губами чуть слышно выдавила она. – Ты прости меня, что не смогла ничем помочь, а теперь ещё оставляю совсем одного. – Тонкая ладонь невесомо коснулась его лица. – Знаю, как тяжело тебе приходится, Анвар, но я всё-таки надеюсь, что ты не пустишь в свою душу тьму. – Её взгляд на миг просветлел, словно боль отступила. – Твой удел – свет, родной мой.
– Нет, мамочка, нет, – громко рыдал ребёнок. – Не уходи!
– Уверена, ты станешь очень светлым человеком, – прошелестела она, поморщилась и выдохнула: – Я люблю тебя, сыно…
Звук оборвавшейся фразы поглотила оглушающая могильная тишина. Серые глаза женщины внезапно укрыл бесстрастный лёд смерти, придавая взгляду жуткую пустоту. Ласковая материнская ладонь, ещё мгновение назад гладившая щёку, безжизненно упала на постель.
– Мама, мамочка!!! – истошный детский вопль разорвал безмолвие смерти. – Только не уходи! Не покидай меня!
***
Морозный ветер тоскливо завывал, поднимая с детских плеч тусклые волосы, и безжалостно спутывал их. Мелкий колючий снег неспешно ложился на мёрзлую землю, укрывая её тонким грязно-белым саваном.
Анвар, казалось, не замечал ни промозглого ветра, ни разгулявшейся непогоды. Он с присущим ему упорством остервенело рыл камнем яму, изредка отбрасывая длинные пряди за спину, чтобы не лезли в глаза.
На детском лице застыло напряжённое выражение и бессильная мука. Грязные от почвы руки испещрили кровоточащие раны, но Анвар не останавливался, чтобы передохнуть или обработать ссадины.
Ребёнок лишь на миг покосился на лежащее неподалёку тело матери. Оно было закутано в старую холщовую ткань, которую они раньше использовали, как простынь.
Ветер ухватился за свободный конец самодельного савана и принялся отчаянно тянуть его вверх, будто пытаясь пробудить женщину от вечного сна. Его жалобные завывания напоминали Анвару собственные рыдания.
Погрузившись в размышления, он отвлёкся и камень вдруг выскользнул из руки и в очередной раз прошёлся по изувеченным пальцам. Ребёнок зло скрипнул зубами и нахмурился, сдерживая боль.
Кроме камня у него не было совершенно никаких других инструментов. После того, как отец бросил их, ему пришлось всё продать, чтобы купить лекарства. А просить безжалостных соседей дать лопату не хотелось.
Анвар вновь склонился над землёй, продолжая трудиться, и к ночи могила была готова. Он как можно бережнее перенёс мать и уложил её в яму, и, с трудом сдерживая слёзы, принялся засыпать её. Из груди рвались отчаянные рыдания, но он не мог позволить своим эмоциям взять верх и гневно закусил губу.
– Прости, мама, но я вовсе не такой, каким ты меня видела, – прошептал Анвар над свежей насыпью. – Нет во мне никакого света, я бы с радостью уничтожил бы всех их… Но уважая твоё желание, я не стану мстить, а просто уйду в горы…
Хранитель Светлой стороны остановился перед совершенно целым домом и глухо вздохнул, узнавая в нём место, где когда-то жил. Это заставило его вынырнуть из омута прошлого. Впрочем, ему совершенно не хотелось вспоминать, что вскоре после того, как он покинул деревню, она загорелась.
Анвар не знал была ли это какая-то небесная кара или просто молния попала в одну избу и от неё огонь перекинулся на другие. Но именно глядя на то, как бывшие односельчане рыдают над сгоревшими близкими, осознал, что даже врагу не пожелал бы хоронить любимых.
